Патриот. Книга 1. Звезда морей [Игорь Александрович Шенгальц] (fb2) читать онлайн

Патриот. Книга 1. Звезда морей

Часть 1. Рассохин 

Глава 1

Сейчас-то задним умом Илья Рассохин отчетливо понимал, что красть у самого Валентино Давиано было не самой лучшей идеей, но тогда это показалось даже забавным. Он все продумал до мелочей: схему проникновения, пути отхода, алиби. Но где-то он все же прокололся, совершил ошибку — единственную, но ее вполне хватило, чтобы теперь вжиматься в стену, прислушиваясь к звуку тихих шагов в коридоре.

Интересно, сколько групп за ним отправили? Пять минут назад он увидел лишь один мехваген с выключенными фарами, въезжавший во двор отеля, но это вовсе не означало, что где-то поблизости нет и второй, а то и третьей команды убийц. Валентино не умел прощать обиды.

А Настя спит себе спокойно, доверчиво высунув одну ногу из-под одеяла, и не знает, что ее жизнь находится в опасности. Валентино не оставлял свидетелей.

Кто же его сдал? Неужели, Тино — человек, которому он доверял безоговорочно. Невозможно! Но кроме него никто не знал об участии Ильи в этом деле. И главное — как они сумели столь быстро отыскать их с Настей? Неужели, портье сдал? Или засекли сигнал переговорника и вышли на след — Илья слышал, что такое уже возможно.

Рассохин постарался выкинуть из головы лишние мысли. С предателем он обязательно разберется позже, если сейчас останется жив.

Кажется, в коридоре трое. Четвертый, вероятно, остался в мехвагене снаружи. Это много. Люди Валентино — подготовленные бойцы, профессионалы, побывавшие во множестве переделок. С двумя у него еще был бы призрачный шанс справиться, но трех ему не уложить. Тем более что убивать их Илья не хотел. Он вообще не любил убивать без надобности. Зато у пришедших за ним людей таких моральных ограничений не имелось. Конечно, их первоочередная задача — вернуть похищенное. Значит, для начала они постараются взять его живым, чтобы выяснить, где именно спрятаны камни и наличность.

А что там, собственно, выяснять? Все лежит в саквояже, который стоит на полу у прикроватной тумбочки. Долго искать не придется, да и украденное на месте, не считая пары сотен марок, потраченных на еду и ночлег в дороге. Но главное: алмазы и остальные деньги здесь. Получается, что оставлять его в живых и тащить обратно на Сицилию смысла нет. Проще убить на месте, да отрезать голову в качестве доказательства хорошо выполненной работы, и убраться домой.

Настя повернулась на другой бок. Нет, он не допустит ее гибели. Он не мог ее потерять. Кого угодно, только не ее. За нее он убьет любого, не раздумывая.

Люди в коридоре миновали их комнату и прошли дальше. А может, пришли вовсе не за ним? Или портье внизу по ошибке назвал другой номер комнаты. В любом случае, это шанс.

Илья осторожно, боясь малейшего шума или скрипа петель, приоткрыл дверь, держа в правой руке беретту. Он заметил широкую спину человека, шедшего последним в тройке убийц, буквально за секунду до того, как тот скрылся за поворотом коридора.

Рассохин, не теряя времени, вернулся к спящей девушке и слегка потряс ее за плечо. Настя проснулась моментально, широко распахнув свои васильковые глаза.

— Одевайся, только не шуми, — прошептал он. — У нас проблемы!..

Она бросила короткий взгляд на револьвер в руке своего любовника и молча кивнула. Настя отличалась от других девушек — она никогда не задавала лишних вопросов. Этим она нравилась Илье чрезвычайно.

Не прошло и пары минут, как Настя собралась. Рассохин, который и не раздевался, подхватил саквояж и вновь выглянул в коридор. Пусто.

— Иди за мной, нужно отсюда выбираться.

Повезло, до лестницы, ведущий в нижний холл, они добрались, не встретив никого по дороге. Если сигнал от переговорника, приведший погоню в отель, и существовал, то сейчас он ничем не мог помочь убийцам. Переговорник Илья оставил в мехвагене.

Илья, хоть и зарегистрировался в отеле под вымышленной фамилией, но не сомневался, что отыскать комнату — пара пустяков, и даже, если люди Валентино ошиблись один раз, то во второй придут правильно.

В холле царили тишина и полумрак. Горела лишь тусклая газовая лампа у стойки портье, но самого портье видно не было.

Рассохин мимоходом заглянул за стойку. Портье лежал на полу в луже собственной крови. Вряд ли его убили, скорее просто вырубили на время, ударив чем-то тяжелым по затылку, чтобы не мешался под ногами. Хотя, крови вокруг тела натекло уже слишком много. Как бы ребята не перестарались.

Ключи от трех мехвагенов отеля висели рядком на стенке. Илья одним махом перескочил через стойку, стараясь не вляпаться в растекшуюся кровь, и снял все комплекты ключей — на месте разберемся, какой из них подходящий. Теперь главное — убраться отсюда поскорее, пока те наверху не опомнились.

Через главный вход или через запасной? Наверняка, тот, четвертый сторожил где-то снаружи, перекрывая возможный путь отхода. Но где именно? Да и мехвагены находились на стоянке с внутренней стороны отеля.

— Черный ход, — решил Рассохин, указав на неприметную дверь справа. Настя послушно шагнула туда, но случайно споткнулась о край ковра и, в попытке удержать равновесие, смахнула со стойки колокольчик портье. Он, как назло, упал не на ковер, а чуть сбоку — прямиком на паркетный пол, и громко звякнул несколько раз, прежде чем неподвижно замереть.

За широким окном мелькнул темный силуэт — четвертый бандит из мехвагена. Он оставил транспорт во внутреннем дворе, а сам охранял основные двери. Услышав звон, он пытался понять, что происходит у стойки, но плохое освещение сильно ему мешало. Бандит поднял руку с зажатым в ней переговорником, и почти сразу же раздался топот нескольких пар ног. Кто-то спешно спускался по лестнице, и не нужно было обладать даром ясновидения, чтобы понять — кто именно.

Илья поспешно открыл дверь, за которой находился короткий коридор с еще одной дверью в самом его конце, ведущей на улицу.

— Заводи мехваген, я их тут немного задержу! — он передал Насте саквояж и ключи, и слегка подтолкнул ее в спину.

Девушка не заставила просить себя дважды и, быстро миновав коридорчик, выскочила на улицу.

Как раз в этот момент с лестницы в холл скатились трое бандитов в дорогих двубортных костюмах и с револьверами в руках, а четвертый уже толкал вертушку центральной двери, заходя с другой стороны.

Рассохин не предоставил им достаточно времени, чтобы окончательно разобраться в ситуации, и тут же открыл беспорядочную стрельбу, переместившись обратно к стойке, за которой можно было укрыться и держать оборону. Нужно дать Насте как можно больше времени. Пока она найдет мехваген, пока заведет его — пройдет минимум минута-две. Это очень много, когда ты один против четверых убийц, и эти четверо — профи.

Совсем рядом с его головой в стену ударили несколько пуль. Он ошибся в предположениях — его не стараются взять живьем, а значит Валентино пошел на принцип. Наплевав на деньги и драгоценности, он послал своих людей доставить голову наглого русского, посмевшего украсть что-то у самого крестного отца клана Давиано, входящего в знаменитую Коза-Ностру.

— Сдавайся! — прокричал один из нападавших по-авзонски^[1]. — И никто не пострадает!

Илья лишь ухмыльнулся и громко крикнул в ответ:

— Отправлялись бы вы домой, ребята. К чему нам эти проблемы?

— Валентино хочет с тобой поговорить!

— Я с ним обязательно свяжусь. У меня есть номер его переговорника.

Он продолжил стрелять, удерживая противников на расстоянии и стараясь не высовываться из-за стойки. Кто-то негромко вскрикнул. Кажется, ему повезло, и он подстрелил одного из бойцов Валентино.

На улице взревел мотор — его хорошо было слышно из-за распахнутых настежь дверей черного хода. Настя отыскала нужный мехваген. Рассохин досчитал до десяти, давая девушке время сориентироваться в новом транспортном средстве, а после разрядил остатки барабана, вновь заставив бандитов попрятаться за диванчиками и столиками, и мощным рывком бросил свое тело в коридор.

Пули застучали по деревянной обивке, но Илью не задели, а через десять секунд он уж выскочил во двор, добежал до мехвагена и запрыгнул на сиденье рядом с водителем. Настя тут же выжала педаль газа, и «белло» вырулил на проезжую часть, снеся по дороге деревянный шлагбаум.

— Куда ехать? — поинтересовалась Настя.

Рассохин обернулся назад, но здание отеля уже скрылось за поворотом дороги, и преследователи временно пропали из виду. Четвертый бандит сглупил, покинув свой мехваген. Теперь им потребуется несколько минут, чтобы начать погоню, а за это время вполне можно успеть скрыться в лабиринте улочек.

— Тут налево, — скомандовал он, — потом сразу направо.

Иберийский^[2] городок Жирона спал глубоким и спокойным сном праведника. На улицах было пусто, а «белло» ревел, как разъяренный слон, привлекая к себе внимание. Если у людей Валентино имелась поддержка, тем более местных легавых, то шансы на успех побега значительно снижались. Поэтому Илья решил не прятаться в городе до утра, а покинуть его немедленно.

Вот только куда податься? Если их нашли так далеко от Сицилии, то найдут везде. Удивительно, что преследователи не настигли их раньше, в Монако или Марселе, где Рассохин и не думал скрываться. Они останавливались в самых дорогих отелях, жили на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая. Впрочем, больше ночи в одном месте они не проводили. Может, это их и спасало. И все же, почему догнали их только здесь, в Жироне?..

Через полчаса, покинув пределы города, «белло» понесся по одной из пригородных дорог в сторону Мадрида. Люди Валентино так и не появились на хвосте. Они все же потеряли мехваген в городе, и теперь им требовалось некоторое время, чтобы вновь выйти на след беглецов.

Если, конечно, все дело в отслеженном сигнале переговорника. Но Рассохин не очень-то верил в подобное. Вероятно, информация о нем пошла по иным каналам, и кто-то, увидев их с Настей в Жироне, попросту сдал его Валентино. За вознаграждение, естественно. И немалое.

Теперь же до того момента, пока не найдут раненого (или даже убитого) портье, пока жандармерия не поднимет шум, пока не начнутся масштабные поиски, можно не беспокоиться и мехваген не менять. Времени — максимум до утра, или и того меньше.

За эти несколько часов нужно убраться как можно дальше от Жироны, залечь на дно, затаиться и выжидать, пока все не уляжется. Потом сменить документы, продать алмазы и исчезнуть навсегда.

Настя сосредоточено следила за дорогой, не задавая вопросов. Внешне казалось, что произошедшее оставило ее равнодушной, но Илья знал, что это далеко не так. Просто она, как настоящая женщина, полностью доверилась в критической ситуации своему мужчине, посчитав, что как придет подходящая минута, он сам ей все расскажет.

Рассохин включил радиоприемник — их не так давно начали монтировать в мехвагены. Некоторое время играло нечто спокойное, расслабляющее, а потом начались трехчасовые новости. Илья почти не понимал по-иберийски — язык королевства был не слишком популярен в остальных странах (недаром выражение «в ибирях» произошло как раз из-за удаленности Иберийского полуострова от центра Европы, а в самой Иберии оно трансформировалось в обратную сторону и звучало «в сибирях»). К тому же качество приема сигнала оставляло желать лучшего, но все же сквозь хрипы и помехи он различил в возбужденном голосе ведущего знакомые слова: Жирона, бандиты, перестрелка…

Портье уже обнаружили. Несмотря на быстротечность произошедшего, выстрелы и шум привлекли внимание местных, и кто-то вызвал жандармов. Значит, их уже ищут и от машины нужно избавляться немедленно.

— Какой крупный город тут поблизости? — спросил он.

Настя ненадолго задумалась.

— Вроде бы, мы не слишком далеко от Барселоны. Мы едем уже около часа, значит еще час-два и будем на месте. Да, вот указатель!

— Идеально! — решил Рассохин. — Как раз то, что надо. Барселона — крупный порт. Мы сядем на первый попавшийся корабль, куда бы тот ни шел. Спрятаться у всех на виду — отличная идея!

— Круиз, — улыбнулась Настя. — Давно мечтала отправиться в морское путешествие…

— И ты в него отправишься, обещаю, со всеми удобствами и в каюте первого класса.

— Я листала буклеты в отеле, там было сказано, что один из лайнеров отходит сегодня утром из Барселоны в Колумбиану.

— Да, это нам подходит, — согласно кивнул Илья. 

* * * 

Илья Алексеевич Рассохин — бывший пехотный риттер-лейтенант Руссо-Пруссии биографию к своим тридцати пяти годам имел такую, что хватило бы на несколько толстых приключенческих книг, и обладал исключительно взрывным, авантюрным характером.

Родился он в провинциальном уральском городке, практически на границе империи с Сибирским атаманством, над которым долгие полвека после отделения висела реальная опасность императорского возмездия. К тому же узкоглазые граждане Поднебесной в последние годы начали поднимать головы, и пока вполголоса, но с каждым днем все громче заявляли свои права на часть земель, а оправившиеся после войны ниппонцы их в этом активно поддерживали, хотя атаманство и не входило в ближний круг их геополитических интересов. Но Батька умело лавировал между Руссо-Пруссией и Поднебесной, умудряясь до сих пор сохранять статус-кво.

С детства не имея иной цели, кроме как пойти по стопам отца и деда, и заняться воинским ремеслом, Рассохин дослужился до лейтенантского чина, но, устав от беспросветной монотонности гарнизонного существования, общей тупости начальства и поняв, что будущего в армии у него попросту нет, он в хлам разругался со своим непосредственным командиром. Дело кончилось дракой, и плохо бы ему пришлось, если бы майор-баронет не оказался человеком отходчивым и незлобивым. Он простил Илье пару синяков и отправил его в запас по «личному прошению в связи с семейными обстоятельствами», не доводя дело до военного трибунала. После чего бывший лейтенант подался в солдаты удачи к франкам, где оттрубил без малого шесть лет. За это время он объездил полмира, побывав и во всех странах Магриба^[3] и колониальном Заире. Это не считая регулярных поездок в другие части света с миссиями, цели и задачи которых широкая публика знать была не должна.

После очередного ранения, к счастью, не особо серьезного, Рассохин ушел из Легиона на вольные хлеба. Скопленных средств и обретенных связей вполне хватило, чтобы открыть собственное дело — небольшую торговую компанию, но быстро разорился — все его знания и умения лежали совершенно в иных областях. Он остался, как и шесть лет назад, с пустыми карманами, забитыми лишь нереализованными амбициями.

В Руссо-Пруссии как раз настали смутные времена, весь мир всколыхнуло появление иномирянских посольств. Оказалось, что вселенная гораздо больше, чем это представлялось прежде, но никаких конкретных благ от появления чужаков обычные люди не получили. Цены на хлеб только росли. К тому же император Константин вел крайне жесткую внешнеполитическую линию, и все в душе готовились к большой новой войне. Поэтому Рассохин, оказавшийся на тот момент на Сицилии, возвращаться на родину не спешил, но и жить без средств оказалось невозможно.

Тогда-то и подвернулся ему Валентино Давиано — глава клана, уважаемый человек. Сицилийцы чужих во внутренний круг не принимали, но время от времени пользовались наемниками для разного рода деликатных поручений. Одним из таких людей и стал Рассохин. Он выполнял для клана нужную работу, получая за это весьма весомое вознаграждение. Работа эта, надо сказать, была хоть и не вполне законной, но до поры, до времени Илья умудрялся обходиться без крови, как чужой, так и своей.

Неприятности начались, когда произошла вся эта история с алмазами. Тино Веселов — его былой товарищ по Легиону, так же выполнявший для клана Давиано кое-какие заказы, попал в передрягу при закупке партии африканских алмазов, незаконно переправленных в Авзонию. Валентино иногда приобретал по сходной цене драгоценные камни, а его ювелиры ограняли их и продавали через сети магазинов, принадлежавших клану. Прибыль — бешенная! Но вот подставлять головы своих людей под ружейные пули неуравновешенных африканских торговцев Валентино не желал. Поэтому такими вопросами занимались наемники, которых, в принципе, не жалко.

Что-то у Тино в тот раз пошло не так, сделка сорвалась, африканцы схватились за оружие, но в итоге сами там и полегли. Со стороны наемников тоже случились потери, убили двоих, но главное — алмазы оказались у Давиано, как и не потраченные деньги. Правда, грядущие проблемы с африканцами заставляли Валентино изрядно нервничать.

Тогда-то Тино и поделился с Ильей своим планом, который был крайне прост, даже примитивен, но эффектен, как все гениальное. План заключался в следующем: пока люди Валентино спешно усиливают оборону от возможного вторжения извне, нужно действовать изнутри. Проникнуть в кабинет Валентино, похитить деньги и алмазы и списать все на африканцев. Затем выждать некоторое время и покинуть Сицилию, предварительно разделив похищенное.

Тино не сомневался, что при нынешней ситуации план сработает, вот только ранение мешало ему провернуть эту операцию в одиночку. Тут-то и потребовался Рассохин, который, поразмыслив некоторое время, согласился.

План здания у них имелся, пути отхода предусмотрены, да и кто бы подумал на них в случае чего?..

А у Ильи был еще и свой резон подключиться к этой операции. Настя. Чудесная, изумительная, удивительно красивая девушка, спокойная и рассудительная, но временами порывистая и безрассудная. Страстная и горячая, но верная и послушная. При этом весьма умна, начитанна, эрудированна. Илья и не знал, что на земле живут такие женщины. Обычно он предпочитал более доступных особ, не обремененных интеллектом и моральными принципами. С ними все было просто, и он забывал об их существовании уже на следующее утро.

С Настей же просто не получалось, но это нравилось лейтенанту больше всего. Он познакомился с ней случайно, два месяца назад, когда та путешествовала с подругой по Авзонии. Целый месяц, пока девушки осматривали красоты древней архитектуры и шедевры живописи, он ухаживал за ней, пользуясь сокрушительными, с его точки зрения, методами, устоять против которых не смогла бы ни одна фемина. Он заваливал ее букетами цветов, дарил дорогие подарки, писал стихи. Но Настя была холодна и неприступна.

Рассохин с ума сходил, пытаясь достучаться до ее сердца, но привычные методы не срабатывали.

А потом, он сам не понял, как и из-за чего это произошло — она никогда не признавалась — Настя сдалась. Точнее, она переменила свое к нему отношение. В один миг и, как она сказала, навсегда.

И почему-то он ей тогда поверил. Понял, что она не обманет и не предаст. Казалось бы, что может быть глупее для тридцатилетнего бывалого, много всего повидавшего на своем веку мужика, офицера, наемника, чем вера в женскую верность и постоянство. Тем более у такого скептика и циника, каким являлся лейтенант. Но что-то пленило его, схватило его душу в надежные тиски, сжимая временами так, что он и вздохнуть не мог, — подобного прежде не случалось никогда в его жизни. Он сам себя не понимал, но, как и всегда в запутанных случаях, старался слушать внутренний голос, следовать интуиции, которая выводила его из самых опасных передряг.

Поэтому, добившись Насти, он не охладел к ней, напротив, его чувства окрепли, а плотские желания стали перерастать в нечто большее, чему он и сам пока не знал названия, не сталкиваясь с подобными эмоциями прежде. Что-то смутно знакомое мелькало в дальних кладовых юношеских воспоминаний. Неудачная первая любовь в шестнадцать лет, глубокие и искренние страдания по той, которая тогда отвергла, посмеявшись. А после этого — как отрезало. Он перестал относиться к особам противоположного пола всерьез, воспринимая их исключительно как элемент хорошей жизни. И вот появилась Настя.

Он не особо интересовался ее прошлым. Знал только, что ей двадцать три года, разведена, постоянного ухажера не имеет, детей нет, на хлеб насущный зарабатывает преподаванием музыки, на поездку копила долгие три года, надеясь посетить Венецию, Рим и Неаполь, в котором они и познакомились. Этого Илье показалось достаточным. А зачем знать больше? Не из девиц легкого поведения — это сразу видно, — порядочная. А то, что с кем-то там у нее не сложилось, так это обычная история, с кем не бывает. Не повезло. А может, наоборот, повезло. Потому что иначе они бы не встретились.

Все кончилось тем, что подруга, с которой Настя приехала в Рим, вернулась домой в одиночестве, а Настя осталась. Проблем не возникло — Настя лишь попросила подругу передать письмо родителям, чтобы те не волновались. Илья же снял для нее небольшую меблированную квартирку и впервые в жизни начал строить планы на будущее. Но, как и обычно, радужные картинки грядущего счастья омрачало отсутствие наличных средств, способствующих его достижению.

Тут-то и подоспел Тино со своим предложением быстрого обогащения. И настолько красиво все звучало на словах, что Рассохин поддался. Очень уж хотелось ему хотя бы на время оставить опостылевшую работу и осесть с Настей в одном из маленьких прибрежных городков, купить дом на берегу моря и просто пожить в свое удовольствие.

И, в общем-то, все шло по плану. Проникновение в дом-крепость Давиано, экспроприация экспроприированных ценностей, отход, алиби. Валентино с неделю рвал и метал, пытаясь вычислить похитителя. Это время Илья старательно изображал из себя непричастного и сочувствующего, а место жительства не менял. К поискам его не привлекали — внутрисемейное дело клана, хотя, конечно, проверили всеми возможными способами, но Рассохин и Веселов позаботились о надежном алиби.

А затем на горизонте появились компаньоны убиенных африканцев, и Валентино резко стало не до грабителя. Африканцы грозили развязать полномасштабные военные действия на подконтрольной ему территории, у клана начались серьезные проблемы.

Этот момент Рассохин и выбрал для того, чтобы покинуть Сицилию. О нем никто не вспоминал, им никто не интересовался, поэтому, недолго думая, он разделил алмазы и наличность с Тино, радушно с ним попрощался, купил подержанный мехваген, прихватил Настю и отправился в турне по Авзонии, так внезапно завершившееся появлением отряда убийц.

Сдал ли его Веселов, или Валентино прознал о причастности Ильи каким-то иным образом, было в данный момент уже не важно. Главное, что всесильная Коза ностра идет за ним. Конечно, здесь в Иберии их возможности несколько ограничены, но все же вполне достаточны, чтобы и местные бандиты, и жандармы начали его поиски. И это только вопрос времени — когда его возьмут. Скорее всего, Валентино не пожалел денег за голову русского — репутация дороже. И теперь каждая собака идет по их следам.

И ведь есть еще Настя. Валентино не знал о ней до сего дня. Илья не рассказывал о девушке даже Тино, но теперь-то, после истории в отеле, Валентино обязательно доложат, что русский был не один.

Настя в такой же опасности, как и он сам. Он вовлек ее в неприятности, Рассохин это прекрасно понимал и поначалу собирался посадить ее на первый же пассажирский дирижабль до Фридрихсграда.

Но вариант с отплытием в Колумбиану показался бывшему русо-прусскому риттер-лейтенанту удачной идеей. Там-то их уж точно никто искать не станет.

Лайнер проведет в пути много дней, пересечет Атлантический океан и достигнет побережья Флориды.

А уж затеряться в Колумбиане, имея деньги и богатый жизненный опыт, — пара пустяков.

Это всегдашнее — авось! Авось, пронесет, и неприятности обойдут их стороной. Авось, не заинтересуется Валентино Настей. Мало ли что за случайная девица оказалась рядом с русским в неподходящий момент. Авось, все будет хорошо!

Рассохин решил рискнуть.

Глава 2

Океанский лайнер «Звезда морей» с водоизмещением в 225 тысяч тонн был самым большим и самым дорогим судном на планете. Длина его составляла 361 метр, ширина — 66 метров, а самая верхняя точка над поверхностью воды находилась на высоте 72 метров. Скорость лайнер развивал до 22,6 морских узлов, а своими размерами превосходил несчастный «Океаник» в пять раз.

Огромный, с двадцатиэтажный дом, лайнер горой возвышался в порту, притягивая к себе взгляды, как случайных прохожих, так и пассажиров, спешивших на борт.

Сотни тонн блестящего металла — корабль казался настоящей плавучей крепостью. Любоваться им можно было бесконечно. А внутри пассажиров ждало во много раз большее, чем они могли предполагать в самых смелых своих ожиданиях. На лайнере имелось все необходимое для жизни: несколько плавательных бассейнов, тир, площадки для игры в гольф и другие спортивные игры, дестки купален, открытый амфитеатр на восемьсот человек, плавучий парк, около шестидесяти живых деревьев и двенадцать тысяч растений, специальные детские зоны и даже ледовый каток…

Колумбиана любила пускать пыль в глаза всему миру, и после трагической гибели «Океаника» десять лет назад, построила три новых лайнера, многократно преобладавшим над ним по всем характеристикам, и «Звезда морей» был самым крупным из них.

Работник портового бюро, занимавшийся продажей билетов на лайнер, еще бы долго перечислял все достоинства этого поистине нового чуда света, если бы Илья не прервал его самым бесцеремонным образом, намекнув, что до отплытия осталось не так много времени. Молодой работник понятливо кивнул и живо выписал счет. Рассохин, не споря, выложил около двух тысяч марок — немыслимая сумма, — за двухместный сьют I-го класса с балконом на одной из верхних палуб. Экономить он не собирался. Работник торжественно вручил ему два билета, где красивым каллиграфическим почерком были выведены их имена и номер каюты, а внизу билеты украшала вычурная сургучная печать с вензелем компании — владельца судна.

— Какая красота! Ты только представь, мы сейчас на нем поплывем!.. — Настя беспрестанно восхищалась судном уже минут десять. Они прибыли в порт заранее, но на борт уже неспешно поднимались первые пассажиры. Некоторые явились без багажа пешком, видно доставив багаж на борт заранее, других привезли многочисленные мехвагены и экипажи.

Илью в данный момент больше волновала проверка документов при посадке на борт. Нет, в качестве имеющихся паспортов он не сомневался, тем более что поддельными были лишь его бумаги, купленные, впрочем, у настоящего мастера своего дела. Настя же была вписана в билет под собственным именем по своему паспорту — с этой стороны подвоха быть не могло. И все же некая толика нервозности присутствовала.

— Это же сказочно! Илюша, ну что ты, как бука? Все еще думаешь о тех людях, которые приходили ночью?

— Нет, надеюсь, мы их больше не увидим, а значит, и думать о них нечего.

Она мимолетно кивнула, соглашаясь, и тут же вернулась к предыдущей теме:

— Наш корабль — он великолепен! Хочу скорее на борт!

— Пойдем, — согласился Илья, — оглядимся для начала.

Здание морского вокзала, способное принять одновременно до пятнадцати тысяч гостей, было битком набито людьми. Казалось, весь город решил отправить в плавание. Помимо «Звезды», с ее вместимостью до семи тысяч пассажиров, не считая членов экипажа, в порту находились и другие корабли.

От револьвера Рассохин заблаговременно избавился. Не хватало еще попасться на такой мелочи. Проносить на борт оружие строго воспрещалось корабельными правилами, можно было, разве что, сдать его в корабельный сейф на хранение, но делать этого Илья не стал. Впрочем, хотя служба охраны и досматривала пассажиров, но делала это крайне деликатно и не так тщательно, как на пассажирских дирижаблях. Все же не стоило забывать, что самый дешевый билет на лайнер даже в нижние каюты стоил около сотни марок, а цены в каюты первого класса были в десятки раз выше. Соответственно, и контингент на верхних палубах подобрался особый: миллионеры, владельцы газет, заводов, пароходов, просто состоятельные господа и их спутницы, да чада. Но и гостей среднего уровня достатка, чей доход измерялся пусть не миллионами, но весьма значительными суммами, там вполне хватало. Цены, пусть и кусались, но были многим по карману, особенно если целенаправленно и заблаговременно копить на поездку, откладывая часть сбережений год-другой, как это делало большинство разумных и бережливых пассажиров верхних и средних палуб.

За камни Илья не беспокоился. Он надежно запрятал их в багаж — ни одна проверка не обнаружит, среди вороха одежды и дешевой бижутерии, приобретенной специально для того, чтобы алмазы затерялись среди них. Все необходимое купили тут же неподалеку в первом попавшемся магазине готового платья. Ведь не могут они отправиться в многодневный круиз налегке — это будет выглядеть подозрительно. А то, что одежду они даже померить не успели ввиду отсутствия времени — ерунда, если чего-то вдруг не хватит, то на борту лайнера обязательно найдутся магазинчики, в которых можно будет это приобрести. Конечно, цены там слегка кусались, но ведь один раз живем…

До отправления оставалось еще около часа, поэтому Илья и Настя решили позавтракать в первом попавшемся ресторанчике вокзала. Возвращаться в город Рассохин не хотел — не хватало еще попасть в поле зрение многочисленных соглядатаев, болтавшихся вокруг, хотя сейчас в широкополой шляпе, закрывавшей половину лица, да в затемненных очках опознать его было затруднительно. Но береженного бог бережет.

На душе у Ильи было неспокойно, хотя он и верил, что здесь в Барселоне никто их не ищет. От мехвагена они избавились, попросту бросив его на одной из многочисленных улочек города. Но все же время от времени Рассохин оглядывался по сторонам, стараясь определить, не проявляет ли кто-то излишнего внимания к их паре.

Ресторанчик располагался удачно с точки зрения обзора — на втором этаже вокзала, да и сидели они лицом к дверям. Поэтому появившихся сицилийцев лейтенант узрел почти сразу, как только те вошли в огромный зал. Двубортные дорогие костюмы, каменные лица, словно выточенные из камня, крепкие тела тренированных мужчин — эта троица выделялась среди толпы, как акулы на мелководье.

Илья напрягся, и Настя это моментально почувствовала.

— Что случилось?

— Не смотри по сторонам, делай вид, что все в порядке.

— Опять они?

— Да, каким-то образом вышли на наш след.

Ночью Рассохин рассказал Насте все… ну, или почти все о сложившейся ситуации. Так что девушка была в курсе постигших ее любовника неприятностей, но и не подумала оставить его. Наоборот, когда Илья предложил все же подумать о перелете в Фридрихсград, девушка резко и даже чуть грубовато, что было на нее совершенно не похоже, отказалась.

— Я сразу поняла, что ты связан с темными делами, еще при нашей первой встрече, — сказала Настя, не глядя Илье в глаза. Прежде она подобные темы не поднимала никогда. Она вообще мало о чем его расспрашивала, словно дав себе однажды некий зарок. Поэтому он посмотрел на нее удивленно, но Настя продолжила: — Мне наплевать на это. Я знаю, ты хороший человек. Я чувствую. Никуда я не полечу, если только ты меня не прогонишь сам. Ты ведь не прогонишь?

Рассохин покачал головой и больше они об этом не говорили. До сего момента.

— Мог работник бюро нас выдать? — чуть испуганно предположила девушка.

— Возможно все, что угодно. Пока они нас не видят. Тут столько людей вокруг. Нам повезло, что мы первыми их заметили, а им найти нас будет очень непросто. Пойдем-ка на борт, там нас не достать никому.

Проверка билетов не заняла много времени. Как Илья и думал, их личности и документы ни у кого не вызвали ни малейшего подозрения. Подтянутый таможенный работник только лишь скользнул взглядом по счастливо-озабоченному лицу Насти и пропустил новых пассажиров в следующий зал, где им предстояло еще немного обождать в компании таких же, как и они сами, пассажиров дорогих сьютов. Но перед этим Рассохин без раздумий передал обслуживающему персоналу саквояж, чемодан с алмазами и прочий багаж — все должны были отнести в их каюту, — получив взамен специальную корабельную карту.

Сицилийцев они больше не видели. Те затерялись где-то позади, оставшись в здании морского вокзала. Илья надеялся, что это была их последняя встреча.

Наконец, началась посадка на борт. Стоя в недлинной очереди перед трапами, Рассохин разглядывал лица людей вокруг. Им предстояло вместе плыть до Флориды около двух недель, поэтому неплохо бы завести на время пути если не друзей, то хотя бы временных собеседников. Некоторые из будущих соседей выглядели возбужденно-радостными, оживленными, находящимися в предвкушении праздника, другие — недовольными даже столь коротким ожиданием. Дети весело бегали вокруг взрослых, с удовольствием повизгивая от восторга.

Очередь быстро продвигалась вперед, к широкому трапу. Настя, на время позабыв о сицилийцах, разглядывала блестящий борт лайнера, металлической стеной уходящий, казалось, прямо в небо.

— Какой же он все-таки… впечатляющий! — подобрала она, наконец, правильно слово.

Даже Рассохина, повидавшего в жизни многое и, как ему казалось, переставшего чему-либо удивляться, корабль поразил своими размерами. Подобного сочетания масштабов и роскоши он не встречал, пожалуй, прежде никогда.

Едва поднявшись на борт, они тут же попали в просторное помещение, где работники лайнера встречали прибывающий гостей. Конечно, завышенная цена сьюта I-го класса давала и кое-какие льготы, в том числе, приоритетное обслуживание. Улыбчивая девушка мельком глянула в билеты и выдала им лайнер-пассы — небольшие удостоверения, в которые она тут же вписала их имена и фамилии, крепящиеся к одежде. Они нужны были исключительно для внутреннего пользования на корабле. Носить их было не обязательно, тем не менее и Илья и Настя прикрепили свои пассы на груди, весело подмигивая друг другу.

Рассохин зарегистрировался под фамилией Наварро, имя же оставил прежнее, лишь слегка его видоизменив. Теперь он официально звался Иль Наварро, а Настя записалась под своей настоящей фамилией Воробьева.

Илья, глядя на нее, еще раз подумал, как же ему повезло. Красива, умна и не задает лишних вопросов. Идеальная подруга. Он устроит ей счастливую жизнь, он поклялся себе в этом, нужно только перетерпеть тяжелые времена.

— Господин Наварро, ваш сьют находится на палубе номер пятнадцать — сообщила девушка напоследок. — Ужин с восемнадцати часов, в брошюре на схеме я отметила ваш столик и кратчайший путь к каюте. Ваш багаж уже доставлен на место. Приятного пребывания на борту нашего корабля!

— Спасибо, — кивнул Рассохин.

Внутренняя обстановка лайнера оказалась вполне под стать его внушительному внешнему виду. Пока Илья и Настя добирались до своего сьюта по верхним палубам, минуя бесконечные коридоры и переходы, они беспрестанно крутили головами, стараясь увидеть и оценить все до последних мелочей. Насте нравилось совершенно все вокруг: и многочисленные картины, украшавшие стены, и скульптуры, встречавшиеся то тут, то там, и различного рода модные инсталляции. С первого взгляда становилось понятно, что над внутренним убранством работали настоящие мастера своего дела, свободу фантазии которых никто не ограничивал. В итог получился настоящий шедевр, а ведь они еще не добрались до атриума — сердца корабля, оставив его на потом.

Другие пассажиры так же неспешно двигались к своим каютам. Время от времени раздавались их восторженные возгласы — не одна только Настя впервые столкнулась лицом к лицу с такой роскошью. Но были и те, кто брезгливо оглядывался по сторонам, лениво позевывая. Аристократы, богачи, миллионеры — им давно наскучило вычурное окружение, или же они просто делали вид, пуская пыль в глаза, как это принято в Колумбиане. Рассохин, который терпеть не мог позеров, сразу отметил несколько неприятных фигур, от коих в дальнейшем решил держаться подальше.

Возглавляла этот список крупная дама с тяжелым бульдожьим лицом, с ног до головы увешенная драгоценностями. Илья сходу оценил эту ходячую ювелирную витрину в десяток тысяч марок — и это стоимость только того, что было на ней надето в данный момент. Дама начала скандалить еще в очереди к трапу, требуя немедленного прохода. С ней не спорили — не хотели портить себе приятное впечатление от начала путешествия. Рассохин даже слышал краем уха, как она кричала на девушку, встречавшую гостей:

— Я не буду жить в этой каюте! Вы издеваетесь, милочка? Моя фамилия — Розенштерн! Понимаете? Нет, Рудди, она, кажется, совершенно ничего не понимает! Понаберут же дегенератов, а мы должны страдать! Рудди, ну, сделай же хоть что-то! Ты не мужчина, а тряпка! Бог дал мне тебя в наказание!

Ее спутник — сухощавый, высокого роста мужчина, безмолвно шествовавший по правую руку госпожу Розенштерн, только беспомощно пожимал плечами, но его участие в перепалке и не требовалось — толстуха задавала исключительно риторические вопросы.

Кажется, Рассохин уже где-то слышал эту фамилию: Розенштерн. Если эта неприятная особа на самом деле та, о ком он подумал, то ее состояние насчитывало несколько миллионов марок, являясь одним из крупнейших авзонских состояний на сегодняшний день. Зачем Вайоне Розенштерн (если он правильно вспомнил ее имя, время от времени мелькавшее в светской хронике) сдался трансатлантический лайнер? Неужели, у нее или ее многочисленных друзей не нашлось собственной яхты, пригодной для подобного путешествия?..

Заметил Илья и других более или менее известных представителей правящей европейской элиты, в том числе и несколько персон, относящихся к русо-прусскому торговому и политическому истеблишменту. Но и помимо политиков, которых он терпеть не мог, Рассохин узнал, несмотря на шляпку с легкой вуалью, тем не менее почти полностью скрывавшую лицо, одну популярную в последнее время актрису — звезду новомодного синема, снимавшуюся во множестве картин. Вот только, фамилию ее, Илья, как ни старался, так и не припомнил. То ли Арина Ясенева, то ли Карина Тополева. В общем, было в той фамилии что-то лесное…

Он и не предполагал, корабль соберет на своем борту сразу столько звезд и богачей. Впрочем, в этом не было совершенно ничего удивительного. Престиж превыше всего!

Телохранители сопровождали почти каждого, кто мог себе это позволить. И за Розенштернами неотрывно следовала пара плечистых мужчин, и за некоторыми другими пассажирами тоже. Илья надеялся, что хотя бы оружия у них с собой нет. Конечно, деньги решали многие вопросы, но не в данном случае. «Звезда морей» — не частная яхта, тут правила одни для всех. По крайне мере, в теории. Да и вокруг не Руссо-Пруссия, где личный авторитет и толстый кошелек в некоторых городах до сих пор стоят выше любых законов, хотя, по слухам, молодой император Константин взялся искоренить этот древний порок.

Каюта, как и было обещано, оказалась двухъярусной. Сверху, стоило лишь подняться по изгибистой лестнице, находилась спальня, большую часть которой занимала широкая двуспальная кровать, зеркало в полстены и встроенный шкаф, а внизу — небольшая гостиная. Там стоял диванчик, рядом с ним журнальный столик, а напротив — два глубоких мягких кожаных кресла, в углу притулился стол для работы с бумагами, а на стене висело несколько картин.

Саквояж и чемоданы стояли сбоку у стенки. Одна из дверей внутри сьюта вела в туалетную комнату. Настя тут же распахнула вторую дверь, ведущую на балкончик, на котором нашлись еще один столик и пара кресел, на этот раз простых деревянных, как в уличном кафе, с брошенными поверх сидений подушками.

— Смотри, Илюша, тут интересно! — позвала она.

Илья бросил сумку на кресло, вышел следом за ней на балкончик и потянулся. Жаркое летнее солнце пекло с самого раннего утра, не переставая. Легкий ветерок больше обжигал кожу, чем освежал ее. Хотелось лежать в тени, потягивая прохладительный напиток из высокого стакана. Лучше, конечно, ледяное пиво, к коктейлям Рассохин так и не привык.

Настя, словно прочитав его мысли, вернулась в комнату, вытащила из барного шкафа бутылочку светлого пива, открыла ее, налила напиток в стакан и поднесла его Рассохину.

— Моему господину, — с шутливым полупоклоном произнесла девушка, передавая ему стакан, — за то, что исполнил мечту моего детства. Морское путешествие — что может быть прекрасней⁈..

Илья, с недоверием относившийся к морю и предпочитавший традиционную твердую землю под ногами, чуть покачал головой, но пиво принял и отхлебнул большим глотком чуть не полстакана. Не имперское, но пить можно. По крайней мере, жажду напиток вполне утолял.

Он бросил взгляд вниз. Балкончик выходил на внутреннюю прогулочную палубу — Рассохин специально выбрал такой сьют. Океан прекрасен, но быстро утомляет, а вот за людьми следить не надоедает никогда. Некоторые пассажиры уже успели побывать в своих каютах и переодеться, а сейчас совершали первый пробный променад, неторопливо шествуя по дорожкам среди сотен цветущих растений и разглядывая изумительные красоты корабля.

Илья подумал, что эта точка — идеальная место для обзора и ведения наблюдений за пассажирами. Выше находилась лишь одна палуба, остальные же располагались под ними. Конечно, он не видел отсюда балкончики кают и их владельцев с его стороны, но вот тех, кто поселился напротив, он превосходно мог разглядеть даже без бинокля.

Многие из них так же выходили на балконы и глазели по сторонам, изучая обстановку и заводя первые знакомства с соседями по путешествию.

— Теперь две недели только мы и океан вокруг, — мечтательно сказала Настя, удобно устроившись в кресле. — Соленый воздух, морской бриз, храбрый кавалер рядом — о чем еще может мечтатьпростая девушка?

— Не уверен, что тебе так уж повезло с кавалером, — честно ответил Илья. — Видишь ли, он у тебя с темным прошлым и сомнительным будущим.

— Позволь мне самой решать, повезло мне или нет. По-поводу прошлого — так оно меня не касается, а уж будущее мы творим вместе, так что и я за него в ответе в той же степени, что и мой недоверчивый кавалер.

— Тем не менее, сейчас ты могла бы уже быть дома, в привычном мире, а вместо этого болтаешься неизвестно где, неизвестно с кем…

— Самый большой корабль на планете — это не неизвестно где, — звонко рассмеялась Настя. — А ты — вполне известно кто — мой храбрый рыцарь, господин Иль Наварро! Давай-ка, раз уж ты здесь инкогнито, я так и буду к тебе обращаться, пока не доберемся до места. Иль Наварро — авзонский подданный. Надо же мне начинать играть свою роль!

— Конечно, — согласился Рассохин, — ты права. Так меня и называй, даже наедине.

В дверь негромко постучали. Илья нехотя поставил стакан на столик и пошел открывать. На пороге стоял стюард — высокий юноша крепкого, лет двадцати — в белоснежном форменном костюме.

— Здравствуйте, господин Наварро, — бойко затараторил юноша по-бриттски, чуть поклонившись при этом. Рассохин бриттским владел вполне сносно, хотя сам говорил с сильным акцентом — авзонским, как он втайне надеялся. — Я ваш стюард на все время путешествия. Буду убирать помещение раз в день или чаще, если прикажете, а также приносить вам завтраки, обеды и ужины, если вы пожелаете питаться в каюте. Вы можете обращаться ко мне по любым вопросам. Меня зовут Генри, — он широко улыбнулся, сверкнув столь же ярко-белыми, как и его костюм, зубами. Илья решил, что этот молодой человек ему скорее нравится. Было в нем что-то лихое и бесшабашное.

— Привет, Генри, рад знакомству, — с радушным видом Рассохин протянул стюарду руку, с зажатой между пальцев купюрой. Тот поначалу удивился — видно не часто обитатели сьютов столь запросто общались с обслуживающим персоналом, но приметив купюру, тут же крепко пожал протянутую руку. Банкнота в процессе рукопожатия мгновенно сменила владельца. В этот момент Настя зашла в комнату и лейтенант тут же ее представил: — Моя подруга, госпожа Воробьева. Настя, это Генри, наш стюард.

Генри поклонился еще раз, но Рассохин успел приметить его восхищенный взгляд. Настя умела произвести на мужчин нужное впечатление.

— Очень приятно! Позвольте поинтересоваться, вы — имперские подданные?

— Что, так заметно? — улыбнулась Настя. Илья помрачнел. Конечно, акцент скрыть сложно, тем более такой заметный, как у него.

— Я всегда внимательно изучаю список с моими будущими клиентами, еще до того, как они поднимаются на борт. Это моя работа.

— Но ведь мы только несколько часов назад приобрели билеты! — удивилась Настя.

Генри лишь усмехнулся, чуть снисходительно, но тут же с удовольствием раскрыл перед непонятливой женщиной всю мощь передовых технологий:

— Как только вы купили билеты, посыльный из бюро тут же доставляет на борт лист с вашими именами и предпочтениями в еде, которые вы озвучивали в бюро. А уже тут на месте листы распределяются по стюардам и стюардессам, прикрепленным к определенным каютам. Поэтому, только лишь увидев вашу фамилию, я сразу понял, что вы, госпожа Воробьеффа, русо-прусская подданная. А вот судя по фамилии господина Наварро, я предположил, что он — авзонец, но сейчас вижу, что ошибся. Дело в том, что я полгода прожил в Фридрихсграде у друзей еще в прошлые времена, когда о иномирянских посольствах и слыхом не слыхивали, и за это время познакомился со многими представителями вашей славной империи. И теперь могу отличить русского и дойча с первого взгляда!

— Какой вы молодец, Генри, — похвалила стюарда Настя, незаметно подмигнув при этом Илье, — но понимаете, вы ошиблись. Мой друг, Иль, к сожалению, не подданный империи. Он — авзонец.

— Не может быть, — не поверил стюард, но тут же поспешно извинился за свою несдержанность. — Значит, мне нужно больше тренироваться в физиогномике. Правильно у говорят: поспешишь — людей насмешишь. Еще раз прошу меня простить. Вот здесь на стене — электрокнопка для вызова стюарда. Если вам понадобится моя помощь, просто нажмите на нее, и через пять минут я буду на месте.

— Обязательно. До встречи, Генри.

— До свидания, госпожа Воробьеффа… господин Наварро…

— Пока, приятель, — кивнул на прощанье Ил. — Не переживай. Мне нравятся и русские, и дойчи, и прочие имперцы. Они крепкие парни. Но авзонцы лучше!

Никак не прокомментировав данную сентенцию, Генри исчез за дверьми. Как только щелкнул замок, Настя рассмеялась:

— Теперь мне неудобно. Зачем мы обманули этого славного юношу? Ведь он раскусил тебя с первого взгляда. У тебя же совсем не авзонское лицо. Эти скулы, эти глаза… да и акцент — он ужасен!

— Прямо уж ужасен, — чуть смущенно буркнул Рассохин. — Впрочем, франкский я знаю на порядок лучше — выучил в Легионе. Но и мой бриттский понимали все, кому надо.

— Ты еще и по-франкски говоришь? — восхитилась Настя. — А скажи мне что-нибудь красивое…

— Je suis amoureux!^[4]

— Ну, это даже я понимаю, — хихикнула Настя, кокетливо отведя взор чуть в сторону. — Но ты говори еще…

— Tu as de beaux cheveux. Tu as de belles lèvres. Avec toi, je me sens bien, j’ai confiance en toi. Tu es ma bonne étoile, t’es la plus belle de la terre!^[5]

Настя перестала улыбаться и посмотрела Илье прямо в глаза. Он, не говоря больше ни слова, притянул ее к себе, ощутив под тонкой тканью платья податливое тело.

Она потянулась к нему, и Рассохин ответил на поцелуй со всей нерастраченной за годы одиночества страстью. То, как он прежде проводил время в постели со случайными подругами, не шло ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал сейчас.

Они вдруг оказались на диванчике, даже не скрипнувшем под массой их тел, а одежда улетела куда-то в сторону.

Илья прежде особо не понимал, почему люди столько возвышенно рассуждают о плотской любви. Для него интимная близость с женщинами была всего лишь приятной функцией, дополнением к другим удовольствиям. Да, он познал множество женщин, и они дарили ему минуты блаженства, но то была вовсе любовь. Какая может быть любовь, когда после всего ты протягиваешь ей несколько смятых банкнот, а она торопливо собирает вещи и уходит, чтобы тут же позабыть твое лицо за длиной чередой других мужских лиц.

С Настей же все было иначе. Он чувствовал ее, каждый изгиб ее тела, помнил все ее родинки. То, что происходило между ними, он не мог назвать банальным словосочетанием «интимная близость». Это было нечто большее. Может быть, все же та самая пресловутая «любовь», о которой все толковали, а он и думать забыл. А может, нечто иное — единение, полное слияние, гармония — то, чему нет названия. Ему казалось, что он сейчас находится не на этой земле, он где-то там — высоко в небе, летает, словно птица, не знающая усталости, парит, взмывая все выше и выше. А Настя негромко стонала под ним, пока, наконец, не вздрогнула всем телом, и тут же Илья содрогнулся сам.

А через несколько минут, когда они, разгоряченные и усталые, лежали рядом, Ил закурил папиросу, выпуская клубы дыма в потолок, и подумал, что в это мгновение он абсолютно счастлив.

Лайнер три раза громко прогудел и тронулся с места. Путешествие началось.

Глава 3

К обеду Илья и Настя все же решились покинуть каюту и немного пройтись по лайнеру. На самом деле Рассохин лучше бы остался в сьюте и немного подремал — ночь выдалась тяжелая. Но Настя, хотя устала не меньше, горела желанием изучить корабль. А желание дамы — закон!

Лайнер изнутри напоминал даже не отель, а скорее — целый город с магазинами, многочисленными ресторанами, салонами красоты и казино. Гулять тут можно было сутками напролет.

Настя радовалась каждой мелочи. Все вокруг ее восхищало и поражало. И, что особенно нравилось Илье, — она не скрывала свои эмоции, восторгаясь каждому новому удивительному открытию. Может быть, это и выглядело со стороны несколько провинциально, зато очень естественно. Лейтенанту никогда не нравились манерные напудренные фифы, давно разучившиеся чувствовать жизнь.

Они прошлись по нескольким палубам, заглянули в пару магазинчиков и приобрели замшевый пиджак для Рассохина и платье для Насти — в некоторых ресторанах на борту существовал определенный дресс-код, а брать вещи на прокат Илья не любил. Поначалу Рассохин еще держался настороже, поглядывая по сторонам, но их парой никто не интересовался, и постепенно он расслабился.

Кажется, сицилийцы, каким бы образом они не проследили их до морского вокзала, на борт не попали. Иначе, они бы уже проявили себя — у Валентино служили шустрые ребята. Значит, на следующие две недели о них можно забыть. Даже если лайнер будут встречать во Флориде — это случится потом, а сейчас же, как сказала Настя, только океан вокруг и они вдвоем… не считая, конечно, почти семи тысяч пассажиров и двух тысяч членов экипажа…

Интересно было бы узнать, каким образом сицилийцы вышли на след в Барселоне? Все же перехватили сигнал передатчика? Но Илья сомневался, что это по силам даже лучшим инженерам, а Валентино традиционно не любил технические новшества, предпочитая действовать по старинке. Мехваген они бросили еще в Жироне, и к лайнеру людей Валентино ничто не могло вывести. Однако вывело. Значит, сработал как раз пресловутый человеческий фактор — кто-то из многочисленных соглядатаев узнал их и сдал за плату. Нельзя исключать, что даже здесь на лайнере у Давиано были свои люди среди гостей или персонала.

Погуляв несколько часов, Рассохин предложил пообедать, и Настя с удовольствием приняла приглашение. Они сели за один из столиков на открытом воздухе под большим зонтом и попросили рыбное меню и бутылку белого вина, хотя Илья не отказался бы от хорошо прожаренного стейка и кружки пива. Но не спорить же с девушкой, которой захотелось попробовать на вкус дары океана.

Лайнеру предстояло проследовать морской трассой, обогнув Иберию с юга, пройти Гибралтарский пролив, а затем — прямым ходом через Атлантический океан до Майами. Остановок этот маршрут не предусматривал, что Рассохина только радовало, снижая вероятность новых неприятных встреч.

— Очень вкусно! — похвалила неизвестного повара Настя, попробовав нежное, таящее во рту филе. — Давай, Ил Наварро, налетай, не стесняйся!

Следующий час Рассохин отдавал должное превосходной кухне ресторана. Правильно приготовить рыбу — целое искусство, а местные специалисты явно знали в этом толк. Они заказали всего понемногу. Илье больше всего пришлись по вкусу жареные гребешки с белыми грибами и похлебка из кальмаров и креветок, Настя же налегла на салат из осьминога, картофеля и помидора-черри, а на второе попросила порцию тунца.

Пока обедали, они почти не разговаривали, лишь изредка перекидываясь короткими фразами, расхваливая очередное блюдо.

— Нет, я окончательно перехожу на рыбу, — Настя, насытившись, слегка откинулась на спинку стула и выпила глоток вина. — Никакое мясо не сравнится с этим вкусом. Согласен ли ты с этим, о мой рыцарь?

— Мужчина должен есть мясо, — улыбнулся Илья. — Так сложилось испокон веков. Мы, хоть и вышли из моря, но тут же наловили себе мамонтов на ужин. Может быть, для этого мы и покинули морские пределы, — задумчиво добавил он, глядя вдаль и вдыхая полной грудью соленый воздух.

— Ты хочешь сказать, — чуть прищурилась Настя, — что причина эволюции человека — это потребность древних мужчин в куске мяса?

— В большом куске, — уточнил Рассохин. — Смысл эволюции — это стремление лучше питаться. Жили мы когда-то в доисторических океанах, кушали водоросли и прочую гадость — надоело, выползли на сушу, адаптировались, отрастили себе руки-ноги, стали охотиться. Тогда впервые почувствовали себя настоящими людьми, но чего-то не хватало. Огонь! Как только еду начали жарить, прогресс поскакал вперед семимильными шагами. Ах, как кормили на приемах в Версале и Лувре, но это ерунда по сравнению с тем, какие пиры закатывали в былые времена русо-прусские купцы-миллионщики. Вот кто денег не жалел. Мы все по сравнению с ними — лишь жалкие любители.

— Ты так вкусно рассказываешь, что я сейчас опять проголодаюсь, — рассмеялась Настя. — И вообще, почему бы тебе не написать статью на тему «Хорошее питание, как главный стимул эволюции и прогресса». Уверена, любой кулинарный журнал с радостью ее опубликует!

— Были и другие стимулы, — вынужденно признал лейтенант. — Красивые женщины, например.

— Ну, с этим я не спорю, — покивала Настя. — Еще бы, ради женщин мужчина готов на все, кроме мытья посуды и походов по магазинам.

— Для тебя я сделаю это, — сурово посмотрел на нее Рассохин. — Я вымою всю посуду!

— И в магазин?

— И в магазин!

— Поможешь выбрать шляпку?

— Помогу!

— Нет, я знала, что ты у меня отважный рыцарь, но и не подозревала, что настолько. Даже шляпного магазина не убоялся — герой, каких поискать.

Илья бы целый век сидел вот так за бокалом легкого вина и болтал на необременительные темы. Пожалуй, в его прежней жизни, полной опасностей и приключений, когда постоянно ждешь подвоха со всех сторон, он никогда не расслаблялся настолько, как сейчас.

Разве что совсем давно, когда они с другими офицерами напивались до полусмерти, то чувствовали себя в те минуты свободными от всяческих обязательств, как ветер в поле. Но после приходило жесткое похмелье. За все нужно расплачиваться. И той расплатой была монотонная гарнизонная жизнь: бессмысленная и бесконечно-тягучая, беспросветная и унылая. Но никто не роптал, время было такое, а кто не мог терпеть — писал прошение об отставке. Вот и Рассохин сделал однажды свой выбор и ушел, никогда впоследствии не жалея о своем поступке.

— О чем задумался? — Настя внимательно изучала его лицо, подмечая и сеточку морщин вокруг глаз, и редкие, но уже появившиеся седые волосы, и волевой подбородок. Он нравился ей, хотя приглянулся не сразу. Но повезло — успела рассмотреть, разглядеть его до отъезда, почувствовать родственную душу, а разглядев, не побояться остаться. Это был самый смелый и безрассудный Настин поступок за всю ее жизнь. Она и сейчас не до конца понимала, как же решилась на подобный шаг, как сумела перебороть внутренние страхи. И тоже ни о чем не сожалела. Да, у ее лейтенанта имелись проблемы, да и прошлое его, как он сам сказал, сомнительное. Но они-то живут в настоящем. И только от них самих зависит, какое у них получится будущее. Будет ли оно счастливым или трагичным — они сами делают его, каждый день, каждую минуту, своими словами, поступками и желаниями. А грозные сицилийцы — всего лишь внешние факторы, которые рано или поздно исчезнут из их жизни навсегда. Настя ни на миг не сомневалась в этом.

Рассохин не успел ответить. К их столику приблизился официант и негромко проинформировал:

— Извините за беспокойство, через полчаса начнется обязательная учебная тревога. Это нововведение: после гибели «Океаника» мы стараемся максимально обезопасить наших пассажиров. Вам лучше вернуться к себе, а после сигнала во всем следовать инструкции, которую вы найдете на внутренней стороне двери вашей каюты.

— Спасибо, непременно, — согласился Илья и поднялся на ноги, подавая руку Насте. — Надо, так надо, порядок прежде всего.

Обратную дорогу они нашли достаточно быстро. Рассохин уже неплохо ориентировался на лайнере, поэтому они успели вернуться в свой сьют минут за десять до объявления тревоги. Этого времени им вполне хватило, чтобы быстро изучить нужную инструкцию, которая не содержала в себе каких-либо сложностей. Все что требовалось, это надеть теплую одежду, удобную обувь и спасательные жилеты, которые хранились тут же в каюте, после чего, не паникуя, покинуть помещение после сигнала тревоги и пройти, следуя указаниям стрелок, в нужном направлении.

Илья заранее достал жилеты и помог Насте надеть свой, затянув тесемки. Каждый жилет был снабжен особым свистком — отпугивать акул, как тут же пошутил Илья.

«Пугатель акул» Настю развеселил, она уже хотела было засвистеть в него, но Рассохин покачал головой, и девушка с некоторым сожалением отменила свою затею.

— Не стоит гонять туда-сюда стюардов, — пояснил Илья. — Свистнешь, и Генри тут же прибежит проверить, все ли в порядке. А ему сейчас и так несладко придется.

— Ты прав, у Генри забот полно, — улыбнулась Настя. — Да и не похож он на акулу, не буду его пугать.

Зазвучал сигнал тревоги — семь коротких и один длинный гудки, призывающие немедленно бросить все дела и следовать четким инструкциям.

Обычно процедура учебной тревоги на лайнере напоминала веселую игру. Пассажиры с удовольствием фланировали в жилетах по палубе и знакомились с обитателями соседних кают, чтобы потом совместно отметить удачное спасение.

Так получилось и в этот раз, не успели Илья и Настя выйти в коридорчик, как тут же нос к носу столкнулись с соседями. К великому неудовольствию Рассохина, первой, на кого они наткнулись, была незабвенная Вайона Розенштерн в сопровождении неизменного Рудди и двух телохранителей.

— Когда они выключат эту гадкую сирену? — кричала Вайона, глядя в грустную лошадиную физиономию Рудди. — У меня разболелась голова! Неужели нельзя было провести учения позже или вообще их отменить? Ведь каждый идиот знает, что в случае опасности надо идти к шлюпкам. Чего тут еще думать?

— Дорогая, это ведь обязательная процедура, — попытался усмирить жену Рудди, но успеха не добился. Проще было сдвинуть поезд с места, чем утихомирить разъяренную госпожу Розенштерн.

— Обязательная, говоришь? А ты и рад, верно? Тебе бы лишь по сторонам глазеть на всяких… профурсеток… — последняя фраза относилась к Арине Ивлевой (Рассохин, наконец, вспомнил ее имя), которая со скучающим видом стояла чуть в сторонке, без особого интереса поигрывая с тесемкой спасательного жилета. Рудди, как ему казалось, незаметно, а на самом деле достаточно похотливо пялился на ее стройную фигурку, но звезду синема подобное пристальное внимание нисколько не смущало. Так же без ответа она оставила и высказывание Вайоны, лишь только чуть повела плечами, словно невзначай, но сделала это так выразительно, что глаза всех мужчин вокруг оказались мгновенно прикованы к ней.

Розенштерн от возмущения поперхнулась. Рудди виновато потупился, сообразив, что жену сейчас лучше не сердить — хуже будет.

Илья усмехнулся про себя, оценив актерское дарование Арины, взял Настю под локоток и отвел подальше от эпицентра назревающего скандала, решив, что зрелище, несомненно, предстоит забавное, но в данный момент оно совершенно некстати.

— Неприятная женщина, — обратился к Рассохину элегантный пожилой господин в костюме-тройке с накинутым поверх спасжилетом. — Я с ней давно знаком, и поверьте, сильно сожалею об этом.

Илья неопределенно пожал плечами. С незнакомцем он был вполне согласен, но предпочитал не выставлять собственное мнение напоказ, не будучи уверенным в надежности собеседника.

— Позвольте представиться, — правильно понял тот, — моя фамилия Котт, Марио Котт. Сеть ювелирных магазинов. Наши филиалы есть и в Фридрихсграде, и в Барселоне, и в Париже.

— Иль Наварро… хм… путешественник. Это моя подруга госпожа Воробьева.

— Крайне рад знакомству, — Котт церемонно поклонился, вынудив Рассохина проделать то же самое. Настя, повинуясь ситуации, с улыбкой присела в изящном книксене, словно находилась на званом балу, а не в узком коридоре лайнера.

Монотонно повторяющийся сигнал тревоги слился с криками толстухи-миллионерши, создавая невероятную какофонию. Илья поморщился.

Генри в сопровождении еще одного стюарда появился рядом с Вайоной и попытался ее успокоить, но сделать это оказалось не так-то просто. Розенштерн отказывалась замолкать, как и следовать вдоль коридора, повинуясь стрелкам на стенах.

Остальные пассажиры деликатно делали вид, что скандал их нисколько не касается, но Илья был уверен, что сегодня же в книге жалоб лайнера появится несколько новых записей. Богачи не любили, когда их спокойствию кто-либо мешал.

Наконец, общими усилиями Вайону удалось вернуть в сьют. О том, чтобы тащить ее к спасательным шлюпкам уже не шло и речи. Даже Генри это осознал и, коротко переговорив с кем-то по бортовому переговорнику, самолично провел несносную толстуху к ее каюте.

— Пожалуй, теперь и нам пора. Буду рад пообщаться с вами за ужином, — заметил Котт, еще раз поклонился напоследок и двинулся вперед, вслед за вторым стюардом, показывавшим дорогу к шлюпкам.

Илья и Настя не стали увиливать от обязательств и честно прошествовали вместе с остальными на выделенную им по штатному расписанию палубу. Там их уже ожидали дежурные офицеры и несколько матросов, в чьи обязанности входил спуск шлюпок на воду. Конечно, сейчас никто их спускать не стал, но находиться на предписанных местах члены команды были обязаны. Они приветствовали пассажиров, а те в свою очередь тут же затеяли памятную сессию, сумев привлечь к этому занятию корабельного фотографа, то и дело переставлявшего свой агрегат, чтобы запечатлеть то одну, то другую пару (надо сказать, что за последний год фотографы окончательно победили дагеротипистов).

Один из офицеров тем временем проверял всех пассажиров поименно, то и дело сверяясь со списком. Наконец, удовлетворенно кивнув, он громко заговорил, обращаясь ко всем собравшимся:

— Уважаемые гости «Звезды морей»! От имени капитана нашего корабля благодарю вас за понимание и точное выполнение инструкций. Вы отлично со всем справились. Учебная тренировка для вас закончена, можете вернуться в свои каюты или, если желаете, пройти на соседнюю палубу, где в открытом ресторане для вас накрыты столы с легкой закуской и освежающими напитками. Наша кухня способна удовлетворить самые изысканные вкусы. Приятного вам дня!

Окончание его речи вызвало аплодисменты пассажиров, довольных, как собой, так и поступившим приглашением.

— Хочешь, пойдем в ресторан? — предложил Рассохин, искоса поглядывая на Настю, которая чуть подняла лицо вверх, подставляя его легкому ветерку.

— Мы ведь только что поели. Ты проголодался?

— Нет, но там можно приятно провести время, выпить вина, да и закуски он описал так хорошо, что мне захотелось их попробовать.

— Тогда пойдем, — согласилась девушка. — От бокала вина я не откажусь!

Илья улыбнулся ей, чуть развернулся и замер на месте. Улыбка мгновенно исчезла с его лица. Метрах в пятнадцати от него на палубе стоял один из давешних сицилийцев. Сейчас, когда солнце светило ярко, а убийца не скрывал лица, Рассохин узнал его — Джакопо, один из самых надежных людей Валентино и, по совместительству, главный специалист по устранению конкурентов. Когда Давиано отправлял его разобраться с проблемой, можно было быть уверенным, Джакопо выполнит свою работу. Как же хотел Валентино уничтожить русского, если отправил именно Джакопо на его поиски, а не приберег своего лучшего убийцу для защиты от страшных африканцев…

К счастью, Джакопо еще не заметил Илью и Настю, а двух его помощников рядом не оказалось. Вероятно, они прочесывали соседние палубы.

Рассохин резко схватил Настю под руку и сжал чуть сильнее, чем требовалось. Хорошо, что девушка сразу все поняла и не вскрикнула от боли.

— Они здесь? — прошептала она. Илья кивнул и медленно, стараясь не привлекать к их паре излишнего внимания, повел ее к одному из трапов, ведущих на нижние палубы.

Где-то позади оставался Джакопо. Рассохин, отвернувшись в другую сторону, не мог его видеть, но знал, что тот в данную минуту проверяет каждого пассажира наверху. Значит, сицилийцы все же попали на корабль, будучи уверенными, что их добыча находится именно здесь. Но как же они это узнали, черт подери⁉ Паспорт, которым воспользовался Илья, был чистым, не засвеченным. Он купил его лично у проверенного человека, и ни Валентино, ни его люди ничего о нем знать не могли.

В коридорах не было ни души. Почти все сейчас, включая стюардов, находились на верхних открытых палубах. Учебная тревога закончилась, но люди не спешили вниз, предпочитая провести время на свежем воздухе, тем более что погода и накрытые столы к этому располагали.

Илья почти бежал, таща Настю за собой.

— Куда мы, в каюту?

— Да, — подтвердил Рассохин. — Они не знают, где именно мы остановились и под какими именами, иначе направились бы прямо туда. А так им предстоит нелегкая задача — проверить все семь тысяч пассажиров. Если мы затаимся, то есть шанс отсидеться в сьюте.

— Четырнадцать дней? — не поверила Настя. — Они нас найдут. Может, пожалуемся охране? Или капитану! Их арестуют.

— А что мы расскажем? — зло рассмеялся Илья. — Что я украл алмазы сицилийской мафии? Что на борту убийцы? А где доказательства? Или ты хочешь отдать все драгоценности капитану! В таком случае, нам, несомненно, поверят, вот только тут же самих и арестуют до выяснения всех обстоятельств. По крайней мере, меня-то уж точно…

— Об этом я как-то не подумала…

— К тому же, — продолжил Рассохин, — это вовсе не гарантирует нам защиту. Без веского повода сицилийцев никто не тронет, а такого повода они пока не дали. Сейчас они такие же обычные пассажиры, как и мы. Вот если бы произошло преступление, скажем, убийство, конкретно, мое — то капитан обязан был бы его расследовать и взять под арест всех подозреваемых. Но пока нет трупа — нет и дела. Так что, извини, мы только сами подставимся, а проблему не решим.

— Я поняла. Что же делать?

— Как я и сказал: отсиживаться в сьюте. Генри может приносить нам еду. Скажемся больными. Морская болезнь — обычное дело, все поймут. Лишнего внимания это не привлечет.

— Рано или поздно, но они нас найдут, — упрямо повторила Настя, качая головой. Предложенный план ей не нравился, и Илья прекрасно это понимал. Ему самому идея отсидеться взаперти не нравилась тоже, но ничего лучшего в данный момент придумать он не мог.

— Мы что-нибудь обязательно сообразим, — пообещал Рассохин. — Теперь, когда мы знаем, что враг рядом, будем настороже.

Навстречу им так никто и не попался. Рассохин хорошо помнил обратную дорогу, и все же в каждый последующий коридор он предварительно осторожно заглядывал из-за угла, прежде чем туда сунуться. Настя в эти моменты терпеливо ожидала позади.

Удивительно, но Илья не видел в ней страха. Скорее, разочарование. Жестокие убийцы, казалось, вовсе не пугали ее. Возможно, после недавней битвы в отеле, Настю уже мало что могло удивить или испугать — выработался некий иммунитет на подсознательном уровне. Либо же она настолько безоговорочно доверяла своему любовнику, что даже не задумывалась о грозящей ей самой опасности. Пусть сицилийцы их преследуют, ну и что с того? Вот если бы это были фридрихсградские бандиты, не знавшие милосердия, тогда стоило бы поостеречься. А эти… так, ничего серьезного… Коза-Ностра — забавная мафия из старых сказок…

Рассохин же не тешил себя иллюзиями. Сицилийская мафия представляла собой реальную угрозу. Они не прощали обид, не забывали оскорблений. Кража — это пощечина, нанесенная главе клана, ответом на которую могла быть только пролитая кровь. Его кровь и кровь всех его близких.

Теперь лейтенант отчаянно пожалел о том, что все-таки поддался соблазну и взял с собой Настю. Лучше бы он послушал внутренний голос, который советовал встретиться с девушкой позже, когда все утрясется. Но он недооценил угрозу и подставил Настю под удар. Еще повезло, что он первым заметил Джакопо. Обернись ситуация иначе, и убийца выследил бы их до каюты и ближайшей же ночью наведался бы туда вместе со своими людьми. И Настю бы он не пощадил. В этом Рассохин был уверен.

Они почти добрались до сьюта, оставалось всего пара коротких переходов до их коридора. Илья выглянул в очередной раз из-за угла, стараясь разведать дорогу, и нос к носу столкнулся c сицилийцем — одним из помощников Джакопо, его имени Рассохин не знал, но в лицо вспомнил тут же. Да и убийца признал его мгновенно. И тут же атаковал, неуловимым движением выхватив нож.

Лейтенанту повезло, что он стоял вполоборота. Удар убийцы пришелся вскользь, Илья перехватил его руку и вывернул до хруста. Нож отлетел в сторону, мягко упав на ковровую дорожку. Рассохин не остановился на достигнутом и ловко впечатал сицилийца в стену напротив.

Настя, шедшая следом, вскрикнула от неожиданности и отступила на пару шагов назад.

Убийца сознания не потерял, но выглядел слегка дезориентированным. Он потряхивал головой, пытаясь прийти в себя. Илья не дал ему такого шанса. Он тут же оказался рядом и схватил сицилийца за шею в жесткий болевой захват. Тот захрипел и попытался перекинуть лейтенанта через себя, но Рассохин держал крепко.

— Ты же его задушишь! — вскрикнула Настя.

Илья подумал и чуть ослабил захват, но ровно настолько, чтобы киллер не задохнулся раньше времени.

— Если я его отпущу, он нас сдаст. Такие люди не прощают!

— Не убивай его! — Настя нагнулась и подобрала валявшийся нож. — Он же не знает, где мы живем. Пусть поклянется, что оставит нас в покое и мы его отпустим!

— Зато теперь он точно знает, что мы на борту. Да и тебя в лицо запомнил, не сомневайся. А клятвам его я бы верить не стал…

Илья немного отвлекся, и убийца тут же воспользовался шансом. Он с силой лягнул лейтенанта пяткой, попав по голени, и когда тот невольно охнул, сумел провести классический борцовский бросок через бедро.

Рассохин оказался под сицилийцем, вдобавок сильно ударившись головой об пол. Ситуация в корне переменилась. Убийца, несмотря на поврежденную руку, занял крайне выгодную позицию и теперь уже сам душил лейтенанта. От недостатка кислорода у Ильи помутилось в глазах, он изо всех сил старался разжать руки врага на своем горле, сбросить с себя сицилийца, но тот ловко пресекал любые попытки.

Еще чуть-чуть, понял Рассохин, и конец.

Внезапно чужая хватка ослабла, а тело убийцы навалилось на лейтенанта всей своей массой. Илья тут же вывернулся, сбросил с себя тяжелый груз и с трудом встал на колени.

Убийца не шевелился, и Рассохин сразу же обнаружил причину.

Сицилиец был мертв, а в его спине торчал нож, погруженный в тело по самую рукоять. Умер он мгновенно.

Теперь Настя не казалась спокойной и беззаботной. Ее била крупная дрожь, но все же девушка смогла найти в себе силы и произнесла неестественно громким в воцарившейся тишине голосом:

— Все как ты и хотел. Теперь у нас есть труп.

Глава 4

Им повезло. Нам шум драки так никто и не появился, но долго подобный фарт длиться не мог.

Рассохин лихорадочно рассуждал, что лучше: бросить тело здесь в коридоре, где его непременно найдут в ближайшие минуты, как только пассажиры начнут возвращаться к своим каютам, или попытаться спрятать труп, а под покровом ночи постараться от него избавиться окончательно, сделав это так, чтобы убитого никогда уже не нашли. Казалось бы, что может быть проще? Ведь вокруг море, а с утра лайнер выйдет в бесконечный океан. Вот только нужно незаметно пронести тело до борта — и проблема решена. К сожалению, — теперь Рассохин был не рад этому факту, — балкон их собственного сьюта не выходил на внешнюю часть лайнера.

Он нагнулся к убитому и с трудом поднял тяжелое тело на руки. Сицилиец весил килограмм девяносто, тащить его было неудобно, но иного выхода лейтенант не видел.

— Что ты делаешь? — Настя, расширенными от ужаса глазами, смотрела на мертвого убийцу.

— Надо отнести его в каюту и там спрятать до поры до времени, — пояснил Рассохин. Под телом мертвеца уже успела образоваться лужа крови, впрочем, не особо значительная — нож из раны Илья не вынимал, да и темно-бордовая ковровая дорожка отчасти скрывала место преступления. И все же, любой стюард, проходящий мимо, тут же приметит неладное, а этого Илья не мог допустить.

— К нам в каюту? — не поверила Настя.

— Другого места нет. Мы не можем бросить тело здесь. Твоя задача — срочно отыскать бутылку красного вина, принести ее сюда и разбить над этим пятном. Осколки собирать не надо. Может быть, нам повезет, и стюарды решат, что это не кровь, а всего лишь обычное вино.

— Но… — замешкалась Настя. — Я не могу…

— Быстро. Делай. Как. Я. Говорю. — Рассохин приказал четко, по-военному, и Настя поспешно кивнула.

— Хорошо, у нас в каюте в барном шкафе есть несколько бутылок вина.

— Иди туда, возьми одну и возвращайся. Дверь оставь приоткрытой. Поняла?

Настя часто закивала и убежала вперед. Илья пошел следом. Сицилийца он закинул на правое плечо — стало чуть легче. Благо, что идти было совсем недалеко — всего пару коротких коридоров. Рассохин стиснул зубы и упрямо тащил труп, молясь при этом всем богам, чтобы никого не встретить по дороге.

Но его молитвы не были услышаны. Он уже добрался до последнего поворота, отделявшего его от собственного сьюта всего десятью шагами, как вдруг услышал громкие голоса, и вынужденно остановился. А прислушавшись к сути разговора, чуть не зарычал от злости.

— Нет, милочка, постойте, куда вы так спешите! Никакой культуры, никакого воспитания. Сразу видно, что вы родились в варварской стране.

— Я тороплюсь, дайте пройти! И страна наша не варварская. Это некоторые гордятся лишь былыми заслугами, не имея за последние двести лет никаких новых достижений.

— Ах, она еще и хамит. Да ты хоть представляете себе, с кем разговариваете⁈ Правду говорят, что у вас самые необразованные и пьющие женщины. Вино в ваших руках только подтверждает это предположение.

— Не ваше дело. Будь вы хоть бриттской королевой, не имеете право мне указывать!

Первый голос Илья узнал сразу же. Он принадлежал сварливой старухе-миллионерше Розенштерн, оставшейся в сьюте из-за своих капризов, а теперь, видно, заскучавшей в одиночестве и выглянувшей в коридор в поисках объектов для своих нападок. К сожалению, первой ей подвернулась Настя, так некстати выбежавшая из каюты с откупоренной бутылкой вина в руках. При обычных обстоятельствах Настя сумела бы уладить дело миром, но сейчас нервы ее находились на пределе, вот она и сорвалась, спровоцировав тем самым порцию высказываний со стороны Вайоны, которая перегородила проход и даже попыталась схватить Настю за руку, что уже совсем не в какие рамки приличия не вписывалось. Но вздорная старуха любила скандалы, и попытки Насти вырваться из ее цепких лап только раззадоривали Розенштерн.

Илья уже опасался, как бы Настя не ударила Вайону той самой бутылкой. Им только второго трупа не хватало. Повезло еще, что телохранителей поблизости не оказалось — их заставили принять участие в учебной тревоге наравне с остальными, а они, кажется, были только рады на время отдохнуть от несносной старухи — непрофессионализм, спасший Илью от краха всей операции.

— Пустите меня, кому сказала! — повысила голос Настя. Она балансировала на гране, понял Илья, еще секунда и сорвется.

— Я сейчас вызову капитана, и ты ответишь за оскорбления, — решительно заявила Розенштерн, перейдя на «ты». — Мои адвокаты разорят твой без сомнения и так скудный банковский счет!

Рассохин подумал было подкрасться к Вайоне со спины и чуть придушить — не до смерти, конечно. А пока старуха отдыхает, пронести труп сицилийца в сьют. Но Настя самостоятельно справилась с возникшей проблемой.

— Ах, капитана позовете? — В ее голосе почти не осталось волнения — одна злость. — Что ж, вызывайте. Только что вы сами сказала, я — русская. А наш народ очень не любит угроз. Знаете, что я сейчас сделаю?

— Ударишь меня? — предположила Розенштерн, поневоле понизив голос. — Не советую, мои адвокаты…

— Нет, не ударю. Я прыгну лицом на дверь вашей каюты. Так, чтобы разбиться в кровь. А потом сама вызову службу охраны и скажу, что вы на меня напали. Зная ваш характер, мне поверят многие. А заодно дам интервью в газеты. Вас и так не очень-то любят, а за подобное просто размажут, разотрут в порошок. И мы еще поглядим, чей банковский счет опустеет!

Илья только покачал головой, слушая Настю. И где только она всего этого нахваталась. Даже миллионерша опешила и отступила назад.

— Хамло! Ты не посмеешь!..

— Проверим? — и столько в ее голосе было уверенности в собственных силах, что старуха сдалась.

— Ты мне еще за это ответишь!

Она спиной вперед вдвинулась в свой сьют и с силой захлопнула дверь.

— Всенепременно, — Настя шутовски поклонилась закрытой двери и тут силы ее оставили. Она опустилась на пол прямо там, где стояла и беззвучно зарыдала.

Рассохин уже спешил по коридору к ней, таща сицилийца. На сантименты не было времени, поэтому вначале он занес мертвеца в каюту и положил его в ванной комнате, и только затем вернулся в коридор и помог Насте подняться.

— Ты — молодец, — он прижал ее к себе, ощущая, как тело девушки бьет дрожь.

— Она теперь от нас не отстанет… Натравит на нас всех вокруг… Я все испортила!

— Ты все сделала, как надо. Старуха — не самая главная наша проблема. С ней мы как-нибудь поладим. Тебе надо прилечь.

Илья мягко подтолкнул ее по направлению к каюте.

— Ты что? Я не могу оставаться там одна. Там же он! — девушка округлила глаза.

— Я вернусь через пять минут. Потерпи.

Рассохин почти насильно завел ее в каюту и усадил на диванчик. Настя была напряжена, Илья даже испугался, как бы ее мышцы не схватила судорога, но время было слишком дорого, поэтому он лишь погладил подругу по спине, забрал у нее злополучную бутылку вина и вышел в коридор.

Задуманная операция заняла у него даже меньше пяти минут. Всего-то потребовалось добраться до места схватки, разбить бутылку об стену, постаравшись, чтобы вино пролилось точно на кровавое пятно. К счастью, других следов состоявшегося поединка там не нашлось. Да и крови натекло совсем мало. Если повезет, то кровь примут за пролитое вино и попросту вызовут уборщика, который быстро уничтожит все следы совершенного преступления. Илья на это очень надеялся.

Вернувшись в сьют, он застал Настю сидящей, поджав ноги, на диванчике. Она неотрывно смотрела на дверь, ведущую в ванную комнату. Девушка больше не плакала, но была все так же напряжена. И Рассохин не знал, как ее утешить.

* * *

До ночи их никто не потревожил, кроме Генри, деликатно поинтересовавшегося, желают ли гости отобедать в одном из ресторанов лайнера и не нужно ли им зарезервировать столик. Но обаятельный господин Наварро, сунув стюарду двадцатимарковую купюру, попросил доставить ужин в сьют и до утра их не беспокоить по причине легкой морской болезни, сразившей госпожу Воробьеву.

Погода слегка испортилась, хотя еще час назад ничего этого не предвещало. Небо затянули тучи, и Генри сообщил, что многие пассажиры так же решили отужинать в своих каютах, несмотря на первый вечер на лайнере. Легкая, едва ощутимая на многотонном судне качка свалила непривычных к морским реалиям горожан с ног. Так что решение Наварро стюарда нисколько не удивило.

К семи часам он прикатил в сьют столик, заставленный блюдами, пожелал приятного аппетита и выразил надежду, что завтра госпоже Воробьевой полегчает. Ил согласился с подобным пожеланием, после чего Генри откланялся, а Рассохин запер дверь и только тогда вздохнул спокойно.

Кажется, о гибели сицилийца пока никто не узнал. Генри ни словом не обмолвился о каких-либо неприятностях на лайнере. Значит, убитого еще не хватились и поиски не организовали. Да и сообщит ли Джакопо кому-либо о пропаже своего помощника? Вряд ли. Скорее всего, не дождавшись возвращения сицилийца, он сообразит, что тот все же отыскал русского, вот только на этом его везение окончилось. Тем вернее он сосредоточит дальнейшие розыски в том самом секторе лайнера, где шастал погибший. Потеряв одного помощника, Джакопо резко сузит круг поисков. Не оставалось ни малейших сомнений, что до конца путешествия им не продержаться. Джакопо отыщет их раньше. Это означает, что нужно сыграть на опережение, самому выяснить, в каких каютах остановились сицилийцы, выследить их и уничтожить. Другого выхода Илья в сложившейся ситуации не видел. Вот только для начала нужно решить первоочередную задачу и избавиться от уже имеющегося трупа, а потом уже строить дальнейшие планы.

Настя ничем помочь ему сейчас не могла. Ее, наконец, накрыла волна шока, но Рассохин ловко влил в девушку стакан водки, и через полчаса она уже забылась тяжелым, прерывистым сном. Илья укрыл ее пледом, с сочувствием наблюдая, как его подруга время от времени вздрагивает от снившихся кошмаров. Большего он для нее в данную минуту сделать не мог. А сожалеть о принятых решениях попросту не имело смысла. Что случилось, то случилось. Но он пообещал себе, что всеми силами постарается в будущем загладить свою вину перед Настей.

Илья пить водку не стал, хотя ему очень этого хотелось. Вместо этого он сел в кресло, поставив его напротив двери, и положил под руку единственное доступное оружие — нож для резки мяса. Невесть что в данной ситуации, но все же лучше, чем встречать убийц с пустыми руками.

Проблема с оружием его очень беспокоила. Нужно постараться раздобыть что-нибудь более существенное. Если сицилийцы сейчас ворвутся в их сьют, то с одним лишь ножом он их не остановит. Рассохин не сомневался, что уж Джакопо-то первым делом обеспечил себя и своих людей оружием. И можно было даже не спрашивать, каким образом он этого добился — у сицилийской мафии длинные руки и огромные связи.

Он некоторое время обдумывал эту мысль, пока до него, наконец, не дошло очевидное. А как только это случилось, Илья хлопнул себя по лбу, поражаясь собственной глупости и рассеянности. Конечно же, он прав, люди Джакопо должны были иметь при себе оружие посущественнее, чем выкидной нож. Удивительно, как быстро он позабыл, чтов туалетной комнате его собственного сьюта лежит тело сицилийца, которое он даже не удосужился обыскать.

Рассохин подошел к спящей Насте и осторожно погладил ее по голове. Кажется, у девушки поднялась температура. Такое бывает от волнения и стресса, ничего удивительного. Таблетка аспирина и крепкий сон помогут ей прийти в себя. Но будить Настю сейчас ради приема лекарства он не стал.

Вместо этого он поправил почти сползший на пол плед и отправился в ванную. Занавеска прикрывала чугунную ванную, в которую он положил труп, но сквозь полупрозрачную ткань все же проступал силуэт лежащего в ней тела.

Илья глубоко вдохнул и выдохнул воздух несколько раз кряду. Возиться с трупами он никогда не любил. Несмотря на то, что он повидал на своем веку не один десяток мертвецов, его все еще слегка подташнивало, когда приходилось иметь с ними дело. Но выбора не было, Рассохин отодвинул в сторону занавески и быстро обшарил тело сицилийца.

Как он и надеялся, под пиджаком обнаружилась кобура для скрытого ношения оружия, а в ней — беретта, любимое оружие авзонцев, — к тому же привычная ему длинноствольная беретта Laramie на шесть патронов, выполненная на основе знаменитого классического смитт-энд-вессона третьей модели. Рассохин проверил барабан — все патроны на месте. Во время драки убийца просто не успел достать револьвер, слишком уж неожиданной вышла их встреча в коридоре. Илья только покачал головой, представив на секунду, что все могло произойти совсем иначе.

Помимо беретты, которую он тут же снял с тела вместе с кобурой и надел на себя, Рассохин нашел лишь кожаный бумажник с несколькими банкнотами внутри, а так же паспорт, в который он даже не стал заглядывать. В конце концов, какая разница, как звали человека, которого убила Настя.

Немного подумав, он вытащил нож из тела, тщательно вытер его, сложил и сунул в карман. Всякое оружие пригодится, пренебрегать нельзя ничем, тем более в их ситуации. Ведь неизвестно, сколько помощников Джакопо на самом деле поднялось на борт. Он видел на вокзале трех сицилийцев, но это не означает, что где-то поблизости не слонялись и другие.

Оставалось дождаться ночи, чтобы попытаться избавиться от тела. Покидать сьют сейчас было просто опасно. А время, как обычно в таких случаях, тянулось невероятно медленно. Чтобы чем-то занять себя, Илья проверил беретту. Бывший владелец содержал оружие в идеальном порядке, придраться не к чему. Теперь, в случае чего, он сумеет дорого продать свою жизнь. Хотя, наверное, и мертвый сицилиец думал так же. Ни в коем случае нельзя полагаться на одно лишь оружие. Иногда хорошая реакция и крепкие нервы стоят куда больше, чем ствол в руках врага.

Рассохин накрыл тело большим полотенцем и вернулся в комнату. Настя все еще спала, беспокойно ворочаясь. На ближайшее время беспрерывные кошмары ей обеспечены. Илья прекрасно помнил свое состояние после того, как убил своего первого. Три месяца он засыпал лишь приняв успокоительное — бутылку водки, Потом отпустило, но и до сих пор, стоило подумать о том дне, как перед глазами тут же возникало некогда приятное мужское лицо, обезображенное внезапной смертью, с небесно-голубыми глазами, стеклянно смотрящими в потолок, и кровавым ручейком, стекавшим из приоткрытого рта. Его первый личный мертвец. Если бы в тот день все сложилось чуточку иначе, то он сам отправился бы на тот свет, но все же эта картинка никогда не стиралась из его памяти, и он подозревал, что она пребудет с ним до конца дней.

Рассохин перекусил успевшим остыть ужином, так и не решившись разбудить Настю. Пусть поспит, легче станет, да и вряд-ли она сейчас захочет есть.

Подкрепившись, Илья выглянул в коридор и тихо выругался. Напротив него через коридор, у дверей сьюта Розенштерн стоял один из ее телохранителей и, судя по сосредоточенному виду, никуда не собирался уходить. Второго видно не было. Скорее всего, они теперь дежурили посменно. А если так, то вынести тело сицилийца из каюты окажется затруднительно.

Вот же, чертово невезенье! Прокляты те алмазы, что ли?..

Рассохин вежливо кивнул охраннику, тот столь же церемонно кивнул в ответ. Крепкий тип, глазами так и зыркает. Еще повезло, что он и его напарник отсутствовали в тот момент, когда у Насти случилась стычка с Вайоной, а сам Илья тащил труп по коридору. Иначе, они уже сидели бы в корабельной камере, а один из местных офицеров проводил бы допрос, возможно с пристрастием.

Илья вернулся в сьют, запер за собой дверь, вышел на балкон и закурил папиросу. Время близилось к полуночи, погода совсем испортилась, шел дождь, который с каждой минутой только усиливался. Пассажиры бежали с открытых палуб в рестораны и каюты, не желая мокнуть, но стюарды еще наводили порядок, поэтому мелькнувшую было мысль — просто взять и сбросить тело сицилийца вниз с балкона, затем самому спуститься туда и оттащить убитого к ближайшему борту — пришлось отменить. Заметят, к гадалке не ходи. Разве что проделать это чуть позже — в четыре-пять утра, когда со сном бороться труднее всего, а все пассажиры, даже самые неугомонные из них, уже будут почивать в своих постелях, и даже стюарды и матросы не будут торчать снаружи.

Где-то вдалеке сверкнула первая молния, и через несколько секунд раздался оглушительный гром. С балкона Илье не было видно волны, но он не сомневался, что начинается шторм. Качка все усиливалась, несколько столиков внизу перевернулись, а с одного балкончика слетел большущий зонт и упал в стороне.

— Что там? — негромко спросила Настя, незаметно выйдя на балкон. Ее уже не трясло, напряжение спало, да и алкоголь подействовал расслабляющее. Но взгляд у девушки блуждал из стороны в сторону. Не понравилось Илье ее текущее состояние — апатия, совершенной не свойственная его подруге.

— Штормит, — коротко пояснил он.

Настя подставила лицо дождю и ветру.

— Зайди в тепло! Простынешь еще — у тебя и так, кажется, жар начинается, — предупредил Рассохин, но девушка только отмахнулась.

— Тут хорошо, свежо. Я постою еще немного.

— Ветер крепчает. Надо быть осторожнее. Лучше закрыть дверь и окно.

— Еще несколько минут, ладно?

Илья хотел было обнять ее, но Настя чуть повела плечами, отстраняясь. Рассохин не настаивал и отодвинулся на шаг в сторону, понимая, что ей сейчас очень непросто, и винить во всем произошедшем она могла лишь его одного. Он и не оспаривал бы обвинения, понимая и принимая их целиком.

— Мы уже прошли Колонны Геракла^[6]? — внезапно спросила Настя.

— Не знаю, — растерялся Илья, — возможно.

— То есть мы уже в океане?

— Скорее всего. Надо посмотреть план маршрута, там все должно быть точно указано. Не думаю, что непогода нарушила наш график.

— Хорошо, если за бортом океан, — Настя обхватила себя руками за плечи. — Всегда мечтала о нем. Море-то я видела, и не одно: Черное, Остзее, Средиземное. А вот океан никогда.

— Вода и есть вода, — не понял Рассохин. — Какая разница?

— Разница есть и очень большая. Море имеет границы, океан же — это бесконечность. Как космический эфир. Только ближе. Знаю, масштабы несопоставимы, но для меня они похожи. Океан и космос, а рядом маленькая я. Крохотный человек и непознаваемая вселенная.

Илья внимательно взглянул на нее, а затем резко придвинулся и еще раз потрогал лоб у Насти. Лоб горел, несмотря на холодный дождь, хлещущий по лицу девушки.

— Быстро в каюту! — приказал Рассохин. — Ты все же заболела.

— Ну и что с того? — покачала головой Настя. — По сравнению со смертью любая болезнь — это мелочь…

— Давай не будем заниматься демагогией. Я понимаю, тебе тяжело, и еще долго так будет. И я постараюсь помочь, чем только смогу. Но выкинь из головы безрассудство, хорошо? Ты мне нужна здоровая. А теперь, не глупи, возвращайся в каюту.

Настя будто его и не слышала. Она отвернулась чуть в сторону, туда, где в просвете между корабельными постройками виднелся ярко освещенный кусок одной из палуб и темное небо над ней.

— Смотри, что это?

Девушка протянула руку, да так и застыла статуей, омываемой дождем. Хоть картину с нее рисуй. Или в синема снимай.

«Сплошная драма», — недовольно подумал Илья, который из искусства синематографа признавал исключительно легкие комедии, где персонажи вечно поскальзывались на банановой кожуре и получали тортами по физиономиям, но все же посмотрел в указанном Настей направлении.

Там что-то было в вышине, нечто чересчур темное и мрачное для летнего ночного неба, но что именно, разобрать с балкона Илья не смог. Однако увиденное крайне заинтересовало его, причем настолько, что он буквально силой затащил Настю в каюту и приказал:

— Я схожу на обзорную площадку, погляжу, что там происходит. А ты залезай под одеяло, прими таблетку морфия и попытайся вновь уснуть!

— Ни за что! — отрезала Настя. — Я одна тут не останусь. Пойду с тобой!

Спорить с ней сейчас Рассохин не решился, но все же сначала заставил девушку принять лекарство — аптечка нашлась в туалетной комнате сьюта — на труп в ванной лейтенант принципиально не смотрел.

— Ладно, идем вместе, только переоденься в сухое и накинь на себя дождевик. Я видел пару в шкафчике.

В коридоре все так же дежурил телохранитель Розенштерн, подозрительно посмотревший на парочку полуночников. Илья запер дверь каюты, но охранник не выпускал их из поля зрения, пока они не скрылись за поворотом.

Рассохин, уже достаточно хорошо ориентировавшийся в недрах лайнера, быстро вывел их на верхнюю палубу и повел вперед, к носу корабля. Дождь, некоторое время назад превратившийся в настоящий ливень, немилосердно хлестал по головам, плечам и спине, но просторные дождевики отчасти спасали ситуацию, прикрывая хотя бы лица.

Из-за различных корабельных надстроек Илья все никак не мог рассмотреть столь сильно заинтересовавшую его часть неба. И только когда они добрались до крайнего ограждения, за которым ступенчато шли вниз остальные палубы, Рассохин поднял, наконец, взгляд наверх.

Там, впереди по курсу, и небо, и вода терялись в гигантской черной туче. Она поглощала все вокруг, а свет луны и звезд не мог пробиться сквозь ее мрачную клубящуюся сущность. Даже молнии, сверкавшие то слева, то справа, терялись в ее глубинах. Туча была поистине колоссальная. Глядя на нее, невозможно было представить, что это порождение природы. Казалось, сам ад разверзся, и первобытная тьма неистово пожирает все вокруг, стремясь заполучить в свои смертельные объятья и «Звезду морей».

Лайнер между тем и не думал менять курс. Он смело шел вперед, прямо в тучу. И Рассохину это очень не понравилось.

Настя заворожено рассматривала приближающуюся тьму. Сейчас она не казалась удивленной или напуганной, скорее зачарованной.

— Наверное, ничего страшного в этом нет, — попытался успокоить и девушку, и себя самого Илья. — Иначе капитан свернул бы и обошел тучу стороной.

— Это кара. Я убила человека и должна быть наказана.

— Не смеши меня, — Рассохин попытался рассмеяться, но вместо этого зашелся в хриплом полукашле-полукарканье, как старый больной ворон. — Ты-то тут причем?

— Это я во всем виновата.

— Скорее, твоя температура. У тебя жар, тебе лежать надо, лечиться. А мы тут, под дождем, ночью, в холоде. Давай-ка двинем обратно в каюту.

— Она идет, — Настя все не отрывала глаз от тучи. — Она сейчас будет здесь!

Илья, отвлекшийся на какие-то мгновения, вновь взглянул вперед и ужаснулся. Туча стремительно приближалась, неотвратимо накатывая на корабль с невероятной скоростью. От одного ее вида в душе возникало непреодолимое чувство тоски и безысходности. Расстояние между лайнером и тучей быстро уменьшалось.

Внезапный громкий и протяжный гудок корабля оглушил их, предупреждая о грозящей беде, но было уже поздно.

— Она пришла, — сказала Настя.

И тьма накрыла корабль.

Глава 5

Тьма, пришедшая из глубин океана, накрыла ставший опасным и неуютным лайнер. Она залила античные статуи и фигуры египетских богов на носу корабля. Исчезли надстройки над капитанской рубкой, скрывавшие в себе поле для гольфа и казино. Тьма сожрала и палубы, и магазины, и прогулочную улочку, и все каюты. Пропала Звезда морей — самый большой в мире корабль — как будто и не существовало ее вовсе.

Вокруг не было видно ни зги. Илья кашлял, не переставая, и никак не мог остановиться, — что-то невидимое, витавшее в воздухе вокруг раздражало дыхательные пути. Дождь прекратился, точнее, облако не пропускало капли, загадочным способом образовав нечто вроде щита, укрывавшего лайнер со всех сторон.

Прошло совсем немного времени с того момента, как тьма настигла корабль, но Рассохину казалось, что минула целая вечность. Облако давило на него, пусть не физически, но Илья не мог сделать ни шагу. Его левую ногу внезапно свела сильная судорога, он пошатнулся и неловко упал набок.

Рядом раздался приглушенный шум от падения еще одного тела. Настя!

Илья постарался дотянуться до девушки руками, которые еще, к счастью, слушались, найти ее, лежавшую где-то совсем рядом, но тьма вокруг стала абсолютной, он мог искать лишь на ощупь, и все никак не дотягивался.

Рассохин хотел позвать ее, но очередной приступ дикого кашля заставил его содрогнуться от боли. С этого момента он больше не мог ни о чем думать. Илья и не представлял, что так бывает. Горло словно кто-то непрерывно натирал изнутри наждачной бумагой. Он не мог дышать, воздух просто не поступал в легкие. Ему казалось, что еще мгновение, и шею просто разорвет, он и сам уже готов был рвать ее руками, лишь бы хоть как-то унять адскую боль и получить порцию воздуха.

Он этого не видел, но облако захватило корабль, проникнув в каждый отсек, в каждую каюту, в каждый закуток. И не имелось такого места, где можно было от него скрыться.

Вновь протяжно загудела тревожная сирена — семь коротких и один длинный, и через некоторое время снова — семь коротких, один длинный, и снова, и снова, без остановки.

Судорога прихватила вторую ногу. Рассохин лежал на мокром от дождя настиле, корчась от нестерпимой боли во всем теле, и умирал от мучительного удушья.

Внезапно он сумел откашляться, чувствуя, как выплевывает с остатками слюны что-то еще, но что именно, он не сумел разглядеть. Кашель прекратился так же резко, как и начался. Лейтенант сплюнул еще раз, на этот раз кровью.

Глоток воздуха проник, наконец, в легкие и сознание прояснилось. Илья дышал и не мог надышаться. Обычно человек и не представляет себе, какое это счастье — просто лежать и вдыхать в себя чудесный, чистый, холодный, чуть соленый морской воздух.

Немного придя в себя, Илья начал массировать ногу, стараясь избавиться от схватившей ее судороги. С трудом, но это ему удалось, хотя второй ногой он все еще не мог пошевелить. Он совершенно перестал ее ощущать, и испугался было на пару минут, но, к счастью, сильный массаж вернул чувствительность обеим конечностям, и лейтенант, наконец, сумел подняться хотя бы на четвереньки.

Тьма никуда не ушла. Двигаться можно было только на ощупь, но Рассохин примерно помнил место, где стояла Настя, и пополз в ее сторону, не рискуя подняться на ноги.

Он сообразил, что качки больше нет, но все равно опасался, как бы тело подруги не откатилось в сторону. В таком случае поиски могут занять изрядное время.

Ему повезло, вскоре он наткнулся на что-то мягкое и неподвижное. Настя. Он подтянул ее тело к себе, нащупал голову девушки и провел рукой по лицу, пытаясь определить, дышит ли она. Затем приложил ухо к ее груди и замер, прислушиваясь. Долгие несколько секунд ничего не происходило, и Рассохина охватило отчаяние.

Но в следующее мгновение он ощутил глухой удар — всего один, но он был уверен, что не показалось, и замер, выжидая, и вот, когда он уже вновь почти отчаялся, — второй удар. Сердце Насти еще билось, но как-то странно, невероятно медленно, всего по паре удару в минуту. Но девушка была жива, он чувствовал это, а может, впервые в жизни просто захотел поверить в чудо.

Однако все повторилось. Прошла еще минута, затем еще, и еще. Сердце девушки работало все так же — медленно, в непривычном ритме, но методично, без сбоев. Она почти не дышала — грудная клетка вздымалась, но еще реже, чем билось сердце.

Нужен врач, причем срочно! На корабле имелся прекрасный медицинский кабинет и целый штат высококвалифицированных профессионалов — они обязательно помогут, только нужно дотащить Настю до врачебного блока.

Стихли не только дождь и боковая качка, прекратился и ветер, вокруг стоял полный штиль, ни единого, даже самого слабого дуновения.

Сирена внезапно умолкла. Наступила тишина.

Рассохин потащил Настю в сторону ближайшего трапа. Это давалось ему с огромным трудом. Встать на ноги в полной темноте он боялся, опасаясь упасть вместе с девушкой, а ее тело казалось невероятно тяжелым, поэтому продвигались они едва-едва.

И, как назло, никого рядом, ни единого человека: ни пассажира, ни члена экипажа.

Он попытался позвать на помощь, но приступ кашля не прошел даром. Кричать Рассохин не мог, только едва слышно шептать. Поэтому он упорно тянул Настю за собой, время от времени останавливаясь, собираясь с силами и вновь слушая ее редкое сердцебиение. Никаких мыслей в голове у него не было, никаких размышлений о причинах произошедшего. Только цель, занявшая собой все — дотащить, справиться, спасти.

Наконец, — ему казалось, что прошло пара часов, хотя минуло едва минут десть, — он сумел добраться до ближайшего входа в коридоры лайнера и втянул за собой Настю, так никого и не встретив по дороге. Это было странно. Туча, тьма, аномальные атмосферные явления — все это никак не могло остаться незамеченным со стороны экипажа и бодрствующих пассажиров. А ведь на лайнере имелись ночные рестораны, кабаре, казино — там жизнь кипела круглосуточно, не останавливаясь ни на миг. И где же все? Отчего корабль, на котором путешествует около девяти тысяч человек, теперь кажется пустым и заброшенным. Почему выключили тревожную сирену? Ведь вначале кто-то включил ее, предупреждая об опасности, хотя на этом все разумные действия команды закончились. Между тем, лайнер все еще двигался вперед — это чувствовалось по легкой вибрации под ногами, по приглушенному шуму от работы мощных энерготанков.

Видимость в коридоре была лучше, чем снаружи. Илья уже мог разглядеть свои руки, Настю, часть внутреннего интерьера. К тому же освещение на лайнере исправно функционировало, старательно разгоняя неестественную тьму.

Рассохин встал, наконец, на ноги и поднял Настю. Так идти было легче, хотя он и ощущал неимоверную слабость во всем теле — словно тот приступ кашля сожрал почти все его внутренние ресурсы. Он медленно пошел по коридору, ориентируясь по памяти, а вскоре наткнулся на информационный щит с подробным описанием всех важных мест корабля, находящихся поблизости. Медицинский блок оказался не так далеко, как он думал, нужно было только спуститься на несколько уровней вниз.

Из кают никто не выглядывал, не интересовался, что происходит с кораблем. Это тоже было странно. Люди — любопытные создания. Илья даже постучал в несколько кают, попавшихся по дороге, но двери никто так не отпер, а ломиться внутрь Рассохин не стал.

И тут ему попалось первое тело. Мужчина лет двадцати пяти, в белоснежной форме стюарда лежал лицом вниз на зеленой ковровой дорожке и не подавал никаких признаков жизни. Илья осторожно опустил Настю на пол, посадив у стены, и подошел к телу, перевернув его лицом к себе.

Лоб стюарда был рассечен, но кровь почти не сочилась. Очевидно, он неудачно упал при появлении облака и потерял сознание. Рассохин осторожно потряс мужчину, но тот не реагировал на его прикосновения. Несколько легких пощечин так же не помогли. Тогда Илья одним рывком разодрал фирменную куртку у него на груди и попытался услышать биение сердца.

Сначала, как и с Настей, никаких признаков жизни он не почувствовал. Но Илья уже понял, что нужно терпеливо ждать, и через полминуты он услышал приглушенный удар. Стюард был жив, но так же, как и у Насти, все проявления организма оказались чрезвычайно заторможены, мужчина словно впал в кому. До этого момента Рассохин никогда не сталкивался с подобным состоянием человеческого организма. Может быть, это туча повлияла на нормальную жизнедеятельность, введя некоторых в глубокую спячку, больше похожую на описанный многими авторами летаргический сон. А может, случилось нечто иное. В любом случае, чрезвычайно повезло, что на самого Илью облако не подействовало так же, как на Настю и бедолагу-стюарда.

Он вновь поднял девушку на руки и, чуть пошатываясь, пошел дальше, надеясь на то, что ему хватит сил, и стараясь не задаваться преждевременным вопросом, смогут ли помочь его подруге корабельные доктора. Задачи нужно решать по мере их поступления.

Через несколько минут, стираясь рваными кусками, словно художник недовольно удалял случайное пятно на картине, темнота полностью исчезла. Коридоры, как и обычно, освещались электролампами, искусственно приглушенными в ночное время.

Шаг за шагом он миновал несколько коридоров, наткнувшись еще на два бездыханных тела, на этот раз пассажиров: мужчину и женщину, лежащих рядом. У женщины было расцарапано все горло, а ее длинные ухоженные пальцы на руках оказались запачканы в крови, а ногти обломаны. Ей тоже не хватило воздуха, и она, задыхаясь, пыталась спастись, раздирая горло руками. Только вот, в отличие от Ильи, женщине повезло меньше. Лицо ее было синим от удушья, и Рассохин мог бы поклясться, что сердце у нее уже не бьется, даже медленно.

Женщина явно была мертва, а вот мужчина рядом с ней, кажется, тоже впал в коматозное состояние, как и у Насти или давешнего стюарда.

Останавливаться Илья не стал, сил уже почти не оставалось, а Настя все не приходила в себя. Руки опускались, отказываясь держать ее некогда почти невесомое, а сейчас словно налитое свинцом тело, но Илья, сжав зубу, упрямо шел вперед. Его всегда отличала особая упертость, которую многие принимали за банальную тупость. Там, где другие искали обходные пути, он зачастую пер напролом. Но не потому, что не видел иных решений, а просто верил — он сможет. И чаще всего так и случалось.

Очередной поворот вывел Илью прямиком к широкой лестнице, ведущей на нижние уровни. Он спустился на один этаж и оказался напротив закрытых дверей одного из ресторанов. Лестница вела дальше, но Рассохин, вспомнив план лайнера, решил срезать путь, пройдя прямиком через обеденный зал.

Мощным пинком он заставил створки двери распахнуться, и лейтенант с девушкой на руках зашел в просторное помещение, обставленное, как и все на корабле, с невероятной помпезностью и роскошью.

Вот только сейчас Рассохина не интересовали ни замысловатые картины известных художников, висевшие на стенах вокруг, ни изысканное убранство помещения, сочетавшее в себе самые современные веяния моды, ни шикарный мраморный пол и огромную хрустальную люстру, сверкавшую тысячами электрических огней под полукруглым прозрачным куполом.

Все это было сейчас совершенно неважно.

На полу, вокруг многочисленных столиков, у барной стойки, у дальней стены, у широких панорамных окон — везде лежали десятки тел. Женщины в красивых вечерних платьях, мужчины в классических смокингах или обычных костюмах-двойках, официантки в привычной белоснежной униформе, даже несколько офицеров разных государств в форменных кителях. Всех их черное облако застало за поздним ужином здесь, в этом ресторане, и все они остались лежать там, где их настигла беда.

Рассохин считал себя прожженным циником, способным шутить даже в самые критические минуты жизни, но это зрелище мучительной смерти стольких людей потрясло его до глубины души. И все же мелькнула предательская мысль: «Ресторан „Последний ужин“».

Возможно, некоторые еще были живы, впав в неестественный летаргический сон, но кто знает, очнутся ли они когда-либо? Ведь вполне могло оказаться, что сейчас он единственный на всем огромном корабле, кто может самостоятельно передвигаться, не впал в сон и не погиб мучительной смертью, как та женщина в коридоре и как многие здесь, в ресторане.

Не сразу он смог сделать первый шаг, несколько минут так и стоял в дверях, не решаясь пересечь гиблое место. Даже не приближаясь к лежавшим людям, он прекрасно видел, что и тут все произошло по знакомому сценарию. Большинство посетителей ресторана казались мирно спящими, разве что грудные клетки у них не вздымались при дыхании, как у обычных здоровых людей. Остальные были уже мертвы. И каждый из погибших скончался от удушья. Об этом свидетельствовали и синюшные лица, и разодранные в клочья шеи — все это он пережил и сам, только ему повезло, приступ вовремя отступил, дав возможность вдохнуть живительный воздух, а этих бедолаг так ничто и не спасло.

И все же, необходимость отыскать помощь для Насти, заставила Илью преодолеть себя и пройти сквозь зал к дальнему выходу, за которым, насколько он помнил, начинались служебные помещения, и там же неподалеку находился и медицинские помещения.

Он почти добрался до цели, как вдруг двери распахнулись настежь, и в зал ввалился растрепанный человек, который тут же споткнулся об одно из тел и растянулся на полу, крепко ударившись головой при падении.

Когда он вновь поднялся на ноги, чуть пошатываясь и ощупывая ушибы, Рассохин узнал его — Марио Котт, один из его соседей, еще несколько часов назад с неприязнью отзывавшийся о Вайоне Розенштерн. Вот только сейчас он вовсе не походил на прежнего изысканного, саркастически-ироничного, подтянутого, хоть и в летах, господина, непринужденно заговорившего с Ильей во время учебной тревоги. Он все еще был одет в костюм-тройку, только один рукав пиджака болтался, почти целиком оторванный, а сам некогда белоснежная сорочка была покрыт многочисленными бурыми пятнами, похожими на засохшую кровь. Лицо и шея Марио были расцарапанными до крови, от элегантной прически не осталось и следа, зрачки были расширены, и взгляд судорожно блуждал по сторонам. Господин Котт находился в глубочайшем шоке.

Наконец, он углядел замершего в десятке шагов Рассохина с девушкой на руках. Взгляд Марио внезапно обрел былую осмысленность, и он стремительно бросился к лейтенанту.

— Вы! Живы! Слава богам и демонам! Я думал, что остался на корабле один…

— Большинство пассажиров тоже еще живы, — чуть злее, чем хотел, ответил Илья и вновь закашлялся.

— Ох, простите, это ведь ваша жена⁈ Что с ней? Она тоже в… — Марио все никак не мог подобрать нужное слово.

— В беспамятстве, — подсказал Рассохин.

— Да, именно, в беспамятстве, — чуть смутился Котт и тут же уточнил: — А вы уверены?..

— Она жива, и многие другие тоже живы, — отрезал Илья. — Сердца у них бьются, только медленно. И они дышат!

— Невероятно! Я уж испугался… — Котт быстро взял себя в руки. — Вам помочь?

— Откройте дверь.

Котт тут же метнулся в обратном направлении и придержал створки, пока лейтенант со своей ношей миновал преграду.

— Вы знаете, я как раз вышел на палубу выкурить сигару перед сном, несмотря на непогоду. И только я нашел укромное местечко, как наступила тьма… я упал как подкошенный. Кашлял, не переставая. Кажется, выхаркал половину легких. Потом пришел в себя, вокруг стало чуть светлее, а рядом лежали две официантки — бедняги убирали столики после гостей… но они уже не очнулись… Я их затащил в коридор, там и лежат. А куда мы идем?

— В медицинский блок, — Рассохин старался беречь дыхание, а Марио все говорил и говорил, радуясь компаньону.

— Думаете, там есть другие… хм… уцелевшие?

— Надеюсь на это.

— Да, вы правы, куда же еще бежать, как не в ближайшую больницу, — согласился Котт. Он постепенно приходил в себя: походка стала уверенней, взгляд тверже. Теперь рядом с Ильей вновь шел солидный, пусть и слегка потрепанный внезапными неприятностями человек.

«Как все же боязнь одиночества в мгновение превращает нас в испуганных дикарей, — подумал мимолетно Рассохин. — И как знание, что ты не один, тут же возвращает человеческий облик».

По дороге они наткнулись еще на несколько тел. Илья уже научился определять на вид тех, кто был безнадежно мертв — по цвету лиц и разодранным шеям, и тех, кто просто уснул, впал в беспамятство, как он решил мысленно считать до получения новой информации.

— Это вы включали сирену?

— Нет, — Котт покачал головой. — И не вы? Значит, остался еще кто-то живой на этом чертовом корабле!

Они вышли в просторный холл с фонтаном посередине и многочисленными мелкими магазинчиками по окружности. Несмотря на ночное время, во многих лавках горел свет, а двери были гостеприимно распахнуты в ожидании посетителей.

Беспомощно лежащие тела нашлись и здесь — несколько женщин в возрасте, совсем молоденькая продавщица в форменном платье, крупный мужчина — Рассохин старался не обращать на них внимания, не замечать их — всем не поможешь. Но вот тихий плач — даже скорее едва сдерживаемый вой не услышать он не мог.

— Тут кто-то есть…

Котт тоже замер на месте, пытаясь определить источник звука. Илья устроил Настю на одну из многочисленных лавочек, стоявших вокруг фонтана, и кивнул на дверь одной из лавок.

Марио неуверенно пожал плечами, но все же пошел в нужном направлении. Плач то чуть стихал, то усиливался, и вдруг прекратился, как раз в тот момент, когда Котт приблизился к приоткрытой двери.

Илья быстро нагнал Марио и резко распахнул дверь.

Обычная лавка готового платья — таких на корабле было много. Резная стойка продавца, несколько полок и вешалок с товарами, пара просторных кабин для примерки, мягкий кожаный диванчик для посетителей — ничего особенного. И никого, пусто. Но Рассохин, недолго думая, пересек помещение наискосок и заглянул за стойку.

Там, у стены, дрожа от страха и едва сдерживаемых рыданий, сидела совсем еще молодая девица — лет ей было не больше восемнадцати. Опрятно одетая, миловидная — другую бы и не взяли на подобную работу. Она уставилась на подошедших Илью, а следом за ним и Марио глазами, полными слез и ужаса.

— Ну-ну, успокойтесь, — негромко произнес Рассохин. — Мы — живые. Мы поможем.

С полубезумным вскриком, она вскочила на ноги и бросилась к Илье, повиснув у него на шее. Он успокаивающе приобнял ее за талию, почувствовав, как тело девушки сотрясается от прорвавшихся рыданий. Обычная истерика, ничего страшного. Он дал ей пару минут выплакаться, потом чуть отстранил от себя и уверенно сказал:

— Перестаньте, все уже позади. Мы рядом. Вы больше не одна. Все будет хорошо.

Но девушка никак не реагировала на увещевания. Илья понял, что это может длиться долго и, ничуть не сомневаясь, влепил ей пощечину — не сильную, но вполне ощутимую. Истерика мгновенно прекратилась, а девица вырвалась из его рук и отскочила на шаг назад, возмущенная и готовая защищаться до последнего.

— Извините, так было надо. Теперь вы в порядке?

Девица, слезы у которой уже высохли, слегка кивнула.

— Как тебя зовут, милая? — Илья легко перешел на «ты», что показалось ему естественным в сложившейся ситуации.

— Луиза, — пробормотала продавщица, недоверчиво поглядывая на обоих мужчин.

— Красивое имя. Иберийское? Я — Ил, этот господин — Марио. Попей-ка водички, полегчает.

На этот раз она послушалась совета, взяла со стойки графин с водой и пустой стакан, наполнила его до краев и тремя глотками выпила все до капли. Рассохин терпеливо ждал, понимая, что проще задержаться на пару лишних минут, давая девушке возможность окончательно прийти в себя, чем прекращать очередную истерику.

— Вот и славно. Ты тоже не знаешь, что произошло?

— Нет, — Луиза совершенно успокоилась, насколько это было возможно в подобных обстоятельствах. — Вдруг потемнело, все начали кашлять, попадали на пол. Я видела сквозь стекло… Я тоже кашляла, упала, потом отпустило, встала, смотрю, а они так и лежат, не шевелясь… Что это было? Почему?

— Сложно сказать. Мы как раз и ищем кого-то, кто смог бы все объяснить. Но для начала нам нужен медицинский блок. Далеко до него?

— Тут совсем рядом, пять минут ходу.

— Отлично. Надеюсь, там мы найдем помощь. Пойдешь с нами или останешься здесь?

Луиза размышляла недолго:

— С вами!

— Котт, помогите девушке, — скомандовал Илья и покинул магазинчик. — Мы идем дальше.

Его приказы никто и не думал оспаривать, несмотря на то, что Марио был и старше, и, очевидно, стоял гораздо выше по социальной лестнице. Но сейчас все изменилось — в критической ситуации роль вожака отходила самому опытному.

Котт снял с вешалки легкий пуховый платок и накинул Луизе на плечи. Та закуталась поплотнее. На корабле поддерживалась привычная комнатная температура, но девушку сильно знобило.

Рассохин поднял Настю на руки, мимоходом в очередной раз удивившись, как же потяжелело ее тело. Казалось, что она прибавила килограмм двадцать, если не больше. Или это он сам настолько ослаб?

— Сюда, тут быстрее доберемся, — Луиза, старавшаяся не смотреть на тела вокруг, открыла неприметную дверцу служебного коридора.

Илья шел первым, позади Марио что-то негромко объяснял Луизе, всячески стараясь ее успокоить. Та внимательно слушала, время от времени кивая. Спокойный голос Котта вносил столь нужную сейчас толику уверенности.

Спустившись по очередной лестнице, они вышли на следующий уровень и, наконец, достигли цели.

Медицинский блок корабля представлял собой ряд кабинетов, операционных и лабораторий, занимавших значительную часть этого уровня палуб. Работал он и день, и ночь, и любой пассажир мог получить здесь неотложную помощь. По крайней мере, так было прежде, до катастрофы.

Сейчас же вокруг лишь тревожно перемигивались желтые электролампы, двери многих кабинетов были распахнуты настежь, но люди: и редкие посетители, все же успевшие доползти сюда в поисках помощи, и дежурные врачи, и прочий персонал, застигнутый несчастьем на рабочем месте — все лежали вперемешку.

Рассохин уже понял — тут им вряд ли помогут. Луиза шмыгнула носом, готовясь вновь впасть в истерику, но Котт предусмотрительно сжал ей локоть, и это, как ни странно, помогло. Девушка успокоилась. Твердая мужская рука — это так важно иногда, хотя эмансипе и негодуют, услышав подобные сентенции.

Марио забежал в один из кабинетов и выкатил оттуда кресло-каталку, на которую Илья тут же усадил Настю.

— Это твоя жена? — Луиза, казалось, только сейчас обратила внимание на ношу Ильи.

— Да, — коротко ответил он.

— Она умерла?

— Нет.

— Все умерли!

— Они живы… по крайней мере, большинство. Пока еще живы.

— Полагаю, что большинство наших спутников, несмотря на то, что находится в стесненных физических обстоятельствах, все еще живы, — сказал Марио. — Несомненно, сама святая Дева Мария вмешалась в нашу судьбу и, надеюсь, будет благоволить нам и дальше!

Луиза недоверчиво покачала головой. Илья хотел верить словам Котта, но крепко сомневался, что все произойдет именно так. Туча пусть и не убила часть пассажиров, но лишила их сознания, загнала на самую нижнюю грань жизни, обойдя своим действием лишь единицы. И Рассохин не был уверен, что действие яда исчезнет без последствий. Он давно не верил в сказки.

Но вслух лейтенант сказал коротко:

— Поглядим.

За одной из дверей раздался громкий шум. Все трое выживших замерли на месте, не зная, хороший это знак или, наоборот, стоит ожидать новой беды.

Дверь распахнулась от мощного толчка снаружи.

В холл выскочил высокий, широкоплечий мужчина в грубой одежде, выдающей его принадлежность к простым сословьям с нижних палуб. Но на шее у него болтался медицинский фонендоскоп. Мужчина замер, оглядываясь по сторонам. Взгляд вновь прибывшего перескочил с лежавших вокруг тел на троицу живых и остановился на беспамятной Насте в кресле-каталке.

Он одним прыжком подскочил ближе, склонившись над Настей, схватил ее руку, пытаясь нащупать пульс, и, не обращая внимания на револьвер, мгновенно оказавшийся в ладони Рассохина, закричал:

— Быстро за мной. Еще есть шанс!

— Кто вы такой? Доктор?

— Нет. Моя фамилия Бреннер. Я могу помочь!

Часть 2. Бреннер

Глава 1

На двери моего недавно отремонтированного дома висела простая латунная табличка, которую я не менял уже долгие годы: «Частное розыскное бюро. К. Б. Бреннер. Лицензия за номером 718/2. Часы работы ненормированные». Только теперь табличка была свежеотполированна и ярко блестела.

Положа руку на сердце, иногда я хотел, просто мечтал о том, чтобы моя работа, да и весь образ жизни стали бы чуточку спокойнее и размереннее. Чтобы, как обычный банковский служащий, я пил по утрам кофе со сдобными булочками, испеченными заботливой супругой, а пара шаловливых детишек сидели бы рядом за столом, уплетая за обе щеки горячую кашу. Потом я степенно шел бы на работу, где проводил время за столом, подсчитывая цифры и сводя дебет с кредитом. А вечером в семейном кругу мы затевали бы веселые игры, читали книги вслух или устраивали небольшие приемы, созывая коллег по работе с супругами и их чадами.

Вот только жестокая действительность не оставляла мне ни единого шанса на подобную жизнь. Во-первых, я был совершенно одинок. Две мои бывшие жены (пусть и не официальные), очаровательные девушки-близняшеки, несколько лет проживших со мной под одной крышей, давно уже меня покинули. Наши пути разошлись в разные стороны. И, хотя, прекрасная Петра подарила мне сына, но воспитывался Иван при императорском дворе, поэтому я редко имел возможность видеть и его самого, и его мать. Про Лизу же и говорить нечего. Мы стали смертельными врагами. И я вовсе не спешил отыскать ее, потому как не хотел раз и навсегда решать: кому жить, а кому умереть.

Во-вторых, моя последняя подруга — Айа, изумительной красоты, грации и ума синекожая женщина из иного мира, поселившаяся у меня весьма бесцеремонным образом с целью изучить нас, людей, некоторое время назад была вынуждена вернуться к себе. Оказалось (впрочем, я это и сам подозревал), что на родине в иерархии вэттов она занимала далеко не последнее место, и неотложные дела срочно потребовали ее присутствия дома. Я не очень расстроился. Наши с ней отношения напоминали весенние полеты двух пташек — когда пробуждающаяся ото сна природа требовала активности всех живых существ вокруг. И пусть я напоминал фигурой не стремительную птичку, а скорее грузного медведя, но рядом с Айей чувствовал себя моложе лет на двадцать. Седина в голову, нож под ребро — это как раз про меня. Мы расстались так же легко, как и встретились, и я ни на секунду не пожалел о проведенных вместе, но так быстро пролетевших месяцах. Будет угодно судьбе, еще увидимся.

Таким образом, я вернулся к своему естественному состоянию — одиночеству, которое, если разобраться, предпочитал всему прочему. И только Грета Липпе — столь же одинокая эмансипе, не признающая мужского шовинизма, все еще присматривала за моим жилищем по личной просьбе императрицы, не равнодушной к моей судьбе.

А что делать одинокому мужчине слегка за сорок? Вариантов всего два: пуститься во все тяжкие или работать. Алкоголь на меня не действовал — свежеприобретенные особенности организма, за девицами легкой и средней тяжести поведения я никогда не имел особого желания волочиться, к азартным играм пристрастен не был, чревоугодием не страдал. Поэтому, мне оставалась лишь служба на благо империи. Благо, работы в последнее время было даже более чем достаточно.

Мой небольшой отряд, состоящий из людей, которых я тщательно отбирал и которым полностью и безоговорочно доверял, пожирал все мое время. И дни, и ночи я проводил, погруженный в дела. Цели мы себе поставили грандиозные, все ресурсы империи были предоставлены к нашим услугам, но и результат от нас требовался совершенно особый — мы не имели права на ошибку, от этого зависела судьба всей Руссо-Пруссии.

Звучит несколько пафосно, но так оно и было. Мы изо всех сил боролись за саму возможность существования не только нашей империи, но, возможно, и для всего мира.

С тех самых пор, как я ввязался в эту историю, прошло уже достаточно времени, чтобы осознать — то, что поначалу казалось безнадежной борьбой с поистине вселенских масштабов противником, ныне же приняло вполне реальные формы. И более того, мы сумели вычислить те критические точки, надавив на которые определенным образом, мы обеспечивали стабильность в отдельно взятом городе или даже целом регионе.

Говоря проще, мы искали и уничтожали чужаков. Мы объявили им войну, но война эта шла с переменным успехом.

Разумеется, чужаки, они же иномиряне, бывают разные. Доминаторы-подселенцы могли занимать человеческое тело, полностью или частично подавляя разум бывшего владельца оболочки, но сохраняя его навыки, память, воспоминания. Идеальные шпионы и диверсанты, смертельно опасные — наши основные враги. Над ними стоят агенты Бездны — их мало, считанные единицы, но сила и влияние каждого достигают поистине мировых масштабов. Я сумел пока вычислить и уничтожить лишь одного из них, занявшего личину моего дяди. У агентов был прямой канал связи с Бездной, но мы всеми силами старались перекрыть саму возможность подобного общения.

О Бездне можно говорить долго. Это не отдельная личность, это явление космического масштаба. Я не знал, что именно она из себя представляет, как мыслит, и на что похожа. Но я точно знал одно — миры, подпавшие под влияние Бездны, уже никогда не становились прежними. Они или погибали, или же полностью перестраивались, а все их ресурсы с того момента использовались лишь на нужды Бездны и ее агентов. Бездна расширялась, поглощая один мир за другим. И наш мир должен был стать следующим в длинной веренице захваченных миров… но не стал. Мы сумелиотбить первый удар, и даже нанесли ответный удар… но этим, кажется, мы лишь разозлили непостижимую сущность, именуемую Бездной. И борьба только начиналась, при этом наши шансы на победу были все еще достаточно призрачны.

Впрочем, были среди иномирян и дружественные нам расы. Фогели и вэтты нам не враги, наоборот, они помогают людям, поддерживают империю, насколько могут, и мы им за это весьма благодарны. Вот только, к большому моему сожалению, оказалось, что сами они не способны на активное сопротивление — нет этого в их ментальной природе. Как помощники-ведомые, они бесценны, но выступить хотя бы раз в лидерской роли они попросту не могли. Не было в них того особого духа, способного менять реальности, покорять города и страны, вершить свою правду, который всегда отличал жителей моего мира и особенно граждан Руссо-Пруссии.

Мы не умели покоряться чужой воле. И даже когда проигрывали сражения, то после выигрывали войну.

Иномиряне — они другие. И не только внешне. Разумные, высокотехнологичные, они при этом временами казались мне просто стадом, послушно идущим за опытным вожаком, а бегущие по бокам собаки-доминаторы четко контролировали направление движения.

Может быть, именно поэтому Бездна так легко захватывала миры один за другим, не встречая особого сопротивления. И я не слышал от Айи ни одного рассказа о том, что кому-то когда-то удалось вновь вернуть себе свободу. Таких прецедентов не существовало. Бездна не оставляла ни малейших шансов на возврат к прежней жизни, и единственная возможность отгородиться от ее влияния — это перекрыть все возможные пути-дороги, по которым в наш мир могли явиться враждебные силы. Физически заблокировать саму возможность повторного вторжения.

Но пока у нас были посольства, и пока был жив Адди — мальчик, ставший временным щитом нашего мира, такая возможность все равно существовала, и я ничего не мог с этим поделать. Ведь он был в то же время и маяком, на который ориентировался враждебный флот. И в любой момент, ослабь он контроль, этот маяк вновь укажет им путь к нашему миру. Но, в самом деле, не убивать же ребенка своими руками — хотя, признаюсь честно, иногда я подумывал, что это был бы самый просто и самый логичный выход из сложившейся ситуации. И все равно остается открытым вопрос: что делать с посольствами, которые являлись, по сути, прямыми вратами в другие миры, но при этом и широкими дорогами для вторжения армий с той стороны, причем прямо в самое сердце страны — в Фридрихсград?

Все те надежды, кои витали в головах власть предержащих в то время, когда посольства появились в городе, давно уже испарились. Не получилось единства и всеобщего братства, хотя и с фогелями, и с вэттами мы, в принципе, дружили и широко сотрудничали. Два же других посольства так и остались под энергощитами, до сих пор не выходя на контакт.

Я знал, что в иператорском военном совете рассматривался план физического уничтожения закрытых посольств. Способы имелись. Но эта идея была временно отложена. Все же первые два посольства, открывшие свои двери, привели к нам если не друзей, то партнеров. И оставался шанс, что и закрытые до поры посольства позже сыграют свою роль, добавив Руссо-Пруссии новых компаньонов.

Пока же мы сконцентрировались на поисках агентов Бездны, способных занимать человеческие личины и носить их, как костюмы от модного портного.

Под штаб-квартиру для нашего секретного отряда был выделен скромный двухэтажный особняк на самой окраине города, стоявший чуть на отшибе — в стороне от прочих домов, с небольшим внутренним двориком, окруженный высокой стеной. Прямо за стеной начинался пустырь, но ворота выходили на мостовую, и, зная город, до центральной площади можно было добраться достаточно быстро. Во дворике мы соорудили нечто вроде полукрытого каретного сарая, насколько хватило места, где под навесом оставляли мехвагены, дабы вода и снег не испортили механизмы.

Особняк, который мы именовали просто «штаб»,внутри был куда просторнее, чем выглядел снаружи. К тому же, в доме имелся еще и большой подвал, тут же оккупированный профессором Зоммером под свою лабораторию и склад. Места для его приборов требовалось много, но размеры подвала ученного устроили, хотя примерно четверть площади у него отхватил Крафт Силлас, устроивший там оружейную комнату. Я познакомился с Крафтом при необычных обстоятельствах — нас обоих похитили для участия в подпольных боях, — а после, когда все кончилось, и император предложил мне титул и полную поддержку, позвал его в отряд, созданный для поиска и уничтожения доминаторов и агентов Бездны, и Крафт не отказался. Он собрал и возглавил небольшую собственную группу ликвидаторов, и тренировал их днями и ночами на полигоне. Старина Мэлвин также присоединился к нам, я взял его, даже несмотря на его панические атаки при любом намеке на опасность. Но как только доходило до дела, все как рукой снимало — он был собран и внимателен, поэтому некоторые слабости или, точнее, особенности его характера я прощал.

Ликвидаторов Силласа мы тщательно отбирали из новобранцев. Претендентов искали в совершенно разных местах: в университетах по всей империи, на балах молодых аристократов, в провинциях, даже в тюрьмах. Принципы отбора у меня были весьма своеобразные: плевать я хотел на прошлое потенциального члена отряда, мне важно было, что он может дать нам в настоящем и будущем.

И отряд потихоньку комплектовался.

Но помимо силовой группы, занимавшейся физическим устранением объектов, нам нужны были толковые молодые люди, способные вычислять доминаторов, выискивая из груды ежедневно поступающей информации ценные крохи — этакий мозговой отдел отряда. Признаться, набрать подобный аналитический отдел оказалось даже сложнее, чем подобрать ликвидаторов Силлоса. Но люди нашлись, и прекрасно понимали свою первоочередную задачу — понять, что планируют агенты Бездны в Колумбиане и других странах, и чем эти планы грозят Руссо-Пруссии.

Политика — штука хитрая. Тактика Бездны зачастую заключалась не в прямой атаке (хотя и это нередко практиковалось), а в том, чтобы ослабить сильное государство изнутри, поставив на ключевые посты своих людей (не обязательно доминаторов, и обычных предателей было вполне достаточно для дела), и проводя собственную политику, идущую во вред истинным интересам страны.

Подобных переметнувшихся на чужую сторону было достаточно, и император лично беседовал в пыточных подвалах со многими из них, с неким странным отстраненным любопытством выясняя мотивы. Но универсального так и не нашел. У каждого имелись свои причины, по сути, мелкие и ничтожные, свои обиды и свои планы на будущее. Но все кончалось в подвалах, все планы ударом топора разрушал императорский палач. Подобные приговоры не выносились на широкую публику, суд проходил за закрытыми дверями, и решение выносилось быстрое и справедливое. Предателям — смерть. Это было правильно.

Наша служба имела огромное значение для империи, но действовать приходилось скрытно, дабы не привлекать излишнего внимания. И все же суета вокруг штаба не могла не остаться незамеченной, но пока что мы умудрялись отслеживать и пресекать любой сторонний интерес к нашей деятельности, хотя бесконечно долго это продолжаться не могло — слишком шумно бывало временами в нашем штабе и вокруг него.

Соседи по кварталу нас не докучали. Кто полезет с расспросами в дом, круглосуточно охраняемый ротой имперских солдат. Местные, конечно, предприняли пару попыток разузнать, что за неведомая сила захватила пустовавший дом, числившийся, тем не менее, за Девятым делопроизводством. О доме и прежде ходили разные слухи, а так как даже деловые ни разу не пытались его грабить, то и соседи предпочитали делать вид, будто особняка вовсе не существует.

С нашим же появлением жизнь вокруг закипела. В кратчайшие сроки штаб был приведен в порядок, стены подлатаны и побелены, ворота покрашены, снаружи со стороны пустыря подготовлена площадка, на которой были выстроены пара небольших домиков для охраны, а так же изрядный кусок территории обустроили под тренировочный полигон для Силласа, внутри здания поставлены несколько стационарных переговорников, комнаты распределены, а многочисленные сундуки профессора Зоммера так же заняли свое место в подвале, где он их и разбирал сутками напролет, раскладывая по новым местам и каталогизируя.

Крафт Силлас, получив карт-бланш на закупку вооружения и снаряжения, тоже развил бурную деятельность, опустошая армейские и полицейские склады в округе. Но этого ему показалось мало, и по его экстренным запросам необходимые предметы закупались и в других странах. Более того, он не оставлял попыток уговорить Айю и Валера предоставить для отряда и ряд иномирянских устройств, по сравнению с убойной мощью которых мой знаменитый «дыркол» казался всего лишь детской игрушкой. Крафт был уверен, что подобное вооружение у них имеется. К сожалению, все его попытки пока оказались безрезультатными. Иномиряне не спешили делиться своими секретами.

Остальные члены нашего маленького отряда так же не сидели без дела. Работы было море. Грета Липпе, помимо забот о моем скромном жилище, координировала связь с императорским дворцом — важное дело, когда требовалось принимать быстрые решения или выбивать необходимое финансирования для нашей работы. Ее личный канал прямой связи с императрицей очень в этом помогал. К тому же из дворца мы получали общеимперские сводки о происшествиях, которые после тщательно анализировались и проверялись. Таким образом мы вычислили и уничтожили нескольких доминаторов.

Грег — мой друг, репортер местной газеты, занимался информационной поддержкой, помогая собирать любые сведения и слухи по интересующим нас темам и передавая их нашим аналитикам. Отец Клемент, подчинявшийся напрямую кардиналу, помогал тем, что добывал информацию по своим каналам, к которым Грег доступа не имел. Третьим источником сведений стал Степан Симбирский, с которым мы заключили своего рода тайный договор, суть которого была проста: мы не интересуемся его делами, взамен он немедленно информирует отряд о любых подозрительных событиях и происшествиях воровского мира.

Свой родной дом за всей этой суетой и работой я тоже не забывал. Грета хорошо справлялась с поддержанием порядка в моем жилище, но дом без хозяина — все равно, что государство без императора. Сразу же появляется некто со стороны и пытается установить свои порядки. А так как мне совершенно не хотелось, дабы местные бездомные и просто воры совались в мой дом, то я принял для себя за правило каждый вечер возвращаться ночевать к себе. Однажды я уже оставил свое жилище на год, и не хотел повторять эту ошибку еще раз.

К тому же дома был Вилли — мой кот. Хотя порода его, как мне объяснила Айя, называлась сурал, а водились они в совершенно ином мире. Каким именно образом Вилли попал в Фридрихсград, до сих пор оставалось для меня загадкой. Его когда-то принесли сестры, купив красавца-котенка на рынке. Позже Вилли вырос до чудовищных размеров и превратился в прекрасного хищного зверя, одно время терроризировавшего всю округу — таким образом Вилли приглядывал за домом, отпугивая проходимцев. Слухами о страшном монстре, поселившемся в необитаемом доме, полнились пивные окружных кварталов.

Теперь же Вилли заслуженно проживал в доме, не желая переселяться в штаб, куда я думал было его перевезти. Но зверь вырвался из моих рук, лишь только я понес его к мехвагену, и, грациозно ступая, вернулся на крыльцо, уселся на ступенях и повернулся ко мне, выжидая, когда же, наконец, хозяин соизволит открыть дверь. Я сдался. С тех самых пор Грета и Вилли остались единственными моими домочадцами.

Может быть, Айя еще вернется в город и вновь поселится у меня, но расстались мы безо всяких взаимных обязательств друг перед другом, и я в этом плане чувствовал себя совершеннейшим холостяком.

Этот день выдался спокойным. Я рано вернулся домой. На столе я нашел свой ужин, заботливо оставленный Гретой, но есть мне не хотелось.

Вместо этого я переоделся в домашнее, разжег камин, достал из барного шкафа бутылку северного спирта — все равно алкоголь меня не берет, налил себе изрядную порцию, уселся в кресло и закурил.

Вилли мирно лежал рядом на медвежьей шкуре, щуря желтые глаза на огонь.

Одиночество — недостижимая временами идиллия. Но когда одиночество приходит надолго, ты редко бываешь ему рад. Большинство людей не могут жить одни, для них это противоестественно.

Человеку хочется, чтобы кто-то делил с ним жизнь, иначе происходящие события теряют свою значимость. Когда никто не знает о твоих успехах и неудачах, то тебя вроде бы и вовсе не существует. Иногда создается впечатление, что вся прошедшая жизнь — это лишь игра твоего воображения. А на самом деле ты задремал где-то на берегу теплого летнего озера в тени раскидистого дерева, и видишь долгий, интересный сон, из которого так не хочется возвращаться в банальную действительность.

В дверь громко застучали. Потом затарабанили ногами.

Вилли вскочил со своего места и с грозным видом побежал проверять, кто посмел явиться в столь поздний час. Я поставил бокал на журнальный столик и последовал вслед за котом.

Револьвер лежал в кармане шлафрока — однажды я дал себе зарок, что без оружия я больше не хожу даже в уборную. И этот зарок уже не раз спасал мою жизнь.

— Господин Бреннер! Открывайте! Срочное сообщение! — голос за дверью был юн и слегка дрожал.

Если он испачкает мою дверь грязными ботинками, я отрежу ему уши. И это не метафора.

Я резко распахнул дверь, сжимая правой рукой оружие в кармане.

Должно быть, выглядел я весьма сердито, потому что мой гость отшатнулся назад, чуть не скатившись с крыльца, и мне даже пришлось схватить его за рукав куртки, дабы он сумел удержать равновесие.

Я вернул посыльного на место и только тогда оглядел его. Передо мной стоял совсем еще молоденький парнишка лет четырнадцати. Запыхавшийся, весь перемазанный в саже, перепачканный в грязи, выглядел он достаточно жалко. Но первые же его слова заставили меня мгновенно собраться с мыслями:

— Господин Бреннер! Слава богу!.. Беда! Велено передать: на штаб напали!

Глава 2

Звуки боя я услышал еще до того, как добрался до штаба: отрывисто строчил пулемет, один за другим хлопали сухие ружейные выстрелы, прогремел взрыв — и огненный столб взметнулся в небо, выше домов, оставив после себя плотное облако черного дыма.

Горожане запирали ставни и прятались по домам — они поступали так каждый раз, когда происходили любые непонятные события, а небольшая война в пределах города как раз относилась к разряду «прячься или беги». Правильная концепция выживания в любой смуте — переждать ее в надежном месте.

К сожалению, у меня подобного выбора не имелось. Я мчал трофейный мехваген по булыжным мостовым, надеясь не отбить себе окончательно зад.

Пулемет умолк.

Что же происходит, доннерветтер! Кто напал на штаб?

Мальчишка-посыльный не смог рассказать ничего вразумительного, сообщив только, что «там вовсю стреляют, господин… дом горит… страшно!» Его послал ко мне Крафт, которого в момент начала атаки как раз подъезжал к штабу. И, только лишь вручив монету мальчику и заставив того повторить мой адрес, он выхватил револьвер и бросился в гущу боя… Пареньку было жутко интересно — молодость не ведает страха смерти, и в ином случае он был остался поглазеть на происходящее их ближайшей подворотни, но долг — первым делом. Раз уж пообещал и взял деньги, то отработать их — дело чести. Он помчался ко мне, побив все рекорды скорости, и добрался до места буквально за полчаса.

«Дырокол» — изумительной мощности иномирянское оружие, без которого я давно уже не выходил из дома, лежал у меня в правом кармане куртки, в левом же был шестизарядный револьвер — простой и надежный, на все случаи жизни. Сейчас, как никогда весьма кстати оказался бы доспех — тоже артефакт иномирян, некогда спасший мне жизнь, но, к сожалению, его энергоресурс был давно исчерпан, а сам доспех утерян.

Дымовой столб впереди несколько настораживал.

Я оставил мехваген на соседней улице и очень осторожно, вдоль домов и заборов, двинулся вперед.

Улица была пуста. Со своей позиции я не видел ни нападавших, ни обороняющихся, только лишь слышал звуки непрекращающейся стрельбы, постепенно отдалявшиеся, да чувствовал сильных запах гари, доносимый до меня порывами ветра.

Нужно собраться с мыслями, временно откинуть все эмоции, оставив лишь рефлексы. Давненько я не вступал в открытый бой…

Короткая перебежка, еще одна, длинный зеленый забор — и вот, наконец, улица кончилась, открыв моему взору нашу штаб-квартиру.

Посреди дороги, перед бывшими воротами стоял покосившийся «страус» — трехметровая механическая конструкция с бойцом-оператором в кабине. Сейчас оба пулеметных ствола были уныло опущены вниз, обзорное бронестекло выбито, а из кабины свисало тело бойца-оператора.

«Страус» у нас был единственный, выделенный нашему отделу особым указом — очень уж ценный и полезный механизм, который, к сожалению, оказался слишком сложным в производстве, поэтому до сих пор использовались реквизированные у революционеров запасы, новые же аппараты так и не поступили в серийное производство.

Но, конечно, не «страуса» мне было жаль — в конце концов, это лишь аппарат, пусть и редкий. Солдат отдал жизнь, охраняя наш штаб. И что-то подсказывало мне, что это не последняя жертва сегодняшнего дня.

Если неведомые враги сумели уничтожить «страуса», то дела наши, несмотря на весь мой оптимизм, были плохи.

Вместо ворот зияла дыра. Створки висели, сбитые с петель, покореженные, некоторые прутья были попросту отогнуты в стороны. Проход на территорию был открыт.

Еще трупы. Восемь человек — все погибли с оружием в руках, защищая штаб.

Тела солдат выглядели страшно — словно их в спешке разделал неопытный мясник. У некоторых отсутствовали конечности, у одного была оторвана голова, обмундирование изорвано в клочья.

Ни одного чужого тела я не заметил — либо враги действовали настолько слаженно и четко, что не понесли даже минимальных потерь, либо уже успели убрать своих.

Я был уверен, дворец уже в курсе ситуации, и в нашу сторону направлены отряды быстрого реагирования… но, с другой стороны, я полчаса добирался до места, и тут никого, кроме меня… Где подкрепление? В столице творится невесть что, и ни одного полицейского рядом!

Я прошел сквозь выбитые ворота и ступил во внутренний двор, в самом центре которого развороченной землей чернела воронка от взрыва. Один из флигелей полыхал, выбрасывая высоко в небо клубы густого дыма. Этот дым я и увидел еще издали. Невыносимо пахло гарью и подгоревшим мясом. Кто-то не успел выбраться из флигеля…

Револьвер в моей руке слегка подрагивал, хотелось стрелять, но цели не было.

Я добрался до особняка, так и не встретив ни нападавших, ни оборонявшихся, кроме тех трупов, что обнаружил еще перед воротами.

Но выстрелы все еще были слышны, и чем ближе я подходил, тем отчетливее они раздавались. Ружейные, пистолетные — я легко отличал их на слух, но они звучали приглушенно, бой велся внутри дома.

У меня никак не укладывалось в голове, кто мог вот так беспардонно и легко устроить настоящую бойню в столице суверенного государства. Пробиться в охраняемое здание, миновав внешнюю оборону, которую Силлас организовал весьма прагматично и рационально, и главное — зачем? Чего хотели добиться неведомые враги? Изъять документацию, похитить артефакты Зоммера, уничтожить наш отряд целиком? И почему не сработала агентура, не предупредив нас о готовящемся теракте?..

Я заглянул в ближнее окно — никого. Тойфель^[7]! Стоит ли туда соваться? Наверное, проще дождаться подкрепления. Один я вряд ли смогу помочь…

Согласившись с собственными логичными доводами, я пошел дальше. Крепкая дубовая дверь теперь отсутствовала, зияя очередной дырой в стене дома. Что же, так даже проще.

Холл первого этажа оказался пуст, и тут же, на паркетном полу в луже багровой крови лежали еще трое солдат и совсем молоденький риттер — командир отделения. Те же самые травмы: вырванные глотки, растерзанные тела, порванная в клочья униформа, у одного отсутствовала рука.

Я толком не знал никого из них лично, только с риттером пару раз общался по службе, и в глубине души слегка обрадовался, что не вижу сейчас мертвым никого из моего отряда. Пусть это и звучит цинично…

Я не стал обходить весь этаж в поисках нападавших — у меня просто не оставалось на это времени, звуки выстрелов доносились сверху и каждая секунда была на счету. Если неведомые враги так легко прошли первый и второй уровни обороны, то моим подчиненным сейчас приходится несладко, и мне следовало поторопиться, пусть и оставив собственную спину незащищенной.

Наверх вела единственная лестница — слева от входа в здание.

Выстрелы внезапно затихли. Нужно было поспешить.

Я пулей взлетел по ступеням, миновав промежуточную площадку, и очутился в узком коридоре второго этажа.

Вот тут я их и нашел — тех, кто напал на наш дом. Их было много — на первый взгляд, не меньше сотни, хотя я мог и ошибаться, слишком уж тесно оказалось в коридоре, я бы и подумать не мог, что столько живых существ сумеет втиснуться в столь ограниченное пространство.

Хотя… однажды я уже видел нечто подобное, там, в подземных туннелях унтербана, когда гигантский червь пытался пробиться в наш мир, а существа, некогда бывшие людьми, пытались помешать нам его уничтожить. Туман, пришедший из провала, воздействовал на их сознание и превратил в монстров, живущих лишь убийством. И все же, в какой-то степени они еще оставались людьми, хотя их физические возможности резко возросли.

Но сейчас передо мной толпились совершенно иные создания, лишь отдаленно напоминавшие людей. Да, они были прямоходящие, у каждого по две руки и две ноги, но на этом сходство заканчивалось. Они не носили одежду. Их голые, грязно-серого цвета тела казались невероятно гибкими, конечности — непропорционально удлиненными, а головы, наоборот, маленькими и слегка приплюснутыми. Ростом нападавшие не вышли — самый высокий был не более полутора метров, и оружия в их руках, или скорее — лапах, я не заметил, но эти мощные лапы и сами по себе являлись отменным оружием. Существа издавали равномерный гул — казалось, что они вместе, слаженно тянут одну низкую ноту.

Меня пока не заметили, хотя я стоял, не таясь, прямо за их спинами. Но все внимание тварей было сосредоточено на моих друзьях и коллегах, укрывшихся в дальнем конце коридора за импровизированной баррикадой из предметов мебели, наспех вытащенных из комнат по обе стороны коридора.

Перед баррикадой беспорядочной грудой валялось с десяток тел нападавших, остальные же замерли на месте, чуть покачиваясь вперед-назад, как детская игрушка «Ванька — встанька», которую раскачала рука ребенка.

Мне были видны ружейные стволы, направленные на выставленные из-за поваленных шкафов и комодов, но я прекрасно понимал, что если твари атакуют, наплевав на собственную безопасность, то шансов у защитников нет — их попросту сметут, задавят числом, и несколько убитых иномирян (я не видел прежде подобную расу, но не сомневался, что передо мной чужаки) остальных не остановят.

Всю диспозицию я сумел рассмотреть столь отчетливо лишь потому, что значительно превышал ростом самого высокого из чужаков, и мне прекрасно был виден весь коридор –последняя линия обороны.

Такой наглой атаки мы, к сожалению, предусмотреть не могли, и уровень защиты нашего штаба оказался существенно ниже требуемого. В этом я мог винить лишь себя одного. Недодумал. Недооценил. Недоработал. Теперь за мои ошибки гибнут люди.

Ситуация была не просто критической, она казалась совершенно безнадежной. Там, за баррикадой, справа по коридору оставалась последняя комната, окна в которой были надежно защищены прочной решеткой — я хранил там небольшой личный архив и казну организации. Выбраться из комнаты на улицу было невозможно.

Я видел свой отряд: Крафта, целящегося в ближайшую тварь из ружья, молодых ликвидаторов, держащих оборону, даже профессора. Они все были здесь, на последнем рубеже, но я не мог им помочь. В лучшем случае, мне удалось бы на несколько секунд отвлечь внимание чужаков на себя. Может, при удаче, застрелить пару существ, а потом меня просто разорвут на куски, как тех несчастных солдат внизу.

Твари, которых я принял за погибших, внезапно зашевелились и начали подниматься на ноги. Вот почему я не нашел во дворе ни единого трупа. Их нельзя убить обычным оружием, можно лишь ненадолго остановить. А более мощное оружие, иномирового происхождения хранилось в особой оружейной комнате в подвале, и достать его, как видно, попросту не успели.

Наверное, впервые в жизни я оказался в полном замешательстве.

— Кира, уходи! — голос профессора Зоммера перекрыл гул, издаваемый иномирянами. Он увидел меня поверх голов нападавших и понял, что сейчас произойдет. — Ты нужен живым! Найди Будникова, он живет в Черноснежинске. Спроси его про саркофаг!

И в эту секунду твари пошли вперед. Они не бежали, а просто двинулись слаженно, единой массой, и пара отдельных выстрелов, раздавшихся со стороны баррикады, не остановили их.

Я слышал слова профессора, но это не значит, что я решил последовать его совету.

Пот катился по моему лицу, тело было напряжено, я держал в левой руке револьвер, в правой — «дырокол», и приготовился идти напролом, благо зарядов в «дыроколе» было бесконечно множество. В конце концов, один раз живем, вот только жаль, что дело продолжить без нас будет сложно. Но ничего, император разберется. Незаменимых не существует.

Действуй, десант-риттер!

Я шагнул вперед и выстрелил в затылок ближайшей твари из «дырокола». Голова чужака лопнула, брызнув во все стороны клочьями плоти — значит, их все же можно убить!

Несколько тварей обернулись ко мне, и я увидел их глаза — пустые и мертвые, и пахло в коридоре странно — при таком количестве тварей, я не ощущал смрада, как можно было ожидать, будто они не издавали собственного запаха.

— Кира, беги! — крикнул Зоммер.

И тут прямо в центре коридора закружил маленький черный смерч. Он возник из ниоткуда — еще мгновение назад в коридоре было тесно от множества тел, и тут же все переменилось.

Смерч захватил ближайшие тела и закружил их в воздухе, быстро разрастаясь в размерах. Дом задрожал, со стен посыпалась штукатурка, пол вскрылся, обнажив бревна перекрытий, потолок унесло куда-то вверх, и смерч заплясал, пожирая все вокруг.

Нападавших, одного за другим, засасывало в воронку, которая все ширилась и ширилась, грозясь вскоре добраться и до меня.

Я еще стоял на ногах, а ближайшие ко мне твари взлетели в воздух, но даже в этот момент взгляды их не выражали ничего: ни ненависти, ни злости, ни удивления, ни даже страха. Они пытались вырваться из плена воронки, их конечности гребли в воздухе, будто бы они хотели, как по воде, уплыть по воздуху прочь, вырваться наружу, но смерч не оставил им ни малейшего шанса на спасение.

Впрочем, он не выбирал своих жертв, он просто был, и я тоже попал в его плен. Меня с неодолимой силой потащило по коридору к гигантской воронке, и вырваться я уже не мог, человеческих возможностей не хватало, чтобы противостоять этому мощному натиску стихии.

Я сопротивлялся изо всех сил, но этого было мало.

Внезапно ход времени резко замедлился, все вокруг замерло, застыло, как на скульптурном барельефе — сработало редкое умение, однажды доставшееся мне в подарок. Уберменш^[8]! Пусть и на несколько секунд. Вот только контролировать это состояние я не мог, замедление происходило крайне редко и как бы само собой, без моего приказа. И потом я не мог пользоваться этим свойством много часов.

Раз уж мой организм решил, что сейчас — именно тот момент, когда требуется запустить все скрытые ресурсы, то кто я такой, чтобы с ним спорить?..

Вместе со временем, замедлился и смерч, но теперь я сумел разглядеть его во всех подробностях.

Он пронизывал штаб насквозь, от подвала или даже ниже — откуда-то из недр земли, и доходил, чудилось, уже до самого неба. Может, это была лишь игра моего воображения, но мне показалось, что он пронизывает весь наш мир насквозь, все сущее, и даже (что за глупая мысль) — прошлое, настоящее и будущее.

Смерч замедлился, но не остановился — он продолжал свое движение, я видел черные обнаженные тела нападавших — полуразмытые, полустертые, потерявшие четкие очертания, видел обломки мебели, куски кирпичной кладки, какие-то бревна и стальные прутья.

Но я мог двигаться, смерч словно бы отпустил меня на несколько мгновений, и мне этого хватило.

Обратный путь был свободен: я кубарем скатился с лестницы, мигом пронесся через холл, вывалившись сквозь проем, некогда служивший входной дверью, отбежал на пару десятков шагов по двору, и тут, наконец, время вновь вернулось в естественный ритм, а я упал, совершенно обессилев, вымотавшись до предела от этого неестественного для обычного человека действия — гонок со временем.

Все, на что меня еще хватило, это с трудом повернуться и успеть увидеть последние моменты существования штаба.

Смерч к тому моменту охватил здание целиком, но больше не расширялся и не затаскивал в свои объятия сторонние предметы, словно бы удовлетворившись полученной добычей.

Зрелище было грандиозное. То, что еще несколько минут назад было крепким строением — на века, перестало существовать, обратившись в груду обломков, витавших в воздухе. Воронка, как ни странно, была равномерна по всей своей высоте — она не расширялась к верху, как должна была, нет, она скорее напоминала некий столб, наполненный предметами и живыми существами.

Смерч не пощадил никого: ни мою команду — они попросту не имели возможности покинуть здание, ни чужаков, пришедших по наши души. Он пожрал всех.

И, так же внезапно, как появился, смерч исчез.

Еще мгновение в воздухе висела черная — даже не воронка — труба, от земных глубин до высокого синего неба, и вдруг ничего не стало. Все исчезло, и вместе со смерчем исчезли и все его жертвы. Исчез штаб, исчезли чужаки, исчез мой отряд.

Остался лишь я, единственный выживший, не сумевший никого спасти и никому помочь. Командир без отряда.

Глава 3

Мир постепенно принимал прежние очертания, воздух перестал дрожать перед глазами, в голове слегка прояснилось. Но это ничего не изменило, я по-прежнему был опустошен и совершенно не представлял, что делать дальше.

Разумнее всего сейчас было бы отправиться во дворец с личным докладом Его императорскому величеству, признать свой позор и ответить за гибель доверенных мне людей по закону. Надеюсь, у расстрельной роты осечек не случится?..

И все же, что-то удерживало меня от этого шага. И, хорошо зная свою сущность, мне не требовалось много времени, дабы понять, чего я хочу в эту минуту на самом деле, хочу так, что скулы сводит от желания, и ногти впиваются в ладони до крови, а мышцы рук и ног напряжены так, что их почти сводит судорогой.

Месть. Я хочу мести.

Погибшие друзья проклянут меня на том свете, вдруг он все же существует, если я не отомщу виновникам их гибели, не найду их и не покараю… уже не по законам империи, а по собственному закону. И я не пойду к императору, не попрошу его помощи. Я все сделаю сам. И может, после этого я обрету право на смерть.

Где-то неподалеку резко и громко засвистел в свисток городовой, послышался топот сапог по брусчатке, раздались отрывистые команды. Помощь пришла, но, к сожалению, слишком поздно… да и сумели бы они как-то исправить ситуацию, явись вовремя? Вряд ли. В моем отряде служили люди проверенные, с боевым опытом, но даже они не смогли помешать чужакам прорваться в особняк.

И все же, отчего полиция появилась с такой немыслимой задержкой? Обычное время реагирования на нестандартную ситуацию — четверть часа, вне зависимости от городского района. Хорошо, даже если прибавить еще десять минут, учитывая удаленность нашего штаба от центра города, то полицейские силы опоздали примерно на полчаса — этого вполне достаточно, чтобы начать и завершить маленькую войну… что, собственно, и произошло.

Это означало… ничего хорошего это не означало — факт. Кто-то притормозил вызов подмоги, дав возможность чужакам выполнить свой план. Был ли смерч частью того плана, я не знал. Иномиряне точно так же стремились избежать попадания в воронку, как и я. Вот только мне это удалось, а им нет. Возможно, смерч появился спонтанно или был вызван некой третьей стороной, о которой я не знал.

В любом случае, складывалось ощущение, что некто, занимающий высокий пост и имеющий право отдавать распоряжения, искусственно задержал подкрепление… а значит, у меня появилось преимущество — враги посчитают и меня погибшем в ходе атаки на штаб, и если я останусь в тени, то, возможно, сумею сделать больше, чем если явлюсь к императору с позорным докладом и повинной головой.

Нет уж, пусть лучше считают меня мертвецом все: и друзья, и враги. А я постараюсь найти устроителей сего происшествия и спросить с них по полной.

Именно поэтому я не стал дожидаться, пока доблестные полицейские, наконец, доберутся до места происшествия, а, недолго думая, рассовал оружие по карманам и бросился бежать к дальней части территории, обогнув стороной котлован, оставшийся на месте штаба. Там вдоль полигона, на котором тренировались наши новобранцы, все лето буйным цветом росли лопухи и крапива, достигая поистине гигантских размеров, куда выше человеческого роста. И теперь это оказалось мне на руку.

Сквозь заросли и кустарник, практически напролом, не выбирая дороги, только лишь поглядывая под ноги, чтобы не провалиться в одну из множества кротовых нор, я продирался по окружности пустыря, стараясь успеть скрыться с глаз явившихся полицейских. И, кажется, мне это удалось. Никакой погони за своей спиной я не слышал, зато зазвенел колокол — значит, прибыла еще и пожарная команда.

Наконец, я выбрался с пустыря, перелез через невысокий заборчик, попав на задний двор одного из домов, прошел к воротам, отряхивая по дороге с одежды грязь и репейник, под недоуменными взглядами бродящих по дворику кур, и, счастливо не повстречавшись с хозяевами дома, вышел в короткий переулок. Отсюда еще можно было слышать и колокол, в который непрестанно бил один из членов пожарного расчета, и чуть приглушенные расстоянием крики людей… но видеть меня они не могли, и я, широко шагая, отправился ровно в противоположную сторону, с каждым шагом увеличивая расстояние.

Принятое несколько минут решение о полной конспирации было не так-то просто исполнить, но я, наученный прежним опытом, заранее подготовился… и теперь уже четко знал, куда идти и что делать.

Домой возвращаться я не мог, но Грета справится и без меня. Ее, скорее всего, не было в штабе при атаке, она редко туда захаживала, поэтому за ее судьбу я не волновался. Некоторое время назад я открыл отдельный банковский счет и предоставил ей право пользования. Расходы на дом и прочие мелочи, коими я не хотел себя загружать сверх необходимого. Грета была честна до безобразия, и вечно пыталась всучить мне отчеты о потраченных средствах, но я их просто игнорировал, что ее обижало. О доме и Вилли она позаботится — в этом я был уверен. Даже, несмотря на известие о моей смерти, она сделает все необходимое.

Но этот банковский счет был не единственным 'запасным флюгхафеном^[9], были у меня и другие секретные запасы, сделанные экстренный случай, и отложенных там денежных средств должно с лихвой хватить на небольшую компанию.

Главное, у меня была одна зацепка — фамилия, которую успел выкрикнуть профессор за несколько мгновений до появления смерча. Этот человек, видно, был очень важен, раз в последнюю минуту своей жизни Зоммер назвал мне его имя, значит, и я обязан найти его и узнать, что связывало его с профессором… А там видно будет. Иного плана действия у меня не было. Полиция, конечно, постарается разобраться в произошедшем, но мне отчего-то казалось, что ничего и никого они не отыщут. Тот, кто организовал атаку, действовал обдуманно и, наверняка, замел все следы.

Но сам смерч — загадка, которую я обязан разгадать. Если он был вызван искусственно, в чем я ни на секунду не сомневался, то это сверхоружие, обладание которым сулит мировое господство. Но применено оно было против нашего отряда. Значит, мы кому-то очень сильно помешали, причем настолько, что неизвестные враги не побоялись применить сверхсекретную технологию для нашего устранения. Осталось понять — чьи именно интересы мы так сильно зацепили.

Самый очевидный вариант — здесь действовали агенты Бездны. И метод применен схожий — не зря же я вспомнил про унтербан — в тот раз тоже действовали измененные, и технологии казались достаточно схожими… и все же мне казалось, что не все так просто. Око — главного координатора по Руссо-Пруссии, а по совместительству, моего родного дядю, я убил лично, и, насколько знал, пока его место никто не занял. Позиции Бездны в империи значительно ослабли, и наш отряд сыграл ключевую роль. Мы планомерно зачищали агентурную сеть, отлавливая и уничтожая каждого доминатора.

Как видно, наши успехи не остались незамеченными, и против нас бросили такие силы, появления которых никто не ожидал. Итог — наш проигрыш, гибель людей, полное фиаско.

Но пока я жив, игра не кончена.

Я знаю, куда ехать. Знаю, кого искать. У меня есть силы и средства. Есть мотив.

Все только начинается.

* * *

Тяжелым шагом по длинному дворцовому коридору шел Его Императорское Величество Константин. Следом за ним, чуть не вприпрыжку, едва поспевал личный секретарь, не так давно назначенный на этот пост, а точнее, отобранный самим Константином среди сотен претендентов, маркиз Брун — невысокого роста, обильного телосложения, с ранними, не по возрасту, залысинами — он, однако, по мнению императора, был одним из самых подающих надежды умов столицы.

На почтительном, но не слишком значительном отдалении в три шага, за ними следовали дежурный дворцовый риттер-офицер и четверо гвардейцев.

Редкие для столь позднего часа придворные в испуге шарахались в стороны от процессии, склоняя спины в глубоких поклонах, на которые император не обращал ни малейшего внимания. Это было плохим знаком. Придворные — локаторы настроений Константина, перешептывались между собой, лишь только гроза проходила мимо. В такие моменты разумнее всего было покинуть дворец и не путаться под ногами, дабы не лишиться мимоходом головы.

Гвардейцы, дежурившие в коридорах, предусмотрительно распахивали двери перед императором и вытягивались во фронт, всячески демонстрируя рвение, но Константин не замечал и их, хотя обычно был весьма любезен с риттерами и гвардейцами, многих зная по именам. Но сегодня все его мысли были заняты совершенно иными материями, и каждый встречный понимал, что от столь важных дел, омрачивших чело императора, лучше его не отвлекать.

Наконец, процессия достигла цели — рабочего кабинета Константина, у которого уже нетерпеливо ожидали несколько человек. Император отпер дверь личным ключом — в кабинет во время его отсутствия под страхом смерти не имел права ступить ни один человек, и жестом предложил всем пройти внутрь.

Дежурный риттер-офицер и его гвардейцы так же молчаливо присоединились к гвардейцам, охранявшим кабинет, и замерли, ожидая окончание ночного собрания. Толстые дубовые двери не позволяли ни единому звуку просочиться в коридор, а между тем в кабинете состоялся весьма интересный разговор, услышать подробности которого хотели бы многие весьма влиятельные люди.

— Прошу, садитесь, господа. Ситуация у нас сложилась, прямо скажем, отвратительная.

Состав собравшихся впечатлял. Император, севший во главе огромного стола, занимавшего большую часть рабочего кабинета, внимательно оглядел знакомые лица.

По правую руку от него устроился, демонстративно тяжело вздыхая, его высокопреосвященство, кардинал Дунстан — глава фридрихсградцкой церкви. По левую сел Лев Брегин — глава Девятого Делопроизводства — особого отдела, занимающегося исключительно делами государственной важности. Рядом с ним оказался Макс Краузе — шеф городской полиции, а напротив — обер-прокурор Сирота. Секретарь Брун остался стоять за плечом императора.

— Итак, не будем тянуть время. Его у нас нет. Для начала выслушаем шефа Краузе, у него есть, что нам поведать.

Макс Краузе лихо вскочил на ноги. Он был средних лет, но в прекрасной физической форме. Крепкий, высокий, подтянутый — Краузе не столь давно руководил полицией, но уже успел зарекомендовать себя после нескольких крупных дел.

— Докладываю, — сухо, по-военному начал шеф полиции, — сегодня днем, в четверть третьего пополудни было совершено нападение на особняк отряда Бреннера. Особняк полностью разрушен, выживших не найдено. Сам Бреннер, судя по всему, так же погиб.

Краузе невольно прервался. Кирилла Бенедиктовича Бреннера знали все присутствующие в этом кабинете люди, и, хотя относились к нему по-разному, но известие о его гибели встретили общим траурным молчанием.

— Немногочисленные свидетели утверждают, — продолжил шеф полиции, — что нападавших было больше сотни — они появились внезапно, никто не зафиксировал их передвижение до выхода к особняку, после чего направились к воротам, уничтожив по пути «страуса». Свидетели в один голос утверждают, что это были не люди. Существа скорее напоминали приматов. По словам очевидцев, пули не могли причинить им вреда. Люди Бреннера и отряд гвардейцев отчаянно оборонялись, но силы оказались неравными.Что произошло после, никто не может объяснить. В какой-то момент особняк оказался разрушен, предположительно особо мощным взрывом. Все находящиеся внутри, включая нападавших, исчезли. Скорее всего, они мертвы, хотя тел мы нашли всего несколько. Спасательные работы ведутся до сих пор, но ни одного выжившего не обнаружено.

Кардинал Дунстан при этих словах только покачал головой, думая о чем-то своем. Брегин косо взглянул на него, но так же промолчал, а вот обер-прокурор не сдержался:

— Да как же так? Разве это возможно? — голос его слегка дрожал от волнения.

— Далее, — Краузе, не отвечая на вопрос Сироты, продолжил доклад, — примерно в это же время в другом конце города случилось еще одно происшествие, вынудившее меня бросить в тот квартал все наличные полицейские силы. Именно поэтому отряд Бреннера не получил поддержку вовремя. Считаю себя виновным в гибели отряда и прошу принять мою отставку!

— С этим позже, — отмахнулся император, — рассказывайте дальше!

— В половину третьего в Департамент полиции поступил сигнал о большом пожаре в Императорском казначействе. Была опасность разрушения несущих стен строения, а также повреждены соседние здания, уничтожена сигнальная система охраны. Ситуация требовала немедленного реагирования. Помимо пожарных расчетов, которые уже направились к месту происшествия, я принял решение отправить туда всех свободных людей. Была вероятность доступа к денежным станкам, хранившимся там запасам ассигнаций, но, что самое важное, к клише. Заполучив его, практически любой опытный специалист смог бы наладить выпуск фальшивых купюр, которые, по сути, являлись бы настоящими. Моя версия была такой: пожар возник не случайно, а именно с целью присвоить клише. К счастью, мои люди успели во время. Клише удалось спасти.

Клише для производства бумажных банкнот мастер-гравер Пургин делал вручную в течение нескольких лет. При изготовлении ассигнаций использовались самые передовые технологии: многокрасочная печать, локальный водяной знак — портрет императора Петра и сложнейшая металлографская печать. Клише охранялось сильнее императорской сокровищницы, и его потеря повлекла бы за собой необозримо тяжкие последствия.

Все присутствующие прекрасно это понимали, и ни один не посмотрел в сторону шефа Краузе неодобрительно. Он все сделал правильно. Защита клише была в приоритете, тем более что нападение на особняк отряда Бреннера произошло чуть позже по времени. И теперь присутствующим предстояло решить, связаны ли между собой эти события, и если да, то какое из них служило отвлекающим маневром, а какое являлось истиной целью неизвестного противника. При этом каждый осознавал, что случившееся — только начало, первая ступень некоего таинственного плана. Теперь же им предстояло попытаться вычислить следующий возможный шаг врага и предотвратить его.

Ночь обещала быть долгой.

Глава 4

Сверхскорый одновагонный рельсовый цеппелин, совершающий рейс по маршруту Фридрихсград-Черноснежинск, прибыл на центральный вокзал города ровно по расписанию в три четверти восьмого утра. Мощные энерготанки, разгонявшие состав до рекордных 130 километров в час, выполнив свою работу, мерно гудели, отдыхая. Поразительно, но цеппелин мог теоретически разогнаться и до 200 километров — неслыханные цифры, представить которые еще десять лет назад было попросту невозможно.

Теперь же имперские линии сообщения за короткий срок охватили всю страну. Время и скорость — главный двигатель прогресса, работали на казну. Составы с зерном, деревом, металлом достигали пунктов назначения за кратчайшие сроки, но и пассажирское сообщение — даже, в первую очередь, — брало сервисом, комфортом и скоростью. Конечно, рельсовый цеппелин — это эксклюзивное средство передвижения, и стоимость билета была в несколько раз выше обычной, но зато удобное купе, чуть больше суток в пути — и я на месте. Раньше на такую дорогу потребовалась бы неделя, а то и больше.

Еще год назад я бы поразился технологической мощи, сейчас же воспринимал все изменения, как должное — человек быстро привыкает к новому, особенно, если это новое — положительное.

— Беляши! Сочные! Тают во рту! Барашек еще вчера блеял!

— Пиво! Пшеничное! Кружка — двадцать пфеннигов. Налетай!

Несмотря на ранний час, уличные торговцы уже вовсю предлагали свой товар, вокзальные служащие подметали перрон, а носильщики с тоской поглядывали на мой скромный багаж, понимая, что на мне не заработать.

Признаться, я проголодался. Поэтому не погнушался отведать простой, но сытный ассортимент торговцев и, сказать честно, остался доволен. Пиво было свежее, беляши — вкусными. Здесь, в провинции цены казались мне смехотворными по сравнению с резко подросшими за последнее время прайсами^[10] Фридрихсграда.

Здание вокзала выглядело весьма современно: металл и камень, много стекла. Кажется, местные управители не жалели бюджетных средств на благоустройство города, и воровали при этом весьма умеренно. Но я все же решил не делать скоропалительных выводов, и оглядеться на местности чуть внимательнее. Моих прежних возможностей вполне хватало, чтобы в случае необходимости снять всю местную верхушку власти — император наделил меня особыми полномочиями. Проблема в том, что воспользоваться ими сейчас я сейчас не мог, и в город прибыл, как частное лицо. В любом случае, до местных реалий мне было мало дела. Главное — отыскать Будникова, хотя, кто он такой, чем занимается и с кем связан, я не знал. Наводить справки в столице о нем я не стал — боялся «засветиться», — и убрался из Фридрихсграда первым же подходящим рейсом, наведавшись предварительно в один из банков и обналичив чек на предъявителя. Так что средств у меня нынче хватало на любую авантюру, и желание отомстить врагам не давало остановиться, бессильно сложить руки и умереть.

Перекусив, я вышел на привокзальную площадь. Двуколки соседствовали с достаточно редкими для этих мест мехвагенами. Извозчики вяло, но привычно переругивались с шоферами — два цеха соперничали между собой и нисколько этого не скрывали.

— Таксомотор! Домчим с ветерком!

— Возьми извозчика, барин. Не пожалеешь!

Вспомнив, что в душе я сторонник прогресса, я выбрал мехваген черного цвета с ярко-белой надписью на боку: «Уссурийский Лось». Шофер — хмурый мужчина неопределенного возраста с недельной щетиной на лице коротко поинтересовался:

— Куда?

— Любой недорогой пансион, желательно в центре, — конечно, я мог бы позволить себе и гранд-палаты самого роскошного отеля города, но секретность миссии заставляла вести себя скромно и не выделяться. Да и, признаться честно, я никогда не был транжирой, предпочитая тратить деньги с пользой, а не расшвыриваться ими направо и налево.

Шофер молча сплюнул в открытое окно густой желтой слюной и, не говоря ни слова, резво тронулся с места. Он явно придерживался поговорки: молчание — золото, — в чем я был с ним полностью солидарен.

Город проносился стремительной чередой кирпичных и деревянных строений, весьма мрачных на вид. Мехваген потряхивало на ухабистой дороге, но мы все же достаточно быстро продвигались вперед, время от времени пугая пешеходов громкими сигналами клаксона.

Угрюмый шофер так и молчал всю дорогу, и только через четверть часа, резко затормозив перед серым двухэтажным домиком, соизволил сообщить:

— Пансион фру Марты, она берет умеренно. До старой площади десять минут ходу. За поездку — марка.

Я вручил ему две марки — смешные цены, никак не могу привыкнуть, в Фридрихсграде с меня содрали бы гораздо больше.

Шофер вновь сплюнул на землю, выражая свое презрительное отношению к расточительным столичным гостям, не знающим цену деньгам, и, не прощаясь, уехал. Суровые климатические условия явно наложили свой отпечаток на характер местных жителей.

Вещей с собой у меня было немного — всего лишь небольшой кожаный саквояж с теснением «КБ» на одной из внутренних сторон.

Пансион фру Марты изнутри выглядел значительно лучше, чем снаружи, но все же провинциальность не просто выпирала — казалось, она была выставлена напоказ. Цветастые обои на стенах, еще не до конца вылинявшая красная ковровая дорожка от дверей до резного столика, служившего стойкой регистрации, а сама фру Марта — вполне бодрая женщина слегка за сорок. Она мило улыбнулась, продемонстрировав целую коллекцию золотых зубов, что, несомненно, говорило о ее благосостоянии.

— Желаете комнату, господин? — она чуть облизнула губы, заставив меня отвести взгляд в сторону. Знаю я этих вечно скучающих одиноких дам — от них лучше держаться подальше, если не хочешь закончить жизнь под каблуком — они большие специалисты в этом вопросе, особенно те, кто провел всю жизнь в промышленных городах, сродни Черноснежинску.

— Да, для начала на неделю.

— Попрошу аусвайс^[11].

Документ я предъявил без лишних вопросов — обязательная процедура регистрации. Все что мне было нужно на данный момент — это попасть в город и занять наблюдательную позицию. А дальше, если повезет, то выполнить главную цель поездки… но об этом я пока старался не думать, дабы не спугнуть удачу. Паспорт я показал настоящий. Не думаю, что кто-то станет искать меня в столь отдаленном от столицы месте, да и вряд ли розыскные листы на мое имя разослали по городам — в я был этом полностью уверен, ведь для всех я мертв.

— Кирилл Бенедиктович Бреннер, — медленно продиктовала фру Марта, старательно записывая в толстую книгу мое имя. — Извините мою любопытство, но я должна указать цель вашего визита. Так что привело вас в наши края?

— Деловое предприятие, — коротко ответил я. Вступать с ней в интимную общительную близость у меня не было ни малейшего желания. Никаких полезных сведений предоставить она не могла, так зачем тратить время и нервы. — Я очень устал с дороги.

— Разумеется, — хозяйка пансиона была явно недовольна моей нелюдимостью и не скрывала этого. — Ваша комната вторая по коридору. Завтрак в восемь часов, ужин — в шесть. Обед не подаем. Возьмите ваш аусвайс!

Она протянула мне паспорт и ключ от комнаты, чуть коснувшись, якобы ненароком, краешками пальцев моей ладони, но я проигнорировал ее заигрывания. Нет, я не сноб, но знала бы она, каких женщин мне доводилось любить… совершенно не хотелось опускаться до банальностей, вроде случайных связей в провинциальном отеле.

— Спасибо, вы очень милы.

Я подхватил саквояж и поднялся по лестнице на один пролет. Номер оказался тесным и скудно обставленным, но все, что мне требовалось — это кровать. Я поставил саквояж на табурет и, не раздеваясь, рухнул на постель.

Отдохнув несколько минут, я поднялся, умылся и привел себя в порядок. День предстоял тяжелый, и задерживаться в пансионе было некогда.

Фру Марта покинула свой наблюдательный пост и, хотя, наверняка, слышала скрип ступеней, когда я спустился по лестнице, не соизволила выглянуть из своей комнаты, судя по всему, слегка обидевшись на мою предыдущую нелюбезность. Тем лучше.

Одет я был по-летнему легко: брюки, хлопчатая сорочка и двубортный пиджак, скрывающий оружие. На ногах — туфли, — не модные, но удобные и практичные. В общем, я не слишком выделялся из общей массы горожан. Разве что бауэры, приехавшие на городской рынок, щеголяли кто в косоворотках, подпоясанных цветными поясами, и лаптях, — в таких одеяниях чаще хаживали в центральной и восточной частях страны, а кто — в ледерхозенах^[12], гетрах, сюртуках и шляпах с волосяными щетками — традиционных облачениях юго-запада Руссо-Пруссии.

Саквояж с вещами я оставил в номере, припрятав среди белья «дырокол». С собой же взял лишь револьвер и нож, а так же на всякий случай сунул в карман шприц и ампулу, содержащую некий особый химический раствор, некогда изобретенный моим старым знакомым доктором без диплома Блюмбергом.

Мой план был прост: первым делом я хотел посетить адресное бюро, и если требуемый мне гражданин был официально зарегистрирован где-либо в округе, то, зная дотошность имперских бюрократов, узнать его точный адрес не представлялось трудным дело.

Таксомоторов поблизости не наблюдалось, поэтому я взял извозчика. Прогресс — прогрессом, но лошадям тоже хочется кушать.

Адресное бюро находилось под одной крышей с Бюро сезонных рабочих. Не знаю, когда у них сезон, но точно не сейчас — в холле не было ни единого просителя.

Служащий бюро, как и ожидалось, был типичным представителем одного из типов низшего чиновничьего звена: этот был из категории коротающих месяцы в ожидании выхода на пенсию и старости в небольшом достатке. Я быстро оценил его поношенный костюм, бледную кожу и выражение брезгливой усталости от жизни на округлом лице.

— Изволите принимать просителей адресного бюро? — обратился я к канцеляристу.

— Прошения кидайте в ящик, личный прием не ведется, я занят — отрезал он, демонстративно раскрывая толстый журнал записей.

— Секретное дело государственной важности! — я постарался сделать как можно более строгое лицо.

Служака с сомнением посмотрел на меня и произнес отработанным тоном, подразумевающим, что он всегда готов помочь государевым служащим, но в то же время оставляющим ему пространство для возможности в любой момент отправить меня восвояси или даже кликнуть полицию:

— Документы.

Я поразился точности этой определенно отработанной годами службы интонации и даже мысленно ему зааплодировал. С таким человеком надо выверять свои слова, чтобы получить желаемое.

— Предъявить не могу. Дело слишком секретное. Я, конечно, могу обратиться по официальным каналам через ваше руководство. Но потеряю время, кроме того, дело получит ненужную огласку. Информация нужна немедленно и в условиях строжайшей секретности.

Я прекрасно понимал, что умудренный опытом служащий слышал и не такие байки, но эти слова были лишь вступлением, словесной игрой для перехода к главной части действия. Как я и ожидал, чиновник принял игру и ответил:

— Не наделен полномочиями решать такие вопросы. Направляйтесь к начальнику. Я ничем помочь не могу.

Неопытный проситель тут бы и ушел ни с чем, но я имел опыт общения с крючкотворцами и знал, что это всего лишь приглашение к дальнейшим действиям.

— Возможно, Ярослав Мудрый поможет принять более взвешенное решение? — я достал сложенную вчетверо купюру в десять имперских марок с изображением древнего русского правителя и легким движением положил ее со своей стороны стола.

Чиновник медленно оглядел меня, совершенно не замечая денег, также медленно открыл рот и, как будто наслаждаясь мучительной паузой, произнес:

— В известном трактате об истории Руссо-Прусского государства утверждается, что генерал Николай Николаевич Муравьёв-Амурский был очень умным человеком, не глупее Ярослава Мудрого.

Дело было сделано. Мой бумажник взамен одной купюры в двадцать пять имперских марок с профилем основателя Хабаровска пополнился листком с адресами всех Будниковых, зарегистрированных в городских книгах. Их оказалось не слишком много — пять человек, двоих из которых я сразу вычеркнул — слишком юны — пяти и семи лет от роду. Оставалось трое, проверить которых легко можно было за несколько часов. Но вот есть ли среди них тот самый, на которого указал профессор, я не знал.

Город жил своей жизнью, и я с удовольствием и интересом смотрел по сторонам, пока очередной извозчик вез меня по первому из адресов. Все же провинция и столица — это две большие разницы. Тем более провинция столь сильно продвинутая в индустриальном плане, но в остальном… все здесь выглядело так, как было сто, а может, и двести лет назад. Жизнь текла неспешно, никто никуда не торопился, словно все вокруг собирались жить вечно. Прогресс, хоть и добрался сюда в виде мехвагенов и некоторых иных новшеств, но не преобладал, и многие вещи, к которым я уже давно привык и не замечал, выглядели в Черноснежинске несколько чужеродно.

Ни одного иномирянина, кстати, я не заметил. То ли их здесь вообще не было, то ли они старались не появляться в общественных местах, опасаясь вызвать недовольство местных весьма консервативных обитателей. Если даже в Фридрихсграде до сих пор ксенофобские взгляды доминировали в общественных умах, особенно в бедных кварталах, то уж в провинции они являлись градообразующими…

Первый Будников, судя по записям, служил инженером в конструкторском бюро и снимал три комнаты в доходном доме господина Штраусса. Я отпустил извозчика, щедро оплатив поездку, и постучал в массивную дверь, украшенную замысловатой резьбой.

Открыли мне достаточно быстро. На пороге стоял невысокий мужчина с совершенно невыразительным лицом, в закатанной до локтей рубашке и канцелярском фартуке. Очевидно, управляющий доходным домом.

— Чем могу служить? — поинтересовался он, окинув меня быстрым взглядом прозрачных глаз. — Желаете снять комнату? К сожалению, мы сейчас не сдаем.

— Нет, уважаемый. Я ищу своего… хм… коллегу, господина Будникова. Насколько я знаю, он проживает по этому адресу?

Управляющий, казалось, нисколько не удивился вопросу.

— Порфирий Карлович? Да. Он снимает квартиру в мансарде. Но господин Будников никого не ждет, иначе он оставил бы особые распоряжения на этот счет. Порфирий Карлович — человек весьма педантичный и в обязательном порядке предупреждает о запланированных визитах.

— Дело в том, что о моем визите он не знает. Я только что прибыл в город и не мог предупредить заранее. Будьте любезны, проведите меня к нему!

— Боюсь, я не могу этого сделать, — управляющий отступил чуть назад. — Порфирий Карлович отдал на этот счет очень конкретные указания — без его ведома никого и никогда не приводить! Извините, господин, но я просто не могу…

Врываться внутрь силой не входило в мои планы, но поговорить с Будниковым я был обязан.

— Что же, я понимаю и уважаю право на приватность. Не будете ли вы любезны хотя бы передать ему мою визитную карту и сказать, что я хотел бы с ним переговорить по очень важному вопросу?

Управляющий задумался на мгновение, но тут же согласно кивнул.

— Да, конечно, думаю, это я могу для вас сделать.

Я достал из портмоне карту и написал на обороте лишь одно слово: «саркофаг», после чего передал карточку управляющему и остался внизу дожидаться ответа, раскурив папиросу.

Ждал я недолго. Не прошло и пяти минут, как управляющий вернулся и распахнул передо мной дверь.

— Порфирий Карлович просит вас!

Хм, неужели повезло с первого раза⁈.. Первый адрес — и сразу в точку.

Я прошел в дом и поднялся по лестнице на верхний — четвертый этаж, в мансарду. Управляющий показывал путь, следуя на пару шагов впереди. Мы вышли на небольшую площадку с единственной дверью. Управляющий коротко постучал и, получив невнятный ответ с той стороны, приоткрыл дверь, пропуская меня внутрь.

Квартира Будникова была самой что ни на есть обычной, ничем не выделяющейся. Три небольшие комнаты: одна из которых являлась столовой, вторая — рабочим кабинетом, а третья — спальней. Обстановка — стандартная и достаточно унылая, разве что пара морских пейзажей на чуть скошенной стене выделялись яркими пятнами среди окружающих предметов.

Сам Порфирий Будников шагнул мне на встречу, оглядывая меня цепким, внимательным взглядом. Было он молод — лет тридцати — тридцати пяти, высокий блондин с зачесанными назад волосами, атлетического телосложения, более похожий на военного, чем на инженера. Одет он был не в домашнее, видно, как раз собирался выйти. Было в его лице нечто неприятное, что сразу меня оттолкнуло. Интересно, что связывало этого человека и профессора Зоммера?..

— Господин Бреннер? Мне сказали, что вы хотели меня видеть по срочному делу!

— Господин Будников! Меня направил к вам наш общий коллега, профессор Зоммер, Каспар Христофорович.

— Да-да, припоминаю, — Будников неотрывно смотрел на меня, и мне это не нравилось. — Каспар Христофорович Зоммер, как же, как же… Так что именно вы желаете?

Бинго! Первая попытка — и сразу в яблочко! Он знал Зоммера, я прибыл по правильному адресу. Вот только Будников всем своим видом демонстрировал, что, хоть он и не отрицает сам факт знакомства с профессором, но к откровенности все же не расположен. Как бы его не спугнуть.

— Порфирий Карлович, а вы сами не догадываетесь?

— Не имею ни малейшего представления.

Н-да, диалог явно не задался. Будников ни в какую не шел на контакт. Осталось только понять, скрывает ли он что-то умышленно или же реально не понимает, что я от него хочу услышать. Дело осложнялось тем, что я совершенно не представлял, чем его можно вывести из равновесия. Что же, придется слегка рискнуть и приоткрыть карты.

— Господин Зоммер сказал мне, что я могу получить от вас некие сведения. Речь идет о некоем саркофаге…

Будников прищурился, черты его лица словно заострились, я явственно ощутил исходящую от него угрозу. Но при этом он улыбнулся, и диссонанс между демонстрируемым дружелюбием и физиологическими знаками опасности, которые он выказывал, заставил меня собраться. Я готов был к тому, что в следующую секунду он прыгнет на меня и попытается сбить с ног.

Но Будников не прыгнул, наоборот, он слегка расслабился, покачал головой в ответ на мой вопрос и произнес недоумевающим тоном:

— К сожалению, мне это ни о чем не говорит. Я далек от археологических изысканий, а с профессором Зоммером знаком шапочно и совершенно не понимаю, с какой стати он отправил вас ко мне. Жалею, что вы потратили на визит свое время. А теперь прошу меня простить, дела.

Мне ничего не оставалось делать, как откланяться и покинуть квартиру. Ясно было, что этот тип мне ничего не скажет, даже если знает, о чем речь. И он вовсе не убедил меня в том, что его следует оставить в покое. Наоборот, я преисполнился уверенности в том, что этого господина Будникова следует как следует проверить. Не нравился он мне, и все тут!

Управляющего по дороге я не встретил, как не встретил и прочих жильцов дома, и вышел на улицу в самом скверном расположении духа. Следовало собраться с мыслями и составить план дальнейших действий.

Нужного Будникова я нашел, причем в рекордно короткий срок, — это уже хорошо, вот только он оказался весьма неоднозначной фигурой. Если это тот самый человек, о котором успел сказать Зоммер, то почему он ведет себя столь странно? Хорошо изучив профессора, я сомневался, что он мог бы иметь общие дела с таким типом, как Будников. Но чем черт не шутит! Зачем-то ведь он отправил меня в этот город…

Я зашел в подворотню, скрывшую меня от глаз прохожих. Зато отсюда открывался отличный вид на парадный вход в доходный дом Штраусса. Я должен был разгадать загадку Будникова, чего бы это мне ни стоило. Судя по его костюму, как раз перед моим приходом он собирался куда-то выйти. Так почему бы не подождать немного и не проследить за ним?..

В своих предположениях я не ошибся. Не прошло и десяти минут, как дверь дома приоткрылась, и господин Будников вышел на улицу, огляделся по сторонам, меня, впрочем, не заметив, и быстрым шагом направился вверх по улице.

Я двинулся следом, стараясь оставаться незаметным. Город я не знал совершенно, но надеялся, что моих навыков хватит, и Будников не обнаружит слежку. Тем более, шел он, не оглядываясь, широким быстрым шагом — явно куда-то спешил.

Любопытно! Не мой ли приход подстегнул его? Впрочем, шансы на то, что Порфирий Будников просто отправился к месту службы в конструкторское бюро, а к моим делам он не имеет ни малейшего отношения, были очень велики. Но как утопающий хватается за соломинку, так и я ухватился за единственного человека, который теоретически мог бы иметь отношение к бойне в столице.

Я шел по противоположной стороне улицы, стараясь держаться на достаточном расстоянии, но при этом не слишком далеко, чтобы успеть среагировать, если клиент внезапно остановит пролетку или таксомотор. Конечно, профессионал легко бы от меня оторвался — но я надеялся, что Будников все же обычный обыватель, и моя к нему антипатия не имеет под собой основы, кроме личной неприязни, и что спешит он так не из-за моего появления в его доме, а по каким-то своим делам, а я лишь провожу его до бюро, успокоив собственные подозрения.

Жаркий летний ветерок обдувал мое лицо, не принося желаемой прохлады, только поднимая пыль с дороги. Я изрядно вспотел, но Будников темп не снижал и не искал взглядом извозчика, из чего я сделал вывод, что идти ему недалеко.

Наконец, он замедлил шаг, а потом вовсе остановился и чуть присел, якобы завязывая шнурки — старый трюк. А мой подопечный не так прост! Конечно, я успел укрыться от его взгляда, и Будников меня не обнаружил, но сам факт, что он проверялся от слежки, наводил на определенные подозрения.

Успокоенный, Порфирий продолжил путь и уже через минуту свернул с улицы в тихий дворик, пройдя сквозь приоткрытые решетчатые ворота.

Перебежав на другую сторону улицы, я последовал за ним.

Вот только пройдя сквозь ворота, я никого не увидел. Двор был пуст, мой подопечный исчез — словно в воду канул. Доннерветтер! Как неудачно вышло! Этих секунд ему хватило, чтобы зайти в один из трех подъездов дома — не проверять же их все. Упустил! Филерской практики мне явно недоставало.

Но толком огорчиться этому факту я не успел. За моей спиной сухо щелкнула ветка, я обернулся и тут же получил прямо в лицо обжигающую струю газа, заставившую меня мгновенно ослепнуть и судорожно пытаться вдохнуть отсутствующий воздух.

Я упал на колени, раздирая горло ногтями, но дышать я уже не мог — легкие раздирало от кашля, я задыхался и ничего не мог с этим поделать.

Сознание мое померкло, и я провалился во тьму.

Глава 5

Приходил я в себя очень тяжело. Голова гудела, горло саднило, глаза слезились. Но я был жив.

И вместе с сознанием пришло понимание собственной глупости. Я слишком увлекся слежкой, совершенно не подумав о том, что и охотник может стать добычей. В то время как я следовал за Будниковым, кто-то третий шел за мной, и в нужный момент, когда я был захвачен погоней, этот третий незаметно приблизился сзади и брызнул мне в лицо паралитическим газом. Некоторые страны уже держали на вооружении для своих агентов компактные переносные баллоны, газ из которых вызывал спертость дыхания, миоз и сильное головокружение. Большая доза такого газа могла убить, а малая — вызывала временный паралич и потерю сознания. Что, собственно, со мной и произошло.

Я сидел на стуле и не мог толком пошевелиться, руки мои были крепко стянуты за спиной, еще одна веревка обхватывала мою грудь и спинку стула, и третья — ноги. Стул был привинчен к полу.

В нескольких шагах находился небольшой столик, на котором были разложено немногочисленное содержимое мои карманов: револьвер, портмоне, нож, шприц, ампула и носовой платок. Рядом стоял второй стул.

Насколько я мог осмотреться по сторонам, помещение, в котором я оказался, было не слишком просторным: вокруг лишь голые кирпичные стены, вдоль которых были устроены деревянные стеллажи. Подвал или какое-то подсобное помещение. Прохладно и сыро. Точно, подвал!

Попался. Сначала меня отключили во дворе, затем перетащили в ближайший подвал, посадили на стул и связали. Все было проделано быстро и ловко, и явно запланировано. Будников вел меня, а я, считая, что слежу за ним, на самом деле шел, как баран на веревочке, к выбранному им месту. И тут, в тихом дворике, где никто посторонний не мог видеть происходящее, кроме непосредственных участников, все и случилось.

Конечно, Будников не мог знать, что я явлюсь к нему с визитом. Значит, подобную штуку он проворачивал не в первый раз, и заранее знал, как нужно действовать. Но без напарника в этой ситуации обойтись он не мог. Кто же был тот второй, брызнувший мне в лицо газом? И думать нечего — это управляющий. Никто иной не видел меня, а он, после того, как проводил меня в квартиру Будникова, так внезапно исчез из поля зрения. Версия одна: Будников приказал ему покинуть дом, занять наблюдательную позицию и проследить за мной, скорее всего, просто на всякий случай. А я банально не заметил управляющего, сосредоточенный на собственной слежке. Вероятно, первоначально нападать на меня они не собирались, но когда речь зашла о Зоммере, то Будников переменил свои планы. Я зачем-то ему очень сильно понадобился. Поэтому он покинул дом и пошел к выбранной заранее точке, я направился следом, а за мной по пятам шел управляющий. Дальнейшее известно.

Мои предположения подтвердились буквально через минуту. Скрипнула дверь, и в помещение вошли двое: Будников и управляющий, который уже не выглядел столь безобидным, каким показался мне при первой встрече. И взгляд у него стал жестче, и движения более уверенными и резкими.

— Господин Бреннер, еще раз добрый день! — улыбнулся Будников. — Извините за столь бесцеремонное приглашение к разговору, но, к сожалению, ситуация вынудила меня поступить соответствующим образом.

— Да что вы, какие могут быть извинения? Я все прекрасно понимаю, вам просто требовалась подходящая обстановка для нашей беседы, — съязвил я. Сарказм — моя сильная сторона.

Будников улыбнулся, а управляющий коротко, без размаха ударил меня по печени. Я согнулся от боли, и упал бы вместе со стулом набок, если бы он не был привинчен к полу.

— Предлагаю вести наш диалог следующим образом, — продолжил Порфирий, едва я отдышался, — я буду спрашивать, а вы — отвечать по существу. Вы, как я вижу, человек дела. К чему нам эти словесные баталии? Согласны?

— Смотря о чем вы меня спрашивать желаете. Если о том, где я сундук с деньгами закопал, то, хоть убейте, ничего не скажу.

— Ну, будет вам ерничать, — пожурил меня Будников. — Меня интересуют совершенно иные вещи. Для начала скажите, вы опиумист?

Я не понял вопрос, но взгляд Будникова скользнул к столу, где, помимо прочего, лежали шприц и ампула, и не стал его разочаровывать.

— Каюсь, имею тягостную привычку.

— Тем лучше, люблю людей со слабостями, с ними обычно проще договориться. Итак, кто вам рассказал о саркофаге?

Значит, все же я попал по адресу. Он явно в курсе дела, и дело это весьма важное, раз со мной поступили безо всяких раздумий столь кардинальным способом. Осталось лишь делать вид, что я знаю многое и слишком ценен, чтобы меня убивать. Иначе, боюсь, ножом по горлу, и концы в воду. На Урале многие вопросы традиционно решали самым простым способом.

— Кажется, еще в вашей квартире я рассказал, что меня нанял профессор Зоммер…

— Да, вы уже называли это имя. Кто этот профессор и где я могу его найти?

Вот так номер! Получается, Будников не знает Зоммера, а только лишь делал вид, играл со мной и выиграл первый круг. Зато Будников точно знает о саркофаге. Значит, саркофаг — ключевая вещь в этой истории, и моя задача — отыскать его.

— Боюсь, для встречи с профессором вам пришлось бы отправиться в столицу… но и там вы его не найдете. Профессор Зоммер мертв.

Я не видел смысла скрывать этот факт.

— Мертв? — задумался Порфирий. — Это плохо. Возможно, он знал… Для начала, расскажите все, о чем вы осведомлены. Ничего не скрывайте! Финн вам в этом поможет. Не правда ли, Финн?

Управляющий намек понял, и второй его удар был не слабее первого. Я все же начал заваливаться на бок, стул заскрипел под моим весом, но Финн удержал меня от падения. Я не видел в его глазах злости или садисткой радости. Человек просто качественно делал свою работу. Что же, я тоже убью его быстро и без мучений.

— Ну как, Кирилл Бенедиктович, вы готовы к разговору? Или желаете еще немного пообщаться с Финном?

— Нет, — искренне сказал я, — для первого знакомства общения более чем достаточно.

— Тогда начинайте говорить, и от искренности ваших слов будет зависеть ваша дальнейшая судьба.

Пафос речи господина Будникова просто зашкаливал. При этом я прекрасно понимал, что в живых меня оставлять не станут, и Будников это понимал, более того, он понимал, что я это знаю, и все же давал мнимую надежду, за которую, по его мнению, я ухвачусь. Что же, не будем разочаровывать этого господина.

— Конечно, уважаемый, я все расскажу. Моя фамилия, как вы уже знаете, Бреннер, и я — частный сыщик. Бесплатно я не работаю, поэтому меня в первую очередь интересует мой гонорар. Мне была обещанная крупная сумма денег за поиски некоего предмета, и теперь, когда Зоммер мертв, кто оплатит счет?

Порфирий посмотрел на меня с брезгливым любопытством, как случайный прохожий глядит на цирковых уродцев. Я же изо всех сил старался сыграть реалистичный интерес человека, волею случая попавшего в сомнительную историю, но тем не менее пытающегося заработать.

— Гонорар? Частный сыщик?

— Вы же видели мою визитную карту.

— Вы хотите, чтобы я оплатил ваш гонорар? — Будников удивился. — И за что, позвольте полюбопытствовать, я должен вам платить?

— За услуги сыщика.

— И вы сыщите нам ключ, господин сыщик?

— Конечно, без вопросов! — уверенным тоном заверил я. Что еще за ключ, интересно? Кажется, вот главное, что интересует Будникова — ключ!

— Любопытно… И сколько же вы желаете за свои… хм… услуги?

— Десять тысяч, — не стал скромничать я. — Именно столько мне предложил старик Зоммер перед смертью.

— Это немалая сумма. А вы так легко попались в мою ловушку. Это ставит ваш профессионализм под сомнение.

— Я сыщик, а не шпион. Вас-то я быстро сумел отыскать, не правда ли?

— Что же, в ваших словах есть доля истины… Ну да ладно, обсудим денежные вопросы чуть позже. А для начала, скажите-ка мне, что рассказал этот ваш профессор о саркофаге?

— Он очень хотел его отыскать и… хм… открыть… — мне пришлось импровизировать, поэтому я весьма тщательно подбирал слова. Если Будников поймет, что реальной информации у меня нет, он в тот же момент убьет меня.

— Открыть, значит… вы знаете, что внутри?

— Не знаю, — я не стал перегибать палку, — со мной этой информацией не делились, но явно нечто весьма ценное. Мое дело — найти вещь и передать заказчику. Такие деньги за безделушки не предлагают.

— Он нам не подойдет, убирать его надо, — Финн неожиданно высказал свое мнение, и мне это мнение не понравилось.

— Ты полагаешь? — Порфирий задумался. — Наверное, ты прав. Он ничего не знает и совершенно бесполезен.

— Почему это я бесполезен? — обиделся я. — Вы мне только дайте ниточку, а я весь клубок размотаю!

— Борис, он нам не нужен! — Финн настаивал на своем, чем весьма меня рассердил. И имя своего напарника он произнес не совсем правильно, с ударением на первый слог.

Стоп, какой еще Борис? Вот так дела. Кажется, передо мной вовсе не господин Будников, Порфирий Карлович, а некто иной, лишь выдающий себя за него. Теперь понятно, отчего я удостоился столь нелюбезного приема.

— Допустим, я вам верю, — задумчиво протянул лже-Будников. — И даже, при других обстоятельствах, принял бы ваше предложение. Но сейчас ставки слишком высоки. Я сомневаюсь, что вы знаете, где находится ключ. И даже если у вас имеются идеи, как его отыскать, то я вполне могу справиться и без вашей помощи. У меня, знаете ли, тоже есть некие идеи. Поэтому, к моему сожалению, нашу беседу придется окончить на печальной для вас ноте. Финн!

Управляющий, до этого выжидательно стоявший в паре шагов слева, шагнул ко мне. В руке он держал нож с длинным волнистым лезвием. Шутки кончились. Сейчас меня будут убивать по-настоящему.

Деваться было некуда, я сам загнал себя в ловушку, веревки порвать — никаких сил не хватит. И Финн это тоже понимал, поэтому особо не спешил. Лже-Будников же вообще отвернулся, потеряв ко мне всяческий интерес.

Я лихорадочно искал пути к спасению. Попытаться замедлить время? Даже если организм подчиниться приказу, что это мне даст? Несколько лишних секунд? Но потом эффект спадет, а веревки все так же будут стягивать мои члены. Перегрызть их я точно не сумею. И Финн с ножом никуда не исчезнет.

И все же я попробовал, но ничего не вышло. Время замедляться не желало, видно, тогда в штаб-квартире я исчерпал все ресурсы на ближайшие дни.

Управляющему оставался до меня лишь шаг. Он заходил чуть сбоку, наверняка, задумав попросту перерезать мне горло — самое надежное решение. Несколько секунд, и я покойник.

Честно говоря, за последние пару лет я столько раз находился на пороге смерти, что устал бояться. И все же смириться и просто ждать, пока равнодушный управляющий перережет мне глотку, как барану, я не мог.

Я, как та лягушка в молоке, барахтался до последнего. Резко качнувшись влево, а затем сразу вправо, на мгновение мне показалось, что я стал впятеро тяжелее и что от моего внезапно увеличившегося веса сейчас сломаются все кости, но кости уцелели, крепления, которыми стул был привинчен к полу, вырвались из пазов, и я упал набок, оказавшись чуть под углом к Финну. От удара на мгновение из меня выбило дух, но стул хрустнул при падении, мой вес вернулся в норму, и единым мощным рывком, вложив в него все оставшиеся силы, я распрямил ноги и добился сразу двух вещей: выломал передние ножки стула и пнул приблизившегося в этот момент управляющего по коленям. Как жаль, что на мне были не армейские сапоги или, на худой конец, прочные зимние ботинки, а все лишь легкие летние туфли, и все же удар вышел знатным.

Финн рухнул, как подкошенный, прямо на меня, и упал чертовски неудачно, ударив меня головой в подбородок и придавив своим телом. Вот только через мгновение он откатился в сторону, удивленно разглядывая рукоять собственного ножа, торчащего из его живота. Я, недолго думая, еще раз пнул управляющего, в этот раз нацелено, попав подошвой туфли прямиком в рукоять, чем вогнал клинок еще глубже в человеческую плоть.

Хороший пинок дорогого стоит! — так, бывало, говаривал мой учитель светских манер. И он, безусловно, был прав.

Взгляд Финна остекленел.

Руки мои все еще были связаны за спиной, остатки стула болтались на веревках, зато ноги оказались свободны. Не без труда, но я сумел сначала встать на колени, а затем подняться на ноги.

И как раз вовремя!

Лже-Будников уже подошел к столу, на котором были разложены мои личные вещи, и тянул руку к револьверу.

Взревев, как укушенный змеей бык, я помчался прямо на него и врезался в Бориса всей своей массой, снеся его с ног и впечатав в один из стеллажей. Сверху на нас посыпались какие-то предметы, пару раз меня изрядно приложило, но цели своей я добился — лже-Будников не шевелился. Он был точно жив, но без сознания — мой удар вышиб из него дух.

Встряхнув головой и чуть собравшись с мыслями, я с трудом поднялся на ноги, отодвинул ногой валявшийся револьвер подальше от Бориса, вернулся к столу, где все еще лежал мой неизменный нож-бабочка, и через минуту был полностью свободен от пут.

А еще через минуту уже крепко связал пленника остатками веревок, предварительно проверив его карманы, оказавшиеся на удивление пустыми — ни документов, ни оружия, ни даже коробки папирос — а мне сейчас не помешало бы немного никотина.

Финна я тоже проверил, он был мертв. Я ведь обещал убить его быстро и безболезненно! Я сдержал свое слово.

Жаль только, что и его карманы были почти столь же девственно пусты, лишь связка ключей нашлась в пиджаке — вероятно, от квартиры настоящего Будникова.

Ситуация переменилась коренным образом, теперь я был на коне и с револьвером, я окончательно избавился от веревок, лже-Будников сидел связанный и постепенно приходил в себя, а Финн лежал поодаль наглядным примером показывая, что со мной лучше не ссориться.

Первым делом, я заткнул какой-то ветошью с полки рот лже-Будникову, проверил револьвер, убедившись, что он не разряжен, и осмотрел помещение, в котором оказался. Ничего особенного, как я и предположил, обычный подвал. В дальней его части имелась железная лестница, ведущая наверх. Но туда я пока решил не вторгаться, вряд ли у моих оппонентов имелись еще сообщники, иначе они уже были бы здесь. А выходить из дома рано, сначала нужно побеседовать с Борисом, только теперь уже на моих условиях.

Я поднял его и усадил на второй, еще целый стул и парой хлестких пощечин окончательно привел в чувство.

— С пробуждением, господин Будников! — как можно любезнее улыбнулся я. — Или лучше называть вас Борисом?

— Называйте, как вам угодно, — странно, но он не выглядел испуганным, хотя мертвое тело в паре метров указывало на то, что шутить я не люблю.

— Где настоящий Порфирий Карлович и что вы делали в его квартире?

— А не много ли вы хотите знать, господин сыщик? Поверьте, вам лучше вернуться туда, откуда вы прибыли, и навсегда забыть об этом деле. Оно вам не по зубам. Вас пережуют и выплюнут, даже не заметив. Со Старыми Людьми шутить не стоит.

Он именно так и произнес: «Старые Люди» — выделяя это выражение интонационно, и у меня даже мысли не возникло, что речь идет об обычных стариках. Так, главное держать лицо. Он не должен ни на миг догадаться, что я вообще не понимаю, о ком он говорит. Давить, но осторожно. Главное, информация. А Борис точно многое знает.

— Спасибо за совет, но я уже здесь, и купил билет в одну сторону.

— Вам же хуже. Зачем вы убили Финна?

Он явно не шутил, он не понимал. Странный человек. А человек ли? На вид, самый обычный, хотя взгляд его мне с первой минуты не понравился. Людей, которыми управляли подселенцы, я видел достаточно, они тоже мало чем отличались от обычных обывателей. Однажды мне даже довелось допрашивать агента Око — главу резидентуры чужаков, скрывавшегося под двумя личинами, как матрешка в матрешке, а та еще в одной матрешке. Тогда же я научился видеть доминаторов даже без специальных гоглов, целый ящик которых мы однажды обнаружили в тайнике. Мне гоглы былине нужны, я видел ауры. Не всегда, но если постараться, то получалось. Агент виделся мне в сером цвете, обычные доминаторы — в темно-зеленом. И еще ни разу я не ошибся. Но сейчас я не чувствовал в Борисе присутствие чужака.

Все же прочие иномиряне слишком выделялись среди толпы, и не отличить их от людей было попросту невозможно. Если исключить появление еще одной расы, один в один схожей с нами внешне, то оставался лишь единственный разумный вывод: Борис был человеком. Что же в таком случае связывало его с атакой на штаб-квартиру в столице? Какого черта я вообще здесь делаю? Туда ли я сунулся, в самом деле? Что, если я просто неправильно истолковал фразу Зоммера?

В любом случае, я здесь, и что-то происходит в этом городе ненормальное. И мне очень хочется узнать, что именно.

— Ваш Финн хотел убить меня. Я убил его, чтобы выжить. Все просто.

— Бреннер, вы совершили ошибку. Финн — их человек. Его смерть повлечет за собой непредсказуемые последствия. Они захотят отомстить вам, и, поверьте, у них достаточно для этого сил. Бегите, пока можете! Вот мой совет.

— Чей он человек? Речь о Старых Людях? — я так же выделил голосом эти слова. — Как мне можно с ними встретиться?

— Вы сумасшедший? — Бориса, кажется, мой вопрос поразил до глубины души. — Никто не смеет требовать встречи с ними, они сами решают, кого призвать для вопросов или для службы. В вашем случае, для смерти.

— Вы не хотите говорить или же попросту ничего не знаете? — я решал, применить ли припасенную ампулу со средством. Второй такой у меня не было, но ее действие продлится буквально пару минут, и надо суметь задать очень точные вопросы. А я толком и не понимал, что у него спрашивать.

Для начала нужно хотя бы мысленно уточнить формулировки вопросов, чтобы потом не терять время. Итак, «старые люди» — кто они, какое отношение ко всему происходящему имеют? Где находится саркофаг и что он хранит? Ключ от него, как я понял, отсутствует и его требуется отыскать, а Борис сказал, что некие идеи у него имеются. Что это за идеи? В какую сторону начинать расследование? И главное, кто или что стоит за нападением на штаб-квартиру? Кто в ответе за гибель отряда?

Я шагнул к столу и взял в руки шприц. Пора действовать. Борис следил за мной тяжелым взглядом.

— Сейчас я сделаю вам небольшую инъекцию, — комментировал я свои действия, — а после мы еще немного поболтаем. Я весьма любопытный человек, страсть как люблю узнавать новое.

— Медная гора убьет тебя, Бреннер! — внезапно перешел на «ты» мой пленник. — С ними нельзя бороться, нельзя совладать. Они больше чем ты или я, они больше всего. Они — и есть бог! Лучше смирись и подчинись, и может, они сохранят твою никчемную жизнь!

Я уже слышал подобные речи, адепты Бездны любили пафос. И хотя передо мной был человек, но его риторика ничем не отличалась от речей Ока.

Я же предпочитал словам — действие. Одним движением я сломал стеклянную ампулу и аккуратно набрал ее содержимое в шприц. Теперь нужно сделать укол, и пациент готов к употреблению.

Но я не успел.

Лже-Будников внезапно улыбнулся, отчего его холеное лицо стало удивительно отталкивающим, а потом он внезапно оскалился! Издевается? И тут же с силой сжал челюсти, словно раскусывая крепкий орех.

Изо рта его пошла пена, глаза закатились, а тело забилось в конвульсиях.

В первые мгновения я не понял, что произошло, но спустя несколько секунд до меня дошло. Яд! Эта сволочь принял яд. Я уже видел такое — яд был спрятан в зубе, и, с силой надавив на коронку, он раскусил капсулу.

Я подскочил к нему, но было уже поздно. Сейчас Борису не помог бы и самый лучший доктор, кровь лилась изо рта вперемешку с пеной. Он был еще жив, но уже совершенно невменяем, доживая последние секунды своей жизни.

Что же ты такое скрываешь, что предпочел всему прочему столь страшную смерть? Или кого ты так сильно боишься?

В любом случае, допрос был окончен. Инъекция не понадобилась. Пленник уже ничем не мог мне помочь.

Все, что мне оставалось, наблюдать его предсмертные конвульсии. Я видел много смертей и не находил в них ничего приятного, даже врагов убивая без радости. Но и особой патетики при виде умирающего давно не испытывал. На войне к этому быстро привыкаешь.

Через минуту все было кончено. Я накрыл покойника его же пиджаком и, прихватив связку ключей, покинул этот негостеприимный подвал.

И все же одна зацепка у меня появилась. Медная гора убьет меня — так сказал перед смертью лже-Будников. Надо узнать, что это за гора, и проверить, сбудется ли предсказание.

Глава 6

Дом, в подвале которого все произошло, пустовал. Выбравшись по лестнице в просторную комнату, я никого не встретил. Мебель была прикрыта от пыли тканью, в углу стояло фортепиано.

Я вышел на улицу, аккуратно прикрыв за собой входную дверь, и оказался все в том же тихом дворике, где меня так лихо вырубили. Дом как дом, пара этажей, кирпичная кладка, окна с плотно закрытыми ставнями. И никого вокруг, никаких соседей. Видно, лже-Будников и его напарник частенько пользовались этим местом для своих дел, и свидетели им не требовались. Мертвецов здесь еще долго не обнаружат, а сам я сообщать о двойном убийстве не собирался — еще не хватало проблем с местным Департаментом полиции. Посадят в каталажку на время проведения расследования, запросят Фридрихсград о моих полномочиях, потом, конечно, отпустят, но, во-первых, время будет упущено, а, во-вторых, я предпочитал оставаться погибшим в глазах тех, кто устроил бойню в штаб-квартире, по крайней мере, до поры до времени.

Теперь у меня был ключ от квартиры настоящего Будникова, и я решил пошарить там немного, мало ли, вдруг да попадется нечто интересное. Но для начала следовало привести себя в порядок. Двойное убийство и предшествовавшая ему драка изрядно потрепали мой внешний вид, и я решил вернуться в пансион фру Марты и переодеться.

Я еще слабо ориентировался в городе, и не особо представлял себе, далеко ли нахожусь от пансиона, но мою проблему решил первый же попавшийся извозчик, любезно согласившийся довезти меня до старой площади и не побрезговавший принять за это в благодарность пару марок.

Золотозубая хозяйка пансиона словно караулила меня. Не успел я войти в дом, как она выпорхнула в холл и чуть поджала губы, разглядывая мой весьма непрезентабельный внешний вид. Благо, кровавые пятна, оставшиеся на рубашке, от ее взгляда надежно прикрывал пиджак. Иначе, боюсь, она тут же побежала бы за полицией.

— Вынуждена предупредить, что стиркой я не занимаюсь, господин Бреннер, но могу вызвать для вас знакомую прачку.

— Благодарю вас, не стоит. У меня есть во что переодеться.

— Как пожелаете, — она все не уходила, загораживая мне проход к лестнице.

— Вы не подскажете, а какую гору у вас называют медной?

— Медной? Где медные рудники, там и гора — медная. Где железные — гора железная. Так принято. Ближняя от нас — где Полыхаевский медеплавильный завод стоит. Деревенька там рядом, Полыхаево называется. В честь нее и рудник назван. А может, и наоборот, деревня в честь рудника. Зачем вам, если не секрет?

— По делу интересуюсь, хочу руду скупать для собственных нужд.

Фру Марта явно не прочь была узнать подробности моего интереса, но я сделал шаг к лестнице, заставив ее отступить в сторону. Она поняла мой маневр, фыркнула, демонстративно развернулась и гордо удалилась в свои покои. Вот тоже еще забота. Не удивлюсь, если в мое отсутствие она шарила в моих вещах. Но кроме «дырокола» ничего предосудительного она найти не могла, а внешне это столь мощное оружие выглядела весьма просто и особого интереса не представляло. Ладно, как-нибудь разберусь с этой любопытной женщиной. В конце концов, ее тоже можно понять. Провинциальный город, возраст, скука, отсутствие новостей.

Пока я приводил себя в порядок, мысленно прокручивал раз за разом наш разговор с Борисом, стараясь вспомнить каждое его слово, интерпретировать каждый намек, и в итоге пришел к выводу, что на данный момент информации у меня чуть больше, чем ноль.

Есть некий саркофаг, от которого нет ключа. Существуют грозные «старые люди», которых следует опасаться. Плюс имеется Медная гора, которая меня убьет — вот и все, никакой конкретики. Не густо! И в который раз я задал себе один и тот же вопрос: зачем профессор прислал меня в этот город? Не лучше ли вернуться в Фридрихсград и начать поиски оттуда? Я сомневался, что сделал правильный выбор, уехав из столицы, но… раз уж я здесь, то выясню все до конца.

Я тщательно умылся, сменил сорочку, вычистил костюм, и в этот раз прихватил с собой «дырокол». Фру Марта внизу не караулила, а может, подглядывала в потайную щелку. На всякий случай я слегка поклонился и, кажется, услышал очередное фырканье сквозь дверь.

Уже через четверть часа я стоял, в толпе прочих зевак, у знакомого дома, в котором квартировал настоящий Будников, и наблюдал, как полицейские на носилках выносили прикрытое простыней тело. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться — обнаружили труп настоящего Порфирия Карловича. Кто и каким образом нашел тело — не важно, главное — я опоздал. Теперь мне в квартиру не попасть, припозднился я с обыском. С другой стороны, явись я сюда чуть раньше, сейчас давал бы показания в Департаменте.

— Зарезали, говорят, — взволнованно обсуждали в толпе происшествие, — один удар, и прямо в сердце!

— Один? Да его всего искололи, десять дырок, не меньше! И каждая — смертельная!

— А какой человек был! Ученый! Бессребренник! Ничего для себя, все для науки!

— Ты-то откуда знаешь?

— Слышал…

— Ужас, что творится, и куда полиция смотрит?

— Ясное дело, куда, как бы карманы себе потолще набить, ироды!

— Это вы зря, полиция у нас дело делает, а вам бы только болтать.

Согласия по поводу случившегося в народе не имелось. Я немного послушал разговоры, сам в диалог не вступая, но ничего существенного не узнал. Версии разнились, никто ничего точно не знал, а слухи собирать — время терять.

Из дома вышел инспектор, и я поспешно отвернулся в сторону. Мы были знакомы. Инспектора звали Глеб Топорков, и служил он некогда в Фридрихсграде, но за скандал с некоей высокопоставленной особой, кажется, генеральской дочерью, был сослан в провинцию, и более о судьбе его я ничего не слышал. Случилось это давненько — еще в ту пору, когда я сам носил мундир, но я не сомневался, что и он меня узнает.

Пожалуй, стоило рискнуть, и якобы случайно наткнуться на него где-нибудь на улице. Может, за кружкой-другой пива я сумею разузнать подробности убийства, а если повезет, то он расскажет и еще что-нибудь полезное.

Топорков уселся в полицейскую карету, и жандарм тут же тронулся с места. Я свистнул ближайшего извозчика и приказал следовать за ними, держась на небольшом расстоянии.

Попетляв по кривым, пыльным улочкам, мы выехали к черноснежинскому Департаменту полиции. В отличие от Фридрихсграда, местная цитадель правопорядка была достаточно скромна на вид, занимая двухэтажное кирпичное здание, которому на первый взгляд было не меньше ста лет. Штукатурка давно поблекла, кое-где на стенах виднелись трещины, здание требовало капитального ремонта.

У единственного входа стояло три полицейские кареты и один мехваген. Несколько низших чинов, служивших извозчиками в департаменте, лениво покуривали в стороне, сплевывая под ноги.

Топорков неспешно выбрался из кареты и направился к входу, у которого дежурил жандарм. Я расплатился и быстрым шагом пошел за ним следом, намереваясь успеть перехватить ссыльного инспектора, пока он не скрылся в дебрях департамента.

Глеб словно почувствовал мое присутствие, потому как, не дойдя шагов десять до входа, резко обернулся, держа правую руку в кармане. Всегда настороже, молодец! В кармане, конечно, оружие.

Я широко улыбнулся и поднял обе руки вверх.

— Глеб, ты ли это? Сколько лет, сколько зим!

Он всмотрелся в мое лицо, кажется, с трудом узнавая, и все же вытащил руку из кармана.

— Кирилл? Вот уж, правда, неожиданная встреча. Какими судьбами в нашей глуши?

— Можно сказать, проездом, на пару дней. Иду себе, гуляю, вдруг глянул — знакомое лицо! Пригляделся, а это сам Глеб Топорков, гроза преступности!

Инспектор скривился, как от дурной шутки, и тон мой не поддержал. Но прощаться тоже не спешил. Видно было, что Глеб соскучился по старым временам и не против общения. Я не собирался его использовать втемную, но и раскрывать цель своего приезда не хотел. Это повлечет массу лишних вопросов, отвечать на которые я был не готов.

— Предлагаю отметить встречу, — продолжил я напирать, — как насчет дружеских посиделок в любой ресторации на твой выбор.

— Хорошо, Кирилл, сейчас я занят, извини, служба, а вечером — в твоем распоряжении. Советую заведение «Уральские самоцветы», там и кухня на уровне, и контингент собирается приличный. В шесть часов?

— Согласен, и учти, плачу я!

— Не могу согласиться. На правах хозяина, приглашаю я, — отрезал Топорков, и, помня его дурной характер, я спорить не стал, а изобразил высочайшую степень заинтересованности.

— Значит, в шесть!

Мы распрощались, и Глеб скрылся в недрах департамента, я же вернулся в пансион фру Марты и подремал несколько часов. Проснулся я ровно в пять, бодрый и готовый к подвигам.

Как ни странно, во сне я мысленно разложил все по полочкам и, наконец, успокоился. Да, отряда больше не существует, и все мои друзья мертвы — это факт, и с ним я вынужден смириться. Враги нанесли удар, и уничтожили все, над чем мы работали последнее время. Я знал, кто это был — Бездна и ее адепты. Я убил ее Око, преследовал по всей империи доминаторов, устроив им настоящий геноцид, и теперь Бездна отомстила, погубив всех, кто был мне близок.

И все же я пока жив. И я пойду до последнего. Без пафоса и громких слов. Я буду драться, пока есть силы, пока кровь течет в жилах, пока я существую. И пусть один человек не победит сущность, покоряющую миры, но, как минимум, может слегка попортить ей нервы. Не так ли?..

«Уральские самоцветы» удивили меня убранством залов: мраморный пол, узоры на стенах, люстра в тысячу свечей, столешницы, собранной из крупных кусков малахита, — в ресторане было шикарно, и кухня соответствовала. Играл небольшой оркестр, ненавязчиво пела девушка на небольшой сцене. Атмосфера, что называется, соответствовала.

Топорков пришел вовремя, заранее заказав столик. Зал был полон, и люди отдыхали, но в рамках приличий.

Первые полчаса мы перебрасывались с Глебом ничего не значащими фразами, вспоминая молодость и общих знакомых. Топорков сильно изменился. Я помнил стремительного молодого человека, сметающего все преграды на своем пути. Сейчас же передо мной сидел повидавший виды опытный и осторожный сыскарь, тщательно следивший за своими словами, даже во хмелю. Как я ни старался, я не мог вывести его на откровенность. Мы выпили уже изрядно, но я не узнал ничего нового. Если бы не моя особенность организма, появившаяся после некоторых событий, то я давно бы опьянел. Глеб же держался бодро, разговор поддерживал, но границы не переходил.

Мы поговорили о былых временах, о молодости, о старых знакомых, о новых столичных веяниях, и постепенно Глеба пробирало, хотя он и старался держаться по-гусарски бодро. Но после второй бутылки Топорков начал сетовать на судьбу, а после третьей — сломался.

— Ты мне скажи, Кира, у вас в столице тоже все так, спустя рукава? Это ведь пятый труп! Пятый! Ты понимаешь? И никому нет дела.

— Ты про сегодняшнее убийство?

— Ты слышал уже? Не удивительно, новости у нас разлетаются мгновенно. Жертва — он был известным ученым, слышал? Но дело не в этом. Почерк! Все они были убиты одинаково –ударом в сердце. Представляешь? Он ни разу не ошибся. Один четкий, выверенный удар — и труп! Это настоящий знаток своего дела, профессионал.

— Пять случаев? — уточнил я.

— Да, теперь получается пять. И я бы объединил их в единый цикл, но кто мне это позволит? Начальство делает вид, что все в порядке. Знаешь, что сказал мне сегодня шеф? Не дури, Топорков, это просто пьяные дела. Мол, случаи никак не связаны. И ничего, что все пятеро покойников так или иначе работали на Морозова? Это не говоря уже о методе убийств…

— А кто этот Морозов? — заинтересовался я новым персонажем.

Глеб понизил голос:

— О, это страшный человек. Миллионщик. Владелец приисков, заводов, пароходов. К нему не подступишься, даже не думай. Слово против скажешь — назавтра найдут в канаве с кровавой улыбкой до ушей. Хотя внешне все прилично, даже слишком. Но я-то знаю… точнее, давно подозреваю, вот только доказать ничего не могу…

Он пьянел все сильнее и говорил громче, произнося слова намеренно отчетливо. Я поглядывал по сторонам, но нами никто не интересовался. Нет, сдал Топорков, не вытянул, не смог. Переезд в провинцию погубил его, тут же, очевидно, развилась тяга к злоупотреблению напитками, и все, пропал человек. Жаль. Хороший был ум, подавал надежды.

— А ты пытался?

— Заикнулся однажды, но тут же получил весьма доходчивый ответ — не лезь не в свое дело, иначе…

— Ты ведь власть?

— Да какая там власть. Власть — это Морозов, у него все куплено. Хочет — казнит, хочет — милует. Мы должны лишь ходить следом и пятки ему целовать. Медная гора! Рудники! Людишек у него — тьма, и наемных, что за злато служат, сотня. Он тут сила, а мы так, вши, слова не имеем. Говорят, в городе появился Борис — правая рука Морозова. Уверен, он многое знает… вот бы найти его, да хорошенько допросить. Но кто ж позволит…

Я молчал, впитывая информацию. Я услышал важное — «медная гора». Впрочем, тут каждая гора — медная. Урал…

Значит, Борис работал на Морозова. Снова кончик нити, зацепиться и раскручивать.

— А другие убитые, кто они? Чем связаны между собой?

— Кроме Морозова? Казалось бы, ничем. Один — торговый агент, второй — мелкая сошка при местных деловых, третий — журналист, четвертый — из железнодорожных. Ну и последний вот, сегодняшний, Будников… Ты не подумай, я хоть и пьян, но за слова отвечу. Чуйка у меня, понимаешь?

Я ему верил, пусть и сдал Топорков за прошедшие годы, но сыщик он хороший, а талант пропить сложно, хотя попытаться можно.

— Да еще ходят слухи, что на рудниках стали пропадать рабочие, а охрана бездействует. А знаешь, какая там охрана? Абреки! Прошли три войны. Следопыты! Им сам черт не брат. Значит, слово сказал Морозов, вот и не лезут, куда не просят. Хотя внешне он все устроил — не придраться: все его деревни обустроены по последнему слову, и людишки деньги хорошие получают. Красота, одним словом! Но дела там темные творятся…

Может, подкинуть ему сведения о еще двух свежеиспеченных трупах, но только так, чтобы на меня и близко подозрение не пало. Или пока придержать информацию? Неплохо было бы войти в круг общения этого местного магната Морозова, и оглядеться там по сторонам. Только вот как?..

Нет, про Бориса и Финна пока молчок. Пусть полежат, уже никуда не убегут.

— Говоришь, Будников тоже на него работал?

— Работал, он же геолог был, карты составлял, из экспедиций не вылезал, это все знали. Тут поблизости много рудников: Сыстровецкий, Верхнезаречный, Полыхаевский. Добычи там — тьма. Говорят, этот самый Будников некоторые месторождения лично открыл.

Глеб все же отличный сыскарь, мало кто обратил бы внимания на подобные нюансы, и в столице он бы пригодился, вот только обстоятельства, загнавшие его в глушь, сыграли в его жизни огромную роль, превратив амбициозного юношу в циничного, спивающегося мужчину средних лет.

Я был опять трезв, чертов ускоренный метаболизм, доннерветтер, а Топорков — мертвецки пьян. Бросать товарища на произвол судьбы я не стал, и переместил его бездыханное тело при помощи двух официантов к свободному таксомотору, приказав доставить инспектора, и меня заодно, к пансиону фру Марты.

Хозяйка встретила нас с таким выражением на лице, что мне захотелось надеть свой знаменитый доспех, дабы не получить от нее удар ножом в спину. К сожалению, доспех был давно утерян.

— Гость остановится в моей комнате! — проинформировал я фру Марту.

Та скривилась еще больше и не преминула вставить комментарий:

— Да-да, я вижу, что господа изрядно устали и нуждаются в продолжительном отдыхе.

Конечно, на приватную встречу в ресторан Топорков мундир на надел, но личностью в городе он был известной, и фру Марта без труда опознала перебравшего инспектора. Боюсь, на утро все окрестные кумушки будут с неодобрением обсуждать неподобающее поведение представителя власти. Повезло еще, что меня они не знали. Все же, как-никак, доверенное лицо императора. К счастью, я хотя бы сумел в свое время удачно отклонить предложение императора о присвоении мне звания генерал-майора и титула граф Мекленбуржского. Так что я — человек маленький, а без своего отряда вообще боевая единица в себе. Обо мне и судачить ни к чему.

Я довел Топоркова до своей постели, он рухнул лицом вниз и тут же захрапел. Я же был совершенно трезв и еще пару часов, сидя в кресле, обдумывал планы на ближайшее будущее.

По всему выходило, что мне обязательно нужно влезть в расследование убийств, а для этого придется открыть перед Топорковым свои полномочия… иначе, никто меня к делу не допустит. И еще придется пообещать инспектору всяческую поддержку на самом высшем уровне, потому как один Топорков, пусть даже вкупе со мной, — это ничто перед миллионщиком Морозовым, который для этих земель настоящий царь и бог.

С этими мыслями я и задремал прямо в кресле, а когда проснулся, то солнце уже вовсю светило за окном, а Глеб сидел в постели и с мрачным видом оглядывался вокруг, явно не понимая, как он здесь оказался.

Утренний инспектор Топорков разительным образом отличался от Топоркова вечернего. Был он хмур и невесел, говорил сухо, отрывистыми фразами и, видно, мучился головной болью.

Фру Марта проявила себя с неожиданной стороны. Только я вышел в коридор, как она тут же появилась на этаже с подносом, на котором стоял полный гусарский набор: два стакана с рассолом и две полные стопки водки.

Я пить не стал, а вот Глеб с благодарностью принял поднос, опустошил оба стакана, стопками пренебрег, и через четверть часа начал приходить в себя.

— Ну, Кира, с тобой пить — смерти подобно! — заявил он, наконец, человеческим языком, слегка оклемавшись. — Чтобы я еще раз…

— Не зарекайся.

— Мне в департамент надо. Черт! Что вчера было? Ничего не помню!

Грех было не воспользоваться удобным случаем. Я ни в коем разе не хотел подвести Топоркова, но мне нужны были его возможности, его знание местности и личные контакты. И я решился.

— У меня к тебе предложение. И если ты на него согласишься, то с этого момента ты –уполномоченный имперской службы дознания, со всеми правами и привилегиями. Я еду на рудники и постараюсь во всем разобраться. И если еще осталось желание размотать весь клубок, то это твой шанс.

— Стой, ничего не понимаю. Какой уполномоченный? Какие привилегии? Ты о чем вообще?

Пришлось мне экстренно провести короткую лекцию, упомянув о своем особом статусе, а так же намекнув, что это его единственный шанс сделать карьеру тут на месте или же вернуться в столицу. Я не стал скрывать, что возможности мои в данный момент весьма ограниченны, и что только он, инспектор полиции Глеб Топорков, может принять на себя всю степень ответственности за наши действия. Или не принять. Дело хозяйское.

Топорков проникся. Провинция убивала его нереализованный потенциал, и все, что ему тут оставалось, это пить и ждать, пока уволят по выслуге лет. С первым пунктом Глеб справлялся отлично. Но теперь, когда ему представилась настоящая возможность, он не раздумывал ни минуты.

— Нож мне в печень, заточку под ребро! Я сразу понял, что ты не случайно здесь оказался. Знал бы ты, как долго я ждал этого момента.

— Ты сможешь устроить так, чтобы при возможной проверки кто-то здесь на месте подтвердил наши полномочия?

— Я договорюсь, если будет запрос, то здесь все подтвердят, и без привлечения шефа. Но… скажи, Кира, стоит это дело риска? Меня же попрут с должности, если не выгорит.

— Решать тебе, я рассказал все, что мог. Со своей стороны обещаю полную поддержку. Можешь на это рассчитывать.

Лукавил я, конечно. В нынешней ситуации неизвестно, поддержит ли меня император Константин. И жизнью Топоркова играть не хотелось, да выбора не было. Один я на рудники не попаду, а лучшего помощника, чем Глеб, мне не найти.

— Эх, была не была, авось, все получится! А нет — и плевать. Надоело все, мочи нет. Погибаю тут!

Он выговорился и умолк. Решение было принято, мы в игре.

Глава 7

Ехать мы решили вдвоем на личном мехвагене Топоркова, старом и требующем ремонта, но еще вполне живом. Роли мы себе выбрали простые, не вызывающие особых подозрений: проверяющий из столицы и местный сопровождающий, с неохотой принявший на себя эту незавидную долю. Нужно подобраться к Морозову как можно ближе. Пусть он думает, что это самый обычный визит, в рамках стандартной проверки. Ведь, хоть рудники и отданы в его собственность, но государство свою часть в виде налогов имеет, и подобные проверки проводит регулярно.

Удивительно, но Топорков нисколько не преувеличил, говоря о чудесах, творящихся в деревнях Морозова. Первые пару часов мы тряслись в мехвагене, подпрыгивая на каждом ухабе, но как только миновали указатель на Полыхаево, качество дороги существенно улучшилось. Тракт был вымощен тщательно подогнанным друг другу камнем, мехваген перестало трясти, и Топорков прибавил скорость.

Дальше — больше. Чем ближе мы подъезжали к Полыхаево, тем оживленнее становилось на дороге. Мы обогнали целую вереницу груженных доверху повозок и несколько частных мехвагенов.

По обе стороны дороги шли разноцветные поля, а на них работали удивительные механизмы. Я с интересом разглядывал диковинные устройства, подобных которым прежде мне видеть не доводилось. Один из них мне особенно приглянулся: Мощный, высотой с десяток метров, с трубой посредине, из которой валил густой белый дым, двумя крупными задними колесами и одним средних размеров — передним, механизм двигался по полю из конца в конец, методично проходя всю площадь. Водитель сидел под тканевым навесом и управлял рулевым колесом. За машиной тащился массивный прицепной плуг, с легкостью бороздящий землю.

— Паровой трактор, — прокомментировал Топорков. — Местное изобретение. Не хотят зависеть от энерготанков, вот и стараются обходиться собственными ресурсами. Двух таких тракторов хватает, чтобы боронить все окрестные поля.

Я только покачал головой. Трактор восхитил меня, поражая скрытой мощью и новизной конструкции. И отсутствие энерготанков я посчитал несомненным плюсом — совершенно неизвестно, будут ли доступны иномирские ресурсы в будущем, а тут отечественное изобретение, пожалуйста, пользуйтесь!

Мы еще не въехали в поселение, а я уже видел и сказочные деревянные терема в несколько этажей, возвышавшиеся над стеной, окружавшей деревеньку, и широкие ворота, по случаю раннего часа открытые настежь, в которые одновременно могли проехать три телеги. А высоко в небе, прямо над деревней, празднично висел ярко-желтый дирижабль.

Нас пропустили без досмотра, хотя охрана на въезде в деревню была серьезная: две башни, оборудованные пулеметными гнездами, да с десяток бородачей-горцев с ружьями. Они проводили нас внимательными взглядами, и я был уверен, случись что, и по первому зову прибегут и другие бойцы.

А охранять, надо сказать, было что. Деревня превосходила самые смелые ожидания. Новые нарядные дома, украшенные лентами и китайскими фонарями, широкие мостовые, более подходящие крупному городу, чем обычной деревушке, чисто одетые люди, множество детей и собак. И главное: ощущение довольства. Всем тут было хорошо, это чувствовалось в атмосфере, в неспешных, степенных разговорах, в детских играх, в лицах людей.

И невольно закрадывалось сомнение, а не поспешил ли я с выводами? Мог ли плохой человек устроить столь чудесную жизнь — и кому: простым людям, обычным крестьянам, да рудокопам. Что если Топорков ошибался, и Морозов никак не связан с убийствами в Черноснежинске.

— Знатно живут, — заметил Глеб, — жирно, богато.

И пока мы ехали по деревне, ощущение некой нереальности только усиливалось. Где-то слева протяжно загудел паровозный гудок.

— Монорельс, — пояснил Топорков, — прямо до рудников идет.

Я думал, что уже ничему не удивлюсь, но, наконец, мы добрались до резиденции Морозова, расположенной в самом центре поселения, и я понял, что главные чудеса впереди.

Если представить себе царский дворец лет этак пятьсот назад, да не такой, каковым он был в реальности, а в сказочном его представлении: с замысловатой резьбой на фасаде, широкими окнами, высокими теремами и красным петухом на флигеле — то даже подобная волшебная картинка проигрывала тому, что предстало перед нашими взорами. Резиденция Морозова была построена настолько утонченно-изыскана и при этом в народной традиции, что оставалось только развести в восхищении руками, мысленно восхваляя неизвестного архитектора и умельцев, сумевших создать столь совершенный шедевр.

На Глеба великолепие не произвело особого эффекта. Он был полностью погружен в собственные мысли и предстоящий визит, и на все прочее его уже не хватало. Я же невольно сравнивал серость Черноснежинска и местные красоты, и сравнение это было не в пользу города.

Охрана на входе в резиденцию была еще более внушительная, чем на въезде в деревню. Но встретили нас вежливо: обыскивать не стали, попросили обождать в удобных плетеных креслах нижнего холла и предложили квас, дабы слегка освежиться с дороги. Распорядитель, низко кланяясь, отправился с докладом к хозяину, и, не прошло и четверти часа, как он вернулся, радушно разводя руки в стороны, словно намереваясь заключить нас в дружеские объятия.

— Господа, вас ожидают! Прошу следовать за мной!..

Я одним глотком допил квас — чуть кисловатый, совсем не сладкий, чудесно утолявший жажду, и поднялся на ноги. Топорков шел рядом: хищный, нацеленный на борьбу. Он разительно изменился за это утро. Из человека, практически списавшего себя со счетов, он превратился в бойца, уверенного и опасного. Этот человек пойдет до последнего, терять ему нечего, а приобрести можно многое, и главное — смысл жизни, цель.

Человек без цели — это четверть человека, ущербное существо, способное только потреблять. А главная и самая важная цель — служить отечеству. Я в это верил, хотя иногда жизнь и заставляла усомниться в данном утверждении.

Кабинет, в который нас проводили, оправдал мои ожидания, и был столь же хорош, как и все остальное вокруг. Убранство дышало богатством: дорогие ткани на стенах, массивная мебель, и, конечно, меха и самоцветы — вот чего здесь точно было в избытке. На полу волчьи и медвежьи шкуры, вперемешку с соболем, горностаем, чернобуркой. Каждый предмет обстановки был инкрустирован разноцветными камнями: изумруды, рубины, топазы — и тут же рядом, но на равных, и даже превалируя: малахит, яшма, сердолик, хризопраз, янтарь, оникс. И при этой роскоши убранство вполне соответствовало современному деловому стилю, принятому в столице: я увидел и стационарный переговорник на огромном столе красного дерева, и карту Руссо-Пруссии на стене с указаниями известных месторождений, и портер императора Константина. Все вместе выглядело весьма гармонично и многое говорило о хозяине.

Власий Ипатьевич Морозов оказался именно таким, как я ожидал. Как может выглядеть промышленник, миллионщик, уральский царь и бог, но при этом народник и традиционалист? Именно так: высокий, плотный мужчина, с широким лицом и бородой лопатой, одетый в косоворотку, подпоясанную красным поясом, плотный, несмотря на теплую погоду, длиннополый сюртук, и широкие брюки, заправленные в сапоги с высокими голенищами. Тут же на столе лежал простой картуз.

Он тяжело поднялся из-за стола, а за его плечами неприметно стоял мелкий, плюгавый человечек в круглых очках и с папкой документов в руках — явный счетовод-бухгалтер, по сути, важнейший человек, знающий, как правило, все явные и тайные дела своего господина.

— Чему обязан неожиданным визитом?

— Мы уже передали вашему помощнику, что лишь служебная надобность привела нас под крышу сего гостеприимного дома, — витиевато начал Топорков. — Мне поручено сопроводить господина Бреннера, финансового ревизора из столицы, который прибыл с инспекцией. Надеюсь, это — лишь формальность, и уже завтра или послезавтра мы завершим наш визит. Сожалею, что не сумели предупредить вас заранее, сами понимаете, служба.

— Вы хотите проверить отчетность по рудникам? — сходу перешел к делу Морозов. — Вот вам мой делопроизводитель, его фамилия Хорьков, он покажет все нужные бумаги. Расположиться предлагаю в гостевом тереме, там вас обеспечат всеми необходимыми удобствами. Более не могу уделить вам время, дела…

— Мы понимаем, уважаемый Власий Ипатьевич, но еще один момент — нам необходимо посетить сами рудники. Хотя бы один, ближайший. Это обязательное условие проверки.

— Что же, мне нечего скрывать от императора. Вас проводят на рудник и покажут все, что вам будет интересно. Казбек, распорядись! — из-за портьеры выдвинулась массивная фигура. Столь же высокий, как Морозов, но по-юношески стройный, поджарый, одетый в черкесский костюм, с кинжалом у пояса. Надо признать, я не заметил присутствия в комнате телохранителя. Старею.

Морозов кивнул нам, не добро, но и не враждебно, и дал понять, что время визита окончено. Да, тяжелый человек, такого с наскоку не одолеть. Уральский характер. Но главного мы добились — нас приняли, кажется, без подозрений, и дали доступ к руднику. Конечно, соглядатаев нам приставят столько, что ни шагу в сторону, но это — решаемый вопрос.

Вот только если Морозов решит перепроверить наши слова и свяжется с шефом департамента полиции Черногорска, то у нас могут возникнуть проблемы. Но я делал ставку на то, что личность Топоркова миллионщику известна, и ни в каких играх он нас подозревать не станет — слишком опасно, никто по собственной воле не стал бы шутить с Морозовым подобным образом. А проверки — дело привычное, как для проверяющих, так и для хозяев. Я прекрасно представлял, как они проводятся: фиктивная инспекция, несколько богатых подарков инспектору, и все нужные подписи мигом окажутся в бумагах. Так что мы для него — что мелкая вошь, если нужно, раздавит пальцем, а до поры до времени и внимания не обратит. К тому же Топорков не забыл договориться с коллегами по Департаменту, что нужно сообщать в случае запроса со стороны. Уж не знаю, как он это проделал, не вызвав подозрений, но в его слове я был уверен. Раз сказал, что решил вопрос, значит решил.

— Прошу, господа, за мной, — Казбек говорил чисто, безо всякого акцента, которого невольно ожидаешь, глядя на его колоритные одежды.

Мы кивнули на прощание Морозову и отправились следом за Казбеком. То, что он важная персона, было ясно, хотя бы по тем уважительным поклонам и взглядам, коими его награждали все встречные слуги. Казбек же на приветствия практически не отвечал, не воспринимая челядь за людей. Шел себе, не оглядываясь на нас с Топорковым, но я был уверен, что он чует нас спиной, как матерый охотник чует зверя. Вот только мы не добыча.

Мы вышли во двор, пересекли его по касательной и остановились у небольшого сруба.

— Ваши покои, уважаемые. Внутри есть все необходимое. Документы вам доставят прямо сюда. На рудники мы поедем завтра с утра. Есть ли у вас дополнительные пожелания?

— Я бы хотел прогуляться по деревне. Наслышан, что у вас тут необычно все устроено. Желаю взглянуть!

— Вас проводят, я распоряжусь. Пока же отдыхайте с дороги. По любым вопросам обращайтесь прямо ко мне.

— Непременно…

Очень мне не нравился этот Казбек, хотя вел он себя подчеркнуто вежливо и корректно. Интуитивно не нравился. Как не понравился, по размышлению, и сам Морозов. Властный, сильный человек, хозяин! И все вокруг говорило, хозяин он правильный, рачительный, не чурается прогресса, но чтит традицию. И люди вокруг сытые и довольные, одежды носят богатые, пьяных не видно. И иномирянского присутствия я не почувствовал. Не было здесь ни одного чужака. И все же… что-то меня тревожило. Я не доверял этому кажущемуся благополучию. Я искал подвох, но пока не находил ни единой мелочи, за которую мог бы зацепиться. Поэтому, собственно, я и решил прогуляться по деревне. Да и просто было любопытно посмотреть на местный колорит своими глазами.

Гостевые хоромы состояли из двух спален, в каждой из которых имелась небольшая каморка — собственный ватерклозет с большой ванной, двух кабинетов и одной гостиной. Предполагалось, что гости разделяют традиционализм хозяина, поэтому все было устроено по-простому, хотя и с современными удобствами.

Я, признаться, с огромным удовольствием освежился, поразившись присутствию теплой воды. Дорога оказалась, хоть и не слишком долгой, но утомительной. Плюс жара всегда действовала на меня тяжело.

Но через полчаса, освежившийся и полный сил, я вышел в гостиную. Глеб уже ждал меня, покуривая папиросу.

— Предлагаю разделиться, — сказал он, затушив окурок в пепельнице на столе. — По-отдельности мы можем узнать больше. К тому же, им сложнее будет нас контролировать.

— Хорошо, Глеб. Встречаемся здесь же через три часа.

Но бесконтрольно бродить по деревне нам не позволили. Едва мы вышли из домика, как наткнулись на румяного парня лет двадцати, с набриолиненными волосами, который сидел на лавочке и с огромным удовольствием ел бублик.

Увидев нас, он запихал остатки бублика в рот, начал судорожно жевать и одновременно говорить:

— Хощпода, я ващ провощатый…

— Ты кушай, кушай, — подбодрил его Топорков, — да смотри не подавись.

Румяный молодец, наконец, дожевал и засмущался.

— С самого утра маковой росинки во рту не было. Работал, не покладая рук!

— Оно и видно, — усмехнулся Глеб, оглядывая упитанного парнишу. — Тебя нам в провожатые дали? Ты вот что, устрой для Кирилла Бенедиктовича экскурсию. Знаешь, что это значит? Проведи его по деревне и покажи все самое интересное, что у вас тут есть. Он интерес имеет к простой народной жизни. Понял?

— Все сделаю в лучшем виде. А вы как же? Мне велено вас обоих водить.

— А я уж как-нибудь сам справлюсь, чай, не в первый раз…

Парень засомневался, но я перехватил инициативу в свои руки и начальственным голосом поинтересовался:

— Как звать?

— Федот, — молодец непроизвольно вытянулся по стойке смирно. Топорков, между тем, в три шага завернул за угол дома и скрылся с глаз.

— Местный?

— А как же, тут родился, тут и живу. Все знаю, все покажу, не извольте сомневаться! Что желаете? Может, откушать, да выпить с дороги?

— Веди-ка меня, Федот, на ваш базар. Посмотрю на торговых людей. Может, сторгую себе что-то…

— У нас лучшие в округе мастера! — похвастался парень. — Блоху подкуют, муху окольцуют! Ваше благородие останутся довольны.

Мы неспешно двинулись по улице. Торопиться было некуда, все равно на рудник до утра не попасть. Сейчас же мне хотелось составить окончательное мнение о деревне. И, если я ошибаюсь, и тут все тихо и гладко, что ж, я честно признаю свою ошибку.

Пронзительное синее небо с редкими кудрявыми облаками, зависшими, словно невиданные дирижабли, легкие дуновения ветерка, скорее обжигающие, чем бодрящие, палящее солнце — все это совершенно не мешало повседневной местной жизни. Кто-то неспешно судачил с соседями, другие деловито торопились обойти спонтанных болтунов, мальчишки помладше сновали туда-сюда, более старшие были при деле — работали, кто подмастерьями, кто на побегушках, но вид имели чрезвычайно занятой и важный.

А когда мы вышли на широкую площадь, служившую торговым местом, то попали в самый эпицентр не только деревенской, но и все окрестной жизни. Сказать по правде, я все никак не мог поверить, что нахожусь в деревне — очень уж масштабно и многолюдно было вокруг. Десятки прилавков и торговых павильонов, самых разнообразных и весьма богатых на вид, сотни покупателей, несколько охранников, скорее для вида, вяло покуривавших в теньке… все было чинно-благородно, и мой наметанный глаз не зацепился ни за одного вездесущего карманника или другого представителя криминального мира — здесь их, на первый взгляд, попросту не было. Поразительно!

Федот тут же купил очередной бублик у полной, румяной торговки, и со счастливым видом отхватил дурманящее пахнувший свежайшей выпечкой кусок.

— Силен ты, братец! — покивал я головой. Федот засмущался и спрятал бублик за спину.

Я шел по рынку, с удовольствием оглядываясь по сторонам, стараясь подметить самые мелкие детали окружающей обстановки и местного быта.

Наблюдение первое: мне не показалось, криминальный элемент здесь отсутствовал, как таковой. Не было ни карманников, ни вездесущих цыган, ни наперсточников, ни кормящихся с торгового люда бандюков, ни прочих деловых. И даже обычных пьяниц я не приметил. Зато помимо той пары постоянных охранников я увидел группу бородачей-горцев, внимательно зыркавших по сторонам черными злыми глазами. Вот кто на самом деле поддерживал местный порядок! Тогда вовсе не удивительно, что эти прирожденные убийцы очистили округу под себя, избавившись от привычного любому горожанину ворья. И давешний Казбек, как я догадывался, являлся в местном табеле о рангах далеко не последней фигурой.

Продуктовые ряды просто ломились от всевозможного разнообразия: парная мясная вырезка, которую только кинь на сковороду, огромные окорока, колбасы всех видов, нежнейшие паштеты, рыба, как речная, так и редкая морская, выложенная прямо на большихсколах льда, всевозможные овощи, фрукты, мука, крупы, пироги, различные травы, и много всего прочего — я не успевал фиксировать в голове все увиденное. Кто-то рядом жарил мясо на углях. И запахи разносились на всю округу, столь манящие, что хотелось отведать всего и сразу. Богато живут!

За продуктовыми рядами начались палатки ремесленников. Тут была и кухонная утварь, от простой крестьянской, до изысканной господской, и всевозможный инструмент для любого дела, и будка сапожника, и лавка торговца сукном, и стол с лаптями, и лоток с цветными бусиками для местных красавиц…

Я кинул мелкую монету шарманщику, веселой мелодией разгонявшему жару, и остановился у ярко-зеленой палатки, рядом с которой были выставлены на всеобщее обозрение весьма интересные механизмы, а заведовал всем разнообразием довольно молодой русоволосый парень с очень серьезными, внимательными глазами. Ему помогали пара плечистых мужиков, да мальчонка. Вокруг палатки во множестве толкались любопытствующие, разглядывая со всех сторон чудо-механизмы, цокая языками и качая головами, то ли в восхищении, то ли в порицание.

— Это Данила, наш лучший мастер, — тут же поспешил влезть Федот, заметив мой интерес. — С ним в округе никто не сравнится, он все умеет!

Я задумчиво кивнул, оглядывая механизмы.

— Он чего только не делает, все работает! — восторженно продолжал восхвалять мастера Федот. — Поля боронят тоже его механизмусы, да на рудниках… — тут он внезапно прервался на полуслове, словно поняв, что сболтнул лишнее. Но я сделал вид, что не расслышал.

С некоторыми образцами все было понятно — например, незамысловатая конструкция, размером с обычный ящик, с дырой сверху. Суешь в эту дыру ногу, обутую в сапог, кидаешь мальчонке-помощнику мелкую монету, тот заводит специальным ключом пружину, и через минуту сапог уже сияет на солнце, идеально начищенный и щедро смазанный гуталином. Сей аттракцион пользовался изрядным спросом у людей.

Или же три массивных станка, по виду токарных, но очень интересных и необычных конструкций, причем каждый из станков имел свои внешние отличительные особенности.

Да чего здесь только не имелось: были и простые устройства бытового назначения, способные изрядно облегчить крестьянскую жизнь, были приспособления и для более продуктивной работы мастеров-одиночек, а, если вспомнить слова Федота, то имелись и промышленные механизмы.

Даже в представленной здесь экспозиции, о назначении некоторых изобретений я мог только догадываться.

Интересный человек этот Данила-мастер — многое знает, многое умеет, инженер-самоучка, местный гений. А Морозов-то — молодец, открыл талант и пользуется.

— Любопытствуете? — Данила, заметив мой интерес и выделив меня из прочей толпы, сам подошел с вопросом.

— Весьма! — искренне ответил я. — То, что я вижу, необходимо вводить повсеместно. В каждом городе, в каждом селе. И главное — все без энерготанков. Это же невероятно! Я могу написать докладную записку Его Императорскому Величеству, он оценит.

— Вы еще мои паровые самоходы не видели, — улыбнулся молодой мастер. — И летадлы, и монорельс! Вот где мощь! Никаких энерготанков, это верно. А записку писать не надо… не обессудьте, барин, не от меня сие зависит. Все мои придумки принадлежат Власию Ипатьевичу. Ему и решать, как с тем быть…

— Он владеет патентами? Понятно. Нужно доложить о них императору. Негоже держать такое в одних руках.

— То не моего ума дело, — смиренно ответил парень, но в глазах его мелькнули отблески внутреннего огня.

Я лишь покачал головой и отошел в сторону. Влезать в местные взаимоотношения я не собирался. Если Морозов не хочет торговать патентами, способными озолотить их владельца при масштабном применении, значит, держит в голове какой-то свой план.

Бродя вдоль рядов, я чувствовал, что меня незримо сопровождают. Федот был приставлен лишь для вида. На самом же деле Казбек и его люди не собирались упускать меня из виду. Но я и не скрывался, спокойно прогуливаясь по базару и разглядывая различные безделушки.

Через пару часов я вернулся в гостевой домик и отпустил подуставшего к тому времени Федота. Ужин уже подали, но Топорков до сих пор не вернулся.

Я налил себе кружку ароматного чая из большого самовара и только успел отпить пару глотков, как дверь распахнулась, и в помещение ввалился донельзя довольный Глеб.

— Кира! Нам придется кой-куда ночью прогуляться…

Глава 8

Ночью деревня отличалась от самой себя разительным образом: ни единого человека, даже запоздалого путника, казалось, и собаки попрятались за заборами, боясь даже брехать, лишь редкие электрические фонари на столбах не давали нам сбиться с пути. Причем, вымерла деревня сразу после наступления сумерек. Строгие здесь правила, и следят за их выполнением ответственно. Комендантский час: от заката до рассвета, без исключений. И я не очень хотел знать, что делали с нарушителями. Но Полыхаево лишь казалось пустым, мы миновали уже третий скрытый дозор, чудом разминувшись с патрулем.

Как только стемнело, мы выбрались через дальнее окно, выходящее на задний двор. С этой стороны можно было не опасаться встретить наших соглядатаев. За день я вычислил троих, весьма грамотно сменявших друг друга. Они неотступно вели меня на всем протяжении прогулки по деревне и сопроводили до самого дома, после чего, я был уверен, заняли наблюдательный пункт в удобном месте в зоне прямой видимости.

Глеб сказал, что и за ним шли, но он сумел ускользнуть на полчаса от слежки, и этого времени ему вполне хватило, чтобы навестить свой местный контакт и задать пару вопросов. И столь интересны, по его словам, были ответы на сии вопросы, что теперь мы ночью крались огородами, рискуя быть пойманными.

При этом внятно Топорков ничего объяснить не мог. Только таинственно говорил: «Ты сам должен это увидеть!» И в другое время я бы плюнул на эту секретность и никуда не пошел, но я видел глаза Глеба — словно засветившиеся изнутри новым огнем. Эти глаза меня убедили и я решился на ночную вылазку, чем бы нам это ни грозило, и теперь терпеливо ожидал, чем окончится наше ночное путешествие. Прогнозы строить смысла не было, раз уж Топорков столь усердно скрывал цель нашего рандеву, то у него были на то причины. Немного потерпеть, и я все узнаю.

В гостевом домике мы устроили все так, что внешнему наблюдателю должно казаться, будто в доме кто-то есть. Чуть приглушенный свет, пара матрасов с кроватей, свернутых и поставленных определенным образом, чтобы с улицы виделись смутные силуэты — этого должно было хватить на пару часов, а дольше задерживаться я не планировал — опасно. Играть с Казбеком в игры я до поры не желал, но чувствовал, что время еще придет.

К тому же, вскоре после моего возвращения с прогулки, явился Хорьков и притащил с собой несколько толстых бухгалтерских книг. Он хотел было остаться, но я его выпроводил, сказав, что хочу лично провести аудит, а если будут вопросы, то незамедлительно обращусь к нему. Так что наблюдатели должны были думать, что весь вечер я занят бумагами, и вряд ли стали бы соваться с проверкой. Лишь бы не попасться в руки патруля — хорошим это не кончится.

— Почти пришли, — сообщил Глеб.

— Глеб, ты уверен, что оно того стоит?

— Уверен!

Мне почудилось легкое движение впереди.

— Патруль!..

Мы замерли, распластавшись на земле и стараясь не дышать. Пятеро вооруженных людей неспешно шли вдоль заборов. Никто из них не курил, не было слышно и разговоров — серьезные люди, опытные. К счастью, нас не заметили, и патруль через пару минут пропал из поля зрения.

— Бдят! — яростно прошептал Глеб, провожая взглядом удалявшийся патруль.

Пригнувшись, мы перебежали улицу наискосок, стараясь не угодить в хорошо освещенные фонарями зоны. Попасть на глаза случайному свидетелю я не хотел. Мало ли кто пялится из темных окон. Лучше, если нас вообще никто не увидит.

Глеб толкнул последнюю калитку на улице, дверца противно скрипнула, но отворилась, и мгновеньем позже мы оказались в крохотном дворике перед старым, чуть покосившимся домом.

Нас уже ждали. В темном проеме появился неясный силуэт, призывно замахавший руками. И едва мы зашли в неосвещенный дом, как хозяин тут же захлопнул дверь, а потом еще пару минут вглядывался сквозь щели в закрытых ставнях, оценивая обстановку снаружи. И лишь убедившись, что там все спокойно, он на ощупь, сильно прихрамывая подошел к столу и зажег керосиновую лампу.

Сейчас я смог его рассмотреть: высокий, но весь какой-то скособоченный, сгорбленный, словно переломанная в нескольких местах ветка, и лицо его, покрытое глубокими шрамами, и тяжелый взгляд из-под насупленных густых бровей, и пудовые кулаки — все говорило о том, что этот человек прошел сложный жизненный путь. Он выглядел стариком, но интуиция подсказывала мне, что на самом деле он моложе, может быть, даже мой ровесник, но искореженное тело прибавляло ему пару десятков лет.

— Знакомьтесь, это Гюнтер Егорович Кляйн, мой боевой товарищ, — представил хозяина Топорков. — Скажу сразу, я доверяю ему даже больше, чем себе самому.

— Бреннер, — протянул я руку, которую Кляйн крепко пожал, — Кирилл Бенедиктович.

Обстановка в доме была довольно скудной, даже по крестьянским меркам, но меня поразило обилие книг, спонтанными горами занимавшими большую часть пространства.

— Глеб рассказал мне о вас, — сказал Кляйн. — Вы — единственный, кто сможет помочь.

Я чуть недовольно взглянул на Топоркова. Он не должен был раскрывать мое инкогнито, даже перед тем, кому полностью доверял. Но Глеб чуть повел глазами в сторону, показывая, что ничего лишнего не сболтнул.

— Гюнтер перебрался сюда несколько лет назад, дабы заняться изысканиями, к которым у него всегда имелась склонность, а после несчастного случая, вынудившего его оставить всяческие дела, окончательно ушел на покой. Его накоплений хватило, чтобы купить небольшой домик, и жить, пусть не на широкую ногу, но вполне обеспечено. Мы виделись время от времени, когда он приезжал в Черноснежинск за новыми книгами и журналами. Но со времени последней нашей встречи кое-что произошло… именно поэтому мы сейчас здесь в столь неурочный час.

— Присаживайтесь, господа, — предложил Гюнтер. — История моя займет некоторое время, так что нечего стоять на ногах. Желаете чего-нибудь? Коньяк? Вино?

Топорков помотал головой, я тоже отказался от напитков, устроился на стуле и приготовился слушать.

— Глеб сказал, что с вами можно говорить начистоту. И если кто и сумеет разобраться в происходящем, то только вы. Начну с главного: в округе творятся странные вещи, которым нет объяснения, пропадают люди, иногда целыми семьями, и все это взаимосвязано. Те, кто пытался задавать вопросы, сгинули в одночасье. Но таких было мало, а остальных ничего, кроме собственной выгоды не волнует — они счастливы, спокойны и довольны жизнью. Вот только не понимают, что их пасут, как овец, откармливают до поры до времени, пока не наступит час заклания.

— Что ж, вы меня заинтересовали, — сказал я, — а теперь подробности!

— Извольте! Господин Бреннер, я пригласил вас в свой дом, когда узнал от Глеба, что мой коллега Порфирий Карлович Будников трагически скончался. Меня с ним связывали некоторые деловые отношения… я ему многим обязан… и сейчас, когда его не стало, я хочу выполнить его последнюю просьбу.

Гюнтер говорил неторопливо, но я его не подгонял. Кажется, мне, наконец, встретился человек, который хоть что-то понимал в происходящем.

— Как вы наверняка знаете, именно Порфирий Карлович в свое время обнаружил несколько месторождений, в том числе Полыхаевское. А ведь еще десять лет назад никто и помыслить не мог, что в округе скрыто столько богатств. Все думали, что жилы давно иссякли, и рудники полностью выработаны. Но Будников совершил поистине удивительные открытия, причем сделал это без чьей либо помощи. А ведь это не только медная руда, но и многое другое: никель, хром, железо… и самоцветы… Это главное богатство Урала: изумруды, топазы, малахит, яшма, циркон, опал, аквамарин, аметист, родонит — чего здесь только нет! И мало кто знает, сколько на самом деле приносят Морозову рудники. Официальные цифры расходятся с реальными на много порядков. Я не ошибусь, если скажу, что он без преувеличения — самый богатый человек Руссо-Пруссии.

— Даже так? — удивился я. — Конечно, он миллионщик, но чтобы он был настолько богат? Вы не ошибаетесь?

Я пролистал вчера бухгалтерские книги, принесенные Хорьковым, и хотя мало разбирался в цифрах, но не увидел там ничего сверхъестественного. Ни о каких сверхдоходах речи там точно не шло.

— Поверьте мне, Кирилл Бенедиктович, я скорее преуменьшаю его состояние. Может быть, он самый богатый человек не только в империи, но и на всем белом свете. Но его состояние не в акциях и прочих ценных бумагах, оно в камнях, да в золотых самородках. Если бы он когда-то попытался реализовать хотя бы малую толику того, что хранится в его потайных комнатах, то, вероятно, обрушил бы все мировые котировки.

— Каким образом Морозов получил рудники в свои владения? Почему Будников не обратился в императорскую комиссию?

— Не знаю, Порфирий Карлович далеко не все мне рассказывал. Могу только догадываться, что он в чем-то крайне зависел от Морозова. Тот, по сути, владел им, словно крепостным. Это его обычная стратегия. Он ничего не выпустит из своих рук.

Я вспомнил изобретателя Данилу и вынужден был мысленно согласиться. И все же мне требовалось больше конкретики.

— Что вы предлагаете? С чем мне идти к императору? Даже если я сумею напустить на Морозова самые грозные финансовые проверки, он выкрутится, раз до сих пор выкручивался. Никто в столице не считаетего настолько значимой фигурой, как вы сейчас его представляете. Я вообще впервые услышал о нем, только прибыв в Черноснежинск. Обычный миллионщик — не больше. Человек известный и уважаемый, но лишь в далекой провинции. В столице же он веса не имеет.

— Это вскоре переменится. Морозов замышляет нечто масштабное, он к чему-то активно готовится. И я очень бы хотел узнать, к чему именно… А что касается доказательств… Никаких бумаг и отчетностей у меня нет, но есть кое-что, что вас заинтересует. Я покажу!

Кляйн тяжело поднялся и прошел в дальний угол комнаты, к старому сундуку и достал из него небольшую деревянную коробку. Вернувшись к нам, он аккуратно поставил ее на стол. Я заметил, что по периметру коробки имелись небольшие отверстия.

— Месяц назад, когда я был по делам в городе, я встретился с Порфирием. Он показался мне странно возбужденным, но не открыл причин своего состояния. Именно тогда он попросил меня об одолжении, как он сказал, на случай, если с ним вдруг случится беда. Я, разумеется, согласился. Он передал мне эту коробку и попросил временно заботиться о ее содержимом, а в случае той самой «беды» я должен был действовать на свое усмотрение, но ни в коем случае не отдавать ее Морозову или его людям. И когда сегодня Глеб рассказал мне про смерть Порфирия… я решил все отдать вам.

Гюнтер снял крышку и сунул руки внутрь коробки, а Топорков придвинул лампу, стараясь дать как можно больше света.

Кляйн поднес руки ближе к лампе и осторожно открыл ладони. Там сидела, с любопытством водя головой в разные стороны, изумрудно-зеленая ящерка.

— Вот она — тайна Будникова!

— Ящерица? Вы не шутите?

— Он звал ее Звездочка. Говорил, что она, как путеводная звезда, проводник, ключик. Она любит есть мух и мясные колобки.

— Как вы сказали? Ключик?

— Да, ключ. Он называл ее своим ключом.

Кажется, я все же умудрился отыскать то, что столь безуспешно разыскивали покойные Борис и Финн. Ключ в моих руках! Осталось только найти ту дверь, которую он открывал.

Глава 9

Более всего монорельс формой напоминал сигару — длинный, вытянутый, обтекаемый вагон, с обеих сторон которого имелись кабины водителя. Маршрут у монорельса был один-единственный, и в конечной точке пути вагон не разворачивали, локфюрер^[13] просто переходил в кабину в противоположном конце вагона, и вагон мог следовать в обратном направлении. Если нужно, к нему прицепляли дополнительные грузовые вагоны, которые потом уводили на запасные пути.

Монорельс был оборудован соляровым^[14] мотором, но, как мне объяснил Топорков, с некоторыми важными усовершенствованиями, и был мощнее и быстрее своих собратьев. Главное — тут не были задействованы энерготанки, и это само по себе хорошо. Эта ветка использовалась исключительно для связи с Полыхаево, а вся выплавленная руда направлялась от цехов сухопутным путем к пристани, где грузилась на баржи и барки.

Мы с Глебом были единственными пассажирами, если, конечно, не считать делопроизводителя Хорькова, угрюмого Казбека и трех его бойцов, столь же молчаливых, как и их шеф.

Вид я имел ленивый и расслабленный, как и положено скучающему в провинции имперскому чиновнику средней руки. Топорков так же старательно исполнял скуку, хотя время от времени глаз его блестел, выдавая обуревавшие душу чувства.

Я меланхолично пялился в окно, разглядывая пейзаж и курил папиросу. Казбек и его люди сели чуть поодаль, строгие и молчаливые. А Хорьков, только лишь заняв свое место на лавке, тут же открыл портфель и уткнулся в какие-то бумаги.

Ящерка по имени Звездочка поселилась у меня во внутреннем кармане пиджака. Иногда я чувствовал, как она шевелится, но в целом Звездочка вела себя на удивление спокойно и попыток сбежать не предпринимала. Я не мог оставить ее в деревне, потому как не планировал туда возвращаться.

Честно говоря, вся эта история, рассказанная Гюнтером Кляйном, казалась мне весьма сомнительной. Да, я вполне верил, что Будников дал ему поручение заботиться о своем питомце — ящерке. И даже допускаю, что он называл ее «ключом»… Но этот ли «ключ» искали Борис и Финн? Не поторопился ли я с выводами? Зачем им понадобилась ящерица обыкновенная, каких тысячи в округе — выйди я сейчас из вагона и на ближайшем камне будет греться точно такая же, не отличишь.

И все же, как это ни глупо, я оставил ящерицу и спрятал ее в карман, предварительно покормив мухами, заботливо предоставленными Кляйном. Он дал мне спичечный коробок, в котором хранилось лакомство для Звездочки, и штук пять я ей уже скормил.

Впереди были видны величественные горы, мы двигались вдоль реки и ехать нам оставалось недолго. Вагон споро несся по монорельсу, солнце вовсю светило, утро выдалось жарким. В такой день хочется спрятаться в тени, попивая холодное пиво или, на худой конец, квас, а потом пойти в сад и вздремнуть часок-другой в гамаке, чтобы вечером, когда жара спадет, позвать в гости пару друзей, откупорить бутылку вина и вспомнить былые годы.

Вот только друзья мои были мертвы, вино я не любил, сада с гамаком не имел, а квас уже успел выпить за завтраком. Боковым зрением я поглядывал на Казбека. Опасный враг. Опытный, сильный, всегда на чеку. Одно хорошо — пока он меня ни в чем не подозревает. Вчерашняя наша вылазка закончилась без неожиданностей. Тем же путем мы вернулись в гостевой домик и, как мне хотелось верить, не дали наблюдателям шанса заподозрить нас в отлучке.

Долгий протяжный гудок возвестил о том, что вскоре мы прибываем в конечную точку пути. За окном замелькали бараки рабочего поселка. В основном для работы на рудниках нанимали пришлый люд, слишком уж каторжным был труд, и местные предпочитали иной, менее обременительный способ заработка. Поэтому и селили чернорабочих рядом с местом добычи — зачем тратить время на дорогу? А те из местных, кто все же трудился в горах, добирались до места с первым монорельсом еще до восхода солнца.

За рабочим поселком высились цеха медеплавильного завода, над которыми висело густое черное облако дыма.

Монорельс замедлил ход, и вскоре вагон остановился.

— Добро пожаловать на прииски господина Морозова! — делопроизводитель уже стоял рядом с нами, радушно улыбаясь. — Извольте следовать за мной!..

Следующие пару часов мы совершали экскурсию по местности: сначала неспешно прогулялись по поселку, слушая рассказы Хорькова о количестве добываемого и перерабатываемого сырья, потом заглянули в здание заводоуправления, где ознакомились с толстыми гроссбухами отчетностей, особо, впрочем, не усердствуя, после чего позволили угостить себя обедом в местной столовой.

Хорьков все бубнил и бубнил, рассказывая о малоинтересных подробностях добычи… бла-бла-бла… «более тысячи рабочих»… бла-бла-бла… столько-то пудов медной руды… бла-бла… «планируем выйти на новые мощности в течении трех лет»…

Я делал вид, что слушаю, сам же размышлял об ином. Мне бы пообщаться с кем-то из рабочих, да не с каждым, а выбрать такого, кто не побоится рассказать правду. Узнать подробности: сколько человек пропали за последнее время, были ли у них конфликты с кем-то из охраны, случались ли какие-то необычные происшествия?

Из Хорькова я таких сведений не вытяну, из Казбека — тем более. Я вообще игнорировал присутствие горцев, да и они не стремились набиться мне в собеседники. Казбек и его люди повсюду следовали за нами. Видно было, что им это глубоко не по душе, но и оставить нас без присмотра они права не имели. Пусть это и было представлено, как дружеское сопровождение, но по факту являлось неприкрытым контролем.

Отобедав и раскурив папиросу, я обратился к делопроизводителю:

— Послушайте, любезный, как бы мне ни хотелось вернуться обратно и сегодня же отбыть в столицу, но я обязан самолично посетить один из рудников. Не важно какой, пусть будет ближайший. Это обязательное условие, без выполнения которого мой отчет не примут. Предлагаю, не затягивая, завершить эти неприятные обязанности, с тем чтобы как можно скорее покончить с делами. Вы согласны, уважаемый?

— Всенепременно! Власий Ипатьевич приказал мне показать вам все, что будет вам интересно. Отсюда до ближайшего рудника с полчаса, можно пройти мимо плотины — это шедевр инженерной мысли. Десять водяных колес! А ниже — три цеха с медеплавильными печами, лесопилка, печи для обжига кирпича. Наша медь используется во всей империи, практически в каждом доме, в каждом хозяйстве!

— С удовольствием взгляну на добычу собственным глазами, вы меня заинтересовали.

Вскоре мы уже шли по поселку все тем же составом. Впереди Казбек с одним из своих людей, потом мы с Топорковым и Хорьковым, и замыкали шествие двое оставшихся горцев. Делопроизводитель все так же болтал без остановки, рассказывая историю строительства завода, сетуя на недостаток рабочей силы, переживая о том, как бы богатая порода не иссякла. Но все его рассказы сводились лишь к рудодобыче, о самоцветных камнях он не упомянул ни разу, словно их и в природе не существовало. Между тем, Глеб еще вечером рассказал мне о строжайших мерах контроля над рабочими, принятых на рудниках, в том числе о тщательных досмотрах при выходе из штреков. И о наказаниях за сокрытие найденного. Никто точно не знал, что случается с бедолагами, попавшимися на воровстве самоцветов — по официальной версии их просто гнали в шею, но, ходили слухи, что эти люди пропадали навсегда, никто и никогда их больше не видел. И тут уже вопросы нужно было задать Казбеку — он-то точно знал об их судьбе. Ничего, рано или поздно, я вернусь сюда. Сомневаюсь, что император после моего доклада оставит все, как есть. Но это потом, сейчас же смотреть в оба и запоминать…

Мы миновали поселок и пошли вдоль по тракту, удаляясь от заводских цехов. В обе стороны постоянным потоком шли телеги: к цехам — груженные ящиками с рудой, обратно — пустые. Многочисленные рабочие тащили бревна и инструмент — на их лицах я видел только усталость, несмотря на то, что день еще не дошел даже до середины. Как следовало из рассказа Хорькова, до некоторых рудников от завода были многие километры пути, и доставка руды требовала времени. Но мы двигались к ближайшему месторождению, и идти нам было не слишком далеко.

Солнце неимоверно пекло, заставляя всех обливаться потом. Зеленый лес бесконечно тянулся во все стороны, только вдоль тракта деревья были вырублены и пущены в дело, но победить тайгу человеку было невозможно. Казалось, деревья чуть колышутся — сосны, пихты, лиственницы, ели — могучая природа Урала словно дышала. Далеко над лесом беспокойно кружили птицы, чуть впереди уходил вверх очередной склон, чувствовалось присутствие гор. Пчелы проносились мимо лица быстрыми пулями, луговые бабочки порхали над морем травы. Край озер и зеленой тайги — заблудиться и пропасть в этих местах раз плюнуть. Ушел незнающий человек, свернул с тропы и сгинул навеки. Но красота вокруг неописуемая, родная, своя. Тут я чувствовал себя дома, хотя был человеком сугубо городским. И если я хотел где-то умереть, то именно в таком месте.

Через обещанное время мы вышли к скалистым утесам, возвышавшимся над деревьями грозными великанами. Впрочем, они были не такими уж и высокими — метров двадцать от земли, но многослойными, как пирог, и казались необъятно большими.

— Мы пришли! — Хорьков указал на обширную вытоптанную поляну перед утесами, вокруг которой были вырублены все деревья.

Перед темным провалом входа в штольни суетились люди. Вагонетки прибывали одна за другой из недр рудника, разгружались, разворачивались на специально устроенном кольце и по параллельным рельсам двигались обратно.

Водитель-грузчик, находясь внутри, легко управлял механизмом, очень похожим с виду на знакомого мне боевого 'страуса. Его металлические лапы-манипуляторы подхватывали неподъемные с виду ящики с вагонеток и переставляли их на телеги. Приглядевшись к лицу водителя, я узнал Данилу-мастера. Еще одно его изобретение — несомненно, важное и крайне полезное, невероятно облегчающее человеческий труд.

— Весьма впечатляет! — искренне покачал я головой. — Все это крайне масштабно, ново и перспективно.

— Сам процесс добычи тоже усовершенствован. Мы — сторонники технического прогресса, и наши мастера, — легкий кивок в сторону Данилы, — настоящие умельцы! Шпуры бурятся не вручную, как было прежде, а самыми современными механизмами — буровыми перфораторами, они приводятся в движение паровыми двигателями. Бадьи с породой поднимаются наверх при помощи электричества. Волокуши тянутся из второстепенных выработок к главному откаточному штреку так же не вручную, все механизировано — локомотивы так же на сжатом воздухе или электричестве, бесконечные канаты-лебедки, весьма удобно и экономит много времени. Раньше мы использовали лошадей, они могли тянуть сразу до десяти вагонеток разом — у нас даже были устроены подземные стойла, — но теперь всех лошадей пустили на доставку руды к цехам. Крепления всех выработок делаем не только деревом и камнем, но и железом, сталью. Рабочие спускаются вниз в специальных подъемниках. Несчастных случаев у нас практически не бывает!

— Очень, очень любопытно. Признаться, к горному делу я не имею ни малейшего касательства. И прежде даже не подозревал, насколько это интересное и сложное занятие. Я обязательно напишу в отчете о ваших достижениях. Уверен, император не оставит без внимания столь похвальную инициативу и обязательно отметит и наградит всех, кто способствовал успеху сего предприятия. И, конечно, вас, господин Хорьков, я не забуду упомянуть в отчетах. Кому как не мне знать, что без правильной бухгалтерии и учета любое начинание быстро провалится. Делопроизводитель — один из важнейших людей в любом гешефте, тем более таком масштабном, как управление рудниками…

Пока я лил елей ему в уши, мы постепенно подошли к входу в штольни. Хорьков от моей речи то краснел, то бледнел, но я видел, что ему приятно и он уже прикидывает новые перспективы. Лесть — страшнейшее оружие! С тем же Казбеком эти методы я бы и не подумал применять — не тот типаж. А вот Хорьков плыл. И надо было давить дальше.

— Глядишь, и орденом наградит, в чине повысит, а то и пенсион какой устроит пожизненный. Наш император щедр!

— Вы правда думаете, что он может дать мне орден? — воодушевился Хорьков. Мелкая душонка, вот на чем ты посыпался — тщеславие! Признания захотелось, славы, почестей.

— Конечно, может! — я подхватил его под локоток, и так, шаг за шагом мы продвигались в штольню, вход в которую был довольно широк — спокойно могли разъехаться две вагонетки, да еще места хватало. — А я со своей стороны, могу этому поспособствовать…

И я столь выразительно подмигнул, заглядывающему мне в глаза делопроизводителю, что он окончательно поверил и в мою коррупционную продажность, и в свою будущую медаль. Хорьков уже начал мысленно прикидывать, какую мзду мне посулить за составление отчета в его пользу, и будет ли это накладно. Я же не спеша, оглядывался по сторонам, с удовольствием подмечая, как славно все вокруг устроено, и давал ему время созреть.

Топорков следовал за нами, не мешая разговору. А Казбек и сотоварищи все так же держали дистанцию, не выпуская нас из поля зрения.

— Уверен, такому человеку, как вы, в столице платят достойное жалование… — начал первый заход Хорьков.

— О, поверьте, в деньгах я совершенно не нуждаюсь. Я не гонюсь за ними. Мне досталось небольшое состояние от покойных родителей, и служу я исключительно ради пользы Отечества! — я добавил в голос восторженные нотки. — Ибо это единственное, чему должен и обязан посвятить свою жизнь гражданин и патриот.

— Несомненно, бесспорно, совершенно с вами согласен. А интересуетесь ли вы самоцветными камнями? — Хорьков, наконец, сломался окончательно. — У меня, знаете ли, имеется небольшая коллекция, и я бы с радостью вам ее показал вечерком…

— Камни? — задумался я. — Камни — это хорошо. Камни — это эстетично и красиво. С огромным удовольствием ознакомлюсь с вашей коллекцией.

— К тому же я уже давно хотел избавиться от некоторых экземпляров. Нет, они превосходны, но настоящий коллекционер всегда стремится к улучшению коллекции. И если вам что-то приглянется, то мы можем это обсудить…

Дело в шляпе. Теперь Хорьков мой. Конечно, против Морозова он показаний не даст, даже в приватной беседе, но бдительность он потерял и может выболтать кое-какие местные секреты. Я подсадил его на крючок, и он уже не соскользнет, покуда будет надеяться на обещанную награду. Он будет бегать за мной, словно щенок, будет ловить каждое мое слово и льстиво смеяться над всеми моими шутками. В крайнем случае, я попросту выкраду его и доставлю в столицу. На первом же настоящем допросе он выложит все, что знает. Впрочем, зачем тащить его так далеко? Достаточно вывезти делопроизводителя в ближайший лесок, да устроить допрос с пристрастием средней степени. И все секреты Морозова будут мне известны. Отличная идея!

Вокруг кипела работа, сновали люди, двигались вагонетки с породой, кто-то записывал данные в толстые тетради, двое рабочих устанавливали дополнительные арочные крепи в одном из боковых ответвлений, во множестве отходящих от главного, самого широкого штрека.

Я уже понимал, что ни с кем из рабочих поговорить приватно мне не удастся, по крайней мере, сейчас. Не при Казбеке вступать в подобный диалог. Горец наблюдал за мной, я чувствовал его тяжелый взгляд. Он мне не доверял, это я тоже чувствовал.

Мы осторожно, стараясь не споткнуться о камни и шпалы, шли вглубь штрека. Здесь работы уже давно не велись, поэтому пройти можно было относительно свободно. Вся добыча шла в нижних и в боковых забоях, наверх же лишь доставляли ящики с породой.

Я демонстративно осматривал крепления, одобрительно поцокивая языком, потрогал натянутый металлический трос лебедки, заглянул через плечо в записи бригадира, но ничего не разобрал в столбиках цифр — в общем, делал вид, что инспекция идет полным ходом.

Хорькову было явно скучно, мысленно он уже примерял императорский орден, но он вынужденно ходил за мной в каждый угол, в который я не преминул заглянуть. Да и Казбек, как я заметил, начал проявлять признаки нетерпения. Не нравилось ему тут, уж чем — не знаю, но не нравилось. Он чуть нервно оглядывался по сторонам, а по его лицу тек пот. Да ему же страшно! Он старается не показывать, но он до ужаса чего-то боится! И это отважный горец, правая рука Морозова. Неужели страх замкнутых пространств? Я сам ненавидел туннели и вполне мог бы ему посочувствовать, если бы не чувство глубокого злорадства, которое я испытывал. Или тут что-то другое, и страх его не перед грудой камня, нависающей над нашими головами, а где-то в недрах притаилась иная опасность?..

В любом случае, я видел, еще минут десять, и он сломается, и либо потребует подняться наверх, либо сбежит из штрека один, туда, где синее небо и жаркий летний день. Остается лишь немного подождать и, возможно, у меня появится шанс пообщаться с кем-то из рабочих без надзора со стороны грозного телохранителя.

Поэтому я все дальше и дальше отводил нашу компанию от выхода на поверхность, все более углубляясь вниз. Теперь мы шли по чуть наклонному ходу, укрепленному деревянными балками.

— Может быть, пора наверх? — поинтересовался Хорьков, безрезультатно отряхивая от пыли свой костюм. — Вы увидели достаточно?

— Вполне, — согласился я, — еще пять минут и возвращаемся…

И в это мгновение деревянный настил под ногами ощутимо дрогнул, сверху посыпались мелкие камни, но крепления выдержали, хотя мне и послышался треск. Все вокруг замерли, ожидая продолжения, но ничего не происходило. И когда я уже готов был выдохнуть, стены и пол опять содрогнулись, на этот раз гораздо сильнее, и я пошатнулся, чуть было не упав. Одна из балок лопнула, и вниз грудой обрушилась земля вперемешку с камнями, лишь по счастью никого не завалив.

Вдобавок ко всему, из глубины прохода на нас пополз густой черный туман, непонятно откуда здесь взявшийся. Возможно, землетрясение пробило дыру в подземные полости, и туман шел снизу, но выяснять в точности его происхождение у меня не было ни малейшего желания.

— Назад! — крикнул Казбек. Глаза его сверкали. — Быстро!

Я не стал противиться, и мы заторопились в обратном направлении. Моими стараниями, мы ушли достаточно далеко от выхода, и теперь оказались в опасном положении.

— Старые люди злятся на нас, — бормотал бежавший слева от меня Хорьков, — мы в чем-то провинились, что-то сделали не так…

Ящерка в моем кармане активно задвигалась, словно стараясь вылезти наружу из своего укрытия, но мне было не до нее.

Откуда-то из бокового ответвления вылетел рабочий с безумными расширенными зрачками. Я схватил его за отворот куртки, но тот забился в моих руках, выкрикивая непонятное:

— Он идет, полоз идет!

Я разжал руки, и обезумевший рабочий умчался в сторону тумана, видно перепутав в страхе направление. Догонять его никто не стал.

Наконец, мы выбрались в первый, самый просторный проход, оставалось лишь миновать его, чтобы добраться до выхода. Там уже толпились рабочие — одна из групп успела подняться в лифтовой шахте наверх, и теперь люди старались покинуть ставший опасным рудник как можно скорее. Кто-то рядом уже дрался за право пройти первым, другие упали, и по ним топтались, вбивая в землю, десятки ног.

Казбек выхватил револьвер, но стрелять в толпу не решился — это только усилило бы панику, однако и пробиться сквозь плотный строй людей он не мог. Топорков оказался рядом с ним, а мы с Хорьковым чуть приотстали, оказавшись метрах в пяти позади.

Третий подземный толчок стал самым сильным. Я не удержался на ногах и упал, рядом со мной свалился на колени делопроизводитель.

Деревянный настил прохода внезапно рухнул в открывшуюся дыру, отрезавшую нас с Хорьковым от выхода. А из дыры медленно и величественно начала выдвигаться вверх пасть гигантского червя. Я уже видел подобную тварь. Память услужливо подсказала мне бой на станции П.-Д. и поезд с динамитом, которым я управлял столь недолгое время. Вот только новый червь был в разы крупнее того старого. Это был король червей! А еще одного поезда с динамитом у меня не имелось.

Червь все лез и лез, заполнив собой все пространство. Несколько стальных крепежных дуг по центру не выдержали и лопнули, посыпалась земля, и я понял, что медлить нельзя.

Вскочив на ноги, я подхватил ползавшего рядом Хорькова, и практически забросил его в ближайший боковой ход, нырнув следом за ним.

И в ту же секунду место, где мы только что стояли, оказалось погребенным под тоннами камня, полностью отрезав наш проход и от главного туннеля и от червя. Нас же не зацепило только чудом.

— Обвал, — тусклым, безнадежным голосом произнес Хорьков.

Глава 10

Мы брели по подземному туннелю третий час, а может, и дольше, время под землей чувствовалось иначе. Несчастный Хорьков уже и думать забыл об императорской медали, сейчас все его мысли занимал лишь вопрос выживания. Он ныл и скулил, тормозя движение, и мне приходилось время от времени подгонять его пинками. О вежливости и хороших манерах я позабыл очень быстро.

— Надо было остаться у завала, — в сотый раз повторял делопроизводитель, — рано или поздно нас бы откопали. Куда мы идем? Зачем? Эти пещеры тянутся на многие километры, никто никогда их не исследовал, мы потеряемся, мы заблудимся, давайте вернемся, ну пожалуйста!

Он просто не видел червя, не успел заметить его грандиозное появление, занятый барахтаньем на полу, иначе назад бы не просился и на помощь точно бы не рассчитывал. Если кто-то там и выжил, то им сейчас явно не до нас.

Конечно, я не сомневался, что Топорков сделает все возможное, чтобы как можно скорее организовать разбор камней, при условии, что он остался жив. А в этом я не был уверен. Я знал, на что способен червь, или полоз, как его назвал тот обезумевший рабочий. Плюс, что немаловажно, я помнил, какой одурманивающий эффект он оказывал на оказавшихся поблизости людей, попросту лишая их разума и превращая в опасных тварей. Но в этот раз ментального давления я не ощущал, да и Хорьков вел себя вполне разумно — по крайней мере, не отращивал себе клыки и не бросался на меня с целью смертоубийства. Значит, этот конкретный червь приполз сам по себе, и хотя размерами он превышал того первого, но людей с ума не сводил. Было у меня подозрение, что и первый червь не был виноват в метаморфозах, произошедших со строителями унтербана. Что-то пришло в туннели из чужого мира, а червь… был ли он пришельцем или же просто оказался по некоему стечению обстоятельств в том же месте в неурочное время? И я тогда принял его за основную угрозу и уничтожил, одновременно закупорив проход между мирами.

Поэтому я решительно схватил Хорькова и постарался удалиться от завала как можно дальше, надеясь, впрочем, что штрек соединяется где-то дальше с другими штреками, и мы, пусть обходными ходами, но сможем выбраться наружу. Однако этого не случилось. Сначала мы шли вдоль рельс, потом рельсы свернули направо и уперлись в тупик, а слева я увидел проход. Возможно, он открылся только сейчас, когда червь, своим появлением, устроил несколько обвалов.

Спички, которыми я освещал наш путь, давно кончились, электролампы погасли сразу после обвала — видно, кабель перебило, и нам весьма вовремя попалась керосиновая лампа, которую кто-то позабыл в туннеле. Я зажег фитиль, стало чуть светлее.

Выбор был не слишком велик: либо возвратиться обратно к завалу и ждать, пока придет подмога, либо попытаться исследовать открывшийся ход. Вдруг он выведет нас наружу? По моим прикидкам, мы еще не слишком далеко удалились от поверхности, и вполне вероятно, что случившиеся обвалы открыли новые пути наружу, и, если мне повезет, я отыщу один из них.

Но мне не повезло. Мы шли и шли по узкому проходу, иногда настолько узкому, что приходилось протискиваться, обдирая бока и одежду. Потом ход опять раздвоился, и я вновь выбрал левое направление, а потом еще и еще раз.

Сейчас же я понял, что окончательно заблудился. Даже захоти я вернуться тем же путем, вряд ли это бы получилось. А Хорьков все нудел и нудел, чем сильно меня раздражал.

— Давайте пойдем назад? Я прошу! Я умоляю!

— Заткнись! — грубо прервал я его причитания.

Хорьков внезапно взвизгнул, попытался лягнуть меня и бросился бежать в обратном направлении. Я чуть не уронил лампу, едва удержав ее в руках, и так взбесился от осознания того факта, что сейчас мог остаться в полной тьме, что двумя прыжками настиг несчастного, сбил его на камни и немного помял ему бока серией крепких пинков.

— Не бейте, прошу!..

— Говори, мерзавец! Рассказывай все, что знаешь! Или убью! — еще один пинок придал большей уверенности моей угрозе.

— Я все расскажу, только не бейте…

Хорьков был полностью деморализован. Я не преминул этим воспользоваться, тут же начав задавать вопросы:

— Зачем убили Будникова?

Хорьков посмотрел на меня по-новому, глаза делопроизводителя забегали, но я наклонился над ним, поднес лампу так близко к его лицу, что видел каждую каплю пота на его бледном лице, но и он видел меня, и вид мой сильно его напугал.

— Кто вы? Зачем вы здесь?

— Молчать! Отвечать только на мои вопросы. Иначе будет очень больно!

— Я понял, понял, я все скажу! Будников? Он спрятал ключ, контакт с Хозяйкой прервался. Без ключа мы рискуем. Обвал — лишь следствие. Добыча сократилась в несколько раз. Жилы уходят, прячутся. Мы теряем огромные деньги. Власий Ипатьевич очень зол.

— А червь? Он откуда взялся?

— Какой червь?

— Там был червь, это он устроил обвал.

Хорьков, и так донельзя несчастный, совсем поник. Плечи его опустились, лицо застыло в бесконечно тоскливой гримасе.

— Червь… это был полоз, так его зовут местные. Он жил тут всегда. Хозяйка им управляет.

— Хозяйка? Кто она?

— Властительница гор, — голос Хорькова задрожал, —каменная дева, царица старых людей. А старые люди правят здесь всем. Их нельзя победить, с ними можно только договориться на тех условиях, что выгодны им. Будников мог, у него был ключ. Не спрашивайте, я не знаю, что это такое и где его найти, я лишь слышал это название.

— Кто такие старые люди? Откуда они взялись?

— Они — сила! Я их никогда не видел, с ними общается только Власий Ипатьевич… ну и Будников, он-то с ними первым и вышел на контакт. Но все местные знают: старые люди были всегда, испокон веков. Они были еще до того, как сюда пришли первые поселенцы. Живут они под землей и управляют недрами. Так говорят! Знают, где идут жилы, могут погубить, а могут и обогатить. Но то крестьянские сказки, которыми пугают детей. А кто они на самом деле не знает никто. Им многие служат, платят они щедро. Их глаза и уши повсюду…

— Какой интерес связывает «старых людей» и Морозова?

— Ну как же, это рудники. Они позволяют вести добычу, не губят рабочих, показывают лучшие жилы, не чинят препятствий… не чинили до недавнего времени… но с тех пор, как пропал ключ, все изменилось.

— Зачем им это?

— Я не знаю, честное слово! У них какой-то особый договор с Власий Ипатьевичем. Он что-то им пообещал, нечто очень для них важное. Но это все между ними, меня в такие вещи не посвящают.

— Что такое саркофаг?

— Не знаю, слышал лишь, что его нужно срочно доставить в Колумбиану. Но этим занимаются другие.

— Кто конкретно? Борис? Он человек Морозова?

— Откуда вы… — начал было Хорьков, но я с силой сжал его плечо, и он, скривившись от боли, намек понял. — Да, он решает приватные вопросы. Приказы ему отдает лично Власий Ипатьевич.

— А Финн? Он кто?

— Вы знаете Финна? Не бейте! Подождите! Финн не из наших. Он от старых людей. Наблюдатель. Опасайтесь его, он страшный человек…

— Он как-то связан с пропажей людей?

— Ничего не знаю про это, верьте мне! Я всего лишь бухгалтер, я считаю цифры, до тайных дел меня не допускают…

Врет ведь, хитрый мерзавец, я это видел, и он понимал, что я понимаю. Он знает гораздо больше, чем говорит, но я не мог задать правильные вопросы, а все потому, что не улавливал главного: откуда взялись эти старые люди? Кто они? Судя по всему, силой и влиянием они обладали огромными, но на чьей они стороне? Если правдивы слова, и старые люди живут здесь столь долго, то люди ли они? Я повидал достаточно иномирян, чтобы представлять себе разнообразие разумной жизни во вселенной, но до сих пор ничего не слышал о «старых людях». Но «страшный Финн» оказался не таким уж и страшным — обычный человек, и умер быстро, как я ему и обещал.

Внезапно ящерка вновь зашевелилась в моем кармане. Признаться, я уже позабыл про нее. Бедолага, как только я не раздавил ее при падении.

Я осторожно вытащил ее из кармана. Ящерка спокойно уселась на моей раскрытой ладони с любопытством водя маленькой головкой из стороны в сторону.

Внезапно она быстро поползла вверх по моей руке, за пару секунд добравшись до плеча. Я чуть повернул голову, наблюдая за ее движениями. Мешать ей я не собирался. Раздвоенный язычок то появлялся, то исчезал из ее пасти, но ящерка не боялась и не нападала.

Она моргнула двумя глазками одновременно и тут же поползла вниз по пиджаку, потом по штанине брюк и через несколько мгновений добралась до каменного пола.

— Беги, изумрудик, спасайся! — сказал я ей. — Уж ты-то найдешь дорогу наверх.

И ящерка побежала, быстро перебирая лапками. Света лампы едва хватило, чтобы уловить направление ее движения, но едва достигнув конца зоны видимости, ящерка замерла и повернула мордочку к нам, словно чего-то ожидая.

Хорьков, который до этого момента молча наблюдал за моими действиями, прошептал, указывая на нее пальцем:

— Она ждет… зовет за собой…

Я был настроен более скептически по отношению к умственным способностям маленькой рептилии, как сомневался и в том, что именно она являлась пресловутым ключом, за которым велась охота, но зачем-то ведь Будников прятал ее от всех?

Поэтому, не слишком раздумывая, я сделал пару шагов к ящерке, а она тут же отбежала чуть вперед и снова замерла в ожидании. Хорьков, с кряхтением поднявшись на ноги, не отставал от меня ни на шаг.

Так мы и передвигались вслед за прыткой маленькой ящеркой, которая то ли вела нас к лишь ей ведомой цели, либо же просто пыталась спрятаться. Мне же было все равно, идти ли за ней или в иную сторону, я честно признался себе, что заблудился и представления не имею, где именно нахожусь. Так же точно я отдавал себе отчет, что нас ждет верная смерть. Но пока были силы, и лампа не погасла, мы шли вперед.

Хорькова я временно оставил в покое. Несомненно, он знал гораздо больше, чем рассказал, и надо бы его еще раз хорошенько потрясти… но сначала стоило понять, какие вопросы ему задавать. Все это связано между собой, в этом я не сомневался. Смерти Будникова и остальных, массовые пропажи людей, секретные планы Морозова, старые люди, таинственная Хозяйка. И нападение на наш штаб. Все это звенья одной цепи. Только, доннерветтер, я никак не мог ухватиться за ее крайнее звено. Я собирал разрозненные факты, но не мог связать их в одно целое.

И еще этот червь, он же полоз. Он не давал мне покоя. Может ли быть, что где-то здесь в горах есть еще один проход в иной мир, через который в давние времена и прибыл полоз, а вместе с ним явились и старые люди вместе с Хозяйкой? Но чем они занимались все эти столетия? Сидели в горе под землей и время от времени контактировали с местными? Так себя ведут только те, кто скрывается от кого-то. От того, кого боятся больше смерти. Сидят и не высовываются, опасаясь сделать случайное движение, которое привлечет к ним ненужное внимание.

Но если это правда, то кого они так боятся? Возможности у старых людей были, судя по всему, немалые, и они время от времени их демонстрировали, внушая страх и уважение дремучим местным бауэрам. Но те, кого они боялись и от кого скрывались в горах, были еще могущественнее, и до поры, до времени старые люди и помыслить не могли о сопротивлении.

Но что-то изменилось, причем совсем недавно. Что же? Я знаю лишь о Будникове, который якобы установил контакт с Хозяйкой несколько лет назад. Возможно, и очень вероятно, что именно она и показала ему несколько крупных месторождений, открытие которых все приписали самому Будникову. Благодаря этому, Морозов, удачно воспользовавшийся ситуацией, стремительно разбогател. Что же было обещано взамен Хозяйке и старым людям? Это должно было быть нечто очень значимое для них. А что может быть существеннее, чем помощь в избавлении от страха, заставившего их долгие столетия скрываться под землей? Звучит логично?

— Вижу свет! — взволнованно прошептал делопроизводитель.

— В конце туннеля? — уточнил было я, но Хорьков, не слушая, кинулся бежать вперед, чудом увернувшись от моих рук. Я поспешил следом. Ящерка куда-то исчезла. Она нас все же вывела, вот только куда?

Свечение впереди было какое-то странное: мягкое и спокойное, не очень похожее на естественный свет солнца.

Делопроизводителя я нагнал довольно быстро и уже собирался схватить его за шиворот и остановить неразрешенный галоп, как он сам замер столбом, а я чуть было не сшиб его с ног, лишь в последний момент успев изменить собственную траекторию. Но тут и я увидел то, что заставило Хорькова ошеломленно замереть на месте.

Извилистый ход, по которому мы шли вслед за ящеркой, вывел нас на площадку, с которой открывался поразительный вид. Во все стороны, насколько хватало обзора, простиралась огромная пещера, в центре которой блестело озерцо, а своды терялись где-то далеко вверху. Гигантские глыбы сталагмитов тянулись ввысь, стремясь соединиться со сталактитами и «люстрами» из кораллитов, свисающими откуда-то сверху и с боковых каменных выступов. Колонны каменных изваяний напоминали фигуры людей и небывалых сказочных монстров. Казалось, рука неведомого мастера высекла причудливые барельефы прямо из камня. Стены сплошь покрыты кораллитовыми узорами и резным занавесом из натечных образований.

Но главное — иное. Все вокруг сияло и переливалось радугой цветов. И стены, и пол, и высокие своды — все было покрыто, словно мозаикой, самоцветными камнями. Зеленые изумруды, кроваво-бардовые рубины, голубые топазы — приглушенный неяркий свет, шедший из невидимого источника, отражался от глади озера, играл и переливался всеми оттенками, создавая небывалую картину. Под ногами, словно простые булыжники, валялись крупные золотые самородки.

Это была пещера сокровищ.

В центре озера виднелся небольшой островок, а на островке возвышался каменный замок. Он выглядел грубовато, особенно на фоне всей этой неземной красоты вокруг, но от него исходило ощущение силы и мощи. Издалека замок не казался особенно большим, но, чуть привыкнув к масштабам пещеры, я понял, что он поистине гигантский.

Крупные каменные глыбы стен были подогнаны друг к другу с поразительной точностью. Центральная башня достигала, наверное, середины свода пещеры, а значит, была невероятно высока.

Я не слишком разбирался в архитектурных стилях, но даже я понимал, что это строение, хоть я и назвал его замком, не было творением человеческих рук. Слишком угловатые линии, неестественные углы, какие-то странные изгибы, неприятные глазу, и в то же время выглядящие вполне к месту именно здесь. Разум, создавший этот замок, был чуждым, нечеловеческим — в этом я был убежден.

Тропинка, спускавшаяся с нашей площадки, проходила между каменными глыбами и вела прямиком к озеру.

Ящерка спокойно сидела в десятке шагов впереди, ожидая, пока мы налюбуемся открывшимся видом.

— Дом старых людей, — прошептал ошеломленный делопроизводитель. — Мы пропали…

Глава 11

Замок

По тропинке мы шли, чуть пригнувшись и стараясь не высовываться из-за колон. Наше появление в пещере пока осталось незамеченным, иначе хозяева острова дали бы о себе знать.

Хорьков поначалу отчаянно отказывался идти к замку, он готов был бежать обратно в туннели, это его пугало гораздо меньше. Но потом он все же одумался и побрел за мной, хотя я на этом совершенно не настаивал. Мне не было до него дела. Хочет — пусть пытается выбраться самостоятельно, а хочет — пусть идет за мной, гнать не буду. Лишь бы не шумел и не путался под ногами, но делопроизводитель вел себя тише воды, ниже травы — он очень боялся.

Так мы и шли, а ящерка шустро бежала впереди, показывая дорогу. Я ей вполне доверял. Привела же она нас в пещеру, дорогу она знала. А все вопросы о том, обладает ли обычная ящерица собственным разумом, я оставил на более подходящий момент. Пусть такой странный поводырь, но это лучше, чем никакого. Будников ее ценил, вот что важно.

Никакой особой ментальной связи с ящерицей я не ощущал. Я не чувствовал в ней ничего инородного, чуждого. Обычная, доннерветтер, ящерица. Странная только. Бежит себе, потом остановится, как собака, поджидая запоздавшего хозяина. Необычная такая зеленая собака величиной с ладонь. И с хвостом.

И уйти обратно в подземные ходы я не мог. Точнее, мог, даже прихватив с собой Хорькова, но без ящерки. Она стремилась к замку на острове и сворачивать в сторону не желала.

Но и топать за ней вот так бездумно наобум было слишком безрассудно, поэтому я старался соблюдать хотя бы минимальные меры предосторожности: передвигаться по возможности скрытно, внимательно просматривать из безопасного места следующий участок пути, выжидать и не торопиться. Лучше медленно, но верно.

Да, у меня было с собой оружие, и револьвер, и нож, и даже «дырокол», который один стоил целого арсенала, но сейчас мне приходилось полагаться исключительно на везение, что я крайне не любил. Подходов к замку я не знал, кто нас там встретит — тоже. Я шел в ловушку и прекрасно это осознавал.

Наконец, мы добрались до озера. Ящерка ловко забралась на крупный валун и выжидающе застыла. Я сделал знак Хорькову не высовываться, а сам долго осматривал и водную гладь, и кусок острова, который было видно с нашей позиции, и стены замка, казавшиеся непреступными, и мрачную башню-донжон, возвышавшуюся над ними. Я не увидел ни окон, ни бойниц, ни ворот, пусть закрытых, ни моста или лодки — как вообще обитатели замка попадали внутрь?

А пробраться туда я очень хотел. Этот чуждый замок в пещере манил меня. И ящерка, словно уловив мое настроение, сбежала вниз по валуну, оказавшись у самой кромки воды, и тут же сиганула в озеро, ловко и быстро побежав прямо по воде к островку.

И что делать, не бежать же за ней? По воде я ходить не умел, мой отец не был плотником. До острова было не слишком далеко, и это расстояние вплавь я бы преодолел без особых сложностей, но плыть — значит гарантированно демаскировать себя от любого, даже самого невнимательного, замкового стража. А в том, что они имелись, я не сомневался. Даже если никого из посторонних здесь никогда не бывало, то не могли же обитатели замка, эти «старые люди» быть настолько самоуверенными, чтобы не выставить хотя бы минимальный наблюдательный пост. Недооценивать врага — значит проиграть бой заранее. А поддавки я не любил.

Ящерка, между тем, достигла острова, забралась на ближайший камень и вновь замерла в ожидании. Удивительно, что света в пещере хватало, чтобы разглядеть даже такие мелкие детали на расстоянии. Лампу я давно потушил, да и масла в ней оставалось всего ничего. Если бы не ящерка, приведшая нас сюда, мы давно бы уже блуждали по подземным ходам в полной темноте. Вот уж, и правда, счастливая путеводная нить.

Хорьков жалобно спросил:

— Думаете, нас оставят в живых? В пещере столько сокровищ, что можно убить любого, кто знает о самом ее существовании. Что знает один — знают все, и пещеру будут искать. И найдут рано или поздно.

— Я бы убил, несомненно, — подтвердил я. — Поэтому приказ такой: сидеть здесь и не высовываться! А я обойду остров кругом, погляжу, как тут все устроено.

— Не бросайте меня! Прошу!

— Я вернусь, но если по твоей вине нас обнаружат, я лично сверну твою шею. Уяснил?

Делопроизводитель кивнул и забился между двух крупных валунов. Хорошая позиция! Если повезет, то его никто не заметит, даже пройдя в непосредственной близости.

Постаравшись хорошенько запомнить это место, и бросив еще один взгляд на ящерку, которая явно никуда не спешила, я пошел вокруг озера, выбирая маршрут таким образом, чтобы всегда оставаться под прикрытием массивных колонн и валунов. Пару раз я споткнулся о золотые самородки, мысленно чертыхнувшись. Тут легко было споткнуться, упасть, удариться головой, и все, пиши пропало. Вот уж и правда — золото убивает! Прямо под ногами лежали несметные богатства, о которых можно было только мечтать. Только того, что я видел невооруженным глазом, хватило бы, чтобы пополнить бюджет империи на десяток лет вперед. Меня же больше интересовало, куда поставить ногу, чтобы, и правда, не упасть.

Замок на острове все так же не подавал ни малейших признаков жизни. Жуткое сооружение, нагонявшее чувство обреченности. Эти изломанные линии стен, валуны камней, вроде бы небрежно сложенные рукой великана, черная башня и блестящее великолепие пещеры — все настолько не сочеталось друг с другом, настолько было чуждо лично мне, что хотелось бежать прочь, и лишь усилием воли я сдерживал подобные порывы.

И вдруг нечто заставило меня замереть за ближайшим валуном, уподобившись ящерке и делопроизводителю. По озеру неспешно плыл плот, на котором стояли три человека. Они были одеты по-городскому: летние костюмы, туфли, на головах — шляпы. Я никак не мог разглядеть лиц — шляпы скрывали их.

Незнакомцы стояли на тускло поблескивавшем металлическом настиле плота, который шел от дальнего берега озера к островку. Между собой они не общались, и сами, кажется, даже не шевелились, замерев безмолвными и потому страшными истуканами. Плот был нестандартный, державшийся на воде при помощи нескольких крупных бочек, укрепленных вдоль двух противоположных сторон конструкции. Даже не плот — понтон. Им никто не управлял, так мне казалось со стороны. Он самостоятельно преодолевал водную преграду без какого-либо внешнего участия.

На секунду я порадовался, что Хорьков остался в укрытии. Если уж меня тревожили эти сумрачные фигуры, то делопроизводитель явно поддался бы панике. Я чуял в этих людях скрытую угрозу и силу, и это мне очень не нравилось.

Интересно, откуда они здесь взялись? Не думаю, что они появились из нашего хода, а значит, где-то был еще как минимум один туннель, ведущий наружу. Слишком уж чисто и опрятно выглядели люди на плоту, не могли они, как мы с делопроизводителем, несколько часов пробираться сквозь узкие проходы. Я был грязен, один рукав пиджака оказался почти полностью оторван — зацепился где-то по дороге. А эти трое — как с картинки. Нет, другой выход точно имелся, и был он гораздо удобнее той дороги, которой явились сюда мы.

Между тем плот уткнулся в остров, люди сошли на берег и подошли к стене. Один из них подошел вплотную к камням, проделал там некие манипуляции, невидимые мне, и тут же часть стены плавно отодвинулась в сторону, открыв широкий проход. Незнакомцы все так же молчаливо ступили внутрь, и проход закрылся за их спинами.

Что ж, кажется, а нашел путь в замок. Конечно, я не был уверен, что проход откроется и для меня, и что даже если каким-то образом он все же откроется, то там меня не встретят местные сторожа. Но это был шанс, и я решил им воспользоваться.

Быстро раздевшись, я сложил все вещи в пиджак, как в мешок, стянул его рукавами, и зашел в воду. Холодно! Хорошо, что моя чувствительность сильно понижена, иначе вряд ли я дотянул бы до островка. А так, держа левой рукой тюк с одеждой над головой, я поплыл вперед, аккуратно загребая правой и активно работая ногами. Плыл я дольше, чем предполагал. Казалось, остров близко, но прошло не менее получаса, прежде чем мои ноги почувствовали под собой дно. Как же холодно!

Плот покачивался на воде неподалеку. Если повезет, в обратную сторону я пересеку озеро на нем.

Укрывшись за очередным валуном и быстро одевшись, я добрался до того места, где троица открыла проход в стене.

Камни кладки были грубо вытесаны, их шершавые грани местами оказались столь остры, что легко можно было порезаться. Я не мог видеть точно, в каком именно месте находилась волшебная кнопка, открывающая двери, и ощупывал выступ за выступом, в надежде отыскать то самое место. Спустя несколько минут, когда я проверил, как мне казалось, все камни и выступы в нужном квадрате, и не добился совершенно никакого результата, я вынужден был признать, что или я ошибся и ищу совершенно не то, либо же дверь открывается иным способом, а не простым нажатием.

И тут по моей ноге вверх взлетела ящерка. Я потерял ее из виду, пока плыл к острову, да и потом позабыл о ней. Ящерка же про меня помнила. Цепляясь лапками за брюки, она ловко вскарабкалась сначала по штанине, потом по пиджаку, быстро оказавшись на плече. Но и там не остановилась, спустившись на единственный уцелевший рукав пиджака, и замерла лишь на обшлаге, нервно подрагивая хвостом, словно чего-то от меня ожидая.

Я раскрыл ладонь, и ящерка немедленно перебралась на нее. Ну, привет, зеленая! И что дальше?

А дальше она беспокойно задергала мордочкой вверх-вниз. Я поднял ее чуть выше, потом еще, и только когда она успокоилась, остановил руку. Но ящерка тут же повернулась чуть правее, и я последовал ее приказам. Наконец, она замерла, остановился и я.

— Что же ты хочешь, мелкая? Что я должен сделать?

Странно я смотрелся — человек, говорящий с ящерицей. Но вокруг не наблюдалось ни одного санитара, так что ставить диагноз, вязать меня в смирительную рубашку и тащить в лечебницу для душевнобольных было некому. А одинокий псих опасен лишь себе самому.

Ящерка повернула ко мне головку, словно понимала мои слова. Хорошо, попробую поиграть в эту игру. Я приблизил ладонь вплотную к стене и один из камней едва заметно засветился зеленым оттенком. Неужели? Второй рукой я вновь надавил на этот камень, хотя, готов поклясться, что уже проверял его.

Проем в стене бесшумно раскрылся, а довольная ящерка мигом перебралась мне на плечо, где и осталась сидеть, вцепившись когтями в ткань пиджака. Я не стал снимать ее. Хочет — пусть сидит.

— Ну, спасибо тебе, зеленая! Удружила!

Пока проем не закрылся, я смело шагнул во тьму. За мной следом камни встали на свое место, отрезав путь к отступлению. Закономерно, этого я и ожидал, и все равно у меня внутри все слегка сжалось, как перед десантным прыжком.

Страх — он присутствует всегда. Человек без страха долго не живет. Главное — это даже не преодоление страха, а умение отодвинуть его на задний план сознания, но в то же время не поддаваться безрассудству. Я повидал достаточно смертей, произошедших исключительно по собственной неосторожности. Человеку в какой-то момент начинает казаться, что он неуязвим. Смерть раз за разом проходит мимо, как бы позабыв про него. Но она не забыла, она лишь затаилась, выжидая первую ошибку, которая мгновенно станет фатальной. Выживает тот, кто, рискуя по необходимости, не лезет при этом на рожон. Профессионал просто делает свою работу, он не геройствует, не совершает подвиги. Он служит стране и очень хочет вернуться домой. Жаль, даже у таких осторожных и опытных людей это не всегда получается.

Я оказался в просторном коридоре, где было не так уж и темно, как мне показалось в первые секунды. Наверное, глаза быстро привыкли к тусклому освещению, и я смог немного осмотреться. Высотой метра четыре, с арочным сводом, он был совершенно пуст. Не было здесь ни единой живой души, да и интерьер поражал своей простотой. Голые стены без какого-либо декора или украшений, простой серый потолок, да каменный пол. Ход вел в обе стороны, изгибаясь и уходя в недра замка.

В этот раз ящерка позволила мне самому принимать решение, оставшись сидеть на моем плече. Я подумал и пошел налево.

Шагов через пятьдесят, сразу после первого поворота, коридор раздваивался. Я постарался оценить ситуацию. Скорее всего, один коридор идет по периметру крепости, а второй уходит вглубь. Внешняя стена соединялась сетью проходов с прочими внутренними сооружениями, возможно, и главной башней. И вообще, я чувствовал, что замок был целен и един в своей конструкции, хотя чужд для меня и архитектурно нелогичен. Не хотел бы я жить в таком месте постоянно.

Конечно, я выбрал дорогу, ведущую вглубь замка. Но вскоре и там начались сложности выбора: коридор постоянно разделялся на новые проходы, и выбрать, куда идти дальше, можно было только наугад. Я готов был плюнуть и идти вслепую, надеясь на удачу, как вдруг заметил, что ящерка меняет цвет.

Когда я подходил к одному из ходов-отростков, она оставалась нейтральной, к другому — тускнела, будто краски блекли, а к третьему — словно зажигалась внутренним огнем и становилась изумрудно-зеленой.

Подсказка? Возможно. Грех не воспользоваться.

Я и стал выбирать маршрут, ориентируясь на зеленый свет. Ящерка знала больше моего, и раз умудрялась подавать таким образом сигналы, кто я такой, чтобы противоречить правилам дорожного движения? Зеленый — иди! Я и шел.

Прошло достаточно много времени, а я все бродил по однообразным проходам, меняя коридор за коридором. Иногда я видел, что соседние выходы вели в какие-то помещения, но ящерка не светилась, и я шел дальше.

Дом старых людей выглядел нежилым и необитаемым. За все время я не нашел ни малейшего намека, что здесь есть кто-то, кроме меня. Если бы я собственными глазами не видел ту троицу, приплывшую на плоту, я бы подумал, что замок пуст. Ни мусора, ни следа жизнедеятельности, ни предметов быта — ничего. Лишь пустые коридоры и столь же пустые комнаты, в которые я время от времени заглядывал. Комнаты были странными — восьми- и девятиугольной формы, без окон, вместо дверей — простые проемы в стене. Для кого или чего они предназначались, сказать было сложно. В любом случае, сейчас они пустовали, и если в них раньше что-то и было, то все давно уже выгребли подчистую.

Вполне возможно, что когда-то давно замок был обитаемым, но потом случилось нечто, и его бывшие владельцы покинули стены этого дома. Или же я просто еще не добрался до тех комнат, которые они сейчас занимают.

Подтверждение этой версии я получил буквально через пять минут. Сначала ящерка беспокойно забегала по моим плечам туда-сюда, обращая на себя внимание, и тут же мне передалась ее тревога, я сбавил шаг, стараясь слиться со стеной. Плохо, что в коридоре было не спрятаться, и натолкнись я на кого-то, меня непременно заметят.

Чуть впереди послышался легкий шум, будто сверчки стрекотали, вот только чем ближе я подходил, тем громче становился стрекот, постепенно перерастая в равномерный гул. Я пошел на шум, надеясь, что уж тут-то я наткнусь на что-то интересное.

Очередной изгиб коридора вывел меня на довольно широкую обзорную площадку, а внизу, прямо подо мной находился огромный зал… нет, скорее гигантский цех, в котором работали незнакомые мне механизмы невероятных размеров. Они-то и производили тот самый шум, на который я пришел.

Десятки, если не сотни механизмов делали свою работу самостоятельно, никто их не контролировал и не управлял ими. Массивные зубчатые колеса крутились, соединяясь друг с другом самым причудливым образом. Между ними туда-сюда сновали вагонетки, чуть в стороне пламенел раскаленный горн доменной печи. К верхней части печи на непрерывно работающем конвейере в обычное время подавалась руда. Сейчас же конвейер крутился вхолостую, руды на ленте подачи не было. Сама же лента кончалась куда-то далеко, за пределами моего обзора. Широкая дымовая труба уходила вертикально вверх. Странно, но снаружи я не видел дым. Возможно, тут была особая конструкция со специальным выводом дыма. Я бывал пару раз в плавильных цехах, но здесь все было устроено иначе, поэтому вот так сходу разобраться было сложно.

Удивительно, но, несмотря на печь, в цеху было довольно прохладно.

Я думал уже спуститься вниз и изучить механизмы более внимательно, как вдруг заметил чуть в стороне движение. Цех наискось пересекал человек. Если я не ошибался, это был один из той троицы, прибывшей на плоту. Только вот теперь он был без шляпы, и я смог разглядеть его лицо.

Передо мной с невозмутимым видом шел мертвец.

Глава 12

Я совсем недавно лично убил его, а труп бросил в подвале дома, и вероятность его появления здесь сейчас была равна нулю. И все же я видел его своими глазами — Финна, того, кого лже-Будников назвал человеком Старых людей.

Меня он пока не заметил — это преимущество. К тому же шел Финн целенаправленно, по сторонам не оглядывался, видно, не ожидая встретить кого-то чужого в этом богом забытом месте.

С площадки, где я находился, вниз вел плавный широкий спуск, шедший параллельно стены, с высокой боковой перегородкой, за которой легко можно было укрыться.

Чуть пригнувшись, я побежал вниз, стараясь не упускать Финна из виду. Он уже пересек половину цеха, двигаясь к дальнему выходу, который теперь, когда я спустился на нижний уровень, был мне отчетливо виден.

Хорошо, что механизмов внутри было много, и все — громоздкие, легко идти за целью, оставаясь незамеченным, а шум аппаратов скрывал любые мои шаги.

Главное — не дать Финну выйти из цеха, прежде чем я не приближусь к нему на расстояние в десяток метров. Иначе, потеряю во внешних коридорах, хитроумной системой окутавших весь замок древних.

Последнюю треть пути я уже почти не скрывался, видя лишь спину удаляющегося Финна, и все же он вышел в проем раньше, чем я догнал его. Доннерветтер! Не могу же я опять во всем положиться на ящерку — она и так сделала больше, чем я мог рассчитывать. Мне нужен язык, и Финн подходил для этого, как нельзя лучше.

Проем, служивший выходом из цеха, был довольно широк — метра три, и не имел дверей или их подобия. Простая округлая дыра в стене, от которой вверх так же вел наклонный ход, опоясывавший цех по периметру.

Мне показалось, что Финн ушел направо, поэтому, не особо раздумывая, я направился следом за ним, вновь вернувшись в коридор. Все же я сократил расстояние практически до минимума, поэтому, выбравшись из цеха, я отчетливо услышал удаляющиеся шаги.

Труп двигался довольно активно, и направление его движения я оценил верно — он ушел направо. Мне же теперь приходилось ступать более осторожно, чтобы случайно не выдать себя, но при этом не упустить Финна.

Даже если я не захвачу его в качестве языка, то хотя бы попытаюсь проследить за его маршрутом и узнать, что здесь вообще происходит!

Ящерка замерла на моем плече, не подавая никаких знаков, и, как будто, даже слегка погасла. Может, уснула? Ладно, пока не до нее.

Шаги все так же отчетливо раздавались впереди, буквально за поворотом, и я следовал на звук, весь обратившись в слух. Прошло уже минут десять, но пока мне удавалось не отстать.

Финн шел где-то чуть впереди, казалось, за ближайшим поворотом, но при этом все время оставался вне поля моего зрения. И в то же время я чувствовал, что он меня не обнаружил. Интуиция. И ящерка молчала, не мигала всеми цветами радуги, застыв на плече каменным изваянием и вцепившись в ткань подранного пиджака.

Шаги мертвеца внезапно стихли, я тут же прильнул к стене — вдруг Финн решит вернуться обратно. Но нет, в коридоре наступила полная тишина, все вокруг будто закаменело, и застывшая в воздухе легкая пыль чуть поблескивала при тусклом освещении.

Я достал «дырокол» — мое главное оружие. Бесшумный, бронебойный — то, что надо! При желании можно легко распилить Финна на две неравные части. Главное — найти его…

Осторожно, шаг за шагом, я пошел вперед. По моим прикидкам, мертвец опережал меня буквально шагов на пятнадцать-двадцать, поэтому он явно где-то здесь свернул в одну из одинаковых комнат, либо же затаился, ожидая меня — но это вряд ли. Впрочем, исключать возможную засаду из списка опасностей я не стал, поэтому передвигался очень аккуратно.

Я не ошибся, коридор кончался тупиком, но справа в самом его конце был широкий проем в стене, служивший входом в следующее помещение.

Неожиданно ящерка замерцала тревожным алым цветом. Дьявол! Не идти? Ящерка таким образом предупреждает об опасности. Но, с другой стороны, там внутри наверняка находится нечто важное, что даст ответы на мои вопросы.

Я втянул и выдохнул воздух несколько раз подряд, собираясь с мыслями, и пошел по коридору. У проема меня никто не сторожил, но я все же выждал для надежности с полминуты, и только потом зашел в черноту, словно пройдя сквозь некую незримую пелену, и тут же замер на месте от неожиданности.

Во-первых, в помещении, где я оказался, было достаточно светло. Та незримая чернота служила чем-то вроде двери, как видно, не пропуская внутрь непрошеных гостей. Но меня она пропустила, пусть и с небольшим сопротивлением. Из-за ящерки на плече? Или благодаря каким-то иным моим особенностям?

Во-вторых, этот зал оказался еще более просторным, чем цех. Удивительно, ведь остров, на котором находился замок Древних, был не слишком-то велик. Сейчас же я попал в помещение, размером не меньше половины городской площади, но пространство было по большей части заставленным разного рода механизмами, некоторые из которых были весьма похожи на чудесные приборы, изобретенные Данилой-мастером.

Чего тут только не было! Справа от меня, чуть накренившись на один бок, стоял покосившийся агрегат, похожий на гигантского краба, с кабиной для оператора, подвижными лентами для передвижения и двумя клешневидными лапами-захватами. Чуть дальше я заметил еще несколько идентичных механизмов. Там же рядом лежала бочка-батискаф, метров десять в диаметре, с гостеприимно распахнутым люком. Возле нее я увидел конструкцию с двумя боковыми крыльями — явно предназначенную для полетов. Даже императорское конструкторское бюро еще не доросло до подобных проектов, а тут, очевидно, что каждый аппарат был уже доведен до совершенства и когда-то точно мог выполнить заложенные создателями функции.

Когда-то… давно, очень давно…

Одно отличие сразу бросалось в глаза. Все механизмы были старые, покрытые многолетним слоем пыли, покосившиеся, неухоженные. Нет, Данила-мастер здесь не бывал, иначе все вокруг сверкало бы и блестело. Но схожесть конструкций все же была очевидна.

Дальше находились и другие многочисленные аппараты, о назначении которых можно было только догадываться, но меня отвлекло иное.

Мертвец, за которым я следовал все это время, теперь стоял метрах в ста от входа в зал, замерев и чуть склонив голову вниз. Стоял и смотрел прямо на меня. Не шевелясь и даже не моргая.

Попался! Вот только кто: я или он?

Наведя «дырокол» на Финна, я начал осторожно к нему приближаться. Мертвец никак не реагировал на мои маневры, все так же стоял, не сменив позы, и смотрел. Как игрушка, у которой кончился завод в батарейке. Или как змея, готовившаяся к атаке.

— Руки поднять! — приказал я негромко, опасаясь, что мой голос услышит еще кто-то, кого я пока не видел. Все же на остров прибыло три человека, а я нашел пока лишь одного из них.

Финн никак не отреагировал на мои слова.

— Я сказал, руки вверх! — повторил я, надеясь, что до драки дело в этот раз не дойдет. Однажды я уже убил его, не хотелось бы повторять заново.

Но и в этот раз мертвец не шевельнулся. Слышал ли он меня? Очевидно, да. Расстояние между нами сократилось до десяти шагов.

Черт! Что делать? Стрелять⁈ Мне очень хотелось поговорить с ним, прежде чем в очередной раз убивать.

— Последнее предупреждение! Финн, или как тебя там! Руки вверх, сцепить пальцы на затылке, опуститься на колени! Медленно! Иначе, стреляю!

Нет, игнорирует, позу не меняет, взгляд не отводит.

Можно, конечно, прострелить ему ногу, тогда будет гораздо проще. И любое возможное сопротивление сведется к нулю. Но потом тащить его на себе! Нет уж, рискну!..

Я подошел максимально близко, остановившись шага за три до объекта, и замер, выжидая. Ящерка стремительно сбежала по моему телу вниз на пол. Досчитав мысленно до трех, я внезапным рывком бросился на Финна, сбив его с ног. Удачно упал поверх и провел пару ударов левым кулаком и рукояткой «дырокола», пытаясь оглушить и дезориентировать.

Мертвец не сопротивлялся. Тело его было теплым, упругим, никак не похожим на тело умершего человека, ни тактильно, ни по внешним факторам.

Я перевернул его лицом вверх. Ни тени сознания в стеклянных глазах, ни малейшей реакции на мои удары. Он был и жив, и мертв одновременно. Каким образом он стоял на ногах до этого, я не понимал.

Пара хлестких ударов по щекам ничего не поменяла, Финн все так же оставался безжизнен, и это была не игра.

Я тяжело поднялся на ноги, не понимая, что должен делать дальше. И тут мой взгляд зацепился еще за одну фигуру, стоявшую чуть в стороне.

Резко упав на пол, я перекатился в сторону, уходя с линии огня, и направил «дырокол» на нового врага, но все оставалось спокойно, никто в меня не стрелял, а замеченный мной силуэт не шевелился.

Да что тут происходит, хотелось бы знать⁈..

Все так же осторожно, не сводя с прицела потенциальную цель, я подошел ко второй фигуре, пригляделся к его лицу, и почему-то совсем не удивился.

Это был Финн номер два… или номер три? Такой же, как тот, которого я убил, и абсолютная копия мертвеца, лежавшего в паре десятков шагов позади. И этот тоже мертвец. Слишком много мертвецов!

Теперь уж я огляделся по сторонам внимательнее. Тот тут, то там недвижимыми манекенами замерли фигуры людей. Уже не так опасаясь, как прежде, но все же держась настороже, я обошел их все — около двух десятков безжизненных Финнов, идентичных копий.

Когда-то в прошлом я уже имел дело с дублями — бойцами, похожими друг на друга, словно близнецы, но в этот раз дело было в ином. Прошлые дубли были искусственно выращены в гальванических ваннах сразу в зрелом возрасте и активированы для ведения боевых действий.

Эти же копии Финна вокруг не являлись полноценными живыми организмами — это были своего рода костюмы, в данный момент сброшенные с плеча хозяина и повешенные на плечики в шкаф до следующего подходящего случая. Все тела были холодными, но эластичными, они словно бы впали в некий долгосрочный ступор, сомнамбулическое состояние. Из них как бы вынули управляющий организмом разум, погрузили в долгую спячку ровно до того момента, пока хозяин «шкафа с вещами» не вернется. Это напоминало систему подселенцев-доминаторов, но в то же время кардинально отличалось от нее. У доминаторов тело было одно до самого момента физической смерти организма-носителя. Тут же хозяин менял свои костюмы-тела, когда сам того хотел.

Теперь понятно, почему Финн ничего не боялся там, в подвале. Ведь, даже уничтожив тело, я не убил того, кто им управлял, и он, дождавшись момента, просто сменил оболочку на аналогичную. Здесь таких костюмов были десятки. И опять же становилось понятным, почему «человека Старых людей» так боялись те, кто уже имел с ними дело. Даже если такого убить, он всегда вернется и отомстит. Без вариантов и исключений.

Получается, я попал в своего рода ангар-кладовую, где помимо старых, ненужных механизмов хранились и копии тел-костюмов, которые в данный момент не были востребованы хозяевами.

Да, но куда в таком случае делся сам владелец тела, если он снял свой «костюм» буквально несколько минут назад? Или не снял, а сменил? Но зачем менять тело одного Финна на точно такое же. Или были варианты? Как он, черт его дери, он выглядит теперь⁈..

И тут вновь себя проявила моя ящерка. До этого смирно сидевшая на ромбовидных плитах пола, она внезапно сорвалась с места и помчалась вперед, смешно перебирая лапками и сияя предупредительно-красным цветом.

На мгновение мне стало безосновательно страшно. Но ничего ужасного пока не происходило, и я просто пошел за ней следом, приняв тот факт, что ящерка предупреждала об опасности впереди.

Внезапно задрожала земля, словно нечто гигантское передвигалось где-то внизу. Меня пошатнуло, но на ногах я все же удержался. Неужели червь-полоз добрался и до этого места⁈

Я не видел иных выходов из зала с механизмами, кроме того темного прохода, через который я проник внутрь. Но как-то же отсюда выбрался тот, кто бросил здесь костюм-тело!

Моя ящерка волновалась. Она, то отбегала вперед, то возвращалась назад. Цвет ее менялся с тревожно-алого на изумрудно-зеленый. И именно ящерка помогла мне, наконец, найти второй выход из этого зала. Чуть сбоку, за одним из очередных механизмов, я вновь приметил колыхающуюся тьму — очередной проход.

Нисколько не сомневаясь, я шагнул вперед, вновь преодолевая ощутимое сопротивление пространства, которое все же поддалось, продавилось, выпуская меня наружу. Я вывалился в очередной полутемный пустой коридор, заканчивающийся тупиком.

Впрочем, нет, я ошибался. В конце коридора вибрировали колышущейся тьмой еще две мембраны-прохода, одна вела налево, вторая — направо. Моя ящерка, которая уже нетерпеливо поджидала меня там, бегая от одного входа к другому, меняла цвет. У левого прохода ее цвет оставался спокойным, зеленым, у правого же менялся на красный.

Все понятно, направо идти не стоит.

А налево шагать оказалось недалеко. Сразу за мембраной был очередной короткий проход, заканчивавшийся, как не странно, мощной дверью, украшенной резными узорами. Ее явно ставили не местные строители, обладавшие специфическим вкусом, а мастера из верхнего мира.

Дверь была старая, дерево местами почернело, медные бляхи давно уже не блестели, зато сверкали драгоценные камни, симметричными узорами покрывавшие всю поверхность. Крест-накрест дверь перекрывали две балки, опоясанные цепями. Помимо этого, я увидел огромный замок, весь проржавевший от времени.

Кто-то очень не хотел, чтобы эту дверь когда-либо отворили.

Ящерка нетерпеливо замерла перед дверью, вся налившись изумрудным цветом.

Понятно, мне явно сюда. Замок — ерунда, я пнул его, и он осыпался на землю ржавой трухой. Сколько же лет прошло с тех пор, как эту дверь затворили? Сотня или две? А может, гораздо дольше. Удивительно, что дерево оказалось прочнее железа. Я ткнул кулаком на пробу, но дверь и не думала поддаваться. Ладно, попробуем иной метод!

«Дырокол» сработал на славу — сначала я срезал цепи, потом балки, а затем просто потянул дверь на себя. Она не хотела поддаваться, за годы сросшись со стеной, и все же, сантиметр за сантиметром, с жутким скрипом, дверь открывалась.

Я тянул и тянул на себя тяжелый массив дерева, полностью доверившись зеленой ящерке, сообщавшей мне, что внутри опасности нет.

Получилось! Сначала медленно, потом пошло легче, и дверь отворилась ровно настолько, чтобы я смог протиснуться внутрь.

Тяжелый, затхлый запах давно не проветриваемого помещения выплеснулся наружу, через приоткрытое пространство двери.

Комната, в которой я оказался сейчас, была сравнительно небольшой — шагов десять в длину и столько же в ширину. И находился в ней лишь один предмет.

На тяжелых, мощных цепях, подвешенных к потолку, висел хрустальный гроб, опускаясь почти до самых плит пола.

Неужели передо мной тот самый саркофаг, о котором я уже был многократно наслышан?

Внутри кто-то или что-то находилось. Я подошел поближе и смахнул рукавом слой пыли, пытаясь разглядеть содержимое.

Там лежала женщина, причем невероятно красивая женщина: строгое бледное лицо правильной формы, четко очерченные скулы, сизо-черная длинная коса, полная грудь, угадывающаяся под темно-зеленым парчовым платьем, точеная фигура. На голове убор из драгоценных камней.

Красота ее была идеальной, но при этом мрачной и холодной. Настоящая снежная королева, как в старых сказках.

Она не выглядела мертвой. Казалось, женщина просто прилегла отдохнуть на минутку. Воттолько минутка эта затянулась на сотню лет, а то и больше.

Ящерка быстро вскарабкалась по моей одежде и перепрыгнула прямо на гроб, после чего замерла, будто ожидая чего-то.

Что ты хочешь от меня, зеленая? Чтобы я отодвинул крышку? Зачем? В запечатанном гробу женщина выглядит целой и невредимой, но как только свежий воздух попадет внутрь, наступит реакция, и тело рассыпется, как пыль. Нужно ли это делать?..

Ящерка думала, что нужно! Она нетерпеливо бегала взад-вперед, призывая меня к действию.

Ладно, пусть будет по-твоему!

Я навалился на крышку всем своим весом. Ничего не получилось. То ли крышка и саркофаг составляли единое целое, то ли просто моих сил не хватало. Еще одна попытка — и вновь безрезультатно.

Что же, попробуем иначе!

Я перевел «дырокол» в особый режим, которым пользовался крайне редко, теперь он работал в качестве «пилы-отбойника».

Верхняя часть саркофага покрылась сетью мелких трещин — «дырокол» делал свое дело! Так-то! Теперь аккуратнее, чтобы случайно не повредить тело женщины.

Я попробовал еще раз сдвинуть крышку, и в этот раз получилось. Она поддалась. Еще усилие, и крышка с грохотом рухнула на пол, разбившись на тысячу осколков.

За мгновение до этого ящерка умудрилась ловко соскочить с крышки, упав на грудь лежавшей в саркофаге красавицы. И тут же добралась до ее головы, а потом, вытянувшись струной, ввинтилась ей в правое ухо.

Я остолбенел. Ничего подобного я не ожидал.

В этот момент женщина глубоко вздохнула и открыла глаза. Ярко-зеленые, таких не бывает в природе. Цвета чистейшего изумруда.

Она посмотрела на меня столь пронзительно, словно видела насквозь. Я невольно шагнул назад.

Женщина села в гробу, а потом одним плавным движением спрыгнула на пол, оказавшись существенно выше, чем я предполагал — с меня ростом.

— Благодарю! — голос у нее был низкий и бархатный, с небольшой хрипотцой. — Я долго ждала освобождения. Слишком долго…

У меня в руках был «дырокол», и все же я опасался этой женщины. Она внушала мне чувство какого-то мистического ужаса, и я уже жалел, что пробудил ее от спячки.

— Кто вы? — все же выдавил я из себя логичный вопрос.

— Прежние люди там, наверху звали меня Каменной девой или Хозяйкой…

Я ошибся, передо мной стояла не женщина. Предания о ней я тоже когда-то читал, но никогда не думал, что лично встречу саму Хозяйку Медной Горы.

Глава 13

Я не находил слов, наверное, впервые в жизни. С другой стороны, до этого момента мне не приходилось сталкиваться с существом, которое другие назвали бы богом. Или богиней, что было бы вернее, хотя, как я подозревал, она не имела половой принадлежности, была двулика и двуедина, более того — антропоморфна, и лишь выглядела женщиной — но это был точно такой же костюм, как и тело Финна.

— Иди за мной! — голос ее прозвучал прямо в моей голове. Это было неожиданно и даже пугающе, но в следующий момент я понял, что при желании могу закрыться от этого диалога, поставить мысленный блок, и сразу стало спокойнее.

Хозяйка плыла вперед, словно не касаясь пола. Я шел следом, недоумевая, как именно ей удается так двигаться: плавно и легко, при этом элегантно и красиво. И в то же время, при всей ее внешней эффектности, я не видел в ней женщину. Слишком уж величественной и далекой она выглядела. И годы, проведенные в хрустальном гробу, нисколько не сказались ни на ней, ни на ее одеждах, которые, по идее, должны были давно истлеть от времени.

В этот раз мне не нужно было выбирать, в какую сторону идти, главное было — не отстать. Хозяйка шла быстро, меняя коридор за коридором, не оборачиваясь по сторонам и не оглядываясь на меня, словно не сомневаясь, что я никуда не денусь. Я же старался следить за окружающим пространством, прекрасно помня, что мы в замке не одни.

Однако, никакого присутствия тех троих, приплывших на лодке, мы по дороге не встретили. И залов, подобных цеху и складу с механизмами, нам тоже больше не попадалось.

Коридоры, помещения, в которых ранее что-то находилось, но сейчас они были совершенно пустыми, опять коридоры, несколько раз приходилось продираться сквозь черные мембраны закрытых проходов — в присутствии Хозяйки Медной Горы делать это было несложно.

Наконец, мы пришли туда, куда она так стремилась.

Просторный практически пустой зал, из которого вели четыре выхода-мембраны, и постамент посредине. Нет, даже не постамент — гигантский малахитовый трон, к которому вели широкие ступени.

— Стой здесь! — ее голос вновь громыхнул в моем сознании, но я усилием мысли слегка убавил «громкость» восприятия.

Мне кажется, Хозяйка почувствовала мои манипуляции, и на ее мраморном лице впервые выступило нечто, вроде удивления. Не такая уж оно и каменное…

Женщина поднялась по ступеням и опустилась на жесткое покрытие трона. Тут же из массивной спинки выскочили отростки — словно живые жгуты — и впились в тело Хозяйки со всех сторон, присосавшись, словно пиявки.

Я взял было «дырокол» на изготовку, готовый к стрельбе и не уверенный, что так и должно быть, но Хозяйка успокаивающе подняла руку, показывая, что все в порядке, и я замер в ожидании, наблюдая за происходящим.

Отростки пульсировали, словно живые, перекачивая что-то в тело женщины.

Замок сам собой стал помаленьку оживать: воздух вокруг слегка загудел, плиты пола стали более теплыми, а освещение — ярким, но пульсирующим.

Хозяйка взяла власть в свои руки. Здесь все подчинялось ее воле, и я совершенно не завидовал Финну, или кто он там был на самом деле.

Где-то неподалеку загудели механизмы — они пробудились от спячки и вновь поставляли руду на конвейер.

Каменная дева была сердцем и душой старого замка, его мозгом. Без нее все законсервировалось на долгие годы. Все это время замок лишь поддерживал минимум жизнедеятельности, основные же его ресурсы были попросту заблокированы.

И вот теперь с моей помощью Хозяйка вернула свою власть. Не ошибся ли я с выбором? Сам, своими руками вернув ей могущество, не поспешил ли?

Ответов, разумеется, у меня не имелось, и это мне совершенно не нравилось.

Потихоньку я стал раздражаться. Если, по мнению Хозяйки, в данную минуту я должен был проявить восторг и благоговение, то она просчиталась. Все, что я чувствовал — это недоумение.

Неужели, вот это и есть причина всей заварухи, из-за которой погибло столько человек? Старый замок глубоко под землей, несколько его полуживых обитателей — профессор, зачем ты отправил меня сюда?..

Хозяйка, видно, что-то поняла, потому как вновь обратила свой взор в мою сторону. А я переминался с ноги на ногу — стоять посреди зала было жутко неудобно.

— Я знаю о тебе, — голос теперь звучал значительно тише. — Ты — тот, кто осмелился восстать против Бездны!

— Вы ошибаетесь, хм, госпожа Хозяйка. Я всего лишь выполнял свою работу, которая заключается в том, чтобы ловить преступников. Все прочее — лишь сопутствующие обстоятельства.

Каменная дева умолкла на какое-то время, а я начал прикидывать в голове варианты отхода. Кажется, здесь мне делать нечего. Эти древние люди, возможно, когда-то и были весьма могущественны, но давно уже растратили свои былые возможности и власть.

Вся та игра, которая велась с Морозовым, строилась лишь на остатках некогда сильной сущности. Хотя, даже то, что старые люди сумели вывести миллионщика на неисчерпаемые жилы — дорогого стоило… но все же — это мелочи по сравнению с властью Бездны.

В следующий момент Хозяйка моргнула, впервые с момента, как открыла глаза в гробу, и тут же мое сознание наполнилось информацией. Она шла не словами или картинкой — скорее, образами, целыми пластами истории.

Я видел невообразимо далекое прошлое, тысячи, десятки тысяч лет назад, может, даже больше. И звезды — миллиарды звезд в бесконечном пространстве.

Где-то далеко, на самой окраине гигантского скопления родилась тьма. Это тоже был лишь образ, на самом деле звезды не гасли, когда Бездна начала свой путь, они даже сияли ярче, вот только менялась сущность обитавших там существ.

Система за системой, Бездна продвигалась вперед, поглощая один мир за другим. Ей пытались противостоять — но все усилия были пусты, от нее пытались закрыться, как сделал я, поставив купол вокруг нашего мира, — но рано или поздно защита рушилась, и Бездна всегда приходила взять свое.

Потом я увидел мир Старых людей — он был похож на наш, только его обитатели жили бесконечно долго, хотя и были смертны. Они достигли, наверное, пика могущества, доступного живым организмам, и остановились в своем развитии. И тогда Бездна заглянула к ним в гости, чтобы остаться навсегда.

Старые люди пытались бороться, но были изначально обречены. Тогда те, кто выжил, бежали, сменив десятки пристанищ за тысячу лет, пока, наконец, не добрались до нашего мира. Здесь они построили подземную базу — последний Оплот, и решили поселиться у нас навсегда.

Вокруг жили местные обитатели — слабые, неумелые, примитивные. Конечно, Старые люди стали для всех вокруг божествами. Их сила, их удивительные механизмы, их опыт и умение были несоизмеримо выше уровня знаний местных людишек, поэтому власть их быстро воцарилась повсюду.

Вот только одна проблема — после всех скитаний бессмертных осталось слишком мало, не больше двух десятков сущностей, каждая из которых была уникальна по-своему.

Они правили миром, но потом начали погибать один за другим. Кого-то убил случай, кого-то свой же бывший сомирянин — соперничество между новыми богами никуда не делось.

Да и местные постепенно развивались, их знания росли, хотя до могущества пришельцев им было очень далеко.

И тогда Старые люди — те из них, кто еще остался жив, заключили между собой пакт. Никаких больше междоусобиц, никаких войн во внешнем мире. Они закрылись в Оплоте под землей, чтобы более не выйти наружу. Это случилось еще и потому, что они почувствовали приближение той, от кого скрывались. Бездна шла по следу, она никогда не сдавалась и всегда находила своих жертв.

Когда-то давно Старые люди были внешне похожи на нас, но за тысячелетия их прежние тела не выдержали испытаний и разрушились. Благо, особая технология позволяла переносить сознание в специальные вечные носители.

Одним из таких носителей и была ящерка. Несмотря на свою внешнюю хрупкость, ее тело не смог бы уничтожить даже «дырокол» — по крайней мере, так показали мне в видении. Что же, поверим на слово…

Прошло еще лет сто, и их осталось всего пятеро — Старых людей, некогда бежавших из далекого мира.

И дыхание Бездны чувствовалось все ближе и ближе.

Тогда четверо из них не выдержали. Прожив столь долго, они все так же боялись смерти. И тем троим пришла идея заключить с Бездной некий договор — дать ей то, что она хочет, а взамен сохранить свои жизни.

Вот только Хозяйка знала, что договориться с Бездной нельзя. И единственная из всех, выступила против нового плана.

Тогда ее пленили, заключив в капсулу. Вот только они не заметили, что Хозяйка успела перенести сознание в тело ящерки и скрыться из Оплота…

Дальнейшая ее история была мне частично известна, но кое-какие детали я узнавал только сейчас. Она скиталась по миру, каким-то образом связалась с настоящим Будниковым, а через него с профессором Зоммером. По какой причине профессор сразу не рассказал обо всем мне, теперь сложно было сказать.

Потом Старые люди узнали об этом контакте, и результат — разрушенный штаб, погибшие люди. Да, это именно они устроили диверсию, теперь в этом не было ни малейших сомнений.

Но самое главное в этой истории заключалось в том, что один из еще живых Старых людей — главный противник и оппонент Каменной девы отправился в Новый Свет, чтобы там на месте подтвердить договор с Бездной самым действенным способом — открыть портальный проход между мирами, пустив к нам в неограниченном количестве, как ее агентов, так и любую чужую армию.

А помочь в этом путешествие взялся никто иной, как Морозов, в обмен на те самые неограниченные ресурсы, доступ к которым он получил.

Самого Харона — так называли противника Хозяйки — в схожем саркофаге, способном предотвратить его тело и разум от разрушения, сейчас тайным образом перевозили в Колумбиану. Первая часть пути шла по суши, потом саркофаг с телом должны были погрузить на океанский лайнер, который доставит его к пункту назначения.

И если допустить подобное, то все — конец истории. Так, по крайней мере, следовало из видений, которыми меня пичкала Каменная дева.

Если Харон доберется до Колумбианы, то в течении десяти дней откроет проход между мирами. Агенты Бездны, прочно обосновавшиеся по ту сторону океана, всячески помогут ему в этом. Взамен Харон и его сторонники получат своего рода индульгенцию — право жить дальше. И за это право они будут драться до последнего.

Проблема состояла в том, что саркофаг с Хароном уже давно в пути, вероятно, даже уже находится на том самом лайнере, и нагнать его будет весьма проблематично.

Впрочем, нагнать — полдела. Нужно уничтожить Харона: и его тело, и его разум. Однако сделать это очень непросто. Способности, которыми обладает эта старая сущность, невероятно велики.

Есть только один способ остановить его — создать огромный внепространственный переход, соединяющий наш мир с Пустошью — единственным местом, которое боится сама Бездна.

Пустошь — это великое ничто, черная дыра, проход в антивселенную. Тот, кто имеет несчастью соприкоснуться с ней, исчезает навсегда. И Бездна — великая и всепоглощающая, ничего не может противопоставить ей.

Поэтому у Хозяйки Медной Горы есть для меня задание. Я всего лишь должен попасть на лайнер, открыть внепространственный переход, ведущий к Пустоши, загнать туда Харона с его охраной, а после закрыть этот самый переход. А потом могу быть свободен, как ветер в поле — в иных моих услугах Каменная дева не нуждается…

С местными же врагами в мое отсутствие Хозяйка разберется самостоятельно. Сама же и усмирит Полоза, над которым она обладала полной властью. Сама отведет в недра земли все жилы, так что Морозову тут больше искать нечего.

Но на лайнер ей хода нет, там она помочь ничем не сможет, разве что подскажет, как добраться до корабля самым быстрым способом, научит открывать переход, а так же даст с собой «противоядие» — средство, позволяющее не превратиться в черных тварей — подобных тем, что атаковали базу в Фридрихсграде.

Практически любой живой мыслящий организм, за редкими исключениями, при открытии перехода теряет былую сущность и превращается в черную тварь — невероятно живучую, смертоносную, опасную особь.

Впрочем, я же не превратился? Приобретенный иммунитет? Возможно. Но рисковать не стоит — противоядие нужно взять с собой обязательно.

Подумав так, я понял, что уже принял решение. Я отправлюсь на лайнер и постараюсь предотвратить конец света. А если не выйдет, что же, погибать — так вместе со всеми…

Видение резко оборвалось, и я стоял посреди зала, пребывая в легкой растерянности.

И все же, не слишком ли большие надежды возлагала на меня Каменная дева?

Нет, конечно, я хочу перекрыть дорогу для Бездны, но поставленная задача выглядела больно уж несоразмерной моим силам. Тут нужна поддержка армии! Захватить огромный лайнер одному человеку? Это невозможно. Отправить древнего Харона к праотцам — пожалуйста, но нужно смотреть правде в глаза — я не справлюсь.

— Справишься! — негромко произнесла Хозяйка вслух, спускаясь с высокого трона.

Выглядела она теперь куда лучше, чем прежде. Ее тело словно налилось силой и даже, кажется, начало светиться изнутри.

— Знаете, — негромко ответил я, — мне не привыкать жертвовать собой. Но прежде у меня имелись хотя бы минимальные шансы на успех.

— Ты получишь от меня устройство… оно открывает переход в Пустошь. Но нужно время… примерно сутки. Ты должен продержаться, пока переход не будет открыт полностью… Сначала придет тьма — это первая стадия, потом все живое обратится в черных тварей — это второй этап. К сожалению, большинство из тех людей будет не спасти — это плата. После начнет формироваться воронка. Нужно удержать корабль, не дать ему попасть в нее раньше времени. По истечению суток, корабль вместе с саркофагом должен попасть в переход — тогда все получится.

— И я вместе с ним? — понятливо покивал я головой.

— У тебя будет шанс спастись, человек. Ты отправишься в путь в особом батискафе — он доставит тебя до корабля, он же и вывезет тебя обратно.

— В общем, я опять должен спасти мир?

— Мне кажется, тебе к этому не привыкать…

Глава 14

Каменная дева сдержала слово — батискаф я получил, а так же в мою голову влили очередной блок знаний, который, впрочем, я вполне мог контролировать. По большому счету, я брал информацию, как в библиотеке, только нужные инструкции не требовалось прочитывать или заучивать — они усваивались сами по себе — очень удобно!

Но я получил не только батискаф. Хозяйка, после пробуждения от долгого паралича, обрела поистине огромную жизненную энергию. Первым делом она взяла под полный контроль замок, заблокировав в одной из его частей всех своих недоброжелателей. Так что я мог больше не опасаться внезапного нападения очередной копии Флинна.

Возможно, где-то на поверхности еще действовали их люди, но здесь под землей все отныне находилось под контролем Каменной девы.

Вторым пунктом она усмирила Полоза. Мы даже спустились куда-то глубоко вниз по спиральному туннелю, и я лично сумел поглазеть на гигантского червяка, способного не просто разрушать все вокруг себя, а даже создавать локальные проходы между мирами. Поистине, это было жуткое зрелище.

Червь лоснился к Хозяйке, как щенок, а она гладила его по уродливой морде, величиной с деревенский дом, и что-то ласково приговаривала.

Ну а в-третьих, помимо батискафа, я получил доступ ко всем прочим механизмам и оружию, имеющимся в замке. Совершенно без ограничения!

А вот это мне пришлось по вкусу. Надо сказать, я соскучился по новинкам технического прогресса, пусть даже этим новинкам была не одна тысяча лет. Главное, что с такими агрегатами прежде дела не имел не только я, но и вообще все, живущие что по эту, что по другую сторону океана.

То были устройства Старых людей, которыми не пользовались многие столетия. Принцип их работы кардинально отличался от механизмов, с которыми мне доводилось работать прежде. Главное, тут не было энерго-танков, как источников энергии, все агрегаты питались исключительно «дарами земли» — в буквальном смысле слова.

То есть достаточно было забросить горсть земли, камней, песка, да хотя бы обычного мусора в специальное отверстие любого механизма древних, чтобы этого хватило для полноценного функционирования. А в целом, даже солнечного света было достаточно, чтобы напитать агрегаты энергией.

Разумеется, на высокотоксичных веществах «заряда» хватало на более долгий срок, но даже простой земли и воды, загруженных в преобразователь, было более чем достаточно для нескольких часов автономной работы.

Чудо, а не механизмы!

И главное, чего тут только не имелось! Боевые самодвижущиеся броненосцы, аппараты, способные летать на высоте до пары километров, опять же батискаф, в котором мне еще предстояло совершить путешествие — он был способен передвигаться как по поверхности воды, так и под водой, погружаясь вглубь до пяти километров.

Если бы я был охотником за сокровищами, и у меня имелся бы подобный аппарат, я разбогател бы за считанные дни, попросту поднимая затонувшие суда с золотом.

Но были и другие механизмы, менее габаритные, предназначенные для самых разных целей. Но меня в первую очередь интересовало оружие.

Мое исследование замка заняло не меньше суток. Информацию обо всем, что меня заинтересовало в процессе, я получал прямо в голову инфо-блоками. Все необходимые приборы и оружие я собирал в батискафе, который предварительно вывел на тихую гладь подземного озера. И теперь аппарат болтался на привязи рядом с берегом.

Про Хорькова я тоже, разумеется, не позабыл. Лишь чуть разобравшись со своим новым статусом почетного гостя хозяйки замка, я тут же смотался на берег, отыскал делопроизводителя, и буквально за шкирку притащил его на остров, где посадил в одну из комнат и приказал ждать.

Хорьков и не думал спорить. Он был подавлен и деморализован. Вызнавать секреты не пытался. Он весьма смутно понимал, где находится. На многих людей подобным образом действуют подземелья и замкнутые пространства. Хорьков был из их числа. Его лицо и тело постоянно потело, он смахивал пот рукавом, но сам дрожал от страха. Я видел, что каменные своды давят на его психику со страшной силой, но ничем не мог помочь. Мне требовалось время, чтобы со всем разобраться, и все, что я мог, лишь пообещать ему скорейшую свободу и голубое небо над головой.

Меня же, как ни странно, подземелье совершенно перестало угнетать. Я вылечился от клаустрофобии в один момент, сам не понимаю, как.

Но меня интересовал не только батискаф и лайнер с саркофагом. Были у меня и иные мысли. Я не мог вот так взять и исчезнуть из Руссо-Пруссии, бросив на произвол все незавершенные здесь дела.

И главное, что меня беспокоило — империя Морозова. Я понимал, что из столицы до столь отдаленных краев доберутся еще не скоро. Между тем, это дело требовало немедленной реакции властей. Все и так зашло слишком уж далеко.

Морозова требовалось остановить, иначе этот заговор мог, если не сокрушить, то весьма пошатнуть империю, и сделать это нужно было не из Фридрихсграда — слишком далеко и долго, а прямо отсюда, из глубины уральских гор. И это стало моей первоочередной задачей, а потом уж далекое путешествие в чужие моря.

С Хозяйкой я более не виделся, но постоянно чувствовал ее присутствие. Замок оживал, благодаря ей. Стены и пол теперь словно бы пульсировали, когда я к ним прикасался. Воздух вокруг стал чистым и очень насыщенным. Воду можно было пить прямо из озера, а вот с едой случились непредвиденные трудности — ее попросту не имелось, но я вполне мог поголодать денек-другой.

Но все кончилось на вторые сутки примерно после полудня по верхнему исчислению. Я, наконец, выбрал все, что мне требовалось, ознакомился и протестировал устройства и оружие, и был полностью готов, насколько это возможно, к предстоящей мне миссии.

После этого я зашел в комнату, где сидел постепенно сходивший с ума Хорьков, и обрадовал его:

— Не хотите ли прогуляться наружу? Самое время!

Делопроизводитель посмотрел на меня затравленным, неверящим взглядом. Уголки его губ дернулись, оба глаза лихорадочно заморгали.

— Мы… можем… вернуться?

— При одном условии, — я чуть остудил его пыл. — Вы, Хорьков, обязаны будете свидетельствовать в Верховном имперском суде против господина Морозова. Причем, сделать это нужно, приложив все бумажные доказательства измены. Если же вы с подобным не согласны, то придется вам остаться здесь еще не какое-то время, пока я не отыщу иного человека, способного разрешить все вопросы. Что скажете, Хорьков?

Маленький человечек расплакался. Рыдал он искренне, слезы текли по его щекам, он размазывал их грязным рукавом по лицу, и никак не мог остановиться.

Я терпеливо ждал, пока сие представление окончится. Не то, чтобы я не верил в искренность его чувств, просто в какой-то момент все мои сопереживательные функции атрофировались, и я плевать хотел на душевные драмы делопроизводителя.

Честно говоря, при нужде, я бы легко мог пытать его или даже убить. Для меня он стоял на нижнем уровне, где-то между тараканом и муравьем. Вдобавок, выступал Хорьков на стороне моих врагов — тех, кто был косвенно причастен к гибели отряда и кто уничтожил профессора Будникова и других жителей Черноснежинска и окрестностей.

При этом ненависти я не испытывал. Все гораздо проще. Я лишь хотел уничтожить каждого, кто был замешен в этом деле.

Хорьков не был дураком. Успокоившись, он, как мне кажется, вполне уловил мой настрой, потому как уверенным голосом заявил:

— Я все сделаю. Документы предоставлю, показания дам! Поверьте, я в этом деле незаменимый эксперт. Лучшего вам не найти!.. — Тут голос его слегка сорвался, и делопроизводитель добавил уже с совсем иными интонациями: — Только не оставляйте меня здесь одного! Умоляю!

Он попытался было броситься мне в ноги, но я вовремя пресек это действие. Я не верил Хорькову, я не верил вообще никому. Но он сыграет свою роль, ту, которую я для него запланировал, иного выбора у него попросту не имелось. Хорьков предстанет перед императорскими следователями и выдаст им полный расклад по уральской империи Морозова.

Вот только я в этот момент буду уже далеко.

Но перед отправлением мне предстояло сделать одно важное дело, и я был к этому готов.

Батискаф, в котором мне предстояло совершить переход сквозь портал прямо к лайнеру, представлял собой нечто вроде крупной железной бочки с небольшими обзорными иллюминаторами и отвинчивающееся плотной крышкой сверху. При желании, внутри могли поместиться несколько человек, вот только им пришлось бы там очень тесно. А для одного-жвух пространство хватало с избытком.

Удачно, что всю информацию по управлению батискафом, я получил вместе с другими знаниями. Но в целом, ничего сложного в системе не было, я бы и так разобрался. Несколько рычагов вертикальной и горизонтальной ориентации, рычаг скорости, но главное — система навигации. Требовалось задать скользящие координаты по движущейся в пространстве цели. Задача была сложная, и я оставил ее на потом.

Пока же я прицепил батискаф на трос к другому аппарату — больше всего напоминающего своей формой тарелку, на которую сверху положили еще одну тарелку «вверх ногами». Главные его достоинства заключались в двух вещах: этот аппарат умел летать и нес на борту сокрушительное вооружение. Да, летал он не слишком высоко и быстро — его предельная скорость составляла двадцать-тридцать километров в час, а максимальная высота подъема — сто метров. Но для моих целей этого вполне хватало. Вооружение же у него было весьма своеобразное: бортовая пушка, стреляющая тонкими, практически незримыми лучами, способными прожечь что угодно, и дополнительным огнеметом, предназначенным для поражения крупных целей.

Для личной защиты мне был выделен тонкий, почти невесомый костюм-оболочка, носить который нужно было под одеждой. По имеющейся информации, такой костюм мог выдержать попадание пулеметной очереди. Да, на теле остались бы синяки. Возможно, хрустнули бы ребра, но костюм отразил бы выстрелы. Очень неплохой аналог старой знаменитой брони — технологии чужаков, которую я давно и безнадежно утерял.

С личным оружием у Старых людей все было не слишком хорошо, но мой «дырокол» был незаменимым инструментом решения проблем. А для всего прочего вполне хватало ножа-бабочки и револьвера. И все же я прихватил с собой пару интересных игрушек, с которыми решил разобраться чуть позже.

А в целом, просто праздник какой-то!

Я и не надеялся на такие подарки судьбы. Значит, заслужил…

Самыми же важными из всех «подарков» были две вещи: небольшое устройство, с ладонь величиной, похожее на компас — оно должно было открыть ту самую воронку — переход в Пустошь, и баклажка, в которой плескалось немного тягучей, словно нефть, черной жидкости.

С баклажкой — понятно, при открытии перехода большинство живых существ в радиусе полукилометра превратится в черных тварей, часть попросту погибнет, но останется небольшой процент имунных и уснувших. Для иммунных дополнительного стимулятора не требуется, их организмы изначально приспособлены для борьбы с проявлениями тумана. А вот уснувшие — это категория тех, кто как бы зависнет между двумя состояниями, и как раз глоток жидкости из баклажки теоретически должен помочь им вернуться к жизни. Очень полезная штука! Жаль, жидкости там крайне мало, и добыть новую уже не получится.

Компас же нужно установить в надежном месте на борту лайнера и активировать. Тогда начнет открываться Переход. После чего продержаться сутки, вовремя сбежать на батискафе прочь — и дело в шляпе!

Задерживаться мне было незачем, я собрал вещи, посадил Хорькова в летающую сдвоенную тарелку — там было достаточно просторно внутри, и мы, вместе с батискафом на тросе, двинулись сначала по озеру наискосок, потом по узкой подземной реке, и где-то через три часа выбрались наружу. Карту местности мне тоже вложили в память, так что теперь я прекрасно ориентировался и под землей и на поверхности.

Хозяйку Медной Горы я так более не увидел, но этого и не требовалось — все ее дары работали, как должно. Ее указаниям я собирался следовать, что бы ни случилось. Наши цели совпадали, поэтому мне не было смысла не доверять ей. Спастись от Бездны хотели мы оба, а я же вдобавок желал большего — уничтожить тварь навсегда!

Солнечный свет с непривычки ударил сквозь смотровые фильтры по глазам. Сколько времени мы провели под землей? Всего ничего, но я приходил в себя не меньше четверти часа.

Хорьков же попросту расплакался. Это стало входить у него в привычку.

— Солнышко… уж и не думал… — бормотал он себе под нос, вытирая сопли и слюни рукавом потрепанного пиджака. — Спасибо вам, господин Бреннер! Я считал, что со мной все уже кончено…

— Крепитесь, Хорьков! — подбодрил я его крепким похлапыванием по плечу, отчего делопроизводитель согнулся в три погибели. — И держитесь меня! Не пропадем!

Управлять летающей тарелкой было легче легкого, но я делал все очень аккуратно, чтобы ненароком не потерять батискаф, тащившийся позади на тросе.

Выбрались мы наружу далеко от входа в прииск, но это и к лучшему. Вокруг голубело крупное озеро, мы вынырнули из неприметной дыры в одной из скальных расщелин. Людей видно не было.

Зафиксировав текущие координаты, я спрятал батискаф возле берега, замаскировав его ветвями деревьев. Если наткнуться на аппарат нос к носу, то, конечно, его можно увидеть, но издалека — вряд ли. Внутрь все равно никто попасть не сможет — защитные устройства не допустят этого. Да и отсутствовать я планировал не слишком долго. Нужно было лишь сделать одно дело и на этом все.

Избавившись от батискафа, наше путешествие пошло существенно быстрее. Недолго думая, я поднял сдвоенное блюдце над деревьями и направил его прямиком к деревне Морозова, в которой недавно гостил.

Навигационная система моего летательного аппарата превосходила все, что я видел прежде. Прямо перед глазами возникла картинка окружающего пространства, причем при желании я легко мог изменить перспективу и масштаб. А дальше мне оставалось лишь править в нужную сторону, задав требуемую скорость.

Хорьков ни на что не обращал внимания, скрючившись где-то у обшивки нашего воздушного судна.

Я особо не разгонял тарелку, довольствуясь средней крейсерской скоростью, и все же, не прошло и двух часов, как я заприметил впереди по курсу знакомую деревню.

Надо сказать, что оборона деревеньки Полыхаево у Власий Ипатьевича Морозова была поставлена на самом высшем уровне. Вот только не против техники Старых людей.

Наша тарелка летела высоко, но ее заметили еще издали. Видно, опасались дирижаблей и следили за воздушным пространством тоже, хотя наш аппарат как раз не особо бросался в глаза, благодаря своей форме и небесно-голубому цвету.

Заиграли боевые рожки, на вышках горцы целиться в нашу сторону, внизу заперли ворота. Более того, откуда-то из подворья выкатили пушки — да не простые, а иномирские.

Это я почувствовал сразу, после первого же выстрела, когда воздух справа от тарелки бабахнул фейерверком, а наш аппарат знатно тряхнуло.

Топорков отвлекся от внутренних переживаний, глянул сквозь смотровые окна наружу и сообщил:

— У него разрядная артиллерия, питается от энерготанков, куплена через посредников. Бешеные деньги отданы! Может, отступим?

Но я отступать не собирался. Я только входил во вкус.

Если мне где-то не рады — это исключительно их проблемы!

Полностью сосредоточившись на управлении «Тарелкой» — так я окрестил отныне официально наш воздушный корабль, я заложил крутой вираж, уходя из-под очередного залпа пушек.

Горцы Казбека с каждым разом целились все лучше и лучше, но в моих планах не было позволить им достичь совершенства.

Сделав два пробных круга над деревней, я снизился до пяти метров и помчался прямо на ворота и охранные башни. По мне стреляли. Разряды молний сверкали то справа, то слева, но ни один не попал в цель. А потом стало уже поздно.

Я подлетел вплотную и первыми делом поджег обе башни из огнемета.

Горели они ярко! Не знаю, успели ли спастись бойцы — вряд ли. Огнем полыхнуло прямо по смотровым площадкам, а там, как по мне, шансов не было.

Потом я поднялся чуть выше, перемахнул через частокол и прошелся над деревней, сжигая все на своем пути. Дома, торговую площадь, людей, пытавшихся стрелять по мне из ружей. Огненный вихрь начался от ворот и вскоре охватил все вокруг, не зная пощады.

Это была карательная операция.

Пусть после всего меня публично казнят на центральной площади Фридрихсграда или застрелят в тюремных застенках — плевать. Я четко осознавал, что поступаю в интересах Империи. Передо мной были бунтовщики, вольные или невольные. И единственное, что я мог им даровать — немедленную смерть, лютую и беспощадную.

Только так, и никак иначе. Во имя Империи, во славу ее…

Глава 15

Застрочил пулемет, мою «Тарелку» знатно тряхнуло, но броню к счастью не пробило. Я заложил крутой вираж, выходя прямо на противника.

Посреди улицы шествовал один из самоходных механизмов Данилы. Сам мастер сидел внутри, а сверху к крыше люка был приделан пулемет, нещадно поливающий все вокруг стальным дождем. Механизм был недоработан, прицел у пулемета сбит, и мне нечего было опасаться. Скорее, Данила играл мне на руку, разнося все вокруг в щепки.

Но так оставить ситуацию я, конечно, не мог. «Тарелка» резко ускорилась, я облетел механизм кругом, и срезал у механизма опорные «ноги».

Самоходка тяжело рухнула на землю, подняв столб пыли вокруг, а когда она рассеялась, я увидел Данилу, выбравшегося из покореженных останков конструкции. Жив — и ладно, не до него.

А потом я добрался до центральной резиденции Морозова.

Сегодня терем показался мне еще краше, чем в прошлый раз. Все эти резные завитушки, петух на флигеле, срубы без единого гвоздя — красиво, доннерветтер! Но пришлось жечь.

Главный сруб заполыхал — будь здоров. Пара минут — и пламя взметнулось чуть не до небес. Врассыпную кинулись люди, их я не трогал — пусть бегут. Даже специально оставил нетронутый огнем широкий проход, чтобы все могли спастись.

Вот только Морозова я среди них не заметил. Хитрый черт — он, наверняка, уже просчитал ситуацию и либо сбежал потайным ходом, либо затаился где-то внутри в пожаростойком помещении.

У меня не было цели ликвидировать его сейчас, хотя, если бы он мне встретился — сжег бы без раздумий. Но пусть теперь за ним гоняются имперские службы — это их хлеб, зачем его отнимать.

Вот только как мне переправить Хорькова с документами в столицу? Самому доставлять его до Фридрихсграда времени у меня не было. Нужен провожатый, но где его взять?

И тут, на счастье, мне подвернулся идеальный вариант.

Глеб Топорков с револьвером в правой руке стоял посредине улицы и целился в мою «Тарелку». Его слегка пошатывало, видно, выпил вчера немало… или, что вернее, пил все эти дни после катастрофы на рудниках, поминая, видимо, и меня в своих молитвах…

Пули одна за другой ударили прямо в лобовое стекло «Тарелки», но если уж пулеметы не смогли пробить мою броню, то и Глебу ничего не светило.

Я опустил летающее блюдце к земле, приоткрыл люк и высунулся по пояс наружу.

— Доброго дня вам, Глеб Федулович! Не желаете ли прокатиться со мной?

— Бреннер? — опешил Топорков. — Какого дьявола вы творите?

— Запрыгивай в мой экипаж, Глеб, и я все тебе расскажу!

Топорков не заставил себя просить дважды и одним прыжком заскочил в «Тарелку». Я тут же закрыл люк, и вовремя — сразу с нескольких сторон раздались ружейные выстрелы, срикошетившие от внешней брони.

Инспектор с удивление оглядывался внутри и присвистнул, заметив скорчившегося Хорькова.

— А этот тут что делает?

— Это наш главный свидетель, Глеб! — пояснил я. — Береги его, как зеницу ока! Пылинки с него сдувай! А главное — доставь господина Хорькова в Фридрихсград в целости и сохранности. Там он даст показания против Морозова. Если все сделаешь правильно — считай, очередное звание у тебя в кармане. И перевод в столицу я тебе обеспечу. Вопросы?

Конечно, у Глеба была масса вопросов, которые он не замедлил мне задать. Я быстро обрисовал ему общую обстановку, еще раз обозначил основную цель операции — в общем, ввел инспектора в курс дела.

Сказать по правде, я был очень рад тому факту, что Глеб остался жив после прихода полоза. Я, было, засомневался, успел ли он спастись или его, как многих рабочих, завалило камнями.

К примеру, сам Топорков не сомневался в моей гибели. На его месте я подумал бы точно так же — мало кто умудрится выжить, попав под завалы. Мне просто повезло, а то, что вдобавок я сумел спасти делопроизводителя и вытащить из него факты и доказательства, свидетельствующие против Морозова — это уже верхняя грань везения.

Инспектор был не дурак, и задачу понял быстро. Чуть дольше заняло обучение управлением «Тарелкой», но и тут он оказался на высоте, освоившись с аппаратом Старых людей буквально за полчаса.

Жаль, конечно, что крейсерская скорость «Тарелки» была столь ничтожна. Зато ее несокрушимость это отчасти компенсировало. Две тысячи километров, которые предстояло Топоркову лететь до Фридрихсграда, займут изрядно времени, но никто не сумеет его остановить в пути, разве что сам он совершит какую-то глупую оплошность. Поэтому я еще и еще раз давал совершенно четкие указания: «Тарелку» не покидать ни при каких обстоятельствах, Хорькова не упустить, докладывать все лично императору ссылаясь на меня. Чтобы у инспектора не возникло сложностей в самой столице, я дал ему все необходимые контакты и сообщил два секретных пароля, применив которые на месте он получит немедленную аудиенцию у Константина.

Когда с карательным рейдом было покончено, мы вернулись к тому месту, где я оставил батискаф.

О своей миссии я Глебу ничего не рассказал, пояснив лишь, что дело мне предстоит трудное, смертельно опасное, но, даст бог, свидимся. А на словах попросил передать императору, что отправляюсь в эпицентр и постараюсь решить все раз и навсегда. Надеюсь, он поймет. А если и не поймет — не важно, все равно ничем мне помочь Константин не сможет. Главное — чтобы в столице схватили всех людей Морозова, да и самого Власия Ипатьевича неплохо было бы бросить в острог и немного попытать.

На прощание Топорков крепко пожал мне руку и отчалил на «Тарелке» в направлении Фридрихсграда.

Я проводил летательный аппарат долгим взглядом и спустился к озеру. Батискаф был на месте, и следующие четверть часа у меня ушли на то, чтобы раскидать в сторону ветки, которыми я его замаскировал.

Потом я залез внутрь, вывел батискаф на середину озера и начал настройку системы координат.

Это был самый сложный пункт программы. Хозяйка горы своими инфо-блоками много чего вложила в мою голову, в том числе и знания о системе управления батискафом, но одно дело теория, а совсем иное — практика.

Мне пришлось изрядно помучиться, пока, наконец, я не сообразил, как совместить сразу три проекции, и только тогда дело заладилось. Сделав привязку к движущемуся лайнеру, мне оставалось лишь понадеяться на встроенный умный мозг батискафа, который уже сам должен был рассчитать координаты прыжка.

И когда загорелся ярко-зеленый свет, сигнализирующий о том, что устройство готово к перемещению, я глубоко выдохнул, на всякий случай перекрестился, поудобнее устроился в кресле, надежно пристегнув себя ремнями, и отдал команду начать движение.

Батискаф закрутился на месте, постепенно как бы ввинчиваясь в воду. Вокруг начала образовываться воронка, а батискаф был в самом ее центре. И чем глубже мы погружались, тем крупнее становилась воронка.

Потом, в один момент, наступила темнота. Мир вокруг схлопнулся и исчез, и я исчез вместе с ним.

Пропало все: мысли, чувства, ощущения.

Я словно был и не был в один и тот же момент времени. Существовал и растворился в бесконечности. Был отдельной личностью и частью некоей общей сущности.

Сколько все длилось, я не мог бы сказать с уверенностью. С моей субъективной точки зрения — нереально долго, хотя объективно прошло, наверное, лишь мгновение.

И вдруг все вернулось на круги своя. Переброска завершилась.

Я глянул в иллюминатор и увидел совсем неподалеку сверкающий на солнце корпус гигантского океанского лайнера, неспешно движущегося мимо меня.

Это был он — «Звезда морей» — моя цель! Батискаф не подвел и, совершив выверенный пространственный скачок, привел меня к пункту назначения.

Дальше — дело техники. Я подвел батискаф вплотную к корпусу лайнера и намертво прилепился к нему. Теперь мой батискаф никак не отцепить, если только я сам этого не пожелаю.

Мне же оставалось самое сложное — запустить устройство, открывающее проход в Пустошь, выждать сутки, пока проход полностью не раскроется, а потом бежать на батискафе, куда глаза глядят.

Но самое главное, что тревожило меня с того самого момента, как я узнал технические подробности открытия воронки, это то, что практически все пассажиры лайнера обречены на гибель.

Активировав устройство, я гарантированно убью большую их часть.

Мужчины, женщины, дети — они уже обречены, хотяеще этого не знают.

Но был ли у меня выбор? Я считал, что нет. Уничтожив тысячи человек и став, наверное, самым массовым убийцей современности, я спасу десятки миллионов. Спасу человечество. По крайней мере, я в это верил.

* * *

На борт мне удалось проникнуть с легкостью — просто поднялся по веревочной лестнице, свисавшей с одного борта, и затесался среди пассажиров.

На лайнере как раз в этот момент проводили учения. Под оглушающую сирену все высыпали на верхнюю палубу, где строгие стюарды им объясняли о правилах поведения при кораблекрушении.

На мой потрепанный вид никто не обратил ни малейшего внимания, но долго так продолжаться не могло. Рано или поздно один из стюардов обязательно поинтересовался бы, из какой я каюты и почему одет, словно бродяга.

Впрочем, мне и тут повезло. Миновав пару крепкоплечих стюардов, я спустился с палубы в коридор, прошел на самые нижние этажи, где путешествовали преимущественно небогатые люди, и почти сразу же наткнулся на приоткрытую дверь, ведущую в одну из кают. Видно, пассажир настолько торопился, что забыл запереть ее за собой — как раз то, что мне надо!

И внутри повезло. В каюте путешествовал как минимум один мужчина. В углу стояло пара чемоданов, в одном из которых я обнаружил брюки, сорочку и пиджак. Одежда была недорогая и ношенная. Как мне не хотелось грабить хозяина чемоданов, но выбора не было.

Недолго думая, я переоделся. Конечно, было бы замечательно принять еще и душ — ибо от меня разило, как от козла, после стольких дней в подземном замке, но настолько далеко моя наглость не зашла. И я, мысленно поблагодарив щедрого владельца каюты, выскользнул наружу уже в более пристойном виде.

Учения к тому времени уже успешно завершились, и пассажиры, оживленно переговариваясь, разбрелись кто по своим каютам, а кто сразу же свернул в сторону многочисленных баров и ресторанов лайнера.

Все это время я удачно избегал контактов с персоналом и другими пассажирами, и надеялся делать это и впредь. Зачем мне заводить знакомства с мертвецами.

Я не хотел смотреть на этих людей, глядеть им в глаза, ведь именно мне придется убить их.

Мимо прошла семейная чета: папа, мама и двое детишек. Дети весело смеялись, радуясь хорошей погоде и общему праздничному настроению.

И они тоже должны умереть? За что? Ответ я знал, но легче от этого не становилось.

Почему я должен делать этот выбор: решать, кому жить, а кому умереть? Почему вечно я остаюсь крайним?..

Я отвернулся от семейства, а они и вовсе не обратили внимание на странного человека в потертых пиджаке и брюках.

Нет, все сомнения прочь. Цель превыше всего! Мне требовалось попасть в капитанскую рубку — самая удобная точка на корабле для установки устройства.

Удивительно, но я добрался до нужного места на корабле сравнительно легко — просто изучил план на ближайшей стене, а потом следовал указаниям, и уже через четверть часа поднялся к входу в рубку.

У входа дежурили пара человек, но мне даже не пришлось применять силу. Дверь открылась — кто-то как раз выходил из рубки, в этот момент что-то отвлекло охрану, и я прошмыгнул внутрь.

Капитанская рубка возвышалась над лайнером так, что через стекла с круговым обзором был виден океан со всех сторон. Туда-сюда сновали люди, в рубке одновременно находилось человек двадцать. Наверное, где-то рядом был и капитан, но я его не заметил. Впрочем, он мне не был нужен.

Десятки приборных панелей мигали тысячами лампочек — сюда, в сердце лайнера поступали сигналы со всех палуб, локаторы сканировали окружающее пространство, радиоантенны ловили сотни станций, все корабельные системы докладывали о своей работоспособности.

На меня никто не обратил внимания. Мол, раз оказался внутри, и охрана пропустила, значит, право имею.

Моя миссия заняла ровно две минуты времени. Я выбрал момент, когда никто не смотрел в мою сторону, и прикрепил прибор под одним из столов, одновременно его активировав.

Все, дело сделано. Теперь остается только ждать, пока откроется переход.

Стараясь не привлекать к себе внимания, я вышел из рубки, невозмутимо прошел мимо охраны и отправился в ближайший ресторан. Следовало немного подкрепиться. Силы мне еще понадобятся.

Плотно пообедав, я принялся ждать — самое простое и одновременно самое сложное в моем ремесле. Любое ожидание — потерянные капли жизни, в эти мгновения ты словно и не живешь вовсе, а лишь переходишь от минуты к минуте, а время, словно назло, замедляет свой ход.

Часы до ужина тянулись, честное слово, бесконечно.

А потом я взял пару бутылок пива, пачку папирос и поднялся на верхнюю палубу, куда человеку, одетому как я, вход был запрещен. Но я вновь умудрился обойти охранников в широкоплечих пиджаках, под которыми они скрывали пистолеты, и в итоге отыскал себе местечко на корме с прекрасным видом на закат.

Вот только тучи все сгущались, и я чувствовал, что в этой внезапной перемене погоды исключительно моя вина.

Но мгла шла с носа корабля, я же наслаждался последними спокойными мгновениями на корме.

Лилово-алое солнце катилось на закат. Дельфины играли вокруг лайнера, кружа и временами выпрыгивая из воды. Там, позади было спокойно и хорошо. Но стоило мне повернуться, как мне стало не по себе.

Тьма неумолимо наползала на лайнер, грозя через какие-то минуты захватить его целиком.

Я выпил последний глоток пива, крепко затянулся папиросой, пока пальцы не обожгло, и выкинул окурок за борт.

И в ту же минуту тьма поглотила корабль. Для меня это случилось как-то одномоментно: раз и я уже практически ослеп, и мог передвигаться исключительно на ощупь. Где-то неподалеку панически кричали люди, но их голоса быстро затихли.

Неужели, все?

Что я чувствовал в этот момент? Ничего. Я словно окаменел и телом, и душой, став простым механизмом, обязанным исполнить свое предназначение.

Потом я поднялся на ноги и добрел до лестницы, ведущей вниз. Мне нужно было вернуться в капитанскую рубку.

Совсем скоро, как и в случае с батискафом, вокруг начнет образовываться воронка. Вот только на этот раз масштаб ее будет огромен, и лишь включив энерго-танки лайнера на полную мощность, есть шанс продержаться сутки.

Я шел по коридорам лайнера, то и дело натыкаясь на бездыханные тела. Наверняка, среди них были те, кому я мог еще помочь, влив в глотку немного черной жидкости из баклажки, которую я держал под рукой в кармане. Но я шел, не останавливаясь. Прежде всего — моя миссия. Иначе окажется, что всех этих людей я погубил зря.

Слева на двери мелькнула надпись: «Медицинский блок». Я не удержался и заглянул внутрь — все то же: многочисленные тела на полу, замершие в разных позах. Седовласый доктор с фонендоскопом, почти добравшийся до двери.

Неосознанным движением я снял фонендоскоп и повесил его себе на шею.

Ничего, недалеко осталось. И недолго. Сделаю дело, спасу мир, потом можно будет отдохнуть. Как же я от всего этого устал…

Распахнув очередную дверь, я попал в просторный холл и вынужденно остановился.

Передо мной были люди. Живые! Двое мужчин и две женщины, причем одна без сознания и в медицинской каталке.

Я подлетел к выжившим и первым делом проверил пульс у девушки. Очень редкий, но он был.

Один из мужчин прямо в лицо наставил мне револьвер, но я лишь отмахнулся.

— Быстро за мной! Еще есть шанс!

— Кто вы такой? Доктор? — настороженно спросил мужчина с револьвером.

— Нет. Моя фамилия Бреннер. Я могу помочь!

Собственно, я мог влить черную жидкость в рот девушке и тут, но мне казалось, что лучше обеспечить ей чуть более комфортные условия, тем более что медицинский блок был неподалеку.

Дорогу я прекрасно помнил, и через несколько минут мы были на месте.

— Положите ее на каталку! — приказал я, и мужчина с револьвером тут же повиновался.

Одним движением он поднял девушку на руки и аккуратно опустил ее тело на каталку. Мне казалось, он и сам не верит в то, что с ней все будет хорошо, но при этом сделает все, что сможет, чтобы это случилось. Крепкий мужик!

Остальные молча сгрудились вокруг каталки, толку от них ждать не приходилось — обычные люди: испуганные и потерянные. Впрочем, они выжили — одни из тысяч, и это кое-что да значило…

Я выудил из кармана баклажку. Вид у нее был крайне непрезентабельный, и я не удивился, когда мужчина с револьвером, который он демонстративно держал в руке, насторожился.

— Мне нужно, чтобы она выпила пару глотков этой жидкости, — попытался пояснить я. — Это своего рода лекарство, оно поможет! А если оно не поможет, ничто не поможет!..

Мужчина сомневался недолго.

— Я подержу ее голову!

Вот теперь он убрал револьвер, после чего чуть приподнял голову девушки и надавил пальцами на ее челюсть с двух сторон, и ее рот чуть приоткрылся.

Не теряя времени, я наклонил баклажку. Жидкость потекла в рот, но глотать ее девица даже не пыталась.

Тогда мужчина чуть запрокинул ее голову, зажал ее нос пальцами и слегка хлопнул сначала по правой щеке, а потом и по левой.

И она сделала глубокий глоток, тут же закашлялась, но главное произошло — черная жидкость попала в организм. Я свою задачу выполнил, больше ничем помочь ей я не мог.

Но Хозяйка горы не обманула, жидкость сработала.

Не прошло и полминуты, как лицо девушки порозовело, она глубоко вздохнула три раза подряд и открыла глаза.

Ее мужчина был рядом, трогательно склонившись над ней.

— Илья? Кажется, я заснула… Но что это было? Тьма, нечем дышать… Мне это приснилось?..

Тут ее взор упал на окружающую обстановку: на тела медперсонала, валявшиеся на полу, на людей, сгрудившихся вокруг ее ложа, на тревожно мерцающий свет.

Лицо девушки омрачилось пониманием.

— Настя! — казалось, мужчина готов был расплакаться от облегчения. — Главное, ты жива! Мы что-то обязательно придумаем! Надеюсь, худшее уже позади!..

И тут я вынужден был огорчить всех присутствующих, поскольку лучше уж знать правду, пусть и горькую, чем тешить себя иллюзиями.

— Боюсь, — сказал я, — мне придется вас поправить. Все неприятности только начинаются…

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/249110

Примечания

1

Авзония — здесь, Италия (здесь и далее прим.автора).

(обратно)

2

Иберия— здесь, Испания.

(обратно)

3

Магриб — название, данное средневековыми арабскими моряками странам Северной Африки, расположенным к западу от Египта.

(обратно)

4

(фр.) Я влюблен!

(обратно)

5

(фр.) У тебя красивые волосы. У тебя красивые губы. Мне хорошо с тобой, я доверяю тебе. Ты — моя звезда. Ты — самая красивая на земле!

(обратно)

6

(здесь) Гибралтарский пролив

(обратно)

7

Дьявол (нем.)

(обратно)

8

Сверхчеловек (нем.)

(обратно)

9

Flughafen (нем.) — аэропорт

(обратно)

10

Preis (нем.) — цена

(обратно)

11

Удостоверение личности (нем.)

(обратно)

12

Кожаные штаны или шорты (нем.)

(обратно)

13

Lokführer (нем.) — машинист

(обратно)

14

Название «солярка» происходит из нем. Solarö — «солнечное масло»: так ещё в 1857 году называли более тяжёлую фракцию, образующуюся при перегонке нефти. Фракция названа так в связи с желтоватым цветом.

(обратно)

Оглавление

Часть 1. Рассохин 

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

Часть 2. Бреннер

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

*** Примечания ***