Дневники [Корней Иванович Чуковский] (fb2) читать постранично

о

ил/- Р+<лЛ ) Щ

йлк

шШ-

г

с m ji по

//

> и. 11

/

/

:, т

> 0 > . CMAw

a

№

, J7 ^

% К

4s

-о о

В ПЯТНАДЦАТИ ТОМАХ

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИИ ТОМ ОДИННАДЦАТЫЙ

ДНЕВНИК. 1901-1921 Конспекты по философии Корреспонденции из Лондона

МОСКВА 2013

УДК 882

ББК 84 (2Рос=Рус) 6 Ч-88

Файл книги для электронного издания подготовлен в ООО «Агентство ФТМ, Лтд.» по оригинал-макету издания: Чуковский К. И. Собрание сочинений: В 15 т. Т. 11. — М.: ТЕРРА—Книжный клуб, 2006.

Составление, подготовка текста и комментарии

Е. Чуковской

Оформление художника С. Любаева

На обложке:

портрет К. Чуковского работы О. Войтинской, 1909

Чуковский К. И.

Ч-88 Собрание сочинений: В 15 т. Т. 11: Дневник 1901— 1921 / Предисл. В. Каверина; Коммент. Е. Чуковской. — 2-е изд., электронное, испр. — М.: Агентство ФТМ, Лтд, 2013. — 592 с.

В книгу включены записи 1901—1921 гг. Здесь впечатляющие портреты Шаляпина и Репина, Куприна и Леонида Андреева, Блока и Гумилева, Горького, Мережковского, Короленко, Ахматовой, Маяковского, Зощенко, Тынянова, Кони, Тарле, Кропоткина, Луначарского… Записи вместили многие литературные события эпохи, приметы и противоречия времени.

УДК 882

ББК 84 (2Рос=Рус) 6

© К. Чуковский, наследники, 2013 © Е. Чуковская, составление, подготовка

текста, комментарии, 2013 © В. Каверин, наследники, предисловие, 2013 © Агентство ФТМ, Лтд., 2013

ДНЕВНИК К. И. ЧУКОВСКОГО

Трудно представить себе, что дневник пишут, думая, что его никто никогда не прочтет. Автор может рассчитывать, что кто- нибудь когда-нибудь разделит его горести и надежды, осудит несправедливость судьбы или оценит счастье удачи. Дневник для себя — это — в конечном счете — все-таки дневник для других.

Я знал Корнея Ивановича Чуковского, любил и ценил его, восхищался его разносторонним дарованием, был от души благодарен ему за то, что он с вниманием относился к моей работе. Более того. Он помогал мне советами и поддержкой. Знакомство, правда, долго было поверхностным и углубилось, лишь когда после войны я поселился в Переделкине и стал его соседом.

Могу ли я сказать, что, прочитав его дневник, я встретился с человеком, которого я впервые увидел в 1920 году, когда я был студентом? Нет. Передо мной возникла личность бесконечно более сложная. Переломанная юность. Поразительная воля. Беспримерное стремление к заранее намеченной цели. Искусство жить в сложнейших обстоятельствах, в удушающей общественной атмосфере. Вот каким предстал передо мною этот человек, подобного которому я не встречал в моей долгой жизни. И любая из этих черт обладала удивительной способностью превращения, маскировки, умением меняться, оставаясь самой собой.

Он — не Корней Чуковский. Он Николай Корнейчуков, сын человека, которого он никогда не знал и который никогда не интересовался его существованием. Вот что он пишет о своей юности в дневнике:

«...А в документах страшные слова: сын крестьянки, девицы такой-то. Я этих документов до того боялся, что сам никогда их не читал. Страшно было увидеть глазами эти слова. Помню, каким позорным клеймом, издевательством показался мне аттестат Ма- руси-сестры, лучшей ученицы нашей епархиальной школы, в этом аттестате написано: дочь крестьянки Мария (без отчества) Корнейчукова — оказала отличные успехи. Я и сейчас помню, что это отсутствие отчества сделало ту строчку, где вписывается имя и звание ученицы, короче, чем ей полагалось, чем было у других, — и это пронзило меня стыдом. “Мы — не как все люди, мы хуже, мы самые низкие” — и, когда дети говорили о своих отцах, дедах, бабках, я только краснел, мялся, лгал, путал. У меня ведь никогда не было такой роскоши, как отец или хотя бы дед. Эта тогдашняя ложь, эта путаница — и есть источник всех моих фаль- шей и лжей дальнейшего периода. Теперь, когда мне попадает любое мое письмо к кому бы то ни было, — я вижу: это письмо незаконнорожденного, “байструка”. Все мои письма (за исключением некоторых писем к жене), все письма ко всем — фальшивы, фальцетны, неискренни — именно от этого. Раздребезжилась моя “честность с собою” еще в молодости. Особенно мучительно было мне в 16—17 лет, когда молодых людей начинают вместо простого имени называть именем-отчеством. Помню, как клоунски я просил всех даже при первом знакомстве — уже усатый — “зовите меня просто Колей”, “а я Коля” и т. д. Это казалось шутовством, но это была боль. И отсюда завелась привычка мешать боль, шутовство и ложь — никогда не показывать людям себя — отсюда, отсюда пошло все остальное. Это я понял только теперь».

Что же представляют собой эти дневники, которые будущий К. Чуковский вел всю жизнь, начиная с 13 лет? Это не воспоминания. Горькие