Сказка о Кабанчике [Льюис Кэрролл] (fb2) читать онлайн

Льюис Кэрролл

СКАЗКА

О

КАБАНЧИКЕ

(4 перевода на русский язык и английский оригинал)

Стихотворение «Сказка о Кабанчике» (“Pig-Tale”) является частью 23 главы второй книги романа «Сильви и Бруно» Льюиса Кэрролла. В этой публикации стихотворение представлено в четырёх русских переводах и в оригинале, что даёт читателю возможность для сравнения.

Перевод Андрея Москотельникова (2009)

Поросячий визг

Птички-невелички,

Братья и сестрички,

Ждут во хвое, ждут во мху, —

Обещали им уху.

Поясняю: есть для вас

У меня один рассказ.

Птички-невелички

У одной лисички

Обучались ровно год

Улыбаться в полный рот.

Поясняю: путь такой —

Выгнуть книзу рот дугой.

Птички-невелички

Заплели косички.

«Разве их не красит хвост?» —

Зададите вы вопрос.

Поясняю: им хвосты

Служат не для красоты.

Птички-невелички,

Сидя у водички,

Ловят мошек, ловят мух,

И зевают во весь дух.

Поясняю: в этот раз

Начинаю свой рассказ.

У колонки день и ночку

Молодое Порося

Всё сидело в одиночку,

Громким криком голося.

Этот славный Поросёнок

Как никто и никогда

Был визглив, а также звонок,

И сильна его беда.

Из другого, верно, края

Мимо шёл Верблюд с горбом.

«Что болит? Беда какая,

Иль тоскуешь ты о ком?»

«Я не болен, не тоскую, —

Отвечает Порося, —

Только прыгать не могу я,

Вот и песня вся!»

Оглядел Верблюд сердито

Ряшку, спинку, и бока.

«Ты, наверно, от корыта

Не отводишь пятачка.

У тебя бока что бочки,

Широка твоя спина,

У тебя не щёки — кочки;

Тут диета, брат, нужна.

Или вот что: видишь, милый,

Две сосны бросают тень?

Топать, верно, за три мили,

К ним отсюда. Дважды в день

Дуй туда — и жди прогресса

Не ревя, не голося;

Расстаешься с лишним весом —

Тут и песня вся!»

Он ушёл — ни толст, ни тонок,

Жвачку жёсткую жуя.

Вновь забился Поросёнок,

Слёзы горькие лия.

И украдкою в сторонке

Над свинячьею бедой

Даже столб водоколонки

Плакал ржавою водой.

Лягушонок мимо прыгал —

Мутный глаз, широкий рот.

«О, Свинья! Скажи мне мигом,

Что тебя сейчас гнетёт?»

Громко всхлипнув, шмыгнув слабо,

Отвечает Порося:

«Не могу я прыгать, Жаба,

Вот и песня вся!“

Усмехнулся Лягушонок,

В грудь ударил кулаком:

«О, Свинья! Да я с пелёнок

С той наукою знаком!

Этот дар у нас с рожденья —

Не хвалюсь и не шучу:

Мигом за вознагражденье

Ловко прыгать научу!

Хоть побьешься от падений,

Заполучишь синяки,

Но зато без затруднений

Переймёшь мои прыжки.

Десять футов — не высотка, —

Убеждал он Порося. —

Объясню методу чётко —

Тут и песня вся!»

«О, геройская Лягушка! —

Порося в ответ кричит.

Попроси, что хочешь, душка,

И скорей меня учи!

Облегчи мои страданья,

Помоги моим ногам,

Воплоти мои мечтанья,

Обучи меня прыжкам!»

«Я хочу одну котлетку,

Ту колонку я хочу,

Ты добавь ещё креветку,

И смотри, как я скачу!»

Подогнул малыш коленки,

Крепко в землю уперся,

Прыг! — и плюх! на четвереньки —

Вот и песня вся!

Встал на ножки и к колонке

Поросёнок подбежал.

«Перепрыгну, спорим!» — звонко

На ходу он завизжал.

Он вознёсся как комета,

Рухнул наземь как мешок;

«Крак!» — сказало что-то где-то...

Был последним тот прыжок.

Птички-невелички

Разъезжают в бричке.

Разъезжают и поют,

Плату малую берут.

Поясняю: грошик в день —

Это, право, дребедень.

Птички-невелички

Пишут по страничке.

По страничке по одной

Пишут в книжке записной.

Поясняю: всё равно

Чем писать — у них полно.

Птички-невелички

Завели привычки.

Как найдут кота в мешке —

Искупают в молоке.

Поясняю: не в воде,

А иначе быть беде.

Мимо той водоколонки

Возвращается Верблюд.

«Что наш бедный? Что наш звонкий?

Всё ли мается он тут?

Похуданье ли затеял,

Смело к соснам потруся?

Воспарит теперь как фея,

Вот и песня вся!»

Только смотрит и дивится:

Поросёнок не встаёт,

Не взмахнёт своим копытцем,

Даже глазом не моргнёт.

Никогда уж не заплачет,

Не подпрыгнет, как хотел.

А ведь было бы иначе,

Если б выдержку имел.

И сидит темнее ночи

Лягушонок за кустом,

Ничего сказать не хочет,

Только думает о том,

Что котлетку и креветку

Не подарит Порося,

Перегнули в спешке ветку —

Вот и песня вся!

 Птички-невелички

По другой привычке

Ловят ёршиком ершей,

Ловят удочкой ужей.

Поясняю: ни лосось

Не клюёт у них, ни лось.

Птички-невелички

Носят в сумке спички.

Разжигают не костёр,

Разжигают жаркий спор.

Поясняю: спор такой

Не затушите водой.

«Птички-невелички»

Я возьму в кавычки,

Если кто-то, может быть,

Уж собрался их ловить.

Поясняю: в этот раз

Я закончил свой рассказ.

Перевод Александра Флори (2001, 2011)

История свиней

Наши птички – чудо света,

Потому что круглый год

Носят гетры и штиблеты

И пируют средь болот.

Птички кушают конфеты,

Чинно распивают брют,

Но съедят и баронета

И шталмейстера склюют.

Эти птички – меломаны,

Хоть поют всегда не в лад

И волынкой беспрестанно

Слух терзают всем подряд.

Лёгок и непредсказуем

Норов этих чаровниц:

Обучают поцелуям

И улыбочкам тигриц.

Птичка – воспитанья гений,

Хоть ума ей – занимать.

От её нравоучений

Звери начинают ржать.

Рассказать про их замашки –

Слов таких на свете нет.

Впрочем, что нам эти пташки,

Если свиньи – наш предмет?

Воет Свинтус у колодца,

Неуклюж и толстокож,

От рыданий так трясётся,

Что бросает камни в дрожь.

Тут Верблюд спросил у Свина:

«Что вы плачете, свинья?»

Свин ответил: «Есть причина:

Не умею прыгать я!».

Посмотрел Верблюд на Свина

И промолвил: «Вот те на!

Да, такая животина

Для прыжков не рождена.

Впрочем, стоит постараться.

Бегай, голодай, потей –

И сумеешь приподняться

Над природою своей.

Если всё учесть и взвесить,

Ты получишь результат

Лет, быть может, через десять

Или через пятьдесят»

Свинтус – пуще убиваться!

«Не удастся мне, увы,

Над природой приподняться,

Прыгнуть выше головы!»

Жаба вылезла из лужи:

И спросила: «Вы больной?»

Свин ответил: «Хуже! Хуже!

Нет надежды никакой.

Хоть сто лет тренироваться –

Мне способность не дана

Над природой приподняться,

Превратиться в прыгуна».

«Да, пожалуй, шансов мало! –

Гордо лапою бия

В грудь себя, ему сказала

Жаба. – То ли дело я!

Лягушачьего балета

Все фигуры мне легки –

Антраша и пируэты,

И ужимки, и прыжки.

Вы, конечно, толстоваты,

Но рискну я, так и быть,

За умеренную плату

Вас немного поучить.

Вы костей не соберёте,

Но подниметесь, ей-ей,

В восхитительном полёте

Над природою своей»

Свин воскликнул, торжествуя:

«Чудо мне сулите вы!

Над природою взлечу я,

Прыгну выше головы!»

Жаба мудро отвечала:

«Вы взлетите, дайте срок.

Но возьмите для начала

Хоть вот этот бугорок».

Свин недолго сомневался,

Хорошенько разогнался

И махнул он за бугор.

Тут душа его премило

Над природой воспарила

И не прыгал он с тех пор.

Птички обожают мыло,

Сочиняют анекдоты,

Мажут кремом крокодила –

Гримируют для охоты.

Сами птички пишут книжки

Не про крем и не про грим –

Детективные интрижки

И любовные интрижки

Не дают покоя им.

Свин порхает и резвится.

Птички весело поют.

У заброшенной криницы

Плачут Жаба и Верблюд.

Тут сказал Верблюд: «Простите!»

И добавил: «Вот те на!

Я не ждал подобной прыти

От такого кабана.

Ясно же ему сказали:

Будешь прыгать в свой черед,

А пока лежи в печали

И мычи, как идиот».*

Жаба, выгнувшись картинно,

Заявляет: «Ерунда!

Свин – бездушная скотина!

Благодарности от Свина

Не дождаться никогда!»

Птички прячут черта в стуле,

И укрыть умеют даже

Аргументы в ридикюле

И улики в саквояже.

Птички в раже корчат рожи,

Вымазавшись прежде в саже.

По утрам, покинув ложе,

Объезжают вернисажи.

Украшаться любят златом.

Но не вечно длится лето.

И невесело пернатым.

Вот и песенка их спета.

____________________________________________

* Примечание переводчика:

В этих двух строках переводчик цитирует стихотворения Саши Чёрного «Потомки». См.:

...Нынче так же, как вовеки,

Утешение одно:

Наши дети будут в Мекке,

Если нам не суждено.

Даже сроки предсказали:

Кто – лет двести, кто – пятьсот,

А пока лежи в печали

И мычи, как идиот....

Перевод Андрея Голова (2002)

Сказка о Кабанчике

Пташки любят кушать,

Я вам доложу.

Я по мху сужу.

Надевайте гетры:

Я под шелест ветра

Сказку расскажу.

Пташки любят лопать

Ветчину, друзья,

Радость не тая;

Любят устриц лопать

И по тине топать –

Так же, как и я.

Пташки улыбаться

Учат малышей

И тигрят, ей-ей –

Петь, забот не зная,

Ротик разевая

Прямо до ушей.

Птички дремлют сладко

Посреди болот,

Где удача ждёт.

Открывайте ж глазки:

Будем слушать сказки

Старые. Так вот,

Жил-был Кабанчик. День и ночь

Над сломанной трубой

Он плакал и – ни шагу прочь:

Никто не мог ему помочь,

Он прыгать не умел – точь-в-точь

Обижен был судьбой.

Верблюд спросил, на берегу

Услышав плач и вой:

«А вдруг я горю помогу?

Ты, может, в плен попал к врагу?»

«Ах нет, я прыгать не могу:

Обижен я судьбой!»

Верблюд задумался слегка:

«Подумаешь, герой!

Ей-ей, такого толстяка

Я не видал ещё пока.

Но хоть задача нелегка,

Давай поспорь с судьбой!

Вон – тёмный лес в двух милях, тень

Простёрший над рекой.

Что ж ты весь день сидишь, как пень?

К нему раз десять сбегай в день –

И через год, осилив лень,

Подпрыгнешь над судьбой!»

Верблюд вздохнул – и зашагал

Над сломанной трубой.

О, как Кабанчик наш рыдал,

Как на себе щетинку рвал!

Ещё бы: маленький нахал,

Обижен он судьбой!

Тут Лягушонок на него

Зрачок набычил свой:

«О чём ты плачешь? Ничего!

Есть горе хуже твоего!»

«Я толстый, только и всего:

Обижен я судьбой!»

Раздулся Лягушонок тут

И стал гора горой.

«Не плачь! Пусть слёзы не текут!

Я научу, взяв грош за труд –

И через несколько минут

Поспоришь ты с судьбой!

Начни сначала, милый мой,

Ты с кочки небольшой,

Трудись упорно день-деньской –

А там, глядишь, и над стеной

В двенадцать футов вышиной

Махнёшь, как над судьбой!»

Кабанчик так и подскочил:

«Ах, Лягушонок мой!

Меня ты просто окрылил!

Уж я не пожалею сил,

Нет! Лишь бы ты меня учил,

Как прыгать над судьбой!»

«Меня сначала угости

Бараньей отбивной,

Пониже хвостик опусти

И сосчитай до десяти,

Согни коленки – и лети,

Подпрыгнув над судьбой!»

Кабанчик бедный, как дурак,

Подпрыгнул над трубой –

Но дело вышло не пустяк:

О камень шлепнулся он – так,

Что кости затрещали: «Крак!»

Вот так! Не спорь с судьбой!

Пташки пишут книжки

И забавный стих,

Но – для поварих…

Лучше их обшарить

Взглядом – но не жарить

Жарка портит их.

Пташки на волынке

Любят поиграть

Для гостей опять.

Но бросают гости

Шиллинг им со злости:

– Хватит! Перестать!

Пташки крокодила

Окунают в крем.

Бред! А между тем

В креме крокодилы

Просто очень милы

И не злы совсем!

Верблюд пришел, и день погас

Над сломанной трубой.

«Бедняга! – ухом он потряс. –

Знать, прыгнул ты в недобрый час!

Иметь нам надо верный глаз,

Чтоб прыгать над судьбой!»

Кабанчик всё лежал пластом,

Ни рылом, ни ногой

Не шевеля, на камне том,

И слезки капали ручьем…

Ему, как видно, напролом

Не прыгать над судьбой…

А Лягушонок наш затих;

Он понял той порой,

Что не видать, как лап своих,

Ему бараньих отбивных –

И грустно носом он поник

Над сломанной трубой!

Пташки баронетов

Кормят лебедой,

Тешат их пальбой,

Булочками душат

И лосося глушат

На реке зимой.

Пташки преступленья

Прячут в рюкзаке,

Бродят налегке –

И друзья с годами

Тают, если память

Меркнет вдалеке.

Пташки любят славу,

Злато все и вся

С гордостью нося.

Орденочек брякнет,

Колокольчик звякнет,

Вот и сказка вся.

Перевод Ирины Явчуновской-Рапопорт

Сказка о поросёнке

Птенцы едят пирожные,

Обедают вальяжно.

И прячут их лакеи

От любопытных глаз.

Лакеи ходят важно,

В руках сверкают ножики,

Их гетры и ливреи

Попали в мой рассказ.

Намазывают птенчики

Вареньице на истины,

И окорок под рюмку

В монастыре жуют.

А я и есть угрюмый

Монастырь тенистый.

Там славно пахнет жареным,

И призраки снуют.

И обучают птенчики

Тигриц улыбкам милым.

Немножечко лукавства,

А губки в виде дуг.

– Не корчиться – смеяться!

Но только в нужном стиле:

В глазах сама невинность,

Наш ротик – полукруг.

И засыпают птенчики...

Но спят, как на иголках,

Лишь стоит неудачнику

Победу одержать.

Лишь стоит неудачнику

С усмешкой свистнуть громко,

Я, Ваш слуга покорный,

Рассказ смогу начать.

Жил-был несчастный поросёнок

У дикого пруда.

Он издавал такие стоны,

Что пень, и тот рыдал.

А в чём причина этих криков?

В чём горестный удел?

Да просто не умел он прыгать.

Он прыгать не умел.

Верблюд, что был горбат изрядно

Решил задать вопрос:

– Вам больно, или же досадно?

В чём суть обильных слез?

Копытами с трудом подвигав, 

Не в силах скрыть тоску,

Наш поросенок взвизгнул: – Прыгать!

Я прыгать не могу!

И, глянув на беднягу томно,

Верблюд ответил так:

– Да-а! Вы, дружище, слишком полный.

Неоспоримый факт.

Такую жирную скотину

Я в жизни не видал.

Прыжки, мой друг, не для свинины,

Для тех, кто весом мал.

Но есть, пожалуй, вероятность.

Вот, если год подряд

Рысцою бегать многократно,

Возможен результат...

И прыгнете вы в перспективе,

Лет, эдак, через шесть...

Упорствуйте в своем порыве!

Надежда всё же есть.

И вновь несчастный поросёнок

У старого пруда

Остался страшно огорчённый,

Убитый, как всегда.

Свою щетину рвал он в клочья,

Копытами стучал,

– Хочу я прыгать, очень-очень! –

Он жалобно кричал.

Одна из жаб, что за пригорком

Сидела до сих пор,

Пруд оглядевши глазом зорким,

Вскочила на бугор.

– О, поросёнок, в чём сомненья?

Чем вызван этот стон?

– Тем, что я прыгать не умею. –

Вздохнул печально он.

С победоносною ухмылкой,

Грудь лапкой теребя,

Сказала жаба: – Ах, мой милый!

Я научу тебя.

Прошу я мизерную цену.

Ты сделаешь прыжок!

Приступим сразу, непременно.

Готов начать урок?

Ты будешь падать, спотыкаться.

От жгучих ран рыдать.

Но продолжать тренироваться,

И веру не терять.

Учиться будем постепенно,

Мы с малого начнём.

И футов, скажем, в десять стену

Со временем возьмём.

– О, жаба, милая, поверьте,

Надежды слабый свет

Вы заронили в моём сердце.

Назад дороги нет.

Пусть улыбнётся мне удача.

И заверяю Вас,

Назначьте цену, счёт оплачен

Мной будет в сей же час.

– Ах, я прошу довольно мало:

Баранины кусок,

И чтоб я гордо созерцала,

С вершины бугорок,

И этот пруд пьянящий, сонный

В придачу попрошу.

Ну а теперь, мой поросёнок,

Готовимся к прыжку.

И поросёнок, что есть силы,

Присел... толчок, рывок...

И... плюхнулся, уткнувшись рылом

В шершавый бугорок.

И он лежал в траве зеленой, 

Как порванный мешок.

Был слышен хруст костей – не стоны.

Фатальным стал прыжок.

Пишут наши птенчики

Книжки интересные,

И повар их читает

Тогда, когда он сыт.

Читать – не переваривать! 

Ведь, буквы, как известно,

Когда слегка поджарены,

Утрачивают вид.

Играют наши птенчики

На дудочках изящных

Для зевак, храпящих

На пляжах в ранний час.

И говорят зеваки:

– Прелестно! Потрясающе!

Скорей ловите ПЕННИчки!

Скорей оставьте нас.

Любят наши птенчики

Крокодилов в соусе.

В мечтаньях кратких, радужных, 

Съедают сей обед.

Под соусом, иль голый он,

А не таков, как кажется,

Тот крокодил, что голоден.

Уж так устроен свет.

Верблюд пришёл, под вечер сонный,

И с грустью проронил:

– О! Сердце! Кости! Поросёнок!

Как бледен ты! Как мил!

Но я предупреждал, однако,

Не трать напрасно сил!

Не всё – упорство и отвага.

Здесь нужен легкий стиль.

А наш несчастный поросёнок,

Как каменный мешок,

Лежал среди травы зелёной,

Был тих и одинок.

Не рвал свою щетину в клочья,

Копытом не стучал.

– Хочу я прыгать очень-очень! –

Он больше не кричал. 

И жаба мрачная, как туча,

В печали и тоске,

– Ах, до чего я невезуча, –

Вздыхала вдалеке.

– Теперь мне не видать награды,

Я не взойду наверх.

Ни бугорок, ни пруд прохладный

Не получу вовек.

Маленькие птенчики

Баронов кормят плюшками.

Стрелять они обучены,

Обучены плясать.

И так, забавы ради,

Зимой под грохот пушечный

Разрезают сёмгу

И ложатся спать.

Маленькие птенчики

Прячут преступления

В саквояжи бедные,

И на кутежах

Пьют благословенные,

А друзья их съедены.

Пьют благословенные,

Пьют, но и дрожат.

Маленькие птенчики –

В почестях и золоте.

Звонит, однако, колокол, 

Вот и пробил час.

И бледнеют птенчики,

Морщатся от холода...

А ваш слуга покорный

Завершил рассказ.

Оригинал на английском (1893)

Pig-Tale

Little Birds are dining

Warily and well,

Hid in mossy cell:

Hid, I say, by waiters

Gorgeous in their gaiters –

I've a Tale to tell.

Little Birds are feeding

Justices with jam,

Rich in frizzled ham:

Rich, I say, in oysters

Haunting shady cloisters –

That is what I am.

Little Birds are teaching

Tigresses to smile,

Innocent of guile:

Smile, I say, not smirkle –

Mouth a semicircle,

That's the proper style.

Little Birds are sleeping

All among the pins,

Where the loser wins:

Where, I say, he sneezes

When and how he pleases –

So the Tale begins.

There was a Pig that sat alone

Beside a ruined Pump:

By day and night he made his moan –

It would have stirred a heart of stone

To see him wring his hoofs and groan,

Because he could not jump.

A certain Camel heard him shout –

A Camel with a hump.

“Oh, is it Grief, or is it Gout?

What is this bellowing about?”

That Pig replied, with quivering snout,

“Because I cannot jump!”

That Camel scanned him, dreamy-eyed.

“Methinks you are too plump.

I never knew a Pig so wide –

That wobbled so from side to side –

Who could, however much he tried,

Do such a thing as jump!

Yet mark those trees, two miles away,

All clustered in a clump:

If you could trot there twice a day,

Nor ever pause for rest or play,

In the far future – Who can say? –

You may be fit to jump”.

That Camel passed, and left him there,

Beside the ruined Pump.

Oh, horrid was that Pig's despair!

His shrieks of anguish filled the air.

He wrung his hoofs, he rent his hair,

Because he could not jump.

There was a Frog that wandered by –

A sleek and shining lump:

Inspected him with fishy eye,

And said: “O Pig, what makes you cry?”

And bitter was that Pig's reply:

“Because I cannot jump!”

That Frog he grinned a grin of glee,

And hit his chest a thump.

“O Pig, – he said, – be ruled by me,

And you shall see what you shall see.

This minute, for a trifling fee,

I'll teach you how to jump!

You may be faint from many a fall,

And bruised by many a bump:

But, if you persevere through all,

And practise first on something small,

Concluding with a ten-foot wall,

You'll find that you can jump!”

That Pig looked up with joyful start:

“Oh Frog, you are a trump!

Your words have healed my inward smart –

Come, name your fee and do your part:

Bring comfort to a broken heart,

By teaching me to jump!”

“My fee shall be a mutton-chop,

My goal this ruined Pump.

Observe with what an airy flop

I plant myself upon the top!

Now bend your knees and take a hop,

For that's the way to jump!”

Uprose that Pig, and rushed, full whack,

Against the ruined Pump:

Rolled over like an empty sack,

And settled down upon his back,

While all his bones at once went “Crack!”

It was a fatal jump.

Little Birds are writing

Interesting books,

To be read by cooks:

Read, I say, not roasted –

Letterpress, when toasted,

Loses its good looks.

Little Birds are playing

Bagpipes on the shore,

Where the tourists snore:

“Thanks! – they cry. – Tis thrilling!

Take, oh take this shilling!

Let us have no more!”

Little Birds are bathing

Crocodiles in cream,

Like a happy dream:

Like, but not so lasting –

Crocodiles, when fasting,

Are not all they seem!

That Camel passed, as Day grew dim

Around the ruined Pump.

“O broken heart! O broken limb!

It needs, – that Camel said to him, –

Something more fairy-like and slim,

To execute a jump!”

That Pig lay still as any stone,

And could not stir a stump:

Nor ever, if the truth were known,

Was he again observed to moan,

Nor ever wring his hoofs and groan,

Because he could not jump.

That Frog made no remark, for he

Was dismal as a dump:

He knew the consequence must be

That he would never get his fee –

And still he sits, in miserie,

Upon that ruined Pump!

Little Birds are choking

Baronets with bun,

Taught to fire a gun:

Taught, I say, to splinter

Salmon in the winter–

Merely for the fun.

Little Birds are hiding

Crimes in carpet-bags,

Blessed by happy stags:

Blessed, I say, though beaten –

Since our friends are eaten

When the memory flags.

Little Birds are tasting

Gratitude and gold,

Pale with sudden cold:

Pale, I say, and wrinkled –

When the bells have tinkled,

And the Tale is told.

Оглавление

Перевод Андрея Москотельникова (2009)

Перевод Александра Флори (2001, 2011)

Перевод Андрея Голова (2002)

Перевод Ирины Явчуновской-Рапопорт

Оригинал на английском (1893)