Неоязычество [Телегин] (doc) читать постранично, страница - 4

«благодати». Сотворенный мир «хорош». В язычестве же действует принцип «радости». Поскольку в христианстве мир сотворен Богом, то сам по себе он не имеет ценности, он обесценивается и превращается в «юдоль скорби». Для Ницше «христианство есть ненависть к чувствам, к радостям чувств, к радости вообще…» (Там же. § 21). В язычестве, напротив, присутствует обращенность к миру. Мир ценен сам по себе, и жизнь в нем вызывает радость. Жизнерадостность язычества выступает против аскетизма и страданий христианина. Христианство говорит земной жизни «нет». Оно целиком направлено к жизни после смерти. В язычестве мы встречаем уверенное «да» земной жизни ради продолжения ее же и после смерти. Язычество – это позитивный взгляд на мир и жизнь в нем, христианство – негативный. В христианстве мы находим презрительное отношение к миру. Для христианина «мир лежит во зле», как и для буддиста «жизнь есть страдание». В язычестве мир пребывает в радости. Радость должна переходить в экстаз, а экстаз вызывать радость. При этом именно через экстаз и происходит воссоединение язычника с Богом, на что и были направлены, например, дионисийские таинства.
В христианстве человек и Бог экзистенциально совершенно различны, вплоть до противопоставления. Человек, даже святой, никогда не достигнет уровня Бога. Человекобог в христианстве – это сын сатаны, антихрист. В язычестве разница между человеком и Богом не качественная. Это разница в уровне, но не в природе. Герой может стать Богом, а Бог на земле превращается в смертного. Гераклит учил, что Боги – это бессмертные люди, а люди – это смертные Боги. Человек может даже превзойти Богов. Боги слушаются мойр и страшатся судьбы. Люди же смело восстают против судьбы. Герой – это уже полубог, переходная ступень между человеком и Богом. Для христианина такой взгляд – полное богохульство. В Библии змей соблазняет Адама и Еву, предлагая им «быть как Боги». В язычестве «быть как Боги» - естественное состояние героя и цель ритуала посвящения. Мученик и аскет в христианстве – полная противоположность герою в язычестве. Его храбрость, воля и бунт в христианстве оцениваются как сатанинская гордыня. В христианстве человек как личность обесценивается. Поэтому прав Ницше, когда говорит, что «христианство – это ненависть к уму, гордости, мужеству, свободе» (Там же. § 21).
В язычестве человек утверждает свое самостояние как герой. В язычестве герой – и сын Богов, и отец Богов, и равен Богам, и превосходит их. Между героем и Богами существует лишь стилистическое отличие, но они едины по своей природе. В христианстве же человек и Бог не единоприродны. Человек создан по образу и подобию, но не по природе Бога. Он не равен Богу, а лишь его отражение, причем искаженное материальной природой. Таким образом, в христианстве человек лишается положительной ценности и даже личности. В язычестве человек стоит в центре мира, является его мерилом. Мир даже творится из частей тела первого человека, принесенного в жертву. В христианстве же человек вторичен по отношению не только к Богу, но и к миру, он отделен от мира, от жизни и от Бога. В язычестве этот разрыв сменяется синкретизмом, недвойственностью. Уже хотя бы этот пример показывает, насколько языческое миросозерцание совершеннее, «выше», гармоничнее, чем вся христианская вера вместе взятая.
В христианстве человек по отношению к Богу – зависимое, жалкое творение, тварь. По словам Ницше, «христианство есть восстание всего по земле пресмыкающегося против того, что над ней возвышается: Евангелие “низших” унижает» (Там же. § 43). В язычестве, однако, человек совершенно самостоятелен, самодостаточен и даже равновелик Богам, раскрывая свои сверхчеловеческие качества. В христианстве каждый самостоятельный шаг человека – это гордыня и удаление от Бога. В язычестве каждый самостоятельный шаг человека – это проявление героизма и приближение к обожению и сверхчеловечеству. В христианстве человек лишен любого будущего, которое зависело бы только от него. В язычестве у человека нет никакого будущего, если он не проявляет самостоятельность. В христианстве человек раб Божий, а в язычестве человек не только не раб, но он даже заставляет Богов служить себе, они подчинены его героической воле. Героические поступки людей воспринимаются в язычестве не как гордыня или бунт, а как подтверждение высших качеств человека и оправдание существования самих Богов. В христианстве Богу нужны послушные рабы. В язычестве Боги не могут существовать без самостоятельных, свободных и великих людей – героев. Через славу деяний герой приобщается к вечности и становится Сверхчеловеком. Святой же в христианстве – это полное рабское самоумаление, самоуничижение перед волей Бога и, в конечном итоге, самоуничтожение.
Язычество в культе героя отражает всю полноту, все биение жизни, ее напряженность и трагизм. Христианство же, отражая интересы и ценности расово чуждых европейцу выходцев из противоположной реальности, поглощает все это