— Такова война во всей ее красе, — тоскливо произнес святой отец. — Смерти, боль, расставания и потери. Такова цена за то, что мы так и не обрели, а они — неверные — потеряли. Надеюсь, наши дети — в том числе твои, Анри — будут мудрее и прозорливей нас.
— Хотелось бы надеяться, — герцог вздохнул, а потом добавил с убийственной прямотой. — Но я думаю, пройдет еще не один десяток лет, прежде чем это произойдет. Или же сам Господь должен спуститься с небес, чтобы враждующие поняли это.
— «Приидите, поклонимся и припадем Ему, и восплачемся пред Господом, сотворившим нас», — немного печально улыбнулся Доминик, а потом произнес успокаивающе. — Когда-нибудь — мы с тобой уж этого не застанем, конечно… Когда-нибудь твои… нет, наши дети или дети наших детей поймут, что мир лучше войны; поймут, что обратить в веру можно только добрым словом и терпением; поймут, что не вправе решать, кому жить, а кому умирать. Я верую!
— В это я тоже верую, — хмыкнул Анри, а потом вдруг добавил — единственное, что он почему-то запомнил из уст своего нудного и жестокого учителя богословия. — «Ибо мы спасены в надежде. Надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо если кто видит, то чего ему и надеяться?»
Доминик изумленно глянул на него и улыбнулся — светло и открыто:
— А я и не знал, что ты умеешь цитировать «Послание к римлянам»! Но я люблю тебя. Люблю так, как… он промолчал и заговорил тихо. — «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит».
— Я знаю, — кивнул Анри, откинувшись на подушки. — Конечно, знаю. С тех пор, как ты рядом, про любовь я знаю все. Чему учит… и не учит Господь.
Последние комментарии
7 часов 19 минут назад
7 часов 37 минут назад
7 часов 46 минут назад
7 часов 47 минут назад
7 часов 50 минут назад
8 часов 8 минут назад