Танец Клинков: Академия убийц [kv23 Иван] (fb2) читать онлайн

kv23 Иван Танец Клинков: Академия убийц

Книга 1: Тень позора

-

ПРОЛОГ: ДВА КОНЦА, ОДНО НАЧАЛО

-

ГЛАВА 1 Последний танец

Москва. Октябрь. 19:45.

Фасад Большого театра заливала парадная подсветка. Прожекторы били снизу вверх, скрывая микротрещины на колоннах и следы московской копоти на квадриге Аполлона. На Театральной площади было тесно: черные седаны с правительственными номерами, туристические автобусы, перекупщики, толкающие билеты по цене подержанной иномарки. Очередной юбилей. Очередное гала-представление. «Лебединое озеро». Билеты были распроданы полгода назад.

Внутри, в партере и ложах бенуара, пахло дорогими духами, выдержанным коньяком и той особенной, сладковатой пылью, которая копится в бархатных портьерах десятилетиями. Две тысячи человек ждали чуда. Министры, бизнесмены, иностранные послы — сегодня здесь собрались те, кто привык получать лучшее.

За кулисами чудес не было. Там пахло работой: едкой канифолью, мужским потом, лаком для волос и разогревающей мазью с пчелиным ядом. Сквозняки гуляли по коридорам, заставляя кордебалет кутаться в шерстяные кофты поверх пачек.

Гримёрка № 3. Третий этаж.

Анна Королёва сидела перед зеркалом на жестком стуле. Спина прямая, подбородок приподнят — не поза, а профессиональная привычка, въевшаяся в позвоночник. Она смотрела на свое отражение, но видела не Одетту в белой пачке, расшитой стразами Сваровски. Она видела износ материала.

Двадцать восемь лет.

Для бухгалтера или инженера — начало карьеры. Для примы-балерины — финишная прямая. Организм выработал ресурс. Связки потеряли эластичность, суставы стерлись. Каждое утро начиналось с ревизии боли: где сегодня ноет сильнее — в пояснице или в колене?

Анна перевела взгляд на свои ноги. Ступни были заклеены пластырем в три слоя. На правом голеностопе — жесткий тейп, фиксирующий сустав. Кожа на пальцах была грубой, мозолистой, деформированной годами нагрузок. Это не ноги принцессы. Это ноги шахтера, только шахта у нее другая.

Она взяла новые пуанты. Розовый атлас, жесткий стакан, кожаная подошва. Анна проверила молотком жесткость коробочки — слишком твердая. Она ударила пуантом об угол стола. Раз, другой. Звук был сухим и громким, как выстрел. Нужно разбить клей, размягчить основу, чтобы туфля села по ноге, а не стояла колодкой. Иначе — кровавые мозоли через пять минут.

Затем — канифоль. Она натерла подошвы и носки пуантов желтым порошком. Трение — это жизнь. Скользкий пол — это травма. На сцене Большого пол хороший, но рисковать нельзя. Одно неверное движение, одна поскользнувшаяся стопа — и карьера окончена.

Анна начала завязывать ленты. Это был ритуал, важнее молитвы. Лента должна обхватывать щиколотку плотно, но не пережимать кровоток. Слабый узел — риск подвернуть ногу на приземлении. Тугой узел — судорога икроножной мышцы в середине акта. Анна затянула узлы, спрятала кончики внутрь и закрепила лаком.

Она знала свою анатомию лучше, чем штатный хирург театра.

В левом колене мениск стёрт на шестьдесят процентов. При каждом глубоком плие сустав издавал тихий щелчок. Врачи говорили: «Нужна операция». Анна отвечала: «В следующем сезоне». В поясничном отделе — две протрузии, L4-L5. По утрам спину приходилось «разлеплять» по двадцать минут горячим душем. Правая стопа деформирована: косточка большого пальца выпирает, ногти на мизинцах отсутствуют как класс — они просто не успевают отрастать, сбиваясь в кровь.

— Королёва, на выход! — гаркнул динамик селектора над дверью. Голос помрежа звучал устало и раздраженно. График сдвинулся на пять минут из-за речи спонсора.

Анна встала.

Прошлась по гримерке. Пол скрипнул. Тело отозвалось привычным набором сигналов: тянет пах, ноет поясница, горит мозоль на пятке. Боль была фоновым шумом, как гул кондиционера. Если ничего не болит — значит, ты умерла.

Она подошла к столику, взяла пузырек с аммиаком, вдохнула резкий запах. Мозг прояснился. Зрачки сузились. Адреналин начал поступать в кровь.

На стене висели фотографии. Анна в роли Жизели — воздушная, невесомая, призрак любви. Анна в роли Китри — огонь и страсть, веер в руке как оружие. Анна с президентом, Анна с министром культуры, Анна с букетом роз размером с нее саму.

Ни одной фотографии с семьей.

Семьи не было. Родители погибли в автокатастрофе под Тверью, когда ей было пятнадцать. Тетка оформила опекунство ради выплат, но Анна жила в интернате хореографического училища. Интернат научил ее главному: никто не поможет. Ты одна. Твое тело — твой единственный актив.

Друзей тоже не было. Были коллеги. Люди, с которыми делишь станок, гримерку и сцену. Люди, которые улыбаются тебе в лицо и проверяют, не подрезал ли кто-нибудь ленты на твоих пуантах перед выходом. Конкуренция в балете жестче, чем в спецназе. Здесь едят слабых. Здесь нет места жалости. Если ты упала — через тебя перешагнут.

Мужчины? Были. Эпизодически. График репетиций с десяти утра до десяти вечера убивал любые отношения. Усталость убивала либидо. Последний, архитектор Андрей, ушел три года назад. Он сказал: «Ты замужем за театром, я не хочу быть любовником». Он был прав. Театр был ревнивым мужем. Он требовал всего времени, всех сил, всей жизни.

Анна вышла в коридор.

Спустилась на сцену. В кулисах было темно. Техники в черном проверяли тросы декораций. Кордебалет разминался, держась за задники. Кто-то крестился. Кто-то плевал через левое плечо. Кто-то проверял телефон, пряча экран в ладонях.

Анна не верила в приметы. Она верила в физику. Масса, ускорение, инерция, центр тяжести. Балет — это не магия. Это биомеханика. Это знание законов Ньютона и умение обмануть гравитацию на долю секунды.

Она встала на точку выхода. Позиция номер один.

Музыка Чайковского изменилась. Тревожные, нарастающие аккорды финала. Буря на озере. Злой гений торжествует, принц предал клятву, Одетта обречена.

— Пошла, — шепнул помреж в гарнитуру.

Анна шагнула из темноты кулис в слепящий свет рампы.

Температура на сцене — плюс сорок градусов. Свет софитов жарил кожу. Глаза мгновенно адаптировались к яркости.

Тело включилось. Мозг перешел в режим бортового компьютера. Эмоции отключились. Осталась функция.

Гран-жете ан турнан.

Толчок. Взрывная сила мышц бедра выбрасывает тело вверх. В полете — поворот корпуса. Ноги раскрываются в шпагат. Угол — 180 градусов. Спина жесткая, держит ось вращения. Руки мягкие, создают иллюзию крыльев, но на самом деле работают как стабилизаторы.

Приземление. Ударная нагрузка на стопу равна четырехкратному весу тела. Амортизация: носок, пятка, колено. Плие. Выход в арабеск.

Зал взорвался аплодисментами. Они видели полет. Они видели умирающего лебедя. Анна чувствовала трение суставов, натяжение связок и соленый пот, заливающий глаза.

Партнер, Зигфрид (в миру — Костя, тридцать два года, ипотека, двое детей), подхватил ее в поддержке. Его руки были влажными и скользкими. Он тяжело дышал ей в ухо, пахло табаком — Костя курил в перерывах, чтобы сбить нервы.

— Держи спину, Костя, — прошипела Анна сквозь сценическую улыбку. Губы едва шевелились. — Уронишь — убью.

Он удержал. Поставил на пол.

Фуэте.

Тридцать два оборота. Точка фокуса в зале — красный огонек камеры над центральным проходом. Голова отстает от тела, потом догоняет рывком. Спотинг. Иначе закружится голова, потеряешь горизонт, улетишь в оркестровую яму. Раз оборот. Два. Три. Стоп. Четкая фиксация. Зал ревет.

Третий акт подходил к концу. Финал. Смерть Одетты. Самая сложная часть.

Анна вышла на авансцену.

Ее задача — показать агонию умирающей птицы. Дрожь в руках, излом корпуса, последний вздох.

Но дрожь была настоящей. Гликоген в мышцах кончился полчаса назад. Сейчас организм жег последние резервы, расщепляя белок. Тремор в пальцах — это гипогликемия. Ноги налились свинцом.

Музыка гремела. Литавры, духовые. Финальный крещендо.

И в этот момент Анна услышала звук, которого не было в партитуре Чайковского.

Сухой, резкий металлический треск. Сверху.

Рефлекс сработал быстрее мысли. Анна подняла голову, не выходя из образа, не ломая пластику шеи. Зрители подумали, что это часть танца — лебедь смотрит в небо, прощаясь с жизнью.

Над сценой, на высоте двенадцати метров, висела основная осветительная ферма. Массивная конструкция из дюралюминиевых труб, увешанная тяжелыми прожекторами, линзами, шторками и километрами силовых кабелей. Вес — около тонны.

Она держалась на четырех стальных тросах. Левый передний трос лопнул.

Анна увидела, как стальной канат, похожий на разъяренную змею, хлестнул по воздуху, сбив один из софитов. Стекло брызнуло искрами, посыпалось вниз алмазной пылью.

Ферма накренилась. Нагрузка мгновенно перераспределилась на оставшиеся крепления. Они не были рассчитаны на такой рывок. Металл застонал.

Скрежет перекрыл оркестр.

Зрители еще ничего не поняли. Они смотрели на умирающего лебедя. Дирижер смотрел в ноты, взмахивая палочкой. Костя-Зигфрид смотрел на Анну, ожидая следующего па, готовый подхватить ее падающее тело.

Никто не смотрел вверх.

Анна перестала танцевать. Она замерла. Вышла из образа. Одетта исчезла, осталась Анна Королёва — профессионал, знающий сцену как свои пять пальцев.

Ее мозг, привыкший рассчитывать траектории прыжков и вращений, мгновенно построил модель падения.

Ферма сорвется. Крепления справа не выдержат перекоса. Болты уже выходят из бетона.

Она упадет не вертикально. Инерция лопнувшего троса и угол наклона потащат ее вперед. В зал.

Вектор падения указывал на центральную часть первых рядов партера.

Анна перевела взгляд в зал.

Первые три ряда. «Золотая зона». Билеты туда не продаются в кассах. Обычно там сидят чиновники и их жены.

Но сегодня там сидела делегация.

Дети.

Ученики Академии Русского балета имени Вагановой. Их привезли из Петербурга «по обмену опытом». Сорок человек. Мальчики в строгих черных костюмах, девочки в белых платьях с бантами. Возраст — от десяти до двенадцати лет. Элита, будущее балета. Те, кто через десять лет займет ее место.

Они сидели, задрав головы, с открытыми ртами. Они смотрели на приму. В их глазах был восторг. Они не видели смерти, висящей над ними на волоске.

Ферма сорвалась.

Остальные тросы лопнули один за другим с пулеметным треском. Тонна металла, стекла и электричества ухнула вниз.

Время не замедлилось. Это ложь из дешевых романов. Время шло так же, секунда за секундой. Просто восприятие Анны сузилось до туннеля. Исчезла музыка, исчез запах пота, исчезла усталость.

Остались только данные. Сухие факты.

Расстояние до детей — восемь метров.

Высота сцены — метр двадцать.

Скорость падения объекта — 9,8 метра в секунду в квадрате.

Время до удара — 1,5 секунды.

Кричать бесполезно. Пока звук дойдет, пока мозг детей обработает команду «Бегите», пока мышцы сократятся… Пройдет две секунды. Будет поздно.

Реакция толпы — ступор. Дети замрут. Это инстинкт. «Бей или беги» работает у взрослых. У детей работает «замри».

Нужно физическое воздействие.

Решение пришло мгновенно. Без эмоций. Без героического пафоса. Чистый расчет. Как расчет сложного каскада прыжков.

Анна была единственной, кто мог успеть. Она была на авансцене. Она была разогрета. Ее мышцы были пружинами, готовыми к взрыву.

Она сорвалась с места.

Разбег. Три широких, мощных шага. Не балетных — спринтерских. Пятка в пол, толчок носком.

Толчок от края рампы.

Прыжок в оркестровую яму спас бы ей жизнь. Там безопасно. Там бетонный козырек.

Прыжок в зал был нарушением всех инструкций по технике безопасности. Прыжок в зал был приговором.

Она прыгнула в зал.

Полет длился долю секунды. Приземление на полированный паркет прохода.

Удар.

Левая лодыжка хрустнула. Звук был слышен даже сквозь музыку и грохот падающей фермы. Связки разорвались, таранная кость вышла из сустава. Боль ударила в мозг раскаленным штырём, пытаясь выключить сознание.

Анна не дала ей этого сделать. Адреналин, впрыснутый в кровь надпочечниками, заглушил сигнал. Боль — это информация. Информация принята. Действуем дальше.

Она не упала. Она использовала инерцию приземления, уйдя в перекат через правое плечо. Вскочила на одной ноге.

Дети сидели статуями. Они видели падающую тень. Они видели летящую на них балерину в разорванной пачке, с безумными глазами. Но они не двигались.

Анна врезалась в крайнего мальчика.

Это был не балетный жест. Это был силовой прием. Удар корпусом.

— ВНИЗ!

Она сбила мальчика с кресла, отправив его на пол между рядами. Схватила за шиворот девочку рядом — рывок, бросок в сторону.

Ферма падала. Воздух, толкаемый широкой плоскостью конструкции, ударил в лицо плотной волной. Свист рассекаемого воздуха резал уши.

Анна успела толкнуть третьего ребенка — девочку с огромным белым бантом.

Четвертого она накрыла собой. Просто сбила с ног и рухнула сверху, закрывая своим телом, создавая живой щит.

Она подняла голову.

Все поле зрения заполнил металл.

Она видела заклепки на алюминиевом профиле. Пыль на линзе прожектора. Маркировку завода-изготовителя: «Сделано в Германии». Видела оборванный трос, вибрирующий в воздухе.

«Траектория верная», — отметила она отстраненно.

Дети были вне зоны прямого удара. Она сместила их на полметра. Этого достаточно.

Удар.

Звук был не громким. Он был плотным. Тяжелым. Хруст ломающихся костей смешался со звоном битого стекла и скрежетом металла о паркет.

Тонна металла вдавила Анну в пол партера.

Позвоночник сломался в трех местах. Грудная клетка схлопнулась, легкие пробиты ребрами. Сердце, сжатое чудовищным давлением, сделало последний, судорожный удар. Кровь хлынула в горло.

Боли не было. Нервная система была уничтожена быстрее, чем успела передать сигнал в мозг. Спинной мозг перебит. Связь с телом потеряна.

Последнее, что зафиксировало угасающее сознание Анны Королевой, было не страхом и не сожалением. Не было мыслей о несыгранных ролях, о несостоявшейся семье, о бессмысленности жертвы.

Это было чувство завершенности.

Идеальное движение.

Абсолютно точный расчет. Вектор, сила, тайминг. Ни одной лишней детали. Самый сложный и самый важный пируэт в ее жизни был исполнен безупречно. Она спасла будущее. Она сделала то, ради чего тренировалась всю жизнь: использовала свое тело как инструмент, чтобы изменить реальность.

Свет погас.

Глава 2. Пробуждение в холодной тьме

Тьма.

Она была не черной, а серой. Густой, как кисель. Холодной.

Ощущение тела вернулось не сразу. Сначала появился звук.

Шум крови в ушах. Стук. Тук-тук. Тук-тук. Ритм аритмичный, сбивчивый. Сердце билось так, словно пыталось пробить грудную клетку изнутри.

Потом запах.

Сырость. Плесень. Гнилая солома. Запах немытого тела и застарелого страха. Запах, который впитывается в кожу и не смывается годами.

Потом тактильные ощущения.

Холод камня под щекой. Что-то острое впивается в бок. Солома. Липкая влага на лбу.

Анна попыталась сделать вдох.

Воздух вошел в легкие со свистом. Грудная клетка отозвалась тупой, ноющей болью. Не той, смертельной, разрывающей, которую она помнила секунду назад под тонной металла, а привычной болью сильного ушиба. Как после неудачного падения с поддержки.

«Я жива?»

Мысль была вялой, ленивой. Она плавала в голове, как рыба в мутной воде.

Анна открыла глаза.

Картинка была расфокусированной. Серый каменный потолок. Грубая кладка, швы забиты мхом. Паутина в углу, дрожащая от сквозняка. Решетка под самым потолком, сквозь которую пробивается тусклый, грязный свет.

Она попробовала пошевелиться.

Тело было чужим.

Это было первое, что она поняла четко. Профессионально.

Ее тело — тело балерины Анны Королёвой — было инструментом, настроенным годами тренировок. Она знала каждую мышцу, каждое натяжение, каждый миллиметр амплитуды. Она чувствовала свои суставы, как механик чувствует двигатель гоночного болида.

Это тело ощущалось иначе.

Легче. Меньше. Слабее.

Мышечный корсет отсутствовал. Позвоночник не держал вертикаль. Суставы болтались, как у шарнирной куклы. Координация была сбита — вестибулярный аппарат посылал ложные сигналы.

Анна с трудом села на жесткой койке. Голова закружилась, к горлу подкатила тошнота. Она сглотнула вязкую, металлическую на вкус слюну. Кровь. Она прикусила язык или губу.

Она посмотрела на свои руки.

Тонкие запястья. Кость узкая, хрупкая. Смуглая, грязная кожа. Обкусанные ногти с черной каймой. На костяшках — ссадины, свежие и старые, покрытые коркой.

На левом предплечье — шрам. Свежий, багровый. Круг, перечеркнутый крестом. Клеймо. Выжженное, а не порезанное. Кожа вокруг стянута, воспалена.

— Что за… — попыталась сказать она.

Голос был не ее. Чужой. Ломкий, хриплый, подростковый. Связки были короче, гортань уже.

В этот момент плотина в голове рухнула.

Это не было плавным возвращением памяти после амнезии, как показывают в кино. Это была Ddos-атака. Загрузка терабайтов данных в мозг, который не был готов к такому объему.

Чужая жизнь, чужой опыт, чужая личность врезались в сознание Анны Королевой, как встречный товарный поезд.

Имя: Анастасия Теневая.

Возраст: 14 лет.

Статус: Курсант низшего ранга. Дочь предателя.

Местонахождение: Северная Академия, карцер № 4.

Образы вспыхивали яркими, болезненными вспышками, выжигая сетчатку изнутри.

Холодный двор Академии. Дождь, превращающий песок в жижу. Инструктор в черном плаще бьет ее палкой по ногам. Удар. Боль. «Ниже, тварь! Ниже! Колени согни!»

Лицо отца. Строгое, уставшее, с ранней сединой на висках. Кабинет, заваленный картами. «Настя, помни: тень — это не отсутствие света. Тень — это убежище. Тень — это твой друг».

Плаха на площади. Толпа ревет, требуя крови. Отец на коленях. Его рубаха разорвана. Удар топора. Голова катится по деревянному помосту, оставляя красный след. Глаза открыты и смотрят прямо на нее.

Смех однокурсников. Столовая. Каша на лице. Плевок. «Предательница! Твой папаша продал нас! Сдохни!»

Анна схватилась за виски. Боль была адской. Череп раскалывался. Две личности пытались уместиться в одном мозгу, как две операционные системы на одном жестком диске. Конфликт файлов. Синий экран смерти.

Тридцатилетняя прима Большого театра, жесткая, циничная перфекционистка, знающая цену успеху.

И четырнадцатилетняя забитая девочка-изгой, потерявшая все, сломленная, запуганная.

— Тихо, — прошептала Анна. — Тихо.

Она использовала технику, которая спасала ее перед выходом на сцену, когда паника сжимала горло. Дыхание.

Вдох на четыре счета. Раз, два, три, четыре.

Задержка. Раз, два.

Выдох на четыре счета. Раз, два, три, четыре.

Кислород пошел в кровь. Пульс начал замедляться. Картинки перестали мелькать стробоскопом. Личность Анастасии отступила, свернулась испуганным клубком в глубине сознания, уступив место железной воле Анны Королевой.

— Анализ, — скомандовала она себе вслух. Голос дрожал, но слушался.

Я умерла в Москве. Тело уничтожено тонной металла. Это факт.

Я очнулась в другом мире, в другом теле. Это данность.

Я в тюрьме. Или в карцере учебного заведения, что здесь одно и то же.

Она встала. Ноги дрожали, колени подгибались, но держали. Прошла три шага до двери. Тяжелая, дубовая, обитая железом. Засов снаружи. Внизу — узкая щель для миски.

В углу стояло ведро с водой. Поверхность затянута пленкой пыли.

Анна подошла, опустилась на колени. Заглянула в воду.

Отражение подтвердило данные памяти.

Подросток. Черные волосы, стриженные кое-как, клочьями. Скулы обтянуты кожей — голод. Под глазами — черные круги. На губе — запекшаяся кровь. На шее — желтеющий синяк.

— Ну здравствуй, Анастасия, — сказала Анна отражению. — Выглядишь паршиво.

Она зачерпнула горсть воды, плеснула в лицо. Холод обжег кожу, привел в чувство.

Нужно проверить инструмент. В ее профессии тело — это все.

Она встала в центре камеры. Места мало, но для базового чекапа хватит.

Приседания.

Колени работают тихо, без хруста. Хрящи молодые, здоровые, не стертые годами прыжков. Это плюс. Огромный плюс.

Связки эластичные, мягкие.

Наклон.

Анна сложилась пополам. Ладони легко легли на пол, лоб коснулся коленей. Никакого напряжения в пояснице. Гибкость природная, феноменальная. Позвоночник подвижный, как у кошки. Плюс.

Сила.

Анна попробовала сжать кулак. Слабо. Хват неуверенный. Мышцы предплечья не прорисованы. Минус.

Выносливость.

После десятого приседания в быстром темпе сбилось дыхание. Сердце заколотилось. Жирный минус. Организм истощен стрессом и плохим питанием.

Тело было «сырым». Заготовка. Глина, из которой можно вылепить что угодно. Потенциал огромный, но база нулевая. Анастасия не тренировалась системно, она просто выживала. Ее движения были хаотичными, инстинктивными.

Но память Анастасии дала еще кое-что. То, чего не было в мире Анны.

Магия.

Анна сосредоточилась. Она закрыла глаза и начала искать ощущение, которое помнила Анастасия.

Тепло внизу живота. Вибрация в солнечном сплетении. Поток.

Оно было там. Слабое, задавленное страхом и психологическими блоками, но живое. Энергия, которая текла по невидимым каналам тела параллельно кровеносной системе.

«Тень».

Это была не магия огненных шаров или молний. Это была магия тела. Скрытность. Скорость. Обман зрения. Искажение восприятия.

Отец учил Анастасию основам.

«Почувствуй поток. Направь его в ноги — станешь тише ветра. Направь в руки — станешь тверже камня».

Анна усмехнулась.

В прошлой жизни она управляла своим телом на грани физических законов. Она создавала иллюзию полета, иллюзию невесомости без всякой магии. Только за счет биомеханики и адского труда.

Если добавить к её технике, к её знанию анатомии и векторов движения эту энергию…

— Мы еще потанцуем, — сказала она в пустоту.

Она начала разминку. Не ту, хаотичную, которую делала Анастасия, а свою, балетную.

Плие. Медленно, контролируя каждую фазу. Вниз — вдох, вверх — выдох.

Тандю. Вытянуть носок. Почувствовать натяжение от бедра до кончика пальца.

Ронд. Круг ногой. Разработка тазобедренного сустава.

Тело сопротивлялось. Мышцы не привыкли к такой статике. Они дрожали. Но Анна заставляла их работать. Дисциплина — это то, что отличает профессионала от любителя. Дисциплина важнее таланта.

Через десять минут она вспотела. Боль в ушибах притупилась, уступив место приятному жжению в работающих мышцах.

Она остановилась. Прислушалась.

За дверью послышались шаги.

Тяжелые. Уверенные. Стук кованых сапог по камню.

Лязгнул засов. Звук был громким, резким, как выстрел.

Дверь распахнулась.

Яркий свет из коридора резанул по глазам, привыкшим к полумраку. Анна сощурилась, но не отвернулась.

На пороге стоял мужчина. Огромный, квадратный. Плечи шириной с дверной проем. Кожаный фартук поверх серой робы. В руках — связка ключей, которой можно убить.

Надзиратель. Память подсказала кличку: Боров.

— Теневая! — рявкнул он. Голос гулкий, басовитый. — Выход с вещами! Карцер освободить! На построение!

Анна выпрямилась.

Она не сжалась, как сделала бы прежняя Анастасия. Она не втянула голову в плечи. Она расправила плечи. Подняла подбородок. Выстроила вертикаль. Позиция готовности.

Взгляд Борова изменился. На долю секунды в его маленьких, заплывших жиром глазках мелькнуло удивление. Он ожидал увидеть сломленного ребенка, кусок мяса. Он увидел спокойный, оценивающий взгляд взрослого человека. Взгляд, который не просил пощады.

— Чего встала? — буркнул он уже менее уверенно, но все так же грубо. — Оглохла? Бегом!

Анна не побежала. Она пошла.

Спокойным, размеренным шагом. Спина прямая. Взгляд вперед.

Она шагнула за порог.

Холодный камень коридора обжег босые ноги. Воздух пах нечистотами и дешевой едой.

Игра началась. Ставки в этой игре — жизнь. Правил нет. Судьи куплены.

Но Анна Королёва умела играть на чужом поле. Она выжила в Большом театре. Она выживет и в Академии убийц.

Потому что здесь, в этом мире, ее искусство — искусство идеального владения телом — было не просто развлечением для богатых.

Оно было оружием.

И она собиралась заточить это оружие до бритвенной остроты.

Глава 3: Академия изгоев

Академия была не учебным заведением. Она была экосистемой.

Анна Королёва, теперь Анастасия Теневая, шла по каменному коридору, анализируя окружение. Мозг, привыкший запоминать сложные хореографические связки и анализировать ошибки конкурентов, работал как бортовой компьютер.

Экосистема делилась на касты.

Первая каста: «Чёрные». Старшие курсы. Те, кто выжил. Они носили чёрные мундиры с цветной окантовкой — символ принадлежности к одной из семи Школ. Красный — Школа Клинка. Синий — Кинжала. Жёлтый — Копья. Они двигались уверенно, говорили громко, смотрели на остальных как на мусор. У них были контракты. У них было будущее.

Вторая каста: «Серые». Младшие курсы. Расходный материал. Они носили серые робы из грубой ткани. Их учили умирать. Те, кто выживал, переходил в «чёрные». Они ходили стайками, опустив головы, и старались не попадаться на глаза старшим.

Третья каста: «Изгои». Сломанные игрушки. Курсанты, чьи семьи впали в немилость. Покалеченные на тренировках. Те, кто провалил инициацию, но кого по какой-то причине не убили. Они жили в отдельном крыле, ели объедки и служили мишенью для всех. Анастасия Теневая была на самом дне этой касты. Дочь предателя. Прокажённая.

Анна вошла в столовую.

Огромный зал, вырубленный в скале. Длинные деревянные столы, источенные ножами и временем. Высокий потолок, закопчённый факелами. Воздух пах варёной капустой, дешевым мылом и страхом.

«Чёрные» сидели у окон, где было больше света. Они ели мясо и пили что-то тёмное из глиняных кружек.

«Серые» жались в центре зала. Они ели жидкую кашу и старались не шуметь.

«Изгои» ютились в самом тёмном углу, у раздачи.

Анна взяла деревянный поднос. Поставила на него миску с серой жижей и кусок чёрного хлеба. Очередь из «серых» расступилась перед ней. Не из уважения. Из брезгливости.

Она села за стол изгоев.

Напротив сидел парень с пустыми глазами и шрамом на пол-лица. Память Анастасии подсказала: Марк. Провалил экзамен по ядам. Выжил, но повредился умом.

Справа — девушка с перебитой ногой. Лина. Сорвалась со скалы на полосе препятствий. Хромота поставила крест на карьере.

Они не посмотрели на Анну. Они смотрели в свои миски.

Анна начала есть. Еда — это топливо. Калории. Телу нужно восстанавливаться. Вчерашние побои оставили на рёбрах и спине глубокие гематомы. Мышцы ныли.

— Смотрите-ка, падаль проснулась.

Тень упала на стол.

Анна подняла голову.

Виктория Волконская. Дочь главы клана Алого Копья. Принцесса Академии.

Высокая, стройная, в идеальном чёрном мундире. Платиновые волосы заплетены в тугую косу. На поясе — тонкая рапира в ножнах из чернёного серебра.

За ней стояла её свита.

Клим. Тот самый рыжий, которого Анна унизила в коридоре. Он смотрел на неё с ненавистью.

Борис. Блондин с пустыми голубыми глазами. Силовик, тупой как пробка.

Ирма. Девушка с острым, как у крысы, лицом. Специалист по ядам.

— Приятного аппетита, Теневая, — сказала Виктория. Её голос был сладким, как мёд с мышьяком. — Не подавилась овсом? Тебя ведь кормят как скотину.

Анна молча положила ложку.

— Чего тебе? — спросила она.

Виктория усмехнулась.

— Я пришла забрать долг. Ты унизила моего человека. Клим, конечно, идиот, но он мой идиот. А за своих я спрашиваю.

— Он напал первым. Я защищалась.

— Защищалась? — Виктория рассмеялась. — Крыса, которая прячется по углам, вдруг научилась защищаться? Не смеши меня. Ты просто удачно дёрнулась. Случайность.

Она сделала знак Борису.

Тот подошёл и выплеснул содержимое своего стакана на Анну.

Горячий компот из сухофруктов. Липкий, вонючий.

Анна успела закрыть лицо руками. Жидкость обожгла шею и грудь, впиталась в грубую ткань робы.

Анастасия внутри закричала. От ужаса. От унижения. Тело сжалось, готовое принять удары. Рефлекс жертвы.

Анна подавила этот рефлекс.

Она медленно, подчёркнуто медленно, опустила руки. Встала. Её рост был на голову ниже, чем у Виктории, но она держала спину так, словно была королевой.

Она посмотрела Виктории в глаза.

— Ты запачкала мне одежду, — сказала она. — Теперь ты её постираешь.

В столовой воцарилась тишина.

Даже «чёрные» у окон перестали разговаривать.

Виктория перестала улыбаться. Её лицо превратилось в маску.

— Что ты сказала?

— Ты. Постираешь. Мою. Робу. — Анна произнесла каждое слово отдельно.

Виктория замахнулась.

Это был не удар. Это была атака. Ладонь, окутанная фиолетовым сиянием. Магия клана Алого Копья. «Удар-хлыст». Он не ломает кости, он разрывает кожу.

Анна видела траекторию. Видела, как напряглись мышцы плеча Виктории.

Анастасия внутри закричала и попыталась закрыть глаза.

Анна взяла контроль.

Тело не было готово к бою. Оно было слабым, избитым. Но оно было гибким.

Она не стала уворачиваться. Она шагнула вперёд, сокращая дистанцию.

Проскользнула под рукой Виктории. Развернулась на 180 градусов — пируэт.

Её локоть врезался Виктории в спину, точно между лопаток. В точку, где сходились нервные узлы.

Это был не сильный удар. Но он был точным.

Виктория вскрикнула. Дыхание сбилось. Магия в руке погасла.

Она пошатнулась.

— Тварь! — прошипела она, разворачиваясь.

Но Анна уже была в другом месте.

Она сделала шаг назад, зацепила ногой скамью. Скамья полетела, сбивая с ног Бориса, который бросился на помощь своей госпоже.

Ирма достала из рукава маленький стилет.

Анна схватила со стола миску с кашей. Горячей. И швырнула её в лицо Ирме.

Девушка взвыла, зажимая глаза.

Клим бросился на Анну с кулаками.

Тело Анастасии запаниковало. Оно хотело сжаться, упасть.

Анна заставила его работать.

Она нырнула под удар Клима. Проскочила мимо. Толкнула его в спину.

Клим врезался в стол. Посуда полетела на пол.

— Хватит! — рявкнул кто-то.

В столовую вошёл инструктор Зуб. Тот самый, что утром назначил дуэль.

Он оглядел побоище. Виктория, баюкающая руку. Борис, поднимающийся с пола. Ирма, вытирающая кашу с лица. Клим, рычащий от злости.

И Анна. Стоящая в центре. Спокойная. Готовая.

— Что здесь происходит? — спросил Зуб.

— Эта тварь напала на меня! — закричала Виктория.

Анна молчала.

Зуб посмотрел на неё.

— Теневая? — спросил он. — Опять ты?

— Она оскорбила меня, — сказала Виктория. — Она заслужила наказание.

— Наказание будет. Вечером. В круге, — ответил Зуб. — А сейчас — марш на тренировку. Все.

Он посмотрел на Анну.

— И ты тоже, Теневая. Сегодня у вас полоса препятствий.

Он усмехнулся.

— Посмотрим, как ты потанцуешь там.

Виктория бросила на Анну полный ненависти взгляд.

— Вечером я убью тебя, — прошептала она.

— Попробуй, — ответила Анна.

Она пошла к выходу. Спина прямая. Шаг ровный.

Тело Анастасии дрожало. Оно было напугано. Оно знало, что за эту дерзость её убьют.

Но внутри, в глубине сознания, Анна Королёва чувствовала странное, забытое ощущение.

Азарт.

Это было похоже на премьеру. Когда ты выходишь на сцену, и у тебя нет права на ошибку. Когда каждый мускул напряжён до предела. Когда на тебя смотрят тысячи глаз.

И ты знаешь, что должна победить. Не ради славы. Не ради денег.

Ради себя.

Полоса препятствий? Дуэль?

Отлично.

Это лучше, чем танцевать для министров и их скучающих жен.

Здесь, по крайней мере, всё было по-честному.

ЧАСТЬ 1: ИЗГНАННИЦА

-

Глава 4. Первые уроки

Первый урок начинался с унижения.

Полигон встретил её сырой землёй, пахнущей дождевой водой и горечью прелых листьев. Серый утренний свет едва пробивался сквозь низкие тучи, делая мир чёрно-белым, лишённым полутонов. Тридцать теней в серых робах — третий курс — выстроились перед Мастером Борисом Железным. Он был похож на оживший валун, испещрённый шрамами-рунами, и его голос, казалось, сотрясал сам воздух.

— Пять кругов! — проревел он. — Последние десять молятся богам силы на отжиманиях!

И ад начался.

Анна рванула вместе со всеми, но её тело, тело Анастасии, предало её почти сразу. Это было не тело прима-балерины, отточенное годами адских тренировок, способное выдержать трёхчасовой спектакль. Это было тело запуганного, вечно голодного подростка. Лёгкие горели, будто в них плеснули кипящей смолы. Ноги, привыкшие к сцене, вязли в грязи, каждый шаг отдавался тупой болью в икрах.

Мир сузился до стука крови в висках и хриплого дыхания. Её обгоняли, оставляя за собой брызги грязи и презрительные смешки. Она видела спины — прямые, сильные, удаляющиеся. В этом простом беге была вся иерархия Академии: сильные летят вперёд, слабые глотают пыль.

— Быстрее, Теневая! — удар голоса Бориса хлестнул по ушам. — Враги не будут ждать, пока ты отдышишься! Мёртвые ассасины не получают жалованья!

«Боль — это просто сигнал, — билась в голове мысль из другой жизни, голос её старого хореографа. — Ты не сломаешься. Тело — инструмент. Заставь его работать».

Она стиснула зубы, игнорируя протестующие крики мышц. Она вспомнила свою последнюю роль — умирающего лебедя. Ту агонию, ту боль, которую она играла на сцене. Теперь это была не игра. Она добежала. Последней. Рухнула на колени, впиваясь пальцами в мокрую землю, задыхаясь, кашляя. Мир плыл перед глазами.

Силовые упражнения стали публичной поркой. Десять жалких отжиманий, когда другие делали пятьдесят. Ноль подтягиваний — унизительное, беспомощное висение на перекладине под хохот толпы. Тридцать приседаний, после которых ноги дрожали, как у новорождённого оленёнка.

Мастер Борис навис над ней, тенью закрыв серое небо.

— Теневая, ты — позор. Как ты дожила до третьего курса?

Она молчала, не в силах ответить. Ярость и стыд боролись в ней, создавая ядовитый коктейль. «Я выдержу, — шептала она себе. — Я стану сильной. Эта боль — лишь первая цена, которую я плачу».

Но потом началась растяжка. И мир перевернулся.

Там, где другие кряхтели и стонали, пытаясь дотянуться до кончиков пальцев, её тело расцвело. Она легко, словно выдыхая, опустилась в идеальный продольный шпагат. Затем, с той же грацией, в поперечный, её тело легло на землю, образуя совершенную линию. «Мост» — и её спина выгнулась в безупречную дугу, полную скрытой силы и элегантности.

Смешки стихли. На полигоне повисла изумлённая тишина. Студенты, ещё минуту назад видевшие в ней лишь слабость, теперь смотрели с недоумением, смешанным с завистью.

Даже Борис, казалось, был впечатлён. Он обошёл её, словно диковинного зверя, его взгляд был уже не презрительным, а изучающим.

— Гибкость… — протянул он, и в его грубом голосе прорезалось удивление. — Лучшая на курсе. Теневая, это твоё оружие. Запомните все! — рявкнул он, обращаясь к остальным. — Амплитуда движения рождает силу! Чем длиннее дуга вашего удара, тем больше Потока вы в него вложите!

Он снова посмотрел на Анну, и в его глазах блеснул странный огонёк — смесь расчёта и интереса.

— Но одной гибкостью сыт не будешь. Это как идеальная тетива на луке без стрел. Тебе нужна сила. Каждый вечер, после ужина, жду тебя здесь. Будем ковать из тебя ассасина. Или ты сломаешься.

Наказание? Или шанс? Анна не знала. Но она приняла его, кивнув. Она знала одно: она не сломается. Она уже ломалась однажды. Второй раз она этого не допустит.

Аудитория в Башне Ветров была похожа на внутренность гигантского черепа, расписанного тайнами. Стены покрывали диаграммы Потоков, формулы, начертанные на языке, которого Анна не знала, но который понимало тело Анастасии. Мастер Алексей Серебряный, похожий на древнего мотылька, порхал от одной схемы к другой, и его монотонный голос плел паутину знаний.

— …Поток — это ваша кровь. Совершенство — ваше сердце. Хореография — ваш разум. Свяжите их воедино — и вы станете оружием.

Для Анны это не было скучной лекцией. Это было откровением. Она поняла, почему её балет сработал. Это не было случайностью. Это был закон этого мира. Её жизнь, посвящённая поиску совершенного движения, дала ей ключ к силе, о которой она и не мечтала. Её пальцы летали по пергаменту, занося в тетрадь не только слова Мастера, но и собственные мысли, идеи, наброски будущих «боевых танцев».

— Но помните, — голос Алексея вернул её в реальность, — Поток не бесконечен. Каждое движение имеет цену. Истощите себя — и станете лёгкой добычей. Перейдёте черту — и ваш собственный Поток сожжёт вас изнутри.

«Анастасия была слаба, потому что была голодна, — осенило Анну. — Её Поток был на исходе. Это не проклятие её крови. Это проклятие её жизни».

Этот вывод, простой и страшный, перевернул всё. Она не была обречена. Ей просто нужно было выжить. По-настоящему. Есть досыта. Спать. Тренироваться. И тогда её Поток, её сила, вернётся.

Вечером её ждал зал Школы Кинжала. И Мастер Дмитрий Острый. Его холодные глаза не обещали ничего, кроме боли. И он сдержал обещание.

Тренировка была пыткой. Кинжал в её руке был чужим, мёртвым куском металла. Движения, которые показывал Дмитрий — резкие, колющие, полные скрытой агрессии — противоречили всей её природе. Её тело, привыкшее к плавности и грации, отказывалось их выполнять.

— Ты держишь его, как цветок, Теневая! — шипел Дмитрий, выбивая кинжал у неё из рук. — Это оружие! Им убивают! Ударь! Вложи в него ненависть!

Но она не могла. В её душе не было места для такой простой, животной ненависти. Её боль была сложнее, глубже. Её танец был о любви, о потере, о красоте, но не об убийстве.

— Безнадёжна, — вынес вердикт Дмитрий. — Тебе место в Школе Танцев, а не здесь!

Смех, прокатившийся по залу, ударил её, как пощёчина. Но в этой насмешке она услышала не оскорбление, а подсказку. «Школа Танцев… Да. Он прав. Только моя школа будет смертельной».

В конце занятия Дмитрий бросил ей в лицо приговор:

— Завтра — парные бои. Теневая, ты первая. Посмотрим, кто удостоит тебя чести стать своей первой лёгкой победой.

Он ушёл, оставив её одну посреди зала, разбитую, униженную, но с зародившимся в душе пламенем.

Ночью, в тишине своей каморки, она не спала. Тело болело, каждая мышца кричала. Но разум был ясен, как никогда. Она лежала на жёсткой кровати и смотрела в темноту, где, как на сцене, разыгрывалось её будущее.

План был прост и почти невыполним.

Первое: Выковать новое тело. Тренировки с Борисом станут её горнилом.

Второе: Найти свою сцену. Место, где она сможет тренироваться в тайне, превращая свой танец в оружие.

Третье: Стать теоретиком. Понять законы магии так же глубоко, как законы балета.

Четвёртое: Выжить. Просто выжить завтра.

Она встала и подошла к маленькому, зарешёченному окну. Луна, пробившаяся сквозь тучи, бросала на каменный пол бледный квадрат света. Это была её сцена.

Она медленно, превозмогая боль, встала в первую позицию. И начала свой танец. Не для публики. Не для славы. Для себя. Для выживания.

Она делала плие, чувствуя, как Поток лениво отзывается в её теле. Делала батман, и воздух едва заметно дрожал, оставляя в лунном свете призрачный серебристый след. Это была её магия. Тихая. Тайная. Смертельная.

Внезапно она замерла. За дверью послышался шорох. Едва уловимый, как дыхание мыши. Кто-то стоял там, в темноте коридора. И слушал.

Сердце Анны ухнуло вниз. Её поймали? Сейчас войдут, и её маленький секрет, её единственная надежда, будет раскрыт?

Она затаила дыхание, превратившись в слух. Шорох повторился. А затем под дверь проскользнул маленький, сложенный вчетверо клочок пергамента.

Шаги удалились, растворившись в тишине.

Дрожащими руками Анна подняла записку. Развернула. В лунном свете проступили несколько корявых, нацарапанных углём слов:

«Завтра. Бой. Бей в левое колено. Он хромает после вчерашнего».

Внизу не было подписи. Лишь маленький, едва заметный рисунок — крошечная, стилизованная веснушка.

Лика. Девочка, которой она вчера дала надежду, сегодня возвращала долг.

Анна сжала записку в кулаке. Она не была одна. В этой ледяной пустыне, в этом мире, где каждый был сам за себя, нашёлся кто-то, кто протянул ей руку.

Это меняло всё.

Она посмотрела на свои руки, на свои ноги. На своё слабое, измученное тело. А затем — на лунный квадрат на полу.

Завтрашний бой всё ещё казался приговором. Но теперь у неё был не только план. У неё была цель. И крошечный, почти невидимый лучик надежды. А для балерины, привыкшей танцевать на острие боли, этого было более чем достаточно.

Глава 5. Заброшенный зал

Сон не приходил. Тело, истерзанное дневными тренировками, ныло тупой, разлитой болью, но разум, наоборот, был наэлектризован, как воздух перед грозой. Анна лежала на своей жёсткой кровати, глядя в темноту потолка, и снова и снова прокручивала в голове слова Мастера Дмитрия: «Завтра — парные бои… лёгкая победа…»

Она знала, что он прав. Используя стандартные, неуклюжие для неё техники Школы Кинжала, она станет посмешищем, боксёрской грушей для любого, кто захочет размяться. Её единственный шанс — это танец. Её тайна. Но где практиковать его? Её каморка была слишком мала, а любой тренировочный зал ночью мог быть под присмотром.

И тут, в глубинах памяти Анастасии, вспыхнула искра. Рассказы старшекурсников, обрывки фраз, услышанных в столовой: старое крыло Академии, бывший монастырь, заброшенный десятилетия назад. Слишком ветхий. Опасный. Забытый.

Решение пришло мгновенно, острое и ясное, как удар гонга. Она встала. Тьма комнаты была почти абсолютной, но глаза, привыкшие к сцене, где свет и тень — главные актёры, быстро адаптировались. Она натянула тёмные тренировочные штаны и рубаху, став почти невидимой. Записку от Лики, пахнущую хлебом и надеждой, она спрятала в потайной шов на поясе.

Выскользнув из комнаты, она окунулась в ночные коридоры Академии. Это был совершенно другой мир. Днём — шумный улей, полный жизни. Ночью — склеп, где редкие магические фонари пульсировали холодным синим светом,словно сердца умирающих гигантов. Тени, отбрасываемые ими, жили своей жизнью: вытягивались, сжимались, танцевали на стенах, превращая знакомые углы в пасти чудовищ.

Здесь ей пригодились другие уроки Анастасии. Не те, что давал Дмитрий, а те, что она впитала за годы выживания. Как наступать на внешний край стопы, чтобы не скрипнула половица. Как двигаться вдоль стены, сливаясь с её неровностями. Как замереть и превратиться в камень, когда вдалеке слышатся размеренные шаги ночного патруля. Она двигалась, как тень, её балетное чувство баланса и кошачья грация Школы Кинжала слились в единый, бесшумный танец.

Она миновала спящие казармы, тёмные аудитории, залы, где на стойках тускло поблескивало оружие. Наконец, в самом конце бокового коридора, она нашла её — дверь, о которой шептали легенды. Она была почти невидима, покрытая слоем пыли и паутины, сливаясь со стеной. Засов был ржавым, но не запертым. С титаническим усилием, медленно, по миллиметру, чтобы не издать ни звука, Анна сдвинула его.

Воздух, хлынувший из-за двери, был другим. Густой, затхлый, пахнущий сыростью, гниющим деревом и веками забвения. Здесь не было фонарей. Единственным источником света была полная луна, чей призрачный свет пробивался сквозь заколоченные окна.

Анна шагнула в старое крыло, и дверь за ней закрылась с тихим вздохом, отрезая её от знакомого мира. Она шла по коридору, её шаги тонули в слое пыли. Она заглядывала в комнаты, как призрак, исследующий своё прошлое. Разрушенная библиотека, где фолианты превратились в труху. Пустые кельи монахов, где на стенах ещё можно было различить выцветшие фрески. Склад, заваленный сломанными тренировочными манекенами — они лежали вповалку, с оторванными конечностями, словно жертвы безмолвной бойни.

И вот, в конце длинной галереи, она увидела их. Огромные двойные двери из чёрного дерева, покрытые сложной резьбой. Анна не знала этих символов, но память Анастасии подсказала: это древние обереги, знаки, охранявшие покой этого места. Одна из створок была слегка приоткрыта, приглашая войти.

Она толкнула дверь. Пронзительный, душераздирающий скрип петель эхом разорвал тишину. Анна замерла, сердце колотилось, как пойманная птица. Она вслушивалась в темноту, ожидая крика, шагов, чего угодно. Но в ответ — лишь гулкая, мёртвая тишина.

Собравшись с духом, она шагнула внутрь.

И ахнула.

Она оказалась в огромном зале, бывшем некогда сердцем монастыря. Высокие арочные своды терялись во мраке. Вместо витражей в окнах зияли дыры, сквозь которые лунный свет лился потоками, рисуя на полу причудливые, движущиеся узоры из света и тени. Каменный пол, хоть и потрескавшийся, был ровным и гладким — идеальная сцена. Алтарь был разрушен, скамьи сломаны, но пространство… Пространство было великолепным. Двадцать метров в длину, десять в ширину.

Это было оно. Её тайный зал. Её сцена. Её убежище.

Дыхание перехватило от восторга. Она медленно прошла в центр зала, встав в самый большой лунный луч. Тишина, покой, уединение. Здесь она могла быть собой.

Сбросив оцепенение, она начала разминку. Тело, остывшее и зажатое, отзывалось неохотно. Но она была терпелива. Плавные плие, вытягивающие мышцы. Резкие, как росчерк пера, батман тандю. Круговые, медитативные ронд де жамб. Постепенно холод отступал, кровь побежала быстрее, Поток внутри неё лениво зашевелился, пробуждаясь.

И тогда она начала творить.

Первым был пируэт. Вращение. Основа основ. Правая нога на полупальцах, левая прижата к колену, руки собраны. Толчок. Раз. Два. Три оборота. И магия взорвалась. Серебристый след, оставленный её телом, сплелся в вихрь. Пыль, спавшая на полу веками, взметнулась вверх, закружилась в лунном свете, словно метель из звёзд. Четыре. Пять. Шесть оборотов!

Она остановилась, тяжело дыша. В прошлой жизни восемь пируэтов были для неё нормой. Но даже шесть в этом слабом теле были триумфом. А эффект… Вихрь, созданный ею, пронёсся по залу, сдувая мелкие обломки со сломанных скамей.

«Это оно! — вспыхнула мысль. — Вихрь! Им можно сбить с ног, дезориентировать, создать дымовую завесу из пыли! Это техника!»

Следующим был прыжок. Гран-жете. Разбег — три бесшумных шага. Толчок. И она взмыла в воздух. На долю секунды она снова ощутила тот восторг полёта, ту невесомость, что была доступна ей на сцене. В воздухе её тело вытянулось в идеальный шпагат, руки раскинуты, как крылья. Приземление — мягкое, бесшумное, на одну ногу.

Но магический эффект был оглушительным. В момент приземления от её ноги разошлась видимая ударная волна. Каменный пол содрогнулся, пыль взорвалась во все стороны, и ближайшая сломанная скамья отлетела на метр, с грохотом ударившись о стену.

Анна замерла, потрясённая. «Атака! Это чистая атака! Если прыгнуть так на противника…»

Затем — защита. Арабеск. Она замерла в идеальном балансе на одной ноге, вторую вытянув назад, руки — в стороны. Поза статуи, полной грации и скрытой мощи. И магия откликнулась. Серебристый свет, исходящий от её вытянутых конечностей, соткался в полупрозрачный, мерцающий барьер перед ней. Она осторожно толкнула его рукой. Он сопротивлялся, упругий, как плотный воздух.

«Защита! — её сердце запело. — Это щит!»

Часы пролетели как минуты. Она была одновременно хореографом и танцовщицей, учёным и подопытным кроликом. Каждое па, каждое движение из её прошлой жизни обретало новый, смертоносный смысл.

Па-де-бурре — три быстрых, семенящих шага — превратились в рывок, молниеносное ускорение, оставляющее за собой серебристый шлейф. Фуэте — серия вращений с хлестким махом ноги — стало режущим ударом, серебряная дуга, рассекающая воздух. Даже простая ходьба на пуантах, на кончиках пальцев, обрела смысл — магический след, окутывающий её ноги, полностью глушил звук шагов.

Она не записывала. Она запоминала телом, как запоминала сложнейшие балетные партии. Атака, защита, перемещение. Её собственный, уникальный стиль рождался здесь, в этом заброшенном зале, под взглядом луны. Её Школа Танца. Восьмая Школа, о которой никто не знал.

Внезапно мир качнулся. Голова закружилась, ноги подогнулись. Она едва успела сесть на пол, прежде чем упасть. Истощение. Она чувствовала, как её Поток, её внутренняя энергия, иссяк, словно вода из пробитого бурдюка. Мастер Алексей был прав. Это было опасно.

Она сидела, тяжело дыша, и смотрела на дело своих рук. Зал был окутан серебристым туманом — затухающие следы её магии. Это было смертельно красиво.

«Я не могу раскрыть это, — поняла она. — Ещё не время. Пока я слаба, это мой единственный козырь. Использовать только в крайнем случае. Как завтра».

Пора было уходить. Она встала, отряхнула пыль с одежды и направилась к выходу. Уже у самых дверей её пронзило ледяное ощущение. Ощущение взгляда. Тяжёлого, внимательного взгляда в спину.

Она резко обернулась.

Пусто. Лишь лунный свет и тени. Ни звука. Ни движения.

Но ощущение не проходило. Оно впилось в её кожу холодными иглами. Паранойя? Или… кто-то видел её танец? Её секрет?

Она выскользнула из зала, не решаясь обернуться снова. Бесшумной тенью она прокралась обратно в свою комнату. Легла в кровать, но холод, не имеющий ничего общего с ночной прохладой, сковал её.

Кто-то был там. Она была в этом уверена.

Завтрашний бой перестал быть главной угрозой. Теперь у неё был новый, неизвестный враг. Или… союзник? Этот вопрос, безмолвный и страшный, остался висеть в темноте её комнаты до самого рассвета.

Глава 6. Первая кровь

Третий день в Академии начался с боли. Анна проснулась оттого, что её тело кричало. Каждая мышца, каждая связка протестовала против насилия, которому она подвергла их ночью. Тайная тренировка в заброшенном зале, а затем часы беспокойного сна, отравленного подозрением, что за ней наблюдали, — всё это взяло свою цену. Её Поток был на исходе, тонкий, как паутинка. Голова была тяжёлой, а веки — свинцовыми.

Но сегодня были парные поединки. Сегодня слабость была равносильна смерти.

За завтраком она заставила себя съесть двойную порцию безвкусной овсянки. Ей нужна была энергия. Она ела механически, не обращая внимания на перешёптывания и косые взгляды. Она чувствовала на себе взгляд Виктории — тяжёлый, полный предвкушения. Ледяная принцесса ждала её публичного унижения.

Тренировочный зал Школы Кинжала гудел, как растревоженный улей. В центре, в круге, очерченном мелом, уже шёл бой. Студенты столпились вокруг, их лица были напряжены, глаза горели азартом. Воздух был наэлектризован.

Мастер Дмитрий Острый стоял у края круга, скрестив руки на груди.

— Бой до первой крови или сдачи! — его голос резал воздух. — Серьёзные травмы — наказание. Мы учимся убивать, а не калечить друг друга по глупости.

Анна смотрела, анализируя. Техники Школы Кинжала были быстрыми, смертоносными. Резкие выпады, обманные финты, скользящие шаги. Всё строилось на агрессии и внезапности. Ничего общего с её плавным, тягучим стилем.

Один бой сменялся другим. Кровь, сдача, победитель, проигравший. Наконец, Дмитрий поднял руку, призывая к тишине.

— Следующая пара. Теневая против… Ледяной.

Зал ахнул. Затем взорвался гулом недоумения. Виктория? Но она была старшекурсницей, из другой группы. Что она здесь делает?

В дверях появилась сама Виктория. Она вошла в зал с хищной грацией пантеры, на её губах играла самодовольная улыбка. В руках она держала тренировочное копьё.

— Мастер Ледяная попросила провести показательный бой, — равнодушно пояснил Дмитрий, не глядя на Анну. — Демонстрация превосходства Школы Копья над Школой Кинжала. Я счёл это полезным уроком.

Ловушка. Это была идеально подстроенная ловушка. Виктория, униженная в столовой, жаждала реванша. Публичного, жестокого реванша. И Дмитрий, презиравший Анну, с радостью предоставил ей эту возможность.

Сердце Анны ухнуло. Весь её план, все её ночные тренировки — всё это было слишком хрупким, слишком сырым. Она была не готова.

Но отступать было нельзя. На глазах у всей школы это было бы равносильно самоубийству. С прямой спиной, с высоко поднятой головой, как она выходила на сцену Большого театра, Анна шагнула в круг. Ей в руку вложили тупой деревянный кинжал. Он был тяжёлым и неудобным.

— Ледяная, — бросил Дмитрий, — ты старше и опытнее. Не покалечь её слишком сильно.

В его тоне было столько же заботы, сколько в ударе топора.

Виктория сладко улыбнулась.

— Конечно, Учитель.

Но её глаза, холодные, как осколки льда, говорили об обратном. Они обещали боль.

Вокруг зашептались:

— Теневая — труп.

— Ледяная её уничтожит.

— Ставлю на то, что она и минуты не продержится.

Сигнал.

Виктория не стала ждать. Она атаковала мгновенно. Выпад копьём — молниеносный, точный, нацеленный прямо в солнечное сплетение.

Инстинкт. Чистый балетный инстинкт спас Анну. Она сделала па-де-бурре назад — три быстрых, семенящих шага. Магический след, оставленный её ногами, создал импульс, отбросив её на полметра дальше, чем она ожидала. Острие копья просвистело в сантиметре от её живота.

Виктория замерла на мгновение, удивлённая. Она не ожидала такой скорости. Но тут же атаковала снова. Серия выпадов, один за другим. Копьё было длиннее кинжала, и она использовала своё преимущество в дистанции, не давая Анне приблизиться.

Анна не пыталась атаковать. Она превратилась в танец. Уклоны, прогибы корпуса, резкие шаги в сторону. Каждое её движение было изящным, выверенным, и магия, послушная совершенству формы, помогала ей, ускоряя, добавляя импульс. Она не дралась. Она танцевала со смертью.

Виктория начала терять терпение.

— Стой на месте, трусиха! — выкрикнула она, её голос сорвался от злости.

Она сменила тактику. Размашистые, рубящие удары, призванные загнать Анну в угол, лишить её пространства для манёвра. И ей это удалось. Анна отступала, пока не почувствовала спиной взгляды зрителей. Край круга. Ловушка захлопнулась. Виктория торжествующе улыбнулась, готовясь нанести решающий удар.

Но она не учла одного. Опыт балерины, которая чувствует сцену, каждый её сантиметр, даже спиной. Анна знала, где она находится. И в тот момент, когда копьё Виктории начало свой смертоносный путь, Анна сделала это.

Гран-жете. Высокий, летящий прыжок в сторону. Она взмыла в воздух, её тело вытянулось в идеальном шпагате, и приземлилась в центре арены, пока копьё Виктории с силой ударило в пустоту.

Зал ахнул.

— Что это было?

— Она что, танцует?

Виктория обернулась. Её лицо пылало от гнева и унижения. Она потеряла контроль. Забыв о технике, о тактике, она бросилась вперёд, одержимая лишь одним желанием — попасть, ударить, сокрушить эту танцующую тень.

Анна уклонялась, уклонялась, уклонялась. Её танец был прекрасен. Но он был бесполезен. Она не могла победить, только обороняясь. А силы были на исходе. Ночная тренировка, скудный Поток, боль в мышцах — всё это давало о себе знать. Дыхание стало прерывистым. Ноги начали подкашиваться.

Виктория заметила это.

— Устала? — её голос был полон ядовитого торжества. — Сейчас мы это закончим.

Резкий замах. Горизонтальный удар, нацеленный в голову.

Анна попыталась уклониться, но тело не послушалось. Она была слишком медленной. Копьё с силой врезалось ей в плечо. Боль, острая, пронзительная, заставила её вскрикнуть и упасть на одно колено.

— Первая кровь! — выкрикнул кто-то из толпы.

Нет. Анна посмотрела на плечо. Синяк стремительно наливался багровым цветом, но кожа была цела. Ещё не конец.

Виктория стояла над ней, занеся копьё для удара сверху.

— Сдавайся.

Старая Анастасия сдалась бы. Она бы заплакала и попросила пощады. Но в этом теле жила душа женщины, которая уже однажды умерла, спасая других. Она не могла сдаться.

Но она также знала, что этот мир не прощает слабости. Иногда, чтобы выжить, нужно причинить боль.

И она приняла решение.

Из последних сил, на грани потери сознания, она сделала это. Отчаянное, яростное фуэте. Вращение на одной ноге. Левая нога, согнутая в колене, взметнулась вверх, и кинжал в её руке, ставший продолжением этого движения, описал в воздухе серебряную дугу.

Виктория, уверенная в своей победе, не ожидала атаки. Она попыталась отскочить, но было слишком поздно. Тупой деревянный кинжал, усиленный магическим следом, чиркнул по её руке.

Царапина. Неглубокая. Но из неё выступила капля крови. Алая. Яркая.

— Первая кровь!

Тишина. Мёртвая, оглушительная тишина. А затем — взрыв шёпота. Все смотрели то на Викторию, с недоумением разглядывающую свою рану, то на Анну, застывшую в изящной балетной позе, с поднятой ногой и вытянутыми руками.

— Ты… как ты посмела… — голос Виктории дрожал от унижения. Её. Старшекурсницу. Гордость Академии. Победила эта… никчёмная Теневая. На глазах у всех.

— Бой окончен! — вмешался Мастер Дмитрий. В его голосе слышалось откровенное изумление. — Победитель — Теневая.

Виктория с яростью швырнула копьё на пол и выбежала из зала. Её свита, бросая на Анну ненавидящие взгляды, последовала за ней.

Анна опустила ногу. Тело больше не слушалось. Она покачнулась, едва не упав. Взгляды, направленные на неё, изменились. В них больше не было презрения. Было удивление. Любопытство. И даже проблеск уважения.

Дмитрий подошёл к ней.

— Теневая. Что это была за техника?

— Импровизация, Учитель, — выдохнула Анна.

— Импровизация… — он смотрел на неё скептически. — Больше похоже на танец. Нестандартно. Непредсказуемо. — Он сделал паузу. — Но эффективно. В этот раз. Но не полагайся на удачу. Если бы Ледяная была серьёзна с самого начала, ты бы лежала здесь со сломанными костями.

Анна молча кивнула. Она знала, что он прав. Она победила не силой. Она победила неожиданностью. В следующий раз этого козыря у неё не будет.

— Иди в лазарет, — бросил Дмитрий. — Проверь плечо.

Он отвернулся, оставив её одну в центре круга.

Выйдя из зала, она почувствовала, как мир уходит у неё из-под ног. Ноги подкосились, и она сползла по стене, тяжело дыша. Голова кружилась. Истощение было полным, критическим.

— Эй, ты в порядке?

Она подняла голову. Перед ней стоял массивный, коротко стриженный парень. Воспоминания Анастасии подсказали: Максим Серов. Школа Голых Рук. Сирота. Тихий, всегда держался особняком.

Он протянул ей руку.

— Помочь?

Она ухватилась за его ладонь, тёплую и сильную, и с его помощью поднялась на ноги.

— Спасибо…

— Видел твой бой. Впечатляюще. Ледяная — та ещё стерва. Хорошо, что кто-то поставил её на место.

Слабая улыбка тронула губы Анны.

— Я просто… не хотела сдаваться.

— Это было видно. — Его взгляд был серьёзным, прямым. — Но будь осторожна. Виктория этого не простит. Она будет мстить.

— Я знаю.

— Ты выбрала бороться, — он кивнул с уважением. — Респект. Максим Серов. Можно просто Макс.

Он протянул ей руку для рукопожатия.

— Анастасия Теневая. Просто Анна.

— Анна, — повторил он. — Если понадобится помощь, скажи. Мы, изгои, должны держаться вместе.

Она смотрела, как он уходит. Его слова — «мы, изгои, должны держаться вместе» — отозвались в её душе неожиданным теплом.

Она не одна. Впервые за долгое время она была не одна. И это давало ей силы. Силы, чтобы жить. Чтобы бороться. Чтобы победить.

Глава 7. Наставник в тени

Лазарет пах травами. Горькими, как сожаление, и сладкими, как надежда. Маленькая комната с тремя кроватями, застеленными серым, но чистым бельём, была островком покоя в бурлящем океане Академии. Целительница, пожилая женщина с руками, которые помнили и сталь, и шёлк, осмотрела плечо Анны. Её пальцы были сухими и тёплыми, они двигались по коже с уверенностью человека, знающего карту человеческого тела наизусть.

— Сильно, — констатировала она, надавливая на край багрового синяка. — Но кость цела. Ледяная сдержалась. На удивление.

Она взяла с полки тёмную глиняную баночку. Оттуда дохнуло холодом и резким запахом мяты. Целительница зачерпнула густую зелёную мазь и без предупреждения втёрла её в ушибленное плечо. Анна вскрикнула — ледяное пламя обожгло кожу, проникая до самой кости.

— Терпи, — буркнула женщина, накладывая тугую повязку. — Завтра будет болеть, как будто чёрт на нём плясал. Но заживёт. Ты молодая, кости крепкие. Восстановишься.

Анна прошептала слова благодарности и вышла, чувствуя, как холодная мазь начинает свою работу, замораживая боль.

В столовой на неё смотрели. Не с презрением, как раньше. С любопытством. С удивлением. Некоторые — с тенью уважения. Она победила Викторию Ледяную. Для этого мира, где сила была главной валютой, это было равносильно чуду. Она села за стол изгоев, рядом с Максом. Он молча подвинул ей свой кусок хлеба. Она молча приняла. Слов не требовалось.

После ужина, когда сумерки начали сгущаться, окрашивая серые стены Академии в фиолетовые и индиговые тона, Анна направилась на полигон. Тело протестовало, умоляло об отдыхе. Но она помнила. Мастер Борис ждал её.

Полигон был пуст и тих. Холодный ветер гонял по земле опавшие листья. Анна ждала, дрожа не столько от холода, сколько от усталости. Борис появился из тени, бесшумный, как призрак.

— Теневая. Пришла. Хорошо. Думал, сбежишь после сегодняшнего.

— Я не сбегаю, — тихо ответила Анна.

— Видел. Твой бой с Ледяной обсуждают все. — Он подошёл ближе, его тяжёлый взгляд, казалось, проникал под кожу. — Нестандартно. Танец. Откуда это?

Анна колебалась. Раскрыть свой единственный козырь? Но что-то в его лице, в его серьёзном, лишённом насмешки тоне, внушало доверие.

— Экспериментирую, — осторожно сказала она. — Ищу свой стиль.

Борис медленно кивнул.

— Разумно. Стандартные техники подходят не всем. Нужно иметь смелость искать своё. Но танец… опасно. Красиво, но слишком открыто. Ты оставляешь много уязвимых мест.

— Я знаю. Я работаю над этим.

— Покажи.

Это был приказ. Анна вздохнула. И решила рискнуть. Она не стала показывать атакующую технику. Вместо этого она плавно перешла в арабеск. Замерла в идеальном балансе, вытянув тело в безупречную линию. Магический след, повинуясь её воле, соткался перед ней в полупрозрачный, мерцающий щит.

Борис подошёл и без предупреждения ткнул в барьер своим массивным кулаком. Щит прогнулся, затрещал, но выдержал.

— Защита. Интересно. Но слабо. Очень слабо. Сильный удар пробьёт его, как бумагу.

— Я знаю. Его нужно укрепить.

— Укрепить — это не только магия, — прорычал он. — Это тело! Твоё тело! Магия течёт через мышцы, через кости. Слабое тело — слабая магия. Чем сильнее мышцы, держащие позицию, тем крепче будет твой барьер.

И тут Анна поняла. Физическая сила и магия были неразрывно связаны. Именно поэтому Борис так настаивал на силовых тренировках. Это не было бессмысленной муштрой. Это было закладывание фундамента.

— Начнём, — скомандовал он.

И ад начался снова. Отжимания. Приседания. Планка. Он не давал ей пощады. Тело, истощённое после боя, отказывалось подчиняться. Она падала. Снова и снова. Но каждый раз, превозмогая боль, она поднималась.

— Боль временна! — кричал он. — Слабость — смертельна! Ты хочешь выжить в этом мире, Теневая? Хочешь? Тогда терпи!

И она терпела. Она вспоминала крики хореографов, стёртые в кровь ноги, слёзы отчаяния в пустом репетиционном зале. Она выдержала тогда. Она выдержит и сейчас.

— Достаточно, — наконец сказал он, когда она лежала на земле, не в силах пошевелиться. — На сегодня всё. Завтра в это же время. И так каждый вечер. Месяц. Потом посмотрим.

Он ушёл, растворившись в темноте. Анна осталась одна, глядя в бездонное, усыпанное незнакомыми звёздами небо. «Я выжила, — думала она. — Но этого мало. Я должна стать сильнее. Намного сильнее».

Она шла по пустым коридорам, опираясь на стену. Каждый шаг отдавался болью.

— Теневая.

Она вздрогнула и обернулась. Из тени одной из арок вышел Учитель Григорий Волков.

— Учитель. — Она инстинктивно выпрямилась, пытаясь скрыть свою усталость.

— Иди со мной.

Он не стал ждать ответа. Просто развернулся и пошёл. Анна, помедлив секунду, последовала за ним.

Они поднялись в его кабинет в башне. Он молча налил в две чашки дымящийся травяной чай и протянул одну ей. Она с благодарностью приняла. Горячая, ароматная жидкость разлилась по телу теплом, смывая часть усталости.

— Я видел твой бой, — нарушил он молчание, глядя в окно. — Нестандартно. Хаотично. Но эффективно. Ты победила не силой, а неожиданностью. И немного удачей.

— Я знаю, Учитель. Я слаба.

— Вижу, что ты это понимаешь. Борис сказал, ты приходишь на дополнительные тренировки. Это хорошо. — Он сел напротив неё. — Но физическая сила — лишь основа. Твой стиль… этот танец… он требует понимания. Скажи мне, почему, по-твоему, танец создаёт магию?

Анна задумалась.

— Совершенство движения, — вспомнила она слова Мастера Алексея.

— Частично. Но это лишь форма. А что насчёт содержания? Танец — это история. Эмоция. Намерение. Магия откликается не только на движение тела, но и на движение души. Пустое, механическое движение, пусть и идеальное, рождает слабую магию. Движение, наполненное смыслом, чувством, — вот что создаёт настоящую силу.

Анна замерла. Она вспомнила свой последний танец, «Умирающего лебедя». Она вложила в него всю свою боль, всё своё одиночество, всё своё отчаянное желание быть нужной. И танец стал живым.

— Я… я понимаю, — прошептала она.

— Хорошо. — Григорий встал, подошёл к книжной полке и снял с неё старый, потёртый том в кожаном переплёте. Он положил книгу перед Анной. — Это дневник одного из первых мастеров Магии Движения. Он много писал о связи эмоций и силы. Изучи его. Это поможет тебе понять себя. И свой танец.

Анна с трепетом открыла книгу. Первая страница, выведенная каллиграфическим почерком, гласила: «Магия — это не просто движение тела. Это движение души. Будь честен в своём движении, и магия откликнется».

— Спасибо, Учитель, — прошептала она, поднимая на него глаза.

Григорий смотрел в окно. Долгое молчание висело в комнате, а затем он произнёс, тихо, словно говоря сам с собой:

— Твой отец… он тоже искал свой путь. Он не хотел следовать догмам. Он экспериментировал.

Анна замерла.

— Вы… вы знали моего отца?

Григорий медленно повернулся. В его глазах была такая глубокая, застарелая боль, что у Анны перехватило дыхание.

— Знал. Дмитрий Теневой был моим лучшим другом. Мы вместе учились, вместе выполняли контракты. Он был… лучшим из нас.

Сердце Анны забилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

— Тогда… вы знаете… Он не был предателем?

На лице Григория отразилась мучительная борьба.

— Я не могу рассказать тебе всего. Не сейчас. Это слишком опасно. Но знай одно: я никогда не верил в его вину. Твой отец не мог убить невинного. В ту ночь… что-то случилось. Что-то ужасное, чего я до сих пор не понимаю. — Его голос дрогнул. — Прости меня. Я не смог его спасти.

Слёзы хлынули из глаз Анны.

— Почему… почему вы говорите мне это сейчас?

— Потому что я вижу в тебе его. То же упрямство. То же нежелание сдаваться. Ту же искру. — Он подошёл и положил руку ей на плечо. Жест был непривычно тёплым, отеческим. — Твой отец хотел бы, чтобы ты стала сильной. Не для мести. Для жизни. Стань сильной, Анастасия. Настолько сильной, чтобы никто и никогда не посмел тебя сломать.

— Я стану, — твёрдо сказала она, глядя ему в глаза. — Обещаю.

— Я помогу тебе. Но тайно. Если узнают… у нас обоих будут большие проблемы. Приходи сюда каждую субботу, после отбоя. Будем работать. Над твоим стилем. Над твоей силой.

— Вы… вы правда поможете? — в её голосе звучало неверие.

— Я в долгу перед твоим отцом. И, может быть, помогая тебе, я смогу искупить свою собственную слабость. — Он отвернулся. — А теперь иди. Тебе нужен отдых.

Анна встала, прижимая к груди бесценную книгу. У самых дверей она обернулась.

— Учитель Григорий… спасибо. За всё.

Он не обернулся. Лишь молча кивнул.

В своей комнате она упала на кровать, слёзы текли по её щекам. Слёзы горя. Слёзы облегчения. Слёзы надежды. Она не одна. Её отец не был предателем. И у неё появился наставник.

Она открыла книгу. И читала до глубокой ночи, пока буквы не начали расплываться перед глазами. Она заснула с книгой на груди, и впервые за эти три дня её сон был спокойным и безмятежным. Она была дома.

Глава 8: Месяц в тени

Этот месяц стал её личным чистилищем. Месяц, сотканный из боли, пота, тайны и маленьких, выстраданных побед. Он прошёл как один длинный, изматывающий день, разделённый на три акта: ночь, день и сумерки.

Неделя 1: Адаптация

Ночь была её временем. Её сценой. Заброшенный зал монастыря, залитый призрачным лунным светом, превратился в её святилище. Здесь, вдали от чужих глаз, она заново знакомилась со своим телом и своим искусством. Каждое базовое балетное па она препарировала, искала в нём скрытый боевой потенциал.

Пируэт — простое вращение — стал её первым открытием. Быстрый, на грани потери контроля, он создавал хаотичный вихрь пыли и воздуха, способный ослепить и дезориентировать. Медленный, выверенный, он соткал вокруг неё мерцающий защитный барьер. Она падала, поднималась, снова падала, её тело покрывалось синяками от столкновений с обломками скамей, но с каждой попыткой она чувствовала, как магия откликается всё охотнее. Серебристые следы её движений, поначалу тусклые и рваные, становились всё ярче, покрывая стены и пол зала светящейся паутиной.

Днём её ждал ад наяву. Тренировки с Мастером Борисом. Это была грубая, тупая работа, лишённая всякой грации. Отжимания, подтягивания, приседания. Её тело кричало, мышцы горели. Прогресс был мучительно медленным. Десять отжиманий превратились в пятнадцать. Ноль подтягиваний так и остался нулём. Но она не сдавалась. Боль стала её постоянной спутницей, как когда-то в балетной школе. Борис не хвалил. Он лишь смотрел своим тяжёлым взглядом и иногда ронял: «Лучше. Продолжай». И этого было достаточно.

В субботу, под покровом ночи, она пришла к Григорию. Его кабинет, пахнущий старыми книгами и травами, был островом спокойствия. Она показала ему свои наработки. Он смотрел молча, его лицо было непроницаемо.

— Твой пируэт создаёт вихрь, но он дикий, неконтролируемый, — наконец сказал он. — Ты пытаешься взять скоростью. Но в магии, как и в бою, контроль важнее скорости. Попробуй медленнее. Сознательно направляй Поток.

В центре кабинета, где Григорий заранее освободил место, она попробовала. Медленное вращение, каждый мускул напряжён, всё внимание сосредоточено на тепле в груди, которое растекалось по телу. Вихрь был слабее, но он двигался по её воле, формируя перед ней плотный, упругий щит.

— Вот, — кивнул Григорий. — Видишь? Не сила, а контроль. В твоём танце центр — это твой корпус. Держи его стабильным, как ось мира, а конечности пусть будут твоим оружием. Тогда магия обретёт фокус.

В столовой что-то изменилось. Она больше не была невидимкой. После её победы над Викторией студенты начали её замечать. Некоторые кивали при встрече. Макс теперь всегда садился рядом, и их молчаливые завтраки стали для неё опорой. Виктория тоже смотрела. Но теперь в её взгляде не было презрения. Была холодная, выжидающая ненависть змеи, готовящейся к броску.

Неделя 2: Контроль

Одиночные движения были хороши, но бой — это диалог. Анна начала сплетать свои па в комбинации, в смертоносные фразы. В заброшенном зале она часами отрабатывала первую связку: арабеск для блока, молниеносное па-де-бурре для ухода с линии атаки и завершающее, рубящее фуэте. Поначалу получалось неуклюже, она сбивалась с ритма. Но постепенно движения слились в единый, плавный, смертоносный танец. Магические следы больше не были отдельными линиями, они сплетались в непрерывный, сияющий узор.

На занятиях Школы Кинжала она тоже начала делать успехи. Упражнение с движущимися мишенями. Раньше она мазала, её движения были слишком широкими. Теперь же, используя балетную координацию и чувство момента, она выбрасывала руку с кинжалом, как в батман тандю, — резко, точно, от бедра. Десять из десяти. Даже Мастер Дмитрий, проходя мимо, процедил сквозь зубы: «Точность улучшилась. Продолжай». Эта скупая похвала была для неё дороже золота.

Субботний урок с Григорием был посвящён дыханию и ритму.

— Вдох — накопление Потока, — объяснял он. — Выдох — его высвобождение. Синхронизируй танец с дыханием, и твоя магия станет эффективнее, ты будешь тратить меньше сил.

— И ритм, — продолжал он. — В бою, как и в музыке, ритм решает всё. Не будь монотонной. Меняй темп. Рваный, быстрый ритм для атаки, медленный, тягучий — для защиты. Сбей противника с его собственного ритма, и он станет уязвим.

Анна поняла. Это было как в балете. Смена темпа, от адажио к аллегро, создавала напряжение, удивляла, захватывала. Теперь это будет удивлять и убивать.

Неделя 3: Сила

Тело начало меняться. Адские тренировки с Борисом приносили плоды. Мышцы, окрепшие и налившиеся силой, больше не кричали от боли, а гудели приятной усталостью. Прогресс был очевиден: тридцать отжиманий, восемьдесят приседаний и, о чудо, три полных, чистых подтягивания!

— Хорошо, — кивнул Борис, и в его глазах промелькнуло настоящее уважение. — Видишь? Тело — глина. Лепи из него то, что тебе нужно. Через месяц будешь вдвое сильнее.

В редкие свободные часы Анна пропадала в библиотеке. Она читала всё, что могла найти о Семи Школах, об истории магии. И однажды, в пыльном фолианте, она наткнулась на упоминание легенды о Восьмой Школе. Школе Танца, где ассасины использовали искусство как оружие. Школа, техники которой считались утерянными после древней войны.

Она улыбнулась. Не утеряны. Она возрождала их. Это чувство причастности к чему-то великому наполнило её новой решимостью.

В ту ночь, в своём заброшенном зале, она создала свою первую ката, свою первую законченную форму. Это была минута чистого, смертоносного искусства. Плавные, накапливающие силу движения перетекали в вихревую защиту пируэтов, затем — в атакующую мощь гран-жете и завершались серией режущих ударов фуэте. Магические следы сплетались в гипнотический узор света. Она закончила форму в позе арабеск, тяжело дыша, но с чувством глубокого удовлетворения. Это было начало.

Неделя 4: Испытание

На еженедельном ранговом турнире её поставили против студента из Школы Цепи. Он пытался опутать её, связать, лишить её главного преимущества — движения. Но она была слишком быстра, слишком неуловима. Уклоняясь от летящих цепей, она выждала момент и нанесла короткий, точный удар ногой в стиле фуэте по его руке. Цепь со звоном упала на пол. Победа. Её ранг поднялся с предпоследнего места до двадцать второго. Маленький шаг, но такой важный.

Их дружба с Максом крепла. Они часто тренировались вместе на вечернем полигоне — он отрабатывал силовые приёмы, она — растяжку.

— Ты изменилась, — сказал он однажды, глядя на неё. — Стала… увереннее.

— Я много работаю.

— Это видно. Даже Виктория тебя не трогает. Выжидает.

— Я знаю, — кивнула Анна. — Она как змея в траве. Ударит, когда я меньше всего буду этого ждать.

— Будь готова, — серьёзно сказал он.

— Я готова, — ответила она, и в её голосе была сталь.

Последний урок месяца у Григория стал для неё откровением. Она показала ему свою первую форму. Он смотрел молча, от начала до конца, его лицо было непроницаемо.

— Впечатляюще, — наконец произнёс он. — Ты создала нечто уникальное. Школа Танца… возможно, это не просто твой стиль. Возможно, это будущее. Но помни: уникальность — это и сила, и слабость. Никто не знает твоих техник, и в этом твоё преимущество. Но ты одна. У тебя нет учителей, кроме меня. Каждая твоя ошибка может стать последней.

Он подошёл и положил руку ей на плечо.

— Твой отец гордился бы тобой. Ты… достойна имени Теневых.

Слёзы навернулись ей на глаза.

— Спасибо, Учитель.

Ночь. Анна лежала в своей комнате. Месяц теней прошёл. Она стала сильнее, быстрее, увереннее. Но чувство тревоги не покидало её. Ощущение того, что за ней наблюдают, не исчезло. Оно лишь затаилось, как и ненависть Виктории. Она знала, что затишье скоро закончится. И следующий удар будет намного сильнее. Она закрыла глаза, прислушиваясь к своему Потоку — ровному, сильному, готовому к бою. Она была готова.

Глава 9. Вихрь совершенства

Утренний свет, проникавший через высокие арочные окна Большого зала, был жёлтым и густым, как старый мёд. Пыль, взвешенная в воздухе, кружилась в солнечных лучах, создавая иллюзию неторопливого, ленивого покоя. Но в зале царило напряжение. Семьдесят студентов третьего курса выстроились в ровные шеренги перед инструктором Павлом Железновым — мастером второго ранга Школы Кинжала, чьи руки помнили больше смертей, чем большинство студентов могло себе представить.

Анастасия стояла в самом конце, как всегда стараясь быть невидимой. Восьмой ранг из восьми — последняя, слабейшая, почти изгой. Её тело ныло после ночной тренировки. Она провела несколько часов в заброшенном балетном зале под восточным крылом, отрабатывая новые комбинации, превращая танец в оружие. Плечо, едва оправившееся после недавнего боя, снова напомнило о себе тупой болью.

— Парные спарринги! — прорычал Железнов, и его голос, хриплый от тысячи приказов, заставил её вздрогнуть. Он окинул взглядом шеренги, его глаза — холодные, как лёд, — остановились на ней.

— Теневая! С Волковым!

Её сердце ухнуло вниз.

Дмитрий Волков. Пятикурсник. Третий ранг Школы Кинжала. Его имя ассоциировалось с болью. Он был известен своей жестокостью, своим презрением к слабым. Его магические следы были видны даже когда он стоял неподвижно — тусклое красное свечение, окутывающее его кинжалы, словно пламя, пожирающее сталь. Её следы? Едва заметное серое мерцание, которое исчезало прежде, чем кто-то мог его разглядеть. Разница была не просто велика. Она была пропастью.

Круг замкнулся. Студенты с интересом, смешанным с предвкушением, наблюдали за происходящим. Виктория Ледяная стояла в первом ряду, и на её губах играла хищная улыбка. Она ждала этого момента. Макс сжал кулаки до побелевших костяшек, но он не мог вмешаться. Правила были священны.

Анастасия шагнула в круг. Её рука дрожала, когда она брала тренировочный кинжал — тупой, обтянутый кожей, но всё равно способный сломать кость. Волков уже стоял напротив, расслабленный, самоуверенный. Его взгляд был полон презрения. Это будет коротко. Это будет больно.

— Начали!

Волков атаковал мгновенно. Прямой выпад, классическая техника Школы Кинжала — быстрая, точная, смертоносная. Его кинжал, окутанный красным магическим следом, пронёсся в воздухе со свистом. Она попыталась блокировать, но сила удара отбросила её руку в сторону, кинжал вылетел из пальцев, звякнув о пол. Она потеряла равновесие.

Второй удар — снизу вверх, нацеленный в живот.

Инстинкт.

Не инстинкт Анастасии, запуганной, привыкшей пятиться. Инстинкт Анны Королёвой. Прима-балерины Большого театра. Женщины, которая отработала тридцать два фуэте до такого совершенства, что тело выполняло их во сне.

Она не думала. Тело само вспомнило.

Анастасия развернулась на носке правой ноги. Чистый, идеальный пируэт. Руки в третьей позиции, левая нога подтянута к колену, спина прямая, как стрела. Классическое балетное вращение, отточенное тысячами повторений. Совершенное.

И мир взорвался.

Вокруг неё возник ураган. Не метафорический. Реальный магический вихрь, диаметром пять метров. Воздух закрутился с такой силой, что втянул пыль, обрывки ткани, мелкие камни с пола. Магические следы, оставленные её вращением, не просто светились — они пылали ослепительно-серебристым пламенем, ярче любого следа, который она когда-либо видела. Они множились с каждым оборотом, создавая невероятный, гипнотический узор.

Волков, застигнутый врасплох, попытался устоять. Его магический щит вспыхнул красным, но вихрь смёл его, как осенний лист. Его отбросило назад с такой силой, что защитные печати на его тренировочной одежде — древние руны, способные выдержать удар мастера первого ранга — вспыхнули, затрещали и разорвались со звуком рвущейся ткани. Он пролетел десять метров и врезался спиной в каменную стену. Его кинжалы со звоном упали на пол.

Анастасия завершила вращение. Плавно, естественно, она перешла в финальную позу — арабеск. Одна рука изящно вытянута над головой, другая — на уровне сердца, левая нога поднята назад, параллельно полу. Её тело было воплощением грации, линии — идеальны.

Вихрь рассеивался медленно, неохотно. Серебристые следы висели в воздухе ещё пять бесконечных секунд, когда норма составляла половину секунды. Они светились, пульсировали, словно живые.

Тишина.

Абсолютная, мёртвая тишина.

Семьдесят студентов застыли, не смея дышать. Даже Виктория, чьё лицо всегда было маской ледяного презрения, смотрела с открытым ртом. Инструктор Железнов стоял, будто окаменев.

Анастасия медленно опустила ногу. Её дыхание было ровным, спокойным. Её Поток был почти нетронут. Она не чувствовала усталости. Только удивление. И страх. «Что я сделала?»

— Что… что это было? — прошептал кто-то из младшекурсников, и этот шёпот прорвал плотину тишины.

Зал взорвался возбуждённым гулом.

— Видели?! Она отбросила Волкова!

— Следы… такие яркие…

— Это была техника второго ранга! Как?!

— Теневая… она же восьмого ранга!

Железнов первым пришёл в себя. Он шагнул к Волкову, который, стонуя, отирал кровь с разбитой губы, глядя на Анастасию с ненавистью и… страхом.

— Волков, в лазарет. Живо.

Затем он повернулся к Анастасии. Его взгляд был оценивающим, острым, как лезвие.

— Теневая. Что за техника?

Анастасия молчала. Её разум лихорадочно работал. Если она скажет правду — что это был балет, танец из другой жизни, — её сочтут сумасшедшей. Или хуже.

— Я… экспериментировала, Учитель. Попыталась соединить вращение с усилением Потока.

— Экспериментировала, — повторил он, и в его голосе прозвучало что-то похожее на уважение. — Результат… впечатляющий. Мощность техники соответствует второму рангу. Яркость следов превосходит твой текущий уровень в три раза. Длительность следов — беспрецедентна.

Он сделал паузу, его глаза сузились.

— Но это была не техника Школы Кинжала. Это было… нечто другое.

Он не требовал ответа. Он просто констатировал факт. Затем, громче, обращаясь ко всем:

— Урок окончен. Расходитесь.

Студенты нехотя расходились, бросая на Анастасию взгляды, полные изумления, зависти и страха. Максим протиснулся сквозь толпу к ней.

— Анна… это было… невероятно, — прошептал он. — Но ты понимаешь, что наделала? Теперь все будут наблюдать. Виктория… она не оставит это просто так.

Анна посмотрела через его плечо. Виктория стояла у выхода, её лицо было бледным, губы сжаты в тонкую линию. В её глазах горел холодный огонь. Она медленно кивнула Анне. Обещание. Угроза.

— Я знаю, — тихо ответила Анна. — Но выбора не было. Я защищалась.

— Защищалась, — усмехнулся Макс. — Ты почти убила пятикурсника. Это не защита. Это заявление.

Да. Это было заявление. Заявление о том, что она больше не слабое звено. Не жертва. И этот мир, жестокий и беспощадный, теперь знал её имя.

Глава 10. Наказание и наблюдатель

Лицо инструктора Железнова налилось кровью. Он смотрел на неё так, словно она совершила богохульство. Может быть, в его мире она именно это и сделала.

— ТЕНЕВАЯ! — его рёв заставил дрожать пыль на балках. Он шагнул к ней, тяжело топая, как разъярённый бык. — Что за КЛОУНАДА?! Это Академия убийц, а не балетная школа! Здесь нет места цирковым трюкам!

Анастасия медленно опустила руки. Её грудь тяжело вздымалась. Сердце билось бешено, но не от страха. От восторга. От упоения. Она почувствовала это. Магию. Настоящую, дикую, первозданную силу Потока, откликнувшегося на её движение. Её балетное вращение, отточенное до абсолютного совершенства в прошлой жизни, породило заклинание такой мощи, о которой она не смела мечтать.

— Я не… — её голос дрожал. — Это было инстинктивно…

— Инстинктивно?! — он взорвался. — Пятьдесят кругов по плацу! ПРЯМО СЕЙЧАС! И ночное дежурство в библиотеке всю следующую неделю! — он ткнул пальцем в сторону выхода. — И если я ещё раз увижу подобное издевательство над боевыми искусствами, тыбудешь чистить отхожие места до конца года! А теперь ВОН!

Студенты расступились, образуя коридор. Некоторые шептались, бросая на неё взгляды, полные удивления и скрытой зависти. Виктория Ледяная стояла, скрестив руки на груди. Её лицо было бледным, губы — сжаты в тонкую линию. В её глазах горела плохо скрываемая ярость. Анастасия, изгой, слабейшая, только что продемонстрировала технику, которая могла соперничать с мастерами старших курсов. Это было унижением для неё.

Анастасия опустила голову, изображая покорность. Но внутри Анна Королёва улыбалась. Триумфально. Безумно. «Это сработало. Балет работает. Мой танец — это оружие».

Она развернулась к выходу, но краем глаза заметила фигуру, стоящую у дальней колонны, наполовину скрытую тенью.

Учитель Григорий Волков.

Мастер-легенда первого ранга Школы Посоха. Преподаватель высших курсов. Седовласый, но всё ещё мощный, как старый дуб, он опирался на посох из чёрного дерева, покрытый рунами. Говорили, что он единственный в Академии, чьи магические следы сохранялись не секунды, а минуты, будто вырезанные в самой ткани реальности.

Он наблюдал. Всё это время он наблюдал за спаррингом.

Их взгляды встретились. Лицо Григория было бесстрастным, непроницаемым. Но в его глазах горел острый, пронзительный интерес. И что-то ещё. Узнавание. Словно он увидел в её движении нечто давно забытое, но до боли знакомое.

Он едва заметно кивнул. Затем развернулся и ушёл, его посох беззвучно касался каменного пола, не издавая ни звука.

Плац под палящим солнцем был её чистилищем.

Пятьдесят кругов. Тело четырнадцатилетней Анастасии, худое, недокормленное, не привыкшее к таким нагрузкам, взвыло от протеста. К двадцатому кругу в груди горел огонь, ноги стали ватными. К тридцатому — каждый вдох был болезненным, в горле появился металлический привкус крови. Мир плыл перед глазами.

Но Анна помнила другую боль.

Она помнила пуанты, внутри которых скопилась кровь. Двенадцать часов ежедневных репетиций, когда ты падаешь, поднимаешься, падаешь снова, пока не научишься не падать вовсе. Сломанные пальцы ног, вывихнутые лодыжки, отказывающиеся мышцы. Танцевать, пока не рухнешь от истощения. Вставать. И танцевать снова.

Эта боль? Это было ничто.

К сорок пятому кругу решение созрело окончательно, кристаллизовалось в её разуме, чёткое и ясное, как грань алмаза.

«В этом мире магия зависит от совершенства движений. Чем точнее, чем чище движение — тем сильнее след в Потоке. А балет… балет — это высшая форма совершенства. Каждое па отработано до микромиллиметра. Каждый жест контролируется с абсолютной точностью».

Она бежала, а её разум строил планы, анализировал.

«Обычные боевые техники — это рубка топором. Грубые, размашистые удары. Много силы, много потерянной энергии. Но балет? Балет — это хирургический скальпель. Ни одного лишнего движения. Идеальная эффективность. Максимальная отдача от минимальных усилий».

Пятидесятый круг. Её ноги подкосились, и она рухнула на колени у стены казармы, задыхаясь, глотая воздух, как рыба на суше. Пот заливал глаза. Мир качался.

Но сквозь боль, сквозь истощение, пробивалась одна-единственная, ослепительная мысль.

«Я создам свою Школу. Восьмую Школу. Школу Танца».

Вечером, в пустой, сырой душевой, пахнущей плесенью и дешёвым мылом, Анастасия стояла перед потрескавшимся зеркалом и осматривала своё тело. Синяки от утреннего спарринга, тёмные, как спелые сливы. Ссадины на ладонях от бесчисленных падений на тренировках. Худоба, почти болезненная, результат скудного пайка, который выделяли изгоям.

Но когда она медленно, с церемониальной точностью, подняла руки в первую балетную позицию, вокруг её пальцев вспыхнули магические следы. Не тусклые серые, как раньше. Серебристые. Яркие. Живые.

«Что-то изменилось, — думала она, не отрывая взгляда от своего отражения. — Когда я выполнила пируэт… Поток откликнулся. Словно узнал меня. Словно вспомнил».

Она провела рукой по воздуху, медленно, как в пор-де-бра. След остался висеть в воздухе на долю секунды дольше, чем раньше. Он светился, пульсировал.

— Ты меня узнаёшь, — прошептала она в пустоту. — Ты знаешь, что я не просто ученица. Я мастер. Мастер своего искусства.

Холодная вода душа ударила по её коже, смывая пот и пыль. Но она не замечала холода. Она думала о завтрашнем дне. О следующих шагах. О её новом пути.

Она была готова изменить этот мир. Или умереть, пытаясь.

Глава 11. Решение и откровение

Библиотека Академии была гробницей знания. Огромный, сводчатый зал с потолком, потерянным во тьме, с полками, уходящими в бесконечность. На них стояли тысячи книг — фолианты, пергаменты, древние свитки. Запах — смесь пыли, плесени и времени. Свечи в медных канделябрах отбрасывали дрожащие тени, превращая комнату в лабиринт полумрака и света.

Анастасия сидела за массивным дубовым столом в самом дальнем углу, где отрёкся от света последний лучик свечи. Официально она здесь по наказанию Железнова — дежурство в библиотеке. На деле это была полученная ею по чистой случайности возможность, хотя и завёрнутая в форму наказания. Тихое место. Время на размышления. Одиночество, в котором так нуждалась её раздвоенная душа.

Перед ней лежал потрёпанный блокнот — подарок Максима месяц назад, когда он заметил, как она начала письменно систематизировать свои наблюдения. Обычная тетрадь с грубой бумагой, но для неё это была священная книга. Библия её восстания.

Она открыла её на чистой странице и начала писать, её почерк был чёткий, решительный:

СИСТЕМА ШКОЛЫ ТАНЦА

Базовый принцип: Балет + боевые искусства = совершенная магия движения

Почему это работает:

Она писала быстро, мысли текли, как расплавленный металл:

«Классические Семь Школ режут Поток грубыми, резкими, размашистыми движениями. Много силы тратится впустую — магические следы исчезают мгновенно, едва наполнив пространство. Но балет учит скользить по Потоку, как лезвие по натянутому шёлку. Идеальная точность = идеальный резонанс = максимальная мощь при минимальных затратах».

Она нарисовала схему:

Балетные па → Боевые техники → Магический эффект → Боевое применение

1. ПИРУЭТ (вращение на одной ноге)

→ "Танец Разрывающего Ветра"

Магический эффект: вихревой щит радиусом 5 метров, отбрасывает врагов и снаряды

Боевое применение: защита от множественных атак, создание боевого пространства

Текущее мастерство: несовершенное (непроизвольное, неконтролируемое)

Цель: контролируемое применение через месяц

2. ГРАН-ЖЕТЕ (большой прыжок в шпагат)

→ "Падающая Луна: Удар с Небес"

Магический эффект: концентрация силы в ударе сверху; кинетическая энергия прыжка × магический модификатор = кинетическая энергия × 3

Боевое применение: пробивание защиты, атака с высоты, создание огневой поддержки

Статус: не испытано в боевых условиях

3. АРАБЕСК (стойка на одной ноге, вторая вытянута назад)

→ "Застывший Момент: Непоколебимая Стойка"

Магический эффект: стабилизация собственного резонанса с Потоком; неподвижность = защитный барьер кристаллической прочности

Боевое применение: удержание позиции против превосходящих сил, абсолютная защита в одном направлении

Статус: теория (нужна практика)

4. ФУЭТЕ (32 вращения на одной ноге с поднятой ногой и машущим движением руки)

→ "Тридцать Два Клинка Бури"

Магический эффект: каждое вращение выпускает режущую волну энергии; 32 волны за 20 секунд = поле вихревых лезвий

Боевое применение: уничтожение множественных целей, атака по площади, установка ловушек

Статус: теория (требует мастерства минимум 1-го ранга, возможно, невозможно для текущего уровня)

5. ПА-ДЕ-БУРРЕ (три быстрых шага на носках)

→ "Шаг Призрачной Тени"

Магический эффект: следы не рассеиваются мгновенно, создают ложные силуэты, запутывают магическое восприятие

Боевое применение: обман противника, бесшумное перемещение, создание множественных целей

Статус: частично успешно (нужна система тренировок)

Анастасия отложила перо, прочитав написанное. Её рука дрожала от волнения. Пять базовых техник. Это основа. Фундамент, на котором она построит новую Школу.

Она начала писать временную шкалу:

ПЛАН РАЗВИТИЯ ШКОЛЫ ТАНЦА:

Месяц 1 (текущий): 3 базовые техники (Танец Разрывающего Ветра [частичный контроль], Призрачная Тень [начальный уровень], Непоколебимая Стойка [теория])

Месяц 3: Все 5 базовых техник + первая боевая связка (комбинация из 2–3 движений)

Месяц 6: Техники среднего уровня, повышение собственного ранга с 8-го минимум на 6-й

Месяц 12 (годовой турнир): Публичная демонстрация Школы Танца, признание Академией

ТЕКУЩИЙ СТАТУС:

Ранг: 8-й (слабейший в третьем курсе)Освоенные техники: 1 (Танец Разрывающего Ветра — несовершенный, в основном непроизвольный)Союзники: Максим (ненадёжный, слабый, но верный); Учитель Григорий (?)Враги: Виктория Ледяная (активная угроза); большинство студентов (враждебны); инструктор Железнов (презирает); неизвестный наблюдатель

РЕСУРСЫ, КОТОРЫЕ МНЕ НУЖНЫ:

Безопасное место для тренировок (заброшенный зал под угрозой обнаружения — СРОЧНО нужна альтернатива)Старинные пуанты (в хранилище Академии? Усиливают точность и амплитуду движений на 15–20 %)Музыкальный инструмент или шкатулка (помогает входить в состояние потока, синхронизирует дыхание с магией)Зеркала (контроль формы и визуализация магических следов)Древние тексты о магии движения (может быть, в библиотеке под видом исторических трудов)

Она поднимает глаза и смотрит в полумрак библиотеки. Свечи потрескивают. Стеллажи с книгами возвышаются над ней, как молчаливые стражи.

— Ты трудолюбива.

Анна вздрагивает, роняя перо. Оно падает с деревянной доски столешницы на каменный пол с громким щелчком. Перед ней, едва видимый в тени между двумя высокими полками, стоит фигура. Учитель Григорий Волков.

Его посох, чёрный, покрытый серебром и рунами, не издал ни звука при его приближении. Его борода, седая и длинная, отбрасывает длинную тень на жёлтый свет свечей.

— Учитель Григорий, — она быстро закрывает блокнот ладонью, притворяясь напуганной. На деле её пульс участился. — Я просто… считала количество книг. Для отчёта дежурного.

Он не торопится. Не смотрит на её закрытый блокнот. Он просто медленно шагает к столу, его движения чеканны, как удары молота по наковальне.

— Изучаешь способ превратить танец в оружие, — говорит он мягко. — Не прячь. Я видел твоё движение утром. Пируэт. Классическое балетное вращение третьего уровня сложности, если не ошибаюсь. Техника Вагановой.

Анна замирает. Кровь стынет в жилах. Он знает о балете? Здесь, в этом мире убийц, где танец считается развлечением для слабаков?

— Как вы… откуда вы знаете о балете?

Григорий разворачивается к ней. Его глаза — светлые, серо-голубые — смотрят сквозь время.

— Моя мать, — продолжает он, игнорируя её вопрос. — Елена Теневая. Она танцевала в Императорском театре Верхнего города, прежде чем встретить твоего отца.

Слова падают, как камни в глубокий колодец.

Мать. Анастасия помнит её смутно, сквозь туман детства. Тёплые руки. Колыбельная перед сном. Запах лаванды, который, казалось, был вокруг неё всегда. Она умерла, когда Анастасии было восемь лет. Лихорадка. Болезнь. Отец… отец никогда не говорил о ней.

— Она… она танцевала?

— Интуитивно. Несистемно, — кивает Григорий. — Она не понимала, почему это работает. Просто чувствовала. Но ты…

Он указывает посохом на её блокнот.

— Ты систематизируешь. Создаёшь теорию. Превращаешь интуицию в науку. Это другое. Это намного опаснее.

— Опаснее?

— Твоё движение утром было необработанным, инстинктивным, вырвалось из тебя в момент отчаяния, — его голос становится ниже. — Но магические следы, которые ты оставила… Я видел мастеров второго ранга, чьи следы горели менее ярко. А ты — восьмиранговая третьекурсница. Если старшие курсы или, хуже того, Совет Семи Школ узнают о твоей силе раньше, чем ты будешь готова…

Он наклоняется, его голос становится жёстким, практически угрожающим:

— Они устроят "несчастный случай". Падение с балкона. Отравление в столовой. Несчастную встречу с бандитами в городе. Я видел это раньше. Талант, который бросает вызов установленному порядку, традициям, которые правят три века, редко доживает до выпуска. Семь Школ держат Империю в руках. Они не потерпят восьмую. Особенно восьмую, которая придёт из их же Академии.

Анна сжимает кулаки. Её ногти впиваются в ладони.

— Тогда я буду тренироваться ещё тайнее. Стану сильнее, прежде чем они узнают. Когда я буду готова, когда я стану достаточно мощной…

— Они не смогут тебя тронуть, — заканчивает он. — Возможно. Но путь будет кровавым.

Григорий смотрит на неё долгое время. Его лицо — маска размышлений.

Затем, едва заметно, его губы изгибаются в улыбку. Улыбке старого воина, который нашёл наследника для своей войны.

— Поэтому я здесь. Заброшенный зал под восточным крылом, четвёртый уровень вниз, — говорит он. — Я позабочусь, чтобы туда никто не заходил по ночам. Я знаю охранников. Договорюсь с ними. Там есть старые зеркала, покрытые столетней пылью, но целые. Они помогут тебе видеть свои ошибки. И…

Он опускает руку и вытягивает что-то из кармана мантии. Маленькую, потёртую музыкальную шкатулку, размером с ладонь. Дерево тёмное, почти чёрное, с замысловатой резьбой.

— Это принадлежало твоей матери. Мелодия, которую она играла, помогает войти в резонанс с Потоком. Облегчает синхронизацию дыхания с магией. Твой отец просил отдать тебе шкатулку, когда придёт время. Я держал её почти двадцать лет.

Он протягивает шкатулку.

Анна берёт её дрожащими руками. Она весит больше, чем выглядит. Тяжелая, как судьба. Она медленно открывает крышку.

Музыка. Тихая, пронзительная, знакомая до глубины кости. Это колыбельная. Та самая, которую пела ей мать, когда она была маленькой. «Спи, моя звёзда, спи, мой свет, спи, моя радость, спи мой свет».

Слёзы текут по щекам Анны, и она даже не замечает, когда начала плакать.

— Почему вы помогаете мне? — прерывисто спрашивает она. — Почему вы рискуете?

— Потому что я дал обещание твоему отцу, Алексею Теневому. Два десятилетия назад, во время войны Гильдий, он спас мне жизнь. Спас не просто так, но ценой своего здоровья, своей репутации, своего будущего. Я обещал ему, что если с ним что-то случится, я защищу его дочь, — говорит Григорий. — И потому что этот мир нуждается в изменениях. Семь Школ застыли в догмах, как статуи в музее. Они забыли, что искусство движения — это живая, эволюционирующая вещь. Империя гниёт от коррупции. Гильдии убивают друг друга за контракты, как голодные животные. Может быть, восьмая Школа всё изменит. Или, по крайней мере, попытается. И, возможно, самое важное — я не хочу, чтобы твоя мать была забыта. Её путь, её искусство, её мечта о школе танца — всё это было задавлено традицией. Может быть, ты окончишь то, что она начала.

Он разворачивается, его чёрный плащ вздымается, как крыло.

— Тренируйся. Каждую ночь. Используй зеркала, чтобы видеть свои ошибки. Слушай музыку. Войди в неё, как в свой танец. Но будь осторожна. Очень осторожна. И помни — когда ты покажешь свою полную силу публично, когда ты раскроешь Школу Танца всему миру, пути назад уже не будет. Тебе придётся сражаться со всей системой. И победить.

Его посох касается пола, и в этот момент Анна видит, как вокруг него вспыхивают магические следы. Не серые, не красные, не жёлтые — зелёные, глубокие, насыщенные, как цвет старого леса. Следы, которые светятся, пульсируют, живут собственной жизнью.

— Недаром, что я когда-то был третьего ранга Школы Посоха. Но это история для другого раза, — улыбается он. — Спи с миром, Анастасия Теневая. И танцуй, когда приходит ночь.

Его шаги не издают ни звука. Он исчезает в лабиринте стеллажей, как привидение, растворяясь в темноте библиотеки.

Анна сидит в оцепенении, музыкальная шкатулка зажата в руках. Мелодия продолжает звучать, мягкая, настойчивая, как голос давно умершей матери.

Она смотрит вниз, на открытый блокнот с её планом. На её мечту о Школе Танца. На её путь к силе и справедливости.

«Мама, — прошептала она сквозь слёзы. — Ты тоже использовала танец как оружие? Тогда я продолжу твой путь. Но я пойду дальше. Я не буду прятать свою силу в тени. Я создам Школу, которую ты не смогла создать. Я восстану».

Музыка затихает. Библиотека вновь погружается в молчание. Но в сердце Анны горит огонь — огонь, который никогда больше не будет потушен.

Глава 12. Первая практика

Полночь звонила в чёрном небе, как колокол смерти. Анастасия спускалась по узкой каменной лестнице под восточным крылом Академии, держа масляную лампу. Пламя колебалось, отбрасывая танцующие тени на каменные стены. Музыкальная шкатулка её матери лежала в кармане туники, она ощущала её как живое сердце, бившееся рядом с её собственным. Блокнот, её священная книга планов и мечтаний, была прижата к груди.

Четвёртый уровень вниз. Отсюда, из глубин, невозможно слышать шум Академии. Здесь только камень, древний и немой, хранящий секреты столетий.

Дверь балетного зала была покрыта толстым слоем пыли и паутины — семьи пауков, которые владели ею дольше, чем люди помнили существование этого места. Анастасия толкнула дверь. Петли скрипнули в протесте, словно зал просыпался из долгого сна.

Она вошла.

Воздух тоже был накопленным веками. Холодный, плотный, давящий. Но когда Анна позволила своим глазам приспособиться к слабому свету лампы, она узнала место.

Это была церковь танца.

Потолок, высокий, с полустёртыми фресками, показывал призраки фигур — танцоры, замёрзшие в середине вечного па. Ныне краски потеряли яркость, и фигуры были едва различимы, словно призраки призраков. Но их грация, их линии, их движение — всё это оставалось, записанное в камне.

Одна стена была полностью покрыта зеркалами. Они потрескались, образуя паутину тонких линий, словно что-то треснуло изнутри жизни, но они остались целыми, окутанные пылью, но всё ещё способные отражать. Пол — деревянный паркет, когда-то отполированный до зеркального блеска, теперь покрытый толстым слоем пыли, как могила, засыпанная песком.

Идеальное место. Идеальный храм.

Анна ставит лампу на старый, расшатанный табурет и достаёт музыкальную шкатулку. Её пальцы дрожат, когда она заводит механизм. Крышка распахивается.

Мелодия.

Колыбельная, которую пела ей мать, звучит в пустоте зала, и каждая нота кажется тяжелее воздуха. Мелодия не просто звучит — она создаёт. Анна видит, как магические следы начинают формироваться вокруг звука, серебристые волны, распространяющиеся от музыкальной шкатулки, как ряби по воде.

Это не просто музыка. Это живой мост между миром живых и миром магии.

Анастасия раздевается, оставляя на себе только лёгкую льняную тренировочную тунику. Сапоги остаются на полу. Её ноги касаются холодного паркета. Правильно. Балет требует живого контакта с полом, ощущения земли под собой. Без обуви. Без преград.

Она смотрит на своё отражение в одном из больших зеркал. Худая четырнадцатилетняя девочка смотрит в ответ. Синяки на рёбрах. Ссадины на ладонях. Жесток этот мир, он оставляет свои метки на всём живом. Но в глазах отражения горит огонь. Это не испуганный взгляд заплаканной девочки. Это взгляд воина, который понял, что она способна.

Анна открывает свой блокнот, шелестя страницами, пока не находит нужное место:

ПА-ДЕ-БУРРЕ → "Шаг Призрачной Тени"

Описание: Три быстрых шага на носках, техника, которой её мать научила её в далёком детстве. Если она не сможет освоить это, если её магия не откликнется на столь простое движение, то остальное будет бессмысленно.

Она закрывает блокнот и принимает пятую позицию. Ноги скрещены так, что правая пятка прижата к левому носку. Руки во второй позиции — раскинуты в стороны, образуя плавную линию от каждой ладони к другой. Спина прямая, как стрела. Голова в профиль, взгляд устремлён в даль.

Мелодия продолжает звучать.

Анна закрывает глаза, позволяя себе помнить. Помнить не Анастасию — испуганную девочку, которая никогда не разглядела красоты движения. Помнить Анну. Анну из другого мира, где движение было её рождением, жизнью, смертью.

«Вспоминай. Вспоминай совершенство. Тысячи повторений. От рассвета до ночи. Боль, которая была окончательна, была преданием. Кровь, которая капала на паркет, была искусством».

Глубокий вдох. На четыре.

Выдох. На шесть.

Движение.

Правая нога выносится вперёд, носок касается паркета, пятка поднимается. Легко. Без звука. Магический след появляется — тусклый серебристый огонь, едва видимый в полутьме.

Второй шаг.

Левая нога скользит вперёд, её носок ищет паркет. След становится ярче. Мелодия из музыкальной шкатулки, будто понимая, что происходит, пульсирует, ускоряется, входит в такт её движения.

Третий шаг.

Правая нога. Завершение. Тело выпрямляется, руки остаются в позиции, голова — прямо. Идеальная линия от макушки до кончиков пальцев.

И следы…

Следы не исчезают.

Анна открывает глаза и смотрит в зеркало.

За ней, в воздухе, висят три серебристых силуэта. Призрачные, почти прозрачные, но настоящие отражения её тела в каждом из трёх шагов. Они светятся нежным серебром, волнуясь, как если бы они были живыми.

Они не исчезают.

Три секунды. Четыре. Пять.

Рассеиваются в ничто.

Анна делает вдох, затем выдох — долгий, медленный, облегчённый. Её руки трясутся, когда она опускает их.

«Это работает. Это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО работает», — прошептала она, и её голос звучит как молитва. — «Мама, твоя техника жива. Твоя магия жива».

Она повторяет движение. Па-де-бурре. Три шага. Силуэты появляются. Висят. На этот раз дольше. Шесть секунд.

Ещё раз. Семь секунд.

Мышечная память просыпается, как древний дракон, встающий с длительного сна. Двадцать восемь лет жизни Анны Королёвой, прима-балерины театра, где каждый плие отработан до микромиллиметра, где каждое движение рук и ног — это буква в слове «совершенство», — эта память вливается, как расплавленная сталь, в молодое, испуганное тело Анастасии.

Каждый шаг становится точнее. Каждое движение — совершеннее. Это уже не просто движение девочки-ученицы. Это движение мастера.

К десятой попытке силуэты висят почти десять полных секунд и начинают двигаться самостоятельно, повторяя её шаги с задержкой в полсекунды. Это не просто магические следы. Это живые иллюзии — её тень, материализованная, осязаемая, видимая.

Если бы в этот момент в зал вошёл враг, он увидел бы не одну девочку, а четыре. И не смог бы отличить правдивое от ложного.

Анна откидывается на спину и падает на паркет, дыхание идёт рывками, сердце стучит против рёбер, как птица, стремящаяся вырваться. Пот течёт по лицу, смешивается с пылью, оседающей на паркет. Но на её лице — улыбка. Не притворная, не заученная для публики улыбка балерины. Это улыбка хищника, почуявшего первую кровь.

«Одна техника освоена, — думает она, глядя на потолок с полустёртыми фресками. — Ещё четыре базовые. Потом средние уровни. Потом высшие техники. Потом…»

Она встаёт, подходит к зеркалу. Смотрит на своё отражение.

«Анна Королёва погибла на сцене Большого театра, танцуя "Лебединое озеро". Финал — смерть королевы лебедей. Одетты. Тридцать два идеальных фуэте, каждое в абсолютном синхронизме с музыкой, каждое оставляющее магический след моей боли. Затем — отскок. Три шага в арабеск. И падение. Руки крестом на груди. Лицо, обращённое в небо. Смерть красивая, окончательная, вечная».

«Это была моя лучшая техника в прошлой жизни. И, возможно, моя последняя».

Она закрывает глаза, припоминая музыку, припоминая движение. Припоминая момент, когда она упала, когда весь театр, две тысячи человек, вдохнул в унисон, когда даже критики встали, чтобы рукоплескать. Это был её триумф и её смерть одновременно.

«Если обычный фуэте создаёт режущие волны… что создаст ТОТ фуэте? Техника, вобравшая всю мою боль, всё моё отчаяние, всю мою красоту смерти?»

Она открывает блокнот и в конце схемы дописывает новое:

УЛЬТИМАТИВНАЯ ТЕХНИКА (отдалённая цель, может быть, невозможна):

"Умирающий Лебедь: Последний Танец"

Основа: финальная сцена "Лебединого озера" — 32 идеальных фуэте + три восстановительных шага + медленное падение + абсолютная неподвижность в финальной позе (смерть)

Теория: каждое вращение накапливает магическую энергию без выпуска; 32 вращения = 32 слоя Потока; финальное падение высвобождает ВСЁ сразу, в радиусе 50+ метров или более

Предполагаемый эффект: полная деформация пространства на площади, эквивалентной магии мастера 1-го ранга, возможно, выше

Требуемый уровень мастерства: мастер 1-го ранга Академии или выше (возможно, требуется уровень легенды)

Статус: невозможно сейчас; вероятность успеха: неизвестна; риск: смерть (можно использовать как последний ход)

Она закрывает блокнот с усилием.

Звук.

Шаги в коридоре. Снаружи. Близко.

Анастасия немедленно гасит масляную лампу. Тьма обрушивается на неё, как волна. Только лунный свет из узкого окошка под потолком сейчас освещает зал, и этого света едва хватает, чтобы видеть собственные руки.

Шаги приближаются. Останавливаются прямо у двери.

Долгая пауза.

Анна не дышит. Её рука лежит на кинжале, закрепленном на поясе. Её магия готова к выпуску, волнуется, как голодная животное, готовое атаковать.

Затем шаги удаляются. Медленно, размеренно, переходя в соседний коридор, затем исчезают полностью.

Анна выдыхает. Кто-то патрулировал. Охранники Академии, может быть, ночной инструктор. Но никто не вошёл. Никто не нарушил её святилище.

*«Григорий сдержал слово», — думает она. — «Зал защищён. Пока».

Она снова зажигает лампу, но тускло, едва видимый огонь. Смотрит на часы, висящие на одной из стен в деревянном корпусе. Два часа двадцать минут ночи.

Через три часа сорок минут — колокол подъёма.

«Достаточно на сегодня. Мышцы испытали нагрузку. Магия откликнулась. Завтра ночью я буду здесь снова, и буду здесь каждую ночь, пока не овладею второй техникой. Па-де-бурре до абсолютного совершенства, затем начну осваивать Непоколебимую Стойку. Через месяц — три базовых техники. Через три месяца — все пять».

Она одевается, прячет блокнот, убирает музыкальную шкатулку в карман.

Перед уходом она ещё раз смотрит в треснувшее зеркало. Её отражение смотрит в ответ — худое, покрытое синяками, но с огнём в глазах.

«К годовому турниру я буду готова. Я покажу им. Покажу всем этим высокомерным мастерам, этим гордым старшекурсникам, этим президентам Семи Школ. Покажу им, что изгой, дочь предателя, слабейшая третьекурсница… может изменить мир».

«Восьмая Школа. Школа Танца. Школа, где смерть — это искусство, а искусство — смерть».

«Мой танец будет их концом».

Она гасит лампу и выходит из зала.

За ней, в треснувших зеркалах, ещё несколько секунд мерцают серебристые следы её первой техники. Они светятся, пульсируют, как если бы весь зал был живым, дышащим, ждущим её возвращения.

И в полусогнувшихся фресках на потолке танцующие призрачные фигуры, нарисованные столетие назад мастером танца, словно узнают в её движении продолжение своего собственного искусства.

Восьмая Школа пробуждается.

Глава 13: Контракт Смерти

Осеннее утро ворвалось в Атриум Академии Теней вместе с ледяным ветром и запахом мокрого камня. Сотни студентов, от первокурсников-«теней» до выпускников-«мастеров», замерли перед гигантской Доской Контрактов — древним артефактом из чёрного обсидиана. Воздух звенел от напряжения. Сегодня решались судьбы. Сегодня начиналась кровь.

Анастасия Теневая стояла в задних рядах, стараясь слиться с тенями колонн. Она всё ещё носила клеймо — восьмой ранг Школы Кинжала, слабейшая среди третьекурсников. Презрительные взгляды старших, шепотки за спиной — всё это стало привычным фоном её жизни. Но сегодня что-то было иначе.

Внутри, там, где раньше царил страх, теперь горел тихий, но ровный огонь. Огонь, зажжённый в заброшенном балетном зале, в свете треснувших зеркал, под колыбельную матери из старой музыкальной шкатулки. Она знала то, чего не знал никто из них. Она знала, что танец может убивать.

На обсидиановой доске вспыхнули руны. Совет Семи вынес решение.

«НАЧАЛО РЕАЛЬНЫХ ВНЕШНИХ КОНТРАКТОВ ДЛЯ ТРЕТЬЕГО КУРСА. РАНГ ИСПОЛНИТЕЛЯ ОПРЕДЕЛЯЕТ УРОВЕНЬ ДОПУСКА. УСПЕХ — РЕЙТИНГОВЫЕ БАЛЛЫ. ПРОВАЛ — СМЕРТЬ».

Толпа зашумела, как потревоженный улей. Это был шанс. Шанс доказать свою силу, получить признание, вырваться из нищеты и позора. Шанс умереть, не дожив до двадцати.

Анастасия смотрела на имена, вспыхивающие на доске. Виктория Ледяная, четвёртый ранг, с ледяной усмешкой выбрала контракт уровня B — «Устранение банды контрабандистов в порту». Высокомерие читалось в каждом её жесте. Дмитрий Волков, третьеранговый громила, уже собирал свою группу для контракта того же уровня, его багровые магические следы пульсировали от предвкушения боя.

Их имена сияли под контрактами уровня A и B. Для Анастасии был доступен лишь самый низкий уровень.

«УРОВЕНЬ C: Расследование магических краж. Квартал Ремесленников. Вознаграждение: 50 баллов рейтинга. Сложность: низкая».

Унизительно. Пока другие будут сражаться с бандами, она будет искать мелкого воришку. Она почувствовала, как щёки заливает краска.

Но тут на доске вспыхнула новая строка, выведенная серебряными рунами.

«АРКА ИСПЫТАНИЙ „СЛОМАННЫЕ КЛИНКИ“: Совет поощряет формирование команд из студентов с рангом 7 и ниже. Команда из трёх и более „сломанных клинков“, успешно выполнившая любой контракт, получит тройное вознаграждение и личную аудиенцию у Мастера своей Школы».

Тройное вознаграждение. Аудиенция. Это был не просто шанс — это был спасательный круг, брошенный в кипящую бездну. Толпа презрительно фыркнула. Команда неудачников? Кто на такое пойдет? Это же верная смерть.

Но Анастасия впервые за долгое время подняла голову.

Команда.

Ей нужна была команда. Ей нужен был коллектив, который не будет видеть в её движениях «клоунаду». Ей нужны были те, кому нечего терять.

Её взгляд нашёл Максима Березина. Крепкий парень с добрыми глазами и рангом ещё ниже её — девятым. Он с тревогой смотрел на списки, понимая, что в одиночку ему не дадут даже контракт уровня C. Их взгляды встретились. Анастасия чуть заметно кивнула в сторону доски. Максим на мгновение замер, а затем решительно кивнул в ответ. Он понял.

Оставался третий. Кто? Кто согласится пойти на верную смерть с двумя слабейшими студентами курса?

Ответ пришёл сам.

Из тени соседней колонны вышла девушка. Тонкая, почти прозрачная, с огромными тёмными глазами и волосами цвета воронова крыла. Эллада Лящина. Десятый ранг. Самое дно Академии. О ней ходили слухи — её магия слуха была феноменальна, но она провалила несколько внутренних экзаменов из-за «нестабильности Потока». Говорили, что она слышит слишком много — не только звуки, но и мысли, эмоции, саму магию. И это сводило её с ума.

Она подошла к ним, не глядя в глаза, её взгляд был устремлён куда-то сквозь стену.

«Контракт C. Вор — бывший студент Академии. Его магические следы аритмичны, похожи на ломаный танец», — прошептала она так тихо, что услышать её могли только они. — «Я слышала его следы в докладах стражи. Я могу его найти».

Анастасия замерла. Ломаный танец. Это был вызов. Вызов не просто ассасину. Вызов её новому стилю.

«Мы берём его», — сказала Анастасия, её голос прозвучал неожиданно твёрдо. Она шагнула к доске и коснулась контракта уровня C.

Их имена вспыхнули на чёрном обсидиане: Анастасия Теневая (8), Максим Березин (9), Эллада Лящина (10).

Среди студентов прошёл смешок. «Команда смертников», «Троица со дна», «Контракт Смерти» — шептались за их спинами.

Анастасия не обратила внимания. Она смотрела на своих новых соратников. Максим, сжавший кулаки с решимостью отчаяния. Эллада, прислушивающаяся к невидимому миру. И она сама — балерина в теле убийцы.

Да. Пожалуй, они и были «Командой Смерти». Но ещё не было решено, чьей именно.

Подготовка превратилась в лихорадочный спринт. У них было меньше суток.

Они собрались в самом дальнем углу библиотеки — месте, которое избегали даже преподаватели. Максим разложил на столе карту Нижнего города, заляпанную чернилами и винными пятнами.

«Квартал Ремесленников. Десятки лавок, сотни мастерских, тысячи подвалов. Искать иголку в стоге сена», — пробормотал он, водя пальцем по карте. — «Старые записи говорят, что кражи происходят ночью. Исчезают только магические артефакты низкого уровня — амулеты, зачарованные инструменты, сырые кристаллы. Вор не берёт деньги или драгоценности».

«Ему нужна магия», — прошептала Эллада, закрыв глаза. Её пальцы легко касались карты. — «Он голоден. Его Поток истощён, и он пытается подпитаться от чужих артефактов. Поэтому его следы такие… рваные».

Анастасия слушала, её ум работал с холодной точностью примы-балерины, планирующей сложнейшую хореографию.

«Значит, мы ищем ночью. Эллада, ты будешь нашими ушами. Максим, твоя задача — защита. Я — приманка и атака. Нам нужно двигаться бесшумно и быстро».

Она посмотрела на своих товарищей. «Мы — слабейшие. Наша единственная сила — в том, что от нас ничего не ждут. Мы должны использовать это».

Оставшиеся часы они провели в раздельной подготовке. Максим, истратив последние сбережения, купил у старшекурсника три потрёпанных амулета защиты «Щит Тени» и несколько дымовых шашек. Он часами сидел над ними, пытаясь перенастроить их на более быстрый отклик.

Эллада медитировала в тишине своей крошечной комнаты, настраивая свой слух. Она училась отсеивать городской шум, гул Потока, биение сотен сердец, чтобы вычленить одну-единственную аритмичную мелодию — магический след их цели.

А Анастасия отправилась в своё святилище.

Заброшенный балетный зал встретил её тишиной и запахом пыли. Она зажгла единственную лампу, поставила на пол музыкальную шкатулку матери. Зазвучала тихая колыбельная.

Она встала перед треснувшим зеркалом. Босиком. В простой тренировочной тунике.

Нужно было проверить, чего она достигла за последние дни тайных тренировок.

Она начала с «Шага Призрачной Тени». Три быстрых шага на носках. Мелодия из шкатулки вела её, помогая войти в резонанс с Потоком. Она смотрела в зеркало.

Получилось.

За её спиной застыли три серебристых силуэта, точные копии её движений. Они висели в воздухе, медленно повторяя её шаги, прежде чем раствориться. Десять секунд. Двенадцать. Пятнадцать. Прогресс был очевиден.

Теперь — атака. «Танец Разрывающего Ветра». Пируэт. Она начала вращение. Медленно, контролируя каждый мускул, каждое движение. Воздух вокруг неё начал сгущаться. Возник небольшой вихрь, поднимая пыль с пола. Не тот ураган, что снёс Волкова, а контролируемый, управляемый поток силы.

Она остановилась, тяжело дыша. Контроль требовал чудовищной концентрации. Это было сложнее, чем тридцать два фуэте на сцене Большого театра.

Она знала, что этого мало. Противник, бывший студент Академии, будет знать стандартные техники. Ей нужно нечто большее, чем один трюк.

Связка. Мне нужна боевая связка.

Она снова и снова повторяла движения, пытаясь соединить их. «Шаг Призрачной Тени» для создания иллюзий, затем мгновенный переход в «Танец Разрывающего Ветра», чтобы атаковать из-за спин собственных призраков. Движения не складывались, переход был слишком резким, магия рвалась.

К рассвету она рухнула на пол, измотанная. Не получилось. Связка не работала.

Когда она возвращалась в свою комнату по пустым коридорам, её остановил тихий голос.

«Идёшь на первый контракт?»

Учитель Григорий стоял в тени, опираясь на свой посох.

«Да, учитель».

«Контракт уровня C. Расследование. Но цель — не простой вор», — сказал он, его глаза внимательно изучали её. — «Его зовут Илларион. Он был изгнан из Академии три года назад. Запрещённые эксперименты с магией движения. Он пытался смешать техники разных Школ. Совет счёл это ересью».

Анастасия похолодела. Смешать техники. То, что делала она сама.

«Ходят слухи, что этот контракт — ловушка», — продолжил Григорий, его голос был едва слышен. — «Испытание для тех, кто осмелится бросить вызов традициям. Совет хочет посмотреть, что из этого выйдет. Результаты этой миссии могут повлиять на многое. Возможно, даже на будущее всей Академии».

Он шагнул ближе. «Будь осторожна, Анастасия. Илларион опасен не силой, а непредсказуемостью. Твоя сила — в том же. Пусть танец ведёт тебя. Но помни: каждый танец имеет свою цену».

Он развернулся и ушёл, оставив её одну в холодном коридоре с его загадочными словами.

«Контракт Смерти». Теперь это название звучало не как насмешка, а как пророчество.

Глава 14: Поиск артефакта

Сумерки окрасили шпили Санкт-Петербурга Теней в багровые и фиолетовые тона, когда троица покинула серые стены Академии. Ворота за их спинами закрылись с глухим, окончательным стуком, отрезая их от единственного мира, который они знали. В руках у каждого — официальный пропуск на контракт, тонкий пергамент, пульсирующий слабой магией. Он казался хрупкой защитой от города, который не прощал слабости.

Анастасия сделала первый шаг на мощеную улицу и замерла. Воздух здесь был другим.

В Академии Поток был похож на спокойную, чистую реку, текущую по заданным каналам. Здесь же он был диким, необузданным океаном. Тысячи магических следов переплетались в хаотичный узор: ауры аристократов, проезжающих в каретах, отголоски сделок торговцев, вспышки ярости уличных драк, едва заметное мерцание древних охранных рун на стенах зданий. Воздух был плотным, насыщенным, агрессивным. Он давил, пытался проникнуть под кожу, сбить с ритма.

«Осторожно», — прошептала Эллада, её глаза были широко раскрыты, а голова слегка наклонена, словно она слушала симфонию, недоступную другим. — «Город поёт. И у него очень громкий голос».

Они направились к Кварталу Ремесленников. Улицы сужались, величественные фасады сменялись обшарпанными стенами, а запах озона и благовоний — запахом угля, раскаленного металла и магических реагентов.

Проблема возникла на границе квартала.

Максим, шедший впереди, вдруг врезался во что-то невидимое и отлетел назад.

«Барьер!» — выдохнул он, потирая ушибленное плечо. — «Чёртова система безопасности. Не пропускает ниже восьмого ранга».

Анастасия подошла к невидимой преграде. Протянула руку и ощутила плотное, вибрирующее поле. Пропуск в её руке слабо светился — её восьмого ранга было достаточно. Но Максим, с его девятым, был заперт снаружи.

«Я же говорил, я — балласт», — с горечью произнёс он, глядя на свои руки.

«Нет», — голос Эллады был тихим, но уверенным. Она закрыла глаза. — «Ничто не идеально. У любой мелодии есть паузы. У любого барьера — трещины».

Она медленно пошла вдоль невидимой стены, её пальцы легко скользили по воздуху. Она замерла, прислушиваясь. «Здесь», — прошептала она, указывая на узкий, грязный переулок между двумя домами. — «Старая канализация. Руны ослабли. Поток здесь почти не течёт. Мы можем пройти».

Они проскользнули в переулок. Анастасия впервые увидела магию Эллады в действии. Это было не похоже ни на одну из Семи Школ. Она не создавала следов, не атаковала, не защищалась. Она слушала. И слышала то, что было скрыто от глаз.

Квартал Ремесленников встретил их лабиринтом узких улочек и густым гулом магической активности. Магические следы здесь были повсюду, но они вели себя странно — кружили, обрывались, внезапно исчезали, будто кто-то намеренно запутывал их.

«Он здесь», — сказала Эллада, останавливаясь на небольшой площади перед кузницей. — «Его следы… они как раненая птица. Бьются, мечутся. Он был здесь недавно».

Ночь опустилась на город. Пришло время охоты.

«План такой», — сказала Анастасия, её голос был спокоен, как перед выходом на сцену. — «Нам нужно заставить его показаться. Эллада, ты — наш центр. Найди его. Максим, ты держишься рядом со мной, твоя задача — защита, если что-то пойдёт не так. Я попробую выманить его».

Она шагнула в центр площади. Закрыла глаза, делая глубокий вдох, вспоминая мелодию из шкатулки матери.

Танец начинается.

Она начала с «Шага Призрачной Тени». Три быстрых шага на носках. За её спиной вспыхнули и замерли в воздухе три серебристых силуэта. Затем, не останавливаясь, она перешла в «Непоколебимую Стойку» — арабеск. Она замерла на одной ноге, вытянув вторую назад, её тело стало идеальной линией, живой статуей.

Магический эффект был поразительным. Её призрачные двойники не просто стояли на месте. Они начали двигаться, патрулируя площадь. Один скользнул к тёмному переулку, другой — к крыше кузницы, третий замер у входа в подвал. Они двигались бесшумно, их серебристое сияние привлекало внимание. Идеальная приманка.

Городская стража, два дюжих воина в зачарованной броне, появились из-за угла. Увидев призрачные фигуры, они бросились к ним, выхватив оружие. Но силуэты просто растворились в воздухе, когда стражники попытались их ударить. Пока они в замешательстве оглядывались, настоящая троица уже скользнула в тень, незамеченная.

Они спустились в подвал, откуда, по словам Эллады, исходил самый сильный «шум».

Подземелье было огромным. Сеть тоннелей, соединяющих подвалы нескольких зданий. Пахло сыростью, плесенью и озоном — признаком недавнего использования магии.

«Он близко», — прошептала Эллада, указывая вглубь тёмного тоннеля. — «Я слышу его дыхание. И… танец. Рваный, злой танец».

Они двинулись вперёд, Анастасия впереди, её кинжалы в руках. Она двигалась на носках, бесшумно, как балерина за кулисами.

Он ждал их в большом круглом зале, заваленном украденными артефактами. Амулеты, кристаллы, зачарованные инструменты — всё это было сложено в круг, в центре которого стоял он.

Илларион.

Он был молод, не старше двадцати, с лихорадочным блеском в глазах и рваными шрамами на лице. Он был одет в лохмотья, но двигался с изломанной, хищной грацией. В его руках были два коротких меча, похожих на стилеты. Его магические следы были смесью кроваво-красного (Школа Клинка) и ядовито-зелёного (запрещённыетехники).

«Надо же. Академия прислала детей», — усмехнулся он, его голос был хриплым. — «Да ещё и каких. „Команда Смертников“. Я слышал о вас. Пришли забрать мои игрушки?»

«Ты вор и изгнанник, Илларион», — голос Анастасии был холодным. — «Контракт предписывает нам вернуть украденное и доставить тебя в Академию. Живым или мёртвым».

«Доставить меня?» — он рассмеялся. — «Девочка, ты не знаешь, с кем говоришь. Я создаю новую Школу! Школу Свободы! Где нет правил, нет догм! Только чистое движение!»

Он бросился в атаку. Его стиль был хаотичен, непредсказуем. Это была дикая смесь фехтования, акробатических прыжков и каких-то ритуальных, дёрганых движений. Он не рубил Поток, как учили в Академии, он рвал его в клочья.

Анастасия отступила, блокируя его выпады. Он был быстр. Пугающе быстр.

Мне нужна связка. Та, что не получилась на тренировке.

Она рискнула.

«Шаг Призрачной Тени»! Три её серебристых двойника появились по бокам от Иллариона. Он на мгновение замешкался, не понимая, где настоящая цель.

Этого мгновения было достаточно.

«Танец Разрывающего Ветра»!

Анастасия начала пируэт. Но не на месте. Она вращалась, смещаясь в сторону, уходя с линии атаки. Вокруг неё начал закручиваться серебряный вихрь. Её призрачные двойники сделали то же самое. Три вихря — один настоящий, два иллюзорных — устремились к Иллариону с трёх сторон.

Он был шокирован. «Что за техника?!»

Но он был опытнее. Он не стал блокировать. Он прыгнул.

«Прыжок Лисицы»!

Он подпрыгнул, сделал сальто в воздухе, оттолкнулся от стены и в одно мгновение оказался за спиной у Анастасии. Его клинок летел к её шее.

Слишком быстро!

«АННА!» — крик Максима.

Вспышка света. Амулет «Щит Тени», который держал Максим, активировался, создавая перед Анастасией чёрный полупрозрачный барьер. Клинок Иллариона ударился о щит с громким звоном. Барьер покрылся трещинами.

В тот же момент Эллада зажала уши и издала тихий, но пронзительный звук. Это была не магия звука Школы Цепи. Это было нечто иное. Чистая ментальная волна.

Илларион схватился за голову, его атака прервалась. «Аргх! Мои мысли!»

Щит Максима разлетелся на осколки. Но секунды было достаточно.

Анастасия, завершив пируэт, развернулась и нанесла удар. Но Илларион уже пришёл в себя. Он отбил её кинжал и полоснул её по плечу.

Острая, жгучая боль. Анастасия отпрыгнула назад, зажимая рану. Кровь пропитывала тунику. Но боль была странной. Она не просто жгла. Она… пела. Диссонансом, фальшивой нотой в мелодии её тела.

«Магический яд», — прохрипел Максим, видя, как края раны начали чернеть. — «Его клинки отравлены!»

Илларион снова усмехнулся. «Мой маленький секрет. Эта рана не заживёт обычной магией. Она будет гнить, пока не сведёт тебя в могилу. Такова цена за танец со мной».

Он не стал добивать. Он сделал шаг назад, растворяясь в тенях тоннеля.

«Это было только начало, танцовщица. Увидимся снова».

Его смех эхом разнёсся по подземелью.

Троица осталась одна. Посреди зала, заваленного артефактами. Контракт был провален.

Анастасия упала на одно колено, её плечо горело ледяным огнём. Она смотрела на свою рану. Чёрные вены расползались от пореза под кожей.

Они пришли сюда командой неудачников. И потерпели сокрушительное поражение.

Максим подбежал к ней, пытаясь применить заживляющее заклинание. Но оно не работало. Чёрные вены продолжали ползти.

«Мы должны отступить», — сказал он. — «Нам нужно в лазарет».

«Нет», — прошептала Анастасия, поднимая голову. В её глазах горела не боль, а ярость. Ярость примы-балерины, чей идеальный танец был прерван. — «Мы не отступим. Мы перегруппируемся».

Они поднялись в заброшенное здание ремесленного цеха над подвалом. Сели в круг прямо на пыльный пол. Тишина была тяжёлой, давящей.

«Я подвёл вас», — первым нарушил молчание Максим. — «Мой щит… он слишком слабый. Я не смог его удержать».

«А я… я боюсь», — тихо сказала Эллада, обхватив себя руками. — «Когда он атаковал, магический шум был таким сильным… Я едва не потеряла сознание. Я бесполезна в настоящем бою».

Они оба посмотрели на Анастасию. Она медленно размотала повязку. Рана выглядела ужасно.

«Илларион прав», — сказала она, её голос был ровным, лишённым эмоций. — «Мои техники… они красивы. Но они неэффективны против настоящего боевого стиля. Я думала, что грации будет достаточно. Я ошиблась. Мой танец — это просто танец. Пока».

Она посмотрела на своих товарищей. Впервые она видела в их глазах не только страх, но и что-то ещё. Общую боль. Общую неудачу.

«Мы проиграли этот бой. Но мы не проиграли контракт», — сказала она, вставая. — «Теперь мы знаем его стиль. Знаем наши слабости. И мы их исправим».

Она посмотрела на свою рану. Чёрные вены пульсировали в такт её сердцу, причиняя невыносимую боль.

«Этот яд… он не убьёт меня. Он сделает меня сильнее», — прошептала она, обращаясь больше к себе, чем к ним. — «Каждый танец имеет свою цену. И я готова её заплатить».

Глава 15: Танец и Ярость

Ночь была их единственным союзником. В заброшенном ремесленном цеху, под покровом темноты, три сломленные фигуры пытались собрать себя заново. Воздух был тяжёлым от запаха пыли, поражения и едва уловимого металлического привкуса магического яда, исходящего от раны Анастасии.

Она сидела, прислонившись к холодной кирпичной стене, и смотрела на своё плечо. Чёрные вены, расползавшиеся от рваного пореза, пульсировали тупой, ноющей болью. Каждое биение сердца отдавалось ледяным огнём. Но сквозь эту боль прорастало нечто иное — кристально ясная, холодная ярость. Ярость примы-балерины, чей безупречный танец был осквернён.

«Грации недостаточно», — пронеслось в её голове. — «Красота без силы — это просто украшение. Илларион был прав. Мой танец был просто танцем».

Она закрыла глаза, мысленно возвращаясь в свой заброшенный балетный зал. В реальность, где музыка и движение были едины.

«Ошибка была в самой концепции. Я пыталась использовать связку „Шаг Призрачной Тени“ и „Танец Разрывающего Ветра“ как комбинацию обмана и атаки. Но переход был слишком резким. Поток рвался. Это как пытаться сшить шёлк и грубую мешковину».

В её сознании возникла новая хореография. Нечто более дерзкое, более вертикальное.

«Гран-жете. „Падающая Луна“. Атака сверху. Но как к ней подойти незаметно? Па-де-бурре. „Шаг Призрачной Тени“. Да. Не атака и обман. А обман для подготовки атаки. Создать иллюзии, чтобы скрыть разбег. Заставить его смотреть по сторонам, пока я взмываю вверх. Использовать пространство не в двух, а в трёх измерениях».

Она открыла глаза. Боль в плече стала фоном. Впереди была цель.

Рядом, скрестив ноги, сидел Максим. Он не смотрел на неё. Его взгляд был прикован к трём потрёпанным амулетам «Щит Тени», лежащим перед ним. Один из них был покрыт сетью трещин — тот, что разлетелся, защищая Анастасию.

«Он был слишком быстрым», — глухо произнёс Максим, касаясь пальцем треснувшего камня. — «Моя реакция… я едва успел активировать его. Стандартная настройка рассчитана на блокировку прямых атак, а не на такие пируэты». Он поднял голову, в его глазах была стальная решимость. «Но я знаю теорию. Если перенастроить матрицу амулета, синхронизировать её не с моей волей, а с магическими следами… твоими следами, Анна… он может активироваться автоматически, как только вражеская атака пересечёт твой след. Это даст те доли секунды, которых нам не хватило».

Напротив них, в самом тёмном углу, сидела Эллада. Она была неподвижна, как изваяние, её глаза были закрыты. Она медитировала.

«Его танец… он неправильный», — прошептала она, не открывая глаз. — «В нём нет ритма. Только хаос. Поэтому я не могла его предсказать. Мой слух привык к гармонии, к мелодиям Потока. А он — чистый диссонанс. Но теперь…» — она сделала глубокий вдох. — «Теперь я знаю, что слушать. Я буду слушать не мелодию. Я буду слушать тишину между его рваными нотами. В этих паузах он уязвим».

Впервые за всё время, что они были вместе, Анастасия увидела в них не просто двух неудачников, а специалистов. Каждый нашёл свою ошибку. Каждый нашёл своё решение.

Она медленно поднялась, превозмогая боль.

«Тогда за работу. У нас есть несколько часов до рассвета».

Подземелья встретили их той же давящей тишиной и запахом плесени. Но теперь они были другой командой. Не испуганными детьми, а стаей молодых волков, познавших вкус собственной крови.

Илларион ждал их в том же круглом зале, сидя на груде украденных артефактов, как на троне. Он выглядел ещё более безумным, его глаза горели лихорадочным огнём.

«Вернулись за добавкой, танцовщица?» — усмехнулся он, поднимаясь. — «Надеюсь, твоя рана поёт тебе прекрасную песню агонии».

«Твой танец окончен, Илларион», — спокойно ответила Анастасия, вставая в боевую позицию.

Он рассмеялся и бросился в атаку, его движения были ещё более быстрыми и хаотичными, чем прежде. Но теперь Анастасия была готова.

«Эллада, сейчас!»

Эллада закрыла глаза. «Слева! Два шага, потом выпад!»

Анастасия, не задумываясь, сместилась вправо. Клинок Иллариона просвистел в сантиметре от её лица. Она не пыталась контратаковать. Только уклонялась, слушая короткие, отрывистые команды Эллады.

«Сверху! Сальто!»

«Уход вправо, подсечка!»

Это был странный, жуткий танец. Анастасия двигалась с балетной грацией, уклоняясь от града яростных атак, её движения были плавными и точными. Илларион же метался вокруг неё, как бешеный зверь, его клинки оставляли в воздухе рваные, злые следы.

«Ты только уворачиваешься, кукла?!» — взревел он, понимая, что не может попасть. — «Дерись!»

«Я и дерусь», — прошептала Анастасия.

Это был её выход.

Она начала «Шаг Призрачной Тени». Но на этот раз она вложила в него всю свою концентрацию. Пять быстрых шагов, и вокруг Иллариона вспыхнули пять её серебристых силуэтов. Они окружили его, повторяя её изящные движения, сбивая с толку, дезориентируя.

Илларион зарычал и начал рубить иллюзии. А Анастасия в это время, скрытая за танцем своих призраков, начала разбег. Три коротких, мощных шага.

Гран-жете.

Она взмыла в воздух. Время замедлилось. Она видела растерянное лицо Иллариона внизу, видела, как он пытается понять, куда она исчезла. Её тело выгнулось в идеальной дуге, ноги — в шпагате, кинжал в её руке был нацелен точно вниз.

«Падающая Луна: Удар с Небес»!

Илларион заметил её слишком поздно. Он вскинул свои клинки, пытаясь блокировать удар. Его техника была безупречна. Он бы справился с любым ассасином Академии.

Но он не был готов к её стилю.

Магические следы Анастасии резонировали иначе. Они не просто создавали силу. Они создавали поле. Уникальное энергополе, которое искажало траекторию стандартных техник. Его блок прошёл на миллиметр мимо.

И тут взвыла Эллада.

Это был не звук. Это была чистая волна ментальной боли, нацеленная точно в паузу между атаками Иллариона. Он закричал, его концентрация на мгновение дрогнула.

В то же мгновение, когда его защита ослабла, Максим шагнул вперёд. Амулет на его груди вспыхнул. Но не щитом. Он выпустил плотную волну связывающей магии, которая окутала ноги Иллариона.

И в этот самый момент Анастасия нанесла удар.

Её кинжал не вонзился в его плоть. Она ударила плашмя, но со всей силой, вложенной в прыжок. Удар пришёлся по его запястью. Хруст. Один из его клинков выпал из ослабевшей руки.

Она приземлилась легко, на носки, и тут же нанесла второй удар ногой, выбивая второй клинок.

Илларион рухнул на колени, обезоруженный, пойманный, побеждённый.

Обратный путь в Академию был триумфальным. Они вели пленного Иллариона, несли мешки с украденными артефактами. Студенты, что провожали их насмешками, теперь смотрели с изумлением и недоверием.

Доска Контрактов вспыхнула, фиксируя результат.

«КОНТРАКТ УРОВНЯ C: УСПЕХ. КОМАНДА „СЛОМАННЫЕ КЛИНКИ“».

Их имена на доске засияли новым светом.

«АНАСТАСИЯ ТЕНЕВАЯ: РАНГ ПОВЫШЕН ДО 7-ГО».

«МАКСИМ БЕРЕЗИН: РАНГ ПОВЫШЕН ДО 8-ГО».

«ЭЛЛАДА ЛЯЩИНА: РАНГ 10-Й. ОБЪЯВЛЕНА БЛАГОДАРНОСТЬ ЗА УНИКАЛЬНУЮ ПОДДЕРЖКУ».

Но это было не всё. Ниже появилась ещё одна строка, выведенная личным почерком Мастера Школы Кинжала, Антона Громова.

«СТИЛЬ АНАСТАСИИ ТЕНЕВОЙ ПРИЗНАН ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫМ. НАЧАЛО НОВОЙ ШКОЛЫ МАГИИ ДВИЖЕНИЯ? ТРЕБУЕТСЯ ДАЛЬНЕЙШЕЕ НАБЛЮДЕНИЕ».

По толпе прошёл гул. Это было неслыханно. Признание нового стиля от самого консервативного из Мастеров. Учитель Григорий, стоявший в стороне, едва заметно улыбнулся.

Послесловие.

Той же ночью, в заброшенном балетном зале, они собрались снова. Рана на плече Анастасии всё ещё болела, но чёрные вены отступили, словно яд признал поражение.

Анастасия открыла свой блокнот.

«Первый контракт завершён», — сказала она, глядя на Максима и Элладу. — «Но это только начало. Нам нужны новые связки. Эллада, твои звуковые волны… мы можем вплести их в мой танец. Максим, твои амулеты… они должны стать частью хореографии».

Она посмотрела на них. На их лицах больше не было страха. Только усталость и решимость.

«Вы готовы?»

«Да, лидер», — ответил Максим. И это слово прозвучало абсолютно естественно.

Эллада молча кивнула, но в её глазах впервые появился блеск.

Анастасия улыбнулась. Она встала в центр зала. «Тогда… начнём репетицию».

Она начала двигаться. Медленно, плавно. Максим и Эллада встали рядом, пытаясь поймать её ритм. Их магические следы — серебряные, медные и тёмно-синие — начали сплетаться в единый, сложный узор.

Впервые балет становился оружием не только для неё, но и для всей её маленькой команды. И этот танец был лишь увертюрой к той буре, что им предстояло обрушить на мир Семи Школ. Восьмая Школа родилась. Школа, где смерть — это искусство.

Часть 2: Рождение танцовщицы

Главы 16–19: Внутренний конфликт.

Глава 16: Призрак балерины

Ночь после триумфа оказалась невыносимо долгой.

Анастасия лежала на узкой койке в своей спартанской комнате, глядя в потолок, где лунный свет рисовал причудливые узоры сквозь единственное маленькое окно. Академия спала. За стенами слышалось мерное дыхание соседок по коридору, где-то вдалеке переговаривались ночные стражи, ветер свистел в башенных шпилях. Мир был спокоен.

Но в её голове бушевала буря.

Она закрывала глаза — и снова видела. Илларион. Подземелье. Финальный момент боя. Её тело взмывает в воздух в «Падающей Луне», время замедляется до вязкой текучести, и она видит его лицо внизу — растерянное, испуганное, беззащитное. Её кинжал движется вниз. Удар. Не в горло. Не в сердце. В запястье. Хруст кости, похожий на треск сломанной ветки. Его крик.

Я могла убить его.

Мысль была холодной, отстранённой, пугающей своей простотой.

Один точный удар в горло вместо запястья. Это было бы проще. Эффективнее. Его не пришлось бы тащить обратно. Не нужно было бы беспокоиться, что он сбежит, что его освободят, что он вернётся за нами. Убийство решило бы все проблемы.

Анастасия резко села, обхватив колени руками. Её сердце билось быстро, неровно. Пот покрывал лоб, хотя в комнате было холодно.

Почему я этого не сделала?

Она знала официальный ответ. Контракт не требовал смерти — только захват и возврат артефактов. Она выполнила задание по букве закона. Академия учила точности исполнения контрактов: не больше, не меньше.

Но это была ложь, удобная ложь, за которую она пыталась спрятаться.

Истинная причина была глубже, болезненнее. Где-то в глубине её существа, там, где Анна Королёва всё ещё цеплялась за обрывки прошлой жизни, кричал голос: «Ты не убийца! Ты балерина! Ты даришь миру красоту, а не смерть!»

Но этот голос становился всё тише.

Она встала, босыми ногами ступая на холодный каменный пол, и подошла к окну. За ним раскинулся Санкт-Петербург Теней — величественный, прекрасный, смертельный. Тот же город, где в другой жизни она танцевала на сцене Большого театра. Где она была примой. Где тысячи людей аплодировали ей стоя, их глаза сияли от восторга, а она дарила им радость, красоту, мгновения забвения от серости повседневности.

А теперь?

Теперь она учится убивать. И, что самое страшное, у неё это получается. Получается хорошо.

Её магические следы сияют ярче, чем у большинства. Её движения совершеннее, изящнее, смертоноснее. Инструкторы начинают замечать её. Студенты перестают смеяться. Даже Совет признал её стиль «экспериментальным». Всё, чего она хотела месяц назад — признание, уважение, место в этом мире — начинало сбываться.

Но цена этого признания — кровь.

Пока не моя. Но чужая. И скоро, возможно, на моих руках будет не просто кровь поверженного врага. Будет кровь убитого.

Она прижала ладонь к холодному стеклу, чувствуя, как её дыхание оставляет влажный след.

«Кто я?» — прошептала она в темноту. — «Балерина, которая дарила миру красоту? Или убийца, которая учится его отнимать? Можно ли быть тем и другим одновременно? Или я должна выбрать? И если выбрать… то кем я стану? Кем я хочу стать?»

Ответа не было. Только тишина и холод ночи.

Утро пришло слишком быстро, безжалостное и яркое. Тренировочный звонок вырвал Анастасию из беспокойного полусна, в котором она провалялась последние пару часов. Тело болело — не от физической усталости, а от внутреннего напряжения, словно её душа провела ночь в непрерывной схватке сама с собой.

Общий зал Школы Кинжала был заполнен студентами третьего курса. Инструктор Павел Железнов, массивный мужчина с шрамом через всё лицо и репутацией человека, не знающего пощады, стоял в центре, опираясь на древко учебного копья.

«Сегодня — учебные дуэли до первой крови!» — его голос гулко разнёсся по залу. — «Традиционное упражнение Школы Кинжала. Правила просты: бой один на один, без магических защит, только личное мастерство. Остановка — при первом серьёзном порезе. Цель — научить вас контролю, точности и безжалостности. В реальном бою противник не будет ждать, пока вы соберётесь с духом».

Пары объявлялись случайным жребием. Когда инструктор выкрикнул: «Теневая — Быков!», по залу прокатился многозначительный гул.

Семён Быков. Анастасия знала его — крепкий парень с квадратной челюстью и вечно злыми глазами, средний по силе, но известный своей жестокостью. Он не был талантлив, зато был злобен и не брезговал грязными приёмами. И он всегда презирал её открыто, называя «танцующей клоунессой» за спиной, а иногда и в лицо.

Они вышли в центр круга. Студенты образовали плотное кольцо, предвкушая зрелище. Максим стоял в первом ряду, его лицо было напряжённым. Эллада — чуть позади, как всегда в тени, но её тёмные глаза внимательно следили за происходящим.

«Начали!»

Семён атаковал немедленно, не давая ей времени сосредоточиться. Его кинжал летел прямо к её лицу — грубо, агрессивно, целясь в глаза. Это был удар, призванный не просто победить, а искалечить, оставить шрам, испортить лицо.

Анастасия отступила, легко уклоняясь. Её тело двигалось автоматически, мышечная память балерины превращала уклонение в изящное па. Но это была лишь защита.

Он атаковал снова. Вторая рука выстрелила вперёд, целясь в горло. Опять попытка причинить максимальный урон. В его глазах горела не просто решимость победить — там была ненависть, желание унизить, сломать.

Шаг Призрачной Тени.

Три быстрых шага на носках. За её спиной вспыхнули серебристые силуэты — два призрачных двойника, повторяющих её движения с небольшой задержкой. Семён на мгновение замешкался, не понимая, в кого целиться. Его кинжал прошёл сквозь иллюзию.

Это был момент. Момент для контратаки.

Анастасия видела открытие — его правый бок, незащищённый после промаха. Один точный удар туда, и дуэль окончена. Её кинжал был готов. Тело знало траекторию. Мышцы были напряжены.

Но её рука не двигалась.

Зачем? Достаточно царапины. Зачем причинять ему сильную боль? Это же просто учебная дуэль. Он… он просто дурак, злой мальчишка, не заслуживающий серьёзного ранения.

Пауза. Доля секунды. Но в бою даже миг нерешительности — это вечность.

Семён, поняв, что она медлит, воспользовался этим. Он развернулся, его кинжал описал широкую дугу. Анастасия попыталась увернуться, но было поздно. Лезвие коснулось её предплечья — неглубокая, но явная царапина. Кровь выступила тонкой линией.

«Первая кровь! Победа — Быков!»

Толпа взорвалась смехом и насмешками.

«Танцовщица струсила!»

«Ей жалко царапнуть противника!»

«Слабачка! С таким сердцем в Академии делать нечего!»

Семён усмехнулся, вытирая свой кинжал. «Знал, что ты — трус, Теневая. Вся твоя магия — просто цирк. А когда дело доходит до настоящего боя, ты ничего не можешь». Он наклонился ближе, понижая голос до злобного шёпота: «В реальном контракте ты умрёшь в первые пять минут».

Анастасия молча прижала ладонь к царапине, останавливая кровотечение. Внутри бушевала буря эмоций — стыд, гнев, разочарование в себе. Но больше всего — страх. Страх, что Семён прав. Что она слишком мягка для этого мира. Что она не сможет стать настоящим ассасином, потому что внутри неё всё ещё живёт балерина, которая не может причинить боль.

Максим протолкнулся сквозь толпу, его лицо было мрачным. «Анна, ты в порядке?»

Она кивнула, не доверяя своему голосу.

Инструктор Железнов подошёл к ним. Его взгляд был холоднее арктического льда. «Теневая».

«Да, инструктор».

«В реальном бою противник не будет ждать, пока ты решишь, жалеть его или нет. Милосердие — роскошь, которую убийцы не могут себе позволить. В следующий раз, когда ты будешь колебаться, ты умрёшь. А если ты в команде — умрут и твои товарищи». Он повернулся, бросив через плечо: «Запомни это».

Его слова были как удар ножом в живот. Потому что они были правдой. Жестокой, беспощадной правдой.

Она не помнила, как прошёл остаток дня. Занятия, тренировки, ужин в столовой — всё проходило мимо неё, как в тумане. Её разум застрял в той паузе, в том мгновении нерешительности, которое стоило ей победы.

Я слаба. Я не могу быть ассасином. Я застряла между двумя мирами, не принадлежа ни одному из них.

Когда наступила ночь, она не смогла остаться в своей комнате. Стены давили, воздух был слишком густым. Она бесшумно проскользнула через коридоры Академии, спускаясь всё ниже, пока не оказалась перед знакомой дверью.

Заброшенный балетный зал под восточным крылом. Её святилище. Её убежище.

Она вошла, зажгла единственную масляную лампу. Зал встретил её привычной тишиной и запахом пыли. Она поставила на пол музыкальную шкатулку матери, завела её. Мелодия полилась в воздух — тихая, нежная, полная грусти.

Анастасия встала в центре зала. Закрыла глаза. Глубокий вдох.

Кто я?

Она начала двигаться. Не боевые техники. Не магия. Просто танец. Чистый, свободный танец, какой она исполняла на сцене Большого театра. Руки плавно поднимались над головой, тело изгибалось в изящной дуге, ноги скользили по пыльному полу в плавном глиссаде.

Это была красота ради красоты. Искусство ради искусства. Ничего смертельного. Ничего опасного. Просто девушка, танцующая под старую мелодию в заброшенном зале.

Но затем, словно сами собой, её движения начали меняться. Плавный изгиб руки превратился в блок. Грациозный поворот — в уклонение. Мягкий шаг вперёд — в выпад, который мог бы проткнуть горло воображаемого противника.

Она не планировала этого. Это происходило инстинктивно. Её тело больше не разделяло танец и бой. Они слились воедино, неразрывно, органично. Каждое па могло быть как чистым искусством, так и смертельным оружием — в зависимости только от её намерения.

Анастасия остановилась, тяжело дыша. Она смотрела на своё отражение в треснувшем зеркале. Там она видела не одну фигуру, а две, наложенные друг на друга, как двойная экспозиция на фотографии.

Анна Королёва, прима-балерина в белой пачке, с мягкой улыбкой и светом в глазах.

И Анастасия Теневая, ассасин в тёмной тунике, с кинжалами на поясе и холодной решимостью во взгляде.

Они смотрели друг на друга. Два «я». Два пути. Два несовместимых призвания.

Или всё-таки совместимых?

Мысль была дерзкой, почти еретической. Но чем дольше она смотрела на это двойное отражение, тем яснее становилось.

Может, я не должна выбирать? Может, ответ не в отказе от одной части себя ради другой? Может, ответ в том, чтобы соединить их? Стать балериной-убийцей. Убийцей-балериной. Той, кто убивает с той же грацией и красотой, с которой танцует.

Она медленно подняла руку перед собой, словно держа невидимый кинжал. Затем начала движение — медленное, контролируемое, изящное. Удар, который выглядел как па из балета, но был смертельно эффективен. Красота и смерть в одном движении.

Умирающий лебедь из «Лебединого озера». Последний танец Одетты перед смертью. Трагический. Прекрасный. Неизбежный.

Что если убийство может быть таким же? Не жестоким актом насилия, а… последним па? Завершением танца? Освобождением?

Идея была безумной. Но она также была… правильной. Где-то глубоко внутри Анастасия почувствовала, как что-то встало на место. Не ответ на все вопросы. Но начало ответа.

Я могу быть обеими. Но только если найду способ сделать убийство не отрицанием искусства, а его частью.

Она опустила руку. Её сердце билось ровно. Буря внутри стихала, уступая место тихой, холодной решимости.

Завтра она поговорит с Учителем Григорием. Он знал её мать. Он понимал, что значит балансировать между двумя мирами. Может, он поможет найти путь.

А пока… пока она просто продолжала танцевать. В заброшенном зале, под забытую мелодию, между призраками прошлого и тенями будущего. Балерина, которая учится убивать. Убийца, которая не забыла, как танцевать.

Призрак, застрявший между двумя жизнями. Но, возможно, именно в этом и была её уникальная сила.

Глава 17: Разговор с мастером

Библиотека Академии Теней была местом, куда студенты приходили редко. Не потому, что им запрещали — скорее наоборот, Совет поощрял изучение древних техник и истории Школ. Просто большинство предпочитало осязаемые тренировки абстрактным знаниям. Зачем читать о древних техниках, если можно отрабатывать современные?

Но Анастасия искала не техники. Она искала ответы на вопросы, которые не решались движением клинка.

Она спустилась по узкой винтовой лестнице в подвальный уровень, где хранились самые старые манускрипты — свитки, книги, дневники давно умерших мастеров. Воздух здесь пах пылью, старой бумагой и чем-то ещё — магией, впитавшейся в страницы веками. Факелы в настенных держателях горели тусклым зелёным светом, отбрасывая причудливые тени на каменные стены.

Учитель Григорий сидел за массивным дубовым столом в самом дальнем углу. Перед ним лежал развёрнутый свиток, испещрённый выцветшими иероглифами и схематичными изображениями боевых стоек. Его седые волосы падали на плечи, борода была аккуратно подстрижена, но глаза… его глаза были глазами человека, видевшего слишком много — слишком много смертей, слишком много боли, слишком много правды.

Анастасия замерла в дверях, вдруг не уверенная, что правильно поступает, приходя сюда. Но Григорий поднял голову, словно чувствуя её присутствие, и их взгляды встретились.

«Учитель Григорий…» — её голос прозвучал тише, чем она планировала. — «Могу я задать вам вопрос?»

Он молчал долго, его пальцы медленно сворачивали свиток. Затем он отложил его в сторону и откинулся на спинку кресла, изучая её долгим, оценивающим взглядом, от которого стало не по себе. Словно он видел не девочку-ассасина, а что-то большее, что-то скрытое глубже.

«Ты можешь», — наконец произнёс он, его голос был спокоен, но в нём чувствовалась усталость веков. — «Но я не уверен, что тебе понравится ответ. Правда редко бывает приятной, Анастасия».

Она подошла ближе и села на простой деревянный стул напротив него. Её руки лежали на коленях, пальцы были сжаты так крепко, что костяшки побелели.

Она сделала глубокий вдох. Вопрос, мучивший её всю ночь, наконец нашёл слова.

«Как… как балерина, чьё призвание — дарить красоту миру, может убивать?» — она посмотрела прямо в его глаза, пытаясь найти там осуждение или насмешку, но не нашла ни того, ни другого. — «Разве это не противоречие? Разве искусство и смерть не противоположности? Как я могу быть обеими — танцовщицей и убийцей — не разрушая себя в процессе?»

Григорий молчал так долго, что она начала думать, что он не ответит вообще. Его пальцы медленно поглаживали гладкую древесину посоха, который всегда был с ним, как часть его самого. В свете зелёных факелов его лицо казалось высеченным из старого дерева — морщины, шрамы, бороздки усталости.

Затем он начал говорить. Его голос был низким, почти гипнотическим, каждое слово взвешенным и точным.

«Анастасия, смерть — это часть жизни. Не противоположность. Часть. Неотделимая, неизбежная, необходимая часть».

Он встал, опираясь на посох, и медленно подошёл к узкому окну, через которое едва пробивался свет. «Цветок расцветает — это красота. Цветок увядает — это смерть. Но разве увядание не прекрасно по-своему? Осенние листья, багряные и золотые, падающие с деревьев. Первый снег, покрывающий землю белым саваном. Закат солнца, когда небо горит огнём, прежде чем погрузиться во тьму. Всё это — малые смерти. И все они прекрасны».

Он повернулся к ней, его силуэт был тёмным на фоне окна. «Древние говорили: чтобы понять жизнь, нужно понять смерть. Они не противоположности, как думают многие. Они танцоры в одном вальсе. Одно не существует без другого. Жизнь придаёт смерти значение. А смерть придаёт жизни ценность».

Анастасия слушала, чувствуя, как что-то внутри неё начинает сдвигаться, как ледяной затор на реке в начале весны.

«Но убийство…» — прошептала она. — «Это же не естественная смерть. Это насилие. Это…»

«Вопрос не в том, убивать или не убивать», — перебил её Григорий, его голос стал жёстче. — «Этот выбор уже не твой. Ты в Академии Теней. Ты уже встала на этот путь. Когда ты перешагнула порог этих стен, когда ты взяла в руки кинжалы, когда ты приняла свой первый контракт — выбор был сделан. Вопрос теперь совсем в другом: кого убивать и почему».

Он подошёл ближе и сел напротив, его глаза смотрели прямо в её душу.

«Понимаешь, Анастасия, есть два типа людей с клинками в руках. Убийца без морали — это просто мясник. Он убивает ради денег, ради удовольствия, ради власти, ради самого акта убийства. Он не спрашивает себя, заслуживает ли цель смерти. Ему всё равно. Таких полно в нашем мире — в тёмных переулках, в коррумпированных Гильдиях, даже среди аристократов. И они делают мир хуже. Каждое их убийство добавляет тьму».

Он сделал паузу, давая словам впитаться.

«Но ассасин с моралью — это совсем другое. Это хирург. Он вырезает опухоль, чтобы спасти тело. Он убивает зло, чтобы защитить невинных. Его клинок падает не потому, что кто-то заплатил больше, а потому, что он решил: этот человек должен умереть для блага мира».

«Мой отец…» — начала Анастасия, но голос её дрогнул.

«Алексей был именно таким», — кивнул Григорий, и в его голосе впервые проскользнула теплота. — «Твой отец — мой старый друг, мой брат по оружию. Я знал его двадцать лет. Да, он убивал. Много раз. Его руки были в крови. Но его клинок падал только на тех, кто заслуживал. Тиранов, которые мучили народ ради развлечения. Работорговцев, торгующих детьми как скотом. Предателей, продававших невинных ради золота. Он был судьёй и палачом в одном лице. И каждая его смерть делала мир чуточку чище, чуточку светлее».

Слёзы жгли глаза Анастасии, но она не позволила им упасть. «Но кто решает, кто заслуживает смерти? — её голос был жёстче, чем она ожидала. — Разве у нас есть право судить? Мы же не боги!»

«Нет, мы не боги», — согласился Григорий. — «Но у нас есть сила судить. А в этом мире, Анастасия, сила — это и есть право. Не справедливость выбирает сильных. Сильные создают справедливость».

Он наклонился ближе, его взгляд был пронзительным. «Но…» — он поднял палец. — «С силой приходит ответственность. Древние называли это "проклятием меча". Когда ты берёшь в руки клинок, ты берёшь на себя выбор — кому жить, кому умереть. И этот выбор будет преследовать тебя всю жизнь. Каждая смерть. Каждое лицо. Они останутся с тобой навсегда».

Он откинулся назад. «Поэтому ты должна выбрать свой моральный кодекс. Сама. Не я, не Академия, не Совет. Ты. И ты должна жить по нему, чего бы это ни стоило. Даже если это будет стоить тебе всего».

Тишина повисла между ними, тяжёлая и плотная, как туман. Анастасия пыталась переварить его слова, но их было слишком много, они были слишком тяжёлыми.

Григорий, словно чувствуя её смятение, медленно встал и подошёл к одному из книжных шкафов. Он долго искал среди полок, затем достал небольшую, потёртую книгу в кожаном переплёте. Обложка была истёртой, страницы пожелтевшими.

Он вернулся и положил книгу перед ней. «Это дневник твоей матери, Елены Теневой».

Анастасия смотрела на книгу, не решаясь прикоснуться к ней. Дневник матери. Женщины, которую она почти не помнила — только обрывки воспоминаний, тёплые руки, колыбельную, запах лаванды.

«Я хранил его все эти годы», — продолжил Григорий. — «Ждал нужного момента. После смерти Елены Алексей отдал его мне и попросил передать тебе, когда ты будешь готова. Я думаю, этот момент настал».

Её руки дрожали, когда она брала книгу. Кожа была тёплой, словно живой.

«Прочти её», — тихо сказал Григорий. — «Она тоже прошла через эти сомнения. Она тоже искала ответ. И она его нашла».

Анастасия не помнила, как покинула библиотеку, как добралась до своей комнаты. Всё было размыто, нереально. Единственной реальностью была книга в её руках.

Она заперлась, зажгла свечу и открыла дневник.

Почерк матери был изящным, но твёрдым. Даты начинались с шестнадцати лет назад, когда Елена только встретила Алексея.

Анастасия начала читать. И не могла остановиться.

Из дневника Елены Теневой:

«15 октября. Мне двадцать два года, и я больше не знаю, кто я такая. Вчера я танцевала в Императорском театре. Публика аплодировала стоя. Я чувствовала себя живой, свободной, прекрасной. А сегодня утром я убила человека. Моим первым контрактом был работорговец. Алексей был со мной, направлял. Но удар наносила я. Мой кинжал. Моя рука. Его кровь на моих пальцах».

«Я не могу быть обычным убийцей. Не могу. Каждая клетка моего тела протестует. Но я также не могу отказаться от этого пути. Алексей рискует жизнью каждый день, чтобы защитить невинных. Наша дочь растёт в мире, где зло не наказывается, если кто-то не возьмёт на себя эту ответственность. Я люблю их обоих. И я выбираю защищать их».

«Поэтому я решила: мои клинки будут падать только на тех, кто сеет страдание. Я не буду брать контракты на политические убийства, на месть, на ревность. Только зло. Только то, что делает мир темнее».

Страницы мелькали одна за другой. История матери разворачивалась перед Анастасией — борьба, сомнения, боль. Но и решимость.

«22 апреля. Сегодня я выполнила свой двенадцатый контракт. Барон Владислав Кровин. Он держал детей в клетках в подвале своего особняка. Использовал их для магических экспериментов. Шестеро умерли. Десятеро — искалечены навсегда».

«Когда я вошла в его покои, он спал. Я могла убить его быстро. Но вместо этого я танцевала. Танцевала для него свой последний танец — "Умирающий лебедь". Он проснулся и смотрел, не понимая, что происходит. А затем я нанесла удар. Быстро. Милосердно. Он умер, глядя на красоту».

«Я не чувствовала вины. Только облегчение. Облегчение, что его больше нет. Что дети будут спасены. Что мир стал чуточку лучше».

«Я поняла свой путь. Я буду танцовщицей смерти. Но моя смерть будет избирательна. Красива. Справедлива. Каждое моё убийство — это последнее па в танце зла. Освобождение. Не разрушение, а очищение».

Последняя запись была сделана за неделю до смерти матери.

«Я не знаю, доживу ли до конца этой недели. Контракт опасен. Но если что-то случится, я хочу, чтобы моя дочь знала: я не жалею ни о чём. Я сделала свой выбор. Я была балериной. Я была матерью. Я была убийцей. И я была всеми ими одновременно, не отказываясь ни от одной части себя. Это возможно, Настя. Ты можешь быть обеими. Нужно только найти баланс. Найти свою справедливость. И держаться за неё, даже когда весь мир говорит, что ты не права».

Анастасия закрыла дневник. Слёзы текли по её щекам свободно теперь, горячие, очищающие. Но это были не слёзы горя.

Это были слёзы понимания.

«Мама…» — прошептала она в пустоту своей комнаты. — «Ты тоже искала этот баланс. И ты его нашла. Ты показала мне путь».

Она прижала дневник к груди, чувствуя тепло, исходящее от старой кожи. Словно мать всё ещё была здесь, направляя её, поддерживая.

Я не одинока в этом. Мама прошла этим путём. Она нашла ответ. И я тоже найду.

Я буду убивать. Но только зло. Только тех, кто заслуживает. Я буду танцовщицей-освободительницей. Каждое моё убийство будет иметь смысл. Будет справедливым. Будет последним па в танце тьмы.

Впервые с момента перерождения Анастасия Теневая почувствовала покой. Не счастье. Не радость. Но покой — глубокий, тихий, твёрдый.

Она знала теперь, кто она. И она была готова принять это.

Глава 18: Первый осознанный выбор

В раннее утро Академия былa затянута изморосью и туманом. Гулко раздавались шаги по коридорам, но сегодня в воздухе стояла тяжесть чего-то нового — не просто испытания, а настоящая проверка на цену собственной справедливости.

Когда команда вошла в Атриум, Доска Контрактов уже сияла новыми рунами. Толпа расступалась: все знали о свежевыставленном контракте — и все видели явный знак, подчеркивающий его опасность.

Контракт:

Уровень В: устранение барона Виктора Малахова. Обвинения: систематические истязания крепостных, незаконные магические эксперименты на людях, убийство тринадцати детей.

Заказчик: Императорский Суд.

Награда: 200 баллов рейтинга. Доступ к архиву техник среднего уровня.

Анастасия застывает перед строками. Рядом — Максим, его руки сжаты в кулаки, взгляд тревожен и серьёзен; Эллада, чьё лицо кажется вырезанным из воска, в глазах тишина штормового моря.

Максим всматривается в строки:

— Это убийство, Анна, — наконец произносит он. — Не захват. Не расследование. Убийство.

Она не отвечает сразу. На экране Доски под строкой преступлений выведены — будто специально — имена жертв. Дети. Список: имя, возраст. В самом конце — пятилетний мальчик, младший, чем Вика, сестра Анастасии из прошлой жизни. Это имя обжигает её сильнее, чем любой упрёк.

Внутри что-то надламывается — или, наоборот, выстраивается в новую прямую ось:

— Мы берём этот контракт, — её голос не поддаётся дрожи. Он острый, будто скрип колёс по рельсам в ночь.

Максим медлит:

— Ты уверена?

— Я уверена, — Анна смотрит прямо перед собой, а в её взгляде нет ни капли сомнения. — Этот человек… нет, это не человек. Это чудовище. И мир станет лучше без него. Я сделаю это. Мы сделаем это.

Эллада молча кивает. В её чертах сложно прочесть что-то человеческое — это черты Евы до грехопадения: чистота, застывшая невинность и пугающая пустота.

Вечером — стратегия и напряжение.

На столе разложено досье на Малахова и схематический план поместья:

Барон — маг, 3-й ранг Школы Клинка. Пятеро телохранителей — бывшие выпускники Академии, у каждого за плечами не один бой и не одна кровь. Поместье укреплённое, патрули охраняют его в две смены. Магические сигналы, ловушки, эвакуационные туннели.

Анастасия откидывает схемы и закрывает глаза:

— Настоящая цель — его покои. Вход на третьем этаже. Эллада, ты отвечаешь за нейтрализацию сигнальных артефактов. Максим, твои задачи — отвлекающие манёвры, теневая координация в параллельных коридорах. Я иду в центр.

Она усиливает план запуском новой техники, специально отработанной под эту миссию — «Последнее Па: Освобождение». Это сочетание «Шага Призрачной Тени» и вдохновения сценой смерти Одетты: движение настолько наполнено грацией и совершенством, что магический след растворяет сознание жертвы. Смерть становится образом, освобождающим — почти милосердием для мира, не для того, чья жизнь оборвана.

Репетиционный зал, ночь. Лишь одна лампа освещает исцарапанное зеркало, в котором дрожит отражение Анастасии. Ей не нужно оружие для тренировки — весь зал становится инструментом: каждый шаг — реплика, каждый взмах руки — концепция смерти, превращённая в искусство.

Она движется по кругу, будто исполняет сольную вариацию на сцене. Но сегодня за каждым па стоит другой смысл. Мотив. Каждая точка движения — начало убийства, каждый разворот — его подготовка. Артистка смерти, создающая искусство своей болью.

В дверном проёме появляется Эллада, молча прислоняется к стене. Она наблюдает — не судит, не вмешивается.

— Я поняла, Эллада, — негромко говорит Анастасия, не останавливаясь. — Убийство может быть актом милосердия. Не для жертвы — барон не заслуживает ни спасения, ни жалости. Но для остальных. Я освобожу мир от него. Это будет моя первая настоящая роль в этом мире. Не просто танцовщица. Не просто убийца. Танцовщица-освободительница. Каждое убийство будет иметь смысл. Каждое будет справедливым.

Эллада молчит долго. Тишина нависает между ними тяжёлым куполом.

— Ты веришь в это? По-настоящему? — только к вечеру раздаётся её голос. Он звучит так, будто Эллада впервые позволяет себе сомневаться не только в мире, но и в себе.

Анастасия замирает, развернувшись лицом к зеркалу, где отражаются обе — живая и призрачная:

— Да, — тихо, но твёрдо. — Я должна верить. Иначе я просто стану тем, кого я призвана уничтожать.

Она осторожно касается стекла, смотрит в глаза своему отражению. В эту ночь Анастасия переступает порог.

Теперь каждый её шаг — первый осознанный выбор человека, для которого искусство и справедливость слились в единый кодекс. Кодекс, за который она готова платить любую цену.

Глава 19: Последнее па для чудовища

Ночь опустилась на поместье барона Малахова как траурное покрывало, плотное и непроницаемое. Луна скрывалась за облаками, словно не желая быть свидетелем того, что должно было произойти.

Три тени скользили по территории усадьбы — не бежали, не крались, а именно скользили, словно сама тьма отделилась от стен и началадвигаться с намерением.

Эллада шла впереди, её глаза были закрыты, но она видела больше, чем любой зрячий. Её магия слуха улавливала каждую вибрацию — пульсацию сигнальных заклинаний, вшитых в стены, ритм шагов патрулей, даже биение сердец спящих слуг. Она поднимала руку, и невидимая волна её силы нейтрализовывала артефакты один за другим, бесшумно, незаметно, как выключение свечей в пустой комнате.

Максим следовал за ней, его амулеты светились тусклым янтарным светом. Он создавал иллюзорные барьеры — призрачные стены, ложные коридоры, которые заставляли охрану видеть пустоту там, где на самом деле шли трое. Его техника была грубее, чем у Анастасии, но эффективна. Один из патрульных прошёл в метре от них, глядя прямо сквозь, не видя ничего.

А Анастасия двигалась позади них, её призрачные двойники уже начали свой танец. Три, затем пять серебристых силуэтов отделились от её тела и скользили по периметру, отвлекая внимание, создавая хаос там, где его не было. Охранники видели движение в саду, бросались туда — и находили лишь пустоту. К тому времени, когда они понимали обман, команда была уже внутри.

Они поднялись по внутренней лестнице. Третий этаж. Коридор, уставленный дорогими вазами и картинами с изображением охотничьих сцен. В конце — массивная дверь из тёмного дуба. Личные покои барона.

Максим и Эллада остановились у входа, заняв позиции стражей. Их задача — предупредить о приближении, задержать любого, кто попытается войти. Но саму работу, главную работу, должна была сделать Анастасия.

Одна.

Она посмотрела на них. Максим кивнул, в его глазах была решимость, но и тревога. Эллада просто закрыла глаза, её лицо было спокойным, почти умиротворённым.

Анастасия толкнула дверь. Та открылась бесшумно — барон был настолько уверен в своей безопасности, что даже не запирал её изнутри.

Комната была огромной, роскошной до неприличия. Позолоченная мебель, ковры из шёлка, хрустальные люстры. Но роскошь была испорчена тем, что лежало на столах и полках.

Магические артефакты, созданные из человеческих костей. Черепа, использованные как подсвечники. Кристаллы, вставленные в рёбра. Ожерелья из зубов. Всё это пульсировало слабым, больным светом — магия, выжженная из страданий.

На столе лежал дневник. Анастасия подошла и открыла его. Почерк был неровным, местами истерическим.

«Эксперимент № 47. Испытуемый — крепостной мальчик, 7 лет. Попытка извлечь магический резонанс путём продлённой агонии. Результат: частичный успех. Кристалл 3-го уровня. Примечание: дети дают более чистую магию».

Тошнота подкатила к горлу. Анастасия захлопнула дневник.

В центре комнаты, на огромной кровати, спал барон Виктор Малахов.

Толстый мужчина с распухшим лицом, жирными складками на шее, потным лбом. Он храпел, и от него несло вином и чем-то ещё — сладковатым, гнилостным запахом разложения. Даже во сне его лицо было жестоким — губы искривлены в презрительной усмешке, морщины вокруг глаз глубокие, словно выжженные злобой.

Она стояла над ним. Её кинжал был в руке, лезвие сияло в тусклом свете луны, пробивающемся сквозь окно. Один удар в сердце, и всё закончится. Быстро. Тихо. Профессионально.

Но она не спешила.

Она смотрела на него — на чудовище, маскирующееся под человека. Он убил тринадцать детей. Замучил десятки крепостных. Превратил людей в магические инструменты. Он делал это не ради выживания, не ради защиты. Он делал это ради власти, ради удовольствия, ради того, что мог.

«Он — зло. Я — справедливость. Это не убийство. Это освобождение».

ФЛЭШБЕК: Три ночи назад. Заброшенный балетный зал

Пот стекал по спине Анастасии. Она тренировалась уже четыре часа без перерыва, её мышцы кричали от усталости, но она не останавливалась. Перед ней на пыльном полу лежал открытый дневник матери, страницы которого она уже знала наизусть.

«Последнее па — это не убийство. Это освобождение», — писала Елена Теневая. — «Движение настолько совершенное, что сама смерть становится частью красоты. Жертва должна видеть не ярость, не жестокость — только неизбежность и грацию. Только так смерть перестает быть насилием и становится завершением танца зла».

Анастасия начала снова. Па-де-бурре. Три шага на носках. Её призрачные силуэты появились, но они были нестабильны, дрожали, словно отражения в мутной воде. Магические следы рвались, не складывались в единую мелодию.

«Неправильно», — прошептала она, останавливаясь и хватаясь за станок.

Проблема была в намерении. Все её боевые техники строились на агрессии, на желании победить, на силе удара. Но «Последнее Па» требовало противоположного — не ярости, а спокойствия. Не разрушения, а принятия. Не войны, а печального прощания.

Она закрыла глаза, заставляя себя вспомнить. Не бои. Не тренировки. А сцену.

Большой театр. Последний спектакль перед терактом. «Лебединое озеро». Четвёртый акт. Одетта, отравленная предательством возлюбленного, танцует свой последний танец перед тем, как броситься в озеро. Это не был танец агонии или отчаяния. Это был танец освобождения — от боли, от обмана, от жизни, ставшей невыносимой.

Анна Королёва танцевала тогда не для публики. Она танцевала для самой Одетты — даря ей красоту в последние мгновения существования.

«Смерть как освобождение», — прошептала Анастасия, открывая глаза.

Она начала снова. Медленно. Плавно. Без единого резкого движения. Каждый шаг был прощанием. Каждый взмах руки — отпусканием. Только грация. Только печаль. Только красота перед концом.

Магические следы изменились. Они перестали резать воздух агрессивными линиями. Вместо этого они начали петь — тихую, едва слышимую мелодию прощания. Мелодию, которая не атаковала, а обволакивала, не причиняла боль, а успокаивала, парализуя волю, растворяя сопротивление, оставляя лишь способность созерцать красоту.

Эллада, наблюдавшая из дверного проёма, прошептала с благоговением и страхом:

— Это… это жутко. И прекрасно одновременно. Как смотреть на похороны под музыку Чайковского.

Анастасия открыла глаза. Вокруг неё кружились её призрачные двойники, их движения были абсолютно синхронны, как части единого целого. Воздух вибрировал от магии, но это не была агрессивная вибрация боя. Это была вибрация последнего вздоха.

«Последнее Па: Освобождение». Техника была готова.

Максим, стоявший рядом с Элладой, покачал головой:

— Если я когда-нибудь увижу, как ты танцуешь это для кого-то… я буду знать, что его время пришло.

Анастасия посмотрела на него, её лицо было серьёзным:

— Эту технику я применю только один раз. Для того, кто действительно заслуживает. Это не просто убийство. Это… приговор. Последнее, что они увидят, будет красота. Пусть хоть это останется с ними в смерти.

Возвращение в настоящее

Анастасия моргнула, возвращаясь в настоящее. Три ночи упорных тренировок. Три ночи поиска баланса между смертью и искусством. Три ночи превращения танца в приговор.

Теперь пришло время.

Она убрала кинжал обратно в ножны. Не для удара. Для танца.

Она начала двигаться.

Не атаковала. Танцевала.

«Последнее Па: Освобождение».

Её движения были медленными, плавными, абсолютно совершенными. Она начала с па-де-бурре — три шага на носках, такие лёгкие, что казалось, она не касается пола. Её призрачные двойники появились вокруг кровати, окружая барона кольцом серебристых теней.

Затем — арабеск. Она замерла на одной ноге, вторая вытянута назад, руки в идеальной линии. Магические следы, исходящие от её тела, начали вибрировать, создавая звук — не слышимый ушами, но ощутимый душой. Тихую, печальную мелодию прощания.

Барон зашевелился. Его храп прервался. Он открыл глаза — мутные, налитые кровью, сначала не понимающие, где он и что происходит.

Затем он увидел её.

Призрачную фигуру в лунном свете. Девушку в тёмной тунике, танцующую вокруг его кровати. Её силуэты множились, создавая иллюзию десятка танцовщиц, каждая двигалась с нечеловеческой грацией. Мелодия становилась громче, настойчивее, проникая в его разум, парализуя волю.

Он попытался закричать, но голос застрял в горле. Его тело отказывалось слушаться. Магия Анастасии окутала его невидимыми нитями, лишив способности двигаться, оставив лишь способность видеть и понимать.

Она подошла ближе. Её движения были частью танца — плавный переход из арабеска в гран-жете, короткий прыжок, приземление на носки прямо у изголовья кровати. Её лицо было спокойным, почти безмятежным. Не было ярости. Не было ненависти. Только холодная, кристальная решимость.

Она достала кинжал. Лезвие сияло, отражая лунный свет.

«Виктор Малахов», — её голос был тихим, но каждое слово падало как камень в тишину. — «Твой танец окончен. Мир больше не будет страдать от твоих рук. Это — твоё последнее па».

Он смотрел на неё, его глаза были широко раскрыты от ужаса. Впервые в жизни барон Виктор Малахов понял, что такое быть беспомощным. Что такое видеть свою смерть и не иметь возможности её предотвратить.

Анастасия подняла кинжал. Её движение было частью хореографии — изящный взмах руки, переходящий в точный, милосердный удар.

Одно движение. Прямо в сердце.

Барон задрожал. Его рот открылся, но из него не вышло ни звука. Кровь хлынула, окрашивая белые простыни в багровый цвет.

Последнее, что он видел перед тем, как тьма поглотила его, было её лицо. Прекрасное. Спокойное. Неумолимое. Красота была последним, что видел барон Виктор Малахов, убийца детей.

Анастасия вытащила кинжал, вытерла его о край простыни и вернула в ножны. Она стояла над телом ещё несколько секунд, глядя на то, что осталось от чудовища.

Она не чувствовала триумфа. Не чувствовала радости. Только… покой. Глубокий, тихий покой.

«Справедливость свершилась. Мир стал чуточку чище».

Они покинули поместье так же тихо, как вошли. Тревога была поднята только через час, когда слуга зашёл в покои барона с утренним кофе и обнаружил тело.

К тому времени троица уже была в Академии.

На Доске Контрактов вспыхнула надпись, видимая всем студентам:

«КОНТРАКТ УРОВНЯ B: ВЫПОЛНЕН. ЦЕЛЬ УСТРАНЕНА. КОМАНДА „СЛОМАННЫЕ КЛИНКИ". НАГРАДА: 200 БАЛЛОВ РЕЙТИНГА. ДОСТУП К АРХИВУ СРЕДНЕГО УРОВНЯ».

Студенты смотрели на надпись с изумлением и недоверием. Команда третьекурсников выполнила контракт, предназначенный для пятого курса. И это было не захват. Это было убийство.

Но Анастасия не обращала внимания на взгляды, шепотки, удивление. Она сидела в заброшенном балетном зале, её блокнот лежал перед ней на пыльном полу. Максим и Эллада сидели рядом, молча ожидая.

Она взяла перо и начала писать.

«Моральный кодекс Восьмой Школы:

1. Убивать только тех, кто заслуживает — преступников, тиранов, чудовищ, сеющих страдание.

2. Каждое убийство должно иметь цель — защита невинных, восстановление справедливости, очищение мира от зла.

3. Убийство как искусство — красиво, точно, милосердно к миру, но не к жертве.

4. Никогда не убивать невинных, детей, тех, кто может исправиться и измениться».

Она закончила писать и положила перо. Максим и Эллада склонились, читая через её плечо.

Максим нарушил тишину первым:

— Ты действительно веришь, что мы можем жить по этим правилам? — в его голосе была не насмешка, а искренний вопрос.

Анастасия посмотрела на него, затем на Элладу. Её глаза были спокойными, решительными.

— Мы должны, — ответила она. — Иначе мы ничем не лучше тех, кого убиваем. Этот кодекс — единственное, что отделяет нас от чудовищ. Единственное, что делает нашу работу справедливостью, а не бойней.

Эллада кивнула, впервые за долгое время на её лице появилось что-то похожее на улыбку.

— Тогда я с тобой, — сказала она тихо. — Танцовщица-освободительница. Мне нравится.

Максим вздохнул, но затем тоже кивнул.

— Хорошо. Если мы делаем это, то делаем правильно. Я с вами.

Анастасия закрыла блокнот и прижала его к груди. Впервые с момента перерождения она чувствовала, что нашла свой путь. Не балерины. Не убийцы. А чего-то большего — танцовщицы, несущей справедливость на остриях кинжалов, облачённой в грацию и беспощадность одновременно.

Восьмая Школа родилась в эту ночь. Школа, где смерть была не разрушением, а последним па в танце зла. Школа, где убийство становилось освобождением.

И Анастасия Теневая стала её первой ученицей и мастером одновременно.

Глава 20: Новая угроза, старые предрассудки

Утро в Академии Теней началось с гула толпы в Атриуме. Сотни студентов столпились перед Доской Контрактов, их взгляды были прикованы к новой надписи, вспыхнувшей огненно-золотыми рунами — знак контракта уровня А, самого высокого для студентов.

Анастасия протиснулась сквозь толпу, чувствуя на себе взгляды — одни полные уважения, другие завистливые, третьи откровенно враждебные. За последний месяц «Сломанные Клинки» перестали быть посмешищем. Два выполненных контракта уровня B и C, признание Совета, новый статус — «экспериментальный стиль магии движения». Она поднялась с восьмого на седьмой ранг, Максим — с девятого на восьмой, даже Эллада получила официальную благодарность, хотя её ранг остался десятым.

Но признание рождало не только уважение. Оно рождало зависть, недоверие и жажду доказать, что «танцовщица» всё ещё не достойна стоять рядом с настоящими убийцами.

Анастасия остановилась перед доской, читая новый контракт:

«КОНТРАКТ УРОВНЯ А:

Устранение банды работорговцев „Железная Цепь".

Главарь: Борис Кремень, бывший мастер 2-го ранга Школы Цепи, изгнанный за запрещённые эксперименты.

Преступления: похищение 47 детей за последние три месяца. Торговля живым товаром. Магические эксперименты на невинных.

Местонахождение: заброшенные доки, порт Санкт-Петербурга, сектор 7.

Награда: 500 баллов рейтинга. Личная аудиенция у Совета Семи Школ.

Требования: команда минимум 4 человека, ранг не ниже 8-го для лидера.

Статус: открыт для третьего курса и выше».

Её сердце забилось быстрее. Сорок семь детей. Работорговцы. Это был именно тот тип контракта, ради которого она создала свой моральный кодекс. Зло, которое нужно вырезать из мира.

Рядом появился Максим, его массивная фигура прокладывала путь сквозь толпу.

«Это наш контракт, Анна», — тихо сказал он, но в его голосе была сталь.

Эллада подошла с другой стороны, её тёмные глаза были закрыты, но она уже «слушала» контракт, чувствуя магические следы, оставленные на доске теми, кто создал это задание.

«Четыре человека минимум», — прошептала она. — «Но нас только трое».

Анастасия сжала кулаки. Это была проблема. Совет требовал четырёх для контрактов уровня А по причине — работорговцы были не просто бандитами. Их главарь, Борис Кремень, был обученным мастером, знавшим все техники Школы Цепи. Его магия специализировалась на контроле и удушении — идеальное противоядие против ближнего боя.

Им нужен был кто-то с дальнобойными атаками. Лучник. Маг дальнего боя. Кто-то, кто мог прикрывать их спины, пока они врывались внутрь.

«Нам нужен четвёртый», — сказала Анастасия вслух.

Толпа вокруг них зашевелилась. Несколько студентов обменялись взглядами, но никто не подошёл. «Сломанные Клинки» могли быть успешными, но они всё ещё носили клеймо. Клеймо слабаков, которые выросли слишком быстро. Многие считали их успех везением, а не мастерством.

«Команда смертников ищет жертву?» — насмешливый голос разрезал гул толпы.

Анастасия обернулась.

У края тренировочной площадки стояла девушка, которую Анастасия видела раньше, но никогда не разговаривала с ней.

Ирина Снежная. Четвёртый курс. Пятый ранг Школы Лука — респектабельное положение для своего возраста. Высокая, почти на голову выше Анастасии, с длинными белокурыми волосами, собранными в строгую косу. Её лицо было идеально правильным, как у фарфоровой куклы, но холодным — ледяные голубые глаза смотрели с высокомерием и презрением. За спиной — длинный композитный лук из чёрного дерева с серебряными рунами, в колчане — стрелы с белым оперением.

Её репутация была легендарной. Лучшая лучница своего поколения. Её стрелы поражали цель на расстоянии пятисот метров. Она никогда не промахивалась. Никогда. Но её репутация включала и другое — высокомерие, презрение к слабым, отказ работать с теми, кого она считала недостойными.

«Ирина Снежная», — спокойно произнесла Анастасия, не выдавая эмоций.

«Теневая», — Ирина медленно подошла ближе, её движения были плавными, грациозными, но в них чувствовалась скрытая угроза, как у хищника, оценивающего добычу. — «Я слышала о твоих… „успехах". Танцовщица, создавшая новый стиль. „Экспериментальный", как они говорят. Впечатляет».

В её голосе не было ни грамма искренности.

Анастасия не реагировала на провокацию. «Спасибо за комплимент. Если ты пришла предложить свою помощь, мы рассмотрим твою кандидатуру».

Ирина усмехнулась. «Помощь? Мою помощь?» Она рассмеялась — звук был мелодичным, но злым. — «Давай начистоту, Теневая. Ты победила благодаря везению и слабым противникам. Илларион — изгнанник-неудачник. Барон Малахов — пьяница без охраны. Настоящий бой требует силы, не грации. И уж точно не балетных па».

Толпа вокруг замолчала, наблюдая за противостоянием. Максим шагнул вперёд, его лицо потемнело от гнева, но Анастасия остановила его лёгким жестом руки.

«Тогда почему ты здесь?» — её голос был спокоен, как поверхность замёрзшего озера.

Ирина на мгновение замолчала, её лицо дёрнулось — почти незаметно, но Анастасия заметила. Слабость. Уязвимость.

«У меня есть свои причины», — наконец произнесла Ирина, отводя взгляд.

Анастасия развернулась, не отвечая, и пошла к тренировочной площадке. Если Ирина хотела провоцировать — пусть. Слова ничего не стоят. Действия — всё.

Она встала в центр площадки, достала свои кинжалы. Вокруг неё выстроились три учебных манекена — деревянные конструкции, усиленные магическими рунами, способные выдержать удары третьего ранга.

Анастасия закрыла глаза. Глубокий вдох. Она вспомнила мелодию из шкатулки матери. Поток откликнулся, вибрируя в ответ на её намерение.

Она начала двигаться.

«Танец Разрывающего Ветра».

Пируэт. Вращение на одной ноге, руки в третьей позиции, кинжалы сияли серебром. Воздух вокруг неё начал закручиваться, формируя вихрь. Магические следы множились с каждым оборотом, создавая плотное энергетическое поле.

Вихрь рос, усиливался, превращался в настоящий ураган с Анастасией в его центре. Три манекена затряслись, их магические руны вспыхнули, пытаясь противостоять силе.

Анастасия завершила вращение, выбросив руки вперёд.

Вихрь взорвался.

Три манекена разлетелись на куски, деревянные щепки и обломки рун разбросало по всей площадке. Магические следы Анастасии висели в воздухе ещё несколько секунд — ослепительно серебристые, яркие, как звёзды.

Она медленно опустила руки, развернулась и посмотрела на Ирину.

Лучница стояла неподвижно, её лицо было бесстрастным, но в глазах — на одно мгновение — мелькнуло что-то. Удивление. Возможно, даже впечатление. Но она не признала этого.

«Неплохой трюк для цирка», — холодно произнесла Ирина, отворачиваясь.

Но Анастасия заметила, как сжались её пальцы на луке. Заметила лёгкое напряжение в плечах. Ирина была впечатлена. Просто не хотела это показывать.

Вечером, когда солнце садилось за шпили Академии, Анастасия сидела в заброшенном балетном зале со своей командой. Они обсуждали контракт, изучали карту доков, пытались придумать план атаки для троих.

«Это невозможно», — наконец признал Максим, откидываясь на пыльный пол. — «Борис Кремень специализируется на контроле ближнего боя. Его цепи могут поймать нас всех одновременно. Нам нужен кто-то, кто может атаковать издалека, пока мы отвлекаем его внимание».

«Нам нужна Ирина», — тихо сказала Эллада.

Анастасия нахмурилась. «Она нас презирает».

«Но она лучшая лучница Академии. И…» — Эллада помедлила. — «Я слышала слухи. Её прежняя команда распалась месяц назад. Провал контракта, один член команды погиб. С тех пор никто не хочет работать с ней. Говорят, она слишком высокомерна, не слушает других, действует в одиночку».

Максим присвистнул. «Значит, она такая же изгой, как и мы».

Анастасия задумалась. Ирина нуждалась в команде так же, как они нуждались в ней. Но обе стороны слишком горды, чтобы признать это первыми.

Дверь зала скрипнула. Все трое мгновенно схватились за оружие, но в проёме появилась знакомая фигура с посохом.

Учитель Григорий.

«Простите за вторжение», — сказал он, его голос эхом разносился по пустому залу. — «Но я не мог не заметить вашу… дилемму».

Он подошёл ближе, его лицо было серьёзным. «Работорговцы — это не обычные бандиты. Борис Кремень был моим учеником, много лет назад. Я знаю его стиль. Он жесток, умён и абсолютно беспощаден. Его техника „Удушающие Оковы" может нейтрализовать любую магию ближнего боя. Он буквально выжимает Поток из противника, лишая его способности использовать техники».

Он сделал паузу, давая словам впитаться. «Без дальнобойной поддержки вы обречены. Он задушит вас прежде, чем вы приблизитесь».

«Мы знаем», — тихо сказала Анастасия. — «Но у нас нет выбора».

«У вас есть выбор», — возразил Григорий. — «Ирина Снежная. Она ищет команду. Вы ищете лучника. Идеальное совпадение».

«Она нас презирает», — повторила Анастасия.

Григорий усмехнулся. «А вы её не презираете? Высокомерную, самовлюблённую девчонку, которая считает себя выше всех?»

Он наклонился ближе. «Но дело не в симпатиях. Дело в выживании. И в спасении сорока семи детей, которых Борис продаст или убьёт в ближайшие дни. Вам нужны друг друга. Вопрос в том, хватит ли у вас обеих мудрости это признать».

Анастасия сжала кулаки. Он был прав. Дети важнее гордости.

«Где она?» — спросила она.

«В библиотеке. Секция древних техник Школы Лука. Я уже намекнул ей, что там будет… интересная встреча».

Библиотека была пуста и тиха. Только потрескивание магических ламп нарушало тишину. Анастасия вошла в секцию древних техник и увидела Ирину, сидящую за столом, окружённым свитками и книгами.

Лучница подняла голову, её лицо было бесстрастным. «Теневая. Какая неожиданность».

«Прекрати играть», — устало сказала Анастасия, садясь напротив. — «Григорий сказал тебе, что мы придём».

Ирина молчала.

«Нам нужен лучник для контракта уровня А. Тебе нужна команда. Я не собираюсь унижаться и просить. Это деловое предложение. Один контракт. Сорок семь детей нуждаются в спасении. После — мы расстаёмся».

Ирина смотрела на неё долго, её ледяные глаза изучали Анастасию, словно пытаясь найти слабость, ложь.

Наконец, она произнесла: «Хорошо. Один контракт. Но если ты подведёшь, Теневая, я первая доложу Совету о вашей некомпетентности. И твой „экспериментальный стиль" закончится позором».

Анастасия встала, протягивая руку. «Договорились. Но если ты не будешь следовать плану, я оставлю тебя разбираться с бандитами самостоятельно».

Ирина посмотрела на протянутую руку, помедлила, затем пожала её. Её ладонь была холодной, как лёд.

Так формировался временный альянс. Полный недоверия, скрытой враждебности и взаимного презрения.

Но это был альянс. И сорок семь детских жизней зависели от того, смогут ли четыре гордых, сломленных души отбросить свою гордость ради общей цели.

Глава 21: Несогласованность

Секретная комната для планирования находилась в самом дальнем углу восточного крыла Академии — заброшенное помещение, которое когда-то служило складом для конфискованных артефактов. Теперь оно было пустым, пыльным и идеально подходило для тайных встреч.

Четыре фигуры сидели вокруг покосившегося стола, на котором лежала карта портовых доков. Единственный источник света — магическая лампа, отбрасывающая резкие тени на стены. Атмосфера была напряжённой, как натянутая струна перед разрывом. Каждый смотрел на карту, но никто не смотрел друг на друга.

Анастасия первой нарушила молчание:

«Нам нужен план. Чёткий, продуманный план. Борис Кремень — мастер 2-го ранга Школы Цепи. Его техника „Удушающие Оковы" может нейтрализовать любого бойца ближнего боя. У него минимум двадцать бандитов под командованием. И сорок семь детей в заложниках. Одна ошибка — и они погибнут».

Ирина откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. Её ледяные глаза смотрели на Анастасию с плохо скрытым презрением.

«План прост, Теневая. Классическая тактика Школы Лука, проверенная веками. Я занимаю высокую позицию — вот здесь, — она ткнула пальцем в карту, указывая на старую водонапорную башню в двухстах метрах от доков. — Оттуда я вижу весь периметр. Вы трое входите с фронта, отвлекаете внимание. Я уничтожаю врагов издалека. Холодно. Эффективно. Без риска».

«Без риска для ТЕБЯ», — Максим не удержался от комментария.

Ирина бросила на него пренебрежительный взгляд. «Именно. Снайпер, который мёртв, не может помочь команде».

Анастасия покачала головой. «Это не охота на животных, Ирина. Это спасательная операция. Сорок семь детей внутри этого здания, — она постучала пальцем по схеме доков. — Один неточный выстрел, один рикошет, одна случайная стрела — и они погибнут. Нам нужна скрытность и точность. Мы должны проникнуть внутрь незамеченными, нейтрализовать охрану тихо, освободить детей и только ПОТОМ вступать в открытый бой с Борисом».

Ирина наклонилась вперёд, её глаза сузились. «Не учи меня стрелять, танцовщица. Я практикую этот навык с пяти лет. Я не промахиваюсь. Никогда».

«Но ты не думаешь о последствиях», — спокойно ответила Анастасия, её голос был ровным, но в нём чувствовалась сталь. — «Твоя стрела поразит цель, да. Но что будет дальше? Тревога. Паника. Бандиты побегут к заложникам, используя их как щиты. И тогда твоя точность станет бесполезной».

«Тогда предложи свой „гениальный" план», — огрызнулась Ирина.

Максим, который молчал до этого момента, не выдержал. Его импульсивность, всегда бывшая проблемой, вырвалась наружу:

«А может, просто ворвёмся и вырежем всех? Зачем все эти сложности? Мы сильные, их много, но мы можем…»

«Нет», — одновременно сказали Анастасия и Ирина, впервые согласившись в чём-то.

Эллада, сидевшая в углу с закрытыми глазами, вдруг заговорила. Её голос был тихим, почти шёпотом:

«Я слушала магические следы вокруг доков сегодня утром. Там установлены ловушки. Много ловушек. Арбалеты, скрытые под досками. Сигнальные заклинания на всех входах. Магические цепи, готовые сработать при прикосновении. Если мы ворвёмся в лоб, мы попадём в западню раньше, чем доберёмся до заложников».

Максим сжал кулаки, его лицо покраснело от стыда. «Прости. Я просто… я думал…»

«Ты не думал», — резко сказала Ирина. — «Импульсивность — это роскошь, которую команда не может себе позволить».

Разговор зашёл в тупик. Каждый тянул одеяло на себя, предлагая свой подход, но не желая слушать других.

В конце концов они приняли компромиссный план — неоптимальный, созданный из кусочков разных идей, не складывающихся в единое целое. Ирина займёт позицию на башне, но будет стрелять только по сигналу Анастасии. Максим пойдёт первым, проверяя ловушки. Эллада будет предупреждать об опасности. Анастасия войдёт последней, когда путь будет расчищен.

План выглядел логичным на бумаге. Но в нём не было главного — доверия.

Ночь опустилась на порт Санкт-Петербурга густым туманом, пропитанным запахом солёной воды и гниющих водорослей. Заброшенные доки были мрачным, зловещим местом — покосившиеся деревянные здания, ржавые цепи, развалины старых кораблей.

Команда из четырёх человек двигалась в темноте, каждый погружённый в свои мысли, в свои страхи.

Ирина первой отделилась от группы, направившись к водонапорной башне. Её движения были бесшумными, профессиональными. Она взобралась на вершину, заняла позицию, натянула тетиву лука. Отсюда она видела весь периметр доков — большое двухэтажное здание склада, где, по данным разведки, держали детей.

Она ждала сигнала. Но её пальцы нервно постукивали по древку стрелы. «Почему я должна ждать? Я могу закончить это сейчас. Показать им всем, что настоящий профессионал не нуждается в „команде"».

Внизу, у входа в доки, остальные трое замерли. Эллада закрыла глаза, слушая.

«Восемь охранников на первом этаже. Четверо — на втором. Ловушки у главного входа. Дети в подвале», — прошептала она.

Максим шагнул вперёд, его щит светился тусклым янтарным светом. Он должен был проверить ловушки, но нервничал. Каждый шаг казался слишком громким в ночной тишине.

Анастасия двигалась за ним, её призрачные двойники уже начали формироваться — серебристые тени, скользящие по периметру.

План начинался.

И начинал рушиться.

Ирина не выдержала. Она увидела идеальную цель — охранника, стоящего у окна на втором этаже, спиной к ней, расслабленного, беспечного. Один выстрел. Быстро. Чисто.

«Они даже не заметят», — подумала она и выстрелила.

Стрела просвистела в ночи, поразив цель точно в основание черепа. Охранник рухнул без звука.

Но его падение опрокинуло стул. Грохот разнёсся по складу.

Тревога.

«Чёрт!» — выругалась Анастасия внизу. — «Ирина, что ты делаешь?!»

Но было поздно. Огни внутри склада зажглись. Раздались крики. Бандиты выбежали из дверей, их оружие было готово.

Максим, услышав крики детей изнутри — жалкие, испуганные вопли — не смог себя контролировать. Его импульсивность взяла верх.

«Дети!» — крикнул он и бросился вперёд, не дожидаясь команды, не проверяя ловушки.

Его нога наступила на скрытую под досками пластину.

Щёлк.

Арбалетные болты вылетели из стен с обеих сторон — дюжина одновременно. Максим успел поднять щит, но он не был рассчитан на такой град. Магический барьер покрылся трещинами, разлетелся на осколки. Три болта пробили его защиту, вонзившись в плечо и бедро.

Он рухнул на колени с криком боли.

Анастасия бросилась к нему, её призрачные двойники окружили их, создавая хаос, сбивая с толку врагов. Но их было слишком много. Бандиты выбегали из дверей, окружая их.

Эллада кричала предупреждения, но в суматохе, в грохоте боя, в криках раненого Максима её никто не слышал.

Ирина стреляла сверху, её стрелы были точны, каждая находила цель. Но она была слишком далеко, чтобы помочь по-настоящему.

И тогда появился ОН.

Борис Кремень вышел из склада медленно, уверенно. Массивный мужчина, почти два метра ростом, с широкими плечами и лицом, покрытым шрамами. Вокруг его рук были обмотаны толстые цепи, светящиеся магическими рунами. Его магические следы были тёмно-красными, пульсирующими злобой.

«Академия прислала детей?» — его голос был низким, насмешливым. — «Как трогательно».

Он взмахнул руками, и цепи ожили. Они вылетели вперёд, как живые змеи, устремляясь к Максиму, который пытался подняться.

«Удушающие Оковы»!

Цепи обвили его шею, руки, грудь. Магия Бориса начала высасывать Поток из Максима, душить его не только физически, но и магически. Его лицо побелело, глаза округлились от ужаса.

Ирина попыталась выстрелить в Бориса, но тот мгновенно дёрнул Максима перед собой, используя его как щит.

«Стреляй, лучница!» — засмеялся он. — «Посмотрим, насколько ты точна!»

Анастасия была вынуждена отступить. Её призрачные двойники атаковали бандитов, но без поддержки Максима и Ирины она не могла одновременно защищаться и нападать. Она схватила Максима за руку, пытаясь вырвать его из цепей, но магия Бориса была слишком сильна.

Эллада закричала: «ОТСТУПАЙТЕ!»

Она выпустила звуковую волну — мощную, дезориентирующую. Бандиты схватились за головы, их концентрация сломалась на несколько секунд. Достаточно, чтобы Анастасия рванула Максима, выдернув его из цепей.

Они бежали. Бежали, оставляя за собой кровь, стыд и поражение.

Старый склад на окраине города был холодным и мрачным. Команда сидела на полу в гробовой тишине, каждый погружённый в собственные мысли.

Максим держался за горло, на котором остались тёмные следы магических ожогов от цепей Бориса. Его дыхание было хриплым, болезненным. Три арбалетных болта были извлечены, но раны кровоточили.

Ирина отвернулась к стене, её спина была напряжена. Её лицо горело от стыда, хотя она не показывала этого.

Эллада сжалась в углу, обхватив колени руками, её огромные тёмные глаза были полны невыплаканных слёз.

Анастасия смотрела на свои руки, покрытые царапинами и чужой кровью. Её кинжалы лежали рядом, всё ещё в ножнах. Она не успела даже достать их.

«Мы провалились», — тихо произнесла она, её голос был лишён эмоций. — «И дети всё ещё там. Завтра Борис переместит их. Мы упустили единственный шанс».

Максим хотел что-то сказать, но его голос превратился в болезненный хрип. Он замолчал.

Ирина резко встала, развернувшись к ним. Её лицо было бледным, но глаза горели яростью.

«Это всё из-за твоего дурацкого „плана", Теневая!» — её голос дрожал. — «Если бы вы просто слушали меня, если бы дали мне действовать свободно…»

«Если бы ТЫ не стреляла раньше времени, нас бы не обнаружили!» — впервые за всё время Анастасия повысила голос, вскакивая на ноги. — «Ты не могла подождать пять секунд! Пять секунд, и мы были бы внутри!»

«А ТЫ не могла контролировать своих людей!» — крикнула Ирина в ответ. — «Этот импульсивный дурак, — она указала на Максима, — бросился вперёд без оглядки!»

Максим попытался встать, его лицо исказилось от гнева, но боль заставила его осесть обратно.

Конфликт готов был перерасти в драку. Анастасия и Ирина стояли напротив друг друга, их руки уже тянулись к оружию.

И тогда Эллада закричала.

«ХВАТИТ!»

Её голос был магически усилен, он ударил по ушам физической волной, заставляя всех замолчать. Эхо разнеслось по пустому складу, а затем наступила оглушающая тишина.

Эллада медленно поднялась, её маленькая фигура дрожала, но голос был твёрдым.

«Мы все виноваты», — сказала она, глядя на каждого по очереди. — «Каждый из нас. Ирина, ты выстрелила, не дождавшись команды, потому что хотела доказать своё превосходство. Максим, ты бросился вперёд, потому что не смог контролировать свои эмоции. Анна, ты приняла компромиссный план, вместо того чтобы настоять на своём. А я… я предупреждала вас, но не достаточно громко, не достаточно убедительно».

Она сделала шаг вперёд, слёзы текли по её щекам.

«Мы не команда. Мы — четыре эгоиста, пытающихся доказать своё превосходство. Четыре одиночки, которые не могут доверять друг другу. И из-за этого… из-за этого сорок семь детей проведут ещё одну ночь в клетках. Боясь. Страдая. Ожидая смерти».

Её слова падали в тишину, как камни в воду. Круги расходились, достигая каждого сердца.

Ирина медленно опустилась на пол, её лицо было скрыто руками.

Максим закрыл глаза, его губы беззвучно шевелились — возможно, молитва, возможно, проклятие самому себе.

Анастасия стояла неподвижно, а затем тоже села, обхватив колени.

Никто не говорил. Не нужно было. Каждый знал правду.

Они провалились не потому, что были слабы. Они провалились, потому что не были командой.

И сорок семь детей заплатили цену за их гордость.

Глава 22: Танец вчетвером

Утро наступило незамеченным. Никто из четверых не спал. Они сидели в том же старом складе, где провели ночь после провала, но атмосфера была совершенно иной. Больше не было взаимных обвинений, громких голосов, пылающих от гнева глаз. Была тишина. Тяжёлая, болезненная, но наполненная чем-то новым — решимостью. Не яростной, не импульсивной. Тихой, холодной, непоколебимой.

Эллада первая встала, подошла к окну. За грязным стеклом рассвет окрашивал небо в оттенки серого и бледно-розового. Где-то там, в порту, в заброшенных доках, сорок семь детей просыпались в клетках. Ещё один день в аду. Ещё один день ожидания смерти.

«Мы должны вернуться», — тихо сказала она, не оборачиваясь. — «Сегодня».

Максим поднял голову. Его горло всё ещё болело, голос был хриплым, но твёрдым: «Да. Сегодня».

Ирина молча кивнула, её ледяные глаза больше не горели высокомерием. Только усталость и что-то другое — стыд, может быть. Или признание.

Анастасия встала, подошла к столу и разложила на нём схему доков. Та же карта, что и вчера, но теперь она смотрела на неё другими глазами. Не глазами лидера, знающего правильный ответ. Глазами партнёра, ищущего решение вместе с командой.

«Нам нужен новый план», — сказала она. Затем, помедлив, добавила то, что никогда не говорила раньше: — «И я не могу создать его одна».

Она посмотрела на Ирину. «Ирина, где ты можешь занять позицию, чтобы видеть все входы, но не быть замеченной? Мне нужен твой профессиональный совет».

Ирина вздрогнула от неожиданности. Вопрос вместо приказа. Просьба о совете вместо диктата. Она подошла к карте, изучая её. Её пальцы скользили по схеме, отмечая углы обзора, дистанции, высоты.

«Есть старая водонапорная башня, — наконец сказала она, указывая на точку в трёхстах метрах от доков. — Выше, чем та, где я была вчера. Оттуда я вижу весь периметр. Все входы, все окна, даже часть подвала, если они откроют люк. Но дальность больше. Я должна быть уверена в каждом выстреле».

«Ты будешь», — спокойно сказала Анастасия. — «Потому что ты не будешь стрелять наугад. Ты будешь стрелять только когда Эллада даст сигнал».

Она повернулась к Максиму. «Максим, твои щиты могут выдержать удар цепей Бориса?»

Максим потёр горло, вспоминая вчерашнюю боль «Удушающих Оков». «Один удар — да. Возможно, два. Но не больше. Его магия слишком сильна. Она буквально высасывает Поток из щита».

«Значит, тебе нужно прикрывать только в критический момент, не раньше», — Анастасия сделала пометку на карте. — «Сохрани силы. Один решающий блок важнее десяти слабых».

Она посмотрела на Элладу. «Эллада, ты можешь отследить, где именно держат детей?»

Эллада закрыла глаза, её дыхание замедлилось. Даже на расстоянии, через город, её магия слуха могла различать звуки доков. «Я слышу их сердцебиения. Сорок семь. Подвал, восточная часть. Три охранника там с ними. Ещё двенадцать на первом этаже. Борис… Борис спит на втором. Его след самый громкий — как гром перед бурей».

Анастасия кивнула. «Тогда вот план».

Она обвела рукой карту, но не указывала конкретные точки. Вместо этого она нарисовала в воздухе плавные линии — траектории движения, потоки энергии, связи между ними.

«Это будет не четыре отдельных действия. Это будет один танец, где каждый из нас — часть хореографии. Представьте балет. У каждого танцора своя роль, но все движутся в такт одной музыке. Мы сделаем то же самое».

Она подошла к Элладе. «Эллада, ты — дирижёр. Ты слушаешь и координируешь движения всех. Ты говоришь нам, когда двигаться, когда замереть, когда атаковать. Мы — твои инструменты. Ты — музыкант».

Эллада открыла глаза, в них блеснуло что-то новое — уверенность. «Я могу это сделать».

«Ирина», — Анастасия повернулась к лучнице. — «Ты — поддержка. Долгая рука команды. Ты стреляешь только по сигналу Эллады, устраняя ключевые цели. Не всех подряд. Только тех, кто угрожает выполнению миссии. Каждая стрела должна иметь цель».

Ирина медленно кивнула. «Я умею ждать. Я научусь».

«Максим», — Анастасия посмотрела на него. — «Ты — щит. Не меч. Не кулак. Щит. Ты не атакуешь. Ты защищаешь в критические моменты. Ты стоишь между опасностью и командой. Один решающий блок может спасти всех нас».

Максим выпрямился, несмотря на боль. «Я буду стеной».

«А я — клинок», — тихо сказала Анастасия. — «Я вхожу в ближний бой. Но только когда путь расчищен. Только когда вы все готовы прикрыть меня».

Она сделала паузу, глядя на каждого.

«Мы движемся как единое целое. Не четыре бойца. Один организм. Один танцор с четырьмя конечностями. Вы понимаете?»

Впервые Ирина посмотрела на Анастасию не с презрением или насмешкой. В её взгляде было что-то новое — уважение. Возможно, даже восхищение.

«Танец вчетвером», — прошептала она. — «Ты действительно балерина до мозга костей».

«Мы все балерины сегодня», — ответила Анастасия с лёгкой улыбкой.

РЕПЕТИЦИЯ. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ.

Они нашли пустой склад на окраине города — достаточно большой, чтобы репетировать движения в полном масштабе. Анастасия установила деревянные столбы, обозначающие позиции врагов, разметила мелом «зоны опасности» на полу.

«Начнём с основ», — сказала она, становясь в центр импровизированной арены. — «Эллада, закрой глаза. Слушай нас. Максим, встань слева. Ирина — представь, что ты на башне, в двадцати метрах справа. Я — в центре».

Эллада закрыла глаза, её дыхание замедлилось. «Слышу вас всех. Анна — сердцебиение ровное. Максим — учащённое, нервничает. Ирина — медленное, контролируемое».

«Хорошо. Теперь я начинаю движение. Ты говоришь мне, когда остановиться».

Попытка первая.

Анастасия начала скользить к первому «врагу» — деревянному столбу. Три шага.

«Стоп!» — крикнула Эллада.

Но Анастасия уже сделала четвёртый шаг.

Максим фыркнул. «Ты не слушаешь».

«Я не успела среагировать», — призналась Анастасия. — «Твоя команда пришла слишком поздно, Эллада. На реальном поле боя я была бы мертва».

Эллада открыла глаза, на её лице было разочарование. «Я пыталась почувствовать момент, когда тебе нужно остановиться. Но я опоздала».

«Тогда не чувствуй, — сказала Анастасия. — Говори заранее. Не когда опасность уже здесь, а когда я приближаюсь к ней. Ты — не пассивный наблюдатель. Ты — дирижёр. Ты ведёшь оркестр, а не следуешь за ним».

Эллада кивнула. «Попробуем снова».

Попытка вторая.

Анастасия снова начала движение.

«Три шага вперёд, потом стоп», — Эллада сказала это до того, как Анастасия двинулась.

Анастасия выполнила. Три шага. Остановилась точно перед «зоной опасности».

«Лучше!» — одобрила она.

«Теперь моя очередь», — Ирина заняла позицию на импровизированной «вышке» — стопке ящиков. Её лук был готов, стрела нацелена на один из столбов. — «Эллада, когда мне стрелять?»

Эллада закрыла глаза, слушая. Анастасия начала двигаться к столбу, имитируя атаку.

Пять секунд молчания.

«Сейчас!» — крикнула Эллада.

Ирина выстрелила раньше. Стрела вонзилась в столб за секунду до команды.

Анастасия остановилась, скрестив руки на груди. «Ирина. Ты. Не. Дождалась. Команды».

«Я видела идеальную возможность!» — защищалась Ирина. — «Промедление могло стоить…»

«Промедление?»— голос Анастасии стал холодным. — «Ты выстрелила на секунду раньше. Знаешь, что это значит в реальном бою? Это значит, что твоя стрела могла попасть в меня, потому что я ещё не закончила манёвр уклонения. Или ты попала бы в заложника, который находился рядом с целью».

Ирина сжала лук так сильно, что костяшки побелели. Но она кивнула. «Понимаю».

«Это не критика твоего мастерства, — мягче сказала Анастасия. — Это критика твоего доверия. Ты должна доверять Элладе. Полностью. Даже если твой инстинкт кричит „стреляй сейчас", ты ждёшь команды. Понимаешь?»

Ирина медленно кивнула. «Понимаю. Это… сложно для меня. Я всегда сама принимала решения».

«Теперь ты часть оркестра. А дирижёр — Эллада».

Попытка третья. Максим.

«Твоя очередь, щит», — Анастасия подошла к Максиму. — «Ты должен научиться блокировать только в критический момент. Раньше — ты тратишь силу впустую. Позже — ты позволяешь удару пройти».

Максим встал перед ней, его руки светились янтарной магией. «Готов».

Анастасия начала атаку — медленный выпад кинжалом. Максим мгновенно поднял щит.

«Слишком рано!» — крикнула она. — «Это был ложный выпад. Я не собиралась наносить удар. Ты потратил энергию на блок, который не был нужен».

Максим опустил щит, его лицо покраснело. «Но ты же двигалась…»

«Я делаю много движений, — сказала Анастасия. — Не все они — атаки. Ты должен слушать Элладу. Она скажет тебе, когда настоящая угроза. Готов?»

Они повторили. На этот раз Эллада следила за Анастасией.

Анастасия начала атаку. Несколько ложных выпадов.

«Максим, готовься», — прошептала Эллада.

Анастасия нанесла настоящий удар.

«СЕЙЧАС!»

Максим выбросил щит вперёд. Кинжал Анастасии ударился о барьер точно в нужный момент.

«Отлично!» — Анастасия улыбнулась. — «Ты видишь разницу? Ты сберёг силы, но блокировал именно тогда, когда нужно».

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. СЕРЕДИНА.

Часы тренировок. Ошибки множились.

Эллада давала команды слишком быстро, путаясь в потоке информации. «Анна, двигайся! Нет, стой! Ирина, стреляй! Максим…» — её голос срывался.

Они столкнулись друг с другом. Анастасия начала манёвр одновременно с Максимом. Его щит сбил её с ног.

Ирина выстрелила, но стрела прошла мимо — Эллада дала команду с неправильной задержкой.

«СТОП!» — закричала Анастасия, поднимаясь с пола. — «Это не работает. Мы действуем хуже, чем вчера!»

Эллада села на пол, обхватив голову руками. «Я не могу… слишком много информации. Я слышу вас всех одновременно. Каждое дыхание, каждый шаг, каждое движение магии. Это как… как оркестр, играющий какофонию».

Ирина спрыгнула с ящиков. «Может, это глупая идея? Может, каждый должен действовать сам по себе?»

«НЕТ!» — резко ответила Анастасия. — «Вчера мы пробовали „каждый сам по себе". Результат — провал и почти смерть Максима. Эта идея правильная. Просто нам нужно найти способ сделать её работающей».

Она подошла к Элладе, села рядом. «Эллада, скажи мне. Что именно сбивает тебя с толку?»

Эллада всхлипнула. «Слишком много деталей. Я слышу всё. Каждую мелочь. И не знаю, на чём сосредоточиться».

«Тогда фильтруй», — сказала Анастасия. — «В балете дирижёр не слушает каждую ноту каждого инструмента. Он слушает мелодию. Общую картину. Ты должна делать то же самое. Не слушай каждый наш шаг. Слушай ритм. Общий ритм боя».

Эллада подняла глаза. «Ритм?»

«Да. У боя есть ритм. Атака — пауза — защита — пауза. Как музыка. Найди этот ритм. И веди нас по нему».

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. ВЕЧЕР.

Попытка двадцатая. Или тридцатая. Они сбились со счёта.

Но что-то начало меняться.

Эллада больше не давала команды для каждого шага. Она давала их только в ключевые моменты.

«Анна, атака через три секунды».

Анастасия готовилась.

«Ирина, цель — второй столб».

Ирина нацелилась.

«Максим, жди».

Максим держал щит опущенным, экономя энергию.

«Анна — ВПЕРЁД! Ирина — СТРЕЛЯЙ! Максим — ЩИТ!»

Все три команды прозвучали одновременно.

Анастасия рванулась вперёд, её призрачные силуэты окружили «врага».

Стрела Ирины просвистела мимо Анастасии, попадая точно в столб.

Максим выбросил щит вперёд, блокируя воображаемую контратаку.

Синхронность.

Они замерли, тяжело дыша, глядя друг на друга.

«Это было…» — начал Максим.

«Идеально», — закончила Ирина.

Эллада открыла глаза, на её лице была усталая, но счастливая улыбка. «Я нашла ритм».

Анастасия подошла к ним, протянула руку. Они сложили ладони вместе — четыре руки, четыре сердца, бьющиеся в унисон.

«Ещё раз. С начала. До тех пор, пока это не станет инстинктом».

И они тренировались до глубокой ночи. Снова и снова. Падали. Вставали. Ошибались. Исправлялись.

К рассвету они двигались как единый организм. Не четыре бойца. Один танцор с четырьмя конечностями.

«Танец вчетвером» был готов.

ВТОРАЯ ОПЕРАЦИЯ

Глубокая ночь. Команда вернулась к докам. Но на этот раз всё было по-другому. Не было нервозности. Не было страха. Только холодная, расчётливая решимость.

Эллада остановилась в тени, закрыла глаза, вслушиваясь. Её голос звучал в их головах через магическую связь — тонкую нить, связывающую четверых.

«Двенадцать бандитов на первом этаже. Восемь — на втором. Борис в центральной комнате, второй этаж. Дети в подвале, охраняются тремя. Ловушки активны у главного входа. Боковой вход — чист».

Ирина уже заняла позицию на водонапорной башне. Отсюда, с высоты тридцати метров, она видела доки как на ладони. Её лук был натянут, стрела готова. Она ждала.

Анастасия и Максим скользили в тень у бокового входа. Движения бесшумные, синхронные.

«Первый справа, у окна. Сигнал», — прошептала Эллада.

«Подтверждаю», — тихо ответила Ирина.

Свист стрелы. Бандит упал бесшумно, стрела точно в сердце.

«Двое слева, патруль. Анна, твой ход».

Анастасия использовала «Шаг Призрачной Тени». Пять серебристых силуэтов отделились от её тела, окружая двух охранников. Они развернулись, стреляя в иллюзии. Пока они были дезориентированы, настоящая Анастасия скользнула сзади. Два быстрых удара кинжалами. Оба упали. Бесшумно.

«Тревога на втором этаже. Кто-то заметил. Ирина, окно справа, второй этаж».

Стрела. Ещё один враг нейтрализован прежде, чем успел поднять тревогу.

«Борис движется к подвалу. Он знает, что мы здесь».

Анастасия и Максим спустились по лестнице. Узкий коридор, ведущий в подвал. В конце — массивная дверь. И перед ней, скрестив руки на груди, стоял Борис Кремень.

Его глаза горели злобой. Цепи вокруг его рук светились магией.

«Танцовщица вернулась за добавкой?» — усмехнулся он. — «Думала, одного урока мало?»

Он взмахнул руками. «Удушающие Оковы»!

Цепи вылетели вперёд, устремляясь к Анастасии.

«Максим, СЕЙЧАС!» — крик Эллады разрезал воздух.

Максим выбросил вперёд щит. Магический барьер вспыхнул прямо перед цепями. Они ударились о щит, обвивая его вместо людей. Максим рычал от усилия, удерживая барьер.

«Ирина, верхнее окно, три часа!»

Стрела пролетела через узкое окошко в стене подвала — невероятный выстрел на такой дистанции через такое маленькое отверстие. Она вонзилась в плечо Бориса.

Он заревел от боли, его концентрация сломалась. Цепи ослабли.

«Анна, финал!»

Анастасия взмыла в воздух. «Падающая Луна». Её тело выгнулось в идеальной дуге, кинжал нацелен вниз.

Борис попытался поднять цепи, но Максим активировал второй щит, блокируя их. Анастасия приземлилась прямо на грудь главаря, её вес сбил его с ног. Кинжал оказался у его горла.

«Твой танец окончен, Борис Кремень», — прошептала она.

Удар. Точный. Смертельный.

Тело Бориса обмякло.

Идеальная синергия. Четыре человека, двигавшиеся как один.

Подвал. Сорок семь клеток. Сорок семь испуганных лиц.

Анастасия взломала замки, и дети начали выходить. Медленно, неуверенно, не веря, что это реально.

Самая младшая — девочка лет четырёх с огромными тёмными глазами — подбежала к Анастасии и схватилась за её руку. Крепко. Не отпуская.

«Ты… ты настоящая?» — прошептала она.

Анастасия опустилась на колени, обняла её. «Да, малышка. Я настоящая. И ты в безопасности теперь».

Девочка заплакала, уткнувшись ей в плечо. Анастасия держала её, чувствуя, как что-то внутри неё ломается и одновременно исцеляется.

«Вот ради чего. Ради этих слёз облегчения. Ради этих маленьких рук, хватающихся за надежду».

Команда вывела детей из доков. Рассвет встретил их на улицах порта — четыре измотанных, израненных бойца и сорок семь спасённых жизней.

Танец вчетвером был исполнен безупречно.

Глава 23: Признание

Подвал. Сорок семь клеток. Сорок семь испуганных лиц.

Анастасия взломала замки, и дети начали выходить. Медленно, неуверенно, не веря, что это реально.

Самая младшая — девочка лет четырёх с огромными тёмными глазами — подбежала к Анастасии и схватилась за её руку. Крепко. Не отпуская.

«Ты… ты настоящая?» — прошептала она.

Анастасия опустилась на колени, обняла её. «Да, малышка. Я настоящая. И ты в безопасности теперь».

Девочка заплакала, уткнувшись ей в плечо. Анастасия держала её, чувствуя, как что-то внутри неё ломается и одновременно исцеляется.

«Вот ради чего. Ради этих слёз облегчения. Ради этих маленьких рук, хватающихся за надежду».

Команда вывела детей из доков. Рассвет встретил их на улицах порта — четыре измотанных, израненных бойца и сорок семь спасённых жизней.

Танец вчетвером был исполнен безупречно.

Рассвет окрасил шпили Академии Теней в золотисто-розовые тона. Город просыпался медленно, нехотя, но улицы, ведущие к главным воротам Академии, уже были заполнены людьми. Слух о возвращении команды с контракта уровня А разлетелся быстрее, чем может лететь стрела Ирины.

Четверо шли по центральной улице, ведя за собой вереницу детей. Сорок семь маленьких фигур, укутанных в одеяла, которые предоставили жители порта. Самые младшие держались за руки старших. Некоторые плакали тихо, от облегчения. Другие смотрели по сторонам широко раскрытыми глазами, не веря, что кошмар закончился.

Анастасия шла впереди, девочка лет четырёх всё ещё цеплялась за её руку, отказываясь отпускать. Максим поддерживал двух мальчиков, которые едва держались на ногах от истощения. Эллада вела за собой группу девочек постарше, тихо напевая им успокаивающую мелодию. Ирина замыкала процессию, её лук был всё ещё наготове — даже сейчас, в безопасности, она оставалась на страже.

Студенты и преподаватели высыпали на улицы. Толпа расступалась перед ними в благоговейном молчании. Кто-то снимал шляпы. Кто-то прикладывал руку к сердцу. Один из младших студентов тихо зааплодировал, и постепенно аплодисменты подхватили другие. Сначала робко, затем всё громче, пока весь двор Академии не загремел овацией.

Анастасия не останавливалась. Она вела детей прямо к главному зданию, где у входа уже стояли представители городской стражи и медики. Дети были переданы в безопасные руки. Родители, узнавшие о спасении, уже спешили к Академии.

Только тогда, когда последний ребёнок был уведён, когда маленькая девочка, наконец, отпустила её руку, Анастасия позволила себе вздохнуть.

Они сделали это.

Атриум был переполнен. Казалось, вся Академия собралась здесь. Доска Контрактов сияла ослепительно ярко, рунами, которых никто никогда не видел — золотыми, пульсирующими, величественными.

«КОНТРАКТ УРОВНЯ А: ВЫПОЛНЕН.

КОМАНДА: АНАСТАСИЯ ТЕНЕВАЯ (7-й ранг), МАКСИМ БЕРЕЗИН (8-й ранг), ЭЛЛАДА ЛЯЩИНА (10-й ранг), ИРИНА СНЕЖНАЯ (5-й ранг).

ЦЕЛЬ: Устранение банды работорговцев „Железная Цепь".

РЕЗУЛЬТАТ: Главарь Борис Кремень — устранён. Все члены банды — нейтрализованы.

СПАСЕНО: 47 ДЕТЕЙ.

НАГРАДА: 500 БАЛЛОВ РЕЙТИНГА КАЖДОМУ ЧЛЕНУ КОМАНДЫ.

СТАТУС: ГЕРОИЧЕСКИЙ».

Последнее слово висело в воздухе, светясь особенно ярко. «Героический» — статус, присваиваемый только тем контрактам, где была спасена жизнь невинных. Это был не просто успех. Это было признание, что команда действовала не ради денег или славы, а ради справедливости.

Толпа взорвалась аплодисментами и криками.

«ТЕНЕВАЯ! ТЕНЕВАЯ! ТЕНЕВАЯ!»

Виктория Волкова, та самая девушка, что издевалась над Анастасией в первые дни, стояла в толпе с бледным лицом. Её руки медленно хлопали, но в глазах читалось что-то новое — не зависть, не злоба. Шок. Признание. Возможно, даже стыд.

Из главного коридора появились они — Совет Семи Школ. Семь фигур в церемониальных мантиях, каждая украшена символом своей Школы. Мастер Школы Кинжала, Антон Громов, шёл первым. За ним — Мастера Школы Клинка, Лука, Цепи, Посоха, Щита и Кулака. И, наконец, в центре — Великий Мастер, старейшина Совета, чьё имя произносилось только шёпотом.

Вся Академия замерла.

Великий Мастер подошёл к Доске Контрактов, его взгляд скользнул по четырём фигурам, стоящим перед ним. Анастасия, Максим, Эллада, Ирина. Измотанные, израненные, но несломленные.

«Анастасия Теневая», — его голос был низким, но каждое слово звучало как удар колокола. — «Максим Березин. Эллада Лящина. Ирина Снежная. Совет Семи Школ признаёт ваши заслуги. Контракт уровня А, выполненный командой третьего курса, — беспрецедентное достижение в истории Академии. Вы не только устранили угрозу, но и спасли невинные жизни. За это вам присваивается статус „Героические Защитники"».

Он сделал паузу, давая толпе возможность выдохнуть.

«Совет вызывает вас на личную аудиенцию. Завтра, на рассвете. Приготовьтесь».

Это была беспрецедентная честь. Личная аудиенция у Совета Семи для студентов третьего курса? Такого не было никогда.

Вечер. Заброшенный балетный зал под восточным крылом. Их секретная база. Место, где всё начиналось.

Четверо сидели на полу в круге, окружённые тусклым светом единственной масляной лампы. Они были измотаны до предела, но довольны. Довольны так, как могут быть довольны только те, кто сделал что-то по-настоящему важное.

Долгое молчание. Каждый погружён в свои мысли.

Ирина первая нарушила тишину. Она смотрела на Анастасию долго, изучающе, и наконец произнесла слова, которые никто не ожидал услышать от неё:

«Я была неправа насчёт тебя, Теневая».

Анастасия подняла голову, удивлённо глядя на неё.

«Твой… танец», — Ирина помедлила, подбирая слова. — «Он не слабость. Это сила. Другая, но сила. Когда я видела, как ты двигаешься, как координируешь нас всех… Это было похоже на хореографию. Каждый из нас был инструментом в твоих руках. И ты играла нами, как мастер играет на скрипке. Безупречно».

Она сделала глубокий вдох, словно следующие слова давались ей с трудом.

«Я всю жизнь считала, что сила — это умение убивать быстрее и точнее других. Что настоящий воин не нуждается в команде. Но сегодня… сегодня я поняла, что была дурой. Сила — это не только личное мастерство. Это умение сделать других сильнее. Умение вести. Умение видеть картину целиком, а не только свою цель. Ты это умеешь. Я — нет. Пока не научусь у тебя».

Максим усмехнулся, несмотря на боль в горле. «Значит, ты теперь с нами? Официально?»

Ирина молчала долго. Её ледяные глаза смотрели в пол, затем поднялись, встречаясь с взглядами троих.

«Если вы возьмёте», — тихо сказала она. — «Я… я хочу быть частью этого. Частью команды, где каждый имеет значение. Где мы не просто убиваем за деньги или славу. Где мы спасаем невинных. Делаем мир лучше, а не хуже. Я хочу быть частью чего-то большего, чем я сама».

Эллада улыбнулась — редкое, драгоценное явление. «Тогда мы больше не „Сломанные Клинки". Мы что-то новое. Что-то лучшее».

Анастасия достала свой блокнот — потрёпанную, исписанную книжечку, ставшую летописью их пути. Она открыла страницу с моральным кодексом Восьмой Школы и протянула Ирине.

«Если ты с нами, Ирина, ты должна принять эти правила. Прочти их. И если согласна — присягни. Это не просто слова. Это клятва, которую мы даём миру и себе».

Ирина взяла блокнот, её пальцы дрожали. Она читала медленно, вдумчиво:

«Моральный кодекс Восьмой Школы:

1. Убивать только тех, кто заслуживает — преступников, тиранов, чудовищ, сеющих страдание.

2. Каждое убийство должно иметь цель — защита невинных, восстановление справедливости, очищение мира от зла.

3. Убийство как искусство — красиво, точно, милосердно к миру, но не к жертве.

4. Никогда не убивать невинных, детей, тех, кто может исправиться и измениться».

Её лицо стало серьёзным. Она закрыла блокнот и протянула руку вперёд, ладонью вниз.

«Клянусь», — её голос был твёрдым, без колебаний. — «Я, Ирина Снежная, присягаю следовать кодексу Восьмой Школы. Моя стрела будет падать только на тех, кто заслуживает. Моя сила будет служить справедливости. Моя жизнь — защите невинных».

Максим положил свою руку поверх её. «И я клянусь. Снова».

Эллада добавила свою руку. «И я».

Анастасия положила свою руку последней, накрывая все три. «И я. Мы — одна команда. Одна судьба. Один танец».

Четыре руки, четыре ладони, сплетённые в единое целое.

Формирование команды было завершено.

Позже, когда Максим и Эллада уже ушли, Ирина задержалась. Она смотрела на Анастасию, которая записывала что-то в блокнот.

«Что ты пишешь?» — спросила Ирина.

Анастасия улыбнулась и показала ей страницу:

«Команда Восьмой Школы:

— Анастасия Теневая — клинок, лидер, хореограф. Создатель балетной магии движения.

— Максим Березин — щит, защитник. Тот, кто стоит между командой и опасностью.

— Эллада Лящина — уши, координатор. Та, кто слышит то, что другие не могут.

— Ирина Снежная — стрела, снайпер. Та, чья рука никогда не дрогнет.

Мы — не просто команда убийц. Мы — танцоры справедливости. Мы — те, кто делает мир чуточку светлее с каждым выполненным контрактом.

И наш танец только начинается».

Ирина прочла это и медленно кивнула. «Танцоры справедливости. Мне нравится».

Она повернулась к выходу, но на пороге остановилась.

«Анастасия… спасибо. За то, что взяла меня. За то, что показала другой путь».

Анастасия улыбнулась. «Спасибо тебе. За то, что дала нам шанс доказать, что команда сильнее одиночки».

Ирина ушла. Анастасия осталась одна в заброшенном балетном зале. Она подошла к треснувшему зеркалу, посмотрела на своё отражение.

Больше не было двух образов — балерины и убийцы, разорванных надвое. Был один. Цельный. Анастасия Теневая, создательница Восьмой Школы, лидер команды танцоров справедливости.

Она начала двигаться — медленно, плавно. Простое па-де-бурре. Движение, которому её учила мать в другой жизни. Движение, которое теперь стало оружием в этой.

Её магические следы сияли в темноте — серебристые, прекрасные, смертельные.

Танец продолжался.

Глава 24: Объявление турнира

Рассвет над Санкт-Петербургом Теней был холодным, пронзительным. Солнце, едва пробившись сквозь вечную дымку, окрашивало шпили Академии в цвет старого, тусклого золота. Но утро не было тихим. Академия гудела, как растревоженный улей. Слух о возвращении команды с контракта уровня А, о сорока семи спасённых детях, о поверженном мастере 2-го ранга, разлетелся быстрее, чем может лететь стрела Ирины.

Но был и другой слух, который передавался шёпотом, с благоговением и страхом. Слух о «танцующей убийце». Свидетели в порту, видевшие лишь мелькающие тени и серебристые всполохи, рассказывали о призрачной фигуре, чьи смертоносные удары были неотличимы от балетных па.

Анастасия Теневая проснулась в своей спартанской келье, её тело было одной сплошной раной. Синяки от боя с Борисом Кремнем цвели на коже фиолетовыми и жёлтыми пятнами. Мышцы болели от многочасовой тренировки, предшествовавшей миссии. Но сквозь эту физическую боль прорастало нечто новое — ликование. Тихое, чистое, пьянящее. Она чувствовала это каждой клеткой. Её Школа Танца — не просто фантазия в потрёпанном блокноте, не мечта из прошлой жизни. Она становилась реальностью. Реальностью, выкованной в бою, омытой кровью врагов и слезами спасённых.

На утренней линейке в Большом Атриуме стояла непривычная тишина. Тысячи студентов, выстроившись по рангам и Школам, ждали. В воздухе висело напряжение, предвкушение чего-то важного.

На балкон вышел Директор Антон Громов. Человек с лицом, высеченным из гранита, и холодными серыми глазами, в которых никогда не было и тени тепла. Его голос, усиленный магией, разнёсся по площади, отбиваясь эхом от каменных стен.

«Студенты Академии Теней! — начал он, и каждое слово падало, как удар молота по наковальне. — Сегодня я здесь, чтобы объявить о начале ежегодного Турнира Академии!»

По толпе прошёл вздох. Турнир. Священная традиция. Самое важное событие года.

«Турнир — это не просто соревнование, — продолжал Громов. — Это проверка вашей силы, вашей воли, вашего права называться ассасинами Гильдии Тени. Это шанс для лучших доказать своё превосходство. И шанс для слабейших занять своё истинное место — на дне».

Его взгляд скользнул по рядам и надолго задержался на Анне. В его холодных серых глазах не было поздравления с успешным контрактом. Там была смесь ненависти, которую он питал к её отцу, и нового, неохотного любопытства. «Посмотрим, на что ты способна, Теневая. Посмотрим, как долго продержится твоё везение», — казалось, говорил его взгляд.

«В течение недели, — объявил Громов, — лучшие из вас сразятся на Большой Арене. Победители получат не только славу. Они получат власть. Их ранги будут пересмотрены. Ранг в этой Академии определяет всё: доступ к запретным разделам библиотеки, выбор контрактов, размер жалования, даже качество еды в трапезной».

Анна почувствовала, как её окружили десятки взглядов. Она была на седьмом ранге, но всё ещё в низшем квартиле третьего курса, всё ещё «дочь предателя». Для многих её недавний успех был досадной случайностью. Турнир должен был расставить всё по своим местам.

«Готовьтесь, — закончил Громов. — Первые отборочные бои начнутся через три дня. Да победит сильнейший».

Он развернулся и ушёл, оставив за собой гул возбуждённых голосов и атмосферу, наэлектризованную предвкушением крови и славы.

«Ты должна участвовать!»

Максим стоял перед ней, его глаза горели. Они сидели в своём секретном зале, но даже здесь чувствовалось напряжение, охватившее Академию.

«Зачем, Максим? — устало спросила Анна, массируя больное плечо. — Мы доказали свою силу на контрактах. Зачем мне этот цирк?»

«Цирк? — он вскочил на ноги. — Анна, это не цирк! Это твой шанс! Шанс не просто подняться в ранге. Шанс заткнуть им всем рты! Показать, что ты — не просто „дочь предателя". Что Гильдия Тени не умерла вместе с твоим отцом!»

«К тому же, — вмешалась Ирина, скрестив руки на груди, её голос был полон сарказма, — я хочу посмотреть, как ты размажешь эту ледяную суку Викторию. Она давно заслужила, чтобы её идеальное личико приложили о мрамор арены».

Анна молчала. Внутри неё снова началась война.

«Не делай этого, — шептал голос пятнадцатилетней Анастасии. — Ты помнишь, как они смеялись? Как унижали? Они только и ждут твоего провала. Публичное унижение будет в сто раз хуже, чем поражение на тренировке».

Но тут же зазвучал другой голос. Сильный, уверенный, спокойный. Голос двадцативосьмилетней Анны Королёвой, примы-балерины, для которой сцена была домом.

«Ты боишься внимания публики? Серьёзно? Ты танцевала перед тремя тысячами зрителей в Большом. Ты выдерживала взгляды критиков, зависть соперниц, давление дирижёров. Ты знаешь цену сцены. И знаешь, как заставить её работать на себя».

Анастасия подняла голову, и в её глазах мелькнул огонёк.

«Танец — это всегда выступление перед зрителями, — медленно произнесла она. — Арена будет моей сценой. И я поставлю на ней такой спектакль, который они никогда не забудут».

Она пошла в полуразрушенную часовню Академии — место, которого избегали все. Говорили, что здесь до сих пор витает дух её отца, Алексея Теневого, который провёл здесь свою последнюю ночь перед казнью. Часовня была маленькой, пыльной, с выцветшими фресками на стенах. Пахло ладаном и забвением.

Учитель Григорий сидел на старой деревянной скамье перед единственной иконой — Святым Георгием, пронзающим змея. Он не обернулся, когда она вошла.

«Я знал, что ты придёшь», — тихо сказал он.

«Откуда?»

«Сильные души всегда ищут тишины перед бурей. Твой отец тоже приходил сюда».

Анастасия подошла и встала рядом. Она смотрела на суровое лицо святого на иконе.

«Я боюсь, учитель», — призналась она шёпотом.

«Хорошо, — кивнул Григорий. — Только дураки ничего не боятся. Страх делает тебя осторожной. Главное — не позволить ему сделать тебя слабой».

Он медленно встал и достал из складок своей мантии свёрток из тёмной ткани. Без лишних слов он протянул его Анне.

Она развернула ткань. Внутри, на бархатной подкладке, лежали два клинка. Они были непохожи ни на что, что она видела раньше. Лёгкие, почти невесомые, из серебристого металла, который, казалось, поглощал свет. Лезвия были узкими, изогнутыми, как крылья лебедя в полёте. Гарды были выполнены в форме лебединых голов с рубиновыми глазами.

«Это оружие твоей бабки по материнской линии», — сказал Григорий. — «Она тоже была… необычной. Она была одной из последних Хранителей Стиля Белого Лотоса, который был уничтожен много лет назад. Эти клинки называются „Лебединые крылья". Они созданы для танца смерти».

Анна взяла клинки. Они легли в её руки идеально, словно были выкованы специально для неё, словно были продолжением её тела. Она почувствовала, как по лезвиям течёт магия — лёгкая, быстрая, смертоносная.

На каждом лезвии была выгравирована строка на древнем языке.

«Смерть приходит на лёгких крыльях».

«Используй их достойно, Анастасия», — сказал Григорий и, не дожидаясь ответа, вышел из часовни.

Большая Арена Академии была чудом инженерной и магической мысли. Древний амфитеатр, вырубленный в скале глубоко под землёй. Места для зрителей располагались концентрическими кругами, уходя вверх, в темноту. В центре — идеально круглая платформа из чёрного, как ночь, мрамора, усеянная рунами, которые светились мягким синим светом. Они поглощали избыточную магию, предотвращая случайные смерти. Хотя, как все знали, случайности случались.

Турнир должен был длиться неделю. Первые два дня — отборочные бои, где сотни студентов будут отсеяны. Третий и четвёртый — четвертьфиналы. Пятый — полуфиналы. Шестой — финал, где лучшие из лучших сразятся за звание чемпиона. Седьмой — церемония награждения и перераспределение рангов.

Новость об участии Анны разлетелась по Академии, как лесной пожар. И реакция не заставила себя ждать.

В трапезной, во время ужина, её стол окружила Виктория Ледяная со своей свитой. Лицо Виктории было искажено злобой.

«Слышала, Теневая, ты решила поиграть во взрослую?» — насмешливо произнесла она, её голос звенел, как разбитое стекло. — «Решила, что пара удачных контрактов делает тебя равной нам? Выскочка, которая думает, что танцы могут заменить настоящую боевую школу».

Трапезная затихла. Все взгляды были устремлены на них.

Анастасия медленно подняла голову. Год назад она бы опустила глаза, сжалась, попыталась бы исчезнуть. Но не сейчас.

Она посмотрела Виктории прямо в глаза — холодные, голубые, полные яда. И спокойно, почти мелодично, произнесла:

«В балете „Лебединое озеро", Виктория, есть Белый лебедь и Чёрный. Оба прекрасны. Оба сильны. Но только один из них умирает в конце».

Тишина. Абсолютная, оглушающая тишина. Виктория застыла, её лицо побледнело от ярости. Она открыла рот, чтобы ответить, но не нашла слов. Просто развернулась и ушла, её свита поспешила за ней.

Максим, сидевший за соседним столом, сдержал смех, но его плечи тряслись. Слух об этом обмене разлетелся по Академии за час. «Танцующая убийца» не только сильна, но и остра на язык.

Глубокая ночь. Заброшенный балетный зал.

Анна тренировалась, отрабатывая хореографию с новыми клинками. Они были продолжением её рук, её души. Танец стал смертоносным, каждое движение — произведением искусства и угрозой одновременно. Она вращалась, прыгала, её серебряные клинки чертили в воздухе светящиеся узоры.

Внезапно она замерла, почувствовав чужое присутствие.

Она резко развернулась в боевой стойке, её клинки были готовы к атаке.

В дверях стоял Алексей Романов, наследник могущественной Гильдии Серебряного Клинка. Высокий, с тёмными волосами и пронзительными голубыми глазами. Он был одет в простую тренировочную одежду, но даже в ней выглядел как аристократ.

Он поднял руки, показывая, что не несёт угрозы.

«Это было… прекрасно», — тихо сказал он, его голос был полон искреннего восхищения. — «Я никогда не видел ничего подобного. Каждое твоё движение — как строка из древней поэмы».

Он сделал шаг вперёд. «Позволь мне посмотреть, как ты тренируешься. Я не буду мешать. Обещаю молчать».

Анастасия колебалась. Этот зал был её святилищем. Её тайной. Но во взгляде Алексея не было ни насмешки, ни угрозы. Только чистое, неподдельное восхищение.

Она медленно опустила клинки и, после долгой паузы, кивнула.

Она не знала, что Алексей Романов был тайно и безнадёжно влюблён в неё с того дня, как она, выполняя другой контракт, спасла его жизнь, даже не зная, кто он такой. Но она чувствовала, что его присутствие не несёт зла. Наоборот, оно вдохновляло.

Алексей молча сел в тени у стены.

И Анна снова начала свой танец. Но на этот раз она танцевала не только для себя. Она танцевала для него. И её танец стал ещё прекраснее. Ещё смертоноснее.

Турнир ещё не начался, но битва за признание уже шла. И Анастасия Теневая была готова к своему главному спектаклю.

Глава 25: Первая кровь

Большая Арена дышала, как спящий гигант. Тысячи студентов, преподавателей и представителей Гильдий, прибывших в Академию на Турнир, заполнили каменные трибуны, превратив древний амфитеатр в гудящий улей. Первый день отборочных боёв был настоящим хаосом. На десятке малых арен, разбросанных по периметру главной платформы, одновременно шли поединки. Первокурсники и второкурсники сражались за право не быть исключёнными, их бои были полны страха и отчаяния. Студенты третьего и четвёртого курсов бились за повышение статуса, их поединки были жестоки и расчётливы. А выпускники, пятый и шестой курсы, демонстрировали своё мастерство, пытаясь привлечь внимание представителей великих Гильдий, которые наблюдали с VIP-лож, лениво попивая вино и делая ставки.

Воздух был пропитан адреналином, запахом пота и озона от магических разрядов. И предвкушением крови.

«На Арену № 7 приглашаются: Игорь Каменный Кулак, четвёртый курс, Школа Голых Рук, ранг 5! И Анастасия Теневая, третий курс, Школа Кинжала, ранг 7!»

Когда имя Анастасии было объявлено, по трибунам прокатился гул. Все ждали этого боя. «Танцующая убийца», выскочка, дочь предателя — против Игоря Каменного Кулака, громилы с репутацией безмозглого, но невероятно сильного бойца.

Игорь вышел на арену первым, и толпа взревела. Он был именно таким, как его описывали: огромный, почти два метра ростом, с горой мышц. Он весил вдвое больше Анастасии, его кулаки были размером с её голову, а костяшки пальцев были покрыты шрамами и мозолями — признак тысяч часов, проведённых за разбиванием камней. Он принадлежал к Школе Голых Рук, адепты которой презирали любое оружие, превращая собственные тела в живые тараны.

Затем на арену вышла Анастасия. Она двигалась легко, почти невесомо, её новые клинки, «Лебединые крылья», покачивались на поясе. В сравнении с Игорем она выглядела хрупкой, как фарфоровая статуэтка.

Букмекеры, принимавшие ставки в кулуарах, давали на победу Анны коэффициент 1 к 15. Это было даже не соревнование. Это было ожидаемое избиение.

В первом ряду, на лучших местах, сидела Виктория Ледяная со своей свитой. На её лице была предвкушающая улыбка. Она ждала унижения «танцующей куклы».

Анастасия встала в центре арены, её дыхание было ровным, спокойным. Она игнорировала рёв толпы, насмешливый взгляд Игоря, ненавидящий — Виктории. Она закрыла глаза и на мгновение перенеслась в Большой театр. Оглушительный шум зрительного зала перед началом спектакля. Запах пыли и духов. Ожидание.

«Это просто ещё одна сцена, Анна. А они — просто зрители. Покажи им свой лучший танец».

Гонг.

Звук ударил по ушам, и в ту же секунду Игорь бросился в атаку. Он не стал выжидать. Не стал оценивать. Он просто пошёл вперёд, как носорог, намереваясь раздавить её одним ударом.

Его правый кулак вылетел вперёд — прямой удар, способный проломить череп. Магия Школы Голых Рук окутала его руку каменной перчаткой.

Анастасия не блокировала. Она не уклонялась. Вместо этого она сделала то, чего никто не ожидал.

Она начала танцевать.

Классический балетный пируэт.

Её тело начало вращаться по оси с невероятной, почти нечеловеческой скоростью. Она стояла на носке одной ноги, вторая была поджата к колену, спина — идеально прямая. Кулак Игоря, вместо того чтобы размозжить ей голову, прошёл в миллиметре от её лица, рассекая воздух с оглушительным свистом.

Игорь на мгновение замер, его глаза округлились от удивления. Он никогда не видел ничего подобного.

Но это была только первая нота в её смертельной симфонии. Вращение Анастасии создавало магический вихрь. Серебристые нити энергии, следы её движений, начали окутывать её, превращая в смертельный волчок. Воздух вокруг неё загудел, закручиваясь в воронку.

Игорь, почувствовав опасность, попытался отступить, но было слишком поздно.

Анастасия завершила вращение так же внезапно, как начала. Она замерла в идеальной пятой позиции, её рука с клинком вылетела вперёд. «Лебединое крыло» просвистело в воздухе, и серебристое лезвие рассекло бицепс Игоря.

Неглубоко. Но кровь брызнула, окрашивая белый песок арены в красный.

Первая кровь.

Толпа ахнула, как один человек. Смешки затихли. Виктория Ледяная перестала улыбаться.

Игорь взревел — больше от ярости, чем от боли. Он проигнорировал рану, кровь, стекающую по его руке, и снова бросился вперёд. На этот раз — серия ударов. Каждый его кулак, ударяя по воздуху, создавал магическую ударную волну — классическая техника Школы Голых Рук «Дробящие Волны».

Прятаться от этих волн было бесполезно. Они покрывали всю арену.

Но Анастасия и не собиралась прятаться.

Она сделала три быстрых шага, разбегаясь, и прыгнула.

Гран-жете.

Большой прыжок балерины, но усиленный магией. Она взлетела на три метра вверх, выгибаясь в идеальной дуге над головой ошеломлённого Игоря. Её ноги были в шпагате, руки вытянуты, клинки сияли. В воздухе её тело было живой скульптурой грации, силы и красоты.

Толпа замерла. Тысячи людей затаили дыхание, глядя на это невероятное зрелище.

В ложе преподавателей Учитель Григорий, наблюдавший за боем с бесстрастным лицом, тихо прошептал, обращаясь к сидевшему рядом Мастеру Школы Клинка: «Она превратила бой в балет… Или балет в бой».

Анастасия приземлилась за спиной Игоря. Бесшумно, как кошка. Как тень.

Игорь, всё ещё не веря своим глазам, развернулся — и получил удар рукоятью клинка в солнечное сплетение. Весь воздух вышел из его лёгких с хриплым стоном. Он рухнул на колени, задыхаясь, его огромное тело сотрясалось от кашля.

Анастасия приставила холодное лезвие «Лебединого крыла» к его горлу.

Судья, оправившись от шока, поднял руку. «Победа — Анастасия Теневая!»

Время боя: сорок семь секунд.

Арена взорвалась. Крики, аплодисменты, свист — смесь недоверия, восхищения и шока. Никто не ожидал такого. Никто не мог себе представить, что балетные движения могут быть настолько смертоносными.

Анастасия медленно опустила клинок, кивнула поверженному противнику и пошла с арены.

В подготовительной комнате её руки начали дрожать. Не от страха. От эйфории. Адреналин бурлил в крови, сердце колотилось, как сумасшедшее. Она прислонилась к холодной стене, пытаясь отдышаться.

«Это то же самое», — подумала она, вспоминая свою прошлую жизнь. — «Сцена, зрители, идеальное исполнение. Этот прилив, когда ты знаешь, что сделала всё безупречно. Только теперь цена ошибки — смерть, а не плохая рецензия в газете».

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Максим. Он подхватил её, поднял в воздух и закружил, смеясь.

«ТЫ БЫЛА НЕВЕРОЯТНА! — кричал он. — Ты видела лицо Виктории? Она выглядела так, словно проглотила лягушку! Ты видела?!»

Ирина вошла следом, прислонилась к стене, скрестив руки. На её губах играла усмешка. «Признаю, Теневая. Ты не просто танцуешь. Ты убиваешь танцуя. Это… стильно».

В тот день Анастасия провела ещё три отборочных боя. И каждый превратила в свой собственный спектакль.

Против студента Школы Кинжала, быстрого и ловкого, она использовала па-де-бурре. Серия быстрых, мелких шагов, создающих эффект мерцания. Противник не мог сфокусироваться на ней, его атаки проходили мимо, пока Анастасия не оказалась за его спиной и не закончила бой.

Против студентки Школы Цепи, чьи магические цепи могли достать кого угодно на арене, она применила фуэте. Тридцать два вращения на одной ноге, каждое создавало магический барьер, отбивающий цепи. Противница в отчаянии бросала цепь за цепью, но ни одна не могла пробиться сквозь этот смертельный танец. Когда она выдохлась, Анастасия сделала один шаг вперёд и победила.

Самым сложным был бой против студента Школы Лука. Лучник держал дистанцию, не давая ей приблизиться. Он выпускал стрелу за стрелой. Но Анастасия превратила арену в свою сцену. Она использовала гранд па — серию прыжков, перекатов, вращений, уклоняясь от стрел с невероятной грацией. Толпа ахала при каждом её движении. Она сокращала дистанцию, шаг за шагом, прыжок за прыжком, пока не оказалась достаточно близко. Финальный удар в прыжке — и лучник был повержен.

К концу дня имя Анастасии Теневой было у всех на устах. Она не просто побеждала. Она делала это красиво. Она создавала искусство из смерти.

В высоких кабинетах Академии реакция была неоднозначной.

Преподаватели Школы Кинжала собрались на экстренное совещание. «Она создаёт новый стиль, — с тревогой говорил один из старых мастеров. — Если это признают… наша Школа потеряет свою уникальность. Наше тысячелетнее наследие…»

Директор Громов наблюдал за боями из своего кабинета через магический кристалл. Его лицо было искажено гневом. «Дочь Дмитрия Теневого не должна была стать сильной. Она должна была сломаться… Что-то пошло не так. Этот Григорий… он помогает ей».

Он вызвал своего ассистента. «Измени сетку турнира. Я хочу, чтобы завтра, в четвертьфинале, она встретилась с кем-то по-настоящему смертоносным. С кем-то, кто не будет впечатлён её танцами. Например, с Виктором Железным из Школы Посоха. Он не будет миндальничать».

Ассистент побледнел. Виктор Железный был известен своей жестокостью. Он калечил противников даже на тренировках. «Но, директор, это же…»

«Выполняй!» — рявкнул Громов.

В это же время, в другом крыле Академии, Виктория Ледяная устраивала своё тайное совещание. Униженная успехом Анны, она была готова на всё.

«Она позорит нашу Школу, — шипела она, обращаясь к своей свите. — Эти танцы… это цирк! Мы должны остановить её».

Она положила на стол мешочек с золотом. «Я хочу, чтобы вы подкупили одного из техников, обслуживающих руны арены. Пусть они „случайно" отключатся во время её завтрашнего боя. Без рун, поглощающих магию, любой смертельный удар действительно убьёт. И я позабочусь, чтобы её противник нанёс именно такой удар».

Один из её приспешников колебался. «Но это же убийство! Нас исключат!»

Виктория холодно посмотрела на него. «Только если докажут. А доказать не смогут. Это будет несчастный случай. Техническая неисправность. Сделайте это. Или я найду тех, кто сделает».

Глубокая ночь. Анастасия вернулась в свою келью, измотанная, но счастливая. Она собиралась лечь спать, когда заметила под дверью сложенный листок бумаги.

Она развернула его. Почерк был незнакомым, торопливым.

«Остерегайся завтрашнего боя. Руны будут отключены. Если твой противник нанесёт смертельный удар — ты умрёшь по-настояшему. Виктория заплатила. Друг».

Анастасия сжала записку. Холод пробежал по спине, но страха не было. Вместо него — ледяная, спокойная решимость.

«Значит, они решили играть грязно. Хорошо. Я тоже умею играть».

Она подошла к своему сундуку, достала старый дневник отца. Она помнила, что он писал о запретных техниках Школы Кинжала — тех, которые были слишком опасны для обычных ассасинов.

Она нашла нужную страницу.

«Танец Призраков» — создание иллюзорных копий себя с помощью чистого движения, без магии. Техника, требующая абсолютного контроля над телом и Потоком.

Анастасия посмотрела на схематичные рисунки, на описания.

«Завтрашний бой будет не просто танцем. Это будет битва за жизнь».

И она начала тренироваться. В тишине своей маленькой кельи. Под взглядом луны, заглядывающей в окно. Готовясь к тому, что завтра её сцена может стать её могилой.

Глава 26: Четвертьфинал — Искусство выживания

Третий день турнира. Воздух в Большой Арене был наэлектризован до предела. Отборочные бои завершились, отсеяв сотни участников. Осталось восемь сильнейших бойцов Академии, восемь имён, которые теперь повторялись шёпотом и выкрикивались с трибун. И среди этих имён, к шоку консерваторов и восторгу новаторов, было имя Анастасии Теневой.

Она больше не была «дочерью предателя» или «танцующей куклой». Теперь она была «танцующей смертью», новой легендой, рождающейся на глазах у всей Академии. Букмекеры, ещё два дня назад дававшие на неё коэффициент 1:15, теперь принимали ставки 1:3. Зрители разделились на два лагеря: фанаты, видевшие в её стиле будущее боевых искусств, и скептики, всё ещё уверенные, что «она просто везучая, настоящий боец её размажет».

И сегодня ей предстояло встретиться именно с таким — настоящим, матёрым, непобедимым бойцом.

«На главную арену приглашаются: Виктор Железный, пятый курс, Школа Посоха, ранг 3! И Анастасия Теневая, третий курс, Школа Кинжала, ранг 7!»

Толпа взревела. Это был бой, которого ждали все. Феномен против скалы. Грация против несокрушимой мощи.

В подготовительной зоне под трибунами, сыром и прохладном помещении, пахнущем потом и страхом, Анастасия стояла одна. Максим и Ирина пытались её поддержать, но их тревога была почти осязаемой.

«Этот парень — чудовище, — говорил Максим, нервно расхаживая покомнате. — Я видел его бои. Его защита идеальна. Техника „Вихрь отражения" — это абсолютный барьер. Но ты быстрее, Анна. Ты должна использовать скорость».

Ирина, прислонившись к стене, скрестив руки на груди, добавила, её голос был необычно серьёзным: «И помни — если руны действительно отключены, любая ошибка будет последней. Не рискуй. Будь осторожна».

Анна кивнула, но её мысли были в другом месте. Она вспоминала записку, найденную прошлой ночью. «Руны будут отключены. Виктория заплатила». И вспоминала строки из дневника отца, которые она изучала до рассвета. «Танец призраков». Запретная техника Школы Кинжала. Создание иллюзорных двойников не магией, а чистым движением, настолько быстрым и плавным, что глаз противника не успевает его отследить. «Эта техника требует абсолютного контроля и концентрации, — писал отец. — Один сбой ритма, одно неверное движение — и иллюзия рассеивается, оставляя тебя беззащитной».

Дверь тихо скрипнула. В комнату быстро вошёл Алексей Романов. Он огляделся, проверяя, нет ли свидетелей.

«Я проверил руны, — тихо сказал он, его голос был напряжён. — Тот, кто писал записку, не солгал. Они саботированы. Цепь питания прервана в одном из ключевых узлов. Я попытался восстановить, но это займёт час. Я не успею до твоего боя».

Он подошёл ближе, и Анна увидела в его голубых глазах искреннюю, неподдельную тревогу. «Будь предельно осторожна. Я… не хочу, чтобы ты умерла».

В груди Анастасии потеплело. Впервые за долгое время кто-то волновался о ней не из чувства долга или командной солидарности, а из личных, человеческих чувств. Это придало ей сил.

«Спасибо, — прошептала она, её голос был твёрдым. — Я буду осторожна. Обещаю».

Алексей кивнул, коснулся её плеча на одно мгновение и так же быстро исчез.

Арена. Рёв тысяч зрителей обрушился на неё, как лавина.

Виктор Железный вышел первым. Его массивная фигура отбрасывала длинную тень на чёрный мраморный пол. Двухметровый гигант с телосложением медведя, он был воплощением грубой силы. Его оружие — посох из закалённой стали, концы которого были окованы магическим железом. Он вращал его одной рукой, и посох издавал низкий, угрожающий свист. Он посмотрел на выход, ожидая свою противницу, и насмешливо ухмыльнулся.

«Маленькая танцовщица. Даже не знаю, стоит ли применять полную силу. Не хочу случайно убить».

Анна вышла следом. На фоне Виктора она действительно выглядела как ребёнок. Но шла она с грацией королевы, выходящей на свою коронацию. Её серебряные клинки, «Лебединые крылья», ловили свет факелов, и её серые глаза светились холодной, спокойной уверенностью. Она знала, что руны отключены. Она знала, что этот бой — на смерть. И она была готова.

Гонг.

Виктор атаковал сразу. Горизонтальный удар посохом, целясь снести ей голову. Скорость удара была невероятной для человека его комплекции.

Анна не отступила. Вместо этого она согнулась назад в идеальном балетном «Камбре». Её тело изогнулось дугой, почти касаясь пола. Посох просвистел в сантиметре над её лицом.

Выпрямляясь из прогиба, она контратаковала — два быстрых удара клинками по рёбрам Виктора.

Дзынь! Дзынь!

Клинки отскочили, высекая искры. На Викторе была магически усиленная кожаная броня.

«Думала, будет легко?» — рассмеялся он.

Виктор начал вращать посох двумя руками. Его движения были быстрыми, отточенными. Посох превратился в серебристую сферу, вращающуюся вокруг его тела.

«Вихрь отражения».

Легендарная техника Школы Посоха. Непробиваемый барьер, отражающий любые физические и магические атаки обратно во врага.

Анна атаковала снова, проверяя защиту. Её клинки ударились о невидимую стену и были отброшены назад. Но это было не всё. Её собственная магия, вложенная в удар, отразилась обратно, превратившись в режущие волны, летящие прямо в неё.

Анна в последний момент уклонилась, используя серию «Па-де-шат» — «прыжков кошки». Но одна волна всё же задела её плечо.

Кровь. Тёплая, липкая. Без рун, поглощающих магию, рана не заживала мгновенно. Она была настоящей. Болезненной.

Толпа замерла. Все увидели кровь. Все поняли, что этот бой — не представление.

Виктор прекратил вращение, уверенный в своей победе. «Видишь? Ты не можешь пробить мою защиту. Сдавайся, пока я не убил тебя».

Анастасия прижала ладонь к раненому плечу, чувствуя, как кровь пропитывает тунику. Она медленно подняла голову. И улыбнулась. Холодной, хищной улыбкой.

«Ты думаешь, защита делает тебя непобедимым? — её голос был тихим, но разнёсся по затихшей арене. — Тогда ты никогда не видел настоящего танца».

И она начала двигаться.

Не атаковала. Танцевала.

Адажио. Медленные, плавные, завораживающие движения. Её клинки двигались в идеальной синхронизации с телом, создавая гипнотический узор из серебристых линий. Виктор, сбитый с толку, пытался понять, что она делает, но её танец завораживал, приковывал взгляд.

Затем ритм изменился. Медленное адажио перешло в быстрое, энергичное аллегро.

Она начала двигаться вокруг Виктора кругами, каждый круг быстрее предыдущего. Её фигура начала размываться.

Один силуэт. Два. Три. Семь.

«Танец призраков».

Запретная техника Школы Кинжала, усиленная балетной грацией. Семь иллюзорных копий Анастасии окружили Виктора, каждая двигалась в унисон, каждая была неотличима от настоящей. Они начали атаковать одновременно.

Виктор взревел, снова активируя «Вихрь отражения». Он крутился на месте, пытаясь защититься от атак со всех сторон. Но его техника была рассчитана на одного противника. Она была бесполезна против семи иллюзий.

Настоящая Анна ждала. Она была частью танца, но не атаковала. Она ждала момента. Секунды. Доли секунды, когда его защита дрогнет.

И этот момент настал. Защищаясь от иллюзии слева, Виктор на одно мгновение открыл спину.

Анна нанесла удар.

Арабеск. Стойка на одной ноге, вторая вытянута назад горизонтально, создавая не только идеальную линию, но и концентрируя всю её магию в одной точке. Её клинок, усиленный этой концентрацией, прошёл сквозь ослабленную зону «Вихря отражения».

Лезвие коснулось горла Виктора.

Не резало. Просто касалось. Холодное обещание смерти.

Всё замерло. Иллюзии исчезли. Виктор стоял неподвижно, чувствуя холод стали на своей коже.

Судья, оправившись от шока, поднял руку. «Победа — Анастасия Теневая!»

Арена взорвалась. Крики, аплодисменты, рёв — смесь шока, недоверия и абсолютного восторга.

Виктор медленно опустил посох. Он посмотрел на Анастасию не со злобой, а с новым, поражённым уважением.

«Ты… ты создала новую технику. Я никогда не видел, чтобы кто-то объединял скорость Школы Кинжала с иллюзиями и балетом. Ты… достойна».

Он низко поклонился ей — редчайший жест уважения в Академии, знак признания от одного мастера другому.

Анастасия опустила клинок, и в тот же момент силы оставили её. Плечо горело огнём, тело было истощено. Она покачнулась, но не упала.

Максим и Ирина выбежали на арену, нарушая все протоколы. Они подхватили её под руки, уводя к целителям под оглушительные аплодисменты.

В ложе преподавателей Учитель Григорий смотрел на неё с гордостью, незаметно вытирая непрошеную слезу.

В своём кабинете Директор Громов швырнул бокал вина об стену. Хрусталь разлетелся на тысячи осколков. «Она слишком сильна. Слишком быстро растёт. Нужно действовать радикально».

После боя по Академии поползли новые слухи. Уже не просто о «танцующей убийце». А о рождении «Восьмой Школы» — Школы Танца. Консервативные преподаватели отрицали: «Танец — это искусство, а не боевой стиль! Это всё трюки!» Но молодые студенты, особенно девушки, уже тайно пытались повторить её движения, надеясь прикоснуться к этой новой, прекрасной и смертоносной магии.

Гильдии, наблюдавшие за турниром, отправляли срочные зашифрованные сообщения своим главам: «Появился новый феномен. Анастасия Теневая. Требуется немедленная оценка и, возможно, вербовка».

В лазарете Виктория Ледяная, узнав о провале саботажа, впала в ярость. Она нашла подкупленного техника и избила его до полусмерти. «Если проболтаешься — я убью тебя и всю твою семью», — прошипела она.

Затем она приняла решение. «Если саботаж не работает — я убью её сама. На арене. Публично. И все решат, что это был несчастный случай».

Анна лежала в лазарете, её рана была залечена, но тело было выжато, как лимон. Она чувствовала себя пустой.

Дверь тихо открылась, и вошёл Алексей Романов. Он принёс редкие целебные травы, которые ускоряли восстановление Потока.

Они сидели в тишине, разговаривая о Школах Движения, о философии боя.

«Моя Школа Серебряного Клинка учит, что совершенство — в одном, идеальном ударе», — признался Алексей. — «Но ты… ты показала, что совершенство может быть в серии движений, в хореографии, в танце. Ты меняешь саму основу того, что мы знали о магии».

Анна чувствовала с ним близость, которой никогда не ощущала с кем-либо ещё в этом мире. Он понимал её. Понимал искусство в её боевом стиле.

Но их момент был прерван. В палату ворвался гонец, запыхавшийся, с листком бумаги в руке.

«Результаты жеребьёвки полуфиналов! — закричал он. — Анастасия Теневая против Виктории Ледяной!»

Анна и Алексей посмотрели друг на друга.

Всё стало на свои места. Саботаж. Записка. Ярость Виктории.

Они оба понимали: это будет не просто бой. Это будет война. И только одна из них выйдет с арены живой.

Глава 27: Накануне бури

Два дня. Сорок восемь часов, которые отделили триумф четвертьфинала от неизбежной бури полуфинала. Два дня, за которые Академия раскололась на два непримиримых лагеря.

С одной стороны — фанаты Анастасии Теневой, «Танцующей Смерти». Молодые студенты, особенно девушки, видевшие в ней символ бунта, новой эры, где грация может победить грубую силу. Они собирались в коридорах, тайно пытаясь повторить её движения, и шёпотом передавали друг другу истории о её победах.

С другой — сторонники Виктории Ледяной, «Ледяной Королевы». Консерваторы, аристократы, приверженцы старых Школ. Для них Виктория была воплощением порядка, традиций и чистой, незамутнённой силы. Они презирали стиль Анны, считая его цирковым трюком, оскорблением для истинного боевого искусства.

Букмекеры, ещё недавно смеявшиеся над «танцующей куклой», теперь давали на обеих участниц почти равные коэффициенты. Это был самый ожидаемый бой турнира. Противостояние не просто двух бойцов, а двух миров, двух философий.

Виктория — студентка шестого курса, дочь главы могущественной Гильдии Алого Копья. Обладательница легендарной техники «Ледяной Дождь» — способности создавать сотни ледяных копий, атакующих с неба. Чистая, разрушительная мощь.

Анна — студентка третьего курса, дочь опозоренного и казнённого ассасина. Создательница нового, непредсказуемого стиля, основанного на балете. Грация, превращённая в оружие.

Контраст был разительным. И он усиливал драму до предела.

Виктория знала, что на одной лишь силе она может не победить. И она начала психологическую войну. Беспощадную, жестокую, рассчитанную на то, чтобы сломить Анну ещё до выхода на арену.

Первый удар был нанесён публично, в трапезной. Виктория, окружённая своей свитой, громко, чтобы слышали все, заявила: «Завтрашний бой будет непростым. Но я посвящу свою победу памяти всех честных ассасинов, убитых предателями вроде отца Теневой».

Анна, сидевшая за столом с Максимом и Ириной, сжала кулаки под столом так сильно, что ногти впились в ладони. Максим положил свою тяжёлую руку ей на плечо: «Не поддавайся. Она этого и хочет. Чтобы ты потеряла контроль. Чтобы ты вышла на арену, ослеплённая яростью».

Анна сделала глубокий вдох, заставляя себя успокоиться. Максим был прав. Ярость — плохой союзник.

Второй удар был более коварным. Виктория подкупила группу студентов младших курсов. Они начали распространять слухи: «Слышали? Теневая использует запретную магию! Этот её „Танец призраков" — это некромантия! Она призывает души мёртвых, чтобы они сражались за неё!»

Слухи были абсурдными, но в мире, где магия была повсюду, они находили отклик. Анна начала ловить на себе испуганные, осуждающие взгляды.

Третий удар Виктория нанесла лично. Она «случайно» встретила Анну в пустом коридоре. Приблизившись, она прошептала, её голос был сладким, как яд: «Я была на казни твоего отца, Теневая. Я видела, как он умирал. Он не был героем. Он кричал от боли. Кричал, как животное. Интересно, будешь ли ты кричать так же, когда моё копьё пронзит твоё сердце?»

Внутри Анны что-то оборвалось. Она хотела ударить. Хотела схватить Викторию за горло и…

Но вместо этого — она почувствовала ледяное, кристальное спокойствие.

Осознание пришло внезапно, как вспышка молнии. «Она боится. Весь этот цирк. Вся эта жестокость. Это не признак силы. Это признак страха. Она знает, что может проиграть. Она видела мой бой с Виктором. И она боится».

Анна посмотрела Виктории прямо в глаза и улыбнулась. Недоброй, хищной улыбкой.

«Мой отец умер героем, сражаясь за то, во что верил. А ты? Если ты проиграешь завтра, ты будешь жить с этим позором до конца своих дней. Будешь жить трусихой, которая не смогла победить „дочь предателя". Как тебе такая перспектива, Виктория?»

Лицо Виктории исказилось, побледнело. Она хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Она просто развернулась и почти бегом ушла.

Анна осталась одна в коридоре. Её сердце всё ещё колотилось, но теперь это была не ярость. Это была холодная, спокойная уверенность. Психологическую войну Виктория проиграла.

Два дня Анна провела в интенсивных тренировках. Учитель Григорий тайно помогал ей. Он приводил её в закрытую тренировочную залу, скрытую глубоко под библиотекой.

«Виктория сильна на средней и дальней дистанции, — говорил он, наблюдая, как Анна отрабатывает движения. — Её „Ледяной Дождь" смертоносен. Сотни ледяных копий, от которых почти невозможно уклониться. Но вблизи, в ближнем бою, она уязвима. Её стиль не рассчитан на это. Если ты сможешь подобраться незаметно — у тебя есть шанс».

Он начал обучать её древней технике Гильдии Тени, которую знал её отец. «Шёпот Теней». Способность двигаться абсолютно бесшумно, подавляя не только звук шагов, но и собственные магические следы, становясь невидимой для магического слуха.

«Эта техника требует абсолютного контроля над Потоком, — объяснял Григорий. — Ты должна обернуть его вокруг себя, как кокон, который поглощает все твои эманации. Это невероятно сложно. Но если у тебя получится…»

Анна практиковала «Шёпот Теней», комбинируя его с балетными па-де-бурре — быстрыми мелкими шагами на полупальцах. Создавался эффект скольжения по поверхности, словно она была призраком, не касающимся земли.

Ирина помогала, выступая в роли спарринг-партнёра. Она стояла на другом конце зала, выпуская тренировочные стрелы одну за другой, симулируя дальнобойные атаки Виктории. Анна, используя «Шёпот Теней», уклонялась, скользила между стрелами, сокращая дистанцию.

Максим тренировал её выносливость. Он заставлял её уклоняться от его ударов час подряд, без остановки, доводя её тело до предела.

К концу второго дня Анна была истощена. Её мышцы горели, тело было покрыто синяками, но она чувствовала себя готовой. Она была не просто танцовщицей. Она была оружием. Отточенным, закалённым, смертоносным.

Вечером перед полуфиналом Анна не могла уснуть. Возбуждение и тревога смешались в гремучий коктейль. Она поднялась на крышу Академии — секретное место, плоская площадка на вершине самой высокой башни, куда студенты приходили, чтобы побыть в одиночестве.

Ночь была холодной, ветер с Невы пробирал до костей. Внизу, как россыпь драгоценных камней, горели огни Санкт-Петербурга Теней. Анна подошла к краю, глядя на город. Она вспомнила прошлую жизнь. Большой театр. Овации. И тотальное, звенящее одиночество за кулисами после спектакля.

«В той жизни я танцевала для других, — подумала она. — В этой — я танцую, чтобы выжить. Но где-то глубоко внутри… я всё ещё люблю это. Сам танец. Не цель, а процесс. Красоту движения. Идеальную линию. Момент, когда ты и музыка становитесь одним целым».

Шаги за спиной. Она обернулась.

Алексей Романов.

«Прости, — сказал он, поднимая руки. — Не хотел мешать. Я тоже иногда прихожу сюда думать».

«Всё в порядке», — ответила она.

Он подошёл и встал рядом. Они долго молчали, глядя на город.

«Завтра… ты будешь сражаться с Викторией», — наконец сказал он. — «Она опасна. Безжалостна. Но я верю в тебя».

Он сделал паузу, затем тихо, почти шёпотом, добавил: «Я не хочу, чтобы ты умерла. Потому что… я никогда не встречал никого подобного тебе. Ты заставляешь меня видеть мир по-новому. Видеть красоту там, где я привык видеть только эффективность».

Анна повернулась к нему. Их лица были так близко, что она чувствовала его дыхание. В его голубых глазах она видела искренность, уязвимость — то, что было такой редкостью в мире ассасинов, где все носили маски. Её сердце забилось быстрее. Она хотела поцеловать его. Хотела почувствовать тепло его губ, забыть о завтрашнем бое, о смерти, о прошлом.

Но страх остановил её. Страх потерять. Страх, что если она откроется, судьба отнимет это, как отняла всё остальное.

Вместо поцелуя она медленно положила голову ему на плечо. Он нежно обнял её.

«Спасибо, — прошептала она. — За то, что ты есть».

Они сидели так до самого рассвета, в тишине, согревая друг друга своим теплом. Два одиночества, нашедшие друг друга посреди бури.

В своей роскошной комнате Виктория не спала. Она стояла перед тренировочным манекеном, представляя, что это Анна. Её ледяное копьё, созданное из магии и холода, ударяло снова и снова, разрывая манекен в клочья.

«Она унизила меня. Танцующая кукла. Дочь предателя. Посмела бросить мне вызов».

Её лицо было искажено яростью. Но под этой яростью, глубоко внутри, шевелился холодный, липкий страх. Виктория впервые в жизни боялась проиграть. Она всегда была лучшей. Всегда побеждала. Но танец Анны… он был непредсказуем. Нелогичен. И от этого ещё более опасен.

И этот страх делал её ещё более жестокой.

«Завтра я разорву её на части, — поклялась она себе. — Я сломаю её красивые ноги. Я вырву её сердце. Я заставлю её кричать. И я буду наслаждаться каждой секундой её страданий».

В это же время, глубоко под ареной, Директор Громов лично проверял систему защитных рун. Техники, склонившись над панелями управления, докладывали: «Всё восстановлено, господин директор. Саботаж устранён».

«Отлично», — сказал Громов. Затем, когда техники отвернулись, он незаметно коснулся одной из рун, внося крошечное, почти невидимое изменение в её структуру. Он создавал «слепую зону» — небольшой участок на арене, где магия поглощалась не полностью. Удар, нанесённый в этой зоне, мог стать смертельным.

«Виктория достаточно жестока, чтобы воспользоваться этим, — подумал он. — А если Теневая умрёт на арене — это будет „трагический несчастный случай". Проблема решена».

На VIP-трибуне отец Алексея, суровый Глава Гильдии Серебряного Клинка, разговаривал со своим помощником. «Если эта Теневая победит Викторию — пригласи её на переговоры. Новая Школа… может быть полезна. Или опасна. Нужно определить, что именно».

Утро полуфинала. Тяжёлое, серое, предвещающее бурю.

Анна проснулась от тихого стука в дверь. Она открыла — коридор был пуст. Но на полу лежала небольшая деревянная коробка.

Она открыла её. Внутри, на бархатной подушечке, лежала белая шёлковая лента. На ней серебряными нитями были вышиты два лебедя — белый и чёрный, сплетённые в танце.

И маленькая записка: «Для удачи. От поклонника твоего танца. А. Р.»

Анна улыбнулась. Она взяла ленту и аккуратно вплела её в свою косу. Затем подошла к зеркалу.

Она смотрела на своё отражение, но видела уже не испуганную пятнадцатилетнюю девочку-изгоя. Из зеркала на неё смотрела взрослая женщина. Воительница. Артистка. С холодными серыми глазами, в которых горел огонь.

Она прошептала своему отражению:

«Сегодня я покажу всем, что Гильдия Тени не умерла. И что танец — это не слабость. Это сила».

Она взяла свои серебряные клинки, «Лебединые крылья», и пошла на арену.

Навстречу своей судьбе.

Глава 28: Умирающий лебедь

Большая Арена была заполнена до отказа. Тысячи зрителей — студенты всех курсов, преподаватели, представители великих Гильдий, даже несколько аристократов из Верхнего города, услышавших слухи о «танцующей убийце» — превратили древний амфитеатр в ревущее, предвкушающее зрелище море. Атмосфера была накалена до предела. Воздух потрескивал от магии и ожидания.

Прожекторы погасли. Барабанная дробь.

Один луч магического света ударил в центр арены из чёрного мрамора.

«На арену полуфинала приглашается Виктория Ледяная! Шестой курс, Школа Алого Копья! Первая в рейтинге своего курса! Наследница великой Гильдии!» — голос судьи гремел, усиленный магией.

Виктория вышла из туннеля, и толпа взорвалась рёвом. Она была великолепна в своей жестокой красоте. Белое боевое кимоно с алыми акцентами — цвета её Гильдии — подчёркивало её идеальную фигуру. Длинные платиновые волосы были распущены и развевались, как ледяное знамя. В руках она держала своё знаменитое копьё из магического льда, которое постоянно испускало облачка морозного пара.

Она подняла руку, принимая овацию толпы. Затем медленно, демонстративно, указала копьём на противоположный вход, откуда должна была появиться Анна. На её губах играла холодная, хищная улыбка.

«Жду тебя, кукла», — прошептала она.

«А теперь… — голос судьи стал тише, почти благоговейным, — претендентка. Та, кто изменила этот турнир. Анастасия Теневая! Третий курс, Школа Кинжала! Создательница нового стиля!»

Анна вышла в свет. Она была полной противоположностью Виктории. Одетая в облегающее чёрное боевое трико, традиционное для тренировок балерин, но адаптированное для боя. Её серебряные клинки, «Лебединые крылья», висели на поясе. В тёмную косу была вплетена белая лента, подаренная Алексеем. На фоне величественной Виктории она выглядела хрупкой, почти детской.

Но её серые глаза горели серебром. Магия уже пробуждалась в ней, пульсировала под кожей. Часть толпы начала скандировать её имя: «АННА! АННА! АННА!». Она не реагировала на крики. Её мир сузился до арены, до противницы, до предстоящего танца.

Часть 1: Доминация Виктории

Гонг.

Виктория атаковала мгновенно, не давая ни секунды на подготовку.

«Ледяной Дождь!»

Она подбросила своё копьё высоко в воздух. На пике подъёма оно взорвалось, разделившись на сотни ледяных осколков, которые зависли под потолком арены, а затем устремились вниз, как смертельный град. Каждый осколок был острым, как бритва, способным пробить стальную броню.

Анна начала уклоняться. Это был танец на выживание. Серия гран-жете и пируэтов — её тело двигалось между падающими осколками, как капля ртути, как тень. Но осколков было слишком много.

Один чиркнул по щеке, оставляя тонкую красную линию. Другой вонзился в бедро. Кровь.

Толпа ахнула. Виктория, поймав своё копьё, которое материализовалось обратно в её руке, рассмеялась.

«Танцуй, кукла! Покажи свой цирк перед смертью!»

Она продолжила атаку. Серия уколов на расстоянии. Каждый укол создавал ледяное копьё-снаряд, которое с воем летело в Анну. Виктория держала дистанцию идеально, не давая Анне приблизиться. Это была её стратегия: измотать противника дальними атаками, обескровить, а затем добить одним ударом.

Минуты тянулись, как часы. Анна уклонялась, скользила, прыгала, но получала всё больше ранений. Не критических, но изматывающих. Её чёрное трико темнело от крови. Дыхание стало частым, прерывистым. Виктория доминировала полностью.

В ложе преподавателей Учитель Григорий сжал подлокотники кресла так, что дерево затрещало. «Давай, девочка. Вспомни, чему я тебя учил. Не играй в её игру. Не танцуй под её музыку. Создай свою».

На трибунах Максим и Ирина кричали слова поддержки, но их голоса тонули в шуме толпы, скандирующей имя Виктории.

В своём кабинете Директор Громов наблюдал за боем через кристалл и потирал руки. «Ещё немного… и всё закончится. Трагический несчастный случай на арене».

Виктория, чувствуя близость победы, решила перейти к финалу. Она вложила в своё копьё огромное количество магии. Оно начало светиться ослепительным ледяным светом.

«Тысяча пронзающих драконов!»

Самая мощная техника Школы Алого Копья. Виктория нанесла серию уколов в воздух, каждый создавал магическое копьё-снаряд. Сотни копий сформировались в воздухе, зависнув перед ней, нацеленные на Анну.

Виктория закричала, её голос был полон триумфа и ненависти: «УМРИ, КАК ТВОЙ ОТЕЦ — В ПОЗОРЕ!»

И она запустила все копья одновременно.

Часть 2: Пробуждение

Время замедлилось.

Для всех на арене это было одно мгновение — стена ледяных копий, летящая на израненную, измотанную девушку.

Но для Анны это была вечность.

Она видела каждое копьё. Каждую ледяную грань. Каждую траекторию. Она знала — не увернуться. Слишком много. Слишком быстро. Смерть была неизбежна.

И в этот момент, на грани небытия, её разум вернулся к воспоминанию. Не из жизни Анастасии Теневой, ассасина. Из жизни Анны Королёвой, балерины.

Флешбек: Большой театр. Пыльная репетиционная зала. Пожилой, седовласый хореограф, легенда балета, стоит перед молодой Анной. «Умирающий лебедь», — говорит он, его голос тихий, но весомый. — «Это не просто танец, Анечка. Это рассказ истории. Это история существа, которое знает, что умирает. Но оно не борется. Оно не кричит. Оно принимает свою судьбу. И до последнего мгновения остаётся прекрасным. В этом его сила. В этом его победа над смертью. Твоё оружие — твоя история. Расскажи её движением».

Анна тогда не до конца поняла его слова. Но сейчас, на грани смерти, она поняла всё.

Она закрыла глаза, стоя посреди арены, под градом летящих на неё ледяных копий. Она вспомнила отца. Вспомнила свою прошлую жизнь. Вспомнила каждое унижение в Академии. Каждую боль. Каждую рану. И она приняла это всё. Не сопротивлялась. Приняла.

Её губы прошептали слова, которые никто не услышал: «Танец — это рассказ истории. Моё оружие — моя история».

Она открыла глаза. Они были полностью серебряными, светящимися магией, доведённой до абсолютного предела.

Она подняла свои клинки, «Лебединые крылья», в классическую балетную позицию Croisé (скрещённая).

И начала свой танец.

Умирающий лебедь.

Первая волна ледяных копий была в метре от неё.

Первое па: Échappé (ускользание). Анна мгновенно сместилась в сторону, её тело стало нематериальным, как тень. Первая волна копий прошла мимо, вонзившись в пол арены.

Но движение не закончилось. Оно перетекло в следующее.

Relevé (подъём на пальцы). Её тело вытянулось, выгнулось назад, как у змеи. Вторая волна копий пролетела под ней.

Arabesque (арабеск). Стойка на одной ноге, вторая вытянута назад. Её тело создало магический барьер, отражающий часть копий в стороны.

Каждое балетное движение было идеально рассчитанным уклонением. Каждое па — контратакой. Клинки Анны начали свой собственный танец — они резали воздух, создавая серебристые следы, уничтожая ледяные копья, подлетающие слишком близко. Но главное — это была грация. Абсолютная, нечеловеческая грация.

Анна превратила бой в танец, а танец — в оружие.

Виктория смотрела на это с открытым ртом, не веря своим глазам. Толпа замолчала. Тысячи людей, затаив дыхание, наблюдали за чем-то невероятным — балериной, танцующей на грани смерти, превращающей каждое движение в акт выживания и красоты одновременно.

Учитель Григорий прошептал: «Боги… она действительно это сделала. Она создала свою Школу. Прямо здесь. Прямо сейчас».

Часть 3: Вихрь серебряных лезвий

Анна не останавливалась. «Умирающий лебедь» ускорялся. Движения становились быстрее, сложнее, смертоноснее. Она начала приближаться к Виктории — не по прямой, а по спирали, уклоняясь от каждой новой атаки, сокращая дистанцию постепенно.

Виктория запаниковала. Она привыкла доминировать на расстоянии. Но Анна превратила дистанцию в ничто. Её танец ломал все законы боя, все тактики, которые знала Виктория.

Она попыталась отступить, создавать ледяные стены перед собой. Но Анна проходила сквозь них, используя pas de bourrée — серию быстрых, мелких шагов, создающих эффект скольжения по поверхности. Казалось, она не бежит, а плывёт по воздуху.

Загнанная в угол арены, Виктория закричала от отчаяния и ярости. Она сделала последнюю, отчаянную атаку. Вложила всю свою оставшуюся магию в одно гигантское ледяное копьё, размером с дерево. И бросила его в Анну с расстояния трёх метров.

Увернуться было невозможно.

Но Анна и не собиралась уворачиваться.

Она прыгнула.

Классический балетный grand jeté. Большой прыжок, но магически усиленный до предела. Она взлетела над летящим копьём, её тело выгнулось в идеальной дуге, как у летящего лебедя.

И в воздухе, на пике прыжка, она начала вращаться.

Fouetté. Тридцать два вращения.

Но это были не просто вращения. Каждое создавало магический клинок из чистой серебряной энергии. Вращение ускорялось, клинки множились. Один. Два. Пять. Десять. Двадцать. Тридцать два.

Вихрь серебряных лезвий окружил Анну, как сияющий ореол.

Она завершила вращение, приземляясь за спиной Виктории. Бесшумно, как призрак.

Вихрь серебряных лезвий, всё ещё вращаясь, устремился на Викторию со всех сторон.

Виктория попыталась защититься. Подняла руки, создавая ледяной щит.

Бесполезно.

Тридцать два серебряных клинка одновременно атаковали с разных углов. Щит рассыпался, как стекло. Копьё Виктории, всё ещё летевшее по инерции, замерло, покрылось инеем, упало на пол арены и разбилось на тысячи осколков.

Виктория стояла разоружённая, окружённая серебряными клинками, парящими в воздухе, каждый из которых был направлен на неё.

Анна стояла позади неё, в идеальной балетной позе Attitude — одна нога согнута назад, руки изящно подняты. Её серебряные клинки, «Лебединые крылья», были скрещены перед собой. Она не тяжело дышала. Она была полностью спокойна. Словно только что завершила идеальное выступление.

Тишина. Абсолютная, оглушающая тишина на арене.

Затем судья, его голос дрожал от потрясения, поднял руку.

«Победа… Анастасия Теневая!»

Арена взорвалась. Крики, аплодисменты, топот ног. Половина зрителей стояла, рукоплеща, не в силах сдержать эмоций. «АННА! АННА! АННА!» Даже те, кто ставил против неё, не могли не признать — они увидели нечто невероятное. Не просто бой. Искусство. Рождение легенды.

Максим плакал, не скрывая слёз счастья. Ирина, стоявшая рядом, отвернулась, но её плечи дрожали. Учитель Григорий встал и низко поклонился в сторону арены — древний жест уважения мастера к ученику, превзошедшему его. Алексей Романов сидел неподвижно, его лицо было смесью благоговения, восхищения и… любви.

Виктория упала на колени. Впервые в жизни — полностью, абсолютно побеждена. Её идеальная броня высокомерия была разрушена. Она подняла глаза на Анну, и в них не было ненависти. Только шок. Признание.

«Ты… ты превратила бой в танец, — прошептала она. — Я никогда… не видела ничего подобного». Слёзы покатились по её щекам — не от боли, а от осознания собственной ограниченности.

Анна подошла к Виктории, протягивая руку. Виктория смотрела на руку, затем на Анну. После долгой паузы она взяла её, позволяя Анне поднять себя.

«Ты сильна, — тихо сказала Анна, так, чтобы слышала только Виктория. — Но сила без красоты — это просто разрушение. А разрушение никого не вдохновляет».

Виктория не ответила. Просто кивнула и, держась с достоинством, покинула арену.

Анна осталась в центре арены одна. Она подняла взгляд на тысячи зрителей, на их восторженные лица. Она слышала своё имя, которое гремело под сводами древнего амфитеатра.

Она вспомнила свой первый день в Академии. Девочка-изгой. Дочь предателя. «Танцующая кукла».

Она посмотрела на свои руки, на свои серебряные клинки.

И поняла.

Она дома.

Часть 3: Цена славы

-

Глава 29: Звезда, рождённая в тени

Анна проснулась от непривычного ощущения — мягкости. Она лежала не на своей жёсткой койке в спартанской келье, а на настоящей больничной постели с чистыми белыми простынями, пахнущими лавандой и целебными травами. Над головой светился магический кристалл, излучающий мягкий, тёплый свет.

Лазарет. Воспоминания о полуфинале вернулись волной. Виктория. «Умирающий лебедь». Победа. Она инстинктивно коснулась плеча, где была рана от ледяного осколка. Под пальцами — гладкая, неповреждённая кожа. Целители Академии творили чудеса.

Дверь открылась, и в палату вошла молодая целительница, одетая в белую мантию с эмблемой Школы Посоха.

«Проснулись, чемпион?» — улыбнулась она. — «Ваши раны полностью залечены. Магистр Целителей сказал, что вы можете идти. Но будьте осторожны — вы потратили огромное количество Потока вчера. Вашему телу нужен отдых».

Анна встала. Её тело, несмотря на предупреждение, чувствовалось легко, полным энергии. Триумф, всё ещё пульсирующий в её венах, делал её почти невесомой.

«Спасибо», — сказала она, одеваясь в свою чистую тренировочную форму, которую кто-то заботливо оставил на стуле.

Когда Анна вышла из лазарета, она сразу поняла — всё изменилось.

Коридоры Академии, обычно заполненные спешащими студентами, замерли. Группа второкурсников, увидев её, остановилась. Один из них, мальчик с рыжими волосами, неуверенно поклонился.

«Мастер Теневая», — прошептал он благоговейно.

Анна замерла. Мастер? Она была всего лишь третьекурсницей.

Но другие подхватили. Девушка-первокурсница подбежала к ней, держа блокнот. «Мастер Теневая! Пожалуйста, автограф! Я видела ваш бой с Викторией! Это было самое прекрасное, что я когда-либо видела!»

За ней подтянулись другие. Младшекурсники окружили Анну, умоляя научить их танцевать, рассказать о технике «Умирающего лебедя», объяснить, как она создавала иллюзии.

Анна, ошеломлённая, пыталась ответить всем, но их было слишком много. Она чувствовала, как начинает задыхаться от внимания, когда знакомый голос прорезал толпу:

«Отойдите! Дайте ей пройти!»

Максим, его огромная фигура прокладывала путь через толпу, как ледокол через замёрзший залив. За ним шли Ирина и Эллада.

Они буквально вытащили Анну из толпы и увели в сторону.

«Боги, — выдохнула Анна. — Что это было?»

«Это твоя новая жизнь, — усмехнулась Ирина. — Ты больше не просто студентка. Ты легенда. „Танцующая Смерть". Так тебя теперь называют».

«Танцующая Смерть», — повторила Анна. Имя было одновременно красивым и пугающим.

В трапезной перемены были ещё более разительными. Когда Анна вошла, разговоры стихли. Все головы повернулись в её сторону. Она автоматически направилась к их обычному столу в углу, где сидели изгои и низкоранговые студенты.

Но Максим остановил её. «Не туда. Смотри».

Анна подняла взгляд. В центре трапезной, за столом, который обычно занимали элитные студенты старших курсов, несколько мест были пусты. И студенты, сидящие там, молча ждали, глядя на неё.

Один из них, высокий парень шестого курса, встал и поклонился. «Мастер Теневая. Мы освободили место для вас и вашей команды. Было бы честью, если бы вы присоединились к нам».

Анна почувствовала, как Эллада сжала её руку. Она посмотрела на свою команду. Максим ухмылялся. Ирина кивнула. Эллада улыбалась сквозь слёзы.

«Ты сделала это, — тихо прошептала Эллада. — Ты действительно сделала это».

Они пошли к центральному столу и сели. Слуги трапезной немедленно принесли им еду — не обычную студенческую похлёбку, а настоящую пищу: жареное мясо, свежий хлеб, фрукты, которые Анна видела только на столах преподавателей.

Максим схватил кусок мяса и откусил с довольным рычанием. «Вот это я понимаю! Наконец-то настоящая еда! Я уже забыл, каково это — не жевать то, что на вкус напоминает подошву сапога!»

Но не все в трапезной были рады. В дальнем углу сидела группа старших студентов. Анна узнала их — они были частью свиты Виктории. Сергей Тёмный, студент пятого курса Школы Кинжала, массивный, с лицом, изрезанным шрамами, смотрел на неё с нескрываемой злобой.

Он что-то тихо сказал своим товарищам. Они кивнули. Один из них сплюнул на пол в сторону Анны. Послание было ясным: «Ты возможно победила Викторию, но у тебя теперь новые враги».

После завтрака Анна направилась в библиотеку. Ей нужно было исследовать историю других новых Школ. Как они были признаны Советом? Какие препятствия встретили их основатели? Если она действительно собиралась создать Восьмую Школу, ей нужны были не только навыки, но и знания.

Древняя библиотека Академии была одним из старейших зданий комплекса. Высокие потолки терялись в сумраке, полки уходили вверх на десятки метров. Магические лестницы скользили вдоль них, доставляя нужные книги. В воздухе висел запах старой кожи, пергамента и магии.

Анна нашла раздел, посвящённый истории боевых искусств. Достала несколько древних манускриптов и устроилась за столом в дальнем углу, подальше от любопытных взглядов.

«История Школы Цепи». Анна узнала, что эта Школа была создана пятьсот лет назад бывшим рабом, который научился превращать свои оковы в оружие. Совет отказывался признавать её почти столетие, называя «искусством рабов». Только когда основатель спас жизнь члена королевской семьи, Школа получила официальное признание.

«Рождение Школы Лука». Эта Школа была создана женщиной-охотницей, которая доказала свою ценность, защищая город от орды тёмных существ. Но даже после этого ей пришлось ждать признания двадцать лет.

Паттерн был ясен: новые Школы признавались не за инновации, а за подвиги. За спасение жизней. За доказательства ценности перед лицом скептиков.

«Значит, победы на турнире недостаточно, — подумала Анна. — Мне нужно совершить что-то большее. Что-то, что заставит Совет признать, что Восьмая Школа необходима».

Она была так поглощена чтением, что не услышала шагов. Только когда тень упала на страницы манускрипта, она подняла голову.

Перед ней стоял молодой человек. Высокий, с аристократической осанкой, одетый в дорогую тёмную одежду из бархата и шёлка. На груди сияла серебряная эмблема — стилизованный клинок, пронзающий звезду. Символ Гильдии Серебряного Клинка, одной из самых могущественных и древних организаций в империи.

У него были тёмные волосы, собранные в хвост, и пронзительные голубые глаза, которые сейчас смотрели на Анну с неподдельным интересом.

«Анастасия Теневая», — сказал он, его голос был мягким, но уверенным. — «Прошу прощения за вторжение. Меня зовут Алексей Романов».

Анна настороженно посмотрела на него. Романов. Это фамилия, которую знал каждый в империи. Семья Романовых возглавляла Гильдию Серебряного Клинка уже три столетия. Если этот человек был из той семьи…

«Чем могу помочь?» — осторожно спросила Анна, закрывая манускрипт.

Алексей, не дожидаясь приглашения, сел напротив. Его движения были плавными, контролируемыми — движения человека, чьё тело было отточенным инструментом.

«Я был на турнире, — начал он. — Я видел все твои бои. Особенно полуфинал с Викторией». Он помолчал, словно подбирая слова. — «Это было… невероятно. Я тренируюсь с четырёх лет. Я изучал стили всех Семи Школ. Я побывал на континенте, видел мастеров древнего Востока. Но то, что ты сделала на арене… это было что-то новое. Что-то, чего я никогда не видел».

«Спасибо», — сухо ответила Анна. — «Но я занята».

Алексей улыбнулся. «Я не просто выражаю восхищение. Я пришёл с предложением». Он наклонился вперёд, его голос стал тише. «Моя Школа, Школа Серебряного Клинка, учит совершенству одного удара. „Один клинок, один враг, одно мгновение" — наш девиз. Но ты… ты показала, что совершенство может быть в серии движений. В хореографии. В танце. Ты доказала, что красота и сила не исключают друг друга».

Анна молчала, изучая его. В его глазах не было насмешки. Только искренний интерес.

«Почему ты говоришь мне это?» — спросила она.

«Потому что я хочу учиться у тебя», — просто ответил Алексей. — «Позволь мне тренироваться с тобой. Изучать твой стиль. Взамен я научу тебя техникам Серебряного Клинка — техникам, которые не преподают за пределами нашей Гильдии».

Анна была ошеломлена. Гильдия Серебряного Клинка была закрытой, элитарной. Её члены никогда не просили обучения у посторонних, тем более у студентки третьего курса.

«Почему ты действительно хочешь этого?» — настойчиво спросила она.

Алексей посмотрел ей прямо в глаза. «Потому что ты делаешь то, что я никогда не мог. Ты соединяешь красоту и силу. В моей Школе мы жертвуем красотой ради эффективности. Мы верим, что украшательство делает нас слабее. Но ты доказала, что это ложная дихотомия. Твой танец не делает тебя слабой. Он делает тебя смертоносной».

Анна долго смотрела на него, взвешивая. Это могла быть ловушка. Способ проникнуть в её тренировки, украсть её техники. Но что-то в его взгляде говорило ей, что он искренен.

«Хорошо, — наконец сказала она. — Но я выбираю время и место. И если ты попытаешься предать меня…»

«Я клянусь честью семьи Романовых, — торжественно сказал Алексей. — Я не предам тебя».

Они пожали руки. Его хват был крепким, тёплым.

В другой части Академии, в закрытом конференц-зале, собрались преподаватели. Атмосфера была напряжённой.

Мастер Школы Кинжала, Леонид Острый, пожилой человек с седой бородой и холодными серыми глазами, стоял у доски. Его голос был резким, почти яростным:

«Она разрушает тысячелетние традиции! Балет — не боевое искусство! Это декоративное искусство для театра, для развлечения аристократов! Если Совет признает это Восьмой Школой, что будет дальше? Школа Пения? Школа Рисования?»

Он ударил кулаком по столу, заставив магические кристаллы на нём звякнуть.

«Наша Школа Кинжала потеряет учеников! Девушки захотят танцевать вместо того, чтобы учиться настоящему делу! Через поколение мы станем историей!»

Другие преподаватели молчали. Некоторые кивали в согласии. Другие выглядели задумчивыми.

Учитель Григорий, старый мастер Посоха, медленно встал.

«Леонид, — сказал он тихо. — Ты боишься. Я понимаю. Мы все боимся перемен. Но разве не так рождается прогресс? Школа Цепи когда-тобыла „искусством рабов". Теперь это одна из Семи. Школа Лука когда-то была „женской прихотью". Теперь это гордость Академии».

«Это другое! — огрызнулся Леонид. — Те Школы доказали свою ценность в настоящих битвах! Что доказала Теневая? Что она может красиво двигаться на арене?»

«Она спасла сорок семь детей от работорговцев, — спокойно напомнил Григорий. — Она победила мага второго ранга. Она создала новую технику, которую никто никогда не видел. Если это не доказательство…»

«Достаточно», — холодный голос прервал спор.

Директор Антон Громов стоял в дверях. Его лицо было непроницаемым, но его серые глаза горели.

«Совет примет решение о признании Восьмой Школы после финала турнира, — сказал он. — До тех пор мы наблюдаем. И оцениваем».

Он посмотрел на Григория. В этом взгляде было предупреждение.

«Но помните, — продолжил Громов. — Дочь предателя остаётся дочерью предателя. Славы недостаточно, чтобы смыть кровь».

Он развернулся и ушёл, оставляя за собой гробовую тишину.

В коридорах Академии появились новые неофициальные собрания. Группы молодых студентов, в основном первого и второго курсов, собирались в заброшенных залах и подвалах. Они пытались повторить движения Анны, комбинируя балетные па с техниками своих Школ.

Девушка по имени Катя, второкурсница Школы Кинжала, танцевала пируэт, её кинжалы вращались вместе с ней, создавая защитный барьер. Её движения были неуклюжими, нескоординированными, но идея была там.

«Ещё раз! — кричал её партнёр. — Ты почти поняла!»

В другом углу Академии мальчик пытался комбинировать балетный прыжок с ударом посохом. Он падал, поднимался, пытался снова.

Тайные «танцевальные кружки» рождались по всей Академии. Анна становилась не просто легендой. Она становилась движением.

Но в темных углах собирались и другие. Сергей Тёмный, окружённый своей группой, смотрел на молодых студентов с презрением.

«Эта выскочка разрушает порядок, — бормотал он. — Кто-то должен поставить её на место. Показать всем, что танцы — это цирк, а не боевое искусство».

Один из его товарищей, худой парень с крысиным лицом, спросил: «Что ты предлагаешь?»

Сергей усмехнулся. «Контракт. Я найду контракт, который она не сможет выполнить. И когда она провалится… все поймут, что она просто везучая девчонка, а не настоящий ассасин».

Вечером Анна вернулась в свою келью. Тело было измотано не от тренировок, а от постоянного внимания. Быть знаменитой оказалось намного тяжелее, чем она думала.

Она зажгла свечу и увидела конверт, лежащий на её постели. Почерк на нём был знакомым, любимым. Материнский.

Руки Анны дрожали, когда она открывала письмо.

«Моя дорогая Анечка,

Я видела турнир через магический кристалл. Весь город говорит о тебе. „Танцующая Смерть", „Создательница Восьмой Школы". Я так горжусь тобой, моя девочка. Твой отец был бы счастлив.

Но, Анечка, я боюсь. Слава в нашем мире — это опасность. Чем ярче ты светишь, тем больше врагов привлекаешь. Чем выше ты поднимаешься, тем больнее падать.

Береги себя. Доверяй своим друзьям. И помни: ты всегда можешь вернуться домой. Дом — это не место. Это люди, которые любят тебя.

Твоя любящая мама».

Анна читала письмо снова и снова, пока не размыла строки слезами. Она плакала впервые за долгое время. Не от боли. Не от страха. От тоски.

Она скучала по матери. Скучала по той простоте, когда она была просто Аней, не «Танцующей Смертью». Она хотела вернуться домой, прижаться к матери, почувствовать себя в безопасности.

Но она не могла. Не сейчас. Не пока не докажет невиновность отца. Не пока не создаст Восьмую Школу. Не пока не исполнит клятву.

Она аккуратно сложила письмо и спрятала его в секретный карман дневника отца. Вытерла слёзы. Встала.

«Я вернусь, мама, — подумала она. — Обещаю. Но сначала я должна закончить то, что начала».

Глубокой ночью Анна не могла уснуть. Она решила пойти в заброшенный балетный зал — их секретную базу, место, где всё начиналось.

Когда она открыла дверь, то замерла.

В центре зала, освещённая лунным светом, падающим через разбитые окна, стояла Виктория Ледяная.

Её платиновые волосы были распущены. Лицо было маской холодной ярости. В руке она держала своё ледяное копьё, которое испускало морозный пар.

«Теневая», — её голос был ядом.

Анна инстинктивно коснулась рукояти клинка, но не обнажила его. «Виктория. Что ты здесь делаешь?»

Виктория медленно шла к ней, каждый шаг эхом отдавался в пустом зале.

«Ты унизила меня, Теневая. Перед всей Академией. Перед моей семьёй. Перед отцом, который приехал специально, чтобы увидеть мой триумф. И вместо этого он видел, как я падаю на колени перед дочерью предателя».

«Это был честный бой», — сказала Анна.

«ЧЕСТНЫЙ?» — взревела Виктория. Её копьё ударилось о пол, создав волну льда. — «Ты использовала запретные техники! Ты создала иллюзии, которым нет места в честном бою!»

«Я использовала то, чему меня научил отец, — спокойно ответила Анна. — И балет. Просто балет. Если ты не можешь защититься от танца, может, проблема в тебе, а не во мне?»

Виктория побледнела от ярости. Она подняла копьё, целясь в Анну.

Но не атаковала. Вместо этого она медленно опустила оружие.

«Я не буду убивать тебя здесь, — прошипела она. — Это было бы слишком быстро. Слишком милосердно. Нет. Я разрушу тебя медленно. Я заберу у тебя всё. Твою славу. Твоих друзей. Твою Школу. Твою надежду. И когда у тебя не останется ничего, когда ты будешь умолять о смерти… тогда я, может быть, дам тебе её».

Она развернулась и пошла к выходу. На пороге остановилась, не оборачиваясь.

«Жди ответа, Теневая. Жди».

Дверь закрылась за ней с глухим стуком.

Анна осталась одна в заброшенном зале. Лунный свет играл на разбитых зеркалах, создавая призрачные отражения. Она медленно прошла к центру зала и встала в первую позицию.

«Пусть приходит, — подумала она. — Я не та девочка, что была год назад. Я не боюсь её. Не боюсь никого».

Она начала танцевать. Одна. В пустом зале. Под музыку, которую слышала только она.

Танец продолжался.

Глава 30: Свет и тень

Рассвет. Небо над Санкт-Петербургом Теней окрашивалось в оттенки розового золота, когда Анна поднималась по винтовой лестнице на самую высокую башню Академии. Её лёгкие горели от быстрого подъёма, но она не замедлялась. Алексей попросил встретиться на рассвете, и она не могла опоздать.

Дверь на крышу была полуоткрыта. Анна вышла и остановилась, завороженная открывшимся видом.

Плоская крыша башни была идеальным местом для тренировок — достаточно большая, огороженная невысоким парапетом. Но главным было не это. С высоты открывался захватывающий вид на Неву. Великая река текла внизу, окутанная утренним туманом, который стелился по воде, как призрачное покрывало. За рекой, на горизонте, вставало солнце, окрашивая туман в серебристые и золотые тона.

Алексей стоял у парапета, спиной к ней. Он был в простой тренировочной форме — чёрных штанах и рубашке с закатанными рукавами. Его меч, знаменитый серебряный клинок Гильдии Романовых, лежал рядом в ножнах.

«Красиво, правда?» — сказал он, не оборачиваясь.

«Очень», — ответила Анна, подходя ближе.

Алексей повернулся. В утреннем свете его лицо выглядело моложе, мягче. Он улыбнулся. «Я тренируюсь здесь каждое утро. Это место помогает мне сосредоточиться. Вдали от суеты Академии. Только небо, река и ты».

Анна почувствовала, как её щёки слегка порозовели. Она отвернулась, скрывая замешательство. «Итак, ты обещал научить меня техникам Серебряного Клинка».

«И научу», — Алексей взял свой меч, плавно обнажил его. Клинок сверкнул на солнце. — «Но сначала мне нужно понять, как ты думаешь. Покажи мне свою атаку. Обычную атаку, которую ты используешь в бою».

Анна достала свои «Лебединые крылья». Встала в начальную позицию — классическую балетную пятую позицию, но с клинками, готовыми к удару.

«Готов?»

Алексей кивнул.

Анна атаковала. Серия движений: па-де-бурре для сближения, пируэт для дезориентации, три быстрых удара клинками, создающих серебристый узор в воздухе, и финальный гран-жете с ударом сверху.

Алексей не блокировал. Он просто… отсутствовал. Каждый раз, когда её клинок должен был соединиться с его телом, он был на шаг впереди, смещаясь с минимальным движением.

Анна закончила комбинацию, тяжело дыша. Алексей стоял в нескольких метрах, абсолютно спокойный.

«Красиво, — сказал он. — Очень красиво. Но предсказуемо».

Анна нахмурилась. «Предсказуемо?»

«Каждое твоё движение связано с предыдущим, — объяснил Алексей. — Ты создаёшь хореографию. Это твоя сила, но также и слабость. Противник, который понимает твой ритм, может предугадать следующий шаг. Я видел, как ты начинаешь пируэт. Я знал, что после него последуют три удара. Я был готов».

Он подошёл ближе. «В моей Школе мы учим противоположному. Мы учим «Отражённой луне» — технике одного удара, настолько быстрого и неожиданного, что противник не успевает среагировать».

Алексей встал в готовность, его меч поднялся в странную позицию — почти расслабленную, словно он просто держал клинок, а не готовился атаковать.

«Секрет не в скорости мышц, — говорил он тихо. — Секрет в предвидении. Ты должна читать противника. Его дыхание. Его взгляд. Микродвижения мышц, которые выдают намерение до того, как оно воплотится в действие». Он посмотрел ей в глаза. — «И ты бьёшь до того, как он решил атаковать. Ты побеждаешь бой до того, как он начался».

Алексей сделал один шаг. И его меч, быстрее, чем Анна могла проследить взглядом, коснулся её горла. Она даже не успела моргнуть.

«Отражённая луна», — прошептал он, убирая клинок. — «Удар, который видят только после того, как он завершён. Как отражение луны в воде — она уже там, но ты замечаешь её только когда смотришь».

Анна была потрясена. «Научи меня».

Следующий час они тренировались. Алексей показывал ей основы техники: как читать намерения противника по мельчайшим признакам, как держать разум спокойным и ясным, как наносить удар из состояния полного покоя.

Но у Анны не получалось. Она была слишком привязана к хореографии, к серии движений. Один удар казался ей… неполным. Незавершённым. Как одна нота без мелодии.

После очередной неудачной попытки она опустила клинки, разочарованная.

«Я не могу, — призналась она. — Это не моё. Мой мозг не работает так. Я думаю сериями. Последовательностями. Танцами».

Алексей засмеялся. Не насмешливо, а тепло. «Именно поэтому я хочу учиться у тебя. Я не умею думать сериями. Для меня каждый удар — это отдельная вселенная. Я не могу видеть, как они связаны в танец».

Он протянул ей руку. «Покажи мне. Научи меня своему танцу».

Анна начала с основ. С того, что учили её в Большом театре, в той, прошлой жизни.

«Балет — это не просто грация, — объясняла она. — Это контроль. Абсолютный контроль над каждой мышцей, каждым движением. Начнём с плие».

Она показала ему: ноги в первой позиции, пятки вместе, носки врозь. Медленное приседание с прямой спиной, колени разводятся в стороны. Всё тело напряжено, но движение плавное, контролируемое.

«Это выглядит просто, — сказала Анна. — Но попробуй держать идеальное плие минуту. Если ты сможешь — ты сможешь контролировать любое движение своего тела».

Алексей, привыкший к силовым тренировкам, попробовал. Встал в первую позицию, начал приседать.

Через двадцать секунд его ноги начали дрожать. Через тридцать — он сильно вспотел. Через сорок секунд он упал на колени, задыхаясь.

«Боги, — выдохнул он. — Это… это невозможно!»

Анна улыбнулась. «Видишь? Балет — это не просто грация. Это сила. Просто она скрыта под красотой».

Она помогла ему встать. Их лица были близко. Она чувствовала тепло его дыхания, видела капли пота на его лбу. Их взгляды встретились.

Момент застыл.

Но Анна отступила первой, отворачиваясь. «Ещё раз. Ты должен держать плие хотя бы минуту. Иначе твоё тело не будет готово к более сложным движениям».

Алексей кивнул, всё ещё глядя на неё. «Хорошо. Но потом ты попробуешь ещё раз «Отражённую луну». Договор есть договор».

Солнце поднялось выше, туман рассеялся. Они тренировались до полудня, обмениваясь техниками, смеясь над неудачами, восхищаясь успехами друг друга.

Когда они наконец остановились, оба были измотаны. Они сели на край крыши, ноги свисали над пропастью. Внизу, далеко, текла Нева. Город просыпался, заполняясь звуками и жизнью.

«Расскажи мне о себе, — попросила Анна. — Не о наследнике Гильдии. О настоящем Алексее».

Он долго молчал, глядя на реку. Затем начал говорить, тихо, почти для себя:

«Я родился с клинком в руке. Метафорически, конечно. Но с четырёх лет меня учили драться. С шести — убивать. К десяти я мог обезоружить взрослого мужчину. К пятнадцати — победить мастера. Но я никогда не выбирал это. Это выбрали за меня. Я — наследник Гильдии. Всё моё будущее расписано. Я стану Главой после отца. Продолжу традиции. Женюсь на ком-то, кого выберет Совет Гильдий. Рожу наследника, который продолжит после меня. Всё. Известно. Предопределено».

Он посмотрел на неё. «Но иногда… иногда я хочу быть просто Алексеем. Не символом. Не наследником. Не клинком, направленным рукой предков. Просто человеком. С мечтами. С выбором».

Анна поняла его. Слишком хорошо.

«Я тоже была символом, — сказала она. — Дочь предателя. Каждый взгляд на меня был полон осуждения. Я не была Анной. Я была позором. Стыдом семьи Теневых. Каждый день я просыпалась, зная, что сегодня мне придётся доказывать, что я не такая, как отец. Что я не предатель».

«Но ты изменила это, — сказал Алексей. — Ты стала „Танцующей смертью". Легендой».

«Нет, — покачала головой Анна. — Я просто показала им другой символ. Теперь я „танцующая смерть". Основательница Восьмой Школы. Чемпион. Но это тоже не я. Настоящая я… где-то между. Между Анной, которая танцевала в Большом театре, и Анастасией, которая убивает на арене. Настоящая я — просто девушка, которая хочет найти своё место в мире».

Они смотрели друг на друга. Долго. В этом взгляде было понимание. Узнавание родственной души.

Алексей медленно наклонился ближе. Анна почувствовала, как её сердце забилось быстрее. Она хотела этого. Хотела почувствовать его губы на своих. Хотела забыть о мире, о войнах, о символах и обязательствах.

Но что-то остановило её. Страх. Страх потерять контроль. Страх привязаться к кому-то в мире, где привязанность означает уязвимость.

Она отвернулась, прежде чем их губы соприкоснулись.

«Мне нужно идти, — прошептала она. — Тренировка с командой».

Алексей откинулся назад, кивнув. В его глазах было разочарование, но также и понимание.

«Конечно. Завтра? Снова на рассвете?»

«Завтра», — согласилась Анна, вставая.

Когда она спускалась по лестнице, её сердце всё ещё колотилось. Она коснулась губ пальцами, представляя, каково было бы…

Но нет. Не сейчас. Слишком рано. Слишком много всего.

В другой части Академии, в роскошном кабинете Директора, шла совсем другая встреча.

Виктория Ледяная стояла перед массивным столом Антона Громова. Её лицо было бледным от сдерживаемой ярости. Руки, сжатые в кулаки, дрожали.

«Я хочу убить её, — сказала она без прелюдий. — Дайте мне разрешение».

Директор Громов сидел в своём кресле, сложив руки на столе. Его лицо было непроницаемым. Он смотрел на Викторию долго, оценивающе.

«Ты уже проиграла ей на арене, — холодно произнёс он. — Перед тысячами зрителей. Думаешь, сможешь победить в честном бою теперь, когда она ещё сильнее?»

Виктория побледнела ещё больше. Её гордость была задета, но она не могла отрицать правду.

«Честный бой — для слабых, — прошипела она. — В реальном мире нет правил. Нет судей. Есть только победители и мёртвые».

Громов медленно кивнул. Призрак улыбки появился на его губах.

«Хорошо. Я вижу, ты понимаешь суть нашего дела». Он открыл ящик стола, достал свиток с чёрной восковой печатью. — «Но не сейчас. Подожди. Скоро представится возможность».

Он развернул свиток. Виктория увидела текст контракта, но не могла прочитать детали с такого расстояния.

«Я готовлю особый контракт для Теневой, — продолжил Громов. — Контракт, который её уничтожит. Не физически — это было бы слишком подозрительно после турнира. Но морально. Политически. Социально. Я сломаю её так, что она пожелает смерти».

Виктория наклонилась ближе. «Что за контракт?»

«Контракт уровня S, — ответил Громов. — Официально — устранение опасного мага-ренегата. Неофициально — ловушка. Цель невинна. Теневая не будет знать этого. Она выполнит контракт, думая, что выполняет долг. А когда обнаружится правда… её обвинят в убийстве невинного. Как её отца двадцать лет назад».

Виктория улыбнулась. Впервые за дни после поражения — настоящая, холодная, жестокая улыбка.

«История повторяется, — прошептала она. — Дочь предателя станет предателем».

«Именно, — кивнул Громов. — А ты, Виктория, будешь той, кто приведёт стражу. Ты будешь героем, арестовавшим убийцу. Твоя честь будет восстановлена».

Виктория склонила голову. «Спасибо, Директор. Я не подведу».

«Знаю», — сказал Громов, закрывая свиток. — «Теперь иди. И жди моего сигнала».

Когда Виктория ушла, Громов остался один. Он подошёл к окну, смотря на Академию внизу. Его отражение в стекле было тёмным, искажённым.

«Дочь Дмитрия Теневого не должна была выжить, — думал он. — Не должна была стать сильной. Она — живое напоминание о моей ошибке двадцать лет назад. О человеке, которого я не смог полностью уничтожить. Но скоро… скоро она последует за отцом».

В таверне «Кровавый клинок», популярном месте у студентов, было шумно и накурено. На стенах висели плакаты, объявляющие о финале турнира:

«ФИНАЛ ТУРНИРА!

ТАНЦУЮЩАЯ СМЕРТЬ против СТАЛЬНОГО МОЛОТА!

Анастасия Теневая против Ивана Громова!

Ставки принимаются до вечера!»

Под плакатом толпились студенты, горячо обсуждая предстоящий бой.

«Иван раздавит её, — говорил один. — Он весит вдвое больше. Один удар — и игра окончена».

«Но она быстрая, — возражала девушка. — Ты видел, как она победила Виктора Железного? Скорость побеждает силу».

«Иван не Виктор, — вмешался третий. — Иван — это чистая мощь. Школа Кулака. Один удар может проломить стену. Что танец против этого?»

Букмекер, толстяк с жирным лицом и золотыми кольцами на пальцах, выкрикивал коэффициенты:

«Ставки! Делаем ставки! На Теневую — один к двум! На Громова — один к трём! Кто смел — тот богат!»

В углу таверны, в тёмной нише, сидел Сергей Тёмный со своей группой. Они пили пиво и мрачно смотрели на плакат.

«Эта выскочка зашла слишком далеко, — бормотал Сергей. — Финал турнира. Основательница Школы. Ещё немного — и она станет неприкасаемой».

Его товарищ, худой парень с крысиным лицом по имени Пётр, кивнул. «Кто-то должен поставить её на место. Показать, что она просто везучая девчонка, а не настоящий боец».

«Именно, — усмехнулся Сергей. — И я знаю, как это сделать. Особый контракт. Я слышал, Директор готовит что-то для неё. Что-то, что она не сможет выполнить. И когда она провалится… все увидят правду».

Они подняли кружки в зловещем тосте.

Вечером Анна вернулась в свою келью, измотанная тренировками. Тело болело, но это была приятная боль — боль роста, развития.

Она зажгла свечу, готовясь к медитации перед сном. Но когда она открыла дверь, то увидела что-то на полу.

Записка. Сложенная вдвое, без имени отправителя.

Анна осторожно подняла её, развернула. Почерк был торопливым, нервным:

«Директор планирует твою гибель. Не доверяй никому. Особый контракт — ловушка. Берегись. Друг».

Анна сжала записку в кулаке. Сердце забилось быстрее. Кто это написал? Кто этот «друг»? И что такое «особый контракт»?

Она подошла к окну, смотря на ночную Академию. Где-то там, в темноте, враги плели свои сети. Готовили ловушки. Планировали её падение.

Но она не испугалась. Вместо страха пришла холодная, спокойная решимость.

«Пусть приходят, — подумала она. — Я не сломаюсь. Я прошла через слишком многое. Я больше не та девочка, что была год назад. Теперь я — воин. И я готова к любой войне».

Она аккуратно спрятала записку в дневник отца, между страниц, где он писал о чести и долге.

Завтра снова будет рассвет. Снова тренировка с Алексеем. Снова шаг к силе.

А враги… враги могут ждать.

Анна погасила свечу и легла спать.

Но сон был тревожным, полным теней и предчувствий.

Глава 31: Финал — Когда танец встречает бурю

День финала наступил под низким свинцовым небом, словно сама природа предчувствовала грядущее противостояние. Анна проснулась ещё до рассвета, не в силах больше спать. Её тело было напряжено, как струна перед тем, как по ней ударят. Предвкушение, страх и решимость смешались в её груди в тяжёлый ком.

Она встала, подошла к окну. Внизу, на площади перед Большой Ареной, уже собирались люди. Тысячи. Может быть, десятки тысяч. Они приходили с ночи, чтобы занять лучшие места. В воздухе царило праздничное возбуждение, как перед большим зрелищем.

Максим постучал в дверь и вошёл без приглашения, неся поднос с завтраком.

«Ешь, — сказал он просто. — Тебе нужны силы».

Анна попыталась, но еда застревала в горле. Она могла проглотить только несколько кусков хлеба и выпить немного воды.

«Нервничаешь?» — спросил Максим.

«Ужасно», — призналась Анна.

«Хорошо, — кивнул он. — Значит, ты жива. Только мертвецы не нервничают перед боем».

К полудню Большая Арена была переполнена как никогда. Каждое сиденье занято. Люди стояли в проходах, сидели на перилах, висели на балконах. Пришли не только студенты и преподаватели Академии, но и главы Гильдий в своих роскошных одеждах, аристократы из Верхнего города в мехах и драгоценностях, даже представители королевской семьи — принц Николай и принцесса Елизавета сидели в отдельной царской ложе, украшенной золотом и пурпуром.

Все хотели увидеть феномен. «Танцующую убийцу». Девушку, которая бросила вызов тысячелетним традициям.

Воздух гудел от разговоров, криков, споров. Букмекеры последний раз принимали ставки, выкрикивая коэффициенты. Торговцы продавали еду, вино, сувениры. На входе продавали даже маленькие фигурки — Анны в танцующей позе и Ивана с поднятым кулаком.

В тренировочной комнате под ареной Анна готовилась. Она надела свой боевой костюм — обтягивающее чёрное трико, усиленное кожаными вставками на ключевых точках. Серебряные клинки, «Лебединые крылья», висели на поясе. Лента от Алексея была вплетена в косу.

Ирина помогала ей с экипировкой, проверяя каждый ремешок. Эллада сидела в углу, её глаза были закрыты, губы шевелились в беззвучной молитве.

«Как там снаружи?» — спросила Анна.

«Безумие, — ответила Ирина. — Я никогда не видела такой толпы. Даже на финале пять лет назад было меньше народу».

Дверь открылась. Вошёл Учитель Григорий. Его старое лицо было серьёзным, но в глазах горела гордость.

«Анна, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты знала кое-что перед выходом». Он подошёл ближе, положил руку ей на плечо. — «Что бы ни случилось сегодня, ты уже сделала невозможное. Ты уже изменила этот мир. Независимо от исхода боя, ты основала Восьмую Школу. Ты вдохновила сотни людей. Ты доказала, что танец — это оружие».

Анна почувствовала, как слёзы подступают к глазам. Она обняла старого учителя.

«Спасибо. За всё».

Гонг прозвучал снаружи. Первый удар. Время начинать.

Анна вышла из туннеля на арену. Солнце, прорвавшееся сквозь облака, ударило её в лицо. Рёв толпы был оглушающим, физически осязаемым. Звук ударил её в грудь, как волна.

«АННА! АННА! АННА!»

Половина арены скандировала её имя. Молодые студенты, девушки, те, кто верил в новое. Они размахивали флагами с символом Восьмой Школы — серебряным лебедем.

Но другая половина кричала иначе:

«ИВАН! ИВАН! ИВАН!»

Консерваторы. Сторонники старых Школ. Те, кто считал танец цирком, а не боевым искусством.

Противостояние не было просто битвой двух бойцов. Это была война философий. Грация против силы. Новое против старого. Красота против разрушения.

Анна прошла к центру арены. Её шаги были лёгкими, почти танцующими. Она встала в готовность, оглядывая толпу. Где-то там был Алексей. Она не могла его видеть, но чувствовала его присутствие.

Противоположный туннель открылся. И из тьмы вышел Иван Громов.

Он был чудовищем. Почти два с половиной метра роста, плечи шириной с дверной проём. Руки толщиной с ноги Анны, покрытые мышцами, как канаты на корабле. Его тело было покрыто шрамами — свидетельствами тысяч боёв. Каждый шрам — это история побеждённого врага.

Он был одет только в простые штаны. Торс голый, демонстрируя мощь. Его кулаки были обмотаны стальными полосами. Не для защиты — для усиления ударов.

Иван шёл медленно, уверенно. Его маленькие глаза смотрели на Анну с насмешкой. Когда он встал напротив неё, арена задрожала под его весом.

«Маленькая птичка, — прорычал он голосом, похожим на раскаты грома. — Надеюсь, твой танец стоил того. Потому что сегодня он закончится».

Анна посмотрела на него снизу вверх. Она была как ребёнок по сравнению с ним. Но её серые глаза не показывали страха.

«Танец никогда не заканчивается, — спокойно ответила она. — Он просто меняет форму».

Судья, Учитель Григорий, встал между ними.

«Финал турнира Академии Теней! Анастасия Теневая, третий курс, Школа Танца против Ивана Громова, шестой курс, Школа Кулака! Бой до капитуляции или потери сознания! Защитные руны активированы! Смертельные удары запрещены!»

Он поднял руку.

«Готовы?»

Анна кивнула. Иван ухмыльнулся.

«Начать!»

Григорий отпрыгнул в сторону.

И прозвучал гонг.

Часть 1: Буря

Иван атаковал мгновенно. Никакой разведки, никакой осторожности. Чистая, первобытная агрессия.

Он сделал один шаг, и его правый кулак опустился вниз, ударяясь о пол арены.

«ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ!»

Каменный пол взорвался. Ударная волна пошла кругами от места удара, разбивая камни, поднимая пыль. Магическая энергия, вложенная в технику, превратила простой удар в катаклизм.

Анна инстинктивно прыгнула. Гран-жете — большой прыжок, её тело взлетело на три метра. Но волна была быстрее. Она догнала её в воздухе, ударила снизу, как невидимый гигантский кулак.

Анну швырнуло назад. Она пролетела десять метров, падая. В последний момент успела перекатиться, смягчая удар. Встала на одно колено, задыхаясь.

«Боги. Это как быть ударенной стеной».

Иван не стал ждать. Он двинулся на неё, каждый его шаг создавал вибрацию. Серия ударов — левый, правый, левый. Каждый удар по воздуху создавал ударную волну, летящую на Анну.

Она уклонялась. Па-де-бурре — быстрые мелкие шаги, скольжение влево. Волна прошла мимо. Пируэт — вращение, волна прошла сквозь место, где она была секунду назад. Арабеск — стойка на одной ноге, тело вытянуто, волна прошла под ней.

Но Иван не останавливался. Он создавал волны одну за другой, методично, как кузнец, кующий металл. Бум. Бум. Бум. Ритм смерти.

Анна уклонялась, но с каждой секундой становилось труднее. Иван загонял её в угол арены, сокращая пространство для манёвра.

И тогда он ударил напрямую.

Прямой удар правым кулаком. Не в пол — в неё.

Анна подняла оба клинка, скрестив их перед собой, пытаясь блокировать. Кулак встретился с клинками.

Сила удара была невероятной. Анну отбросило на десять метров назад, её спина ударилась о каменную стену арены. Воздух вылетел из лёгких. Боль. Острая, пронзающая боль в спине.

Клинки выскользнули из её рук, падая на пол с металлическим звоном.

Толпа замерла. Половина вскрикнула. Другая половина зарычала в триумфе.

Иван шёл к ней медленно, наслаждаясь моментом. «Конец танца, птичка. Ты хорошо двигалась. Но танец не побеждает силу. Никогда».

Анна пыталась дышать. Каждый вдох был болью. Она видела свои клинки, лежащие в нескольких метрах. Слишком далеко. Слишком много времени, чтобы дотянуться.

«Вставай. Ты должна встать».

Голос отца в её голове. Слова из дневника, которые она читала сотни раз:

«Настоящий ассасин не тот, кто никогда не падает. А тот, кто встаёт, даже когда кажется, что встать невозможно».

Анна упёрлась руками в стену. Толкнула себя вперёд. Поднялась на колени. Затем на ноги.

Её рука протянулась вперёд. Магия. Связь с клинками. Они откликнулись. Взлетели с пола, прилетели обратно в её руки, притянутые невидимыми нитями Потока.

Она встала в боевую стойку. Кровь текла из уголка рта. Но глаза горели серебром.

«Танец только начинается».

Часть 2: Адаптация

Иван остановился, удивлённый. Он ожидал, что она упадёт. Останется на полу. Но эта девчонка…

«Упрямая, — прорычал он. — Хорошо. Тогда я сломаю тебя полностью».

Он двинулся снова, но на этот раз Анна была готова.

Она поняла. Прямое столкновение с ним — самоубийство. Блокировка — бесполезна. Её единственный шанс — не быть там, куда он бьёт.

Абсолютное уклонение.

Анна начала танцевать. «Танец призраков». Её любимая техника, доведённая до совершенства.

Она создала первую иллюзорную копию. Затем вторую. Третью. Пятую. Десятую. Они окружили Ивана, все двигаясь в унисон, все с клинками в руках.

Иван зарычал. Ударил по ближайшей копии — она исчезла, как дым. Ударил по другой — то же самое. Но настоящая Анна была позади него.

Она атаковала. Быстрый укол клинком в сухожилие под коленом. Не глубоко — защитные руны не позволяли наносить смертельные раны. Но болезненно.

Иван вскрикнул, развернулся. Ударил. Но Анна уже не была там. Она скользнула в сторону, создавая новые копии.

Снова атака. На этот раз — в локоть. Точка давления. Правая рука Ивана на мгновение онемела.

Иван ревел от боли и ярости. Он понял. Она не пытается победить его силой. Она режет его, как хирург. Маленькими, точными ударами.

«ХВАТИТ!» — взревел он.

И его тело начало светиться красным.

Запретная техника Школы Кулака. «Ярость Берсерка».

Магия хлынула в его мышцы. Они раздулись, становясь ещё больше. Вены вздулись на коже. Глаза налились кровью. Пар вырывался из его рта с каждым дыханием.

Он стал в два раза быстрее. В два раза сильнее.

Но потерял контроль.

Иван начал крушить всё вокруг. Он бил по копиям Анны, по стенам арены, по полу. Каждый удар был разрушительным. Каменные блоки трескались. Защитные руны мерцали, еле сдерживая его магию.

Анна не могла больше уклоняться эффективно. Арена становилась полем разрушения. Обломки камней летали в воздухе. Пыль застилала видимость.

Она знала — долго это продолжаться не может. Либо Иван истощится. Либо она.

Нужно было закончить. Сейчас.

Часть 3: Финальный танец

Анна отступила на край арены. Закрыла глаза. Сосредоточилась.

Она вспомнила тренировки с Алексеем. Его слова: «Ты побеждаешь бой до того, как он начался».

Она вспомнила «Отражённую луну». Технику одного удара. Удара, который противник не видит, пока не поздно.

Но она не могла использовать эту технику так, как учил Алексей. Она не была бойцом одного удара.

Она была танцовщицей.

И тогда она поняла. Она может создать свою версию. Соединить балет с «Отражённой луной». Подготовить один идеальный удар серией движений. Хореографией, которая заставит противника потерять концентрацию.

Гипноз через танец.

Анна открыла глаза. Они светились серебром.

Она начала танцевать.

Не убегая от Ивана. А танцуя вокруг него.

Круговые движения. Шассе — скользящий шаг по кругу. Па-де-бурре — быстрые шаги, создающие иллюзию непрерывного движения. Пируэт — вращение, но медленное, контролируемое.

Она создавала паттерн. Гипнотический узор движения.

Иван, в своей ярости, пытался поймать её. Бил, бил, бил. Но она всегда была на шаг впереди. Всегда двигалась по кругу. По часовой стрелке. Ритмично. Предсказуемо.

Его голова начала кружиться. Он следил за ней взглядом, поворачиваясь, пытаясь угнаться. Но она двигалась быстрее. Круг. Ещё круг. Ещё.

Её движения ускорялись. Па-де-бурре, переходящее в гран-жете, в пируэт, в арабеск. Всё сливалось в один непрерывный поток. Танец без остановок. Танец без конца.

Иван начал уставать. «Ярость Берсерка» пожирала его силы. Его удары стали медленнее. Неточнее.

И в этот момент — когда его концентрация дрогнула на долю секунды — Анна нанесла удар.

«Отражённая луна в танце лебедя».

Она прыгнула. Высоко. Гран-жете, усиленный магией. Её тело взлетело на пять метров.

В воздухе она начала вращаться. Фуэте — серия быстрых вращений. Одно. Два. Пять. Десять. Пятнадцать. Вращение ускорялось, создавая вокруг неё серебристый вихрь.

И в пике вращения — один удар.

Не множество ударов. Один.

Идеально рассчитанный. Направленный в единственную точку.

Солнечное сплетение.

Клинок прошёл сквозь защиту, которой больше не было. Иван, измотанный, потерявший концентрацию, не успел заблокировать.

Удар был не глубоким. Защитные руны не позволяли смертельных ран. Но точным.

Точка давления. Место, где сходятся все нервы. Удар в эту точку парализует дыхание на несколько секунд.

Иван замер. Его глаза расширились. Он не мог дышать. Не мог двигаться.

«Ярость Берсерка» рассеялась. Красное свечение погасло. Его мышцы, лишённые магической поддержки, отказали.

Он упал на колени. Затем на спину. Лежал, тяжело пытаясь вдохнуть.

Анна приземлилась за ним. Идеально. В классической балетной позе. Одна нога впереди, другая сзади. Руки изящно подняты. Клинки скрещены перед собой.

Она стояла неподвижно. Как статуя. Как произведение искусства.

Судья, Григорий, стоял в шоке несколько секунд. Затем поднял руку.

«Победа! — его голос дрожал от эмоций. — Анастасия Теневая — чемпион турнира!»

Эмоциональный катарсис

Секунда тишины. Абсолютной, оглушительной тишины.

Затем арена взорвалась.

Половина толпы встала, аплодируя, крича, плача. «АННА! АННА! АННА!» Даже те, кто ставил против неё, не могли не признать — они видели нечто невероятное.

Не просто бой. Искусство. Смертельное, прекрасное искусство.

Максим, Ирина, Эллада выбежали на арену. Они окружили Анну, подняли её на руки, смеясь и плача одновременно.

«Ты сделала это! Ты чемпион!» — кричал Максим, его голос срывался.

Ирина обнимала Анну, её лицо было мокрым от слёз. Эллада просто держала её руку, улыбаясь той тихой, знающей улыбкой.

В царской ложе принц Николай встал, начал аплодировать. За ним поднялась принцесса Елизавета. Затем все аристократы. Даже те, кто презирал «танцующую убийцу», не могли не встать перед тем, что они видели.

Учитель Григорий подошёл к Анне, держа серебряную медаль на синей ленте — знак чемпиона турнира. Его старые руки дрожали, когда он надевал её на шею Анны.

«Твой отец был бы горд, — прошептал он, так тихо, что только она услышала. — Я горжусь».

Анна обняла его, не сдерживая слёз.

В одной из VIP-лож Алексей Романов стоял, его руки сжимали перила так сильно, что побелели костяшки пальцев. Его лицо было мокрым. Он плакал, не стыдясь. От гордости. От восхищения. От любви.

«Это моя девушка, — думал он. — Моя танцовщица. Моя воительница».

Но в другой части Академии, в высоком кабинете Директора, Антон Громов наблюдал через магический кристалл. Его лицо было маской ярости.

Его кулак опустился на стол, разбивая дерево. «Достаточно! — прорычал он. — Пора действовать. Сегодня же».

Он подошёл к сейфу, открыл его. Достал свиток с чёрной восковой печатью.

Контракт уровня S.

«Ты победила на арене, Теневая, — прошептал он. — Но реальный мир — это не арена. Здесь нет правил. Нет судей. И сегодня начнётся твоё падение».

Вечер. Большой банкетный зал Академии. Праздник в честь чемпиона.

Столы ломились от еды и вина. Студенты, преподаватели, гости смеялись, пили, танцевали. Музыканты играли весёлые мелодии. В центре зала, на возвышении, сидела Анна — чемпион, серебряная медаль на груди.

Она была измотана. Тело болело. Но она улыбалась, принимая поздравления от бесконечной череды людей.

Алексей сидел рядом с ней, держа её руку под столом. Их пальцы переплелись. Это было всё, что им нужно было в этот момент.

Но когда бал был в разгаре, музыка внезапно стихла. Двери зала открылись. И вошёл Директор Антон Громов.

Его присутствие было как ведро холодной воды. Разговоры затихли. Смех умолк.

Громов медленно прошёл через зал к возвышению, где сидела Анна. Его лицо было холодным, но вежливым. Он поклонился.

«Чемпион Теневая, — сказал он, его голос разносился по залу. — Поздравляю с победой. Ты доказала свою силу. Доказала, что твоя Школа достойна признания».

Он сделал паузу, затем продолжил:

«Но сила — это не только победа на арене. Настоящая сила — это преданность. Долг. Готовность служить не себе, а обществу».

Он достал свиток с чёрной печатью. Протянул его Анне.

«Поэтому у меня для тебя особое задание. Контракт уровня S — высшая категория. Только для самых доверенных студентов. Только для тех, кого Академия считает настоящими воинами».

Анна медленно взяла свиток. Он был холодным. Неестественно холодным. Словно лёд.

«Что это?» — спросила она.

«Устранение опасного мага-ренегата в Верхнем городе, — ответил Громов. — Он угрожает безопасности государства. Планирует теракт, который может убить сотни невинных. Ты и твоя команда должны остановить его. До того, как будет поздно».

Он посмотрел ей прямо в глаза.

«Ты готова доказать, что ты не просто танцовщица? Что ты настоящий ассасин?»

Зал молчал. Все смотрели на Анну.

Она посмотрела на свиток. На чёрную печать. Что-то в нём казалось… неправильным. Её интуиция, развитая за годы выживания, кричала: «Ловушка!»

Но как отказаться? Перед всеми этими людьми? Перед Директором?

Отказ будет выглядеть как трусость. Как неготовность служить.

Анна подняла взгляд. Посмотрела на Громова. В его глазах она увидела холодное торжество.

Он знал. Он знал, что она не может отказаться.

Анна медленно кивнула.

«Я готова. Когда мы начинаем?»

«Завтра на рассвете, — сказал Громов. — Время не терпит».

Он развернулся и ушёл, оставляя за собой гробовую тишину.

Алексей сжал руку Анны. «Анна, — прошептал он. — Это ловушка. Я чувствую».

«Я тоже, — так же тихо ответила она. — Но что я могу сделать?»

Она посмотрела на свиток в руках. На чёрную печать.

И поняла.

Игра только начинается.

Глава 32: Цена величия

Неделя прошла как сон. Не плохой, не хороший — странный, нереальный, словно Анна смотрела на свою жизнь со стороны.

Утро после торжественного вручения контракта началось с церемонии, которую Анна ждала всю жизнь, сама того не зная. Зал Совета Академии — древнее помещение с высокими сводчатыми потолками, украшенными фресками битв и героев прошлого. Семь кресел, расположенных полукругом, теперь стали восемью.

Главы Школ сидели в своих креслах: Мастер Школы Меча, суровая женщина с седыми волосами. Мастер Школы Копья, пожилой мужчина с военной выправкой. Мастер Школы Кинжала, Леонид Острый, смотревший на Анну с плохо скрываемым недовольством. И остальные — Кулака, Посоха, Лука, Цепи.

Восьмое кресло, новое, из чёрного дерева с серебряными инкрустациями, стояло пустым. Для неё.

Учитель Григорий, представляющий Школу Посоха, встал. В руках он держал бархатную подушку, на которой лежала эмблема — серебряный лебедь на чёрном фоне, крылья распростёрты, как будто в полёте.

«Анастасия Теневая, — его голос эхом отдавался в зале. — Ты создала новый путь. Путь, которого не существовало тысячелетиями. Ты доказала, что танец — это не просто искусство, но оружие. Сегодня Совет Академии Теней официально признаёт Восьмую Школу — Школу Танца».

Он шагнул вперёд, протянул ей эмблему. Анна взяла её дрожащими руками. Металл был холодным, тяжёлым. Реальным.

«С этого дня тебе выделяется собственная тренировочная зала, бюджет на учеников, право набирать последователей и обучать их твоему стилю. Ты — Основательница. Первая и единственная Мастер Школы Танца».

Зал разразился аплодисментами. Не все были искренними. Леонид Острый сидел, скрестив руки, его лицо было каменным. Но другие аплодировали. Некоторые даже улыбались.

Анна встала. Повернулась к Совету. Поклонилась низко, в традиционной манере учеников перед мастерами.

«Я приму эту честь, — сказала она тихо. — И клянусь сделать Школу Танца достойной имени Академии».

К концу недели к двери её новой тренировочной залы выстроилась очередь. Длинная очередь молодых студентов, желающих учиться.

Анна стояла у входа, глядя на лица. Большинство — девушки, что было ожидаемо. Но было немало и юношей. Они смотрели на неё с надеждой, восхищением, любопытством.

Один мальчик, не старше пятнадцати, с рыжими волосами и веснушками, шагнул вперёд.

«Мастер Теневая, — его голос дрожал от волнения. — Я из Школы Кинжала. Первый курс. Я видел ваш финальный бой. Это было… это было самое прекрасное, что я видел в жизни. Я хочу научиться танцевать так, как вы. Я хочу быть сильным и… и красивым одновременно».

Анна улыбнулась. Впервые за неделю — настоящая, искренняя улыбка.

«Как тебя зовут?»

«Петя. Петя Светлов».

«Хорошо, Петя. Заходи».

Она впустила их всех. Тридцать два человека в первый набор. Зал, который ей выделили, был бывшим складом оружия, переделанным в тренировочное пространство. Большой, с высокими потолками и зеркалами вдоль стен. Идеально для танца.

Анна встала перед ними. Её ученики. Первые последователи Восьмой Школы.

«Танец — это рассказ истории движением, — начала она, её голос был твёрдым, но тёплым. — Каждое па должно иметь смысл. Каждое движение — быть частью хореографии боя. Вы не будете просто имитировать мои движения. Вы будете создавать свои собственные танцы. Свои собственные истории».

Она показала им базовое движение — плие. Простое приседание, основу всего балета.

«Это выглядит просто. Но если вы можете держать идеальное плие минуту, вы можете контролировать любое движение своего тела. Начнём».

Они начали. Неуклюже. Дрожа. Падая. Но пытаясь.

Анна ходила между ними, исправляя позиции, поддерживая словами. Она была учителем. Впервые в обеих её жизнях — учителем.

И это ощущение было прекрасным.

Но не все были рады. В преподавательской комнате старые мастера собрались, обсуждая новость.

Леонид Острый стоял у окна, глядя на тренировочную залу Анны внизу.

«Она забирает моих учеников, —пробормотал он. — Пять студентов Школы Кинжала уже перешли к ней. Пять! Через год у меня не останется девушек. Все захотят „танцевать"».

Мастер Школы Копья кивнул. «У меня та же проблема. Три студента. Они говорят, что её стиль „более элегантный". Элегантный! Копьё — это не про элегантность. Это про силу. Про дисциплину».

«Но мы ничего не можем сделать, — вмешалась Мастер Школы Меча. — Совет признал её Школу. Она имеет право набирать учеников. Это закон».

«Закон можно изменить», — тихо сказал Леонид.

Другие посмотрели на него.

«Ты предлагаешь…?»

«Я предлагаю подождать, — ответил он. — Она молода. Неопытна. Рано или поздно она совершит ошибку. И тогда мы будем готовы».

В другой части города, в роскошном особняке на берегу Невы, Алексей Романов пригласил Анну на прогулку. Ночь была тёплой, несмотря на осень. Луна висела над рекой, отражаясь в чёрной воде.

Они шли вдоль набережной, держась за руки. Это было новое для Анны ощущение — простота близости. Не страсть, не опасность. Просто тепло руки в её руке.

«Когда всё это закончится — Академия, контракты — что ты будешь делать?» — спросил Алексей.

Анна задумалась. Она никогда не думала о будущем дальше следующего дня. Выживание не оставляло места для мечтаний.

«Я не знаю, — призналась она. — Раньше я думала только о выживании. О том, чтобы доказать, что я не дочь предателя. Но теперь… я даже не знаю, кто я».

Алексей остановился, повернул её к себе.

«Ты — Анна, — сказал он. — Не Теневая, не основательница Школы. Не чемпион. Просто Анна. Девушка, которая любит танцевать. И это прекрасно».

Они остановились на мосту. Внизу текла Нева, её воды несли отражения городских огней. Вдали виднелись шпили храмов, башни Академии.

Алексей взял обе её руки в свои.

«Я хочу быть рядом с тобой, — сказал он тихо. — Не как ученик. Не как союзник. Как… просто человек. Как мужчина, который любит женщину».

Анна почувствовала, как её сердце колотится. Страх и желание боролись в её груди.

«Алексей, я… я не знаю, как это делается. Как любить кого-то в мире, где мы убиваем ради жизни. Где привязанность — это уязвимость».

«Любовь — это не про логику, — тихо сказал он. — Это про выбор. Я выбираю тебя. Каждый день. Независимо от опасности. Независимо от того, что принесёт будущее. Я выбираю тебя».

Он наклонился. И их губы встретились.

Это был не первый их поцелуй. Но это был первый раз, когда Анна полностью отдалась ему. Не сопротивляясь. Не боясь. Просто принимая чувство, которое разливалось тёплой волной по всему телу.

Когда они разорвали поцелуй, Анна прижалась лбом к его лбу.

«Я тоже выбираю тебя, — прошептала она. — Боги помоги мне, но я выбираю тебя».

В кабинете Директора Громова царила темнота, освещённая только одной свечой. За столом сидели пять фигур в тёмных плащах — теневые агенты, люди, которые не существовали официально.

«Контракт уровня S должен выглядеть абсолютно легитимно, — говорил Громов, его голос был холодным, как сталь. — Вы создадите ложные документы, подтверждающие, что Аристократ Кир Белов — маг-ренегат, планирующий теракт. Магические печати, свидетельские показания, всё».

Один из агентов, мужчина с лицом, изрезанным шрамами, спросил: «И когда команда Теневой убьёт его?»

«Вы немедленно сообщите мне, — ответил Громов. — Я лично приведу городскую стражу. У меня будут „настоящие" документы, доказывающие, что Белов невиновен. Что он был благотворителем, помогавшим сиротам. А Теневая — убийца, которая выполнила контракт, не проверив информацию».

«А если она откажется от контракта?» — спросил другой агент.

Громов усмехнулся. «Она не откажется. Она слишком горда. Слишком уверена в себе после победы. Она захочет доказать, что достойна контракта уровня S. Что её Школа — не просто цирковой трюк».

Он встал, подошёл к окну. Снаружи видна была Академия, её башни, тренировочные залы.

«Дочь Дмитрия Теневого повторит судьбу отца. История любит повторяться».

В другой части Академии, в древнем архиве, куда мало кто имел доступ, Учитель Григорий перебирал старые документы. Его руки дрожали — не от возраста, а от того, что он находил.

Отчёты двадцатилетней давности. Дело Дмитрия Теневого. Обвинения в измене. Доказательства.

Но когда Григорий изучил их ближе, используя свои знания магии раскрытия иллюзий, он увидел правду.

Документы были поддельными. Магически созданными. Почерк имитирован. Печати фальшивые. Всё — ложь.

И в углу одного документа, там, где никто не заметил бы, была крошечная магическая подпись создателя.

Антон Громов.

«Боги, — прошептал Григорий. — Он. Он убил Дмитрия. Он подставил его, чтобы занять место Директора».

Григорий собрал документы, спрятал их в свою мантию. Ему нужно было предупредить Анну. Немедленно.

Он поспешил к выходу из архива. Но когда открыл дверь, там стояли три фигуры в чёрном.

«Мастер Григорий, — сказал один из них. — Директор хочет с вами поговорить».

Григорий попытался применить магию, но был слишком медленным. Удар в солнечное сплетение. Затем в голову. Он упал, теряя сознание.

Последнее, что он видел, — документы, выпадающие из его мантии.

На следующее утро Анна пришла на тренировку со своими учениками. После часа работы, когда она отпустила их, к ней подошёл Максим.

«Анна, нам нужно поговорить».

Она увидела серьёзность в его глазах. Рядом с ним стояли Ирина и Эллада.

«Что случилось?»

Максим показал ей свиток с чёрной печатью — контракт уровня S.

«Это. Я провёл некоторое расследование. Контракты уровня S обычно даются командам из старших курсов. Шестой, седьмой курсы. Опытным бойцам. Но тебе дали его через неделю после турнира».

Ирина добавила: «Я тоже проверила через свои источники. Никто в городской страже не слышал об угрозе от этого Белова. Ни один информатор. Ничего».

Эллада тихо сказала: «Я видела сон. Плохой сон. Ты стоишь в темноте, окружённая врагами. И никого рядом, кто мог бы помочь».

Анна взяла свиток, развернула его. Читала текст снова и снова.

«Цель: Аристократ Кир Белов. Обвинение: Планирование теракта. Магия тёмных искусств. Угроза государственной безопасности. Устранить немедленно».

Максим продолжил: «Что-то мне не нравится это. Контракт уровня S для третьекурсников? Это подозрительно».

«Я тоже чувствую подвох, — согласилась Ирина. — Слишком удобно. Слишком быстро».

Но Анна покачала головой. «Директор лично вручил мне контракт. Перед всей Академией. Это знак доверия. Если я откажусь… это будет выглядеть, как будто я боюсь. Как будто моя Школа неспособна на настоящие задания».

«Но если это ловушка…» — начал Максим.

«Тогда мы будем осторожны, — прервала его Анна. — Мы проверим цель. Убедимся, что он действительно опасен. И только тогда действуем».

Она посмотрела на свою команду. Её семью.

«Это наш шанс доказать, что Восьмая Школа — не просто трюк. Что мы можем выполнять самые опасные задания. Что танец — это не слабость, а сила».

Максим долго смотрел на неё. Затем вздохнул.

«Хорошо. Но мы идём все вместе. И при первом признаке проблемы — мы отступаем. Договорились?»

«Договорились», — кивнула Анна.

Но глубоко внутри, в месте, куда она не осмеливалась заглянуть, тихий голос шептал: «Ловушка. Это ловушка».

В тот же вечер Анна попыталась навестить Учителя Григория. Но его келья была пуста. Соседи говорили, что не видели его целый день.

Странно. Григорий никогда не пропускал вечернюю медитацию.

Тревога закралась в её сердце. Но она подавила её.

«Он старик. Возможно, устал. Отдыхает».

Но когда она легла спать той ночью, сны были тревожными. Она видела Григория в темноте, закованным в цепи. Видела Директора Громова, стоящего над ним с холодной улыбкой.

Видела себя, танцующую на арене. Но под её ногами не был камень. Была кровь.

Анна проснулась в холодном поту, задыхаясь.

Контракт лежал на столе у окна. Чёрная печать казалась живой в лунном свете.

И впервые с турнира Анна почувствовала настоящий страх.

Глава 33: Семена сомнения

Анна проснулась до рассвета с тяжестью в животе. Не боль — хуже. Предчувствие. Как будто её внутренности скрутились в узел, предупреждая о грядущей катастрофе.

Она лежала на спине, глядя в потолок своей кельи. Серый предрассветный свет просачивался через узкое окно, рисуя странные тени на стенах. Контракт лежал на столе, свёрнутый в трубку, его чёрная печать казалась живой в тусклом свете.

«Это контракт прямо от Директора, — пыталась убедить себя Анна. — Что может быть безопаснее? Он глава Академии. Он не станет рисковать студентами без причины».

Но её инстинкты, отточенные годами выживания в обеих жизнях, кричали об обратном.

Она встала, умылась холодной водой из кувшина, пытаясь прогнать тревогу. Надела свою боевую форму — чёрное трико, кожаные наручи, лёгкие сапоги. Проверила клинки. «Лебединые крылья» сверкнули в утреннем свете, безупречные, смертоносные.

Прежде чем идти на встречу с командой, она решила сделать последнюю проверку.

Библиотека Академии была почти пуста в этот ранний час. Только несколько особо усердных студентов сидели за столами, склонившись над книгами. Старый библиотекарь, которого все звали просто Максимилиан, дремал за своим высоким столом у входа.

Анна прошла в раздел общественных записей. Здесь хранились газеты, официальные объявления, уведомления о розыске. Если Аристократ Кир Белов действительно был опасным магом-ренегатом, планирующим теракт, должны быть хоть какие-то упоминания.

Она перебирала свитки за последний месяц. Ничего. За два месяца. Ничего. За полгода.

Имя Белова встречалось несколько раз — но только в положительном контексте. «Аристократ Белов открывает новую школу для сирот». «Благотворительный вечер в поддержку приюта Белова». «Аристократ Белов награждён медалью за вклад в образование».

Ни слова об угрозе. Ни намёка на тёмную магию.

Анна почувствовала, как её руки начинают дрожать. Она подошла к дремлющему Максимилиану, осторожно коснулась его плеча.

«Простите, — тихо сказала она. — Мне нужна информация».

Старик открыл один глаз, затем второй. Узнал её и сразу выпрямился.

«Мастер Теневая. Чем могу помочь?»

«Вы слышали о маге Белове? Опасном ренегате?»

Максимилиан нахмурился, задумался. «Белов? Вы имеете в виду Аристократа Кира Белова?»

«Да».

Старик покачал головой. «Это один из самых добрых людей в городе, мастер Теневая. Он владеет школой для сирот в Верхнем городе. Спасает детей с улиц, даёт им образование, еду, кров. Помогает беднякам. Мой внук учится в его школе. Опасный маг-ренегат?»

Он остановился, его лицо изменилось. Глаза расширились в понимании.

«О, боги. Ловушка. Это ловушка».

Анна почувствовала, как мир качнулся под ногами. «Вы уверены? В нём нет… ничего подозрительного?»

«Абсолютно уверен, — твёрдо сказал Максимилиан. — Мастер Теневая, если кто-то послал вас убить Белова… это не правосудие. Это убийство».

Анна выбежала из библиотеки, почти бегом направляясь к заброшенному складу — их секретному месту встречи. Максим уже был там, расхаживая взад-вперёд, его лицо мрачное. Ирина сидела на ящике, чистила свой лук. Эллада стояла у окна, глядя на рассвет.

«Максим, — Анна едва могла дышать. — Я проверила. Белов невиновен. Полностью невиновен».

«Я знаю, — мрачно ответил Максим. — Я провёл собственное расследование прошлой ночью. Этот контракт… Анна, это не просто ошибка. Это намеренная ложь».

Он развернул свиток на столе. Рядом положил другой документ.

«Смотри. Это официальные документы контракта. А это — реальные записи о Белове из городского архива. Я… я попросил одного друга, который работает в канцелярии, достать их для меня. Они противоречат друг другу во всём».

Ирина встала, подошла ближе. «Я тоже проверила через свои источники. Никто в городской страже не слышал об угрозе от Белова. Ни один информатор. Этот контракт не публиковался в официальных сводках. Он создан только для нас».

Анна сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.

«Директор, — прошептала она. — Это ловушка Громова».

«Ясно как день, — кивнул Максим. — Но что мы будем делать? Отказаться от контракта уровня S? Анна, это равносильно признанию несостоятельности. Вся Академия увидит, что Школа Танца не может выполнять серьёзные задания. Кроме того, Директор может обвинить нас в отказе от приказа. Это… это могут счесть дезертирством».

Анна опустилась на ящик, закрыла лицо руками. Ловушка. Идеальная ловушка. Если она выполнит контракт — станет убийцей невинного. Если откажется — потеряет всё, что построила.

«Зачем? — пробормотала она. — Зачем Громов делает это?»

«Потому что ты опасна для него, — тихо сказала Эллада, не оборачиваясь от окна. — Ты — дочь человека, которого он убил. Ты становишься слишком известной. Слишком влиятельной. Он боится тебя».

Анна подняла голову. «Откуда ты знаешь, что он убил моего отца?»

«Я не знаю наверняка, — ответила Эллада. — Но я чувствую. Я всегда чувствую правду. И правда говорит мне, что Громов — твой настоящий враг. И он хочет уничтожить тебя так же, как уничтожил твоего отца».

Анна вернулась в свою келью. Достала дневник отца из тайника под полом. Открыла на странице, которую читала много раз, но только сейчас поняла её истинный смысл.

«22 октября. Сегодня мне дали приказ. Устранить человека, которого я знаю. Хорошего человека. Директор говорит, что он предатель. Но я провёл расследование. Он невиновен.

Это проверка. Я понял это. Проверка моральности. Есть ли предел, дальше которого я не пойду? Есть ли красная линия, которую я не пересеку, даже если это будет стоить мне жизни?

Я знаю ответ. Да, есть. Я не убью невинного. Даже если это приказ. Даже если это стоит мне всего.

Честь не в подчинении. Честь в выборе. И я делаю свой выбор».

Следующая страница была пустой. Отца убили через два дня после этой записи.

Анна закрыла дневник. Слёзы текли по её щекам. Теперь она понимала. Отец отказался убить невинного. И за это его казнили. Обвинили в измене. Уничтожили его имя.

«И теперь Громов хочет, чтобы я повторила твою судьбу, папа, — прошептала она. — Он хочет, чтобы я стала убийцей. Или чтобы меня казнили за отказ».

Но был ли третий путь?

Вечер. Анна стояла на крыше башни — их место с Алексеем. Он нашёл её там, по какому-то молчаливому пониманию, что она будет именно здесь.

«Что случилось?» — спросил он, подходя.

Анна рассказала ему всё. Контракт. Ловушка. Невинный человек. Моральная дилемма.

Алексей слушал молча, его лицо становилось всё мрачнее.

«Громов, — наконец сказал он. — Я всегда знал, что он опасен. Но это…»

«Что мне делать, Алексей? Если я выполню контракт, я стану убийцей. Если откажусь, потеряю всё».

Алексей взял её руки в свои. «Я могу помочь. Моя Гильдия имеет связи. Мы можем защитить Белова без твоего ведома. Ты и твоя команда войдёте в особняк, выполните контракт визуально. Но наши люди будут там раньше. Мы эвакуируем Белова. Заменим его магической иллюзией. Ты „убьёшь" иллюзию. Директор не сможет проверить тело сразу — иллюзия продержится несколько часов».

«Алексей, это предательство Директора. Если он узнает, что ты помог мне…»

«Это не предательство Директора, — твёрдо сказал Алексей. — Это предательство зла. Есть разница между подчинением приказу и подчинением совести. Анна, твой отец выбрал совесть. Что выберешь ты?»

Анна смотрела на него долго. Затем наклонилась и поцеловала его. Не страстно — благодарно.

«Спасибо, — прошептала она. — За то, что ты есть. За то, что веришь в меня».

Ночь. Команда собралась в подвале заброшенного здания. Анна объяснила им план.

«Мы войдём в особняк Белова. Найдём его. Но мы не убиваем его. Люди Алексея эвакуируют его до нашего прихода. Мы „выполним" контракт, атакуя иллюзию. Директор получит отчёт об устранении. Белов останется жив, скрытый Гильдией Романовых».

Максим и Ирина переглянулись.

«Это очень рискованно, — сказал Максим. — Если Громов узнает…»

«Тогда мы все погибнем, — спокойно закончила Анна. — Я знаю. Но это единственный способ не стать убийцами и не потерять всё».

Ирина кивнула. «Мы с тобой, Анна. Во что бы то ни стало».

Эллада взяла руки Анны и Максима. «Я видела будущее. Много версий. В некоторых мы погибаем. В некоторых выживаем. Но в той версии, где мы ничего не делаем, где мы убиваем невинного… мы теряем себя. Лучше умереть честными, чем жить убийцами».

В другой части города, в скромном особняке на окраине Верхнего города, Аристократ Кир Белов сидел в своём кабинете. Ему было около пятидесяти, седые волосы, добрые карие глаза. Он проверял счета своей школы для сирот, подписывал документы на закупку еды, одежды, учебников.

Его помощница, Софья, молодая женщина с косой до пояса, принесла ему чай.

«Мастер Белов, уже поздно. Вам нужно отдохнуть».

«Ещё немного, Софья. Нужно закончить эти документы. Зима приближается, детям нужны тёплые одеяла».

Софья улыбнулась. «Вам не нужно было этого делать, знаете. У вас было всё. Богатство. Положение в обществе. Но вы выбрали помогать сиротам».

Белов посмотрел на неё. «Когда я был ребёнком, меня спас незнакомец. Он вытащил меня из горящего здания, рискуя жизнью. Я спросил его: „Почему?" Он ответил: „Потому что так правильно". С того дня я пытаюсь быть таким человеком. Делать правильные вещи».

Софья не знала, что завтра ночью в этот дом придут убийцы. Что добрый человек, которому она служила, станет мишенью в чужой игре.

Но где-то в темноте кто-то уже двигался, чтобы защитить его.

В кабинете Директора Громова шла последняя встреча перед операцией. Пять теневых агентов стояли перед ним.

«Завтра ночью Теневая и её команда войдут в особняк Белова, — говорил Громов. — Вы дождётесь, пока они „выполнят" контракт. Не важно, убьют ли они его на самом деле или просто войдут в дом. Как только они окажутся внутри, вы приведёте городскую стражу. Я буду с ними».

Он показал им документы. «Вот „настоящие" доказательства. Белов — невиновен. Почтенный гражданин. А Теневая — убийца, которая ворвалась в дом, чтобы убить его по ложному контракту. Я лично „обнаружу" подделку контракта. Обвиню её в самоуправстве».

«А если она откажется войти?» — спросил один из агентов.

«Она войдёт, — холодно усмехнулся Громов. — Она слишком упряма. Слишком горда. Как и её отец».

Полночь. Команда стояла перед особняком Белова. Здание было трёхэтажным, с высокими окнами и красивым садом. Тихим. Мирным.

Ночь была чёрной, звёзд не было видно. Туман стелился по улицам, создавая призрачную атмосферу. Позади них, на расстоянии в несколько кварталов, скрытая в тени, стояла городская стража. Ждала сигнала.

Анна стояла перед воротами особняка, её рука лежала на рукояти клинка. Сердце билось так громко, что казалось, весь город слышит его.

Эллада внезапно схватила её за руку, её глаза были широко раскрыты.

«Нет! — прошептала она. — Не идите! Я слышу… я слышу смерть. Множество смертей. Кровь. Предательство. Анна, это ловушка. Не просто ловушка Громова. Что-то большее. Что-то ужасное».

Анна повернулась к ней. «Эллада, мы не можем отступить. Если мы не войдём, Громов обвинит нас в дезертирстве».

«Но если войдёшь, — слёзы текли по лицу Эллады, — ты не вернёшься. Не такой, какая ты есть. Что-то сломается. Навсегда».

Анна взяла обе её руки. «Я обещаю. Я обещаю, что приведу всех домой. Я не позволю Громову победить».

Но даже говоря это, она не верила в свои слова.

Максим положил руку ей на плечо. «Это точка невозврата, Анна. После этого всё изменится».

«Я знаю, — тихо ответила она. — Но мы готовы».

Она кивнула. Команда двинулась к особняку.

Первый шаг в ловушку.

В темноте, скрытая туманом, городская стража получила сигнал. Началась операция.

И где-то в ночи Директор Громов улыбался холодной, триумфальной улыбкой.

История повторялась.

Глава 34: Ночь разоблачения

Особняк Белова стоял в тишине, окутанный туманом. Трёхэтажное здание из белого камня выглядело мирным, почти сказочным в лунном свете. Окна тёмные, только в одном, на втором этаже, мерцал свет свечи.

Анна и её команда подошли к входным воротам. Они были не заперты. Даже охраны не было.

«Слишком просто, — прошептал Максим. — Где защита? Где маги-телохранители?»

«Белов доверяет людям, — тихо ответила Анна. — Он не думает, что ему кто-то хочет навредить».

Это делало всё ещё хуже. Убивать человека, который даже не ожидает нападения, который открывает двери дома незнакомцам из веры в добро…

Они вошли в здание. Холл был просторным, уютным. На стенах висели детские рисунки — яркие, неумелые, полные жизни. Подписи под ними: «Для мастера Белова от Кати, 6 лет». «Спасибо за помощь, Петя, 8 лет».

Анна чувствовала, как её сердце сжимается с каждым шагом.

Они прошли по коридору второго этажа. Мимо спален. Через приоткрытые двери были видны спящие дети. Малыши, свернувшиеся калачиком под тёплыми одеялами. Лица, умиротворённые, безмятежные. Они спали спокойно, зная, что здесь они в безопасности.

«Это не враги, — думала Анна, глядя на них. — Это жертвы. Сироты, которых Белов спас с улиц. Как я могла даже рассмотреть убийство человека, который делает это?»

Ирина коснулась её плеча. «Анна, мы близко. Кабинет в конце коридора».

Дверь кабинета была приоткрыта. Свет свечей просачивался в коридор. Анна медленно толкнула дверь.

Кабинет был наполнен книгами. Полки от пола до потолка, тысячи томов. За большим дубовым столом сидел мужчина средних лет. Седые волосы, аккуратно подстриженная борода, добрые карие глаза. Он читал книгу при свечах, очки сползли на кончик носа.

Когда команда вошла, он поднял взгляд. И не испугался. Не вскрикнул. Не прыгнул со стула. Просто посмотрел на них с печальным пониманием.

«Вы пришли убить меня, — сказал Аристократ Кир Белов. Это был не вопрос. Констатация факта. — «Я знаю. Мне рассказали о приказе».

Анна замерла. «Кто вам сказал?»

Белов медленно встал, отложил книгу. «Человек, который работал на Директора Громова. Бывший теневой агент, который больше не мог смотреть, как невинных используют в чужих играх. Он пришёл ко мне неделю назад и предупредил. Сказал, что Громов планирует мою смерть. Чтобы обвинить в ней вас, Анастасия Теневая. Чтобы уничтожить вас так же, как он уничтожил вашего отца».

«Вы… вы знаете о моём отце?»

«Конечно, — Белов подошёл ближе. — Дмитрий Теневой спас мне жизнь двадцать лет назад. Я был молодым, глупым, влез в долги к плохим людям. Они послали убийц. Твой отец случайно оказался рядом. Он мог пройти мимо. Но он не прошёл. Он защитил меня, рискуя собственной жизнью».

Белов остановился перед Анной, посмотрел ей прямо в глаза.

«После того, как убийцы были мертвы, твой отец спросил меня только одно: „Будешь ли ты жить так, чтобы стоило того, что я за тебя отдал?" Я потратил двадцать лет, отвечая на этот вопрос. Я помогаю детям. Спасаю сирот. Даю им шанс, который мне дали. И теперь… теперь я помогу его дочери».

Он прошёл к массивному сейфу в углу кабинета. Его руки, дрожа, набрали комбинацию. Дверца открылась. Белов достал толстую папку с документами.

«Вот доказательства всех ложных обвинений против твоего отца. Подделанные свидетельства. Фальшивые магические печати. Записи, показывающие, как Громов фабриковал доказательства. Всё это я собирал годами, надеясь, что когда-нибудь смогу восстановить честь Дмитрия».

Он протянул папку Анне. Её руки дрожали, когда она брала её. Бумаги были тяжёлыми. Не физически — морально. Это была правда. Доказательство невиновности отца.

«Почему вы помогаете нам?» — прошептала Анна, слёзы текли по её щекам.

«Потому что твой отец был честным человеком в нечестном мире, — просто ответил Белов. — И потому что я не буду позволять Громову уничтожить ещё одну хорошую душу. Берите это. Идите. И найдите правосудие».

Они вышли из особняка, папка с доказательствами надёжно спрятана в сумке Максима. Анна чувствовала одновременно облегчение и тревогу. Они получили то, что нужно. Но что-то было не так. Слишком тихо. Слишком спокойно.

Когда они вышли на улицу, её интуиция закричала: «ЛОВУШКА!»

Из тумана появились фигуры. Десятки. Сотни. Городская стража в полном боевом снаряжении. Маги с готовыми заклинаниями. Лучники с натянутыми тетивами.

Они были окружены со всех сторон.

Капитан стражи, массивный мужчина с лицом, вырубленным из камня, шагнул вперёд. В руках он держал свиток с официальной печатью.

«Анастасия Теневая, — его голос разнёсся по улице. — Вы арестованы по приказу Директора Академии Теней за попытку убийства невинного Аристократа Кира Белова. Ваши сообщники также арестованы за соучастие. Сопротивление будет означать летальный ответ. Сдайте оружие. Немедленно».

Анна посмотрела на свою команду. Максим уже поднял щит, его лицо было твёрдым. Ирина натянула тетиву лука, целясь в капитана. Эллада стояла с закрытыми глазами, её губы шевелились в беззвучной молитве.

«Мы можем сражаться, — думала Анна. — Но их слишком много. Мы погибнем здесь. Все».

Но сдаться означало позволить Громову победить.

«Бежим, — прошептала она. — На счёт три».

Максим кивнул. Ирина приготовилась. Эллада открыла глаза — они светились белым.

«Один».

Стража двинулась ближе, сокращая круг.

«Два».

Анна почувствовала, как Поток наполняет её тело. Магия подчинилась, готовая к взрыву.

«Три!»

Максим ударил щитом о землю. Взрыв. Магическая ударная волна, поднявшая облако пыли, грязи, осколков камня. Видимость упала до нуля.

Ирина выпустила серию стрел — не целясь в людей, а в фонари, окна, всё, что создавало свет. Улица погрузилась во тьму.

Эллада взяла Анну за руку. «Следуй за мной. Я вижу путь».

Её эмпатические способности превратились в навигацию. Она чувствовала позиции врагов, видела разрывы в их окружении.

«Налево! Быстро!»

Они бежали. Анна использовала «Танец призраков», создавая иллюзорные копии, которые разбегались в разные стороны, дезориентируя преследователей.

Но городская стража была готова. Магические сети летели со всех сторон. Заклинания освещения рассеивали тьму. Погоня началась.

Они бежали через улицы Санкт-Петербурга Теней. По узким переулкам, через рынки, вдоль каналов. Анна прыгала на крыши, используя балетные техники. Гран-жете — прыжок на четыре метра. Пируэт в воздухе для изменения траектории. Приземление мягкое, как кошка.

Позади них гремели заклинания. Огненные шары взрывались там, где они были секунду назад. Ледяные копья свистели мимо голов.

«Они не хотят поймать нас, — задыхаясь, крикнул Максим. — Они хотят убить!»

«Нет, — ответила Ирина. — Они хотят загнать нас. Смотрите — они направляют нас в определённую сторону».

Она была права. Каждый раз, когда они пытались повернуть на юг или восток, атаки усиливались, заставляя их бежать на север. К старым районам города. К мёртвым концам.

«Ловушка в ловушке, — прошептала Анна. — Громов не оставляет ничего на волю случая».

Они оказались на крыше огромного старого дома — бывшей гильдии торговцев, теперь заброшенной. Впереди — пропасть. Четырёхэтажное падение в заросший сад. Сзади — десятки магов стражи, поднимающихся на крышу.

Выхода не было.

Максим встал перед командой, поднимая щит.

«Я их задержу, — сказал он. — Вы прыгайте. Бежите».

«Нет! — закричала Анна. — Максим, не надо!»

Он обернулся, и она увидела слёзы на его лице. Впервые. Её большой, сильный друг плакал.

«Ты должна выжить, Анна. Ты должна найти правду. Ты должна отомстить за своего отца. За всех нас». Он обнял её, быстро, крепко. — «Это была честь. Быть твоим другом. Быть частью твоей команды».

Он оттолкнул её к краю крыши. Развернулся лицом к надвигающейся страже.

«БЕГИ!»

Магические атаки обрушились на его щит. Один удар. Два. Десять. Двадцать. Щит трещал, но держался. Максим стоял, как гора. Непоколебимый.

Анна, Ирина и Эллада прыгнули с крыши. Падали в темноту. Четыре этажа.

Ирина, в последний момент, выпустила стрелу с верёвкой. Зацепилась за водосток. Раскрутила себя и двух остальных, погася скорость. Они приземлились в густых кустах сада. Болезненно, но живы.

«Максим! — кричала Анна, пытаясь вернуться. — МАКСИМ!»

Ирина держала её. «Мы не можем! Они убьют нас!»

На крыше Максим всё ещё стоял. Его щит разрушался, магия истощалась. Но он нашёл последние силы. Поднял обе руки. Призвал последний, мощнейший удар.

Взрыв. Магическая ударная волна отбросила всех магов стражи на край крыши. Несколько упали. Остальные откатились назад.

Максим пошатнулся. Упал на колени. Потом вперёд, на лицо.

С крыши.

Анна закричала. Но Эллада закрыла ей рот рукой. «Тихо. Он жив. Я чувствую. Он упал в кроны деревьев. Он жив. Но нам нужно бежать. Сейчас».

Они бежали, слёзы застилали глаза Анны.

Они почти вырвались. Почти достигли канализации, где могли скрыться. Но в узкой улочке их настигла магическая сеть. Анна запуталась в ней, упала. Прежде чем успела разрезать клинками, на неё набросились стражники. Скрутили руки. Надели магические оковы.

Оковы сдавили запястья. Анна почувствовала, как её магия гаснет, подавленная металлом. Она стала обычной девушкой. Смертной. Слабой.

«Ирина! Эллада! Бегите!» — крикнула она.

Они колебались.

«БЕГИТЕ!»

Ирина схватила Элладу за руку, потащила в тень. Они исчезли в темноте переулка, их шаги затихли.

Капитан стражи подошёл к Анне. Посмотрел на неё сверху вниз.

«Анастасия Теневая. Дочь предателя. Теперь и сама предатель». Он плюнул к её ногам. — «Отвести её в подземелье Академии. Директор захочет лично допросить».

Подземелье Академии Теней было местом, о котором шептались студенты. Говорили, что здесь пытали шпионов во время войн. Что стены помнят крики тысяч.

Анну бросили в камеру. Маленькую, сырую, холодную. Только тонкая щель в потолке пропускала слабый свет. Магические оковы не снимали. Они подавляли не только магию, но и силу. Анна едва могла стоять.

Она упала на холодный каменный пол, прижалась спиной к стене.

«Громов победил, — думала она. — Он всё спланировал. И я попалась, как глупая девочка».

Из соседней камеры донёсся голос. Слабый, измученный, но знакомый.

«Анна? Это ты?»

Она замерла. «Учитель Григорий?»

«Да, дитя. Я здесь».

Анна подползла к стене, разделяющей камеры. В ней была небольшая решётка, через которую едва проходил свет.

«Учитель! Вы живы! Я думала…»

«Едва, — прерывисто ответил Григорий. — Громов… он пытал меня. Хотел узнать, что я рассказал тебе. Я молчал. Но он сломал мои рёбра. Руку. Я… я не знаю, сколько ещё продержусь».

«Не говорите так! — Анна чувствовала, как слёзы снова текут. — Мы выберемся. Я обещаю».

Григорий тихо засмеялся. Смех превратился в кашель. Когда он заговорил снова, голос был мокрым от крови.

«Анна. Я должен рассказать тебе правду. Всю правду. О твоём отце. О Громове. О том, почему всё это происходит».

И Григорий рассказал. О том, как двадцать лет назад он был молодым преподавателем. Как он видел, как Директор Громов, тогда ещё заместитель, фабриковал доказательства против Дмитрия Теневого.

«Твой отец был честным человеком. Слишком честным для этого мира. Громов приказал ему убить политического противника — аристократа, который выступал против расширения власти Академии. Дмитрий провёл расследование и обнаружил, что цель невинна. Он отказался выполнять приказ».

Григорий замолчал, дыша тяжело.

«Громов не мог позволить отказ. Это показало бы слабость. Поэтому он обвинил Дмитрия в измене. Создал ложные документы, якобы доказывающие, что твой отец работал на вражескую империю. Подкупил свидетелей. Использовал магию, чтобы подделать магические печати».

«И вы видели это, — прошептала Анна. — Вы знали».

«Да, — голос Григория был полон стыда. — Я видел. Но я боялся. Я был молод, слаб. У меня не было доказательств, которые смог бы представить Совету. А Громов… он пообещал убить меня и мою семью, если я скажу хоть слово. Я… я позволил твоему отцу умереть. Я предал его. Я трус».

Анна закрыла глаза. Слёзы текли, но она не рыдала. Внутри неё рождалось что-то другое. Не горе. Ярость. Холодная, непоколебимая ярость.

«Нет, учитель, — сказала она тихо. — Вы не трус. Вы помогли мне. Научили меня. Дали мне силу, чтобы я могла бороться. Без вас я бы не дошла до этого момента».

«Но теперь мы оба здесь. В клетке. Ожидаем казни».

«Тогда мы выберемся из клетки, — твёрдо сказала Анна. — И найдём справедливость».

Свет факелов осветил коридор. Тяжёлые шаги эхом отдавались в тишине подземелья.

Директор Антон Громов спустился в тюрьму. Он был один, без охраны. Не нуждался в ней. Здесь он был всесилен.

Он остановился перед камерой Анны. Посмотрел на неё сквозь решётку. Его лицо было маской абсолютного спокойствия. Победное спокойствие.

«Анастасия Теневая, — произнёс он медленно, наслаждаясь каждым словом. — Дочь предателя Дмитрия Теневого. Ты выполнила свою роль прекрасно».

«Роль?» — Анна заставила себя встать, опираясь на стену.

«Да. Роль второго предателя Теневого. Ты доказала миру, что дочь предателя — тоже предатель. Что гнилые корни дают гнилые плоды. Завтра тебя судят. И весь Совет, вся Академия, весь город увидит: ты ворвалась в дом невинного аристократа, чтобы убить его».

«Но я не убила его!»

«Неважно, — холодно усмехнулся Громов. — У меня есть свидетели, которые скажут обратное. У меня есть доказательства, которые покажут, что ты готовила убийство неделями. Ты вторая версия своего отца — убийца, готовая убить кого угодно ради приказа. Или ради мести».

Он наклонился ближе к решётке.

«Через неделю ты будешь казнена. Публично. На площади, где двадцать лет назад был казнён твой отец. История повторяется. Как прекрасно, не правда ли?»

Анна смотрела на него. И впервые Громов увидел в её глазах не страх. Не отчаяние.

Холодную, абсолютную ненависть.

«Ты совершил ошибку, Громов, — тихо сказала она. — Ты оставил меня в живых. Хотя бы на неделю. Этого достаточно».

Громов засмеялся. «Ты в магических оковах. В камере, из которой никто не сбегал за три столетия. Что ты можешь сделать?»

Анна улыбнулась. Улыбка была страшной.

«Найти способ. Я всегда нахожу способ».

Громов развернулся и ушёл, его смех эхом отдавался в коридоре.

Когда шаги затихли, Анна опустилась на пол. Закрыла глаза.

В её сердце рождался план. Холодный. Безжалостный. Смертоносный.

«Ты хотел, чтобы я стала, как отец, — думала она. — Хорошо. Я стану. Но не той версией, которую ты создал. Настоящей версией. Честного человека, который борется до конца».

Танец продолжался. Даже здесь. Даже в темноте.

И последний акт будет самым смертоносным.

ГЛАВА 35: Стены подземелья

День первый в камере начался с холода. Не просто физического — этот холод проникал в кости, в душу, превращая надежду в лёд.

Анна сидела на каменном полу, прижавшись спиной к сырой стене. Её камера была крошечной — не больше трёх шагов в длину и двух в ширину. Потолок низкий, едва хватало места встать в полный рост. Только узкая щель под самым потолком пропускала слабый серый свет, по которому невозможно было определить время суток.

Пол покрывала грязь, смешанная с плесенью. В углу — деревянное ведро, служившее туалетом. Запах был ужасающим. На полу лежала тонкая соломенная подстилка, давно превратившаяся в гниющую массу.

Магические оковы на запястьях тяжело давили. Они не просто блокировали магию — они высасывали жизненные силы. Анна чувствовала постоянную усталость, как будто не спала неделю. Даже простое движение требовало усилий.

«Так выглядит конец, — думала она. — Дочь предателя умирает в той же тюрьме, что и её отец».

Но где-то глубоко внутри, в месте, куда не проникал холод подземелья, горел маленький огонёк. Ярость. Она не позволяла ей сдаться.

Дни сливались в один бесконечный сумрак. Анна потеряла счёт времени. Два дня? Три? Неделя?

Охранники приходили дважды в день. Приносили еду — жидкую похлёбку с кусками чёрствого хлеба. Едва хватало, чтобы не умереть от голода. Анна ела медленно, заставляя себя проглатывать каждый кусок, даже когда желудок отказывался принимать пищу.

Она наблюдала за охранниками. Изучала их лица, привычки, слабости.

Большинство были ветеранами — суровые, безэмоциональные мужчины, которые видели слишком многое, чтобы испытывать сочувствие. Они смотрели на неё, как на пустое место.

Но один был другим.

Петя. Молодой парень, не старше двадцати. Светлые волосы, веснушки на носу, неуверенные движения. Он нервничал каждый раз, когда приносил еду. Его руки дрожали, когда он открывал решётку.

На третий день (или то, что Анна считала третьим днём) она заговорила с ним.

«Спасибо за еду, — сказала она тихо, когда он ставил миску на пол.

Петя вздрогнул, как будто не ожидал, что заключённый может говорить.

«Э… да. Нет проблем». Он быстро повернулся к выходу.

«Подожди, — попросила Анна. — Пожалуйста. Просто… побудь немного. Я так долго не разговаривала ни с кем, кроме крыс».

Петя остановился. Оглянулся на неё. В его глазах было любопытство, смешанное со страхом.

«Мне нельзя. Правила».

«Я понимаю. Но… как тебя зовут?»

Он колебался. «Петя».

«Петя. Красивое имя. Меня зовут Анна».

«Я знаю, кто ты, — быстро сказал он. — Ты… ты убила аристократа. Все об этом говорят».

«Я не убивала его, — спокойно ответила Анна. — Меня подставили. Директор Громов сфабриковал доказательства».

Петя нахмурился. «Это… это то, что все обвинённые говорят».

«Да. Но я говорю правду». Анна посмотрела ему прямо в глаза. — «Петя, как ты попал в стражу?»

Вопрос застал его врасплох. «Я… меня пригласили. Обещали хорошую зарплату. Золото. Я из бедной семьи. Мне нужны деньги для младших братьев и сестёр».

«Благородная причина, — кивнула Анна. — Ты хороший человек».

Петя покраснел. Он не привык к комплиментам.

«Мне… мне нужно идти».

«Конечно. Спасибо, что поговорил со мной».

Когда он ушёл, Анна позволила себе слабую улыбку. «Первый шаг».

Следующие дни она продолжала разговаривать с Петей. Понемногу. Осторожно. Не о побеге. Не о политике. Просто о жизни.

О его семье. О мечтах. О том, каково это — быть молодым в мире, где война и магия определяют судьбы.

Петя начал задерживаться дольше. Сначала несколько секунд. Потом минуты. Он рассказывал ей о своей младшей сестре, которая хотела стать целительницей. О матери, которая болела. О том, как он надеялся заработать достаточно денег, чтобы купить ей лекарства.

Анна слушала. И говорила правду. О своём отце. О том, как его подставили. О том, как она пыталась восстановить его имя.

«Директор Громов — не тот, за кого себя выдаёт, — сказала она однажды. — Он убил моего отца двадцать лет назад. Сфабриковал доказательства. И теперь делает то же самое со мной».

Петя молчал долго. Затем тихо спросил: «Как я могу знать, что ты говоришь правду?»

«Ты не можешь, — просто ответила Анна. — Но ты можешь спросить себя: кажется ли тебе, что я убийца? Когда ты смотришь на меня, видишь ли ты монстра?»

Петя посмотрел на неё. На истощённую девушку в рваной одежде, с кругами под глазами, но с несломленным духом.

«Нет, — прошептал он. — Я вижу… кого-то, кто борется».

На шестой день (или седьмой — Анна перестала считать) Петя пришёл поздно ночью. Когда остальные охранники спали.

Он открыл решётку, держа связку ключей.

«Я помогу тебе, — сказал он без прелюдий. — Я не знаю, права ли ты. Но я знаю, что казнь без справедливого суда — это неправильно. И завтра тебя судят. Я слышал, как Директор говорил. Он уже подготовил приговор».

Анна встала, её сердце забилось быстрее. «Петя, если ты сделаешь это, тебя накажут».

«Я знаю. Но моя сестра всегда говорила: „Делай правильное, даже если это трудно". Это правильно».

Он достал маленький ключ. Подошёл к ней, вставил его в замок магических оковов.

Щелчок. Оковы упали на пол с глухим стуком.

Анна почувствовала, как магия возвращается в её тело. Медленно. Болезненно. Как кровь в онемевшую конечность. Но она возвращалась.

Поток наполнил её. Сила. Жизнь. Надежда.

«Спасибо, Петя, — прошептала она, обнимая его. — Я обещаю. Тебе не будет за это вреда. Я позабочусь об этом».

«Иди, — он толкнул её к двери. — Учитель Григорий в соседней камере. Освободи его. Затем поднимайтесь по северной лестнице. Охраны там меньше всего».

Анна быстро освободила Григория. Старый мастер вышел из камеры, опираясь на стену. Его тело было изломано пытками. Рёбра сломаны. Одна рука висела под неестественным углом. Но глаза горели.

«Анна, — прохрипел он. — Ты… ты пришла за мной».

«Конечно. Ты мой учитель. Я не оставлю тебя».

Они начали подъём. Анна чувствовала течение Потока — магические линии, пронизывающие здание. Она следовала по ним, как по карте, находя слабые точки в защите.

Но подземелье было лабиринтом. Коридоры, лестницы, повороты. Всё выглядело одинаково — серый камень, сырость, факелы.

Они встретили охранников. Три человека, патрулирующие коридор.

Анна не думала. Она танцевала.

Последний танец в подземелье

Её тело двигалось инстинктивно. Месяцы тренировок, сотни боёв — всё слилось в один плавный поток движения.

Па-де-бурре — быстрое скольжение вперёд. Первый охранник не успел среагировать. Удар клинком в солнечное сплетение. Не смертельный — она не хотела убивать. Он упал, задыхаясь.

Пируэт — вращение. Второй охранник замахнулся дубинкой. Она ушла под удар, её клинок прошёл по его ногам, подсекая. Он упал.

Арабеск — стойка на одной ноге, другая вытянута назад. Третий охранник попытался схватить её. Её свободная нога ударила его в голову. Он отлетел в стену, потерял сознание.

Три секунды. Три охранника. Все живы, но выведены из строя.

Григорий смотрел на неё с благоговением. «Ты… ты прекрасна, дитя. Смертоносно прекрасна».

Они продолжили подъём.

У главных ворот подземелья стояла дюжина вооружённых магов. Последний барьер между ними и свободой.

Анна встала перед ними. Григорий позади, едва держась на ногах.

Капитан стражи, тот самый, что арестовал её, шагнул вперёд. «Теневая. Ты не пройдёшь».

Анна подняла клинки. Её голос был холодным, как лёд. «Гарантирую, что даже один из вас не остановит меня».

И она начала танцевать.

Не «Танец призраков». Не «Умирающий лебедь». Что-то новое. Что-то, рождённое в темноте подземелья.

«Танец во мраке».

Она погасила все факелы однимдвижением Потока. Темнота охватила коридор.

И в этой темноте она стала тенью. Невидимой. Неуловимой. Смертоносной.

Её клинки сверкали в темноте — единственный свет. Они двигались, как крылья птицы, рассекая воздух. Удар. Ещё удар. Ещё.

Маги пытались применить магию, но не могли видеть цель. Их заклинания взрывались в пустоте, освещая коридор на мгновения. В эти мгновения они видели её силуэт — танцующую фигуру, окружённую серебристым свечением клинков.

Затем снова темнота.

Один за другим маги падали. Не мертвы — она не убивала. Но выведены из строя. Сломанные руки, рассечённые сухожилия, удары в точки давления, вызывающие паралич.

Через минуту она стояла одна среди тел. Дыша тяжело. Клинки капали кровью.

Главные ворота открылись перед ней магическим ключом, который она взяла у капитана.

Они выбежали на улицы ночного Санкт-Петербурга. Воздух был холодным, свежим. После подземелья он казался нектаром.

Но город был полон опасности. На каждом углу висели портреты Анны: «Разыскивается за убийство Аристократа Кира Белова. Награда: 10000 золотых монет».

«Нам нужно укрытие, — сказал Григорий. — Где-то, где стража не найдёт нас».

«Я знаю место, — ответила Анна. — Подземные туннели. Старые катакомбы города. Туда мало кто ходит».

Они двинулись через тёмные переулки, избегая света фонарей.

Под городом существовал другой мир. Туннели, построенные столетия назад, когда Санкт-Петербург был ещё рыбацкой деревней. Они простирались на километры под землёй, забытые современным миром.

В одном из таких туннелей Анна нашла убежище. Старая подземная комната, возможно, бывший склад. Сухая. Тёплая. Безопасная.

И там их ждали.

Максим встал из тени, его лицо озарилось улыбкой. «АННА!»

Он бросился к ней, обнял так сильно, что она задохнулась.

«Максим! Ты жив! Я думала…»

«Я тоже так думал, — засмеялся он сквозь слёзы. — Но Эллада нашла меня. Её магия… она почувствовала, где я был. Вытащила меня из-под обломков».

Эллада вышла из тени, её лицо было бледным, но спокойным. «Я всегда чувствую тебя, Анна. Ты моя сестра».

Ирина стояла у стены, чистила лук. Когда увидела Анну, отложила оружие и подошла. Обняла её молча.

Команда была вместе. Не все. Но достаточно.

Следующие дни они готовились. Анна разрабатывала новую технику — «Танец во мраке». Стиль боя, созданный для темноты, для тех моментов, когда видимость — враг.

Максим, пока его раны заживали, помогал ей, играя роль противника. Ирина тренировала стрельбу в условиях плохой видимости, используя звук для прицеливания. Эллада развивала свои эмпатические способности, учась видеть сквозь тьму эмоции врагов.

«Мы больше не можем сражаться открыто, — объясняла Анна. — Мы преступники. Нам нужно стать тем, чем нас называют — тенями».

В глубокую ночь, когда команда спала, в убежище вошёл незнакомец. Анна мгновенно проснулась, клинки в руках.

Но это был Алексей.

Он стоял у входа, измождённый, в грязной одежде. Но живой.

«Алексей!»

Она бросилась к нему. Они обнялись, не говоря ни слова.

«Я искал тебя, — прошептал он. — Три дня. Я обшарил весь город».

«Как ты нашёл?»

«Я просто знал. Где бы ты ни была, я найду тебя».

За Алексеем вошёл другой человек. Высокий, седовласый, с суровым лицом. Анна узнала его — Глава Гильдии Серебряного Клинка, отец Алексея.

Он посмотрел на Анну долго, оценивающе.

«Я знал твоего отца, Теневая, — наконец сказал он. — Дмитрий был человеком чести. Одним из немногих в этом прогнившем мире. Громов его убил. Не на казни — раньше. Убил его дух, его имя. А потом и тело».

Он протянул ей толстую папку.

«Вот доказательства. Всё, что нужно Совету, чтобы арестовать Громова. Подделанные документы. Магические записи его признаний. Свидетельства людей, которых он шантажировал. Я потратил двадцать лет, собирая это. Ждал момента, когда смогу его использовать. Теперь этот момент настал».

Анна взяла папку дрожащими руками. «Почему вы это делаете?»

«Потому что твой отец спас жизнь моего сына, — просто ответил Глава. — Много лет назад, когда Алексей был ребёнком. Дмитрий защитил его от убийц, рискуя собственной жизнью. Я в долгу перед ним. И теперь я плачу этот долг, помогая его дочери».

Анна стояла на краю подземного озера в катакомбах. Вода была чёрной, как ночь, отражающей свет факелов, как звёзды.

Она смотрела на своё отражение. Две версии себя: одна — девушка, которая танцевала в Большом театре, мечтая о славе. Другая — воин, закалённый огнём и кровью, готовый к последней битве.

Позади неё стояла команда. Максим, его щит заново отремонтирован. Ирина, её лук натянут. Эллада, её глаза закрыты, видящие будущее. Алексей, его клинок в ножнах. Григорий, опирающийся на посох.

Впереди — план.

Завтра восход. Завтра она выйдет из катакомб. Завтра она предстанет перед Советом с доказательствами. И если Совет откажет ей в справедливости…

Она найдёт справедливость сама.

Анна достала дневник отца из тайника в одежде. Открыла на последней странице. Там, написанное дрожащей рукой за день до казни, были его последние слова:

«Честь не даётся. Честь берётся. И если мир отказывает её дать — ты отбираешь её своей кровью. Моя дочь, если ты когда-нибудь прочтёшь это… знай: я горжусь тобой. Не за то, кем ты стала. А за то, кто ты есть».

Анна закрыла дневник. Прижала к сердцу.

«Завтра мы идём на войну, — сказала она команде. — Войну за правду. За честь. За справедливость. Кто со мной?»

Максим шагнул вперёд. «Всегда».

Ирина кивнула. «До конца».

Эллада улыбнулась. «Я вижу победу. Далёкую. Но реальную».

Алексей взял её руку. «Куда ты, туда и я».

Григорий поднял посох. «Я слишком стар, чтобы бояться смерти. Но я достаточно молод душой, чтобы бороться за правду».

Анна посмотрела на них всех. Её семью. Не по крови. По выбору.

«Тогда идём. Танец продолжается».

И в темноте катакомб, в сердце забытого мира, рождался план мести, который изменит империю.

Глава 36: Перед бурей — Подготовка к суду

Первые лучи дневного света проникли в подземное убежище через тонкую щель в потолке. Золотистая полоска легла на стол, где лежали документы — доказательства двадцатилетней лжи.

Анна сидела над ними третий час подряд, не отрываясь. Её глаза сканировали страницу за страницей. Подделанные свидетельства против её отца. Магические записи, показывающие, как Громов использовал запрещённые техники для фальсификации печатей. Показания людей, которых он шантажировал, заставляя лгать.

Всё было здесь. Двадцать лет преступлений, аккуратно задокументированных Главой Гильдии Серебряного Клинка.

Алексей сидел рядом с ней, его рука лежала на её плече. Он молчал, позволяя ей работать, но его присутствие было опорой.

«Мой отец использовал все свои связи, — наконец сказал он. — Совет будет вынужден провести публичное слушание. Это не будет скрытое судилище в тёмном зале. Это будет открытый процесс. Перед всей Академией. Перед представителями королевской семьи. Громов не сможет просто убить тебя и скрыть правду».

Анна подняла взгляд. «Почему он это делает? Твой отец. Почему он помогает мне? Рискует своей Гильдией, своей репутацией?»

Алексей долго молчал, подбирая слова.

«Потому что справедливость — это не абстрактное понятие, — наконец сказал он. — Это действие. Мой отец потратил двадцать лет, размышляя об убийстве твоего отца. Он знал, что Дмитрий невиновен. Он видел доказательства. Но он не смог ничего сделать тогда. У него не было власти противостоять Громову. Это грызло его изнутри. Чувство вины за бездействие».

Алексей взял её руку.

«Но теперь он может помочь дочери Дмитрия. Это… это его способ искупления. Материальное раскаяние. Он не спас отца, но спасёт дочь».

Анна почувствовала, как слёзы подступают к глазам. Она сжала его руку.

«Спасибо, — прошептала она. — За веру. За любовь. За то, что ты рядом».

Он наклонился, поцеловал её в лоб. «Всегда».

Позже утром к Анне подошёл Учитель Григорий. Старый мастер двигался медленно, его тело всё ещё восстанавливалось от пыток. Но разум был острым, как бритва.

«Нам нужно поговорить, — сказал он. — О твоём психологическом состоянии».

Анна нахмурилась. «Я готова. Физически, магически. Я могу сражаться».

«Я не говорю о сражении, — Григорий сел напротив неё. — Я говорю о суде. Анна, ты сейчас ходишь на грани. Ненависть к Громову сжигает тебя изнутри. Я вижу это в твоих глазах. Жажда мести».

«Он убил моего отца».

«Я знаю. И ты имеешь право ненавидеть его. Но ненависть — это топливо для врагов. Если ты выйдешь перед Советом, полная ненависти, они не поверят тебе. Они решат, что это месть, а не справедливость. Они увидят в тебе эмоциональную девушку, жаждущую крови, а не борца за правду».

Анна сжала кулаки. «Но я её ненавижу. Я хочу, чтобы он страдал так, как страдал мой отец».

«Это естественно, — кивнул Григорий. — Но ты должна контролировать эти эмоции. На суде ты должна быть холодной. Ясной. Ты должна представить факты. Только факты. Позволить им говорить за себя. Если ты начнёшь кричать, обвинять, проявлять эмоции — Громов выиграет. Он представит тебя как неуравновешенную девушку, ищущую мести».

Анна закрыла глаза. Он был прав. Она знала это.

«Как мне контролировать ненависть?»

«Медитация, — ответил Григорий. — Техники, которым учила тебя мать. Ты танцовщица. Ты знаешь, как контролировать тело. Теперь контролируй разум».

Следующие часы Анна провела в медитации. Она села в центре подземной комнаты, ноги скрещены, руки на коленях. Закрыла глаза.

Дышала. Медленно. Глубоко.

Она вспоминала Большой театр. Гримёрку перед выступлением. Нервозность, смешанную с предвкушением. Она вспоминала, как мать учила её: «Перед выходом на сцену ты должна стать пустой. Не думать о страхе, о критиках, о том, что может пойти не так. Просто быть. Здесь. Сейчас. И танцевать».

Суд был просто другой сценой. Вместо танца — слова. Вместо музыки — правда.

Она представляла себя на суде. Стоящей перед Советом. Спокойной. Уверенной. Рассказывающей историю не эмоциями, а фактами.

Постепенно ненависть, кипящая в груди, начала остывать. Не исчезла — но стала контролируемой. Холодным огнём вместо дикого пламени.

Вечером к Анне подошла Эллада. Её лицо было бледным, глаза закрыты, как будто она только что вышла из транса.

«Я видела будущее, — тихо сказала она.

Анна, Максим, Ирина и Алексей немедленно собрались вокруг неё.

«И что ты видела?» — спросила Анна.

«Три версии, — Эллада открыла глаза. Они были красными, как будто она плакала. — В первой версии — Громов выигрывает. Совет ему верит. Ты казнена публично. На той же площади, где умер твой отец. Тебя забывают. Через год никто не помнит о Восьмой Школе».

Анна сглотнула. «А во второй?»

«Во второй — ты выигрываешь. Громов арестован. Справедливость восторжествует. Твоё имя и имя отца очищены. Восьмая Школа процветает». Эллада замолчала, её губы задрожали. — «Но цена… цена высока. Кто-то из нас не вернётся из суда живым».

Тишина повисла в воздухе, тяжёлая, как свинец.

Ирина первой нарушила её. «Кто? Кто из нас падёт?»

«Я не видела, — Эллада покачала головой. — Будущее туманно в этом месте. Как будто что-то скрывает это от моих глаз. Или кто-то. Возможно, маг с силой, блокирующей предсказания».

«А третья версия?» — спросил Максим.

Эллада посмотрела на Анну долго. Затем прошептала: «В третьей версии… вас нет. Никого из нас. Только пепел и кровь. Я не понимаю, что это означает. Но это… это худшая версия».

Анна встала. Подошла к Элладе, обняла её.

«Независимо от цены — мы идём. Мы боремся. Потому что если мы не будем бороться, мы уже мертвы. Не физически. Но морально. Мы станем теми, кем нас называют — трусами, предателями».

Максим встал рядом. «Я с тобой. До конца».

Ирина кивнула. «И я».

Алексей взял её руку. «Куда ты, туда и я».

Поздно вечером в убежище пришёл посетитель. Магический кристалл связи активировался, проецируя голографическое изображение.

Аристократ Кир Белов. Его лицо выглядело усталым, но решительным.

«Анастасия, — сказал он. — Я слышал о суде. Я готов дать свидетельские показания. Я расскажу Совету, что ты не убивала меня, что это была ловушка Громова. Я буду свидетелем защиты».

«Нет, — немедленно ответила Анна. — Это поставит вас в опасность. Громов может попытаться вас устранить перед судом».

Белов улыбнулся. Не весело — печально. «Он уже пытался. Вчера ночью ко мне приходили убийцы. Трое. Профессионалы. Но я не зря потратил молодость, изучая боевую магию. Я защитил себя. И теперь у меня есть охрана — люди Гильдии Серебряного Клинка».

Он наклонился ближе к кристаллу.

«Твой отец спас мне жизнь двадцать лет назад. И научил меня, что жизнь имеет смысл только когда ты защищаешь тех, кто не может защитить себя. Завтра я буду говорить правду перед Советом. Для твоего отца. Для тебя. Для всех сирот, которых я спас, потому что он дал мне второй шанс».

Анна не могла говорить. Слёзы душили её. Она просто кивнула.

Кристалл погас.

Ночью Анна получила свои клинки обратно. Мастера Гильдии Серебряного Клинка восстановили их, заточили до совершенства.

«Лебединые крылья» светились в её руках серебром, как будто сами были живыми. Магия Потока пульсировала в металле, откликаясь на её прикосновение.

Анна встала в боевую стойку. Сделала несколько движений. Па-де-бурре. Пируэт. Арабеск. Клинки двигались с ней, продолжение её тела.

Максим проверял боевое снаряжение команды. Его щит был отремонтирован, усилен новыми рунами защиты. Ирина чистила лук и стрелы, проверяла каждую на предмет повреждений. Эллада медитировала, настраивая свою эмпатическую связь с командой.

«Мы готовы к бою, — сказал Максим. — Если стража попытается остановить нас по дороге к Совету…»

«Мы пройдём, — твёрдо сказала Анна. — Любой ценой».

Поздно вечером, когда остальные спали, Анна стояла перед подземным озером. Её отражение смотрело на неё из чёрной воды.

Максим подошёл тихо, встал рядом.

«Не спится?»

«Боюсь, — призналась Анна. — Боюсь, что Совет не поверит. Боюсь, что Громов окажется сильнее. Боюсь потерять вас. Боюсь быть слабой».

Максим положил руку ей на плечо. «Ты — самая сильная человек, которого я знаю. И не потому, что ты побеждаешь врагов. А потому, что ты встаёшь, когда падаешь. И встаёшь снова. И снова. Это настоящая сила. Не магия. Не техника. Несломленная воля».

Ирина вышла из тени. «Мы с тобой, Анна. Всегда. Даже если весь мир против нас — мы за тебя».

Эллада присоединилась к ним, взяла обеих за руки. «Я вижу свет впереди. Не знаю, это начало или конец. Свет рассвета или погребального костра. Но я вижу свет. А где свет — там надежда».

Алексей был последним. Он обнял Анну сзади, прижал к себе.

«Что бы ни случилось завтра, — прошептал он. — Знай: я люблю тебя. Не за то, что ты сделала. За то, кто ты есть. И если это будет наш последний день — я не жалею ни о минуте, проведённой с тобой».

Анна повернулась к нему, поцеловала. Долго. Как будто пытаясь сохранить этот момент навсегда.

Рассвет пришёл слишком быстро. Холодный, серый, полный тревоги.

Команда собралась у выхода из катакомб. Все в боевом снаряжении, готовые к худшему.

Анна последней вышла из подземелья. Санкт-Петербург Теней встретил их тревожным утром. Туман стелился по улицам, скрывая силуэты зданий.

Но даже сквозь туман было видно — город готовился. На каждой улице патрулировала стража. Вдвое, втрое больше, чем обычно. Громов знал, что Анна попытается что-то сделать. И он был готов.

«Нам нужно избежать прямого столкновения, — сказала Анна. — Мы используем боковые улицы, старые переулки. Туда, где стража не патрулирует».

Они двинулись через город, скользя в тени, как призраки. Анна вела их, используя свои знания о городе, полученные за годы контрактов.

Впереди, через туман, показалось здание Большого Совета. Массивное, из белого мрамора, с высокими колоннами и широкими ступенями. На флагштоках развевались флаги Академии и королевской семьи.

У входа стояла стража. Десятки вооружённых магов. Но среди них Анна узнала лица — представители Гильдии Серебряного Клинка. Союзники.

«Глава Гильдии сдержал слово, — прошептал Алексей. — Он обеспечил нам безопасный проход».

Анна остановилась у последнего переулка перед площадью. Её рука легла на рукоять клинка. Сердце билось так громко, что казалось, весь город слышит его.

Это была точка невозврата. После этого шага всё изменится. Либо справедливость восторжествует. Либо они все погибнут.

Она посмотрела на команду. На лица людей, ставших её семьёй. Максим кивнул. Ирина улыбнулась. Эллада закрыла глаза, молясь. Алексей взял её руку.

«Пришло время танца, — прошептала Анна. — Финального танца».

Её улыбка была холодной, как зимняя ночь. Но в глазах горел огонь.

Они шагнули из тени на площадь. Навстречу судьбе.

Глава 37: Зал правосудия

Здание Большого Совета было величественным памятником имперской архитектуры. Белый мрамор колонн сверкал в утреннем свете. Высокие своды, украшенные фресками древних битв, возвышались на тридцать метров. Пол из чёрного полированного камня отражал всех входящих, словно зеркало судьбы.

Зал заседаний был переполнен. Это было не закрытое судилище в тёмной комнате, как Громов планировал изначально. Глава Гильдии Серебряного Клинка использовал всё своё влияние, чтобы сделать слушание публичным.

На трибунах сидели тысячи людей. Студенты Академии, сгрудившиеся на верхних ярусах, перешёптывались между собой. Преподаватели в своих официальных мантиях занимали центральные места. Аристократы в мехах и драгоценностях демонстрировали своё богатство даже здесь. И — что было необычно — магические журналисты с кристаллами записи, которые фиксировали каждое слово для распространения по всей империи.

История будет записана. Правда не сможет быть скрыта.

Восемь членов Совета Школ сидели на возвышении за длинным столом из красного дерева. Их лица были непроницаемыми масками. Мастер Школы Меча. Мастер Школы Копья. Леонид Острый из Школы Кинжала. И остальные.

В центре, на самом высоком кресле, сидел Директор Антон Громов. Он был одет в официальную мантию Директора — тёмно-синюю с золотым шитьём, символами Академии на груди. Его лицо было маской спокойной уверенности. Рядом с ним сидел его защитник — магический адвокат Виктор Чёрный, один из лучших в империи, известный тем, что никогда не проигрывал дело.

Анна вошла в зал через боковые двери. Тишина накрыла толпу, как одеяло. Все повернулись, чтобы посмотреть на неё.

На ней была простая чёрная одежда ассасина — приталенная туника, кожаные штаны, лёгкие сапоги. Никаких украшений. Никаких знаков отличия. Её серебряные клинки остались в соседней комнате — на арене правосудия они не нужны. Только слова. Только правда.

Она шла прямо, голова поднята. Её серые глаза смотрели вперёд, не отводя взгляда. Позади неё шли её союзники: Учитель Григорий, опиравшийся на посох, его изломанное тело всё ещё заживало. Максим, в новой броне, его щит на спине. Ирина, её лук через плечо. Эллада, с закрытыми глазами, как будто видящая невидимое.

Впереди неё — Алексей Романов и его отец, Глава Гильдии Серебряного Клинка. Высокий, седовласый мужчина с суровым лицом и непреклонной осанкой.

Они прошли к столу защиты. Сели. Анна в центре, остальные по бокам.

Старший судья, почтенный маг по имени Виссарион, седобородый мужчина с глазами, видевшими столетие, поднял молоток правосудия. Ударил по столу. Звук эхом разнёсся по залу.

«Слушание объявляется открытым, — его голос был старым, но твёрдым. — Дело номер семьсот сорок три. Анастасия Теневая обвиняется в покушении на убийство Аристократа Кира Белова, гражданина империи. Директор Академии Теней Антон Громов требует применения высшей меры наказания — публичной казни».

Зал зашумел. Громов встал, поклонился Совету.

«Благодарю, Старший судья. Я докажу, что обвиняемая — опасность для государства».

Доказательства обвинения

Адвокат Громова, Виктор Чёрный, встал. Открыл папку. Начал методично представлять доказательства.

«Контракт, подписанный лично Анастасией Теневой, — он поднял свиток вверх, чтобы все видели. — Задание: устранить „мага-ренегата" Кира Белова. Подпись обвиняемой здесь, внизу».

Он передал свиток Совету. Они изучали его один за другим.

«Свидетельства городской стражи. Капитан Василий Громов — дальний родственник Директора, но его честность безупречна — лично арестовал обвиняемую в момент, когда она покидала особняк Белова. Ночью. Со своей командой. Вооружённой».

Капитан встал на трибуне свидетелей. Дал клятву на кристалле правды — магическом устройстве, которое светится красным при лжи.

«Я арестовал Теневую около полуночи, — говорил он. — Она выходила из особняка Белова с тремя сообщниками. Все были вооружены. Когда я попросил объяснений, они попытались бежать».

«Они убили кого-нибудь из ваших людей?» — спросил адвокат.

«Нет. Но ранили нескольких. Использовали магию и оружие».

Кристалл светился зелёным. Правда. По крайней мере, как он её понимал.

Адвокат продолжил: «И наконец, признание обвиняемой».

Он развернул другой документ. «При допросе в подземелье Академии обвиняемая созналась, что получила контракт от Директора на устранение Белова».

Анна сжала кулаки под столом. Да, она говорила это. Но не в том контексте. Её слова были вырваны из разговора, искажены.

«Это доказывает, — торжественно закончил адвокат, — что Анастасия Теневая намеревалась убить невинного человека. Следуя по стопам своего отца — предателя Дмитрия Теневого, казнённого двадцать лет назад за измену. Яблоко от яблони недалеко падает».

Зал зашумел. Анна почувствовала, как гнев кипит в груди. Но вспомнила слова Григория. «Контролируй эмоции».

Затем встал Громов сам.

«Почтенный Совет, — его голос был мягким, почти печальным. — Я не хочу этого. Я не хочу видеть молодую девушку на эшафоте. Но она опасна. Она создала так называемую Восьмую Школу — нарушение традиций, которым тысяча лет. Она доказала, что готова убить кого угодно ради славы. Она — угроза для Академии и государства. Я прошу Совет вынести приговор: смертная казнь через обезглавливание. Публично. Чтобы другие знали цену предательства».

Он сел. Зал был в шоке. Даже те, кто не любил Анну, были потрясены суровостью требуемого наказания.

Виссарион повернулся к столу защиты. «Защита готова представить свою версию событий?»

Глава Гильдии Серебряного Клинка встал. «Готовы, Старший судья».

Доказательства защиты

Анна встала. Впервые за всё слушание. Её голос был спокойным, но каждое слово слышалось в абсолютной тишине зала.

«Я отрицаю обвинение. Я никогда не намеревалась убивать Кира Белова. Контракт, который мне дали, был ловушкой. Ловушкой, установленной Директором Антоном Громовым с единственной целью — уничтожить меня так же, как он уничтожил моего отца двадцать лет назад».

Зал взорвался. Люди вскочили с мест. Кричали. Виссарион бил молотком, пытаясь восстановить порядок.

«ТИШИНА! Или я очищу зал!»

Постепенно шум стих.

«Продолжайте, — сказал Виссарион Анне.

Она подошла к столу Совета. Положила перед ними толстую папку.

«Вот доказательства. Двадцать лет фальсификаций. Подделанные документы. Магические записи, показывающие, как Директор Громов использовал запрещённые техники для создания ложных свидетельств».

Глава Гильдии встал рядом с ней. «Эти документы были собраны мной лично за двадцать лет расследования. Я знал, что Дмитрий Теневой невиновен. Но не мог доказать это тогда. Теперь могу».

Совет начал изучать документы. Их лица менялись — от скептицизма к шоку, от шока к ужасу.

Затем на трибуну свидетелей поднялся Аристократ Кир Белов. Он дал клятву на кристалле правды.

«Меня зовут Кир Белов. Я никогда не был магом-ренегатом. Я никогда не планировал теракт. Это — ложь, созданная Директором Громовым. Он хотел использовать меня как приманку, чтобы заманить Анастасию Теневую в ловушку».

«Как вы это узнали?» — спросил Виссарион.

«Мне сказал бывший теневой агент, работавший на Громова. Он больше не мог терпеть ложь. Он предупредил меня за неделю до предполагаемого «контракта». Я готовился. И когда Анастасия пришла… она не убила меня. Она отказалась выполнять приказ, когда узнала правду».

Кристалл светился зелёным. Правда.

Зал замер.

Ключевой момент

Учитель Григорий медленно поднялся. Его старое тело дрожало, но голос был твёрдым.

«Двадцать лет назад я видел, как Антон Громов подставил Дмитрия Теневого. Я видел, как он фабриковал доказательства. Использовал магию для подделки документов. Подкупал свидетелей. Создавал ложные обвинения».

Он сделал паузу, его глаза наполнились слезами.

«Я был трусом. Я молчал. У меня не было власти противостоять ему. Я боялся за свою жизнь, за жизнь моей семьи. Но теперь… теперь я скажу правду. Дмитрий Теневой был невиновен. Его казнили за отказ убить невинного человека. Он выбрал честь над подчинением. И за это умер».

Громов вскочил, его лицо красное от ярости. «Это — ложь! Григорий — старик, потерявший разум! Его показания недействительны!»

«Тогда дайте ему клятву на кристалле правды», — холодно сказал Виссарион.

Григория подвели к кристаллу. Он положил на него руку. Повторил свои слова.

Кристалл светился зелёным.

Зал взорвался снова. Но на этот раз не от шока. От ярости. Студенты кричали на Громова. Преподаватели требовали объяснений.

Разоблачение

Глава Гильдии достал последний козырь. Магический кристалл памяти — устройство, записывающее разговоры и события.

«Это было записано три дня назад, — сказал он. — Агент, работающий на меня, проник в кабинет Директора и установил кристалл. Вот что мы услышали».

Он активировал кристалл. Голографическое изображение появилось над залом. Громов в своём кабинете, разговаривающий с теневыми агентами.

«Теневая должна быть уничтожена. Я не повторю ошибку, которую сделал с её отцом — оставив его дочь в живых. На этот раз я убью их всех. Её. Её команду. Белова, если нужно. Все свидетели исчезнут».

«А если она откажется от контракта?»

«Она не откажется. Она слишком горда. Как и её отец. Гордость — их слабость».

Голографическое изображение исчезло.

Тишина была абсолютной. Даже дыхание было слышно.

Затем зал взорвался. Не криками. Ревом. Тысячи голосов, требующих справедливости.

Виссарион бил молотком снова и снова. «ТИШИНА! ПОРЯДОК!»

Он повернулся к Громову. «Антон Громов. Вы признаёте обвинения?»

Громов стоял, его лицо было бледным. Он понял. Игра окончена.

«Я… это… это фальсификация! Кристалл подделан!»

«Тогда дайте клятву на кристалле правды», — сказал Виссарион.

Громов попятился. «Я… я отказываюсь. Как Директор, я имею право…»

«У вас нет прав, — прервал его Виссарион. — Вы обвиняетесь в фабрикации доказательств, убийстве — да, убийстве Дмитрия Теневого, — заговоре и попытке убийства. Стража! Арестуйте этого человека!»

Стражи Совета — элитные маги, подчиняющиеся только Совету — двинулись к Громову. Он попытался применить магию, но его адвокат схватил его за руку.

«Не усугубляйте, — прошептал Виктор Чёрный. — Игра проиграна».

Громова заковали в магические оковы. Те самые, что держали Анну в подземелье. Он упал на колени, его гордость сломана.

Эмоциональный момент

Анна медленно встала. Подошла к Громову. Посмотрела на него сверху вниз. Он, который был всесильным Директором, теперь был просто сломленным стариком.

Она не улыбалась. Не кричала. Её голос был ровным, холодным, как лёд:

«Справедливость не возвращает мёртвых. Она не исцеляет раны двадцати лет боли. Но она делает одно — она очищает имена тех, кого оклеветали. Мой отец был честным человеком. Он выбрал честь над подчинением. Он выбрал совесть над приказом. И за это его убили. Теперь весь мир знает правду. Это… это всё, о чём я могла просить».

Она развернулась, пошла обратно к своему столу.

Виссарион встал. Ударил молотком.

«Совет постановляет: Анастасия Теневая — невиновна. Все обвинения снимаются полностью и безоговорочно. Более того, Совет официально признаёт: её отец, Дмитрий Теневой, был невиновен. Обвинения против него признаются сфабрикованными. Его имя восстанавливается с полными почестями».

Зал встал. Как один человек. Овации. Рёв тысяч голосов. Студенты плакали. Преподаватели аплодировали. Даже некоторые аристократы, известные своей холодностью, вытирали слёзы.

Анна стояла неподвижно. Слёзы текли по её щекам, но она не вытирала их. Она позволила им течь. Впервые за двадцать лет — слёзы облегчения, а не боли.

Конец главы

После суда, в коридорах здания Большого Совета, когда толпа разошлась, Алексей нашёл Анну. Она стояла у окна, глядя на город.

Он подошёл. Обнял её сзади.

«Ты сделала это».

«Мы сделали это, — поправила она. — Я не смогла бы без тебя. Без твоего отца. Без команды».

Он повернул её к себе. Посмотрел в глаза.

И поцеловал. Впервые без страха. Без колебаний. Без тени прошлого между ними.

Она ответила поцелуем, обнимая его, прижимаясь.

Когда они разорвали поцелуй, к ним подошёл Глава Гильдии Серебряного Клинка.

«Анастасия, — его голос был серьёзным. — Ты получила справедливость. Имя твоего отца восстановлено. Громов арестован. Но…»

«Но?» — Анна почувствовала холодок в груди.

«Это не конец. Громов — это только одно звено в цепи. Над ним был кто-то ещё. Кто-то более могущественный. Кто-то, кто приказал ему устранить твоего отца двадцать лет назад. Громов был исполнителем. Но не организатором».

Анна замерла. «Кто?»

«Я не знаю. Ещё. Но я буду искать. И если ты хочешь узнать правду полностью… ты должна идти дальше. Глубже. В тени империи, где прячутся настоящие кукловоды».

Анна посмотрела на Алексея. Затем на команду — Максима, Ирину, Элладу, Григория — которые стояли неподалёку.

Она кивнула.

«Тогда мы идём дальше. Танец продолжается. До самого конца».

Глава Гильдии улыбнулся. Не радостно — с уважением.

«Ты — дочь своего отца, Теневая. Он был бы горд».

Анна посмотрела в окно. На закат над Санкт-Петербургом Теней. Город, который был её тюрьмой, теперь был её домом. Город, где она нашла семью. Где она нашла любовь. Где она нашла себя.

Но где-то там, в тенях, прятался враг. Настоящий враг.

И танец смерти ещё не закончился.

Глава 38: Цена победы

Неделя после суда была водоворотом событий. Анна едва успевала дышать между официальными церемониями, встречами, назначениями.

В зале Большого Совета, том самом, где её оправдали, прошла ещё одна церемония. Восстановление Гильдии Тени. Двадцать лет эта Гильдия существовала без официального главы, управляемая временным советом. Теперь Совет Академии назначил нового Главу.

Анастасию Теневую. Дочь последнего настоящего Главы.

Впервые в истории империи женщина возглавляла одну из великих Гильдий.

Церемония была грандиозной. Анна стояла на возвышении, одетая в официальную мантию Главы — тёмно-серую с серебряными нитями, вышитыми в форме теней танцующих фигур. На груди — эмблема Гильдии Тени: чёрный лебедь на серебряном фоне.

Старший судья Виссарион вручил ей печать Гильдии — древний артефакт, передававшийся из поколения в поколение. Тяжёлый, холодный металл лёг в её ладонь.

«Анастасия Теневая, дочь Дмитрия Теневого, — произнёс Виссарион. — Принимаете ли вы ответственность за Гильдию Тени, её членов, её честь, её будущее?»

«Принимаю», — ответила Анна. Голос был твёрдым, но внутри всё дрожало.

Зал взорвался аплодисментами. Студенты, преподаватели, аристократы — все встали. Овация длилась минуты.

Но когда шум стих и Анна спустилась с возвышения, к ней выстроилась очередь. Десятки людей, желающих поговорить, заключить союзы, предложить сделки.

Студенты, которые ещё месяц назад презирали её, называли «танцующей шлюхой», теперь улыбались ей, пытались заговорить. «Мастер Теневая, я всегда верил в Восьмую Школу». «Мастер Теневая, могу ли я присоединиться к вашим урокам?»

Преподаватели, которые голосовали против признания Школы Танца, теперь объявляли себя её сторонниками «с самого начала». Леонид Острый, Мастер Школы Кинжала, который открыто насмехался над ней, теперь предлагал «сотрудничество между нашими великими Школами».

Политические фигуры — аристократы, торговцы, главы других Гильдий — все хотели встреч, договоров, союзов. Каждый видел в ней инструмент для своих целей.

К вечеру Анна чувствовала себя отравленной. Не ядом. Успехом.

Ночью она активировала магический кристалл связи. Тот, что соединял её с матерью. Изображение мерцало несколько секунд, затем появилось лицо.

Её мать выглядела старше, чем Анна помнила. Седые пряди в волосах. Морщины вокруг глаз. Но те же добрые, любящие глаза.

«Анечка, — голос матери был разбит рыданиями. — Я видела суд через кристалл. Транслировали по всей империи. Ты была… ты была так сильна. Так героична. Твой отец гордился бы».

Анна почувствовала, как слёзы застилают глаза. «Мама. Я скучала. Так сильно».

«И я, дитя моё. И я».

Они молчали несколько секунд, просто глядя друг на друга через магическое соединение.

«Мама, — наконец сказала Анна. — Я хочу тебя видеть. Лично. Я хочу вернуться домой. Хотя бы на несколько дней».

Мать замолчала. Её лицо стало грустным.

«Дома больше не существует, Анечка. Наше имение было конфисковано государством двадцать лет назад. Продано какому-то аристократу. Мы с твоей тётей живём в маленьком доме на окраине города. Две комнаты. Крошечная кухня. Это не… это не то место, которое ты помнишь».

«Мне всё равно, — твёрдо сказала Анна. — Дом — это не здание. Дом — это семья. Я вернусь, мама. Скоро. Я обещаю».

Мать улыбнулась сквозь слёзы. «Я буду ждать».

Кристалл погас.

Анна сидела в темноте своего нового кабинета — Главы Гильдии — и плакала. Впервые с суда. Не от боли. От облегчения. От понимания, что несмотря на всё — власть, статус, славу — ей всё ещё нужна простая вещь. Любовь матери.

На следующее утро Максим нашёл Анну в старом заброшенном балетном зале. Том самом, где они тренировались в первые дни. Где она впервые показала ему «Танец призраков».

Она стояла у окна, глядя на город внизу. Её силуэт был неподвижным, но Максим чувствовал напряжение в её позе.

«Ты не ночевала в своей комнате, — сказал он. — Ирина волнуется».

«Я не могла спать».

Максим подошёл ближе. «Что случилось? Ты победила. Громов арестован. Твой отец оправдан. Ты — Глава Гильдии. Это триумф».

Анна повернулась к нему. Её лицо было бледным, глаза красными.

«Я убила людей, Максим. Много людей. Во время тренировок, на контрактах, в погонях. Я оправдывала это тем, что они были врагами. Что это необходимо. Но теперь… теперь я не знаю».

Она опустилась на пол, обхватила колени руками.

«Может быть, они были просто людьми, пойманными в паутину обстоятельств, как и я? У них были семьи, мечты, надежды. И я забрала это у них. Одним движением клинка».

Максим сел рядом. Взял её руку.

«Ты не убийца, Анна. Ты воительница. Разница огромна. Убийца убивает ради убийства, ради удовольствия, ради денег. Воительница убивает ради защиты. Ты защищала себя, свою команду, невинных. Белова. Это справедливо».

«Но если справедливость требует смерти… может, нужна другая справедливость?» — прошептала Анна.

Максим не знал, что ответить. Он просто обнял её, позволяя ей плакать на его плече.

Через неделю после назначения Анна и Алексей объявили о помолвке. Союз Гильдии Тени и Гильдии Серебряного Клинка. Это было не просто личное решение — это был политический альянс, который изменит баланс сил в империи.

Бал в честь помолвки был организован в Большом дворце — резиденции королевской семьи. Тысячи гостей. Музыка, танцы, роскошь.

Анна была одета в серебристое платье, расшитое чёрными узорами — символами обеих Гильдий. Алексей в официальном костюме Наследника Гильдии — чёрный с серебряными нитями.

Они танцевали. Настоящий танец, как в балете. Па-де-де — танец двоих. Их движения были совершенной гармонией. Он поддерживал её в прыжках. Она вращалась в его руках. Каждое движение было продолжением другого.

Зрители смотрели, затаив дыхание. Это было не просто представление. Это было произведение искусства.

Когда музыка закончилась, они замерли в финальной позе — Анна на одной ноге, другая вытянута назад, руки Алексея поддерживают её талию.

Зал взорвался аплодисментами.

Но когда они отошли от центра, Анна тихо спросила Алексея:

«Если я откажусь от власти. Если я откажусь от Гильдии, от всего этого. Ты всё ещё будешь любить меня?»

Алексей остановился. Посмотрел на неё серьёзно.

«Да. Я люблю не Главу Гильдии. Я люблю Анну. Девушку, которая танцует, потому что не может не танцевать. Которая борется, потому что не может не бороться. Которая плачет ночами от вины за убитых врагов, потому что её сердце ещё способно чувствовать. Я люблю тебя. Не твой статус».

Анна обняла его. Крепко. «Спасибо. За то, что ты настоящий».

Но мир не позволял долго наслаждаться счастьем.

Когда бал был в разгаре, к Анне подошёл незнакомец. Мужчина в чёрной маске, закрывающей верхнюю половину лица. Но нижняя была видна — аристократические черты, тонкие губы, холодная улыбка.

«Поздравляю с победой, Теневая, — его голос был мягким, почти дружелюбным. Но холод в нём пробирал до костей.

«Кто вы?» — Анна инстинктивно положила руку на место, где обычно висели клинки. Но сегодня она была без оружия.

«Просто наблюдатель. Ценитель хорошо сыгранных партий. Громов был лишь инструментом, знаете ли. Инструментом, который больше не нужен. Я его отправил. Я приказал убить твоего отца двадцать лет назад. И я буду наблюдать, как ты будешь разбита, как ты последуешь за ним».

Анна шагнула к нему, но он уже двигался к выходу. «Стража! Остановите его!»

Стражники бросились за незнакомцем, но когда достигли коридора, он исчез. Буквально. Как будто растворился в воздухе.

Алексей схватил Анну за руки. «Кто это был?»

«Настоящий враг, — прошептала она. — Тот, кто стоит над Громовым».

Следующие дни Анна, Максим, Ирина и Эллада начали расследование. Кто этот человек в маске? Кто обладает властью приказывать Директору Академии?

Их поиски привели к нескольким именам. Аристократические семьи, каждая могущественнее другой. Князь Василий Адомский. Герцог Николай Волконский. Граф Михаил Орлов.

Каждый имел мотив. Каждый имел власть. Каждый скрывал тайны.

Восьмая Школа тем временем росла. Сотни студентов записывались на уроки танца. Девушки и юноши из всех слоёв общества. Балет становился не просто искусством, но оружием, инструментом социальных изменений.

Консервативные Школы возмущались, но не могли ничего сделать. Восьмая Школа была защищена Советом и поддержана двумя великими Гильдиями — Тени и Серебряного Клинка.

Поздно ночью, через неделю после бала, в кабинет Анны постучал Учитель Григорий. Его тело ещё не полностью восстановилось, он опирался на посох.

«Анна. Мне нужно поговорить с тобой».

Она впустила его. Налила чай. Они сели напротив друг друга.

«Я знаю, кто был в маске, — сказал Григорий без прелюдии.

Анна замерла. «Кто?»

«Князь Василий Адомский. Один из самых влиятельных людей в государстве. Его семья контролирует половину торговых путей империи. Он советник короля. У него больше власти, чем у некоторых министров».

Григорий достал старые документы. Пожелтевшие, истрёпанные.

«Двадцать лет назад семья Адомских готовила переворот. Тихий, бескровный. Они планировали заменить короля марионеткой, контролировать трон из тени. Твой отец узнал об этом. Он был чист сердцем, не мог молчать. Он пытался сообщить Совету. Но не успел».

«Адомский его убил».

«Адомский приказал Громову устранить твоего отца. Громов был его человеком с самого начала. Вся карьера Громова — результат покровительства Адомского».

Анна сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.

«И что с ним теперь? Он неприкасаем?»

«Практически. У него связи в королевском дворе. У него армия наёмников. Частная магическая академия. Если ты выступишь против него открыто, он раздавит тебя».

«Тогда не открыто, — холодно сказала Анна. — Я ассасин. Я знаю, как действовать в тени».

Григорий посмотрел на неё долго. «Анна. Это опасно. Если ты начнёшь войну с Адомским…»

«Я уже в войне. Он начал её двадцать лет назад, когда убил моего отца. Теперь я закончу её».

Григорий кивнул. «Тогда я помогу. Чем смогу».

Анна стояла у окна своего кабинета. Город внизу спал. Тысячи огней, как звёзды на земле.

Она держала дневник отца. Открыла на последней странице.

«Честь не даётся. Честь берётся. Моя дочь, если ты читаешь это… знай: я люблю тебя. И я верю, что ты сильнее, чем думаешь».

Анна закрыла дневник. Посмотрела на своё отражение в тёмном стекле.

Новый враг. Более могущественный. Более опасный.

Но она больше не была той напуганной девочкой, которая пришла в Академию год назад. Она была Главой Гильдии. Основательницей Школы. Женщиной, изменившей империю.

И танец продолжался.

Глава 39: Тень над городом

Приглашение пришло через магического курьера. Чёрный конверт с печатью князя Василия Адомского — волк, окружённый звёздами. Бумага пахла дорогими духами и властью.

«Анастасия Теневая, Глава Гильдии Тени. Приглашаю вас на приём в моём дворце завтра в полдень. Мы должны обсудить будущее. Наше общее будущее. Василий Адомский».

Анна держала приглашение, стоя у окна своего кабинета. Город внизу жил своей жизнью — торговцы кричали на рынках, студенты спешили на уроки, стражники патрулировали улицы.

Алексей вошёл в кабинет без стука. Увидел письмо в её руках.

«Это от него».

«Да».

«Ты не пойдёшь. Это ловушка».

Анна повернулась к нему. «Я должна. Мне нужно встретиться с ним. Увидеть врага лицом к лицу. Понять, с чем я сражаюсь».

«Анна, он убил твоего отца. Он может убить и тебя».

«Не на официальной встрече. Не в своём дворце, куда я пришла по приглашению. Это создаст слишком много вопросов. Нет, Адомский хочет чего-то другого. Переговоров. Сделки».

Алексей сжал кулаки. «Тогда я иду с тобой».

«Нет. Если мы оба окажемся в ловушке, некому будет продолжить борьбу. Ты останешься здесь. Ты — моя страховка».

Они смотрели друг на друга долго. Затем Алексей обнял её, крепко, отчаянно.

«Вернись. Обязательно вернись».

На следующий день, ровно в полдень, Анна подошла к воротам дворца Адомского. Здание было массивным — четыре этажа из чёрного мрамора, с башнями по углам. Оно больше напоминало крепость, чем резиденцию аристократа.

Охрана пропустила её без вопросов. Десятки стражников в чёрной броне стояли неподвижно, как статуи. Но Анна чувствовала их взгляды на себе. Оценивающие. Готовые к действию.

Её провели через длинные коридоры, украшенные портретами предков Адомского. Суровые лица, холодные глаза. Поколения власти, смотрящие на неё.

Князь Василий ждал в своём кабинете. Комната была огромной — высокие потолки, книжные полки от пола до верха, огромное окно с видом на город. За массивным столом из красного дерева сидел сам князь.

Высокий, худой, с холодными голубыми глазами. Ему было около пятидесяти, но он выглядел старше — не от возраста, а от тяжести власти, которую нёс. Седые волосы аккуратно причёсаны. Лицо бледное, аристократическое. Одет в простой чёрный костюм без украшений.

Он встал, когда она вошла. Поклонился.

«Анастасия. Добро пожаловать. Я рад, что ты приняла моё приглашение».

Анна не ответила на поклон. Просто встала перед столом.

«Зачем вы пригласили меня?»

Адомский улыбнулся. Не зло — почти дружелюбно. «Прямо к делу. Я ценю это. Садись, пожалуйста».

Анна осталась стоять. «Я не заинтересована в общем языке с убийцей моего отца».

Улыбка не сошла с лица Адомского. «Твой отец был упрямцом. Ты унаследовала эту черту. Но позволь мне объяснить».

Он прошёл к окну, встал спиной к ней. Классический трюк — демонстрация доверия, или приглашение атаковать его со спины. Анна не двигалась.

«Двадцать лет назад наша империя была на краю хаоса. Король терял контроль. Придворные плели заговоры. Военные готовились к мятежу. Моя семья… мы видели решение. Тихий переворот. Замена слабого короля сильным регентом. Минимум крови. Максимум стабильности».

Он повернулся к ней.

«Твой отец узнал об этом. Он хотел выдать заговор Совету. Если бы он это сделал, началась бы гражданская война. Тысячи людей погибли бы. Империя разорвалась бы на куски. Я… я предотвратил катастрофу. Устранив одного человека».

«Убив одного честного человека», — холодно сказала Анна.

«Да, — кивнул Адомский без тени смущения. — И я бы сделал это снова. Тысячи жизней за одну. Это честный обмен. Ради блага государства».

Анна почувствовала, как ярость кипит в груди. Но контролировала её. Холодная. Сосредоточенная.

«Ваше „благо государства" стоило жизни моего отца. Разрушило мою семью. Обрекло мою мать на двадцать лет нищеты».

«И я сожалею об этом, — Адомский сел обратно за стол. — Искренне. Дмитрий был хорошим человеком. Но хорошие люди иногда должны умирать ради того, чтобы плохие вещи не случились».

Он открыл ящик стола, достал документ.

«Но прошлое прошло. Я пригласил тебя сюда говорить о будущем. Я предлагаю тебе сделку».

«Сделку?»

«Прекрати расследование. Забудь о моём участии в смерти твоего отца. В обмен я не буду мешать твоей Гильдии. Не буду препятствовать Восьмой Школе. Более того, я стану твоим покровителем. С моей поддержкой ты станешь одной из самых влиятельных людей в империи. Власть. Богатство. Безопасность для твоих близких. Всё это может быть твоим».

Анна смотрела на него долго. Тишина повисла в воздухе, тяжёлая, как свинец.

Затем она сказала, голос ровный, как лёд:

«Я дам вам три дня на то, чтобы собрать доказательства вашего преступления и признаться перед Советом. Если вы этого не сделаете — я сама приведу вас к Совету. В цепях».

Адомский откинулся на спинку кресла. Кивнул, словно это было ожидаемо.

«Тогда началась война, Анастасия. Настоящая война. Не игры. Не поединки на аренах. Война, где выигрывает тот, у кого больше ресурсов, больше союзников, больше власти. И у меня всего этого намного больше, чем у тебя».

«Мы увидим».

Анна развернулась и пошла к выходу. У двери остановилась.

«Моё отец однажды сказал: „Честь не даётся. Честь берётся". Я беру её. Из ваших мёртвых рук, если понадобится».

Она ушла, не оглядываясь.

В тот же вечер Анна собрала команду в секретной комнате под Гильдией Тени. Максим, Ирина, Эллада, Алексей, Учитель Григорий. Все, кому она доверяла.

«Адомский не сдастся добровольно, — сказала она. — Нам нужны доказательства его преступлений. Прямые, неопровержимые. Они должны быть в его дворце. Документы. Письма. Записи».

Максим нахмурился. «Ты говоришь о проникновении во дворец одного из самых могущественных людей империи. Это… это объявление войны».

«Война уже началась, — спокойно ответила Анна. — Двадцать лет назад, когда он убил моего отца. Я просто заканчиваю её».

Алексей положил руки на стол. «Дворец защищён. Магия. Охрана. Ловушки. Даже если мы проникнем, как мы выберемся?»

Ирина усмехнулась. «Через крышу. У меня есть план».

Эллада открыла глаза. «Я вижу… кровь. Много крови. Но чью — неясно».

Григорий постучал посохом по полу. «Это безумие. Но правильное безумие. Я помогу. Чем смогу».

Они начали планировать операцию.

Ночь была безлунной. Идеальная для проникновения.

Команда подошла к дворцу Адомского с трёх сторон. Максим у главного входа — отвлекающий манёвр. Ирина на крыше соседнего здания — прикрытие огнём. Эллада в безопасном месте в километре — связь через магию, направление команды.

И Анна. В самом сердце операции.

Она использовала «Танец во мраке» — технику, созданную в подземелье. Скользила по теням, невидимая, неслышимая. Её движения были совершенны. Каждый шаг — па-де-бурре. Каждый прыжок — гран-жете. Балет проникновения.

Охранники патрулировали коридоры, но не видели её. Магические ловушки срабатывали на движение, но она двигалась так плавно, что сенсоры не реагировали.

Она поднималась выше. Второй этаж. Третий. Четвёртый. К личным апартаментам Адомского.

Кабинет князя был заперт тройным магическим замком. Но Анна училась у лучших. Потребовалось пять минут, чтобы взломать все три.

Внутри — стол, заваленный документами. Папки. Письма. Записи.

Анна начала быстро сортировать. Большинство — обычная переписка. Но затем она нашла то, что искала.

Тайная папка, спрятанная в ложном дне ящика. Документы о заговоре. Планы переворота. Приказы об убийстве.

И — её дыхание остановилось — письмо.

В почерке отца. Написанное за день до его смерти.

«Моя дорогая Анна. Если ты читаешь это, значит, я не смог остановить заговор. Адомский планирует переворот. Я собрал доказательства, но боюсь, что меня устранят, прежде чем я смогу передать их Совету.

Ты — моя надежда. Моя маленькая танцовщица. Однажды ты станешь сильной. Сильнее, чем я. И ты закончишь то, что я начал.

Помни: честь не даётся. Честь берётся. Борись за неё. Всегда.

Я люблю тебя. Папа».

Слёзы катились по щекам Анны, но она не позволяла себе рыдать. Не здесь. Не сейчас.

Она собрала все документы, спрятала их в сумку.

Но когда она повернулась к выходу, сработала сигнализация. Магический кристалл на потолке вспыхнул красным светом. Тревога.

«Чёрт».

Голос Эллады в её голове, через магическую связь: «Анна! Охрана идёт! Выходи! Сейчас!»

Бой во дворце

Анна выбежала из кабинета. В коридоре уже стояли охранники. Десять. Двадцать. Вооружённые мечами и магией.

Не было времени на осторожность. Только на скорость.

Она атаковала. «Танец смерти».

Её клинки вспыхнули серебром. Первый охранник даже не успел крикнуть — удар в горло, не смертельный, но выводящий из строя. Второй замахнулся мечом — она ушла под удар пируэтом, её клинок прошёл по его руке, заставив выронить оружие.

Маги начали заклинания. Огненные шары летели к ней. Анна прыгнула, гран-жете на три метра, приземлилась на перила лестницы, скользнула вниз.

Ирина, с крыши соседнего здания, выпустила серию стрел через окна. Точные удары выбили магов из концентрации.

Максим, услышав сигнал, активировал отвлекающий план. Взрыв у главного входа. Половина охраны побежала туда.

Анна мчалась по коридорам. Третий этаж. Второй. Первый.

Эллада направляла её голосом в голове: «Налево! Быстро! Группа из пяти человек справа!»

Анна свернула налево, избежала встречи с охраной.

Главный вход. Максим стоял там, его щит вибрировал от магических атак.

«Бежим!» — крикнула Анна.

Они выбежали из дворца. Ночь поглотила их.

Конец главы

Но у ворот дворца стоял кто-то. Одна фигура, без охраны, без оружия.

Князь Василий Адомский.

Он смотрел на них спокойно, руки скрещены за спиной.

«Ты забрала документы, — его голос был тихим, но слышным. — Молодец. Ты действительно дочь своего отца. Упрямая. Храбрая. Глупая».

Анна остановилась. Подняла клинок.

«Уходите с дороги. Или я пройду через вас».

Адомский улыбнулся. «Нет. Ты уйдёшь. Потому что документы — это не власть, Анастасия. Власть — это люди. Связи. Ресурсы. У тебя есть бумаги. У меня есть армия. Половина Совета. Король мне должен».

Он сделал шаг вперёд.

«Я готовлюсь к войне. Настоящей войне. И я побеждаю войны. Всегда».

Анна подняла клинок к его горлу. «Тогда начнём. Здесь. Сейчас».

Адомский не двинулся. Даже не дрогнул.

«Нет. Не сегодня. Ты не убийца, помнишь? Ты воительница. А воительницы не убивают безоружных людей в холодной крови».

Он был прав. Она не могла.

«Иди, — сказал Адомский. — Отнеси свои документы Совету. Посмотрим, поверят ли они тебе. Или мне. Дай себе время подумать о том, во что ты ввязалась. Может, ты пересмотришь свой выбор».

Анна опустила клинок. Развернулась.

«Я не передумаю».

Она и команда исчезли в ночи, оставив Адомского стоять у ворот своего дворца.

Князь смотрел им вслед. Затем тихо сказал в пустоту:

«Война началась, маленькая танцовщица. И ты проиграешь».

В тени дворца зашевелились десятки фигур. Агенты. Убийцы. Целая армия, готовая к действию.

Анна унесла документы. Но Адомский унёс нечто большее — инициативу.

И в сердце империи начинала разгораться война, которая изменит всё.

Конец первой книги «Танец клинков». Продолжение следует во второй книге «Тень империи».

Глава 40: В преддверии бури

Рассвет ворвался в кабинет Совета Академии через высокие окна. Анна стояла перед восемью членами Совета, держа в руках папку с документами — доказательствами преступлений князя Василия Адомского.

Зал был переполнен. Не официально, но слухи разлетелись быстро. Студенты, преподаватели, представители других Гильдий — все собрались в коридорах, ожидая решения.

Старший судья Виссарион взял документы из рук Анны. Медленно перелистывал страницы. Его лицо оставалось непроницаемым, но другие члены Совета не могли скрыть шок.

Мастер Школы Меча прочитала один из приказов об убийстве. «Это… это подпись Адомского. Я узнаю её. Я видела её на официальных документах».

Леонид Острый, который всё ещё не любил Анну, но не мог отрицать очевидного, кивнул. «Документы легитимны. Печати настоящие. Это не подделка».

Виссарион отложил последнюю страницу. Посмотрел на Анну долго.

«Документы законны. Доказательства убедительны. Князь Василий Адомский виновен в заговоре, убийстве, измене».

Зал за стенами взорвался шумом.

«Но, — продолжил Виссарион, — князь Адомский — один из самых могущественных людей в империи. Советник короля. Глава крупнейшей аристократической семьи. Его арест вызовет политический кризис».

Анна шагнула вперёд. Её голос был холодным, как сталь.

«Справедливость требует его ареста. Или Совет признаёт себя инструментом власти, а не правосудия?»

Тишина. Члены Совета переглянулись.

«Голосование, — сказал Виссарион. — Все за арест князя Адомского поднимите руки».

Четыре руки поднялись. Мастер Школы Меча, Мастер Школы Посоха (Учитель Григорий временно заменял его), Мастер Школы Лука, Мастер новой Восьмой Школы — сама Анна.

«Против?»

Четыре руки. Леонид Острый, Мастер Школы Копья, Мастер Школы Кулака, Мастер Школы Цепи.

Ровно. Четыре против четырёх.

Все повернулись к Виссариону. Старший судья имел решающий голос.

Старик сидел неподвижно долго. Слишком долго. Его глаза были закрыты, как будто он молился.

Затем он открыл их. Посмотрел на Анну.

«Я видел слишком много компромиссов в своей жизни. Слишком много раз мы отступали от справедливости ради „политической стабильности". И каждый раз мир становился немного хуже».

Он поднял руку.

«Я голосую за арест князя Адомского. Пусть справедливость восторжествует, даже если небеса рухнут».

Зал взорвался. Крики. Аплодисменты. Шок.

Виссарион стучал молотком. «Стража Совета! Немедленно отправляйтесь во дворец Адомского и арестуйте князя!»

Но когда стража прибыла во дворец, они нашли его пустым.

Все слуги исчезли. Все охранники ушли. Кабинет Адомского был тщательно очищен — ни одного документа, ни одной записи.

Капитан стражи вернулся в Совет с докладом: «Дворец пуст. Князь исчез. Вероятно, покинул город».

Максим, стоявший рядом с Анной, пробормотал: «Он знал. Он знал, что ты предоставишь доказательства Совету».

«Тогда он в бегах, — ответила Анна. — Но бежать можно только в одно место — к своим союзникам. И они будут вынуждены действовать. Скоро».

Алексей подошёл к ней. «Мой отец получил информацию. Адомский собирает армию. Наёмников, тёмных магов, предателей из правительства. Он готовится к перевороту. Настоящему».

Анна кивнула. Она ожидала этого.

«Тогда мы тоже готовимся к войне».

В тот же день Анна отправилась домой. Не в свои апартаменты Главы Гильдии. В настоящий дом. Маленький дом на окраине города, где жила её мать.

Здание было скромным. Два этажа, покосившийся забор, старые ставни. Но когда Анна постучала в дверь, и она открылась, её встретило лицо, которое она не видела двадцать лет в этой жизни.

Мать.

Она постарела. Седые волосы, морщины вокруг глаз, руки, изношенные тяжёлым трудом. Но глаза — те же добрые, любящие глаза, что Анна помнила.

«Анечка…»

Они обнялись. Стояли в дверях, обнимаясь, плача. Мать гладила волосы дочери, шептала её имя снова и снова.

«Моя малышка. Ты выросла. Ты стала такой сильной».

Внутри дома было тепло. Простая мебель, потёртый ковёр, но чисто и уютно. Мать усадила Анну за стол, налила чай.

«Мама, — начала Анна. — Я должна рассказать тебе правду. О том, кто я. Как я жила. Что я делала».

И она рассказала. Обо всём. О первых днях в Академии. О тренировках. О Восьмой Школе. О контрактах. О смертях. О любви к Алексею. О войне с Громовым. О грядущей войне с Адомским.

Мать слушала молча. Не перебивала. Не осуждала. Её лицо менялось — от ужаса к гордости, от страха к пониманию.

Когда Анна закончила, мать взяла её руки в свои.

«Я горжусь тобой, — сказала она просто. — Твой отец был бы горд. Ты стала тем, кем он хотел быть — воительницей справедливости».

Затем её лицо стало серьёзным.

«Но, Анечка, я опасаюсь. Война приближается. Я это чувствую. Адомский не просто так исчез. Он готовит что-то большое. Что-то страшное».

«Я знаю, мама. Но я не могу отступить. Если я отступлю, его победа будет полной».

Мать кивнула. «Тогда иди. Борись. Но обещай мне — вернись. Живой».

Анна обняла её. «Обещаю».

Ночью Алексей ждал Анну на крыше Академии. Их место. Там, где они встречались так много раз, где он впервые поцеловал её, где они говорили о будущем.

Город внизу сверкал огнями. Тысячи жизней, не знающих о грядущей войне.

«Мой отец говорит, что Адомский готовит переворот, — сказал Алексей без прелюдий. — Он собирается захватить власть. Убить короля. Установить диктатуру. И он… он пригласил меня присоединиться к нему».

Анна замерла. «Что?»

«Адомский пришёл к моему отцу. Предложил союз. Гильдия Серебряного Клинка будет второй по влиянию после его режима. Взамен мы должны поддержать переворот».

«И что сказал твой отец?»

Алексей улыбнулся. Не весело — горько.

«Он сказал, что подумает. Дал Адомскому надежду. Но когда князь ушёл, отец собрал Совет Гильдии. Мы голосовали. Единогласно против».

Он повернулся к Анне.

«Я сказал отцу: я с Анной. И Гильдия будет с ней. Если это означает войну — пусть будет война. Мы выбираем справедливость».

Анна почувствовала, как слёзы подступают. Она обняла его, крепко.

«Спасибо. За выбор. За меня».

Они поцеловались. Долго. Отчаянно. Как будто это был последний поцелуй.

«Что бы ни случилось завтра, — прошептал Алексей, — знай: я люблю тебя. Не Главу Гильдии. Не основательницу Школы. Просто Анну. Девушку, которая танцует, потому что не может не танцевать».

«Я тоже люблю тебя, — ответила она. — И если мы переживём эту войну… я выйду за тебя замуж. Настоящая свадьба. Не политический союз».

«Тогда у меня есть причина выжить».

На следующий день Анна собрала команду в заброшенном балетном зале. Их первой тайной базе. Там, где всё начиналось.

Максим, Ирина, Эллада, Учитель Григорий. Все, кто прошёл с ней этот путь.

«Впереди — война, — начала Анна. — Настоящая война. Не турнир. Не поединок. Война, где люди умирают. Где нет правил. Где победитель определяется кровью».

Она посмотрела на каждого из них.

«Я не могу приказать вам идти. Я могу только просить. Вы — моя семья. Вы можете отступить. Уехать из города. Спастись. Никто не будет вас осуждать».

Максим встал первым. «Ты шутишь? После всего, что мы прошли? Я с тобой. Всегда. До самого конца».

Ирина встала. «Я не знала, зачем я живу, пока не встретила вас. Вы дали мне цель. Справедливость. Я воительница справедливости. И я буду сражаться за неё».

Эллада встала, её глаза были закрыты. «Я видела это будущее. Я видела боль, кровь, смерть. Но я видела также победу. Далёкую. Неясную. Но возможную. Если мы не сдадимся».

Учитель Григорий встал последним, опираясь на посох. «Я потерял многое из-за трусости. Двадцать лет я жил с виной. Теперь я выбираю смелость. Я буду рядом с вами. До конца».

Они сложили руки в центре круга. Как в первый день после победы над Бориском. Как команда. Как семья.

«Восьмая Школа, — произнесла Анна. — Школа Танца. Школа Справедливости. Школа Тех, Кто Не Сдаётся. Мы идём вперёд. В танец смерти».

Вечером, в одиночестве своего кабинета, Анна села за стол. Достала чистый лист бумаги. При свечах, рукой, которая дрожала, начала писать.

«Папа.

Я знаю, ты не сможешь это прочитать. Но я надеюсь, что ты услышишь меня откуда-то из-за пределов этого мира.

Я восстановила твоё имя. Доказала, что ты был невиновен. Но я не останавливаюсь здесь. Впереди — война с человеком, который убил тебя. Война за справедливость. За то, во что ты верил.

Я могу не вернуться. Я могу пасть, как пал ты. Но если я паду, знай: я боролась за правду. Как ты учил меня. Честь не даётся. Честь берётся.

Я люблю тебя. Всегда любила. Всегда буду любить.

Твоя дочь, Анна».

Она сложила письмо, запечатала воском с печатью Гильдии Тени. Оставила на столе с надписью: «Открыть в случае моей смерти».

Глубокой ночью Анна пришла в Большой театр Санкт-Петербурга. Здание было закрыто, но она знала тайный вход — тот, что использовала в прошлой жизни, когда была примой-балериной.

Сцена встретила её тишиной. Пустые ряды, тёмный зал, только лунный свет через высокие окна.

Она встала в центр сцены. Сняла боевую одежду. Осталась в простом трико балерины.

И начала танцевать.

Не «Танец призраков». Не боевую хореографию. Просто танец. Чистый, прекрасный балет.

Она танцевала свою историю. От одной жизни к другой. От Большого театра к аренам смерти. От балерины к воительнице. От девочки к женщине.

Адажио — медленное, грациозное движение. Воспоминания о матери, об отце, о детстве.

Аллегро — быстрое, энергичное. Бои, тренировки, победы.

Гран-жете — большой прыжок. Полёт. Свобода. Надежда.

Пируэт — вращение. Снова и снова. Жизнь, смерть, возрождение.

Каждое движение было слезой. Каждый прыжок — молитвой. Каждое вращение — прощанием.

Когда она завершила танец, она стояла в центре пустой сцены. Одна. Дыша тяжело. Лицо в слезах.

Из тени вышел Алексей. Он смотрел на неё, его собственные глаза были влажными.

«Это было прекрасно. Самое прекрасное, что я видел».

«Это было всё, что я могу оставить после себя, — прошептала Анна. — Если меня не будет. Танец. Память о танце».

Алексей подошёл к ней. Взял её руки.

«Ты будешь. Ты выживешь. Потому что у тебя есть причина жить. У нас есть причина жить. Вместе».

Они обнялись. Стояли в центре пустой сцены, двое влюблённых перед войной.

Рассвет пришёл слишком быстро.

Анна стояла на башне Академии Теней. Внизу, на главной площади города, собиралась её армия.

Не большая. Несколько сотен студентов Восьмой Школы, одетых в чёрное с серебром. Воины Гильдии Серебряного Клинка — две сотни лучших бойцов. Студенты других Школ, которые верили в справедливость — ещё сотня.

Около тысячи человек. Против армии Адомского.

На противоположной стороне площади, в километре от них, стояла армия князя. Тысячи солдат в чёрной броне. Наёмники из южных земель. Тёмные маги в капюшонах. Предатели из городской стражи. Даже несколько аристократов с их личными войсками.

Три, может четыре тысячи. Против тысячи.

Выглядело безнадёжно. Выглядело, как будто Анна обречена.

Но она улыбнулась.

Она достала свои клинки — «Лебединые крылья». Они засверкали в утреннем солнце, серебро против золота рассвета.

Она подняла их высоко над головой. Её голос, усиленный магией Потока, разнёсся по всему городу:

«Я — Анастасия Теневая! Глава Гильдии Тени! Основательница Восьмой Школы Танца! Дочь Дмитрия Теневого, честного человека, убитого за правду!»

Её люди закричали в ответ. Тысяча голосов, как единый рёв.

«Двадцать лет назад моего отца казнили за то, что он выбрал справедливость над подчинением! Сегодня мы стоим на том же перекрёстке! Справедливость или власть! Правда или ложь! Свобода или рабство!»

Она опустила клинки, направив их в сторону армии Адомского.

«Я выбираю справедливость! Я выбираю правду! И если небеса рухнут — пусть рухнут! Но справедливость восторжествует!»

Её армия взревела. Клинки поднялись вверх. Луки натянулись. Магия вспыхнула.

На противоположной стороне князь Василий Адомский стоял на возвышении. Он не кричал. Просто поднял руку.

И началась война.

Армии двинулись друг к другу. Земля дрожала от тысяч шагов. Воздух наполнился магией, предчувствием смерти, запахом крови, которая скоро прольётся.

Анна стояла на башне ещё мгновение. Посмотрела на своих друзей. Максим с щитом. Ирина с луком. Эллада с закрытыми глазами. Алексей с клинком.

«Это танец, — прошептала она. — Финальный танец. Танец, который решит будущее».

Она спрыгнула с башни. Падала вниз. Двадцать метров. Ветер свистел в ушах.

В последний момент активировала Поток. Приземлилась мягко, как кошка. Поднялась. Побежала к битве.

И мир взорвался огнём, кровью и сталью.

КОНЕЦ ЧАСТИ 3: ЦЕНА СЛАВЫ

«Танец продолжается. Даже когда музыка смолкает. Даже когда сцена рушится. Танец — это жизнь. А жизнь никогда не сдаётся».

— Из дневника Анастасии Теневой

Продолжение следует в Части 4: «Империя теней»

АКТ II: Танец мести

ЧАСТЬ 4: Побег и изгнание

ГЛАВА 41: Шёпот в темноте

Ад имел имя. Подземелье Академии Теней. И для Анны Теневой это был её персональный, ледяной ад, где каждый удар сердца отсчитывал секунды до неминуемой казни.

День первый. Холод. Сырой, проникающий холод, который не отступал ни на секунду. Он поднимался от каменного пола, сочился из стен, капал с потолка, смешиваясь с запахом гнили и отчаяния. Анна сидела на комковатой, грязной соломенной подстилке, обхватив колени руками в тщетной попытке сохранить остатки тепла. Её камера была каменной коробкой, где три шага были роскошью, а потолок нависал так низко, что, казалось, давил на плечи, пригибая к земле.

Магические оковы на её запястьях были не просто металлом. Они были вампирами. Анна чувствовала, как они вытягивают из неё не только Поток, но и саму жизненную силу, оставляя после себя звенящую пустоту. Сила, которая позволяла ей танцевать на лезвии клинка, покинула её тело, оставив лишь хрупкую оболочку, которая едва могла двигаться. Она больше не была «Танцующей смертью», победительницей турнира, Основательницей Восьмой Школы. Она была просто девушкой в клетке, приговорённой к смерти.

День второй. Темнота. Не только физическая. Слабый, призрачный свет из узкой щели под потолком не разгонял мрак, а лишь подчёркивал его глубину, создавая зловещие тени, которые плясали на стенах, как демоны из ночных кошмаров. Темнота проникала в разум, отравляя воспоминания. Финал турнира, рёв восторженной толпы, гордая улыбка Учителя Григория, объятия Максима и Ирины, тёплый взгляд Алексея, слёзы счастья матери — всё это казалось далёким, нереальным сном, ложью, которую она сама себе придумала, чтобы выжить. Реальность была здесь — в этой камере, в этом холоде, в этой безнадёжности.

День третий. Отчаяние. Надежда, которая была её верным спутником все эти годы, начала угасать, как пламя свечи на ветру. Она вспомнила слова Громова, сказанные с холодной, триумфальной улыбкой: «Через неделю ты будешь казнена. Как и твой отец». История повторялась. Круг замыкался. Она, дочь Дмитрия Теневого, пошла по его стопам и пришла к тому же финалу — к эшафоту. Она проиграла.

Еду приносили раз в день. Железная миска с жидкой, безвкусной похлёбкой, от которой сводило желудок, и кусок чёрствого хлеба, твёрдого, как камень. Но Анна ела. Заставляла себя. Сглатывала каждый кусок, давясь от отвращения и слёз. «Даже если я умру, — шептала она себе, — я умру сражаясь, а не от голода в этой проклятой дыре».

Ночью, когда тишина в подземелье становилась абсолютной, нарушаемая лишь капающей с потолка водой и писком крыс, она услышала шёпот.

«Анна…»

Голос был слабым, хриплым, едва слышным. Но знакомым. Он доносился из соседней камеры, через небольшое отверстие в стене, пробитое временем, едва ли большее, чем кулак.

«Учитель Григорий?» — прошептала Анна, подползая к стене. Её сердце забилось быстрее, разгоняя холод.

«Да… дитя… я здесь…»

Она прижалась ухом к холодному камню. «Вы живы. Боги, вы живы».

«Едва», — в голосе Григория слышалась боль, смешанная с горькой иронией. — «Но разум… разум ещё работает».

И каждую ночь, в этой непроглядной тьме, Учитель Григорий рассказывал ей правду. Не ту, которую он осмелился произнести на суде. А ту, которую хранил в своём сердце двадцать лет, как яд, медленно отравляющий душу.

«Твой отец, Дмитрий, был не просто честным человеком, Анна, — шёпот Григория был едва слышен. — В мире убийц и заговорщиков он был опасным идеалистом. Реформатором. Он верил, что Гильдия Тени, что вся система ассасинов может служить не только золоту и власти, но и справедливости».

Анна слушала, затаив дыхание, впитывая каждое слово, как иссохшая земля впитывает воду.

«Он узнал о коррупции в Совете Гильдий. О так называемом «Чёрном союзе» — тайном альянсе глав самых могущественных Гильдий: Меча, Копья и Кулака. Они использовали средства Академии, налоги, которые платили простые граждане, для личного обогащения. Они покупали политиков, судей, вели тайные войны за торговые пути, устраняли конкурентов, прикрываясь контрактами Академии. Империя гнила изнутри, а они пировали на её костях, становясь богаче и могущественнее с каждым днём».

«Но главным организатором этой коррупционной схемы был не Громов», — продолжил Григорий, и Анна почувствовала, как холодок пробежал по её спине. — «Громов был лишь цепным псом, исполнителем, жаждущим власти. Настоящий кукловод, тёмный кардинал этой империи теней — князь Иван Волконский. Один из богатейших аристократов, глава древнего рода, чей герб — волк в огне — внушал страх всей знати. Он был тайным покровителем «Чёрного союза». Его семья веками стремилась к абсолютной власти. Ему мешала только одна сила — независимая Гильдия Тени, которая всегда стояла особняком, подчиняясь лишь собственному кодексу чести и королю. Твой отец, как Глава Гильдии Тени, был последним препятствием на его пути к трону».

Григорий замолчал, собираясь с силами. Его дыхание было прерывистым, болезненным.

«Дмитрий собрал доказательства. Документы, свидетельства, магические записи. Целый архив, который мог разрушить империю Волконского. Он собирался выступить на ежегодном собрании Совета Гильдий и разоблачить всех. За день до собрания его арестовали. Обвинили в измене. Доказательства, которые он собрал, исчезли. Громов, который тогда был заместителем директора, лично руководил арестом. Он был правой рукой Волконского. Его верным псом, получившим за это пост Директора».

Слёзы текли по лицу Анны, но она не издавала ни звука. Она просто слушала, и её сердце медленно превращалось в кусок льда.

«Я… я был там», — голос Григория дрогнул, наполнился невыносимым стыдом. — «Я видел всё. Я был другом твоего отца, Анна. Его лучшим другом. Он доверял мне. Он показал мне часть доказательств, просил помочь. Но у меня была семья. Жена, маленькая дочь… Люди Волконского пришли ко мне. Они не угрожали. Они просто показали мне магический кристалл. В нём моя дочь играла в саду, смеялась. А рядом, в тени дерева, стоял человек в чёрной маске. И он просто смотрел на неё».

Григорий зарыдал. Тихие, старческие, бессильные рыдания, эхом отдававшиеся в тишине подземелья.

«Они взяли мою семью в заложники. Сказали, что если я скажу хоть слово, я больше никогда не увижу ни жену, ни дочь. И я… я молчал. Я смотрел, как казнят моего лучшего друга. Как его имя смешивают с грязью. Как его дочь, маленькую девочку, объявляют дочерью предателя. И молчал. Двадцать лет я жил с этим грузом, Анна. Двадцать лет я был трусом».

Анна прижалась лбом к холодной стене. Боль в её сердце была острее, чем от любого клинка. Ненависть к Громову, которая казалась ей всепоглощающей, теперь выглядела детской обидой. Её враг был не просто человеком. Её враг был системой. Прогнившей, коррумпированной империей, которая пожирала своих лучших сыновей и возвышала худших.

Она чувствовала бессилие. Отчаяние. Её победа над Громовым на суде, её триумф, её так называемая месть — всё это было лишь спектаклем, поставленным настоящим кукловодом. Она была лишь пешкой в чужой игре, так же, как и сам Громов, который, как оказалось, тоже был всего лишь инструментом.

«Нет», — внезапно подумала она. В темноте её сознания вспыхнула искра. — «Нет».

Слова Григория о чести отца, о его попытке изменить мир, зажгли в ней новый огонь. Дикий, неукротимый. Это было уже не просто желание отомстить. Это было желание завершить то, что начал её отец. Уничтожить коррупционную систему до основания.

Это была уже не личная месть. Это была война. Её война.

На пятый день она приняла решение.

Ночью, когда тишина снова окутала подземелье, она прошептала через стену:

«Учитель. Спасибо».

«За что?» — удивился Григорий.

«За то, что рассказали мне правду. Всю правду. Вы дали мне то, чего у меня не было с самого детства. Цель».

«Какую цель, дитя? Мы в ловушке. Через два дня суд. А потом — казнь. Это конец».

«Нет», — голос Анны был твёрдым, как сталь. — «Суд будет спектаклем. Казнь — его финал. Но я не собираюсь играть в этом спектакле. Я напишу свой собственный финал».

«О чём ты говоришь?»

«Я сбегу, учитель. И я заберу вас с собой».

Григорий долго молчал. В его камере слышалось только прерывистое дыхание.

«Как? Оковы подавляют магию. Охрана патрулирует коридоры каждые полчаса. Стены толщиной в метр. Это невозможно, Анна. Никто не сбегал из этого подземелья за триста лет».

Анна улыбнулась в темноте. Улыбка была холодной, хищной, полной обещания боли.

«Я танцовщица, учитель. Моё тело — моё оружие. Мой разум — моя сцена. Даже в цепях. Даже в темноте». Она вспомнила свою прошлую жизнь, уроки в балетной академии. Анатомия. Биомеханика. Пределы человеческого тела, которые можно растянуть, сломать, а затем собрать заново.

«Танец может разрушить стены, учитель. Даже если это танец в темноте».

На седьмой день, в день суда, когда тяжёлые шаги двух стражников приблизились к её камере, они ожидали найти сломленную, плачущую девушку.

Вместо этого они нашли пустую камеру.

Солома была разбросана. Перевёрнутая миска из-под похлёбки валялась в углу. Магические оковы лежали на полу, раскрытые, как пасть зверя, упустившего свою жертву.

И на стене, нацарапанное острым камнем, было одно слово.

Простое. Насмешливое. Полное обещания.

«Антракт».

Танец не закончился. Он просто взял перерыв. И следующий акт обещал быть кровавым. Очень кровавым.

Глава 42: Танец в цепях

Слово «Антракт», нацарапанное острым камнем на стене пустой камеры, стало пощёчиной всей карательной системе Академии. Тревога взвыла по подземельям, её вой, усиленный магией, эхом отражался от каменных стен, будя даже самых крепко спящих стражников. Десятки факелов заметались по коридорам, выхватывая из темноты лишь пустые камеры, перевёрнутые миски и тени собственного страха. Триста лет эта тюрьма считалась абсолютно надёжной. Триста лет никто не мог прорвать её защиту. До сегодняшнего дня.

(Флешбэк: Шестая ночь в камере, за несколько часов до рассвета)

Побег начался не со взлома замка, а со взлома собственного тела. Это было тёмное, почти забытое знание из её прошлой жизни, изнурительные уроки по анатомии и биомеханике в балетной академии. Тогда ей говорили, что тело — это инструмент, который можно настроить, растянуть до немыслимых пределов, а если нужно — и сломать ради совершенства искусства. Теперь она ломала его ради жизни.

Лёжа на грязной, пахнущей гнилью соломе, Анна начала свой тихий, кровавый танец.

Первый акт: Боль.

Первым был большой палец левой руки. Она упёрла его в холодный каменный пол, извернулась и надавила всем весом своего ослабевшего тела. Острый, рвущий хруст, от которого потемнело в глазах. Анна вцепилась зубами в грязную тряпку, служившую ей одеялом, чтобы не закричать. Боль была адской, но она терпела, концентрируясь на цели. Палец вывихнут. Теперь её ладонь стала меньше, уже.

Второй акт: Агония.

Затем — запястье. Это было сложнее, больнее. Она использовала влажную, скользкую стену как опору, выворачивая руку под неестественным, выворотным углом, который заставил бы любого обычного человека потерять сознание. Хруст. Волна тошнотворной боли прокатилась по телу, заставляя желудок сжаться. Мир перед глазами на мгновение погас. Она едва не закричала, но удержалась.

Третий акт: Свобода.

С вывихнутым пальцем и запястьем её левая рука, измазанная кровью и грязью, стала достаточно узкой, чтобы начать протискиваться сквозь холодный металл магических оков. Медленно, миллиметр за миллиметром, сдирая кожу, она вытаскивала руку. Это была пытка. Но мысль об отце, о матери, об Алексее, о мести — давала ей силы. Наконец, с последним, рваным движением, рука была свободна.

(Настоящее время: Седьмой день, утро. Момент, когда стражники открывают дверь)

Анна быстро, почти не чувствуя боли, вправила суставы на место — ещё одна волна агонии, но на этот раз с привкусом триумфа. Затем она легла на пол, приняв неестественную, сломанную позу. Используя технику контроля дыхания, которой её учила мать для долгих и сложных выступлений на сцене, она замедлила сердцебиение до минимума. Тело похолодело. Она не дышала.

Когда молодой охранник Петя заглянул в смотровое окошко, он увидел то, чего боялся больше всего. Неподвижное, бледное тело. Его лицо исказилось от ужаса. «Эй! Теневая! Вставай!» — затряс он решётку. Тишина. В панике он позвал старшего — Ивана, грубого, ленивого ветерана с пивным животом.

«Опять симулянтка. Сейчас я её…» — проворчал Иван, открывая тяжёлую дверь камеры. Он вошёл первым, Петя — за ним, дрожа от страха.

В тот момент, когда Иван наклонился над Анной, она взорвалась движением. Её тело, как сжатая пружина, выпрямилось. Удар ладонью — точный, быстрый, в сонную артерию Ивана. Техника, которой её научил отец. Не смертельно, но эффективно. Ветеран рухнул на пол без звука.

Петя замер, его рот открылся в беззвучном крике. Анна посмотрела на него. В её глазах не было злобы. Только холодная, как лёд, решимость. «Прости, Петя. Ты хороший парень. Поэтому ты просто уснёшь». Удар в точку на шее. Петя осел на пол.

Анна забрала ключи с пояса Ивана. Один из них подошёл к оковам. Щелчок. Магия хлынула в её тело, как тёплая, живительная волна, наполняя её силой. Она взяла короткий меч Ивана и кинжал Пети. Освободила Григория.

«Ты… ты сделала это», — прошептал старый мастер, едва держась на ногах.

«Танец только начинается», — ответила Анна, и они исчезли в лабиринте подземелья.

Побег был смертельным танцем. Анна двигалась по коридорам, как призрак, ведя за собой ослабевшего Григория. Она не убивала. Она калечила. Ломала суставы, разрывала сухожилия. Её стиль стал жестоким, отчаянным. Это больше не было искусством ради красоты. Это было выживание, отточенное до совершенства балетной дисциплиной и годами тренировок ассасина.

Но в одном из нижних уровней они попали в засаду. В тупиковом коридоре, который вёл к старой пыточной камере. Элитный отряд «Чёрных плащей», личная гвардия Громова. Десять человек в зачарованной броне. Маги, воины. Они ждали.

«Это конец», — прохрипел Григорий, прислоняясь к стене.

Анна огляделась. Камера была заполнена орудиями пыток. С потолка свисали ржавые, массивные цепи. Её взгляд упал на них. Улыбка, холодная и хищная, появилась на её губах.

«Нет, учитель. Это сцена. И у меня есть реквизит».

Танец в цепях

Она прыгнула. Её ослабевшее тело едва подчинилось, но воля была сильнее. Она схватила ближайшую цепь, раскрутилась, используя инерцию. И начался новый танец. Танец в цепях.

Она использовала цепи как оружие, как продолжение своего тела. Била ими, как кнутом, дробя кости под бронёй. Обвивала шеи, ломая позвонки. Это был первобытный, яростный танец. Никакой грации. Только эффективность и холодная ярость.

Один из магов начал заклинание огня. Анна, в полёте между цепями, оттолкнулась от стены, бросила конец цепи. Металл обвил его руку с такой силой, что послышался хруст костей. Заклинание взорвалось в руках мага, охватив его пламенем.

Другой пытался атаковать мечом. Анна приземлилась, цепь в её руке стала смертоносным маятником. Удар по лицу, по шлему. Металл смялся, впечатавшись в череп. Он упал, захлёбываясь кровью.

Последним остался капитан «Чёрных плащей», мастер меча, чьё лицо было скрыто под глухим шлемом. Они сражались в полумраке, освещаемые лишь горящим телом мага. Искры летели от ударов их оружия. Анна использовала цепь, чтобы блокировать его атаки, обвивая его клинок, а затем, в один момент, обвила его шею. Она не душила. Просто держала.

«Где доказательства, которые Громов забрал у моего отца?» — прошептала она ему на ухо, её голос был ядом.

Капитан молчал, пытаясь вырваться.

Анна затянула цепь. «Где?»

«В… в тайном кабинете Директора… за портретом короля…» — прохрипел он.

Анна отпустила его. Он упал на колени, задыхаясь. Она не убила его. Он был нужен ей как свидетель. Или как напоминание Громову о её визите.

Кабинет Директора был пуст. Огромный портрет короля в золотой раме смотрел на них с высокомерием. Анна подошла к портрету, провела рукой по раме, ища скрытый механизм, о котором говорил отец в своих дневниках. Щелчок. Портрет отъехал в сторону, открывая тайный сейф.

Навыки, полученные в Гильдии, не пропали даром. Анна взломала замок за несколько секунд. Внутри лежала папка из дорогой кожи. Но не та, которую она ожидала найти.

Она открыла её. Документы. Карты передвижения войск. Списки имён. План Громова по свержению… князя Волконского.

«Что это?» — прошептал Григорий, заглядывая ей через плечо. Его лицо было бледным от шока.

«Это… это двойная игра», — поняла Анна. Её разум заработал с бешеной скоростью, складывая кусочки головоломки. — «Громов не был пешкой. Он был игроком, который хотел занять место своего хозяина. Он использовал меня, чтобы ослабить Волконского, спровоцировать его на открытые действия. Он хотел, чтобы мы уничтожили друг друга, а он пришёл бы на пепелище и забрал власть».

В этот момент дверь кабинета распахнулась. В проёме стояла стража. Десятки.

«Тревога! Они здесь!»

Анна схватила папку. «Бежим! Через окно!»

Они выпрыгнули из окна второго этажа, приземлившись на крышу соседнего здания. Анна успела забрать лишь часть документов Громова — самые важные, с планом и ключевыми именами.

Они стояли на крыше Академии, глядя на город внизу. Сирены выли. Магические огни патрулей пронзали ночную тьму. Стража была повсюду. Они были в ловушке.

В руках у Анны были доказательства двойной игры Громова. Но кому их показать?

«Мы не можем идти к Совету», — сказал Григорий, тяжело дыша. — «Они не поверят. Это слишком сложно, слишком запутано. Одна могущественная фракция против другой. Они скорее арестуют нас, чтобы не ввязываться в эту войну».

Анна смотрела вдаль. Её взгляд был устремлён на шпили королевского дворца, возвышающиеся над городом, как копья, пронзающие небо.

«Тогда мы пойдём к другому союзнику, — тихо сказала она. — К тому, кого Волконский боится больше всего. К единственному человеку в этой империи, кто стоит над ним. Над всеми ними».

Она повернулась к Григорию. В её глазах горел новый, опасный огонь.

«Мы пойдём к королю».

Глава 43: Город теней

Побег из подземелий Академии был не освобождением, а погружением в ещё более глубокий ад. Если Академия была золотой клеткой, то Санкт-Петербург Теней, раскинувшийся за её стенами, оказался безжалостными, голодными джунглями.

Анна и Учитель Григорий стали самыми разыскиваемыми преступниками в империи. Их портреты, нарисованные грубо, но с пугающей точностью, висели на каждом углу. «Особо опасные преступники. Беглецы. Обвиняются в измене и убийстве. Награда: десять тысяч золотых монет». Десять тысяч — целое состояние. Достаточно, чтобы любой нищий, любой голодный бродяга предал собственную мать, не то что двух незнакомцев.

Они были вынуждены скрываться там, где стража боялась появляться. В «нижнем городе» — в гниющих, зловонных трущобах, раскинувшихся у подножия сияющих аристократических кварталов.

Это был другой мир. Мир, который Анна видела лишь мельком во время выполнения контрактов. Теперь она была его частью. Узкие, кривыеулочки, где солнечный свет никогда не касался земли. Горы мусора, в которых копошились крысы размером с кошку. Дети с голодными, взрослыми глазами, одетые в лохмотья. Калеки, просящие милостыню. Пьяные драки, вспыхивающие из-за куска хлеба. Здесь не было правил чести, кодексов ассасинов, законов Академии. Только один закон — закон силы. Выживает сильнейший.

Анна, привыкшая к чистоте и порядку Академии, даже к спартанской простоте своей кельи, была в шоке. Она поняла, насколько привилегированной была её жизнь, даже в статусе изгоя. У неё всегда была крыша над головой, еда, возможность стать сильнее. У этих людей не было ничего.

По иронии судьбы, их первым убежищем стал старый, заброшенный театр «Лунная маска». Здание, когда-то бывшее жемчужиной нижнего города, теперь стояло в руинах. Бархатные кресла были порваны, сцена прогнила, а пыльные декорации напоминали скелеты давно умерших спектаклей. Здесь, среди сломанных манекенов с застывшими улыбками, они разбили свой первый лагерь.

Григорий, несмотря на свои раны, держался стойко. «Мы не можем оставаться здесь долго, — сказал он, осматривая их убежище. — Нам нужны союзники. А в этом городе союзников можно только купить. Либо кровью, либо золотом».

Золота у них не было. Значит, оставалась кровь.

В нижнем городе существовала своя власть — теневое правительство, состоящее из воровских гильдий, контрабандистов и глав подпольных бойцовских клубов. Самой могущественной фигурой в этом мире был человек по имени Крюк.

Его так прозвали не из-за отсутствия руки — обе у него были на месте. А из-за его хватки. Говорили, что если Крюк за что-то цеплялся — за власть, за деньги, за жизнь — он уже не отпускал.

Анна и Григорий нашли его в таверне «Бездонная глотка» — прокуренном, грязном месте, где воздух был густым от запаха дешёвого алкоголя и пота. Крюк сидел в дальнем углу, за массивным столом, окружённый своими телохранителями — огромными, молчаливыми мужчинами со шрамами на лицах.

Сам Крюк был невысоким, пожилым человеком с седой бородой и хитрыми, умными глазами, которые, казалось, видели человека насквозь. На его пальцах сверкали массивные золотые кольца.

«Мастер Теневая, — сказал он, когда Анна и Григорий подошли к его столу. Он даже не удивился. — Слухи о вашем побеге опередили вас. Говорят, вы оставили в подземелье Академии дюжину покалеченных, но живых стражников. Интересный стиль. Не слишком расточительный».

«Нам нужна ваша помощь», — сказала Анна без прелюдий.

Крюк усмехнулся. «Помощь? Девочка из Академии просит помощи у вора? Мир перевернулся». Он откинулся на спинку стула. — «Почему я должен вам помогать? За вашу голову назначена награда. Мне выгоднее продать вас страже».

«Потому что наш враг — ваш враг, — спокойно ответила Анна. — Князь Иван Волконский. Он контролирует городскую стражу, которая мешает вашему… бизнесу. Он контролирует Совет Гильдий, который устанавливает налоги, удушающие нижний город. Мы хотим его уничтожить. Вы получите свободу действий. Мы — справедливость».

Крюк долго смотрел на неё, его глаза изучали её лицо.

«Справедливость, — протянул он. — Забавное слово. Я не слышал его в этих краях лет пятьдесят. Но свобода… свобода — это хороший товар». Он постучал пальцами по столу. — «Хорошо. Я помогу. Но не за красивые слова. В нижнем городе уважают только силу. Докажи, что ты чего-то стоишь. Сразись в „Яме"».

«Что такое Яма?» — спросил Григорий.

«Подпольный бойцовский клуб, — объяснил Крюк. — Без правил. Без оружия, кроме того, что найдёшь на арене. До смерти или до сдачи. Если ты победишь, ты получишь моё уважение. И мою помощь. Если проиграешь… что ж, тогда мне не придётся продавать твоё тело страже. Они заберут его бесплатно».

Анна кивнула. «Я согласна».

Бой в Яме

Яма была именно тем, чем казалась — грязной, кровавой дырой в подвале старого склада. Круглая арена, посыпанная песком, смешанным с кровью и грязью. Вокруг — решётка. За решёткой — толпа пьяных, кричащих зрителей: воры, убийцы, контрабандисты. Они делали ставки, бросали монеты, выкрикивали оскорбления.

Анна спустилась в Яму. На ней были простые штаны и рубашка. Без клинков. Без брони. На арене валялось «оружие»: ржавые цепи, сломанные ножи, куски арматуры, заточенные с одной стороны.

Её противник вышел с другой стороны. Гигант. Почти два с половиной метра роста, гора мышц. Его звали Мясник, и он был чемпионом Ямы уже год. Его тело было покрыто шрамами, на кулаках — стальные кастеты.

Он посмотрел на Анну, сплюнул на пол. «Танцующая кукла, — прорычал он. — Академия прислала мне игрушку. Сейчас я сломаю твои красивые ножки».

Толпа взревела в предвкушении.

Гонг.

Мясник атаковал, как бык. Прямой, сокрушительный удар. Анна уклонилась, её движение было почти инстинктивным. Она не пыталась танцевать грациозно, как на турнире. Это была другая сцена, другой танец.

Она схватила с земли ржавую цепь. Вспомнила бой в подземелье. Цепь стала продолжением её руки.

Мясник атаковал снова. Анна использовала цепь как кнут, удар пришёлся ему по лицу, оставляя кровавую полосу. Он взревел от ярости.

Бой был жестоким, кровавым. Анна получала удары. Кастет Мясника рассёк ей бровь, кровь заливала глаз. Удар ногой сломал ей ребро. Боль была острой, но она игнорировала её. Она не танцевала. Она выживала.

Она использовала свою скорость, свою гибкость. Уклонялась, атаковала, отступала. Она была тенью, призраком, которого невозможно поймать.

В конце, когда Мясник почти победил её, загнав в угол, Анна сделала то, чего никто не ожидал. Когда он замахнулся для финального удара, она не отпрыгнула. Она прыгнула на него.

Её тело, гибкое, как у змеи, обвило его массивную шею. Ноги скрестились за его затылком. Она использовала сложный балетный приём, которому её учили в прошлой жизни — «па-де-сизо» (ножницы), но в смертельной вариации.

Она резко повернула корпус, используя всю свою силу, весь свой вес.

Хруст.

Шея Мясника сломалась. Гигант замер, его глаза остекленели. Он рухнул на пол, как подкошенное дерево.

Тишина. Мёртвая тишина. Толпа замерла, не веря своим глазам.

Затем кто-то один начал аплодировать. Затем второй. Через секунду вся Яма взорвалась рёвом. Они никогда не видели такого. Девушка, весившая втрое меньше, сломала шею чемпиону голыми ногами.

Крюк, стоявший на балконе, медленно кивнул. Он был впечатлён.

Анна спустилась с тела Мясника, её ноги дрожали. Она победила. Но цена была высока.

(Параллельный сюжет)

В то время как Анна сражалась за свою жизнь в Яме, её команда искала её. Алексей, используя все ресурсы и деньги своей Гильдии, подкупал стражников, нанимал информаторов. Он перевернул весь верхний город.

Ирина, как тень, скользила по крышам, ища следы. Её острый глаз замечал то, что упускали другие. Максим, едва оправившись от ран, допрашивал пойманных наёмников Громова, выбивая из них информацию.

Эллада сидела в тихой комнате в штаб-квартире Гильдии Серебряного Клинка, медитируя. Её эмпатические способности, усиленные после пережитого, позволяли ей чувствовать эмоциональный фон города. Она искала одну-единственную эмоцию — холодную, стальную решимость Анны.

Они узнали, что Анна жива. Узнали, что она скрывается в нижнем городе. И что за ней охотится не только городская стража, но и личные убийцы князя Волконского — «Волки», элитный отряд ассасинов, известный своей жестокостью. Гонка со временем началась.

Анна и Григорий сидели в новом убежище, предоставленном Крюком — в подвале под его таверной. Крюк сдержал слово. Он дал им защиту, еду, информацию.

Он принёс им карту города, разложил на столе.

«Волконский собирает всех глав коррумпированных Гильдий на тайную встречу, — сказал он. — В заброшенном соборе Святого Игнатия, на окраине города. Завтра ночью. Он хочет укрепить свой союз перед тем, как нанести удар по королю».

Анна посмотрела на карту. Собор. Изолированный. Хорошо охраняемый. Идеальное место для ловушки. Идеальное место для разоблачения.

Она поняла — это их шанс. Единственный. Поймать всех заговорщиков сразу. Предъявить миру неопровержимые доказательства.

Она посмотрела на Григория.

«Мы идём туда, — сказала она. — И мы возьмём с собой документы Громова и магический кристалл для записи».

«Это самоубийство, Анна, — покачал головой Григорий. — Охрана Волконского…»

«Иногда, чтобы победить, нужно поставить на кон всё, — прервала его Анна. В её глазах горел тот же огонь, что и в Яме. — Мой отец поставил всё. И проиграл. Я поставлю всё. И выиграю».

Глава 44: Собор грешников

Побег из подземелий Академии был не освобождением, а погружением в ещё более глубокий, ещё более безнадёжный ад. Если Академия была золотой клеткой с чёткими правилами и предсказуемыми врагами, то Санкт-Петербург Теней, раскинувшийся за её неприступными стенами, оказался безжалостными, голодными джунглями, где каждый второй готов был перегрызть тебе горло за медную монету.

Анна и Учитель Григорий стали самыми разыскиваемыми преступниками в империи. Их портреты, нарисованные грубо, но с пугающей точностью, висели на каждом углу, на каждой площади, на дверях каждой таверны. «Особо опасные преступники. Беглецы. Обвиняются в измене, убийстве и побеге из-под стражи. Награда: десять тысяч золотых монет». Десять тысяч — целое состояние. Достаточно, чтобы любой нищий, любой голодный бродяга, любой отчаявшийся отец семейства предал собственную мать, не то что двух незнакомцев в потрёпанных плащах.

Они были вынуждены скрываться там, где стража боялась появляться даже днём. В «нижнем городе» — в гниющих, зловонных трущобах, раскинувшихся у подножия сияющих аристократических кварталов, как грязный, уродливый шрам на лице прекрасной женщины. Это был город под городом, мир, живущий по своим законам.

Анна, привыкшая к чистоте и порядку Академии, даже к спартанской простоте своей кельи, была в шоке. Узкие, кривые улочки, где солнечный свет никогда не касался земли, превращались в грязные потоки после каждого дождя. Горы мусора, в которых копошились крысы размером с кошку, источали тошнотворный смрад. Дети с голодными, не по-детски взрослыми глазами, одетые в лохмотья, смотрели на них без любопытства, но с холодной оценкой — можно ли что-то украсть у этих двоих? Калеки, ветераны забытых войн, просили милостыню, их пустые глазницы, казалось, взирали прямо в душу. Пьяные драки вспыхивали из-за куска хлеба, из-за неосторожного слова, из-за косого взгляда. Здесь не было правил чести, кодексов ассасинов, законов Академии. Только один закон — закон силы. Выживает сильнейший.

По иронии судьбы, их первым убежищем стал старый, заброшенный театр «Лунная маска». Здание, когда-то бывшее жемчужиной нижнего города, теперь стояло в руинах, как памятник ушедшей эпохе. Бархатные кресла в зрительном зале были порваны и покрыты толстым слоем пыли. Сцена прогнила, а пыльные декорации напоминали скелеты давно умерших спектаклей. Здесь, среди сломанных манекенов с застывшими улыбками, в старой гримёрке, они разбили свой первый лагерь.

Григорий, несмотря на свои раны, держался стойко. Его мудрость, закалённая десятилетиями жизни в страхе и сожалении, теперь стала их главным оружием. «Мы не можем оставаться здесь долго, — сказал он, осматривая их убежище. Его голос был хриплым, но твёрдым. — Нам нужны союзники. А в этом городе союзников можно только купить. Либо кровью, либо золотом».

Золота у них не было. Значит, оставалась кровь.

В нижнем городе существовала своя власть — теневое правительство, состоящее из воровских гильдий, контрабандистов и глав подпольных бойцовских клубов. Самой могущественной фигурой в этом мире был человек по имени Крюк.

Его так прозвали не из-за отсутствия руки — обе у него были на месте, унизанные массивными золотыми кольцами. А из-за его хватки. Говорили, что если Крюк за что-то цеплялся — за власть, за деньги, за жизнь — он уже не отпускал. Он был негласным королём этого мира теней, и ни одно важное дело не решалось без его ведома.

Анна и Григорий нашли его в таверне «Бездонная глотка» — прокуренном, грязном месте, где воздух был густым от запаха дешёвого алкоголя, пота и безнадёжности. Крюк сидел в дальнем углу, за массивным дубовым столом, окружённый своими телохранителями — огромными, молчаливыми мужчинами со шрамами на лицах.

Сам Крюк был невысоким, пожилым человеком с седой бородой и хитрыми, умными глазами, которые, казалось, видели человека насквозь. Он курил трубку, выпуская кольца сизого дыма.

«Мастер Теневая, — сказал он, когда Анна и Григорий подошли к его столу. Он даже не удивился. Слухи в нижнем городе распространялись быстрее чумы. — Слухи о вашем побеге опередили вас. Говорят, вы оставили в подземелье Академии дюжину покалеченных, но живых стражников. Интересный стиль. Не слишком расточительный».

«Нам нужна ваша помощь», — сказала Анна без прелюдий, её голос был твёрдым, несмотря на усталость и боль в сломанном ребре.

Крюк усмехнулся, обнажив пожелтевшие зубы. «Помощь? Девочка из Академии, за чью голову назначена королевская награда, просит помощи у старого вора? Мир действительно перевернулся». Он откинулся на спинку стула, скрипнув им. — «Почему я должен вам помогать? Мне выгоднее продать вас страже. Десять тысяч золотых — хорошая прибавка к пенсии».

«Потому что наш враг — ваш враг, — спокойно ответила Анна, встречая его насмешливый взгляд. — Князь Иван Волконский. Он контролирует городскую стражу, которая постоянно устраивает облавы и мешает вашему… бизнесу. Он контролирует Совет Гильдий, который устанавливает налоги, удушающие нижний город. Мы хотим его уничтожить. Вы получите свободу действий. Мы — справедливость».

Крюк долго смотрел на неё, его глаза изучали её лицо. Он видел в ней не испуганную девочку, а закалённого воина.

«Справедливость, — протянул он. — Забавное слово. Я не слышал его в этих краях лет пятьдесят. Но свобода… свобода — это хороший товар». Он постучал пальцами по столу. — «Хорошо. Я люблю дерзких. Но я не помогаю за красивые слова. В нижнем городе уважают только силу. Докажи, что ты чего-то стоишь. Сразись в „Яме"».

«Что такое Яма?» — спросил Григорий, его лицо было напряжённым.

«Подпольный бойцовский клуб, — объяснил Крюк. — Без правил. Без оружия, кроме того, что найдёшь на арене. До смерти или до сдачи. Чемпион там сейчас — гигант по имени Мясник. Он держит титул уже год. Если ты победишь его, ты получишь моё уважение. И мою помощь. Если проиграешь… что ж, тогда мне не придётся продавать твоё тело страже. Они заберут его бесплатно».

Анна кивнула без колебаний. «Я согласна».

Бой в Яме

Яма была именно тем, чем казалась — грязной, кровавой дырой в подвале старого склада. Круглая арена, посыпанная песком, который давно смешался с кровью и грязью, была окружена высокой решёткой. За решёткой, на импровизированных трибунах, собралась толпа: воры, убийцы, контрабандисты. Они пили, кричали, делали ставки, бросали монеты, выкрикивали оскорбления. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом алкоголя, пота и крови.

Анна спустилась в Яму. На ней были простые штаны и рубашка. Без клинков. Без брони. На арене валялось «оружие»: ржавые цепи, сломанные ножи, куски арматуры, заточенные с одной стороны.

Её противник вышел с другой стороны. Гигант. Почти два с половиной метра роста, гора мышц, которая едва проходила в ворота. Его звали Мясник, и он был чемпионом Ямы уже год. Его тело было покрыто шрамами, на кулаках — стальные кастеты с шипами.

Он посмотрел на Анну, сплюнул на пол. «Танцующая кукла, — прорычал он. — Академия прислала мне игрушку. Сейчас я сломаю твои красивые ножки и сделаю из них ожерелье».

Толпа взревела в предвкушении кровавого зрелища.

Гонг.

Мясник атаковал, как разъярённый бык. Прямой, сокрушительный удар, который мог бы проломить стену. Анна уклонилась, её движение было почти инстинктивным. Она не пыталась танцевать грациозно, как на турнире. Это была другая сцена, другой танец.

Она схватила с земли ржавую цепь. Вспомнила бой в подземелье. Цепь стала продолжением её руки.

Мясник атаковал снова. Анна использовала цепь как кнут, удар пришёлся ему по лицу, оставляя глубокую кровавую полосу. Он взревел от ярости и боли.

Бой был жестоким, кровавым. Анна получала удары. Кастет Мясника рассёк ей бровь, кровь заливала глаз. Удар ногой пришёлся в бок, и она почувствовала, как хрустнуло сломанное ребро. Боль была острой, пронзающей, но она игнорировала её, превращая в ярость. Она не танцевала. Она выживала.

Она использовала свою скорость, свою гибкость, свои размеры. Была тенью, призраком, которого невозможно поймать. Уклонялась, атаковала, отступала.

В конце, когда Мясник почти победил её, загнав в угол, Анна сделала то, чего никто не ожидал. Когда он замахнулся для финального, сокрушительного удара, она не отпрыгнула. Она прыгнула на него.

Её тело, гибкое, как у змеи, обвило его массивную шею. Ноги скрестились за его затылком. Она использовала сложный балетный приём, которому её учили в прошлой жизни — «па-де-сизо» (ножницы), но в смертельной вариации, превратив его в удушающий захват.

Она резко повернула корпус, используя всю свою силу, весь свой вес, вкладывая в это движение всю свою боль и ярость.

Хруст.

Шея Мясника сломалась. Гигант замер, его глаза остекленели. Он рухнул на пол, как подкошенное дерево, поднимая облако пыли и крови.

Тишина. Мёртвая тишина. Толпа замерла, не веря своим глазам.

Затем кто-то один, в дальнем углу, начал аплодировать. Затем второй. Через секунду вся Яма взорвалась рёвом. Они никогда не видели такого. Хрупкая девушка сломала шею чемпиону голыми ногами.

Крюк, стоявший на балконе, медленно кивнул. В его глазах было уважение.

Анна спустилась с тела Мясника, её ноги дрожали. Она победила. Но цена была высока.

(Параллельный сюжет)

В то время как Анна сражалась за свою жизнь в Яме, её команда переворачивала город в её поисках. Алексей, используя все ресурсы и деньги своей Гильдии, подкупал стражников, нанимал информаторов, допрашивал всех, кто мог что-то знать. Он не спал трое суток, его лицо стало осунувшимся, но глаза горели решимостью.

Ирина, как тень, скользила по крышам, ища следы. Её острый глаз замечал то, что упускали другие — оброненную пуговицу, след крови, необычное поведение патрулей.

Максим, едва оправившись от ран, полученных в битве у собора, допрашивал пойманных наёмников Громова, выбивая из них информацию. Его методы были жестокими, но эффективными.

Эллада сидела в тихой комнате в штаб-квартире Гильдии Серебряного Клинка, медитируя. Её эмпатические способности, усиленные после пережитого, позволяли ей чувствовать эмоциональный фон города. Она искала одну-единственную эмоцию — холодную, стальную решимость Анны, которая выделялась на фоне общего страха и отчаяния нижнего города.

Они узнали, что Анна жива. Узнали, что она скрывается в нижнем городе. И что за ней охотится не только городская стража, но и личные убийцы князя Волконского — «Волки», элитный отряд ассасинов, известный своей жестокостью и тем, что никогда не оставляет свидетелей. Гонка со временем началась.

Анна и Григорий сидели в новом, более надёжном убежище, предоставленном Крюком — в глубоком подвале под его таверной. Крюк сдержал слово. Он дал им защиту, еду, информацию и нескольких своих лучших бойцов для охраны.

Он принёс им карту города, разложил на столе.

«Волконский собирает всех глав коррумпированных Гильдий на тайную встречу, — сказал он, его голос был тихим и серьёзным. — В заброшенном соборе Святого Игнатия, на окраине города. Завтра ночью. Он хочет укрепить свой союз перед тем, как нанести удар по королю».

Анна посмотрела на карту. Собор. Изолированный. Хорошо охраняемый. Идеальное место для ловушки. Идеальное место для разоблачения.

Она поняла — это их шанс. Единственный. Поймать всех заговорщиков сразу. Предъявить миру неопровержимые доказательства.

Она посмотрела на Григория. Его глаза горели тем же огнём, что и её.

«Мы идём туда, — сказала она. — И мы возьмём с собой документы Громова и магический кристалл для записи».

«Это самоубийство, Анна, — покачал головой Григорий. — Охрана Волконского — это не городская стража. Это профессиональные убийцы».

«Иногда, чтобы победить, нужно поставить на кон всё, — прервала его Анна. В её голосе звенела сталь. — Мой отец поставил всё. И проиграл. Я поставлю всё. И выиграю».

Глава 45: Пепел и кровь

Битва в соборе Святого Игнатия превратилась в симфонию хаоса. Звон стали, крики раненых, грохот магических заклинаний — всё слилось в единый, оглушающий рёв, от которого, казалось, дрожали сами древние камни. Воздух был густым от запаха стали, пота, озона и свежей крови. Вспышки огненных шаров и ледяных копий освещали сцены жестокой резни, превращая старинные фрески с ликами святых в безмолвных, искажённых ужасом свидетелей этого адского спектакля.

Анна, игнорируя острую боль от раны в плече и сломанного ребра, танцевала свой самый смертоносный танец. Каждый её удар был не просто движением, а воплощением двадцатилетней боли, превращённой в холодную, смертоносную ярость. Месть за отца, чьё имя было втоптано в грязь. Месть за Григория, чья жизнь была сломана страхом. Месть за себя, за украденное детство. Её «Лебединые крылья» пели песню смерти, находя уязвимые места в зачарованной броне наёмников Волконского. Горло, подмышка, щель в шлеме — её клинки находили путь, оставляя за собой лишь тишину.

Рядом с ней, как несокрушимая скала, стоял Максим. Его массивный щит, покрытый светящимися рунами, принимал на себя удары, предназначенные для Анны, а его короткий меч безжалостно разил врагов, осмелившихся подойти слишком близко. Он был её якорем в этом шторме стали и огня, её молчаливой, надёжной защитой.

Сверху, с хоров, куда она забралась в самом начале боя, их прикрывала Ирина. Её стрелы были как смертоносный дождь. Каждая находила свою цель — глаз, горло, незащищённый сустав. Она не промахивалась. Никогда. Её лицо было маской концентрации, но в глазах горел холодный огонь.

Алексей сражался рядом с Анной, их клинки двигались в унисон. Танец Теней и Танец Клинков слились в единую, смертоносную гармонию. Он атаковал, она защищалась. Она уклонялась, он наносил удар. Они двигались, как единое целое, два хищника, охотящиеся в своей стихии. Их танец был прекрасен в своей смертоносности, и враги падали перед ними, как подкошенные колосья.

Эллада, находясь в укрытии под защитой воинов Гильдии Серебряного Клинка, стала сердцем их обороны, невидимым, но могущественным оружием. Она не сражалась физически. Её оружием были эмоции. Она проникала в разум врагов, сея в их сердцах животный страх, панику, отчаяние. Заставляла их видеть кошмары наяву, атаковать друг друга, бросать оружие и бежать в ужасе, крича от невидимых врагов.

Смерть Григория

Учитель Григорий, несмотря на свои раны и возраст, тоже был в гуще боя. Он не мог сражаться, как раньше, его тело было слишком измучено пытками и побегом. Но его магия Посоха, отточенная десятилетиями, создавала защитные барьеры, отбрасывала врагов, спасая жизни молодых бойцов из отряда Крюка и студентов Восьмой Школы, которые отчаянно пытались помочь.

Он защищал одного из таких студентов, семнадцатилетнего парня по имени Лёва, который с восторгом смотрел на Анну и решил последовать за ней, несмотря на смертельную опасность.

Глава Гильдии Меча, суровая женщина-воин по имени Изольда, чьё лицо было покрыто шрамами, прорвалась через их оборону. Её клинок, зачарованный на пробивание магии, как раскалённый нож сквозь масло, прошил защитный барьер Григория и устремился прямо в сердце Лёвы.

Григорий, не раздумывая ни секунды, сделал то, на что не решался двадцать лет. Он выбрал смелость. Он шагнул вперёд. Оттолкнул ученика в сторону. И принял удар на себя.

Меч пронзил его старое, измученное тело.

Анна увидела это. Для неё время замедлилось до мучительной, невыносимой тягучести. Она видела, как меч Изольды входит в грудь Григория. Видела, как на лице учителя появляется удивление, а затем — спокойная, почти счастливая улыбка. Как будто он ждал этого. Как будто искупал свой двадцатилетний страх единственным актом абсолютной храбрости.

Крик вырвался из её груди. Нечеловеческий. Полный невыносимой боли, ярости и отчаяния. Звук, от которого, казалось, задрожали стены собора и треснули оставшиеся витражи.

В этот момент в ней что-то окончательно сломалось. Холодный расчёт, контроль, которым она так гордилась, — всё исчезло. Осталась только первобытная, всепоглощающая, слепая ярость.

Она бросилась к Изольде.

Её танец перестал быть танцем. Он стал вихрем. Смерчем. Неконтролируемой стихией серебряных клинков. Она не защищалась. Только атаковала. Удар за ударом. Она игнорировала выпады Изольды, позволяя её мечу царапать свою кожу, оставляя кровавые полосы, но сама наносила удары. Десятки ударов. В руки, в ноги, в корпус.

Изольда, одна из лучших мечников империи, не могла противостоять этой слепой, животной ярости. Она отступала, её безупречная техника рушилась под напором стихии. Она пыталась защититься, но на каждый её блок приходилось три удара Анны.

Финальный удар. Анна в прыжке, её тело вращается, клинки сверкают, как молнии. Удар в шею. Глубокий. Смертельный.

Она убила её. Не покалечила. Убила. Холодно. Безжалостно. И ничего не почувствовала. Кроме пустоты.

Пиррова победа

Битва медленно затихала, уступая место стонам раненых. Заговорщики были побеждены. Большинство были убиты или взяты в плен воинами Гильдии Серебряного Клинка. Остатки охраны Волконского, видя смерть своего лидера и понимая безнадёжность сопротивления, бросили оружие и сдались.

Победа.

Но Анна не чувствовала триумфа. Она стояла посреди зала, залитого кровью, тяжело дыша. Вокруг неё лежали тела. Тела врагов. И тела друзей. Многие из людей Крюка, воров и контрабандистов, которые поверили в неё, погибли. Десятки воинов Гильдии Серебряного Клинка, верных Алексею, были убиты или тяжело ранены. Максим лежал у колонны, его нога была пронзена копьём, но он был жив, и Ирина уже перевязывала его рану.

Цена победы была огромной. Это была пиррова победа, победа, которая по своей цене была равносильна поражению.

Анна медленно подошла к телу Григория. Он лежал на холодном каменном полу, у подножия разрушенного алтаря. В его остекленевших глазах застыло удивление и покой. Она опустилась на колени. Взяла его холодную, безжизненную руку.

«Простите меня, учитель, — прошептала она. Горячие слёзы капали на его старое, морщинистое лицо. — Я не смогла вас защитить. Я привела вас сюда… на смерть».

Алексей подошёл к ней. Его лицо было измазано кровью и грязью, в глазах стояла боль. Он положил руку ей на плечо.

«Это не твоя вина, Анна. Он сделал свой выбор. Он умер, защищая то, во что верил. Он умер как воин. Как герой. Он искупил свой страх. Он обрёл покой, которого был лишён двадцать лет».

Анна смотрела на тело своего учителя, своего друга, своего наставника. Человека, который заменил ей отца в самые тёмные дни. И поняла: месть — это не то, что ей нужно. Месть не вернёт мёртвых. Месть — это яд, который отравляет душу, превращая героя в монстра. Ей нужна была справедливость. Настоящая, полная, окончательная. Справедливость, которая изменит мир, чтобы такие, как Григорий, больше не умирали из-за трусости, а такие, как её отец, — из-за чести.

Рождение мстителя

Анна встала. Её лицо было маской из льда. Слёзы высохли. На их месте была холодная, твёрдая, как алмаз, решимость.

Она посмотрела на своих друзей. На раненых. На мёртвых.

«Волконский сбежал», — её голос был тихим, но каждый в полуразрушенном соборе услышал его. В нём звенела сталь. — «Но он не сможет прятаться вечно. Я найду его. Я вытащу его из самой глубокой норы. Я уничтожу его. Я уничтожу всю его империю лжи и коррупции».

Она обвела взглядом руины собора.

«Я сожгу этот мир дотла, чтобы на его пепле построить новый. Мир, где честь — не пустой звук. Где справедливость — не товар, который покупают богатые и могущественные. Где жизнь одного честного человека стоит больше, чем стабильность, построенная на крови и лжи».

Она подняла магический кристалл с доказательствами. Он светился в её руке, как далёкая, холодная звезда.

«Это — наше оружие. Но не единственное».

Её взгляд упал на её клинки, на её руки, запачканные кровью.

«Мой танец ещё не закончен. Теперь это не танец мести. Это танец правосудия. Танец, который изменит этот прогнивший мир».

Конец главы (и части 4)

Анна стояла на руинах собора Святого Игнатия. Восходящее солнце пробивалось сквозь разбитые витражи, его лучи, преломляясь в дыму и пыли, окрашивали всё вокруг в кроваво-красный цвет. Эти лучи падали на её лицо, но не могли растопить лёд в её глазах.

В них не было отчаяния. Не было горя.

Была лишь абсолютная, непоколебимая, ледяная решимость.

Она больше не была жертвой. Не была изгнанницей. Не была беглянкой.

Она была бурей. И она только начинала свой путь.

Глава 46: Триумф и падение

Рассвет над Санкт-Петербургом Теней был кровавым. Солнце поднималось из-за горизонта, окрашивая небо в оттенки багрянца и золота, словно само небо оплакивало кровь, пролитую прошлой ночью в древнем соборе. Анна стояла на балконе штаб-квартиры Гильдии Серебряного Клинка, сжимая в руке магический кристалл-рекордер. Маленький, не больше ладони, он был тяжелее любого оружия, которое она когда-либо держала. Потому что в нём была заключена правда. Правда, за которую погиб Учитель Григорий. Правда, за которую казнили её отца двадцать лет назад.

«Готова?» — спросил Алексей, подходя к ней. Его лицо было бледным, глаза покраснели от бессонной ночи. Он не спал, охраняя её, пока она пыталась привести в порядок мысли и израненное тело.

«Нет», — честно ответила Анна. — «Но у меня нет выбора».

Сегодня, через час, в Большом зале Совета Гильдий состоится экстренное заседание. Туда её вызвали не как героиню, остановившую заговор, а как обвиняемую. Обвиняемую в убийстве Главы Гильдии Меча, в разрушении древнего собора, в организации вооружённого бунта. Список обвинений занимал целый свиток.

Но у неё были доказательства. Неопровержимые. Голоса заговорщиков, записанные на кристалл. Князь Волконский, планирующий переворот. Главы коррумпированных Гильдий, делящие власть. Она думала, что этого будет достаточно. Она всё ещё верила в систему.

Какой же она была наивной.

Большой зал Совета Гильдий был произведением архитектурного искусства. Высокие своды, украшенные фресками с изображением величайших героев империи. Семь массивных тронов из разных материалов, символизирующих семь Школ. Трон Меча — из стали. Трон Посоха — из древнего дуба. Трон Тени — пустовал двадцать лет, покрытый чёрной тканью.

Когда Анна вошла в зал, на неё обрушился вес десятков взглядов. Главы Гильдий сидели на своих тронах, окружённые советниками и магистрами. Зрители заполнили галереи — представители знатных семей, старшие мастера, дипломаты. Все хотели увидеть, как падёт дочь предателя.

Рядом с Анной шли Алексей, Максим (опиравшийся на палку, его нога всё ещё болела), Ирина и Эллада. Её команда. Её семья, которую она выбрала сама.

«Анастасия Теневая, — голос Верховного магистра, нейтрального арбитра Совета, прозвучал под сводами. — Вы предстаёте перед Советом Гильдий по обвинению в убийстве Изольды Железной, Главы Гильдии Меча, в организации вооружённого нападения на собор Святого Игнатия, в разрушении памятника культурного наследия. Как вы себя признаёте?»

«Не виновной», — твёрдо сказала Анна. — «Более того, я пришла сюда не как обвиняемая. Я пришла как свидетель. Свидетель заговора против короны».

Шёпот пробежал по залу, как ветер по пшеничному полю.

«Прошу тишины!» — Верховный магистр ударил посохом о пол. — «Продолжайте».

Анна подняла кристалл. «Прошлой ночью в соборе собрались заговорщики. Князь Иван Волконский. Главы Гильдий Меча, Копья и Кулака. Представители королевского совета. Они планировали государственный переворот. Убийство короля. Захват власти. У меня есть доказательства. Их собственные слова, записанные на этот кристалл».

Она активировала его.

Голоса заговорщиков наполнили зал. Холодный, высокомерный голос Волконского: «Король слаб. Завтра утром мы нанесём удар». Голос Изольды: «А что с Романовыми?» Ответ Волконского: «Они будут устранены».

Тишина была оглушающей. Потом — взрыв голосов. Крики возмущения, недоверия, ярости. Анна видела побледневшие лица в галереях, видела, как некоторые из Глав Гильдий переглядываются.

«Порядок!» — снова ударил посохом Верховный магистр. — «Совет должен обсудить представленные доказательства. Заседание объявляется закрытым. Обвиняемая и её спутники останутся в зале».

Галереи опустели. Остались только Главы Гильдий, их ближайшие советники, Анна и её команда.

Глава Гильдии Копья, пожилой мужчина с седыми усами, первым нарушил тишину. «Эти доказательства… если они подлинные… это катастрофа. Империя на грани гражданской войны».

«Именно поэтому, — вмешался Глава Гильдии Кулака, массивный человек с лицом бывшего гладиатора, — нам нельзя их обнародовать».

Анна не поверила своим ушам. «Что?»

«Ты не понимаешь, девочка, — продолжил он, его голос был тяжёлым, как падающий камень. — Раскрытие этого заговора уничтожит веру народа в систему. В Гильдии. В саму империю. Это приведёт к хаосу, к бунтам, к анархии».

«Но они планировали убить короля!» — Анна почувствовала, как холодеет кровь в жилах.

«Князь Волконский мёртв, — отрезал Глава Гильдии Посоха, женщина средних лет с усталыми глазами. — Погиб в соборе. Изольда мёртва. Большинство заговорщиков мертвы. Угроза устранена. Нет смысла раскрывать гнойник, когда можно его просто прижечь и забыть».

«Но справедливость…» — начала Анна.

«Справедливость, — Глава Гильдии Щита, старик с лицом, изрезанным шрамами, посмотрел на неё с чем-то похожим на жалость, — это роскошь, которую империя не может себе позволить. Стабильность важнее».

Верховный магистр встал. «Совет Гильдий принял решение. Дело о заговоре князя Волконского закрывается в интересах государственной безопасности. Доказательства засекречиваются сроком на сто лет. Князь Волконский официально объявляется погибшим при невыяснённых обстоятельствах. Расследование прекращается».

«Нет!» — крик вырвался из груди Анны. — «Вы не можете! Григорий погиб за эту правду! Мой отец был казнён двадцать лет назад, потому что хотел раскрыть эту коррупцию! Вы хоронитесь правду снова?!»

«Именно поэтому, — холодно сказал Глава Гильдии Копья, — нам нужен козёл отпущения. Кто-то должен ответить за разрушенный собор, за убитых в той бойне. Народу нужен виновный».

Верховный магистр продолжил, его голос не дрогнул: «Анастасия Теневая обвиняется в убийстве Главы Гильдии Меча Изольды Железной, в организации вооружённого бунта, в разрушении культурного памятника. Мотив — месть, одержимость, утрата рассудка после смерти наставника».

Мир вокруг Анны закружился. Это не могло происходить. Они… они предавали правду. Предавали память Григория. Предавали всё, за что она боролась.

«Это ложь!» — Алексей шагнул вперёд. — «Анна говорит правду! Я был там! Я видел заговорщиков своими глазами!»

Его отец, Борис Романов, Глава Гильдии Серебряного Клинка, медленно поднялся со своего серебряного трона. Его лицо было маской, но Анна увидела боль в его глазах. Боль и страх.

«Алексей, — его голос дрожал. — Прошу тебя. Отойди от этой девушки. Это твой последний шанс».

«Отец, — Алексей не отступил. — Ты знаешь, что она говорит правду».

«Я знаю, что мой долг — защитить нашу Гильдию. Нашу семью. Наше наследие. Если ты продолжишь поддерживать эту… преступницу… ты опозоришь имя Романовых. Встань на сторону Совета. Или потеряешь всё».

Тишина была невыносимой. Анна видела внутреннюю борьбу на лице Алексея. Он всю жизнь готовился стать Главой Гильдии. Это была его судьба, его предназначение. Сейчас отец предлагал ему выбор: семья или правда.

Алексей посмотрел на Анну. В его глазах она увидела всё: любовь, боль, решимость.

Он повернулся к отцу.

«Совет лжёт».

Три слова. Простые. Непоколебимые.

«Совет лжёт. Волконский планировал переворот. Анна рисковала жизнью, чтобы остановить его. Она героиня. А вы… вы предаёте всё, за что должны стоять Гильдии. Я выбираю справедливость. Я выбираю правду. Я выбираю её».

Борис Романов закрыл глаза. Когда открыл их снова, в них не было тепла отца. Только холод Главы Гильдии.

«Тогда ты больше не сын Романовых. Ты больше не наследник Гильдии Серебряного Клинка. Ты изгнан. Ты изменник».

«Так тому и быть», — Алексей снял с шеи серебряный медальон с гербом семьи и бросил его к ногам отца.

Верховный магистр продолжил, его голос звучал, как похоронный колокол: «Максим Громов, Ирина Степанова — обвиняются как соучастники. Эллада Светлая — обвиняется в использовании запрещённой эмпатической магии, классифицируемой как тёмное колдовство. За головы всех пятерых назначается награда в размере пятидесяти тысяч золотых монет. Мёртвыми или живыми».

Они едва успели покинуть здание Совета, прежде чем началась охота. Стража Академии получила приказ, и улицы наполнились вооружёнными людьми. Крюк, воровской босс, помог им скрыться через сеть подземных тоннелей, выведя в Нижний город.

Но перед тем как исчезнуть в тени, Анна сделала одну остановку.

Кладбище для преступников находилось на окраине города, там, где даже нищие не селились. Безымянные могилы, деревянные кресты, проваливающаяся в землю почва. Здесь хоронили тех, кого система отвергла.

Могила Григория была свежей. Простой деревянный крест с выжженным именем. Анна опустилась на колени перед ней. Дождь начал моросить, смешиваясь со слезами на её лице.

«Учитель, — прошептала она. — Вы погибли за правду. А я стала врагом государства за то, что пыталась её раскрыть. Система… система сильнее одного человека».

Она положила руку на влажную землю.

«Но я не сдамся. Я обещаю вам. Я обещаю отцу. Я разрушу эту гнилую систему. Я сожгу её до основания. И на её пепле построю что-то новое. Что-то честное. Что-то, за что не будет стыдно умирать».

Алексей подошёл к ней, положил руку на плечо. «Анна. Нам пора».

Она встала. Посмотрела на крест последний раз. «Прощайте, учитель. Ваш танец закончен. Но мой только начинается».

Они исчезли в сумерках, пятеро изгоев, ставших врагами государства за то, что выбрали правду вместо лжи.

За ними начиналась охота. Впереди ждала тьма Нижнего города. Но в глазах Анны горел огонь, который не могла потушить никакая тьма.

Система объявила им войну.

Что ж. Они ответят тем же.

Глава 47: Крысиные тропы

Спуск в Нижний город был спуском в преисподнюю. Крюк вёл их через лабиринт узких, сырых тоннелей, где единственным освещением были факелы, прикреплённые к стенам с интервалом в двадцать шагов. Тени плясали на покрытых плесенью стенах, создавая иллюзию движущихся фигур. Вода капала с потолка, образуя лужи, в которых отражались искажённые лица беглецов.

«Добро пожаловать в настоящий Санкт-Петербург, — усмехнулся Крюк, его голос эхом отдавался от стен. — Тот, о котором не пишут в газетах. Тот, который не видят из окон дворцов».

Анна шла молча, поддерживая Максима, который едва передвигался, опираясь на палку. Его рана всё ещё кровоточила сквозь повязку. Эллада следовала за ними, её лицо было бледным от истощения после битвы в соборе. Ирина и Алексей замыкали шествие, постоянно оглядываясь назад — охотники уже были на их следе.

Они шли час. Может, больше. Время потеряло смысл в этой вечной тьме. Наконец тоннель расширился, и они вышли в огромную подземную полость. То, что открылось их взорам, заставило Анну остановиться.

Нижний город.

Это был целый мир под миром. Огромное пространство, вырубленное в скале и земле, уходящее вглубь на сотни метров. Сотни, тысячи самодельных лачуг, построенных из обломков, досок, ржавого металла. Они лепились друг к другу, образуя хаотичный лабиринт улочек, не шире двух человек. Тусклые фонари, питающиеся от украденных магических кристаллов, освещали это подземное царство призрачным, зеленоватым светом.

И люди. Тысячи людей. Нищие, калеки, воры, беглые рабы, те, кто не смог выжить в верхнем городе. Дети с голодными, взрослыми глазами смотрели на них из темноты. Женщины в лохмотьях стирали одежду в грязной воде. Мужчины дрались из-за куска заплесневелого хлеба.

Смрад был невыносимым. Гниль, экскременты, болезни. Анна прикрыла рот рукой, пытаясь не задохнуться.

«Здесь живёт треть населения Санкт-Петербурга, — равнодушно сказал Крюк. — Те, кого система выбросила. Те, кто не смог платить налоги, оплачивать жильё, кормить семью. Добро пожаловать в мир, который создали ваши драгоценные Гильдии».

Анна не могла оторвать взгляд от ребёнка, не старше пяти лет, копающегося в куче мусора в поисках еды. Его руки были покрыты язвами, одежда — сплошные дыры. Когда он поднял голову, их взгляды встретились. В его глазах не было надежды. Только пустота.

«Я не знала», — прошептала она.

«Конечно не знала, — фыркнул Крюк. — Наверху никто не знает. Или не хочет знать. Так удобнее».

Они двинулись дальше, пробираясь по узким, извилистым улочкам. Люди расступались перед Крюком — его здесь знали и боялись. На Анну и её друзей смотрели с любопытством и подозрением. Их одежда, хоть и порванная после битвы, всё ещё была слишком качественной для этого места.

Драка вспыхнула прямо перед ними — двое мужчин, один молодой, другой старый, дрались из-за куска чёрствого хлеба. Кровь текла по грязной мостовой. Никто не вмешивался. Это был обычный день в Нижнем городе.

«Здесь нет законов, — объяснил Крюк, не останавливаясь. — Только один закон — выживания. Сильный берёт. Слабый умирает. Просто и честно. В отличие от ваших Гильдий, которые прикрывают свою жадность красивыми словами о чести и долге».

Алексей шёл молча, его лицо было каменным. Но Анна видела боль в его глазах. Он, наследник одной из самых знатных семей империи, никогда не представлял, что под его прекрасным городом существует такой ад.

Театр «Лунная маска» находился в относительно приличной части Нижнего города — если здесь вообще можно было говорить о приличных местах. Здание когда-то, лет сто назад, стояло на поверхности, но город разросся, построили новые кварталы, и старый театр оказалсяпогребённым под слоями бетона и земли.

Теперь это была полуразрушенная руина. Фасад, некогда украшенный лепниной и статуями, был изуродован временем. Двери давно сорвали с петель. Окна — выбиты. Внутри было не лучше. Зрительный зал, где когда-то смеялась и аплодировала публика, теперь был заполнен мусором, крысами и призраками прошлого. Бархатные кресла истлели, сцена провалилась, а занавес превратился в лохмотья, свисающие с карниза, как саван.

Но за сценой, в лабиринте гримёрных, костюмерных и служебных помещений, было относительно сухо и безопасно.

«Это ваше убежище, — Крюк открыл дверь в большую гримёрную. Там были старые диваны, несколько матрасов, стол. — Временное. Пока я буду искать что-то получше».

«Почему ты помогаешь нам?» — спросила Анна. Она не верила в альтруизм, особенно от человека вроде Крюка.

«Потому что вы мне выгодны, — он улыбнулся, обнажая пожелтевые зубы. — Пока Волконский жив и охотится за вами, вы — его проблема. Мне выгодно, чтобы его проблемы множились. Понимаешь? Когда кошки дерутся, мыши гуляют».

«Волконский мёртв, — сказал Алексей. — Он погиб в соборе».

Крюк расхохотался. «Мёртв? Наивный мальчик. Волконский не из тех, кто умирает так просто. Он скрывается. Восстанавливает силы. И охотится за вами. Через пару дней его люди будут здесь. Так что наслаждайтесь отдыхом, пока можете».

Он ушёл, оставив их наедине с тишиной и страхом.

Первые дни прошли в напряжённом ожидании. Они по очереди стояли на страже, боясь уснуть. Эллада пыталась исцелить Максима, но её силы были на исходе. Ирина нашла лук и стрелы в реквизите театра — старые, но рабочие. Алексей тренировался в пустом зале, его клинок рассекал воздух с яростью отчаяния.

Анна сидела на сцене, глядя в пустой зрительный зал. Когда-то здесь танцевали. Может быть, даже её мать выступала здесь, когда была молодой. Ирония судьбы. Она начала свой путь в театре, в балетной школе. И теперь снова оказалась в театре. Только вместо аплодисментов её ждала охота.

«О чём думаешь?» — Алексей сел рядом.

«О том, что мы обречены, — честно ответила она. — Против нас весь мир. Совет Гильдий. Волконский. Мы пятеро против империи».

«Шестеро, — поправил он. — Ты забываешь про Крюка».

«Крюк не на нашей стороне. Он на стороне выгоды».

«Тем не менее».

Они сидели молча, плечом к плечу. Потом Алексей взял её руку.

«Анна. Я не жалею».

«О чём?»

«О выборе. Я предал семью. Потерял всё. Но если бы у меня был шанс вернуться и изменить решение… я бы снова выбрал тебя».

Она посмотрела на него. В тусклом свете факела его лицо казалось старше, серьёзнее. Это был уже не беззаботный наследник знатной семьи. Это был мужчина, познавший цену выбора.

«Алексей… ты не должен был…»

«Должен. Потому что впервые в жизни я сделал что-то важное. Не потому что так велел отец. Не потому что так требует традиция. А потому что я сам так решил. Это моя жизнь. И я выбираю, как её прожить».

Он наклонился и поцеловал её. Нежно. Осторожно. Как будто она была хрупкой, драгоценной вещью, которая могла разбиться.

Волки пришли на четвёртую ночь.

Анна проснулась от звука. Едва уловимого, почти неслышного. Скрип половицы. Шорох ткани. Её инстинкты, натренированные годами жизни ассасина, взорвались тревогой.

«Все проснитесь! Они здесь!»

Она едва успела схватить свои «Лебединые крылья», когда дверь гримёрной разлетелась на куски.

В проёме стоял человек в чёрном плаще с эмблемой волчьей головы. За ним — ещё дюжина. «Волки». Элитные убийцы Волконского.

Бой начался мгновенно.

Анна танцевала свой танец смерти в узком коридоре. Её клинки сверкали, отражая свет факелов. Она парировала, уклонялась, атаковала. Но их было слишком много, и они были хороши. Они использовали техники всех семи Школ, переключаясь между стилями, не давая ей предсказать следующий удар.

Алексей сражался спина к спине с ней, его серебряный клинок пел свою песню. Ирина стреляла из дальнего угла, её стрелы находили цели с пугающей точностью. Максим, игнорируя боль в ноге, держал оборону перед комнатой, где пряталась истощённая Эллада.

Один из Волков прорвался к Максиму. Удар копьём. Максим отбил его щитом, но удар был настолько силён, что он рухнул на одно колено.

«Эллада! Беги!» — закричал он.

Волк поднял копьё для финального удара.

И в этот момент в коридоре произошло что-то… невозможное.

Воздух задрожал. Волк замер, его лицо исказилось от ужаса. Он начал кричать. Беззвучно. Затем упал, сворачиваясь в клубок, хватаясь за голову.

Эллада вышла из комнаты. Её глаза светились белым светом. Она больше не выглядела хрупкой девушкой. Она была богиней ярости.

«ОСТАВЬТЕ. ИХ. В. ПОКОЕ».

Её голос эхом разнёсся по театру. И Волки начали падать. Один за другим. Они видели кошмары. Их самые глубокие страхи материализовались перед ними. Они кричали, атаковали друг друга, пытались бежать.

Через минуту коридор был усеян телами. Некоторые мертвы. Некоторые без сознания. Некоторые сошли с ума.

Эллада рухнула. Алексей едва успел подхватить её.

Командир Волков, единственный, кто устоял, смотрел на них с ужасом. Затем повернулся и побежал. На пороге он обернулся.

«Волконский придёт за вами. Все вы умрёте».

И исчез в темноте.

Когда битва закончилась, они сидели среди тел и обломков. Эллада была без сознания. Максим стонал от боли. Ирина перевязывала раны. Алексей просто сидел, уставившись в пустоту.

Анна встала. Посмотрела на своих друзей. На этих людей, которые потеряли всё из-за неё.

«Слушайте меня, — её голос был тихим, но твёрдым. — Я не могу больше так. Я приношу вам только смерть. Вы должны уйти. Найти безопасное место. Забыть обо мне».

«Нет», — сказал Алексей.

«Алексей…»

«Я сказал — нет. Я предал семью не для того, чтобы предать тебя. Мы в этом вместе. До конца».

«Максим чуть не погиб!»

«И я снова рискну жизнью, — прохрипел Максим. — Потому что это моя жизнь. Мой выбор».

«Я тоже остаюсь, — добавила Ирина. — Ты моя сестра. Не по крови. Но по выбору».

«И я, — прошептала очнувшаяся Эллада. — Семья — это те, кого ты выбираешь. Я выбрала вас».

Анна почувствовала, как слёзы текут по её лицу. Она опустилась на колени.

«Спасибо. Спасибо вам».

Крюк пришёл на рассвете. Принёс еду, воду и новости.

«Волконский жив, — сказал он без прелюдий. — Я подтвердил. Он скрывается в старом особняке на окраине Нижнего города. Восстанавливает силы. Собирает армию».

«Как это возможно? — спросил Алексей. — Совет объявил его мёртвым».

«Совет объявил то, что ему выгодно. Но Волконский — мастер выживания. У него есть план. И этот план включает уничтожение целых кварталов Нижнего города. Он сожжёт их. Тысячи людей. Только чтобы убить вас пятерых».

Тишина была гробовой.

«Когда?» — спросила Анна.

«Через неделю. Может, меньше. У вас мало времени».

Анна встала. В её глазах вспыхнуло пламя решимости.

«Тогда у нас нет выбора. Мы должны стать сильнее. Намного сильнее. Нам нужны учителя. Нам нужны техники. Нам нужна армия».

Крюк усмехнулся.

«Значит, вы готовы воевать по-настоящему? Тогда добро пожаловать в преисподнюю, детки. Я знаю людей. Мастеров, которых система выбросила. Они научат вас. За цену».

«Какую цену?»

«Ваши души. Вашу невинность. Всё, что осталось от той девочки-балерины. Потому что то, чему они вас научат, превратит вас в чудовищ».

Анна не моргнула.

«Я уже чудовище. Система сделала меня таким. Теперь я использую это против неё».

Крюк кивнул с уважением.

«Хорошо. Начнём завтра. Приготовьтесь страдать».

Он ушёл, оставив их в руинах театра, окружённых телами врагов и обломками прошлого.

Анна посмотрела на своих друзей. На свою выбранную семью.

«Это начало, — сказала она. — Мы больше не жертвы. Мы — охотники. И скоро весь мир узнает, что значит охотиться на Теней».

За окнами театра Нижний город погружался во тьму. Но в глазах Анны горел огонь, который не могла потушить никакая тьма.

Война только начиналась.

Глава 48: Урок в грязи

Три недели в Нижнем городе научили Анну большему о выживании, чем десять лет в Академии. Каждый день был битвой. Не метафорической — реальной, кровавой битвой за право увидеть следующий рассвет.

Волки охотились методично, как их имя и предполагало. Они не совершали массированных атак, не пытались взять числом. Они изматывали добычу, превращая жизнь в постоянную паранойю. Нападали ночью, когда команда засыпала от истощения. Атаковали на переходах между убежищами. Устраивали засады в самых неожиданных местах.

И с каждым столкновением Анна понимала горькую правду: её недостаточно.

Сегодняшняя засада была шестой за неделю. Они переходили из заброшенного театра в новое убежище — полуразрушенный склад на окраине Нижнего города. Шли осторожно, Ирина проверяла путь впереди, Алексей прикрывал с тыла. Максим, всё ещё хромающий, шёл в центре с Элладой.

Анна почувствовала опасность за секунду до атаки. Едва уловимое изменение в воздухе. Шорох. Запах масла на клинках.

«ВНИЗ!»

Стрела просвистела там, где секунду назад была голова Алексея. Затем из темноты выскочили они. Пятеро Волков. Меньше, чем обычно, но это их не утешало.

Первый атаковал Анну техникой Школы Копья — длинный, стремительный выпад на дистанции. Она парировала «Лебедиными крыльями», уходя в сторону, используя технику Танца Теней. Контратака. Её клинок нацелился в незащищённое горло противника.

Но Волк, вместо того чтобы отступить, перешёл в стиль Школы Кулака. Сократил дистанцию, ушёл под её удар. Его кулак, обёрнутый металлическими накладками, пришёлся ей в рёбра.

Анна почувствовала, как воздух вылетел из лёгких. Боль. Острая, жгучая.

Она откатилась назад, пытаясь восстановить дистанцию. Но второй Волк уже был там, атакуя техникой Школы Меча — мощными, рубящими ударами. Анна парировала, но её лёгкие клинки не были предназначены для блокирования тяжёлых мечей. Каждый удар отдавался болью в запястьях.

Третий использовал Школу Кинжала — скрытные, быстрые атаки из слепых зон. Анна крутилась, пытаясь отслеживать всех троих одновременно. Но они переключались между стилями слишком быстро, слишком непредсказуемо.

Удар пришёл откуда не ждала. Кинжал, скользнувший под её защитой, вспорол бок. Неглубоко, но достаточно, чтобы кровь потекла горячим потоком, пропитывая одежду.

«АННА!» — крик Алексея. Он рубился с двумя другими Волками, не мог помочь.

Она пошатнулась. Мир поплыл перед глазами. Но инстинкт выживания, отточенный годами тренировок, заставил её двигаться. Уклониться от следующего удара. Нанести контратаку. Её клинок нашёл мягкую плоть между рёбрами одного из Волков. Он упал, захлёбываясь кровью.

Оставшиеся двое, видя, что засада провалилась, отступили. Быстро, профессионально. Они исчезли в темноте, оставив одного мертвеца и раненую команду.

Анна упала на колени. Рука прижата к боку, пытаясь остановить кровотечение. Алексей подхватил её.

«Держись. Мы почти пришли».

Новое убежище было подвалом под складом. Сыро. Холодно. Пахло плесенью и крысами. Но это было безопаснее, чем театр.

Эллада сразу принялась лечить рану Анны. Её руки светились мягким белым светом, пока она накладывала целительные чары. Но её силы были на исходе — слишком много раненых, слишком мало времени на восстановление.

«Это не глубоко, — сказала она, закончив. — Но ты потеряла много крови. Тебе нужен отдых».

«Отдых — это роскошь, которую мы не можем себе позволить», — мрачно ответила Анна.

Она лежала на грязном матрасе, глядя в покрытый плесенью потолок. Боль в боку пульсировала в такт сердцебиению. Но физическая боль была ничто по сравнению с болью осознания.

Её недостаточно.

Она была мастером Танца Теней. Одной из лучших в своём поколении. Но Волки использовали техники всех семи Школ, переключались между ними, как хамелеоны меняют цвет. Атаковали с дистанции техниками Копья и Лука, сокращали дистанцию техниками Кулака и Кинжала, использовали мощные удары Меча, защищались техниками Щита, контролировали энергию Потока техниками Посоха.

Она не могла противостоять такому разнообразию. Её узкая специализация, которой она так гордилась, стала её слабостью.

«Чтобы победить их, мне нужно стать такой же, как они, — прошептала она. — Не просто лучше владеть своим стилем. Нужно овладеть всеми стилями. Всеми семью».

Алексей, сидевший рядом, посмотрел на неё с беспокойством. «Анна, это невозможно. На освоение одной Школы уходят годы. Семь Школ… это жизнь».

«У нас нет жизни. У нас есть недели. Может, дни. Или я научусь. Или мы все умрём».

Утром пришёл Крюк. Принёс еду — сухой хлеб, вяленое мясо, воду. И информацию.

«Волконский наращивает силы, — сказал он без прелюдий. — Собирает всех, кого может подкупить или запугать. У него уже около сотни бойцов. Через две недели он нанесёт удар. Сожжёт несколько кварталов Нижнего города, чтобы выкурить вас».

«Нам нужны учителя, — Анна села, игнорируя боль в боку. — Ты говорил, что в Нижнем городе живут мастера разных Школ. Отставные. Изгнанные. Где их найти?»

Крюк усмехнулся. «Ты уверена? Эти люди… они сломлены жизнью. Озлоблены. Они не будут учить из доброты сердца».

«Я не прошу доброты. Я готова платить».

«Чем? У тебя нет золота».

«Я заплачу своим временем. Своей кровью. Своей болью. Чем угодно. Но я научусь».

Крюк долго смотрел на неё. Потом кивнул с уважением.

«Хорошо. Начнём с самого сложного. Школа Кулака. Знаю одного мастера. Живёт неподалёку. Зовут Борис. Бывший элитный боец Гильдии Кулака. Потерял всё, когда отказался выполнить контракт на убийство ребёнка. Его изгнали. Теперь пьёт и ждёт смерти. Но знания у него остались. Если ты сможешь убедить его…»

«Я убежу», — холодно сказала Анна.

Встреча с Борисом

Борис жил в самой грязной части Нижнего города, там, где даже воры боялись ходить. Его «дом» был подвалом под разрушенным складом, куда не проникал солнечный свет даже через магические кристаллы. Вход охраняли крысы размером с кошку.

Анна спустилась по скрипучей лестнице. Запах внутри был отвратительным — смесь алкоголя, пота, мочи и отчаяния.

Борис сидел в углу на грязном матрасе, обнимая бутылку дешёвой водки. Когда-то он был, вероятно, внушительным мужчиной — широкие плечи, мощный торс. Но годы пьянства превратили его в руину. Седые, всклокоченные волосы. Лицо, покрытое шрамами и небритой щетиной. Глаза — мутные, потерянные.

«Что тебе нужно, девочка?» — прохрипел он, даже не поднимая взгляда.

«Научите меня», — просто сказала Анна.

Он наконец посмотрел на неё. Оценивающе. Затем расхохотался. Пьяным, горьким смехом.

«Научить тебя? Чему? Танцовщица хочет научиться бить кулаками? — Он ткнул пальцем в её руки. — Твои тонкие пальчики сломаются от первого удара о мою челюсть. Возвращайся к своим па и пируэтам, девочка. Школа Кулака — не для таких, как ты».

Анна не ответила словами. Она просто двинулась.

Её движение было молниеносным, отточенным годами тренировок. Шаг вперёд. Поворот корпуса. Удар ладонью в точку на челюсти, которой её учил отец — именно туда, где удар вызывает мгновенное отключение сознания.

Борис рухнул на матрас, потеряв сознание. Бутылка выпала из его руки, разбиваясь о пол.

Анна спокойно села на перевёрнутый ящик и стала ждать.

Он очнулся через несколько минут. Потряс головой, пытаясь прогнать туман. Посмотрел на неё с удивлением и… уважением?

«Неплохой удар. Быстрый. Точный. Техника Школы Кинжала, если не ошибаюсь».

«Смешанная. Отец учил меня основам всех Школ. Но только основам. Мне нужно большее. — Анна наклонилась вперёд. — Научите меня бить правильно. Научите меня убивать голыми руками. Научите меня всему, что знаете о Школе Кулака».

«Почему я должен?»

«Потому что вы тоже были изгоем. Потому что систем предала и вас. Потому что я дам вам то, чего у вас нет уже много лет — цель. Причину проснуться завтра утром».

Борис долго смотрел на неё. Потом потянулся за бутылкой, вспомнил, что разбил её, и тяжело вздохнул.

«Ты готова страдать? Школа Кулака — это не изящные движения твоего танца. Это боль. Сломанные кости. Разбитые суставы. Кровь».

«Я уже страдала всю жизнь, — тихо ответила Анна. — Ещё немного боли меня не убьёт».

«Хорошо. — Он встал, пошатываясь. Но когда выпрямился, Анна увидела проблеск того, кем он был когда-то. — Начнём прямо сейчас. Первый урок Школы Кулака — твоё тело должно стать оружием. Каждая кость. Каждый мускул. Удар кулаком — это не просто движение руки. Это движение всего тела, вся твоя масса, вложенная в одну точку».

Он показал ей стойку. Низкую, устойчивую. Совершенно не похожую на изящные балетные позиции.

«Встань так. Держи баланс».

Анна попыталась повторить. Её балетное тело, привыкшее к грации и лёгкости, протестовало против этой грубой, приземлённой позиции.

«Неправильно. Ниже. Центр тяжести должен быть ниже».

Она опустилась. Мышцы бёдер горели от напряжения.

«Теперь ударь. Бей в мой живот. Со всей силы».

Анна ударила. Её кулак врезался в его живот с глухим звуком.

Борис даже не дрогнул. Только усмехнулся.

«Это было похоже на укус комара. Ты бьёшь только рукой. Нужно бить всем телом. Смотри».

Он показал. Медленно, чтобы она видела каждое движение. Как ноги толкают землю. Как импульс идёт от ступней через бёдра, через корпус, через плечо, через руку — и взрывается в кулаке.

«Теперь ты. И приготовься к боли. Потому что пока ты не научишься бить правильно, твои кости будут ломаться».

Параллельные истории

Пока Анна училась превращать своё тело в оружие, жизнь её команды тоже менялась.

Максим медленно восстанавливался. Его нога заживала, хоть и оставляла его с лёгкой хромотой. Эллада ухаживала за ним с терпением и нежностью, которых Анна у неё не замечала раньше. Однажды вечером она увидела их сидящими вместе в углу убежища, держась за руки. Максим что-то тихо говорил, Эллада смеялась.

В этом аду они нашли что-то светлое. Любовь.

Ирина нашла своё призвание среди детей Нижнего города. Голодные, беспризорные дети, многие из которых были ворами и попрошайками. Она начала учить их стрельбе из лука — используя сломанные луки и самодельные стрелы. «Если система их бросила, мы дадим им навыки для выживания», — объяснила она Анне.

Алексей каждую ночь патрулировал окрестности их убежища. Бывший наследник благородной семьи превратился в ночного стража трущоб. Его серебряный клинок стал символом защиты для обитателей Нижнего города. Говорили, что в темноте можно увидеть серебряную вспышку — и знать, что «Серебряный страж» охраняет сон.

Три дня Анна тренировалась с Борисом. Каждый день — агония. Её руки покрылись синяками и ссадинами. Костяшки пальцев кровоточили. Запястья болели так, что она едва могла держать клинки. Каждый удар отдавался болью.

Но она продолжала.

На четвёртый день случилось что-то странное. Она ударила по тяжёлому мешку, набитому песком и камнями. И впервые почувствовала это. Ощущение, что удар идёт не от руки, а от самой земли под ногами. Импульс, проходящий через всё тело и взрывающийся в кулаке.

Мешок качнулся. Сильнее, чем когда-либо.

Борис, наблюдавший с бутылкой в руке (он всё ещё пил, но меньше), кивнул.

«Ты начинаешь понимать. Школа Кулака — это не о силе мышц. Это о том, как использовать силу всего тела. Силу гравитации. Силу импульса. Твоё балетное тело, которое ты считала недостатком — на самом деле преимущество. Балет учит контролю над каждым мускулом. Теперь используй этот контроль для ударов».

Анна ударила снова. И снова. Боль отступила на задний план. Осталась только концентрация. Только движение.

«Григорий говорил мне: „Танцуй, моя девочка", — прошептала она между ударами. — Теперь я буду танцевать. Но это будет танец смерти. Танец, объединяющий все Школы».

Борис посмотрел на неё с чем-то похожим на гордость.

«Ты не обычная ученица, девочка. У тебя есть то, чего нет у большинства — голод. Голод к знаниям. Желание стать лучше. Ладно. Я научу тебя всему, что знаю. Но это только одна Школа из семи».

«Я найду остальных учителей», — сказала Анна с непоколебимой уверенностью.

И она знала, что найдёт. Потому что у неё не было выбора. Только две недели до того, как Волконский нанесёт удар. Две недели, чтобы превратиться из мастера одной Школы в мастера всех семи.

Невозможная задача.

Но Анна Теневая всю жизнь делала невозможное.

Глава 49: Семь учителей

Три месяца.

Девяносто дней ада, которые превратили Анну Теневую из мастера одной Школы в нечто, чего мир ещё не видел.

Каждое утро начиналось с боли. Каждая ночь заканчивалась кровью. Между ними была только работа — изнурительная, методичная, беспощадная работа над собой.

После Бориса и Школы Кулака пришла Вера.

Она была высокой, жилистой женщиной с лицом, изрезанным шрамами, и глазами цвета стали. Когда-то она была одной из элитных копейщиц Гильдии Копья, но потеряла всё после того, как отказалась участвовать в расправе над мирными жителями восставшей деревни. Её изгнали, объявив трусихой. Теперь она жила в Нижнем городе, ремонтируя оружие за медяки.

«Школа Копья — это не просто длинное оружие, — сказала она Анне в первый день обучения. — Это философия дистанции. Контроль пространства между тобой и противником. Копьё держит врага на расстоянии, где твои клинки бесполезны, а его — ещё не достают до тебя».

Она учила Анну чувствовать дистанцию интуитивно, без измерения глазами. Учила наносить молниеносные уколы, которые пронзали жизненно важные точки с хирургической точностью. Учила терпению — умению ждать, когда противник совершит ошибку, переступит невидимую границу твоего контроля.

«Копейщик — это охотник, — говорила Вера. — Он не атакует, пока не уверен в убийстве. Одна атака. Одна смерть».

Игорь, мастер Школы Меча, был полной противоположностью. Массивный мужчина с седой бородой и руками, похожими на молоты. Он потерял семью во время одного из контрактов — его подставили, и они погибли, пока он был далеко. Теперь он ковал оружие в подпольной кузне, и каждый удар молота был попыткой выковать своё искупление.

«Школа Меча — это сила и честь, — его голос гремел в маленькой кузне. — Прямая атака. Мощная защита. Мечник не прячется в тени, как вы, ассасины. Он стоит лицом к лицу с противником и побеждает чистой силой».

Он учил Анну парировать тяжёлые удары, использовать инерцию противника против него самого, превращать защиту в атаку одним движением. Её лёгкие «Лебединые крылья» не были предназначены для такого, но Анна училась адаптировать принципы, а не оружие.

Ольга, мастер Школы Посоха, была самой странной из всех учителей. Пожилая женщина с длинными седыми волосами и глазами, которые, казалось, видели сквозь материю в саму суть вещей. Она потеряла всё не из-за конфликта, а из-за того, что однажды увидела будущее — и попыталась его изменить. Гильдия объявила её еретичкой.

«Школа Посоха — это контроль Потока, — говорила она тихим, почти гипнотическим голосом. — Поток — это энергия жизни, которая течёт через всё живое. Мастер Посоха не просто бьёт деревянной палкой. Он направляет Поток через оружие, усиливая или ослабляя противника».

Она учила Анну чувствовать собственную энергию, визуализировать её как светящийся поток внутри тела. Учила направлять этот поток в удары, делая их более мощными, или в движения, делая их быстрее. Это была почти магия, но не совсем — скорее древняя техника, забытая большинством.

Дмитрий, мастер Школы Кинжала, был тенью среди теней. Невысокий, худощавый человек с лицом, которое легко забывалось. Он потерял всё после того, как отказался убить ребёнка — мальчика, который был «свидетелем». Гильдия изгнала его за непослушание.

«Школа Кинжала — это искусство невидимого убийства, — шептал он. — Ты атакуешь из слепых зон. Из темноты. Из мёртвых углов обзора. Противник даже не знает, что умер, пока не почувствует холод клинка между рёбер».

Он учил Анну двигаться так, чтобы исчезать из поля зрения противника. Не буквально — просто использовать естественные слепые зоны человеческого восприятия. Учил атаковать нервные узлы, которые парализовали, а не убивали сразу — давая время для второго, смертельного удара.

Екатерина, мастер Школы Лука, была молодой — всего на несколько лет старше Анны. Но её глаза были древними. Она потеряла всё, когда её возлюбленного казнили за измену, которой он не совершал. Она пыталась его спасти, стреляя по палачам. Промахнулась. Его казнили. Её изгнали.

«Школа Лука — это дисциплина разума, — говорила она, натягивая тетиву. — Лучник не может позволить себе эмоции. Дрожь руки — промах. Сомнение — смерть. Ты должна стать пустотой. Холодной. Сосредоточенной. И тогда стрела всегда найдёт цель».

Она учила Анну медитации, концентрации, умению отключать эмоции одним усилием воли. Это было труднее, чем любая физическая техника. Но Анна училась. Потому что иногда, чтобы убить, нужно было стать холоднее смерти.

И, наконец, Пётр. Мастер Школы Щита. Огромный мужчина с лицом, похожим на скалу, и телом, которое выглядело несокрушимым. Он потерял всё, когда не смог защитить своего командира во время засады. Его обвинили в трусости. Изгнали. Но на самом деле он один сдерживал двадцать нападавших, пока остальные бежали.

«Школа Щита — это не просто защита, — его голос был как рокот горы. — Это баланс. Несокрушимость духа. Ты можешь падать сотню раз, но пока ты встаёшь — ты не побеждён. Щитоносец — это стена, о которую разбиваются все атаки».

Он учил Анну выносливости, умению принимать удары и оставаться стоять. Учил балансу — физическому и ментальному. Учил тому, что иногда лучшая атака — это быть настолько крепким, что противник сломает себе руки, пытаясь тебя сломать.

Ночь прозрения

Это была восьмидесятая ночь обучения. Анна сидела на сцене заброшенного театра «Лунная маска», окружённая семью тетрадями. Каждая была исписана её рукой — техники, принципы, философия каждой Школы.

Семь разных подходов к бою. Семь разных философий. Семь разных путей к смерти.

Факелы горели по периметру зала, отбрасывая длинные тени на стены. Анна разложила все тетради перед собой, пытаясь найти связь. Должна быть связь. Что-то общее, что объединяет все Школы.

Часы шли. Её глаза болели от чтения. Голова раскалывалась от переизбытка информации.

И вдруг — щелчок.

Озарение пришло не как вспышка молнии, а как восход солнца. Медленно. Неумолимо. Освещая всё.

Все Школы основаны на движении.

Кулак — это движение силы от ног к кулаку. Копьё — движение в пространстве, контроль дистанции. Меч — движение инерции и противодействия. Посох — движение энергии через тело. Кинжал — движение в слепых зонах. Лук — внутреннее движение концентрации. Щит — движение баланса.

Всё — движение. Контроль тела в пространстве.

А она — балерина.

Движение было её родной стихией с пятилетнего возраста. Балет требовал абсолютного контроля над каждым мускулом, каждым суставом. Требовал понимания пространства, баланса, инерции. Требовал силы, скрытой под видимой лёгкостью. Требовал выносливости, чтобы танцевать часами. Требовал концентрации, чтобы помнить тысячи движений.

Балет был основой, на которой можно было построить всё.

Руки Анны задрожали, когда она взяла чистую, восьмую тетрадь. Открыла первую страницу. И начала писать.

«Восьмая Школа. Школа Танца.»

«Принцип первый: Все боевые техники — это хореография. Последовательность движений, доведённая до совершенства.»

«Принцип второй: Балет даёт универсальный язык движения, через который можно выразить любую технику.»

«Принцип третий: Мастер Танца не специализируется на одном стиле. Он синтезирует все стили в единую, бесконечную хореографию смерти.»

Она писала часами. Разрабатывала первые формы. Брала балетное па и адаптировала его для боя. Арабеск становился ударом Копья — вытянутая нога, идеальный баланс. Фуэте становился техникой Меча — вращение с максимальной инерцией. Жете становился атакой Кулака — прыжок с вложением всей массы тела в удар. Плие становился стойкой Щита — низкий центр тяжести, несокрушимая устойчивость.

Каждое движение балета находило своё боевое применение. А техники семи Школ интегрировались в хореографию.

Когда она подняла голову, за окнами начинал брезжить рассвет. Восьмая тетрадь была исписана наполовину. И это было только начало.

Алексей нашёл её на сцене несколько ночей спустя. Она тренировалась, отрабатывая новые формы. Её движения были… другими. Не просто Танец Теней. Это было что-то большее. Она переходила от грациозных, текучих движений к резким, мощным ударам. От защитных позиций к атакующим. Всё сливалось в единый, непрерывный поток.

«Анна», — тихо позвал он.

Она остановилась, повернулась к нему. Её лицо было покрыто потом, дыхание — частое, но ровное. В глазах горел странный, холодный огонь.

«Ты меняешься, — сказал он, подходя ближе. — Становишься… другой. Страшнее».

«Я становлюсь тем, кем должна быть, — её голос был ровным, почти безэмоциональным. — Чтобы никто больше не умирал. Чтобы Григорий не погиб зря. Чтобы отец не был казнён напрасно».

«Но ты теряешь себя. Девочку, которую я полюбил».

Анна посмотрела на него долгим взглядом. Потом подошла, положила ладонь ему на щёку.

«Та девочка умерла в подземелье Академии. Вместе с Григорием. То, что осталось — это оружие. Оружие справедливости. Если ты не можешь это принять…»

«Я принимаю, — перебил он. — Я просто… боюсь потерять тебя окончательно».

«Ты не потеряешь меня. Потому что ты тоже изменился. Мы оба умерли в том соборе. И оба родились заново».

Он притянул её к себе, обнял. Они стояли так долго, двое изменённых людей в руинах старого театра, держась друг за друга, как за последний якорь в шторме.

Финальная битва

Волки пришли на девяностый день.

Все двадцать. Полный состав элитного отряда князя Волконского. Они окружили театр, перекрыли все выходы. Это была не засада. Это была казнь.

Анна стояла на сцене. Рядом с ней — Алексей, Максим (наконец полностью восстановившийся), Ирина и Эллада. За ними, в зрительном зале, сидели семь учителей, пришедшие посмотреть на результат своих трудов.

Командир Волков вошёл через главный вход. Высокий, в чёрном плаще, лицо скрыто маской в форме волчьей головы.

«Анастасия Теневая. Твоя охота закончилась. Сдайтесь, и я обещаю быструю смерть».

Анна спрыгнула со сцены, её движение было лёгким, как у птицы. Она медленно вытащила свои «Лебединые крылья».

«Я больше не та, кого вы охотили три месяца назад. Хотите увидеть, во что я превратилась? Тогда приходите. Все сразу. Мне нужна практика».

Волки атаковали.

И началось.

Анна танцевала. Но это был не танец, который они видели раньше. Это была симфония смерти.

Она встретила первую атаку техникой Щита — низкая стойка, абсолютный баланс. Удар Волка просто соскользнул с её клинка. Контратака — техника Кулака, вся её масса, вложенная в удар ладонью в солнечное сплетение. Противник отлетел, ломая рёбра о стену.

Второй атаковал техникой Копья — длинный выпад. Она ушла в сторону, используя балетное па-де-буре, контролируя дистанцию как учила Вера. Её клинок скользнул по древку копья, найдя запястье держащего его. Кровь. Крик.

Третий и четвёртый атаковали одновременно, с разных сторон. Она использовала технику Посоха — направила Поток энергии в прыжок, взлетев выше, чем обычный человек. Их удары встретились в пустоте. Она приземлилась между ними, фуэте — вращение с максимальной инерцией, оба клинка нашли цели. Две шеи. Две смерти.

Пятый атаковал из слепой зоны — техника Кинжала. Но Анна научилась чувствовать эти зоны. Она использовала технику Лука — полная концентрация, ментальная пустота. Время замедлилось. Она увидела его отражение в осколке зеркала. Развернулась. Её клинок встретил его кинжал, отбросил. Контратака — техника Меча, мощная, прямая. Его сердце перестало биться.

Она танцевала между ними, убивая, парируя, уклоняясь. Каждое движение было частью хореографии, которая не прерывалась ни на секунду. Она переходила от стиля к стилю так быстро, что Волки не могли предсказать следующую атаку.

Сила Кулака. Точность Копья. Инерция Меча. Контроль Посоха. Скрытность Кинжала. Концентрация Лука. Устойчивость Щита.

Всё слилось в танец. В смертоносный, прекрасный, ужасающий танец.

Через пять минут половина Волков была мертва. Остальные, объятые ужасом, бежали.

Тишина.

Анна стояла среди тел, тяжело дыша. Её одежда была порвана, тело покрыто царапинами и синяками. Но она стояла. Победительница.

Семь учителей медленно встали со своих мест в зрительном зале. Они смотрели на неё с благоговением, страхом и… гордостью.

«Что… что это было?» — прошептал Борис.

Анна вытерла кровь с лица, посмотрела на них.

«Это была революция», — просто сказала она. — «Рождение Восьмой Школы. Школы Танца. Школы, которая объединяет все остальные. Школы, которая изменит мир».

Семь учителей переглянулись. Потом, один за другим, опустились на одно колено.

«Мы были вашими учителями, — сказал Борис. — Но теперь… теперь вы превзошли нас всех. Вы создали то, о чём мы даже не мечтали. Что нам делать, Мастер?»

Анна посмотрела на них. На этих сломленных, но не побеждённых людей. На тех, кто дал ей знания, которые спасли её жизнь.

«Вы станете первыми мастерами Восьмой Школы, — сказала она. — Мы построим что-то новое. Не для Гильдий. Не для системы. Для тех, кого система предала. Для изгоев. Для отверженных. Для тех, кому больше негде учиться».

Она повернулась к своей команде.

«Война только началась. Волконский теперь знает, что мы опасны. Он ударит со всей силой. Мы должны быть готовы».

Алексей подошёл к ней, взял её окровавленную руку.

«Мы будем готовы. Вместе».

И в руинах старого театра, среди тел врагов и в присутствии семи учителей, которые стали мастерами, родилась легенда.

Легенда о Восьмой Школе.

Легенда об Анне Теневой, танцовщице смерти.

Легенда, которая изменит мир.

Глава 50: Рождение легенды

Неделя прошла в лихорадочной подготовке. Анна запиралась в своей комнате за сценой театра «Лунная маска», покидая её только для тренировок. Восьмая тетрадь — манифест Восьмой Школы — росла с каждым днём, заполняясь чертежами поз, схемами движений, философскими заметками.

Она не просто комбинировала техники семи Школ. Она создавала новый язык боя, где каждое движение балета становилось смертоносным оружием, а каждая боевая техника обретала грацию искусства.

«Балет — это контроль каждого мускула тела, — писала она в преамбуле. — А боевое искусство — это использование этого контроля для победы. Восьмая Школа объединяет эти принципы. Мастер Танца не специализируется на одном оружии или стиле. Он превращает само своё тело в универсальный инструмент смерти и красоты».

Семь учителей помогали ей, каждый делясь глубинными секретами своей Школы, которые обычно передавались только избранным ученикам. Но они видели в Анне что-то большее, чем просто талантливую воительницу. Они видели революцию.

День демонстрации наступил неожиданно быстро. Крюк разослал приглашения по всему Нижнему городу — не просто семи учителям, но всем, кто хотел увидеть рождение чего-то нового. И они пришли.

Зрительный зал театра, пустовавший десятилетиями, снова наполнился людьми. Сотни лиц. Воры и контрабандисты. Бывшие солдаты и беглые рабы. Дети с голодными глазами, никогда не видевшие ничего, кроме грязи и нищеты. Все они жаждали надежды. Надежды на то, что система, предавшая их, может быть побеждена.

Семь учителей сидели в первом ряду. Рядом с ними — пустое место. Анна попросила оставить его свободным. В память о том, кого здесь не было.

Алексей, Максим, Ирина и Эллада стояли за кулисами, наблюдая, как Анна готовится. Она была одета просто — чёрные тренировочные штаны, белая рубашка без рукавов, позволяющая свободно двигаться. Её «Лебединые крылья» висели на поясе, отполированные до зеркального блеска.

«Ты готова?» — тихо спросил Алексей.

Анна посмотрела на него. В её глазах не было сомнений. Только холодная, абсолютная уверенность.

«Я готовилась к этому всю жизнь. Просто не знала».

Она вышла на сцену.

Хореография смерти

Тишина была абсолютной. Сотни глаз следили за каждым её движением. Анна встала в центре сцены, закрыла глаза, сделала глубокий вдох.

Вспомнила отца, учившего её первым па в их доме, когда ей было пять лет. Вспомнила мать, танцевавшую для неё перед сном. Вспомнила Григория, говорившего: «Танцуй, моя девочка. Покажи им, что значит быть Тенью».

Она открыла глаза.

И начала.

Первое движение было классическим балетным плие — глубокое приседание с идеальным балансом. Но когда она поднималась, это уже был принцип Школы Кулака — импульс от земли через всё тело. Её руки двигались в защитной позиции Школы Щита, создавая невидимый барьер.

Затем — арабеск. Вытянутая нога, совершенный баланс на одной ноге. Но это была техника Школы Копья — контроль дистанции, способность атаковать с максимальной досягаемости, оставаясь устойчивой.

Она начала двигаться быстрее. Жете — прыжок — стал ударом Кулака, вложенным в движение всего тела в воздухе. Фуэте — серия вращений — превратились в технику Меча, каждый оборот генерировал максимальную инерцию для рубящего удара.

Она вытащила свои клинки. И танец стал смертельным.

Па-де-буре — мелкие, быстрые шаги — техника Кинжала, движение в слепых зонах, невидимое для противника. Гранд-жете — большой прыжок — удар Копья сверху, используя гравитацию для усиления. Пируэт — вращение — защита Щита, клинки создают круговую зону смерти.

Она танцевала непрерывно, без единой паузы. Каждое движение перетекало в следующее с абсолютной плавностью. Атака становилась защитой. Защита — атакой. Сила — грацией. Грация — силой.

Её дыхание было ровным, контролируемым — принцип Школы Лука. Её разум — пуст, сосредоточен только на движении — ментальная дисциплина. Её энергия — Поток — текла через каждый удар, усиливая его — принцип Школы Посоха.

Это была не просто демонстрация техник. Это была симфония. Тысяча движений, каждое из которых могло убить, сплетённые в единый, прекрасный, ужасающий танец.

Зрители замерли. Некоторые плакали, не понимая почему. Некоторые не могли оторвать взгляд. Семь учителей сидели с открытыми ртами, видя, как их знания, переданные веками, объединяются в нечто, превосходящее сумму частей.

Анна завершила танец классическим балетным реверансом — поклоном. Но даже в этом простом движении была смертоносная грация хищника, склонившего голову перед достойным противником.

Тишина длилась вечность.

Затем Борис медленно встал. Его глаза были влажными.

«Это… — его голос дрожал. — Это не просто новая Школа. Это революция. Ты объединила то, что мы считали несовместимым. Ты доказала, что балет и боевое искусство — это два выражения одного языка. Языка движения. Языка тела».

Остальные учителя встали вслед за ним. Один за другим они опустились на одно колено.

«Мы признаём тебя Основательницей Восьмой Школы, — сказала Вера. — Школы Танца. Мы просим чести стать твоими первыми мастерами».

Анна посмотрела на них — на этих сломленных, но не побеждённых людей. На тех, кого система выбросила, как мусор. На тех, кто сохранил знания, несмотря ни на что.

«Встаньте, — сказала она. — Вы не подданные. Вы — мастера. Равные. Восьмая Школа не будет иерархией, где один повелевает другими. Мы будем содружеством. Учителя и ученики. Все равны в поиске совершенства».

Основание

В ту же ночь, при свете сотен свечей, расставленных по периметру зала, состоялась церемония основания.

Анна написала манифест Восьмой Школы мелом прямо на сцене:

«ВОСЕМЬ ПРИНЦИПОВ ШКОЛЫ ТАНЦА»

1. Движение — универсальный язык. Все стили — диалекты этого языка.

2. Специализация — слабость. Универсальность — сила.

3. Балет — основа, на которой строится всё.

4. Каждый удар — произведение искусства. Каждый танец — оружие.

5. Мы не служим системе. Мы служим справедливости.

6. Мы принимаем всех, кого система отвергла.

7. Мы не делим мир на касты и классы. Только на учителей и учеников.

8. Мы танцуем не для славы. Мы танцуем, чтобы изменить мир.

Семь учителей подписались под манифестом своей кровью. Затем — Алексей, Максим, Ирина, Эллада. И, наконец, Анна.

Крюк, наблюдавший церемонию со своего места в последнем ряду, встал.

«Я не воин, — сказал он. — Я вор и торговец. Но я предоставляю этот театр как постоянную штаб-квартиру Восьмой Школы. Бесплатно. Потому что впервые за свою жизнь я вижу что-то, достойное веры».

Аплодисменты взорвались в зале. Сотни людей встали, крича, свистя, стуча ногами. Это была не просто поддержка новой Школы. Это был бунт. Тихий, ненасильственный, но непреклонный бунт против системы, которая их предала.

После церемонии, когда зал опустел, Анна осталась одна на сцене. Она смотрела на пустое место в первом ряду. То место, которое оставила для Григория.

«Учитель, — прошептала она в темноту. — Вы говорили мне танцевать. Я танцую. Вы говорили показать им, что значит быть Тенью. Я показала. Но это больше не Танец Теней. Это что-то новое. Что-то, о чём вы мечтали, но не смели воплотить».

Она представила, как он сидел бы там, с гордой улыбкой на старом, изрезанном морщинами лице. Как бы кивал, довольный.

«Я построила то, о чём вы мечтали, — продолжила она. — Школу, которая принимает всех. Которая даёт надежду. Которая не делит людей на достойных и недостойных. Вы погибли, защищая мальчика, которого даже не знали. Потому что для вас каждая жизнь имела ценность. Восьмая Школа будет хранить эту философию. Обещаю».

Алексей нашёл её там час спустя, сидящей на краю сцены, свесив ноги.

«Всё в порядке?» — спросил он, садясь рядом.

«Да. Просто… прощаюсь. С прошлым. С той девочкой, которой я была».

«Ты жалеешь?»

«Нет. Я стала тем, кем должна была стать. Но иногда… иногда я скучаю по простоте. По времени, когда самой большой проблемой был сложный па, а не война с империей».

Он взял её руку. «Мы можем остановиться. Уехать. Найти тихое место, где нас не найдут».

Анна посмотрела на него. Улыбнулась грустной улыбкой. «Мы оба знаем, что это ложь. Волконский не остановится. Совет не простит. Нам некуда бежать. Только вперёд».

«Тогда пойдём вперёд. Вместе».

Они сидели втишине, держась за руки, пока свечи догорали одна за другой.

Распространение вести

Новость о Восьмой Школе распространилась по Нижнему городу со скоростью пожара. Уже на следующий день к театру выстроилась очередь из желающих учиться. Сотни людей. Молодые и старые. Мужчины и женщины. Калеки, которых система объявила бесполезными. Дети, которых никто не хотел учить.

Анна вышла к ним утром. Посмотрела на эти лица, полные надежды и отчаяния.

«Восьмая Школа открыта для всех, — сказала она. — Мы не спрашиваем о вашем прошлом. Не требуем денег. Не делим вас на достойных и недостойных. Если вы готовы работать, страдать и становиться лучше — добро пожаловать. Но знайте: это будет тяжелее, чем что-либо в вашей жизни. Многие сломаются. Многие уйдут. Но те, кто останется, станут чем-то большим, чем просто воинами. Вы станете символом. Доказательством того, что система не всесильна».

Они кричали в ответ, их голоса сливались в единый рёв одобрения.

Первый набор Восьмой Школы составил двести человек. Семь учителей разделили их на группы, каждая специализировалась на одной из семи Школ для начала. Позже, когда они освоят основы, их начнут учить синтезу.

Театр «Лунная маска» превратился из руины в живой, дышащий организм. В зрительном зале тренировались группы. На сцене Анна лично вела продвинутые занятия. В костюмерных и гримёрных жили ученики, которым некуда было идти. В подвале Эллада организовала лазарет для раненых.

За две недели Восьмая Школа превратилась из идеи в реальность. В силу.

Тень приближается

Но в то же время, в тёмном особняке на окраине Нижнего города, другая сила готовилась к удару.

Князь Иван Волконский сидел в своём кабинете, читая донесение от выживших Волков. Его лицо, обычно бесстрастное, исказилось яростью.

«Восьмая Школа, — прошипел он. — Анна Теневая больше не одинокая беглянка. У неё армия. У неё учителя. У неё последователи. Она стала опаснее, чем когда-либо».

Его советник, старый, хитрый человек с лицом змеи, кивнул. «Что прикажете, господин?»

«Собрать все силы, — Волконский встал, подошёл к окну. Внизу, в тренировочном дворе, его собственные бойцы отрабатывали комбинации. Сотни лучших воинов, которых можно купить за золото. — Каждого наёмника, которого мы можем найти. Каждого убийцу, который согласится работать за деньги. Через месяц я уничтожу этот театр. Сожгу его дотла. Вместе со всеми, кто там находится».

«Но, господин, это привлечёт внимание. Совет Гильдий…»

«Совет! — Волконский развернулся, его глаза горели безумием. — Совет — трусы и лицемеры. Они объявили меня мёртвым, чтобы сохранить стабильность. Но когда я уничтожу Анну, когда докажу свою силу, они будут вынуждены признать меня. Потому что я стану слишком могущественным, чтобы игнорировать».

Он подошёл к столу, развернул карту Нижнего города. Указал на квартал, где находился театр.

«Здесь. Мы атакуем здесь. Окружим со всех сторон. Подожжём соседние здания, чтобы отрезать пути отступления. И когда они будут в ловушке, мы войдём. И не оставим никого в живых».

Буря грядёт

Анна стояла на крыше театра, глядя на ночной Нижний город. Тысячи огней мерцали в темноте — факелы, свечи, магические кристаллы. Каждый свет — чья-то жизнь. Чья-то надежда.

К ней поднялся Алексей.

«Не спишь?»

«Не могу. Чувствую… что-то приближается. Что-то большое».

«Волконский».

«Да. Он не простит нам того, что мы построили. Скоро он ударит. Со всей силой».

Алексей обнял её со спины. «Мы будем готовы. У нас есть Школа. У нас есть люди. У нас есть ты».

Анна посмотрела вниз, на тренировочный двор, где даже ночью её ученики отрабатывали формы. Молодые лица, полные решимости. Они верили в неё. В Восьмую Школу. В то, что мир может измениться.

«Мы больше не жертвы, — тихо сказала она. — Мы — буря. И скоро весь мир узнает имя Восьмой Школы. Узнает, что значит танцевать на грани между жизнью и смертью. Узнает, что система может быть побеждена».

Она повернулась к Алексею, в её глазах горел холодный, непреклонный огонь.

«Пусть приходит. Волконский. Совет. Вся империя. Мы встретим их. И мы победим. Потому что мы не просто сражаемся за себя. Мы сражаемся за всех, кого предала система. За каждого ребёнка в этих трущобах. За каждого отверженного. За будущее, в котором честь — не привилегия богатых, а право каждого».

Они стояли на крыше, двое изгоев, ставших основателями революции. Внизу — их школа, их армия, их надежда. Впереди — война.

Но в эту ночь, под звёздным небом Нижнего города, родилась легенда. Легенда о Восьмой Школе. О танцовщице смерти. О том, что даже в самой глубокой тьме может вспыхнуть свет.

И этот свет невозможно погасить.

Глава 51: Армия отверженных

Первую неделю после основания Восьмой Школы Анна просыпалась с одной и той же мыслью: «Это не может продолжаться». Не потому, что что-то шло не так. Наоборот. Всё шло слишком хорошо.

Каждое утро к воротам театра «Лунная маска» выстраивалась очередь. Десятки людей. Затем — сотни. Мужчины и женщины всех возрастов. Дети, едва достигшие десяти лет. Старики, которым было за шестьдесят. Калеки, потерявшие пальцы или глаза в заводских авариях. Беглые рабы с клеймами на лбах. Бывшие проститутки, решившие взять в руки оружие вместо того, чтобы продавать тела. Воры, контрабандисты, нищие.

Все они приходили с одним вопросом: «Возьмёте ли вы меня?»

И Анна не могла отказать ни одному.

К концу первого месяца число учеников выросло с изначальных двухсот до пятисот. Театр «Лунная маска», казавшийся огромным, теперь трещал по швам. Ученики тренировались в зрительном зале, в коридорах, на крыше, в подвале, на улице перед зданием. Каждый свободный сантиметр пространства был занят людьми, отрабатывающими удары, стойки, парирования.

Это было уже не просто школой боевых искусств. Это было движением.

Организация хаоса

Анна стояла в бывшей директорской ложе театра, глядя на зал, заполненный тренирующимися учениками. Рядом с ней — Алексей, Максим, Ирина, Эллада и семь мастеров.

«Мы не можем продолжать так, — сказал Борис, глядя на хаотичное месиво людей внизу. — Им нужна структура. Система. Иначе это толпа, а не армия».

«Мы не армия, — возразила Анна. — Мы школа».

«Школа из пятисот человек — это армия, нравится тебе это или нет, — Алексей положил руку ей на плечо. — Борис прав. Нужна организация».

Анна знала, что они правы. Последние дни она едва спала, пытаясь лично курировать обучение всех. Но пятьсот человек — это слишком много для одного учителя. Слишком много даже для восьми.

«Хорошо, — она развернулась к ним. — Давайте создадим структуру. Семь мастеров ведут базовые классы по своим Школам. Каждый берёт группу из семидесяти учеников — новичков, которые только начинают путь».

Она указала на Алексея. «Ты формируешь элитную группу фехтовальщиков. Двадцать лучших учеников, которые покажут выдающиеся результаты в базовом обучении. Обучай их продвинутым техникам Школы Меча».

Максим кивнул, когда она повернулась к нему. «Тяжёлая пехота. Щитоносцы. Те, у кого есть сила и выносливость. Сорок человек. Научи их держать строй, быть стеной, о которую разбиваются враги».

Ирина улыбнулась, предвосхищая. «Лучники. Тридцать человек с лучшей координацией глаз и рук. Снайперы. Те, кто никогда не промахивается».

«Именно. — Анна посмотрела на Элладу. — А ты… ты самая важная. Ментальный контроль. Эмпатическая защита. Учи всех, кто проявляет чувствительность к эмоциям других. Десять человек. Элита элит. Они станут нашим тайным оружием».

«А ты?» — спросил Пётр, старый мастер Щита.

«Я буду учить тех, кто прошёл базовое обучение и готов к синтезу. Тех, кто способен овладеть Восьмой Школой. Это будут единицы. Может, десять человек за год. Может, меньше. Но каждый из них будет стоить сотни обычных воинов».

План был принят. На следующий день началась реорганизация.

Будни новой школы

Дни в Восьмой Школе начинались с рассветом. Колокол, установленный на крыше театра, звонил в пять утра. Ученики выстраивались в зале, разделённые на группы по семи Школам.

Борис вёл класс Кулака на сцене. Семьдесят человек в низких стойках, отрабатывающих удары. «Сила идёт от земли! От ступней через бёдра к кулаку! Снова!»

Вера обучала Школе Копья в боковом коридоре, где было достаточно места для выпадов. «Дистанция — ваше преимущество. Держите противника на расстоянии, где его меч бесполезен».

Игорь громыхал в подвале, где его кузница превратилась в класс Меча. «Меч — продолжение вашей руки. Тяжесть клинка должна ощущаться как часть вашего тела».

Ольга, мастер Посоха, вела самый тихий класс — в бывшей костюмерной. Её ученики сидели в медитации, учась чувствовать Поток энергии внутри себя. «Не напрягайтесь. Расслабьтесь. Поток течёт через спокойствие, а не через силу».

Дмитрий обучал Школе Кинжала в полной темноте подвального коридора. Его ученики двигались на ощупь, учась атаковать из слепых зон. «Ваш враг не может защититься от того, чего не видит».

Екатерина, мастер Лука, тренировала своих учеников на крыше, где были установлены мишени на разных расстояниях. «Дыхание. Концентрация. Пустота. Только тогда стрела найдёт цель».

Пётр вёл класс Щита во дворе перед театром, его ученики практиковали устойчивость, выдерживая удары друг друга. «Падать не стыдно. Стыдно не вставать».

После базовых классов, которые длились до полудня, начинались специализированные тренировки.

Алексей работал со своей элитной группой фехтовальщиков в зрительном зале. Двадцать лучших мечников, отобранных из семи групп. Они двигались в унисон, отрабатывая сложные комбинации. Их клинки пели в воздухе, создавая смертоносный балет.

Максим тренировал своих щитоносцев формировать фалангу — непробиваемую стену из щитов и копий. «Вы не индивидуумы! Вы — стена! Один щит ломается. Сорок щитов — несокрушимы!»

Ирина превратила крышу в стрельбище. Её лучники могли попасть в яблоко с расстояния ста метров. Она учила их стрелять в движении, в темноте, под давлением.

Эллада работала со своей маленькой группой в уединённой комнате. Десять человек с врождённой эмпатической чувствительностью. Она учила их не только чувствовать эмоции других, но и управлять ими, внушать страх или спокойствие одним усилием воли.

А Анна… Анна работала с горсткой избранных. Теми, кто прошёл базовое обучение и показал исключительные результаты. Пятеро мужчин и пятеро женщин. Она учила их Восьмой Школе — синтезу всех семи, выраженному через танец.

Это были двенадцатичасовые дни. Изнурительные. Болезненные. Но никто не жаловался. Потому что впервые в жизни эти люди чувствовали цель. Они больше не были отбросами общества. Они были воинами.

Первая кровь

Нападение произошло на двадцать седьмой день.

Группа из тридцати учеников Школы Копья, под руководством одного из старших учеников по имени Пётр (не мастер, а молодой парень), тренировалась в одном из соседних кварталов. Они отрабатывали движение в строю, маневры, перестроения.

Засада была профессиональной.

Пятьдесят наёмников, нанятых местными криминальными боссами, которых пугало растущее влияние Восьмой Школы, окружили их в узком переулке. У них было лучшее оружие, лучшая броня, многолетний опыт.

Первые три ученика погибли в первые секунды — их просто застрелили из арбалетов.

Анна услышала крики за две минуты до того, как гонец добежал до театра. Она уже бежала, её «Лебединые крылья» в руках, Алексей и десять её элитных учеников следовали за ней.

Они прибыли через пять минут. Которые показались вечностью.

Картина, которую Анна увидела, разорвала ей сердце.

Двадцать семь учеников сформировали круг, держа копья наружу, пытаясь защититься. Трое мертвы. Восемь ранены. Наёмники методично их разбивали, используя превосходство в числе и опыте.

Анна не раздумывала. Она просто двигалась.

Её танец был яростью, воплощённой в движении. Она врезалась в строй наёмников как ураган. Первый удар — техника Копья, выпад на полной скорости, её клинок пронзил горло противника. Второй — техника Кулака, удар ладонью в солнечное сплетение, ломающий рёбра. Третий — техника Кинжала, скрытая атака из слепой зоны, клинок между рёбер.

Алексей и элитная группа атаковали с фланга. Теперь наёмники были зажаты между двумя силами.

Битва была короткой, но жестокой. Наёмники, поняв, что столкнулись с чем-то, к чему не готовились, начали отступать. Но Анна не давала пощады. Она преследовала, убивала, пока последний не бежал или не упал.

Тишина после боя была оглушающей. Только стоны раненых нарушали её.

Анна стояла среди тел, тяжело дыша, покрытая чужой кровью. Посмотрела на своих учеников — на их молодые, испуганные, но всё ещё живые лица.

«Поднимите раненых. Несите их в лазарет. Быстро».

Они повиновались, но двое не поднялись. Молодой парень лет девятнадцати по имени Денис — ему перерезали горло в первые секунды. И девушка по имени Мария, лет семнадцати — стрела пронзила её сердце.

Анна опустилась на колени рядом с их телами. Закрыла им глаза. И впервые за месяцы почувствовала, как слёзы текут по её щекам.

«Прости меня, — прошептала она. — Я не смогла вас защитить».

Похороны

Хоронили на рассвете. Восьмая Школа не имела своего кладбища, поэтому тела положили на погребальные костры в заброшенном дворе рядом с театром. Вся Школа — пятьсот человек — собралась, чтобы проститься.

Анна стояла перед кострами, глядя на закутанные в белую ткань тела. Рядом с ней плакали родители Дениса — старики из Нижнего города, для которых сын был единственной надеждой. Мария была сиротой — её семьёй была Восьмая Школа.

Анна начала говорить. Её голос был тихим, но в абсолютной тишине каждый слышал каждое слово.

«Денис и Мария погибли сегодня. Им было девятнадцать и семнадцать лет. Они не должны были умереть. Они должны были жить, любить, растить детей, состариться. Но система, которая правит этим миром, отняла у них будущее ещё до рождения. Денис был сыном рабочего, умершего от заводских газов. Мария — дочерью проститутки, умершей от болезни. У них не было шанса на хорошую жизнь. У них не было ничего».

Она повернулась к собравшимся.

«Но они нашли что-то здесь. В Восьмой Школе. Они нашли надежду. Они нашли цель. Они нашли семью. И когда на них напали, они не бежали. Они стояли. Они сражались. Они защищали своих братьев и сестёр. Они умерли не за меня. Не за Школу. Они умерли, защищая идею — идею о том, что каждый человек, независимо от происхождения, заслуживает права защищать себя и своих близких».

Её голос стал громче, сильнее.

«Их жертва не будет забыта. Мы построим мир, достойный их памяти. Мир, где дети рабочих и проституток имеют такие же шансы, как дети дворян. Мир, где жизнь не определяется золотом в кармане или именем семьи. Мир справедливости».

Она подняла факел.

«Денис. Мария. Ваш танец закончен. Но мы продолжим его. Обещаю».

Она поджгла костры. Пламя взметнулось к небу, унося души павших.

Пятьсот голосов запели погребальную песню Нижнего города — печальную, но полную надежды мелодию о том, что смерть не конец, а переход к новому началу.

Искушение

Через два дня после похорон Крюк привёл гостей.

Трое мужчин в дорогих плащах, скрывающих лица. Они встретились с Анной в её кабинете — бывшей гримёрной, превращённой в командный центр.

«Кто вы?» — холодно спросила Анна.

Старший откинул капюшон. Лицо изрезано шрамами, но одежда и манеры выдавали аристократа. «Представители нескольких семей, недовольных… текущим положением дел в Совете Гильдий».

«Аристократы», — констатировала Анна.

«Да. Мы наблюдаем за Восьмой Школой. Восхищены вашими достижениями. И хотим предложить поддержку».

«Какую поддержку?»

«Золото. Оружие. Информацию. Убежище, если понадобится. Всё, что нужно для роста вашей… организации».

«За какую цену?»

Аристократ улыбнулся. «Вы умны. Цена проста. Когда придёт время — а оно придёт — когда Восьмая Школа станет достаточно сильной, чтобы бросить вызов Совету, мы попросим вас поддержать наших кандидатов на место Глав Гильдий. Ничего более. Просто… смена власти».

Анна долго смотрела на него. Потом рассмеялась. Холодным, горьким смехом.

«Вы действительно думаете, что я настолько наивна? Вы хотите использовать нас как оружие в своих политических играх. Сменить одних хозяев на других. Но ничего не изменить по сути».

«Мы предлагаем реальную возможность…»

«Мы не станем орудием в руках новых хозяев, — её голос стал ледяным. — Восьмая Школа свободна. Мы не служим аристократам. Мы не служим Совету. Мы служим идее справедливости. Если ваши интересы совпадают с нашими — мы союзники. Если нет — враги. Но мы никогда, никогда не будем чьими-то марионетками».

Она встала.

«Уходите. И передайте своим хозяевам: Восьмая Школа не продаётся».

Аристократы ушли молча. Крюк, оставшийся, усмехнулся.

«Ты только что отказалась от состояния».

«Я отказалась от цепей, — ответила Анна. — Золотых, но всё равно цепей».

Символ надежды

В последнюю неделю месяца произошло нечто неожиданное. На стенах Нижнего города начали появляться изображения — силуэт танцующей фигуры с клинками. Символ Восьмой Школы.

Сначала их было несколько. Нарисованных углём или краской. Затем — десятки. Сотни. Кто-то рисовал их ночью, анонимно. Ученики Школы? Может быть. Или просто жители Нижнего города, увидевшие надежду.

Символ стал вирусным. Его рисовали на дверях, на стенах домов, на мостах. Он означал сопротивление. Надежду. Веру в то, что система может быть побеждена.

Власти пытались стирать их, но на следующую ночь появлялись новые. Сотни новых.

Анна стояла на крыше театра, глядя на город. Тысячи огней мерцали в темноте. И среди них — десятки символов, светящихся в отражении факелов.

К ней подошёл Алексей.

«Ты создала больше, чем Школу, — сказал он тихо. — Ты создала движение. Символ. Идею, которая больше любого из нас».

«Это пугает меня, — призналась она. — Что, если я не смогу соответствовать их ожиданиям? Что, если подведу их, как подвела Дениса и Марию?»

«Ты не подвела их. Они сделали выбор. Как все мы».

Он обнял её.

«Мы больше не пятеро изгоев. Мы — пятьсот. Скоро — тысяча. Потом — десять тысяч. Ты запустила лавину, Анна. И её уже не остановить».

Анна смотрела на символы, горящие в ночи. Танцующая фигура с клинками. Её фигура. Символ надежды для тысяч отверженных.

Она больше не была просто мстительницей. Она стала чем-то большим. Лидером. Символом. Легендой.

И её танец изменит мир.

Нравится ей это или нет.

Глава 52: Шпионы и тени

Первая смерть была списана на несчастный случай.

Молодой ученик по имени Сергей, перспективный боец класса Копья, тренировался на крыше театра, отрабатывая выпады. Его копьё внезапно сломалось в руках — древко треснуло в самом неподходящем месте, когда он делал выпад вперёд. Потеряв равновесие, он шагнул назад, споткнулся о край крыши и упал. Три этажа вниз. Мгновенная смерть.

Борис, мастер Кулака, проверил сломанное копьё. «Древко подпилено изнутри, — мрачно сказал он Анне. — Кто-то высверлил отверстие, заполнил опилками и замазал. При нагрузке должно было сломаться. Это не несчастный случай. Это убийство».

Анна стояла над телом Сергея, накрытым белой тканью. Ещё одна смерть. Ещё один ученик, которого она не смогла защитить. «Начните проверку всего оружия, — сказала она тихо. — Каждого клинка, каждого древка, каждой тетивы. Немедленно».

Но это было только началом.

Цепь случайностей

За следующие две недели произошла серия «несчастных случаев» и странных совпадений, которые превратили Восьмую Школу в место постоянного напряжения.

Припасы начали пропадать. Мешки с мукой, закупленные Крюком для кухни, исчезали из кладовой. Потом — лекарства из лазарета Эллады. Затем — стрелы из арсенала Ирины. Не всё сразу. По чуть-чуть. Так, чтобы казалось, что кто-то просто не ведёт учёт.

Группа из пятнадцати учеников отправилась на патруль в один из кварталов Нижнего города. Их маршрут был известен только руководству Школы. Но их ждала засада — двадцать наёмников, знавших точно, когда и где они появятся. Семеро учеников погибли, прежде чем подоспела помощь.

Во время ночной тренировки элитной группы Алексея один из факелов, освещавших зал, внезапно упал. Масло разлилось, вспыхнул пожар. Его удалось потушить, но трое учеников получили ожоги. Позже выяснилось: верёвка, державшая факел, была надрезана почти до конца.

Анна созвала экстренное совещание руководства. Семь мастеров, Алексей, Максим, Ирина, Эллада, Крюк — все собрались в её кабинете за запертыми дверями.

«Это не совпадения, — начала она без прелюдий. — Кто-то саботирует нас изнутри. Предатель. Возможно, не один».

«Как ты можешь быть уверена? — спросил Игорь, мастер Меча. — Может, это просто невезение…»

«Невезение не знает маршруты патрулей, — отрезал Алексей. — Кто-то передал информацию о времени и месте. Кто-то из нас».

Тишина была тяжёлой, давящей. Все понимали, что означали эти слова. Среди пятисот учеников Восьмой Школы скрывался враг. Может быть, несколько врагов.

«Волконский, — прошептала Вера. — Он внедрил своих людей».

«Конечно он, — Крюк откинулся на спинку стула. — Прямые атаки не сработали. Теперь он разрушает нас изнутри. Классическая тактика. Я бы сделал то же самое».

«Что нам делать?» — Максим сжал кулаки. — «Мы не можем допросить всех пятьсот человек».

Взгляды обратились к Элладе. Она сидела молча, бледная, её руки дрожали.

«Нет, — прошептала она. — Не просите меня об этом».

«Эллада, — Анна подошла к ней, опустилась на колени рядом с её стулом. — Я знаю, что ты чувствуешь. Я знаю, что это морально сомнительно. Но у нас нет выбора. Люди умирают. Твои братья и сёстры по Школе. Если мы не найдём предателей, смертей будет больше».

Эллада подняла глаза, в них были слёзы. «Я поклялась никогда не вторгаться в чужие мысли без разрешения. Это… это насилие. Худшее, что может сделать эмпат».

«Я знаю. Но иногда мы должны пойти против своих принципов ради высшего блага. Прошу тебя. Как друга. Как сестру».

Долгое молчание. Затем Эллада кивнула, опустив голову. «Хорошо. Но после этого… я не знаю, смогу ли простить себя».

Охота

Следующие три дня Эллада методично «прощупывала» эмоции всех учеников. Она делала это незаметно, во время занятий, проходя мимо, касаясь плечом, взглядом. Для остальных она просто наблюдала за тренировками.

Но на самом деле она погружалась в эмоциональные поля каждого человека, ища аномалии. Большинство учеников были открытыми книгами: страх, надежда, усталость, решимость. Нормальные эмоции нормальных людей.

Но трое были другими.

Их эмоции были… закрыты. Экранированы. Словно за непрозрачной стеной. Эллада чувствовала присутствие эмоций, но не могла их прочитать. Признак специальной ментальной подготовки. Техника, которую использовали профессиональные шпионы.

Она сообщила Анне имена: Виктор (класс Кулака), Надежда (класс Лука), Григорий (класс Меча).

«Ты уверена?» — спросила Анна.

«Я не могу прочесть их. Это либо означает, что они шпионы, либо… либо у них естественный ментальный блок. Такое бывает, но редко. Один из тысячи».

«А у нас трое из пятисот. Слишком большое совпадение».

Анна не стала арестовывать их немедленно. Вместо этого она устроила ловушку.

На следующий день она созвала небольшое «секретное» совещание. Только руководство и… трое подозреваемых. Виктора, Надежду и Григория пригласили как «перспективных учеников, которых рассматривают для повышения до помощников мастеров».

За закрытыми дверями Анна объявила: «Мы планируем дерзкую операцию. Завтра ночью группа из двадцати лучших бойцов совершит рейд на склад Волконского на окраине Нижнего города. Цель — уничтожить его запасы оружия. Маршрут известен только присутствующим. Абсолютная секретность. Никто больше не должен знать».

Она назвала точное время, точное место, точный маршрут.

Всё было ложью. Никакой операции не планировалось.

Капкан захлопывается

На следующую ночь Анна с группой из тридцати бойцов, включая Алексея, Максима и Ирину, заняла позицию в засаде вдоль «маршрута рейда».

Они ждали.

Полночь. Тишина. Только капли воды, падающие с потолка туннеля.

Затем — звуки. Приглушённые шаги. Много шагов.

Из темноты появились они. Сорок наёмников, вооружённых до зубов, двигавшихся по точному маршруту, который Анна назвала на совещании. Они шли в засаду, ожидая встретить двадцать ничего не подозревающих учеников Восьмой Школы.

Вместо этого их встретила стена из щитов Максима и град стрел Ирины.

Битва была короткой и кровавой. Наёмники, понявшие, что их обманули, пытались отступить. Но Анна не давала им шанса. Её танец смерти превратил узкий туннель в бойню. Через пять минут всё было кончено.

Двое наёмников остались в живых — специально. Их связали и допросили. Под угрозой клинка у горла они рассказали: информацию о «рейде» им передал «контакт внутри Восьмой Школы». Не лично — через посредника. Но сам факт был неопровержим.

Утечка произошла. Информация, известная только десяти людям на секретном совещании, дошла до врага за несколько часов.

Трое из этих десяти были предателями.

Суд

Их арестовали на рассвете. Виктора, Надежду и Григория схватили одновременно, в разных частях театра, не давая шанса предупредить друг друга.

Их привели в зрительный зал, где собралась вся Школа. Пятьсот человек, жаждущих увидеть предателей. Воздух был наполнен яростью, жаждой мести.

Анна стояла на сцене, глядя на троих связанных учеников у её ног. Виктор — молодой парень лет двадцати трёх, которому она лично спасла жизнь месяц назад, когда он чуть не погиб в тренировочном бою. Надежда — девушка лет девятнадцати, тихая, скромная, всегда первой приходила на тренировки. Григорий — мужчина средних лет, бывший солдат, потерявший семью и пришедший в Школу за новым началом.

Или так они говорили.

«Вы предали Восьмую Школу, — голос Анны эхом разнёсся по залу. — Информация, которую вы получили на закрытом совещании, в течение часов оказалась у врага. Сорок наёмников ждали нас в засаде. Если бы это не была ловушка, двадцать наших братьев и сестёр погибли бы. Из-за вас».

Надежда и Григорий молчали, глядя в пол. Но Виктор поднял голову. И засмеялся.

«Ты думала, что можешь изменить мир добротой? — его голос был полон презрения. — Ты наивная дура, Анна Теневая. Волконский предложил мне десять тысяч золотых. Больше, чем я заработаю за всю жизнь в этой жалкой Школе. Ты предлагаешь что? Идеалы? Братство? Честь? Это всё слова. Пустые слова. Золото реально».

Зал взорвался криками ярости. «Смерть предателям!» «Казнить их!» «Кровь за кровь!»

Анна подняла руку, призывая к тишине. Медленно шум стих.

«Восьмая Школа основана на принципах, — начала она. — Один из них — справедливость. Вы предали нас. Вы виновны в смерти семерых наших братьев и сестёр, погибших в засаде две недели назад. По законам любой организации, любой армии, любого государства — вы заслуживаете смерти».

Она сделала паузу.

«Но мы не государство. И мы не армия. Мы — Школа. И наша цель — не месть, а справедливость».

Анна повернулась к Алексею, стоявшему рядом. «Что ты посоветуешь?»

«Казнить, — его голос был холодным. — Если ты покажешь слабость, предательство станет обычным делом. Другие подумают, что могут предать и избежать наказания».

«Максим?»

«Казнить. Они убийцы. Заслужили смерть».

«Ирина?»

«Казнить. Без сожалений».

Семь мастеров согласились. Все до одного. Казнить.

Анна посмотрела на Элладу. «А ты?»

Эллада долго молчала. Потом тихо сказала: «Я чувствую их эмоции сейчас. Их барьеры рухнули. Виктор… он полон ненависти и жадности. Ему всё равно, скольких он убил. Надежда… она боится. Раскаивается. Говорит, что ей угрожали, что убьют её сестру, если не согласится. Григорий… он опустошён. Говорит, что хотел отомстить миру за смерть семьи и Волконский предложил шанс».

«Это меняет что-то?»

«Нет. Они виновны. Но… каждый по своим причинам».

Анна кивнула. Развернулась к залу, к пятистам парам глаз, смотрящих на неё с ожиданием.

«Я приму решение, — сказала она. — Не как лидер. Не как судья. Как человек, который верит в то, что мы можем быть лучше, чем система, которая нас предала».

Она посмотрела на троих предателей.

«Виктор. Надежда. Григорий. Вы виновны в предательстве. В косвенном убийстве семерых невинных людей. По справедливости — вы должны умереть. Но я не буду вас казнить».

Зал взорвался протестами. «Что?!» «Они должны умереть!» «Это слабость!»

«ТИШИНА!»

Голос Анны, усиленный техникой Посоха, прокатился по залу как гром. Все замолчали.

«Я не буду вас казнить, — повторила она. — Потому что мы не станем убийцами тех, кто не поднял на нас оружие. Вы шпионы. Предатели. Но не убийцы напрямую. Разница важна».

Она подошла ближе.

«Вас изгоняют из Восьмой Школы. Навсегда. Вы больше не наши братья и сёстры. Вы — никто. Уходите. Живите со своим золотом и своей виной. Но знайте: если когда-либо вернётесь. Если когда-либо встретимся снова. Я лично убью каждого из вас. Без колебаний. Без милосердия. Это обещание».

Она повернулась к Алексею. «Освободи их. Сопроводи к границе Нижнего города. И пусть больше никогда не появляются на наших глазах».

Последствия

Когда зал опустел, Анна осталась одна на сцене. Сидела, обхватив колени руками, глядя в пустоту.

Алексей вернулся через час. Сел рядом.

«Многие считают, что ты ошиблась».

«Знаю».

«Считают тебя слабой».

«Знаю».

«Почему ты это сделала?»

Анна долго молчала. Потом тихо сказала: «Потому что если мы начнём казнить без суда, без законов, только по обвинению — мы станем такими же, как Совет Гильдий. Такими же, как Волконский. Система, которую мы ненавидим, использует казни для устрашения. Я не хочу строить новую систему на трупах».

«Но они предали нас».

«И теперь будут жить с этим до конца дней. Виктор — с золотом и опустошённой душой. Надежда — со страхом и виной. Григорий — с осознанием, что месть ничего не вернула. Это худшее наказание, чем быстрая смерть».

Алексей обнял её. «Ты слишком добра для этого мира».

«Или недостаточно жестока».

На следующий день Анна объявила новые правила. Каждый новый ученик теперь проходил месячный испытательный срок под личным присмотром Эллады. Только после «эмоциональной проверки» и одобрения он становился полноправным членом Школы.

Это было вторжением в приватность. Нарушением свободы мысли. Но альтернатива — постоянная паранойя и смерть невинных.

Восьмая Школа стала более закрытой. Более осторожной. Более параноидальной.

Но и более сплочённой. Те, кто остался, знали: они прошли проверку. Им доверяют. Они — настоящая семья.

А Анна стояла на крыше театра, глядя на ночной город, и думала о том, как тонка грань между справедливостью и жестокостью. Между силой и тиранией. Между защитой и параноей.

Война меняла их. Всех. И она боялась не столько поражения, сколько того, во что они превратятся, когда победят.

Если победят.

Глава 53: Союзники из тени

Первый посланник прибыл ночью, через три дня после изгнания предателей. Крюк провёл его в кабинет Анны — человека в потрёпанном плаще, с лицом, которое видело слишком много лишений.

«Моё имя Константин, — представился он, не садясь. — Я говорю от имени Гильдии Докеров. Семьсот человек, работающих на причалах Невы. Работающих за гроши, умирающих от болезней и несчастных случаев, которые заводчики называют „естественным отбором"».

Анна жестом пригласила его сесть. «Я слушаю».

«Мы слышали о Восьмой Школе. О том, что вы защищаете тех, кого предала система. Видели ваш символ на стенах. Видели, как вы отбили нападение на своих учеников. И мы… мы хотим предложить сотрудничество».

«Какое именно?»

Константин достал свёрток бумаг. «У нас есть информация о движении товаров по всему городу. Мы знаем, когда и где грузят оружие для армии. Знаем маршруты патрулей стражи — они используют наши причалы. Знаем, какие корабли везут золото для аристократов. Эта информация может быть полезна. Мы готовы делиться ею».

«За что?»

«За защиту. Заводчики используют криминальные банды, чтобы запугивать нас. Калечат тех, кто требует лучших условий. Убивают организаторов забастовок. Нам нужна сила, которая сможет им противостоять. Восьмая Школа — эта сила».

Анна долго молчала, изучая его лицо. Усталость. Отчаяние. Но и надежда.

«Я не наёмница».

«Мы не просим наёмника. Мы просим союзника. Партнёра. Равного».

«Я подумаю. Оставьте контакт».

Константин ушёл, но за ним пришли другие.

Парад изгоев

За следующую неделю к Анне пришли представители дюжины маргинальных групп Нижнего города.

Мария, говорившая от имени Содружества Беглых Рабов — трёхсот человек, сбежавших с заводов, шахт и плантаций, где их держали как скот. «У нас есть связи по всему городу. Сеть укрытий. Мы можем спрятать кого угодно где угодно. В обмен на защиту от охотников за рабами».

Давид, представлявший Круг Беглых Магов — изгнанников из Академии, несогласных с политикой Совета. «Нас тридцать. Но каждый — мастер своего дела. Мы можем создавать защитные барьеры, лечить раны, которые не залечат обычные целители, делать магические предметы. В обмен на убежище и ресурсы».

Елена, старшая Гильдии Контрабандистов — незаконной, но эффективной торговой сети. «Мы доставляем то, что нельзя купить легально. Оружие, лекарства, запрещённые книги. У нас тысяча курьеров по всему городу. Мы можем обеспечить Восьмую Школу всем необходимым. В обмен на защиту от стражи и конкурирующих банд».

Иван, лидер Братства Калек — сообщества людей, покалеченных на заводах и выброшенных системой как мусор. «Нас сотни. Мы не можем сражаться. Но у нас есть глаза и уши повсюду. Нищие, попрошайки, калеки — люди не замечают нас. Мы слышим всё. Видим всё. Можем быть вашей разведывательной сетью».

С каждым посланником Анна разговаривала лично. Слушала их истории. Их нужды. Их предложения. И постепенно в её голове складывалась картина.

Нижний город был не просто скоплением нищих и преступников. Это была параллельная цивилизация. Со своими структурами, своими правилами, своей экономикой. Отвергнутая верхним миром, но функционирующая. Выживающая. И сейчас все эти разрозненные группы смотрели на Восьмую Школу как на объединяющую силу.

Совет теней

Анна созвала большое собрание. Не в театре — там было тесно. Крюк предоставил огромный подземный зал, где когда-то проводились нелегальные бои. Сейчас туда набилось более двухсот человек — представители всех маргинальных групп Нижнего города.

Анна стояла на возвышении в центре зала, окружённая факелами. Рядом с ней — семь мастеров, Алексей, Максим, Ирина, Эллада, Крюк. Её внутренний круг.

Она начала говорить. Её голос, усиленный техникой Посоха, которой её научила Ольга, разносился по залу без эха.

«Вы пришли к нам с предложениями. Ресурсы в обмен на защиту. Информация в обмен на силу. Это честные предложения. Но я должна быть с вами честна в ответ».

Она обвела взглядом лица, смотрящие на неё с надеждой и опаской.

«Восьмая Школа — не наёмники. Мы не продаём свои услуги. Мы не торгуем защитой за золото или информацию. Потому что в тот момент, когда мы станем это делать, мы превратимся в ещё одну банду. Ещё один инструмент угнетения. Мы станем тем, против чего боремся».

Шёпот прокатился по залу. Разочарование. Замешательство.

«Но, — продолжила Анна, — мы защищаем тех, кого предала система. Это наша миссия. Наша цель. И если ваши интересы совпадают с нашими, если вы готовы стоять против несправедливости, против эксплуатации, против тирании Совета Гильдий — мы примем вас. Не как подчинённых. Не как наёмников. А как равных».

Тишина была абсолютной.

«Я предлагаю создать Союз. Федерацию свободных групп Нижнего города. Каждая группа остаётся независимой, управляет собой сама. Но в вопросах общей защиты, общей политики, общей борьбы против системы — мы действуем вместе. Как братья и сёстры. Не как хозяева и слуги».

Константин, представитель докеров, встал. «А кто будет лидером этого Союза? Ты?»

«Будет Совет. Представители каждой группы. Решения принимаются голосованием. Восьмая Школа — одна из групп, не больше. У нас будет один голос, как у всех остальных».

«А если начнётся конфликт между группами?»

«Совет разрешит его. Мирно. Мы не можем воевать друг с другом, пока общий враг стоит над нами».

Мария, от беглых рабов, спросила: «А что мы получим взамен? Кроме туманных обещаний?»

«Силу, — ответила Анна. — Силу единства. Один докер бессилен против заводчика. Один беглый раб бессилен против охотника. Одна школа боевых искусств бессильна против империи. Но все вместе мы — сила, которую нельзя игнорировать. Система боится нас поодиночке. Представьте, как она испугается нас вместе».

Давид, от беглых магов, медленно кивнул. «Союз Теней. Федерация отверженных. Мне нравится. Но как мы узнаем, что можем тебе доверять?»

Анна сняла с пояса один из своих клинков — «Лебединое крыло». Положила его на землю перед собой.

«Я клянусь на этом клинке, которым владела моя мать, и которым владею я. Клянусь памятью моего отца, казнённого системой за правду. Клянусь памятью Григория, моего учителя, погибшего, защищая невинного. Восьмая Школа никогда не предаст Союз. Мы будем сражаться за каждого из вас, как сражались бы за своих».

Один за другим представители групп вставали. Приносили свои клятвы. Свои обещания.

Союз Теней родился.

Откровение старого мага

После собрания, когда большинство разошлось, к Анне подошёл пожилой мужчина из Круга Беглых Магов. Семён — ему было за семьдесят, лицо изрезано морщинами, но глаза острые, живые.

«Мне нужно поговорить с тобой. Наедине».

Они уединились в маленькой комнате за залом. Семён достал старую трубку, закурил, выпустил дым.

«Я был архивариусом Гильдии Посоха. Тридцать лет. Видел многое. Слишком многое. Знаю секреты, которые Совет хотел бы похоронить».

«И?»

«Тот магический кристалл. С записью заговора Волконского. Который ты доставила в Совет, и который они засекретили».

Анна мгновенно напряглась. «Что с ним?»

«Его не уничтожили. Совет никогда не уничтожает потенциально полезную информацию. Кристалл хранится в личном архиве Главы Гильдии Посоха. В её особняке. В самом защищённом хранилище города — после императорской сокровищницы».

«Почему ты рассказываешь мне это?»

Семён затянулся трубкой. «Потому что если бы этот кристалл стал достоянием общественности… если бы его содержимое распространилось по городу… Совет не смог бы больше игнорировать правду. Слишком много людей узнало бы. Давление заставило бы их действовать».

«Ты предлагаешь украсть его».

«Я предлагаю вернуть его. Это твои доказательства. Твоя правда. Они украли её у тебя».

Анна встала, прошлась по комнате. «Архив Главы Гильдии Посоха. Самое защищённое место в городе. Магические барьеры, ловушки, охрана. Как ты представляешь себе это?»

«Я работал там тридцать лет. Знаю каждый коридор. Каждую ловушку. Каждый барьер. И я знаю их слабости. Более того, — он улыбнулся, — я знаю расписание смены охраны. Раз в месяц, в полнолуние, происходит ротация. Два часа, когда охрана минимальна, пока новая смена не вступила в полную силу. Следующее полнолуние — через две недели».

Анна остановилась, посмотрела на него. «Почему ты это делаешь? Какова твоя цена?»

«Никакой цены. Я стар. Устал. Видел слишком много несправедливости. Хочу умереть, зная, что хоть раз в жизни сделал правильную вещь. Помог справедливости восторжествовать».

«Ты можешь умереть не от старости, а от клинка, если мы провалимся».

«Значит, умру с честью. Лучше, чем умирать в постели, зная, что был трусом».

Анна протянула руку. Семён пожал её.

«Я начну планировать операцию».

Ночные сомнения

Поздно ночью Анна стояла на крыше театра, глядя на Нижний город. Тысячи огней мерцали в темноте. Каждый свет — чья-то надежда. Кто-то надеялся на Союз Теней. На неё.

Алексей поднялся к ней, закутанный в плащ против ночного холода.

«Не спишь?»

«Не могу. Слишком много мыслей».

Он встал рядом, обнял её за плечи. «Сегодня был важный день. Союз Теней — это больше, чем я мог представить».

«Мы играем в опасную игру, Алексей. Это уже не просто выживание. Это война с империей. С самой системой. Мы планируем ограбить Главу Гильдии. Мы создали политическую организацию, которая напрямую угрожает власти Совета. Рано или поздно они ударят со всей силой».

«Я знаю».

«И ты не боишься?»

«Боюсь. Каждый день. Но я больше боюсь мира, где мы ничего не сделали. Где система продолжает молоть жизни, а мы просто смотрим».

Анна повернулась к нему. «Я не хотела войны. Я просто хотела справедливости. Хотела раскрыть правду о смерти отца. Отомстить убийцам Григория. Но теперь… теперь за мной стоят тысячи людей. Они смотрят на меня как на лидера. Как на символ. А я всего лишь девушка, которая умеет танцевать с клинками».

«Ты больше, чем это. Ты показала им, что система не всесильна. Что можно сопротивляться. Можно побеждать. Это больше, чем умение драться. Это надежда».

«А если я их подведу?»

«Ты не подведёшь. Потому что ты не одна. У тебя есть мы. Семь мастеров. Я. Максим. Ирина. Эллада. Пятьсот учеников. Тысячи союзников. Мы все вместе. И вместе мы непобедимы».

Анна прислонилась к нему. «Я не хотела войны. Но если для справедливости нужна война — пусть будет война».

Они стояли так долго, двое воинов в ночи, готовящихся к битве, которая изменит их мир навсегда.

Рассвет новой эры

Официальное объявление Союза Теней произошло три дня спустя. На площади перед театром «Лунная маска» собралась огромная толпа — несколько тысяч человек. Представители всех групп-членов. Любопытные жители Нижнего города. Даже несколько осторожных журналистов из независимых газет.

Анна стояла на импровизированной трибуне вместе с лидерами групп. Они по очереди выступали, объявляя о создании Союза.

Когда настала очередь Анны, толпа замерла.

«Сегодня рождается нечто новое, — начала она. — Союз Теней — федерация свободных людей, объединённых общей целью: справедливостью. Мы не банда. Мы не преступники. Мы — те, кого система назвала никем. Но сегодня мы заявляем: мы — кто-то. Мы — сила. И наш голос будет услышан».

Она подняла клинок. «Этот символ, — она указала на изображение танцующейфигуры с клинками на баннере за собой, — больше не просто эмблема Восьмой Школы. Это символ Союза. Символ сопротивления. Символ надежды. Каждый раз, когда вы видите его на стене, знайте: вы не одни. Мы с вами».

Толпа взорвалась криками одобрения. Они скандировали: «Союз! Союз! Союз!»

В тот же вечер символ танцующей фигуры с клинками появился на тысячах стен по всему Нижнему городу. Его рисовали анонимные художники, простые жители, дети. Он стал вирусным. Неконтролируемым.

Власти пытались стирать изображения, но на следующую ночь появлялись новые. Сотни новых.

В своём кабинете в здании Совета Гильдий Глава Гильдии Посоха читала донесение о создании Союза Теней. Её лицо было бесстрастным, но пальцы, сжимающие бумагу, дрожали.

«Анна Теневая больше не просто беглянка, — сказала она своему советнику. — Она создала политическое движение. Организацию, которая угрожает самим основам нашей системы. Если мы не остановим это сейчас…»

«Что прикажете?»

«Удвоить охрану архива. Утроить патрули в Нижнем городе. И… подготовить армию. Если они хотят войны, мы дадим им войну».

А в театре «Лунная маска» Анна сидела за столом, изучая план особняка Главы Гильдии Посоха, который предоставил Семён. Через две недели они попытаются совершить невозможное — украсть правду из самого защищённого места в городе.

Война только начиналась. Но теперь они не были одни. За ними стоял Союз Теней. И весь Нижний город наблюдал, затаив дыхание.

Революция грядёт.

Глава 54: Тихая буря

Разведчик прибыл на рассвете, едва держась в седле. Его лошадь была покрыта пеной, он сам — кровью из раны на боку. Иван, один из людей Крюка, специализировавшийся на слежке за врагами.

Его внесли в кабинет Анны, положили на диван. Эллада немедленно начала лечить рану, но он схватил Анну за руку, прежде чем потерять сознание.

«Волконский… пятьсот наёмников… собрал лучших… через неделю… окружат квартал… сожгут всё…»

Он потерял сознание. Эллада продолжила работу, её руки светились белым светом, закрывая рану. Анна стояла неподвижно, переваривая информацию.

Пятьсот наёмников. Элитных. Волконский потратил состояние, чтобы собрать такую армию. Это был не рейд. Это было уничтожение.

«Сколько у нас бойцов?» — спросила она у Алексея, вошедшего следом за гонцом.

«Пятьсот учеников Восьмой Школы. Плюс около ста добровольцев из Союза Теней, готовых сражаться. Итого — шестьсот против пятисот».

«Но они профессионалы. Наёмники. Ветераны сотен битв. А наши ученики… большинство тренируются всего два месяца».

«Я знаю».

Анна подошла к окну, глядя на просыпающийся Нижний город. Дым из тысяч труб поднимался к небу. Дети играли на улицах. Торговцы открывали лавки. Обычный день. Последний спокойный день перед бурей.

«Собери всех лидеров. Через час. Военный совет».

Совет войны

Они собрались в зрительном зале театра. Большой стол, установленный на сцене. Вокруг него — семь мастеров Восьмой Школы, Алексей, Максим, Ирина, Эллада, Крюк, и представители основных групп Союза Теней: Константин (докеры), Мария (беглые рабы), Давид (маги), Елена (контрабандисты).

На столе лежала карта квартала с театром в центре.

Анна начала без прелюдий. «Волконский атакует через неделю. Пятьсот наёмников. План — окружить квартал и сжечь нас живьём. У нас есть семь дней, чтобы подготовиться. Или эвакуироваться».

Тишина была тяжёлой.

Максим первым нарушил её. «Мы можем эвакуировать всех. Спрятаться глубже в Нижнем городе. В лабиринтах тоннелей они нас не найдут. Переждать, пока они уйдут».

«И показать всему Нижнему городу, что мы трусы, — Борис ударил кулаком по столу. — Что Восьмая Школа бежит при первой серьёзной угрозе. Нет. Если мы бежим, мы показываем слабость. Мы потеряем всё уважение, весь авторитет. Нужно дать бой. Здесь и сейчас».

«Легко говорить о чести, когда речь о жизнях пятисот человек», — возразила Мария.

«Я говорю не о чести, — Борис встал. — Я говорю о символизме. Восьмая Школа стала символом сопротивления. Если мы бежим, символ умрёт. А с ним — надежда тысяч людей в Нижнем городе».

Константин кивнул. «Он прав. Люди верят в вас не потому, что вы сильны. А потому что вы не боитесь. Если вы бежите…»

«Мы не бежим», — Анна произнесла это тихо, но все замолчали. Она положила руки на карту. «Максим прав — эвакуация была бы безопаснее. Борис прав — бегство уничтожит то, что мы построили. Но есть третий вариант».

Она обвела пальцем театр на карте.

«Мы остаёмся. Мы даём бой. Но это будет не просто оборона. Это будет представление. Мы покажем всему Нижнему городу, что система не всесильна. Что горстка решительных людей может противостоять армии наёмников, купленных за золото. Мы превратим эту битву в символ».

«Как?» — спросил Алексей.

«Они хотят окружить нас и сжечь? Мы превратим театр в крепость. Они думают, что золото купит победу? Мы покажем, что есть вещи дороже золота. Честь. Верность. Любовь к свободе. И даже если мы проиграем — весь мир запомнит, как мы сражались».

Давид, старый маг, кашлянул. «Я могу создать защитные барьеры. Ловушки. Это займёт неделю, но я смогу превратить подходы к театру в минное поле».

«Я выставлю лучников на крышах соседних зданий, — Ирина коснулась карты. — Снайперские позиции. Они не смогут подойти незамеченными».

«Мои щитоносцы удержат главный вход, — Максим обвёл пальцем фасад театра. — Стена из сорока щитов. Через неё не прорвётся никто».

Один за другим они предлагали идеи. План обороны складывался, как мозаика. К концу совещания на карте были отмечены позиции, ловушки, пути отступления, запасные планы.

«У нас есть неделя, — подытожила Анна. — Превратим её в вечность для наших врагов».

Неделя перед бурей

День первый: Укрепление

Весь Нижний город работал. Докеры Константина доставляли материалы — брёвна, камни, металлические листы. Контрабандисты Елены привозили оружие — десятки мечей, копий, луков, стрел. Беглые рабы Марии строили баррикады.

Театр превращался в крепость. Окна первого этажа заколачивали досками с прорезями для стрельбы. Главный вход укрепили тяжёлыми воротами и стеной из щитов. На крыше установили позиции для лучников с деревянными укрытиями.

Давид и его маги чертили руны на стенах, создавая защитные барьеры. Эллада помогала, добавляя эмпатические ловушки — зоны, где враги будут чувствовать парализующий страх.

День второй: Тренировки

Семь мастеров проводили интенсивные занятия. Больше не было времени на медленное обучение. Только важное. Только то, что спасёт жизнь в бою.

Борис обучал Школу Кулака наносить максимальный урон минимальными движениями. «Один удар, одна смерть. Нет времени на красоту. Только эффективность».

Вера тренировала копейщиков держать строй. «Если разорвут линию — мы все умрём. Стойте вместе. Стена из копий».

Игорь учил мечников парировать удары тяжёлых клинков наёмников. «Они сильнее. Но вы быстрее. Используйте это».

День третий: Логистика

Ирина организовала склад боеприпасов. Десять тысяч стрел. Сотни копий. Запасные клинки. Медицинские припасы для лазарета Эллады.

Максим проверял доспехи каждого щитоносца лично. Каждый шлем, каждый щит, каждую кольчугу. «Одна незакреплённая пряжка может стоить жизни».

Крюк обеспечивал еду — запасы на две недели осады, если понадобится.

День четвёртый: Разведка

Люди Ивана (который оправился от ранения) следили за армией Волконского. Донесения приходили каждые несколько часов. «Они тренируются. Репетируют штурм. У них лестницы для стен, тараны для ворот, огненные стрелы».

Анна изучала каждое донесение, корректируя план обороны.

День пятый: Испытания

Провели учебную тревогу. Все шестьсот бойцов должны были занять боевые позиции за пять минут. Первая попытка заняла двадцать минут. Хаос. Путаница.

Анна кричала, организовывала, направляла. Вторая попытка — пятнадцать минут. Третья — десять. Четвёртая — семь.

К концу дня они могли занять позиции за пять минут. Не идеально, но достаточно.

День шестой: Тишина

Странно, но шестой день был самым спокойным. Все приготовления завершены. Остаётся только ждать. Ученики проводили время с близкими. Писали письма. Молились. Или просто сидели в тишине, готовясь к тому, что может быть их последним днём.

День седьмой: Прощания

Вечер перед битвой. Солнце садилось за горизонт, окрашивая небо в кроваво-красные тона. Анна ходила по театру, наблюдая последние приготовления.

В углу зрительного зала она увидела Максима и Элладу. Он стоял на одном колене, держа её руки.

«Эллада, — его голос дрожал. — Я знаю, что сейчас не время. Знаю, что завтра мы можем умереть. Но именно поэтому я должен спросить сейчас. Ты выйдешь за меня?»

Эллада плакала, кивая. «Да. Тысячу раз да».

Они обнялись. Борис, проходивший мимо, остановился. «Если мы переживём завтра, я лично проведу церемонию».

В костюмерной Ирина сидела за столом, писала письмо при свете свечи. Анна видела, как слёзы капали на бумагу.

«Семье?» — тихо спросила она.

Ирина кивнула, не поднимая глаз. «Я не видела их пять лет. С тех пор, как меня изгнали из Академии. Они думают, что я мертва. Если я умру завтра… хочу, чтобы они узнали правду. Узнали, что я умерла за что-то важное».

Анна положила руку ей на плечо. «Ты не умрёшь. Мы все выживем».

«Не обещай того, чего не можешь гарантировать».

На крыше семь мастеров собрались вокруг бутылки дешёвой водки. Борис налил всем.

«За что пьём?» — спросил Дмитрий.

«За жизнь, — Борис поднял стакан. — За разбитую, сломанную, проклятую жизнь, которую мы прожили. За систему, которая нас предала. За нищету, в которой мы влачили существование. И за то, что здесь, в этом театре, с этими людьми, мы наконец обрели цель. Если я умру завтра — я умру счастливым. Потому что впервые за долгие годы моя жизнь что-то значит».

Они выпили молча. Вера вытирала слёзы. Ольга смотрела на звёзды. Пётр просто кивал, его массивное лицо было спокойным.

«Было честью учить рядом с вами», — сказал Игорь.

«Честь была наша», — ответили остальные.

В своей комнате Анна сидела на краю кровати, полируя «Лебединые крылья». Каждый удар ткани по клинку был медитацией. Подготовкой. Прощанием с миром, каким он был.

Алексей вошёл без стука. Закрыл дверь за собой. Они смотрели друг на друга долго, не говоря ни слова.

Потом он подошёл. Обнял её. Она прижалась к нему, позволяя себе момент слабости.

«Я боюсь, — прошептала она. — Не смерти. А того, что подведу их всех. Что мой план провалится. Что они погибнут из-за моих решений».

«Они выбрали это. Каждый из них. Никто не заставлял их остаться».

«Но я их лидер. Их смерти будут на моей совести».

«Как и их жизни. Как и их надежда. Ты дала им больше, чем система когда-либо давала. Ты дала им выбор. Свободу. Цель».

Они провели эту ночь вместе. Не говоря о завтра. Только о сейчас. О моменте, который мог быть последним.

Рассвет битвы

Солнце поднималось медленно, неохотно, словно знало, что несёт этот день. Анна стояла на крыше театра, глядя на горизонт. И видела их.

Факелы. Сотни факелов, двигающихся в темноте рассвета. Армия Волконского приближалась.

Пятьсот наёмников, лучшие бойцы, которых можно купить за золото. Против шестисот учеников, большинство из которых никогда не видели настоящего боя.

Но на их стороне было нечто, чего не купишь за золото. Вера. Надежда. Любовь к свободе.

Анна спустилась в зрительный зал. Все шестьсот бойцов были выстроены — готовые, вооружённые, напряжённые. Она встала на сцену, глядя на них.

Начала говорить.

«Сегодня мы не просто защищаем театр. Мы защищаем идею. Идею о том, что каждый человек достоин свободы, достоин справедливости. Волконский думает, что золото купит ему победу. Он нанял пятьсот лучших наёмников империи. Профессионалов. Убийц. Людей, которые сражаются за монеты».

Её голос становился громче, сильнее.

«Но мы сражаемся не за золото. Мы сражаемся за наших братьев и сестёр. За наших детей. За будущее, где система не решает, кто достоин жить, а кто нет. Волконский купил армию. Но он не может купить то, что есть у нас. Честь. Верность. Любовь к свободе».

Она подняла свои клинки.

«Сегодня мы танцуем наш танец. Танец, который весь мир запомнит. Танец свободы. Танец сопротивления. Танец, который изменит историю. Пусть они придут. Мы встретим их. И мы покажем им, что значит сражаться не за золото, а за правду!»

Зал взорвался криками. Шестьсот голосов слились в единый рёв. Они стучали оружием о щиты, топали ногами, кричали до хрипоты.

Анна спрыгнула со сцены. Заняла позицию у главного входа, рядом с Алексеем и Максимом.

Снаружи послышались трубы. Армия наёмников прибыла.

Битва началась.

ГЛАВА 55: Танец на пепелище

Первая стрела пронзила утренний воздух в тот момент, когда солнце коснулось горизонта. Она вонзилась в щит Максима с глухим стуком, сигнализируя начало того, что станет самой длинной ночью в истории Восьмой Школы.

«ЩИТЫ ВВЕРХ!» — рёв Максима прокатился по линии обороны.

Сорок щитоносцев подняли свои щиты одновременно, создавая стену из металла и дерева перед главным входом театра. За ними стояли копейщики Веры, их оружие выступало между щитами, создавая лес смертоносных острий.

Армия Волконского наступала медленно, методично. Пятьсот наёмников в тяжёлой броне, с лестницами, таранами, факелами. Профессионалы, которые штурмовали десятки крепостей. Для них это была обычная работа.

Но Восьмая Школа защищала не крепость. Она защищала идею.

Первый штурм

Атака началась с залпа. Сотня стрел взмыла в воздух, затмевая восходящее солнце. Они обрушились на защитников дождём смерти.

«КРЫША!» — крикнула Ирина.

Тридцать её лучников ответили собственным залпом. Стрелы свистели, находя цели среди наступающих. Десятки наёмников упали, но остальные продолжали идти. Профессионалы.

Первая волна ударила в стену щитов как океанский прилив о скалу. Мечи и топоры обрушились на защитников с яростью отчаяния. Максим держал центр, его голос гремел над грохотом битвы.

«ДЕРЖАТЬ СТРОЙ! НЕ ОТСТУПАТЬ!»

Копья Веры пронзали щели между щитами, находя плоть. Крики боли смешивались с рёвом ярости. Кровь текла по ступенькам театра, делая их скользкими.

Анна сражалась на правом фланге, её «Лебединые крылья» танцевали смертоносный балет. Она переходила от стиля к стилю — удар Кулака в незащищённое горло, выпад Копья в сердце, вращение Меча, срезающее руку, державшую топор. Её Восьмая Школа была симфонией смерти.

Но их было слишком много.

«ВТОРАЯ ВОЛНА!» — крик с крыши предупредил о новой атаке.

Ещё сто наёмников бросились в штурм. Стена щитов начала трещать под давлением.

«АЛЕКСЕЙ!» — Анна повернулась к нему.

«ИДУ!» — Он повёл свою элитную группу из двадцати фехтовальщиков в контратаку. Они вырвались из-за стены щитов, врезались в наступающих, разбивая их строй.

Битва превратилась в хаотичную свалку. Металл звенел о металл. Люди кричали, умирали, убивали. Первый час был вечностью.

Когда первый штурм отбили, на ступеньках театра лежало сорок тел. Двадцать наёмников. Двадцать защитников.

«Это только начало», — прохрипел Максим, вытирая кровь с лица.

Магическое пекло

Второй штурм начался с огня.

Волконский нанял боевых магов — пятерых мастеров разрушительной магии, каждый стоил состояние. Они встали в отдалении, начали плести заклинания.

Первый огненный шар обрушился на крышу театра. Взрыв разметал лучников, подожгая деревянные укрытия. Второй ударил в стену, разрушая кирпичную кладку. Третий, четвёртый, пятый — театр превращался в пылающий ад.

«ЭЛЛАДА!» — крик Анны был отчаянным.

Эллада стояла в центре зрительного зала, её руки были подняты, глаза светились белым светом. Она создавала защитный барьер — невидимый купол энергии над театром. Огненные шары ударялись в него, рассыпаясь искрами.

Но каждый удар истощал её. Пот струился по её лицу. Руки дрожали.

«Я… не могу… долго…» — её голос был едва слышен.

Давид, старый маг из Союза Теней, присоединился к ней. Его энергия влилась в барьер, укрепляя его. Затем — ещё двое магов. Они стояли вместе, тридцать человек против пятерых боевых магов.

Магическая дуэль длилась час. Небо над театром пылало цветами заклинаний. Белый барьер против красных огненных шаров. Защита против разрушения.

Эллада упала первой, истощённая до предела. Максим подхватил её, унёс в лазарет. Давид продолжал держать барьер, но боевые маги были сильнее, свежее.

Ирина решила проблему просто. Одна стрела. Точный выстрел с расстояния двухсот метров. Она пронзила горло одного из боевых магов. Он упал, заклинание рассыпалось.

Остальные маги отступили, поняв, что являются мишенями. Магический штурм закончился.

Но театр горел. Половина крыши обрушилась. Стены треснули. Зрительный зал наполнился дымом.

«Тушить пожар!» — команды Анны разлетелись по всему театру. Цепочки людей передавали вёдра воды. Огонь медленно отступал, но повреждения были катастрофическими.

Прорыв Волков

Третий штурм был самым страшным.

Из тени появились они — двадцать Волков, элитный отряд личных убийц Волконского. Все в чёрном, лица скрыты масками. Каждый владел техниками всех семи Школ.

Они не штурмовали главный вход. Они прорвались через боковую стену, разрушенную магическим огнём, ворвались прямо в зрительный зал.

Резня началась мгновенно. Волки двигались как призраки, их клинки находили жизни с хирургической точностью. Двадцать защитников погибли в первые минуты.

«ЗАЛ! ОНИ В ЗАЛЕ!» — крик предупреждения разнёсся по театру.

Семь мастеров собрались на сцене. Борис, Вера, Игорь, Ольга, Дмитрий, Екатерина, Пётр. Семь против двадцати.

«Наконец-то достойные противники», — Борис потряс кулаками, входя в боевую стойку Школы Кулака.

Битва, которая последовала, была легендой в создании.

Борис сражался с четырьмя Волками одновременно, его удары дробили кости, ломали клинки. Но один из Волков нашёл щель в его защите — кинжал скользнул между рёбер. Борис упал на колени, но не переставал драться. Его последний удар раздробил череп противника, прежде чем старый мастер рухнул, мёртвый.

Игорь держал центр сцены, его меч пел песню смерти. Трое Волков атаковали его, используя комбинации разных Школ. Он парировал, контратаковал, танцевал танец, который учил тысячи учеников. Но усталость замедляла его. Один промах. Одна ошибка. Меч Волка пронзил его сердце. Игорь упал, улыбаясь. «Достойная… смерть…»

Дмитрий, мастер Кинжала, исчез в тенях зала, атаковал из слепых зон. Он убил пятерых Волков, прежде чем его нашли. Они окружили его, атаковали со всех сторон. Он умер, как жил — в тени, тихо, но смертоносно.

Остальные мастера сражались отчаянно. Вера пронзала Волков своим копьём, держа их на дистанции. Ольга направляла Поток энергии, усиливая союзников, ослабляя врагов. Екатерина стреляла стрелами, каждая находила цель. Пётр был стеной, непробиваемой, неумолимой.

Когда битва закончилась, все двадцать Волков были мертвы. Но трое мастеров лежали среди них. Борис. Игорь. Дмитрий.

Анна вбежала в зал, увидела тела. Упала на колени рядом с Борисом. Его глаза были открыты, смотрели в потолок.

«Спасибо… тебе… за цель…» — последний шёпот оставался на его губах.

Она закрыла ему глаза, чувствуя, как слёзы текут по щекам. Но битва не закончилась. Снаружи ревели наёмники, готовясь к новому штурму.

«Мне жаль», — Вера положила руку ей на плечо. — «Но ты нужна на крыше. Он там».

Анна подняла голову. «Кто?»

«Волконский. Ждёт тебя».

Дуэль в небесах

Анна поднялась на крышу через разрушенную лестницу. Рассвет подходил к концу, день клонился к закату. Битва длилась двенадцать часов.

Князь Иван Волконский стоял на краю крыши, его фигура вырисовывалась на фоне заходящего солнца. Высокий, в чёрной броне, с клинком в руке. Его лицо было спокойным, почти безразличным.

«Анна Теневая. Наконец-то».

Она встала напротив, её «Лебединые крылья» в руках. «Ты убил моего отца. Убил Григория. Погубил сотни людей».

«Я сделал то, что было необходимо для сохранения системы».

«Система прогнила».

«Тогда ты должна её уничтожить. Если сможешь. Но сначала — пройди через меня».

Он атаковал.

Волконский был мастером. Он владел всеми семью Школами, переключался между ними с пугающей скоростью. Удар Кулака, выпад Копья, рубящий удар Меча, скрытая атака Кинжала — всё слилось в смертоносную комбинацию.

Но Анна не просто комбинировала техники. Она танцевала.

Её Восьмая Школа была синтезом, где каждое движение перетекало в следующее с балетной грацией. Волконский механически переключался между стилями. Анна плавно сливала их в единый поток.

Их клинки звенели на крыше театра, искры летели при каждом столкновении. Они двигались по краю крыши, на грани падения. Внизу битва продолжалась, но здесь, на крыше, решалась судьба Восьмой Школы.

Анна нашла его слабость. Волконский был силён в каждой Школе, но не видел связей между ними. Его переходы были резкими, предсказуемыми.

Она использовала это. Заманила его в комбинацию Школы Меча, затем внезапно перешла на технику Кинжала, атакуя из слепой зоны. Её клинок нашёл щель в броне, под рёбрами.

Волконский пошатнулся. Кровь текла из раны. Он посмотрел на неё с удивлением.

«Ты… создала что-то новое…»

«Я создала то, что система никогда не поймёт. Единство. Синтез. Свободу».

Она атаковала снова. Её танец стал ураганом. Волконский пытался защититься, но был ранен, ослаблен. Её клинок прошёл через его защиту, пронзая сердце.

Он упал на край крыши, балансируя на грани. Посмотрел на неё последний раз.

«Ты… победила… одного человека… Но система… больше… чем один человек…»

И упал. Три этажа вниз. Его тело разбилось о камни с глухим звуком.

Анна стояла на крыше, тяжело дыша, покрытая кровью — своей и чужой. Внизу наёмники, увидев падение своего командира, начали отступать. Битва закончилась.

Пепел и кровь

Когда Анна спустилась, солнце уже село. Театр горел, дым поднимался к небу. Оставшиеся защитники сидели среди руин, слишком уставшие, чтобы праздновать.

Алексей подошёл к ней, раненый, его рука была перевязана окровавленной тканью, но живой. Они обнялись молча.

«Мы победили», — сказал он тихо.

Анна посмотрела вокруг. Тела везде. Друзей. Врагов. Невозможно различить в тусклом свете факелов.

«Победили ли?» — её голос был пустым. — «Борис мёртв. Дмитрий мёртв. Игорь мёртв. Сотни наших людей мертвы. Это не победа. Это резня».

«Но идея жива. Школа жива. Пока мы стоим — надежда жива».

Она посмотрела на него. На его лицо, измученное, но непоколебимое. На лица оставшихся защитников, сидящих среди руин. Триста из пятисот. Шестьдесят процентов выжили. Сорок процентов мертвы.

«Да», — наконец сказала она. — «Пока мы стоим, надежда жива».

Неделя после

Похороны длились три дня. Весь Нижний город пришёл проститься. Тысячи людей выстроились вдоль улиц, пока тела павших несли к погребальным кострам.

Анна стояла перед тремя кострами — Бориса, Игоря, Дмитрия. Произносила речь, которую писала всю ночь.

«Борис научил нас, что сила приходит не от мышц, а от духа. Игорь показал, что честь дороже жизни. Дмитрий доказал, что даже в тени можно быть светом. Они отдали жизни за то, чтобы мы могли жить свободно. Их имена будут высечены в основании Восьмой Школы. Каждый ученик будет знать их истории. Они бессмертны».

Она подожгла костры. Пламя взметнулось к небу, унося души павших героев.

Тысячи голосов запели погребальную песню. Печальную, но полную надежды.

Восстановление началось на следующий день. Союз Теней мобилизовал все ресурсы. Докеры приносили материалы. Контрабандисты — инструменты. Беглые рабы — рабочие руки. Театр отстраивали заново, но лучше, сильнее.

И ученики приходили. Сотни новых учеников, вдохновлённых героической обороной. Если триста человек могли противостоять пятистам элитным наёмникам, что могли сделать тысячи?

Новое начало

Месяц спустя Анна стояла на сцене восстанавливаемого театра. Новые балки поддерживали новую крышу. Новые стены заменили разрушенные. Но память о битве оставалась — шрамы на камнях, пятна крови, которые не отмывались.

Рядом с ней стояли четыре оставшихся мастера — Вера, Ольга, Екатерина, Пётр. К ним присоединились Алексей, Максим, Ирина, Эллада. Её внутренний круг.

В зале сидело пятьсот новых и старых учеников. Триста, переживших битву, и двести новых.

Анна начала говорить.

«Волконский мёртв. Мы победили одного человека. Одну армию. Но это только начало. Совет Гильдий всё ещё у власти. Система всё ещё угнетает миллионы. Наша война не закончена. Она только начинается».

Она подняла свои клинки.

«Мы построили Восьмую Школу из пепла и крови. Потеряли друзей. Потеряли учителей. Но мы не потеряли то, ради чего сражались. Идею справедливости. Идею о том, что каждый человек достоин свободы. И мы продолжим сражаться. Продолжим строить. Продолжим танцевать наш танец».

Она посмотрела на лица учеников, молодых и старых, мужчин и женщин, калек и здоровых. Всех, кого система назвала никем.

«Теперь мы построим новый мир. Мир справедливости. Мир, где не золото в кармане определяет твою ценность, а выбор, который ты делаешь. И мы не остановимся, пока не победим».

Пятьсот голосов закричали в ответ, стуча оружием о щиты, топая ногами. Зал дрожал от их рёва.

Солнце садилось за горизонт Нижнего города. Тени удлинялись, покрывая улицы. Но среди этих теней танцевала надежда. Надежда на перемены. На справедливость. На будущее.

Анна Теневая больше не была беглянкой. Она была лидером революции. Основательницей Восьмой Школы. Символом сопротивления.

И её танец изменит мир.

Нравится это миру или нет.

Конец Части 4: Побег и изгнание

Часть 5: Сбор доказательств

-

ГЛАВА 56: Осколки прошлого

Ремонт в «Лунной маске» пах не свежестью и надеждой, как писали в газетах, а мокрой извёсткой, дешёвым табаком и пережжённым кофе. Два месяца прошло с того дня, как штурмовые отряды Волконского разнесли здесь половину перекрытий, но разруха всё ещё держалась в углах, как въевшаяся грязь.

Анна шла через фойе, перешагивая через мотки кабелей и мешки с цементом. Двое рабочих в перепачканных комбинезонах сидели на перевернутом ящике из-под плитки и курили. При её появлении они даже не встали, только проводили хмурыми взглядами. Наёмные. Им плевать, кто платит — Восьмая Школа или черт лысый, лишь бы не задерживали.

Анна остановилась у правой стены. Единственное место, которое привели в порядок полностью. Чёрный полированный гранит. Мемориальная доска. Двадцать три имени, выбитых золотом.

Она сняла перчатку. Провела пальцем по холодному камню. Третья строка сверху.

Борис, мастер клинка.

Никаких слёз. Слёзы кончились в первый день, когда они вытаскивали тела из-под завалов. Сейчас была только сухая, злая пустота. Борис учил её держать клинок не как оружие, а как продолжение руки. «Меч не убивает, Аня. Убивает намерение». Сам он умер быстро — арбалетный болт в шею. Прикрывал отход молодняка. Глупо. Героически. Бесполезно.

— Опять проверяешь гравировку?

Голос Алексея прозвучал из-за спины. Тихий, ровный. Он умел ходить бесшумно, даже по строительному мусору. Навык, вбитый в подкорку с детства.

Анна не обернулась.

— Букву «р» в фамилии Кости запороли. Кривая. Придётся заставить переделывать.

— Они переделают. Я уже сказал прорабу.

Алексей встал рядом. Он выглядел хуже, чем неделю назад. Под глазами залегли тёмные тени, на скуле пластырь, скрывающий свежий порез. Сын главы клана Романовых, изгнанник, предатель своего рода ради… ради чего? Ради неё? Или ради того, во что она его втянула?

— Как рука? — спросила Анна, кивнув на его левое запястье, перемотанное эластичным бинтом.

— Ноет. Погода дрянь. Дождь собирается.

— В Питере всегда дождь собирается.

Они помолчали. Смотрели на имена. Список был коротким, но Анна знала каждого. Костя, техник. Марина, повар. Сашка, семнадцатилетний пацан, который только-только научился ставить простейший щит. Все они теперь — строчки на камне.

— Собрание началось, — сказал Алексей. — Максим уже рвет и мечет. Поставщики кристаллов подняли цены на тридцать процентов. Говорят, дефицит.

— Врут. Просто боятся торговать с нами. Волконский наверняка пустил слух, что мы следующие в очереди на зачистку.

— Скорее всего. Идем. Нельзя заставлять их ждать. Дисциплина — это всё, что у нас осталось.

Зал совета оборудовали в бывшей оркестровой яме. Место выбрали не из-за акустики, а из безопасности. Толстые бетонные стены, никаких окон, единственный вход, который простреливается насквозь.

Внутри было накурено. Вентиляция не справлялась. За круглым столом, сколоченным из старых декораций, сидел «ближний круг».

Максим занимал сразу два стула. Бывший вышибала, а ныне начальник службы безопасности Школы, выглядел как медведь, которого разбудили посреди спячки и не дали мёда. Он яростно тыкал толстым пальцем в экран планшета.

— Тридцать процентов! — ревел он, не замечая вошедших. — Да они охренели! Это грабёж! За эти деньги я сам на Урал поеду и накопаю этих кристаллов лопатой!

— Сядь, Макс, — спокойно осадила его Эллада.

Новая глава контрразведки и медицинской службы сидела напротив. Сухая, подтянутая женщина с лицом, на котором никогда не отражались эмоции. Она аккуратно раскладывала перед собой стопки донесений, выравнивая их по краю стола. Перфекционистка до мозга костей. Даже в аду она будет требовать, чтобы котлы стояли по росту.

Ирина, лучший стрелок Школы, сидела, закинув ноги в тяжёлых армейских ботинках прямо на стол. Она методично точила наконечник стрелы маленьким напильником. Вжик. Вжик. Звук действовал на нервы, но никто не решался сделать ей замечание. После смерти Бориса она стала дёрганой и злой.

В углу, в тени, сидел Крюк. Информатор, вор, проныра. Он крутил в пальцах монету, и та мелькала тусклой искрой.

— Начали, — бросила Анна, падая в свободное кресло. — Макс, хватит орать. Кристаллы купим. Не у официалов, так у контрабандистов. Крюк, займись.

— Сделаю, — скрипучим голосом отозвался вор. — Но выйдет дороже. За риск.

— Плевать. Деньги найдём. Эллада, что по периметру?

— Тихо. Слишком тихо. — Эллада подняла глаза от бумаг. — Волконский отвёл основные силы в поместье. В городе остались только патрули и наблюдатели. Они нас пасут, но не трогают.

— Ждут, пока мы сами сдохнем от голода, — буркнула Ирина, не прекращая точить стрелу. — Или перегрызём друг другу глотки.

— Не дождутся, — отрезала Анна.

Она достала из внутреннего кармана куртки сложенный вчетверо лист бумаги. Развернула его и положила на центр стола.

— Что это? — спросил Алексей, наклоняясь вперёд.

— Список, — ответила Анна. — Я просила Семёна поднять архивы двадцатилетней давности. Судебные протоколы по делу моего отца.

Максим перестал тыкать в планшет. Ирина опустила ноги со стола. Даже Крюк перестал играть с монетой.

— Ты хочешь ворошить это дерьмо? — спросил Максим тяжело. — Ань, прошло двадцать лет. Все, кто там был, либо мертвы, либо при власти.

— Именно. При власти. — Анна ткнула пальцем в список. — Военный трибунал. Пять судей. Они подписали смертный приговор мастеру Теневому за измену Родине. Измену, которой не было.

Она начала читать фамилии.

— Генерал Корф. Погиб на дуэли через год после суда.

— Полковник Засецкий. Умер от сердечного приступа в борделе.

— Архимаг Левенштейн. Пропал без вести в Пустошах.

— Граф Волконский. Жив, здоров, глава Совета Гильдий. Наша главная цель.

— А пятый? — спросил Алексей.

— А пятый — вот он. — Анна постучала ногтем по последней строчке. — Фёдор Орлов. Статский советник. Тогда он был секретарём трибунала. Молодой, амбициозный юрист. Сейчас — пенсионер. Живёт в Верхнем городе, в районе Зелёных Садов.

— И что нам с него? — спросил Крюк. — Старик наверняка выжил из ума.

— Семён нарыл на него интересное досье. — Анна достала вторую бумажку. — Орлов спился. После суда его карьера пошла в гору, но потом резко оборвалась. Его выгнали из Совета, лишили практики. Он живёт на остатки сбережений, распродаёт антиквариат. И самое главное — он боится.

— Чего боится? — уточнила Эллада.

— Теней. По слухам, он постоянно твердит о призраках прошлого. О том, что за ним придут. Он — слабое звено, ребята. Волконского нам сейчас не достать, он сидит в бункере под охраной сотни магов. А Орлов — вот он, на блюдечке. Без охраны, без клана, наедине со своей бутылкой и страхами.

— Ты хочешь его убрать? — спросила Ирина деловито, словно речь шла о мусоре.

— Нет. Я хочу, чтобы он заговорил. Мне нужны имена заказчиков. Волконский был исполнителем, но кто-то дал приказ. Кто-то сфабриковал доказательства. Орлов был секретарём, через его руки проходили все бумаги. Он знает.

Повисла пауза. Максим почесал затылок.

— Идти в Верхний город — риск. Там патрули усилены, документы проверяют на каждом углу. Если нас зацепят…

— Нас не зацепят. Пойдут двое. Я и Алексей.

Алексей поднял голову. В его глазах не было удивления, только спокойная готовность.

— Почему я? — спросил он. — Не Ирина? Она лучше знает город.

— Потому что ты — аристократ, Лёша. Даже в этой куртке и с фингалом. Ты знаешь, как говорить с такими, как Орлов. Ты знаешь этикет, манеры. Ты сможешь надавить на него так, как не смогу я. Я умею ломать кости, а ты умеешь ломать волю.

— Принято, — кивнул Алексей. — Когда выдвигаемся?

— Сегодня. Ночью.

Анна встала.

— Ирина, Крюк — на вас Нижний город. Мне нужно знать всё: слухи, сплетни, передвижения наёмников. Если Волконский готовит удар, мы должны знать об этом за час до выхода его бойцов.

— Сделаем, — кивнул Крюк.

— Макс, Эллада — вы держите базу. Проверьте защитные контуры. Если мы не вернёмся к рассвету… действуйте по протоколу «Саван».

Максим нахмурился. Протокол «Саван» означал полную эвакуацию, подрыв базы и уход в глубокое подполье. Конец «Лунной маски». Конец мечты о возрождении Школы.

— Не каркай, — буркнул он. — Вернётесь. Куда вы денетесь.

Ночной Петербург был похож на мокрого пса — серый, грязный и злой. Дождь, который собирался весь день, наконец-то зарядил в полную силу. Мелкая, ледяная морось висела в воздухе, превращая свет фонарей в мутные жёлтые пятна.

Анна и Алексей шли по крышам. Внизу, по залитым водой улицам, проезжали редкие машины. Верхний город спал, укрывшись за высокими заборами и магическими барьерами.

— Третья улица слева, — голос Алексея в наушнике звучал глухо из-за шума ветра. — Дом двенадцать. Особняк с башенкой.

Они залегли на плоской крыше соседнего доходного дома. Анна достала бинокль с ночным видением.

Особняк Орлова выглядел удручающе. Некогда роскошный сад превратился в джунгли: кусты разрослись, дорожки покрылись мхом. Сам дом, построенный в стиле модерн, с лепниной и витражами, обветшал. Штукатурка осыпалась, водосточные трубы проржавели.

— Охрана? — спросила Анна, сканируя периметр.

— Частная фирма «Щит», — ответил Алексей, глядя в тепловизор. — Дешёвка. Нанимают отставных полицейских и неудачников. Вижу двоих. Один в будке у ворот, спит. Второй делает обход. Маршрут предсказуемый: каждые пятнадцать минут полный круг.

— Магия?

— Слабый контур на окнах первого этажа. Простая сигнализация на разрыв. На втором этаже чисто.

— Нам нужен второй. Вон то окно, где горит свет. Кабинет.

В угловом окне действительно горел тусклый свет торшера. Сквозь щель в шторах можно было разглядеть силуэт человека, сидящего в кресле.

— План? — спросил Алексей.

— Ты отвлекаешь обходного. Я захожу через балкон. Ты подтягиваешься следом. Работаем тихо. Никакой крови, если не прижмут.

— Понял.

Они скользнули вниз. Движения были отработаны до автоматизма. Анна чувствовала себя частью ночи. Дождь смывал запахи, шум ветра скрывал звук шагов.

Алексей отделился от неё у забора. Он бросил маленький камешек в кусты, в сторону от маршрута охранника. Звук упавшего камня заставил охранника остановиться и посветить фонариком в темноту.

— Эй! Кто там?

Этого мгновения Анне хватило.

Она перемахнула через забор, используя старый дуб как трамплин. Приземление на мягкую землю газона было беззвучным. Рывок к стене дома. Водосточная труба была старой, но крепкой. Анна полезла вверх, цепляясь за крепления и выступы кладки.

Балкон второго этажа. Дверь приоткрыта — видимо, хозяину не хватало воздуха.

Анна замерла у косяка, прислушиваясь.

Из комнаты доносился звон стекла и невнятное бормотание.

«…они не понимают… я спас их… я всех спас…»

Она заглянула внутрь.

Кабинет был заставлен старой мебелью. Книжные шкафы, забитые пыльными томами. Огромный письменный стол, заваленный бумагами и пустыми бутылками. В воздухе висел тяжёлый запах перегара, лекарств и немытого тела.

Фёдор Орлов сидел в глубоком кожаном кресле, спиной к окну. На нём был засаленный халат. В руке он сжимал стакан, наполненный тёмной жидкостью.

Анна шагнула в комнату. Она не стала прятаться.

— Фёдор Ильич, — позвала она негромко.

Орлов вздрогнул так, словно его ударили током. Стакан выпал из руки, покатился по ковру, не разбившись. Он попытался вскочить, но ноги не слушались, и он просто развернулся в кресле, глядя на неё расширенными от ужаса глазами.

— Кто… кто вы? Как вы сюда попали?! Охрана!

Анна сделала шаг вперёд, наступая на ковер, чтобы заглушить шаги.

— Не кричите. Охрана спит. А вам вредно волноваться.

Она сняла с лица маску-балаклаву.

Орлов уставился на неё. Его рот открылся, обнажая жёлтые зубы.

— Ты… — прохрипел он. — Ты…

— Узнали? — усмехнулась Анна. Улыбка вышла кривой и злой. — Говорят, я похожа на отца. Глаза те же.

— Теневая… — выдохнул он. — Анастасия… Но ты же мертва… Вы все мертвы…

— Слухи о моей смерти сильно преувеличены. А вот слухи о вашей совести, похоже, правдивы. Вы выглядите паршиво, Фёдор Ильич.

В этот момент на балкон бесшумно спрыгнул Алексей. Он вошел в комнату, стряхивая воду с плаща. В руке он держал обнажённый стилет.

Орлов вжался в кресло.

— Вы пришли убить меня? — спросил он, и в его голосе прозвучала странная надежда. — Давайте. Я готов. Я ждал этого двадцать лет.

— Слишком просто, — покачала головой Анна. — Смерть нужно заслужить. А вы пока заслужили только презрение. Нам нужна правда, судья.

Она подошла к столу, смахнула рукой бумаги и бутылки, расчищая место. Семь в кресло напротив.

— Рассказывайте. Трибунал. Двадцатое октября. Кто передал вам папку с «доказательствами»? Кто приказал признать их подлинными?

Орлов затряс головой.

— Я не могу… Они убьют меня… Они везде…

— Кто «они»? — Алексей приставил кончик стилета к горлу старика. — Громов? Волконский?

При имени Громова Орлов заскулил, как побитая собака.

— Громов… Он дьявол… Он пришел ко мне ночью. Показал фото моей дочери. Сказал, что если я не подпишу…

Анна переглянулась с Алексеем.

— Значит, шантаж, — констатировала она. — Классика. Но шантажом можно заставить молчать. А вы, Фёдор Ильич, не просто молчали. Вы активно участвовали. Вы вели протокол. Вы ставили печати.

— У меня не было выбора!

— Выбор есть всегда. Вы выбрали свою шкуру вместо чести.

Анна наклонилась ближе.

— Где документы? Оригиналы протоколов? Черновики приговора? Я знаю, что вы не уничтожили их. Такие крысы, как вы, всегда оставляют страховку.

Орлов замер. Его взгляд метнулся к стене, где висел старый портрет императора Николая II.

— Ага, — кивнула Анна. — Сейф за картиной. Как банально. Открывайте.

— Нет… — прошептал Орлов. — Там… там не только это. Там то, что уничтожит их всех. И нас тоже.

— Открывай! — рявкнул Алексей.

Орлов, трясясь, поднялся. Подошёл к картине. Сдвинул её. За ней оказался сейф с кодовым замком.

Дрожащими пальцами он набрал комбинацию. Дверца щелкнула.

Он достал оттуда не папку. Он достал маленький медный ключ на цепочке.

— Вот, — он протянул ключ Анне. Рука его ходила ходуном. — Это ключ от банковской ячейки. Имперский банк. Номер 714. Там всё. Дневники. Копии приказов. И… «Теневой протокол».

— Что за протокол? — спросила Анна, забирая ключ. Металл был тёплым.

— Список, — выдохнул Орлов. — Список всех, кто участвовал в заговоре. И их подписи. Кровью. Это был ритуал… Громов заставил нас всех связать себя клятвой крови.

Анна сжала ключ в кулаке.

— Значит, кровь, — сказала она тихо. — Ну что ж. Кровью начали, кровью и закончим.

Внезапно Алексей поднял руку.

— Тихо! — шепнул он. — Внизу. Дверь.

Сквозь шум дождя донёсся звук открываемой входной двери. Тяжёлые, уверенные шаги. Стук трости о паркет.

Орлов побелел так, что стал похож на мел.

— Это он… — прошептал он одними губами. — Он приходит каждый месяц. Проверять меня.

— Кто? — спросила Анна, уже зная ответ.

— Борис… Романов.

Алексей замер. Его лицо окаменело.

— Отец, — выдохнул он.

Шаги приближались. Они поднимались по лестнице. Неотвратимые, как судьба.

ГЛАВА 57: Шёпот в темноте

Ночь над Петербургом сгустилась такая плотная, что казалось, её можно резать ножом. Небо, затянутое тяжёлым свинцом туч, низко нависало над шпилями, давя на город сырым, пронизывающим холодом. Дождь не шёл — он висел в воздухе мелкой водяной взвесью, оседая на одежде, коже и металле липкой плёнкой. Идеальная погода для тех, кто привык прятать лица. Идеальная погода для Гильдии Тени.

Район Зелёных Садов, где обитала старая аристократия и вышедшие в тираж чиновники, спал тревожным сном. Особняк судьи Орлова выделялся среди соседей мрачной запущенностью. Некогда роскошный сад зарос: кусты шиповника превратились в колючие дебри, а старые дубы тянули узловатые ветви к окнам, словно хотели задушить дом в своих объятиях.

Анна замерла на карнизе соседнего здания, сливаясь с мокрой черепицей. Чёрный облегающий костюм из ткани, поглощающей магический фон, делал её практически невидимой даже для сенсоров, но она не полагалась только на экипировку. Она дышала в ритме ветра. Её сердце билось в унисон с шелестом листвы.

— Периметр, — раздался в наушнике голос Алексея. Он был где-то внизу, в тени забора, но его присутствие ощущалось как надёжная стальная опора. —Три магических контура. Внешний — сигнальный, на основе воздушных потоков. Средний — парализующий, руны Земли. Внутренний, прямо на стенах дома — звуковой капкан. Орлов параноик.

— Параноики живут дольше, — едва слышно ответила Анна, проверяя крепления веера на бедре. — Но умирают страшнее. Я беру верх, ты глушишь землю.

Она скользнула вниз. Это было не падение, а контролируемый полёт. Гран-жете в пустоту. В жанре бояръ-аниме многие мастера кичились грубой силой, разрушая стены огненными шарами, но истинное искусство убийцы — это тишина. Анна приземлилась на толстую ветку дуба, нависающую над забором, и дерево даже не скрипнуло.

Взгляд переключился в магический спектр. Воздух вокруг особняка был испещрён тонкими, пульсирующими нитями бледно-голубого цвета. Сигнальная сеть. Одно касание — и вой сирены поднимет на ноги всю округу, а следом прибудет частная гвардия Волконского, которая, по слухам, патрулировала этот район.

Анна закрыла глаза, настраиваясь. Магия Тени — это не просто тьма. Это отсутствие света, звука и присутствия. Она начала двигаться сквозь сеть, изгибаясь под невозможными углами, словно её позвоночник был сделан из ртути. Шаг — и она проходит под голубой струной. Поворот корпуса — и смертоносная руна Земли остаётся в сантиметре от её плеча. Она танцевала. Танцевала со смертью на высоте десяти метров, и единственным зрителем был холодный петербургский дождь.

— Я у стены, — прошептала она. — Второй этаж. Балкон открыт, но там звуковая ловушка.

— Дай мне три секунды, — голос Алексея был спокоен, как лед.

Снизу, от фундамента, по камню пошла едва заметная рябь. Алексей использовал технику «Тихого Лезвия» — он направлял свою энергию в структуру камня, гася вибрации.

— Чисто.

Анна перемахнула через перила балкона и замерла перед высокими стеклянными дверями. Внутри было темно, лишь отсветы тлеющего камина выхватывали из мрака очертания громоздкой мебели.

Замок поддался простому механическому воздействию — тонкая шпилька, напитанная маной, сработала лучше любого ключа. Анна бесшумно отворила створку и шагнула в тепло, пахнущее старой пылью, дорогим табаком и… страхом. Запах страха был отчётливым, кислым, перебивающим даже аромат пролитого коньяка.

Кабинет судьи Орлова напоминал музей несбывшихся амбиций. Стены, увешанные грамотами и благодарностями, которые теперь не стоили и бумаги, на которой были напечатаны. Массивные шкафы с корешками юридических сводов, которые никто не открывал годами.

Сам хозяин кабинета сидел в глубоком кожаном кресле, спиной к окну. Анна видела только его седеющую макушку и дрожащую руку, которая подносила к губам бокал. Звяканье стекла о зубы в тишине казалось оглушительным.

— Кто там? — хриплый, пропитой голос. Орлов дёрнулся, но не обернулся. — Глашка, это ты? Я же велел не входить! Убирайся, дура!

Анна не ответила. Она позволила тьме сгуститься вокруг неё. Это была сложная техника — «Покров Фантома». Она не просто пряталась, она проецировала присутствие во все углы комнаты одновременно.

— Я сказал — вон! — Орлов швырнул бокал в сторону двери. Он разбился, и осколки брызнули по паркету.

— Ты не можешь прогнать свою тень, Фёдор, — голос Анны зазвучал отовсюду. Он шёл от потолка, из-под пола, из самого камина. Он был тихим, вкрадчивым, похожим на шелест сухих листьев на могиле.

Орлов вскочил, опрокинув кресло. Он был жалок — в расстёгнутом жилете, с пятнами вина на сорочке, с лицом, одутловатым от многолетнего пьянства. Он завертелся на месте, дико вращая глазами.

— Кто здесь?! Покажись! У меня… у меня есть оружие! — он судорожно схватился за тяжёлое пресс-папье на столе, так как настоящего оружия у него, видимо, не было.

Анна шагнула из угла. Медленно. Театрально. Свет камина упал на её маску — гладкое серебро без прорезей для рта, только глаза, холодные и безжалостные.

— Оружие тебе не поможет, — сказала она уже своим обычным голосом, в котором звенела сталь. — Как не помогли взятки. Как не помог алкоголь.

— Ты… — Орлов попятился, наткнулся на стол и, потеряв равновесие, сполз на пол. — Ты одна из них? Они прислали тебя закончить дело? Я же молчал! Я молчал двадцать лет!

— Кто «они», Фёдор? — Анна подошла ближе. Её шаги были бесшумны. — Кому ты продал свою душу и жизнь моего отца?

При упоминании отца глаза Орлова расширились так, что, казалось, сейчас лопнут.

— Теневой… — выдохнул он. — Ты… ты его дочь. Девчонка. Но ты же мертва… вы все должны быть мертвы…

— Сюрприз, — сухо бросила Анна.

Она сделала знак рукой, и из тени у двери материализовался Алексей. В отличие от неё, он не прятал лицо под маской, лишь глубокий капюшон скрывал глаза. Его клинок уже был в руке — не для атаки, а как предупреждение.

Орлов заскулил, вжимаясь в ножку стола.

— Не убивайте… у меня деньги… золото… артефакты… возьмите всё!

— Нам не нужно твоё грязное золото, — Анна присела перед ним на корточки, глядя прямо в глаза. — Нам нужна правда. Рассказывай. Трибунал. Двадцать лет назад. Почему вы вынесли смертный приговор мастеру, который спас Империю от вторжения демонов?

Орлов затряс головой, его губы дрожали.

— Я не мог… у меня не было выбора… Громов… он пришёл ко мне. Лично. Директор Громов. Он положил на стол фотографии. Моя жена, забирающая дочь из гимназии. Мой сын на тренировке. И сказал: «Либо Теневой умрёт законно, по приговору, либо твоя семья умрёт случайно. Несчастный случай. Пожар. Болезнь».

Анна почувствовала, как внутри поднимается холодная ярость. Она знала, что Система гнила, но слышать это вот так, из первых уст…

— И ты испугался, — это был не вопрос. Утверждение.

— А кто бы не испугался?! — взвизгнул Орлов, брызгая слюной. — Твой отец… он был обречён! Громов сказал, что решение принято на самом верху. Теневой раскопал что-то про «Проект Химера». Эксперименты! Они брали сирот… детей с даром… и пытались вживлять им сущности демонов Бездны. Твой отец нашёл лабораторию. Он украл документы.

— «Проект Химера», — повторил Алексей. Его голос прозвучал глухо, словно из колодца. — Я думал, это сказки. Страшилки для курсантов.

— Сказки?! — Орлов истерически рассмеялся. — Я видел отчёты! Фотографии тех… существ. Это было мясо, а не дети! Теневой хотел обнародовать это. Он хотел идти к Императору. Но Громов и Совет Гильдий перехватили его. Они сфабриковали дело о госизмене. Якобы он продался западным кланам.

— Доказательства, — Анна схватила судью за грудки и встряхнула. Ткань рубашки затрещала. — Где доказательства невиновности? Громов сказал, что уничтожил всё.

— Он думает, что уничтожил! — Орлов вдруг замер, его глаза забегали. — Но мы… мы, судьи… мы не идиоты. Мы знали, что нас уберут следующими. Как свидетелей. Борис… он предложил подстраховаться.

Алексей дёрнулся, как от удара током.

— Кто? — переспросил он. — Кто предложил?

— Борис, — прошептал Орлов. — Романов. Он был председателем того трибунала. Мы… мы сделали копии. Оригиналы сожгли, а копии… Каждый взял себе часть. Чтобы, если Громов решит нас убрать, мы могли пригрозить ему.

— Где твоя часть? — Анна отпустила его, но лезвие её веера, выскользнувшее из рукояти, недвусмысленно намекало на последствия молчания.

Орлов дрожащими пальцами расстегнул воротник и вытащил на свет тонкую цепочку. На ней висел маленький, невзрачный медный ключ, покрытый патиной.

— Имперский Банк. Ячейка 714. Там… там протоколы допросов, где Теневой говорит правду под сывороткой правды. И приказы Громова с его личной печатью. Заберите! Заберите это, ради Бога! Оно жжёт мне грудь двадцать лет!

Анна сорвала ключ с его шеи. Металл был тёплым и скользким от пота.

— Ты жалок, Фёдор, — с отвращением сказала она. — Ты продал честь за жизнь, но в итоге не имеешь ни того, ни другого.

Внезапно Алексей поднял руку, призывая к тишине.

— Тихо, — шепнул он. — Внизу. Дверь.

Анна замерла. Сквозь шум дождя пробился звук тяжёлой дубовой двери, открываемой без стука. Уверенные шаги в холле. Стук трости по паркету. Тук. Шаг. Тук. Шаг.

— У тебя гости? — Анна метнула взгляд на Орлова.

Тот побелел так, что стал похож на мертвеца.

— Это он… — одними губами прошептал судья. — Он приходит проверять меня. Каждый месяц.

— Кто?

Но отвечать не пришлось. Шаги приближались. Они были тяжёлыми, властными. Так ходит хозяин жизни.

— Прячемся! — скомандовала Анна.

Времени бежать через балкон не было. Анна взмыла вверх, зацепившись за лепнину под высоким потолком, и укрылась в густой тени массивной люстры. Алексей метнулся за тяжёлую портьеру у окна, став плоским, как тень.

Дверь кабинета распахнулась.

В комнату вошёл высокий мужчина. На его плечах лежал мокрый от дождя плащ с гербом серебряного дракона на воротнике. Он снял цилиндр, стряхнул капли воды и передал его невидимому слуге в коридоре.

Свет камина осветил его лицо. Жёсткие, волевые черты. Аккуратная седая бородка. Глаза, холодные и пронзительные, как сталь клинка.

Алексей, наблюдавший через щель в портьере, почувствовал, как у него подкашиваются ноги. Ему пришлось прикусить губу до крови, чтобы не издать ни звука.

Борис Романов. Его отец. Великий магистр Гильдии Серебряного Клинка. Человек, портрет которого висел в каждой казарме как образец чести и доблести.

— Фёдор? — голос Романова был спокойным, бархатистым, но от этого звука по спине бежали мурашки. — Почему ты на полу? Опять напился до скотского состояния?

Он прошёл в центр комнаты, брезгливо обходя лужу коньяка. Трость с серебряным набалдашником глухо ударила о ковёр.

— Борис… — Орлов пополз к нему, хватая за полы плаща. — Боря, спаси… они здесь… тени…

— Встань, — Романов не повысил голоса, но в нём прозвучала такая угроза, что Орлов мгновенно вскочил, шатаясь. — Ты позоришь себя. И меня. Я предупреждал тебя, Фёдор. Твоя слабость становится проблемой.

— Я не слабый! Я просто не могу больше! — зарыдал судья. — Девчонка Теневого… она жива! Она была здесь! Я отдал ей ключ!

Повисла тишина. Страшная, звенящая тишина. Романов медленно снял перчатки, аккуратно положил их на стол. Его лицо осталось бесстрастным, лишь в углу глаза дёрнулась мышца.

— Ты отдал ей ключ, — повторил он ровным тоном. — Значит, двадцать лет усилий псу под хвост. Значит, ты предал наш договор.

— Я боялся! Она убила бы меня!

— А меня ты не боишься? — Романов повернулся к нему. В его руке, словно фокус, появилась трость. Лёгкий щелчок — и из трости выдвинулось узкое, матовое лезвие стилера.

Алексей за портьерой перестал дышать. Его мир, его вселенная, построенная на вере в отца, трещала по швам. Он видел не героя. Он видел хладнокровного убийцу, загоняющего в угол загнанное животное.

— Боря, нет! Мы же друзья! Мы крестили детей вместе! — Орлов пятился, выставив руки.

— Друзья не предают, Фёдор. И не ставят под удар Систему ради собственной шкуры.

Романов сделал шаг вперёд. Его движения были безупречны — та самая школа, которой он учил Алексея. Идеальный баланс. Экономия усилий. Смертельная грация.

— Ты должен молчать, Фёдор. Ради блага Империи. Ради стабильности. Ради наших семей. Если эти документы всплывут, начнётся гражданская война. Гильдии перегрызут друг другу глотки. Ты этого хочешь?

— Я хочу жить…

— Это эгоистично, — мягко укорил его Романов. — Иногда, чтобы сохранить лес, нужно срубить гнилое дерево.

Анна наверху сжала кулаки. Она могла бы спрыгнуть сейчас. Удар сверху — идеальная позиция. Она могла бы обезвредить Романова за секунду. Но она знала, что Алексей смотрит. Если она нападёт на его отца сейчас, это убьёт не только Романова-старшего, это убьёт что-то внутри Алексея.

Она ждала. Ждала выбора, который должен сделать не она.

Алексей смотрел. Он видел спину отца. Видел, как напряглись мышцы под плащом, готовясь к выпаду. В голове звучали слова отца, сказанные много лет назад: "Защищай слабых. Карающий меч должен быть справедливым".

Где здесь справедливость? Где честь? Это была казнь свидетеля. Зачистка хвостов.

— Прости, Фёдор, — тихо сказал Романов. И сделал выпад.

Это было быстро. Слишком быстро для пьяного судьи. Стилет пронзил воздух там, где секунду назад было сердце Орлова. Но самого Орлова там уже не было.

В последний момент, нарушая все правила скрытности, из-за портьеры вырвалась тень. Звон стали. Искры.

Клинок Алексея встретил стилет отца, отводя удар в сторону.

Романов отшатнулся, удивлённо вскинув бровь. Он не ожидал сопротивления. Он посмотрел на фигуру в капюшоне, вставшую между ним и скулящим судьёй.

— Кто ты такой? — спросил Романов, перехватывая трость поудобнее. — Наёмник Волконского? Или…

Алексей медленно поднял руку и откинул капюшон.

В тусклом свете камина отец и сын смотрели друг на друга. Два похожих лица. Два одинаковых шрама над бровью — у отца старый, побелевший, у сына — свежий, красный.

В глазах Романова-старшего промелькнуло что-то похожее на шок, но он мгновенно подавил это, вернув маску ледяного спокойствия.

— Алексей, — произнёс он. В его голосе не было радости. Только разочарование. — Значит, слухи не врали. Ты связался с террористами.

— Я связался с правдой, отец, — голос Алексея дрожал, но клинок в его руке не шелохнулся. — Ты хотел убить безоружного. Ты… ты был одним из них. Все эти годы.

— Я делал то, что нужно, — отрезал Романов. — Уйди с дороги, сын. Ты не понимаешь, во что влез. Это большая политика. Здесь нет места юношескому максимализму.

— Здесь нет места чести, — выплюнул Алексей. — Ты лгал мне. Всю жизнь. "Кодекс Клинка"… ты подтёрся им, отец.

Романов сузил глаза.

— Я сказал — уйди. Или мне придётся дать тебе урок, который я откладывал слишком долго.

Он поднял стилет в боевую позицию.

Алексей стоял, чувствуя, как сердце разрывается в груди. Человек, которого он боготворил, готов был убить его, чтобы сохранить свои грязные тайны. Зеркало треснуло, и из трещины потекла тьма.

Сверху, с люстры, беззвучно спрыгнула Анна, вставая плечом к плечу с Алексеем.

— Урок окончен, господин Романов, — сказала она. — Перемена началась.

ГЛАВА 58: Разбитое зеркало

Они бежали.

Бежали не от погони, хотя стража Волконского наверняка уже прочёсывала Зелёные Сады, а от того, что осталось в кабинете Орлова. От правды, которая резала больнее любого клинка. От взгляда Бориса Романова, в котором презрение смешалось с обещанием скорой расправы.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, оставив после себя запах мокрой пыли и озона. Небо над Петербургом начало сереть, окрашиваясь в тот особый, предрассветный оттенок синяка, который так шёл этому городу.

Убежище было старым. «Гнездо Ворона» — крохотная мансарда над антикварной лавкой в районе Пяти Углов, о которой знали только Крюк и пара самых доверенных людей. Владелец лавки, старый еврей-артефактор с вечно трясущимися руками, задал было вопрос, но одного взгляда на бледное, как смерть, лицо Алексея ему хватило, чтобы заткнуться и запереть дверь на три магических засова.

Внутри было сухо, но холодно. Маленькая печка-буржуйка давно остыла, и в воздухе висел запах старой бумаги и сушёных трав.

Алексей рухнул на пол у стены, словно у него перерезали сухожилия. Он сидел, обхватив колени руками, и раскачивался. Впервые за всё время, что Анна его знала, он выглядел не как наследник Великой Гильдии, не как лучший мечник поколения, а как сломленный мальчишка.

Анна зажгла крошечную магическую сферу и подвесила её под потолком. Тусклый, янтарный свет залил комнату, отбрасывая длинные тени. Она положила медный ключ Орлова на стол. Он лежал там, маленький и невзрачный кусок металла, способный обрушить Империю.

— Ты видел его глаза? — спросил Алексей. Его голос был глухим, безжизненным. Он смотрел в одну точку на полу. — Он был готов убить меня. Не как сына. Как помеху.

Анна опустилась на пол рядом с ним. Не слишком близко, чтобы не нарушать его личное пространство, но достаточно, чтобы он чувствовал тепло её тела.

— Он защищал себя, Лёш. И свою ложь.

— Ложь… — Алексей горько усмехнулся. — Вся моя жизнь — это ложь, Аня. Помнишь, я рассказывал тебе про наш родовой меч? «Серебряный Дракон». Отец говорил, что этот клинок никогда не проливал крови невиновных. Что он даётся только тому, кто чист душой. Я верил ему. Я верил каждому его слову. А он… он просто убийца. Палач в дорогом костюме.

Он поднял руки и посмотрел на свои ладони, словно ожидал увидеть на них кровь.

— Я такой же, как он? У меня его кровь. Его гены. Может быть, это у нас семейное? Предавать? Убивать исподтишка?

Анна накрыла его ладони своими. Её пальцы были холодными, но прикосновение подействовало отрезвляюще.

— Нет.

— Откуда ты знаешь? — он вскинул голову. В его глазах стояли слезы, злые, отчаянные. — Откуда ты можешь знать? Ты дочь героя. Твой отец умер, пытаясь спасти детей. А мой отец убивал их, чтобы сохранить власть! Мы из разных миров, Анна. Я — гниль. Я — отражение в кривом зеркале.

— Заткнись, — тихо, но твёрдо сказала Анна. — Просто заткнись и слушай меня.

Она сжала его руки так сильно, что побелели костяшки.

— Кровь не определяет тебя, Алексей. Твой отец сделал свой выбор. Он выбрал страх. Он выбрал систему. Ты сегодня стоял там, в кабинете, и у тебя был выбор. Ты мог уйти. Мог закрыть глаза. Мог позволить ему убить Орлова и сделать вид, что ничего не видел. Но ты вмешался. Ты скрестил клинки с собственным отцом, чтобы защитить жалкого, пьяного предателя, который этого даже не заслуживал. Знаешь почему?

Алексей молчал, глядя на неё.

— Потому что у тебя есть то, чего у твоего отца уже давно нет. Честь. Настоящая, а не книжная. Ты не отражение, Лёш. Ты — оригинал. И ты лучше его.

Алексей судорожно вздохнул, и из его груди вырвался звук, похожий на всхлип. Он подался вперёд и уткнулся лбом ей в плечо. Его плечи сотрясались.

Анна обняла его. Она гладила его по волосам, по спине, чувствуя, как напряжение, скопившееся в его теле, медленно уходит, растворяясь в её тепле.

— Я боюсь, Аня, — прошептал он. — Я так боюсь.

— Чего?

— Потерять тебя. Если я пойду против него… я потеряю семью. У меня больше никого не будет. А если я отступлю… я потеряю себя. И тебя. Я разрываюсь. Мне кажется, что меня режут на куски заживо.

Анна отстранилась и взяла его лицо в ладони, заставляя смотреть себе в глаза.

— Ты никогда не потеряешь меня, Алексей Романов. Слышишь? Никогда. Даже если ты решишь сейчас встать и уйти. Даже если ты вернёшься к нему и попросишь прощения. Я пойму. Я не буду тебя ненавидеть. Но я знаю, что ты этого не сделаешь.

— Почему?

— Потому что ты любишь меня, — сказала она просто. — И потому что ты любишь правду больше, чем комфорт.

Алексей смотрел на неё, и в его взгляде что-то менялось. Боль и растерянность уступали место чему-то другому. Решимости. Холодной, тяжёлой, как могильная плита, но необходимой.

— Я люблю тебя, — сказал он. Это прозвучало не как романтическое признание, а как клятва. Как факт, который невозможно оспорить. — Больше жизни. Больше чести. Больше, чем отца.

Он наклонился и поцеловал её. В этом поцелуе не было страсти первых встреч. В нём была горечь пепла и вкус соли. Это был поцелуй двух людей, стоящих на краю пропасти и решающих прыгнуть вместе.

Они целовались отчаянно, словно пытаясь вдохнуть друг в друга силы, необходимые для того, что предстояло. Анна чувствовала, как бьётся его сердце — быстро, гулко, ударяясь о рёбра, как птица в клетке. Она притянула его ближе, стирая границы между ними. Сейчас не было Анны и Алексея. Было только «мы». Единое целое, спаянное болью и общей целью.

Когда они наконец оторвались друг от друга, в комнате стало заметно светлее. Рассвет просачивался сквозь пыльное стекло, делая лица серыми и уставшими.

Алексей отстранился, провёл ладонью по лицу, словно стирая остатки сна. Он встал и подошёл к столу. Взял ключ Орлова. Подбросил его на ладони.

— Имперский Банк открывается в девять, — сказал он. Его голос был ровным. Никакой дрожи. Никаких сомнений.

— Лёш, — Анна тоже поднялась. — Ты понимаешь, что это значит? Как только мы откроем эту ячейку… назад дороги не будет. Твой отец… он станет врагом. Официально.

— Он перестал быть моим отцом сегодня ночью, — ответил Алексей, глядя на ключ. — В тот момент, когда поднял стилет на безоружного. Сейчас там, в особняке, сидит не мой отец. Там сидит Магистр Романов. Преступник. И я, как ассасин, должен остановить его.

Он повернулся к Анне. В его голубых глазах, обычно таких ясных, теперь плескалась сталь.

— Я пойду с тобой до конца, Анна. Даже если этот путь ведёт через руины моего дома. Даже если мне придётся убить прошлое, чтобы у нас было будущее.

— Ты готов сражаться с ним? — тихо спросила она.

— Я готов сражаться за нас, — поправил он. — И за тех детей, которых они убили в своих лабораториях. За твоего отца. За Орлова, которого они сломали. Система должна пасть. И если для этого нужно разбить зеркало, в которое я смотрел всю жизнь… что ж, пусть бьётся. На счастье.

Он протянул ей руку.

— Идём?

Анна вложила свою ладонь в его. Её пальцы переплелись с его пальцами.

— Идём.

Они вышли из «Гнезда Ворона» в холодное утро Петербурга. Город просыпался. Звенели первые трамваи, дворники мели мостовые, пахло свежим хлебом. Люди спешили по своим делам, не подозревая, что двое теней, идущих по крышам в сторону Банковского моста, несут в кармане смерть старого мира.

Зеркало было разбито. Осколки его, острые и блестящие, лежали на их пути. И каждый шаг по этим осколкам будет причинять боль. Но Анна знала: только пройдя через эту боль, можно добраться до чистого света.

Алексей шёл рядом, и его шаги были тверды. Он больше не оглядывался назад.

Путь от «Гнезда Ворона» до Банковского квартала пролегал через хребет просыпающегося города, и этот путь оказался куда тяжелее, чем штурм любого укрепления. Город, который Алексей считал своим — город парадных фасадов, золоченых шпилей и запаха свежей выпечки, — теперь скалился на него сотнями тёмных окон.

Они двигались по конькам крыш, используя теневые коридоры — технику, позволяющую скользить в полосе полумрака, которую отбрасывают печные трубы и карнизы. Дождь окончательно прекратился, но черепица оставалась предательски скользкой.

— Стой, — шёпот Анны прозвучал прямо у него в голове. Магия ментальной связи, простая, но эффективная на коротких дистанциях.

Алексей замер, мгновенно превращаясь в часть старой кирпичной кладки. Его дыхание замедлилось до ритма спящего камня. В пяти метрах под ними, по узкой улочке, мощенной брусчаткой, двигался патруль.

Трое. Серые плащи с серебряной окантовкой. Высокие сапоги, подбитые магическим металлом, гасящим звук шагов. На плечах — эмблемы с драконом, обвивающим клинок.

Сердце Алексея пропустило удар. Он знал их.

В центре шёл лейтенант Корф. Мишка Корф, с которым они вместе сдавали экзамен на звание подмастерья. Мишка, который однажды прикрыл его от огненного шара на тренировке, получив ожог на полспины. Теперь он шёл, сканируя пространство перед собой артефактом-искателем — небольшой медной сферой, пульсирующей тревожным красным светом.

— След свежий, — донёсся до крыши голос Корфа. Твёрдый, профессиональный голос. — Магический фон нестабилен. Тень и… что-то ещё. Похоже на Клинка.

Один из патрульных, молодой парень, которого Алексей не знал, нервно оглянулся:

— Может, это ошибка, лейтенант? Кто из наших будет прятаться в этом районе?

— Предатели, — отрезал Корф. — Магистр Романов дал чёткую ориентировку. Сын, отступник. Приказано брать живым, но если будет сопротивление — калечить конечности. Ноги, руки — неважно. Главное, чтобы голова могла говорить.

Алексей почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Слова друга звучали как приговор. Не судебный, нет — хуже. Приговор всему, во что он верил. «Калечить конечности». Так говорили о бешеных псах, а не о братьях по оружию.

Анна, лежащая рядом за выступом слухового окна, накрыла его руку своей. Она не смотрела на него, её взгляд был прикован к патрулю, но в этом жесте было столько поддержки, что Алексею стало легче дышать.

«Не дёргайся, — её голос в голове был прохладным ручьём. — Они пройдут. Артефакт Корфа старой модели, он не видит сквозь "Вуаль Тишины", которую я набросила».

Корф остановился прямо под ними. Поднял голову. Его взгляд, казалось, скользнул прямо по лицу Алексея. Секунда, растянувшаяся в вечность. Алексей видел шрам на щеке лейтенанта — след от неудачного бритья перед первым свиданием. Он помнил, как смеялся над ним тогда…

— Пусто, — наконец бросил Корф, опуская сферу. — Глючит эта железяка. Идём к набережной. Если они попытаются уйти водой, мы их там перехватим.

Патруль двинулся дальше, растворяясь в утреннем тумане.

Алексей выдохнул, и только сейчас понял, что всё это время не дышал. Воздух со свистом ворвался в лёгкие, обжигая холодом.

— Ты знал его? — тихо спросила Анна, когда шаги патрульных стихли.

— Мы пили вместе неделю назад, — Алексей перевернулся на спину, глядя в серое небо. — Он собирался делать предложение своей девушке. Спрашивал у меня совета, какое кольцо выбрать. А теперь он ищет меня, чтобы переломать ноги.

— Система ломает не только кости, Лёш. Она ломает людей. Превращает друзей в функции.

Алексей сел, свесив ноги с края крыши. Внизу, в просыпающемся городе, начиналась жизнь. Где-то звякнул трамвай, закричал разносчик газет. Обычная, нормальная жизнь, которая теперь была для него недоступна.

Он стянул с правой руки перчатку. На безымянном пальце тускло блестел массивный серебряный перстень-печатка. Герб Романовых. Дракон и клинок.

Отец подарил ему этот перстень на шестнадцатилетие. "Носи его с гордостью, сын. Пока этот дракон на твоем пальце, ты никогда не будешь один. За тобой — сила, история, братство".

Братство, которое готово искалечить тебя по первому приказу.

— Лёш? — Анна наблюдала за ним с тревогой.

Алексей медленно снял кольцо. След на коже остался бледным, незагорелым пояском. Казалось, палец стал легче, но на душе потяжелело вдвое.

— Я не могу его носить, — сказал он. — Жжёт.

Он замахнулся, желая швырнуть серебро в грязный водосток. Пусть катится в канализацию, туда, где ему самое место. Вместе с памятью об отце, с ложью, с этим проклятым "благародством".

Но рука замерла в воздухе.

— Не надо, — Анна перехватила его запястье.

— Почему? — он зло посмотрел на неё. — Это мусор. Символ рабства.

— Это ключ, — возразила она. — Доступ к закрытым секциям Библиотеки, пропуск через посты, знак статуса. Мы идём на войну, Алексей. А на войне трофейное оружие не выбрасывают. Используй его. Не позволяй ему использовать тебя.

Алексей смотрел на кольцо. Серебряный дракон скалился в микроскопической усмешке. Анна была права. Прагматична до жестокости, как всегда. Выбросить кольцо — это жест обиженного ребенка. Оставить его и использовать против создателей — это поступок воина.

Он медленно, с усилием надел перстень обратно. Холодный металл обжёг кожу.

— Ты права, — кивнул он, натягивая перчатку. — Пусть остаётся. Как напоминание. О том, что я должен уничтожить.

— Идём, — Анна поднялась, её силуэт на фоне светлеющего неба казался вырезанным из чёрной бумаги. — Банк открывается через сорок минут. Нам нужно занять позицию.

Они продолжили путь, но теперь Алексей двигался иначе. В его движениях исчезла та аристократическая лёгкость, которой славилась школа Серебряного Клинка. Появилась тяжесть, резкость. Он больше не скользил над городом — он врубался в пространство, прокладывая себе путь.

Банковский мост встретил их гримасами крылатых львов. Золотые крылья статуй блестели влагой, словно покрытые потом. Само здание Имперского Банка возвышалось на другой стороне канала, как крепость. Монолит из серого гранита, без окон на первых этажах, с тяжёлыми бронированными дверями, украшенными рунами защиты высшего порядка.

Это было сердце финансовой кровеносной системы Империи. И где-то там, в его желудочках, в ячейке 714, лежала игла, способная убить Кощея.

Они устроились на чердаке дома напротив, откуда открывался идеальный обзор на главный вход.

— Охрана усилена, — заметил Алексей, прильнув к щели в слуховом окне. — Видишь? Двое магов у входа, плюс штатные жандармы. И ещё… смотри, на крыше. Блики. Снайперы.

— Волконский нервничает, — усмехнулась Анна, доставая из рюкзака термос с травяным чаем. Она разлила напиток в крышку и протянула Алексею. — Пей. Руки дрожат.

— Это от холода.

— Это от адреналина. Пей.

Чай был горьким, пах полынью и мятой. Вкус детства. Мама заваривала такой же, когда он болел. Воспоминание кольнуло неожиданно больно. Мама… Она умерла пять лет назад, так и не узнав, кем на самом деле был её муж. Счастливая женщина.

— Какой план? — спросил он, возвращая крышку.

— Простой и наглый. Как мы любим, — Анна проверила заряд магострелов. — Мы не будем красться. У нас есть ключ. Есть документы. Мы зайдём через парадную дверь, как респектабельные клиенты.

— Ты сумасшедшая, — Алексей покачал головой, но уголки его губ дрогнули в улыбке. — Там везде сканеры ауры. Моя — в базе розыска с сегодняшнего утра. Твоя — вообще официально мертва.

— А кто сказал, что мы пойдём со своими аурами? — Анна достала из кармана два небольших кристалла, мутно-серых, похожих на куски льда. — Артефакты-хамелеоны. Крюк достал их у контрабандистов с Урала. Они на час подменяют сигнатуру ауры на нейтральную. Мы будем… скажем, парой провинциальных дворян, приехавших за наследством бабушки.

— Дворян? — Алексей скептически осмотрел их промокшую, грязную одежду. — Мы похожи на пару утопленников, которых выловили из Невы.

— Магия Иллюзий, мой милый друг. Не забывай, что я училась в «Лунном театре». Костюмы — это моя специальность.

Она коснулась кристалла, и воздух вокруг неё пошёл рябью. Чёрный облегающий костюм ассасина расплылся, превращаясь в строгое, но элегантное дорожное платье тёмно-синего бархата. На плечах появилась меховая накидка, на голове — шляпка с вуалью. Даже осанка изменилась — исчезла хищная пружинистость, появилась немного чопорная, уставшая грация богатой наследницы.

— Впечатляет, — признал Алексей.

— Твоя очередь, граф, — она бросила ему второй кристалл. — Сделай себе что-нибудь посолиднее. И, ради бога, убери это выражение лица «я несу на плечах всю скорбь мира». Богатые люди так не выглядят. Они выглядят скучающими.

Алексей сжал кристалл. Представил образ. Строгий сюртук, трость, цилиндр. Образ отца… Нет. Не отца. Образ того, кем отец хотел казаться.

Иллюзия легла на плечи тяжёлым, но привычным грузом.

— Ну как? — спросил он, поправив воображаемый манжет.

— Почти идеально, — Анна критически осмотрела его. — Только глаза… В глазах всё ещё слишком много жизни. Потуши их. Ты едешь за деньгами, а не на дуэль.

Внизу, на площади, тяжёлые бронзовые часы на башне начали бить девять. Удары колокола разносились над городом, распугивая голубей.

Бом.

— Пора, — сказала Анна.

Бом.

Алексей глубоко вдохнул, наполняя лёгкие сырым воздухом. Это был воздух свободы. Или смерти. Разница сейчас казалась несущественной.

Бом.

— Я готов, — сказал он. И на этот раз голос его не дрогнул.

Они спустились вниз, на мостовую, и смешались с редким потоком ранних прохожих. Под ногами хлюпала грязь, но иллюзорные лаковые штиблеты Алексея оставались безупречно чистыми. Он предложил Анне руку. Она оперлась на неё легко, по-светски.

У массивных дверей банка швейцар в ливрее, увидев их, почтительно поклонился и распахнул створку.

— Доброе утро, господа! Прошу вас.

Алексей переступил порог, чувствуя, как магические сканеры в дверной арке скользнули по его фальшивой ауре. Секунда напряжения… и тишина. Никаких сирен. Никаких криков.

— Доброе утро, — небрежно бросил он швейцару, проходя внутрь.

Они вошли в огромный операционный зал, где под куполом из цветного стекла царила тишина, нарушаемая лишь шелестом купюр и скрипом перьев. Здесь пахло деньгами и властью.

Анна чуть сжала его локоть.

— Сцена первая, — шепнула она одними губами. — Выход дракона.

Алексей выпрямился, чувствуя, как внутри поднимается холодная, злая весёлость. Они были в чреве чудовища. И у них в руках был нож, чтобы это чудовище вспороть.

— Мне нужно видеть управляющего, — громко, на весь зал, произнёс он, направляясь к главной стойке. — И побыстрее. Моё время стоит дороже, чем весь этот банк.

Игра началась. И на кону стояло больше, чем просто жизнь.

ГЛАВА 59: Сердце архива

Дождь над Петербургом сменился промозглым, липким туманом, который полз с Финского залива, окутывая набережные молочным саваном. Это было на руку тем, кто не хотел быть замеченным, но Центральный Архив Совета Гильдий не полагался на погоду.

Остров, на котором стояло здание Архива, напоминал крепость, высеченную из единого куска чёрного гранита. Он возвышался над тёмной водой канала Грибоедова, мрачный и неприступный, соединённый с городом единственным узким мостом, который сейчас, в три часа ночи, охранялся усиленным нарядом городской стражи и двумя боевыми магами в алых плащах Гильдии Огня.

Анна лежала на плоской крыше доходного дома на противоположном берегу. Бинокль с функцией ночного видения и магического сканирования — подарок Крюка, "позаимствованный" у флотской разведки, — позволял разглядеть каждую трещину в кладке крепости.

— Три контура, — прошептала она в микрофон гарнитуры, закреплённой у горла. — Внешний — силовой купол, питается от генератора в подвале. Средний — сенсорная сеть, реагирует на движение и магический фон выше бытового уровня. Внутренний — руническая вязь прямо на стенах. Любое прикосновение без ключа доступа — и ты пепел.

— Оптимистично, — раздался в наушнике голос Ирины. Она находилась на три квартала выше по течению, на колокольне старой церкви, превращённой в снайперское гнездо. — Ветер юго-западный, пять метров. Туман мешает, но я вижу тепловые сигнатуры охраны. Двое на мосту, двое на воротах, патруль по периметру каждые семь минут.

— Макс? — позвала Анна.

— Готов, — отозвался Максим. Его голос звучал глухо, перебиваемый каким-то скрежетом. — Я в коллекторе под соседней улицей. Закладываю «сюрприз». Если это рванёт так, как обещал алхимик, то половина стражи решит, что в городе открылся портал в Бездну.

— Только не переборщи, — предупредила Анна. — Нам нужен отвлекающий манёвр, а не кратер вместо района. Лёш, ты как?

— Я на подходе к КПП, — голос Алексея был спокойным, даже расслабленным. Он снова надел маску аристократа — невидимую, но ощутимую даже через радиосвязь. — Документы Орлова в порядке. Я проверил их трижды. Но если инспектор решит проверить мою ауру глубже поверхностного слоя…

— Не решит, — перебила его Анна. — У тебя кристалл-хамелеон. Для них ты — скучающий чиновник из Казначейства, которого прислали с внеплановой проверкой в самую собачью вахту. Действуй нагло. Чиновники всегда наглые, когда им страшно или скучно.

— Понял. Начинаю.

Анна перевела бинокль на мост. Из тумана вынырнула фигура в длинном пальто и цилиндре. Алексей шёл уверенно, помахивая тростью. Он не крался, не прятался. Он шёл как хозяин жизни, которого оскорбляет сама необходимость находиться здесь в такой час.

— Стоять! — рявкнул стражник, преграждая путь алебардой. — Закрытая зона. Проход только по спецпропускам Совета.

Алексей остановился, медленно, с подчеркнутым высокомерием оглядел стражника с ног до головы, словно перед ним была куча мусора.

— Вы хоть знаете, который сейчас час, любезнейший? — его голос звенел от негодования. — Я не для того тащился сюда через весь этот проклятый город, чтобы препираться с вахтёром. Инспектор Романов, Особый отдел Казначейства. У нас сигнал о нецелевом расходовании средств на магические кристаллы. Открывайте, пока я не написал рапорт о вашем несоответствии.

Он сунул под нос стражнику папку с гербовой печатью. Тот растерялся. Печать была подлинной — Анна лично срезала её с одного из старых писем в кабинете Орлова и магически припаяла к новой бумаге.

— Но… ночью? — неуверенно промямлил стражник, опуская алебарду. — Обычно проверки днём…

— Днём вы прячете улики! — отрезал Алексей. — А ночью, как известно, все кошки серы, а все казнокрады спят спокойно. Так вот, я пришёл их разбудить. Пропускайте, или завтра вы будете охранять склады с навозом в пригороде.

Маг в алом плаще, стоявший чуть поодаль, шагнул вперёд. Его ладонь окуталась слабым свечением — он сканировал гостя.

В наушнике Анны повисла тишина. Секунда. Две.

— Чисто, — буркнул маг. — Фон нейтральный, третий уровень допуска. Пропускай, сержант. Не связывайся с канцелярскими крысами, себе дороже.

Ворота со скрипом отворились. Алексей прошёл внутрь, даже не кивнув.

— Фаза один пройдена, — выдохнула Анна. — Ира, твой выход. Внешний контур.

— Принято, — отозвалась снайперша. — Ветер стих. Идеально.

На крыше Архива, прямо над куполом, вращался кристаллический накопитель — сердце защитного барьера. Попасть в него с такого расстояния, ночью, в тумане, было невозможно. Для обычного стрелка. Но Ирина не была обычной.

Стрела из чёрного дерева, зачарованная на разрушение магоструктур, сорвалась с тетивы. Она летела без звука, рассекая воздух.

Удар.

Кристалл не разбился — он просто погас, словно задутая свеча. Голубоватое марево, окружавшее остров, мигнуло и растворилось в воздухе.

— Барьер снят, — доложила Ирина. — У них три минуты до активации резерва. Время пошло.

— Макс! — скомандовала Анна.

ГРОХОТ.

Земля под ногами дрогнула. На соседней улице, где располагался склад старых декораций (к счастью, пустой), в небо взметнулся столб разноцветного пламени. Максим действительно не пожалел заряда. Это выглядело как атака боевого мага пятого ранга.

— Тревога! Нападение в квадрате Б-4! — заорали сирены на острове. — Всем постам! Усиление на внешний периметр! Перекрыть мосты!

Анна видела, как большая часть стражи, включая магов, рванула к воротам, готовясь отражать атаку. Двор перед входом в Архив опустел.

— Пошла, — шепнула она.

Она не стала спускаться вниз. Вместо этого она использовала пневматический гарпун. Трос с тихим свистом перелетел через канал и впился в стену Архива на уровне третьего этажа, рядом с вентиляционной решеткой.

Анна пристегнула карабин и оттолкнулась от крыши. Полёт над чёрной водой занял три секунды. Ветер свистел в ушах. Удар подошвами о стену был мягким — амортизаторы в сапогах погасили инерцию.

Она висела на стене, как паук. Решётка вентиляции была перед ней. Старая, ржавая, но укреплённая магией. Анна достала из кармана маленький флакон с кислотой алхимика — едкой зелёной жидкостью, способной проедать даже зачарованный металл. Несколько капель на петли. Шипение, едкий дым. Решётка подалась.

Внутри шахты было тесно и пыльно. Анна ползла, изгибаясь, как змея. Здесь не было ловушек — никто не думал, что кто-то полезет через вытяжку шириной в полметра.

— Я внутри, — сообщила она. — Подхожу к лифтовой шахте. Лёш, где ты?

— В кабинете дежурного администратора, — ответил Алексей. На фоне был слышен звук удара и падение тела. — Администратор решил вздремнуть. Я получил доступ к системе. Отключаю внутренние сенсоры в коридоре к Спецхрану. У тебя тридцать секунд, пока система не перезагрузится.

Анна выбила решётку и спрыгнула на крышу кабины лифта. Трос — вниз. Скольжение в темноту. Минус второй уровень. Самое сердце Архива.

Двери лифта открылись в длинный коридор, залитый тревожным красным светом. Пол был зеркальным, стены — облицованы чёрным мрамором.

— Сенсоры отключены, — голос Алексея был напряжённым. — Но Аня… там что-то странное. Энергетический фон в конце коридора. Я не вижу его на схемах.

— Разберусь на месте.

Она побежала. Беззвучно, быстро. Гран-жете через полосы света на полу — на всякий случай, вдруг Алексей пропустил какой-то датчик.

В конце коридора была массивная круглая дверь, напоминающая люк подводной лодки. На ней — сложный кодовый замок с руническими кольцами.

Анна достала ключ Орлова. Это был не просто кусок металла, а артефакт-дешифратор. Она вставила его в центральное отверстие.

Замок ожил. Кольца начали вращаться, щелкая и светясь.

Клик. Клик. Клик.

Дверь с тяжелым вздохом, выпуская сжатый воздух, начала открываться.

Анна шагнула внутрь.

Хранилище Особой Важности представляло собой огромный зал, уставленный рядами металлических ячеек, уходящих под самый потолок. Здесь было холодно — температура поддерживалась близкой к нулю, чтобы старая бумага не гнила.

Она сверилась с номером на брелоке ключа. Сектор 7, ряд 1, ячейка 4.

— Нашла, — прошептала она.

Ячейка открылась легко. Внутри лежал не мешок с золотом, не драгоценные камни. Там лежала толстая кожаная тетрадь и серая папка с гербом Имперской Канцелярии.

Анна открыла тетрадь. Почерк Орлова, нервный, скачущий.

«14 октября. Громов приходил снова. Угрожал. Сказал, что если я не подпишу приговор, моя дочь не вернётся из школы. Господи, что я делаю…»

«20 октября. Суд окончен. Теневой приговорён. Я видел его глаза, когда читал приговор. Он знал. Он знал, что мы все куплены. Он смотрел не на меня, а сквозь меня. Как будто я уже мертв».

Анна захлопнула дневник, чувствуя, как к горлу подступает ком. Этот человек, этот жалкий пьяница, которого они вчера допрашивали, записал каждый свой шаг в бездну.

Она открыла папку.

«Теневой протокол».

Список. Имена. Суммы. Номера счетов в зарубежных банках. И подписи.

Борис Романов.

Антон Громов.

Дмитрий Волконский.

И ещё полдюжины фамилий, которые Анна видела в газетах каждый день. Герои Империи. Меценаты. Члены Совета.

Всё это было здесь. Чёрным по белому. Доказательство того, что вся система, весь этот блестящий фасад Империи, был построен на лжи и крови.

— У меня, — сказала Анна. Голос её дрожал, но не от страха, а от ярости. — Я взяла. Уходим.

И в этот момент мир перевернулся.

Вой сирены ударил по ушам так, что Анна чуть не выронила папку. Свет в хранилище мигнул и погас, сменившись ослепительно белым, аварийным освещением.

— ТРЕВОГА! НЕСАНКЦИОНИРОВАННЫЙ ДОСТУП В СЕКТОР СЕМЬ! БЛОКИРОВКА ПЕРИМЕТРА!

Тяжёлая дверь за спиной Анны начала закрываться.

Она рванула квыходу. Это был спринт на пределе возможностей. Магия Потока наполнила мышцы, ускоряя время. Она видела, как медленно, словно в густом сиропе, ползёт стальная плита, отрезая путь к свободе.

Она успела. В последний момент, проскользнув в щель шириной полметра, ободрав плечо о металл. Она выкатилась в коридор.

— Лёш! Что происходит?!

— Ловушка! — крикнул Алексей. На фоне слышался звон стали и крики. — Они знали! Аня, код доступа Орлова был помечен маячком! Как только ты вставила ключ, они активировали протокол захвата! Я отрезан! Ко мне в кабинет ломятся штурмовики!

— Уходи! — крикнула она. — Бросай всё и уходи!

— Нет! Я иду к тебе! Встречаемся у вентиляции!

Анна вскочила на ноги. Коридор, по которому она пришла, менялся. Стены сдвигались. Из пола поднимались барьеры.

На другом конце коридора открылись двери боковых проходов. Оттуда вышли они.

«Хранители».

Трое. Огромные, закованные в полную латную броню из чёрного металла, поглощающего магию. Лиц не видно за глухими шлемами. В руках — не мечи, а боевые молоты, светящиеся фиолетовым светом гравитационной магии.

Они шли молча. Шаг — и пол под ними трескался.

Анна выхватила клинки. В узком коридоре против трёх танков… Шансов ноль. Но ей не нужно было их побеждать. Ей нужно было пройти мимо.

— Ну что, мальчики, — прошипела она, принимая боевую стойку. — Хотите потанцевать?

Первый «Хранитель» ударил молотом об пол. Волна сжатого воздуха, плотная, как стена, полетела в Анну.

Она не стала блокировать. Она прыгнула на стену, оттолкнулась, перелетела через волну, закручиваясь в воздухе волчком. Её клинки чиркнули по шлему гиганта, высекая сноп искр, но даже не поцарапав металл.

— Броня пятого класса! — крикнула она в эфир. — Мои клинки её не берут!

— Целься в сочленения! — голос Ирины. — Под коленями, шея, подмышки!

Анна приземлилась за спиной первого, но второй уже заносил молот для удара. Удар был страшным — он мог бы расплющить её в лепешку. Анна ушла перекатом, чувствуя, как ветер от промахнувшегося оружия взъерошил волосы.

Третий «Хранитель» просто стоял, перекрывая выход к лифтам. Он ждал.

— Лёша, мне нужна помощь! — выдохнула Анна, уворачиваясь от очередного удара.

— Я в вентиляции! — раздался голос сверху.

Решётка над головой третьего «Хранителя» вылетела с грохотом. Алексей спрыгнул прямо на плечи гиганту. Его меч вошёл точно в щель между шлемом и наплечником.

Страж заревел — звук был похож на скрежет металла — и рухнул на одно колено.

— Беги! — крикнул Алексей, спрыгивая с поверженного врага.

Они рванули к лифтам. Двое оставшихся «Хранителей» развернулись с удивительной для их габаритов скоростью.

— Гравитационный колодец! — один из них поднял руку.

Анна почувствовала, как её тело налилось свинцом. Ноги приросли к полу. Воздух стал тяжёлым, как вода.

— Макс! — заорала она в микрофон. — Сейчас!

Стена слева от них взорвалась.

Это был не просто взрыв. Это был направленный заряд, который Максим и Крюк монтировали в канализации три дня. Кусок стены размером с дверь вылетел внутрь коридора, сбив с ног одного из «Хранителей» и подняв облако пыли, которое сбило прицел гравитационной магии.

— Сюда! — в проломе показалась огромная фигура Максима. Он держал кусок бетонной плиты как щит. — Живо!

Анна и Алексей нырнули в дыру. За их спинами коридор превратился в ад — «Хранители» начали крушить всё вокруг, пытаясь добраться до беглецов.

Они оказались в техническом туннеле. Здесь было сыро и темно.

— У нас проблемы, — прохрипел Максим, когда они бежали по колено в воде. — Они перекрыли шлюзы. Вода прибывает. Через десять минут этот туннель будет затоплен.

— Есть другой выход? — спросила Анна, прижимая к груди папку с документами.

— Есть. Через старый коллектор. Но там… там завал. Я пытался разобрать, но одному не справиться.

— Справимся, — сказал Алексей. — Вместе.

Сзади, из пролома, донёсся гул. «Хранители» шли за ними. Они пробивали стены своими молотами, не останавливаясь ни перед чем.

— Быстрее! — крикнула Анна.

Погоня началась. Это была гонка не на скорость, а на выживание. Впереди — завал и неизвестность. Сзади — смерть в чёрных латах. А в руках у Анны — бомба, способная взорвать всю Империю.

Но сначала нужно было просто не утонуть в этой грязной воде.

ГЛАВА 60: Танец в тишине

— У нас гости! — голос Алексея, обычно спокойный и мелодичный, сейчас звенел от напряжения. — Вентиляционная шахта над лифтами! Они спускают дронов-охотников!

Анна резко обернулась, на бегу перезаряжая магострел. Сверху, из темноты пробитой решётки, с тихим жужжанием вылетали небольшие, размером с кулак, механические сферы. Их фасеточные глаза горели зловещим алым светом, сканируя пространство.

— Глушилки! — скомандовала она.

Ирина, бежавшая замыкающей, выхватила из поясной сумки горсть металлических шариков и швырнула их на пол. Вспышка — и коридор наполнился статическим треском. Дроны, попав в зону действия электромагнитной бури, начали хаотично вращаться, врезаясь в стены и друг в друга, искря и падая на пол бесполезным мусором.

Но это была лишь прелюдия.

Из глубины коридора, откуда они только что пришли, донёсся звук, от которого кровь стыла в жилах. Тяжёлый, ритмичный лязг металла о камень. БУМ. БУМ. БУМ.

— «Хранители», — прошептал Максим. Его лицо, обычно румяное и весёлое, сейчас было серым от пыли и напряжения. — Я думал, их держат только для охраны императорской сокровищницы.

— Видимо, Громов решил, что его грязное бельё стоит не меньше короны, — мрачно пошутила Анна. — Вперёд! К техническому коллектору!

Они бежали по лабиринту служебных помещений минус второго уровня. Здесь не было лоска мраморных коридоров верхних этажей. Только голый бетон, ржавые трубы, с которых капал конденсат, и тусклые аварийные лампы, мигающие в предсмертной агонии генератора.

Воздух был спёртым, тяжёлым, пах озоном и сыростью. Каждый вдох давался с трудом.

— Направо! — крикнул Алексей, сверяясь с голографической картой, которую проецировал его наручный комм. — Там должен быть шлюз в старую ливневую систему!

Они свернули в узкий боковой проход. И тут же поняли, что это ловушка.

Впереди, перекрывая путь, стояла стена огня. Магическая завеса, сотканная из чистого пламени, ревела и пульсировала, отрезая выход.

— Заблокировано! — выругался Максим. Он попытался создать ледяной щит, чтобы пробиться, но пламя сожрало лёд за долю секунды. — Это высшая магия Огня! Пятый уровень! Здесь нужен архимаг, чтобы это снять!

Сзади лязг металла стал громче. Из поворота показались они.

Трое.

Они не были похожи на людей. Огромные, под два с половиной метра ростом, закованные в матово-чёрную броню, которая поглощала любой свет. Шлемы без прорезей для глаз, только гладкие, зеркальные поверхности. В руках — не мечи, а боевые молоты с навершиями в виде сжатых кулаков, светящиеся фиолетовым светом гравитационной магии.

«Хранители». Живые танки, созданные для боя в узких пространствах. Их броня выдерживала прямое попадание танкового снаряда, а молоты могли крошить камень как пенопласт.

— Назад пути нет, — Анна обнажила клинки. В полумраке они блеснули холодным, хищным светом. — Придётся пробиваться через них.

— Через них? — нервно усмехнулась Ирина, накладывая сразу три стрелы на тетиву. — Аня, это самоубийство. Их броня гасит магию. Мои стрелы для них — как зубочистки.

— Значит, будем бить туда, где брони нет, — спокойно ответила Анна. — В сочленения. В визоры. В душу, если она у них есть.

Первый «Хранитель» поднял молот. Он не спешил. Он знал, что жертве некуда деться.

— Сдавайтесь, — голос из динамиков шлема звучал как скрежет жерновов. — Сопротивление нелогично.

— Пошёл к чёрту со своей логикой! — рявкнул Максим.

Он сделал шаг вперёд, закрывая собой девушек. Его руки окутались голубым сиянием телекинеза. Он вырвал из стены толстую стальную трубу и метнул её в гиганта, как копьё.

Труба врезалась в грудную пластину «Хранителя» со звоном колокола. Броня даже не поцарапалась. Труба согнулась пополам и упала на пол.

— Угроза подтверждена. Протокол уничтожения активирован.

Гигант ударил молотом по полу.

Это не был физический удар. Это была гравитационная волна. Пол под ногами Анны вздыбился. Её подбросило в воздух, как тряпичную куклу, и швырнуло на стену. Удар вышиб воздух из лёгких, в глазах потемнело.

— Аня! — Алексей бросился к ней, но второй «Хранитель» преградил ему путь, взмахнув молотом.

Алексей едва успел уйти в перекат. Молот прошел в миллиметре от его головы, разнеся бетонную колонну в пыль.

— Танец в тишине! — прохрипела Анна, сползая по стене. — Используйте стены! Не стойте на полу!

Это была единственная тактика против гравитационной магии. «Хранители» контролировали горизонтальные плоскости. Но вертикали оставались слепыми зонами.

Анна оттолкнулась от стены. Боль в рёбрах пронзила тело, но она загнала её в дальний угол сознания. Сейчас не было боли. Был только ритм.

Она взбежала по стене, сделала сальто назад и приземлилась на плечи первому гиганту.

Он попытался схватить её, но она была быстрее. Скользкая, как ртуть. Её кинжалы вошли в щель между шлемом и наплечником. Искры. Скрежет. Броня была слишком толстой.

— Ира! Глаза! — крикнула Анна.

Ирина, висящая на трубах под потолком, выстрелила. Стрела с наконечником из адамантия ударила точно в центр зеркального шлема. Стекло треснуло.

Гигант взревел и начал трясти головой, пытаясь сбросить Анну.

— Лёша, ноги!

Алексей, скользя под ударами второго «Хранителя», провёл подсечку, усиленную магией Ветра. Это не сбило гиганта с ног, но заставило его пошатнуться.

Максим тем временем принял на себя удар третьего. Он не мог уклоняться так быстро, как остальные. Он просто стоял, создав перед собой барьер из обломков бетона и арматуры, и держал удар. Молот «Хранителя» бил по барьеру снова и снова, каждый удар отдавался в теле Максима волной боли, но он не отступал ни на шаг.

— Я… долго… не продержусь! — прорычал он, сплёвывая кровь.

Анна спрыгнула с первого гиганта, оставив в его шее дымящуюся гранату.

Взрыв.

Голова «Хранителя» дернулась, из-под шлема повалил чёрный дым. Он зашатался и рухнул на колени, молот выпал из ослабевших рук.

— Один готов! — крикнула Анна. — В шлюз!

Она метнула кинжал в панель управления огненной стеной. Замыкание. Пламя мигнуло и погасло.

— Бежим!

Они рванули в открывшийся проход. Сзади двое оставшихся «Хранителей» перешагнули через тело павшего товарища и продолжили погоню. Их шаги ускорились. Теперь они бежали. Земля дрожала под их весом.

Туннель, в который они попали, был старым коллектором ливневой канализации. Здесь было темно, сыро и холодно. Вода доходила до колен, скрывая под собой мусор и острые камни.

— Быстрее! — подгоняла Анна. — Семён говорил, выход через триста метров!

Но «Хранители» были быстрее. Их длинные ноги позволяли им делать огромные шаги. Расстояние сокращалось.

— Они нас догонят! — крикнула Ирина, оглядываясь.

Впереди показался свет. Выход. Решётка, за которой виднелась серая гладь канала.

Но путь к ней преграждал завал. Груда камней и старых балок, обрушившаяся много лет назад. Остался лишь узкий лаз под самым потолком.

— Лезьте! — скомандовал Максим. — Я их задержу!

— Нет! — Анна схватила его за руку. — Только вместе!

— Вместе мы здесь ляжем! Аня, у тебя документы! Уходи!

Сзади ударил луч гравитации. Потолок над их головами пошёл трещинами. Пыль посыпалась дождём.

— ЛЕЗЬТЕ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ!

Максим схватил Ирину и буквально забросил её в лаз. Алексей подсадил Анну.

— Лёша, давай! — Анна протянула руку сверху.

Алексей посмотрел на Максима. Тот стоял спиной к ним, лицом к надвигающимся гигантам. Он расставил руки, упираясь в стены туннеля. Его тело начало светиться голубым светом. Он собирал всю свою энергию для последнего удара.

— Уходи, брат, — сказал Максим, не оборачиваясь. — Береги её.

Алексей стиснул зубы так, что они скрипнули. Он понимал. Он всё понимал.

Он схватил руку Анны и подтянулся наверх.

Они протиснулись в лаз и скатились по насыпи на другую сторону завала, прямо к решётке.

— Макс! — закричала Анна, прижимаясь лицом к прутьям. — МАКСИМ!

В туннеле за завалом разыгрывалась последняя сцена.

Двое «Хранителей» подошли вплотную. Они подняли молоты для синхронного удара.

Максим улыбнулся. Его лицо было залито кровью и потом, но улыбка была той самой, доброй и шальной, которую Анна помнила с первого курса.

— Ну что, жестянки, — сказал он. — Попробуйте сдвинуть гору.

Он ударил кулаками по стенам туннеля.

— ТИТАНИЧЕСКИЙ СДВИГ!

Вся конструкция коллектора, подточенная годами и водой, отозвалась стоном. Опоры лопнули.

Молоты «Хранителей» опустились. Но ударили они уже не по Максиму.

Потолок рухнул.

Это не был просто камнепад. Это было так, словно сама земля решила сомкнуть челюсти. Тысячи тонн бетона, грунта и металла обрушились вниз, погребая под собой и гигантов, и того, кто посмел бросить им вызов.

Грохот был таким, что Анна почувствовала его не ушами, а всем телом. Вибрация прошла сквозь неё, отдаваясь болью в каждой кости. Из лаза вырвалось облако пыли, накрыв их с головой.

Потом наступила тишина.

Мёртвая, звонкая тишина, нарушаемая лишь плеском воды и тихим стуком мелких камешков, осыпающихся с вершины новообразованной горы.

Анна лежала у решётки, глядя на груду камней, которая отделила их от друга. Она не плакала. Слёз не было. Было только ощущение огромной, чёрной дыры в груди, там, где секунду назад было сердце.

Алексей медленно поднялся. Его лицо было белым, как мел. Он подошёл к завалу и положил руку на камень.

— Он жив, — тихо сказал он. — Я чувствую его ауру. Слабую. Очень слабую. Но он там.

Ирина, всхлипывая, начала разгребать камни руками.

— Так чего мы стоим?! — закричала она. — Копайте! КОПАЙТЕ!

Анна поднялась. Её движения были механическими, как у сломанной куклы. Она подошла к завалу и вцепилась пальцами в огромный валун.

— Держись, Макс, — прошептала она. — Только держись. Я вытащу тебя. Даже если мне придётся разобрать этот город по кирпичику.

Но в глубине души она знала: танец закончился. Музыка смолкла. И теперь начиналась совсем другая история. История, написанная не чернилами, а кровью. И первым словом в этой истории было имя её друга, погребённого заживо ради того, чтобы она могла жить.

ГЛАВА 61: Цена истины

Тишина после обвала была такой плотной, что её можно было резать ножом. Ни шума воды, ни шороха крыс — только звенящая пустота, наполнившая коллектор, ставший могилой. Анна стояла перед грудой бетона, искореженной арматуры и грязи, которая отделяла их от Максима. Её руки были опущены, плечи сгорблены. Она казалась не героиней, не лидером, а просто маленькой, сломленной фигуркой в огромном, безразличном мире.

— Копаем, — голос Алексея прозвучал хрипло, словно он говорил через силу.

Он подошёл к завалу первым. Его аристократические пальцы, привыкшие к эфесу рапиры, вцепились в грязный, скользкий камень. Он потянул. Камень поддался с неохотным скрежетом.

Ирина, всхлипывая, присоединилась к нему. Она отшвыривала мелкие обломки с яростью, не обращая внимания на то, что острые края режут ей ладони.

Анна стояла неподвижно ещё секунду. Потом что-то внутри неё щёлкнуло. Она бросилась к завалу, как бросаются в атаку — с криком, полным боли и отчаяния.

— Ты не умрешь! — кричала она, вгрызаясь пальцами в бетон. — Ты слышишь меня, медведь?! Ты не имеешь права! Мы не закончили! У нас ещё выпускной! У нас ещё вся жизнь!

Они копали час. Может быть, два. В темноте подземелья время теряет смысл. Их руки превратились в кровавое месиво, ногти были сорваны, одежда пропиталась грязью и потом. Магию использовать было нельзя — любой импульс мог спровоцировать новый обвал. Только грубая, физическая сила. Только воля.

Наконец, Алексей нащупал пустоту под одной из плит перекрытия.

— Здесь! — выдохнул он. — Ниша! Он здесь!

Они втроём навалились на плиту. Она весила, наверное, полтонны. В обычном состоянии они бы даже не сдвинули её. Но сейчас, на адреналине и отчаянии, они смогли. Плита сдвинулась на полметра.

Луч фонарика выхватил из темноты лицо.

Максим лежал на спине, прижатый к земле балкой. Его глаза были закрыты. Лицо, обычно румяное и полное жизни, сейчас было серым, как тот бетон, что его окружал. Из уголка рта тянулась тёмная струйка крови.

— Макс… — Анна протиснулась в щель, не чувствуя, как бетон царапает спину.

Она приложила ухо к его груди. Тишина. Страшная, мёртвая тишина.

— Нет… — прошептала она. — Нет, пожалуйста…

И тут, на грани слышимости, она уловила звук. Слабый, неровный, булькающий стук. Сердце. Оно билось. Оно боролось.

— Живой! — закричала она, и этот крик эхом отразился от стен туннеля. — Он живой! Лёша, помогай!

Они вытаскивали его с предельной осторожностью, словно хрустальную вазу, которая уже разбилась, но осколки ещё держатся вместе силой чуда. Каждое движение отзывалось стоном Максима — даже в бессознательном состоянии его тело кричало от боли. Его ноги были неестественно вывернуты. Грудная клетка вмята. Правая рука висела плетью.

Когда они наконец уложили его на плащи, расстеленные на более-менее сухом участке пола, Анна увидела масштаб разрушений. И ей стало страшно по-настоящему.

— Нам нужно к Элладе, — сказал Алексей, стирая со лба пот, смешанный с грязью. — Срочно.

Путь до убежища в Нижнем городе стал их личным схождением в ад. Они несли носилки, собранные из обломков труб и плащей, по бесконечным лабиринтам канализации, стараясь не трясти Максима. Крюк, встретивший их у старого шлюза с лодкой, впервые в жизни не сказал ни слова сарказма. Он просто посмотрел на тело гиганта и молча помог погрузить его.

В убежище их встретила Эллада.

Она стояла у двери, бледная, как призрак. Её руки дрожали. Эмпатическая связь, которую она установила с Максимом ещё на первом курсе, сейчас разрывала её изнутри. Она чувствовала каждый перелом, каждый разрыв ткани, каждую вспышку агонии, которую испытывал он.

— Быстрее! — скомандовала она, когда они внесли носилки. Её голос звенел от напряжения. — На стол!

Они переложили Максима на операционный стол. Эллада мгновенно оказалась рядом. Она не тратила времени на осмотр — она и так знала всё. Она положила ладони ему на грудь, прямо на вмятину от удара.

— Люмен Витаэ, — прошептала она древнюю формулу.

Белый свет, ослепительно яркий и чистый, полился из её рук. Он окутал тело Максима коконом, проникая под кожу, в мышцы, в кости.

Анна, Алексей и Ирина стояли у стены, боясь даже дышать. Они видели, как магия Эллады борется со смертью. Свет пульсировал в такт сердцу Максима. Вспышка — вдох. Угасание — выдох.

Прошёл час. Потом второй. Эллада не отнимала рук. По её лицу тёк пот, губы были искусаны в кровь. Она отдавала ему свою жизнь, капля за каплей. Её собственные волосы начали седеть на глазах — прядь за прядью, серебро проступало в каштановой волне.

Наконец, она пошатнулась. Свет мигнул и погас, оставив лишь слабое, ровное сияние вокруг тела.

Алексей подхватил её, не дав упасть.

— Элла?

Она открыла глаза. В них стояли слёзы, которые светились в полумраке, как жидкий свет.

— Я… я сделала всё, — прошептала она, глядя на Максима. — Сердце бьётся ровно. Лёгкие восстановлены. Кровотечения остановлены. Но…

Она заплакала. Тихо, беззвучно, просто позволяя слезам течь.

— Позвоночник раздроблен, — сказала она сквозь слёзы. — И мозг… он получил слишком сильный удар. Его сознание… оно ушло. Я чувствую его свет, но он далеко. Как звезда в другой галактике. Он слышит нас, но не может ответить. Он заперт в собственном теле.

Анна медленно подошла к столу. Она смотрела на друга. На его лице застыло выражение спокойствия, которое так не вязалось с тем ужасом, что они пережили.

— Кома? — спросила она. Голос её был чужим, механическим.

— Магическая кома, — кивнула Эллада. — Его разум спрятался, чтобы пережить боль. Я не знаю, когда он вернётся. И вернётся ли вообще. Я могу только поддерживать его тело. Быть его якорем. Но вывести его… мне не хватит сил.

Анна протянула руку и коснулась холодной щеки Максима.

— Прости меня, — прошептала она.

Потом она повернулась к остальным. И Алексей отшатнулся.

В глазах Анны не было горя. В них не было страха. В них была пустота. Абсолютная, ледяная пустота, в которой, где-то на самом дне, разгорался чёрный огонь.

— Это я, — сказала она. — Это я привела его туда. Я убедила вас, что мы сможем. Что мы герои. Что мы победим Систему наскоком.

— Аня, это не твоя вина… — начал Алексей.

— МОЯ! — крик Анны хлестнул их, как кнут. — Моя! Это моя война! Моя месть за отца! Я втянула вас в это! И теперь Максим платит за мои амбиции!

Она начала ходить по комнате, как загнанный зверь.

— Громов знал. Он знал, что мы придём. Кто-то сдал нас. Кто-то предупредил его, что мы будем в Архиве. Иначе откуда там взялись «Хранители»? Откуда там была эта ловушка?

Она остановилась у стола с оружием. Взяла свой клинок. Металл холодил руку, и это было единственное, что она сейчас чувствовала.

— Я найду того, кто нас предал, — тихо сказала она. — И я убью его. А потом я приду за Громовым. И я не буду его судить. Я не буду искать доказательства. Я просто вырежу эту опухоль. Вместе с носителем.

В этот момент в дверь убежища постучали. Условный стук — три коротких, два длинных.

Крюк открыл дверь. На пороге стоял Леонид.

Один из лучших учеников Восьмой Школы. Парень с открытым лицом и честными глазами. Он был мокрым от дождя, запыхавшимся.

— Слава богам! — выдохнул он, вваливаясь в комнату. — Я бежал через весь город! Слухи ходят страшные… Взрыв в Архиве, оцепление… Я боялся, что вы…

Его взгляд упал на стол, где лежал Максим, опутанный магическими трубками жизнеобеспечения. На секунду, всего на долю секунды, в его глазах мелькнуло что-то похожее на расчётливое удовлетворение. Но оно тут же сменилось маской ужаса и скорби.

— Максим… — прошептал он. — Как же так… Он был самым сильным из нас.

Леонид подошёл ближе, стараясь не смотреть на Анну, которая замерла с клинком в руке.

— Анна Дмитриевна, — сказал он, доставая из внутреннего кармана карту. — У меня есть новости. Важные. Я смог получить доступ к расписанию Громова.

Анна медленно повернула голову.

— Говори.

— Он напуган, — быстро заговорил Леонид. — После вашей атаки на Архив он понял, что Академия небезопасна. Завтра ночью он планирует тайно вывезти самые секретные документы в своё загородное поместье. В том числе и «Теневой протокол». Он хочет спрятать их в личном бункере.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Алексей, с подозрением глядя на ученика.

— Я подслушал разговор начальника стражи, — не моргнув глазом соврал Леонид. — Я рисковал жизнью, чтобы добыть это! Громов поедет лично. Охрана будет минимальной — два мага и водитель. Он хочет сделать всё тихо, без свидетелей.

Анна взяла карту из рук Леонида. Её пальцы коснулись его ладони. Леонид подавил дрожь — рука Анны была ледяной, как у мертвеца.

— Завтра ночью, говоришь? — переспросила она.

— Да. Три часа ночи. Старые доки, сектор 12. Там будет перегрузка на катер.

Это была идеальная ловушка. Леонид знал это. Громов проинструктировал его лично. «Приведи их туда. Раненых, злых, отчаявшихся. Я хочу, чтобы они пришли сами».

И Анна клюнула. В своём горе, в своей ярости она видела только цель. Она не замечала, что информация слишком удобна. Что Леонид слишком вовремя появился.

— Мы будем там, — сказала она.

— Аня! — вмешался Алексей. — Это безумие! Посмотри на нас! Макс в коме. Ира едва ходит. Я пуст. Ты на грани истощения. Мы не выдержим боя!

— Кто сказал, что будет бой? — Анна посмотрела на него пустыми глазами. — Будет казнь.

— Это ловушка! — настаивал Алексей. — Леонид, ты уверен в источнике?

— Абсолютно, — кивнул шпион. — Я видел приказ с печатью. Алексей Александрович, это наш единственный шанс. Если Громов уедет в поместье, мы его оттуда не достанем. Там защита уровня императорского дворца.

Анна отвернулась от них. Она подошла к Максиму. Наклонилась к его уху.

— Я обещаю тебе, — прошептала она. — Твоя жертва не будет напрасной. Завтра всё закончится. Я принесу тебе его голову. Или положу рядом свою.

Она выпрямилась и посмотрела на друзей.

— Кто со мной?

В комнате повисла тишина. Алексей смотрел на неё с болью. Он понимал, что она не в себе. Что горе затмило ей разум. Но он также понимал, что не бросит её. Никогда.

— Я с тобой, — тихо сказал он.

— И я, — Ирина поднялась, опираясь на стену. — За Макса.

— Я останусь с ним, — сказала Эллада. — Я должна поддерживать связь. Если вы… если с вами что-то случится… я почувствую.

Анна кивнула.

— Леонид, — позвала она. — Ты пойдёшь с нами. Нам нужен проводник.

Леонид побледнел, но кивнул.

— Конечно, Анна Дмитриевна. Почту за честь.

На самом деле он уже придумывал, как исчезнуть перед началом боя. Но пока… пока он вёл их на убой.

Анна вернулась к столу и продолжила точить клинок. Вжик. Вжик. Звук был монотонным, гипнотизирующим. Звук приближающейся смерти.

За окном убежища начинался рассвет — серый, холодный, безрадостный. День перед последней битвой. День, когда цена истины станет неподъемной.

ГЛАВА 62: Танец безумия

Старые портовые склады двенадцатого сектора были похожи на кладбище кораблей, только вместо судов здесь гнили мечты о величии Империи. Огромные ангары, построенные ещё при Петре, зияли провалами окон, как пустыми глазницами. Крыши, когда-то крытые медью, теперь были ржавыми скелетами, сквозь которые на бетонный пол падал свет полной луны, рисуя причудливую клетку теней.

Анна, Алексей и Ирина прибыли за час до назначенного времени. Они двигались тенями, бесшумно и быстро, занимая позицию на верхнем ярусе одного из полуразрушенных кранов, нависающего над центральным проездом.

— Леонид сказал, что конвой пройдёт по главной аллее, — прошептала Анна, проверяя заточку клинков. Её руки не дрожали. В них была та страшная, мёртвая уверенность, которая приходит, когда терять уже нечего.

— Слишком тихо, — Алексей сканировал пространство магическим зрением. Его аура была тусклой, истощённой после лечения Максима, но клинок в руке сиял ровным, холодным светом. — Ни патрулей, ни чаек, ни даже крыс. Это неестественная тишина.

— Громов любит тишину, — огрызнулась Анна. — Он думает, что это его сцена.

— Или его ловушка, — тихо добавила Ирина. Она сидела чуть выше, прижавшись к холодному металлу крана. Её нога была перебинтована, но арбалет лежал в руках как влитой. — Аня, если это засада… у нас нет путей отхода. Сзади вода, слева тупик.

— Мы не будем отходить. Мы будем атаковать.

Вдали послышался гул мотора.

— Едут, — выдохнула Анна.

Из-за поворота показался чёрный бронированный лимузин с гербом Академии на капоте. Он ехал медленно, словно катафалк. За ним следовал грузовик с тентованным кузовом.

— Два мага на переднем сиденье, — прокомментировал Алексей. — Водитель — обычный человек. В грузовике… пусто?

— Что значит пусто? — Анна вскинула бинокль.

Тент грузовика колыхался на ветру. Внутри действительно никого не было. Ни ящиков с документами, ни охраны.

— Это обманка! — закричала Ирина. — Уходим!

Но было поздно.

Лимузин резко затормозил посреди аллеи. Двери распахнулись, но оттуда вышли не Громов и не маги. Оттуда выкатились металлические сферы — генераторы поля.

Вспышка.

Огромный купол силового поля накрыл весь сектор, отрезая их от мира. Кран, на котором они сидели, оказался внутри клетки.

А потом загорелся свет.

Прожекторы, установленные на крышах складов, ударили в глаза, ослепляя. Анна закрыла лицо рукой, но сквозь пальцы увидела, как из тени выходят они.

Не десять. Не двадцать.

Пятьдесят фигур в чёрных плащах с серебряной окантовкой. Элита Академии. Старшие курсы, лично преданные Громову. И среди них — наёмники «Алого Копья», узнаваемые по красным маскам.

В центре, стоя на крыше лимузина, возвышался человек в форме старшего ученика.

Леонид.

Он улыбался. Широко, искренне, как будто встретил старых друзей на пикнике.

— Анна Дмитриевна! — его голос, усиленный магией, разнёсся над доками. — Как приятно, что вы приняли наше приглашение! Директор Громов, к сожалению, не смог приехать лично. У него дела государственной важности. Но он передаёт вам пламенный привет.

— Ты… — Анна сжала кулаки так, что ногти впились в ладони до крови. — Предатель.

— Ну зачем же так грубо? — Леонид спрыгнул на асфальт. — Я просто выбрал сторону победителя. А вы… вы выбрали прошлое. Максима жаль, конечно. Хороший был парень. Сильный. Но глупый. Как и вы все.

Он махнул рукой.

— Взять их. Живыми не нужны. Головы принести мне.

Пятьдесят клинков и посохов взметнулись в воздух.

— К бою! — крикнул Алексей, спрыгивая с крана прямо в гущу врагов.

Битва началась не с разведки, а сразу с мясорубки. Алексей приземлился в центре круга ассасинов, создав вокруг себя вихрь из стали. Его клинок пел, отражая удары, наносимые с нечеловеческой скоростью. Он двигался как бог войны, но даже бог не может сражаться с армией в одиночку.

Анна и Ирина спрыгнули следом.

Ирина стреляла в полете. Три стрелы — три трупа. Но как только она коснулась земли, на неё набросились пятеро наёмников с копьями. Она отбивалась прикладом арбалета, уходила перекатами, но раненая нога подводила её.

— Аня, их слишком много! — крикнула она, пропуская скользящий удар по плечу.

Анна не отвечала. Она танцевала свой смертельный балет. Её парные клинки были продолжением рук. Гран-жете через голову врага — удар в спину. Пируэт — круговая атака, рассекающая сухожилия. Она убивала эффективно, без жалости, без лишних движений.

Но враги не кончались. На место одного убитого вставали двое.

Алексей пропустил выпад. Огненный шар ударил его в левое плечо, прожег сюртук и плоть. Он упал на колено, стиснув зубы от боли, но продолжил отбиваться одной рукой.

— Лёша! — Анна рванулась к нему, но путь ей преградила стена щитов.

— Сдавайтесь! — смеялся Леонид, наблюдая за бойней с безопасного расстояния. — Вы проиграли!

Анна остановилась. Она стояла в центре круга, окружённая врагами. Её дыхание сбилось. Магия Потока была на исходе. Алексей истекал кровью. Ирина была прижата к стене склада, отбиваясь из последних сил.

Это был конец.

Или начало чего-то страшного.

В голове Анны всплыли строки из дневника отца. Тот самый раздел, который был написан красными чернилами.

«Танец безумия. Запретная техника Восьмой Школы. Когда надежды нет, стань самой Смертью. Используй кровь как топливо. Сожги свою душу, чтобы испепелить врагов. Но помни: назад пути не будет».

Анна посмотрела на свои руки. Они были в крови — чужой и своей.

— Лёша… — прошептала она. — Прости меня.

Она поднесла лезвие кинжала к своей левой ладони. И резко, глубоко, до самой кости, провела черту.

Кровь брызнула на асфальт. Горячая, живая.

Анна закрыла глаза и начала нараспев читать формулу на древнем языке Гильдии, языке, который забыли все, кроме мёртвых.

— Sanguis vita est. Sanguis mors est. Accipe me. (Кровь есть жизнь. Кровь есть смерть. Прими меня.)

Мир взорвался.

Это был не звук и не свет. Это был удар чистого ужаса.

Глаза Анны распахнулись. В них больше не было серого льда. В них горело багровое пламя Бездны. Её аура, обычно серебристая, стала чёрно-красной, тяжёлой, как гудрон. Она затопила собой весь склад, заставив врагов замереть от животного страха.

— Что это?! — взвизгнул Леонид, отступая к машине.

Анна не ответила. Она улыбнулась. И эта улыбка была страшнее любого оскала.

Она начала Танцевать.

Это была не грация балерины. Это была грация демона. Она исчезла. Просто растворилась в воздухе, оставив после себя красный шлейф.

Секунда — и трое ассасинов, стоявших перед ней, упали. Их тела были рассечены пополам, словно бумажные куклы.

Ещё секунда — и она была на другом конце склада, рядом с Ириной. Пятеро копейщиков, теснивших лучницу, разлетелись в стороны, превращённые в кровавое конфетти.

— Аня? — прошептала Ирина, глядя на неё с ужасом.

Анна не узнала её. Она была в трансе Безумия. В её мире сейчас существовали только цели. Красные силуэты, которые нужно погасить.

Она двигалась быстрее звука. Фуэте превратилось в кровавый вихрь. Арабеск стал ударом, ломающим позвоночники. Она не использовала клинки — сама её магия стала лезвием. Воздух вокруг неё резал металл и плоть.

Алексей смотрел на это, зажимая рану. Он видел не свою любимую. Он видел стихию. Разрушительную, прекрасную и ужасную.

— Остановись! — крикнул он, но его голос потонул в воплях умирающих.

Через три минуты всё было кончено.

Пятьдесят элитных бойцов лежали на бетоне, превращённые в груду истерзанной плоти. Тишина вернулась в доки, но теперь это была тишина бойни.

Анна стояла посередине этого ада. Она тяжело дышала. Красный свет в её глазах начал угасать, сменяясь мутной пеленой.

— Отец… — прошептала она. — Я… я сделала это…

Её ноги подогнулись. Сила, взятая в долг у крови, потребовала уплаты. Жизнь вытекала из неё вместе с магией.

Она упала лицом вперёд, прямо в лужу крови.

— АНЯ! — Ирина, забыв про боль в ноге, бросилась к ней.

Она перевернула подругу на спину. Лицо Анны было белым, как мел. Губы посинели. Пульс был нитевидным.

— Она умирает! — закричала Ирина. — Истощение! Она сожгла свой резерв!

Алексей подполз к ним. Он был бледен, но в сознании.

— Надо уходить, — прохрипел он. — Сюда едет стража. Я слышу сирены.

— Куда?! Она не дойдёт!

— В канализацию! — Алексей указал на люк в углу склада. — Это единственный путь!

Ирина взвалила бесчувственное тело Анны себе на плечи. Это было невыносимо тяжело, но адреналин творил чудеса. Алексей, шатаясь, прикрывал их отход, хотя прикрывать было уже не от кого — все враги были мертвы.

Почти все.

В углу, под перевёрнутым грузовиком, шевельнулась тень.

Леонид.

Он был жив. Ранен осколком стекла в живот, контужен, но жив. Он видел всё. Он видел «Танец безумия». Видел слабость Анны. Видел, куда они ушли.

Он дрожащей рукой достал коммуникатор.

— Директор… — прохрипел он в микрофон. — Это Леонид… Засада провалена… Но я знаю… я знаю, где они… И я знаю её секрет… Она использовала Запретную технику… Она умирает…

На том конце провода повисла пауза. А потом раздался холодный, спокойный голос Антона Громова:

— Отличная работа, мальчик. Возвращайся. Ты заслужил свою награду.

Леонид улыбнулся окровавленными губами и отключился.

Тем временем, глубоко под землёй, в сыром и тёмном туннеле, Ирина пыталась остановить кровь, текущую из разрезанной ладони Анны.

— Держись, Анька, — шептала она, глотая слёзы. — Только не смей умирать. Слышишь? Не смей!

Анна была в бреду. Её сознание блуждало где-то между жизнью и смертью, в том сером тумане, где танцуют тени прошлого.

— Отец… — шептала она сухими губами. — Я почти… отомстила…

Она не знала, что месть только началась. И что цена за неё будет ещё выше.

Глава 63: Змея в сердце

Тишина в лазарете была не успокаивающей, а вязкой и тяжёлой, как болотная вода. Она давила на уши, заставляя прислушиваться к каждому шороху, к каждому неровному вдоху. Прошло три недели после катастрофы в Архиве, но время здесь словно застыло, пойманное в ловушку между жизнью и смертью.

Анна стояла в дверном проёме, не решаясь войти. В полумраке комнаты, освещённой лишь парой магических кристаллов с минимальной яркостью, разворачивалась сцена, от которой у неё сжималось сердце. Эллада сидела у кровати Максима. Она не спала — кажется, она вообще перестала спать в последние дни. Её рука лежала на груди раненого, и мягкое, пульсирующее белое сияние перетекало от неё к нему.

Это было красиво и страшно одновременно. Эллада, всегда сияющая жизнью, теперь напоминала призрака. Её кожа стала почти прозрачной, под глазами залегли глубокие тени, а магия, обычно мощная и яркая, теперь была похожа на тусклый огонёк свечи на ветру, который вот-вот погаснет. Она отдавала себя по капле, поддерживая искру жизни в разбитом теле Максима.

Анна сделала шаг вперёд, половица предательски скрипнула. Эллада вздрогнула, но не обернулась. Она наклонилась к самому уху Максима и что-то зашептала — быстро, горячо, словно убеждала его вернуться. Анна замерла. Она поняла: это больше не просто забота целителя о пациенте и даже не долг перед товарищем. Это была любовь — отчаянная, граничащая с безумием любовь, которая отказывалась признавать поражение.

— Ему лучше? — тихо спросила Анна, хотя знала ответ.

Эллада медленно повернула голову. В её глазах не было прежнего света, только бездонная усталость.

— Он жив, — голос её был сухим и ломким, как старый пергамент. — Пока я здесь, он будет жить.

— Ты убиваешь себя, Эл.

— А какой у меня выбор? — она вернулась к созерцанию лица Максима. — Если я отпущу, он уйдёт. Ты бы отпустила Алексея?

Анна не нашла что ответить. Вопрос повис в воздухе, колючий и неудобный. Она подошла ближе, глядя на Максима. Могучий воин, их щит и опора, теперь выглядел сломанной куклой. И всё это из-за неё. Из-за её приказа, её войны, её жажды правды. Вина, холодная и скользкая, шевельнулась в животе, но Анна привычно задавила её, превращая в топливо для другого чувства. Ярости.

— Я найду способ всё исправить, — твёрдо сказала она. — Громов заплатит.

Эллада ничего не ответила, лишь крепче сжала руку Максима, словно якорь, удерживающий её в этом мире.

Одержимость стала для Анны новой броней. Она больше не позволяла себе слабости, сомнений или долгих размышлений. Цель была одна, чёткая и сияющая в темноте её мыслей: Директор Громов.

Все ниточки, найденные в архиве судьи Орлова, вели к нему. «Теневой протокол» — список всех участников заговора двадцатилетней давности — должен был храниться в его личном хранилище в Академии. Если она достанет его, то сможет не просто убить Громова, а уничтожить всё, что он строил.

В кабинете, который служил штабом Восьмой Школы, царил творческий беспорядок. Карты Академии покрывали стол, поверх них лежали схемы патрулей и чертежи магических контуров.

— Смотри, Мастер, — Леонид, молодой парень из набора этого года, ткнул пальцем в карту. — Вот здесь, в северном крыле, старая вентиляция. Она закрыта решётками, но магии там почти нет. Если пройти тут, можно выйти прямо к лифту в башню Директора.

Анна внимательно следила за его пальцем. Леонид был находкой. Сын одного из служащих Академии, он имел доступ к слухам и сплетням, которые не достигали ушей посторонних. Он смотрел на Анну с таким щенячьим восторгом, с такой безоговорочной преданностью, что это даже немного смущало.

— Откуда у тебя схема вентиляции? — спросила она, поднимая на него взгляд.

Леонид смутился, покраснел, но взгляда не отвёл.

— Ну… у меня есть друзья среди младших техников. Они обслуживают здание. Я сказал им, что хочу впечатлить девушку, забравшись на крышу башни. Они посмеялись, но схему дали.

Это звучало правдоподобно. Мальчишеская бравада, глупость, влюблённость — идеальное прикрытие для шпионажа.

— Ты рискуешь, Леонид. Если узнают, что ты помогаешь мне…

— Пусть узнают! — он выпрямился, его глаза горели фанатичным огнём. — Вы — единственная надежда этого города. Восьмая Школа — это будущее. Я готов на всё ради вас, Мастер. Ради правды.

Анна кивнула. Ей нужны были такие люди. Те, кто верит не за деньги, а за идею.

— Хорошо. План выглядит рабочим. Но мне нужно знать график смены караула у лифта.

— Я уже узнал! — Леонид торопливо вытащил из кармана смятый листок. — Каждые два часа, ровно в ноль-ноль. У нас будет окно в три минуты, пока новая смена принимает пост и проверяет руны.

Анна взяла листок. Всё складывалось. Складывалось так удачно, как будто сама судьба решила наконец-то повернуться к ней лицом. Или как будто кто-то очень хотел, чтобы она поверила в эту удачу.

Вечером, когда тени в Нижнем городе стали длинными и густыми, в кабинет вошли Алексей и Ирина. Вид у них был мрачный.

— Мы слышали, ты утвердила дату, — сказал Алексей, закрывая за собой дверь. — Завтра ночью?

— Да. Тянуть больше нельзя. Громов может перепрятать документы или уничтожить их.

Ирина прошла к столу, глядя на карту с раздражением.

— Это безумие, Анна. Ты собираешься лезть в самое сердце Академии. В логово зверя. Громов не идиот, он знает, что мы ищем компромат. Он будет ждать тебя.

— Пусть ждёт, — Анна пожала плечами, проверяя заточку своих клинков. — Он ждёт армию или группу. Он не ждёт одиночку, которая знает его тайные ходы.

— Ты слишком доверяешь этому парню, Леониду, — тихо заметил Алексей.

Анна резко обернулась.

— Он дал нам то, что мы не могли найти месяцами. Планы, расписания, коды доступа.

— Или он дал нам то, что хотят, чтобы мы нашли, — Алексей подошёл ближе, пытаясь поймать её взгляд. — Подумай сама. Студент первого года достаёт секретные схемы вентиляции? Узнаёт коды элитной стражи? Это слишком просто.

— А может, нам просто везёт? — огрызнулась Анна. — Или ты привык, что всё должно быть через боль и кровь? Максим лежит там, в коме, потому что мы были недостаточно быстрыми. Недостаточно готовыми. Я не собираюсь повторять эту ошибку. Я использую любой шанс.

— Мы не можем рисковать тобой, — голос Алексея стал мягче, в нём зазвучала та самая нота, от которой у Анны всё переворачивалось внутри. — Ты — символ. Ты — сердце этой Школы. Если ты погибнешь, всё рухнет. Восьмая Школа рассыплется без тебя.

— Восьмая Школа — это идея, а не человек, — отрезала она, хотя понимала, что он прав. — Максим лежит там, между жизнью и смертью, из-за моей ошибки. Я не могу просто сидеть и ждать, пока Эллада сгорит, пытаясь его спасти. Я должна действовать. И если цена — риск, я его приму.

Ирина вздохнула, понимая, что спор проигран.

— Хорошо. Но мы пойдём с тобой.

— Нет. — Анна была непреклонна. — План рассчитан на одного. В вентиляции тесно, любое лишнее движение создаст шум. И если это ловушка… погибну только я.

— Анна…

— Это приказ, — она посмотрела на них тяжёлым, ледянымвзглядом, который не допускал возражений. — Вы остаётесь. Охраняете Школу. И Максима.

Позже, когда все ушли, Анна снова склонилась над картой. Леонид принёс финальные уточнения.

— Вот здесь, — он указал на поворот коридора перед кабинетом Громова. — Здесь стоит магический сканер. Но он старой модели, реагирует на возмущения эфира. Если вы пойдёте в "состоянии пустоты", как учила мастер Екатерина, он вас не заметит.

Анна смотрела на чертёж. Всё было логично. Всё было гладко.

Слишком гладко.

Внутри шевельнулось что-то холодное и склизкое — интуиция, выкованная годами выживания. Почему в северном крыле, где личные покои Директора, стоит старый сканер? Громов параноик, он тратит бюджет Академии на новейшие системы защиты. Почему студенту так легко удалось узнать про это?

Она подняла глаза на Леонида. Парень смотрел на неё с открытым, честным лицом. Его глаза сияли неподдельным восхищением. Он напоминал ей самой себя в начале пути — когда она верила, что мир можно изменить, если просто очень сильно постараться.

«Я всё проверил, Мастер, — сказал он, заметив её заминку. — Клянусь. Я сам ползал по этой трубе ночью, чтобы убедиться, что там нет датчиков движения. Я чуть не сорвался, но проверил. Это наш единственный шанс».

Он даже показал ссадины на локтях — свежие, покрытые корочкой.

Сомнение дрогнуло. Ссадины были настоящими. Его энтузиазм был настоящим. Может, Алексей прав, и она просто стала слишком подозрительной? Паранойя — профессиональная болезнь, но иногда она мешает видеть подарки судьбы.

А ещё… горе. Горе застилало глаза красной пеленой. Она хотела верить, что есть простой путь к горлу Громова. Она хотела, чтобы этот кошмар закончился.

— Хорошо, — сказала она, сворачивая карту. — Я верю тебе. Иди отдыхай.

Леонид просиял, кивнул и выскользнул из кабинета. Анна осталась одна, но ощущение холодка между лопатками так и не прошло.

Ночь перед операцией была безлунной. Темнота окутала Нижний город плотным одеялом, скрывая его шрамы и язвы. Анна надела свой боевой костюм — лёгкую броню, не стесняющую движений, закрепила на поясе клинки, проверила метательные ножи.

Перед уходом она снова спустилась в лазарет.

Эллада спала, свернувшись калачиком в кресле, совсем обессиленная. Её дыхание было тихим и поверхностным. Анна осторожно накрыла её пледом, стараясь не разбудить.

Затем она подошла к Максиму.

В тусклом свете он казался статуей, высеченной из мрамора. Грудь едва заметно поднималась. Анна коснулась его руки — холодной, грубой, мозолистой. Руки, которая столько раз держала щит, прикрывая её от ударов.

— Я иду за ними, брат, — прошептала она в тишину. — Я достану этот протокол. Я заставлю их заплатить за каждую каплю твоей крови. За каждую слезу Эллады.

Она сжала его пальцы, на мгновение позволив себе слабость — прижаться лбом к его руке, почувствовать этот слабый, едва уловимый пульс жизни.

— Потерпи немного. Я вернусь. Обещаю.

Она выпрямилась, глубоко вздохнула, загоняя боль и страх в самый дальний угол сознания. Сейчас не время для чувств. Сейчас время для танца.

Анна развернулась и вышла в темноту коридора, навстречу своей судьбе. Она не знала, что идёт не к победе, а прямо в капкан, который захлопнется с лязгом стали, отрезая путь назад.

Глава 64: Танец с тенями Громова

Коридоры Академии встретили Анну тишиной. Это была не та сонная, бархатная тишина, что опускается на город перед рассветом, а вакуум, напряжённый и звенящий, словно натянутая до предела струна.

План Леонида работал безупречно. Слишком безупречно.

Анна скользила вдоль стен, сливаясь с тенями. Её шаги по мраморному полу были беззвучны — мягкая кожа сапог поглощала любой звук. Вентиляционная шахта, о которой говорил студент, действительно вывела её в северное крыло, прямо к служебному входу в башню Директора. Патрулей не было. Магические сканеры, мигающие тревожным красным светом на схемах, здесь были темны и безжизненны.

«Удача, — подумала она, сворачивая за угол. — Или сыр в мышеловке».

Интуиция, отточенная годами жизни в бегах, скреблась где-то под рёбрами ледяным когтем. Всё внутри неё кричало: «Беги!». Но перед глазами стояло лицо Максима, бледное и неподвижное в полумраке лазарета. Она не могла повернуть назад. Не сейчас, когда цель была за одной дверью.

Дверь кабинета Директора Громова была массивной, из тёмного морёного дуба, украшенная резьбой. Анна замерла перед ней, прислушиваясь. Тишина. Она провела ладонью над замком — защитные чары были сняты.

Она толкнула створку.

Вместо привычного полумрака кабинета её ударил в глаза яркий, ослепительный свет десятков магических светильников. Анна инстинктивно прищурилась, и в ту же секунду тяжёлые двери за её спиной захлопнулись с грохотом, похожим на выстрел. Щелчок замка прозвучал как приговор.

Зрение вернулось через мгновение, и Анна поняла: она не охотник. Она добыча.

Кабинет был огромен, но сейчас он казался тесным. Вдоль стен, словно статуи, стояли люди в серых плащах и масках без лиц. Пятьдесят человек. «Тени Директора» — элитный отряд, о котором в Нижнем городе говорили шёпотом. Они не шевелились, но воздух вокруг них дрожал от сконцентрированной магической силы.

В центре комнаты, в глубоком кожаном кресле, сидел сам Громов. Он выглядел именно так, как она его помнила: сухопарый, с жёстким лицом и глазами, в которых не было ничего человеческого.

А рядом с ним, опираясь бедром на массивный письменный стол, стоял Леонид.

— Здравствуй, Анастасия, — голос Громова был спокойным, почти отеческим. — Я ждал тебя.

Анна не смотрела на Директора. Её взгляд был прикован к студенту. Леонид больше не выглядел восторженным мальчишкой. Его плечи расправились, а на губах играла лёгкая, циничная улыбка.

— Ты… — выдохнула она. Слово застряло в горле, горькое, как пепел.

— Глупая девочка, — Громов покачал головой, словно отчитывал нерадивую ученицу. — Ты так похожа на своего отца. Такая же наивная. Такая же вера в людей, которая её и погубит.

Леонид лениво поигрывал тяжёлой золотой монетой, перекатывая её между пальцами.

— Я? — переспросил он, заметив взгляд Анны. — Я просто выбрал победителя, Мастер.

Он произнёс слово «Мастер» с издёвкой, от которой Анну передёрнуло.

— Думала, можешь изменить мир своей Школой для нищих? — Леонид усмехнулся, подбрасывая монету. — Сила всегда будет на стороне тех, у кого есть золото и власть. Ты предлагала идеи. Громов предложил будущее.

— Ты продал нас, — голос Анны стал твёрдым. Шок прошёл, уступая место холодной, звенящей ярости. — Продал Максима. Элладу. Всех.

— Я купил себе жизнь, — пожал плечами Леонид. — Прощай, Мастер.

Громов сделал едва заметный жест рукой.

— Взять её. Живой или мёртвой — неважно.

Стены ожили.

Пятьдесят «Теней» двинулись на неё одновременно. Это не было хаотичной атакой уличной банды. Это была волна — слаженная, смертоносная, неумолимая.

Анна закрыла глаза на долю секунды. Вдох. Выдох.

А потом она начала танцевать.

Это не был танец для зрителей. Это была «Хореография смерти» — стиль, рождённый в подвалах, отточенный на крышах, закалённый в боях с наёмниками. Анна не пыталась блокировать удары — это было бы самоубийством. Она текла между ними.

Первый ассасин, вооружённый двумя короткими мечами, прыгнул на неё. Анна скользнула под его рукой, используя инерцию его же движения, и её клинок вошёл в сочленение доспеха под мышкой. Она не остановилась, чтобы проверить результат, — она уже вращалась, уходя от удара копья.

Бой превратился в безумный калейдоскоп. Звон стали, вспышки магии, крики боли. Анна двигалась быстрее, чем когда-либо. Страх исчез. Остался только ритм. Удар. Уворот. Пируэт. Удар.

Она использовала всё: мебель, стены, тела врагов. Оттолкнулась от дубового стола, перепрыгнула через голову одного из наёмников, полоснув его по шее в полёте. Приземлилась, ушла в перекат, подсекая ноги другому.

Но их было слишком много.

Волны атакующих накатывали одна за другой, не давая ей ни секунды на передышку. Анна чувствовала, как силы утекают. Царапина на плече. Глубокий порез на бедре. Удар рукоятью меча в спину, от которого перехватило дыхание.

Она задыхалась. Кровь заливала глаза. Мир сузился до размера лезвия её клинка.

Громов наблюдал за этим с интересом, словно энтомолог, изучающий бьющееся в банке насекомое. Леонид побледнел и отступил в тень, явно не ожидая такого сопротивления.

Анна пропустила выпад. Острие меча чиркнуло по рёбрам. Она пошатнулась, упала на одно колено. Круг сомкнулся. Десять клинков взметнулись вверх для финального удара.

«Прости, Максим, — пронеслось в голове. — Я не смогла».

Грохот сотряс комнату.

Массивная дверь кабинета слетела с петель, вминая двух ближайших ассасинов в стену. Щепки и пыль брызнули во все стороны.

В проёме стояли Алексей и Ирина.

Алексей выглядел яростным демоном. Его серебряный клинок уже сверкал, отражая свет ламп. Ирина держала лук, три стрелы уже лежали на тетиве.

— Мы же говорили, что план дерьмо! — крикнула Ирина, и её стрелы нашли цели в тот же миг. Трое ассасинов упали, хватаясь за горло.

Алексей ворвался в круг, прорубая путь к Анне. Его стиль был полной противоположностью её танцу — жёсткий, силовой, академичный, но невероятно эффективный. Он отбросил одного врага ударом щита (который он подобрал у входа), пронзил другого.

— Вставай! — он протянул руку Анне, прикрывая её от новой атаки. — Мы ещё не закончили!

Анна схватилась за его руку, рывком поднимаясь на ноги. Боль отступила. Она больше не была одна.

— Вы идиоты, — выдохнула она, и в этом слове было больше любви, чем в тысяче признаний. — Вы должны были остаться.

— И пропустить вечеринку? — Алексей парировал удар, предназначенный ей. — Ну уж нет.

Бой вспыхнул с новой силой. Теперь это было трио. Они двигались слаженно, как единый организм. Ирина прикрывала их с дистанции, выбивая любого, кто пытался зайти со спины. Анна и Алексей держали центр, превратившись в вихрь стали.

Ассасины Громова, привыкшие к численному превосходству, дрогнули. Их строй рассыпался.

Громов, видя, что ситуация выходит из-под контроля, поднялся с кресла. Его лицо исказилось гневом.

— Зуб! — рявкнул он. — Кончай с ними!

Из тени за спиной Директора вышла гора мышц, закованная в чёрную сталь. Командир личной гвардии, Зуб, был огромен. В руках он держал двуручный меч, который обычный человек едва мог бы поднять.

Он двинулся на них, игнорируя стрелы Ирины, которые отскакивали от его зачарованной брони.

— Осторожно! — крикнул Алексей, но Зуб был быстрее, чем казался.

Он взмахнул мечом, снося стол, за которым они укрывались. Алексей отлетел в сторону, ударившись о стену. Ирина была вынуждена сменить позицию, потеряв угол обстрела.

Анна осталась перед ним одна.

Она была истощена. Её раны кровоточили. Руки дрожали. Зуб занёс меч для удара, который должен был разрубить её пополам. Уклониться было некуда — спина упёрлась в стену.

Время замедлилось. Анна видела, как опускается лезвие. Видела торжество в глазах Зуба. Видела усмешку Громова.

«Вот и всё».

Тень метнулась сбоку. Не из двери. Не из окна. Из темноты коридора, словно сама смерть решила вмешаться в игру.

Фигура врезалась в Зуба, сбивая прицел. Удар меча, предназначавшийся Анне, с хрустом вошёл в плоть.

Анна закричала.

Между ней и гигантом стоял Максим.

Он был бледным, как смерть. Из его больничной рубашки торчали трубки капельниц, которые он вырвал. Он шатался. Но он стоял.

Меч Зуба пронзил его насквозь, войдя в грудь и выйдя из спины.

В кабинете повисла звенящая тишина. Даже Громов перестал улыбаться.

Максим не упал. Его руки, большие и сильные, перехватили лезвие меча, не давая Зубу вытащить его. Кровь текла по его пальцам, но хватка была железной.

Он поднял голову. Его глаза, затуманенные комой и болью, нашли Анну.

— Беги… — прохрипел он. Кровь пузырилась на его губах.

Зуб, рыча от ярости и страха, попытался вырвать оружие, но Максим держал его, превратив собственное тело в ножны, в капкан для врага.

— БЕГИ! — крик Максима был последним всплеском жизни.

Анна смотрела на это, и что-то внутри неё оборвалось. Не просто струна. Оборвался трос, удерживающий бездну.

Мир вокруг стал красным.

Глава 65: Кровавый балет

Максим упал не как герой в балладе, а как подкошенное дерево — тяжело, страшно и неотвратимо. Его колени ударились о паркет с глухим звуком, от которого у Анны перехватило дыхание. Но даже умирающий, он оставался защитником. Его пальцы, сведённые предсмертной судорогой, намертво вцепились в руку Зуба, не давая командиру ассасинов высвободить меч.

Зуб, рыча от бешенства, рванул клинок на себя. Максим качнулся, но не разжал хватки. Кровь густым потоком хлынула из раны, заливая белый мрамор пола.

— Бегите… — прохрипел он. Из его рта вырвался кровавый пузырь. Глаза, уже подёрнутые мутной пеленой, в последний раз нашли лицо Анны. В них не было страха, только мольба.

— Сдохни, тварь! — взревел Зуб. Он отпустил рукоять меча, застрявшего в теле Максима, и выхватил из-за пояса широкий кинжал. Короткий, жестокий удар в шею поставил точку.

Тело Максима обмякло и рухнуло на бок.

В кабинете повисла тишина, звенящая и оглушительная. Время для Анны остановилось. Она видела только неподвижное лицо друга, с которого медленно сходила краска жизни. Горе, вина и ужас смешались внутри неё в ядовитый коктейль, который выжег все остальные чувства. В этом пламени сгорел страх. Сгорела осторожность. Сгорела сама Анна, какой она была секунду назад.

Осталась только пустота. И желание заполнить эту пустоту чужой болью.

Анна подняла свои клинки. «Лебединые крылья», созданные для изящного танца, теперь казались ей бесполезными игрушками. Ей нужно было что-то другое.

Она вспомнила страницы из дневника отца, которые боялась читать. Чернила там были бурыми, похожими на засохшую кровь. «Танец безумия». Техника, запрещённая Гильдией. Техника, превращающая ассасина в демона, но пожирающая его душу взамен.

Анна перевернула левый клинок и, не дрогнув, провела лезвием по собственной ладони.

Кожа разошлась легко, словно шёлк. Горячая кровь хлынула наружу, но не упала на пол. Она зашипела, соприкоснувшись с магическим полем Анны, и вспыхнула багровым светом.

— Что она делает? — неуверенно спросил кто-то из «Теней».

Анна подняла голову. Алексей и Ирина, застывшие у дверей, в ужасе отшатнулись. Её глаза больше не были серыми. Они сияли ровным, страшным алым светом, заливая лицо мертвенно-красным отсветом.

— Убейте её! — крикнул Громов, впервые за вечер потеряв самообладание. Он почувствовал это — сырую, древнюю силу, от которой веяло могильным холодом.

Ассасины бросились вперёд.

И Анна начала свой танец.

Это больше не было похоже на балет. Исчезли плавность и грация, исчез контроль. Осталась только скорость — дикая, нечеловеческая скорость. Анна сорвалась с места, оставив за собой размытый красный шлейф.

Первый ассасин даже не успел поднять меч. Анна врезалась в него, и её клинки, окутанные кровавым туманом, прошли сквозь его броню, как сквозь бумагу. Она не остановилась, чтобы вытащить оружие, — она просто рванула его дальше, превращая аккуратный разрез в рваную рану.

Она двигалась хаотично, ломая ритм, нарушая все законы физики и боя. Прыжок, перекат, удар. Она не уклонялась от касательных ударов — боль лишь подпитывала её безумие. Кровь врагов смешивалась с её собственной, усиливая магию.

— Стреляйте! — орал Зуб, пытаясь перегруппировать своих людей.

Арбалетный болт ударил Анну в плечо. Она даже не пошатнулась. Смех — низкий, гортанный, вибрирующий — вырвался из её груди. Она выдернула болт левой рукой и метнула его обратно. Стрелок на галерее рухнул с пробитым глазом.

Комната превратилась в скотобойню. Элитные бойцы, гордость Академии, умирали один за другим, не успевая понять, что их убивает. Анна была везде. Она появлялась из теней, отталкивалась от стен, падала с потолка.

Зуб остался последним из защитников. Он стоял, широко расставив ноги, сжимая окровавленный кинжал. В его глазах, привыкших видеть страх жертв, теперь плескался первобытный ужас.

— Кто ты такая? — прошептал он.

Анна не ответила. Она просто оказалась рядом.

Удар был такой силы, что кинжал Зуба разлетелся на осколки. Следующий удар «Лебединого крыла» снёс ему голову.

Громов вжался в спинку своего кресла. Его лицо посерело. Он был могущественным человеком, интриганом и убийцей, но он никогда не сталкивался с чистой, концентрированной ненавистью, облечённой в плоть.

Анна медленно повернулась к нему. Алое сияние вокруг неё начало пульсировать, становясь нестабильным. Силы, взятые взаймы у собственной жизни, иссякали.

Но остался ещё один.

Леонид.

Студент вжался в угол за столом Директора. Его трясло. Пистолет в его руке ходил ходуном.

— Не подходи! — взвизгнул он, и голос его сорвался на фальцет. — Я выстрелю!

Анна шагнула к нему. Её шаги оставляли на ковре мокрые красные следы.

Леонид выстрелил. Пуля чиркнула по её щеке, оставив длинную царапину. Анна даже не моргнула. Она подошла вплотную, игнорируя нацеленный в грудь ствол.

— Ты выбрал победителя, — её голос звучал глухо, словно из-под толщи воды. — Ты ошибся.

Она перехватила его руку с пистолетом и сжала. Раздался хруст ломаемых костей. Леонид закричал, выронив оружие. Он упал на колени, глядя на неё снизу вверх, и в его глазах читалась запоздалая, бесполезная мольба.

— Мастер, пожалуйста…

Анна посмотрела на него. В её взгляде не было жалости. Не было торжества. Только усталость.

Она провела клинком по его горлу. Движение было медленным, почти нежным, пугающе интимным.

Леонид захрипел и повалился лицом вперёд, прямо к ногам Громова.

Кровавая пелена перед глазами Анны начала рассеиваться, сменяясь черными точками. Магия крови, лишившись подпитки яростью, схлынула, оставив после себя опустошённое, изломанное тело.

Она сделала шаг к Громову, но ноги отказались служить.

Анна рухнула на колени. Боль, которую она игнорировала, обрушилась на неё лавиной. Десятки ран открылись, выпуская жизнь. Она пыталась вдохнуть, но воздух казался жидким огнём.

Сквозь туман в глазах она увидела тело Максима. Он лежал так спокойно, словно просто уснул посреди этого ада.

— Прости… — беззвучно шевельнула она губами.

Её клинки со звоном выпали из ослабевших рук. Мир накренился и погас. Последним, что она услышала, был отчаянный крик Ирины, зовущей её по имени.

Глава 66: Пепел и шёпот

Кровь пахла металлом и солью. Этот запах пропитал всё: одежду, воздух, даже, казалось, сами мысли Ирины. Она бежала по тёмным коридорам Академии, и каждый шаг отдавался болью в простреленном бедре. Но останавливаться было нельзя. На её плечах висела Анна — бесчувственная, тяжёлая, истекающая кровью из десятков ран.

— Держись, — хрипела Ирина, хотя Анна её не слышала. — Только не смей умирать. Слышишь? Не смей.

Сзади слышались крики и топот сапог. «Тени» Громова, те, кто не был в кабинете и не попал под раздачу, уже опомнились. Тревога выла сиреной, перекрывая шум погони.

— Сюда! — Алексей вынырнул из бокового прохода. Он выглядел ужасно: левая рука висела плетью, перевязанная наспех разорванным рукавом рубашки. Лицо было бледным, но в глазах горел холодный огонь. — Я нашёл старый коллектор. Он выведет нас в канализацию.

Они нырнули в тёмный, узкий проход, едва успев закрыть за собой тяжёлую ржавую решётку. Погоня пронеслась мимо. На какое-то время они были в безопасности.

Вонь канализации ударила в нос, смешиваясь с запахом крови и пота. Они брели по колено в грязной, ледяной воде, освещая путь тусклым светом магического кристалла, который держал Алексей. Анна на плече Ирины казалась неподъёмной.

— Мы не можем забрать его, — голос Алексея был глухим, лишённым всяких эмоций. — Ты понимаешь?

Ирина остановилась, тяжело дыша. Её нога горела огнём, а вес Анны вытягивал последние силы.

— Я знаю.

Она знала. Возвращаться в кабинет Громова было самоубийством. Они едва унесли свои жизни, и теперь нужно было спасти ещё одну — ту, что была ценнее их собственных.

Но оставить Максима там… Эта мысль была невыносимой. Оставить его в руках Громова, среди тел врагов.

— Подожди, — сказала Ирина. Она осторожно опустила Анну на сухой выступ стены. Затем, превозмогая боль, вернулась на несколько шагов назад. В темноте коридора, откуда они пришли, что-то блеснуло. Щит. Щит Максима, брошенный в пылу боя.

Ирина подобрала его. Тяжёлый, покрытый вмятинами и царапинами, он всё ещё хранил тепло рук своего хозяина. На внутренней стороне виднелась вырезанная неумелой рукой буква «Э». Эллада.

Алексей подошёл к ней, его лицо было каменным. Он снял с шеи медальон своей семьи — серебряный клинок, символ Романовых. Тот самый, который он когда-то бросил к ногам отца. Он вернулся в кабинет на несколько секунд, игнорируя протесты Ирины. Когда он вышел, его лицо было ещё мрачнее.

— Я положил его ему на грудь, — тихо сказал Алексей. — Чтобы они знали, кто он был.

— Они осквернят его тело, — прошептала Ирина.

— Нет. Я забрал его. Он со мной. — Алексей не стал уточнять, что он сделал. Но в его глазах читалась клятва.

— Прости, брат, — голос Ирины сорвался. — Мы вернёмся за тобой.

Это было обещание, данное в темноте, под сводами канализации. Обещание, скреплённое кровью и горем.

Они нашли убежище в одной из заброшенных станций подземки, которую Союз Теней оборудовал как тайный лазарет. Это была просторная пещера, освещённая десятками магических кристаллов, с рядами коек и запасом медикаментов. Эллада и старый маг Семён уже ждали их — Крюк предупредил их по сети своих осведомителей.

Когда Эллада увидела Анну, она вскрикнула. Не от ужаса. От боли, которую она почувствовала через их эмпатическую связь. Она бросилась к ней, её руки засветились белым светом, сканируя тело.

— Что… что она сделала? — прошептала Эллада, глядя на Алексея. Её лицо было белее мела.

— «Танец безумия», — глухо ответил он.

Семён, услышав это, выронил трубку изо рта. — Великие духи… Запретная техника. Я читал о ней. Она сжигает жизненную силу, превращая её в чистую боевую мощь.

Эллада положила руки на грудь Анны. Её свет, обычно сильный и уверенный, теперь был слабым и дрожащим. Он проникал в тело Анны, но словно тонул в пустоте.

— Я могу залечить её раны, — её голос дрожал от слёз. — Но я не могу восполнить то, что она потеряла. Она выжгла почти всю свою жизненную силу. Понимаете? Её внутренний огонь… он почти погас.

— Она выживет? — спросила Ирина, хватая Элладу за руку.

— Я не знаю. Она может не проснуться. А если проснётся… — Эллада сделала паузу, подбирая слова. — Она никогда не будет прежней. Эта техника оставляет шрамы не только на теле, но и на душе.

Они перенесли Анну на койку в самой дальней части пещеры. Эллада не отходила от неё ни на шаг, вливая свою собственную, уже истощённую энергию, чтобы поддержать слабое пламя жизни в теле подруги.

Дни и ночи слились в один серый, тягучий кошмар. Анна лежала в бреду, её тело сотрясали судороги. Она металась по кровати, что-то шептала, выкрикивала имена: «Отец!», «Григорий!», «Максим!».

Её сознание было ловушкой. Оно проигрывало ей воспоминания, но не её собственные. Воспоминания её отца.

Как это было возможно? Дневник, который она читала, был написан обычными чернилами. Но она вспомнила предупреждение на последней странице, написанное едва заметным симпатическим шрифтом: «Эта книга — не просто слова. Это моя память. Моя кровь. И только тот, кто разделит со мной кровь и боль, сможет увидеть правду».

Используя «Танец безумия», технику, описанную в этом же дневнике, она невольно активировала эту связь. Теперь она видела мир глазами своего отца.

Она видела молодого Громова — амбициозного, завистливого, всегда второго после её отца, Дмитрия Теневого. Видела, как он плетёт интриги, заключает союзы, ищет способ возвыситься.

Она видела молодого Волконского — аристократа, презирающего Гильдии, но желающего использовать их силу для захвата власти.

Она видела их встречу. Кабинет Громова. Бутылка дорогого вина. И их разговор, который изменил историю.

— Я подставлю Теневого, — говорил Громов, его глаза горели нездоровым блеском. — Совет давно хочет избавиться от его независимой Гильдии, которая не подчиняется общим правилам. Я дам им повод.

— А если что-то пойдёт не так? — Волконский был осторожен. — Если ты решишь меня предать, когда получишь место Директора?

Громов рассмеялся. Он достал из стола небольшой чёрный кристалл и положил его между ними.

— Не решу. Потому что весь наш разговор я записываю на этот кристалл. Моя страховка. Если со мной что-то случится, кристалл будет обнародован, и ты пойдёшь на дно вместе со мной. Я спрячу его там, где не найдёт никто, кроме меня.

Анна видела, как её отец пытается раскрыть этот заговор. Как его предают. Как его ведут на казнь. Она чувствовала его боль, его отчаяние, его веру в то, что когда-нибудь его дочь узнает правду.

Эти видения были пыткой. Они разрывали её сознание на части. Но они же давали ей цель. Якорь, за который можно было уцепиться в этом море безумия.

Она пришла в себя на десятый день.

Первое, что она увидела, — потолок пещеры, с которого капала вода. Первое, что почувствовала, — собственную слабость. Тело было чужим, ватным. Каждый вдох давался с трудом.

Эллада спала в кресле рядом, её лицо было измученным. Алексей сидел у её ног, положив голову на край кровати, его рука сжимала её ладонь даже во сне.

Анна пошевелила пальцами. Алексей тут же поднял голову. В его глазах была такая смесь облегчения и боли, что у неё перехватило дыхание.

— Ты вернулась, — прошептал он.

Анна попыталась сесть, но тело не слушалось.

— Максим… — это было первое слово, которое она смогла произнести.

Алексей покачал головой. Ответ был в его глазах.

Анна отвернулась к стене. Слёз не было. Была только пустота. Холодная, звенящая пустота на месте сердца.

— Громов… — сказала она через некоторое время. — Он обманул нас. Всех.

— Что ты имеешь в виду?

— «Теневой протокол»… это ложный след. Приманка, которую подбросил Леонид. Настоящее доказательство — другое.

Она повернулась к нему. В её глазах, снова ставших серыми, но теперь подёрнутых пеленой невыразимой усталости, горел новый огонь. Не безумный, как во время танца, а холодный и сфокусированный.

— Кристалл… Существует кристалл с признанием Громова и Волконского. Запись их разговора. Его личная страховка.

Алексей смотрел на неё, не понимая.

— Откуда ты знаешь?

— Я видела. Я слышала. Неважно как. Важно, что он есть. — Анна сжала его руку своими слабыми пальцами. — Это меняет всё. Охота за протоколом была ошибкой. Настоящая цель — этот кристалл.

Месть за Максима. За Григория. За отца. Всё это теперь обрело конкретную, осязаемую форму. Чёрный кристалл, спрятанный в самом сердце владений Директора Громова.

— Мы найдём его, — тихо сказал Алексей.

— Нет, — ответила Анна. — Я найду его. И я заставлю Громова заплатить за всё. Лично.

Война ещё не закончилась. Она только вступала в свою самую тёмную и отчаянную фазу.

Глава 67: Шёпот из прошлого

Пробуждение было не возвращением к свету, а мучительным, медленным всплытием из вязкой, холодной глубины, где не было ни времени, ни пространства. Сначала вернулись звуки — тихий, едва слышный шёпот, напоминающий шорох сухих листьев на ветру, и далёкий, ритмичный стук капель воды о камень. Потом пришли запахи — резкий, медицинский аромат целебных трав, смешанный с затхлой сыростью подземелья и едва уловимым запахом озона, который всегда сопровождает магию исцеления.

Анна открыла глаза.

Потолок над ней был неровным, каменным, и по нему змеились трещины, похожие на старые, плохо зажившие шрамы. В тусклом, мерцающем свете магических кристаллов они казались живыми, пульсирующими в такт её собственной боли. Это был не лазарет в театре «Лунная маска», где она привыкла просыпаться под звуки утренней тренировки. Это было что-то другое, более древнее, скрытое глубоко под землёй, место, где время текло иначе.

Первым, кого она увидела, была Эллада. Девушка сидела рядом, сгорбившись в старом, потертом кресле, словно груз прожитых лет обрушился на неё за одну неделю. Её лицо, обычно сияющее внутренней силой, осунулось, под глазами залегли глубокие тени, похожие на синяки, а губы были искусаны в кровь. Но в самих глазах, когда они встретились с глазами Анны, вспыхнул огонёк облегчения — слабый, робкий, но живой.

— Ты вернулась, — прошептала Эллада. Её голос был тихим, надтреснутым, как у человека, который слишком долго кричал или слишком долго молчал.

Анна попыталась приподняться, но тело отказалось повиноваться. Руки были тяжёлыми, налитыми свинцом, словно не принадлежали ей. Но страшнее всего было то, что она чувствовала внутри. Там, где раньше бурлила энергия Потока, горячая и живая, теперь зияла пустота. Холодная, бездонная, пугающая дыра, в которую проваливались все её ощущения.

— Что… со мной? — слова царапали горло, словно битое стекло. Она едва узнала свой голос — хриплый, чужой.

Эллада подалась вперёд, и Анна увидела, как дрожат её руки.

— Ты сожгла себя, — ответила она, и в её голосе не было упрёка, только бесконечная, глубокая печаль. — «Танец безумия»… это не просто техника. Это сделка с дьяволом. Он питается не просто кровью, Анна. Он питается жизненной силой. Ты вычерпала себя до дна. Твои каналы магии выжжены, как земля после пожара.

Анна закрыла глаза, пытаясь осмыслить услышанное. Воспоминания о бойне в кабинете Громова ударили в неё, как физическая боль, пробивая ментальные барьеры. Алая пелена ярости, крики умирающих, запах крови и страха. И лицо Максима.

Она видела его так ясно, словно он стоял перед ней. Его последние секунды. Меч, пронзающий его грудь. Его руки, сжимающие лезвие, чтобы дать ей время. Его последний вздох, который был не криком боли, а мольбой о её спасении.

— Максим… — имя вырвалось с выдохом, полным невыносимой горечи.

Алексей, сидевший в тени у изголовья, вне зоны света кристаллов, подался вперёд. Анна не заметила его сразу — он словно слился с темнотой, став её частью. Его левая рука покоилась на перевязи, а лицо выглядело так, словно он постарел на десять лет за эти дни. Глубокие морщины залегли у рта, в глазах застыла тёмная, тяжёлая мука.

— Мы не смогли его забрать, — сказал он глухо, не глядя ей в глаза. — Прости. Мы были вынуждены… бежать.

Анна не ответила. Слёз не было. На месте горя, ярости и вины, которые должны были разрывать её на части, осталась только эта пугающая, звенящая пустота. Она чувствовала себя выпотрошенной куклой, пустой оболочкой, из которой вынули душу и забыли вложить обратно.

— Сколько я спала? — спросила она, глядя в потолок, где капля воды медленно формировалась на кончике сталактита.

— Неделю, — ответила Ирина, появляясь из темноты дальнего угла пещеры. Она хромала, тяжело опираясь на грубую деревянную трость, но её взгляд был таким же острым и внимательным, как и раньше. В нём читалась смесь беспокойства и той жёсткой решимости, которая всегда отличала её. — Мы думали, ты не очнёшься. Эллада вытащила тебя с того света, буквально сшила твою душу заново.

— Я жива, — констатировала Анна, медленно поднимая руку и разглядывая её. Бледная, почти прозрачная кожа, тонкие пальцы, едва затянувшийся шрам на ладони — след её безумия, её жертвы. — Но какой ценой?

— Ты слаба, — подтвердила Эллада, беря её руку в свои тёплые ладони. — Тебе потребуются месяцы, может быть, годы, чтобы восстановиться. И я не знаю… вернётся ли твоя сила полностью. Магия крови оставляет следы, которые не лечатся временем. Это шрамы на самой сути твоей магии.

Анна лежала, слушая ритмичный звук капающей воды. Кап. Кап. Кап. Как отсчёт времени, которого у них больше не было.

Слабая. Сломанная. Лишённая магии. Она должна была чувствовать отчаяние, панику, желание сдаться. Но вместо этого внутри неё, в этой пугающей пустоте, начало прорастать что-то другое. Странное, чужеродное, холодное знание.

В бреду, пока её тело боролось за жизнь, её разум блуждал по лабиринтам, которые не принадлежали ей. Дневник отца, который она читала перед тем, как использовать запретную технику, оказался не просто книгой с записями. Кровь, пролитая во время ритуала «Танца безумия», стала ключом к шифру, который она не могла разгадать годами. Она открыла дверь, которую Дмитрий Теневой запер много лет назад, спрятав за ней самое ценное — свою память.

— Я видела их, — прошептала Анна, и её голос, хоть и слабый, прозвучал в тишине пещеры как удар гонга.

— Кого? — не понял Алексей, нахмурившись.

— Громова. И Волконского. Я видела их сделку.

Она с усилием повернула голову, встречаясь взглядом с каждым из них. Сначала с Алексеем, потом с Элладой, потом с Ириной. Она хотела, чтобы они поняли: это не бред умирающего сознания.

— Это не был сон. Это была память отца. Он знал, что за ним придут. Он знал, что его могут убить. Он зашифровал свои воспоминания в дневнике, связав их с магией крови, чтобы только я — или кто-то из нашей крови — могла их найти. И я нашла.

Анна закрыла глаза, вызывая образ из глубины памяти. Он был ярким, чётким, лишённым той мутной дымки, которая обычно сопровождает сны.

Кабинет Громова, двадцать лет назад. Он выглядел иначе — меньше роскоши, больше книг. Громов был моложе, его волосы ещё не тронула седина, но в глазах уже горел тот же холодный, расчётливый огонь амбиций. И Волконский — высокомерный, уверенный в своей безнаказанности аристократ, презирающий Гильдии, но желающий использовать их силу.

— Громов сидел за столом, — начала рассказывать Анна, и перед её внутренним взором сцена разворачивалась заново. — Он сказал: «Я подставлю Теневого. Совет давно хочет избавиться от его независимой Гильдии. Они слишком много знают, слишком много видят. Я дам Совету повод, и они уничтожат его своими руками».

Алексей сжал кулак, его костяшки побелели.

— Волконский стоял у окна, — продолжила Анна. — Он спросил: «А если что-то пойдёт не так? Если ты решишь меня предать, когда получишь место Директора? Я знаю твои амбиции, Громов».

Анна сделала паузу, переводя дыхание. Говорить было трудно, каждое слово требовало усилий.

— И Громов рассмеялся. Это был смех человека, который уверен, что держит бога за бороду. Он открыл ящик стола и достал небольшой чёрный кристалл. Он положил его на стол, между собой и князем. Он сказал: «Не решу. Потому что весь наш разговор я записываю на этот кристалл. Моя страховка. Если со мной что-то случится, если ты попытаешься меня убрать, кристалл будет обнародован. И ты пойдёшь на дно вместе со мной. Я спрячу его там, где не найдёт никто, кроме меня».

В комнате повисла тишина. Плотная, осязаемая. Слышно было только дыхание людей и далёкий звук капающей воды.

— Кристалл, — медленно, словно пробуя слово на вкус, произнесла Ирина. — Запись их признания. Их голоса.

— Да, — Анна открыла глаза. В них, несмотря на слабость, загорелся холодный, жёсткий огонь. Огонь, который не грел, но освещал путь. — Охота за «Теневым протоколом» была ловушкой. Громов знал, что мы будем искать бумаги. Леонид вёл нас по ложному следу, чтобы заманить в кабинет. Но настоящее доказательство — это не бумага, которую можно сжечь. Это магический кристалл-рекордер. Личная страховка Громова, о которой не знал даже Леонид.

— Это меняет всё, — Алексей выпрямился, боль в руке, казалось, отступила на второй план перед лицом этой новости. — Если у нас будет эта запись… Это не косвенные улики. Это прямое признание.

— Мы сможем уничтожить их обоих, — закончила за него Ирина, и на её губах появилась злая, хищная улыбка. — Не физически. Политически. Мы уничтожим их репутацию, их власть, их жизнь. Они станут изгоями, за которыми будут охотиться все — и Совет, и Император.

Надежда, хрупкая и робкая, начала заполнять сырую пещеру, вытесняя запах отчаяния и лекарств. У них появилась цель. Не призрачная месть, которая привела их к катастрофе, а конкретный, чёткий план.

— Но где он может быть? — голос Эллады прозвучал отрезвляюще. — Громов параноик. Он не стал бы носить такую вещь в кармане или хранить в прикроватной тумбочке.

— В личном кабинете? — предположил Алексей, начав расхаживать по пещере. — Мы были там. Там было пусто, кроме засады.

— В особняке? — предложила Ирина. — Но там охраны больше, чем в императорском дворце. И он мог перепрятать его тысячу раз за двадцать лет.

— Нет, — Анна покачала головой. Движение вызвало вспышку головокружения, но она справилась с ним. — Это должен быть не просто сейф. Кристаллы-рекордеры такого типа… они старые. Технология двадцатилетней давности. Им нужна постоянная подпитка энергией Потока, иначе запись начнёт деградировать, искажаться и исчезнет через несколько лет. Он не может просто лежать в ящике.

Она посмотрела на Ирину.

— Ты разбираешься в магитехнологиях лучше нас всех. Где в Академии есть источник энергии, достаточно мощный и стабильный, чтобы питать кристалл десятилетиями, не вызывая подозрений, и при этом скрытый от посторонних глаз?

Ирина задумалась, покусывая губу. Её пальцы машинально перебирали бахрому на одеяле, взгляд устремился в пустоту, перебирая схемы и чертежи.

— Источник… — бормотала она. — Главный генератор? Нет, там слишком много техников, постоянные проверки. Лаборатории? Слишком нестабильный фон, эксперименты могут повредить запись. Нужен чистый, концентрированный поток, изолированный от общей сети…

В этот момент в дверях появился Семён. Старый маг, который всё это время был тенью, молчаливым помощником, держал в руках поднос с какими-то дымящимися настойками. Услышав последние слова, он застыл, словно наткнулся на невидимую стену. Его лицо, и без того бледное и изрезанное морщинами, стало цвета старого, выцветшего полотна. Поднос в его руках предательски звякнул.

— Я знаю такое место, — его голос дрогнул, сорвавшись на шёпот. — Одно-единственное во всём городе.

Все повернулись к нему. В глазах старика плескался страх — древний, глубоко укоренившийся страх человека, который знает слишком много секретов.

— Личная сокровищница Громова, — произнёс Семён, ставя поднос на стол с таким звоном, словно это был приговор судьи. — Она находится не в башне. Она под его кабинетом, в самом фундаменте Академии. Громов построил её на пересечении лей-линий древнего города, ещё до того, как стал Директором. Там энергия настолько плотная, что её можно резать ножом. Она питает защитные контуры Академии, но ядро… ядро принадлежит только ему.

— Сокровищница? — переспросил Алексей, щурясь. — Я слышал слухи, но думал, это байки для студентов. Легенда о золоте древних королей.

— Это не байки, — покачал головой Семён, и его седая борода затряслась. — Это реальность. Самое защищённое место после императорской казны. Там хранятся артефакты, конфискованные у «врагов системы», которые Громов решил оставить себе. Запрещённые книги, опасные реликвии. И, видимо, этот кристалл.

— Как туда попасть? — спросила Анна. Она попыталась сесть, упираясь локтями в матрас. Эллада хотела помочь, но Анна жестом остановила её. Ей нужно было почувствовать свою силу, пусть даже такую ничтожную.

Семён посмотрел на неё с жалостью, смешанной с ужасом.

— Туда нельзя попасть, девочка. Просто нельзя. Вход защищён замками, которые меняют код каждую минуту, синхронизируясь с биением сердца Громова. Стены экранированы от любой магии — ни телепортация, ни проход сквозь стены не сработают. А внутри… — он сглотнул. — Внутри стоит «Страж». Голем, созданный ещё до основания Империи. Механизм убийства, который не знает жалости, усталости или сомнений. Он убивает всё, что не имеет ауры Громова.

Он замолчал, обводя взглядом их израненную, побитую команду. Калеку, раненого, истощённую целительницу и лидера, потерявшего силу.

— Проникнуть туда… невозможно. Это самоубийство. Даже в лучшие времена, с полной силой, у вас был бы один шанс на миллион. Сейчас… у вас нет и этого.

Анна медленно, с трудом, но всё же села на кровати. Её голова кружилась, перед глазами плыли цветные пятна, руки дрожали от напряжения. Но она выпрямила спину. В этом движении была вся её суть — сломанная, но не согнувшаяся.

— Невозможно? — она горько усмехнулась, и эта улыбка была страшнее слёз. — Мы уже мертвы, Семён. Посмотри на нас. Максим мёртв. Мы все умерли в том кабинете неделю назад. То, что осталось… это просто призраки. Тени, у которых есть одно незаконченное дело.

Она посмотрела на своих друзей. На Алексея, потерявшего веру в семью и идеалы, ради которых жил. На Ирину, потерявшую дом и здоровье. На Элладу, потерявшую любовь всей своей жизни. В их глазах она видела отражение своей собственной пустоты. И ту же самую решимость заполнить её чем-то, что имеет смысл.

— Не для нас, — сказала Анна, и её голос окреп. — Для нас нет слова «невозможно». Есть только цена, которую мы готовы заплатить. Мы уже заплатили самую высокую цену. Нам больше нечего терять.

Она протянула руку в центр, ладонью вверх. Алексей, не раздумывая ни секунды, накрыл её своей здоровой рукой. Затем Ирина. Эллада, вытирая слёзы, положила свою ладонь. И, наконец, Семён, тяжело вздохнув, словно прощаясь с жизнью, положил свою морщинистую, сухую руку сверху.

— Мы достанем этот кристалл, — произнесла Анна, глядя каждому в глаза. — Мы проникнем в невозможное место. Мы пройдём мимо Стража. Мы взломаем коды. И пусть Громов молится своим богам, если они у него есть. Потому что мы идём за ним. И на этот раз мы не остановимся.

В полумраке пещеры, под землёй, где не было солнца, зажглась искра новой войны. Войны не за выживание, а за истину. И этот огонь уже ничто не могло погасить.

Глава 68: Око бури

Дни в пещере, ставшей временным штабом Союза Теней, тянулись вязко и медленно, как густой мёд. Но эта медлительность была обманчивой. Под поверхностным спокойствием, нарушаемым лишь редкими стонами раненых и тихим шёпотом заговорщиков, бурлила лихорадочная деятельность. Восьмая Школа зализывала раны, но не как побитая собака, а как хищник, готовящийся к решающему прыжку.

Анна сидела за грубо сколоченным столом, заваленным картами, схемами иобрывками донесений. Её тело всё ещё ныло, напоминая о цене, заплаченной за знание, но разум был ясен и холоден, как горный ручей. Напротив неё сидел Крюк, глава воровской гильдии, перебирая чётки из костей крыс.

— Громов утроил охрану, — сказал он, не поднимая глаз. — Теперь там не просто патрули. Там армия. Каждый вход, каждый выход, даже канализация — всё под контролем. Он знает, что мы придём.

— Он знает, что мы придём за ним, — поправила Анна. — Но он не знает, зачем именно. Он думает, что мы хотим его убить.

— А разве нет? — Крюк удивлённо поднял бровь.

— Убить его — мало, — Анна провела пальцем по линии на карте, обозначающей внешний периметр Академии. — Мы должны уничтожить его. Раздавить. Превратить в пыль всё, что он строил годами. А для этого нам нужен кристалл.

Она посмотрела на Алексея, который в этот момент вошёл в «кабинет», устроенный в нише пещеры. Его рука всё ещё была на перевязи, но движения стали увереннее.

— Есть новости от отца? — спросила Анна.

Алексей кивнул, и его лицо, обычно открытое и честное, теперь напоминало маску скорби.

— Он согласился на встречу. Сегодня ночью. В старой часовне на кладбище Гильдий.

— Это может быть ловушка, — заметила Ирина, не отрываясь от своего занятия — она разбирала сложный магический замок, тренируясь во взломе.

— Может, — согласился Алексей. — Но у меня нет выбора. Он — единственный, кто был в той сокровищнице и остался жив. Если он не поможет, мы слепые котята, которые лезут в пасть дракону.

Анна встала, опираясь на стол. Головокружение, ставшее её постоянным спутником, на мгновение заставило мир покачнуться, но она удержалась.

— Я пойду с тобой.

— Нет, — твёрдо сказал Алексей. — Ты слишком слаба. И… это личное. Мне нужно поговорить с ним один на один.

Анна посмотрела ему в глаза. В них была боль, смешанная с решимостью. Он был прав. Это был его бой, его личная война с призраками прошлого и предательством собственной крови.

— Хорошо, — согласилась она. — Но возьми с собой Ирину. Она будет твоей тенью. Если что-то пойдёт не так…

— Я поняла, — кивнула Ирина, откладывая замок. — Никто не узнает, что я там была.

Старая часовня на кладбище Гильдий была местом, где время, казалось, остановилось сто лет назад. Покосившиеся кресты, заросшие мхом надгробия, статуи ангелов с отбитыми крыльями — всё здесь дышало увяданием и забвением. Идеальное место для встречи двух людей, чьи жизни были разрушены прошлым.

Алексей вошёл под своды часовни. Лунный свет, пробиваясь сквозь дыры в крыше, рисовал на полу причудливые узоры. В центре, у алтаря, стояла фигура в тёмном плаще.

Борис Романов, глава Гильдии Серебряного Клинка, человек, чьё имя когда-то внушало уважение и трепет, теперь выглядел сломленным. Его плечи ссутулились, а в волосах прибавилось седины. Он обернулся на звук шагов сына, и в его глазах Алексей увидел смесь страха, стыда и… надежды?

— Ты пришёл, — голос отца был хриплым, словно он давно не разговаривал.

— Ты звал, — Алексей остановился в нескольких шагах, не снимая руки с рукояти меча. Привычка, выработанная за последние месяцы.

Борис заметил это движение и горько усмехнулся.

— Ты прав. Не доверяй никому. Даже собственному отцу. Особенно ему.

— Зачем ты хотел меня видеть? — Алексей не собирался играть в семейные посиделки. Время поджимало.

Борис вздохнул, и этот звук эхом отразился от каменных стен.

— Я слышал о том, что случилось в Академии. О том, что вы сделали. И о том, что вы ищете.

— И что же мы ищем?

— Правду, — отец сделал шаг вперёд, но, увидев, как напрягся сын, остановился. — Ту самую правду, которую я помогал похоронить двадцать лет назад.

Алексей молчал. Он ждал. Он хотел услышать это. Услышать признание не от Анны, видевшей прошлое в бреду, а от человека, который был частью этого прошлого.

— Громов втянул меня в это, — продолжил Борис, глядя куда-то сквозь сына. — Он обещал власть, влияние, защиту для нашей Гильдии. Он сказал, что Дмитрий Теневой опасен, что он хочет разрушить Совет. Я поверил. Или… хотел поверить. Это было удобно.

— Ты убил невинного человека, — голос Алексея был холодным, как сталь.

— Я не убивал! — вскинулся Борис. — Я просто… подписал приговор. Я был судьёй, а не палачом.

— Какая разница?

Борис опустил голову.

— Никакой. Ты прав. Никакой разницы. И я плачу за это каждый день. Вижу лицо Дмитрия в кошмарах. Вижу твоё лицо, когда я отрёкся от тебя перед Советом.

Он полез за пазуху. Алексей напрягся, но отец достал не оружие, а свиток пожелтевшей бумаги, перевязанный чёрной лентой.

— Это план сокровищницы Громова, — сказал Борис, протягивая свиток. — Я был там однажды, много лет назад. Громов, пьяный от вина и власти, решил похвастаться своей коллекцией. Он показал мне вход. И то, что внутри.

Алексей взял свиток. Бумага была старой, ломкой.

— Почему ты отдаёшь это мне? — спросил он. — Если Громов узнает…

— Он уничтожит меня, — кивнул Борис. — Но он уже уничтожил меня, Алексей. Он забрал у меня честь. Забрал сына. Я — живой мертвец. Но ты… у тебя есть шанс. Шанс исправить то, что натворил я.

Он посмотрел на сына с такой тоской, что у Алексея защемило сердце.

— Используй это, чтобы уничтожить его. Раздави эту гадину. Но помни: если тебя поймают… я не смогу тебе помочь. Я трус, Алексей. И я умру трусом.

— Ты не трус, — тихо сказал Алексей, пряча свиток. — Ты просто человек, который совершил ошибку. И сейчас ты пытаешься её исправить. Это требует смелости.

Борис вздрогнул, словно от удара. Слёзы блеснули в его глазах.

— Иди, — прошептал он. — Иди, пока я не передумал. И… береги её. Девочку Теневого. Она стоит тысячи таких, как мы.

Алексей кивнул. Он развернулся и вышел из часовни, не оглядываясь. В тени у входа его ждала Ирина. Она ничего не сказала, только положила руку ему на плечо. В этом жесте было больше поддержки, чем в любых словах.

В пещере Союза Теней работа кипела. Крюк и его люди приносили информацию по крупицам, собирая мозаику жизни Академии.

— Громов не спит, — докладывал один из разведчиков, чумазый мальчишка лет двенадцати. — Свет в его кабинете горит всю ночь. Охрана меняется каждые два часа, но «Тени» всегда рядом. Он чего-то ждёт.

— Он ждёт нас, — сказала Анна, разглядывая план, принесённый Алексеем.

Это был не просто план. Это была карта лабиринта. Сокровищница находилась глубоко под землёй, вырезанная в скальной породе. Вход был замаскирован в стене винного погреба, но это была лишь первая преграда.

Дальше шёл коридор, напичканный ловушками: нажимные плиты, магические сенсоры, даже, судя по пометкам Бориса, какая-то тварь, живущая в стенах.

Но самое интересное было в конце.

— Смотрите, — Ирина указала на схему магических потоков, которую она наложила поверх плана. — Видите эти линии? Это лей-линии. Энергетические вены города. Сокровищница построена прямо на их пересечении.

— И что это значит? — спросил Максим, то есть… Анна осеклась. Максима не было. Привычка искать его взглядом всё ещё была жива, причиняя тупую боль каждый раз, когда она натыкалась на пустоту. Спросил Крюк.

— Это значит, что вся защитная система питается оттуда, — объяснила Ирина, её глаза загорелись азартом исследователя. — Но не напрямую. Энергия проходит через главный преобразователь Академии — вот здесь, в подвале южного крыла.

Она провела пальцем по карте, соединяя две точки.

— Если мы отключим преобразователь, защита сокровищницы упадёт? — предположила Анна.

— Не просто упадёт, — Ирина покачала головой. — Громов не дурак. Там есть резервные накопители. Но переключение займёт время. Система должна будет перестроиться, сбросить напряжение, чтобы не взорваться.

— Сколько времени?

Ирина начала быстро считать, что-то чертя на клочке бумаги.

— Если мы перегрузим ядро… создадим скачок напряжения… автоматика отключит внешние контуры, чтобы спасти само ядро. Это даст нам окно. Примерно… шестьдесят секунд.

— Минута? — Алексей недоверчиво хмыкнул. — Ты предлагаешь нам проникнуть в самое защищённое место империи, найти там иголку в стоге сена и сбежать за одну минуту?

— После этого сработает аварийный протокол, — продолжила Ирина, не обращая внимания на скепсис. — Двери заблокируются титановыми плитами. Включится система подавления магии. И, скорее всего, выпустят усыпляющий газ. Или ядовитый. Громов не любит полумер.

Анна смотрела на карту. Шестьдесят секунд. Вдох и выдох. Тридцать ударов сердца. Это было безумием. Абсолютным, чистым безумием.

И именно поэтому это могло сработать.

— Громов ждёт армию, — тихо сказала она. — Он ждёт штурма, взрывов, магии. Он не ждёт двух теней, которые проскользнут в щель между ударами его сердца.

Она подняла взгляд на своих друзей.

— Мы сделаем это.

План рождался в муках и спорах. Каждая деталь, каждая секунда была на вес золота.

— Нам нужно отвлечение, — сказал Крюк. — Что-то большое. Громкое. Чтобы Громов смотрел в другую сторону.

— Мы можем устроить пожар в южном крыле, — предложил один из магов Давида. — Или выпустить зверей из зверинца Академии.

— Нет, — Анна покачала головой. — Это вызовет панику, усилит охрану. Нам нужно что-то, что заставит их думать, что они побеждают.

— Ложная атака, — поняла Эллада. — Мы покажем им то, что они хотят видеть. Штурм ворот.

— Именно. — Анна кивнула. — Союз Теней ударит по воротам. Шумно, ярко, но без реальной попытки прорваться. Это стянет «Теней» к входу.

— А в это время Ирина и её команда перегрузят ядро, — подхватил Алексей. — У нас будет доступ к вентиляции, которую я использовал в прошлый раз. Но теперь мы пойдём глубже.

— Ядро находится под охраной, — напомнила Ирина. — Туда не пробраться незамеченным.

— Тебе и не нужно пробираться, — улыбнулась Анна. — Тебе нужно быть рядом. Магический резонанс. Если десять магов ударят в одну точку стены снаружи, синхронизировав свои потоки с частотой ядра…

— …оно войдёт в резонанс и перегрузится! — глаза Ирины расширились. — Гениально. Нам даже не нужно заходить внутрь. Мы можем сделать это из канализационного коллектора, который проходит под стеной.

Всё складывалось. Рискованно, на грани фола, но складывалось.

— У нас есть одна проблема, — голос Семёна прозвучал как скрип старой двери. — Страж. Голем внутри сокровищницы. Он не зависит от общей сети. У него свой источник питания. И он не отключится при перегрузке.

Анна посмотрела на план, нарисованный Борисом. В центре зала сокровищницы был помечен большой круг с подписью: «Не подходить».

— Голем реагирует на движение? — спросила она.

— На ауру, — ответил Семён. — Он атакует всё, что не несёт отпечаток магии Громова.

— Значит, нам нужно стать Громовым, — сказала Анна.

— Это невозможно, — фыркнул Алексей. — Магический отпечаток уникален, как отпечаток пальца. Его нельзя подделать.

— Подделать нельзя, — согласилась Анна. — Но можно украсть.

Она достала из кармана маленький флакон. В нём, в мутной жидкости, плавал окровавленный кусок ткани.

— Это срез с мантии Громова, — объяснила она, видя их недоуменные взгляды. — Я срезала его во время боя, когда он пытался отступить. Там есть его кровь. Немного, но есть.

Ирина взяла флакон, посмотрела на свет.

— Этого может хватить, — пробормотала она. — Если я создам артефакт-обманку… Эмиттер ауры. Он будет проецировать сигнал Громова в радиусе пары метров. Голем может купиться. Но это будет работать недолго. Кровь мертва, сигнал будет угасать.

— Нам нужно всего шестьдесят секунд, — напомнила Анна.

Подготовка заняла два дня. Два дня лихорадочной работы, бессонных ночей и нервов, натянутых до предела.

Ирина и маги собирали эмиттер и рассчитывали формулу резонанса. Крюк готовил своих людей к отвлекающему манёвру. Эллада готовила зелья — стимуляторы, обезболивающие, всё, что могло помочь Анне продержаться на ногах.

Анна тренировалась. Не с мечом — сил на это не было. Она тренировала разум. Она учила план наизусть, проходя его шаг за шагом в своей голове. Поворот, три шага, прыжок, перекат. Код замка. Расположение витрин. Она визуализировала каждое движение, каждое дыхание.

В ночь перед операцией она сидела на крыше старого склада, глядя на огни Академии вдалеке. Там, за высокими стенами, её ждала смерть или победа. Третьего не дано.

Алексей сел рядом. Он не говорил ничего, просто был рядом. Его присутствие было тёплым и надёжным, как старый плащ.

— Ты боишься? — спросил он наконец.

— До смерти, — честно ответила Анна. — Не за себя. За нас. Если мы провалимся, всё, за что умер Максим, будет зря.

— Мы не провалимся, — он взял её руку. — Знаешь почему?

— Почему?

— Потому что мы — не герои. Герои умирают красиво и трагично. А мы — выжившие. Мы крысы, загнанные в угол. А крысы кусаются больнее всего.

Анна улыбнулась. Впервые за долгое время эта улыбка коснулась её глаз.

— Крысы, — повторила она. — Мне нравится. Король Крыс и Королева Теней идут грабить дракона. Звучит как начало плохой сказки.

— Или легенды, — серьёзно сказал Алексей.

Он наклонился и поцеловал её. Нежно, осторожно, словно боясь разбить. В этом поцелуе был вкус пепла и надежды. Вкус прощания и обещания встречи.

— Шестьдесят секунд, — прошептал он, отстраняясь. — У нас будет шестьдесят секунд, чтобы изменить мир.

— Нам хватит, — ответила Анна.

Она посмотрела на звёзды, холодные и равнодушные. Где-то там, среди них, может быть, смотрел на них Максим. И отец. И Григорий.

«Смотрите, — подумала она. — Смотрите внимательно. Завтра мы устроим шоу, которое вы не захотите пропустить».

Ветер с Невы принёс запах дождя и гари. Буря приближалась. И на этот раз они были в самом её центре. В оке бури, где всегда тише всего перед тем, как ударит молния.

Глава 69: Шестьдесят секунд до рассвета

Ночь перед операцией выдалась удушливой. Воздух, тяжёлый от влаги и запаха надвигающейся грозы, лип к коже, заставляя одежду прилипать к телу. Город спал, укутанный в плотное одеяло темноты, и лишь редкие огни в окнах домов напоминали о том, что где-то ещё теплится жизнь.

Для Анны и Алексея эта ночь стала временем безмолвного ожидания. Они лежали на крыше старого склада, откуда открывался вид на громаду Академии, возвышающуюся над городом, как чёрный, неприступный монолит. Её башни пронзали небо, а защитные контуры пульсировали едва заметным, призрачным светом, словно предупреждая: «Не подходи».

— Ты думаешь о нём? — тихо спросил Алексей, не отрывая взгляда от Академии.

Анна знала, о ком он.

— Я думаю обо всех них, — ответила она. — О Максиме. Об отце. О Григории. Они все сейчас там, внутри меня. Смотрят. Ждут.

— Мы сделаем это, — Алексей сжал её руку. Его прикосновение было тёплым и надёжным, единственным якорем в этом океане неопределённости. — Не ради них. Ради нас.

— Ради нас, — эхом отозвалась Анна.

В кармане её куртки лежал маленький артефакт — эмиттер ауры, созданный Ириной. Он был их единственным шансом обмануть «Стража», голема, охраняющего сокровищницу. Маленькая металлическая коробочка, внутри которой билась магия чужой крови.

Внизу, в лабиринте улиц, уже занимали свои позиции люди Союза Теней. Крюк и его воры готовили отвлекающий манёвр у главных ворот. Ирина и маги Круга, вооружившись сложнейшими расчётами и отчаянной смелостью, пробирались по канализационным коллекторам к точке резонанса.

Всё было готово. Механизм запущен. Оставалось только сделать шаг в бездну.

(00:00)

Сигнал пришёл не звуком, а вибрацией. Воздух вдруг стал плотным, наэлектризованным, словно перед ударом молнии. В ту же секунду в нескольких кварталах от Академии, глубоко под землёй, десять магов синхронизировали свои потоки и ударили.

Удар был невидимым, но Академия содрогнулась.

Свет в окнах мигнул и погас. Защитные контуры, окутывающие здание, вспыхнули ослепительно-ярким светом и рассыпались искрами. На мгновение наступила абсолютная, мёртвая тишина. А потом включилось аварийное освещение — тусклые, красные лампы, залившие коридоры зловещим багровым светом.

— Пошли! — крикнула Анна.

Они сорвались с места. Скрытый проход, о котором рассказал Борис Романов, находился в стене старого винного погреба, давно заброшенного и забытого. Вход открылся с тяжёлым скрежетом, выпустив облако затхлого воздуха.

(00:05)

Коридор, ведущий к сокровищнице, был узким и тёмным. Но сейчас он был безопасен. Магический резонанс вырубил сенсоры, обесточил ловушки. У них не было времени на осторожность. Они бежали, и звук их шагов эхом отражался от каменных стен.

Впереди показалась массивная дверь сокровищницы. Она была покрыта сложной вязью рун, которые сейчас угасали одна за другой, словно умирающие угли. Замки щёлкнули, открываясь под напором аварийного сброса энергии.

Анна и Алексей навалились на створки плечами. Дверь поддалась неохотно, с тяжёлым стоном металла.

Они ворвались внутрь.

(00:10)

Сокровищница Громова оказалась не просто комнатой. Это был огромный зал, уходящий в темноту. Высокие своды терялись во мраке, а пол был заставлен стеллажами, витринами и постаментами.

Здесь было всё. Древние мечи, сияющие собственной магией. Книги в переплётах из человеческой кожи. Странные механизмы, назначение которых было невозможно угадать. Артефакты, конфискованные у «врагов системы», которые Громов оставил себе как трофеи.

Сотни предметов. Тысячи теней.

— Ищи! — крикнула Анна, оглядываясь.

Где-то в глубине зала послышался тяжёлый, ритмичный звук. Бум. Бум. Бум.

Страж проснулся.

(00:25)

Они разделились. Алексей побежал в левую часть зала, Анна — в правую. Время утекало сквозь пальцы, как песок. Каждая секунда отдавалась ударом сердца в висках.

Анна скользила взглядом по полкам. Золото, драгоценные камни, свитки — всё это было мусором. Ей нужен был кристалл. Маленький, чёрный, неприметный.

Громов самовлюблён. Он тщеславен. Он не стал бы прятать свою страховку в дальнем углу. Он хотел бы видеть её. Чувствовать свою власть над судьбой.

— Где ты… где ты… — шептала она, отбрасывая в сторону драгоценную вазу. Та разбилась с звонким треском, но Анна даже не вздрогнула.

Звук шагов Стража становился громче. Теперь она видела его силуэт в красном свете аварийных ламп. Это была громада из камня и металла, высотой в три человеческих роста. У него не было лица, только гладкая маска с одной горящей щелью вместо глаз.

Анна достала эмиттер. Маленькая коробочка в её руке вибрировала, проецируя ауру Громова.

— Не стреляй, — прошептала она, направляя прибор на голема. — Я — твой хозяин.

Страж замер. Его голова, похожая на башню танка, медленно повернулась к ней. Красный луч сканера пробежал по её телу.

Анна затаила дыхание.

Голем опустил поднятую для удара руку-молот. Он признал ауру.

«Работает», — выдохнула она и снова бросилась к стеллажам.

(00:40)

— Анна! — крик Алексея разнёсся по залу. — Центр! Смотри в центре!

Анна развернулась. Алексей стоял у небольшого возвышения в самом сердце зала. Там, на чёрном бархатном постаменте, под колпаком из бронированного стекла, лежал он.

Кристалл.

Он был чёрным, как ночь, но внутри него пульсировал слабый фиолетовый огонёк — магия, питающая запись.

Анна бросилась к постаменту. Страж, стоявший неподалёку, снова пришёл в движение. Эмиттер в её руке нагрелся — заряд крови заканчивался. Аура начинала мерцать.

— Быстрее! — крикнул Алексей, выхватывая меч.

Анна подбежала к постаменту. Стеклянный колпак был заперт. Замков не было видно.

— Разбей его! — крикнула она.

Алексей замахнулся. Его меч, закалённый в боях и зачарованный лучшими мастерами, обрушился на стекло.

Звон был оглушительным. Меч отскочил, оставив на стекле лишь царапину.

— Бронированное! — выругался Алексей. — Магическое стекло!

Анна посмотрела на эмиттер. Индикатор заряда мигал красным. Секунды. У них остались секунды.

— Страж! — Анна повернулась к голему. — Уничтожить преграду!

Она указала рукой с эмиттером на стеклянный колпак.

Голем замер. Его примитивный разум обрабатывал команду. Аура «хозяина» приказывала уничтожить собственное имущество. Противоречие.

Но приказ есть приказ.

Страж поднял свою руку-молот. Механизмы внутри него заскрежетали, набирая мощь.

— В сторону! — Анна толкнула Алексея, и они оба покатились по полу.

Удар голема был страшен. Стекло, способное выдержать выстрел из пушки, разлетелось в пыль. Постамент треснул.

(00:50)

Анна вскочила на ноги. Пыль ещё висела в воздухе, но она видела его. Кристалл лежал среди осколков, целый и невредимый.

Она схватила его. Холодный, гладкий камень обжёг ладонь.

В этот момент эмиттер в её кармане пискнул и погас.

Страж замер. Его сканер снова пробежал по залу. Теперь он не видел хозяина. Он видел двух нарушителей.

Красный глаз голема вспыхнул ярче. Механический рёв, похожий на скрежет металла о металл, вырвался из его груди.

— Бежим! — закричала Анна.

Они рванули к выходу. Страж двинулся за ними, его шаги сотрясали пол.

Снаружи, в коридорах Академии, уже выла сирена. Настоящая, громкая, пронзительная. Аварийный режим заканчивался. Система перезагружалась.

(00:58)

Дверь сокровищницы была впереди. Она уже начала закрываться. Тяжёлые титановые плиты, скрытые в стенах, медленно выезжали, сужая проход.

— Быстрее! — Алексей толкнул Анну вперёд.

Она проскользнула в щель, едва не задев плечом металл. Алексей прыгнул следом.

Плиты сомкнулись за их спинами с глухим, окончательным ударом. Через секунду в дверь с той стороны ударил Страж, но титан выдержал.

Они лежали на полу коридора, тяжело дыша. Живые.

— У нас есть кристалл, — выдохнула Анна, сжимая камень так, что побелели костяшки.

Но радоваться было рано.

Коридор перед ними залило светом. В конце прохода, отрезая путь к отступлению, стоял отряд стражи. Арбалеты были подняты, мечи обнажены.

— Взять их! — скомандовал офицер.

— Назад! — Алексей вскочил, закрывая собой Анну.

Они побежали в другую сторону, вглубь лабиринта подвалов. Погоня началась.

Это была не просто погоня. Это была охота. Стража знала коридоры. Анна и Алексей знали только направление.

Они бежали, петляя, сбивая дыхание. Ирина и её маги продолжали атаку на энергосистему, и это спасало их. Свет то гас, то вспыхивал, двери открывались и закрывались сами собой, дезориентируя преследователей.

— Сюда! — Анна свернула в боковой проход, который вёл к канализации.

Впереди показалась решётка. Запертая.

Алексей ударил по замку рукоятью меча. Бесполезно.

— Магия! — крикнул он.

Анна приложила руку к замку. Она была пуста, но отчаяние — мощный катализатор. Она собрала остатки сил, те крохи, что восстановились за неделю, и направила их в удар.

Замок раскалился и лопнул.

Они вывалились в коллектор, в вонючую, спасительную темноту.

Путь назад был долгим и мучительным. Они шли по пояс в воде, вздрагивая от каждого звука. Адреналин схлынул, оставив после себя дрожь в руках и свинцовую тяжесть в ногах.

Когда они наконец добрались до убежища, их встретили как героев, вернувшихся с того света. Эллада плакала, обнимая Анну. Крюк хлопал Алексея по плечу. Семён смотрел на них с благоговейным ужасом.

Анна положила кристалл на стол. Чёрный камень тускло блестел в свете ламп.

— Мы сделали это, — сказала она. Голос был тихим, лишённым торжества.

Ирина подошла к столу. Она взяла кристалл, осмотрела его, проверила магическим сканером.

— Это он, — подтвердила она. — Запись цела. Я чувствую её структуру.

В комнате повисла тишина. Все смотрели на камень. В этом маленьком куске минерала была заключена смерть двух самых могущественных людей империи.

И тогда Ирина задала вопрос, который висел в воздухе, но который никто не решался озвучить.

— И что теперь? — она подняла глаза на Анну. — Кому мы это покажем?

Анна молчала.

— Совету? — продолжила Ирина, и в её голосе зазвучала горечь. — Они предали твоего отца. Они погрязли в коррупции. Они уничтожат этот кристалл и убьют нас, как только мы переступим порог.

— Императору? — предложил Алексей. — Он должен быть выше этого.

— До него не добраться, — возразил Крюк. — Его окружают те же люди, что сидят в Совете. Громов, Волконский… они контролируют доступ к трону. Письмо, прошение, аудиенция — всё будет перехвачено.

— Суд? — спросила Эллада. — Общественность?

— Газеты принадлежат Гильдиям, — отрезала Ирина. — Суды куплены. Если мы просто выложим это на улице, нас объявят фальсификаторами и террористами. Люди поверят им, а не нам. Потому что им так удобнее.

Тишина стала давящей. Победа, добытая такой кровью, вдруг показалась бессмысленной. У них было оружие, но не было цели, в которую можно выстрелить.

Анна смотрела на кристалл. В его глубине плясали фиолетовые искры, словно насмехаясь над ними.

— Вся система коррумпирована, — прошептала она. — Снизу доверху. Нет никого, кому можно верить.

Она подняла взгляд.

— Значит, нам не нужен один человек. Нам нужны все.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Алексей.

— Если мы не можем достучаться до судьи, мы должны обратиться к присяжным. Ко всему народу.

Она посмотрела на Ирину.

— Гала-бал Гильдий. Когда он?

— Через месяц, — ответила Ирина, нахмурившись. — В Зимнем Дворце.

— Там будут все, — продолжила Анна, и её голос начал наливаться силой. — Главы Гильдий. Аристократия. Послы. И Император.

— И что? — спросил Крюк. — Ты хочешь ворваться туда и прокричать правду со сцены? Тебя убьют раньше, чем ты откроешь рот.

— Нет, — Анна улыбнулась. Это была хищная, опасная улыбка. — Я не буду кричать. Я буду танцевать.

Она повернулась к Ирине.

— Гала-бал транслируется?

— Да, — кивнула Ирина, начиная понимать. — Магическая проекция на Дворцовую площадь. Для народа. Чтобы чернь могла посмотреть, как веселятся господа.

— Значит, мы покажем им не танцы, — сказала Анна. — Мы покажем им правду. Прямо во время бала. На глазах у Императора. На глазах у всего города.

— Это безумие, — прошептал Алексей. — Зимний Дворец во время бала — это самое охраняемое место в мире. Проникнуть туда… взломать проекцию… это невозможно.

Анна посмотрела на него.

— Мы только что ограбили сокровищницу Громова за шестьдесят секунд. Для нас нет ничего невозможного.

Она взяла кристалл со стола.

— Мы идём на бал. И это будет танец, который они никогда не забудут.

Глава 70: Ва-банк

Дни после возвращения с кристаллом превратились в вязкую серую кашу. Время будто потеряло контуры: утро сменялось вечером, лампы гасли и зажигались, патрули Союза Теней менялись, а Анна всё сидела за одним и тем же столом, уставившись в один и тот же кусок чёрного камня.

Кристалл лежал на сложенной тряпке посреди стола, как сердце какого‑то чудовища, вырванное из груди, но всё ещё продолжающее биться. Иногда ей казалось, что внутри него шевелится свет — слабый, фиолетовый, как отдалённая гроза за горами. Стоило протянуть к нему руку, как кожа покрывалась мурашками: запись была жива, в ней хранилась чужая вина, запечатанная магией.

И вот что самое обидное — они не знали, что с этим делать.

Убежище Союза Теней, когда‑то казавшееся надёжным гнездом, теперь напоминало осаждённую крепость. На верхних уровнях круглосуточно дежурили дозорные, в тоннелях усилили посты. До Анны доходили обрывки докладов: облавы на окраинах Нижнего города, исчезающие люди, «чистки» в подозрительных кварталах. Громов больше не отсиживался за спинами Волконского. Он вылез на сцену и действовал в открытую.

— Он знает, что кристалл у нас, — сказал однажды Алексей, кладя на стол свежую сводку. — И он не может позволить, чтобы мы его сохранили. Зачистки — только начало. Скоро начнутся массовые аресты. Он будет «чистить» всё, что связанно с Восьмой Школой.

Анна кивнула, но не оторвалась от кристалла. Внутри неё стояла глухая дрожь, словно её бросило в озноб, который не лечился ни одеялами, ни настойками Эллады.

— Мы рисковали всем ради этого, — тихо сказала она. — Максим умер ради этого. И что? Мы сидим в дыре под землёй и прячем его, как ворованную безделушку.

Алексей сел рядом, так близко, что их плечи почти соприкоснулись. Его рука легла поверх её кисти — не чтобы отобрать кристалл, а чтобы остановить дрожь.

— Мы живы, — напомнил он.

— А какой в этом толк, если мы не можем ничего сделать? — в голосе Анны зазвенела сталь. — Любая попытка пойти по официальному пути — самоубийство. Совет Гильдий обвинил моего отца, не моргнув глазом. Ты думаешь, они смутятся, объявив этот кристалл подделкой?

Он помолчал. Ему нечего было возразить. Он сам пытался представить, как они входят в зал Совета, выкладывают кристалл, запускают запись… и видел только холодные лица, равнодушные и усталые, как у палачей, для которых ещё одна казнь — просто работа.

— Мы в ловушке, — признал Алексей. — Как ни крути.

— Знаешь, что самое страшное? — Анна наконец посмотрела на него. — Что в какой‑то момент я поймала себя на мысли: а может, нужно просто уничтожить его? Разбить, сжечь, выбросить в реку. Сделать вид, что ничего не было. Жить дальше.

— Ты не сможешь, — мягко сказал он. — Ты сама знаешь.

— Я знаю, — она усмехнулась безрадостно. — И от этого только хуже.

Она забрала руку, поднялась и зашагала по комнате. Её походка всё ещё была чуть неуверенной, как у человека, недавно вставшего после тяжёлой болезни, но в каждом шаге чувствовалось напряжение сжатой пружины.

— Макс… — Анна остановилась, стиснув кулаки. — Он встал между мной и мечом, Лёша. Он принял смерть, чтобы я могла держать в руках это. И если в итоге всё сведётся к тому, что мы спрячем этот кристалл подальше, как испуганные дети, — значит, он умер зря. Григорий умер зря. Отец…

Голос сорвался. Алексей поднялся, но не стал подходить, оставив ей пространство.

— Мы найдём выход, — сказал он, и в первый раз в этих словах не было твёрдой уверенности. Только упрямое желание верить.

Наступило молчание. Тяжёлое, вязкое, в котором каждый из них варился в своих мыслях. Впервые со времён основания Восьмой Школы Анна почувствовала не просто усталость, а едкое, разъедающее сомнение: а вдруг эта война была проиграна ещё до того, как началась?

Через три дня она созвала совет.

Большой зал пещеры заполнился людьми. Лидеры Союза Теней пришли почти в полном составе. Крюк — в своём неизменном поношенном плаще и с хитрым прищуром, за которым легко забывалось, насколько он опасен. Константин, представляющий докеров и рабочих портовых районов, с мозолистыми руками и взглядом человека, которому нечего терять. Мария — сухощавая женщина с горящими глазами, в прошлом рабыня, теперь — голос беглых. Давид — старый маг из Круга, с вечной трубкой и состоянием хронического недосыпа.

Семь мастеров, вернее то, что от них осталось, тоже были здесь: Вера, Ольга, Екатерина и Пётр. Каждый принёс с собой шрамы последней битвы — и видимые, и те, что жили глубоко внутри.

Анна стояла во главе стола. Кристалл лежал прямо перед ней, как немой обвинитель.

— У нас есть то, чего не было ни у кого до нас, — начала она без вступлений. — Подтверждённая запись заговора. Признание Директора Громова и князя Волконского. Доказательства, что мой отец, Дмитрий Теневой, был казнён по ложному обвинению. Что десятки независимых ассасинов были уничтожены по политическим мотивам.

Она перевела взгляд с одного лица на другое.

— Это оружие. Но пока что это оружие без цели. Любой официальный канал — Совет, суды, бюрократия — захвачен нашими врагами. Попробуем сыграть по их правилам — нас раздавят.

— Значит, надо играть по нашим, — ухмыльнулся Крюк, постукивая по столу костяшками пальцев. — У нас есть то, что им нужно. Мы можем продать эту запись.

— Кому? — уточнила Анна, хотя догадалась.

— Аристократам, — Крюк пожал плечами. — Есть семьи, недовольные нынешним раскладом в Совете. Они мечтают о том, чтобы подсидеть Громова и Волконского, занять их места. Дай им этот кристалл — и они сами порвут своих конкурентов на части. Шантаж — старый, проверенный инструмент.

В зале зашумели. Идея звучала соблазнительно. Кристалл уйдёт из их рук, но и враги ослабнут.

Анна покачала головой.

— Это не изменит систему, — сказала она. — Только сменит лица у власти. Одних убийц и коррупционеров заменят другие. Может быть, чуть менее жадные. Может, более хитрые. Но для людей внизу, для наших — всё останется по‑прежнему. И смерть Максима, всех остальных… она не ради этого.

Крюк взглянул на неё прищуренно. На мгновение в его глазах мелькнуло уважение.

— Ладно, — протянул он. — Тогда другой вариант. Мы делаем копии. Продаём их всем, кто готов платить. Пусть все шантажируют всех. Чем больше хаоса наверху — тем больше свободы внизу.

— В хаосе первыми гибнут слабые, — вмешалась Мария. — Мы уже жили в таких «свободных» временах. Когда улицы заливала кровь, а у власти было десяток мелких тиранов вместо одного большого. Спасибо, хватит.

Последовала пауза. Потом заговорил Константин.

— Мы можем устроить восстание, — сказал он, и его голос прозвучал неожиданно твёрдо. — Поднять весь Нижний город. Мы покажем этот кристалл своим. Расскажем правду. Люди и так на грани. Затягивают пояса, работают за гроши, смотрят, как их дети гибнут в нищете, пока наверху живут в золоте. Достаточно искры — и всё вспыхнет.

— Да, — подхватила Мария. — Мы можем пойти к людям. Не к Советам, не к судам, а прямо к тем, кого они угнетают. Дать им причину для гнева. Это будет справедливость, своя, народная.

— Это будет бойня, — резко оборвал её Алексей. — Восстание в одном Нижнем городе, без армии, без союзников наверху, без поддержки других провинций — это самоубийство. Нас просто раздавят сапогом регулярных войск. Они перекроют реку, отключат поставки еды, введут осадное положение. Сотни, тысячи погибнут. И в конце придёт новый наместник, новый Громов, который наведёт «порядок».

— Мы и так умираем, — мрачно заметил Константин. — Только медленно.

Спор закипал. Голоса становились громче, интонации — острее. Кто‑то предлагал бежать — уйти из города, спрятаться в дальних провинциях, потеряться. Кто‑то говорил о том, чтобы попытаться вызвать интерес других государств, продать им информацию в обмен на защиту. Каждый вариант либо упирался в стену реальности, либо пах предательством собственных принципов.

Анна молчала. Она слушала, как люди, которым она доверяет, спорят, кричат, бросают друг в друга словами, как камнями. И в какой‑то момент поняла, что шум начинает её тошнить.

Она поднялась.

— Хватит, — сказала она негромко, но голос разрезал гул разговоров, как нож.

Все обернулись.

— Мы не будем продавать запись, — отчётливо произнесла Анна. — Никому. Ни аристократам, ни иностранным агентам. Мы не будем устраивать слепое восстание, ведя людей на убой без шанса на победу. Если наша цель — просто устроить красивую, кровавую мессу и умереть с чувством выполненного долга — тогда давайте прямо сейчас пойдём и бросим кристалл в лицо Громову. И на этом всё.

На лицах промелькнуло раздражение, но и… облегчение. Прямые слова иногда больнее, но честнее.

— Тогда что ты предлагаешь? — спросил Крюк. — Сидеть и ждать, пока они спустятся сюда с огнемётами?

Анна хотела ответить, но не успела.

До этого момента Ирина сидела в стороне, почти не вмешиваясь. Она устроилась у стены с кипой газет и несколько странного вида магических пластин — городских бюллетеней, в которые техномаги вживляли движущиеся иллюстрации и звуковые фрагменты. Пока остальные спорили, она листала их, периодически морщась или хмыкая. На первый взгляд казалось, что она вообще находится в другом мире, но Анна знала: именно так Ирина работает. Сначала наблюдает. Потом бьёт в самую суть.

И вот теперь она резко выпрямилась.

— Смотрите, — сказала она, поднимая одну из пластин. — Похоже, за нас кое‑что решили.

На полупрозрачной поверхности проявилась движущаяся картинка: ярко освещённый зал, хрустальные люстры, стройные ряды военных в парадной форме, дамы в платьях, напоминающих цветущие облака. Текст внизу гласил:

«Годовой Гала-бал Гильдий состоится, как обычно, в Зимнем Дворце. Присутствие всех Глав Гильдий и представителей высшей аристократии обязательно. Ожидается личное присутствие Его Императорского Величества…»

— Гала-бал, — произнёс вслух Алексей. — Они ещё не отменили его?

— Конечно нет, — фыркнула Ирина. В её глазах горел знакомый огонь озарения. — Ты что, не понимаешь? Они будут танцевать. Есть. Пить. Улыбаться в камеры. Делать вид, что в Нижнем городе всё спокойно, что никакой войны нет, что всё под контролем. Им нужно это представление для народа. Для Императора. Для самих себя.

— И что? — осторожно спросила Эллада. — Какой нам толк от чьих‑то танцев?

Ирина перевела взгляд на Анну. Между ними проскочила искра понимания.

— Понимаешь? — прошептала она. — Гала-бал. Ежегодное мероприятие, где собираются ВСЕ. Главы Гильдий. Вся аристократия. Иностранные послы. И… Император. Вся элита империи в одном месте. И всё это транслируется на гигантскую магическую проекцию на Дворцовой площади для простого народа.

Крюк присвистнул.

— Хочешь сказать…

— Да, — перебила его Ирина. — Проникнуть на бал. Взломать систему магической проекции. И показать запись ВСЕМ. Одновременно. Аристократам в зале и простому народу на площади. Когда правда выйдет наружу так публично, её уже нельзя будет замять. Никакая закрытая комиссия, никакие «секретные заседания» не помогут. Совет будет вынужден реагировать. Император будет вынужден реагировать. Мир увидит, что король голый.

— Ты с ума сошла, — пробормотал Давид, но в его голосе слышалось восхищение. — Зимний Дворец во время Гала-бала — это не просто укреплённая точка. Это сердце империи. Магические печати, личная стража Императора, десятки магов, системы распознавания ауры…

— Я не говорю, что будет легко, — Ирина пожала плечами. — Я говорю, что это единственный способ ударить так, чтобы они не успели закрыть рот. Пока запись идёт в прямом эфире — нас не смогут остановить. Они могут выключить проекцию, могут попытаться заглушить звук… но если мы сделаем всё правильно, достаточно нескольких минут, чтобы каждый в городе услышал и увидел правду.

Анна смотрела на неё и чувствовала, как в груди что‑то шевелится. Не тот хищный огонь ярости, что поджигал её в кабинете Громова, а другой — более холодный, но не менее опасный. Огонь безумной надежды.

— Ты хочешь… — начала она.

— Да, — кивнула Ирина. — Мы не понесём кристалл к ним. Мы принесём их самих к кристаллу. Соберём их всех в одном зале, как на представлении. И устроим им спектакль, которого они не забудут.

— Это безумие, — сказал Алексей. — Проникнуть на бал — уже само по себе почти невозможно. Там будут проверять каждую персону, каждый пропуск, каждую аурную сигнатуру. А ты ещё хочешь добраться до комнаты управления проекцией, взломать её под носом у десятков магов и запустить запись?

— Да, — повторила Ирина упрямо. — Потому что всё остальное — ещё более безумно. Или бессмысленно. Продать запись — значит отдать свою победу в чужие руки. Восстание сейчас — значит превратить Нижний город в братскую могилу. Бегство — предать всех, кто за нас пошёл. А это — наш шанс. Маленький, жалкий, почти нереальный. Но всё же шанс.

Она посмотрела на Анну.

— Ты сама говорила: для нас нет слова «невозможно». Есть только цена.

Зал замолчал. Люди переваривали сказанное. Взглядов было много — сомнительных, испуганных, воодушевлённых. Союз Теней был не армией, не сектой и не партией. Это были живые люди, каждый со своими страхами и надеждами. И сейчас от Анны ждали не приказа. Выбора.

Она опустила взгляд на кристалл. Чёрный камень, в котором были заперты голоса двух людей, посчитавших себя богами. Голоса, убившие её отца. Голоса, из‑за которых сейчас у ног театра «Лунная маска» лежала могила Максима.

— Нам говорили, что мы ничто, — медленно произнесла она. — Тени. Мусор. Фон для их парадов. Нас выталкивали вниз, в грязь, уверяя, что мы никогда не поднимемся наверх. А теперь у нас в руках то, что может обрушить их мир.

Она подняла глаза.

— Мы не сможем разрушить всю систему за одну ночь. Не обманывайтесь. Но мы сможем сделать трещину. Глубокую, заметную, такую, которую уже не получится замазать. Если Император услышит собственными ушами, как его Директор и его князь признаются в подлоге и убийстве… если аристократы в зале увидят, что правила игры могут поменяться… если люди на площади поймут, что их богами правят смертные, которые лгут и боятся…

Она замолчала на секунду, позволяя им самим додумать.

— Тогда этот кристалл перестанет быть просто камнем. Он станет факелом. И пусть этот огонь сожжёт нас. Но он уже не погаснет.

Алексей смотрел на неё долгим, пристальным взглядом. В его глазах по‑прежнему был страх. Но поверх него проявлялось что‑то ещё. Гордость. И — да — любовь.

Крюк усмехнулся:

— Знаешь, Танцовщица, когда я впервые увидел тебя на крыше, подумал: «Сумасшедшая девчонка, не доживёт до зимы». А теперь… теперь я думаю, что, может, ты нас всех переживёшь. Просто потому что слишком упряма, чтобы умирать.

— Так что, — сказал Константин, — мы идём ва-банк?

— Мы уже давно там, — отозвалась Мария. — С того дня, как Громов казнил первого невиновного. Сейчас мы просто наконец‑то делаем осознанную ставку.

Семён тяжело вздохнул, потёр переносицу.

— Значит, мне придётся вспомнить, как устроены магические проекционные залы, — пробормотал он. — Я думал, уйду на пенсию тихо. Но нет, конечно.

Анна поднялась. Усталость никуда не делась. Боль от потерь тоже. Но вместе с ними встало что‑то новое — стальной стержень, проходящий через всю её сущность.

— Хорошо, — сказала она. — Мы идём на бал.

Эти слова повисли в воздухе, как приговор — или как обещание. В зале будто стало светлее. Люди начали говорить вполголоса, обмениваться взглядами, уже примеряя на себя будущие роли.

Кто‑то в глубине пещеры нервно рассмеялся. Кто‑то, наоборот, перекрестился по‑старому, почти забытым жестом.

Анна взяла кристалл в руку. Он был холоден, но ей почудилось, что где‑то глубоко внутри просыпается ответный жар.

— Начинаем подготовку, — сказала она. — У нас месяц, чтобы научиться танцевать по их правилам. И потомсломать музыку.

Так Восьмая Школа и Союз Теней сделали свой выбор. Не в пользу осторожности. Не в пользу выживания. В пользу удара, который должен был либо изменить мир, либо похоронить их под его обломками.

Часть 6: Гала-бал

-

Глава 71: Маски и тени

Тишина в гримёрной Зимнего Дворца была не пустой, а плотной, осязаемой, как театральный занавес из тяжёлого бархата. Здесь пахло не плесенью и кровью Нижнего города, к которым Анна так привыкла за последние месяцы, а пудрой, лавандой и воском горящих свечей. Этот запах был ароматом иллюзий — сладким, дурманящим, скрывающим под собой что угодно.

Анна сидела перед трюмо, глядя на своё отражение в старом, слегка мутноватом зеркале в позолоченной раме. Женщина по ту сторону стекла была незнакомкой. Её кожа, обычно бледная от жизни в подземельях, теперь сияла фарфоровой белизной благодаря плотному слою грима. Тёмные круги под глазами, следы бессонных ночей и потери друзей, исчезли под искусными мазками теней. Даже шрам на щеке, оставленный пулей Леонида, растворился под слоем магии и косметики, превратившись в безупречно гладкую поверхность.

«Мария», — напомнила она себе мысленно. — «Тебя зовут Мария. Ты прима-балерина из Южной провинции, самородок, открытый импресарио, и ты счастлива выступать перед Императором».

Анна коснулась своей причёски — сложной конструкции из локонов, перевитых жемчужными нитями. Внутри, среди шпилек и лака, прятались две тончайшие стальные спицы. Не просто украшение — смертоносное оружие, способное пробить гортань или глазницу. Её белая пачка, воздушная и невинная, скрывала под слоями тюля специальные карманы для метательных ножей. Каждый элемент её костюма был продуман не костюмером, а убийцей.

Её руки, лежащие на столике, слегка дрожали. Не от страха — страх выгорел в ней ещё в кабинете Громова, когда она смотрела в пустые глаза Максима. Это была дрожь гончей, которая чувствует запах дичи. Дрожь струны, натянутой до предела перед тем, как лопнуть и перерезать горло.

Дверь за спиной тихо скрипнула. Анна не вздрогнула. Она знала этот шаг, знала этот ритм дыхания, даже скрытый под маской другой роли.

В зеркале появилось отражение мужчины. Высокий, статный, в безупречном чёрном фраке, который сидел на нём как влитой. Белая рубашка, галстук-бабочка, аккуратно уложенные волосы. Алексей выглядел как настоящий столичный импресарио — уверенный, немного высокомерный, знающий себе цену. Только левая рука, затянутая в белую перчатку, висела чуть более скованно, чем следовало бы. Рана ещё не зажила, и каждое движение давалось ему через боль, которую он мастерски прятал за вежливой полуулыбкой.

— Ты готова, Мария? — спросил он. Голос был спокойным, но в нём звучала та же сталь, что и в её собственных мыслях.

Анна встретилась с ним взглядом через зеркало. В его глазах она видела то же, что чувствовала сама: бездну, на краю которой они стояли. Но там была и гордость. И та тихая, невысказанная нежность, которая связывала их крепче любых клятв.

— Я готова, Александр, — ответила она, используя его легенду. — Оркестр уже начал увертюру?

— Почти. Гости занимают места. — Он подошёл ближе и положил здоровую руку ей на плечо. Жест был интимным и собственническим — так импресарио мог бы подбадривать свою звезду. Но пальцы сжали её плечо чуть сильнее, чем нужно, передавая сигнал: «Мы вместе. До конца». — Там все. Громов. Волконский. Император.

При упоминании Громова лицо Анны на секунду застыло, но грим не выдал эмоций.

— Хорошо, — выдохнула она. — Пусть смотрят.

Проникновение во дворец прошло пугающе гладко. Крюк, как всегда, сотворил чудо. Документы провинциальной балетной труппы были не просто подделкой — они были шедевром бюрократического искусства. Печати, подписи, даже магические водяные знаки — всё было безупречно. Охрана на служебном входе, измотанная бесконечными проверками и паранойей Громова, лишь скользнула взглядом по бумагам.

— Проходите, — махнул рукой начальник караула, зевая. — Только без глупостей. Громов сегодня лютует. Любой подозрительный чих — и вы в кандалах.

— Мы здесь только ради искусства, офицер, — с поклоном ответил Алексей, изображая подобострастие так убедительно, что Анне захотелось дать ему пощёчину. — Искусство не терпит суеты.

Они прошли внутрь, в лабиринт служебных коридоров Зимнего Дворца. Здесь пахло едой, потом и дорогими духами — странная смесь, присущая только местам, где слуги и господа существуют так близко, но так далеко друг от друга.

Ирина отделилась от них ещё на входе. В сером платье горничной, с подносом в руках и опущенными глазами, она растворилась в потоке прислуги так естественно, словно родилась для того, чтобы быть невидимой. Её цель была самой сложной: технические этажи, комната управления магической проекцией, сердце всей сегодняшней операции.

«Удачи тебе, сестра», — мысленно послала ей Анна.

Теперь они с Алексеем шли по бесконечным коридорам, ведущим к сцене. Стены здесь были обшиты шёлком, полы устланы мягкими коврами, заглушающими шаги. Мимо то и дело проносились лакеи с подносами, нагруженными деликатесами, пробегали взволнованные распорядители, шелестели платьями дамы, заблудившиеся в поисках дамской комнаты.

Контраст был ошеломляющим. Неделю назад они ползли по колено в канализационной жиже, спасаясь от погони. Сегодня они шли по самому центру империи, окружённые роскошью, которой хватило бы, чтобы накормить Нижний город на сто лет вперёд.

И в этом было что-то глубоко неправильное. Что-то, что заставляло ярость внутри Анны разгораться с новой силой.

— Смотри, — шепнул Алексей, чуть склонив голову к её уху.

Впереди, у поворота, стоял пост охраны. Но это были не обычные гвардейцы в парадной форме. Это были «Тени» Громова — люди в чёрных мундирах без знаков различия, с холодными, сканирующими взглядами. Они проверяли не документы. Они проверяли ауры.

У одного из них в руках был прибор — детектор магического фона.

Сердце Анны пропустило удар. Её аура была аурой Мастера Танца, наполненной силой и тьмой. Её нельзя было скрыть просто гримом.

— Спокойно, — едва слышно произнёс Алексей. — Помнишь, что говорила Эллада?

Эллада. Перед уходом целительница дала им выпить горькое, вязкое зелье. «Слёзы забвения». Оно не стирало память, но подавляло магический фон, сворачивая ауру в плотный кокон, невидимый для сканеров. Цена — головная боль, тошнота и временная потеря части сил. Но это был единственный способ пройти.

Охранник шагнул им навстречу, подняв детектор. Красный глаз прибора уставился на Анну.

— Стоять. Проверка.

Анна остановилась. Она заставила себя улыбнуться — той самой глупой, восторженной улыбкой провинциалки, которая впервые видит столичную охрану.

— Ой, какая интересная штучка! — прощебетала она, меняя тембр голоса. — Это чтобы фотографировать?

Охранник поморщился. Он провёл прибором вдоль её тела, от головы до ног. Анна почувствовала, как липкий луч сканера касается её кожи, пытаясь проникнуть внутрь, под защиту зелья. Внутри всё сжалось. Если он заметит хоть искру…

Прибор молчал. Стрелка едва дрогнула, показывая минимальный фон, характерный для любого человека, живущего в мире магии.

— Чисто, — буркнул охранник, опуская детектор. — Проходите. И не болтайтесь без дела. Громов не любит посторонних.

— Благодарю вас, господин офицер, — Алексей поклонился, беря Анну под руку. — Мы спешим на сцену. Её Величество Искусство не ждёт.

Они прошли мимо. Анна чувствовала спиной тяжёлый взгляд охранника, пока они не свернули за угол. Только тогда она позволила себе выдохнуть.

— Это было близко, — прошептала она.

— Слишком близко, — согласился Алексей. На его лбу выступила испарина. — Громов параноик. Он обложил всё.

— Значит, он боится, — сказала Анна. — И правильно делает.

Они вышли в закулисье. Здесь царил организованный хаос. Рабочие сцены двигали декорации, музыканты настраивали инструменты, танцовщики кордебалета разминались, растягиваясь в немыслимых позах. Шум, гам, запах канифоли и пота.

Но за всем этим шумом Анна слышала другое.

Она слышала гул огромного зала, скрытого за тяжёлым занавесом. Гул сотен голосов, смех, звон бокалов. Звук власти.

Алексей подвёл её к кулисе. Там была небольшая щель, через которую можно было увидеть зал.

Анна прильнула к ней.

Зрелище захватывало дух. Бальный зал Зимнего Дворца был, пожалуй, самым красивым местом на земле — и самым отвратительным одновременно. Огромные хрустальные люстры, парящие под потолком, заливали пространство золотым светом. Стены, украшенные зеркалами и позолотой, многократно отражали блеск бриллиантов и орденов.

В центре зала кружились пары. Мужчины в мундирах и фраках, женщины в платьях, похожих на облака из шёлка и кружев. Они смеялись, флиртовали, обсуждали последние сплетни, не подозревая, что всего в нескольких метрах от них стоит смерть.

Но Анна искала не их.

Её взгляд скользнул по рядам, поднимаясь к ложе Императора. Трон пустовал — Его Величество ещё не прибыл. Но рядом, в первом ряду кресел, предназначенных для высшей элиты, сидели двое.

Директор Громов и князь Волконский.

Они сидели рядом, как старые друзья. Громов, в своём неизменном чёрном мундире с серебряной окантовкой, держал бокал вина, лениво вращая его в пальцах. Его лицо, обычно жёсткое и настороженное, сейчас выглядело почти расслабленным. Он что-то говорил Волконскому, и князь, одетый в пурпурный бархат, смеялся, откидывая голову назад.

Смех убийц. Смех людей, которые уверены, что им всё сойдёт с рук. Что прошлое похоронено, свидетели мертвы, а будущее принадлежит им.

Анна смотрела на них, и мир сузился до двух фигур. Звуки оркестра, шум за спиной — всё исчезло. Остались только они. И она.

— Они смеются, — тихо сказал Алексей, стоя за её спиной. Он тоже смотрел в щель. — Они думают, что победили.

— Пусть смеются, — ответила Анна. Её голос был холодным, как лёд на Неве. — Это их последний смех.

В этот момент свет в зале начал медленно гаснуть. Люстры притушили своё сияние, оставляя лишь мягкий полумрак. Гул голосов стих. Прожектор выхватил центр сцены, на которой пока никого не было.

Дирижёр взмахнул палочкой. Первые ноты музыки — тревожные, низкие, вибрирующие — поплыли над залом.

— Пора, — сказал Алексей. Он развернул её к себе, поправляя выбившийся локон. Его глаза были серьёзными. — Помни: ты не убийца сейчас. Ты — искусство. Заставь их полюбить тебя, прежде чем ты их уничтожишь.

Анна кивнула. Она закрыла глаза на секунду, вызывая в памяти образ «Умирающего лебедя». Но не того, беспомощного и трагичного, которого танцевали в театрах. А другого. Лебедя, который умирает, чтобы возродиться фениксом.

— Я готова.

Она отступила на шаг, расправляя плечи. Её тело, скованное напряжением, вдруг стало лёгким, невесомым. Аура Мастера Танца, подавленная зельем, начала просыпаться, просачиваясь сквозь барьеры. Не как магия, которую можно засечь прибором, а как харизма, которую чувствуешь кожей.

Анна сделала шаг вперёд, выходя из тени кулис в пятно света.

Зал затаил дыхание.

Музыка взревела, и Анна начала свой танец. Танец на лезвии ножа, где каждый шаг мог стать последним.

Глава 72: Танец на лезвии

Свет в бальном зале погас не сразу. Он умирал медленно, неохотно, словно сама роскошь дворца цеплялась за последние отблески хрусталя и золота. Сначала потускнели массивные люстры, подвешенные под куполом, как застывшие в падении звёзды. Затем, повинуясь невидимой команде техников, померкли настенные бра, оставляя лишь слабый контур огромного пространства. И, наконец, тьма поглотила всё — паркет, зеркала, тысячи лиц, застывших в ожидании.

Остался только один луч. Белый, чистый, беспощадный. Он прорезал темноту, как скальпель, и ударил в центр сцены, выхватывая из небытия тонкую, хрупкую фигуру.

Анна стояла неподвижно.

Её поза была не просто статикой. Это было остановленное движение, замерший вдох перед прыжком в бездну. Руки, скрещённые на груди, не защищали — они сдерживали. Сдерживали ту бурю, что билась внутри, под корсетом, расшитым жемчугом, под белой пачкой, похожей на облако, под слоями грима и чужой личины.

Музыка началась с тишины. Едва слышный перебор арфы, напоминающий рябь на воде. Динь-динь-динь. Капли дождя, падающие в озеро. Или слёзы, падающие на камень.

Анна сделала первый вдох. И первый шаг.

Она начала не с классического па. Она начала с дрожи. Едва заметной волны, которая прошла от кончиков пальцев рук до самого сердца. Это было не «Лебединое озеро» в его каноническом, имперском понимании, где всё подчинено геометрии и красоте. Это была исповедь.

Анна танцует не для зрителей. Она танцует для призраков.

Перед её внутренним взором, перекрывая сияние прожектора, стояли они. Максим, с его застенчивой улыбкой и щитом, который он так и не успел поднять в последний раз. Григорий, её первый наставник, чья кровь напитала камни подземелья. Отец, чьё лицо она помнила только по старым голограммам и чужим снам.

Она танцевала их боль. Их несбывшиеся надежды. Их ярость.

Её движения были текучими, как ртуть, и острыми, как бритва. Она скользила по сцене, едва касаясь пола пуантами, и казалось, что гравитация для неё — лишь условность, закон, который можно нарушить, если у тебя достаточно воли.

В первом ряду, в ложе, обитой красным бархатом, сидел Директор Громов.

Он не был похож на злодея из детских сказок. Никаких чёрных плащей, злодейского смеха или черепов. Он выглядел как успешный, уверенный в себе мужчина средних лет, облечённый властью, которую он носил так же естественно, как свой парадный мундир. Серебряные эполеты тускло блестели в отражённом свете. В руке он держал бокал с дорогим вином, но вино оставалось нетронутым.

Громов смотрел на сцену.

Обычно балет его утомлял. Он считал это искусство слишком жеманным, слишком оторванным от реальности. Но сегодня… сегодня что-то заставило его податься вперёд.

«Кто она?» — пронеслось в его голове.

Он видел сотни балерин. Видел прим Императорского театра, видел заезжих звёзд из-за границы. Все они были прекрасны, техничны, безупречны. Но они были куклами. Красивыми, дорогими куклами, которые выполняли команды хореографа.

Эта женщина была другой.

В её танце не было покорности. В каждом повороте головы, в каждом взмахе руки сквозила дикая, первобытная сила. Она не просила аплодисментов. Она требовала внимания.

Громов прищурился. Что-то в её пластике… этот резкий поворот корпуса… этот наклон шеи…

Дежавю ударило его под дых.

Память, которую он тщательно хоронил двадцать лет назад, вдруг ожила. Он увидел другой зал. Меньше, скромнее. Зал для тренировок. И другую женщину. С такими же глазами, в которых горел огонь, способный сжечь мир.

— Ты… — прошептал он одними губами. Но тут же одёрнул себя. Невозможно. Та женщина мертва. Он лично позаботился об этом.

— Великолепно, не правда ли? — голос князя Волконского, сидевшего рядом, прозвучал как скрежет металла по стеклу. Князь был уже изрядно пьян, его лицо раскраснелось, а взгляд блуждал по ногам танцовщицы с откровенной похотью. — Какой темперамент! Говорят, она с юга. Надо будет пригласить её в мой особняк после бала. У меня есть… коллекция редких вин, которую ей стоит оценить.

Громов поморщился. Пошлость Волконского раздражала его, как зудящая царапина.

— Смотри на танец, идиот, — процедил он сквозь зубы, не отрывая взгляда от сцены. — Ты видишь технику?

— Технику? — Волконский хихикнул. — Я вижу ножки. И, судя по всему, весьма гибкую спину.

Громов отвернулся от него. Его инстинкты, отточенные годами интриг и выживания, кричали об опасности. Но разум, убаюканный безопасностью дворца и собственной властью, шептал: «Это просто балерина. Просто талантливая девка. Расслабься».

И Анна знала это.

Она чувствовала его взгляд на себе, как физическое прикосновение. Липкое, холодное, оценивающее. Она знала, что он смотрит. И она играла с ним.

Каждый раз, когда она поворачивалась к залу лицом, она встречалась с ним глазами. Грим менял её черты, делал их более резкими, театральными, чужими. Но глаза… глаза спрятать было нельзя. И она вкладывала в этот взгляд всё.

«Смотри на меня, Громов», — думала она, делая серию пируэтов, превращаясь в белый вихрь. — «Смотри и восхищайся. Ты думаешь, что видишь искусство? Ты видишь свою смерть, одетую в кружева. Я гипнотизирую тебя. Я — твоя кобра, а ты — кролик, который замер перед броском».

Она замедлила темп. Музыка стала тягучей, тревожной. Анна прогнулась назад в глубоком камбре, так низко, что её голова почти коснулась пола. Её руки изогнулись, как крылья раненой птицы. Или как лезвия кинжалов, готовых к удару.

Это была дуэль. Психологическая дуэль, где оружием были не мечи и магия, а красота и внимание. Пока он смотрел на неё, пока он пытался разгадать её загадку, он не смотрел по сторонам. Он забыл о своей охране. Забыл о «Тенях», расставленных по периметру. Он был пойман в ловушку собственного любопытства.

А в это время, в другом мире, скрытом от глаз аристократов, шла совсем другая битва.

Мир технических коммуникаций Зимнего Дворца был тесным, жарким и пыльным. Здесь не было золота и бархата. Здесь были трубы, обмотанные изоляцией, пучки магических кабелей, гудящие от напряжения, и запах озона, смешанный с запахом старой смазки.

Ирина ползла по вентиляционной шахте. Её тело ныло от напряжения, колени горели, стёртые о жёсткий металл, но она не останавливалась.

«Ещё десять метров», — шептала она себе под нос, сверяясь с картой на экране наручного коммуникатора. Маленький голографический дисплей светился тусклым зелёным светом, отбрасывая причудливые тени на её лицо, испачканное сажей.

Внизу, под решёткой, по которой она ползла, проходил коридор. По нему шагали патрули. Ирина замирала каждый раз, когда слышала стук сапог.

«Дыши. Просто дыши. Ты тень. Тебя здесь нет».

Она добралась до узловой точки — места, где сходились коммуникации, ведущие к комнате управления проекцией. Здесь было жарко, как в печи. Магические генераторы, питающие иллюзии в зале, работали на пределе, выбрасывая в пространство волны тепла и сырой энергии.

Ирина достала из поясной сумки набор инструментов. Это были не обычные отвёртки. Это были тончайшие щупы из мифрила и адаманта, способные взаимодействовать с магическими полями, не вызывая короткого замыкания. И маленький прибор — дешифратор ауры, который она собрала сама из украденных деталей и гениальных догадок.

Перед ней была панель доступа. Простая на вид металлическая пластина, но Ирина знала: за ней скрывается «Императорский протокол». Защита, которую создавали лучшие умы Академии.

«Ну что, мальчики», — ухмыльнулась она, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. — «Посмотрим, чья школа круче. Ваша академическая зубрёжка или практика Нижнего города».

Она коснулась щупом первого контура защиты. Панель отозвалась сердитым шипением, и по пальцам Ирины пробежал разряд статического электричества. Больно, но терпимо.

— Не вредничай, — прошептала она, подключая дешифратор.

На экране побежали столбики цифр и рун. Система сопротивлялась. Она была живой, злой и очень подозрительной. Она меняла коды доступа каждую секунду, перестраивала алгоритмы, ставила ловушки.

Это была шахматная партия. Блиц. У Ирины было мало времени. Пока Анна танцует, пока Громов смотрит на сцену — у неё есть шанс. Как только музыка смолкнет, окно возможностей захлопнется.

— Давай же… — шептала она. — Ну где у тебя чёрный ход? Должен быть чёрный ход. Все программисты ленивы, даже маги.

И она нашла его. Маленькую уязвимость в протоколе обновления, оставленную кем-то для удалённой диагностики. Щель в броне, не толще волоса.

Ирина вцепилась в неё, как бульдог. Её пальцы запорхали над сенсорной клавиатурой дешифратора, вводя команды быстрее, чем глаз мог уследить.

Взлом протокола… 30 %… 45 %…

Внизу, в коридоре, послышались голоса. Громкие, тревожные.

— Проверить вентиляцию! Датчики показывают аномалию в секторе 7!

Ирина похолодела. Её засекли. Не саму её, но всплеск активности в сети.

— Быстрее, — взмолилась она. — Пожалуйста, быстрее.

60 %… 75 %…

Она услышала, как где-то позади неё, в начале шахты, скрежетнул металл. Решётку вскрывали.

Вернёмся в зал.

Музыка сменила ритм. Теперь это был не плавный вальс, а рваный, синкопированный ритм, похожий на биение сердца в момент опасности. Анна перешла к кульминации первой части.

Её прыжки стали выше, приземления — жёстче. Она металась по сцене, словно птица в клетке, ищущая выход.

За кулисами Алексей стоял, прислонившись плечом к стене. Он выглядел абсолютно спокойным, даже скучающим импресарио, который видел этот номер тысячу раз. Но его правая рука, скрытая в кармане брюк, до боли сжимала рукоять ножа. А левая, раненая, ныла под слоем бинтов и магии.

Рядом с ним стоял начальник охраны Громова.

Этот человек — полковник Корф, как выяснил Алексей из досье Крюка — был опасен. Он не был магом, но он был ветераном пограничных войн. Человеком, который умел убивать голыми руками и который нюхом чуял ложь.

Корф не смотрел на сцену. Он смотрел на Алексея. Изучал. Оценивал.

— Вы нервничаете, господин импресарио, — тихо произнёс он. Голос был сухим, скрипучим.

— Любой артист нервничает во время премьеры, — ответил Алексей, не поворачивая головы. — Даже если он стоит за кулисами.

— У вас пот на виске, — заметил Корф. — И пульс на шее бьётся так, что видно отсюда.

— Жарко здесь. Софиты, знаете ли.

Корф шагнул ближе. Теперь он стоял вплотную, вторгаясь в личное пространство. Это был приём давления. Попытка заставить жертву дёрнуться, сделать ошибку.

— Я проверил ваши документы, Александр, — сказал он. — Они безупречны. Слишком безупречны. Идеальная бумага, идеальные печати. Так не бывает в нашей бюрократии. Всегда есть помарка, смазанная чернильная клякса, ошибка писаря. А у вас — как будто вчера из типографии Императорской канцелярии.

Алексей медленно повернулся к нему. На его губах играла вежливая улыбка, но глаза оставались холодными.

— Может быть, мы просто хорошо платим писарям?

— Может быть, — согласился Корф. Его рука легла на эфес шпаги, висевшей на поясе. — А может быть, вы — не тот, за кого себя выдаёте.

Алексей почувствовал, как мышцы спины напряглись. Момент истины. Если Корф сейчас поднимет тревогу, план рухнет. Анна на сцене окажется в ловушке. Ирина в вентиляции останется без прикрытия.

Нужно было тянуть время. Или убивать.

Но убивать здесь, за кулисами, в двух шагах от сцены — это безумие. Шум, кровь…

Алексей решил рискнуть. Он наклонился к Корфу и прошептал доверительным тоном, словно сообщал великую тайну:

— Вы правы, полковник. Я не совсем импресарио.

Глаза Корфа вспыхнули торжеством.

— Я так и знал. Кто вы? Шпион? Ассасин?

— Я… — Алексей сделал паузу, оглядываясь по сторонам. — Я любовник Марии. И ревнивый муж её сестры. Мы бежим от скандала на юге. Эти документы… скажем так, они стоили мне половины состояния.

Корф моргнул. Он ожидал чего угодно — заговора, бомбы, яда. Но банальной семейной драмы?

Это было настолько пошло и правдоподобно, что сбило его с толку.

— Любовник? — переспросил он, и рука на эфесе чуть расслабилась.

— Именно. Поэтому я так нервничаю. Боюсь, что её муж, этот бешеный мясник с тесаком, ворвётся сюда в любую минуту.

Алексей рассмеялся — нервным, срырывающимся смехом, который звучал абсолютно искренне (потому что нервы у него действительно были на пределе).

Корф смотрел на него с брезгливостью. В его глазах шпион превратился в обычного развратника и труса.

— Идиоты, — пробормотал он, отступая на шаг. — Вся империя катится в бездну, а вы бегаете от рогатых мужей.

Он потерял интерес. Развернулся и отошёл к своему посту, чтобы продолжить сканировать зал.

Алексей выдохнул. Воздух с шумом покинул лёгкие. У него дрожали колени. Это была самая страшная ложь в его жизни.

На сцене Анна заканчивала танец.

Она вошла в финальную фазу — серию из тридцати двух фуэте. Это был вызов. Испытание на прочность.

Раз. Два. Три…

Она вращалась на одной точке, как заведённый механизм. Зал, люстры, лица зрителей — всё слилось в одну цветную полосу.

…Десять. Одиннадцать…

Она чувствовала, как горят мышцы. Как дыхание разрывает грудь. Но она не останавливалась. Каждый поворот был ударом. Ударом по Громову. По его уверенности. По его миру.

…Двадцать. Двадцать один…

Громов в ложе подался вперёд так сильно, что чуть не опрокинул бокал. Он был заворожён. Он никогда не видел такого исполнения. В этом было что-то нечеловеческое. Демоническое.

…Тридцать. Тридцать один. Тридцать два!

Анна остановилась мгновенно, словно налетела на невидимую стену. Она замерла в финальной позе — руки вскинуты вверх, голова запрокинута, грудь ходит ходуном.

Тишина. Абсолютная, звенящая тишина.

И затем — взрыв.

Зал ревел. Аплодисменты были такими громкими, что казалось, сейчас рухнут своды дворца. Крики «Браво!», «Бис!» смешались в единый гул.

Громов медленно встал. Он поставил бокал на столик. И, впервые за много лет, начал аплодировать. Медленно, весомо, с выражением глубокого, почти болезненного уважения на лице.

Анна вышла из позы. Она улыбнулась — той самой улыбкой, которую репетировала перед зеркалом. Улыбкой счастливой, смущённой дебютантки.

Она сделала шаг вперёд, к рампе. И присела в глубоком реверансе.

Её голова склонилась низко-низко. Белые перья в причёске коснулись пола.

«Кланяйся, Анна», — шептал ей внутренний голос. — «Кланяйся ниже. Пусть они думают, что ты покорна. Потому что когда ты поднимешь голову… ты перережешь им глотки».

Сквозь опущенные ресницы она видела носки сапог Громова. Он стоял так близко. Один прыжок. Один удар стилетом, спрятанным в причёске. И всё кончится.

Искушение было невыносимым.

Но она сдержалась. Не сейчас. Не так. Смерть Громова должна быть не точкой, а восклицательным знаком. Она должна стать сигналом, который услышит вся империя.

Анна выпрямилась. Приняла огромный букет красных роз, который ей протянул лакей. Прижала цветы к груди, чувствуя шипы сквозь тонкую ткань корсета.

Шипы кололи кожу, и эта боль отрезвляла. Напоминала, кто она и зачем здесь.

Она посмотрела прямо в глаза Громову. И одними губами, так, чтобы никто не мог прочитать, произнесла:

— Спасибо.

Но в её глазах горело другое слово.

Скоро.

Занавес начал закрываться, отрезая её от зала, от света, от врага. Тёмный бархат поглотил сцену.

Как только последний луч света исчез, улыбка сползла с лица Анны, как маска. Она швырнула букет на пол и наступила на него пуантом, ломая стебли.

Алексей был рядом через секунду.

— Ты была великолепна, — прошептал он, хватая её за руку. — Они купились. Все. Даже Корф.

— Ирина? — спросила Анна отрывисто.

— Она внутри. Система взломана. Ждём сигнала.

Анна кивнула. Её дрожь прошла. Теперь она была холодна и спокойна, как сталь перед закалкой.

— Переодеваемся, — скомандовала она. — Балет окончен. Начинается война.

Глава 73: Шёпот в проводах

Мир технических коммуникаций Зимнего Дворца был тесным, жарким и пыльным. Здесь не было золота и бархата, которыми славилась парадная часть резиденции. Здесь царили трубы, обмотанные грубой изоляцией, пучки магических кабелей, гудящие от напряжения, и тяжёлый, маслянистый запах озона, смешанный с запахом старой смазки.

Ирина ползла по вентиляционной шахте. Её тело ныло от напряжения, колени горели, стёртые о жёсткий металл, но она не останавливалась. «Ещё десять метров», — шептала она себе под нос, сверяясь с картой на экране наручного коммуникатора. Маленький голографический дисплей светился тусклым зелёным светом, отбрасывая причудливые тени на её лицо, испачканное сажей.

Внизу, под решёткой, по которой она ползла, проходил коридор. По нему шагали патрули, и каждый стук сапог отдавался в её висках тревожным эхом.

«Дыши. Просто дыши. Ты тень. Тебя здесь нет».

Она добралась до узловой точки — места, где сходились коммуникации, ведущие к комнате управления проекцией. Здесь было жарко, как в печи. Магические генераторы, питающие иллюзии в зале, работали на пределе, выбрасывая в пространство волны тепла и сырой энергии.

Впереди, сквозь щели в вентиляционной решётке, пробивался холодный, голубоватый свет. Комната управления. Сердце операции.

Ирина замерла, вглядываясь вниз.

Комната была небольшой, заставленной пультами и экранами. В центре, на возвышении, стоял главный кристалл проектора — огромный, огранённый алмаз, внутри которого пульсировала магия. Вокруг него, словно жрецы вокруг алтаря, суетились два техника.

Они были одеты в серые комбинезоны Императорской техномагической службы. Один, высокий и худой, что-то печатал на клавиатуре, время от времени поправляя очки. Второй, коренастый и лысоватый, проверял показатели на мониторах, бормоча под нос проклятия.

— …говорят, Император сегодня не в духе, — произнёс худой, не отрываясь от работы. — С этими слухами о бунте в Нижнем… Громов перекрыл все каналы, но Император не дурак. Он чувствует, что трон шатается.

— Ещё бы, — отозвался второй, с хрустом потягиваясь. — Когда ты сидишь на пороховой бочке, сложно чувствовать себя комфортно. Кстати, ты проверил третий контур? У меня там скачки напряжения.

— Это всё из-за той балерины, — фыркнул первый. — Её выступление требует столько энергии, что генераторы едва справляются. Говорят, она ведьма.

— Ведьма не ведьма, а танцует красиво, — мечтательно протянул коренастый. — Я видел репетицию. Ножки — загляденье.

Ирина сжала зубы. «Наслаждайтесь зрелищем, мальчики. Скоро шоу станет ещё интереснее».

Она достала из поясной сумки два маленьких дротика. Они были сделаны из лёгкого пластика, чтобы не звенеть при падении, а внутри содержали концентрированный экстракт сонной травы, усиленный алхимией Эллады.

Решётка вентиляции была привинчена намертво, но для Ирины это не было проблемой. Она достала из кармана мультитул и бесшумно открутила болты.

Она прицелилась.

Пффт.

Первый дротик вонзился в шею высокого техника. Тот даже не вскрикнул — просто обмяк и сполз по стене, словно из него выпустили воздух.

Коренастый обернулся на звук падения.

— Эй, ты чего?..

Пффт.

Второй дротик ударил его в плечо. Он попытался поднять руку к тревожной кнопке, но тело предало его. Ноги подкосились, и он рухнул на пол рядом с напарником.

Ирина выдохнула. Путь свободен.

Она спрыгнула вниз, приземлившись мягко, как кошка. Первым делом она проверила техников. Они дышали ровно и глубоко. Сон, который подарила им Эллада, продлится пару часов — достаточно, чтобы пережить всё, что здесь случится, и проснуться с ужасной головной болью, но живыми.

Ирина подошла к главному пульту. Теперь начиналось самое сложное.

Перед ней была панель доступа. Простая на вид металлическая пластина, усеянная рунами и сенсорами. Но Ирина знала: за ней скрывается «Императорский протокол». Защита, которую создавали лучшие умы Академии, параноидальная система, завязанная на биометрию самого Императора и высших чиновников.

— Ну что, милая, — прошептала она, поглаживая холодный металл. — Посмотрим, чья школа круче. Ваша академическая зубрёжка или практика Нижнего города.

Она достала из рюкзака кристалл Громова — тот самый, что они вынесли из сокровищницы. Он лежал в её ладони тяжёлым, холодным грузом. Чёрный камень, в котором была заперта смерть двух самых могущественных людей империи.

Ирина подключила его к внешнему порту системы.

Экран мигнул и окрасился в тревожный красный цвет.

«ВНИМАНИЕ. ОБНАРУЖЕНО НЕАВТОРИЗОВАННОЕ УСТРОЙСТВО. ПОДТВЕРДИТЕ ДОСТУП».

— Ожидаемо, — хмыкнула Ирина.

Она достала свой дешифратор — устройство, которое выглядело как нагромождение проводов и микросхем, собранное на коленке. Но внутри него бился алгоритм, способный взломать даже сейф бога.

Она подключила дешифратор к системе. Её пальцы запорхали над клавиатурой, вводя команды быстрее, чем глаз мог уследить.

На экране развернулась битва. Столбики цифр и рун сыпались вниз, как дождь. Система сопротивлялась. Она была живой, злой и очень подозрительной. Она меняла коды доступа каждую секунду, перестраивала алгоритмы, ставила ловушки, которые могли сжечь мозг взломщика обратным импульсом.

Ирина чувствовала это сопротивление физически. Её виски пульсировали, а кончики пальцев покалывало от напряжения. Это была дуэль разумов. Её воля против воли создателей системы.

«ОТКАЗ В ДОСТУПЕ. УРОВЕНЬ УГРОЗЫ 1. АКТИВАЦИЯ ПРОТОКОЛА ЗАЩИТЫ».

— Не так быстро, — прошипела она.

Она запустила вирус-червя, которого писала последние три недели. Маленькую, юркую программу, которая искала уязвимости в старом коде.

«Императорский протокол» был мощным, но старым. Его не обновляли полностью уже десять лет, лишь ставили заплатки. И Ирина знала это. Она искала трещины в фундаменте.

Вдруг дверь в комнату управления дёрнулась.

Ирина вздрогнула. Кто-то пытался войти.

Ручка повернулась, но дверь была заперта изнутри — первое, что она сделала, спрыгнув вниз.

— Эй! — раздался грубый мужской голос из коридора. — Почему заперто? Открывайте! Это проверка охраны!

Ирина похолодела. Начальник охраны. Или один из его псов.

Она не ответила. Её пальцы продолжали летать над клавиатурой, но движения стали более нервными.

— Открывайте, или мы выломаем дверь! — голос стал громче и злее.

Удар.

Дверь содрогнулась. Кто-то ударил в неё плечом.

— У меня мало времени, — прошептала Ирина. — Давай же, ну где у тебя чёрный ход?

На экране появился новый запрос:

«ВВЕДИТЕ КОД ДОСТУПА УРОВНЯ АЛЬФА».

У неё не было кода. Но у неё была логика. Она знала, как мыслят имперские программисты. Они ленивы. Они любят оставлять лазейки для себя, на случай, если забудут пароль.

Она ввела комбинацию, которую нашла в старых архивах Академии, когда ещё училась там. Стандартный сервисный код, который использовали для диагностики оборудования двадцать лет назад.

Экран замер. Красный цвет сменился жёлтым.

«ДОСТУП ОГРАНИЧЕН. СЕРВИСНЫЙ РЕЖИМ АКТИВИРОВАН».

— Есть! — выдохнула она.

Сервисный режим давал ей права администратора низкого уровня. Этого не хватило бы, чтобы переписать систему, но этого было достаточно, чтобы подменить источник сигнала.

Она выбрала канал, идущий на главный проектор. Тот самый, который сейчас транслировал логотип Империи над сценой.

Удар.

Дверь треснула. Петли жалобно скрипнули. Ещё пара ударов — и они войдут.

Ирина оглянулась. В комнате был тяжёлый шкаф с оборудованием. Она подбежала к нему и, упираясь ногами в пол, начала толкать его к двери. Шкаф был неподъёмным, но страх придаёт силы.

Она задвинула его, заблокировав вход. Это даст ей ещё пару минут. Не больше.

Она вернулась к пульту.

— Теперь самое главное, — прошептала она, беря кристалл Громова. — Давай, малыш. Расскажи им свою историю.

Она вставила кристалл в слот.

На экране появилась полоса загрузки.

«КОПИРОВАНИЕ ДАННЫХ… 10 %…»

Медленно. Мучительно медленно. Кристалл был старым, его формат не совсем подходил к современной системе. Данные шли с трудом, словно продираясь сквозь болото.

«15 %…»

За дверью послышались крики.

— Ломайте её! Несите таран!

Удар.

Шкаф сдвинулся на сантиметр. Сверху посыпалась штукатурка.

Ирина посмотрела на экран.

«20 %…»

— Быстрее, — взмолилась она. — Пожалуйста, быстрее.

Она запустила параллельный процесс, отключая лишние протоколы проверки, чтобы ускорить передачу. Это было рискованно — система могла заметить вторжение и заблокироваться полностью. Но у неё не было выбора.

«35 %…»

Вдруг в динамике коммуникатора раздался голос Алексея. Тихий, напряжённый, сквозь помехи:

— Ирина? У нас финал. Анна заканчивает. Ты готова?

— Почти, — выдохнула она в микрофон. — Мне нужно время. Ещё минута.

— У нас нет минуты. Громов уже встал.

«45 %…»

Дверь затрещала. Верхняя петля вылетела с мясом. В образовавшуюся щель просунулся ствол автомата.

Ирина упала на пол, перекатившись за пульт. Очередь прошла над головой, разбив один из мониторов. Осколки стекла посыпались ей на волосы.

— Взрывайте! — крикнул кто-то в коридоре.

Они собирались взорвать дверь.

Ирина сжалась в комок. Если они бросят гранату, ей конец. И кристаллу тоже.

Но взрыва не последовало. Видимо, они боялись повредить оборудование проекционной.

«60 %…»

Она снова выглянула из-за пульта. Полоса загрузки ползла, как улитка.

— Ну же!

И тут ей пришла идея. Безумная, отчаянная идея.

Если система не хочет принимать данные быстро из-за несовместимости форматов, нужно заставить её думать, что это её родные данные.

Ирина схватила кабель от камеры наблюдения, висевшей в углу. Она вырвала его и напрямую соединила с выходом кристалла, используя кусок проволоки как переходник.

Это было грубое, варварское вмешательство. Как переливание крови с помощью садового шланга.

Экран мигнул.

«ОШИБКА СИНХРОНИЗАЦИИ… ПЕРЕРАСЧЁТ…»

Ирина затаила дыхание.

«ПОТОКОВАЯ ПЕРЕДАЧА АКТИВИРОВАНА».

Полоса загрузки исчезла. Вместо неё появилась надпись:

«ГОТОВ К ЭФИРУ».

Она сделала это. Она обошла буфер памяти и подключила кристалл напрямую к проектору. Теперь видео пойдёт в реальном времени, без предварительной загрузки.

— Алексей! — крикнула она в коммуникатор. — Я готова! Давай команду!

В этот момент дверь рухнула. Шкаф с грохотом опрокинулся. В комнату ворвались люди в чёрной форме.

Ирина подняла руки. Она сидела на полу, безоружная, грязная, с разбитой губой. Но на её лице сияла улыбка.

— Стоять! — заорал офицер, наводя на неё оружие. — Отойди от пульта!

Ирина медленно поднялась. Она отошла на шаг.

— С удовольствием, — сказала она. — Шоу всё равно уже началось.

Её палец завис над кнопкой «Enter» на клавиатуре. Она нажала её в ту же секунду, когда офицер нажал на спуск.

Пуля ударила её в плечо, отбросив к стене. Боль была ослепительной, горячей. Но сквозь пелену, застилающую глаза, она увидела, как главный экран в зале вспыхнул.

Логотип Империи исчез.

На его месте появилось зернистое, старое изображение кабинета. И двое молодых мужчин, сидящих за столом.

Ирина сползла по стене, зажимая рану. Она улыбалась.

Внизу, в бальном зале, музыка смолкла. И вместо неё раздался голос, который все считали голосом закона и порядка. Голос, который сейчас подписывал себе смертный приговор.

— Я подставлю Теневого…

ГЛАВА 74: Зеркало истины

Императорский бальный зал сиял, словно внутренность бриллианта, огранённого рукой безумного ювелира. Тысячи свечей, умноженные зеркалами, превращали пространство в океан золотистого света, где каждый жест, каждый поворот головы и шорох шёлка обретали значимость государственного масштаба. Воздух был густым от запахов дорогих духов, пудры и того особого, едва уловимого аромата власти, который всегда витает над толпой, вершащей судьбы империи.

В центре этого великолепия, на возвышении, стоял Император. Его фигура в белом мундире казалась неподвижной осью, вокруг которой вращался весь этот пёстрый, опасный мир. Он поднял руку, и гул голосов мгновенно стих, сменившись звенящей тишиной. Даже хрусталь в бокалах, казалось, перестал звенеть, подчиняясь воле монарха.

Над сценой, мерцая полупрозрачными гранями, висела гигантская магическая проекция. Она дублировала лицо правителя, увеличивая его в десятки раз, чтобы каждый, даже стоящий в самых дальних уголках зала, мог видеть малейшее изменение его мимики. Точно такая же проекция сейчас парила над Дворцовой площадью, где тысячи простых горожан, затаив дыхание, ждали слов своего повелителя.

— Подданные Российской Империи, — голос Императора, усиленный магией, раскатился под сводами, проникая в самую душу. — Сегодня мы собрались здесь не только ради празднества. Мы стоим на пороге новой эры…

Он говорил о единстве, о силе традиций и незыблемости законов. Слова лились плавно, уверенно, убаюкивая бдительность, создавая иллюзию абсолютного порядка. Аристократы кивали, ловя каждый звук, дамы обмахивались веерами, скрывая скучающие улыбки, а офицеры выпячивали грудь, демонстрируя ордена. Всё шло по сценарию, написанному десятилетия назад.

Но Анна, скрытая под слоями грима и чужой личиной, знала: сценарий вот-вот будет переписан. Она стояла в тени массивной колонны, чувствуя, как бешено колотится сердце — не от страха, а от предвкушения. Рядом с ней, невидимая для остальных, скользила тень Ирины, чьи пальцы уже плясали над сложным плетением магического контура.

Император набрал воздух для следующей фразы, когда мир дрогнул.

Сначала это было похоже на помеху — легкая рябь пробежала по гигантскому лицу над сценой. Изображение мигнуло, пошло трещинами, словно разбитое стекло, и вдруг исчезло, оставив после себя серую пустоту. Зал ахнул. Император нахмурился, оглядываясь на проекционистов, которые уже суетились у кристаллов, пытаясь вернуть картинку.

Но вместо благородного лика монарха над залом вспыхнуло другое изображение.

Оно было зернистым, слегка дрожащим, словно пробивающимся сквозь толщу времени. Кабинет. Тяжелая мебель из темного дуба, заваленный бумагами стол и тусклый свет магической лампы. Две фигуры.

Зал замер. Тишина стала не просто звенящей — она стала ватной, удушающей.

Одна из фигур на проекции повернулась, и по рядам аристократов пробежал шепоток узнавания. Молодой, еще без седины в волосах, но с тем же хищным, пронзительным взглядом — Антон Громов. Двадцать лет назад.

— Я подставлю Теневого… — голос Громова, резкий и холодный, прорезал тишину бального зала, как скальпель нарыв.

На записи он нервно расхаживал по кабинету, сжимая в руках какой-то документ. Напротив него, в глубоком кресле, сидел человек, чье лицо было скрыто тенью, но вальяжная поза и перстень на пальце выдавали его с головой.

— А если что-то пойдёт не так? — голос собеседника был ленивым, тягучим, пропитанным высокомерием.

Князь Дмитрий Волконский. Нынешний глава Совета, стоящий сейчас в первом ряду, всего в нескольких шагах отИмператора.

В реальности Волконский дернулся, словно от удара хлыстом. Хрустальный бокал выскользнул из его пальцев и с мелодичным звоном разлетелся о паркет, но никто не обратил на это внимания. Все взгляды были прикованы к экрану.

— Не пойдет, — отрезал Громов на записи, останавливаясь перед столом. — Дмитрий слишком честен. Он верит в Кодекс. Это его и погубит. Мы обвиним его в убийстве без контракта. Улики уже готовы.

— Рискованно, — усмехнулся молодой Волконский. — Гильдия Тени сильна.

— Гильдия Тени станет моей, — Громов ударил ладонью по столу. — Или исчезнет. Мне нужны послушные псы, а не вольные волки. А Теневой… он просто мусор, который нужно вымести.

На Дворцовой площади, где проекция транслировалась на весь город, тишина сменилась глухим ропотом. Люди, привыкшие верить в непогрешимость власти, в святость Гильдий, сейчас видели изнанку этого мира. Грязную, кровавую изнанку. Ропот перерастал в гул, в котором слышались первые ноты гнева.

В бальном зале царил шок. Дамы бледнели, кавалеры хватались за эфесы шпаг, не понимая, кого защищать и от кого. Император стоял неподвижно, его лицо окаменело. Он медленно повернул голову, сначала к проекции, потом к реальному Громову, стоящему у подножия трона.

Громов побледнел так, что стал похож на мертвеца. Его губы тряслись, глаза бегали по залу, ища выход, ища поддержку, но натыкались лишь на стены отчуждения и страха.

Запись продолжалась.

— И помни, — голос Громова стал тише, зловещее. — Я уничтожу любого, кто встанет у меня на пути. Жену, дочь… мне плевать. Власть не терпит сентиментальности.

Изображение мигнуло и погасло, оставив после себя лишь эхо последних слов, которое, казалось, все еще витало под сводами.

— Выключите это! — крик Громова сорвался на визг, разрушая остатки его самообладания. Он бросился к проекционистам, расталкивая ошарашенных гостей. — Это подделка! Ложь! Проекционисты, ко мне! Это заговор!

Волконский, более опытный в интригах, пытался сохранить лицо, но предательская дрожь рук выдавала его ужас. Он шагнул к Императору, открывая рот для оправданий, но монарх поднял руку, останавливая его жестким, как сталь, взглядом.

— Молчать, — тихо произнес Император, но в этой тишине было больше угрозы, чем в любом крике.

Именно в этот момент, когда хаос готов был поглотить порядок, Анна вышла из тени.

Она двигалась не как аристократка, не как гостья. Она шла походкой хищника, мягкой, пружинистой, полной скрытой силы. Паркет не скрипел под её ногами. Люди расступались перед ней инстинктивно, словно чувствуя исходящую от неё ауру опасности.

Она остановилась на авансцене, прямо под тем местом, где только что висело лицо её врага. Свет люстр падал на неё, выхватывая из полумрака хрупкую фигуру в простом, но изящном платье, которое больше напоминало сценический костюм, чем бальный наряд.

Анна медленно подняла руки. Движение было плавным, театральным — дань её прошлому, дань её искусству. Резким жестом она сорвала с головы парик, и тяжелая волна темных волос рассыпалась по плечам. Следующее движение руки — и магический грим, скрывавший черты лица, растаял, как утренний туман.

Перед залом предстала не безликая танцовщица. Перед ними стояла Анастасия Теневая. Дочь преданного отца. Наследница уничтоженной Гильдии.

Её глаза горели холодным серебряным огнем, в котором не было ни страха, ни сомнений. Только ледяная решимость.

— Я — Анастасия Теневая, — её голос, усиленный магией, прозвучал чисто и ясно, перекрывая шум толпы и истеричные крики Громова. — И я пришла за своей платой.

Громов замер, обернувшись на голос. В его глазах мелькнуло узнавание, а следом — животный ужас. Он увидел не просто девушку. Он увидел своё прошлое, которое вернулось, чтобы вонзить кинжал ему в сердце.

— Взять её! — взвизгнул он, указывая на Анну дрожащим пальцем. — Это государственная изменница! Убить её!

Стража дернулась, но заколебалась. Слишком много потрясений за одну минуту. Слишком сильным было впечатление от записи. И слишком пугающей была фигура девушки, стоящей в центре зала.

Анна улыбнулась. Это была не добрая улыбка. Это был оскал волка, загнавшего добычу в угол.

— Танец начинается, директор, — прошептала она, и в её руках, словно из воздуха, материализовались парные клинки. — Посмотрим, как вы умеете вести.

Глава 74: Зеркало истины

В бальном зале Зимнего дворца пахло дорогим парфюмом, шампанским и властью. Императорский приём был в самом разгаре: тысячи свечей отражались в бриллиантовых колье дам, мундиры офицеров слепили глаза золотым шитьем, а воздух дрожал от тихого гула сотен голосов, обсуждающих последние сплетни и государственные тайны. Это был мир, где улыбка могла стоить состояния, а неверный взгляд — карьеры.

Я стояла в тени массивной мраморной колонны, стараясь слиться с ней. На мне было платье танцовщицы — лёгкое, струящееся, созданное для сцены, а не для дворцовых интриг. Под слоем грима и тяжелым париком моё лицо было неузнаваемым, превратившись в застывшую маску безымянной артистки. Но внутри всё клокотало. Сердце билось где-то в горле, отсчитывая секунды до момента, который должен был изменить всё. Рядом, словно призрак, возникла Ирина. Её пальцы едва заметно подрагивали — верный признак того, что она плетёт сложнейший контур взлома.

— Готова? — её шёпот был едва слышен за звуками оркестра.

Я лишь кивнула, не в силах выдавить ни слова. Взгляд был прикован к центру зала, где на возвышении стоял Император. В своем белоснежном мундире он казался незыблемой скалой, вокруг которой вращался весь этот блестящий, фальшивый мир. Он поднял руку, призывая к тишине, и зал мгновенно замер. Даже звон хрусталя стих, словно испугавшись нарушить торжественность момента.

Над сценой парила гигантская магическая проекция — чудо имперской техномагии. Она дублировала лицо правителя, увеличивая его в десятки раз, чтобы каждый мог видеть малейшее движение монарших губ. Точно такая же проекция сейчас висела над Дворцовой площадью, транслируя речь на весь Петербург. Тысячи людей там, внизу, на холоде, ловили каждое слово.

— Подданные Российской Империи! — голос Императора, усиленный магией, раскатился под сводами, проникая в самую душу. — Сегодня мы стоим на пороге новой эры. Эры единства и процветания…

Слова лились гладко, уверенно, убаюкивая. Он говорил о традициях, о силе закона, о нерушимости устоев. Аристократы благосклонно кивали, офицеры выпячивали грудь. Всё шло по сценарию, написанному много лет назад. Сценарию лжи.

— Пора, — одними губами произнесла я.

Ирина резко сжала кулак.

Мир дрогнул. Сначала это было похоже на легкую рябь по воде — лицо Императора на гигантском экране исказилось, пошло трещинами, словно разбитое зеркало. Изображение мигнуло раз, другой, и вдруг исчезло, оставив после себя пугающую серую пустоту. Зал ахнул. Император нахмурился, оглядываясь на суетящихся проекционистов, которые в панике бегали у кристаллов управления.

Но пустота длилась лишь мгновение. Вместо благородного лика монарха над залом вспыхнуло другое изображение. Зернистое, слегка дрожащее, пробивающееся сквозь помехи времени.

Это был кабинет. Тяжелая дубовая мебель, заваленный бумагами стол, тусклый свет магической лампы. И две фигуры. Одна из них повернулась, и по залу пробежал шепоток ужаса и узнавания. Молодой, еще без седины, но с тем же хищным, пронзительным взглядом — Антон Громов. Директор Академии. Двадцать лет назад.

— Я подставлю Теневого… — голос Громова с записи прорезал тишину зала, как скальпель. Он звучал резко, холодно, без тени сомнения.

На проекции молодой Громов нервно расхаживал по кабинету. Напротив него, в глубоком кресле, сидел человек, чье лицо было скрыто тенью, но вальяжная поза и перстень на пальце выдавали его с головой. Князь Дмитрий Волконский. Нынешний глава Совета, стоящий сейчас в первом ряду, всего в двух шагах от Императора.

В реальности Волконский дернулся, словно получил пощечину. Хрустальный бокал выскользнул из его пальцев и с мелодичным звоном разлетелся о паркет. Шампанское растеклось лужей, но никто даже не посмотрел вниз. Все взгляды были прикованы к экрану.

— А если что-то пойдёт не так? — лениво спросил молодой Волконский с экрана.

— Не пойдет, — отрезал Громов, останавливаясь перед столом. — Дмитрий слишком честен. Он верит в Кодекс, идиот. Это его и погубит. Мы обвиним его в убийстве без контракта. Улики уже готовы.

— Рискованно, — усмехнулся князь. — Гильдия Тени сильна.

— Гильдия Тени станет моей, — Громов на записи ударил кулаком по столу. — Или исчезнет. Мне нужны послушные псы, а не вольные волки. А Теневой… он просто мусор, который нужно вымести.

На Дворцовой площади, где та же картинка транслировалась на огромном экране, тишина сменилась глухим, нарастающим гулом. Люди, привыкшие верить в непогрешимость власти и святость Гильдий, сейчас видели изнанку. Грязную, кровавую кухню, где решались судьбы героев. Ропот перерастал в гнев.

В бальном зале царил шок. Дамы бледнели, прикрывая рты веерами, кавалеры хватались за эфесы шпаг, не понимая, кого защищать. Император стоял неподвижно, его лицо побелело от ярости. Он медленно повернул голову — сначала к экрану, потом к реальному Громову, стоящему у подножия трона.

Громов побледнел так, что стал похож на мертвеца. Его губы тряслись, глаза бегали по залу в поисках выхода, но натыкались лишь на стены отчуждения.

Запись продолжалась.

— И помни, — голос Громова стал тише, зловещее. — Я уничтожу любого, кто встанет у меня на пути. Жену, дочь… мне плевать. Власть не терпит сентиментальности.

Изображение мигнуло и погасло, оставив после себя звенящую тишину.

— Выключите это! — визг Громова разорвал оцепенение. Он бросился к сцене, расталкивая ошарашенных гостей. — Это подделка! Ложь! Проекционисты, ко мне! Это заговор!

Волконский, более опытный в интригах, пытался сохранить лицо, но предательская дрожь рук выдавала его животный страх. Он шагнул к Императору, открывая рот для оправданий, но монарх поднял руку, останавливая его взглядом, тяжелым, как могильная плита.

— Молчать, — тихо произнес Император. И в этом шепоте было больше угрозы, чем в любом крике.

Именно в этот момент, когда хаос готов был поглотить порядок, я шагнула из тени.

Я шла не как танцовщица, развлекающая публику. Я шла походкой хищника — мягкой, пружинистой, полной скрытой силы. Паркет не скрипел под моими ногами. Люди расступались передо мной инстинктивно, словно чувствуя исходящую от меня волну холодной ярости.

Я остановилась на авансцене, прямо под тем местом, где только что висело лицо моего врага. Свет люстр падал на меня, выхватывая из полумрака одинокую фигуру. Я чувствовала на себе сотни взглядов — удивленных, испуганных, любопытных.

Медленно, нарочито театральным жестом, я подняла руки к голове. Резкое движение — и тяжелый парик полетел на пол, освобождая волну темных волос. Второе движение руки — и магический грим растаял, стекая с лица, как вода.

Перед залом больше не было безликой артистки. Перед ними стояла Анастасия Теневая. Дочь преданного отца. Наследница уничтоженной Гильдии.

Мои глаза горели холодным серебряным огнем. Внутри больше не было страха. Только ледяная, кристальная ясность.

— Я — Анастасия Теневая, — мой голос, усиленный магией Ирины, прозвучал чисто и звонко, перекрывая истерику Громова. — И я пришла за своей платой.

Громов замер, обернувшись. В его глазах мелькнуло узнавание, а следом — настоящий, первобытный ужас. Он увидел не просто девушку. Он увидел призрака прошлого, который вернулся, чтобы вонзить кинжал возмездия.

— Взять её! — взвизгнул он, тыча в меня дрожащим пальцем. — Это государственная изменница! Убить её!

Стража дернулась, но тут же замерла. Гвардейцы переглядывались, не зная, чьи приказы выполнять. Слишком сильным было впечатление от записи. Слишком очевидной была правда.

Я улыбнулась. И это была не добрая улыбка.

— Танец начинается, директор, — прошептала я.

В моих руках, словно сотканные из воздуха и света, материализовались парные клинки. Тонкие, изящные, смертоносные.

— Посмотрим, как вы умеете вести.

ТАНЕЦ В КЛЕТКЕ

Первый удар Громов нанес сам. Поняв, что терять ему нечего, он выхватил из-под полы длинный стилет — запрещенное оружие на балу, но кого это теперь волновало? Он был быстр. Невероятно быстр для человека, который двадцать лет просидел в директорском кресле. Школа Кинжала учит скорости, и Громов был её мастером.

Он метнулся ко мне черной молнией, целясь в горло. Зал ахнул.

Мое тело среагировало раньше мысли. Годы балета в прошлой жизни и жестокие тренировки в этой слились воедино. Я не стала блокировать. Блок — это остановка, а танец не терпит остановок.

Я ушла в глубокое плие, пропуская лезвие над головой в миллиметре от макушки. Мир замедлился. Я видела искаженное яростью лицо Громова, видела расширенные зрачки его глаз, видела капельки пота на его лбу.

Из нижней позиции я выстрелила вверх в гран-жете. Мой прыжок был не просто физическим действием — он был магическим импульсом. Воздух вокруг меня сгустился, превращаясь в режущие потоки ветра. Я перелетела через Громова, в воздухе разворачиваясь в пируэте. Мой клинок чиркнул по его плечу, рассекая дорогой сюртук и пуская первую кровь.

Громов зарычал и развернулся, но я уже была далеко. Я скользила по паркету, используя па-де-бурре — мелкие, быстрые шаги, которые делали мои перемещения непредсказуемыми.

— Ты думаешь, это игра? — прохрипел он, снова атакуя. На этот раз он использовал технику "Теневых двойников". Его фигура размылась, и на меня бросились сразу три Громова.

Обычный боец растерялся бы. Но я не была обычным бойцом. Я была танцовщицей, и я знала: в танце, как и в жизни, настоящий партнер только один. Остальные — декорации.

Я закрыла глаза. Зрение могло обмануть, но чувство ритма — никогда. Настоящий Громов создавал самый сильный магический след. Его движения были тяжелее, реальнее.

Я начала вращение. Фуэте. Тридцать два оборота. Классика, ставшая смертельной. С каждым поворотом я выпускала волну магической энергии. Серебряные дуги расходились от меня во все стороны, разрезая иллюзии. Двойники Громова лопались, как мыльные пузыри, не выдерживая напора моей магии.

Остался только один. Настоящий.

Он отступил, тяжело дыша. В его глазах я увидела то, чего добивалась — страх. Он понял, что перед ним не просто ученица. Перед ним — создательница новой Школы.

— Взять их всех! — заорал Волконский, опомнившись. Он понял, что Громов проигрывает, и решил вмешаться. — Гвардия! Измена!

Двери зала распахнулись, и внутрь ворвался отряд элитных гвардейцев. Тяжелые доспехи, алебарды, магия огня на наконечниках. Ситуация резко ухудшилась.

— Анна! — крикнул Максим.

Я мельком глянула в сторону. Мои друзья уже вступили в бой. Максим, огромный и неудержимый, раскидывал гвардейцев голыми руками, используя инерцию их же тел против них. Ирина, забравшись на балкон, поливала нападающих дождем магических стрел, прикрывая нас сверху. Алексей… Алексей скрестил свой клинок с капитаном гвардии, защищая подступы к сцене.

Бальный зал превратился в поле битвы. Крики дам смешались со звоном стали и треском магии. Люстры раскачивались, роняя хрустальные подвески, которые разбивались о пол, добавляя хаоса.

Но мой бой был здесь. С Громовым.

— Ты не уйдешь, — прошипел он, вытирая кровь с плеча. — Ты сдохнешь здесь, как и твой папаша.

Упоминание отца стало последней каплей. Холод внутри меня сменился обжигающим жаром.

— Мой отец умер стоя, — тихо сказала я. — А ты умрешь на коленях.

Я перешла в наступление. Это была не просто атака — это была вариация "Кармен". Страсть, ярость, фатальность. Я наносила удары в ритме хабанеры, меняя темп, сбивая его с толку. Медленно-медленно-быстро. Укол-укол-разрез.

Громов был хорош, нельзя отрицать. Он парировал, уклонялся, огрызался контрударами. Но он дрался по учебникам. Он знал семь Школ. Но он не знал восьмой.

Я сделала вид, что открываюсь для удара в бок. Громов клюнул. Он выбросил стилет вперед, вкладывая в удар всю силу.

Именно этого я и ждала.

Арабеск. Я встала на носок одной ноги, а вторую выбросила назад, вверх, создавая идеальную линию тела. Моя нога ударила его по руке снизу, выбивая оружие. Стилет взмыл в воздух, сверкая в свете свечей.

Громов опешил. В его глазах читалось непонимание: как можно сражаться, стоя на одной ноге?

Я не дала ему времени на размышления. Плавный переход в аттитюд, разворот — и я поймала падающий стилет свободной рукой. Теперь у меня было три клинка. Два моих и один его.

— Конец танца, — выдохнула я.

Я прыгнула. Не высоко, но длинно. "Гран-жете в сердце тьмы". В полете я скрестила клинки перед собой, создавая магический треугольник, концентрирующий энергию.

Громов попытался выставить щит, но было поздно. Мой удар пробил его защиту, как бумагу. Я приземлилась за его спиной, встав в финальную позу — колено на полу, голова опущена, руки с клинками разведены в стороны, словно крылья.

Зал погрузился в тишину. Даже гвардейцы опустили оружие.

Громов стоял, шатаясь. Он медленно повернулся ко мне. На его груди расплывалось красное пятно. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но вместо слов из горла вырвался лишь хрип.

— Ты… — просипел он, глядя на меня остекленеющими глазами. — Ты танцуешь… как твоя мать…

Он рухнул на колени. Потом лицом вперед. Прямо к моим ногам.

Я медленно поднялась. В ушах звенело. Руки дрожали, но я заставила себя стоять прямо. Я посмотрела на Волконского. Князь забился за трон, бледный, как полотно. Его власть, его интриги — всё рухнуло в одно мгновение.

Император медленно спустился с возвышения. Он прошел мимо тела Громова, даже не взглянув на него, и остановился передо мной. Вокруг нас образовался пустой круг. Гвардейцы замерли, ожидая приказа. Друзья застыли в боевых стойках, готовые броситься мне на помощь.

Император смотрел на меня долго, изучающе. В его глазах не было гнева. Была усталость и… уважение?

— Анастасия Теневая, — произнес он. Голос звучал тихо, но в мертвой тишине зала его слышал каждый. — Ты нарушила протокол. Ты устроила бойню во дворце. Ты убила имперского чиновника.

Я вскинула подбородок, глядя ему прямо в глаза.

— Я свершила правосудие, Ваше Величество. То, которое вы не смогли обеспечить.

По толпе пронесся вздох ужаса. Никто не смел так говорить с Императором.

Он чуть прищурился.

— Правосудие — это моя прерогатива.

— Тогда почему убийца моего отца двадцать лет управлял вашей Академией? — парировала я. Терять мне было уже нечего. — Почему человек, предававший Империю, стоял у вашего трона?

Император промолчал. Он перевел взгляд на Волконского, который пытался стать невидимым.

— Взять князя, — бросил он коротко.

Гвардейцы, те самые, что минуту назад готовы были убить меня, развернулись и схватили Волконского. Тот даже не сопротивлялся, обмякнув в их руках, как тряпичная кукла.

Император снова посмотрел на меня.

— Ты сильна, девочка. И ты права. Но закон есть закон. Ты будешь арестована. До выяснения всех обстоятельств.

Я кивнула. Я знала, что так будет. Но я также знала, что теперь всё будет иначе. Правда раскрыта. Гильдия Тени очищена.

Я бросила клинки на пол. Они звякнули, ставя точку в этой главе.

— Я готова, — сказала я.

Гвардейцы окружили меня, но теперь в их действиях не было агрессии. Они смотрели на меня с опаской и почтением. Я видела, как Максим рванулся вперед, но я остановила его взглядом. "Не надо. Всё идет по плану".

Меня выводили из зала под конвоем. Я шла с гордо поднятой головой, чувствуя спиной взгляды сотен людей. Я знала, что завтра моё имя будет у всех на устах.

Анастасия Теневая. Танцующая с клинками. Та, что бросила вызов Империи и победила.

У дверей я оглянулась. Тело Громова всё так же лежало на паркете, одинокое и жалкое в своей смерти. Зеркало истины разбилось, но его осколки, наконец, показали правду.

И пусть меня ведут в темницу. Мой танец только начинается.

Глава 75: Маски сброшены

Глухой удар, с которым тело Громова встретилось с паркетом, показался мне громче выстрела пушки. Он лежал, раскинув руки, словно сломанная кукла, которую швырнул капризный ребенок. Под ним медленно, зловеще расползалась темная лужа, похожая на чернила, пролитые на чистый лист истории Империи.

В зале повисла тишина — плотная, вязкая, давящая на перепонки. Даже воздух, казалось, застыл, не решаясь нарушить этот момент абсолютного, невозможного безмолвия. Император стоял неподвижно. В его взгляде, прикованном ко мне, не было ярости, которую я ожидала. Там было тяжелое, свинцовое понимание. Он видел не просто убийцу, нарушившую закон. Он видел проблему. Проблему, которую нужно решить здесь и сейчас.

Я стояла в центре этого застывшего мира, чувствуя, как адреналин медленно отступает, оставляя после себя звенящую пустоту и дрожь в руках. Клинки в моих ладонях казались продолжением костей, частью тела, без которой я уже не могла существовать. Я выпрямилась, стараясь не показывать слабости, но внутри всё сжалось в ожидании приговора.

И вдруг тишина взорвалась.

— Убейте её! — голос был сорван до визга, искажен паникой и ненавистью. Он доносился не с пола, где лежал мертвец, а отовсюду сразу — из магических динамиков, скрытых в стенах. Посмертная команда. Или, быть может, предохранитель, который Громов активировал своим последним вздохом. — Это террористка! Уничтожить всех!

Это был не просто крик. Это был сигнал.

Громов был параноиком высшей пробы. Он не доверял никому — ни Императору, ни собственной тени, ни тем более дворцовой страже. И он подготовился.

В толпе гостей, среди блеска бриллиантов и шелеста шелков, началось движение. Люди, еще секунду назад казавшиеся безобидными статистами, сбрасывали маски.

Лакей с подносом шампанского резким движением опрокинул бокалы и выхватил короткий, хищно изогнутый игольчатый меч. Благообразный офицер у колонны сорвал с плеч эполеты, обнажая на шее татуировку наемника — черную метку, знак отверженных гильдий. Дама в пышном платье одним рывком разорвала корсаж, доставая спрятанные веера с бритвенно-острыми спицами.

Десятки убийц. Личная гвардия директора, верная ему даже после смерти. Или, скорее, верная золоту, которое он им щедро платил.

— Защищать Императора! — рявкнул капитан дворцовой стражи, выхватывая палаш. Но его голос потонул в криках ужаса.

Хаос накрыл бальный зал, как цунами.

Аристократы, привыкшие к абсолютной безопасности, к тому, что насилие — это удел нижних этажей и грязных переулков, впали в животную панику. Толпа рванулась к дверям единым обезумевшим организмом, давя упавших, срывая драгоценности, теряя человеческий облик. Женский визг резал уши.

Но двери не открылись. Массивные створки вспыхнули багровым светом магических печатей. Громов позаботился обо всем: он не хотел свидетелей своего триумфа, а теперь, в смерти, он не хотел свидетелей своего позора. Зал превратился в мышеловку. Или в скотобойню.

— Анна! — крик Алексея пробился сквозь шум, как маяк сквозь шторм.

Он был уже рядом. Его клинок — фамильная рапира с эфесом в виде серебряного феникса — описал сверкающую дугу, отбивая атаку наемника, бросившегося на меня со спины. Лязг стали был резким, скрежещущим, совсем не похожим на благородную музыку дуэли. Это был звук грязной бойни.

— Спина к спине! — скомандовал он, вставая рядом. Его плечо коснулось моего, и это прикосновение было горячим, живым, единственным якорем в этом безумии. — Их слишком много.

— Мы справимся, — выдохнула я, хотя уверенности в голосе не было ни на грош.

Нас окружили. Пятеро наемников. Профессионалы. Они двигались слаженно, без лишних слов и криков. Они просто делали свою работу, сжимая кольцо, как стая голодных волков, загнавшая добычу.

— Танцуем? — спросил Алексей, и в его голосе я услышала ту самую мальчишескую, безрассудную дерзость, за которую полюбила его.

— Танцуем, — отозвалась я, перехватывая клинки обратным хватом.

Вальс на осколках

Мы начали движение одновременно, словно единый организм. Это не было отрепетировано в зале, это была чистая импровизация, рожденная инстинктом выживания. Алексей был клинком — прямым, жестким, жалящим. Я была ветром — неуловимым, кружащим, сбивающим с ног.

Первый наемник, решивший, что хрупкая балерина — легкая добыча, бросился на меня с тяжелым тесаком. Грубо. Примитивно. Он открылся.

Я ушла вниз, в глубокое плие, почти касаясь коленями пола, пропуская смертоносное лезвие в миллиметре над головой. Мой собственный кинжал взлетел вверх по дуге, подрезая сухожилия на его запястье. Он взвыл, роняя оружие, но я уже была за его спиной, используя его тело как живой щит от арбалетного болта, пущенного кем-то с балкона.

Болт с чавкающим звуком вошел наемнику в плечо. Я толкнула его вперед, на его же товарищей, создавая секундную заминку.

— Справа! — крикнула я Алексею, заметив тень периферийным зрением.

Он не обернулся — просто выбросил руку с рапирой в сторону, в "слепую зону", пронзая нападавшего, который пытался зайти с фланга. Идеальный выпад. Чистая классика фехтования Школы Клинка.

Но врагов было слишком много. Они лезли изо всех щелей, словно тараканы. Бальный зал превратился в мясорубку. Императорская гвардия, зажатая толпой паникующих гостей, пыталась пробиться к монарху, но наемники Громова дрались с яростью обреченных, блокируя подступы.

Вдруг одна из огромных хрустальных люстр, висевшая над центром зала, с грохотом рухнула вниз. Осколки брызнули во все стороны, как ледяной дождь, впиваясь в паркет и в людей. Кто-то сбил крепления магией.

В образовавшейся пыльной дымке я увидела знакомую массивную фигуру на балконе.

Крюк.

Старый пират, лидер Союза Теней, стоял, опираясь на перила. Рядом с ним были его люди — разношерстная банда из Нижнего города, проникшая во дворец под видом слуг, музыкантов и техников. Те самые "повстанцы", которыми нас пугали газеты.

— А ну, потеснитесь, господа благородные! — проревел Крюк, и его бас перекрыл даже звон стали и крики раненых. — Нижний город пришел за долгами!

Его бойцы прыгали с балконов прямо в гущу схватки, используя абордажные крючья, цепи и кастеты. Это было не искусство высоких Школ. Это была уличная драка — грязная, жестокая и беспощадная. Но именно она дала нам шанс.

Крюк спустился по тяжелой бархатной портьере, как по канату, и с грохотом приземлился рядом с нами. Его протез-крюк зловеще сверкнул, отражая свет уцелевших свечей.

— Жива, танцорка? — хмыкнул он, с размаху отбивая удар наемника с такой силой, что у того хрустнула рука.

— Пока да, — отозвалась я, парируя выпад очередной "дамы с веером".

— Тогда не стой столбом! — рявкнул он, врезая крюком в челюсть другому врагу. — Пробиваемся к выходу! Эти двери запечатаны кровью, их так просто не открыть! Нам нужно время, чтобы Ирина взломала контур!

— Нет! — крикнула я, отскакивая назад. — Мы не уйдем!

Крюк уставился на меня, как на умалишенную, вытирая кровь с рассеченной брови.

— Ты спятила, девка? Тут сейчас камня на камне не останется!

— Громов мертв, но его дело живет, пока его псы держат зал! — я указала окровавленным клинком на плотную группу наемников, которые медленно, но верно прорубались к Императору. — Если они убьют монарха, начнется гражданская война. И тогда Нижний город сгорит первым. Ты это понимаешь, старый пират?

Крюк выругался, грязно и витиевато, поминая всех демонов бездны, но спорить не стал. В его глазах мелькнуло уважение.

— Ладно, черт с тобой! — он сплюнул на паркет кровавую слюну. — Алексей, прикрой левый фланг! Анна, танцуй в центре! Мои ребята возьмут периметр! Покажем этим лощеным ублюдкам, как дерутся в порту!

Мы перестроились. Теперь это был не хаотичный бой, а организованное сопротивление. Крюк и его люди взяли на себя самую тяжелую, "грязную" работу, сдерживая основную массу наемников грубой силой. Алексей, с его безупречной техникой и скоростью, стал нашим щитом. А я… я стала острием копья.

Я вышла в центр круга, который мы расчистили среди тел и обломков мебели. Мое дыхание выровнялось, сердце вошло в ритм боя. Мир вокруг сузился до размеров воображаемой сцены.

Наемники Громова, профессионалы до мозга костей, поняли, кто здесь главная угроза. Они оставили безуспешные попытки прорваться к Императору сквозь строй гвардии и повернулись ко мне. Десять человек. Лучшие из лучших. Убийцы магов, натасканные на уничтожение одаренных.

Они пошли в атаку одновременно, слаженно, как единый механизм смерти.

Это было похоже на шторм. Сталь, вспышки боевой магии, летящие ножи. Я двигалась внутри этого вихря, не думая, не планируя. Я просто танцевала.

Па-де-ша — "прыжок кошки", уход от огненного шара, опалившего подол платья. Гранд-батман — высокий мах ногой, удар каблуком точно в висок нападавшему. Пируэт — вращение на месте, создающее вихрь воздуха, отбрасывающий летящие стрелы.

Мои клинки пели свою смертельную песню. Каждое движение рождало магический след, усиливая удары. Я сплетала заклинание не словами и пассами рук, а всем телом. Это была "Пляска Смерти", только вместо скрипки звучал скрежет металла о металл.

Я чувствовала каждый удар сердца, отдающийся в висках. Каждую каплю пота, стекающую по спине. Я видела, как падают враги, один за другим, не в силах угнаться за моим безумным ритмом, не в силах предсказать траекторию танца, которого не существовало ни в одном учебнике.

Но и я уставала. Магия требовала платы, выпивая силы. Мышцы горели огнем, легкие разрывались от нехватки воздуха. Одно неверное движение, одна ошибка в темпе, одна секунда промедления — и всё закончится.

Один из наемников, огромный верзила с двуручным боевым молотом, прорвался сквозь заслон Крюка, смяв двоих бойцов Союза. Он замахнулся, целясь мне в голову. Я видела этот замах. Я видела, что не успеваю уйти. Инерция предыдущего прыжка тянула меня в другую сторону, и изменить траекторию в воздухе я не могла.

— Анна!

Алексей бросился наперерез. Он был далеко. Он не успевал ударить. Он успевал только одно — закрыть меня собой.

Время застыло, превратившись в вязкий сироп. Я видела, как молот медленно опускается. Видела спину Алексея в разорванном камзоле, закрывающую мне обзор. Видела расширенные от ужаса глаза Ирины на балконе.

Нет. Я не позволю этому случиться снова. Я не потеряю еще одного близкого человека. Не в этот раз.

Я сделала невозможное. Я нарушила ритм. Я сломала танец, чтобы создать новый.

Вместо того чтобы завершить инерционное движение, я резко, вопреки законам физики и дикой боли в связках, упала на колени и скользнула по паркету, пролетая между ног Алексея. Мои клинки, напитанные последними крохами силы, вонзились в незащищенные бедра верзилы.

Он взревел раненым зверем и рухнул, молот ударил в пол в сантиметре от сапога Алексея, выбивая фонтан щепок и каменной крошки.

Мы встали. Плечом к плечу. Тяжело дыша, хватая ртом воздух. Вокруг нас лежали тела.

Зал затих. Наемники, оставшиеся в живых, начали отступать. Они видели, что их командиры мертвы. Они видели, что мы не сдадимся, что мы будем драться зубами и ногтями. И они видели что-то еще — страх в глазах друг друга.

Император, всё это время стоявший в плотном кольце гвардейцев, сделал шаг вперед. Его лицо было бледным, как мел, но спокойным. Он посмотрел на меня — растрепанную, в изодранном и окровавленном белом платье, с клинками в руках, с которых капала кровь.

— Достаточно, — произнес он. Его голос был тихим, но в мертвой тишине зала он прозвучал как гром.

Массивные двери зала, наконец, распахнулись с жалобным стоном. Не от магии, а от грубого тарана. Внутрь ворвались свежие силы гвардии — сотня бойцов в тяжелых латах. Бой был окончен.

Я опустила руки. Клинки выпали из ослабевших, дрожащих пальцев и со звоном ударились об пол. Ноги подогнулись, стали ватными, и я бы упала, если бы Алексей не подхватил меня сильными руками.

— Мы сделали это, — прошептал он мне в макушку, прижимая к себе. Его сердце билось так же бешено, как и мое.

Я посмотрела на зал. Некогда величественное помещение было разрушено. Паркет залит кровью и вином, превратившись в скользкое месиво. Зеркала разбиты, дорогие ткани изодраны. Но воздух… воздух был чист. Та липкая, сладкая ложь, которой дышал этот дворец годами, рассеялась.

Я — Анастасия Теневая. И я только что станцевала свой самый страшный, самый прекрасный танец. Танец на руинах старого мира.

Но музыка в моей голове еще не закончилась. Она только начиналась.

ГЛАВА 76: Лебединое озеро смерти (Акт 1)

Шум битвы не пропал сразу — он рассыпался на отдельные звуки, как расколотый кристалл. Чей‑то стон. Звон упавшего клинка. Потрескивание огня в перевернутых канделябрах. И поверх всего — тяжёлое, рваное дыхание десятков людей, запертых в роскошной клетке, где шелк и золото перестали хоть что‑то значить.

Император уже исчез. Его увела внутренняя гвардия, сомкнув над ним кольцо стальных спин. Я видела лишь отблеск белого мундира, тающий в глубине коридора, и этого хватило: главный зритель покинул зал. Значит, сцена теперь принадлежит мне.

Я стояла почти в центре, на когда‑то идеальном паркете, который сейчас был изрыт трещинами и забрызган кровью. Белая пачка, сшитая ради сегодняшнего бала, потемнела по подолу — алые пятна распускались на ткани, как неестественные, слишком яркие цветы. Кровавые пионы. Кровавые розы. Ну, красиво же, если смотреть издалека.

Дыхание рвалось из груди, но боли не было. Тело пело. Поток вокруг меня был густым, вязким, словно воздух превратился в воду, а я научилась в ней дышать. Каждое движение казалось правильным, неизбежным, словно заранее прописанным в партитуре мира.

— Ты всё ещё не поняла, девчонка, — голос Громова упал сверху, как тяжёлый камень.

Он стоял на возвышении рядом с пустующим троном, словно узурпатор, успевший примерить корону хотя бы взглядом. Лицо серое, как снег под копытами. Но в глазах — огонь. Злой, упрямый.

— Ты думаешь, убила пару шавок — и стала хозяйкой бала? — он усмехнулся, и эта усмешка дрогнула. — Это была только разминка. Настоящий танец — сейчас.

Он поднял руку, окровавленные пальцы дрогнули, чертя в воздухе знак.

Из толпы гостей, прижавшихся к стенам, отделились новые фигуры. Они не пугались крови. Не оглядывались. Шли ровно, уверенно, как люди, давно привыкшие к тому, что вокруг умирают.

Элита.

Это было видно по всему: по тому, как ложится на тело чёрная кожа боевых костюмов под парадными камзолами, по тому, как они ступают — мягко, беззвучно, в идеальном балансе. Здесь были все Школы. Стройный фехтовальщик с тонкой саблей — Серебряный Клинок. Двое в масках, с короткими кинжалами, исчезающими в рукавах, — Тень. Высокий боец с копьём, на наконечнике которого уже клубился ледяной пар. Человек с тяжёлой цепью, намотанной на руку, и ещё один — без оружия, но с такими плечами, что оно и не нужно.

Десяток? Нет. Больше. Пятнадцать, двадцать… сбилась в счёте. Впрочем, какая разница. Цифры не имеют значения, когда за спиной нет выхода.

— Покажите ей, — сказал Громов тихо. — Что такое настоящее мастерство.

Они сжались полукольцом, отсекая меня от Крюка, от Максима, от остальных. Конечно. Он не собирался повторять ошибки. Эта сцена — только моя.

Что ж. Этого я и хотела.

Я сделала вдох. Медленно подняла руки. Если закрыть глаза и забыть, что под ногами кровь, можно было бы представить, что оркестр всё ещё играет. Струны, деревяшки, легкая дрожь флейт. В голове всплыли первые такты знакомой до боли музыки. Лебединое озеро. Акт первый.

Я улыбнулась краешком губ. И пошла вперёд.

Первым двинулся фехтовальщик. Идеальный выпад, учебник Академии в чистом виде. Его сабля блеснула серебряным росчерком, целясь мне в сердце. Чуть‑чуть медленнее — и я бы просто умерла красиво, без продолжения.

Но я не была медленной.

Я шагнула ему навстречу, будто в приглашение к па-де-де. Наши клинки встретились не лязгом, а почти ласковым поцелуем металла. Он ожидал сопротивления по линии, а я дала ему движение по кругу. Подхватила его клинок, как руку партнёра, и позволила себе провернуться вокруг его оси.

Это и было па-де-де с клинками. Не романтичный танец принца и балерины, а диалог двух стали, двух ритмов. Я вела, он — нет.

Он сделал шаг, пытаясь восстановить равновесие. Я позволила. Подставила ему своё плечо, как будто позволяя опереться, и в тот же момент развернула его корпус дальше, чем он рассчитывал. Инерция сделала всё за меня. Его защита раскрылась, как дверь.

Один короткий укол в подмышку — туда, где нет брони. Тело фехтовальщика дернулось, как у куклы, у которой перерезали ниточки. Он осел, не сразу понимая, что умер.

— Один, — прошептала я, сама себе.

На меня уже летели двое из Школы Кинжала, размазанные в Потоке, словно тени. Они пытались сыграть в ту же игру — скорость, обман, углы.

Я отступила на полшага, позволяя им войти в темп. Они делали короткие, рваные шаги, меняя траекторию. Их движения были угловатыми, но быстрыми, как удары насекомых.

Я сделала джете в сторону — длинный, скользящий шаг, пропуская их мимо. Спина одного почти коснулась моей груди. Я могла бы ударить сразу. Но это был бы плохой танец. Слишком прямой.

Я поймала его подбородок локтем, слегка подбросив голову вверх. Не ломая, просто задавая новое направление. Второй, не успев изменить траекторию, врезался в товарища. Их клинки столкнулись, искры брызнули им в лицо.

Па-де-де с врагами. Пусть танцуют друг с другом.

Я плюнула на все каноны и сделала то, за что любой педагог по балету выгнал бы меня с урока: поставила ногу на грудь одному из них и толкнулась, используя его как опору. Поддержка партнёром — но партнер был ещё жив.

Моё тело взлетело вверх. Как в репетиционном зале, только вместо мягкой линолеумной площадки подо мной был хаос. В воздухе я повернулась, перекидывая клинки из руки в руку, и на пике прыжка сделала что‑то, больше похожее на акробатику капоэйриста, чем на классику балета: разворот с ударом пяткой в висок второму убийце, который только поднимал голову.

Его тело рухнуло на пол. Я приземлилась легко, на носки, как учили с детства. Даже не поскользнулась на крови. Возможно, Поток сам держал меня.

Они окружали меня всё плотнее. Копьё со свистом рассекло воздух, ледяной наконечник оставил в следе морозный шлейф. Я нырнула под удар, чувствую, как холод обжигает шею. За спиной уже хлестнула цепь, роняя на пол осколки мраморной колонны.

Нужно было менять ритм.

Я разогнулась и начала вращение. Фуэте.

Первое. Мир чуть дернулся.

Второе. Пол пришёл в движение, словно карусель.

Третье. Фигуры вокруг превратились в размытые тени.

С каждым оборотом клинки описывали всё более широкие круги. Руки были прямыми, как у часового механизма, только стрелки теперь резали плоть. Воздух вокруг меня завывал, превращаясь в лезвия ветра.

Четвёртое. Пятое. Седьмое. Я перестала считать. Тело само знало, сколько выдержит, где граница между мастерством и безумием.

Ассасины пытались прорваться сквозь этот вихрь. Один прыгнул сзади, рассчитывая, что я не смогу изменить траекторию. Его ошибка. Я слегка сместила центр тяжести, и мой клинок, вместо того чтобы пройти мимо, вскрыл ему горло. Кровь брызнула на белую пачку, оставляя новый цветок. Красный, расползающийся.

Другой попытался атаковать снизу, целясь в ноги. Я подняла ногу выше, продолжая вращение в почти невозможной позиции. Краткий миг — и мой каблук ломает ему ключицу. Вихрь не остановился.

Это было безумие. Циркулярная пила из стали и плоти. Но в этом безумии была своя, страшная красота.

Когда я, наконец, остановилась, мир качнулся. Пришлось сделать шаг назад, чтобы не упасть. Я глубоко вдохнула через рот, чувствуя вкус крови на языке. Вокруг лежали тела. Не все мертвы, некоторые стонали, пытаясь подняться. Но первая линия была сломана.

Цепь взвыла снова. Я едва успела уйти в сторону, позволив тяжёлым звеньям врезаться в паркет там, где секунду назад стояла. Осколки дерева полетели в стороны. Человек с цепью был упрям, как сам ад. Его оружие жило своей жизнью — извивалось, как змея, рвалось ко мне.

Я решила познакомить его с "поддержкой".

Когда цепь метнулась вновь, я не стала отскакивать. Вместо этого шагнула вперёд, в самое пекло её траектории. Мой клинок ударил не по звеньям, а по запястью владельца. Он взвыл, цепь на мгновение обмякла. Этого хватило.

Я поднырнула под падающие звенья и поставила ступню ему на согнутое колено, толкнувшись вверх. Его тело стало для меня трамплином. Оттолкнувшись, я взмыла над головой ещё одного противника, который уже замахивался кинжалом.

Поддержки в балете — это когда сильный партнёр поднимает балерину, позволяя ей нарушать гравитацию. Здесь всё было наоборот. Я использовала их силу, их массу, их ненависть как основу своего полёта.

В воздухе я согнула корпус, делая почти невыполнимое антраша, и мои клинки прочертили две пересекающиеся дуги. Первая разрезала ремень с ножнами, вторая — сухожилия на плече. Убийца завыл, уронив оружие.

Я приземлилась на спину лежащего фехтовальщика. Его грудная клетка подо мной ещё подрагивала. Нога скользнула, но я перешла в арабеск, балансируя на одной ступне, вытянув вторую назад. Это было почти смешно — классическая поза посреди бойни.

Копьё снова рванулось ко мне. Я сместила вес, и древко пролетело под поднятой ногой. Пяткой я ударила по нему сверху, вдавливая наконечник в пол. Лёд рассыпался осколками.

Где‑то сбоку коротко вскрикнул один из бойцов Союза Теней. Краем глаза я увидела, как Крюк рвётся к нему, размахивая своим железным протезом. Они держались. Они дышали. Значит, я могу позволить себе роскошь сосредоточиться на танце.

Со стороны этот бой, наверное, напоминал сумасшедший боевой танец вроде капоэйры, где акробатика, удары и импровизация под ритм сливаются в одно целое. Только вместо музыки здесь звучали крики и звон стали.

Ко мне прыгнул боец Школы Голых Рук. Он не тратил силы на оружие. Его кулаки были тяжелее молотов. Он ударил в грудь, целясь выбить воздух. Я, конечно, могла бы уйти. Но любопытство — штука опасная.

Я сместила корпус, принимая удар не прямо, а по касательной. Поток поймал эту силу и закрутил вокруг меня. Я почувствовала, как мир буквально на долю секунды накренился. В этой наклонённой реальности я направила его жемощь вниз, в пол — скольжение, поворот, и вот уже он сам лежит, впечатанный в паркет.

— Твоё движение — твой приговор, — сорвалось с губ.

Я ударила его не клинком. Просто наступила ему на горло носком, лёгким, точным нажимом. Позвонки хрустнули.

Дальше было уже почти легко. Я вошла в тот странный, опасный режим, когда сознание отступает куда‑то на задний план, а тело само рисует узоры. Руки, ноги, дыхание — всё работало так слаженно, что казалось: я просто репетирую давно поставленную партию. Только партнёры всё время меняются и почему‑то умирают.

Я скользила по залу, почти не касаясь пола. Иногда мне действительно казалось, что я — призрак. Судя по взглядам врагов, так казалось и им. Их удары проходили мимо, цепляли только воздух и тени. Они ругались сквозь зубы, усиливали магию, но чем сильнее становились, тем больше огрехов появлялось в их движениях. Они рвали ритм. А я ритм держала.

Кровь продолжала ложиться на белую ткань. Цветов становилось всё больше. Пачка превратилась в букет. Красный на белом. Жизнь на смерти. Или наоборот.

Не помню, в какой момент я поняла, что первая волна закончилась.

Просто вдруг осознала, что мне больше не на кого нападать. Передо мной стоял только один наемник, ещё державшийся на ногах. Мы смотрели друг на друга пару секунд. Его рука дрожала. Мой клинок был у него у горла. Он мог сделать шаг, мог попытаться ударить. Но не сделал ничего. Глаза его опустели.

— Беги, — сказала я тихо.

Он отступил. Потом повернулся и побежал куда‑то в сторону, вгрызаясь плечами в толпу. Я не стала добивать. В каждом спектакле нужен зритель, который расскажет остальным, что он видел.

Я выпрямилась.

Зал дышал вместе со мной — тяжело, разорванно. Кто‑то стонал, кто‑то молился, кто‑то просто сидел на полу, уткнувшись в собственные колени, пытаясь не смотреть по сторонам. Кружевные манжеты, драгоценные камни, маски — всё перемешалось с кровью и обломками дерева.

Я была вся в Потоке. Сердце стучало где‑то в горле, пульс отдавался в кончиках пальцев. Руки дрожали не от страха — от перенапряжения. Но боли всё ещё не было. Ни одной серьёзной раны. Пара поверхностных порезов, ушибы, синяки — это не считалось.

Я стояла посреди зала, как в финальной позе. Белая пачка, усыпанная алыми цветами. Клинки опущены, но не убраны. Волосы выбились из причёски, прилипли к вискам. Я чувствовала, как по лопатке ползёт тонкая струйка чужой крови.

И подняла взгляд.

Громов всё так же стоял на возвышении. Его лицо теперь уже не было просто серым. Оно стало пепельным. Взгляд метался — от меня к телам его элиты, от тел к Союзу Теней, к Максиму, к Ире на балконе. К одиночным очагам боя, которые догорали по периферии.

Наши глаза встретились.

— Акт первый, — тихо произнесла я, не уверена, слышит ли он. — Готов к антракту, Антон?

Он не ответил. Но я видела, как дернулся у него уголок губ. И поняла: у него ещё остались козыри. Его танец ещё не закончен.

Что ж. У меня тоже.

ГЛАВА 77: Лебединое озеро смерти (Акт 2)

Я стояла посреди зала, окружённая мёртвыми и умирающими, и чувствовала, как силы начинают уходить. Не резко, не обвалом, а медленно, как сухой песок сквозь пальцы. Ноги ещё держали, руки ещё сжимали рукояти верных клинков, но внутри что-то уже начало опасно вибрировать. Поток был не бесконечен. Я израсходовала больше половины резерва на этот безумный танец с элитой, и теперь платила за каждое движение звоном в ушах и металлическим привкусом во рту.

Громов на возвышении не двигался, но его молчание было громче любого крика. Он смотрел на тела своих лучших убийц и на меня, стоящую среди них живой, почти невредимой, словно вестницу чужого, неправильного мира. И в его взгляде я прочла не страх. Ярость. Холодную, расчётливую ярость человека, у которого на руках остались только козыри.

— Ты думала, что это всё? — его голос прорезал наступившую тишину, отчётливый и лязгающий. Он даже не повысил тон, но акустика зала, или остатки какой-то магии, донесли каждое слово до самых дальних углов. — Ты думала, что я поставлю на кон судьбу Империи, имея в рукаве только одну колоду? Наивная девочка.

Он поднял руку и сухо щёлкнул пальцами.

Звук был негромким, почти интимным, но эхо пробежало по залу, как удар погребального гонга. Из боковых коридоров, откуда раньше гвардейцы выносили обезумевших от страха гостей, начали выходить новые фигуры.

На этот раз это были не ассасины. У них не было скрытых клинков, легкой брони или масок. Они шли не спеша, уверенно, словно выходили на сцену анатомического театра, а не на поле боя. Трое мужчин и одна женщина. Их одежда была лишена всякой вычурности — простые тёмные мантии, перехваченные широкими поясами с накопителями. Зато воздух вокруг них дрожал, искажая пространство, как над раскалённым асфальтом. Каждый их шаг отдавался волной тепла или холода, и я видела, как на уцелевших стенах заплясали отблески пламени, хотя огня ещё не было.

Боевые маги. Те, кто отказался от изящества Школ Движения ради грубой, разрушительной силы стихий. Тяжёлая артиллерия, которую обычно используют для осады крепостей, а не для дуэлей в бальных залах.

— Сожгите это место дотла, — бросил Громов безразличным тоном, словно заказывал уборку. — Вместе с ней. И с этими крысами из Нижнего города.

Женщина-маг, стоящая чуть впереди, усмехнулась. Её лицо было красивым, но пугающе пустым, словно маска из воска. Она подняла руку, и между её пальцев вспыхнул огненный шар. Сначала маленький, не больше яблока, он за долю секунды раздулся до размеров головы, осветив зал ярким, болезненным светом.

Она метнула его в меня почти лениво, словно подавая мяч на разминке.

Я едва успела среагировать. Тело, привыкшее к ритму стали, с трудом перестроилось на ритм огня. Я рванулась в сторону, уходя в длинный кувырок. Шар пролетел там, где мгновение назад была моя голова, ударился в мраморную колонну и взорвался.

Грохот ударил по ушам. Каменная крошка брызнула шрапнелью, жар опалил затылок, и запах паленых волос смешался с запахом крови. Я зажмурилась от вспышки, но не упала, перекатившись и вскочив на ноги.

— Анна, вниз! — рявкнул Крюк где-то справа.

Я рухнула на пол, не задавая вопросов. В то же мгновение над моей спиной с треском пронеслась молния. Воздух мгновенно наполнился запахом озона. Удар пришёлся в потолочную лепнину: огромный кусок золочёной штукатурки с изображением ангелов рухнул вниз, превратившись в пыль и обломки.

Это был уже не бой. Это была казнь.

Маги не подходили близко. Они стояли полукругом на безопасном расстоянии, методично обстреливая нас, как мишени в тире. Огненные шары, ветвистые молнии, ледяные копья — всё это летело в нас с пугающей частотой. Зал, гордость Зимнего дворца, превращался в руины. Стены трескались, дорогие гобелены вспыхивали, как сухая бумага, паркет дымился.

Я попыталась прорваться к ним, используя «шаги тени», но передо мной выросла стена огня. Жар был таким сильным, что перехватило дыхание. Пришлось отшатнуться, закрывая лицо рукавом.

— Мы не доберёмся до них! — прокричал Алексей. Он был рядом, укрывшись за перевёрнутым столом. Его камзол был прожжён в нескольких местах, а на щеке краснел ожог. — Они держат дистанцию!

— Нам нужно разорвать дистанцию! — отозвалась я, чувствуя, как отчаяние начинает сжимать горло ледяной рукой. — Если я подойду на расстояние удара…

— Ты сгоришь раньше! — перебил Крюк.

Старый пират выглядел жутко. Его лицо было залито кровью из рассеченной брови, но единственный глаз горел бешеным азартом. Он укрылся за остатками статуи какой-то нимфы, которая теперь лишилась головы и рук.

— Эй, аристократ! — крикнул он Алексею. — Твоя зубочистка может отражать молнии?

— Рапира сделана из мифрила, она проводит магию, но… — начал Алексей.

— Плевать на «но»! — рявкнул Крюк. — Слушай сюда. Я отвлеку левого и того, с огнём. Ты берешь на себя электрического ублюдка. Анна, как только мы дадим тебе коридор — ты бежишь. Не оглядываешься. Не помогаешь. Ты бежишь и режешь глотку Громову. Поняла?

— Нет! — выкрикнула я. — Это самоубийство!

— Это единственный шанс! — Крюк сплюнул кровь. — Или мы сдохнем здесь все вместе под этими фейерверками. Пошла!

Он не стал ждать ответа. С диким ревом, больше похожим на рык раненого медведя, Крюк выскочил из укрытия.

— Эй вы, фокусники недоделанные! — заорал он, размахивая своим железным протезом. — Сюда смотрите! Нижний город ещё не сдох!

Это было безумие. Чистое, дистиллированное безумие. Но оно сработало. Женщина-маг и один из мужчин инстинктивно перевели внимание на шумную, агрессивную цель. Два огненных шара и поток ледяных осколков полетели в старого пирата.

Крюк двигался на удивление быстро для своей комплекции. Он нырнул под ледяной залп, перепрыгнул через горящий обломок и метнул в магов что-то тяжёлое — кажется, оторванную руку мраморной статуи. Конечно, это не причинило им вреда, снаряд рассыпался о магический щит, но это их разозлило.

— Сейчас! — скомандовал Алексей.

Он вылетел из своего укрытия с другой стороны. Его рапира сияла голубым светом — он влил в клинок весь свой Поток.

Маг, управляющий молниями, заметил угрозу. Он повернулся, и между его ладоней начала формироваться ослепительно белая дуга. Разряд, способный превратить человека в пепел.

Алексей не успевал. Я видела это так ясно, словно время остановилось. Он был быстр, но молния была быстрее.

— Нет! — мой крик потонул в треске разряда.

Но молния не достигла Алексея.

В последний момент, когда смерть была уже неизбежна, между магом и Алексеем возникла массивная фигура. Крюк. Он не мог добежать, поэтому он просто прыгнул, подставляя себя под удар.

Разряд ударил в его железный протез.

Запах озона стал невыносимым. Крюка отбросило назад, словно тряпичную куклу. Его тело пролетело несколько метров и с глухим, страшным стуком ударилось о стену. Он сполз на пол и затих. От его одежды и протеза поднимался дымок.

— Крюк! — Алексей замер на долю секунды, и в его глазах я увидела, как что-то сломалось.

Всегда сдержанный, всегда холодный, идеальный аристократ исчез. На его месте появился берсерк.

— Вы… — прошипел он, и этот шёпот был страшнее крика Крюка. — Вы заплатите.

Алексей рванулся вперёд. Он больше не фехтовал. Он стал самим штормом. Рапира в его руке превратилась в размытое пятно. Он не уклонялся от магии — он её разрезал.

«Серебряная Буря» — фамильная техника Романовых, которую считали красивой легендой. Я видела её впервые. Клинок двигался с такой скоростью, что создавал вакуумные лезвия, рассекающие воздух. Огненный шар, летевший в него, был разрублен надвое и погас, не причинив вреда.

В это же время сверху, с высокого балкона, где прятались музыканты, раздался резкий, сухой свист.

Ирина.

Я совсем забыла про неё в хаосе боя. А она ждала. Ждала того единственного момента, когда маги откроются, сосредоточившись на атаке.

Стрела, усиленная магией ветра, пробила щит женщины-мага с противным хрустом. Наконечник вошёл ей точно в горло. Огонь в её руках погас, и она осела, хватаясь за шею.

Второй выстрел — и ледяной маг, собиравшийся ударить Алексея в спину, взвыл, когда стрела пригвоздила его ладонь к стене.

Коридор был открыт.

Алексей уже добрался до мага-молниевика. Тот в панике пытался создать новый разряд, но дистанция была нарушена. Школа Клинка не прощает ошибок в ближнем бою. Рапира Алексея прочертила сверкающую линию, и маг рухнул, зажимая рану на груди.

— Анна! — крикнул Алексей, не оборачиваясь. Он стоял над поверженным врагом, тяжело дыша, его рапира дрожала. — Громов!

Я поняла. Времени на скорбь не было. Времени на страх не было. Жертва Крюка, ярость Алексея, точность Ирины — всё это было ради одного. Ради того, чтобы я сделала эти последние двадцать шагов.

Я побежала.

Ноги скользили по крови и пеплу, но я не замедлялась. Я взлетела по ступеням к трону, чувствуя, как внутри собираются последние остатки сил для финального удара.

Громов стоял и ждал. Он не пытался бежать. Он даже не выглядел испуганным.

Когда я оказалась в десяти шагах от него, он медленным движением расстегнул застежку своего тяжелого, расшитого золотом директорского плаща. Ткань упала на пол, обнажая то, что скрывалось под ней все эти годы.

Он был не в мундире чиновника. На нем был боевой костюм ассасина — потертая черная кожа, усиленная вставками из матового металла, множество ремней и креплений. Костюм человека, который привык убивать лично, а не чужими руками.

Его руки скользнули к поясу. Два движения — быстрых, неуловимых, как укус змеи.

В его ладонях блеснули парные кинжалы. Не церемониальные игрушки, а настоящие боевые инструменты. Тёмная сталь, зазубренные лезвия, рукояти, стертые от частого использования.

Он перехватил их обратным хватом, и я увидела, как вокруг его фигуры сгустился воздух. Поток откликнулся на его зов мгновенно и мощно.

— Ты думала, я стал директором только за красивые глаза и интриги? — Громов усмехнулся, и в этой усмешке было что-то волчье. — Я был Мастером Кинжала ещё до того, как ты научилась ходить, девочка.

Он шагнул мне навстречу, и его движения были текучими, опасными. В них не было старческой скованности. Это были движения хищника, который, наконец, сбросил овечью шкуру.

— Ты хотела справедливости? — он развел руки в стороны, приглашая меня в круг смерти. — Приди и возьми её.

Я остановилась в пяти шагах. Мои собственные клинки казались тяжёлыми, как свинец. Дыхание с хрипом вырывалось из груди. Но я знала одно: этот танец закончится только тогда, когда один из нас перестанет слышать музыку.

— С удовольствием, — выдохнула я.

И сделала шаг вперёд.

ГЛАВА 78: Дуэль мастеров

Возвышение, где стоял трон, некогда символ незыблемой имперской власти, превратилось в нашу последнюю сцену — остров, отрезанный от остального мира бушующим морем хаоса. Вокруг гремел бой: Алексей, похожий на воплощение шторма, вместе с людьми Крюка яростно отбивал атаки остатков наёмной гвардии. Ирина, заняв позицию на верхнем балконе, стала их невидимым ангелом-хранителем, её магические стрелы находили тех, кто пытался зайти к ним в тыл. В дальнем конце зала дворцовые гвардейцы отчаянно боролись с огнём, пожирающим тяжёлые бархатные портьеры, но здесь, в дрожащем круге света от единственной уцелевшей люстры, существовали только мы двое.

Громов шагнул первым.

В этом движении не было ни театральной ярости, ни показной грации. Была лишь холодная, скупая, отточенная десятилетиями эффективность. Он не тратил силы на запугивание или лишние шаги. Каждый его жест был подчинен одной, предельно ясной цели — убить. Быстро, экономно, без права на апелляцию. Его парные кинжалы, чёрные, как запекшаяся старая кровь, не сверкали в свете свечей. Они, казалось, впитывали свет, словно две маленькие голодные бездны, готовые поглотить всё живое.

Я стояла напротив, ощущая, как мелкая, противная дрожь усталости пробегает по икрам. Силы были на исходе, резерв Потока почти пуст, но отступать было некуда. За моей спиной — друзья, которые доверили мне свои жизни. Впереди — человек, укравший у меня прошлое и пытающийся уничтожить будущее. Идеальная, ужасающая симметрия трагедии.

— Начнём? — его голос прозвучал тихо, почти вежливо, как приглашение на вальс, но от этой вежливости веяло могильным холодом и сырой землёй.

Он атаковал без предупреждения, без замаха, без звериного рыка. Его тело просто сместилось в пространстве, смазалось в воздухе, и вот он уже рядом, его кинжал летит мне в горло с неотвратимостью гильотины. Это не было похоже на те бои, что я вела раньше с другими студентами или наёмниками. Это был не танец. Не дуэль чести. Это была работа высококлассного мясника.

Я парировала, выставив блок, но удар был такой силы, что он отдался в плече тупой, ноющей болью, прострелившей до самого локтя. Он был сильнее. Намного сильнее. Физически, магически, технически. Двадцать лет боевого опыта против моих двух лет выживания в аду Академии. Его удары были короткими, точными, он не вкладывал в них лишней энергии, но каждый нёс в себе знание о сотнях таких же поединков, о сотнях жизней, которые он оборвал.

— Слишком широко, — сухо прокомментировал он, легко уходя от моего выпада, словно читал мои мысли. Его кинжал небрежно скользнул по моему клинку, отводя его в сторону, открывая мою защиту. — Слишком много эмоций. В этом твоя беда. Ты танцуешь, девочка. А в бою нужно убивать.

Его второй клинок, который я на миг упустила из виду, как змея, выскользнул из тени и чиркнул по моему боку. Неглубоко, но больно, как от ожога раскалённым железом. Белая пачка, уже и так усыпанная кровавыми узорами, обрела ещё один, свежий и яркий.

Я стиснула зубы, подавляя стон. Поток внутри меня бурлил, требуя выхода, требуя взорваться силой, но Громов не давал мне пространства. Он «душил» мои атаки в зародыше, прерывая ритм, сбивая дыхание, не давая набрать инерцию для моих любимых вращений. Он знал меня. Он знал мой стиль. Ведь он сам учил тех, кто учил меня.

— Твой отец тоже любил красоту, — его голос прозвучал прямо у меня над ухом, хотя секунду назад он был в метре. Техника «Призрачных шагов», высший пилотаж Школы Кинжала, но в его исполнении она была совершенна и отвратительна. — Он считал, что убийство может быть искусством. Что у смерти есть эстетика. Глупец. Убийство — это ремесло. Грязное, тяжелое ремесло. Такое же, как у золотаря или палача.

Ещё один выпад. Я отбила его, но лезвие всё же задело бедро. Кровь потекла по ноге горячей струйкой, пропитывая колготки и делая шёлковую туфельку скользкой. Я пошатнулась, едва не потеряв равновесие на предательском паркете.

— Замолчи! — выкрикнула я, вкладывая всю оставшуюся злость, всю боль и отчаяние в «Гранд-батман» — высокий, мощный удар ногой, усиленный магией Потока. Воздух вокруг моей ступни загудел от напряжения.

Он даже не моргнул. Просто сделал полшага назад — ровно столько, сколько нужно, чтобы моя нога, способная проломить кирпичную стену, рассекла пустоту. Я провалилась в удар, потеряла равновесие на долю секунды, но этой доли ему хватило с лихвой. Он шагнул вперёд, входя в мою «мертвую зону» защиты, как нож в мягкое масло.

Я не успела поднять руки. Я не успела ничего.

Удар тяжелой рукоятью кинжала пришёлся точно в солнечное сплетение, туда, где сходятся все нервные узлы.

Мир потемнел, сузившись до одной пульсирующей точки боли. Воздух с хрипом вырвался из лёгких, словно меня ударили прессом. Я рухнула на колени, пытаясь вдохнуть, но грудь словно сковало раскалённым железным обручем. Я хватала ртом воздух, которого вдруг стало катастрофически мало, но получались лишь тихие, беспомощные, жалкие всхлипы.

Клинки выпали из моих ослабевших рук, звякнув о паркет. Этот звук, чистый и печальный, прозвучал для меня как собственный похоронный колокол.

Громов стоял надо мной. Спокойный. Невозмутимый. Он даже не запыхался. На его лице не было ни триумфа, ни радости победителя — лишь выражение брезгливой, холодной жалости, с какой смотрят на раздавленное назойливое насекомое. Он медленно, почти любовно вытер свой кинжал о рукав, не сводя с меня глаз.

— Видишь? — сказал он, лениво поигрывая лезвием. Свет от люстры ложился на сталь, и она казалась живой, голодной. — Красота не спасает. Стиль не защищает. Твои пируэты бесполезны. В этой жизни побеждает тот, кто готов отбросить всё лишнее, всю эту шелуху вроде чести, морали и искусства. Побеждает тот, кто эффективнее.

Он занёс руку для последнего, завершающего удара. Медленно, демонстративно. Он наслаждался моментом. Он не просто хотел убить меня. Он хотел, чтобы я видела свою смерть, чтобы я осознала своё поражение, чтобы я умерла униженной, сломленной, признавшей его правоту.

— Передай привет папочке, — его тонкие губы скривились в злой усмешке. — Скажи ему, что его философия проиграла. Окончательно.

В этот момент время застыло, превратившись в вязкую, тягучую янтарную смолу.

Я видела холодный блеск лезвия, нацеленного мне в основание шеи. Видела каждую морщинку, каждую пору на его лице, искажённом торжеством. Видела своё отражение в его холодных, пустых зрачках — маленькую, жалкую, беспомощную фигурку в грязном, окровавленном платье, стоящую на коленях.

Он был прав. Во всём был прав. Силой его не взять. Скоростью — тоже. Техникой Школы Кинжала, которой он владел как бог, — тем более. Любое моё движение из арсенала ассасина было для него открытой книгой. Он знал все мои приёмы, потому что они — лишь бледная, несовершенная копия его собственных. Он предсказывал каждый мой шаг, каждый вздох.

Но он не знал одного.

Он видел перед собой Анастасию Теневую, дочь своего врага, недоучку из Академии. Но он не видел Анну Королёву. Он не видел приму-балерину, которая умерла на сцене Большого театра, чтобы родиться заново.

Я не стала пытаться блокировать. Не стала пытаться уклоняться в сторону, как требовал инстинкт и кодекс ассасинов. Вместо этого я сделала то, что было самым нелогичным, самым глупым, самым самоубийственным с точки зрения любого бойца.

Я расслабила тело. Полностью. Позволяя гравитации сделать своё дело.

Я просто упала на спину, одновременно резко подтягивая колени к груди.

Кинжал Громова с противным, хищным свистом рассёк воздух там, где секунду назад была моя шея. Он промахнулся. Впервые за весь бой. Впервые за, возможно, многие годы. Это было так неожиданно, так неправильно, что его глаза на миг расширились от искреннего удивления. Он потерял равновесие, наклонившись слишком низко, вкладывая в удар, который должен был стать смертельным, всю массу своего тела.

Это был мой шанс. Единственный. Последний. Крошечное окно возможности, которое закроется через мгновение.

Я выстрелила ногами вверх, используя инерцию падения. Мои стопы, обутые в лёгкие балетные туфли, мгновенно укреплённые остатками Потока, ударили его точно в грудь и подбородок. Это был не жёсткий, ломающий кости удар каратиста. Это была классическая «поддержка» из па-де-де, когда партнёршу подбрасывают в воздух. Только сейчас «партнёром», взлетающим против своей воли, был он, а я была землёй, отталкивающей его.

Удар отбросил его назад, как от столкновения с невидимым тараном. Он пошатнулся, нелепо взмахнул руками, пытаясь устоять, но сила инерции была неумолима. Я уже перекатилась через плечо и вскочила на ноги. Ловко, плавно, бесшумно, как кошка.

Мои клинки остались лежать на полу. Я была безоружна перед вооружённым мастером.

Громов восстановил равновесие, тряхнул головой и сплюнул на паркет густую кровь. В его глазах исчезла насмешка. Там появился холодный, внимательный, изучающий расчёт. Он понял: он переоценил себя и недооценил меня. Больше он такой ошибки не допустит.

— Неплохо, — процедил он сквозь зубы, вытирая подбородок тыльной стороной ладони. — Трюкачество. Дешёвый цирк. Но надолго ли тебя хватит? Ты пуста, девочка.

Я не ответила. Вместо этого я закрыла глаза.

Я слышала, как бьётся мое сердце — тяжело, гулко, отдаваясь в висках. Слышала, как где-то в стороне, в хаосе битвы, стонет раненый Крюк. Слышала тихий, едва уловимый звон магического барьера, который Ирина всё ещё поддерживала где-то наверху, защищая наших от шальных выстрелов. Слышала дыхание Алексея, который бился за мою жизнь внизу.

Мне не нужны клинки. Мне не нужна сталь. Всё это — костыли.

«Танец — это рассказ истории», — когда-то говорил отец, сажая меня маленькую на колени. — «Твоё оружие — твоя история. Твоя правда».

Но моя история — это не только кровь, предательство и месть. Моя история — это гул за кулисами перед премьерой. Это запах пудры, канифоли и старого дерева. Это слепящий, жаркий свет софитов. Это великая музыка Чайковского, которая, казалось, текла в моих жилах вместо крови. Это «Жизель», сходящая с ума от горя и предательства, но прощающая. Это «Одетта», превращающаяся в лебедя под холодным лунным светом.

Я открыла глаза.

— Ты прав, Антон, — сказала я тихо. Мой голос был спокоен, пугающе спокоен для человека, стоящего на краю гибели. И этот внезапный покой напугал его больше, чем любой яростный крик. — В бою нужно убивать. Ты мастер убийства. Но кто сказал, что убийство не может быть высоким искусством?

Я развела руки в стороны. Медленно. Плавно. Текуче. Мои пальцы сложились в изящную мудру, которую я никогда не видела в пыльных учебниках Академии, но которую знала каждая прима-балерина, выходя на поклон к восхищённой публике.

Поток вокруг меня изменился. Он перестал быть бурной, хаотичной рекой, которую я пыталась силой направить на врага. Он стал тихим, глубоким озером. Гладким, как чёрное зеркало, в котором отражается бездна.

Громов нахмурился. Он чувствовал это изменение кожей, но не понимал его природы. Он был мастером смерти, виртуозом уничтожения, но он был абсолютным профаном в жизни, в красоте, в созидании. Для него всё это было лишь бесполезной, сентиментальной шелухой.

— Что ты делаешь? — рявкнул он, делая шаг вперёд. Он хотел прервать то, чего не понимал, уничтожить неизвестное.

Я улыбнулась. Не зло, не мстительно. А так, как улыбаются перед выходом на сцену, зная, что сейчас сотворишь чудо.

— Я меняю декорации, — прошептала я, глядя ему прямо в глаза. — И музыку. Ты слышишь музыку, Антон?

И сделала первый шаг. Не в атаку. Не в защиту.

Плие.

Мягкое, глубокое приседание. Первая позиция. Колени в стороны, спина прямая, как струна.

Громов замер, сбитый с толку. Это движение не несло в себе угрозы. Оно было бессмысленным, абсурдным в смертельном бою. Но именно оно было началом. Началом моего последнего, самого главного танца. Танца, в котором не будет фальшивых нот.

ГЛАВА 79: Умирающий лебедь

Плие стало началом конца.

Колени мягко разошлись в стороны, пятки плотно прижались к полу, спина вытянулась в струну. Казалось бы, просто приседание, простое движение, которому учат маленьких девочек в первом классе хореографического училища. Но именно в этом простом движении я впервые за всю дуэль перестала быть учеником Академии и снова стала тем, кем была раньше.

Балериной.

Громов заметил перемену почти сразу, но не понял её. Я видела по тому, как дрогнул у него уголок рта, как на короткий миг в глазах мелькнуло не раздражение и не ярость, а растерянность.

Он ожидал, что после плие последует выпад. Что я рванусь вперёд, попытаюсь ударить в пах или горло, попытаюсь использовать его временную заминку. Так учили нас обоих: любое «бесполезное» движение в бою — ошибка. Ошибки нужно карать.

Но я не атаковала.

Я медленно выпрямилась, поднимаясь на полупальцы. Кровь на пачке потемнела, ткань прилипла к коже, но тело слушалось. Мои руки, лишённые оружия, поднялись не как клинки, а как крылья — мягко, чуть дрожа в кистях, словно подхваченные невидимым ветром. Плечи опустились, шея вытянулась, подбородок чуть наклонился к груди.

Потом я сделала шаг в сторону. Не к нему, не от него, а по диагонали, в никуда.

— Ты спятила? — в голосе Громова прозвучало чистое, неподдельное недоумение. — Решила потанцевать перед смертью?

Я не ответила. Я просто продолжила.

Мои ноги скользили по окровавленному паркету так, словно это была гладь замёрзшего озера. Бурре — мелкие, перебирающие шаги на носках. Их всегда учили делать легко, невесомо, но сейчас они казались чем-то большим, чем просто шаги. С каждым движением Поток вокруг меня менял структуру: переставал быть бурным, рваным, как до этого в бою, и становился вязким, медленным, тягучим.

Я чувствовала, как он обволакивает всё пространство сцены, как тихий туман над водой. Каждый шаг оставлял в нём небольшую рябь. Не удар, не всплеск — рябь, в которую мог провалиться взгляд.

Громов дёрнулся, затем всё-таки сделал проверочный выпад — короткий, резкий, как укус змеи. Остриё кинжала должно было рассечь мне плечо.

Но меня там уже не было.

Я не «уклонилась» в привычном смысле. Я просто утекла. Моё тело опустилось чуть ниже, плечо ушло из линии атаки, позвоночник изогнулся дугой, а руки мягко скользнули по воздуху, как крылья уставшей птицы. Лезвие прошло в миллиметре от кожи, и я даже почувствовала холод стали, но ни капли крови не пролилось.

Вместо резкого ответного удара я сделала плавный, растянутый во времени поворот. Шея склонилась, пальцы кистей затрепетали в характерном дрожании «лебединых» рук. Старое движение, отточенное тысячами повторений, вернулось в тело так естественно, словно все эти годы я провела не в Академии убийц, а в репзале.

Я начала партию «Умирающего лебедя».

Не целиком — на полноценную хореографию просто не осталось бы сил, да и времени. Но я взяла её суть. Тот самый ритм угасания, на котором замирали залы. Тот же дыхательный рисунок, эти мягкие, будто сломанные, взмахи рук, эта едва заметная дрожь, проходящая по телу от плеч до кончиков пальцев.

Всё вокруг словно притихло. Звон стали, крики, треск пламени отодвинулись куда‑то за грань восприятия. Я краем глаза видела, как Алексей замер с рапирой в руке, как Крюк, сидя, привалившись спиной к колонне, не сводит с нас единственного глаза, как даже один из наёмников, ещё не добитый, застыл, прижавшись к стене.

Они видели не бой. Они видели танец.

Поток усилил эффект. Я не плела заклинаний в привычном понимании, не строила сложных фигур. Я просто позволила ему течь через движение, через дыхание, через эмоцию. Каждый мой выдох наполнял пространство вокруг мягкой, вязкой тишиной. В этой тишине любое резкое движение казалось кощунством.

Громов нервно дёрнул плечом.

— Перестань, — его голос стал глухим, хриплым. — Хватит этих детских спектаклей.

Он ударил снова. На этот раз серьёзно, вкладывая силу. Серия коротких, колющих ударов по тем ключевым точкам, где нет брони. Горло. Сердце. Печень. Комбинация, от которой не уходят.

Я не уходила. Не блокировала. Не перехватывала его клинки.

На первый удар я ответила мягким прогибом назад, почти касаясь затылком пола. Кинжал прошёл над лицом, рассёк воздух так близко, что потянул за собой прядь волос.

На второй — моё тело медленно «сложилось», будто меня подломили, и я осела вниз, прижимая локти к телу, как птица, втягивающая крылья. Лезвие пропахало воздух там, где должно было быть моё сердце.

На третий — я развернулась вокруг собственной оси, не ускоряясь, не рванувшись, а просто продолжая свой танец, и оказалась у него за спиной, даже не коснувшись его.

Это сводило его с ума. Его техника строилась на чтении паттернов, на предсказуемости боёв. Но сейчас перед ним не было бойца. Перед ним был образ, воплощение умирающей птицы, и этот образ ломал все привычные закономерности.

Я чувствовала, как его Поток дергается, как рвётся ритм. Эмоция, которую я вливала в пространство, была слишком сильной и слишком честной. Печаль. Усталость. Смирение перед последним шагом. Даже если разум сопротивляется, тело всё равно откликается на такие вещи.

Он отступил на полшага, пытаясь вырваться из этого навязанного темпа.

— Прекрати, — процедил он, словно через зубную боль. — Это не сцена, Теневая. Я не твой зритель.

Но он уже смотрел. Не просто смотрел — он видел. Его внимание, его фокус, то самое оружие, которым он всегда пользовался, теперь обернулись против него. Его взгляд цеплялся за каждую линию, за каждое дрожание кистей, за каждое еле заметное смещение центра тяжести.

Я сделала шаг назад, потом ещё один. Корпус согнулся вперёд, руки опустились, кисти бессильно болтались. «Лебедь» слабел, плавал всё медленнее, всё ближе к воображаемому берегу.

В голове всплыло другое озеро — не кровавый паркет этого зала, а зеркальная гладь сцены Большого. Я вспомнила свой первый «Умирающий лебедь» — в прошлой жизни, когда Анна Королёва ещё не знала, что смерть можно встретить не только в аплодисментах, но и под обломками люстры. Тогда зал затаил дыхание ровно в том же месте, где сейчас затаили его враги и друзья.

Там, в темноте амфитеатра, сидели люди в дорогих платьях и фраках, и каждый из них на миг верил, что на сцене действительно умирает птица. Сейчас, в этом зале, те же люди — или их дети — стояли по стенам, с прижатыми ко рту руками, и снова верили. Только на этот раз птица могла забрать кого‑то с собой.

Я опустилась на одно колено, затем на второе. Колени болезненно ударились о паркет, но я не дрогнула. Голова склонилась к груди, плечи затряслись. Руки, только что плавно плывшие в воздухе, бессильно опали вдоль тела. Грудь тяжело вздымалась.

Я выглядела сломанной. Выгоревшей. Почти мёртвой.

Внутри же Поток, наоборот, уплотнялся до предела. Я собирала в одном узле каждое ещё живое нервное окончание, каждую искру силы в мышцах, каждую каплю ярости, боли, любви, которую носила в себе. Я читала внутренний счёт, как перед кульминацией вариации.

Раз. Вдох. Два. Выдох. Три.

— Красиво, — неожиданно тихо сказал Громов.

Я услышала, как приближаются его шаги. Не спешка. Не бросок. Размеренная поступь человека, уверенного в своей победе. Человека, который идёт не на бой, а на добивание подранка.

— Ты действительно талантлива, Анна, — его голос стал ниже, почти ласковым. — Если бы родилась в другой семье, я, возможно, сделал бы тебя своей правой рукой. Но ты выбрала не ту сцену. И не ту роль.

Он подошёл совсем близко. Я видела носки его сапог перед собой — чёрная кожа, запачканная кровью и пеплом. Кинжалы он держал расслабленно, остриём вниз. В этот момент он перестал видеть во мне угрозу. Я стала декорацией. Последним аккордом его триумфа.

— Пора опустить занавес, — сказал он.

Он поднял правую руку. Не рывком, не стремительным ударом. Медленно. Торжественно. Как жрец, заносящий нож над грудью жертвенной птицы. Лезвие чуть дрогнуло в свете уцелевших свечей.

В этот миг я почувствовала под правой ладонью холодный укол реальности.

Металл.

Один из моих кинжалов, выбитых в начале дуэли, лежал совсем рядом, наполовину утонув в подоле пачки. Всё это время он был здесь, в пределах досягаемости, но я не могла позволить себе даже мельчайшего движения, которое выдало бы эту находку.

Сейчас — могла.

«Сейчас».

Взрыв.

Это не было похоже на начало движения. Это было похоже на детонацию давно заложенной бомбы.

Я не поднималась медленно. Я выстрелила собой вверх.

Ноги, казавшиеся секунду назад ватными и чужими, сработали как сжатые до предела пружины. Я оттолкнулась от пола изо всех сил, чувствуя, как под подошвами хрустит паркет. Правая ладонь в тот же момент сомкнулась на рукояти кинжала, скрытого в складках пачки. Всё это заняло меньше удара сердца.

Я взмыла в воздух, закручиваясь в вихре.

Это был гран-жете — большой прыжок, которому меня когда‑то учили в светлом зале с зеркалами. Только там я перелетала через воображаемый ручей, а здесь — через пропасть между жизнью и смертью. Я вложила в толчок не только остатки физической силы, но и весь Поток, который бережно берегла. Взрывная волна магии вырвалась наружу, закручиваясь вокруг меня спиралью, ускоряя вращение.

Я видела всё в замедлении.

Громов стоял слишком близко, чтобы успеть отпрянуть. Его правая рука всё ещё была занесена для удара, обнажая грудь. Левая только начала подниматься для защиты, но запоздала. Его зрачки расширились, впуская в себя весь мир.

Он ожидал увидеть перед собой рывок раненого зверя. Ожидал ещё одну попытку прямого удара. Но не это.

Он увидел взлетающий над ним белый силуэт, разодранный красными пятнами. Увидел распахнутые в прыжке руки, в одной из которых блеснула сталь. Увидел лицо, искажённое не злобой, а странным, почти печальным спокойствием.

«Лебедь не мстит. Лебедь просто умирает красиво» — мелькнула чужая, отстранённая мысль где‑то на краю сознания.

Рука с кинжалом вытянулась вперёд, в идеальной линии арабеска. Всё тело вытянулось следом — струной, стрелой, лучом. Мир сузился до одной точки — крошечного участка ткани на его груди, где под кожей билось сердце.

Удар.

Не было лязга стали о металл. Его щит, его магическая защита, его боевой костюм — всё это не успело собраться заново после предыдущих нагрузок. Я пробила пустоту, пробила кожу, пробила рёбра.

Клинок вошёл в его грудь легко, как в воду.

По самую рукоять.

На долю секунды мы зависли в воздухе. Моё тело, вытянутое в прыжке, его — откинутое назад ударом. Наши взгляды встретились на высоте человеческого роста, где‑то посередине между полом и потолком.

В его глазах не было страха. Не было ярости. В них было только одно — крайнее, почти детское удивление. Как будто мир вдруг повернулся к нему другой стороной, и все собранные за жизнь правила перестали работать.

Он попытался вдохнуть. Губы дрогнули, словно он хотел что‑то сказать. Может быть, снова назвать меня «девочкой». Может быть, произнести имя моего отца. Может быть, спросить: «Как?»

Но звук так и не родился.

Сила прыжка иссякла. Гравитация снова вспомнила о своём праве.

Мы рухнули.

Я почувствовала, как пол ударил по пяткам, по коленям, по позвоночнику. Пальцы на рукояти кинжала судорожно сжались, не позволяя клинку выскользнуть. Тело Громова, лишённое опоры, повалилось сначала на меня, потом сползло в сторону.

Я, шатаясь, поднялась на колени.

Антон Громов стоял ещё мгновение — просто по инерции. Потом его колени подломились. Он опустился на них, как человек, которого пригнули к земле невидимой рукой. Его ладони судорожно ухватились за рукоять кинжала, торчащего из груди, но силы выдернуть его уже не было.

Он медленно опустил голову и посмотрел на меня снизу вверх.

Его губы едва заметно шевельнулись.

— Ты… — выдох, больше похожий на шорох.

Он не договорил. В глазах мелькнула ещё одна искра понимания. Потом свет в них дернулся, как пламя свечи на сквозняке.

И застыл.

Я тихо разжала пальцы и выпустила рукоять. Клинок больше не сопротивлялся.

Громов замер, застыв с этим выражением крайнего, почти обиженного удивления на лице, словно мир нарушил с ним какой‑то негласный договор.

Умирающий лебедь сделал последний взмах крылом.

ГЛАВА 80: Занавес

Тело Громова рухнуло на паркет с тяжёлым, глухим стуком, словно мешок с мокрым песком, брошенный с большой высоты. Этот звук, лишённый всякого величия, показался мне громче, чем взрывы магических шаров и звон клинков, которые ещё минуту назад сотрясали этот зал, заставляя дрожать стены Зимнего дворца. В этом падении была какая-то окончательность, точка, поставленная не чернилами, а кровью.

Он лежал на спине, неестественно раскинув руки, словно пытаясь обнять пустоту. Его кинжалы — верные спутники всей его жизни, продолжение его рук и воли — валялись рядом, ненужные, бесполезные куски черного металла. Из его груди, прямо из сердца, торчала рукоять моего клинка. Она слегка подрагивала в такт его последним, судорожным вдохам, но его пальцы даже не пытались коснуться раны. Он смотрел в потолок, где сквозь пробитую молниями и взрывами крышу просвечивало предрассветное небо — серое, холодное и абсолютно равнодушное к трагедиям маленьких людей.

Я стояла над ним, тяжело дыша. Воздух с хрипом вырывался из легких, обжигая горло. Ноги подрагивали от чудовищной усталости, мышцы, перенапряженные Потоком, ныли, словно их рвали на части. В ушах звенела та особенная, ватная тишина, которая всегда наступает после бури, когда мир берет паузу, чтобы осознать произошедшее. Кровь на моей белой пачке начала засыхать, стягивая кожу неприятной коркой, напоминая о цене этого танца.

Громов закашлялся. Тёмная, густая кровь пузырилась на его губах, стекая по подбородку на воротник разорванного мундира, пачкая золотое шитье, которое теперь казалось нелепой мишурой.

— Ты… — его голос был похож на скрежет камня о камень, на звук старых, несмазанных петель. Он с трудом повернул голову, пытаясь сфокусировать на мне мутнеющий взгляд. В его глазах угасал огонь, но там всё ещё тлело удивление. — Ты… танцуешь… как твоя мать…

Я замерла. Эти слова ударили меня сильнее, чем любой его кинжал, сильнее любой магии. Они пробили броню моей ненависти, достали до самого сердца.

Конец Книги I.

— Моя мать? — переспросила я, чувствуя, как внутри всё холодеет, словно меня окунули в ледяную воду.

Я помнила её смутно, как сон, полузабытый к утру. Елена Теневая. В моих воспоминаниях она была целительницей. Тихой, доброй женщиной с теплыми руками, которая пахла травами, сушёной мятой и свежим хлебом. Она всегда была где-то на фоне, создавая уют, пока отец учил меня держать нож. Она умерла, когда мне было восемь. Отец говорил, что её сердце просто остановилось во сне. Тихо. Безболезненно.

Громов попытался усмехнуться, но вместо фирменной ядовитой усмешки получилась жуткая гримаса боли.

— Елена… — прохрипел он, и в его глазах, уже затуманенных подступающей смертью, мелькнуло что-то странное. Не ненависть. Не злоба. Не презрение. Тоска? Бесконечная, разъедающая душу тоска? — Она тоже была… танцовщицей-ассасином. Лучшей… из всех, кого я знал. Её движения были… поэзией.

Мир качнулся. Стены зала, казалось, поплыли. Моя мать? Танцовщица? Ассасин?

— Это ложь, — прошептала я, но голос предательски дрогнул, выдавая неуверенность. — Она была целительницей. Она лечила людей, а не убивала.

— Она была… тенью, — Громов закашлялся сильнее, его тело судорожно дёрнулось, выгибаясь дугой. Кровь хлынула сильнее. — Я любил её… Анна. Я любил её больше жизни, больше власти, больше Империи. Мы были напарниками. Мы были… идеальной парой. Но она… она выбрала Теневого. Выбрала твоего отца. Этого… прямолинейного дурака с его кодексом чести.

Он замолчал, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Жизнь уходила из него толчками, вместе с кровью, покидая тело, которое больше не могло её удерживать.

— Я убил её, — выдохнул он наконец, и эти слова упали в тишину зала, как камни в колодец. — Не сердце… яд. Медленный, незаметный яд… Я подливал его ей месяцами. Из ревности. Из безумия. Я думал: если она не моя… она не будет ничьей. Я смотрел, как она угасает, и ненавидел себя… и её.

Я смотрела на него, и мне казалось, что пол уходит из-под ног, превращаясь в зыбучий песок. Весь мой мир, всё моё прошлое, которое я так старательно собирала по крупицам, оказалось построенным на фундаменте из лжи и крови. Мой отец не просто защищал меня от правды о её смерти. Он защищал меня от правды о её жизни. Он хотел, чтобы я помнила её светлой целительницей, а не убийцей. Он хотел уберечь меня от этого пути, но судьба всё равно привела меня сюда.

Громов потянулся ко мне окровавленнойрукой. Его пальцы дрожали. Я не отшатнулась. Я не могла двинуться с места. Я просто смотрела, как его рука, не дотянувшись пары сантиметров до края моего платья, бессильно упала на пол, оставив на паркете кровавый смазанный след.

— Красивый… финал, — прошептал он едва слышно. — Занавес…

Его глаза остекленели, превратившись в две пустые стекляшки. Последний выдох вырвался из груди с тихим, долгим свистом, и тело окончательно обмякло, превратившись в пустую оболочку, в предмет интерьера разрушенного зала.

Антон Громов, Мастер Кинжала, директор Академии, интриган, державший в страхе половину Империи, убийца моих родителей — был мёртв.

Я стояла над ним, ожидая почувствовать хоть что-то. Торжество? Облегчение? Радость мести? Но внутри была только пустота. Огромная, холодная, гулкая пустота, которую нечем было заполнить. Месть свершилась, но она не вернула мне родителей. Она не исправила прошлое. Она лишь поставила точку в длинной и кровавой главе.

— Анна!

Голос Алексея, хриплый, полный тревоги, вырвал меня из оцепенения. Я медленно обернулась, возвращаясь в реальность.

Зал был похож на поле боя после бомбёжки или нашествия варваров. Разбитые зеркала, в которых больше не отражался блеск бала, сорванные бархатные портьеры, превратившиеся в тлеющие тряпки, обломки дорогой мебели, щепки паркета. Тела наёмников и магов лежали вперемешку с обломками мраморных статуй — белых, идеальных тел, разбитых вдребезги, как и жизни этих людей.

Но среди этого хаоса, среди смерти и разрушения, стояли живые.

Крюк, привалившись спиной к уцелевшей стене, перевязывал раненую ногу обрывком шторы. Он морщился от боли, ругался сквозь зубы, поминая всех демонов бездны, но был жив. Его единственный глаз горел злым, но торжествующим огнём.

Ирина, спустившаяся с балкона, помогала кому-то из бойцов Союза подняться. Её рыжие волосы были растрепаны, лицо перепачкано копотью, но она улыбалась — устало, вымученно, но искренне.

А ко мне, переступая через обломки и тела, шёл Алексей.

Его парадный камзол был изрезан в лохмотья, на щеке красовался глубокий, кровоточащий порез, рукав был прожжён магией. Но он шёл уверенно, прямо. Он подошёл ко мне и, не говоря ни слова, не задавая вопросов, просто обнял. Крепко. До боли в рёбрах. Так, словно хотел вдавить меня в себя, защитить от всего мира, убедиться, что я настоящая, что я не исчезну.

Я уткнулась лицом в его плечо, вдыхая запах гари, пота, крови и его кожи. И только тогда меня прорвало. Плотина, которую я держала все эти месяцы, рухнула. Слезы хлынули потоком, горячим и неудержимым. Я плакала не от горя, не от страха. Я плакала, потому что всё закончилось. Потому что я выжила. Потому что я больше не одна.

— Всё хорошо, — шептал он, гладя меня по волосам, спутанным и липким от лака, пыли и крови. Его голос дрожал. — Всё закончилось, Аня. Мы победили. Ты слышишь? Мы победили.

В дальнем конце зала что-то грохнуло. Массивные дубовые двери, которые вели в личные покои Императора, распахнулись с торжественным стуком.

В зал вошёл отряд гвардейцев в парадных мундирах. Золото, аксельбанты, идеальная выправка — они казались пришельцами из другого, чистого мира. Но они пришли не за нами.

В центре отряда, с руками, скованными тяжёлыми антимагическими кандалами, шёл князь Волконский. Он уже не выглядел властным интриганом, вершителем судеб. Его лицо было серым, землистым, губы тряслись, а взгляд бегал по сторонам, как у загнанной в угол крысы. Его роскошный наряд был помят, парик сбился набок.

Император не появился. Ему не нужно было присутствовать лично, чтобы вершить суд. Его воля была ясна, как солнечный день. Он видел запись. Он слышал признание. И он сделал единственное, что могло спасти его трон от народного гнева, от бунта, который уже разгорался на улицах — он пожертвовал своими «верными слугами». Он сдал пешек, чтобы спасти короля. Старый, как мир, гамбит.

Волконского протащили мимо нас. Он споткнулся, поднял глаза и встретился взглядом со мной. Я увидела в них животный, первобытный ужас. Он знал, что его ждёт. Суд. Позор. Плаха. Или тихая, «случайная» смерть в камере Петропавловской крепости.

Я смотрела на него и не чувствовала ни жалости, ни злорадства. Он был просто шестерёнкой. Частью системы, которая перемалывала людей, как зерно в жерновах, ради власти и денег. И сегодня эта система дала трещину. Мы сломали одну шестерёнку, и весь механизм пошатнулся.

— Идём, — тихо сказал Алексей, беря меня за руку. Его ладонь была тёплой и надёжной. — Тебе нужно на воздух. Здесь… здесь слишком пахнет смертью.

Мы вышли из разрушенного зала, оставляя позади тело Громова, арестованного князя и обломки старой жизни. Мы прошли через анфиладу комнат, где ещё пахло дымом, где слуги в панике тушили остатки пожара, и вышли на широкий балкон, выходящий на Дворцовую площадь.

Там, внизу, бушевало море.

Тысячи людей заполнили площадь от края до края. Это была не толпа зевак. Это был народ. Ремесленники, торговцы, студенты, рабочие, жители Нижнего города. Они видели трансляцию. Они видели правду, которую от них скрывали годами. И теперь они кричали.

Это был не крик ярости или жажды крови. Это был крик освобождения. Крик людей, которые поняли, что король гол, а их страх был лишь иллюзией.

Когда мы появились на балконе — я в разорванном белом платье, залитом кровью, и Алексей с обнажённой рапирой — толпа на мгновение затихла. Эта тишина была плотной, осязаемой. А потом она взорвалась.

— Теневая! Теневая! — скандировали они. — Свобода! Справедливость!

Звук был таким мощным, что, казалось, дрожали сами камни дворца.

Я стояла, опираясь на холодные мраморные перила, и смотрела на них. Простые люди. Те, кого Империя всегда считала ресурсом, пылью под ногами аристократов. Сегодня они поняли, что у них есть голос. И этот голос может быть громче любого императорского указа.

Солнце, лениво выползающее из-за горизонта, окрасило шпили Петербурга, купола соборов и крыши домов в нежный розовый и золотой цвет. Небо было чистым, высоким, промытым утренней свежестью, словно сама природа решила смыть грязь и копоть этой ночи.

Я посмотрела на свои руки. Кровь на них засохла, въелась в кожу, но я знала, что отмою её. Это была кровь врага, кровь прошлого. Я посмотрела на Алексея, который стоял рядом, держа меня за руку так, словно я была самым драгоценным сокровищем в мире. Посмотрела на Крюка, который, хромая, вышел на балкон и теперь махал толпе своей треуголкой, скалясь в беззубой улыбке. Посмотрела на Ирину, которая стояла чуть поодаль, прислонившись к колонне, и смотрела на восход с тихой, спокойной улыбкой.

Моя семья. Не по крови, а по выбору. Люди, которые прошли со мной через ад и не сломались.

— Что теперь? — спросил Алексей, глядя на восходящее солнце. В его голосе звучал вопрос не только о нас, но и о всей стране. — Громов мёртв. Гильдии в хаосе. Император напуган. Мир изменился, Аня.

Я глубоко вздохнула, наполняя лёгкие холодным, вкусным утренним воздухом. Он пах Невой, мокрым камнем и надеждой.

— Теперь? — переспросила я, глядя на золотой шпиль Адмиралтейства. — Теперь мы будем строить.

Я вспомнила слова Громова. «Твоя мать была танцовщицей-ассасином». Значит, этот дар, этот стиль, эта магия танца — она не просто моя выдумка. Не просто прихоть перерожденной души. Это наследие. Это то, что было во мне всегда, зашифровано в ДНК, в крови, в самой сути. И я не позволю ему исчезнуть. Я не позволю ему стать инструментом зла, как хотел Громов.

— Мы создадим новую Школу, — сказала я твёрдо, и мой голос, хоть и тихий, прозвучал уверенно. — Школу Танца. Восьмую Школу. Настоящую.

— Школу убийц? — спросил Алексей.

Я покачала головой.

— Нет. Не убийц. Защитников. Школу тех, кто владеет искусством движения. Мы будем учить не как убивать, а как жить. Как защищать слабых. Как превращать хаос в гармонию. Она не будет служить Императору, Совету или Гильдиям. Она будет служить людям.

Я повернулась к площади. Ветер трепал подол моего разорванного платья, играл с волосами, холодил разгоряченную кожу. Я чувствовала себя уставшей, избитой, опустошённой до дна. Каждая кость ныла, каждый нерв был на пределе. Но я никогда, ни в одной из своих жизней, не чувствовала себя такой живой. Такой нужной. Такой настоящей.

Занавес упал. Кровавый спектакль, поставленный Громовым двадцать лет назад, наконец-то окончен. Актёры могут смыть грим.

Но жизнь… жизнь только начинается. И в этой новой пьесе я буду сама писать сценарий.

Я сжала руку Алексея и впервые за долгое время улыбнулась — не хищно, не для маски, а искренне, навстречу солнцу.

— Потанцуем? — спросил он тихо, уловив моё настроение.

— Обязательно, — ответила я. — Но сначала… сначала я хочу просто поспать.

Конец первой книги.

Дополнительные материалы

Без описания

Без описания

Без описания

Без описания

Без описания

Оглавление

Книга 1: Тень позора

ПРОЛОГ: ДВА КОНЦА, ОДНО НАЧАЛО

ГЛАВА 1 Последний танец

Глава 2. Пробуждение в холодной тьме

Глава 3: Академия изгоев

ЧАСТЬ 1: ИЗГНАННИЦА

Глава 4. Первые уроки

Глава 5. Заброшенный зал

Глава 6. Первая кровь

Глава 7. Наставник в тени

Глава 8: Месяц в тени

Глава 9. Вихрь совершенства

Глава 10. Наказание и наблюдатель

Глава 11. Решение и откровение

Глава 12. Первая практика

Глава 13: Контракт Смерти

Глава 14: Поиск артефакта

Глава 15: Танец и Ярость

Часть 2: Рождение танцовщицы

Глава 16: Призрак балерины

Глава 17: Разговор с мастером

Глава 18: Первый осознанный выбор

Глава 19: Последнее па для чудовища

Глава 20: Новая угроза, старые предрассудки

Глава 21: Несогласованность

Глава 22: Танец вчетвером

Глава 23: Признание

Глава 24: Объявление турнира

Глава 25: Первая кровь

Глава 26: Четвертьфинал — Искусство выживания

Глава 27: Накануне бури

Глава 28: Умирающий лебедь

Часть 3: Цена славы

Глава 29: Звезда, рождённая в тени

Глава 30: Свет и тень

Глава 31: Финал — Когда танец встречает бурю

Глава 32: Цена величия

Глава 33: Семена сомнения

Глава 34: Ночь разоблачения

ГЛАВА 35: Стены подземелья

Глава 36: Перед бурей — Подготовка к суду

Глава 37: Зал правосудия

Глава 38: Цена победы

Глава 39: Тень над городом

Глава 40: В преддверии бури

АКТ II: Танец мести

ГЛАВА 41: Шёпот в темноте

Глава 42: Танец в цепях

Глава 43: Город теней

Глава 44: Собор грешников

Глава 45: Пепел и кровь

Глава 46: Триумф и падение

Глава 47: Крысиные тропы

Глава 48: Урок в грязи

Глава 49: Семь учителей

Глава 50: Рождение легенды

Глава 51: Армия отверженных

Глава 52: Шпионы и тени

Глава 53: Союзники из тени

Глава 54: Тихая буря

ГЛАВА 55: Танец на пепелище

Часть 5: Сбор доказательств

ГЛАВА 56: Осколки прошлого

ГЛАВА 57: Шёпот в темноте

ГЛАВА 58: Разбитое зеркало

ГЛАВА 59: Сердце архива

ГЛАВА 60: Танец в тишине

ГЛАВА 61: Цена истины

ГЛАВА 62: Танец безумия

Глава 63: Змея в сердце

Глава 64: Танец с тенями Громова

Глава 65: Кровавый балет

Глава 66: Пепел и шёпот

Глава 67: Шёпот из прошлого

Глава 68: Око бури

Глава 69: Шестьдесят секунд до рассвета

Глава 70: Ва-банк

Часть 6: Гала-бал

Глава 71: Маски и тени

Глава 72: Танец на лезвии

Глава 73: Шёпот в проводах

ГЛАВА 74: Зеркало истины

Глава 74: Зеркало истины

Глава 75: Маски сброшены

ГЛАВА 76: Лебединое озеро смерти (Акт 1)

ГЛАВА 77: Лебединое озеро смерти (Акт 2)

ГЛАВА 78: Дуэль мастеров

ГЛАВА 79: Умирающий лебедь

ГЛАВА 80: Занавес

Дополнительные материалы