Гнев. История любви [Джули Энн Питерс] (fb2) читать онлайн

Гнев. История любви

Джули Энн Питерс

Страна Радости: эпизод 1

Камуфляжные штаны с донельзя заниженной талией едва прикрывают мне задницу. Если она посмотрит на меня, то увидит бретельку моих стрингов. Если я замёрзну в этом коротком бежевом топе, то соски будут моей самой выдающейся чертой. Мои волосы сексуально падают на глаза. Моя походка убийственна. Она не может не замечать меня.

Она замечает меня, медленно переводит на меня взгляд, затем замолкает на полуслове со своими лесби-подружайками. Её взгляд царапает, ощупывает и обжигают меня. Я чувствую, как она впитывает меня и истекает слюной. Я не смотрю в её сторону. Не сейчас, не сейчас. Мой взгляд слегка блуждает по толпе. Йес! Она ухватила наживку. Я улыбаюсь ей в ответ.

Она моя.

* * *

Страна Радости: эпизод 2

Я столь же сексуальна. Она отходит от своих лесби-подружаек и идёт за мной на парковку. Она садится в свою машину, едет за мной, проезжает на жёлтый свет. Она следует за мной до берега реки, до края Фэллон-Фоллс. Мы паркуемся и выходим. Я ступаю по скользким камням, вытянув руки и балансируя в бурлящей воде. Я выбегаю на берег, зная, что она идёт на мой запах. Обогнув валун, я ныряю в пещеру и жду. Запах жжёного сахара щекочет мне нос. Я слышу её. Она входит и становится передо мной — протягивает руку, обе руки, и обхватывает меня, скользит руками по талии, обнажённой коже. Нервные окончания вздрагивают и щёлкают. У меня нет времени моргать или облизывать губы.

– Привет. Меня зовут Джоанна.

Она целует меня долго и жадно, пробуждая во мне боль страстного желания. У её губ привкус сначала металлический, потом дынный. Наконец, она отпускает меня. Я хватаю ртом воздух, и она говорит:

– Ну, коли уж мы друг другу представились...

* * *

– Джоанна, дорогая?

Я возвращаюсь к настоящему.

– Миссис Аркаро скончалась, – говорит Жаннет.

Я пропустила последний вздох её жизни. Укол вины за то, что я грезила наяву в столь критический момент, пронзает сердце, но я отгоняю его. Я нежно сжимаю хрупкую руку миссис Аркаро и кладу её на простыню. Я чувствую, как мама улыбается мне с небес.

Покидая хоспис, я чувствую подъём. Кому-то я была дорога. Даже если миссис Аркаро была незнакомкой, я была рядом с ней в конце её пути.

И я единственная осталась.

Глава 1

Миссис Гоинс попросила меня встретиться с ней в комнате на втором этаже. Якобы она в отчаянии.

– Так много старшеклассников вряд ли закончат школу, – жаловалась она. – Не могла бы язаняться репетиторством одним из таких? Он не простой ученик, ему нужно помочь с выпускным проектом.

Наверное, я должна чувствовать себя особенной, но мне нужно закончить собственные проекты — например, чёртов курс киноведения, на который меня затащила Новак.

Я заглядываю внутрь. Класс пуст. Я что, перепутала комнату? В последнее время у меня выпадают из памяти целые блоки времени, так как я то и дело витаю в облаках. Куда девается жизнь, когда ты что-то пропускаешь?

Рюкзак соскальзывает с плеча, а из переднего кармана выпадает записка.

"Я бросаю киноведение", – пишет Новак.

Старая записка от начале семестра. В тот момент я подумала: "Спасибо. Вот и ты бросаешь меня, как все остальные".

Я слышу приближение миссис Гоинс, а потом вижу её. Она... шуршит? Вероятно, это трутся друг о друга её бедра или что-то в этом роде. С начала года она прибавила около 9 кг. Многие за глаза называют её "Мясистые Ляжки".

Я бы никогда так её не назвала.

Кто-то материализуется позади Мясистых Ляжек.

– Джоанна, это Робби Иноуэ. Робби, это Джоанна Линч.

Боже мой! Убейте меня сразу!

Робби Иноуэ пугает меня до чёртиков. Возможно, он умственно отсталый или с проблемами в развитии, или как его ещё назвать, чтобы не говорить правды. Он определённо не в себе. У него несимметричные глаза, или, может быть, это из-за того, что у него кривая голова? В уголках его рта засохла слюна, и он неуклюже волочит ноги, как Франкенштейн. Он невысокий. Я ростом чуть выше метра семидесяти, а он ниже меня, но кажется огромным.

Когда-то давным-давно медлительного Робби все толкали в коридоре. Я видела, как ему ставили подножки. Затем наступил ноябрь прошлого года, прямо перед Днём Благодарения^[1]. Помню, потому что Новак бросил её парень, Данте — снова – и потребовалось больше обычного, чтобы остановить внутреннее кровотечение. Мы сидели в туалете рядом со столовой. Она уже готова была резать себе вены, но я стала убеждать её, что она идиотка, раз была с ним.

– Если бы я не была такой неотразимой, – икала она, вытирая нос, – то меня бы обходили стороной всякие паразиты.

– Вот именно, – ответила я. Я опоздала – не успела удержать её.

– Мне лучше без этого засранца.

– Тоже верно.

У меня был промежуточный экзамен по тригонометрии, и последнюю контрольную я в итоге не сдала.

– Спасибо, милая, – Новак обняла меня. – Что бы я без тебя делала?

Она обнимала меня так крепко, что я чуть не задохнулась.

Потом я вылетаю из туалета, расталкивая всех вокруг, и протискиваюсь сквозь толпу людей, выходящих из столовой. Звенит поздний звонок, и мой класс оказывается двумя этажами выше. Затем я слышу крик, больше похожий на пронзительный вопль. Я оглядываюсь и вижу размытое пятно из кожи, костей и слюны с оскаленными зубами. Это Робби.

Кто-то отнял у него чемоданчик с инструментами, который он повсюду носит с собой. Какой-то парень размахивал им над головой, а Робби лежал на полу, будто на него напали. Его книги и бумаги рассыпались по лестнице, он босой на одну ногу.

Но потом он резко поднялся, как Атлантида, выходящая из моря, замахал кулаками, как разъярённый Голиаф, визжа и ревя так громко, что у меня заложило уши. Парень с чемоданчиком кинул его другому парню, затем девушке, ещё одному парню, ещё одной девушке. Робби просто помешался, начал метаться из стороны в сторону, пытаясь поймать свой чемоданчик, и издавать пронзительный ястребиный вопль, брыжза пеной и слюной, а затем врезаал одной из девушек кулаком прямо по отбивным. Судя по тому, что та крикнула и выронила чемоданчик, удар был точным.

Первый парень решил отомстить за свою девушку и попытался схватить Робби сзади за шею, но промахнулся. Робби развернулся и впечатал парня головой в кирпичную стену.

Я услышала — почувствовала — хруст костей.

Не знаю, зачем я это сделала, но чемоданчик лежал менее чем в метре от меня, и я наклонилась и подняла его. Робби выхватил чемоданчик, а затем так двинул меня его углом в подбородок, что я впечаталась в перила лестницы.

Его лицо оказалось в нескольких дюймах от моего, затем его глаза закатились, он замахнулся и ударил меня в плечо. Я покатилась с лестницы, чувствуя, как ломаются позвонки.

У меня был вывих плеча. Моя сестра Тесса возвращалась домой поздно, поэтому Новак отвезла меня в неотложку.

У парня, которого избил Робби, было сотрясение мозга, а у его девушки разбита губа, но никто из нас не донёс в полицию. К несчастью, с тех пор Робби ходил по коридорам, и все его избегали. Особенно я.

– Робби, почему бы тебе не присесть? – спрашивает миссис Гоинс.

Чемоданчик этого психа касается моей ноги, и я отскакиваю назад.

Не успела я вскрикнуть, как миссис Гоинс понижает голос и говорит:

– Спасибо тебе, что согласилась помочь, Джоанна. Ему позарез нужен школьный аттестат.

И мне тоже.

– Миссис Гоинс, у меня изменился график учёбы. Я узнала об этом только сегодня, и теперь в 14:00 я занята. Хм... каждый день.

Мой взгляд перемещается на Робби, и я вижу, что тот сел за учительский стол и развалился в кресле. Он выдвигает верхний ящик и достает степлер.

Миссис Гоинс смотрит на меня поверх своих старомодных очков:

– Я думала, что могу на тебя рассчитывать.

Моё лицо вспыхивает. Она спонсировала молодёжный клуб, когда я в нём состояла – до того, как заболела мама...

– Ты первая, о ком я вспомнила.

В её глазах мольба, или это отчаяние?

— Я... думаю, я смогу что-то сделать со своим графиком.

– Спасибо, Джоанна, – она кладёт руку мне на предплечье. – Слезь с моего стула, Робби, – приказывает мальчику миссис Гоинс.

Он скатал степлером свою футболку в ком, а сейчас дёргает за конец, распрямляя, и скобы летят в окно.

Она указывает ему на стол впереди, и он хватает свой потрёпанный коричневый чемоданчик, который размером с тромбон или саксофон.

– Робби, Джоанна поможет тебе с выпускной работой, чтобы ты закончил школу вместе со своим классом. Она будет заниматься с тобой. Ты знаешь, что значит "репетитор"? Это значит...

– Я знаю, что это значит, – говорит Робби вялым монотонным голосом.

Его голова механически поворачивается, а глаза останавливаются на мне.

Вспышка фантомной боли пронзает мне руку. Пожалуйста, не трогай меня.

– Ему нужно закончить сочинение. Не знаю, начал ли он его вообще. Робби, – обращается к нему она, – ты уже начал писать сочинение?

Тот не отвечает.

Успокойся. Не зли его. Она достаёт из своей сумки лист с заданием и машет им передо мной. Робби вытягивает ноги, так что мне приходится переступать через них. Он поднимает их так, что я чуть не спотыкаюсь.

Дебил. Стоп, мне неловко называть умственно отсталого дебилом. Да, наверное, это неправильно.

Чему он ухмыляется?

Миссис Гоинс смотрит на часы:

– Через 5 минут у меня конференция, так что я оставляю вас. Ему нужно закончить сочинение и сдать его на кафедру английского языка к следующей пятнице, – проходя мимо, она добавляет: – Робби, закончи сочинение, и учёба закончится. Слушайся Джоанну.

Я бегло просматриваю задание. О, да, мне это знакомо. Имя. Дата. Не менее чем тысячей слов опишите свой лучший и худший момент в средней школе и что вы при этом узнали о себе.

Мы узнали, что надо будет подготовить выпускное сочинение, в сентябре прошлого года на первом собрании старшеклассников. Там сказали, что мы должны сдать её к первому апреля, чтобы получить аттестат. Уже май.

– Слушайся Джоанну, – повторяет Робби.

– Что? – я смотрю на него поверх листа, а он настороженно смотрит на меня. Я сажусь за учительский стол, чтобы между нами было что-то твёрдое. – Ты принёс какую-нибудь бумагу?

Он раскидывает руки в стороны, и я невольно отшатываюсь назад и стукаюсь о подставку для доски. Ай – больно...

Он рассеянно улыбается.

Что с ним не так? Я плюхаюсь в кресло на колёсиках, и оно чуть не опрокидывается. Он хихикает.

– У тебя есть чем писать? – спрашиваю я.

– Слушайся Джоанну, – повторяет он.

Я выдвигаю верхний ящик стола и нахожу зелёный механический карандаш. В нижнем ящике есть листы белой бумаги, поэтому я достаю несколько и щёлкаю карандашом, чтобы вылез грифель.

Робби всё это время смотрит на меня, как загипнотизированный. Я встаю и протягиваю ему бумагу и карандаш. Он подносит карандаш к носу и нюхает, а потом проделывает то же самое с бумагой.

Странно.

Он вообще читать умеет? Что ж, будем надеяться, что умеет, коли уж он в выпускном классе средней школы. Половина спортсменов не умеет даже читать. Джоанна, ты дура! Не надо мыслить стереотипно. Робби, вероятно, учился по общей программе, или как это там называется.

Я прочитала Робби:

– "Не менее чем тысячей слов опишите свой лучший..."

– "...и худший момент в школе и что вы при этом узнали о себе", – бубнит он.

Я даю ему ксерокопию выпускного задания. А писать он умеет?

– Джоанна, Джоанна, Джоанна... – невозмутимо талдычит он.

Робби выпрямляется за столом и выводит несколько слов поперёк страницы. Я подхожу посмотреть, что он пишет.

Он прикрывает написанное, но я успеваю разглядеть своё имя. Он разделяет его на части "Джо Анна". Внизу страницы он написал что-то покрупнее.

Он поднимает руку, чтобы я увидела. Три слова: "ПОШЛА НА ХЕР".

Занятие окончено. Я хватаю рюкзак со стола и направляюсь к двери.

– Эй!

Я не останавливаюсь.

– Эй!!! – зовёт он громче. Стол скрипит.

– Что? – я оборачиваюсь.

Он быстро моргает:

– Это не тебе.

Его глаза секунду бегают по сторонам, затем фокусируются на чём-то позади меня.

Я поворачиваюсь. Кровь приливает к лицу. Голова, мозг и уши взрываются.

Это она.

Давно она там стоит?

– Чем занимаешься? – спрашивает она.

Я открываю рот, чтобы произнести первые в своей жизни слова, обращённые к Рив Харт, потом понимаю, что она обращается не ко мне.

Робби говорит:

– Слушаюсь Джоанну.

Взгляд Рив на секунду задерживается на мне. Это мимолётно, но, кажется, она замечает, что я здесь.

– Пора идти, Робби, – бормочет она и уходит.

Недалеко. Она останавливается и ждёт. Я могу протянуть руку и дотронуться до неё. Могу взять её за руку...

Робби с трудом встаёт и подхватывает свой чемоданчик. Он подкатывается ко мне у двери, и я отступаю в сторону, пропуская его. Он протягивает бумагу и карандаш.

– Потом, чикса, – говорит он и сжимает мне плечо. Меня пронзает фантомная боль.

Рив уходит, Робби топает за ней по пятам. В конце коридора он что-то говорит ей, а она разворачивается и бьёт его кулаком в грудь.

Я вздрагиваю и взвизгиваю. Рив бросает в мою сторону мрачный взгляд.

Я влетаю обратно в класс с бешено колотящимся в груди сердцем.

Пронесло. Я прижимаю рюкзак и пытаюсь отдышаться.

Какая между ними связь? Интересно. Она с ним знакома? Вряд ли они пара. Ещё чего! Робби же умственно отсталый. А Рив лесби.

И она моя.

Но только в "Стране Радости".

Пока.

Глава 2

Помню, что перед уходом в школу заперла дверь. Я в этом уверена.

Новак сидит за столом с открытым ноутбуком и разложенными бумагами.

– Надеюсь, ты не возражаешь? Меня впустила Тесса.

Никак не могу привыкнуть, что Тесса вернулась. Вроде старые времена вернулись, но нет.

Новак даже не поднимает взгляда, когда я бросаю рюкзак на пол, и говорит:

– Ты не поверишь, что я решила связать...

Она поднимает указательный палец – типа, держись. Она что-то быстро набирает в ноутбуке.

Давно она здесь? Её вязание перекинуто с дивана на кофейный столик. Она оглядывается через плечо, быстро встаёт, собирает вязание и спицы и засовывает их в свою сумку.

– И что же ты вяжешь? – спрашиваю я.

– Пояс верности.

– Тогда лучше возьми стальную пряжу.

– Вообще-то это для ребёнка.

Она возвращается к ноутбуку, а я растягиваюсь во весь рост на диване, роюсь в подушках в поисках пульта от телевизора и нажимаю кнопку включения.

– Слушай, – говорит Новак. – Я не могу работать при работающем телеке.

Я выключаю его, поворачиваю голову, чтобы посмотреть на неё, на её выгнутую спину, длинные волосы, струящиеся по плечам – такие шелковистые и блестящие. У меня сводит всё внутри, и я отворачиваюсь.

Может быть, когда-то я хотела её.

– Как жизнь в аду? – спрашивает она, продолжая стучать по клавишам.

– Ты бы знала, если бы время от времени появлялась.

– Я почти закончила. Мне осталось немного дописать, и я ухожу.

Я не могу перестать смотреть на неё. Боль поднимается между моими...

Нет. Прекрати. Тебе просто скучно.

– Я принесла тебе почту, – говорит Новак.

Она указывает подбородком на стопку на стойке. Я встаю и просматриваю её. Никаких документов о поступлении в колледж. Только реклама по кредитным картам и подписки на журналы – всё для Тессы или Мартина.

Новак перечитывает написаное. Она поднимает голову и посылает мне воздушный поцелуй. Я высовываю язык. У нас это такая игра, в которой она притворяется, что я ей нравлюсь, а я отбиваюсь от её отвратительных заигрываний.

Всё это было очень весело — до Данте.

– Не возражаешь, если я включу телевизор?

Она поднимает руку, затем опускает её – разрешает.

Этот низкий диван – единственный предмет мебели, который я купила сама. Тесса взяла диван-кровать, когда съехала с квартиры и поступила в колледж в Миннесоте, а обратно вернулась уже с мужем.

Я листаю телеканалы и натыкаюсь на фильм на испанском – сцена, когда двое занимаются этим под простынями и стонут. Это привлекает внимание Новак:

– Эй, озабоченная.

– За себя говори.

– Я такая и есть.

Она продолжает работать.

Я и Рив. Боже, как же сексуально она сегодня выглядела! На Рив было как раз то, что я придумала в Стране Радости: штаны с заниженной талией и прозрачный топ с километрами открытой кожи. Я всегда надеваю лифчик. Однажды я надела в школу стринги, и весь день мне было некомфортно, будто задницу перетянули верёвкой. Я боялась, что все догадаются об этом по моей походке.

Парень на экране сбрасывает простыни и говорит что-то по-испански. Сеньорита – muy bonita^[2]. На ней прозрачный пеньюар, густо лежат тушь и подводка для глаз. Обожаю, как Рив подводит глаза. Иногда она рисует на тенях полоски и узоры, похожие на животные принты или абстракционизм. Я сажусь в столовой так, чтобы пожирать её глазами за обедом. У неё глаза большие, как в аниме.

Я поняла, что её настроение отражается в рисунках теней на веках. Если она счастлива, то рисует пастельное небо и набегающие волны. Гнев – это резкие линии, большие чёрные мазки. Однажды она нарисовала по слезинке под каждым глазом и приклеила внутри синие стразы.

Здесь жарко, что ли? Я отползаю достаточно далеко, чтобы дотянуться до дверной ручки и приоткрыть дверь. Внизу, в главном доме, слышно, как открывается и закрывается раздвижная дверь во внутренний дворик. Торопливые шаги. Хлопает дверца машины и заводится двигатель.

– Что Тесса делала дома? – спрашиваю я у Новак.

– Что? А... сказала, что сегодня её тошнит. Сама знаешь.

Я узнала о возможной будущей племяннице или племяннике, когда была в гараже и стирала бельё. Мартин вошёл с охапкой полотенец и сказал:

– Можешь поздравить.

– С чем? – спросила я. – С тем, что ты придурок?

Он свалил всю ношу мне на голову:

– Полагаю, Тесса тебе рассказала.

– Что ты придурок? – сказала я, выбираясь. – Неа. Я и сама это знаю.

– Мы беременны, – его улыбка осветила ночь.

– Крутяк! Мои поздравления, – сказала я и чуть не добавила: "Долго же вы собирались". Боже, я чуть не сказала это вслух!

Новак подходит, приподнимает мне ноги и устраивается под ними. Внутри начинает покалывать.

– Чем занимаешься? – спрашивает она.

– Наблюдаю за циркуляцией воздуха.

– Клянусь, я тебя познакомлю, – вздыхает Новак.

Я бросаю на неё убийственный взгляд:

– Это будет последнее, что ты сделаешь на Земле.

Один-единственный раз она свела меня с бритой и проколотой цыпочкой-фем-наци, которая всю ночь разглагольствовала о свержении патриархата и правах своей матки.

Новак молчит.

– Что молчишь?

– Можно Данте сюда приехать?

– Прямо сейчас?

Она втягивает голову в плечи.

Кажется, сейчас они решили потрахаться. Мне всё равно нужно ехать.

– Не шумите только, ладно? А то Тесса подумает, что у меня тут публичный дом.

– Беру Тессу на себя, – улыбается Новак.

Она достаёт крючок для вязания и проводит им поперёк горла.

Когда мы были моложе, Тесса пыталась научить меня вязать и крючком, но я не в зуб ногой. У меня даже набор петель не получался, или как там это называется.

Я поднимаюсь, и Новак добавляет:

– Спасибо. Кстати, тебе, возможно, позвонит Аманда Монтеро.

– Зачем?

– Я рассказала ей о тебе.

– И что же ты ей рассказала?

– Ну... она тебе заплатит.

До меня не сразу доходит.

– Я не занимаюсь сутенёрством в своей квартире. Новак...

– Ладно. Я просто подумала, что ты захочешь подзаработать немного денег.

– Не хочу.

Только не таким способом. Я направляюсь в свою комнату.

– Ты могла бы подглядывать. Иначе ничего другого тебе не останется. Просто шучу, – кричит она. – Не бери в голову.

– Да пошла ты... – бурчу я себе под нос.

– Ты же сама этого хочешь.

Я закрываю дверь своей комнаты. Быть лесби так тяжело — и плевать, что говорят другие. Быть лесби и девственницей просто глупо и тупо. Когда я сказала Новак, что я лесбиянка, она такая: "Так, к чему ты клонишь?" Нам было по 15, мы только перешли в старшую школу. Маме ещё не поставили диагноз, а Тессы не было рядом. В тот же год я совершила каминг-аут перед Новак, когда Тесса потеряла первого ребёнка.

Почему мне это вспомнилось? Просто так.

Я перебираю груды белья на полу в поисках чистой футболки.

Теперь у Тессы вторая беременность.

Я переодеваюсь в свои узкие джинсы и натягиваю клетчатые "конверсы". Новак лежит на диване в гостиной, прикрыв глаза рукой.

– Не кури, ладно? И Данте скажи.

В прошлый раз здесь целую неделю воняло травкой. Как будто живешь внутри косяка.

– Обожаю тебя, Джоанна-банана. Ты сочный фрукт, – Новак поднимает руку и посылает мне воздушный поцелуй.

Надо сказать ей: "Игра окончена".

Я хватаю рюкзак и ключи, решив немного прогуляться по торговому центру. Нет, нафиг торговый центр, пойду в хоспис. Стопка почты по-прежнему лежит на стойке, и я сгребаю её.

Ступеньки в квартире деревянные и покоробленные; они прогибаются при малейшем нажатии. У мамы с папой были большие планы по ремонту квартиры над гаражом, а у жизни были другие планы – в частности, их смерть.

Я открываю дверь во внутренний дворик и проскальзываю внутрь главного дома. Шторы задёрнуты; темно и холодно, и я кашляю от паров краски. Мартин держит отопление в режиме "Северный полюс". Тесса красит гостиную в фиолетовый. Простите — в цвет "баклажан". Разве ей можно работать с краской во время беременности?

Я кладу почту на стол и замечаю тонкую стопку, которую Тесса собирает для меня: страховка на мою машину, выписка из банка, 20-долларовая банкнота.

Я продолжаю говорить ей, что мне не нужно денег. Я оставляю всё это, бросаю почту в рюкзак и ухожу. Мелькнувшая красная ленточка в мусорном ведре у стойки привлекает моё внимание, и я выуживаю её.

Это петелька от ленты, которая была привязана к слепку моей руки. Кусочек гипса — мой правый мизинец — превратился в осколок. Я отковыриваю кусок побольше – ладонь и большой палец. На стойке я собираю все кусочки вместе. Я сделала это в детском саду. Как сейчас помню холодную, вязкую кашицу из штукатурки между пальцами. Этот гипсовый слепок всегда висел на стене в нашей столовой.

Тесса возвращается в мою жизнь, когда я пытаюсь освободиться от её влияния. И она выкидывает в мусор слепок моей руки. Я провожу указательным пальцем по крошечным пальчикам, гладкой ладони – и комок подступает к горлу. Это всего лишь слепок руки.

Я приготовила его ко Дню Матери^[3].

Я сметаю кусочки гипса с края стойки в мусорное ведро. Как только смогу позволить себе собственное жильё, я уйду. Слышишь, Тесса? Я уйду сама.

Глава 3

Робби, шаркая, входит через 10 минут после последнего звонка, выглядя так, словно понятия не имеет, где он и кто он. Мне знакомо это чувство.

Интересно, способны ли такие, как он, что-либо запомнить?

Все его обожают. Боже, какая же я злюка.

Он проходит и останавливается у письменного стола. К его нижней губе прилип пузырь слюны, и мне хочется намекнуть ему, чтобы он облизал губу там, где осталась слюна, вытер её или всосал.

– Присядешь? – спрашиваю я.

Он разворачивается и крутясь садится на стул. Вау, это было что-то вроде... балетного танца? Если не считать того, что его чемоданчик хлопнулся на стол рядом с ним. Глухой удар разносится по комнате и отдается у меня в груди.

Из кармана брюк он достает моток верёвки и встряхивает его. Он начинает пропускать её сквозь пальцы.

Похоже, сегодня он своё сочинение снова не закончит. Я встаю и протягиваю ему бумагу и карандаш. Я принесла разлинованную бумагу и простой карандаш. И ручку тоже.

Он наматывает верёвку на пальцы.

– Эй!

Он вздрагивает, распутывает верёвку и кладёт её себе на колени. Я кладу перед ним на стол бумагу.

– Мой лучший момент, – говорит он, глядя на бумагу и письменные принадлежности.

– Правильно. Начни сначала.

– Нет, – он поднимает голову. – Сначала твой.

– В смысле?

Если он собирается вести себя агрессивно или что-то в этом роде...

– Я имею в виду, – медленно и обдуманно произносит он, – какой момент был лучшим в твоей жизни?

– В своём сочинении я его выдумала.

– И что же ты написала? – он расплывается в улыбке.

Я вспоминаю прошлое.

– Я писала, как усердно училась и получила высший балл по физике. Но сейчас я даже не вспомню оттуда ни одной формулы.

Он ухмыляется ещё шире.

– Поэтому неважно, что ты напишешь. Главное – не моё имя и не "пошла на хер". Мне твоё сочинение потом миссис Гоинс показывать.

– Мясистые Ляжки, – говорит Робби.

Я с трудом не улыбаюсь.

– Не менее тысячи слов, – добавляет он.

– Правильно.

Он опускает взгляд на бумагу и морщит лоб. Я возвращаюсь к столу, чувствуя на себе его взгляд. Но вообще он никогда не смотрит мне в глаза – скорее на губы.

– Какой у тебя был лучший момент? – спрашивает он.

Разве мы не только что говорили об этом?

– Без выдумок, – уточняет Робби.

Мозги тормозят. Серьёзно. Ничего не могу вспомнить.

Робби ждёт и не дождётся. Разум замирает. Наконец мысль вырывается на свободу, но единственное, что приходит в голову:

– У меня не было лучшего момента.

– Вот и у меня тоже, – кивает он. – Зато был худший момент – целая куча худших моментов.

– Вот и хорошо. То есть, ничего хорошо, конечно, что у тебя в жизни столько плохого. Начни с самого худшего. Выбери какой-нибудь из них.

Он кладёт бумагу по центру стола, переворачивая и выкладывая листы так, пока из них не получается квадрат, а затем целый год решает: карандаш или ручка? Карандаш или ручка? Ручка! Я смотрю, как он пишет своё имя в правом верхнем углу. Для парня у него хороший почерк. Это сексизм? Мартин пишет совершенно неразборчиво, о чём я знаю только потому, что однажды он написал мне записку: "Ты станешь тётей! Теперь буду звать тебя тётей Мо-Джо^[4]".

Это было сразу после возвращения Тессы домой.

Робби чешет за ухом.

– Как пишется "убийство"?

– Что?

Он что-то пишет.

– Кого убили? – спрашиваю я.

– Маму, – Робби поднимает голову на долю дюйма. – Я убил её.

Я стукаюсь затылком о доску и падаю со стула. Должно быть, на голове остался синяк. Придя в себя, я бочком выхожу за дверь, говоря Робби:

– Я кое-что забыла в шкафчике... точнее, в машине... то есть, я сейчас вернусь.

Я бросаюсь бежать. Как снаряд, я врезаюсь в другой движущийся объект, и от столкновения мы обе разлетаемся в разные стороны.

– Что за чёрт? – кто-то сжимает мне плечи. – Что за чёрт!

Боже мой! Голова и мышцы включаются. Я столкнула Рив, и я... лежу на ней.

Я поднимаюсь на ноги. Голосовые связи застревают где-то между желудком и горлом. Я прикоснулась к Рив Харт – всем телом.

Я вскакиваю на ноги и протягиваю ей руку:

– Прости.

Она отталкивает мою руку и встаёт.

– Правда, – говорю я. – Это... это всё из-за него. Он... – взгляд устремляется обратно в комнату, где Робби продолжает сидеть, сгорбившись, и писать. – Он сказал, что убил мать.

– Что? – Рив корчит недоумённую мину. Она наклоняется вперёд и заглядывает в комнату. На мгновение мне кажется, что она набросится на меня, взорвётся ураганом, может быть, ударит или сожжёт. Но её ноги остаются неподвижны. – У него проблемы с головой, – говорит она. – А ты думала, что он это серьёзно?

Я открываю рот и втягиваю воздух.

Все эти годы. Все мои воображаемые сцены и стимуляции. Она как будто пришла из сказки со своей молочно-прозрачной кожей. Её груди выступают из глубокого выреза майки. У меня внимание рассеивается. Мы лежим вместе на полу в коридоре. Она смотрит мне в глаза.

Я с трудом сглатываю.

– Он сам это написал, – говорю я, – в своём сочинении.

Рив прищуривается.

– Эй, недоумок! – кричит она в комнату. – Тащи сюда свою тухлую задницу.

Её глаза снова встречаются с моими и задерживаются. Кажется, она опускается на ступеньку ниже. Или мне кажется? Я улыбаюсь. И икаю.

Робби машет своим сочинением у меня перед носом.

– Я ещё не закончил, – говорит он. – Тысяча слов – это десять раз по десять и ещё по десять.

Я забираю у него сочинение и бегло просматриваю три исписанных им с обеих сторон листа. Он много написал. Мне бросается в глаза отрывок предложения: "...разрезал её тело на кусочки и съел".

Блин, да он просто псих.

– Ты сказал, что убил нашу мать? – спрашивает Рив.

Я перевожу взгляд с него на неё. Нашу?

Улыбка пробегает по лицу Робби, но исчезает, когда Рив хватает его за шкирку, сжимает кулак и бьёт по лицу. Сильно. Я чувствую, как пол уходит из-под ног.

– Он врунишка, – поясняет мне Рив. – Не верь ничему, что он тебе говорит, – она сжимает в кулак его рубашку и душит его. – Что ещё ты сказал, придурок? Если ты сказал что-нибудь обо мне...

– Он не говорил, – я протягиваю руку и сжимаю запястье Рив. – Он ничего не говорил о тебе.

Она смотрит на мою руку, лежащую на её плече.

– Зачем ты это сделал? – она отдёргивает руку.

– Я...

Но она обращается не ко мне, а смотрит мне за спину на Робби.

Он декламирует:

– Я слушаюсь Джоанну.

Рив отступает на шаг.

– Мне пора, – она разворачивается и несётся по коридору. Потёртый край её джинсов волочится по полу. Робби медлит, как будто хочет сказать что-то ещё. Я хочу спросить, всё ли с ним в порядке. Рив поворачивается и визжит: – Заткнись, Робби!

* * *

В магазине "Bling's", где я подрабатываю, полно подростков. Клянусь, они с каждым днём становятся моложе и злее. Если я спрашиваю: "Могу я вам чем-нибудь помочь?", – они смотрят на меня так, словно хотят сказать: "Умоляю! Ты? Помочь мне? Ты отстой". Моя работа в торговом центре, по сути, выслеживать магазинных воришек. Я захожу и сразу же замечаю, как несколько крашенных блондинок, одетых в соответствующие наряды, примеряют браслеты и перебирают ожерелья, снимают серьги со стенда и крутят их – отвлекают внимание. Это так очевидно. Одна из них опускает в сумочку две пары золотых обручей.

Я подхожу:

– Могу я вам помочь?

Она бросается к проходу. Я преграждаю ей путь. Она лихорадочно ищет подруг, но те уже разбежались. Неплохо.

Поправляя серьги на столе, я понижаю голос и говорю:

– Тебе не выйти за дверь. Всё помечено противоугонным кодом. Сработает сигнализация, и тебя арестуют.

Её нижняя губа дрожит.

Я добавляю:

– Сейчас я отвернусь, а ты положишь серьги обратно.

Я отступаю в сторону и слышу, как расстёгивается её сумочка.

Они не всегда тупые. То есть, камон. Неужели кто-то станет кодировать 6 млн. штук бижутерии? Краем глаза замечаю, как она выскальзывает за дверь.

Не могу дождаться, когда поступлю в колледж, чтобы мне больше никогда не приходилось работать. Самая крупная моя покупка на распродаже стоила $16,12. Хотела бы я проводить всё свободное время в хосписе, но волонтёрская работа не окупит обучение.

Торговый центр закрывается в 22:00. Шондри, моя начальница, говорит, что снимет кассу. Когда я прохожу мимо ресторанного дворика, от запаха китайской кухни у меня урчит в животе. На обед я заточила пакетик чипсов.

Но знаю одно место, где всегда есть еда и социально полезная работа.

* * *

Хоспис никогда не закрывается. Когда мама была здесь, я сидела с ней весь вечер, каждый вечер, до самого конца.

– Привет, Джоанна, – приветствует меня Жаннет за стойкой регистрации. – Что-то ты припозднилась.

– Мне не спится, – вру я.

Она ест буррито размером с дирижабль. Должно быть, мои глаза останавливаются на нём, потому что она говорит:

– На кухне всего предостаточно, – Жаннет вытирает рот салфеткой. – Сегодня проставлялся Мигель.

Из местных ресторанов в хоспис всегда привозят остатки еды. Странно об этом думать: у тех, кто не может есть, никогда не бывает недостатка в продовольствии.

Я бреду через пустую столовую на кухню, где какой-то медбрат поглощает чимичангу, читая книгу в мягкой обложке. Он поднимает взгляд и улыбается:

– Джоанна, верно?

Блин, я не помню, как его зовут.

– Привет... – говорю я запинаясь. Именной значок на его форме прикрыт джинсовой курткой. Он то ли пришёл, то ли уходит.

На плите позади него разогревается поднос с такитос, и, когда я снимаю фольгу, звонит его телефон.

– Детка! – говорит он в трубку. – Ты где?

Он встаёт и уходит со своей чимичангой.

Я остаюсь одна, нахожу тарелку и накладываю себе. Заходит Жаннет.

– Жаль миссис Аркаро, – говорит она. – Я знаю, что вы были близки.

Я киваю и сглатываю. Миссис Аркаро приходила в хоспис, когда здесь была мама. Я могла бы и дальше заботиться о маме дома, но Тесса решила, что я не смогу, хотя я всё время ухаживала за мамой, пока она болела.

– Фрэнк весь день на взводе, – Жаннет наливает себе чашку кофе. – Может быть, тебе заскочить к нему?

– Конечно, – говорю я.

Фрэнк – седой старик лет 90, у которого слабоумие, диабет и ещё бог знает что. У него нет семьи, или, по крайней мере, его никто не навещает. Слишком многие в этом мире умирают в одиночестве.

По дороге в палату я запихиваю в рот остатки такито. Фрэнк лежит на кровати и дрочит.

Фу!

– Фрэнк? – тихо окликаю его я. — Это Джоанна.

Он потирает свой член. Он тёмный и морщинистый.

– Фрэнк?

Ничего не происходит. Артерии не затвердевают. Ради приличия я накидываю одеяло ему на колени. Его взгляд устремлён вдаль, а на лице играет странная улыбка.

От этого я тоже улыбаюсь про себя.

Дрочи дальше, Фрэнк.

Глава 4

Страна Радости: эпизод 3

Мы лежим в потрясающей кровати, обнажённые, и кружимся — потому что кровать круглая. Рив целует меня, а я наваливаюсь на неё всем телом, запускаю ей руки в волосы на голове и между ног. Она мягкая и упругая, выгибается навстречу мне.

– Джоанна, – говорит она. – Я люблю тебя. Я хочу тебя.

– Я тоже тебя хочу, – говорю я. – Я ужасно тебя хочу.

Кровать вертится и вертится. Мы вращаемся сильнее и быстрее, теряя контроль. Она кричит:

– Не останавливайся!

– Не буду. Обещаю.

Она выдыхает, как будто опорожняет лёгкие или очищает душу. Я дышу ей. Я провожу красным шёлковым шарфом по её плоскому животу, вокруг грудей и между ними. Она развязывает красную ленту в моих волосах, чтобы распустить хвост, и мои волосы водопадом падают ей на лицо. Она откидывает их, и я целую её. Мой поцелуй так нежен, будто я падаю в туман. Это брызги. Биение моего сердца – постоянное и неуклонное, резкое, как костяшками пальцев по дереву и металлу – тук, тук, тук...

* * *

Я слышу стук? Кто-то стучит.

Который час?

Я рывком поднимаюсь, затем, пошатываясь, встаю с кровати и открываю дверь.

Данте маячит за спиной Новак, ухмыляясь, как последний дурак, каким он и является.

– Привет, Джо-хо-хо, – говорит он.

Мне неприятно, что он называет меня так, как прозвала Новак.

– Привет, милая, – Новак целует меня в щёку. – Мы пришли поздороваться. Привет.

Она под кайфом. Новак проскальзывает мимо меня в квартиру, и я подумываю о том, чтобы захлопнуть дверь перед носом Данте. Он высокий и худой, с растрёпанными волосами и тёмной бородкой. Его одежда всегда одна и та же — облегающая чёрная футболка и свободные джинсы, сползающие на ягодицы. Одна бровь с пирсингом.

Я ненавижу этого придурка за всю ту боль, которую он причинил моей подруге. Но она любит его, и мне приходится считаться с её глупостью.

– Который сейчас час?

Я смотрю на часы – 19:46. Я смутно вспоминаю, что решила пропустить киноведение, чтобы выспаться.

Данте подходит к холодильнику, открывает его и достает банку лимонада – моего лимонада. Он открывает банку и отпивает.

Новак кладёт голову мне на плечо.

– Я люблю тебя, Джоанна-банана, – говорит она.

– Дай мне минутку, – говорю я ей. – Я свалю.

– Ты не обязана, – Новак прижимается плотнее.

Она слишком близко, а я слишком возбуждена.

А ещё мне жарко и липко. Я потопала в свою комнату, переодела брюки на джинсы, жалея, уже не в первый раз, что на двери моей комнаты нет замка. Новак знает, что это уже слишком, но я не доверяю Данте.

Когда я выхожу в гостиную, Данте задрал Новак рубашку до шеи и расстегнул лифчик. Я хватаю толстовку с дивана и рывком захлопываю за собой дверь.

Дверь со свистом открывается.

– Джоанна, – Новак тяжело дышит. Она стягивает рубашку, прикрывая грудь, и что-то протягивает мне. – Вот, возьми.

Это ключи от её "Крайслер Кроссфайр".

– Ты шутишь?

Она слабо улыбается:

– Что бы я без тебя делала?

– Сняла гостиницу, – говорю я.

Она посылает мне воздушный поцелуй и закрывает дверь.

* * *

Я сижу в "Кроссфайре" две или три минуты. Голова кружится, я боюсь включить зажигание. К тому же, я не знаю, куда ехать. В хоспис? К малолеткам в торговый центр? В такой-то крутой тачке?

Медленно, осторожно я переключаюсь на первую передачу и отъезжаю от бордюра. Я езжу по окрестностям, привыкая к передачам, ощущению сцепления и тормозов. Машина была подарком родителей Новак на 18-летие. Мои не дожили до моего совершеннолетия. Салон – из белой кожи, заднего сиденья нет. В "Кроссфайре" слишком тесно, чтобы заниматься сексом. Зато есть MP3-плеер, GPS, встроенный навигатор.

"Макдак" весь освещён, на въезде выстроилась очередь машин, которые сигналят и мигают фарами. Кто-то показывает задницу через окно.

Я останавливаюсь на красный свет и случайно глушу двигатель. Какой-то парень орёт:

– Новак, пизда, отсоси у меня!

Я автоматически опускаю стекло и бросаю ему "птичку". Парни такие... предсказуемые.

Мне в голову приходит идея – я перестраиваюсь в крайнюю левую полосу и выезжаю на автомагистраль между штатами.

Я узнала об Аллее Радуг из листовки на уроке киноведения. Альянс геев и натуралов рекламировал вечер фильмов ужасов в Аллее Радуг. Я слишком боялась присоединиться к Альянсу, в основном потому что знала, что в нём состоит Рив – Рив и другие из её лесби-подружаек. Эти девушки, их племенное единство, меня пугают. Рив не просто пугает меня. Она наводит на меня ужас. С каждым днём это тлеющее желание, моя сокрушительная потребность становится всё сильнее. Кажется, я влюбилась в Рив Харт с того самого момента, как впервые увидела её.

Почему я не способна просто подойти к ней и поговорить? Меня убивает боль, которую я испытываю каждый раз, когда вижу её.

В центре Денвера я трижды проезжаю мимо Бродвея 1050. Никаких неоново-розовых треугольников или развевающихся радужных флагов. Но за зданием есть настоящий переулок, и я сворачиваю туда.

Внезапно вечер взрывается, как в Нарнии – светятся огни, гремит музыка.

По переулку бегут двое: одна визжит, другой гонится за ней с водяным пистолетом. Они пробегают передо мной, и парень с пистолетом стучит по капоту машины.

– Эй, ты что творишь!

– Сорян! – он поднимает водяной пистолет над головой и просовывает лицо в моё открытое окно. – Крутая тачка.

– Спасибо.

Он снова убегает.

Я делаю глубокий вдох. Ладно, я справлюсь. Сейчас или никогда? Сейчас.

Между автомобилями и внедорожниками на тесной парковке не протолкнуться. Задняя дверь двухэтажного здания подпёрта стулом, и оттуда доносятся голоса и музыка. На пожарной лестнице обнимаются и целуются две девушки.

А я так смогу?

Да, чёрт возьми!

Я облизываю пересохшие губы. Она тоже здесь?

Дверь "Кроссфайра" открывается, и я высовываю ноги. Девушка, за которой гнался парень, говорит:

– Имбовая тачка.

Её футболка вся мокрая.

– Спасибо, – говорю я. — Это не моя.

– Угнала? – у неё округляются глаза.

– Она подруги, – я смотрю на её соски.

– Крутая у тебя подруга... – она оглядывает салон через моё плечо. – Познакомишь нас?

Я смеюсь, и она тоже. Она дайка, или как там таких называют – бритоголовая с небритыми ногами. Не совсем в моём вкусе, но кто тогда в моём вкусе? У меня только один ответ: Рив Харт.

– Припёрлась попеть в караоке? – спрашивает девушка.

– Э-э... наверное.

– Там скоро начнётся. Меня зовут Тиффани, – она протягивает руку. – Можно просто Ти.

– Джоанна, – говорю я, пожимая её руку.

Она держит мою руку дольше, чем требуется для простого приветствия – проверяет, прощупывает возможности.

Я ослабляю хватку.

Ти вздыхает и говорит:

– Пошли, коли уж ты припёрлась.

Вот как? Замок на двери машины щелкает. Кажется, я иду.

Целующиеся на лестнице расступаются и пропускают нас. Они кивают Тиффани и оглядывают меня. Что они видят?

Высокая, широкоплечая девушка средней полноты с длинноватыми прямыми волосами в узких джинсах и футболке без рукавов. "Конверсы". Боже, нужно было одеться посексуальнее и накраситься.

Ти притормаживает наверху лестницы, открывает дверь и пропускает меня. Всю дорогу она пожирает меня глазами. Я избегаю её взгляда и впитываю происходящее вокруг.

Прямоугольная комната, выкрашенная в разные цвета, на дальней стене фреска. Я могу прочесть буквы: "ГОРДОСТЬ". Там стоят два длинных дивана и кресла, в которых уже кто-то развалился. Девушка сидит на коленях у парня. Кто-то возится с микрофоном в центре комнаты, припадает к нему губами и говорит:

– Рассаживайтесь и не шумите.

Зрители занимают складные стулья и двигают их, чтобы сесть поближе к караоке-автомату.

Ти касается моей спины.

– Увидимся, – говорит она и уходит.

Все разговаривают и смеются, листая записные книжки караоке. Рив материализуется из фрески. Она играет в бильярд с двумя другими девушками за расшитой бисером занавеской.

Она наклоняется, чтобы прицелиться, и мне хорошо виден её лифчик. С ней одна из девушек, которых я знаю по школе. Бритни? Бритт? В прошлом году они с Рив были вместе, потом – нет.

Кто-то толкает меня локтем, и я хватаю ртом воздух.

– Ты туда или сюда?

Кинетическая волна притягивает меня к ней. Я останавливаюсь под чередой мерцающих огней.

Я не вижу, делает ли Рив удар. Её макияж сегодня тёмный и густой. Она напряжённая, настороженная.

Бритт три-четыре раза крутит кием взад-вперёд и бьёт по белому шару. Тот попадает в один из полосатых мячей и отправляет его в боковую лузу. Бритт визжит от восторга.

Выражение лица Рив не меняется, даже когда она поднимает глаза и ловит мой взгляд. Или всё-таки меняется?

Узнаёт ли она меня? Она обходит стол, стоя ко мне спиной, и прицеливается для следующего удара.

* * *

Страна Радости: эпизод 4

Она медленно поворачивается и поглощает меня глазами. Она сокращает расстояние между нами и спрашивает низким и страстным голосом:

– Так ты играешь?

Я улыбаюсь.

– Ещё ни разу не играла, – говорю я.

Она понимает, что я не вру.

– Хочешь, научу?

– Да, – моя улыбка становится шире.

Я потею и дрожу одновременно. Она ничего не говорит, но вибрации между нами подобны скрежету ногтей по классной доске – давление и громкость усиливаются, пока у меня не начинают ныть уши и болеть зубы.

Она подводит меня к столу, протягивает мне свой кий и обходит меня сзади. Все взгляды в зале устремлены на неё — на нас. Все девушки хотят её, и некоторые парни тоже. Она обнимает меня, и я роняю кий на пол.

Она смеётся. Я тоже. Я поднимаю кий. Она кладет его на стол.

Её губы сначала твёрдые, как формованный пластик, затем становятся мягкими, как набитый войлок.

Она запускает руки мне под футболку, и мерцающие огоньки взрываются.

class="book">* * * – Извини, – какой-то парень трогает меня за руку, – мне нужно в туалет.

Я отхожу в сторону, чтобы дать ему пройти.

Ревёт караоке, и я оказываюсь в толпе, теряя Рив из виду. Когда толпа расступается, я вижу, как она целует безымянную девушку – у той нет ни лица, ни рук, ни ног, ни физического присутствия. Для меня она ничего не значит.

Острый край впивается мне в руку.

– Тебе нужна тетрадь? – спрашивает парень. Чёрная папка на трёх кольцах – сборник песен для караоке.

– Нет, спасибо.

Все склоняются и листают тетрадь. Я оглядываюсь.

Где она?

Я осматриваюсь, но не вижу её. Может быть, я только что видела... проекцию? Может быть, она целовалась со мной – девушкой, которой я хочу быть?

Кии лежат на столе, как будто игру прервали. Там, наверху лестницы, ведущей к выходу, я мельком замечаю её льдисто-голубую блузку.

Толпа людей заполоняет дверной проём, все идут на караоке. Я бормочу:

– Простите... извините... извините... – и прокладываю себе путь.

Я наступаю какой-то девушке на ногу, и та вскрикивает.

– Извини, – я вздрагиваю.

– Всё в порядке, – она улыбается. – Привет.

Рив спускается по лестнице, перед ней две девушки. Она спрыгивает с нижней ступеньки, запрокидывает голову и кричит во всю силу своих лёгких. Потом Рив хлопает каждую из девушек по спине, отчего Бритт, спотыкаясь, врезается во внедорожник, а другая спотыкается. Рив танцует по кругу.

– Рив, больно, блин! – кричит Бритт.

Рив всё смеётся и смеётся.

Я стою на лестничной площадке у перил, вдыхая её смех. Она притормаживает возле внедорожника и колотит по капоту, как будто выбрасывает лишнюю энергию.

– Да что с тобой творится? – спрашивает Бритт.

– Всё из-за тебя, – говорит Рив.

Другая девушка, которая никто, и её там даже нет, открывает дверь машины. Рив пританцовывает к ней, хватает за прядь волос, откидывает голову девушки назад, заглядывает ей в лицо и целует. Я теряю сознание.

Когда я прихожу в себя, Рив пристально смотрит на меня.

– Недоумок! – орёт она. – Шевели задницей!

Робби появляется из-под лестницы. Он неторопливо идёт к машине. Бросив свой чемоданчик к Рив, он устраивается рядом с ней на заднем сиденье.

Когда машина отъезжает, Рив просовывает голову через крышу. Она подносит обе руки ко рту и кричит:

– Слушайся Джоанну!

Боже мой! Она знает, как меня зовут!

Глава 5

Дверь квартиры открыта настежь. Я взбегаю по лестнице и останавливаюсь. На кухне, за дверцей холодильника, стоит высокая тёмная фигура.

Убежать? Спуститься вниз? Позвонить в 911? Закричать? Парень откидывается назад. Это Данте, весь голый. Он закрывает дверцу холодильника и говорит:

– Джо-хо-хо! – он вздёргивает подбородок и смотрит на меня, затем жадно допивает пиво. В квартире воняет. Он рыгает. – Как дела?

– Где Новак? – спрашиваю я.

Он замечает, что у него болтается между ног, и заходит за прилавок. В коридоре появляется Новак, тоже вся голая, и отбрасывает рукой волосы.

Она освещена светом, проникающим в коридор из ванной. Она встречается со мной взглядом, но я не могу его выдержать. У неё грудь меньше, чем я думала, вероятно, потому что она всегда носит лифчики с эффектом "пуш-ап". У неё рыжевато-светлые волосы... там, внизу. Она опускает руки и выпрямляется, как будто не возражает, что я смотрю – как будто сама приглашает меня посмотреть.

Данте проносится мимо Новак, прикрывая свои интимные места, хватает её за руку и разворачивает в сторону.

– Вы этим занимались в моей комнате? – спрашиваю я.

Новак скрещивает руки на груди.

"Блин!" – произношу я одними губами, обжигая её взглядом.

— Подожди, – она отступает и исчезает в комнате, моей комнате, вслед за Данте.

Я швыряю рюкзак на диван. Блин! Да чтоб её!

Через мгновение Данте выходит одетый, и Новак прячется за ним.

– Потом, Джо-хо-хо, – говорит он мне.

– Никогда не называй меня так.

Он неторопливо проходит мимо. Я расставляю ноги и смотрю на Новак.

Она прикусывает губу и подходит ко мне, ссутулив плечи.

– Давай куплю тебе новое постельное бельё, – предлагает она.

Боже! Я сжимаю челюсти и отворачиваюсь. Новак останавливает меня и протягивает руку.

– Что?

– Отдай мне ключи от машины.

Я достаю их из кармана и кладу ей в ладонь. Она говорит:

– Джоанна, тебе просто не понять. Ты никогда не любила.

– Просто заткнись и уходи.

Кажется, она обиделась.

Она? Обиделась? Да как ей вообще пришло в голову завалиться ко мне в комнату – место, где мы с Рив... где мы с Рив...

Что? Нет никаких Рив и меня. Но однажды... возможно... будет.

– Джоанна... прости.

* * *

Она заправила мне постель, что ещё хуже. Я никогда не заправляю постель. Схватив простыни в охапку, я несусь вниз, в гараж, засовываю простыни в стиральную машину и вываливаю сверху кучу порошка. Здесь всё забито от пола до потолка – в основном вещами мамы и папы. Тесса сказала, что я должна разобрать их, а я сказала, что пусть сама этим занимается.

Пока стиральная машина наполняется, я переворачиваю бельевую корзину и плюхаюсь сверху, упираясь локтями в колени и глядя в бездну. Лицо опускается в руки, потом – в ладони, и я чувствую её – тоску.

Я так скучаю по маме. У папы была болезнь Паркинсона, и он умер от осложнений, когда мне было 12, но его никогда не было в моей жизни. Мама и папа познакомились поздно, и у них не было детей, пока они не состарились. После смерти папы мама погрузилась в глубокую депрессию. Ничто не могло её развеять, а уж я – подавно. Ей просто становилось всё хуже, потом она заболела, а я застряла.

Нет. Ни на мгновение я не жалею ни об одной миге, проведённом с мамой. Молодёжный клуб, хор, все мои внеклассные занятия, время, которое я могла бы проводить с друзьями — я не чувствую, что чем-то пожертвовала, чтобы облегчить жизнь маме в конце.

Не думай об этом, Джоанна.

Вспомни, как сексуально выглядела Рив. В этой выцветшей нежно-голубой блузке и потёртых джинсах, которые сидят так низко, что обнажают острые тазовые кости и гладкий живот. Она такая маленькая, крошечная. В последнее время она кажется ещё стройнее. Держу пари, я могла бы обхватить её предплечье одной рукой. Хочется взять её за плечи и притянуть к себе. Поцеловать её, прикоснуться с ней губами. У неё пухлые губы. Они – её самая отличительная черта. Сочные. Её глаза и ноги, бёдра, талия, грудь. Бьюсь об заклад, у неё грудь больше, чем у Новак. Рив наверняка проверяет школьный дресс-код на прочность. Она всегда носит эти откровенные топы с глубокими V-образными вырезами или майки в обтяжку, чтобы продемонстрировать грудь. Почему бы и нет? Они... восхитительны. Ей не нужен чёртов лифчик с эффектом "пуш-ап".

Рив всегда выставляет себя напоказ и гордится тем, что демонстрирует свои прелести.

Жаль, что она не щеголяет этим передо мной.

– Джоанна?

У меня подгибаются локти, и я, пошатываясь, поднимаюсь на ноги.

Тесса откидывает чёлку назад, и спереди торчит копна волос:

– Почему ты стираешь в такой поздний час?

– Я разбудила тебя своим шумом? Прости.

– Нет, я уже встала.

На ней всё тот же бейдж с именем с работы. Она стряхивает с себя усталость или что-то ещё и говорит:

– Если хочешь... – её рука скользит по океану белья у наших ног.

– Нет, не хочу, – говорю я.

Она криво улыбается. Это самый искренний обмен мнениями с тех пор, как она переехала домой. С тех пор, как мама попросила её вернуться, чтобы уладить все финансовые дела. Хотя я могла бы всё решить сама. Тесса поступала в аспирантуру; она летала домой каждые выходные, а потом возвращалась к Мартину. Я могла бы бросить школу и легко получить аттестат зрелости. Я сказала об этом маме.

Мы с Тессой долго стоим, глядя друг на друга, потом становится странно, и мы обе опускаем глаза.

– Мартин торжественно пообещал разобрать свои коробки. Он такой собиратель – ничего не выбросит, что имеет сентиментальную ценность.

– Хорошо, что у тебя нет такой проблемы.

Тесса бросает на меня странный взгляд.

Мой взгляд скользит по её животу. Есть выпуклость?

"Почему ты уехала из Колорадо? – хочу спросить я. – Зачем тебе понадобилось ехать аж в Миннесоту? Разве ты не получила моё письмо – последнее, самое важное? Мартин обнимает тебя по ночам и говорит, что любит? Тёплая ли у него кожа и занимается ли он с тобой любовью, когда ты этого хочешь? Он рядом с тобой, когда тебе нужен? Почему ты не была рядом, когда была мне нужна? Почему тебя до сих пор нет рядом?"

Тесса зевает, а затем двигает челюстью влево-вправо.

Меня это всегда раздражало.

– Не засиживайся допоздна, – говорит она.

Я хочу сказать: "Поговори со мной. Мы же можем просто поговорить о моём письме?"

* * *

У старшеклассников есть привилегии отлучаться из кампуса, и большинство из них ездят в пиццерию или "Макдак", но Рив всегда остаётся обедать в школе. Она сидит со своими лесби-подружайками.

Она остаётся – значит остаюсь и я. Есть отдельные блоки специально отведенных столиков, похожие на этнические кварталы. Геи и лесбиянки особо не сбиваются в кучу, поскольку геи едят со своими знакомыми-натуралками.

Когда Новак здесь, мы сидим с укурками и скейтбордистами, как сегодня. Она кладёт передо мной сэндвич с тунцом из автомата и садится напротив.

– Я стольким тебе обязана, – говорит она. – Ты моя ЛП.

– Это лишнее, – говорю я.

Я сажусь так, чтобы видеть Рив, заглянуть ей в душу и надеяться, что она почувствует меня.

Новак разрывает пакет с чипсами.

– Данте, кстати, благодарит за гостеприимство.

Я не сразу стреляю глазами в Новак, а откусываю от сэндвича. Рив накалывает зеленую фасоль на вилку. Между ней и Бритт сидит девушка, какая-то другая безымянная лесбиянка, которая что-то бормочет, рассказывает анекдот или что-то в этом роде. Все смеются. Кроме Рив. Она откусывает каждый кусочек фасоли с вилки и пережёвывает, затем зажимает остаток между зубами.

Я изо всех сил сосредотачиваюсь: подними голову, Рив. Посмотри на меня. Увидь меня. Почувствуй чистоту моей любви к тебе.

– ...в следующую пятницу. И, может быть, в субботу тоже?

Рив поднимает голову на долю дюйма, и я думаю: "Давай!"

Новак пинает меня по ноге, отвлекая.

– Ты меня слушаешь? – она трясёт пакетом чипсов у меня перед носом. – Ешь.

Я беру чипсы. Рив возвращается к своей фасоли.

– Так ты не возражаешь?

Рив встаёт со своим подносом, и я рефлекторно чуть не вскакиваю:

– Против чего?

– Переночевать два раза у тебя. Заметь: я прошу тебя об этом заранее.

Рив выбрасывает остатки своего ланча в мусорное ведро, ставит свой поднос и уходит. Куда она направляется? Каждый день одно и то же.

– Земля вызывает Лесбо.

Я поворачиваюсь к Новак:

– Не трахайся с Данте в моей постели. И вообще не заходи туда, предупреждаю тебя. Не приноси в квартиру пиво или травку и уходи, когда я прихожу домой.

Новак вздрагивает, хлопает ресницами и отдаёт честь:

– Есть, сэр! Повесьте где-нибудь эти правила, сэр, а то я немного торможу, сэр!

Она, должно быть, чувствует, как я вскипаю, потому что протягивает руку через стол и проводит пальцами под моей челюстью:

– Джоанна, я сделаю всё, как ты скажешь.

Я запинаюсь. Я очень этого хочу. Потом я вспоминаю, что это Новак.

* * *

Робби не приходит после школы. Я жду 40 минут за столом миссис Гоинс лицом к двери и наблюдая за коридором. 42, 43 минуты.

Он не придёт. Она тоже. Внутри опускается занавес отчаяния.

Глава 6

Когда я приезжаю в хоспис, оттуда выходит мать девушки-овоща. Мне не следовало бы её так называть. Кэрри — так зовут девушку, которая давно живёт, как овощ. Я видела её только один раз, когда доставляла цветы в отдельную палату, а её мать заносила багаж.

Кэрри попала в ДТП. Она превысила скорость, катаясь после вечеринки, и трое других пассажиров в машине погибли. Кэрри выжила, если это так можно назвать. Семья решила отключить её от систем жизнеобеспечения, надеясь на лучшее — что она скончается тихо и быстро.

Прошло 5 месяцев. Уже через месяц её перестали навещать. Теперь единственная, кто навещает её регулярно, – это мать.

Она жалуется на всё: палату Кэрри, её кровать, постельное бельё, температуру в палате, уровень внимания, которое получает Кэрри. Что бы ни делали работники хосписа, этого вечно недостаточно. Наверное, в конце жизни пора поставить точку.

Жаннет говорит по телефону, а я не хочу стоять рядом, как истукан. Из отдельной палаты доносится музыка арфы, и я иду туда по коридору.

Дверь в комнату Кэрри приоткрыта, поэтому я просовываю голову внутрь и вижу, что она укрыта до подбородка простынями, подоткнутыми так туго, что не смогла бы сдвинуться ни на дюйм, даже если бы пришла в сознание. Собственно, этого всё равно не произойдёт.

Я проскальзываю внутрь и сажусь на стул рядом с её кроватью. Её лицо похоже на отлитый воск. Волосы завиты, нанесён макияж. Её мать даже не может позволить ей умереть естественной смертью.

Голова Кэрри лежит под жёстким углом, и я расслабляю ей подбородок. Так лучше. Её губы сухи. Я открываю прикроватный столик и ищу блеск для губ. У неё только один вид – наверное, любимый вкус, клубнично-манговый. Я наношу каплю на указательный палец и провожу ей по губам.

Она не двигается, не реагирует, её дыхание не меняется.

– Я здесь, – тихо говорю я, пожимая ей плечо. – Ты не одна.

Мама всегда говорила, что я была для неё утешением — пока с ней ещё можно было поговорить. Так я понимаю, что моя работа здесь правда важна.

У Кэрри есть собственное постельное бельё и стёганое одеяло. Я вынимаю её руку из-под одеяла, ослабляю простыню и сгибаю её в локте так, чтобы её руке было удобно, пока я держу её за руку. У неё пальцы прохладные. Я потираю их. Она носит классное кольцо с золотой гравировкой и гранатом. Я провожу большим пальцем по кольцу. Кэрри съёживается.

Её щёки ввалились. Однако она всё равно прекрасна. Даже сейчас.

* * *

Страна Радости: эпизод 5

Она осторожно открывает дверь моей спальни и прорезает темноту. Опаловые грани очерчивают контуры её тела. Я не вижу её лица, но знаю, что это она.

– Джоанна, – шепчет она в ночи.

– Рив, – шепчу я в ответ.

– Ты хочешь меня? – спрашивает она.

– Спрашиваешь?

Электрический разряд щекочет мне затылок. Она не двигается, но её глаза устремлены на меня, соединяя мою душу со своей. Она спрашивает:

– Правда?

Я не могу выразить реальными цифрами глубину своего желания к ней.

– Рив, – говорю я. – Вселенной не хватит выразить, насколько я тебя хочу.

Она слегка смеётся. В этом смехе есть нотка непристойности – сексуально, дразняще.

– Иди сюда, – говорю я. Она замечает, что я лежу голая на постели. – Прошу тебя.

– Покажи мне деньги.

– Всё здесь.

Она бросается на меня, а взвизгиваю и обхватываю её за спину. Она начинает целовать меня в щёку, глаза и нос. Её лицо в нескольких дюймах от моего.

– Обожаю, когда ты меня умоляешь, – усмехается она.

"Обожаю, когда ты моя", – думаю я.

* * *

Миссис Гоинс останавливает меня в коридоре по дороге в класс.

– Как продвигается сочинение у Робби? – спрашивает она.

– Он сейчас пишет вторую часть – о самом худшем, – не хочется палить его, но у меня свои цели. – Вчера его не было.

Миссис Гоинс прищуривается.

– Я прослежу, чтобы сегодня он пришёл. Если тебе удалось заставил его что-нибудь написать, то это просто чудо. Ещё раз спасибо, Джоанна, – улыбается она.

Что-то в этой улыбке напоминает мне маму. Потом это проходит.

– Скоро всё закончится, – она похлопывает меня по руке.

Мне не нужно, чтобы всё заканчивалось; нужно, чтобы всё началось.

Импульсивная, инстинктивная потребность узнать заставляет меня последовать за миссис Гоинс в комнату для персонала.

– Могу я спросить вас кое о чём, миссис Гоинс?

Она поворачивает голову.

– Насчёт Робби.

Она осматривает помещение, и её взгляд останавливается на пустом столике.

– Присядем, – она делает мне знак следовать за ней.

У ксерокса стоит другой учитель. Он говорит:

– Доброе утро, Пейдж. Начинаем обратный отсчёт.

– 14 дней, – говорит она.

Узел паники сжимается в груди. 14 дней – у меня заканчивается время.

– Я ухожу на пенсию, – поясняет мне Миссис Гоинс.

– Вы? – переспрашиваю я.

Мой голос звучит шокировано. Наверное, я правда в шоке. Я думала, учителя продолжают работать, пока не умрут за партами, ставя оценки за контрольные по своим предметам.

– Что именно ты хочешь узнать, Джоанна?

Я жду, пока другой учитель заберёт свои копии и уйдёт.

– Что с Робби не так? – спрашиваю я.

– А какие проблемы? – миссис Гоинс наливает себе чашку кофе. – У него небольшая недостаточность, если ты это имеешь в виду.

Небольшая?

– Хотя это и немного странно, – говорит она, выливая в кофе около фунта сливок. – Согласно тесту на IQ, у него нет умственных отклонений. Ему поставили диагноз "высокофункциональный аутист".

Диагноз? Нам всем ставят диагнозы?

– Вообще-то мне нельзя обсуждать его состояние с другими, – добавляет миссис Гоинс.

Однако ты только что это сделала? Звенит звонок, и я подпрыгиваю.

– Тебя выпустить в фойе? – спрашивает миссис Гоинс.

Я отрицательно мотаю головой.

Взбегая по лестнице в класс, я думаю: "У Робби диагноз". Что это значит для Рив?

Ещё 14 дней. Нельзя терять времени.

* * *

Робби опустил голову и пишет что-то, сгорбившись над бумагой. Он взял с собой бумагу, ручку, нитку для пальцев и, конечно, свой чемоданчик, который шатко стоит рядом с ним на краю стола. Проходя мимо, я протягиваю руку, чтобы он не упал. Робби хватает меня за неё.

Его хватка настойчивая, но нежная. Он отпускает меня.

– Что в нём? – спрашиваю я.

– М16, – отвечает он.

– Это саксофон?

– Крылатая ракета, – говорит он. – Настроена на детонацию при столкновении. Малейшее движение и – бабах.

Я вздрагиваю.

Он засовывает чемоданчик под стол рядом с собой.

Бесит, как его глаза внезапно тухнут.

Он продолжает писать. Со стороны выглядит не так уж плохо. Точнее, если бы он побрился или сделал приличную стрижку. У него круглый подбородок с ямкой – такой же, как у Рив, хотя её лицо более точёное. Ямочки на щеках заметны только тому, кто замечает каждую её удивительную деталь. У Робби тёмные пятна щетины на подбородке и шее. Если прищуриться и размыть его черты, как на картинах импрессионистов или что-то в этом роде, он довольно симпатичный.

Однако его глаза... пустые дыры. За ними нет эмоций. Это аутизм?

Я кладу свой рюкзак на учительский стол и сажусь.

– Что пишешь? – спрашиваю я.

Он не слышит? Или расстояние между нами настолько велико, что мои слова не доходят ни до него, ни до его мозга этого высокофункционального аутиста...

Она здесь. Я её чувствую.

Я встаю и направляюсь в её сторону. Она близко.

До неё 6, 5, 4 фута. Наступает момент, когда мой занавес кажется слишком тяжёлым, чтобы его поднять или раздвинуть. Что находится по другую сторону?

Страх?

Предвкушение?

Нет.

Страсть. Желание. Я протягиваю руки, прижимаюсь к занавеске и...

Она сидит на полу в коридоре, прижавшись к кирпичной стене, подтянув колени к груди и опустив голову. Она так крепко сжимает ноги, что сцепляет руки в замок. Она... дрожит?

– Рив?

Она вскидывает голову и вскакивает на ноги. Мгновение мы стоим лицом к лицу.

Достаточно близко, чтобы заметить ямочку на её щеке. Между нами возникает плотная стена огня. Чувствует ли она её?

– Адский мальчик закончил?

Я не сразу понимаю, о чём она и то, что она обращается ко мне. Когда она вытягивает шею, чтобы заглянуть в комнату, её голова оказывается в дюйме от моей руки.

– Пошли, мы опоздаем на последний автобус! – зовёт она его.

Робби поднимает ручку. Его мысль, кажется, зависает в воздухе, а затем испаряется.

Рив отходит от меня.

Я иду за ней.

Её голова мотается из стороны в сторону, пока она идёт.

Робби вылетает за дверь, чуть не сбивая меня с ног.

Они ушли.

Я раскачиваюсь на пятках и прижимаю ладони к глазницам. Время утекает перед глазами. Осталось 14 дней. Всё время потрачено впустую. Когда я тащусь обратно в комнату за своим рюкзаком, внимание привлекает предмет. Его чемоданчик.

Он забыл свой чемоданчик.

А если это бомба...

Дура. Это не бомба.

Но если она включается от движения...

Я вытаскиваю его из-под стола и молюсь, чтобы конец был быстрым.

* * *

Городской автобус подъезжает к тротуару, и они садятся. Я запоминаю номер автобуса, затем бегу к своей машине.

Автобус сворачивает на I-70 и съезжает на Васкес, далее по Коммерс-Сити. Две остановки, на которых выходят другие пассажиры, затем Рив и Робби. Я слежу за ней как можно незаметнее, пригибаясь каждый раз, когда вижу, как Рив оглядывается через плечо, что она делает часто. Они с Робби сворачивают на посыпанную гравием подъездную дорожку, и я переезжаю улицу, чтобы припарковаться.

Что если они просто срезают путь через двор? Когда я смотрю в зеркало бокового обзора, чтобы снова выехать на улицу, то вижу Рив через панорамное окно. Это её дом. Я выключаю двигатель.

Двор огорожен сеткой, участки которой провисают или пригнуты к земле. На самом деле тут просто грязь и сорняки. Дома здесь старые, разваливающиеся, с плоскими крышами из гравия.

Её двор завален мусором. Мешок для мусора лопнул, и его содержимое разлетелось по двору и попало к соседке.

Я запираю дверь и некоторое время сижу взволнованная — теперь я знаю, где она живёт.

Один угол её крыльца прогнулся, как будто кто-то ударил кувалдой по бетону. Наверху окно завешено чёрной бумагой. Там её комната?

Фургон с грохотом проезжает по узкой улочке и делает широкую дугу, едва не протаранив меня. Он с визгом объезжает меня и въезжает на подъездную дорожку. Оттуда выскакивает мужчина и кричит:

– Ты, шлюха! Чтобы, блядь, я тебя больше никогда не видел! Иначе убью!

Я съёживаюсь в своей машине. Он обходит фургон спереди и рывком открывает пассажирскую дверь.

– Выходи, сучка!

Он протягивает руку и вытаскивает какую-то женщину за волосы. Та размахивает руками, чтобы вырваться из хватки парня, но тот швыряет её лицом вниз на подъездную дорожку.

Боже...Боже...

– Вставай!

Она с трудом поднимается на колени.

– Вставай, блин! – он пинает её.

Что мне делать?

Женщина сворачивается в позу эмбриона.

Волосы мужчины зачёсаны назад, а его пронзительные чёрные глаза до боли протыкают меня насквозь. Я знаю это, потому что он смотрит прямо на меня. Когда я успела открыть дверь и выйти?

Мужчина бьёт женщину коленом прямо в лицо. Я ахаю, когда её голова откидывается назад, а изо рта или носа брызжет кровь. Звони 911! У меня нет телефона. Маньяк идёт ко мне!

Я сажусь обратно в машину. Когда включаю зажигание, он останавливается, разворачивается и неспешно идёт обратно.

Я заглушаю двигатель и опускаюсь на сиденье. Я должна... выйти! Помочь этой женщине! Вызвать полицию!

Не могу. Я парализована.

Выходит Рив и кричит:

– Что ты с ней сделал?

Я выпрямляюсь в кресле. Мужчина исчез.

Рив наклоняется к женщине и поднимает её. Входная дверь дома с грохотом распахивается, и мужчина появляется на шатком крыльце. Он потягивает пиво, а потом, заметив меня с улицы, приветствует бутылкой.

Я внутренне сжимаюсь.

Рив кладёт женщину себе на бедро.

– Ублюдок! – визжит она на мужчину.

Пивная бутылка проносится в воздухе, едва не задев голову Рив, но попадает женщине прямо в спину. Та вздрагивает.

– Прекращай! – кричит Рив.

Быстро! Мой взгляд натыкается на угол чемоданчика Робби на сиденье, и я тянусь за ним, затем мельком замечаю Робби возле фургона. Он разглядывает женщину, и Рив что-то говорит ему.

Робби перелетает через секцию сетчатого забора.

– Робби, стой! – кричит Рив.

Тот набрасывается на мужчину.

– Стой! – кричит Рив. – Робби, не надо!

Она толкает женщину к фургону и бросается за Робби, который швыряет мужчину на цемент и начинает его душить. Рив запрыгивает Робби на спину, колотя кулаками и визжа.

Теперь я выскакиваю из машины и мчусь к крыльцу. Рив пытается оторвать одну из рук Робби от шеи мужчины. Я хватаю другую.

Её взгляд встречается с моим.

Мужчина задыхается и кашляет. Робби такой сильный. Я обвиваю рукой его шею и дёргаю назад. Это ослабляет его хватку настолько, что Рив встаёт между ними и отталкивает Робби.

Вблизи лицо мужчины жирное, в оспинах. Он вцепляется в руку Рив, и она бьёт его кулаком по лицу.

– Не прикасайся ко мне! – говорит она. – Не смей, блин, прикасаться ко мне!

Я держу Робби за руки сзади, но понимаю, что мне его не удержать. Он хрипит.

Мужчина подползает к краю крыльца и переваливается через край.

– Просто спроси мать, употребляла ли она наркоту, – говорит он Рив.

Рив рычит:

– Если и так, я знаю, кто её подставил.

Она смотрит на меня. Её глаза застилает пелена, и она вполголоса чертыхается.

Робби вырывается из моих объятий и топает к подъездной дорожке.

Мужчина берет своё пиво, расправляет плечи и ухмыляется мне:

– Лесбиянки спешат на помощь?

Рив просто смотрит на меня, и в её глазах мелькает какое-то мимолётное выражение. Боль? Гнев? Она распахивает входную дверь и исчезает.

Я остаюсь снаружи одна. С ним. Его ухмылка становится шире.

Мозг приказывает ногам двигаться! Я отступаю по дорожке, затем поворачиваюсь и бегу. Всё тело дрожит.

Слава богу, он не преследует меня.

Зато выражение лица Рив преследует меня всю дорогу домой. Там нечто больше, чем ужас и унижение. Мне не следовало вмешиваться. Но я должна была.

Ради неё я готова на всё.

Глава 7

Страна Радости: эпизод 6

Снег просачивается сквозь ветви дикого можжевельника, цепляясь за иголки и покрывая ягоды глазурью. Сейчас середина лета, и снег приносит долгожданное облегчение от жары. У нас летом может быть снег, когда мы захотим. Рив лежит рядом со мной на полотенце и ловит языком снежинки. На кончик ложится пушистый кристаллик, и она показывает мне язык. Я принимаю это подношение своими губами.

Поднимается ветер и дует с такой силой, что ломает ветки. Одна ломается прямо над Рив. Я сильная; я взбираюсь на ветку и отламываю её. Рив невредима и улыбается мне.

Её глаза иссиня-чёрные, как сверкающие бриллианты зимнего солнцестояния. Она щёлкает пальцами и накладывает на меня заклинание. Мы в снежном шаре, блёстки сыплются на нас дождём и прилипают к нашей серебристой коже. Она смотрит на меня и говорит:

– Ты спасла меня.

– Так будет всегда, – отвечаю я.

* * *

Страна Радости растворяется, и всё, что остаётся, – это плоская местность. Я хочу заснуть, чтобы увидеть сны. Но уже поздно, пора в школу.

* * *

Стоянка для старшеклассников переполнена, поэтому я паркуюсь через улицу. Передо мной выезжает фургон, сдаёт назад и врезается мне в бампер. Стекло разлетается вдребезги.

Робби выскакивает со стороны пассажирского сиденья и проверяет повреждения.

– Фара разбита, – говорит он, когда я выскакиваю. Обращаясь к Рив, он говорит: – Ты разбила ей фару.

Рив бредёт в сторону школы.

– Всё... в порядке. Она уже была сломана, – кричу я ей.

Она переходит улицу.

– Рив! – кричу я.

Она не останавливается.

– Надо починить, – говорит Робби.

– Да, спасибо, – я тянусь в машине за рюкзаком.

Когда выпрямляюсь, Робби смотрит мне прямо в лицо:

– Она сожалеет.

– Вижу, – я смотрю вслед Рив.

Он поворачивается и спешит за ней.

* * *

Чёрт. Нужно было послушать Робби. Он выбил меня из колеи своей заботой о моей фаре.

Рив не в столовой со своими лесби-подружайками. Где она?

Я покупаю в автомате сэндвич с круассаном и направляюсь к своей машине. Фургона нет. Остались осколки разбитой фары. Я всё поняла, Рив. Спасибо.

Я припарковалась так, что утреннее солнце бьёт прямо мне в лобовое стекло, и теперь в салоне душно – почти все 100°C. Я опускаю оба стекла, чтобы поймать встречный ветерок, затем ложусь, положив голову на подлокотник пассажирской двери, вытянув ноги в окно со стороны водителя.

Прошлой весной Новак хотела, чтобы я полетела с ней в Калифорнию и разузнала про университет в Лос-Анджелесе и университет в Беркли. В то время я была так поглощена смертью мамы, что у меня не было ни времени, ни сил даже думать о колледже. Мы с Новак всегда говорили о том, чтобы поступить в один колледж, жить в одной комнате — ещё до Данте.

Когда Тесса училась в колледже, я добросовестно писала ей раз в неделю. Она отвечала, но нерегулярно. После того, как мама заболела, пока та принимала морфий и много спала, чтобы скоротать время, я снова и снова писала Тессе то письмо. В своём воображении я видела, как она читает его и немедленно звонит мне. "Я получила твоё письмо, – говорит она. – Я еду домой". "Ты не обязана", – возражаю я, но она уже в самолёте. В конце концов я закончила это письмо. Отправила его – и... ничего. Большинство черновиков ещё лежат у меня под кроватью вместе с любовными письмами, которые я так и не вручила Рив.

Письма из Страна Радости. С любовью, Джоанна.

По дороге на занятия я делаю пит-стоп.

Она в туалете, освежает макияж, подводит глаза густой чёрной подводкой. Желудок подкатывает к горлу.

Это глупо. Мы через кое-что прошли. Нам нужно поговорить об этом.

– Эй, у тебя есть жвачка или мятные леденцы? – спрашиваю я.

Её взгляд останавливается на моем отражении в зеркале, затем она отворачивается.

Я направляюсь к раковине, а она пятится назад, будто я заразная.

– Я не успела утром почистить зубы, а сэндвич, который ела на завтрак, был, типа, с чистым луком.

Заткнись, Джоанна! Я поворачиваю кран и опускаю руки под ледяную воду. Я что, только что призналась ей, что не чищу зубы?

Она выглядит так, будто хочет либо что-то сказать, либо убить меня. Я перекрываю воду. Бумажные полотенца у неё за спиной, а у меня с рук капает вода.

Она отклоняется в сторону.

– Спасибо, – говорю я. Не могу поверить, насколько сдержанно звучит мой голос. – Боже, мне нужна жвачка.

– У меня нет жвачки, – говорит она. – Что ты делала вчера у моего дома?

Я отрываю кусок полотенца:

– Робби забыл свою крылатую ракету, и я подвезла её ему.

– Свою... что?

– Ну, что он там носит в этом чемоданчике.

– Он сказал тебе, что там крылатая ракета?

– Сказал, там М16 или что-то в этом роде. Бомба с датчиком движения.

– И ты поверила? – её губы тронула лёгкая улыбка.

– Нет. А что там у него?

Она игнорирует вопрос и поворачивается, чтобы уйти.

— Послушай, насчёт того, что произошло в твоём доме...

Три девушки с хихиканьем врываются в туалет. Хрупкая связь, которую я устанавливала, рушится. Они протискиваются в кабинку и закуривают сигарету. Становится жарко и многолюдно.

– И где сейчас его бомба? – оборачивается Рив.

– У меня в машине.

Время идёт: дети рождаются, старики умирают.

– Ну и? – спрашивает Рив.

– Что "ну и"?

– Мы можем сходить за ней? – она раздражённо выдыхает.

– А... конечно.

Мы. Она сказала мы. Ноги идут сами.

Рив плывёт рядом со мной, и я чувствую себя с ней чудовищно огромной, воздушной и тяжёлой одновременно. Я придерживаю для неё наружную дверь.

Мы не разговариваем всю дорогу до моей машины. Всё, что я могу сказать, – фигня. Или важно?

Рив отходит в сторону, пока я беру чемоданчик. Я протягиваю его ей, она говорит "спасибо", и наши пальцы соприкасаются. Нервные окончания вздрагивают.

Она отворачивается. Затем снова поворачивается.

– Что ты вчера видела? Запомни: ты ничего не видела.

– Хорошо, – говорю я.

Её взгляд скользит вдоль улицы.

– Хотя я же всё видела, – говорю я.

Она мотает головой.

У меня сильнейшее желание протянуть руку и дотронуться до неё. Просто... дотронуться.

Она вздрагивает, как будто я действительно до неё дотронулась, и говорит:

– Нет.

Я позволяю ей уйти. В последний раз.

* * *

Робби заходит в комнату через несколько секунд после меня. Не говорит ни "привет", ни "нет", ни "я слушаюсь Джоанну". Лезет за свой стол, достаёт листы мятой бумаги и начинает писать.

Я хочу спросить: "Как дела?" Хотя теперь мне прекрасно известно, что его жизнь – полная жесть в натуре.

Я замечаю, что у него с собой чемоданчик.

– Э-э... дай мне знать, если тебе понадобится помощь, хорошо?

Ручка скрипит по бумаге.

Я достаю чековую книжку и листаю её. Какая-то дурочка вписала суммы, не указав, на что она потратила деньги. В конце у меня получается отрицательное число. Что это? Мой банковский счёт? В прошлом месяце у меня было превышение более чем на 100 долларов, а в этом месяце истекает срок действия моей автомобильной страховки.

Я подсчитываю, сколько буду зарабатывать, если буду работать в "Bling's" каждый вечер, все выходные, всё лето, каждый день до конца своей жизни, и тут слышу:

– Вы ещё не закончили?

Я вскидываю голову. Рив опирается плечом о дверной косяк, скрестив руки на груди.

– Привет.

Боже. Мой голос на три октавы выше, чем обычно. Я прочищаю горло.

– Который час?

Я смотрю на часы. На них мигает "12:00". Дешёвые часики из "Bling's".

Она неторопливо входит в комнату и смотрит на большие часы над дверью:

– 11:40.

Ах да.

Её взгляд переходит на меня:

– Что он пишет?

– Мемуары. Жди звонка от Джерри Спрингера^[5] со дня на день.

Рив бросает на меня убийственный взгляд.

Блин!

– Да шучу я. Это всего лишь сочинение – выпускное задание.

Где-то днём, когда она закончила макияж. Настроение: убийственное.

– Он легко вспомнит какой-нибудь худший момент, – говорит она. – Разве что проблема будет с тем, чтобы выбрать из них самый худший.

– Точняк, – бормочет Робби.

– Какой у тебя был лучший момент в жизни, недоумок? – спрашивает его Рив.

Робби перестаёт писать и вздёргивает подбородок. Он смотрит не на Рив и не на меня.

– Держу пари, я знаю, – говорит Рив.

Робби смотрит на неё, и между ними проносится мощная эмоция — любовь, ненависть или что? Общность.

Рив шевелит губами. Робби мотает головой. Она делает движение подбородком, и Робби встаёт, запихивая бумаги в задний карман.

– Подожди! – я чуть не выбиваю чемоданчик у него из рук.

Рив остановилась прямо за дверью; прислонилась к кирпичной стене, выглядя так, словно готовится к нападению.

– Что ты делала? – спрашивает она.

– Что?

– Ты вечно переспрашиваешь, – она закатывает глаза. – Что? Когда? Кто? Тебе следует развивать навыки слушания.

– Зачем? – улыбаюсь я.

– Пока этот крысёныш работал, чем ты занималась? – ухмыляется она.

– Ты имеешь в виду баланс моей чековой книжки?

– У тебя даже деньги есть?

– Нет. В этом-то и проблема.

– Ты работаешь? – она смотрит мне в глаза.

– Да. В магазине "Bling's" в торговом центре.

– А ты карьеристка, – кивает она. – Обожаю это у девушек.

– Вот как?

Рив открывает рот, будто хочет что-то сказать – будто ей не терпится это сказать. Мне знакомо это чувство.

Появляется Робби, и она хватает его и тащит за собой. На перекрёстке холлов она замедляет шаг и поворачивает голову. Робби продолжает идти. Рив лезет в карман и бросает мне что-то, что я хватаю одной рукой.

Это пачка "Орбита".

Глава 8

Я чувствую прилив энергии, эйфорию. После вечера в хосписе. После общения с Рив. Поднимаюсь по лестнице в квартиру, перепрыгивая через две ступеньки, и вижу, что к моей двери приколота записка: "Нужно поговорить. Приходи ко мне, если доберешься домой к 21:00".

Почерк Тессы мелкий и корявый. Циферблат моих часов не разобрать. Внутри часы на кабельной коробке показывают 21:48. Упс, опоздала.

Я раздеваюсь и забираюсь в постель.

Сон не идёт. Я ощущаю привкус мяты от жевательной резинки, которую всю разжевала. Рив. Она вспомнила меня и угостила жвачкой. Выражение её лица, понимание между нами, её притяжение ко мне. На ней был короткий эластичный жилет, завязывающийся под грудью, поверх облегающей футболки – у неё не так много нарядов, но ради меня она может носить его хоть каждый день. Её волосы сверху чёрные, а снизу светлые. Как ей удаётся добиться двухцветного эффекта? Ей кто-то в этом помогает? Может быть, Бритт? У Бритт волосы всегда мелированы или с прожилками.

Нет. Я не буду мысленно связывать Рив с Бритт. Или с кем-либо ещё. Только с мятной жвачкой. Я могу жевать её всю ночь.

Боже упаси Тессу лечь спать хоть минутой позже 21:00. Она не способна сказать: "Приходи – поговорим. Когда угодно".

Я переворачиваюсь на другой бок и замыкаюсь в себе. То письмо, которое мне не следовало отправлять, всё изменило между мной и Тессой. Вряд ли... она до сих пор любит меня...

Она обычно звонила и говорила:

– Ты хочешь, чтобы я вернулась? Потому что я вернусь. Просто скажи.

Я всегда говорила ей:

– Нет, всё в порядке. Мама ещё может передвигаться.

Даже когда мама не могла, я не хотела, чтобы Тессе пришлось бросать колледж. Тесса говорила:

– Ты такая сильная. Не знаю, смогу ли я выдерживать это день за днём.

Она имела в виду смотреть, как умирает мама.

Я не сильная, Тесса. Просто иногда в жизни у тебя нет выбора.

Я сбрасываю скомканную простыню и отправляюсь за стаканом молока или чего-нибудь ещё. Когда я открываю пакет, меня отшатывает от запаха.

Желудок сводит, когда я выливаю свернувшуюся массу в раковину.

Нужно выбраться отсюда, пойти куда-нибудь. Обратно в хоспис. Я надеваю джинсы и толстовку. В туманном воздухе носится запах горящего дерева. Кто это в такой час разводит костёр? Мы с Рив разводили бы, если бы жили вместе. Мы бы лежали перед камином и занимались любовью всю ночь.

На полпути к машине я останавливаюсь в росистой траве. Я босиком.

Разве можно полностью бодрствовать и одновременно быть без сознания?

Мартин и Тесса оба дома, их машины припаркованы бок о бок на подъездной дорожке. Я как можно тише открываю дверь во внутренний дворик. Свет погашен, и при виде тёмных фигур, движущихся по гостиной, я замираю на месте. Мартин заходит Тессе за спину, их силуэты сливаются. Он держит её примерно посередине, его руки лежат у неё на животе. Руки Тессы ложатся поверх его рук.

Мартин говорит:

– Хм-м. Да, я определённо вижу синеву: синие точки, синие пятна. Надо назвать его Спот.

Тесса отрывает голову от груди Мартина:

– Тебе правда не нравится имя Мартин? Можно просто Марти. Или Мартина.

Мартин говорит:

– Пусть будет Спот. Когда у тебя следующее УЗИ?

Она не отвечает.

– Мы уже на двенадцатой неделе, – Мартин убирает ей чёлку со лба. – Верно?

Их окутывает тишина. Их предыдущий ребёнок умер на двенадцатой неделе.

Мне надо уходить. Я делаю шаг назад – и раздаётся предательский скрип половицы. Их головы поворачиваются в унисон.

– Мо-Джо?

– Привет, ребята, – я слабо машу рукой.

Мартин отпускает Тессу, но берет её руку и подносит к губам.

– Что скажешь, соседка? – спрашивает он меня, целуя костяшки её пальцев.

– Я получила твою записку, – говорю я Тессе.

– Ах, да... Не жди, пока у тебя сгорит страховка на машину.

– И это всё? Блин, спасибо за совет, – я направляюсь к холодильнику.

– Я серьёзно, Джоанна, – Тесса следует за мной. – Я не позволю тебе сесть за руль без страховки.

У них есть свежее молоко. Я пью прямо из пакета, потому что знаю, что это её раздражает.

У Тессы в сумке звонит мобильный. Она выуживает его, а Мартин подкрадывается ко мне сзади. Он собирается опрокинуть пакет мне в лицо, но я уворачиваюсь. Однажды он проделывал со мной такой пранк, и я приняла молочную ванну. Я выгнала его через парадную дверь на улицу и хорошенько поколотила. Мартин спрашивает:

– Что ты делаешь в час ведьм, Мо-Джо?

– Накладываю заклятие на своего злого зятя, – я машу на него пальцами, как шаман вуду.

Мартин хлопает себя по щекам и в ужасе кривит рот. Это сводит меня с ума. На нём футболка с надписью: "ИНТЕРНЕТ ВЫЕЛ МНЕ МОЗГ".

– Гик, – говорю я, проходя мимо него.

– Ганста, – он дёргает меня за толстовку.

Тесса выбегает из столовой в гостиную.

– ...Но я сама только что с 12-часовой смены, – говорит она в мобильный. – Ты не можешь найти кого-нибудь другого?

Я говорю Мартину:

– Значит, это будет Спот?

Его лицо расплывается в ухмылке.

Я добавляю:

– А как насчёт второго имени "Тед"?

Мартин разражается смехом.

Моя будущая племянница или племянник: Спот Тед Дэг. Да, круто.

Я уже собираюсь уходить, но тут возвращается Тесса. Она снимает свою сумку со стойки и говорит Мартину:

– Мне нужно возвращаться.

– Ты же только закончила, – говорит он.

– У нас нехватка персонала. Одна из новых интернов упала и сломала лодыжку, а у Коди стрептококковая инфекция. Люди стоят в очереди вокруг здания.

Мартин поднимает голову.

– Ну, мне очень жаль, – говорит Тесса.

– Нет, всё в порядке.

Боже, он всё понимает. Я бы, наверное, сказала: "Как насчёт того, чтобы побыть со мной? Посидеть дома?" Тесса работает практикующей медсестрой в бесплатной клинике в центре города.

Мартин говорит:

– Твой халат весь в крови.

– Чёрт! – Тесса осматривает свой лабораторный халат спереди. – Сегодня был один больной с кровотечением.

Она бросает сумку и несётся через гостиную в спальню.

Мартин глубоко вздыхает и поворачивается ко мне:

– Спот^[6] Дэг говорит: "Гав".

– Гав-гав, – отвечаю я.

* * *

Страна Радости: эпизод 7

Мы бежим по гранитной дорожке, сбрасываем обувь и футболки. Я бегу за Рив до Фэллон-Фоллс. Она проворна, и её маленькая угловатая фигура пролезает между расщелинами. Она пробирается по камням к реке.

Я смеюсь, мои волосы развеваются на сильном ветру, и я задыхаюсь от того, что гоняюсь за ней и едва не хватаю её.

– Рив! – кричу я. – Подожди!

– Давай быстрее. Сейчас начнётся.

Ниоткуда взявшиеся петарды ослепляют небо. Сейчас ночь, и в водопадах отражаются синие, красные и золотистые огни, переливаясь каскадами радужной воды через край.

Рив ныряет за водопад, затем рассекает воду, поднимая руки, чтобы ощутить силу реки.

– Джоанна, приди и забери меня, – кричит она.

Я рядом, на расстоянии прикосновения руки.

Затем её засасывает водой, и она исчезает.

* * *

Предполагается, что к четвергу все выпускники должны внести плату за обучение и штрафы и очистить свои шкафчики. Месяц назад нам посоветовали забрать выпускные объявления^[7]. Список выпускников-старшеклассников вывешен на стене в учебном центре, и мы должны проверить свои имена в наших аттестатах.

Я остаюсь дома и думаю о Рив.

От звонка телефона я прихожу в себя. В теле продолжает покалывать. Я выбираюсь из кровати, но не успеваю ответить. Новак оставляет сообщение: "Джоанна, где ты? Я думала, мы пойдём на пикник для выпускников".

Это сегодня? Я прищуриваюсь и смотрю на часы на телевизоре – 16:38.

"Привет, лесби. Скучаю по тебе. Позвони мне, как только сможешь. И мы с Данте рассчитываем, что этим вечером ты пустишь нас в свою квартиру, правильно? Ты не передумала? Позвони мне. Ты ничего не пропустила на пикнике. Надо было приходить со своей едой, поэтому я взяла Данте. Кар".

Рив на пикнике?

Я умираю с голоду. Если пойду за продуктами, у меня нет денег, чтобы выписать чек. По расписанию у меня нет работы до субботы, но язвоню в "Bling's" по наитию. Шондри говорит:

– Сегодня я справлюсь и сама.

Кто бы сомневался!

Она добавляет:

– Новенькая только что ушла, так что понадобится кто-нибудь завтра вечером. Возможно, на все выходные.

– Я могу выйти, – говорю я ей.

Ура! Теперь будет на что поесть.

Шондри говорит:

– Это более 30 часов? Я не смогу заплатить тебе сверхурочные.

– Мне все равно. Мне нужна работа.

– Надо уложиться в 30 часов, но я планирую подъехать завтра к 16:00 и оставаться до закрытия.

– Понятно.

Она молчит. Что?

– Ты самая надёжная детка, каких я знала.

Шондри кладёт трубку.

Вау. Во-первых, я не детка. Во-вторых, что тут такого, если я поработаю, когда больше никого нет?

* * *

Новак падает в мои объятия у двери.

– Я так накидалась, – невнятно произносит она.

Судя по её дыханию, даже больше допустимой нормы. Позади неё ухмыляется Данте.

Отстраняя Новак, я хватаю сумку со стула и бормочу:

– Не скучайте.

Хочется добавить: "Не пачкайте мне постель".

– Тебе не обязательно уходить, – говорит Данте.

– Что?

Новак мгновение колеблется, затем плюхается на диван.

Данте приподнимает бровь.

На что он намекает?

Мой взгляд останавливается на Новак. Она же не выдала меня? Она же не сказала ему? Данте же не знает, что я лесбиянка? Но эта ухмылка на его лице...

Фу. Мурашки пробегают по коже.

Я выхожу за дверь и спускаюсь по лестнице. Новак, как ты могла? Я доверяла тебе. И как ты могла пасть так низко? У нас был один молодёжный проект с опросом младшеклассников. Мы ходили к девочкам шестых и седьмых классов, рассказывали им о давлении, с которым они столкнутся в старших классах, об опасностях свиданий. Наша группа разыгрывала ролевые игры, чтобы показать девочкам, как выпутываться из рискованных ситуаций. У Новак это получалось лучше, чем у меня, поскольку у неё был опыт. Она всегда заканчивала фразой: "Нет – значит, нет. Уважайте себя. Защищайте себя. Просто скажите "нет"".

Сколько раз в реальной жизни Новак говорила парням "нет" по любому поводу?

Всю дорогу до Аллеи Радуг я думаю об этом — о ней. Новак встречается с 12 лет; у неё интенсивные отношения начались ещё в средней школе. Уже не помню, сколько раз она просила меня купить ей тест на беременность.

Я продолжаю дрожать и чувствую себя вывалявшейся в грязи, когда сворачиваю в переулок. Ему захотелось, типа, замутить тройничок?

Это вообще нормально?

Другим – может быть.

Я же ищу вполне определённых отношений – один на один.

На стоянке припарковано меньше машин, и никто не целуется и не курит на пожарной лестнице. Я поднимаюсь по металлической лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, и оказываюсь на площадке. Афиши на двери — реклама фестиваля инди-групп, поэтического слэма. Музыка и голоса просачиваются в ночь изнутри. Я открываю дверь и вхожу. Кучка людей растянулась на коврах и подушках перед вечером телевизионных фильмов? Робби тоже тут – сидит на своём чемоданчике на полу. Если он здесь...

Сердце бешено колотится.

Она развалилась на длинном диване и листает журнал. Она не видит, как я вхожу — или видит? Она роняет журнал на пол, подскакивает и садится на подлокотник, обхватив колени.

Безымянная девушка садится рядом с ней. Она что-то говорит Рив, улыбается и смеётся, слегка подталкивая Рив локтем в плечо. Рив машет рукой, хлопая девушку по лицу.

Боже! Что такого ей сказала эта девушка? Потому что Рив определённо сказала "нет".

Девушка, пошатываясь, поднимается на ноги и начинает плакать. Рив разворачивается, выпрямляется и обнимает девушку. Она обхватывает её лицо ладонями и целует.

Не понимаю. Это нереально.

Рив моя. Она бережет себя, лучшую себя, для меня.

Я выхожу так же, как и пришла – спускаюсь по лестнице, подхожу к машине. Рёв в ушах заглушает помехи, и я завожу двигатель.

У меня болит голова, болит сердце. Мне нужна только она.

Почему я продолжаю убеждать себя, что мы можем быть вместе?

Вслепую я въезжаю на школьную парковку. Я не слышу, как въезжает другая машина, или открывается дверь, или шаги. Я не вижу, как она подъехала. Моя пассажирская дверь распахивается, и рядом со мной садится парень.

У меня хватает присутствия духа закричать.

Глава 9

Ночь поглощает меня целиком. я распахиваю дверь и погружаюсь в темноту. Внедорожник въезжает на стоянку и чуть не сбивает меня. Визжат тормоза. Или это я кричу? Фары освещают салон моей "Тойоты". Парень выходит оттуда и хромает прочь.

Рив выскакивает из внедорожника:

– Кто это был?

Я сжимаю её в объятиях.

– Боже, если бы не ты... – я крепко обнимаю её.

Она напрягается, и я ослабляю хватку.

– Кто это был? – снова спрашивает она.

– Не знаю. Какой-то парень. Просто взял и сел мне в машину.

Она внимательно смотрит на меня.

– У нас с ней ничего не было, – говорит она.

– Что?

– Она не моя девушка.

Я потрясена, сбита с толку.

– Прости, – я тянусь к ней. – То есть, я рада.

Её губы приоткрываются, и вырывается неглубокий вздох. Я всё никак не могу отдышаться, поэтому делаю глубокий вдох и резко выдыхаю.

Рив здесь. Вблизи она кажется хрупкой, как стрекоза.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.

Её взгляд скользит по парковке:

– Спасаешь свою задницу от изнасилования?

– Да, – говорю я. – Спасибо.

Мгновение мы стоим, глядя друг на друга. Рив видела мою боль; она видела, как я убежала из клуба и поехала за мной.

– Ты помнишь, как кричала? – спрашивает она.

– А что, я кричала?

– Я же не глухая.

Я ухмыляюсь. Она улыбается.

– Почему ты приехала именно сюда? – спрашивает она.

– Не знаю, – я осматриваю стоянку. – Мне показалось, что здесь безопасно.

– Странная ты, – она просто смотрит на меня.

– Может быть.

– Меня это даже заводит, – она наклоняет голову.

Вся кровь приливает к лицу. Слава богу, сейчас темно.

Её веки опускаются. Сегодня вечером они выкрашены в серебристо-золотой цвет, ослепительный и отражающий лунный свет. Ночь, луна и Рив.

– У тебя есть жвачка? – спрашивает она.

– Давай куда-нибудь выберемся, – слова просто вырываются у меня из головы.

– Прямо сейчас? – моргает она.

– Нет. Вообще.

– Почему не сейчас? Есть не хочешь?

– Всегда хочу.

– У тебя есть мобильный? Давай закажем пиццу. Закажем доставку прямо сюда.

– На парковку? – мои брови выгибаются.

– А куда же ещё? – говорит она.

Боже, она здесь, прикалывается надо мной. Флиртует? Неприятно признавать, но мне не хватает денег купить себе телефон.

– У меня есть идея получше. Пойдем поедим пиццу.

Она не говорит ни "да", ни "нет". Глупое предложение.

– Или...

– Садись за руль, – говорит она.

* * *

Ближайшая пиццерия, которую я знаю, — это "Монтони", в трёх кварталах от школы. В этом районе смешалось всё – Италия, Ближний Восток, Вьетнам. Раньше здесь собирался наш молодёжный клуб.

– Да, видела это заведение, – говорит Рив, когда мы подъезжаем к тротуару. – Но никогда здесь не была.

– Я была. Тут хорошо, – я тянусь к дверной ручке, и Рив сжимает мне руку.

– Я хочу, чтобы это было впервые, – говорит она. – У нас обеих.

Что "впервые"? Свидание? Оргазм?

– А как насчёт пойти туда? – указывает Рив. – Ты там была?

Её палец указывает через улицу на кальянную "Иштар".

– Нет.

Она идёт туда, а меня затягивает в кильватерный след её кометного хвоста.

В кальянной накурено, янтарные лампы рассеивают марево. В поле зрения нет ни хозяйки, ни обслуживающего персонала. Рив выбирает кабинку рядом с лотерейным автоматом.

Из ниоткуда появляется официант и приносит два меню.

– Хотите кальян? – спрашивает он.

Мы с Ривом переглядываемся.

– Конечно, – говорим мы вместе.

Официант уходит.

Рив берет меню и мгновение изучает его. Она ловит мой пристальный взгляд.

– Что ты видишь? – спрашивает она, опуская меню.

Желание сильное, но я не перепрыгиваю через стол между нами.

– Два глаза, рот, нос.

Очень поэтично, Джоанна! Боже, я тут схожу с ума. Я с Рив Харт на свидании.

Она улыбается. Улыбка такая нежная и грустная, что мне хочется подойти к ней, обнять, ласкать ей лицо, целовать губы, глаза, нос, горло.

Она продолжает изучать меню.

Что-то мешает мне задать ей тот же вопрос. Без сомнения, она видит жалкую, отчаявшуюся, бешеную уродку. Официант ставит на стол нечто, похожее на медно-стеклянную урну, вазу или бокал и высыпает круглые плоские угли в чашу. Потом он зажигает их и объявляет:

– Кальян.

– Что? – переспрашиваем мы с Рив.

Я истерически хихикаю. Она пристально смотрит на меня.

– Вам есть 18 лет? – спрашивает официант, указывая на меня, затем на Рив.

– Да. Документы показать? – спрашиваю я.

Он отмахивается от меня.

– Какой вкус хотите? Яблоко, дыня, мята, вишня, банан, фруктовый микс... – он называет ещё дюжину.

Рив смотрит на меня, и я пожимаю плечами.

– Вишня, – говорим мы обе.

Я улыбаюсь про себя. Она издаёт тихий смешок.

Он открывает деревянную коробку и выбирает квадратную упаковку. Полагаю, табак. Мы оба внимательно наблюдаем, как он наполняет чаши и собирает кальян. С обеих сторон змеятся длинные узкие шланги, обмотанные плетёным шнуром.

Официант берет одну трубку и изображает, что мы должны делать. Он передаёт мне шланг, а Рив берёт другой. Официант исчезает.

– Это как бонг^[8], – говорит Рив.

На концах трубок есть мундштуки, и Рив вставляет свой в рот. Я тоже. Я немного посасываю, и ничего не происходит.

Я курила раньше с Новак. Не бонг.

Взгляд Рив останавливается на мне:

– Что-нибудь чувствуешь?

– Голова кружится.

– Дым есть? – она поджимает губы.

– Нет. А у тебя?

Она качает головой.

Наверное, мы просто слабо тянем. Я пробую снова, и вода пузырится в прозрачном шаре урны. Камеру заполняет дым, и в следующее мгновение я чувствую его на языке. Колет. На вкус как кора. Или жжёная конфета.

Глаза Рив расширяются.

Ого! Это мило.

Я вдыхаю – и дым щекочет мне горло. Он не резкий, как от сигарет, скорее, прохладный. Тёплый. Мышцы, кости и плечи расслабляются. Рив закрывает веки и глубоко вдыхает.

Сегодня вечером её глаза прекрасны. Она похожа на ангела. Или водную нимфу. Провокационные глаза пастельных тонов. Она вынимает мундштук и улыбается.

Эта улыбка – полная капитуляция.

– О, детка, – говорит она. – Это чистый кайф!

Я тоже будто лечу. Мне можно?

Подходит официант, чтобы принять наш заказ, и мы обе снова быстро просматриваем меню. Все блюда мне незнакомы. Кажется, про "хумус" я где-то слышала.

– Номер девять – говорит Рив официанту.

– Мне тоже, – я закрываю меню.

Официант уходит.

Рив берёт трубку:

– Девять – моё счастливое число.

– Да? Запомню, – мы обе делаем затяжку. Выдыхая последний комок нервозности, я спрашиваю: – Почему?

Рив задерживает вишнёвый дым в лёгких, затем делает длинный, заметный выдох:

– Я переспала с девятью девушками.

Шок лишь слегка ощущается в сознании. Я с особой силой затягиваюсь кальяном, наполняя грудь.

– Что ты теперь видишь? – Рив опускает трубку.

Вызов? Дерзость? Однако на мгновение она теряет бдительность.

– Два глаза, нос, рот.

Рив отводит взгляд.

– Вижу девять девушек, которые не знали, что на них нашло.

На её губах появляется улыбка:

– Ты всё правильно поняла.

Я машу трубкой в воздухе.

– Это всё кальян! – говорю я.

Она смеётся этим шелковистым, змеиным смехом, который отдаётся у меня в горле.

Официант ставит перед нами две тарелки размером с футбольный мяч, наполненные жареным мясом, рисом и комочками фиолетовой слизи. Он открывает корзинку с лавашом.

Рив кладёт трубку рядом с тарелкой.

– Надеюсь, ты платишь, – говорит она. – У меня нет денег.

— Это же я тебя пригласила, разве не так?

– Спасибо, – она расстилает салфетку на коленях. – Я серьёзно.

– Ты спасла мне жизнь. Это меньшее, что я могу сделать.

Она берёт свой шампур с мясом и нюхает, затем откусывает кончик.

Мясо одновременно аппетитное и нежное. Не знаю, едят ли его просто с палочки, но Рив делает это именно так, поэтому я повторяю за ней. Вкусно.

Минуту мы молча едим, смакуя вкус. Рив говорит:

– Итак, какие лучшие и худшие моменты у тебя были в старшей школе и как каждый из них изменил твою жизнь? – она обмакивает нанизанное на шампур мясо в пурпурную массу. – Для пущей убедительности, кому какое дело?

– Верно.

Точно не мне. И не сейчас.

– Раз у тебя с этим трудности, я начну первая, – говорит Рив. – Лучший момент? Когда от нас ушёл отец. Худший момент? Когда от нас ушёл отец.

Я чувствую, как у меня хмурится лоб.

– Он не самый большой мудак в мире, – она поднимает трубку. Её рука немного дрожит. – Всегда есть кто-то похуже. Но тогда даже представить было трудно, кто...

Мы как-то резко соскочили на столь глубокие темы. У меня дикое желание взять её за руку, но рефлексы замедлены, и рука не двигается.

– У тебя такой есть? – спрашивает она. – Позволь уточнить: в твоей жизни есть такой же мудак?

Она выпускает дым.

Первая мысль – Данте, но его нет в моей жизни. Затем дверь открывается, и, пошатываясь, входит тот парень с парковки. Его слезящиеся глаза скользят по кабинкам и останавливаются на мне. У меня сводит всё внутри.

– Ты не обязана отвечать, – говорит Рив.

– Нет, я...

Парень плюхается на барный стул ко мне спиной.

Я перевожу взгляд на Рив.

– Мой отец мёртв. Когда он был жив, он не был мудаком.

Рив сосредотачивается на моём лице:

– Как он умер?

– От болезни Паркинсона, но вообще-то – от пневмонии. Он был уже в возрасте.

– У тебя мама тоже стерва? – спрашивает Рив.

– Она тоже умерла, – я опускаю глаза. – Я живу одна.

– Почему она умерла?

– От рака. Она...

– Как ты живёшь одна?

Я поднимаю взгляд. Что она имеет в виду? Типа, как я свожу концы с концами?

– Неважно, – говорит она. – Прости. Мне пора.

– Что?

Она выскакивает из кабинки.

– Рив...

– Я оставила Робби совсем одного.

– Рив!

Я бросаю шампур. Пытаясь сдвинуться с места, хватаю сумку и выскальзываю из кабинки.

Мне приходится уворачиваться от пьяной женщины, которая падает с барного стула, затем я останавливаюсь у двери, потому что... мы не заплатили.

У меня нет с собой наличных, а чековая книжка осталась дома.

Рив выскальзывает, когда входят мужчина и женщина. Я встаю между ними, чтобы последовать за ней. Пусть чувство вины грызёт меня позже. Я могу вернуться сюда завтра и заплатить. Я так и сделаю. А сейчас...

Она исчезает в ночи. Тротуар пуст, улица безлюдна.

– Рив!

Её стройная фигурка проносится между припаркованными машинами на другой стороне улицы, и я бросаюсь за ней. Резкий ночной воздух отрезвляет.

У меня ноги длиннее, а она бежит не очень быстро, поэтому я ловлю её и разворачиваю. Она толкает меня – так сильно, что я падаю на асфальт, хрустя копчиком.

– Не надо! – говорит она. – Не подходи ближе! – в её голосе звучит угроза. – Я серьёзно!

Я медленно поднимаюсь на ноги:

– Рив, я...

Она отступает на шаг, затем разворачивается и убегает. Через плечо она кричит:

– Не ходи за мной!

Сердце кричит: "Иди за ней! Не упусти её!" А разум сопротивляется. Так было всегда.

Я тащусь к машине и сажусь вся ошеломлённая. Задница болит. Что только что произошло? Что я такого сказала или сделала?

И что это у меня на лобовом стекле? Я открываю дверь и выхожу, чтобы убрать бумагу из-под щётки стеклоочистителя. Это штраф на 50 долларов за разбитую фару.

Чёрт! Ну почему так не везёт?

Глава 10

Мозг не перестаёт раз за разом прокручивать события прошлого вечера. И переписывать концовку: Рив влюбляется в меня; Рив едет ко мне домой.

Убегающая от меня Рив — это не для Страны Радости.

Нужно заняться чем-нибудь тупым. Сегодня у старших классов последний день, поэтому школа не работает. Я решаю прибраться в квартире и впервые протираю пол под холодильником – разрушаю целую экосистему.

Звонит телефон, но я не успеваю подхватить. Я ещё не потрудилась почистить волосы или зубы, и на мне всё та же безразмерная футболка, в которой я ложилась спать. От меня воняет? Может быть, это и отпугнуло Рив. Я раздеваюсь в ванной, а когда тянусь включить душ, телефон звонит снова. Я бегу в гостиную, чтобы подхватить трубку.

– Как лесби проводит последний день в выпускном классе?

– Вычищает дерьмо из своей жизни.

Новак молчит, затем шмыгает носом.

Я имела в виду не её.

— Новак, я...

– Всё ни к чёрту, – говорит она. – Можно мне приехать?

– Мне на работу к 16:00.

По-моему, я разговариваю немного холодновато. Но я не испытываю к ней особой теплоты, особенно после вчерашнего.

– Я ненадолго.

Я ничего не отвечаю.

– Ну, пожалуйста.

Я понимаю, что выбежала голой и теперь вся покрылась гусиной кожей:

– Ладно, приезжай.

Отец Новак – международный инвестиционный банкир. Поездка из загородного коттеджного посёлка, где она живёт, займёт 15 минут, если заказать такси заранее.

Я быстро принимаю душ и снова надеваю футболку. На кухне я вынула всё из шкафчиков. О чём я только думала?

Может быть, моя жизнь – пустой шкаф? Его надо перебрать. Там банка крем-супа с сельдереем, который, должно быть, остался со времён, когда ещё Тесса жила здесь в старших классах. После того, как Тесса уехала, а мама заболела, я практически всю еду покупала в магазине. Мама составляла список. Пока её не вынудили уйти из собственного дома, она составляла списки покупок. Раздаётся стук в дверь.

– Открыто! – кричу я.

Я перекладываю дорогие тарелки Тессы, когда дверь со свистом открывается.

– Ты свою дверь тоже не запираешь?

Я оборачиваюсь.

– Я принесла жвачку, – Рив показывает пачку "Орбита".

Сердце делает сальто назад.

Рив замечает царящий хаос и кашляет:

– Извини, – она обмахивает лицо.

Моющее средство испускает пар.

– Открою окна, – я проскакиваю мимо Рив и открываю переднее стекло.

– Так это твоё гнёздышко? – говорит она, оглядываясь по сторонам.

– Что?

Она хлопает меня по плечу:

– Буду бить тебя каждый раз, когда ты будешь переспрашивать.

– Что переспрашивать? – улыбаюсь я, и она сжимает кулак.

– Так вот с чего ты ловишь кайф в последний день школы? – спрашивает она, бросая жвачку на диван. – Нюхаешь моющее средство?

– Да, я вообще нюхачка. Вообще-то, я первый раз здесь прибираюсь.

– А можно я тоже? – её лицо светится.

– Эпично, – я преувеличенно усмехаюсь.

Она улыбается в ответ. От этой тёплой, нежной улыбки я таю.

На ней шорты и выцветший розовый укороченный топ. Её волосы взъерошены и распущены, а высокие скулы сияют блёстками.

Я даже не причёсана.

– Если бы ты пришла раньше, – говорю я, убирая спутанные волосы с головы, – мы бы вместе помыли Ужасающий Унитаз.

– Вот невезуха, – говорит она.

Я измеряю расстояние между нами, позволяя ему сократиться. Мысленно я плету вокруг нас паутину. В этот ей некуда бежать. Она не пытается освободиться, просто стоит и осматривает территорию.

Я делаю шаг к ней. Это моя территория.

– Я пришла посмотреть, как ты живёшь одна.

Ещё один шаг.

Она напрягается, затем направляется через гостиную в столовую, которая является той же комнатой, хотя внезапно кажется больше.

– Как ты вообще узнала, где я живу? – я присаживаюсь на подлокотник дивана.

"Не гони лошадей, дай ей освоиться, – думаю я. – Дверь достаточно близко, чтобы загородить её, если она решит сбежать".

Рив поворачивается и смотрит на меня. Её взгляд скользит по моему переду и останавливается на бёдрах.

Моих обнажённых бёдрах. Я понимаю, что на мне ничего нет под задравшейся футболкой. Это видно? Хочу ли я, чтобы она это увидела?

– Как у тебя вообще хватило денег на собственную квартиру? – спрашивает она.

– Я вроде как наследница, – пожимаю плечами я.

– Тут есть сортир? – её глаза бегают по сторонам.

– Да. Он в спальне. Ты невовремя пришла.

Она видит, что я шучу, и улыбается.

Боже, обожаю её улыбку.

– Это дальше по коридору, – показываю я.

Рив направляется в ту сторону. Сердце подскакивает к горлу. Рив здесь, в моей квартире.

– Ого, у тебя две спальни? – замечает она.

Я иду в конец короткого коридора, где он разделяется на две комнаты.

– Нет, – говорю я. – Только одна.

Другое помещение – это кладовка.

Она заглядывает в тесный шкаф, набитый всяким хламом. Швейная машинка Тессы и мотки пряжи, её куклы и мягкие игрушки. Может быть, поэтому я никогда не считала эту квартиру своей. Тут слишком много осталось от Тессы.

– Это гардеробная. Жаль, что в неё трудно войти.

– Ты понятия не имеешь, что такое гардеробная, – огрызается Рив.

Она набрасывается на меня, отталкивает и закрывается в туалете.

Я снова сказала что-то не то?

Кожа горит там, где она прикасалась ко мне. В раковине течёт вода, и я думаю: "Если ко всему прикасаться, останутся отпечатки пальцев".

Грохот на лестнице привлекает моё внимание, и внезапно врывается Новак.

– Джоанна! – она буквально бросается мне на шею.

Я убираю её руки и прижимаю их к бокам. Её лицо искажается.

– Что? – спрашиваю я, хотя и знаю что. Точнее, кто.

Новак закусывает губу и перекидывает волосы через плечо. У неё густые и роскошные волосы, какие можно увидеть в рекламе шампуня.

– Прости за вчерашнее, – говорит она. – Я не знала, что Данте собирался предложить групповушку, – она пытается посмотреть мне в глаза, но не может. – Ладно, мы с ним об этом поговорили.

У меня отвисает челюсть.

– Мы бы не стали заставлять тебя заниматься тем, чем ты не хочешь. Ты всегда могла бы отказаться. И ты отказалась, – она пожимает одним плечом.

– Да. Наверное, я уважаю себя.

– Это не я придумала, – Новак тяжело сглатывает. – Зашла речь о тебе, и я рассказала Данте, что ты лесбиянка, и он подумал, что это будет круто. Он спросил меня, не откажусь ли я заняться с тобой сексом, а он будет смотреть.

– Так ты ему всё рассказала?

Не знаю, что шокирует меня больше: что она разболтала ему о моей сексуальности, или что согласилась подыграть ему.

– И вообще, – добавляет она, – ты должна только радоваться. Тебя хотят и парни, и девушки. Тебе даже не нужно выбирать. Ты же знаешь, я бы переспала с тобой даже без Данте.

Наши взгляды встречаются.

Напряжённый взгляд Новак прерывается, и она смотрит мне через плечо.

– Ты не говорила, что у тебя кто-то есть, – ровно говорит она.

Рив стоит в коридоре. Давно ли? Она огибает Новак и направляется к открытой двери.

– Нет!

Она проходит мимо меня. Я выбегаю за дверь, спускаюсь по лестнице и догоняю её.

– Не уходи, Рив. Не уходи!

Она замедляет шаг и поворачивается. Её глаза потеряли свой блеск. Они поднимаются на лестничную площадку, где Новак, ссутулившись, стоит в дверном проёме, разделяя секущиеся кончики в волосах.

Рив направляется к фургону, припаркованному у обочины. Я не позволю ей уйти.

Сминая босыми ногами траву, я ступаю в заросли козлоногих шипов и взвизгиваю. Я прыгаю на одной ноге, пытаясь стряхнуть колючки, и как-то добираюсь до конца двора, где разбиваю палец ноги о тротуар.

– Рив! Рив!

Дверца фургона захлопывается.

Я бросаюсь к ручке.

– Это ведь Новак, – говорю я ей.

Рив заводит двигатель. Выхлопные газы вырываются из выхлопной трубы, и мне приходится повысить голос, чтобы меня услышали.

– Она просто подруга, – окно приоткрыто на дюйм, так что я знаю, что Рив меня слышит. – Ладно тебе! Что бы ты ни услышала...

Рив встречается со мной взглядом. Её глаза тёмные и смертоносные.

– Я могу тебе позвонить? – спрашиваю я.

На её лице мелькает тень неуверенности. Она включает передачу. Я прижимаюсь лбом к металлической обшивке окна и спрашиваю:

– Ты мне позвонишь? Ну, пожалуйста!

Она не давит ногой на газ.

– У тебя есть чем записать? – спрашиваю я. – Я дам тебе свой номер.

Рив смотрит в зеркало заднего вида и трогается с места.

* * *

Я проношусь мимо Новак по лестничной площадке и бросаюсь на диван. В ноге застряла колючка, и я подтягиваю лодыжку к груди, чтобы вытащить её.

– Спасибо, ты весьма удачно выбрала время.

Новак ничего не говорит.

Я поднимаю взгляд и вижу, как она разглядывает мои интимные места. Я отворачиваюсь и натягиваю рубашку до колен.

– Это была Рив Харт? – Новак подходит и садится рядом со мной. – Ты, должно быть, шутишь. Она такая шлюха.

– Заткнись, – поворачиваюсь к ней я.

– Боже... – Новак вздрагивает. – Вы спите вместе?

Колючка выскакивает, и я бросаю её в Новак:

– Не твоё собачье дело, – я встаю. – У тебя что, дальше этого мозги не работают? Не все отношения крутятся вокруг секса.

– Я люблю Данте – говорит Новак и берёт пачку "Орбита", лежащую рядом. – Ради него я готова на всё.

Ага, например, предать лучшую подругу. Я выхватываю жвачку у неё из рук.

– Можно мне жить с тобой? – она откидывается назад и устраивается поудобнее.

Я бросаю взгляд через плечо:

– Нет.

Ещё чего!

– Меня мама выгнала.

– Ч-что? – мой голос срывается.

Новак опускает голову, поднимает колючку и перекатывает её между пальцами.

– Она говорит, что я могу остаться до выпуска, а потом она меня выгоняет. Говорит, что знает, что происходило все эти годы, и всегда знала.

Ну, всего она точно не знает.

– Я прошу приютить меня только на это лето, – Новак наклоняется вперёд, кладёт колючку на стол, затем кладёт руки между бёдер. – Ну, пожалуйста.

Она же не серьёзно.

– К Данте попросись.

– Не могу.

– Почему?

– Его мать меня ненавидит, – она поворачивает голову и смотрит мне в лицо. – Каждый раз, когда я прихожу, она смотрит на меня так, словно я зараза на заднице её дорогого сыночки-корзиночки. Она даже не здоровается со мной.

– Снимите квартиру на двоих, – говорю я. – Он работает. Ты могла бы тоже работать.

Ей никогда в жизни не приходилось работать. Данте работает на стройке неполный рабочий день за хорошие деньги.

Новак выпрямляется и выгибает спину, проводя пальцами по волосам:

– Мы хотим скопить денег на будущее.

– Значит считаешь, что можешь жить здесь бесплатно? Припереться и объедать меня?

Она бросает на меня испепеляющий взгляд:

– Разве я говорила, что не буду платить или что хочу жить у тебя бесплатно? Нет, буду платить тебе аренду.

Конечно. Становится тепло, поэтому я пересекаю комнату, чтобы отойти от неё подальше.

– Джоанна. Ну, пожалуйста.

"Нет, – думаю я. – Не делай этого".

– А как же Данте? Ты же понимаешь, что он в итоге тоже здесь поселится.

– Он тоже будет платить.

Чёрта с два. Хочешь сказать, мы будем жить втроём?

– Ни за что. Ничего не получится, Новак. Прости.

Я направляюсь к коридору.

Диван скрипит, и я чувствую, как она подбегает ко мне сзади.

– Хорошо, – говорит она. – Всё нормально. Я понимаю. Это никак не повлияет на нашу дружбу.

Она обнимает меня сзади, и у меня перехватывает дыхание.

Новак мягко говорит:

– Поскольку я тебе подруга, то должна предупредить, – она встаёт передо мной, берёт за руку и крепко сжимает. Она так близко, что я чувствую её сладкое дыхание. – Не связывайся с Рив Харт. Я серьёзно, Джоанна. Ты окажешься по уши в дерьме.

* * *

Страна Радости: эпизод 8

Мы идём по песчаному пляжу. Обе босые. Под ногами стекло.

Мы садимся на лошадей и едем верхом. Без седла. Мы мчимся галопом вдоль берега. Обе выбрали огромных чистокровных лошадей. У меня – лакированно-чёрная. Рив – на белоснежной. Её ноги свободно свисают, а стройными бёдрами она сжимает лошади бока. Она смеётся, высоко и легко, её счастье рассеивается брызгами морской воды, подхваченными ветром. Вытянув руки в обе стороны, насколько может дотянуться, она расправляет пальцы, как крылья.

Я подъезжаю к ней и касаюсь кончиков её крыльев своими. Мы сближаемся, берёмся за руки. В безмолвном общении мы сплетаем пальцы и прижимаемся ладонями.

Переходя на ровный шаг, мы едем синхронно. Наши лошади стукаются крупами и фыркают, прижимаясь носами, как влюблённые.

Мы обмениваемся мыслями и чувствами телепатически.

– Давай прокатимся к скалам, – говорит Рив.

– Давай.

Я ударяю пятками в бока своей Чёрной Красавицы, и лошадь рывком несется вперёд. Позади меня Рив издаёт боевой клич. Она проносится мимо и направляется прямо к воде.

Опасность. – Рив, подожди!

Я опускаю голову и сжимаю бёдра. Я хватаюсь за гриву своей лошади и подгоняю её.

– Догоняй их! Догони Рив. Не потеряй её в волнах. Не дай ей утонуть.

Рив снова кричит и падает в воду.

Рив!

– Держись, детка, – кричу я ей. – Я иду.

Последнее, что я вижу, – это брызги чёрной пены.

Глава 11

В субботу с утра по дороге на работу я заезжаю в "Иштар". Никто даже не помнит, что мы там были. Может быть, мне всё приснилось? Но я по-прежнему чувствую вкус вишнёвого табака в горле, поэтому оплачиваю счёт.

Восемь часов работы в "Bling's", потом – в хоспис. Мама Кэрри устраивает истерику из-за того, что уборщики переставляют фотографии Кэрри, чтобы вытереть пыль. Она говорит, что будет убирать и вытирать пыль сама, и не хочет, чтобы этот медбрат приближался к её дочери.

Сука. Унылая сука.

По дороге к Фрэнку мне приходится проходить мимо палаты, в которой лежала мама. Обычно со мной всё в порядке, но сегодня у меня подгибаются колени и сжимается горло. Жаль, что я не рассказала маме о себе, о том, кто я на самом деле; жаль, что она не видела меня счастливой с другой девушкой. Она так сильно любила папу. Я хочу любви, как у неё с папой или как у Тессы с Мартином. Разве это невозможно? Возможно – и будет.

Я сижу с Фрэнком и смотрю покер по кабельному. У него открыты глаза, но он ничего не видит или не понимает. Он засыпает около полуночи.

Под дверью дома я нахожу конверт из плотной бумаги, заклеенный скотчем, без надписи на лицевой стороне. Я открываю его. Пять 20-долларовых банкнот. На моей автостраховке большими красными буквами написано "УВЕДОМЛЕНИЕ О ПРОСРОЧКЕ ОПЛАТЫ".

Тесса прикрепила стикер: "Нам нужно поговорить".

Где ты была, когда мне до смерти нужна была сестра? Ответь, Тесса Мари Дэг.

* * *

Робби шаркает за поворотом коридора, а я смотрю за ним из-за двери класса. Он один.

– Джоанна, Джоанна, Джоанна, – талдычит он. – Я пришёл работать.

– Где Рив?

Он протискивается мимо меня в класс, но не отвечает. Найдя себе место, он бросает рюкзак, ставит чемоданчик точно посередине рабочего стола рядом с собой и садится, сложив руки на коленях.

Я задерживаюсь у двери, надеясь и молясь, чтобы она появилась чуть позже, прискакав сквозь туман на лошади.

Единственный туман пока – у меня в голове.

– Где твоё сочинение? – спрашиваю я Робби, бросая рюкзак на учительский стол.

Он наклоняет голову.

– У тебя его нет?

А у меня? Я роюсь в рюкзаке. Здесь столько дерьма, что ничего не могу найти. Я вываливаю содержимое на стол.

– Шучу, – Робби вытаскивает страницы из заднего кармана и ухмыляется.

Очень смешно.

Его страницы сложены вдоль, и он проводит зазубренным ногтем большого пальца по складке, а затем устраивает грандиозный спектакль, разглаживая страницы по столу.

– Тебе нужна ручка? – спрашиваю я.

Он достаёт карандаш из кармана рубашки и, прикоснувшись языком к заточенному грифелю, говорит:

– Начнём.

Я смотрю, как он пишет. И пишет. Он такой же целеустремлённый, как и Рив — это аутизм?

Часы над дверью тикают. Мне с ним сидеть ещё 20 минут. Жаль, что у меня нет айпода или мобильного. Может быть, я смогла бы найти что-нибудь почитать или почистить свой рюкзак.

Я чувствую нетерпение, беспокойство.

– Могу я посмотреть, что ты написал? – обращаюсь я к Робби.

Я встаю и подхожу к нему; протягиваю руку.

Он перестаёт писать и поднимает голову, обводя комнату взглядом. Я сажусь за стол рядом с ним и шевелю пальцами.

Он опускает руки и откидывается на стуле. Приходится протянуть руку и забрать сочинение.

"12 марта, – пишет он, – я родился". Блестяще.

"23 мая я убью мать.

24 мая я убью отца. 25 мая яубьюеёотца".

Я искоса смотрю на Робби.

– Сюжет усложняется, – говорит он.

Я откладываю первую страницу в сторону и начинаю читать вторую.

Когда он запер шкаф, мы с Рив спрятались там, а он нашёл нас. в тимнате не спрячешса. Рив сказала ничего не говорить, она говорила ему нет. но он не слушал. каждую ночь Рив звала меня, мы закрывали дверь и ждали в темноте, было темно и холадно, и там были тараканы скарпионы и пауки в темноте а он прихадил и гаварил что мы играим в прятки а Рив громка шептала ничего не гавари не плач он не найдёт нас в тимнате. но он всегда нахадил. Сначала он схватил меня а Рив умаляла его, Нет вазьми меня. В тимнате я слышал её. в тимнате не спрячешса. она не плакала и не кричала я кричал. тот единственный раз я врезал ему. а потом он хватал сначала меня

Я заставляю себя оторваться от его писанины, сердце колотится в груди. Я смотрю на Робби. Он смотрит себе на колени, поигрывая верёвочкой.

Боже, если это правда...

тимнотимнотимнотимнотимнотимно... спрячешсаспрячешсаспрячешсапрячешса

Этим исписана остальная часть второй страницы. Затем идёт третья.

Я сматрю, как мама колется и она гаварит чтобы я убирался. Я сказал Рив она мне не верит. Я беру иглу и паказываю Рив и она мне верит. Она гаварит мне забыть об этом и держаца падальше от мамы. У неё игла. Я нахажу её и она пахнет уксусом. Мы прячемся в шкафу. Каждую ночь мы прячемся в шкафу и он находит нас. Мы прячемся накрываемся всеми тряпками здесь в тимноте жарка и нечем дышать. тимнотимнотимнотимно мы прячемсяпрячемся. Рив спрашивает бил ли он меня? Я говорю нет Она говорит он делает мне больно. Он прижигает меня сигаретой. Он и меня обжигает, но не гаворю об этом Рив.

Я закрываю глаза, но следующая строчка успевает просочиться в мозг.

Рив режется. Она не знаит что я знаю...

У меня сводит всё внутри. Не могу...

Я складываю страницы вместе, надеясь, что слова загноятся, лопнут, просочатся по складке и сойдут со страницы.

– Что из этого правда? – обращаюсь я к Робби.

– Ничего, ноль, – говорит он.

Он всё придумывает? В моём сочинении тоже не было ни капли правды. Все лгут.

Боже. Я не могу сдать такое сочинение миссис Гоинс. Они же под колпаком у социальной службы или типа того. Но что, если надо? Или что, если всё это просто куча вранья?

Рив правда режется? Никогда не видела у неё шрамов, а я не пропускаю ничего, что видно: её лицо, грудь, ноги и глаза. Особенно её глаза.

– Где Рив? – снова спрашиваю я Робби, вставая из-за стола. – Она придёт за тобой?

– Она не приходит за всякими парнями, – он натянуто улыбается. – Хочешь, чтобы я писал дальше?

– Знаешь что... – я обхожу учительский стол. – Думаю, этого достаточно. Может быть, завтра мы начнём с самого хорошего момента в твоей жизни.

– Мы? – переспрашивает Робби.

У меня спазмы – сводит голову и живот.

– Ты, – уточняю я. – Я имела в виду, что приду ради тебя.

Он встаёт и водит своим чемоданчиком по столу, затем неторопливо идёт к двери.

– Пойду встречу её, – говорит он. – Если хочешь, пойдём вместе.

* * *

Рив сидит, скрестив ноги, на поросшем травой холме перед школой и смотрит в небо. Она слегка поворачивает голову, когда Робби спускается с холма, я за ним. Увидев меня, она вскакивает на ноги.

– Привет, – говорю я.

Она выглядит так, как я себя чувствую: разбитой. Мы встречаемся взглядами. Робби плюхается на траву со своим чемоданчиком.

– Мне нужно отвезти Робби домой к 16:00, – бормочет Рив.

– Нет, не нужно, – говорит Робби.

Рив двигает ему кулаком в висок.

Я вздрагиваю. Обязательно так его бить?

– Вон наш автобус, – она вглядывается в конец улицы.

– Я подброшу вас домой, – говорю я.

В глазах Рив мелькает ужас:

– Не хочу, чтобы ты приезжала ко мне. Никогда.

– Ладно, я высажу тебя на углу.

Она смеривает меня взглядом.

"Рив, – умоляю я взглядом, – позволь мне помочь тебе, побыть с тобой".

– Тогда увидимся позже? – спрашиваю я. – Мы можем где-нибудь встретиться?

– Не сегодня, – её взгляд расфокусируется. – Сегодня не могу.

– Когда-нибудь ещё?

Следует долгая пауза. Я слышу, как автобус со скрежетом останавливается, и она говорит:

– Зачем тебе это нужно? Я не нужна тебе.

Я делаю шаг к ней. Понизив голос, я говорю:

– Нужна.

Она может только смотреть в ответ. Дыхание вырывается у неё из губ.

Чья-то рука касается меня, и я вздрагиваю.

– Знаешь, чего я хочу? – говорит Робби. – Сэндвича с сыром на гриле.

– Заткнись, – одновременно говорим мы с Рив и обе смеёмся.

Рив обнимает его за голову отвечает:

– Хорошо.

Что "хорошо"? Она это про встречу со мной? Или про сэндвич? Дверь автобуса открывается, и мы несёмся вниз по склону. Робби садится первым, затем Рив. Я наблюдаю через зашторенные, колючие стекла, как они усаживаются рядом примерно посередине салона.

Автобус отъезжает. Рив поворачивается и смотрит на меня в окно. Даже я ощущаю тоску в её взгляде.

* * *

Громкая музыка на заднем плане усиливает слова Новак по телефону:

– Если мама думает, что я дико расстроилась, что она меня выгоняет, то пусть не обманывает себя. Просто не могу поверить, что на этот раз папа её поддержал.

Она говорит быстро и громко. Где она? Я слышу голоса и смех позади неё.

– Джоанна, ты меня слушаешь? – визжит она.

– А ты-то где?

– Это просто какое-то издевательство над собственным ребёнком. Пренебрежение родительскими обязанностями. Они вышвыривают меня на улицу.

"За исключением того, что ты уже не ребёнок, – вертится у меня на языке. – А они и так дали тебе всё".

– Она даже запретила мне пользоваться бассейном, – говорит Новак.

– Ну и фиг с ним, – говорю я.

– Знаю. Вот сука... Я собиралась пригласить вас на вечеринку. Ты могла бы остаться на выходные, как раньше. Только вместо того, чтобы спать со мной, ты могла бы трахался с Рив Харт, – она издаёт короткий смешок. – А я бы посмотрела.

– Сейчас повешу трубку.

– Да ладно тебе, Джоанна. Я не это имела в виду, – торопливо говорит она.

Последний раз я оставалась у неё на ночь на День Благодарения^[9]. Тесса и Мартин улетели в Миннесоту погостить у его семьи, и хотя Мартин приглашал и меня приехать, я знала, что он это делает чисто из вежливости. А вот Тесса могла настоять.

Мы все выходные напивались у Новак в оранжерее. Потом они с Данте поссорились. Она хотела пригласить его на ужин в честь Дня Благодарения, но мать сказала: ни сейчас, ни когда-либо ещё.

– Я люблю тебя, Джоанна-банана, – тихо говорит Новак и вешает трубку.

Новак. Она сводит меня с ума. Но я не знаю, что бы я делала без неё, особенно в последний год.

* * *

– Что бы ты сделала, если бы узнала, что кто-то терпит насилие? – спрашиваю я у Жаннет.

Мы сидим за столом для рукоделия и лепим пластилин с миссис и мистером Мокри. У них болезнь Альцгеймера, что, по-моему, довольно мило – оба вместе теряют рассудок.

– Кто? – переспрашивает Жаннетт. – Кто терпит насилие?

– Неважно. Подруга, например – у неё семья неблагополучная.

Мистер Мокри сворачивает толстую змею.

Жаннет перестаёт мять пластилин и пристально смотрит на меня:

– А я знакома с этой подругой?

– Нет, – я понимаю, к чему она клонит. – Это не я. Я про подругу.

Мистер Мокри хмыкает, и я помогаю ему налепить ещё один комочек синего теста для придания формы.

– Сколько лет этой подруге? – облизывает губы Жаннет.

– 17... 18...

– Разве ты не знаешь точно? – говорит она. – Тебе известно, что она терпит насилие?

– Я знаю, но... то есть... у меня нет прямых доказательств.

Раздаётся звонок, и Жаннет встревоженно встаёт.

– Если это Эвелин... – её челюсть сжимается. Эвелин – мать Кэрри. – Не лезь туда.

Жаннет отодвигает стул и встаёт.

– Что?

Она швыряет пластилин обратно в контейнер:

– Не надо лезть в чужую семью. Уж поверь мне.

Я знаю, что хочу стать частью жизнь Рив, и у меня нет выбора.

Глава 12

Надпись на закрытой двери гласит: "СЕГОДНЯ ЗАНЯТИЙ НЕТ. ЗАБЕРИТЕ СВОИ КОНТРОЛЬНЫЕ В МОЕМ ЯЩИКЕ". Меня не волнуют результаты контрольной по киноведению, за исключением того, что все остальные в классе увидят мою оценку.

Мой балл 73^[10]. Я потратила не менее часа, размышляя о структуре повествования и о том, "как структура повествования в короткометражных фильмах отличается от документальных фильмов". В примечании под моей оценкой говорится: "Вы не смогли убедительно доказать свою точку зрения". А какая у меня была точка зрения?

Я запихиваю папку с контрольной в рюкзак и направляюсь к своему шкафчику. Когда я сворачиваю, Рив останавливает меня, прижимает к стене и спрашивает:

– Тебе сейчас хорошо?

Её рука лежит на моей груди, и мне интересно, чувствует ли она, как разрывается моё сердце.

– Абсолютно, – отвечаю я.

Она склоняет голову влево, затем уходит. Лёгкие опустошаются. Я отрываюсь от стены и следую за ней.

Мы проходим мимо помещений для музыкантов, репетиционных и звукозаписывающей студии и врываемся в извилистый холл. Я никогда раньше не была в новом художественном крыле здания.

– Сюда, – бросает Рив через плечо.

Она распахивает стальную дверь с надписью "B2" и придерживает её для меня.

Глаза привыкают к красному аварийному огоньку, горящему посередине стены. Ещё одна лестница ведёт вниз.

Когда дверь хлопает, Рив щиплет меня за руку.

Ай!

– Что это за место? – спрашиваю я.

Она проходит мимо, вдавливая меня бедром в перила.

– Робби называет это ямой Ахерона, – говорит Рив.

Боже, а она быстро ходит; мне приходится срываться на бег, чтобы не отстать. На ней очень короткая юбка, туфли на платформе и розовый укороченный топ – такое красивое размытое пятно.

– Робби нашёл это место примерно в первую неделю учёбы, и мы приходим сюда, – голос Рив отдаётся эхом. – О нём никто не знает.

По позвоночнику пробегает волна возбуждения.

Рив щёлкает выключателем, и подземный лабиринт освещается. Флуоресцентные лампы мерцают и гудят; металл поблескивает. Трубы, алюминиевые коробки и вертикальные столбы; горизонтальные вентиляционные отверстия змеятся и запутываются на протяжении мили бетонного пола. Это школьная система отопления и кондиционирования.

– Сюда! – зовёт Рив.

Её голос дрожит. Она ныряет за стальную колонну от пола до потолка, и когда я обхожу её, её там уже нет.

– Сюда.

Эхо. Я поворачиваюсь.

– Нет, сюда.

Я оборачиваюсь.

Она смеется.

– Рив!

Я слышу, как стучат ее туфли.

– Я здесь.

Я не умею играть в прятки.

Между двумя похожими на гробы блоками я выхожу к дренажной яме. Рив спрыгивает с трубы и приземляется позади меня.

Я вскрикиваю.

Она обхватывает меня руками за талию и разворачивает к себе.

Не отпускай её. Я хватаю её за руки и держу. Мы встречаемся взглядами.

– Пойдём. Сюда, – она вырывается, и мы пробираемся сквозь море алюминиевых столбов, коробов, вентиляционных отверстий. В самом дальнем конце – дверь. – Она была заперта, – говорит Рив, – но Робби это исправил.

Он исправил это, колотя в дверь, пока та не разлетелась в щепки, а защёлка не отвалилась.

Рив открывает дверь ладонью и заходит внутрь. Она наставляет на меня указательный палец. Я подхожу к ней, и её палец касается кончика моего подбородка. Я жду, что она притянет меня к себеи поцелует, но вместо этого она включает свет.

Я щурюсь от внезапной яркости.

Тут короткий двухместный диван для двоих с выступающей пеной. Пара пластиковых ванночек, сдвинутых вместе вместо стола. Наборы теней и карандашей для подводки глаз Рив, тушь для ресниц, кисточки для рисования разной ширины и текстуры, блёстки, бисер и пайетки.

– Потрясающе, не так ли? – восклицает Рив.

Когда она здесь, да. Но, по сути, это просто яма.

Она берёт меня за руку и выкручивает её. Приходится пригнуться, чтобы успеть. Она толкает меня на диван, затем нависает надо мной.

– Я сюда никого, кроме тебя, не приводила, – говорит она.

Спасибо тебе, Боже или кто там ещё!

Она опускается и садится рядом со мной.

– Я не привожу сюда своих девушек.

– Значит... я у тебя первая?

– Как хочешь, – улыбка растягивает её губы.

Она поднимает голову, и мы смотрим друг другу в глаза так долго, что это почти превращается в соревнование.

Я моргаю первой.

– О чём ты хотела поговорить? – спрашивает она.

Ненавижу нарушать близость, или что бы это ни было.

– О Робби.

– А что с ним? – она опускает глаза.

Я хочу, чтобы она снова сосредоточилась на мне... на нас.

– Я просто хочу спросить у тебя... показать тебе...

Рюкзак путешествовал со мной по лабиринту, как довесок. Я выуживаю сочинение Робби и передаю ей сложенные страницы.

– Мне жаль, что тебя напрягли с ним, – говорит она, принимая сочинение. – Ему нужно закончить школу.

– Нет, всё в порядке. Он...

Она прищурилась.

– ...немного странный, – заканчиваю я.

– На всю голову? – бормочет она и ёрзает на диванчике, поджимая одну ногу под себя. – Он чуть не умер, когда был младенцем.

– Правда?

– Нет, я вру! Не верь ни единому моему слову! – одна её туфля с грохотом падает на пол, и она снимает другую. Страницы шуршат у неё на коленях. Она читает вслух: – "23 мая я убью мать. 24 мая я убью отца", – Рив останавливается. – Мило.

– Это только начало, – я убираю первый лист.

Она читает вторую страницу про себя, потом третью. Её глаза бегают по строчкам, и она не дышит. Она сгибается в талии, и волосы падают ей на лицо, так что я не вижу её реакцию. Дойдя до конца, она говорит:

– Поправь ему орфографию и пунктуацию.

– Что?

– Знаешь, у него IQ 160.

– Неужели?

Она щёлкает языком, мол, ты вообще о нём ничего не знаешь. А что я знаю об аутизме?

Рив что-то перечитывает. При этом она выдёргивает ресницы из века. Тут я замечаю, что у неё на правом глазу отсутствуют почти все ресницы.

– Что-нибудь из этого правда? – спрашиваю я.

– Это интерпретация Робби, – говорит она.

– А какова твоя интерпретация?

Что она написала в своём сочинении?

– Он... ты..?

Боже, как спросить об этом?

– К вам кто-то пристаёт?

Рив смеется.

Моё лицо вспыхивает.

– Прости, – она прикрывает рот рукой. – Просто я...

Она тихо смеётся, прикрываясь рукой.

Смеётся надо мной. Глаза скользят вверх и вниз по её руке, по любому участку обнажённой кожи, который мне видно. Как выглядят шрамы от порезов?

– Ты режешься? – просто выпаливаю я.

Она перестаёт смеяться. Высвобождая из-под себя ногу, она выгибается дугой и говорит:

– Джоанна, ты даже не пытаешься ничего понять.

Она права? Потому что я реально ничего не понимаю. Мои собственные драмы такие... заурядные.

– Никогда не задавай вопросов, если не хочешь узнать настоящих ответов, – она смотрит на сочинение Робби.

Она считает меня наивной? Ладно, может быть, так оно и есть.

– Я хочу узнать тебя, – я протягиваю руку и кладу ей на ногу.

Она втягивает воздух, как будто моё прикосновение обжигает. Или мои слова её обожгли. Я убираю руку, и она выдыхает.

– Всё это давно в прошлом, – говорит она. – Это дерьмо из детства Робби. Хорошенькое детство, да?

Думаю, у тебя было такое же.

– А сейчас, – говорю я, – всё по-другому?

Рив вскакивает на ноги, и сочинение летит на пол.

– Этот мудак ушёл. Его нет уже много лет.

Она опускается на колени рядом с косметикой, берёт тюбик туши и отвинчивает крышку.

– Но кто этот парень в твоём доме?

– Какой парень? – она открывает зеркало с подсветкой.

– Тот, который избил твою маму.

– Ты об этом хотела поговорить? – она с размаху закрывает зеркало. – О моей паршивой семье?

– Нет.

– О чём ещё?

Напряжение нарастает.

– О нас.

– Нет никаких нас, – она мотает головой.

– Пока нет, – соглашаюсь я. – Но я хочу, чтобы были.

Атомы между нами заряжаются и расщепляются.

– Ты что, не поняла? – медленно произносит Рив – Или я неясно выразилась? Ты меня не вывезешь.

– Ты меня недооцениваешь.

– Прекрасно, – говорит она.

– Рив, – в одном дыхании я выражаю всё, что сдерживала внутри. – Я хочу тебя. Мне всё равно, что у тебя происходит. У меня... тоже не всё особо благополучно.

Она заметно потрясена. Она поднимается на ноги и направляется к двери. Я взваливаю рюкзак на плечо.

– Не забудь мемуары Робби, – она указывает на пол, и я наклоняюсь и собираю разбросанные страницы. – Предполагалось, что он будет писать об учёбе в школе. Пусть всё перепишет заново.

– Ладно, – говорю я.

Начнём с самого начала. Ты и я, Рив. Давай опять начнём с начала.

– Подбросишь мне мои туфли?

Я иду дальше: беру пару туфель и опускаюсь перед ней на колени, чтобы надеть их ей на ноги. Я обхватываю её правую лодыжку, и она подгибает пальцы ног. Я провожу указательным пальцем по каждому пальцу.

Она закрывает глаза и открывает рот.

Я поднимаюсь и смотрю ей в лицо. Свет гаснет.

– Забудь об этом, – говорит она.

– Нет, – я беру её за руку. – Я знаю, чего хочу, Рив, – хватит тратить время впустую. – Я знаю, что смогу тебя вывезти.

Глава 13

– Джоанна, вот ты где!

Тесса сидит в шезлонге на заднем дворе и вяжет крючком квадрат из розово-фиолетовой пряжи. Её сумка составлена из похожих квадратов, как лоскутное одеяло. Я обращаю внимание на её живот, нет ли изменений.

– Иди сюда, – говорит она.

Я чуть не говорю: "Сама иди сюда," – так как знаю, о чём она собирается спросить.

— Твой выпускной, — Тесса продолжает вязать, – будет 23 мая, верно?

– Э-э... да.

– Ты хочешь его отпраздновать?

– Что?

– Если хочешь, можем организовать по этому случаю вечеринку.

"Мы" – это ты и я? Или ты и Мартин?

– Не нужно, – говорю я. – Новак устраивает вечеринку.

Мама Новак планировала экстравагантный праздник. Однако поскольку Новак выселяют, планы вечеринки отменяются?

– А что мешает тебе тоже устроить праздник? – спрашивает Тесса.

А кого мне приглашать? Новак будет в тот день занята. Рив? Придёт ли Рив на мою вечеринку?

Тесса поднимает голову, прикрывая глаза от солнца. Я не отрываюсь от её живота. Кажется, он округлился, и это вселяет облегчение. Выкидыш случился прямо перед тем, как она улетела домой, чтобы поговорить с мамой о "подготовке". Я так и не смогла рассказать ей, насколько ждала, что стану тётей, обзаведусь племянницей. Я люблю детей.

Слава Богу, я тогда ничего не сказала. Да и Тесса будто избегала меня. Новак принесла модель по вязанию, которая, по её словам, у неё не получался, и ей нужна помощь Тессы. Когда я вышла из маминой спальни, они были в столовой. Тесса рыдала навзрыд.

– Она потеряла ребёнка, – сказала мне тогда Новак.

Новак обняла Тессу. Я тоже подошла, чтобы побыть с ней, но Тесса быстро встала и ушла. В конце концов мне пришлось утешать Новак.

Тесса засовывает вязание в сумку и встаёт:

– Мы хотим прийти на твой выпускной.

– Это необязательно, – говорю я.

– Мы хотим, – она проходит мимо меня.

– Я даже не знаю, пойду ли сама, – я шаркаю ногой по грязи. – Почти никто не ходит.

Вероятно, это неправда. Все говорят о приглашениях, кольцах и лозунгах, которые рисуют на своих бейсболках. Новак пожаловалась, что ей не хватило билетов на всех членов семьи, потому что прилетят все её тёти, дяди и двоюродные братья.

– Ну, дай мне знать, ладно? – язвит Тесса. – Я уже взяла выходной. И Мартин тоже.

– О, ты будешь первой, кто узнает, – рычу я у неё за спиной.

Не сомневайся, я отправлю тебе личное приглашение.

* * *

– Привет, – говорит Рив.

Я останавливаюсь на полпути.

– Так и думала, что ты будешь здесь, – добавляет она, сидя за учительским столом.

Она искала меня?

– Он будет переписывать сочинение. Ему нужен надзор, дисциплина, – Рив жёстким жестом указывает Робби на его стол. – Принимайся за работу, недоумок.

– Я слушаюсь только Джоанну, – говорит Робби.

– Тогда принимайся за работу, недоумок, – говорю я.

Рив улыбается мне.

Боже, хочется провалиться сквозь землю.

– Не забывай про орфографию и знаки препинания, – приказывает она ему. – И не ленись.

Робби поднимает себе нос большим пальцем, затем опускает голову и начинает что-то писать на чистом листе бумаги. Рив встаёт и подходит ко мне. Она стройная. Мысленно сравниваю её с воздушным шариком на веревочке. Можно протянуть руку и потянуть её вниз.

Она сжимает мои предплечья обеими руками и выталкивает меня за дверь. Не сводя с меня глаз, она говорит:

– Продолжай писать, Робби. Мы скоро вернёмся.

Она ведёт меня через коридор и толкает, пока я не упираюсь в стену.

– Ты что со мной сделала? – спрашивает она.

– Ты это о чём?

– Не могу перестать думать о тебе.

Сердце бешено колотится.

– Ты околдовала меня, – говорит она. – Ты сотворила какое-то заклинание.

Её веки переливаются розовым и голубым, с блёстками на каждом слёзном протоке. Она – не – может – перестать – думать. Обо мне?

– Это контроль сознания, – говорю я. – Ты должна подчиниться.

– Неужели я настолько тебе насолила? – она поджимает губы.

У меня по-прежнему болит копчик. Там, где она ущипнула меня, до сих пор красуется синяк.

– Нет, ещё не настолько.

– Да, я такая, – она опускает руки и отступает назад. – Но я не хочу такой быть.

– Знаю.

– Нет, не понимаешь, – она смотрит влево. – Это значит, что ты мне нравишься, – тень улыбки на её губах. – Разве это не глупо? Такого не должно быть.

– Кто тебе это сказал?

Она мотает головой.

– Я насчет того, что я тебе нравлюсь. Это так, – говорю я.

– У Аманды Монтеро намечается вечеринка. Хочешь, пойдём вместе? Ты рискуешь жизнью, если согласишься.

– Я согласна, – отвечаю я.

– Я серьёзно, – её лицо и голос серьёзны. – Я нехороший человек.

Я заглядываю в самую её душу. Все, что я вижу, – это красоту.

– Не говори потом, что я тебя не предупреждала, – говорит Рив.

Робби появляется в дверях и объявляет:

– Я закончил.

Он подходит и суёт свои бумаги мне в лицо.

– Осторожнее, – Рив тычет его в живот. – Ты чуть не сбил её.

Я рассеянно просматриваю бумаги – этого и близко недостаточно для полноценного сочинения.

– Когда у Аманды вечеринка? – спрашиваю я.

– В пятницу вечером, – Рив хлопает Робби по руке, и он отходит от нас. "Не бей его", – автоматически думаю я.

– Хочешь, я за тобой заеду? – спрашиваю я.

– Нет. Боже, нет. Я сама за тобой заеду.

Это происходит наяву, верно? Это не галлюцинация и не психическая стимуляция.

– Когда?

– Где-то в 21:00, – Рив подталкивает Робби к выходу.

Стоп.

– У меня в пятницу смена в магазине.

– Да фиг с ней.

– Смогу только до 22:00. Или до 22:30.

– Можно мне тоже на вечеринку? – спрашивает Робби.

– Не будь идиотом? – Рив останавливается и хлопает его по руке.

Выражение его лица не меняется, но что-то всё же меняется. Взгляд Рив смягчается. Она моргает и спрашивает:

– А ему можно прийти? Мы посадим его на поводок и привяжем к дереву.

Это уже как-то странно. Свидание с ними обоими?

– Э-э... почему бы нет, – говорю я.

Рив виновато улыбается мне, с нежной и сексуальной улыбкой, и продолжает:

– Забыла сказать, что если встречаешься со мной, то получаешь льготы.

Льготы? Или нагрузку? Думаю, неважно. Я возьму любую частичку Рив Харт, до которой смогу дотянуться.

Мы втроём выходим на улицу, где автобус притормаживает на светофоре.

– Давай я тебя подвезу, – говорю я Рив. – Я высажу тебя на углу или ещё где-нибудь.

– Не надо.

– Можешь меня подвезти, – говорит Робби.

– Заткнись, – она даёт ему пинка. – Ладно. Но высади нас по дороге в магазине. И пообещай, что больше никогда не пойдёшь ко мне домой.

– Обещаю.

Она касается меня рукой, кожа будто вспыхивает. Машина стоит на парковке, Рив резко останавливается, и Робби врезается в неё.

В моей машине кто-то есть. Высунувшись из пассажирского окна, Новак стряхивает пепел с кончика сигареты.

– Так и знала, – говорит Рив.

Я хватаю её за руку.

Она рефлекторно вырывается и отталкивает Робби назад.

– Подожди, – я снова хватаю её за руку.

Она отбрасывает мою руку.

Ай! Больно!

Рив бледнеет и торопливо уходит, таща Робби за собой.

– Да ладно тебе, – зову я. — Рив...

– Просто забудь об этом, – рявкает она через плечо. – Забудь.

– Это была Рив? – Новак снимает туфли и кладёт мне ноги на приборную панель. – Что за парень был с ней?

Мой взгляд возвращается к Рив и Робби, спешащим на автобус:

– Это её брат.

– Этот замухрышка – её брат? Боже, Джоанна... – Новак стряхивает пепел. – А ты умеешь выбирать.

– В смысле? – огрызаюсь я.

Новак выпрямляется:

– Рив Харт – холодная, жёсткая стерва. Ты ей не пара.

Я сажусь в машину и включаю зажигание:

– Кто ты, чёрт возьми, такая, чтобы говорить, с кем мне встречаться?

– Ты права, – Новак откидывает голову назад. – Прости. Я просто не могу поверить, что она тебе нравится, – она выбрасывает горящий окурок в окно. – А ты ей нравишься?

– Ты всё равно не поверишь.

Новак бросает на меня испепеляющий взгляд:

– Ты слишком остро всё воспринимаешь, – когда я выезжаю задним ходом, она говорит мне: – Я переезжаю к Данте. У меня нет выбора. Его мама говорит, что я могу спать в подвале с тараканами.

Если от этого я должна почувствовать себя виноватой...

– Это будет круто, – быстро добавляет Новак, натягивая улыбку. – Там внизу есть спальный мешок и телевизор. Компанию мне составят плесень и мыши.

Данте будет незаметно спускаться к тебе. Всё будет не так уж плохо.

– Не могла бы ты сделать мне одолжение? – просит она. – Отвези меня домой, но не ко мне домой, а к моим родителям.

– Где твоя машина? – я притормаживаю на перекрестке.

– У Данте. Он свою в воскресенье ушатал.

– Что? – я поворачиваюсь к Новак. – С ним всё в порядке?

– Да, – она прижимает колено к груди. – Он заснул за рулём и переехал разделительную полосу, а затем врезался в ограждение. Потом ушёл, а вот ограждение не смогло.

– Боже...

– Поэтому я отдала ему свою машину.

– Ты отдала ему мащигу?

– Ну, одолжила – какая разница? Всё моё принадлежит и ему.

Надеюсь, своим родителям она такого не скажет.

– Хорошо, что он сам не пострадал.

Наверное.

Она открывает сумочку и закуривает ещё одну сигарету. Она чего-то недоговаривает.

– Что? – спрашиваю я.

Она выпускает облако дыма из приоткрытого рта. Хитрая усмешка расползается по её губам:

– Итак, у одинокой лесбиянки теперь есть с кем потрахаться?

Я чуть не врезалась в лежачего полицейского. Блин. Ещё бы немного и...

Глава 14

Рив не появляется в школе до конца недели, и Робби тоже. Я даже не знаю, пойдём ли мы на вечеринку. Почему я не взяла у неё номер телефона? Как мы упустили этот момент? Она спрашивала его у меня?

В "Bling's" нет настенных часов. Я снова и снова перекладываю витрину с часами, чтобы проверить время. 21:58. 21:59 — она приходит.

Она берёт цифровые часы и примеряет их.

– Притворись, что мы незнакомы, – говорит она.

Внутри всё переворачивается. Она подходит к резинкам для волос. Толпа девушек врывается внутрь и разбивается парами. Робби сидит в углу и играет со своей верёвочкой.

Я проверяю время. Ровно 22:00.

У Шондри к кассе выстраивается очередь. Магазин маленький и тесный из-за такого количества покупателей. Сейчас Рив примеряет тёмные очки.

Я проскальзываю между людьми по главному проходу, пытаясь выглядеть незаметно. Заставляю себя не кричать: "Все вон!"

Рив ловит мой взгляд и улыбается. Не могу дождаться, пока уйдут эти запоздалые покупатели. За стойкой я нажимаю кнопку опускания металлической решётки.

– Что ты делаешь? – спрашивает Шондри.

– Пора закрываться.

– Джоанна, у нас покупатели.

– Но мне пора уходить. Не могу задерживаться – я, э-э... под домашним арестом.

Меня никогда в жизни не сажали под домашний арест.

– А почему мне не сказала? – прищурилась Шондри.

– Извини, – я опускаю плечи.

Рив исчезает за стойкой с серьгами и материализуется с другой стороны. "Хватит на меня пялиться", – губами шепчет она.

– Иди, – отпускает меня Шондри. – Я тут закрою магазин.

– Серьёзно?

– А у меня есть выбор?

Я бегу в кладовку за сумкой, а когда возвращаюсь, Рив и Робби уже нет. Я выхожу в торговый центр и вижу Робби в фотобудке.

– Эй! – зову я. – Где...

Кто-то прикрывает мне ладонями глаза.

– Сладость или пакость! – говорит она.

– Определённо сладость.

Она стоит передо мной.

– Готова?

Я всегда готова.

– Где твоя машина? – спрашивает она.

– Там, – я указываю на северо-западный вход.

– Крутяк! – Рив берёт меня за руку, просто так – как будто это самое естественное на свете.

Мой взгляд опускается к её запястью, к часам.

Она забыла вернуть на витрину часы. Она это заметит позже и придёт, чёрт возьми. Она вернёт эти часы в "Bling's".

Так что проблем нет. А если они ей правда понравились, я их ей куплю.

* * *

Аманда Монтеро живёт в каньоне Гленарм, в одном из тех уютных домиков, которые стоят миллион долларов. Странно, как география диктует статус. Бедные кварталы и гетто располагаются в пойме реки. Средний класс – повыше. Чем лучше живёшь, тем географически выше твой дом.

Зачем Аманде Монтеро понадобилась моя квартира? Её дом – четырехзвёздочный особняк. На заднем дворе есть указатели и стрелки, направляющие всех на вечеринку, если цветомузыки и громких басов будет недостаточно. Мы: Рив, я, и, о да, ещё наш кавалер Робби – едем по подъездной дорожке.

Рив выглядит потрясающе. На ней прямая нейлоновая длинная юбка с застёжками и люверсами, как рюкзак. Не новая. Все её вещи – классный винтаж. На мне чёрные брюки и белая рубашка с работы. Так гламурно.

Все группируются во внутреннем дворике. Три или четыре девушки в бикини отдыхают у бассейна. Брр. Ночью в горах прохладно.

Бассейн имеет форму зубчатой ракушки. Водопад сбегает с искусственных валунов, отчего мне вспоминаются Фэллон-Фоллс. Если бы мы продолжали ехать по Терра-Хот-роуд, то добрались бы и до Фэллон-Фоллс. Может быть, как-нибудь съездим туда с Рив? Сбросим Робби со скалы?

– Не знала, что это будет вечеринка у бассейна, – говорю я Рив.

Единственные вечеринки, на которых я когда-либо бывала, проходили у Новак, где меня сразу тянуло в оранжерею.

– Неважно, – говорит Рив. – Теперь знаешь.

Одна из цыпочек в бикини вскакивает и подбегает к нам, покачивая сиськами.

– О! И ты тут, – говорит она Рив.

– Меня пригласили, – говорит Рив.

– Кто?

– Бритт.

Аманда прищуривается. Я осматриваюсь, но не вижу Бритт.

– Ты трахалась с моей младшей сестрой, – говорит Аманда.

– Она сама этого хотела, – говорит Рив.

– Врёшь, сука.

Мой взгляд возвращается к бассейну. Одна из девушек – та безымянная, из Аллеи Радуг. Это сестра Аманды?

– Она не лесби, – возражает Аманда.

– А мне пофигу. Тебе виднее.

Рив и Аманда устраивают дуэль взглядами.

Аманда моргает и указывает на нас:

– С ним сюда нельзя.

– Он со мной, – говорит Рив.

Она имеет в виду Робби. Почему она смотрит на меня?

– Еда-а-а-а... – протягивает Робби и, размахивая руками, как Франкенштейн, гусиным шагом направляется к барной стойке.

Там стоят миски с чипсами и кулеры с напитками.

Рив кричит ему в спину:

– Беги в гору, где тебя никто не найдёт! – она берёт меня за руку и говорит: – Это Джоанна.

– Мы знакомы, – говорю я Аманде.

– Да неужели? – она обжигает меня взглядом. – Ты учишься в нашей школе?

Мы обе учились в средней школе Джефферсона 4 года.

Аманда указывает на меня:

– Мы вместе позировали для школьного ежегодника в прошлом году, верно?

– Не припоминаю, – говорю я. – Я готовлюсь к поступлению в "мед".

Двое парней подкрадываются к Аманде сзади, один прижимает палец к губам. Один хватает её за руки, а другой – за лодыжки. Они подбрасывают её в воздух, и она визжит.

Моя рука наслаждается ощущением пальцев Рив. У неё крепкая хватка.

Она пристально смотрит на меня:

– Ты правда хочешь поступать в "мед"?

– У нас поблизости вообще такой есть?

Она смеётся. Я улыбаюсь в ответ. Её внимание переключается на Робби, который стоит у бара и горстями запихивает чипсы в рот.

– Совсем с катушек слетел, – говорит она. – И что мне с ним делать?

– А почему ты вообще за него отвечаешь? – спрашиваю я. — Разве он не способен...

– Тебе не понять, – огрызается Рив.

Она отпускает мою руку и направляется к бассейну. Я тупо плетусь следом.

Она внезапно останавливается и поворачивается ко мне:

– Ещё не жалеешь, что поехала со мной?

– Вовсе нет.

– Думаю, ты слышала: моё счастливое число "10".

Я смеюсь. Видимо, она ожидает не такой реакции. Где-то в глубине души, на инстинктивном уровне, я знаю, что должна ревновать. А я правда ревную?

Взгляд Рив скользит по земле. Правой рукой она машет рядом со мной. Её запястье обвивается вокруг моего, и она щекочет кончики моих пальцев своими. Покалывание желания разливается по всему телу.

– Пойдём куда-нибудь, – тихо шепчет Рив.

Фэллон-Фоллс.

Она берёт меня за кончики пальцев и ведёт к бассейну. Вечеринка в самом разгаре.

– Рив? Рив!

Она замедляет шаг.

– Привет.

Это Бритт. Её взгляд скользит по нашим переплетённым рукам.

– Это Джоанна, – говорит Рив, крепче сжимая меня за руку.

– Знаю, – говорит Бритт.

У неё серо-голубые глаза, как у снежной кошки. Она пристально смотрит на меня. Что? Она пытается телепатировать мне что-то типа "отвали"? Я телепатирую в ответ: "Рив, возможно, когда-то была твоей, но твоё время закончилось".

– Могла бы сказать Аманде, что пригласила меня, – холодно говорит Рив.

– Я и сказала, – у Бритт отвисает челюсть. – Мелия всем рассказала...

– Я знаю, о чём говорит Мелия. Ей следует заткнуться. Нам пора, – Рив тянет меня вперёд.

Я оборачиваюсь и вижу, что Бритт сверлит меня взглядом, будто кинжалом. Это доставляет... удовольствие.

Однако она этим ничего не добивается.

Мы проходим через террасу у бассейна и огибаем искусственный водопад. Позади нас я слышу чей-то визг: "Не-е-ет... !" Затем раздаётся всплеск. Люди кричат и смеются.

Рив, кажется, уже бывала здесь раньше. Она со скрипом открывает железную калитку, ведущую на мощёную дорожку вниз по склону. Ширины хватает только для нас двоих, поэтому мы крепко прижимаемся друг к другу руками. За выступом скалы, за скрытой нишей, находится висячий сад.

– Будем сидеть или стоять? – спрашивает Рив.

Для чего? Во внутреннем дворике есть арочная решётка с кустами вьющихся роз. Рив следит за моим взглядом, затем ведёт меня в ту сторону, и мы ныряем под колючую ветку.

Розы красные. В арке темно.

Рив отпускает мою руку и выпрямляется во весь рост. На ней туфли на платформе, и она всего на 3-4 дюйма ниже меня. У неё нежные глаза, коричневые тени на веках, белая тушь для ресниц, натуральный блеск для губ.

– Я тебя совсем не знаю, – говорит она.

Зато я знаю тебя, Рив.

– Но очень хочу узнать, – тихо добавляет она.

Раскинув обе руки, она касается меня кончиками пальцев. Мы долго стоим, вытянув руки, прижимаясь пальцами. Наши ладони так и не соприкасаются. Как по команде, мы сжимаем кулаки.

– Ты целуешься на первом свидании? – спрашивает Рив.

– Не знаю, – нервно смеюсь я. – У меня как раз первое свидание.

Фем-наци не в счёт.

Она широко открывает глаза.

– А как же в кальянной?

Её глаза темнеют.

– Это не считается. Мы к нему не готовились.

Хочешь сказать, что тебя там не было?

Рив нежно улыбается. Её чувственная улыбка будоражит ночь.

– А ты? – спрашиваю я. – Целуешься на первом свидании?

– Да, – говорит она серьёзно. – Однозначно целуюсь.

Я облизываю губы. Во рту пересохло, и я глотаю пыль. Рив вздёргивает подбородок и закрывает глаза. Наверное, если закрою глаза, она исчезнет. Я целую её в лоб, или в нос, или...

Рив разжимает наши сжатые в кулаки руки и поднимается мне навстречу. Мы синхронно встречаемся.

Её губы слегка приоткрываются, как и мои.

Бархатная ночь у моих губ, её губы влажные и тёплые. Она открывает рот, и я делаю то же самое, затем она изгибает губы, её блеск для губ служит смазкой. Она прикусывает зубами мою верхнюю губу и держит, а я дрожу вместе с землёй.

Мои руки разжимаются и обвиваются вокруг неё, притягивая её к себе. Её рука скользит вверх, под мои волосы, а её жёсткие пальцы опускаются к основанию моего черепа.

Трудно дышать, трудно стоять. Руки перемещаются к её пояснице, к обнажённой коже там, где задралась рубашка. Я хватаю там ладонями и прижимаю к себе.

Лёгкое "ох" срывается с моих губ. Рив издаёт звук, долгое "ха-а-а". Кончики наших языков переплетаются, соприкасаются и щекочут.

– Боже... – Рив откидывает голову назад. – Чуть не кончила.

Меня так сильно трясёт, что, кажется, сейчас умеру:

– Всё так плохо?

Рив касается пальцами моей щеки, затылка. Я наклоняюсь к ней, накрываю её руку своей, беру её и целую.

Глаза закрываются. Это Страна Радости – моя альтернативная вселенная, где я никак не поселюсь. До сих пор.

Она реальна. Наконец-то я жива.

Я медленно открываю глаза.

– Вау... – говорит она.

– Ага.

– У тебя это не первый поцелуй.

– Нет, первый.

Она выгибает брови, её глаза блестят. Я умею целоваться! Я хорошо целуюсь.

Она касается моих губ кончиком указательного пальца, и я целую кончики её пальцев.

– Ты для меня первая во всём, – говорю я.

Её лицо меняется. На мгновение мне кажется, что она сейчас заплачет, и тогда моё желание разорвётся на части вместе с ней. Она делает шаг назад, подальше от меня.

– Нам лучше пойти проверить, что там делает Робби.

– Рив!

Я сжимаю её руку, и она вздрагивает в ответ.

Облизывая губы, я наклоняюсь к ней. Я пытаюсь обнять её, но она вырывается, прижимая ладонь к моему бедру.

– Давай не будем увлекаться, – говорит она.

Слишком поздно. Я уже лечу. Я думала, она хочет меня.

– Пусть твой первый раз будет самым приятным, – тихо добавляет она. – Первый раз бывает только один. Не упусти его.

Не упущу. Я никогда её не отпущу.

Глава 15

Робби может быть одним из тех умнейших идиотов, как в фильме "Человек дождя", думаю я. Я прочитала последнюю часть его сочинения, насколько смогла разобрать. Орфография и пунктуация – отстой, но содержание трогательное. И, конечно, тревожащее.

Маим лутшим маментом было, кагда я всех убил. Не Рив. Я читал если устранить источник балезни то симптомы уйдут сами. но балезнь так и астаница внутри.

Рив чувствует то же самое? Она тоже считает себя больной? Надеюсь, что нет.

Я открываю дверь, чтобы уйти на работу, и спотыкаюсь о коробку на лестничной клетке. К коробке приклеена записка: "Тебе понравится. тебя".

Круглый почерк Новак. Я отношу коробку внутрь и ставлю её на кофейный столик. Внутри DVD-плеер. Видимо, она правда съезжает из дому. Сбоку торчит пара DVD-дисков.

Один из них – "Фантазия". Другой...

Порнуха. Под плеером лежат ещё три DVD-диска – все с порнухой.

Девочки с девочками! Это было у Новак? Можно даже посмотреть... какой-нибудь из дисков. Теперь я жалею, что нужно идти на работу.

Всю смену я слежу за входом, предполагая и надеясь, что появится Рив. Уверена, что она зайдёт и вернёт часы.

– Я повышаю тебе зарплату, – говорит Шондри и протягивает мне чек. – Теперь ты помощник менеджера.

– Ты шутишь? – я смотрю на корешок чека. Ещё 10 центов в час.

– Но ты не задавайся.

Я чуть не рассмеялась. Тем не менее, мне ещё ни разу не повышали зарплату. Я думаю только о том, что хочу поговорить с Рив!

Как Рив проводит свободное время? У неё есть подружки: Бритт и другие. Я видела, как она держится с ними за руки или прижимается носом за обедом. Я всегда представляю, что они – это я, а потом переношу эту сцену в Страну Радости.

Однажды я застукала Рив за страстным поцелуем с Бритт. Я пришла пораньше, чтобы успеть наложить макияж или что-то в этом роде, а они были во дворе перед школой. Бритт стонала и тяжело дышала, потом воскликнула:

– Ай! Ты меня укусила!

– Когда это я успела?

– У меня кровь! Ты это нарочно! – захныкала Бритт. – Зачем ты это сделал?

– Ты сама напросилась, – сказала Рив.

Бритт рухнула на землю и заплакала.

Я никогда не заплачу от Рив. Ей не довести меня до слёз.

После этого я некоторое время не видела Бритт, и почти уверена, что вскоре после этого они расстались.

Боже, я схожу с ума. Почему она не заходит?

Пора закрываться, а её всё нет.

Заеду к ней домой. Знаю, что обещала, но...

Когда я сворачиваю на 68-ю улицу, в поле зрения появляется дом. Ночью мусор, покрышки и брошенная мебель похожи на свалку с привидениями. Я подъезжаю к бордюру на другой стороне улицы и паркуюсь.

Ближайший ко мне уличный фонарь снесли, а столб пометили. Да и вообще на улице в гетто страшно. Я замечаю тусклый свет в её доме.

Внезапно входная дверь с грохотом распахивается, пугая меня до полусмерти. Выбегает Рив.

– Я сказала тебе, нет! – кричит она кому-то. – Я не буду этого делать. Я больше этим не занимаюсь.

– Я же умру! – срывается на визг женский голос. – Ты знаешь, что мне это нужно.

Появляется тот мужчина и упирается обеими руками в дверной косяк.

– Иди и купи ей это дерьмо! – кричит Рив. – Ты, блядь, опять её на это подсадил.

– Следи за выражениями, юная леди.

Рив плюёт в него.

Он смеётся и исчезает в доме.

Женщина — мама Рив? — выходит, пошатываясь, хватает Рив за руку. У неё, типа, полная анорексия. На ней обвисшие эластичные брюки и лифчик.

Рив подхватывает её при падении.

– Я не буду покупать тебе, мама, – говорит она. – Не буду.

– Пошла ты! – еле слышно отвечает мать.

– Сама туда иди! Это у тебя жизнь – полная задница.

Та взмахивает рукой и бьёт Рив по лицу с такой силой, что у той запрокидывается голова. Боже! И это её мать?

– Сука! – кричит Рив. Затем громче: – Сука-наркоша!

Женщина замахивается, чтобы дать ей одну пощёчину, но на этот раз Рив уворачивается и заталкивает мать в дом.

Не могу просто сидеть здесь. Правда?

Снова появляется Рив. Мужчина следует за ней с тонкой коричневой сигаретой во рту. Рив спрыгивает с крыльца прямо ко мне, а мужчина идёт за ней:

– Куда это ты собралась? Эй, лесбуха!

– Да пошёл ты.

Изнутри мама Рив кричит:

– Разрешаю тебе делать всё, что угодно, Энтони!

Рив резко останавливается.

Мужчина подходит к ней сзади, обхватывает за плечо, но она сбивает его руку. Он наклоняется, чтобы поцеловать её в шею, но она разворачивается и бьёт его по яйцам.

Прелестно.

Тот сгибается пополам и орёт:

– Грёбаная сука! Ты, лизалка...

Он бьёт её кулаком прямо в челюсть.

Рив валится на землю. Моя Рив.

Пальцы хватаются за дверную ручку, и я выскакиваю из машины. Рив поднимается и снова пинает его, он снова замахивается для удара ей по голове. Я дёргаю его сзади. Он примерно моего роста, жирный, от него разит выпивкой и потом. У него татуировки на руках и плечах.

– А ты ещё кто? – он отстраняется от меня. В его глазах нет зрачков.

– Джоанна, – отвечаю я. Мой голос на удивление спокоен.

– А-а... тоже лесбуха.

Рив собирается ударить его снова, но он ловит её за лодыжку и выворачивает ногу.

– Прекрати! – я отталкиваю его и опускаюсь перед ней на колени. – Рив.

Он несётся на крыльцо, бормоча "долбаные уродки", и исчезает внутри.

Я обнимаю её лицо, касаясь подбородка большими пальцами там, где сочится кровь и распухает губа.

– Всё хорошо, – обнимаю её я. – Я здесь.

– Что ты здесь делаешь? – она вскидывает обе руки.

У меня открывается рот.

– Никогда не приходи сюда, – она толкает меня в задницу. – Иди домой, – говорит она, отползая от меня. – Возвращайся туда, откуда пришла.

– Рив...

Она поднимается на ноги и стремительно уходит.

Я встаю и, спотыкаясь, бреду к улице. "Не оставляй её здесь! – кричит голос в голове. – Она погибнет!"

– Ты меня не знаешь.

– Что? – я поворачиваюсь.

– Ты никогда не узнаешь меня всю, – задыхается она. – Я не хочу больше видеть твою уродливую рожу у себя дома. Ты противная.

Она сейчас в шоке, её слушать бесполезно.

– Я могу тебе помочь. Давай позвоню кому-нибудь: копам или... или в социальную службу.

– Не вздумай! – кричит она мне в лицо. – Просто убирайся из моей жизни!

Я упираюсь ногами или пытаюсь.

– Тебе могут помочь, Рив. Тебе помогут, если ты сама позволишь.

– Кто поможет? Ты что ли? Ты так помогаешь?

Мы на мгновение отвлекаемся на рёв автомобильной сигнализации. Я беру её за руку и говорю:

– Я люблю тебя.

Её лицо разлетается на миллион осколков.

– Не надо, – она отдёргивает руку.

– Слишком поздно, – я протягиваю ей руку.

– Просто уходи, – она шлёпает по ней и бежит к подъездной дорожке, прежде чем я успеваю придумать, что ещё сделать.

Я на мгновение останавливаюсь у ворот. Стой. Иди.

Рив, я хочу тебя. Ты нужна мне. Мне нужно вытащить тебя отсюда. Я так сосредотачиваюсь, что она должна услышать мои мысли.

Я чувствую, как она зовёт меня. Её страх, тоска и полное чувство безнадёжности. Силуэт мужчины мелькает в окне, как хищная птица, и у меня стынет в жилах кровь.

Глава 16

Мои конспекты по киноведению похожи на иероглифы — их бесполезно заучивать к экзамену. Как она живёт... Насилие, жестокость в её жизни.

Давно у неё всё так? Всё время? Её отец, мать, этот мужчина. Сколько мудаков побывало в её жизни? Я предполагала, что у неё не всё благополучно. Жестокое обращение с детьми. Супружеское насилие. Я не знала никого, кто бы с таким справлялся.

Боже, Рив! Ты такая сильная.

Я откладываю конспекты и кладу голову на стол. Хочется, чтобы у неё всё было по-другому. Пожалуйста, боже, если ты есть, услышь меня. Помоги ей. Скажи мне, как ей помочь. Нужно забрать её оттуда, приютить, заботиться о ней и проявить к ней настоящую любовь.

Я почти никогда не плачу. Когда умерла мама, когда ушла Тесса, я плакала. В тот раз я заблудилась, возвращаясь домой из Фэллон-Фоллс, и никто не пришёл меня искать. Мне было страшно. Я перепутала тропу среди деревьев, и она не привела меня к дороге. Я взбиралась и взбиралась, думая, что выйду на вершину горы или кто-нибудь придёт меня искать. Никто не пришёл. Пришлось самой искать дорогу.

Сейчас я не плачу. Я... киплю. Да, я зла на жизнь, на бога. Думай, Джоанна. Нужно придумать стратегию. Найди силы. А дорогу я найду сама.

* * *

Я обхожу парковку, двор, столовую, первый этаж, второй этаж, художественное крыло, комнату "В2". Дверь заперта. У неё нет шкафчика, а если и есть, я никогда не видела, чтобы она им пользовалась. За шкафчик нужно платить. Ещё нужно принести свой замок.

Залы заполняются, и среди поверхностных волн мелькает узнаваемая шевелюра.

– Робби!

Я бегу за ним, а он сворачивает в медиа-центр. Когда я касаюсь его спины, он замирает:

– Робби, это я.

Он медленно поворачивается. Его лицо пустое, бесстрастное. Где он?

– Это я, Джоанна.

– Я буду слушаться, – говорит он, как автомат.

– Неважно. Где Рив? Она в яме?

Он смотрит на мои губы.

– Внизу, – говорю я. – Яма Ахерона.

Он ухмыляется.

– Она там?

Он стоит со своей дурацкой ухмылкой на лице. Я поднимаю руку и даю ему пощёчину. Несильно.

Его глаза становятся мёртвыми.

– Боже, извини. Мне очень жаль, Робби.

Он смотрит на меня.

– Врач, – говорит он.

Я прищуриваюсь:

– Просто скажи, где она.

– Здесь.

Я оглядываюсь вокруг. В медиа-центре есть компьютеры, книги и телевизоры, и посетители, но её здесь нет.

– Ты сдала моё выпускное сочинение? – спрашивает Робби.

Блин!

– Нет. Сегодня сдам.

Я думала, что пока не буду сдавать – не была уверена, одобрит ли такое миссис Гоинс. Думала, перепишу его заново.

– Мне надо закончить учёбу, – говорит Робби.

Он протягивает руку, и я инстинктивно готовлюсь к нападению, но он только кладет её мне на плечо. Затем другой рукой он касается моего лица, щеки. Это... жутко.

Он кладёт руку мне на шею.

Перед глазами проносится вся жизнь.

– Сдай его, – невозмутимо говорит Робби.

Звенит звонок на урок, и он направляется в медиа-центр.

Ладно, он шутит. У него нездоровое чувство юмора. Я ощупываю шею, чтобы убедиться, что трахея цела.

* * *

В почтовом ящике миссис Гоинс пачка свёрнутых записок и объявлений, пара запечатанных деловых конвертов. Я запихиваю туда сочинение Робби. Надо было вложить страницы в какую-нибудь обложку. Подожди, у меня есть такая.

Моя контрольная по киноведению. Я вынимаю её. Я ищу в почтовом отделении чистый лист бумаги и нахожу стопку в корзине для мусора из ксерокса. Из чистой стороны я делаю титульный лист.

Выпускное сочинение

Мои лучшие и худшие моменты в школе

и чему они меня научили

Автор: Робби Иноуэ

Я снова спрашиваю себя, почему его фамилия отличается от фамилии Рив. Я перекладываю три его листа, чтобы сверху лежали хорошие моменты. Страница с желанием убить мать находится в конце. Пусть кто бы ни читал и оценивал его сочинение никогда не продвинется дальше первой страницы.

* * *

Лабиринт вентиляционных отверстий и труб бесконечно отдаётся эхом, стучит и вьётся в недрах школы. Я сворачиваю не туда и теряю ориентацию. Вода журчит в трубе.

Комната "B2" была открыта, когда я попробовала снова, так что я почти уверена, что она здесь, внизу. Впереди маячит яма. Дверь заменили вместе с висячим замком. О нет. Кто-то обнаружил их.

– Эй? – зову я.

Нет ответа. Дверь заперта. Я прислоняюсь лбом к косяку и говорю:

– Пожалуйста, если ты там, впусти меня.

Впусти меня, Рив.

Не знаю, долго ли я там стою в тишине.

Когда я поднимаюсь наверх, все толпятся в спортзале на утреннее собрание. Я совсем забыла об этом. Копы привезли разбитую машину после ДТП, которое произошло ранее в этом году. Это металлолом. Какая-то женщина рассказывает о том, как её сын умер, пробыв в коме 6 недель, а я вспоминаю Кэрри. Ей нужно просто умереть. Смерть освободит её и позволит её маме жить дальше.

Будет ли умереть лучше, чем жить в аду на Земле?

Рив нет ни на собрании, ни на обеде, ни в комнате миссис Гоинс на прошлом уроке. Это принятие желаемого за действительное; проект окончен.

Но если она думает, что я сдамся, то она меня не знает. Она не знает Джоанну Линч.

* * *

Мать Кэрри ругается на Жаннет и кричит так громко, что пробудятся мёртвые, но не лежащая в коме дочь. У Кэрри появился новый пролежень. Жаннет проходит мимо меня в фойе, выглядя встревоженной.

Я регистрируюсь и проверяю таблицу состояния. Боже мой. Фрэнк скончался. Милый старина Фрэнк. Покойся с миром, дрочила Фрэнки.

Мать Кэрри нависает у меня над плечом:

– Вы должны сделать пометку в карте дочери, чтобы мне позвонили, если что-нибудь изменится – что угодно.

– Хорошо.

Она поворачивается к Жаннет, которая подходит к ней сзади:

– Кто-то воспользовался блеском для губ Кэрри. Я хочу, чтобы вы выяснили, кто это, и уволили их.

– Эвелин...

Она разворачивается и хлопает входной дверью.

Я смотрю на Жаннет широко раскрытыми глазами.

Её плечи опускаются. Глубоко вздохнув, она говорит мне:

– Я думала о том, что ты спросила. Твоя подруга терпит насилие?

Я киваю.

– Я была неправа. Мысли путались. Если бы речь шла обо мне или ком-то из моих детей, мне бы хотелось, чтобы кто-то вступился.

Вот и я хочу что-то сделать для неё.

– Позвони, куда следует.

Позвони, позвони... Мантра проникает в мозг. Что произойдёт, если я позвоню? Сцена 1: Появляются копы. Они задерживают этого мужчину, Энтони, вытаскивают его из дома и сажают. Сцена 2: Копы уезжают и видят, какая у детей никчёмная мать. Они забирают и её. Рив и Робби приходится искать новый дом. Я больше никогда не увижу Рив.

Я знаю, это эгоистично, но надо сделать так, чтобы не потерять её.

* * *

Моя выпускная работа по киноведению — это сочинение по фильму "Пятый блок". "Назовите 3 фильма, которые служат примерами кино как института, и объясните, как каждый из них укрепляет культурные парадигмы и ценности и/или противостоит им".

Почему нельзя просто посмотреть "Тупой и ещё тупее"?

Я хочу получить высший балл.

Моя последняя контрольная в средней школе — можно подумать, я была бы счастлива покончить с учёбой. Я чувствую себя опустошённой. Рив прав. Первые – всегда лучшие. Первые всегда полны тайны и ожиданий; первые – это начало.

У шкафчика ко мне кто-то прижимается и душит в объятиях.

– Мы заканчиваем школу. Ты можешь в это поверить?

Новак сжимает мои руки и удерживает меня подальше от себя. Затем она притягивает меня к себе и целует в губы.

Я вырываюсь из её рук с такой силой, что ударяюсь головой о дверцу шкафчика:

– Зачем ты это сделала?

– Остынь, лесбуха, – смеётся она. – Я просто рада, – она раскрывает руки, чтобы снова обнять меня, но я жёстко отстраняю её.

– Иди поцелуй своего потрясающего парня, – говорю я, срываюсь с места и бегу.

– Джоанна!

Воспоминание о губах Рив, о первом поцелуе. Воспоминание, которое мне нужно, чтобы продержаться до следующего раза. Новак. Она всё испортила.

– Подожди, Джоанна-банана.

Я несусь по коридору, отчаянно желая убежать – от неё, от всего этого – школы, потери, горя.

Я забегаю за угол и врезаюсь в миссис Гоинс. Она роняет охапку папок. Я наклоняюсь и помогаю ей поднять их.

– Я получила сочинение Робби, – говорит она. – Это ты положил его в мой ящик?

Дыхание вырывается тяжёлыми глотками, но мне удаётся кивнуть. Я на грани слёз.

– Ты в порядке? – спрашивает она, глядя поверх очков.

Я с трудом сглатываю.

– Ты читала его сочинение? – спрашивает она.

Я пожимаю плечами, надеясь, что такого ответа будет достаточно.

– Оно... несколько тревожит, – говорит она.

– Но оно же закончено, верно?

– Наверное, – она перекладывает ношу на руках. – Сегодня утром об этом говорили на собрании персонала.

– Значит, он закончит школу?

Она колеблется.

– Вы сказали, что если он напишет сочинение, то получит аттестат. Он же должен получить аттестат?

– Об этом не беспокойся.

Слава богу.

– Джоанна, ты не знаешь, правда ли что-нибудь из того, что он написал?

Позвони куда следует. Позвони куда следует.

– Мы этом с ним не обсуждали. Я сделала, как меня просили?

Ноги сами несут меня к лестнице и вниз по ступенькам. Уходи, спасайся. Скорее в "B2".

Висячий замок сбит. Когда пальцы сжимают дверную ручку, ведущую в яму, в венах вскипает ядерная реакция.

Она здесь.

Глава 17

Я открываю дверь медленно, чтобы не напугать её. Разговор обрывается на полуслове.

Она поднимает взгляд с дивана, на котором сидит, скрестив ноги, и ест бургер.

– О, блин, это же Джоанна д'Арк, – говорит она.

Робби лежит на полу в нескольких футах от Рив. Он быстро садится и захлопывает чемоданчик с инструментами.

Я вхожу в комнату.

– Кто впустил собак? – спрашивает Рив.

И Робби отвечает:

– Кто,кто? – как будто они отрепетировали эту сцену.

Я тихо закрываю за собой дверь.

Рив наблюдает, как Робби достаёт из кармана верёвочку и начинает пропускать её сквозь пальцы. Рядом с ним лежит скомканная обёртка из Макдака.

– Держись от него подальше, – говорит Рив. – Я серьёзно, Робби. Не связывайся с ним.

Я снова что-то прерываю. Не могу отделаться от этого ощущения, когда она с Робби.

Она откусывает кусочек бургера.

– А ты упорная, – Рив встречается со мной взглядом.

– Такая уж я.

Она жуёт медленнее и опускает гамбургер на колени.

Я собираюсь сказать: "Рив, поговори со мной", но Робби выпаливает:

– Я убью его. Я убью их обоих.

– Брось, Робби, – рычит Рив.

Он дуется.

Робби здесь совершенно не в кассу. Я хочу побыть с ней наедине. Робби так туго наматывает нитку на указательный палец, что кончик становится фиолетовым.

– Робби, – говорю я. – Ты скоро получишь аттестат. Я говорила с миссис Гоинс.

Он вскидывает голову и улыбается так широко, что видно все его зубы.

– Можешь повесить свой аттестат на стену, – говорит Рив. – Подожди. У тебя же нет стены.

Робби игнорирует её и разматывает верёвку.

Рив вскакивает на ноги, протягивает Робби остатки бургера и ерошит ему волосы.

– Иди займись этим где-нибудь в другом месте, выпускничок – потом она обращается ко мне. – Чего ты хочешь?

Она знает, чего я хочу.

Робби съедает бургер одним махом, затем скручивает верёвочку в комок и засовывает в карман. Он встаёт и хватает свой чемоданчик.

– Который час? – спрашивает он у двери.

Я смотрю на Рив.

– Откуда мне знать? – говорит она.

Мой взгляд падает на её обнажённое запястье.

Робби выходит. Рив заходит мне за спину и пинком захлопывает дверь.

— Я...

Она протягивает руку и прижимает палец к моим губам.

– В меня нельзя влюбляться, – говорит она.

Наши взгляды встречаются. Я нежно сжимаю её запястье и целую подушечку её пальца:

– Я уже влюбилась.

– Ты меня даже не знаешь, – она убирает руку.

– Я знаю, что ты целуешься на первом свидании.

Она раздражённо выдыхает и плюхается на диван, даже не глядя на меня. Я улыбаюсь. Посмотри на меня.

– Мне плевать, знаю я тебя или нет, – говорю я. – То есть, мне это, конечно, не всё равно, но от этого мои чувства к тебе не изменятся.

Я люблю тебя со дня своего рождения или перерождения.

Она прячет голову в колени.

Я медленно подхожу к ней и опускаюсь на подушку.

– Тебе нужно выбираться оттуда, Рив. Из того дома. От этих людей.

– Энтони – сводный брат моего отца, он мне дядя, – она поворачивается ко мне лицом. – А мог бы быть и больше.

Что это значит? Я начинаю спрашивать, но она бросает на меня вызывающий взгляд, и я передумываю.

– Тебе нельзя находиться в том доме, – говорю я. – Там небезопасно.

– Я там живу. А что мне ещё делать? Бежать? Проходили.

– Я могу позвонить...

– Не надо, – она выпрямляется. – Пожалуйста, – её глаза умоляют. – Их уже вызывали. Всех вызвали. Копов регулярно вызывают по поводу очередных... – она цитирует, — ...бытовых ссор.

Я сбита с толку и не понимаю.

– Тогда почему никто ничего не делает?

– А что им, например, сделать? Арестовать нас?

– Не тебя. Его.

– Ты думаешь, это всё из-за него? – Рив мотает головой. – Джоанна, Джоанна, Джоанна...

"Не смейся надо мной", – думаю я.

Она поднимается на ноги, а я протягиваю к ней руку:

– Я просто хочу помочь тебе. Скажи мне, что делать.

– Ничего, – говорит она. – Слишком поздно. Ты ничего не можешь сделать. Всё и так хуже некуда.

Всё можно исправить – никто же не погиб.

– Нужно же что-то делать.

– Не-а, – она садится на край одной из пластиковых ванн, вытягивает ноги и сгибает пальцы. Её ноги немного пахнут, но что с того?

Я пододвигаюсь и сажусь прямо напротив неё, убираю обе её руки от ног и сжимаю их своими ладонями.

Она рассматривает наши руки. Мои намного больше её.

– Переезжай жить ко мне, – говорю я.

Рив запрокидывает голову и смеётся.

– Что? Я серьёзно.

– Девочка, а ты не любишь терять время.

Она убирает руки, но я держу.

Она добавляет:

– У нас был всего один поцелуй, и ты уже любишь меня и хочешь, чтобы я к тебе переехала. Ты назначила дату свадьбы?

– 23 мая, – говорю я.

Она улыбается и мотает головой.

– Что?

– Ты просто что-то с чем-то. Но я не до конца понимаю, кто ты, – она наклоняет голову, чтобы искоса взглянуть на меня.

Огненная вспышка разгорается внутри. Мне так хочется поцеловать её.

Я нежно притягиваю её к себе. Она приподнимается, затем поднимаюсь я. Мы встаём вместе. Я обвиваю руками её талию, и она не сопротивляется, поэтому я утыкаюсь носом в её шею и вижу, как у неё покалывает кожу. Ей холодно? Она возбуждается?

Я облизываю губы. Я поднимаю её подбородок, и она закрывает глаза.

Искры пробегают по каждому нервному окончанию от губ к лицу, к ушам, голове, шее, пальцам ног. Поцелуй похож на маленький взрыв.

Я сажаю нас на диван, вытягиваюсь во всю длину, притягиваю её ближе, продолжая целовать. Мы лежим вместе и целуемся. Где-то в этой вселенной я шепчу: "Я люблю тебя, Рив Харт".

Она отвечает, целуя меня страстнее, дольше и глубже. Она тоже любит меня. Она просто боится.

* * *

Всю дорогу домой ощущение её губ настолько привязывается, что я почти кончаю. Когда нам пришлось расстаться, Рив выглядела столь же мечтательно и влюблённо, как и я.

У меня дома на телефоне четыре голосовых сообщения. "Рив, – мысленно умоляю я. – Пожалуйста, пусть это будет Рив".

Три звонка от Новак. Три отчаянных сообщения: "Джоанна, перезвони. Пожалуйста".

Телефон звонит, когда я снимаю нижнее бельё и лифчик, чтобы лечь в постель. Сначала брать трубку не хочется, но потом я вспоминаю, что это может быть Рив.

Я встаю и отвечаю.

– О, наконец-то я тебя поймала.

Блин...

– Собираешься повесить трубку? – спрашивает она.

В едином вздохе я выражаю изнеможение, усталость и тоску.

– Я знаю, что мне не стоило целоваться с тобой при всех, – говорит она. – Нужно было подождать, пока мы останемся одни. И голые. Не вешай трубку!

Пожалуйста. Я не хочу это слушать.

– Где ты сегодня была? – спрашивает она. – Ты, типа, слилась с деревьями. Вряд ли у тебя получилось. То есть, ты всё равно выделяешься. Ладно, проехали. Я звонила, потому что мама требует с меня список гостей на вечеринку по случаю выпускного. Она дико загоняется по этому поводу, будто мученица или что-то в этом роде – не хочет платить лишнее, если кто-то не придёт, вот и всё.

Я больше не в состоянии решать её проблемы.

– Итак, список. Ты и Данте. Я сказала ей: "Ты и Данте". Но ей этого недостаточно. Ей невозможно угодить.

У Новак много друзей. Почему она пристаёт с этим ко мне?

– Джоанна... – она колеблется. – Ты же придёшь?

Волосы Рив жёсткие и спутанные. Немного перхоти. Жаль, что она не позволила мне вымыть ей волосы. Я бы помассировал ей кожу головы и...

– Можешь прийти с Рив, – говорит Новак, направляя мои мысли. – Давай я и её внесу в список. Ты знаешь её адрес?

Я закрываю глаза и продолжаю наш сеанс поцелуев в яме.

– Джоанна?

Кажется, я поставила ей засос.

– Так ты придёшь?

Определённо иду.

Раздаётся стук в дверь.

– Кто-то пришёл, – говорю я Новак. – Мне нужно открыть.

– Подожди! Мне нужно сказать тебе ещё кое-что.

Я кладу трубку рядом с телефоном.

Я вожусь с засовом и цепочкой, наконец открываю замки и распахиваю дверь.

– Что ж, рада видеть, что ты не пренебрегаешь мерами безопасности, – говорит Рив, толкает меня в плечо, улыбается и показывает свой школьный билет. – я с внеплановой инспекцией, – говорит она и кладёт билет в карман. – Я так понимаю, ты укрываешь беглого преступника. Или будешь укрывать.

Сердце подпрыгивает. Буду укрывать?

Рив обходит меня и входит в квартиру. Она осматривает комнату. Когда её взгляд встречается с моим, она задерживается. Видишь — ни одна из нас не может отпустить другую. Она правда переезжает ко мне?

– Джоанна! Джо-а-а-а-нна... – доносится из лежащей трубки голос Новак.

Я закатываю глаза, глядя на Рив.

– Секундочку, – я спотыкаюсь о коробку, которую прислала Новак, и чуть не стукаюсь головой. – Больше не могу говорить, – говорю я Новак.

– Кто там? – спрашивает она.

Рив наблюдает за мной.

– Больше не могу, – я не дожидаюсь, пока Новак повесит трубку.

– Ненавижу её, – говорит Рив.

– Кого?

– Новак. Она твоя подруга? – в её устах это звучит так, будто это нечто большее, чем на самом деле.

– За что ты её ненавидишь?

– Она использует тебя, – Рив осматривает кухню, коридор. – Она богатая стерва. Они все одинаковые.

– У неё есть и хорошие стороны.

Почему я защищаю Новак перед Рив?

– Я не останусь, – Рив пятится к двери.

Я хватаю её. Это происходит так быстро; она вздрагивает, стукается о стену и вытягивает руки, чтобы отбиться от меня, как будто я собираюсь причинить ей боль.

— Нет, Рив... – я поднимаю руки.

Она замыкается в себе.

– Останься. Хоть ненадолго.

– Я не могу. Я сбежала. Если Энтони увидит, что я взяла фургон... – её глаза расширяются, как у пойманного зверя.

– Тогда приходи завтра, – говорю я. – Я где-нибудь подхвачу тебя и приготовлю тебе ужин.

– А ты и готовить умеешь? – она прищуривается.

– Называй как хочешь: я готовлю и убираюсь, я идеальная домохозяйка.

Рив слегка улыбается.

– Ты идеальна во всём, – говорит она. – В этом твоя проблема.

– Нет, я совершенное ничтожество.

Расстояние между нами сокращается. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать её, и она не отстраняется, но и не подходит ко мне.

Я позволяю ей решать: да или нет.

Она смотрит налево.

Однако за долю секунды до этого я вижу её желание – я чувствую его.

Я говорю:

– Я не буду настаивать, ладно? Скажи, как будешь готова.

Умоляю, будь готова поскорее.

Глава 18

Полуденное солнце косо светит в окно, и я подскакиваю на постели. Что я приготовлю Рив на ужин? Помимо подогрева замороженной закуски или разрезания пакета с салатом, я могу приготовить сэндвич.

Внизу, в главном доме, никого нет. Ноутбук Мартина открыт, а вязанье Тессы лежит на столе.

– Народ? – зову я, хотя не чувствую в доме ни малейшего сердцебиения.

Я иду через гостиную к спальням. Проходя мимо ванной, я отмечаю изменение температуры и влажности. Я возвращаюсь назад. Дверь душевой открыта, и на коврике валяется мокрое полотенце.

– Тесса?

С насадки для душа капает.

Дверь в их спальню открыта. Кровать застелена, шторы висят ровно, дверцы шкафа плотно закрыты.

– Мартин?

Они проголодались и поехали в магазин? Мартин готовит дома, так что, возможно, у него закончилась брокколи, или масло, или цельнозерновой хлеб.

Я возвращаюсь в гостиную. Должно быть, Мартин решил оставить ноутбук включённым в последнюю минуту. Заставка не включилась, и я смотрю, над чем он работал. Какой-то список имён.

Мартин привёз с собой из Миннесоты множество кулинарных книг. Я выбираю самую тонкую: "Быстрые блюда мексиканской кухни". Я листаю её, и от фотографий у меня появляется аппетит. Ингредиентов не так уж много. Тортильи. Сыр. С мексиканской кухней я как-нибудь справлюсь. Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но тут замечаю книгу на верхней полке и беру её. "Заниматься любовью с едой: Руководство по приготовлению сексуальных блюд".

О, детка. Забудь о фахитас.

* * *

Мне нужно в магазин за продуктами. Чёрт, я не заплатила за страховку автомобиля! Наличные продолжают лежать у меня в сумке.

Вот только их там нет. Я вываливаю содержимое сумки, но не вижу конверта. Я проверяю все обычные места: карманы, выдвижные ящики, диванные подушки.

Конверт же был здесь – я точно помню, что был. Мартин хранит заначку в банке из-под печенья, о которой я знаю только потому, что однажды какие-то гики подошли к двери и стали предлагать конфеты, а Мартин лепил клёцки или что-то в этом роде. У него руки были в муке. Он сказал:

– Мо-Джо, не могла бы ты купить 10 шоколадных батончиков у этих парней? Деньги возьми в "картошке".

Так он называет банку для печенья. Мартин не будет возражать. Я верну деньги с зарплаты.

Я оставляю Мартину долговую расписку: "Взяла 40 долларов из картошки. Верну. Дж."

Пока я составляю список покупок, то невольно вспоминаю маму, хотя не хочу. Я хочу — очень хочу — быть счастливой.

По дороге домой из магазина я подумываю позвонить Рив и убедиться, что она приедет. То есть, она так и не согласилась. Мы не назначали определённого времени.

Дура. А если я тут напрягаюсь, а она считает, что это всё несерьёзно? Ей придётся понять, что мои чувства к ней весьма серьёзны.

Когда я нарезаю гриб от шляпки до ножки, как показано в книге, звонит телефон. Я вздрагиваю и режу палец.

– Алло? – отвечаю я, высасывая кровь.

– Это я, – говорит она.

– Во сколько приедешь? – у меня учащается пульс.

– Разве я сказала, что приеду?

Кровь отхлынула от головы.

– Шучу. Я звоню, чтобы спросить, во сколько приехать.

У меня опять идёт кровь.

– В любое время, – я останавливаю кровотечение, надавливая большим пальцем. – Хоть прямо сейчас, если хочешь.

На заднем плане слышны голоса, вопли – работает телевизор.

– А можно Робби тоже приедет? – спрашивает Рив уже тише.

Он будет как-то совсем не в кассу.

– Не обращай внимания, – говорит она. – Проехали.

– Нет, всё в порядке, – не нужно было колебаться. – Можешь и его с собой привезти.

Задуй свечи – забудь о Стране Радости.

– Правда?

Ведь я хочу, чтобы она приехала?

– Да, точно, – надеюсь, в голосе слышна радость. – Я просто приготовлю побольше еды.

– Точняк. Он ест, как не в себя.

Отлично.

– С-с-спасибо! – низко и страстно шипит Рив.

– Не тяни, – говорю я.

Я сбегаю вниз и вытаскиваю из "картошки" ещё двадцатку.

* * *

Помимо огромной банки жаренных бобов и тёртого мексиканского сыра, я разоряюсь и покупаю набор из шести обеденных тарелок – получше, чем посуда у Тессы. Блюдо из грибов и слоёного теста с маринованной спаржей подождёт. В любом случае, это был рецепт на двоих.

Когда появляется Рив, она одна.

— А где...

– Его не будет, – она кладёт руку на дверную ручку поверх моей и закрывает дверь. – Он спит.

Если это из-за аутизма, то СПАСИБО. Волосы Рив собраны в пучок, шея обнажена, как и верхняя часть груди. Я чувствую головокружение и возбуждение.

В нескольких дюймах от меня она дышит мне в волосы, и мы одновременно опорожняем лёгкие. Её взгляд ощупывает меня с ног до головы и останавливается на моей груди.

Я не могла решить, что надеть. Джинсы? Наверное. А вот топ я не смогла выбрать. Самая сексуальная штучка, которая у меня есть, – это шифоновый пеньюар, который Новак подарила мне, когда разбирала свой шкаф перед Рождеством. Я всего лишь примеряла неглиже, чтобы помечтать, представить, как оно могло сидеть.

Взгляд Рив поднимается к моей шее, затем скользит вниз по руке. Я протягиваю руку и накидываю бретельку обратно на плечо. Следовало хотя бы надеть лифчик.

На Рив бюстик. Он виден сквозь чёрную прозрачную блузку. Джинсы с низкой талией сидят на ней так плотно, что мне даже не нужно представлять каждый изгиб её тела.

Кажется, она не может оторвать глаз от моей груди.

– Э-э... я ещё не до конца оделась.

– Мне большего и не надо, – она поднимает на меня взгляд.

Я смеюсь. Боже, я смеюсь как коза. Рив берёт меня за подбородок, притягивает к себе и целует.

Она обнимает меня рукой за шею и целует сильнее.

У меня подгибаются колени, и Рив замечает, как я падаю. Она смеётся. Я тоже.

– Что у нас на ужин? – она проводит рукой по моей руке, проходя мимо меня в гостиную. – Умираю с голоду.

Она бросает свою сумочку на кофейный столик.

– Хотела испечь эту штуку из слоёного теста. До того, как Робби...

Она поворачивается ко мне.

– Кесадильи, – поясняю я.

– Обожаю мексиканскую кухню.

А вдруг она её терпеть не может? Я даже не подумала об этом... Бретелька снова соскальзывает с плеча, и я её поправляю.

– Чем могу помочь? – Рив потирает руки.

Все тарелки и столовое серебро убраны. У меня волосы ещё мокрые после душа. Я их хотя бы расчесала?

Нет, я примеряла ту сексуальную ночнушку.

– Тогда я накрою на стол, – говорит Рив. – А ты заканчивай... что ты там готовила.

Её взгляд снова скользит по моей груди.

Когда я иду мимо неё в прихожую, мы касаемся друг друга руками. Если мы будем только вдвоём, то я ещё не готова. Хочется накраситься и причесаться.

Через 10 минут я выхожу и вижу, что стол накрыт, а салат готов. Рив нашла свечи, которые я купила, и поставила их в пепельницу Новак. С них уже капает воск.

– Я не нашла у тебя подсвечники, – говорит она, осторожно размазывая воск по кругу.

– Потому что у меня их нет.

Она ставит зажжённую свечу в центр и поджигает другую от фитиля.

– Вот так, – она показывает пальцами “V”. – Идеально.

Стол выглядит красиво.

– Выпьем перед ужином? – спрашивает она, поворачивается и хватает бутылку вина за горлышко.

– Где ты это взяла? – спрашиваю я.

– Никогда не прихожу с пустыми руками, – отвечает она.

Я беру со стола стакан и протягиваю его.

Рив снимает фольгу:

– У тебя есть штопор?

– Не знаю. Как он выглядит?

– Как штопор, – она наклоняет голову.

Она такая забавная.

– У Мартина наверняка есть, – говорю я.

– Кто такой Мартин?

– Зять. Сейчас вернусь, – я ставлю стакан.

Она следует за мной до двери. И выходит.

– Мне просто нужно спуститься, – говорю я.

– Я пойду с тобой.

Не знаю, почему когда я впускаю её в дом, меня не покидает какое-то непонятное ощущение. Новак входит и выходит так, словно давно здесь живёт.

– Кто здесь живёт? – спрашивает Рив, когда я открываю раздвижную дверь.

– Сестра Тесса с мужем Мартином.

– Ты никогда не говорила, что у тебя есть сестра.

Мы не тратили время на пустую болтовню.

– Это мои родственники, – произношу я нараспев. – Сама знаешь.

Я включаю свет на кухне. В столовой ничего не изменилось, за исключением того, что ноутбук Мартина выключился.

– Странно, – думаю я вслух.

– Что? – Рив осматривается.

– Похоже, они внезапно куда-то ушли. Типа, просто взяли и ушли.

Я не надела туфли, а Рив, должно быть, скинула обувь наверху. У неё тёмно-синий лак на ногтях.

– Ты раньше жила здесь? – спрашивает она и осматривается кругом в столовой.

– Да, но когда Тесса вернулась, я переехала наверх.

На кухне я выдвигаю ящик с посудой и роюсь в нём в поисках штопора.

– Ты ненавидишь сестру? – спрашивает Рив и смотрит на меня.

– Я не... ненавижу её.

– Ты не... любишь её, – Рив округляет глаза.

– Мы просто не особо... общаемся. Не так, как ты с Робби, – я нахожу нечто похожее на штопор и говорю: – Идём.

– Он тебе нужен? – говорит Рив. – Отдаю его тебе.

Вообще-то я не хочу говорить о сёстрах, братьях или о чём-то семейном. Рив отваживается пройти в гостиную.

Она смотрит на потолок, стены, окна, кажется, впитывая в себя все архитектурные детали. Закрученный гипсовый потолок и лепнину в виде короны. Баклажановый – ненавижу этот цвет.

– Мило, – говорит Рив. – У тебя хорошая семья.

– Они нормальные, – я пожимаю плечами. – Мы можем идти?

– Нормальный дом и нормальная семья, – её голос звучит несколько странно. – И ты нормальная. Слишком нормальная для меня.

У меня кровь стынет в жилах:

– Рив, не такая уж я и нормальная, но я ужасно голодна. Почему бы нам не поесть?

– Я ухожу отсюда, – бормочет Рив, пробегая мимо меня.

Она пытается захлопнуть раздвижную дверь у меня перед носом, но я просовываю руку в проём, и меня раздавливает. Я чуть не кричу от боли.

– Ты не можешь уйти.

Она взлетает по лестнице. Я догоняю её на самом верху, у квартиры.

– Мы даже не ужинали.

– Потом, – она хватает сумочку с кофейного столика. – Никогда.

Надо остановить её, удержать, заставить остаться. Я хватаю её за запястье, и она разворачивается. Её рука замахивается, и кулак летит прямо в меня, костяшки врезаются в мою щеку и выводят из равновесия. Я вижу, как у неё отвисает челюсть, а кулак разжимается. Этот пронзительный звук вырывается из её горла.

– Зачем?..

Хлопает дверь. У меня кружится голова, ноги подкашиваются. Я падаю. Боль пронзает лицо и глазницу. Пальцы отрываются от щеки, мокрые, в крови. Это моя кровь.

Я бросаюсь за ней. Не успеваю я спуститься по лестнице, как падаю и с хрустом оседаю на Землю.

– Рив, подожди... пожалуйста.

Мой голос звучит откуда-то издалека.

Кислотный ожог от слёз. Болит каждое нервное окончание.

Машина сворачивает на подъездную дорожку, фары светят мне в лицо, и я опускаю голову на руки.

Стук двери.

– Джоанна!

Я продолжаю стоять на четвереньках, прикрывая глаза; настойчивый голос в голове смешивается с недоумением. Я поднимаюсь на ноги – или мне помогают?

– Джоанна, – мягкий голос Мартина в ухе. – Прости.

У него растрёпанные волосы, а глаза налиты кровью. Он проводит рукой по волосам и говорит:

– Тесса потеряла ребёнка.

Глава 19

– Причину никто сказать не может, – говорит Мартин.

Она работала, даже не вставая. Она помогала женщине заполнять бланк программы Medicare, когда у неё началось кровотечение. К тому времени, как Мартин добрался туда, она потеряла много крови.

От этой картинки у меня раскалывается мозг, будто едва это представишь себе, как в голове открывается пропасть: Тесса сидит и чувствует влагу; она понимает, что это означает.

– Она останется в больнице на ночь под наблюдением, – добавил Мартин. – Ничего серьёзного.

Действительно – ничего серьёзного. За исключением того, что она потеряла ребёнка.

Свечи тают, превращаясь в липких гномов. Я задуваю их и сажусь за стол в темноте, размышляя. Пытаюсь не думать.

Левая сторона лица болит, и я встаю и смотрюсь в зеркало. На щеке и брови запеклась кровь. Полотенце для волос, которым я вытерлась ранее вечером, валяется на полу, ещё влажное. Я поднимаю его и промокаю рану.

Рана неглубокая, ничего серьёзного. Я ничего не потеряла. Рив?

Не думай об этом.

У меня опухает левый глаз.

Я лежу в постели, но не могу уснуть, поэтому снова встаю и смотрю на себя в зеркало. Чем дольше я смотрю, тем больше меняюсь. Мой образ, Джоанны Линч, моё внешнее отражение. Травма сливается с тем, как я вижу себя.

Затем я сосредотачиваюсь и вспоминаю, что на свете есть нечто поважнее. Сестра в больнице. Рив сбежала.

* * *

Я жду в гостиной Мартина и Тессу. Слышу, как открывается дверь и Мартин говорит:

– Мы попробуем ещё раз.

– Нет, – хрипло шепчет Тесса. – Я больше не могу. Не могу допустить, чтобы это лежало на моей совести.

– Что, милая? – Мартин ставит её сумку на стол.

Я стою у дивана.

– Ты создаёшь жизнь, – говорит он.

Тесса разражается слезами.

Надо уходить. У них это личное.

Тесса уходит в спальню. Она видит меня, но не останавливается. Я хочу подбежать к ней, обнять, сказать, как мне жаль. Мартин отбрасывает на меня тень. Сжимая мои руки, он говорит:

– Джоанна, боже мой! Что с тобой случилось?

– Упала с лестницы, – я инстинктивно прикрываю лицо.

– Тебе что-нибудь нужно? – его брови выгибаются.

– Я в порядке, – глаз заплыл, но не болит. – Как она? – я смотрю вслед Тессе.

Мартин опускает голову на грудь.

– Извини, глупый вопрос, – понимаю я. – Ей нужно поговорить или что-нибудь ещё?

– Ей нужен покой – таковы указания врача, – он кладёт руку мне на плечо, как бы уводя прочь. – Уверен, что она скажет, когда захочет поговорить.

Нет, она этого не сделает. Она ненавидит меня.

* * *

Пока я изучаю своё лицо в зеркале, звонит телефон. Это ты, Рив? Звонишь и хочешь извиниться?

– Привет, лесбуха. Ещё жива?

Я опускаюсь на стул у стола, где затвердели гномы от свечей.

– Я сегодня съезжаю, – говорит Новак. – У меня для тебя куча вещей: одежда, книги, обувь, если подойдёт по размеру. Я разобрала свой шкаф... Ты, наверное, очень занята? Я подумала, что могла бы занести эти вещи...

Я чувствую себя живой. Впервые.

– Ты занята?

Ребёнок Тессы мёртв, а я жива.

– Джоанна? Я не виню тебя за то, что ты не разговариваешь со мной. Прости. Прости меня за всё, что я когда-либо тебе сделала.

Губы сами растягиваются в улыбке, и я поднимаю голову. Вообще-то я счастлива. Как я могу быть счастлива?

– Ты мне нужна, – говорит Новак.

От этого мозг включается.

– Что ещё тебе нужно? – огрызаюсь я.

Она колеблется:

– У меня для тебя полно всего, но оно не умещается в машину. Я подумала, может быть, я завезу кое-что, а потом ты могла бы подъехать за мной на своей машине, и мы загрузили бы остальное.

Лицо меняет цвет последовательно: сине-зелёный, фиолетовый, чёрный, жёлтый, янтарный. Вроде как круто.

– Если я всё не вывезу, боюсь, мама продаст это или отдаст в какой-нибудь благотворительный фонд. Данте нужно работать...

– Тесса потеряла ребёнка.

– Что? – Новак чуть не задыхается. – Когда?

– У неё только что случился очередной выкидыш.

– Боже мой! – восклицает Новак. – Джоанна... Боже мой, бедная Тесса...

– Знаю, – говорю я. – Мне нужно быть здесь.

– Конечно. Мне очень жаль. Скажи Тессе, что я сожалею. Мартину тоже, – Новак громко вздыхает. – Боже мой... – вздыхает она. – Я могу что-нибудь сделать?

Я прижимаю рану, чтобы посмотреть, не меняет ли она цвет.

– Ты сейчас занята переездом.

— Я не настолько занята, чтобы...

– Мне надо побыть с Тессой.

– Позвони мне позже, – говорит Новак. – Знаешь, если захочешь поговорить. Как дела с Рив? – добавляет она.

Я вешаю трубку.

* * *

Страна Радости: эпизод 9

Я открываю калитку и иду по крошащемуся тротуару. Я звоню в дверь, и Энтони открывает.

– Рив здесь? – спрашиваю я.

Он пялится на меня.

– Кто тебя так приложил, сука?

– Ты, придурок.

"С таким же успехом это мог быть и твой кулак, – думаю я. – Это должно было быть твоё лицо".

Рив подходит к двери, и мужчина взрывается газообразными парами.

– Джоанна, любовь моя, – она заключает меня в объятия. – Прости, прости, прости, прости... – она целует меня в глаза, щёку и в губы. – Я так люблю тебя. Прости меня.

– Ты же знаешь, что я тебя не виню.

– Ты нужна мне, нужна мне, нужна мне, нужна мне...

– Знаю.

— Я люблю тебя, люблю...

Я прижимаю ей палец к губам. Ей не обязательно это говорить. Я и так это знаю и всегда знала.

– Пойдём со мной, – говорю я ей.

Мы плывём к машине и уезжаем с края света.

* * *

Тени для век у меня есть – три оттенка коричневого. Нейтральный блеск для губ. Никакой основы или как там она называется. Я наношу блестящий хайлайтер для щёк, который, должно быть, достался мне от Новак. Он только подчёркивает порез и массу набухшей плоти на скуле.

Вероятно, мне лучше остаться дома, пока синяк не сойдёт. Когда?

Я очарована своим лицом. Нужно, чтобы меня все видели, смотрели на меня. Посмотрите на меня!

Почему Рив не позвонила? Ей не нужно извиняться; она не виновата. Совсем нет. Я была так уверена, что Рив заглянет, как она всегда делает, без предупреждения, что вчера вечером отпросилась с работы.

– Грипп, – сказала я Шондри и изобразила кашель.

– Очень жаль, – сказала Шондри.

– Я обязательно приду завтра.

– Не приходи, если тебе плохо. Я справлюсь.

– Нет, – пообещала я ей. – Я приду.

Я смотрю на себя в зеркало заднего вида по дороге в школу. Выгляжу круто.

Миссис Гоинс первая решает со мной поговорить:

– Джоанна.

Она останавливает меня в холле.

– Боже мой. Что у тебя с глазом?

– Упала.

Она хмурится.

– Это вышло случайно.

– Боже мой! – снова восклицает она и продолжает смотреть на меня.

– Я опаздываю, – теперь я чувствую себя слишком заметной.

– Может быть, тебе стоит обратиться к медсестре?

– Я в порядке.

Я убегаю по коридору, чувствуя на себе её взгляд. Теперь на меня смотрят все, поворачивая головы.

Новак разбила лагерь у моего шкафчика. Ну с какого праздника ей приспичило прийти в школу именно сегодня? Она вскакивает на ноги, едва меня завидев.

– Боже мой... – она прикрывает рот руками. – Что за чёрт?

– Упала, – я отталкиваю её, чтобы открыть свой шкафчик.

– Упала?

– Споткнулась на лестнице, – я дёргаю замок и распахиваю дверь.

– Вот недотёпа. Когда это тебя угораздило?

Она стоит слишком близко.

– В пятницу или субботу, – я отхожу назад. – Уже забыла когда.

– С тобой всё в порядке? – Новак не отрывается от моего лица.

– Да. А почему бы и нет?

Она не может перестать смотреть.

"Уходи, – думаю я. – Мне сейчас совершенно не хочется тебя лицезреть".

Мой шкафчик пуст. Занятия закончились. Что я здесь делаю?

Наверное, я надеюсь, что у Рив ещё идут экзамены.

– Джоанна, – Новак хочет меня обнять.

Нет!

– Я же сказала тебе: я в порядке.

Глава 20

В медиацентре пусто. Беру свои слова обратно – какая-то девушка склонилась над компьютером и щёлкает клавишами, как бомба замедленного действия. Словно по сигналу, она поднимает взгляд и наблюдает, как я бреду к креслам-подушкам в тихой читальной зоне.

Я опускаюсь в одно из них и закрываю глаза. Я мысленно зову Рив: "Ты здесь? Мне нужно увидеть тебя, прикоснуться к тебе и сказать, что всё в порядке. Мне нужно..."

Я чувствую чьё-то присутствие и открываю глаза.

– Что? – спрашиваю я у Бритт.

Она осторожно опускается на мягкую подушку рядом со мной и наклоняется вперёд.

– Что? – спрашиваю я снова.

– Со мной она сделала то же самое.

– Что сделала?

– Пометила меня.

Я недовольно морщусь. Ай!

– О чём ты?

– Сама знаешь.

Нет, не знаю. Пометила её? Как?

– Она злая, – говорит Бритт. – У неё внутри какая-то грязная яма, и никогда не знаешь, от чего эта яма откроется и вся дрянь выплеснется наружу. Она будет и дальше так с тобой поступать.

– Ты просто ревнуешь. Она была с тобой, но ушла от тебя.

Бритт сидит и смотрит на меня. Потом отводит взгляд, как будто не может смотреть.

Я поднимаюсь на ноги и перекидываю рюкзак через плечо. Мне нужно найти Рив.

В ту секунду, когда я выхожу во двор, чья-то рука хватает меня за запястье, и меня дёргает назад с такой силой, что плечо хрустит.

Его чемоданчик зажимает мне ногу.

– Отпусти, Робби.

Он держит крепко.

– Мне больно.

Его рука ослабевает. Он выглядит подавленным.

– Я просто хотел, чтобы ты пришла, – говорит он.

– Куда пришла?

Его взгляд скользит по моей распухшей щеке.

– Я споткнулась. Рив в яме?

Он не отвечает, а поворачивается и уходит.

Если Робби здесь...

“B2” открыта. Робби включает свет и освещает подземный мир. Он не проверяет, стою ли я у него за спиной, но как будто знает, что я там. Как будто он чувствует мой запах.

Когда он открывает дверь в яму, Рив вскакивает с пола. Как живой щит, Робби загораживает вход мне и выход ей. Он толкает Рив на диванчик.

– Видишь? – говорит он, дёргая меня за запястье к себе. – Я же говорил тебе.

Рив встречается со мной взглядом и с трудом сглатывает.

– Это ты её так? – обвиняюще спрашивает Робби.

– Не надо мне тут прокурора изображать, – взгляд Рив не отрывается от меня.

Она встаёт, смотрит мне в глаза, подходит ко мне.

– Рив...

– Не надо, – она тычет меня в плечо основанием ладони.

– Я же знаю, ты не хотела.

– Неужели? – бормочет она. – А если хотела?

– Она не хотела, – говорит Робби. – Она любит тебя.

Я моргаю, глядя на него. Он смотрит на Рив – та отворачивается. Это она ему сказала?

– Я тоже её люблю, – говорю я Робби и Рив.

Робби обходит меня и выходит за дверь.

* * *

Мы лежим вместе на диванчике, касаясь лиц, глаз и губ друг друга. Водим пальцами по контурам, линиям и формам. Рив продолжает целовать меня в глаз.

Она не просит прощения, но ей и не нужно.

Я рассказываю ей о Тессе, о ребёнке, о том, как и когда это произошло. И о первом ребёнке тоже. Рив слушает, касаясь моего лба, брови; она целует мой глаз. Я говорю ей, что понимаю, почему она меня ударила. Она ничего не может с этим поделать.

Она следит за моими губами, пока я говорю.

– Ты такая дура, – говорит она.

– Что?

– Что любишь меня.

– Ты тоже меня любишь.

– Тебе будет больно. Тебе и дальше будет больно. Спроси у Бритт. Спроси у других.

– С тобой мне не будет больно, – говорю я ей.

К чёрту Бритт. И Мелию. К чёрту всех остальных её бывших... сколько бы их ни было.

– Разве тебе не больно? – она касается пальцем моего синяка.

Я невольно вздрагиваю.

– Видишь? Разве ты не веришь в реальность? Вещественные доказательства?

– Я верю в истину.

Она проводит кончиком пальца по моим ресницам. Ресницы у неё редкие – теперь на обоих глазах.

– Мы тогда даже не поели, – напоминает она.

– Знаю, – говорю я. – Приходи ещё.

– Ты ведь не выпила ту бутылку?

– Нет, – я цокаю языком. – Я сохранила её. Я знала, что ты вернёшься.

– Ах, ты знала? – её губы растягиваются в улыбке. – Ты так хорошо меня знаешь?

Я целую её в нос, в глаза:

– К тому же ты забыла свои туфли.

– Не то слово. Уехала домой босиком и прошлась по битому стеклу на подъездной дорожке.

– Ты поранилась? – я встаю, чтобы осмотреть её ноги.

Она толкает меня обратно вниз, ложится сверху и крепко целует.

Время растворяется.

– Мои туфли ещё у тебя? – спрашивает она, выныривая, чтобы глотнуть воздуха.

– Я удерживаю их ради выкупа.

Она смотрит на меня, вглубь меня и проводит пальцами по моей руке:

– Ты в порядке?

– Да, – отвечаю я. – Более чем.

– Надо было привезти Робби. Он бы защитил тебя.

Мы снова целуемся. Время утекает.

Робби врывается в комнату и говорит:

– Занятия закончились.

Его чемоданчик с грохотом падает на пол.

Мы с Рив, пошатываясь, поднимаемся на ноги, затем хихикаем, поддерживая друг друга. Я бросаю взгляд на Робби, ожидая, что он улыбнётся, порадуется за нас.

Но, похоже... у него нет мозгов...

Пока мы петляем по лабиринту, в мозгу крутится одна фраза: "Робби защитил бы тебя".

В моей жизни только двое причинили мне физическую боль: Рив, но она не считается, потому что ни в чём не виновата, и Робби, который чуть не вывихнул мне плечо.

Его вины тоже не было, но есть разница. Если бы у Рив было время и любовь, она научилась бы контролировать свой гнев. Я знаю – она на это способна.

А вот насчёт Робби не знаю.

* * *

– Кто тебя так? – Жаннет взбивает подушку, а я держу голову Кэрри.

Её глаза частично открыты, но не реагируют.

Потому что только парни шлёпают девушек?

– Всё вышло случайно, – говорю я ей.

Она жестом показывает мне опустить Кэрри. Тут из губ девушки вырывается вздох, и мы с Жаннет замираем.

Но это всего лишь рефлекс.

Жаннет разглаживает шёлковое одеяло Кэрри у неё на груди и плечах.

– Всё всегда выходит случайно, Джоанна. Это самое старое оправдание.

Разговор окончен.

– Я посижу с ней немного.

– Ничего не трогай. У Эвелин фотографическая память.

Жаннет пронзает меня взглядом, как будто может заглянуть в самую суть.

– Я в порядке, – говорю я ей.

В мои мысли ей не заглянуть.

* * *

Страна Радости: эпизод 10

Я скармливаю ей последний кусочек шоколадного мусса, и она в экстазе закрывает глаза.

– Божественно, – выдыхает она.

Медленно вытаскивая ложку у неё изо рта, я прижимаюсь губами к её губам и пробую на вкус.

Масло и сливки. Я облизываю её губы изнутри и вокруг языка. Мы целуемся поверх тлеющей свечи. Не отрываясь губами, она обходит стол и садится мне на колени.

Она обхватывает мне лицо руками и крепко целует, запрокидывая мою голову к шее. Мне кажется, что шея сейчас сломается. "Пойдём со мной, Рив, – думаю я. – Я не могу умереть без тебя".

Она набрасывает мне на плечи бретельки, проводит ладонями по моим обнажённым рукам и прижимается губами к моей шее.

Руки обвиваются вокруг её талии. Обнажённая кожа, мягкая и бархатистая. Детский пушок. Её футболка шёлковая, гладкая и прохладная – руки сами проникают под неё, и я щупаю её ребра, позвоночник, бюстгальтер. Я провожу обеими руками по бокам и спереди. И нахожу застёжку. Когда её груди выпрыгивают, она говорит:

– Поцелуй их.

* * *

– Что ты здесь делаешь?

Я подпрыгиваю.

– Кто разрешил тебе здесь находиться? – спрашивает Эвелин.

– Я... э-э...

Она тянется через Кэрри и вырывает её руку из моей.

– Кто ты? – спрашивает она, пряча руку Кэрри под одеяло. – Я видела тебя здесь.

– Меня зовут Джоанна, – отвечаю я, вставая. – Я волонтёр в хосписе.

– И чем ты занимаешься?

Хороший вопрос.

– Просто сижу с Кэрри.

– С ней не нужно сидеть, – её мама укладывает её голову на подушку и добавляет: – На случай, если ты не заметила, она спит. Ей нужно отдохнуть.

Скорее, ей нужно умереть.

– Пожалуйста, уйди отсюда.

Без проблем.

В общей палате миссис и мистеру Мокри поставили кровати вместе. Это так мило. Они оба спят. Я тихонько придвигаю стул и сажусь, упиваясь их покоем.

* * *

Страна Радости: эпизод 11

– Ты выйдешь за меня замуж? – спрашивает она.

– Да, – я не колеблюсь.

Её лучезарная улыбка похожа на солнце, луну и звёзды. Она – моя галактика, мой центр притяжения, центр моего существования.

Мы решаем надеть белое, чтобы символизировать чистоту нашей любви. Мы покупаем подходящие свадебные платья с бретельками и с узкой талией, струящиеся молочно-белыми реками из атласа до пола. У нас кружевные вуали. Сквозь снежный узор мы смотрим друг другу в глаза.

В последнюю минуту, одеваясь в спальне, мы решаем пройтись по проходу босиком. Она надевает подвязку мне на ногу и замирает, обхватив мне обеими руками левое бедро. Она опускается на колени. Она задирает моё платье и целует меня там, между ног. Покалывает. Она сгибает палец, и я смотрю. Она оставила отпечаток губной помады на моих стрингах.

– Теперь ты тоже пометь меня, – говорит она.

* * *

– Эгги? Где ты? – мистер Мокри пытается сесть.

– Она здесь, – я беру его за руку.

В его глазах проступают слёзы, и я похлопываю его по плечу:

– Она здесь, мистер Мокри. Она всегда будет с вами.

Глава 21

Я останавливаюсь в "Тако Белл" по дороге домой из хосписа, потом вспоминаю, что у меня есть ингредиенты для кесадильи на целую армию. Когда кассирша в "Тако Белл" смотрит на меня, я просто улыбаюсь – пусть думает, что хочет. Синяк под глазом – это как... знак почёта или доказательство того, что я жива.

Рив оставила два сообщения на моей голосовой почте. Первое: "Привет. Это я. Ненавижу оставлять сообщения".

Второе: "Не звони мне сюда. Я не хочу, чтобы этот ублюдок с тобой разговаривал. Думаю, смогу освободиться позже, например, в 23:00. Ты зажжёшь за меня свечку?"

– Я зажгу столько свечей, что не хватит на целый собор, Рив.

Я включаю душ и вхожу. Лицо болит, от горячей воды расширяется каждая пора. Я закрываю глаза, и перед мысленным взором появляется Фэллон-Фоллс. Я стою под низвергающимся каскадом воды, лицо и тело бьются от силы высвобожденной энергии. В поле зрения появляется Рив – и исчезает. Физически и эмоционально опустошённая, я слишком устала, чтобы даже улететь в Страну Радости.

* * *

Пыльная коробка с чайными свечками осталась со времён, когда Тесса жила в квартире. Я зажигаю по одной на каждом окне, затем все остальные на каждой ступеньке. Когда выключаю внутренний свет, всё выглядит очень романтично. Я сижу на лестничной площадке, обняв колени, и жду Рив.

Сначала я её слышу. Она говорит:

– Не исчезай. Дай знать, как придёт время уходить.

– Пора уходить.

Робби с ней?

У подножия лестницы они останавливаются.

– Привет, – говорю я, вставая. – Как добрались?

Рив ничего не говорит.

– У нас тут что, спиритический сеанс? – спрашивает Робби, замечая зажжённые свечи.

Рив наотмашь бьёт его в грудь.

– Поднимайтесь, – говорю я.

– У вас есть крысоловки? – спрашивает Робби. – А пауки есть?

– Он боится ползучих тварей, – поясняет Рив. – Слабак.

– Никаких крыс, – говорю я ему. – Никаких тараканов или пауков.

Рив приходится подталкивать его вверх по лестнице. Он осторожно заглядывает в квартиру, нюхает воздух и морщит нос.

– Тут всё чисто, – говорю я ему и улыбаюсь Рив.

Она толкает его внутрь, и Робби кричит: "Гроп" – или что-то в этом роде.

– Ты здесь живёшь?

– Берегись летучих мышей, – говорит Рив.

Тот прикрывает голову.

Рив криво ухмыляется мне. Она заводит руку мне за голову и притягивает к себе для поцелуя.

Через световой год Рив кричит:

– Не ходи туда!

Я резко оборачиваюсь и вижу Робби в коридоре.

– Там личное пространство Джоанны. Туда нельзя! – Рив бросается за ним.

– Не беспокойся, – закрывая за собой дверь квартиры, я кричу: – Иди и осмотрись. Ребята, хотите чего-нибудь выпить?

Робби, спотыкаясь, возвращается в гостиную с отвисшей челюстью.

– Ты здесь живёшь? – снова спрашивает он.

– Заткнись, – Рив слегка пихает его. – Ты говоришь, как недоумок.

– Могу я переехать сюда жить? – спрашивает он.

– В любое время, – я перевожу взгляд с Робби на Рив.

– Не подкидывай ему идей, – говорит Рив и достаёт что-то из сумки. – Мне не во что было его завернуть, – говорит она, протягивая мне свой подарок.

Он тяжёлый.

– Тебе не нужно ничего мне дарить.

Она смотрит мне в глаза.

– Наоборот, – говорит она. – Очень даже нужно.

О, Рив…

– Открой.

Коробка длинная, чёрная, с серебряной эмблемой. Красивая. Я ставлю её на кофейный столик и снимаю крышку.

– О боже мой, – выдыхаю я.

– Они из чистого серебра, – говорит Рив.

Два подсвечника, подарочный набор.

– Боже мой, – повторяю я. – Где ты...?

Я не заканчиваю. Это должно было стоить около сотни долларов. Где Рив могла достать... Она обхватывает моё лицо ладонями и целует.

– Умираю с голоду, – говорит Робби. Он находит миску с чипсами, которую я планировала выставить вместе с банкой сальсы. Не думай о том, где она взяла деньги.

Робби опускается на низкий диван, упираясь коленями в подбородок.

Когда я убираю подсвечники в коробку, Робби спрашивает:

– Мы можем посмотреть эти фильмы?

– Что...?

Чёрт! Те диски...

– Давай, – говорит Рив. – Поставь их на стол.

– Что?

А, она про подсвечники…

– У меня нет длинных свечей.

Я спешу и хватаю DVD-диски, который Робби подобрал с пола. У него сверкают глаза.

– Чёрт, надо было купить и свечи, – говорит Рив. – Я ведь знала, что надо было купить и свечи.

Она с силой ударяет кулаком по ноге.

– Всё в порядке, – я поспешно собираю все DVD и бросаю их в шкаф для одежды. – В следующий раз.

– Джоанна? – спрашивает Рив.

Я поворачиваюсь. Она подходит ко мне сзади с бокалом вина.

– А где мой бокал? – спрашивает Робби.

– Тебе нельзя, – сообщает она ему.

– Можно.

– Нет, нельзя, – она отпивает, затем выплёвывает обратно в свой стакан. – совсем забыла, – она поднимает бокал и чокается со мной. – За первых, – говорит она.

– За первых, – повторяю я. Мы пьём вместе.

Робби растягивается во всю длину дивана, выглядя взбешённым.

– Он принимает лекарства, – поясняет Рив.

– Нет, не принимаю. А вот тебе точно надо, – рычит Робби.

Рив опускает бокал и сердито смотрит на него. Затем её лицо смягчается. Она подходит и протягивает ему свой бокал вина.

– Вот, попробуй. Но не напивайся. Возможно, тебе придётся везти меня домой.

Он водит машину?

Рив возвращается на кухню за другим бокалом, а Робби залпом выпивает вино, проливая его на рубашку, и даже незамечает этого.

– Подвинься, – Рив сбрасывает его лодыжки с края дивана, и Робби пытается сесть. Она плюхается рядом с ним. – Ваше здоровье, – она поднимает бокал.

– Ваше здоровье, – я сажусь на кофейный столик напротив неё. Мы все чокаемся.

У вина пряный запах и вкус, как... клюква? Я не особый знаток.

Рив смотрит на меня поверх своего бокала. Боже, зачем она притащила братца? Хочется её поколотить.

Я встаю и говорю:

– Я приготовлю ужин.

– Позволь мне помочь. – Рив вскакивает на ноги.

Она идёт за мной на кухню, щекочет мне затылок и говорит:

– Он отключится после одного стакана. К тому же его мозг отключается в 22:00.

– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я.

Она игриво хлопает меня по спине. Я открываю холодильник и достаю все ингредиенты, но Рив отталкивает меня в сторону:

– Я всё достану.

Она целует меня первой, и я таю.

В какой-то момент включается телевизор, раздаётся тяжёлое дыхание и стоны. Я оглядываюсь и чертыхаюсь. Видимо, один DVD всё же где-то завалялся, или Робби нашёл его. Я торопливо выхожу в комнату и вырываю пульт из рук Робби:

– Мы не будем смотреть телевизор.

Он надувает губы.

– Как сестра? – спрашивает Рив из кухни, где она режет помидор тупым ножом.

– Не знаю, – говорю я. – Я её не видела.

Я с ней не разговаривала, не встречалась. Она тоже не пыталась поговорить со мной.

– Скажи ей, что я сожалею о ребёнке, – говорит Рив.

– Обязательно. Когда поговорю с ней.

Где я оставила свой стакан?

Рив открывает холодильник и достаёт овощи.

– Не могу перестать думать о том, каково это – потерять ребёнка, – говорит она. – То есть, если ты его правда ждёшь. Не как аборт, когда ты выбираешь. Мама пыталась сделать с нами аборт.

– Что?

– Где сыр? У тебя ведь есть сыр?

– Э-э... да. На дверце холодильника, – я не верю своим ушам. – Откуда ты знаешь?

– Насчёт аборта? Она сама нам рассказала.

Боже.

– К тому времени, как она собралась, делать аборт было уже поздно. Она такая дура. А ты – хочешь детей? – спрашивает Рив.

Я делаю глоток вина. Нет. Да. Я не знаю.

– Я лесбиянка, – говорю я.

– Ага, – смеётся Рив. – Раньше я считала себя “би” – примерно около часа, – она рывком открывает ящик со столовым серебром и достаёт нож для разделки мяса. – Это нарезать или нашинковать? – она водит ножом по кочану салата.

– Как хочешь, – говорю я.

– Я говорила тебе, что мы с Робби близнецы? – добавляет Рив.

– Как такое возможно? – привычно отвечаю я.

Она морщится:

– Ну, сперматозоид встречается с яйцеклеткой...

– Я в том смысле, что у вас даже фамилии разные.

Я в том смысле, что он аутист.

– Не говоря уже о том, насколько мы похожи, – она нарезает салат-латук, а я пытаюсь переварить, что она только что сказала. – Мама шлюха. Она на всё способна ради денег.

Я не улавливаю связи. Я сижу в кресле за столом с вином в руке и смотрю, как Рив разделывает кочан салата.

– Она переспала со столькими придурками, что никто не знает, кто наш отец.

Невероятно. Близнецы.

– Я вроде как похожа на отца, или, по крайней мере, на того, кого мама называет моим отцом. А ещё она спала и с Энтони, и говорит, что именно благодаря ему на свет появился Робби, – она натянуто улыбается.

Это вообще законно? Я хочу спросить её об аутизме, но вместо этого спрашиваю:

– А ты хочешь детей?

– Конечно – по крайней мере, десятерых.

Мне трудно сказать, серьёзно ли она.

– Я однажды занималась этим с парнем, – говорит она, поднимая глаза и встречаясь со мной взглядом. – Тебе это противно слушать? Ты же лесби и всё такое.

Я показываю ей язык, и у неё глаза блестят.

– Это считается? – спрашиваю я.

Её глаза становятся пустыми. Разрывая зубами упаковку тортильи, она выплёвывает уголок и спрашивает:

– Чем там занимается Робби?

Я поворачиваю голову. Его бокал с вином пуст, он прижимает его одной рукой к груди, а другая безвольно свисает к полу.

– Наклюкался и спит.

– Мне пришлось притащить его, – говорит она, понизив голос. – Прости.

Она что-то ищет в шкафчике.

– Что тебе нужно? – спрашиваю я.

– Противни для печенья, алюминиевый поднос – то, на чём мы будем их жарить.

– Они под плитой, – я встаю, чтобы показать ей.

Она наклоняется к выдвижному ящику духовки и гремит противнями, затем достаёт почерневший противень, которым я никогда не пользовалась. Я смотрю, как она готовит кесадильи, как будто делает это каждый день.

– Мне просто поставить его на огонь? – спрашивает Рив, изучая циферблат духовки.

– Духовка не работает.

Она оборачивается.

– Придётся сбросить на них ядерную бомбу.

Рив просто смотрит на меня:

– Ты могла сказать мне это до того, как я выложила их на противень?

– Извини, – я вспыхиваю. – Можешь воспользоваться тарелками.

– Тогда придётся готовить их по одной, – говорит Рив.

– Ага.

– И они не будут хрустящими.

– Не будут.

Она прерывисто вздыхает.

У неё был план, а я его зафейлила. Я отстой как девушка.

В любом случае кесадильи готовятся быстро. Рив передаёт мне тарелки, и я ставлю их на стол. Листья салата и помидоры придают блюду изысканность.

– Выглядят потрясающе, – говорю я ей.

– Лучше было их прожарить.

– Знаю. Прости.

Рив подходит и толкает Робби, чтобы разбудить. Когда он, спотыкаясь, подходит к столу, я придвигаю табуретку, чтобы он сел на мой стул.

– Нет, – Рив грубо отталкивает меня. – Он может сесть на табурет.

Она ещё злится на меня из-за духовки?

Мы с Робби меняемся местами. Он вялый, и я чувствую то же самое, хотя моё оцепенение, вероятно, от вина. Рив снова наполняет мой бокал и свой. Она наливает немного Робби.

– За наш первый совместный ужин, – она поднимает свой бокал и чокается со мной и с Робби.

– За порнуху на DVD, – говорит Робби.

Рив пропускает его слова мимо ушей.

– За Джоанну, – говорит она. – Мою первую настоящую лесби.

Я смеюсь. Серьёзно? Мы пьём.

– За Рив, – поднимаю тост я. – Мою первую... всё.

Робби вытирает нос тыльной стороной ладони, кашляет, и слюни вылетают у него изо рта прямо на кесадилью.

Рив смотрит на мою тарелку, потом на меня. Она разражается смехом.

Глядя на неё, я тоже смеюсь.

– Он тормоз, но что я могу сделать? – говорит она.

Глава 22

Страна Радости: эпизод 12

Рив берёт последний аккорд и держит его, а сокрушительный рёв толпы разрывает барабанные перепонки. Она наклоняет голову вперёд, сгибается в талии, разводит руки в стороны и позволяет гитаре свободно раскачиваться на ремне. Когда она вновь распрямляется, все кричат от восхищения. Она кивает Робби, стоящему рядом.

Тот выдувает диссонирующий рифф на своём саксофоне, и ноты уносятся в пространство.

Я нажимаю кнопку и включаю гидравлический подъёмник.

Квадрат сцены перемещается туда, где стоит Рив. Она плавно опускается. Громкие возгласы эхом отдаются в зале, где жду я.

Когда Рив спускается, я встречаю её. Она снимает гитару через голову, и я говорю:

– Ты играла потрясающе...

Она притягивает меня и целует страстно, грубо. Её язык проникает сквозь мои губы. Я задерживаю дыхание и наслаждаюсь её запахом. Она горячая и страстная. Она впивается в меня ртом и зубами, и плоть размазывает её пот. У нас подгибаются ноги, мы опускаемся на колени вместе, целуясь, лаская друг друга языком, ощупывая каждый дюйм обнажённой, скользкой кожи.

Над нами вспыхивают огни цветомузыки – резкие, стреляющие полосы синего, зелёного и красного. Они пробегают рябью по нашим телам. Шум – это наркотик.

Я чувствую толчок, всплеск. Двигатели жужжат, и мы набираем высоту. Мы высоко, ещё выше, Рив не отрывается от меня губами, её тело и ноги вытянуты. Мы обнажены, лежим горизонтально и выставлены на всеобщее обозрение. Я смутно ощущаю движение вверх, вверх, вверх, затем в сторону. Мы на сцене.

Публика в восторге. Мы занимаемся любовью на глазах у сотен тысяч ликующих зрителей – устраиваем им шоу.

Небо сверкает звёздами и лунами. Робби выдаёт искромётный рифф, затем исчезает. Здесь только я и Рив, одна звезда. Мы и есть ночь.

* * *

Я чувствую, как воздух струится сквозь мини-ставни, и резко выпрямляюсь. Который сейчас час? 9:36. Я забыла завести будильник.

Стойте.

Сегодня нет уроков. Я падаю обратно в постель. Учёба окончена. Я выдыхаю от облегчения и блаженства.

Я пережила школу. Есть ли клуб для таких же переживших школу, как я? Ленточка особого цвета? Вряд ли я буду с нежностью вспоминать об этом через 10 или 50 лет. Никаких медалей, трофеев или отличительных наград. Мой лучший момент наступил в конце, когда я, наконец, сошлась с Рив.

Я приберегла лучшее напоследок.

Новак звонит, когда я разогреваю оставшуюся после Рив кесадилью на завтрак. Прошлым вечером мы с Рив только начали целоваться и обниматься, когда Робби объявил: "Пора уходить". Рив оттолкнула меня так быстро, словно у неё в мозгу взорвалась мина.

– Сегодня мы забираем шапочки и мантии, верно? – говорит Новак.

– Нет, – автоматически отвечаю я. – Я иду с Рив и Робби.

Откуда это взялось? Мы не говорили о планах на выпускной.

Новак с минуту молчит.

– Значит, теперь ты меня ненавидишь?

– Нет, – я подавляю усталый вздох.

– Я не соображала, что делаю, ясно? Я временно ослепла от страсти или безумия. Пусть это будет подавляющим чувством вины.

– Вины – за что? – переспрашиваю я.

– За все те разы, когда у меня кто-то был, а у тебя – нет.

– Хочешь сказать, ты поцеловала меня из жалости? – мне в живот будто впивается коготь. – Вау, пасибки!

Новак тяжело вздыхает.

– Мне пора, – говорю я.

– Джоанна, подожди. Боже! – кричит она. – Мама наняла тамаду, декоратора и концертную группу для моей выпускной вечеринки.

Живая группа? Прямо как в моем эротическом сне. Эй, это я напророчила?

– А она не удивится, если я приду не одна?

Новак смеётся.

Я откусываю кусок кесадильи и ухожу в себя. Если Рив нанесла ДНК на свою тортилью, мы официально обмениваемся биологическими жидкостями.

– Я отправила Рив и Робби приглашение. Как думаешь, они придут?

– Как ты узнала её адрес? – я проглатываю кусок.

– Не скажу. Му-ха-ха.

– Так как?

Не хочу, чтобы Новак разговаривала с Рив — вообще.

– В списке учеников посмотрела.

Новак продолжает что-то болтать, но я уже мыслями далеко.

Мы обе ещё были по большей частью одеты и лежали на кровати. Когда мы целовались, Рив закрывала глаза. Я пыталась, но моё естественное желание было открыть глаза, чтобы видеть её.

– Как Тесса?

Я возвращаюсь к действительности.

– Не знаю. Наверное, в порядке.

Мартин не рассказывал, в каком она состоянии. Она тоже со мной не общалась.

– А нельзя мне пожить у тебя? – выпаливает Новак. – Хотя бы в течение лета?

Прежде чем я успеваю ответить, она добавляет:

– Прости. Просто... ненавижу это место. Мне одиноко. Данте никогда не бывает дома.

Я воображаю, как Рив живёт у меня. Мы проводим каждое мгновение вместе в Стране Радости, катаемся по пляжу и ныряем под водопады.

– Хорошо, спасибо, что выслушала, – говорит Новак. – Я тебя отпускаю. Не хочу создавать тебе проблемы.

– Новак...

– Пока, банана, – говорит она, и связь обрывается.

Умоляю, Новак, уберись из моей головы. И из других мест тоже.

Что мне делать сегодня? Я звоню Рив.

Трубку берёт её мать:

– Кто это?

Похоже, она пьяна.

– Это Джоанна, подруга Рив, – говорю я.

– Какая-такая подруга?

Мне кажется, я слышу голос Рив на заднем плане:

– Подруга из школы.

Её мать говорит:

– Подруга? С каких это пор у тебя подруги?

Какой-то парень смеётся.

Голос Рив:

– Дай мне трубку, сука, – раздаётся приглушённое шарканье, и Рив подходит. – Алло?

– Привет. Это я.

– Чем занимаешься? – спрашивает она, немного злая.

– Звоню тебе?

– Это ты хорошо придумала, не так ли?

У меня сводит живот. Рив больше ничего не говорит.

– Ты сегодня занята? – спрашиваю я. – Не хочешь зайти?

Она прикрывает телефон или что-то в этом роде, но от этого её всё равно хорошо слышно:

– Можешь отойти и не подслушивать? Это личное.

– Одна из твоих лизалок? – спрашивает мужчина.

Раздаётся треск и визг.

– Робби, прекрати! – кричит Рив, затем в трубку: – Не звони мне сюда.

Телефон отключается.

Боль от её ужасной жизни растёт в груди, как раковая опухоль.

Я направляюсь в свою комнату, кипя от злости. Нужно забрать её оттуда. Прокатиться. Забрать её и, возможно, съездить в Фэллон-Фоллс. Когда я спускаюсь по лестнице, чтобы уйти, Тесса открывает дверь во внутренний дворик и выходит. На ней шорты и потёртая футболка Мартина с надписью: "ДИНОЗАВРЫ УМЕРЛИ ЗА НАШИ ГРЕХИ".

– Ты в школу? – спрашивает она. – Уже поздно, – она смотрит на часы.

– Занятий больше нет, – говорю я ей.

– Вот как? – она моргает, как будто спит или не в себе. – Видимо, уже пора. У тебя есть часы?

– Да. А что?

Довольно холодно. Я хочу спросить, как она, но не могу вымолвить ни слова.

Мы стоим. Облако закрывает солнце, и температура падает на 10 градусов. Тесса сжимает кружку с кофе обеими руками и пьёт из неё. Она поднимает взгляд и начинает кашлять. Мне хочется похлопать её по спине, утешить, сказать ей, как сильно я люблю её и скучаю по ней.

– Что с тобой случилось? – выдыхает она.

Рана затянулась, синяк проходит, но по краям он ещё жёлто-серый.

– Упала с...

– Почему ты не... – начинает Тесса, но одновременно я говорю:

– Это было в тот же день, когда ты...

Мы обе останавливаемся.

– Мне так жаль твоего ребёнка, – говорю я.

– Спасибо, – говорит она ровным голосом. – Разве я должна была сказать что-то другое?

Не знаю. Она спрашивает меня или рассказывает...

— Джоанна, я...

Связка ключей соскальзывает с моего большого пальца и звякает о каменную плиту. Я наклоняюсь, чтобы подобрать ключи. Когда я выпрямляюсь, Тесса смотрит на меня, будто пронзает взглядом насквозь.

– Не могу поверить, что ты не пойдёшь на свой собственный выпускной. Это всё-таки достижение, – говорит она. – Это что-то да значит.

– Не для меня, – пожимаю плечами я.

– Не для тебя, – повторяет Тесса. – Что для тебя важно?

– Помимо того, что я лесби? Помимо того, что я открылась тебе, а ты даже не захотела позвонить мне и поговорить об этом? – мой голос срывается на крик.

Тесса тяжело сглатывает. Её щёки краснеют, как и у меня, когда я смущена или зла.

У меня перехватывает горло. Надо выбраться отсюда.

* * *

Я сворачиваю в магазин, чтобы воспользоваться телефоном-автоматом. Это для меня важно, Тесса. Я набираю номер Рив. Отвечает её мать, и я вешаю трубку. Твоя любовь и принятие – это было бы очень важно.

Тебе нужно было только позвонить и сказать: "Джоанна, я получила твоё письмо".

Я сажусь в машину и еду. Когда кто-то пишет: "Я должна сказать тебе что-то действительно важное", – надо ответить. Когда тебе пишут: "В прошлый раз, когда ты была дома, я хотела поговорить с тобой об этом, но испугалась не знаю почему. Я знаю, что ты любишь меня. Ты будешь любить меня, несмотря ни на что. Верно?" – надо согласиться, Тесса. Я излила тебе своё сердце.

Какой была твоя реакция, когда ты прочитала: "Ладно, начнём. Короче, я лесби"? Что ты подумала? Я переживала от этого неделями, месяцами. Я до сих пор переживаю – каждый день. Ты намеренно заставляешь меня проходить через этот ад? Ты ни разу не поднимала эту тему за всё время, что была дома. "Что для тебя важно?" – спрашиваешь ты. А самой-то тебе что важно, Тесса?

Я поднимаю глаза и вижу, что сижу на тротуаре перед домом Рив. Сознательно я собираюсь со своим гневом и мужеством, чтобы подойти к двери Рив. Пока я запираю машину, Рив выбегает из дома, её мать следует за ней по пятам.

– Я же говорила, что мне нужна доза, – визжит она.

– Я тебя услышала! – Рив направляется к фургону. Я машу ей, чтобы она остановилась, но она кричит: – Езжай вперёд, я поеду следом! – и запрыгивает в фургон.

Я сажусь обратно в машину и включаю передачу. Рив выезжает задним ходом с подъездной дорожки и с визгом описывает широкую дугу по улице, затем ждёт, пока я догоню её. Примерно в полумиле вниз по дороге, прямо перед съездом с шоссе, я заезжаю в отель "Рамада"^[11], и Рив подъезжает ко мне сзади. Мы обе выходим.

– Чего ты хочешь? – кричит она, подкрадываясь ко мне и хлопая меня по плечу.

Я беру её за руку:

– Тебя.

Я притягиваю её к себе, прижимая её лицом к своему плечу.

– Всё в порядке, – говорю я ей в волосы. – Я здесь.

Она не сопротивляется.

– Почему? – спрашивает она.

– Что "почему"?

Она снова шлёпает меня.

– Прекрати вечно переспрашивать. Почему? – повторяет она. – Я хочу знать, почему для тебя это так важно?

Я провожу костяшками пальцев по её лицу:

– Потому что я люблю тебя. И я нужна тебе.

– Ошибаешься. И ты дура, – но она обвивает руками мою шею.

– А ты тёплая, – говорю я.

И ты моя.

Глава 23

Рив указывает на дешёвую гостиницу через дорогу.

– Давай туда сходим? Я есть хочу.

– А ты там когда-нибудь была?

– Нет, – хмурится она.

– Тогда пошли. Обе будем там впервые.

Она улыбается, глядя мне в глаза.

Переходя улицу, я борюсь с желанием взять её за руку, но если кто-нибудь посигналит или крикнет что-нибудь неприятное... Рив это сейчас не нужно.

В гостинице официантка показывает нам кабинку, и мы усаживаемся друг напротив друга. Я чувствую себя легче, почти плывущей по воде, как лодка. Рив служит мне якорем.

– Тебе надо убираться оттуда, – говорю я ей.

Подходит официантка, и Рив заказывает кофе. Рив открывает меню и говорит:

– У меня нет денег.

– Угощаю, – говорю я ей. – Заказывай, что захочешь.

Она изучает меню, а я смотрю на её поверх него. На ней нет косметики, и её глаза кажутся меньше, глубже посаженными. Появляется графин с кофе, и Рив наливает нам обеим по чашке.

– Ты завтракаешь или обедаешь? – спрашивает она.

Я бы посмотрела на часы, если бы у меня они были.

– Совершенно фиолетово.

Рив пьёт чёрный кофе, а я делаю мысленную пометку: изучить её привычки. Возвращается официантка, и Рив заказывает французские тосты.

– Мне то же самое, – отвечаю я.

Я перегибаюсь через стол и протягиваю руки:

– Я серьёзно: тебе надо переехать ко мне.

Она подтягивает стопку с желейными конфетами и перебирает их:

– У нас даже секса ещё не было.

– Значит будет.

Она не поднимает взгляда, но её губы кривятся. Её лицо кажется каким-то бледным и в пятнах. Те немногие ресницы, которые у неё остались, – белокурые.

– Я знаю, что ты сейчас скажешь, – продолжаю я. – Его тоже привози. Пусть Робби тоже переезжает с тобой ко мне.

– Просто переехать к тебе? – Рив отодвигает конфеты к стене.

– Я помогу с переездом.

Она выдыхает воздух сквозь зубы.

– Что?

Рив откидывается на спинку стула, скрещивает руки на груди и принимает серьёзное выражение лица. Какой же свирепой и дерзкой она предстаёт. Я выхожу из-за угла кабинки и обхожу стол, чтобы сесть рядом с ней и обнять её обеими руками. Она кладёт голову мне на плечо.

– Ты не понимаешь, – тихо говорит она. – Ты не знаешь всего.

– Мне всё равно.

Имеет значение только настоящее – то, что мы делаем с нашей совместной жизнью.

Рив молчит, поэтому я прижимаюсь виском к её голове, чтобы читать её мысли.

Официантка приносит нам еду. Она смотрит на меня и спрашивает:

– Вы, вроде, сидели с другой стороны?

– А тут мне можно посидеть? – спрашиваю я.

Она ставит перед нами тарелки и отвечает:

– Мне всё равно, но ведите себя прилично.

Мы с Рив смотрим друг на друга и смеёмся. Я остаюсь на месте.

Французские тосты просто потрясающие. Не могу вспомнить, когда в последний раз ела настоящий завтрак.

– Ты идёшь на выпускной? – спрашивает Рив, откусывая хлеб с угла.

– Не знаю. А ты?

– Шутишь? – она жуёт и глотает. – Это самый важный день в жизни Робби. Приедет вся семья, – она добавляет горячего сиропа на свой тост и добавляет: – Даже папа может заявиться.

– Я думала, он ушёл.

Она ест молча.

– Ты тоже приходи, – говорит Рив умоляющим голосом. – Хочу, чтобы ты закончила школу вместе со мной.

– Тогда приду.

Она наливает себе кофе из кофейника и говорит:

– А ещё надо сходить на вечеринку к Новак.

– Нет.

– Да, – она хлопает меня по руке. – Мы обе придём. Хочу видеть лицо этой сучки, когда буду трахать тебя в её постели.

Я колеблюсь... Потом смеюсь.

Рив берёт моё лицо ладонями и целует – средь бела дня, в гостинице.

* * *

Мы едем обратно ко мне, чтобы немного потусоваться. Раздеться? Надеюсь заняться этим в своей постели. Тесса и Мартин на заднем дворе сажают цветы или кустарники. Мартин обычно работает по двору, убирает в доме, готовит – на все руки мастер.

– Это твоя сестра? – спрашивает Рив.

Я крепче сжимаю её руку и тащу к лестнице.

– Ты не знаешь, когда мы сможем забрать наши вещи? Например, сколько у нас времени? – я начинаю подниматься по лестнице, но Рив выскальзывает из моих рук. Она направляется к Тессе.

Блин.

Тесса выпрямляется, руки по швам, совок – в землю.

– Мне жаль твоего ребёнка, – говорит Рив.

Взгляд Тессы встречаются с моим. Что это за выражение? Ужас? Возмущение? Она целится остриём совка в Рив или в меня?

Мартин появляется из-за куста форсайтии.

– Привет, Мо-Джо, – он смотрит на Рива.

– Это Рив, – говорю я, беря её за руку. – Моя девушка.

Мартин выпучивает глаза, протягивает руку и пожимает руку Рив:

– Я Мартин, злой зять.

– Мне жаль твоего ребёнка, – повторяет Рив.

– Спасибо, – Мартин переглядывается с Тессой, затем снова переводит взгляд на Рив.

Тесса – с совком.

– Я была у вас дома, когда это произошло, – добавляет Рив.

– Что? – шокировано переспрашивает Тесса.

– Уходим, – я пытаюсь схватить Рив за руку, но она опережает меня.

Она уже на полпути к лестнице. На лестничной площадке она скрещивает руки на груди и притопывает ногой. Я обхожу её, чтобы открыть дверь.

Рив врывается внутрь и разворачивается ко мне:

– Они даже не знали, кто я. Разве ты не рассказывала им обо мне?

– Нет. То есть... – я выдыхаю. — Сестра знает, что я лесби, но...

Она несётся по коридору и с грохотом врывается в ванную.

– Рив, прости, – говорю я через дверь. Сама не понимаю, за что извиняюсь. – Мы не так уж много общаемся. Не о самом важном.

Дверь распахивается, и Рив бросается на меня. Она прижимает меня к стене, её лицо пылает:

– Пока!

Она направляется к выходу.

– Не уходи! – я догоняю её. – Рив!

Я ловлю её, когда она берётся за дверную ручку, обнимаю сзади за талию и притягиваю к себе.

Мы стоим, прижавшись друг к другу, лицом к спине. Она дрожит.

– Прости. Я уже давно не знакомлю своих подруг с Тессой.

– То есть, я для тебя просто подруга?

– Конечно, нет, – говорю я. – Я люблю тебя.

– Я такая единственная? – спрашивает она.

– Да. А как же иначе?

Первая, последняя и навсегда.

Она поворачивается и целует меня так крепко, что режет мне губу зубами, затем отталкивает. На языке остаётся привкус крови.

Её лицо распадается, и она уходит в себя. Я обнимаю её и нежно целую в макушку.

– Хочу, чтобы мы были вместе. Всегда, – ей нужна нежность, уверенность. – Я люблю тебя, – говорю я мягко.

– Я не могу оставить Робби с Энтони. Я его не брошу, – говорит она.

– И хорошо, – я глажу её плечи и смотрю ей в глаза.

– Может быть, я смогу выбраться оттуда позже.

Меня наполняет надежда.

– Я буду ждать, – я улыбаюсь и вижу, как она расслабляется.

Взявшись за руки, мы спускаемся по лестнице. Я провожаю Рив до фургона, и мы задерживаемся для прощального поцелуя. Когда я возвращаюсь, Тесса маячит на краю патио.

– Я хочу поговорить с тобой, – говорит она.

Ну, наконец-то. Я скрещиваю руки на груди, собираясь с духом.

– Не могу поверить, что ты рассказала кому-то совершенно постороннему о моей личной жизни, – говорит она.

– Очевидно, она не совсем посторонняя. Кстати, её зовут Рив Харт. Она моя девушка.

– Что случилось с ребёнком, касается только нас, – Тесса сжимает челюсть. – Это моё личное дело, Джоанна.

– Извини, – мои руки разжимаются и свисают по бокам. Слова выходят невнятным шёпотом.

Глаза Тессы наполняются слезами. Она бросается к раздвижной двери, открывает её и закрывает за собой.

"Боже, – думаю я. – Я худшая сестра в мире. Неудивительно, что она на меня забила".

Глава 24

Шондри звонит на следующее утро и спрашивает, могу ли я выйти на работу.

– Да, – отвечаю я ей. Мне позарез нужны деньги.

Она добавляет:

– Я записалась с ребёнком на 11:00 к врачу. Ты сможешь поработать одна в течение часа?

– Конечно, – я и не знала, что у неё есть ребёнок. – Уже еду.

Когда я допиваю газировку на завтрак, в дверь стучат. Я осторожно открываю дверь, боясь, что это может быть Тесса, готовая ещё сильнее впиться в меня зубами.

– Боже мой! – я обнимаю Рив. – Привет.

Робби с ней.

– Спросила бы сначала, кто там, – замечает Рив.

– Я знала, что это ты.

Она целует меня. Я прижимаю её к себе, и поцелуй затягивается.

Робби издаёт горлом хриплый звук, похожий на звук рвущейся бумаги, и мы с Рив начинаем смеяться во время поцелуя.

– Блин... – говорю я. – Мне же пора на работу.

Рив расстёгивает две верхние пуговицы на моей белой рубашке.

– Так лучше, – продолжает она.

Блин! Блинский блин! Мне же надо ехать; для страховки нужны деньги.

– Если мы хотим здесь немного потусоваться, то круто. Я постараюсь освободиться пораньше.

– А можно посмотреть порно? – спрашивает Робби.

Я просто смотрю на него.

– Мы едем с тобой, – говорит Рив.

– Что?

Она ударяет меня кулаком по руке.

– Ты на работу?

– Это проблема?

– Э-э...

– Разве нам нельзя тебе помочь? – она толкает Робби локтем.

Ладно. Вау...

Когда мы уходим, звонит телефон, и Рив говорит:

– Взять трубку?

Я закрываю за нами дверь. Единственный человек, с кем мне хочется поговорить, находится здесь. Новак позвонила вчера вечером и оставила сообщение. Ей нужно меня увидеть. Ей нужно выговориться. Ей нужно, нужно, нужно...

Краем глаза я вижу Тессу и Мартина во внутреннем дворике. Они сидят рядом друг с другом на новых креслах – огромные садовые кресла с подставками для ног. Там ещё новый газовый гриль.

Я делаю это только ради Рив. Я говорю ей:

– Хочу представить вас официально. И Робби тоже.

– Робби! – Рив зовёт его. Он бредёт прочь в направлении моей машины. – Остановись.

Он повинуется.

Мартин и Тесса увлечены разговором, по крайней мере, Мартин. Он читает Тессе инструкцию к газовому грилю.

– Э-э... ребята?

Они с Тессой поворачивают головы.

– Хочу познакомить вас с Рив и Робби. Ну, с Рив вы уже знакомы. Но официально это моя девушка, Рив Харт. А это её брат, Робби Иноуэ.

Мартин снимает ноги с подлокотников кресла и встаёт.

– Они близнецы, – говорю я.

Не спрашивайте меня, почему я считаю это важным. Потому что это ради Рив?

Мартин сжимает кулак и протягивает его Робби.

– Дай пять, братан.

Робби стукает его костяшками пальцев в ответ.

– Рад снова тебя видеть, – с улыбкой говорит он Рив.

– Да, и я тоже, – моргает она.

Тесса натягивает тонкую, неубедительную улыбку.

– Ребята, не хотите остаться на обед? – предлагает Мартин. – Я собираюсь протестировать этот гриль и поджарить рёбрышки барбекю – если, конечно, соображу, как присобачить к нему баллон с пропаном.

– Нет, спасибо, – отвечаю я. – Мне нужно на работу.

– А вы двое что скажете? – Мартин притворно надувает губы.

Тесса опускает голову и отводит взгляд.

– Классно, – говорит Робби.

– Мы едем работать с Джоанной, – хватает его за рукав Рив. – Но спасибо за приглашение.

– Хорошо, как-нибудь тогда в другой раз, – говорит им Мартин. – Приходите в любое время.

Он заключает меня в объятия, и Рив тоже.

Не могу отделаться от мысли, что они с Тессой говорили об этом – обо мне. Он демонстрирует поддержку и принятие.

Робби говорит:

– Просто прикрути этот бак вот здесь, чувак.

Он показывает Мартину, с какой стороны газового гриля его прикрутить.

– Чувак, – говорит Мартин, – это любому дураку понятно.

Все смеются, кроме Тессы.

* * *

– А он крутой, – говорит Рив, когда мы заворачиваем за угол дома.

– Да, он классный парень.

Тесса нашла свою вторую половинку. Я улыбаюсь. Как и я.

– Хочешь прокатиться со мной? – спрашиваю я у Рив.

– Конечно. С тех пор, как мы сели в автобус.

Она приехала сюда на автобусе, чтобы повидаться со мной? А если бы меня не было на месте? Я сказала ей, что буду ждать её. И я её ждала. 1:0 в мою пользу.

Наши шаги разносятся эхом в торговом центре, поскольку все магазины и киоски готовятся к открытию. В "Bling’s" решётка наполовину поднята, поэтому я ныряю под неё, а Рив и Робби следуют за мной.

Шондри стоит за кассой.

– Это мои друзья, Рив и Робби, – говорю я ей. – Рив – моя девушка, – я бросаю Рив мимолётную улыбку, думая: "Я только что совершила каминг-аут перед Шондри". – Они будут мне помогать.

– Могу я с тобой поговорить? – спрашивает меня Шондри.

Сердце падает. Рив понимает намёк и подталкивает Робби к выходу.

Шондри говорит:

– Они не могут работать, не подав заявления, не получив работу и не заполнив форму W-2.

– Они не будут работать официально, они просто будут мне помогать – совершенно бесплатно.

Разве они что-то говорили об оплате? Я просто заплачу им из своей получки.

Шондри смотрит на меня, затем переводит взгляд на них:

– Это он тебя так расцеловал?

Я недовольно фыркаю.

– Сегодня у тебя губы распухшие.

Правда? Я трогаю их языком – правда распухли. Рив крепко меня поцеловала.

– Это... герпес, – говорю я. – У меня воспаление.

Выражение лица Шондри не меняется.

– Пусть они попробуют поработать, – говорю я ей. – Вдруг ты потом захочешь их нанять. Нам ведь нужны новые работники, верно?

Шондри смотрит, как Робби берёт резинку для волос и растягивает её до упора, а затем стреляет ей в Рив. Она бросается в него другой резинкой.

Шондри раскатывает пачку четвертаков над кассовым ящиком:

– У меня ребёнок заболел гриппом. Мне надо ехать.

– Я тут справлюсь сама, – говорю я. – Если тебе надо ехать, то мы будем держать оборону.

– Мне просто нужно отлучиться в 10:30, чтобы сходить к врачу, – Шондри кладёт ключ от кассы в потайной ящик. – Отвечаешь за всё головой.

Что это значит?

– Покажи им, как выкладывать товар на витрины.

– Ладно.

Я прохожу в конец зала, чувствуя себя странно из-за этого. Почему? Я говорю Рив:

– Вы приняты. Если будете хорошо работать, Шондри может взять вас в магазин.

– Правда? – оживляется Робби.

Рив морщит лицо, типа "Да кто здесь захочет работать?"

Именно так.

– Хочешь, я отнесу твою сумочку в кладовку?

– Не надо, – Рив прижимает к себе сумочку.

У Робби свой чемоданчик. Я смотрю на чемоданчик, потом на него. Он прижимает его к груди.

Я складываю свои вещи, затем показываю им ящики, где хранится инвентарь; я говорю им повесить крючки на стены и выставить стеллажи на столы. Робби прислоняет свой чемоданчик к стене и начинает раскладывать накладные ногти и накладную бижутерию.

Рив выставляет серёжки, а я – часы и браслеты. Она встречается со мной взглядом и подмигивает. Боже, вот бы заняться с ней сексом в кладовке...

Мимо суетится Шондри.

– У тебя хорошо получается, – ворчит она Рив.

– Спасибо, – та улыбается.

Шондри никогда не хвалила меня за выкладку на витрины. Однако коли уж она меня повысила, значит довольна моей работой.

Как только мы открываемся, начинается массовка. Повсюду подростки. Я вижу подозрительную группу неряшливых парней, все в кроссовках и цепях. Девчонки какие-то странные. Они теребят ожерелья и разговаривают по мобильникам. Потом все уходят, так ничего и не купив. Накатывает вторая волна. Их вызвали по мобильникам? Иногда они работают в команде.

Моё внимание привлекает суматоха в торговом центре.

Там охранник и... Боже мой... О нет... Женщина-охранник держит Робби за руку.

Я выбегаю.

– Что ещё вы взяли? – спрашивает женщина.

Робби срывает с запястья две резинки для волос.

– Что происходит? – вмешиваюсь я.

Через плечо Робби я вижу Рив. Она перекладывает пару серёжек из сумочки в задний карман. Я пытаюсь поймать её взгляд, но она смотрит вдаль, в торговый центр.

– Пройдите со мной, – говорит женщина-охранник.

– Нет, – я хватаю её за руку. – Это какая-то ошибка. Они здесь работают.

– Да неужели? – она выгибает брови. – Тогда почему они убегали?

Боже... Боже...

– Пройдите со мной, – настаивает женщина.

Рив пристально смотрит на меня.

– Вы всё неправильно поняли, – говорю я. – Это всё я виновата.

* * *

Мои отмазки неубедительны. Якобы я попросила Рив и Робби прийти и ограбить для меня магазин, потому что я работаю в “Bling's” и не хочу терять работу. Я не умею врать.

В офисе два охранника: женщина и мужчина. Женщина говорит:

– Джим, я тут сама управлюсь. Можешь идти обратно.

Мне хочется броситься на неё.

Она смотрит на каждого из нас: на меня, Робби, Рив. Рив не поднимает голову.

– Что в чемоданчике? – спрашивает она Робби.

– Ничего, – отвечаю я за него. – То есть, там просто инструменты. У Робби сегодня урок. В чемоданчике ничего нет.

– Это правда? – спрашивает она Робби.

Тот внезапно становится глухонемым.

– Они невиновны, – говорю я. – Они согласились сделать это только потому, что они мои друзья.

Охранница вертит красную ручку между пальцев, а потом стучит ею по бумаге.

– Вы можете идти, – говорит она.

Я встаю и хватаю Рив за руку.

– А тебя попрошу остаться, – она указывает ручкой на меня.

Я сажусь.

Рив и Робби встают и быстро уходят.

– Это правда глупо, – говорит мне охранница.

– Знаю, – слёзы наворачиваются на глаза.

– В этот раз я тебя отпускаю.

– Правда?

– Но в торговом центре чтобы я тебя больше не видела.

А как же моя работа...

– Слышала?

Повисает долгое молчание.

– Другого раза не будет.

Я пытаюсь встать. Сердце колотится в груди, а в животе болит. Нужно забрать ключи, которые остались в сумке в кладовке в магазине.

Когда я возвращаюсь, Шондри разговаривает по телефону. Она смотрит сквозь меня, и её взгляд становится пустым.

Как же я подвела её. Боже, покарай меня.

Выйдя на улицу, я дважды объезжаю торговый центр, но ни Робби, ни Рив нигде не видно. Капля дождя падает на лобовое стекло, и горячая слеза стекает по щеке.

Блин, что я теперь буду делать без работы?

Глава 25

Она звонит как раз тогда, когда я собираюсь отключиться. "Ты такая дура".

Я выношу телефон в коридор, сажусь на пол спиной к стене и упираюсь ногами в противоположную стену. Тесса обычно взбиралась по стене, упираясь ногами и выгибая спину. Она называла это "паучок". В детстве я всегда была слишком маленького роста, но Тесса сажала меня к себе на колени, и мы играли в паучка вместе.

– Это было ужасно, – говорит Рив и издаёт тихий смешок. – Что сказала твоя начальница?

– Ничего.

– Но тебя же не уволили?

– Не уволили, – вру я. – Я сама уволилась. Всё равно ненавидела эту работу.

– Охранница дала тебе свой номер телефона?

– Что?

– Она же лесби, – говорит Рив. – Поэтому нас и отмазала.

Правда? Наверное, я была слишком напугана, чтобы она попала в мой гейдар.

– Она тебя хотела.

– А, ну да.

Рив тихо смеётся. Смех затихает, и она говорит:

– Я тоже безумно хочу тебя.

Я прерывисто дышу:

– Ты можешь приехать?

Она не отвечает.

– Во сколько завтра сможем забрать наши вещи? – спрашивает она.

– Не знаю, – я касаюсь языком кровавого волдыря под губой.

– Утром у нас репетиция, так что, может быть, заберём их потом?

– Какая репетиция? – спрашиваю я.

– Ты где живёшь, девочка?

– Здесь. Приезжай.

– Не могу, – говорит она. – Мы вернулись поздно, и Энтони... – она понижает голос. – Неважно.

Если он хоть что-то ей сделал, я убью его. Убью.

– Проверю расписание, если смогу его найти, – говорит Рив. – Не могу поверить, что в субботу школа заканчивается.

– Могу подхватить тебя завтра – в магазине или что-то в этом роде.

– Нет. Я приеду к тебе сама.

Минуту мы не разговариваем, просто висим на трубке.

– Я ещё никому не признавалась в своей ориентации, – говорит Рив.

– А... точно...

Из всех моих знакомых ей не нужно ни в чём признаваться, всё видно невооружённым глазом. Многие обманывают себя, думая, что они в безопасности, если не выделяются из толпы. Но всё и так ясно. Даже если у других есть какие-то подозрения, то соответствующий ярлык тебе обеспечен.

– Я не буду распространяться о твоей тайне, – говорю я.

Рив громко выдыхает:

– Когда-нибудь я покажу тебе свой шкаф. Он глубокий и тёмный, и в нём много такого, о чём никто не знает. Секреты, о которых никто никогда не узнает.

– Пусть твои секреты останутся с тобой, – говорю я ей. – Со мной тебя ждёт новая жизнь.

Рив вздыхает – и я тоже вздыхаю. Я закрываю глаза и хочу, чтобы мы были вместе.

Она говорит:

– Мне нельзя пользоваться телефоном после 21:00. Который сейчас час?

Я не знаю. Я сижу в темноте, поэтому предполагаю, что уже позже 21:00.

– Что будет, если тебя поймают?

– Тебе лучше этого не знать.

Воображение заполняет пробелы. Пусть у неё всё будет хорошо. Пожалуйста, боже.

– Я и так нарываюсь. Лучше закончим разговор.

– Я люблю тебя, – говорю я.

Она не отвечает, но думает то же самое. Я знаю, что это так.

* * *

Я забыла или не знала, что за выпускную шапочку и мантию надо внести 90 долларов залога. Если не сделать этого заранее. Если забыть заплатить или если ты живёшь изо дня в день в Стране Радости вместе с Рив без планов на будущее.

– Я не забыла, – говорит Рив. – Я просто совершенно не думала, что когда-нибудь закончу школу. Я в этом году много пропускала. А Робби... – она бросает на него взгляд. – Можешь заплатить за нас обоих? Я потом верну тебе деньги.

У меня в сумочке есть чековая книжка, но мне по-прежнему нужно оплатить страховку автомобиля, а моя последняя получка от “Bling's” теперь будет курам на смех. Если я вообще хоть что-то получу. Парень, который принимает деньги за выпускные причиндалы, слава Богу, не звонит в банк, чтобы проверить мой баланс.

Женщины, которые надевают на нас мантии в спортзале, не могут заставить Робби расстаться со своим чемоданчиком. Тот перекладывает его из руки в руку, крепко сжимая. Теперь мне кажется, что у него там полно всякого дерьма из “Bling's”.

Мы не единственные, кто ждал до последнего и вынужден довольствоваться объедками. Наши мантии выцветшие и поношенные; моя слишком коротка, у Робби – потёртая. Пока Рив снимает свою с вешалки в задней части зала, появляется Бритт.

– Уже платишь за неё? – спрашивает она.

– Что?

– Она только и делает, что берёт, берёт и берёт.

Я прищёлкиваю языком, глядя на Бритт.

– Не говори потом, что я тебя не предупреждала, – Бритт перекидывает вешалку с мантией через плечо и выходит.

Я иду искать Рив.

– Мы можем оставить это у тебя дома? – она перекидывает платье через руку.

– Хочешь у меня переночевать? – спрашиваю я.

– Если бы...

Робби нюхает свою шапочку. Чем она пахнет? Цвета нашей школы – нефритовый и оловянный. Мы будем похожи на море водорослей.

– Я в восторге, – говорит Рив, когда мы бредём по главному коридору из спортзала. – Никогда не думала, что доживём до выпуска, – у неё блестят глаза. – Больше никогда не будем ходить по этим коридорам.

Я обнимаю её за талию, а она кладёт голову мне на плечо.

– Ты будешь скучать по школе? – спрашиваю я.

– Буду, – говорит она. – А ты нет?

– Серьёзно? Нет, – признаюсь я.

– Не по школе. А по всему остальному...

Остальное – как раз то, что я терпеть не могу. Чувствовать себя частью чего-либо.

Во дворе толпятся старшеклассники, и какая-то девушка окликает Рив. Та берёт меня за руку и направляется туда. Все годы я мечтала быть вместе с ней. Реальность даже лучше, чем фантазия.

Девочки – это её лесби-подружайки.

– Вы знакомы с Джоанной? – спрашивает Рив.

Они все смотрят на меня, как бараны на новые ворота. Кроме Бритт. Остальные разглядывают меня, будто раздевают глазами — не такое уж неприятное ощущение.

– Ты ещё собираешься во Флориду? – спрашивает у Рив одна из девушек.

– Конечно, – говорит Рив. – А ты?

Я не слушаю, о чём они беседуют, а смотрю на Рив. Она не говорила мне, что собирается поступить в колледж в другом штате. Мы вообще не говорили о будущем. Пока.

Бритт изучает моё лицо, затем улыбается. Это не счастливая улыбка. Скорее там... сочувствие или жалость?

Мне жаль тебя, Бритт.

Чемоданчик Робби упирается мне в ногу, и я поворачиваюсь. Он снова стукает меня. Одними губами я говорю: "Прекрати".

Он снова толкает меня.

Я притворно бью его локтем в живот.

Рив разговаривает со своими лесби-подружайками о Дне гордости. Когда он? Где они будут встречаться? Внутри меня загорается лучик. Я всегда хотела побывать на Дне гордости, и теперь в первый раз пойду туда со своей девушкой.

По дороге к машине я спрашиваю её:

– Ты правда едешь во Флориду?

Она смотрит на Робби перед собой, и, кажется, сдувается всем телом:

– А сама как думаешь?

* * *

Руки путаются в мантии, и я чувствую себя подавленной от осознания, что Рив чувствует себя в ловушке. Новак выбегает через раздвижную стеклянную дверь и обхватывает меня руками, чуть не раздавив.

– О, мой грёбаный бог, неужели мы заканчиваем школу? Дай-ка я тебе помогу.

Мы вместе роемся в надувных пластиковых пакетах.

– Спасибо.

Новак наклоняется, чтобы поднять одну из шапочек.

– Я только что разговаривала с Тессой, – она топает за мной по лестнице. – Ей будут перевязывать маточные трубки.

Я останавливаюсь как вкопанная на лестничной площадке:

– Когда?

– Она не сказала, – пожимает плечами Новак.

Тесса только и говорила со мной и своими друзьями, что хочет выйти замуж и завести детей, пока она молода – не так, как наши родители. В те времена, когда я боготворила её, а она считала меня другом. Мы играли в “паучка” на стене, прижимая телефон к уху. "Я хочу минимум шестерых детей”, – говорила она и подмигивала мне.

Мартин составил списки детских имён: Эмануэль, Эйдан, Джейк... Подождите... Этим он и занимался на ноутбуке в тот день, когда Тесса...

У них должен был родиться мальчик.

– Позволь мне открыть дверь, – Новак берёт у меня из рук ключи.

Тесса отказывается от того, чего так отчаянно хотела.

Новак открывает дверь квартиры, и мы заходим внутрь. Я бросаю одежду на диван, а Новак снимает с моего плеча сумку.

– Прекрати, – я выхватываю сумку у неё из рук. – Чего ты хочешь?

– Боже. Почему ты так злишься на меня?

– Кто сказал, что я злюсь? Мы же целовались.

"Ты меня использовала", – думаю я.

– Данте бросил меня, – говорит она и тут же добавляет: – Не смотри так шокировано.

Я правда кажусь шокированной?

– Мы оба знали, что это произойдёт, – она откидывает волосы через плечо. – Он просто ждал подходящего времени и места, когда мне было бы обиднее всего.

Её глаза опухли, и она выглядит разбитой.

– Мне... жаль, – говорю я. – Вот придурок!

– Не знаю, что теперь делать, Джоанна, – слёзы застилают ей красные глаза. – Он хочет, чтобы я ушла сегодня. Знаю, что не могу здесь жить. Мне просто нужно с кем-нибудь поговорить, – она моргает, и слёзы льются через край. – Просто поговори со мной.

Боже... Боже... Новак...

Она закрывает лицо руками ирыдает.

В самое тяжёлое время в моей жизни, когда я совершала каминг-аут, она была рядом со мной. Всё время, пока умирала мама. Только она меня поддерживала. Новак.

– Новак, – тихо говорю я. – Иди сюда.

* * *

Страна Радости: эпизод 13

Опускается ночь, и тьма становится глубокой. Я падаю, падаю вниз по стене каньона в сиропную реку. Она течёт вокруг меня и сквозь меня. Её губы липкие и сладкие, и я растворяюсь в русле реки.

Мы – стрекозы на листьях кувшинок, свободно плавающие русалки. Её тело обвивается вокруг меня и заполняет пустоту внутри, пока не лезет из жабр.

Пальцы путаются в волосах; длинные, золотистые, шелковистые пряди обвиваются вокруг пальцев, туго натягиваясь. Пальцы становятся фиолетовыми. Я закрываю глаза и вижу сон. Она переносит меня в Страну Радости.

Глава 26

Рив звонит и говорит, что они с Робби будут у меня к 9:00 и заберут свои вещи.

– Я люблю тебя, – говорю я.

Я люблю тебя.

На ней шорты и майка. От неё пахнет тяжёлыми духами или ладаном, и я зарываюсь лицом в её волосы.

– Я тоже – шепчет она.

Я так и знала.

На Робби рубашка, пожелтевшая и мятая, словно только что с вешалки в секонд-хенде.

– Мне следовало приехать пораньше, чтобы можно было отпраздновать наедине, – говорит Рив.

Боже. Я целую её до безумия.

Раздаётся стук в дверь, и я впадаю в панику.

– Я открою, – говорит Робби.

— Не надо...

Это пришла Тесса.

Сдерживая улыбку, она говорит "привет", но не входит. Она стоит на пороге и смотрит на часы.

– Выпускной начинается в 11:00, верно? Нам нужны билеты?

Я перевожу взгляд на Робби, затем на Рив.

– Потому что когда у меня был выпускной, родственникам пришлось брать билеты. Количество мест было ограничено.

– Всё будет происходить на футбольном поле, – говорю я.

Рив добавляет:

– Если хочешь быть на трибунах, лучше приехать туда пораньше. Иначе придётся стоять или сидеть на траве.

Тесса пристально смотрит на меня. Что?

– Вот, – она протягивает конверт.

Снова деньги? Я никогда не просила денег. Я лишь хотела... На лицевой стороне напечатано: "УВЕДОМЛЕНИЕ ОБ АННУЛИРОВАНИИ". Блин...

– Без страховки за руль не садись, – говорит Тесса.

Смотри!

– Обычно страховка после аннулирования действует ещё 30 дней, так что всё должно быть в порядке. Где деньги, которые я тебе дала?

Требуется вся сила воли, чтобы не взглянуть на подсвечники.

– У меня, – говорю я.

– Тогда плати, Джоанна, – строго говорит Тесса.

Я бросаю конверт на диван.

– Ты собираешься идти в этом? – спрашивает она.

Я оглядываю свой наряд. На мне тоже шорты, футболка и "конверсы".

– Да.

Какая тебе разница?

Взгляд Тессы проникает мне в мозг, где опускается стальная решётка.

– Давайте сделаем пару фотографий в шапочке и мантии, – её внимание переключается на Рив. – Хотите сфотографироваться все вместе?

Я отворачиваюсь:

— Мы не собирались переодеваться, пока не...

– Обязательно сфоткаемся, – перебивает меня Рив и направляется в спальню. – Где всё, Джоанна?

– Там.

Я повесила мантии в шкаф для верхней одежды. Робби выходит из кухни с пакетом чипсов.

– Хочешь? – он протягивает его Тессе.

– Нет, спасибо, – она прижимает руку к животу.

Тут я замечаю, что она неважно выглядит.

Рив берёт у меня свёрток с мантиями и перебирает их. Она протягивает мне мою, а Робби – его.

– Тебе нужна какая-нибудь помощь? – спрашивает Тесса.

Она такая бледная и печальная.

– Нет, – говорю я. – Но спасибо.

– С какой стороны должна быть кисточка? – спрашивает её Рив.

– Слева, – отвечает Тесса. – А в конце церемонии её перекидывают вправо.

– Круто, – улыбается ей Рив.

– Спускайся вниз, когда оденешься, – обращается ко мне Тесса. – Можно сфотографироваться на заднем дворе, – она останавливается в дверях, как будто это ещё не всё. – Твоя семья придёт? – спрашивает она у Рив.

– Всенепременно. Попробуй только остановить их, – Рив достает из сумки шапочку.

– Может быть, мы могли бы посидеть где-нибудь все вместе? – предлагает Тесса.

Рив бросает на меня испуганный взгляд.

– Их будет слишком много, посадочных мест не хватит, – говорю я.

– Верно, – Рив не сводит с меня взгляда. – Они даже на трибунах все не поместятся.

Тесса пронзает меня взглядом насквозь. Что, Тесса? Не молчи, говори.

– Как это надевать? – бормочет Робби с набитым чипсами ртом, совсем запутавшись в своей мантии.

Рив бросает свою шапочку на диван, чтобы поправить ему мантию.

На лестнице раздаются шаги Тессы.

– Ей будут перевязывать маточные трубы, – говорю я ни с того ни с сего.

– Правда? Зачем? – спрашивает Рив.

– Она не хочет снова забеременеть.

– Странно. А не лучше ли было Мартину сделать вазэктомию?

– Ай, что ты колешься? – говорит Робби.

– Стой спокойно, или я правда тебя уколю, – рявкает Рив.

– Им ещё рано на всё забивать, – говорю я. – Они ещё молоды. Надо продолжать попытки.

Рив находит булавку в мантии Робби.

– Когда у неё операция? Может быть, тебе удастся отговорить её?

– Не знаю. Она не говорит. Она рассказала Новак.

– Она рассказала Новаку раньше тебя? – спрашивает Рив.

Я достаю мантию из пакета и думаю вслух:

– Видимо, Новак ей нравится больше.

– Когда ты видела Новак? – спрашивает Рив, повернувшись.

Я снимаю шапочку с вешалки, достаю маленький пластиковый пакет с кисточкой, жалея, что подняла эту тему.

Рив ждёт ответа.

– Вчера.

– Она приходила сюда?

Надо заканчивать эту тему.

– Кисточку привязывать к этой штуковине?

– У меня молнию заела, – говорит Робби.

– Прекрати тянуть, – Рив бьёт его по рукам. – Ты сломал молнию.

Она снова бьёт его, и я чувствую это у себя в груди.

– Давай я помогу ему, – я нежно сжимаю кулак Рив. – А ты одевайся.

* * *

– Поздравляю, – Мартин обнимает меня, затем Рив. Робби он говорит: – Чувак, – и они стукаются кулаками.

Мартин опускает взгляд:

– Что у тебя там?

Боже. Чемоданчик. Неужели Робби хочет взять его на выпускной?

– Это саксофон? – глаза Мартина блестят. – Я играл на саксофоне в оркестре. Можно мне посмотреть? – он протягивает руку.

Робби отдает ему чемоданчик.

Вот так просто. Мартин садится на корточки и открывает его.

– Думаю, мой продолжает пылиться в гараже. Альт или тенор? – спрашивает он и расстёгивает застёжки.

Робби присаживается на корточки рядом с ним:

– Это не саксофон.

– Давайте быстрее, – зовёт Тесса. – Мартин, с чем ты там завис?

Робби защёлкивает чемоданчик, встаёт и берётся за ручку.

– Потом покажешь, – говорит Мартин.

Робби кивает.

Тесса выстраивает нас в ряд у куста форсайтии, чьи жёлтые цветы просто великолепны. Она делает два или три снимка, затем расставляет нас по местам:

– Давайте я сделать по паре снимков каждого из вас?

Ненавижу, когда меня фотографируют.

– Улыбнись, – говорит Тесса.

Я выгляжу более естественно, когда не улыбаюсь.

– Меня не забудьте, – говорит Мартин, встаёт позади нас и обнимает нас за плечи.

Тесса наводит объектив.

Мартин говорит:

– Давай я сфоткаю тебя с Джоанной.

Рив, должно быть, почувствовала, как я напряглась, потому что она говорит:

– Нам лучше идти. Который час?

– Мы уже опаздываем, – говорю я. – Вы, ребята, идите вперёд; я встречу вас у машины.

Я бегу наверх за сумкой и ключами. Когда я запираю дверь, Мартин кричит с лестницы:

– Мы поприветствуем вас, когда вы выйдете на сцену. Помаши рукой, чтобы мы вас сфоткали.

– Джоанна? – зовёт Тесса.

Я спрыгиваю с последней ступеньки и направляюсь к Рив и Робби, которые уже на полпути через двор.

– Джоанна!

Рив резко выставляет вперёд руку, чтобы преградить мне путь.

– Пойди и узнай, чего она хочет.

Рив смотрит на меня расширенными глазами.

Только ради тебя.

– Поздравляю, – говорит Тесса.

– Спасибо, – мы неловко стоим.

Тесса снимает коробку с газового гриля и протягивает её мне. Она обёрнута в цвета нашей школы. Я бросаю взгляд через плечо на Рив, которая ждёт меня у машины.

– Открой, – говорит Тесса. – Время ещё есть.

Я быстро срываю упаковку и вижу синий пластиковый футляр. Он на петлях. Я открываю его и ахаю.

– Боже мой... – это золотые часы с камнем в форме бриллианта. Это настоящий бриллиант? – Это было необязательно.

– Надень их.

Прямо сейчас?

Тесса берет у меня футляр и снимает часы с бархатной подложки.

– Это не оригинальный футляр. Я потеряла его при переезде, – её ногти ухожены и отполированы, чего с ними никогда не бывает. – Мама подарила мне это на выпускной.

У меня в горле встаёт комок.

Тесса переворачивает моё запястье и добавляет:

– Я знаю, она хотела бы, чтобы они были у тебя, – и застёгивает часы.

Я не могу даже смотреть на них, иначе разревусь.

– Они сидят слишком свободно, – говорит Тесса. – Я могу подтянуть ремешок.

– Нет, – я отступаю на шаг. – И так хорошо. Мне нравится, когда они не жмут.

Я опускаю руку, и часы исчезают в рукаве мантии.

Тесса обнимает меня – не крепко – и отпускает. Я пытаюсь сказать "спасибо", или "я люблю тебя", или "мне жаль. Я так скучаю по маме. А ты разве не хотела бы, чтобы она была здесь? Ты ненавидишь меня? Пожалуйста, не надо больше ненавидеть меня. Умоляю тебя, Тесса!"

Глава 27

На улице температура под 40°C, и в мантии я потею. Впереди меня на шее Робби проступают капельки пота. У него в волосах голые пятна – то ли от чесотки, то ли от чего-то в этом роде. Как ожоги от сигарет?

Я не вижу Рив. Новак проходит первой под звуки торжественного марша, но кажется потерянной в своём собственном маленьком мире. Где Рив?

Трибуны переполнены. Я ищу, но не вижу никого из знакомых, хотя и не ожидаю увидеть.

Речам нет конца. Миссис Гоинс принимает награду за годы службы и чуть не теряет самообладание. В конце она раскрывает руки и говорит:

– Я буду скучать по вам больше всего.

У меня перехватывает горло. То же самое говорила мне мама. Тесса забирала её из дома в хоспис, и мама смотрела на свои вещи, прикасалась к ним в последний раз. Мама сжала мою руку и сказала: "Я буду скучать по вам больше всего". Наверное, Тесса тогда обиделась. Но мама имела в виду нас обеих, Тесса. Не волнуйся.

Список имён продолжается. Когда я получаю аттестат, миссис Гоинс обнимает меня и говорит:

– Джоанна. Я буду помнить твою доброту и великодушие.

– Правда?

Меня ослепляет фотовспышкой.

На этом всё заканчивается. Мы встаём всем классом и переворачиваем кисточки. Я смотрю вокруг на всех, кого знаю и не знаю, – и меня захлёстывает волна паники. Вот и начинается настоящая жизнь.

– Теперь нам туда, – указывает Робби.

Я ничего не вижу сквозь лес мантий. Робби начинает расталкивать всех своим знаменитым чемоданчиком.

Рив уже прошла в семейную зону, где её мама плюхается рядом с ней, выглядя расстроенной. Энтони там с зачёсанными назад волосами. Он выпускает струйку сигаретного дыма и говорит Робби:

– Ну вот, дебил, теперь ты тоже с аттестатом.

Энтони улыбается мне, и у меня по коже бегут мурашки.

Из их родственников больше никого нет. Энтони продолжает улыбаться мне.

Рив говорит, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Нам нужно пойти переодеться.

Энтони стряхивает пепел ей на шапочку.

Робби дёргает Энтони за запястье так сильно, что тот вскрикивает.

– Не надо! – говорит Рив.

Она шлёпает Робби по руке. Робби стряхивает пепел с её шапочки.

Энтони тушит сигарету о траву и говорит мне:

– Надеюсь, ты придёшь на вечеринку.

Я смотрю на Рив, но та смотрит вдаль.

— Рив, — он теребит мою кисточку, – если ты не только по девочкам, то можешь на меня рассчитывать.

Рив не бьёт его, не пинает и не плюёт ему в лицо. Она смотрит на объект, движущийся объект, приближающийся к нам.

Что-то щекочет мне шею, и я вздрагиваю. Энтони приподнял мне волосы и дует на шею. Фу! Сгинь!

– Он пришёл, – говорит Рив.

Она наклоняет голову и проносится мимо меня.

– Кто?

Люди расстелили на траве пледы, вокруг бегают дети. Молния на моей мантии скрипит. Я опускаю голову и вижу, как Энтони дёргает её.

Я отшатываюсь, затем бросаюсь в сторону Рив, чувствуя себя изнасилованной.

– Рив!

Она останавливается в конце ряда складных стульев.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

– Я не могу его видеть, – хрипит она. – Я не хочу с ним разговаривать.

– С кем?

– С отцом.

Я оглядываюсь через плечо. Тощий парень в ермолке^[12] пожимает Энтони руку. Робби оглядывает толпу, и я поднимаю руку, подавая ему знак.

Рив дёргает меня за рукав:

– Не хочу, чтобы он меня видел. Уведи меня отсюда.

Я беру Рив за руку, и мы бежим к главному зданию. В спортзале Рив прислоняется спиной к кирпичной стене, тяжело дыша.

– Он пришёл за нами. Он заберёт нас. Он сказал, что приедет – и приехал.

Она сгибается пополам, и её тошнит.

– Детка, – я глажу ей спинку. – Никто тебя не заберёт.

– Где Робби? – она быстро выпрямляется. – Боже мой, я бросила Робби.

Я хватаю её сзади за мантию, когда она пытается убежать:

– Робби видел нас. Он сейчас придёт.

– Ты не знаешь, на что способен отец, – Рив поднимает на меня глаза. – Что он сделал с нами.

Я знаю достаточно. Лучше бы, конечно, не знала.

– Всё кончено, Рив, – говорю я ей. – Никто больше не причинит тебе вреда.

– Ты не знаешь. – она толкает меня. – Ты ничего не знаешь. Сколько ни говори "всё хорошо", оно так не будет.

Я хватаю её за запястья и притягиваю к себе. Я крепко держу её. Она начинает дрожать, и я усиливаю хватку. Я держу её, пока землетрясение не закончится.

– Где Робби? – снова спрашивает она.

Я выглядываю из-за угла, и Робби чуть не сносит мне голову. Он проносится мимо меня в своей развевающейся мантии и останавливается перед Рив. Они ничего не говорят друг другу. Робби прижимается спиной к стене рядом с ней, сжимая свой чемоданчик.

– Я убил его, – говорит он. – Я убил их обоих.

– Это точно, – говорит Рив.

Он мог раскроить им черепа этим чемоданчиком.

– Здесь так жарко, – говорит Рив. Полуденное солнце стоит прямо над головой. – Давай снимем это, – Рив расстёгивает молнию на мантии.

Робби расстёгивает свою. Моя уже наполовину расстёгнута, и я её совсем расстёгиваю. Мы снимаем мантии, и я начинаю собирать их. Рив говорит:

– Он знает, что мы должны вернуть мантии в спортзал. Просто оставь их здесь, – она сваливает их в кучу. – Кто-нибудь их найдёт.

Вот я и потеряла залог. Но мне за него всё равно нечем платить – на счету 0.

– Нам нельзя туда возвращаться, – дрожит Рив.

– И не будем, – говорю я. — Мы разберёмся...

– Вечеринка, – Робби крепит шапочку к краю своего чемоданчика. – Вечеринка у той богатой сучки.

– Нет, – говорю я. – К Новак мы не пойдём.

– Почему? – уставилась на меня Рив.

– Просто не хочу, – я опускаю глаза.

– А я хочу, – говорит он. – Там лучше всего. Там он нас не найдёт.

Рив бьёт Робби костяшками пальцев по голове.

– Ну какой же ты умник! Иногда твои умственные способности меня пугают.

– Ну вот, дебил, теперь ты тоже с аттестатом, – повторяет Робби за Энтони.

Она смеётся. Обожаю Робби за то, что он её веселит.

Но я правда не хочу идти на вечеринку.

Глава 28

Сотня машин запрудила подъездную дорожку к дому Новак. Нам приходится парковаться на отшибе.

– Оставь свой чемоданчик в машине, – говорит Рив Робби.

Робби прижимает его к груди.

– Никто его отсюда не утащит, – говорю я ему.

Его взгляд скользит по машине.

– Я запру двери для надёжности.

Он неохотно ставит чемоданчик на пол у заднего сиденья.

Во внутреннем дворике царит настоящее безумие. Музыкантов не видно, но слышна музыка. Мы втроём на минуту задерживаемся на краю, и я тайком ищу Новак.

Робби уходит, и Рив кричит:

– Ты куда намылился?

– Я чувствую запах мяса, – он нюхает воздух, затем поднимает обе руки, как зомби.

– Мне тоже принеси что-нибудь, – говорит Рив.

Он пробирается сквозь заросли голубых волос к палаткам с едой, и мы теряем его из виду.

– Здесь собралась вся грёбаная школа, – бормочет Рив.

Она берёт меня за руку и улыбается. Её глаза сияют. Она густо накрасилась: зелёный и серебристый – цвета нашей школы.

– С тобой мне всегда спокойно, – говорит она. – Это меня беспокоит.

– Почему?

– Просто так бывает. Возможно, ты первая, кому я по-настоящему доверяю.

Я обнимаю её и закрываю глаза. Хочу, чтобы тошнотворное ощущение внутри пропало.

– Лесбуха! – набросившись сзади, Новак разворачивает меня и душит в объятиях.

Я снимаю её с себя.

Новак поднимает кулак в воздух и кричит:

– Школа теперь позади!

Она смеётся мне в лицо, касается плечом и шепчет на ухо:

– Спасибо за вчера.

Взлетают сигнальные ракеты. Где Рив?

Новак дотрагивается до моей руки:

– Встретимся в оранжерее?

Я оглядываюсь и вижу, как Рив свирепо смотрит на Новак. Я тянусь к ней, но не могу взять за руку.

– Есть хочу, – объявляет Рив. – Где этот Робби?

Новак обнимает меня за шею:

– Поцелуй меня.

– Прекрати, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Прошу тебя, – умоляю я её.

Прошу тебя, Новак. Я бегу догонять Рив.

Робби оказывается у палатки с едой. Он склонился над дымящимся чаном с фрикадельками. Он отщипывает пальцами фрикадельку и говорит:

– Горячая, – и отправляет её в рот.

Он стряхивает дымящуюся подливку с пальцев обратно в чан.

Повар в белой рубашке ухмыляется. Рив захлопывает металлическую крышку на пальцах Робби.

– Принеси тарелку, – приказывает она. – Возьми пару. И вилки тоже.

– На какой дряни она сидит? – спрашивает меня Рив.

– Кто?

– Любовь всей твоей жизни.

– Не знаю, – я просто смотрю на Рив. – Тебе виднее. Вроде, ни на чём.

– Между вами что-то было? – спрашивает Рив.

– Ничего, – жар поднимается по шее. – Мы просто подруги. Я же говорила.

Рив прищуривается, как будто не верит мне. Затем её взгляд становится умоляющим, как будто она хочет — очень хочет. Робби тычет тарелкой ей в лицо и говорит:

– Фрикадельки на вкус как какашки.

Это как бы снимает напряжение. Мы с Рив медленно продвигаемся вдоль стойки, наполняя тарелки. Мы так близки, думаю я. Она доверяет мне. Нельзя, чтобы кто-то или что-то всё испортило.

Первая волна посетителей закончила есть, и Рив ведёт нас к свободному столику на лужайке. Все пьют, танцуют или бездельничают у бассейна. Робби набрасывается на еду. Мы едим молча, наблюдая за окружающими. Интересно, чем занимаются Тесса и Мартин? Они здесь?

– Ну, и где оранжерея? – ни с того ни с сего спрашивает Рив.

– Что?

Она сжимает кулак.

Оранжерея относительно того места, где мы находимся?..

– Где-то там, – я машу вилкой.

Рив отодвигается от стола и встаёт.

– Я знаю, нас не приглашали, но не возражаешь, если мы пойдём с тобой? – она дёргает Робби за руку.

– Я не собирался... я не...

Она уходит, таща Робби за собой.

* * *

Не ходи туда, не ходи туда, пожалуйста, не ходи туда...

– Закрой дверь! – слышу я чей-то голос. Я жду, пока Рив и Робби окажутся внутри.

Новак прислоняется к дальней стене, сжимая в руке початую бутылку водки. Бутылки разбросаны по грязному полу.

– Добро пожаловать на вечеринку по случаю моего выпуска, – она подносит бутылку к губам.

Если она выпила всё это "в одно рыло", то непонятно, как она ещё не отбросила коньки от алкогольного отравления. Боже, Новак...

– Что это? – спрашивает Рив, касаясь пальцами цветка.

– Орхидеи, – говорю я ей. – Мама у Новак занимается выращиванием орхидей.

– Но не детей, – говорит Новак и истерически смеётся.

Робби кашляет у меня за спиной. Я смотрю на него, и он затыкает нос. Да, здесь очень воняет: удобрениями, плесенью и выпивкой. Пот проступает у меня на коже.

Рив идёт по проходу, трогая каждую орхидею. Прямоугольный стол разделяет оранжерею надвое. На столе расставлены горшки с орхидеями.

Я перехожу в другой проход, чтобы подойти к Новак.

– С тебя хватит, – я вырываю бутылку у неё из рук.

Она берёт пиво, стоящее рядом, и я тоже.

– Когда у меня этого будет вдоволь? – спрашивает Новак.

Я оглядываюсь в поисках Рив. Она берёт высокую пурпурно-белую орхидею. Нет, не срывай их!

– Пошли, тебе нужно встать и пройтись, – я пытаюсь поднять Новак, но она обмякла.

– Джо... – она улыбается мне. – Джоанна, Джоанна, ты просто банан.

И сама ржёи. Я дёргаю её за руку.

– Можно мне остаться у тебя на ночь? – спрашивает Новак.

Через стол на меня смотрит Рив.

– На этот раз обещаю быть хорошенькой девчонкой. Ты же знаешь, какая я.

"Умоляю тебя", – мысленно говорю я Новак.

– Так ты спала с ней? – спрашивает Рив.

– Нет, – фыркаю я. – Всё было не так. Мы только говорили. Данте бросил её, и ей нужно было выговориться.

– Она оставалась у тебя на ночь?

– Ты первая полезла ко мне с поцелуями, – сообщает Новак.

– Прекрати! – обращаюсь я к ней. – Ты обещала.

Рив издаёт горловой звук.

– Всё было не так, – говорю я.

– Но всё так и было, Джо. Ты сама ко мне полезла.

– Заткнись! – рявкаю я на Новак и снова ловлю взгляд Рив. – Ничего не было.

– Вы спали в одной постели?

– Голенькими! – щебечет Новак.

– За-ткнись! Мы не были голыми, – я пытаюсь достучаться до Рив. – Новак была расстроена, и ей некуда было пойти, – я оцениваю расстояние. Я ближе к двери, поэтому поворачиваюсь туда, грубо отталкивая Робби с дороги. – Мать выгнала её из дома.

Рив движется в противоположном направлении, к Новак.

– Быть лесбиянкой – просто класс, – Новак стукается головой о стекло теплицы. – Но ты ведь и так это знаешь, верно, Рив?

Рив останавливается и пинает Новак в живот. Новак хрюкает и сгибается пополам.

– Рив! – вскрикиваю я.

Рив снова пинает её в бок.

– Прекрати!

Затем в лицо.

– Рив! – я отталкиваю её.

Новак стонет. Она съёживается и сворачивается в клубок. Я хватаю Рив за руку, но она снова сильно пинает Новак.

– Блин! – я разворачиваю Рив.

Она бьёт меня кулаком по лицу. Я чувствую, как у меня хрустит шея и что-то отваливается. Она снова бьёт меня.

Земля дрожит, и Робби подлетает, сжимает сначала одну руку Рив, а затем обе, заставляя её отступить.

Рив издаёт пронзительный вопль и вырывается из рук Робби. Я перешагиваю через Новак и подхожу к ней, к Рив.

Рив начинает неудержимо дрожать, и я говорю:

– Всё в порядке.

Я привлекаю её к себе.

Позади меня Новак корчится на полу и стонет. Она может умереть – потерять сознание и умереть.

– Я здесь, детка, – кровь капает с моей руки на пол. – Я люблю только тебя.

Кровь, хлещущая из моего носа, размазывается по её волосам. Я прижимаю её крепче, прижимаясь носом к её голове.

– Прости. Я должна был сказать тебе, – я шмыгаю носом, и кровь стекает по задней стенке горла. – Она ничего для меня не значит, – мой взгляд опускается на Новак. – Ничего.

Новак поднимается на четвереньки. Волосы закрывают ей лицо, и её рвёт.

– Блин... – говорит Робби и отшатывается назад.

Я веду Рив перед собой к двери и слышу, как Новак снова рвёт.

Рив не отрывает взгляда от меня, её глаза безумны.

– Всё в порядке, – говорю я ей. Кровь по всем ее волосам и у меня во рту. – Всё будет хорошо.

Я прижимаю запястье к носу, чтобы остановить кровь, и острый предмет царапает мне лицо. Золотые часы.

– Пошли, – говорю я, беру Рив за руку и тащу её к машине.

– Где Робби? – останавливается она.

Куда он делся?

– Надо найти его, – говорит Рив.

– Найдём, – говорю я.

Она не даёт мне пройти.

– Ты не можешь уйти, – её глаза скользят по моему переду, по лицу. Она тяжело сглатывает. – Я пойду. Встретимся у машины.

Подолом футболки я вытираю руку Рив, с которой капала кровь. Её футболка вся в крови, но только сбоку. Мне так сильно хочется поцеловать её.

Она прикасается к часам.

– Дарю, – говорю я.

Что моё, то твоё. Просто люби меня. Я расстёгиваю ремешок, или пытаюсь это сделать. Он застрял. Рив отходит, прежде чем я успеваю его снять.

* * *

Страна Радости: эпизод 14

Темнота горькая, густая и вязкая. Темнота заполняет каждую щель и трещинку в ногтях, когда я скребу дно. Я одна в этой бутылке с чернилами, в этом бездонном колодце липкой смолы. Я открываю рот и кричу:

– Где ты, Рив?

– Я здесь, – отвечает она.

У неё голос такой слабый.

Я копаюсь в мутной смоле, которая с каждым мгновением становится всё гуще.

– Я здесь, – её голос звучит отчётливее. – Вот я.

Ближе.

Я подхожу к ней. Мы берёмся за руки. Она чистая и умытая, водопад очищает её кожу, она чистая и белая. Я подплываю к ней и чувствую освобождение, тёплый и приятный прилив воды. Темнота рассеивается, чернила становятся прозрачными и исчезают. Разбавленная лужица сероватой пены растекается у моих ног и исчезает в канализации.

Она вытаскивает лепесток розы из моих волос.

Лепесток расплывается у неё в руке, и с пальцев стекает кровь.

Она плачет.

Глава 29

У меня сломан нос. За ночь переносица распухла до размеров лампочки, а синяк распространился по всему телу и под глазами. Я долго смотрю на себя в зеркало в медицинском кабинете.

Я это заслужила. За то, что сама натворила. Я такая... такая слабая.

Рив, прости меня. Мне так жаль.

Не знаю, долго ли я стою, глядя на разбитое заднее стекло своей машины. Очевидно, Робби забрал свой чемоданчик. Они с Рив исчезли, а я в растрёпанных чувствах поехала домой.

Потом я вспомнила — Новак. Я оставила её там умирать. Она же не умерла, так?

Хоть она и обещала — она обещала никому не рассказывать, — она не соображала, что несла. Она была в стельку пьяна.

Повсюду предательство. От всех.

Я думаю о том, чтобы поехать домой к Рив и успокоить её. Я всегда буду рядом с тобой, детка. Я никогда не уйду. Я объясню ей, что понимаю её потребность испытать меня, чтобы увидеть, далеко ли я готова с ней зайти.

До конца, Рив. До конца.

Я возвращаюсь в постель, но, хоть убей, не могу представить себе Страну Радости.

К полудню синяк расползается по всей левой щеке. Наверное, он что-то символизирует – доверие? Близость? Можешь доверять мне в том, что я получу от тебя, Рив. Я смотрюсь в зеркало и думаю, что это у нас такой этап любви. Мы переходим на новый уровень.

Я дам Рив время всё переварить или что-то в этом роде, а потом пойду к ней. Мне нужно сосредоточиться на будущем, на следующем году. Если Рив захочет поехать во Флориду, я найду способ ей помочь. Я поеду с ней. Робби может поехать с нами, я присмотрю за ним. Почему мы с Рив не говорили о будущем? Потому что она не чувствует, что оно у неё есть, а моё будущее – это она, единственное, чего я хочу в жизни.

Раздаётся стук в дверь.

– Джоанна? – зовёт Тесса.

Я не хочу её видеть.

– Я знаю, что ты там, – она стучит сильнее.

Мне не следовало парковаться на подъездной дорожке.

На Тессе тонкое исподнее и майка. Я вспоминаю её последний вечер дома перед колледжем, когда мы не спали всю ночь и общались. Все эти ночи. Сейчас она не разговаривает, у неё отвисла челюсть:

– Что, во имя всего святого...?

Я сжимаюсь за дверью.

– Что с тобой случилось? – Тесса с усилием открывает её.

– Упала.

– Не ври.

Я открываю рот, затем закрываю его.

– Выйди сюда, на свет, – она берёт меня за запястье, прищуривается и морщится. – Твой нос... – она протягивает руку, чтобы дотронуться до него, но я отстраняюсь. – Тебе нужно сделать рентген.

– Нет. Всё в порядке.

– Тут и близко не в порядке. Ты ранена. Кто это с тобой сделал?

– Это не твоё дело, – говорю я категорично.

– Нет, моё, – говорит она. – Ты моя сестра. Я люблю тебя.

– Да неужели? Зачем обманывать?

Тесса выглядит подавленной. Её глаза затуманиваются.

Раздвижная дверь открывается, и появляется Новак. Она поднимает голову, прикрывая глаза от солнца.

– Что она здесь делает? – спрашиваю я.

Она прихрамывает к одному из садовых кресел и сворачивается калачиком, прижимая колени к груди.

– Она позвонила прошлой ночью и сказала, что у неё неприятности, – говорит Тесса. – Я разрешила ей остаться у нас.

– Зря, – я иду закрыть дверь. – Скажи ей, чтобы она мне больше не звонила.

– Она тебе и не звонила. Она позвонила мне. Рив тоже была здесь.

– Когда? – я резко открываю дверь.

– Не помню, – Тесса трёт глаза и растягивает кожу на висках. – В 02:00, 02:30 ночи. Она стояла у подножия лестницы. Когда я вышла, она ушла.

Долго ли Рив была здесь? Почему она не поднялась?

– Рив видела Новак?

– Не знаю, – устало вздыхает Тесса. – Какое это имеет значение?

– Имеет, потому что Рив может решить, что это я привезла сюда Новак.

Тесса прикусывает нижнюю губу и тихо произносит:

– Джоанна..

Меня разрывает на части, но я закрываю перед ней дверь так же, как и она закрылась от меня.

* * *

Синяки стекают по лицу, как чернила. Теперь левая сторона рта распухла и почернела. Может быть, сломано нечто большее, чем нос? Тональный крем или консилер никогда этого не скроют. Мне нужна маска, как у "Призрака оперы".

Это случайное решение, но мне интересно, открыты ли какие-нибудь магазины костюмов. Даже если они открыты, у меня нет денег.

Мои часы лежат рядом с сумочкой, а это значит, что в какой-то момент я сняла их и положила на стол. На стекле ещё видна кровь.

Можно заложить их или продать на eBay.

Нет. Это мамины часы.

Мама, ты видишь меня с небес? Пожалуйста, не смотри.

Мне нужно убраться отсюда, выкинуть всё из головы.

У подножия лестницы меня накрывает волной головокружения, и я хватаюсь за деревянные перила. Я чувствую, что на дереве что-то вырезано, и поднимаю руку. Два слова: "НЕ МОГУ".

Кто это вырезал?

– Джоанна, привет, – Новак прыгает, как кошка.

Я спрыгиваю с нижней ступеньки и мчусь к машине, бросаю сумку на переднее сиденье и включаю зажигание. Порыв воздуха привлекает мой взгляд к разбитому окну.

– Джо-хо-хо!

Я включаю передачу.

– Подожди!

Она ковыляет из гаража, держась за живот. У меня тоже болит живот, Новак.

Это сделала Рив – это она вырезала "НЕ МОГУ".

Она не это имела в виду. Нам нужно поговорить.

Стрелка указателя уровня топлива колеблется рядом с нулём, но его ещё хватит доехать до Рив. Я съезжаю на улицу Васкес и проезжаю на жёлтый свет. В мозгу крутится одна и та же мысль: "не могу" – это не "не буду". "Не могу" – это не приговор.

Она по-прежнему напугана.

Я вижу их, когда сворачиваю на 68-ю улицу. Две полицейские машины припаркованы перед домом Рив. Что происходит? Я подъезжаю к бордюру на другой стороне улицы и рывком открываю дверь. Когда я направляюсь к подъездной дорожке, из-за патрульных машин выходит офицер.

– Тебе туда нельзя, – говорит он.

Другой коп натягивает ленту "место преступления".

– Что случилось? – спрашиваю я.

– А с тобой что случилось? – он пристально смотрит мне в лицо.

Я дотрагиваюсь до носа и ощущаю выпуклость:

– Ничего.

– Вот именно, – он качает головой. – Ты знаешь, кто здесь живёт?

Панорамное окно разбито, осколки свисают с оконной рамы.

– Где Рив Харт? – спрашиваю я.

– Какая-такая Рив Харт? – полицейский достаёт маленький блокнот.

– Рив и Робби. Они живут здесь с мамой и... Энтони.

– Ты имеешь в виду Энтони Иноуэ, их дядю? – он переворачивает страницу. – Кто ещё тут живёт?

– Насколько я знаю, больше никого. Где они?

– Ты с ними знакома?

Знакома? Что значит "знакома"?

Внимание привлекает движение в одной из полицейских машин. За металлической решёткой, разделяющей переднее и заднее сиденья, сидит Энтони. Он встречается со мной взглядом, и холодок пробегает по моей спине. Он мерзко прищёлкивает языком.

– Возможно, детективы захотят допросить тебя, – говорит офицер. – Жди здесь.

Он поворачивается и уходит, а я бегу к своей машине.

* * *

Я просто тупо катаюсь по окрестностям. На стоянке гостиницы "Рамада" я разворачиваюсь и возвращаюсь обратно на 68-ю улицу. В последнюю секунду я передумываю и сворачиваю в переулок между кварталами. Я веду машину медленно, считая дома.

Сетчатый забор за домом Рив порван. Кухонное окно тоже разбито. Повсюду эта жёлто-чёрная лента, ограждающая место преступления.

Соседка сидит на пластиковом стуле снаружи и наблюдает, как ребёнок соскребает ложкой грязь. Я паркуюсь в переулке и подхожу к ней.

– Что произошло у соседей? – спрашиваю я. – Почему там копы?

Кажется, она ненамного старше меня. Соседка листает журнал мод.

– Там была какая-то пьянка, – она загибает страницу. – У меня ребёнок не мог уснуть из-за музыки. Потом вокруг послышались крики и грохот – у них такое часто происходит.

Парнишка грязный, как будто наелся грязи. Девушка, прищурившись, смотрит на меня:

– Ты, должно быть, с той пьянки?

– Я? Нет.

С чего бы ей так думать?.. Я прикрываю нос рукой.

Она листает журнал и продолжает:

– Я вышла покурить и вижу, как Робби выбивает дверь ножом и бросается бежать. Весь в крови.

– Робби?

Я бросаю взгляд на дом и вижу мужчину с фотоаппаратом, выходящего из задней двери.

– Приехала "скорая", потом копы. Больше я ничего не знаю.

Она захлопывает журнал, подхватывает ребёнка и исчезает внутри.

Перед глазами всё расплывается. Я, спотыкаясь, бреду обратно к машине. Меня подташнивает. Грудь сдавливает, не могу дышать, как при приступе паники. Я добираюсь до машины, но глаза не видят, а ключ не попадает в замок зажигания. Я лежу на сиденье, содрогаясь в конвульсиях.

Я закрываю глаза, чтобы представить её. Её эмоции переполняют меня, и я дрожу. Её ужас, безнадёжность.

НЕ МОГУ.

Кто-то погиб. Нет нет нет. Не думай так.

Последний спазм проходит, и наступает спокойствие. Контроль.

Я вжимаюсь в сиденье, чтобы выпрямиться. Думай, Джоанна. Звони. Найди её.

Глава 30

Я врезаюсь в бордюр и чуть не сношу почтовый ящик. Глаз заплыл и не открывается.

– Привет, – Новак вскакивает с нижней ступеньки лестницы. – Я хочу извиниться... – она останавливается. – Бо-же-мой...

Я закрываю лицо руками. Наворачиваются слёзы.

– Это она тебя так? – спрашивает Новак.

Паническая атака возвращается в полную силу.

– Что? Что, милая? – Новак сжимает мне руки.

Я креплюсь, потому что нужно быть сильной ради Рив.

– Мне надо найти её. Я не знаю, где она.

– Ты вся дрожишь, – говорит Новак. – Сядь. Расскажи мне, что происходит.

Ноги подкашиваются, и я опускаюсь на ступеньки, прижимаю пальцы к векам – они горят, в носу пульсирует. Думай. Льются слова сами:

– У неё дома копы и "скорая".

– Ты только что оттуда? – Новак опускается передо мной на траву.

– Я ездила туда. И вокруг объехала. Не знаю, где она и что случилось.

– Ясно, – говорит Новак. – Она тебе позвонит. Хорошо?

НЕ МОГУ.

– Ты обещала никому не рассказывать. Да чтоб тебя! – я хватаюсь за перила лестницы, чтобы подтянуться.

Она вскакивает на ноги и бросается бежать.

Неплохо. Буду тонуть в одиночестве. Она права, я действительно умею выбирать, с кем водиться. Но не с Рив. Сейчас я нужна ей больше, чем когда-либо.

Может быть – может быть, она всё-таки звонила. Проблеск надежды заставляет меня подняться по лестнице.

На телефоне нет сообщений, и я едва добираюсь до дивана, как у меня подгибаются колени.

– Во сколько это произошло? – спрашивает Тесса.

Я не закрыла входную дверь, и они с Новак проходят внутрь.

– Не знаю, – говорит Новак. – Спроси у Джоанны.

Тесса внезапно нависает надо мной.

– Рассказывай всё, что тебе известно, – требует она.

Я прищуриваюсь на Новак. Как она могла прибежать к Тессе? Я сама со всем разберусь. Тесса тут лишняя.

– Джоанна, я могу помочь, – говорит Тесса.

– Вряд ли, – я поднимаюсь на ноги, и голова взрывается.

– Джоанна! – кричит Новак.

– Что! – кричу я в ответ.

– Пусть Тесса поможет.

Я смотрю на Тессу.

– Нет, – говорю я. – Я сама позвоню в полицию и выясню.

– Новак сказала мне, что кто-то пострадал, приехала "скорая", – говорит она. – Полиция ничего тебе не расскажет.

В голове всплывает разговор с соседкой: "У Робби был нож. Он был весь в крови".

– Тех, кто пострадал, обычно доставляют в больницу, верно? – говорит Тесса. – Тебе известно, в какую именно?

– А сколько их всего?

– 13, не считая всех станций скорой помощи поблизости.

13?

– Мы теряем время! – восклицает Новак.

Она права.

Тесса выбегает за дверь.

– Мы найдём их, – кричит она. – Пошли. Сейчас разберёмся.

Я, спотыкаясь, иду за ней, отталкивая локтём Новак.

Войдя в дом, Тесса открывает сумку и достаёт толстый чёрный блокнот. Страница за страницей – ресурсы и рекомендации, люди и места, а также номера телефонов, по которым можно обратиться за помощью.

Она работает в бесплатной клинике. У неё этот справочник всегда при себе.

– Какой адрес? – спрашивает Тесса.

– Адрес чего?

– Адрес их дома, – она открывает список больниц.

– Я... не помню точно, – на фасаде их дома нет номера. – Это на 68-ой улице.

– Что-то вроде дома 23 по западной 68-й улице, – вставляет Новак. – Я отправляла Рив приглашение на свою вечеринку.

Тесса говорит:

– Северная областная больница ближе всего, – она набирает номер на мобильном. – Включи новости по телевизору. Да... алло... Скажите этим утром вам кого-то доставляли в больницу? Спасибо, – Тесса садится на барный стул у стойки и смотрит на меня. – Напомни, какая у них фамилия?

– Харт. Рив Харт, – говорю я. – И Робби Иноуэ.

В гостиной включается телевизор.

Тесса говорит в трубку:

– Харт. Или Иноуэ. Как это пишется? – спрашивает она у меня.

Мартин, пошатываясь, заходит с заднего сиденья, зевая.

– Что случилось? – он проводит рукой по растрёпанным волосам.

– Кого-то зарезали, – говорит Новак у него за спиной.

– Пока неизвестно, – огрызаюсь я.

– Кого? – спрашивает Мартин.

Тесса поднимает палец, призывая к тишине. Придерживая одну страницу пальцем, она пролистывает раздел ламинированных листов в блокноте, и я вижу, что это службы по делам несовершеннолетних и дома престарелых, приюты и клиники для абортов.

Я никогда толком не знала, чем занимается Тесса в бесплатной клинике. Кормит бедных и делает прививки детям?

– Хорошо, спасибо, – Тесса нажимает кнопку на мобильном. – Возможно, их привезли в больницу Святого Иосифа. Или в Денверскую больницу.

Она снова открывает справочник на разделе больниц.

Мартин кладёт руку мне на плечо и спрашивает:

– Что у тебя с лицом?

Новак тянется к моей руке, но я не позволяю ей.

– Не волнуйся, Джо-хо-хо. Мы найдём её.

Нет никаких "мы". Есть только я. И только Рив.

Я опускаю голову и закрываю глаза. Я посылаю ей безмолвное сообщение. Я иду. Держись.

– Они в больнице Святого Иосифа, – Тесса закрывает телефон.

– Туда отвезли Данте после того, как он разбился в своей машине, – говорит Новак.

Она направляется к двери, но я хватаю её за руку.

– Ты никуда не едешь, – говорю я ей. – Отчасти это ты виновата, – потом я обращаюсь к Тессе: – Всем сидеть дома.

– Джоанна... – начинает Тесса.

– Не лезьте в это дело.

Я бегу наверх за ключами и сумкой, чувствуя лёгкое головокружение. К тому времени, как я добираюсь до машины, лицо и волосы мокрые. Когда начался дождь?

Тесса ждёт меня у машины.

Я отталкиваю её плечом и запираюсь внутри. Вставляю ключ в замок зажигания, поворачиваю ручку, но ничего не происходит.

Я пробую снова.

– Блин! Блинский блин!

У меня кончился бензин. Дождь льёт через разбитое окно сзади. Я сжимаю кулаки и бью себя по глазам. Ай!

Что теперь? Думай. ДУМАЙ. У меня так болит голова.

Я открываю дверь, и Тесса говорит:

– Поедем на моей машине.

* * *

Мы паркуемся в гараже для посетителей и следуем указателям "Неотложная помощь". Администратор говорит нам:

– Мне запрещено что-либо рассказывать. Если подождёте в фойе, к вам выйдет врач.

– Почему им нельзя нам ничего рассказывать? – спрашиваю я у Тессы.

– Мы же не их родственники. Нам этого знать не положено.

Указатели указывают на коридор, и когда мы поворачиваем за угол, я вижу её.

– Рив!

Она у питьевого фонтанчика, поднимает голову, разворачивается и спешит в другую сторону.

Я догоняю её, разворачиваю и отрываю от земли.

– Рив! Боже мой! – я крепко обнимаю её.

– Уходи, – говорит она хриплым голосом. – Убирайся нахрен из моей жизни.

В голове всплывает её надпись: "НЕ МОГУ".

– Нет, Рив, не могу.

* * *

Робби сказал, что убьёт её. В своём сочинении он так и написал: "23 мая я убью мать".

Тесса разговаривает с пожилой дамой, которая, кажется, ухаживает за Рив. Я не вижу ни Робби, ни их маму. Я слышу несколько подробностей вчерашнего: к Энтони заявились приятели с наркотой и выпивкой. Пьянка вышла из-под контроля. У кого-то был нож.

Рив, кажется, в прострации, поэтому я беру её за руку и веду наружу. В зоне для посетителей есть крытая беседка. Когда мы садимся на пятиугольную скамейку, она смотрит на меня, на моё лицо, и заметно съёживается.

Я сажаю её к себе на колени и обвиваю её ноги вокруг своей талии.

– Всё в порядке, детка, – говорю я.

– Нет, не в порядке, – её голос звучит глухо. – Уже никогда не будет в порядке.

– Я здесь, – я поглаживаю её тонкие руки. – Я никогда тебя не брошу.

Её грудь вздымается. Мне просто хочется обнимать её, пока она не перестанет сопротивляться. Она ничего не говорит, ничего не рассказывает, и мне не хочется у неё выпытывать.

– Где Робби? – спрашиваю я.

– Он выхватил нож у Энтони, а я не успела его остановить, – она мотает головой. – Он такой дурак.

Она подтягивает колени к груди, и я обнимаю её, чтобы удержать у себя на коленях.

– Начни с самого начала. Ты ушла с вечеринки...

– Там был отец.

– У Новак?

– Нет. У нас дома. Я не хотела, чтобы он видел меня или Робби, поэтому мы пробрались наверх и накрылись одеялом.

"В тимнате не спрячешса..."

– Я услышала грохот, и мама закричала, – она откидывает голову назад. – Затем Энтони заорал: "Заткнись, сука! Заткните эту шлюху!" Она сидела на мете и героине. Было так шумно, и мне показалось, что я услышала выстрел, – Рив закрывает глаза. – Когда я пришла на кухню, Энтони бил маму по лицу. Это было не в первый раз, но она в первый раз сопротивлялась, – Рив моргает, глядя на меня. – Она никогда не сопротивлялась и терпела. Отец тоже её бил.

Я чувствую, как у меня сжимаются челюсти.

Её волосы растрёпаны и спутаны. Я приглаживаю их пальцами.

– Где сейчас твой отец?

– Знаешь, Робби спит так крепко? Я думала, он всё проспит. Не знаю, что случилось с мамой. Как будто, наконец, у неё что-то перещёлкнуло. Она сказала: "Хватит, Энтони", – и схватила нож. Мне показалось: сейчас она его правда зарежет.

Ей следовало вырезать ему сердце.

Я растираю ей руки.

– А где была ты? Что делала?

– Я не вмешивалась. Раньше я пыталась остановить их, понимаешь? И с папой тоже. Я вызывала полицию или бегала к соседям, и они бы вызвали полицию. Мама только злилась.

– Почему?

– Ей не хотелось возвращаться в лечебницу.

Я нежно провожу пальцами по волосам Рив.

– Ты просто пыталась спасти ей жизнь, – говорю я.

– Она не хотела, чтобы ей спасали жизнь. Ей, как и тебе, нравилось, когда больно.

– Что? – я замираю.

Рив спрыгивает с моих колен.

– Ты позволяешь мне себя избивать. Тебе это нравится.

– Нет, не нравится, – жар поднимается к шее.

– Да неужели? – она склоняет голову. – Ты продолжаешь возвращаться за добавкой.

– Это другое, – говорю я.

– А в чёмразница?

Мысли разбегаются:

– Я не знаю. Просто это другое.

– Когда поймёшь разницу, дай знать, – она поворачивается и уходит.

– Разница в том, что... разница... — я встаю и хватаю её за руку, — ...в том, что ты не хочешь причинить мне боль.

Она поворачивает голову.

– В том-то и разница, Рив.

– Я этого не вижу. Я только вижу, что...

Её взгляд скользит по моему лицу.

– Мою любовь к тебе.

Она с шипением выдыхает воздух:

– Ты больная.

Я беру её за руку, и она пытается вырваться, но не может. Наконец она сдаётся.

– Расскажи мне, что было дальше, – прошу я.

– Мы можем вернуться внутрь?

Дождь застилает нам лица, пока мы идём к зданию.

– Так твоя мама в операционной?

– Маму убили, – она смотрит на меня.

– Не может быть. Откуда ты знаешь?

– Сама видела. Её увезли на "скорой".

Она это серьёзно?

– Робби отобрал нож у Энтони, но... – Рив тяжело сглатывает.

– Робби был весь в крови, – заканчиваю я. – Их видела соседка.

Взгляд Рива встречается с моим:

– Соседка видела, как Энтони убил Робби?

Холодок пробегает у меня по спине.

– Что? – шепчу я.

Рив продолжает:

– Он пырнул ножом маму, а затем перерезал горло Робби.

Глава 31

Робби мёртв. В это трудно поверить.

Седовласая женщина – работник из социальной службы. Она спрашивает Рив:

– Как мне связаться с твоим отцом?

– Зачем? – спрашивает Рив.

– Он твой единственный живой родственник. Он мог бы приютить тебя, пока...

– Она не может там жить, – перебиваю я.

– Тебя не спрашивают, Джоанна, – говорит Тесса.

– Он приставал к ним, – говорю я соцработнице.

– Почему я никогда об этом не слышала? – спрашивает та у Рив.

Коридоры опустели; все врачи, медсёстры, полицейские ушли.

– Он приставал к ним обоим, – говорю я. – Их мать он тоже бил.

Тесса смотрит на Рив.

– Она поедет ко мне, – говорю я Тессе и седовласой женщине.

Соцработница выглядит так, будто у неё с этим проблемы, но Тесса говорит ей:

– Могу я поговорить с вами наедине?

Они уходят, а я держу Рив. Робби мёртв. Он мёртв. Этого не может быть.

Тесса возвращается одна.

– Пошли, – говорит она.

Вроде, она имеет в виду только нас с ней, но она хватает и Рив за руку.

Я сажусь сзади и обнимаю Рив. Она холодная и окоченевшая.

Когда мы возвращаемся домой, я веду Рив в свою квартире, но Тесса преграждает мне путь:

– Куда идёшь?

Пальцы у Рив похожи на сосульки.

– Пойдём в дом, – говорит Тесса. – Надо разобраться.

Что тут разбираться? Рив будет жить у меня. Снаружи холодно и сыро, и я не хочу спорить.

Рив отстраняется и открывает дверь во внутренний дворик дома.

Новак поджидает нас внутри:

– Ух ты, вы её нашли!

Я защищаю Рив от Новак.

Тесса ставит свою сумку.

— Рив может занять диван-кровать, а Новак может занять детскую... то есть, голубую комнату.

– Ни за что! – мой голос эхом разносится по дому.

Рив ни за что не будет рядом с Новак.

– Хорошо, – Тесса смотрит на меня. – Тогда Новак может остаться с тобой, а Рив...

– Нет.

– Только так, – говорит Тесса.

– Рив будет жить у меня.

– Разговор закончен, – Тесса направляется в гостиную.

Я кричу ей:

– Мы не закончили! Это не решение! – я иду за ней в подсобку. – Почему Рив не может остаться со мной? Потому что ты боишься, что у нас будет секс? Я лесби, понятно? Для нас это нормально.

Тесса медленно поворачивается, её глаза поднимаются на моё лицо.

– Я беспокоюсь совсем о другом.

– Тогда о чём?

Позади себя я слышу, как Рив говорит Новак:

– Мать и брат мертвы.

– Боже мой! – восклицает Новак.

– Ты просто хочешь разлучить нас, – говорю я Тессе.

– Да, – соглашается Тесса. – Я хочу, чтобы она была как можно дальше от тебя.

Я так и знала.

Более спокойным голосом она добавляет:

– Джоанна, посмотри на своё лицо. Посмотри, что она с тобой сделала. Я боюсь оставлять её с тобой наедине.

– Я могу сама о себе позаботиться. Я люблю её.

– Ты не можешь справиться со своими чувствами к этой девушке, – взгляд Тессы смягчается. – Ты хочешь быть её спасительницей. Но она не испытывает к тебе любви.

Мы напряжённо смотрим друг на друга.

– Она это не нарочно, – говорю я. – Она просто не контролирует себя.

Тесса медленно качает головой.

– Ты не понимаешь, – говорю я.

Тесса открывает бельевой шкаф и вытаскивает охапку простыней, полотенец, подушку.

– Она не останется с тобой, – она проходит мимо меня. – Рив, твоё место здесь, на диване-кровати. Временно. Надеюсь, ты не возражаешь.

Я пробегаю мимо Тессы и хватаю Рив за руку:

– Она будет жить у меня.

Рив отстраняется.

Что? Почему, детка?

— Джоанна, – говорит Тесса, – если тебе нужны простыни или одеяла...

– Да пошла ты, – говорю я и вылетаю, хлопнув раздвижной дверью с такой силой, что трескается стекло.

* * *

Прижимаясь пульсирующим черепом к спинке сиденья своей машины, я зажмуриваю глаза, и меня затягивает подводным течением. Из какого-то бурлящего моря внутри меня на поверхность поднимается сердитая волна слёз.

Робби мёртв. Их мама мертва. Рив видела, как всё происходило.

Что происходит с человеком, когда он каждый день видит насилие или страх? За всю жизнь я ни разу не просыпалась в страхе. Ну, не в страхе физического насилия. Моим самым большим страхом было то, что я буду каждый день просыпаться в одиночестве, что никогда не найду того, кого смогу полюбить.

Но я нашла Рив. У нас сложный период. Я могу всё уладить.

В машине с разбитым стеклом холодно, как в Сибири. Я крепко сворачиваюсь калачиком на сиденье. Интересно, плачет ли Рив? Хватит ли ей слёз, чтобы так много выплакать? Я помню один наш молодёжный проект, когда мы ездили в центр города и опрашивали детей. Это был День Мартина Лютера Кинга или что-то в этом роде, и мы попросили детей нарисовать свою мечту. Мы говорили им: "Если вы сможете её нарисовать, то она непременно сбудется".

Что бы нарисовала Рив?

Она только что потеряла брата и мать.

Я тоже потеряла отца и мать, но это не то. Они умерли с миром.

Тесса потеряла двоих детей. И родителей.

Боль Рив может быть моей болью. Я приму её. Я думаю о словах Рив, что я принимаю это всё потому, что не ценю свою жизнь.

Это неправда. У меня никогда не было такой важной цели в жизни, как она. Если бы кто-то набросился на меня с ножом и попытался причинить боль, я бы защищалась. Тогда почему же я даже не пытаюсь сопротивляться Рив?

Потому что я никогда не чувствовала от неё опасности. Я чувствовала только... любовь.

Ноги сводит судорогой. Я переворачиваюсь на спину и вытягиваю ноги к окну. Моя жизнь – это не постоянная борьба за выживание. Иногда я беспокоюсь о том, где буду есть в следующий раз, но знаю, что не умру с голоду. Я никогда не беспокоюсь о том, что у меня не будет тёплого место для сна ночью.

Вот только... Кто сегодня будет спать в кровати? Все, кроме меня.

* * *

Мне нужно в туалет. Лампочка безопасности под карнизом дома перегорела, и я спотыкаюсь о подставку для ног садового кресла, его ножки царапают каменные плиты. Если от этого проснётся дьявол... Раздвижная дверь заперта. Спасибо, Тесса.

Я тихо поднимаюсь по лестнице, чтобы Новак не услышала. Хоть она не заперлась от меня изнутри.

Предметы в комнате обретают форму: диван, телевизор, прихожая. Я иду в ванную. Новак нет ни в кровати, ни на диване. Я включаю свет на кухне и вижу раскрытой на столе свою тетрадь, в которой писала письма, . Она открыта на странице, где я записала сцену из "Страны Радости".

На противоположной странице Новак оставила записку:

Лесбуха,

Ты похотливая сучка. С тобой мечтало бы переспать полно девчонок. Я иду домой, чтобы поцеловать мать в задницу. Хотелось бы предварительно проткнуть её кочергой, но тогда она может истечь кровью до смерти. Прости уж. Неуместный юмор, учитывая обстоятельства. Если я пообещаю впредь быть хорошей девочкой, возможно, она позволит мне остаться, пока я не уеду в колледж. Как думаешь, долго ли я смогу сдерживать это обещание?

Думаю, около минуты.

Я знаю, что не заслуживаю тебя. Я воспользовалась тобой, и мне жаль. Скажи Тессе "спасибо", хорошо? Передай Рив, что мне так жаль. Боже. Поверить не могу, что у неё мама мертва. И Робби. Боже мой.

Надо признаться, Джо-хо-хо, вряд ли у тебя с ней что-то получится. Она может подпитывать твою заботу или нимфоманию, но она чокнутая. Я знаю, что любовь слепа и всё такое, но не всем, кто любит тебя, приятно смотреть, как тебе с каждым разом становится всё хуже и хуже. Например, мне. Или Тессе.

Она говорила с Тессой о Рив. Она рассказала ей.

Вы и так уже поссорились, так что уже неважно, скажу ли я то, что собираюсь сказать дальше.

– Я ещё читаю, Новак, – говорю я вслух.

Я не жалею, что поцеловала тебя. Ты можешь забыть, что произошло, но я не забуду. Кажется, нам обеим это было надо. Может, я би, или может, ты просто настолько неотразима, что я тоже стала лесби. Парни отстой, ясно? Их никогда нет рядом, когда они нужны больше всего.

Там ещё стрелка (сверху), и я ничего не могу с собой поделать.

Ты всегда была рядом, Джоанна. Ты была нужна мне больше, чем следовало бы. Знакомо?

Глава 32

Новак прибралась в моей комнате. Мои рубашки висят в шкафу, а джинсы сложены. Она застелила кровать. Почему она не оставила мой дом таким, каким он был? Почему она не оставила меня такой, какой я была?

Я сижу всю ночь, обрывая чёрные кончики со всех свечей, которые зажгла в тот вечер, когда приходила Рив. Щупальце желания щекочет в животе.

Смерть заглушает его. Знакомое чувство потери разливается по венам.

Рив рядом, внизу по лестнице. Можно спуститься – и она будет там.

Нет. Ей нужно время погоревать. Пусть сама придёт ко мне. Время и доверие её исцелят.

Когда я поднимаю голову от стола, у меня сводит шею. Уже утро.

Шторы на раздвижной двери задёрнуты. Мартин, скорее всего, заклеил скотчем трещину в стекле. Это мне дорого обойдётся. Тесса в столовой, пьёт кофе.

– Я заплачу за стекло, – говорю я ей, закрывая за собой дверь.

Она прижимает указательный палец к губам. В доме тихо.

– Новак будет завтракать? – шепчет Тесса. – А ты?

– Новак уехала домой, – я прохожу на кухню.

Наступает продолжительное молчание.

– Послушай, мне жаль, – говорит Тесса. – Но это не то, что ты думаешь. Я делаю то, что правильно для тебя — на этот раз.

– В смысле?

– Тс-с-с! – шикает Тесса и указывает на стул рядом с собой. – Подойди, посиди со мной минутку.

Я открываю холодильник и беру кувшин с молоком. В сушилке для посуды рядом с раковиной есть чистый стакан.

Опускаясь на стул напротив Тессы, я делаю глоток молока. Она говорит:

– Мне следовало поговорить с тобой об этом некоторое время назад.

Кровь приливает к шее. Сейчас начнётся.

– Я чувствую полную ответственность за всё, что произошло. Мне следовало остаться дома и поступить в колледж. Я знала, насколько слабой была мама после смерти папы, и мне не следовало перекладывать это на тебя.

Неужели она думает, что я совершенно не справилась?

– Я просто не смогла бросить школу перед самым выпуском, – Тесса делает паузу. – Могла, это не оправдание. И твоё письмо...

Тень позади неё привлекает моё внимание. Рив. Я встаю и встречаю её под аркой. Нас обеих увлекает назад, в гостиную, и я обнимаю её. Я нежно целую её в губы, и она не сопротивляется.

Я чувствую Тессу позади себя. Я всегда чувствую, что она осуждает меня.

Рив отстраняется и говорит:

– Мне нужно забрать свои вещи из дома.

– Новак ушла, – говорю я Рив. – Она просила передать, что ей жаль твою маму и Робби. Она ушла, ясно?

– Когда она ушла? – спрашивает Тесса, подслушивая мой личный разговор.

– Не знаю, – я глажу Рив по волосам. – Меня не было в квартире.

– Где ты была? – спрашивает Рив.

– В машине.

Вспышка эмоций мелькает в глазах Рив, и лёгкая улыбка трогает её губы. Мгновение облегчения и доверия?

* * *

Оградительная лента натянута вдоль забора и перекрещена на дверях и окнах. Тесса говорит:

– Надо было получить разрешение или полицейское сопровождение.

– Да пошла эта полиция… – говорит Рив.

Тесса прищуривается, глядя на Рив.

– Мы просто возьмём какую-нибудь одежду и уйдём, – говорю я. – Мы не будем уничтожать улики или что-то в этом роде.

– Не знаю, – из машины Тесса осматривает местность.

– Тебе не обязательно заходить внутрь, – говорю я ей.

Рив выходит и прямиком направляется к задней двери. Я следую за ней по пятам. Подвальное окно снято, и Рив легко пролезает, а вот мне это даётся с трудом.

Первое, что замечаешь, – это запах. Похоже на уксус.

– Мама готовит здесь, внизу, – говорит Рив.

Готовит? Потом я вижу — принадлежности для употребления наркотиков. От глухого удара позади я вскрикиваю. Тесса. Она сдирает паутину с лица. Рив толкает крышку люка, и свет проникает в шахту с лестницей.

Воздух приносит облегчение. Я поднимаюсь вслед за Рив, и мы оказываемся на кухне, где неровные формы отбрасывают жуткие тени. На стене красные брызги. Это кровь? Боже мой. Дыхание Рив прерывистое и поверхностное.

– Всё в порядке, детка.

Обходя груду обломков, она говорит:

– Дальше я сама.

– Джоанна, – вздыхает Тесса, когда по лестнице раздаются шаги Рива. – Во что ты ввязалась?

"В неё", – молча отвечаю я. Я оставляю Тессу позади и догоняю Рив.

Второй этаж разгромлен. Двери выбиты или отсутствуют, в стенах зияют дыры. Воняет рвотой. Я щёлкаю выключателем, но ничего не происходит.

– Я же сказала тебе оставаться внизу, – говорит Рив, появляясь из ниоткуда и отталкивая меня.

– Но я хочу помочь.

– Я сама справлюсь. Не подходи ближе, – она тычет кулаком мне в лицо. – Я серьёзно.

Ей, должно быть, тяжело возвращаться туда, где Робби... её маму...

Рив пробегает в конец коридора, приседает на пол и начинает запихивать одежду в наволочку. Я спотыкаюсь о край ковра.

– Да блин же!

Она вскакивает на ноги и бросается на меня, впечатывает меня в выступающую балку стены, чуть не разорвав позвоночник.

– Позволь мне помочь, – говорю я.

– Нет!

– Почему?

– Я... – она сжимает челюсть.

Она не хочет, чтобы я увидела что-то не то? Я уже и так всё видела. Я бросаю взгляд через её плечо.

– Это твоя комната? – спрашиваю я.

Это шкаф, или когда-то им был. Дверцы нет. Маленькое квадратное зеркало висит на верёвочке на гвозде. Одежды, которую она не засунула в наволочку, очень мало. У неё примерно три рубашки и пара джинсов.

Она спала здесь, в шкафу?

– Не надо, – она сжимает мои руки так сильно, что становится больно. – Не смей, блин, меня жалеть.

Я встречаюсь с ней взглядом. Выхватив наволочку у неё из рук, я протискиваюсь мимо неё к шкафу и опускаюсь на колени. Я запихиваю остальную одежду, а внутри меня начинает пригорать. Так нельзя! Как мало у неё вещей! Как вообще она — или любой другой — может так жить?

Я то думала, что она одевается так круто и винтажно. Но это не винтаж, это бедность.

Я несусь к лестнице и бросаю наволочку Тессе.

– Мы забираем всё! – кричу я.

У Робби была комната — без двери, без шкафа, без штукатурки на стенах. Он спал на дрянном односпальном матрасе на полу. Рив спала прямо за его дверью.

Его чемоданчик лежит на матрасе. Он никогда не вернётся за ним.

– Вот и всё, – говорит Рив.

– Тебе нужны вещи Робби?

– Нет, – она избегает заглядывать в его комнату.

Пока мы грузим всё в "Субару" Тессы, я думаю: "Убираемся отсюда ко всём чертям. Пусть тут всё сгорит нахрен. Пусть хоть весь квартал провалится сквозь землю". Тесса отъезжает от тротуара, и я кричу:

– Стой!

Она жмёт на тормоза.

– Я кое-что забыла, – говорю я Тессе. – Возвращаемся.

Я не жду её. Я распахиваю дверь и бегу к дому.

Чемоданчик, он может быть пуст, но там может что-то и быть— кого это волнует? Этот чемоданчик – всё, что было у Робби.

Глава 33

Тесса звонит в морг и назначает похороны Робби и их мамы на среду. Во вторник она возвращается к работе в клинике.

Я собираю все свечи, у которых ещё остались фитили, стираю простыни и опускаю мини-шторы. В спальне не кромешная тьма, не в 08:30 утра, однако прозрачный естественный свет от мерцающих свечей создаёт мечтательное и романтичное настроение.

Я слышу, как открывается, закрывается и запирается дверь квартиры. Я чувствую, как она идёт по коридору. Она на мгновение задерживается в дверях. Я так долго ждала, чтобы мы наконец были вместе.

– Не возражаешь, если я приму душ? – спрашивает Рив.

– Хочешь, чтобы я помогла тебе?

– Думаю, справлюсь сама, – её губы растягиваются в улыбке.

Я слушаю, как льётся вода, и представляю, как она снимает майку, шорты, лифчик. Пробует воду. Становится под струи.

Я уже голая под одеялом и готова. Входит Рив, прижимая к груди полотенце. Она вся порозовела. Она сбрасывает полотенце и проскальзывает под одеяло.

Я заключаю её в объятия.

– Джоанна, – говорит она, – я знаю, чего ты хочешь, – она прижимается лбом к моему. – Я тоже этого хочу, но...

Её волосы влажные и ровно зачёсаны. Я завиваю прядь ей за ухо, чтобы видеть её лицо.

– Что тебе нужно, Рив? – спрашиваю я.

– Обними меня, – в её глазах блестят слёзы.

Я притягиваю её ближе. Её тонкие, как палки, руки скользят между нами, острые локти упираются мне в грудь, а голова зарывается в мою шею.

– Я не могу дать тебе то, что тебе нужно, – тихо говорит Рив. – Прости.

Я закрываю глаза и борюсь с разочарованием.

– Всё в порядке. Я понимаю, – ей нужно время, чтобы прийти в себя. – Ты – всё, что мне нужно.

– Конечно, – соглашается она. – Но ты не будешь ждать.

Внутри я вся истекаю кровью.

Она отворачивается от меня, и я освобождаю её от своих потребностей. Никогда не стану её заставлять.

Я никогда ничего и никого так не хотела.

Чтобы разрядить тишину и напряжение, я говорю:

– Правило таково: после десяти отсчёт начинается сначала.

– По второму разу?

Я сжимаю горло, чтобы не расплакаться.

Некоторое время мы лежим вместе в постели.

– Я хочу сводить тебя кое-куда, – говорю я.

– Я же сказала, что не готова.

– Не туда, – я выскальзываю из-под простыней. – Одевайся.

Она поворачивает голову и смотрит на меня.

– Чего ждёшь?

– Куда ты меня повезёшь?

– Это сюрприз.

– Ненавижу сюрпризы.

Я тоже. Это у нас общее.

* * *

Мемориальный хоспис представляет собой разные строения: с одной стороны коттедж, переоборудованный под кафе; с другой – новая пристройка с застеклённым входом, скрывающим старое здание, общую палату.

– Что это? – спрашивает Рив.

– Хоспис.

– Что такое хоспис?

Я беру её за руку:

– Это место, куда приходят умирать.

Рив останавливается как вкопанная.

– Я прихожу сюда, когда мне нужна надежда, – говорю я.

Она убирает руку.

– Всё не так, как ты думаешь. Это не...

– Зачем тебе понадобилось приводить меня сюда?

– Рив, нет. Это красивое место. Здесь спокойно. Наверное, я хочу, чтобы ты поняла, что жизнь не всегда заканчивается там, где заканчиваются твои переживания.

– Ты не представляешь, что я пережила, – огрызается она.

– Конечно, не знаю. Я просто хочу, чтобы ты увидела... другую сторону.

Она смотрит вперёд, на входную дверь:

– Ты приходишь сюда смотреть, как другие умирают?

– Да... ну, нет... Чтобы разделить с ними последние дни.

– Ты такая странная.

– Тебе это нравится в девушках, помнишь? – невольно усмехаюсь я.

Она мотает головой, но улыбка расплывается.

Я снова беру её за руку, и она не отпускает меня.

Жаннет стоит у стойки администратора и разговаривает с секретаршей. Увидев меня, она говорит:

– Джоанна. Я как раз собиралась тебе звонить.

– Это моя девушка, Рив, – быстро говорю я, пока у меня не сдали нервы.

Наступает неловкий момент, когда Жаннет переводит взгляд с Рив на меня и моё покрытое синяками лицо. "Всё в порядке, – хочу я сказать Жаннет. – Всё под контролем".

Наконец Жаннет улыбается и протягивает руку:

– Здравствуй.

Рив пожимает её.

Рив дрожит. Боже, не слишком ли рано?

– Джоанна, можешь... – говорит Жаннет, беря меня за локоть. – ... подойти сюда.

Она ведёт меня в солнечный уголок со стульями и кофейным столиком, и я тащу Рив за собой. Фиолетовая орхидея выползает из хрустальной вазы, и я вспоминаю Новак.

– Садитесь, – Жаннетт жестом приглашает нас сесть.

Мы с Рив садимся рядом на стулья.

Жаннетт говорит:

– Миссис Мокри умерла сегодня рано утром.

– О нет… – я прикрываю рот.

– Час спустя скончался и мистер Мокри.

Слёзы наворачиваются на глаза.

– Они с мужем приехали вместе, – объясняет Жаннет Рив. – Они просто обожали Джоанну.

Жаннет улыбается мне, потом съёживается, как будто ей больно на меня смотреть.

Я прикрываю лицо рукой.

– Прости, – говорит Жаннет, касаясь моего колена. – Я знаю, ты тоже их любила. Мы все их любили. Они мирно уснули.

Я пытаюсь телепатировать Рив: "Видишь? Смерть тоже может быть прекрасна. Мы могли бы умереть вместе".

Жаннет встаёт и кладёт руку мне на плечо:

– Приятно познакомиться, Рив.

Рив просто смотрит на орхидею.

Из коридора выкатывается каталка.

– ...недовольна режимом физиотерапии. Жаннет! Мне надо с вами поговорить!

Почему мать Кэрри вечно на всех кричит?

– Хочешь, я проведу тебе экскурсию? – спрашиваю я у Рив.

Она поворачивается ко мне лицом.

– Если тебе так хочется, – её голос ровен.

– Или можем уйти, – мне не следовало приводить её сюда.

– Что там внизу? – она окидывает взглядом фойе.

– Отдельные палаты. Для тех, у кого есть деньги. Или страховка.

– Покажи их мне, – встаёт Рив.

В первой палате полно народу по случаю дня рождения одной женщины или чего-то в этом роде. Я знаю, что у этой женщины рак в последней стадии. Она лежит на кровати в окружении людей и воздушных шаров. Я поворачиваюсь, чтобы что-то сказать Рив, но та ушла вперёд и остановилась у второй двери.

– Кто здесь живёт? – интересуется она. – Или мне следует спросить: кто здесь умирает?

Я вижу комнату Кэрри глазами Рив. Постеры и рисунки на стенах, фотографии Кэрри. Её розовое стёганое одеяло в цветочек и занавески с оборками.

– Её зовут Кэрри. Она попала в ДТП, после которого... – я не заканчиваю, потому что Рив заходит в палату Кэрри.

Я проверяю коридор и проскальзываю внутрь.

– Сюда нельзя входить, – тихо говорю я.

– Но ты же входишь сюда каждый день, – Рив бродит вокруг, разглядывая всё: ленты, награды, сертификаты. Она берет фотографию в рамке. – Это она?

– Да. Симпатичная, да?

– Горячая штучка, – отмечает Рив.

– Что?

– Шучу, – Рив кладёт фотографию на стол. – Она богатая?

Я пытаюсь взять Рив за руку, но она уворачивается, выдвигает ящик прикроватной тумбочки и достаёт тюбик блеска для губ.

– Не трогай её личные вещи, – говорю я. – У неё мать – богатая стерва.

Рив откупоривает тюбик и нюхает его. В маленьком зеркальце на туалетном столике Кэрри она подкрашивает себе губы.

Потом Рив медленно выпрямляется и тычет в меня пальцем, мол, иди сюда.

Я смотрю на неё широко раскрытыми глазами.

Рив подходит, встаёт на цыпочки и целует меня. Она чувственно прикасается к моему лицу и руке, вызывая покалывание в ногах.

– Рив, не надо здесь.

Я чувствую, как кто-то дёргает мою сумку. Перевожу взгляд и вижу, что Рив открыла её и кладёт туда блеск для губ.

— Нельзя...

– Ей он больше не понадобится.

Верно. Но...

Рив зачерпывает пригоршню косметики и перекладывает её мне в сумку.

– Не надо.

– Чего не надо?

Она тянет меня к кровати и целует. Её губы скользкие и твёрдые. Она раздвигает мои губы языком и посасывает нижнюю. Жар зарождается в мозгу и распространяется вниз. Рив лежит на мне сверху, её рука забирается мне под футболку, пальцы забираются под лифчик, скользят по плоти, касаются моего соска.

– Чем вы тут занимаетесь?

Я отталкиваю её, и Рив летит прочь.

Лицо Эвелин так покраснело, что едва не взрывается.

– Ты, – она указывает на меня пальцем. – Как ты смеешь?

Я язык проглотила.

– Ты рылась там?

Её дрожащий палец указывает на прикроватный столик. Ящик по-прежнему открыт.

Эвелин проносится мимо меня, останавливается у ящика и разворачивается.

– Показывай свою сумочку.

Рив протягивает ей сумочку. Спасибо, спасибо. Я люблю тебя.

Мама Кэрри высыпает содержимое на кровать. Наличные, тушь для ресниц, мои золотые часы.

Всё в порядке. Я всё равно собиралась ей их подарить.

– Теперь ты.

Рив хватает свои вещи и подталкивает меня к двери:

– Мы уже уходим.

– Вы не имеете права, – продолжает Эвелин. – Не имеете права.

Её голос срывается.

Я вытаскиваю из сумки всю косметику Кэрри и протискиваюсь мимо Эвелин и кладу её обратно в ящик.

– Простите, – я вожусь, расставляя пузырьки. – Мне очень, очень жаль.

– Я расскажу Жаннет! – всхлипывает Эвелин.

– Знаю. Я сама расскажу ей.

Она издаёт этот грубый, рвотный звук горлом, затем хрипит мне в спину:

– Извращенка.

* * *

Страна Радости: эпизод 15

Силуэт за полотнищем угловатый и обнажённый. Полотнище сворачивается, и я вижу, что она из раскрашенного гипса. Синие огни сцены освещают манекен.

На ней восковая маска; затем, по сигналу, она оживает, снимает маску, обнажая круглые красные щёки и глаза, как в аниме. Костюмеры танцуют на пуантах, чтобы одеть её, но ей не нравятся кружевные воротнички и платья с корсетом, поэтому она достает нож и разрезает их.

Я обхожу её справа, согласно сценарию, чтобы привлечь её внимание. Я не из тех, кого она заметила бы в сером пальто и клетчатых "конверсах". Когда я прохожу мимо огромного снежного шара, из-за него выходит девушка.

– Предупреждаю, – шепчет Бритт. – Она не твоя сказочная принцесса.

Я обнажаю меч, и Бритт отступает.

Мы одни на сцене. Свет погашен. Рив говорит:

– Скажи мне, что ты видишь.

Губы шевелятся, но вырываются лишь неразличимые звуки.

– Скажи мне, что ты видишь, – требует она.

НЕ МОГУ

Она снимает второй слой, и на лице остаётся только кожа: ни глаз, ни носа, ни рта.

"Это не она, – думаю я. – Не настоящая Рив".

Глава 34

Органист играет траурный марш, а мужчина в сером костюме сидит в кресле с высокой спинкой за кафедрой. Тесса плачет.

Тесса плакала на похоронах мамы больше, чем я.

Мы с Рив встаём позади Тессы и Мартина. Там две высокие стойки, похожие на подставки для растений, на которых стоят два квадратных предмета, задрапированных тканями.

Урны с прахом – Робби и их мамы.

Священник встаёт и читает молитву, а я держу Рив за руку, вялую и холодную. Здесь больше никого нет. Подождите. Кто-то пробирается с другой стороны. Она становится на колени и складывает руки домиком. Новак.

Священник читает отрывок из Библии, затем спрашивает, не хочет ли кто-нибудь подойти и что-то рассказать о покойных. Рив съёживается на стуле. Я смотрю на Новак – та сморкается. Когда я умру, я хочу, чтобы кто-нибудь, неважно кто, что-то рассказал обо меня.

Я встаю и отхожу от скамьи. Все взгляды устремляются на меня. С кафедры я говорю:

– Робби не заслуживал смерти. Он никогда в жизни и мухи не обидел, – во всяком случае, не нарочно. – Он был хорошим другом и отличным братом и не заслужил этого.

Я чувствую, как у меня сжимается горло, и, спотыкаясь, возвращаюсь на своё место. В основном я его недолюбливала. Как и все остальные.

Органист играет гимн, а священник передаёт урны Рив. Она их не берёт. В итоге мы с Тессой берём по одной.

Когда мы возвращаемся домой, Мартин уходит на работу. Рив направляется в голубую комнату, я следую за ней, но у двери она оборачивается и отталкивает меня. Чья-то рука протягивается и хватает Рив за запястье. Это Тесса.

– Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, – говорит Рив.

– Тогда уходи, – говорит Тесса. – А её больше не трогай.

Рив закрывает перед нами дверь.

* * *

Я встаю рано, чтобы спасти Рив. Нет, я не имею в виду спасти. Я не знаю, что имею в виду.

– Она ушла, – говорит Тесса, когда я прохожу мимо обеденного стола, за которым она колдует, начиная вязать что-то новое.

Щелчки её спиц возвращают меня в прошлое. Обычно я сидела у её ног и комкала пряжу, а она рассказывала мне о своих свиданиях накануне вечером.

– Куда она ушла?

– Не знаю, – говорит Тесса, встаёт и наливает чашку кофе.

– Не ври.

Она врёт. Тесса подносит чашку к губам, но я выбиваю её у неё из рук. Чашка разбивается о стену, и кофе разливается повсюду. Тесса смотрит на меня, сквозь меня. Она спокойно пересекает комнату, но я опережаю её и отбрасываю осколки.

Тесса приседает, чтобы поднять осколок, но я прижимаю её к стене. Она стукается головой.

– С ней ты превратилась в чудовище.

– Где она! – кричу я.

– Джоанна, нам нужно поговорить о Рив, – Тесса встаёт.

– Заткнись, – говорю я Тессе. – Не разговаривай со мной. Никогда больше не заговаривай со мной.

Когда я сижу на диване, кипя от злости, раздаётся телефонный звонок. Чувствую себя разбитой и беспокоюсь за Рив. Это, должно быть, звонит Рив. Я бросаюсь к телефону.

– Здравствуй, Джоанна. Это Жаннетт.

Кровь отливает от лица.

– Я ждала, что ты сама позвонишь мне и всё объяснишь, но так и не дождалась.

Слова застревают у меня в горле.

– Я знаю лишь то, что рассказала Эвелин. Если ты тоже хочешь что-то рассказать, то готова выслушать.

Ком в горле рассасывается, но получается выдавить лишь одно слово:

– Нет.

Рассказ Эвелин полностью правдив.

Жаннет сначала молчит, затем вздыхает и говорит:

– Ты же понимаешь, что мне придётся попросить тебя больше не приходить в хоспис?

Свеча внутри меня гаснет.

* * *

Мартин стучит в мою дверь, а когда я открываю, говорит:

– Я насчёт этого, – он суёт мне мою долговую расписку за то, что я взяла у него из заначки.

– У меня сейчас нет денег, – говорю я ему. – Меня уволили, но я ищу другую другую. Я верну тебе деньги потом.

У него чёрные глаза. Он спускается по лестнице, я кричу ему:

– Обещаю.

Он возвращается. Я несколько пугаюсь его настроя.

– К твоему сведению, сестра включила тебя в страховку на нашу машину. Я говорил ей отобрать у тебя ключи, чтобы ты ездила на автобусе, но она слишком добрая. Буду ждать, что ты вернёшь деньги нам обоим.

– Верну, – говорю я. – Всё до последнего цента. Как только...

Он топает вниз по лестнице. Я закрываю за ним дверь и опускаясь на диван. Хочется забиться в норку и сдохнуть.

* * *

День за днём я проезжаю мимо дома Рив. Полицейской ленты нет, но окна заколочены, а департамент здравоохранения повесил на дверь зеленую табличку. Где она?

Я так отчаянно нуждаюсь в человеческом общении, что даже звоню Новак. Её мать говорит, что её больше нет; она уехала в Калифорнию готовиться к поступлению в колледж.

Новак даже не позвонила, чтобы попрощаться.

* * *

Время течёт без всякого смысла. Мне нужно искать работу, но так трудно вставать по утрам с постели. В один ничего не значащий день я просыпаюсь от криков за окном и хлопанья двери.

Я тащусь к двери и приоткрываю её. Мартин на заднем дворе, разжигает гриль. Я прищуриваюсь на часы на телевизоре. Он готовит гриль в 07:00?

Тесса выходит и закрывает дверь во внутренний дворик. Она выглядит хуже, чем я себя чувствую. Она одета для работы, но её куртка помята, а волосы не причёсаны.

Я оглядываюсь и вижу, что Мартин смотрит прямо на меня. Закрывая дверь, я слышу, как он рявкает Тессе:

– Свози и Джоанну к психотерапевту. Ей это нужно даже больше, чем тебе.

Глава 35

– Меня зовут Мэри-Дин, – говорит она.

Странное имя для психотерапевта.

Не знаю, зачем я прихожу, потому что я лишь сижу на этом жёстком стуле и плачу. Мэри-Дин говорит:

– Ничего страшного, если это выходит наружу. Мы поговорим, когда ты будешь готова.

Я никогда не буду готова.

На третьем сеансе Мэри-Дин говорит:

– Расскажи мне о своей девушке. Рив – так её зовут?

Мозг мгновенно включается. Тесса говорила с ней обо мне. Я должна была догадаться.

– Что бы она вам ни рассказывала, это неправда, – говорю я.

– Кто?

Сама знаешь кто. Я сморкаюсь.

– Единственное, что рассказала мне Тесса, это что ты на неё обиделась.

– Ну, так сама виновата, – бормочу я.

– За что ты обиделась на Тессу? – спрашивает Мэри-Дин.

Поток слёз готов вырваться на свободу.

– А потом расскажи мне о Рив, – продолжает Мэри-Дин. – Похоже, ты её очень любишь.

– Я... я любила её, – выдавливаю из себя я. – То есть, я и сейчас люблю её.

– Что для тебя значит любовь, Джоанна? – Мэри-Дин наклоняется вперёд.

Так вот в чём вопрос.

– Сами знаете.

– Хотелось бы услышать это от тебя.

– Рив была... и есть... моя девушка. Я лесби.

Интересно, сказала ли ей об этом Тесса?

Мэри-Дин не выглядит шокированной. Она даже улыбается – не фальшиво, не покровительственно.

– Я люблю Рив всем сердцем.

– Влюблённость – приятное чувство, не так ли? – говорит Мэри-Дин. – А Рив любит тебя?

– Да.

Мэри-Дин кивает и говорит:

– Откуда ты знаешь? Как она показывает свою любовь?

Я знаю, к чему она клонит. Я не пойду на это. Не могу. Я смотрю через плечо Мэри-Дин на чёрно-белую фотографию на стене: мать с ребёнком на руках. Надо заканчивать разговор.

* * *

Встречи Тессы с Мэри-Дин проходят в другие дни, нежели у меня. Не понимаю, зачем она рассказывает обо мне, когда меня там нет, поэтому я спускаюсь в дом, чтобы поговорить с ней. Её нет дома. Мартина тоже. Он оставил ей записку на стойке: "Милая. Собрание твоей группы поддержки сегодня отменяется. С любовью."

Так значит Тесса ходит на собрания группы поддержки? Конечно. Она же потеряла ребёнка, двоих детей. И родителей. И меня.

Мэри-Дин снова задаёт свой вопрос:

– Расскажи мне, что такое любовь, Джоанна. Я просто хотела бы услышать твой взгляд на это.

Я много думала об этом и готова.

– Любовь – это быть рядом с кем-то, несмотря ни на что.

– Даже если тебе от этого больно?

– Ага, – говорю я. – Особенно тогда.

– Почему? – Мэри-Дин внимательно на меня смотрит. Она снимает очки и кладёт их на стол между нами. – Почему любовь должна причинять боль?

– Я этого не говорила.

Или говорила?

– Ты считаешь, что любовь причиняет боль?

Все, кого я знаю, кто любил и был любим, все страдали. Мама – когда умер папа. Новак – каждый раз, когда её бросали. Тесса...

– Да, я считаю, что любви без боли не бывает.

– Без физической боли?

– Иногда, – отвечаю я. – Не всегда.

– Но когда?

– Когда ты это позволяешь.

– Ты позволила этому случиться?

– Иногда у тебя нет выбора, – говорю я ей.

– Разве у тебя не всегда есть выбор? – говорит она. – По крайней мере, в отношении своих действий и того, как ты реагируешь?

От этих вопросов мне становится неуютно. Да, я сама позволяла Рив причинить себе боль. Нет, я не верю, что это проявление любви. Но я люблю её. Всем сердцем я по-прежнему люблю её.

– Я не знаю, как это объяснить, – говорю я Мэри-Дин.

– Подумай над этим, – она улыбается и надевает очки.

* * *

Я получаю работу в кинотеатре. Нельзя же, чтобы я зря училась киноведению. В основном, я горжусь собой за то, что нашла мотивацию. Трудно каждый день вставать с постели и смотреть на себя в зеркало. Синяки прошли, но я не чувствую себя исцелённой.

Однажды, уходя, я прохожу мимо Тессы.

– Теперь у меня есть работа, – говорю я ей. – Я скоро верну вам деньги, ребята.

Тесса поднимает глаза и встречается со мной взглядом.

– Это не имеет значения, – говорит она.

– Очень даже имеет, – говорю я настойчивее. – Мне нужно вернуть вам деньги.

– Хорошо, – кивает она.

Думаю, она понимает.

На следующем сеансе Мэри-Дин вручает мне табличку и говорит:

– Составь две колонки или два отдельных списка. Обозначь одну "Я получила", а другую "Я потеряла", – должно быть, я выгляжу смущённой, потому что она добавляет: – Занеси в них всё, что получила, и всё, что потеряла с Рив.

– Прямо сейчас? – спрашиваю я.

– Можешь составить её дома, – добавляет она. – Когда-нибудь в ближайшее время я хочу услышать твой рассказ о родителях и отъезде сестры. Должно быть, было тяжело потерять их почти что одновременно.

Я не выдерживаю, и Мэри-Дин тут же протягивает мне огромную коробку бумажных салфеток.

* * *

Вечер вторника неспешный, и все десятичасовые сеансы в кино уже начались. В билетной кассе я достаю табличку и начинаю с колонки "Я получила". Думаю, это будет легко.

Любовь. Познать любовь. Любить и быть любимой.

Рив действительно любила меня. Она любит меня до сих пор. Где ты, детка?

Ничего другого не приходит на ум. Но должно быть что-то ещё. Я переворачиваю страницу и пишу: "Потери. Чего я лишилась:"

Деньги

Работа в “Bling's”

Мамины часы

Хоспис, где мне нравилось работать волонтёром

Я не успеваю записывать.

Я возвращаюсь к списку "Я получила". Любовь. Это перевешивает всё. Вернёмся к потерям.

Окно в моей машине

Я заклеила его плёнкой, так как пока не могу позволить себе новое.

Доверие Мартина

Он убрал или запер банку с заначкой.

Новак

Но вообще-то Рив не виновата, что я рассталась с Новак. Не так ли?

Я вырываю страницу. Вспомни, чего лишилась Рив — матери, брата, дома. У тебя по-прежнему есть я, детка.

На следующем сеансе я говорю Мэри-Дин, что забыла заполнить таблицу.

– Это не страшно, – говорит она. – Мне просто хотелось знать, куда подевалось твоё самоуважение.

– Самоуважение?

– Как сама считаешь: в отношениях с Ривом ты обрела самоуважение или потеряла его?

– Обрела, – автоматически отвечаю я.

– Каким образом?

Почему? Когда? Как? Рив бы постоянно колотила Мэри-Дин, как меня, за постоянные переспросы.

– Наверное... кажется...

– Ты уважала себя до того, как встретила Рив?

– Да. То есть, я считаю себя хорошим человеком. Моя учительница миссис Гоинс говорила, что я добрая и щедрая.

– Конечно, Джоанна. Ты замечательный человек.

– И Рив тоже.

У неё просто не было выбора.

У нас всегда есть выбор — в том, как мы поступаем.

Ей не нужно было меня бить.

Я позволила ей сделать это.

Это было неправильно. Я была неправа. Мы были...

– Сейчас ты уважаешь себя больше, чем раньше? – спрашивает Мэри-Дин.

После этого вопроса я невольно заглядываю себе в душу.

И ответ мне не нравится.

* * *

Страна Радости: эпизод 16

Мы бросаемся за водопад, держась за руки. Камни скользкие. Мгновение мы балансируем, чтобы убедиться, что все в безопасности. Я испытываю благоговейный трепет перед мощью, величием и рёвом воды, несущейся со скалы.

Робби сидит на берегу. Мы только что были на его похоронах. Он снимает ботинки и носки, засовывает носки в ботинки и завязывает шнурки.

– Не потеряй их, как всегда, – говорит Рив.

– Я дебил с аттестатом средней школы, – говорит Робби.

– Страшно, но это правда, – обращается ко мне Рив.

Новак берёт меня за руку:

– Помнишь, как часто мы сюда поднимались?

Ей приходится кричать, чтобы её услышали из-за водопада.

– Нет! – кричу я в ответ. – Она никогда не приходила сюда со мной, – говорю я Рив.

Новак наклоняется ко мне.

– Мы приезжали сюда, когда Тесса потеряла первого ребёнка.

– Не было такого.

Покачиваясь на камне, она говорит:

– Было. Мы сделали маленькую лодку, посадили в неё розового мишку и опустили его в реку, прямо здесь, – Новак указывает прямо перед нами, где вода собирается между камнями и закручивается в водоворот, а затем устремляется к водопаду. – Тесса сказала: "Моя милая малышка. Счастливого пути домой. Увидимся, когда ты туда доберёшься".

Рив смотрит на урну в своих руках. Прах её матери.

На Робби поношенная выпускная мантия. В руках у него другая урна.

Мама – ангел на небесах. Она говорит:

– Ты моё утешение.

– Боже мой, Робби! Ты жив! – кричит Новак.

Она перепрыгивает через камни, чтобы добраться до него. Он отшатывается, но подхватывает её на руки. Без предупреждения он целует её.

Новак выглядит ошеломлённой.

– Ты просто чертовски неотразима, – говорит Рив.

Мы все смеёмся.

– Тебе с нами правда везёт, – говорит Рив.

– Это точно, – отвечаю я.

Взгляд Рив опускается на урну с прахом. Она поднимает взгляд на меня:

– Может, мне просто выбросить её?

Робби взбирается на валуны позади Фэллон-Фоллз, и Рив кричит:

– Спускайся обратно! Ты должен сделать это со мной!

– Он поцеловал меня, – говорит Новак.

– Скажи ей, что у него герпес, – шепчет Рив мне на ухо.

Я смеюсь. Рив толкает меня в плечо. Я теряю равновесие и плюхаюсь в реку. Течение сильное, и Новак прыгает в воду и спасает меня, а Рив просто стоит.

Рив открывает урну и спрашивает:

– Как ты хочешь это сделать, Робби?

Прах в пластиковом пакете внутри урны.

– Просто кинуть пакет в воду?

Робби вынимает свой пакет и отводит руку назад.

– Нет! – Новак отскакивает от реки – Прах надо разбросать. Нельзя просто бросать пакет в реку. Боже, – она закатывает на меня глаза. – Не надо добавлять реке грязи.

– Сделай сама, – Рив выхватывает пакет у Робби и вручает его Новак.

Та поднимает брови и смотрит на меня.

"Давай", – я пожимаю плечами.

Она открывает пакет и, протянув руку, набирает пригоршню праха. Он серый и какой-то жирный на вид. Она держит прах перед собой.

– Как звали вашу маму? – кричит она Рив.

– Глэдис, – говорит Рив.

Новак широко раскрывает глаза.

– Не совсем.

– Консуэла Мясистые Ляжки, – говорит Робби.

Мы все смотрим на него. Он ухмыляется.

– Её звали Жаклин, – говорит Рив Новак.

Новак простирает руку над водой:

– Пепел к пеплу. Прах к праху. Иди к Иисусу, Жаклин.

Рив бормочет "пока" себе под нос.

Новак разжимает кулак, и пепел летит нам в лица. Мы плюёмся и вытираем глаза.

Робби выхватывает у Новак второй пакет и поднимает его в руках. Пепел высыпается наружу и разносится по камням, воде и речной траве.

Везде остаётся тонкий слой пепла. Это отвратительно.

Я смотрю на Робби, но его больше нет.

Рив тоже пропала.

Новак.

Мама.

Все пропали.

* * *

Это не "Страна Радости", а просто сон. Я просыпаюсь вся в слезах, чувствуя себя безутешной. Я ковыляю на кухню и чуть не спотыкаюсь об него — снова.

Чемоданчик Робби. Я продолжаю перекладывать его из шкафа в прихожей в кладовку, в свою спальню. Не знаю, почему я его до сих пор не открыла.

Пора. Я открываю замки и откидываю крышку.

Там лежит потёртое детское одеяло, свёрнутое и скреплённое бумагой. Я развязываю бумажную ленту, нахожу край и разворачиваю одеяло. Внутри... какой-то мусор.

Перо сороки, кожура авокадо, кусок пузырчатой пленки, два мяча для гольфа, шприц, ржавое лезвие бритвы, бечёвка, привязанная к другой бечёвке, привязанной к другой бечёвке...

Осторожно, бережно, оставляя всё именно так, как он сохранил, я снова сворачиваю одеяло и закрываю крышку чемоданчика.

Когда я прихожу домой с работы, у моей двери стоит коробка. Я узнаю почерк, и сердце подпрыгивает. Первый предмет, который лежит в коробке – почтовая открытка с картинками. Толстый волосатый парень в плавках на пляже жуёт хот-дог. Появляетсяголосовой пузырь: "Съешь мою сосиску".

Я смеюсь до упаду. Чего ещё ждать от Новак.

На обороте открытки читаю:

Банана, я тут кое-кого встретила. Её зовут Кейт. Она лесби, и я ей нравлюсь. Разве это плохо?

Она уже с кем-то познакомилась?

Скучаю по тебе, сумасшедшая сука. Приезжай в Калифорнию. Тут такие девчонки! Ты тут никогда не останешься голодной . Ты моя ЛП навеки. Хотела подарить тебе это на выпускной, но не успела закончить .

Подарок завёрнут в ткань. Я достаю свёрток и осторожно разворачиваю его. Боже мой. Это кофта – разноцветная, мягкая, как кашемир. Я надеваю её и чувствую прикосновение Новак к своей коже. Укол одиночества пронзает сердце.

Скучаю по тебе, Новак.

Раздается тихий стук в открытую дверь. Я оборачиваюсь и вижу Тессу.

– Вау, она закончила! – входит Тесса, проводит рукой по рукаву кофты и встаёт у меня за спиной. – Она выбрала самую сложную модель для вязания. Когда она сказала, что собирается изменить выкройку, чтобы сделать из неё кофту с капюшоном, я подумала, что она сошла с ума.

Я поворачиваюсь, и наши взгляды встречаются.

— Я хотела сказать...

— Джоанна, я...

– Скажи Мартину, что я верну долг с процентами, и я переведу тебе деньги за страховку к концу месяца.

– Спасибо, – Тесса кивает и улыбается. – Можно? – она указывает на диван.

Я снимаю кофту и нежно складываю её, чувствуя любовь, которую Новак в неё вложила.

– Джоанна, я хотела поговорить с тобой о твоём... э-э... письме. Давно хотела, но я просто не знала как. Это неправда. Что ж, в некотором роде это правда.

О чём говорит Тесса? Она похлопывает рядом с собой, и я сажусь. Она говорит:

– Когда я получила твоё письмо, честно говоря, я была в шоке. Я всегда считала себя непредвзятой, у меня были знакомые лесби. Но когда это твоя сестра... Когда всё у тебя дома... – она смотрит на меня, и я вижу потерянное выражение в её глазах.

– Всё в порядке.

– Нет, не в порядке. Мне стыдно за себя. Я должна был принять это немедленно, принять это и быть счастлива оттого, что ты нашла себя и набралась смелости признаться.

– Да. Должна была.

– Ты будешь смеяться, — она мотает головой, — но я думала, что это у тебя пройдёт.

Я не смеюсь.

– Я пыталась написать тебе ответ, но не знала, что сказать. Если об этом не упоминать, то создастся впечатление, что я избегаю темы. Наверное, так оно и было. И я понимала, насколько это важно для тебя. Я много раз писала, но потом всё рвала. Никак не могла подобрать нужных слов.

– Прости, – я знаю, каково это.

– За что ты извиняешься? Наверное, ты дико разозлилась. Вот она я, твоя сестра, твоя единственная родственница, и я уже успела бросить тебя. Я знаю, что была нужна тебе. И раньше, с мамой. Прости. Это мне нужно извиняться, – её глаза наполняются слезами. – Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, Джоанна. Большего я для тебя и не хотела.

– Это не пройдёт, – говорю я ей, просто чтобы она знала.

Она издаёт короткий смешок и шмыгает носом.

– Я поняла, – она вытирает нос. – Я люблю тебя несмотря ни на что. Я хочу, чтобы ты знала, что я всегда буду рядом. С этого момента.

Наконец-то мы обнимаемся. Мы обнимаем друг друга очень долго, и огромное чувство радости наполняет всё моё существо. Сестра снова со мной.

– Я хочу спросить тебя кое о чем, – говорит Тесса. – Ты можешь отказаться, – она отстраняется от меня и заглядывает мне в глаза. – Я хочу продать дом и вернуться в Миннесоту. Хочу получить степень магистра социальной работы и сертификат. И я хочу снова попытаться завести ребёнка.

На сердце становится ещё теплее.

– Тесса, это же здорово.

Она опускает голову:

– Я не знаю. Мартину теперь и здесь хорошо.

– Он согласится на всё ради твоего счастья. Ты это знаешь.

– Ты можешь поехать с нами, – Тесса смотрит на меня. – Я не поеду без тебя. Тебе понравится семья Мартина; они сумасшедшие. Университет прямо там, и ты могла бы поступить в колледж, жить с нами или в общежитии. В Миннеаполисе много геев и лесбиянок.

Этот крошечный ручеёк возбуждения журчит внутри меня.

– Подумай об этом, – Тесса перекидывает прядь моих волос с плеча. – Мы начнём все сначала, – она заглядывает мне в глаза. – Джоанна, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

Я просто снова обнимаю её. Она обнимает меня в ответ. Я чувствую, как тяжесть спадает с плеч. Потом Тесса спрашивает:

– Почему ты не носишь мамины часы?

Я быстро отпускаю её и вскакиваю.

– Я их потеряла, – вру я. – Прости.

Я иду на кухню.

– Потеряла?

– Ремешок был очень свободным, – говорю я через плечо. – Они слетели.

Тесса вздыхает:

– Надо было мне подтянуть ремешок.

Я останавливаюсь на полпути.

– Ты не виновата, ясно? Это всё я. Мы обе привыкли брать на себя чужую вину. Нам пора заканчивать с этой дурацкой привычкой и двигаться дальше.

– Ты права, – Тесса встаёт. – Пора. Но это не единственная причина, почему я пришла сюда.

Она подходит сзади и касается моей руки. Она переворачивает её ладонью вверх и что-то кладёт. Сложенный листок почтовой бумаги.

– Честно говоря, Джоанна, я против этого. Каждая клеточка моего существа говорит, что я не должна этого делать. Нужно думать о твоей безопасности, но Мэри-Дин настаивает, что ты должна сделать это сама.

Что бы это может быть? Я разворачиваю бумажку и вижу, что это адрес.

– Она там живёт, – говорит Тесса. – По крайней мере, жила.

Глава 36

На вывеске перед зданием написано: "САМАРИТЯНСКИЙ ДОМ". Это приют для бездомных? Рив. Хотя выглядит он мило – как старый переделанный викторианский дом, с тремя этажами и балконами.

На двери замок и камеры слежения. Я нажимаю на звонок, и женщина спрашивает:

– Чем я могу помочь?

Я не вижу микрофона, в который можно было бы говорить.

– Я ищу Рив Харт?

– Как тебя зовут?

– Джоанна Линч, – говорю я ей.

– И ты ей...?

Кто я ей?

– Я... подруга.

– Пожалуйста, подожди.

Я жду целую вечность, стоя там с таким чувством, будто меня сканируют металлоискателями. Я смотрю на часы. 9:50. Дешёвые часы из “Target”. Мне нужно быть в кинотеатре к 11:00.

Пожилая пара на другой стороне улицы подстригает живую изгородь. Они напоминают мне мистера и миссис Мокри, и сердце болит из-за этой утраты.

Входная дверь со свистом открывается.

У меня сводит внутри.

Рив вылетает за дверь и бросается в мои объятия.

– Она велела мне не звонить тебе и не встречаться с тобой больше никогда. Она сказала, что если я люблю тебя, то оставлю в покое, – Рив сжимает меня так сильно, что я не могу дышать.

Или, может быть, я не могу дышать, потому что она в моих объятиях, отчего у меня перехватывает дыхание. Рив целует меня, и мир выходит из-под контроля.

Позади нас дверь открывается шире, и на крыльцо выходит внушительная женщина. Она спрашивает:

– Милая, ты в порядке?

– Да, – говорит Рив. – Это моя девушка, Джоанна.

Рив улыбается мне и берёт за руку. Женщина изучающе на меня смотрит.

– Можно мне ненадолго отлучиться? – просит её Рив.

– Куда пойдёшь? – спрашивает она.

Рив смотрит на меня.

Кажется, к Фэллон-Фоллс.

– В парк, – говорит Рив. – Вернусь через час.

Женщина складывает руки на груди.

– Если не вернусь, вызови полицию. Боже, – Рив закатывает глаза.

– Хорошо, жду тебя через час, – женщина возвращается внутрь.

Рив толкает меня вниз по ступенькам:

– Грёбаная надзирательница.

– Что это за место? – я поднимаю взгляд и вижу глаза, наблюдающие за нами через стекло.

Рив запрыгивает мне на спину, обхватывая ногами за талию.

– Это женский приют. Тесса меня сюда устроила, – Рив кусает меня за ухо и утыкается носом в шею.

У машины я ссаживаю её со спины и иду открывать дверь, но Рив отводит мою руку.

– Мне нельзя садиться в чью-либо машину, – говорит она. – Тут такие правила.

– С каких это пор ты играешь по правилам? – я выгибаю брови.

– Вот так, – по её лицу пробегает усмешка.

Затем её взгляд становится серьёзным.

– Всё в порядке, – быстро говорю я. – Далеко твой парк?

– Дойдём пешком.

Она обнимает меня обеими руками за талию, и моя рука естественным образом ложится ей на плечи. От неё пахнет мылом. Её волосы недавно подстрижены, и я чувствую, что на её костях появилось мясо. Глаза, конечно, красивые. Синяя тушь, тени трёх оттенков.

– Я так по тебе скучала, – говорит она.

– Я тоже, – я кладу свою голову на её.

Все ночи я лежала без сна, волнуясь и думая о ней.

За деревьями в конце квартала находится сад скульптур. Рив ведёт меня к бетонному шестиугольнику, измазанному голубиным помётом. Мы не садимся на него. Мы растягиваемся на прохладной траве лицом друг к другу.

– Я кое с кем встречалась, – говорит Рив.

Моё сердце разрывается.

– Где твоё привычное "что"? – она толкает меня в плечо.

Я не хочу знать с кем.

Она игриво щиплет меня за руку:

– Это другое. Она консультант. Или психолог.

– Я тоже.

– Зачем? – хмурится Рив.

Я не могу смотреть на неё без желания целовать и прикасаться к ней, провести рукой по её бедру и забраться под рубашку. Но нам нужно поговорить.

Я переворачиваюсь на спину.

– Ну, знаешь... Ощущение брошенности, самооценка, всякое такое, – я смотрю в небо.

Взгляд Рив скользит по моей щеке, затем она тоже переворачивается на спину:

– Абьюз. Подавленный гнев. Мать и брата убивают у меня на глазах.

Она будто пытается перещеголять меня своими проблемами. Ты победила, Рив. Опускаю руки.

Пушистое облако проплывает перед солнцем, и я вздрагиваю.

– Ты в порядке? – спрашивает Рив.

Слово "да" застревает у меня в горле.

– Ты в порядке?

Я поворачиваю голову и смотрю на неё:

– О, да. Лучше не бывает.

Её боль ощутима.

– Я не скучаю по матери, – говорит Рив. – Она была больной и с придурью. Вся её грёбаная жизнь была сплошной манипуляцией. Я даже не знаю, любила ли я её когда-нибудь. Это так неправильно – не любить собственную мать.

Рив...

– Но, блин, Робби-то чем виноват? Больше всего на свете ему хотелось, чтобы его оставили в покое. Глупый недоумок, – она сжимает кулаки по бокам.

Я приподнимаюсь на локте и притягиваю её к себе.

– Я не плачу, – говорит она и икает.

– Знаю.

Она крепко обнимает меня, целует меня в шею, подбородок, лицо. Она мягкая, её так приятно обнимать. Она целует меня в губы.

Боже, помоги мне!

Она останавливается и говорит:

– Давай снимем квартиру вместе. Я теперь работаю в "Чили". Где ты работаешь? Уже нашла другую работу?

Да, и мне нужна моя работа.

– Я ещё ищу.

– Мы могли бы работать вместе. Подумай об этом, Джоанна. Жить вместе, быть всё время вместе. У нас получится; я знаю, что получится. Мы поженимся и заведём детей. Возможно, у нас будут близнецы, – она усмехается. – Как жвачка с двойной мятой.

– Я переезжаю в Миннесоту, – говорю я.

Из-за внезапной смены настроения воздух наполняется холодом.

– Когда? – спрашивает Рив.

– Скоро.

Она слезает с меня.

– Мы с Тессой продаём дом. Она хочет, чтобы я поступила в колледж в Миннесоте, а у неё будет ребёнок. Я хочу быть рядом с ней. Понимаешь?

– А как же я? – голос Рива ровный. – Ты не приглашаешь меня поехать с тобой?

Моё молчание – мой ответ. Она пытается встать, и я сжимаю её запястье. Гнев внутри неё по-прежнему бурлит; я чувствую это в её мышцах и костях.

– Мне просто кажется, что мы к этому не готовы.

Она прищуривается:

– Это ты не готова. Говори за себя.

– Хорошо, так и сделаю. Я не готова.

Она обмякает, и её голова откидывается назад. Я встаю, продолжая держать её за руку.

– Я люблю тебя. Правда люблю. Но нам обеим лучшем не быть вместе, Рив.

Она поднимает лицо к небу. Рив. я так хочу тебя. Но это плохая любовь. Это жестокость.

– Который час? – спрашивает она.

Я смотрю на часы. Блин, я опоздаю на работу.

– 10:55.

– Нам пора возвращаться, – говорит она.

– Рив...

Она прижимает палец к моим губам.

– Ты умная, Джоанна.

"Правда умная? – хочу спросить я. – Или просто напуганная?"

– Мне нравится это в девушках, – её палец скользит по моей груди.

Я беру её руку и целую:

– С тобой всё будет в порядке?

– Со мной-то? – Рив указывает на себя. – Блин, я умею выживать.

Она сильнее всех, кого я знаю. В некотором смысле.

Мы возвращаемся в "Самаритянский дом" вместе, но порознь. На обочине у ворот Рив поворачивается и говорит:

– У меня есть кое-что для тебя. Подожди здесь.

Она подбегает к крыльцу и исчезает внутри.

Я открываю дверцу машины и прислоняюсь к ней в ожидании. Я думаю о том, что сейчас уеду отсюда и, возможно, никогда больше её не увижу. Интересно, хватит ли у меня сил уйти.

Она спешит обратно, запыхавшись, и протягивает мне какой-то предмет. Мои золотые часы.

– Я взяла их, – говорит Рив. – Нехорошая я такая.

Я щёлкаю языком

– Это уж точно.

Иногда.

– Я не могу вернуть тебе всё, чего ты из-за меня лишилась.

Наши взгляды встречаются и удерживаются. Она понимает.

– Неважно, – говорю я. Кое-что я сама должна себе вернуть. – У меня тоже есть кое-что для тебя.

Я открываю дверцу машины и лезу на заднее сиденье.

– Нет... – Рив отступает на шаг.

– Тебе это понадобится.

Рив машет на меня обеими руками.

Я протягиваю ей чемоданчик.

– У него больше ничего не было.

– Нет, – говорит она. – Убери его.

– Он бы хотел, чтобы это было у тебя, Рив, – тихо говорю я. – Чтобы ты хранила его.

Она слабо обнимает себя.

– Знаешь, что это было? Его безопасное место. Так он его называл.

– Может быть, теперь оно и твоё тоже.

Она просто смотрит на меня:

– Это было бы глупо.

Я смеюсь. Она тоже. Но она протягивает руку и берёт чемоданчик.

– Это не он разбил тебе стекло в машине. Это сделала я. Он бы тебя и пальцем не тронул.

– Всё в порядке. Я не беру свою машину в Миннесоту, – говорю я.

Мы обе задерживаем дыхание, как будто не в состоянии попрощаться ни с Робби, ни друг с другом.

– Джоанна, – её взгляд скользит по моему лицу. – Мне жаль.

– А мне нет, – говорю я. Мне не жаль, что я познала любовь и любила её.

Она пятится, прочь, прижимая к себе чемоданчик, идёт к крыльцу. Через дверь, в здание. Я смотрю на часы в своей руке и надеваю их на левое запястье. Двое часов – слишком тяжело, как будто время меня давит. Я снимаю дешёвые часы.

– Эй, Джоанна!

Я поднимаю взгляд. На балконе третьего этажа Рив перегибается через перила.

– Я забыла тебе кое-что сказать.

– Что?

Она улыбается:

– Первых всегда переоценивают.

Спасибо, Рив. Спасибо тебе за это.

Я сажусь в машину и включаю зажигание. Встретимся в другом месте, Рив, в другое время. Я отъезжаю от тротуара и тихо говорю:

– Увидимся в "Стране Радости".

Благодарности

Очень, очень запоздалая благодарность моей любимой группе критиков, Wildfolk, которые на протяжении 25 лет растили писателей и иллюстраторов для юных читателей. Когда я вывалила на них свою рукопись и завопила: "Помогите! Как вам моя книга?" – они не побоялись сказать мне, что это прекрасная катастрофа. Ключевое слово здесь "катастрофа". Вечная, искренняя благодарность Хилари Белл, Джейн Бигелоу, Лизе Браун-Робертс, Мериди Сесил, Кэрол Кроули, Анне-Марии Крам, Лоре Дил, Колин ДеГрофф, Вику Даунинг, Эми Эфоу, Рэнди Фрейзеру, Клаудии МакАдам, Шону Макколлуму, Пэм Мингл, Кристин Лью Перкинс, Шерил М. Райфснайдер, Шону Ши, Бобби Шуп, Кэролайн Статсон и Дениз Вега. Я люблю вас, ребята.

Об авторе

Джули Энн Питерс выросла в Колорадо в оживлённой, шумной семье, где была обычным ребёнком, которая мучила старшего брата и изводила младших сестёр. Прошлые места работы включали преподавание и несколько проектов с левым полушарием мозга, связанных с компьютерами, статистическими исследованиями и системной инженерией.

Но потом... писательство манило – не легко, не мгновенно, но голоса, ситуации, детали начали появляться и настаивать на своих страницах. Книги Джули получили награды в категории "для юных читателей", признание критиков и литературное признание. Несмотря на то, что её первой любовью всегда была литература для юношества, её ранние книги были лёгкими для чтения и романами среднего уровня. Затем последовали "Определения нормального", "Держу тебя в тайне" и "Луна", книга-лауреат Национальной книжной премии В своих романах она рассказывает об универсальных истинах и особых проблемах подростков. Роман "Гнев" был написан по просьбе молодой подруги, которая завязла в токсичных отношениях, но только после многих месяцев настойчивой поддержки подруги и после того, как эти отношения закончились. Джули говорит, что её целью было изобразить токсичные отношения между подростками, где ни жертва, ни злодей не нарисованы широкими мазками и где искупление является подлинным.

Джули часто задавалась вопросом о том, многим ли мы готовы пожертвовать ради любви в её многочисленных обличьях. Ей было больно погружаться в душу рассказчицы "Гнева" Джоанны, которая позволяет себя бить и манипулировать собой. И хотя она догадывается, что все мы закрываем глаза на недостатки тех, кого любим, особенно когда влюблены по уши, она чувствует, что из-за своей сексуальности Джоанна, вероятно, более склонна защищать травмированную девушку, в которую влюблена, – возможно, потому, что она чувствует, что у той меньше возможностей найти любовь или ей больше нужно доказывать другим.

Отношения самой Джули со своей партнёршей Шерри Леггетт не представляют такой травмы, поскольку они недавно отпраздновали свою 35-ую годовщину. Джули и Шерри живут в Колорадо с нескончаемым потоком спасённых бездомных кошек и приёмных котят.

Джули Энн Питерс можно найти в Интернете по адресу www.julieannepeters.com.

Примечания

1

Отмечается в США в четвёртый четверг ноября.

(обратно)

2

Красотка (исп.).

(обратно)

3

Отмечается в США во второе воскресенье мая.

(обратно)

4

"Талисман" (игра слов).

(обратно)

5

Американский телеведущий, продюсер, актёр и политик. Наиболее известен по роли ведущего скандального ток-шоу «Шоу Джерри Спрингера».

(обратно)

6

Спот – типичная кличка для собаки в англоязычных странах.

(обратно)

7

Выпускные объявления — это сообщения, которые информируют родственников и друзей о достижениях выпускника. Они не включают приглашение на церемонию вручения диплома или вечеринку.

(обратно)

8

Устройство для курения табака, которое часто используют в США и странах Европы для курения марихуаны. Заметьте, что Рив прекрасно известно, что это такое.

(обратно)

9

Отмечается в США в четвёртый четверг ноября.

(обратно)

10

Из 100 возможных. Достаточно высокая оценка, хотя можно было и выше.

(обратно)

11

Сеть роскошных отелей.

(обратно)

12

Вероятно, Рив – это сокращённое Ривка или Ревекка. Не иначе отец Рив – еврей.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Благодарности

Об авторе

*** Примечания ***

Пожертвовать