Записки случайно уцелевшего [Борис Михайлович Рунин (Рубинштейн)] (fb2) читать постранично

- Записки случайно уцелевшего 2.09 Мб, 301с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Борис Михайлович Рунин (Рубинштейн)

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Борис Рунин. Записки случайно уцелевшего

Об авторе

Борис Михайлович Рунин (Рубинштейн) родился 2 сентября 1912 года в селе Горожанка Орловской области в семье управляющего винокуренными заводами помещика Черносвитова. Детство провел в маленьких городках Винёве, Ефремове, Ельце. Он часто говорил молодым друзьям и родственникам: «Я еще помню городового». В Москве окончил школу, а затем Литературный институт. Жил на Маросейке в доме тринадцать, где висит теперь известная многим мемориальная доска, установленная жильцами: «Всем, кто жил в этом доме, ушел и не вернулся. 1937–1953,1941-1945». Одной из тех, кто не вернулся в этот дом, была его родная сестра Генриетта. Жена Сергея Седова, сына Льва Троцкого, она прошла семнадцать лет лагерей, оставив годовалую дочь на попечение пожилых родителей и брата. Вся жизнь Бориса Рунина прошла под дамокловым мечом этого родства.

После института Рунин писал критические статьи для «Нового мира» и «Литературной газеты», когда же началась война — ушел в ополчение вместе со многими московскими литераторами. Об этом — его повесть «Писательская рота», опубликованная в «Новом мире» к сорокалетию Победы. Чудом уцелев в 1941-м, Борис Рунин вырвался из окружения и прошел всю войну корреспондентом газеты Северо-Западного фронта. Вместе с ним в «писательском поезде» была его жена Анна Дмитриева. Именно она впоследствии познакомила русского читателя с Чингизом Айтматовым: «выудила» из «самотека» «Нового мира» подстрочник повести «Джамиля» и стала на долгие годы его переводчиком, редактором и советчиком.

Одной из самых известных послевоенных публикаций Рунина была статья «Молодые голоса» о «лейтенантской» поэзии Бориса Слуцкого, Давида Самойлова, Александра Межирова. Он много занимался психологией творчества, написав на эту тему ряд работ и книгу «Вечный поиск». Судьба свела его с прибалтийской прозой и поэзией, которым он посвятил много лет творческой жизни. Последние десятилетия он с головой окунулся в проблемы советского кинематографа, сотрудничая с журналом «Искусство кино». В самом конце жизни он закончил книгу «Мое окружение», которая вышла в издательстве «Возвращение» вскоре после его смерти. Близкими друзьями Бориса Михайловича были писатели, публицисты, критики Д. Данин, В. Кардин, А. Мацкин, Е. Старикова, блистательные переводчики С. Апт, Р. Облонская, В. Рубер, кинокритики Е. Стишова и И. Халтурин, «писательские» врачи Б.М. Горелик, А.И. Бурштейн. Это была его среда — та «музыка во льду», как сказал когда-то о своей среде его самый любимый поэт Борис Пастернак.

«В России нужно жить долго». Борис Рунин умер уже в новой России, 9 июня 1994 года, не дожив года до 50-летия Победы.

В его доме всегда отмечались два праздника: 9 мая и 5 марта — день смерти тирана.

Память о Борисе Михайловиче — боевые награды, архив, библиотека — хранится в семье его сестры и племянника.

Вера Ефимовна Рубинштейн

Мое окружение

…Партии Ленина — Сталина предан.

Настроений не было… Непременная концовка каждой положительной служебной характеристики, по едва ли не обязательной форме, принятой Политуправлением Волховского фронта (при награждении офицера или присвоении ему очередного звания).

1

Я пишу эти воспоминания на восемьдесят первом году своей жизни. Только теперь я стал мысленно оглядываться на прожитое и пережитое, уже не столько удивляясь тому, что уцелел, сколько стараясь зафиксировать те «нештатные» обстоятельства моего существования, которые как раз моему существованию решительно противостояли. Конечно, удивляюсь я и теперь — по всему раскладу фактов и событий, сопутствовавших моему прежнему бытию, мне, несомненно, полагался совсем иной «биографический сюжет», во всяком случае, менее протяженный во времени.

Однако почему-то вышло так, что вопреки множеству гибельных предпосылок я не пропал без вести на войне и не исчез бесследно в сталинском застенке, как мне полагалось по всем канонам тогдашней советской доли, а вот дожил до решающих перемен. И даже пытаюсь восстановить — в назидание потомкам, что ли? — хитросплетение обстоятельств, составивших в итоге мою участь. Что и говорить — на редкость благополучную, поразительно радужную участь. Ведь почти все мои товарищи по «писательской роте» — была такая в Краснопресненской дивизии народного ополчения — за исключением сразу отозванных в военные газеты, где также многих подстерегала гибель, — полегли в октябрьских боях сорок первого года между Вязьмой и Ельней. (Подумать только — полвека назад!) А сколько моих друзей и знакомых, особенно среди литераторов, побывали или закончили свои дни в тюрьмах и лагерях!..

Я же, если и лежал однажды в полевом госпитале, то всего лишь по поводу малярии