СЧАСТЬЕ В ПРЕСТУПЛЕНИИ Перевод Натальи Санниковой [Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи] (docx) читать постранично, страница - 4

может быть, - произнес доктор, отвечая скорее на свою мысль, чем на мою. В вашем кругу, к которому принадлежат и они, многого стараются не замечать. Однако, несмотря на то, что они почти круглый год живут в старинном замке Савиньи, в Котентене, сторонясь общества, в свое время о них прокатились такие слухи, что в предместье Сен-Жермен, где еще сохранились остатки аристократических устоев, об этих двоих предпочитают помалкивать.
- Какого рода были эти слухи?... Доктор, вы меня заинтриговали. Вы что-то об этом знаете. Замок Савиньи находится рядом с городом V, где вы лечили своих больных.
- Ах, слухи… - сказал доктор (задумчиво взяв щепотку табака). В конце концов, их признали несправедливыми. Все прошло… И все же, несмотря на то, что в провинции брак по любви и счастье, которое он сулит, кажется добродетельным матерям семейств настоящим идеалом, они – те из них, которых я знал, - не больно-то стремились рассказывать своим дочкам об этом браке!
- Но вы назвали их Филемоном и Бавкидой. Почему, доктор?
- Бавкида, Бавкида!.. Хм! Послушайте, Месье, - перебил меня доктор Торти, неожиданно запустив указательный палец в свой крючковатый нос, - не похожа ли эта красавица скорее на леди Макбет, чем на Бавкиду, а, как по-вашему?
- Доктор, дорогой мой, обожаемый доктор, - постарался я сказать как можно ласковее, - вы ведь расскажете мне все, что знаете, о графе и графине де Савиньи?
- Доктор – это исповедник нашего времени, - торжественно произнес мой собеседник. – В этом он заменил священника и, как священник, обязан хранить тайну исповеди.
Тут доктор Торти взглянул на меня насмешливо, зная, с каким почтением и с какой любовью я отношусь к католицизму, врагом которого он был. Он подмигнул, думая, что поймал меня.
- И будет ее хранить… как священник! – добавил он, рассмеявшись самым циничным образом, - идемте сюда, поболтаем.
И он повел меня в широкую аллею, окаймлявшую ботанический сад со стороны бульвара де ль’Опиталь. Там мы сели на зеленую скамейку, и он начал:
«Друг мой, это давняя история, и копаться в ней – все равно что искать пулю, застрявшую глубоко в плоти, потому что плоть забвения со временем покрывает события и мешает разобраться в том, как и даже где они происходили. Это было в первые годы Реставрации. Через город V. проходил гвардейский полк, и полковые офицеры, вынужденные задержаться в нем на пару дней из каких-то военных соображений, вздумали устроить в его честь состязания в фехтовании. Город, и правда, располагал всем необходимым, чтобы гвардейцы воздали ему честь и устроили праздник. Он был, как тогда говорили, большим роялистом, чем сам король. Пропорционально количеству населения (от силы пять-шесть тысяч душ), он просто кишел знатью. Более тридцати молодых людей из лучших его семейств служили тогда в личной охране короля или его младшего брата, и офицеры проходившего через город полка были знакомы почти с каждым из них. Но главным доводом в пользу проведения военного праздника была репутация города, который называли городом-бретером, и который в ту пору действительно оставался самым задиристым во Франции. Революция 1789 года отняла у знати право носить шпагу; аристократы города V доказали, что не носить шпагу – это еще не значит не владеть ею. Устроенное офицерами состязание было блестящим. В нем приняли участие не только все лучшие фехтовальщики из окрестных мест, но даже более молодые любители, которые не владели сложным и трудным искусством фехтования так, как это было раньше; все проявили такое стремление к обращению со шпагой, прославившему наших отцов, что старый полковой прево, трижды или четырежды отслуживший против положенного срока, чей рукав был покрыт шевронами, подумал, не открыть ли ему в городе V школу фехтования и спокойно закончить здесь свои дни; полковник же, с которым он поделился своими мыслями, одобрил его решение и дал ему отставку. Этот человек, имя которого было Стассен, а боевое прозвище Прости-Прощай, придумал гениальную идею. В городе V давно уже не существовало фехтовальной школы, которая содержалась бы должным образом; это была одна из тех вещей, о которой с грустью говорили местные аристократы, вынужденные сами давать уроки своим сыновьям или приглашать вернувшихся со службы офицеров, владевших предметом не особенно хорошо, а то и вовсе из рук вон плохо. Жители города V ставили себе в заслугу свой скверный характер. В них в самом деле горел священный огонь. Им мало было убить человека; делом принципа было убить его красиво и со знанием дела. Прежде всего, им было нужно, чтобы человек, как они говорили, красиво обращался с оружием, и с презрением относились к тем неловким здоровякам, которые могут быть очень опасны в поединке, но не являются в строгом и точном смысле слова «виртуозами». Бывший когда-то красавцем и еще не утративший обаяния, Прости-прощай – который в молодости, когда его полк стоял в Голландии, наголову разбил всех прочих фехтовальщиков и выиграл приз, состоявший из двух рапир и двух масок в серебряной