В поисках доли [Борис Васильевич Изюмский] (epub) читать постранично

ТРУДНОЕ РЕШЕНИЕ

всей пересек Бабин Торжок, миновал бронзовые женские фигуры на площади, четырех медных коней, привезенных в Киев из Корсуня еще князем Владимиром, и поднялся на холм.

Шел Евсей к тысяцкому�[Тысяцкий — глава городского ополчения, городской судья.] Путяте как на казнь.

Люто ненавидел этого говорливого живодера, а поневоле шел к нему.

Желваки забегали на скулах широкого красноватого лица Евсея. Он нервно пощипал пшеничные усы. Что поделаешь — надо идти. Ведь недавно был почти свободным — смердом, а стал кабальным — закупом.

Еще пять лет назад, когда жил возле Ирпеня, высохли сенокосы, издохли волы и взял он у боярина Путяты взаймы, купу — обещал ее отработать. Да разжился, как сорока на козе или тень на воде... И долг-то возвратить в срок не смог. Выходит, свои сухари лучше чужих пирогов, на душе покойней.

Беды шли одна за другой: спекла землю засуха, сделала ее каменной, поела хлеба и сады саранча. Она появилась как божий бич: заслонила тучей солнце, упала на землю. За два часа сожрала до корня жалкие посевы, прошла через избы, забивая людям и животным рты, уши... С отвратительным шуршанием тыкалась в глаза... Раздавленная колесами, подошвами, копытами, источала тошнотворный запах.

Потом людей стали одолевать хвори: от плохой еды губил гнилец — поднимался жар, чернели десны, выпадали зубы, опухали колени, ноги покрывались ранами...

Беды шли, а долг — купу — никто не снимал. Сначала Евсей работал за купу на пашне Путяты, у самого ж всей рогатой скотины — вилы да грабли... Служил три лета, а выслужил три репы. Только что жив был, да жилы порвал. Потом Путята его в свой киевский двор взял плотником, возчиком... Но по всему видно: дальше так пойдет — продаст его Путята в холопы, а то начнет по своей прихоти кнутьем стегать.

Евсей не спал ночами, все думал, думал: как вырваться из кабалы? Как не утратить остатки воли? Как спасти детей от голодной смерти?

...Он постоял над обрывом, под могучим дубом. Отсюда ясно видны были поемные луговые дали, Глубочица, впадающая в Почайну, река Киянка, Лысая гора, берег Днепра, где в заводях резвились в этот час сизые уточки.

Больше жизни любил Евсей Киевщину: Девичью гору и село Предславино на реке Лыбеди, речку Любку, над которой издревле стояло сельцо Багриново, окруженное вековыми липами, любил озеро, протянувшееся к Выдубицкому монастырю, заросли черноклена, кудрявые вербы, вон ту березку, что прячется в темном ельнике пугливой беглянкой.

«Родной дом, а живешь как в неволе,— тяжело вздохнул Евсей.— Пока сюда дошел, сколько нищих встретил».

Прочертила небо вилохвостая ласточка.

Евсей миновал площадь и очутился на конском ристалище, где занимались воинским делом дружинники Путяты.

Зачем шел он к тысяцкому? Ведь за соломинку хватался. Мыслимое ли дело надумал: съездить наймитом с путятинским обозом в Крым за солью.

Киев изнемогал от бессолья.

Соль скупили бояре Савва Мордатый и Нежата, продавали по Непомерной цене, и стала она дороже злата. Ее припрятывали монастырские наживали. Из-за щепотки соли гнул спину неделями люд.

А без соли, каждому ясно,— стол кривой, беседа худая, сама жизнь солона.

Ехать в дальний Крым — риск великий. Но Евсей знал тот край, его дороги и надеялся проскочить где хитростью, где с оружием. Привезет соль — избавится от кабалы. Только отвагой п перейдешь горе. Да и людям соль надобна как воздух, как солнце.

Возле Софийского собора распластался митрополичий двор, а вплотную к нему придвинулся двор Путяты.

Евсей поднялся по ступеням боярских хором. Стражник впустил его в гридню.

— A-а... Евсей! С чем пришел? — встретил его тысяцкий наигранно-приветливо.

Был Путята коренаст, широкогруд, кривовато ставил крепкие ноги. Вмятина на лбу у виска, багровый сабельный след от уха и вниз не уродовали Путяту, а придавали его лицу мужественность. У князя Святополка тысяцкий был в большой чести, как опытный воин, не однажды проявивший себя на ратном поле.

Сам же Путята тайно презирал князя, считая себя воином лучше, умелее его, однако внешне ничем не показывал это.

Увидя покладистого, трудолюбивого закупа Евсея, Путята заговорил с ним о своих дворовых заботах. Говорил громко, быстро, распахнув полотняный кафтан. Лицо его словно бы лишилось глаз, все загородили полные губы.

Будто спохватившись, спросил:

— Как чада, Евсей?

Заиграл притворно ямочкой на щеке скуластого лица. Услышав о желании Евсея привезти соль издалека, Путята сразу умолк, настороженно уставился на незваного наймита. Поковыряв ухо медной уховерткой, сказал сожалея:

— Да ведь через кочевье не пробьешься, лихая голова... Волов погубишь... Ай-яй-яй...— Посмотрел с отеческой озабоченностью.

— Пробьюсь,— поднял на Путяту суровые глаза Евсей.— Возы соли