Шерфорд! — воскликнул он, и в его блеклых глазах Джанет почудился какой-то теплый, вполне человеческий отблеск.
— Простите — миссис Райнгау, — возразила она, останавливая по юности лет еще не справлявшуюся со своими страстями собаку. — Чем обязана такому необычному визиту? Надеюсь, моя картина была передана вам в полном соответствии с моим распоряжением? — Тон Джанет был довольно сух и высокомерен, поскольку она все же не забыла ни мелочности, ни презрительности своего деда, ни его высказываний о ее матери.
— Зачем же так, миссис Райнгау? — с болью произнес Губерт. — Я здесь потому что… я все понял. — И он бессильно опустился на старинный сундук, островком надежности — если не вечности — стоявший посреди ящиков с паркетом и мешков с мелом. — И сердце Джанет дрогнуло. Она сделала несколько шагов по направлению к поникшей старческой фигуре, но Губерт, вытирая щегольским и почти дамским платком выступившие слезы, выставил вперед другую руку: — Не надо, мне не нужна ваша жалость. Я знаю, что вы не можете простить меня.
— Послушайте, мистер Вирц, по крайней мере, пройдемте в… — она замялась, — в кухню. У нас, как вы видите, ремонт…
Губерт пошел за ней покорно, как ребенок.
Но не допив предложенного ему чаю, он отставил чашку, и глаза его с жадностью впились в измазанное краской спокойное лицо Джанет, а его рука осторожно, словно ощупью, стала подбираться к ее руке.
— Господи, — зашептал он, — те же пальцы… Как я мог не узнать!? Мой мальчик не ушел совсем, он остался в этом мире… Вот, — сказал он, — я привез показать вам фотографии. — Дрожащими руками Губерт достал из портфеля темно-красной кожи старый альбом, где фотографии были вложены в фигурные уголки. — Посмотрите, это Мэтью, когда был совсем крошкой, в Кале, где мы тогда жили… Пожалуйста, посмотрите…
Джанет взяла в руки потертый картон и едва удержалась от возгласа удивления. На нее со старой послевоенной фотографии глянуло лицо ее собственной дочери — в виде доверчиво и победоносно улыбавшегося мальчика. Она, сама не зная почему, вдруг суеверно захлопнула альбом.
— Но как же вы, — не выдержала она, — как же вы все эти годы не…
— Я не верил. К тому же Руфь, моя покойная жена, как-то обмолвилась мне, что мельком видела эту девушку Мэтью и что она показалась ей слишком… заурядной истеричкой, — с трудом выговорил Губерт.
— Эта девушка стала звездой всемирно известного канала и родила меня, которую вы, кажется, сочли неплохим художником, — задумчиво, уже без обиды и боли сказала Джанет, и старик уловил этот смягчившийся тон.
— Вы поймите, я был просто потрясен вашей работой, и та женщина… то женское, что было в ней, никак не могло связаться у меня с заурядной подружкой на час. И чем больше я смотрел на картину, тем сильнее укреплялась во мне мысль, или, точнее, чувство, что такое понимание доступно лишь голосу крови. Постепенно факты стали сопоставляться, я навел кое-какие справки, я перекопал весь архив Руфи — а это тысячи и тысячи страниц… И наконец я просто пошел к Стивену, которого знаю еще с начала шестидесятых, и поговорил с ним.
— И папа признался?!
— Нет. Но я понял все по его глазам. Я же художник, — скривился Губерт. — И потому отныне я хочу отдать вам то, что было недодано мной и Руфью.
— То есть? — Золотистые брови взлетели вверх. — Я ни в чем не нуждаюсь, поверьте.
— И все-таки. Я уже подписал все необходимые документы. К вам переходит тридцать процентов от всех переиздаваемых трудов Руфи, что составляет весьма немалую сумму, и двадцать пять — от продажи моих работ и все имущество по моей смерти. Если эти деньги не нужны вам, отложите их, у вас будут дети…
— У меня есть дочь.
Губерт судорожно закашлялся, и на глазах его снова показались слезы.
— В таком случае, разрешите мне увидеть ее, — еле слышно вымолвил он. — Только увидеть.
— Ну отчего же нет? — рассмеялась Джанет. — Пат с бабушкой, то есть с моей бабушкой, скоро вернутся из оранжерей, и вы сможете увидеть это чудо германо-английского происхождения. Вы приехали прямо из аэропорта?
— Нет, я остановился в «Бучеле» на Ангел-Роу.
— Это совсем неподалеку. Может быть, вы придете сюда часам к шести? Мой муж тоже вернется из университета, и я смогу сразу всем представить… нового родственника.
Губерт опустил свою по-птичьи взъерошенную голову.
А через несколько часов, после того как улеглось волнение и совершенно потрясенная услышанным Селия на некоторое время ушла к себе, а любившая новых людей Пат с радостью и любопытством подошла к новому дедушке, Джанет тихо потянула Хорста за рукав:
— Пойдем погуляем, пусть они немного освоятся без нас.
И они пошли в быстро сгущающихся сумерках, петляя по лабиринтам узких улочек в любимом Джанет районе возле церкви Святой Марии, куда ее в детстве водил Чарльз. Всю ночь Джанет и Хорст бродили по самому загадочному из всех английских городов, не отличаясь от десятков юных парочек, а когда бледные,
Последние комментарии
8 часов 11 минут назад
16 часов 11 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 11 часов назад