У истоков Черноморского флота России. Азовская флотилия Екатерины II в борьбе за Крым и в создании Черноморского флота (1768 — 1783 гг.) [Алексей Анатольевич Лебедев] (fb2) читать онлайн

А.А. Лебедев У ИСТОКОВ ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА РОССИИ. Азовская флотилия Екатерины II в борьбе за Крым и в создании Черноморского флота (1768-1783 гг.)

Введение

Государство, обладающее выходом к морям, развивается быстрее и гармоничнее, чем государство, не имеющее такого выхода.^{1} История России изначально и неразрывно связана с мореплаванием и флотом. Уже Древнерусское государство имело прочные позиции на Балтийском и Черном морях. При этом значение последнего для Киевской Руси очень сложно переоценить: через него шли контакты с важнейшим политическим и культурным центром того времени — Византией. Однако затем наступили трудные времена: за право выхода на Балтийское море развернулась многовековая борьба, а выход на Черное море с XIII в. вообще был потерян. В конце XV в. это море превратилось во внутреннее для могущественной Османской империи, а для России наступил период изнурительной борьбы с набегами крымских татар на юге. В начале XVII в. был потерян выход и на Балтику. В результате, несмотря на ряд очевидных успехов в развитии государства, достигнутых на протяжении XVII столетия, к его концу Россия в экономическом и военном плане серьезно отставала от развитых стран Европы, где в то время были широко распространены мануфактурное производство, большие наемные армии и регулярные флоты. И борьбу за возвращение на моря Российское государство повело с черноморского направления.

Эта борьба оказалась долгой и кровавой, но в итоге при Екатерине II Россия вернулась на Черноморское побережье. Более того, она присоединила и Крым. Однако, несмотря на обилие и сложность событий, связанных с этой борьбой, в отечественной историографии были освещены лишь наиболее яркие из них. Правда, на этом фоне иногда кажется, что рассмотрено практически все, но, к сожалению, данное впечатление обманчиво. В частности, за подробным изучением Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. в таких аспектах, как действия войск на Дунае, Балтийского флота в Архипелаге и дипломатическая борьба вокруг условий мирного договора, скрываются существенные лакуны и в военной, и в дипломатической истории. Мы имеем в виду степень взаимодействия армии и флота на разных театрах войны, анализ военно-морского искусства и планов использования флота, наконец, историю военных действий на Азовском и Черном морях и в Северном Причерноморье. Так, история Азовской флотилии практически полностью обойдена вниманием.

Причем флотилии не повезло дважды: с одной стороны, в войне 1768–1774 гг. ее действия заслонили более крупные и яркие победы на других театрах, а с другой — история соединения в 1768–1783 гг. померкла на фоне событий, связанных с созданием и блестящими успехами уже формально учрежденного Черноморского флота в следующей Русско-турецкой войне 1787–1791 гг.^[1] В итоге Азовская флотилия оказалась в значительной степени забытой.

Между тем, данная флотилия сыграла как в войне 1768–1774 гг., так и в истории русского флота весьма значимую роль. В кампании 1771 г. она внесла неоценимый вклад в операцию по овладению Крымом, что стало важнейшим событием всей войны. В 1772–1774 гг. Азовская флотилия успешно выдержала противостояние с турецким флотом на Черном море, отразив тем самым все попытки Турции вернуть Крым. В эти годы она фактически выполняла большинство функций флота, одержав верх во всех столкновениях с соединениями турецких линейных кораблей и заложив победные традиции Черноморского флота. Появившиеся в 1771–1774 гг. 32–58-пушечные фрегаты положили начало крупному российскому судостроению на Черном море. Наконец, в 1769–1771 гг. был решен вопрос о заведении на Черном море линейного флота. Созданная же в 1769–1774 гг. судостроительная база позволила продолжить развитие русской морской силы на Черном море и после войны, что впоследствии сыграло важную роль при фактическом перерастании флотилии в Черноморский флот.

Но вот парадокс — в целом историки отмечают значение Азовской флотилии, однако целостного и подробного исследования не проведено до сих пор, ни по вопросу создания флотилии, ни по ее боевой деятельности. В общем затрагиваются лишь отдельные наиболее красочные аспекты.

Приведем лишь два показательных примера. Обычно рассмотрение судостроения в интересах флотилии сводится к бесстрастной фиксации ее корабельного состава (и то с многочисленными ошибками), с приведением первых данных на 1771 г., при этом 1768–1770 гг. либо опускаются вовсе, либо даются в общем виде. А ведь в 1768 г. у России не было на Азовском и Черном морях ни кораблей, ни баз, ни верфей, ни даже выхода на подходящие участки побережья. Между тем, в 1771 г. флотилия имела в Таганроге боеспособную эскадру «новоизобретенных» кораблей, а на одной из верфей строились два 32-пушечных фрегата! Как это стало возможно и как это было создано? Каких стоило усилий? Ответа в литературе нет.

Не лучше ситуация и с изучением боевой деятельности флотилии. Здесь дело фактически ограничивается кратким перечислением ее успехов и разбором побед на нескольких строчках. Вот как, например, обычно описывается Балаклавский бой — первая победа флотилии на Черном море: «23 июня [1773 г.] Кинсберген с отрядом из двух новоизобретенных кораблей, находясь вблизи Балаклавы, усмотрел идущие к Крымскому берегу три 52-пушечных неприятельских корабля и 25-пушечную шебеку. Несмотря на огромное неравенство сил, Кинсберген атаковал турецкую эскадру и после шестичасового боя заставил ее отступить».^{2} И все!

Похожая ситуация и с периодом так называемой мирной борьбы с Турцией в 1774–1783 гг. Здесь весьма подробно рассмотрены борьба на суше и дипломатическое противоборство, но опять-таки очень скупо и путано проанализирован морской фактор. Причина же банальна: историю Черноморского флота начинают вести с не обоснованной должным образом даты — 2 мая 1783 г. Соответственно получается, что морской фактор имел большое значение лишь в борьбе за сохранение достигнутых позиций в войне 1787–1791 гг.

Между тем, Азовская флотилия не только сыграла существенную роль в сохранении достигнутых в 1774 г. результатов, дважды способствовав отражению попыток Османской империи вернуть Крымский полуостров и подавлению спровоцированных на нем восстаний, но и стала важнейшей составной частью процесса появления на Черном море линейного флота.

Так о чем же эта книга? В целом — о рождении русского Черноморского флота и его влиянии на перипетии борьбы за Крым и Черное море в 1768–1783 гг., причем речь пойдет не просто о создании флота, а о его появлении и развитии в контексте общей морской и внешней политики России в данное время. Наконец, нами будет предпринята первая попытка тщательного анализа опыта использования морских сил в русско-турецкой борьбе XVI–XVIII вв., что позволит судить о степени эффективности военно-морской политики России на южных морях.

Читателю также предлагается знакомство со многими историческими фигурами, крупными и не очень, создавшими Черноморский флот и присоединившими Крым, приводится богатый опыт управленческих решений, как положительных, так и провальных, что позволяет понять их природу и особенности. А опыт действительно большой и ценный: создание и деятельность Азовской флотилии демонстрируют образец успешного создания морского соединения в тяжелейших условиях, поиск и нахождение, казалось бы, невозможных организационных решений при правильном использовании опыта и инициативы (и показательных провалов при косности и формализме ведения дел), а также яркий пример достижения больших успехов крайне ограниченной в силах флотилии в борьбе против военно-морского флота на морском театре военных действий. Ознакомиться со всем этим опытом управления полезно и в наши дни.

Наконец, не менее важны и приложения к данному исследованию. Здесь представлены полная галерея флагманов, стоявших у истоков Черноморского флота, и попытка сравнительного анализа состояния русского флота на фоне других европейских флотов середины XVIII в., что поможет, с одной стороны, понять и оценить тех, кто создавал Черноморский флот, а с другой — сориентироваться в положении флота Российского среди других военно-морских флотов середины XVIII столетия.

Хронологическими рамками исследования являются 1768–1783 гг. Однако, поскольку при создании флотилии широко использовался предшествующий опыт борьбы за Крым и южные моря, в первой главе нами проведен его анализ, особенно применительно к истории деятельности предшествующих Азовской флотилии морских соединений. Кроме того, была предпринята попытка и всестороннего изучения состояния как русского, так и турецкого флотов накануне войны. С турецким флотом Азовской флотилии предстояло воевать, а Балтийский флот должен был, с одной стороны, выделить моряков (с их взглядами, подготовкой, привычками), а с другой — сам принять участие в войне. Да и в целом Екатерина II с самого начала войны рассматривала действия и Балтийского флота в Архипелаге, и флотилии на Азовском и Черном морях как элементы единой политики борьбы против Турции.

Данная работа является первой в отечественной историографии попыткой целостного и подробного исследования истории Азовской флотилии как в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг., так и за весь период ее существования 1768–1783 гг. При этом в научный оборот впервые вводится большое число фактов, в частности, связанных с корабельным составом флотилии, финансированием судостроительных работ, созданием и развитием Таганрогского порта. Предпринимается попытка восстановить целостную картину хода военных действий в кампании 1771–1774 гг., анализируются сражения флотилии и ее вклад в военно-морское искусство, наконец, впервые рассматриваются вопросы комплектования флотилии личным составом. Приведенные в конце исследования выводы позволяют поставить вопрос о восстановлении исторической справедливости и начале отсчета истории Черноморского флота не с ничем не обоснованной даты 2 мая 1783 г., ас вполне реальной — 9 ноября 1768 г.

Наконец, необходимо учитывать следующее. В отечественной историографии флотилию называют то Азовской, то Донской, используя эти наименования как синонимы. Аналогичная картина наблюдается и в архивных материалах, в которых флотилия, после ее выхода на Черное море, нередко именуется флотом. В нашей работе будет использоваться название Азовская, по месту расположения главной базы, а также чтобы подчеркнуть ее морской статус, в отличие от «Донской» флотилии П.П. Бредаля, базировавшейся на Дон и являвшейся, сугубо речной.

Глава I. Канун Русско-турецкой войны 1768–1774 гг.

Русско-турецкая война 1768–1774 гг. была для России неизбежной, но начало ее оказалось несвоевременным.^{3} Неизбежной она была потому, что для Российского государства во второй половине XVIII в. стало уже жизненно необходимым добиться решения черноморской проблемы.

Такая необходимость диктовалась, во-первых, все более настоятельным требованием экономического развития южных регионов России (в том числе богатых плодородными почвами), а следовательно, и дальнейшего роста экономики всей страны в целом. Нужен был прямой сбыт российских товаров через Черное море и далее, через проливы, в Средиземное, иначе русский юг был обречен на застой, так как без гарантированной возможности сбыта через черноморские порты промышленники, дворяне, крестьяне и казаки не спешили экономически осваивать южные территории империи и заводить здесь свое хозяйство.^{4} А возможности для торговли через Черное море были огромны. Ответы русского посла в Стамбуле А.А. Вешнякова в 1740–1750-х гг. на запросы Коммерц-коллегии показали, что русские товары (причем не только сельскохозяйственные, но и промышленные) с успехом найдут сбыт на рынках и Ближнего Востока, и Балкан. Более того, даже европейские купцы были заинтересованы в торговле с Россией через более удобное Черное море. Кроме того, упоминание А.А. Вешняковым о промышленных товарах свидетельствует, что выход на юг искали предприниматели Центральной России.

Теоретические соображения подтверждалась практикой. Заключение мира в 1739 г. привело к возникновению, пусть и небольшой, торговли между Россией и Турцией. Турецкие, армянские, венецианские и греческие купцы на судах под Османским флагом вели ее через Таганрог и устье Дона. Существование торговли вызвало появление в 1749 г. таможни в Черкасске. Но уже в декабре 1749 г. ее было решено перенести к речке Темерничке, где в 1750 г. она и начала действовать. Правда, А.А. Вешняков в 1749 г. указывал, что таможню лучше устроить в Таганроге, где уже есть застава, к которой приходят суда, но российское правительство не захотело нарушать нейтрального статуса этого пункта. Таким образом, хотя территория Таганрога была нейтральной, а крепость полностью разрушена, здесь все-таки существовала торговля и даже была застава! А в 1761 т. для укрепления позиций России в низовьях Дона была основана крепость Святого Дмитрия Ростовского.

Между тем, самые энергичные из русских купцов и сами пытались завести торговлю. В 1757 г., с разрешения Сената, была основана торговая компания купца В. Хостатова в Темернике. Правительство всячески поддерживало ее, но торговые операции представляли «одну только тень прямой коммерции». Причиной тому служил целый комплекс проблем: 1) возможность вести торговлю только на турецких судах; 2) неразвитость на территории самой России коммуникаций для подвоза товаров. Особенно сложной была первая проблема. Так, A.M. Обресков, проанализировав торговлю на турецких судах, пришел к выводу, что она практически невозможна: турецкие корабли малы и имеют плохие мореходные свойства; паруса на них не из льняных, а из хлопчатобумажных тканей, в дождь они промокают насквозь, становятся тяжелыми и с трудом поддаются управлению. Большинство шкиперов не ведали о компасе, корабли пробирались вдоль берегов, что удлиняло и удорожало плавание.^{5} «Экспериентация доказывает, — сетовал A.M. Обресков, — по худой конструкции мореплаванных судов и по неискусству правящих оными всегда неминуемой опасности подвергнуты бывают».^{6} Тем не менее компания просуществовала довольно долго. Она основала конторы в Москве, Константинополе и на Темернике, где мало-помалу были устроены кладовые, магазины и пакгаузы. Основными предметами вывоза являлись железо, чугун, холст, коровье масло, икра. Объемы торговли за 1758–1764 гг. представлены в приведенной ниже таблице.

Объемы южной торговли России через устье реки Дон в 1758–1764 гг.^{7}

^{Год … Товару получено … Товару отправлено}

1758 … 52 076 руб. 51¹/₄ коп. … 34 913 руб. 55 коп.

1760 … 85 084 руб. 62 коп. … 42 283 руб. 20 коп.

1762 … 128 906 руб. 40¹/₄ коп. … 41 314 руб. 88 коп.

1764 … 44 020 руб. 31 коп. … 59 096 руб. 95 коп.

Вскоре на Темерник стали приезжать и селиться там турецкие купцы. В 1762 г. эти переселенцы прибыли на 26 судах.

Однако отдаленность Темерника от моря стала крупным его недостатком. Карантин находился в Таганроге, но там не было ни погребов, ни магазинов, ни домов (только голый утес с заставой), поэтому люди вместе с товарами вынуждены были выдерживать карантин на воде, что часто вело к порче товара. Кроме того, до Темерниковской таможни далеко не все суда и не всегда могли приходить, а потому товары вынужденно перевозили на лодках донских казаков. В итоге на протяжении 1760-х гг. торговля постепенно сошла на нет.

Между тем, на заседании основанного в 1765 г. Вольного экономического общества был зачитан доклад, в котором утверждалось, что весь регион к югу от линии Смоленск — Кострома — Воронеж кровно заинтересован в сбыте своей продукции через Черное море: слишком трудно было торговать через замерзающее Балтийское море, а сухопутные перевозки тогда обходились в 50 раз дороже морских!^{8}

Вследствие вышесказанного, на наш взгляд, нельзя согласиться с утверждением историка Г.А. Санина о том, что «не экономическая необходимость диктовала борьбу за Черное море, а, наоборот, отвоевание выхода в Черное море привело к развитию южной торговли России».^{9} В действительности экономические факторы нельзя сбрасывать со счетов.

^{Екатерина II. Императрица России в 1762–1796 гг.} 

Однако кроме экономической важности решение Черноморской проблемы было крайне важно и с точки зрения укрепления обороноспособности страны. Турция, владеющая Северным Причерноморьем и Крымом, имела очень удобный плацдарм для ударов по южным русским землям, а также достаточно сильного и верного вассала в лице крымских татар, которые и сами с начала XVI в. постоянно совершали разорительные набеги на русские и украинские земли. Безраздельное же господство на Азовском и Черном морях позволяло Османской империи оказывать постоянную помощь Крыму и высаживать десанты в любой точке побережья этих морей. Кроме того, эта причина была неразрывно связана с первой: постоянная угроза разорения южных земель серьезно мешала и экономическому развитию данных территорий. Поэтому нужно было положить конец самой угрозе набегов крымских татар и ликвидировать турецкий плацдарм в Северном Причерноморье. Также было необходимо лишить Оттоманскую Порту монополии на южные моря, создав здесь собственный военно-морской флот, без которого оборона южных русских рубежей не могла быть полноценной.

Таким образом, чтобы решить черноморскую проблему, следовало получить выход на Черное море с правом мореплавания через проливы Босфор и Дарданеллы и изменить положение Крымского ханства (то есть требовалось или его присоединение к России, или провозглашение независимости, но под контролем Российского государства). В достижении же этого краеугольным камнем был Крымский полуостров — сердце Крымского ханства. Только установление контроля над ним означало решение данной проблемы. Вся важность Крыма прекрасно сформулирована в докладе канцлера М.И. Воронцова Екатерине II 6 июля 1762 г. (буквально спустя неделю после прихода к власти самой Екатерины), где говорилось: «Полуостров Крым местоположением своим настолько важен, что действительно может почитаться ключом российских и турецких владений. Доколе он останется в турецком подданстве, то всегда страшен будет для России, а напротиву того, когда бы находился под Российскою державою или бы ни от кого зависим не был, то не токмо безопасность России надежно и прочно утверждена была, но тогда находилось бы Азовское и Черное море под ее властью…».^{10} К этому нужно добавить, что фактически только обладая портами в Крыму можно было иметь военный флот на Черном море, о значении которого говорилось выше.

Однако монопольное господство на Азовском и, главное, Черном морях,^[2] а также обладание Северным Причерноморьем и Крымом были важнейшими стратегическими ресурсами Турции.^{11} Естественно, что Оттоманская Порта не собиралась уступать здесь ни пяди своих владений, что подтверждалось упорной борьбой России и Турции в конце XVII — первой половине XVIII в. Более того, Османская империя сама имела агрессивные замыслы: в Константинополе рассчитывали расширить свои владения в Польше, на Украине и на Кавказе.^{12} Таким образом, новая война между Россией и Турцией оказывалась неизбежной. Ее начало было вопросом времени.

В России также готовились к предстоящей войне. Как мы видели, Екатерина II спустя неделю после прихода к власти уже рассматривала проблематику, связанную с черноморской проблемой, тем самым обозначив приоритетность ее решения. Исходя из этого, была начата и дипломатическая подготовка. Ставший во главе внешней политики России Н.И. Панин приступил к реализации проекта «Северной системы» («Северного аккорда»).^[3] Речь, в частности, шла о том, чтобы достичь союзных соглашений с Англией, Пруссией, Данией, Швецией и Речью Посполитой, а также «с другими странами, которые удалось бы привлечь к союзу». Первые три страны должны были стать «активными» участниками системы, а вторые две — «пассивными». То есть первым полагалось защищать идеи союза, а от «пассивных» достаточно было благожелательного нейтралитета. Реализация проекта должна была, по словам самого Н.И. Панина, «единожды навсегда системой вывесть Россию из постоянной зависимости и поставить ее способом общего Северного союза на такой степени, чтоб она, как в общих делах знатную часть руководств иметь, так особливо на севере тишину и покой ненарушимо сохранять могла».^{13} Кроме того, «Северная система» служила и важным ответом Франции и Австрии, ставшим противниками России после Семилетней войны. Опять же процитируем Н.И. Панина: «… Самое верное для поддержания в Европе равновесия против союза двух домов: австрийского и бурбонского, заключается в том, чтобы северные державы составляли между собою систему, совершенно независимую. Они гарантируют себя этим от вмешательства во внешние раздоры…».^{14} Иными словами, опираясь на «Северную систему», Россия должна была обеспечить противовес Франции и Австрии, укрепить свое влияние в Польше и Швеции и подготовить почву для борьбы с Турцией. Как справедливо отмечает В.Н. Виноградов, Петербург явно стремился «обеспечить несколько лет спокойной жизни, чтобы прийти в себя после тягот Семилетней войны и гротескного правления Петра III, a затем приступить к сведению счетов с Высокой Портой…».^{15}

Именно в рамках создания «Северной системы» и подготовки к войне с Турцией Россия заключила союзные договора с Пруссией (1764 г.) и Данией (1765 г.) и торговый договор с Англией (1766 г.). Но обширные дипломатические мероприятия были только частью этой подготовки. Большое внимание уделило правительство Екатерины II и состоянию армии и флота, на чем мы остановимся ниже.

К сожалению, несмотря на все принятые меры, начало войны оказалось для Российской империи несвоевременным: когда 25 сентября 1768 г. Турция объявила России войну, последняя еще не успела полностью закончить подготовку к ней.^{16} Как позже Екатерина II писала Ф. Вольтеру: «Мустафа был к войне так же мало подготовлен, как и мы».^{17} К тому же Российское государство в это время уже вело боевые действия в Польше, и начавшаяся война с Османской империей создавала для него, таким образом, второй фронт. Но Турция во многом и рассчитывала на возникавшие у России затруднения, надеясь на быстрое и победное окончание военных действий.^{18} Причины же нападения Османской империи были следующими.

Во-первых, Турция, как уже было отмечено выше, имела планы захвата новых территорий, в том числе в Польше и на Украине, а сейчас появилась реальная возможность получить Волынь и Подолию, взамен помощи, которую просили оказать барские конфедераты против России (Османская империя согласилась помочь на данных условиях, и это позволило Константинополю выступить «защитником» суверенитета Польши), поэтому турки с нарастающей тревогой следили за усилением российского влияния в Речи Посполитой.^{19}Верхушка духовенства, улемов, во главе с шейх-уль-исламом Пиризаде Сахиб-Моллой, особенно рьяно ратовавшим за возвращение Подолии, утраченной Турцией по Карловицкому миру 1699 г., и большинство везиров поддержали воинственно настроенного султана и оттеснили умеренных государственных деятелей. В результате, по инициативе участников Барской конфедерации, Мустафа III одобрил в конце 1768 г. секретное соглашение о передаче Подолии Порте, а части восточно-украинских земель — конфедератам.

Таким образом, одной из важнейших причин начала Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. было то, что Мустафа III, как и его ближайшие предшественники, стремился играть, по словам видного турецкого историка Акдеса Н. Курата, если не ключевую, то, по крайней мере, значительную роль в Центральной и Юго-восточной Европе.^{20} Турецкие историки султанской эпохи также поддерживали тезис о защите Османской империей независимости и неделимости Польши как главной причине войны с Россией в 1768 г.

^{Вид на Босфор и Константинополь со стороны Мраморного моря} 

Во-вторых, не меньше опасался Константинополь и дальнейшего усиления Российской империи в целом, видя в этом угрозу своим позициям в Северном Причерноморье и в Крыму (турки понимали важность для России черноморской проблемы).^{21}

И, в-третьих, огромный вклад в объявление Турцией войны России внесло активное подталкивание ее к этому Францией.^{22} В частности, немаловажную роль в сближении султана и польских конфедератов сыграло обещание Франции финансировать военные действия турецких войск против России.^{23}

* * *

Столь важная роль третьего государства в развязывании русско-турецкой войны заставляет остановиться па международном положении России накануне этих событий. Самым последовательным ее противником на международной арене из числа великих держав на протяжении практически всего XVIII в. была Франция. Лейтмотивом политики Парижа в отношении России было противодействие решению Петербургом любой внешнеполитической задачи и стремление к максимальному ослаблению как российского влияния в европейских делах, так и самого Российского государства в целом. В идеале Взрсаль был не против низведения России к положению допетровской Московии.^{24}Руководитель тайной дипломатии Франции де Бройль наставлял своих агентов, что желательно не давать России «возможность играть какую бы то ни было роль в Европе; раз так, то не следует заключать с этим двором никаких договоров. Нужно заставить его впасть в совершенно летаргический сон, и если извлекать его из этого сна, то лишь путем конвульсий, например внутренних волнений».^{25} Сам же король выражался еще определеннее. В своем письме послу в Петербурге Л.О. Брейтелю он излагал свою стратегию так: «Вы знаете, и я повторяю совершенно четко, что целью моей политики в отношении России является устранение ее, насколько возможно, от дел в Европе…». Но и этого, видимо, показалось Людовику XV мало, и затем он добавил: «Все, что может ввергнуть этот народ в состояние хаоса и погрузить в мрак, служит моим интересам».^{26}

Основными причинами такой политики Парижа были следующие: во-первых, Франция видела в России сильного и опасного конкурента в борьбе за гегемонию в европейских делах, а во-вторых, она крайне не желала выхода России в Черноморский регион и закрепления ее там, к чему Петербург все более активно стремился. Последнее вообще вызывало у Парижа острое недовольство, что объяснялось достаточно просто. Франция в XVIII в. продолжала занимать самое влиятельное положение как в левантийской торговле, так и в политике Османской империи, являясь самым старым союзником султанов. Торговля с Турцией была очень важна для Франции, особенно после потери позиций в Северной Америке и Индии.^[4] Поэтому французские купцы и промышленники, а следовательно, и правительство смотрели на русское продвижение к Черному морю и на все угрозы турецким владениям как на прямую и серьезную опасность для экономических интересов Франции. А поскольку экономика неразрывно связана с политикой, то не только в полной гибели Турции, но даже в утрате ею тех или иных земель французы во второй половине XVIII в. видели также и подрыв своего политического престижа.^{27}

Таким образом, толкая турок на превентивную войну против России, французская дипломатия рассчитывала достичь сразу нескольких целей. Главная из них заключалась в общем ослаблении Российской империи, находившейся, по мнению Парижа, пока не в самом блестящем состоянии, что сразу же парализовало бы ее активность в Европе. В частности, в инструкциях, направленных французскому послу в Константинополе Ш.Г. Верженну, присутствовали следующие слова: «На севере готовится Лига, могущая стать опасной для Франции. Самым надежным средством перечеркнуть этот проект, а может быть, и свалить с захваченного престола узурпаторшу Екатерину явилось бы вовлечение ее в войну. Лишь турки могут оказать нам эту услугу (курсив наш. — Авт.)»^{28} и «Единственной целью ваших усилий должно быть вовлечение турок в войну».^{29} За этим, но мнению Франции, неизбежно должны были разрешиться и остальные задачи: отказ ослабленной России как от выхода на Черное море, так и от позиций в Польше, которые она столь серьезно укрепила в 1760-х гг. После чего Париж просто неминуемо возвращает утраченные позиции в Варшаве.

Наконец, была и еще одна цель, преследование которой заставило Францию толкнуть турок на войну с Россией, несмотря на понимание серьезности проблем, вставших перед Османской империей. Речь идет о стремлении овладеть Египтом, находившимся в вассальной зависимости от Константинополя. По мнению герцога Э.-Ф. Шуазеля и его окружения, русско-турецкая война как раз и давала возможность Франции захватить Египет мирным путем. Война должна была истощить силы России и Турции, и турки, в благодарность за помощь, могли бы если не совсем передать Египет Людовику XV, то, по крайней мере, предоставить там большие привилегии французскому капиталу.^{30}

Приобрести Египет или сделать его финансово зависимым от Франции стало вопросом престижа для Людовика XV с 1763 г. «В глазах версальского кабинета Египет был новым полем битвы против Англии; в случае занятия его нашими моряками или при организации прохождения через него наших караванов, Египет должен был компенсировать потерю Канады или, по крайней мере, открыть прямой путь в сорок восемь дней из Марселя в Бомбей»,^{31} — писал Пэнго, биограф Э.-Ф. Шуазеля.

Вот почему Франция столь откровенно толкала Константинополь на войну с Россией, причем, что особенно важно, ни до, ни после ее начала совершенно не скрывала своей роли в организации этого конфликта. Так, еще в 1765 г. французскому послу в Константинополе Ш.Г. Верженну удалось добиться смены рейс-эфенди и великого везира, попавших под влияние русского резидента в Турции A.M. Обрескова. Затем Эннен, французский агент в Польше, открыто восторгался Ш.Г. Верженном, интриговавшим против России в Константинополе: «Доверие дивана не изменилось, и Ш.Г. Верженн, когда ему было дано разрешение ввести турок в игру, в войну, для которой подали повод польские дела, — выполнил полученные им приказы, не компрометируя себя, не беря на себя ручательства за события, которые оказались такими, как он и предвидел».^{32} Ну и наконец, в 1772 г. во время беседы русского посла в Париже Н.К. Хотинского с новым главой французской дипломатии герцогом д'Эгильоном последовало признание последнего: «Как вы хотите, чтобы (мы. — Авт.) подали (Турции. — Авт.) такой совет (речь идет о совете туркам быть более склонными к примирению. — Авт.), когда ведь мы сами подтолкнули турок начать войну».^{33}

Еще одним противником России в этот период являлась Австрия. Она также не желала выхода и утверждения Российской империи в Черноморском регионе и была не в восторге от усиления международного влияния России, но занимала более осторожную позицию, выжидая дальнейшего развития событий.^{34},[5] Кроме того, Франция и Австрия еще с 1756 г. находились в союзнических отношениях, составив так называемый Южный союз.

Что касается Пруссии, то она была очень сильно ослаблена Семилетней войной, и Берлин теперь был заинтересован в поддержке Петербурга, видя в этом средство осуществления своих территориальных притязаний по отношению к Польше. К тому же в 1764 г. между Россией и Пруссией был заключен союзный договор, серьезно сковавший Австрию и Францию. Тем не менее, и Фридрих II был далеко не в восторге от войны России и Турции. Союзник поневоле, прусский король занимал двусмысленную позицию. Помогать Екатерине он не желал и писал своему брату Генриху: «Россия — страшное могущество, от которого через полвека будет трепетать вся Европа».^{35} К тому же Фридрих откровенно опасался Екатерины II как искусного дипломата: «Боюсь, чтобы меня не стали доить как корову» в обмен «на изящный комплимент и соболью шубу».^{36} Однако он был связан союзным договором, и поэтому, источая миролюбие, с самого начала предпринял активные шаги по прекращению начавшейся войны.

Главным же противовесом Франции для Петербурга были отношения с Англией, являвшейся в то время непримиримым врагом Парижа. Хотя с Лондоном удалось заключить только торговый договор (1766 г.), его позиция благоприятствовала России. Англия рассматривала Россию и как союзника против Франции, и как средство, с помощью которого британские политики хотели подорвать французские позиции на Ближнем Востоке и в Турции. Посланник в Петербурге лорд Каткарт писал в 1770 т.: «Она (Россия. — Авт.) должна зависеть от нас и держаться за нас. В случае успеха это лишь увеличит нашу силу, а в случае неуспеха — мы утратим лишь то, что не могли иметь».^{37}

И хотя Англия благожелательно относилась к России, на позиции Лондона нужно остановиться несколько подробнее. С 1763 г. между Россией и Англией шли переговоры о заключении союзного договора, которые, однако, ни к чему не привели. Как отмечает в своей статье М. Андерсон, главным пунктом в переговорах был турецкий вопрос. И каждый раз, продолжает он, английские сановники отказывались заключать соглашение, если затрагивался данный вопрос. Дает автор и объяснение: «Обычно этот отказ объяснялся тем, что британская торговля в Леванте неизбежно пострадала бы, если бы Англия, согласившись на русские предложения, позволила показать туркам, что теперь она рассматривает ее в качестве врага».^{38} При этом сам автор указывает, что упомянутая торговля была в то время крайне малозначительной. Отсюда следует вывод, что указанная причина являлась формальной. Главное же заключалось в том, что Англия не желала допустить усиления России в Турции, а кроме того, ей вообще была не нужна эта война — ее интересовала Россия как союзник против Франции. Фактически далее М. Андерсон об этом и говорит, когда замечает, что сразу после начала войны Англия бросилась мирить Россию и Турцию, так как заключение мира «означало бы высвобождение российских войск и ресурсов от довольно бесплодной, с британской точки зрения, борьбы России в Княжествах и на берегах Черного моря для использования их… в Центральной или Западной Европе против Франции и ее союзников».^{39} Таким образом, позиция Англии была не такой уж простой.

Однако Екатерина II достаточно рано раскусила английскую позицию и, не согласившись на союз на английских условиях, тем не менее, выстроила свою линию поведения вплоть до конца 1774 г. так, чтобы не лишать британский Кабинет надежд на будущее использование «Северной системы» и в английских интересах, а пока пользоваться помощью Лондона. Заканчивая обзор дипломатической ситуации накануне русско-турецкой войны, нужно отметить, что в 1765 т. Россия заключила союзный договор с Данией.

Таким образом, хотя дипломатическая обстановка на момент начала войны была достаточно сложной, в целом она все же благоприятствовала Российской империи.^{40} Противовесом открыто враждебной позиции Франции и скрытого недоброжелательства Австрии были достаточно хорошие отношения с Англией и союз с Пруссией (правда, очень скоро выяснится, что и последняя занимает враждебную позицию и лишь скована своей слабостью и союзными обязательствами).

* * *

Что же касается военно-экономических потенциалов сторон, то здесь ситуация была следующей. В целом, и в военном, и в экономическом отношениях Россия была уже значительно сильнее Турции, что позволяло ей рассчитывать на конечный успех.^{41} Важными преимуществами Российской империи были:

1) экономическое превосходство над Османской империей;

2) лучшая боеспособность русской армии, имевшей опыт победоносных военных действий в Семилетней войне;

3) намного более высокий профессиональный уровень русского командного состава, среди которого было очень много талантливых и выдающихся людей.

Имела Россия и военно-морской флот, получивший свежую практику в уже упомянутой Семилетней войне 1756–1763 гг. Однако итоги ее получились весьма неоднозначными. С точки зрения военно-морского искусства Балтийский флот выполнял следующие виды действий: крейсерство вдоль побережья неприятельской страны с целью пресечения коммуникаций и торговли противника, борьбу с неприятельскими каперами, перевозку грузов для нужд армии, блокаду приморских крепостей, артиллерийский обстрел их и высадка тактических десантов, закрытие датских проливов на случай появления английского флота. Однако при этом серьезного противодействия он не встретил, поскольку Пруссия сколько-нибудь значимым флотом не располагала. Соответственно русский флот не получил ни опыта ведения морских сражений,^[6] ни опыта действий в условиях противостояния с равным противником. Несмотря на легко доставшееся господство на море, не приобрел Балтийский флот и опыта масштабных действий против побережья противника, аналогичного хотя бы опыту ударов по территории Швеции в 1719–1721 гг. Невелики оказались и трофеи в лице торговых и транспортных судов, хотя Пруссия при Фридрихе II начала развивать торговый флот (было задержано и захвачено около 30 судов). Наконец, не меньшей проблемой было и то, что кроме Балтийского моря русские моряки практически не знали других морей. Средиземное море казалось чем-то недостижимым. «Гибралтар нашим кажется концом света!», — писала Екатерина А.Г. Орлову в начале Архипелагской экспедиции. Более того, за два месяца до выхода эскадры ГА. Спиридова из Кронштадта она просила русского посла в Лондоне И.Г. Чернышева тайно раздобыть у англичан морскую карту Средиземного моря и Архипелага. Да что там Архипелаг! Несмотря на недавнюю войну с Турцией в 1735–1739 гг., когда Донская флотилия П.П. Бредаля действовала на Азовском море, даже по нему не составили нормальных карт.^{42} Про Черное море говорить уже не приходится. Таким образом, в целом, полученный русским флотом в Семилетней войне опыт оказался весьма ограниченным.

Справедливости ради нужно отметить, что для такого итога были и объективные причины: отсутствие флота у Пруссии, замкнутость театра военных действий и политика Конференции при высочайшем дворе, делавшей основную ставку на сухопутный театр военных действий^[7] (хотя два наиболее значимых для России успеха — взятие Мемеля и Кольберга — принесли именно совместные действия русской армии и флота).

Однако для целого ряда других итогов войны оправданий у руководства отечественного флота быть уже не может. В частности, война практически не повлияла на основные (они же и застарелые) проблемы русского флота: низкое качество кораблей, острую нехватку личного состава (в 1762 г. некомплект достигал 6708 человек!), распространенность болезней и высокую смертность (в 1757 г. число больных на Кронштадтской и Ревельской эскадрах достигло 2 тыс. человек), формальное отношение к боевой подготовке. Созданная Петром III в 1762 г. Морская Комиссия далее не удосужилась скрыть последнего момента в своем докладе: «Еще ж ваше императорское величество повелели, чтоб матрозы и все нижние служители каждый в своем звании сведущи и научены были. На то всеподданнейше представляется по адмиралтейскому регламенту, должности коллежской по 112 артикулу, новелено флот не меньше половины, а иногда и весь, для экзерциции на море иметь. По содержанию сего артикула до военного случая из флота для экзерциции посылано было в море по нескольку караблей, а как военное время наступило, то и весь флот в употреблении был, чрез что матрозы и другие нижние служители каждый в своей должности и обучение получают (курсив наш. — Авт.)».^{43} То есть с началом войны началась и боевая подготовка.^[8]

Таким образом, фактически наиболее значимым результатом Семилетней войны для русского флота стало лишь выдвижение способных флагманов и офицеров: А.И. Полянского, Г.А. Спиридова, А.Н. Сенявина, И.М. Селиванова и других, которые затем и создали фундамент для дальнейшего развития флота при Екатерине II. С утверждением же Н.М. Коробкова, что война улучшила качество кораблей, соглашаться не приходится. Более того, Семилетняя война, к сожалению, наоборот, четко обозначила одну, закрепившуюся в дальнейшем, особенность русских кораблей: их, как правило, хватало лишь на несколько напряженных кампаний (то есть на одну войну!). В качестве подтверждения приведем следующие данные. В 1757 г. в составе Балтийского флота числился 21 линейный корабль. В 1758–1761 гг. в строй вошли еще 9 единиц, однако за это же время флот лишился 5 кораблей (2 разбились, а 3 были разобраны за ветхостью). Тем не менее, к началу 1762 г. Балтийский флот формально обладал 25 кораблями. Но из начавших войну линейных кораблей (за вычетом погибших и разобранных) 11 являлись совсем ветхими или в близком к этому состоянию (и 8 из них разобрали уже в 1763 г.). Получается, что реально имелись налицо лишь 14 кораблей, из которых 9 были построены в ходе войны. До 1768 г. в боеготовом состоянии сохранились из этих 14 только 4.

Между тем, Семилетняя война ясно продемонстрировала то огромное значение,которое к этому времени достигли войны на море. Не касаясь здесь уроков, которые извлекли или не извлекли другие страны, о русском флоте в послевоенные годы (и соответственно накануне Русско-турецкой войны 1768–1774 гг.) можно сказать следующее.^{44} Кампания 1761 г. стала последней кампанией Балтийского флота в Семилетней войне. В связи со смертью 25 декабря 1761 г. Елизаветы Петровны и приходом к власти императора Петра III Россия весной 1762 г, не только вышла из войны, но и практически заключила союз с Пруссией. Однако взамен Петр III начал готовить войну против Дании, в которой флот снова был необходим.

Здесь-то и выяснилось состояние флота. Об уровне проблем свидетельствовали как первая фраза указа Петра III от 16 февраля 1762 г. о создании комиссии по преобразованию флота, гласившая «Зная… что нынешнее состояние флота требует немалого поправления…»,^{45} как и последовавшее вскоре высочайшее решение о немедленном строительстве еще 6, а лучше даже 9 линейных кораблей.^{46} Что же касается комиссии, то перед ней была поставлена задача «сделать и во всегдашней исправности содержать такой флот, который бы надежно превосходил флоты прочих на Балтийском море владычествующих держав».^{47} То есть речь шла о создании флота более сильного, чем соединенные флоты Дании и Швеции. Задача более чем сложная, особенно с учетом отношения ко флоту как руководителей морского ведомства, так и многих лиц в окружении Петра. В результате указ Петра III так и остался пожеланием, тем более что сам император человеком волевым не являлся. Проблемы Балтийского флота продолжали усугубляться.^[9]

Но уже 28 июня 1762 г. в России произошел переворот, и к власти пришла Екатерина II. Женщина умная, волевая и амбициозная, она твердо намеревалась сделать Россию одной из ведущих держав и решить ее основные внешнеполитические задачи. «Время покажет, что мы ни за кем хвостом не тащимся», — из этой резолюции Екатерины на депеше посла в Берлине князя Долгорукова от 8 ноября 1763 г. вскоре выросла целостная система представлений о задачах внешней политики России,^{48} представление о которых сложилось у Екатерины в то время, когда она была великой княгиней, и в основе которых лежала идея, направлявшая еще дипломатию Петра I — утверждение России на берегах Балтики и Черного моря. Уже в известном 36-м пункте «Собственноручных заметок великой княгини Екатерины Алексеевны», составленных в период до марта 1761 г., будущая императрица писала: «Соединить Черное море с Каспийским, и оба — с Северным; направить торговлю Китая и Восточной Индии через Татарию — значило бы возвысить Россию на степень могущества, высшего, чем прочие государства Европы и Азии (курсив наш. — Авт.)».^{49} Естественно, что она сразу же обратила внимание на российский флот (впрочем, не обратить и не могла, поскольку сама же указывала по поводу начала своего царствования: «Флот в упущении, армия в расстройстве, крепости развалились»^{50}). С одной стороны, флот демонстрировал мощь государства на международной арене, а с другой — был важнейшей военной «рукой». России же, как мы указывали выше, явно предстояла борьба с Турцией за Черное море, уступать позиции на котором Османская империя не собиралась.

В результате российское правительство разворачивает всестороннюю подготовку, включавшую в том числе и реформирование армии и флота, причем последнему впервые уделяется столько внимания. В 1762 г. Екатерина присутствует на спуске линейных кораблей и назначает своего сына (великого князя Павла Петровича, будущего Павла I) генерал-адмиралом русского флота. В 1763 г. собираются сведения о военно-морских флотах европейских держав и создается комиссия по реформированию флота. Но ведь Балтийский флот, вроде бы, никак нельзя применить против турок? А именно на подготовку к войне с ними ориентирована российская дипломатия!

Из письма графа Букингемского лорду Галифаксу. Петербург. 26 июля 1763 г.^{51}

(Весьма секретно. Извлечение). В прошлую субботу я виделся с канцлером и вице-канцлером… Вице-канцлер упомянул, что Англия могла бы быть полезна России в турецкой войне…

Однако противоречия в этом нет: в том же 1763 г. в Грецию из России были направлены два «русских грека» — Мануил Capo и артиллерийский офицер Папазули.^[10] Capo вернулся из командировки в мае 1765 г. и сообщил: «Спартанский народ христианского закона и греческого исповедания, и хотя живет в турецких владениях, но чуркам не подчинен и их не боится, а даже воюет с ними. Живет в горах и в таких малодоступных местах, что турки к нему подступиться не могут». Более того, далее он указал: «По моему усердию смею представить о том, чтоб отправить в Средиземное море против турок 10 российских военных кораблей и на них нагрузить пушек довольное число; завидевши их, греки бросились бы на соединение с русскими; у греков есть свои немалые суда, но их надобно снабдить пушками; сами же греки — народ смелый и храбрый»^{52}.^[11] Забегая вперед, отметим, что в 1764 г. в Средиземное море направился и фрегат Балтийского флота «Надежда Благополучия», снабженный предписанием по проведению обязательной, но максимально осторожной гидрографической описи всех встреченных портов и земель.^{53},[12] Так что, видимо, как вполне обоснованно считают часть отечественных историков, идея Архипелагской экспедиции появилась еще до начала войны.

Между тем, в 1764 г. было сформулировано новое «рамочное» положение о корабельном составе Балтийского флота, которое гласило: «Держать на Балтийском море флот не только равносильный каждому из соседних флотов, Дацкому и Швецкому, но чтоб наш в числе линейных кораблей оные еще надежнее превосходить мог».^{54},[13] На первый взгляд, оно носит вполне региональный характер. Однако просматривающаяся ставка на сильный линейный флот в свете ситуации начала 1760-х гг. и вкупе с принятыми под положение в 1764–1767 гг. конкретными регламентами (новым корабельным штатом флота и новым регламентом артиллерийского вооружения кораблей) выдает большие планы Екатерины II относительного Балтийского флота.^[14] К чему же стремилась российская императрица?

Начнем с анализа корабельного штата, принятого в том же 1764 г. (а точнее, 21 марта), который оказался весьма нестандартным: в частности, он делился на три комплекта кораблей: мирного времени, малый и большой комплект военного времени, с числом линейных кораблей соответственно в 21, 32 и 40 единиц.

Сравнительные данные штатов Балтийского флота 1757 и 1764 гг.

Классы и ранги кораблей	Штат 1757 г.	Штат 1764 г. Комплект мирного времени	Штат 1764 г. Малый комплект военного времени	Штат 1764 г. Большой комплект военного времени
100-пушечные линейные корабли	1	—	—	—
80-пушечные линейные корабли	8	3	10	10
66-пушечные линейные корабли	15	18	22	30
54-пушечные линейные корабли	3	—	—	—
Всего линейных кораблей	27	21	32	40
32-пушечные фрегаты	6	4	8	8

Поскольку шведы за последние 20 лет ни разу не смогли выставить больше 16 линейных кораблей (а для датчан и эта цифра была огромной),^[15] то становится совершенно очевидно, что 32, а тем более 40 линейных кораблей для Балтийского моря оказывались явно избыточными (особенно если учесть, что союз Дании и Швеции был практически невозможен). То есть для успешного противостояния флотам других балтийских стран оказывается вполне достаточно 21 линейного корабля, или комплекта мирного времени. Не случайно, когда в 1772 г. возникла угроза войны со Швецией, Екатерина II потребовала подготовить именно 20 линейных кораблей. Однако комплектов, как мы видели, было все-таки три!

Из письма английского посланника в Петербурге Р. Гуннинга графу Суфольку об отношении в Российских правящих кругах к военным силам Швеции. 14 сентября 1772 г.^{55}

Я сейчас вернулся от г. Панина… (который. — Авт.) сказал, что в доказательство полного доверия ко мне и к моему двору сообщит мне с условием величайшей тайны намерение своего двора относительно Швеции, заключавшееся в том, чтобы в виду настоящего положения их флота и армии относиться в течение зимы будто бы с равнодушием к последней их революции; к наступлению же ранней весны он надеется иметь в Финляндии такую армию, которая бы придала вес их речам, в каком бы смысле они не заговорили. К тому времени будут вооружены двадцать линейных кораблей…

Таким образом, комплекты военного времени могут свидетельствовать только о программе создания большого наступательного флота, причем без привязки его, как было раньше, исключительно к бассейну Балтийского моря, для которого «мощным и наступательным» считался еще вариант штата Петра I из 27 линейных кораблей.^[16] Именно со стремлением получить флот для действий вне Балтики, на наш взгляд, связан выход из пут столь долго державшегося штата в 27 линейных кораблей. А одной из причин этого, по всей видимости, вновь являлась подготовка к войне с Турцией, Косвенным подтверждением служат фигурирующие в уже упоминавшемся нами отчете М. Capo от 1765 г. 10 кораблей, с помощью которых можно было бы легко поднять греков на восстание. Получается, что при 21 линейном корабле для Балтийского моря и 10 для дальних действий мы получаем 31 корабль, тогда как малый комплект военного времени составлял 32 линейных корабля!^[17]

Интересен данный корабельный штат и еще двумя аспектами:

1) попыткой рационально использовать средства на развитие флота посредством стартовой оптимизации состава линейных сил мирного времени до реального уровня флотов Дании и Швеции и наращивания их по мере необходимости;

2) увеличением мощи линейного флота в целом за счет отказа от 54-пушеч-ных кораблей^[18] и окончательного принятия на вооружение в качестве основного типа линейного корабля 66-пушечника, который по-прежнему продолжал рассматриваться как экономичный противовес 70-пушечникам.^[19]

Здесь мы сделаем небольшое отступление. Историк Г.А. Гребенщикова считает, что тем самым в России была принята военно-морская доктрина, более того, утверждает, что именно она впервые ввела в научный оборот как само это понятие, так и цитату: «Принято за главное правило, чтоб флот Российский не токмо Дацкому и Швецкому равен был каждому, но и желательно, чтоб в числе линейных кораблей оные еще и превосходить мог». Но так ли это? Относительно последнего достаточно сказать, что приведенная нами выше практически идентичная цитата была опубликована Н.В. Новиковым еще в 1911 г., а затем использовалась рядом других исследователей, причем в книге М.В. Московенко, впервые изданной в 2003 г., еще и со ссылкой на материалы РГАВМФ,^{56} Г.А. Гребенщикова же дала ее со ссылкой только в 2007 г., при этом ни словом не обмолвившись о работах предшественников.^{57} Комментарии нам кажутся излишними.

Теперь что касается «военно-морской доктрины». Исследователь Брайан Танстолл во введении к своей книге «Морская война в век паруса. 1650–1815 гг. Сражения великих адмиралов», давая предварительные положения об особенностях морской войны XVII — начала XIX в., употребляет следующую формулировку: «Морская тактика — это обычное выражение тактической доктрины своего времени. Доктрина принимает официальную и систематическую форму в виде руководств и сборников инструкций, по которым офицеры флота учатся и в соответствии с которыми сражаются».^{58} Мы видим использование того же термина — «доктрина». Далее: исследователь русского флота Н.Н. Петрухинцев в конце своей статьи «Два флота Петра I: технологические возможности России» пишет: «Анализ технологических аспектов строительства и использования “двух флотов” Петра I позволяет избежать типичной ошибки — недоучета специфики России как “периферийной” в мировой системе страны с ограниченными экономическими, бюджетными и техническими возможностями и с ярко выраженной географической спецификой, делающей почти невозможной и стратегически ненужной доктрину мощного наступательного флота на Балтике, уже выполнившего свою основную задачу при переделе балтийских владений Швеции и удержании их Россией за собой»^{59}. Оставляя за скобками спорность последнего утверждения, мы опять видим термин «доктрина», да еще и применительно к стратегическим аспектам использования русского Балтийского флота.

Таким образом, термин «доктрина» по отношению к военно-морскому флоту XVIII в. употреблялся и до Г.А. Гребенщиковой. Но вот использовался он иначе, и, на наш взгляд, в двух указанных случаях вполне обоснованно. А вот с «военно-морской доктриной» России, принятой в 1764 г., придется разобраться.

Что же такое военно-морская доктрина? Е.Н. Шильдкнехт пишет об этом гак: «…Военно-морская доктрина есть практическое приложение данных военно-морской науки применительно к определенной войне (курсив наш. — Авт.)… Государство, создавая свою вооруженную силу, готовится не к войне вообще, а к некоторой вполне определенной войне… Для ведения определенной войны необходимо некоторое количество приемов, выбранных из военно-морской науки, которые бы наилучшим образом соответствовали данному плану войны, вооружению и силам своим и противника, условиям театра войны, государственным, национальным и экономическим условиям страны, т. е. все то, что мы условились называть военно-морской доктриной».^{60}

Заметим, что Г.А. Гребенщикова не только не принимает в расчет предложенное Е.Н. Шильдкнехтом определение военно-морской доктрины, но и не дает собственного. Между тем, следуя вполне убедительной логике автора, можно предположить, что представленное в работе Г.А. Гребенщиковой в качестве формулировки военно-морской доктрины положение о необходимости обеспечить равенство сил и даже превосходство российского флота на Балтике над датским и шведским следует понимать как отражение мер по подготовке России к войне с этими государствами. Однако они вот-вот должны были стать членами «Северной системы», да и в союзе между собой, как мы отмечали, их выступление против России было практически невозможно.

Показательно, что Г.А. Гребенщикова даже не пытается обосновать свое утверждение анализом политических и военных планов Швеции и Дании, подтвердить наличие актуальной для России угрозы с их стороны, рассмотреть состояние и оценить возможности флотов этих государств, равно как не представляет убедительных аргументов в пользу своей интерпретации намерений российского правительства и не приводит конкретных планов войны против Швеции и Дании!

Так что же одобрила Екатерина II в 1764 г.? По-видимому, положение о корабельном составе Балтийского флота вкупе с новым корабельным штатом сформулировали, как мы и указали выше, лишь общую программу развития корабельного состава русского флота, позволившую наметить его численное развитие безотносительно к тем или иным военным планам. Такую программу можно назвать доктриной, но не военно-морской. Как гласит устоявшееся определение: «Доктрина — учение, научная или философская теоретическая система, руководящий теоретический или политический принцип».^{61} Соответственно именно такую доктрину и утвердила Екатерина II в 1764 г., указав, что в качестве минимума русский флот должен в любом случае превосходить своих противников на Балтийском море, а в качестве максимума достигать двукратного превосходства над численным составом минимального штата, причем то, что курс был взят именно на доведение со временем размеров флота до обозначенной в 1764 г. максимальной численности и без всякой связи с флотами Дании и Швеции, явно показали дальнейшие события.

1772 год. При возникновении проблем со Швецией Адмиралтейств-коллегия получила предписание подготовить к кампании 1773 г. 20 линейных кораблей (то есть то число, которое и фигурирует в комплекте Балтийского флота мирного времени).

1776 год. После возвращения эскадр Балтийского флота из Архипелага и достижения численности его линейных кораблей 33 единиц Екатерина II ликвидирует комплект мирного времени образца 1764 г. и оставляет в качестве постоянной цифры 32 линейных корабля (хотя в соответствии со штатами 1764 г. требовалось провести их сокращение).

1782 год. Екатерина II приняла решение о дополнительной постройке 8 100-пушечников и увеличении штатного числа всех линейных кораблей Балтийского флота в мирное время до 40, а в военное до 48 единиц.^{62},[20] И причина этого вновь крылась не в поведении Дании и Швеции, а в опыте Войны США за независимость, начале регулярных походов русских эскадр в Атлантику и Средиземное море и планах новой Архипелагской экспедиции против Турции. Более того, если мы вычтем намеченные для последней 15 линейных кораблей из комплекта в 40 единиц, то опять-таки получим для Балтики немногим больше 21 линейного корабля.

1796 год. В конце правления Екатерины II в качестве единственного варианта численности линейных кораблей в Балтийском флоте осталась цифра в 48 единиц, хотя флоты Швеции и Дании к этому времени в общей сложности едва набирали 16 боеспособных судов такого класса.

Таким образом, мы уже в 1764 г. наблюдаем появление проекта создания мощного военно-морского флота как рычага политического влияния, а затем видим постепенное осуществление этой доктрины.^[21]

Подтверждением тому может служить и следующий факт. При организации «Морской комиссии» в 1763 г. задачи, связанные с разработкой плана развития Кронштадта, были сформулированы ею следующим образом: ((Полагаем, что прямое домостроительство того требует, чтобы сделать основательный план, который хотя бы и при самых поздних потомках в совершенство приведен быть мог (курсив наш. — Авт.)».^{63}

Направление на создание большого флота подтверждает и усиление корабельной артиллерии русского флота, намеченное по новому артиллерийскому регламенту 1767 г., при этом оно вообще открыто опиралось на произошедшие по итогам Семилетней войны изменения вооружения британских и французских кораблей (т. е. ведущих флотов).^{64},[22]

Изменение артиллерийского вооружения кораблей русского флота по штату 1767 г. в сравнении со штатом 1722 г.

Класс корабля	Деки	Калибр орудий по штату русского флота 1722 г.	Калибр орудий по штату русского флота 1767 г.
100-пушечный	Нижний дек	30-фунтовые	36-фунтовые
	Средний дек	18-фунтовые	18-фунтовые
	Верхний дек	8-фунтовые	8-фунтовые
	Галф-дек	6-фунтовые	6-фунтовые
80-пушечный	Нижний дек	24-фунтовые	30-фунтовые
	Средний дек	16-фунтовые	18-фунтовые
	Верхний дек	8-фунтовые	8-фунтовые
	Галф-дек	6-фунтовые	6-фунтовые
66-пушечный (новый и недавно отстроенный)	Нижний дек	24-фунтовые	30-фунтовые
	Верхний дек	12-фунтовые	12-фунтовые
	Галф-дек	6-фунтовые	6-фунтовые
66-пушечный (не столь надежный)	Нижний дек		24-фунтовые
	Верхний дек		12-фунтовые
	Галф-дек		6-фунтовые
54-пушечный	Нижний дек	18-фунтовые
	Верхний дек	8-фунтовые
	Галф-дек	4-фунтовые
32-пушечный	Верхний дек	12-фунтовые	16-фунтовые
	Галф-дек	6-фунтовые	6-фунтовые

Сравнительные данные эволюции артиллерии британского флота^{65}

Класс корабля	Деки	Штат 1716 г.	Положение 1757 г.	Положение 1762 г.
100-пушечный (обычный класс до 1757 г., с 1762 г. — малый)	Нижний дек	42-фунтовые	42-фунтовые	42-фунтовые
	Средний дек	24-фунтовые	24-фунтовые	24-фунтовые
	Верхний дек	12-фунтовые	12-фунтовые	12-фунтовые
	Галф-дек	6-фунтовые	6-фунтовые	6-фунтовые
100-пушечный (большой класс)	Нижний дек			42-фунтовые
	Средний дек			24-фунтовые
	Верхний дек			12-фунтовые
	Галф-дек			6-фунтовые
90-пушечный (обычный класс)	Нижний дек	32-фунтовые	32-фунтовые	32-фунтовые
	Средний дек	18-фунтовые	18-фунтовые	18-фунтовые
	Верхний дек	9-фунтовые	12-фунтовые	12-фунтовые
	Галф-дек	6-фунтовые	6-фунтовые	6-фунтовые
90-пушечный (большой класс)	Нижний дек		32-фунтовые
	Средний дек		18-фунтовые
	Верхний дек		12-фунтовые
	Галф-дек		9-фунтовые
80-пушечный (обычный класс)	Нижний дек	32-фунтовые	32-фунтовые	32-фунтовые
	Средний дек	12-фунтовые	12-фунтовые	18-фунтовые
	Верхний дек	6-фунтовые	6-фунтовые	9-фунтовые
	Галф-дек	6-фунтовые	6-фунтовые	6-фунтовые
80-пушечный (большой класс)	Нижний дек		32-фунтовые
	Средний дек		18-фунтовые
	Верхний дек		9-фунтовые
	Галф-дек		6-фунтовые
74-пушечный (обычный класс)	Нижний дек		32-фунтовые
	Верхний дек		18-фунтовые
	Галф-дек		9-фунтовые
74-пушечный (большой класс)	Нижний дек		32-фунтовые	32-фунтовые
	Верхний дек		24-фунтовые	24-фунтовые
	Галф-дек		9-фунтовые	9-фунтовые
74-пушечный (малый класс)	Нижний дек			32-фунтовые
	Верхний дек			18-фунтовые
	Галф-дек			9-фунтовые
70-пушечный	Нижний дек	24-фунтовые	32-фунтовые
	Верхний дек	12-фунтовые	18-фунтовые
	Галф-дек	6-фунтовые	9-фунтовые
64-пушечный (с 1743 г.)	Нижний дек		24-фунтовые
	Верхний дек		12-фунтовые
	Галф-дек		6-фунтовые
64-пушечный (малый класс)	Нижний дек			24-фунтовые
	Верхний дек			18-фунтовые
	Галф-дек			9-фунтовые
60-пушечный (обычный класс)	Нижний дек	24-фунтовые	24-фунтовые
	Верхний дек	9-фунтовые	12-фунтовые
	Галф-дек	6-фунтовые	6-фунтовые
60-пушечный (большой класс)	Нижний дек		24-фунтовые
	Верхний дек		12-фунтовые
	Галф-дек		6-фунтовые
60-пушечный (малый класс)	Нижний дек		24-фунтовые
	Верхний дек		9-фунтовые
	Галф-дек		6-фунтовые
50-пушечный (обычный класс)	Нижний дек	18-фунтовые	18-фунтовые
	Верхний дек	9-фунтовые	9-фунтовые
	Галф-дек	6-фунтовые	6-фунтовые
50-пушечный (большой класс, с 1757 г.)	Нижний дек		24-фунтовые
	Верхний дек		12-фунтовые
	Галф-дек		6-фунтовые
50-пушечный (малый класс)	Нижний дек			24-фунтовые
	Верхний дек			12-фунтовые
	Галф-дек			6-фунтовые
44-пушечный (обычный класс)	Нижний дек		18-фунтовые
	Верхний дек		9-фунтовые
	Галф-дек		6-фунтовые
44-пушечный (большой класс)	Нижний дек		18-фунтовые
	Верхний дек		9-фунтовые
	Галф-дек		6-фунтовые
44-пушечный (малый класс)	Нижний дек			18-фунтовые
	Верхний дек			9-фунтовые
	Галф-дек			6-фунтовые
36-пушечный фрегат	Верхний дек		12-фунтовые	12-фунтовые
	Галф-дек		6-фунтовые	6-фунтовые
32-пушечный фрегат	Верхний дек		12-фунтовые	12-фунтовые
	Галф-дек		6-фунтовые	6-фунтовые
30-пушечный фрегат	Верхний дек	9-фунтовые
	Галф-дек	6-фунтовые
28-пушечный фрегат	Верхний дек	9-фунтовые
	Галф-дек	3-фунтовые

Правда, принятый в 1767 г. регламент, по российской традиции, сразу же оказался отягощенным существенными недостатками. Во-первых, пропуск единорогов, успешно примененных Балтийским флотом в 1761 г. и существенно повысивших его огневую мощь, не позволил создать полноценную систему вооружения русских кораблей. В частности, единороги даже исчезли из состава артиллерии линейных кораблей Балтийского флота, возвращению которых способствовала лишь подготовка к Архипелагской экспедиции. Однако отсутствие нормативов привело к тому, что ставить их стали по ситуации. Так, 13 марта 1769 г. по решению Адмиралтейств-коллегий на уходившей в Архипелаг эскадре Г.А. Спиридова было установлено по два единорога на линейный корабль. Такое же дополнительное усиление получили и корабли эскадры Д. Эльфинстона. А вот архипелагские эскадры, начиная с третьей, вооружались уже по принципу: 4 единорога на линейный корабль.

Во-вторых, формулировка «не столь надежный» для 66-пушечных кораблей позволила Адмиралтейств-коллегий продолжить сохранять пока 24-фунтовые орудия на их нижнем деке.

Наконец, в-третьих, при ориентировании на английский и французский флоты усиление артиллерии провели какое-то половинчатое, что не дало возможности достичь паритета с вооружением кораблей европейских флотов (хотя Г.А. Гребенщикова почему-то пишет об унификации корабельной артиллерии этих флотов^{66}).

Сравним приведенные выше таблицы «Изменение артиллерийского вооружения кораблей русского флота по штату 1767 г. в сравнении со штатом 1722 г.» и «Сравнительные данные эволюции артиллерии британского флота». 100-пушечный корабль английского флота продолжал по всем статьям превосходить русский корабль того же ранга. Линейные корабли 80-пушечного ранга английского и русского флотов действительно оказались примерно равны. Однако 74-пушечники британского флота, сменившие 70-пушечные корабли, в качестве вполне достаточного противовеса которым рассматривались русские 66-пушечные линейные корабли, вновь на голову превосходили последние. Да и британские 64-пушечники, даже при планируемых 30-фунтовых пушках гон-дека русских 66-пушечников, за счет 18- и 9-фунтовых орудий опер-дека и шканцев, имели все же более сбалансированную артиллерию.^[23]

Сравнительные данные трех типовых кораблей русского и английского флотов на 1768 г^{67}

Корабль/ранг	Годы постройки	Длина	Ширина	Глубина интрюма	Вооружение
«Трех Святителей» / 66-пушечный	1763–1766	155 ф. 6 д.	41 ф. 6д.	18 ф.	26 24-фунтовых орудий, 24 12-фунтовых орудия, 16 6-фунтовых орудий
«Intrepid» / 64-пушечный	1765–1770	159 ф. 6 д.	44 ф. 5 д.	19 ф.	26 24-фунтовых орудий, 26 18-фунтовых орудий, 12 9-фунтовых орудий
«Egmont» / 74-пушечный	1765–1768	168 ф. 6 д.	46 ф. 11 д.	19 ф. 9 д.	28 32-фунтовых орудий, 28 18-фунтовых орудий, 18 9-фунтовых орудий

К тому же, несмотря на свою очевидную значимость, в войне 1768–1774 гг. серьезного распространения регламент 1767 г. еще и не получил. Так, 66-пушечные линейные корабли Балтийского флота по-прежнему несли на нижних деках 24-фунтовые пушки (хотя официально это распространялось только на «не совеем надежные» суда), а на 32-пушечных фрегатах продолжали стоять 12-фунтовые пушки. Однако, в любом случае, начало отхода от замершего с эпохи Петра I регламента уже само по себе можно признать шагом вперед, вновь направленным на вывод отечественного флота на уровень ведущих европейских флотов.

Между тем, реализация обозначенных нами планов Екатерины II не ограничилась указанными мерами. В частности, кроме перечисленного, в 1762–1768 гг. была реорганизована система управления флотом, изменена система производства в чины офицеров, введена новая форма для адмиралов, офицеров и нижних чинов, впервые позволившая четко определить по ее особенностям чин носителя (за исключением мичмана, лейтенанта и капитан-лейтенанта, имевших общие черты).

Особенности организации русского флота в 1760-х гг.

1. Изменения структуры Адмиралтейств-коллегий

В 1763 г. Адмиралтейств-коллегия претерпела очередную в XVIII столетии реорганизацию. По новому положению вместо прежних 10 контор было образовано пять экспедиций: Комиссариатская, Интендантская, Казначейская, Артиллерийская и Счетная. Начальники экспедиций, генерал-кригс-комиссар, генерал-интендант, генерал-казначей, генерал-цейхмейстер и генерал-контролер, все в чинах не ниже контр-адмирала, вошли в состав присутствия Адмиралтейств-коллегий. Вновь была введена должность вице-президента. Кроме обозначенных выше лиц, в состав коллегии были введены: прокурор, обер-секретарь и экзекутор. При коллегии для ведения судебных дел состояли генерал-аудитор-лейтенант, аудитор и три канцелярских служащих. Штат Канцелярии коллегии (включая обер-секретаря) насчитывал 35 человек. В экспедициях полагалось от двух до семи старших чиновников и от 8 до 35 чиновников и канцелярских служащих. Всего штатами экспедиций предусматривалась 121 должность, не считая начальников, входивших в состав присутствия коллегии.

24августа 1765 г. был принят «Регламент о управлении адмиралтейств и флотов» Согласно ему, Адмиралтейств-коллегия имела «верховную дирекцию и власть над флотами». При этом, как следует из журналов заседаний Адмиралтейств-коллегий, последняя выражалась в том, что, как и ранее, она периодически привлекалась к решению задач стратегического руководства вооруженной борьбой на море, решая вопросы о создании временных группировок для действий в удаленных районах моря и на других морских театрах, принимая участие в разработке инструкций флагманам, рассматривая их донесения и отчеты, собирая и анализируя данные об обстановке в европейских морях.

И все же основная часть времени по-прежнему тратилась на чисто административные и хозяйственные дела. Комиссариатская экспедиция занималась снабжением личного состава флота и госпиталями. Интендантская экспедиция ведала вопросами заготовки леса, постройки и оснащения кораблей, содержания береговых сооружений, контроля состояния флотских магазинов, за исключением провиантских и артиллерийских. Казначейская экспедиция занималась распределением отпускавшихся на содержание флота денежных сумм. В компетенции Артиллерийской экспедиции находились морская артиллерия (материальная часть и личный состав), артиллерийские склады и морские крепости. Наконец, Счетная экспедиция производила ревизии прихода и расхода во всех экспедициях. Свои отчеты от имени Адмиралтейств-коллегий она предоставляла в Ревизион-коллегию.

Как и раньше, дела всех экспедиций коллегия рассматривала в отведенные для этого дни, иной порядок был предусмотрен только для решения срочных дел. Один из членов коллегии должен был находиться в ней в течение всего дня. Он подписывал указы по исполненным документам (за исключением дел о приходе и расходе денежной казны — их должны были подписывать все члены коллегии). В экстренных случаях он вызывал председательствующего в коллегии или собирал всех ее членов.

По «Регламенту» все бумаги должны были адресоваться в коллегию, однако, если не требовалось особого решения, они передавались непосредственно в экспедиции. В иных случаях на входящие документы в присутствии членов Адмиралтейств-коллегий сразу накладывалась резолюция или их рассмотрение откладывалось до получения справок из соответствующих инстанций. Резолюции коллегии подписывались всеми ее членами и вносились в журнал, который также заверялся их подписями. В экспедиции на исполнение передавались копии резолюций, заверенные обер-секретарем. В случае отсутствия правовой нормы, которой надлежало руководствоваться при наложении резолюции, коллегия составляла всеподданнейший доклад на имя императрицы, подписываемый всеми членами коллегии. По решенным делам в подчиненные инстанции рассылались указы, подписанные начальниками экспедиций, но от имени коллегии и с указанием, по какой экспедиции указ рассылается. Между собой экспедиции переписывались промемориями, от подчиненных им инстанций и лиц получали челобитные, доношения и рапорта.

Делопроизводство, несмотря на периодические попытки упрощения, по-прежнему оставалось сложным и было одним из главных препятствий для повышения эффективности управленческой деятельности. Исполнение любого документа сопровождалось его регистрацией в многочисленных реестрах и журналах. До решения вопроса дела проходили через двенадцать рук и более. Проблему пытались решать и путем увеличения штатов центральных органов управления. Так, решением от 2 ноября 1777 г. число служащих в Канцелярии Адмиралтейств-коллегий было доведено до 48 человек. При этом, хотя и незначительно, увеличилась штатная численность большинства экспедиций (до 129 служащих).

^{Флотский мундир образца 1764 г.: контр-адмирала (1), вице-адмирала (2), адмирала (3), генерал-адмирала (4)}

^{Флотский мундир образца 1764 г.: оберофицера (1), капитан-лейтенанта (2), капитана 2 ранга (3) и капитана 1 ранга (4)}

2. Изменения формы адмиралов, офицеров и матросов русского флота

В 1764 г. были приняты правила «Какой мундир во флоте и при адмиралтействе служащим иметь определено», на титульном листе которых рукой Екатерины II написано: «Быть по сему». Для офицерских чинов плавсостава вводился белый кафтан с зелеными лацканами, обшлагами и воротником. Камзол и штаны были из зеленого сукна. Для флагманов впервые вводились знаки различия в виде пуговиц, пришиваемых на обшлагах, при этом адмиралам полагалось пришивать три пуговицы, вице-адмиралам — две, а контр-адмиралам — одну.

Кафтаны и камзолы флагманов богато украшались золотым шитьем с массивными позолоченными пуговицами. Знаки различия вводились и для офицерского состава. По кромке камзола и на клапанах карманов капитаны 1 ранга нашивали широкий и узкий галуны, капитаны 2 ранга по кромке камзола нашивали один галун, а на карманных клапанах — два, камзол капитан-лейтенанта обшивался одним узким галуном. Капитаны генерал-майорского ранга имели такие же нашивки, как и капитаны 1 ранга, но на обшлагах они пришивали еще и одну адмиральскую пуговицу. Новыми правилами для корабельных офицеров на левое плечо вводился прообраз погона в виде сплетенной из шнура тесьмы с золотой или серебряной кисточкой. Узор тесьмы определял командир корабля.

Для чинов Корпуса морской артиллерии вводились такие же мундиры, как и для строевого состава, но воротники, обшлага и лацканы у них были из черного бархата, а также черный подбой кафтанов вместо зеленого. На черные шляпы вместо галуна нашивали золотой шнурок. Генерал-цейхмейстер носил адмиральский мундир, но воротник и обшлага у него были не зелеными, а из черного бархата.

Для чинов Корпуса флотских штурманов вводились зеленый кафтан с белым воротником и белыми обшлагами и зеленого сукна камзол и штаны. При этом штурманам полагалось на обшлагах пришивать галун в четыре ряда, подштурманам — в три ряда, а штурманским ученикам — в один ряд.

Боцманы нашивали на обшлагах узкий галун в три ряда змейкой, боцманматы — такой же галун в два ряда, а квартирмейстеры — в один ряд.

Матросская форма одежды состояла из епанчи, голландской рубахи с брюками, шляпы, голландского бострога с брюками зеленого сукна, камзола белого цвета с зелеными лацканами и обшлагами и камзола тикового полосатого.^{68}

3. Изменение системы морских чинов при Екатерине II^{69}

Класс	Армейские и штурманские звания при Екатерине II	Морские чины на 1764 г.	Морские чины с 1764 г.	Чины морской артиллерии на 1764 г.	Чины морской артиллерии с 1764 г.
I	Генерал-фельдмаршал	Генерал-адмирал	Генерал-адмирал
II	Генерал-аншеф	Адмирал	Адмирал
III	Генерал-поручик	Вице-адмирал	Вице-адмирал		Генерал-цейхмейстер
IV	Генерал-майор	Контр-адмирал	Контр-адмирал; капитан генерал-майорского ранга	Обер-цейхмейстер	Обер-цейхмейстер
V	Бригадир	Капитан-командор	Капитан бригадирского ранга	Цейхмейстер	Цейхмейстер
VI	Полковник	Капитан 1 ранга	Капитан 1 ранга	Капитан 1 ранга	Советник; капитан 1 ранга
VII	Подполковник	Капитан 2 ранга	Капитан 2 ранга	Капитан 2 ранга	Капитан 2. ранга
VIII	Премьер-майор, секунд-майор	Капитан 3 ранга	Капитан-лейтенант	Капитан 3 ранга	Капитан 3 ранга
IX	Капитан; штурман капитанского ранга	Капитан-лейтенант	Лейтенант	Капитан-лейтенант; фейерверкер	Капитан-лейтенант
X	Капитан-поручик	Лейтенант		Лейтенант; цейхмейстер	Лейтенант
XI		Корабельный секретарь
XII	Поручик; штурман ранга поручика	Унтер-лейтенант	Мичман	Унтер-лейтенант	Унтер-лейтенант
XIII	Подпоручик; штурман ранга подпоручика	Мичман		Констапель; подконстапель	Констапель
XIV	Прапорщик; штурман ранга прапорщика

4. Особенности парусного вооружения русского и европейского флотов в 1760-х гг.

Несмотря на удачные эксперименты С.К. Грейга по усовершенствованию парусного вооружения русских кораблей, вплоть до 1777 г. в России действовали штаты 1726 г., и только в 1777 г. были официально приняты новые штаты парусного вооружения. Характеристика последних приведена в VI главе данного исследования, а здесь мы проанализируем ситуацию с парусным вооружением русских и европейских линейных кораблей и фрегатов на конец 1760-х гг. А поскольку рассмотрение парусного вооружения невозможно без анализа рангоута парусных кораблей, то сначала остановимся на сравнении рангоута русского и европейских флотов на этот отрезок времени.

5. Расписание рангоута кораблей русского флота в 1760–1770-х гг.^{70}

«Звание мачт, реев и прочего»	По штату 1726 г.		По эксперименту С.К. Грейга на корабле «Трех Иерархов» (1767–1768 гг.)		Комментарии
	длина, футы	толщина, дюймы	длина, футы	толщина, дюймы
Бушприт	62	311/2	621/4	321/3
Утлегарь	411/2	101/2	42	181/2
Блинда-рей	60	15	571/3	131/4
Бовен-блиндарей			411/2	81/4	Картины Я.Ф. Хаккерта указывают на наличие этой реи на русских кораблях в 1770–1772 гг., хотя это и не было предусмотрено штатом 1726 г.
Мартин-гик					Хотя ни по штату 1726 г., ни по эксперименту С.К. Грейга, ни по картинам Я.Ф. Хакккерта не отмечен на русских кораблях, ряд исследователей и художников указывают на его присутствие
Фок-мачта	90	29	893/4	31
Фор-стеньга	54	171/2	53	181/2
Фор-брамстеньга	27	71/2	351/2	9
Фока-рей	84	21	80	197/8
Фор-марса-рей	551/2	14	571/3	131/4
Фор-брам-рей	301/2	71/2	37	71/2
Фор-бом-брамрей			25	43/4	Художественные материалы войны 1768–1774 гг. ни разу не фиксируют ее использование
Грот-мачта	100	321/2	101	332/3
Грот-стеньга	62	191/2	521/2	197/8
Грот-брамстеньга	31	81/4	40	10
Грота-рей	90	221/2	90	213/4
Грот-марса-рей	60	15	641/2	142/3
Грот-брам-рей	321/2	81/4	411/2	81/4
Грот-бом-брам- рей			28	51/4	Художественные материалы войны 1768–1774 гг. ни разу не фиксируют ее использование
Бизань-мачта	89	211/2	89	221/2
Крюйс-стеньга	42	93/4	40	131/3
Крюйс-брамстеньга			261/2	7	Картины Я.Ф. Хаккерта указывают на наличие этой стеньги на русских кораблях в 1770–1772 гг., хотя это и не было предусмотрено штатом 1726 г.
Бизань-рю	89	15	75	14	На модели линейного корабля «Трех Иерархов», хранящейся в ЦВММ, ошибочно указаны гафель и гик, что подтверждается и картинами Я.Ф. Хаккерта
Бегин-рей	60	10	641/2	142/3
Крюс-рей	36	9	42	91/2
Крюйс-брам-рей			28	51/2	Картины Я.Ф. Хаккерта указывают на наличие этой реи на русских кораблях в 1770–1772 гг., хотя это и не было предусмотрено штатом 1726 г.

6. Расписание рангоута кораблей основных европейских флотов в XVIII в.^{71} (Части рангоута … Комментарии)

Бушприт … Присутствует и на художественных изображениях

Утлегарь … То же

Блинда-рей … То же

Бовен-блинда-рей … То же

Выстрел бушприта или мартин-гик … По данным К.Х. Маквардта, появился в английском военно-морском флоте примерно в 1790-х гг. Тем не менее, модели многих европейских линейных кораблей и фрегатов, особенно французских и испанских, несут мартин-гик и в середине XVIII в.

Фок-мачта … Присутствует и на художественных изображениях

Фор-стеньга … То же

Фор-брам-стеньга … То же

Фор-бом-брам-стеньга … Использовалась нечасто и в художественном материале середины XVIII в. не отражена

Фок-рея … Присутствует и на художественных изображениях

Фор-марса-рея … То же

Фор-брам-рея … То же

Фор-бом-брам-рея … Активное применение замечено в последние 20 лет XVIII в. Употреблялся не слишком часто и предназначался для хорошей погоды

Грот-мачта … Присутствует и на художественных изображениях

Грот-стеньга … То же

Грот-брам-стеньга … То же

Грот-бом-брам-стеньга … Использовалась нечасто и в художественном материале середины XVIII в. не отражена

Грот-рея … Присутствует и на художественных изображениях

Грот-марса-рея … То же

Грот-брам-рея … То же

Грот-бом-брам-рея … Активное применение замечено в последние 20 лет XVIII в. Употреблялся не слишком часто и предназначался для хорошей погоды

Бизань-мачта … Присутствует и на художественных изображениях

Крюйс-стеньга … То же

Крюйс-брам-стеньга … То же

Крюйс-бом-брам-стеньга … Использовалась нечасто и в художественном материале середины XVIII в. не отражена

Бизань-рю … На линейных кораблях сохранялся достаточно долго и по данным К.Х. Маквардта вплоть до 1780-х гг. нес латинскую бизань

Бизань-гафель … Появился в 1760–1770 гг. Вначале им снабжали малые суда и иногда фрегаты. Кроме того, на чертеже парусов фрегата у Ф. Чапмана за 1768 г. также четко показан гафель, но без гика

Бизань-гик … Получил распространение примерно в 1790-х гг.

Бегин-рей … Присутствует и на художественных изображениях

Крюйс-рей … То же

Крюйс-брам-рей … То же

Крюйс-бом-брам-рей … Активное применение замечено в последние 20 лет XVIII в. Употреблялся не слишком часто и предназначался для хорошей погоды

7. Парусное вооружение кораблей русского флота по штатам 1726 г. и экспериментам С.К. Грейга 1765–1768 гг.^{72}

Парусное вооружение по штатам 1726 г.	Парусное вооружение по экспериментам С.К. Грейга 1765–1768 гг.	Комментарии по кораблям Архипелагской экспедиции[24]
Блинд	Блинд	Изображен
	Бовен-блинд под утлегарем	Изображен
Кливер	Кливер
Фор-стеньги-стаксель	Фор-стеньги-стаксель
Фок	Фок	Изображен
Фор-марсель	Фор-марсель	Изображен
Фор-брамсель	Фор-брамсель	Изображен
	Фор-бом-брамсель	Отсутствуют свидетельства даже наличия соответствующей реи
Грот	Грот	Изображен
Грот-марсель	Грот-марсель	Изображен
Грот-брамсель	Грот-брамсель	Изображен
	Грот-бом-брамсель	Отсутствуют свидетельства даже наличия соответствующей реи
	Грот-стаксель
Грот-стеньги-стаксель	Грот-стеньги-стаксель
Мидель-стаксель	Мидель-стаксель
Бизань трапециевидная на наклонной рее (рю). Но нередко сохранялась латинская или четырехугольная бизань на рее (рю)	Бизань трапециевидная на наклонной рее (рю); драйвер	Судя по Я.Ф. Хаккерту бизань была трапециевидная на бизань-рю. Однако по ряду чертежей отмечена четырехугольная бизань на бизань-рю
Крюйсель	Крюйсель	Изображен
Крюйс-брамсель	Крюйс-брамсель	Изображен
Апсель	Апсель
Крюйс-стеньги-стаксель	Крюйс-стеньги-стаксель
	Крюйс-брам-стаксель

8. Парусное вооружение кораблей европейских флотов в середине XVIII в.^{73} (Парус … Примечания)

Блинд …

Бовен-бпинд …

Кливер … Появился с 1705 г.

Бом-кливер … Появился примерно в 1780-х гг.

Фор-стаксель … Введен в 1740-х гг. на военных судах

Фор-стеньги-стаксель …

Фок …

Фор-марсель …

Фор-брамсель …

Фор-бом-брамсель … Употреблялся не слишком часто. Он предназначался для парусов «хорошей погоды» и даже в конце XVIII в. не был постоянной частью вооружения крупного судна

Грот-стаксель … На больших военных кораблях использовался крайне редко

Грот-стеньги-стаксель …

Мидель-стаксель … Появился ориентировочно в 1773 г.

Грот-брам-стаксель … Появился около 1709 г.

Грот …

Грот-марсель …

Грот-брамсель …

Грот-бом-брамсель … Употреблялся не слишком часто. Он предназначался для парусов «хорошей погоды» и даже в конце XVIII в. не был постоянной частью вооружения крупного судна

Апсель …

Крюйс-стеньги-стаксель … Появился около 1709 г.

Крюйс-брам-стаксель … Появился около 1760 г.

Бизань (латинская и трапециевидная) … На континентальных судах — латинская треугольная рю-бизань. На английских судах — четырехугольная рю-бизань. Но с 1730-х гг. в первую очередь на малых судах стала присутствовать трапециевидная бизань на бизань-рю. А в 1760–1770-х гг. вводится гафель, правда, пока без гика, но преимущественно на малых судах

Крюйсель …

Крюйс-брамсель …

Крюйс-бом-брамсель … Употреблялся не слишком часто. Он предназначался для парусов «хорошей погоды» и даже в конце XVIII в. не был постоянной частью вооружения крупного судна

Восстановлена была при Екатерине II и система стажировки русских моряков за границей (в частности, на английском флоте), равно как и активизировались приглашения иностранцев на русский флот. Один из них, С.К. Грейг, даже успешно провел эксперименты с изменением парусного вооружения, сначала фрегата «Св. Сергий», а затем и линейного корабля «Трех Иерархов», вследствие которых их мореходные качества явно улучшились.^{74}

Нельзя не отметить и стремление правительства усилить подготовку русских моряков включением в практические плавания эскадр Балтийского флота обязательных морских маневров. Подтверждением служит следующая таблица.

Из шканечных журналов кораблей Балтийского флота за 1764 г.^{75}

30 июня. Е. И. В. из Ревеля прибыла на адмиральский корабль Св. Климент, для шествия со флотом к Балтийскому порту, при чем па корабле был поднят' штандарт и произведен со всего флота салют. В 11 часу по полуночи, флот стал сниматься с якоря и занимать места но данной диспозиции, чтобы идти в три колонны.

Практические плавания эскадр Балтийского флота в 1764–1768 гг.^{76},[25]

Кампания	Участвовавшие силы			Примечания
	линейные корабли	фрегаты	бомбардирские корабли
1764 года	17	3		3 июня в Кронштадт пришла Ревельская эскадра А. И. Полянского, после чего 15 июня Екатерина II произвела смотр флота в Кронштадте. Далее объединенная эскадра под командованием А.И. Полянского перешла из Кронштадта к Ревелю, расположившись полумесяцем. Здесь Екатерина II вновь прибыла на эскадру и вместе с ней перешла к Рогервику, где 2 июля на ее глазах «построившись в две колонны, корабли начали пушечное сражение корабль на корабль, паля из пушек, ружей со шканцев и марсов. Через 2 часа бой прекратился». После этого Екатерина II отбыла на берег, а эскадра вернулась к Ревелю, но вскоре вновь вышла в море и совершила поход до Готланда и обратно. Во второй половине июля Кронштадтская эскадра ушла в Кронштадт
1765 года		6	2	Кронштадтская эскадра в присутствии Екатерины II провела маневры и стрельбы у Гаривалдая
1766 года	2	3		Кронштадтская эскадра совершила поход к Балтийскому порту, провела парусные, пушечные и ружейные экзерциции, а также боевое маневрирование, после чего вернулась в Кронштадт. Кроме того, из Ревеля в Кронштадт совершила поход Ревельская эскадра
1767 года	6	2		Кронштадтская эскадра совершила поход к Ревелю «в ордере погони», после чего провела маневры у Дагерорта и Эзеля, а затем вернулась в Кронштадт
1768 года	7	2		Кронштадтская эскадра А.Н. Сенявина совершила практическое плавание по Финскому заливу, произведя пушечные и ружейные экзерциции. 16 июля на эскадру прибыла Екатерина II, и в ее присутствии эскадра совершила «примерное морское сражение в строе двух колонн корабль на корабль». Отдельное практическое плавание совершила Ревельская эскадра П. Андерсона

1 июля. Флот подошел к Рогервику и по воле Государыни лег в дрейф, за исключением адмиральского корабля, вошедшего в бухту, но вскоре и весь флот вошел в бухту и стал па якорь в фигуре полумесяца. Е. И. В. съехала на берег. Вечером флот снялся с якоря и стал выходить из бухты.

2 июля. Построясь в две колонны, корабли начали примерное сражение корабль на корабль, паля из пушек, ружей, со шканцев и марсов. Через 2 часа бой прекратился. Адмиральский корабль вошел в бухту Рогервика, а флоту велено лавировать перед Балтийским портом.

3 июля. Адмиральский корабль присоединился ко флоту, лавирующему против Суропа. Нашел густой туман, и все суда по сигналу стали на якорь…

Из шканечных журналов кораблей Балтийского флота за 1768 г.^{77}

15 июля. Вечером [Кронштадтская эскадра] увидела идущие от Ost'a четыре яхты и при них 3 палубные бота и поворотила к идущим судам. В начале 12 часа ночи с яхты «Екатерина II» приехал на флагманский корабль командир яхты капитан-лейтенант Аничков и донес адмиралу, что на помянутой яхте имеет присутствие Е. И. В. Контр-адмирал Сспявин поехал на яхту с рапортом, и по возвращении его па корабль эскадра стала на верп.

16 июля. В 9¹/₂ часа утра, Е. В. прибыла па адмиральский корабль, и во время прибытия команда стояла на вантах, штагах и реях, а солдаты отдавали честь битьем в барабаны и играя на трубах.

Все командиры судов были призваны па адмиральский корабль. В 10¹/₂ часа утра Е. В. отбыла с адмиральского корабля на яхту, и при отбытии стоявшие на вантах, штагах и реях матросы кричали виват 11 раз, а с кораблей сделано было по залпу изо всех орудий. В 1 час дня эскадра, наполнив паруса, пошла к W, сопровождаемая всеми яхтами. В 3 часа дня произведено примерное морское сражение в строю двух колонн корабль па корабль. В 4 часа вечера яхты направились к Osl'y, а эскадра пошла к Красной Горке…

Кроме того, получили русские моряки и первый опыт дальнего плавания, в частности, в 1764–1765 гг. вояж; в Средиземное море совершил фрегат «Надежда Благополучия». Это был первый русский корабль, который появился в Средиземном море после смерти Петра I. Официальной целью этого похода стали торговые дела. В частности, была образована компания тульского купца Владимирова для непосредственной торговли с Италией через Средиземное море. Екатерина II предоставила ей фрегат (вооруженный пушками, с командиром и экипажем из военных моряков), который и отвез в Ливорно железо, юфть, парусное полотно, воск, канаты. Однако, как мы уже отмечали, ряд отечественных историков весьма обоснованно указывают также, что Петербург таким способом зондировал возможность действий в Средиземном море в предстоявшей войне с Турцией.

Несмотря на все указанное выше, реальное состояние флота России по-прежнему было еще весьма далеко от желаемого. Активизировавшиеся с 1764 г. практические плавания вновь подтверждали старые недостатки: низкое качество кораблей, некомплект и слабую подготовленность экипажей. Наиболее ярко все проблемы Балтийского флота проявились на учениях 1765 г., которые были начисто провалены. Речь идет о показательных маневрах в присутствии Екатерины II практической эскадры Балтийского флота под командованием адмирала СИ. Мордвинова близ Красной Горки у Гаривалдая.^{78}

Затруднения возникли с самого начала. В связи с необходимостью в 1765 г. привести из Архангельска построенные там суда, за недостатком команд пришлось сократить практическую эскадру Балтийского моря, назначив в нее лишь 6 фрегатов и 13 малых судов. Далее выяснился крайне низкий уровень подготовки русских моряков. Посетив эскадру, Екатерина в своем письме к Н.И. Панину так описала горестную картину виденного ею: «Адмирал хотел, чтобы они (суда. — Авт.) выровнялись в линию, но ни один корабль не мог этого исполнить…».^{79} Однако несмотря на неудачу с построением, желая показать императрице эффектную картинку, эскадра подошла к Гаривалдаю, около которого на берегу был построен «городок для бомбардирования». По сигналу русские корабли приблизились к нему на близкое расстояние, после чего стали на якоря и открыли огонь. Из городка также ответили артиллерийским огнем, но поскольку с эскадры никак не могли добиться его уничтожения, вскоре он был покинут «защитниками», предварительно зажегшими его. На этом «маневры» закончились.

Их итоги не обманули Екатерину II. Разочарованная увиденным, она писала Н.И. Панину: «…До 9 часов вечера стреляли бомбами и ядрами, которые не попадали в цель. Так как моей ушной перепонке надоел этот шум, столь же смешной, сколько и бесполезный, то я велела просить к себе адмирала, простилась с ним и просила не настаивать более на сожжении того, что оставалось от города, так как приняли предосторожность, прежде обстреливания его, привязать в разных местах его пороховые приводы, которые не преминули произвести свое действие гораздо лучше, чем ядра и бомбы. Эту пустейшую экспедицию только мы и видели. Сам адмирал был чрезвычайно огорчен таким ничтожеством, и он признается, что все, выставленное на смотр, было из рук вон плохо. Надобно сознаться, что корабли походили на флот, выходящий каждый год из Голландии для ловли сельдей, но не на военный, так как ни один корабль не умел держаться в линии».^{80} Не менее жесткой была и ее итоговая оценка: «У нас в излишестве кораблей и людей, но нет ни флота, ни моряков…».^{81}

Состав Кронштадтской эскадры в 1765 г.^{82}

Класс корабля	Название	Командир
32-пушечный фрегат	«Россия»	А.Е. Шельтинг
32-пушечный фрегат	«Св. Феодор»	А.Ф. Баранов; флаг адмирала С.И. Мордвинова
32-пушечный фрегат	«Св. Михаил»	И.А. Корсаков
24-пушечный фрегат	«Ульриксдаль»	И. Рамбург
32-пушечный фрегат	«Св. Сергий»	С.К. Грейг
8-пушечный фрегат	«Вестовой»	С.А. Мартынов
12-пушечный пакетбот	«Меркуриус»	И.Л. Голенищев-Кутузов
12-пушечный пакетбот	«Лебедь»	Ф. Косливцев
12-пушечный пакетбот	«Сокол»	В.Ф. Лупандин
16-пушечный пакетбот	«Курьер»	И. Михнев
Бомбардирский корабль	«Юпитер»	Бунков
14-пушечный бомбардирский корабль	«Самсон»	П.А. Косливцев

Отдельно нужно сказать об офицерах и флагманах русского флота. Среди них были достаточно распространены невысокий уровень знаний, нежелание учиться, пассивность, стремление действовать только по инструкции. Процветало жесткое отношение к нижним чинам (суровость наказаний, рукоприкладство, использование труда нижних чинов в своих интересах).

Во многом такая установка закладывалась уже во время обучения в Морском корпусе и общим климатом, царившим в обществе, где дворянство было всем, а все остальные сословия, не говоря уже о «подлом народе», — ничем. В 1764 г. главный инспектор Морского корпуса Полетика писал, что «молодые дворяне к великому своему вреду не инако учителей почитают, как за должников и наемников своих и думают, что сие не малым оскорблением дворянства будет, если они в неприлежности, в своевольстве и предерзостях своих суду учителя подвержены будут».^{83} Считая, что такая практика «мешает в успехах и прилежании», Полетика предлагал дать учителям разрешение «штрафовать кадетов» за незнание уроков, «за дерзость» и за другие проступки. Но начальник корпуса И.Л. Голенищев-Кутузов счел, что нельзя позволять разночинцам подвергать наказанию дворян-кадетов. Он разрешил учителям только стыдить своих учеников. Наказывать же могли одни строевые офицеры.

Среди начальства корпуса процветало барское пренебрежение к служебным обязанностям. Строевые офицеры, в основной своей массе не отличавшиеся широким кругом познаний, больше любили развлекаться, чем заниматься с кадетами. И.Ф. Крузенштерн в 1815 г. писал: «…Воспитание ныне точно такое, какое было лет тридцать тому назад… точно такая же необузданность, такие же мерзости делаются ныне, как прежде». Процветали карточные игры, пьянство. Если Д.Н. Сенявин во время обучения в корпусе умудрился попасть в число отстающих учеников, что уж говорить о других. Вспоминая о годах, проведенных в корпусе, Сенявин вспоминал, что «нравственности и присмотра за детьми не было никаких».^{84} В результате формировались пренебрежительное отношение к обязанностям и леность, жестокость и распущенность. И только обладавшие сильным характером могли вырасти в достойных офицеров.

В воспитании царили суровость и произвол в телесных наказаниях. На развитие офицеров, поддержание в их среде любви к своему тяжелому ремеслу и на выработку в них необходимой самостоятельности не обращалось никакого внимания. Плавая в течение короткого лета на слабо выстроенных судах, офицеры не чувствовали ни любви, ни призвания к морскому делу. Практически отсутствовал боевой опыт. Все весеннее время проходило в тяжелом труде по вооружению кораблей, для того чтобы, пробыв в море лишь несколько недель, опять провести всю осень на работах по разоружению. Зимой же занимались чем хотели.

Дополнительные проблемы создавало отсутствие в это время на кораблях кают-кампаний и общего столования нижних чинов, что также не способствовало единению экипажей.

В целом же Ф.Ф. Веселаго оценивает состояние личного состава флота в 1760-х гг. так: «В числе морских офицеров того времени, за исключением весьма немногих единиц хорошо образованных, было также сравнительно немного способных, сведущих практиков, и затем остальная часть служащих представляла инертную массу, державшуюся привычной рутины и способную не к самостоятельной, но только к подчинительной деятельности, требующей разумного руководителя в лице взыскательного начальника. Нравы тогдашних морских офицеров, сходные впрочем, с нравами большинства современного им общества, поражали своей грубостью даже английских моряков, также не отличавшихся особенной мягкостью. На пьянство, называвшееся тогда официально “шумством”, и на кулачную расправу с нижними чинами начальство тогда смотрело снисходительно, как на явление обычное и неизбежное. Основанием судовой дисциплины служил деспотизм командира. Существование обязательных консилиумов и неуместные ссылки офицеров на статьи регламента поддерживали своевольство подчиненных. Продовольствие команды было возложено на командиров судов, из которых некоторые сильно злоупотребляли этим доверием, что, конечно, не оставалось без вредного влияния на дух экипажа корабля и дисциплину».^{85} В общем, к 1760-м гг. вполне можно отнести высказывание того же Веселаго, сделанное по отношению к 1750-м гг.: «Хотя в строю и администрации было не мало людей сведущих и отличающихся честной служебной энергией, но это были только искры живого огня, тлевшие среди омертвелой массы. Все двигалось неохотно, рутинно, как будто под влиянием толчка какой-то давно исчезнувшей силы».^{86} И начало первой Архипелагской экспедиции в 1769 г. полностью подтвердило наличие указанных проблем.

Деятельность русского флота регламентировалась Морским уставом 1720 г. Он подробно расписывал всю жизнь флота, в том числе обязанности командиров кораблей и эскадр. Разбирались здесь и их действия в морском бою, который строился согласно господствовавшему в то время шаблонному варианту линейной тактики. В частности, важнейшими положениями были: 1) расположениекораблей при появлении противника «…в своих местах добрым порядком, поданному им ордеру» с сохранением в последующем линии, чтобы неприятель не мот сквозь нее прорваться; 2) открытие огня по противнику только с близкого расстояния; 3) обязанность флагмана в начале боя попытаться выиграть ветер у флота противника, но при этом с сохранением «ордера баталии»; 4) запрещение кораблю покидать свое место в линии баталии без сигнала флагмана (кроме случаев тяжелого повреждения корабля) под страхом наказания командира вплоть до смертной казни; 5) запрещение стрелять в противника через свои корабли; 6) смертная казнь для командира корабля за выход из боя или бегство без разрешения; 7) разрешение покидать линию баталии для преследования неприятельских кораблей только по разрешению флагмана или в случае, когда линия противника полностью разбита.^{87}

Данные положения играли, безусловно, важную роль в бою, однако, к сожалению, в русском флоте они к 1760-м гг. практически превратились в незыблемую догму, подлежавшую безоговорочному выполнению. Во многом это объяснялось тем, что в среде русских моряков существовало серьезное увлечение английским флотом, где к середине XVIII в. догматизм в проведении регулярного морского боя^[26] также достиг своего расцвета. То, чем это обернулось для последнего и соответственно какими проблемами грозило для первых, очень хорошо видно на примере сражений Семилетней войны: у Менорки (1756 г.), при Куддалоре (1758 г.), у Негапатанама (1759 г.) и при Пондишери (1759 г.).^[27]

Из инструкции С.И. Мордвинова П.П. Андерсону по проведению «примерного морского боя» во время практического плавания^{88}

5. О баталии примерной. При благополучной погоде надлежит в силе регламента экзерциции ружьем и пушками, а притом иногда (курсив наш. — Авт.) для привычки людей, лежа в две линии, так как бы с неприятелем (курсив наш. — Авт.) производить пальбу из пушек и ружья, как в действительной баталии, и притом одной стороне, уступая, ретироваться, и потом иаки вступить в бой, а для оной пальбы в заряды пороху употреблять по малому числу, а пальбу производить на каждом судне, чтоб беспрерывна была, и люди были б действительно все в своих местах.

Отдельного упоминания требует укоренившаяся привычка собирать многочисленные консилиумы перед действиями и нежелание многих командиров рисковать, для чего часть из них не брезговала даже ложными сведениями о состоянии своих кораблей (это проявилось при походе эскадры Г.А. Спиридова и во флотилии А.Н. Сенявина).

^{Бой по правилам линейной тактики (изображен шаблонный вариант — линия против линии). Схема из труда П. Госта}

Русский посланник в Копенгагене М.М. Философов так описывал эскадру Д. Эльфинстона после ее прихода в столицу Дании (то есть в самом начале Архипелагской экспедиции): «По несчастию, наши мореплаватели в таком невежестве и в таком слабом порядке, что контр-адмирал весьма большие трудности в негодованиях, роптаниях и беспрестанных ссылках от офицеров на регламент находит, а больше всего с огорчением видит, что желание большей части офицеров к возврату, а не к продолжению экспедиции клонится, и что беспрестанно делаемые ему в том представления о неточности судов и тому подобном единственно из сего предмета происходят».^{89}

Таким образом, к началу Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. состояние офицерского корпуса в целом было не самым лучшим. Тем не менее, А.Н. Сенявину удалось добиться того, что практически все назначенные во флотилию старшие офицеры и большинство младших имели и практический мореходный, и боевой опыт. Дальнейшие же пополнения такого опыта уже не имели.

Действия флагманов и офицеров флотилии в ходе войны продемонстрировали как инициативу, находчивость и храбрость, так и пассивность («ленность»), лживость, неумение и нежелание действовать активно. И чем более напряженной была обстановка, тем больше подтверждалось как одно, так и другое. Такие вот контрасты.

Какой же итог вышесказанному можно подвести? Как видим, к началу Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. основные проблемы русского флота (низкое качество кораблей, нехватка личного состава, проблемы готовности офицерского состава), к сожалению, сохранялись. Однако, благодаря мерам, принятым Екатериной II с самого начала ее правления, 1763–1768 гг. уже не были периодом застоя. Организационные изменения, а главное, небывалое со времен Петра I внимание ко флоту правящего монарха вкупе с резкой активизацией боевой подготовки свидетельствовали о развитии Балтийского флота.^[28] Кроме того, Екатерине II удалось даже большее — расшевелить российских моряков.^[29] Не случайно она писала И.Г. Чернышеву в Лондон через три дня после решения Высочайшего Совета об отправке экспедиции в Средиземное море: «Я так расщекотала наших морских по их ремеслу, что они огневые стали, а для чего, завтра скажу; если хочешь, сам догадайся. Я на сей час сама за них взялася, и, если Бог велит, увидишь чудеса».^{90} Кстати, отправкой кораблей в Архипелаг была решена проблема использования русского Балтийского флота в войне против Турции.

* * *

Теперь обратимся к состоянию Османской империи накануне Русско-турецкой войны 1768–1774 г. У нее также имелись как достоинства, так и недостатки. Правда, последние намного превосходили первые. Но сначала скажем о преимуществах Турции. Наиболее серьезными из них (и соответственно становившимися большой проблемой для России) являлись:

1) неограниченная возможность использования Крыма — прекрасного стратегического плацдарма для ударов по южным русским землям.^{91},[30] К тому же в лице крымских татар турки имели здесь достаточно сильного союзника;

2) полное господство на Азовском и Черном морях турецкого флота, который мог оказывать необходимую помощь своим войскам, при нужде и Крыму, а также проводить десантные операции в любой точке побережья этих морей (Россия не имела кораблей ни на Азовском, ни на Черном морях, более того, она даже не располагала выходом к их берегам);^{92}

3) удаленность собственной территории (метрополии) от театра военных действий с Россией, что защищало ее от разорения.^{93} От театра войны были удалены и наиболее развитые турецкие провинции;

4) ведение боевых действий вблизи своих баз^{94} и в более привычных условиях (русским войскам, а затем и флоту предстояло действовать в отдалении от своих опорных пунктов, при тяжелых для северных русских людей климатических условиях, в жару, среди выжженных бескрайних степей);^{95}

5) наличие на пути к Константинополю через Балканы мощных крепостей, на которые могли опереться турецкие войска.^{96}

Но по уровню боеспособности турецкие армия и флот уступали российским. Армия Османской империи не являлась регулярной и по своей боевой подготовке стояла значительно ниже русской армии.^{97} Янычары, некогда грозная военная сила, в XVIII в. выродились в привилегированную касту и в известной мере утеряли боеспособность. Феодальное конное ополчение — сипахи — в XVIII в. также переживало процесс разложения. Помещики под любым видом старались уйти от службы. А ведь янычары и сипахи составляли основу турецкой армии. Тем не менее, включая войска провинциальных ополчений, общая численность турецкой армии могла достигать 600 тыс. человек, что, безусловно, имело большое значение.

Однако дисциплина турецких войск была слабой. Особенно это касалось янычаров, своеволие которых достигало крайней степени. Распространены были неподчинение, бунты и дезертирство.^{98} А.Р. Миллер в своей фундаментальной работе «Мустафа-паша Баирактар» отмечает, что в 1768–1774 гг. на фронте произошло больше бунтов, чем сражений. Армия голодала, велика была смертность от эпидемий. С 1771 же году началось повальное дезертирство.^{99} Н.Э. Клееман, наблюдавший турецкие войска в Крыму в начале войны 1768–1774 гг., также писал: «Их паши и аги принуждены делать им много потворства и даже в самых частых возмущениях стараться усмирить увещеваниями».^{100} Подтверждают эту картину и турецкие источники.

Усугубляло состояние турецкой армии несовершенное вооружение. Армия была вооружена неоднородным и разнокалиберным оружием, артиллерия же вообще вызывала у современников только улыбки. Ружья турецкой пехоты отличались большой длиной ствола, тяжелым весом, медленностью заряжания и необходимостью применения сошек. Штыков не было. Не случайно главную ставку турки делали на холодное оружие, которым мастерски владели. Низкое же качество орудий и неподготовленность артиллеристов приводили к низкой эффективности артиллерийского огня. К тому же из-за практически полного отсутствия лафетов и чрезмерной тяжести орудий турки практически не могли маневрировать артиллерией на поле боя.^{101} А вот боевые качества турецкой кавалерии современники оценивали высоко. Так, Н.И. Панин отмечал, наряду с ее многочисленностью, также способность к одиночным действиям, «легкость, проворство» людей, лошадей, «привычные наездничьи ухватки» каждого всадника.^{102} В полной мере это касалось и крымских татар, войско которых практически полностью было конным.

Исходя из всех этих моментов строилась и тактика боя: поскольку огневое состязание с русскими войсками не имело перспективы для турок (их редкий неорганизованный огонь легко подавлялся массированным огнем пехоты и артиллерии противника), османские начальники делали ставку на массированные удары кавалерийских и пехотных масс и, отказавшись от линейных построений, образовывали из своей пехоты и кавалерии скопища значительной глубины («кучи», или «толстые фронты», как называл их генерал-аншеф П.И. Панин в инструкции 1770 г.).^{103} В отличие от европейских армий, обученных искусству маневрирования, турецкая армия действовала на поле боя неупорядоченной массой.

Таким образом, «огромное превосходство турецких войск [по численности], большой процент конных воинов, а также специфические особенности турецкой тактики (стремительный натиск, рассчитанный на устрашение противника) требовали от русского командования и всего состава войск большого напряжения».^{104}

Что же касается турецкого флота, то его состояние на момент начала войны, при ряде серьезных достоинств, также в целом оставляло желать много лучшего.

В наиболее сложной ситуации находился турецкий линейный флот. Основными его недостатками были невысокое качество турецких линейных судов, низкий уровень командного состава (поскольку должности командиров в своем большинстве покупались), слабость навыков ведения регулярных боевых действий силами подразделений флота, отсутствие слаженности и должной подготовки экипажей.^{105} Последнее во многом было связано с тем, что турецкие корабли не имели строго определенных штатов экипажей, а сами экипажи не были постоянными: они набирались накануне похода в гораздо большем, чем нужно, количестве (это делалось потому, что при первой же возможности многие насильно взятые матросы бежали с кораблей) и, как правило, с помощью силы; постоянными на кораблях были, в основном, артиллеристы.^{106} При этом артиллерийский огонь турецких кораблей также был малоэффективным, чему, помимо низкой выучки, способствовала установка на стрельбу по рангоуту и парусам (турки все время стремились захватить добычу в результате абордажного боя).^{107}

Французский агент в Турции барон Ф. де Тотт дает такую характеристику турецкому флоту по состоянию на 1770 г.: «Корабли турецкие были высоки, при самом слабом ветре черпали воду нижними батареями и представляли неприятелю много дерева, но мало выбрасываемого металла; движения их были тяжелы и снасти и блоки лопались при всяком усилии; они не имели никакой правильности в нагрузке и никакого знания в морском деле… батареи были обыкновенно загромождены всяким хламом и повсюду орудия разнокалиберные. В таком материальном состоянии находилась тогда армада эта, и к довершению всего, управление ею поручаемо было людям в равной мере невежественным. Назначение в командиры судов было делом особой спекуляции, нисколько не казавшейся предосудительною. Так как многие искали этого назначения, то капудан-паша отдавал корабли тем, которые более платили за них, предоставляя им, в свою очередь, продавать многие свои должности на судах, и от этого управление дошло до такого беспорядка, что морские силы Турции готовы были уничтожиться сами собою, без помощи неприятеля. Ежегодно небольшая эскадра их выходила только в летние месяцы в Архипелаг для собрания податей с жителей и притеснения их или для крейсерства против пиратов в тех водах, и потому офицеры, не привыкшие к другого рода плаванию, чужды были всякой военной дисциплины, всяких правил и не имели никаких знаний и опытности».

Даже принимая в расчет некоторую тенденциозность данного текста (французу Ф. де Тотту было выгоднее принизить русские успехи и показать значимость начатых им преобразований), следует признать, что в целом картина показана близкой к истине. О серьезных изъянах турецких кораблей (таких, как «неуклюжий и медлительный руль, неповоротливость, плохая, устарелая артиллерия, неустойчивость из-за слишком высоких бортов») и безобразных порядках на османских кораблях, сильно усугублявшихся системой продажи командных должностей, пишет в своем знаменитом труде и Е. В. Тарле.^{108},[31] В полной мере эту характеристику подтвердили и события на море 1770–1774 гг. Кроме того, дополнительные проблемы туркам создавали практически полное отсутствие компасов, слабое знание карт и низкий уровень состояния рангоута и парусов.^{109},[32]

Подтвердила Русско-турецкая война 1768–1774 гг. и еще одно слабое место турок — большую уязвимость в ночное время. Этот момент был хорошо известен еще донским и запорожским казакам, которые постоянно использовали внезапные ночные атаки. Практика казаков даже нашла отражение в донской поговорке: «Месяц — казачье солнышко». Вот что писал историк М.А. Алекберли относительно «особенностей поведения турок в ночное время», даже в походе: «После вечерней молитвы — пятого намаза, очень плотно поевши, они ложились спать, как в обычное время. В Турции… издавна принято днем довольствоваться легкой пищей, а вечером есть тяжелые блюда. После еды мусульмане погружались в крепкий сон. Эта привычка из поколения в поколение превратилась в традицию».^{110},[33]

Однако противник имел и сильные стороны, в первую очередь заключавшиеся в развитом гребном флоте. Здесь турки располагали достаточным многообразием типов судов при добротной, в целом, их постройке, большим опытом плаваний и не менее значительным опытом морского разбоя у экипажей этих судов.

^{Скампавея Балтийского флота. 1713 г. Построена «турецким маниром» (т.е. по «турецкой препорции»). Художник А.В. Карелов. Этот тип скампавей оказался очень удачным. В 1711-1714 гг. в России было построено 123 таких скампавей. Последнее позволяет сделать вывод о том, что турки в XVII в. достигли существенных успехов в развитии своего гребного флота. Этот рисунок дает возможность представить облик и турецких судов данного вида}

К вопросу о турецком гребном флоте

Подтверждением высокого уровня конструкций турецких гребных судов могут служить факты их заимствований в других флотах. Так, в русском флоте при Петре I галеры «турецкого манира» строились настолько активно, что на ряде временных отрезков составляли подавляющее большинство в гребном Балтийском флоте, причем оценки их были неизменно высокими. Вот, что, например, писали опытные галерные капитаны С.М. Камер, А.П. Деопер, Л. Лиц и ряд других, сравнивая качества галер турецкого, французского и венецианского «маниров»: «…Для способности шхер имеют быть турецким маниром галеры способнее, понеже оные ходят в воде мелче и как на гребле, так и на парусах лехче».^{111} Столь же лестные отзывы давал турецким гребным судам и Г.А. Потемкин, приказавший поднять со дна после победы у Очакова 1 июля 1788 г. 7 полугалер османского флота. В частности, в письме Екатерине II он писал: «Семь из них не трудно починить. Дерево и конструкция сих полугалер прекрасные…».^{112}

Особую же склонность турок к использованию гребных судов отмечали английские военные моряки. Так, капитан С.Д. Гудолей, даже после Чесменского сражения, писал в своем отчете: «Их (турок. — Авт.) морские способности, кажется, направлены на одни галеры, в управлении которыми они смелы и ловки».^{113}

К достоинствам турецких судов, как малых, так и линейных, относилось и упорное сопротивление противнику их команд: турецкий корабль легче было сжечь, чем заставить сдаться.^{114} Однако в целом на флоте дисциплина держалась преимущественно на страхе, в результате чего в бою турецкие корабли храбро сражались лишь до тех пор, пока в строю находился флагман.

Знали на турецком флоте и основы морской тактики, хотя об этом отечественная историография почему-то умалчивает. Об ее основных положениях еще Петру I в начале XVIII в. сообщал П.А. Толстой.^[34] Однако применение ее оставляло желать много лучшего, что и продемонстрировала Русско-турецкая война 1768–1774 гг. Использование турками таких приемов, как занятие оборонительной позиции в форме построения полумесяцем, применение шахматных построений, попытки взятия противника «в два огня» — все это, безусловно, говорило о знании ими основ морской тактики, но каждый раз все эти действия заканчивались полными неудачами из-за слабой подготовки командиров и экипажей, а также низкой дисциплины.

Не менее интересны и турецкие инструкции, созданные для управления флотом. Приведем основные положения из турецкой инструкции по действиям кораблей османского флота в бою и походе. П.А. Толстой озаглавил этот раздел так: «Порядок, надлежащий до бою, и описание урядов во время бою и в простом, шествии, как ходит флота морская турецкая».^{115}

«Подобает корабль убрать к бою чисто, чтоб на все стороны свободно было с пушками обращатися, и чтоб все пеноны были изготовлены, также пушки, мушкеты и все, что к бою надлежит, всякая бы вещь была на своем месте в готовности».

«У всякой пушки во управлении повинно быть единому пушкарю, двум янычарам, двум маринарам: един их набивает, другой банит».

«Все бастименты таким способом к бою початок имеют, как им назначит капитанпаша, и всякое ево предложение имеет ото всех чиниться без нарушения, а ежели не будет в том покорения, то будет во время бою в бастиментах наших замешание».

«Бастименты все имеют поступать ко своему порядку, и подобает им смот-рить на дело капитан-паши и на его повеление».

«Когда един бастимент выступил ис своей шеренги, то мог бы учинить всей флоте великое зло…».

«В первой части капитан-паша с десятью бастиментами, или сколько будет; во второй реиз-капитан, имея, у себя столько ж бастиментов, которому надлежит стоять посреди бастиментов; в третьей части повинен стоять стражник, имея под собою ровную вышереченным двум частям бастиментов третию часть, на которых' не так тяжкое дело надлежит. А тот вышереченный стражник позади реиз-капитана стоять повинен, а для познания каждой части розные им потребно дать знаки».

«А когда совершенно к бою изготовятся, тогда потребно смотрить и всячески того искать, чтоб заехать от ветру или чтоб стать сверху ветра, и ежели так станут наши бастименты сверху ветру, а неприятел будет стоять под ветром, по тому может разуметися, что половина бою уже выиграно».

«А во время бою изо всех пушек вдруг с единого бастимента стрелять не велеть, чтоб неприятел[ь], то усматря, что на котором бастименту ружье все не набито, не подступил бы блиско со своим заправленным ружьем и без великого труда того бастимента не згубил».

«Всегда повинно быть в осторожности во время бою и стрелять ис половины пушек, а другая бы половина пушек всегда была готова, чтоб было чем боронитися от неприятеля».

«Когда бы капитан-паша намерение свое возимел иттить в порт, тогда ему должно поставить знак над пеноном от маистра по правую сторону, тогда за тем знаком все протчие бастименты за ним иттить повинни».

«И пришед на подобное место, надлежит учинить совет по окончании перваго боя».

«И паки по советовании могуг иттить внов[ь] на неприятеля и зачать битву, обаче по совету, на котором все началники что положат».

«На прочих на всех бастиментах должно тогда быть по единому засвеченному фанарю, чтоб все бастименты в ночном плавании един от другова был виден и един з другим блиско бы не сходились».

Из вышесказанного очевидно, что инструкция была достаточно подробной и затрагивала все основные вопросы управления. При этом подчеркивалась важность занятия наветренного положения и дисциплины в бою.

Интересно отметить следующую особенность: сами турки были слабыми моряками, но на их службе находились греки, берберы (выходцы из Алжира, Туниса и Триполи), жители Румелии, бывшие настоящими моряками и прекрасными пиратами.^{116} Однако все они при этом не очень желали служить туркам, что отрицательно сказывалось на боеспособности турецкого линейного флота.

Самыми же важными преимуществами турецкого флота были его многочисленность,^[35] действия вблизи своих баз и портов, и самое главное — отсутствие какой бы то ни было угрозы от русского флота. Нужно также отметить, что турецкий флот имел в своем составе линейные корабли даже самых крупных рангов, в том числе 100-, 96- и 84-пушечные, чем также не уступал русскому флоту.^[36]

Завершая обзор турецкого флота, нужно остановиться на встречающейся в источниках турецкого, греческого и русского происхождения по теме нашего исследования классификации турецких кораблей, действовавших на Азовском и Черном море. Сначала обратимся к турецким и греческим источникам, поскольку они дают практически идентичные определения: галион, калион или корабль (трехмачтовый, двух- или трехдечныи корабль), фуркат, фаркат или фрегат (корабль класса фрегата), курвет или корвет, галера, кончебас, бригантина,, галиот.^{117} Что же касается русских источников, то здесь речь идет о записях шканечных журналов кораблей Азовской флотилии и донесений и писем ее командиров. Здесь упоминаются такие классы, как корабль, фрегат, шебека,- галера, полугалера.^{118}

Однако любые преимущества и достоинства вооруженных сил Османской империи в целом и ее флота в частности сводились на нет низким уровнем турецкого главного командования,^[37] при том что главнокомандующим в турецкой армии являлся по должности великий везир, чуждый армии, а часто и совершенно некомпетентный в военных вопросах.^{119} И хотя в среднем уровень турецкого генералитета (пашей) был сравнительно высок (но и он, тем не менее, в целом уступал подготовке русского командного состава), на ситуацию это влияло мало, так как большинство офицерских должностей просто покупалось.^{120} Этот недостаток очень существенно сказался на действиях турок в годы войны. Достаточно сказать, что даже наиболее просвещенные из турецких сановников, в частности Ресми-эфенди, и после Чесмы продолжали говорить о хорошем состоянии турецкого флота и случайности его гибели в Чесменской бухте. «Но по закону успехов… с первого нападения флот из старого хлама… уничтожил… наш прекрасный флот (курсив наш. — Авт.), столкнувшись с ним в Чешме… Но примечательнее всего следующее обстоятельство. Для порядочного флота весьма трудно провести даже одну зиму в Архипелаге. Между тем, при особом покровительстве судьбы, неприятель три года сряду, зимой и летом шатался по этим опасным водам без малейшего труда и даже нашел средства запереть Дарданеллы своей эскадрой, так что ни один наш корабль не мог выйти из пролива. Все это одна из тех редкостей, которые у историков называются хо-дисе-и-кюбра, великим событием, потому что они выходят из порядку натуры судьбы и в три столетия раз случаются».^{121} Про остальных же и говорить не приходится: количество ошибок, допущенных только в 1769–1770 гг., было таково, что его с избытком хватило бы на несколько проигранных войн. Дошло даже до того, что чурки предъявили Венеции претензию за пропуск ею русских судов в Средиземное море!^{122} Все вышесказанное в полной мере относилось и к командованию турецким флотом.

Дополнительно усугубляло проблему управления турецким флотом отсутствие у него полноценного боевого (не пиратского^[38]) опыта (турецкие армейские командиры хотя бы имели опыт участия в боях). Кроме того, и в тех войнах и кампаниях, в которых флот участвовал, он больше терпел неудач, чем одерживал побед. Регулярные морские действия вообще являлись ахиллесовой пятой турок. В 1571 г. их большой галерный флот был разбит испано-венецианским флотом при Лепанто. В войне 1645–1669 гг. с Венецией уже турецкий корабельный флот потерпел целый ряд крупных поражений. Так, в июне 1651 г. венецианская эскадра из 60 кораблей нанесла поражение туркам, имевшим более 100 кораблей. А в июле 1656 г. морские силы Венеции разгромили турецкий флот у самого входа в Дарданеллы.^{123},[39] Более того, венецианцы даже блокировали Дарданеллы и захватили ряд важнейших островов: Тенедос, Лемнос, Самофракию. Не раз били турок на Черном море в XVI–XVII вв. донские и запорожские казаки, которым дважды удалось даже нанести серьезный ущерб Константинополю.

Правда, в конце XVII в. туркам удалось достичь некоторых успехов в развитии корабельного флота, о чем, кстати, и сообщал Петру I упоминаемый нами выше русский посол в Константинополе начала XVIII в. П.А. Толстой. В частности, он писал: «У турок морской флот [карабли и каторги] суть в Константинополе… и по иным местам, ныне числом вооруженных и невооруженных 30 караблей, в котором числе 2 карабля безмерного величества… (но при этом подчеркивал, что. — Авт.) не так способно могут у них строится карабли, как галеры…».^{124} Далее же он указывал: «Суть еще из Константинополя зело искусные в поведениях и в строю морском, и глаголют, что нынешние начальные люди турецкого морского флота превзошли многим прежних в поведении свои флоты по морю и в бою на море с християны, прежде сего трепетали слышать имени християнского на море и боялись флоты их, а ныне не имеют той мысли, которую имели прежде по морю от християн…».^{125}

Однако Русско-турецкая война 1735–1739 гг., ставшая последней до 1768 г. войной, в которой участвовал турецкий флот, показала, что его проблемы далеко не решены. И это при том, что многочисленный флот Османской империи боролся в ней с вооруженными лодками и ботами, а не с равным себе противником. Во-первых, четко проявились присущая туркам медлительность и необходимость значительного времени на раскачку, почему для достижения успеха в борьбе с ними на море нужны были быстрота и внезапность собственных действий. Так, если в 1737 г. турецкий флот появился в Азовском море, уже когда русская флотилия действовала у Арабатской стрелки, то в 1738 г. он не допустил перехода флотилии Бредаля к Геничи, а в 1739 г. заблокировал, наконец, как Таганрогский залив, так и место возможной переправы у Геничи.^{126}Во-вторых, стала очевидной крайне низкая эффективность артиллерийского огня турецких кораблей.^[40] И, наконец, в-третьих, турки продемонстрировали явные признаки нежелания или неумения проводить решительные операции. Как следствие, турецкий флот смог только парализовать действия Донской флотилии П.П. Бредаля, уничтожить же русские суда у турок так и не получилось.

Тем не менее, для победы туркам хватило и этого, причем добились они ее достаточно легко. Результатом стало самоуспокоение турецкого командования, полностью уверовавшего в свои силы, что сыграло с ним злую шутку в 1769–1771 гг.

Сводная характеристика главных достоинств и недостатков турецкого флота накануне Русско-турецкой войны 1768–1774 гг.

Достоинства	Недостатки
Многочисленность морских сил	Безалаберность и беспечность
Стойкость в бою отдельных кораблей	Слабый командный состав
Действия вблизи своих портов	Слабость совместных действий
—	Отсутствие серьезного военного опыта
—	Низкий уровень артиллерийской стрельбы

В целом же, война 1768–1774 гг., начатая Турцией как превентивная, в борьбе с растущим влиянием России и ради решения внутриполитических проблем, оказалась столь неумело и слабо подготовленной, что до сих пор приводится в турецкой историографии как образец упадка и разложения в янычарских войсках и как «образец чистого безумия со стороны Мустафы III».^{127} Султанский двор, переняв византийскую пышность, погряз в коррупции и разврате. На него тратились огромные суммы, при том что страна давно испытывала тяжелые финансовые проблемы. Во всех звеньях чиновничества и военного командования царили казнокрадство и взяточничество.^{128} Описывая кризис Турции второй половины XVIII в., турецкие авторы «Тариха» — официальной кемалистской «Истории» — образно говорили, что порядки и обычаи управления пришли в расстройство как в центре, так и в эялетах (на местах). «Было достаточно денег и кинжала, чтобы все устроить, всего добиться. Тот кто обладал средствами или опирался на вооруженную силу янычар и сипахиев, действуя подкупом или угрозой, мог достичь самых высоких чинов, даже места великого везира и шейх уль-ислама».^{129}

Все должности в империи продавались. Высокие посты стоили больших денег. Помимо этого, при каждом назначении обязательно требовалось раздать взятки. Султан и паши принимали «подарки» не только от своих пашей, но и от иностранных послов. Так, английский посол подкупом раздобыл копию одного архисекретного австро-турецкого соглашения (1771 г.) и сообщил ее русскому и прусскому дворам. На все это наслаивались некомпетентность и малообразованность подавляющего большинства османских сановников.

Венчало пирамиду серьезного кризиса турецкой государственной системы в данный период ничтожество султанов. Мустафа III, контролируемый различными придворными партиями, тем не менее, имел преувеличенное представление о могуществе Оттоманской империи и о значении своей особы. Придворный историограф Васыф сравнил его «по духу» с Александром Македонским!^{130}

К этому остается добавить, что огромное влияние на руководство страной оказывало крайне консервативное и одновременно весьма агрессивное духовенство. Именно под его влиянием в 1768 г. был снят с должности великий везир Мухсин-заде, не желавший начинать войну с Россией.

И, тем не менее, подводя итог, нельзя не согласиться с мнением известного историка Е.И. Дружининой о том, что «было бы ошибкой считать, что начавшаяся борьба могла окончиться для России легкой и быстрой победой».^{131} Раскрыть же эту мысль помогает следующая цитата В.И. Шеремета: «Для России это был грозный противник, благодаря многовековым навыкам массированного применения кавалерии и высокой приспособленности к климатическим и географическим условиям как Дунайского, так и Кавказского театра военных действий (курсив наш. — Авт.)».^{132} Остается лишь добавить, что и Крымского толке.

Последний на тот момент исторический опыт отнюдь не свидетельствовал о возможности быстрого поражения Турции: в войне 1735–1739 гг. османы отразили натиск русских войск и разгромили австрийцев. Да и в Прутском походе 1711 г. армия Петра I потерпела поражение.

Таковы были «материальные» преимущества и недостатки сторон. Но сверх того следует отметить еще один очень важный момент: Россия обладала значительным опытом борьбы с Турцией за решение черноморской проблемы. Борьба эта, продолжавшаяся со второй трети XVII в. и закончившаяся, несмотря на отдельные успехи, в итоге неудачно, тем не менее, позволила накопить большой материал для анализа.

* * *

Безусловно, сам по себе опыт ничего не дает, но в умелых руках — это важное дополнительное преимущество. И как справедливо отметил известный историк флота Ф.Ф. Веселаго, Россия в этой войне успешно использовала накопленный опыт. В частности, Ф.Ф. Веселаго писал: «Все попытки, предпринимаемые для достижения той же цели (выхода на Черное море. — Авт.) предшественниками Великой Екатерины, несмотря на безуспешность каждой из них отдельно, в общей сложности имели то важное значение, что постепенно разъясняя вопрос, способствовали его созреванию; с другой стороны, те же попытки, знакомя деятелей с разнородными препятствиями вредившими успеху дела, дали возможность выработать, применяясь к местным обстоятельствам многие приемы, способствовавшие впоследствии к дальнейшему решению задачи… Наконец, Великая Екатерина, воспользовавшись благоприятными политическими обстоятельствами овладела Азовским морем и частью берегов Черного…».^{133},[41]

Надо сказать, что опыт, полученный Российским государством в борьбе с Турцией, был действительно большим. Он включал крымские походы В.В. Голицына 1687 и 1689 гг., борьбу Петра I с Турцией в 1695–1696 гг. и 1711 г., Русско-турецкую войну 1735–1739 гг. Кроме того, как показала война, русские вельможи обращались даже к опыту борьбы с Турцией донских и запорожских казаков в XVI–XVII вв., который также был весьма полезным. Однако наиболее многосторонним и свежим стал опыт Русско-турецкой войны 1735–1739 гг., почему его активно использовало правительство Екатерины II в начале Русско-турецкой войны 1768–1774 гг.^{134}

К каким же основным положениям приводили выводы из столь обширного опыта русско-турецкой борьбы? Главным театром военных действий против Турции должен был стать дунайский. Именно здесь находились главные силы турецкой армии, не уничтожив или хотя бы не связав которые, вести другие действия в Северном Причерноморье было крайне затруднительно: свободный противник мог наносить удары по русским и украинским землям, а также перебрасывать десанты на Кавказ, в Крым или под Азов. Кроме того, через Балканы проходил путь на Константинополь, создав угрозу которому (или вообще захватив его), можно было одним ударом завершить войну и добиться максимально полного выполнения турками своих требований. Не случайно именно наступлением на дунайском направлении в 1711 г. Петр I хотел в кратчайшие сроки нанести туркам поражение и заставить их выйти из войны. К необходимости сосредоточить усилия на дунайском театре пришел в 1739 г. и Б.Х. Миних, который, кстати, добившись победы под Ставучанами, сразу обеспечил быстрое продвижение вперед. Наконец, великий русский полководец А.В. Суворов, создавая в 1792 г. свой план войны с Османской империей, рассчитывал именно на совместный удар армии и флота через дунайское направление прямо на Константинополь, чтобы тем самым в кратчайшие сроки закончить войну и продиктовать свои условия мира.^{135}

Что же касается проведения Крымской операции, то оно требовало самой тщательной проработки всех ее этапов. Необходимо было, во-первых, определить маршрут выдвижения войск к Крыму, разработать меры их снабжения во время пути через безводные степи Северного Причерноморья, выбрать оптимальное время подхода к полуострову (в июле на Крымском полуострове устанавливалась сильная жара); во-вторых, определить направления действий войск в самом Крыму для скорейшего занятия его основных пунктов и столь же детально проработать вопросы их снабжения там. Все это имело огромное значение, поскольку основные проблемы русским войскам в Северном Причерноморье и в Крыму доставляли: нехватка продовольствия, воды, фуража и нестерпимая жара.^{136} Особо здесь нужно отметить, что действия русских войск Б.Х. Миниха и П.П. Ласси против Крыма в Русско-турецкой войне 1735–1739 гг. открыли возможность прорыва на полуостров тремя путями: через Перекопский перешеек (обычный путь), форсированием Сиваша во время сгона воды и переправой через Сиваш на Арабатскую стрелку у Геничи, с помощью наплавного моста. Кроме того, успешный штурм Минихом Перекопской линии в 1736 г. стал хорошим примером овладения этим важным укреплением.

^{Б.Х. Миних. Генерал-фельдмаршал русской армии}

^{П.П. Ласси. Генерал-фельдмаршал русской армии}

Не менее поучительным был и тактический опыт, полученный в борьбе России за Черное море в конце XVII — первой половине XVIII в. Так, действия в больших и громоздких боевых порядках были обречены на провал, свидетельством чему стали и крымские походы В.В. Голицына, и походы русских войск в войне 1735–1739 гг. Два характерных примера последней войны мы и приведем. Первый из них — поход Б.Х. Миниха в Крым в 1736 г. Несмотря на взятие Перекопа, Гезлева и Бахчисарая,

в итоге русские войска были вынуждены с громадными потерями оставить полуостров. Одной из важнейших причин этого стали особенности вождения Минихом своих войск. Сотни верст армия шла в сплошном каре, солдаты тащили на себе длинные пики и рогатки, которые выставляли при появлении противника. Каре формировалось с раннего утра, и лишь к полудню начиналось движение, причем превышавший всякие разумные размеры гигантский обоз внутри каре постоянно останавливался из-за поломок и неразберихи, обрекая войска на бесчисленные остановки под палящим солнцем.^{137} Вместе с недостатком воды и провианта, такие действия полностью измотали вверенные Б.Х. Миниху части. Участник этого похода Манштейн вспоминал, например, что из-за маршей, почти всегда проходящих в жаркое время суток, истощенные воины иногда падали буквально «мертвые на ходу».^{138}

Однако Б.Х. Миних уроки извлекал медленно, в результате чего 1738 г. стал худшим повторением 1736 г. Только на этот раз русская армия под его командованием пыталась выдвинуться к Бендерам. Подойдя к Днестру и столкнувшись, с одной стороны, с турецкой армией на противоположном берегу реки, а с другой — с собственными все возрастающими потерями, вновь вызванными длительными переходами при неудовлетворительном питании и тяжелой жаре, Б.Х. Миних решительно повернул назад.^{139} Поход, таким образом, полностью провалился. Фактически это было возвращение, по словам А.А. Керсновского, к «допетровскому полкохождению», когда армия движется одной сплошной массой.^{140} О том, насколько печальной была миниховская организация походов, свидетельствует австрийский военный агент при русской армии, капитан Парадиз. О походе 1738 г. он, в частности, писал: «Русские пренебрегают порядочным походом и затрудняют себя огромным и лишним обозом: майоры имеют до 30 телег, кроме заводных лошадей… есть такие сержанты в гвардии, у которых было 16 возов. Неслыханно большой обоз эту знатную армию сделал неподвижною…».^{141} Далее он продолжал: «…Русская армия употребляет более 30 часов на такой переход, на который всякая другая армия употребляет 4 часа. Всякая телега хочет обогнать идущую впереди, отчего сцепляются и перепутываются; скот, находящейся в тесноте, без пищи, беспрестанно погоняемый, падает мертвым, а который и придет в лагерь, то такой слабый и измученный, что даже при траве и воде (что, однако, редко случается) не может в несколько дней поправиться. Извозчики так измучены и выбиты из сил, что не могут иметь надлежащего попечения о скоте; их желудок не переваривает и сухарей с водою; то же можно сказать и о всех солдатах, страдающих постоянным расстройством желудка; при моем отъезде из армии было более 10 000 больных: их перевозили на телегах как попало, складывая по 4, и по 5 человек на такую повозку, где может лечь едва двое. Уход за больными невелик; нет искусных хирургов, всякий ученик, приезжающий сюда, тотчас определяется полковым лекарем…».^{142}

Частично такая организация действий объяснялась слабостью русской кавалерии при постоянной угрозе со стороны мобильного и многочисленного противника. Русская же регулярная кавалерия, которая принимала участие во всех операциях войны, действовала, как правило, будучи… спешенной! Драгуны, например, на лошадяхделали только переходы, а воевали в пешем строю, так как в ряде столкновений показали полную свою неспособность вести конный бой с феодальной конницей турок и крымских татар и победить их. Во многом это стало следствием политики экономии в мирное время, когда те же драгуны получали фураж только на б месяцев в году, а в остальное время сами косили траву для своих лошадей. Естественно, что кое-как подготовленные в мирные дни драгуны не могли стать в военное время боеспособной и маневренной кавалерией. А ведь именно они составляли ее основу. В результате разведку местности, поиск на коммуникациях противника, сопровождение обозов попытались было возложить на казаков, но они не справились.^{143} Поэтому совместное движение частей армии становилось единственной надежной гарантией от неожиданных действий противника.

Между тем, была у русских войск и еще одна причина для действий в компактных боевых порядках. Так, уже упомянутый нами Парадиз указал на недостаток дисциплины в русской армии, на «некоторое застарелое нерадение в русских офицерах». В частности, он писал, что Б.Х. Миних «может заставить себя бояться, но такой рабский страх заставляет трудиться только в его присутствии».^{144} К сожалению, эта «болезнь» вооруженных сил России имела отнюдь не временный характер. Господство формального отношения к делу в русской армии мы регулярно видим и до, и после указанных событий.^[42] Так, например, И.Т. Посошков писало русской поместной коннице конца XVII в.: «…На конницу смотреть стыдно: лошади негодные, сабли тупые, сами скудны, безодежны, ружьем владеть не умеют; иной дворянин и зарядить пищали не умеет, не только, что выстрелить в цель; убьют двоих или троих татар и дивятся, ставят большим успехом, а своих хотя сотню положили — ничего… Многие говорят: “Дай Бог великому государю служить, а саблю из ножен не вынимать”».^{145}

Но все это было лишь дополнением к главному. Среди русского командования господствовало убеждение в варварстве противника и полном преимуществе правильных европейским форм ведения как боя, так и войны в целом. Однако именно ведение боя с турками и татарами по европейским тактическим правилам и не годилось. Особенно мешала делу исключительная ставка на огонь как решающий тактический элемент, вследствие чего войска отказывались от маневра и, ограждая себя рогатками, вели главным образом оборонительные действия.^{146} Именно такая пассивность в бою против мобильного противника, с одной стороны, сильно изматывала войска, а с другой — не давала им покончить с армией противника, что, в свою очередь, заставляло держать всю армию сосредоточенной на случай новых сражений. Таким образом, опыт войны 1735–1739 гг. настоятельно требовал изменения боевых порядков и образа действий русской армии: первые должны были быть более гибкими, а вторые — более стремительными. В противном случае рассчитывать на успех просто не приходилось.

Огромное значение в предстоящей войне должна была играть и морская составляющая, о чем так убедительно и разносторонне свидетельствовал весь предшествующий опыт русско-турецкой борьбы. Проанализировать его тем более полезно, поскольку известный исследователь Н.Н. Петрухинцев, рассматривая события отечественной военной истории первой половины XVIII в., высказал обратное утверждение о второстепенности поддержки с моря в борьбе за овладение Крымом и Северным Причерноморьем. В частности, он пишет: «Провал второй “азовской” программы доказал, что принятая Петром I стратегия войны с Турцией в опоре на базирующийся на Азовском море линейный корабельный флот по целому ряду технических и географических факторов оказалась ошибочной, и основную роль в войнах с Турцией до захвата черноморского побережья будет играть сухопутная армия, несмотря на колоссальные трудности ее использования в степях. К такому же выводу фактически пришли в последующем и правительства Анны Иоанновны и Екатерины II, отказавшиеся, по совету флотских специалистов, от строительства сколько-нибудь существенного линейного флота на Азовском море».^{147} Однако многовековой опыт борьбы за Крым как раз свидетельствует об огромной роли морских действий. Рассмотрим же его.

Уже при Иване IV во время крымских походов 1556–1559 гг. использовались суда казаков. Так, в 1559 г. войско окольничьего Д.Ф. Адашева с помощью запорожских судов спустилось сначала в Днепровско-Бугский лиман, а затем оттуда внезапно высадилось в Крыму. Внимание крымского хана было отвлечено появлением в низовьях Дона отряда Вишневецкого, разбившего под Азовом небольшой отряд крымцев. В результате, не встречая серьезного сопротивления, Адашев около трех недель воевал в Крыму, захватил и разграбил города Козлов, Карасев, Бахчисарай, после чего благополучно вернулся в устье Днепра.^{148} Исследователь В.А. Волков особо отмечает, насколько неожиданными были действия Д.Ф. Адашева для турок и крымских татар. В частности, он пишет: «Главным событием 1559 г. стал Крымский поход окольничьего Данилы Адашева… Рать была сосредоточена в новом Псельском городе, откуда, спустившись вниз по Днепру, вышла в Черное море. Внезапной атакой (курсив наш. — Авт.) московским воеводам удалось захватить под Очаковом большой турецкий корабль, еще один был взят на “Чюлю-острове”. Нападение русской речной флотилии застало врасплох крымского хана (курсив наш. — Авт.). Высадившись на западном побережье Крыма, Адашев разгромил посланные против него татарские отряды и, освободив множество русских и литовских полоняников, благополучно вернулся к Монастырскому острову».^{149}

^{Набег казаков на Стамбул (Константинополь). С офорта Ромейн де-Хооге}

^{Морской бой казаков с турками на Черном море в XVII в.}

А далее донские и запорожские казаки развернули настоящую войну на Азовском и Черном морях. И ведь при этом они имели в своем распоряжении исключительно небольшие суда с весьма ограниченными мореходными качествами и слабым вооружением.^{150} Тем не менее, в XVI–XVII вв. ударам казаков неоднократно подвергались Кафа, Гезлев, Судак, Синоп, Самсун, Трапезунд, Варна, Очаков и даже сам Константинополь.

В этой связи уместно сделать небольшое отступление и рассказать о тактике казаков в XVI–XVII вв. Г.Л. де Боплан в своих мемуарах приводит описание тактических приемов морского боя запорожских казаков. Увидав вдали вражеский корабль, они немедленно складывали мачты, замечали направление ветра и маневрировали таким образом, чтобы к вечеру солнце было у них за спиной. За час до захода солнца они на всех веслах плыли к кораблю и останавливались примерно за милю от него, чтобы не упустить неприятеля из виду. Наконец, в полночь по сигналу устремлялись на врага: половина казаков, готовых к бою, с нетерпением ждали абордажа и, сцепившись с турецким судном, в одно мгновение взбирались на него. В бою с казаками, особенно при штиле, галеры были менее поворотливы и служили хорошим объектом атаки для более подвижных казацких судов. Но если казакам не удавалось подойти к галерам для рукопашного боя, то пушки последних разгоняли их, по выражению де Боплана, «как стаю скворцов».^{151} Иногда в подобных случаях казаки теряли до двух третей своих сил, однако большинство побед все же оставалось за ними.

Более того, как справедливо отметил В.Н. Королев, дерзость казаков все время возрастала, а решимость дать им отпор и моральное состояние экипажей османских кораблей падали. «На море, — констатировал в 1634 г. д'Асколи, — они [казаки] завладевали сначала маленькими судами и, поощряемые удачей в своих предприятиях, с каждым годом стали забирать все большие суда и в большем количестве… ни один корабль, как бы он ни был велик и хорошо вооружен, не находится в безопасности, если, к несчастью, встретится с ними, особенно в тихую погоду. Казаки стали так отважны, что не только при равных силах, но и 20 чаек не побоятся 30-ти галер падишаха, как это видно ежегодно на деле…».^{152}

В результате современники так оценивали ситуацию, сложившуюся в XVII в. на Черном море. Французский посол в Константинополе Филипп де Арле де Сези в 1625 г. называл казаков «хозяевами Черного моря (выделено нами. — Авт.)», а тайный советник шведского короля и его посол в Польше Жак Руссель в 1631 г. обращался к ним как к «властелинам Днепра и Черного моря (выделено нами. — Авт.)».^{153}

На основании подобных свидетельств современников многие историки XVIII–XIX вв. не сомневались, что казаки временами захватывали господство на море. Так, французская «Всеобщая история о мореходстве» указывает, что в 1614 и 1625 гг. они «учинялись» «обладателями» и «совершенными обладателями» Черного моря и прекращали там свободу плавания для турецких судов. К близким выводам приходят и историки XX столетия. Д.С. Наливайко, например, считает, что «в период с 1614 по 1634 г. казаки фактически господствовали на Черном море», что в 1610–1620-х гг. они «почти полностью завладели… морем, и турки были бессильны защитить от них свои владения». Ю.П. Тушин же пишет, что «в XVII в. турецкий флот на Черном море вынужден был перейти к оборонительным действиям. Он уже не был в состоянии полностью контролировать мореходство и часто с трудом защищал собственные торговые суда и прибрежные города. Подчас хозяевами моря становились донские и запорожские казаки».^{154} Наконец, В. П. Загоровский полагает, что на протяжении 1650-х гг. донской казачий флот «был в полном смысле слова хозяином в Азовском море и в северной части Черного моря».^{155}

Не менее интересна и тактика казаков, применяемая ими для ударов по прибрежным городам. Здесь основой являлись внезапное нападение мощным, энергичным ударом и быстрота действий. При этом нападение оказывалось неожиданным лишь для противника. «Внезапное нападение, — пишет С.Ф. Номикосов, — только по наружности казалось таковым; в действительности оно было плодом глубоких и серьезных размышлений, основанных на точных сведениях о положении противника».^{156} Иными словами, не подлежит никакому сомнению, что набеги казаков на Босфор и прибрежные города бассейна Черного моря отнюдь не являлись стихийными, неорганизованными, сумбурными налетами, но, напротив, были операциями, тщательно продуманными казачьим командованием.

Тактика действий во многом зависела от состава нападавших флотилий, которые бывали разными — от нескольких судов до многих десятков. В первом случае казаки поочередно обрушивались единым отрядом на города и поселения, во втором случае делились на группы, нападали на несколько населенных пунктов сразу и таким образом создавали широкий фронт разгрома.^{157}

Несомненно, казачье командование в ходе набегов предусматривало возможность разных осложнений и способы взаимодействия и взаимовыручки отдельных отрядов, о чем ясно говорит участие во втором набеге на Босфор 1624 г. своеобразной «резервной», «засадной» флотилии.

Совершив морской переход, казачьи суда, по данным В.Д. Сухорукова, приставали к берегу «для нападения на город или селение. Вы подумаете, что там уже проведали о казаках и приготовились к обороне: нет, удальцы останавливаются в местах самых скрытных и почти неприступных и, вышед из судов, бегут опрометью до назначенного места, застают неприятеля в беспечности и побеждают его». Обычная тактика нападений донцев, подтверждает С.З. Щелкунов, «заключалась в том, что в сумерки казаки приставали в пустынном месте недалеко от намеченного города и, высадившись, “бежали наспех пеши”, чтоб ночью ударить на город “безвестно”». Тот же автор указывает, что когда в походе 1646 г. они оказались в виду крымских берегов до сумерек, то, чтобы не быть замеченными раньше времени, донским судам пришлось стать вдали в море на якоря и дожидаться ночи.^{158}

Атакуя же поселения в Босфорском районе, где нельзя было долго находиться на якорях, казаки стремились появиться у селения внезапно, иногда из-за характера берегов подходили даже «в лоб», прямо к пристани. В других же районах, в частности в Крыму, казаки перед налетом успешно преодолевали горные кручи и лесные массивы.

Таким образом, внезапность удара и быстрота действий были основными слагаемыми для достижения успеха при захвате городов. Отсюда самое широкое использование ночного времени. По свидетельству Э. Челеби, «неверные» атаковали побережье Черного моря по ночам, Синоп взяли в результате внезапного налета ночью, в Балчик ворвались сразу после полуночи. Эта обычная практика казаков, как отмечалось выше, нашла отражение в донской поговорке: «Месяц — казачье солнышко».^{159}

Использование ночного времени- кроме стремления достичь внезапности было вызвано еще одним обстоятельством. Оно заключалось в особенностях поведения турок в ночное время. «После вечерней молитвы — пятого намаза, очень плотно поевши, они, — писал историк М.А. Алекберли об османских воинах, — ложились спать, как в обычное время. В Турции… издавна принято днем довольствоваться легкой пищей, а вечером есть тяжелые блюда. После вечерней еды мусульмане погружались в крепкий сон. Эта привычка из поколения в поколение превратилась в традицию». В результате сонный турецкий караул казаки очень часто успевали вырезать раньше, чем тот успевал схватиться за оружие или поднять тревогу. То обстоятельство, что турки по ночам мало боеспособны, не раз подтверждали и позднейшие события, в частности, XVIII в. Наиболее яркими примерами можно назвать уничтожение турецкого флота при Чесме в 1770 г., осмотр Д.П. Джонсом турецких кораблей в Днепровско-Бугском лимане в одну из ночей июня 1788 г.^{160} и пребывание в течение всей ночи с 28 на 29 августа 1790 г. среди турецкого флота русского фрегата «Св. Амвросий Медиоланский», который турки так и не обнаружили.

Казаки атаковали селения, применяясь к конкретным условиям, не допуская шаблона, всегда неукротимо и яростно, и остановить этот порыв было почти невозможно.^{161} Разгром казаками неприятельских поселений обыкновенно осуществлялся быстро, в короткий срок, исходя из необходимости безопасного отхода. Н.-Л. Писсо писал, что «грабят и разоряют они с присущей им поспешностью не столько из-за наживы, которую они получают, сколько из-за безопасности отступления, которую они себе обеспечивают: это быстрота грома, предупреждаемого вспышками молнии, которые, когда затихнут, дают картину полного разгрома».^{162} В итоге, исчезали казаки в большинстве случаев так же внезапно, как и появлялись, до того как неприятель успевал опомниться.

При отходе с преследованием казаки могли применять различные хитрости, вроде того, как это произошло у Мангупа: Э. Дортелли свидетельствовал, что казаки «по примеру предусмотрительных охотников на тигров», отходя, бросали добычу, в результате чего «многие из преследовавших разбогатели», а отступавшим удалось уйти в леса.

Все вышесказанное свидетельствует, что казаки великолепно знали своего противника, его слабые и сильные стороны, чем умело пользовались. Но именно всего этого и не хватало русскому командованию в войне 1735–1739 гг.

Вот так, даже с ограниченными силами, казаки добивались замечательных успехов. Это прекрасный пример того, как освобожденное от пут формализма военное искусство позволяет использовать для достижения цели всевозможные средства. В частности, указанная выше тактика казаков вытекала непосредственно из условий и особенностей своих и вражеских судов. В чужом враждебном море, побережье которого целиком принадлежало неприятелю, не обладая на этом побережье постоянными базами, оставляя в тылу у себя вражеские крепости, казаки могли надеяться лишь на быстроту и внезапность действий, ведя, по сути, корсарскую войну.^{163} И она была полностью оправдана. К сожалению, долгое время эти успехи оставались забытыми, а следовательно, практически не использовался и богатейший опыт.

В частности, во время правления царевны Софьи В. В. Голицын попытался захватить Крым исключительно ударом армии через степи Северного Причерноморья. Так, в 1687 и 1689 гг. были предприняты два крымских похода, закончившихся одинаково неудачно. В первый раз русско-украинское войско даже не дошло до Крыма, а во второй раз Голицыну хоть и удалось дойти до Перекопа, но оттуда пришлось повернуть обратно: взять эту крепость было непросто, да это ничего и не решало, так как для дальнейших действий в Крыму уже не было сил. Таким образом, достичь победы в условиях степной местности над мобильными крымскими татарами русская армия оказалось не в состоянии. Но она получила отличный урок.

Далее борьбу с Турцией возобновил уже Петр I, проведя в 1695–1696 гг. азовские походы. Они знаменовали новое направление в традиционной борьбе с Крымским ханством и Османской империей. Крымские походы В. В. Голицына показали, что русские войска, двигаясь в знойные месяцы по выжженной степи без налаженной системы снабжения и постоянно атакуемые татарами, достигали Крыма обессиленными и не могли выполнить поставленной задачи. На этот раз войска двигались не только по суше, но и по рекам — Дону и Волге.

Летом 1695 г. русские войска под командованием Головина, Лефорта и Гордона подошли к Азову и осадили его. Вначале дела шли успешно: были взяты две «каланчи», мешавшие подходу к Азову со стороны Дона. Однако овладеть Азовом так и не удалось: турки отбили оба штурма, и осаду пришлось снять. Причины неудачи заключались в отсутствии единоначалия в осаждавших русских войсках и в невозможности заблокировать Азов с моря из-за отсутствия флота.

Петр I быстро сделал нужные выводы, и ко второму походу русские войска тщательно подготовились. Кроме того, всю зиму шло строительство судов, и к весне 1696 г. Азовский флот имел два 36-пушечных корабля «Апостол Павел» и «Апостол Петр», 23 галеры, 1300 стругов и 4 брандера. Это позволило Петру I предпринять новый поход к Азову.

Между тем, 20 мая 1696 г. казаки одержали первую победу на море под Азовом: они напали на шедшие к крепости от турецкой эскадры 13 транспортных судов и в результате боя 10 из них захватили. Увидев это, турецкая эскадра стала отходить в море, но два корабля замешкались с подъемом парусов и сразу же были атакованы казаками. В результате один корабль они сожгли, а другой потопили сами турки.^{164}

С 27 мая была установлена морская блокада Азова, а 28 мая его осадила русская армия под общим командованием А.Б. Шеина. 17 июля отряд казаков атаковал один из бастионов крепости и, преследуя отступавших турок, прорвался в крепость. 18 июля 1696 г. Азов капитулировал. Взятие Азова стало первой крупной победой в борьбе за выход к морям, одержанной Россией в результате тесного взаимодействия армии и флота.

Взятие Азова еще раз наглядно продемонстрировало важность военного флота. Для развития успеха он был еще более необходим. В итоге 20 октября 1696 г. появляется знаменитый указ Боярской Думы: «морским судам быть», положивший официальное начало русскому военно-морскому флоту. Однако Азов в качестве базы этого флота явно не годился. Ею стал Таганрог, основанный в 1698 г. Работы по обустройству Таганрога продвигались стремительно. Этого требовали как военные соображения, так и активно создававшийся Азовский флот.

Вначале Петр I рассчитывал использовать его для удара по Турции, но когда в 1698 г. начались мирные переговоры с Портой, он решил продемонстрировать с помощью боевых кораблей возросшую силу Российского государства для заключения мира на более выгодных условиях. В 1699 г. эскадра Азовского флота вышла из Воронежа в свое первое плавание. В нее входили корабли «Скорпион», «Благословенное начало», «Цвет войны», «Растворенные врата», «Святой Апостол Петр», «Сила», «Безбоянство», «Благое соединение», «Меркуриус», «Крепость», галеры «Перинная тягота» и «Заячий бег». Командовал эскадрой адмирал ФА. Головин. В пути к ней присоединились яхта, галиот и четыре казацкие лодки. Экипажи состояли из нанятых на русскую службу иностранцев, солдат Семеновского и Преображенского полков и обучившихся морскому делу за границей стольников. Петр I находился на корабле «Растворенные врата».

24 мая 1699 г. корабли эскадры подошли к Азову. Отсюда Петр на легких судах совершил плавание к Таганрогу, на рейде которого была устроена «примерная баталия» — первые в истории России учения частей боевого флота! После этого Азовский флот проследовал к Керченскому проливу, куда и прибыл 18 августа.

Появление русских кораблей, да еще в таком количестве, произвело сильное впечатление на турок. Между тем, Петр I пошел еще дальше. В конце августа 1699 г. корабль «Крепость» с дипломатом Е. И. Украинцевым направился в Константинополь для заключения мирного договора. Это был небывалый для русско-турецких дипломатических отношений ход. В 1700 г. состоялось подписание нужного России мира. Правда, выхода на Черное море Россия так и не получила, но Азов и Таганрог остались за ней. А это должно было явиться отличным плацдармом для будущих предприятий против Турции. Кроме того, Россия наконец-таки избавилась от пресловутых «поминок» Крымскому ханству, которые платила с XVI в.!

В 1700–1710 гг. Азовский военно-морской флот и Таганрогская крепость выполняли роль стража пограничных рубежей в бассейне Азовского моря, содействовали сохранению мирного состояния между Россией и Турцией. В частности, маневры Азовского флота в 1709 г. способствовали удержанию турок от новой агрессии.

Но появление в Османской империи шведского короля Карла XII, бежавшего на ее территорию после разгромного для шведов Полтавского сражения, резко изменило обстановку. Подогреваемая Карлом XII, а также французами, Турция, мечтавшая вернуть потерянные в 1700 г. земли, развязала в 1710 г. новую войну против России. Русское правительство оказалось перед необходимостью вести одновременно борьбу против шведов на северо-западе, турок и татар — на юге. В ходе русско-турецкой войны одним из театров боевых действий вновь стало Приазовье. В 1711 г. в Азовское море вошла крупная турецкая эскадра с десантными войсками, предназначенными для захвата Таганрога и Азова. В июле русскому флоту и гарнизону Таганрогской крепости впервые пришлось выдержать бой. Испытание прошло вполне успешно: русские военные корабли не допустили турецкий флот к таганрогской гавани, а сухопутные части разгромили турецкий десант под Таганрогом в районе Петрушиной косы. Между тем, на основном театре военных действий — реке Пруте — Россия потерпела крупную неудачу. Русские войска, возглавляемые Петром, были окружены превосходящими силами турок. По условиям заключенного вслед за этим Прутского мирного договора Россия обязалась возвратить Турции Азов и разрушить Таганрог, а также не содержать впредь военно-морского флота на Азовском море.

Говоря об Азовском флоте Петра I, нужно иметь в виду два момента: 1) большинство проблем развития Азовского флота и Таганрога связаны с отвлечением с 1700 г. на север основного внимания Петра I, а в результате — отвлечением финансовых и людских ресурсов, ведь в условиях российской действительности устремления монарха являлись ключевым фактором (сосредоточил Петр I внимание и силы на создании Балтийского флота и Петербурга — и они были построены); 2) создание Азовского флота и Таганрога стало фактически первым опытом Петра I и его окружения по организации как военного флота, так и порта. И здесь не могло не возникнуть осложнений, тем более что и сам район, где создавались Азовский флот и Таганрог, служил источником множества дополнительных проблем. Стоит также добавить, что взятый Петром I курс на создание морской силы как главного средства для борьбы с Турцией за Крым являлся совершенно логичным, равно как и заблаговременная подготовка порта для военного флота и для будущей торговли. Повторимся, волей обстоятельств России при Петре I основную борьбу суждено было вести со Швецией. На юг же сил и средств просто не хватило.

Таким образом, при малой эффективности результатов, достигнутых в направлении создания Азовского флота и Таганрогского военного порта, ряд полезных моментов этот процесс все-таки принес: во-первых, Петру I удалось приобрести опыт крупномасштабного военного кораблестроения; во-вторых, на Азовском флоте удалось частично подготовить кадры моряков и судостроителей для флота Балтийского; в-третьих, на практике были выявлены все ошибки, препятствующие успешному существованию и деятельности флота. Правда, к сожалению, многие из них стали хроническими: слабая предварительная проработка решений, увлечение крайностями, забвение опыта, недостаточная обустроенность военно-морских баз, низкий уровень судостроения.

Нельзя не отметить и то, что, в целом, действия Азовского флота Петра I вновь подтвердили значимость морской составляющей: взятие Азова в 1696 г. и защита Дона в 1711 г. были бы проблематичными без корабельных сил. Да и создание таких сил на Дону, равно как и их действия на Азовском море, впервые продемонстрировал именно Азовский флот: в 1699 г. его эскадра совершила поход от Азова до Керчи. Так что проблема заключалась в качестве постройки судов, а не в их ненужности. Не случайно при подготовке к борьбе с Турцией Петр I в 1723 г. возобновил судостроение на Дону.

Наконец, Русско-турецкая война 1735–1739 гг. также показала огромное значение морской составляющей в борьбе с Портой. Готовясь к этой войне, Петербург решил начать ее с занятия Азова, который с 1711 г. вновь находился у турок. Для этого с 1733 г. было восстановлено строительство судов на Дону и его притоках. Речь шла о достройке корпусов, заложенных еще при Петре I в 1723–1724 гг., в частности, 15 прамов, 15 галер,^[43] 59 ботов и шлюпок, а также о постройке вновь еще 20 галер,^[44] лесоматериалы для которых также уже были заготовлены. Иными словами, Петербург просто решил реализовать то, что наметил Петр I. При соответствующей организации работ и качестве постройки указанные суда представляли отнюдь не малую силу.

Выписка из указа правительствующего Сената от 27 декабря 1733 г.^{165}

…По приложенной спецификации по сношению с военной коллегией учинить, а именно: судам быть такому числу сколько указом блаженной и вечно достойной памяти Е. И. В. Петра Великого определено и сделано, и указом Ея. И. В. сентября 1 числа доделать велено, а именно: прамов больших 9, малых 6, галер 35, каек 30, ботов итальянских 23, шлюпок 6, будар 400, да к тем бударам вновь сделать по одной лодке.

Однако с уровнем организации мероприятий деятелям Анны Иоанновны до Петра I было ой как далеко. События 1733–1735 гг. на Дону это хорошо показали. В частности, Петербург в это время просто задергал флотилию противоречивыми приказами. Сначала в апреле 1734 г. последовало распоряжение находящиеся на верфях Дона галеры и прамы спустить на воду и вооружить.^{166} Однако людей на Дону не хватало, и в 1734 г. осуществить это не удалось. Но в марте 1735 г. М.Х. Змаевич доложил в Адмиралтейств-коллегию, что апрельский указ практически выполнен. В ответ ему сообщили, что Кабинет министров решил пока галеры и ирамы не спускать на воду, а оставить на стапелях. В результате часть галер осталась на береху, а кайки и малые ирамы вообще вытянули обратно на берег. Но уже 27 июня 1735 г. последовал указ того же кабинета министров, который гласил: «Построенные в Таврове и в прочих по реке Дону местах прамы и галеры и прочие суда, которые достроены, выконопатить, спустить на воду, и оснастив имеющиеся в Павловске, содержать к походу в готовности, а из Таврова и из прочих мест, кои выше Павловска готовые, определив на оные морских и артиллерийских служителей надлежащее число, немедленно отправить в Павловск».^{167} Но время большой воды на Дону было уже упущено, и 20 построенных в 1733–1734 гг. галер спустить ранее весны 1736 г. не представлялось возможным. Об этом, как и в целом о сложившейся на Донской флотилии ситуации, М.Х. Змаевич написал в Петербург 10 июля: «Прамов больших 9 и 15 галер в Павловске имеется и на них такелаж и артиллерийские припасы, кроме пороха, в готовности, а 20 галер новопостроенных в Таврове никоим образом спускать ныне невозможно, ибо вешняя вода давно ушла, а малые прамы и Кайки, хотя были расконопачены и вытянуты из воды на берег под сарай, по силе указа приказ паки конопатить и трудиться будем, чтоб спустить… А которые и имеются в Павловске, и те не далеко пройти могут за упущением вешней воды, понеже по Дону ход тамошней воде в апреле и мае месяцах, и ежели оные суда спустить, то надлежит ожидать будущей вешней воды».^{168} Так Россия осталась в 1735 г. без содействия морской силы.

Между тем, именно осенью 1735 г, началась Русско-турецкая война. Поводом к ней послужили продолжавшиеся в 1735 г. набеги крымских татар на Украину и поход хана Каплан-Гирея в мае через русские земли на Кавказ для захвата прикаспийских владений Персии. В ответ Б.Х. Миних получил в июле 1735 г. распоряжение кабинета министров о движении с войском к Дону для осады и взятия Азова. «Повеление об Азовской осаде принимаю с тем большей радостию, — писал он, — что уже давно, как В. В. известно, я усердно желал покорения этой крепости».^{169} Однако Миних смог добраться только до Павловска. Здесь он получил новое распоряжение, которое гласило: хотя за поздним временем вопрос о начале осады Азова Миних должен решить сам, однако установить блокаду крепости он обязан уже зимой 1735/1736 г.^{170} В ответ Б.Х. Миних решил провести Крымскую экспедицию, объяснив это тем, что надо воспользоваться уходом татар в Персию (при этом Азов оказался «забытым»).^{171} А поскольку сам он заболел, то поручил операцию генералу Леонтьеву, корпус которого осенью 1735 г. и был направлен в Крым, но из-за ранней зимы и больших потерь в армии от заболеваний войска вынуждены были вернуться, даже не дойдя до Перекопа. Таким образом, перед нами классический пример столь постоянно встречающихся в истории России организационных провалов и стратегических шараханий.

Между тем, Б.Х. Миних составил чрезвычайно масштабный план дальнейших военных действий. В частности, война, по Миниху, должна была пройти четыре следующих этапа:

«Год 1736. Азов будет наш; мы овладеем Доном, Днепром, Перекопом, землями ногайцев между Доном и Днепром вдоль Черного моря, и, если будет угодно Богу, сам Крым отойдет к нам.

Год 1737. Е. И. В. полностью подчинит себе Крым, Кубань и присоединит Кабарду. Она станет владычицей Азовского моря и гирл от Крыма до Кубани.

Год 1738. Е. И. В. без малейшего риска подчинит себе Белгородскую и Буджакскую орды за Днепром, Молдавию и Валахию, стонущие под турецким игом. Греки спасутся под крылами Российского орла.

Год 1739. Знамена и штандарты Е. И. В. будут водружены… где? — В Константинополе. В самой первой, древнейшей Греко-христианской церкви, в знаменитом восточном храме Святой Софии в Константинополе, она будет коронована как императрица греческая и дарует мир… кому? — Бесконечной вселенной, нет — бесчисленным народам. Вот — слава! Вот — Владычица! И кто тогда спросит, чей по праву императорский титул? Того, кто коронован и помазан во Франкфурте или в Стамбуле?».^{172}

Б.Х. Миних был абсолютно уверен в реальности выполнения данного плана, считая, что «турки от российского войска не в малом страхе состоят». Кстати, Б.Х. Миних составляя этот план, рассчитывал на необходимое обеспечение действий своей армии со стороны создаваемой Донской флотилии.

Насколько указанный план был реален? Несмотря на ряд явных просчетов, в целом он был вполне выполним при соответствующем уровне организации действий и тактическом мастерстве войск. А вот как с тем, так и с другим Россия времен Анны Иоанновны имела серьезные проблемы. Кроме того, ошибочный расчет на то, что турки трясутся от страха, предвидя войну, только усугублял проблемы организации.

В действительности неудача похода генерала Леонтьева вызвала торжество в Константинополе и Бахчисарае. После поражения Петра I в Прутском походе 1711 г. в обеих столицах силу России оценивали весьма низко. События же 1735 г., по мнению татар и турок, только подтвердили правоту таких оценок. Таким образом, страха противник явно не испытывал.

Однако вначале все, казалось, шло по плану. Уже в марте 1736 г. часть войск Донской армии приступила к блокаде Азова. В конце апреля сюда подошли и главные силы этой армии под командованием П.П. Ласси. В начале мая к Азову стали прибывать и суда донской флотилии П.П. Бредаля (он заменил в сентябре 1735 г. умершего М.Х. Змаевича) с осадной артиллерией. 8 мая начались осадные работы, а береговые батареи и прамы начали обстрел крепости. Многократные вылазки турок были отбиты. Между тем, в июне под Азовом было сосредоточено уже около 28 тыс. русских войск и 146 орудий. Флотилия П.П. Бредаля насчитывала 9 больших прамов (44-пушечных), 6 малых (8-пушечных), 35 галер и 29 небольших судов.

Не сидела сложа руки и Турция. К Азову была направлена эскадра капитан-паши Джаним-кадия, включавшая линейные корабли, фрегаты и галеры. Однако из-за мелководья турецкие корабли не смогли войти в устье Дона. Донская флотилия, занимавшая выгодные позиции в устье, не допустила перевозки подкреплений в крепость на гребных судах. Турецкой эскадре пришлось уйти, не выполнив своей задачи: Азов так и не получил подкреплений. К сожалению, не использовали стесненность турецкого флота на мелководье Таганрогского залива и русские моряки. Между тем, опыт событий 1696 г. в дельте Дона показал, что даже с помощью малых судов туркам вполне можно нанести существенный вред.^[45] Но это пока посчитали не столь уж важным: главное — турок не пустили к Азову.

Тем временем занятие русскими войсками ретраншемента на подступах к крепости и разрушения, причиненные городу бомбардировкой, вынудили гарнизон Азова 19 июня 1736 г, капитулировать. Выход в Азовское море был открыт. Взятие Азова в очередной раз продемонстрировало все значение совместных действий сухопутных и морских сил для овладения приморскими крепостями противника.

Между тем, днепровская армия Б.Х. Миниха предприняла в мае — июле 1736 г. поход в Крым, закончившийся полным провалом. Хотя Миниху и удалось захватить Перекоп, Козлов и Бахчисарай, полуостров пришлось оставить с очень большими потерями: отсутствие провианта и фуража, сильная летняя жара, недостаток воды окончательно изнурили армию. В частности, если боевые потери за время Крымского похода составили всего 1791 человек убитыми, то от болезней умерло почти 30 тыс. солдат и офицеров.

Среди причин неудач Б.Х. Миних указал и на отсутствие ожидаемой поддержки Донской флотилии. Но тут же получил отповедь П.П. Ласси: галеры флотилии оказалось невозможным вывести из Дона, при том что сам Миних действовал в Крыму далеко от побережья Азовского моря. К тому же Миних недостаточно информировал П.П. Ласси о своих действиях. Все это показало, с одной стороны, разумность планов Б.Х. Миниха по использованию морской поддержки для действий в Крыму, а с другой — полный авантюризм реальных действий полководца на полуострове.

Таким образом, как показано выше, после участия Донской флотилии во взятии Азова ее дальнейшее использование в кампании оказалось невозможным. Прамы для действий на море не годились, галеры вывести так и не смогли, а 29 каиков какой-либо ощутимой силы не представляли. Кампания для флотилии П.П. Бредаля оказалась законченной. Встал вопрос: что делать дальше?

Обсуждения затянулись. Первым позицию сформулировал Сенат: 23 июля он прислал в Адмиралтейств-коллегию указ о постройке в Таврове 40 галер, 20 шмаков, а также ботов и каиков, сколько укажет Б.Х. Миних.^{173} Между тем, последний в начале августа высказал только желание иметь на Днепре и Дону по 500 судов, вмещающих по 40–50 человек и по две полковые пушки.^{174} В этой ситуации Адмиралтейств-коллегия, согласившись с необходимостью строительства указанных галер^[46] и шмаков, предложила в качестве образца для постройки на Дону предполагаемых 500 судов островские лодки.^{175} О преимуществе последних коллегия писала так: «К безопасности, ежели б какое нападение в море приключилось, в таком случае будут благонадежны, ибо по мелководности могут ретираду имеет к таким местам, куда кораблями и другими военными судами идти не возможно, ибо и в прошедшую со шведами войну такие островские лодки во употреблении на здешнем море были с немалою пользою…».^{176} В результате посланному в Тавров капитану Лунину повелели приготовиться к строительству 40 галер, 20 шмаков и 500 островских лодок, но с обязательным подтверждением строительства последних от Миниха.^{177} А Миних, тянувший с решением до октября, затем высказал желание иметь 40 галер и 20 шмаков, но указал в качестве типа малых судов дубель-шлюпку,^{178} причем все 500 дубель-шлюпок он непременно хотел получить к весне 1737 г.! Но немного погодя Миних передал право окончательного решения по судостроению на Донских верфях П.П. Бредалю и старшим офицерам флотилии, которые после совещания с командирами флотилии решили построить 24-весельные казачьи лодки, «а галер, шмаков, ботов, шхерботов, кончебасов и дубель-шлюпок не строить вовсе».^{179} Каждая такая лодка должна была иметь длину 60 футов, ширину 11 футов и глубину интрюма 3 фута.^{180},[47] Но решили это только в конце октября 1736 г.! Соответственно время на заготовку и доставку лесов на донские верфи осталось в обрез.

Выписка из журнала Адмиралтейств-коллегий от 20 декабря 1736 г.^{181}

…Ноября от 10 числа получен в Адмиралтейств-коллегий от контр-адмирала Бредаля рапорт, что получил [он] от генерал-фельдмаршала графа фон Миниха ордер с таким определением, что на Дону суда строить какие наиспособнейше надлежит по рассуждению его с статским советником Козиным и с прочими, и по силе того ордера определили вместо дубель-шлюпок 500 казачьих лодок, а галеры, шмаки, шхерботы, боты и кончебасы не строить…

Тем не менее, все 500 лодок к весне 1737 г. были построены на Тавровской и Икорецкой верфях. Однако сил этих лодок для успешных действий на море оказалось недостаточно, особенно при том, что использовались они далеко не самым лучшим образом. В итоге, пока на Азовском море не было турок, П.П. Бредаль с помощью лодок успешно обеспечивал армию П.П. Лас-си и дважды наводил для нее мосты. Но как только турецкий флот, хоть и с опозданием, но появился, он сразу же парализовал деятельность флотилии П.П. Бредаля. Правда, турки ни у Арабатской косы, ни у Федотовой косы так и не смогли нанести поражение лодкам русской флотилии, личный состав которой при серьезной угрозе вытаскивал их на берег. Тем не менее, лишившись поддержки с моря, столь блестяще проникшая в Крым армия П.П. Ласси была вынуждена отойти с полуострова.

Таким образом, вопрос о корабельном составе флотилии опять стал острым. Вновь началось его обсуждение. Последовал соответствующий запрос П.П. Бредаля. Ответ не заставил себя ждать: «Как через бытность его в Азове приметить мог, что старый в Азовское море фарватер уже ни к чему не годен и надежды никакой нет, а в новом гирле из устья реки Кугюрьмы, на банке вода пред прежним не умаляется и может быть, ежели зима будет студена и глубже и тако ежели вода прибудет, то и галерам в море пройти будет можно, которые ныне тамо есть… только ежели будет на Азовском море турецкий флот, который в нынешнюю кампанию видели, [то] оным как галерам, так и прочим судам за их силою в бой вступить будет не в состоянии, а ретирады будет некуда, ибо для таких судов гавани нигде, начиная от Таганрога и до Геничи подле Крымского берега около 500 верст, не имеется, також и о Кубанской стороне слышал, что и там мелко… Да кроме неприятеля' в великие ветры в безопасность судов на якоре стоять негде ж… Буде ж на Азовском море такие лодки как ныне были иметь, то они служить могут только до Кальмиуса… и то не в оборону против неприятеля; а большие же суда, которые могут против неприятеля стоять, за мелкостью тамошних мест не пройдут, а мелкие, которые пройдут, против неприятеля не действительны.

И за вышеписанными резонами какие для будущих операций суда, которые б служили как к транспортированию людей, провианта и других тягостей и к военному действию потребны, точно положить ему не можно, ибо ежели по его одному предложению суда строить будут, которые станут не в малую сумму денег и будут без действия или от вышеписанных резонов какое бесчестие потерпят, в то время от него требовать будут о том ответа».^{182} Таким образом, помимо уже отмеченных проблем, отсюда следовал еще один не менее важный вывод: подчиненным нужно было дать возможность проявить инициативу (и поощрить за нее), чего явно не было в войне 1735–1739 гг., когда командиры просто не хотели брать ответственность на себя.

Таким образом, и после неудачи флотилии в кампанию 1737 г. П.П. Бредаль в вопросе о судах донской флотилии мнения не поменял: «Так как иметь такой флот, который можно бы было противопоставить турецкому, не возможно, то следует остановиться на постройке таких же лодок, какие употреблялись в предыдущую кампанию».^{183} В целом это мнение было поддержано и Адмиралтейств-коллегией. Такая позиция оказалась столь удобной, что предпринимать что-либо в морском ведомстве просто не хотели. Более того, когда вопрос о строительстве 20 галер «по турецкому маниру» все жебыл поднят, приехавший в Петербург П.П. Бредаль настоял на отказе от этого решения, предложив взамен указанных галер, а заодно и намеченных уже к строительству 300 лодок, построить 50 каек и 12 ботов. По своей конструкции и оснастке кайки предполагались похожими на кончебасы, а вмещать должны были 50–60 человек, то есть фактически столько же, сколько помещалось в прежних лодках. Среди объяснений этого предложения Бредаля фигурировали неожиданно пришедшее к нему осознание предпочтительности каиков и «большая свобода» их постройки («кои все, нежели 20 галер и 300 лодок к весне сего 1738 года построить можно свободнее»), Адмиралтейств-коллегия согласилась с П.П. Бредалем, хотя лодок осталось во флотилии всего 216 единиц.^{184}

Из донесения Адмиралтейств-коллегий от 20 января 1738 г.^{185}

По силе полученного из Кабинета Ея. И. В. за подписанием господ кабинетных министров сего января от 17 дня сообщения о строении в Таврове для объявленных от вице-адмирала Бредаля резонов вместо галер и каиков, с некоторою отменою против прежних, да 12 корабельных ботов и об отправлении его вице-адмирала в Азов Адмиралтейств-коллегия обще с ним вице-адмиралом имела рассуждение, и при том он, вице-адмирал, словесно представлял, что те де кайки на Азовском море ежели будут по данному от него генорал-фельдмаршала Ласси доношению построены маниром, чтоб галерных носов, какие на прежних были, не было, а были б отделаны носы в подобие как при турецких кончебасах и оснастка и паруса были как на кончебасах же, о 2-х мачтах и о 2-х спринтезейлях, ибо де к той оснастке морские служители заобычайнее; и можно на них посадить от 50 до 60 человек, то будут, как он видел Азовское море, для всяких нужд, по рассуждению его, способнее, нежели другие суда; а сколько числом возможно будет построить, точно объявить не может; и по тому общему рассуждению оная коллегия определила следующее: 1) по прежним определениям строение галер и лодок оставить и па них припасов и артиллерии не заготовлять и не отправлять; 2) для строения каек имеющемуся в Таврове галерному мастеру Алатчанинову учинить подлежащий указ.

Среди причин отказа от постройки галер была приведена даже такая: «Наши люди к галерам не так заобычайны, как мы в прошлых кампаниях видели заобычайность на турецких галерах». И это говорилось про русских людей, добившихся великолепных успехов с галерным флотом на Балтийском море, в совсем недавно закончившейся Северной войне 1700–1721 гт.!^[48]

Кроме того, отказался П.П. Бредаль в начале 1738 г. и от предложений Дебриньи о восстановлении Таганрога: работы очень много, а для чего? («Если решено не строить больших судов, то и в гавани для них не представляется особенной надобности, так как мелкие суда, то есть такие какие обыкновенно составляли донскую флотилию и какие решено строить и теперь, всегда могут зимовать при Азове и Черкасском.»)^{186}

В результате весной 1738 г. для флотилии было построено 50 каек и 12 ботов, но на море П.П. Бредаль продолжал действовать исключительно военными лодками. И кампания 1738 г. снова закончилась неудачей для флотилии, причем на этот раз еще быстрее. Турки даже не пустили П.П. Бредаля к Геничи, заблокировав у Федотовой косы. Тому вновь пришлось занять позицию на берегу. И снова все «атаки» турок закончились безрезультатно.

Вот как, например, развивались события 16–18 июня 1738 г., когда турецкий флот, имевший линейные корабли, фрегаты и множество гребных судов, пытался атаковать береговую позицию Донской флотилии П.П. Бредаля в заливе у Федотовой косы. 16 июня турки предприняли первую атаку флотилии. П.П. Бредаль писал об этом: «И того ж числа пополудни в третьем часу с кораблем капитан-паша и при нем два фрегата, тож галеры и прочие их суда пошли к нам и, не дошед до нас верст с девять, стали на якорь, а один корабль и несколько их судов пошли к Федотовой косе, а пополудни в пятом часу их флота 30 полугалер и скампавей подле берега пошли к нам ближе и с половины седьмого часа стали по нас палить из пушек с ядрами и шли в самой близи берега к нам ближе и до половины девятого часа беспрестанно палили, точию нам вреда не сделали и возвратились паки к своему флоту».^{187} Таким образом, турецкая атака в который уже раз закончилась ничем, причем турки явно действовали по шаблону, а их артиллерийский огонь просто никуда не годился.

Но 17 июня уже все турецкие корабли, согласно Бредалю, начали сближение с позицией флотилии. Далее мы опять воспользуемся донесением Бредаля: «..Два фрегата и один сетти и прочих их однопушечных судов с 40 в исходе шестого часа подошли к нам в расстоянии пушечного выстрела, начали по нас палить из пушек с ядрами, а сами еще ближе подходили, и оба фрегата и сетти, миновав наш правый фланг, пошли к левому флангу, а от левого возвращались к правому, и тако три раза и беспрестанно палили, и когда были они в расстоянии наших пушек, начали с седьмого часа, и мы по них изо всех пушек, а больше из восьми- и шестифунтовых с ядрами начали палить, от чего Пришедшие их к нам 40 судов пришли в великое замешательство, то тогда ж 15 их больших галер подошли к нам и сделали жестокую пальбу, которых ядра как через нас, так и к нам множество приходило, и от нас по них бесперерывно сделалась пальба и продолжалась до половины восьмого часа; в половине восьмого часа их галеры отгребли, фрегаты и сетти отошли далее расстояния наших пушек с правого фланга, атакировав нас, стали на якоря, а прочие их суда стали ближе к берегу, а корабль, на котором капитан-паша, не дошед до нас верст с шесть, стоял на якоре, а пополудни в шестом часу подошел к нам и, ходя под парусами, а потом став у своих галер на якорь, палил по нас из пушек, и ядра его до нас доносило, точию вреда не сделал и в ту пальбу, хотя и жестокая от них по нас была пальба, однако милостию Божескою у нас никого не убило и не ранило, а у них уповательно быть от нашей пальбы немалому вреду, ибо видели в нашу пальбу великое было у них замешательство».^{188} Иными словами, 17 июня стало просто более масштабным повторением событий 16 июня.

Однако турки не успокоились. На следующий день в подкрепление к действующим против флотилии Бредаля судам из-за Федотовой косы подошли еще три турецких корабля. С их появлением капитан-паша решил предпринять еще одну атаку. Вновь цитируем донесение Бредаля: «Пополуночи в 12-м часу корабль, на котором капитан-паша, и оба фрегата и сетти под парусами да из пришедших один корабль пошли к нам ближе и в начале первого часа, пришед в меру, начали по нас стрелять из пушек с ядрами и, идучи, выпаля с одной стороны всеми пушками, делали оверштаг и, тако поворачиваясь восемь раз, палили, и была от них жестокая пальба, коих ядра, как и выше, в прежних от них пальбах, доносило множество к нам и через нас в степь переносило, и та великая от них пальба пополудни до пяти часов продолжалась, а мы по них, высматривая близость их, палили три часа. А пополудни в пятом часу, отошед от наших пушек, стали на якорь, и хотя от них так жестокая пальба и была, однако никакого нам вреда не сделали и никого не убили и не ранили, от нас же по них была пальба им не без вреда, понеже по окончанию пальбы в глазах противу нас принужден был один их фрегат себя кренговать, и в ночь слышали мы исправляли они испорченное у них нашими ядрами».^{189} Таким образом, и третья подряд атака турок завершилась для них безрезультатно. И это при том, что они вели огонь в достаточно благоприятных условиях, имея орудия самых крупных калибров против мелких пушек флотилии!

Однако, несмотря на отражение турецких атак, командование Донской флотилии в итоге уничтожило все заблокированные суда (144 лодки), а личный состав по берегу вернулся в Азов. Теперь во флотилии оставались лишь 9 полусгнивших больших прамов, 20 ветхих галер, 69 лодок и 50 каиков.

Как следствие, началось очередное обсуждение того, какие суда нужно строить для Донской флотилии. Кабинет министров вновь потребовал построить галеры. Но П.П. Бредаль (на этот раз совместно с П.П. Ласси) опять выступил против, используя прежний довод о непригодности галер для действий на Азовском море, «как потому, что они не могли быть противопоставляемы более сильным турецким судам, так и потому, что в случае ретирады не могли бы найти себе нигде убежища».^{190} Но для обороны Азова П.П. Бредаль просил разрешения построить 9 больших двухпалубных и 4 однопалубных прама. Адмиралтейств-коллегия согласилась, что прамы могли бы быть весьма полезны для защиты Азова.^{191}

Описанная выше полемика вызывает ряд вопросов:

1. Если в дельте Дона мелководье, а оно было таким, что через бар реки не проходили галеры, то зачем тогда столько прамов для защиты, ведь в устье реки и без того практически никто не мог попасть с моря?

2. Почему турки априори признавались непобедимыми на море, и перед ними нужно было сразу же отступать, если при обстрелах позиций русских лодок в 1737–1738 гг. они ни разу не смогли причинить даже минимальных потерь? Ответ очевиден: таким способом проще всего было уйти от ответственности.

Однако Кабинет министров на этот раз все же настоял на строительстве к 1739 г. еще и галер. Кабинет-министры «несмотря на неоднократные неудачные опыты, были убеждены, что если галеры раннею весной подойдут к Азову, то проводка их через бар при высокой весенней воде не может встретить никаких затруднений. А ежели паче чаяния и в море б не вышли, то и при Азове для обороны потребны».^{192} Причина такого решения заключалась в желании Кабинета министров все же попытаться перейти к серьезным действиям на Азовском море в 1739 г., что было сложно сделать только с помощью военных лодок и ботов. В результате было построено 20 16-баночных галер «турецкого манира», но участия в военных действиях они так и не приняли.

Таким образом, в 1736–1739 гг. Донская флотилия имела для действий на море только кайки, вооруженные лодки и боты. Кстати, еще одним аргументом П.П. Бредаля и командиров Донской флотилии в пользу каек и вооруженных лодок, было то, что они «могут идти вблизи берега и их неприятельский флот увидит не так скоро как галеры, понеже пред каиками и лодками галеры высоки и за своим глубоким ходом должны идти вдали от берегов».^{193} Довод, кстати, логичный. Как мы увидим далее, этим преимуществом малых судов великолепно пользовались донские и запорожские казаки в XVI–XVII вв. Однако флотилия П.П. Бредаля так и оставила его лишь на бумаге, хотя кампания 1739 г. подтвердила большие возможности малой заметности вооруженных лодок.

Кстати, военные действия Донской флотилии в 1739 г. вообще получились весьма показательными. Вплоть до конца августа Донская флотилия бездействовала: с одной стороны, у нее не хватало судов (следствие потерь 1738 г. и вялого судостроения зимой 1737/1738 гг.) и людей (следствие эпидемии чумы), с другой — турецкий флот с самого начала прибыл на Азовское море в больших силах. Но затем, в середине июля 1739 г., турецкие корабли появились практически у дельты Дона. Более того, один из них даже встал на якорь в Кутюрлинском гирле. Такая активность турок заставила, наконец, отреагировать и командование флотилии, тем более что она к этому времени уже получила пополнение судового состава. 8 августа 1739 г. Совет, в лице генерал-лейтенантов Левашева и Дебриньи, а также вице-адмирала Бредаля, пришел к выводу о необходимости организации экспедиции на Кубанскую сторону, «последствием чего должно было быть отвлечение части неприятельского флота от Азова».^{194}

В результате 26 августа 1739 г. отряд под командованием Дебриньи, имевший в своем составе только лодки и кайки, на которых разместили часть войск и казаков, вышел из Азова в море. Но практически сразу же возникло затруднение: уровень воды в дельте Дона настолько упал, что лодки через бар пришлось «перетаскивать на людях». Операция продлилась около 10 часов и завершилась успешно: все суда были выведены в море.

Уже 29 августа Дебриньи добрался до Долгой косы на границе Таганрогского залива и Азовского моря. Здесь вперед был направлен дозорный отряд, который, вернувшись 3 сентября, сообщил, что турок нигде нет. Тогда Дебриньи направился к Ачуеву, куда благополучно и добрался. Более того, он произвел даже его бомбардировку, но из-за повреждений и гибели части лодок (что происходило по донесениям Дебриньи из-за частых штормов) взять его так и не смог. В результате Дебриньи пустился обратный путь, причем часть войск вынуждена была возвращаться по берегу, почему он просил выслать достаточное количество подвод.

Таким образом, с одной стороны, военные (островские) лодки вновь доказали свою ценность, лишний раз подтвердив опыт донских казаков и русского флота в Северной войне и Каспийском походе Петра I. Не случайно к их постройке вернется в 1769 г. и А.Н. Сенявин. Тем самым стало очевидно, какой ресурс не был использован П.П. Бредалем в войне 1735–1739 гг. Иными словами, грамотная организация, разумный риск и желание добиться успеха могли принести флотилии П.П. Бредаля успехи даже со столь ограниченными силами, как лодки и кайки. С другой стороны, та же экспедиция Дебриньи показала, что без постройки судна, способного как выдерживать шторма, так и впрямую бороться с турецким флотом, невозможно добиться овладения морем: слишком ограничены возможности лодок, слишком нуждаются они в поддержке настоящих боевых кораблей.

Вообще же, подводя итог истории Донской флотилии П.П. Бредаля, нельзя не остановиться на искусственно созданном в 1735–1739 гг. вокруг нее замкнутом круге следующих противоречий: большие суда строить нельзя, а с малыми побеждать невозможно. Галерам отступить от неприятеля некуда, но воссоздавать Таганрог не будем, так как мореходный флот не строим. Из Дона практически не выйти, но нужны 9 больших 44-пушечных и 4 малых 8-пушечных прама для его защиты. В реальности же за всем этим, как обычно, стояли низкий уровень компетентности сановных лиц, отсутствие у них государственного мышления, следствием чего стали пассивность, стремление распределить ответственность (при избытке «ответственных» всегда имеет место безответственность),^[49] бесконечные обсуждения, нескончаемая переписка, разгильдяйство, бесхозяйственность и отвратительное качество судостроения.

Так, уже в конце 1736 г. стало ясно, что имевшиеся во флотилии галеры и без выхода в море практически непригодны для службы. Согласно выписке из журнала Адмиралтейств-коллегий за 24 сентября 1736 г., в отвоеванном Азове, по заключению галерного подмастерья П. Харламова, находились 15 вышедших из строя галер; далее там говорилось: «…На 20 новых галерах райны (реи. — Авт.) тонки… а кайки явились весьма к морскому хождению безнадежны». Контр-адмирал П.П. Бредаль, в свою очередь, сообщал, что на каждой из новых галер вместо 22 сделано по 24 банки, «оттого в гребле затруднение имеется». К тому же данные галеры оказались достаточно валкими. В результате 15 галер, заложенных в 1723–1724 гг., было решено разломать не прибегая к исправлениям.^{195} В 1737 же году из строя выйдут практически и все прамы, а кроме того, П.П. Бредаль признает практически небоеспособными оставшиеся к концу того года военные лодки.

Много интересного содержал опыт создания и использования Днепровской флотилии. Ее организацию можно отнести к лету 1736 г., когда Б.Х. Миних неожиданно решил обзавестись еще одной флотилией. В результате было принято решение возобновить судостроение на Днепре, прерванное еще в 1727 г. Для этого в Брянске возобновили деятельность верфи, на которой было предписано достроить сохранившиеся там прамы и галеры. Кроме того, Миних высказал намерение построить до 500 малых судов.

Однако уже в начале сентября 1736 г., по настоянию того же Б.Х. Миниха, судостроительные работы в Брянске были заморожены.^{196} Но месяц спустя Миних вновь меняет решение: он просит Сенат издать указ о срочном возобновлении судостроения, что и было сделано 9 октября. В экстракте журнала Адмиралтейств-коллегий записано: «…Указом же оного Сената октября от 9-го числа по представлению графа Миниха велено показанные прамы и галеры, которые наималейшей достройки требуют, достроить немедленно и по достройке отправить к Киеву…».^{197} Но много времени было потеряно. К тому же, организационные проволочки еще не закончились.

Только 4. января 1737 г. появилось следующее решение Сената: Брянская верфь должна была построить к марту месяцу 70 мостовых плашкоутов, 3 малых прама, 4 плоскодонных галеры и 500 дубель-шлюпок, способных пройти Днепровские пороги и действовать в лимане.^{198},[50] Дубель-шлюпки вмещали 40 человек и вооружались 6 2-фунтовыми фальконетами. Для руководства был направлен контр-адмирал В.А. Дмитриев-Мамонов. Естественно, сразу же выяснилось, что решить задачу невозможно (спрашивается, почему об этом не подумали в 1735–1736 гг.?), поскольку предстояло, во-первых, заготовить лес; во-вторых, доставить его на верфь; в-третьих, построить суда, при том что качество постройки при спешке, да еще и из сырого леса, неминуемо оказалось бы низким; наконец, в-четвертых, спустив суда на воду, провести их от Брянска к Черному морю через Днепровские пороги, для чего нужна была «большая вода», обычно бывавшая весной! Тогда в апреле 1737 г. вышел новый указ Сената, обязывавший Дмитриева-Мамонова доставить к низовьям Днепра 3 малых прама, 4 галеры, 200 дубель-шлюпок, 20 конных кончебасов, 20 плашкоутов и 58 прочих судов. Эта задача также оказалась малореальной. Тем не менее, с 22 апреля по 1 июня 1737 г. из Брянска к Переволочне было отправлено 355 судов.

Между тем, 2 июля 1737 г. Б.Х. Миних взял крепость Очаков, а вместе с ней и 18 турецких галер. Взятие Очакова стало важным событием кампании, а могло иметь решающее значение и для всей войны. Вот что писал Миних: «Я считаю Очаков наиважнейшим местом, какое Россия когда-либо завоевать могла и которое водою защитить можно: Очаков пересекает всякое судоходное сообщение между турками и татарами, крымскими и буджакскими, и притом держит в узде диких запорожцев; из Очакова можно в два дня добрым ветром в Дунай, а в три или четыре в Константинополь поспеть, а из Азова нельзя. Поэтому слава и интерес ее величества требуют не медлить ни часу, чтоб такое важное место утвердить за собою… В Брянске суда надобно достраивать и послать туда искусного и прилежного флагмана и мастеров; взять в службу старых морских офицеров из греков, которым Черное море известно; на порогах при низкой осенней воде большие каменья подорвать, чему я велю сделать пробу. От состояния флотилии и от указа ее величества только будет зависеть, и я в будущем году пойду прямо в устье Днестра, Дуная и далее в Константинополь».^{199}

Миниха часто справедливо упрекают в отсутствии стратегии. Но здесь впервые он достаточно точно сформулировал возможности, открывавшиеся со взятием Очакова. И это не было химерой. Дело в том, что отечественные историки часто впадают в крайности, утверждая, что важны действия только армии или только флота. Говоря об этой войне, исследователи практически единогласно вынесли вердикт: на лодках не воюют. Действительно, сражаться на Черном море с турецким флотом на лодках было бы безумием. Но достаточно вспомнить действия донских и запорожских казаков в XVI–XVII вв., их морские экспедиции на стругах и чайках против Кафы, Гезлева, Синопа, Трапезунда, Очакова, Константинополя, использование казачьих судов для десантных операций против Крыма во время крымских походов Ивана IV, и становятся очевидными большие потенциальные возможности такого рода операций.

Безусловно, риск при действиях дубель-шлюпок на Черном море был большим, но теперь имелся защищенный порт, имелось место для строительства и более мореходных судов. Во всяком случае, можно было попытаться пресечь морские сообщения противника, а заодно и нанести удар с тыла по Крыму. Кроме того, внимание турок автоматически отвлекалось от Азовского моря, где, таким образом, большей свободы могла достичь Донская флотилия П.П. Бредаля. Так что Очаков действительно открывал большие перспективы.

Однако дальше нарисованных перспектив дело не пошло. Случилось это по следующим причинам. Сперва моряки Днепровской флотилии в 1737 г. убедили Б.Х. Миниха в небоеспособности своих судов. Затем, со смертью в 1738 г. нового командующего флотилией Н.А. Сенявина, рухнул и задуманный им план превращения этого соединения в силу, способную действовать на Черном море. Наконец, в 1739 г. Днепровская флотилия перестала интересовать самого Миниха.

Рассмотрим этот вопрос подробнее. Первые суда Днепровской флотилии из-за трудности плавания по Днепру пришли к Очакову лишь 19 июля 1737 г. Флотилия доставила продовольствие и боеприпасы гарнизону крепости и армии, продвигавшейся вдоль реки Буг. Однако практически все суда флотилии нуждались в ремонте. Тем не менее, используя их, часть войск Очаковского гарнизона все же заняла оставленную противником крепость Кинбурн. Таким образом, Днепровско-Бугский лиман оказался под контролем русских войск, а у России появлялась возможность построить мореходные корабли. И Миних, видимо, действительно очень заинтересовался открывшимися перспективами. В конце августа 1737 г. он посетил Очаков и Кинбурн для осмотра этих крепостей и проведения совета с морскими офицерами, находившимися на прибывших судах. Однако состояние Днепровской флотилии даже у Миниха вызвало оторопь: контр-адмирал Дмитриев-Мамонов пока не появился в Очакове, морских служителей было явно недостаточно, особенно остро не хватало офицеров. Так, флотилия имела всего 6 офицеров и 70 матросов. Остальной же личный состав представляли совершенно случайные люди из разных гарнизонных и полевых полков, откуда же были назначены и многие командиры. В том, что сложилась такая ситуация, безусловно, была виновата Адмиралтейств-коллегия. Однако часть ответственности остается и на Минихе: создание флотилии — это не приготовление обеда, оно требует времени.

Знакомство Миниха с флотилией закончилось так: старший морской начальник капитан Брант оказался болен, а другие офицеры на его требование, чтобы были готовы на своих судах к морскому походу, отвечали, что их флот в море показаться никак не может, суда годны только на Днепре и в Лимане. «И понеже, — писал Б.Х. Миних, — по моему рассуждению, благополучное произведение будущей кампании и все авантажи зависят от того, кто на море сильнее быть может, того ради всеподданнейше прошу указать о строении довольного числа годного флота, а понеже ныне уже время позднее, а расстояние от границ немалое, того ради я и с достальным войском следую к границам, куда прибыть надеюсь поздно».^{200}

В результате с 3 сентября Днепровскую флотилию возглавил опытный моряк, вице-адмирал Н.А. Сенявин. Тем временем построенные в Брянске суда продолжали прибывать к Очакову, и к 1 октября Днепровская флотилия уже имела в Лимане 76 кончебасов и дубель-шлюпок. При грамотном использовании это была немалая сила (тем более что у турок уже были взяты 18 галер). Судьба же остальных 279 построенных в Брянске судов оказалась печальной: около 150 из них было оставлено у днепровских порогов по причине невозможности перевести их через пороги, а еще около 129 судов из-за мелководья и вовсе не дошли до порогов.

В начале октября к Очакову подошли турецкие галеры, но, обнаружив в лимане русскую флотилию, ушли. Во второй половине октября, когда стало известно об уходе русской армии из Очакова, турецкие войска (40 тыс. человек) осадили крепость. Но после неудачной попытки 28 октября взять ее штурмом они отступили к Бендерам. Стоит отметить, что даже с тем небольшим числом судов, которые были в ее составе у Очакова, Днепровская флотилия сумела оказать значимую помощь защитникам крепости: турки не решились на атаку с моря, а русские дубель-шлюпки постоянно обстреливали позиции противника вблизи крепостных укреплений.

Однако увиденное Б.Х. Минихом в Очакове ясно показало, что Днепровская флотилия остро нуждается как в судах, так и, еще больше, в профессиональных моряках. Те же, что имелись, к активным действиям явно не стремились. Впрочем, такая же картина была и в армии. Да и не только в ней: проявлять инициативу при Анне Иоанновне было невыгодно и даже опасно. По этой причине многое в реализации задуманных Минихом планов зависело теперь от него самого. Но он, похоже, играть первую скрипку не собирался. Кампания 1738 г. это наглядно подтвердила.

Тем не менее, осенью 1738 г. Б.Х. Миних в Полтаве встретился с Н.А. Сенявиным. В результате была достигнута договоренность о новом месте для верфи. В частности, Н.А. Сенявин выбрал в 64 км ниже порогов остров Верхний Хортицкий. Там была заложена Ново-Запорожская верфь, где должны были собираться построенные в Брянске крупные суда. Кроме того, военачальники договорились и о количестве и типах судов, требующихся для 1738 г. Так, по предложению Н.А. Сенявина, было определено построить только в качестве главных сил 3 прама, подобных трофейному «Элефанту»,^[51] 70 галер (50 обычных и 20 конных) и 50 бригантин.^{201} Это должна была быть весьма мощная сила, сопоставимая с галерным флотом Петра I на Балтике в годы Северной войны. Во всяком случае, планируемый галерный флот мог вполне обеспечить выполнение плана Б.Х. Миниха по нанесении удара по Константинополю. Не случайно генерал-фельдмаршал восторженно писал в Петербург: «…На вице-адмирала крепкую надежду иметь можно, что он порученное ему дело исправит, от приготовления же нового надежного флота зависит возможность принудить турок к миру, потому что я тогда могу за неприятельским флотом следовать и брать турецкие корабли, как крепости».^{202}

И Наум Акимович Сенявин действительно заслуживал такой оценки. Предложенный им план был первым продуманным и обоснованным планом создания морского соединения в годы Русско-турецкой войны 1735–1739 гг. Фактически речь шла о превращении Днепровской флотилии в галерный Черноморский флот, вполне пригодный как для переброски крупных соединений войск, так и, с учетом специфики турецкого флота в эти годы (он также в основном был гребным), для противодействия ему в прибрежных районах. Это подтверждалось и историческим опытом: в Северной войне 1700–1721 гг. галерный флот Петра I сыграл огромную роль не только в перевозках войск и нанесении ударов по территории самой Швеции, но и в победах как над гребными (Гангут, 1714 г.), так и над парусными (Гренгам, 1720 г.) эскадрами шведского флота.^[52] Правда, для борьбы за море данные силы, безусловно, годились мало, да и в перспективе парусный флот был более предпочтителен, но с точки зрения решения текущей задачи предполагаемая сила являлась отнюдь не досужей затеей.^[53] К тому же после Петра I в России уже не было столь масштабно мыслящего правителя.

Нельзя не отметить и роль самого Б.Х. Миниха в появлении этого плана развития Днепровской флотилии, С занятием Очакова генерал-фельдмаршал явно стал лучше понимать значение морской силы в борьбе с турками, высказав намерение совершить бросок на Константинополь. Правда, он, к сожалению, одновременно подтвердил и свои главные «болезни»: отсутствие заблаговременной подготовки операций, нежелание лично вкладываться в тот или иной проект, постоянную расплывчатость планов. В частности, уже осенью 1737 г. после формулирования плана удара по столице Османской империи Миних пишет о желании активно бороться с турецким флотом!

Экстракт из донесения Миниха Анне Иоанновне из Полтавы от 15 октября 1737 г.^{203}

Сего октября 4 числа вице-адмирал Сенявин сюда прибыл, с которым, что касается до строения удобных к будущим операциям судов имели мы общее рассуждение, которое при сем всеподданнейше для всемилостивейшей апробации прилагаю: а потом он, вице-адмирал, отправлен для осмотра по указу В. В. места под строение верфи ниже порогов обще с генерал-квартирмистром Дебринем. И понеже на него вице-адмирала крепкую надежду иметь возможно, что он порученное ему дело исправит, а по моему мнению от единого приготовления сего нового надежного флота до окончания войны сильное неприятелю принуждение зависит, того для В. И. В. прошу ежели помянутое рассуждение от В. В. апробовано будет, всемилостивейше повелеть, дабы все к тому надлежащее по требованиям его, вице-адмирала, от коллегии Адмиралтейской отпускаемо было…

А что до повреждения при спуске через пороги малых, а паче больших галер и прочих судов касается, то в тех дубель-шлюпках и кончебасах, коих с 70 с бригадиром князем Барятинским и с полковником Хрипуновым в Буг прибыло, как я сам видел повреждения не было и от морских офицеров не объявлено, яко же оные хотя и при большой воде спущены, однако лежащие на фарватере каменья в то время еще очищены не были, а егда таковые мелкие суда будут построены заблаговременно и к порогам приведены, то без сомнения полою водой чрез оные будуг без повреждения, а паче по очищении ныне фарватера разжиганием каменьев спущены.

А большие суда при разборе на плоскодонных судах могут спущены быть… однако сколько возможно по указу В. И. В. верфь ниже порогов заложена, укреплена и леса приготовляемы и суда строены будут…

Рассуждение Б.Х. Миниха и вице-адмирала Н.А. Сенявина. Октябрь 1737 г.^{204}

О строении к будущей кампании судов приняли в рассуждении следующее: 1) Что касается до прамов. то оные потребно строить: первое для постановления ко очищению крепостей Очаковской и Кинбурнской на фарватере и непропуску неприятеля в Лиман; второе, ради защищения флотилии от неприятельского флота, едва оная в море выйдет; а построить оных 3 прама такие, как взятый в 1714 году при Гангуте у шведов, на котором как вице-адмирал Сенявин представил от Гельсингфорса не только способным ветром, но и лавирами до Кронштадта он прибыл, который ныне стоит при Санкт-Петербурге вытащенный на берег в Кронверке а понеже оных прамов еще по указу… Петра I построено в Брянске 2 больших и 3 малых, из которых до порогов препровождено 3, а 2 больших имеются в Брянске, токмо оные суть плоскодонные и ко употреблению на море не способны, а способны для постановления на фарватере между Очакова и Кинбурна, из которых один хотя и велено как возможно препроводить ныне ниже порогов и отправить к Очакову, а другие препроводить будущей весной; того для помянутые 3 прама строить по мнению вице-адмирала Сенявина, а пропорциею по довольному рассмотрению Адмиралтейств-коллегий такие, кои б не только для защиты флотилии на море могли быть годны, но и для случающихся разных таковых обстоятельств, яко то случаются те обстоятельства, что может иногда случиться с флотилией идти в какую реку, а там найдутся неприятельские батареи, или в реку когда флотилия войдет, а сильный неприятельский флот пропустит и похочет отнять возвратный путь, то б можно оными и батареи сбить и неприятельский флот отбить.

Что касается до строения галер и прочих к транспорту войск морских судов, то ежели положить по числу войск от 15 до 20 человек, потребно по мнению вице-адмирала Сенявина построить галер 50 меньших 16-баночных, да 20 галер конных, таких как имеются в Санкт-Петербурге, да бригантинов русских 5.0, какие прежде строились в 1704 и в 1705 годах на реке Луге мастерами Меншиковым [и] шпаком и употреблялись в Остзее, и в действах на море безопасны, понеже на оных имеются палубы и гребли, и ходить могут не только способным, но и противным ветром лавируют, на которых всех морских судах как поварня, так и для возки пресной воды места, не так как на дубель-шлюпках имеется и провианта с довольствием на 2 месяца на имеющееся на оных войско положить можно; да к вышеписанным галерам и бригантинам на каждой сделать по одной 6-ти весельной шлюпке или ялботу; да при тех же галерах иметь для перевоза людей на берег 30 ботов таким манером, каковы сделаны были при 2 галерах, которые отправлены через Остзею в Мемель, как о всем том во мнении его вице-адмирала показано; и тако по вышеписанному на 50 галерах ежели положить по 250 будет 12.500 человек, а на 20 конных, полагая по тому ж числу, 5000 и несколько сот лошадей, на 50 бригантинах, полагая по 50, будет 2500, итого кроме морских служителей 20.000 человек, да несколько сот лошадей; а ежели по мнению вице-адмирала Сенявина построить еще транспортных судов на первое время хотя 100, таких в коих можно б было поставить лошадей по 12, то имеет быть еще в транспорте 1200 лошадей.

А хотя во Брянске по указу… Петра I 7 галер построено, из которых 4 и к порогам днепровским спущено, а 3 при Брянске имеются, токмо как известно, что оные плоскодонные и уже давно построены и к действию на море не способны, и для того вышепомянутое число оных не почитается… А к строению вышеписанных судов, показанных во мнении вице-адмирала Сенявина и по рассмотрению Адмиралтейств-коллегий число морских служителей и мастеровых работных людей надлежит выслать без всякого замедления, понеже и известно есть какое судов строение на Дону быть может, а морских служителей и мастеровых людей имеется там довольное число, а наипаче галерный мастер и галерные офицеры, кои к здешнему строению весьма потребны; имеющиеся там галеры до ныне стоят без употребления и впредь, по известию, за мелкостью тамошнего фарватера в море проходить не могут, того для требовать оных и прочих морских служителей об отпуске к здешнему строению, к чему употребить и контр-адмирала Дмитриева-Мамонова с прочими морскими служителями из Очакова…

А помянутую флотилию по общему нашему мнению большей частью строить в Брянске, где верфь имеется, готовый лес заготовляется и довольно по Десне оного и мастеровых и работных людей содержать способнее. А что по именному Е. И. В. указу велено для строения оной приискать удобное место ниже порогов, которое и велено изыскивать и осмотреть вице-адмиралу Сенявину обще с генерал-квартирмистром Дебринем немедленно, токмо оное к строению судов впредь будет угодно, а к будущей кампании всей флотилии строение производить там ради разных неудобностей не возможно…

Правда, вскоре стало ясно, что обеспечить Днепровскую флотилию нужным числом работников Петербургу не удастся.^{205} Соответственно столь малого срока зимой 1737/1738 г, становилось просто недостаточно для выполнения такого объема работ. В результате последовало решение разделить постройку указанных судов на две партии: первая, в составе 2 прамов, 30 галер, 20 бригантин и 40 транспортных судов должна была быть закончена уже к весне 1738 г., а вторая — из одного прама, 40 галер, 30 бригантин, 10 транспортных судов — к осени того же года.^{206} Такой поворот только подтвердил нереальность осуществления масштабных проектов с наскока и необходимость подготовки к ним. Тем не менее, на этот раз отсрочка должна была полностью окупиться, но события развернулись по-другому.

Кампания 1738 г. вместо приближения радужных перспектив вообще поставила крест на развитии Днепровской флотилии. Вначале все шло успешно: в январе — апреле 1738 г. для флотилии были построены 2 прама, 30 галер, 20 бригантин и до 660 прочих судов. В результате в районе Очакова — Кинбурна удалось сосредоточить 254 дубель-шлюпки и кончебаса, 40 казачьих лодок и около 300 прочих судов.^{207} Однако эпидемия чумы, вспыхнувшая в этом районе, и провал наступления Б.Х. Миниха похоронили всякие планы использования флотилии. Кроме того, 24 мая 1738 г. умер и сам командующий флотилией Н.А. Сенявин, по праву бывший главным «двигателем» ее развития. В командование вновь вступил В.А. Дмитриев-Мамонов, который в сентябре 1738 г. отвел на своих судах гарнизоны Очакова и Кинбурна к Хортицкому острову и Усть-Самаре на Днепре.^[54] Выход в Черное море по Днепру был вновь потерян Россией. Так печально закончилась попытка создания на Черном море галерного флота.

Состояние флотилии на Днепре для кампании 1738 г.^{208}

1) Ниже порогов при Очакове, Кинбурне и других на Днепре постах находятся: 254 дубель-шлюпки и кончебаса, из которых несколько от штормов повреждены, однако ж оные починиваются… 40 запорожских лодок или больших ботов; 250 байдаков или барков, которые все на казармы и прочее строение в Очакове и Кинбурне разбираются; 50 шлюпок ординарных, дельялов и мелких ботов.

2) Ниже порогов, при Усть Самаре имеется судов, которые по вскрытии весною воды вниз спущены быть могут: 186 дубель-шлюпок и кончебасов, 2 малые галеры, 2 прама, 56 ординарных шлюпок, дельялов или ботиков.

3) При Переволочне и Мишурном Роге имеется для мостов на Днепре: 35 плашхоугов, 38 больших покрытых барок, 80 малых покрытых же барок, итого 153 судна.

4) У Брянска еще имеется: 5 больших галер, 2 больших прама, которые? судов ветхи и токмо под Киевом для прикрытия обеих крепостей со свободной стороны употреблены быть могут…

5) Сей зимы надобно из предложенной уже флотилии при Брянске построить… 2 прама по проекту господина вице-адмирала Сенявина, 10 галер для перевоза лошадей, 10 галер для транспорта войск и провианта, 100 шлюпок или гекботов. При вышеписанных судах 10 венецианских ботов и 50 запорожских ботов по той пропорции, что у казаков имеются.

6) Остальное число предложенной флотилии в предбудущем лете с лучшею свободностью построено быть может, а именно: 1 прам, 10 галер для транспорта лошадей, 30 галер о 16-ти банках, 30 бригантин, 60 ластовых судов, 20 венецианских ботов. При вышеписанных судах 500 байдаков с прочими ластовыми судами для транспорта лошадей и провианта.

Кампания же 1739 г. в судьбе Днепровской флотилии вообще стала примером грандиозного провала всех действий морских сил России в этой войне. Кроме того, ее итог можно смело сопоставить и с общим итогом всей Русско-турецкой войны 1735–1739 гг.: огромные затраты при отсутствии результата. Вначале флотилия продолжала нести потери от чумы и прочих заболеваний. В частности, в январе 1739 г. от чумы умер сменивший Н.А. Сенявина контр-адмирал В.А. Дмитриев-Мамонов. В командование вступил капитан полковничьего ранга Я.С. Барш, произведенный вскоре в контр-адмиралы. Между тем, суда флотилии, построенные из сырого леса, гнили. Экипаж испытывал острую нужду практически во всем. Правда, до своей кончины В.А. Дмитриев-Мамонов в январе 1739 г. распорядился выдавать матросам бесполезно гниющий под дождями на берегу морской провиант из расчета половинной дневной его порции. Но 1 июня последовало распоряжение Миниха вычитать у них из жалованья его стоимость, и выдачу морского провианта пришлось прекратить. Следствием стал новый рост заболеваемости среди моряков: к августу 1739 г. из 1303 морских чинов флотилии Я.С. Барша 562 были больны. Естественно, что в такой ситуации поддерживать боеготовность флотилии, к тому же разбросанной по 12 пунктам, было уже невозможно.

Между тем, в августе Б.Х. Миних неожиданно распорядился провести силами флотилии экспедицию на Аккерман. Неподготовленная, да еще и совпавшая со штормовой погодой на Черном море, она естественно закончилась провалом. Как только отобранные для экспедиции суда с десантниками на борту 24 августа вышли из Очаковского лимана, они попали в сильный шторм и из-за открывшихся сильных течей вынуждены были повернуть обратно.

Далее Днепровская флотилия начала агонизировать. Вот что писал по этому поводу Я.С. Барш: «…Оная флотилия в немалом числе судов состоит, точию для самых нужнейших случаев, яко то есть атаки неприятельских эскадр или каких при море лежащих крепостей весьма безнадежна…». Далее шло перечисление пришедших в негодность судов. Кроме того, Барш четко указывал и на то, что после оставления Очакова в 1738 г. базироваться его флотилии просто негде. Однако увлеченный победами на суше Миних просто забыл о ней.

Агонию теперь уже полностью небоеспособной и соответственно бесполезной флотилии решился прекратить генерал-фельдмаршал П.П. Ласси, принявший командование войсками в этом районе после своего возвращения к Днепру от Перекопа. Он посоветовал просто ликвидировать флотилию, не имевшую места для базирования, еле державшуюся на воде и уже неспособную вернуться через пороги. Фактически это и было предписано последовавшим после заключения мира с Турцией императорским указом от 15 октября 1739 г., говорившем об упразднении Днепровской флотилии.

В заключение нельзя не отметить один эпизод. 2 сентября 1739 г. две шлюпки с запорожскими казаками, посланные из устья Днепра в Днепровско-Бугский лиман для разведки неприятельских сил при реке Березани, захватили турецкий кончебас и 25 пленных. Таким образом, казаки оставались верными себе, показав, что даже со шлюпками можно добиться успеха. Нужны лишь соответствующие подготовка и желание. Однако очень часто российским военным и историкам проще сослаться на трудности, объясняя очередную неудачу в ходе военных действий.

Таким образом, вся история Днепровской флотилии в 1736–1739 гг. свелась, к сожалению, к излишне частой в России формуле организации всевозможных мероприятий: подготовка в последнюю минуту, значительные затраты, ничтожный результат. Иными словами, ошибок при создании Днепровской флотилии было еще больше, чем на Дону.

Какой же итог попытке морских действий в войне 1735–1739 гг. можно подвести? Война, несмотря на все неудачи Донской и Днепровской флотилий, тем не менее весьма показательно продемонстрировала значение морской составляющей для победы над Турцией, заодно раскрыв новые горизонты. Во всяком случае необходимость морской поддержки хотя бы на Азовском море стала совершенно очевидной.^[55] Без нее было очень сложно занять и оборонять Азов и дельту Дона (опыт кампаний 1736 и 1739 гг.), владение которыми означало выход на Азовское море и прикрытие десантоопасного направления. Еще сложнее без содействия с моря было занять и удержать Крым (опыт кампаний 1736–1738 гг.). Здесь наличие флотилии позволяло в значительной степени решить вопрос обеспечения войск в Крыму и открывало возможности для прорыва в Крым не толькочерез Перекоп с его внушительными укреплениями. Так, в 1737 г. Донская флотилия П.П. Бредаля, занимаясь снабжением армии П.П. Ласси продовольствием и водой, также обеспечила ее переправу через Сиваш на Арабатскую стрелку, что стало абсолютно неожиданно для крымских татар. Лишение такой поддержки во многом предрешило неудачу этого похода П.П. Ласси в Крым.^{209} Наконец, наличие морских сил позволяло провести экспедицию и против Константинополя.

Однако тот же опыт обозначил и ряд серьезных проблем. Во-первых, для успешной организации и использования морских соединений обязательно нужна была яркая, самостоятельная личность, способная действовать нестандартно; во-вторых, этой личности крайне важно было предоставить возможность действовать свободно; в-третьих, нужно было найти тип судов, способных противостоять на Азовском и Черном морях турецкому флоту, использовавшему как гребные суда, так и линейные корабли. Последняя проблема настолько остро доминирует во всех материалах войны 1735–1739 гг., что создается впечатление ее непреодолимости. С одной стороны, военные лодки и боты имели весьма ограниченные возможности, а с другой — построить сколько-нибудь крупные суда, как казалось, не позволяли гидрографические условия Дона (особенно его дельты) и Таганрогского залива. Даже галеры, по мнению П.П. Бредаля и офицеров его флотилии, было очень сложно вывести из Дона в Азовское море. Проблемой являлось и определение места базирования судов на Азовском море.

Так что успешный опыт борьбы против Турции на море имелся, причем немалый. Более того, турок пока удавалось бить фактически только при стремительных и внезапных ударах с моря или при совместных действиях с суши и моря. Сугубо сухопутные мероприятия терпели неудачу: походы В.В. Голицына, первый Азовский поход Петра I в 1695 г. и его же Прутский поход 1711 г., наконец, походы Б.Х. Миниха и П.П. Ласси в 1736–1738 гг. Ну а то, что Азовский флот Петра I в итоге оказался дорогим и использовался недостаточно, еще не дает повода делать вывод о второстепенности морской силы.

* * *

Вернемся к событиям осени 1768 г. Итак, 25 сентября Турция объявила России войну. В свою очередь, Российский императорский двор 8 ноября (сразу по получении известий) обратился с декларацией ко всем европейским державам в связи с арестом своего министра в Константинополе A.M. Обрескова (Турция объявила войну этим действием). В ней, в частности, говорилось, что Екатерина II «противу истинной склонности своей» намерена употребить дарованные ей «от Бога силы в отмщение» и в доставление России «полного и публичного удовлетворения», чем было подчеркнуто, что Российское государство стало жертвой агрессии.^{210} А 18 ноября того же года был обнародован уже манифест Екатерины II о начале войны с Оттоманской Портой.^{211},[56] На этом юридические формальности закончились.

Хотя, как мы отмечали выше, для России война оказалась несвоевременной, Екатерина II восприняла ее не только абсолютно спокойно, но и с большим оптимизмом. Более того, она, несмотря на сложное положение страны, с самого начала решила вести войну до победного конца, то есть до решения черноморской проблемы. Об этом говорит целый ряд фактов. Уже 4 ноября 1768 г. был создан Совет при высочайшем дворе. В его первый состав вошли генерал-аншеф князь A.M. Голицын, глава Коллегии иностранных дел граф Н.И. Панин, глава Военной коллегии граф З.Г. Чернышев, генерал-аншеф граф П.И. Панин, генерал-аншеф князь М.Н. Волконский, генерал-фельдцейхмейстер граф Г.Г. Орлов, генерал-прокурор князь А.А. Вяземский и генерал-фельдмаршал граф К.Г. Разумовский. Уже на первом заседании З.Г. Чернышев зачитал основные выводы из Русско-турецкой войны 1735–1739 гг. и было принято решение вести войну против Турции только наступательную.^{212} Более того, Г.Г. Орлов поднял вопрос о том, «не можно ли послать, под видом вояжа, в Средиземное море несколько судов и оттуда учинить диверсию неприятелю (курсив наш. — Авт.)».^{213} Правда, как мы указывали выше, данный проект, скорее всего, начал рассматриваться еще в 1763–1765 гг., когда с разведывательными целями в Средиземное море совершил плавание фрегат «Надежда Благополучия», а греки на русской службе ездили в Грецию.^{214} Но и в этом случае он нуждался в официальном оформлении, которое при любом раскладе и сделал Г.Г. Орлов 4 ноября, внеся указанное выше предложение на рассмотрение Совета. В результате проект был поддержан и правительство приступило к его реализации.

^{Граф Г.Г. Орлов. Генерал-фельдцейхмейстер. Мраморный бюст работы Ф.И. Шубина}

Члены Совета при Высочайшем дворе в 1768–1774 гг.

Член Совета	Основная должность	Время участия в работе Совета
Граф Н.И. Панин	Глава Коллегии иностранных дел	1768–1774 гг.
Граф Г.Г. Орлов	Генерал-фельдцейхмейстер	1768–1774 гг.
Князь А.А. Вяземский	Генерал-прокурор	1768–1774 гг.
Граф З.Г. Чернышев	Глава Военной коллегии	1768–1774 гг.
Граф К.Г. Разумовский	Генерал-фельдмаршал	1768–1774 гг.
Князь A.M. Голицын	Генерал-аншеф, с 1769 г. генерал-фельдмаршал	1768–1774 гг.
Князь М.Н. Волконский	Генерал-аншеф	1768–1769,1771–1774 гг.
Граф П.И. Панин	Генерал-аншеф	1768–1769 гг.
Граф И.Г. Чернышев	Вице-президент Адмиралтейств-коллегий	1770–1774 гг.
Г.А. Потемкин	Генерал-аншеф, вице-президент Военной коллегии	1774 г.

Для справки. Коснувшись вопросов организации Архипелагской экспедиции, нельзя не затронуть и проблему добросовестности современных историков, пытающихся «ввести в научный оборот» хорошо известные факты. Так, в книге «Балтийский флот в период правления Екатерины II» доктор исторических наук Г.А. Гребенщикова, чтобы обосновать свои претензии на введение в научный оборот того факта, что идею послать эскадру с Балтики в Архипелаг подал Григорий Григорьевич Орлов, вместо тщательного историографического анализа ограничивается полемикой с одним лишь Г.А. Саниным, приписывавшим данную идею Алексею Григорьевичу Орлову. Но есть ли у Г.А. Гребенщиковой основания для таких претензий?

Справедливости ради заметим, что публикация архивных материалов сама по себе является введением их в научный оборот, между тем «Архив Государственного Совета»,^{215} на страницах которого фигурирует сделанное Григорием Григорьевичем Орловым предложение, был опубликован в 1869 г. и находится в целом ряде библиотек. Более того, данный факт как со ссылками на «Архив…», так и без них достаточно широко использовался отечественными историками. На него указывал крупный дореволюционный историк А.Г. Брикнер. В его книге «История Екатерины Второй», изданной в 1885 г., сказано: «Тотчас после разрыва с Турцией возникла мысль об архипелагской экспедиции. Григорий Орлов первый заговорил об этом проекте в Государственном Совете, настаивая на том, чтобы целью войны было свободное мореплавание на Черном море».^{216}

А вот что писал об этом в 1900 г. видный историк флота В.Ф. Головачев: «Так же как многие другие смелые современные планы, мысль “Морейской экспедиции” всецело принадлежала нашему тогдашнему генерал-фельдцейхмейстеру графу Григорию Григорьевичу Орлову, — об этом очень определенно свидетельствует нам “Архив” нашего Государственного Совета».^{217}

Указывают на данный факт и наши современники. П.В. Перминов в книге «Посол III класса» пишет: «4 ноября в десятом часу утра во дворец начали съезжаться вызванные специальными повестками члены Совета. Никита Иванович Панин вошел в приемный зал, когда все уже были в сборе. Ждали только Григория Григорьевича Орлова… Довольный тем, что последнее слово осталось за ним, Никита Иванович впоследствии и припомнить не мог, когда Орлов начал разговор о посылке российских судов в Средиземное море. Мысль о том, чтобы учинить туркам диверсию с островов греческого Архипелага, показалась ему настолько вздорной, что он только хмыкнул про себя: “Авантюрист” — и думать про орловское чудачество забыл. Однако уже через два дня, когда Совет собрался вновь, оказалось, что предложение Орлова о направлении экспедиции в Архипелаги было занесено в журнал прошедшего заседания…».^{218}

В 1996 г. вышла в свет книга И.А. Заичкинаи И.Н. Почкаева «Екатерининские орлы»,^{219} в которой на страницах главы, посвященной ГГ. Орлову, сказано: «В первую войну с Турцией Григорий Орлов не принимал непосредственного участия в военных действиях, но имел определенное влияние на весь ход кампании, находясь безотлучно при императрице. У него была определенная самостоятельная точка зрения о политике на Востоке, и по широте замыслов он был достойным предшественником князя Тавриды — Григория Потемкина. 18 ноября 1768 г. вышел манифест о войне с Турцией. Незадолго перед этим был утвержден Совет, в который вошел и Григорий Орлов. На первом же заседании под председательством самой императрицы Орлов предложил Совету: “Не можно ли послать, под видом вояжа, в Средиземное море несколько судов и оттуда учинить диверсию неприятелю, но чтоб сие сделано было с согласия английского двора”.^{220} Императрица одобрила это предложение и разрешила составить план действия…».^{221}

Наконец, в своей книге «Георгиевские кавалеры под Андреевским флагом», изданной в 2002 г., Н.В. Скрицкий пишет: «В России 4 ноября 1768 года на первом заседании Государственного Совета, созданного с началом войны, граф Г.Г. Орлов предложил послать отряд судов на Средиземное море, чтобы провести диверсию в тыл Турции».^{222}

В завершение сравним цитируемый ГА. Гребенщиковой по архивным материалам текст, касающийся предложения Г.Г. Орлова, и опубликованный в «Архиве Государственного Совета» и «Рассказах по Русской истории». У ГА. Гребенщиковой, со ссылкой на РГИА, говорится: «не нужно ли послать под видом вояжа в Средиземное море несколько судов, а оттуда учинить диверсию неприятелю, но чтоб сие сделано было с согласия английского Двора». Между тем, как в «Архиве Государственного Совета» и «Рассказах по Русской истории» фигурирует: «не можно ли послать под видом вояжа в Средиземное море несколько судов и оттуда учинить диверсию неприятелю, но чтоб сие сделано было с согласия английского Двора».^{223} Заслуживающих комментария смысловых отличий нет. Нам представляется, что тот путь, на который встала Г.А. Гребенщикова, не упомянувшая ни одной из вышеперечисленных работ, чтобы создать видимость собственного открытия, едва ли заслуживает положительной оценки.

О том, насколько решительными были шаги Екатерины II, ярко свидетельствуют ее письма сановникам. Вот что она, например, писала П.С. Салтыкову, сообщая о начале войны: «Возвратись первого числа ноября из Царского Села, где я имела оспу, во время которой запрещено было производить дела, нашла я здесь полученное известие о заарестовании моего резидента Обрескова в Цареграде, каковой поступок не инако мог принят быть как объявление войны; итак, нашла я за необходимое приказать нашему войску собираться в назначенные места, команды же я поручила двум старшим генералам, т. е. главной армии князю Голицыну, а другой — графу Румянцеву; дай Боже первому счастье отцовское, а другому также всякое благополучие! Если б я турок боялась, так мой выбор пал на покрытого лаврами фельдмаршала Салтыкова; но в рассуждении великих беспокойствий сей войны я рассудила от обременения по беречь лета сего именитого воина, без того довольно имеющего славы. Я совершенно уверена, что на кого из моих генералов ни пал бы мой выбор, всякий бы лучше был соперника визиря, которого неприятель нарядил. На начинающего Бог! Бог же видит, что не я зачала; не первый раз России побеждать врагов; опасных побеждала и не в таких обстоятельствах, как ныне находится (курсив наш. — Авт.)…».^{224}

Еще более грозными были слова императрицы в письмах И.Г. Чернышеву — русскому послу в Лондоне. Так, в письме от 14 декабря 1768 г. значилось: «Туркам с французами заблагорассудилось разбудить кота, который спал; я сей кот, который им обещает дать себя знать, дабы память не скоро исчезла». А буквально через несколько дней (20 декабря) Екатерина II добавила: «Я нахожу, что, порешив с мирным трактатом, чувствуешь себя свободно от большой тяжести, которая давит собою воображение… Теперь же я спокойна, могу делать что хочу, а Россия, вы знаете, может в значительной степени, а Екатерина II также иногда воображает себе всякого рода испанские замки, и вот ничто ея не стесняет, и вот разбудили спавшего кота, и вот кошка бросилась на мышей, и вот смотрите, что вы увидите, и вот о нас заговорят, и вот мы зададим такого звону, какого от нас не ожидали, и вот турки побиты… и вот много болтовни, прощайте милостивый государь».^{225} Наконец, известному французскому мыслителю Ф. Вольтеру она писала: «Не знаю, есть ли у Мустафы (султана. — Авт.) ум, но имею основание думать, что он говорит: Магомет, закрой глаза! Когда он хочет предпринять против соседей несправедливые войны, не имея к тому никакого повода. Если эта война будет успешна для нас, то я буду многим обязана Мустафе и его приверженцам, потому что они мне доставят славу, о которой я не помышляла».^{226} Кстати, столь уверенное поведение Екатерины II, видимо, имело еще одну точку опоры — проведенные в 1762–1768 гг. реформы вооруженных сил.

Однако военные действия в 1768 г. так и не начались. Со стороны России это имело объективное объяснение: страна не была полностью подготовлена, только начинались сосредоточение сил и разработка планов. Этим же занималась и Турция, хотя она сама объявила войну и желала воспользоваться неготовностью России, чтобы достичь быстрых успехов. На деле же турки оказались не готовыми к открытию военных действий в 1768 г.^{227} В итоге боевые действия открыл новый набег крымских татар в январе-феврале 1769 г. Он стал и последним их набегом на русские земли.

Таким образом, осень 1768 г. ушла на выработку планов на кампанию 1769 г. Турция планировала ярко выраженные наступательные действия. Турецкое командование, рассчитывая на помощь польских конфедератов, решило нанести главный удар из района Хотина на Варшаву, после чего действовать на Киев и Смоленск. Войскам крымского хана нужно было сковать русские войска, расположенные на Украине, а еще одна турецкая армия должна была нанести удар через Северный Кавказ на Астрахань. Для этого намечался десант в районе Азова.^{228}

Россия также планировала наступательные действия, но пока более ограниченные по масштабу. Первая армия A.M. Голицына должна была овладеть Хотином и сорвать турецкое наступление. Второй же армии ПА- Румянцева предписывалось оказывать ей содействие. При этом Румянцев должен был как можно быстрее обеспечить занятие Азова (это было крайне важно для получения выхода из Дона и прикрытия фланга от возможного турецкого десанта). Оказывать ему содействие в этом предстояло создаваемой на Дону флотилии. Решение о необходимости занять Азов и участии в этом флотилии приняли еще 12 ноября 1768 г. А 9 января 1769 г. на Совете рассмотрели вопрос и об овладении Таганрогом.^{229} Таким образом, при разработке своих планов Российское правительство с самого начала полностью использовало положения, вытекавшие из накопленного опыта русско-турецкой борьбы (здесь нужно отметить, что опыт Русско-турецкой войны 1735–1739 гг. пристально рассматривался на целом ряде заседаний Высочайшего Совета в ноябре 1768 г.). Во-первых, главным театром военных действий против Турции для русской армии сразу же определили Балканский (Дунайский), а во-вторых, учредили Донскую экспедицию (Азовскую флотилию), первой и главной задачей которой стало содействие русским войскам в овладении Азовским побережьем и Крымом.^{230} Последнее, таким образом, свидетельствует о постановке Россией цели занять Крым с самого начала войны, хотя в 1768 г. это и не было открыто сформулировано.

Кроме того, в это же время было принято еще одно очень важное решение, рассчитанное на будущие наступательные действия и принесшее России значительную пользу: речь идет о высказанном еще 4 ноября предложении графа Г.Г. Орлова, трансформировавшемся в решение направить эскадру Балтийского флота в Средиземное море для диверсии в тылу Османской империи и отвлечения ее сил с Дуная и Черного моря.^{231} Была проведена проработка проекта; и 5 марта 1769 г. определен состав Архипелагской эскадры, а 20 марта 1769 г. командование ею поручено Г.А. Спиридову.

Указ Екатерины II Адмиралтейств-коллегий от 20 марта 1769 г.^{232}

Мы поручили Нашему вице-адмиралу Спиридову некоторую экспедицию, чего ради Адмиралтейская коллегия имеет к споспешествованию оной чинить ему по его требованиям всевозможные вспоможения.

Определилась в ноябре 1768 г. Россия и с первыми политическими целями войны. Они были сформулированы уже на втором (состоявшемся 6 ноября 1768 г.) заседании созданного Совета при высочайшем дворе и в самом общем виде пока выглядели так: Россия должна была «…удержать свободное мореплавание на Черном море, а для того еще во время войны стараться о учреждении порта и крепости».^{233} Иными словами, здесь речь шла только о получении выхода на Черное море — это была своеобразная программа-минимум: в Петербурге прекрасно понимали всю сложность предстоящей войны и, помня неудачи прошлых кампаний, пока не спешили открыто ставить большие задачи. Фактически же получение доступа в Черное море могло означать тот или иной вариант контроля над Крымом и его портами или хотя бы одним портом.

О том, насколько важна была Азовская флотилия для Петербургского кабинета (а следовательно, и о том, какое значение сразу же придавалось занятию Крымского полуострова, к овладению которым Петербург, как видим, стал готовиться с самого начала войны, на первых порах скрытно), хорошо говорит тот факт, что ее создание было начато еще до ответного объявления войны Турции. 6 ноября 1768 г., уже на упомянутом выше втором заседании Высочайшего Совета, когда был решен вопрос о первых официальных целях войны, Г.Г. Орлов выдвинул идею заведения мореходных судов, после чего зачитал описание о лесах, на что Екатерина II «благоволила объявить свое соизволение об учреждении экспедиции».^{234} Фактически это было решение об учреждении донской экспедиции. Однако сразу же встал вопрос о том, кому это дело поручить. Ведь создавать морскую силу на южных морях предстояло в крайне сложных условиях. Здесь требовался опытный и достаточно молодой (чтобы выдержать большие нагрузки и непростые климатические условия) руководитель в адмиральском чине.

Выбор был невелик. В русском флоте в это время числились следующие флагманы: адмирал С.И. Мордвинов, вице-адмиралы А.И. Нагаев и Г.А. Спиридов, контр-адмиралы И.П. Зиновьев, П.П. Андерсон и А.Н. Сенявин и капитан генерал-майорского ранга А.В. Елманов.^{235}

С.И. Мордвинов отпадал сразу же, по возрасту, чину и положению. Вице-адмирал А.И. Нагаев и контр-адмирал И.П. Зиновьев также были уже в почтенном возрасте: первый начал служить в 1715, второй — в 1716 гг.! Г.А. Спиридова собирались использовать для других целей. Оставались П.П. Андерсон и А.Н. Сенявин. Екатерина остановилась на Сенявине. Он был сравнительно молод (1716 года рождения), имел большой опыт, в том числе плавания в южных морях, и был в звании контр-адмирала. В 1768 г. Екатерина посетила возглавляемую им Кронштадтскую эскадру и, очевидно, осталась довольна увиденным. Имел А.Н. Сенявин и связи при дворе. Ну и, кроме того, он был сыном НА. Сенявина — знаменитого петровского адмирала, стоявшего у истоков Балтийского флота и одержавшего первую победу русского корабельного флота при Эзеле 24 мая 1719 г. Екатерина же, стремясь быть последовательницей Петра I, решила и в заведении на южных морях русских морских сил проявить преемственность, отдав руководство сыну петровского адмирала.

Уже 7 ноября 1768 г. Екатерина II повелела контр-адмиралу А.Н. Сенявину провести в Адмиралтейств-коллегий совет по организации донской экспедиции, а 9 ноября своим указом официально поручила ее ему (эта экспедиция и стала Азовской флотилией). В высочайшем указе Адмиралтейств-коллегий от 9 ноября 1768 г., в частности, значилось: «Повелеваем контр-адмиралу Сенявину давать из оной коллегии все сведения и справки, каких он требовать будет и сверх того о порученной от нас ему Донской экспедиции иметь коллегии обще с ним рассуждения (курсив наш. — Авт.)».^{236} Таким образом, 9 ноября 1768 г. стало днем рождения Азовской флотилии.

Для полноты картины учреждения этой флотилии укажем на основные документы, связанные с ее организацией. 18 ноября 1768 г. Екатерина II подписала два документа, адресованных Адмиралтейств-коллегий. В первом говорилось: «Находящиеся в Павловске (здесь ошибка: речь идет об Икорце) зачатые 5 прамов повелеваем Нашей коллегии не упуская времени окончить, построя к ним потребное число мелких судов; да сверх того весною доставить до Черкасска до 60 вооруженных лодок».^{237}Фактически это был первый корабельный штат флотилии. Что же касается второго документа, то в нем, во-первых, предписывалось «отправить генерал-кригс-комиссара Селиванова в Тавров и прочие тамошние адмиралтейства для приготовления там лесов к строению судов разной величины и для возобновления как нужных магазинов, так и прочих потребных строений», а во-вторых, «употребить оной коллегии всевозможное старание примыслить род вооруженных военных судов, коими бы против тамошних морских судов с пользою действовать могли».^{238} То есть указывалось, что первый штат промежуточный, и нужны корабли для действий на море. А поскольку «тамошние морские суда» — это линейные корабли, фрегаты и галеры турецкого флота, то и для действий против них требовались достаточно сильные суда. А это уже шаг к полноценному флоту!

^{Д.Н. Сенявин. Адмирал русского флота. Художник Ф. Рокотов}

Исходя из первого штата кораблей, А.Н. Сенявин уже 27 ноября 1768 г. представил в Адмиралтейств-коллегию список личного состава, необходимого для укомплектования 5 прамов и 60 лодок. В нем значилось 908 служителей, в том числе 424 морских и 271 артиллерийский служитель на прамы и 213 морских служителей на лодки.^{239} 29 ноября список был высочайше утвержден с увеличением до 943 служителя. Кроме того, в состав флотилии откомандировывались 5 рот морских батальонных служителей. Как значилось в указе Екатерины II, «людей командировать по ведомости контр-адмирала Сенявина, которых ныне же отдать в ево команду».^{240} Таким образом, первый штат личного состава флотилии насчитывал 1697 человек.

Наконец, 7 января 1769 г. Екатерина II подписала еще один указ А.Н. Сенявину: «Как уже Мы предприняли будущею весной занять Азов, и к тому все сухопутные распоряжения нами учинены и поручены под ведение нашему генералу графу Румянцеву, то и по морской порученной уже от нас вам экспедиции повелеваем вам действовать по его же графа Румянцева требованию или кто от него главным над всею сею экспедициею определен будет. Вам же поручаем в команду и генерала кригскомиссара Селиванова с его комиссиею. Чего ради имеете вы сию морскую экспедицию так распорядить, чтоб к будущей весне все к предписанному месту притти могло…».^{241} Как видим, здесь формулируются первая боевая задача флотилии, подчиненность ее в вопросах боевой деятельности П.А. Румянцеву, а также подчинение самому Сенявину судостроения в рамках флотилии.

Однако решение о получении одного из портов на Черном море и о поиске для Азовской флотилии типа кораблей, способных противостоять на море турецким линейным кораблям и фрегатам (а также ясно отмеченные в письмах А.Н. Сенявина в первой половине 1769 г. планы относительно Крымского полуострова), позволяют указать и вторую задачу Азовской флотилии — помощь армии в овладении Крымом.

Позднее, 10 ноября 1769 г., Екатерина II отдаст в распоряжение А.Н. Сенявина и восстановление Таганрогской гавани. Таковы были основные организационные документы по Азовской флотилии.

Нужно сказать еще об одном: поскольку создание данной флотилии стало первым этапом в истории русского Черноморского флота, фактически эта дата является и днем рождения этого флота. Да и первые проекты корабельных штатов флотилии, включавшие до 10 фрегатов, а также разработку проекта «новоизобретенных» кораблей, получивших, хоть и с приставкой, но наименование кораблей, присваивавшееся тогда мощнейшим боевым единицам флотов, позволяют говорить о желании правительства России изначально видеть в экспедиции нечто большее, чем флотилия.

И первой задачей организовываемой флотилии, как сказано выше, стало содействие войскам в занятии Азова и Крыма. Между тем, создавать Азовскую флотилию предстояло в очень сложных условиях: у России в это время не было на южных морях ни кораблей, ни баз, ни верфей, ни даже выхода к побережью. Имелись лишь полуразрушенные Тавровская, Павловская и Икорецкая верфи на Дону и его притоках, да 5 недостроенных с 1739 г. 44-пушечных прамов на последней. К этому добавлялись сложнейшие гидрографические и природно-климатические условия данного региона. Кроме того, мелководность Дона, и особенно его дельты, как вполне обоснованно считалось в 1768 г. исходя из опыта Русско-турецкой войны 1735–1739 гг., не позволяли строить здесь сколько-нибудь крупные суда. А с одними вооруженными лодками и палубными ботами серьезно воевать на море было крайне трудно. Тем не менее, несмотря на все указанные трудности, задача состояла в как можно более быстрой подготовке флотилии к выполнению первой и главной задачи ее создания. Время шло, и затягивать с исполнением было невозможно. Так началась эпопея строительства и деятельности Азовской флотилии в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

При рассмотрении всех указанных выше мер, принятых Екатериной II, четко вырисовывается масштабность скрытого пока за скромной официальной формулировкой конечной цели плана войны. О нем императрица так написала И.Г. Чернышеву 17 апреля 1769 г.: «Много мне пушек надобно, я турецкую империю подпаливаю с четырех углов; не знаю, загорится ли и сгорит ли, но то ведаю, что со времени начатия их не было еще употреблено противу их толиких хлопот и забот…».^{242} Речь, таким образом, шла об ударе по Турции с нескольких направлений, одним из которых четко прослеживается Азовское.

В заключение необходимо хотя бы кратко остановиться на гидрографических и климатических условиях создания Азовской флотилии, поскольку их роль была достаточно велика. Сначала рассмотрим гидрографические.^{243} От них зависело и то, какими кораблями могла располагать Азовская флотилия, и условия их строительства до введения в строй. Такая роль данного фактора обусловливалась тем, что районом, где велось строительство судов флотилии А.Н. Сенявина во время Русско-турецкой войны 1768–1774 гг., являлись река Дон с притоками и Таганрогский залив. В 1768 г. это был единственный район, где Россия могла выйти на южные моря, в частности Азовское. (Могла — потому что в это время прямого выхода из Дона на Азовское море у нее еще не было. Для этого нужно было занять Азов и Таганрог. Однако в том, что вопрос выхода на это море будет быстро и успешно решен, в Петербурге не сомневались. Так оно и получилось в начале 1769 г.)

Вначале остановимся на характеристике Дона. Эта река берет свое начало на восточных склонах Среднерусской возвышенности и впадает в Таганрогский залив. В верховьях Дона русло реки извилистое с многочисленными перекатами. В этой его части еще с петровских времен находилась Тавровская верфь, непосредственно расположенная в месте впадения реки Тавровки в реку Воронеж, которая, в свою очередь, является левым притоком Дона (данную верфь восстановили в 1769 г., но в конце того же года закрыли в связи с выяснившейся сложностью проводки отсюда даже не нагруженных вооруженных лодок). Если в верховьях Дон течет в довольно узкой долине, то в его среднем течении долина значительно расширяется. Здесь в Дон впадает значительное число небольших притоков, на двух из которых располагались верфи Азовской флотилии: Икорецкая на реке Икорец (эта река впадает в Дон практически на границе его верхнего и среднего течений) и Новохоперская на реке Хо-пер. (Хопер — крупный приток Дона, впадает в него слева. Русло реки очень извилистое и образует множество излучин, затонов и стариц. Течение у нее достаточно медленное; на реке много перекатов.) Первая из этих верфей была восстановлена в 1769 г., фактически же прекратила существование в 1770 г.; что касается второй, то она была воссоздана в 1770 г. согласно решению о постройке фрегатов на Дону и функционировала после Русско-турецкой войны 1768–1774 гг.

В среднем течении Дона находилась еще одна верфь — Новопавловская, но располагалась она уже непосредственно на берегу этой реки. Эта верфь находилась в городе Павловск, и о ее существовании было известно еще с петровских времен, но к 1769 г. она пребывала в полуразрушенном состоянии. Была воссоздана в 1769 г. (почему и стала называться Новопавловской) для нужд строительства «новоизобретенных» кораблей, после того как выяснилась опасность для спуска судов даже со средней осадкой на Икорецкой верфи. Функционировала и после 1774 г.

Таким образом, три важнейшие верфи Азовской флотилии располагались в среднем течении Дона. Оттуда до Азовского моря кораблям предстоял длинный и трудный путь. Так, только от Новопавловской верфи до крепости Святого Дмитрия Ростовского (теперь Ростов-на-Дону) около 1095 верст, но до Азовского моря им нужно было еще пройти дельту Дона!^{244}

С точки зрения гидрографии Дон являлся сложной рекой. Малые уклоны обусловливали очень медленное течение. Но не только оно представляло серьезную проблему для проводки судов. На этой реке, при ее мелководности, были еще и многочисленные перекаты и отмели. Практически даже суда с небольшим водоизмещением могли пройти по Дону только в течение весны — начала лета, то есть при «большой воде» — половодье, образовывавшемся в результате таяния снегов (у Дона преимущественно снеговое питание). В рассматриваемый нами период Дон в своем среднем течении вскрывался обычно во второй половине марта (так, в 1769 г., в районе Икорца — Павловска он вскрылся 28 марта^{245}).

Но довести, даже с такими трудностями, построенные суда до крепости Святого Дмитрия Ростовского составляло только половину дела. Впереди была еще дельта Дона, а она создавала еще большие сложности. Такая же мелководная, с проходом для судов к Азовскому морю только по реке Кутюрьме (одному из рукавов дельты Дона), которая заканчивалась очень мелководным баром, преграждавшим путь в Таганрогский залив, она являлась серьезным испытанием для моряков. Поданным 1738 г. (более свежих сведений в 1768 г. не было, но проведенные в 1769–1770 гг. исследования практически полностью подтвердили указанные данные, даже с отклонением в худшую сторону), глубина в районе бара при обычном уровне воды составляла 5–2,5 футов.^{246} Промеры 1769 г. дали еще более удручающие результаты — обычная глубина на баре составляла всего 3,5 фута.^{247}

Далее уже начинались сложности, связанные с гидрографическими условиями Таганрогского залива. По данным того же 1738 г., от бара в устье Дона на протяжении 20 верст в Таганрогском заливе (до самого Таганрога) также тянулось мелководье с глубинами от 5 до 7 футов.^{248} Что касается Таганрогской гавани, а для действий флотилии АН. Сенявина на Азовском море другой гавани быть не могло (это Сенявин понял еще находясь в Петербурге, и по прибытии к флотилии при первой же возможности совершил поездку для ее осмотра), поскольку дельта Дона в этом качестве абсолютно не годилась из-за своей мелководности и бара, — то, по данным 1738 г., глубина в ней самой была 4,5–5 футов, а входа — 7 футов.^{249} К тому же при ее осмотре в феврале 1769 г. выяснилось, что «гавань была близ крепости разоренная, засыпанная землей, а с моря занесена всяким дрязгом».^{250} Таким образом, чтобы использовать Таганрогскую гавань, ее нужно было практически заново воссоздать. Но такая задача была вполне разрешимой.

Дальше в море от Таганрога, по данным все того же 1738 г., также тянулись небольшие глубины. От входа в Таганрогскую гавань на две версты в море шла глубина от 7 до 11 футов, а от района глубин в 11 футов до глубин в 25 футов расстояние достигало 30 верст.^{251}

И такая мелководность этой части Таганрогского залива и Таганрогской гавани создала немало проблем для Азовской флотилии: из-за малых глубин гавани, которую не успели углубить к 1771 г., «новоизобретенные» корабли в начале кампании пришлось вооружать, оснащать и снаряжать прямо на рейде, что осложнило эти работы; на рейде пришлось достраивать и фрегаты, по мере увеличения нагрузки все более удаляя их от берега.

Итак, рассмотренные выше гидрографические условия, во-первых, свидетельствуют о всей сложности постройки вообще любых судов для Азовской флотилии, а во-вторых, демонстрируют невозможность строительства здесь крупных кораблей. То, что во время этой войны на Дону будут построены даже 58-пушечные фрегаты (хотя и плоскодонные), стало заслугой Г.А. Спиридова, И. Афанасьева и особенно А.Н. Сенявина, благодаря которым были найдены необходимые решения, а также всех моряков флотилии, сумевших блестяще справиться с такой сложнейшей задачей. На 1768 же год данные условия вполне обоснованно считались противоречащими возможности строительства сколько-нибудь крупных судов.

Что же касается природно-климатических условий района, где создавалась флотилия А.Н. Сенявина, а они также играли определенную роль, поскольку в них морякам и мастеровым флотилии надо было работать, то нужно отметить следующее.^{252} Условия района, где располагались верфи флотилии, были в целом близкими к привычным для большинства русских моряков и мастеровых, а потому не создавали больших проблем. К тому же этот район был частью Воронежской губернии России. А это была хоть и окраина Российской империи, но место не столь труднодоступное и малоосвоенное, как район устья Дона — побережья Азовского моря. Условия же последнего и являлись наиболее тяжелыми для русских людей. Это был район малопривычных для обычного русского человека степей. Наибольшими проблемами здесь оказывались:.1) большой недостаток пресной воды («Воды, которым дают названия рек, по большей части ручьи, впадающие в… Гнилое и Азовское море», — писал, побывавший в тех краях в XVIII в. немецкий исследователь Тунманн.^{253} «Где их нет, — продолжал он далее, — обходятся колодезной водой, которая, однако, часто тоже плоха».^{254}); 2) непривычность климата: ветреная, прохладная и затяжная весна,^{255} дождливое и ветреное с частыми шквалами и ливнями начало лета^{256} и очень знойная вторая его половина (при этом, несмотря на жару, ночи с начала августа устанавливаются холодные) с песчаными бурями в степи, непродолжительная и переменчивая зима (в целом она была более сырая, чем морозная, но на несколько недель устанавливались очень суровые холода, причем начинаться сильные морозы могли уже в октябре-ноябре).

Несколько слов нужно сказать и о путях сообщения. Основными путями доставки грузов в то время были реки, и данный район не был исключением: здесь главной артерией являлся Дон, а вспомогательными — его притоки. Это накладывало на транспортировку грузов все указанные выше проблемы, связанные со сложным гидрографическим режимом данной реки: сложность проводки судов по мелководной реке, полной карчей (плавающих деревьев с подмытых берегов) и перекатов, и необходимость уложиться с проходом по ней в ограниченное время половодья. Сухопутных же дорог, даже плохого качества, здесь почти не было. Да и использовать немногие имевшиеся можно было в основном во время зимнего санного пути и в период летней засухи. Весной и осенью передвижение по ним становилось практически невозможным.

О том, насколько проблемными были сухопутные перевозки, свидетельствует только одна весна 1770 г., когда аномально раннее потепление уже в конце февраля закрыло санный путь. А.Н. Сенявин так доносил Адмиралтейств-коллегий 17 марта 1770 г. из Новопавловска: «Сия ранняя и продолжительная распутица (начавшаяся 6 февраля. — Авт.) застала в пути следующих из Ревеля на здешние суда служителей и сделала им медлительность, а везущим из Петербурга канатам и материалам, а также из заводов из Москвы артиллерии, такелажу, материалам и припасам сделала в пути удержание».^{257} Также эта распутица «сделала великую остановку» вывозке с места лесоповала на верфи заготовленной древесины.

Но если в пределах Воронежской губернии, где размещались верфи, сухопутные дороги являлись, хотя и в незначительной мере, применимыми, то для перевозки грузов к Азову и Таганрогу был пригоден только Дон!

Заслуживает, на наш взгляд, внимания и такой психологический момент: вместо привычных для русского человека лесов здесь была бескрайняя степь, к тому же приобретавшая с августа, под влиянием летней жары, однотонный соломенно-бурый цвет.

Важным дополнением картины было то, что здесь сильное распространение получили различные тяжелые инфекционные заболевания — от лихорадки до чумы. Это серьезно увеличивало и без того немалую смертность среди личного состава флотилии.

Ко всему вышесказанному нужно добавить, что район устья Дона — побережья Таганрогского залива бык достаточно удаленным от баз снабжения и при этом труднодоступным и малоосвоенным.

Таковы были условия, в которых русским морякам и мастеровым предстояло создать Азовскую флотилию. И хотя обычно исследователи не придают этому фактору большого значения, однако, на наш взгляд, он достаточно весом, чтобы хотя бы кратко остановиться на нем.

Подведем итоги изложенного в данной главе: ни Россия, ни Турция к войне оказались не готовыми (первая в меньшей степени, вторая — в большей); военно-экономический потенциал Российской империи значительно превосходил аналогичные показатели Оттоманской Порты; международная обстановка, даже при наличии серьезных угроз, в целом благоприятствовала России; несмотря на многочисленные проблемы, Турция обладала рядом существенных преимуществ, что изначально не делало для России войну легкой прогулкой, особенно на фоне предшествующих неудач; правительство России сумело грамотно извлечь уроки из предшествующего опыта при планировании и организации начинавшихся военных действий (особенно эффектно выглядят решения о подготовке морских ударов по Турции, как в Архипелаге, так и на Азовском море, причем, судя по всему, оба они начали созревать еще задолго до начала самой войны); условия, в которых предстояло создавать Азовскую флотилию, ставили перед моряками и мастеровыми серьезные проблемы, и для их преодоления требовались колоссальные усилия.

Глава II. Создание и корабельный состав Азовской флотилии в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

Создание и корабельный состав Азовской флотилии

Как указывалось выше, 7 ноября 1768 г. Екатерина II повелела контр-адмиралу А.Н. Сенявину провести с Адмиралтейств-коллегией совет по организации донской экспедиции, а 9 числа того же месяца дала высочайший указ Адмиралтейств-коллегий о поручении адмиралу этой экспедиции.^{258} 9 ноября стало днем рождения Азовской флотилии.

Поскольку предстояли колоссальные по объему работы, А.Н. Сенявин сразу же проявил энергию. Наличие у Адмиралтейств-коллегий необходимой информации позволило ему ознакомиться с ситуацией сразу после назначения, находясь еще в Петербурге (где он пробыл до середины января 1769 г., занимаясь решением организационных вопросов), что в итоге способствовало быстрой выработке необходимых мер.

Уже по первым данным А.Н. Сенявину стало очевидно: начинать нужно с восстановления сильно разрушенных верфей, где уже велось судостроение в годы существования Азовского флота Петра I и Донской флотилии П.П. Бредаля, а при них, как написал Сенявин в докладе Екатерине II от 14 ноября 1768 г.:«…Магазинов, мастерских покоев и служительских светлиц, также и прочего строения, которое неминуемо должно быть при адмиралтействе».^{259} В начале было решено восстановить верфи в Таврове и на Икорце. Также предстояло провести большой объем других работ (гидрографические изыскания на Дону и в Таганрогском заливе, что имело большое значение для судостроения флотилии, выбор и обустройство базы, организация снабжения флотилии и тому подобное), не считая самого главного — строительства кораблей! Делать все это надо было в сложных условиях и как можно быстрее.

Между тем, 18 ноября 1768 г. последовали два высочайших указа Екатерины II. Первым из них определялась первая судостроительная программа Азовской флотилии, соответствовавшая пока оборонительной задаче — защите дельты Дона, для чего предписывалось достроить 5 указанных выше прамов, «построя к ним потребное число мелких судов», да сверх того еще до 60 вооруженных лодок.^{260}

По второму же высочайшему указу «в Тавров и тамошние адмиралтейства» направлялся генерал-кригс-комиссар И.М. Селиванов «для приготовления там лесов и к строению судов разной величины и для возобновления, как нужных магазинов, так и прочих потребных строений».^{261} Таким образом, было назначено лицо, которому поручалось непосредственное руководство организацией и проведением работ по восстановлению верфей, а также судостроение в Азовской флотилии. Немного позднее, 7 января 1769 г., он был подчинен командующему флотилией А.Н. Сенявину, в результате чего в руках последнего оказались сосредоточены и предстоящая деятельность флотилии, и главное руководство ее строительством. Кроме того, в связи с очевидной невозможностью при помощи прамов и военных лодок вести боевые действия на Азовском море, последним пунктом второго указа Екатерины II от 18 ноября 1768 г. Адмиралтейств-коллегий предписывалось, употребив «…всевозможное старание примыслить род вооруженных военных судов, коими бы против тамошних (турецких. — Авт.) морских судов с пользою действовать могли (т. е. речь шла о судах, способных вести боевые действия на море. — Авт.)», для чего коллегия должна была привлечь вице-адмирала Г.А. Спиридова и контр-адмирала А.Н. Сенявина, «ибо первый в нужных местах сам был, а второму действовать».^{262} Иными словами, данный пункт указа Екатерины II ориентировал на создание таких судов, которые могли бы противостоять турецкому флоту в море, что являлось первым фактом, говорящим о желании правительства России сформировать морское, а не речное соединение, т. е. фактически нечто большее, чем флотилия.

Выполнение предписанного началось без промедления. Уже к 15 декабря 1768 г. были полностью решены вопросы по первой судостроительной программе: определено количество гребных судов к прамам, уточнены конструкции судов, их вооружение и оснащение. К 5 прамам, по определению Адмиралтейств-коллегий и А.Н. Сенявина, должны были быть построены «по две ординарных десяти весельных шлюпки и по одному большой препорции баркасу… у каждого прама, да к тому для внезапных нужд… двенадцати весельные две шлюпки (для всех пяти прамов. — Авт.)…».^{263}

Сами прамы, заложенные в мае 1739 г. и имевшие длину 115 футов (по верхней палубе), ширину 35 футов (без досок обшивки) и глубину интрюма 5 футов 4 дюйма, были двухдечными, плоскодонными и «четырехугольными» судами.^{264} Парусного вооружения они не должны были иметь, так как еще при закладке планировались несамоходными, что было вновь подтверждено. Артиллерийское вооружение прамов предполагалось в составе 44 орудий (по 22 на каждом деке), калибр которых должен был быть 24-фунтовым на нижнем деке и 8-фунтовым — на верхнем (орудия для вооружения прамов предписывалось взять из имеющихся на месте, почему Адмиралтейств-коллегия в принципе разрешала А.Н. Сенявину в случае, если нужного числа данных орудий не будет найдено на месте, заменить их по согласованию с ней на другие, имеющиеся в наличии).^{265}

Что же касается 60 военных лодок, то они должны были выглядеть следующим образом. В докладе, поданном Адмиралтейств-коллегией Екатерине II 10 декабря 1768 г. и утвержденном последней, говорится, что устройство этих лодок придумано «с наилучшим к способнейшему при тамошних водах плаванию и действию против прежних островских лодок в конструкции расположением и укреплением».^{266} То есть фактически речь идет о несколько усовершенствованных и «укрепленных» островских лодках с вооружением из двух 3-фунтовых пушек (по одной на носу и корме) и шести 1-фунтовых фадьконетов по бортам (вооружение фальконетами было произведено дополнительно для «большего успеха к действию»).^{267} Лодки планировались длиной 62, шириной 14 и с глубиной интрюма 5,5 футов. Каждая военная лодка должна была иметь по две съемные мачты, оснащенные парусами и такелажем «против шлюпочной оснастки». На борт такая лодка могла брать до 50 человек.^{268}

Тем временем решился вопрос о том, какими судами флотилия А.Н. Сенявина должна была вести боевые действия на море. Вначале Адмиралтейств-коллегия рассмотрела следующие варианты судостроительных программ для флотилии. Первая включала 10 24- и 30-пушечных фрегатов, 2 бомбардирских корабля, а также 10 18- и 10 16-баночных галер. Вторая же предусматривала постройку 20 16- и 12-баночных галер (по 10 каждого вида), 5 бригантин, 5 палубных ботов и необходимого к ним числа мелких судов.^{269} Но в итоге обе программы были ею же и отклонены из-за сложных гидрографических условий Дона, его дельты с баром и Таганрогского залива. Тем не менее, они, безусловно, являются новым свидетельством изначально больших планов Петербурга относительно создаваемой флотилии.

Следующим подтверждением этого стал практически сразу же появившийся проект «новоизобретенных» кораблей (сразу же подчеркнем последнее слово), созданный Г.А. Спиридовым, А.Н. Сенявиным и Адмиралтейств-коллегией (в частности, корабельными мастерами И. Афанасьевым, И.В. (Ламбе) Ямесом и В.А. Селяниновым).^{270} Корабли данного типа получили наименование «новоизобретенных», гак как по своей конструкции и размерам не походили ни на один из существовавших тогда классов боевых кораблей. Этим проектом была решена сложнейшая задача соответствия кораблей для успешных действий на Азовском море двум требованиям, вытекавшим из опыта Русско-турецкой войны 1735–1739 гг.: минимальная осадка при максимально сильном артиллерийском вооружении.^{271} Создание проекта «новоизобретенных» кораблей в условиях 1768 г. стало очень важным успехом.

В общих чертах проект кораблей «новоизобретенного» типа был разработан в течение декабря 1768 г. Уже 24 декабря того же года он был представлен на высочайшее рассмотрение Екатерины II и одобрен ею. «Новоизобретенные» корабли должны были быть плоскодонными судами «четырех родов», имеющими небольшой трюм, опер-дек, для расположения всей их артиллерии, а также квартер-дек и форкастель.^{272} То есть по виду они приближались к типу малого фрегата. Корабли 1-го и 2-го родов создавались для морского боя с противником, корабли 3-го рода — как бомбардирские суда, корабли 4-го рода — как вспомогательные суда при переводе прочих кораблей через бар, а затем как транспортные. Тактико-технические характеристики «новоизобретенных» кораблей представлены в таблицах.

^{«Новоизобретенный» корабль 1-го рода «Хотин». Рисунок А.В. Карелова}

^{«Новоизобретенный» корабль 2-го рода. Отчетливо видны две мачты (грот- и бизань-) со штатным бизань-гафелем на бизань-мачте. Реконструкция бокового вида выполнена автором на основе изображения в статье А.Б. Шешина «Азовская флотилия в войне 1768–1774 гг.» (Судостроение. 1974. № 7) и материалов РГАВМФ}

^{«Новоизобретенный» корабль 3-го рода. Рисунок автора по чертежу из фондов РГАВМФ}

^{Пакетбот «Почтальон». Художник А.В. Карелов. Построенный в 1765–1766 гг.И.И. Афанасьевым, он имел близкие к «новоизобретенным» кораблям 4-го рода (т.е. к «Яссам» и «Бухаресту») размеры и практически идентичное парусное вооружение. Но еще более удивительным является то, что в 1775–1783 гг. он сам служил в составе Азовской флотилии, но уже в качестве фрегата!}

Планируемые характеристики «новоизобретенных» кораблей^{273}

Род	Длина, футы	Ширина, футы	Осадка без груза, футы	Осадка с грузом, футы	Число мачт	Артиллерийское вооружение
1-й	104	27	6	9	3	16 12-фунтовых орудий
2-й	103	28	5	8	2 (грот- и бизань)	14 12-фунтовых орудий, 2 1-пудовые гаубицы
3-й	60	17		5	1 (грот)	8 3-фунтовых орудий, 2 2-пудовые мортиры, 2 1-пудовые гаубицы
4-й	86	24		5	2 (фок- и грот)	12 6-фунтовых орудий

Основные детали набора корпусов «новоизобретенных» корпусов, указанные для заготовления^{274}

Вид детали	Количество для корабля 1-го рода	Количество для корабля 2-го рода	Количество для корабля 3-го рода	Количество для корабля 4-го рода
Гон-дек[57] бимсов	25	25	17	20
Гон-дек книц	96	96	30	70
Квртер-дек и форкастель бимсов	16	16	10	12
Квартер-дек и форкастель книц	48	48	20	36

Итоговые характеристики «новоизобретенных» кораблей^[58]

Род «новоизобретенных» кораблей	Длина, футы	Ширина, футы	Осадка, футы	Число мачт	Артиллерийское вооружение	Экипаж по штату, чел.
Корабль 1-го рода	104	27	9	3	16 12-фунтовых орудий	157
Корабль 2-го рода	103	28	8,5	2 (грот и бизань)	14 12-фунтовых орудий, 2 1-пудовых гаубицы	128
Корабль 3-го рода (малый бомбардирский)	60	17	5,5–6	1 (грот)	8 3-фунтовых орудий, 2 1-пудовые гаубицы, 1 2-пудовая мортира	60/61
Корабль 4-го рода «Яссы»	86	24	6,5	2 (фок и грот)	12 6-фунтовых орудий, 2 3-пудовые мортиры	57
Корабль 4-го рода «Бухарест»					12 6-фунтовых орудий	56

Размерения рангоутных деревьев «новоизобретенных» кораблей согласно штату^{275}

Наименование	Длина для корабля 1-го рода		Длина для корабля 2-го рода		Длина для корабля 4-го рода
	футы	дюймы	футы	дюймы	футы	дюймы
Грот-мачта	62		66 6	56	6
Грот-гафель					22
Грот-стеньга	36		38	6	32	9
Флагшток на грот-стеньге	18		19	3	16	4
Грот-рея	56		60		51
Грот-марса-рея	39	6	42	4	35	9
Фок-мачта	54	6			49	6
Фор-стеньга	32				29
Флагшток на фор-стеньгу	16				14
Фок-рея	52	3			47	4
Фор-марса-рея	37	3			33	3
Бизань-мачта	53	8	54	6
Крюйс-стеньга	26		28
Бизань-рю	49
Бизань-гафель			1	?
Бегин-рея	36		38	6
Крюйс-рея	22		23	8
Бушприт	41	6	41	6	37
Блинда-рея	35		34	6	31
Утлегарь	27	8	29		24	6
Флагшток на корме	19	6	20		16
Гюйсшток	13		13		11
Лисель-спиртов бортовых (по 2)	31		33		28	7
Лисель-спиртов на грот-рею (по 2)	18		20		17
Лисель-спиртов на фок-рею (по 2)	17				16

Парусное вооружение «новоизобретенных» кораблей согласно штату^{276}

Вид парусного вооружения	Корабль 1-го рода	Корабль 2-го рода	Корабль 3-го рода	Корабль 4-го рода
Кливер	Имел	Имел	Имел	Имел
Бом-кливер			Имел
Блинд	Имел	Имел		Имел
Фок	Имел			Имел
Фор-марсель	Имел			Имел
Фор-брамсель	Имел			Имел
Фор-стеньги-стаксель	Имел			Имел
Фор-марса лиссели	Имел (2 шт.)
Грот	Имел	Имел	Имел	Имел
Гафель грота			Имел	Имел
Грот-марсель	Имел	Имел	Имел[59]	Имел
Грот-брамсель	Имел	Имел		Имел
Грот-стаксель	Имел			Имел
Грот-стеньги-стаксель	Имел	Имел		Имел
Мидель-стаксель	Имел
Грот-лиссели	Имел (2 шт.)	Имел (2 шт.)		Имел (2 шт.)
Грот-марса-лиссели	Имел (2 шт.)	Имел (2 шт.)		Имел (2 шт.)
Топсель			Имел
Бом-топсель			Имел
Бизань	Имел	Имел
Косая бизань	Имел
Гафель бизани		Имел
Крюйсель	Имел	Имел
Крюйс-брамсель	Имел	Имел
Апсель	Имел	Имел
Крюйс-стеньги-стаксель	Имел	Имел

«Новоизобретенные» корабли в свете документальных свидетельств периода службы

1. Конструкция

1.1. Из «дефектной записи» корабля «Модон» за 1783 г.^{277}

Во время бытия под парусами и в стоянии на якоре при крепких ветрах и кораблю с боку на бок качки, боковые планшири с обоих сторон, також палуба, бак и ют (курсив наш — Авт.) в стыках, как и пазах, да и с бортов какоры имеют немалое движение и гнилость, то ж и гакаборт имеет не малое движение. У капитанской каюты, где ходит рулевое колесо (курсив наш — Авт.), то ж и под битенгом, бимсы, которые гнилость… имеют в болтах, через которые происходит течь… Воды прибывало от погоды от 6 до 20 дюйм в сутки…

1.2. Из «дефектной записи» корабля 2-го рода «Таганрог» за 1772 г.^{278}

Оный корабль Таганрог построен в Новопавловской крепости и спущен в 1770 году…, которого ют и палуба имеют великую течь… а конопатить не можно, потому что палубные доски ссохлись и пазы сделались великие, так что во оных пазах пенька не держится во время крепких ветров; бархоутные доски ни мало отделялись и во оные пазы бывает немалая течь; лечь же подлежит переделать потому что будучи в кампании во время варения служителям пищи подле оной балки неоднократно начинали тлеть (курсив наш — Авт.)… присмотрен в хождении под парусами лучший ход корабля, когда в грузу обстоит ахтерштевень 9 футов 2 дюйма, форштевень 8 футов 3 дюйма, дифференту 11 дюйм… шлюпку и ял при корабле (курсив наш — Авт.) подлежит плотничною, також и конопатною работою исправить…

2. Парусное вооружение^{279}

2.1. Выдержка из шканечного журнала корабля 2-го рода «Таганрог» за 1771 г.

(25 августа. Пополудни. — Авт.) Ветер средний, временно с небольшими шквалами, имеем паруса грот-марсель и крюйсель, бизань, стеньг-стаксели, грот- и бизань стаксели…

2.2. Выдержка из шканечного журнала корабля 2-го рода «Таганрог» за 1772 г.

(16 августа. Пополудни. — Авт.)… Ветер брамсельный, небо малооблачно, сияние солнца, паруса имеем грот-марсель и крюйсель нерифленые, грот- и крюйс-стеньгстаксели, кливер, апсель, грот- и бизань-зейли…

(5 сентября. Пополудни. — Авт.)… Ветер марсельный, крепкий, небо малооблачно, сияние солнца, паруса имеем грот-марсель, крюйсель, стеньг-стаксели, апсель, грот- и бизань-зейли.^[60]

2.3. Выдержка из шканечного журнала корабля 2-го рода «Азов» за 1772 г.

(4 июня. Пополудни. — Авт.) … Ветер марсельный, легкий, погода облачна с просиянием солнца, паруса имели марсели, стеньг-стаксели, кливер, апсель, грот- и бизань…

2.4. Выдержка из шканечного журнала корабля 2-го рода «Азов» за 1772 г.

(15 сентября. Пополудни. — Авт.) … Ветер марсельный, средний, небо облачно, паруса имеем грот-марсель, крюйсель, грот-стеньг-стаксель, апсель и бизань-зейль…

2.5. Выдержка из шканечного журнала корабля 2-го рода «Таганрог» за 1773 г.

(23 мая. Пополуночи. — Авт.) С начала 7-го часа пополуночи по сей 8-й час пополудни по приказу эскадренного командира флота господина капитана 2 ранга Кинсбергепа отакелажили грот- и крюйс-брам-стеньги и их реи, которые в свои места выстрелили, ко оным реям привязали брамсели, следуя нам и на корабле Короле чинено тож…

(29 мая. Пополудни — Авт.) Ветер марсельный, легкий, небо облачно с просиянием солнца, паруса имеем грот-марсель, крюйсель, брамсели, грот- и бизань и грот-лиссели…

2.6. Выдержка из шканечного журнала корабля 2-го рода «Азов за 1773 г.

(4 сентября. Пополуночи. — Авт.) … В пятом часу ветер марсельный, легкий, небо малооблачно. В начале часа отдали у нас у марселей рифы, в тож время посадили грот- и подняли стеньг- и мидель стаксели и апсель…^[61]

^{Чертеж прама «Элефант». РГАВМФ. Ф. 327. Оп. 1, Д. 5188}

Отдельного внимания заслуживает следующий факт. Анализ конструкции, размерений и вооружения «новоизобретенных» кораблей позволяет предположить, что при создании этих кораблей был широко использован проект прама «Элефант», взятого в Гангутском сражении у шведов, который, как было показано в первой главе данного исследования, еще Н.А. Сенявин предполагал использовать в войне 1735–1739 гг. для действий на Черном море. Вице-адмирал Н.А. Сенявин (отец А.Н. Сенявина) был тогда полностью уверен в эффективности такого рода судов.

Во всяком случае «новоизобретенные» корабли 1-го и 2-го родов получили от трофея Гангутской баталии большинство своих тактико-технических характеристик (ТТХ). Достаточно лишь сравнить приведенные в таблицах планируемые характеристики этих кораблей с данными по праму «Элефант», который, в частности, имел длину 116 футов (но по палубе 103 фута), ширину 28 футов, осадку 8V₂ футов, 3 мачты, внутреннее устройство из опер-дека, квартер-дека и форкастеля, плоское дно и вооружение из 14 12-фунтовых и 4 3-фунтовых орудий (причем исходя из числа пушечных портов на опер-деке 12-фунтовых орудий могло быть 16).^{280}Таким образом, не считая минимальных корректировок в размерениях, наиболее существенным различием двух проектов стала постановка на «новоизобретенных» кораблях 2-го рода 1-пудовых гаубиц, посредством чего в 1768 г. попытались дополнительно нарастить огневую мощь этих кораблей, и соответственно уборка фок-мачты для облегчения использования этих орудий. Указанное сходство позволяет сделать вывод о широком использовании при организации Азовской флотилии имеющегося опыта, что, безусловно, и стало важнейшим залогом ее успешного создания и применения.

Между тем, после высочайшего одобрения основ проекта «новоизобретенных» кораблей в январе 1769 г. была продолжена проработка его деталей. А 22 января последовал указ Екатерины II, которым было «всевысочайше повелено новоизобретенных судов первых четырех родов… построить на 100 000 рублей, а сколько каждой величины числом оное имеет коллегия (Адмиралтейская. — Авт.), определить по своему рассмотрению». «И, — как записано в журнале Адмиралтейств-коллегий, — во исполнение сего именного Е. И. В. указа коллегия, изобретая пользу и выгодность действий помянутых судов назначила, располагая предписанной суммой 100 000 рублей, построить первого рода 1, второго рода 7, третьего бомбардирских 2, четвертого рода 2 (корабля. — Авт.)».^{281} Всего, таким образом, должно было быть построено 12 «новоизобретенных» кораблей. Примерная стоимость корабля каждого типа была ориентировочно определена в суммах, представленных в нижеследующей таблице.

Ведомость «о новоизобретенного нового рода судах во что по положению каждое порознь ценою обойдется»^{282}

Род корабля (необходимое вооружение)	Стоимость корпуса	Стоимость такелажа	Стоимость артиллерии	Итого
Один корабль 1-го рода (16 12-фунтовых орудий)	4245 руб. 81 коп.	3877 руб. 30 коп.	1782 руб. 94 коп.	9875 руб. 5 коп.
Один корабль 2-го рода (14 12-фунтовых орудий, 2 1-пудовые гаубицы)	3722 руб. 95 коп.	3367 руб. 93 коп.	1560 руб. 7 коп.	8650 руб. 95 коп.
Один корабль 3-го рода (8 3-фунтовых орудий, 1 2-пудовая мортира, 2 1-пудовые гаубицы)	2127 руб. 40 коп.	1918 руб. 65 коп.	891 руб. 47 коп.	4397 руб. 52 коп.
Один корабль 4-го рода (12 6-фунтовых орудий)	3197 руб. 35 коп.	2897 руб. 97 коп.	1337 руб. 20 коп.	7432 руб. 52 коп.

Для успешной заготовки и вывозки древесины для их постройки было затребовано 2070 конных и 1030 пеших работников. Срок строительства ориентировочно оценивался в три месяца.^{283}

Именно этим кораблям и предстояло стать в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. ядром Азовской флотилии, а до вступления в строй в 1772–1774 гг. фрегатов — и единственной главной ее силой. Как покажут их действия, они будут иметь весьма существенные недостатки, но на момент 1768 г. «новоизобретенные» корабли оказались одним из лучших вариантов, вполне соответствующим требованию сочетания небольшой осадки и возможно более сильной артиллерии.

В заключение характеристики проекта «новоизобретенных» кораблей стоит отметить следующее. Ни общее их число, равное 12, ни употребленное в названии слово «корабль», на наш взгляд, случайностью не стали. Цифра 12, во-первых, вписывалась в рамки предполагавшегося, по данным агентуры, количества «военных кораблей», необходимых для начала действий на море,^[62] а во-вторых, соответствовала «12-ти караблям» из первой судостроительной программы Петра I для Балтийского флота, что вместе с намеренно использованным словом «корабль» теперь уже совершенно конкретно представляло конечные планы Петербурга относительно создаваемой морской силы как планы организации корабельного флота.

Между тем, в январе 1769 г. на Дону были начаты работы по восстановлению Тавровской и Икорецкой верфей, а также по достройке прамов. О том, с чего предстояло начинать создание морской силы России на Дону, красноречиво свидетельствует рапорт в Адмиралтейств-коллегию генерал-кригс-комиссара И.М. Селиванова, назначенного заниматься восстановлением верфей и судостроением. Прибыв на Дон в конце декабря 1768 г., он писал: «По осмотру ж моем оказалось 1-е, что заложенные на Икорецкой пристани двухдешные пять прамов в принципиальных и наборных деревьях повреждения не имеют кроме, что в одном праме одна закройная доска оказалась с гнилью и по причине долговременного стояния их на стапеле как уже лежащие под ними нижние блоки сгнили, а к тому и сделанная на них кровля подпорами утверждена была на самих прамах и потому в некоторых местах имеют малый перегиб, и от летних жаров обшивные доски, коих хотя и весьма мало было наложено во многих местах с нагилей от набору оттянуло, 2-е, из заготовленных прежде лесов и разобранных четырех полупрамов коими наполнены два сарая, состоящие внутри верфи… оказалось из сосновых довольно годных, а сверх того и вне адмиралтейства леса покладены в сараях, а доски в кучах без покрытий и хотя из сих последних и находится много не годных, однако надеяться можно, что предписанные пять прамов достроиться смогут старого заготовления лесами, а остальные могут употребиться по рассмотрению и на прочее строение… 4-е, что же принадлежит до береговых в тех двух адмиралтействах (в Таврове и на Икорце. — Авт.) строений, то оных в Икорце только три малые связи да и те без полов, потолков и покрышек, а оттого и стены погнили, магазинов же и совсем нет, а припасы содержатся в сараях весьма ветхих: в Таврове одна только изба, покрытая соломой в которой я должен жить, а прочие чины и нижние служители расставлены к обывателям, магазинов же и совсем нет (кроме каменных мастерских, которые без покрышки и требуют немалых починок)»^{284}. Но деваться было некуда, и работы по восстановлению верфей и одновременной постройке судов развернулись вовсю. Наконец, 15 января, закончив решение всех важных дел в Петербурге, к флотилии выехал А.Н. Сенявин.

^{Схема расположения Икорецкой верфи. 1 и 2 — реки Дон и Икорец; 3 — сараи для леса; 4 — стапели со строящимися на них прамами. Схема выполнена автором}

1769 год быстро пролетел в тяжелой работе на нескольких «фронтах». Уже к началу февраля были достигнуты большие успехи в восстановлении обеих верфей, при этом на Икорецкой шла активная достройка прамов. В частности, в феврале 1769 г. И.М. Селиванов доносил в Петербург: «В Икорце кузница, также некоторые мастерские… построены в которых и работа производится, смольная и пильная машинная мельница построены ж и из них последняя скоро в действие употреблена будет; что же принадлежит до Тавровских строений и прочих работ… доношу, что и в Таврове кузница на 3 очага в каждом по 4 горна сделана, в которой и очаги скоро будут складены и работа начнется».^{285}

В то же время в Борщевских, Оленьих, Усманских лесах и лесах по р. Битюг заготавливался материал для строительства 60 военных лодок, которых было решено построить по 30 штук на Икорецкой и Тавровской верфях.

Прибыв на Дон и ознакомившись с ходом работ, Сенявин сразу же активно возглавил строительство флотилии. Он внес ряд серьезных усовершенствований в конструкцию прамов и предложил Адмиралтейств-коллегий построить из материалов, оставшихся от разобранных полупрамов, лишь с небольшим добавлением новых лесов, дубель-шлюпку и палубный бот.^[63] Предложенные Сенявиным усовершенствования в конструкции прамов носили существенный характер (что свидетельствует о компетентности А.Н. Сенявина в вопросах судостроения), поэтому их имеет смысл рассмотреть. В частности, в своем ордере Селиванову от 1 февраля 1769 г. А.Н. Сенявин писал: «[1] На прамах как нужно надобны шкафуты, то оные и сделать на всех во всех бортах шириною в три фута, [2] и в каждом же праме по середине камбуз и очаг для варения служителям пищи… [3] а как оные суда имеют ход мелкой и если на них крюйт-камеру сделать в корме, то всего по положению на каждый прам пороху поместить в подводной части не можно, а будет оной и сверх воды, что во время военного случая подвергается великой опасности и во время ж баталии доставление из одной крюйт-камеры к пушкам пороху на всех прамах, по великости сих судов будет не только медлительно, но и замешательство; и для сих неудобностей на оных прамах крюйт-камеру… разделить на двое и сделать (оные. — Авт.) в корме и в носу с пристойным числом ящиков для картузов, [4] да на тех же прамах к положенным двум большим и одному малому якорям еще… иметь четвертый посредственного весу якорь, для коих сделать и клюзы, [5] на середине же прамов поставить по одной мачте дабы тем удобнее можно было все тягостные вещи грузить и во время нужды сгружать».^{286} Что же касается предложения А.Н. Сенявина о постройке указанных выше судов, то Адмиралтейств-коллегия одобрила его и разрешила их постройку взамен двух других мелких. В итоге дубель-шлюпка и палубный бот были построены на Икорецкой верфи.

Из донесения контр-адмирала А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий от 5 февраля 1769 г.^{287}

Понеже имеющихся здесь от разобранных четырех полупрамов лесов за употреблением надобных к достройке 5 прамов останется еще немалое число, из которых уповательно с малым некоторых членов прибавлением построить можно дубель-шлюпку и бот, и как опые по здешним водам быть могут к службе Е. И. В. удобными: того ради прошу покорно повелеть мне из того леса построить дубель-шлюпку таковую, какие строены были в прежней камчатской экспедиции, а бот если повелено будет строить, то какой пропорции имею представить чертеж.

Дубель-шлюпка была однопалубным судном, длиной 70, шириной 18 и с глубиной интрюма 6,5 футов. Документы РГАВМФ указывают, что А.Н. Сенявин взял за образец для нее дубель-шлюпку, построенную в экспедиции М.П. Шпанберга и имевшую длину 70, ширину 18 и осадку 5 футов, 3 мачты и 24 весла (видимо, последняя отличалась хорошими мореходными качествами).^{288} Однако парусным вооружением дубель-шлюпка Азовской флотилии кардинально отличалась: вместо гафельных парусов, бывших у дубель-шлюпки в экспедиции Шпанберга, она на фок и грот-мачтах имела по три яруса прямых парусов. Артиллерийское вооружение этого судна составили 8 4-фунтовых орудий.^{289}

Что касается палубного бота, то архивные документы также позволяют реконструировать его характеристики. Он был длиной 60, шириной 17 и с глубиной интрюма 7,5 футов, имел палубу, одну мачту и обычное для своего класса парусное вооружение. На его артиллерийском вооружении находились 2 18-фунтовые гаубицы и 6 4-фунтовых пушек.^{290},[64] В целом об этих двух судах А.Н. Сенявин писал, что они «совсем регулярные и хотя малые, однако морские».^{291},[65]

^{44-пушечный прам Азовской флотилии}

Между тем, будучи обеспокоенным вопросом о будущей базе Азовской флотилии, А.Н. Сенявин с небольшим конвоем совершил в феврале 1769 г. поездку в еще не занятый русскими войсками Таганрог. В течение 14 февраля был произведен его осмотр и сделаны промеры в гавани. Последние показали сильную ее мелководность, практически подтвердив данные 1737–1738 гг. Да и сама гавань предстала в очень разоренном виде. Однако стало ясно: хоть и с большим трудом, но восстановить Таганрогскую гавань возможно, и А.Н. Сенявин принял решение осоздании базы флотилии именно здесь.

По возвращению в Воронеж его ожидало приятное известие: указом Екатерины II в январе 1769 г. А.Н. Сенявин был награжден орденом Св. Анны I степени. Так высоко в Петербурге оценили его активную и успешную деятельность по созданию флотилии в ноябре 1768 — начале 1769 г.

Тем временем к вскрытию Дона (28 марта) были закончены достройка прамов и постройка к ним мелких судов. И когда вода поднялась до нужного уровня, в воскресенье 5 апреля со стапелей Икорецкой верфи были спущены первые два прама — № 5 и № 4. А на следующий день сошли на воду и остальные три прама — № 3, № 2 и № 1,^{292} Уже на воде на них была закончена верхняя отделка и изготовлены лафеты для орудий.

Рапорт контр-адмирала А.Н. Сенявина в Адмиралтейств-коллегию от 9 апреля 1769 г.^{293}

Сего месяца 2 числа отправленным от меня во оную коллегию рапортом я имел честь донесть, что пять прамов и к ним мелкие суда плотничною работою отделаны, и я будучи на Икорецкой верфи ожидал для спуска оных прибытия воды, которой сверх ординара по 5-е апреля прибыло только десять фут и 8 дюймов, [что] меньше прошлогодней шесть фут четыре дюйма, однако как оная прибылью остановилась, то того ж 5 числа, то есть в воскресенье до полудни два прама номер 5 и 4 спустили на воду, а 6 числа, в понедельник, и достальные 3 прама номер 3, 2, 1 спущены ж; и по спуску прамы с полозьями осели в воду глубиною номер 5 3 фута два с половиной дюйма, номер 4–3 фуга 5 дюймов, помер 3–3 фута 5 с половиной дюймов, номер 2–3 фута 6 дюймов, номер 1–3 фуга три с половиной дюйма; а потом по спуске я приказал плотников пристойное число определить к делу лафетов, а затем достальных всех употребить к строению лодок…

Но отправить их к Азову с большим половодьем не удалось: помешала задержка доставки из Петербурга необходимых припасов, в том числе артиллерийских. В ожидании прошли апрель и начало мая. Однако дальнейшее промедление было уже невозможно — на Дону спадала большая вода, и 8 мая 1769 г. А.Н. Сенявин начал отправку прамов вниз по реке: 8 мая пошел прам № 3, 9 мая — № 2, 15 мая — № 4 и, наконец, 17 числа двинулись прамы № 1 и № 5. Все припасы на них было решено доставить в пути на лодках. Общую команду над отправленной «прамскои эскадрой» поручили капитану 1 ранга П.И. Пущину, которому А.Н. Сенявин предписал следовать к Азову «денно и нощно».^{294},[66] Но половодье спадало, и в начале июня 3 из 5 прамов сели на мелководье в разных местах Дона: прамы № 1 и № 5 у села Мамон в 89 верстах от Павловска, а прам № 4 — у Троицкого монастыря, в 220 верстах от указанного пункта. Только первые два прама (№ 3 и 2) сумели дойти до дельты Дона^{295}.^[67]

Что же касается вооружения прамов, то после того как по требованию Петербурга А.Н. Сенявину пришлось передать в «главную артиллерию» 200 орудий из крепости Святого Дмитрия Ростовского, вооружение их только штатными 24- и 8-фунтовыми пушками стало уже невозможным. В результате командующий флотилией внес свой вариант вооружения прамов из остававшихся в Таврове, Павловске и крепости Святого Дмитрия орудий. Адмиралтейств-коллегия одобрила его.^{296} Тем не менее, в отечественной историографии продолжают указывать в качестве вооружения прамов штатный вариант.

Расписание вооружения прамов, предложенное А.Н. Сенявиным^{297}

Номер прама	Деки	Кол-во орудий на деке	Калибр орудий на данном деке;
№ 1 («Гектор»)	Нижний	22	24-фунтовые
	Верхний	22	12-фунтовые
№ 2 («Парис»)	Нижний	22	24-фунтовые
	Верхний	22	12-фунтовые
№ 3 («Лефеб»)	Нижний	22	18-фунтовые
	Верхний	22	8-фунтовые
№ 4 («Елень»)	Нижний	22	18-фунтовые
	Верхний	22	8-фунтовые
№ 5 («Троил»)	Нижний	22	18-фунтовые
	Верхний	22	8-фунтовые

Из указанных орудий основная масса должна была быть получена из Таврова и Павловска, только 18 орудий предписывалось взять в крепости Святого Дмитрия.

Между тем, активно шло строительство дубель-шлюпки, палубного бота, военных лодок и ялботов (решение о строительстве последних А.Н. Сенявин принял в апреле 1769 г., и это стало последней корректировкой первой строительной программы флотилии). Уже к 23 мая 1769 г. были спущены и вооружены первые 10 лодок, а на Икорецкой верфи также спущена и вооружена дубель-шлюпка. К концу июня 1769 г. все остававшиеся из 58 положенных по уточненному числу военных лодок были заложены и находились в постройке, а к середине августа того же года их строительство завершили. К этому времени были спущены на воду палубный бот и все остальные ялботы.^{298}

Таким образом, постройка для Азовской флотилии судов, положенных по окончательному варианту ее первой судостроительной программы, закончилась. Генерал-кригс-комиссар И.М. Селиванов так сообщил об этом в Петербург: «…При Таврове и на (Икорецкой. — Авт.) верфи по первому наряду судов, состоящих в 5 прамах, одному боту, одной дубель-шлюпки, 58 лодках, 12 шлюпках, 5 баркасах и 11 ялботах, а всего в 93 судах (строительство. — Авт.) окончено…».^{299} Но дошли до дельты Дона в 1769 г. только 2 прама, 9 военных лодок и часть мелких гребных судов.^{300} Остальные же суда, кроме палубного бота, который, основываясь на горьком опыте, оставили на зиму на Икорце, зимовали в разных местах Дона.

Здесь уместно привести материалы, показывающие, сколько сложностей представляла река Дон для проводки даже военных лодок. Так, 2 июля И.М. Селиванов писал в Петербург: «После отправленного в оную коллегию июня от 25 числа коим донесено, что по отбытии господина вице-адмирала и кавалера Сенявина в Таврове лодок на воду спущено было семь, ныне при оном же адмиралтействе на воду спущено еще четыре лодки, кои на Икорецкую верфь отправлены… но в реке Дону мелководье столь велико, что принужден те лодки отправлять без всякого груза, а принадлежащий к ним экипаж отправляется на плотах сделанных из весел и прочих деревьев на те лодки принадлежащих, но и затем в некоторых местах останавливаются, почему… к проходу их другова способу не найдено как только те самые мели расчищаются лопатками, и как для оного так и ради вспомоществования к ходу тем лодками збирается в прибавок к морским служителям до 150 человек обывателей».^{301} Таким образом, Дон не в период большой воды в своих верховьях был практически недоступен даже для вооруженных лодок!

Не меньше трудностей ожидало моряков флотилии и при проводке кораблей в большую воду. Многочисленные мели, перекаты и карчи создавали постоянное напряжение. Не раз приходилось морякам с помощью завозов стаскивать свои суда с мелей. Проблема же карчей достигла таких масштабов, что А.Н. Сенявин вынужден был даже написать самой императрице с просьбой, чтобы она дала соответствующее указание Сенату. 26 августа 1769 г. последовал высочайший указ Сенату о наведении губернаторами Воронежской, Белгородской и Слободской Украинской губерний порядка на реке Дон, после чего последовали соответствовавшие распоряжения Сената.^{302}

Сенат постановил: «В именном Е. И. В. указе за собственным Е. И. В. подписанием, данным Сенату 26 числа минувшего августа написано: вице-адмирал Сенявин Е. И. В. представил, что во время следования его на судах по реке Дону приметил он на самом тесном по оной реке для военных судов проходе много упавшего в воду лесу, который по тамошнему карчами называется, кои во многих местах весь тот фарватер занимают, так что делают оный непроходимым; а как будущего лета по той же реке следовать будут военные суда, того для Е. И. В. повелевает Сенату зделать надлежащие распоряжения с предписанием губернаторам, дабы они приказали жителям лежащих по реке Дону селений в их дачах карчи вычистить, равным образом и по берегам реки деревья, у коих коренья водой уже подмыло, все ж срубя употребить на их обывателей домовой обиход, а чтоб под видом подмывшего водою леса стоящий по берегу реки не подмытый лес вырублен не был, того велеть накрепко смотреть».^{303},[68]

Однако указанные выше достижения были только частью той большой работы, которую провели в 1769 г. В течение зимы и лета 1769 г. были проведены гидрографические изыскания на большей части реки Дон, в его дельте и частично в Таганрогском заливе, по итогам которых составлены карты данных районов. Изучение оставшейся части Дона было закончено зимой 1769/1770 г. Эти работы имели огромное значение.

Важнейшим же итогом 1769 г. стала закладка в сентябре месяце 12 «новоизобретенных» кораблей и начало их постройки, чему предшествовала огромная работа. В течение 1769 г. одновременно шли подготовка, а затем само строительство этих кораблей и доработка различных деталей их проекта. Все это сопровождалось большими сложностями.

Уже в марте 1769 г. под руководством корабельного мастера И. Афанасьева в Шиповых лесах и лесах по реке Битюг были найдены необходимые для постройки кораблей деревья (кроме мачтовых — их найдут только осенью), и в апреле начата их заготовка, хотя по инструкции лесоматериал для корабельного строительства полагалось заготавливать с конца октября по конец марта, когда у деревьев «сок в корню» и древесина прочнее. Но шла война, и время не ждало.

Встал вопрос и о месте постройки кораблей. Спуск прамов на Икорецкой верфи показал всю его опасность для судов даже с осадкой около 4 футов, в связи с недостаточной шириной реки Икорец.^{304} Заслуга в определении этого принадлежит корабельному мастеру И. Афанасьеву. В материалах РГАВМФ сохранился следующий документ: «Корабельный мастер Афанасьев… изъяснялся, [что] при спуске прамов в самую большую воду он видел, что для сходу тех прамов широта реки Икорца была не довольна; ибо из них один прам по сходе с берега как еще не было возможности ево удержать, он пришел на противоположный берег, который тогда и был прикрыт прибылой водой и на подводном береговом кустарнике остановился, хотя и безвредно тому праму случилось, однако впредь другим судам не без опасности, а если сказать, что прам новоизобретенных судов длиннее первого рода одиннадцатью, а второго рода двенадцатью футах; но но спуске на воду прам глубиной был только четыре фута, а новоизобретенного рода суда будут глубже, как по их конструкции показано без груза первое в шесть фуг, второе не менее пяти футов, и как сии суда регулярные, то они при спуске остротою своею… ход свой гораздо возьмут далее, с чем противный им берег станет к повреждению не безопасности; что де принадлежит до судов третьего и четвертого рода, то оные на Икорецкой верфи строить безопасно».^{305}

И опять надо было искать. На Дону оставался только Павловск, где в свое время уже находилась верфь. Для осмотра туда были направлены: советник М.И. Рябинин, корабельный мастер И. Афанасьев, штурман, подштурман и архитектор (последний «к осмотру там… имеющегося адмиралтейского ветхого магазина и сочинению сметы (работ. — Авт.)»). По возвращении ими был составлен отчет, однако из-за важности для флотилии полноценной верфи на место для личного осмотра выехали и А.Н. Сенявин, и И.М. Селиванов. Сообщенные М. Рябининым сведения подтвердились полностью. Хотя верфь в Павловске находилась в сильно запущенном состоянии, судостроение здесь было возможно, а гидрографические условия для строительства крупных кораблей в этом месте намного лучше, чем на Икорце. Места же здесь хватало для постройки 10 кораблей.

В результате в начале июня 1769 г, И.М. Селиванов и А.Н. Сенявин приняли решение о строительстве 6 «новоизобретенных» кораблей в Павловске и б таких кораблей на Икорце. В Павловске должны были быть построены один корабль 1-го рода и пять кораблей 2-го рода, а на Икорце — два корабля 2-го рода, два — 3-го рода и два — 4-го рода.^{306} Решение о строительстве шести кораблей на Икорце было связано с тем, что часть лесов для постройки «новоизобретенных» кораблей уже заготовили около этой верфи и доставка их в Павловск вызвала бы немалые трудности; к тому же строительство на ней кораблей 3-го и 4-го родов не создавало серьезных проблем. Перед этим И.М. Селиванов, естественно, должен был восстановить Павловскую верфь.

Тогда же было принято и решение о числе и месте строительства мелких гребных судов к «новоизобретенным» кораблям. Для кораблей 1-го и 2-го родов предлагалось построить по одной 8-весельной шлюпке и одному 4-весельному ялботу, для кораблей 3-го рода — по одному 4-весельному ялботу и для кораблей 4-го рода — по одной 10-весельной шлюпке и одному же 4-весельному ялботу. Построены, они должны были быть в Таврове.^{307}

^{План Павловска с Новопавловской верфью}

Обо всем этом А.Н. Сенявин в начале июля 1770 г. сообщил в Петербург, заодно представив два табеля — о личном составе, необходимом для укомплектования экипажей «новоизобретенных» кораблей (всего нужно было 1288 человек),^{308} и о числе мастеровых, требующихся для их строительства. Последних он просил прислать к 1 сентября 1769 г. в количестве 219 человек.^{309} Екатерина II утвердила все предложения. А еще 4 июня 1769 г. она произвела контр-адмирала А.Н. Сенявина в вице-адмиралы, тем самым вновь подтвердив высокую оценку его деятельности.

К сентябрю 1769 г. Новопавловская верфь была подготовлена к строительству «новоизобретенных» кораблей, а в Таврове к этому же времени была закончена постройка для них всех положенных малых гребных судов.^{310} Как доносил в Петербург И.М. Селиванов, «1-е, из производимого… в Павловске берегового строения кузница и при оной слесарная в двух мастерских, состоящая в трех покоях с двумя сеньми, караульная с сеньми ж и смольная совсем отделаны и в кузнице горны делать начаты; из старых же магазинов один на 17 саженях корпуса, состоящий в трех магазинах, совсем отделан ж в котором и материалы положены, а другой корпус в 20 саженях тоже в трех магазинах состоящий, по тому ж исправлением приходит в окончание; 2-е, к строению назначенных тамо судов три эллинга сделаны, а ирочия три делаются; леса ж сколько их превезено, те все по лекалам к закладке при готовлены».^{311}

Успешно продвигалась и заготовка лесов. В августе 1769 г. И.М. Селиванов докладывал Адмиралтейств-коллегий, что «потребные к строению судов новоизобретенных родов дубовые леса все заготовлены, кроме сосновых, но в вывозке их по недостатку конных работников весьма медлительны».^{312} Заготовка сосновых лесов (на внутреннюю обшивку и палубы) продолжалась. И.М. Селиванов и А.Н. Сенявин принимали все меры, чтобы доставить заготовленный лес на верфи, однако далее ситуация только ухудшалась — осенью из-за болезней и усталости работников вывозка резко сократилась.

Между тем, к этой проблеме добавилась еще одна — Адмиралтейств-коллегия к 1 сентября 1769 г. не прислала ни одного мастерового из запрошенных А.Н. Сенявиным. Однако откладывать начало строительства «новоизобретенных» кораблей было нельзя (иначе не получалось закончить их к 1 марта 1770 г. — времени вскрытия Дона), и А.Н. Сенявин принял решение о начале постройки. Поэтому 1 сентября 1769 г. на Новопавловской верфи состоялась закладка сразу двух кораблей — по одному 1-го и 2-го рода. На следующий день здесь были заложены еще 2 корабля 2-го рода (в эти дни в Павловске присутствовал сам И.М. Селиванов). К 10 сентября на Новопавловской и Икорецкой верфях было заложено еще 4 «новоизобретенных» корабля — на первой два корабля 2-го рода, а на второй — два корабля 3-го рода. Оставшиеся два корабля 2-го рода и два корабля 4-го рода были заложены на Икорецкой верфи к 18 сентября. Таким образом, состоялась закладка всех 12 «новоизобретенных» кораблей. Непосредственное руководство их строительством было поручено советнику М. Рябинину и корабельному мастеру И. Афанасьеву.^{313}

Из рапорта генерал-кригс-комиссара И.М. Селиванова Адмиралтейств-коллегий от 10 сентября 1769 г.^{314}

…Имею честь донести: 1-е. в ТаБрове построенные 10 шлюпок и 12 ялботов на воду спущены из которых несколько употребляется к перевозу в Павловск железа, а на других перевозится в Воронеж кирпич, теперь в Таврове судового строения не осталось. 2-е. в Павловске все 6 судов новоизобретенного рода заложены, коим и строение производится. 3-е. на Икорецкой же верфи 7 числа сего месяца заложено третьего рода два судна длиною 60, шириною 17, глубиной 6 фут, а прочие четыре судна на сих же днях заложены быть имеют.

Но постройка этих кораблей велась очень медленно в силу недостаточного снабжения верфей материалами и нехватки рабочих рук. О положении дел свидетельствует донесение И.М. Селиванова в Петербург 2 октября 1769 г., где он писал, что на обеих верфях «исключая конных и пеших работников (то есть тех, кто участвовал в заготовке и доставке лесоматериалов на верфи. — Авт.) одних (только. — Авт.) адмиралтейских и прочих больных 580 человек и притом, что из начальников мастерств почти все без изъятия, также и находящиеся при Икорецкой верфи у смотрения над работами офицеры больны ж.:, и на лицо кроме больных он генерал-кригс-комиссар (людей. — Авт.) не имеет…».^{315}

Этот и ряд других вопросов пришлось решать А.Н. Сенявину во время его вызова в Петербург, где он пробыл с конца октября по середину декабря 1769 г. Поездка оказалась весьма плодотворной. Екатерина II обширным указом от 10 ноября утвердила все предложения и просьбы А.Н. Сенявина. Во-первых, ему разрешалось построить на верфях только корпуса «новоизобретенных» кораблей и, спустив их, так вести вниз по Дону, достроив или в пути, или в низовьях реки (Сенявин просил об этом, исходя из ситуации, складывавшейся со строительством, из опасения не успеть к сроку сделать большее), а для перевода этих кораблей через бар позволялось построить и 2 камели; во-вторых, Адмиралтейств-коллегий было предписано немедленно выделить нужное Сенявину число мастеровых, с добавлением, в связи с упущенным временем, того числа, которое укажет Сенявин; в-третьих, повелевалось возобновить Таганрогскую гавань и передать ее в ведение А.Н. Сенявина; на восстановительные работы Екатерина II выделила 200 000 руб.^{316}

* * *

Из указа императрицы Екатерины II вице-адмиралу А.Н. Сенявину от 10 ноября 1769 г.^{317}

На две реляции ваши от 30 минувшего октября и третью от 2-го сего месяца, в ответ и в резолюцию предписываем вам нижеследующее…

1) Будучи довольны усердием Воронежского губернатора Маслова, в прилагаемых им стараниях (к поспешествоваиию порученной вам экспедиции) и в наряде но тону в добавок к прежде наряженным, в Павловскую и Икорецкую верфи, тысячи человекам конных работников, еще в добавок пятисот, да вместо выбылых из числа прежде наряженных, двусот пятидесяти осми конных, да пеших трех сот одного человека, Всемилостивейше конфирмовали Мы сей его наряд, а притом и предписали, чтоб оные как возможно скорей в назначенные места доставлены были, да чтоб и впредь с его стороны всякое надлежащее вспоможение по порученной вам комиссии было.

2) Требуемый вами сто пар волов, с принадлежащим числом работников и с зимнею.упряжью, повелели мы также нашему генерал-майору Щербинину, из Слободской губернии нарядя немедленно в вышепомянутыя ж места доставить, и указ о том для доставления к нему от вас с нарочным, при сем вложить повелели, с тем чтоб с отправляемым могли вы ему знать дать, в которые места и к которому числу оные доставлены быть должны, а вы имеете приказать производить им надлежащую плату во время их употребление в работу.

3) Адмиралтейской Коллегии повеление наше дано, чтоб к построению известных новоизобретенных судов немедленно надлежащее число мастеровых служителей по требованию вашему в Тавров отправлены были, дав им для прибытия туда на каждые десять человек по три подводы.

4) В рассуждении представленных от вас резонов, согласны будучи в том, чтоб помянутые двенадцать судов, для неупущения в реке Дону вешнего наводнения по сделании корпусов, сколько до вскрытия воды успеть будет можно, спущены были; а потому Адмиралтейской коллегии и повелели генералу кригс комиссару Селиванову о том равномерное повеление дать, с тем, чтоб, спустя сии суда, с первою полною водою, вел он в низ, производя оным в пути достройку, и чтоб для сего взял с собою как его экспедиции советников, так и надлежащее число мастеровых людей, а по достроении те суда, вооружа со всем подлежащим удовольствием, по регламенту отдал бы вам…

5) Надлежащее ж число служителей на те новоизобретенного рода суда, также и требуемый вами вещи Адмиралтейской Коллегии велено первым нынешним зимним путем отсюда и из Москвы в Тавров отправить…

7) Когда за мелководней реки Дона, известные строющиеся суда в море провести иного способа нет как посредством камелей, то согласны Мы в том, чтоб оные потому чертежу, которой вы при реляции представили, построить, и для того о том Адмиралтейской Коллегии повеление дали, чтоб на строение их сходно с представлением вашим, приготовляемой на кончебасы лес и тех мастеровых употребить, а строение кончебасов оставить.

8) Равномерно апробуем Мы и то, что вы вместо ластовых судов, потребных для возки военных припасов, кои на новоизобретенных судах поместиться не могут, намерены употребить отданное вам от Коллегии Иностранных Дел стоящее у Таганрога Турецкое судно, а потому и дозволяем вам купить и у Турецкого подданного Греченина упомянутое в реляции вашей судно ж, заплатя за оное деньги по оценке и вашему рассмотрению…

10) О построении во всех трех пограничных крепостях, для поклажи флотских припасов и провианта, магазинов и погребов, также и для морских служителей светлиц, Адмиралтейской Коллегии повеление дано, а чтоб и с стороны тамошних комендантов нужное вспоможение в том оказано и по требованию вашему способные к тому места отведены были, и Военной Коллегии предписание сделано.

11) Таганрогскую гавань отдаем Мы совсем в ведомство ваше, Всемилостивейше препоручая вам поставить оную в такое состояние, чтоб она могла служить как убежищем судам, так и для построения оных, а наипаче галер и других судов по тому месту способных, и чтоб будущая в кампанию 1770-го году флотилия во оной уже зимовать могла. На все оное повелели Мы выдать вам на первой случай двести тысяч рублев, а как соизволение Наше есть, чтоб завести тамо Адмиралтейской Департамент и служителей, по мере тамошней морской силы, то и имеете вы, сочиня сему заведению план, представить оной к Нашему рассмотрению.

12) Вследствие сего и повелели Мы к возобновлению сей гавани определить и отправить туда признанного вами за способного инженер-подполковника Збродова, которому, состоя под главною вашею командою, быть однако ж во всем в ведомстве и тамошнего коменданта бригадира Де'Жедераса, дабы в одном месте разных команд не было.

13) Для помянутого выше построения магазинов, погребов и светлиц, так же и для возобновления гавани, повелели Мы Адмиралтейской Коллегии, взяв от вас подлежащие в том известия, и по смете сходно с вашим представлением, надобной лес заготовить и в вышеупомянугые крепости доставить, а о нужном к тому с стороны Донского и Волгскаго войска, также и от других воинских команд вспоможение и Военной Коллегии повеление дано.

14) Наконец же Адмиралтейской Коллегии предписано и требуемого вами архитектора Петрова, для построения упомянутых в тех крепостях магазинов и погребов туда отправить, служителей же употребить вам на то, так как вы представляете, тех, кои на новоизобретенных судах на низ сплывут.

От известного вашего к службе усердия и ревности уверены Мы, что вы конечно не упустите ничего к произведению в действо всего вам порученного, к умножению тем оказанных уже вами Нам заслуг и Нашего противу того Монаршего к вам благоволения.

Был решен и очень важный вопрос об организационном устройстве тыловой инфраструктуры Азовской флотилии^{318}.^[69] Поскольку флотилии предстояли боевые действия на Азовском море, а ее главной базой должен был стать Таганрог, то руководство всем тыловым хозяйством флотилии было решено поручить конторе Таганрогского порта, после создания таковой, во главе с капитаном над портом в чине капитана 2 ранга. Ей, в свою очередь, должно было подчиняться Павловское адмиралтейство, где «надлежало быть» «главному магазину» флотилии, из которого уже и должно было производиться снабжение последней. Возглавить это адмиралтейство предстояло также капитану 2 ранга. Самой же конторе Таганрогского порта надлежало подчиняться командующему Азовской флотилии, но с отчетом и перед Адмиралтейств-коллегией. Кроме того, тогда же было решено закрыть Тавровскую и Икорецкую верфи: первую уже в конце 1769 г. (из-за малой глубины Дона вниз от Таврова, с этой верфи было крайне сложно провести даже военные лодки), а вторую — по завершении постройки «новоизобретенных» кораблей (по отмеченным выше обстоятельствам она плохо подходила для постройки сколько-нибудь крупных судов).

И еще одно важное решение было принято во время пребывания А.Н. Сенявина в Петербурге — решение о постройке для Азовской флотилии фрегатов. Хотя оно носило судьбоносный характер, в отечественной историографии его значение практически не проанализировано.

Между тем, российское правительство уже в 1769 г. крайне серьезно интересовал вопрос дальнейшего, причем кардинального, усиления флотилии (фактически речь шла о возможности превращения ее в линейный флот постройкой на Дону линейных кораблей). В частности, весной 1769 г. Екатерина II направила Сенявину чертеж корабля, построенного на Дону во времена Петра I. Но Сенявин ответил, что, к его большому сожалению, таких кораблей там сейчас не построить. Однако 15 декабря 1769 г. Екатерина II все же повелела заготовить на Дону лесоматериалы на 3 или 4 фрегата с их последующей постройкой в Крыму. Конструкцию фрегатов предписывалось разработать самому А.Н. Сенявину. В указе, в частности, говорилось: «…Величину и пропорции которых (фрегатов. — Авт.) Е. И. В. по признанному его вице-адмирала отличному искусству в морском деле, совершенно передает его собственному рассмотрению и определению».^{319} И хотя при таких условиях до вступления фрегатов в строй было еще очень далеко, первый шаг на этом пути был сделан.

Из донесения вице-адмирала А.Н. Сенявина Екатерине II от 11 июня 1769 г.^{320}

Что принадлежит до кораблей, не только в Воронеже, но и в Павловске такой величины строить в рассуждении нынешнего в Дону, как в устье оного, так и в Азовском море мелководья, ибо нет ближе места, где б их грузить и вооружать то есть на 24 фугах в открытом море от устья более 100 верст и не имея удобной гавани от сильного волнения, исключая уже нападение неприятельское…

Велико мое было счастье, если б я не только таковой величины корабль, как в том чертеже означен, но хотя б до 32-х с большим калибром пушек судов до десяти иметь мог…

Забегая вперед, отметим, что в марте 1770 г. Высочайший совет все-таки официально оформил идею создания на Черном море линейного флота. Его решение от 15 марта заключалось в следующем: если переговоры с крымскими татарами об их добровольном отложении от Турции и передачи России портов Керчь и Еникале в 1770 г. окажутся успешными, «то… не теряя ни малейшего времени, надобно будет занять, каким бы то числом ни было, нашею Азовской флотилией тот порт, который на крымском берегу нами выговорен будет, дабы при начатии с турками негоциации о мире можно было прелиминарными пунктами выговорить и одержать (осуществить. — Авт.) проход нашими кораблями из Средиземного моря в Черное, яко в такой порт, который в нашей собственности, уже утвержденный, чем и одержано быть может действительное основание нашего флота… на Черном море».^{321} Правда, речь шла, как мы видели, об организации флота на основе линейных кораблей, переведенных из Архипелага.

А через несколько дней после отъезда А.Н. Сенявина во флотилию Екатерина II утвердила и его предложение о превращении одного из кораблей 4-го рода в большой бомбардирский корабль, с постановкой на него дополнительно двух 3-пудовых мортир.^{322} А.Н. Сенявин предложил это в связи с выяснившейся необходимостью в корабле с мощными мортирами. Корабли 3-го рода по своей конструкции иметь таких мортир не могли. На корабле же 4-го рода требовались лишь небольшие переделки.

Из всеподданнейшего доклада вице-адмирала А.Н. Сенявина Екатерине II от 18 декабря 1769 г.^{323}

В. И. В. известное намерение к предприятиям на будущую кампанию может доставить и судам иметь дело с крепостями, и чтоб умножить более вредности крепостям, потребно иметь мортиры трехпудового калибра; к понесению которых и удобными быть могут ныне строящиеся два плоскодонных судна, определенные построением к переводу прочих военных судов через известный бар, [но] по оказавшемуся через промер меководыо, явились к той службе негодными и назначены к повозкам за военными судами груза; из них одно не повелите ли всемилостивейшая государыня сделать бомбардирским, на котором иметь можно две мортиры трехпудового калибра и на сие всеподданнейше прошу В. И. В. указа.

Наконец, 24 декабря 1769 г. высочайшим указом была определена сумма ежегодного финансирования флотилии, которая составила 145 946 руб. 40 коп. (в конце 1770 г. эта сумма была увеличена на 15 301 руб. 88 коп. и составила 161 248 руб. 28 коп.).^{324} Это были деньги на жалование морским и адмиралтейским чинам флотилии, а также «на мундир, морскую провизию и сухопутный провиант для них». Строительство судов и береговых объектов должно было финансироваться отдельно.

Говоря о кампании 1769 года, необходимо также отметить, что в начале 1769 г. Адмиралтейств-коллегией планировалась также постройка галер (25-, 20- и 19-баночных) и 12-весельных каиков.^{325} В июне 1769 г. в пользу строительства галер высказался и А.Н. Сенявин, указав, что без их поддержки будет невозможно ни спокойно вооружить «новоизобретенные» корабли, ни захватить Крымский полуостров.^{326} Однако постройка их так и не состоялась: для этого не было ни людей, ни времени. К тому же осенью 1769 г. изменилась и обстановка: «новоизобретенные» корабли должны были вооружаться в Таганроге, а галеры способствовать развитию флотилии во флот не могли.

Ведомость А.Н. Сенявина по галерам и каикам, планируемым к постройке^{327}

Тип судна	Экипаж	Калибр орудий				Калибр фальконетов
		24 фунта	18 фунтов	12 фунтов	6 фунтов	3 фунта	1 фунт
25-баночная галера	300	1	4	—	—	12	—
20-баночная галера	200	1	2	—	—	12	—
19-баночная галера	114	—	1	2	—	8	—
12-весельный каик	48 или 72	—	—	—	2	12	4

Из донесения А.Н. Сенявина Екатерине II о полезности галер, 11 июня 1769 г.^{328}

…Пока не изыщется к строению таковых судов на Азовском море удобное место (что всего ближе) или когда позволите державнейшая императрица подвергнуть под свое монаршее покровительство восточную часть Крыма, а ко оному предприятию за нужное признаю быть галерам, без коих и нововыдуманным судам обойтися не можно, ибо их вооружение и погрузка не ближе будет от устья реки 45 верст, где глубина 13 фут, а без того в одних тех судах всемилостивейшая государыня пользы никакой не вижу, хотя и будет 8 судов одно в 16, а семь по 14 двенадцатифунтового калибра пушек, но могут ли противу 60 и 50-ти [пушечных] кораблей и большого калибра имеющие пушки стоять не будучи подкрепляемы от галер, предаю [на] премудрое В. И. В. соизволение, когда будет и притом роде галеры, то не только безо всякой опасности и помешательства от неприятеля могут в своем месте быть вооружены и не одна восточная часть, но и весь Крым долженствует содрогнуться…

Подводя же итог кампании 1769 г., нельзя не сказать о большом внимании, проявленном Петербургом, а фактически лично самой Екатериной II к делу создания флотилии, что было крайне важным. Удивительно, но из отечественных историков на этом остановился только С.М. Соловьев. Он писал: «Главной мыслью Екатерины было устройство флотилии на Азовском море, и она отдалась этой мысли со всею своею страстностию, что видно из переписки ее с контр-адмиралом Сенявиным, которому поручено было устройство флотилии. Переписка эта очень напоминает переписку Петра Великого о любимом его деле».^{329} Императрица в 1769–1770 гг. вникала практически во все нюансы создания и деятельности флотилии. В одном из писем она отметила: «Я чаще с вами в мыслях, нежели к вам пишу. Пожалуй, дайте мне знать, как нововыдумленные суда, по вашему мнению, могут быть на воде и сколько надобно, например, времени, чтоб на море выходить могли».^{330} Но при этом, к сожалению, Соловьев не сделал напрашивавшегося, как нам представляется, вывода: Екатерина с самого начала нацелилась на создание в южных морях силы, гораздо более серьезной, чем нарождавшаяся пока флотилия, желая повторить то, что сделал Петр I на Балтике — основать флот! И документы позволяют прийти к такому выводу. Самым же показательным свидетельством внимания императрицы к флотилии и отношения к Сенявину служат ее слова на заседании Совета 5 ноября 1769 г.: «Итак, прошу, если Совет с вышеписанным согласен, прилежно входить в представления Сенявина и сего ревностного начальника снабдевать всем, в чем только он может иметь нужду и надобность, чем и меня весьма одолжите, ибо донская экспедиция есть дитя, кое у матери своей крепко на сердце лежит».^{331} И поддержка эта, как мы видели выше, сыграла большую роль.

Между тем, по возвращении из Петербурга А.Н. Сенявин все силы сосредоточил на достройке в срок «новоизобретенных» кораблей. Большим, подспорьем здесь стали как прибывшие на Дон, «выбитые» в ходе его поездки в Петербург мастеровые (правда, А.Н. Сенявин и сейчас получил только часть из числа тех мастеровых, о присылке которых к 1 сентября 1769 т. он просил, но большего Адмиралтейств-коллегия дать просто не могла), так и дополнительно направленные местными властями конные и пешие работники. О том, насколько острой оставалась ситуация с обеспечением строительства «новоизобретенных» кораблей рабочей силой далее в декабре 1769 г., говорит следующая запись в журнале Адмиралтейств-коллегий: «Адмиралтейств-коллегия слушав от вице-адмирала Сенявина сего декабря 18 числа рапорт, коим из рапорта ж полученного от генерал-кригс-комиссара Селиванова представляет, что построение новоизобретенных судов происходит медленнее тем, ибо по недостатку конных работников лесов к строению оных судов и такого числа навозить не могут, которое б на один день работы надобно было, а сему главная причина та, что и из счисляющихся наличных конных работников у большей части лошади от всегдашнего употребления в работы и без всякой перемены так изнурены, что только количество занимают, а к работе уже совсем неудобны; и во отвращение сего последнего хотя де от Воронежского губернатора и сделано повеление, чтоб обыватели тех селений от которых означенные работники наряжены чрез некоторое время их переменяли другими, однако ж де с тем, что если сие учинить добровольно пожелают, да и что в добавку работников конных к нему генерал-кригс-ко-миссару по 20 ноября от реченного губернатора прислано только 244 человека; при том же из находящихся тамо плотников, коими всеми назначено было окончить объявленное строение судов к марту месяцу, уже умерших адмиралтейских и провинциальных не менее 240, да больных более 250, а по сему он генерал-кригс-комиссар может едва ли надеяться, не имея при работе такого немалого числа людей, да и еще для наличных работников в лесах, чтоб к назначенному времени были те суда в готовности и для того просит о наполнении тех недостатков его вице-адмирала рассмотрения…».^{332} Так что добытая А.Н. Сенявиным в ходе поездки в Петербург помощь была более чем кстати.

Но вместо одной проблемы вскоре возникла другая; неожиданный сюрприз преподнесла природа. В результате аномально ранней оттепели уже в середине февраля 1770 г. на среднем Дону не только прекратил функционировать зимний путь, но и практически сошел снег, а самое главное — вскрылся Дон, вода в котором стала стремительно прибывать. Сразу возникли две проблемы — сроки строительства кораблей приходилось резко сокращать (и это при весьма медленных работах осенью 1769 г.), но при этом распутица остановила как доставку грузов к флотилии, так и вывоз лесов на верфи.^{333}

К этим проблемам вскоре добавилась третья: на верфях началась новая вспышка заболеваемости личного состава. В частности, 17 марта Сенявин так писал И.Г. Чернышеву: «Больных, как здесь (в Павловске. — Авт.), так и на Икорецкой верфи, всякий день умножается, и почти одна лихорадка; я рассуждаю купить в малороссийских слободах вина до 1000 ведер и настоя с полынью велеть давать каждое утро кто пойдет на работу по чарке; сим я думаю поощрить людей к работе, а может и сберегу здоровье их от утренних сыростей; но как то сделано без указа Адмиралтейств-коллегий, то предварительно прошу B.C. мне в том помочь».^{334} В довершение ко всему, в это время заболел И.М. Селиванов, и все руководство оказалось на А.Н. Сенявине. Тем не менее, он отлично справился.

Первые «новоизобретенные» корабли были спущены во время наибольшего разлива Дона — в первой половине марта 1770 г. Остальные спешно достраивались. 17 марта А.Н. Сенявин так писал И.Г. Чернышеву: «…В рассуждении прибылой и последней уже воды я принужден суда спускать, и теперь спущено уже два судна, а и достальные, если не отойдет вода, одно за другим спускать буду; на них обшивка внешняя и внутренняя обшита (то есть построен корпус. — Авт.) и болты закреплены, только палуб кроме одного (судна. — Авт.) намостить не могли…». Спущенными к 17 марта судами были одно 1-го рода и одно 2-го рода, из них первое сошло на воду 1 марта, а второе — 14 марта. Оба были построены на Новопавловской верфи.^{335}

Отдавая должное мастеровым и морякам, А.Н. Сенявин писал И.Г. Чернышеву 26 марта 1770 г.: «Успех в строении судов по состоянию времени и людей идет при помощи божьей так, что более кажется требовать мне от них не можно…».^{336}

Из рапорта вице-адмирала А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий о ситуации, сложившейся с постройкой «новоизобретенных» кораблей из-за аномально ранней весны, 17 марта 1770 г.^{337}

С 6-го февраля наступила оттепель, в реке Дон стала прибывать вода, почему он стал разливаться, а воды, разлитие которых в низких местах, также и на верху слякоть сделали распутицу и так, что 16 февраля здесь не только уже не было зимнего пути, но и совсем земля от снега очистилась; лед на реке прибылою водою взломало и как по полученным мною снизу реки по команде рапортам оказалось, что не только вся река, но и имеющиеся на нейзатоны по 6-е число сего месяца ото льда очистились (а в прошлом 1769 году река Дон зачала ото льда вскрываться 28 марта, когда и прибывание воды началось), но ныне здесь по 2 марта прибыло в реке воды сверх ординарной на сем с третью футов, а потом оная сбывала и по 11-е число на полтора фуга, а с того 11-го паки прибывает и по сие число возвысилась сверх ординарной воды на двенадцать футов.

Сия ранняя и продолжительная распутица застала в пути следующих из Ревеля на здешние суда служителей и сделала им медлительность, а везущим из Петербурга канатам и материалам, также из заводов и из Москвы к артиллерии такелажу, и материалам, и припасам сделала в пути удержание, а вывозке из лесов на верфи надобных для постройки новоизобретенного рода судов деревьев та же распутица сделала великую остановку…

Нахожусь ныне на здешней Новопавловской верфи, где… суда строятся, из которых, хотя и без отделки верху, но как уже ныне последнее большое воды прибывание, то, чтоб не упустить, спустил на воду два судна, в числе коих первого рода одно сего месяца 1-го, второго рода одно 14-го числа, из них на первом судне не только боковые обшивки все сделаны, но и палуба наслана; а второго рода на судне боковые обшивки доверху доведены и только не ускорено наслать палубы, да на обоих судах внутри переборки не сделаны, что и в походе отделать будет можно: достальные здесь строящиеся большие 4 судна вскоре к спуску уповаю приготовить и на сих днях поеду на Икорецкую верфь для такого же тамо приготовления судов к спуску, который спуск мог бы сделать господин генерал-кригс-комиссар Селиванов ежели он был бы здоров, но за болезнью он находится в Таврове…

По спуску же остальных кораблей существуют расхождения, о чем свидетельствует таблица на с. 127.

Таким образом, хотя данные Российского архива Военно-морского флота существенно и не меняют картину, но позволяют уточнить ее. Что же касается постройки кораблей, то так или иначе, но к 25 апреля основные корабли из общего числа «новоизобретенных» судов были успешно спущены. И это, исходя из условий их постройки, стало большим достижением русских моряков и мастеровых.

Данные по времени спуска 10 «новоизобретенных» кораблей

(Данные, содержащиеся в отечественной историографии^{338} ... Данные, обнаруженные в архиве Военно-Морского Флота^{339})

19 марта, Павловск, корабль 2-го рода … 19 марта, Павловск, корабль 2-го рода

19 марта, Икорец, корабль 2-го рода … 19 марта, Икорец, корабль 3-го рода

22 марта, Икорец, корабль 3-го рода … 22 марта, Икорец, корабль 3-го рода

26 марта, Павловск, корабль 2-го рода … 26 марта, Икорец, корабль 2-го рода

26 марта, Павловск, корабль 3-го рода … 11 апреля, Икорец, корабль 2-го рода

18 апреля, Икорец, корабль 2-го рода … 18 апреля, Павловск, корабль 2-го рода

20 апреля, Павловск, корабль 2-го рода … 20 апреля, Павловск, корабль 2-го рода

24 апреля, Павловск, корабль 2-го рода … 24 апреля, Павловск, корабль 2-го рода

26 мая, Икорец, 2 корабля 4-го рода … 26 мая, Икорец, 2 корабля 4-го рода

Далее спущенные корабли, чтобы не упустить половодья, по первой их готовности А.Н. Сенявин отправил вниз по Дону к крепости Святого Дмитрия Ростовского. Так, первое судно было отправлено еще 10 апреля, второе — 14, третье, девятое и десятое (последние два — бомбардирские) — 18, шестое — 28, пятое и восьмое — 30 апреля, а четвертое и седьмое — 1 мая. С этими кораблями было отправлено и большинство принадлежащих к ним гребных судов. Общее руководство корабельной эскадрой было поручено капитану 1 ранга Л.К. Вакселю. Вниз по Дону корабли шли на веслах и на буксире гребных судов, а через мелкие участки тянулись с помощью завозов.^{340}

Между тем, поправился И.М. Селиванов, и А.Н. Сенявин, поручив ему достройку 2 кораблей 4-го рода и 2 камелей, а также доставку вниз по Дону артиллерии, мачт и других припасов для отправленных кораблей, в начале мая 1770 г. сам отправился в крепость Святого Дмитрия Ростовского: нужно было перевести через бар корабли, восстановить Таганрог и возглавить боевую деятельность флотилии.

16 мая Сенявин приехал в крепость Святого Дмитрия. Здесь он застал уже прибывшие с большой водой прам № 4, палубный бот, дубель-шлюпку и последние 29 лодок из зимовавших на Дону. А с 22 мая по 7 июня сюда же пришли и все 10 отправленных с верфей «новоизобретенных» кораблей; по прибытии на них сразу же начались работы по верхней отделке.^{341} Кстати, в конце мая — июне 1770 г. всем «новоизобретенным» кораблям и прамам Азовского флотилии были присвоены названия.

«Новоизобретенные» корабли были названы: корабль 1-го рода «Хотин», корабли 2-го рода «Азов», «Таганрог», «Новопавловск», «Корон», «Журжа», «Модон», «Морея», корабли 3-го рода «Первый» и «Второй», корабли 4-го рода «Яссы» (большой бомбардирский) и «Бухарест» (транспортный). Прамы же получили следующие названия: № 1 — «Гектор», № 2 — «Парис», № 3 — «Лефеб», № 4 — «Елень» и № 5 — «Троил». Отдельно отметим, какие «новоизобретенные» корабли были построены в Павловске, а какие на Икорце (по этому поводу в историографии до сих пор существуют разные позиции). Итак: на Новопавловской верфи были спущены корабль 1-го рода «Хотин», корабли 2-го рода «Азов», «Таганрог», «Новопавловск», «Корон» и «Журжа», а на Икорецкой верфи — корабли 2-го рода «Модон» и «Морея», малые бомбардирские корабли «Первый» и «Второй», большой бомбардирский корабль «Яссы», транспорт «Бухарест».

Тем временем у А.Н. Сенявина появилась новая проблема: на Дону из-за спада воды застряли на мелководье все припасы для «новоизобретенных» кораблей (даже лесоматериалы для их доделки!) и лес для возобновления Таганрогской гавани.^[70] Вследствие чего, во-первых, стало ясно, что ввести в строй эти корабли в 1770 г. не удастся (и при своевременной доставке припасов это было сделать очень сложно), а во-вторых, откладывалось и начало работ в Таганроге. К тому же в начале лета 1770 г. из-за болезней выбыли из строя практически все старшие офицеры флотилии, заболел и сам командующий, но руководство сохранил за собой.

Вместе с тем выяснилось, что при максимальной разгрузке «новоизобретенные» корабли можно переводить через бар и без камелей, для этого нужно было лишь, чтобы ветер нагнал воду в дельте Дона. И А.Н. Сенявин решил приступить к переводу кораблей, не дожидаясь начала работ в Таганроге.

Уже в июне 1770 г. перевели через бар дубель-шлюпку, палубный бот (они нужны были для действий в море уже в этом году) и оба малых бомбардирских корабля 3-го рода, а затем, в июле — сентябре, и остальные 8 «новоизобретенных» кораблей 1-го и 2-го родов. Особенно тяжелым вышел переход у кораблей «Азов» и «Таганрог»: почти месяц они стояли у бара в ожидании подъема воды.^{342} Однако, несмотря на все трудности, к 30 сентября 1770 г. все 10 «новоизобретенных» кораблей 1-го, 2-го и 3-го родов (то есть главная часть кораблей этого типа) были переведены в Таганрог. В октябре того же года А.Н. Сенявин так писал И.Г. Чернышеву: «…Прошлого сентября 30 числа доносил я В. С, что и последние суда в гавань Таганрогскую приведены и теперь все 10 судов стоят в гавани или лучше сказать лежат как караси в грязи, по мелководью оной…».^{343} Но эти корабли были в Таганроге, и теперь их оставалось в начале 1771 г. только подготовить к кампании: вооружить, оснастить, снарядить. Недоставало двух кораблей 4-го рода: спущенные на Икорецкой верфи 26 мая, они в 1770 г. из-за спада воды не смогли дойти даже до крепости Святого Дмитрия Ростовского и остались зимовать на Дону у станицы Мигулинской, которой им только и удалось достичь (но оба они не относились к основным родам «новоизобретенных» кораблей).

Сведения из шканечного журнала корабля «Таганрог» о переходе этого корабля 2-го рода от крепости Св. Дмитрия Ростовского к Таганрогу^{344} (Дата … Событие)

16 июля … Корабли «Таганрог» и «Азов», находившиеся у крепости Св. Дмитрия Ростовского, получили приказ капитана 1 ранга Л.K. Вакселя о следовании к Таганрогу. Начали тянуться от берега, а затем пошли вниз по Дону. Способ движения: «шли буксиром и… греблею», а также использовали верп для того, чтобы тянуться

18 июля … Из-за крепкого ветра «Таганрогу» и «Азову» пришлось стать на верп-анкера. Погода: «ветер крепкий, временно с порывом, волнение»

19 июля … Погода: «ветер крепкий со шквалами и волнение»

20 июля … «Таганрог» и «Азов» продолжили свой путь. Прошли стоящие на позиции в дельте Дона прамы «Елень» и «Лефеб»

21 июля … «Таганрог» и «Азов» пришли к устью реки Кутюрьмы и встали

22 июля … С «Таганрога» и «Азова» начали сгружать на военные лодки припасы, часть балласта и продовольствия

23 июля … «С начала 5-го по 8-й час командующий военного судна “Таганрог” господин капитан-лейтенант Ф. Неелов обще с военного судна “Азова” господином капитан-лейтенантом Тулубьевым и с брандвахтенной лодки мичманом Пустошкиным и штурманами исследовали бар»

24 июля — 17 августа … «Таганрог» и «Азов» стояли на устье Кутюрьмы за спадом воды в дельте Дона. Уровень воды на баре достигал даже 4 футов

17 августа … Глубина на баре достигла 6¹/₂ футов и «Азов» и «Таганрог» начали переход через бар. Вскоре «Таганрог» прижало к мели, а поскольку уровень воды вновь упал, этот корабль остался на мели

18 августа … «Таганрог» смог стянуться с мели

19 августа … «Таганрог» перешел через бар

21 августа … «Таганрог» втянулся в Таганрогскую гавань.

Таким образом, у России на Азовском море появилась практически готовая боеспособная эскадра (оставалось провести мероприятия, обычные при подготовке кораблей в начале кампании), то есть сила, способная вести на нем боевые действия, чем была решена первая главная задача в области судостроения. Это стало действительно большим успехом, но им дело не ограничилось!

Тем не менее, А.Н. Сенявин в письме И.Г. Чернышеву с огорчением отмечал, что эскадре не удалось приступить к действиям уже в 1770 году, хотя в действительности это и было нереально. Чернышев ответил: «Мне ни что так приятно быть не может, как видеть успехи в ваших делах; но когда по всем вашим стараниям в приведении вверенной вам флотилии в тоже состояние, чтоб показав оное действие могли произвести желаемое удовольствие своей самодержице, встретившиеся оному препятствия отводят вас от исполнения в том, не только вы не обвиняетесь, но ни мало на вас не относится, а чисто сердечно говорю: сколько здесь уверены в вашем усердии к службе, столько и по порученной вам экспедиции все ваши дела и все распоряжения приемлются с соответствующим вашей исправности уважением, и я с моей стороны вас совершенно уверяю, что вам нет причины вдавать себя в то смущение, в каком иные по своей неисправности оставаться должны…».^{345}

В сентябре 1770 г. началось восстановление береговых объектов в Таганроге, а с 1 октября и восстановление гавани.^{346} И работы эти шли успешно. Кроме того, в начале сентября А.Н. Сенявин организовал, наконец, контору Таганрогского порта и Новопавловскую адмиралтейскую контору. В результате первая стала главным центром управления тыловым хозяйством флотилии, а также строительства и достройки судов.

Более того, в 1770 г. был сделан огромный шаг на пути дальнейшего усиления корабельного состава флотилии. 20 сентября 1770 г. на воссозданной Новохоперской верфи (на реке Хопер, притоке Дона) были заложены 2 32-пушечных фрегата. Осуществилось то, что еще совсем недавно казалось немыслимым. Возможным же это стало благодаря большой проделанной работе и решению, найденному А.Н. Сенявиным и И. Афанасьевым. Кратко проследим хронологию событий.

Уже в начале января 1770 г. А.Н. Сенявин представил И.М. Селиванову общий чертеж 32-пушечного фрегата, который оказался отличным от обычных фрегатов этого ранга: он имел меньшую осадку, более сильное артиллерийское вооружение и оформленный в качестве отдельной палубы орлоп-дек (на прежних русских фрегатах имелась лишь его часть — кубрик).^[71] После этого был произведен расчет всего необходимого для такого фрегата (при постройке предстояло использовать весь материал, оставшийся от строительства «новоизобретенных» кораблей).

Из донесения вице-адмирала А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий о ходе работ над созданием проекта фрегата для Азовской флотилии, 4 апреля 1770 г.^{347}

Во исполнение оного всевысочайшего Е. И. В. указа я по прибытии в Воронеж ордером моим 3 января сего года флотов к господину генерал-кригс-комиссару и оной коллегии члену Селиванову с препровождением оригинального фрегата чертежа предложил, дабы он потому чертежу доставил меня сведениями во всех здешних местах по означенному чертежу надобного лесу насколько фрегатов набраться может; и заблаговременно приказал бы по департаментам сделать исчисление по объявленному чертежу для построения вооружения и к службе на море для кампании чего сколько потребно, показав буде остающееся от новоизобретенного рода судов будет чего сколько могущего зачесть в число на те фрегаты положения; и как скоро таковые ведомости сочинены будут, оные и подал бы ко мне, по которому ордеру он, господин генерал-кригс-комиссар при своих рапортах ведомости о надобном на те фрегаты по интендантскому и экипажескому департаментам от 22, а о артиллерии и ее снарядах и припасах от 28 февраля ко мне, хотя и отправил и мною первые 27 февраля ж, а последние марта 5 числа получены; но по рассмотрении в них оказалось только одно положение надобному, не означивая в то число, что есть наличного, а артиллерийская и в числе пушек по калибрам, а от того и во всех снарядах в положении против чертежа явилась несходственна, ибо по той ведомости полагаемо было на каждый фрегат пушек 12-ти фунтового калибра по 20-ти, а 6-ти фунтового калибра ж по 12-ти, но по чертежу означено на гон-деке двадцать шесть пушек должны быть одинаковые двенадцати фунтового калибра, на квартер-деке шесть пушек шести фунтового калибра, по числу коих и положение снарядов быть должно; для чего оные ведомости от меня и возвращены к нему господину генерал-кгрис-комиссару ради поправления в вышеписанном…

Параллельно корабельный мастер И. Афанасьев и капитан-лейтенант М.П. Фондезин вели поиск нужных лесов. В результате необходимые деревья были обнаружены в Шиповых и Борисоглебских лесах, прилежащих к рекам Карачану, Хопру и Вороне, после чего А.Н. Сенявин сразу же организовал их заготовку под командованием капитана 1 ранга А.Л. Тишевского.^{348} Кстати, производить заготовку лесоматериалов А.Н. Сенявин распорядился по комплектам: сначала все необходимые деревья для одного фрегата, затем для другого и так далее. Забегая вперед, укажем, что, заготовив лес на первые два фрегата, о двух других комплектах фактически «забыли», спохватившись, только когда вышел указ о постройке двух 58-пушечных фрегатов.^{349}

Между тем, встал вопрос, где строить фрегаты. Расчет на постройку в еще не занятом Крыму означал неопределенность во времени вступления в строй, вероятные задержки, к тому же доставка туда лесов и припасов была очень сложной и дорогой. Однако, как казалось, такой вариант неизбежно следовал из опыта Русско-турецкой войны 1735–1739 гг., другого и быть не могло. Тем не менее, он нашелся. В мае 1770 г. А.Н. Сенявин предложил блестящее, хотя и крайне сложное решение: построить корпуса фрегатов на Новохоперской верфи (за тысячу верст от дельты Дона), спустить их и провести к Азовскому морю, а там на камелях (для чего немного переделать уже имевшиеся две камели) перевести через бар и отбуксировать к Таганрогу, где и достроить, после чего оснастить и вооружить.^{350} Это намного ускоряло появление фрегатов в Азовской флотилии.

Упомянув об этом предложении А.Н. Сенявина, необходимо отметить и тех, кто помог его найти — корабельного мастера И. Афанасьева и капитана 1 ранга А.Л. Тишевского. Первый фактически сформулировал указанный способ. А.Н. Сенявин писал: «…И как на мое требование корабельный мастер Афанасьев объяснился, ежели те фрегаты построены будут, только, чтоб можно было их спустить, то он уповает их для проводки через бар в Азовское море поднять до 4 фут на камелях, которые и сделать из тех самых камелей, кои построены для судов новоизобретенного рода, раздвинув их в длину, в ширину и в вышину, и что то очень мало коштовать (стоить) может…».^{351} Второй же, кроме поиска, а затем и заготовления, как отмечалось нами выше, необходимых для постройки фрегатов лесов, по распоряжению А.Н. Сенявина, быстро оценившего идею И. Афанасьева, нашел место для сооружения верфи. Оно находилось «при Новохоперской крепости на реке Хопре, расстоянием от того, где на фрегаты леса заготавливаются в 20 и 30 верстах».^{352} Тем самым достигалась существенная экономия времени и денег, поскольку отпадала надобность в доставке лесов в Павловск. Кроме того, ширина реки Хопер у Новохоперской крепости позволяла еще и развивать здесь судостроение, поскольку позволяла спускать на воду достаточно большие суда. Таким образом, именно И. Афанасьеву, А.Н. Сенявину и А.Л. Тишевскому Азовская флотилия была обязана нахождением решения, столь серьезно повлиявшего на ее судьбу.

Итак, решение о постройке фрегатов на Хопре было предложено А.Н. Сенявиным правительству и одобрено им. А 1 июня 1770 г. Екатерина II выделила 50 000 руб. на постройку пока двух 32-пушечных фрегатов.^{353} И хотя официально деньги выделялись на постройку «повеленных фрегатов», но указанная сумма при стоимости строительства такого же фрегата в обустроенном Архангельске в 20 164 руб. 28 коп. не оставляла иных вариантов, как соорудить только два фрегата. О построении двух фрегатов писал А.Н. Сенявину в частном письме и И.Г. Чернышев: «…А как производится строение оных [фрегатов] у города Архангельска, где цена их со всем такелажем 20 164 рубля 28 копеек показана: то следуя оному и пришлется к вам сумма 50 000 рублев с тем расположением, что буде оной недостаточно будет на построение и снабжение четырех или трех фрегатов, то, чтобы надобные к тому приготовления делали только на два фрегата (курсив наш. — Авт.)…».^{354},[72] Последнее стало, на наш взгляд, существенной ошибкой, поскольку проигнорировало широкий исторический опыт развития флота (например, того же Петра I), к тому же примененный при создании «новоизобретенных» кораблей, свидетельствовавший о значимости именно серийной постройки судов для быстрого увеличения силы военно-морского корабельного соединения.

Указ императрицы Екатерины II Адмиралтейств-коллегий от 1 июня 1770 г.^{355}

По представлению нашего вице-адмирала Сенявина, которым он просит об ассигновании на заготовление и построение повеленных фрегатов леса денежной суммы, повелеваем нашей Адмиралтейств-коллегий принять от нашего генерал-прокурора 50 тысяч рублей и оные к нему доставить: по требованию же его вице-адмирала всякое всевозможное вспомоществование учинить, також де и удовольствовать всем тем, что от коллегии зависеть будет.

Далее подготовка к строительству была ускорена, проведено восстановление Новохоперской верфи, и 20 сентября как уже отмечалось выше, на ней были заложены два 32-пушечных фрегата. Их строительство было поручено корабельному мастеру И. Афанасьеву, доставлять же необходимый лесоматериал должен был А.Л. Тишевский.

Здесь необходимо сказать несколько слов об устройстве и вооружении этих первых фрегатов Азовской флотилии (какими они получились сразу после постройки).^{356} Каждый из них был длиной 130 футов, шириной 36 футов и с глубиной интрюма 11¹/₂ футов. По первым двум измерениям эти фрегаты, таким образом, немного превосходили аналогичные 32-пушечные фрегаты того времени, построенные для Балтийского флота (фрегат «Африка», построенный в 1764–1768 гг. в Архангельске, имел длину 118 футов, ширину 31 фут и глубину интрюма 14 футов и был типичным фрегатом Балтийского флота 1760–1770-х гг.), а по последнему (глубине интрюма) — уступали им. То есть их осадка была уменьшена до максимально возможного, так как иначе даже одни корпуса этих фрегатов было бы не вывести в Азовское море.

Отличались азовские фрегаты и по составу вооружения. Они имели 26 12-фунтовых орудий на опер-деке и 6 6-фунтовых орудий на квартер-деке.^{357} Вооружение же балтийских фрегатов в это время обычно состояло из 20–22 12-фунтовых и 10–12 6-фунтовых орудий.^{358},[73] То есть при равном количестве орудий и при соответствии их пока в калибрах фрегаты Азовской флотилии все же имели более сильное артиллерийское вооружение за счет большего числа 12-фунтовых орудий.^[74] Стоит отметить, что орудия для их вооружения были взяты из числа отлитых сверх количества, необходимого для «новоизобретенных» кораблей.

Ведомость необходимых для укомплектования штатного боезапаса двух фрегатов снарядов^{359}

^{Вид боеприпаса … Необходимое количество, шт.}

Граната 6-фунтовая … 300

Граната 3-фунтовая … 400

Дробь 12-лотовая … 23 400

Дробь 6-лотовая … 5400

Книппель 12-фунтовый … 1170

Книппель 6-фунтовый … 270

Ядро 12-фунтовое … 2860

Ядро 6-фунтоеое … 660

Как мы видели выше, присутствовали нюансы и во внутреннем устройстве фрегатов, заложенных на Новохоперской верфи: в частности, при структуре, аналогичной 32-пушечным фрегатам Балтийского флота: интрюм, орлоп-дек (кубрик), опер-дек (для 12-фунтовых орудий), квартер-дек (для 6-фунтовых пушек) и форкастель, — орлоп-дек превратился в полноценную палубу, увеличив отстояние от ватерлинии опер-дека и квартер-дека.^[75]

Ведомость «Какое число следует на два фрегата заготовлять лесов…»^{360}

^{Название основных деталей набора корпуса … Количество, шт.}

Орлоп книц … 196

Гон-дек книц … 216

Квартер-дек книц … 172

Форкастель книц … 86

Орлоп бимсов … 51

Гон-дек бимсов … 56

Квартер-дек бимсов … 45

Форкастель бимсов … 4

А вот парусное вооружение фрегатов оставалось одинаковым с их балтийскими собратьями. Так, в шканечных журналах во время действий этих фрегатов в 1772–1774 гг. постоянно упоминаются следующие паруса: фок, грот, бизань (прямой парус), косая бизань (четырехугольная на бизань-рю), фор-марсель, грот-марсель, крюйсель, фор-брамсель, грот-брамсель, крюйс-брамсель, фор-стеньг-стаксель, грот-стеньгстаксель мидель-стаксель, крюйс-стеньг-стаксель, апсель, кливер и лиссели.^{361}

Наиболее используемый вариант парусного вооружения по шканечному журналу фрегата «Первый». 7 октября 1772 г.^{362}

В первом часу [пополудни]… ветер марсельный легкий, небо малооблачно, погода пасмурна; паруса имеем марсели, крюйсель, фок-, грот- и бизань-зейли, стеньг- и мидель-стаксели, кливер и апсель…

Штатный экипаж одного такого фрегата должен был насчитывать 233 человека, в том числе 153 морских служителя, 24 артиллерийских и 56 солдатских. Постройка, вооружение и оснащение этих двух фрегатов обошлись в 80 000 руб.

Забегая вперед, отметим, что фрегаты данного проекта оказались весьма удачными по своим качествам, заслужив высокую оценку как И.Г. Кинсбергена, так и В.Я. Чичагова.^[76] Видимо, этим и объясняется последовавшая в итоге смена курса в развитии русских фрегатов. Так, сначала на Балтийском море появился фрегат «Павел» (1772 г.),^[77] обозначивший отказ от петровских образцов, а затем и на Черном море следующие проекты фрегатов стали прямым продолжением рассмотренного нами варианта.

Таковы итоги создания флотилии в 1768–1770 гг. Итоги, по которым работа, проделанная моряками и мастеровыми флотилии под руководством А.Н. Сенявина, заслуживает высокой оценки: 1) были организованы структура флотилии и ее личный состав; 2) создана судостроительная база; 3) построена боеспособная эскадра из «новоизобретенных» кораблей для действий на море; 4) найдены возможности для дальнейшего усиления флотилии.

^{Теоретический чертеж 32-пушечных фрегатов типа «Первый»}

^{Вариант парусного вооружения русского фрегата в 1760-е гг. на примере учебного фрегата «Надежда». Названия парусов: 1 — блинд; 2 — кливер; 3 — фор-стеньги-стаксель; 4 — фок; 5 — фор-марсель; 6 — фор-брамсель; 7 — грот; 8 — грот-марсель; 9 — грот-брамсель; 10 — крюйсель; 11 — крюйс-брамсель; 12 — бизань трапециевидного типа}

Таким образом, у России появился важнейший инструмент для проведения Крымской операции, и появился вовремя! Создавшиеся благоприятные условия позволили российскому правительству поставить главной задачей на 1771 г. овладение Крымом и подготовить для этого соответствующую операцию, в которой важная роль отводилась Азовской флотилии.

Материалы РГАВМФ позволяют дать точные данные по кораблям Азовской флотилии и их расположению к 1771 г. Обратиться к этому вопросу особенно важно в связи с расхождением данных, представленных в отечественной историографии. Рассмотрим основные варианты. Согласно первому, в начале 1771 г. в Таганроге сосредоточилось: один 16-пушечный трехмачтовый корабль, девять 16- и 14-пушечных двухмачтовых кораблей, пять прамов, два бомбардирских корабля, дубель-шлюпка и палубный бот.^{363} Здесь явная ошибка в местоположении судов и не совсем подходящая характеристика «новоизобретенных» кораблей, данная не по их родам и боевым функциям, а по числу мачт. К нему близок второй вариант, по которому флотилия имела к указанному времени 10 «новоизобретенных» кораблей, два бомбардирских корабля, пять прамов и около 100 мелких судов, в том числе 60 казацких лодок. Кроме того, здесь отмечена покупка весной 1771 г. двух транспортных судов.^{364} Несмотря на все это, данный вариант также нуждается в уточнении и дополнении. По третьему же варианту, в Таганроге сосредоточились 8 «новоизобретенных» кораблей и 2 бомбардирских.^{365} Наконец, четвертый вариант отличается от предыдущего тем, что вместо двух бомбардирских кораблей указаны два прама.^{366}

Чтобы получить представление о точной картине, обратимся к архивным материалам. Согласно им, Азовская флотилия к началу 1771 г. имела следующие силы:^{367} 12 «новоизобретенных» кораблей, 5 прамов, дубель-шлюпку, палубный бот, 44 военные лодки, а также малые гребные суда (всего 48 баркасов, шлюпок, ялботов и беспалубных ботов). Располагались же они так: в Таганроге — один корабль 1-го рода, 7 кораблей 2-го рода, два малых бомбардирских корабля 3-го рода, дубель-шлюпка, палубный бот и часть военных лодок; в крепости Святого Дмитрия Ростовского — вторая часть военных лодок и три прама. Еще два прама находились на хранении в Павловске. Два же корабля 4-го рода зимовали на Дону. Личный состав флотилии составляли 2413 человек (по штату 1770 г, полагалось иметь вместе с денщиками 3218 человек: 1495 на прамах, 308 на лодках и 1415 на «новоизобретенных» кораблях).^{368} Кроме того, в состав флотилии вошли еще два судна — трехмачтовая поляка и двухмачтовая шаития, использовавшиеся далее как транспорты. Оба судна застряли у Таганрога с начала войны, и затем по решению Петербурга поляка, принадлежавшая греку А. Псаро, была у него куплена в ноябре 1770 г. за 2000 руб., а шаития, как турецкое судно, просто включена в состав флотилии.^{369}

Из документов о составе Азовской флотилии в начале кампании 1771 г.

1. Из рапорта вице-адмирала А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий от 23 февраля 1771 г.^{370}

В Таганрогском порту ныне зимующих военных судов первого рода одно, второго рода семь, третьего рода два, итого десять, дубель-шлюпка одна и бот палубный один, в том же порте и при крепости Святого Дмитрия Ростовского лодок военных сорок четыре, да при оной же крепости прамов три, и все оные суда приказано от меня по вскрытии воды выкренговать, а кои следует можно будет, те и выкильгелевать, и из них на военных новоизобретенного рода судах поставить мачты и продев стеньги положить на оные реи; но как Таганрогская гавань мелководна, в которой тем судам в полном их грузе выйтить не возможно, да и за гаванью в море более полутора верст проход по мелководью небезопасный, для чего верхний груз и вооружение верхнее ж предоставил сделать за гаванью с помощью военных лодок на безопасной глубине…

2. Ордер вице-адмирала А.Н. Сенявина Конторе Таганрогского порта от 9 ноября 1770 г.^{371}

Поданным ко мне рапортом грек Афанасий Псаро доношением объявил, что собственное ево судно плака обстоящее в Таганрогском порте, с коего такелаж и прочие припасы имеющиеся здесь по случаю с Портою войны, дабы от праздности, и по ево Псаро к содержанию оного невозможности, не могло доходить в повреждение, а тем и к негодности, ежели оное угодно казне, хотя де он за него и дал в недавних временах 4000 рублев, но в казну с его усердием уступает за 2000 рублев. А как оное судно нужно надобно в донскую флотилию для повозок за флотилией и по именному за подписанием собственной Ея. И. В. руки 10 ноября 1769 года указа гювелено мне означенное судно купить, заплатя за оное деньги по оценке и по моему рассмотрению. И но содержанию оного указа Конторе Таганрогского порта приказать помянутое судно принять…

Указывая корабельные силы, которыми обладала Азовская флотилия к началу 1771 г., необходимо особо отметить важную роль в их создании корабельного мастера подполковничьего ранга И. Афанасьева. Именно он занимался обеспечением достройки прамов и воплотил в жизнь проект «новоизобретенных» кораблей, в создании которого, кстати, активно и участвовал. Труд Афанасьева не был забыт: 2 марта 1771 г. по высочайшему решению «за построение пяти прамов и новоизобретенного рода 12 судов» он был награжден 1260 рублями.^{372}

1771 год стал годом первой боевой кампании Азовской флотилии, и теперь основное внимание А.Н. Сенявина, естественно, было приковано к управлению военными действиями. Руководство в тылу (контроль над судостроением, проведение достройки и ремонта кораблей, организация снабжения флотилии) он возложил на контору Таганрогского порта. Однако она оставалась под постоянным контролем А.Н. Сенявина, который, несмотря на свою занятость в 1771–1774 гг. военными действиями флотилии, по-прежнему очень много внимания уделял и вопросам ее строительства.

Во второй половине апреля — первой половине мая 1771 г. в Таганроге были подготовлены к кампании находящиеся там «новоизобретенные» корабли. Работы пришлось вести в сложных условиях: поскольку глубины Таганрогской гавани не позволяли вооружить, оснастить и снарядить корабли в самой гавани, это пришлось делать за ее пределами на рейде, а все необходимое доставлять с берега военными лодками (было использовано 14 лодок).^{373} Работам сильно мешала ветреная погода. Тем не менее, к 12 мая были готовы первые три корабля, а к 17 мая — вся эскадра из 10 кораблей.^{374} Достаточно быстро были подготовлены и два корабля 4-го рода: приведенные в Таганрог с большой водой, весной 1771 г., они вошли в строй уже в июне того же года. Именно «новоизобретенные» корабли и стали единственной главной силой флотилии в 1771 г.

Усилить же флотилию А.Н. Сенявина 32-пушечными фрегатами в том году не удалось, несмотря на все старания. В начале все шло успешно. Уже 12 и 13 апреля фрегаты «Первый» и «Второй» были спущены на Новохоперской верфи, а 1 и 2 мая под общим командованием капитана 1 ранга А.Л. Тишевского отправлены к крепости Святого Дмитрия Ростовского, куда и прибыли благополучно в середине июля фрегат «Первый» 12 числа, а «Второй» — 20. Но далее возникла серьезная задержка — из-за летнего спада воды на Дону было невозможно спустить 2 камели, перестроенные в крепости Святого Дмитрия Ростовского. Это удалось только в начале сентября. И хотя фрегат «Первый» сразу же поставили на них и отправили в путь, довести его удалось только до бара, большего же сделать в 1771 г. не позволил значительный спад воды на Дону. В итоге фрегат «Первый» так и остался зимовать у бара в дельте Дона, а фрегат «Второй» — у крепости Святого Дмитрия Ростовского.^{375}

Из рапорта вице-адмирала А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий о ходе работ по введению в строй фрегатов «Первый» и «Второй», 27 октября 1771 г.^{376}

…Во исполнение всемилостивейшего Е. И. В. писания с сим же курьером отправленным к Е. И. В. всеподданнейшим моим рапортом донес, что вышепредписаипые фрегаты числом два во исполнение прежнего Е. И. В. указа на Новохоперской верфи построены [для способности к переводу] только с одной нижней палубой без верхней отделки, и как же и до сего Е. И. В. от 18 мая и 22 июля, которых чисел и Адмиралтейств-коллегий доносил, что они на той Новохоперской верфи на воду спущены первый 12, а второй 13 апреля и от верфи в путь отправились рекою Хопром мая 1 и 2, в Дон вступили мая 31 и июня 1, а к крепости Святого Дмитрия Ростовского прибыли июля 12 и 20 чисел, с коего времени стояли они у той крепости по 2 сентября [потому что] за сбытием воды приготовленных для них камелей с берега спустить было не можно, по как лишь сделалась прибыль, то камели 1 и 2 чисел сентября спущены и на них Первый фрегат поставлен и доведен на самое устье реки Кугюрьмы к Азовскому морю, где по последнему от 13 числа сего месяца дошедшему ко мне известию показано, что стоит за мелководьем на баре еще у оного, и хотя я прежде о старании в переводе их неоднократно писал, но однако ж ныне подтвердил, дабы при самом первом наводнении, не взирая и на крепость ветра стремились переводить оные через мель, ибо если ожидать стишения, то такого времени по известной мне тамо убыли воды столько не будет, сколько б в рассуждении расстояния на переход через ту мелкость надобно…

Между тем, как только в 1771 г. Россией был занят Крым, в Петербурге решили, что сложились все обстоятельства для создания на Черном море линейного флота и без перевода линейных кораблей из Архипелага. Следствием стало решение снова попытаться их построить, только теперь не на Дону, а в Крыму (то есть речь вновь шла о превращении Азовской флотилии в линейный Черноморский флот). И 29 августа А.Н. Сенявин получил высочайший рескрипт Екатерины II, которым ему было предписано проверить возможность постройки в Крыму двух линейных кораблей из крымского леса или «по крайней мере, одного 66-пушечного корабля». Во всяком случае, Екатерина II предлагала найти хотя бы удобное для верфи место, а необходимый лес, сообщала она Сенявину, ею уже было предписано заготовить в районе Казани и доставить в Азов.^{377}

Однако расчеты на постройку линейных кораблей в Крыму не оправдались. Проведенная разведка показала, что для подобного строительства нет ни подходящего места, ни нужных лесоматериалов. Об этом А.Н. Сенявин и сообщил Екатерине II в своем донесении от 27 октября 1771 г.^{378} Доставлять же в Крым все необходимое для строительства линейных кораблей из России было слишком дорого и трудно. А на Дону такие корабли, как считали в то время, было просто невозможно построить.

В итоге, после того как Сенявин дал отрицательный отзыв на мысль о возможности постройки в Крыму линейных кораблей, Высочайший Совет принял решение о нецелесообразности попыток их постройки до конца войны: «Лучше… не [Доказывать понапрасну, что мы их имеем, и приготовиться к постройке оных на будущее время надобности».^{379} То есть, хотя реализацию идеи отложили, но курс на строительство линейного флота на Черном море был закреплен окончательно. Впрочем, вопрос серьезного усиления флотилии в текущий момент оставался насущным.

Но здесь английский адмирал на русской службе Ч. Ноульс предложил проект 58-пушечного фрегата для Азовской флотилии, с учетом всей местной специфики. Способ их строительства должен был быть таким же, как и у построенных 32-пушечных фрегатов. А вот по устройству и вооружению они имели отличия. Важнейшими из них должны были быть: очень небольшая осадка (практически плоскодонность) при существенно большей, чем у обычных фрегатов, длине и более сильное артиллерийское вооружение. Безусловно, данные 58-пушечные фрегаты серьезно усилили бы мощь флотилии А.Н. Сенявина. Исходя же из размеров и состава вооружения данных фрегатов, это было решение о начале строительства для Черного моря крупных кораблей.

В итоге своим решением от 26 декабря 1771 г. Екатерина II повелела А.Н. Сенявину вместо двух линейных кораблей построить на Дону 2 58-пушечных фрегата по чертежам адмирала Ч. Ноульса, на что выделялось «на первый случай 50 000 рублей».^{380} Адмиралтейств-коллегий тем же указом выделялось 60 000 руб. на изготовление орудий.^{381}

Такое усиление флотилии было тем важнее, что действия «новоизобретенных» кораблей на Азовском и особенно Черном морях выявили их, в целом, низкие мореходные качества. В частности, основными недостатками были: сильная боковая качка, постоянно грозившая поломкой мачт, и большой дрейф при лавировании, от которого при движении таким способом «выигрышу быть нельзя»; невозможность держаться в дрейфе во время сильных ветров (а значит, и находиться в море в шторм) и заливаемость даже от обычного волнения; тихоходность (максимальная скорость кораблей 2-го рода, выявленная по их шканечным журналам, достигала 7,5 узлов, но она встречается редко; средняя же скорость всех кораблей «новоизобретенного» рода равнялась 4–5 узлам^{382}) и небольшой запас продовольствия и воды на борту; тяжелые условия для жизни экипажа.^{383}

Вывод командиров, участвовавших в первом походе но Черному морю, и командующего отрядом Я.Ф. Сухотина о полной непригодности этих кораблей для боевых действий на море был несколько преувеличен: 1773–1774 гг. показали, что находиться в море и. воевать на них было возможно, только требовались большая выучка и мастерство, учитывая ограниченные возможности «новоизобретенных» кораблей. Впрочем, А.Н. Сенявину это было известно изначально, но в 1768 г. другого варианта не было. Однако данное обстоятельство вызвало беспокойство в Петербурге, и уже в отмеченном нами рескрипте Екатерины II от 26 декабря 1771 г. А.Н. Сенявину было предписано произвести на «новоизобретенных» кораблях такие переделки, чтобы «оные если не атаковать, то по крайней мере защищаться могли».^{384}

Из донесения вице-адмирала А.Н. Сенявину за подписью капитана 1 ранга Я.Ф. Сухотина, капитан-лейтенантов Тулубьева, Фондезина, Карташева и Баскакова от 30 сентября 1771 г.^{385}

Во исполнение В. П. данного мне от 6 числа сего сентября ордера с гг. командующими бывшими на Черном море на кораблях новоизобретенного рода имел я рассуждение, что случившиеся на оных плавание до Ялты преподало видеть неспособность оных кораблей на оном море, а именно: глубина онаго моря от Судака так велика, что в расстоянии от берега не более 8-ми верст по выпускании лотлиня до 130 саж. До дна не доставали, чем самыя открывает безякорные места, где в случае противных крепких ветров надобно быть в дрейфе, для которого означенные корабли по их плоскодонности и к ветру как надлежит приходить не могут, а должны оные быть большею частью между валами, от чего во время оного дрейфа невольно могут быть занесены в опасные места и от превеликой с боку на бок качки не без опасности к потерянию мачт, ибо не только в таком случае, но будучи в Ялтенской бухте на якоре в бывший не более суток крепкий ветер чрезвычайной с боку на бок качкою повредило на кораблях Азов и Новопавловск мачты, да на Азове ж и стеньгу, а при продолжении к тому еще шторма, коим увеличит волнение, и быть во открытом море в дрейфе качки выдержать не в силах и должны искать своего спасения. Да по прошествии шторма при тихом ветре, но в волнение невозможно без опасности открепит пушки и снять с оных сделанные вместо портов мамеренцы, кои препятствуют наводить пушки, а как оные снимутся будет вода входить в порты на палубу, а по малому уклону палуб и по широте она пойдет в трюмы, и с неприятельскими регулярными кораблями иметь дело по худости их хода и не держа линии с 7 румбами от ветру, авантажи и искусства потеряны, а неприятель с превосходной силой, но с регулярными кораблями остается со оными; и за вышеписанным обстоятельством оные корабли на оном море против неприятеля действия иметь полагаем неспособными, а могут служить для перехода от места к месту при благополучных ветрах, а во время случивших крепких ветров наипаче как должны возвратиться к закрытым якорным местам, а на открытых для великих качек стоять весьма опасно…

Говоря о судостроении в 1771 г., необходимо коснуться и проблемы малых вспомогательных судов. К апрелю 1771 г. Азовская флотилия имела 48 таких судов, из них 4 морских — палубный бот, дубель-шлюпку, поляку и шаитию. И хотя такое общее число малых судов было достаточно велико, тем не менее, перед А.Н. Сенявиным встала проблема их недостатка. Во-первых, этого числа вспомогательных судов не хватало для транспортировки грузов (причиной была ограниченная грузоподъемность военных лодок, которыесоставляли большинство), а во-вторых, особенно остро требовались малые суда, пригодные к службе на море (их было всего 4): флотилия начала действовать на море, и ей были крайне нужны суда не только для транспортной, но и для дозорной и посыльной деятельности. И Сенявин немедленно обратился к данной проблеме (успешному решению которой способствовала и некоторая разгрузка верфей от строительства кораблей и фрегатов), добившись в марте 1771 г. высочайшего решения о выделении 10 000 руб. на строительство 12 палубных ботов (2 планировались для службы при фрегатах, а остальные для самостоятельных действий; фактически же все действовали самостоятельно). Они должны были быть однопалубными и одномачтовыми судами, длиной 66, шириной 18,5 и осадкой 7,5 футов, с вооружением из 12 3-фунтовых орудий и экипажем из 23 человек.^{386},[78] Летом 1771 г. на Новохоперской верфи были заложены первые 4 таких бота.

Характеристика палубного бота «Миус», построенного на Новохоперской верфи в 1771–1772 гг., по шканечному журналу этого корабля за 1779 г.^{387}

Оный бот построен в 1771 году на Новохоперской верфи; в Таганрогский порт приведен в 1772 году, где и отстройкой окончен. Длина оного 66 футов, ширина 16¹/₂ футов, глубина 6¹/₂ футов; киленгован оный в 1774 году, а в 1779 году киленгован же в таганрогском порте. Вторая обшивка оторвана, состоит об одной обшивке. В нынешнем году в грузу был ахтерштевень — 7 футов 9 дюймов, форштевень — 7 футов 4 дюйма, дифференту — 5 дюймов, а ход был в благополучные ветра в марсельные от 5 до 6 узлов в час, в бейдевинд от 2¹/₂ до 3¹/₂ узлов в час, мачта наклонность имела на корму…

Кроме того, в связи с созданием новой оборонительной линии в Северном Причерноморье А.Н. Сенявину было поручено построить 5 специальных транспортных судов для перевозки грузов к месту строительства этой линии. На это Екатерина II своим указом в марте 1771 г. выделяла также 10 000 руб. После этого И. Афанасьев разработал проект необходимого транспортного судна, и до конца года все 5 таких судов были заложены на Новохоперской верфи. Они имели длину 75, ширину 21 и глубину интрюма 6,5 футов.^{388} Штатный экипаж состоял из 9 человек.^{389}

В заключение обзора кампании 1771 г. необходимо кратко остановиться и на потерях Азовской флотилии. 29 мая во время сильного шторма у Петровской крепости внезапно затонул малый бомбардирский корабль «Первый», при этом погибли 29 человек (в том числе 2 офицера и командир — лейтенант М. Воейков). Спаслось всего шестеро.^{390} А в конце июля флотилия потеряла еще и палубный бот. Следуя из Таганрога в Керчь, он попал в сильный шторм и был занесен им к Кубанскому береху в районе города Ачуева, где оказался выброшенным на мель. Не имея возможности спасти судно, экипаж: выбрался на берег, где на безоружных русских моряков напали турки. Из 18 членов экипажа 12 были убиты (в том числе командир — лейтенант Я. Панов), а остальные уведены в плен.^{391} Кроме того, в 1771 г. флотилия по разным причинам потеряла 14 военных лодок.

Сама же кампания 1771 г. принесла России крупный и важный успех: русскими войсками под командованием В.М. Долгорукова при активном содействии Азовской флотилии был занят Крымский полуостров, а флотилия вышла на Черное море. А в августе-сентябре 1771 г. состоялся первый в истории поход русской эскадры (в составе четырех кораблей флотилии: «Хотина», «Морей», «Азова» и «Новопавловска») по этому морю. Свершилось то, к чему был проделан такой длинный и трудный путь. Но пока что оказалось достигнутым только военное решение вопроса. Теперь следовало добиться согласия Турции на предъявленные ей условия, а для этого было просто необходимо сохранить в своих руках Крым. Роль флотилии А.Н. Сенявина при этом становилась еще более важной и ответственной (ей предстояло теперь, помогая русским войскам в обороне Крыма и защищая Керченский пролив, противодействовать турецкому флоту!).

Кампания 1772 г. началась со спуска уже в марте-апреле построенных на Новохоперской верфи 4 палубных ботов и 5 транспортных судов, после чего те сразу же были отправлены в Таганрог, причем по пути они должны были доставить туда необходимые флотилии припасы.

Палубные боты вошли в строй летом 1772 г., однако действовать начали несколько позже: первый из них в конце августа (команду на нем принял отличившийся весной 1772 г. при спасении на Дону припасов с затонувших речных транспортных судов лейтенант Ф.Ф. Ушаков), а остальные три — осенью.

Между тем, в 1772 г. были заложены и оставшиеся 8 палубных ботов: 6 на Новопавловской верфи и 2 на Новохоперской.

Однако, безусловно, главным для А.Н. Сенявина в 1772 г. являлось решение проблемы «новоизобретенных» кораблей и введение, наконец, в строй 2 32-пушечных фрегатов.

Что касается «новоизобретенных» кораблей, то ситуация здесь была следующей. По рескрипту Екатерины II от 26 декабря 1771 г., требовалось улучшить их мореходные качества, однако и без этого большинство «новоизобретенных» кораблей требовало серьезного ремонта: 7 кораблей 2-го рода и транспортный «Бухарест» пострадали в результате вмерзания в лед прямо на Таганрогском рейде (от внезапно ударивших в середине ноября 1771 г. сильных морозов), а корабль 1-го рода нуждался в починке подводной обшивки. Но и те, и другие работы требовали времени: первые больше, вторые — меньше. Между тем, уже весной 1772 г., согласно требованиям Петербурга, флотилия должна была приступить к действиям.

А.Н. Сенявину пришлось потрудиться, чтобы разрешить эту ситуацию. Итоги оказались следующими. Предпринятые командующим Азовской флотилией энергичные меры обеспечили быстрый ремонт пострадавших во льду кораблей 2-го рода, и в мае 1772 г. они начали кампанию. Корабль же 1-го рода «Хотин» был отремонтирован после прихода в Таганрог, куда он прибыл из Керчи в начале апреля 1772 г. Таким образом, А.Н. Сенявину удалось полностью сохранить боеспособность Азовской флотилии в кампании 1772 г.

Документы о восстановлении «новоизобретенных» кораблей после повреждений, полученных зимой 1771/1772 гг. в Таганроге

1. Выписка из журнала Адмиралтейств-коллегий от 21 марта 1772 г.^{392}

По рапорту из Конторы Таганрогского порта, коим представляет о причинившихся прибывшим в Таганрог от носимого льда кораблям не малым повреждениям, будучи их на рейде, и что оная Контора определила все корабли для совершенного починкой исправления, прорубая на рейде лед, весть в гавань, из коих Азов, Новопавловск и Корон, да суда поляка и шаития и введены, а другие де и поныне еще [от] часту случающимся от ветру по носимости льдов препятствием не введены; из оных Морея по приводе его к гаванным воротам февраля 2-го от случившегося крепкого со шквалом ветра и движения льда и течение воды столь сильно, что порвав укрепление движущимся льдом, поставило килем и левым боком к гаванным сваям и от того на правую сторону накренило, а Таганрог, оторвав крепление, прижало кормой к гаванным сваям, а носом к кораблю Журже и сломило с левой стороны крамбал, рулевые петли, румпель и руль, и что к подъему корабля Морей флашхоуты подведены, мачты поставлены, а такелажная работа исправляется и во время прибылой воды упователыю поднят и снят быть имеет; сбитый же у корабля Таганрога руль отыскан и петли починкою исправляются.

2. Выписка из журнала Адмиралтейств-коллегий от 7 апреля 1772 г.^{393}

Слушав рапорты из Конторы Таганрогского порта: 1) коим объявляет, что корабли Азов, Новопавловск, Модой и Журжа, да суда поляка и шаития и 4 военные лодки плотничною и конопатною работою исправлены, а прочие исправляются с поспешением, по не уповательно вскоре их в Еникаль отправить за непоставкою обязательных морских провизии по случаю бывшей заразительной болезни, которая по власти Божьей января с 9 прекратилась…

Что же касается вопроса, было ли в 1772 г. проведено улучшение мореходных качеств «новоизобретенных» кораблей 1-го и 2-го родов, то здесь ситуация следующая. В ряде работ отечественной историографии мы встречаем утвердительный ответ.^{394} Однако архивные документы не дают оснований для такого вывода. Более того, они позволяют посмотреть, что же на самом деле было предпринято в 1772 г.

Обеспокоенная донесением А.Н. Сенявина о низких мореходных качествах «новоизобретенных» кораблей, Адмиралтейств-коллегия предприняла ряд мер. Высочайшим повелением от 26 декабря 1771 г. Сенявину разрешалось облегчить вооружение и произвести переделки хотя бы на части «новоизобретенных» кораблей («соизволяем Мы, чтоб вы, оставя несколько судов флотилии вашей для охранения помянутого в Черное море пролива, сделали прочие не столь валки и к плаванию удобны, почему и можете вы, согласно с собственным вашим мнением, облегчить их в числе и тягости орудий и учинить непременные по тому переделки, имея однако ж всегда предметом чтобы и оныя, если не атаковать, то по малой мере обороняться могли»^{395}). Интендантская же экспедиция, совместно с корабельными мастерами Ямесом, Ильиным и Селяниновым, зимой 1771/1772 г. выработала проект такого ремонта этих кораблей, направленный на улучшение их возможностей, который также был послан А.Н. Сенявину.

Речь в нем шла о следующем: «Что суда [«новоизобретенного рода»] плоскодонны, то они сделаны так для удобности к проводке чрез мелкие места, почему им так и остаться, А чтоб лучше были от дрейфу на глубине, то по мнению способ [состоит в том, чтобы] прежнюю палубу поднять выше нынешнего на два фута, а потому порты и борт поднимутся на столько же и в воде кораблю ход прибавится на один фут глубже. И от прибавки глубины ходу и интрюма балласту корабль примет уменьшением, а мачт[ам] крепости больше, а качка с боку на бок меньше нынешнего быть может. [А] на палубе, чтоб вода не стояла в балках погиб сделать круче».^{396}

Здесь уместно вспомнить уже приведенный нами выше рапорт А.Н. Сенявина И.Г. Чернышеву от 15 октября 1771 г., когда, сообщив неутешительные выводы о плавании «новоизобретенных» кораблей в Черном море, он написал: «Сии суда в мирное время, когда поднять на них палубы фута на 1¹/₂ и выше, и вместо нынешней артиллерии поставить пушки 3-х фунтового калибра, могут без всякой опасности идти до Кронштадта или употребляемы быть для коммерции на здешних и Средиземном морях».^{397} Таким образом, он не только фактически указал направление необходимых исправлений, но и отметил большие возможности «новоизобретенных» кораблей (вынужденно ограниченные малой осадкой в связи с необходимостью вывести их в Азовское море), что и подтвердится позднее.

Получив этот проект, А.Н. Сенявин сразу же отправил его на рассмотрение своему корабельному мастеру И. Афанасьеву. Тот согласился с ним, дополнив предложением «по состоянию оных судов следует быть по бортам фальконетам», а также представив ведомость необходимых к ремонту лесоматериалов. Но зима уже заканчивалась, а серьезный ремонт требовал существенных затрат времени. К тому же для выполнения работ нужен был лесоматериал, а его в наличии не было. В результате А.Н. Сенявин по составленной Афанасьевым ведомости распорядился готовить лес к концу кампании 1772 г., а пока в качестве пробной меры улучшения мореходных качеств предписал снять с 4 кораблей 2-го рода («Азова», «Корона», «Морей», «Новопавловска») носовые гаубицы^{398} (фактически они были сняты с 5 кораблей: «Морея», «Новопавловск», «Азов», «Корон» и «Таганрог»^{399}), что, однако, не дало эффекта, и в 1773 г. их на означенные суда вернули. Капитальный же ремонт «новоизобретенные» корабли прошли только в 1777–1780 гг.^[79]

Из двух же 32-пушечных фрегатов в строй в 1772 г. удалось ввести только один — «Первый». Он стал первым фрегатом России на Черном море.

Уже в начале апреля 1772 г. этот фрегат был переведен через бар и приведен на Таганрогский рейд, после чего на нем сразу же начались достроечные работы. Проводить их пришлось в сложнейших условиях — из-за малых глубин Таганрогской гавани фрегат должен был оставаться на рейде, и доставку всех необходимых грузов приходилось осуществлять с помощью военных лодок, причем по мере окончания работ и соответственно увеличения осадки фрегат отводили все дальше от берега (если вначале расстояние от него до берега составляло версту, то в середине июня оно возросло до 10 верст!). Несмотря на все трудности, в августе 1772 г. фрегат «Первый» вошел в строй и в начале сентября прибыл в Керченский пролив (к крепости Еникале). После этого он был переведен через мелководный участок этого пролива к Керчи и в середине сентября присоединился к действующим силам флотилии.^{400},[80]

Из донесения А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий о ходе работ по введению в строй первых двух фрегатов Азовской флотилии, 31 мая 1772 г.^{401}

На фрегате Первый ныне отделываются опер- и квартер-деки… Фрегат Второй, очистя от заразившихся опасною болезнью людей и потом со употреблением повеленной по наставлению осторожности, выдержав его за портом удаленно 20-ти дневный карантин, и как чрез все то время ни одного не явилось в заразительной болезни, то ныне привел и его на возможную к его отделке глубину 11 фуг, расстоянием однако ж от порта до 3-х верст, а ближе привести мелкость моря не позволяет и на оный ныне перевозятся топ-тимберсы, которые завтрашнего числа и ставить начнут. Первый же фрегат по прибавляющей в отделке его тягости как стал погружаться, почему дабы его не поставить на мель и удаляется в море и теперь уже в расстоянии от порта до 7 верст, чрез каковое расстояние все надобное к его отделке перевозится хотя и без упущения удобного времени, [но] насколько случающиеся крепкие морские ветра то делать позволяют.

Ввести же в строй в 1772 г. фрегат «Второй» так и не удалось. Помешали несколько причин: вспыхнувшая весной 1772 г. на юге эпидемия чумы (сначала из-за нее фрегат по переходе через бар вынужден был весь май простоять в карантине, а осенью эпидемия достигла пика уже в Таганроге), нехватка рабочих рук (усилившаяся в связи с чумой) и «худая распорядительность капитана над (Таганрогским. — Авт.) портом Скрыплева» (которому Сенявин поручил закончить подготовку фрегата осенью 1772 г.),^{402} причем последнее А.Н. Сенявин особо отметил в своем письме И.Г. Чернышеву. Но в целом к концу 1772 г. подготовка «Второго» была практически завершена.

А 1 и 23 мая 1772 г. на Новохоперской верфи были заложены 2 58-пушечных фрегата по проекту адмирала Ч. Ноульса. Они получили названия «Третий» и «Четвертый».

^{Боковой вид 58-пушечных фрегатов типа «Третий». Рисунок выполнен автором по чертежу из фондов РГАВМФ}

Эти фрегаты были длиной 150 футов, шириной 30 футов 8 дюймов и с глубиной интрюма 9 футов 9 дюймов. Первоначально, по замыслу Ч. Ноульса, их вооружение должны были составлять 30 24-фунтовых и 28 3-фунтовых орудий. Это был первый в истории случай, когда для фрегата предлагалось столь сильное вооружение. Однако в итоге 24-фунтовые чугунные пушки оказались слишком тяжелыми для них, и Ч. Ноульс нашел им замену, причем даже более грозную — 24- и 3-фунтовые медные единороги, способные вести огонь не только ядрами и картечью, но и брандскугелями. Но и это оказалось чрезмерной нагрузкой. Тем не менее; Ноульс вновь нашел выход: калибр единорогов главного калибра был снижен до 18-фунтового, а на место 3-фунтовых единорогов пришли фальконеты того же калибра. Этот вариант и утвердила Адмиралтейств-коллегия. Так фрегаты данного проекта получили по 30 18-фунтовых единорогов и 28 3-фунтовых фальконетов. По этим характеристикам они серьезно отличались от обычных в то время 32-пушечных фрегатов (особо необходимо подчеркнуть столь большую огневую мощь данных фрегатов, достигнутую как за счет резко увеличенного числа орудий на вооружении, так и использования в качестве главного калибра 18-фунтовых единорогов; причем и число орудий, и их калибр, и вид — единороги, как и массовость единорогов, стали абсолютным новшеством в вооружении фрегатов). Кроме того, существенно различались они и по устройству: из-за малой осадки у них не устраивалось интрюма, а верхняя палуба впервые была сделана сплошной. Наконец, данные фрегаты имели специально разработанные пропорции рангоута и такелажа. Однако вид парусного вооружения у них оставался обычным.^{403} В целом, нужно отметить низкие мореходные качества фрегатов данного проекта, только усиленные неудовлетворительным качеством постройки.

В частности, в кампании 1774 г. В.Я. Чичагов так характеризовал фрегат «Четвертый»: «Четвертый фрегат как в поворотах против ветра и по ветру, так и в линии держаться с настоящими фрегатами не может».^{404} А в 1776 г. комиссия постановила относительно обоих фрегатов данного проекта: «ко употреблению в Азовском море и в проливе (Керченском. — Авт.) служить могут, а в Черном море по долготе и перегибе продолжить (служить. — Авт.) не могут».^{405} К тому же и состояние фрегатов оставляло желать лучшего: низкое качество постройки сделало их ненадежными уже несколько лет спустя после спуска. В результате в 1777–1778 гг. фрегаты Ноульса в море не действовали. В 1779 г. «Третий» взорвался в Керченском проливе, а «Четвертый» был выведен из строя как абсолютно ветхий. ФА. Клокачев так написал И.Г. Чернышеву осенью 1779 г.: «Четвертый фрегат по совершенной ево худости не только в лиман отправить не можно, но и в Керченском проливе онаго на защищение разве, со всекрайнюю нуждою и с меньшим числом пушек, а не с положенными на нем орудиями, и то едваль одно лето простоять сможет».^{406} О действиях же его в 1777–1778 гг. значилось следующее: «Фрегат № 4 которой в обе прошедшие кампании за совершенной негодностью в море посылай не был и все стоял в проливе…».

Документы о подготовке к строительству двух 58-пушечных фрегатов

1. Выписка из журнала Адмиралтейств-коллегий от 20 декабря 1771 г.^{407}

Адмиралтейств-коллегий господин адмирал Ноульс представил сделанный им проект военного фрегата для азовского прохода в Черное море, взяв в рассуждение показанную в сих морях глубину по присланной карте от вице-адмирала Сенявина, на котором фрегат по расположению 58 орудий быть должно, в том числе 28 двадцати четырех фунтовых и два таких же иметь для запасу, в случае если потребны будут поставить на носу, и 28 трех фунтовых; но как умножалась бы очень тягость буде бы оные пушки чугунные, того для и представлял как необходимое, чтоб все оные орудия были медные. Что же до оснастки оного фрегата касается, то должно оной быть как на обыкновенных фрегатах, к чему однако ж мачтам и раинам и прочему он пропорцию от себя представил… Коллегия рассматривая оной апробовала, согласясь иметь вместо оных пушек тех калибров единороги.

2. Выписка из журнала Адмиралтейств-коллегий от 11 января 1772 г.^{408}

Слушав доклад артиллерийской экспедиции, при котором представлены чертежи орудиям, следующим на повеленные строением на Дону фрегаты и при том прописано, что хотя в прежнем коллежском определении адмирал Ноульс полагал быть на тех фрегатах 24-фунтовым единорогам, но находит их тяжелыми, а для того и полагает за довольно 18-фунтовые, в коих бы весу было хотя не с большим 60 пуд; что ж до 3-фунтовых принадлежит, то как они сходствуют с формой фальконета, сделать противу единорога с прибавлением в казенной части небольшой толстоты и на вертлюгах, как обыкновенные фальконеты бывают… которые адмиралом Ноульсом в присутствии в коллегии касательно в калибре и весе апробованы, оставляя, впрочем, твердость и конструкцию их на искусство генерал-фельдцейхмейстера Демидова, на чем коллегия и основывается…

3. Из рапорта А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий от 18 января 1772 г.^{409}

Е. И. В. указы из оной коллегии от 27 декабря 1771 года и с приложениями я имел честь сего месяца 13 числа получить и во исполнение оных доношу, что ныне на кораблях нового рода для лутчего их плавания поправления предначать приближающееся уже к кампании время не дозволяет, а при том и что на оное надобных лесов и материалов в готовности еще нет, которые я приказал заготовлять: но для же облегчения у второго рода опер-дека я приказал снять гаубицы, а со оными как и их снаряды снимутся, то тем опорожнением и интрюм прибавится, переправку ж их по окончании уже сего года кампании делать к предбудущей стараться буду.

А вновь повеленные по чертежу адмирала Ноульса два фрегата я предписал строить на Новохоперской верфи, и где дабы то с лутчим успехом производимо было, как для смотрения за оным, так во всем надобного удовлетворения, я приказал туда следовать бывшему на доведенных к Азовскому морю фрегатах флота капитану первого ранга Тишевскому, и каково ему и Новопавловской адмиралтейской конторе учинил предписание, со оного при сем подношу копии, которые, соображая как государственная Адмиралтейств-коллегия и усмотреть изволит: 1-е, что указом построение фрегатов велено было сделать на Дону, а по сему и следовало бы определить при Новопавловске, где удобность верфи прилежит к реке Осереде и хотя почти при ее оконечности к Дону, но однако ж не с довольной широтой по длине фрегата, а притом и что в Шиповых лесах как по прежнему осмотру оказалось нет ветистых деревьев, и которые буде бы везти из Борисоглебских лесов, то оттуда расстоянием до Новопавловска будет 170 верст, за каковым дальним сухопутным перевозом невозможно и поспешить построением; для чего я и определил то фрегатов построение производить на Новохоперской верфи и надобные в корпус в добавку леса приказал тамо же доготовить…

Понесла в 1772 г. флотилия А.Н. Сенявина и потери: в конце марта у Сулинского гирла Дуная была выброшена на мель и разбилась дубель-шлюпка (все члены экипажа спаслись),^{410},[81] а осенью у Кавказских берегов погиб палубный бот № 2 (погибли все члены экипажа вместе с командиром судна — лейтенантом А. Мальцевым).^{411},[82]

Итак, к 1773 г. Азовская флотилия имела в своем составе один 32-пушечный фрегат, 11 «новоизобретенных» кораблей, три палубных бота, пять транспортных судов, четыре флашхоута (вошли в строй в 1772 г.), поляку, шаитию и 30 военных лодок. Почти готов был еще один 32-пушечный фрегат.^{412} В резерве числились пять прамов.

Из рапорта вице-адмирала А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий о корабельном составе Азовской флотилии на начало кампании 1773 г., 6 февраля 1773 г.^{413}

Из вверенной мне Донской флотилии зимуют при Керчи фрегат один, кораблей новоизобретенного рода военных десять, транспортный один, ботов палубных корабельных два, лодок военных десять, а фрегат Второй по постановлении на него 28 октября мачт, хотя… за Таганрогский порт… препровожден был далее к следованию ево в Керчь, но с 25 ноября на Азовском море льдом удержан и потом носим был оным, а 16 декабря возвращен паки к Таганрогскому порту на глубину 14V, фут, где во льду и остановился, да сверх того при Таганрогском порте зимуют бот палубный корабельный один, лодок военных двадцать, флашхоутов четыре, транспортных судов купленных у греков для флотилии два, да вновь сделанных ради Петровской крепости пять. Вновь строятся на Новохоперской верфи два фрегата и два палубных бота, да при Новопавловском адмиралтействе шесть палубных, а всего 8 ботов.

Таким образом, приводимые в отечественной историографии данные о составе Азовской флотилии к 1773 г. из 6 фрегатов, 9 парусно-гребных судов (так иногда не совсем точно называют «новоизобретенные» корабли) и 15 малых судов,^{414} как видим, не соответствуют действительности.

Однако с подготовкой флотилии к кампании возникли неожиданные и серьезные проблемы. Сначала 1 февраля 1773 г. в Керченском проливе, где в эту зиму находились практически все основные корабельные силы флотилии, разыгрались сильные северо-восточные ветра, которыми взломало лед, и практически все «новоизобретенные» корабли со своих мест посдвигало, а «Хотин» даже вынесло на фарватер. И хотя непоправимых бедствий не произошло, полученные повреждения потребовали исправлений. Но далее установившаяся в 1773 г. крайне холодная весна не только сорвала доставку грузов из Таганрога, но и затруднила проведение даже обычных конопатных работ. Правда, в итоге все окончилось благополучно. Благодаря трудам Я.Ф. Сухотина в феврале 1773 г. в кампанию вступили бомбардирские корабли, а в период с конца марта по май — и все остальные.

Документы о ситуации с подготовкой флотилии к кампании 1773 г.

1. Из донесения вице-адмирала А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий от 8 марта 1773 г.^{415}

Рапортом ко мне командующий в Крыму судами флота господин капитан 1 ранга Сухотин от 13 февраля, полученным мною вчерашний день, доносит, что первого числа того ж февраля при крепком NNW ветре в Керченской бухте лед взломало, которым и все корабли с мест своих тронуло, а Хотин вынесло на фарватер и 2 числа при NO ветре унесло со льдом за Павловскую батарею и сады к Z верст с 6, и неподалеку от берега остановился на запасном якоре, а настоящие два якоря остались в воде, из коих у одного канат обрезало льдом, а другой вынут без лап; и с того самого времени старались пробиванием льда оный корабль привесть к садам, куда 5 числа и приведен на глубину 10 фуг, а в Керченскую бухту за густотою стоящего в проливе льда привесть не могли; прочие же корабли в бухте хотя и разнесены были от своих мест версты по 3 и по 4, но к 6 числу приведены все на свои места, у которых знатного повреждения хотя и не приключилось, но попортило весьма много шлюпки и другие мелкие суда и перервало кабельтовы.

2. Из письма вице-адмирала А.Н. Сенявина вице-президенту Адмиралтейств-коллегий И.Г. Чернышеву из Новопавловска от 27 апреля 1773 г.^{416}

В. С. писание от 6 числа сего месяца я с истиннейшим почтением… получил и всепокорнейше доношу, что не устоял я в слове, надеючис в марте быть транспорту уже в действии, брав то по четырехлетним примечаниям; и так, на что уже милостивый государь надеяться, ибо нынче рейд очистился 27 марта, что сделалось весьма согласно с мнением Е. С. князя Василия Михайловича [Долгорукова], однако ж и он в том отзывается, что морозов таких никто не запомнит, следовательно в мое же оправдание; но и при том первое транспортное судно по отправлении его с морской провизией и надобными материалами могло б к Еникалю не в мае, а в начале апреля быть, но несчастьем 10 апреля от великого волнения потеряло руль и с крайней нуждой с выбрасыванием груза возвратилось к Бердинской косе, а естли б сие судно пришло в свое время в Еникаль, то бы я не сомневался, чтоб и вся флотилия могла быть в море; что же касается до судов в крейсерство на Черное море определенных, из них, как мне господин Сухотин рапортует, три корабля вышли 27 марта, да и к ним [на] соединение он на фрегате Первый еще с одним кораблем был готов к 9-му числу сего месяца, но за противным ветром из пролива выйти не мог, а 10 числа действительно на Черное море пошел, что все выходит прежде мая, да и тогда, когда пролив очистился ото льда 14 марта; а по сему, милостивый государь, кажется и Сухотин не упустил, поспешил во исправлении судов своих, ибо каждое судно известно В. С, что надобно конопатить и тогда, как старая конопать от теплого воздуха совсем отойдет, а как же быть теплому воздуху, когда льдом еще покрыто море…

В 1773 г. флотилия А.Н. Сенявина пополнилась и рядом новых судов. Уже 9 мая 1773 г. в Таганроге вошел, наконец, в строй фрегат «Второй». 18 мая он прибыл в Керченский пролив, а в середине июня начал боевую службу на Черном море, усилив Азовскую флотилию.^{417}

Тем временем, 28 и 29 апреля 1773 г. на Новохоперской верфи были спущены 58-пушечные фрегаты «Третий» и «Четвертый», после чего они без промедления были отправлены вниз по Дону. Однако в строй в 1773 г. удалось ввести только фрегат «Четвертый». Поздней осенью этого года (после середины октября) он прибыл в Керчь, существенно усилив флотилию накануне кампании 1774 г. Фрегат же «Третий» не удалось даже довести до крепости Святого Дмитрия Ростовского — он застрял на Дону во время спада воды и остался зимовать там возле станицы Семиракозовской.

Пополнилась в 1773 г. флотилия и 4 палубными ботами. Они были спущены на Новопавловской верфи весной 1773 г., после чего проведены Доном к Таганрогу и летом того же года вошли в строй. Остальные 4 таких же палубных бота продолжали строиться. Кстати, в 1773 г. все находившиеся в строю палубные боты получили названия: боты, построенные в 1772 г. — «Курьер», «Миус» и «Темерник»; боты, вошедшие в строй в 1773 г., — «Битюг», «Карабут», «Челбаш» и «Кагальник».^{418}

Между тем, в связи с малым числом оставшихся в строю военных лодок (всего к началу 1773 г. их было 30) и их ненадежностью для морских плаваний вновь возникла проблема недостатка транспортных судов. Для ее решения А.Н. Сенявин в феврале 1773 г. предложил построить 4 галиота. Это должны были быть двухмачтовые суда длиной 80 футов, шириной 22,5 футов и осадкой при полной нагрузке не более 7,5 футов. При этом по расчетам каждый галиот должен был поднимать груз, равный грузоподъемности 6 военных лодок.^{419} Штатный экипаж планировался из 32 человек.

Екатерина II одобрила это предложение и выделила для постройки четырех таких судов 10 000 руб.^{420} В конце весны — летом того же года были заложены 4 галиота: два на Новопавловской верфи и два на Новохоперской.

* * *

Документы о постройке четырех галиотов

1. Из всеподданнейшего доклада вице-адмирала А.Н. Сенявина от февраля 1773 г.^{421}

По всевысочайшему В. И. В. повелению с предначатия Донской флотилии в прошлом 1769 году построено было 58 военных лодок, которые с того построения в кампанию того ж 1769 и 1770 годов употреблялись в вояже рекою Доном и Азовским морем в транспорте до Таганрога и Петровской крепости, что на Берде, а в 1771 и 1772 годах транспортировали в пролив Еникале и города Керчи, да Черным морем до города Кафы, и обращались в тех транспортах от случившихся штормов разбило их 28, а затем оставшиеся 30, хоть с немалыми починками и употребляются в транспорт, но и они не долго надежными быть могут, да толь же малого числа оставших лодок в рассуждении надобного доставления в Крым транспортом будет недостаточно; и для сего осмеливаюсь В. И. В. всеподданнейше всеподданнейше представить, не повелите ли вместо тех убылых лодок построить вновь 4 галиота, кои бы по состоянию тамошних вод и в полном их ходу были не глубже 7¹/₂ фут, а вмещали б грузу до 650 четвертей, которые противу лодок тем удобнее будут, что каждый галиот грузу поднимает против 6 лодок, но комплект на него людей весьма менее, нежели на 6 лодок, и буде В. И. В. вновь заведение сих галиотов всемилостевейше апробовать соизволите, то на построение их всеподданнейше испрашиваю суммы денег до 10 000 рублей… Высочайшая резолюция 18 февраля — быть по сему.

2. Рапорт вице-адмирала А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий от 1 июня 1773 г.^{422}

При рапорте моем 5 марта сего года оной коллегии, представя я подносимой Е. И. В. всеподданнейший мой доклад о построении четырех гальотов со Всевысочайшей Е. И. В. конфирмацией и доносил, что чертеж тех галиотов… представить честь иметь буду, и которая… от господина мастера корабельного ранга подполковничья Афанасьева подана, то оную присеем представляю и доношу, что по тому чертежу два галиота на Новохоперской верфи заложены 16 мая, которые уже и строятся, да здесь (на Новопавловской верфи. — Авт.) два галиота к закладке леса выправляются, а потом вскоре заложены будут.

К сожалению, кампания 1773 г. принесла Азовской флотилии, помимо ее блестящих действий, и ряд серьезных неприятностей.

Во-первых, из-за сильных повреждений подводной обшивки морскими червями полностью выбыли из строя три корабля 2-го рода — сначала «Морея» и «Новопавловск» (в конце июля и, как оказалось, навсегда), а затем и «Модон» (в октябре).^{423} Чтобы они не затонули, их пришлось поставить на мель в Балаклавской бухте. В итоге этих кораблей флотилия лишилась до конца войны, что стало для нее серьезной потерей.

Во-вторых, безвозвратно были потеряны два палубных бота — «Челбаш» (мичман И.С. Лисовский) и «Кагальник» (мичман И.Ф. Лазарев): в начале сентября при невыясненных обстоятельствах они были захвачены турками.^{424}

В-третьих, в течение 1773 г. серьезные повреждения получил еще целый ряд судов флотилии: летом выбыл из строя корабль 2-го рода «Таганрог», а осенью — корабли 2-го рода «Азов», «Корон» и «Журжа», большой бомбардирский корабль «Яссы», палубный бот «Темерник» и 4 транспортных судна.

Вообще кампания 1773 г. продемонстрировала, что максимальный срок службы без особого ремонта (при отсутствии, естественно, чрезвычайных обстоятельств) для русских судов на Черном море составляет примерно три полноценных морских кампании. Далее начинаются серьезные проблемы. Дальнейшая история Черноморского флота, в основном, только подтвердит такое положение дел: после напряженных кампаний 1787, 1788 и 1790 гг. флот Ф.Ф. Ушакова остался без фрегатов, а после 1791 г. вне строя оказалось и большинство линейных кораблей довоенной постройки. Средиземноморский же поход 1798–1800 гг. просто добил практически все суда, участвовавшие в нем.^[83] И здесь нельзя не отметить предусмотрительность А.Н. Сенявина, добившегося еще в октябре 1773 г. выделения Екатериной II 50 тыс. руб. для проведения судоремонтных работ.^{425}

Правда, в том, что в 1773 г. к концу года из строя выбыли сразу 8 «новоизобретенных» кораблей первых двух родов, причем 3 с крайне существенной поврежденностью подводной обшивки, есть доля вины и самого А.Н. Сенявина. Дело в том, что, осуществляя в 1772 и 1773 гг. текущий ремонт повреждений, он так и не организовал килевания судов, хотя, как указывал тот же И.Г. Кинсберген, эта процедура требовала регулярности.

Документы о повреждениях кораблей Азовской флотилии, находившихся в районе Керченского пролива

1. Из донесения вице-адмирала А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий от 11 октября 1773 г.^{426}

Оставленный от меня с крейсирующей при проливе эскадрою командиром флота капитаном 1 ранга Сухотин рапортует, что в бывшей 27 и 28 чисел сентября шторм в той эскадре от превеликой качки, на кораблях Журже сломило грот-мачту и переломило грота-рей, на Короне грот- и крюйс-стеньги, да у бизань-мачты топ по самый марс и на Азове грот-стеньгу сломило и на всех оных кораблях много изорвало снастей, которые я предписал г. Сухотину исправить столько, с чем бы дойти могли до Таганрогского порта, куда их и отправить…

2. Из донесения вице-адмирала А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий от 17 ноября 1773 г.^{427}

В полученном вчерашнего числа из Керчи флота от капитана 1 ранга Сухотина рапорте донесено, что в случившийся тамо 5 и 6 чисел сего месяца жесточайший шторм из находившихся в Керченской бухте судов корабль бомбардирский Яссы, бот палубный один и 4 транспортные судна находившими шквалами оборвав у всех якорей канаты и выбросало на берег, которых для исправления я ныне и отправляю туда художников.

Между тем, война продолжалась. И непредсказуемость дальнейшего развития событий на фоне активных действий турецкого флота в заканчивавшуюся кампанию 1773 г. привела к высочайшему решению от 9 октября 1773 г. о дополнительном усилении Азовской флотилии еще тремя фрегатами. На это выделялось 50 000 руб.^{428} Была проведена быстрая подготовка, и с 14 по 18 января 1774 г. на Новохоперской верфи состоялась закладка фрегатов, получивших названия «Пятый», «Шестой» и «Седьмой».

Эти фрегаты были длиной 114 футов, шириной 30 футов и с глубиной интрюма 11 футов (то есть с размерениями, близкими к обычным фрегатам того времени, только с несколько меньшей осадкой). Их артиллерию составили 42 орудия: 18 12-фунтовых и 10 6-фунтовых пушек и 14 3-фунтовых фальконетов.^{429} Данные РГАВМФ позволяют сделать неожиданное открытие: по своему устройству они были двухдечными и без орлоп-дека.^[84] Парусное же вооружение имели обычного вида.^{430}

Кроме того, в ряде работ указывается, что 22 января 1774 г. на Новохоперской верфи был заложен 44-пушечный фрегат «Восьмой».^{431},[85] Данные сведения являются явной ошибкой: фрегат «Восьмой» был заложен 22 января 1778 г.

Итак, к осуществлению указа Екатерины II от 9 октября 1773 г. об усилении флотилии приступили в рекордно короткие сроки — уже в январе 1774 г., но начинать кампанию соединению все равно пришлось лишь с уже имевшимися на конец 1773 г. силами. Причем ситуация с ними оказалась самой сложной за всю войну: ремонта требовали все «новоизобретенные» корабли 1-го и 2-го родов, а кроме того еще и бомбардирский корабль «Яссы» и несколько малых судов. Иными словами, полностью боеспособными оставались 3 фрегата и 4 палубных бота, что серьезно угрожало боеготовности флотилии в предстоящую кампанию. Однако в результате энергичных мер, принятых Сенявиным зимой 1773/1774 г., в Таганроге провели ремонт кораблей «Таганрог», «Азов», «Журжа» и «Корон», а в Керчи восстановили боеспособность потрепанных ноябрьским штормом корабля «Яссы» и 5 остальных судов. Таким образом, к открытию четвертой морской кампании флотилия сохранила в строю свои основные силы (из 13 судов 9 были полностью боеспособны). А весной удалось отремонтировать и корабль 1-го рода «Хотин».^[86] Вне строя остались только корабли «Морея», «Журжа» и «Модон», но это было вызвано их слишком серьезными повреждениями в районе, максимально удаленном от ремонтной базы.

Состояние основных корабельных сил Азовской флотилии на начало кампании 1774 г.^{432}

^{Корабль … Состояние}

Фрегат «Первый» … Находился в Керчи. Исправен. Получил дополнительное вооружение

Фрегат «Второй» … Находился в Балаклаве. Исправен

Фрегат «Четвертый» … Находился в Керчи. Исправен. Только что вошел в строй

Корабль 1-го рода «Хотин» … Находился в Керчи и требовал ремонта. «Выкильгеван и второй обшивкой обшит в мае 1774 года»

Корабль 2-го рода «Азов» … Находился в Таганроге. «Выкильгеван и второй обшивкой обшит в феврале 1774 года», почему полностью боеспособен

Корабль 2-го рода «Таганрог» … Находился в Таганроге. «Выкильгеван и второй обшивкой обшит в феврале 1774 года», почему полностью боеспособен

Корабль 2-го рода «Новопавловск» … Находился в Балаклаве поставленным на мель в связи с большой течью. Требовал серьезного ремонта

Корабль 2-го рода «Корон» … Находился в Таганроге. «Выкильгеван и второй обшивкой обшит в феврале 1774 года», почему полностью боеспособен

Корабль 2-го рода «Модон» … Находился в Балаклаве поставленным на мель в связи с большой течью. Требовал серьезного ремонта

Корабль 2-го рода «Журжа» … Находился в Таганроге. «Выкильгеван и второй обшивкой обшит в феврале 1774 года», почему полностью боеспособен

Корабль 2-го рода «Морея» … Находился в Балаклаве поставленным на мель в связи с большой течью. Требовал серьезного ремонта

Большой бомбардирский корабль «Яссы» … Находился в Керчи. Был исправлен после повреждений ноябрьского шторма 1773 г. и пребывал в боеспособном состоянии

Малый бомбардирский корабль «Второй» … Находился в Керчи. Был боеспособен

Усилить же флотилию А.Н. Сенявина в 1774 г. удалось только 58-пушечным фрегатом «Третьим». С большой водой он был приведен в Таганрог, где было сделано все возможное, чтобы ввести его в строй в кратчайшие сроки. Уже в начале июля подготовка этого фрегата была закончена, и 10 числа того же месяца он прибыл в Керченский пролив.^{433} И хотя основные события кампании 1774 г. к этому времени уже прошли, он все же присоединился к эскадре в нужный момент, серьезно усилив флотилию.

Летом 1774 г. также вошли в строй 3 последних палубных бота («Хопер», «Елань» и «Санбек»; о судьбе четвертого строившегося палубного бота в документах, к сожалению, ничего не говорится) и 4 галиота («Буйвол», «Слон», «Осел» и «Верблюд»).^{434} Но в Керченский пролив они стали прибывать уже после завершения противостояния там Азовской флотилии с турецким флотом (после 16 июля).

Тем временем быстрыми темпами проходило строительство заложенных в январе 1774 г. фрегатов. Два из них — «Пятый» и «Шестой» — соответственно 26 апреля и 3 мая уже были спущены на воду. Затем их без промедления отправили к крепости Святого Дмитрия Ростовского, но дойти туда они не успели: после завершения войны дальнейшее движение было остановлено. Фрегат же «Седьмой» достроен в 1774 г. так и не был. Все три фрегата вошли в строй уже в 1777 г. На их достройку, вооружение и оснащение уйдет еще около 139 985 руб. 3¹/₂ коп., выделенных в 1775–1776 гг. К сожалению, они, так же как и фрегаты «Третий» и «Четвертый», будут страдать малой мореходностью и низким качеством постройки. Их главными проблемами станутбольшая валкость (от высокобортности) и близко расположенная к воде нижняя батарея.

Кампании 1777–1778 гг. это отчетливо продемонстрировали. В результате Ф.А. Клокачев 20 февраля 1779 г. написал И.Г. Чернышеву: «…Мачты на оных фрегатах (№№ 5, 6, 7) зделаны по прежней препорции, и не только не длинны, но еще по новому положению… и короче, валки ж оные фрегаты единственно от того, что очень большая оных часть состоит по верх воды, а по их остроте необходимо надлежало б против того как они ныне в грузу состоят с небольшим только 14 фут, быть еще фута на два глубже от чего и были б в надлежащей их годности: но того близкое от воды портов расстояние сделать так не позволяет (высота 1,2192 м. — Авт.), что ежели на два фута еще угрузить порты от воды останутся только с небольшим два фута (0,6096 м. — Авт.) следовательно будут и более еще не удобными, а на посланный ордер корабельный мастер Матвеев рапортом доносил, что к поправлению тех фрегатов от валкости и низкости от воды портов он другого способа не находит, как только 1-е, опер-дек палубу опустить ниже на полтора фута, то есть чтоб гон-дек палубы от досок опер-дек палубы до досок было 5 фут 3 дюйма и порты в нижней палубе заделать; а сделать их на верхней; 2-е, квартер-дек на корме опустить ниже 1 фут 10 дюйм, и переправясь так могут нагрузись в препорцию в ходу и к действию быть способными».^{435}

Кроме того, нужно отметить, что в феврале — мае 1774 г. в Таганроге произвели первый крупный ремонт судов флотилии: в феврале были киль-гелеваны и обшиты второй обшивкой «новоизобретенные» корабли «Азов», «Таганрог», «Журжа» и «Корон», а в мае подобную процедуру провели и на корабле «Хотин». По сути, с этого момента началась история судоремонта на русском флоте южных морей.

Итак, к концу 1774 г. Азовская флотилия насчитывала в своем составе боеспособными: четыре фрегата (два 32-пушечных и два 58-пушечных), 9 «новоизобретенных» кораблей («Модон» в августе-сентябре 1774 г. был отремонтирован и вновь введен в строй), 8 палубных ботов, 4 галиота, 4 флашхоута, 5 транспортных судов и 4 военные лодки. Кроме того, в составе флотилии еще числились два полностью вышедших из строя «новоизобретенных» корабля («Морея» и «Новопавловск») и 5 44-иушечных прамов, находившихся в резерве.^{436} На Дону находились два недостроенных 42-пушечных фрегата («Пятый» и «Шестой»).

Всего в 1769–1774 гг. без шлюпок и баркасов для Азовской флотилии было построено 110 судов (6 фрегатов, 12 «новоизобретенных» кораблей, 5 прамов, 12 палубных ботов, дубель-шлюпка, 4 галиота, 5 транспортов, 4 флашхоута, 58 военных лодок, дноуглубительная машина и 2 камели). Кроме того, в состав флотилии входили купленная у грека А. Псаро за 2000 руб. поляка, реквизированная турецкая шаития и 14 казачьих лодок, безвозмездно переданных казаками.

В этой связи абсолютно непонятными выглядят цифры, приведенные В.Д. Доценко в «Истории отечественного судостроения», по которым к 1773–1774 гг. на верфях Азовской флотилии было построено 6 фрегатов, 16 «новоизобретенных» кораблей, 2 бомбардирских корабля, 5 прамов, 98 казацких лодок, да еще отдельно указаны заложенные 2 58-пушечных фрегата.^{437}

Но вернемся к приведенным выше итоговым цифрам. Как оценить их? Насколько эффективным получилось судостроение для Азовской флотилии в 1768–1774 гг.? Выводы могут быть следующие. В целом российскому правительству и А.Н. Сенявину удалось создать флотилию, корабельный состав которой оказался способным выполнить практически все поставленные перед ним задачи. Особо стоит отметить продуманность шагов как государственного руководства, так и командования флотилией, позволившую последней, с одной стороны, в основном своевременно получать силы и средства, необходимые для решения очередной задачи, а с другой — привлекать для этого и прежние ресурсы. Так, первой была принята и успешно выполнена программа постройки судов, необходимых для занятия и обороны дельты Дона (причем военные лодки использовались и для последующих действий на море). Далее, но практически одновременно с первой программой, началась разработка, а затем и реализация второй программы — создания эскадры, способной вести войну уже на море (построенные «новоизобретенные» корабли оказалось реальным использовать и на Черном море). Наконец, по ходу реализации второй программы были предприняты шаги по дальнейшему развитию морских сил, что вылилось в итоге в досрочное и столь важное появление фрегатов. Успешными представляются и чисто конструкторские ходы. Не имея возможности строить крупные корабли в начале войны, насытили «новоизобретенные» корабли мощным наступательным вооружением — пудовыми гаубицами. Затем, не сумев-таки перейти к постройке линейных кораблей, нашли вариант с большими фрегатами, вооруженными тяжелой артиллерией (18-фунтовыми единорогами). В итоге получились две вполне боеспособные в условиях противостояния туркам эскадры — одна из «новоизобретенных» кораблей, другая из фрегатов.

Возникает вопрос: все ли ресурсы были грамотно использованы? Что касается действий А.Н. Сенявина, они позволяют дать утвердительный ответ. Проблема же заключалась в том, что ресурсов этих выделялось Петербургом недостаточно, в частности, слишком пассивно развивали фрегаты (самым серьезным просчетом было то, что ни 32-, ни 58-пушечные фрегаты так и не были запущены в серию, хотя тот же Петр I уже в самом начале создания Балтийского флота прибегал к серийной постройке как парусных, так и гребных судов^[87]); о крейсерских судах тоже явно забыли. А ведь отсутствие последних оставляло туркам свободу на Черном море, да и флотилия лишалась полноценной дальней разведки. Последнее же имело огромное значение. Приведем показательный пример. В 1798 г. Г. Нельсон, не имея судов для разведки, длительное время вслепую гонялся за эскадрой Н. Бонапарта, в итоге позволив ей высадить войска в Египте. Вот что писал по этому поводу А.Т. Мэхэн: «Такая неудача, преследовавшая человека, одаренного столь громадной энергией и сообразительностью, была следствием, во-первых, того, что в эскадре Нельсона не было мелких разведочных судов, а во-вторых, хитрости Бонапарта, хотя несложной, но на море совершенно достаточной, а именно — избрания им такого пути, который не прямо вел его к цели. Эта хитрость, однако, в тесном море и при многочисленности каравана Бонапарта и его конвоя не увенчалась бы успехом, если бы только британский адмирал имел в своем распоряжении «глаза флота» — т. е. тех собирателей сведений, которые играют столь существенную роль как в морской, так и в сухопутной войнах».^{438}

Наконец, нельзя не отметить и того, что А.Н. Сенявину, несмотря на проблемы с качеством постройки кораблей и на чрезвычайное напряжение выпавших им морских кампаний, удалось в течение всей войны сохранять боеспособность практически всех основных единиц корабельных сил Азовской флотилии. Более того, флотилия оказалась способной возобновить деятельность и с окончанием войны. Это стало понастоящему большим успехом Сенявина, особенно с учетом итогов существования предшествующих Донской и Днепровской флотилий периода 1735–1739 гг.

Степень боеспособности Азовской флотилии в 1771–1774 гг. (учитываются основные боевые единицы — «новоизобретенные» корабли и фрегаты)

Положение с основными корабельными силами	1771 год	1772 год	1773 год	1774 год
Количество основных боевых единиц по списку, находившихся в строю на начало кампании	10	11	13	14
Из них реально в строю	10	10	13	10
Процент боеспособных	100%	90%	100%	72%
Количество основных боевых единиц по списку, находившихся в строю на конец кампании	11	12	14	15
Из них реально в строю	11	12	6	13
Процент боеспособных	100%	100%	43%	87%

В заключение подведем итог самому судостроительному процессу, организованному на донских верфях. Общее представление о деятельности данных верфей в 1768–1774 гг. дает следующая таблица.

Краткая характеристика деятельности донских верфей

Название верфи. Причины открытия	Решение об открытии (начало судостроения)	Деятельность верфи и ее судьба
Тавровская. Открыта для строительства Открыта для строительства малых судов	XI.1768 г. (1.1769 г.)	Судостроение велось в 1769 г., верфь фактически являлась «главным магазином» флотилии. Закрыта в декабре 1769 г. в связи со сложностью проводки судов отсюда вниз по Дону. В 1769 г. построено 30 лодок, шлюпки и баркасы к прамам и «новоизобретенным» кораблям
Икорецкая. Открыта для достройки прамов и строительства малых судов	XI. 1768 г. (1.1769 г.)	Судостроение велось в 1769–1770 гг. Закрыта в 1770 г. в связи со сложностью проводки судов с нее и недостаточной шириной реки Икорец. В 1769 г. достроено 5 прамов. В 1769–1770 гг. построено 6 «новоизобретенных» кораблей, дубель-шлюпка, палубный бот, 30 военных лодок, дноуглубительная машина и 4 понтона
Новопавловская. Открыта для постройки «но воизобретенных» кораблей	VI.1769 г. (1Х.1769Г.)	Судостроение велось в 1769–1774 гг., 1778–1779 гг., 1788–1789 гг. Построено 6 эллингов. С 1770 г. выполняла функции «главного магазина» флотилии, куда поступали деньги для содержания личного состава флотилии и где проводились торги на поставки. Также ведала вопросами обеспечения снабжения работы других верфей. В 1769–1774 гг.: построено 6 «новоизобретенных» кораблей, 5 палубных ботов, 2 галиота
Новохоперская. Открыта в связи с необходимостью постройки фрегатов	Лето 1770 г. (IX.1770 г.)	Судостроение велось в 1770–1779 гг. Построено 2 эллинга. В 1780 г. принято решение о ликвидации. В 1787–1790 гг. судостроение возобновлено. В 1799–1804 гг. вновь использовалась для постройки судов (для Черноморского казачьего войска). Это были последние военные корабли, построенные на донских верфях. В 1770–1774 гг. построено 7 фрегатов, 6 палубных ботов, 2 галиота, 5 транспортных судов
Таганрогский порт. Воссоздавался как главная база Азовской флотилии	Указ Екатерины II о возобновлении этого порта: 10.XI.1769 г. Начало восстановления порта: IX.1770 г. Начало судостроения: 1791 г.	С 1770 г. являлся главной базой Азовской флотилии, а Контора этого порта руководила всем тыловым хозяйством и судостроением флотилии. С 1771 г. происходила достройка судов, а с 1772 г. производился и текущий ремонт судов. В 1777–1785 гг. была проведена тимберовка (капитальный ремонт) и модернизация большого числа судов. Строились только шлюпки и в 1775 г. одна дноуглубительная машина. В 1791–1793 гг. построен фрегат

Что касается самого процесса постройки кораблей и введения их в строй, то он в конечном счете выглядел так. Постройка судов осуществлялась на верфях, располагавшихся по Дону и его притокам, на значительном удалении от Азовского моря: от Новопавловской верфи до устья Дона было около 1100 верст. Следствием этого были большие затраты времени на преодоление судами такого расстояния. Поскольку Дон был мелководным, имел многочисленные перекаты, а в дельте реки, на единственном фарватере, выводящем в Азовское море, находился мощный песчаный бар, на верфях приходилось строить только корпуса кораблей, причем если на «новоизобретенных» кораблях и малых судах можно было настелить палубы, то на фрегатах приходилось обходиться лишь временными настилами. Иначе вывести их в море становилось невозможным. Кроме того, проводка судов с верфей могла быть осуществлена только в период большого весеннего половодья.

Отдельную проблему представлял песчаный бар в дельте Кутюрьмы. Обязательными условиями его преодоления были нагон воды с моря и полная разгрузка переводимого судна (само движение осуществлялось с помощью гребных судов), а для фрегатов — еще и наличие камелей. Все это создавало серьезные трудности и мешало дальнейшему развитию донских верфей.

Однако проблемы на этом не заканчивались. Достройка, вооружение и снаряжение судов происходили на рейде Таганрога, поскольку в связи с мелководностью гавани делать это в ней было невозможно. Поэтому все необходимые припасы доставлялись с берега на лодках, причем, поскольку у фрегатов по мере завершения работ возрастала осадка, то их приходилось отводить все дальше и дальше от берега (так, фрегаты начинали достраивать на расстоянии 3 верст от гавани, затем дистанция росла, превышая в итоге 10 верст^{439}). Нет нужды отмечать, что работы в открытом море не раз останавливались из-за штормовых ветров. В итоге спуск сколько-нибудь крупных судов на воду и вступление их в строй в течение одного года были практически невозможны. Кроме того, суда с осадкой более 13 футов приходилось разгружать, чтобы перевести через мелководный участок Керченского пролива.^{440}

Каковы же итоги деятельности А.Н. Сенявина и его подчиненных по созданию флотилии в 1768–1774 гг.? В целом их деятельность можно охарактеризовать как весьма успешную. Организация нового корабельного соединения, восстановление необходимой инфраструктуры (судостроительных верфей, базы в Таганроге) в достаточно сложных условиях за короткий срок и во время войны стали, несомненно, большим достижением. В результате уже к весне 1771 г. на Азовском море появилась сила, обеспечившая важнейшую операцию войны — занятие Крыма. В последующие военные годы имело место дальнейшее развитие судостроения, позволившее пополнить флотилию судами более крупных рангов — 32–58-пушечными фрегатами, что фактически положило начало крупному судостроению России на Черном море. Что же касается не состоявшейся постройки линейных кораблей, то, несмотря на это, решение о превращении русской морской силы на Черном море в линейный флот было принято именно в годы войны, а конкретнее в 1771 г.

Указывая на все эти успехи, нужно особо отметить огромный личный вклад в них А.Н. Сенявина, проявившего себя в деле создания Азовской флотилии прекрасным организатором, инициативным и ответственным деятелем государственного масштаба. В своем рескрипте Сенявину от 27 сентября 1774 г. Екатерина II писала: «Наконец имеем Мы изъявить вам Монаршее Наше благоволение за ревность вашу в исправлении порученных вам от Нас дел и обнадежить вас, что Мы не оставим сохранить то в памяти Нашей и пребудем всегда Нашею Императорскою милостью к вам благосклонны (курсив наш. — Авт.)».^{441}

Обеспечение Азовской флотилии припасами и материалами; проблемы финансирования

Теперь необходимо обратиться к вопросу обеспечения Азовской флотилии «работными людьми», припасами и материалами, а также к проблеме финансирования ее деятельности. Этот материал имеет огромное значение, но до сих пор практически не получил серьезного освещения в историографии. Имеющиеся отрывочные сведения крайне недостаточны.

Сначала рассмотрим снабжение верфей материалами и проведение судостроительных работ во время Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Лесоматериалы заготавливались в Усманских, Оленьих, Борщевских, Битюгских, Шиповых, Хворостанских, Хоперских, Борисоглебских и Телерманских лесах (по р. Дон и его притокам).^{442} Заготовка мачтовых деревьев происходила в районе реки Хопер, а также в Шацком и Тамбовском уездах Воронежской губернии, что в связи с отдаленностью и труднодоступностью этих мест серьезно осложняло доставку отобранных стволов на место.^{443}

Кстати, мачтовый лес дважды создавал проблемы для Азовской флотилии. Первый раз проблема возникла в 1769 г. в связи с поиском мачтовых деревьев для «новоизобретенных» кораблей. Тогда их отсутствие привело даже к тому, что И.М. Селиванов в сентябре 1769 г. предложил А.Н. Сенявину сделать на «новоизобретенных» кораблях мачты «складные с наставками в длину».^{444} Но Сенявин не согласился, справедливо отметив, что «нередко на судах и целые мачты во время вихря ломает, то уже на такой случай составные, какие бы ни были сделаны укрепления, не могут быть прочны», и предписал продолжить поиск нужного мачтового леса в лесах по реке Хопер. Если же и там требующихся мачтовых деревьев найдено не будет, то тогда обратиться к Казанской адмиралтейской конторе, чтобы та «благоволила сколько можно ближе к городу Царицыну из удобного леса означенных мачт двойной же комплект заготовить как наискорее можно», а затем доставить их уже этой осенью к Царицыну, откуда они затем должны были быть перевезены по суше к Дону — к Калачинской войска Донского станице.

Об этом своем предложении А.Н. Сенявин и доложил Адмиралтейств-коллегий.^{445} Последняя в целом поддержала его, но с одним изменением. Она также повелела И.М. Селиванову в первую очередь тщательно искать необходимые мачтовые деревья на месте, но в случае неудачи поисков предписывала вначале использовать на «новоизобретенных» кораблях «складные с наставками мачты», «чтоб время пропущено не было», так как считала уже невозможной доставку лесов осенью 1769 г. из Казани в Царицын.^{446} Тем не менее, Адмиралтейств-коллегия направила соответствующий указ о заготовке мачтовых деревьев и в Казанскую адмиралтейскую контору, но они должны уже были заменить первоначальные складные.^{447} Однако к «складным с наставками» мачтам для новоизобретенных кораблей прибегать не пришлось. Осенью 1769 г. в районе реки Хопер необходимый мачтовый лес был найден.

А начало кампании 1772 г. ознаменовалось скандалом вокруг деятельности капитана Новопавловского порта капитана 2-го ранга В. Висленева, обвиненного в неумении организовать работу по заготовке мачтового леса в Шацком уезде Воронежской губернии и доставить его к Хопру. (Как записано в «Общем Морском списке», «при отправке из Павловска в Таганрог лесных запасов, оказал большие упущения, а при заготовке мачт к двум новым фрегатам показал такую неисправность, что и от Сената протестовано было, и о всем том и Ея. И. В. изволила быть известна».^{448})

Суть же проблемы по материалам РГАВМФ представляется в следующем. Если мачтовый лес для «новоизобретенных» кораблей удалось найти в сравнительно удобных для вывозки местах, то для фрегатов «Первый» и «Второй» мачтовые деревья найдены были довольно далеко от Хопра. Остро встала проблема вывозки заготовленных деревьев. В частности, в журнале Адмиралтейств-коллегий присутствует запись: «О мачтах же через рапорт Новопавловской адмиралтейской конторы уведомились, что те мачты только заготовлены в Шацком уезде в расстоянии от села Кириллова проселочною дорогою в 32 верстах, а от проселочной дороги также в немалом расстоянии и к вывозу оных на проселочную дорогу надлежит делать прямые дороги, чему препятствуют речки, чрез которые надо делать мосты, а без того как тогда и зимним путем вывести не можно; по тягости же оных лесов обывательские повозки поднять не могут и делать особливых колес мастеров не отыскалось и вывозить не на чем; а хотя и делана была проба вывозить на катках, но по дальнем расстоянии и оными вывести не могли, почему коллегия, видя в том упущение… сделала Таганрогской и Павловской конторам наикрепчайшее подтверждение».^{449}

Тем не менее, 1 декабря 1771 г. Адмиралтейств-коллегия получила указ Сената, «причем приложена (была) с подносимого Ея И. В. доклада копия с высочайшей конфирмацией о наряде по представлению Воронежского губернатора, в согласие требования капитана Висленева для вывоза мачт 150 пар парноваловых подвод, да для подчистки больших дорог и помощения через болотные места мостов и гатей пеших работников с топорами 300 человек».^{450} Но следом появился еще один указ Сената: дело в том, что В. Висленев неожиданно отказался от своих прежних требований и запросил дополнительно 1000 человек работников и 1500 подвод! Екатерина II, крайне заинтересованная в скорейшем вступлении в строй Азовской флотилии фрегатов «Первый» и «Второй», дала добро, повелев, правда, при этом зачесть в означенное число уже выделенные подводы и людей.^{451} Об этом и сообщал Адмиралтейств-коллегий Сенат, заодно отметив, что Екатерина II потребовала рассмотреть обоснованность упомянутых требований. Но тут пришло сообщение Воронежского губернатора, что В. Висленев требует от него еще 200 конных и 350 пеших человек!^{452} То есть получалось, что Висленеву потребовалось людей для заготовки мачт едва ли не столько же, сколько до этого заготавливали лес для Азовской флотилии в целом.

Выписка из журнала Адмиралтейств-коллегий от 27 декабря 1771 г.^{453}

…В прошлом 1769 году декабря 15 числа Е. И. В. данным вице-адмиралу Сенявину указом повелеть соизволила при отправлении и исполнении всего того, что ему поручено, вырубить на три или четыре фрегата лесу. Во исполнение чего в январе и феврале месяцах 1770 года на построение тех фрегатов леса в Шиповых, Битюгских, Хворостанских и Усманских лесах кроме ветистых прямые деревья отысканы и столько, что на все четыре фрегата набраться могло в одних Шиповых лесах; ветистые, кроме баксовых штук, отысканы в Борисоглебских, прилежащих к рекам Карачану, Хопру и Вороне лесах, почему марта 16 вице-адмиралом Сенявиным в Борисоглебские леса для заготовления ветистых деревьев отправлен был флота капитан Тишевский и при нем работных людей 328 человек. Сими людьми вырублено 2068 деревьев. А как в июне месяце именным Е. И. В. указом повелено из тех фрегатов построить только два, то все расположение и оставалось к постройке двух фрегатов. Вице-адмирал Сенявин почел за способнее те фрегаты строить при Новохоперской крепости на реке Хопре расстоянием из того места, где на фрегаты леса заготовляются в 20 и 30 верстах и в июле месяце рапортом доносил, что леса приказано им заготовлять на все четыре фрегата [на] все члены, в том числе и прямые деревья, в одних Борисоглебских лесах и фрегаты с гон-дек палубой сделать к весне 1771 года, дабы при полной воде успеть их доставить к крепости Святого Дмитрия Ростовского. Сентября 2-го он, вице-адмирал, в коллегию рапортовал, что фрегаты строить и к тому сделано им надлежащее распоряжение, в котором между прочим предписано капитану Тишевскому заготовляемые под его смотрением леса доставлять на верфь; Новопавловской же адмиралтейской конторе отправить к Тишевскому работников; 2) в том же его, вице-адмирала, рапорте объявлено, что Новопавловской адмиралтейской конторе велено мачты, ежели ближе отыскать не могут, то их заготовлять в Шацком уезде, где на новородные суда заготовлены были….

О мачтах же через рапорт Новопавловской адмиралтейской конторы уведомились, что те мачты только заготовлены в Шацком уезде в расстоянии от села Кирилова проселочною дорогой в 32 верстах, а от проселочной дороги также в немалом расстоянии и к вывозу оных на проселочную дорогу надлежит делать прямые дороги, чему препятствую речки, чрез которые надо делать мосты, а без того, как тогда и зимним путем вывести не можно; по тягости же оных лесов обывательские повозки поднять не могут и делать особливых колес мастеров не отыскалось и вывозить не на чем; а хотя и делана была проба вывозить на катках, но по дальнем расстоянии и оными вывести не могли, почему коллегия, видя в том упущение, о скорейшей вывозке и доставлении… сделала Таганрогской и Павловской конторам наикрепчайшее подтверждение.

Декабря 1 числа получен из… Сената в Адмиралтейств-коллегию указ, причем приложена с подносимого Е. И. В. доклада копия с высочайшей конфирмацией о наряде по представлению Воронежского губернатора, в согласие требование капитана Висленева для вывоза мачт 150 пароволовых подвод для подчистки больших дорог и помещения через болотные места мостов и гатей пеших работников с топорами 300 человек. Вскоре получен другой указ Сената, коим предписано, что капитан Висленев, вместо того, чтобы пользоваться тем подрядом, которого он за довольно полагал, вдруг потребовал 1000 человек работников и 1500 подвод и коих Е. И. В. по настоящей в фрегатах нужде высочайше повелеть соизволила нарядить, включа, однако, в то число прежде повеленных нарядом; но для чего такое великое число против прежнего требовано представить соизволила особливому рассмотрению; ныне же Воронежский губернатор Маслов к вице-президенту сообщил, что Павловская контора еще требует о наряде для заготовления в Борисоглебских лесах на фрегаты к наличным работным людям в добавок конных 200, пеших 350 человек; но как сие требование… почтено быть не может, как делаемое без всякого осмотрения… и почему от него вице-президента к Воронежскому губернатору ответствуется, что на сие никакой резолюции не будет, ибо капитану Висленеву писано, чтоб исправлялся последнее наряженными людьми; а сего декабря 23 полученным от него Висленева рапортом объявлено, что несколько мачт к селу Кирилову уже вывезено, а и последние декабря к 7 числу вывезены будут, а с того числа перевозить будут к реке Хопру, но не показывает на сколько фрегатов те мачты заготовлены, да как в рапортах от него показано, что от села Кирилова до реки Вороны, коя впадает в реку Хопер 120 верст, то сие подает сумление в скором доставлении тех мачт на берег и коллегия все то упущение как в заготовлении мачт и во отправлении потребных для тех фрегатов припасов относит к нерадению и слабости капитана Вислненева… из присланных же ведомостей выходит, что лесов на последние два фрегата заготовлено очень мало и потому коллегия никакой надежды на капитана Висленева полагать не может и почитает за непременное узнать, от чего продолжение в вырубке мачт и вывозе последовало, насколько фрегатов заготовляется, к чему столь много требуется работников и для чего на последние два фрегата лес не вывезен…

В результате запрос В. Висленева был отклонен, а Адмиралтейств-коллегия начала расследование. На Дон был отправлен капитан 1 ранга П.И. Пущин. К тому же выяснилось, что, вопреки указаниям Петербурга и Сенявина в соответствии с указом Екатерины II от 15 декабря 1769 г., лесоматериал на два другие фрегата практически не был заготовлен, почему В. Висленев теперь и просил о присылке такого большого количества людей.^{454} Последовали выводы о нерадении и слабых способностях капитана 2-го ранга Висленева.

Из всей этой истории вытекают два вывода: первый — о действительно непростых условиях создания флотилии, а второй — о том, как особенно много зависит в этой ситуации от руководства. Одни начальники (как в данном случае В. Висленев) неспособны были решать свои задачи, а другие проявляли чудеса изобретательности и в более сложных условиях. Яркий пример — А.Н. Сенявин, в 1769–1770 гг. не раз проявлявший виртуозность и в доставке леса, и в постройке судов.

Общая картина заготовки лесоматериалов представлена в таблице. 

Места заготовки лесоматериалов для строительства судов Азовской флотилии^{455}

^{Тип судов … Место заготовки лесов}

Военные лодки, дубель-шлюпка и палубный бот … Использование уже заготовленных лесов на Икорецкой верфи. Заготовка лесоматериалов в Борщевских, Усманских и Оленьих лесах (леса по Дону)

«Новоизобретенные» корабли … Заготовлены в Шиповых лесах и лесах по реке Битюг. Мачтовый лес заготовлен в Шацком уезде

Фрегаты «Первый» и «Второй» … Заготовлены в Борисоглебских и Шиловых лесах; лесах, прилежащих к рекам Хопер, Ворона, Карачан. Мачтовый лес заготовлен в Шацком уезде

Фрегаты «Третий» и «Четвертый» … Заготовлен в основном в Борисоглебских лесах

Фрегаты «Пятый», «Шестой», «Седьмой» … Заготовлен там же, где и для предыдущих фрегатов

Малые суда, построенные в Павловске … Заготовлены в лесах по Дону

Малые суда, построенные в Новохоперске … Заготовлены в лесах по Хопру

Ниже приведена характеристика принадлежности лесных массивов, в которых происходила заготовка лесоматериалов для Азовской флотилии. 

Принадлежность лесов, где происходила заготовка лесоматериалов для нужд Азовской флотилии^{456}

^{Название лесов … Принадлежность}

Усманские … Господские и однодворческие селения

Борщевские … Однодворческие и экономические селения

Битюгские … Однодворческие и государственные

Шиповые … Господских черкес и однодворческие

Хоперские … Однодворческие и казачьи

Борисоглебские … Господские и однодворческие

Прилежащие к реке Вороне Телерманские … То же

Хворостанские … Однодворческие и экономические

Артиллерию и боеприпасы поставили Баташевские (частные) и Липецкие (казенные) заводы, а также Московский арсенал. Кроме того, были использованы пушки, находившиеся в Таврове, Павловске и крепости Св. Дмитрия Ростовского.

Происхождение артиллерии, используемой на вооружении судов Азовской флотилии^{457}

Тип судна	Количество потребной артиллерии	Откуда поставлялась
Прамы	24-фунтовых орудий: 22; 18-фунтовых орудий: 88; 12-фунтовых орудий: 22; 10-фунтовых орудий: 19; 8-фунтовых орудий: 66	Пушки взяты из запасов Таврова, Павловска и крепости Святого Дмитрия Ростовского
Военные лодки	3- и 4-фунтовых орудий: 120; 3-фунтовых орудий: 360	Отлитие фальконетов на Баташевых заводах. Пушки были взяты из местных запасов
«Новоизобретенные» корабли	12-фунтовых орудий: 114; 6-фунтовых орудий: 24; 3-фунтовых орудий: 16; 1-пудовых гаубиц: 14; 2-пудовых мортир: 7; 1-пудовая мортира: 1	Пушки отлиты на частных Баташевских и казенных Липецких заводах. Мортиры и гаубицы изготовлены в Московском арсенале
Фрегаты «Первый» и «Второй»	12-фунтовых орудий: 52 6-фунтовых орудий: 12	Пушки были взяты из лишних орудий, отлитых для «новоизобретенных» кораблей
Фрегаты «Третий» и «Четвертый»	18-фунтовых единорогов: 56; 3-фунтовых фальконетов: 60	Пушки и единороги отливались. Фальконеты взяты из числа снятых с выбывших из строя лодок
Малые суда: палубные боты	Использовались 3-фунтовые пушки	Использовалась местные запасы

Первыми на запрос об изготовлении 360 фальконетов для вооруженных лодок и снарядов к ним откликнулись заводчики Иван и Андрей Баташевы. Заказ был выполнен успешно, и с этого времени заводы Баташевых стали важнейшими поставщиками орудий, снарядов, балласта, якорей и прочих железных припасов для Азовской флотилии. Отливка фальконетов и снарядов к ним обошлась в 3684 руб. 10¹/₂ копейки. Особенно выручили заводы Баташевых с отливкой артиллерии для «новоизобретенных» кораблей в 1770 г.

Участвовали в поставках боеприпасов в 1769 г. и частные заводы Орехова, но более к этим нуждам они не привлекались. Всю работу по отливке орудий выполняли только Баташевские и Липецкие заводы. В этой связи нужно дать их краткую характеристику. Семья Баташевых входила в круг крупных рудопромышленников и заводчиков XVIII — начала XIX вв.^{458} Вышли Баташевы из кузнецов тульской оружейной слободы. Родоначальник династии — Иван Тимофеевич Баташев (умер в 1734 г.), участвовал в строительстве липецких чугуноплавительных заводов, работал управляющим на заводах Н.А. Демидова в Туле, считался в правительственных кругах крупным знатоком металлургического производства. Пользуясь покровительством Демидова, он начал покупать земли в окрестностях Тулы и в 1711–1721 гг. построил на них два металлургических завода. В 1722 г. получил жалованную грамоту Петра I на владение заводами. В 1728 г. И.Т. Баташев построил около Медыни Медынский завод и организовал на нем полный цикл металлургического производства. Из продолжателей династии наиболее известны Андрей (умер в 1799 г.) и Иван (1741–1821 гг.) Родионовичи Баташевы, которые в 1754 г. после смерти отца стали владельцами заводов.

Между тем, в 1754 г. вышел указ Елизаветы Петровны о закрытии заводов в радиусе 200 верст вокруг Москвы. Закрытыми оказались и заводы Баташевых. Однако в 1755 г. Андрей Баташев построил Унженский завод (домна, 5 молотов) на реке Унжа, а в 1759 г. — Гусевский завод (домна, 11 молотов) на реке Гусь, положившие начало созданию железнорудного промышленного района в среднем и нижнем течении реки Оки. Уже в 1755 г. Баташевы продали и вывезли через Петербургский порт свыше 9,4 тыс. пудов железа (1% всего экспорта России), а в 1757 г. — свыше 34 тыс. пудов (7,5%). С конца 1750-х гг. в делах стал участвовать и Иван Баташев. Продолжая расширять производство в 1766 г. братья пустили Выксунский железоделательный завод, а в 1770 г. — Велетьминский молотовый завод (оба близ Нижнего Новгорода).

С начала Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. по заказам казны Баташевы в кратчайший срок организовали на своих предприятиях выпуск военной продукции (за 1769–1774 гг. свыше 1,7 тыс. орудий, свыше 45,6 тыс. пудов снарядов, 371 корабельный якорь), специально для этого построив дополнительную фабрику на реке Выкса.^{459} В благодарность за успешную работу по снабжению Азовской флотилии братьев по ходатайству Адмиралтейств-коллегии освободили от уплаты подушной подати.

Более того, в 1777–1778 гг. Адмиралтейств-коллегия, вопреки указу Сената от 5 августа 1765 г. отливать пушки и снаряды для флота на Демидовских заводах,^{460} дважды испрашивала у Сената разрешение пушки и фальконеты для строящихся судов Азовской флотилии отлить на заводах Баташевых и при этом просила и впредь в случае потребности артиллерии, снарядов, якорей и балласта для флотилии, «которые нигде так не удобно приготовлять, как на объявленных Баташевых ближайших к Дону заводах», чтобы Сенат дал общее свое повеление Берг-коллегии, разрешающее заказывать это на Баташевых заводах.^{461} И 19 сентября 1778 г. Сенат дал об этом указ.^{462} Важнейшей причиной этого было то, что, продолжая наращивать производство и после завершения войны, Баташевы оставались самыми надежными поставщиками Азовской флотилии. В 1783 г. они получили дворянство и в тот же год поделили свое хозяйство: Андрей Баташев получил Гусевский, Еремшинский и Илевский заводы (центр производства — Владимирская губерния), Иван Баташев — Выксунский, Велетьминский, Унженский, Железницкий и Пристанский заводы (центр производства — в Нижегородской губернии).^{463}

Что же касается Липецких заводов (в число которых входили: Липецкий, Боренский, Козлинский и Новопетровский заводы.), то в связи с началом Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. они снова приобрели первостепенное значение. Огромную роль в этом играла их близость к театру военных действий, а также к Дону, где создавалась Азовская флотилия и по которому было удобно переправлять грузы к Азовскому морю. Близость их к театру военных действий позволяла доставлять пушки и боеприпасы в более короткие сроки, чем с других заводов. В результате эти заводы были выкуплены у князя Репнина, «для того паче, что оные весьма способны к литью пушек и ядер».^{464} Была и еще одна причина, заставившая выкупить их — это волнения «работных людей», происходившие на заводах в 1760-е гг.^{465}

И хотя Л.Г. Бескровный указывает, что в 1769–1776 гг. заводы не отливали новых пушек,^{466} а занимались главным образом заливкой раковин готовых, это не соответствует действительности. Они участвовали в отлитии артиллерии для «новоизобретенных» кораблей в 1770 г.^{467} Правда, качество работ и темпы были настолько низкими, что более к изготовлению орудий эти заводы, судя по имеющимся в нашем распоряжении сведениям, не привлекали. Тем не менее, они поставляли для флотилии другие железные изделия (снаряды, балласт, якоря).

В 1777 г. Адмиралтейств-коллегия, беспокоясь, что Баташевские заводы не поставят вовремя орудия и боеприпасы для развивающейся Азовской флотилии, дала указание вновь приступить к литью их на Липецких заводах.^{468} Об этом просил и Ф.А. Клокачев, указывая в качестве причины более удобную доставку изделий оттуда. И манифест 21 мая 1779 г. объявлял: артиллерию и снаряды для Черного моря отливать впредь на Липецких и Боренских казенных заводах.^{469} В результате в 1779 г.- эти заводы отлили различных, в том числе 24- и 36-фунтовых, орудий общим весом 9337 пудов.^{470} Но затем вновь прекратили отливку орудий, так как заводы Баташевых изготовляли их в достаточном количестве, а главное дешевле. Правда, в 1789–1790 гг. их снова привлекли к изготовлению орудий, но уже в последний раз. Нарастающий недостаток древесного угля, сказывавшийся на их мощности еще в 1768–1774 гг., теперь заставил вести производство только из привозного металла.

Самым же сложным сюжетом, связанным с поставками во флотилию артиллерии, стало изготовление пушек для «новоизобретенных» кораблей. По проекту на 12 «новоизобретенных» кораблей полагались 114 орудий 12-фунтового калибра, 24 орудия 6-фунтового и 16 пушек 3-фунтового калибра. Кроме того, требовалось 18 1-пудовых гаубиц и 2 2-пудовые мортиры.^{471}

Летом 1769 г. к решению вопроса о предстоящем вооружении кораблей данного рода приступил Сенявин, сначала решив выяснить, насколько можно использовать хранившиеся на месте орудия. В Павловске имелось 11 12-фунтовых и 7 6-фунтовых орудий. Еще 36 12-фунтовых пушек числилось в крепости Святого Дмитрия Ростовского, но приехав туда, А.Н. Сенявин узнал, что 30 из них «отпущены в Азов и Таганрог, где имеются оные ныне на тех крепостях», а еще 2 таких же орудия были «в крепости Святого Дмитрия в городовом употреблении». Таким образом, вместе с наличными, в Павловске всего имелось в распоряжении Сенявина только 15 12-фунтовых и 7 6-фунтовых орудий.^{472}

Однако осмотрев их и внимательно проанализировав конструкцию будущих «новоизобретенных» кораблей, А.Н. Сенявин отказывается от использования найденных пушек на этих кораблях. В своем донесении Адмиралтейств-коллегий от 2 июля 1769 г. он объяснил это так: «Все оные пушки староманерные и разных чертежей, тяжеловесные, затем они на те новоизобретенные суда неудобны».^{473} И далее предложил отлить на корабли «новоизобретенного» рода пушки тех же калибров, но «сколько возможно оные сделать легче, а чтоб пробу выдержать могли для сего чугун удобрить».^{474} При этом Сенявин подчеркивал, что новые орудия должны были иметь ту же дальность стрельбы, что и обычные.^{475} То есть фактически речь шла об улучшении тактико-технических данных и соответствующей корректировке технологии изготовления пушек. В заключение донесения А.Н. Сенявин просил прислать пушки на Дон не позднее февраля 1770 года.

Заметим, что причиной предложения Сенявиным такого варианта вооружения «новоизобретенных» кораблей было понимание им уже тогда, что орудия «обычных пропорций», имеющие значительный вес, создадут большое скопление масс у бортов, которое для морских судов традиционной конструкции не составляет проблемы, но у «новоизобретенных», имеющих плоское днище, неминуемо вызовет сильную бортовую качку.^{476}

Но мысль А.Н. Сенявина не была осуществлена. Хотя, получив его предложение, Адмиралтейств-коллегия согласилась с ним и 11 августа предписала Артиллерийской экспедиции составить чертежи необходимых облегченных пушек. Уже к 20 августа чертежи были сделаны, и 21 августа их рассмотрела Адмиралтейств-коллегия.^{477} По представленным чертежам «новоманерные пушки» (так их стали называть) должны были, во-первых, иметь меньшую толщину во всех своих частях, то есть быть легче обычных орудий, и, во-вторых, быть короче последних: «двенадцатифунтовые одним футом и пятью дюймами, шестифунтовые одним футом и восемью дюймами, трехфунтовые одним же футом и двумя с четвертью дюймами».^{478} Последнее обстоятельство неизбежно приводило к снижению дальностистрельбы. Таким образом, артиллерийская экспедиция пошла самым простым путем, но, тем не менее, Адмиралтейств-коллегия одобрила эти чертежи. Сенявина об данном обстоятельстве также предупредить не удосужились.

И в конце августа 1769 г. из Адмиралтейств-коллегий последовало предписание Берг-коллегии: «как о вылитии вновь означенных пушек наряду никуда еще не учинено и для того… о вылитии их непременно будущего 1770 году к февралю месяцу определила (бы данная коллегия. — Авт.) на Липских заводах кому надлежит дать повеление».^{479} Таким образом, наряд на изготовление комплекта «новоманерных» орудий для «новоизобретенных» кораблей был передан Липецким заводам.^{480} При этом в связи с их ограниченными мощностями им предписывалось, оставив пока производство других орудий для флота, «с крайним поспешанием» производить отливку указанных орудий для Азовской флотилии.^{481} Снаряды же к ним должны были быть отлиты «на определенных в Воронежской губернии заводах».^{482} Только после этого, в сентябре 1769 г. Адмиралтейств-коллегия проинформировала о своих действиях А.Н. Сенявина.

Но, как и следовало ожидать, тот отказался от использования таких «новоманерных» пушек на «новоизобретенных» кораблях — фактически пока главной силе его флотилии. В своем донесении Адмиралтей сентября он писал, что поскольку «те уменьшенные в длине пушки выстрелом своим не будут противу пропорциональных в длине по калибру пушек занимать дистанцию, то как во время предприятия с неприятелем, когда я буду еще к нему сближаться чтоб выстрел уменьшенных в длине пушек доставать ево [неприятеля] мог… то де оные пушки не только лишаются первого авантажа, но и равенства, затем их способными назвать не могу».^{483}

На это Адмиралтейств-коллегия еще раз провела рассмотрение вопроса о новоманерных пушках по итогам которого в начале октября 1769 г. направила А.Н. Сенявину указ, в котором говорилось, во-первых, «что по пропорции пушек толстоты в стенах их убавить не можно в рассуждении того, что такая есть положенная пропорция по свойству металла и не иначе оные выливаются как из самого хорошего чугуна, ибо в противном случае надлежащей пробы они не выдерживают…»; во-вторых, что так как «ныне он вице-адмирал (Сенявин. — Авт.) представляет, что те пушки по убавлению как бы они в настоящей форме были (дистанцию стрельбы. — Авт.) достигать не могут, то и отдать сие на его благоусмотрение, с тем, что если рассудит оным пушкам быть точной пропорции корабельных, то б благоволил от себя… на определенный к литью пушек завод сообщить, присылая при этом чертежи, сочиняя оные находящимися тамо артиллерийскими офицерами» (а если же соглашался на новоманерные пушки то также бы сообщил об этом в Адмиралтейств-коллегию и на завод), и в-третьих, в случае, если Сенявин решит остановиться на обычных артиллерийских орудиях для «новоизобретенных» кораблей, то тогда он должен использовать и все находящиеся в районе Дона 12- и 6-фунтовые орудия, в том числе и отданные в крепости Азов и Таганрог.^{484} Но отдав вопрос о судьбе новоманерных пушек Сенявину, Адмиралтейств-коллегия тем не менее подтвердила Липецким заводам указ об отливке данных орудий, рассчитывая, что часть пушек Сенявин сможет принять и такими.^{485}

Однако командующий Азовской флотилией решительно отказался и от новоманерных пушек, и от орудий, имевшихся на Дону. В результате А.Н. Сенявин победил, и в ноябре 1769 г. Адмиралтейств-коллегия отдала указ об отлитии на Липецких заводах 12-, 6- и 3-фунтовых пушек обычных пропорций.^{486} Однако здесь проявилась неудовлетворительная скорость отливки пушек на данных заводах, к тому же сопровождавшаяся низким качеством.

О работе Липецких заводов помогают судить сведения по отливке новоманерных пушек с сентября 1769 по январь 1770 г.

Результаты отливки на Липецких заводах облегченных («новоманерных») 12- и 6-фунтовых орудий^{487}

Калибр	Отлито	Пробовано	Разорвало при пробе	Обнаружено раковин	Годных
12-фунтовые	34	28	7	7	14
6-фунтовые	2	2	1	1	0

Между тем, 1769 год подошел к концу. Желая спасти ситуацию, Адмиралтейств-коллегия 8 января 1770 г. издала новый указ, который гласил, что «коллегия, не имея надежды в вылитии на Липских заводах тех пушек к назначенному времени, определила весь полный наряд (114 12-фунтовых, 24 6-фунтовых и 16 3-фунтовых орудий. — Авт.) стараться вылить… заводчикам Баташевым, а между тем хотя и на Липских заводах показанное по данному наряду производиться будет и из того некоторое число хотя б и лишнее было, но и оные остаться могут для предбудущих на другие суда употреблений».^{488} В результате летом 1770 г. нужное количество артиллерии было доставлено в Павловск. В частности, по ведомости И.М. Селиванова на 8 июля в Павловск доставили с Баташевских заводов 52 12-фунтовых, 24 6-фунтовых и 16 3-фунтовых орудий, а с Липецких заводов прибыли 82 12-фунтовых и 8 6-фунтовых пушек.^{489} Не пропали и «лишние» орудия — они пошли на вооружение 32-пушечных фрегатов «Первый» и «Второй».^{490} Выполнение нарядов заводами представлено в таблице.

Общее число орудий, отлитых в итоге для «новоизобретенных» кораблей на Баташевских и Липецких заводах^{491}

Калибр орудий … Липецкие заводы … Баташевские заводы

12-фунтовые орудия … 83 … 114

6-фунтовые орудия … 24 … 24

3-фунтовые орудия … 16 … 16

Из протокола Адмиралтейств-коллегий за февраль 1773 г.^{492}

…По справке оказалось: в прошлом 1769 г. на построение в Павловске и на Икорецкой верфи нового рода 12 судов по опробованным чертежам на Липских и Баташевых заводах литьем полагаемо было пушек 12-фунтовых 114, 6-фунтовых 24, 3-фунтовых 16, а всего 154 пушки и к ним потребное число снарядов; но как на Липских заводах не оставалось тогда надежды, что все то число к назначенному времени вылито быть могло, то коллегия января 8 числа 1770 года и определила весь вышепомянугый полный наряд вылить заводчикам Баташевым, а между тем и на Липских заводах оное литье, по данному наряду неотрешено [было], в рассуждении том, что хотя б излишество остаться может для предбудущих на других судах употреблениев, по которым нарядам вышеписанных пушек со снарядами вылито и в Паловск отправлено с Баташевых заводов 12-фунтовых 114, 6-фунтовых 24, 3-фунтовых 16, всего 154, да с Липских заводов 12-фунтовых 83, 6-фунтовых 24, 3-фунтовых 16, а на обоих заводах первых 197, вторых 48, третьих 32 и так ныне в Павловске имеет быть против положенного на суда нового рода числа излишних 12-фунтовых 83, 6-фунтовых 24, 3-фунтовых 16, а всего 123 пушки и хотя и с тех пушек укомплектовал и построенные два фрегата, но затем следственно быть оных пушек с их снарядами в остатке 12-фунтовых 31, 6-фунтовых 12, 3-фунтовых 16…

Таким образом, вопреки встречающимся в литературе утверждениям о вооружении «новоизобретенных» кораблей облегченными орудиями, они, как и первые фрегаты Азовской флотилии, были вооружены обычными пушками.

С мортирами же и гаубицами для «новоизобретенных» кораблей проблема решилась просто; их отлитие было поручено Московскому арсеналу, что он успешно и выполнил.^{493}

Из Промемории Канцелярии главной артиллерии и фортификации в Адмиралтейств-коллегию от 17 ноября 1769 г.^{494}

Из Канцелярии главной артиллерии и фортификации в Государственную Адмиралтейств-коллегию по Е. И. В. указу в Канцелярии главной артиллерии и фортификации по промемории из оной Государственной Адмиралтейств-коллегии и по рапорту из Москвы оной Канцелярии из Конторы определено вылитые и совсем исправленные в Москве в тамошнем Арсенале по требованию оной Адмиралтейств-коллегий ко укомплектованию строящихся в Таврове судов медные пудовые 18 гаубиц и двух пудовые 2 мортиры отпустить в Московскую адмиралтейскую контору…

А всего за вылитие и исправление вышеписанных гаубиц и мортир следует во артиллерию денег получить 14 582 рубля 31¹/₄ копейка…

Реестр сколько в вылитых и исправленных гаубицах и мортирах весу: — в гаубицах:

Номер гаубицы	Вес
	пудов	фунтов
№1	68	25
№2	69	9
№3	66	28
№4	67	17
№5	71	20
№6	64	5
№7	66	20
№8	67
№9	67	22
№10	67	8
№11	66	28
№12	66	20
№13	67	15
№14	68	10
№15	67	35
№16	67
№17	69
№18	66	35
— в мортирах:
№1	99
№2	98	30

Всего 1418 пудов 5 фунтов.

Что же касается изготовления единорогов и фальконетов для 58-пушечных фрегатов, то здесь ситуация выглядит так. Автор проекта фрегатов Ч. Ноульс, предложивший столь революционное вооружение своих детищ, планировал отлить 18-фунтовые единороги и 3-фунтовые фальконеты медными, но артиллерийская экспедиция Адмиралтейств-коллегий предложила попробовать отлить на Липецких или Баташевских заводах эти орудия чугунными, обосновывая это тем, что «в рассуждение не малого на медные орудия интереса и [для] ближайшей поставки не рассуждено ль будет выливать на Баташевых или Липецких заводах чугунные по представленным чертежам, которые против медных хотя и толще, но действием и тягостью разниться не будут».^{495} Адмиралтейств-коллегия повелела вылить для пробы на Баташевских, Липецких и Кончезерских заводах по 3 орудия 24-, 18- и 3-фунтового калибра на каждом.^{496}

О дальнейших действиях информации нет, но в июне 1772 г. канцелярия главной артиллерии и фортификации сообщила, что единороги и фальконеты медные отливаются и к середине июня вполне готовых может набраться половина.^{497} То есть было принято решение об отлитии этих орудий из меди. Относительно единорогов это подтверждают и дальнейшие ведомости по артиллерийскому вооружению фрегатов «Третий» и «Четвертый».

Поставку железа, балласта, якорей в основном обеспечили Липецкие, Баташевские и Ореховские заводы.^{498} Порох доставлялся из Москвы. Прочие припасы (провиант, такелаж:, парусина и мундирное сукно, смола, пенька, гвозди, инструменты, кожи, щетина, дрова, уголь, краска) либо поставлялись из Петербурга и Москвы (в основном поставки отсюда были сделаны в 1769 г.), либо закупались с торгов на месте с заключением подрядов. В них участвовали московские (Копейкин, Иван Никитин), тульские (Иван Филлипов, Иван Переславцев), воронежские (Герасим Амосов, Семен Молоцкой, Иван Попов, Иван Горденин), орловские (Федор Фурсов), тамбовские купцы. Из них наиболее известен своими поставками орловский купец Ф. Фурсов. Принимали участие в снабжении флотилии и представители знати. Так, князь Хованский поставлял мундирное сукно.^{499}

В целом, на 1776 г. флотилией было заключено подрядов на сумму в 126 646 руб. 79¹/₄ коп. Правда, здесь как раз и сказалась нехватка свободных средств для поддержания функционирования флотилии и проведения ремонтов кораблей: оплачено из этой суммы было только 72 317 руб. 72¹/₂ коп. (справедливости ради отметим, что основная нехватка средств наступила по окончании войны).^{500}

Кроме того, часть припасов («известь, сурик, масло конопляное, войлок… уголь, ушаты, ведра, лопаты… кирпич, лотки со всем к ним прибором, дрова и бревна сосновые» общей стоимостью на 1260 руб. 50¹/₂ коп.) бралась в долг во время войны Конторой Таганрогского порта у сухопутной крепости Таганрога.^{501}

Нужно отметить, что после 1770 г. в Новопавловске был построен канатный завод, но о его деятельности известно очень мало. Материалы РГАВМФ дают следующую картину. Поскольку для прамов и военных лодок практически все такелажные припасы с немалыми трудностями были доставлены из Петербурга и Москвы, возникло решение о постройке канатного завода на месте. 4 июня 1769 г. последовал указ Адмиралтейств-коллегий А.Н. Сенявину о заведении канатного завода.^{502} А.Н. Сенявин достаточно быстро выбрал место: им должен был стать Павловск. Объяснил он это так: «канатный завод за удобное я признаю завести в Павловске, где как вышеписанным моим 2 июля рапортом донесено и строение впредь судов назначивается, куда и провоз пеньки без излишней казне траты, ибо в покупку ее ближе отыскать неможно как в Белгородской губернии, а от Белгорода расстояние до Павловска как и до Воронежа; а ежели же б тот канатный завод назначить в Таврове или на Икорце, откуда излишним будет привоз до Павловска канатов, да и не всегда тяжеловесные канаты в надобное время туда доставить будет можно от распутицы».^{503}

Начались работы по заготовке леса. Но уже в октябре 1769 г., будучи в Павловске, Сенявин велел М. Рябинину остановить заготовку лесов.^{504} Причина проста: людей катастрофически не хватало для вывозки лесоматериалов на верфи к строению «новоизобретенных» кораблей, а это было гораздо важнее, чем построить канатный завод. Адмиралтейств-коллегия согласилась с этим, повелев Сенявину отдать наряд на изготовление такелажа для «новоизобретенных» кораблей на частные заводы, а при первой возможности зимой 1769/1770 г. лес для постройки завода и амбаров для пеньки все-таки заготовить. В результате для «новоизобретенных» кораблей такелажные вещи поставили московский купец Копейкин и тульский купец Иван Филиппов.^{505} Однако позднее завод все же возвели, но более точной информации пока обнаружить не удалось.

При этом, говоря о заказах для флотилии в период войны на частных заводах железа и изделий из него, необходимо отметить большое участие государства в том, чтобы эти заказы успешно выполнялись. Уже 1 декабря 1768 года в именном Ея. И. В. указе к И.М. Селиванову было написано: «Берг-коллегии велено на все партикулярные заводы Воронежской губернии послать указы, чтоб оные как простое железо, так и требуемые железные вещи исправляли без замедления поставляя все оное на счет Адмиралтейств-коллегий».^{506} Попытка же заводчиков повысить цены привела к указу Екатерины II об установлении строго фиксированных цен на эти товары (10 копеек за пуд, в которые обходилась государству покупка продукции у казенных заводов) и ответственности за безотлагательное исполнение данных заказов.^{507} Однако в случае, если заводчик соглашался на компромисс, с ним разрешалось договариваться о цене.^{508} Опыт показателен. К сожалению, частный бизнес, за редкими исключениями, всегда интересует только нажива. Кстати, первыми с предложениями о поставке железа вновь были заводчики Баташевы. Но на их Воронежских заводах оказалось невозможным изготовить железо тонких сортов, поэтому они выдвинули в качестве варианта Гусевскии завод во Владимирской губернии, но попросили несколько поднять расценки по сравнению с государственными. И.М. Селиванов их поддержал, так как эта просьба действительно имела основания. Предложение утвердили. Между прочим, по сообщению Селиванова «лучшее… в здешней губернии железо почитается деланное на заводах содержателей Андрея и Ивана Родионовых детей Баташевых».^{509}

Что же касается непосредственно постройки кораблей, то она на данном этапе осуществлялась казенными мастеровыми, моряками флотилии, а также плотниками и кузнецами, командированными из северных губерний и Москвы. Основную вырубку и вывозку же лесов на верфи производили направляемые Воронежским губернатором крестьяне, а также моряки флотилии.

В общем виде картина обеспечения флотилии «работными людьми» выглядела так. Уже 1 декабря 1768 г. Екатерина II своим указом, во-первых, повелела Воронежскому губернатору А. Маслову нарядить 1000 конных и 1000 пеших работников для заготовки и доставки лесов на верфи, а во-вторых, на донские верфи предписывалось направить 800 плотников из Углича и Галича и 70 кузнецов из Москвы.^{510} Пешим работникам устанавливалась плата в размере 5 копеек в сутки, конным — 10 копеек. Но поскольку плотники и кузнецы прибыли на Дон с большим опозданием, то большой объем работ был выполнен самими моряками флотилии.

Следующее обострение проблемы обеспечения верфей работными людьми произошло во время строительства «новоизобретенных» кораблей. Для заготовки лесов к их постройке были наряжены 1000 пеших и 1500 конных работников.^{511} А летом 1769 г. Сенявин запросил Петербург о присылке 219 мастеровых (30 купоров, один литейщик, 30 столяров, 30 маляров, 11 фонарщиков, 10 инструментальных кузнецов, 2 котельщика, 15 парусников, 80 конопатчиков^{512}), но к началу строительства Адмиралтейств-коллегия не прислала никого. Опять пришлось привлекать моряков. Осенью же из-за болезней и большой смертности работных людей проблема встала уже и с вывозом лесов на верфи, в частности, в октябре 1769 г. и без пеших и конных работников на верфях было 580 больных!^{513} В итоге во время пребывания в Петербурге Сенявину удалось добиться отправки на Дон хотя бы ограниченной партии мастеровых (она включала 15 купоров, 15 маляров, 3 столяра, один литейщик, 5 фонарщиков, 10 инструментальных кузнецов, 60 конопатчиков^{514}). Остальную часть Адмиралтейств-коллегия советовала нанять на месте, но сделать это в условиях Донских верфей было очень непросто. Таким образом, опять пришлось широко привлекать моряков флотилии к постройке кораблей, тем более что смертность на верфях была достаточно высокой: 18 декабря 1769 г. Сенявин доносил о 240 умерших мастеровых служителях.^{515}

Затем уже В. Висленев в конце 1771 г. стал запрашивать у Петербурга выделения 1550 пеших и конных работников, стараясь под видом трудности вывозки мачтового леса закрыть проблему несвоевременного заготовления лесов на два фрегата. Всего по распоряжению Екатерины II было выделено 1000 пеших и конных работников и 1500 подвод. Кстати, нужно отдать должное администрации Воронежской губернии: она исправно поставляла работников, волов и лошадей для заготовки и вывозки лесоматериалов на верфи. Наконец, 300 мастеровых Екатерина II выделила на строительство трех фрегатов в 1773 г.^{516} Помимо этого, воронежский губернатор вновь направил в наряд 150 пеших и конных работников.

Нужно отметить, что моряки флотилии активно участвовали в ремонте своих кораблей, которые из-за низкого качества постройки и действия морских червей (которыми просто кишело Черное море) постоянно текли. При этом делать ремонт часто приходилось в море или в неприспособленных местах Крымского побережья. Все это ложилось дополнительной тяжелой нагрузкой на личный состав Азовской флотилии.

Что же касается качества судостроения в этот период в целом, то оно оставалось невысоким (сказывались спешка, несвоевременное заготовление леса и использование его для достройки судов невысушенным). Вдобавок проблемы были и с проектами судов для флотилии: «новоизобретенные» корабли имели много недостатков, а 58-пушечные фрегаты проекта Ч. Ноульса вообще оказались малопригодными для морских действий. Не лучшим стал и проект 42-пушечных фрегатов, но это выяснилось уже после войны.

Общая картина системы обеспечения Азовской флотилии материалами и припасами в 1768–1774 гг. представлена в таблице.

Обеспечение судостроения флотилии в 1768–1774 гг.

Вид поставляемого материала	Каким образом поставлялось	Кем (откуда) поставлялось
Леса	Распоряжения командования флотилии. Заготовка: казенными крестьянами, моряками и мастеровыми	В 1769 г. были использованы леса заготовленные в 1738–1739 гг. Вновь леса заготовлялись по Дону и его притокам: Усманские, Оленьи, Борщевские, Шиповые, Битюгские, Борисоглебские, Хворостанские, по рекам Хопер (Телерманские), Карачан и Ворона
Мачтовый лес	То же	Шацкий и Тамбовский уезды Воронежской губернии
Артиллерия и боеприпасы	Заказ через Адмиралтейств-коллегию	Баташевские (частные) и Липецкие (казенные) заводы, Московский арсенал; использование артиллерии, хранившейся до войны в Таврове, Павловске и крепости Св. Дмитрия Ростовского
Балласт, якоря, железо	То же	Баташевские и Липецкие заводы, заводы Орехова
Порох	То же	Из Москвы
Пенька, канаты, смола, парусина	Заключения подряда с торгов по наименьшей цене. Первоначально, а также то, что нельзя было достать на месте, из Петербурга и Москвы	Орловские, воронежские, московские, тульские купцы
Провиант	Вначале заготовка воронежским губернатором, затем закупка по подряду	Те же

Таким было обеспечение судостроительных работ Азовской флотилии. Теперь обратимся к не менее важному вопросу о финансировании создания и деятельности Азовской флотилии. По штату 1757 г. на русский флот в год полагалось 1 200 000 руб. в год.^{517} Эта сумма употреблялась на окладное жалование, на мундир морским и адмиралтейским служителям, на сухопутный и морской провиант и на канцелярские расходы.

9 ноября 1768 г. началась организация Азовской флотилии. Финансирование флотилии происходило по четырем основным направлениям: во-первых, средства выделялись на личный состав флотилии, верфей и Таганрогского порта; во-вторых, на судостроительные работы; в-третьих, на восстановление Таганрогского порта, и в-четвертых, на чрезвычайные расходы.

Вопрос о финансировании личного состава мы подробно рассмотрим в главе ГУ данного исследования, поэтому здесь обозначим лишь основные моменты. Уже 20 ноября 1768 г. последовал первый высочайший указ по финансированию Азовской флотилии: адмиралтейские доходы Воронежской и Белгородской губерний в размере 73 000 руб. в год переводились на содержание личного состава флотилии.^{518} В частности, в ведение флотилии должны были быть переданы собранные на тот момент с этих губерний деньги в размере 12 106 руб. 29У₂ коп.^{519}

Кроме того, 1 декабря 1768 г. Екатерина II выделила дополнительно 20 000 руб. на продовольствие для направленных на Дон офицеров Адмиралтейств-коллегий и мастеровых во главе с И.М. Селивановым.^{520} Сведений о том, как далее шло финансирование мастеровых Азовской флотилии, в архиве обнаружить пока не удалось.

В итоге до конца 1769 г. финансирование личного состава осуществлялось на основе указа от 20 ноября 1768 г. В конце же 1769 г., в связи с оформлением штата Азовской флотилии и адмиралтейских служителей, Екатерина II издала новый указ (от 24 декабря 1769 г.), по которому ежегодно на их содержание и продовольственное обеспечение должно было выделяться 145 946 руб. 40 коп.^{521}

Но флотилия продолжила развиваться, и 7 декабря 1770 г. Екатерина II увеличила данную сумму на 15 301 руб. 88 коп., после чего та составила 161 248 руб. 28¹/₂ коп.^{522} В таком виде данное финансирование просуществовало до 1775 г. В 1775 г. указанная сумма была подтверждена.

Всего же на содержание личного состава Азовской флотилии, а также Таганрогского порта и Новопавловского адмиралтейства в 1768–1774 гг. потребовалось выделить 896 045 руб. Деньги собирались с Воронежской губернии по статье питейных доходов государства.

Однако прибывший в 1776 г. во флотилию Клокачев писал в Петербург после знакомства с финансовой ситуацией (22 октября 1776 г.), что данной суммы достаточно лишь на «жалование, морскую провизию, сухопутный провиант и мундир».^{523} Но поскольку судам нужны запасной такелаж, паруса и другие материалы для ремонта, то деньги за отсутствием соответствующих статей расходовались из этой суммы, почему она уже закончилась. В результате положение моряков было плачевным: «Всю вверенную мне команду… нашел сожаления достойную; по одному с января месяца сего года неудоволвствию жалованием во всем претерпевают нужду, а паче мастеровые, кои не получая мундиров, некоторые и в работу употребляются почти совсем без одежды и терпя по нынешнему осеннему времени стужу, тем больше больных; и как в приезд мой сюда денег в казне находилось весьма малое число…».^{524}

Заимствование средств из сумм, выделяемых на личный состав, было не случайным, так как эта статья являлась единственным устойчивым каналом финансирования флотилии, и зачастую лишь она предоставляла возможность для заимствований. Однако при этом следует заметить, что деньги брались временно, в основном из так называемых мундирных средств: проблем с закупками продовольствия и жалованием в архивных документах обнаружено не было. К тому же основные трудности возникли сразу после окончания войны: большинство кораблей флотилии к этому времени уже имели значительные сроки службы, да и завершение военных действий требовало приведения сил флотилии в порядок.

Следующей статьей финансирования Азовской флотилии являлась постройка судов: здесь деньги выделялись не постоянно, а под конкретные проекты. При этом часть расходов на поставку припасов отдельно оплачивала Адмиралтейств-коллегия. Кстати, финансирование нужд судостроения является одним из самых обеспеченных документами процессов. Анализ этой документации можно представить в виде следующей таблицы.

Финансирование судостроения в Азовской флотилии в 1769–1774 гг.^{525}

Чьим распоряжением	Выделенная сумма	На что выделялась
22 января 1769 г.: указ Екатерины II	100 000 руб.	На строительство «новоизобретенных» кораблей
1 июня 1770 г.: указ Екатерины II	50 000 руб.[88]	На постройку 2 фрегатов
9 ноября 1770 г.: ордер А.Н. Сенявина	2000 руб.	На покупку поляки
2 марта 1771 г.: указ Екатерины II в трех пунктах	10 000 руб.	На постройку 12 палубных ботов.
	10 000 руб.	На постройку 5 транспортных судов.
	30 000 руб.	На достройку фрегатов
26 декабря 1771 г.: указ Екатерины II	50 000 руб.	На постройку 2 58-пушечных фрегатов
27 декабря 1771 г.: указ Екатерины II	60 000 руб.	На отлитие к ним артиллерии
18 февраля 1773 г.: указ Екатерины II	10 000 руб.	На строительство 4 галиотов
9 октября 1773 г.: указ Екатерины II	50 000 руб.	На постройку 3 фрегатов.
	50 000 руб.	На ремонт судов флотилии

Подводя итог, нужно отметить, что в целом на судостроение для Азовской флотилии в 1769–1774 гг. по обнаруженным данным было выделено около 375 000 руб. Впоследствии для достройки 3 42-пушечных фрегатов было направлено еще порядка 140 000 руб. А вот на нужды судоремонта Петербург отдельно выделил только 50 000 руб.^{526} Отсюда происходили хроническая нехватка средств на постоянное поддержание кораблей в боеспособном состоянии и поиск А.Н. Сенявиным возможностей решения этой проблемы.

Что касается выделения денег на Таганрогский порт, то оно было произведено единовременно: по указу Екатерины II от 10 ноября 1769 г. на его восстановление отпускалось 200 тыс. руб.^{527} По состоянию на 1776 г. из этих средств осталось 35 тыс. руб.^{528} И в деле восстановления Таганрогского порта к тому времени были достигнуты значительные успехи, однако до завершения всех работ было еще далеко. В 1776 г., после конфликта с И. Збородовым, Ф.А. Клокачев добился от того плана и сметы расходов, необходимых для полного окончания всех работ в Таганроге. В частности, тот требовал ассигнования 273 079 руб. 89 коп.^{529}

Ф.А. Клокачев не согласился с ним, и через некоторое время представил свой план и смету на его выполнение. У него картина получилась следующей: «Чтоб гавань привести в состояние по указу 10 ноября 1769 г. нужно было 118.889 рублей 84¹/₂ копеек». На береговое же строение в 4 года требовалось 121 115 руб. 93¹/₂ коп., на вымостку въезда в порт единовременно требовалось 1454 руб. 60 коп., да за полагаемые к покупке от крепости жилые постройки 4647 руб. 63¹/₂ коп. Кроме того, Клокачев отдельно указал суммы необходимые на поддержание исправного состояния всего вышеупомянутого. В частности, на ежегодный ремонт гавани требовалось по 4000 руб., «паралель линии» по 200 руб., дноуглубительных машин по 1358 руб. 33¹/₄ коп., берегового строения по 4000 руб., а всего в год 9558 руб. 33¹/₄ коп.^{530} Все это позволяет сделать вывод, что, с одной стороны, по состоянию на 1776 г. до завершения воссоздания Таганрогского порта было еще далеко, а с другой — что сумма, выделенная в 1769 г., явно оказалась недостаточной: в России к проблеме базирования кораблей никогда не относились должным образом.

Наконец, последним направлением финансирования флотилии было выделение средств на чрезвычайные расходы. По материалам РГАВМФ удалось восстановить, что за период войны такие средства выделялись дважды: в 1771 и 1773 гг. Значительная часть из них, судя по архивным материалам, ушла на оплату курьерских расходов.

Средства, выделенные Петербургом на чрезвычайные расходы по Азовской флотилии^{531}

^{Указ … Сумма}

8 марта 1771 г. … 15 000 руб. серебряною монетою из статс-конторы

20 февраля 1773 г. … 10 000 руб.

2 апреля 1775 г. … 30 000 руб. (в том числе и на достройку судов)

Кроме того, еще 30 000 руб. было направлено во флотилию по этой статье указом от 2 апреля 1775 г.: большую часть из них А.Н. Сенявин потратил на достройку судов.

В заключение для большей наглядности анализа расходов на флотилию необходимо привести основные данные о доходах и расходах бюджета России, а также некоторые цифры платежей крестьян и жалования личному составу флота. Оброк государственного крестьянина в 1768 г. составлял 2 руб., в 1783 г. — 3 руб. Оброк помещичьих крестьян в 1760-х гг. равнялся 1–2 руб., в 1770-х гг. — 2–3 руб., в 1780-х гг. — 4 руб.^{532} В 1768–1774 гг. годовое жалование адмирала составляло 3600 руб., капитана 1 ранга — 600 руб., лейтенанта — 200 руб., мичмана — 120 руб., боцмана — 60 руб., боцманта — 36 руб., матроса 1-й статьи — 16 руб. 50 коп., матроса 2-й статьи — 13 руб.^{533} В середине XVIII в. цены на рожь колебались от 40 коп. до 1 руб. 50 коп. за четверть, на овес — от 48 коп. до 1 руб. 20 коп., на ячмень — от 40 коп. до 1 руб. 25 коп. в различных губерниях. Нужно иметь в виду, что по мере продвижения от городов центрально-черноземной полосы к Москве и далее на север цены возрастали в 2–3 раза. Например, четверть ржи в Воронеже в декабре 1763 г. стоила 31–33 коп., в Тамбове — 44 коп., в Москве — 90–100 коп., в Архангельске — 1 руб. 50 коп. Кроме того, существовало и сезонное колебание цен. Наиболее низкие цены были в октябре и ноябре, наиболее высокие — в летние месяцы. Так, в Липецке, в 1773 г. в мае четверть проса стоила 2 руб., а в ноябре — 70 коп.^{534} Таким образом, закупки продовольствия для флотилии обходились явно дешевле, чем для Балтийского флота.

В целом же ситуация с финансовым состоянием России в годы Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. выглядела следующим образом.

Состояние финансов России в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. и военные расходы^{535}

Год	Доходы бюджета, руб.	Расходы бюджета, руб.	В том числе на ведение военных действий, руб.	В том числе на строительство и содержание флота, руб.
1768	25 400 000	24 950 000	—	—
1769	24 700 000	26 680 000	1 800 000	8124 638
1770	29 800 000	35 020 000	7 660 666	—
1771	30 800 000	38 610 000	9 000 000	—
1772	30 000 000	39 290 000	7 355 000	—
1773	30 700 000	38 910 000	7 355 000	1514 051
1774	31150 000	—	—	—

Таким образом, на строительство и содержание флота в 1769–1773 гг. ушло более 9 500 000 руб. Расходы на военные действия в 1769–1773 гг. составили 33 170 000 руб. На содержание же Азовской флотилии в 1770 г. была установлена сумма в 161 248 руб. 28 коп. в год. Отсюда следует, что, добившись весьма значимых успехов в войне, зачастую решая задачи, по масштабу скорее соответствующие задачам флота, флотилия А.Н. Сенявина стала далеко не самой затратной статьей государственных расходов. Для сравнения укажем, что содержание Черноморского флота в 1786–1791 гг. обходилось в 804 000–814 000 руб. в год.

Какие же итоги молено подвести по вопросам обеспечения флотилии мастеровыми, работными людьми и припасами? Организация ее обеспечения припасами была связана с большим количеством серьезных проблем, среди которых наиболее существенными были следующие: построение системы снабжения заново, необходимость проведения с Петербургом переписки, зачастую сильно тормозившей принятие решений, удаленность далее района верфей, не говоря уже о Таганроге и Крыме, что создавало трудности с доставкой припасов, недостаток свободных финансовых средств, заставлявших экономить даже на самом необходимом, нехватка мореходных транспортных судов (частично предопределенная предыдущим пунктом). Однако, несмотря на все это, А.Н. Сенявину удалось в целом наладить достаточно эффективную систему обеспечения флотилии, что позволило в сжатые сроки создать боеспособные корабельные соединения и дало возможность ввести их в действие. Формами поставок были: заказы государственным и частным предприятиям, заключение договоров по итогам торгов с подрядчиками и прямые поставки из Петербурга и Москвы. При этом огромное значение имело рациональное использование А.Н. Сенявиным местных ресурсов. Нужно отдать должное и Петербургу: он не только осуществлял необходимые поставки, но и производил напрашивавшееся регулирование частных заводов. Отметим также и преимущества системы обеспечения Азовской флотилии: близость к верфям лесных массивов, где производилась заготовка необходимых лесоматериалов, а также выгодность района создания Азовской флотилии, с точки зрения цен и расстояний, для закупок провианта, пеньки, холста.

С обеспечением же людскими ресурсами было хуже: мастеровых приходилось направлять из Петербурга или северных провинций, так как на месте нанять кого-либо было крайне сложно. А вот с работниками для заготовки и вывозки лесов было проще — их исправно направлял воронежский губернатор (это были государственные крестьяне).

Что же касается оценки ситуации с финансированием флотилии, то она может звучать так: основные статьи расходов флотилии были профинансированы достаточно неплохо, однако, как это часто бывает в России, экономили на «мелочах», что в итоге отрицательно сказывалось на функционировании флотилии. В общих же расходах Российской империи на войну флотилия, позволившая решить многие важнейшие вопросы, обошлась сравнительно недорого.

* * *

Каковы же общие итоги главы? В 1768–1774 гг. на донских верфях была создана сила, оказавшаяся в состоянии справиться в 1771–1774 гг. на Черном море с большинством задач, по масштабу соответствующих задачам флота. Достаточно указать на отражение флотилией всех попыток турецкого флота в 1773–1774 гг. вернуть Крымский полуостров. В Азово-Донском регионе появилась судостроительная база, была организована система ее обеспечения материалами и припасами и отлажен процесс постройки и введения в строй судов. И хотя попытки превратить флотилию в линейный флот в 1769–1771 гг. потерпели неудачу, тем не менее, курс на его строительство на Черном море был оформлен. Более того, 58-пушечные фрегаты, построенные на Новохоперской верфи, фактически положили начало крупному российскому судостроению на Черном море. Таким образом, 1768–1774 годы по праву стали периодом рождения русского флота на Черном море. Данный результат — безусловно большое достижение А.Н. Сенявина, всех моряков и мастеровых Азовской флотилии.

Глава III. Личный состав Азовской флотилии в годы Русско-турецкой войны 1768–1774 гг.

Основными объектами изучения исследователей русского парусного флота обычно являются судостроение, боевые действия, судьбы известных кораблей. Вопросы же истории личного состава часто оказываются на периферии. Как правило, все ограничивается изучением биографий адмиралов и судостроителей, да и то в основном крупных. Даже серьезные монографии по истории русского флотасодержат лишь весьма общие данные по личному составу флотов. Таким образом, в этой области имеется большое количество лакун.

В данной главе речь пойдет о личном составе Азовской флотилии в войне 1768–1774 гг., о людях, которые создали флотилию и на ее кораблях успешно противостояли турецкому флоту на Азовском и Черном морях.

Как упоминалось выше, уже 6 ноября 1768 г., на втором заседании Высочайшего Совета, когда был решен вопрос о первых официальных целях войны (то есть сформулировано постоянно цитируемое историками положение: «Удержать свободное мореплавание на Черном море и для того стараться о учреждении порта и крепости»), Г.Г. Орлов выдвинул идею заведения мореходных судов, после чего зачитал «описание о лесах», на что Екатерина II «благоволила объявить свое соизволение об учреждении экспедиции».^{536} Фактически это было решение об учреждении Донской экспедиции. Однако сразу же встал вопрос о том, кому поручить это дело. Екатерина II остановила свой выбор на контр-адмирале А.Н. Сенявине, сыне петровского вице-адмирала Н.А. Сенявина. Он имел немалый опыт, но был сравнительно молод. Видимо, А.Н. Сенявин произвел впечатление на Екатерину II во время посещения ею Кронштадтской эскадры, находившейся под его командованием в 1768 г.^{537} Имел он и нужные связи.^[89]

Кстати, интересная деталь. В Кронштадтской эскадре А.Н. Сенявина 1768 г. все командиры кораблей в последующем оказались связанными с Азовской флотилией. С.К. Грейга и Я.Ф. Сухотина А.Н. Сенявин сразу затребовал к себе (и получил), Л.К. Ваксель в итоге по его же просьбе заменил С.К. Грейга, оставленного для Архипелагской экспедиции, Ф.А. Клокачев сначала сменил самого А.Н. Сенявина в должности командующего флотилией (1776 г.), а затем и вообще стал первым официальным командующим Черноморским флотом (1783 г.); А.И. фон Круз возглавлял в Азовской флотилии в 1777–1779 гг. ее эскадренные силы.

Кронштадтская эскадра контр-адмирала А.Н. Сенявина в кампании 1768 г.^{538}

Корабль	Вооружение	Командир
Линейный корабль «Не тронь меня»	66 орудий	Капитан 2 ранга Л.К. Ваксель
Линейный корабль «Трех Иерархов»	66 орудий	Капитан 1 ранга С.К. Грейг
Линейный корабль «Св. Евстафий Плакида»	66 орудий	Капитан 2 ранга А.И. фон Круз; флаг контр-адмирала А.Н. Сенявина
Линейный корабль «Северный Орел»	66 орудий	Капитан 1 ранга Ф.А. Клокачев
Фрегат «Св. Феодор»	32 орудия	Капитан-лейтенант Я.Ф. Сухотин

В результате 7 ноября 1768 г. Екатерина II повелела А.Н. Сенявину провести в Адмиралтейств-коллегий совет по организации донской экспедиции, а 9 ноября своим указом официально поручила ему руководство ею.^{539} Так было положено начало Азовской флотилии. 18 ноября последовали два важнейших указа, одним из которых во флотилию для проведения работ по восстановлению верфей, заготовке лесов и постройки судов назначался генерал-кригс-комиссар И.М. Селиванов.^{540}

Как указывалось выше, исходя из первого штата кораблей, А.Н. Сенявин уже 27 ноября 1768 г. представил в Адмиралтейств-коллегию список личного состава, необходимого для укомплектования 5 прамов и 60 лодок. В нем значилось 908 служителей, в том числе 424 морских и 271 артиллерийский на прамы и 213 морских служителей на лодки.^{541} Список был утвержден с увеличением до 943 служителей. Кроме того, в состав флотилии откомандировывались 5 рот морских батальонных служителей. Таким образом, первый штат личного состава флотилии насчитывал 1697 человек.^[90]

Список офицеров, затребованных в ноябре 1768 г. А.Н. Сенявиным для комплектования Азовской флотилии^{542}

Капитаны 1 ранга: С.К. Грейг, П.И. Пущин.

Капитаны 2 ранга: Я.Ф. Сухотин.

Капитан-лейтенанты: Н. Палибин, П. Фондезин, С. Жемчужников, С. Дуров, Г. Борисов, Ф. Федоров, М. Кожухов.

Лейтенанты: Воронов, И. Шилников, В. Фондезин, И. Сенявин, Я. Карташев, Я. Баллей, Ф. Дубасов.

Мичманы: «Каких коллегия даст».

Указом же Екатерины II от 1 декабря 1768 г. флотилия обеспечивалась рабочей силой. Во-первых, воронежский губернатор должен был организовать наряд 1000 конных и 1000 пеших работников для заготовки и доставки лесов на верфи, а во-вторых, на донские верфи предписывалось направить 800 плотников из Углича и Галича и 70 кузнецов из Москвы. На содержание команды Селиванова выделялось 20 000 руб.^{543}

Между тем, уже 11 декабря 1768 г. в распоряжение А.Н. Сенявина (сам он пока находился в Петербурге, решая организационные вопросы) прибыла первая партия моряков из 181 человека, в том числе 4 офицеров (капитана 1 ранга П.И. Пущина, лейтенанта И. Баллея, мичманов М. Воейкова, Ф. Ушакова и Я. Развозова).^{544} 23 декабря прибыл еще 271 моряк, а с 5 по 9 января 1769 г. под командование А.Н. Сенявина поступило 1237 моряков.^{545} Не прислали только 8 человек. 11 января 1769 г. Сенявин начал отправлять их на Дон. В тот день Петербург покинула первая партия из 208 моряков, направлявшаяся на донские верфи (в нее включили 2 штурманов и 2 подштурманов, которые должны были, не теряя времени, приступить к проведению гидрографических работ на Дону). А уже на следующий день вслед за ней отправилась вторая партия, состоявшая из 658 человек. Далее за ними последовали еще три партии.

^{Ф.Ф. Ушаков. Выдающийся русский адмирал и флотоводец. Один из первых пяти офицеров русского флота на Черном море}

Здесь необходимо вернуться к судьбе откомандированного в распоряжение А.Н. Сенявина капитана 1 ранга С.К. Грейга. Сенявин даже поручил ему последнюю, пятую, партию собиравшихся на юг моряков флотилии, но в последний момент, по просьбе адмирала С.И. Мордвинова, Екатерина II предписала С.К. Грейгу остаться в Петербурге.^{546} Причина была веской. Шла подготовка эскадры Балтийского флота к походу в Средиземное море. Экспедиция предстояла трудная, и все наиболее способные офицеры были на счету. Поэтому СК. Грейга, отличившегося во время командования линейным кораблем «Трех Иерархов» (усовершенствованием его рангоута, такелажа и парусного вооружения), решили оставить в Петербурге, чтобы он смог участвовать в походе в Архипелаг. Сенявину же разрешили выбрать по своему усмотрению достойную замену. В результате он остановился на капитане 2 ранга Л.К. Вакселе, также толковом моряке, хорошо ему знакомом.^{547} Интересно, что этот эпизод из биографии С.К. Грейга не освещается в отечественной историографии.

Тем временем на донских верфях уже кипела работа. Отправившийся из Петербурга с мастеровыми еще 10 декабря 1768 г. И.М. Селиванов в начале января приступил к восстановлению верфей, достройке прамов и заготовлению леса для строительства лодок.

Между тем, 7 января 1769 г. Екатерина II подчинила И.М. Селиванова А.Н. Сенявину, в руках которого, таким образом, оказалось и руководство военной деятельностью флотилии, и ее строительство.^{548} Работы же на Дону, как отмечено выше, развернулись достаточно активно. Но если восстановлению верфей и достройке прамов сильно мешала нехватка мастеровых (направленные из северных уездов плотники еще не прибыли), то с заготовкой лесов проблем не было: 650 пеших и 650 конных работников, полученных Селивановым от воронежского губернатора, разделившись на три партии под руководством офицеров, заготавливали лесоматериал в Битюгских, Борщевских, Усманских и Оленьих лесах.^{549}

Прибытие со второй половины января моряков и включение их в судостроительные работы ускорило достройку прамов. А в конце января 1769 г. на Дон прибыл и сам А.Н. Сенявин. Внеся существенные коррективы в конструкцию прамов и запросив у Адмиралтейств-коллегии разрешения на строительство дубель-шлюпки и палубного бота, он в феврале совершил поездку в не занятый еще Таганрог. Проведя тщательный осмотр порта, Сенявин принял решение о воссоздании именно там базы Азовской флотилии.

Тем временем, к апрелю 1769 г. прамы были достроены и 5 и 6 апреля спущены на воду. В мае их направили вниз по Дону, к крепости Св. Дмитрия Ростовского. Тогда же, в мае, началась отправка к Азову и военных лодок. Между тем, путь по Дону, изобиловавшему перекатами и карчами, да к тому же в период, когда уже спадала «большая вода» и появлялись мелководные участки, был очень сложным и требовал максимального напряжения сил личного состава. Так, прамы через перекаты и мелководье приходилось буквально протаскивать с помощью так называемых завозов.^{550} Для движения же военных лодок, даже без груза, от Таврова к Икорцу летом 1769 г. экипажам Я.Ф. Сухотина пришлось вручную углублять фарватер.^{551} В итоге прибыли только 2 прама и 9 лодок.

Параллельно с этой деятельностью А.Н. Сенявину пришлось решать еще одну задачу. В январе 1769 г. было принято решение о постройке 12 «новоизобретенных» кораблей. Как только Сенявин получил соответствующий документ, он, несмотря на недостаток рабочих рук, организовал сначала поиск, а затем и заготовку потребных лесов. После этого вместе с И.М. Селивановым адмирал принял решение о возобновлении Новопавловской верфи. В начале июля 1769 г. он представил в Петербург два табеля — о личном составе, необходимом для укомплектования экипажей «новоизобретенных» кораблей (всего нужно было 1288 человек),^{552} и о числе мастеровых, требующихся для их строительства. Последних он просил прислать двумя партиями: 129 мастеровых к 1 сентября 1769 г. и 80 — к 1 января 1770 г.^{553} Екатерина II утвердила все предложения. Высоко оценив деятельность А.Н. Сенявина, она еще 4 июня 1769 г. произвела его в вице-адмиралы.^{554}

К сентябрю 1769 г. Новопавловская верфь была подготовлена к строительству «новоизобретенных» кораблей, а в Таврове к тому же времени была закончена постройка всех малых гребных судов, положенных для них^{555}. Успешно продвигалась и заготовка лесов. В августе 1769 г. И.М. Селиванов докладывал Адмиралтейств-коллегий, что «потребные к строению судов новоизобретенных родов дубовые леса все заготовлены, кроме сосновых, но в вывозке их по недостатку конных работников весьма медлительны».^{556} Заготовка сосновых лесов (на внутреннюю обшивку и палубы) продолжалась. И.М. Селиванов и А.Н. Сенявин принимали все меры, чтобы доставить заготовленный лес на верфи, однако далее ситуация только ухудшалась — осенью из-за болезней и усталости работников вывозка резко сократилась.

Между тем к этой проблеме добавилась еще одна — Адмиралтейств-коллегия к 1 сентября 1769 г. не прислала ни одного из запрошенных А.Н. Сенявиным мастеровых. Однако откладывать начало строительства «новоизобретенных» кораблей было нельзя (иначе не получалось закончить их к 1 марта 1770 г. — времени обычного вскрытия Дона), и А.Н. Сенявин принял решение о начале их постройки. Поэтому с 1 по 18 сентября 1769 г. все 12 «новоизобретенных» кораблей были заложены на Новопавловской и Икорецкой верфи. Непосредственное руководство их строительством было поручено советнику М. Рябинину и корабельному мастеру И. Афанасьеву.^{557}

Постройка этих кораблей велась очень медленно в силу недостаточного снабжения верфей материалами и нехватки рабочих рук. О положении дел свидетельствует донесение И.М. Селиванова в Петербург 2 октября 1769 г., где он писал, что на обеих верфях «исключая конных и пеших работников (то есть тех, кто участвовал в заготовке и доставке лесоматериалов на верфи. — Авт.) одних (только. — Авт.) адмиралтейских и прочих больных 580 человек и притом, что из начальников мастерств почти все без изъятия, также и находящиеся при Икорецкой верфи у смотрения над работами офицеры больны ж… и на лицо кроме больных он генерал-кригс-комиссар (людей. — Авт.) не имеет…».^{558}

В результате проблему острой нехватки рабочих рук А.Н. Сенявину пришлось решать во время своего пребывания в Петербурге в ноябре-декабре 1769 г. Екатерина II предписала Адмиралтейств-коллегий не только срочно направить ранее затребованных А.Н. Сенявиным мастеровых, но и дополнить нужным числом в счет потерянного времени. Однако коллегия смогла выделить только 108 мастеровых, предписав остальных нанять на месте.^{559} Причину объяснили так: мастеровых не хватало и в Петербурге, потому что штатное расписание флота пока оставалось прежним, а людей требовалось теперь гораздо больше.

Между тем, в это же время был принят еще ряд важнейших решений. Так, 10 ноября 1769 г. Екатерина II указывала восстановить Таганрогский порт в качестве главной базы флотилии, поручив выполнение А.Н. Сенявину, который теперь должен был стать и командиром Таганрогского порта. В декабре же было принято решение об учреждении береговой структуры флотилии. Главное руководство всем ее тыловым хозяйством решено было поручить создаваемой конторе Таганрогского порта, во главе с капитаном над портом в чине капитана 2 ранга. Ей, в свою очередь, должно было подчиняться Павловское адмиралтейство, где «надлежало быть» «главному магазину» флотилии, из которого уже и должно было производиться ее снабжение. Возглавить это адмиралтейство предстояло также капитану 2 ранга. Самой же конторе Таганрогского порта надлежало подчиняться командующему Азовской флотилии, но с отчетом и перед Адмиралтейств-коллегией. Число служителей Таганрогского и Новопавловского адмиралтейств было определено в 1002 человека.^{560} Кроме того, тогда же было решено закрыть Тавровскую и Икорецкую верфи: первую уже в конце 1769 г., а вторую — по завершении постройки «новоизобретенных» кораблей. Служителей с них предполагалось использовать в Павловске и Таганроге.

В завершение нужно отметить, что непривычный климат и тяжелые условия службы способствовали на протяжении кампании 1769 г. высокой заболеваемости и смертности как мастеровых на верфях, так и моряков флотилии. Шканечный журнал прама № 4 позволяет увидеть динамику заболеваемости его экипажа даже в период далеко не выдающейся нагрузки (он просто застрял на донском мелководье): 29 июня среди заболевших числилось 44 моряка, 5 августа — уже 50, 14 августа — 68, 20 августа — 97, 24 августа — 109 и, наконец, 30 августа — 121 человек.^{561} При этом в числе больных были и командир — О. Салтанов, и большинство офицеров — лейтенант С. Токмачев, мичманы Ф. Селецкой и Панов. Достаточно высокой оказалась и смертность среди личного состава флотилии, в 1769 г. она составила 260 человек.^{562} В целом ситуация с личным составом в кампанию 1769 г. представлена ниже.

Личный состав Азовской флотилии на 19 марта 1769 г.^{563}

Звание	Положено иметь, чел.	Состоит в наличии, чел.	Потребно, чел.
Капитанов 1 и 2 рангов	3	3	—
Капитан-лейтенантов	7	7	—
Лейтенантов	7	7	—
Мичманов	20	20	—
Всех чинов служителей	1697	1678	22

Личный состав Азовской флотилии на 31 октября 1769 г.^{564}

Звание	Положено иметь, чел.	Состоит в наличии, чел.	Потребно, чел.
Капитанов 1 и 2 рангов	3	3	—
Капитан-лейтенантов	7	9	—
Лейтенантов	7	9	—
Мичманов	20	16	—
Всех чинов служителей для 5 прамов	1418	1364	54
Всех чинов служителей для 60 лодок	279	271	8
Всех чинов в целом	1697	1635	62

Анализируя таблицу состояния личного состава Азовской флотилии на 31 октября 1769 г., нужно отметить, что в это время ее штат был наиболее укомплектован за весь период войны (во флотилии находилось 96% от потребного числа служителей). Тем временем на Дону шло строительство «новоизобретенных.» кораблей. Для комплектования их экипажей зимой 1769/1770 г. на Дон были направлены служители. Офицеров командировали из Ревеля и Кронштадта. Оттуда лее была направлена и часть нижних чинов (включая 332 старослужащих матроса и 109 канониров); остальных выделили из нового рекрутского набора (165 матросов, 294 солдата и гренадера и 84 человека прочих чинов).^{565}

Между тем, весна 1770 г. принесла новые серьезные проблемы. Потерянное осенью на постройке «новоизобретенных» кораблей время наверстать весной не удалось: уже в середине февраля аномально рано началось половодье на Дону, и вывозка леса на верфи прекратилась из-за распутицы. К тому же от тяжелой работы и неустроенного быта усилились болезни. Вновь выбыл из строя И.М. Селиванов, и вся нагрузка легла на Сенявина. Стремительно увеличивалось и число больных среди мастеровых на верфях. Об этом и о принятых мерах Сенявин так сообщил в Петербург: «Больных, как здесь (в Павловске. — Авт.), так и на Икорецкой верфи, всякий день умножается и почти одна лихорадка; я рассуждаю купить в малороссийских слободах вина до 1000 ведер и настоя с полынью велеть давать каждое утро кто пойдет на работу по чарке; сим я думаю поощрить людей к работе, а может и сберегу здоровье от утренних сыростей; но как то сделано без указа Адмиралтейств-коллегий, то предварительно В. С. прошу мне в том помочь».^{566} Предложение было одобрено, и в итоге, благодаря организаторским способностям А.Н. Сенявина и труду мастеровых и моряков, в марте — мае 1770 г. все 12 кораблей были благополучно спущены. Далее началась их проводка по Дону. Затем были организованы работы по переводу через бар (А.Н. Сенявин нашел способ перевести их без камелей, с помощью максимальной разгрузки перед баром и использования шлюпок и завозов для перетягивания через бар) и вводу в Таганрог. В итоге 10 кораблей первых трех родов к концу сентября сосредоточились в Таганроге. Это был огромный успех — флотилия, таким образом, превратилась в к 1771 г. в боеспособную силу.

А в сентябре началось восстановление Таганрогского порта. Работы возглавил специально направленный сюда из Астрахани инженер-подполковник И. Збородов. В сентябре 1770 г. была организована и контора Таганрогского порта, ставшая с этого времени главным органом руководства всей береговой деятельностью флотилии.

Продолжала нести флотилия в 1770 г. и боевую службу: в этой кампании она также фактически свелась к обороне дельты Дона, хотя был получен и первый опыт плаваний по Азовскому морю, правда, пока в переделах Таганрогского залива. Кроме того, крейсировавшие в этом районе дубель-шлюпка и палубный бот под командованием капитан-лейтенанта Ф. Федорова провели первое уточнение карты Таганрогского залива.

Нельзя не отметить, что в 1770 г. на флотилию обрушилась волна болезней. Так, в конце мая — июне из старших офицеров флотилии фактически только А.Н. Сенявин, да и то серьезно болевший, оставался у руководства. А осенью 1770 г. в Петербург из-за болезней отбыли П.И. Пущин и Л.К. Ваксель.^{567} Еще в августе уехал лечиться в Воронеж И.М. Селиванов. Дополнительно усилилась нехватка офицеров еще и от того, что весной 1770 г. в Петербург были отозваны для направления в Архипелаг «как знающие английский язык» капитан-лейтенанты И.Ф. Сенявин, М.Г. Кожухов и И.Ф. Салманов.^{568} Однако главное было сделано: к началу проведения Крымской операции флотилия была готова.

Между тем, осенью 1770 г. во флотилии произошли изменения в старшем командным составе. В Петербург из-за болезни, начавшейся у них летом 1770 г., отбыли командующий «прамской эскадрой» капитан 1 ранга П.И. Пущин и командующий эскадрой «новоизобретенных» кораблей капитан 1 ранга Л.К. Ваксель. Последнюю теперь возглавил капитан 1 ранга Я.Ф. Сухотин, ставший фактически младшим флагманом флотилии, а командирами «прамской» и лодочной эскадры стали соответственно капитан-лейтенант Н. Шаховской и капитан-лейтенант Ф.С. Федоров.^{569}

По-прежнему много больных в 1770 г. было и на судах флотилии. Так, на 19 сентября 1770 г. на эскадре «новоизобретенных» кораблей насчитывался 201 больной, на 28 сентября — 193 (114 находились на судах и 79 в лазарете), а в октябре — 196 человек.^{570} В целом ситуация с личным составом флотилии в 1770 г. выглядела следующим образом.

Личный состав Азовской флотилии на август 1770 г.^{571}

Звание	Положено иметь, чел.	Состоит в наличии, чел.	Потребно, чел.	Сверхштатно, чел.
Капитанов 1 ранга	1	3	—	2
Капитанов 2 ранга	2	1	1	—
Капитан-лейтенантов	15	13	2	—
Лейтенантов	19	16	3	—
Мичманов	44	29	15	—
Всех чинов для 12 «новоизобретенных» кораблей	1288 (со 127 денщиками 1415)	1162 (с 28 денщиками 1190)	—	—
Всех чинов для 5 прамов	1419 (с 76 денщиками 1495)	1260 (с 9 денщиками 1269)	—	—
Всех чинов для 60 лодок	279 (с 29 денщиками 308)	149 (с 2 денщиками 151)	—	—
Всех чинов в целом	2986 (с 232 денщиками 3218)	2579 (с 39 денщиками 2618)	424 (с 193 денщиками 617)	18

Личный состав Азовской флотилии на октябрь 1770 г.^{572}

Звание	Положено иметь, чел.	Состоит в наличии, чел.	Потребно, чел.	Сверхштатно, чел.
Капитанов 1 ранга	1	2	—	1
Капитанов 2 ранга	2	1	1	—
Капитан-лейтенантов	15	14	1	—
Лейтенантов	19	15	4	—
Мичманов	44	32	12	—
Всех чинов для 12 «новоизобретенных» кораблей	1288 (со 127 денщиками 1415)	1086 (с 27 денщиками 1113)	—	—
Всех чинов для 5 прамов	1419 (с 76 денщиками 1495)	1214 (с 12 денщиками 1226)	—	—
Всех чинов для 60 лодок	279 (с 29 денщиками 308)	144 (с 2 денщиками 146).	—	—
Всех чинов в целом	2986 (с 232 денщиками 3218)	2452 (с 41 денщиком 2493)	550 (со 191 денщиком 741)	16

Анализируя состояние личного состава флотилии на октябрь 1770 г., нужно отметить, что укомплектованность снизилась до 76%. Кроме того, из числившихся по списку во флотилии 271 человек находился в госпиталях, а 81 переносил болезнь, оставаясь при кораблях. То есть всего насчитывалось 352 больных, или 14% от списочного состава.

Ознаменовалась кампания 1770 г. и появлением в составе флотилии первых иностранцев, принятых в русскую службу в качестве офицеров. В частности, речь идет о мичманах М. Орели и Ж. Донша.^{573}

К началу кампании 1771 г. Азовская флотилия имела следующие силы: 12 «новоизобретенных» кораблей, 5 прамов, дубель-шлюпку, палубный бот, 44 военные лодки, а также малые гребные суда (всего 48 баркасов, шлюпок, ялботов и беспалубных ботов). Личный состав флотилии составляли 2413 человек (по штату 1770 г. полагалось иметь вместе с денщиками 3218 человек: 1495 на прамах, 308 на лодках и 1415 на «новоизобретенных» кораблях).^{574} Кроме того, в состав флотилии вошли еще два судна — трехмачтовая поляка и двухмачтовая шаития, использовавшиеся далее как транспорты.

Анализ таблицы показывает, что за зиму ситуация с укомплектованностью флотилии личным составом не изменилась (как была укомплектованность 75%, так и осталась). Более того, теперь, когда уже достраивались два фрегата, требовалось еще 466 человек. Между тем, потери должны были возрасти — флотилия А.Н. Сенявина начинала боевые действия на море.

Личный состав Азовской флотилии на февраль 1771 г.^{575}

Звание	Положено иметь, чел.	Состоит в наличии, чел.	Потребно, чел.	Сверхштатно, чел.
Капитанов 1 ранга	1	2	—	1
Капитанов 2 ранга	2	1	1	—
Капитан-лейтенантов	15	14	1	—
Лейтенантов	19	20	—	1
Мичманов	44	28	8	—
Всех чинов для 12 «новоизобретенных» кораблей	1288 (со 127 денщиками 1415)	970 (с 23 денщиками 993)	—	—
Всех чинов для 5 прамов	1419 (с 76 денщиками 1495)	1240 (с денщиками 1252)	—	—
Всех чинов для 44 лодок	279 (с 29 денщиками 308)	159 (с 1 денщиком 160)	—	—
Всех чинов для строящихся 2 фрегатов	—	—	466 человек	—
Всех чинов в целом	2986 (с 232 денщиками 3218)	2377 (с 36 денщикам 2413)	623 (с 196 денщиками и служителями для фрегатов 1285)	12

Тем временем в Петербурге, оценив трудности службы на Дону и желая поднять стимул у офицеров, приняли следующее решение. 12 апреля был издан высочайший указ, по которому для офицеров флотилии проводка судов от верфей к дельте Дона в 1769–1770 гг., равно как и несение брандвахтенной службы, приравнивались к соответствующим кампаниям на Балтийском море, а полное плавание по Азовскому морю объявлялось равным Архангелогородскому плаванию вокруг Скандинавии.^{576} Заметим, что это решение было вполне логичным.

Всеподданнейший доклад Адмиралтейств-коллегий Екатерине II от 5 апреля 1771 г.^{577}

…Как в Адмиралтейском регламенте о кампаниях, служащих до сего представления, ничего не напечатано, то и требует делаемые находящимися в Донской флотилии штаб- и обер-офицерами рекою Доном и на Азовском море, а могущие быть и на Черном море вояжи за сколько против делаемых на Балтийском море кампаний почитать?… Адмиралтейств-коллегия о зачете тем служащим на Азовском море штаб- и обер-офицерам кампаний осмеливается постановить следующие правила: 1-е. Плавание от верфи по реке до Азова или Таганрога, тем кои прошлый и нынешний год плыли в рассуждении труда, который имели при заведении верфи и проводки судов почесть за кампанию; 2-е. Кампании на Азовском море почитать против Балтийских следственно и 3-е служащим целое лето на брандвахте на военных судах почитать за одну кампанию, так как и в здешних морях почитаемо.

Сие положение коллегия делает не на всегдашнее, но на нынешнее только военное время, а по переменившимся обстоятельствам может оное и отменено быть. Что же до кампании на Черном море касается, то оставляет коллегия о сем иметь рассуждение до времени.

На подлинном собственной Е. И. В. рукой подписано так: «быть по сему»; 12 апреля 1771 года.

Тем временем в кампанию 1771 г. хлопоты моряков и мастеровых флотилии заметно возросли. Сначала была проведена подготовка «новоизобретенных» кораблей к кампании. Поскольку глубина Таганрогской гавани сделать это в ней не позволяла, пришлось выводить корабли на рейд и уже там оснащать, снаряжать и вооружать, доставляя все необходимое на лодках с берега. Уже сама по себе эта операция была непростой, а во время волнения особенно. С весны 1771 г. такие работы в Таганроге в начале кампаний стали постоянными. Сложным испытанием стала проводка корпусов вновь построенных 32-пушечных фрегатов по многосотверстному пути по рекам Хопер и Дон к крепости Св. Дмитрия Ростовского. Спад же воды на Дону так и не позволил в итоге перевести их через бар в дельте Дона.

Открыла кампания 1771 г. счет и морским кампаниям Азовской флотилии. И ее значение сложно переоценить: в этом году 2-я армия В.М. Долгорукова при активной поддержке сил флотилии сумела овладеть Крымским полуостровом и закрепиться в нем. Сама же Азовская флотилия вышла на Черное море! За «кулисами» же данного успеха стояла напряженная служба моряков флотилии в течение всего 1771 г. А год выдался непростым. Почти весь май и июнь флотилию преследовала штормовая и дождливая погода.^{578} Внезапные шквалы с ливнями постоянно держали людей в напряжении: ведь практически все корабли и суда флотилии имели невысокие мореходные качества. Ценой же нерасторопности была жизнь: 29 мая во время внезапно налетевшего шквала затонул практически со всем экипажем малый бомбардирский корабль «Первый».

По-прежнему непривычной оставалась и тропическая жара июля-августа. Первый же поход по Черному морю эскадры Сухотина вообще был на грани риска: к незнанию побережья Крыма и условий Черного моря добавлялись опасности встречи в море с сильным противником (турками) и враждебными действиями крымских татар у берега. Непростой выдалась и осень, оказавшаяся в 1771 г. чрезвычайно сырой и ветреной.^{579} К тому же очень рано ударили сильные морозы. В результате морякам части кораблей флотилии пришлось прорубать лед на Таганрогском рейде, чтобы ввести свои суда в гавань.

Немало трудностей доставил и Керченский пролив. Непростой гидрологический и навигационный режим при отсутствии карт добавил проблем морякам: не раз приходилось снимать суда с мелей.^{580} Да и ко входу в него из Черного моря нужно было привыкнуть. Так, на вход в пролив и подход к Керчи эскадра Я.Ф. Сухотина, вернувшаяся в начале сентября из Черного моря, потратила почти две недели.^{581} Наконец, ко всему прочему, осенью 1771 г. в Таганроге и на Тамани разразилась эпидемия чумы.

Потери флотилии в 1771 г. составили малый бомбардирский корабль 3-го рода «Первый», палубный бот и 14 военных лодок. Практически все они погибли в результате штормов. Плохая погода способствовала и двум боевым потерям флотилии: гибели палубного бота и военной лодки № 45.

Нужно отметить и потери личного состава флотилии в 1771 г. К немалым потерям моряков и мастеровых флотилии от обычных болезней (вызванных тяжелыми условиями работы и быта, скудным питанием, непривычным климатом, да к тому же еще и чрезвычайно сырой и ветреной погодой 1771 года), осенью 1771 г. добавилась смертность от чумы, появившейся в Таганроге в сентябре. По данным рапортов, с 20 сентября 1771 по 9 января 1772 г. в Таганрогском порту умерло 442 человека морских и адмиралтейских служителей, в том числе командир порта, капитан 2 ранга Н. Горяинов.^{582} Без чумы с января по ноябрь 1771 г. флотилия потеряла 452 человека.^{583}

Отметим, что собственно боевыми потерями флотилии за весь 1771 г. стала лишь гибель 21 человека (в том числе одного офицера — лейтенанта Я. Панова), эти люди были в экипажах палубного бота и военной лодки № 45, а также входили в число прикрытия партии по набору пресной воды в Крыму в конце июня. Вообще же соотношение потерь в 1771 г. только офицерского состава флотилии мйжет проиллюстрировать представленная ниже таблица.

Потери офицерского состава Азовской флотилии в кампании 1771 г. по группам причин^{584}

Умерли от болезней … 4 морских офицера, 3 офицера морских батальонов и морской артиллерийский офицер

Умерли во время эпидемии чумы … 4 морских офицера, офицер морских батальонов и 3 морских артиллерийских офицера

Погибли в кораблекрушениях … 2 морских офицера

Боевые потери … 1 морской офицер

Таким образом, только среди морских офицеров флотилия лишилась капитана 2 ранга (Н. Горяинова), 2 капитан-лейтенантов (С. Панова и князя А. Гундурова), 3 лейтенантов (М. Воейкова, Я. Панова и П. Бахметева) и 5 мичманов (И. Киленина, П. Соловьева, Б. Морозова, Ф. Клавшева и А. Рагозина). Кроме того, из-за болезней в Петербург убыли капитан-лейтенант И.С. Апраксин и С.Ф. Головнин.

Большая убыль личного состава флотилии в 1771 г. заставила А.Н. Сенявина в ноябре обратиться в Петербург с просьбой прислать пополнение как портовым, так и морским служителям. Особенно он указывал на недостаток офицерского состава. Заодно он просил утвердить сделанные им производства в новые чины среди нижних чинов. В частности, в рапорте от 15 ноября 1771 г. он писал, что находит достойными из имеющихся в его флотской команде служителей произвести в следующие чины: «а именно, в комиссары двух, в клерки двух, в штурманы четверых, в подшхиперы двух, в матросы 1-й статьи сто пятнадцать, в десятники плотничьи двух, в артиллерийские сержанты трех, в капралы десять [человек]…».^{585} Это ходатайство было одобрено Адмиралтейств-коллегией.^{586}

Что же касается пополнения флотилии, то здесь ситуация была следующей. Часть нижних чинов Адмиралтейств-коллегия отправляла из Петербурга, а часть же обещала прислать только после проведения в 1772 г. очередного рекрутского набора.^[91] По офицерскому же составу И.Г. Чернышев 19 января

1772 г. ответил А.Н. Сенявину так: «От 20 декабря прошлого года В. П. предварительно я писал, что по присланной от В. П. табели недостающее число командировано будет, что теперь уже и сделано, как из посланных из коллегии указов В. П. усмотреть изволите, но при сем случае сообщить вам имею, что командировка офицеров и штурманов навела нам немалое затруднение по причине, милостивый мой государь, великого здесь в них недостатка; но… числится у вас капитанов (1 и 2 рангов) 8, капитан-лейтенантов 8, лейтенантов 29, мичманов 9, то против положения не достает капитан-лейтенантов 4, мичманов 33, напротив излишних будет капитанов 4 и лейтенантов 11», поэтому лишних капитанов Сенявин должен был возвратить в Петербург, а к нему откомандировывались 2 капитан-лейтенанта, 5 лейтенантов и 6 мичманов. Далее И.Г. Чернышев прибавлял: «В надлежащее же число за капитан-лейтенантов определить двух из старших лейтенантов; достальных же имеющихся у вас 9 и прибудущих отсюда 5 лейтенантов заменить в мичманы, и так у вас доставать не будет одних мичманов 13, но по выпуске из кадет корпуса командировано будет и их 10, и так недостаток будет только в трех мичманах».^{587}

Кампания 1772 г. наиболее интересна двумя событиями. Во-первых, достройкой на Таганрогском рейде фрегатов «Первый» и «Второй», которую мало того что пришлось вести в крайне сложных условиях, так ее еще и сильно осложнила вновь вспыхнувшая в Таганроге в мае 1772 г. эпидемия чумы. В июне-июле она несколько спала, но на август-сентябрь пришелся пик смертности. Всего с 1 мая по 26 сентября 1772 г. в Таганроге умерло 602 морских и адмиралтейских служителей, а также 177 человек гражданского населения (в мае умерло 115 человек, в июне — 45, в июле — 59, в августе — 128, за 26 дней сентября — еще 255 человек: итого — 602 человека, из них от опасной болезни — 522).^{588}

Во-вторых, с кампании 1772 г. А.Н. Сенявин организовал постоянные и широкомасштабные крейсерства флотилии у крымских берегов, продолжившиеся с мая по декабрь 1772 г. Эти крейсерства на маломореходных «новоизобретенных» кораблях в итоге сыграли огромную роль: позволили морякам флотилии приспособиться к своим кораблям, освоиться на Черном море и получить отличную морскую практику.

Кроме того, офицеры получили прекрасный опыт командования в морской обстановке. Появился и опыт командования корабельными соединениями, в частности, отрядами из двух-трех «новоизобретенных» кораблей командовали капитан-лейтенанты О. Салтанов (отрядом из трех кораблей), С. Токмачев (в июле 1772 г. командовал «Журжей» и «Новопавловском»), Н. Реутов (в августе-сентябре командовал кораблями «Модон» и «Журжа») и Ф. Шмаков (командовал в сентябре «Таганрогом» и «Короном»).^{589}

Героический подвиг совершил командир палубного бота № 2 лейтенант Александр Мальцов. Когда его бот оказался занесенным к абхазским берегам, где его атаковали местные жители, не имея возможности спасти свое судно, он взорвал его вместе с противником и несколькими оставшимися живыми к этому времени моряками бота.

Однако запомнилась кампания 1772 г. не только положительными событиями. Напряженная деятельность выявила и проблемы. Начало кампании ознаменовалось скандалом вокруг деятельности капитана Новопавловского порта капитана 2-го ранга В. Висленева, обвиненного в неумении организовать работу по заготовке мачтового леса в Шацком уезде Воронежской губернии и доставить его к Хопру. (Как записано в Общем Морском списке, «при отправке из Павловска вТаганрог лесных запасов, оказал большие упущения, а при заготовке мачт к двум новым фрегатам показал такую неисправность, что и от Сената протестовано было, и о всем том и Е. И. В. изволила быть известна».^{590}) В конце же кампании «отличился» капитан Таганрогского порта Л.Г. Скрыплев. Его уже сам Сенявин обвинил в неумении организовать своевременную достройку фрегата «Второй». В частности, Сенявин так писал Чернышеву: «фрегат («Второй». — Авт.) еще ко мне не бывал; причина тому нынешняя заразительная болезнь и худая расторопность капитана над портом Скрыплева; я принужден был его переменить капитаном Тулубьевым».^{591} Написал И.Г. Чернышеву и сам Скрыплев: ссылаясь на свое плохое самочувствие он просил отозвать его в Петербург, что и было сделано.^{592}

Кроме того, остался недоволен Сенявин и еще несколькими офицерами. В частности, он не объявил о производстве в капитаны 2 ранга капитан-лейтенантов О. Салтанова и Ф. Шмакова, в капитан-лейтенанты — лейтенанта В. Култашева и в лейтенанты — мичмана Ф. Бакунина.^{593}

В то же время в конце 1772 г. Азовская флотилия потеряла целый ряд толковых офицеров. 31 декабря 1772 г. были уволены в отставку с производством в капитаны 2-го ранга О. Кузмищев и И.И. Ханыков. Был переведен в Петербург капитан 2 ранга Ф. Шаховской. Отпросился в Петербург и обиженный капитан 2 ранга Л.Г. Скрыплев.^{594}

Немалыми были и потери умершими: капитан-лейтенант И. Фролов-Багреев, лейтенанты П. Венгеров, Г. Мерлин, Я. Развозов, мичман И. Долгополов.^{595} Из-за болезни же кампанию пропустили мичманы П. Ростопчин и Ж. Донша. По болезни в отставку настойчиво просились капитан-лейтенант Ф. Шмаков и лейтенант И. Пыхтин.

А.Н. Сенявин отправил в Петербург просившихся в отставку по болезни капитан-лейтенантов О. Салтанова, Н. Реутова, Ф. Озерова и лейтенанта В. Култашева. В результате план Сенявина по командному составу флотилии на 1773 г. существенно изменился.

План А.Н. Сенявина по командному составу Азовской флотилии на 1773 г. и его реализация^{596}

План А.Н. Сенявина	Потери командиров	Произошедшие изменения
Капитаны 1 и 2 рангов: Я. Сухотин (как эскадренный командир). Л. Скрыплев (как командир Таганрогского порта). С. Тулубьев (как командир фрегата «Первый»), Ф. Неелов (как командир фрегата «Второй»)	Отбыл в Петербург Л.Г. Скрыплев	С. Тулубьев стал командиром Таганрогского порта
Капитан-лейтенанты: О. Салтанов, Ф. Федоров (как командиры фрегатов «Третий» и «Четвертый»). М. Фондезин (как командир «Хотина»). Я. Карташев (как командир «Морей»). И. Баскаков (как командир «Новопавловска»). О. Кузмищев (как командир «Таганрога»). С. Токмачев (как командир «Журжи»), И. Басов (как командир «Корона»). И. Ханыков (как командир «Азова»)	Отбывали в Петербург О. Салтанов, О. Кузмищев и И. Ханыков	М. Фондезин стал командиром фрегата «Первый». Я. Карташев стал командиром фрегата «Третий». П. Пустошкин стал командиром корабля «Хотин». С. Раткеевский стал командиром корабля «Азов». А. Колычев стал командиром корабля «Таганрог». Ф. Денисон стал командиром корабля «Морея»
Лейтенанты: П. Хвостов (как командир «Модона»). С. Раткеевский (как командир малого бомбардирского корабля). А. Колычев (как командир «Яссы»). А. Мальцов (как командир «Бухареста»)	А. Мальцов погиб	Бомбардирским кораблем «Яссы» командовала группа командиров. П. Дурнов стал командиром корабля «Бухарест». М. Ушаков стал командиром малого бомбардирского корабля

В целом же ситуация с личным составом Азовской флотилии в конце 1772 г. выглядела следующим образом.

Личный состав Азовской флотилии на декабрь 1772 г.^{597}

Звание	Положено иметь, чел.	Состоит в наличии, чел.	Потребно, чел.	Сверхштатно, чел.
Капитанов 1 ранга	1	2	—	1
Капитанов 2 ранга	2	1	1	—
Капитан-лейтенантов	11	9	2	—
Лейтенантов	17	25	—	8
Мичманов	37	13	24	—
Всех чинов для 2 фрегатов	469	393
Всех чинов для ботов	46
Всех чинов для 11 «новоизобретенных» кораблей	1249	1005
Всех чинов для 30 лодок	207	170
Всех чинов для судов поляка и шаития	64
Всех чинов для 4 флашхоутов	44
Всех чинов для 5 транспортных судов	45
Всех чинов в целом	2124	1576	576	30

Анализ таблицы показывает, что уровень укомплектованности флотилии в 1772 г. продолжал оставаться на уровне кампании 1771 г. — 74%.

Произошло.в кампании 1772 г. и важное изменение в организационном устройстве флотилии. 3 сентября 1772 г. Екатерина II наложила следующую резолюцию на доклад Адмиралтейств-коллегий «об отделении Донских служителей от здешнего комплектного счисления»: «Сей доклад имеет быть в действо произведен с будущего генваря 1-го дня 1773 года».^{598} Таким образом, оформлялось отделение служителей Азовской флотилии от штата Балтийского флота в самостоятельное подразделение.

Наконец, в том же 1772 г. А.Н. Сенявин был вынужден сформировать совместно с комендантом Таганрога де Жедерасом комиссию по разбору правонарушений, производимых сухопутными и морскими чинами. В его приказе от 9 августа значилось так: «В произшедших от гарнизонных двоекратных противу морских, то есть 17 июня и сего месяца 6 числа непристойных поступках и драках; как я господину генерал-майору и Троицкой, что на Таганроге крепости коменданту де Жедерасу предлагал дабы к разобранию того учреждена была комиссия из общего с обоих сторон присутствия, на которое сего числа дал он мне знать, что в ту комиссию присутствующие от гарнизонных определены, к коим в общие заседания я определяю господина кригс-комиссара Силина, флота лейтенанта Развозова и поручика Аристова, которым с завтрашнего числа и вступить в ту комиссию».^{599}

Кроме того, в сентябре 1772 г. А.Н. Сенявин учредил должность командира Керченского порта, назначив на нее капитан-лейтенанта К. Ивкова.^{600} Между тем, рост нагрузки на Сенявина вызвал в конце декабря 1772 г. предложение И.Г. Чернышева о назначении во флотилию в помощь А.Н. Сенявину младшего флагмана из контр-адмиралов. В частности, на заседании Высочайшего Совета он так обосновал это предложение: «Чтоб в уважении частых вице-адмирала Сенявина с Дону на Крым переездов, отправлен был к нему в помощь один контр-адмирал из представляемых ныне к пожалованию».^{601} Совет одобрил предложение, и в начале января 1773 г. младшим флагманом флотилии был назначен контр-адмирал А.Ф. Баранов.^{602} Кроме того, понимание значимости флотилии в предстоящем противостоянии Турции на Черном море привело к назначению во флотилию, также с функциями командира отряда, опытного голландского офицера на русской службе капитана 2 ранга И.Г. Кинсбергена.^{603}

Восполнить же всю указанную выше нехватку офицерского состава во флотилии Петербург не мог: в 1772 г. сам Балтийский флот испытывал острейшую проблему с командными и штурманскими кадрами. Дошло до того, что в случае войны со Швецией Н.И. Панин предложил несколько линейных кораблей отдать под управление датским офицерам, поскольку Дания явилась бы союзницей! Вот как это записано в протоколе заседания Высочайшего Совета: «3 сентября (1772 г. — Авт.). Вице-президент граф Чернышев представлял, что нет теперь здесь нужного числа офицеров и штурманов, потому что оные для доставления им практики отправлены по большей части в Архипелаг, а другие употреблены в Азовской флотилии и на Дунае; что и флагманов также великий недостаток, ибо по числу приготовляемых к будущему году судов, должно иметь их столько ж, сколько есть всех по штату; что из имеющихся здесь, адмиралы Ноульс, Мордвинов и Нагаев чрезвычайно стары, контр-адмиралы ж Сенявин (речь идет о Николае Ивановиче Сенявине. — Авт.) употреблен к препровождению кораблей от города Архангельского и мало надежен, а Чичагов послан также с кораблями в Архипелаг, и неизвестно, скоро ли оттуда возвращен будет… Равномерно ж Совет согласен был и с мнением действительного тайного советника графа Панина, что в рассуждении нашего в морских офицерах недостатка, и что если дойдет у нас до войны со шведами, мы будем вести ее обще с датским двором, то можно отдать оному на сей случай несколько кораблей для употребления на них своих (т. е. датских. — Авт.) офицеров…».^{604}

Кампании 1773–1774 гг. стали самыми напряженными в деятельности флотилии во время войны. В это время Азовской флотилии, защищая Крым и Керченский пролив, пришлось вести борьбу с намного превосходящим ее турецким флотом. Следствием стали постоянные крейсерства в данном районе в любую погоду, бдение в ожидании турецких судов, регулярный ремонт своих кораблей, постоянно текущих и теряющих мачты и стеньги. В эти кампании морякам флотилии приходилось недоедать и недосыпать, промерзать до нитки в студеную погоду ранней весной (в 1773 г. даже май на Черном море выдался очень холодным) и поздней осенью, мучиться от непривычной жары в июле — сентябре и при этом постоянно быть готовыми к бою. И эти крейсерства не прошли даром. Флотилия блестяще выиграла все пять столкновений с турецкими эскадрами (причем один раз турецкая эскадра бежала от русской, даже не приняв боя), захватила 7 и сожгла 8 турецких судов, что в целом сыграло важнейшую роль в победе России в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг., ибо сорвало планы турок высадить десант в Крыму, захватить Керченский пролив и поднять восстание крымских татар.

При этом особо нужно отметить, что все эти успехи были одержаны моряками, которые прежде не имели боевого опыта и впервые столкнулись с противником. Наиболее же ярко уровень русских моряков характеризует Балаклавский бой. И.Г. Кинсберген, в частности, был в восторге от увиденного. В донесении Сенявину он так оценил действия подчиненных ему русских офицеров: «Справедливость требует от меня достойного засвидетельствования о мужественной храбрости гг. командовавших означенными кораблями и прочих бывших под командою их обер-офицеров, которые, будучи первый раз в действительном огне не только не мало не устрашились, но еще примером своего усердия и расторопностью возбуждали своих подчиненных к отважному всех неприятельских нападений отражению».^{605} В письме И.Г. Чернышеву Кинсберген дал уже общую характеристику моряков русских кораблей: «Я весьма доволен обоими кораблями и на коленях умоляю В. С. выразить всем офицерам и нижним чинам, что вы довольны их поведением и храбростью», после чего добавил: «С такими молодцами В. С., я выгнал бы черта из ада».^{606} Сам И.Г. Кинсберген за этот бой получил орден Святого Георгия IV степени.

В итоге кампания 1773 г. стала прекрасной боевой школой для моряков Азовской флотилии. Основную роль в ней сыграли А.Н. Сенявин, Я.Ф. Сухотин и И.Г. Кинсберген. Отличился ряд командиров кораблей: И. Баскаков, А. Колычев, И. Басов, Ф. Денисон. Понесла флотилия и первые потери в боях: мичман А. Рейниен был убит (на корабле «Таганрог» в Балаклавском бою), а мичманы Лисовский и Лазырев попали к туркам в плен.^{607}

К концу кампании вновь остро встала проблема со старшим командным составом. Контр-адмирал А.Ф. Баранов скоропостижно скончался еще в середине мая 1773 г., а в конце кампании в Петербург по состоянию здоровья отбыли капитан 1 ранга Я.Ф. Сухотин и капитан-лейтенант М. Фондезин. Осенью скончался и командир Таганрогского порта капитан 2 ранга С. Тулубьев. В этой ситуации А.Н. Сенявин запросил Петербург о назначении во флотилию нового младшего флагмана.

В результате в конце 1773 и начале 1774 г. во флотилию был назначен целый ряд старших офицеров. Так, младшим флагманом во флотилию назначен контр-адмирал В.Я. Чичагов,^{608} командиром Таганрогского порта — капитан 1 ранга П.А. Косливцев^{609}, а старшими командирами — капитаны 2 ранга Н.А. Плоярт, А.И. Апочинин и И.А. Михнев.^{610}

Кроме того, решение о строительстве для Азовской флотилии трех новых фрегатов вновь остро поставило вопрос о рабочей силе для их постройки. Нуждался в пополнении и личный состав Таганрогского порта, понесший серьезные потери во время эпидемии 1772 г. Обо всем этом А.Н. Сенявин и доложил в ноябре 1773 г. в Петербург. И уже в декабре последовали высочайшие указы о направлении 300 рабочих в Таганрогский порт и группы мастеровых на Новохоперскую верфь.^{611} А 23 декабря 1773 г. генерал-прокурор Сената А.А. Вяземский представил на рассмотрение Совета рапорт воронежского губернатора, в котором говорилось «о требуемых вице-адмиралом Сенявиным для рубки и перевоза на повеленные фрегаты лесов пятидесяти пеших работников с топорами и ста конных».^{612} Совет полностью согласился с этим требованием и предписал о немедленном направлении в распоряжение Сенявина указанных работников.^{613}

Нуждалась флотилия и в пополнении личного состава кораблей. Об этом, в частности, напомнила Совету в августе 1773 г. Екатерина II, когда утверждала новый рекрутский набор. Но каких-либо документов о направлении во флотилию моряков в 1773–1774 гг. обнаружить не удалось.

Ознаменовалась кампания 1773 г. и рядом весьма показательных эпизодов, обнаружить которые удалось в материалах РГАВМФ. Процитируем документы. 18 мая 1773 г. в ордере А.Н. Сенявина Новопавловской адмиралтейской конторе значилось: «Убыль в реке Дону воды понуждает меня узнать, что отправленные отсюда боты Битюг, Карабут, Челбаш и Кагальник как отсюда далеко следуют, и в случае их остановки, дабы подать к походу возможный способ; для сего и предписываю помянутой конторе послать с открытом указом нарочного, который бы доехав до всех тех ботов, и объявя оной указ, требовал дабы каждого бота командир на указе написал и то сколько верст отсюда (от Новопавловска. — Авт.) проплыл, и при котором месте ево тот указ застанет…».^{614} В ордере же Я.Ф. Сухотину от 2 августа А.Н. Сенявин указал: «Господа корабельные командиры рапортуют вас о течи и повреждении мачт, всем им хотя и следует верить, но для подробного познания следовало и вам самим все то освидетельствовать, но как того в рапортах ваших нет, и сего ради подтверждаю впредь таковыя по рапортам показываемые повреждения самим вам осматривать».^{615}

Наконец, не менее интересен и ордер Сенявина тому же Сухотину от 18 августа 1773 г.: «По рапорту вашему вместо оторванной от корабля Азова волнением шлюпки и унесенной в море, я приказал господину управляющему в Керчи адмиралтейскими делами капитан-лейтенанту Ивкову из обстоящих при Керчи шлюпок одну немедленно отправить, и отдать на корабль Азов с распискою, а как посланным от меня к вашему высокоблагородию 19 июля сего года ордером велено в бытность кораблей на Черном море шлюпки и ялботы без нужды с кораблей не спущать, да и по исправлении надобности их без умедления поднимать на корабли; но для чего означенная шлюпка не поднята была на корабль имеете от командующего корабля Азова взять объяснение и представить ко мне на рассмотрение».^{616}

В начале 1774 г. корабельный состав Азовской флотилии насчитывал следующие силы. В строю находились 3 фрегата (2 32-пушечных и один 58-пушечный), 11 «новоизобретенных» кораблей, 4 бота, 5 транспортных судов, 4 флашхоута, транспортные суда поляка и шаития. Еще один фрегат зимовал на Дону и должен был быть введен в строй в том же году. Кроме того, 5 44-пушечных прамов числились в резерве. Наконец, на Новопавловской и Новохоперской верфях строились 3 42-пушечных фрегата, 4 галиота и 3 бота. На все эти суда (кроме прамов) полагалось по штатному расписанию 3332 человека личного состава. В наличии же состояло 2805 человек (84,5%), из них 181 находился в госпиталях (6,5% от 2805 человек списочного состава флотилии).^{617}

Вдобавок в начале 1774 г. флотилия потеряла еще двух опытных офицеров: за ранами был отпущен в отпуск капитан-лейтенант A.M. Колычев, а 20 февраля вышел указ об увольнении в отставку капитан-лейтенанта И. Басова с присвоением ему чина капитана 2 ранга.^{618} А это были одни из самых сильных командиров флотилии: Колычев командовал кораблем «Таганрог» в бою у Балаклавы, а Басов — кораблем «Корон». Чуть менее заметными были отставка капитан-лейтенанта Ф. Озерова и отъезд в Петербург капитана 2 ранга Ф.В. Неелова.

Общее положение дел с личным составом Азовской флотилии весной 1774 г. отражено в таблице.

Личный состав Азовской флотилии на 14 мая 1774 г.^{619}

Звание	Положено иметь, чел.	Состоит в наличии, чел.	Потребно, Чел.	Сверхштатно, чел.
Капитанов 1 и 2 рангов	5	5	—	—
Капитан-лейтенантов	15	6	9	—
Лейтенантов	25	27	—	2
Мичманов	59	36	23	—
Всех чинов на 4 наличных и 3 строящихся фрегата	1681	—	—	—
Всех чинов на 11 «новоизобретенных» кораблей	1250	—	—	—
Всех чинов на 4 строящихся галиота	128	—	—	—
Всех чинов на 4 наличных и 4 строящихся палубных бота	184	—	—	—
Всех чинов на 4 флашхоута	44	—	—	—
Всех чинов на 5 транспортных судов	45	—	—	—
В целом всех чинов	3332	2805	629	102

Кампания 1774 г. получилась неровной. Весеннее спокойствие с лихвой компенсировалось напряженным противостоянием Азовской флотилии с турецким флотом в Керченском проливе в июне-июле, которое флотилия блестяще выиграла. Фактически победа в этом противостоянии, сорвавшая планы турок по захвату Керченского пролива, возвращению Крыма и вытеснению России с Черного моря, поставила победную точку в войне 1768–1774 гг.

А.Н. Сенявйн получил благодарность за свою службу и 3000 руб.^{620} А в декабре 1774 г. он был вызван в Москву, где намечались торжества по случаю одержанной победы. С ним отзывался из флотилии и контр-адмирал В.Я. Чичагов. Кроме того, право отпуска для поездки домой получили капитаны 2 ранга И.Г. Кинсберген и Н.А. Плоярт. За старшего на флотилии остался капитан 1 ранга П.А. Косливцев.

Однако запомнилась кампания 1774 г. и еще одним, к сожалению, негативным событием. Во время боя 28 июня 1774 г. в Керченском проливе произошел вопиющий случай. «Отличился» назначенный во время противостояния с турецким флотом в Керченском проливе для лучшего управления большим бомбардирским кораблем «Яссы» капитан-лейтенант Н. Веленбаков. Во время событий 28 июня он оказался пьяным. В деле о его увольнении со службы без пенсиона значится: «По определении на корабль командиром, усмотрен в своем поведении слабым, да и в случившимся с неприятельским флотом на эскадру атаку, был также командиром бомбардирского корабля, сделанного ему сигнала не обсервовал и найден пьяным». В январе 1775 г. он был с позором уволен со службы без чина и пенсиона.^{621}

Кстати, этот инцидент с Н. Веленбаковым наталкивает на весьма интересное размышление. Не данный ли персонаж использовал в своей книге, посвященной Ф.Ф. Ушакову, известный советский писатель Л. Раковский,^{622} изобразив в качестве друга-однокашника Федора Федоровича пьяницу Нерона Веленбакова — образ, получившийся сборным и метким для значительного числа морских офицеров русского флота того времени. Тем более что, согласно данным «Общего морского списка», учились они в Морском шляхетном корпусе действительно вместе: в 1761–1766 гг.^{623} Ведь другие герои этой книги — П.В. Пустошкин и Г.И. Голенкин — также являлись реальными персоналиями.

Из книги Л.А. Раковского об одном эпизоде службы Нерона Веленбакова^{624},[92]

…Расскажи, Нерон, как ты приставал на шлюпке к кораблю «Тверь», — напомнил Пустошкин.

— Да-а, было дело! — самодовольно улыбаясь, почесал затылок Нерон…

— Собственно, не о чем рассказывать. Я пошел в первое плавание. Конечно, ничего еще не знал. В Архангельске отправляет меня капитан-лейтенант на шлюпке и говорит: «Подойди, — говорит, — к “Твери”, вахтенный передаст тебе пакет». А где она, эта «Тверь», черт ее знает. На рейде судов — пропасть. Я гляжу как баран на новые ворота. Капитан-лейтенант смекнул, что я не найду, и решил растолковать: «Да вот тот корабль, у которого спущены бом-брам-стеньги». А я и этого — ни в зуб…

— И что же дальше?

— Отвалил я и спокойно говорю гребцам: «Давай, ребята, к тому кораблю, что со спущенными бом-брам-стеньгами!». Думаю: они-то уж знают! И не ошибся….

В заключении представим таблицы, характеризующие ситуацию с личным составом Азовской флотилии, а также Таганрогского порта и Новопавловского адмиралтейства в марте 1775 г.

Личный состав Азовской флотилии на март 1775 г.^{625}

Звание	Положено иметь, чел.	Состоит в наличии, чел.	Потребно, чел.	Сверхштатно, чел.
Капитанов 1 и 2 рангов	5	3	2	—
Капитан-лейтенантов	15	5	10	—
Лейтенантов	25	25	—	—
Мичманов	59	32	27	—
Всех чинов на 4 наличных и 3 строящихся фрегата	1681	—	—	—
Всех чинов на 11 «новоизобретенных» кораблей	1250	—	—	—
Всех чинов на 4 галиота	128	—	—	—
Всех чинов на 8 ботов	184	—	—	—
Всех чинов на 3 флашхоута	33	—	—	—
Всех чинов на 5 транспортных судов	45	—	—	—
В целом всех чинов	3321	2860	579	118

Из числившихся по списку 2860 человек в госпиталях находились 289, таким образом, в строю был 2571 человек.

Личный состав Таганрогского порта и Новопавловского адмиралтейства на март 1775 г.^{626}

Звание	Положено иметь, чел.	Состоит в наличии, чел.	Потребно, чел.	Сверхштатно, чел.
Капитанов 1 ранга	1	1	—	—
Капитанов 2 ранга	1	—	1	—
Капитан-лейтенантов	1	2	—	1
Лейтенантов	1	—	1	—
Капитанов 1 ранга Капитанов 2 ранга Капитан-лейтенантов Лейтенантов	1	1	—	—
Всех чинов в Таганроге	966	546	—	—
Всех чинов в Павловске	124	276	—	—
Всех чинов в крепости Св. Дмитрия	—	3	—	—
Всех чинов в Новохоперске	—	155	—	—
Всех чинов в Керчи	—	57	—	—
Всех чинов в целом	1090	1037	220	167

Здесь необходимо отметить, что официально утвержденный в 1769 г. штат личного состава Таганрогского порта и Новопавловского адмиралтейства составлял 1002 человека.^{627} Увеличение его на 88 человек произошло в течение войны и в официальных указах не отразилось.

Какие итоги можно подвести? Несмотря на серьезные проблемы и хроническую нехватку личного состава (укомплектованность от 74 до 96%), моряки Азовской флотилии достойно проявили себя в годы войны, достигнув успехов как в судостроении, так и в сражениях с неприятелем. Тем не менее, до конца войны сохранялись серьезные проблемы: отсутствие твердого штата личного состава, проблемы с обустройством быта и службы моряков и ряд других. Все это предстояло решить уже после войны, в зависимости от пути развития Азовской флотилии.

* * *

Рассмотрев проблему комплектования Азовской флотилии личным составом, необходимо проанализировать и вопрос его финансового обеспечения (напомним, что в целом проблема финансирования Азовской флотилии рассматривалась нами во главе II.

Уже 20 ноября 1768 г. вышел первый высочайший указ по финансированию Азовской флотилии: адмиралтейские доходы Воронежской и Белгородской губерний в размере 73 000 руб. в год переводились на содержание личного состава флотилии.^{628} В частности, в ведение флотилии должны были быть переданы собранные на этот момент с этих губерний деньги в размере 12 106 руб. 29¹/₂ коп.^{629} Каким образом составлялась сумма в 73 000 руб., представлено ниже.

Финансовые средства, направленные в Азовскую флотилию по указу 1768 г.^{630}

^{Откуда … Сумма}

С Воронежской губернии … 8000 руб.

С Елецкой провинции этой губернии … 7000 руб.

С Тамбовской провинции … 15 000 руб.

С Шатской провинции … 13 000 руб.

С Белгородской губернии … 10 000 руб.

С Севской провинции … 10 000 руб.

С Орловской провинции … 10 000 руб.

Всего … 73 000 руб.

В конце 1769 г., в связи с оформлением штата Азовской флотилии и адмиралтейских служителей, Екатерина II издала новый указ (от 24 декабря 1769 г.), по которому ежегодно на их содержание и продовольственное обеспечение должно было выделяться 145 946 руб. 40 коп. Это были деньги на жалование морским и адмиралтейским чинам флотилии, а также «на мундир, морскую провизию и сухопутный провиант для них».^{631} Строительство судов и береговых объектов должно было финансироваться отдельно. Таким образом, флотилия получала первый официально оформленный регламент финансирования.

7 декабря 1770 г. Екатерина II увеличила данную сумму на 15 301 руб. 88 коп., после чего та составила 161 248 руб. 28¹/₂ коп.^{632} В таком виде данное финансирование просуществовало до 1775 г. В 1775 г. эта сумма была подтверждена. Кроме того, сохранился документ, свидетельствующий, в каких местностях и из каких источников данная сумма должна была собираться.

Роспись питейных доходов с Воронежской губернии и ее провинций, которые должны были идти на финансирование флотилии^{633}

^{Откуда надлежит поступить сумме … Сумма}

С Воронежской провинции … 89 624 руб. 97¹/₂ коп.

С Елецкой провинции … 57 323 руб. 51 коп.

С Тамбовской провинции … 5799 руб. 80 коп.

С крепостей Св. Дмитрия Ростовского, Азовской и Таганрогской … 8500 руб.

Всего с Воронежской губернии … 161 248 руб. 28¹/₂ коп.

Однако прибывший в 1776 г. во флотилию Клокачев после знакомства с финансовой ситуацией писал в Петербург (22 октября 1776 г.), что данной суммы достаточно лишь на «жалование, морскую провизию, сухопутный провиант и мундир». Но поскольку судам нужны запасной такелаж, паруса и другие материалы для ремонта, то деньги за неимением расходовались из этой суммы, почему она уже закончилась. В результате положение моряков было весьма плачевно: «Всю вверенную мне команду… нашел сожаления достойную; по одному с января месяца сего года неудовольствию жалованием во всем претерпевают нужду, а паче мастеровые, кои не получая мундиров, некоторые и в работу употребляются почти совсем без одежды и терпя по нынешнему осеннему времени стужу, тем больше больных; и как в приезд мой сюда денег в казне находилось весьма малое число…».^{634}

В итоге 21 ноября 1776 г. Екатерина выделила сумму в 152 228 руб. 38 коп. на приготовление припасов для флотилии и повелела просчитать нужную для флотилии сумму впредь, чтобы единожды утвердить.^{635} А 19 декабря 1776 г. последовала корректировка суммы ежегодного финансирования флотилии: она была увеличена на 36 305 руб. 30 коп. в год, назначенных на 3 вступающих в строй фрегата.^{636} Кроме того, была выделена единовременная сумма в 31 749 руб. на приготовление провизии для кампании 1777 г.^{637} Однако, к сожалению, в силу ряда объективных и субъективных причин единая сумма средств, требуемых на содержание личного и корабельного состава флотилии, так и не была составлена.

В завершение следует привести перечневую табель денежных окладов, полагающихся личному составу Азовской флотилии.

Денежные оклады чинов личного состава, упоминаемого в документах по Азовской флотилии^{638}

^{Звание … Сумма годового жалованья}

Морские чины

Адмирал … 3600 руб.

Вице-адмирал … 2400 руб.

Контр-адмирал … 1200 руб.

Капитан 1 ранга … 600 руб.

Капитан 2 ранга … 420 руб.

Капитан-лейтенант … 300 руб.

Лейтенант … 200 руб.

Мичман … 120 руб.

Клерк … 72 руб.

Шкипер … 144 руб.

Иерономах … 120 руб.

Штаб-лекарь … 300 руб.

Писарь … 36 руб.

Лекарь … 215 руб.

Штурман порутческого ранга … 180 руб.

Штурман прапорщичьего ранга … 138 руб. 40 коп.

Штурман унтер-офицерского звания … 108 руб. 40 коп.

Комиссар … 100 руб.

Подлекарь … 84 руб.

Подштурман … 60 руб.

Штурманский ученик … 10 руб. 50 коп.

Лекарский ученик … 18 руб.

Боцман … 60 руб.

Боцманмат … 36 руб.

Квартирмистр … 24 руб.

Матрос 1-й статьи … 16 руб. 50 коп.

Матрос 2-й статьи … 13 руб.

Кают-юнга … 10 руб. 25 коп.

Тимерман … 90 руб.

Плотничий десятник … 24 руб.

Плотник … 15 руб.

Конопатчик … 15 руб.

Парусник … 15 руб.

Купор … 24 руб.

Ундер-купор … 15 руб.

Трубач 1-го класса … 60 руб.

Трубач 2-го класса … 36 руб.

Трубач 3-го класса … 24 руб.

Баталер … 24 руб.

Ундер-баталер … 16 руб. 50 коп.

Повар … 14 руб. 50 коп.

Профос … 11 руб. 50 коп.

Чины морских батальонов

Секунд-майор … 250 руб.

Капитан … 200 руб.

Поручик … 120 руб.

Подпоручик … 100 руб.

Прапорщик … 100 руб.

Сержант … 60 руб.

Каптенармус … 16 руб.

Подпрапорщик … 16 руб.

Капрал … 14 руб. 50 коп.

Писарь … 14 руб. 50 коп.

Гренадер … 13 руб.

Мушкатер … 12 руб. 50 коп.

Барабанщик … 14 руб. 50 коп.

Флейщик … 12 руб. 50 коп.

Чины морской артиллерии

Унтер-лейтенант … 120 руб.

Констапель … 100 руб.

Сержант … 60 руб.

Капрал … 20 руб.

Канонир 1-й статьи … 16 руб. 50 коп.

Канонир 2-й статьи … 13 руб.

Бомбардир … 20 руб.

Готлангер … 14 руб. 50 коп.

* * *

Изучение проблем, связанных с личным составом, не может быть полным без рассмотрения и анализа условий службы моряков и мастеровых, которые самым прямым образом влияли на их службу, а значит и деятельность любого соединения военно-морских сил в целом, и Азовской флотилии в частности. При неброскости, на первый взгляд, данной проблемы, она в действительности играет значимую роль в функционировании любого воинского контингента.

Первой особенностью службы во флотилии была необходимость участвовать в постройке судов и выводе их в море. При этом сам путь от верфей в Азовское море представлял целую эпопею. Ведь только от Павловска до крепости Св. Дмитрия нужно было пройти 1100 верст, находясь в постоянном напряжении и готовности преодолевать отмели и избегать столкновений с карчами^{639}. Вместе с тем переход требовал расторопности, так как прозевать «большую воду» на Дону означало потерять год. Еще одной сложностью была служба в дельте Дона. Переменчивая погода при сложном климате и многочисленных болезнях делали ее крайне непростой. Следующую трудность представляли Азовское и Черное моря. Непростые погодные условия и непривычный для северян климат, отсутствие карт стали непростым испытанием для русских моряков. Отсутствие обустроенных баз и нормального жилья усугубляло проблемы.^[93]

Район плаваний был малоизучен.^{640} Точных методов обсервации еще не существовало. Дважды в сутки по четыре часа каждый член экипажа нес вахту. Для выполнения срочных и тяжелых работ устраивались авралы, когда наверх вызывался весь экипаж. Многие дни, а иногда и недели морякам приходилось проводить в море, борясь со стихией и постоянно готовясь к встрече с противником. Однако корабли Азовской флотилии были весьма мало приспособлены к такой службе. Практически все они, из-за недостатка помещений, имели плохие условия обитания, принимали малые запасы продовольствия и воды. До изнеможения доводила качка, просушиться и обогреться на большинстве судов было негде.^{641} Да и огонь разводили лишь в определенные часы, для приготовления горячей пищи, что часто оказывалось затруднительным. Свежих продуктов хватало лишь на первые дни плавания, а затем питались кашей, солониной, сухарями. Вода, хранившаяся в деревянных бочках, быстро портилась.^{642} Скученное проживание и тяжелые условия быта при скудном питании и непривычном климате вели к вспышкам болезней, причем больным часто приходилось жить рядом со здоровыми. Лекарей же катастрофически не хватало. Пожалуй, только фрегаты были сколько-нибудь удобными судами флотилии.

Из описаний быта парусного корабля XVI–XVIII вв.^{643}

…Команда устраивалась на пушечных палубах-помещениях, как правило, постоянно сырых и открытых сквозному ветру. Пространство там было до такой степени ограниченным, что им можно было пользоваться только поочередно. Страдавшие морской болезнью и больные дизентерией, болевшие цингой и пьяные, а также люди, просто хотевшие спать, обременяли и беспокоили друг друга. Из этого порочного круга невозможно было выбраться…

Из описания результатов состояния одежды моряков русского флота, но уже XX в., после перехода 2-й Тихоокеанской эскадры из Ревеля в Носсибе^{644},[94]

…Особенно неблагоприятно обстоит дело с обеспечением команды обмундированием на 1905 г. Ужасные условия плавания, тяжелые судовые работы, громадные погрузки угля, отсутствие у значительной части команды нормальных жилых помещений… — все это чрезвычайно ускорило износ обуви и одежды, а Морское министерство решило отправить очередные комплекты обмундирования на 1905 г. по железной дороге во Владивосток. Видимо, о сохранности штанов и сапог заботятся более, чем о судьбе эскадры. Ей предоставлено выкручиваться из всех трудностей «собственными средствами». Недаром на Востоке японцы зовут наших солдат «ободранцами». Наши матросы уже сейчас подходят под эту кличку. Обуви команда не имеет, а обмундирование представляет жалкие лохмотья. Вместо фуражек половина команды носит какие-то монашеские скуфейки или поварские колпаки, сделанные из грязного тряпья…

Судовой почетный караул и фалрепные, вызываемые к парадному трапу для встречи прибывающих офицеров и гостей, в своих разношерстных одеяниях напоминают корсаров, а не команду корабля «флота его величества»

Из шканечного журнала «новоизобретенного» корабля 2-го рода «Таганрог» за 1771 г.^{645}

[31 августа]… Умер матрос 2-й статьи, а после него остался ветхий тулуп ибрюки парусиновые, кои выбросили за борт (курсив наш. — Авт.)…

Из описания А.Н. Сенявиным особенностей «новоизобретенных» кораблей^{646}

По низкости бортов от воды в крепкие ветры по середине моря держаться нельзя, а надлежит искать закрытых мест от волнения, ибо в лежании на дрейфе всякой почти вал будет всходить на судно, от плоскости ж его близко к ветру всходить не может и рассекать вала не будет, а станет бросаться с боку на бок, от чего мачтам и стеньгам великая опасность, да хотя б и можно было держаться так как на регулярном судне, но что ж будет пользы, когда без всякого дела воду выпьем, провиант поедим, которого по малости и низу интрюма не более поместится, как на три, а воды на полтора месяца, на бомбардирском ж только на месяц…

Из шканечного журнала «новоизобретенного» корабля 3-го рода «Второй» за 1771 г.^{647}

«[29 мая]… Шторм крепкий с находящими пресильными шквалами, от чего происходила немалая качка и подавало через борт и бак, и черпали бортами неоднократно воду и лили беспрестанно помпами воду, а с верхней палубы и где стояла мортира ведрами… в ¹/₂ [6-го] часа нахождение туч, пасмурность с мокротою и шел дождь; в то время увидели мы стоящий бомбардирский корабль («Первый». — Авт.) к Z на якоре, который вдруг пошел на дно [и] у которого грот-мачта видна только по бегин-рей, на котором еще сидели служители…

Кстати, о питании моряков. Оно делилось на две разновидности: первая выдавалась во время пребывания в кампании (морской провиант), а вторая — при службе в зимнее время (сухопутный провиант). Морской провиант моряков, служивших во флотилии, составляли: вино, уксус, сухари ржаные, гречневая и овсяные крупы, горох, солод, мясо говяжье, масло и соль.^{648} Главным отличием сухопутного провианта было исключение из довольствия мясной порции.

О том, что провизия была далекой от здоровой и зачастую с трудом позволяла восстановить силы, существует много свидетельств. Приведем выдержку из воспоминаний современника, только служившего на английском флоте: «Солонина была тверда, как камень, жилистая, засохшая, потемневшая, усыпанная сверкающими кристаллами соли… Соленая свинина вообще была лучше соленой говядины, но моряки вырезали и из той и из другой различные игрушки и коробки. Утверждали, что вещи из мяса так хорошо полировались, как если бы они были изготовлены из мелкозернистой древесины».^{649}

Не лучше была ситуация и с сухарями. «Они входили в ежедневный рацион, ибо свежий хлеб на кораблях не выпекался. В сухарях вскоре разводились различные насекомые и черви, избавиться от которых никак не удавалось».^{650} Таким образом, зачастую оставался единственный выход — жевать сухарь в темноте, чтобы не видеть, как он выглядит.

Дополнительно усугубляло службу матросов их полное бесправие перед офицерами и система жестоких наказаний. Так, наиболее распространенной мерой «воздействия» служила порка плетью-десятихвосткой.

Тяжелыми были и условия службы на берегу. Напряженная работа, скудное питание, трудный климат и необустроенный быт были серьезным испытанием. Практически ни одна верфь, равно как и Таганрогский порт, не имела нормального жилья. На донских верфях нижних чинов расселили по домам местных жителей, а в Таганроге приходилось жить в полуземлянках-казармах. Нижним же чинам кораблей вообще часто приходилось зимовать на своих судах. Для офицеров в Таганроге имелись дома «связи» (рубленые избы). Но качество всех построек, как уже говорилось, оставляло желать много лучшего.

Серьезные проблемы были даже в мелочах. Указом А.Н. Сенявина от 28 ноября 1772 г. был определен способ отапливания помещений: в Таганроге дровами, в Керчи — кизяком, причем в зимнее время полагалось выдавать на каждую печь «трехполенных плах дров по полу», а в летнее — по одной четверти сажени. Зимнее время считалось с 16 ноября по 1 марта,^{651} однако южный климат был не столь теплым, как казалось на первый взгляд. Не случайно указом Адмиралтейств-коллегий от 20 марта 1778 г. было предписано, поскольку «всегдашними опытами и сделано, что во весь ноябрь, а также и март месяцы бывает и от ненастливых погод очень немалая стужа, а притом нередко и жестокие морозы, по сему тех месяцев никак за летние почитать не можно и для того отныне и впредь зимнее время считать ноября с 1-го апреля по 1-е число».^{652}

Анализируя боевые действия флотилии, необходимо учитывать все эти аспекты службы русских моряков, действовавших не в абстрактных, а в реальных условиях, которые, как мы видели, были весьма непростыми.

* * *

В заключение данной главы уместно затронуть проблему оценки состояния личного состава Азовской флотилии, понимая под ним уровень подготовки моряков и степень укомплектованности кораблей флотилии. Обозначенная проблема является весьма важной для любого воинского соединения, особенно флотского, тем более на парусном флоте.

Рассмотрим уровень нижних чинов. Только в 1769–1770 гг. большую их часть представляли старослужащие моряки, переведенные с Балтики.^[95] Затем большинство нижних чинов стали составлять рекруты. Показательно, что в бою 23 июня 1773 г. никто из русских моряков не имел реального боевого опыта.^{653} О пришедшем же фрегате «Второй» Кинсберген отозвался так: построен хорошо, но матросы только рекруты.^{654} Кроме того, постоянной болезнью русского флота этого времени (в частности, и Азовской флотилии) была нехватка личного состава, что только увеличивало нагрузку на экипажи.

Укомплектованность экипажей кораблей Азовской флотилии^{655}

Название корабля	Штатная численность экипажа	Состоит в наличии	Процент от штатной численности	Время данного положения
Корабль «Хотин»	157 человек	166 человек	106%	18 мая 1771 г.
Корабль 2-го рода «Таганрог»	128 человек	117 человек	92%	31 мая 1772 г. (начало кампании)
Корабль 2-го рода «Корон»	128 человек	112 человек	88%	31 мая 1772 г. (начало кампании)
Корабль 2-го рода «Азов»	128 человек	115 человек	90%	31 мая 1772 г. (начало кампании)
Корабль 2-го рода «Азов»	128 человек	107 человек	85%	8 сентября 1772 г.
Фрегат «Первый»	233 человека	193 человека	84%	29 мая 1773 г.
Корабль 2-го рода «Новопавловск»	128 человек	100 человек	78%	29 мая 1773 г.
Корабль 2-го рода «Таганрог»	128 человек	100 человек	78%	23 июня 1773 г.
Корабль 2-го рода «Корон»	128 человек	92 человека	75%	23 июня 1773 г.
Фрегат «Второй»	233 человек	224 человека	96%	23 августа 1773 г.
Корабль 2-го рода «Журжа»	128 человек	84 человек	66%	23 августа 1773 г.
Корабль 2-го рода «Азов»	128 человек	108 человек	85%	23 августа 1773 г.
Корабль 2-го рода «Модон»	128 человек	98 человек	77%	23 августа 1773 г.
Фрегат «Первый»	233 человек	188 человек	80%	14 апреля 1774 г. (начало кампании)
Корабль 2-го рода «Азов»	128 человек	91 человек	75%	6 апреля 1774 г. (начало кампании)
Корабль 2-го рода «Корон»	128 человек	117 человек	92%	29 марта 1774 г. (начало кампании)
Корабль 4-го рода «Яссы»	57 человек	65 человек	115%	27 февраля 1774 г. (начало кампании)

Однако русские матросы в своем большинстве имели прекрасные качества. В частности, как упоминалось выше, подводя итог Балаклавскому бою 23 июня 1773 г. И.Г. Кинсберген писал И.Г. Чернышеву: «С такими молодцами В. С., я выгнал бы черта из ада». Английский же офицер на русской службе Дж. Тревенин писал во время Русско-шведской войны 1788–1790 гг.: «Нельзя желать лучших людей, ибо неловкие, неуклюжие мужики скоро превращались под неприятельскими выстрелами в смышленых, стойких и бодрых воинов».^{656} Не менее интересна зарисовка П.И. Ханыкова о русских матросах, сделанная им в конце XVIII в. во время пребывания русских кораблей в Англии: «Теперь [они] исполняют в 3 или 4 минуты такие работы, с которыми прежде едва справлялись в 10 и 12 минут».^{657}

Почему же при таких свойствах нижних чинов флот регулярно вступал в боевые действия плохо подготовленным? Очевидно, причина в неумении большинства русских командиров найти должный подход к обучению экипажей. К сожалению, такой вывод подтверждается фактическим материалом. Достаточно вспомнить приводившиеся нами оценки личного состава русского флота накануне как Семилетней, так и описываемой Русско-турецкой войны.^[96] Наиболее емко ситуацию характеризуют два свидетельства. Во-первых, слова Екатерины II, по итогам учений Балтийского флота заявившей: «У нас в излишестве кораблей и людей, но нет ни флота, ни моряков… все выставленное на смотр было из рук вон плохо».^{658} Во-вторых, М.М. Философова, под впечатлением от 2-й Архипеплагской эскадры Д. Эльфинстона отметившего осенью 1769 г.: «По несчастию, наши мореплаватели в таком невежестве и в таком слабом порядке, что контр-адмирал весьма большие трудности в негодованиях, роптаниях и беспрестанных ссылках от офицеров на регламент находит, а больше всего с огорчением видит, что желание большей части офицеров к возврату, а не к продолжению экспедиции клонится, и что беспрестанно делаемые ему в том представления о неточности судов и тому подобном единственно из сего предмета происходят».^{659}

Таким образом, к началу Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. состояние офицерского корпуса было не самым лучшим. В целом офицерскую среду этого времени характеризовали невысокий уровень знаний, пассивность, низкая дисциплина (распущенность) и безобразное отношение к нижним чинам (жестокость наказаний, рукоприкладство, использование труда нижних чинов в своих интересах). Как нами уже отмечалось в первой главе, во многом такая установка закладывалась уже во время обучения в морском корпусе и общим климатом, царившим в обществе, где дворянство было всем, а все остальные сословия, не говоря уже о «подлом народе», — ничем. К тому же отсутствие в это время на кораблях кают-кампаний и общего столования нижних чинов создавали разобщенность чинов.

В воспитании царили суровость и произвол в телесных наказаниях. На развитие офицеров, на поддержание среди них любви к своему тяжелому ремеслу и на выработку в них необходимой самостоятельности не обращалось никакого внимания. Плавая в течение короткого балтийского лета на слабо выстроенных судах, офицеры не чувствовали ни признания, ни любви к морскому делу. Практически отсутствовал боевой опыт. Все весеннее время проходило в тяжелом и усиленном труде по вооружению кораблей, для того чтобы пробыв в море лишь несколько недель, опять провести всю осень в работах по разоружению. Зимой же занимались чем хотели.

Тем не менее, А.Н. Сенявину удалось добиться того, что практически все старшие офицеры флотилии и большинство младших, назначенные во флотилию в 1768 г. имели и практический, и боевой опыт. Дальнейшие же пополнения такого опыта уже не имели.

Опыт старшего офицерского состава, участвовавшего в создании Азовской флотилии в 1768–1769 гг.^{660}

^{Звание, Ф.И.О. … Предшествующий опыт}

Контр-адмирал А.Н. Сенявин … Активное участие в Семилетней войне. Командовал линейными кораблями «Уриил», «Иоанн Златоуст» и «Св. Павел». Участвовал в кольбергских экспедициях

Генерал-кригс-комиссар И.М. Селиванов … Активное участие в Семилетней войне. Командовал линейными кораблями «Полтава», «Северный Орел», «Святой Климент Папа Римский», фрегатом «Архангел Гавриил». Участвовал во взятии Мемеля и кольбергских экспедициях

Капитан 1 ранга П.И. Пущин … Участвовал в Семилетней войне. В 1761 г. участвовал в десантных действиях под Кольбергом. В 1766 г. строил в Твери галеры для плавания по Волге Екатерины II. В 1767 г. в благодарность получил чин капитана 1 ранга. Командовал одной из галер во время путешествия Екатерины II по Волге

Капитан 2 ранга Л.К. Ваксель … В 1740–1743 гг. состоял волонтером в Камчатской экспедиции. Будучи унтер-лейтенантом, участвовал в Семилетней войне. В 1761 г. участвовал в действиях десанта под Кольбергом

Капитан 2 ранга А.Л. Тишевский … Будучи лейтенантом участвовал в Семилетней войне. Участвовал в кольбергских экспедициях

Капитан 2 ранга Я.Ф. Сухотин … Боевой практики не отмечено, но лично известен Сенявину по плаваниям в Кронштадтской эскадре

Капитан-лейтенант А. Сухотин … Боевой практики не отмечено

Капитан-лейтенант Л. Скрыплев … Боевой практики не отмечено

Капитан-лейтенант Ф. Шаховской … Корабельным секретарем участвовал в Семилетней войне. Участвовал в кольбергских экспедициях

Капитан-лейтенант С. Тулубьев … Боевой практики не отмечено

Капитан-лейтенант О. Салтанов … Боевой практики не отмечено

Капитан-лейтенант И. Апраксин … Боевой практики не отмечено

Капитан-лейтенант Ф. Федоров … Боевой практики не отмечено

Капитан-лейтенант М. Кожухов … Гардемарином участвовал в Семилетней войне. Был в кольбергских экспедициях. В 1762 г. не пустил Петра III в Кронштадт. В 1762–1767 гг. обучался в Англии

Капитан-лейтенант И. Сенявин … Боевой практики не отмечено. В 1762–1767 гг. обучался в Англии

Капитан-лейтенант М. Фондезин … Мичманом участвовал в Семилетней войне. Был под Кольбергом

Действия флагманов и офицеров флотилии в войне продемонстрировали как инициативу, находчивость и храбрость, так и пассивность («ленность»), лживость и неумение и нежелание действовать активно. И чем более напряженной была обстановка, тем больше это подтверждалось. Объединим наиболее вопиющие факты. В 1771 г. И. Збородов сталкивается с растаскиванием материалов с поврежденной Таганрогской гавани. В 1772 г. В. Висленев оказался не в состоянии организовать нормальную заготовку мачтовых деревьев для столь необходимых флотилии фрегатов. Л.Г. Скрыплев так и не сумел достроить фрегат «Второй». В результате в 1773 г. А.Н. Сенявин, как мы отмечали выше, был вынужден организовать тщательный контроль над действиями офицеров. В частности, речь идет о выяснении Новопавловским адмиралтейством реального расстояния, пройденного судами по Дону на пути от верфей в Таганрог, и об обязательности проверки Я.Ф. Сухотиным донесений командиров кораблей о повреждениях их судов. Наконец, в 1774 г. капитан-лейтенант Н. Веленбаков во время событий боя 28 июня вообще оказался пьяным.

Тем не менее, положительных примеров было все-таки больше. Это и успешная проводка в 1770 г. по Дону и через дельту Дона в Таганрог «новоизобретенных» кораблей, чем было достигнуто то, на что в принципе не решались офицеры Донской флотилии П.П. Бредаля в 1735–1739 гг. Внимания заслуживают и работы А.Л. Тишевского по поиску необходимых для постройки фрегатов лесов, а заодно и отыскание им места для верфи.

Не нуждаются в комментариях успешные действия личного состава «новоизобретенных» кораблей в течение всей войны, несмотря на столь серьезные мореходные недостатки последних. Показателен и факт проведения ремонта A.M. Колычевым в абсолютно неприспособленной Балаклавской бухте подводной обшивки корабля «Таганрог» для его скорейшего возвращения в строй. Даже Петербург отметил спасение Ф.Ф. Ушаковым затонувших на Дону транспортов с припасами. В частности, вице-президент Адмиралтейств-коллегий И.Г.Чернышев писал капитану над Таганрогским портом: «За всем тем коллегия за доброе ваше распоряжение в доставлении тех припасов, как и лейтенанту Ушакову за усердие и исправность, изъясняет свое удовольствие и представляет иметь себе в памяти».^{661} Навсегда должен запомниться поступок лейтенанта А. Мальцова, уничтожившего свой палубный бот, дабы тот не достался врагу. Можно вспомнить немало других примеров.

Таким образом, в целом Азовская флотилия сыграла по-настоящему значимую роль в развитии русского флота. В частности, постоянные действия в напряженной обстановке требовали от личного состава высокого мастерства и давали ему большой опыт. А поскольку кораблями и даже отрядами начинали командовать лейтенанты и капитан-лейтенанты,^[97] то это не могло не способствовать их более раннему, чем у коллег, профессиональному росту. Ведь самостоятельность резко увеличивала ответственность и заставляла все время искать решения разнообразных задач.

Кстати, о том, какое огромное значение для моряка имеет практика самостоятельного командования, впоследствии говорили А.С. Грейг и М.П. Лазарев, постоянно стремившиеся обеспечить максимально большее число офицеров отдельными судами. Вот что пишет, например, о деятельности А.С. Грейга в этом направлении его сослуживец: «Здесь кстати припомнить, что до его управления черноморский флот имел очень мало мелких судов, не отвечавших своему назначению; выстроенные же при нем мелкие суда различных наименований принесли несомненную пользу как офицерам, так и матросам в приобретении практики мореходства. При адмирале Грейге число мелких судов было увеличено до значительной цифры: бриги, шхуны, бригантины, люггера, тендера и другие… и цель его — иметь больше мелких судов и притом различных наименований для полного и надежного ознакомления моряков с практической стороною дела — вполне была достигнута».^{662} Так, в XIX в. А.С. Грейг строил малые суда, а в Азовской флотилии обер-офицеры командовали уже кораблями и фрегатами. Кстати, малые суда во флотилии А.Н. Сенявина также имелись, и ими командовали даже мичманы. Таким образом, в Азовской флотилии середины XVIII в. предвосхитили идею А.С. Грейга. Более того, можно смело сказать, что первый опыт суровых черноморских крейсерств, позднейшим примером которого — крейсерствами у Черноморского побережья Кавказа в 1830–1840-х гг. — столь справедливо восторгались современники, был приобретен в войне 1768–1774 гг.

Точно так же напряженные действия флотилии влияли и на уровень ее старших командиров. Имея чины капитанов 1 и 2 ранга, они уже командовали эскадрами, которым противостоял полноценный неприятельский флот. Видимо, поэтому практически все флагманы флотилии 1768–1774 гг. впоследствии достигли адмиральских званий: П.И. Пущин, Я.Ф. Сухотин и В.Я. Чичагов в русском флоте, а И.Г. Кинсберген — в голландском и датском.

Кроме того, офицерам всех чинов приходилось практически постоянно участвовать и в процессе создания флотилии: постройка и достройка кораблей в специфических условиях Азово-Донского региона, их проводка по сложному руслу Дона и его дельты, практика ремонтных работ в отсутствие оборудованных баз давали дополнительный и бесценный организационный и хозяйственный опыт, которого было намного меньше у других русских офицеров. Не случайно П.И. Пущин, Ф.Ф. Ушаков, Л.К. Ваксель, П.В. Пустошкин, Н.И. Баскаков, М.И. Рябинин, И.П. Баллей, А.И. Борисов, И.А. Баскаков отличились затем именно на хозяйственном поприще флота. При этом те же Ф.Ф. Ушаков и П.В. Пустошкин оставались и отличными моряками.

Подводя итоги характеристике офицеров Азовской флотилии, можно сказать следующее. В годы войны через флотилию прошло более 130 человек, в том числе 70 мичманов, 25 лейтенантов, 23 капитан-лейтенанта, 10 капитанов 1 и 2 рангов и 3 офицера в адмиральских званиях.^[98] Из них 7 человек получили награды и благодарности (причем большинство неоднократно), 7 подверглись наказаниям, 19 умерли, 5 погибли (3 по боевым причинам и 2 при кораблекрушении), 2 попали в плен. В дальнейшем из указанного числа офицеров сделали большую карьеру или получили широкую известность 29 человек (11 мичманов, 4 лейтенанта, 4 капитан-лейтенанта, 8 капитанов 1 и 2 рангов, 2 адмиралов). Семь офицеров стали полными адмиралами, в том числе и Ф.Ф. Ушаков.

Флагманы и офицеры Азовской флотилии, приобретшие известность в годы войны 1768–1774 гг. и прославившиеся после нее

Ф.И.О.	Чем занимался во флотилии	Что достиг после
А.Н. Сенявин	Командующий флотилией в 1768–1774 гг.	С 1775 г. адмирал. В 1794–1797 гг. член Адмиралтейств-коллегий. Награжден орденами Св. Андрея Первозванного и Св. Владимира I степени. В 1797 г. скончался
В.Я. Чичагов	Младший флагман флотилии в 1774 г.	С 1782 г. адмирал. Флотоводец. Одержал две крупные победы над шведским флотом (Ревельское и Выборгское сражения). Единственный из моряков награжден орденом Св. Георгия I степени. В 1809 г. скончался
И.Г. Кинсберген	Служил во флотилии в 1773–1774 гг. капитаном 2 ранга и командовал фрегатом «Второй», а также отрядами судов. В 1773 г. одержал две победы: при Балаклаве и при Суджук-Кале. Награжден за них орденами Святого Георгия IV и III степеней	Адмирал голландского и датского флотов. В 1787 г. вновь приглашался на Черноморский флот, но отказался. В 1793 г. стал командующим всеми морскими силами Голландии. В 1795 г. по политическим мотивам попал в заключение, а после освобождения перебрался в Данию. Автор труда: «Начальные основания морской тактики». В 1819 г. скончался
Ф.Ф. Ушаков	Служил во флотилии в 1768–1774 гг. мичманом и лейтенантом. В 1772 г. получил благодарность за спасение транспортных судов с грузами на Дону	С 1799 г. адмирал. Флотоводец. Кавалер орденов Святого Георгия II и IV степеней, ордена Александра Невского, Владимира II и IV степеней, Иоанна Иерусалимского. Одержал победы над турецким флотом при Фидониси, Керченском проливе, Тендре и Калиакрии. В 1790–1792 гг. командующий Черноморским флотом. В 1798–1800 гг. командовал русским флотом в Средиземном море. В 1817 г. скончался
П.И. Пущин	Служил во флотилии в 1768–1770 гг. капитаном 1 ранга. Командовал прамской эскадрой	С 1790 г. адмирал. В 1783–1796 гг. генерал-интендант флота. В 1788–1798 гг. главный командир Кронштадтского порта. В 1802 г. уволен в отставку, в 1812 г. скончался
М.П. Фондезин	Служил во флотилии в 1769–1773 гг. Будучи капитан-лейтенантом, командовал кораблем «Хотин» и фрегатом «Первый»	С 1799 г. адмирал. Осрамился в Гогландском сражении 1788 г. В 1792–1798 гг. генерал-контролер флота. В 1798–1811 гг. главный командир Архангельского порта. В 1811 г. отставлен от службы с запрещением въезда в обе столицы за злоупотребления, допущенные в Архангельском госпитале
Я. Баллей (И.П. Балле)	Служил во флотилии в 1768–1771 гг. лейтенантом	С 1801 г. адмирал. В 1789 г. участвовал в Роченсальмском сражении. Награжден орденом Анны I степени. В 1796–1805 гг. генерал-интендант флота. В 1799 г. награжден орденом Св. Александра Невского. С 1802 г. главный директор училища корабельной архитектуры, с 1805 г. — сенатор. В 1811 г. скончался
Я.Ф. Сухотин	Служил во флотилии в 1768–1773 гг. капитаном 2 и капитаном 1 ранга. В 1770–1773 гг. командовал эскадрой «новоизобретенных» кораблей и был, по существу, младшим флагманом флотилии. В 1771 г. его отряд совершил первый переход по Черному морю. В 1773 г. его отряды захватили 6 и уничтожили 8 неприятельских судов	С 1783 г. вице-адмирал. Видный флагман русского флота. В 1774 г. награжден орденом Святого Георгия IV степени. В 1781–1782 гг. командовал русской эскадрой, участвовавшей в поддержании вооруженного нейтралитета и совершившей переход по маршруту Кронштадт — Ливорно — Кронштадт. В 1784–1785 гг. был командующим Черноморским флотом. В сражении у Красной Горки в 1790 г. командовал авангардом русской эскадры и получил смертельное ранение. В июне 1790 г. скончался. За Красногорское сражение награжден золотой шпагой с бриллиантами и 6000 рублей
П.В. Пустошкин	Служил во флотилии в 1768–1774 гг. мичманом и лейтенантом. В 1773–1774 гг. командовал кораблем «Хотин»	С 1799 г. вице-адмирал. Видный флагман русского флота. Сподвижник Ф.Ф. Ушакова. В 1787–1790 гг. капитан Таганрогского порта. За труды в области судостроения в эти годы получил ордена Владимира IV и III степеней. В 1791 г. в сражении у Калиакрии командовал русским арьергардом. Получил орден Святого Георгия III степени. В 1799–1800 гг. участвовал в Средиземноморском походе Ф.Ф. Ушакова. За взятие Корфу получил орден Святой Анны I степени. За освобождение Неаполя — орден Иоанна Иерусалимского. В 1807 г. уволен от службы. В 1828 г. скончался
П.А. Косливцев	В 1774 г. был капитаном Таганрогского порта	С 1783 г. вице-адмирал. В 1778–1780 г., за отъездом Ф.А. Клокачева, исправлял должность командующего Азовской флотилией и Таганрогским портом. В 1780–1786 гг. командовал Азовской флотилией и Таганрогским портом. 6 1786 г. уволен, а вскоре скончался. Таким образом, был последним командующим Азовской флотилией
М.И. Рябинин	В 1768 г. командирован в Азовскую флотилию в качестве советника интендантской экспедиции. Служил во флотилии в 1768–1771 гг. Занимался вопросами восстановления верфей и судостроения	С 1782 г. вице-адмирал. В 1776–1782 гг. генерал-интендант флота. В 1782–1790 гг. генерал-контролер флота. В 1790 г. скончался. Двух его сыновей было высочайше велено принять во флот мичманами, а дочь — взять ко двору
И.А. Баскаков	Служил во флотилии в 1770–1774 гг. капитан-лейтенантом. Командовал кораблем «Новопавловск» и фрегатом «Первый». Несколько раз командовал отрядами кораблей флотилии. 29 мая 1773 г. его отряд уничтожил в Казылташском заливе 6 неприятельских транспортных судов	С 1792 г. вице-адмирал. В 1793–1798 гг. генерал-кригс-комиссар флота
А.И. Борисов	Служил во флотилии в 1769–1774 гг. мичманом и лейтенантом	С 1799 г. вице-адмирал. В 1798–1807 гг. генерал-контролер флота. В 1807–1808 гг. военный губернатор астраханского порта. В 1790 г. за 18 морских кампаний награжден орденом Святого Георгия IV степени. В 1803 г. за 25-летнюю беспорочную службу в офицерских чинах орденом Святого Владимира IV степени. В 1807 г. награжден орденом Святой Анны I степени. В 1808 г. уволен от службы
С.Н. Телепнев	Служил во флотилии в 1769–1774 гг. мичманом и лейтенантом	С 1802 г. генерал-лейтенант. Командуя линейным кораблем «Ярослав», участвовал в Ревельском и Выборгском сражениях. Награжден шпагой «за храбрость». В 1791–1796 гг. исправлял должность капитана Ревельского порта. В 1797–1802 гг. состоял капитаном над Кронштадтским портом. В 1806 г. скончался
А.И. Тимашев	Служил во флотилии в 1768–1774 гг. мичманом и лейтенантом. Участвовал как командир бота «Темерник» в уничтожении 6 неприятельских транспортных судов в Казылташском лимане 29 мая 1773 г.	С 1794 г. контр-адмирал. Капитаном 1 ранга командовал линейным кораблем «Победоносец» в Ревельском и Выборгском сражениях, за что награжден шпагой «за храбрость», чином капитана бригадирского ранга, а также орденом Георгия IV степени. В 1794 г. скончался
А.В.Тверитинов	Служил во флотилии в 1768–1774 гг. мичманом и лейтенантом. Командовал различными судами	С 1796 г. генерал-майор по Адмиралтейству. В 1787–1791 гг. советник интендантской экспедиции Черноморского Адмиралтейского правления
Н.И. Баскаков	В 1768–1774 гг. служил во флотилии мичманом и лейтенантом. В 1772 г. командовал дубель-шлюпкой флотилии, совершившей первый переход из Керчи в Дунай, где в устье Сулинского гирла та потерпела крушение	С 1793 г. капитан генерал-майорского ранга. В 1787 и 1790–1798 гг. капитан Таганрогского порта. В 1788 г., командуя фрегатом «Св. Андрей», участвовал в сражении при Фидониси. В 1799–1800 гг. командовал Севастопольским портом. В 1800 г. уволен от службы
А.Л. Тишевский	В 1768–1774 гг. был сначала капитаном 2, затем 1 ранга и отвечал за заготовку лесов, за постройку фрегатов и их проводку до Таганрога	С 1779 г. капитан генерал-майорского ранга. В 1782 г. уволен в отставку
М.Г. Кожухов	Служил во флотилии в 1769–1770 гг. капитан- лейтенантом. В 1770 г. отозван в Петербург, как знающий английский язык	С 1782 г. капитан генерал-майорского ранга. В 1762 г. при восшествии Екатерины II на престол находился на карауле в Кронштадтской гавани и не допустил прохода в нее Петра III. В 1770–1774 гг. участвовал в Архипелагской экспедиции. Командовал линейным кораблем «Всеволод», фрегатом «Надежда». Участвовал в атаке на крепость Митиллини и в осаде Бейрута. В 1776 г. получил орден Святого Георгия III степени. В 1783 г. уволен от службы
Л.К. Ваксель	Служил во флотилии в 1769–1770 гг. капитаном 2 и капитаном 1 ранга. В 1770 г. командовал эскадрой «новоизобретенных» кораблей. За болезнью отозван в Петербург	С 1779 г. капитан генерал-майорского ранга. В 1772–1781 гг. капитан над Архангельским портом и его главный командир. В 1781 г. скончался в Архангельске
П.С. Дмитриев	Служил во флотилии в 1774 г. лейтенантом. Командовал фрегатом «Пятый» при его проводке по Холру и Дону	С 1797 г. капитан генерал-майорского ранга
И.М. Киреевский	Служил во флотилии в 1772–1774 гг. мичманом. Участвовал в сражении у Суджук-Кале	С 1799 г. капитан генерал-майорского ранга. Участвовал в Гогландском сражении 1788 г., командовал бомбардирским кораблем «Перун»
Ф.И. Денисон	Служил во флотилии в 1772–1774 гг. лейтенантом. Командовал кораблем «Морея». Захватил три неприятельских судна	С 1789 г. капитан бригадирского ранга. Командовал линейным кораблем «Св. Петр» в Гогландском сражении 1788 г. За командование фрегатами в Красногорском сражении 1790 г. получил орден Святого Георгия III степени (сыграл действительно значимую роль). Участвовал в Выборгском сражении 1790 г., где был тяжело ранен и вскоре скончался от ран
Я.Т. Карташев	Служил во флотилии в 1770–1774 гг. капитан-лейтенантом. В 1770–1772 гг. командовал кораблем «Морея», в 1773 г. — фрегатом «Четвертый», в 1774 г. — кораблем «Таганрог»	С 1781 г. капитан бригадирского ранга
И.А. Михнев	Служил во флотилии в 1774 г. капитаном 2 ранга	В 1780 г. уволен со званием бригадира. В 1777–1779 гг. командовал эскадрами Азовской флотилии во время обострения отношений с Турцией в эти годы
Л.Н. Сумароков	Служил во флотилии в 1772–1774 гг. мичманом	В 1796 г. уволен с чином капитан бригадирского ранга. В 1792 г. награжден орденом Святого Георгия IV степени за 18 морских кампаний
К.И. фон Гревенс	Служил во флотилии в 1773–1774 гг. мичманом. Участник всех столкновений Азовской флотилии с турецким флотом в этих кампаниях	С 1803 г. капитан-командор. В 1787 г. назначен в кругосветную экспедицию капитана Муловского командиром транспорта «Смелый». Участник всех основных сражений Русско-шведской войны 1788–1790 гг. В 1802 г. награжден за 18 морских кампаний орденом Святого Георгия IV степени. В 1802 г. за 25-летнюю службу в офицерских чинах награжден орденом Святого Владимира IV степени. В 1809–1821 гг. капитан над Кронштадтским портом. В 1821 г. скончался
И.И. Ханыков	Служил во флотилии в 1769–1772 гг. лейтенантом и капитан-лейтенантом	С 1778 г. капитан 2 ранга. Оставил записки об Азовской флотилии 1769–1772 гг.
В. Ковалькабо, маркиз	Служил во флотилии в 1773–1775 гг. мичманом	С 1779 г. находился на Мальте в качестве поверенного в делах

Таким образом, коллективный портрет офицерского состава Азовской флотилии был столь же неоднозначным, как и портрет офицеров русского флота в целом. Слепые исполнители чужой воли и ищущие, инициативные специалисты; карьеристы, стремившиеся к личной выгоде, и моряки, влюбленные в свою службу; жестокие крепостники и люди гуманные — среди офицеров как флотилии, так и флота встречались люди со всеми этими качествами. Однако главное, что характеризовало подавляющее большинство русских моряков от А.Н. Сенявина до матроса, — это храбрость в бою и в борьбе со стихией, глубокая преданность России.

Зарисовки о личном составе вооруженных сил России времени Екатерины II

1. Из записок иностранцев об офицерах русской армии^{663}

Я не могу понять, как может русский обер-офицер, проявивший как в этом, так и во многих других сражениях доказательства изумительной храбрости, действовать с таким усердием, являясь в то же время орудием и жертвою своих начальников, которые отнимают у них плоды этой храбрости и часто не разделяя даже с ними опасностей. Все генералы, полковники и т. п. обращаются с обер-офицерами не только с недостаточным уважением, но даже с презрением.

На другой день после такого штурма, как, например, Измаил, этот самый офицер, который бесстрашно подвергал себя неслыханным опасностям, первый взошел на городской вал, видя, быть может, в то время, как его начальник (генерал Львов, например) прячется во время сражения и появляется лишь тогда, когда опасность уже миновала, этот самый офицер, говорю я, явится к своему начальнику с величайшей покорностью, едва будет говорить и то только тогда, когда его станут спрашивать и, если он умнее своего начальника, то никогда не будет противоречить глупостям его превосходительства; этот начальник будет употреблять этого офицера для лакейских услуг и будет давать ему поручения, которые тот исполнит беспрекословно. Невозможно постичь эту смесь геройства и низости.

2. Из воспоминаний Л.H. Энгельгардта^{664}

Полковник мой, следуя английскому обыкновению, подпивал; после обеда ставили чашу пунша. Приятели его, а мои товарищи стали на мой счет подшучивать, что похож ли я на гренадерского офицера: водки и пунша не пью и трубки не курю. Желая быть в числе коротких приятелей своего полковника и быть настоящим гренадерским офицером, сперва пил я в угождение, потом это вошло в привычку и наконец не только у полковника, но уже я искал в других местах, где бы подпить; словом сказать, ни одного дня не проходило, чтоб я не был пьян.

3. Из записок Д.Н. Сенявина^{665}

Капитан мой (речь идет о князе Ф.Н. Шаховском, прослужившем в Азовской флотилии в 1769–1772 гг., а в 1780–1781 гг. командире линейного корабля «Князь Владимир» на котором Сенявин совершил плавание в Лиссабон и обратно. — Авт.) был лет под пятьдесят от роду, весьма кроткого нрава, так что во всю кампанию, т. е. около полутора года, никто не слыхал громкого гневного его приказания. Время проводил он каждый день почти одинаково. Поутру вставал в 6 часов, пил две чашки чаю, а третью с прибавлением рома и несколько лимона (что называлось тогда «адвокат»), потом причесавши голову и завивши из своих волос длинную косу, надевал колпак, на шею повязывал розовый платок, потом надевал форменный белый сюртук, и всегда почти в туфлях, вышитых золотом Торжковой работы. В 8 часов в этом наряде выходил на шканцы и очень скоро опять возвращался в каюту. В 10 часов всегда был в молитве, после полудня тотчас обедал, а после обеда раздевался до рубашки и ложился спать (это называлось не спать, а отдыхать).

4. Из «Записок» П.В. Чичагова^{666}

Жалованье русских моряков было плачевно скудное, и их состояние, как мы уже говорили, всего чаще ничтожно; поэтому являлась необходимость сделать их существование возможным в материальном отношении, и правительство давало им пособия и предоставляло выгоды, если не деньгами, которые так редки в России, то, по крайней мере, натурой, предметами первой необходимости, водящимися в изобилии. Так поступала Императрица Екатерина. Офицерское жалование своею стоимостью вдесятеро превосходило нынешнее… Затем эти пособия заключались в том, что адмиралы и офицеры большую часть времени пользовались квартирами в казенных домах. Им давали, смотря по чину каждого, от одного до десяти или двенадцати слуг из рекрутов. Эти слуги (денщики) получали одежду и паек из разного рода провизии, а так как обыкновенно не брали всего числа слуг, допускаемого законом, в то время как выдача пайков производилась полностью, излишек их составлял основу домашнего обихода господ… У каждого из адмиралов и капитанов были в распоряжении шлюпки с экипажем, которые употреблялись ими для поездок и для домашних работ; кроме того при них состоял почетный караул… Все эти выгоды в их общей сложности дозволяли офицерам, по крайней мере тем, которые были хорошо обставлены, жить порядочно и даже с некоторым подобием довольства, соответствовавшего их чину без всяких исканий прибылей незаконных. В других странах, более богатых нарицательной стоимостью денег, и где люди пользуются уважением или, скорее, сами себя уважают по достоинству, подобный порядок был бы очень разорителен и даже невозможен, вследствие большой затраты людьми, которые могли бы быть более производительными. Но в России, где люди ценятся настолько дешево, что находят дешевле употреблять двенадцать человек вместо одной лошади и где всего чаще правительство назначает их в работы тяжкие для них и непроизводительные для него, дело улаживается отлично…

5. Приказ Ф.Ф. Ушакова о принятии мер против пьянства среди личного состава флота. 4 ноября 1792 г.^{667}

Господин доктор фон-Вилинг поданным ко мне сего числа рапортом донес, что как неоднократно уже случились умершие служители от пьянства, то и на сих днях некоторые команд служители найдены на улицах умершими, да и третьего дня в 11 часу пополудни напротив его дому корабля Богоявление матрос пьяный, лежа в грязи, в рассуждении холода его тогдашнего состояния требовал по человечеству с полчаса помощи, во обозрении его которого из против находящейся лавки два грека, вышед с фонарем, осмотрели и оставили по-прежнему в грязи; о чем узнав, он приказал взять в свой дом, и если бы не сделана была ему сия помощь, то и сей человек необходимо оттого мог бы умереть.

Отданным же от меня 26 числа приказа во все команды подтверждаемо было, чтобы господа командующие по командамимели наистрожайшее смотрение и служителей от пьянства как наивозможно приказали бы удерживать, но за всем тем я беспрестанно вижу в разных местах шатающихся пьяных людей, особо береговых, при порте находящихся. Подтверждаю еще наистрожайше, чтобы господа командующие всех команд употребили бы наиприлежнейшее смотрение и бережливость за служителями в соблюдении их здоровья и до пьянства отнюдь не допускать. В противном случае всякое таковое недосмотрение и небрежливость взыскана будет на командирах неупустительно военным судом.

* * *

В завершение подведем общие итоги. Постоянное развитие корабельного состава флотилии в 1769–1774 гг. обусловило отсутствие устойчивого штата личного состава (штаты 1768 и 1769 гг. быстро устаревали), что вело к хроническому несоответствию штатов корабельного состава и личного состава флотилии. Вкупе же с нехваткой моряков на Балтийском флоте это приводило к постоянному дефициту кадров и соответственно к росту нагрузки на служивших во флотилии. Тяжелые условия службы (необустроенный быт, непривычный климат, малопригодные для нормальной службы суда, напряженная судостроительная и боевая деятельность) обусловливали довольно высокую заболеваемость и смертность, что обостряло данную проблему. Усложняло жизнь и то обстоятельство, что из-за недостатка мастеровых морякам очень часто приходилось участвовать в постройке своих кораблей. Тем не менее, личный состав Азовской флотилии достойно справился практически со всеми проблемами, результатом чего стали достигнутые успехи как в судостроении, так и в боевой деятельности. А в 1773 г. произошло важное для флотилии событие: с 1 января ее личный состав, выведенный из состава Балтийского флота, стал самостоятельным формированием.

Нелегкой в годы войны была и ситуация с финансированием личного состава. Хотя деньги на это выделялись регулярно, но напряженная деятельность флотилии вкупе с острой нехваткой денег на ремонт судов, особенно к концу войны, привели к использованию части указанных средств на припасы для судов. В первую очередь использовались средства из тех, что полагались на мундир. При осмотре флотилии Ф.А. Клокачевым в 1776 г. эта проблема встала по-настоящему остро.

Что же касается самих моряков флотилии, то здесь нужно отметить следующее. В течение всего периода войны остро чувствовалась нехватка опытных кадров. Даже несмотря на то, что А.Н. Сенявин в начале войны сумел отобрать наиболее достойных, опыт у основной их части был отнюдь не большим. Еще хуже дело было с нижними чинами. Как выяснилось, например, в Балаклавском бою, ни один русский моряк вообще не имел опыта боевых действий. Тем весомее на этом фоне выглядят достигнутые флотилией победы. Годы войны, так как флотилия действовала очень активно, стали отличной школой для русских моряков (не случайно, кстати, только черноморцы — Ф.Ф. Ушаков, а затем и его ученик Д.Н. Сенявин, впоследствии в русском флоте придерживались принципа атаки и уничтожения противника в море). Особенно ценно то, что самостоятельный командный опыт был получен молодыми офицерами русского флота: ведь во флотилии, как мы указывали выше, кораблями, а часто и отрядами командовали лейтенанты и капитан-лейтенанты.

Наконец, бесспорно самой высокой оценки заслуживает сам А.Н. Сенявин, проявивший себя выдающимся организатором, заботливым командиром, незаурядным судостроителем и толковым адмиралом, пусть и сторонником несколько шаблонных действий. Достигнутые флотилией успехи — во многом его заслуга, точно так же, как значительное число неудач Донской флотилии П.П. Бредаля — следствие его ошибок.

Таким образом, несмотря на проблемы и недостатки, личный состав Азовской флотилии великолепно проявил себя в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг., а сама война стала важной вехой для развития русского флота.

Глава IV. Боевая деятельность Азовской флотилии в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

Кампании 1769–1770 гг.

Кампании 1769–1770 гг. стали первым этапом создания Азовской флотилии, завершившимся превращением ее в силу, способную действовать на море, а в области боевой деятельности — периодом сугубо оборонительных действий в дельте Дона.

Военные действия в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. начались 15 января 1769 г. В этот день 70-тысячное войско крымского хана Крым-Гирея (50 000 татар и 20 000 турок) вторглось в пределы России. Далее, разделившись на отряды, крымские татары действовали в районах крепости Святой Елизаветы и Бахмута. И хотя в итоге они были отбиты и там, и там, но прежде успели опустошить значительную территорию Приднепровья.^{668} В частности, по данным осмотра Елизаветинской провинции в марте 1769 г., понесенный ею урон выглядел так: «Взято в плен мужского полу 624, женского 559 душ; порублены, найдены и погребены 100 мужчин, 26 женщин; отогнано рогатого скота 13 567, овец и коз 17 100, лошадей 1557; сожжено 4 церкви, 6 мельниц, 1190 домов, много сена и прочего…». А ведь разорению подверглись еще и окрестности Бахмута.

Между тем, в феврале 1769 г. Крым-Гирей вернулся в Каушаны. Крымцы с торжеством доносили султану: «Крым-Гирей хан нагрянул с бывшими у него турецким и татарским войском и опустошил московские владения. Около десяти тысяч гяуров он застрелил стрелою рока и с многочисленным полоном прийдя в Крым, предался отдохновению…».^{669} И хотя количество уничтоженных врагов явно было завышенным, само послание точно отразило характер нападения. Таким образом, этот поход крымских татар, повлекший достаточно большие потери и разорение, даже несмотря на свой сравнительно небольшой масштаб, еще раз показал, как важно было для России раз и навсегда решить вопрос безопасности своих южных границ. Ставшее аксиомой положение о том, что Крымское ханство под властью Османской империи — это постоянная головная боль, получило новое подтверждение. Абсолютно прав был историк XIX в. В.Д. Смирнов, когда писал, что «турки в своих видах старались создать из крымцев поголовную разбойничью кавалерию, всякую минуту готовую идти куда угодно в набег».^{670}

Из сочинения С.М. Соловьева «История России с древнейших времен» о последнем набеге крымских татар^{671}

Можно было думать, что до весны не будет никакого столкновения с неприятелем; но 15 января крымский хан Крым-Гирей с большим войском (с лишком 70 000 человек) перешел русскую границу у местечка Орла, намереваясь с главными силами вторгнуться в Елисаветградскую провинцию, а оттуда в Польшу, где ждали его конфедераты; они указывали ему и дорогу. Татары, встреченные пушечными выстрелами в Елисаветграде, не решились брать эту крепость, а рассеялись для опустошения и сожжения окрестных селений; та же участь постигла и польские владения, когда явились туда союзники конфедератов. Опустошив, по обычаю, земли и врагов, и друзей, крымские разбойники, довольные ясырем, ушли за Днестр; и хан отправился в Константинополь, повез султану в подарок пленных женщин. Из Елисаветградской провинции было уведено более 1000 человек пленных, много скота, сожжено в ней было более 1000 домов. Другой татарский отряд пробрался к Бахмуту и опустошил также окрестности; отсюда выведено было пленных около 800 человек. Но это было последнее в нашей истории татарское нашествие! (курсив наш. — Авт.)

А весной 1769 г. развернулись уже регулярные действия. Выше нами было отмечено, что план России на 1769 г. был в целом оборонительным, а Турции — наступательным. В чем они состояли? Турки планировали нанести главный удар от Адрианополя через Хотин, к Варшаве и далее на Киев и Смоленск. С юга им должны были помогать войска крымских татар. Намечался и крупный десант турецких войск в районе Азова с последующим ударом на Астрахань.^{672},[99]

В свою очередь, Российское правительство планировало 1-й армией A.M. Голицына отбить возможные действия главных турецких сил и занять важную крепость на Днестре — Хотин. 2-я же армия П.А. Румянцева должна была прикрыть южные границы России от вторжений крымских татар. Ей также поручалось отдельным отрядом как можно скорее занять Азов и Таганрог, чтобы открыть выход с Дона на Азовское море и закрыть туркам возможность высадки здесь десантов.^{673}

Итоги же 1769 года были следующими. Турция, запланировав на этот год активные наступательные действия, вела себя в эту кампанию крайне пассивно и нерешительно, не проведя в итоге ни одной из намеченных решительных операций, и тем самым, как оказалось, упустила фактически свой единственный шанс добиться в этой войне каких-либо успехов и захватить инициативу.

Россия также не имела крупных успехов, однако данную кампанию могла все же занести себе в актив. Хотя русская армия на Балканском театре действовала не слишком активно,^{674} но все-таки сумела занять Хотин (хоть и с третьей попытки) и фактически сорвать турецкий план генерального наступления.^{675} Кроме того, были достигнуты успехи на Азовском направлении и сделан большой шаг в реализации идеи удара по Турции с тылу: летом и осенью 1769 г. из Кронштадта в Архипелаг ушли две эскадры Балтийского флота под командованием Г.А. Спиридова и Д. Эльфинстона.

^{П.А. Румянцев-Задунайский. Генерал-фельдмаршал русской армии}

Остановимся подробнее на Азовском направлении. Уже 6 марта 1769 г. отряд генерал-поручика Ф.П. Вернеса (из 2-й армии), в составе Вологодского пехотного полка и 1000 казаков, занял полуразрушенную крепость Азов, которая по договору 1739 г. входила в демилитаризованную зону.^{676} Немедленно были начаты работы по ее восстановлению и вооружению. Затем отряд генерала Жедераса из 500 казаков провел поиск к Таганрогу: 17 марта он вошел туда и, выяснив, что турок там нет, отошел назад, оставив наблюдение.^{677} Окончательное занятие Таганрога состоялось 2 апреля.^{678} Были выставлены караулы и высланы казачьи дозоры. В самом же Таганроге началось сооружение сухопутной крепости.

Таким образом, Россия получила выход из Дона в Азовское море. Это был очень важный успех (допустив русских к Азовскому морю, турки совершили большую ошибку), однако впредь России нужно было как можно скорее укрепиться в этих местах, чтобы сохранить занятые позиции и не допустить возможных турецких десантов. Создание же надежной обороны дельты Дона без помощи судов было невозможно. Поэтому Ф. Вернее торопил А.Н. Сенявина со скорейшей присылкой в устье Дона судов его флотилии.

А.Н. Сенявин делал все, что мог, и создание Азовской флотилии шло полным ходом. Однако доставить прамы в дельту Дона весной 1769 г. не представлялось возможным. Поэтому по распоряжению ПА. Румянцева в июне-июле поход в Крым предпринял корпус Г. фон Берга. Он должен был прикрыть Азов и Таганрог и сковать крымских татар обороной собственной территории. Однако, дойдя до Геничи и столкнувшись с нехваткой воды, фуража и невыносимой жарой, Берг не рискнул переправляться через Сиваш и отошел.^{679} В рапорте Румянцеву он написал: «Степь была выжжена, корма для лошадей достать было не можно, при том не было иной воды, кроме колодезной гнилой, вонючей и горькой, да и той не доставало для всех». Тем не менее, задача была выполнена, а поход наглядно подтвердил актуальность прежнего опыта.

Между тем, в конце июня 1769 г., благодаря напряженной работе моряков флотилии, к Азову пришли первые суда: 44-пушечные прамы № 2 и № 3.^{680} В это же время в Азов прибыл с верфей и сам А.Н. Сенявин. После совещания с генерал-поручиком Ф.П. Бернесом, на котором была выработана схема оборона дельты Дона, эти прамы заняли следующие позиции: прам № 2 встал «на соединении рек Каланчи и Кутюрьмы», а прам № 3 — «у оконечности города Азова с левой его части». Вперед к взморью с прамов было выслано по шлюпке с офицером для оповещения о возможном появлении противника.^{681}

Таким образом, как доносил А.Н. Сенявин в Петербург, указанные два прама «не только заняли все с моря проходы к Азову и выше в реку Дон, но стоящий у Азова прам в надобном случае будет защищать и города левую часть».^{682}

Выписка из журнала Адмиралтейств-коллегий от августа 1769 г.^{683}

1769 года августа… дня по указу Е. И. В. Адмиралтейств-коллегия, слушав присланных из крепости Святого Дмитрия Ростовского от господина вице-адмирала и кавалера Сенявина минувшего июля от 3, а здесь полученных в 17 день рапортов, из коих помянутую коллегию уведомлены, что… 26 числа того ж июня в трех верстах недоходя до Азова у бывших турецких каланчей достиг и первые два прама № 2 и 3, и по совету при Азове с командиром сухопутным… генерал-поручиком Вернесом из тех прамов по приходе их 28 числа поставил № 2 на соединение рек Каланчи с Кутюрьмою, а № 3 у оконечности города Азова с левой его части: сии два прама не только заняли все с моря проходы к Азову и выше в реку Дон, но и стоящий у Азова прам в надобном случае будет защищать и города левую часть; да с тех прамов на взморье кое расстоянием от них в тридцати верстах приказал иметь в разъезде с офицерами с каждого прама по одной шлюпке ради присмотра не окажутся ль на море неприятельские какие суда и наблюдения идущих с моря ежели случится малых лодок, дабы не пропустить никакого шпиона, а увидя большие суда, чтоб об оных наискорее на прамах уведомили, о чем на все те прамы дал достаточные во всем инструкции, но как де надобны на взморье перед устьями рек Дона, и Кутюрьмы, и Каланчи брандвахты, то хотя высочайшим Е. И. В. указом повелено все вооруженные лодки отдать Дмитриевской крепости обер-коменданту генерал-майору Потапову, однако из оных за нужное он, господин вице-адмирал и кавалер, нашел поставить на те брандвахты из первых прибудущих три лодки, а по всем том распоряжении 30 числа июня ж из Азова прибыл в крепость Святого Дмитрия Ростовского и оттуда отправился в Таганрог для осмотру тамо гавани…

При этом А.Н. Сенявин сам тщательно контролировал позиции прамов. В частности, он несколько раз сам посещал их, знакомясь с ситуацией. А во время его приезда 21 июля с прама № 2 провели ряд артиллерийских стрельб для определения дистанций и пристрелки орудий, после чего позиция прама была несколько изменена.^{684}

В середине июля к крепости Святого Дмитрия Ростовского прибыли первые 9 военных лодок: 3 из них были направлены для брандвахтенной службы в устья Дона, Каланчи и Кутюрьмы, одна стала использоваться для посылок и 5 остались в резерве у крепости.^{685} Таким образом, все проходы в Дон оказались под пристальным контролем.

И хотя остальные суда флотилии из спущенных в 1769 г. так и не смогли в том году прибыть к крепости Святого Дмитрия Ростовского, сев на мелководье в разных местах Дона, тем не менее прибывшие позволили организовать достаточно надежную оборону дельты Дона. И это объективный вывод. Два 44-пушечных прама с достаточно тяжелой артиллерией (18-фунтовыми пушками нижней батареи), расположенные на прекрасно выбранных позициях, в условиях мелководности дельты Дона и вообще северо-восточной части Таганрогского залива, где не могли действовать линейные суда, а остальные в случае прорыва были бы лишены маневра, оказывались весьма грозной силой, да еще при условии поддержки военными лодками и сухопутными войсками.

Таким образом, первую боевую задачу флотилия успешно выполнила. И организована прочная оборона дельты Дона была отнюдь не напрасно: турки готовили доставку к Азову большого десанта для похода на Астрахань, но так и не организовали его. Однако летом 1769 г. (точнее, к сожалению, определить не представляется возможным) турецкий флот «в числе 4 больших кораблей, 2 транспортных галер, полугалер и морских судов до 200» все же пришел в Керченский пролив (здесь вызывает вопрос общая цифра турецких судов, которых, скорее всего, было значительно меньше, но проверить это источники, к сожалению, пока не позволяют). Большие корабли расположились ниже Керчи, а с остальными судами турки даже предприняли экспедицию против Азова и Таганрога, впрочем, достаточно пассивную и закончившуюся полной неудачей: после того как на Долгой косе на мель встали обе галеры (одну из них туркам все же удалось снять, а вторая была разбита погодой), турки отказались продолжить поход и вернулись в Керченский пролив. Здесь на турецких кораблях вспыхнул бунт из-за неуплаты жалования, в ходе которого был убит командующий эскадрой, после чего турки простояли в бездействии до октября 1769 г., а затем ушли в Константинополь.^{686} Отсутствие противодействия русским в создании флотилии и отказ от попытки отбить устье Дона стали второй большой ошибкой турок на данном театре войны.

Естественно, что предугадать столь благоприятный поворот событий было невозможно, поэтому суда Азовской флотилии продолжали нести службу по охране дельты Дона до конца сентября 1769 г.^{687} И только затем, когда стало окончательно ясно, что турецкой атаки не будет, А.Н. Сенявин отвел на зиму к крепости Святого Дмитрия Ростовского сначала прамы, а затем и лодки.^{688} В рапорте А.Н. Сенявина от 31 октября, в частности, говорится: «…Посему я означенному Пущину предписал стоящий ниже Азова прам номер второй по довольном ево расстоянии и за наступившей уже тогда стужей с 23 сентября вести вверх по реке, а с 1 октября и стоящему у Азова праму номер третьему следовать к Дмитриевской крепости, оставя брандвахтенные две вооруженные лодки на устьях рек Дона и Кутюрьмы на взморье до 15 октября с которого числа и тем лодкам также следовать к Дмитриевской крепости».^{689}

Кампания 1769 г. для Азовской флотилии закончилась, причем успешно. Отметим только, что данные шканечных журналов прамов свидетельствуют о том, насколько нелегким для экипажей было несение службы на Дону. Так, на праме № 2 10 июля больных было 46 человек, а к 23 августа — уже 72! На праме же № 4, который остановился у Мигулинской станицы на Дону, так и не дойдя до дельты Дона, в августе произошел настоящий скачок заболеваемости: с 14 по 30 августа число больных увеличилось с 68 до 121 человека.^{690}

Итак, кампания 1769 г. была завершена. Несмотря на то, что крупных успехов Россия пока не добилась, кампания явно осталась за ней. Был сорван турецкий план и достигнут ряд успехов, а главное — страна подготовилась к войне и переходу к наступательным действиям. Кроме того, даже эти скромные успехи русских войск сумели поколебать верность ногайских татар Турции.

* * *

В кампании 1770 г. Россия решила перейти к активным действиям, центрами которых планировались Балканский театр (главной целью здесь было взятие Бендер^{691}) и Архипелаг (здесь русским эскадрам Балтийского флота предписывалось действиями против Турции с тыла и организацией восстания в Греции отвлечь часть турецких сил с Дуная).^{692}

Кроме того, была скорректирована и формулировка целей России в войне. Военные успехи России в 1769 г., а также возникшее под их влиянием желание ногайских татар отделиться от Турции привели к открытой постановке вопроса о судьбе Крымского ханства.^{693} Этот вопрос был решен в конце 1769 г., но официально первоначальная формулировка целей войны была уточнена на заседании Совета 15 марта 1770 г.^{694} Теперь заключение мира могло состояться только при выполнении двух основных условий: во-первых, при получении Крымским ханством независимости от Турции (наметить его присоединение не решились опасаясь международных проблем), а во-вторых, при передаче им России на основании договора какого-нибудь порта и ряда опорных пунктов.^{695} В резолюции Высочайшего Совета даже записали так: «Не класть оружия, хотя бы то излишнюю войны кампанию нам стоить могло, пока Порта не признает торжественно в своем с нами мирном договоре независимою областию Крым с принадлежащими к нему татарами».^{696}

О том, что это должны быть за пункты, Екатерина II написала новому командующему 2-й армии П.И. Панину 2 апреля 1770 г. Предполагалось получить у турок Керчь, Тамань и Еникале.^{697} Поскольку же Россия пока не была готова к проведению операции в Крыму, Панину предписывалось попытаться переговорами добиться отложения от Турции нагаев и крымских татар.^{698}

Получила задачи на 1770 г. и Азовская флотилия. Сенявину было предписано как можно скорее завершить ее подготовку к действиям на море. И хотя конкретные сроки не ставились, но в Петербурге только приветствовали бы готовность к ним уже в этом году (отметим сразу, что исходя из условий района создания флотилии это было практически невозможно). Боевая же задача флотилии пока фактически оставалась прежней — оборона дельты Дона.

Кампания 1770 г. принесла Турции сокрушительные поражения и на суше, и на море. На Балканском театре 1-я русская армия П.А. Румянцева в трех сражениях: при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле — трижды разгромила турецко-татарские войска великого визиря и, выйдя на левый берег Дуная в его нижнем течении, прочно утвердилась там. Были заняты Браила, Крайова, Измаил, Килия. Успешно действовала и 2-я армия Панина: 16 сентября после ожесточенного штурма были взяты Бендеры.^{699}

Блестящими оказались и действия русского флота в Архипелаге. Сначала эскадра Г.А. Спиридова сумела поднять восстание греков в Морее, а затем, после соединения с эскадрой Д. Эльфинстона, объединенные русские силы под верховным командованием А.Г. Орлова (фактическим командующим был Г.А. Спиридов) в сражениях при Хиосе и Чесме 24–26 июня 1770 г. полностью уничтожили вдвое превосходившую их турецкую эскадру.^{700} В результате основная часть турецкого линейного флота была уничтожена, а русский флот обеспечил себе господство в Средиземном и Эгейском морях.^{701} Были начаты блокада Дарданелл и действия на морских сообщениях противника.^{702},[100] В Архипелаге разгоралось восстание местного населения. Греческие острова один за другим присягали России. Турки вынуждены были перебросить часть сил с Дуная и сконцентрировать в Константинополе весь оставшийся флот.^{703} Наконец, само только пребывание русского флота вблизи Константинополя отрицательно влияло на моральное состояние противника.^{704}

Однако, как указывают английский исследователь М. Андерсон и ряд отечественных историков (М. Мазюкевич, Н.Д. Каллистов, А.Б. Широкорад), русский флот в Архипелаге все же упустил возможность добить Турцию: вместо того чтобы, форсировав практически неукрепленные Дарданеллы, ударить по Константинополю, А.Г. Орлов занялся о. Лемносом, овладеть которым так и не удалось.^{705} Вывод не безупречный, но, как мы увидим ниже (см. главу V), имеющий под собой серьезные основания.^[101]

Таким образом, стратегическая инициатива и в Архипелаге, и на Дунае перешла в руки русской армии и флота, что имело огромное значение (о выводах из этого чуть ниже). Кроме того, успехи русского флота в Архипелаге создали для турок обстановку, когда им было уже не до Азовской флотилии.

Между тем, в начале 1770 г., естественно, никто не мог предвидеть такого развития событий. Поэтому, занимаясь достройкой «новоизобретенных» кораблей, А.Н. Сенявин не забывал и о защите дельты Дона. В начале марта 1770 г. он послал ордера командующему «прамской эскадры» капитану 1 ранга П.И. Пущину, которыми предписывал:^{706}

1) незамедлительно начать оборону дельты Дона, для чего поставить на позиции два прама и несколько военных лодок;

2) по прибытии к крепости Святого Дмитрия Ростовского зимующих на Дону военных лодок передать все их обер-коменданту этой крепости генерал-майору Потапову для выполнения ими транспортных функций.

С «большой водой» к указанным прамам должен был подойти еще один прам (№ 4), зимовавший на Дону у станицы Мигулинской. 7 марта его командиру был направлен об этом ордер, с предписанием следовать «денно и нощно». Прамы же № 1 и № 5, зимовавшие у села Мамон, в связи с достаточностью для надежной обороны дельты Дона трех прамов, А.Н. Сенявин получил разрешение Екатерины II отвести на хранение в Павловск.^{707}

И уже в апреле 1770 г. прамы № 2 и № 3, вместе с тремя брандвахтенными лодками, выдвинулись на позиции в дельте Дона (6 апреля оба прама начали спуск по Дону от крепости Святого Дмитрия Ростовского). А 23 мая к крепости Святого Дмитрия Ростовского прибыл и прам № 4. Затем он также занял позицию в дельте Дона. Теперь ее оборона выглядела следующим образом. Основу составляли прамы № 2 («Парис»), № 3 («Лефеб») и № 4 («Елень»), которые перекрывали основные фарватеры: «Парис», стоявший у Азова, контролировал рукав самого Дона, «Лефеб» — блокировал реку Кутюрьму, а «Елень» — реку Каланчу. В устьях лее этих рек, как и в 1769 г., брандвахтенную службу несли несколько военных лодок.^{708},[102] Кроме того, им всегда могли помочь все остальные военные лодки, а также дубель-шлюпка и палубный бот, которые весной 1770 г. наконец-то прибыли к Азову. Таким образом, флотилия А.Н. Сенявина вновь организовала прочную оборону дельты Дона.

И это, как и раннее начало дежурства судов в том районе, вновь оказалось не напрасным. Как А.Н. Сенявин писал И.Г. Чернышеву, «в апреле месяце приходило к Еникалю галер больших 4, малых 2, полугалер и мелких судов до 70 и стояли до июня, а во оном прибывший из Константинополя паша все суда взял с собой».^{709} Причиной тому были успешные действия русского флота в Архипелаге, из-за которых туркам стало не до берегов далекого Азовского моря. Гибель же турецкого флота при Чесме и начало блокады Дарданелл вызвали в Константинополе настоящую панику. «Падишах в живейшей тревоге, министры удручены, народ в отчаянии, столица в страхе перед голодом и нашествием. Таково настоящее положение империи, которая за один месяц перед этим считала себя столь грозной»^{710}, — вспоминал французский инструктор в Стамбуле барон Ф. де Тотт.

Тем не менее, не зная о причинах ухода турок, Сенявин продолжал держать отряд в устье Дона в полной боевой готовности.^[103] Только в сентябре 1770 г. он был уведомлен И.Г. Чернышевым о событиях в Архипелаге. В частности, тот писал А.Н. Сенявину, подтверждая панику у турок, что все оставшиеся у них 9 линейных кораблей использованы для защиты Стамбула и что им не до флотилии.^{711}

В итоге организация надежной обороны дельты Дона также имела большое значение для России в 1769–1770 гг.: успех турок в этом районе не только лишил бы ее единственного на тот момент выхода на Азовское море (и фактически ликвидировал бы возможность создания на южных морях флотилии), но и в целом создал бы серьезные проблемы в связи с необходимостью переброски сюда войск.

Тем временем, сам А.Н. Сенявин, прибывший 16 мая в крепость Святого Дмитрия Ростовского, занимался достройкой, а затем и переводом «новоизобретенных» кораблей через бар в Таганрог. Эта напряженная работа продолжалась с конца мая до конца сентября, но еще в июне он понял, что подготовить эти корабли к действиям на море в 1770 г. практически уже не удастся (как указывалось в предыдущей главе, это было невозможно из-за выяснившейся крайней трудоемкости процесса перевода «новоизобретенных» кораблей через бар и задержки доставки припасов и материалов для их достройки и вооружения). Об этом Сенявин и доложил в Петербург в ответ на появившиеся с начала лета запросы о возможности действий флотилии на море уже в текущем году.

Причин появления этих запросов было несколько. Во-первых, в Петербурге считали, что в ближайшее время может сложиться ситуация с отложением крымских татар от Турции и передачей ими России порта на Черном море, который, согласно решению от 15 марта 1770 г., сразу же должна была занять Азовская флотилия,^{712} а во-вторых, в мае 1770 г. Г.Г. Орлов выдвинул идею нанесения удара по Константинополю через Босфор.^{713} В операции предполагалось использовать лодки запорожских казаков, суда, добытые на Днестре, а главное — силы Азовской флотилии. В частности, задача морских сил заключалась в переброске десанта с Дуная на Босфор. Кроме того, в июле граф Тотлебен, находившийся в Грузии, также запросил Петербург о возможности получения помощи со стороны Азовской флотилии.^{714} В ответ Сенявин и сообщил неутешительную, но реальную оценку дел на Дону, не позволявшую рассчитывать на использование флотилии в этом году.^{715} Однако поскольку Петербург в качестве порта на Черном море рассматривал Керчь, а без овладения ею флотилия все равно не смогла бы выйти в Черное море, осенью 1770 г. он предложил крайне интересный план операции на следующий год. Он заключался в овладении Керченским проливом. Грамотно просчитанный, план предлагал нанесение двойного удара по Крыму: флотилией с десантом по Керчи и Еникале (для их занятия), а сухопутными войсками — по Перекопу (для отвлечения главных сил крымских татар).^{716} При этом А.Н. Сенявин полагал, что после захвата Керчи и Еникале падет и весь Крымский полуостров.

Донесение вице-адмирала А.Н. Сенявина И.Г. Чернышеву с планом действий против Керчи и Еникале, 27 августа 1770 г.^{717}

Приступая к первым моим мыслям, приемлю смелость покорнейше представить: когда военный совет занятие в Крыму крепостей Еникале и Керчи за полезное признать благоволит, а потому из войска сухопутного полного батальона представлением своим от Е, И. В. к посажению на суда мои испросил, желательно б было исполнить оное нынешним еще годом, но, к крайнему моему сожалению, не могу я уверить, чтоб хотя в глубокую осень мог отправиться в море по причине многого недоставания принадлежащего на мои суда, а именно мачт, стеньг и райн, блоков, парусов и разного такелажа, что все, как вижу по рапортам отправлено на плотах и бударах, и которые в следовании сюда за мелководьем нашлись принужденными разгружаться и оставлять по части на берегах, за чем однако ж отправил я нарочных офицеров и приказал всекрайне стараться в скорейшем доставлении до здешних мест рекою и берегом, несмотря ни на какие трудности и издержки. Итак, осталось помышлять на будущую весну; дурно б я о себе сказал, когда б не хотел обнадежить приготовлением имеющиеся здесь судов ко вскрытию воды, как бы оно рано ни было, в чем в будущую зиму и приложу всекрайнее старание. Войска поместятся на все мои суда, а именно: на 12 четырех родов, бот и дубель-шлюпку, два греческих, называемых шаития и пинка, до 800 человек; для них надобен будет провиант, а для провианта суда; и так без военных лодок нельзя, на которые, как сухопутный провиант, так и достальные люди от числа пехотного, а не гарнизонного батальона 236 человек посадятся; нельзя же обойтиться без служителей инженеров и артиллерийских, ибо без первых кто исправить и привесть в оборонительное состояние может крепости, а без последних при защищении из орудиев и действовать будет некому, о числе коих предам на мудрое рассмотрение военного совета, а только донесу, военных лодок сколько для оного потребно к походу в готовности будет. И так исправяся следовать бы с помощью Божьей к желаемому месту, т. е. к Еникалю; сие так ранее действие думаю приведет весь Крым в непреоборимый ужас, коль паче, когда б еще со стороны Перекопа приближаться стали войска Е. И. В. Когда ж Всевышний благоволит намерение сие, то отворен будет путь во все места Черного моря, и тогда не только графу Тотлебену всякое вспоможение и доставление всего делать будет можно, но разорять приморские места; доставление ж от границ империи до сего места на всяком транспортном судне и во всякое время отправлять можно и складывя тут, делать многие обороты, отсель ж употребятся в случае надобности ныне состроенные суда, почему сие место по справедливости заслужит на сей случай имя военного арсенала для дальних мест; паче ж всего убежище будет в случающихся морских несчастиях, как то не редко бывает потеряние стеньг и мачт, течи от качки, когда на море держаться нельзя, куда все таковые беспрепятственно приходить могут, о чем думаю, что есть тако же должность командира иметь помышление; без занятия ж сего места хотя б где на Черном море порт и отведен был, то за узкостью в проливе, как я и в первом моем письме B.C. доносил, и по близости от крепости хода без усиливания пробиться не можно.

Это было новым словом в борьбе за Крым. И здесь необходимо сказать о роли названного документа в выработке общего плана Крымской операции (найденные нами архивные источники позволяют впервые проследить эволюцию этого плана).

Предложенный Сенявиным план тут же подхватил И.Г. Чернышев, дополнительно высказав мысль о необходимости координации удара флотилии и армии, а также предложив прорыв в Крым через Арабатскую стрелку вспомогательного корпуса.^{718} Видимо, поэтому несмотря на крупные победы русского флота в Архипелаге, он писал Сенявину, недовольному, что не удалось приступить к действиям в 1770 г.: «И в утешение только скажу, что удары, которые вы ему сделать можете, еще гораздо будут чувствительны (курсив наш. — Авт.); поспешите только Бога ради сколько возможно».^{719}

После же того как договориться с крымскими татарами об их добровольном отложении от Турции не удалось, а последняя оказалась в сложном положении, в конце 1770 г. было принято решение об овладении сразу всем Крымом. И при составлении плана Крымской операции данный план И.Г. Чернышева вошел в него важнейшим элементом, с некоторым изменением акцентов: главный удар должна была наносить русская армия через Перекоп.^{720}

Между тем, Азовская флотилия все же начала действия на Азовском море в 1770 г. Летом этого года началось строительство Петровской крепости на реке Берде, и доставку грузов должен был обеспечить обер-комендант крепости Святого Дмитрия Ростовского Потапов, с помощью подчиненных ему военных лодок^{721} (до этого они занимались транспортировкой грузов в Таганрог). Как только лодки начали выполнять указанные перевозки, А.Н. Сенявин немедленно направил в Таганрогский залив для крейсерства дубель-шлюпку и палубный бот под командованием капитан-лейтенанта Ф.С. Федорова с тремя задачами: прикрыть эти лодки, вести дальний дозор на подступах к Дону и провести гидрографические изыскания в этом районе (речь, в частности, шла об уточнении имевшихся карт).^{722}

И только в начале ноября 1770 г. А.Н. Сенявин прекратил транспортировку грузов военными лодками, опасаясь гибели лодок и людей из-за штормовой пого-ды.^{723} В итоге военные лодки расположились на зиму в крепости Святого Дмитрия Ростовского и Таганроге. В это же время закончил крейсерство и отряд Ф.С. Федорова, после чего дубель-шлюпка и палубный бот пришли на зиму в Таганрог. Немногим раньше — в октябре 1770 г. — закончили дежурство в дельте Дона, стоящие там 2 прама и 3 брандвахтанные лодки (прам «Парис» из-за возникшей течи был отведен к крепости Святого Дмитрия Ростовского еще в сентябре). В частности, Сенявин так сообщил об этом в Петербург 18 ноября: «Стоящие на заставах прамы на реках Дон у Азова Парис, в Каланче Елен, в Кутюрьме Лефеб и брандвахтенные военные лодки, кои за наступившим холодным осенним временем так и что не имея здесь от неприятеля никакой опасности их с тех заставов возвратил к здешней крепости, Парис, по оказавшейся в нем течи еще в сентябре, а прочие в прошедшем октябре месяце, и по том их возвращении приказал по дефектам их исправить к будущей кампании».^{724}

Потери флотилии в 1769–1770 гг. составили 14 военных лодок (одна затонула на Дону в 1769 г., а 13 погибли от штормовой погоды на Азовском море в 1770 г.).

Из документов о действиях Азовской флотилии в кампании 1770 г.

1. Из рапорта вице-адмирала А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий из крепости Святого Дмитрия Ростовского от 18 ноября 1770 г.^{725}

…Стоящие на заставах прамы на реках Дону у Азова Парис, в Каланче Елень, в Кутюрьме Лефеб и брандвахтенные лодки, как за наступивших осенних холодных временах, так и что не имея здесь от неприятеля никакой опасности, их с тех застав возвратил к здешней крепости, Парис, по оказавшейся в нем течи еще в сентябре, а прочие в прошедшем октябре месяце, и потом их возвращении приказал по дефектам исправлять к будущей кампании.

Лодки военные, которые во исполнении всевысочайшего Е. И. В. указа отданы были в ведомство здешней крепости обер-коменданта генерал-майора Потапова и от него во всю сего года кампанию отправлялись с провиантами и разными тягостями в Азов и Троицкую, что на Таганроге крепость, потом в Петровскую, что на Берде крепость же с надобным к сооружению ее, я с первого числа сего месяца возвращающиеся из того транспорта лодки от того к Берде отправления за поздним осенним временем оставил, опасаясь штормов и стужи, чтобы не только судов, но и людей не потерять, да и чтоб успеть их по дефектам к будущей кампании исправить, для чего и отправляю в Таганрогский порт…

2. Ведомость. «Лодкам военным, коих в 1769 году построено 58, но из них следующих чисел штормами разбило»^{726}

В 1769 году 4 сентября лодка № 18, прошед станицу Клетскую, в 2¹/₂ верстах на реке Дону на подводную карчу напоролась и затонула — 1;

В нынешнем 1770 году: из данных Дмитровскому господину обер-коменданту генерал-майору Потапову в транспорт лодок бывшим марта с 27 на 28-е число штормом в Азовском море на Таганрогскую гавань разбило лодки номеров 14, 17, 20, 21, 22, 23 и 28–7;

Да 28 марта великою бурей разбило на Таганрогскую гавань лодки номеров 2 и 4–2;

30 сентября на Азовском море у Берды разбило лодку номера 5–1;

12 октября на том же море подходя к Белосарайской косе разбило лодку номера 58-го — 1;

30 октября у Берды разбило лодку номера 10–1;

Да при переводе военного судна Морей через бар сентября 18-го числа штормом разбило лодку номера 49-го — 1;

Итого, разбившихся лодок 14, осталось годных 44. При разбитии оных лодок из морских служителей потонуло 4, да без вести пропало 3 [человека].

Так закончилась вторая кампания Азовской флотилии. И закончилась вновь успешно: была обеспечена надежная оборона дельты Дона и завершена подготовка к 1771 г. эскадры «новоизобретенных» кораблей для действий на море. Дал высокую оценку проделанной в 1770 г. работе и Петербург. В частности, в октябре 1770 г. И.Г. Чернышев писал А.Н. Сенявину: «Мне ни что так приятно быть не может, как видеть успехи в ваших делах; но когда по всем вашим стараниям в приведении вверенной вам флотилии в тоже состояние, чтоб показав оное действие могли произвести желаемое удовольствие своей самодержице, встретившиеся оному препятствия отводят вас от исполнения в том, не только вы не обвиняетесь, но ни мало на вас не относится, а чисто сердечно говорю: сколько здесь уверены в вашем усердии к службе, столько и по порученной вам экспедиции все ваши дела и все распоряжения приемлются с соответствующим вашей исправности уважением, и я с моей стороны вас совершенно уверяю, что вам нет причины вдавать себя в то смущение, в каком иные по своей неисправности оставаться должны…».^{727}

Что же касается открытия активных военных действий на море, то начать их в 1770 г. оказалось просто невозможно, да, в сущности, они пока и не понадобились. В 1770 г. Россия была еще не готова к проведению Крымской операции, а переговоры с крымскими татарами так ничего и не дали.

^{Граф И.Г. Чернышев. Генерал-фельдмаршал от флота. Вице-президент Адмиралтейств-коллегий в 1769–1797 гг.}

Каплан-Гирей на письмо П.И. Панина с предложением добровольного отложения от Османской империи и перехода под покровительство России ответил обескураживающими словами: «Мы Портою совершенно довольны и благоденствием наслаждаемся… В этом твоем намерении кроме пустословия и безрассудства ничего не заключается».^{728} Предпринятый же в конце мая — июле новый поход в Крым корпуса Г. фон. Берга, с основной задачей надавить на крымских татар (и прежней общей целью в случае возможности овладеть Крымом), потерпел полную неудачу,^{729},[104] еще раз продемонстрировав общие причины неудач предшествующих крымских походов. Дойдя на этот раз до Перекопа и вновь столкнувшись с теми же трудностями, что и в прошлом году (и к тому же увидев достаточно мощные укрепления Перекопа со стоящими за ними войсками крымских татар), Берг остановился, донеся в Петербург о невозможности действовать- в Крыму без поддержки флотилии.^{730} Кроме того, этот поход подтвердил необходимость тщательной подготовки экспедиции в Крым и корректировки времени ее начала.

Однако переговоры с ногайскими татарами привели к крупному успеху. Едисанскаяи Буджакская орды добровольно отложились от Турции.^{731} Заколебались и фактически отложились от Крымского ханства и оставшиеся две ногайские орды — Едичкульская и Джамбулакская, находившиеся в Крыму.^{732} Получив от Каплан-Гирея отказ на просьбу о выходе их с полуострова к остальным ордам, ногайцы из этих орд, самостоятельно выбравшись из Крыма, сообщили русскому командованию немало ценной информации.^{733} Это стало серьезным успехом России, и означало существенный подрыв военной мощи крымского ханства. Более того, ногайцы и в дальнейшем предоставляли важную разведывательную информацию.^[105] Наконец, все неудачи турок и самих крымских татар существенно надломили их моральный дух.

Таким образом, в результате кампании 1770 г. положение Турции ухудшилось. Победы русского оружия серьезно подорвали ее военный и экономический потенциал. Турецкие вооруженные силы были значительно ослаблены, а самое главное — распылены и скованы на Балканском театре и в Архипелаге, Турция не могла ими больше маневрировать.^[106] В особенно тяжелую ситуацию попали военно-морские силы: большая часть линейного флота была уничтожена, и хотя у турок еще оставалась значительное число малых и гребных судов и даже некоторое число линейных кораблей, но моряки были деморализованы. Осложнилось и внутриполитическое положение Оттоманской Порты. Турция была готова пойти на переговоры о мире.^{734} Но сформулированные Россией условия пока не пригодились, поскольку переговоры так и не состоялись. Главной причиной этого стало активное вмешательство Франции, Австрии и Пруссии.^{735} Франция даже была готова продать Турции 12–15 линейных кораблей.^{736} В итоге, несмотря на все достигнутые Россией в 1770 г. победы, заставить Турцию пойти на мир оказалось невозможно: ведь стратегически она фактически ничего не потеряла.

Завершая анализ кампании 1770 г., необходимо коснуться еще одного события. В Петербурге в том году впервые была сформулирована идея проведения операции по захвату Босфора и Константинополя. В частности, 17 мая на заседании Совета генерал-фельддейхмейстер граф Григорий Орлов «читал свое мнение об отправлении, по взятии Бендер, корпуса пехоты к Варне для овладения сим местом и переезда с помощью флотилии нашей морем к самому Константинополю дабы получить тем скорый и славный мир. И по оному рассуждаемо было Советом, что теперь ничего утвердительно о сем полагать не можно и потребно на то время по важности материи; но что надобно наперед писать к обоим командующим генералам: к графу Панину о отобрании сведений о судах, какие можно достать на Днестре, и о лодках запорожских казаков, называемых дубами, как далеко они ходят в Черное море и можно ли им пройти безопасно мимо Очакова; а к графу Румянцеву о намерении послать корпус за Дунай и чтоб старался для сего заложить на той реке магазины и утвердиться на оной».^{737},[107]

Очевидно, что предложенный Г.Г. Орловым проект пока был лишь общей идеей, без должной проработки деталей. В частности, не были четко поставлены конечные цели экспедиции: захват турецкой столицы или демонстрация для принуждения к миру. Но при этом прослеживаются в нем и знание исторического опыта борьбы на Черном море, и понимание слабых сторон противника.

Что касается первого, то донские и запорожские казаки не только многократно били турецкие эскадры на Черном море, но и периодически совершали блестящие рейды на Константинополь. В 1615 г. запорожцы открыли счет успешным экспедициям казаков против Османской столицы в XVII в.: в ходе их удара были сожжены ближайшие к Константинополю селения в Босфоре. Как пишет Ю.И. Тушин, «султан в это время охотился поблизости от столицы и сам видел дым и огонь горящего города». Когда же разгневанный Осман II направил в погоню за отошедшими запорожцами свой флот, то они и ему сумели нанести поражение у устья Дуная. Более того, казаки захватили в плен не только несколько галер, но и самого капитан-пашу!

В 1621 г. запорожцы вновь атаковали турецкую столицу, причем на этот раз дважды! В первый раз уже одно только появление казачьих судов в устье Босфора вызвало страшную панику в Константинополе. Ф. де Сези писал Людовику XIII: «Ужас в этом городе был так велик, что невозможно описать. Шестнадцать лодок с казаками достигли в эти дни колонны Помпея поблизости от устья канала Черного моря, чтобы захватить карамуссоли (вид судов. — Авт.), сжечь и разрушить селения, и переполох был такой, что множество людей из Перы и Кассомбаши бросилось к Арсеналу спасать свое имущество…».^{738}Вышедшая же им навстречу турецкая эскадра в итоге вернулась, даже не приняв боя. Однако, как оказалось, это было только начало. Во время второго удара казаки добились даже большего: «Далее наехав на Галату,. брали, били, секли казаки…».^{739} В 1624 г. казаки опять дважды появлялись в Босфоре. Во время второго набега они сожгли маяк Форос, а также Буюкдере, Еникей, и Истинье.^{740} В 1652 г. тысяча донских казаков под предводительством атамана Ивана Богатого опять подошла к окрестностям столицы Османской империи. Возвращались донцы домой с большой добычей и на обратном пути выиграли бой у 10 турецких галер. Всего же в XVII в. казаки нападали на Босфор в 1615, 1616, 1617, 1620, 1621, 1623, 1624, 1629, 1630, 1652 гг.^{741} Поэтому идея удара была не так уж беспочвенна, особенно если учесть состояние турок в 1770 г. Кроме того, даже не увенчавшийся победой удар мог серьезно морально надломить противника.

По второму же моменту справедливым был вывод о том, что все неожиданное для турок приводит к победам (занятие Азова, появление Азовской флотилии, Чесма…). В 1773 г. А.Г. Орлов отмечал: «Побеждаемы они (турки. — Авт.) были малым числом, потому что обыкновенно пугаются того, о чем не знают, но, пришедши потом в себя, принимают достаточные меры».^{742} А Г.Г. Орлов дополнил: «Это свойственно туркам, как и всем невеждам; потому-то и не надобно давать им время на размышление, а стараться пользоваться их замешательством».^{743}

Итак, как указано выше, в ответ на предложение Г.Г. Орлова о проведении экспедиции на Константинополь Советом было решено сообщить о нем П.А. Румянцеву, а также сделать запрос П.И. Панину «о судах, которые можно достать на Днестре и о лодках запорожских казаков, называемых дубами, как далеко они ходят в Черное море и можно ли им пройти безопасно мимо Очакова». В начале сентября 1770 г. Высочайший Совет направляет ПА. Румянцеву уже указание иметь готовым корпус для действий за Дунаем, а А.Н. Сенявину сообщает о планах возможного использования флотилии против Константинополя.^{744} Наконец, в ноябре 1770 г. Г.Г. Орлов уже настаивает на осуществлении своего плана в 1771 г. Но Высочайший Совет, одобрив план удара по Константинополю в целом и согласившись с необходимостью дальнейшей подготовки его осуществления, решает все же отложить его и отдать в кампании 1771 г. предпочтение операции против Крыма.^{745} Рескрипт П.А. Румянцеву в марте 1771 г. только подтвердил это решение, наметив реализацию проекта Г.Г. Орлова на 1772 г.

Из записей заседания Высочайшего Совета от 25 ноября 1770 г.^{746}

Объявить при том, что как турки, по полученным из Константинополя известиям, чинят приготовление к продолжению войны, то надлежит и нам употребить все способы привесть себя к тому в состояние. Совет по разным по сему рассуждениям положил для действия в будущей кампании снабдить повелениями командующего второй армией генерала, дабы он учинил попытку на Перекопскую линию, а потом по усмотрению своему и на самый Крым с содействием сколько будет возможно Азовской флотилии… Командующему же первой армией предписать, что действия той армии предоставляются собственному его предусмотрению, учреждая оные на сей стороне реки Дуная до Олты, так, чтоб пользуясь временем к снабдению войск потребным к приведению оных в состояние к распространению с твердостью операций на дальнейшее время, воспретить неприятелю переход с своей стороны за Дунай, на ту же сторону сей реки посылать разве только некоторые партии, если когда он за надобно найдет (курсив наш. — Авт.).

Из письма императрицы Екатерины II генерал-фельдмаршалу П.А. Румянцеву в марте 1771 г.^{747}

Российская есть пословица: на Бога надейся, да сам не плошай. Весьма, конечно, желателен мир, но, не видав сему желанию начала, не то, чтобы конец, нужно, несомненно, думать о будущем; в том разуме отправлены к вам морские офицеры для вымерения рек и осмотра лесов; но то и другое бесконечно будет, если вы да я не примемся прямо за дело. Построение судов и какие суда строить, в том большая нужда, если в 1772 году поспешить смелым предприятием конец бед рода человеческого; и для того прошу вас приказать поскорее сделать какое ни на есть положение, что строить, где, кем и из чего, — одним словом, разбудить нерасторопность господ морских, и дайте жизни и живости сему предприятию, дабы время не ушло понапрасну и чрез то мы бы не были принуждены нести еще несколько лет тягостное бремя военного пламени.

Кампании 1771–1772 гг.

Поскольку Турция так и не пошла на мирные переговоры, Петербург в кампании 1771 г. решил провести операцию по овладению Крымом. Ситуация теперь этому благоприятствовала: Турция была серьезно ослаблена, а ее вооруженные силы распылены и скованы. Таким образом, защита Крымского полуострова была во многом предоставлена войскам крымского хана и наличным силам турок на полуострове. Но и Крымское ханство было существенно ослаблено в 1770 г. отделением ногайских орд — двух полностью и двух фактически. А главное, на Азовском море Россия, наконец, создала военно-морскую силу, способную оказать нужное содействие сухопутным войскам в Крымской операции (флотилия А.Н. Сенявина оказалась готовой в нужный момент!).

И в конце 17–70 г. началась подготовка Крымской операции. План ее был разработан З.Г. Чернышевым с учетом опыта прежних неудачных попыток занять Крым и удержаться там, трудностей ведения военных действий на полуострове и на подступах к нему, а также благоприятной ситуации, сложившейся для овладения им.^{748} За основу же им был взят указанный выше план И. Г. Чернышева. Предваряя анализ окончательного варианта плана Крымской операции и хода его реализации, необходимо сказать несколько слов о театре предстоявших военных действий и о противнике русских войск.

Северное Причерноморье и Крымский полуостров были действительно очень сложными для действий войск.^{749} Трудности начинались уже на подступах к Крыму, в бескрайних степях северного Причерноморья. Недостаток воды, продовольствия и фуража (татары выжигали степь) осложнялся крайне затруднительной доставкой всего этого сухим путем.^{750} Мешало фактическое бездорожье — дорог было мало, а те, что имелись, были очень плохими. Это затрудняло и военные действия. Серьезную проблему для них создавала также устанавливавшаяся летом (обычно с июля) жара, непривычная для русских, в основном выходцев из северных и центральных районов России. Таковы были условия Северного Причерноморья, северных и центральных районов Крымского полуострова. Особым же районом было южное побережье Крыма от Кафы до Ахтиарской бухты. Здесь вдоль морского берега протянулись горные массивы — местность, чрезвычайно сложная для маневрирования войск, но поэтому, с одной стороны, удобная для защиты от действий из центрального Крыма, а с другой — трудная для обороны береговой линии от морских десантов только сухопутными войсками (в отдельные пункты побережья грузы можно было доставлять только морем^{751}).

Что же касается противника русских войск, то он был отнюдь не слабым и очень специфичным. Войско крымского хана, состоявшее из конных воинов, было многочисленно и мобильно. Нельзя не отметить прекрасных качеств крымских татар как кавалеристов, отличных наездников. Стремительные массированные удары большими конными массами были очень грозным оружием и крымских, и турецких войск.^{752} А численность тех и других в Крыму была достаточно велика: крымский хан имел около 60 тыс. человек, а турецкие гарнизоны в Перекопе, Козлове, Бахчисарае, Ак-Мечети, Карасубазаре, Кафе, Керчи, Еникале и Арабате осенью 1770 г. составляли 30 тыс. человек.^{753} Немаловажной была также привычность противника к местным условиям. Кроме того, поздней осенью 1770 г. султан пошел на смену сомневавшегося в успехе противостояния русским крымского хана: Каплан-Гирей был заменен Селим-Гиреем, который даже стал готовить новый удар по южным границам России^{754}(о чем русское командование немедленно проинформировали ногаи^{755}).

Однако назначение Селим-Гирея, уже бывшего ханом в Крыму (в 1764–1767 гг.), стало не лучшим ходом Константинополя. Он вызвал общее неприятие у ногайских татар (в частности, именно во время смены хана из Крыма сумели уйти Джамбулакская и Едичкульская орды) и смятение у части крымских татар. У последних это только усилило брожение: недовольные поражениями и поведением турок, многие крымские татары все больше склонялись к отложению от Турции. К тому же и сам хан на деле не спешил заниматься укреплением обороны полуострова. В итоге о каком-либо взаимодействии между крымскими татарами и турецкими войсками в Крыму говорить стало очень сложно. Между тем, и сама турецкая армия на полуострове к весне 1771 г. заметно разложилась: распущенность янычар, взаимное неподчинение и открытая корысть турецких военачальников, казнокрадство и нерадивость интендантов усиливались нехваткой денег, продовольствия и подкреплений (деньги были разворованы, а недостаток продовольствия возник в связи с порчей большей его части зимой 1770/1771 г. из-за ненадлежащего хранения). Отсутствие же помощи из Турции весной 1771 г. дополнительно обостряло обстановку в Крыму. Таким образом, при значительной численности на полуострове войск крымских татар и турок их состояние оставляло желать лучшего.^[108] При этом неудачные походы корпуса Берга в Крым в 1769–1770 гг. еще и создавали иллюзию невозможности захвата Крыма русской армией, что безусловно расслабляло противника. Однако даже при всех этих проблемах турки и крымские татары сами по себе оставались весьма серьезной силой и имели достаточно большие возможности для успешной обороны полуострова. Операция по занятию Крыма отнюдь не обещала быть легкой прогулкой.

А теперь обратимся непосредственно к окончательному плану Крымской операции, получившему высочайшее утверждение. Проведение ее было возложено на 2-ю армию генерал-аншефа В.М. Долгорукова (сменившего в декабре 1770 г. П.И. Панина), насчитывавшую 48 тыс. человек. Активное содействие ей должна была оказывать Азовская флотилия А.Н. Сенявина. К 1771 г. она имела готовыми к боевым действиям 10 «новоизобретенных» кораблей (корабль 1-го рода «Хотин», корабли 2-го рода «Азов», «Таганрог», «Новопавловск», «Корон», «Журжа», «Модон», «Морея» и 2 бомбардирских корабля 3-го рода «Первый» и «Второй»), дубель-шлюпку, палубный бот, 3 44-пушечных прама («Парис», «Лефеб», «Елень»), 44 военные лодки и два транспортных судна — поляку и шаитию. Эти суда располагались в Таганроге и у крепости Святого Дмитрия Ростовского. Кроме того, флотилия имела еще 4 судна: 2 прама («Гектор» и «Троил») находились на хранении в Павловске, а 2 корабля 4-го рода (большой бомбардирский корабль «Яссы» и транспорт «Бухарест») зимовали на Дону,^{756} и для введения последних в строй нужно было еще привести их в Таганрог, там достроить и подготовить к кампании. Численность личного состава флотилии достигала 2413 человек (по штату 1770 г. полагалось иметь 3218 человек).^{757},[109]

Из материалов Высочайшего Совета^{758}

20 декабря 1770 года. Впущен был генерал князь Долгоруков и прочтен ему был именной рескрипт, которым объявляется он командиром второй армии и предписываются ему действия в будущую кампанию.

^{Князь В.М. Долгоруков-Крымский. Генерал-аншеф. Художник А. Рослин}

Долгоруков Василий Михайлович (1722–1782 гг.)

Родился 1 июля 1722 г. в семье сенатора князя Михаила Владимировича Долгорукова. Принадлежал к одной из трех ветвей древнего русского рода, уходящего корнями к черниговскому князю Михаилу Всеволодовичу, потомок которого в седьмом поколении — князь Иван Андреевич Оболенский, прозванный Долгоруким, стал родоначальником князей Долгоруких (Долгоруковых).

При Анне Иоанновне семья Долгоруковых попала в опалу, что отразилось и на Василии Михайловиче, которого, в частности, было запрещено производить в офицеры. Тем не менее, молодой князь продолжил службу в армии и в 1736 г., во время штурма Перекопской крепости, проявил мужество, за что, вопреки запрещению, был произведен Б.Х. Минихом в прапорщики (по данным П. Долгорукова, он получил чин офицера за Очаков). После этого В.М. Долгоруков еще раз отличился в ходе Русско-турецкой войны 1735–1739 гг., на этот раз при штурме Очакова в 1737 г.

Далее В.М. Долгоруков участвовал в Русско-шведской войне 1741–1743 гг. В 1747 г. получил звание полковника и стал командиром Тамбовского пехотного полка. В 1748 г. принимал участие в походе русской армии на Рейн. 1755 г. принес Долгорукову звание генерал-майора.

Активно участвовал в Семилетней войне 1757–1762 гг. За отличие в бою под Кюстрином (1758 г.) получил чин генерал-поручика и орден Александра Невского. В сражении при Цорндорфе ранен картечью в ногу. 8 сентября 1761 г. при штурме артиллерийских батарей у Кольберга получил новое тяжелое ранение, а вскоре — чин генерал-поручика. В сентябре же 1762 г. пришедшей к власти Екатериной II был произведен в генерал-аншефы. В 1767 г. получил высший орден Российской империи — орден Св. Андрея Первозванного.

Принял князь участие и в начавшейся Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. Зимой 1770 г. получил под свою команду 2-ю армию (сменив генерал-аншефа П.И. Панина) и задачу по овладению Крымом. Отношение к нему в армии было разным: одним нравились его простота и грубоватость, однако других возмущали мужичьи повадки. Общим же местом в характеристике В.М. Долгорукова была смесь аристократических и простонародных замашек, личной храбрости и поразительной малограмотности. Причиной назначения его командующим 2-й армии стала известная его послушность. Однако политические переговоры с крымскими татарами ему не доверили — этот вопрос поручили Е.А. Щербинину.

Забегая вперед, отметим, что В.М. Долгоруков в 1771–1774 гг. проявил себя совсем неплохо, сумев не только быстро овладеть Крымом, но и наладить его оборону. За взятие Крыма получил орден Св. Георгия I степени. Правда, в конце войны все же совершил грубую ошибку, начав выводить войска с Крымского полуострова, несмотря на ситуацию, строго следуя положению Кучюк-Кайнарджийского трактата. Этим он вызвал негодование даже у Екатерины II и был уволен из армии. Тем не менее, в первую годовщину победы над турками, 10 июля 1775 г., получил шпагу с алмазами, алмазы к ордену Андрею Первозванного и приставку к фамилии — Крымский.

В 1780 г. был назначен главнокомандующим в Москву, но уже в 1782 г. скончался. Из особенностей его поведения в 1771–1774 гг. можно отметить чрезмерное стремление запрашивать инструкции из Петербурга, надменность по отношению к подчиненным, крайне сложные отношения с А.Н. Сенявиным, поскольку особенности морской службы он так и не понял.

В заключении приведем выдержку о В.М. Долгорукове из «Записок князя Петра Долгорукова», в которых говорится следующее: «…Василию было запрещено обучаться чему бы то ни было, с перспективой на будущее с 15 лет и до последних дней остаться простым кантонистом. Он стал солдатом; но при взятии Очакова так отличился, что фельдмаршал Миних, очевидец его мужества, еще не зная, кто он, тотчас произвел его в офицеры. Когда же фельдмаршал узнал, что это был Долгоруков, которому было запрещено продвижение по службе, то воскликнул: “Миних никогда не врет; я назвал его офицером, офицером он и останется”. Запрет на учебу помешал князю Долгорукову-Крымскому приобрести необходимые знания: он был настолько неграмотен, что с трудом мог поставить свою подпись. Позднее, уже став московским, обожаемым жителями генерал-губернатором, ему случалось, накладывая резолюцию на представленные на подпись бумаги, делать самые невероятные орфографические ошибки. Его глава канцелярии, Василий Степанович Попов, говорил ему тогда: “Ваше превосходительство допустили ошибку в таком-то слове”, — и тогда князь с досадой бросал перо наземь, восклицая: “Вы просто не умеете чинить мне перья!”»^{759}.

Расписание командиров судов Азовской флотилии в кампании 1771 г.

^{Класс и название судна … Командир}

Фрегат «Первый» (находился в плавании по Дону) … Капитан-лейтенант О. Кузмищев

Фрегат «Второй» (находился в плавании по Дону) … Капитан-лейтенант, князь А. Гундуров

Корабль 1-го рода «Хотин» … Капитан-лейтенант М. Фондезин

Корабль 2-го рода «Азов» … Капитан-лейтенант С. Тулубьев

Корабль 2-го рода «Таганрог» … Капитан-лейтенант Ф. Неелов

Корабль 2-го рода «Новопавловск» … Капитан-лейтенант И. Баскаков

Корабль 2-го рода «Корон» … Капитан-лейтенант С. Панов; лейтенант С. Раткеевский (осенью)

Корабль 2-го рода «Журжа» … Капитан-лейтенант С. Токмачев

Корабль 2-го рода «Модон» … Капитан-лейтенант В. Федоров

Корабль 2-го рода «Морея» … Капитан-лейтенант Я. Карташев

Корабль 3-го рода (малый бомбардирский) «Первый» … Лейтенант М. Воейков

Корабль 3-го рода (малый бомбардирский) «Второй» … Лейтенант П. Хвостов

Корабль 4-го рода (большой бомбардирский) «Яссы» … Капитан-лейтенант И. Басов

Корабль 4-го рода (транспортный) «Бухарест» … Лейтенант В. Култашев

Дубель-шлюпка … Лейтенант А. Колычев; лейтенант Н. Баскаков

Палубный бот … Лейтенант Я. Панов

Шаития … А. Тверитинов

Поляка … Б. Шишмарев

При проведении Крымской операции войска В.М. Долгорукова и флотилия А.Н. Сенявина, и это особо подчеркивалось, должны были осуществлять самое тесное взаимодействие.^[110]

Непосредственно для действий против Крыма из 2-й армии выделялся корпус численностью 27,3 тыс. человек (командовать им должен был сам В.М. Долгоруков).^{760} Остальные же силы (более 21 тыс.) оставались для прикрытия коммуникаций.^{761} На пуги к Перекопу из 27-тысячного корпуса для самостоятельных действий должен был выделиться отряд под командованием генерал-майора Ф.Ф. Щербатова в составе 3395 человек.^{762} После этого корпусу В.М. Долгорукова (где оставалось 23 950 человек) надлежало атаковать непосредственно Перекопскую укрепленную линию, отряд же Ф.Ф. Щербатова должен был, по возможности, одновременно с этим переправиться через Сиваш на Арабатскую стрелку из Геничи.^{763} Далее войскам В.М. Долгорукова предписывалось развивать наступление на Кафу, выделив еще один отряд для занятия Козлова. Отряду же Ф.Ф. Щербатова надлежало овладеть крепостями Арабат, Керчь и Еникале.^{764}

Таким образом, русским войскам для занятия Крыма и утверждения там нужно было овладеть его основными укрепленными пунктами: Перекопской укрепленной линией с крепостями Ор-Капи, Арабат, Козлов, Кафа, а также крепостями Керчь и Еникале, располагавшимися на восточной оконечности полуострова и контролировавшими Керченский пролив — вход в Азовское море для неприятельских судов и выход в Черное море для русских.^{765} Установление контроля над проливом было особенно важно потому, что, опираясь на расположенные здесь крепости, турецкий флот мог запереть флотилию А.Н. Сенявина в Азовском море, при этом сохранив за собой возможность оперировать там, противодействуя флотилии и угрожая ее главной базе, а также восточному флангу русских войск в Крыму. Более того, он мог не допустить переправы русских войск через Сиваш у Геничи.^[111]

Действиям русских войск, как уже говорилось выше, должна была способствовать Азовская флотилия. Ее задачи были четко сформулированы в высочайшем рескрипте, 7 марта 1771 г. полученном А.Н. Сенявиным, находившимся по вызову в Петербурге. Флотилии предписывалось:^{766}

1. Обеспечить переправу отряда Ф.Ф. Щербатова через Сиваш на Арабатскую стрелку. Непосредственное наведение переправы должна была осуществить лодочная эскадра. Корабельной же эскадре надлежало обеспечить переход военных лодок к Геничи и наведение ими там моста через Сиваш, после чего она должна была действовать по обстановке: в случае возникновения опасности для переправы от турецкого флота А.Н. Сенявину поручалось организовать ее защиту, при отсутствии же какой-либо опасности он должен был договориться о дальнейших совместных действиях с Ф.Ф. Щербатовым.

2. В случае отсутствия угрозы наведенной переправе провести с корпусом Ф.Ф. Щербатова совместную операцию по скорейшему овладению крепостями Арабат, Керчь и Еникале. В рескрипте намечались основные этапы этой операции: после перехода корпуса Ф.Ф. Щербатова через Сиваш на Арабатскую стрелку А.Н. Сенявин должен был взять на суда десантные войска из состава этого корпуса и, согласовав с его командующим, «когда и где высадить [десантные] войска для общего с ним предприятия на Арабат, Керчь и Еникале», осуществить их доставку и высадку в оговоренном месте, после чего подкрепить высаженные войска «с морской стороны сильнейшим образом». В Петербурге прекрасно понимали всю значимость Керченского пролива: чем раньше он окажется в руках русских войск и флотилии, тем лучше.

Ведомость «Военным и транспортным судам и на них полагаемому числу людей»^{767},[112]

Корабль	Штатный экипаж, чел.	Дополнительное число служителей сухопутных войск, чел.
Корабль «Хотин»	157
Корабль «Азов»	128	60
Корабль «Таганрог»	128	60
Корабль «Новопавловск»	128	60
Корабль «Корон»	128	60
Корабль «Корон»	128	60
Корабль «Журжа»	128	60
Корабль «Модон»	128	60
Корабль «Морея»	128	60
Бомбардирский корабль «Первый»	61	—
Бомбардирский корабль «Второй»	60	—
Бомбардирский корабль «Яссы»	57	—
Дубель-шлюпка	52	—
Палубный бот	22	—
Транспорт «Бухарест»	56	—
Транспорт поляка	32	—
Транспорт шаития	10	—
40 военных лодок	480 (160 моряков и 320 малороссиян)	1480

3. Производить доставку припасов русским войскам в Крыму, поскольку по воде это было удобнее делать.

Так формулировались задачи Азовской флотилии в операции по овладению Крымом. Кроме того, этим же рескриптом перед А.Н. Сенявиным ставились и задачи, которыми определялись первые действия после занятия Крыма.

В частности, А.Н. Сенявину предписывалось после овладения Керченским проливом уделить особое внимание скорейшему укреплению крепости Еникале, имевшей огромное значение «как ключ прохода из Черного моря в Азовское» (то есть речь шла об утверждении в Керченском проливе, единственном на тот момент выходе России в Черное море), а также поручалось создать там первую базу флотилии на Черном море. При этом в будущем А.Н. Сенявин мог выбрать и другой пункт для базы (например, Кафу), но прежде всего он должен был утвердиться именно в Керченском проливе, ибо, сделав это, как писала в данном рескрипте А.Н. Сенявину Екатерина II, Россия сразу же могла поставить «твердую и непоколебимую ногу права собственности и соучаствования (своего. — Авт.) в тамошних водах, коими (она. — Авт.) столь долгое время другим уважениям жертвовать принуждена была».^{768}

Предвидение же борьбы за удержание Крыма, при сознании важности роли в ней Азовской флотилии, вызвало пункт о сосредоточении всех сил флотилии в Керченском проливе, особенно 32-пушечных фрегатов, которые А.Н. Сенявин должен был как можно скорее ввести в строй и отправить в пролив.

Первой же текущей задачей А.Н. Сенявина должно было стать «скорейшее вооружение флотилии и скорейшее выступление с ней с море».

К апрелю 1771 г. закончила подготовку к новому походу в Крым 2-я армия В.М. Долгорукова. 20 апреля 27-тысячный корпус под командованием В.М. Долгорукова выступил из Полтавы.^{769}

Активно готовилась и Азовская флотилия. Уже на следующий день после получения высочайшего рескрипта А.Н. Сенявин послал остававшемуся старшим во флотилии капитану 1 ранга Я.Ф. Сухотину приказание «с получением тех ордеров все военные новоизобретенного рода суда немедленно вывести за [Таганрогскую] гавань и на безопасной глубине с помощью военных лодок вооружить и оснастить», а сам стал немедля собираться в дорогу.^{770} 20 апреля он прибыл «в Троицкое, что на Таганроге».^{771}

Между тем, подготовка «новоизобретенных» кораблей уже шла полным ходом. Корабли выводились на рейд, где на них устанавливались рангоут и такелаж, они оснащались, вооружались и загружались припасами. С берега все необходимое доставляли на них 14 военных лодок. К приезду А.Н. Сенявина вышеуказанные работы велись уже на 6 выведенных на рейд кораблях: двух бомбардирских, одном 1-го рода («Хотине») и трех 2-го рода («Морее», «Журже» и «Короне»).^{772} По окончании работ на этих кораблях А.Н. Сенявин планировал подготовить и оставшиеся четыре. При благоприятной погоде он рассчитывал закончить снаряжение всей эскадры к 10 мая. В письме же И.Г. Чернышеву от 25 апреля 1771 г. А.Н. Сенявин написал: «…При всей моей скуке и досадах, что еще не готов, B.C. вообразите себе мое удовольствие: видеть с 87-фуговой высоты, стоящие перед гаванью (да где ж? В Таганроге!) суда под военным российским флагом, чего со времени Петра Великого… здесь не видели».^{773}

Тем временем, с начавшимся на Дону половодьем вниз пошли зимовавшие там 2 корабля 4-го рода, из которых большой бомбардирский корабль «Яссы» уже 26 апреля пришел в Таганрог.^{774} На следующий день он втянулся в гавань.

Но как ни спешил А.Н. Сенявин, к 10 мая подготовить эскадру не удалось. Однако и опоздание оказалось незначительным. 12 мая были готовы первые три «новоизобретенных» корабля, на которых поднял свой брейд-вымпел Я.Ф. Сухотин, а 17 мая к кампании были готовы и все 10 кораблей первых трех родов, после чего на «Хотине» поднял свой флаг и А.Н. Сенявин.^{775},[113] Но выйти в море в тот день не удалось — помешал штиль.

Таким образом, впервые со временем Петра I у России на Азовском море появилась боеспособная эскадра: на Таганрогском рейде под Андреевскими флагами стояли «Хотин», «Азов», «Таганрог», «Новопавловск», «Корон», «Модон», «Журжа» и «Морея» и малые бомбардирские корабли «Первый» и «Второй».^{776} Не было только дубель-шлюпки и палубного бота, но они уже действовали. И в Петербурге по достоинству оценили день 17 мая 1771 года. Екатерина II написала по этому поводу И.Г. Чернышеву: «С большим удовольствием усмотрела я, что 17 числа мая российский флаг веял на Азовском море после семидесятилетней перемешки, дай Боже вице-адмиралу Сенявину счастливый путь и добрый успех».^{777}

Тем временем, 18 мая эскадра А.Н. Сенявина отправилась в море и, согласно плану, взяла курс на устье реки Берды. В шканечном журнале «Хотина» выход эскадры А.Н. Сенявина описан так: «В начале 6 часа (утра. — Авт.) по служении Господу Богу молебна при отдании марселей и натягивании шкотов выпалено у нас из пушки. В 6 часов снялись мы с якоря и легли в дрейф, тож чинила и вся флотилия. В V, 7 часа от его высокопревосходительства (А.Н. Сенявина. — Авт.) отправлены… пакеты к предводителю второй армии к Е. С. господину генерал-аншефу и кавалеру князю Василию Михайловичу Долгорукову и в Петербург; в начале 8 часа наполнили марсели и крюйсель, салютовано нам с Таганрогской гавани батареи из 9 пушек, от нас ответствовано тож число… В 9 часу ветер брамсельный, небо малооблачно, сияние солнца, над берегами густая мрачность. Высходе 9 часа наполнили формарсель [и] пошли на румб ZZW, притом учинен сигнал форзелями (авангардом. — Авт.) быть кораблям Азову и Таганрогу».^{778}

Экипаж флагманского корабля 1-го рода «Хотин» на момент начала кампании 1771 г.^{779}

Чин	Количество в экипаже по расписанию	Комментарии
Главнокомандующий Донской флотилией и Таганрогским портом, вице-адмирал	—	А.Н. Сенявин
Эскадренный новоизобретенного рода военных судов командир, флота капитан 1 ранга	—	Я.Ф. Сухотин
«У корабельного комплекта морские чины»
Капитан-лейтенант	1	Мартын Фондезин, командир корабля
Лейтенант	1	Никита Баскаков
Мичман	2	Григорий Мерлин, Жак Донша
Клерк	1	Пока нет в присылке
Шкипер	1
Комиссар	1
Лекарь	1
Писарь	2
Штурман (ранга пропорщичьего)	1
Подштурман	1	За болезнью в Таганрогском госпитале
Подлекарь	1
Боцман	1
Боцманмат	2	Один за болезнью в Таганрогском госпитале
Ученик штурманский	2	Один переведен на лодочную эскадру
Ученик лекарский	1
Квартирмейстер	2
Матрос 1-й статьи	24	Трое остались за болезнью в Таганроге
Матрос 2-й статьи	41
Кают-юнга	1
Плотник	2
Конопатчик	2
Парусник	1
Купор	1
Баталер	1	Пока в присылке на корабль нет
Капельмейстер	1
Трубач 1-го класса	1
Трубач 2-го класса	1
Трубач 3-го класса	1	Пока находится в отсутствии
Литаврщик	1
Чины морской артиллерии
Констапель	1
Сержант	1
Капрал	1
Канонир 1-й статьи	4	Один за болезнью в Таганроге
Канонир 2-й статьи	8	Один за болезнью в Таганроге
Слесарь	1
Чины морских батальонов
Поручик	1
Подпоручик	1
Сержант	1
Писарь	1
Капрал	2
Гренадер	41	Двое больны и находятся в Таганроге
Барабанщик	2
Флейщик	1
«Причисленные морские, артиллерийские, батальонные и прочие чины служители и штата главнокомандующего вице-адмирала и кавалера Сенявина люди»
Штаб-лекарь	1	Яган Бар
Адъютант	1	Иван Сенявин
Обер-аудитор	1
Мичман у сигналов	1	Иван Шипов
Подмастерье корабельный	1
Писарь генеральской	1
Писарь флагманский	1
Писарь корабельный	2
Поштурман	1
Сержант	2
Переводчик каптенармусского чина	2
Матрос 1-й статьи	1
Матрос 2-й статьи	1
Солдат	1
Денщик вице-адмирала	1
Дворовые люди вице-адмирала	4
Дворовые люди адъютанта	2
Обер-аудитора денщик	1
Флота капитана 1 ранга дворовые люди	2
Флота капитан-лейтенанта М. Фондезина денщик	1
Лейтенанта Баскакова денщик	1
Лейтенанта Баскакова слуга	1
Мичмана Мерлина денщик	1
Констапеля денщик	1
Поручика денщик	1
Флагманской шлюпки боцманмат	1
Флагманской шлюпки матрос	11
Флагманской шлюпки канонир	3

Первый переход прошел спокойно, и 25 мая эскадра Сенявина прибыла к устью реки Берды. Сюда лее 26 и 27 мая пришли 37 военных и 2 казачьи лодки, а также судно шаития с провиантом и мостовыми материалами для наведения переправы у Геничи; 26 мая туда пришла и дубель-шлюпка. А 29 мая флотилия понесла первую серьезную потерю: во время внезапно обрушившегося сильного шторма неожиданно затонул малый бомбардирский корабль «Первый», причем спаслись всего 6 человек, погибли 29, в числе которых оказались командир, лейтенант М. Воейков, и два офицера.^{780},[114] Гибель корабля произошла так быстро и внезапно, что с других судов просто не успели оказать ему помощь. В шканечном журнале корабля «Хотин» так описан эпизод гибели этого корабля: «В 6 часов (утра. — Авт.) судно бомбардирское Первое от шторма жестокого и волнения великого вдруг в один мах повалило на левый бок, погрузило, которого видна только… от вымпела до воды одна треть мачты, людей видно около… человек пяти, да на гафеле два, но помощи оказать им не можно».^{781}

5 июня, разделив стоявшие суда на две эскадры — корабельную и лодочную, А.Н. Сенявин вышел от Бердинской косы к Геничи. Первая эскадра, под командованием капитана 1 ранга Я.Ф. Сухотина (здесь же находился и А.Н. Сенявин), состояла из 8 кораблей, малого бомбардирского корабля и дубель-шлюпки, вторая — капитана 2 ранга Л.Г. Скрыплева, насчитывала 35 военных и две казачьих лодки и судно шаитию.^{782} Перед уходом же Сенявин отправил И.Г. Чернышеву письмо со следующим содержанием: «Карта здешнего моря, описи капитана Герценберга, со всем негодна и плавание по ней за неверностью производить нельзя, во уверение чего если B.C. прикажите положить суточные счисления пути моего на оную, то найти изволите, что я с кораблями своими шел не водой, а степью, а посему благоволите заключить о службе нашей… вода здешняя налитая в бочки сама ль по своей слабости или от жаров чрез 2 недели так испортилась, что страшно и писать какой мерзкий дух имеет, а сие при старых моих летах (А.Н. Сенявину было в 1771 г. 55 лет. — Авт.) здравие мое приводит в великую слабость».^{783}

Идти эскадрам пришлось в сложных условиях — сильные противные ветра и волнения затрудняли движение. Тем не менее, 9 июня обе эскадры подошли к Федотовой косе, но обойти ее погода все же не позволила, и суда встали на якорь.^{784}

Тем временем, войска В.М. Долгорукова успешно продвигались к Перекопу. Выбранные время, маршрут движения и режим переходов обеспечивали достаточно благоприятные условия похода и сравнительно высокую скорость движения войск. Выступив из Полтавы, войска вышли к Днепру и большую часть пути двигались по его берегу, используя реку как транспортную артерию.

В конце мая для движения к Геничи отделился отряд Ф.Ф. Щербатова. Войска Долгорукого же, следуя берегом Днепра, 5 июня вышли к урочищу Балки-Володалы, откуда до Перекопа оставалось около 70 верст, но уже через степь.

Поскольку этот пункт был последним, до которого можно было пользоваться сплавом по Днепру, здесь с 5 по 9 июня в качестве опорной базы был устроен редут, названный Шагингирейским. Оставив в нем небольшую охрану, В.М. Долгоруков 9 июня выступил к Перекопу.

Перекопская линия представляла собой весьма солидное укрепление. По данным 1770 г. (собранным Г. фон Бергом во время его похода к ней), линия имела следующий вид. Простираясь от Черного моря до Сиваша, она полностью перекрывала весь Перекопский перешеек, протяженностью чуть более 6 верст. На пересечении линии с дорогой, идущей в Крым, находилась крепость Ор-Капи или Перекоп, которая обстреливала дорогу и обеспечивала продольную оборону линии (последняя, впрочем, все равно оставалась слабой). Кроме того, крепость делила линию на две части: большую (3¹/₄ версты) — обращенную к Черному морю, которую дополнительно усиливали 3 батареи, и меньшую (2¹/₂ версты) — идущую к Сивашу, где находились 2 батареи.

Сама линия состояла из вала высотой до 4 сажен (около 8,5 м) и рва перед ней глубиной до 3 сажен (около 6,4 м). Крепость Перекоп состояла из двух валов: первый из них был земляным и на 4 фута (1,2 м) возвышался над валом линейным; второй же был уже каменным и также превышал передний на 4 фута. «Одежды рвов вообще в крепости и на линии были каменные». При этом ширина крепостного рва достигала 4 сажен. На вооружении крепости находилось значительное количество пушек.^{785} В дополнение к турецкому гарнизону за крепостью уже расположился со своими войсками крымский хан Селим-Гирей.^{786} Таким образом, русские войска здесь ждали.

Тем не менее, проведя разведку, В.М. Долгоруков решил предпринять немедленный штурм укрепленной линии, который состоялся в ночь с 13 на 14 июня 1771 г. Атаку начал отряд М.В. Каховского. Он наносил демонстрационный удар по правому флангу Перекопской линии и сумел привлечь все внимание противника. Тогда главный удар по левому флангу линии нанесли гренадерские и егерские батальоны армии Долгорукова под командованием В. П. Мусина-Пушкина. Они с ходу перебрались через ров и вскоре заняли свой участок линии. Одновременно с ними, только с тыла, на противника обрушился отряд А.А. Прозоровского, обошедший правый фланг укреплений через Сиваш. Прозоровский сумел отбить контратаку татар, после чего обратил их в бегство. В результате к утру 14 июня Перекопская укрепленная линия была взята русскими войсками, а крымские татары обращены в бегство. Оставалась невзятой только ее цитадель — крепость Ор-Капи, которая была полностью окружена. Но гарнизон последней, считая сопротивление бесполезным, капитулировал, и 15 июня войска Долгорукова вошли в нее.^{787} Путь в Крым, таким образом, был открыт. (Нельзя не отметить, что при проведении штурма В.М. Долгоруков отлично использовал опыт взятия Перекопской линии Б.Х. Минихом в 1736 г., в котором участвовал и сам.^[115])

Однако 14 июня 1771 г. не только войска В.М. Долгорукова ворвались в Крым — вошел туда и отряд Ф.Ф. Щербатова. Произошло это следующим образом. Как было отмечено выше, 9 июня флотилия А.Н. Сенявина подошла к Федотовой косе и стала на якоря, ожидая известий от корпуса Щербатова. 12 июня А.Н. Сенявин получил доставленное дубель-шлюпкой сообщение от генерала-майора Ф.Ф. Щербатова о прибытии его корпуса к Геничи. Несмотря на установившийся крепкий ветер, А.Н. Сенявин повелел лодочной эскадре, а также малому бомбардирскому кораблю идти за Федотову косу к месту намеченной переправы. Следом, чтобы занять более удобную позицию для охраны, пошла и корабельная эскадра. Но разыгравшийся 13 июня крепкий ветер и значительное волнение не позволили в тот день установить переправу. Мост удалось навести только на следующий день, для чего понадобилось 14 военных лодок, и корпус Щербатова сразу же перешел на Арабатскую стрелку.^{788} В это время эскадра А.Н. Сенявина охраняла переправу с моря.

Таким образом, первая задача Азовской флотилии была ею успешно выполнена. Более того, прорыв на Крымский полуостров двух отрядов русских войск был осуществлен в буквальном смысле одновременно — 14 июня.

Между тем, также 14 июня дубель-шлюпка доставила А.Н. Сенявину с берега два сообщения от В.М. Долгорукова, в которых говорилось, во-первых, о невозможности выделить на эскадру запланированные 1600 человек для десантной операции против Керчи и Еникале, в связи с малой численностью корпуса Щербатова, почему А.Н. Сенявину предоставлялась свобода действий на Азовском море, а во-вторых, о готовящимся появлении у Крыма турецкой эскадры с 10-тысячным десантом на борту, о чем В.М. Долгорукову, в свою очередь, сообщил П.А. Румянцев.^{789}

Исходя из сложившейся обстановки на совете командиров кораблей, состоявшемся в тот же день, было принято решение о немедленном походе с 8 кораблями к Керченскому проливу, чтобы запереть вход в Азовское море. Остальные суда должны были содействовать корпусу Ф.Ф. Щербатова.^{790}

Как показали последующие события, это было абсолютно верное решение. Уже 15 июня при благоприятном ветре корабельная эскадра А.Н. Сенявина, в составе 8 кораблей и дубель-шлюпки, снявшись с якорей, направилась к Керченскому проливу, при этом «держась сколько можно ближе Крымского берега, дабы на оном обывателям в страх показать вид флотилии»,^{791} что также стало правильным ходом. 19 июня, восточнее крепости Арабат, А.Н. Сенявин встретил турецкую эскадру из 14 шебек и полугалер, они шли под берегом на запад (видимо, к Арабату). В шканечном журнале корабля «Хотин» оставлена следующая запись: «Высходе 12 часа накропление дождя, видно у нас с салинга, потом и с марса, идущих под парусами неприятельских небольших судов 9, которые идут к крепости Арабату, от нас на ZOtZ… потом [увидели] за ними идут 2 судна… за ними ж идущие еще 3 судна».^{792} Для противника это стало полной неожиданностью. Турки, даже не думая о бое, отошли к берегу в Казантипский залив. А.Н. Сенявину же атаковать не позволил сильный ветер и большое волнение, но он быстро закрыл противнику путь к Арабату своей эскадрой. В итоге весь день 19 июня из-за непрекращавшегося сильного ветра русские и турецкие корабли простояли на виду друг у друга, с той разницей, что турки были под берегом, а русские — в открытом море.^{793} При этом Сенявин еще утром направил для сообщения о своих действиях Ф.Ф. Щербатову дубель-шлюпку, а вечером к эскадре пришли 2 военные лодки с ответным посланием Щербатова.^{794} Эти лодки стали выполнять функции брандеров при эскадре. Не менее важно и то, что Сенявин постоянно поддерживал связь с русской армией в Крыму, координируя действия.

^Шебека

^Галера

К утру 20 июня ветер стал тише, и А.Н. Сенявин, построив эскадру в ордер баталии и приготовившись к бою, немедленно двинулся с эскадрой к турецким кораблям. Но погода вновь сорвала атаку: когда головной корабль эскадры Сенявина «лег левым галсом к W в параллель берега и их (турецких судов. — Авт.), чтоб вшед всем и при втором обороте совершенное зачать сражение», на эскадру неожиданно стали находить сильные шквалы с дождем. Все буквально утонуло во мгле. В шканечном журнале «Хотина» записано: «Вначале 11 часа нашел от ZZO шквал с жестоким крепким дождем которым поворотило нас на левый галс, по утишении немного спустя нашел другой шквал с дождем в такой же силе, по утишении же ветра поворотило нас на првый галс, высходе часа нашел [новый] шквал и с крепким дождем… В 11 часов такой же шквал с крепким дождем нашел… В начале 12 часа по утишении немного ветра корабль поворотили буксиром на левый галс… [но] в ¹/₂ часа нашел крепкий шквал с которого и ветер стал крепкий и дождь… Находящими шквалами с темными тучами с крепким дождем неприятельские суда закрылись от нас под-берегом».^{795} Когда же к вечеру стихия вновь успокоилась, и А.Н. Сенявин повторно двинулся к берегу, то турок там уже не было.^{796} Стало ясно — они ушли к проливу. Разбирая события этого дня с точки зрения военно-морского искусства, нужно отметить, что А.Н. Сенявин, с одной стороны, показал свою решительность, атаковав с меньшими силами больший турецкий отряд, а с другой — действовал при атаке слишком уж строго по схеме линейной тактики: сначала построил корабли в линию баталии, а затем в этом построении стал приближаться к противнику, на чем потерял темп и время при не столь сильных турецких судах.

Русская эскадра немедленно взяла курс на пролив, однако догнать турок не смогла. Утром 21 июня А.Н. Сенявин обнаружил суда противника, но уже в Керченском проливе: они шли к югу без всякого порядка.^{797} Не имея возможности атаковать крепости Еникале и Керчь из-за отсутствия как десантных войск, так и крупных орудий, А.Н. Сенявин решил закрыть туркам всякий доступ в Азовское море, для чего расположился с эскадрой у входа в него из Керченского пролива.^{798} Случилось невероятное — турки без боя оставили Азовское море!

Таким образом, флотилия А.Н. Сенявина установила полный контроль над Азовским морем. Это был важный успех. 23 июня 1771 г, А.Н. Сенявин так написал об этом И.Г. Чернышеву: «По сей час я могу уверить В. С, что милостью Божьей на Азовском море владычествует флаг всероссийской Императрицы, с чем и имею честь В. С. поздравить».^{799} И эскадра А.Н. Сенявина, усиленная подошедшими 23–25 июня малым бомбардирским кораблем, дубель-шлюпкой и 9 военными лодками, расположившись полумесяцем, стала ожидать занятия Ф.Ф. Щербатовым Керчи и Еникале.^{800} Находившиеся же в проливе турецкие суда, несмотря на свое численное превосходство (а 22 июня А.Н. Сенявин обнаружил в Керченском проливе уже 30 турецких судов), не только не атаковали русскую эскадру, но в начале июля вообще ушли из пролива.^{801}

Однако эскадре А.Н. Сенявина все же пришлось иметь боевое столкновение с противником, правда не морским, а сухопутным. К концу июня на кораблях эскадры подошли к концу запасы пресной воды, и А.Н. Сенявин решил пополнить их в обнаруженном на крымском берегу около Керченского пролива источнике. А поскольку «новоизобретенные» корабли не могли покинуть занимаемых позиций, будучи на страже входа в Азовское море, то для набора воды были направлены 9 военных лодок под прикрытием дубель-шлюпки (перед этим на лодки с кораблей были свезены пустые бочки и часть солдат морских батальонов для охраны на берегу). Руководство операцией было поручено капитану 1 ранга Я.Ф. Сухотину (набирать воду предстояло на неприятельском берегу).

27 июня Я.Ф. Сухотин подошел к берегу и, отогнав противника артиллерийским огнем, высадил солдат морских батальонов, под прикрытием которых и начался набор воды. Но закончить операцию в тот день не удалось, поэтому 28 числа набор воды продолжался. Противник все это время внимательно наблюдал за действиями русских, но не мешал, однако затем все же напал, выбрав для этого самый удачный момент. А.Н. Сенявин так доносил о происшедшем Адмиралтейств-коллегий: «По окончании наливки воды перед полуднем, как уже десант (солдаты морских батальонов и моряки. — Авт.) стал перебираться и коего на трех шлюпках и отправлено было на лодки, тогда неприятель в немалой толпе, по видимости признавая более 100 человек янычар и 200 конницы, оказался на горе вблизи и янычары все бросились под гору к нападению». Но оставшиеся на берегу русские десантники не растерялись и встретили противника сначала ружейным огнем, а затем приняли в штыки и сделали это «так храбро, что вскоре неприятель, потеряв более 30 человек на месте убитыми и со многим числом раненых [был] обращен в бегство и прогнан на гору». Далее русские преследовать противника не решились, опасаясь, чтобы неприятель «подкреплением конницы» не отрезал их от своих судов. В итоге русские десантники вернулись к шлюпкам и были благополучно переправлены сначала на военные лодки, а затем на суда эскадры, куда доставили и пресную воду.

Таким образом, задача пополнения запасов воды была успешно решена, атака турок отбита с нанесением им чувствительного поражения, потери же отряда Я.Ф. Сухотина оказались очень невелики: погибли 2 морских служителя и 2 солдата морских батальонов, еще 9 человек получили ранения.^{802} Интересно, что данный эпизод деятельности Азовской флотилии практически не упоминается в историографии (кроме работы Б.С. Романова, но и здесь он разобран поверхностно^{803}). Однако следует учесть, что флотилия тогда добилась нового успеха, который, вместе с демонстрацией «новоизобретенных» кораблей, оказал еще большее психологическое воздействие на противника: вскоре после этого турецкие корабли покинули пролив, а крепости Керчь и Еникале были оставлены турками без боя.

При этом нельзя не отметить, что за время после ухода от Федотовой косы и до входа в Керченский пролив (4 июля) эскадре Сенявина практически все время приходилось (часто при проливных дождях) бороться с крепкими ветрами и сильным волнением, которое «новоизобретенные» корабли выдерживали не очень-то хорошо. Так, особенно плохая погода была 17–21, 24, 25 июня и 1 июля. Да и большинство остальных дней также сопровождались волнением и дождем.^{804} В таких условиях проведение блокады выхода из Керченского пролива в Азовское море на кораблях, имевших серьезные проблемы во время качки, может считаться значительным достижением русских моряков, показавших высокое мастерство в судовождении. Нельзя не отметить и решительность А.Н. Сенявина, сделавшего этот шаг.

Между тем, В.М. Долгоруков и Ф.Ф. Щербатов, прорвавшись в Крым, успешно развивали наступление вглубь полуострова. Сопротивление противника слабело. Быстрота действий и победы русских войск, появление боеспособных русских кораблей посеяли панику среди турок и крымских татар, подорвав их боеспособность. Яркий пример тому — бегство турецких кораблей из Азовского моря. О деморализации противника А.Н. Сенявин так писал И.Г. Чернышеву 23 июня: «Я думаю, что турки таких судов в Азовском море видеть не уповали; удивление их тем больше быть может, что по известности им азовской и таганрогской глубины так великим судам быть нельзя… и по справедливости сказать туркам можно, что флот сей пришел к ним не с моря, а с Азовских высоких гор».^{805}

Заняв Перекоп, В.М. Долгоруков отделил отряд под командованием Брауна (2500 человек) для занятия Козлова, а сам с главными силами двинулся к Кафе, чтобы овладеть этим важнейшим опорным пунктом противника, а также сблизиться отрядом Ф.Ф. Щербатова и Азовской флотилией.^{806} Опасаясь быть атакованным на марше, что представлялось вполне реальным, Долгоруков следовал тремя отдельными колоннами, каждая в составе дивизии. Обозы находились в середине между колоннами. Чуть впереди следовал авангард А.А. Прозоровского. Однако Селим-Гирей, вместо организации ответных действий, бежал с немногочисленной свитой в Бахчисарай, фактически отказавшись от защиты своих владений.^{807} Главным противником русских войск в Крыму теперь оставались турецкие войска, сосредоточившиеся в Кафе. И Ибрагим-паша действительно начал выдвижение к Карасубазару. Это могло создать угрозу русским войскам при форсировании реки Салгир. Но события развернулись по-другому.

17 июня к крепости Арабат по Арабатской стрелке вышел отряд Ф.Ф. Щербатова. Соорудив в этот день две батареи, он не стал откладывать штурм, и уже 18 июня его отряд тремя колоннами атаковал крепость, которой с ходу и овладел.^{808} Удар, видимо, был настолько неожиданным для противника, что серьезного сопротивления он не оказал. Однако влияние этого события на дальнейшие действия в Крыму оказалось огромным. Часть гарнизона, бежавшая в Кафу, сильно взволновала тамошние войска и жителей. Генерал-губернатор Кафы Абазех-паша вывел свои войска в поле, направив передовой отряд к Арабату, но тот был разбит Щербатовым.^{809} Это настолько деморализовало Абазех-пашу, что он не только не стал заниматься обороной Керчи и Еникале, но и сам бежал на турецкий корабль в Кафе.^{810} Но самое главное, узнав о падении Арабата, Ибрагим-паша, повернул свои войска к Кафе, отказавшись от движения к Карасубазару.^{811} Угроза атаки армии Долгорукова миновала.

Наконец, под воздействием военных неудач значительная часть крымских татар окончательно отказалась сопротивляться, начав переговоры с Долгоруковым. Во многом это стало причиной неудачных попыток Ибрагим-паши отбить Арабат, направляя туда отряды.^{812} Однако обещания татар не остановили и Долгорукова. 21 июня он вышел к реке Салгир, 23 июня форсировал ее и затем направился к Кафе. Уже 29 июня В.М. Долгоруков подошел к Кафе и в тот же день овладел ею. Важный опорный пункт и удобнейшая гавань восточной части Крымского полуострова были в руках русских войск. Командующий турецкими войсками в Крыму Ибрагим-паша попал в плен. Здесь нужно отметить поведение командующего турецкой эскадрой: при появлении русских войск он, вопреки приказу Ибрагим-паши о поддержке турецких войск в Кафе с моря, сразу же вывел свои корабли в море и ушел к Анатолии. Все это еще раз подчеркивает низкое моральное состояние турецких вооруженных сил и падение дисциплины.

Тем временем, такой же важный пункт и гавань, но в западной части полуострова — Козлов, также оказался под контролем русских войск: отряд Брауна без боя занял его 22 июня. Оставив здесь небольшой гарнизон, Браун выступил на соединение с В.М. Долгоруковым и присоединился к нему уже 29 июня. При этом во время перехода отряд Брауна с 24 по 29 июня блестяще отразил все атаки 60-тысячной конницы крымских татар.

Атака крепости Кафы войсками генерал-аншефа В.М. Долгорукова 29 июня 1771 г. Из книги А.Н. Петрова «Война России с Турцией и польскими конфедератами в 1769–1774 гг.»^{813}

Город Кафа, состоя из многих каменных строений, мечетей и греческих церквей, обнесен был каменною стеною с башнями и рвом. Эта наружная стена была почти разрушена временем и не представляла никаких закрытий. Внутри города обширное строение замка, в котором жил Сераскир-паша, также было обнесено стеною с башнями, представляя вторую линию обороны. В северном углу крепости, при самом море, находилась сверх того, каменная прочная цитадель. Впереди крепости на северной же стороне ее, устроен был земляной ретрашемент, для продольного обстреливания дорог, ведущих в крепость с той стороны и закрытия форштадта. Этот ретрашемент, направляясь от берега, моря, был устроен весьма прочно, усиливался двумя батареями, но не был окончен. Вообще говоря, состояние укреплений Кафы было весьма неудовлетворительно. Самый город, имея до 4000 домов, также не был способен к обороне, потому что окна домов, в нем были обращены ко внутренним дворам; на улицу же не было проделано в домах ни ворот, ни окон, потому что при узких улицах, местами не шире двух саженей, дома, расположенные на другой стороне, закрывали бы свет.

Отряд князя Долгорукова подошел, как мы видели, к Кафе 29 июня. Завидя приближение наших войск, неприятель выслал вперед татарскую конницу, которая скрывшись в лощине верстах в 7 от Кафы, неожиданно вышла из гор и атаковала наши передовые легкие войска. На подкрепление их князь Долгоруков выслал гусарский и карабинерный полки, которые принудили татар отступить в ретрашемент.

Не останавливая движения, князь Долгоруков намерен был идти прямо к крепости и овладеть передовым ретрашементом. Для этого он построил свою пехоту в три боевые линии; между первою и второю из них поставлено несколько эскадронов кавалерии; а остальная кавалерия размещена по флангам первой линии. Полевые орудия выставлены перед флангами первой линии.

В таком порядке князь Долгоруков подошел к неприятельскому ретрашементу и выслал вперед артиллерию, которая открыла сильный огонь. После нескольких пушечных выстрелов неприятель очистил ретрашемент и отступил к крепости. Князь Долгоруков заняв окопы и бывший за ними лагерь своею кавалерией, выслал с левого фланга, по берегу моря, легкие войска, чтобы отрезать неприятелю отступление в крепость. Удачное исполнение этого поручения заставило противника рассыпаться и искать спасения в горах. Некоторые же, лишенные и этой возможности, бросились в море, надеясь достигнуть судов, стоявших поблизости. Князь Долгоруков, выставив на берегу свои орудия, велел открыть огонь по неприятельским судам, которые были принуждены отойти от берега и благодаря попутному ветру успели уйти в море, выйдя из-под наших выстрелов. Все татары и турки, бросившиеся с берега в море, потонули.

Между тем, князь Долгоруков продолжал идти к самой крепости, и батареи его были выставлены на высотах. Турецкий гарнизон, видя совершенное поражение высланных в поле войск и потеряв по отплытии судов надежду на спасение, сдался на капитуляцию. В числе военнопленных был и сам Ибрагимпаша.

Заняв, таким образом, Кафу 29 июня, князь Долгоруков расположился в окрестностях этой крепости и вскоре присоединил к себе отряд генерал-майора Брауна, который, как мы видели, был выслан для занятия Козлова.

После занятия В.М. Долгоруковым Кафы Ф.Ф. Щербатов сразу же выдвинулся на Керченский полуостров и без боя занял Керчь (2 июля) и Еникале (3 июля).^[116] Кроме того, в десятых числах июля, уже с помощью судов флотилии, Ф.Ф. Щербатов занял город Тамань на другой стороне пролива.

И хотя названные крепости заняли русские войска, в том, что турки оставили эти важнейшие опорные пункты без боя, большую роль сыграла Азовская флотилия, одним видом своих боевых кораблей серьезно воздействовавшая на моральный дух турок. А.Н. Сенявин так писал И.Г. Чернышеву: «Да если б не было нашего флота (то есть Азовской флотилии. — Авт.) в виду их, не оставил бы их гарнизон городов всеконечно и так легко заняты оные не были б, в чем и все оставите здесь жители единогласно уверяют».^{814}

Таковы события, связанные с занятием основных опорных пунктов Крымского полуострова. Восстановить их последовательность помогли записки Мухаммеда Неджати-эфенди, турецкого секретаря Ибрагим-паши, попавшего вместе с ним в плен, — важный источник, практически не использовавшийся до этого в историографии.^{815} Между тем, Неджати-эфенди сообщает крайне интересные сведения о разложении турецких войск в Крыму, корысти и неподчинении приказам их начальников, взаимном недоверии турок и крымских татар и полном отсутствии между ними взаимодействия. Так, автор рисует следующую картину событий, связанную с падением Перекопа. Появление русских войск на подступах к Перекопу расшевелило, наконец, крымских татар, и Селим-Гирей потребовал срочного выдвижения армии Ибрагим-паши к Перекопу, обещав прислать дотоле не выделявшиеся подводы. Но у последнего взбунтовались янычары, заявившие, что без подвод никуда не пойдут. Ибрагим-паше пришлось выступить только с верными египетскими войсками. Когда же он попросил хана задержаться с походом к Перекопу до соединения с его войском (назначив таковое у местечка Бей-Деирмени), тот не послушал Ибрагим-пашу и самостоятельно двинулся к Перекопской линии, у которой и был разбит. Тогда Селим-Гирей попросил турецкого командующего перейти к Карасубазару, куда обещал отойти.^{816}

Далее Мухаммед Неджати-эфенди отмечает, что стремительные успехи русских войск, и особенно взятие Арабата (а быстрое овладение им стало возможным только благодаря переправе корпуса Щербатова на Арабатскую стрелку флотилией Сенявина), привели к окончательному разложению оборонявшихся крымских татар и турок. Так, падение крепости Арабат, с одной стороны, привело к сильному отрицательному воздействию на гарнизон и жителей Кафы бежавшими защитниками этой крепости, а с другой — заставило Ибрагим-пашу отказаться от движения к Карасубазару и повернуть к Кафе. Кроме того, отражение Щербатовым атаки части войск Абазех-паши привело к его открытой измене и окончательному отказу от выполнения приказа по организации обороны Керчи и Еникале. Сопротивление же крымских татар фактически стало формальным. Наконец, особую ценность имеет свидетельство турецкого автора о встрече выдвинувшегося все же в Азовское море Хассан-паши с флотилией А.Н. Сенявина, которая произвела на того такое страшное впечатление, что он не только отказался действовать в этом море и защищать пролив, но и, вернувшись в Кафу, при первом появлении русских войск около нее бежал к берегам Турции. В своем же рапорте Ибрагим-паше Хассан-паша написал: «Неверные с пятнадцатью галионами (явное преувеличение и по числу боевых кораблей флотилии, и по их размерам) приходили к крепостям Рубату и Ени-Кале, так, что никаким образом нельзя было войти в Азовское море, потому, что они захватили Азовский пролив и, как только завидели наш флот, забросали его дождем ядер и бомб. А так как наши корабли малых размеров, то я не отважился и вернулся сюда».^{817} Таким образом, действия Азовской флотилии действительно сыграли важнейшую роль в быстром падении Арабата, Кафы, Керчи и Еникале.

Итак, после занятия Ф.Ф. Щербатовым Керчи и Еникале путь в Черное море для Азовской флотилии был открыт! 4 июля в Керченский пролив вошла эскадра А.Н. Сенявина. С этого времени он стал передовой базой флотилии на Черном море.

Из шканечных журналов кораблей Азовской флотилии мы узнаем о времени, когда турки потеряли свои крепости. 1 июля с эскадры Сенявина увидели 8 уходящих из Керченского пролива турецких судов, а днем 3 июля была обнаружена лодка, идущая от Еникале. Дозорные шлюпки с «Корона» и «Азова» немедленно привели ее к «Хотину». На ней оказался посланник Щербатова, который и сообщил о занятии русскими войсками Кафы, Керчи и Еникале. Рано утром 4 июля при среднем ветре и умеренном волнении эскадра Сенявина в составе 8 «новоизобретенных» кораблей, малого бомбардирского корабля, 2 брандерных и 2 военных лодок вошла в Керченский пролив и вскоре встала напротив крепости Еникале. Днем на эскадре побывал Ф.Ф. Щербатов с офицерами.^{818}

Таким образом, уже к 3 июля (на 19-й день после прорыва в Крым!) основные пункты Крымского полуострова были заняты и находились под контролем России. Расположив главные силы в удобном лагере, в 15 верстах от Кафы, В.М. Долгоруков в июле-августе 1771 г. отправил отряды для занятия наиболее значимых пунктов Крыма — Судака, Ялты, Балаклавы, Ахтиара и Бахчисарая, что и было сделано практически без сопротивления.^{819} Здесь оставили небольшие гарнизоны (при этом в ряде мест удалось закрепиться только с помощью флотилии, но об этом — ниже).

В июле 1771 г. покинул Крым и хан Селим-Гирей. Узнав о приближении отряда русских войск к Бахчисараю, в окрестностях которого он находился после поражения у Перекопа, хан бежал в Балаклаву, а оттуда направился в Константинополь.^{820} А 27 июля к В.М. Долгорукову из Карасубазара приехал ширинский мурза Измаил с подписанным 110 знатными татарами присяжным листом об утверждении вечной дружбы и неразрывного союза с Россией. Новым назначенным ханом стал сторонник сближения с Россией Сахиб-Гирей.^{821}

Здесь необходимо коснуться еще одного события, связанного с занятием Крыма русскими войсками. В отечественной историографии обычно отмечается приход в июле 1771 г. к берегам полуострова из Синопа турецкой эскадры под командованием Абазы-паши, с десантом на борту, закончившийся безрезультатно: узнав о занятии русскими войсками основных опорных пунктов полуострова, Абаза-паша не рискнул произвести высадку и вернулся в Синоп, за что был казнен. Никаких подробностей этого похода не приводится.

Позволим себе высказать ряд предположений. Под именем Абазы-паши в турецких источниках фигурирует упоминавшийся нами выше Абазех-паша,

О походе которого к Крыму ничего не сказано. Зато отмечено его поведение после отказа защищать Керчь и Еникале: перебравшись на корабль в Кафе, при выходе армии Долгорукова к этому городу он с несколькими судами бежал в Синоп, а затем был казнен за свои действия на полуострове. Отсюда вполне уместен вывод о том, что после бегства Абазех-паша вряд ли мог возглавить эскадру. Да и у А.Н. Петрова, первым написавшего о действиях упомянутой эскадры, из текста вытекает противоречие: он высказывает мысль, что если бы Абаза-паша, придя к Крыму, усилил Ибрагим-пашу, это могло сыграть большую роль. Но, во-первых, ему никуда не нужно было приходить: он и так находился в Крыму, а во-вторых, на деле Абазех-паша своими предательскими поступками только деморализовал турецкие войска. Усилить же Ибрагим-пашу после 29 июня было невозможно, так как тот уже попал в плен. Кстати, В.М. Долгоруков также ничего не упоминает о турецкой эскадре, хотя он

1 августа и сообщал А.Н. Сенявину о большом числе судов, спокойно «разъезжающих» возле Крыма.

Однако какая-то эскадра в июле к берегам полуострова все же приходила. Генерал-майор А.А. Прозоровский, который вел подробный дневник событий кампании 1771 г., также отмечая «шатавшиеся» в июле около Крыма суда, отдельно упоминает о замеченных в конце июля в районе Балаклавы 6 или 7 кораблях, 2 из которых были очень велики. По информации, полученной от турок, эти суда шли из Анатолии к Очакову, но, увидев в Кинбурне русское войско, пошли к Козлову, побережье вокруг которого также обнаружили занятым. Тогда они решили подойти к Балаклаве и набрать воды. Но и здесь, встретив русские войска, турки не решились приблизиться к берегу и ушли в море.^{822}

Что это была за эскадра, приходила она для высадки десанта или ее эволюции имели другую цель, установить пока не представляется возможным. Однако в любом случае очевидно следующее. Действия турецких кораблей были слишком пассивными, а если они действительно приходили для операции в Крыму, то попросту провальными, особенно если учесть запоздалое их появление. Быстрое же занятие русскими войсками основных опорных пунктов Крыма, наоборот, заслуживает самой высокой оценки, так как оно позволило установить контроль над полуостровом, что в итоге и сорвало приближение неприятельских кораблей к его берегам (турецкие моряки, явно такого не ожидавшие, оказались деморализованными). Наконец, появление турок подтвердило, что для успешной защиты Крыма в будущем русские войска, безусловно, нуждаются в поддержке с моря.

Итак, Крымский полуостров был занят, а Россия получила выход на Черное море. Это был крупный и важный успех. Возможен же он стал благодаря хорошей подготовке похода, правильному выбору направлений ударов и обеспечению действий русской армии с моря Азовской флотилией. В тактическом отношении представляют интерес действия армии Долгорукова в Крыму несколькими отрядами (а не единой группой), с делением их, в свою очередь, на еще более мелкие тактические единицы. При этом войска часто строились в каре, отличавшиеся гибкостью и подвижностью. Крепости брались стремительным штурмом, а не осадой.^{823}

Однако овладение Крымом представляло собой только военное решение вопроса. Теперь следовало добиться его политического оформления, для чего необходимо было сохранить занятые позиции. А в этом деле, в связи со сложностью обороны полуострова, и особенно Керченского пролива, только сухопутными войсками, большую роль должна была сыграть Азовская флотилия. И ее первой задачей стало укрепление обороны Керченского пролива как важнейшей позиции России (собственно этого требовал еще и рескрипт от 7 марта). Однако понимая все значение дозорной и транспортной службы флотилии у Черноморского побережья Крыма, А.Н. Сенявин уже в августе, до получения из Петербурга новых задач, приступает к ней.

Дальнейшие действия флотилии были следующими. Как уже отмечалось, 4 июля корабельная эскадра А.Н. Сенявина вошла в Керченский пролив и встала на Еникальском рейде. Керченский пролив теперь становился и передовой базой флотилии, и важнейшим объектом защиты. Поэтому А.Н. Сенявин сразу же приступил к укреплению его обороны и первым делом осмотрел крепости Керчь и Еникале, которые имели, как известно, большое значение. Состояние крепостей оказалось неутешительным. Керчь хоть и имела замок, но очень ветхий. Крепость Еникале была обнесена каменной стеной с башнями и имела «довольное число артиллерии, но на безнадежных лафетах».^{824}

А.Н. Сенявину пришлось принять меры. Для усиления мощи артиллерийского огня Еникальской крепости при обороне пролива там были установлены 11 орудий (5 12-фунтовых и 6 6-фунтовых), снятые с кораблей. Защита же этой крепости со стороны суши была усилена двумя осадными орудиями сухопутных войск. Еще 5 таких же орудий были поставлены на созданной на берегу, в самой узкой части Керченского пролива (около мыса Ак-Бурун), батарее, получившей название Павловской.^{825},[117]

Морскую же оборону Керченского пролива усилил прибывший к эскадре 12 июля большой бомбардирский корабль «Яссы».^{826} Вместе с ним пришел и транспортный корабль «Бухарест» (они оба вошли в строй в июне 1771 г.). Однако недостаток продовольствия на эскадре и занятость всех транспортных судов и военных лодок доставкой грузов для русских войск в Крыму заставили А.Н. Сенявина еще 11 июля отправить в Таганрог за провизией 3 корабля второго рода: «Журжу», «Модон» и «Корон».^{827},[118]

В проливе осталось 5 «новоизобретенных» кораблей 1-го и 2-го родов и 2 бомбардирских. Действовали они так. Большой бомбардирский корабль стал у Еникале, усилив оборону Еникальского пролива. Корабли 2-го рода «Азов» и «Новопавловск» выдвинулись к мысу Акбурун для прикрытия самой узкой части Керченского пролива. С занятием Тамани, 18 июля малый бомбардирский корабль перешел к этой крепости. А 19 июля на смену «Азову» и «Новопав-ловску» вышли «Морея» и «Таганрог». Более того, они прошли к выходу из пролива в Черное море, где стали крейсировать от берегов Тамани к крымским берегам. Кроме решения оборонительных задач, «Морея» также занималась гидрографическими работами.^{828} Так прошел июль.

В конце месяца произошли неприятные события: был потерян палубный бот. Как и другие суда, он вышел из Таганрога в Керчь для доставки провианта, но в пути попал в сильный шторм и был отнесен к кубанскому берегу в районе города Ачуева, где и выброшен на мель. Когда стало ясно, что судно не спасти, экипаж: выбрался на берег, но там подвергся нападению турок. 12 из 18 членов экипажа были убиты (в том числе командир — лейтенант Я. Панов), остальные уведены в плен. Палубный же бот разграбили и сожгли.^{829}

Из материалов РГА ВМФ^{830}

1771 года сентября 25 дня в Конторе Таганрогского порта палубного бота матрос Степан Базаров объявил, что во время на означенном боту с командующим флота лейтенантом Пановым всего восемнадцать человек служителей из здешнего порта следования в Еникале от приключившегося от Оста крепкого ветра и не знав Еникальского пролива и большим штормом занесло означенный бот на левую моря сторону в Кубань к городу Ачуеву… означенный командующий, что оной город неприятельский и проехав мимо оного верст 15 за противностью погоды и наступлением ночи, остановился на якорь, но как от превеликого шторма судно стало дрейфовать, то приказал бросить другой точию и оным того судна удержать не могли, а прибив оный сажень десяти от берега…начало разбивать так, что уже поверху судна волнение ходило и надежды о спасении судна не осталось… то командующий по наступлении дня приказал срубить мачту и по ной выходить на берег, где скоро и усмотрены были находившиеся в близости того места турками, которые, хотя мы никакого сопротивления не оказывали, но оные несмотря на то, и во первых… закололи командующего, а потом и служителей разных чинов 11 человек, а достальные 6 человек и господина вице-адмирала дворовую бабу взяли в плен, с судна ж все, что на оном находилось, приехав на лодках разграбили, а потом дней через 5 привезли к нам военной лодки номера сорок пятого одного матроса, канонира и трех человек малороссиян и держали нас всех в одном месте скованных… недель с семь и разделив по разным местам, а наиболее к горным черкесам распродали, а с бота ж матрос Степан Базаров, да военной лодки канонир… куплены… хозяином, который нас взяв на свою лодку и повез в город, и мы с ним морем верст тридцать отъехали назад тому одиннадцать дней, положились на весть Божью, когда заприметили, что находящиеся со оным нашим хозяином два турчака заснули, взяв имеющиеся при них по пике и сабле… одного, да хозяина изрубили, а третий испугавшись, соскочил в воду, и как оно мелкое место, то и ушед в камыши, а мы на той лодке при благополучном ветре поехали на здешнюю сторону и переехав в двое сутки через море к Белосарайской косе и узнав свой берег, то и приехали и к порту благополучно.

А спустя немного времени, у того же города Ачуева в плен к туркам попала и военная лодка. Выйдя из Еникале в Таганрог с грузом из 6 медных пушек, она угодила в шторм и также оказалась занесена к кубанскому берегу. Увидев горящее судно, командир решил осмотреть его, после чего стало ясно, что это палубный бот Азовской флотилии. Рядом в камышах были обнаружены и тела убитых моряков. Разобравшись, что лодка находится у неприятельского берега, было принято решение срочно уходить от него, но, не зная этого района, лодка вышла прямо к Ачуеву, где и подверглась атаке не менее 30 лодок противника. Экипаж военной лодки отбивался сначала с помощью фальконетов, а затем ружей. Однако сила была на стороне неприятеля. В итоге 5 моряков с военной лодки были убиты, а 3 взяты в плен. Турки потеряли 4 человек убитыми и 6 ранеными.^{831}

Из материалов РГА ВМФ^{832}

1771 года сентября 25 дня в Конторе Таганрогского порта военной номера 45 лодки канонир 2-й статьи… и объявил, что он под командою флота мичмана Воронова с находящимся на оной лодке квартирмистром Савелием Ларионовым из Еникале с порученными во оную лодку шестью медными пушками отправлен к здешнему порту и во время следования в ночное время от сильной погоды и большого волнения занесло нас куда неизвестно и усмотрев, что не в дальнем от нас расстоянии горело судно, к которому послал квартирмиств малороссиянина и канонира, но оные ево, как уже совсем было на берегу и занесено песком и узнать не могли, почему оной квартирмистр сам и я с ним сошед в воду и пошли, а подошед и усмотрели, что это бот палубный и подле оного стоял ял, который спущен на воду, и отошед сажен семь в камышах нашли порубленных наших разных служителей двенадцать человек, в том числе и флота господина лейтенанта Панова, и потому заприметили, что в неприятельском месте, и тотчас поехав на яле к лодке с всевозможной скоростью подняли паруса и на веслах отправились, но по несчастью приехали прямо к городу Ачуеву, с которого тотчас начали пальбу производить пушечную по нас, напротив чего и мы усмотрели, что едут к нам не менее, как на тридцати лодках и приближаются уже на фальконетской выстрел, то мы прежде с ядрами по ним, а как уже ближе приехали, то и картечами палили, но как у фальконет от частой пальбы раскололись кнехты, а потому почти и обороны иметь стало нечем; неприятели наступали… то принуждены были палить из ружей и когда квартирмистр из турок застрелил одного, то напротив того и его да малороссиянина же из лука стрелой тотчас убили, и усилием множественным их числом, хотя и при всем том нами убито их три человека, а ранено шесть, но не имея более сопротивляться… и взяты в плен и в город Ачуев отведены; артиллерию же они с лодки всю сняли, кроме одной большой медной пушки, для чего и лодка ими и по отбытии нашем оттуда оставлена с той пушкой в целости, во оном же городе мы всего лодочных служителей пять, да остальных ботовых служителей шесть человек, да господина вице-адмирала дворового в одном месте находились, а потом разделены и распроданы в разные места, а более к горным черкесам…

В начале августа 1771 г. А.Н. Сенявин получил от В.М. Долгорукова письмо, в котором тот уведомлял, что в районе Ялты, Алушты и Судака замечены «более 40 больших и малых судов, стоящих и разъезжающих по морю» (на которых, якобы, находились возвращающиеся крымские татары), а также, указывая на всю сложность доставки грузов и войск сухим путем из Кафы в Ялту и Балаклаву, просил направить 3 или 4 корабля «на приобретение в добычу тех… судов и для доставления из Кафы в Ялту орудий, а из Судака в Балаклаву сухопутных служителей».^{833} А.Н. Сенявин немедленно откликнулся. Была снаряжена эскадра под командованием капитана 1 ранга Я.Ф. Сухотина, в составе кораблей «Хотин», «Азов», «Новопавловск» и «Морея», которая должна была зайти в Кафу и Судак, взять там артиллерию и 300 человек сухопутных служителей и доставить первую в Ялту, а вторых — в Балаклаву. Кроме того, Сухотину предписывалось все попадавшиеся суда противника «переловить, а в случае противления разбить».^{834}

5 августа 1771 г. эскадра взяла курс из Керченского пролива в Черное море. Эта дата вошла в историю отечественного флота, как начало первого похода эскадры российских кораблей по Черному морю. Однако противные ветры позволили ей выйти из пролива только 9 августа. 12 августа эскадра пришла в Кафу, где на нее были погружены артиллерия и отряд сухопутных войск (в последний момент было решено направить сухопутных служителей отсюда). После этого она совершила переход к Ялте, куда и прибыла 21 числа того же месяца. Но здесь русским кораблям пришлось дважды выдержать сильные шторма. Уже во время первого из них «Азов» и «Новопавловск» получили серьезные повреждения. Я.Ф. Сухотин так написал об этом: «Будучи… в Ялтенской бухте на якоре в бывший более суток крепкий ветер чрезвычайною с боку на бок качкою повредило на кораблях Азов и Новопавловск мачты, да на Азове ж и стеньгу».^{835} В этой ситуации командующий русской эскадрой не решился продолжить путь к Балаклаве и взял курс на Керченский пролив, к которому и прибыл 5 сентября. Прийти же к Керченской бухте удалось только 16 сентября.^{836} Никакого большого количества «шатающихся» около Крыма неприятельских судов, как Долгоруков писал об этом Сенявину, обнаружено Сухотиным не было. Только во время стоянки в Ялте с русских кораблей засекли два небольших судна. С помощью посланных вооруженных шлюпок они были приведены к эскадре, но на судах оказались греки, следующие в Балаклаву, и суда отпустили.^{837}

Кроме того, 11 августа А.Н. Сенявин направил для крейсерства у Казыл-ташского лимана корабли «Корон» и «Таганрог». Однако им повезло намного меньше, чем эскадре Сухотина. Из-за противных ветров с частыми шквалами они не смогли выйти в этот район и крейсировали лишь на входе из Черного моря в Керченский пролив. А после нескольких штормовых дней в конце августа корабли, с измотанными командами, 29 числа вернулись к Керчи. Сырая и ветреная погода при тяжелых условиях службы только на «Таганроге» привела к смерти за это время 8 членов экипажа. В последующие дни умерло еще 16 человек.

Действия же имевшихся сил флотилии осенью 1771 г. были следующими. Во второй половине сентября флотилия организовала эвакуацию русских войск из крепости Тамань в Керчь.^{838},[119] Тамань пришлось оставить, из-за невозможности создать прочную оборону этого отдельно расположенного пункта, а также по причине начавшейся на Кубани чумы. Затем, оставив «Хотин» и дубель-шлюпку для охраны входа в Керченский пролив со стороны Черного моря, вооруженную лодку. — со сторону Азовского, а в самом проливе 2 бомбардирских корабля, А.Н. Сенявин присоединил все 7 кораблей 2-го рода к транспортным судам и военным лодкам для перевозки всего необходимого для армии и флотилии в Крыму. Эти действия прекратились в ноябре, когда из-за ударивших морозов на Таганрогском рейде появился плавающий лед.

Вторая же волна еще более сильных морозов, начавшаяся в середине декабря, привела к тому, что и корабли 2-го рода, и транспортные суда вмерзли в лед прямо на Таганрогском рейде.^{839} Суда флотилии, находившиеся в Керченском проливе, закончили кампанию также в ноябре: для зимовки они втянулись в Керченскую бухту (корабль 1-го рода «Хотин», большой бомбардирский корабль «Яссы», малый бомбардирский корабль «Второй» и дубель-шлюпка). Потери флотилии в 1771 г. составили малый бомбардирский корабль 3-го рода «Первый», палубный бот и 14 военных лодок. Практически все они непосредственно или опосредованно (как военная лодка № 45) погибли в результате штормов.

Нужно отметить и потери личного состава флотилии в 1771 г. К и без того не малым потерям моряков и мастеровых от обычных болезней (вызванных тяжелыми условиями работы и быта, скудным питанием, непривычным климатом, особенно в чрезвычайно сырой и ветреный 1771 г.) осенью добавилась смертность от чумы, появившейся в Таганроге в сентябре. По данным рапортов с 20 сентября 1771 по 9 января 1772 г., в Таганрогском порту умерло 442 человека морских и адмиралтейских служителей, в том числе командир порта, капитан 2 ранга Н. Горяинов.^{840} Без учета умерших от чумы, с января по ноябрь 1771 г. флотилия потеряла 452 человека.^{841},[120]

Утомленный болезнями, огромным объемом работ и возрастом, попросил отставки осенью 1771 г. и сам А.Н. Сенявин,^{842},[121] но Екатерина II отклонила его просьбу, не находя ему полноценной замены. (Нужно сказать, что Сенявина летом постигло тяжелое личное несчастье: в результате большого майского пожара 1771 г. в Петербурге сгорел его дом, находившийся на Васильевском острове.)

Кампания 1771 г. для Азовской флотилии закончилась. Подошел к концу и этот год. России он принес новый крупный успех — занятие Крыма и выход на Черное море. Свершилось то, к чему был проделан такой долгий и трудный путь. Это стало огромным успехом, достигнутым благодаря тщательной подготовке Крымской операции, ее прекрасно разработанному плану, грамотным действиям русских войск и активному содействию им со стороны Азовской флотилии.

Таким образом, кампания 1771 г. закончилась для Азовской флотилии успешно. Флотилия полностью выполнила свои задачи:

1. Обеспечила переправу корпуса Ф.Ф. Щербатова на Арабатскую стрелку, причем выполнила это не только в нужное время, но даже в один день со взятием войсками В.М. Долгорукова Перекопской укрепленной линии, чем была достигнута одновременность прорыва в Крым русских войск.^[122]

2. Вытеснив турецкие суда из Азовского моря и закрыв вход в него, обеспечила безопасность и восточного фланга русской армии в Крыму, и своих коммуникаций, и базы на этом море (хотя непосредственно в операции по занятию Керчи и Еникале флотилия не участвовала, так как такая операция была отменена В.М. Долгоруковым, тем не менее, она все равно закрыла доступ противнику в Азовское море и сыграла важную роль в успешном занятии русскими войсками указанных крепостей).

3. Активными действиями и видом своих «новоизобретенных» кораблей способствовала деморализации противника, абсолютно не ожидавшего такого поворота событий.

4. Обеспечила доставку припасов русским войскам как во время занятия Крымского полуострова, так и позднее, что имело большое значение ввиду сложности на данном театре военных действий доставки грузов по сухому пути.

5. В кратчайшие сроки организовала надежную оборону Керченского пролива, имевшего стратегическое значение, а также крейсерство на Черном море, способствовавшие закреплению русских войск в Крыму.

Поэтому в Петербурге, продолжавшем внимательно следить за действиями Азовской флотилии, дали высокую оценку ее деятельности. В 1771 г., подводя итоги кампании, И.Г. Чернышев писал А.Н. Сенявину: «…Надо при том знать, что совершенное занятие Крымских крепостей войсками с сухого пути не столько было легко, ежели б не открылся в глазах их флот, ибо зная они силу сухопутного войска, не знали однако о вашей силе, а ею будучи приведены в страх непременно были отчаянны всякой надежды…».^{843} 26 декабря 1771 г. А.Н. Сенявин был награжден орденом Святого Александра Невского. Кроме того, ему разрешалось самостоятельно выбирать место своего пребывания во флотилии: или верфи, или действующие суда.^{844}

Что же касается войск армии В.М. Долгорукова, то после подписания с крымскими татарами договора о вечной дружбе и установления ими прочного контроля над всем полуостровом их основные силы в сентябре 1771 г. покинули Крым. Для его охраны остался корпус Ф.Ф. Щербатова. Вышедшие же войска были разделены на три части: отряд А. Романиуса отправился в Польшу, отряд АА. Прозоровского расположился на вновь строящейся Днепровской линии (в том числе в Таганроге, Азове, крепости Св. Дмитрия Ростовского) для первой помощи войскам в Крыму, а основные силы В.М. Долгорукова встали в районе Полтавы, превратившись в главный резерв.^{845} Корпусу же Щербатова осенью пришлось столкнуться с эпидемией чумы, от которой он понес существенные потери. Тяжело болел и сам Ф.Ф. Щербатов, даже покинувший на время корпус, но В.М. Долгоруков не стал назначать другого командующего, дождавшись возвращения того в строй (вновь приступил к командованию с середины декабря 1771 г.). Серьезные потери понесли от эпидемии войска корпуса А.А. Прозоровского и гарнизоны Таганрога, Азова и крепости Св. Дмитрия. Так, только в Таганроге в сентябре-октябре 1771 г. умер 1091 гарнизонный служитель.^{846}

Успешно действовали в 1771 г. также русские войска на Балканском театре и русский флот в Архипелаге, продолжая удерживать на обоих театрах военных действий стратегическую инициативу и наносить туркам новые поражения, причем флот в Архипелаге был более активен, чем армия. Кстати, в высочайшем рескрипте от 14 марта 1771 г. о действиях архипелагских эскадр говорилось следующее. Флот должен был держаться, сколько возможно, перед Дарданеллами и запирать вход в пролив, чтобы не допускать подвоза съестных припасов в Константинополь и «тем самым умножать в тамошнем народе разврат, волнение и огорчение противу правительства за продолжение ненавистной ему войны».^{847} Кроме того, когда русский флот станет держать таким образом все острова Архипелага позади себя, то Константинополь будет считать их для себя потерянными, по крайней мере, на время продолжения войны, и лишится собираемых с них податей и других поборов. В результате в Архипелаге русский флот, взяв 4 ноября 1771 г. крепость Митилини, сжег там адмиралтейство, два почти построенных 74-пушечных линейных корабля и галеру и захватил до 20 малых судов. А всего в результате действий русских кораблей на этом театре в 1771 г. было захвачено около 180 торговых судов противника.^{848}

Однако самым важным событием 1771 г., безусловно, было занятие русскими войсками Крыма и выход Азовской флотилии на Черное море. Для Турции это стало тяжелейшим ударом в данной войне, намного более чувствительным, чем поражения 1770 г., ведь были потеряны две важнейшие позиции Константинополя: обладание Крымом как плацдармом в Северном Причерноморье и монопольное господство на Азовском и Черном морях. Для улемов же Турции это стало подлинной катастрофой: мусульманская территория оказалась под контролем неверных! Удар был настолько сильным и неожиданным, что султан даже не принял бежавшего из Крыма Селим-Гирея, направив его в ссылку. Кроме того, был сменен великий везир.^{849},[123] В итоге Константинополь начал упорную борьбу: на дипломатическом поприще — за сохранение этих позиций, а на военном — за возвращение их. В результате России потребуется почти три года, чтобы заставить Турцию признать ее требования о независимости Крымского ханства и права свободного мореплавания по Черному морю.

Для России лее занятие Крыма имело еще более существенное значение, так как удалось осуществить то, к чему был проделан большой путь «в поте, пыли, крови». Фактически черноморская проблема с военной точки зрения оказалась решена. Теперь предстояло сохранить достигнутое. О том, насколько велика была роль занятия Крымского полуострова для дальнейшего хода войны, отлично написала И. де Мадариага: «Если сухопутная и морская кампании 1771 г. были не так эффектны, как в 1770 г., все же оккупация (курсив наш. — Авт.) Крыма снабдила Екатерину внушительным запасом аргументов для любых мирных переговоров».^{850} Показательно, что автор осталась на старых позициях английской политики и историографии, заявляя об оккупации русскими Крыма.

Между тем, сам факт успешного занятия Крыма был по достоинству оценен современниками. В 1771 г. В.М. Долгоруков получил орден Георгия Победоносца I степени, а в первую годовщину празднования заключения Кючук-Кайнарджийского мира (10 июля 1775 г.) — титул Крымского. А.Н. Сенявин в 1771 г. был удостоен ордена Александра Невского и в том же 1775 г. получил чин полного адмирала. Получили высокие награды и многие другие участники операции. Сама же Крымская операция по праву заняла свое место среди блестящих побед русского оружия.

* * *

Блистательные победы России в 1771 г. и особенно занятие Крыма вызвали резкое усиление недовольства европейских держав. Уже в конце 1771 г. в Петербурге поняли, насколько непросто будет добиться дипломатического оформления достигнутых успехов. Особенную активность в противодействии замыслам России проявляли Австрия и Пруссия. Австрия, еще в конце 1770 г. начавшая переговоры о союзе с Турцией, в июле 1771 г. заключила таковой. Согласно его условиям, Австрия обязывалась воздействовать на Россию в целях возвращения Турции потерянных ею крепостей и территорий, а та взамен должна была выдать Вене крупную денежную субсидию (11¹/₄ млн. флоринов) и уступить часть Малой Валахии.^{851} Открытие австро-турецкого договора шокировало Петербург.

Помимо Вены, положить конец успехам России стремился Берлин (правда, при этом они не находили согласия в том, как это осуществить). В сентябре 1771 г. на встрече в Нойштадте (ныне Новое Место в Чехии) Фридриха II и эрцгерцога Иосифа последний занял крайне агрессивную позицию: надо воспрепятствовать «скорому и постыдному миру».^{852} Брату Леопольду он писал: «Если русские прорвутся через Дунай и пойдут к Константинополю, то для нас наступит время двинуть войска на Дунай для отрезания им обратного перехода, во время которого армия их может быть уничтожена».^{853} Более того, в конце 1771 г. Вена стала открыто готовиться к войне. Новый приступ недовольства продемонстрировал Париж. Даже Лондон тревожили чрезмерные успехи Российского государства. И это несмотря на то, что, желая ускорить заключение мира, русское правительство убрало из проекта мирного договора с Турцией пункты о независимости Молдавии и Валахии и о передаче России одного из островов Архипелага. Но Турция упорно не соглашалась пойти на мирные переговоры.

В сложившихся условиях, чтобы довести войну с Турцией до победного конца, России пришлось пойти на уступку в другом — согласиться на раздел части владений Речи Посполитой. Уже 5 декабря 1771 г. Н.И. Панин в депеше русскому послу в Вене Д.М. Голицыну (на деле явно предназначавшейся Кауницу и Иосифу II) писал: «…Не лутче ли будет и для венского двора зделать приобретение и вместо того, чтоб заводить оной в неизвестную и опасную войну, увеличить без всяких дальностей часть свою на щет Польши».^{854} От такой добычи Вена, как и предполагали в Петербурге, отказаться была не в силах, хотя и причитала по поводу бедности намечаемых ей по разделу земель. Кроме того, в Вене все больше осознавали, что войну с Россией легко развязать, но очень трудно завершить, а тем более выиграть, между тем как позиции Австрии в Центральной Европе окажутся оголенными для ударов Пруссии. К тому же против войны с Россией выступила императрица-мать Мария-Терезия. В результате Австрия решила изменить курс. Опасный субсидный договор ратифицирован не был, и австрийцы заняли более сдержанную позицию.^{855} Наконец, 5 августа 1772 г. Россия, Австрия и Пруссия подписали договор о первом разделе Речи Посполитой. Ценой раздела Польши, заметил Денис Иванович Фонвизин, служивший тогда в Коллегии иностранных дел, «купили мы прекращение войны, нас изнуряющей».^{856} Правда, тайные переговоры Австрии и Турции не прекратились: Австрия обещала, по возможности, добиться сохранения для Турции Крыма и дунайских княжеств. Так что недоброжелательство в отношении России не исчезло, но свобода маневра была утрачена.^{857} Возмущению же турок не было предела, однако пойти на открытый разрыв с Веной они не решились. Наконец, и очутившийся в одиночестве Людовик XV начал поиски если не путей сближения с Петербургом, то, во всяком случае, возможности установить сносные отношения.^{858}

Эти изменения заставили Константинополь в марте 1772 г. предложить России мирные переговоры. Петербург согласился, после чего в Джурджу 14 мая 1772 г. было подписано перемирие на Балканском театре. Стороны должны были оставаться на своих позициях. 20 июля перемирие в Архипелаге подписал Г.А. Спиридов. После этого начались уже сами мирные переговоры.

Они проходили в два этапа, с 27 июля 1772 г. по 9 марта 1773 г., в очень напряженной обстановке. Среди требований России значились: независимость Крымского ханства, переход к России Азова, Таганрога, Керчи, Еникале, Кинбурна и Очакова, свобода мореплавания по Черному морю — практически все они были крайне болезненными для Турции.^{859}

Первый этап, проходил в Фокшанах в июле-августе 1772 г. Возглавлявший русскую делегацию Г.Г. Орлов пренебрег инструкцией — сперва выдвинуть принцип «uti possidetis» («как владеете»), чтобы иметь резерв для отступления, и сразу начал обсуждение с вопроса о независимости Крыма — одного из самых трудных для турок вопросов. Турки сразу же оказали жесткое сопротивление, и переговоры зашли в тупик. В итоге они ни к чему не привели и закончились отзывом турками своих представителей в конце августа.

Большое значение для такого развития событий имело и то обстоятельство, что в августе для России резко ухудшилась международная обстановка. В Швеции Густав III произвел переворот, в результате которого к власти пришла агрессивно настроенная по отношению к Петербургу группировка. Осложнилась обстановка и в Польше: Станислав Понятовский вдруг отказался собирать сейм для санкционирования польского раздела.^{860}

Однако убедившись, что Россия на изменит своих позиций, и будучи не готовыми к войне, а также лелея план подкрепления своих позиций, турки предложили продлить перемирие,^{861} на что П.А. Румянцев согласился.

Между тем, турецкое правительство активно работало над воплощением своего плана. Его суть заключалась в том, чтобы, усыпив переговорами бдительность командования русским флотом в Архипелаге, неожиданно нанести стремительный и мощный удар своим флотом по Аузе и сжечь находившиеся там русские корабли. Для этого капитан-паша исподволь собирал все имевшиеся у турок силы флота в дульциниотскую и тунисскую эскадры и готовил ударный кулак в Мраморном море. Но А.Г. Орлов, продолжая внимательно наблюдать за турками, вовремя обнаружил эти приготовления. Разгадав замысел противника, он нанес упреждающие удары, которые оказались губительными для турок.

21–22 октября 1772 г. в боях при крепости Дамиетта лейтенант Алексиано уничтожил 2 турецких фрегата и взял в плен несколько малых судов, захватив на одном из них главного начальника над турецкими войсками в Египте пашу Селим-бея с несколькими высшими начальниками.^{862} А в сражении у крепости Патрас 26–29 октября 1772 г. эскадра капитана 1 ранга М.Т. Коняева нанесла сокрушительное поражение турецкой дульциниотской эскадре: у противника после сражения из 9 фрегатов и 16 шебек уцелели только 8 шебек. Причем потери русской эскадры в Патрасском сражении составили только 7 человек!^{863}Фактически это была новая Чесма. Таким образом, турецкий план разгрома русского флота в Архипелаге оглушительно провалился. Значение этих побед оказалось огромным. После них турки уже ни разу, вплоть до конца войны, не осмелились потревожить русский флот в Архипелаге,^{864} и он до конца войны был полным господином Восточного Средиземноморья.

В октябре 1772 г. в Бухаресте начался второй этап мирных переговоров, которые с русской стороны проводил теперь опытный дипломат A.M. Обресков. Екатерина II сразу же очертила минимально допустимые условия мирного договора, считая, что необходимо добиваться независимости крымских татар, возможности судоходства по Черному морю, а также права на создание крепости в Керченском проливе.^{865}

Но и здесь турки отказались признать основные требования России. Особенно упорно они возражали против независимости Крыма, права России держать военный флот на Черном море и перехода к ней крепостей Керчь, Еникале и Кинбурн. Правда, действовали теперь хитрее. Независимость Крыма они обставили такими оговорками, что не выдержавший A.M. Обресков поинтересовался: «Я бы желал знать, что Порта переменяет в прежнем татар состоянии»^{866} (уже к 19 ноября 1772 г. Обресков убедился, что турки решили всеми способами бороться против самостоятельности Крыма^{867}). Против русского торгового мореплавания турки вроде бы тоже не возражали, но запрещали русским судам иметь пушки и выходить в Средиземное море, а Россия не должна была получить ни одного порта на Черном море.^{868},[124] Турция по-прежнему считала Черное море своим внутренним.

В вопросах же о праве России на военно-морской флот на Черном море и переходе к ней крепостей Керчь и Еникале и вовсе последовало жесткое «нет». По поводу данных крепостей турки сформулировали свою позицию так: «Нет такой крепости ниже такого места», — говорил Абдур-Резак (глава турецкой делегации), которое могло бы равняться с Керчью и Еникале, а потому «необходимо нужно, чтобы сии оставались во владении Порты, для удостоверения собственной ее тишины и безопасности».^{869} Более того, заявив, что «Еникале ничего России не поможет», Абдур-Резак невольно указал на то, что отделение Крыма от Турции, даже при переходе к России крепостей на его побережье, не является для нее решением крымской проблемы.^{870}

^{Керченский пролив. Карта крымского берега с указанием территорий, переданных Крымским ханством России}

Возмущенная Екатерина II писала в своей записке в Совет: «Я ни под каким видом не хочу, чтобы мне турки предписали, какой род кораблей иметь или не иметь на Черном море, не им России предписать законы, в противном случае еще могут отведать счастие…».^{871} Однако на турок не повлияло и сообщение о провале их планов в Архипелаге.

Между тем, России удалось добиться крупного успеха в переговорах с крымскими татарами. 1 ноября 1772 г. был подписан договор с Крымским ханством о его независимости от Турции и переходе под покровительство России. К последней отходили крепости Керчь и Еникале.^{872} Впрочем, даже это не изменило позиции турок.

Здесь важно отметить, что непримиримости Турции в значительной степени способствовали европейские державы. Еще в ноябре 1772 г. Обресков узнал, что представители Австрии и Пруссии в Османской империи доводили до Порты сведения не только о планируемых Петербургом уступках, но даже и о тех, на которые он идти и не собирался. Причем, если Пруссия желала, чтобы война окончилась возможно скорее, но с наименьшими выгодами для России, то Австрия определенно старалась затянуть войну. Вена очень хотела, воспользовавшись затруднениями Турции, отхватить у нее Сербию и Белград.^{873}

Еще больший вред принесла политика Франции. С середины 1772 г. она начала хитрую игру. С одной стороны, французы откровенно толкали турок на продолжение войны, рассчитывая побольше ослабить Россию, а с другой — начали настойчиво предлагать России посреднические услуги, надеясь с их помощью свести на нет все успехи русского оружия. Ввиду затруднительного положения России в связи с неудачей Фокшанского конгресса и шведским переворотом, а также сложной обстановкой в Польше, в Париже появились надежды на то, что Петербург примет посредничество. Однако на этом игра Франции не закончилась. Она начала зондировать почву в Англии на предмет совместных выступлений против России как в Турции, так и в Швеции. Английскому представителю в Париже усиленно доказывали, что необходимо помешать России проникнуть на южные моря.^{874}

Однако Англия и без того уже вела свою игру. Будучи абсолютно не заинтересованной в укреплении французских позиций в Швеции, она решительно воспротивилась отправке французского флота в Балтийское море. Но свой протест Лондон скрыл от Петербурга. Этим, а также прекращением выплат прорусской партии в Швеции Англия хотела заставить Россию занервничать, чтобы та уменьшила свои требования по отношению к Турции и уж точно отказалась от идеи прорыва русского флота через Дарданеллы. В результате нараставшая отчужденность между Лондоном и Петербургом была замечена Турцией, тем более что английский представитель в Константинополе, Мэррей, явно демонстрировал протурецкие настроения.^{875}

Кроме того, определенный вклад в то, что Турция не была сломлена в 1772 г., внесла и сама Россия. Весной 1772 г., когда велись переговоры об установлении перемирия между Россией и Турцией, А.Г. Орлов запретил нейтральным судам вход в Дарданеллы и предписал Г.А. Спиридову, чтобы тот и при выдвижении условий перемирия настоял на этом запрещении. Но Высочайший Совет (в первую очередь, в лице Н.И. Панина) выступил против, указав А.Г. Орлову, что «это может не только удержать турок от заключения перемирия, столь нужного для России, но и обратить против малочисленного русского войска все силы и притом ввесть нас в новую войну с ненавидящими нас французами».^{876} Более того, 20 августа 1772 г. А.Г. Орлов получил рескрипт императрицы, где содержалось требование пропускать в турецкие порты нейтральные суда с провиантом.

Следствием этого стал следующий эпизод. 29 ноября 1772 г. А.Г. Орлов писал графу Н.И. Панину, что задержал 6 французских судов, которые везли пшеницу в Константинополь. На борту их были найдены турецкие письма и контракты, по которым шкиперы договорились с турками о перевозке султанского хлеба в столицу. Тем не менее, французов пришлось пропустить, ограничившись лишь устным предупреждением.^{877} В итоге, хотя блокада русским флотом Дарданелл привела к росту цен на рынках Стамбула, но голода там все же не наблюдалось из-за подвоза провианта как на иностранных судах из Архипелага, так и на турецких по Черному морю. Да и вообще масштаб пресечения русским флотом торговли в Архипелаге после 1771 г. все время сужался. Это стало серьезным упущением со стороны России, тем более что организовать полную блокаду Дарданелл русский флот в Средиземном море мог без особых затруднений.^[125]

В результате Турция не согласилась с требованиями России, а 9 марта 1773 г. Абдур-Резак озвучил окончательное решение султана: за возвращение Порте всех завоеванных российским оружием областей (включая Крым) последняя предлагала выплату 30 тыс. кошельков пиастров (или более 20 млн. руб.). Для России это было неприемлемо. Переговоры прервались. Таким образом, Бухарестский конгресс также закончился ничем. Но Екатерина II на этот раз решила довести войну до победного конца, представление о котором было сформулировано ею в письме A.M. Обрескову еще до начала мирных переговоров в Бухаресте. Она, в частности, писала: «Есть ли при мирном договоре не будет одержана независимость татар, не кораблеплавание на Черном море, не крепости в заливе из Азовского в Черное море, то за верно сказать можно, что мы за всеми победами над турками не выиграли ни гроша, и я первая скажу, что таковой мир столь же стыдной, как и Прутской и Белградской в рассуждении обстоятельства».^{878} Однако турки пока с отмеченными условиями не соглашались. Война продолжилась.

Кстати, когда посол России в Вене Д.М. Голицын объявил Кауницу о прекращении Бухарестского конгресса, то австрийский канцлер ответил: «Из этого достойного сожаления события можно видеть, какую нужду и важность находят для себя турки в требуемых русским двором двух крымских крепостей Керчи и Еникале». «По моему мнению, — возразил Голицын, — такое упорство турок молено приписать только неусыпным проискам недоброхотов России. Турки своим упорством не приобретут себе никакой пользы; и я очень удивляюсь, почему Порта, несмотря на данные ей г. Тугутом новые представления, разорвала конгресс».^{879}

Столь подробно останавливаясь на дипломатической истории 1772 г., мы хотим показать, сколь важны были Крымский полуостров и мореплавание по Черному морю для обеих сторон. Из весьма упорного сопротивления турок по этим вопросам следовало, что они попытаются вернуть потерянные позиции, имевшие для них такое значение. К тому же это был их последний шанс вообще добиться в данной войне каких-нибудь успехов: рассчитывать достичь чего-либо на Балканах и в Архипелаге они уже не могли. Таким образом, борьба на Черноморско-Крымском театре предстояла серьезная.

Между тем, и кампания 1772 г. не ограничилась только активными дипломатическими действиями и мирными переговорами. Как уже говорилось, важные события произошли осенью 1772 г. в Архипелаге. Не бездействовала в 1772 г. и Азовская флотилия. Хотя в 1772 г. военных действий на Черном море не велось (и относительная передышка 1772 г. оказалась полезной для флотилии), в событиях этого года флотилия сыграла важную роль. Это обстоятельство, а также то, что кампания 1772 г. на Черном море обычно вовсе пропускается исследователями, требует обратиться к теме деятельности флотилии А.Н. Сенявина.

8 февраля 1772 г. последовал высочайший указ с задачами Азовской флотилии на начавшуюся кампанию.^{880} Среди них были:

1) защита Керченского пролива, имевшего стратегическое значение;

2) содействие русским войскам в обороне Крымского полуострова, состоявшее в организации постоянных крейсерств около него для отражения турецких эскадр;

3) участие частью сил в предполагаемой экспедиции против Константинополя.

Безусловно, сохранялось и выполнение транспортной функции для русской армии в Крыму. Таким образом, подтверждая для флотилии необходимость продолжать действия, начатые во второй половине 1771 г., указ, кроме того, ставил еще и наступательную задачу.

Высочайший рескрипт вице-адмиралу А.Н. Сенявину от 8 февраля 1772 г.^{881}

Приготовляясь к открытию будущей кампании, поручили Мы отправляемому ныне в Молдавию Нашему адмиралу Ноульсу поправить взятые у неприятеля суда, кои годными найдутся к морскому плаванию, и построить новые, сколько время и тамошние на месте способы дозволять могут. Вам же сим повелеваем отправить, коль скоро ход по морю начнется, половину новоизобретенных флотилии вашей судов к устью Дунайскому, оставя другую при себе для охранения прохода в Азовское море и Крымских берегов, и предписать командиру первых, чтобы при проходе туда уведомил помянутого адмирала и был под его повелением. Между тем, имеете вы стараться окончить и вооружить скорее построенные на Дону два фрегата, а потом идти с ними туда ж и равномерно ожидать его повелений. Впрочем, повелевая вам также уведомлять его о всем, что вы по сему учините, ожидаем Мы от известного Нам усердия и ревности вашей, что сие соизволение Наше как можно скорее исполнено будет и не встретит никаких препятств, ибо надобность службы Нашей в сем деле требует действительного исполнения, а не тщетных затруднений и переписок.

О плане Петербурга организовать экспедицию в Босфор нужно сказать следующее. Предложенный, как было сказано выше, Г.Г. Орловым еще в мае 1770 г., далее этот план забыт не был. Хотя главное внимание в 1771 г. сосредоточили на проведении Крымской операции, началась подготовка и к броску на Константинополь. В частности, в течение 1771 г. было начато создание Дунайской флотилии, командующему которой предписали построить к весне 1772 г. 30 шхун и 30 катеров.^{882} А поскольку и после овладения Крымским полуостровом Турция продолжила сопротивляться, братья Орловы вновь предложили привести этот план в исполнение и в начале 1772 г. смогли добиться согласия на его реализацию. Екатерина II, даже пойдя на переговоры с Турцией, согласилась на это, рассчитывая, что таким образом уже точно заставит ее капитулировать.^{883}

Согласно плану, удар по Константинополю планировалось нанести с Эгейского и Черного морей и со стороны Болгарии. С Черного моря удар должны были наносить половина «новоизобретенных» кораблей Азовской флотилии, 2 достраивающихся 32-пушечных фрегата, лодки запорожских казаков и суда строившейся на Дунае Дунайской флотилии (в частности, специально строились 4 шхуны).^{884} Взяв десант, они должны были атаковать Босфор.

В свете подготовки экспедиции, П.А. Румянцеву при заключении с турками перемирия, по требованию Петербурга, даже пришлось заменить условие полного запрета плавания чьих-либо судов на Черном море на принцип «чтоб обеих сторон военные и другие суда имели взаимно свободу ходить и плавать при берегах [Черного моря], оружию каждой части подвластных».^{885} Тем самым русские суда получали право входить в Дунай и плавать вдоль берегов Бессарабии, а не только Крыма. Турки же могли вести мореплавание к Очакову. Для руководства подготовкой экспедиции на Дунай был направлен адмирал Ч. Ноульс. В его распоряжение (то есть к Дунаю) А.Н. Сенявину и предписывалось отправить по готовности указанные суда флотилии.^{886}

Насколько реальным было осуществление планируемой экспедиции? В отечественной историографии дается однозначно отрицательный ответ. Однако вряд ли А.Г. и Г.Г. Орловы строили свой план, исходя только из одних мечтаний о захвате Константинополя. На что же они рассчитывали?

Безусловно, данный план имел ряд важных недостатков. Во-первых, имевшиеся на Черном море суда Азовской и Дунайской флотилий не могли поднять большой десант. По данным 1770–1773 гг., речь могла идти о 1000–2000 человек, без учета использования дубов и других казацких судов. Во-вторых, явно недооценивался турецкий флот (хотя в целом его состояние оставалось весьма плачевным, но количественно он был еще велик и к тому же практически полностью сосредоточен в Константинополе). И, в-третьих, неясной оставалась ситуация с укреплениями Босфора, ведь с 1770 г. там строил батареи барон Ф. де Тотт.

Однако внезапность и учет опыта действий донских и запорожских казаков были серьезными положительными аргументами. Низкая же боеспособность турецкого флота подтвердилась в Патрасском сражении 1772 г. и в кампании 1773 г. на Черном море.

Выше мы уже описывали достижения казаков в борьбе с Турцией на Черном море в XVII в. Они были весьма существенными. И каждый раз важным условием этих побед были внезапность и стремительность. Выявленное же в 1770–1772 гг. состояние турецкого флота и то, что турки всегда проигрывают, когда сталкиваются с чем-то новым, делали расчет на стремительность и быстроту не пустым аргументом. А ведь Орловы рассчитывали нанести удар одновременно с нескольких направлений. Да и на самом Черном море они намечали использовать, кроме казачьих лодок, еще и два фрегата, часть «новоизобретенных» кораблей и 4 шхуны.

Наконец, в 1770 г. А.Н. Сенявин уже предлагал проведение морской операции по овладению Керченским проливом. Тогда с флотилией из 12 «новоизобретенных» судов и 44 военных лодок с десантом в 1600 человек, при отвлекающем ударе русской армии по Перекопу, он планировал овладеть Керчью и Еникале. А в 1773 г. десантную экспедицию на Синоп предложит уже И.Г. Кинсберген.

Какой же итог можно подвести? Захватить с таким числом десантных войск Константинополь было, несомненно, нереально, но провести демонстрацию, сжечь предместья — вполне возможно. Кроме того, неясен вопрос о количестве предполагаемых к использованию дубов. Ведь при большом их числе размеры русского войска значительно увеличивались. Главным фактором в этой операции была бы внезапность. А в военной истории мы знаем немало примеров, когдадерзость и отказ от шаблона приносили неожиданные результаты. По правилам военного искусства атаковать 9 линейными кораблями 16 кораблей противника, к тому же еще и стоявшего на якорях в выгодной позиции, как это было осуществлено при Чесме, тоже категорически недопустимо, однако решимость нарушить канон принесла колоссальный успех.

Но поскольку с подготовкой казацких дубов никаких мер принято не было (во всяком случае, мы о них ничего не знаем), да и остальные меры носили больше формальный характер, то серьезно говорить об этом ударе не приходится. Тем более что уже 25 апреля последовал указ Екатерины II об «остановлении назначенной к посылке в Дунай половины Азовской флотилии» и отзыве в Петербург посылавшегося для ее проведения адмирала Ч. Ноульса.^{887}

Между тем, А.Н. Сенявин спешил с завершением ремонта поврежденных льдом «новоизобретенных» кораблей. И как только первые 4 корабля 2-го рода («Модон», «Морея», «Журжа» и «Новопавловск») были готовы, 10 мая он направил их в Керчь. Командовавшему ими капитану 1 ранга Я.Ф. Сухотину А.Н. Сенявин предписал: 1) по прибытии в Керчь известить об этом Ч. Ноульса и дожидаться вызова от него, по получении которого совершить переход к Дунаю; 2) перебросить в Керчь сухопутных солдат, а в Кафу — денежную казну; 3) до получения вызова и «по свозе оной казны с кораблей вам с эскадрою крейсировать от Кефы к проливу Еникальскому и паки обратно для предстережения неприятельских судов, и которые буде покусятся итить в пролив или приближаться к крымским берегам, в том имеете им воспрещать, в случае их упорства и при их же зачатии к нападению, отбивать их, поступая во всем по воинской регуле; и хотя бы на время перемирия не должно было думать неприятельского покушения, но предосторожность требует ежели бы оное получится и ниже Кефы при дальнейших крымских берегах, о чем когда вы от господина командующего в Крыму войсками генералитета получите уведомление и повеление (где защитить крымские берега и отбить неприятеля), то и туда не токмо имеете немедленно следовать, но и стараться исполнить как долг присяги с ревностью в службе требует».^{888} А 29 мая за ними в Керчь пошли и оставшиеся 3 корабля 2-го рода («Азов», «Таганрог» и «Корон»), под командованием капитан-лейтенанта О. Салтанова. Тот получил приказание занять позицию в проливе, но в случае, если Сухотин потребует, немедленно присоединиться к нему.^{889} Таким образом, в начале июня все силы флотилии сосредоточились в Керченском проливе. В Таганроге же началась ускоренная достройка фрегатов «Первый» и «Второй», наконец-то приведенных туда, а также ремонт корабля 1-го рода «Хотин».

Расписание командиров судов Азовской флотилии в кампании 1772 г.

^{Класс и название судна … Командир}

Фрегат «Первый» … Капитан 2 ранга С. Тулубьев

Фрегат «Второй» … Капитан 2 ранга Ф. Неелов

Корабль 1-го рода «Хотин» … Капитан-лейтенант М. Фондезин; лейтенант П. Пустошкин

Корабль 2-го рода «Азов» … Капитан-лейтенант О. Салтанов

Корабль 2-го рода «Таганрог» … Капитан-лейтенант Ф. Шмаков

Корабль 2-го рода «Новопавловск» … Капитан-лейтенант Ф. Озеров; капитан-лейтенант И. Баскаков (с сентября)

Корабль 2-го рода «Корон» … Капитан-лейтенант И. Басов

Корабль 2-го рода «Журжа» … Капитан-лейтенант С. Токмачев

Корабль 2-го рода «Модон» … Капитан-лейтенант Н. Реутов

Корабль 2-го рода «Морея» … Капитан-лейтенант Я. Карташев

Малый бомбардирский корабль «Второй» … Лейтенант П. Хвостов

Большой бомбардирский корабль … Последовательно командовали: капитан-лейтенант И. Басов; лейтенант В. Култашев; капитан-лейтенант О. Кузмищев

Транспортный корабль «Бухарест» … Лейтенант В. Култашев

Дубель-шлюпка … Лейтенант Н. Баскаков

Палубный бот № 1 … Лейтенант Ф. Ушаков

Палубный бот № 2 … Лейтенант А. Мальцов

Палубный бот № 3 … Лейтенант В. Пыхтин, лейтенант П. Венгеров

Палубный бот № 4 … Лейтенант Б. Шишмарев

Однако вызова от Ч. Ноульса Я.Ф. Сухотину так и не поступило (что было естественно, ибо экспедицию на Константинополь, как сказано выше, фактически отменили еще в конце апреля, но А.Н. Сенявина об этом не оповестили), и корабли флотилии остались у берегов Крыма. О. Салтанов с тремя кораблями 2-го рода («Азов», «Таганрог» и «Корон») и 2 бомбардирскими охранял Керченский пролив, а корабли отряда Я.Ф. Сухотина («Морея», «Журжа», «Новопавловск» и «Модон») совершали периодические крейсерства у крымских берегов, базируясь на Кафу. В частности, было применено крейсирование отрядов, состоявших из двух кораблей. Так, в июле переход Кафа — Балаклава — Кафа совершили «Журжа» и «Новопавловск», под командованием капитан-лейтенанта С. Токмачева. А в августе для крейсерства в районе Балаклава — Козлов — мыс Тарханкут вышли «Модон» и «Журжа», под командованием капитан-лейтенанта Н. Реутова. Параллельно они осуществляли и транспортные перевозки для нужд русской армии.

Между тем, начавшиеся в Фокшанах переговоры сразу же забуксовали. В августе обстановка накалилась, и в связи с этим 17 августа А.Н. Сенявин получил рескрипт, подтверждавший отмену посылки кораблей к Дунаю и предписывавший флотилии крейсировать «около Крымского полуострова даже до Бессарабских берегов, как для узнания тамошнего моря, так и для пресечения всякого сообщения в неприятельскую сторону, если бы паче… чаяния татары на противные замыслы поступить вознамерелись».^{890} Однако затем переговоры в Фокшанах и вовсе прервались, возникла опасность возобновления турками военных действий. И 4 сентября Екатерина II направила А.Н. Сенявину новый рескрипт, в котором говорилось: «Мы за нужно поставляем сим вам наисильнейшим образом рекомендовать, чтобы со всею вашею флотилией и со всеми судами, в действо употребиться могущими, устремили вы все ваши… силы и бдение к охранению от неприятельского нападения Крымских берегов и к содержанию в обузданности вашей онаго полуострова».^{891} Но А.Н. Сенявин, исходя из рескрипта от 17 августа, и так уже распорядился вывести для крейсерства у крымских берегов все корабли флотилии, а сам на введенном, наконец, в строй фрегате «Первый» вместе с отремонтированным кораблем «Хотин» перешел из Таганрога в Керчь. 10 сентября он направил ордер Я.Ф. Сухотину на случай обнаружения турецких кораблей: «…Гнать за неприятелем, которого не только чтоб не допустить к высажению десанта на берег, но те суда стараться взять в плен, а в случае их сопротивления разбить».^{892} А за два дня до этого, 8 сентября 1772 г., во флотилии состоялось радостное событие: корабль «Азов» захватил в районе Керченского пролива первое неприятельское судно.^{893}

Тем временем стало ясно, что опасения Петербурга за ситуацию в Крыму оказались не напрасными. С начала сентября крымские татары начали собираться большими группами, и явно не с мирными намерениями. А в середине сентября командующий русскими войсками в Крыму Ф.Ф. Щербатов сообщил А.А. Прозоровскому, что «скрывавшиеся крымцов против нас поступки и совершения открылись тем, что оне союз с нами держали по сие время под одним только ложным видом и в трактовании упорливостью и затруднениями с своей стороны на представленные им пункты старались выиграть под разными предлогами одно только время. Как к ним от Порты сикурс прибудет, о котором они беспрестанно имели тайные с Портою переписки и которого ныне, действительно со дня на день ожидают. Как уже и разрыв конгресса с турками последовал и перемирие между обеими сторонами кончилось, и для того крымцы собрали и держат в готовности вооруженные свои толпы, чтоб в прибытие сюды турков, соединясь с ними, общими силами против нас действовать, коих при хане около семи тысяч. При Нурадин султане около двух тысяч, исключая других мест, в котором немалое число находится, и в разных местах неприятельские нападения делать начали, убивая при том и грабя приезжающих людей. И маяки понавзморье в точное время во ожидании турецкого сикурса зажигать стали».^{894}

В тот же момент пришли тревожные сведения и от П.А. Румянцева, который уведомлял А.Н. Сенявина, что «посланный с Дуная наш галиот под командованием флота лейтенанта Ломова, сшедши в Черное море для промеру Буждацких берегов, противною погодою брошен был к стороне Очакова, и будучи на тамошнем рейде, приметил он, что в той крепости неприятельского войска до двух тысяч пехоты и до трех сот конницы… Флот тамо видимый состоит в одном о пятидесяти двух и в трех о двадцати семи пушках кораблях, в четырех галиотах, в трех больших галерах и двадцати двух фаркатах всех вооруженных. В разговорах слышал, что большой их флот под командою капитан паши находится под Варною. Тож приметил из речей от турков, что по прибытию к Очакову сего их большого флота на Крым нападение оне сделать не намерены. В сходство того минувшего 23-го августа прибывший к Измаилу из Царьграда на одном судне грек показывает, что он в следовании своем видел в Черном море турецкий флот под командою капитан паши состоящий в трех больших военных кораблях, двух пергадах, двух гертярах и семнадцати фаркатах, который, выехав из гавани Балчин, следовал в Варну».^{895} И хотя здесь говорилось, что турецкий флот не готовит нападения на Крым, полной уверенности в этом быть не могло, особенно принимая в расчет действия крымских татар.

В результате русское командование в Крыму приняло срочные меры для разгона татарских сборищ. Приказ генерал-поручика Ф.Ф. Щербатова, приведенный А.А. Прозоровским в своих «Записках», гласил: «Господину Дельвигу с Алексеевским полком и половиной Компанейского полку разогнать собранную толпу неподалеку от Керчи.

Господин генерал-майор Якобию с его деташементом находящуюся неподалеку от Арабата толпу рассыпав, следовать далее к Керчи, не отделяясь более 60 верст от Кефы, все попадающиеся толпы разсылать.

Господину полковнику Бринку оставя для защищения Салгирского ретра-шемента пристойное число пехоты и казаков разсылать толпу при Карасе Базаре.

Разогнание ж собранных на моей дистанции недалеко от Козлова и при самом хане толп представил на дистанцию мою (то есть А.А. Прозоровского. — Авт.)».^{896}

Азовская же флотилия тем временем плотно прикрыла берега Крымского полуострова. А 20–24 сентября отряды «новоизобретенных» кораблей флотилии соединились в эскадру под общим командованием Я.Ф. Сухотина. Она заняла позицию у Балаклавы для удобного перехода в случае надобности в любую точку крымского побережья.^{897} Отметим, что в этот период русским морякам пришлось действовать в условиях сильных штормов у малознакомого побережья на маломореходных «новоизобретенных» кораблях. Однако результат стоил того. Действия русских войск и флотилии произвели на татар должное впечатление: вскоре «видимо стало во всех местах расходящееся татарское войско».^{898} Таким образом, кризис в Крыму несколько ослаб.

Из материалов шканечных журналов кораблей Азовской флотилии о крейсерствах в сентябре 1772 г.^{899}

^{Дата … События}

31 августа … Корабли «Журжа» и «Модон» под общим командованием командира «Модона» капитан-лейтенанта Н. Реутова пришли на рейд Козлова

2 сентября … Корабли «Журжа» и «Модон» пошли в море курсом к Балаклаве

5 сентября … Оба корабля пришли в Балаклаву. Погода: ветры тихие

5 сентября … Корабль «Таганрог», отвозивший из Кафы в Еникале артиллерийские орудия, получил задание вернуться из Керченского пролива в Кафу. В тот же день он вышел из пролива в море

6 сентября … Корабль «Таганрог» пришел в Кафу

7 сентября … Командир корабля «Таганрог» капитан-лейтенант Ф. Шмаков получил ордер генерал-поручика князя Ф.Ф. Щербатова о следовании из Кафы к Ялте и о принятии там под свое начало корабля «Корон», для того чтобы «в окрестности оного местечка Ялты ввиду Крымского берега крейсировать со оным кораблем за умножением оказавшихся против оного места неприятельских судов». В тот же день «Таганрог» вышел из Кафы к Ялте. Погода: «ветер средний и немалое волнение, от которого превеликая качка»

8 сентября … Корабль «Азов» в районе Керченского пролива захватил турецкое судно

8 сентября … Корабль «Таганрог» следовал к Ялте. Погода: «ветер риф-марсельный, крепкий, великое волнение и немалая качка с боку на бок; над берегами и горизонтом густой туман»

9 сентября … «Таганрог» выяснил, что в связи с плохой видимостью проскочил Ялту и практически дошел до Балаклавы. Повернул обратно

10 сентября … Корабли «Журжа» и «Модон» пошли из Балаклавы в Козлов за продовольствием для войск в Балаклаве. В тот же день пришли в Козлов, где начали грузить ржаную муку. Погода: ветры тихие со штилями

13 сентября … С корабля «Таганрог» увидели, наконец, Ялту. В Ялтенской бухте был обнаружен стоящий на якоре «Корон»

14 сентября … С «Таганрога» увидели в море судно. В погоню за ним вышел «Корон». При погоне дважды использовал артиллерию, но судну удалось уйти. «Таганрог», не заходя в Ялту, остался крейсировать в этом районе

14 сентября … Корабли «Журжа» и «Модон» вышли из Козлова в Балаклаву и вечером 15 сентября прибыли в Балаклавский залив

15 сентября … Из Керченского пролива к Ялте вышла эскадра Я.Ф. Сухотина в составе кораблей «Хотин», «Морея», «Новопавловск», «Азов»

19 сентября … Корабли «Таганрог» и «Корон» пришли в Ялтинскую бухту и стали на якоря

20 сентября … С «Таганрога» и «Корона» увидели идущие от О-та 4 судна. Ими оказались корабли эскадры капитана 1 ранга Я.Ф. Сухотина: «Хотин», «Новопавловск», «Морея», «Азов»

20 сентября … Корабли «Журжа» и «Модон» вышли из Балаклавы в море. Стали крейсировать против мыса Херсонес

21 сентября … «Таганрог» и «Корон» присоединились к эскадре Я.Ф. Сухотина. Эскадра пришла в Балаклаву. Капитан 1 ранга Я.Ф. Сухотин собрал командиров кораблей и передал инструкцию с сигналами, которыми он собирался управлять эскадрой в море. В частности, предполагались 4 вида построения: походный порядок в 2 линии, линия баталии и построение полумесяцем. Флагманским кораблем оставался корабль 2-го рода «Морея»

24 сентября … Эскадра Я.Ф. Сухотина взяла курс к W. Вскоре к ней присоединились корабли «Модон» и «Журжа». Далее эскадра взяла курс к NW. Погода: «ветер риф-марсельный, крепкий и великое волнение»

25 сентября … Эскадра Я.Ф. Сухотина вернулась к Балаклаве. Погода: «Ветер ундерзейль, великое волнение и качка с боку на бок»

26 сентября … Эскадра Я.Ф. Сухотина продолжила крейсерство в районе Балаклавы. Погода: «ветер средний с нахождением шквалов, волнение и немалая качка с боку на бок»

27 сентября … Эскадра Я.Ф. Сухотина пришла к Балаклаве. Погода: «великая качка». Командир «Азова» капитан-лейтенант О. Салтанов получил приказ Я.Ф. Сухотина с кораблями «Азов», «Таганрог», «Корон» крейсировать «для защиты Крымского берега от Кефы до Козлова»

28 сентября … Эскадра продолжила крейсерство. Отряд О. Салтанова отделился от эскадры и пошел к Балаклавскому заливу

29 сентября … Отряды за сильным ветром легли на якоря: отряд Салтанова у Балаклавы, отряд Сухотина — к ZO. Далее установилось маловетрие

2 октября … Отряд Сухотина пошел к Кафе. Но вскоре погода резко испортилась: «ветер стал самый крепкий со шквалами»

Между тем, 25 сентября в командование русскими войсками в Крыму вступил генерал-майор А.А. Прозоровский,^{900} который сразу же получил известие от П.А. Румянцева, что турки настаивают на продлении перемирия и что он согласен. После этого в конце сентября в Кафе состоялась встреча А.А. Прозоровского, Е.А. Щербинина и А.Н. Сенявина, на которой обсуждались меры по дальнейшим действиям для охраны Крыма. На ней было решено, что флотилия сохранит активные крейсерства у крымских берегов до середины октября (после этого какие-либо действия турок были уже маловероятны), а затем большинство кораблей вернутся в Керчь, чтобы быть готовыми выйти в море уже в марте 1773 г. В море по просьбе А.А. Прозоровского должны были остаться только три корабля, необходимые для общего дозора и перевозки грузов между портами Крыма.^{901}

Сам же А.А. Прозоровский ужесточил действия войск в Крыму. Характеризуя принятые русским командованием меры, целесообразно привести отрывок из дневника А.А. Прозоровского, датируемый периодом между 25 и 28 сентября 1772 г.: «От господина полковника Дельвига тоже получил, что он близ Керчи под командою султана Салим Гирея, толпу, состоящую в четырех тысячах татар, разогнал и они там же все в свои домы разъехались с сообщением никогда впредь не собираться.

От господина Кохиуса получил, что недалеко от него была одна татарская толпа из трехсот человек состоявшая. Для разогнания оной послал он команду, по приближении которой они все тотчас по домам разошлись.

От господина полковника Бибикова получил рапорт, что он взял с собой сто гренадер, две полковые и две маленькие казацкие пушки, четыреста малороссийских да семьдесят донских казаков. И со всею оною командою отправился по Козловской дороге к Каменному мосту, оставя крепость в совершенной безопасности. И от партии вперед от него отправленной, известился, что находиться около трех тысяч татар по близости Каменного мосту. Почему он, перейдя через оный, пехоту и пушки со всех сторон закрыл казаками и, подходя ближе, приказал фланкерам подъезжать, подтвердя им, чтоб заманивали к пушкам. Татары ж, не видя больше, как только донских казаков, всеми силами наступать стали. Когда казаки с перестрелок отступать начали и, наведя их на самое ближнее расстояние закрывающие, казаки поспешно раздались, артиллерия и пехота один фас начали стрелять, отчего все татары мгновенно рассыпались, побежали в степь, а казаки оных преследовали. На месте побито татар пятнадцать человек, да казаки перекололи тридцать два человека. С нашей же стороны убитых и раненых никого не было. После чего посланы были от него партии, но нигде никаких сборищ не наехали, почему он в Перекоп возвратился».^{902}

Между тем, с 10 по 24 октября большинство судов флотилии вернулись в Керченский пролив. В море по просьбе А.А. Прозоровского остались только 3 корабля 2-го рода («Азов», «Корон» и «Таганрог»). В Керчь они пришли лишь 11–18 декабря!^{903},[126] В результате эти крейсерства, помимо выполнения собственно боевых задач флотилии, сыграли большую роль в усилении подготовки экипажей и в освоении ими условий Черного моря. Кроме того, крейсерства русских кораблей, безусловно, демонстрировали прочность позиций России в Крыму, что не могло не способствовать усилению «русской партии» на полуострове.^{904} Последнее же и привело к подписанию 1 ноября 1772 г. Российской империей очень важного договора с Крымским ханством.

Из сведений о действиях оставшихся в море кораблей флотилии и о погоде в это время из шканечных журналов кораблей «Таганрог» и «Азов» за ноябрь-декабрь 1772 г.^{905}

^{Дата … Описание}

10 октября … Корабли «Азов», «Корон» и «Таганрог» находились в Балаклавском заливе. Погода: дождь с грозой; ветры средние с порывами. Получено приказание доставить провиант из Козлова

11 октября … Нахождение кораблей там же. Погода: дождь со снегом

14 октября … «Азов», «Таганрог» и «Корон» пошли из Балаклавы к Козлову

15 октября … Отряд прибыл в Козлов. Погода: ветры крепкие, воздух холодный

18–19 октября … Корабли отряда грузили на рейде Козлова муку и крупы для перевозки в Балаклаву

22 октября … Корабли отряда вышли в море. Погода: противные ветры, из-за которых пришлось бросить якоря

23 октября … Корабли отряда взяли курс на Балаклаву. В пути остановлено судно. Оказалось татарским, идущим из Ялты в Козлов, почему и было отпущено

26 октября … Корабли отряда пришли в Балаклавский залив

30 октября … Корабли отряда пошли в Ялту. Погода: ветры крепкие со шквалами

31 октября — 6 ноября … Стояло маловетрие, замедлившее переход отряда

7 ноября … Корабли отряда пришли в Ялту. Погода: «Ветер риф-марсельный, волнение великое и качка, туман»

8 ноября … Погода: «ветер средний с порывом и от О волнение, от которого качка»

14 ноября … Погода: ветры в основном средние и крепкие

17 ноября … В море было обнаружено судно. За ним из Ялты в погоню пошел корабль «Корон», но догнать не смог и вернулся

19 ноября … Корабли отряда вышли из Ялты к Керченскому проливу. Сначала мешало маловетрие, затем штормовые и противные ветра

22 ноября … Погода: ветер крепкий, шквалы, «немалое волнение и качка»

23 ноября … Погода: ветер крепкий, волнение и «превеликая качка». Затем «великое волнение и пребольшая качка»

24 ноября … Погода: «ветер средний и великое волнение от чего имелась немалая качка»

25 ноября … Погода: «ветер крепкий, временно с нахождением шквалов и волнение, и немалая качка»; воздух холодный. На «Таганроге» спустили грот- и крюйс-стеньги и бизань гафель

26 ноября … Погода: «сильное волнение и превеликая качка», воздух холодный

28 ноября … Корабли отряда стояли за противным ветром против мыса Аюдаг. После 12.00 «ветер крепкий, великое волнение и качка»

29 ноября … Погода: «ветер крепкий, великое волнение и качка».

30 ноября … Погода: «ветер тихий, от Z немалая зыбь, от которой превеликая качка, над берегами и горизонтом туман с мокротою».

1 декабря … Погода: «в начале 3-го часа [ночи] нашел от ZW шквал с дождем; по прошествии оного шквала ветер стал средний, великое волнение и качка»

2 декабря … Погода: «ветер марсельный, средний и великое волнение от которого качка с боку на бок»

3 декабря … Корабли отряда прошли мыс Меганом; мешали противные ветра. Погода: «ветер марсельный, крепкий, волнение», воздух холодный

5 декабря … Погода: «ветер средний с порывом», затем крепкий, шквалы, дождь

6 декабря … Погода: ветры средние с порывами

7 декабря … Погода: ветры крепкие со шквалами

13 декабря … «Азов» и «Таганрог» пришли на траверз Керченского пролива. Войти в пролив не позволяли противные ветра. Вечером пошел сильный снег с дождем

14 декабря … Погода: «ветер средний с прекрепкими шквалами, над берегами и горизонтом густой туман»

15 декабря … Погода: «ветер крепкий с прекрепкими шквалами»

18 декабря … «Азов» и «Таганрог» пришли в Керченскую бухту. «Корон» уже был здесь

Нужно отметить, что в начале кампании большинство «новоизобретенных» кораблей требовали серьезного ремонта. Корабли 2-го рода и «Бухарест» пострадали от вмерзания в лед на Таганрогском рейде, а корабль 1-го рода «Хотин» требовал починки подводной обшивки. Тем не менее, благодаря принятым А.Н. Сенявиным мерам, они достаточно быстро вошли в строй. Первые четыре корабля 2-го рода были готовы уже к 7 апреля.^{906} Несколько позднее был закончен ремонт на остальных трех кораблях этого рода. В мае все они вышли в море.^{907} «Хотин» отремонтировали после его прихода из Керчи в Таганрог.

Что же касается работ по улучшению мореходных качеств «новоизобретенных» кораблей, то они проведены не были: на это в начале 1772 г. не нашлось ни времени (флотилия должна была начать действовать), ни материалов. В качестве эксперимента А.Н. Сенявин распорядился снять с 4 кораблей 2-го рода носовые гаубицы (на деле же они были сняты с 5 кораблей 2-го рода), но это эффекта не дало.

Летом 1772 г. в состав флотилии вошли новые боевые суда: 4 палубных бота и 32-пушечный фрегат «Первый» (последний в августе). Практически закончен был и фрегат «Второй». Фрегат «Первый» и первый из палубных ботов начали действовать в конце августа, а остальные 3 бота — осенью.

Знаменательным событием кампании 1772 г. стали переходы первых русских судов через Черное море. Так, в марте из Керчи к Дунаю совершила поход (правда, неудачный) дубель-шлюпка,^{908} а из Измаила сначала в Керчь, затем в Таганрог перешел галиот лейтенанта Г. Вельяшева (летом он вернулся на Дунай).^{909} Летом же произошел и третий переход — галиот капитана 2 ранга И.Г. Кинсбергена доставил А.Н. Сенявину сведения о заключении перемирия в Джурджу.^{910}

Однако в 1772 г. у флотилии было и два неприятных события: в марте у Сулинского гирла Дуная погибла дубель-шлюпка (экипаж: спасся), а осенью у кавказских берегов погиб один из палубных ботов, под командованием лейтенанта А. Мальцова (не спасся никто). Сначала бот считался пропавшим без вести, а затем с помощью информаторов удалось восстановить картину происшедшего с ним. Выйдя из Кафы к Керченскому проливу, бот попал в шторм и потерял ориентацию (карты Черного моря у русских моряков тогда не было). После длительного скитания по морю бот вышел к кавказскому побережью у города Сухума. К тому времени на нем оставалось в живых не более 5 членов экипажа. Здесь бот подвергся нападению абазинцев, которые высадились с лодок и начали его грабить. В сложившейся ситуации, будучи не в состоянии защитить судно, лейтенант А. Мальцов взорвал бот вместе с русскими моряками и бывшими на нем абазинцами.^{911}

Из донесения вице-адмирала А.Н. Сенявина о судьбе пропавшего без вести осенью 1772 г. палубного бота^{912}

…Сей же конфидент уведомил, что пропавшее наше российское одномачтовое судно в прошлой осени зашло в город, состоящий на границе абазинцев и грузин на Черном море называемый Сухум; в то время в судне не более было россиян как 5 человек, а видно де, что прочие вымерли; тамошние живущие абазинцы на своих лодках окружа судно многим числом людей вошед на оное судно зачали грабить, но командир судна, не имея никакого спасения от сих варваров, в отчаянии зажег состоящий у него порох, от чего как судно, так и все абазинцы, сколько их ни было на судне и в лодках, убиты, и оно сгорело.

Кампании 1773–1774 гг.

Кампании 1773–1774 гг. стали временем активного противодействия Азовской флотилии турецкому флоту при защите Крыма и фактического выполнения ею функций флота. Особая значимость для Турции потерянных в 1771 г. позиций заставляла ее предпринять все возможное для их возвращения. Это прекрасно понимало и русское командование, в том числе А.Н. Сенявин. В 1773–1774 гг. турки сосредоточили основные усилия именно на черноморско-крымском театре войны, пытаясь добиться здесь успеха.

Так, уже в январе 1773 г. русская агентура в Крыму сообщила командующему Крымским корпусом А.А. Прозоровскому об активных разговорах среди крымских татар о готовящейся турками высадке десанта на полуострове. В своем дневнике он так отразил полученные от агента сведения: «Чернь болтала только, что весной будут в Крым турки. Сей посланной сказывал мне, что в бытность его в Карасу-Базаре в одном кофейном доме слышал недавно в Крым с Тамана, а также из Царьграда приехавшего татарина, разговаривавшего с здешними татарами, что будто турки намерены быть в Крым к половине марта месяца и что де они, хотя сорок лет с Россиею будут битца, а Крыму не отдадут (курсив наш. — Авт.)».^{913} Получил сведения о подготовке турками высадки десанта в Крыму и сам командующий 2-й армии В.М. Долгоруков (по этому поводу он дважды писал в Петербург).^{914} Более того, поступили сведения, что турки, воспользовавшись перевозом, который был оставлен татарам при Еникале для связи с жившими на Кубани ногаями, уже в январе стали перебрасывать из Тамани в Крым отряды янычар. А ведь мирные переговоры в это время еще не закончились.

Однако и Россия в деле обороны достигнутых здесь позиций, которые было очень валено сохранить, имела теперь весомый аргумент в виде военно-морской силы — Азовской флотилии. На нее, таким образом, ложилась огромная ответственность: она должна была защищать Керченский пролив (важнейшая задача, лежавшая только на флотилии) и, взаимодействуя с армией, охранять Крымский полуостров.^{915} К началу 1773 г. в состав флотилии входили: один 32-пушечный фрегат, 11 «новоизобретенных» кораблей, 3 палубных бота, 5 транспортных судов, 4 флашхойта, поляка, шаития и 30 военных лодок. Почти готов был еще один 32-пушечный фрегат.^{916} 

Расписание командиров судов Азовской флотилии в кампании 1773 г.

^{Класс и название судна … Командир}

Фрегат «Первый» … Капитан-лейтенант М. Фондезин

Фрегат «Второй» … Капитан 2 ранга Ф. Неелов (до начала июля); капитан 2 ранга И.Г. Кинсберген

Фрегат «Третий»(находился в плавании по Дону) … Капитан 2 ранга Ф. Федоров

Фрегат «Четвертый» (находился в плавании по Дону, а осенью перешел в Керчь) … Капитан-лейтенант Я. Карташев

Корабль 1-го рода «Хотин» … Лейтенант П. Пустошкин

Корабль 2-го рода «Азов» … Лейтенант С. Раткеевский

Корабль 2-го рода «Таганрог» … Капитан-лейтенант Ф. Шмаков (до середины мая); лейтенант А. Колычев

Корабль 2-го рода «Новопавловск» … Капитан-лейтенант И. Баскаков

Корабль 2-го рода «Корон» … Капитан-лейтенант И. Басов

Корабль 2-го рода «Журжа» … Капитан-лейтенант С. Токмачев

Корабль 2-го рода «Модон» … Капитан-лейтенант П. Хвостов; лейтенант Ф. Ушаков (осенью)

Корабль 2-го рода «Морея» … Лейтенант Ф. Денисон (до начала июля); лейтенант Ф. Ушаков

Корабль 3-го рода (малый бомбардирский) «Второй» … Лейтенант П. Хвостов; лейтенант М. Ушаков

Корабль 4-го рода (большой бомбардирский) «Яссы» … Капитан-лейтенант О. Кузмищев (до 17.04); лейтенанте. Раткеевский (17.04.-15.05); лейтенант К. Рязанов (15–24.05); лейтенант Б. Шишмарев (с 24.05)

Корабль 4-го рода (транспортный) «Бухарест» … Лейтенант П. Дурнов

Палубный бот «Курьер» … Лейтенант Ф. Ушаков (до июля); лейтенант И. Воронов (с июля)

Палубный бот «Миус» … Лейтенант М.Ушаков (до июня 1773 г.); мичман М. Орелли

Палубный бот «Темерник» … Лейтенант Б. Шишмарев (до мая); лейтенант А. Тимашев

Палубный бот «Битюг» … Мичман С. Бестужев (при проводке Доном); мичман А. Аклечеев (во время действий на Черном море)

Палубный бот «Карабут» … Мичман В. Кушников (при проводке Доном); мичман И. Каменев (во время действий на Черном море)

Палубный бот «Челбаш» … Мичман И. Лисовский

Палубный бот «Кагальник» … Мичман И. Лазарев 

В турецком же флоте (основные силы которого находились в Константинополе) на март 1773 г., по агентурным данным, насчитывалось 9 линейных кораблей (старых и вновь построенных) «со множеством тартан, шебек, галер и других мелких судов».^{917} То есть превосходство по числу кораблей, их рангам, вооружению и экипажам турки имели подавляющее.

О том, насколько важна была флотилия в деле обороны Крыма, свидетельствует следующее. Когда в начале февраля 1773 г. с базирующимися на Керченскую бухту кораблями флотилии случилось серьезное происшествие (крепким NNW ветром в Керченской бухте взломало лед, и все находившиеся в ней корабли сдвинуло со своих мест и раскидало версты на 3–4, а «Хотин» даже вынесло на фарватер и унесло со льдом к югу за б верст), это вызвало самое серьезное беспокойство и у А.А. Прозоровского, и у В.М. Долгорукова. Получив известие о готовящемся турецком десанте в Крым, последний с тревогой писал И.Г. Чернышеву: «…И когда перед полуостровом Крымским крейсирования наших судов не будет, то и о приближении оных (вражеских судов. — Авт.) прежде узнать нельзя, как только тогда когда сухопутные посты увидят».^{918} А обнаружить корабли противника последние могли только на небольшом расстоянии от берега, да и то в хорошую видимость. А самое главное, пока было бы оповещено командование, пока войска в условиях горного Крыма начали бы выдвижение, противник мог спокойно высадиться и укрепиться. Да и бороться со связью татар с турками (и проникновением в Крым турецких агентов), осуществлявшейся посредством одиночных судов, сухопутным войскам тоже было неудобно. Между тем, А.Н. Сенявин своими инструкциями 1771–1774 гг. требовал не только выполнения дозорной службы, но и уничтожения или пленения неприятельских судов.

Что касается официальных задач флотилии, то высочайшим рескриптом Екатерины II от 6 марта 1773 г. они были сформулированы так: «В рассуждении чаемых от неприятеля десантов, которые вы и будете стараться состоящею в вашем ведомстве и предводительстве флотилиею (отражать. — Авт.), употребляя для стражи пролива из Азовского в Черное море потребное число судов, а протчими защищая и Крымские берега».^{919} Сохранялась и транспортная функция флотилии.

Здесь необходимо особо отметить, что тревога сухопутного командования по поводу своевременного оповещения о появлении турецкого флота с десантом и пресечения каких бы то ни было связей между татарами и турками была абсолютно обоснованной: учащение разведсообщений, активизация действий неприятельских судов у крымских берегов весной 1773 г., усилившаяся враждебность крымских татар и, наконец, информация о договоренности между турками и татарами, что последние при появлении турецкого десанта поднимут восстание, явно говорили о серьезности складывавшейся вокруг Крыма ситуации.

Проиллюстрируем тезис о развитии напряженности вокруг Крымского полуострова в начале 1773 г. В течение февраля-марта русская агентура все активнее сообщала о намерении турок высадить десант в Крыму. Более того, с этого времени также упоминался и Таманский полуостров. При этом все сведения говорили, что этот десант ожидается в обоих местах и что при появлении турок крымские и ногайские татары поднимут восстание.^{920}

О больших планах турок свидетельствовала и информация из Константинополя. В частности, приведем крайне важную выдержку из записей, сделанных А.А. Прозоровским на основе сообщенных ему П.П. Веселицким данных: «Прошлого же года послан был от султана турецкого в Румелию… Осман-эфендий, бывший во время первого примирения уполномоченным для трактования о мире. Коему дано было тайное повеление в поездке своей видеться со всеми в той провинции проживающими сверженными ханами и с протчими султанами татарскими для изведания непреметным образом в разговорах их мысли об отторгшейся Крыме и ногайцах.

Сей посланной по краткому знакомству с Девлет-гиреем, бывшим в хотин-ской кампании ханом, заехав к нему вступил в разговор об обстоятельствах войны… Девлетгирей открылся ему: крымцы де и нагайцы принуждены были поступить по требованию российских войск предводителей для спасения жен и детей своих от неминуемой гибели. Но он, Давлет-Гирей удостоверяет, естьли б сильная помощь от Порты к ним прислана была, то де крымцы, присоединясь с турками, напали бы на российския войски и выгнали бы оныя из всего Крыма. А сия область по-прежнему подверглася бы султану турецкому. Он, Давлет-гирей, ко умножению в определенной от Порты помощной корпус военных людей из охотников все свое движимое и недвижимое имение употребить готов. А ежели бы и все протчие, в Румелии находящиеся в отставке ханы и проживающие султаны, равным образом имущество свое для службы султанской жертвовать захотели, то немалая бы сумма собралась на произведение достаточного жалования вновь охотно определяющимся военным людям для учинения с многочисленным войском тем сильнейшего в Крыму на россиян нападения, о овладения оным, ибо тогда и нагайцы, прямыя махометани по единоверию, к Порте прислонятся…

Султан турецкой, сведав таким образом о мыслях татарских султанов, а при том зная, что все нагайцы преданнейшими были Крым-гирей хану, и что сына его Бахтыгирей султана над меру любят и почитают, послал к нему в Румелию нарочного, чтоб он прибыл в Царьград и явился у него, Бахты-гирей, исполняя повеление, явился у двора и допущен султану, от коего весьма милостиво принят. А между протчем вопрошен наедине, какого он мнения о нагайцах? Можно ли их денежными дачами, другими подарками и прелесными обнадеживаниями преклонить на прежнем основании подвергнутся Порте…

Бахты-гирей султану ответствовал: “Во всенижайшее исполнение монаршего повеления, сколько он во обхождении с нагайцами приметить и познать мог, объявить должен, что оной народ непостоянен, склонен к хищничеству и корыстолюбив, ибо деньгами и подарками делать все у них можно, а в законе магометанском весьма тверд. И естьли б султан турецкой изволил для преклонения оного ему комиссию поручить, то он по имевшемуся его у нагайцов кредиту, обещал желанного достигнуть. А как султан намерен был ево по сему делу потребить, то ему оное и вверенно. Почему Бахты-гирей, испро-ся у султана одного салахера, назначил с оным брата своего Махмет-гирея, кои не токмо знатною денежною суммою и многими другими по татарскому вкусу и употреблению вещьми для подарков, но и письмами Бахты-гирея от имени турецкого султана с наисильнейшими обнадеживаниями и уверениями к начальству и духовенству нагайских орд снабдены и в Суджук-кале отправлены. Откуда они рассылкою чрез нарочных писем увещевали знаменитых начальников приезжать к ним или поверенных присылать с их печатьми для приему подарков. Удостоверяя, что султан турецкой, буде они свой магометанский закон не пременили, преступление их во отторжении от единоверия великодушно прощая, по прежнему их под свою защиту приемлет. Такого содержания письмы и к здешним (крымским. — Авт.) ширинам присланы были. От коих и ответ получили, яко они всеусердно желают быть на прежнем основании под Портою, только ожидают сильного сикурса для избавления их от россиян (курсив наш. — Авт.). О нагайцах же, хотя Мегмет-гирей султан с салахиром и разгласили, якобы от них секретно чрез явившихся у них мурз и муллов уверены, что готовы по единоверию подвергнуться] Порте, однако то еще сумнительно. Потому что с осторожности в народе поговаривают, будто явившияся нагайских орд у подсылыциков мурзы Наги с словестным уверением о охотном всего нагайского общества сами собою по алчному их корыстолюбию для получения подарков отлучились. Но как бы то ни было, время скажет. А Мегмет-гирей султан и салахир взял их с собою. Отправились было на корабле в Царьград для представления их султану турецкому депутатами нагайских орд. Только сильным противным ветром занесены опять в Суджук-Кале, где Мегмет-гирей публично отзывался, что он во что бы то ни стало, а на зиму в Суджук-Кале не останется. Но намерен отправиться сухим путем в Царьград, не взирая на дальнее расстояние весьма и неудобное и опасное предприятие оного. Однако об отправлении его еще подлинного известия нет”».^{921}

Увеличение числа судов у Крыма и Тамани также связывали с подготовкой десанта и помощью турками татарам: на судах действительно прибывали турецкие агенты, привозились порох, оружие, деньги, но слухи говорили и о таком способе переброски в Крым татар, бежавших в свое время оттуда и оставшихся верными Турции. Так, арестованный в апреле татарин указывал, что «все… шатающиеся купеческие суда… получали от хана повеление о возврате на прежние жилища с тем умыслом, что когда побольше их под видом купечества в Крым пристанет, тогда уже и турецкий флот, крейсирующий в море, мог приближиться к здешним берегам и, соединясь с ними, обще сделать десант».^{922}

Интересно и сообщение из Тамани: 4 апреля туда пришло некрасовское купеческое судно с посланием великого визиря абазинцам, черкесам, таманцам и некрасовцам о том, что «в мае верно в Крым войско на судах прибудет. Но чтоб в ожидании того, жители, как крымские, так и все (прочие) показывали себя склонными России. А когда узнают о приближении войска к Крыму, то б старались во всех местах по берегу моря припасти волов и лошадей… к поднятию войска и турецкой артиллерии. А сами б прежде отнюдь не трогались, пока не увидят десанту».^{923} Но вот о месте появления турецкого флота агентура сообщала абсолютно разные сведения. Неясно даже было, откуда пойдет турецкий флот с десантом: из Синопа или со стороны Очакова.

Анализ данной информации может говорить: 1) о ведении турками информационной войны; 2) о колебаниях противника при выборе места главного удара или же о стремлении поднять восстания ногаев и крымских татар, только подогревая ожидания ими десанта и помощи оружием и боеприпасами. Однако как первое, так и второе таили в себе большую угрозу позициям России в регионе.

Нужно также отметить, что опасения Долгорукова и Прозоровского по поводу невозможности без Азовской флотилии своевременно узнать о появлении турецкого флота и уберечь Крым от турецких агентов, прибывавших на отдельных судах, вызвали даже конфликт между ними и А.Н. Сеняви-ным, разгоревшийся весной 1773 г. В мартеапреле В.М. Долгоруков написал И.Г. Чернышеву несколько писем с резкой критикой А.Н. Сенявина, обвиняя его, в частности, в том, что войска в Керчи и Еникале остались практически без припасов, а корабли флотилии все никак не могут выйти в море.^{924} В ответ Сенявин указал, что бездействие флотилии вынужденное: осенью 1772 г. она была парализована вспышкой чумы в Таганроге, унесшей множество жизней моряков и мастеровых, а весна 1773 г. выдалась слишком затяжной и холодной, что задержало ремонт кораблей. Но как только первые корабли будут готовы, они сразу же выйдут в море. Сенявин даже заявил, что просит отставки, если ему перестали доверять.^{925}

Но Чернышев принял позицию Сенявина, и конфликт удалось погасить, однако напряженные отношения между Долгоруковым и Прозоровским с одной стороны, и Сенявиным — с другой остались до конца войны. Этот кризис наглядно продемонстрировал как всю важность поддержки с моря русских войск в Крыму, так и непонимание сухопутным командованием специфики морской деятельности.

Кстати, генералы «бомбардировали» письмами о необходимости срочного выхода флотилии в море нетолько Петербург и А.Н. Сенявина. А.А. Прозоровский постоянно запрашивал также Я.Ф. Сухотина, находившегося с эскадрой флотилии в Керчи. Здесь уместно привести несколько выдержек из их переписки, которые прекрасно иллюстрируют сложившееся положение.

В ответ на запросы о времени выхода судов флотилии в море Я.Ф. Сухотин в начале марта направил А.А. Прозоровскому рапорт, в котором писал, что «он от его высокопревосходительства господина вице-адмирала и кавалера Сенявина получил повеление, дабы вооружить фрегат и четыре корабля. И по окончании перемирия следовать ему для крейсерства в Черное море. А как он до получения еще сего повеления о приуготовлении на первой случай четырех кораблей имел старание, в чем хотя продолжающимися стужами крепкими, северными ветрами и за многими недостатками предуспеть не мог. Но ныне продолжает неусыпное старание, дабы оныя, хотя не все вдруг, к выпуску в море приуготовить. Касательно ж до вооружения фрегата, то как со оного за мелкостию Керчинской бухты не токмо артиллерия с ея снарядами, но и балласт из оного выгружен на берег, отведя его способом мелких судов на довольную глубину, пока оной повелит по надлежащему вооружить и нагрузить. А два бомбардирские корабля для постановления в проливе при узком проходе по возможности исправлены и, по прочищении в проливе льда, на стражу поставлены быть имеют. Как же скоро приуготовит назначенное число кораблей, то нимало не мешкав со оными отправиться в Черное море для крейсерства на определенную дистанцию».^{926}

На это А.А. Прозоровский ответил так: «Что принадлежит до занятия узкого в проливе прохода, то оное по тогдашним обстоятельствам находил я очень изрядным. Касательно ж скорейшаго исправления протчих затем кораблей и фрегатов, возобновил мою просьбу, чтоб он, как по долгу к высочайшей службе усердия, так не меньше и для общего добра, усугубил свое старание и как наискорее выступил в море. Поелику хотя его сиятельство граф Петр Александрович и до того времени еще не уведомил меня о разрыве перемирия, но как я от верной руки имел уже известие о угрожающем в Крым сильном десанте, то сие было тем вероятнее, что уже на сих днях между Кефы и Керчи противу Текильской пристани показалось с противной стороны одномачтовое судно, которое, стояв целой день на якоре, потом пустилось опять в море. А при том к Таману в недавнем времени прибыли из Синапа два купеческие одномачтовы ж судна. Все сие означало не иное, что, как только подсылки с письмами для сделания переговоров с здешним народом, как удобнее десант произвести. На каковой случай нужно самое скорейшее, как только можно, в море выступление, ибо сим только способом пресечь можно таковой вредные для нас подсылки и соглашении».^{927}

Наконец, 24 марта, как значится в дневнике А.А. Прозоровского, он направил следующее письмо Я.Ф. Сухотину: «Я представил ему (Сухотину. — Авт.), сколь нужно, чтоб наша флотилия крейсировала, ибо естли хотя малая часть оной в море находилась, то бы они не посмели так близко к берегам приближаться. Ныне же, видя открытое для себя море, делают предерзость, которой я сам воспрепятствовать не могу, поелику вся возможность моя состоит в том, чтоб не допустить их на берег. Но они, не приближаясь ко оному, останавливаются в такой дистанции, что не подвержены уже пушечным нашим выстрелам».^{928}

Однако все тревоги Прозоровского и Долгорукова за флотилию оказались напрасными: февральский инцидент обошелся без крупных повреждений русских кораблей, и вскоре все они были возвращены на свои места. А уже 14 марта 2 русских бомбардирских корабля встали на оборону Керченского пролива.^{929} В Черное же море для транспортировки грузов были направлены палубные боты. Один из них (№ 4), под командованием лейтенанта Б. Шиш-марева, применив артиллерийский огонь, даже захватил 26 марта около Кафы двухмачтовое турецкое судно.^{930} Тем временем, 27 марта для крейсерства в районе Керченский пролив — Кафа из этого пролива вышли первые три готовых корабля 2-го рода («Новопавловск», «Корон» и «Морея») иод командованием капитан-лейтенанта И. Баскакова.^{931} Наконец, 11 апреля в море вышли фрегат «Первый» и корабль «Таганрог», под командованием капитана 1 ранга Я.Ф. Сухотина.^{932} Присоединив три ранее вышедших корабля, он совершил поход до Балаклавы, положив начало полноценным крейсерствам флотилии около Крыма. 

Копия с сообщения командующего палубного бота № 4 флота лейтенанта Б. Шишмарева от 29 марта 1773 г.^{933}

По нагрузке из Кафинских магазинов для отвозу в Керчь сухопутного провианта, отправился я из Кафы сего месяца 26 числа и будучи в пути по выходе из Кафинской бухты, увидел я идущее от Анатолического берега двухмачтовое судно за которым я учинил в тож время погоню и по достижении оного, которое хотя и имело желание, чтоб не допустить себя до атаки, но ускорив я [смог] к нему подойтить на действительный пушечный выстрел и наипервее… я принужден тремя пушечными выстрелами, чтоб оно убрало паруса для облегчения (так в тексте. — Авт.) о себе, но тем не принудил, почему я начал производить по нему военную пушечную пальбу и по немногим выстрелам оно опустило паруса и стало на якорь, и по взятии с оного судна к себе трех человек для отбору от них [сведений] какое судно… и из разных ответов и по множеству на том судне приличествующим быть туркам народу подали думать, что оно неприятельское быть может, почему я нашел за долг, как к тому был способный ветер ититть с ним в Кафу с которым и прибыл вчерашнего числа к здешней крепости…

Поход русских кораблей к Балаклаве был обусловлен еще одним письмом А.А. Прозоровского Я.Ф. Сухотину, где, как отметил в своем дневнике Прозоровский, он написал: «Я того ж числа (6 апреля. — Авт.) флота капитану Сухотину послал сообщение, чтоб он скорее вышел в море и возвысился б против Балаклавы для очищения моря. Есть ли ж против чаяния зачем-либо он промешкает, то хотя б приказал вышедшим уже трем кораблям до Ялты крейсировать, где всегда с противной стороны намереваются приставать (неприятельские суда. — Авт.)».^{934} Это письмо А.А. Прозоровского лишний раз показывает, какое значение имела флотилия в обороне Крыма. Но Сухотину ничего не помешало закончить подготовку фрегата «Первый» и корабля «Таганрог», и он совершил поход до Балаклавы с отрядом кораблей Азовской флотилии.

Надо сказать, что поход оказался оправданным. По пути были захвачены два судна: первое взял корабль 2-го рода «Морея», второе — фрегат «Первый». Но если «Морея» обошлась без погони, то фрегату «Первый» пришлось прибегать к ней дважды, да еще и с применением артиллерии.^{935}

Из записок князя А.А. Прозоровского о призе, взятом кораблем «Морея»^{936}

Того ж числа (1 мая. — Авт.) получил от полковника Кохиуса рапорт, что корабль Морея, на коем капитан-лейтенант Басов^[127] находится, догнав верстах в 60 от стороны Ялты судно, оное заарестовал и содержит при себе на якоре не в отдаленности от гавани… И при том прислал допрос двум грекам, взятым кораблем Морея, кои показали, что оне на судне из Царьграда отправились 1-го, а прибыли к здешним берегам, по причине противных ветров, 30-го числа, остановись от Ялты в 5 верстах с намерением ночью в сем месте пристать. Куда для узнания способного к выгрузке места подсылали на лодке трех человек, но приближась усмотрели на берегу из российских войск людей, кои не допущая стреляли, чего устрашась возвратились к судну. На коем по прибытии предприняли путь к деревне Ускют, чтоб также пристать в глухом месте, но противным ветром до того не допущены. И судно отбыло в глубину моря, откуда увидели уже вдали российский корабль, от коего хотя и старались уйти, однако ж пойманы. На том судне турков 32, татар 4, греков 5, а всего 41 человек. А сверх того показал, что они слышали, будто Аджи Алибей находится в Анатолии в городе Менсыре, имея при себе 4000 и ожидая еще двух тысяч войска, чтоб с оными быть в Крым.

Из записок князя А.А. Прозоровского о взятии судна фрегатом «Первый»^{937}

Того ж числа (4 мая. — Авт.) получил от флота капитана Сухотина рапорт, что он, быв с эскадрою под парусами апреля 26-го числа недалеко от мыса Аюды, который лежит между Ялты и Судака, лавируя к весту при самом противном ветре, увидел неподалеку от берега к Кафе идущее под парусами не в ближнем от эскадры расстоянии судно. И чтоб оное узнать, стал за оным чинить погоню, которое то приметило, несмотря на сильный ветер пошло от крымского берега на противную сторону. Почему он, предвидя, что оное хочет уйтить, чинил погоню. И, догнав оное версты за две, выпалил из пушки, но не мог принудить его чрез то опустить паруса, ибо оно не токмо того учинить не хотело, но старалось всякими образами удалиться и, не взирая еще на два выстрела, парусов не опустило. Напоследок, дошед на пушечный выстрел, приказал палить с ядром, а потом из картечи. Которые выстрелы хотя и пущены были мимо судна, а последний в паруса, но страх их принудил опустить паруса. Подошед к оному с фрегатом, лег он в дрейф, а судну приказал держаться у фрегата. Но как они приметили, что фрегат ход свой остановил, то вдруг отделяясь от них, поставив паруса, намерились опять бежать. Но действие небольшой пушки принудило их остановиться. А потом посланная вооруженная шлюпка его заарестовала. На нем было людей 11 человек. И находящийся на оном реиз объявил, что сие судно прибыло из Синопа с товарами и шло в Тамань, люди же на оном все крымские жители. Но он, господин Сухотин, имея сомнения, приказал всех порознь допросить, допросы прислал ко мне.

Поелику я видел из сих допросов великое их разноречие, то потому велел господину капитану Сухотину пристрастно их допросить, ибо довольно уже опытом примечено, что и на других прежде прибывших к здешним берегам судах большая половина людей была турков, требуя от него, чтоб он впредь приходящие с противной стороны какого б роду ни были суда признавал не иначе, как неприятельскими, как в рассуждении продолжающейся у нас с Пор-тою войны, так особливо и потому, что никаким образом распознать неможно, что люди на них будут крымской области, а не с противной стороны. Почему и просил его, чтоб он поступил с ними на основании военного права. После чего и получил от него рапорт, что оные, как реиз, так и матросы, все турки имеют на левой руке знаки, натираемые порохом.

Между тем, побывав в Балаклаве, в середине мае отряд Сухотина вернулся к проливу, около которого встретил прибывших к флотилии: младшего флагмана контр-адмирала А.Ф. Баранова и назначенного командовать отдельным отрядом капитана 2 ранга И.Г. Кинсбергена.^{938} А.Ф. Баранов, исходя из решения Сенявина, разделил отряд Сухотина надвое: 3 корабля Кинсбергена должны были крейсировать от Кафы до Балаклавы, а сам Баранов планировал после захода в пролив крейсировать в районе Керченский пролив — Кафа — Суджук-Кале — Керченский пролив.^{939},[128] 15 мая русские корабли разделились: Кинсберген с кораблями «Хотин», «Таганрог» и «Корон» направился к Кафе, а Баранов с фрегатом «Первый», кораблями «Морея» и «Новопавловск» и 2 пленными судами пришел в Керченский пролив.^{940} Но здесь в ночь на 19 мая А.Ф. Баранов скоропостижно скончался, и его отряд вновь возглавил Я.Ф. Сухотин.

И в это же время от русской агентуры была получена информация о том, что Гаджи-Али паша с турецкими войсками должен появиться в ближайшие дни у Тамани, причем на купеческих судах. В частности, посланный генерал-майора Якоби на Тамань конфидент сообщил, что «на Таманской стороне слышал от приехавших из Синопа турок, будто бы через 10 дней Гаджи али бей прибудет к Таману с.войском на купецких судах, приготовленных для перевозу войск. Сколько же числом войска с ним будет заподлинно не знает, а только велено купецких; какой бы препорции не были, малой или большой, наловить до 30».^{941} Более того, эта информация прекрасно сопоставлялась с данными, полученными в первой половине мая. Сперва появились сведения о жестком приказе султана Гаджи-Али бею высадиться в Крыму в начале мая 1773 г. В частности, в сообщении конфидента от 2 мая говорилось о данных, полученных через прибывших в Казылташский залив купцов, что «сераскер Гаджи Алибей заготовляет сухари для провизии назначенному при нем в Крым войску. И назад тому дней за 10 получил повеление от султана турецкого, чтоб оное заготовление как можно скорее стараться окончить и следовать в Крым конечно майя в первых числах… Выступление оного Аджи Алибея думают очень скоро последует, ибо он уже оканчивал заготовление сухарей».^{942} Далее последовала информация, что вначале Гаджи-Али бей собирается прибыть к Тамани и лишь затем оттуда атаковать Крым, совместно с ударом из района Очакова.^{943} И вот теперь поступило вышеуказанное сообщение.

Естественно, Я.Ф. Сухотин принял решение немедленно выйти в море для проверки этой информации, а в случае ее достоверности — для уничтожения судов противника (промедление русских в сложившейся ситуации действительно могло очень дорого обойтись). В результате в крейсерство к Таманскому полуострову под командованием Сухотина вышли фрегат «Первый» (командир — капитан-лейтенант М. Фондезин), корабли «Азов» (лейтенант С. Раткеевский), «Новопавловск» (капитан-лейтенант И. Баскаков), «Модон» (капитан-лейтенант П. Хвостов), «Морея» (лейтенант Ф. Денисон) и бот «Те-мерник» (мичман А. Тимашев).^{944},[129]

Уже 25 мая у Казылташской пристани были обнаружены суда противника. Я.Ф. Сухотин немедленно направился к ним, но из-за неблагоприятной погоды смог подойти к Казылташскому лиману только 29 числа, около 15 часов. Однако идти всей эскадрой, да еще с фрегатом, к устью реки Кубани, где была пристань, через лиман с неизвестными глубинами было рискованно. К тому же было необходимо обеспечить прикрытие с моря. Поэтому к пристани направились только корабли «Азов» и «Новопавловск» и бот «Темерник» под командованием командира «Новопавловска», капитан-лейтенанта И. Баскакова.^{945} Остальные же два корабля и фрегат остались в море около входа в лиман, заняв для прикрытия позицию в форме полумесяца. В журнале фрегата «Первый» записано так: «В ³/₄ 5 часа пришед мы на глубину 10 сажен, убрав паруса, положили якорь. Следуя нам, корабли Модон и Морея легли на якорь по фигуре рогами в море».^{946}

Тем временем отряд И. Баскакова вошел в лиман и у устья Кубани обнаружил 18 неприятельских судов, в том числе 6 больших. Уже при сближении с ними русские корабли открыли огонь из гаубиц, а подойдя на выгодную дистанцию и также встав на якоря, продолжили огонь. Баскаков тоже построил свои корабли полумесяцем, но изогнутым к берегу, только русские корабли были направлены к противнику не бортом, а носом. Турки даже не пытались сопротивляться. Их малые и средние суда бежали вверх по реке, но все 6 больших остались на мели. Тогда Баскаков, несмотря на наступавшую темноту, направил к ним вооруженные шлюпки, с приказом попытаться вывести эти суда в море. Русские же корабли перенесли огонь на близлежащие берега, дабы не допустить противодействия турок шлюпкам (налицо артиллерийская поддержка). Однако снять с мели упомянутые суда противника не удалось, и все их пришлось сжечь (одно из них было вооружено 8 пушками, остальные пять имели по две пушки). Заметим, что,действовали шлюпки темной летней ночью. 30 мая отряд И. Баскакова вернулся к эскадре.^{947}

Плавание соединения Я.Ф. Сухотина стало «первым действием русского флага на Черном море».^{948},[130] По способу проведения атаки это была операция с выделением отряда нападения и отряда прикрытия, причем последний занял у входа в Лиман позицию в форме полумесяца, обращенного концами в море, а ударный отряд для атаки использовал комбинацию из артиллерийского удара на первом этапе и выдвижения вооруженных шлюпок при поддержке артиллерийского огня кораблей для довершения дела — на втором. Наконец, майские события в Казылташском лимане стали еще одним примером ночных действий в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. Отдельно отметим, что за время операции «Азов» сделал 21 выстрел из гаубиц, а «Новопавловск» — 32.^{949}

Между тем, 30 же числа с эскадры увидели еще два турецких судна, шедших к Тамани. К ним немедленно был выслан корабль «Морея» (лейтенант Ф. Денисон). После непродолжительной погони он вскоре настиг их и, открыв огонь, заставил сдаться одно из судов, однако второе продолжало уходить. Высадив на первое судно призовую партию, Денисон бросился за ним и заставил сдаться артиллерийским огнем. В итоге вечером того же дня (30 мая) оба взятых судна были приведены «Мореей» к эскадре, на них находился 81 пленный.^{950},[131]

31 мая 1773 г. эскадра Я.Ф. Сухотина снялась с якорей и продолжила крейсерство около таманских берегов. Почти сразу она обнаружила в море еще одно судно, за которым в погоню был выслан корабль «Новопавловск». 2 июня он вернулся к эскадре вместе с взятым призом.^{951} Затем все три турецких судна были отправлены в Керчь.

А утром 8 июня с эскадры увидели еще одно неприятельское судно, идущее к Казылташу. За ним в погоню немедленно направился «Модон», который, подойдя к лиману, обнаружил там 2 больших, 5 средних и 13 малых судов. Сближаясь с ними, «Модон» открыл артиллерийский огонь и продолжал его, став на якорь. Турецкие суда на этот раз попытались оказать сопротивление, но продолжалось оно недолго. Как и в мае, средние и малые суда бежали вверх по реке Кубань, оставив 2 больших на мели. П. Хвостов направил к ним вооруженную шлюпку, но турки ружейным огнем попытались ее остановить. Тогда «Модон» огнем артиллерии разогнал противника. Однако снять суда и в этом случае не удалось: как и 29 мая, оба они были сожжены.^{952} Между тем, услышав открытую «Модоном» артиллерийскую стрельбу, Я.Ф. Сухотин направил к нему на помощь корабль «Новопавловск». Но когда тот подошел к лиману, все было уже кончено. 12 июня корабли вернулись к эскадре. И хотя прибытия турецких войск обнаружено не было, эти действия русских кораблей нанесли противнику чувствительный урон и на время прервали переброску турками боеприпасов, оружия, денег и агентов на Тамань. Кроме того, своим видом и успехами они ослабили влияние антирусских сил на Кубани. После этого эскадра Я.Ф. Сухотина продолжила крейсерство в Черном море, направившись на соединение с отрядом Кинсбергена (оно произошло 3 июля недалеко от Балаклавы).^{953}

Тем временем успешно действовал и Кинсберген. Отделившись с кораблями «Хотин» (лейтенант П.В. Пустошкин), «Таганрог» (лейтенант А. Колычев) и «Корон» (капитан-лейтенант И. Басов) от отряда Сухотина 15 мая и взяв курс на Кафу, он вскоре также захватил турецкое судно.^{954} Однако далее его стали преследовать неприятности. В Кафе из-за течи пришлось оставить самый сильный корабль отряда — «Хотин».^{955} Остальные же 2 корабля перешли к Балаклаве, где и предприняли крейсерство в районе Балаклава — Козлов.^{956} Но в это время серьезная течь появилась у «Таганрога». Кинсберген был вынужден зайти в Балаклаву. Здесь в абсолютно неприспособленных условиях и за короткие сроки (6–17 июня) моряки «Таганрога» сумели провести с помощью кренгования починку корабля.^{957} «Корон» все это время находился на рейде. 

Выписка из шканечного журнала корабля «Таганрог» за 1–21 июня 1773 г.^{958}

^{Дата … Событие}

30 мая … Корабли «Таганрог» и «Корон» вышли из Балаклавы в море на поиск виденных с берега в море судов и пошли к W

1 июня … Весь день крейсировали в море, но никаких судов не обнаружили

2 июня … По приказу капитана 2 ранга И.Г. Кинсбергена корабли провели пушечную и ружейную экзерцицию. Затем учились брать рифы у парусов

3 июня … Продолжали крейсерство в Черном море

4 июня … То же

6 июня … «Таганрог» и «Корон» вернулись к Балаклаве. Из-за сильной течи Кинсберген приказал «Таганрогу» для производства ремонта втянуться в Балаклавский залив. Приказание было выполнено: «Таганрог» подошел к берегу

7 июня … И.Г. Кинсберген переехал с «Таганрога» на «Корон». «Таганрог» начали разгружать: спустили стеньги, стали свозить на берег провиант, припасы, балласт, порох

10 июня … 12-фунтовые пушки правого борта «Таганрога» передвинули к левому борту; сюда же выставили 11 бочек, полностью налитых водой. Это позволило накренить «Таганрог» на левый борт и приступить к ремонту части подводной обшивки правого борта

11 июня … Ремонт обшивки правого борта «Таганрога» был завершен

12 июня … Передвинули все 12-фунтовые пушки с левого борта на правый. Начались ремонтные работы части подводной обшивки левого борта

13 июня … Исправление «Таганрога» было закончено. Корабль выпрямили

14 июня … Экипаж «Таганрога» начал возвращать грузы обратно на корабль

15 июня … На выходе из Балаклавского залива встал на якорь «Корон». «Таганрог» продолжали загружать

16 июня … На «Таганрог» закончили грузить порох и пресную воду, он снова вернулся в строй. «Корабль в грузу обстоит: ахтерштевень — 9 футов, форштевень — 8 футов 2 дюйма, дифференту 10 дюймов»

17 июня … Капитан 2 ранга И.Г. Кинсберген отдал приказ о выходе «Таганрога» из Балаклавского залива. «Таганрог» начал тянуться из залива и в итоге вышел на Балаклавский рейд

18 июня … «Корон» также вышел на Балаклавский рейд. Оба корабля расположились на рейде

19 июня … На «Таганрог» с «Корона» переехал И.К. Кинсберген, почему на корабле подняли брейд-вымпел и спустили обычный. В течение всего дня было маловетрие

20 июня … С ночи установился крепкий ветер, с нахождением шквалов. Утром он только крепчал, но днем стал умеренным. А вот сильная качка осталась

21 июня … «Превеликое волнение» продолжалось всю ночь, и на «Таганроге» появились повреждения такелажа. Утром осмотрели грот- и бизань-мачты. «По осмотру оказалось грот-мачта в трех местах дала немалые трещины, а на оной в топе эзельгофта весьма слабо ходит грот-стеньга… грот-брам-эзельгофт раскололо надвое». Днем установился штиль. «В 2 часа прислана к нам из Балаклавского залива от господина генерал-майора Кохиуса лодка, на которой прислан был сержант, который по приезде объявил, что видно из расставленных от него по берегу форпостов ходящие под парусами неприятельские суда…»

Между тем, в июне 1773 г. И.Г Кинсберген высказал предложение о переходе флотилии к наступательным действиям на Черном море, и, в частности, выдвинул идею о проведении флотилией десантной экспедиции на Синоп. Обосновывая необходимость наступательных действий в письме И.Г. Чернышеву, он так указывал на недостатки чисто оборонительных мероприятий: «Хотя купеческие суда, взятые нашими эскадрами, составляют для неприятеля потери, но не могут привести ни к чему серьезному… оборонительной войной, какую мы ведем около берегов, мы даем неприятелю время приготовиться, исправить свои ошибки и может быть воспользоваться теми и другими обстоятельствами». Для удара же по Синопу И.Г. Кинсберген предлагал выделить 2 фрегата, 4 корабля 2-го рода, бомбардирский корабль и одно взятое у турок судно, а также 1000 гренадеров, 200 охотников и 8 полевых орудий. Исходя из допросов пленных, он был полностью уверен в успехе предприятия и считал, что «нападение произведет сильную тревогу в Константинополе». Кроме того, И.Г. Кинсберген предлагал провести и вспомогательные десанты сил первой армии и запорожских казаков в Манглии и около Варны или Сизополя. Наконец, в качестве минимальной угрозы для турок указывал на необходимость отправки в крейсерство к Анатолии одного из фрегатов Азовской флотилии, что сразу же заставило бы турок разбросать свои морские силы на Черном море для защиты купеческих судов.^{959} Обо всем этом он написал И.Г. Чернышеву, А.Н. Сенявину и А.А. Прозоровскому. Ожидая ответов, И.Г. Кинсберген продолжил действия по уже угвержденному плану.

Из переписки капитана 2 ранга И.Г. Кинсбергена с вице-президентом Адмиралтейств-коллегий И.Г. Чернышевым

1. Перевод письма И.Г. Кинсбергена графу И.Г. Чернышеву с корабля «Таганрог» от 12 июня 1773 г.^{960}

Я надеялся встретить неприятельские корабли; по крайней мере по сообщенным мне сведениям они должны были находиться на высотах Балаклавы; но я искал их безуспешно в продолжении 8 дней; в это время Таганрог потек, так, что принуждены были откачивать в сутки по 12 фут и более, смотря по состоянию ветра и волнения; я решился, наконец, идти на Балаклавский рейд и ввести Таганрог в гавань для осмотра и исправления к принятию такого решения меня еще более побудило заявление офицеров о том, что корабль уже три раза стоял на мели и не был килеван в продолжении трех лет (тогда как это должно производить по крайней мере раз в год, в особенности для кораблей). Два корабля ходят дурно, имеют ужасный дрейф и едва поворачивают в самую хорошую погоду; все это вынудило меня увеличить их парусность.

Как только получу здесь муку для печения сухарей, в которых у нас недостаток, то пойду в море с одним Короном в ожидании, пока другой исправится; я думаю, что все это возможно сделать; надеюсь, что контр-адмирал, видя мою деятельность тем скорее решится прислать мне фрегат и бот.

Ежели бы В. С. содержать у Анатолии в крейсерстве один фрегат, что, как я имел честь вам докладывать, я предлагал, то неприятель не имел бы столько кораблей у Очакова, сколько он имеет теперь.

Указания опыта убеждают меня в том, что я уже сообщил В. С, что плоскодонные корабли вовсе неспособны для этого моря, а я осмеливаюсь советовать для пользы службы в другую войну иметь в этом море шебеки. 

2. Выдержка из перевода письма И.Г. Кинсбергена графу И.Г. Чернышеву с корабля «Таганрог» от 18 июня 1773 г.^{961}

…Пользуясь позволением, данным мне В. С. изложить вам мои мысли

О состоянии дел.

Хотя купеческие суда, взятые нашими эскадрами, составляют для неприятеля потери, но не могут привести ни к чему серьезному, ни иметь последствий для блага государства.

Оборонительной войной, какую мы ведем около берегов, мы даем неприятелю время приготовиться, исправить свои ошибки и может быть пользоваться теми или другими обстоятельствами. Болезни и чума, между тем, истребляют наши храбрые войска, и мы ежедневно теряем людей, не видя неприятеля.

Не лучше ли бы было В. С. произвести какое-нибудь решительное движение и идти прямо на них, вместо того, чтобы ежедневно опасаться десанта с их стороны? Мой план, В. С, состоит в следующем: взять два фрегата, 4 двухмачтовых судна, 2 бота, бомбарду и судно взятое у неприятеля, снабдить их провизией и посадить на них 1000 пеших храбрых гренадеров и 200 охотников с восемью полевыми орудиями; с этим отрядом я пошел бы, чтобы высадить десант в Синоп, так как в порте находятся суда, то следует приготовить два небольших судна брандерами. Сколько можно судить по сведениям, подученным мною от пленных, дело должно иметь успех и я уверен, что такое нападение произведет сильную тревогу в Константинополе. Теперь настоящее время для того, чтобы сделать что-нибудь; в это время года можно употреблять наши двухмачтовые суда не рискуя подвергаться сильным ветрам; с хорошим ветром можно быть в Синопе через два дня. Так как Сухотин имеет чин капитана 1 ранга, я же имею в виду только благо государства и честь нашего оружия, то я предлагаю служить под его командою за волонтера и помогать ему во всем моими советами и лично во всякой должности в какую он найдет нужным меня употребить; я отложу все в сторону для пользы службе.

Так как вход в бухту защищается фортом, я беру на себя встать против него с кораблем для облегчения прохода эскадре. Потом, так как не имеется сведений о береге, я сдав мою эскадру кому-нибудь другому, беру на себя идти совершенно одному на боту для ознакомления с берегом и положением крепости, с условием, чтобы мне предоставили вооружить и оснастить бот, как я найду лучшим, и чтобы мне не делали крючков.

Если в то же время со стороны первой армии можно бы было сделать десант близ Мангли с 300 человек, а другой около Варны или Сизополя с 1500 запорожскими казаками для того, чтобы произвести опустошения, я полагаю, что это могло бы живо все решить.

Не имея сухопутных войск нельзя ничего сделать, потому что раз взявши Синоп, они могли бы идти далее с уверенностью, имея в случае несчастья верное место, куда отступить.

Много обязан содействию, оказанному князем Прозоровским для починки Таганрога. Генерал-майор Кохиус, командующий здесь, помогал мне о всем, как в работе, так и в снабжении провиантом, в котором на кораблях оказался недостаток, в особенности в хлебе, потому что его у меня вовсе нет; западные ветра вероятно препятствуют прийти ботам назначенным к эскадре с провизией.

17 июня «Таганрог» был готов к продолжению действий и вышел на рейд Балаклавы. Кинсберген вернул на него свой вымпел и стал готовиться к новому выходу двух своих кораблей в море. Но налетевший шторм вновь причинил повреждения «Таганрогу», теперь уже в рангоуте. Это заставило Кинсбергена задержаться на Балаклавском рейде до 21 июня, когда в половине третьего часа дня он получил сообщение через нарочного сержанта от генерал-майора Кохиуса, что береговые казачьи форпосты видели в море судно.^{962} Но выйти в море вечером того же дня не позволила погода; это удалось И.Г. Кинсбергену, с «Таганрогом» и «Короном» только рано утром 22 июня.^{963}

Однако крейсерство 22 июня ничего не дало: горизонт оставался чистым. Ночь на 23 июня русские корабли также провели в крейсерстве. На рассвете 23 числа с востока неожиданно нашел густой туман, «которым прикрыло весь Крымский берег». Но когда около 6 ч утра он рассеялся, с «Корона» увидели идущее на румбе ZW судно. Об этом тотчас же было доложено И.Г. Кинсбергену, который приказал обоим судам взять курс навстречу этому судну. «Таганрог» и «Корон» направились к нему. По мере сближения сначала удалось рассмотреть один за другим силуэты четырех трехмачтовых судов, а затем и определить их классы: перед русским отрядом были 3 линейных корабля и одна шебека.

Тем не менее, вопрос о составе турецкой эскадры требует комментария. Традиционно в историографии указывается, что турки имели три 52-пушечных линейных корабля и одну 24-пушечную шебеку. Такие утверждения основываются на донесении И.Г. Кинсбергена А.Н. Сенявину и А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий.^{964} Кроме того, в обнаруженном нами в РГАВМФ шканечном журнале корабля «Таганрог» отмечено, что три из четырех турецких кораблей были двухдечными, а значит, могли быть только линейными кораблями.^{965} Однако в литературе иногда приводятся данные, что турки имели два 52-пушечных линейных корабля и 36- и 24-пушечную шебеки.^{966} Но эта версия возникла вследствие неверно прочитанного письма Кинсбергена И.Г. Чернышеву, где командующий русским отрядом пишет о наличии у турок двух 54-пушечных кораблей, одного 36-пушечного корабля и одной 24-пушечной шебеки.^{967} То есть речь идет опять же о трех неприятельских кораблях. Да и по ходу описания боя Кинсберген все время указывает наличие у турок трех кораблей. Но здесь есть внутреннее противоречие: 36-пушечное судно не могло быть линейным кораблем, а являлось, скорее всего, фрегатом, однако описывая бой, Кинсберген говорит именно о трех кораблях у турок.

Наконец, есть и еще один интересный документ: письмо русского резидента в Крыму П.П. Веселицкого А.А. Прозоровскому с описанием боя, которое тот получил от грека.^{968} В документе приводятся другие данные о составе русской и турецкой эскадр: так, первая имела «корабль и одномачтовое, при оном находящееся, небольшое судно», а вторая — два галиона и две бригантины. При этом, кстати, потери на русских кораблях, по данным грека, также были другими: один грек убит «и человек до семи с ружья ранено, да убито». По составу русской эскадры, таким образом, сразу же видна неточность. Такая же ситуация и со сведениями о ее потерях. Что же касается данных о турецкой эскадре, то здесь можно отметить, что турки и греки часто называли большие двух- и трехпалубные корабли галионами (а галион был действительно подобным кораблем), и, таким образом, в данном документе речь, практически, идет о наличии у турок 2 больших кораблей и 2 меньшей величины. Но никаких других подтверждений этих сведений нет. На наш взгляд, можно считать наиболее обоснованными данные о наличии у турок 3 линейных кораблей 50-пушечного ранга и одной шебеки с 20-пушечным вооружением.

Итак, обнаруженные корабли были опознаны и классифицированы. Сомнений в том, что это неприятель, не оставалось. Вот как отмечено это в шканечном журнале корабля «Таганрог»: «В начале 11 часа увидели мы на вышеписанных от ZW идущих судах красные, зеленые в 9 штуках флаги, гюйсы и вымпелы красные, которые показали нам, что неприятельские корабли 3-мачтовые из оных передний на фор-стеньге имеющий флаг того ж колера красный и при том… на всех стеньгах красные вымпелы, а на прочих трех кораблях того ж колера вымпелы, из которых 3 корабля видно о двух деках, а четвертый наподобие шебеки».

Между тем, противники сближались. Турки, очевидно, также рассматривали корабли И.Г. Кинсбергена, определяя, кто им противостоит, а разобравшись, что превосходят русских по всем статьям (особенно подавляющим это превосходство было в артиллерии), устремились на противника. Имели турки еще одно преимущество, существенное во времена парусных флотов, — они были на ветре. Однако Кинсберген не собирался отступать. «Таганрог» и «Корон» продолжали сближение с турецким отрядом.

В начале первого часа дня по «Таганрогу», на котором находился И.Г. Кинсберген, с неприятельского флагмана открыли артиллерийский огонь. В начальной фазе боя турки предприняли попытку окружить «Таганрог», который оказался один, так как «Корон» отстал. Однако И.Г. Кинсберген своевременно разобрался в ситуации и предпринял контрманевр: удачно развернув «Таганрог» носом к турецкому флагману, он сумел огнем из носовых гаубиц зажечь на последнем блинда-рей, который туркам пришлось обрубить. После этого турецкий флагманский корабль отказался от попыток окружить «Таганрог» и присоединился к остальным турецким кораблям. К «Таганрогу» же, наконец, подошел «Корон». Стороны начали бой в линиях баталии на параллельных курсах «правого галса». Об этих ключевых событиях боя в журнале «Таганрога» записано следующее: «Высходе (первого. — Авт.) часа поворотили мы оверштаг на правый галс и, следуя нам, на корабле Корон чинили то ж. В начале (второго. — Авт.) часа по приказу эскадренного командира стали действовать из гаубиц бомбами и брандскугелями в лежащий с нами в неприятельский флагманский корабль, а из пушек пальбу прекратили, в то время видно нам, что на переднем корабле во время действия от нас из гаубиц зажжен на оном корабле блинд, который на оном корабле отрублен и опущен в море, который и поворотил чрез фордевинд на левый галс… В ¹/₂ (второго. — Авт.) часа действовать из гаубиц прекратили, а стали палить из пушек с ядрами, картечами и книпелями в неприятельскую линию, лежащую с нами в линии правым галсом».

Однако около 14 ч, из-за возросшей дистанции, противники прекратили огонь. Наступила пауза. Так закончился первый этап боя, когда «Таганрог» получил наиболее серьезные повреждения в результате нескольких попаданий в борт и батарею, включая вызвавшее поломку одной из пушек, другую же от прямого попадания разорвало, что привело к гибели мичмана А. Реиниена и одного матроса, еще 6 человек были ранены. Кроме того, отмечена на этом этапе и гибель на «Таганроге» грека.

В 14 ч 30 мин бой возобновился. Положение сторон оставалось тем же, что и к началу паузы. Теперь бой принял еще более упорный характер. Продолжая двигаться параллельными курсами, противники развили сильный артиллерийский огонь. При этом дистанция была очень незначительной (для русских кораблей, на которых стояли 12-фунтовые пушки, наиболее эффективная дистанция боя составляла 100–150 м^[132]). В один из моментов турки даже предприняли попытку взять русские корабли на абордаж, но «Корон» артиллерийским и ружейным огнем (истратив 661 ружейный заряд) отразил эту атаку.

Тем временем, было видно, что турецкие корабли от огня русской артиллерии получали все большие повреждения и несли чувствительные потери. В шканечном журнале корабля «Таганрог» была сделана следующая запись: «В начале 5 часа… видно нам во время неугасимого огня от нас и с корабля Корон неприятельская линия вся разбита и приведена в большой непорядок, а особливо лежащий с нами в линии де баталии правым галсом противо нас флагманский корабль на который беспрестанно от нас с корабля из пушек с ядрами, картечами и книпелями (палили. — Авт.), который в линии уже больше с нами видно лежать не мог, стал придерживаться ближе к ветру. В ¹/₂ (пятого. — Авт.) часа видно нам на идущем позади нас неприятельском корабле во время пальбы от нас с корабля из пушек, на котором попавшим от нас ядром подшибли крюйс-стеньгу, которая со всеми принадлежащими ея снастями упали в море». Итоговое же состояние турецкой эскадры в журнале «Таганрога» описано так: «На неприятельских кораблях видно нам было… от нас во время производимой из пушек пальбы множество людей побитых которых они бросали в море, а особливо на флагманском корабле мачт[ы], стеньг[и], ре[и], парус[а], такелаж и корпус корабля име[ю]т повреждение не малое, так, что у которого в верхнем деке пушки видно из своих мест упали в море, и приведен был в непорядок». О серьезных повреждениях турецкой эскадры к концу боя написал в своем донесении и Кинсберген: «…В продолжение сего с обеих сторон чрезвычайного огня, в глазах наших бросаемы были от них в море многое число убитых, на кораблях их сбиты с двух крюйс-стеньги, а у шебеки бушприт с блиндою и сверх того… по разбитии на одном (турецком корабле. — Авт.) борта с своих мест выпали пушки».

Наконец, около половины шестого, не выдержав продолжения боя и не сумев разбить русский отряд, неприятель вынужден был отступить и, подняв все паруса, бежал в море «тем же следом, откуда пришел».^[133] Таким образом, первый морской бой на Черном море русские моряки выиграли — и выиграли блестяще. Противник, имевший ощутимое превосходство в числе кораблей, количестве пушек и их калибрах, не сумев разбить два русских 16-пушечных корабля, ретировался, отказавшись от продолжения боя. Это стало «добрым почином» молодой Азовской флотилии, а также фактически и первой победой флота России на Черном море.

Повреждения же, полученные русскими кораблями, в целом были незначительными, что позволило И.Г. Кинсбергену до 25 июня оставаться в море, ожидая возможного возвращения противника. Но турки так и не появились ни утром 24 июня, ни в течение этого дня. И 25 июня И.Г. Кинсберген пришел в Балаклаву для исправления тех поломок, которые не удалось устранить в море.

Итак, на «Таганроге» в бою 23 июня 1773 г. оказалось 3 убитых (в том числе мичман А. Рейниен), 8 раненых тяжело и 12 легко. Всего выбыли из строя 23 человека. Одна пушка была полностью разбита и две повреждены. Кроме того, из находившихся на «Таганроге» пленных греков двоих убило и четверых ранило (они погибли, сражаясь вместе с русскими моряками, так как нехватка людей заставила Кинсбергена в бою поставить к пушкам даже пленных, естественно, под строгим контролем, но те проявили себя молодцами). На «Короне» был убит лишь один человек, еще 6 были ранены, в том числе 3 тяжело. Всего на «Короне», таким образом, выбыло 7 человек. На обоих кораблях было много поврежденных парусов и снастей.^{969} И.Г. Кинсберген отмечает также повреждения мачты и стеньги, но не указывает, на каком корабле. Однако это позволяет уточнить шканечный журнал «Таганрога», заодно дающий возможность и в целом охарактеризовать повреждения данного корабля. В частности, в журнале «Таганрога» записано: «Во время вступления нами в бой с неприятелем имеем повреждения: грот-мачту несколько у бизань-штага повредило ядром, грот-стеньгу между марсом и эзельгофтом ядром пробило насквозь, гротмарсель пробит ядрами, картечами и книпелями в 12 местах, крюисель то ж в 4-х, гротзейль (грот. — Авт.) в 11 местах, в палубе на правой стороне карленц вышибло вон из меата, вант перебитых: бизань-ванта с правой стороны одна, крюйс-стеньг-ванта одна, крюйс-брам-фордуны, грот-стеньг-вынтреп, грота-топенанты на обеих сторонах, шлюпбалку с правой стороны в двух местах повредило… одну пушку разорванную (имеем. — Авт.) на корабле, потом еще у двух винград отбит от неприятельских ядер, у которых дула имеют трещины из которых палить опасно».^{970} Таким образом, эти потери оказались весьма небольшими по сравнению с видимым уроном турок, учитывая их громадное превосходство в артиллерии.

^{Балаклавский бой 23 июня 1773 г. Художник И. Родионов}

^{И.Г. Кинсберген. В периодслужбы в Азовской флотилии капитан 2 ранга} 

Особо следует отметить храбрость и умелые действия всех русских моряков в бою 23 июня, в том числе командиров «Таганрога», лейтенанта А. Колычева, и «Корона», капитан-лейтенанта И. Басова, а также самого И.Г. Кинсбергена. Успех русских моряков становится еще более впечатляющим, если учесть, что никто из них до этого не имел опыта морских боев. Кинсберген был в восторге от увиденного. В донесении Сенявину он так оценил действия подчиненных ему русских офицеров: «Справедливость требует от меня достойного засвидетельствования о мужественной храбрости гг. командовавших означенными кораблями и прочих бывших под командою их обер-офицеров, которые, будучи первый раз в действительном огне не только не мало не устрашились, но еще примером своего усердия и расторопностью возбуждали своих подчиненных к отважному всех неприятельских нападений отражению».^{971} В письме же И.Г. Чернышеву Кинсберген дал уже общую характеристику моряков русских кораблей: «Я весьма доволен обоими кораблями и на коленях умоляю В. С. выразить всем офицерам и нижним чинам, что вы довольны их поведением и храбростью», после чего добавил: «С такими молодцами В. С., я выгнал бы черта из ада».^{972} Сам И.Г Кинсберген за этот бой получил орден Святого Георгия IV степени.^{973}

Подводя итог разбора данного боя, необходимо остановиться на следующем. Победа была одержана благодаря грамотному ведению боя И.Г Кинсбергеном (он сумел не только избежать охвата своего корабля, но и нанести при этом повреждения турецкому флагману), слаженной работе экипажей русских кораблей, высокому моральному духу русских моряков, отвалено дравшихся с многократно превосходящим противником, и мастерству русских артиллеристов. О последнем отлично говорят повреждения и потери противника. Кстати, во время боя «Таганрог» истратил 320 зарядов, а «Корон» — 240. Исходя из того, что бой длился около 5 часов (300 мин), а у «Таганрога» на борт имелось 7 орудий, причем одна пушка вышла из строя спустя полтора часа, в среднем на один выстрел уходило примерно 6 мин. Особое же удовлетворение у Кинсбергена вызвало действие гаубиц, с помощью которых удалось поджечь турецкий флагманский корабль в важный момент боя.^{974}

При этом, безусловно, нельзя не отметить и низкий уровень командования турецкой эскадры, не сумевшей использовать ощутимое превосходство в силах, а также абсолютно никудышную стрельбу турецких артиллеристов. Говоря о турецких корабельных артиллеристах, следует иметь в виду два момента. Во-первых, турки, будучи верными себе, вели огонь в основном по рангоуту и парусам русских кораблей, что способствовало умеренным потерям на них личного состава и небольшим повреждениям корпуса, но при низкой точности стрельбы не смогли лишить их хода. Во-вторых, уже в этой русско-турецкой войне определилась формула, которую в 1807 г. Д.Н. Сенявин выразил так: «Чем ближе к неприятелю (турецким кораблям. — Авт.), тем от него менее вреда».^{975} Однако все это абсолютно не умаляет подвига русских моряков.

Результатами Балаклавского боя были: 1) поражение турецкой эскадры и отражение ее попытки приблизиться к берегам Крыма; 2) моральный удар по туркам: после этого боя турецкий флот так больше и не решился на серьезную атаку флотилии. Но здесь возникает уместный вопрос о цели появления турецкой эскадры у берегов Крыма. Исходя из данных имеющихся в нашем распоряжении источников, можно судить, что она могла заключаться или в проведении турками поисково-демонстрационных действий^{976} (разведка сил флотилии, нанесение поражения ее отрядам при одновременной демонстрации крымским татарам силы своего флота), или в высадке ими небольшого десанта^{977} (при этом и то, и другое служило решению одной задачи — поднятию крымских татар на восстание^[134]). Таким образом, поражение турецкой эскадры означало срыв данного плана.

Между тем, в конце июня турки потерпели еще одну чувствительную неудачу. Зашедший в Ахтиарскую бухту 28 июня турецкий 60-пушечный линейный корабль был обстрелян артиллерией берегового отряда Кохиуса, которая нанесла ему ряд повреждений и вынудила утром 29 июня удалиться. Восстановить развитие событий нам помогут письмо И.Г. Кинсбергена И.Г. Чернышеву и донесение Кохиуса А.А. Прозоровскому.^{978}

Вечером 27 июня береговые посты сообщили о появлении у крымских берегов со стороны Очакова двух неприятельских кораблей. Кинсберген попытался со своими кораблями выйти в море, но противный ветер не позволил ему сделать это. Тем временем, утром 28 июня один турецкий корабль вошел в Ахтиарскую бухту, и начальник участка генерал-майор Кохиус с частью своего отряда немедленно выдвинулся туда. С ним отправился и Кинсберген, не желавший сидеть без дела. Прибыв к Ахтиарской бухте, они обнаружили стоящий вблизи от берега турецкий корабль, по виду не менее чем 60-пушеч-ного ранга. Сразу же удалось пленить пытавшихся высадиться на берег для установления связи с крымскими татарами четырех чурок (в том числе чауша). После этого Кохиус решил открыть по противнику огонь, чтобы заставить его уйти в море и заодно продемонстрировать силу русских войск.

О дальнейшем Кохиус так сообщил А.А. Прозоровскому: «Отдав их (арестованных турок. — Авт.) под караул, приказал порутчику Ларионову из полукартаульного единорога бросать в корабль бомбу, которою у него отбита часть носа. Почему и они, оборотя его стороной, зачали со всего борта производить из пушек и ружей стрельбу. Такой огонь и продолжался с 6-го до 8-го часу. Но по искусству артиллерии поручика Ларионова от бросаемых бомб и брандскугелей зажигался раз с пять корабль (Кинсберген говорит о двух разах. — Авт.) и во многих местах пробиваем был. От чего восчувствовав неприятель свою опасность, поднял сильный крик и шум и, усугубя канонаду, в великом мятеже, будучи чрезвычайно наполнен людьми, бросался везде ко исправлению поврежденного и к утушению зажегшегося, беспрестанно наливая и насосом почерпая воду, а другие пылающие вещи и мертвые тела метая в море, которых сколько можно было усмотреть нащитано более 15-ти. С другой стороны, подполковник Бок, вышед на берег с командою и тремя орудиями, производством из оных выстрелов старался также его вредить. Сие продолжалось до ночи. На другой же день… часу в 12-м сей поврежденный корабль, несмотря на противную погоду, употребив все силы, вытянулся из гавани и взял ход прямо к Очакову».

Видневшийся же в эти дни на горизонте второй подобный корабль турок так и не рискнул приблизиться к берегу. Таким образом, успешное изгнание турецкого корабля сухопутными войсками продемонстрировало их высокую боеготовность. Выходу же русских кораблей Кинсбергена, как было сказано выше, помешала погода. А когда 29 июня ветер, наконец, позволил это сделать, турецкого корабля в море уже не оказалось.

После двух последних неудач Турция практически на два месяца прекратила какие-либо действия на Черном море (с июля до середины августа 1773 г. русские моряки не засекли около Крыма и Тамани ни одного судна противника). Более того, все дальнейшие действия турок были связаны только с Таманью и Керченским проливом: кроме района последнего, в других местах к Крымскому полуострову до конца войны они больше не приближались. Это стало большой удачей для России, так как, располагая превосходством в силах, турецкий флот имел гораздо больше возможностей создать проблемы именно при действиях против всего побережья Крыма. Безусловно, основную роль в изменении поведения турок сыграла победа Азовской флотилии в Балаклавском бою 23 июня 1773 г. Таким образом, косвенные итоги данного боя также имеют огромное значение, поскольку они фактически заставили турок действовать не в своих интересах.

Так завершилась первая половина кампании 1773 г. Успешные действия отрядов Я.Ф. Сухотина, выигранный Кинсбергеном бой и изгнание турецкого корабля сухопутными войсками позволили отразить все попытки турок отдельными вылазками спровоцировать на восстание крымских и ногайских татар. Первый раунд борьбы на Черном море турки проиграли. Турецкому командованию стало ясно, что нужна серьезная операция против Крыма и флотилии. Однако неудачи надломили моральный дух турок и направили большинство их действий по ошибочному пути. Уверенность же русских моряков флотилии и войск в Крыму в своих силах, наоборот, возросла.

3 июля эскадры Сухотина и Кинсбергена объединились западнее Балаклавы и 4 числа пришли на Балаклавский рейд.^{979} И.Г. Кинсберген вступил в командование фрегатом «Второй», а общее командование эскадрой, состоявшей теперь из 2 фрегатов, 4 кораблей и 2 палубных ботов, принял Я.Ф. Сухотин. И хотя Сухотин, исходя из разведданных, получил предписание Сенявина совершить поход к Суджук-Кале,^{980} до 22 июля эскадре пришлось простоять в Балаклаве. Причиной тому стал сильнейший шторм с 8 по 11 июля, в результате которого был серьезно поврежден рангоут стоявших на якоре кораблей: «Морея» лишилась обеих мачт, «Корон» потерял грот-стеньгу, «Журжа» лишилась грот-стеньги, имелись поломки и на «Таганроге».^{981} Особенно сильно пострадали два первых корабля, у которых еще и открылась серьезная течь. В результате «Морея» и «Таганрог» вышли из строя. Затянулся ремонт и на «Журже».

Тем временем решилась судьба июньских предложений Кинсбергена. Указывая на то, что подготовка похода (в связи с необходимостью ремонта кораблей) приведет к ослаблению крейсерской службы у берегов Крыма, а сам поход (в связи с задействованием в нем практически всех сил флотилии) и вообще оставит их, а также Керченский пролив без морской защиты, А.Н. Сенявин выступил против него, но при этом оставлял право окончательного решения вопроса о ее организации за П.А. Румянцевым. В частности, он писал: «…Что хотя все состоящие на море корабли обращаются в крейсерстве, но так как при своих берегах случающиеся повреждения исправляют, возвращался в Керченскую или Балаклавскую бухты. Когда же иттить им к берегам неприятельским, то надобно и починивать все корабли, а паче те, коих продолжавшаяся в марте и апреле месяцах стужа по настоящему исправить не допустила, кои в таком состоянии для крейсерства на Черном море вышли. Почему за нужное тогда почитал взять их тогда от крейсерства в пролив и по дефектам исправить и удовольствовать. Вся же, назначаемая для сей Экспедиции, эскадра должна состоять из осьми кораблей новоизобретенного рода и двух фрегатов, да одного малого бомбардирского, и трех ботов палубных, на коих определенного к транспорту сухопутного войска со всеми начальниками поместиться может до тысячи человек без тягостей. А когда вышеозначенные фрегат[ы] и корабли выступят к Синапу, то в проливе на страже останется один бомбардирский корабль “Ясы”. А как в данном ему от Е. И. В. рескрипте предписано не упускать никогда из виду и обеспечивания Азовского моря и Крымских берегов, то в следствии того… изъясняясь, что и никак им к Синапу иттить неможно, ибо чрез то должен будет отлучаться от пролива и от крымских берегов на другую сторону моря, почему они и останутся от него невидимыми, а потому и несохраняемыми».^{982}

В результате Румянцев принял решение отказаться от проведения данной экспедиции. При всей выгодности идеи активных действий флотилии риск действительно был очень большим. Не прошла и идея крейсерства отдельных судов флотилии у вражеского побережья, хотя ее осуществление было вполне реальным. Остается только сожалеть об этом, так как, еще по утверждению П.А. Толстого, Турция в начале XVIII в. очень активно использовала Черное море для торгового судоходства. В частности, он писал тогда: «Товары, которые приходят из Черного моря в Константинополь и расходятся по всей турецкой земле, пшеница, ячмень, овес, масло коровье, сало, конопли, мед, сыры, мясо соленое, кожи, воск во христианах расходятся, также и шерсть».^{983}Более того, П.А. Толстой подчеркивал, что «ежели того с Черного моря не будет, хотя един год, оголодает Константинополь».^{984},[135] Справедливости ради, заметим, что полноценную крейсерскую войну в Петербурге практически всегда недооценивали.

Между тем, с 22 июля действия флотилии активизировались. Сухотин с отрядом судов (сначала из 2 фрегатов и 2 кораблей, затем только из фрегатов) совершил поход к Суджук-Кале, но, не обнаружив там никаких судов противника, вернулся в Балаклаву.^{985} Здесь он узнал, что флотилия лишилась 3 кораблей: «Морею» и «Новопавловск» из-за сильной течи поставили на мель в Балаклавской бухте, чтобы не затонули, а «Таганрог», еще способный к переходу, отправили на ремонт в Таганрог.^{986}

Тем временем Сенявин стянул свои суда к Керченскому проливу. К вечеру 19 августа практически все корабли флотилии собрались у мыса Таклы. Здесь находились фрегаты «Первый» и «Второй», корабли «Хотин», «Азов», «Журжа», «Модон» и «Корон» и 3 палубных бота.^{987},[136] За все время после 23 июня русские корабли пока ни разу не встречали турецких судов. Однако в то, что турки отказались от своих целей, поверить было сложно.

И турки действительно не отказались от намерения вернуть Крым. В середине июля в Петербурге получили из Константинополя сообщения о принятом Портой решении: «лучше продолжать войну, нежели согласиться на (русские. — Авт.) кондиции». Но теперь нанести удар по Крымскому полуострову турки решили через район Суджук-Кале — Тамань. Турецкая эскадра с десантом на борту должна была проследовать от Синопа к Суджук-Кале, поднять против России расположившихся на Кубани ногайских татар, а затем нанести удар по Крыму в районе Керченского пролива.^[137] Помощь в этом должны были оказать восставшие ногаи. Чтобы возглавить восстание ногайских татар, а затем, по занятии Крыма, стать во главе всего ханства, в Константинополе был назначен новый Крымский хан Девлет-гирей.^{988} Иными словами, турки хотели убить двух зайцев сразу: укрепиться на Кубани и вернуть Крым. И в августе началась активная агитационная обработка ногайских татар: турецкие агенты распространяли слухи о крупном поражении русской армии на Дунае и о скором прибытии турецкого флота, с конечной целью нанесения удара по Крыму.^{989} Не спадало напряжение и в Крыму. Как писал в Петербург 17 августа В.М. Долгоруков, крымские татары по-прежнему ожидали появления турецкого флота с десантом.^{990}

Между тем, А.Н. Сенявин также получил сведения, что «турецкий флот с десантом, пошедший от Синопа, находится за противным ветром на якоре у Самсона, и как де скоро будет ему благополучный ветер, то намерены (турки. — Авт.) идти к Суджуку, а оттуда и для нападения на Крымские берега».^{991} Ознакомившись с донесением, он сразу же дал Я.Ф. Сухотину ордер о немедленном направлении к Суджук-Кале для крейсерства отряда капитана 2-го ранга И.Г. Кинсбергена в составе фрегата, 4 «новоизобретенных» кораблей и 2 ботов.^{992} 

Из ордера вице-адмирала А.Н. Сенявина капитану 1 ранга Я.Ф. Сухотину от 17 августа 1773 г.^{993}

Рапорты ваши… я сейчас получил и как из них не вижу того, чтоб вы были у Суджука, а сейже час дошедшие ко мне известия открывают, что турецкий флот с десантом пошедшей от Синопа находится за противным ветром на якоре у Самсона, и как де скоро будет им благоприятный ветер, то намерены идти к Суджуку, а оттуда и для нападения на Крымские берега. По каковым известиям предписываю вам 1-е: флота господину капитану 2-го ранга Кинсбергену к имеющемуся у него фрегату Второму препоручить в ево же команду корабли Журжу, Корон, Модон и Азов, да ежели есть прибывшими два палубные бота в числе коих у него был и брандер и идти ему к Суджуку, для чего и дать ему имеющуюся у вас карту Черного моря, 3-е на фрегате Первом мачту неотменно укрепить… как для того что здесь фрегатских мачт запасных нет, как и ради ожидания неприятеля, коего в пролив не впустить; чего для вам на том фрегате и кораблю Хотин крейсировать между мыса Таклы и Таманского острова…

21 августа 1773 г., после непродолжительной подготовки, отряд капитана 2 ранга И.Г. Кинсбергена в составе фрегата «Второй» (под командованием самого капитана 2 ранга И.Г. Кинсбергена), кораблей «Модон» (капитан-лейтенант П. Хвостов), «Корон» (капитан-лейтенант И. Басов; данный корабль вернется в Керчь 22 августа из-за повреждения грот-мачты), «Азов» (лейтенант С. Раткеевский) и «Журжа» (капитан-лейтенант С. Токмачев), а также палубных ботов «Битюг» (мичман А. Аклечеев) и «Миус» (мичман М. Орелли, бот использовался в качестве брандера) вышел в море в сторону Суджук-Кале.^{994},[138]И уже 23 августа, находясь в районе указанной крепости, Кинсберген встретил идущую от ZW турецкую эскадру.

По данным донесения А.Н. Сенявина, турки имели 3 линейных корабля, 4 фрегата и 3 шебеки, которые шли впереди, а также 8 транспортов с десантом, шедших чуть сзади^{995} (эти цифры в основном фигурируют и в отечественной историографии). Однако в шканечном журнале корабля «Азов» указывается, что турецкая эскадра насчитывала 4 линейных корабля, вооруженных по виду 60–80 орудиями, а также еще 6 военных и 7 транспортных судов.^{996} В журнале же Кинсбергена зафиксированы 4 линейных корабля, 2 фрегата и одна шебека, но при этом в документе отчетливо прослеживается, что это только часть турецкой эскадры, поскольку общее количество турецких судов определено в 17 единиц.^{997} Наконец, в отечественной историографии иногда фигурируют и такие цифры: 4 линейных корабля, 4 фрегата, 3 шебеки и 8 транспортов.^{998} Таким образом, в общем данные схожи, но наиболее достоверным выглядит наличие у турок 4 линейных кораблей, 6 других военных судов и 7 транспортных. В любом случае превосходство противника на этот раз было еще ощутимее.

Несмотря на такое превосходство турок, И.Г. Кинсберген, как и 23 июня, не уклонился от схватки с противником, которая вошла в историю как бой при Суджук-Кале 23 августа 1773 г. Особую интригу ему придает то, что при малой известности он имеет большое количество трактовок в популярных работах, преимущественно XIX в. На основании широко используемого донесения А.Н. Сенявина об этом бое, обнаруженных в РГАВМФ шканечного журнала корабля «Азов», а также фрагмента флагманского журнала самого И.Г. Кинсбергена ниже мы попытаемся восстановить обстоятельства этого боя. Но вначале рассмотрим существующие в историографии версии.

Первая группа авторов (В.Ф. Головачев, Р.С. Скаловский, Н.В. Новиков, А.В. Висковатов) рисует, в целом, следующую картину боя.^{999} Обнаружив турецкую эскадру, Кинсберген, несмотря на ее превосходство, принял решение атаковать, избрав объектом нападения головные корабли турок. В данном выборе он опирался на два преимущества русской эскадры: она была на ветре, что в противоборстве парусных флотов имело очень большое значение, а русские моряки, особенно артиллеристы, были лучше подготовлены, чем турки^[139]. В последнем, по мнению указанных авторов, И.Г. Кинсберген уже мог убедиться в бою 23 июня 1773 г., поэтому очень на это рассчитывал. Описывая же предпринятую Кинсбергеном атаку, упомянутые авторы единодушно указывают на применявшийся в ее ходе новый тактический прием, но расходятся, излагая его суть. В.Ф. Головачев и Н.В. Новиков пишут о сосредоточенной атаке авангарда противника, причем со взятием его в два огня, тогда как Р.С. Скаловский и А.В. Висковатов отмечают только сосредоточенную атаку авангарда, но при этом последний пишет, что она производилась последовательным приближением к нему русских кораблей. Это явный абсурд, так как такой прием мог обеспечить лишь поочередный расстрел русских кораблей (достаточно вспомнить пример боя у острова Менорки в 1756 г.).

Далее, согласно данным авторам, разгорелся упорный бой с применением даже ружейного огня, то есть происходивший на самых коротких дистанциях (не более 200 шагов, или 140 метров^{1000}), при этом в центре боя находился фрегат «Второй» под командованием И.Г. Кинсбергена. И русские артиллеристы вновь показали себя с лучшей стороны: «…Сбитые паруса, повреждения в рангоуте и такелаже, масса убитых — все это произвело полное смятение среди турок».^{1001} Более того, В.Ф. Головачев и Н.В. Новиков отмечают следующий интересный эпизод: расстройство турок вскоре оказалось настолько большим, что у них два передних корабля наскочили друг на друга. Но когда И.Г. Кинсберген приказал брандеру атаковать их, неожиданно переменился ветер, и уже турки оказались на ветре. Положение русского отряда ухудшилось, однако турки и не думали атаковать. Наоборот, они вышли из боя.^{1002}

В итоге, как доносил Кинсберген А.Н. Сенявину: «Неприятель, не стер-пя больше жестокого от наших огня и почувствовав знатное повреждение, с обыкновенной своей робостью обратился в бег к Суджук-Кале, куда и прочие 8 судов, не вступавшие за отдаленностью в бой, бежали под защиту ж крепости…».^{1003} Русская эскадра преследовала турок, но у входа в Суджукскую бухту вынуждена была остановиться из-за невозможности бороться с береговыми батареями противника. Так закончился двухчасовой бой у Суджук-Кале, увенчавшийся новой блестящей победой Азовской флотилии.

Таковы события боя у Суджук-Кале по наиболее популярной в отечественной историографии версии, в целом сводящейся к атаке Кинсбергеном турецкой эскадры. Но существует и вторая версия данного боя, гласящая, что не Кинсберген атаковал турок, а они сами атаковали его (на это, в частности, указывается в работах Ф.Ф. ВеселагЪ^{1004} и «Морском Атласе»^{1005}). Тем не менее, упорный характер боя и его итог по этой версии такие же, за исключением того, что И.Г. Кинсберген из-за повреждений, полученных русскими кораблями, не проводил преследования отступившего к Суджук-Кале противника.

А теперь обратимся к имеющимся источникам. Их анализ дает основания для другой интерпретации событий. Версия о том, что атаковали турки, отпадает сразу же, но и атаки Кинсбергеном турецкого авангарда, да еще и с постановкой его в два огня и подготавливаемой атакой брандера, здесь тоже не просматривается.

Исходя из указанных материалов, можно нарисовать следующую картину боя. Крейсируя в районе Суджук-Кале, около 4 ч утра 23 августа эскадра И.Г. Кинсбергена усмотрела к западу или северо-западу корабли, а в 4 ч 30 мин опознала в них неприятеля: «уповательно следует быть по видимости кораблям от 80 до 60 пушек». Тогда же на горизонте были обнаружены еще 6 неприятельских судов. После этого русская эскадра направилась навстречу противнику, перестроившись в начале 10-го часа в линию баталии правого галса. В это же время, как записано в журнале корабля «Азов», с эскадры «увидели еще к SW 5 неприятельских судов и в отдаленности стоящих без парусов 2 (судна. — Авт.)». Около 12 ч фрегату «Второму», значительно вырвавшемуся вперед, пришлось убирать паруса и ложиться в дрейф, чтобы дождаться отставших судов. Впрочем, и позднее он сохранял место впереди строя (сказывалась тихоходность русских «новоизобретенных» кораблей).

^{Схема боя у Суджук-Кале 23 августа 1773 г. Составлена автором по данным шканечного журнала корабля «Азов» и флагманского журнала И.Г. Кинсбергена} 

К 14 ч 30 мин противники сблизились, после чего турки открыли огонь по фрегату «Второй». Тот сразу же ответил. Остальные русские корабли вступали в бой по мере продвижения мимо них турецкой эскадры. Атаковать их противник и не стремился, и не мог: русские были на ветре. В итоге бой на контркурсах между растянувшимися линиями эскадр продолжался около двух часов, и в районе 16 ч 30 мин турки начали отход к Суджук-Кале. Стоит отметить, что наиболее напряженный артиллерийский бой с проходящими турецкими судами, по всей видимости, имел только фрегат Кинсбергена, сближавшийся на самую короткую дистанцию. Остальные русские корабли держались на большем расстоянии. Отходящих же турок, судя по данным шканечного журнала корабля «Азов» и флагманского журнала самого И.Г. Кинсбергена, русская эскадра не преследовала. 

Сражение у Суджук-Кале по шканечному журналу «новоизобретенного» корабля «Азов»^{1006}

[В первом часу пополуночи 23 августа] маловетрие, небо малооблачно, светлость луны, блистание звезд. Фрегат «Второй» поворотил оверштаг на левый галс, за ним и вся эскадра. В ¹/₂ часа увидели мы идущих от W 4 судна, а каких за дальностью рассмотреть неможно. В пятом часу ветер марсельный, небо малооблачно. В ¹/₂ пятого часа вышеписанные суда оказались неприятельскими, уповательно следует быть по видимости кораблям от 80 до 60 пушек, которые поворотили и пошли к W, в тож время увидели мы еще 6 неприятельских военных кораблей.

В шесть часов на фрегате Второй поднят с фор-стеньги флаг белый с красным Андреевым крестом, чтоб приготовиться к сражению, в начале седьмого часа на фрегате Второй поднят был с фор-стеньги флаг белый с красным Андреевым крестом, чтоб лечь в линию правым галсом, в тож; время фрегат Второй поворотил оверштаг на правый галс, мало спустя и мы поворотили оверштаг на оной же галс, тож чинили и прочие корабли.

В начале восьмого часа с неприятельских судов палено из пушки. Мало спустя с фрегата Второй палено из пушки…

В девятом часу ветер марсельный, небо малооблачно, сияние солнца. В начале 9 часа с видимых судов палили из пушки, в тож; время с фрегата Второй палено из одной пушки. В начале десятого часа на фрегате Второй при выстреле из пушки поднят был сигнал, чтоб всей эскадре лечь в линию дебаталии правым галсом, в тож время увидели еще к SW 5 неприятельских судов и в отдаленности стоящих без парусов еще 2. В ¹/₂ 11 часа на фрегате Второй палили еще из одной пушки.

[В 12 часов пополудни] идущие под парусами в Черном море против Абазинских гор выше местечка Суджук-Кале, лежа в линии баталии правым галсом против неприятельского флота в 15 судах мы в эскадре с фрегатом 1, 2 кораблями и с 1 палубным ботом и одним брандером. Ветер марсельный, легкий, небо малооблачно, сияние солнца, над берегами и горизонтом мрачность. Паруса имеем марсели, грот-стень и мидельстаксели, апсель и бом-крюйсель.

В ¹/₂ третьего часа зачалось с идущих неприятельских судов… сражение пальбою из пушек с ядрами. Мало спустя с Божьей помощью с нашей стороны стали с фрегата Второй палить из пушек с ядрами, також и с прочих кораблей и палубных ботов чинено было, тож в начале четвертого часа поверставшись против нас 2 неприятельских военных корабля, которые были от нас под ветром, по которым палено от нас из четырех пушек с ядрами и со оных в нас, також точно ж ядра через нас перелетали от чего вреда нам не учинилось. В ¹/₂ часа, подходя к нам неприятельский флагманский корабль и с ним еще 2 корабля, с которых стали по нас палить из пушек с ядрами, на что от нас во время прохождения оных по возможности выпарено [из] 18 пушек с ядрами, а со оных палено по нас залпами, только от них никакого вреда не учинилось. В исходе пятого часа неприятельские суда прошед нас стали держать к крепости Суджукской, а мы, держа путь свой за фрегатом Второй в линии дебаталии правым галсом. В ³/₄ шестого часа на фрегате «Второй» поднят был с крюйс-стеньги флаг по которому, чтоб быть со всех кораблей командующим.

В шесть часов поехал наш командующий на фрегат Второй с рапортом. В начале седьмого часа, прошед мы фрегат Второй для поджидания со оного нашего командующего положили крюйсель в обстеньг, в ¹/₂ часа взяли грот на гитовы, спустили стеньг-стаксели и апсель. В ¹/₂ восьмого часа приехал наш командующий обратно. В девятом часу ветер марсельный средний, небо малооблачно, светлость луны, блистание звезд. 

Таким образом, утверждения В.Ф. Головачева и Н.В. Новикова о применении И.Г. Кинсбергеном новых тактических приемов в сражении 23 августа (в частности, сосредоточенной атаки авангарда турецкой эскадры и взятия его «в два огня») архивного подтверждения не нашли.^[140] Равно как и описанная А.В. Висковатовым атака противника с последовательным выходом кораблей русской эскадры на линию, параллельную туркам, что, как нами уже говорилось выше, в принципе не могло быть «новым тактическим приемом». Нет свидетельств и о существовании плана Кинсбергена использовать брандер.

Интересно, что в донесении в Адмиралтейств-коллегию о данном бое, составленном со слов И.Г. Кинсбергена или с документа, составленного им, А.Н. Сенявин ни словом не упоминает о деталях этого боя, хотя Балаклавский бой был им разобран. Отсутствуют и сведения о каких-либо повреждениях и потерях на русских кораблях. 

Всеподданнейший рапорт вице-адмирала А.Н. Сенявина от 30 августа 1773 г. Екатерине II о событиях 23 августа^{1007}

В. И. В. всеподданнейшим моим 29-го числа сего месяца рапортом доносил об отправленной мною 17-го сего месяца с капитаном второго ранга и кавалером Кинсбергеном эскадре к Суджуку, который 23-го числа не доходя одной с половиной мили немецкой Суджукской бухты усмотрел с моря идущих неприятельских 4 корабля, к коим обратив он свой путь, напоследок обозрел всех осмнадцать судов, из них с ближними к нему тремя кораблями, четырьмя фрегатами и тремя шебеками был атакован и два часа имел пушечный и ружейный бой, которого неприятель, не стерпя больше жестокого от наших огня и почувствовав знатное повреждение, с обыкновенной своей робостью и беспорядком обратился в бег к Суджук-Кале, куда и прочие восемь судов, не вступавшие за отдаленностью в бой, бежали вслед своего начальника под защиту крепости, которых, ему, Кинсбергену, случившиеся на судах повреждения преследовать не позволили, и он, исправляя свои повреждения, и в рассуждении неприятельских превосходных сил шел в сближение к проливу и сей день находится уже в моем виду: а об уроне с нашей стороны, как не получил еще обстоятельных рапортов, затем и умалчиваю.

Подводя итог анализу данного боя, необходимо остановиться на следующих моментах. Описывая бой при Суджук-Кале, В.Ф. Головачев ссылается на какие-то бывшие в его руках документы и карту боя.^[141] Однако при сравнении с другими источниками, сразу несколько пунктов его версии противоречат всем имеющимся в нашем распоряжении документам. Турецкая эскадра двигалась не с юго-востока (то есть вдоль Кавказского побережья), а с запада-юго-запада. Новые сигналы никак не отмечаются в журнале «Азова»,^[142] равно как и какие-либо маневры русской эскадры во время боя. Судя по шканечному журналу этого корабля, во время боя 23 августа не менял своего направления и ветер (он устойчиво показан в период с 12 до 21 ч как северо-западный!). И, наконец, А.Н. Сенявин, знавший о движении турецкого флота к Суджук-Кале и пославший туда Кинсбергена, не направлял на казацкой лодке адъютанта с приказом «избегать сражения».^[143] Небезынтересен и запрос А.Н. Сенявина И.Г. Чернышевым об этом бое в 1775 г., на который Сенявин ответил, что ему нечего добавить к уже сказанному.^[144]

Тем не менее, в любом случае бой при Суджук-Кале имел очень большое значение, и его итоги очевидны. Это, безусловно, был новый успех русской эскадры, закрывшей туркам путь на Крым и своевременно обнаружившей появление противника в этом опасном районе. Он еще больше поднял моральный дух русских моряков. Для турецкой же эскадры такой итог боя, учитывая отказ атаковать значительно уступавшую ей русскую эскадру, стал новым психологическим ударом. Кроме того, турки увидели, что Крым прикрыт и от Суджук-Кале. Внезапного и стремительного проведения задуманной ими операции не получилось.^[145]

Между тем, отряд Кинсбергена, исправляя по пути повреждения, отходил к Керченскому проливу, где уже ожидала попутного ветра для выхода в море эскадра под командованием самого вице-адмирала А.Н. Сенявина, в составе фрегата «Первый», кораблей 1-го рода «Хотин», 2-го рода «Корон», малого бомбардирского корабля и 3 палубных ботов. А.Н. Сенявин спешил соединиться с бывшем в море отрядом И.Г. Кинсбергена, так как 27 августа получил сообщение о пришедших с десантом к Суджук-Кале 110 турецких судах (проверить эту информацию Сенявин, естественно, не мог, а сведений от Кинсбергена он еще не имел). А.Н. Сенявин торопился, опасаясь за отряд И.Г. Кинсбергена и желая не допустить турок к Крыму.^{1008} Однако остается не совсем понятной причина медленного отхода Кинсбергена от Суджук-Кале к Керченскому проливу, расстояние между которыми меньше 150 км! Данные шканечного журнала корабля «Азов» за 24–30 августа 1773 г. рисуют следующую картину.^{1009} 

Дата … Действия эскадры И.Г. Кинсбергена на основе данных шканечного журнала корабля «Азов» (засечка времени взята на 12 часов пополудни каждого из указанных дней)

24 августа … «Идучи под парусами в Черном море к NWN… не видя берегов»

25 августа … «Лавируючи под парусами в Черном море за противным ветром не видя берегов»

26 августа … «Идучи под парусами в Черном море не видя берегов к NW»

27 августа … «Идучи под парусами в Черном море к NO»

28 августа … «Лавируючи под парусами в Черном море у Абазинских гор к NW»

29 августа … «Идучи под парусами от Абазинских гор к Еникальскому [Керченскому] проливу»

30 августа … «Идучи под парусами от Абазинских гор к Еникальскому [Керченскому] проливу»

Судя по приведенным в таблице сведениям, движение к Керченскому проливу происходило лишь с 29 августа. О том, что было до этого, может быть несколько версий: задержка из-за противных ветров, потеря ориентации, намеренное крейсирование в данном районе в ожидании других турецких судов (кстати, так Кинсберген уже делал после боя 23 июня 1773 г.).

Так или иначе, 31 августа И.Г. Кинсберген и А.Н. Сенявин соединились около пролива, а 1 сентября объединенная русская эскадра в составе 2 фрегатов («Первый» и «Второй»), 5 кораблей («Азов», «Модон», «Журжа», «Корон» и «Хотин»), малого бомбардирского корабля и 5 палубных ботов (2 палубных бота вскоре были отправлены обратно к проливу, и в эскадре осталось только 3 таких судна: «Битюг», «Миус» и «Темерник») под общим командованием А.Н. Сенявина направилась к Суджук-Кале.

Первыми были осмотрены Казылташский лиман и пристань, но кроме лодок, других военных судов здесь обнаружено не было, да и те лодки, завидев русские корабли, бежали вверх по реке Кубани. После этого русская эскадра лавировала к Суджук-Кале и днем 3 сентября обнаружила вдали, напротив Суждукского залива, неприятельское судно. Однако подойти в этот день ближе из-за крепкого ветра так и не удалось, и эскадра легла на якорь. 4 же сентября действиям русских кораблей мешало маловетрие. А вечером и вовсе наступил полный штиль, так что эскадре пришлось лечь на якоря в расстоянии около 2 «немецких»^[146] миль до Суджукского мыса.

На рассвете 5 сентября при слабом ветре русские корабли продолжили движение и в «десятом часу увидели с салинга из Суджукской гавани выходящих неприятельских судов 6», а чуть позднее и еще 5, которые лежали «от Суджук-Кале в море правым галсом».^{1010} А.Н. Сенявин немедленно перестроил свою эскадру в линию, параллельную туркам, и пошел на сближение с кораблями противника, приказав поднять на «новоизобретенных» кораблях все паруса. В шканечном журнале фрегата «Первый» так описан маневр Сенявина на сближение: «В третьем часу ветер марсельный крепкий… в ¹/₂ (третьего) часа поворотили фордевинд ближе к неприятельскому флоту, содержа себя на линии бейдевинда правого галса, тож чинил и весь флот, опустили грот-марсель на эзельгофт, потом крюисель для соблюдения линии. В 3 часа поднят был на гротстеньге флаг красный с белым овалом (означал: «всей эскадре прибавить парусов». — Авт.)».^{1011} Но турки, хотя и имели вновь ощутимое превосходство (их эскадра насчитывала 5 линейных кораблей, 2 фрегата, 2 шебеки, одну галеру и один транспорт), бой не приняли и на всех парусах стали уходить к Анатолии. Сенявин сразу же начал преследование. В указанном шканечном журнале это описано так: «В ¹/₂ 4 часа усмотрели мы, что неприятельский флот в 5 кораблях, в 2 фрегатах, 1 шебеке, 1 галере и 2 транспортных трехмачтовых судах (видим расхождение с официальным указанием Сенявина в донесении о 2 шебеках и 1 транспорте у турок) стал от нас спускаться к Z, чего для подняли мы марсель и крюисель фалы до места, посадили фок и учинили за оными погоню».^{1012}

Русская эскадра преследовала турок до самой темноты, но догнать так и не смогла, во многом из-за тихоходности «новоизобретенных» кораблей.^{1013} С наступлением темноты А.Н. Сенявин прекратил погоню и лег с эскадрой на ночь в дрейф, полагая, что на следующее утро противник может возвратиться, и тогда станет возможно завязать с ним бой. Однако турки ночью, с потушенными огнями, ушли в неизвестном направлении, и утром 6 сентября ни одного турецкого судна уже не было видно на горизонте.^{1014} Кстати, тот факт, что турецкая эскадра ушла в ночное время без огней, свидетельствует о ее стремлении во что бы то ни стало избежать боя и оторваться от русской эскадры: по турецким инструкциям турецкие корабли были обязаны ночью зажигать огни.^{1015}

Однако нужно отметить, что не только тихоходность «новоизобретенных» кораблей помогла туркам оторваться в тот день. Способствовали этому и действия русской эскадры: вновь применив принцип построения эскадры в линию баталии до начала сближения с турками (на чем терялось много времени), А.Н. Сенявин дал им возможность оторваться. Догнать же турецкую эскадру с тихоходными «новоизобретенными» кораблями уже не удалось. 

Из записей шканечного журнала фрегата «Первый» за 5 сентября 1773 года^{1016}

[В 12 часов пополудни] идучи под парусами к мысу Суджуку со флотом (состоящим из. — Авт.) фрегатов двух, кораблей пяти, бомбардирским кораблем одним, ботами тремя, да видимых неприятельских судов одиннадцать, которые лежат от Суджук-Кале в море правым галсом. Ветер марсельный, небо облачно, сияние солнца, над берегами мрачность… в ¹/₂ (первого. — Авт.) часа поднят был с грот-стеньги флаг синий с красным прямым крестом (означал: «эскадре лечь в линию бейдевинда правым галсом». — Авт.) и поворотили на правый галс, легли в бейдевинд в паралель неприятельских судов и приготовились к сражению… высходе часа для вхождения в линию кораблей положили грот-марсель на стеньгу…

В третьем часу ветер марсельный крепкий. В начале часа поднят был с форстеньги флаг белый с красным пополам (означал: «передним кораблям сомкнуть линию». — Авт.). В ¹/₂ часа поднят был с грот-стеньги флаг синий с белым прямым крестом (означал: «идти на линии бейдевинда правого галса указанным курсом». — Авт.) и поворотили фордевинд ближе к неприятельскому флоту содержа себя на линии бейдевинда правого галса, тож чинил и весь флот, опустили грот-марсель на эзельгофт, потом крюйсель для соблюдения линии.

В три часа поднят был на грот-стеньге флаг красный с белым овалом (означал: «эскадре прибавить парусов». — Авт.), в ¹/₂ четвертого часа усмотрели мы, что неприятельский флот в 5 кораблях, в 2 фрегатах, 1 шебеке, 1 галере и 2 транспортных трехмачтовых судах стал спускаться к Z, чего для подняли мы марса и крюйсель фалы до места, посадили фок и учинили за оными погоню. Поднят был с крюйс-стеньги флаг белый с красным прямым крестом (означал: «эскадре гнать меж Z и О». — Авт.), а с грот-стеньги вымпел ординарный (означал: «недостаток провианта». — Авт.), мало спустя поднят был с гротстеньги флаг красный с белым овалом.

В пятом часу ветер риф-марсельный, небо малооблачно, сияние солнца. В ¹/₂ пятого часа неприятельский флот, поставя все свои паруса… стал от нас по легкости в ходу удаляться, для чего не имев случай оной нагнать, оставя по оному ход идти, приведя мы фрегат в бейдевинд правым галсом легли под малыми парусами, следуя нам весь флот чинил тож. В пять часов взяли фок на гитовы и гордени. В шесть часов в предосторожность ночного времени у марселей взяли по рифу… В седьмом часу ветер марсельный крепкий, небо облачно, неприятельский флот закрылся к ZZO.

Увидев утром 6 сентября пустой горизонт, А.Н. Сенявин взял курс к Суджук-Кале и, не обнаружив и там никаких судов противника, кроме нескольких небольших лодок, вернулся к Керченскому проливу. Так закончился этот поход объединенной эскадры под командованием А.Н. Сенявина. Он имел огромное военное и психологическое значение: была окончательно сорвана турецкая попытка высадить десант в Крыму в 1773 г., а турецкие моряки получили новый моральный удар — при таком преимуществе без боя вновь бежали от русской эскадры. Таким образом, результатом боя 23 августа и встречи русской эскадры 5 сентября 1773 г. стали отказ Турции до конца этой кампании от каких-либо действий против Крыма^{1017}и боязнь турецких моряков атаковать силы флотилии.

Но в начале сентября флотилия понесла и неожиданные потери: вышедшие из Керченского пролива на соединение с эскадрой А.Н. Сенявина палубные боты «Кагальник» (мичман И.Ф. Лазарев) и «Челбаш» (мичман И.С. Лисовский) были захвачены турками при невыясненных обстоятельствах. А.Н. Сенявину их судьба в 1773 г. так и останется неизвестной.^{1018}

Между тем, то обстоятельство, что Турция больше ничего в 1773 г. не предпримет, в середине сентября, естественно, еще не могло быть известно. Поэтому, вернувшись к Керченскому проливу, Сенявин нисколько не ослабил боевую готовность флотилии, и корабли находились в море до ноября.^{1019}

Сначала, по возвращении к проливу, эскадра осталась у м. Таклы в полном составе, только вместо съехавшего на берег А.Н. Сенявина ее вновь возглавил Я.Ф. Сухотин. Пребывание у входа в Керченский пролив оказалось сложным. Практически все время было сильно ветрено, а 18–20 сентября эскадре и вовсе пришлось выдержать шторм. Между тем, убедившись, что турки не возвращаются, Сенявин разделил эскадру. 26 сентября в район Балаклавы ушли фрегат «Второй» и корабль «Модон», а для крейсерства у пролива остались фрегат «Первый», корабли «Хотин», «Азов», «Журжа» и «Корон».

И уже 27–30 сентября им пришлось перенести сильнейший шторм, в результате которого корабли получили чувствительные повреждения. На «Короне» были сломаны грот и крюйс-стеньги, на «Азове» — грот-стеньга и крюйс-стеньги флагшток, на «Журже» — грот-мачта и крюйс-стеньги флагшток, на «Хотине» — грот-стеньги и крюйс-стеньги флагштоки. Кроме того, на всех судах эскадры сильно пострадал такелаж (состояние погоды в эти дни прекрасно описывают повторяющиеся в шканечном журнале корабля «Азов» записи: «шторм и превеликое волнение, отчего имелась великая качка» или «крепкий шторм и великая качка».) В результате Я.Ф. Сухотин принял решение отказаться от продолжения дежурства у входа в Керченский пролив, в него ввести эскадру, после чего отправить особенно пострадавшие корабли 2-го рода в Таганрог для ремонта. 4 октября, когда, наконец, позволила погода, эскадра пришла к мысу Ак-Бурун, после чего разделилась: фрегат «Первый» и корабль «Хотин» перешли в Керченскую бухту для разоружения, а корабли «Азов», «Журжа» и «Корон» ушли к Еникале, откуда 10 октября вышли к Таганрогу.^{1020}

На этом проблемы у флотилии не закончились. Побывавший в начале октября в Балаклаве А.Н. Сенявин выяснил, что из-за сильного повреждения подводной обшивки корабли «Новопавловск» и «Морея» пришлось поставить на мель в Балаклавском заливе. Они нуждались в капитальном ремонте, а поскольку на месте ничего не было, то Сенявину пришлось весь материал заказать в Таганроге. Стало ясно, что войти в строй корабли смогут лишь в августе 1774 г.^{1021} Это стало чувствительной потерей для флотилии.

А вскоре она лишилась еще одного корабля. Осмотр зашедшего в Балаклаву корабля 2-го рода «Модон» также показал, что у него серьезные проблемы с подводной обшивкой. Но Сенявин решил сделать все возможное, чтобы попытаться сохранить его в строю. Назначив на «Модон» командиром лейтенанта Ф.Ф. Ушакова, Сенявин дал распоряжение во что бы то ни стало попытаться привести его в Таганрог для капитального ремонта. Ушаков дважды выходил в море, но оба раза вынужден был возвращаться: первый раз из-за противных ветров, а второй — из-за открывшейся вновь течи.^{1022} В результате «Модон» также пришлось поставить на мель в Балаклавском заливе. 

Донесение вице-адмирала А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий от 11 октября 1773 г.^{1023}

Рапортом моим от 29-го августа сего года имел честь доносить о кораблях новоизобретенного рода Новопавловск и Корея, что от проедения червями наружной обшивки находятся в Балаклавском заливе совсем в море без исправления вновь обшивкою безнадежными, а по возвращении моем со флотом с моря, сделав нужнейшие мои распоряжения, 1 числа сего месяца из Еникале отбыл, а 5-го числа сюда (в Балаклаву. — Авт.) прибыл и нашел означенные корабли за чрезвычайной в них течью поставленными на мель, а по отлитии из них с превеликой трудностью воды свидетельствованы и найдено, что во всей подводной части наружная обшивка червями проточена и вода сквозь нее бьет фонтанами, из коей от каждого корабля обшивки вырубленные по небольшой штуке доски для усмотрения при сем в Адмиралтейств-коллегию отправляются, за каковою негодностью следует у них при кильгелевании всю подводной части обшивку переменить вновь; и которое я хотя было и желал ныне же сделать, но как в здешних местах досок, гвоздей и прочего к тому надобного материала не только готового к покупке не нашлось, но и по учиненным публикам к поставке оного желающих не явилось, по каковому обстоятельству помышляли было приступить к заготовлению досок из здешних лесов, объявляемых от здешних же обывателей лучшими ялтенские леса, которые для того сам и осматривал, но годных деревьев не только на доски таких судов, и ниже на шлюпочные не нашел, почему для оных кораблей, как доски дубовые толщиной от 3 до 5 дюйм, всего до 300, так и весь прочий к тому надобный материал должен доставить из Таганрогского порта, куда от меня о заготовлении и писано, но ныне за поздним осенним временем к доставлению оного и надежды не имею, и как все то доставление судами будет будущей весной, почему и полагаю, как бы ни стараться, но ранее августа месяца будущего 1774 года тех судов исправить не возможно, а дабы на толь не малое время находящиеся на тех кораблях служители не были праздны, оставил ныне на каждом корабле по 2 обер-офицера и третью часть их комплекта служителей, за тем из прочих, укомплектовав здесь находящиеся фрегат Второй и достальных для такового ж других судов укомплектования отправляю в Таганрогский порт на корабле Модон, который, крейсируя при здешних берегах, за течью зашел сюда, а по освидетельствовании и у него оказалась та течь от проедения обшивки червями, но как еще не столь много, то приказал его выкренговать, и получив при том всевозможнейшее вспомоществование потом велел ему идти в Таганрогский порт…

Наконец, сильным штормом, разразившимся в Керченском проливе в ночь с 5 на 6 ноября 1773 г., были повреждены сразу несколько судов флотилии: бомбардирский корабль «Яссы», палубный бот «Темерник» и 4 транспортных судна — они оказались выброшенными на берег.^{1024}

Положительным моментом в конце 1773 г. было только прибытие поздней осенью в Керчь вступившего в строй 58-пушечного фрегата «Четвертый», который значительно усилил флотилию. 58-пушечные фрегаты «Третий» и «Четвертый», построенные на Новохоперской верфи, были спущены на воду 28 и 29 апреля 1773 г. соответственно. Далее началась их проводка по Хопру и Дону к Таганрогу. В результате фрегат «Четвертый» удалось своевременно доставить туда и достроить, а «Третий» не сумел пройти по «большой» воде и застрял летом на Дону из-за его обмеления. Там он и остался зимовать. Кроме того, флотилия в 1773 г. пополнилась 4 палубными ботами, получившими названия «Битюг», «Карабут», «Челбаш» и «Кагальник» (два из них далее успели попасть к туркам в плен).

Между тем, продолжение войны и непредсказуемость дальнейшего развития событий на фоне активных действий турецкого флота в заканчивавшуюся кампанию 1773 г. привели к высочайшему решению от 9 октября 1773 г. о дополнительном усилении Азовской флотилии еще тремя фрегатами.

Заканчивая обзор кампании 1773 г., необходимо остановиться еще на двух событиях, случившихся в ее конце. Оба они связаны с поиском наиболее удобной гавани для базирования отрядов кораблей флотилии. Ознакомившись с высокой оценкой Балаклавского залива И.Г. Кинсбергеном, А.Н. Сенявин сам посетил его в октябре и, осмотрев, согласился с ней. Тем не менее, зимой 1773/1774 г. в соседнюю Ахтиарскую бухту, памятную по событиям июня, с оставшихся в Балаклаве кораблей был направлен штурман прапорщичьего ранга И. Батурин (был штурманом корабля «Модон»), который и составил ее первую карту.^{1025} Сделана она была достаточно тщательно, особенно в плане промера глубин.

Таким образом, кампания 1773 г. принесла флотилии большой успех. Она полностью выполнила поставленные задачи, заставив турок до конца года отказаться от попыток вернуть Крым, что имело огромное значение для общей победы России в войне 1768–1774 гг. Отражение турецкого флота от Крыма сорвало восстание крымских татар, которые только и ждали высадки турок. В этой ситуации нетрудно представить, какие последствия имел бы для России успешный десант турок в Крыму. О значении флотилии в кампанию 1773 г. прекрасно сказал Н.И. Панин на Совете 23 декабря 1773 г.: «Сколь много Крым ее (Турцию. — Авт.) заботил, доказала она то употребленными ею стараниями возмутить и вовлечь татар опять в войну с нами; что сие не удалось ей единственно за неисполнением обещанной татарам присылки войск (курсив наш. — Авт.)».^{1026} А сорвали это обещание именно действия Азовской флотилии. Наконец, в ходе данной кампании ею было уничтожено 8 больших неприятельских судов, а еще 7 захвачено (с последних было продано товаров на 16 438 руб.).

Ведомость плененным и уничтоженным турецким судам (март — июнь 1773 г.)^{1027}

Дата и место события	Какое судно отличилось	Событие	Характеристика захваченного или уничтоженного судна
26 марта 1773 г. Около Кафы	Палубный бот № 4	Захватил турецкое судно	Двухмачтовое. 33 человека. Товаров на нем на 1588 руб.
26 апреля 1773 г. Около м. Аюдаг	Фрегат «Первый»	Захватил турецкое судно	Двухмачтовое. Товаров на нем на 1636 руб.
1 мая 1773 г. В 60 верстах от Ялты	Корабль 2-го рода «Морея»	Захватил турецкое судно	Товаров на нем на 6487 руб. Пленен 41 человек
Май 1773 г. Около Кафы	Корабль 2-го рода «Таганрог»	Захватил турецкое судно	Товаров на нем на 4440 руб.
29 мая 1773 г. Казылташский залив	Корабли 2-го рода «Азов» и «Новопавловск» и бот «Темерник»	Сожжены 6 больших турецких судов	1 имело 8 пушек, а 5 — по 5 пушек. На кораблях запас пороха и ядер
30 мая 1773 г. Около Тамани	Корабль 2-го рода «Морея»	Захватил 2 турецких судна	Оба двухмачтовые. Пленено 81 человек. Товаров на них на 1522 руб.
31 мая 1773 г. Около Тамани	Корабль 2-го рода «Новопавловск»	Захватил турецкое судно	Беспалубное, одномачтовое. Товаров на нем на 765 руб.
8 июня 1773 г. Казылташский залив	Корабль 2-го рода «Модон»	Сожжены 2 больших турецких судна	Характеристика судов отсутствует I

Две же победы, одержанные флотилией в боях, а также еще одна, достигнутая без единого выстрела, когда турецкая эскадра бежала, отказавшись принять бой, заслуживают отдельного упоминания. Эти успехи Азовской флотилии, кроме собственно отражения турецких эскадр от Крыма, имели еще одно значение: они повлияли на моральное состояние турецких моряков и на дальнейшие действия флота Османской империи на Черном море, а также положили начало славной победной традиции русского Черноморского флота и его девиза: «Бить врага не числом, а уменьем».

Также неудачно складывались для Турции военные действия в 1773 г. и на других театрах войны. На Дунае турецкие войска потерпели ряд чувствительных поражений (дважды под Туртукаем и. один раз у Гирсова), однако и русские войска, не сумев взять Силистрию, остались в итоге на прежних позициях. Продолжились неудачи турок и в Архипелаге, где господствовал русский флот. Здесь наиболее тяжелым ударом для Константинополя стало взятие русскими 29 сентября Бейрута — важнейшего города, через который, после установления блокады Дарданелл русским флотом, шел основной поток товаров из Средиземноморья в Турцию.^{1028} Кроме того, русские корабли, действуя на морских коммуникациях последней, захватили в 1773 г. 55 торговых судов.^{1029} Но при этом полной блокады русским флотом Дарданелл все же не получилось: нейтральные суда по-прежнему не подлежали захватам. И здесь вполне можно согласиться с А.Б. Широкорадом и еще раз пожалеть, что А.Г. Орлов не рискнул дать полной свободы греческим корсарам.^{1030} Более того, в 1773 г. русский флот в Архипелаге потерпел и две чувствительные неудачи — у Бодрума и Станчо, захватить которые ему не удалось.^{1031} Наконец, именно то, что русский флот совсем не угрожал Константинополю, позволило туркам резко активизировать свои действия на Черном море против Крыма и Азовской флотилии.

Подводя, таким образом, общий итог 1773 г. можно отметить: Россия крепко держала достигнутые позиции и, кроме того, по-прежнему обладала стратегической инициативой на Дунае и в Архипелаге. Тем не менее, решающих побед эта кампания не принесла и русской армии. Кстати, Екатерина II, разочарованная еще летними неудачами Румянцева и почувствовавшая бесплодность кампании 1773 г., уже на Совете 19 августа подвергла жесткой критике действия русских вооруженных сил в текущем году и поставила вопрос о подготовке плана действий по достижению победы на следующий год. В частности, она сказала: «Требуете вы от меня рекрутов для комплектования армии. От 1767 года сей набор будет, по крайней мере и сколько моя память мне служит, шестой. Во всех наборах близ 300 000 человек рекрут собрано со всей империи. В том я с вами согласно думаю, что нужная оборона государства того требует, но сжиманием сердца по человеколюбию набор таковой всякий раз подписываю, видя наипаче, что оные для пресечения войны по сю пору бесплодны были, хотя мы неприятелю нанесли много ущерба и сами людей довольного числа лишились. Из сего, естественно, родиться может два вопроса, которые я себе и вам сделаю. Первый: так ли мы употребляли сих людей, чтоб желаемый всем мир мог приближиться? Второй: после сего набора что вы намерены предпринимать к славе империи, которую ни в чем ином не ставлю, как в пользе ее? Оставляя говорить о прошедших, лаврами увенчанных кампаниях, кои неприятеля принудили к мирным переговорам, в ответ на первый мною вопрос скажу о настоящем положении дел, что, к сожалению моему, вижу я, что сия кампания повсюду бесплодно кончится или уже кончилась и осталось нам помышлять не теряя времени, о будущем. Дабы очистить второй мною сделанный вопрос, я повторяю, чтоб, не теряя времени, помышлять о том, что в предыдущую кампанию предпринимать нам занужно почтено будет; разве за полезно почтете, чтобы сухопутные и морские наши против неприятеля силы остались точно в том положении, в каком ныне находятся; положение не действующее, которое я за полезно для приближения желаемого нами мира не почитаю и которое, по моему мнению, нам скорее вторую сзади войну нанесет, нежели настоящую прекратит. Из рекрутского, мне предлагаемого вами набора заключаю я, что вы упражняетесь снабдением армий. Напомнить я за нужно вам нахожу, дабы вы Азовского моря эскадру из памяти не выпускали и оную по возможности привели в наиудобнейшее для дел состояние».^{1032} Последним, кстати, она еще раз указала Совету на флотилию, которая при соответствующем развитии могла стать более весомым аргументом в войне.

Таким образом, отсутствие серьезных победу России в 1773 г. стало, во-первых, одной из важнейших причин затягивания войны, а во-вторых, фактором, существенно придавшим туркам сил. И хотя турецкий военно-экономический потенциал был серьезно подорван, вооруженные силы ослаблены и распылены, в армии свирепствовало дезертирство, флот оказался не в состоянии справиться даже с Азовской флотилией, а в стране назревало недовольство, Турция по-прежнему не собиралась принимать русских условий мирного договора.^{1033} Правда, в ноябре 1773 г. в Петербурге были получены сведения, что если Турция готова уступить России Кинбурн, то взамен Керчи и Еникале.^{1034} Для России такое решение являлось неприемлемым. Война продолжилась.

Кстати, о том, насколько большое значение для сторон имело обладание Керчью и Еникале, убедительно свидетельствует следующий отрывок из состоявшейся в октябре 1773 г. беседы посла России в Вене Д.М. Голицына с императором Иосифом II. Коснувшись вопроса о заключении мира между Россией и Турцией, Иосиф отметил, что «турки упрямы до невозможности; что мы (австрийцы. — Авт.) не делали, чтоб уговорить их, — один ответ, что русских условий приять нельзя! Ваше требование Керчи и Еникале есть один из главных камней преткновения; они думают, что посредством этих двух мест и флотов, какие у вас там будут, вы будете владеть Черным морем и держать в осаде Константинополь». На это Голицын ответил: «Все эти опасения не имеют никакого основания; положение Керчи и Еникале неудобно для военного флота; да если б и было иначе, то Порте нечего бояться в мирное время, когда наши корабли имеют право плавать по Черному морю; в случае же войны мы приведем в действие верфи Таганрога, Азова и Воронежа, причем Кафский проход, находящийся в руках наших союзников татар, будет всегда нам открыт».^{1035}

Смерть Мустафы III и воцарение Абдул-Хамида I в январе 1774 г. фактически ничего не изменили в позиции Константинополя. Однако, понимая слабость Турции и стремясь задержать весеннее наступление русских войск, новый визирь Мухсин-заде все же в марте 1774 г. предложил Румянцеву начать переговоры о мире. Но как только тот ответил, что это возможно лишь на условиях, предъявленных Россией в Бухаресте, турки снова отказались согласиться с независимостью Крыма, выходом России на Черное море и переходом к ней крепостей Керчь и Еникале.^{1036} Выраженное П.А. Румянцевым в начале апреля (по повелению из Петербурга) согласие на некоторые уступки тут же вызвало категорический отказ Мухсин-заде от какого-либо признания проекта 1773 г.^{1037} Максимум, что был готов «отдать» великий визирь, — это Азов!^{1038} Все это только подтверждает позицию турок.

Почему же они так упорствовали? Анализ ситуации, сложившейся зимой 1773/1774 г., дает следующую картину. Во-первых, в Константинополе по-прежнему ждали помощи европейской дипломатии, и ждали не случайно. Франция усилила свою игру, начатую в 1772 г. С одной стороны, она откровенно толкала турок на продолжение войны, рассчитывая побольше ослабить Россию, а с другой — активно предлагала России посреднические услуги, надеясь с их помощью свести на нет все успехи русского оружия.^{1039},[147] В частности, 15 января 1774 г. в Петербурге была получена информация о том, что «Порта намеревалась возобновить негоциацию о мире, но удерживаема от того французскими обнадеживаниями доставить ей лучшие кондиции, введя нас (Россию) в другую войну или возбудя внутренние у нас замешательства».^{1040} Кроме того, недоброжелательной оставалась и позиция Австрии.

Во-вторых, большие надежды Турция стала возлагать на начавшуюся в России крестьянскую войну под предводительством Е.И. Пугачева.^{1041} В результате до России стали доходить сведения о поддержке этой войны из-за рубежа (в частности, ведомство реис-эфенди разрабатывало тексты негласных соглашений с Пугачевым о снабжении его оружием и деньгами).^{1042} Да и Франция проявила к ней огромный интерес. С октября-ноября 1773 г. вплоть до марта 1775 г. буквально в каждой своей депеше в Версаль французский посланник в Петербурге Дюран подробно рассказывал о пугачевщине и мерах правительства по подавлению восстания. Многие депеши вообще начинаются именно с этого вопроса.^{1043}

Наконец, в-третьих, турецкие улемы даже слышать не хотели о потере Крыма.^[148] Таков обычно приводимый в отечественной историографии перечень причин.

Однако рассмотрение архивных материалов позволяет выявить еще одну серьезную причину столь упорного сопротивления Турции. А она была в том, что Константинополь еще сохранил надежду отбить Крым, доведя в 1774 г. до конца начатую еще в 1773 г. операцию против Крымского полуострова (сорванную поражением турецкого флота 23 августа и его бегством 5 сентября), теперь несколько скорректировав ее и придав ей самый решительный характер. Успех такой операции мог серьезно осложнить позиции России.

Речь здесь идет о следующем. В августе 1773 года турецкий флот с десантом и Девлет-Гиреем на борту вышел к Суджук-Кале. Там турки и Девлет-гирей, которого султан назначил крымским ханом, должны были высадиться, поднять восстание находившихся на Кубани ногайских татар и вместе с ними подойти к городу Тамани. Туда же должен был перейти и турецкий флот. Далее планировалась высадка в Крыму.^{1044} Однако поражение 1урецкого флота у Суджук-Кале 23 августа 1773 года, а затем и его бегство 5 сентября от эскадры Сенявина сорвали десантную операцию в Крым. Но Девлет-Гирей, оставшийся со своими соратниками и частью турок на Тамани, зимой 1773/1774 года развернул активную агитацию среди ногайцев и повел информационную войну против влияния на них России. В результате к концу зимы Едичкульская орда ногайцев перешла на его сторону, а Джамбулакская заколебалась. Только Едисанская и Буджакская орды сохраняли верность России.^{1045} Но агитация усиливалась. Русская агентура зимой сообщала об утверждениях турок и татар на Кубани, что весной к Тамани придет с войском турецкий флот, и тогда начнется высадка в Крым.^{1046} Кроме того, говорилось о диверсионных ударах ногайцев и по низовьям Дона.

Для полноты же понимания возможных последствий необходимо отметить, что успех удара по проливу означал бы еще три больших достижения турок: вытеснение России с Черного моря, уничтожение Азовской флотилии или, как минимум, выдавливание ее с Черного моря, доступ к Азовскому морю — глубоким тылам России. Все это было очень серьезно, особенно если учесть подавляющее превосходство сил турецкого флота над флотилией, успехи турок на Кубани зимой 1773/1774 г. и напряженное отношение к русским значительной части знати крымских татар.

Все это, вместе с отсутствием тяжелых поражений в 1773 г., и вызывало упорство Турции. Дальнейшие затруднения России могли только улучшить позиции турок на переговорах.

Между тем, в российском правительстве по вопросу дальнейших действий зимой 1773/74 г. развернулась острая полемика. Н.И. Панин, ухватившись за информацию о готовности Турции передать России Кинбурн взамен Керчи и Еникале, настаивал на скорейшем мире, даже ценой больших уступок.^{1047} Г.Г. Орлов же считал, что такие уступки невозможны и Турцию нужно заставить в 1774 г. принять русские условия военным путем.^{1048} К этому варианту склонялась и Екатерина И, еще в августе 1773 г. высказавшая Совету свое желание довести войну до победного конца и поставившая вопрос о том, что для этого нужно сделать.^{1049} Поэтому в конце 1773 г. активно прорабатывались именно варианты действий против Турции в 1774 г., чтобы как можно быстрее склонить ее к миру на русских условиях. Екатерина II даже активно интересовалась возможностью использования отправляющейся в Архипелаг 5-й эскадры для удара по Константинополю.^{1050} С этой целью в Петербург был вызван А.Г. Орлов.

3 октября на заседании Совета императрица спросила членов Совета, с какой целью они хотят послать новую эскадру в Архипелаг; содержание находящегося там флота обходится дорого, но он не причиняет неприятелю вреда. «Если он, — сказала Екатерина, — может быть употреблен для какого-нибудь предприятия и надобны будут на него сухопутные войска, то я беру на свое попечение их доставить». Ей отвечали, что эскадра отправляется по требованию А.Г. Орлова для перемены обветшалых кораблей, и если флот не находит способа вредить неприятелю, то все же облегчает действия сухопутной армии, отвлекая от нее неприятеля. Тогда Екатерина попыталась выяснить возможность овладения Галлиполи. Но А.Г. Орлов и И.Г. Чернышев отвергли такую возможность. Они указали, что с малыми силами у турецкой столицы не закрепиться — можно лишь серьезно потревожить турок и на время отвлечь сюда часть их сил. Н.И. Панин же вообще выступил против посылки эскадры, которая лишь возбудит беспокойство турок и помешает возможным переговорам.^{1051} На это он тут же получил жесткую отповедь императрицы: «Мое намерение состоит в том, чтобы, не полагаясь на заключение мира, приняты были сильные меры для достижения этого в будущей кампании. Долгая война приводит народ в уныние, и потому никто так мира не желает, как я. Надобны ли во флот сухопутные войска и сколько? Довольно ли 20 тысяч?».^{1052} Далее Екатерина предложила использовать в качестве войска иностранцев, но Орлов отказался. Тогда, после всестороннего обсуждения вопроса, Екатерина повела отправить 5-ю эскадру, хотя и без войск. Отношение же к ходу военных действий она выразила так: «Флот — не делает ничего, а армия едва действует, а неприятель этим пользуется, и все происходит собственно от нас».^{1053}

В итоге в январе 1774 г. пришли к решению, что главный удар нанесет армия П.А. Румянцева на Дунае, а затем, если понадобится, 2-я армия вместе с Азовской флотилией обеспечит захват Очакова.^{1054} Однако известия о смерти Мустафы III и предложения Мухсин-заде о переговорах дали возможность Н.И. Панину вновь настаивать на быстром заключении мира, пусть и ценой уступок. После острых споров выработали компромиссный вариант: Екатерина согласилась пойти на мир в случае турецкой инициативы, на условиях уступки Керчи и Еникале, в обмен на Кинбурн, Очаков и земли между устьями Буга и Днепра.^{1055} Отказываться же от «основанной ныне вольности татар и от плавания но Черному морю» она не желала, «хотя бы война еще десять лет продолжалась».^{1056} Если же это предложение принято турками не будет, то Румянцев должен был начать военные действия. Поэтому, начав переговоры с турками, Румянцев в то же время готовил армию к кампании. И как только переговоры зашли в тупик (а визирь кроме Азова ни на какие другие уступки идти не собирался), русская армия на Дунае перешла к активным действиям. Достигнутые ею успехи фактически предопределили исход войны. Решающей стала победа отряда А.В. Суворова над 40-тысячной армией Абдур-Резака 9 июня 1774 г. у Козлуджи.^{1057} Турки, бросив орудия и лагерь, бежали к Шумле. Их спасли от полного разгрома только разногласия между А.В. Суворовым и М.Ф. Каменским, так как последний все время медлил с активным наступлением. В результате только во второй половине июня 1774 г. М.Ф. Каменский достиг Шумлы и заблокировал ее.

Успешно действовали и другие русские отряды. В итоге путь на Константинополь для русской армии был открыт, и 20 июня 1774 г. Великий визирь Мухсин-заде предложил начать мирные переговоры. Он понимал, что война проиграна, но своим уполномоченным приказал делать все возможное, чтобы затянуть переговоры. Объяснить это можно только напряженным ожиданием известий от турецкого флота с Черного моря. Эта была теперь последняя надежда Турции. И не случайно последним боем Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. стал бой в Керченском проливе между Азовской флотилией и турецким флотом.

Таким образом, исход кампании 1774 г. и всей Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. во многом зависел от действий Азовской флотилии. На ней лежала огромная ответственность: ведь если оборона крымских берегов являлась все же задачей армии, то защита Керченского пролива, имевшего, еще раз подчеркнем, важнейшее значение, была целиком задачей флотилии А.Н. Сенявина.

А теперь обратимся непосредственно к действиям флотилии в 1774 г. Состав и расположение ее сил к началу кампании были следующими: при Керчи зимовали 2 фрегата («Первый» и «Четвертый»), корабль 1-го рода «Хотин», 2 бомбардирских корабля и один палубный бот. Пострадавшие здесь в результате шторма, случившегося с 5 на 6 ноября 1773 г., бомбардирский корабль «Яссы», 4 транспорта и палубный бот «Темерник» к февралю 1774 г. были исправлены. В Балаклавской бухте находились фрегаты «Второй», 3 корабля 2-го рода («Новопавловск», «Морея» и «Модон») и 3 палубных бота. В Таганроге же стояли 4 корабля 2-го рода («Азов», «Таганрог», «Журжа», «Корон»), транспорт «Бухарест», 5 транспортных малых судов, 4 флашхоута, поляки и шаития.^{1058}

Из всех этих кораблей небоеспособными оставались только 3 корабля 2-го рода, находившиеся в Балаклаве. Четыре корабля того же рода, зимовавшие в Таганроге, были за зиму исправлены и подготовлены к кампании. Кроме того, А.Н. Сенявин планировал усилить флотилию в течение 1774 г. рядом фрегатов и мелких судов, для чего прибыл на Новохоперскую верфь, чтобы активизировать судостроительные работы.

Расписание командиров судов Азовской флотилии в кампании 1774 г.

^{Класс и наименование корабля … Командир}

Фрегат «Первый» … Лейтенант А. Тверитинов (до 18.04); лейтенант П. Сухотин (до начала мая); капитан-лейтенант И. Баскаков (с 3.05)

Фрегат «Второй» … Капитан 2 ранга И.Г. Кинсберген; лейтенант Ф. Денисон (8–18.08); лейтенант Ф. Селецкой (с 18.08 исполнял обязанности)

Фрегат «Третий» … Капитан 2 ранга Ф. Федоров

Фрегат «Четвертый» … Капитан 2 ранга Н. Плоярт; лейтенант П. Дурнов (с начала августа); капитан 2 ранга И. Михнев (осень)

Фрегат «Пятый» (находился в плавании по Дону и Хопру) … Лейтенант П. Дмитриев

Фрегат «Шестой» (находился в плавании по Дону и Хопру) … Мичман С. Бестужев

Корабль 1-го рода «Хотин» … Лейтенант П. Пустошкин

Корабль 2-го рода «Азов» … Лейтенант С. Раткеевский

Корабль 2-го рода «Таганрог» … Лейтенант (с 5.03 капитан-лейтенант) А. Колычев; капитан-лейтенант Я. Карташев

Корабль 2-го рода «Новопавловск» … ?

Корабль 2-го рода «Корон» … Капитан-лейтенант И. Басов (до 17.04); далее за болезнью передал команду лейтенанту Н. Никанову

Корабль 2-го рода «Журжа» … Капитан-лейтенант С. Токмачев

Корабль 2-го рода «Модон» … Капитан-лейтенант П. Хвостов; лейтенант Ф. Ушаков

Корабль 2-го рода «Морея» … ?

Корабль 3-го рода (малый бомбардирский) «Второй» … Лейтенант М. Ушаков; лейтенант П. Сухотин

Корабль 4-го рода (большой бомбардирский) «Яссы» … Лейтенант Б. Шишмарев (по 29.06); лейтенант Н. Баскаков (29.06–7.09); капитан-лейтенант Н. Веленбаков (28.06)

Корабль 4-го рода (транспортный) «Бухарест» … Лейтенант П. Дурнов

Палубный бот «Курьер» … Лейтенант И. Воронов

Палубный бот «Миус» … Лейтенант А. Тимашев

Палубный бот «Темерник» … ?

Палубный бот «Битюг» … Мичман А.В. Аклечеев

Палубный бот «Карабут» … Мичман И. Каменев

Палубный бот «Хопер» … Мичман С. Мордвинов

Палубный бот «Елань» … Мичманы: Я. Бутковский, Я. Качалов, И. Перри

Палубный бот «Самбек» … Мичманы Д. Анненков, А. Смирнов

Галиот «Верблюд» … Лейтенант А. Тверитинов

Галиот «Буйвол» … ?

Галиот «Слон» … А. Марков

Галиот «Осел» … ?

Командование действующими силами А.Н. Сенявин пока поручил назначенному 4 ноября 1773 года во флотилию опытному моряку, контр-адмиралу В.Я. Чичагову, которому предписал сразу же следовать в Керчь и с эскадрой из 2 фрегатов и 4 кораблей «крейсировать на Черном море пред проливом возле мыса Таклы и Казылташской пристани, держась всегда на таковой дистанции, чтоб пролив и Крымские берега (в районе пролива. — Авт.) никогда из виду и обеспечивания его удалены не были и чрез то дабы всегда неприятельские к тем местам покушения отражены были, и когда ж верное получит уведомление о стремящемся к крымским берегам неприятеле, онаго стараться ему отражать и к берегам крымским не допущать».^{1059} Таким образом, сохраняя задачу обязательной защиты всего побережья Крымского полуострова, основное внимание в 1774 году Сенявин сосредоточил на защите Керченского пролива, и не ошибся.

Отдельное задание А.Н. Сенявин дал отряду И.Г. Кинсбергена, зимовавшему в Балаклаве: Кинсберген должен был с фрегатом «Второй» и кораблем «Модон» курсировать в районе Козлов — Ялта — Балаклава для прикрытия транспортных судов и наблюдения за противником.^{1060}

Кампания 1774 г. началась на Азовской флотилии выходом 18 февраля из Керчи в пролив на стражу малого бомбардирского корабля. А 28 февраля в самой узкой части Керченского пролива, недалеко от Павловской батареи, встал и бомбардирский корабль «Яссы».^{1061}

Тем временем в Таганроге спешно заканчивалась подготовка к компании 4 кораблей 2-го рода. К концу марта работы были завершены, и в начале апреля эти корабли уже были в Керченском проливе.^{1062} А 15 апреля «Таганрог» направился в Балаклаву с грузом припасов для ремонта находившихся там кораблей 2-го рода. Однако действующие силы флотилии тогда же понесли существенную потерю: для срочного ремонта в Таганрог пришлось отправить корабль «Хотин».

Между тем, в апреле началось крейсерство эскадры В.Я. Чичагова в составе фрегатов «Первый» и «Четвертый» и кораблей 2-го рода «Азов», «Корон» и «Журжа» в районе Керченский пролив — Казылташский лиман. Периодически русские корабли подходили к Керчи для пополнения запасов.^{1063}

В апреле же начал крейсерство в заданном районе фрегат «Второй» под командованием И.Г. Кинсбергена (корабль «Модон» был небоеспособен, а пришедший «Таганрог» в пути получил повреждения рангоута, в результате чего также выбыл из строя).

До середины мая обстановка была спокойной, о чем В.Я. Чичагов и докладывал А.Н. Сенявину, продолжавшему пока заниматься вопросами судостроения.^{1064} Правда, во время первого выхода эскадры В.Я. Чичагова в море столкновение с турками и ногаями все же произошло. Усмотрев в море, в районе Тамани, суда, русская эскадра последовала за ними и, подойдя к Казылташскому лиману, обнаружила у пристани 25 неприятельских судов (5 больших и 20 малых, все они были торговыми). Но с суши их теперь прикрывала небольшая батарея (турки, видимо, учли опыт 1773 года). Однако В.Я. Чичагов не решился атаковать противника и провел лишь небольшую перестрелку с этой батарее, в которой приняли участие фрегат «Четвертый» и корабль «Азов», после чего эскадра отошла к проливу.

Приведем выдержку об этих событиях из шканечного журнала фрегата «Первый» за 1774 год: «[В поддень 30 апреля] стоя на якоре… при устье реки Кубани на глубине 9 сажен в расстоянии от берега в ³/₄ верстах, эскадра лавирует под парусами. Стоящих в реке Кубани неприятельских судов 25. Ветер тихий, небо малооблачно, сияние солнца… В начале [первого] часа фрегат Четвертый лег на якорь. В ¹/₂ часа корабль Журжа лег на якорь, в то же время с неприятельской батареи палено по кораблю Корон из 7 пушек. В исходе часа помянутый корабль отошел мало к ZW и лег на якорь. В начале второго часа подходя в близость неприятельской батареи корабль Азов по которому было выстрелено из 8 пушек. В ¹/₂ [второго] часа послан от нас был на шлюпке мичман Сумароков на корабль Азов от Е[го] П[ревосходительства] контр-адмирала и кавалера Чичагова, чтоб оному кораблю продолжать [идти] левым галсом далее, [а] потом и поворачивать, а фрегат Четвертый снялся с якоря и стал лавировать к неприятельской батареи… В начале четвертого часа корабль Азов подошед ближе к батареи и начал производить действие из оружия из которого и выстрелено из двух гаубиц да из шести пушек, а по оному из неприятельской батареи выпалено было из 9 пушек. Мало спустя корабль Азов поворотил на левый галс, а фрегат Четвертый стал подходить к батареи по которой выпалено из двух пушек. В ¹/₂ [четвертого] часа фрегату Четвертому было просигналено чтоб он возвратился к эскадре… Натянув шкоты, подняли фалы и стали сниматься с якоря следуя нам корабли Журжа и Корон делали то же…».^{1065} Эскадра взяла курс на пролив. Интересно, что записках П.В. Чичагова, где он достаточно подробно рассматривает деятельность своего отца, кампания 1774 г. освещена весьма кратко, а об этом эпизоде вообще ничего не говорится.

И хотя решительным действиям русской эскадры 30 апреля ничто не препятствовало, В.Я. Чичагов, к сожалению, проявил столь ярко обозначившуюся у него в дальнейшем черту: нежелание предпринимать самому какие бы то ни было наступательные действия, даже в благоприятной ситуации. Между тем, достижение успеха, безусловно, дало бы значительный эффект: турки доставляли на Тамань припасы и деньги, а также продолжали попытки поднять на восстание ногайцев.

Здесь уместно будет отметить, что к апрелю ситуация на Кубани резко ухудшилась для турок. Переманить на свою сторону едисанцев и буджаков им так и не удалось, а когда в конце марта — начале апреля 1774 г. назначенный турками крымский хан попытался силой склонить их на свою сторону, дважды атаковав находившийся на землях последних русский отряд Бухвостова, то оба раза был жестоко побит,^{1066} причем в обоих случаях на помощь русским, хотя и в конце сражения, приходили едисанские татары. После этого джамбулаки вновь приняли сторону России, а едичкулы заколебались.

Непрерывно вел крейсерство в отведенном районе и Кинсберген. Но одного фрегата для прикрытия всех крымских берегов в данном районе было недостаточно. Однако здесь сказывалась нехватка сил флотилии.

В середине мая ситуация резко изменилась. 16 мая В.Я. Чичагов получил уведомление от генерал-майора Якоби о том, что греческий шкипер с арестованного в Козлове судна сообщил о собранном турками в Константинополе большом флоте под командованием Гаджи-Али паши и капудан-паши Мехмет-паши. Турецкий флот должен был сначала зайти в Синоп за десантом, а затем следовать к городу Тамани, что в Керченском проливе.^{1067}

В.Я. Чичагов немедленно послал распоряжение в Таганрог о скорейшем окончании ремонта «Хотина», вводе в строй фрегата «Третьего» и отправке их в Керчь.^{1068} Было послано предписание следовать с фрегатом к Керченскому проливу и И.Г. Кинсбергену. Сам же Чичагов, выйдя за два дня до получения информации в новое крейсерство, от пролива удаляться не стал, заняв позицию в устье и регулярно выделяя в дозор часть кораблей. Бдительность была усилена. На этой позиции он пробыл до 27 мая, когда отошел к Керченским садам для пополнения запасов. И в этот же день к нему присоединился фрегат «Второй». Все основные силы флотилии теперь были собраны. На дежурстве в устье пролива остался только корабль «Корон».

«От контр-адмирала и кавалера Чичагова в Контору Таганрогского порта предложение от 16 мая 1774 г.»^{1069}

Через полученное мною 16 числа от господина генерал-майора и кавалера Якобия письмо уведомлено, что [со] взятого и на сих днях заарестоваыого в Козлове купеческого небольшого судна, которое прибыло из Царьграда с разными товарами и с паспортом, от находящегося при Порте прусского посланника и чрезвычайного министра, грек Франко, между прочим, о предприятиях Порты показал, что в скором времени отправится из Дарданелл, чрез Синоп в Тамань под командою Мехмет-паши на овладение Крымом флот, состоящий в одиннадцати больших о пятидесяти и шестидесяти пушках кораблей и до шестидесяти малых судов; а по сим обстоятельствам Конторе Таганрогского порта имею предложить о скорейшем отправлении корабля Хотина и фрегата Третьего и чрез то умножить находящуюся здесь флотилию, также требуется господином генерал-майором бароном Дельвихом для подъездов к неприятельскому берегу, а паче для получения языка трех или четырех военных лодок, то буде оные есть и исправны, то их прислать немедля.

^{В.Я. Чичагов. Адмирал русского флота. Неизвестный художник}

Пополнив запасы, В.Я. Чичагов хотел было снова выйти к устью пролива, но 6 июня на фрегате «Первый» была неожиданно обнаружена течь в районе ахтерштевня. Пришлось провести срочный ремонт, создав нужный дифферент фрегата на нос за счет передвижения части балласта, артиллерии и других грузов. Уже вечером того же дня течь была ликвидирована, и 7 июня Чичагов с фрегатами «Первый» (капитан-лейтенант И. Баскаков; на нем держал свой флаг Б.Я. Чичагов), «Второй» (капитан 2 ранга И.Г. Кинсберген), «Четвертый» (капитан 2 ранга Н.А. Плоярт), кораблями «Азов» (капитан-лейтенант СМ. Раткеевский) и «Корон» (лейтенант Н. Никанов) и палубным ботом «Битюг» (мичман А.В. Аклечеев) в очередной раз вышел в крейсерство перед проливом.noreferrer">^{1070} Два дня прошли спокойно (правда, 7 июня у Казылташской пристани были вновь усмотрены 11 судов, но на этот раз равнодушие к ним Чичагова было адекватным), а «в половине второго часа по полудни» 9 июня на горизонте было обнаружено 21 неприятельское судно. Они держали курс к проливу. Вскоре стало ясно, что это — ожидавшаяся турецкая эскадра, в составе которой, по донесению В.Я. Чичагова А.Н. Сенявину, находились 5 линейных кораблей, 9 фрегатов, 26 галер и шебек и несколько мелких судов. На двух турецких линейных кораблях развевались адмиральский и вице-адмиральский флаги.^{1071}

Несмотря на такое превосходство противника, В.Я. Чичагов не отошел, а приготовился к обороне.^{1072} В Керченский пролив был направлен бот «Битюг» с приказом оповестить о противнике и вызвать к эскадре все имевшиеся там русские корабли.

Между тем, достигнув траверза пролива, турецкая эскадра разделилась. Один отряд (в составе 7 фрегатов, б шебек и 11 галер) направился к русской эскадре, а второй (из 4 линейных кораблей, 6 галер, и 4 шебек) продолжил следовать прежним курсом. Чичагов немедленно построил русскую эскадру в линию баталии («Корон» войти в нее не смог) курсом навстречу первому отряду противника. Однако вначале неприятель проследовал мимо, и лишь затем, будучи на ветре, повернул на обратный курс и лег параллельно русской эскадре. Вскоре турки открыли огонь по фрегату «Четвертый», бывшему в русской эскадре головным. Чичагов немедленно приказал ответить. Завязался бой. Русские артиллеристы действовали отлично. В шканечном журнале фрегата «Четвертый» отмечено, что уже после первых выстрелов с него на турецком фрегате был замечен небольшой пожар, вскоре потушенный (здесь сказывалось преимущество русской эскадры: на ней имелись единороги, позволявшие вести огонь брандскугелями).^{1073} Но в этот момент сквозь наступившие сумерки Чичагов заметил, что второй турецкий отряд неожиданно повернул и держит курс в пролив. Стало ясно его намерение: турки хотели отрезать русскую эскадру от пролива и поставить ее «в два огня». Разгадав замысел противника, В.Я. Чичагов немедленно повернул в пролив. Однако турки преследовать не стали. В итоге, обменявшись еще несколькими выстрелами, русская эскадра и первый турецкий отряд разошлись. Вслед за первым отошел в море и второй турецкий отряд. Так закончился непродолжительный бой 9 июня. Уже в полной темноте русская эскадра вошла в Керченский пролив и встала у мыса Таклы. Сколько-нибудь серьезных потерь и повреждений на эскадре не было, только на фрегате «Четвертый» был тяжело ранен один мушкатер, да был пробит в двух местах фор-марсель и в одном прострелена бизань, а также перебито несколько тросов такелажа.^{1074}

Таким образом, план турецкой эскадры по разгрому русского отряда и прорыву в Керченский пролив с ходу провалился. Тем самым турки лишились фактора внезапности, и заслуга в этом принадлежит В.Я. Чичагову и всем морякам его эскадры, которая и в этом столкновении со значительно более сильным врагом фактически одержала победу. С точки зрения искусства сторон в бою, у турок нужно отметить оригинальность плана атаки, при слабом исполнении и нерешительности; а у русских — своевременное обнаружение маневра противника Чичаговым и грамотное противодействие.

Что же касается отмечаемой в некоторых работах задачи турок прорваться в Азовское море,^{1075} то таковая, на наш взгляд, не имела места, потому что, во-первых, главными целями Турции были высадка десанта в Крыму для его возвращения и установление контроля над Керченским проливом, имевшим такое большое значение, а во-вторых, исходя из военной логики, прорываться в Азовское море, не укрепившись в проливе, было абсолютно неразумно, к тому же занятием пролива турки лишали Россию выхода на Черное море,

Рано утром 10 июня к В.Я. Чичагову подошли из глубины пролива корабль «Журжа» и бот «Миус». Однако, обнаружив вскоре неприятельский флот, идущий к проливу, и видя значительное превосходство противника в силе, В.Я. Чичагов отвел свою эскадру вглубь Керченского пролива, расположив напротив керченских садов (в самом узком месте пролива, где, к тому же, можно было использовать Павловскую батарею).^{1076} Этим туркам был перекрыт доступ к Керчи и далее в Азовское море.

Неприятельский флот встал на якоря у мыса Таклы, причем он «час от часу умножался прибывающими с моря судами».^{1077} На Таманском же берегу возник турецкий лагерь. Здесь турок ждала еще одна неприятная новость: рассчитывать на ногайцев в борьбе с русскими больше не приходилось. После еще одного поражения от русских войск в мае 1774 г. даже едичкулы отказались от сотрудничества с Девлет-Гиреем.^[149]

Между тем, В.Я. Чичагов сосредоточил к вечеру 12 июня на занимаемой позиции все наличные силы: фрегаты «Первый», «Второй» и «Четвертый», корабли «Хотин», «Азов», «Журжа», «Корон», 2 бомбардирских корабля (большой бомбардирский «Яссы» и малый — «Второй») и 3 палубных бота («Битюг», «Миус» и «Курьер»). Русский корабли расположились полумесяцем.^{1078}

Срыв турецкого плана внезапного удара по Керченскому проливу не менее серьезно помог и русским войскам в Крыму. В частности, В.М. Долгоруков, узнав о появлении турецкого флота в Керченском проливе, также успел вовремя принять необходимые меры по укреплению обороны полуострова в целом и Керченского пролива в частности. «Когда флот турецкий утеснял нашу флотилию при Керче, тогда я, — писал он позднее, — оказал неприятелю на тамошнем берегу три пехотные полка, которые имели резерв, из одного полку и двух легионов состоящий; один еще полк стоял близ Кафы, другой у крепости Ора, а третий был в Балаклаве, где в гавани один наш корабль и военный бот, да неспособные к ходу четыре корабля ж находились, и сей пост подкрепляли другие два легионные батальоны; затем с достальными двумя полками занял я позицию среди Крыма при реке Салгир. Из означенного ж числа войск содержимы еще были многие частные посты, а затем тяжелая и легкая кавалерия и казаки распределены были по лутчей способности к подкреплению войск».^{1079} Таким образом, и с суши оборона Керченского пролива своевременным усилением приведена в повышенную готовность.

А 13 июня неприятельский флот, снявшийся с якорей, последовал к русской эскадре. В.Я. Чичагов приготовился к бою (русские корабли стали на шпринги правым бортом к противнику). Некоторое время турки приближались, ведя огонь с части фрегатов и со всех галер, но дистанция была велика, и ядра не долетали. Русские же хранили молчание, подпуская противника. Однако на атаку турки так и не решились, психологическая же атака не удалась.^{1080} Противостояние в Керченском проливе продолжилось.

События этого дня хорошо представлены в уже цитировавшемся нами шканечном журнале фрегата «Первый» за 1774 год. Обратимся к нему еще раз, тем более что перипетии этого дня также не нашли отражения в отечественной историографии. «[В полдень 13 июня] ветер умеренный, небо малооблачно, сияние солнца, воздух жаркий… В исходе второго часа неприятельский флот, отдав марсели, снялся с якоря [и] стал подходить ближе к нам… В начале третьего часа приметя мы, что неприятельский флот приближается, чего для ударив тревогу и приготовясь к сражению с неприятелем в ¹/₂ часа при выстреле у нас из пушки поднят был с грот-рея белый с красным пополам флаг, чтоб всей эскадре лечь на шпринг правым бортом, следуя нам и вся эскадра чинила тож. В исходе часа с идущего неприятельского фрегата одного выпалили из 16 пушек с ядрами. В три часа неприятельские корабли и фрегаты легли на якорь також и шебеки в расстоянии от нас [примерно] в четырех верстах, которых рассмотрено двухдечных кораблей 6, одного дека фрегатов 7, шебек 4, [из них] флагманских кораблей 3: адмирал, вице-адмирал и контр-адмирал флаги имеют первый на гротстеньге, другой на фор-стеньге, третий на крюйс-стеньге… В тож время галерный вице-адмирал со своей эскадрой снялся с якоря и стал подходить ближе к нашей эскадре, которых [галер] числом 13, на двух галерах имеются флаги на передней мачте красные… В шесть часов приближаясь к нам галерная неприятельская эскадра в числе 13 галер и с флагманской галеры выпалено было из одной пушки с ядром, потом и с прочих галер палили из пушек с ядрами, которых и выпалено было из 44 пушек. В тож время помянутые галеры поворотили ко флоту и стали между своих кораблей и фрегатов на якорь. В начале седьмого часа… на неприятельских флагманских кораблях спустили стеньговые флаги».^{1081}

23 июня из Таганрога в Керчь срочно прибыл А.Н. Сенявин и принял общее командование на себя. 24 июня он осмотрел позицию русской эскадры, расположение береговых форпостов и неприятельский флот в проливе.

А время шло. Турецкое командование, особенно после Козлуджи, с нетерпением ожидало сведений об успехах своего флота. Понимал это и Гаджи Али-паша, но атаковать русскую эскадру не решался, что угрожало Османской империи окончательным поражением в войне. Но 28 июня турецкий флот все же предпринял попытку атаки русский эскадры в Керченском проливе. Таким образом, 28 июня 1774 года стало во многом решающим днем, так как именно бой в Керченском проливе в этот день стал последним боем и, фактически, поставил последнюю точку в войне. Такая значимость этого события, да еще и в ситуации явной недостаточности его освещения, требует самого подробного анализа произошедшего 28 июня 1774 г. столкновения русской и турецкой эскадр.^{1082}

В начале утра 28 июня, казалось бы, ничего не предвещало наступления решающего дня: Керченский пролив был окутан густым туманом, в котором утонули и берега и корабли противостоящих эскадр, к тому же почти не было ветра. Но когда около 9 ч утра туман поднялся, русские моряки увидели, что турецкая эскадра готовится сняться с якорей. В это утро турки имели 6 линейных кораблей, 7 фрегатов, 17 галер и шебек, один бомбардирский корабль и 3 транспортных судна. Русская эскадра оставалась в прежнем составе: 3 фрегата, 4 «новоизобретенных» корабля, 2 бомбардирских корабля, 2 бота, один брандер и несколько военных лодок.

Русские корабли в событиях 28 июня 1774 г.

Корабль	Штатное вооружение	Сведения об изменениях в вооружении	Командир корабля
Фрегат «Первый»	26 12-фунтовых, 6 6-фунтовых орудий	Дополнительно установлено: 2 18-фунтовых единорога, 4 6-фунтовых орудия 6 3-фунтовых фальконетов	Капитан-лейтенант И.А. Баскаков
Фрегат «Второй»	То же	Обнаружить данных не удалось	Капитан 2 ранга И.Г. Кинсберген
Фрегат «Четвертый»	30 18-фунтовых единорогов, 28 3-фунтовых фальконетов	Обнаружить данных не удалось	Капитан 2 ранга Н.А. Плоярт
Корабль 1-го рода «Хотин»	16 12-фунтовых орудий	Обнаружить данных не удалось	Лейтенант П.В. Пустошкин
Корабль 2-го рода «Азов»	14 12-фунтовых орудий, 2 1-пудовые гаубицы	Дополнительно установлено 4 3-фунтовых фальконета	Капитан-лейтенант С.М. Раткеевский
Корабль 2-го рода «Корон»	То же	Дополнительно установлено 6 3-фунтовых фальконетов	Лейтенант Н. Никанов
Корабль 2-го рода «Журжа»	То же	Обнаружить данных не удалось	Капитан-лейтенант С.А. Токмачев
Малый бомбардирский корабль	8 3-фунтовых пушек, 2 1-пудовые гаубицы, 1 2-пудовая мортира	Вооружение соответствовало штату	Лейтенант М.Б. Ушаков
Большой бомбардирский корабль «Яссы»	12 6-фунтовых пушек, 2 3-пудовые мортиры	Вооружение соответствовало штату	Капитан-лейтенант Н. Веленбаков
Палубный бот «Миус»	12 3-фунтовых пушек	Обнаружить данных не удалось	Лейтенант А.И. Тимашев
Палубный бот «Битюг»	То же	Тоже	Мичман А.В. Аклечеев
Палубный бот «Курьер»	То же	Тоже	Лейтенант И.Л. Воронов

Обнаружив подготовку противника к движению, В.Я. Чичагов немедленно распорядился приготовить эскадру к бою: корабли должны были встать на шпринги правым бортом к неприятелю. Вскоре это было сделано. И действительно, в 10-м часу турецкая эскадра, при установившемся слабом южном ветре, снявшись с якорей и поставив паруса, начала медленное движение к русским кораблям. Ближе к крымскому берегу шли гребные суда турок, в центре пролива — крупные корабли. Напряжение стремительно нарастало. Слишком высока была цена успеха или неудачи.

Между тем, турецкие фрегаты остановились уже на дальней дистанции. Галеры же и бомбардирское судно продолжали сближение. Наконец, в половине 12-го часа с выдвинувшихся несколько вперед турецких галер и бомбардирского корабля открыт артиллерийский огонь, но он оказался бесплодным. Русская же эскадра пока не отвечала. И только около 12 ч, когда дистанция стала подходящей, с обоих русских бомбардирских кораблей открыли огонь. В это время на фрегат «Первый» из Керчи прибыл А.Н. Сенявин. Он принял командование на себя, одобрив действия В.Я. Чичагова.

Уже первые русские выстрелы удачно накрыли корабли противника. Турецкая эскадра остановилась, а бомбардирский корабль был отбуксирован назад. Артиллерийский же огонь турок вновь оказался неэффективным. К часу дня в проливе наступила тишина: сначала русские корабли прекратили стрельбу из-за возросшей дистанции, а затем и турки — из-за бесполезности. Возникла пауза: психологическая атака турок не удалась, а на решительную они не отважились, видя сильную позицию русской эскадры и ее готовность стоять до конца. В результате, так и не предприняв атаки, турецкий флот в начале 4-го часа стал отходить назад. Линейные корабли и фрегаты вели на буксире, а гребные суда шли на веслах, возвращаясь на исходную позицию.

Таковы были события 28 июня 1774 г. И хотя этот бой оказался не столь ярким и длительным, как, например, Балаклавский, однако он был не менее напряженным, а победа в нем имела наиважнейшее значение. В этой связи непонятно, зачем понадобилось В.В. Шитину и И. Ковниру, далее в художественных целях, так приукрашивать его ход^{1083}.

^{Керченский пролив с крепостями Керчь, Еникале и Таманью. Рукописная карта 1778 г.}

^{Карта противостояния Азовской флотилии и турецкого флота в Керченском проливе в 1774 г. Выполнена автором по подлинной схеме, хранящейся в РГА ВМФ}

А вот что нужно отметить, так это чрезвычайное происшествие с бомбардирским кораблем «Яссы». Назначенный на него перед боем капитан-лейтенант Н. Веленбаков оказался 28 июня выпившим и вовремя не отрепетовал сигналы В.Я. Чичагова. В 1775 г. он был с позором уволен со службы без чина и пенсиона. В деле о его увольнении сказано: «По определении на корабль командиром, усмотрен в своем поведении слабым, да и в случившемся с неприятельским флотом на эскадру атаку, был также командиром бомбардирского корабля, сделанного ему сигнала не обсервовал и найден пьяным»^{1084}.^[150]

Итак, бой 28 июня 1774 г. закончился новой блестящей победой Азовской флотилии над значительно превосходящей турецкой эскадрой. Последняя надежда Константинополя изменить что-нибудь в этой войне окончательно рухнула. Таким образом, можно вполне уверенно сказать, что именно Азовская флотилия фактически поставила последнюю точку в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

Между тем, нами отмечалось, с какой надеждой Мухсун-заде ожидал сведений о победе турецкого флота. Однако их все не было, а П.А. Румянцев, перед войсками которого теперь был открыт путь к Константинополю, потребовал немедленного принятия турками условий, сформулированных Россией в 1773 г.^{1085} В этой ситуации великому визирю ничего не оставалось, как согласиться с ними, и 10 июля в деревне Кючук-Кайнарджи был подписан мирный договор, завершивший Русско-турецкую войну 1768–1774 гг.

Заметим, что на исход войны могла бы заметно повлиять высадка турками десанта в июне 1774 г., подтверждением чему служит депеша французского посланника в России Дюрана от 16 августа 1774 г. Представляя себе серьезность внутриполитических проблем России и будучи в курсе того, насколько в Крыму «мало войск для противостояния турецким войскам и флоту», он неожиданно узнал о заключении мира, что стало для него настоящим потрясением. В результате Дюран написал в Париж;: «Мир заключен, и очень странно, что это произошло в тот самый момент, когда мятежники достигли наибольшего успеха, когда имелась наибольшая вероятность переворота, вызванного всеобщим недовольством, когда Крым оказался без достаточных сил, чтобы оказать сопротивление турецким войскам и флоту, когда истощение казны вынудило правительство частично прекратить выплаты. В этих условиях я поражен тем, что Россия получает все то, в чем ей было отказано в Фокшанах. Столь счастливой развязке она обязана вовсе не своей ловкости или стараниям ее союзников, а инертности ее противников».^{1086}

К слову, нельзя полностью согласиться с П.П. Черкасовым, так прокомментировавшим причину столь успешной развязки: «К счастью для России, великий визирь Мухсин-заде Мехмед-паша, блокированной в своей ставке в Шумле, не имел никакой информации о внутреннем положении в России и о трудностях, переживаемых армией Румянцева, а потому сразу же принял продиктованные ему условия мира».^{1087} Следует учитывать, что великий визирь был заблокирован в Шумле только в конце июня, а до этого ему ничто не мешало получать информацию. Его капитуляция стала следствием побед русского оружия на Дунае, открывших путь на Константинополь, и отсутствием сведений от турецкой эскадры.

Другое дело, что турки в конце весны остались без информации от французских друзей, но здесь причина была не в блокаде Шумлы: 10 мая умер Людовик XV, и французская дипломатия, ранее не упустившая бы возможности вмешаться в процесс мирного урегулирования, оказалась временно парализованной.

Однако возвратимся в Керченский пролив. Здесь, естественно, еще не было известно о таком повороте событий, и противостояние продолжалось. Турки по-прежнему были очень сильны и могли предпринять новую атаку, поэтому А.Н. Сенявин продолжал держать свою эскадру в полной боевой готовности (того, что турки окончательно отказались от атаки, он, разумеется, знать не мог).

30 июня в Керченский пролив прибыл корабль «Бухарест», доставивший продовольствие. 1 июля по распоряжению А.Н. Сенявина, который искал любой способ, чтобы хоть немного усилить эскадру, он присоединился к ней.^{1088} Турки тоже получили подкрепление, только более внушительное: 6 июля к ним прибыло свыше 20 гребных и транспортных судов. Напряжение возросло.^{1089}

Вскоре, однако, получила достаточно серьезное подкрепление и Азовская флотилия. 10 июля в Керченский пролив прибыл, наконец, 58-пушечный фрегат «Третий». В течение нескольких следующих дней он был оперативно переведен через мель в проливе и 14 июля присоединился к эскадре, заняв указанную позицию.^{1090} Это было тем более важно, что турки 12 июля несколько сократили свой лагерь на Таманском берегу, и на русской эскадре вновь приготовились к атаке. Особенно же тревожно стало 16 июля, когда турки стали сниматься с якорей. Всего в этот день они имели 6 линейных кораблей, 7 фрегатов, одно бомбардирское судно, 4 шебеки, 20 галер, 21 транспортное судно и 14 лодок, то есть 73 судна! Но вместо атаки, пропустив вперед все транспортные суда и лодки, турецкие линейные корабли и фрегаты снялись с якорей и взяли курс в Черное море.^{1091} Гаджи Али-паша так и не рискнул атаковать русскую эскадру.

Правда, вскоре стало ясно — турки ушли недалеко. 18 июля турецкая эскадра, покинувшая Керченский пролив, произвела высадку десанта в районе Алушты. Но, во-первых, высадка запоздала, а во-вторых, русские войска давно находились в готовности, и после некоторого первоначального успеха турецкий десант быстро оказался на грани уничтожения. Что же касается места высадки, то оно было выбрано удачно, хотя для пребывания флота годилось мало. Кстати, тот факт, что турецкое командование не рискнуло произвести высадку ни в Балаклаве, ни в Кафе, красноречиво свидетельствует о состоянии турок: они боялись связываться и с флотилией А.Н. Сенявина, и с армией В.М. Долгорукова.

Какими же были действия флотилии? Уже на следующий день после ухода турок из пролива А.Н. Сенявин приказал Чичагову со всеми фрегатами, кораблем «Хотин» и ботами «Миус» и «Битюг» выйти в крейсерство к берегам Крыма, после чего данные корабли сразу же начали выдвигаться к устью Керченского пролива.^{1092} Остальные силы флотилии должны были остаться на страже пролива.^{1093} 19 июля эскадра Чичагова вышла в море и взяла курс к Кафе. А 20 числа западнее мыса Меганом с русской эскадры были замечены стоявшие под берегом большие неприятельские суда. Вскоре удалось определить 13 больших трехмачтовых турецких судов и большое число малых. Но поскольку опустилась ночная темнота, более точно осмотреть позицию противника не представлялось возможным. Русская эскадра на ночь осталась крейсировать в море, но к утру 21 июня испортилась погода: риф-марсельный ветер развел сильное волнение. Тем не менее, с русских кораблей удалось установить, что турецкая эскадра стоит на якоре у деревни Алушты, а на берегу разбит лагерь. Затем были классифицированы и сами турецкие суда: 6 линейных кораблей, 7 фрегатов, значительное число шебек, галер и более мелких судов. Стало ясно, что это та самая эскадра турок, которая ушла из пролива 16 июля. Однако предпринять что-либо Чичагов не мог: весь день дул сильный ветер и держалось большое волнение. Тем не менее, русская эскадра продолжала крейсерство в данном районе. При этом был замечен уход от турецкой эскадры 3 линейных кораблей и 2 фрегатов. Сильным ветром на одном из них сломало стеньгу. В ночь на 22 июля Чичагов остался в том же районе, но когда к утру ветер стих, взял курс на Керченский пролив, хотя у противника оставалось всего 8 крупных кораблей. Вечером 25 июля русская эскадра подошла к Керченскому проливу и встала на якорь.^{1094}

Говоря об указанных выше действиях В.Я. Чичагова, нужно отметить два момента: во-первых, наглядно подтвердившуюся необходимость превращения Азовской флотилии в линейный флот для успешного предотвращения подобных высадок противника в будущем (имевшихся сил флотилии для пресечения данной высадки, безусловно, не хватало) и, во-вторых, пассивность командующего русской эскадрой — в обстоятельствах 22 июля, несмотря на мощь турецкого соединения, можно было нанести ему чувствительный вред. Но здесь опять следует отметить отсутствие у В.Я. Чичагова желания предпринять какие-либо наступательные действия.

26 июля корабли эскадры вошли в пролив и встали на якоря у керченских садов, где по-прежнему находились корабли «Азов» и «Журжа», малый бомбардирский корабль, брандер, а также пришедший к эскадре бот «Хопер». Чуть дальше, у Павловской батареи, стоял большой бомбардирский корабль «Яссы». 27 июля Чичагов вновь приказал эскадре построиться перед самой узкой частью пролива полумесяцем, что и было выполнено.^{1095} Однако затем 28 июля для дозора у входа в Керченский пролив были высланы корабли «Корон» и «Журжа», а корабль «Азов» перешел к Еникале. А 1 августа на эскадре было объявлено о заключении Кючук-Кайнарджийского мира с Турцией.^{1096} На этом Русско-турецкая война 1768–1774 гг. для Азовской флотилии А.Н. Сенявина завершилась.

Что же касается турецкого десанта, который был высажен в Крыму, то события там развивались следующим образом. Двигаясь вдоль крымских берегов, Гаджи-Али паша 18 июля подошел в район Алушты и начал свозить войска. Видя, что отбить противника не удастся, командир Алуштинского поста капитан Колычев сумел вывести свой отряд к деревне Янисали.^{1097} Между тем, предупрежденный Чичаговым, что турки ушли из пролива, В.М. Долгоруков, и без того бывший начеку, привел войска на полуострове в полную готовность.^{1098} В частности, Прозоровский получил предписание «по ближайшему его обозрению воспринять меры, достаточные к сильному неприятеля поражению».^{1099} Он немедленно выехал для рекогносцировки к Судаку, но турецкий флот уже проследовал дальше. Тогда Прозоровский направил майора Бурнашева с небольшим отрядом дальше но берегу — для наблюдения. Вскоре тот прислал рапорт, что «застал неприятельский флот, протегающийся вдоль берега к Урзуву (Гурзуфу. — Авт.), который остановился против Алушты, Курузени и Кучукузине», а затем дополнил, что «неприятельский флот расположился против Алушты и делает там на берег покушения».^{1100} При этом он запрашивал, как ему поступить, если неприятель будет высаживаться на берег. Прозоровский ответил, что тот должен препятствовать высадке, сопротивляясь до последнего человека, помощи же решил не посылать, так как из рапорта не было понятно, каковы намерения неприятеля. Между тем, 18 же числа он получил ордер Долгорукова выделить 5 эскадронов гусар и 2 полка пехоты в распоряжение отряда Якобия, который должен был немедленно следовать через Карасу-базар и Бахчисарай к реке Качи. Долгоруков считал, что турецкий флот будет искать для высадки место между Балаклавой и Козловым.^{1101}

А 19 июля майор Бурнашев наконец сообщил, что посланный им к Алуште нарочный донес: «Неприятель стоит против Алушты верстах в семи от берега и в 14 линейных кораблях, из коих один сегодня в глубину моря удалился, а неприятельский флот средними своими судами на дистанции пушечного выстрела малыми судами по длине на шесть верст занял весь берег, почему в Алушту для осведомления, что там происходит по берегу пройти неможно. А выходящие из гор, жительствующие в приморских деревнях, объявляют, якобы алуштинский пост уступил назад к Ениколе… При отправлении ж ко мне вчера поугру в 10-м часу 2-го его рапорта, обстоятельства сии ему сведомы не были».^{1102} Поскольку же он охранял важный пост, а вперед с артиллерией пройти все равно не мог, то просил выделить для противодействия туркам войска из отряда Кохиуса.

Между тем, В.М. Долгорукову уже 18 июля стало известно о поражении русского поста у Алушты. Поэтому на следующий день он приказал Прозоровскому перейти к верховьям Салгира, сообщив, что сам уже выступил к Ак-Мечети, а генерал-майор Якобий получил новое предписание соединиться с ним.^{1103} Долгоруков также распорядился привести в полную готовность и остальные береговые посты,^{1104} заодно направив в подкрепление отходившему к Янисале от Алушты капитану Колычеву батальон подполковника Рудена.^{1105}

Чтобы дополнительно информировать А.А. Прозоровского, В.М. Долгоруков приложил к своему письму рапорт майора Салтанова, пытавшегося оказать помощь капитану Колычеву. В рапорте говорилось: «После отправленного к вашему сиятельству из Урзова в вечеру рапорта, я всю ночь маршировал к Алуште на подкрепление там имеющегося посту, против которого неприятельский пост ночевал. И, не доходя до Алушты верст за шесть, послал я туда к капитану егерскому Колычеву… девять человек доброконных казаков, велел им о себе объявить, что я иду к ним. А сверх того взять бы от них рапорт о действиях неприятеля, да и что можно ль будет мне к ним берегом пройтить, дабы неприятель не захватил. А между тем по месяцу обозрели, что неприятельские корабли уже позади меня в нескольком числе к Малому Ламбоду прошли, а некоторые уже начали иметь туда движение. Почему я, дабы неприятель позади меня к Ялте не отрезал дороги, предупреждать их возвратился и пришел в Ламбод. Оной неприятель, видя меня, остановился и пробыл у Ламбода часа два. Весь же тот флот, как рассвело, разделился на три части: 1-я в сорока кончебасах — близ самой Алушты; 2-я, большие корабли, по счету 15, трехмачтовые — меж Ламбода и Алушты; 3-я, вышеписанные, остановившиеся у Ламбода. А всех числом 130.

В первых же двух частях с четверть часа канонада у них продолжалась. А для чего неизвестно стоящие у Ламбода последние суда курс свой взяли к Чернету. За коими и я с командой отправился. Но лишь только в Чернет вступил, то неприятель в четырех больших кончебасах отважился на берег делать десант. Однако не смотря на превосходность сил от берегу отбит и ни один человек на берег выпущен тогда не был и принуждены они были ход свой взять опять к Ламбоду. И увидели, что та часть, которая между Ламбода и Алушты стояла к нам близко подвинулась, то четыре кончебаса пристав к берегу ламбацкому вышли вон. И хотя я туда намерен был выгнать их чрез горы иттить, но усмотрел большой их флот подле их же близко, да и что к Алуштемного уже турий по горам кручами бегут. Я гнаться за ними опасся, а решился собрать ломбацкой и партенецкой посты и взять их в Ялту, ибо во множественном числе те посты неприятельским флотом обняты. Да и сошедшие с них турки в близлежащие ко оным деревни вошли, не менее как в 1000 человек, которые нам видны были. А урзовский пост, как еще неприятель к нему не приближался и он от Ялты не далеко, усиля его в 50 человек, оставил в безопасном месте для примечания идущего иногда неприятеля к Ялте.

Вышеписанные ж посланные казаки из Алушты ко мне возвратились, объявя мне, что как капитана Колычева, так и поста моего подпоручика Ачкасова в той Алуште нет, а деревня Алушта вся зажжена и в ней многое число ходит турков. А куды наши от своих мест ретировались, я еще сведения от них не имею. В прибытие ж неприятеля и по отправлении к В. С. моего рапорта, я никаких татарских сборищ и их самих не видел, ибо оные все из домов своих вышли в горы. Теперь ж неприятель против Алушты, Ламбода и Партенета.

При отправлении сего рапорта к В. С., я находился в Урзове, но вдруг прискакали с высоты гор казаки и солдаты часовые, объявляя, что точно вышедшие с кораблей турки, тысяч до двух, горами бегают и хотят дорогу отрезать, то я успешил из оного вытти на высоту, сам, не допустя себя им отрезать, взял дорогу к Ялте. И как только на дорогу вышел, то и неприятель судами идет к Ялте, куда я и поспешаю. А протчие лежащие посты к Балаклаве приказал я всем собираться к соединению в Ялту».^{1106}

Но уже в тот же день (19 июля) турки атаковали русский отряд у Ялты. Однако все их атаки были отбиты. Тем не менее, пользуясь большим численным превосходством, они окружили русский отряд. Тогда майор Салтанов принял решение прорываться к Балаклаве, тем более что боеприпасы были почти израсходованы. Прорыв удался, хотя и с чувствительными потерями (погиб и сам Салтанов).

Прозоровский же 19 июля так отозвался в письме Долгорукову о произошедшем у Алушты: «Осмелился я его сиятельству сожаление мое принести, что господин генерал-майор Кохиус не подкрепил алуштинского посту, к чему он весьма великие способности имел».^{1107} После чего сообщил и о своих действиях: «А затем по повелению его сиятельства я с находящимся при мне войском, выступи, буду форсировать марш, но в рассуждении жару, дам при Индале отдохнуть пехоте, а к свету достигну Карасбазара и так далее в назначенное место завтрашний день прибыть могу. А, не дождав уже повеления его сиятельства, взять от Ениколя войск, решился послать туда повеление, чтоб Елецкого полка 6 гренадерских рот и четыре эскадрона гусар прибыли на Булзык… ибо я в Ениколе никакой надобности во оных не полагал. А есть ли бы что из Таману могло быть на лодках, то и флотилия наша может удержать. Потому ж в той стороне сверх гарнизонов и два еще пехотных полка останутся с двумя эскадронами гусар».^{1108} Таким образом, наличие флотилии в Керченском проливе давало возможность сухопутному командованию не опасаться удара из Тамани, что имело огромное значение.

Однако были в адрес флотилии со стороны русского генералитета и обвинения в том, что она не смогла предотвратить высадки в Крыму вообще. Но на этот раз их отмел уже сам Долгоруков. В ордере Якобию, высказавшему этот упрек он написал: «А что флота нашего эскадра, вышед крейсировать, ничего не сделала и ни малейшего неприятелю в его десанте препятствия не учинилась, так нечего на ней взыскивать, ибо большие корабли и фрегат[ы] со стороны неприятельской были на них готовы».^{1109} Действительно, помешать высадке флотилия А.Н. Сенявина на этот раз никак не могла, но попытаться нанести удар после этого было вполне возможно (к этому мы еще вернемся чуть ниже).

Между тем, стало известно о поступке подполковника Рудена. Посланный на поддержку капитана Колычева, он без разрешения вошел в горы и атаковал турок. В результате батальон Рудена оказался окруженным и только с большими потерями сумел вырваться.^{1110}

После этого известия Долгоруков решил провести атаку высадившихся в Крыму турок только под своим командованием и 21 июля приказал Прозоровскому прибыть к Ак-Мечети для обороны оставляемого вагенбурга. Сам же Долгоруков, узнав о том, что турки укрепились в горах, направился к деревне Янисаль.^{1111}

Утром 23 июля он направил оттуда через горы к Алуште передовой отряд П.А. Мусина-Пушкина с требованием сбросить противника в море. Остальные войска Долгорукова должны были обеспечить тыл Мусину-Пушкину. Между тем, двигаясь к Алуште, Мусин-Пушкин вышел на турецкий отряд у деревни Шумы, который закрывал спуск с гор к Алуште. Обойти позицию противника не представлялось возможным: края турецкого ретрашемента обрывались в глубокие стремнины. В итоге был произведен лобовой штурм турецкой позиции, и турки отброшены к Алуште. Вот как описывал произошедшее ГА Потемкину В.М. Долгоруков: «Из отправленной сего числа всеподданнейшей моей реляции Ваше Высокопревосходительство усмотреть изволите единовременный и флота турецкого на Крымский берег десант и взволнование области Крымской, ополчившейся на войски наши, а потому и сделанной мною поиск на турков при деревне Шуме, где они и разбиты и прогнаны были графом Мусиным-Пушкиным, не смотря на превосходные силы, упорное их сопротивление и удобность места, к которому более двадцати верст идти было должно одною ущелиною, пропастьми и горами окруженною, и в сем самом непроходимом месте следовала наша артиллерия, которою с охотой на плечах своих везли солдаты. Опроверженный неприятель поражаем был преследующими его войсками и бежал в неприступный свой лагерь, семью сильными батареями защищаемый. В ознаменованном сражении отбито у неприятеля четыре пушки и несколько знамен».^{1112} Однако немалыми были и русские потери (среди тяжелораненых был и молодой подполковник М.И. Кутузов).

Из донесения В.М. Долгорукова Екатерине II от 28 июля 1774 г.^{1113}

Вследствие донесения моего В. И. В. от 18 числа настоящего месяца о предпринятом мною походе на отражения неприятеля… поставившего лагерь свой при местечке Алуште, поспешил я туда всемилостивейшая государыня, с всевозможною скоростью, присовокупя еще к себе пять батальонов пехоты от войск, расположенных на речке Булзыке. 22 числа прибыл я, всемилостивейшая государыня, к деревне Янисаль, в самую внутренность гор, откуда лежащая к морю страшною ущелиною дорога окружена горами и лесом, а в иных местах такими пропастьмы, что с трудом два только человека в ряд пройти и по крайней мере трехфунтовые орудия везены быть могут, одни же только войски Вашего императорского величества, на собственных своих раменах, открыли ныне там путь двенадцатифунтовым новой пропорции единорогам. 23 числа отрядил я, всемилостивейшая государыня, к поискам над неприятелем генерал-поругчика и кавалера графа Мусипа-Пушкина с семью батальонами пехоты, в числе находящихся под ружьем двух тысяч осьми сот пятидесяти человек, сам же я остался с двумя баталионами пехоты и двумя конными полками прикрывать тыл его, чтоб не быть ему отрезану. Между тем турки, отделясь от главного своего при Алуште лагеря, по уверению пленных, тысячах в семи или осьми, заняли весьма твердую позицию в четырех верстах от моря, пред деревней Шумою, на весьма выгодном месте, с обеих сторон которого были крутые каменные стремнины укреплены ретраншементами.

Как скоро войски Вашего императорского величества повели на оные свою атаку двумя каре, то встречены были жесточайшим из пушек и ружей огнем. Неприятель, пользуясь удобностию места и превосходством сил, защищался из ретраншементов с такою упорностию, что более двух часов, когда оба каре, подаваясь вперед непроходимыми стезями, приобретали каждый шаг кровью, не умолкала с обеих сторон производимая из пушек и ружей наисильнейшая борьба. По приближении к обеим ретраншементам, генерал-порутчик граф Мусин-Пушкин, которого храбрость и ревностное к службе Вашего императорского величества усердие довольно Вашему императорскому величеству известны, приказал, приняв неприятеля в штыки, пробраться в ретраншемент, что и было исполнено с левой стороны, где самое сильнейшее было сопротивление Московского легиона гренадерским батальонам под собственным приводством храброго господина генерал-майора и кавалера Якобия, с другой же секун-дмайором Шипиловым, подкрепляемым от полковника Либгольта столь удачно, что турки, возчуствовав о поражении от ударивших в них войск Вашего императорского величества, бросились стремглав к Алуште, оставя свои батареи и будучи гонимы к обширному лагерю своему, на берегу стоящему. В сем случае генерал-майор Якобий хотя командовал, всемилостивейшая государыня, и второю бригадою, но по ближайшему оныя положению, будучи употреблен ко взятию ретраншемента, в жесточайшем огне поступал с отменною неустрашимостию, получил контузию, застрелена под ним лошадь и близ него убиты собственные его два человека. Господин же генерал-майор Грушицкий, приближаясь с баталионом гренадер, и произведением жестокой канонады делая великий вред неприятию, способствовал войскам, ретраншемент атакующим, скорее оного достигнуть, когда между тем и секунд-майор Преториус разбил и прогнал многочислие неприятеля из деревни Демерджи, из которые удобно было оным зайти в тыл графу Мусину-Пушкину. Числа побитого неприятеля наверное знать не можно, поелику и в пропастях и между каменьями повержены тела их, но на месте осталось более трех сот трупов; взятых же в плен: один байрактар и два рядовых турков, четыре пушки и несколько знамен. Из числа же всего войска Вашего императорского величества убитых: унтер-офицеров, капралов и разного звания рядовых тридцать два. Ранены: Московского легиона подполковник Голенищев-Кугузов, приведший гренадерский свой баталион, из новых и молодых людей состоящий, до такого совершенства, что в деле с неприятелем превосходил оный старых солдат. Сей штаб-офицер получил рану пулею, которая, ударивши между глазу и виска, вышла на пролет в том же месте на другой стороне лица…

Но добивать противника В.М. Долгоруков не стал: восстали крымские татары. 23 июля они атаковали корпус Прозоровского, но были отбиты. Взятый в плен татарин сообщил, что «все сии татары чрез свои такие сборы намерение имеют, чтоб пришедшим туркам делать помощь на истребление российских войск».^{1114} А 24 июля в Бахчисарае был арестован, а затем и выдан туркам русский резидент П.П. Веселицкий. Причем вся его свита (за исключением одного офицера и переводчика) и казаки были татарами перебиты. После этого татарские отряды появились практически у всех мест расположения русских войск. Произошел целый ряд нападений на русские войска, но везде безуспешно. Однако основной удар был ими нанесен по обозу, следовавшему из Перекопа к Салгиру. Правда, когда татары уже готовились праздновать победу, подоспел А.А. Прозоровский и нанес им поражение. А когда В.М. Долгоруков приготовился нанести ответные удары, пришло сообщение о заключении мира между Россией и Турцией. В.М. Долгоруков так писал Г.А. Потемкину о событиях этих дней в Крыму: «По разбитии же турок при деревне Шуме и прогнав их к самому морю, возвратясь к тяжелому обозу, удостоверился я совершенно о всеобщем возмущении сих варваров (татар. — Авт.). Зборища их оказались при всех почти постах, а вотсутствие мое нападали они и на сделанной из обозу моего вагенбург, но везде были прогнаны с уроном».^{1115} На этом военные действия в Крыму закончились.

Заключение Кючук-Кайнарджийского мира положило конец войне между Россией и Турцией. Однако было очевидно, что противостояние между ними отнюдь не закончилось. Практически сразу же турки взяли курс на затягивание выполнения условий договора, настаивая на его пересмотре. Важнейшим центром противостояния стал Крым. Известие о мире прекратило восстание татар, но не изменило их настроения: они продолжали переговоры с турками. Уже 3 августа в письме к Г.А. Потемкину В.М. Долгоруков отмечал: «Хан и правительство пребывают в полной бесчувственности, не понимая дарованной им вольности в независимости, а приобыкши к несению ига турецкого, надеюсь, что охотно себя поработить оному согласятся, и слышу, что происходят у них переписки с Гаджи Али беем, удобно могущим способствовать им в том намерении».^{1116}

А в конце августа последовало еще более тревожное сообщение Долгорукова: «Крымская область всеми поступками своими явно оказывает отторжении свои от союзу с Россией, имея крепкую привязанность к туркам, и я чрез надежных конфидентов верные имею известия, что хан и правительство отправили прошение свое к султану о принятии Крыма в свое подданство, а между тем, советуя обо всем с Гаджи-Али пашею, ежедневно представляют они мне разные вымышленные и давние свои претензии, домогаясь сим образом извлечь от меня повод к совершенному отпадению от союза с Империей Всероссийскою».^{1117} В результате задачей Гаджи-Али паши стало попытаться сохранить свое присутствие на полуострове. И он этого добился: В.М. Долгоруков разрешил турецкому флоту временно перейти в Кафу, так как расположение его у Алушты было небезопасным. Более того, В.М. Долгоруков сразу же по получении известия о заключении мира начал выводить из Крыма войска, чем вызвал естественное недовольство Петербурга. Только скорое вмешательство последнего привело к тому, что Долгоруков остановился у Перекопа и должен был оставаться там до вывода турецкого десанта.

Действия же А.Н. Сенявина были более продуманными. Узнав о заключении мира, он прекратил дежурство флотилии в проливе, но отвел суда только в Керченскую бухту.^{1118} Более того, вице-адмирал поспешил исправить выбывшие из строя «новоизобретенные» корабли. В результате наименее пострадавший «Таганрог» уже в августе перешел из Балаклавы в Керчь.^{1119} Тогда же фрегат «Первый», палубный бот и 2 галиота доставили в Балаклаву часть материала необходимого для ремонта трех поставленных там на мель кораблей. Однако исправить удалось только «Модон». В начале сентября он был поднят, а 17 числа того же месяца с фрегатом «Первый» вернулся в Керчь.^{1120} «Новопавловск» и «Морею» пришлось пока оставить.

Эти действия А.Н. Сенявина вызвали одобрение Петербурга. 27 сентября Екатерина II подписала рескрипт, в котором говорилось: «Мы весьма довольны, что вы, получа известие о заключении мира с турками, оставили до указа Нашего в Керчи все суда вверенной вам флотилии. Вам без сумнения известно, что учинившие в Крым десант турецкие войска там еще остались, а генерал Наш князь Долгоруков, хотя и выдвинул часть войск своих из внутри Крыма, но получа по оному наставления Наши, остался сам и войска остановил в Перекопи. Мы не думаем, чтоб турки похотели жертвовать восстановленную тишину… но и не можем со всем тем взирать спокойно на их там пребывание могущее разрушить сооруженную Нами Татарскую независимость. В сих обстоятельствах предписали Мы Нашему генералу фельдмаршалу графу Румянцеву… размерять возвращение завоеванных земель с выходом из Крыма Турков; а для удобнейшего сего исполнения и поручили мы в его ж главное управление, уволя князя Долгорукова по его просьбе в дом, и остающиеся еще в той стороне войски второй Нашей армии. По такому дел положению равномерно нужно оставить и все суда флотилии Нашей, а по крайней мере большую часть их при Керчи, и содержать их в военной исправности, доколе оные (дела по выводу турок с полуострова. — Авт.) до желаемого конца доведены будут, и сколько то сделать позволит приближающееся зимнее время. Вам надлежит по тому установить частую с нареченным Нашим генерал-фельдмаршалом переписку и исполнять все даваемые от него вам на сей случай наставления».^{1121}

Далее Сенявину предписывалось, по решении вопроса о выводе турецких войск из Крыма оставить при Керчи только фрегаты, отведя все остальные суда для ремонта в Таганрог. В конце же данного рескрипта Екатерина писала: «Наконец, имеем Мы изъявить вам Монаршее Наше благоволение за ревность вашу в исправлении порученных вам от Нас дел и обнадежить вас, что Мы не оставим сохранить то в памяти Нашей и пребудем всегда Нашею Императорскою милостью к вам благосклонны».^{1122} А 14 ноября 1775 г. А.Н. Сенявин был награжден 3000 руб.^{1123}

Между тем, после ряда проволочек, турецкие войска в октябре отбыли из Крыма, а вместе с ними и Гаджи-Али паша. 21 октября Долгоруков так писал об этом Потемкину: «В присланном от него (Гаджи-Али паши. — Авт.) письме, в котором, упоминая о мирных артикулах и о очном их с своей стороны наблюдении, уведомлял он меня, что держась сего правила, со всею своею свитой отъезжает он из Крымского полуострова, посланный же от меня надежный конфидент был очевидный зритель действительно его отъезда».^{1124} Отметил он и другое: татары настоятельно требуют вывода и русских войск. А уже в декабрьском письме Потемкину Долгоруков указывал: «О крымских обстоятельствах последним оттуда рапортом от 21 числа ноября нет никаких новых известий, как только в продолжение одних разглашений, что если Порта помогать будет татарам, то охотно желают они истребить войска российские».^{1125}

Получив известие о выводе турецких войск, и А.Н. Сенявин смог, наконец, счесть кампанию оконченной. В итоге «новоизобретенные» корабли, галиоты и транспортные суда были переведены для исправлений в Таганрог, а в Керченском проливе остались 4 фрегата и 5 палубных ботов. Командование над ними было поручено капитану 1 ранга П.А. Косливцеву. На этом кампания 1774 г. завершилась.

Таким образом, успешные действия Азовской флотилии против намного более сильного турецкого флота и срыв тем самым турецких планов по молниеносной высадке в Крыму сыграли важнейшую роль в приближении победного конца Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Победа же 28 июня 1774 г. вовсе стала фактически последней точкой данной войны. И это символично: в борьбе за выход на Черное море финальный аккорд принадлежал флотилии, созданной для содействия этому и в итоге положившей начало русскому Черноморскому флоту — гаранту позиций России на этом море. Неудачные же действия турок, в значительной степени принужденных к этому флотилией А.Н. Сенявина, только придают весомость ее успеху. Кампания 1774 г. стала достойным итогом всей деятельности флотилии в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

Итоги и оценки действий Азовской флотилии

Завершая рассмотрение деятельности Азовской флотилии в войне 1768–1774 гг., обратимся к анализу военно-морского искусства флотилии в эти годы. В кампаниях 1769–1770 гг. флотилия организовала надежную оборону дельты Дона, руководствуясь принципом разумной достаточности (то есть минимально необходимыми силами): 3 прама и вооруженные лодки перекрыли основные доступы в Дон, грамотно использовав его сложные гидрографические условия в данном месте (мелководье, сложный фарватер). Тем самым были высвобождены силы для развития флотилии.

К кампаниях же 1771–1774 гг. операции Азовской флотилии были связаны уже с открытым морем (бассейнами, Азовского и Черного морей) и противостоянием на нем турецкому линейному флоту, в ходе чего она во многом выполнила функции флота. Так, в кампании 1771 г. флотилия осуществила переправу корпуса Ф.Ф. Щербатова на Арабатскую стрелку (военные лодки навели мост, а боевые корабли обеспечили прикрытие), произвела психологическое воздействие на противника движением вблизи берега (для крымских татар и турок появление русских кораблей на Азовском море стало полной неожиданностью), вытеснила турецкий отряд из Азовского моря и перекрыла выход из Керченского пролива в него, расположившись на позиции в форме полумесяца. Кроме того, в интересах армии была совершена переброска войск и артиллерии из Кафы в Ялту, да и в течение всей кампании флотилия осуществляла перевозки грузов для обеспечения армии.

Анализируя действия Азовской флотилии в кампаниях 1772–1773 гг., необходимо отметить оборону ею Крымского побережья и Керченского пролива, борьбу на коммуникациях Турции с Таманью и Крымом и транспортные перевозки в интересах армии. Обеспечивать защиту Крыма и противодействовать связи турок с полуостровом и Таманью флотилии приходилось одновременно: хотя Крымский полуостров и был занят русскими войсками в 1771 г., большинство крымских татар не скрывали своего враждебного отношения к России и с надеждой ожидали турецкого десанта. Фактически русские вели борьбу на два фронта. К этому важно добавить, что действовать флотилии приходилось в малоизученном районе (полноценных карт Крымского побережья еще не существовало), без обустроенных баз при постоянной угрозе появления намного более сильного турецкого флота.

Сами же действия флотилии у Крымского полуострова имели несколько вариантов: крейсерство вдоль побережья отрядов кораблей и целенаправленные выходы эскадр, когда ожидалось появление турецкого флота. Кроме того, в 1772 г. А.Н. Сенявин выдвинул идею осуществления крейсерства около Крыма отдельных кораблей на дистанции видимости друг друга, то есть в виде непрерывной цепочки. Это должно было резко усилить возможности флотилии по борьбе с общением крымских татар и турок, но существенно понижало шансы на отражение турецких эскадр. Однако от осуществления этого плана Сенявин в итоге сам и отказался.

Главным же событием кампании 1774 г. стала концентрация сил на обороне Керченского пролива. Однако прикрытие крымских берегов также было сохранено до выявления плана турок по удару на Керченский пролив.

Таким образом, с точки зрения оперативного искусства основными действиями Азовской флотилии в 1771–1774 гг. были следующие: осуществление переправы войск через Сиваш, обеспечение приморского фланга русской армии в период проведения Крымской операции, защита побережья Крыма при одновременном нарушении связи между крымскими татарами и турками (путем проведения крейсерств отрядами и эскадрами флотилии), нанесение ударов по стратегически важному для турок порту (речь идет об атаках турецких судов в Казылташском лимане в 1773 г.), осуществление психологического воздействия на противника (путем намеренного прохода кораблей вблизи берега при условии полной неожиданности этого для неприятеля), а также выполнение транспортных и конвойных операций.

Особого же упоминания заслуживает проявленное А.Н. Сенявиным стремление даже при силах, уступающих турецкому флоту, решать вопросы борьбы на море в генеральном сражении. Так он действовал в 1771 г., так поступал и впоследствии. Не менее важно подчеркнуть и достигнутую Сенявиным тесную взаимосвязь действий флотилии и русской армии в Крыму на протяжении всей войны.

Кроме того, нужно отметить ряд выдвинутых во время данной войны стратегических планов использования флотилии, которые хоть и не были реализованы, но представляют большой интерес. Речь идет о замыслах проведения десантных операций в Крыму (план А.Н. Сенявина 1770 г. и план Петербурга на кампанию 1771 г.) и против Синопа (идея И.Г. Кинсбергена 1773 г.), а также крейсерской войны на Черном море (предложение того же И.Г. Кинсбергена 1773 г.) и экспедиций против Константинополя (планы Г.Г. Орлова 1770 и 1772 гг.). Причем если в ударе по Босфору в 1770 г. флотилия участвовать еще явно не могла, а достижение успеха в экспедиции 1772 г. остается дискуссионным вопросом, то успешное воплощение идей десантных операций в Крым и крейсерской войны на Черном море было вполне реальным. Единственное, что надо заметить: ни Петербург, ни А.Н. Сенявин не обратили внимание на строительство значительного числа крейсерских судов, что, безусловно, серьезно ограничило бы возможности флотилии в крейсерской войне. И тем не менее, на наш взгляд, именно отсутствие такой войны на Черном море стало самой существенной ошибкой российского командования, поскольку, как указано выше, еще П.А. Толстой в начале XVIII в. отмечал значимость снабжения Константинополя по Черному морю.

В качестве главной причины отказа от проведения крейсерской войны как на Черном море, так и в Архипелаге можно назвать неприятие российским правительством тотальной крейсерской войны. Относительно причин такой его позиции в Средиземном море мы поговорим в следующей главе данного исследования, а по Черному морю отметим лишь, что здесь, очевидно, сказалась откровенная недооценка важности для Турции черноморских коммуникаций. В итоге мощнейший рычаг воздействия на Османскую империю Россия задействовала очень слабо: за 5 лет войны русские моряки захватили и уничтожили в Архипелаге всего 365 турецких судов,^{1126} а на Черном море вообще только 16!

Между тем, Англия, Франция, Испания, а затем и США никогда не считались не только с неприятелем, но и с нарушением нейтралитета других стран. Войны XVI–XX вв. дают этому яркое подтверждение, что рассматривается в V главе нашей книги.

Что же касается вопросов тактики, то здесь ситуация следующая. Кампании 1771–1774 гг. отмечены пятью столкновениями отрядов и эскадр Азовской флотилии и турецкого флота (19–20 июня 1771 г., 23 июня 1773 г., 23 августа 1773 г., 5 сентября 1773 г., 9 и 28 июня 1774 г.), причем четыре из них произошли в условиях открытого моря. Кроме того, трижды русские выполнили атаки турецких транспортных судов в порту противника (при Казылташской пристани): 29 мая и 8 июня 1773 г. и 30 апреля 1774 г.

Сначала остановимся на эпизодах в море, так как в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. такого рода события фактически имели место только на театре военных действий флотилии. Важнейшим отличием их было то, что противник каждый раз имел подавляющее превосходство в силах, и, тем не менее, флотилия ни разу не уклонилась от боя. Более того, два раза атаковала именно она. Таким образом, моряки флотилии получали привычку сражаться с противником в море, что имело большое значение, поскольку укрепляло линию развития русского флота по английскому, а не по французскому пути.

При этом отдельно нужно отметить постоянное выдвигавшееся А.Н. Сенявиным требование активно противодействовать неприятельскому флоту. Тем самым, шло формирование школы энергичных моряков, происходило приучение к ответственности и инициативе.

Однако продемонстрированные флотилией приемы ведения боя во многом оставались в рамках существовавших правил, часть из которых явно стала догмой. Так, разбирая события 20 июня 1771 г. с точки зрения тактики, нужно отметить, что А.Н. Сенявин, с одной стороны, показал свою решительность, атаковав с меньшими силами превосходящий турецкий отряд, а с другой — действовал при атаке слишком уж строго по схеме линейной тактики: сначала построил корабли в линию баталии, а затем в этом построении стал приближаться к противнику, на чем потерял темп и время, хотя турецкие суда и не были столь уж сильными.

В столкновении эскадр 5 сентября 1773 г., уже на Черном море, А.Н. Сенявин вновь применил принцип построения эскадры в линию баталии до начала сближения с турками (на чем потерял время), что наряду с тихоходностью русских кораблей помогло туркам ускользнуть. То есть опять сказалось стремление действовать точно по устоявшемуся шаблону, хотя в английском флоте, пусть пока и в строго определенных ситуациях (в частности, когда противник начинал бегство), но Д. Ансон, Э. Хоук и Э. Боскоуэн в 1747–1759 гг. уже не придерживались канонических правил линейной тактики.

Применил линейное построение и В.Я. Чичагов, в частности, при обороне Керченского пролива 9 июня 1774 г., но в данном случае это было оправдано. В принципе в линиях баталии произошли и оба боя Азовской флотилии под командованием И.Г. Кинсбергена. Таким образом, в указанных столкновениях с турками оригинальных решений в области тактики не было.

Исключением стал только Балаклавский бой, когда И.Г. Кинсбергену на первом этапе, благодаря грамотному маневрированию и отличной стрельбе, удалось избежать окружения турками. Применение же И.Г. Кинсбергеном новой тактики в сражении у Суджук-Кале 23 августа 1773 г. (в виде сосредоточенной атаки неприятельского авангарда с постановкой его в два огня и идеей использования брандера) в архивных документах подтверждения не нашло. Судя по всему, это был бой на контркурсах, в ходе которого турки поспешили поскорее уйти к Суджук-Кале.

Таким образом, в данных морских боях самым важным было именно формирование установки на принятие боя в море, а не уклонение от него, пусть даже с превосходящим противником, в качестве главного способа ведения борьбы с неприятельским флотом.

Впрочем, продемонстрировала флотилия и интересные способы действий. Так, в 1771 г., при проведении операции переправы корпуса Щербатова в Крым через Сиваш, лодочная эскадра обеспечила наведение моста, а корабельная эскадра провела прикрытие места переправы с моря. Впоследствии этот прием получил развитие, только теперь не в оборонительных, а в наступательных действиях. В частности, в мае 1773 г. эскадра Я.Ф. Сухотина в Казылташском лимане провела фактически целую операцию по уничтожению судов противника, с выделением из эскадры атакующего и прикрывающего отрядов. При этом последний занял позицию в форме полумесяца у входа в Лиман, а ударный отряд использовал для атаки судов противника комбинацию из артиллерийского удара на первом этапе и выдвижения вооруженных шлюпок при поддержке артиллерийского огня кораблей для довершения дела на втором этапе. Кроме того, майские события в Казылташском лимане стали еще одним примером ночных действий в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

В кампании же 1774 г. нельзя не отметить грамотно проведенную В.Я. Чичаговым защиту Керченского пролива и, в частности, первую его попытку позиционной обороны против намного более сильного соединения. Русская эскадра была построена в самом выгодном месте в строе полумесяца и при его грамотном расположении относительно узкой части пролива, что позволяло эффективно использовать огонь корабельных пушек и береговой батареи в случае прорыва противника. Впоследствии В.Я. Чичагов использует опыт позиционной обороны и в Ревельском сражении 1790 г.

Тем не менее, нельзя не отметить и достаточно пассивных действий В.Я. Чичагова как в случае с обстрелом батареи в конце апреля, так и во время противостояния в проливе. При этом в последнем случае сам А.Н. Сенявин не настаивал на активности. Хотя подавляющее превосходство турок в силах, недостаток собственных кораблей и высокая ответственность за охрану Крыма, безусловно, заставляли быть крайне осторожными, но можно было попытаться в темное время сжечь часть турецких судов в Керченском проливе, используя лодки и брандеры. Тем более что турки и так находились не в лучшем моральном состоянии, а ночное время было у них одним из самых слабых мест. Да и опыт Чесмы, Патраса и действий той же флотилии в 1773 г. подтверждает такую возможность. Но В.Я. Чичагов никогда не принадлежал к сторонникам активных действий. Воздержался от риска на этот раз и сам А.Н. Сенявин.

Таким образом, хотя в 1771–1774 гг. произошло восемь столкновений с турецкими военно-морскими силами, но тактическими событиями были лишь проявленное моряками флотилии постоянное стремление атаковать, а не уклоняться от боя, проведение операции по переправе войск в Крым и по уничтожению судов противника в его порту (с помощью артиллерийско-брандерной атаки в темное время), а также позиционная оборона в Керченском проливе. Интересно и то, что из восьми столкновений четыре произошли в море, а не у берега, как в Архипелагской экспедиции. То есть опыт собственно морских боев, причем над численно превосходящим противником, был получен именно в Азовской флотилии. И не случайно именно черноморцы продолжат традицию активных атак противника в море — сначала Ф.Ф. Ушаков, а затем и его ученик Д.Н. Сенявин.

В завершение анализа военно-морского искусства Азовской флотилии в войне 1768–1774 гг. скажем несколько слов о применявшейся на ней системе сигнализации, поскольку в эпоху парусных флотов она являлась основным способом управления эскадрой, а следовательно, фактически регламентировала и тактику.

Первый свод сигналов Азовской флотилии датируется 1771 г. Он был дан А.Н. Сенявиным перед самым выходом эскадры «новоизобретенных» кораблей в море и записан офицерами в шканечные журналы кораблей (нами он обнаружен в шканечном журнале корабля 1-го рода «Хотин»^{1127}). За основу этого свода А.Н. Сенявин взял сигналы, сформулированные в главном руководящем документе русского флота — Морском Уставе. Основное место заняли сигналы корабельного флота, лишь дополненные несколькими сигналами галерного. Это четко указывало, что Азовская флотилия с первого своего выхода будет действовать как корабельное соединение флота.

Правда, при этом А.Н. Сенявин существенно дополнил приведенные в Уставе положения, исходя из нужд конкретных действий флотилии. Так, бою были посвящены 24 сигнала (здесь давались только общие сигналы, так как принцип ведения морского боя был сформулирован в ряде статей Морского Устава), походу, постановке и снятию с якоря — 51 сигнал (в частности, в своде указаны виды походных строев: линии бейдевинда правого и левого галсов — строились, как правило, только перед боем; движение двумя колоннами, движение по способности, поход клином вперед или назад, постановка на якоре в форме полумесяца, движение фронтом), действию лодочной эскадры — 8 сигналов и общему управлению — 13 сигналов. Под сигналами, определявшими форму построений, помещались разъяснительные рисунки.

О том, что свод был тесно связан с Морским Уставом, говорит тот факт, что сигналы составлены лишь для дневного времени и хорошей видимости: для туманной погоды и ночного времени следовало использовать сигналы Морского Устава.

Сигналы, установленные А.Н. Сенявиным на кампанию 1771 г.^{1128}

Что означает	Место подъема сигнала	Поднимаемый сигнал
Молиться Господу Богу	С бизань-рю	Иерусалимский флаг
Военных кораблей новоизобретенного роду эскадренному командиру	С фор-стеньги	Флаг синий с белым Андреевым крестом
Со всех кораблей командиров	С крюйс-стеньги	Ординарный гюйс
Армейскому командиру	С грот-стеньги	Ординарный гюйс
Со всех кораблей по офицеру	С бизань-рю	Белый вымпел
Со всех кораблей по штурману	С бизань-рю	Красный вымпел
Со всех кораблей артиллерии по офицеру или кто в этой должности находится	С флагштока крюйс-стеньги	Красный вымпел
Командиру лодочной эскадры	С грот-стеньги	Флаг белый с красным прямым крестом
Шлюпкам вооруженным	С бегин-реи	Ординарный вымпел
Шлюпкам без ружья	С бегин-реи	Красный вымпел
Быть в готовности к походу	С бегин-реи	Белый вымпел
Подвертеться на якорь	С фор-стеньги	Флаг синий с красным Андреевым крестом
Якорь вынуть	С грот-стеньги	Белый вымпел
Обрубить канат	С крюйс-стеньги	Флаг синий с красным Андреевым крестом
Когда флот под парусами быть форзелем, а в стоянии на якоре крейсерами	С фор-стеньги при позывном того командира вымпеле	Синий флаг
Форзелям или крейсерам возвратиться ко флоту	С грот-стеньги	Синий флаг
Вступить в свои места	С грот-стеньги	Флаг синий с желтым овалом
Если адмирал с которым командиром говорить желает	С фор-стеньги при позывном того командира вымпеле	Гюйс ординарный
Приготовиться к якорю	С бизань-рю	Ординарный вымпел
На якорь стать с левым галсом	С крюйс-стеньги	Флаг синий с желтым овалом
На якорь стать с правым галсом	С крюйс-стеньги	Флаг красный с синим овалом
Пояснение. Якорное стояние по фигуре полумесяца: слева направо (смотря спереди) — «Азов», «Корон», — чуть сзади за «Азовом» бомбардирский корабль «Второй», чуть сзади за Таганрогом» бомбардирский корабль «Первый». Остальные суда за линией кораблей
Обучать мелким оружием	С бизань-рю	Флаг желтый с красным в 4 штуках
Обучать пушками	С бизань-рю	Флаг белый с красным в 4 штуках
Палить изо всех пушек по 15 пушек	С бегин-рея	Флаг белый
Гнать между Z x W	С крюйс-стеньги	Флаг белый с синим прямым крестом
Гнать между Z x О	С крюйс-стеньги	Флаг белый с красным прямым крестом
Что означает	Место подъема сигнала	Поднимаемый сигнал
Гнать между N x 0	С крюйс-стеньги	Флаг красный с белым прямым крестом
Гнать между N x W	С крюйс-стеньги	Флаг красный с синим прямым крестом
Погоню чинить авангарду	С фор-стеньги	Флаг синий с красным прямым крестом
Погоню чинить арьергарду	С крюйс-стеньги	Флаг синий с красным прямым крестом
Возвратиться ко флоту	С грот-стеньги	Флаг синий с красным Андреевым крестом
Бомбардирским кораблям идти к крепости и лечь в дистанцию для действия из всех орудий	С фор-стеньги	Флаг белый с красным пополам
Бомбардирским кораблям идти к неприятельскому флоту для действия из их орудий	С грот-стеньги	Флаг белый с красным пополам
Для вспомоществования бомбардирским кораблям идти которым кораблям	С бегин-реи при позывных командиров вымпелах	Флаг белый с синим пополам
Брандерам дело свое исправить	С грот-стеньги	Флаг красный с белым прямым крестом
Грот-маресль обстенить	С фор-стеньги	Флаг белый
Грот-марсель наполнить	С крюйс-стеньги	Флаг белый
Линия бейдевинда правым галсом	С грот-стеньги	Флаг синий с красным прямым крестом
Пояснение. Линия баталии (от головного к концевому): «Азов», «Корон», «Новопавловск», «Журжа», «Хотин», «Модон», «Морея», «Таганрог»
Вступить в воду адмиральского корабля	С фор-стеньги	Синий вымпел
Линия бейдевинда левым галсом	С грот-стеньги	Флаг красный с синим прямым крестом
Пояснение. Линия баталии (от головного к концевому): «Азов», «Корон», «Новопавловск», «Журжа», «Хотин», «Модон», «Морея», «Таганрог»
При перемене ветра исправить линию на том же галсе	С бизань-рю	Флаг синий с желтым овалом
При перемене ветра исправить линию на другой галс	С бизань-рю	Флаг желтый с синим овалом
Пристать военным лодкам к берегу	С фор-стеньги	Флаг красный с белым Андреевым крестом
Убираться войску с берегу на лодки и следовать за флотом	С бизань-рю	Флаг красный с белым Андреевым крестом
Отвалить военным лодкам от берега и идти в поход	С грот-стеньги	Флаг красный с белым Андреевым крестом
От сильного ветра искать лодкам закрытого и способного для якоря места	С крюйс-стеньги	Флаг красный с белым Андреевым крестом
Вспомоществовать 5 военными лодками	С крюйс-стеньги	Флаг белый, синий и красный в трех полосках
Вспомоществовать 10 военными лодками	С бизань-рю	Флаг белый, синий и красный в трех полосках
Вспомоществовать 20 военными лодками	С бизань-рю	Флаг белый, синий и красный в трех полосках
Вспомоществовать всеми военными лодками	С грот-стеньги	Флаг белый, синий и красный в трех полосках
На линии бейдевинда правого галса идти по сигналу курсом	С грот-стеньги	Флаг синий с белым прямым крестом
На линии бейдевинда левого галса идти по сигналу курсом	С грот-стеньги	Флаг белый с синим прямым крестом
Идти фронтом данным по сигналу румбом	С бизань-рю	Флаг белый с красным овалом
Идти 8 румбов от ветра	С бегин-рея	Флаг синий с желтым овалом
Идти 10 румбов от ветра	С бегин-рея	Флаг желтый с синим овалом
Идти 12 румбов от ветра	С бегин-рея	Флаг красный с белым овалом
Идти 14 румбов от ветра	С бегин-рея	Флаг белый с красным овалом
Идти фордевинд	С бизань-рю	Флаг красный с белым овалом
Сделать оборот через фордевинд всем вдруг	С грот-стеньги	Брейд-вымпел
Оборот через ветер, приходя в кильватер переднего корабля одному за другим	С фор-стеньги	Брейд-вымпел
Оборотиться по ветру	С бизань-рю	Флаг красный
Растянуть линию на милю	С грот-стеньги	Флаг синий с желтым овалом
Лечь в две линии	С фор-стеньги	Флаг желтый с синим овалом
Пояснение. Построение смотря спереди: слева — «Азов», «Новопавловск», «Хотин», «Морея»; справа — «Корон», «Журжа», «Модон», «Таганрог». На флангах — малые бомбардирские корабли
Учинить дрейф	С бизань-рю	Флаг белый с красным
Сняться с дрейфу наперед подветренным кораблям	С крюйс-стеньги	Белый вымпел
Сделать шпринг правым бортом	С грот-стеньги	Флаг красный
Сделать шпринг левым бортом	С фор-стеньги	Флаг красный
Сделать шпринг к действию из гаубиц носом	С крюйс-стеньги	Флаг красный
Действовать из гаубиц	С грот-стеньги	Флаг белый с синим прямым крестом
Вступить в бой с неприятелем	С грот-стеньги	Флаг Иерусалимский
Абордировать неприятельские суда	С крюйс-стеньги	Флаг белый с синим Андреевым крестом
Атаковать фронтом	С фор-стеньги	Флаг красный с белым прямым крестом
Сомкнуть линию передним	С фор-стеньги	Флаг белыйс красным пополам
Сомкнуть линию задним	С крюйс-стеньги	Флаг белый с красным пополам
Убавить парусов всем	С грот-стеньги	Флаг белый с красным пополам
Убавить парусов авангарду	С фор-стеньги	Флаг белый с красным пополам
Убавить парусов арьергарду	С крюйс-стеньги	Флаг белый с красным пополам
Прибавить парусов всем	С грот-стеньги	Флаг красный с белым пополам
Прибавить парусов авангарду	С фор-стеньги	Флаг красный с белым пополам
Прибавить парусов арьергарду	С крюйс-стеньги	Флаг красный с белым пополам
Заступить на место не вошедшего корабля в линию	С грот-стеньги при позывном того командира вымпеле	Флаг синий с белым Андреевым крестом
Построиться, чтоб адмирал был впереди и в середине, авангард на правой, арьергард на левой сторонах в линиях бейдевинда и идти желаемым курсом	С крюйс-стеньги	Флаг белый с красным в 4 штуках
Пояснение. Построение клином вперед (смотря спереди): в центре — «Хотин»; справа линией назад (от «Хотина») — «Модон», «Морея», «Таганрог»; слева линией назад (от «Хотина») — «Журжа», «Новопавловск», «Корон» и «Азов»
Чтоб бомбардирские и прочие суда шли внутри флота	С грот-стеньги при флагах желтом и синем в 4 штуках или белый с красным в 4 штуках	Красный вымпел
Построиться, чтоб адмирал был позади и в середине, авангард на правой, арьергард на левой сторонах в линиях бейдевинда и идти желаемым курсом	С фор-стеньги	Флаг желтый с синим в 4 штуках
Пояснение. Построение обратным клином (смотря спереди): в центре сзади — «Хотин»; справа линией вперед (от «Хотина») — «Модон», «Морея», «Таганрог»; слева линией вперед (от «Хотина») — «Журжа», «Новопавловск», «Корон» и «Азов»
Идти каждому по способности	С крюйс-стеньги	Белый вымпел
Прекратить сражение	С грот-стеньги	Синий вымпел
Приготовиться к сражению	С фор-стеньги	Флаг белый с синим прямым крестом

В заключение краткого анализа сигнального свода А.Н. Сенявина 1771 г. необходимо отметить использование им для флотилии сигналов, а следовательно, и тактики корабельного парусного флота, но с применением построений, а также способа атаки, галерного флота (в частности, постановка на якорь полумесяцем, движение и атака строем фронта). Естественно, что тактика флотилии оставалась в рамках господствовавшей в то время линейной тактики.

Общего свода сигналов на кампанию 1772 г. обнаружить не удалось. Найден был только частный свод, составленный Я.Ф. Сухотиным в сентябре 1772 г., когда он командовал объединенной эскадрой «новоизобретенных» кораблей. Поэтому, скорее всего, в этот год, как правило, использовались сигналы 1771 г. А вот для кампаний 1773 г. общий свод сигналов был составлен заново. Теперь он был дан Я.Ф. Сухотиным (безусловно, по согласованию с А.Н. Сенявиным) и дошел до нас записанным в шканечном журнале фрегата «Первый».^{1129}

Инструкция и сигналы, «учиненные для кампании» 1773 г. Записаны в шканечном журнале фрегата «Первый»^{1130}

Часть первая. Инструкция Я.Ф. Сухотина

Положение	Объяснение
Позывные сигналы	Кораблю «Таганрог» — ординарный вымпел с грот-стеньги
	Фрегату «Первый» — ординарный вымпел с фор-стеньги
	Кораблю «Корон» — ординарный вымпел с крюйс-стеньги
	Кораблю «Морея» — белый вымпел с грот стеньги
	Кораблю «Новолавловск» — белый вымпел с фор-стеньги
«На якорь становиться по фигуре при своих берегах рогами в соре, а к неприятельскому берегу или крепости рогами к берегу, которая фигура присеем прилагается, а ежели паки чаяния и при своих берегах и крепостях найдем где неприятеля, то ложиться рогами к тому берегу или крепости»	Изображение. Полумесяц (вид спереди) справа налево: «Корон», «Новолавловск», «Первый», «Морея», «Таганрог»
«Каковую я ныне на первый случай учинил диспозицию присеем прилагаю»	Линия баталии (отголовного мателота к концевому): «Таганрог», «Морея», «Первый», «Новолавловск», «Корон»
«Когда будет поднят сигнал, чтоб адмирал был впереди и в середине, авангард на правой, арьергард на левой сторонах на линиях бейдевинда строится по сей фигуре»	Изображение (вид спереди). В центре спереди — фрегат «Первый», справа назад в линии — «Новолавловск» и «Корон», слева назад в линии — «Морея», «Таганрог»
«Когда будет поднят сигнал, чтоб адмирал был позади и в середине авангард на правой, арьергард на левой сторонах на линиях бейдевинда, то строится по сей фигуре»	Изображение (вид спереди). В центре сзади — фрегат «Первый», справа вперед в линии — «Новолавловск» и «Корон», слева вперед в линии — «Морея», «Таганрог»
«При нахождении тумана идти теми же парусами под которыми шли»
«Если пожелается, чтоб вся эскадра прибавила парусов, тогда выстрелено будет из одной пушки»
«Если пожелается, чтоб вся эскадра убавила парусов, тогда выстрелено будет из двух пушек одна за одной»
«Учинить дрейф под грот-марселем из трех пушек одна за другой, дрейф под форзелем — из четырех пушек одна за другой»
«Чтоб вся эскадра поворотилась чрез ветер — из пяти пушек одна за другой и когда первый корабль поворотится выстрелить под ветер из 6 ружей, также и прочие один за другим»
«Чтоб вся эскадра поворотилась по ветру, тогда выстрелено будет с одной стороны из шести пушек, тогда и приготовляться… к повороту всем, а при выстреле еще из одной пушки, всем вдруг поворачивать должно стараться, как возможно делать циркул меньше»
«Если надобно будет, чтоб вся эскадра положила якоря по способности каждого, выпалено будет из семи пушек одна за другой, почему каждому делать приготовление, а при выстреле еще из одной пушки, класть якоря всем вдруг»
«Если главный командир говорить с которым командиром корабля похочет, при поднятии того сигнала командиру тому должно с кораблем своим следовать под корму флагманского корабля для получения приказания»
«При обороте чрез ветер всем вдруг, при поднятии сигнала исправиться немедленно, а при спущении оного делать поворот при обороте один за другим по поднятии сигнала как скоро испра виться может передний корабль»
«Поворотиться по ветру все вдруг, поступать таким же образом, как и против ветра»
«Сигналы все подыматься будут без пальбы из пушек, для чего рекомендую приказать наблюдать с прилежанием»
«По поднятии сигнал держан будет столько времени, чтоб всем осмотреть оной можно, а когда спущен оной будет, потом исполнение неотрешается до поднятия потом другого сигнала»
«Ночные сигналы употребляться имеют как в Морском Уставе
напечатано»
«Для всякого случая и в хождении под парусами порольный флаг подыматься будет в обыкновенном месте с отменою против стояния на якоре при одном пушечном выстреле»
«К познанию друг друга, когда корабль корабля увидит, то подветренному делать сигнал наперед: лечь под марселями бейдевинд, положа грот-марсель в обстент и выпалить под ветер три пушки; которому ответствовать наветренному: сделать с обеих сторон четыре выстрела, опустя один марсель или крюйсель на эзельгофт»
«Известные ныне, где командующие обстоятельства заставляют меня рекомендовать, дабы во время нашего крейсерства в хож дении под парусами, хотя без сигнала, однако стараться каждому быть ближай к своему месту и чрез то по сделании сигнала,
можно скорее учинить ордер»
«При учинении сигнала стать эскадре на якорь, хотя б то был сделан и по способности каждого, однако господам командующим стараться, ежели будет возможно становиться по фигуре, причем рекомендую паруса крепить всегда каболкой, дабы оные, не посылав людей на реи, можно было распустить, а притом, не худо б было, когда во время стояния на якоре ко учинению шпринга на каждую сторону были готовы по учинении сигнала исполнить немедленно»
«Во время хождения под парусами господам командирам предписываю быть кораблю от корабля не в дальнем расстоянии, разве кому отлучиться от эскадры велено будет» «Когда случится в ночное время, в туман или от крепких ветров которому кораблю отлучится от эскадры, то назначиваю рандеву по сему между Еникальского пролива и Кефинской бухты при вестовых Еникальский пролив, а при остовых Кефинская бухта, а между оной и Балаклавой, при остовых Балаклавская бухта, а при вестовых Кефинская, а в прочем, отдав господам командирам на рассуждение при случившимся тогда обстоятельствам, а при том рекомендую, дабы стараться, чтоб никогда не разлучаться, как тово нужда и нынешние обстоятельства требуют, чтоб быть всегда в соединении»
«Какова от его превосходительства, господина контр-адмирала	Изображение. Полумесяц (вид спереди)
Алексея Филипповича Баранова учинена диспозиция в стоянии кораблей на якоре полумесяцем… по кораблям списать»	справа налево: «Таганрог», «Новопавловск», «Первый», «Хотин», «Морея»
«От главнокомандующего Донской флотилией, господина вице-адмирала и орденов Св. Александра Невского и Св. Анны Шлезвиг-Голштинского кавалера Сенявина диспозиция»	Изображение. Линия (от головного мателота к концевому): фрегат «Второй», корабль «Азов», корабль «Журжа», фрегат «Первый», корабль «Корон», корабль Модон», корабль «Хотин»
«Фигура якорного стояния всегда ложится рогами в море, а при неприятельском городе к оному»	Изображение. Полумесяц (вид спереди) справа налево: фрегат «Второй», корабль «Азов», корабль «Журжа», фрегат «Пер вый» (по центру), корабль «Корон», корабль «Модон», корабль «Хотин»

Часть вторая. Свод сигналов

Что означает сигнал	Где поднят	Вид сигнала
«Со всех судов командиров»	С крюйс-стеньги	Кайзер-флаг
«Если адмирал с которым командиром говорить желает»	С фор-стеньги при позывном командира того вымпела	Кайзер-флаг
«Армейскому командиру быть на флагманский корабль»	С грот-стеньги	Кайзер-флаг
«Действовать из гаубиц»	С грот-стеньги	Белый с синим Андреевым крестом флаг
«Абордировать неприятельские суда»	С крюйс-стеньги	Белый с синим Андреевым крестом флаг
«О молении Господу Богу»	С бизань-рю	Белый с красными пяти крестами флаг
«Вступить в бой с неприятелем»	С грот-стеньги	Белый с красными пяти крестами флаг
«Палить из всех пушек»	С бегин-рея	Белый флаг
«Грот-марсель обстенить»	С фор-стеньги	Белый флаг
«Грот-марсель наполнить»	С крюйс-стеньги	Белый флаг
«Которым кораблям быть у флота форзелями, а в стоянии на якоре крейсерами»	С фор-стеньги при позывных командирских вымпелах	Синий флаг
«Форзелям или крейсерам возвратиться ко флоту»	С грот-стеньги	Синий флаг
«Палить из 15 пушек»	С бегин-рея	Синий флаг
«Якорь положить по способности каждого»	С бизань-рю	Синий флаг
«Другой якорь положить»	С бизань-рю при двух выстрелах	Синий флаг
«Чтоб арьергард был впереди и шел тем же курсом, что и флагманский корабль, а авангард позади»	С крюйс-стеньги	Синий флаг
«Палить из 9 пушек»	С бегин-реи	Красный флаг
«Сделать шпринг правым бортом»	С грот-стеньги	Красный флаг
«Сделать шпринг левым бортом»	С фор-стеньги	Красный флаг
Что означает сигнал	Где поднят	Вид сигнала
«Сделать шпринг к действию из гаубиц носом»	С крюйс-стеньги	Красный флаг
«Оборотить по ветру»	С бизань-рю	Красный флаг
«Гнать меж Z x W»	С крюйс-стеньги	Белый с синим прямым крестом флаг
«Идти на линии бейдевинда левым галсом желаемым курсом»	С грот-стеньги	Белый с синим прямым крестом флаг
«Приготовиться к сражению»	С фор-стеньги	Белый с синим прямым крестом флаг
«Гнать меж Z x О»	С крюйс-стеньги	Белый с красным прямым крестом флаг
«Командиру лодочной эскадры»	С грот-стеньги	Белый с красным прямым крестом флаг
«Палить из 7 пушек»	С бегин-реи	Белый с красным прямым крестом флаг
«Идти 14 румбов от ветра»	С бегин-реи	Белый с красным овалом флаг
«Идти фрунтом, данным по сигналу румбом»	С бизань-рю	Белый с красным овалом флаг
«Убавить парусов всем»	С грот-стеньги	Белый с красным овалом флаг
«Убавить парусов авангарду»	С фор-стеньги	Белый с красным овалом флаг
«Убавить парусов арьергарду»	С крюйс-стеньги	Белый с красным овалом флаг
«Заступить место не вошедшего в линию корабля при позывном командирском вымпеле»	С грот-стеньги	Синий с белым Андреевым крестом флаг
«Эскадренному кораблей нового рода и прочих судов командиру флота господину капитану 1 ранга Сухотину»	С фор-стеньги	Синий с белым Андреевым крестом флаг
«Авангарду погоню чинить»	С фор-стеньги	Синий с красным прямым крестом флаг
«Арьергарду погоню чинить»	С крюйс-стеньги	Синий с красным прямым крестом флаг
«Линия бейдевинда правым галсом»	С грот-стеньги	Синий с красным прямым крестом флаг
«На якорь стать с левым галсом»	С крюйс-стеньги	Синий с желтым овалом флаг
«Идти 8 румбов от ветра»	С бегин-рея	Синий с желтым овалом флаг
«При перемене ветра исправить линию на том же галсе»	С бизань-рю	Синий с желтым овалом флаг
«Распустить линию»	С грот-стеньги	Синий с желтым овалом флаг
«Гнать меж N x О»	С крюйс-стеньги	Красный с белым прямым крестом флаг
«Атаковать фронтом»	С фор-стеньги	Красный с белым прямым крестом флаг
«Брандерам свое дело исправить»	С грот-стеньги	Красный с белым прямым крестом флаг
«Гнать меж N х W»	С крюйс-стеньги	Красный с синим прямым крестом флаг
«Линия бейдевинда левым галсом»	С грот-стеньги	Красный с синим прямым крестом флаг
«На якорь стать с правым галсом»	С крюйс-стеньги	Красный с синим овалом флаг
«Идти 12 румбов от ветра»	С бегин-рея	Красный с белым овалом флаг
«Идти фордевинд»	С бизань-рю	Красный с белым овалом флаг
«Прибавить парусов всем»	С грот-стеньги	Красный с белым овалом флаг
«Прибавить парусов авангарду»	С фор-стеньги	Красный с белым овалом флаг
Прибавить парусов арьергарду»	С крюйс-стеньги	Красный с белым овалом флаг
«Приставать военным лодкам к берегу»	С фор-стеньги	Красный с белым Андреевым крестом
«Убираться войску с берега на лодки и следовать за флотом»	С бизань-рю	Красный с белым Андреевым крестом
«Отвалить военным лодкам от берега и идти в поход»	С грот-стеньги	Красный с белым Андреевым крестом
«От сильного ветра искать лодкам закрытого и способного для якоря места»	С крюйс-стеньги	Красный с белым Андреевым крестом
«Возвратиться ко флоту»	С грот-стеньги	Синий с красным Андреевым крестом флаг
«Подвертеться на якорь»	С фор-стеньги	Синий с красным Андреевым крестом флаг
«Отрубить канат»	С крюйс-стеньги	Синий с красным Андреевым крестом флаг
«Идти 10 румбов от ветра»	С бегин-реи	Желтый с синим овалом флаг
«Лечь в две линии»	С фор-стеньги	Желтый с синим овалом флаг
«При перемене ветра исправить линию другим галсом»	С бизань-рю	Желтый с синим овалом флаг
«Вступить в свои места»	С грот-стеньги	Желтый с синим овалом флаг
«Для вспомоществования бомбардирским идти которым кораблям»	С бегин-реи при позывных командирских вымпелах	Белый с синим пополам флаг
«Сомкнуть линию передним»	С фор-стеньги	Белый с красным пополам флаг
«Сомкнуть линию задним»	С крюйс-стеньги	Белый с красным пополам флаг
«Учинить дрейф»	С бизань-рю	Белый с красным пополам флаг
«Бомбардирским идти к крепости в дистанции для действия из их орудий»	С бегин-реи	Белый с красным пополам флаг
«Бомбардирским идти для действия из их орудиев в неприятельский флот»	С грот-стеньги	Белый с красным пополам флаг
«Вспомоществовать атакованным кораблям пятью военными лодками и сухопутным с берегу войском»	С крюйс-стеньги	В трех полосах — белая, синяя, красная — флаг
«Вспомоществовать атакованным кораблям десятью военными лодками и войском»	С бизань-рю	В трех полосах — белая, синяя, красная — флаг
«Вспомоществовать атакованным кораблям двадцатью военными лодками и войском»	С фор-стеньги	В трех полосах — белая, синяя, красная — флаг
«Вспомоществовать атакованным кораблям всеми военными лодками и войском»	С грот-стеньги	В трех полосах — белая, синяя, красная — флаг
«Идти на линии бейдевинда правого галса желаемым курсом»	С грот-стеньги	Синий с белым прямым крестом флаг
«На верп-анкер стать»	С бизань-рю	Синий вымпел
«Прекратить сражение»	С грот-стеньги	Синий вымпел
«Вступить в воду адмиральского корабля»	С фор-стеньги	Синий вымпел
«Сняться с дрейфа наперед подветренным кораблям»	С крюйс-стеньги	Синий вымпел
«Оборотить через ветер всем вдруг»	С грот-стеньги	Брейд-вымпел
«Оборотить через ветер, приходя в кильватер переднего корабля одному за другим»	С фор-стеньги	Брейд-вымпел
«Шлюпкам вооруженным»	С бегин-реи	Ординарный вымпел
«Приготовиться к якорю»	С бизань-рю	Ординарный вымпел
«Обучать мелким оружием»	С бизань-рю	Желтый с синим в четырех штуках шахматный флаг
«Построиться, чтоб адмирал был позади и в середине, авангард на правой, арьергард на левой сторонах на линиях бейдевинда; идти желаемым курсом»	С фор-стеньги	Желтый с синим в четырех штуках шахматный флаг
«Со всех судов по офицеру»	С бизань-рю	Белый вымпел
«Быть в готовности к походу»	С бегин-реи	Белый вымпел
«Якорь вынуть»	С грот-стеньги	Белый вымпел
«Идти по способности каждого»	С крюйс-стеньги	Белый вымпел
«Со всех судов по штурману»	С бизань-рю	Красный вымпел
«Шлюпка без ружья»	С бегин-реи	Красный вымпел
«Чтоб бомбардирские и прочие суда шли внутри флота»	С грот-стеньги, при флагах желтый с синим или белый с красным в 4 штуках шахматные	Красный вымпел
«Со всех кораблей констапелей или кто артиллерийскую должность правит»	С крюйс-стеньги флагштока	Красный выспел
«Обучать пушками»	С бизань-рю	Белый с красным в четырех штуках шахматный флаг
«Построиться, чтоб адмирал был впереди и в середине, авангард на правой, арьергард налевой сторонах на линиях бейдевинда; идти желаемым курсом»	С крюс-стеньги	Белый с красным в четырех штуках шахматный флаг
Партикулярным кораблям
«Землю видно»	На гафеле	Гюйс ординарный
«Терпит бедствие»	На марса- и топсель рее	Гюйс ординарный
«Неприятель виден»	На грот-стеньге	Гюйс ординарный
«Судно видно»	На крюйс-стеньге	Гюйс ординарный
«Желает говорить с адмиралом»	С грот-стеньги	Флаг первого адмирала
«Больные умножились»	На гафеле	Ординарный вымпел
«Недостаток в провианте»	С грот-стеньги	Ординарный вымпел
«Недостаток в пресной воде»	На кормовом флагштоке	Ординарный вымпел
«Требует мастера корабельного»	На марса- и топсель рее	Ординарный вымпел

Дневные сигналы данного свода практически полностью повторяют уже составленные в 1771 г. Тем не менее, есть в этом своде и ряд важных и интересных дополнений. Во-первых, здесь появляются сигналы для управления эскадрой в ночное время и в тумане (то есть происходит отказ от использования для этого сигналов Морского Устава, как это было в 1771 г.). Во-вторых, в дневных сигналах четко разделяется ряд построений, которые будут отдельно использоваться Я.Ф. Сухотиным, А.Ф. Барановым и А.Н. Сенявиным. Наконец, в-третьих, дальнейшее развитие получает построение на якорях полумесяцем: при своих берегах «рогами в море», а при чужих — «рогами к берегу».

В.Ф. Головачев в своей статье об И.Г. Кинсбергене указывает также, что тем по ходу кампании был составлен особый свод сигналов,^{1131} но обнаружить его не удалось, а ни в одном из сохранившихся шканечных журналов кораблей за кампанию 1773 г. нет даже следов его упоминания.

В начале кампании 1774 г. возглавивший действующую эскадру флотилии контр-адмирал В.Я. Чичагов также составил общий свод сигналов. Он записан в шканечном журнале фрегата «Четвертый» за кампанию 1774 г.^{1132}

По своей структуре он схож со сводом сигналов 1773 г.: также представлены сигналы для управления эскадрой в обычной обстановке (днем), в ночное время и в условиях тумана; также приводятся и рисунки, разъясняющие построения. Но при этом в данном своде появляются и значительные отличия. Во-первых, существенно сокращен свод дневных сигналов и, в частности, сигналов для управления боем. Так, для него указаны только следующие сигналы: «сомкнуть линию», «атаковать неприятеля», «производить пальбу по мачтам и парусам», «пальбу остановить» и «уклониться или отойти от неприятеля». Во-вторых, увеличивается число рисунков, в первую очередь за счет разъясняющих повороты и перестроения. В-третьих, появляется новый вид походного строя, заключавшийся в фигуре из двух параллельных колонн с головным кораблем спереди и посередине.

Таким образом, для Азовской флотилии в годы войны было составлено три общих свода сигналов, созданных в 1771 (А.Н. Сенявиным), 1773 (Я.Ф.Сухотиным, А.Ф. Барановым и А.Н. Сенявиным) и 1774 гг. (В.Я. Чичаговым), и один частный — данный в 1772 Г. Я.Ф. Сухотиным. Указанные своды сигналов записывались в шканечные журналы кораблей, представляя собой инструкции, дополнявшие положения Морского Устава.

Их общий анализ показывает, что флотилия управлялась по сигналам корабельного флота, дополненным лишь наиболее необходимыми галерными сигналами, что, безусловно, свидетельствует о ее функционировании как корабельного соединения флота. Кроме того, рассмотрение сводов говорит также о том, что все сигналы флотилии полностью оставались в рамках существующей тактической доктрины русского флота, сформулированной в Морском Уставе, вместе с ней сохраняя и неразвитость системы сигнализации. А согласно Морскому Уставу, напомним, морской бой должен был строиться по следующим основным положениям:

1) при появлении противника корабли должны были «стать в своих местах добрым порядком, по данному им ордеру» и линию держать так, чтобы неприятель не мог сквозь нее прорваться: «Когда наш флот, или некоторая часть оного, придет с неприятелем в бой, тогда всем, как флагманам, так и капитанам, или командирам партикулярных кораблей, долженствует стать в своих местах добрым порядком, по данному им ордеру, как надлежит быть в бою без конфузии. И надлежит, как эскадрам, так и партикулярным кораблям, держать себя в умеренном расстоянии един за другим не гораздо далеко, дабы неприятель не мог пробиться; ниже гораздо близко, дабы одному другова не повредить. И когда учинен будет сигнал для вступления в бой, или абордажу, тогда всем, как офицерам, так и рядовым прилежно трудиться, по крайней возможности, неприятелю вред учинить, и оного с помощью Божьей разорить тщиться, исполняя ордеры. А кто в таком случае явится преступен, тот казне будет смертью: разве, который корабль под водою так пробит будет, что помпами одолевать воду не могут, или мачты, или райны так перебиты будут, что действовать не возможно»;

2) огонь открывать по противнику надлежало только с близкого расстояния: «Капитанам, или командорам кораблей не стрелять из пушек по неприятелю прежде, нежели они толь близко придут, чтоб можно вред учинить, под штрафом отнятия чина, ссылкою на галеру, или под потерянием живота, по рассмотрению дела»;

3) флагману следовало стараться выиграть ветер у флота противника, но при этом «держаться в ордере баталии»: «Когда флот к неприятелю в бой приближается, тогда Аншеф командующему надлежит по крайне возможности тщатися так взойти, дабы неприятель у него всегда под ветром был. Однакож все с добрым порядком, дабы не отнял един у другова ветру и не помешал бы един другому по неприятелю стрелять, но держаться в ордере баталии и чинить промысел над неприятелем, под лишением живота»;

4) уход корабля со своего места в линии без сигнала флагмана (кроме случаев тяжелого повреждения корабля) запрещался страхом наказания командира вплоть до смертной казни: «Во всяких случаях капитанам содержать себя в эскадре, в которой они определены. А ежели кто от своего места без указу отступит и не может оправдаться, что понужден был от самой опасности то учинить, тот штрафован будет смертью; ежели то сделал пред начинанием, или в самом бою: а ежели в виду неприятельском, то отнять у него чин, или больше штрафовать, по рассуждению воинского суда. Таковаж штрафу подлежат и командиры партикулярных эскадр»;

5) через свои корабли в противника стрелять не допускалось: «Ни кто да не дерзнет стрелять по неприятелю чрез корабли Его Величества, которые каким случаем попадут между неприятельскими и своими кораблями, под штрафом отнятия чина, ссылкою на галеру, или под потерянием живота, по рассмотрению дела»;

6) отступление из боя или бегство без разрешения наказывалось смертной казнью командира: «Которые от неприятеля отступят и побегут, прежде нежели они по сигналу Аншеф командующего порядочно отведены будут (хотя б некоторые, или многие корабли уже и побежали) имеют за то смертью казнены быть, и не надлежит ни кому, кроме первого командира, оный сигнал чинить под таким же штрафом»;

линию для преследования неприятельских кораблей можно было покидать только по разрешению флагмана или если линия противника полностью разбита: «Ежели который из неприятельских кораблей при баталии хочет учинить, тогда ни кто из наших кораблей не дерзнет за ним гнаться и в лине свое место оставить; но каждому быть в своем определенном месте до окончания боя или как командир флота иным сигналом отменит под лишением живота. Но ежели Господь Бог даст победу над неприятелем так, что его линия будет разрушена и принужден будет от наших бежать, тогда каждому всяким образом по крайней важности и силе оного гнать и абордировать, и всякий возможный ущерб чинить, когда о том сигнал будет от Аншеф командующего учинен, под таким же штрафом».^{1133}

Заметим, среди названных положений нет ни одного связанного с творческими приемами ведения боя (сосредоточение сил, прорезание линии, охват авангарда или арьергарда противника), хотя они имелись в Трактате П. Госта «Искусство морской войны, или Трактат о морских эволюциях», увидевшем свет в 1697 г. и являвшемся основным источником тактических форм для всех флотов первой половины XVIII в. В соответствии же с указанными положениями были составлены сигналы Морского Устава.

То есть, согласно уставу, морской бой мог быть только регулярным и шаблонным — линия на линию. А поскольку, как уже говорилось, сигнальные своды флотилии строились с опорой на Морской Устав, то и в них мы видим ориентирование на ту же форму ведения морского боя. В частности, корабли флотилии в ходе боя могли выполнить только следующие маневры: построить линию бейдевинда (баталии) правого или левого галса, сомкнуть и растянуть линию, приготовиться к сражению, атаковать строем фронта, атаковать брандерами, палить из всех или части орудий, палить специально по мачтам и парусам, абордировать неприятельские суда, преследовать с помощью авангарда и арьергарда и прекратить сражение.

Таким образом, ни один из флагманов Азовской флотилии, составляя свои сигнальные своды, не пошел по пути введения добавочных сигналов по действиям в бою, что уже имело место в английском флоте, несмотря на господство и там шаблонных методов ведения регулярного боя.

В завершение отметим, что в разобранных нами сигнальных сводах Азовской флотилии полностью сохранялась как существовавшая структура их записи (первая колонка обозначала значение сигнала, вторая — место поднятия флага или вымпела и третья — вид поднимаемого флага или вымпела), так и система передачи информации (флаги, вымпелы, фонари, выстрелы из пушек). Такая система была крайне сложной для организации управления. Ведь передать можно было только заранее закодированное распоряжение, что, кстати, делало еще более проблематичными новаторские маневры эскадр и отрядов, так как соответствующие приказания просто было не передать с флагманского корабля. Кроме того, достаточно представить, сколько времени и внимания требовалось на то, чтобы сначала разглядеть поднимаемый сигнал, а затем найти его в несистематизированном списке. В бою же, когда пороховой дым застилал корабли и к тому же сбивались мачты, возможности этой системы уменьшались еще больше.^{1134}

Таким образом, подводя итог, укажем, что флотилия А.Н. Сенявина на каждом из этапов данной войны сыграла свою роль, причем ее значение в рамках каждого следующего этапа все более возрастало. Так, в 1769–1770 гг. Азовская флотилия обеспечила защиту крайне важной для России дельты Дона, которая, с одной стороны, была единственным выходом на южные моря, а с другой — крайне опасным, по возможным последствиям, местом высадки турецкого десанта.

В кампании 1771 г. флотилия уже действовала на море и сыграла значимую роль в занятии русскими войсками Крыма и в утверждении их там. Крейсерства же 1772 г. способствовали подписанию с Крымским ханством столь важного для России договора о его отложении от Турции.

Наконец, 1773–1774 гг. стали подлинным триумфом флотилии, выигравшей противостояние на море у турецкого линейного флота. В частности, в эти две решающие кампании она осуществила успешную оборону Крыма и Керченского пролива, отразив все попытки турецкого флота провести операцию по возвращению полуострова. Таким образом, Азовская флотилия А.Н. Сенявина по праву является одним из важнейших слагаемых победы России в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг., одновременно фактически положив начало русскому флоту на Черном море, функции которого она во многом и выполнила в эти годы.

Однако событие, произошедшее в 1774 г., показало, что сил флотилии все же было явно недостаточно, и России в дальнейшем крайне важно было обзавестись на Черном море именно линейным флотом, способным дать туркам и генеральное сражение, в том числе и на дальних подступах к Крыму. Речь идет о высадке турецкой эскадрой десанта в районе Алушты в конце июля 1774 г., уже после заключения мира. Это была та самая турецкая эскадра, которая с 10 июня по 16 июля бесславно противостояла Азовской флотилии в Керченском проливе. Не сумев победить флотилию, турки все же смогли сковать ее, а затем, хоть и поздно, выполнили напрашивавшийся маневр: при запертой в проливе флотилии высадили в Крыму десант. И хотя В.М. Долгоруков оказался к нему готов и достаточно легко справился с десантом, продемонстрированная перспектива была не самой приятной.

Что же касается анализа образцов военно-морского искусства, продемонстрированных турками на Азовском и Черном морях, то здесь можно сказать, что война полностью подтвердила всю глубину их внутреннего кризиса. Первое свидетельство тому — целый букет стратегических и тактических ошибок турецкого военно-морского командования. Наиболее показательными примерами первых стали: отказ от упреждающего занятия Азова и Таганрога, крайне вялая экспедиция против них летом 1769 г., фактически добровольный уход от борьбы за Азовское море и Керченский пролив в 1771 г. и, наконец, упущенные в 1773–1774 гг. возможности реализовать наиболее выгодный сценарий борьбы за Крымский полуостров, когда флот блокирует флотилию в проливе, одновременно перебрасывая войска в Крым (в июле 1774 г. такую попытку предприняли, но слишком поздно). В последнем случае мы видим еще одну заслугу флотилии: своими успешными действиями в 1773–1774 гг. она сумела посеять в турках неуверенность в своих силах, что при весьма невысоких боевых качествах турецкого флота привело его к пассивности, то есть к действиям, невыгодным для самих турок. А без боя заставить противника делать то, что ему невыгодно, — это несомненная победа.

В области тактики примеры также были наглядными. Речь, в частности, идет о неумении турок организовать уничтожение отряда И.Г. Кинсбергена в Балаклавском бою и эскадры В.Я. Чичагова в бою 9 июня 1774 г. у Керченского пролива, а также об отказе от каких-либо действий против русской эскадры в проливе при значительном превосходстве в силах (можно было попытаться уничтожить русские корабли гребными судами, даже пойдя на размен судно за судно).

Правда, по справедливости надо признать, что замыслы турецкого командования окружить русские корабли в Балаклавском бою 23 июня 1773 г. или отрезать эскадру В.Я. Чичагова от Керченского пролива и поставить ее в «два огня» в бою 9 июня 1774 г. у Керченского пролива были весьма интересными. Однако исполнение оказалось из рук вон плохим.

Но только низким уровнем командования проблемы турецкого флота не ограничивались. Вторым и не менее пагубным фактором для него оставалась артиллерийская стрельба: она просто никуда не годилась. Не случайно важным правилом борьбы с турками станет то, что чем ближе к ним в бою, тем меньше от них вреда.

Возвращаясь же к Кючук-Кайнарджийскому миру, нужно отметить, что по его условиям Российское государство добилось выхода на Черное море с правом свободы торгового мореплавания по нему и через проливы Босфор и Дарданеллы. Русские купцы получали в Турции права и привилегии, которыми пользовались купцы других стран. Крымское ханство стало независимым от Османской империи, а к России перешли крепости Азов, Таганрог, Керчь, Еникале и Кинбурн. О плавании военных судов по Черному морю не было сказано ни слова. Но ведь разрешено все, что не запрещено.^{1135}

Из текста Кючук-Кайнарджийского мирного договора 1774 г.^{1136}

…Артикул 3. Все татарские народы: крымские, буджатские, кубанские, едисанцы, жамбуйлуки и едичкулы, без изъятия, от обеих империй имеют быть признаны вольными и совершенно независимыми от всякой посторонней власти, но пребывающими под самодержавной властию собственного их хана Чингисского поколения, всем татарским обществом избранного и возведенного, который да управляет ими по древним их законам и обычаям, не отдавая отчета ни в чем никакой посторонней державе. И для того ни Российский двор, ни Оттоманская Порта не имеют вступаться как в избрание и возведение помянутого хана, так и в домашние, политические, гражданские и внутренние их дела ни под каким видом, но признавать и почитать оную татарскую нацию в политическом и гражданском состоянии по примеру других держав, под собственным их правлением своим состоящих, ни от кого, кроме единого бога, не зависящих. В духовных же обрядах, как единоверные с мусульманами, в рассуждении его султанского величества, яко верховного калифа магометанского закона, имеют сообразоваться правилам, законом их предписанным, без малейшего предосуждения, однакож, утверждаемой для них политической и гражданской вольности…

Артикул 11. Для выгодностей и пользы обеих империй имеет быть вольное и беспрепятственное плавание купеческим кораблям, принадлежащим двум контрактующим державам, во всех морях их земли омывающих. И Блистательная Порта позволяет таковым точно купеческим российским кораблям, каковы другие государства в торгах в ее гаванях и везде употребляют,свободный проход из Черного моря в Белое, а из Белого в Черное; так и приставать ко всем гаваням и пристаням на берегах морей и в проездах или каналах, оные моря соединяющих, находящимся…

Артикул 16. Российская империя возвращает Блистательной Порте всю Бессарабию с городами Аккерманом, Килиею, Измаилом и прочими с слободами, деревнями и всем тем, что оная провинция в себе содержит; равномерно возвращает ей и крепость Бендеры. Возвращает также Российская империя Блистательной Порте оба княжества, Воложское и Молдавское, со всеми крепостьми, городами, слободами, деревнями и всем тем, что в оных находится.

А Блистательная Порта приемлет оные на следующих кондициях, с торжественным обещанием свято наблюдать оные: 1. Наблюдать в рассуждении всех жителей сих княжеств, какого бы достоинства, степени, состояния, звания и рода они ни были, без малейшего исключения полную амнистию и вечное забвение, постановленные в первом сего трактата артикуле, против всех тех, кои действительно преступили или подозреваемы в намерении вредствовать интересам Блистательной Порты, восстановляя оных в прежние их достоинства, чины и владения и возвратя им имения, коими они прежде настоящей войны пользовались. 2. Не препятствовать, каким бы то образом ни было, исповеданию христианского закона совершенно свободного, так как созиданию церквей новых и поправлению старых, как то прежде сего уже было. 3. Возвратить монастырям и прочим партикулярным людям земли и владения, прежде сего им принадлежащие и которые потом против всей справедливости были у них отняты около Браилова, Хотина, Бендер и прочих и ныне раями называемые. 4. Признавать и почитать духовенство с должным оному чину отличием. 5. Фамилиям, пожелающим оставить свое отечество и в другие места переселиться, позволить свободный выезд со всем их имением. А чтоб оные фамилии могли иметь удобность к распоряжению дел, дается им год времени для сего свободного из отечества преселения, считая со дня размены настоящего трактата. 6. Не требовать или не взыскивать никакой денежной или другой суммы за старые счеты, какого бы существа они ни были. 7. Не требовать от них никакой контрибуции или платежа за все военное время: а за многие их страдания и разорения, в течение всей войны ими претерпенные, и еще впредь на два года, считая со дня размена сего трактата. 8. По истечении помянутого времени обещает наблюдать всякое человеколюбие и великодушие в положении на них подати, состоящей в деньгах, и получать оную посредством присылаемых депутатов всякие два года. При таковом их наложенной на них подачи точном платеже никто из пашей, из губернаторов, или какая бы то ни было особа, не имеет притеснять их, или требовать от них какого-либо платежа или других налогов, под каким бы именованием или иретекстом то ни было; но дозволить им пользоваться теми ж самыми выгодами, коими пользовались они во время царствования, достойной памяти султана Мегмета четвертого, любезного родителя его султанова величества. 9. Позволяет князьям сих двух княжеств, каждому с своей стороны, иметь при Блистательной Порте поверенного в делах из христиан греческого закона, которые будут бдеть о делах, до помянутых княжеств касающихся, и будут Блистательною Портою благосклонно трактованы и в малости их почитаемы, однако ж людьми, народным правом пользующимися, то есть никакому насилию не подверженными. 10. Соглашается также, чтоб по обстоятельствам обоих сих княжеств министры Российского императорского двора, при Блистательной Порте находящиеся, могли говорить в пользу сих двух княжеств, и обещает внимать оные с сходственным к дружеским и почтительным державам уважением.

Артикул 17. Российская империя возвращает Блистательной Порте все Архипелагские острова, под ее зависимостию находящиеся…

Артикул 18. Замок Кинбурн, лежащий на устье реки Днепра с довольным округом по левому берегу Днепру и с углом, который составляет степи, лежащие между рек Буга и Днепра, остается в полное, вечное и непрекословное владение Российской империи.

Артикул 19. Крепости Еникале и Керчь, лежащие в полуострове Крымском, с их пристаньми и со всем в них находящимся, тож и с уездами, начиная от Черного моря и следуя древней керченской границе до урочища Бугак и от Бугака по прямой линии кверху даже до Азовского моря, остаются в полное, вечное и непрекословное владение Российской империи.

Артикул 20. Город Азов с уездом его и с рубежами… вечно Российской империи принадлежать имеет…

В результате удалось урегулировать важнейшие составляющие черноморской проблемы. И хотя до полного ее разрешения было еще далеко, уже то, чего удалось достичь в 1774 г., серьезно способствовало экономическому развитию России, укреплению ее обороноспособности, а следовательно укрепляло и национальную государственность страны.

В целом, с военной точки зрения, победу Российскому государству в этой войне принесло осуществлявшееся в течение всей войны (хотя и не без проблем) стратегическое взаимодействие между русскими войсками на Дунае и в Крыму, флотом в Архипелаге и Азовской флотилией на Азовском и Черном морях.^{1137} При этом, основываясь на приведенном выше анализе, непосредственный вклад Азовской флотилии Алексея Наумовича Сенявина в эту победу можно признать важнейшим. 10 июля 1775 г., в первую годовщину празднования Кючук-Кайнарджийского мира, А.Н. Сенявин получил звание полного адмирала. Это была справедливая оценка заслуг как флотилии, так и его самого в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

Глава V. На других фронтах морской войны против Турции 1768–1774 гг.

Военные действия в Архипелаге

Рассмотрев в предыдущей главе военные действия Азовской флотилии на Азовском и Черном морях и затронув проблемы взаимодействия с другими военно-морскими соединениями русского флота (Балтийским флотом в Архипелаге и Дунайской флотилии на Дунае) в войне 1768–1774 гг., теперь попытаемся проанализировать их подробнее. Это тем более важно, что такого анализа до сих пор не проводилось, в то время как все три соединения впервые в истории русского флота пытались взаимодействовать, и хотя координация часто заставляла желать большего, но подобный подход оказал значительное влияние на исход войны. Наконец, не менее важно сравнить организационные и военные аспекты указанных процессов с историей создания и деятельности Азовской флотилии.

Вначале проанализируем военно-морское искусство русского флота в Архипелагской экспедиции. 4 ноября 1768 г. в присутствии Екатерины II на заседании Совета было рассмотрено предложение Г.Г. Орлова. Оно заключалось в предложении, «не можно ли послать под видом вояжа в Средиземное море несколько судов и оттуда учинить диверсию неприятелю, но чтоб сие сделано было с согласия английского Двора».^{1138} Уже через два дня, на следующем заседании Совета (6 ноября), императрица «благоволила объявить свое соизволение об учреждении экспедиции, которая должна с сего числа план в действо производить».^{1139} Совместными действиями флота и сухопутных сил предполагалось отвоевать у Турции острова Греческого архипелага и оттянуть туда значительную часть турецкой армии с основных театров военных действий.

Таким образом, целью Архипелагской экспедиции стало отвлечение части турецких сил с главного театра войны, нанесение удара по противнику с тыла, используя национально-освободительное движение народов Балканского полуострова и выступления греческих повстанцев против Турции. Предполагалось, что с приходом сил флота на Средиземное море десантные отряды совместно с греческими повстанцами овладеют полуостровом Морея (Пелопоннес), который должен был служить базой для средиземноморских сил.

Энтузиазм Г.Г. Орлова и Екатерины II в отношении Архипелагской экспедиции поддержал А.Г. Орлов, совершавший осенью 1768 г. поездку в Италию. Случайна была эта поездка или нет, сейчас определить практически невозможно. Но А.Г. Орлов быстро включился в игру. Вскоре он писал Г.Г. Орлову: «Я здесь нашел много людей единоверных, которые желают быть под командою нашей и служить в теперешнем случае против турков». Одновременно он написал и Екатерине II, спрашивая, не соблаговолит ли она «употребить его к службе Отечеству вместе с православными греческими и славянскими народами».^{1140} В ответ 29 января 1769 г. последовал рескрипт Екатерины: «Мы сами уже, по предложению брата вашего генерал-фельдцейхмейстера, помышляли об учинении неприятелю чувствительной диверсии со стороны Греции как на твердой ея земле, так и на островах Архипелага, а теперь, получая от вас ближайшее известие, и паче еще утверждаемся в сем мнении. А потому, будучи совершенно надежны в вашей к нам верности, в способности вашей и в горячем искании быть Отечеству полезным сыном и гражданином, охотно соизволяем, по собственному вашему желанию, поручить и вверить вам приготовления, распоряжения и руководство всего сего подвига».^{1141} Вскоре А.Г. Орлов получил 500 000 руб. на нужды дела, а 3 июня Екатерина пожаловала его генерал-аншефом.^{1142} Верховное же командование над морскими силами А.Г. Орлову было поручено рескриптом от 11 августа 1769 г.^{1143}

Между прочим, отвечая на рескрипт Екатерины от 29 января 1769 г., А.Г. Орлов также поддержал идею о посылке эскадры. Он, в частности, писал: «Эскадра наша, от восьми до десяти линейных кораблей, и на которых войск наших посажено будет, великий страх причинит туркам, если достигнет до наших мест; чем скорее — тем лучше. Слыша о неисправности морской турецкой силы, о слабости их с сей стороны, надежно донести могу, что оная не только великие помехи причинит им в военных приготовлениях, поделает великое разорение, но нанесет ужас всем магометанам, кураж и ободрение православным и более страшна им быть может, нежели все сухопутное войско».^{1144}

Тем временем, на Балтике весной 1769 г. началась подготовка эскадры, получившей затем название «обшивной». Такое название вызвано тем, что корпуса всех ее судов были обшиты снаружи дополнительным рядом досок с прокладкой из овечьей шерсти, чтобы подводную часть не источил морской червь, как это произошло с «Надеждой Благополучия». Вот что писал по этому поводу один из крупнейших военно-морских историков дореволюционной России В.Ф. Головачев: «Нам уже известно было, что в океанском плавании водяные черви очень скоро истачивали подводную часть судов и приводили в негодность многие бортовые доски, а потому и положено было, сверх обыкновенной корабельной обшивки, состоявшей из толстых досок, на всю подводную часть наших экспедиционных судов наложить вторую обшивку. Эта вторая обшивка должна была состоять из дюймовых досок, положенных на первую обшивку по просмоленному войлоку».^{1145}

^{66-пушечный линейный корабль «Св. Евстафий Плакида». Типовой 66-пушечный русский линейный корабль периода 1731–1772 гг., отличившийся в Хиосском сражении. Показана бизань трапециевидного типа}

^{66-пушечный линейный корабль «Трех Иерархов». Типовой 66-пушечный русский линейный корабль периода 1731–1772 гг., отличившийся в Хиосском сражении (был флагманским кораблем А.Г. Орлова) и активно служивший в Архипелаге до конца войны. Показана четырехугольная полная рю-бизань}

Однако еще до В.Ф. Головачева А.С. Кротков указывал: «Многие офицеры, участвовавшие в Архипелагской экспедиции, находили случай замечать различные улучшения на иностранных судах и доносили Коллегии о своих замечаниях… что корабли следует обшивать двойною обшивкою на просмоленной бумаге и обжигая наружную сторону второй обшивки. Вторая обшивка употреблялась уже в русском флоте, и корабли, отправленные в 1769 г., имели двойную обшивку».^{1146} Более того, А.С. Кротков даже попытался разъяснить, как она действовала: «Способ предохранения подводной части кораблей заключался в том, что между первой и второй обшивкою были положены шерсть и толченое стекло; черви, проточив вторую обшивку, доходили до стекла и шерсти и первую обшивку не трогали. Но это было только в том случае, если вторая обшивка, источенная червями, не отваливалась, а раз она отваливалась, то отваливалась и шерсть и толченое стекло, и черви имели доступ точить первую обшивку».^{1147} Очевидно, что вторая обшивка могла защищать корабли сравнительно недолго, требуя в то же время немалых трудов и средств.^[151] Тем не менее, для нас важен именно сам факт установки второй обшивки на подготавливаемой к походу в Средиземное море эскадре, поскольку он, свидетельствуя об использовании опыта плавания фрегата «Надежда Благополучия», дает основания считать, что подготовка действий в Средиземном море началось еще до того, как Г.Г. Орлов официально предложил их в ноябре 1768 г., что отмечалось нами в первой главе.

Между тем, 5 марта 1769 г. был определен состав эскадры, а 20 марта она была вверена Г.А. Спиридову. В эскадру под его командованием вошли линейные корабли «Святослав», «Трех Иерархов», «Иануарий», «Европа», «Трех Святителей», «Северный Орел», «Св. Евстафий Плакида», фрегат «Надежда Благополучия», бомбардирский корабль «Гром» и 6 вспомогательных судов. Несмотря на напряженную деятельность, полностью эскадру подготовить не удалось (так, 80-пушечный «Святослав» был спущен в Петербурге только в мае 1769 г., и доделать его планировалось в плавании).^[152] Тем не менее, 19 июля 1769 г. она вышла из Кронштадта.^{1148} В общей сложности вместе с десантными войсками (8 рот Кексгольмского пехотного полка и 2 ротами артиллерии) личный состав эскадры насчитывал 5582 человека, следствием чего стала страшная теснота на судах.

«Показывающая суда, число орудий и команды на них, а также командиров судов эскадры адмирала Спиридова»^{1149}

Корабль	Число орудий	Экипаж, чел.	Командир
Линейный корабль «Трех Иерархов»	66	576	Капитан бригадирского ранга С.К. Грейг
Линейный корабль «Святослав»	80	830	Капитан бригадирского ранга И.Я. Барш
Линейный корабль «Иануарий»	66	597	Капитан 1 ранга И.А. Борисов
Линейный корабль «Европа»	66	606	Капитан 1 ранга И.А. Корсаков
Линейный корабль «Трех Святителей»	66	593	Капитан 1 ранга В.В. Роксбург
Линейный корабль «Северный Орел»	66	590	Капитан 1 ранга Ф.А. Клокачев
Линейный корабль «Св. Евстафий Плакида»	66	586	Капитан 1 ранга А.И. фон Круз
Фрегат «Надежда Благополучия»	34	324	Капитан 2 ранга П. Аничков
Пинк «Соломбала»	22	146	Капитан-лейтенант Ф.Я. Мистров
Пинк «Лапоминк»	22	165	Капитан-лейтенант Е.С. Извеков
Пинк «Сатурн»	22	166	Капитан-лейтенант Е.М. Лупандин
Пинк «Венера»	22	165	Капитан-лейтенант А.Ф. Поповкин
Пакетбот «Летучий»	14	80	Лейтенант М. Ростиславский
Пакетбот «Почтальон»	14	79	Лейтенант В. Еропкин
Бомбардирский корабль «Гром»	12	79	Капитан-лейтенант И.М. Перепечин
Итого	640	5582

Здесь нужно отметить, что Г.А. Спиридов (ко времени назначения ему исполнилось 56 лет) крайне неохотно согласился принять командование эскадрой, ссылаясь на немощность и болезни. Зная о реальном состоянии флота, адмирал не верил в успех экспедиции. Тем не менее, Екатерина II настояла на своем, и Г.А. Спиридов возглавил экспедицию. 4 июня Екатерина II присвоила ему чин полного адмирала и официально поручила эскадру. В данном Г.А. Спиридову рескрипте говорилось: «…Провести сухопутные войска с парком артиллерии и другими военными снарядами для содействия графу Орлову, образовать целый корпус из христиан к учинению Турции диверсии в чувствительнейшем месте; содействовать восставшим против Турции грекам и славянам, а также способствовать пресечению провоза в Турцию морем контрабанды».^{1150}Последняя задача, правда, превращалась во вспомогательную, ибо императрица уведомляла Спиридова, что «скоро по выступлении вашем с эскадрою, отправится отсюда другая в трех линейных кораблях и двух фрегатах под командою контр-адмирала Эльфинстона. Он будет иметь повеление идти наискорее к Дарданеллам и занять там в канале выгодную позицию для пресечения всего водного в Царьград из Египта и других мест подвоза… таким образом цель экспедиции его будет совсем другая от порученного вам предмета и общих ваших с графом Орловым операций на твердой земле и в Архипелаге…».^{1151}

Заметим, что о возможном противодействии турецкого флота не прозвучало ни слова, что являлось опасным промахом, поскольку сама логика военно-морского искусства требует обязательного обеспечения любых действий флота от сопротивления военно-морских сил противника.

Извлечение из высочайшего рескрипта Екатерины II Г.А. Спиридову от 15 июля 1769 г.^{1152}

По причине настоящей у нас с Портою оттоманской войны, которая с ея стороны толь вероломно начата, рассудили Мы за нужно, для учинения ей диверсии в чувствительнейшем месте, воспользоваться склонностью греческих и словенских народов отчасти ей подвластных, а отчасти еще за вольность свою до ныне мужественно поборающих; и стараться составить из них при нашем подкреплении и под нашим руководством целый корпус не только к упражнению турецких сил в собственной своей земле удобный, но если поможет великому нашему подвигу десница Всевышнего, и к потрясению в Европе самого основания оных вкупе с столицей злочестия магометанского.

Производство и главное управление сего важного и славного намерения и всех его многообразных частей вверили мы нашему генерал-поручику графу Алексею Орлову, который в бытность свою теперь в Италии неподалеку от центра будущих ваших операций соединяет в себе все главному руководителю нужные и свойственные способности и дарования.

Мы ведаем из доношений его, что он начал уже заранее приготовлять и распоряжать потребные и конечно на первый случай достаточные пружины, но как при всем том одни его подвиги и обороты не могут навсегда довольны быть, ниже он теперь без собственных наших войск и морского содействия, что либо знаменитое предпринять, то в рассуждении сего и решились мы отправить в Средиземное море и далее в греческие и архипелагские воды эскадру кораблей ваших с деташементом сухопутного войска, с парком артиллерии и другими военными снарядами.

По удостоверению нашему о вашей к нам верности и усердию, к отечеству любви и отличном искусстве к службе знания вашего, посхотели мы поручить вам главную команду над сею в Кронштадте собранной эскадрой, которой сила и все в ней впредь для высажения на берег назначенное вам и без того уже известно…

Прежде всего имеет вам главным и непременным правилом служить, чтоб во все плавание вашего отнюдь не остановлять и не осматривать никаких христианским державам принадлежащих торговых судов, но паче по колику то от вас зависеть может, показывать им всякую помощь и приязнь, а особливо датским, прусским и английским, ибо намерение наше весьма удалено от самого малейшего утеснения чьей либо коммерции…

Скоро по выступлении вашем с эскадрою, отправится отсюда другая в трех линейных кораблях и двух фрегатах под командою контр-адмирала Эльфинстона. Он будет иметь повеление идти как наискорее к Дарданеллам и занять там в канале выгодную позицию для пресечения всего водяного в Царьград из Египта и других мест подвоза. Хотя, таким образом, цель экспедиции его будет совсем другая от порученного вам предмета и общих ваших с графом Орловым операций на твердой земле и в Архипелаге, однако тем не менее, держась каждый из вас своего особливого вида и не смешивая все вместе, взаимные ваши действия могут по близости быть друг другу не малой помочью и облегчением, чего ради и не оставите вы по востребованию обстоятельств содержать и производить между собой частое и полезное для дел наших сношение…

Употребление арматоров или каперов противу мореплавания неприятеля, хотя есть дело по существу принадлежащее к вашим морским операциям, но как польза и вред того происходящие относиться должны к христианским народам тамошних мест и потому более касаются до тех мер и распоряжений, которые от нас поручены нашему генерал-поручику графу Орлову, то и остается сей способ поиска над неприятелем в зависимости от общих наших с ним соглашений, по коим здесь вам ничего определенного предписать не возможно…

Итак, задача Г.А. Спиридову была поставлена. А 18 июля императрица и великий князь Павел Петрович (генерал-адмирал) посетили эскадру на Кронштадтском рейде. Здесь Г.А. Спиридов был пожалован орденом Св. Александра Невского, а С.К. Грейг и И.Я. Барш произведены в капитаны бригадирского ранга. Матросам было выдано месячное жалование «не в зачет».

^{Г.А. Спиридов. Выдающийся русский адмирал и флотоводец. Неизвестный художник}

Надо сказать, что не только Г.А. Спиридов сомневался в успехе экспедиции. Не верили в нее ни в Париже, ни в Лондоне. Во Франции были просто убеждены, что этот поход обречен на неудачу. Так, 27 июня 1769 г. Россионьоль направил герцогу Э.-Ф. Шуазелю следующее письмо: «Русская эскадра, предназначенная для оказания помощи монтенегрцам (восставшим черногорцам. — Авт.), готова и должна отправиться со дня на день. Она состоит из пяти военных кораблей, имеющих на борту русского генерала, только что произведенного в графы Империи (видимо, речь идет об А.Г. Орлове, но в действительности он находился тогда в Италии. — Авт.), пятьдесят офицеров различных званий и примерно полторы тысячи войск. Погрузили, как уверяют, большое количество оружия, военного снаряжения и провианта на семь месяцев. В целом же здесь весьма плохое мнение об этой операции. Это предубеждение основано на неопытности русских моряков и на низком качестве кораблей, непригодных для столь долгого плавания…».^{1153}

Более того, во Франции были уверены, что дальше Балтийского моря русская эскадра все равно не пойдет, почему довольно долго спокойно относились к намерениям русских. Так, посланник в Париже Н.К. Хотинскии писал Н.И.Панину в сентябре 1769 г.: «Признаюсь, что такое скромное поведение и отзывы дюка Шуазеля меня удивили, да и во всем нашел я в нем нового человека, вид его был тихий, ласковый, смирный и больше обыкновенного учтивый. Он показался мне как будто устрашенным, и чаятельно реченная новость (о праве воспользоваться в случае надобности французскими гаванями) так его поразила, что он еще не опомнился, когда со мной о ней говорил. Здешнее министерство постоянно думало, что снаряжение наших эскадр останется столь же бесплодным, как и датских кораблей: погулявши по Балтийскому морю и давши этим сильную острастку шведам, возвратятся домой».^{1154}

Англия, заинтересованная в сближении с Россией против Франции и решившая поддержать этот переход, также не очень верила в его исход. «Стремление довести до значительных размеров морские силы России, — высказывал свои соображения английский посол в Петербурге, — может быть выполнено лишь с помощью и содействием Англии, а никак не иначе. Но невозможно, чтобы Россия сделалась соперницей, способной внушить нам зависть, ни как торговая, ни как военная морская держава. По этой причине я всегда рассматривал подобные виды России весьма для нас счастливыми, ибо до тех пор, пока это будет выполнено, она должна зависеть от нас и держаться за нас. В случае ее успеха, успех этот лишь увеличить нашу силу, а в случае неуспеха — мы утратим лишь то, чего не могли иметь». Тем не менее, когда И.Г. Чернышев в конце августа 1769 г. сообщил Рошфору (руководившему тогда внешней политикой Англии. — Авт.) о походе эскадры Спиридова, тот воскликнул: «Какое смелое предприятие! Как бы я желал, чтобы мы были теперь в войне с Франциею: два соединенных флота наделали бы прекрасных вещей!».^{1155}

Следует также отметить, что в целом подготовка экспедиции была осуществлена достаточно скрытно и известия о выходе русской эскадры в Средиземное море были полной неожиданностью для французского правительства (в частности, подготовка к переходу кораблей в Средиземное море проводилась под видом приготовлений к обычному практическому плаванию в Балтийском море).

Так или иначе, но первый дальний поход русского флота за пределы Балтийского моря начался. Правда, дата 19 июля является во многом формальной, поскольку эскадра Спиридова перешла в этот день лишь к Красной Горке. Только через неделю, 26 июля, эскадра действительно направилась в море. Ей предстоял путь длиной в 4500 миль (8300 км)! Иными словами, эскадре нужно было пройти Балтийское и Северное моря, пролив Ла-Манш, бурный Бискайский залив, обогнуть побережье Пиренейского полуострова, миновать Гибралтарский пролив и, наконец, пересечь всю западную часть Средиземного моря. Для флота, которому даже путь вокруг Скандинавии представлялся дальним, это действительно было огромное испытание. Чтобы представить состояние моряков, достаточно вспомнить, какой ужас зачастую одолевал мореплавателей, впервые оказывавшихся в новых морях. Вот, что пишет об этом П.В. Ланге: «…Совершенно ясно, что страдания, болезни и мятежи судовых команд для капитанов, отправлявшихся на поиски таинственных земель Южного моря, вовсе не были единственной и к тому же весомой причиной столь поспешного пересечения Тихого океана. Скорее, постоянное чувство неизвестности, незнания своего местонахождения побуждало некоторых из них прерывать начатое плавание и направлять корабли к знакомым берегам…».^{1156}

Каким же тяжелым оказался этот поход эскадры Г.А. Спиридова! Всплыли все проблемы русского флота: старость и ненадежность многих кораблей, низкое качество рангоута, такелажа и парусов, распространение болезней среди личного состава (только за первых два сравнительно теплых месяца Г.А. Спиридов потерял около 100 человек умершими и 500 больными!) и т. п. Вот что писал по этому поводу Е.И. Арене: «Корпуса и рангоут судов были непрочны… расходились стыки наружной обшивки, а в результате появлялась сильная и опасная течь, как хроническая болезнь флота того времени… Слабый такелаж, плохо сшитые паруса, неумело выкованные якоря и ненадежные канаты — все это делало и якорные стоянки далеко не безопасными».^{1157} Как следствие, уже в августе линейные корабли «Св. Евстафий Плакида» и «Святослав» из-за неисправностей вынуждены были вернуться в Ревель для ремонта: на первом сломалась фок-мачта, на втором открылась сильная течь. В шканечном журнале «Святослава» записано: «Тем штормом (9 августа. — Авт.) и большим волнением, по его (корабля. — Авт.) валкости и вышине, к тому ж и по конструкции построенного юта, повалило на бок, так, что в порты верхнего дека весьма поддавало, а в палубе некоторые кницы треснули и от которого приключения вдруг показалось воды свыше ординарной 4 фута».^{1158} А 16 сентября у берегов Швеции разбился пинк «Лапоминк».

Между тем, стоит отметить, что «Святослав» был спущен лишь 29 мая 1769 г., а вышел из строя по причине течи.^{1159} Иными словами, и качество постройки, и подготовка к экспедиции оказались скверными. Тем не менее, Адмиралтейств-коллегия и даже Екатерина II едва не свалили всю вину на одного только И.Я. Барша. Екатерина даже писала в письме А.Г. Орлову: «Я чуть было не повесила капитана Барша, который на корабле Святослав; подобного труса я еще не видела».^{1160} Однако объективная оценка состояния судна специалистами заставила императрицу оперативно изменить свою мнение (что делает ей честь) и издать специальный указ: «По причине валкости корабля Святослав, Мы повелеваем Адмиралтейств-коллегий снять ют и борты во все шканцы, мачту убавить фута на 4, или как коллегия рассудит и сие поправление производить наискорейшим образом».^{1161} В итоге «Святослав» после ремонта и внесения поправок в конструкцию было решено включить в состав 2-й эскадры Д. Эльфинстона (забегая вперед, отметим, что и в состав эскадры Эльфинстона он войдет практически без конструктивных изменений, которые придется проводить уже в Англии).

Тем не менее, в Копенгагене все же удалось в целом сохранить силу эскадры Г.А. Спиридова: «Св. Евстафий Плакида» сумел нагнать ее, а линейный корабль «Святослав» заменили 66-пушечным «Ростиславом», прибывшим из Архангельска. В таком составе эскадра продолжила свое плавание. Однако на переходе Северным морем проблемы вновь дали о себе знать. Из-за значительного числа больных на борту эскадра Г.А. Спиридова 23 сентября была вынуждена зайти в Гулль, где простояла до октября: кроме лечения моряков пришлось заниматься и ремонтом, в частности, линейных кораблей «Трех Святителей», «Иануарий» и «Европа». Отделившийся в Северном море линейный корабль «Ростислав» ремонтировался в Портсмуте. В итоге из английских портов русские корабли вышли уже не в составе эскадры, а по мере готовности к плаванию, причем линейным кораблям «Европа» и «Северный Орел» пришлось снова вернуться в Портсмут для ремонта (кстати, на них, по данным Г.А. Гребенщиковой, опять было достаточно много больных — 280 человек).^[153] Более того, по данным той же исследовательницы, линейный корабль «Европа» в ходе капитального ремонта был чуть ли не полностью разобран и заново собран английскими судостроителями. В частности, была произведена замена обшивочных досок, сменено гнилое дерево внутреннего набора на сухое и здоровое, заменена сгнившая пенька и проконопачены пазы.^{1162} Наконец, «именно тогда, находясь в Портсмуте, русские офицеры смогли оценить преимущества английских судовых камбузов, которые англичане обшивали железными листами, а также устройство крюйт-камер, где хранились боеприпасы и бочки с порохом».^{1163}Все это иллюстрирует реальное состояние русских кораблей и подтверждает оценки Ф.Ф. Веселаго и Е.И. Аренса.

Однако, как ни странно, сама же Г.А. Гребенщикова, несмотря на представленные ею красноречивые факты, критикует приведенную выше оценку Е.И. Аренса. Она указывает: «В некоторых научно-популярных статьях абсолютно безосновательно говорится о том, что корабли первой архипелагской эскадры были настолько гнилы, что дошли до Копенгагена совершенно развалившимися. Не избежал подобных высказываний и известный историк флота Е.И. Арене…»^{1164} и далее: «“Обшивная” эскадра была достаточно хорошо подготовлена к длительному переходу, и из всех дошедших до Портсмута кораблей только один был признан неблагонадежным для дальнейшего плавания»^{1165}. На наш взгляд, здесь возникает, как минимум, три вопроса: во-первых, судить о готовности можно лишь по конечному результату, а не по результатам перехода в Портсмут; во-вторых, из 8 кораблей эскадры в Англию пришли 7, причем 3 требовали ремонта, а 2 затем вновь вернулись, чтобы повторить его; в-третьих, Г.А. Гребенщикова не указывает, кто же именно говорит, будто к Копенгагену корабли пришли «развалившимися». Между тем, Е.И. Арене лишь констатирует низкое качество постройки русских кораблей, что подтверждает фактами и сама Г.А. Гребенщикова.^[154] Таким образом, остается абсолютно непонятным, почему в книге Г.А. Гребенщиковой «Балтийский флот в период правления Екатерины II», весьма богатой фактическим материалом, выводы расходятся с фактами.

Между тем, еще плачевнее, чем состояние материальной части, было моральное состояние личного состава эскадры Г.А. Спиридова. В частности, еще русский посланник в Копенгагене М.М. Философов, сообщая в Петербург о состоянии русских моряков эскадры Г.А. Спиридова, указывал следующее: слабость самого адмирала, пьянство многих офицеров, полное расстройство управления. В частности, М.М. Философов писал: «Неустройство всего в его флоте до крайностей простирается, и что даже все его подчиненные, до самых нижних чинов, сие ощущают». В этом же донесении посланник упомянул о «вечно пьяном» капитане Плещееве, а также о том, что «хоть адмирал совет с капитанами кораблей ежедневно почти держит, но они никакой другой пользы не производят, как разстройство и отлучку начальников от их постов, ибо обыкновенно кончаются чаркой водки».^{1166} И это уже в Копенгагене! Не случайно 7 октября Екатерина II направила Спиридову весьма жесткий рескрипт, согласно которому адмиралу ставились в упрек чрезмерное число больных на эскадре, слишком долгая задержка в датской столице и существенное число беглых матросов.^{1167}

Правда, А.С. Кротков в своем исследовании посвященном бомбардирскому кораблю «Гром» в целом оправдывает Г.А. Спиридова, указывая на просчеты Адмиралтейств-коллегий, но вместе с тем даже он признает несколько весьма странных фактов. Во-первых, пишет Кротков: «Спиридов… совсем не говорит в своем оправдании о числе больных на своей эскадре, а мы теперь знаем, что несомненно на его эскадре были больные и притом в значительном числе уже в Копенгагене. Какая цель была у Спиридова замолчать такой факт на своей эскадре? — Указать не можем?».^{1168} Во-вторых, по его же данным, «Спиридов два раза хотел сниматься с якоря, но за неготовностью некоторых судов не мог этого сделать»,^{1169} причем суда опять-таки не указываются.

Что можно сказать в итоге? Признавая просчеты российского правительства в целом и Адмиралтейств-коллегий в частности, нельзя снять вину и с командования самой эскадры. Уже сам факт того, что в 1758 г. гораздо большая эскадра З.Д. Мишукова совершила переход по маршруту Кронштадт — Копенгаген за 7 дней (со 2 по 9 июля),^{1170} а эскадра Г.А. Спиридова тот же переход в 1769 г. — более чем за месяц (с 26 июля по 29 августа), да еще с такими потерями, не может не говорить о качестве ее подготовки. А за» это в любом случае несет ответственность командующий. Да и что уж такого неправдоподобного сообщил в Петербург М.М. Философов? Последовавшие затем отзывы И.Г. Чернышева и А.Г. Орлова вполне подтверждают общую картину.^[155]

После же перехода в Англию, Г.А. Спиридов вообще упал духом: абсолютная неготовность русского флота к дальней экспедиции стала совершенно очевидной. Приехавший из Лондона в Гулль русский посол граф И.Г. Чернышев после осмотра эскадры так писал Екатерине о ее состоянии: «Не так худо нашел я все сделанные адмиралом распорядки, как слышал, но опять и не так, чтоб оные лучше быть не могли… Более всего неприятно мне было его видеть самого несколько в унылости, отчего и подчиненные были также невеселы, что я ободрением его и хвалою всего того, что уже сделал, ибо поправить было не можно, разговором с матросами и солдатами, объездом на все корабли, сколько можно, поправить старался. Унылость его произошла от встретившихся препон в плавании, которые то ускорить не дозволяли, чему главная причина — великое множество больных, ибо число оных простирается до 700 человек, с слабыми же и более 800, однако умирает благостию Божиею мало, ибо со времени отправления на всей эскадре, состоящей более 5000, умерло с 40 человек. Все по большей части больны поносами и флюс-фиберами, чему и удивляться не должно, ибо

1) половина экипажа состоит из рекрут, которые жительство близ Москвы имели, в числе коих, конечно, половина таких, которые несколько месяцев, как только соху покинули и не токмо к морю и к качке судна, но и к пище нимало привычки не сделали;

2) изнурены были при вооружении флота великими работами и употреблением малой предосторожности в мешании вышедших больных из госпиталя с здоровыми рекрутами, отчего последние все почти по очереди перехворали;

3) от излишнего экипажа великая теснота на кораблях».^{1171}

Не случайно Екатерина II чуть ли не с мольбами требовала продолжения похода, взывая к чувству собственной гордости моряков. Она писала Г.А. Спиридову: «Когда вы в пути съедите всю провизию, тогда вся ваша экспедиция обратится в стыд и бесславие ваше и мое… Прошу вас для самого бога, соберите силы душевные и не допускайте посрамления пред целым светом. Вся Европа на вас и вашу экспедицию смотрит».

^{Переход эскадр кораблей с Балтики в Средиземное море. Художник И. Родионов}

И русские моряки не посрамили себя: в результате напряженных усилий к концу декабря 1769 г. в Порт-Магоне на о. Менорка собрались 4 линейных корабля («Св. Евстафий Плакида», «Трех Иерархов», «Трех Святителей», «Иануарий»), фрегат («Надежда Благополучия») и 4 мелких судна (остальные корабли из эскадры Спиридова придут в Средиземное море уже в 1770 г.). Правда, на них насчитывалось 332 умерших и 313 больных!^[156]

Да и состояние командного состава оставляло пока желать лучшего. Вот что написал Екатерине II А.Г. Орлов, встретив первые русские корабли в Ливорно: «Признаюсь чистосердечно, увидя столь много дурных обстоятельств в оной службе, так: великое упущение, незнание и нерадение офицерское и лень, неопрятность всех людей морских, волосы дыбом поднялись, а сердце кровью облилось. Командиры не устыдились укрывать свои недостатки и замазывать гнилое красками. Дошли до того, что ни провианту, ни денег у себя ничего не имеют. Признаться должно, что есть ли бы все службы были в таком порядке и незнании, как и эта морская, то беднейшее было [бы] наше отечество… Таковы-то наши суда, если б мы не с турками имели дело, всех бы легко передавили, не нужно б было много с ними драться, а только за ними гнаться, они бы из гавани не выходили по незнанию офицеров. Я расспрашивал офицеров о барбарейских, не имели ли они случая где ни на есть с ними свидеться? Со вздохом отвечали: благодарим Господа, что они в такую погоду не ходят! Я от сердца смеялся и, рассказав им допрямо обо всем, притом стыдя их — так низко мыслить не годится российским офицерам и воинам, говорил. Недостаток есть велик в лекарях и их помощниках, я старюсь их приискивать. Я намерен всеми способами домогаться, чтоб все морские убытки возвратить».^{1172},[157]

В ответ Екатерина II написала: «Что же делать, впредь умнее будут. Ничто на свете нашему флоту столько добра не сделает, как сей поход. Все закоснелое и гнилое наружу выходит, и он будет со временем круглехонько обточен».^{1173}

Таким образом, переход эскадры Г.А. Спиридова в Средиземное море показал, что серьезные проблемы русского флота, проявлявшиеся на притяжении многих десятилетий, сохраняются, и подтвердил необходимость поддерживать высокую боевую готовность в мирное время, чего пока никак не удавалось достигнуть.

Показал поход эскадры Спиридова и то, какое громадное влияние оказывает военно-морской флот на международные отношения, ибо политическая обстановка вокруг него была не менее сложной, чем сам переход вокруг Европы. И здесь нужно отдать должное Англии. Она не только предоставила русской эскадре право заходить в свои порты, нанимать английских моряков, а английским подданным заниматься снабжением русских кораблей, но и не допустила вмешательства Франции, которая, осознав последствия появления русских кораблей в Средиземном море, была готова на многое, чтобы помешать этому. Но когда Э.-Ф. Шуазель предложил британскому кабинету не пропустить русский флот через Гибралтар, Георг III распорядился ответить на это, что «атаковать русский флот означало бы атаковать Англию». Решиться после такого ответа напасть на русский флот Людовик XV не смог, почему и отверг соответствующее предложение Э-Ф. Шуазеля. Более того,Париж даже разрешил русским воспользоваться своими портами, правда, одновременно в порт мог зайти только один русский корабль. Таким образом, единственное, что сделала Франция, это поспешила уведомить Турцию о появлении русского флота в Средиземном море, что, по замечанию историка А.Д. Новичева, вызвало шок в Константинополе.^{1174}

^{Джон Эльфинстон. В 1769–1771 гг. контр-адмирал русского флота. Неизвестный английский художник. 1780-е гг.}

Между тем, 9 октября 1769 г. в Средиземное море из Кронштадта направилась вторая эскадра, под командованием контр-адмирала Д. Эльфинстона, принятого на русскую службу из английского флота. Она состояла из 3 линейных кораблей («Не тронь меня», «Саратов» и «Тверь»), 2 фрегатов («Надежда» и «Африка») и 2 вспомогательных судов. Правда, всего Д. Эльфинстон должен был иметь 4 линейных корабля, однако «Святослав» присоединится к нему уже в пути. Поставленная Эльфинстону задача отличалась от задач эскадры Спиридова и была сформулирована так:' «Главный предмет сей вашей экспедиции должен состоять в том, чтобы воспрепятствовать и пресекать торговлю хлебного пропитания в Царьград из Египта и других мест, как и всю собственную под турецким флагом производимую навигацию и морскую торговлю, на тех проходах, где находиться будете».^{1175},[158] При этом Д. Эльфинстон получал независимость от Г.А. Спиридова, но при подчинении А.Г. Орлову, для которого он, прежде всего, должен был перебросить подкрепления в Морею. Таким образом, Петербург пошел на расширение задач Архипелагской экспедиции, намечавшееся еще при отправке Спиридова, выделив силы также и для действий против территории самой Турции, которые должны были нарушать и снабжение столицы Османской империи, и ее морскую торговлю в целом.

Шаг, безусловно, был правильный, но оставляющий вопросы: 1) почему Петербург так затянул с началом морской войны против Турции; 2) почему отказался пресечь турецкую торговлю блокадой Дарданелл, как собирался это сделать, заменив ее борьбой против турецкой торговли вообще; 3) почему Д. Эльфинстону выделили столь ограниченные силы, несмотря на обширный район предстоящих действий и такую большую цель, при том еще, что линейные корабли русской эскадры не совсем подходили для крейсерских действий; 4) почему вновь совершенно не была учтена возможность противодействия достаточно многочисленного, как свидетельствовал опыт, турецкого флота, на фоне которого силы, имевшиеся у Эльфинстона, казались и вовсе мизерными.

Кроме того, стоит отметить, что в отношении способа ведения крейсерской войны Д. Эльфинстону предписывалось поступать согласно принципам, уже сформулированным Екатериной II в рескрипте А.Г. Орлову от 11 августа 1769 г., а в них значился запрет на борьбу как с мореплаванием «турецких подданных христианского исповедания», так и, тем более, против европейских торговых судов.

Состав второй Архипелагской эскадры Д. Эльфинстона при отправлении с Балтийского моря

Корабль	Число орудий	Командир
Линейный корабль «Святослав»	80	Капитан бригадирского ранга И.Я. Барш
Линейный корабль «Не тронь меня»	66	Капитан С.П. Хметевский
Линейный корабль «Саратов»	66	Капитан П.Ф. Бешенцев
Линейный корабль «Тверь»	66	Капитан П.А. Игнатьев
Фрегат «Надежда»	32	Капитан А.Т. Поливанов
Фрегат «Африка»	32	Капитан М. Клеопин

Выписка из высочайшего рескрипта к генерал-поручику графу А.Г. Орлову от 11 августа 1769 г.^{1176}

По последнему вашему представлению повелели Мы приложить здесь 13 консульских патентов, за собственноручным нашим подписанием, да форму патента для арматоров с образца в Англии употребляемых. Определение консулей поручаем Мы собственному вашему усмотрению.

Что напротив того касается до формы патента для арматоров (по коей следует при сем 50 печатных экземпляров с итальянским переводом), почитаем мы за нужно сделать здесь к руководству вашему некоторые примечания.

Новость и важность предприятия нашего противу неприятеля, обратит конечно на себя особливое внимание всей Европы, тем более, что тут общая всех полуденных держав левантская коммерция много интересована будет. По сей причине, а с другой стороны, дабы и не разрушать еще собственного дела, которое вы ныне столь удачно начинаете, кажется быть необходимо нужно, чтоб действительное от нас употребление вольных арматоров сопряжено было с крайней осторожностью.

Такая осторожность долженствует по мнению нашему состоять в том, чтоб даваемая арматорам свобода сокращена была на одних магометан, а отнюдь не распространялась на кораблеплавание турецких подданных христианского исповедания, а еще менее европейских торгующих наций.

Правда в случае между ими самими войны, есть общепринятое обыкновение осматривать нейтральные суда и конфисковать их, если они везут к неприятелю войско и все то, что по общему признанию считается в военное время контрабандою и беспосредственно может служить ему к продолжению войны; но состояние их совсем инаково от нашего. Стремление сих наций, не обуздываясь с стороны никакими случайными уважениями, идут к тому только, чтоб в полной мере пользоваться всеми правами войны и разорять неприятельскую коммерцию; Мы же напротив того, имея главным предметом поднятие и ополчение противу неприятеля нашего собственных его христианских подданных, долженствует натурально держаться и следовать правилам совсем другого рода.

Собственная наша польза требует неотменно делать различие между турками и подвластными их народами, дабы первых последними дома упражнять, следовательно же и надобно будет всячески остерегаться, дабы они нигде и ни под каким видом озлоблены не были.

В рассуждении же европейских наций настоять не меньшие уважения. Эскадры наши будут в таких морях, где прежде флаг российский виден еще не был, да и не в такой силе, чтоб совсем в посторонних водах законы предписывать могли, что в существе и не есть цель и намерение посылки их, когда они от нас единственно назначиваются к подкреплению сухопутных операций ваших, кои непременно главный предмет всего вашего подвига составлять должны. В таковых обстоятельствах научает уже само собою благоразумие избегать всех тех случаев, кои бы сему главному предмету в помешательство и остановку обращаться могли. Не надобно нам пред собою скрывать, что мы во всех Средиземного моря державах имеем к себе большую часть скрытными неприятелями, да и кроме оных не мало и из прочих относительно свободного по оному плавания внутренними завистниками, и что из первых иногда некоторые и рады будут иметь с нашей стороны какой-либо повод к явному обнажению недображелательства своего противу нас, чрез посылку знатной своей эскадры в неприятельские воды под предлогом защищения коммерции своей, а в самом деле для препятствования успехам оружия нашего.

Правда, подвоз неприятелю военной амуниции и других снарядов имеет свои неудобства, но из двух зол надобно предпочитать меньшее, а по сему и полагаем Мы, что свободу каперов на одних магометан граничить должно, разве которая из христианских Порте подвластных наций сама сделается поведением своим недостойна общего всем исключения, что уже будет зависеть от вашего усмотрения.

Но чтоб привести под генеральные правила вышеписанное наше рассуждение и пользу представляющуюся от арматоров, мы за нужно находим следующее вам предписать: военные наши корабли, так как и арматоры, когда уже будут находиться в водах точно турецких областей, должны уже будут тогда осматривать, но однако ж с крайней осторожностью и уважением, нейтральные купеческие суда и что на них найдено будет везомой военной амуниции и другой контрабанды и в том надобно сделать такое снисхождение, чтоб шхиперам и приказываемо было, дабы они вместо продолжения пути к неприятелю шли в какое-либо нейтральное место или же покупать от них за настоящую цену те вещи, в которых вы иногда сами для дел ваших нужду иметь будете, объявляя оным шхиперам, что будучи российской империи неприятель во всех своих водах нашим флагом блокирован, они как нейтральные не могут и не должны ввозить к нему те вещи, кои беспосредственно ему служить могут к усилению и распространению беззаконной его войны.

Мы открываем вам здесь одни идеи, по которым вы на месте точные уже положения сделать можете, а какие они будут, о том не оставите вы в свое время сообщить адмиралам нашим Спиридову и Эльфинстону, дабы их меры и поступки с нашими одинаковы были.

Из самой формы патента усмотрите вы: 1-е, что в ней упоминается об инструкции арматорам, 2-е, о судах адмиралтейских…

Извлечение из высочайшего рескрипта контр-адмиралу Д. Эльфинстону от 25 сентября 1769 г.^{1177}

По причине настоящей у нас с Портою Оттоманской войны, которая с ея стороны толь вероломно начата, рассудили Мы за нужно, для учинения ей диверсии в чувствительнейшем месте, воспользоваться склонностью греческих и словенских народов отчасти ей подвластных, а отчасти еще за вольность свою до ныне мужественно поборающих; сие же на сухом пути предприятие поручено там на месте от Нас нашему генерал-поручику графу Алексею Орлову, в подкрепление чего между архипелагскими островами со стороны морской, отправлена отсюда особливая эскадра под командованием нашего адмирала Спиридова.

В полной доверенности на приобретенное вами в военных морских операциях искусство, и на ту верность, коей вы обязались нам при вступлении вашем в службу нашу, восхотели мы поручить вам особливую в той же стороне экспедицию, как сим нашим рескриптом вам всемилостивейше и поручаем в главную команду приготовленную в Кронштадте под собственным вашим смотрением эскадру.

Главный предмет сей вашей экспедиции должен состоять в том, чтоб воспрепятствовать и пресекать весь подвоз хлебного пропитания в Царьград из Египта и других турецких мест, как и всю собственную турецкую и под турецким флагом производимую навигацию и морскую торговлю на тех проходах, где вы находиться будете.

Каким образом поступать вам в лучшем на месте исполнении сего нашего предмета, в том оставляя вам с беспредельную доверенностью свободные руки и полагаясь совершенно на собственное ваше благоразумие и знание, равномерно не хотим мы ничего предписывать здесь и к управлению в сей вашей навигации до неприятельских вод, но почитаем единственно за необходимое снабдить вас здесь нужными изъяснениями о политическом положении двора нашего с теми державами, в близости которых вам проходить надобно будет, дабы вы, на основании оных, верно и надежно поступки ваши размерять могли, в рассуждении их гаваней, если б в которую по необходимости зайти надлежало, и навигации как военной, так и коммерческой…

Независимо от главного предмета порученной вам экспедиции, который выше сего точно изображен, и имеет состоять в воспрепятствовании и пресечении всего в Царьград из Египта и других турецких мест подвоза хлебного пропитания, равно как и всей собственной турецкой и под турецким флагом производимой навигации и морской торговли на тех проходах, и которого предмета лучшее исполнение предали мы единственно и с полной доверенностью вашей к нам верности и вашему в мореплавании дознанному искусству, отправляются с вами сухопутные войска и разные военные снаряды в подкрепление сухопутных операций нашего генерал-поручика графа Орлова.

Прежде всего надобно вам будет стараться высадить те войска и снаряды на берег в назначенных к тому от оного генерал-поручика местах, а именно в Майне, что в Морее, особливо в порте, называемом на карте Песно, а по тамошнему Маротонизи, почему и имеете вы, по приближении вашем к Архипелагу, немедленно искать тех мест…

Выше уже сказано, что адмирал Спиридов с эскадрой его, назначен в подкрепление с морской стороны между Архипелагскими островами сухопутных операций генерал-поручика Орлова, и хотя таким образом, цель и намерение ваше в его и вашей экспедициях весьма разны и один от других нимало не зависимы, но тем не меньше обстоятельства дел, польза службы нашей, которая обоим вам всегда равный предмет и временная иногда деликатность взаимных ваших позиций, требуя непрестанного между вами сношения, могут также в случаях нужды требовать и согласного вашего на время к одному концу действия и взаимной друг другу помочи. Мы твердо надеемся, что вы во всем том, сами собою ничего упускать не будете, равномерно не можем иметь ни малейшего сомнения, чтоб и адмирал Спиридов не соответствовал вам, как ему о сем, по следующему здесь для известия и руководства вашего экстракту инструкции его, и точное повеление наше дано.

В самом начале сей инструкции видели уже вы, что главная всему нашему плану цель состоит в поднятии на турков подвластных им греческих и славянских народов, следовательно же и долженствуют уступать оной первое место все другие побочные предприятия, а как экспедиция ваша принадлежит натурально в число сих последних, первым же предметом есть и всегда долженствуют быть сухопутные операции нашего генерал-поручика графа Орлова, при подкреплении с моря эскадры адмирала Спиридова, которая единственно к тому назначена, то и можете вы из того далее заключить, что когда ему с своей стороны в произвождении главного предмета надобно будет по временам употреблять ласку, увещевания и другие скромные способы, вам напротив надобно будет ничего такого предпринимать, чтобы его мерам сколько ни есть опорствовать и препятствовать могло; Мы в сем случае особливо разумеем всякое от вас иногда где либо на твердой земле с берегу, или же на котором либо из Архипелагских островов, удобным и возможным усматриваемое скорое и сильное предприятие и покушения, но опасения дабы разным с двух сторон поведением там, где одинакому быть надобно, не умножать самим себе напрасных трудов и забот и не остановлять сухопутных операций, чего ради и рекомендуем вам единожды навсегда содержать с графом Орловым частое и точное сношение, дабы вы его мерам по возможности содействовать могли, а особливо по незнанию видов его и положения дел на сухом пути, не предприняли чего оным противного и предосудительного.

Употребление арматоров или каперов противу мореплавания неприятеля, относясь к пользе и вреде от оного происходящих к христианским народам тамошней стороны, потому самому и касается до тех мер и распоряжений, которые от нас поручены нашему генерал-поручику графу Орлову, а вследствие того по пункту действительного употребления оных и надобно вам будет поступать и следовать по его советам и требованиям.

На чрезвычайные расходы определили мы вам 200 000 руб., которые имеете вы принять здесь на месте в червонных от нашего генерал-прокурора князя Вяземского, считая каждый червонный по 2 рубля 65 копеек.

Переход эскадры Д. Эльфинстона также оказался очень сложным. В финских шхерах разбилось вспомогательное судно «Чичагов». Линейный корабль «Тверь», потеряв грот-мачту, вернулся в Ревель. На некоторых кораблях появилась течь. Так, на флагманском корабле Эльфинстона «Не тронь меня» уровень воды в трюме достиг 5 футов, а на «Саратове» — 9 футов! Более того, уже в Копенгагене Д. Эльфинстону пришлось заново переконопатить суда. В итоге только с 23 декабря 1769 г. корабли начали прибывать в Портсмут (последний пришел 19 января 1770 г.), где сразу же становились на серьезный ремонт. О всех масштабах проблем, с которыми столкнулась эскадра Эльфинстона, емко повествует в своих записках СП. Хметевский. По его словам, «будучи в пути, претерпевали от великих штормов, стужи, морозов, снегу и дождя, и сыростей великие беспокойства и несносности… Корабль Саратов в великий шторм на английских банках имел на носу великую течь, которая была больше ста дюймов, выливали как в помпы, так кому только и чем удалось, ушатами, ведрами, чашками и мисками, одним словом сказать, были в отчаянии от своей жизни, но по счастью ветер стал тише».^{1178}

Донесение командира корабля «Не тронь меня», капитана С.П. Хметевского контр-адмиралу Д. Эльфинстону от 18 октября 1769 г.^{1179}

В. П. доношу: сего октября 14 дня при унтер-зейле WtZ ветре против острова от Эзеля по счислению мыс Гаривол NO 71°00' в расстоянии с 10¹/₂ миль немецких, в начале 1-го часа как начал ветер усиливаться, то воду из корабля от 27 дюйм выливать начали и продолжалось оное не убавливаясь до 5-го часа, а как стал ветер унтер-зейль крепкий, то рапортовал унтер-офицер Кочетков, который к той воде определен, на шканцы, что оной прибыло до 40 дюймов, для чего к шпуль-помпам прибавлено выливать и кетенс-помпы и послан мичман Милюков, чтоб оную воду смерил, который рапортовал, что воды в льяле 50 дюймов, на что послан от меня был капитан-лейтенант Жемчужников, но и он об оной воде донес, что воды нашел 61 дюйм. И так оная вода присмотрена, что корабельными боками и в порты, где только железные боуты или гвозди, в тех местах проходила; да сыскана же не малая течь в носу за крюйт-камерой в 2-х местах под чиксами, да и палубами течет так, что от подаваемой воды с носу усмотрено в крюйт-камеру, в пазы палубные, течь сквозь подбитую парусину пробиралась. И так оная течь при всех стараниях не могла умалиться, как и В. П. словесно от меня донесено, что и сами изволили присмотреть; но как при повороте на NOtN безотхотно всеми помпами и из нижней палубы во многие ведра и кадки выливали, течь хотя и стала умаляться из корабля, только не более в вахту как 2 дюйма. Того 15 числа в 9 часу стали переправлять помпы, то примечено не более как ¹/₄ часа 10 дюймов, а напоследок стал быть и ветер несколько против прежнего тише, но токмо 16 числа по полудни в ¹/₂ 3 часа по вылитии воды из корабля осталось 8¹/₂ дюйм, а в 4 часа стало 19 дюйм. И так полтора часа прибыло 10¹/₂ дюйм, от которых стали выливать, а в 6 часов опять явилось в корабле 20 дюйм и как ветер стал тише, то примечено в корабле воды прибавлялось в час по 4 дюйма, тако ж и при маловетрии по выливании воды прибывает по 3 дюйма в час. И так в рассуждении великой течи корабля, что во время великого волнения примечено расходятся пазы и позади обшивных досок проходит великая течь, в дальний вояж без осмотра и починки идти весьма опасно, и все оное присмотрено имеющимися на порученном мне корабле штаб- и обер-офицерами, и на все оное требую от В. П. резолюции.

Прибыль воды, на которую здесь жалуются, происходит, как он думает, от того, что порты нижних деков не были снаружи проконопачены, а рукава нижнего дека, чрез которые вода должна выходить из судна, а не попадать в него, сделаны не из кожи, как это следовало, а из парусины. Не было также таких кожаных рукавов- и снаружи дека, где установлены помпы. Он не сомневается, что такая течь в корабле происходит от дурной конопатки, так как все делалось второпях, а следовательно и дурно (курсив наш. — Авт.).

Мнение это подтверждается тем, что при положении якоря у острова Драко, в продолжении часа, воды прибыло всего три дюйма. И эта прибыль произошла, вероятно, от течи в подводной части корабля, потому что корабль тогда, по причине сильного ветра, находился в большем движении, чем в море.

Постоянные жалобы, произносимые публично на шканцах, по поводу валкости корабля и его неспособности к дальнейшему плаванию, имеют дурные последствия для службы Государыни и только лишают бодрости экипаж, что недостойно хороших офицеров и верных подданных.

Русский посланник в Копенгагене М.М. Философов, уже весьма критически охарактеризовавший состояние эскадры Спиридова, соединению Д. Эльфинстона дал еще более жесткую оценку: «По несчастию, наши мореплаватели в таком невежестве и в таком слабом порядке, что контр-адмирал весьма большие трудности в негодованиях, роптаниях и беспрестанных ссылках от офицеров на регламент находит, а больше всего с огорчением видит, что желание большей части офицеров к возврату, а не к продолжению экспедиции клонится, и что беспрестанно делаемые ему в том представления о неточности судов и тому подобном единственно из сего предмета происходят».^{1180} Не менее критические замечания сделал и сам Д. Эльфинстон.

Из материалов о состоянии эскадры Д. Эльфинстона

1. Перевод с письма контр-адмирала Д. Эльфинстона графу Н.И. Панину от 21 августа 1769 г.^{1181}

Вчера, по прибытии моем в Кронштадт, я застал все суда далеко не готовыми, не только в отношении такелажа, но, что меня особенно поразило, они не были вовсе снабжены провизией, несмотря на приказание, отданное мною именно по этому предмету при отъезде моем из Кронштадта 7-го числа текущего месяца. Это вынудило меня отдать каждому капитану другой приказ, копию с которого и имею честь вам представить. Причина, почему представляю эту копию В. С. та, что все капитаны (кроме командира корабля Тверь, которого нет в Кронштадте) очень не довольны резкостью, с которой написан приказ, а следовательно и мною. Такой строгий приказ казался мне положительно необходимым, как для пользы службы Е. И. В., так и для выполнения моих обязательств и оправдания принесенной мною присяги служить нашей Всемилостивейшей Государыне по мере моей способности. Подобные приказы очень часты в английской морской службе, где не было примера, чтобы капитаны оспаривали приказания командующего офицера…

2. Перевод письма контр-адмирала Д. Эльфинстона графу Н.И. Панину из Копенгагена от 21 ноября 1769 г.^{1182}

Я лишен нахожусь удовольствия, которое я возымел бы донесть В. С. о прибытии сюда военных кораблей Святослава и Африки, если б нашел я первоупомянутый в состоянии к предприятию со мною похода, а по нынешнему оного оказательству и по рапортам капитана и не могу подумать, чтоб подвергнуть 700 человек Е. И. В. подданных и толь изрядный корабль опасности потопления; я того ж нахожусь мнения, о котором я представлял, когда я с начала помянутый корабль в Кронштадте видел, что на оном ни одного такого офицера нет, который бы земаном находился; да и корма с оного не сбавлена, так как о том соглашенность была при В. С. в Царском Селе, но ныне находится она столь же высока, как и прежде была, а снят только капитанский ют и оставлены 2 малые каюты в том месте, которое никакой перемены не делает в вышине корабля; в между многими другими жалобами капитан предъявляет, что адмирал Нагаев отнюдь не хотел принимать от него никакого представления, касающегося до неспособного ходу оного корабля и многих других вещей, но принудил его отправиться прежде, нежели он мог запастись водой, так, что когда он в море выступил, имел он на корабле более 100 пустых бочек; все на нем снасти весьма малы, подъемные гнезда для содержания топ-мачты не более суть тех, которые на 28 тонном английском фрегате находятся. Я ж, усмотря, что нижние на оном райны несли по крайней мере 6-ю футами ниже надлежащих мест, спрашивал о причине того, на что сказали мне, что паруса очень малы, хотя нижние мачты и 4-мя футами покорочены были в Ревеле; какие же имели быть на нем паруса прежде того? А хотя оный корабль мачтами весьма и не отягощен, но больше кажутся они быть новые, однако ж капитан сказывает, что при полных топ-парусах главные его в корабль входы в воде находятся, а дабы В. С. дальними еще жалобами не утрудить, то оные прекрати, доношу, что как скоро помянутый корабль до 23 футов воды привесть можно будет, то лоцманы оный на руки свои примут и проведут пониже Копенгагена. Я был на оном корабле и приказал свежую и соленую воду из бочек вылить, а пушки и ядра вперед перенесть, дабы килем корабль по воде ровно плыл, и если сие не поможет, то должно будет нанять суда для выгрузки запасов из заднего трюма, а сколь скоро оный корабль на Копенгагенский рейд приведен будет, то и паки на оный поеду и увижу можно ль будет с ним что-нибудь сделать; если только в состоянии будем его в Англию привесть, В. С. может уверены быть, что ничто с моей стороны оставлено не будет в том, что касается до соблюдения кредита российского флага, о чем я крайне усердствую и в великом по оному беспокойстве нахожусь.

Корабль Африка потерял 2 якоря и 2 каната, а капитан с него рапортует, что новые канаты гнилы, которое обстоятельство меня встревожило в рассуждении прочих кораблей, на что приказал я оному кораблю дать один канат и один якорь с корабля Надежда, потерю Чичагова не могу я чему либо приписать, как крайнему небрежению и оплошности в высматривании пути; нельзя было им не видеть того тракта, которого я избегал, а Гогланд они еще того ж вечера благополучно миновали, и если бы они непрестанно глубину свинцом измеряли, то б погода не могла их на мель навесть. Г. Философов доносит В. С. о полученных им из Швеции известиях, что один военный корабль о 64-х пушках у Гогланда в крайнем находится бедствии, и я опасаюсь, что не именуется ли Тверь, который с самого начала похода завсегда вне станции своей держался и никогда не слушался моих сигналов. Я принужден был одиножды по нем 2 пушечных выстрела учинить, но оные за дальним его расстоянием и по наступлению ночи в него не попали; а хотя командор Барш и объявил мне, что если я его с собой не возьму, то он протестует против того, чтоб ему одному ехать, однако ж я подумать не могу, чтоб мне способный потерять случай к продолжению моего пути с имеющимися при мне кораблями, или подвергнуть себя опасности задержанным быть льдом, а если усмотрю, что вышепомянутый корабль в состоянии за мною следовать, то откомандирую я на оный доброго лоцмана с таким приказанием, чтоб он к Портсмуту или Плимуту пристал, в таком случае, если услышит, что я в котором нибудь из английских портов нахожусь, а инако следовал бы он прямо к Гибралтару для получения дальнего приказа.

3. Выписка из письма контр-адмирала Д. Эльфинстона графу Н.И. Панину из Портсмута от 11 января 1770 г.^{1183}

Со времени прибытия Святослава, Саратова и Надежды в Спитгед и Африки в Ширнес я узнал из подданных командирами рапортов, что суда очень пострадали от непогоды в Северном море.

[В предыдущем письме, без означения года и месяца, Эльфинстон описывает подробно переход свой от Копенгагена до Спитгеда, во время которого все суда его эскадры, пройдя Скаген, с ним разлучились, и только по временам ему удавалось видеть некоторые из них, большей частью терпящие бедствия. Причину разлучения с ним судов Эльфинстон приписывает тому, «что почти никогда не следят за моими сигналами; если бы следили за ними с самого нашего ухода, то без сомнения все были бы со мною. Мысль о плавании в неизвестных им морях страшит их, особенно в это время года; ни офицеры, ни матросы не могут выносить холода, потому что носят перчатки; а когда им приходится подниматься на мачты, то они теряют способность владеть руками. Я ничем не в состоянии лучше доказать свое усердие к службе Ея Величества, как продолжая плавать на Не тронь меня, после того, как он, по донесениям командира, 14 раз ударялся о грунт, что внушает офицерам и команде постоянные опасения на счет крепости корабля. Пользуясь тем, что мы находимся в порте, где можно осмотреть подводную часть корабля, мне кажется, следует это сделать. Прошу Е. И. В. быть уверенной в том, что я сделал все возможное в силах офицера, но против меня были и ветер и море, и я могу уверенностью сказать, что боролся с ним. Датчане, считающие себя лучшими моряками, чем русские, не осмеливаются делать военного перехода с такими большими судами даже в лучшее время года…».]^{1184}

По рапортам здешних мастеров, все суда, суда кроме Святослава, необходимо ввести в док; г. Гордон, произведенный мною в лейтенанты и взявшийся, в качестве лоцмана, провести Святослав, доносит, что этот корабль не может продолжать плавания в настоящем его положении и что это почти чудо, как он дошел сюда. Найдя мою эскадру в таком дурном состоянии, я просил г-на Мусина-Пушкина приехать в Портсмут, чтобы заручиться его согласием на все, что я предполагал делать с эскадрой. Он сделал мне эту честь и я во всем обязан его содействию. Нет никакой цели отправлять Святослав в дальнейшее плавание в настоящем его положении; на нем нет морских провизии и едва ли найдется хотя бы один годный блок, почему я предполагаю переделать его, сохранив его три дека, заменив его железный балласт, как я это сделал на остальной эскадре, убавив… и поставив, для облегчения, его 18-фунтовые пушки со среднего дека на Не тронь меня, а пушки с Не тронь меня на Святослав, так как он не может выдержать сотрясения от единорогов. Когда эти перемены будут сделаны на Святославе, он будет по всей вероятности, единственным кораблем, на который я могу хотя несколько положиться; следовательно я посмотрю, что будет можно с ним сделать и подниму на нем свой флаг. Чтобы облегчить Саратов и Не тронь меня, при проходе через Атлантический океан, я помещу также на него возможно более припасов. В одном из моих писем из Копенгагена я писал, что не хотел бы переделывать Святослав без особого на то повеления Государыни. Тем не менее, я решился приступить к этому, как к единственному средству сделать его полезным. Я приказал осмотреть помпы на кораблях; они оказались в очень дурном состоянии; отверстия в них слишком узки, что и было причиной такой быстрой прибыли воды; я приказал потому поставить помпы новой конструкции, которые вводятся на английском флоте. Эти новые помпы, при 14. чел. рабочих, выкачивают в одну минуту по две бочки воды, и я надеюсь, что со временем, они принесут громадную пользу при выкачивании воды из каналов в Кронштадте и из камелей в Петербурге; исправляются они очень легко и скоро. Весь испорченный на Саратове порох, кроме нескольких бочонков, будет заменен порохом с Северного Орла. По словам английским мастеров, на Саратове надо сделать новые гасписы… Я боюсь, что Саратов и Не тронь меня, по крайней мере последний, потребуют, для своего усиления, топ-ридерсы под орлоп-дек и других подкреплений…

Св. Павел пришел в Плимут, имея 30 чел. больных, а вчера в Спитгед пришли суда Провидение и Нанси, не имея ни одного больного, что можно приписать особой заботливости офицеров о хорошем содержании и поддержании чистоты между людьми. По недостатку именно этой заботливости Святослав и Саратов потеряли так много людей. На Не тронь меня более тесное помещение и, несмотря на это, пропорции больных и умерших на нем, в сравнении с таковыми на Святославе и Саратове относятся как 1:12. Я приказал Св. Павлу присоединиться ко мне, чтобы иметь всех на виду. Опасаюсь, не пришлось бы мне идти в Ширнес из-за Африки, командир которой не может обойтись без посторонней помощи…

4. Письмо Д. Эльфинстона графу Н.И. Панину от 21 января 1770 г.^{1185}

…А людей распределил по эскадре, где довольно места по случаю отосланных в госпиталь больных, число которых равняется теперь 360. Большинство из этих больных — выздоравливающие, и, вообще, они поправляются скорее, чем я того ожидал. Дурное состояние судов послужило им благоприятным обстоятельством, потому что, если бы мы продолжали плавание не останавливаясь вовсе, пришлось бы оставить несколько кораблей для укомплектования их людьми. Хотя я и назначил Северный Орел под госпитальное судно, но я считаю его наилучшим из наших фрегатов и рассчитываю употребить его при случае. Чтобы облегчить его, на нем убавили мачты и реи. Вся носовая обшивка у Саратова сгнила и удивительно, как он не пошел ко дну. Весь порох на нем испорчен, кроме 78 бочонков; в таком же состоянии четвертая часть пороха на Не тронь меня. Так как мелкие суда будут полезнее в Архипелаге больших судов, то я нанял с согласия г. Мусина-Пушкина, транспортное судно, предложенное в Гавре, которое выполнит те цели, о которых я упоминал в предыдущих письмах, нанося чувствительный вред неприятелю; я бы желал достать еще таких судов…

На случае же с линейным кораблем «Тверь» необходимо остановиться отдельно. Будучи совсем новым (спущен в 1765 г.), этот корабль 13 октября во время шторма на Балтике получил повреждения грот-мачты и, отделившись от эскадры, отправился обратно. На следующий день у него сломались и упали в море фок-мачта и грот-мачта и треснула бизань. «Тверь» едва дошла до Ревеля. Корабль отремонтировали, но вскоре выяснилось, что он не в состоянии плавать даже в прибрежных водах Балтики. В 1776 г. корабль был разобран в Кронштадте. Этот пример хорошо иллюстрирует качество кораблей, которые строились в начале царствования Екатерины. Кстати, все корабли постройки до 1761 г. вообще по ветхости не могли идти в Средиземное море. Кроме того, виноватым в поломке мачт оказался и командир «Твери», что отражало ситуацию и с личным составом русского флота. В итоге, капитан П.А. Игнатьев был предан военному суду и присужден к лишению чинов за дурное утверждение мачт, а равно и за то, что не употребил всех средств, чтобы идти под фальшивым вооружением в Копенгаген. Но Екатерина II смягчила его участь и только отставила от службы.

Между тем, в конце января 1770 г. первая эскадра уже открыла военные действия: в частности, адмирал Г.А. Спиридов подошел к берегам полуострова Морея и 17 февраля в бухте Виттуло высадил два десантных отряда (капитана Баркова и князя П. Долгорукова). С помощью восставших греков они овладели крепостями Мистрас и Аркадия. Восстание в Морее начало разрастаться.

Тем временем, в связи с очевидной необходимостью обладания надежной гаванью для флота, Г.А. Спиридов и генерал-майор Ф.Г. Орлов, представлявший А.Г. Орлова, предприняли попытку завладеть крепостью Корон. 1 марта у нее был высажен десант и началась осада. Однако внезапности уже не получилось, и турки успели перебросить туда подкрепления. У Г.А. Спиридова же катастрофически не хватало сил.

Тогда в рамках выполнения той же задачи Г.А. Спиридов и Ф.Г. Орлов решили попытаться стремительным броском захватить Наварин, что и удалось осуществить благодаря скоординированным действиям десантного отряда П. Долгорукова и отряда кораблей бригадира морской артиллерии И.А. Ганнибала. После краткосрочной осады 10 апреля 1770 г. комендант сдал крепость, опасаясь штурма. Это был важный успех, поскольку русский флот в Архипелаге получил удобную гавань.

Прибывший к эскадре А.Г. Орлов, видя бесперспективность осады Корона, свернул ее в середине апреля, но взамен бросил силы на взятие другой крепости — Модон, хотя в этот момент были уже очевидны как нехватка русских сил, так и ненадежность греков.

Тем временем, обеспокоенное действиями русского флота и десантных отрядов в Морее турецкое правительство поспешило снять часть своих войск с Дунайского театра и перебросить их в Средиземноморье. Одновременно к берегам Морей подошел турецкий флот. В итоге турки постепенно справились с восстанием и, ограничив владение русских городом и портом Наваринским, собрали значительные сухопутные силы в Модоне. По прибытии же флота в Наполиди-Романью предполагали направить его вокруг Морей для удара по Наварину, с одновременной атакой его и с суши.^{1186}

Выяснив, что русская эскадра в Наварине имеет только 5 линейных кораблей, фрегат и несколько мелких судов, командующий турецким флотом немедленно оставил Наполи-ди-Романью, в полной надежде напасть на русскую эскадру врасплох, во время амбаркации больных и раненых, а также орудий и артиллерийских припасов, которые были свезены в Наварине на берег.^{1187} Таким образом, план турок был неплохо продуман.

Но выйдя из Наполи-ди-Романьи, Ибрагим-Хасан-паша встретил пришедшую, наконец, в начале мая в Архипелаг эскадру Д. Эльфинстона. И турецкий командующий, по всей видимости, растерялся. Он стал подозревать, что ему изменили лазутчики, дав ложные известия о русском флоте. Принимая фрегаты и транспорты Эльфинстона за линейные корабли, он был уверен, что шпионы обманули его также и насчет русской эскадры. В результате, С.К. Грейг писал, что это обстоятельство, а не проведенная Эльфинстоном 16 мая 1770 г. атака турецкой эскадры, вероятно, и было причиной внезапного отступления Ибрагим-Хасан-паши в Наполи-ди-Романию.^{1188}

Что же касается самих событий 16 мая 1770 г., то они происходили так: Эльфинстон, обнаружив противника и будучи на ветре, без каких-либо перестроений, с ходу атаковал турецкую эскадру, которая, как было сказано выше, стала отходить под защиту крепости Наполи-ди-Романья. Русские последовали за ней, ведя непрерывный огонь. Но вскоре ветер стих, и турки с помощью гребных судов сумели оторваться от русских.

^{Фрагмент плана боя эскадры Д. Эльфинстона в заливе Наполи-ди-Романья}

На рассвете 17 мая все турецкие корабли были уже под защитой береговых батарей Наполи-ди-Романьи и стояли на шпрингах бортами к эскадре Эльфинстона. Последняя же, построившись в линию баталии, направилась к туркам, но, когда противники уже открыли огонь, ветер вновь стих, и русские корабли стало течением прижимать к внутренней части залива. Заметив это, Эльфинстон приказал выйти из залива, но корабли уже потеряли ход. Пришлось стать на якоря и шпринги и, развернувшись к неприятелю бортами, продолжать сражение на дистанции предельного выстрела, что, кстати, во многом и спасло русскую эскадру. Увидев, что у Эльфинстона всего 3 линейных корабля, Ибрагим-Хасан-паша решил атаковать его, но наступивший штиль задержал атаку.

Тем не менее, как только снова установился ветер и русские корабли, обрубив якорные канаты, стали уходить из залива, турки последовали за ними, но при выходе обнаружили, что Эльфинстон серьезно усилился подошедшими кораблями Г.А. Спиридова. В итоге турки снова отошли.

Русская эскадра в боях при Наполи-ди-Романьи 16–17 мая 1770 г.

Корабль	Вооружение	Командир	Потери
Линейный корабль «Святослав»	80 орудий	Капитан 1 ранга С.П. Хметевский	5 убитых и 2 раненых
Линейный корабль «Не тронь меня»	66 орудий	Капитан 1 ранга П.Ф. Бешенцев	1 пробоина, 1 убитый и 1 раненый
Линейный корабль «Саратов»	66 орудий	Капитан бригадирского ранга И.Я. Барш	2 пробоины
Фрегат «Надежда»	32 орудий	Капитан-лейтенант А.Т. Поливанов	—
Фрегат «Африка»	32 орудия	Капитан-лейтенант М. Клеопин	—

Появление же Г.А. Спиридова было вызвано следующими обстоятельствами. Уже в начале мая, сознавая неудачу своих действий в Морее (осада Модона провалилась, турки накапливались против Наварина, а восстание греков шло на убыль) и понимая, что без победы над турецким флотом ее не отрежешь от Турции, А.Г. Орлов сам было собрался искать флот турок, однако, узнав о приходе Эльфинстона и о высадке им привезенных войск в Рупине, откуда они не могли сами добраться до Наварина, поменял решение: теперь уже Г.А. Спиридов с линейными кораблями «Св. Евстафий Плакида», «Св. Иануарий», «Трех Святителей» и «Европа», а также фрегатом «Св. Николай» должен был забрать высаженные войска, после чего, соединившись с Д. Эльфинстном, найти турецкий флот и дать ему бой. Иными словами, наконец-таки было выбрано правильное направление дальнейших действий. Но опять, к сожалению, без концентрации всех сил.

Между тем, события 16–17 мая 1770 г. у Наполи-ди-Романьи показали два важных момента. Во-первых, что турки, мягко говоря, не слишком верят в себя, а во-вторых, что артиллерийский огонь их кораблей по-прежнему малоэффективен. Так, участник указанных событий, командир линейного корабля «Трех Святителей» капитан 1 ранга С.П. Хметевский отмечает, что турецкая артиллерия была «неисправна» и «с многими недостатками». Описал он и особенность турецкой стрельбы: «палят не часто и не горизонтально, и больше бьют по стеньгам, нежели в корпус корабля».^{1189} Правда, сбить ни одной стеньги в эскадре Эльфинстона они так и не смогли.

Подводя же общий итог, укажем, что, вступив в бой с превосходящими силами противника, Д. Эльфинстон поставил под угрозу судьбу всей экспедиции. И хотя он сумел своевременно выйти из залива, его соединение могло понести серьезные потери: турки имели 10 линейных кораблей и 5 фрегатов. Только своевременное прибытие Г.А. Спиридова спасло положение. Вышедший из залива Ибрагим-Хасан-паша, обнаружив, что Д. Эльфинстон заметно усилился, не решился продолжать атаку.

Эти события продемонстрировали, насколько важна координация в управлении. Авантюра Д. Эльфинстона едва не поставила точку на экспедиции. Однако нельзя не отметить и того, что действия английского контр-адмирала на русской службе развалили турецкий план и серьезно подорвали боевой пыл турок.

Между тем, турки стали уходить в Эгейское море.Объединенная русская эскадра предприняла преследование, которое 24 мая вылилось в районе острова Специя в погоню. Корабли контр-адмирала Д. Эльфинстона, вышедшие недавно из дока и еще не обросшие, на значительное расстояние опередили корабли адмирала Г.А. Спиридова. Сверх того, Григорий Андреевич около 2 ч пополудни, несмотря на то, что неприятель был еще далек, сделал своей эскадре сигнал построиться в линию баталии, отчего она существенно отстала от эскадры Д. Эльфинстона. И хотя Спиридов и продолжал спускаться, но, потеряв столько времени на построение линии и по причине стихавшего ветра, ни один из его кораблей не мог подойти к неприятельскому флоту. В то же время Д. Эльфинстон повторил своей эскадре сигнал общей погони, вследствие чего передовые его корабли «Саратов» и «Не тронь меня» около 6 ч вечера подошли к неприятелю и вступили в бой с пятью турецкими кораблями, хотя и на слишком дальней дистанции. Желая сблизиться с ними, они продолжали нести всевозможные паруса, однако ветер в это время начинал стихать, а спустя полчаса после начала боя почти и вовсе прекратился. Погоня закончилась. Турки же, воспользовавшись штилем, отбуксировали свои корабли галерами и гребными судами.

Из воспоминаний участника событий о погоне за турецким флотом у острова Специя^{1190}

Около 10 часов утра… между островом Ydra (видимо, Гидра. — Авт.) и материком были усмотрены корабли противника, и адмирал Эльфинстон поднял сигнал общей погони; сигнал этот он затем повторял еще два раза, но, видя, что на первой эскадре на него не обращают никакого внимания, он послал к адмиралу Спиридову офицера и приказал доложить, что если он со своей эскадрой не начнет немедленно же спускаться на неприятеля, то до наступления темноты им не удастся принудить противника к бою. Вместе с тем он продолжал гнаться за турками, неся все возможные паруса, и около 4 часов пополудни наши головные корабли Саратов и Не тронь меня открыли огонь по неприятелю, в строю одной кильватерной колонны уходившему на север. Турки отвечали, но расстояние было еще слишком велико, и адмирал Эльфинстон послал приказание своему авангарду прекратить огонь, пока он не сблизится с противником до дистанции действительного выстрела. Около 6 часов вечера наши бомбы стали ложиться среди неприятельских кораблей, и в турецком флоте началось замешательство. Вскоре после этого флагманский корабль капитана-паши принужден был на буксире галер спуститься за линию; другой большой корабль и три меньших… поставив все паруса, какие можно было нести, стали быстро уходить на север; остальные суда эскадры также последовали их примеру.

Около 7 часов вечера заштилело. Эскадра Спиридова была далеко позади; если бы она не задерживала нас, то наш соединенный флот вероятно делил бы уже теперь между собою призы, так как турки (около 23 вымпелов) по-видимому не имели серьезного намерения драться…

В итоге турецкая эскадра сумела уйти. Отсутствие единоначалия, разное состояние корпуса русских кораблей, стремление Г.А. Спиридова действовать строго в рамках обозначенной в Морском Уставе^[159] тактической доктрины привели к конечной неудаче погони за турками. Хотя стоит отметить, что в военно-морском искусстве европейских флотов уже имелся достаточно эффективный прием погони за отступающими эскадрами противника: английский флот, в частности, проводя погоню без соблюдения строя, в итоге догонял противника и, атакуя с двух сторон, заставлял того вступать в бой в невыгодной ситуации (оба сражения у мыса Финистерре в 1747 г. и сражение в Киберонской бухте в 1759 г.). По всей видимости, именно так и пытался действовать Д. Эльфинстон, но не был поддержан. Впрочем, справедливости ради, русский флот практически не имел еще опыта борьбы с флотами противников.^[160]

Русская эскадра вернулась к Морее. У острова Специя командование принял А.Г. Орлов, который еще 23 мая взорвал наваринские укрепления и вышел на соединение к Г.А. Спиридову и Д. Эльфинстону. Так закончилась Морейская экспедиция. Несмотря на яркое начало, ее итоги оказались печальными, а все завоевания потерянными. А.Г. Орлов обвинил в этом исключительно греков, но причины неудачи были намного глубже. Их в целом вполне справедливо отметил М. Мазюкевич: «Главной причиной бесплодности этих действий надо искать в том, что восстание греков не было поддержано достаточными силами, а ополчившиеся греки не получили должной организации. Время же, потерянное вследствие долгого пребывания нашей эскадры в Порт-Магоне, дало туркам возможность усилиться на полуострове Moрея…».^{1191} Не менее важно и замечание Н.Д. Каллистова о том, что начинать действия на суше, не обеспечив их должным образом с моря, было главнейшей ошибкой А.Г. Орлова. Наконец, была и еще одна причина неудачи: слишком уж распыленной оказалась деятельность русских в Морее. А ведь Екатерина II даже в письмах к А.Г. Орлову указывала на необходимость концентрации усилий, на необходимость сначала укрепиться на берегу и не подвергать опасности своих ничтожных сухопутных сил, пока не образуется масса местного ополчения.^{1192} В частности, она писала: «Моя мысль есть, чтоб вы старались получить порт на острове или на твердой земле и, поколику возможно, удержать оный. Сказав вам сие, признаюсь, что имею два вида: один тот, чтоб вас, пока ваша куча незнатно умножится, с малым числом не подвергать опасности, второй, что хотя б и ничего не сделали, то бы тем самым мы много для предусмотрели, если б доставили России в руки порт в тамошнем море…».

^{Схема второго боя у мыса Финистерре 14 октября 1747 г. Отказ от линии позволил тогда английской эскадре Э. Хоука не только догнать французскую, но и полностью разбить последнюю}

^{Граф А.Г. Орлов-Чесменский. Генерал-аншеф. С портрета Тоунлея}

Однако все указанные ошибки все же зависели от просчета, изначально заложенного Петербургом в организацию всей экспедиции в целом: при явном недостатке выделенных сухопутных сил неправильно построили и действия флота. Петербург запланировал как широкие действия против берега, так и борьбу на торговых путях без обеспечения господства на море (то есть при условии сохранения у турок всего их многочисленного флота и возможности его свободного использования), хотя первые при этом были практически невозможны, а вторая — крайне затруднительна. При этом и без того немногочисленные силы русского флота еще и раздробили, а четкую координацию так и не создали. Как следствие, турецкий флот, на который не обращали должного внимания, смог сконцентрировать свои силы в серьезный кулак, создав прямую угрозу эскадре А.Г. Орлова и едва не покончив с эскадрой Д. Эльфинстона.

Однако, несмотря на свой бесславный конец, основную задачу Морейская экспедиция, пусть и на время, выполнила: турки вынуждены были перебросить в Грецию часть войск с других фронтов. Сосредоточился у берегов Греции и турецкий флот, чем оставил без надлежащего внимания происходящее на Азовском море.

Итак, 11 июня А.Г. Орлов принял командование объединенной русской эскадрой. Увиденное настолько поразило его, что он адресовал Екатерине II следующие строчки: «Командиры между собой в великой ссоре, а подкомандные в унынии и неудовольствии».^{1193} К тому же больных на обеих эскадрах было до 500 человек. В результате, как А.Г. Орлов писал императрице 20 июня 1770 г.: «Для пресечения многих недоразумений и великого числа в обеих эскадрах непорядков, для приведения к одной общей цели обеих эскадр, для сохранения дисциплины и для отвращения уныния и неудовольствия с общего согласия принужденным нашелся взять команду над обеими эскадрами, поднять кейзер-флаг и отдать приказ повелительный, чтобы все слушались того корабля, на котором я».

О дальнейших задачах русской эскадры на Средиземном море граф Орлов в своем донесении в Петербург писал следующее: «Ежели Богу угодно будет сокрушить флот неприятельский, тогда статься станем и употребим всю возможность опять союзно действовать с обитающими народами под державою турецкою в той стороне, где будет способнее… Если флот победит, тогда и денег не надобно будет, ибо будем господами всего архипелага и постараемся оголодить и Константинополь… В случае же несчастного сражения морского или пребывания турецкого флота в благополучном состоянии в тех морях надежды не имею остаться зимовать в островах архипелагских и думаю, что принужден буду возвратиться в Средиземное море».^{1194} Таким образом, как справедливо отмечает Н.Д. Каллистов, русскому флоту в Архипелаге предстояла задача, которая при посылке ему совершенно не ставилась, но «сама природа морской войны» заставила А.Г. Орлова искать боя с турецким флотом, от которого теперь зависела судьба всей Архипелагской экспедиции.^{1195}

После объединения первой и второй эскадр русский флот на Средиземном море представлял довольно серьезную силу: 9 линейных кораблей, 4 фрегата,^[161]бомбардирский корабль и до 17 вспомогательных судов. 11 июня 1770 г. русские корабли направились к острову Парос в Эгейском море с задачей найти и уничтожить неприятельский флот.

23 июня турецкий флот был обнаружен у Чесмы и уничтожен в сражениях 24–26 июня 1770 г., что не только стало поворотным моментом для Архипелагской экспедиции русского флота, но и очень существенно сказалось на ходе всей Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. (хотя потенциал июньского разгрома турок был при этом далеко не полностью использован Россией). Более того, велико было значение двух сражений у Чесмы и для русского флота в целом.

^{Карта Хиосского сражения 24 июня 1770 г. Хорошо видно, что атака турецкого флота проведена русской эскадрой практически под прямым углом к ней. Из фондов РГАВМФ}

^{Линейный корабль турецкого флота. Европейский рисунок конца XVIII в.}

^{Турецкий линейный корабль «Родос». Вид спереди. ЦВММ. Фото автора}

Так, Хиосский бой 24 июня стал для него первым крупномасштабным боем корабельных сил, причем русская эскадра решилась в нем на атаку противника, занимавшего выгодную позицию да еще и значительно ее превосходившего. В частности, против 16 линейных кораблей, 6 фрегатов и 50 мелких судов,^[162] бывших у турок под командованием Ибрагим Хасан-паши и Хасан-бея Джезаирли, А.Г. Орлов и Г.А. Спиридов имели только 9 линейных кораблей («Европа», «Св. Евстафий Плакида», «Трех Святителей», «Св. Иануарий», «Трех Иерархов», «Ростислав», «Не тронь меня», «Святослав» и «Саратов») и 3 фрегата («Надежда», «Африка», «Св. Николай»). Правда, по мнению ряда исследователей,^[163] у русских имелась возможность атаковать противника сразу после обнаружения, когда он еще не занял позиции, что принесло бы им колоссальные выгоды. К оценке этого мнения мы возвратимся чуть ниже, а пока укажем только, что вид сконцентрированных на ограниченной акватории мощных сил противника (16 линейных кораблей турок против 9 своих) явно потряс русских моряков, абсолютно не искушенных еще в морских боях. А.Г. Орлов не зря писал Екатерине II: «Увидя оное сооружение, ужаснулся я и был в неведении, что мне предпринять должно». В результате нападение сходу не состоялось, а А.Г. Орлов собрал военный совет (как, кстати, и полагалось по Морскому Уставу^[164]) на котором уже пришедшими в себя участниками было принято решение об атаке турок и, благодаря Г.А. Спиридову, найден способ ее осуществления на уже успевавший подготовиться турецкий флот, причем сам способ являлся нестандартным для того времени. При его разработке явно были использованы знания о серьезных недостатках турецкой корабельной артиллерии.

Линейные силы русской эскадры в Хиосском сражении 24 июня 1770 г.

Корабль	Вооружение	Командир
Линейный корабль «Европа»	66 орудий	Капитан 1 ранга Ф.А. Клокачев
Линейный корабль «Св. Евстафий Плакида»	66 орудий	Капитан 1 ранга А.И. фон Круз; флаг адмирала Г.А. Спиридова
Линейный корабль «Трех Святителей»	66 орудий	Капитан 1 ранга С.П. Хметевский
Линейный корабль «Св. Иануарий»	66 орудий	Капитан 1 ранга И.А. Борисов
Линейный корабль «Трех Иерархов»	66 орудий	Капитан бригадирского ранга С.К. Грейг; кайзер-флаг генерал-аншефа А.Г. Орлова
Линейный корабль «Ростислав»	66 орудий	Капитан 1 ранга В.М. Лупандин
Линейный корабль «Не тронь меня»	66 орудий	Капитан 1 ранга П.Ф. Бешенцев
Линейный корабль «Святослав»	80 орудий	Капитан 1 ранга В. В. Роксбург; флаг контр-адмирала Д. Эльфинстона
Линейный корабль «Саратов»	66 орудий	Капитан 2 ранга А.Т. Поливанов (капитан бригадирского ранга И.Я. Барш был отстранен от командования Д. Эльфинстоном после боя у Наполи-ди-Романьи)

Линейные силы турецкой эскадры в Хиосском сражении 24 июня 1770 г.

Ранг корабля	Количество по С.Ю. Грейгу	Количество по наградной ведомости РГА ВМФ	Количество по Морскому Атласу	Количество по А.П. Соколову
100-пушечный линейный корабль	1	—	1	—
96-пушечный линейный корабль	1	—	1	—
90-пушечный линейный корабль	—	4	—	6 90- и 80-пушечных
84-пушечный линейный корабль	4	—	4
80-пушечный линейный корабль	1	3	1
74-пушечный линейный корабль	2	—	2	—
70-пушечный линейный корабль	1	5	1	—
60-пушечный линейный корабль	7	5	6	10

Состав и построение турецкой эскадры перед Хиосским сражением по данным С.К. Грейга^{1196}

Корабли 2-й линии	Число орудий	Корабли 1-й линии	Число орудий	Адмиралы
«Хамензей»	60	«Реал Мустафа»	84	Гассан-паша
«Барбаросена»	60	«Капитан Аллибей»	96	—
«Алли Кандиск»	60	«Патрона Реало»	84	—
«Родос»	60	«Капитан паша»	100	Капитан-паша
«Мокхин»	60	«Патрона Аукара»	84	—
«Гепулин-лаша»	60	«Мулинос Ахмет»	84	—
Название неизвестно	60	«Джафер бей»	80	Джафер-бей
Каравелла	50	«Ахмет»	74	—
Каравелла	50	«Эмир Мустафа»	70	—
Фрегат	40	«Султана»	74	—
Фрегат	40	—	—	—

Состав турецкой эскадры по отчету английского капитана С. Гудолея^{1197}

Корабль	Название	Командир
«Султаны от 80 до 90 орудий и по 800 человек на каждом»
1	«Командант»	Ибрагим, капитан-паша
2	Название неизвестно	Али-бей, вице-адмирал
3	Название неизвестно	Анарац, контр-адмирал
4	«Капитана»	Мустафа
5	«Реал»	Меленг-Ахмет
6	«Падрона»	Ахмет
«Каравеллы от 60 до 70 орудий и от 600 до 700 человек на каждой»
1	Названия неизвестны	Эмир-Мустафа
2		Халиембе
3		Барбароссой
4		Али-Кандиш
5		Мелихин
6		Мустафа
7		Гуссейн
8		Капулан-паша
9		Зефир-бей
10		Мехмет-Верди

Описание, данное С.К. Грейгом русским и турецким кораблям в Чесменском сражении

Описание кораблей русской эскадры^{1198}

1. «Европа» имеет носовую фигуру в виде льва, выкрашенную в желтый цвет. Корабль высокий, величественный. Его корма вверху закругленная и довольно высокая с одной, немного выступающей балконной галереей. Преобладающий цвет кормы — желтый, окраска квартер-дека выполнена так: основной цвет — белый, чередующийся с красным, фризы и регеля желтые, бархоуты черные. Много красивой резьбы. Флаг на флагштоке крюйс-брам-стеньги красного цвета. Топы фор и грот-брам-стеньг не выше двух или трех футов над такелажем, все с железными шпинделями. Брам-реи фор- и гротмачт составляют около V длины, применяемой в английском флоте. Брам-топенанты подняты двойные, с блоками на ноках рея и топах брам-стеньг. Во время сражения под тремя марселями внизу крепят специальную сетку, которая защищает команду от падающих частей рангоута и такелажа. Пушки чугунные.

2. «Евстафий» — не такой высокий, как «Европа». Такелаж сделан примерно таким же способом. Флагштоки такие же, как на «Европе». Имеет носовое украшение в виде мужской фигуры, выкрашенной в желтый цвет. Окраска квартер-дека: основной цвет — зеленый с чередованием желтых, красных и белых красок, бархоуты черные. Корабль имеет новые чугунные пушки.

3. «Трех Святителей» — очень величественный, большой и красивый корабль, с плавными обводами корпуса и крепким, мастерски выполненным такелажем. Брамтопенанты подняты одиночные, без блоков на брам-стеньговом топе. Флаг на флагштоке крюйс-брам-стеньги красного цвета. Носовая фигура в виде кентавра, человеческая часть имеет натуральный цвет, близкий к цвету дерева, часть лошади выкрашена в молочно-белый цвет с пышным коричневым хвостом. Фигура высокая и выдается вперед. Основной цвет квартердека — зеленый. В центральной кормовой части под кормовым фонарем идет частое чередование позолоченных резных фигурок купидонов. Кормовая галерея просторная и выступает довольно далеко. Каждый русский линейный корабль имеет три кормовых фонаря и большие символические фигуры на уровне верхней палубы в кормовой части. Корпуса ниже ватерлинии красили в основном в белый цвет, а бархоуты — в черный.

4.«Януарий» — корпус и такелаж, выполнены точно так же, как на «Евстафий». Носовая фигура — лев желтого цвета, увенчанный красной короной. Фигура не выдается далеко и расположена довольно низко. Раскраска: основной цвет — зеленый, но в кормовой части с преобладающим желтым. Много фризов и регелей. Кормовая балконная галерея выступает немного.

5.«Ростислав» — высокий, величественный корабль. Носовое украшение — лев, выкрашенный в желтый цвет. Раскраска корабля: основной цвет — белый, на квартер-деке и на корме идет чередование фризов и регелей самых разнообразных цветов. На равномерно и красиво выступающей кормовой галерее много резьбы.

Крюйс-брам-стеньга и рей, а также все брам-реи и топы брам-стеньг довольно короткие. Корпус ниже ватерлинии белого цвета, бархоуты черные. Пушки чугунные.

6. «Не тронь меня» — довольно высокий. Имеет носовое украшение в виде мужской фигуры с копьем в руках и в одежде всадника, желтого цвета. Раскраска: основной цвет — черный, с крупными фризами и регелями натурального цвета, на корме же преобладает белый цвет. Балконная галерея внутри украшена фигурной литой железной решеткой, которая была вместо поручней, а снаружи по всей окружности — символическими фигурками. Особенности рангоута: вверху три брам-рея. Длинные топы брам-стеньг и брам-реи образуют квадраты, как в английском флоте. Имеет бронзовые пушки, корпус ниже ватерлинии коричневого цвета.

7. «Святослав» — 80-пушечный трехдечный большой корабль, но так же, как и двухдечные корабли, имеет одну кормовую балконную галерею. Носовое украшение — лев желтого цвета. Раскраска: преобладающий цвет — светло-красный, затем идет желтый, он же основной на корме. Много резьбы. Корпус ниже ватерлинии коричневого цвета. Мачтовые топы длинные, стеньги довольно короткие.

«Европа», «Святослав» и «Януарий» сверху крюйс-стеньг имели брам-стеньги без реев, а «Ростислав» не имел брамселей. Особенностью всех русских кораблей было то, что их корма украшалась насыщенной резьбой, в основном фигурками русалок, амуров, аллегорических птиц, мужских и женских фигур.

8. «Саратов» — по корпусу и такелажу точно такой же, как «Не тронь меня». Носовое украшение — фигура калмыка в одежде всадника желтого цвета. Раскраска корабля: преобладающий цвет — темно-красный. Кормовая резьба натурального цвета.

9.«Надежда Благополучия» — гораздо больше и неповоротливее, чем английские фрегаты. Пушки имеет только на нижней палубе. Такелаж, самый обычный, можно сказать, посредственный. Носовая фигура — в виде мужской головы, белого цвета. «Африка» — имеет носовую фигуру свирепого дикаря, выкрашенную в желтый цвет. Раскраска: основной цвет черный, на кормовой галерее удачно сочетающийся с большими и часто расположенными фризами натурального цвета. Пушек 32: 22 на нижней палубе, 8 на верхней открытой палубе и 2 на баке.

Описание турецких кораблей^{1199}

На первом в линии 86-пушечном корабле на топе брам-стеньги фок-мачты развевается красный флаг. На корабле 15 пушечных портов на нижнем деке, 16 на среднем, 9 на верхнем деке и три на форкастеле. Борты выкрашены яркими красками, преимущественно голубыми.

На другом корабле на топе брам-стеньги грот мачты виден вымпел красно-желтого цвета. Борт этого корабля также насыщенно-голубого цвета. Корабль капудан-паши, пятый в линии, выглядит ярким, блестящим. Все краски живые — красные, зеленые. На топе брам-стеньги грот мачты флаг зеленого и красного цвета, и красный вымпел. Его борт выкрашен в зеленый цвет. Борты других 86-пушечных кораблей зеленого и желтого цветов. И только борт одного корабля выкрашен в красный цвет. Борты кораблей второй линии имеют смешанные цвета: немного красного, немного голубого, зеленого и желтого. Кормовые флаги на всех турецких судах красные. Кормы у всех кораблей очень высокие; носовые фигуры имеют различные: на некоторых — мужские, на других — животных, и значительно больших размеров, чем, например, на английских военных судах. Ниже ватерлинии корпуса выкрашены белой краской. Крупные корабли имеют две кормовые галереи, которые украшены искусно выполненной резьбой.

^{Я.Ф. Хаккерт. Начало боя в Хиосском проливе 24 июня 1770 г.}

^{И.K. Айвазовский. Бой в Хиосском проливе. 1848. На первом плане бой линейных кораблей «Св. Евстафии Плакида» и «Реал-Мустафа»}

Сначала напомним ход событий Хиосского боя 24 июня 1770 г. Утром этого дня русские корабли начали построение в линию баталии, занимая места согласно диспозиции, а когда это было сделано, в 11 ч с линейного корабля «Трех Иерархов» последовал сигнал «спуститься на неприятеля». В результате эскадра А.Г, Орлова направилась в Хиосский пролив, спускаясь на противника почти под прямым углом. Впереди шли три корабля авангарда под командованием Г.А. Спиридова, находившегося на «Св. Евстафии Плакиде», за ними следовали три корабля кордебаталии под флагом А.Г. Орлова, бывшего на «Трех Иерархах», наконец, замыкали кильватерную колонну три корабля арьергарда Д. Эльфинстона, державшего флаг на «Святославе».

Когда расстояние до неприятеля сократилось до трех кабельтовых, турецкая эскадра открыла огонь по русским кораблям. Однако последние, несмотря на массированный обстрел, продолжили сближение, не открывая ответного огня. Турецкий же огонь, хотя и был достаточно сильным, большого вреда не приносил: турки стреляли высоко, а подготовка их артиллеристов оставляла желать лучшего. Тем не менее, при сближении с турками русская эскадра все же не сумела удержать строй: когда до противника оставалось совсем немного, головной линейный корабль русской эскадры «Европа» внезапно выкатился из линии, сделав передовым мателотом следующий русский корабль «Св. Евстафии Плакида» со Спиридовым на борту. Последний, не понимая ситуации, крикнул в рупор Клокачеву: «Поздравляю вас матросом!», но приказал продолжить сближение. «Европа» же, как стало известно позднее, совершила этот маневр по настоянию лоцмана, опасавшегося наскочить на подводные скалы.

Между тем, русская эскадра подошла к туркам почти вплотную. На русских кораблях гремели боевые марши, поддерживая дух моряков. Г.А. Спиридов находился на шканцах своего корабля, воодушевляя своим примером к стойкости. Наконец, когда до противника осталось около 50 м,^[165] «Евстафий», развернувшись бортом, обрушил свой огонь на второй флагманский корабль турок — 84-пушечный «Реал-Мустафу», бывший головным в турецкой эскадре. Следом турецкие корабли авангарда и близкой к нему части центра атаковали и другие корабли русской эскадры.

Вот как писал о последующих событиях С.К. Грейг в своем «Собственноручном журнале»: «…Святой Евстафий, производя быстрый и хорошо направленный огонь, в весьма близком расстоянии от неприятеля, также вышел вперед наветренного неприятельского корабля. Поэтому он хотел поворотить оверштаг, но, имея много перебитых снастей, не успел в том и, уваливаясь под ветер, навалил на передовой турецкий корабль Реал Мустафа под командою Гассан-паши. Пушечный и ружейный огонь несколько времени продолжался с большой живостью; турецкий корабль вскоре загорелся под шканцами, и пожар в несколько минут распространился по всему кораблю. Турки еще до того бросались с корабля один за другим в воду, и спасались вплавь на берег; тут же они стали бросаться в воду сотнями и совершенно оставили свой корабль. Пламя распространялось по снастям и парусам, и вскоре весь корабль был в огне. Находясь на ветре, Евстафий не вдруг загорелся, и адмирал, и граф Федор Григорьевич Орлов, и несколько офицеров имели время спастись на гребных судах. По сцепившимся реям и такелажу огонь перебегал с одного корабля на другой; горящая грот-мачта турецкого корабля упала на корабль Святой Евстафий, и не более как через минуту после того Евстафий взлетел на воздух. Как скоро Святой Евстафий навалил на турецкий корабль, всем гребным судам флота был сделан сигнал идти к нему для подания помощи, но шлюпки успели спасти только капитана Круза, одного кирасира и артиллерийского офицера, коих сняли с обломков взорванного корабля. Граф Алексей Григорьевич был в это время в большой тревоге, полагая, что брат его Федор взлетел с кораблем на воздух. К счастью, оказалось, что он вместе с адмиралом благополучно достиг шлюпа Почтальон на адмиральском катере. Граф Алексей Григорьевич узнал об этом только по окончании сражения, а потому во все продолжение дела был чрезвычайно озабочен насчет своего брата.

Турецкий корабль, после взорвания Святого Евстафия, горел еще с четверть часа, пока огонь дошел до крюйт-камеры; тогда он тоже взлетел на воздух. Это доказывает, что его крюйт-камера была весьма хорошо защищена от огня.

Корабль Трех Святителей, следовавший за Святым Евстафием, подошел весьма близко и лег борт о борт с неприятелем. Он действовал решительно и храбро; но, увидя, что Евстафий не мог поворотить, и не имея со своим кораблем хода… капитан был в необходимости… спускаться прямо в средину неприятельских кораблей (фактически состоялось своеобразное прорезание неприятельской линии. — Авт.). К счастью, он не сошелся ни с одним из них и… действовал по ним с обоих бортов. Святой Януарий, следовавший за кораблем Трех Святителей, стрелял залпами по неприятелю по мере прохождения вдоль его линии. Не потеряв хода, когда корабль Трех Святителей был принужден спуститься в неприятельскую линию, он поворотил… на другой галс.

Корабль Трех Иерархов следовал в кильватере корабля Святой Януарий и стал на якорь со шпрингом вплоть у борта корабля Капитан-паши; он начал производить по нему беспрерывный огонь пушечный и ружейный, пока тот не обрубил канаты. Но, вероятно, в замешательстве и торопливости турки, отрубив канат, забыли перерубить шпринг, взятый в ретирадный порт, потому что корабль их поворотился кормою к Трем Иерархам и оставался в таком положении около четверти часа. Это дало последнему возможность продольными выстрелами нанести ему страшное разрушение без малейшего для себя вреда.

Ростислав следовал за кораблем главнокомандующего. Как скоро он подошел к неприятелю, то… действовал с большою решимостью.

Арьергард, между тем, атаковал неприятельские задние корабли, хотя и не на таком близком расстоянии, как авангард и кордебаталия.

Пока флоты находились в этом тесном и жестоком бою и Святой Евстафий, как было упомянуто, навалил на наветренный неприятельский корабль и загорелся, турецкие суда, будучи все под ветром… и страшась, чтобы его не нанесло прямо на них, начали рубить канаты и отдавать паруса и в совершенном беспорядке и ужасе обратились в бегство в Чесменскую бухту. Как скоро русские заметили, что неприятель намерен бежать, граф Орлов приказал обрубить канат на корабле Трех Иерархов и, сделав сигнал общей погони, преследовал неприятеля до того времени, пока он не вошел в Чесменскую бухту. Турецкие корабли бросились сюда в совершенном беспорядке, сталкиваясь между собою, отчего некоторые из них потеряли бушприты.

В русском флоте не было брандеров, которые можно было бы пустить на турецкие суда, пока они находились в этом беспорядке и паническом страхе, и граф Орлов, по необходимости, сделал своему флоту сигнал стать на якорь, что корабли и исполнили, став у самого входа в бухту на расстоянии пушечного выстрела от неприятеля. Он тотчас отрядил командора Грейга на бомбардирском корабле Гром с тем, чтобы тот, пока турецкие корабли находились в таком замешательстве, бросал на них бомбы и каркасы; а между тем приказал снарядить брандерами четыре самых больших греческих судна из числа тех, которые следовали за флотом.

Таким образом кончилось это замечательное сражение 24 июня, которое было как бы приступом к последовавшему затем делу. Самый ожесточенный бой, от начала атаки до того времени, как неприятель стал рубить канаты и отступать, продолжался только полтора часа, затем продолжалась погоня еще около получаса, и около двух часов пополудни неприятельский флот находился уже в Чесменской бухте…».^{1200} Принял участие в бою и линейный корабль «Европа». Выполнив маневр выхода из линии, он затем вернулся в линию баталии русской эскадры, правда, только позади «Ростислава».

Таков вкратце ход Хиосского боя. Теперь проанализируем тактику сторон. Это сделать крайне необходимо, поскольку на сегодняшний день существует несколько трактовок хода и итогов Хиосского боя, причем все они даны в отрыве как от состояния русского флота на тот момент, так и от общего уровня развития военно-морского искусства ведущих европейских флотов той эпохи. Исходя из этого, мы попытаемся дать подробный и сравнительный анализ тактики русского флота в данном морском бою.

С турками в принципе все ясно: 24 июня их флот занимал очень сильную позицию (турецкие корабли стояли на якорях в двух линиях, имевших форму полумесяца, причем корабли второй линии могли участвовать в бою, поскольку стояли в интервалах кораблей первой линии) и при знании особенностей атак парусных эскадр того времени, происходивших спуском корабль на корабль, вполне обоснованно на нее рассчитывал. А что же русские моряки? Уже в данном бою (первом своем крупном морском сражении) они продемонстрировали ставку на решительные действия, атаковав двукратно превосходящую эскадру противника, расположившуюся на столь сильной позиции, с самой короткой дистанции. При этом они применили следующие тактические приемы: 1) атака противника кильватерной колонной, сближающейся с турецким флотом почти перпендикулярно; 2) сосредоточенный удар по авангарду и части кордебаталии флота противника; 3) сосредоточение внимания на флагманских кораблях противника для нарушения управления турецким флотом; 4) сближение с турками на самое короткое расстояние; 5) ведение боя со стоявшим на якорях противником на ходу под парусами.

Проанализируем их. Из указанных выше тактических приемов прием, обозначенный в пункте № 1, был использован в военно-морском искусстве впервые. Этот способ атаки строился на расчете быстроты и простоты сближения с противником, позволяя атакующему нанести решительный удар по части сил противника, а тому не дать возможности перестроиться (находившиеся под ветром корабли турок, оказавшиеся вне зоны атаки, неизбежно должны были потерять много времени, чтобы подойти на помощь атакованным, и то при оперативном руководстве). Правда, курсовой угол около 90° делал невозможным ведение атакующей эскадрой собственного огня при сближении, одновременно подвергая ее опасности получить сильные повреждения от артиллерийского огня противника, однако последнее было возможно только при хорошо подготовленных артиллеристах противника. А вот ими-то турки и не обладали, что и сыграло, как мы указали выше, значимую роль при выборе способа атаки (учет же возможного противодействия противника — это нормальная практика думающего флотоводца: тот же Г. Нельсон отлично пользовался слабостью артиллерийского огня своих противников в сражениях при Абукире и Трафальгаре). Турки потому и не остановили спускающуюся на них русскую эскадру, что это выходило за рамки их возможностей!

Важно отметить, что данный способ сближения с противником фактически рождал новые возможности в проведении регулярного боя: ведь даже англичане в первой половине XVIII столетия в регулярных морских сражениях действовали пока строго по шаблону, обозначенному в «Инструкциях по кораблевождению и ведению боя флотом Его Величества», где полагалось проводить атаку противника спускаясь на линию его кораблей только своей линией, лежащей на параллельном курсе, с обязательным условием, чтобы свой корабль находился против неприятельского. Последним ярким примером этого был бой у острова Менорка в 1756 г., когда англичане, имея на один линейный корабль больше, мало того что вывели его из боя, так еще и попытались спуститься на противника строго по указанной схеме, и в результате потерпели поражение.

Между тем, существует точка зрения, что атака противника кильватерной колонной, несмотря на ее теоретические обоснования, была все же вынужденной мерой. О причинах такого построения капитан 1 ранга А. Бобраков, в частности, пишет так: «Конечно, лучше было спускаться по ветру на турецкую линию кораблей способом поворота “все вдруг” в строю пеленга, как это предусмотрено законами линейной тактики. Но это требует отличной сплаванности внутри эскадры. Русские корабли в Порт-Магон прибывали из Англии по одному, времени на отработку совместного плавания всей эскадрой не было. Кильватерная колонна — самый простой и надежный способ управления соединения кораблей, ибо главный ее принцип “Делай как я”, поэтому русская эскадра и пошла в бой в этом строю. Жизнь всегда конкретна — по месту и времени».^{1201}

Что здесь молено сказать? Безусловно соглашаясь с данным автором по поводу отсутствия опыта у русских моряков, а также с положением, что спуск в кильватерной колонне в этой ситуации имел явные преимущества, одновременно следует подвергнуть сомнению его утверждение о большей выгодности постепенного сближения с противником по всей линии. Дело в том, что такой способ сближения, как показали сражения европейских флотов (например, бой у острова Менорка в 1756 г.), приводил лишь к большим неприятностям для атакующего флота. А вот использование для атаки построения в виде кильватерной колонны, построенной под углом, близким к 90°, впоследствии не раз приносило успех. В частности, именно этот прием оказался неминуемым спутником таких определяющих побед британского флота, как Доминикская (1782 г.), Сент-Винсентская (1797 г.), Кампердаунская (1797 г.), Трафальгарская (1805 г.).^[166] Кстати, и в Афонском сражении 1807 г. тактические группы русских кораблей также спускались на противника почти перпендикулярно к его линии. Так что если и было выбранное русской эскадрой построение вынужденным, а не специально разработанным, то такую вынужденность можно лишь приветствовать: ведь она позволила принять одно из лучших решений и тем самым породила новый тактический прием, сыгравший затем столь важную роль в военно-морском искусстве. К тому же указанная А. Бобраковым вынужденность в любом случае была лишь частью мотивировок русского командования при выработке способа атаки перед Хиосским сражением.

^{Сражение английского и французского флотов у острова Мартиника 17 апреля 1780 г. Пример хорошо иллюстрирует начальную фазу регулярного морского боя, проводимую англичанами строго по шаблону линейной тактики, которая, кстати, вновь закончилась безрезультатно}

^{Схема атаки английским флотом Г. Нельсона франко-испанской эскадры в Трафальгарском сражении}

Кстати, проведенные ниже расчеты также показывают, что атака под большим углом была не столь уж катастрофична, как это иногда представляется. Взяв за основу средние параметры большинства морских сражений и, в частности, скорость хода кораблей за 2–3 узла, а также расстояние между кораблями в 1 кабельтов при условии того, что угол горизонтальной наводки пушек в то времяоставался весьма ограниченным, а реальная прицельная дальность не превышала 300–350 м (2 кабельтовых), мы получим следующую ситуацию.

Сближающаяся под углом близким к 90° к противнику колонна испытывала огонь сразу нескольких кораблей только на больших и весьма неэффективных дистанциях.^[167] По мере же попадания в дистанцию реального огня головной корабль мог получать выстрелы не более чем с одного (если атакуемая эскадра стояла на якорях) или двух (если атакуемая эскадра двигалась) кораблей противника, причем при взаимном движении сторон, что прилично сказывалось на точности. При этом время преодоления 350 метров при скорости 3 узла не превышало 5 минут, что позволяло противнику сделать не более одного-двух относительно прицельных залпов,^[168] поскольку стопроцентная эффективность продольного огня имела место только при очень близких расстояниях. Поэтому далее в случае серьезного повреждения головного корабля остальные подходили практически неповрежденными, что, кстати, исключалось при последовательно-параллельном вступлении в бой (правда, ни в одном из сражений, где атакующая эскадра спускалась при больших углах, ни один из ее кораблей не был выведен из строя до начала основной схватки).

Находят подтверждение эти расчеты и у исследователей, и у военных. Так, авторы аналитического исследования «Войны и сражения эпохи Наполеона: 1792–1815» пишут: «Пушки кораблей в линейном строю не могли стрелять по атакующему судну противника после того, как оно подходило слишком близко к свободному пространству, неминуемо оставляемому кораблями в линии между собой. Чтобы в морском бою линия могла одолеть колонну, находящиеся рядом с “надломом” корабли должны были иметь возможность сполна применить пушки против приближавшихся к их строю британских судов. Вне глобальных конструктивных изменений материальной части, позволивших бы разворачивать больше стволов в направлении носа или кормы без изменения положения корпуса корабля… (атакуемым. — Авт.) кораблям пришлось бы нарушить строй…».^{1202}

А вот мнение С.О. Макарова. Разбирая Трафальгарское сражение, он указывает: «На Victory за то время, пока он, идя по ¹/₂ узла, был под продольным огнем 200 орудий, выбыло из строя лишь 50 человек. Если признать 600 сажен за дальность хорошего прицельного выстрела из орудий того времени,^[169] то окажется, что Victory мог пройти это расстояние не менее как в 25 минут.

В такой промежуток из каждого орудия Bucentaure могли сделать по Victory по крайней мере по 10 выстрелов. Если Victory сравнительно так мало пострадал, то причину этого нельзя искать в одном неискусстве французов; тут были еще весьма существенные затруднения вследствие качки, и эти затруднения Нельсон без сомнения предвидел…

Совершенно в иных условиях находятся английские суда, которые прорезывают французскую линию. Они не имеют боковой качки, и продольный залп с Victory сбивает на Bucentaure 20 орудий и наполняет батареи убитыми и ранеными (курсив наш. — Авт.).

“Royal Sovereign, проходя под кормой корабля Santa Anna, дает ему продольный залп, и каждое орудие, заряженное двойным и тройным снарядом, направлено в корму Santa Anna. 150 ядер пронизывают корабль от штевня до штевня и на пути своем кладут на месте 400 человек убитых и раненых”.^[170] Дать такой залп — значит покончить с кораблем с одного раза, между тем о потерях Royal Sovereign до этого залпа далее ничего не говорится.

^{Схема, отражающая изменение числа кораблей, способных вести артиллерийский обстрел цели в зависимости от дальности ее нахождения}

^{Линия против колонны. Схема, отражающая ограниченные возможности кораблей, построенных в линию, вести артиллерийский огонь по приближающемуся противнику, находящемуся в строе колонны, в связи с ограниченностью секторов обстрела бортовых орудий парусных кораблей}

Мы здесь упомянули лишь о потерях, понесенных головными кораблями обеих колонн; следующие корабли при приближении страдали еще менее, но, прорезывая линию неприятельских кораблей, они давали продольные залпы не менее губительные, чем залпы головных кораблей.

Всего вышесказанного достаточно для того, чтобы показать, что Нельсон поставил свои корабли в более выгодные условия, чем были корабли противника. Он не говорил, что он своим маневром ставит свои корабли в более выгодные условия, чем противника, но это не значит, что он не понимал, на что он идет. Не следует ли, напротив, признать, что при Трафальгаре проверен и блистательно подтвердился новый тактический прием (курсив наш. — Авт.)…».^{1203}

Разделял мнение о выгодности атаки под большими углами и А.Т. Мэхэн, указывая на примере подведения итогов Трафальгарского сражения, на большие возможности, открывавшиеся благодаря ей: «Следует… заметить, что хотя колонна кораблей не обладает способностью сохранять движение в такой мере, как колонна людей, глубина и многочисленность которой способствуют ее прохождению через слабую сравнительно с ней линию фронта и разрыву последней, тем не менее результаты атаки названных колонн должны быть близкими друг другу. В обоих случаях передовая часть колонны приносится в жертву (как мы видели не всегда. — Авт.) — успех выигрывается ценой поражения, но продолжительный натиск на часть строя противника по существу является сосредоточением, и в исходе натиска если он достаточно продолжителен, не может быть сомнений. Прорыв через линию противника, разделение на две части и постановка в два огня одной из этих частей должны быть неизбежным результатом (курсив наш. — Авт.)».^{1204}

Правда, стопроцентную гарантию успеха рассмотренный прием естественно обеспечить не мог, но это характерно и для любой тактики, применяемой бездумно. В частности, против хорошо подготовленного, да еще занимающего крепкую позицию противника формальное выполнение такой атаки к положительным результатам привести не могло, примером чему служат сражения у острова Сент-Киттс (1782 г.) и Ревельского порта (1790 г.). Но это были сражения в весьма специфических условиях. В открытом же море, в сражении у острова Лисса 1811 г., даже отлично стреляющим англичанам, несмотря на тяжелые повреждения флагманского французского фрегата, все-таки пришлось выдержать «общую свалку» с более многочисленным неприятелем, что полностью подтвердило мнение А.Т. Мэхэна об обычной «средней цене» для флота, атакующего под большим углом к вражеской линии.^[171]

Видимо, поэтому на использование этого приема так легко и решались столь известные флотоводцы, как Д. Родней, Р. Хау, Дж. Джервис, А. Дункан, Г. Нельсон и Д.Н. Сенявин, что, кстати, только лишний раз подтверждает его значимость, а заодно и роль Хиосского сражения 1770 г., в котором этот маневр появился.

И, видимо, поэтому этот принцип атаки пережил и парусный флот, показав свою жизнеспособность даже на заре истории паровых флотов в знаменитом Лисском сражении 1866 г.

Наконец, видимо, поэтому же современные английские исследователи не только не критикуют принцип атаки противника под большим углом к его линии, но и исходя из него даже называют целую тактическую доктрину «crossing the tee», «поперечное тэ». Вот что можно найти в указанной уже нами работе «Войны и сражения эпохи Наполеона: 1792–1815»: «Британцы развили тактику “crossing the tee”, или “поперечное тэ” (то есть проведения поперечной черты в букве Т), состоявшую в выводе линии эскадры поперек вражеского строя против головного или замыкающего судна и в открытии затем массированного огня не в борт, а вдоль корпуса неприятельского корабля… Все британские корабли по очереди сосредотачивали огромную огневую мощь против одной уязвимой точки. Подход требовал от британских командиров крепких нервов и умения держать себя в руках… Самое действенное улучшение выразилось в разрубании строя. Одна или две колонны кораблей при таком приеме посылались прямо в середину неприятельской линии. Идущие дальше по ветру головные суда противника начинали пытаться прийти на помощь отставшим товарищам, тогда как британцы сосредотачивали массированный огонь сменявших друг друга кораблей всего в двух точках вражеской линии. Трафальгар (1805 г.) служит отличным примером действенности подобного рода уловки».^{1205}

Определенную новизну имел и третий прием, хотя по замечанию В.Д. Овчинникова, французский адмирал А.-И. Турвиль в сражении у мыса Барфлер в 1692 г. и сконцентрировал внимание на флагманском корабле противника.^{1206},[172]Дело в том, что в борьбе с турками выбивание флагманского корабля имело принципиальное значение, вследствие чего русская эскадра в Хиосском сражении сконцентрировала свои усилия сразу на обоих основных флагманах турок — 84-пушечном линейном корабле Гассанпаши «Реал-Мустафа» и 100-пушечном линейном корабле капитан-паши Ибрагим-Хасан-паши «Капитан-паша». Противником первого стал линейный корабль «Св. Евстафий Плакида», противником второго — линейный корабль «Трех Иерархов». В результате управление турецким флотом быстро оказалось полностью парализованным.

По остальным же тактическим приемам картина следующая. Сосредоточение сил против части неприятельского флота не было новинкой, но в регулярных морских сражениях XVIII в. не встречалось. Да и вообще прием этот в такого типа морских сражениях парусных флотов использовался не часто, но зато крайне эффективно (некоторые примеры: Солебейский бой 1672 г., сражение у о. Тендра 1790 г., Трафальгарское сражение 1805 г., Афонское сражение 1807 г.). Первым же это тактическое правило сформулировал и осуществил как раз в Солебейском сражении М. Рейтер.

Сближение с противником на короткую дистанцию также широко применялось на практике, но опять-таки, в регулярных сражениях давно не имело места. Более того, французы и испанцы уже долгое время вообще старались не доводить боя до такой дистанции. В целом, оба последних приема относились к числу используемых при желании достичь решительной победы над противником.

Что же касается ведения боя под парусами против противника, стоящего на якорях, то это был единственный непроизвольный прием, ставший следствием изменения первоначальной диспозиции, по которой русские корабли должны были, подойдя к противнику на пистолетный выстрел, встать на шпринги и уже с них вести огонь. Но кроме линейного корабля «Трех Иерархов», под командованием С.К. Грейга, выполнившего это, остальные корабли русской эскадры в силу как объективных, так и субъективных причин встать на шпринги не смогли, что, безусловно, уменьшило эффективность наносившегося удара. Однако и выполненного русскими моряками оказалось достаточно для достижения победы, что уже само по себе ценно. Более того, достигнутое русским флотом в первом же своем полноценном сражении требует всяческого уважения. Тем не менее, указанный момент позволяет достаточно ясно подтвердить все проблемы, имевшиеся у русского флота, и, таким образом, показать, что ждать большего в тот момент времени от него было затруднительно. Другое дело, что русское командование должно было попытаться с помощью тренировок улучшить готовность кораблей уже в Архипелаге, но многолетний застойно-кризисный период истории русского флота сказался и здесь.

Исходя из этого прокомментируем позицию В.Д. Доценко, который считает проведение русской стороной Хиосского боя тактически безграмотным. Оптимальным, по его мнению, было бы «обрушиться на неприятеля сразу тремя группами, как это сделал в 1807 г. вице-адмирал Д.Н. Сенявин».^{1207},[173] Во-первых, уточним: не тремя, а пятью группами, каждая из двух линейных кораблей. Во-вторых, прием, осуществленный Д.Н. Сенявиным в Афонском сражении 1807 г., действительно был одним из самых ярких в истории военно-морского искусства (но при этом и одним из самых сложных). Но это был уже XIX в., за спиной русских моряков и самого Д.Н. Сенявина имелся огромный практический и теоретический опыт^[174] (в том числе и знание манеры действий самих турок), а корабли эскадры обладали высокой натренированностью в совместных и индивидуальных действиях.^[175] Имелся и свежайший пример морского боя — 10 мая 1807 г. произошло Дарданелльское сражение с турками. Все это позволило Д.Н. Сенявину еще до встречи с противником разработать подробную инструкцию (вместе с соответствующими сигналами) по действиям своей эскадры из нескольких тактических групп и ознакомить с ней командиров.^{1208},[176] К тому же русская эскадра в 1807 г. была численно сопоставимой с турецкой (обе насчитывали по 10 линейных кораблей), а не уступала последней вдвое. Таким образом, в Афонском сражении на турок обрушилась эскадра, имевшая хорошую подготовку и сопоставимый с противником численный состав при заранее разработанном плане атаки, который строился на богатейшем опыте.

А теперь посмотрим положение эскадры А.Г. Орлова и Г.А. Спиридова в 1770 г. Ничего из вышесказанного у нее не было и в помине. Достаточно вернуться к ее действиям весной у берегов Греции, как мы сразу вспоминаем их несогласованность, неверие командиров в свои силы, распри. Кроме того, существовавшая на 1770 г. в русском флоте тактическая доктрина четко предписывала проведение совета перед принятием решения и построения линии баталии в начале боя, то есть строго ориентировала на ведение регулярного морского боя (см. соответствующие положения Морского Устава). А флот (как и армия) обычно всегда опирается на ту или иную как стратегическую, так и тактическую доктрину, особенно при полном отсутствии опыта (напомним, что русский флот к 1770 г. вообще не имел опыта полноценных морских сражений).^[177] Подчеркнем: тем более в ситуации, когда противник обладал таким превосходством (кстати, человек, который начинает осваивать что-то новое, поначалу старается действовать по каким-либо пособиям или инструкциям. И это нормально! Разве можно от начинающего скалолаза требовать покорения Эвереста?!).

Между тем, даже англичане, как указывалось выше, в регулярных морских сражениях XVIII в. действовали пока также по шаблону, опирающемуся на инструкции. Победы же, одержанные ими за истекший период XVIII в. над флотами противников, имели место только после погони за ними, когда не выстраивалась линия баталии, причем здесь тоже не все было достигнуто сразу. Сначала мы видим «нечаянную» победу над испанцами у м. Пассаро (1718 г.), затем намеренные погони за французскими эскадрами, более слабыми и связанными конвоями (два сражения у мыса Финистерре в 1747 г.), и, наконец, в сражениях 1759 г. британцы атаковали с ходу, без соблюдения линии, уже самостоятельные французские эскадры, но вновь во время отступления последних. Но теперь у них имелись опыт, сплаванность и чувство своего превосходства над французами, укрепленное рядом побед. Однако и здесь действия англичан приобрели опору на инструкции. Развивался же этот прием следующим образом. В сражении у мыса Пассаро англичане просто напали без строя на испанцев, считая их намного слабее себя,^[178] а результат превзошел все ожидания. В первом сражении у мыса Финистерре, произошедшем 3 мая 1747 г., Д. Ансон, почти догнав без строя уходившего противника, тем не менее, начал выстраивать линию, поскольку французы также легли в линию. И только потому, что они вновь попытались уйти, Д. Ансон одновременно подал два сигнала: «общая погоня» и «атаковать противника». В результате снова произошла «свалка» и снова была одержана победа. Только после этого Э. Хоук выпустил дополнительные инструкции, которые и были блестяще использованы английским флотом в дальнейшем. Вот так выглядел далеко не короткий путь прогресса, начало которому положил успех в борьбе с более слабым противником!

Таким образом, даже английский флот к концу Семилетней войны имел фактически всего два реальных варианта проведения боя: в линии баталии против линии баталии и общая свалка кораблей, достигаемая после преследования уходящего противника. Французы же имели и того меньше: оборонительный бой в линии баталии. И это при достаточно обширной практике столкновений на море.

Кстати, на столь небогатый тактический выбор ощутимо влияла слабо развитая на тот момент система сигнализации парусных флотов. А ведь именно от нее во многом зависели согласованные действия кораблей в бою. Что же это была за система? В XVIII столетии в море передача сигналов осуществлялась посредством флагов, выстрелов из пушки, зажжения фонарей и использования фальшфейеров. Причем, что очень важно, до тех пор, пока в начале XIX в. англичане не ввели так называемые телеграфные сигналы, передать что-либо на другие корабли можно было, только предварительно закодировав эту информацию в инструкциях, которые и без того получались очень объемными. Без такого предварительного согласования попытки действовать с ходу неизбежно обрекались на неуправляемость. Вот наиболее яркие примеры: французский командор П.-А. Сюффрен не смог уничтожить английскую эскадру в сражении у Порто-Прайо в 1781 г., поскольку был поддержан только одним из 5 кораблей его эскадры (П.-А. Сюффрен в целях экономии времени не дал своим командирам никаких указаний), а английский адмирал X. Боскауэн не смог полностью контролировать действия своих кораблей в сражении у Лагоса в 1759 г., так как не дал им дополнительных инструкций (в результате передние английские корабли схватились с задним французским, вместо того чтобы, оставив его задним мателотам, продолжать погоню). В целом же проблемы сигнализации в морских сражениях XVIII в. очень часто прямо влияли на их исход. Не случайно во время преследования противника английские флагманы для руководства своими кораблями использовали в то время практически три основных сигнала: «построиться в линию», «общая погоня», «вступить в сражение». В Афонском же сражении 1807 г. показательны уже два первых примера: сигнал флагмана о сгруппировании пар кораблей, назначенных для атаки неприятельских флагманов, а также об атаке ими турецкой эскадры.

Так что бой с ходу, без полноценной подготовки, был весьма проблематичен, а иногда и просто опасен. Достаточно обратиться лишь к двум примерам: уже упомянутому сражению у Порто-Прайо и Ревельскому сражению 1790 г., которые закончились совсем не так, как хотели нападавшие. В первом случае П.-А. Сюффрен хотя и сумел двумя своими кораблями нанести англичанам повреждения, но и сам с трудом вышел из гавани. Победа была достигнута, но англичане сохранили свои корабли. В Ревельском же сражении шведы, решившиеся на атаку сходу, без разведки построения русской эскадры и учета погодной обстановки, вообще потерпели поражение, потеряв 2 линейных корабля.

Каков же итог? Опередить время может только гений, да и то для этого нужна почва: достаточно вспомнить, что путь к Полтаве начался у Нарвы. Так что нельзя запросто переносить события из одной эпохи в другую (еще и вырывая из контекста), при этом не замечая, что выполненная в Хиосском сражении атака турецкого флота (на что мы уже указывали) и без того не только была результативна, но и основала весьма эффективный тактический прием, построенный на учете слабости артиллерийского огня противника. Турки, голландцы, испанцы и французы потому и не могли его отразить, что их огонь был малоэффективным.

Кстати, русские артиллеристы оправдали ставку на ближний бой, полностью превзойдя своих турецких «коллег» и заставив противника бежать с поля боя. Правда, и здесь у русского флота оставался простор для роста: на столь близкой дистанции английские корабли наносили противнику гораздо более значительные потери.

Итак, ожесточенный Хиосский бой длился около полутора часов и закончился беспорядочным отступлением турок в Чесменскую бухту. И хотя стороны потеряли по линейному кораблю (в русской эскадре погиб 66-пушечный линейный корабль «Св. Евстафий Плакида», а в турецкой — 84-пушечный линейный корабль «Реал-Мустафа»), но беспорядочное бегство турок и хаос в их построении на новой позиции явно отдавали победу русским морякам (противник был морально надломлен и оказался в худшем тактическом положении). При этом, что также имело особое значение, русская эскадра, если не считать потери «Св. Евстафия Плакиды», понесла минимальные потери и повреждения, что делало ее полностью готовой для продолжения борьбы с противником. Поэтому, несмотря на все указанные выше проблемы русской стороны, события боя вполне позволяли А.Г. Орлову написать Екатерине II: «Все корабли с великой храбростью атаковали неприятеля, все с великим тщанием исполняли свою должность, но корабль адмиральский Святой Евстафий превзошел все прочие. Англичане, французы, венецианцы и мальтийцы, живые свидетели всем действиям, признались, что они тогда не представляли себе, чтоб молено было атаковать неприятеля с таким терпением и неустрашимостью».

Восхитился действиями русской эскадры даже практически постоянно недовольный до этого дня Д. Эльфинстон, причем его отзывы получили весьма широкую известность. Вот что, в частности, значится в донесении английского посла в Петербурге лорда Каткарта лорду Рошфору от 14 сентября 1770 г.: «Адмирал Эльфинстон, вследствие занимаемого им положения, не принимал участия в этой экспедиции (речь идет о ночном бое 26 июня — Авт.). Правда, что он отнесся с величайшей похвалой об адмирале Спиридове, управлявшим авангардом накануне этого дня».^{1209}

Потери русской эскадры в Хиосском сражении^{1210}

^{Корабль … Потери}

Линейный корабль «Св. Евстафий Плакида» … Погиб сам корабль, а с ним 628 человек, в том числе 30 офицеров

Линейный корабль «Трех Святителей» … 4 убитых и 27 раненых

Линейный корабль «Европа» … 1 убитый, 5 раненых

Линейный корабль «Ростислав» … 1 убитый, 3 раненых

Линейный корабль «Не тронь меня» … 1 убитый

Линейный корабль «Св. Иануарий» … 1 раненый

Линейный корабль «Трех Иерархов» … 1 раненый

Однако в результате Хиосского боя турецкий флот все же разбит не был. А без этого дальнейшие действия русского флота в Архипелаге становились невозможными. Между тем, турки укрылись в бухте, и время работало на них: придя в себя, они могли усилить свою позицию. Чтобы не дать туркам прийти в себя, был организован беспокоящий обстрел их флота несколькими русскими кораблями и, в частности, бомбардирским кораблем «Гром». Русское же командование тем временем готовило новый решительный удар по туркам. Так, 25 июня состоялись два совета флагманов и капитанов. Сразу же была сформулирована необходимость и значимость для русского флота победы в предстоящем сражении, о чем в приказе по флоту было сказано так: «Наше же дело должно быть решительное, чтобы оный флот победить и разорить, не продолжая времени, без чего здесь в Архипелаге не можем мы к дальнейшим победам иметь свободные руки, и для того по общему совету положено и определяется к наступающей ныне ночи приготовиться». Затем сложилось решение о комбинированной артиллерийско-брандерной атаке противника в ночное время, для достижения внезапности, для чего выделялся отряд капитана бригадирского ранга^[179] С.К. Грейга в составе линейных кораблей «Европа», «Ростислав», «Не Тронь меня» и «Саратов», фрегатов «Надежда» и «Африка», бомбардирского корабля «Гром» и 4 брандеров. Причем речь идет именно о сочетании указанных компонентов в такой последовательности: сначала линейные корабли, входившие в отряд С.К. Грейга, должны были нанести по противнику внушительный артиллерийский удар (для этого, в частности, им предписывалось выйти на дистанцию, с которой можно было вести эффективный огонь не только из пушек гон-дека, но и из пушек опер-дека и шканцев, то есть 1¹/₂—2 кабельтовых), а затем, когда турки окажутся в состоянии некоторого расстройства, под прикрытием огня и дыма в атаку предполагалось направить брандеры.

И план этот, в отличие от плана Хиосского боя, выполнен был до мелочей, что продемонстрировало высокое мастерство русского командования и, в особенности, С.К. Грейга! Вначале в бой с турками вступили корабли его отряда. Линейные корабли «Европа», «Не тронь меня», «Ростислав», а также бомбардирский корабль «Гром» вели огонь по турецкому флоту, фрегат «Надежда» действовал по северной батарее, фрегат «Африка» оказался вне боя, сделав только 4 выстрела. Согласно журналу С.К. Грейга, огонь был весьма интенсивным и продолжался около часа с четвертью. Более того, судя по всему, он был и достаточно эффективным для русской стороны: турецкие суда несколько раз загорались, но турки успевали их потушить. Но далее происходит следующее: «каркас, брошенный с бомбардирского корабля, упал в рубашку грот-марселя одного из турецких кораблей; так как грот-марсель был совершенно сух и сделан из бумажной парусины, то он мгновенно загорелся и распространил пожар по мачте и по такелажу; грот-стеньга скоро перегорела и упала на палубу, отчего весь корабль тотчас же был объят пламенем». Следом вспыхнули еще два корабля. Подветренная часть турецкого флота оказалась обреченной.

В этот момент, воспользовавшись естественным ослаблением турецкого огня и произошедшим у турок замешательством, С.К. Грейг и приказал брандерам атаковать турецкий флот, причем наветренную его часть, корабли которой пока не пострадали. Русские же корабли свою стрельбу приостановили.

^{Сбор голландских офицеров на «Севен Провинсиен» для участия в военном совете. Художник В. Ван де Велде (старший). Этот крайне редкий натурный рисунок позволяет абсолютно точно представить картину сбора командиров времен парусного флота на Военный совет на флагманском корабле}

^{С.К. Грейг. Адмирал русского флота. Копия с портрета Д. Левицкого}

Момент зажжения турецкого корабля с «Грома» и приказа Грейга об атаке брандерами описан в шканечном журнале корабля «Ростислав»: «Как от нас, так и от кораблей Не тронь меня и Европы палили беспрерывным огнем, дабы чтоб не могли зажженного от нас корабля потушить. В тож время брошены от нас 3 ракеты, по которым значило, чтоб назначенные брандерные суда для зажигания неприятельского флота шли. Мало спустя времени от помянутого зажженного корабля близ его стоящие стали гореть».^{1211}

Именно так рисуют события первой половины ночи на 26 июня 1770 г. практически единогласно все источники. В донесении Екатерине II А.Г. Орлов пишет, что Грейг «под жестокою пушечною стрельбою послал брандеры, но, не допустив еще оных, брандскугелями зажег неприятельский корабль». В записках князя Ю.В. Долгорукова, участвовавшего в Чесменском сражении, сказано: «С нескольких выстрелов брандскугелями Клокачев предал огню весь турецкий флот». Наконец, по данным А.С. Кроткова, построенным на донесении для изъяснения планов Чесменского сражения, хранившихся в Гидрографическим департаменте Морского министерства, значится следующее: «Неприятель, примечая идущих, начал производить преужасный огонь со всех своих кораблей и с берега. Наши не упустили ничего, чтобы равномерно им ответствовать. Начали оттоманские корабли загораться, но скоропостижно пожары сии ими утушаемы были, пока, наконец, загорелся на одном корабле марсель, что контр-адмирал Грейг, приметя, сам перестал производить стрельбу и велел идти брандерам».^{1212}

Между тем, хотя первым двум брандерам подойти к туркам не удалось, третий брандер лейтенанта Д.С. Ильина все же смог сцепиться с 84-пушечным турецким линейным кораблем в наветренной части. Он теперь также оказался обреченным. Достиг цели и четвертый брандер В.А. Гагарина, но он сцепился с уже горевшим кораблем, что не повлияло на ситуацию.

^{Гравюра «Вид Чесменской пристани в бухте у Анатолийского побережья с изображением истребления оттоманского флота эскадрою российскою под предводительством генерала графа А.Г. Орлова в ночь на 26 июня 1770 г.». Автор неизвестен}

Как только команды, бывшие на брандерах, вернулись с помощью шлюпок на корабли отряда, последние сразу же возобновили огонь, поскольку оставались еще незажженными два турецких корабля. Но к 3 ч ночи пожар турецкого флота сделался всеобщим, и турки прекратили всякое сопротивление. Как записано в шканечном журнале линейного корабля «Европа»: «В ³/₄ [3-го] часа стало разрывать один по одному неприятельские корабли пороховою казною…».^{1213} В ответ русские окончательно прекратили стрельбу. Бой фактически завершился. Но разворачивающаяся картина имела потрясающий вид. Как записал в своем журнале С.К. Грейг: «Легче вообразить, чем описать, ужас, остолбенение и замешательство, овладевшие неприятелем. Турки прекратили всякое сопротивление далее на тех судах, которые еще не загорелись… Целые команды в страхе и отчаянии кидались в воду, поверхность бухты была покрыта множеством… спасавшихся и топивших один другого… Страх турок был до того велик, что они не только оставляли суда… и прибрежные батареи, но даже бежали из замка и города Чесмы, оставленных уже гарнизоном и жителями».

Итак, в состоявшемся в ночь на 26 июня 1770 г. Чесменском сражении русские моряки применили эффективное сочетание артиллерийского и брандерного ударов по флоту противника, находящемуся в бухте, впервые в истории морских боев, применив ночной удар.^[180] Турки же поплатились как за многочисленные ошибки командования, так и за абсолютно никудышную стрельбу, которая в морских сражениях парусных флотов имела определяющее значение.

В истории войн на море Чесменское сражение 26 июня 1770 г. стало самым полным (100%) уничтожением флота противника. Кстати, до того нанести столь большое (но не полное) поражение укрепившемуся в бухте противнику удалось французам в Палермо в 1676 году! Попытка же шведов устроить «Чесму» русскому флоту в Ревеле в 1790 г. закончилась для них катастрофой.

Таким образом, Чесменское сражение по праву стало бенефисом русских моряков. Оно представляет собой один из наиболее ярких примеров уничтожения неприятельского флота в его собственной базе, причем до этого история морских сражений парусных флотов не знала столь полной победы. В результате Чесменского сражения турки, согласно наиболее распространенным данным, потеряли сожженными 14 линейных кораблей, 6 фрегатов и около 50 малых судов, а еще один линейный корабль и 5 галер попали в плен. Потери же моряков были просто ужасными — 11 тыс. человек. За все это русский флот заплатил 11 убитыми и 4 брандерами.

Повреждения и потери в русской эскадре в Чесменском сражении

Корабль	Повреждения	Потери
Линейный корабль «Европа»	14 пробоин в корпусе, в том числе 7 подводных	8 убитых
Линейный корабль «Не тронь меня»	—	3 убитых
Линейный корабль «Ростислав»	Повреждены рангоут, такелаж и паруса; одна пробоина в корпусе	—

Между тем, обнаруженный автором в РГАВМФ документ («Положение сколько за взятые и сожженные неприятельские корабли и фрегаты и прочие суда по силе Морского Устава следует быть к выдаче денег»^{1214}) позволяет уточнить турецкие потери, в результате чего они оказываются еще более масштабными.

Состав турецкого флота и его вооружения, уничтоженные русским флотом в Хиосском и Чесменском сражениях, по данным указанного «Положения»

Класс корабля	Вооружение	Наградная сумма
Плененные суда
60-пушечный линейный корабль	26 24-фн., 24 12-фн. и 16 6-фн. орудий	12 020 руб.
5 галер	5 18-фн., 20 12-фн., 60 3-фн. орудий	19 470 руб.
Уничтоженные суда
90-пушечный линейный корабль уничтоженный от корабля «Св. Евстафий»	28 24-фн., 26 18-фн., 28 8-фн., 8 4-фн. орудий	16 500 руб.
3 90-пушечных, 3 80-пушечных, 5 70-пушечых, 4 60-пушечных линейных корабля	406 24-фн., 78 18-фн., 78 16-фн., 236 12-фн., 162 8-фн., 188 6-фн., 24 4-фн. орудия	212 780 руб.
6 фрегатов	120 12-фн., 72 6-фн. орудия	26 880 руб.
6 шебек	108 30-фн, 108 18-фн. орудий	55 080 руб.
8 25-баночных, 4 20-баночных и 8 20-баночных галер	12 18-фн., 56 12-фн., 200 3-фн. орудий	22 040 руб.
6 бригантин или поляк	36 12-фн., 36 6-фн. орудий	9360 руб.
18 полугалер, 12 соколев	75 6-фн., 75 3-фн. орудий	10 600 руб.

Таким образом, в сражениях при Чесме 24–26 июня 1770 г. турецкий флот был уничтожен. Русский флот получил право господствовать в Архипелаге, из чего напрямую проистекала возможность блокировать Дарданеллы и вести активные действия на морских сообщениях Турции. Кроме того, следствием Чесменского сражения стали восстания в Греции, Сирии и Египте.

Оценивая результаты Хиосского и Чесменского сражений, адмирал Г.А. Спиридов в своем донесении писал: «Честь Всероссийскому флоту! С 25 на 26 неприятельский военный флот… атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили, а сами стали быть во всем Архипелаге… господствующими». А.Г. Орлов же написал Екатерине II следующее: «Прискорбно мне, что я не могу и впредь надежды не имею поздравить В. В. с сухопутною, равною морской, победою; ежели бы был так счастлив, желания бы мои совершенно были удовольствованы…».^{1215},[181]

Кроме того, низкие результаты турецкого артиллерийского огня, продемонстрированные в Хиосском и Чесменском сражениях и отмеченные почти всеми русскими командирами, на наш взгляд, способствовали раскрепощению русских моряков в Архипелаге, позволяя впоследствии предпринимать самые отчаянные шаги. Опыт был действительно показательным: в ходе Хиосского сражения потери на русских кораблях без учета погибших при взрыве линейного корабля «Св. Евстафий Плакида» составили всего 16 человек убитыми. Потери в Чесменском бою были и того меньше — 11 убитых. Такие ничтожные потери русские командиры справедливо объясняли низкой эффективностью турецкого огня, при том что пушки на турецких кораблях «были наведены слишком высоко и стреляли только по рангоуту, повреждали мачты, реи, перебивали снасти». Так, на линейном корабле «Трех Иерархов», который находился в Хиосском бою совсем близко от турок («менее одного кабельтова»), был всего один раненый, зато рангоут, такелаж и паруса получили много повреждений.^{1216} Однако заметим, что при такой дистанции и исходя из того, что турки стреляли только по рангоуту, русский корабль должен был остаться вообще без такового, если бы неприятельский огонь был сколько-нибудь эффективным. Но обозначившееся преимущество использовано русскими все же не было.

Победа русского флота в Хиосском и, особенно, Чесменском сражениях ошеломила Европу. Во-первых, потому что русские до того вообще не имели опыта больших морских сражений, а состояние их флота было весьма далеким от оптимального. А во-вторых, поскольку фактически одним ударом был решен исход борьбы на море в пользу русского флота, то есть сделано то, что получалось далеко не у всех европейских адмиралов (во всяком случае, в XVIII в. такого еще не было). На это, кстати, в своем отчете уже в сентябре 1770 г. указало Британское адмиралтейство: «Одним ударом была уничтожена вся морская сила Оттоманской державы».^{1217}

О том, какое значение имели появление русского флота в Средиземном море и Чесма, отлично сказано и в записке главы тайной дипломатии Людовика XV графа Брольи, составленной в 1773 г. В частности, он указал в ней на ту роковую ошибку, которую совершил герцог Шуазель, допустив русских в Средиземное море. Хотя здесь граф, безусловно, лукавил. Он не мог не знать, что именно Шуазель предлагал принять все возможные средства, чтобы не допустить русский флот в Средиземное море. Но король решил иначе. Таким образом, судя по содержанию памятной записки Брольи, речь идет о критике всех последних действий внешней политики французского руководства, приведшей к поражению Турции и ослаблению позиций Франции. Сам же Брольи указывал, что Шуазель должен был попытаться договориться с Англией об объявлении Средиземного моря нейтральным, а в случае отказа Британии без колебаний направить в Архипелаг французский флот и помочь туркам разгромить русских. Но этого сделано не было. Кстати, именно появление русского флота в Средиземном море в итоге и поставили в вину Шуазелю, когда отправляли его в отставку в конце 1770 г.

После Чесмы уже далеко не все и английские дипломаты добросовестно проводили русофильскую политику своего кабинета. Так, английский представитель в Константинополе Мюррей начал серьезно беспокоиться по поводу русских побед, опасаясь за английские позиции в морях Леванта. Более того, в 1772 г. он даже открыто поощрял турок к продолжению войны.

Все же позиция Лондона осталась благожелательной для России. Причина этого была банальна. Наибольший удар после Чесменского погрома получила Франция — пострадала ее обширная торговля в турецких владениях. «Торговля совершенно приостановилась на Леванте, французы очень пострадали, турки сильно разъярены против них за то, что французы втравили их в эту войну. Турки их грабят и крайне дурно с ними обходятся: на Мистре и в Морее у французов была очень выгодная торговля, но теперь она разорена, ни одного французского корабля не видно теперь на Леванте», — не без злорадства указывалось в английских документах.^{1218} Тем не менее, далее там отмечалось: «Турки также очень разъярены и против англичан, полагая, что не только французы являются причиной русского появления в турецких морях, но что большинство офицеров и солдат на борту русских судов — англичане. Эти сведения, как я слышал, усердно распространяются французами».^{1219}

Таким образом, британский кабинет мог усмотреть в Чесменском событии две стороны: отрицательную и положительную. С его точки зрения, плохо было то, что Екатерине так блестяще удалось это головоломнейшее предприятие — перебросить из Балтийского моря в Архипелаг большой флот и уничтожить дотла весь прекрасно вооруженный и многочисленный флот Турецкой империи; нехорошо было и то, что появление Орлова сопровождалось смутами и восстаниями в Морее и других местах, населенных христианскими подданными Порты. Но зато очень хорошо было то, что русскому флоту в Чесменском сражении удалось одним ударом совершить в высшей степени важное для англичан дело: разорить французскую торговлю, создать почву уже не только для антигреческих, но и для антифранцузских погромов, прочно поссорить турок с французами и тем облегчить англичанам их дальнейшую неустанную политическую и экономическую борьбу с ненавистными французскими конкурентами на всем Леванте. Что турки на первых порах были раздражены и против англичан — полбеды. Англичане знали, что они несравненно менее скомпрометированы перед турками, чем французы, в столь несчастной для Порты войне, и что турецкий диван это хорошо знает. Такие последствия Чесменской победы ничуть не подрывались опасениями, что русские победители заменят собой французов: русские не были для Англии, переживавшей гигантский промышленный переворот, сколько-нибудь серьезными соперниками на торговом поприще. Особенно это относилось к Морее, Малой Азии, к морям, омывающим южные владения Турции, где и действовал Орлов со своей эскадрой. Если бы Орлов угрожал Константинополю, если бы речь шла о непосредственном уничтожении Турции как самостоятельного государства, тогда, конечно, положение изменилось бы. Но этого еще не было и в помине, таким образом, для Англии указанные положительные и отрицательные стороны Чесменской победы более или менее уравновешивались. И английский посол лорд Каткарт даже с некоторым сочувствием писал из Петербурга своему начальнику, статс-секретарю иностранных дел графу Рошфору, донося ему о настроениях при русском дворе в сентябре 1770 г.: «Храбрость, образ действий, решительность, обнаруженные русским адмиралом и его офицерами и моряками в таком новом для них случае, очень усиливают чувство удовольствия, которое императрица испытывает по поводу полного успеха всех частей этой операции». В этой несколько неуклюжей, но многозначительной английской фразе («the complete success of every part of the operation») лорд Каткарт хочет явно выразить мысль, что русская победа не только в том, что Ибрагима-пашу пустили ко дну со всем турецким флотом, но и в том, как русским удалось создать, вооружить, пустить в очень далекое, опасное плаванье большойвоенный флот, как удалось подготовить дееспособных командиров, моряков, артиллеристов, наконец, как удалось возжечь пожар восстания на юге Балканского полуострова.^{1220}

Кстати, после Чесменской виктории Россия впервые услышала понятие «европейские интересы». 21 июля 1770 г. А.Г. Орлов получил письмо от находившихся в Смирне европейских консулов, в котором говорилось, что «8 июля народ и войско в Смирне, будучи приведены в бешенство и отчаяние вестию о Чесменском деле, бросились на греков и побили их великое множество; два европейца были также убиты. Возмущение это навело ужас на всех европейцев; большая часть франков искали убежища на кораблях, иные заперлись в своих домах; торговля прекратилась. По прошествии нескольких дней тишина, кажется, восстановилась, торговля начала опять приходить в движение; но страх приближения русского флота несказанно тревожит души европейцев, ибо этот ужасный час будет началом убийства и грабежа подданных европейских государей и конечно разрушения их торговли».^{1221} «Эта грозная крайность, — писали консулы, — побудила нас уполномочить и послать к В. С. депутатов с изъяснением такого опаснейшего нашего состояния и с просьбою не обращать победоносное оружие Е. И. В. на этот торговый город, на который должно смотреть не как на неприятельское место, а скорее как на колонию, основанную разными нейтральными государствами; разрушать их торговлю и приносить их подданных в жертву российская императрица, конечно, не пожелает…».^{1222}

На это А.Г. Орлов ответил следующее: «Последуя высочайшему благоволению, исполняю закон, мною никогда не нарушаемый, чтоб подавать во всякое время всевозможное вспоможение народам, не только с нами союзным, но и нейтральным. Сии суть и всегда будут непременные правила моего поведения. Как скоро я услышал о возмущении, приключившемся в Смирне, отложил намерение идти на оный город для сей одной причины, чтоб приближение нашего флота не распространило более распутства и беспорядков… Я также весьма рад был бы согласиться на все то, что вы от меня требуете, если б не препятствовали тому разные причины: могу ли я безо всякого с другой стороны договорного со мною согласия ответствовать за то, на что неизвестные обстоятельства впредь меня побудят? Что же вы хотите меня уверить против принятых всеми понятий, что город Смирну должно почитать больше селением, основанным разными европейскими народами, нежели местом неприятельским, сие мне кажется непонятно. Сему вашему правилу последуя, должно бы мне и самый Царьград почитать таковым же, а по нем и все прочие приморские города, под владением турецким находящиеся, в которых есть несколько жительств народов европейских. Что касается торговли, будьте совершенно уверены: доколе флаг Е. И. В. будет на сих морях владычествовать, вы должны совершенно надеяться на защищение ее, чему вы уже ясно видели доказательства, лишь бы только в торговле сей ничего противного не было законам войны…».^{1223} Екатерина II осталась очень довольна таким ответом А.Г. Орлова, написав ему: «Начертали вы здесь душу свою. Мы давно ее знали, но теперь весь свет не видит и ей справедливость отдает».^{1224}

Интересный эпизод. Воочию проявилась склонность европейцев к двойным стандартам: можно воевать между собой, не считаясь с нейтральным статусом других стран, и это объявляется правильным и законным. Но как только возникает угроза таких действий со стороны других — начинаются разговоры о нарушении неких международных законов. Ну а Россия, как всегда, провозгласила моральную концепцию ведения войны.

В завершение отметим, что огромное впечатление произвела Чесменская победа и в Петербурге. «Ничего знаменитее, кажется, в той стороне быть не может. Дивен Бог в чудесах своих! — писала Екатерина II Румянцеву. — Мало в свете слыхано подобного было. Мы 14-го числа сего месяца (сентября. — Авт.) Богу приносили благодарение, а на другой день была соборная панихида Петру Великому, основателю флота и первому виновнику сей новой для России славы. Мы плодом его трудов пользуемся; наш флот подобен Исааку, который, женясь 70 лет, оставил потомство, кое ведется и до сего дня; и наш флот после семидесяти лет его основания покрылся славою, коя, дай Боже, да продлится долее, нежели потомство Исааково».^{1225} А.Г. Орлову же Екатерина II написала: «Лаврами покрыты вы, лаврами покрыта и вся при вас находящаяся эскадра».^{1226}

Не менее интересен и более подробный рескрипт императрицы Ф.Г. Орлову: «Скажу вам о нас мысли разных народов. Сначала никто не хотел верить, чтоб мы дошли до сего места, а еще менее, чтоб атаковали нашего неприятеля. Все думали: пошатавшися де по морю и ничего не сделав, назад возратятся. Узнали теперь свою ошибку. Открыли глаза, не знают, что думать и что делать, с удивления все окаменели… Только то знаю, что все кричат, робеют и удивляются проворству Кабинета полуночного».^{1227}

Чесма и русское общество

О впечатлении, какое Чесменская победа произвела в России, ярко рассказал будущий поэт и сенатор И.И. Дмитриев. Детство его прошло на Волге, в самой российской глубинке. «Отец мой, получая при газетах реляции, — вспоминал уже в зрелые годы Дмитриев, — всегда читал их вслух посреди семейства. Никогда не забуду того дня, когда слушали мы реляции о сожжении при Чесме турецкого флота. У отца моего от восторга прерывался голос, а у меня навертывались на глазах слезы».^{1228}

Разгром турецкого флота в сражениях при Чесме 24–26 июня 1770 гг. открывал для русского флота большие возможности. А.Г. Орлов справедливо решил развить успех. Свою следующую задачу он указал в письме Екатерине II уже 28 июня 1770 г.: «…Ныне же не остается мне другого, кроме как стараться запереть подвоз в Царь-град и стараться еще, если можно, возвратить государству издержки, употребленные на сию экспедицию (курсив наш. — Авт.)… Чрез взятых пленников получено известие, что в Константинополе есть еще три большие корабля, два строятся в оном, два в Родосе, два в Митилине и пять из александрийских больших купеческих судов, велено вооружить поспешнее. Ежели б и все оные были готовы и соединились, не думаю, чтоб могли воспрепятствовать положению вновь сделанному. Не опасны уже мне морские турецкие силы (курсив наш. — Авт.)^{1229}.

Как следствие, уже 28 июня от Чесмы к Дарданеллам вышла эскадра Д. Эльфинстона в составе 3 линейных кораблей и 2 фрегатов,- которая 15 июля установила блокаду Дарданелл. Более того, в этот день Д. Эльфинстон с эскадрой, преследуя турок, даже вошел в пролив, где, по словам Н.Д. Каллистова, стал на якорь посреди него и демонстративно под огнем батарей с обоих берегов приказал играть музыкантам и бить в литавры и барабаны. Сам же контр-адмирал сел с офицерами пить чай на палубе.^{1230} При этом русские корабли не отвечали туркам ни единым выстрелом. Затем эскадра Эльфинстона еще несколько раз входила в устье Дарданелльского пролива, но каждый раз возвращалась обратно.

^{Дарданеллы. Рисунок русского военного топографа начала XIX в.}

Тем временем остальные силы русского флота, которые Орлов также разделил на две части (под своим командованием и командованием Г.А. Спиридова), направились к Лемносу, который А.Г. Орлов хотел превратить в опорный пункт флота у Дарданелл.^[182] 19 июля оба этих отряда сосредоточились у Лемноса и вскоре приступили к осаде крепости Пелари, которая, однако, затянулась.

Между тем, Д. Эльфинстон продолжал блокировать вход в Дарданеллы, причем, судя по запискам С.П. Хметевского, русские корабли достаточно активно захватывали в это время и нейтральные, в частности, французские суда, направляющиеся в Константинополь. Скорее всего, именно в это время блокада Дарданелл за все время войны носила наиболее плотный характер.

Извлечения из шканечных журналов кораблей отряда контр-адмирала Д. Эльфинстона за 1770 г.^{1231}

…11 июля. [Эскадра] пришла к южной стороне Тенедоса и, увидя между Тенедосом и Азиатским берегом два турецких корабля, стоявшие на якоре в проливе, пыталась подойти к неприятелю, но по причине течения и противного ветра не могла этого исполнить и легла, за ночным временем, на якорь.

12 июля. Эскадра повторила попытку войти в пролив, но, по тем же причинам, не могла. Оставя для наблюдения за неприятелем фрегаты Надежда и Африка, эскадра пошла вокруг Тенедоса.

13 июля. Обойдя остров, увидели, что неприятельские корабли, помощью верпов подошли ближе к Дарданеллам. Ветер и течение противные.

14 июля. Лавируя, эскадра сближалась с неприятелем, который успел отбуксироваться галерами к устью Дарданелл под защиту крепости.

15 июля. Придя выше северных Дарданелл, эскадра в боевом порядке стала спускаться на неприятеля под сильным огнем с Дарданелльской крепости и батарей, но по причине стремительного течения не могла атаковать неприятеля и оставила свое намерение.

16 июля. Пользуясь благоприятным ветром, эскадра повторила попытку проникнуть в Дарданеллы, чтобы догнать неприятельские корабли, но течение превозмогло силу парусов и корабль Саратов прижало к берегу под выстрелы батареи. Помощью буксира, подданного с кораблей Святослав и Не тронь меня, корабль Саратов выведен из под выстрелов, эскадра вышла из Дарданелльско-го устья и разделилась для крейсерства на три части: корабль Не тронь меня занял пост между островом Имбро и Румелийским берегом; корабль Саратов и фрегат Африка между Тенедосом и Азиатским берегом; корабль Святослав и фрегат Надежда между островами Имбро и Тенедосом…

Письмо контр-адмирала Д. Эльфинстона графу Н.И. Панину от острова Имброса от 13 сентября 1770 г.^{1232}

Имею честь вас уведомить, что оставляя остров Хио июля 5 дня, для следования в Тенедос с порученною мне эскадрой, увидел двух турецких от 64 до 70 пушечных военных кораблей, они повыше Тенедоса были и завозами потянулись выше под прикрытием своих крепостей. Когда увидел их уже поздно в вечеру было и так на якорь стали между Тенедосом и матерою землей. На другое утро пошли мы под парусами и старались пройти между Тенедосом и матерою землею, но тщетно по причине течений, противных ветров и опасности того прохода большим кораблям, так что около полудня пошли мы круг острова с Не тронь меня и Саратовом, дабы тем путем их достичь и оставили Надежду и Африку за движением их смотреть пока они у меня в виду стали; сие получилось еще до ночи. Неприятель между тем пользовался временем, чтоб завозами подтянуться под крепостями, к чему из Дарданелл всевозможную помочь им учинили.

Как от силы и непонятного пути течения, так и от противного ветра уже два дня прошли, прежде как могли мы добиться до ветреного берега на европейской стоне; здесь много лагерей было и одна фашинная батарея, близ которых принуждены мы были идти, получили их пальбу, но несколько пушек вышней палубы от наших проходимых кораблей скоро принудили оную перестать. Что корабль шел мимо крепости, то с оной и палили, но большая часть их ядер будучи чрезвычайной величины коснулись к воде и не долетели.

При том течение было от ней сей крепости, а мы шли к противостоящей крепости, между которой и кораблями их 7 галер стояли, а на Азиатском берегу много батарей поделали, чтоб прикрыть свои и вредить наши корабли.

Принудили мы неприятеля палить с кораблей и в дальности сие они весьма изобильно делают. С Не тронь меня и с Саратова также палили, но далеко очень были от неприятеля. По сие время течение снесло нас ниже и под ветер кораблей и близ лежащего рифа камней, так что принуждены были все паруса поставить, чтоб оной опасности избежать. Течение так хватило Святослава, что он руля не слушал, а в ту же ночь течение снесло все корабли так близко вместе, что мы было все запутались. В 16-е число хотя неприятельские корабли уже подтянулись почти в пушечном выстреле от Азиатской крепости, мы вторично покусились, но ветер нас оставил в то самое время как были мы вблиз фашинной батареи, которых число умножено было на европейской стороне, а тогда вдоль по всему берегу множество мушкатеров по нас палили, но сия их отважность им дорого стоила. Узнал я, что без провожающего ветра сего покусить более было нельзя, а неприятель уже ныне под крепостью подтянулся. И так перестал я и взял свою станцию к пресечению подвоза к Царьграду; с того ж до нынешнего времени оный город действительно в блокаде был, и слышал я, что малым нашим нападением Царьград приведен был в великом беспокойстве.

В Имбросе довольно пресной воды находил я и несколько свежего провианта, от чего больные скоро выздоровели и здоровы были на всех кораблях, особливо ж когда виноградное вино достал, которое мы всегда смешивали с водой.

Ныне же В. С. имею несчастие вам объявить о разбитии корабля Святослава в 5 число сего месяца на мелкостях острова Лемнос, к которому шел я, чтоб с графом Алексеем Григорьевичем Орловым советывать о будущих наших предприятиях и о снабжении эскадры сухарями. Описание сего несчастья, сколько оно мне сведомо стало, при сем прилагается…

А в начале сентября 1770 г. случились два непредвиденных события, круто повлиявших на дальнейшее развитие событий. Сначала на мель у острова Лемнос сел флагманский корабль Д. Эльфинстона «Святослав» (самый сильный в русской эскадре), а затем в связи с отходом к нему на помощь линейного корабля «Не тронь меня» и фрегата «Надежда» и ослабления тем самым блокады Дарданелл турки смогли перебросить на Лемнос подкрепления. Главной загадкой здесь остается вопрос, почему Эльфинстон оказался у Лемноса. В историографии есть три версии: 1) был зачем-то вызван А.Г. Орловым; 2) сам непонятно зачем отправился к Лемносу; 3) отправился к А.Г. Орлову с предложением попытаться нанести удар на Константинополь. Не меньше вопросов вызывает и организация блокады Дарданелл, которую так легко смогли прорвать турки. Однако в любом случае противник смог упрочить свои силы на Лемносе, и А.Г. Орлову пришлось снять осаду крепости Пелари.

Потерпев неудачу с организацией базы флота на острове Лемнос (70 верст от Дарданелл), русское командование решило использовать для этой цели остров Парос. И с 4 декабря 1770 г. порт Ауза стал базой русского флота в Архипелаге. Отряд Г.А. Спиридова доставил сюда корабельный лес, заготовленный на острове Тасос. В Аузе были построены укрепления, адмиралтейство, магазины и лагерь для сухопутных войск.

25 декабря 1770 г. в Аузу пришла третья эскадра, под командованием контр-адмирала И.Н. Арфа, вышедшая из Ревеля 30 июня. В ее составе находились линейные корабли «Св. Георгий Победоносец», «Всеволод» (оба 66-пушечные), «Азия» (54-пушечный), купленный в Англии фрегат «Северный Орел» (40-пушечный) и 15 зафрахтованных английских транспортов.^[183] На судах эскадры в Архипелаг прибыло 2167 человек пехоты, в том числе 523 гвардейца, что позволило А.Г. Орлову увеличить свои десантные войска. Кроме того, пришедшая к Паросу эскадра И.Н. Арфа сняла обострившуюся до предела проблему снабжения русского флота в Архипелаге. Г.А. Спиридов писал А.Г. Орлову в начале февраля 1771 г.: «Ежели бы господин Арф не подошел, от которого я из оставшейся у него выданной на чрезвычайные расходы суммы пятнадцать тысяч голландских червонных к себе взял, то бы в сие время (в феврале) в самом горестном положении был, и уже перед тем на свое имя занял у одного грека тысячу червонных и дал вексель. Пшеницы же мало, боялись голоду…».^{1233} Приводя данные строчки, приходится констатировать, во-первых, изначально слабую подготовленность Архипелагской экспедиции для масштабных действий, и во-вторых, низкую результативность действий на коммуникациях противника, поскольку в противном случае полученная добыча позволила быть решить данную проблему без затруднений.

Состав 3-й Архипелагской эскадры контр-адмирала И.Н. Арфа при переходе из Балтийского моря в Средиземное

Корабль	Число орудий	Командир
Линейный корабль «Св. Георгий Победоносец»	66	Капитан Н.Л. Палибин
Линейный корабль «Всеволод»	66	Капитан К.М. Базбаль
Линейный корабль «Азия»	54	Капитан Н.В. Толбузин
Фрегат «Северный Орел»	40	Капитан-лейтенант С.В. Жемчужников

А вот насколько эскадра И.Н. Арфа представляла боевое усиление, можно судить по следующей выдержке из донесения Г.А. Спиридова от 2 февраля 1771 г.: «Контр-адмирал Арф на своем корабле Победоносец не только чтоб во всем нужном запасшись прийти, но в такелаже, в якорях и канатах и в прочих нужных вещах даже, что и гребные суда убавил, столь легошенько пришел, как корабли наши и в Балтийском море не ходят, а именно якорь и канат и очень много других по штату, как и на Балтийском море ходят, нужные вещи в Ревеле оставил и провиантов только на три месяца взял, довольствуясь в путеплавании отправленном сюда к нам на транспортных судах и покупая и забирая, где возможно было, чему последуя и корабль Всеволод также придет; да что всего хуже корабль Победоносец построен 66-пушечным, а пришел сюда 50-м, ибо ни на шканцах, ни на баке пушек всего 16-ти нет, а оставлены в Ревеле; я не знаю кого осуждать, мастера ли, который оный корабль строил и испортил, что сделал острым и тем нижние порты от воды близки и с постановлением шканцовых и баковых пушек валк, то есть в погоду валким, или недосмотрено в порядочном грузе интрюма, который как капитан того корабля Палибин объявляет укладывал при себе и под своими приказаниями же контр-адмирал Арф; но как бы то ни было, лучше убавить балласту такое число пудов сколько в оставленных якорях, канатах и в прочем самонужном и в пушках весу было…».^{1234}

Таким образом, произошедшие в Архипелаге после Чесмы события показали, что русское командование снова допустило ряд серьезных просчетов. Сначала вялость действий и раздробленность сил не позволили быстро овладеть крепостью Пелари на острове Лемнос. Затем проблемы с организацией блокадных действий, равно как и с координацией действий эскадр, позволившие туркам перебросить помощь на Лемнос, перечеркнули надежду на успех и от длительной осады. Наконец, последовавший в середине октября 1770 г. отказ А.Г. Орлова от блокады Дарданелл ослаблял эффект всех предшествующих трудов.

Между тем, случаи зимних действий в то время уже не были редкостью: можно назвать и ледовый поход Балтийского флота к Выборгу в 1710 г., и переход тех же эскадр Спиридова и Эльфинстона из Балтийского моря в Средиземное осенью-зимой 1769/1770 г., и действия Азовской флотилии в эту войну, и крейсирование С.К. Грейга перед теми же Дарданеллами зимой 1772/1773 г. Про ведущие европейские флоты и говорить не приходится. Из более поздних же примеров наиболее показательны два. В первом случае в 1807 г. Д.Н. Сенявин не только установил в феврале полную блокаду Дарданелл, но и захватил остров Тенедос, контролирующий подступы к проливу. Во втором случае, уже во время Русско-турецкой войны 1828–1829 гг., отряд П.И. Рикорда, состоявший всего из 4 судов (двух линейных кораблей — «Фершампенуаз» и «Эммануил» и двух фрегатов — «Ольга» и «Мария»), смог организовать полную блокаду Дарданелл в течение всей зимы 1828/1829 г.!^[184] Причем вообще без наличия сколько-нибудь близкого пункта базирования. И результаты не замедлили сказаться: прекращение допуска судов с продовольствием в Константинополь вызвало там голод и привело к волнениям в столице Османской империи. Кроме того, Турция лишилась возможности перевозить на Балканский театр подкрепления из Египта и Малой Азии. Все это ускорило окончание войны, которая и закончилась 2 сентября 1829 г. полным поражением Турции.^{1235} Так что снятие блокады Дарданелл стало еще одной ошибкой А. Г. Орлова в кампании 1770 г. Ссылка же его на исключительно плохое состояние кораблей в данном случае не актуальна. Архивные материалы показывают, что зимой 1770/1771 г. никакого ремонта судов в Аузе не проводилось, а корабль «Саратов» вообще находился на патрулировании ближних к Паросу вод.

Кстати, оставляют вопросы и действия А.Г. Орлова в 1770 г. в целом по устройству базы для флота. Почему, в частности, сначала был выбран Лемнос (70 верст от Дарданелл), а после неудачи у него — Парос. Последний выгодно располагался в центре Эгейского моря, но от него до Дарданелл было около 300 верст. А ведь А.Г. Орлов сам указывал, что главной задачей флота после Чесмы является именно блокада Дарданелл. Между тем, для ведения такой блокады изначально больше годился Тенедос, находившийся всего в 12 милях от пролива, с которого отлично просматривались Дарданеллы, при том что и крепость была намного слабее. Кроме того, здесь были и отличные источники для снабжения кораблей водой.^{1236},[185] К тому же позицию в этом районе в июле — сентябре 1770 г. занимал Д. Эльфинстон. Во всяком случае его захват создал бы отличную базу именно для ведения блокады, а впоследствии она могла стать передовой. Но А.Г. Орлов ценности этого острова так и не разглядел.

А теперь хотелось бы остановиться на том, возможно ли было для русского флота осуществление прорыва к Константинополю и стал ли отказ от этого еще одной ошибкой А.Г. Орлова. После Чесмы турки пребывали в панике. Француз барон Ф. де Тотт писал о состоянии дел в Константинополе: «Падишах в живейшей тревоге, министры удручены, народ в отчаянии, столица в страхе перед голодом и нашествием. Таково настоящее положение империи, которая за один месяц перед этим считала себя столь грозной».^{1237} При этом он указал, что батареи, прикрывавшие Дарданеллы, находились в ужасном состоянии, и русский флот легко мог пройти пролив и подойти к Стамбулу.

О проблемах, возникших в Константинополе из-за действий русского флота, писали Д. Эльфинстон. В письме Н.И. Панину от 13 сентября 1770 г. он, в частности, отмечал: «…И взял свою станцию к пресечению подвоза к Царьграду; с того ж до нынешнего времени оный город действительно в блокаде был, и слышал, я, что малым нашим нападением Царьград приведен был в великом беспокойстве…».^{1238} Позже русские, а затем советские историки подвергли сомнению данные де Тотта. Как писал С.М. Соловьев, Ф. де Тотту «было поручено укрепить Дарданеллы и, следовательно, было выгодно представить прежние оборонительные средства в самом жалком виде». Однако, скорее всего, де Тотт оказался прав.

Пролив Дарданеллы у турок прикрывали четыре замка, построенных в 1453–1658 гг. В 1770 г. (после Чесмы) турки под руководством барона де Тотта приступили к постройке пятого замка; остальные четыре были усилены земляными батареями. Но лишь два старых замка, простроенных в таком месте, где ширина пролива составляет 1195 м, обстреливали фарватер перекрестным огнем с малой дистанции. Выстрелы же новых замков, при ширине пролива до 4 км, не достигали фарватера.

Всего на вооружении этих пяти замков было около 200 орудий, большинство из которых имело калибр 20–150 фунтов. Самая большая пушка, калибром около 27 дюймов, стреляла мраморным ядром весом в 1000 фунтов при метательном заряде в 300 фунтов пороха. Такие пушки казались туркам очень грозным оружием. На самом же деле попасть из таких монстров можно было только в очень медленно Идущий корабль, да и то случайно. Заряжание пушки длилось не менее часа. Горизонтальное наведение было очень медленным или отсутствовало совсем. О меткости стрельбы и говорить не приходится. Вот как описывал отношение турок к этому орудию, а равно и их подготовку к его использованию, Ф. де Тотт: «В замок, контролирующий пролив, турки привезли гигантскую пушку, которая имела мраморное ядро весом одиннадцать сотен фунтов. Пушка, отлитая из бронзы во время правления Амрата, состояла из двух частей, соединенных между собой винтовым соединением. Я не мог использовать эту махину на внешних укреплениях, а туркам не нравилось мое неуважение к артиллерийскому орудию, равного которому, безусловно, нет во всей вселенной. И паша даже сделал мне по этому поводу замечание. Он согласился с тем, что сложности заряжения не позволят нам, в случае атаки, выстрелить более чем единожды, но был убежден, что этот единственный выстрел будет иметь такую разрушительную силу, что потопит весь флот противника (курсив наш. — Авт.). Мне было проще согласиться с ним, чем проявлять настойчивость, и я, не изменяя плана обороны, предусмотрел место для орудия, но выразил желание оценить его эффективность.

Толпа вокруг меня вздрогнула. Потом старейший из собравшихся объяснил, что это орудие еще ни разу не стреляло, поскольку верили, что при выстреле оно произведет такое сотрясение, что может разрушить и замок, и даже весь город (курсив наш. — Авт.). Действительно было возможно, что оно выбьет несколько камней из стены, но, разумеется, не более того, и я заверил присутствующих, что пушка не причинит им вреда. Полагаю, еще ни у одной пушки не было такой грозной репутации. Ее ярость угрожала всем — и врагам, и друзьям. Чтобы зарядить это произведение металлургов, требовалось не менее 330 фунтов пороха, и я послал за инженером, чтобы подготовиться к воспламенению. Все слышавшие, как я отдал этот приказ, немедленно исчезали, чтобы избежать предсказанной опасности. Сам паша уже был готов спасаться бегством, и мне с немалым трудом удалось его убедить, что из небольшой палатки, установленной в уголке, он сможет наблюдать за действом, не подвергая опасности свою драгоценную жизнь.

Преуспев в этом, мне ничего больше не оставалось, как ободрить своего инженера, который, хотя и остался на месте, не выказывал решительности, а наоборот, взывал к моему состраданию. В конце концов я, быть может, и не вдохновил его, но заставил замолчать, пообещав подвергнуться той же опасности, что и он. Я занял место на каменном возвышении за пушкой и почувствовал сильный толчок, как при землетрясении. Я увидел, как на расстоянии трехсот саженей ядро разделилось на три фрагмента, которые перелетели пролив и, срикошетив от воды, ударили в гору на противоположной стороне».^{1239}

Полностью подтверждает низкие возможности артиллерии Дарданелльских замков и прорыв английской эскадры вице-адмирала Д. Дакворта 19 февраля 1807 г. При свежем попутном ветре 7 линейных кораблей, 2 фрегата и 2 бомбардирских корабля прошли Дарданеллы,^{1240},[186] понеся ничтожные потери. Более того, при выходе из пролива в Мраморное море англичане еще и разбили турецкую эскадру (потери турок составили: один линейный корабль, 4 фрегата, 3 корвета и один бриг уничтоженными и один корвет захваченным в плен^{1241}). Цена же успеха составила всего 38 человек убитыми и 100 ранеными.^{1242},[187]

Но затем вместо решительной атаки Константинополя английский вице-адмирал вступил с турками в длительные переговоры. Тем временем турки под руководством французских специалистов укрепили оборону Константинополя, выставив на берег свыше 1000 пушек и 200 мортир. Дакворт не рискнул атаковать Константинополь и 1 марта двинулся обратно. На сей раз турки подготовились к обороне Дарданелл, и при обратном переходе через пролив англичане потеряли 197 человек убитыми и 412 ранеными.^{1243},[188] Но и на этот раз туркам не удалось потопить ни одного английского корабля. А ведь как справедливо писал генерал Г. Жомини: «Если бы… турецкая артиллерия в Дарданеллах имела искусную и хорошо обученную орудийную прислугу, вся эскадра Дакворта погибла бы при обратном движении в Архипелаг».^{1244} Но именно таких артиллеристов у турок по-прежнему не было. И это после всех реформ Селима III!^[189]

^{Прорыв английской эскадры Дакворта через Дарданеллы в 1807 г.}

Сравнительные данные по составу эскадр вице-адмирала Д. Дакворта в 1807 г. и генерал-аншефа А.Г. Орлова в 1770 г.^{1245}

Класс корабля	Название корабля	Вооружение	Класс корабля	Название корабля	Вооружение
Английская эскадра			Русская эскадра
Линейный корабль	«Royal George»	100 орудий	Линейный корабль	«Святослав»	80 орудий
Линейный корабль	«Canopus»	80 орудий	Линейный корабль	«Трех Иерархов»	66 орудий
Линейный корабль	«Pompee»	74 орудия	Линейный корабль	«Трех Святителей»	66 орудий
Линейный корабль	«Windsor Custle»	98 орудий	Линейный корабль	«Ростислав»	66 орудий
Линейный корабль	«Repulse»	74 орудия	Линейный корабль	«Европа»	66 орудий
Линейный корабль	«Thuderer»	74 орудия	Линейный корабль	«Св. Иануарий»	66 орудий
Линейный корабль	«Standard»	64 орудия	Линейный корабль	«Не тронь меня»	66 орудий
Фрегат	«Endymion»	40 орудий	Линейный корабль	«Саратов»	66 орудий
Фрегат	«Active»	38 орудий	Линейный корабль	«Родос»	54–60 орудий
Бомбардирский корабль	«Lucifer»	8 орудий	Фрегат	«Надежда»	32 орудия
Бомбардирский корабль	«Meteor»	8 орудий	Фрегат	«Африка»	32 орудия
—	—	—	Фрегат	«Св. Николай»	26 орудий
—	—	—	Бомбардирский корабль	«Гром»	12 орудий

Очевидно, что в 1770 г. русская эскадра в Дарданеллах встретила бы менее сильный огонь, чем англичане в 1807 г., поскольку турки еще ни разу не сталкивались с угрозой прорыва к Константинополю через Дарданеллы. Таким образом, русская эскадра, по всей видимости, могла сравнительно легко прорваться к Константинополю. Другой вопрос, что у Орлова фактически не было сухопутных войск для захвата столицы Османской империи. Однако уже сама демонстрация силы у самого Константинополя, при и без того паническом состоянии турок после Чесмы, могла стать сильным аргументом для капитуляции Турции. К тому же история знает целый ряд примеров, когда после сильнейшего военно-психологического воздействия со стороны противника страна, испытавшая его на себе, прекращала войну. Приведем лишь несколько наиболее показательных примеров.

Во время второй Англо-голландской войны 1665–1667 гг. голландский флот в самом конце войны, в период с 19 по 23 июня 1667 г., провел блестящую атаку на английскую базу флота в устьях рек Мидуэй и Темза.^[190] Особенно удачными были действия у Грейвсенда (верфь и база английского флота на реке Мидуэй), где все английские арсеналы и запасы были уничтожены, часть английских кораблей сожжена, а часть захвачена голландцами (при этом предварительно голландцы смогли взять защищавший Грейвсенд форт Ширнесс).

Три самых крупных английских линейных корабля — «Ройял Оук», «Ройял Джеймс» и «Лойел Ландэн», которые сели на мель в районе Грейвсенда, голландцы зажгли брандерами прямо на глазах у англичан и под огнем береговых батарей, причем, когда голландцам показалось, что «Лойел Ландэн» и «Ройял Джеймс» горят недостаточно хорошо, они подвели к ним еще по брандеру.^{1246}Один из англичан, наблюдавший за этим с верфи, писал: «Уничтожение этих трех величественных и славных кораблей было наиболее печальным зрелищем, которое когда-либо видели мои глаза, и, несомненно, при виде такой картины сердце каждого истинного англичанина обливалось кровью».^{1247} Зарево пожара было видно даже в Лондоне, в котором началась паника. Флагман английского флота — линейный корабль «Ройял Чарльз» — голландцы демонстративно увели с собой. Далее последовала блокада Темзы, вследствие чего цены в Лондоне поднялись до небывалых размеров.^{1248} А уже 21 июля 1667 г. страны заключили мир, условия которого существенно смягчили последствия предшествующих чувствительных поражений Голландии.^[191] Англия пошла на некоторые уступки в Навигационном акте, голландцы согласились выполнять английское требование о салютовании в прибрежных английских водах. Произошел обмен двумя островами: голландцы получили Суринам (уже захваченный ими), а англичане сохранили за собой Манхеттен.

Вот, что пишет английский историк Д. Ховарт по поводу указанной атаки голландского флота: «…Голландская эскадра проникла вверх по Темзе на целых 20 миль, гораздо дальше, чем любой враждебный флот со времен викингов. Это ввергло лондонцев в панику. Испуг и оцепенение в городе были такими, словно голландцы не только завладели рекой, но и на самом деле высадили стотысячную армию, — записал королевский министр, граф Кларендон, — На следующий день паника распространилась на Мидуэй».^{1249} Подводя же общий итог июньским событиям 1667 г., он отмечает: «Англичане сильно пострадали в ходе голландского набега на Мидуэй. Флот потерял шесть самых крупных кораблей. Еще два корабля были захвачены и несколько небольших кораблей потоплены. Размеры ущерба оценивались примерно в 200 000 фунтов стерлингов. Значительный ущерб понесла торговля, поскольку голландцы прервали прибрежное судоходство и в течение некоторого времени блокировали как реку Мидуэй, так и Темзу».^{1250} Фактически одной этой атакой голландцы изменили ход уже проигранной ими войны. А ведь у Англии еще оставался флот, при том что над Голландией все сильнее нависала угроза войны с Францией!

Нельзя не привести в пример и блистательное замирение Дании, осуществленное Карлом XII в самом начале Северной войны. В начале 1700 г. датские войска развернули наступление в Голштинии. В ответ Карл XII выполнил с помощью флота стремительную переброску войск на остров Зеландия, где они были высажены недалеко от Копенгагена. В результате шведы быстро сломили сопротивление остававшихся в районе Копенгагена немногочисленных датских войск и двинулись прямо к датской столице. Одновременно с моря к Копенгагену направился англо-голландско-шведский флот. Карл XII угрожал разрушить город, если Дания не заключит мир на предложенных им условиях. Датчане приняли это требование, и утке 7 августа 1700 г. между Швецией и Данией был подписан мирный договор, по которому Дания вышла из Северного союза, признала независимость Голштинии и уплатила Швеции военные издержки.

Еще одним примером являются удары русского гребного флота, при поддержке парусного, по территории Швеции в завершение Северной войны 1700–1721 гг. В 1721 г., чтобы заставить, наконец, Швецию принять условия мира, предложенные Россией, Петр I решил повторить высадку войск на шведское побережье, только увеличив ее масштаб. В частности, отряд гребных судов генерал-поручика П.П. Ласси, вышедший в мае 1721 г. из Гельсингфорса, высадил на побережье Швеции от Евле до Питео более 17 десантных отрядов, которые нанесли тяжелые удары по предприятиям и запасам Швеции. В результате Стокгольм вынужден был согласиться на мир, который и был подписан 30 августа 1721 г. в Ништадте.

Кстати, Д.Н. Сенявин, настаивая в 1807 г. на новом, совместном с Даквортом, прорыве к Константинополю, тоже не собирался завоевывать город, вполне резонно полагая, что без сухопутных сил этого нельзя сделать. Вместо захвата он хотел поджечь столицу Османской империи и ее флот, увеличив тем смятение и беспорядок, и так уже царившие в Порте.^{1251}

Таким образом, исторический опыт показывает, что нестандартные и стремительные действия часто способны изменить ход событий. При этом осуществление такого рода мероприятий, в отличие от достаточного регламентированного Морским Уставом боя с неприятельскими кораблями, ничем не ограничивалось. Нужен был риск (яркий пример тому — поведение де Витта в 1667 г.). Возможность же нанести Османской империи решающий удар сразу после Чесмы в 1770 г., как мы видели, была достаточно хорошей.^[192] И такие авторы, как М. Мазюкевич, Н.Д. Каллистов и М. Андерсон,^{1252} не случайно открыто упрекают А.Г. Орлова в том, что, отказавшись от атаки Константинополя, он не использовал победу при Чесме и тем самым упустил возможность победно закончить войну в 1770 г.^[193] Кстати, Екатерина II также, хотя и косвенно, выразила свое отношение к событиям в Архипелаге осенью 1770 г., в частности, когда в Петербурге после известий о Чесме распространился слух о новых успехах русского флота, она написала Н.И. Панину: «Сказывают одни, что взяты Дарданеллы, а другие, что флот турецкий паки сожжен. Но если мне выбрать, то Дарданеллы лучше возьму, ибо сие нас приближает к месту ближайшего мирного конгресса».^{1253},[194]

Однако А.Г. Орлов решил не рисковать, а лишь ограничиться блокадой Дарданелл, причем решение это он сформулировал фактически уже 28 июня, хотя С.К. Грейг и отмечает, что в случае овладения Лемносом Орлов «твердо решился прорваться через Дарданеллы». И для такой осторожности у него в принципе были основания: слишком многое зависело от погоды, выверенности действий русского командования, степени уверенности в своих силах, то есть от того, с чем возникали проблемы. Но имелся и субъективный фактор: А.Г. Орлов, очевидно, не хотел брать на себя такую большую ответственность. Об этом, в частности, свидетельствует то, как он объяснил свой приезд в Петербург Екатерине II, о чем она сообщила Совету. Выглядело объяснение так: «Почитая… за нужное, чтоб нас уведомить о всех происшествиях и требовать дальнего повеления».^{1254} Более того, преимущественно по этой причине Орлов, скорее всего, и принял решение.

Кстати, в литературе существует точка зрения, что сторонником прорыва через Дарданеллы являлся Д. Эльфинстон, против которого выступил А.Г. Орлов, сначала отозвавший адмирала к себе, а затем, после гибели линейного корабля «Святослав», обвинивший в неосмотрительности и добившийся его отставки, чем фактически свалил на него свои ошибки. Что здесь можно сказать? Д. Эльфинстон, действительно, как мы видели, несколько раз входил в Дарданеллы, но трех линейных кораблей для прорыва было, безусловно, мало. О том же, почему Д. Эльфинстон оказался у Лемноса, точных данных до сих пор нет. Хотя то, что А.Г. Орлов практически с самого начала не сошелся с Эльфинстоном, сомнений не вызывает, как и его значительная роль в отставке последнего. Однако и Д. Эльфинстон своими действиями несколько раз вполне заслуженно вызывал негодование главнокомандующего в Архипелаге.

Каковы же были итоги действий русского флота в 1770 г. — первом году первой большой кампании после 1721 года? Несмотря на многочисленные проблемы и на ошибки русского командования, в целом нужный результат был достигнут: господство в Архипелаге завоевано, часть турецких сил скована, военно-экономический потенциал Турции серьезно ослаблен. Кроме того, действия русского флота в Архипелаге обеспечили спокойствие в 1770 г. на Азовском море, позволив А.Н. Сенявину закончитьподготовку своей флотилии, которая была крайне важна для проведения операции по овладению Крымом. Таким образом, как абсолютно верно писала историк Е.И. Дружинина: «Русские морские силы, находившиеся в Средиземном море, отвлекали значительную часть турецкого флота и турки не имели возможности оказать значительную помощь Крыму. Такая обстановка создала предпосылки для сравнительно легкого овладения Крымским полуостровом, которое было главной целью предстоящей кампании 1771 г.».^{1255} Если же учесть, что вопрос о Крыме был главным вопросом всей войны, а не только кампании 1771 г., роль экспедиции в Архипелаг и блокады проливов становится еще очевиднее.^{1256}

К сожалению, говоря о деятельности русского флота в Архипелаге в 1770 г., нельзя скрыть и еще одну «ложку дегтя». Речь идет о целом ряде конфликтов между флагманами, а также о сохранявшихся «последствиях» предшествующего развития Балтийского флота — низкой дисциплине офицерского состава. В частности, во время боевых действий в районе острова Лемнос Г.А. Спиридову пришлось даже издать следующий указ: «Известился я, что ныне на кораблях господа офицеры играют в карты в заказанные на деньги игры, то сим подтверждаю, чтоб кроме утешений в препровождении времени, в запрещенные игры в карты и в кости не играть. И ежели кто кому что проиграл в долг, то не платить, и кто выиграл, не требовать. И ежели кто кому вексель дал, оный недействителен, а буде и деньгами кто что выиграл, оные возвратить, ибо мы обращаемся в военных действиях. Командирам в своих командах учинить крепкое запрещение, дабы офицеры от того удержаны были».^{1257} Все это, безусловно, негативным образом отражалось на боевых действиях русского флота.

* * *

Между тем, наступил 1771 г., и в Петербурге при участии вернувшегося из Средиземного моря А.Г. Орлова решали вопрос о дальнейшем использовании русского флота в Архипелаге. Поскольку осуществление выдвинутого Г.Г. Орловым в 1770 г. плана удара по Константинополю со стороны Балкан и Черного моря было намечено лишь на 1772 г., задачи провести операцию по прорыву к столице Османской империи силами флота из Архипелага поставлено не было. Однако, забегая вперед, отметим, что такая задача не ставилась ни в 1772, ни в 1773 гг. Только осенью 1773 г. Екатерина II вновь подняла вопрос об ударе по Дарданеллам, но получила отказ теперь уже самого А. Г. Орлова.

Таким образом, вариант нанесения Оттоманской Порте решающего удара с помощью прорыва к Константинополю так и остался нереализованной возможностью. В результате главной задачей русских моряков в Архипелаге становится блокада Дарданелл. Эти действия были направлены на пресечение подвоза продовольствия и сырья в Стамбул из Греции, Египта и Сирии и должны были принудить Турцию к прекращению войны. Такой вид действий русского флота, в частности, был закреплен в рескрипте Екатерины II А.Г.Орлову от 22 марта 1771 г., в котором говорилось: «1) Чтоб всем нашим эскадрам, соединенными ли силами или же частно, по лучшему вашему в свое время на месте усмотрению, держаться сколько возможно пред Дарданеллами и содержать тамошний канал в заперти, дабы сим образом Константинополь с морской стороны блокируя, пресекать ему подвоз пропитания и тем самым умножать в тамошнем народе разврат, волнение и огорчение противу правительства за продолжение ненавистной ему войны; а с другой стороны 2) чтоб все острова Архипелага держать таким образом позади себя, [почему бы и] столица оттоманская могла считать их для себя потерянными по последней мере на все время продолжаемой войны и лишилась между тем с оных обыкновенных податей и других ресурсов; а затем и будет уже долгом собственного вашего попечения, если того обстоятельства и надобности флота и самых его операций востребуют, изыскать и занять на котором или которых либо из сих островов удобные порты к прибежищу для кораблей к исправлению своему, к отдохновению людей и к снабжению себя нужными припасами чрез все то время доколе флот наш в тамошних водах, а особливо в позиции своей пред Дарданеллами оставаться будет, дабы оный сим способом все нужное в близости находить мог.

К проведению сего в действо имеете вы сухопутные войска, кои к тому и употребляемы быть долженствуют, в настоящем ли их количестве, если оное на всякий случай достаточно быть может, или же умножая его людьми из тамошних христиан, имеющих охоту к службе нашей, в чем всем собственная ваша прозорливость истинную меру определять имеет таким однако ж образом, чтоб упражнение в вещах и мерах главному делу содействующих не отвлекали на себя всей для оного нужной атенции, и чтоб потом блокирование Дарданелл независимо от прочего оставалось первым предметом стражи и бдении вашего. Сверх сего и вышеозначенных двух пунктов не хотим Мы вам ничего более предписывать, а еще менее связывать вам руки в учинении над неприятелем в самом ли канале или на том или другом берегу моря всех тех поисков, которые вы по обстоятельствам времени возможными или полезными находить будете…».^{1258}

Отметим, что блокада Дарданелл действительно имела огромное значение: через них в Константинополь поступала не только значительная часть продовольствия (без южного подвоза столице грозил голод), но и припасов для флота, при том, что большая часть личного состава турецкого флота также набиралась в Архипелаге.^{1259} Кроме того, как отмечала Екатерина II еще в декабре 1770 г., пребывание русского флота вблизи Константинополя отрицательно влияло и на моральное состояние противника.^{1260} Таким образом, впервые русский флот в Архипелаге получил логичную и обоснованную задачу, причем без связывания рук для проявления инициативы.

Отдельно стоит отметить, что А.Г. Орлову одновременно с указанным рескриптом была дана и инструкция с перечнем условий мирного договора на случай, если Османская империя все же пойдет на переговоры. Причину выбора именно А.Г. Орлова вполне логично объясняет Е.И. Дружинина: «…Он как начальник всех морских сил и значительных десантных отрядов представлялся Турции весьма крупной фигурой. К тому же “по близости к Константинополю” он легко мог получить “удобность… к начатию с Портой мирных переговоров”».^{1261} Что касается условий, то фактически они стали основой всех последующих вариантов мирного договора. В частности, важнейшими принципами будущего договора должны были стать:

«1. Уменьшение Порте способностей к атакованию России.

2. Доставление нам справедливого удовлетворения за убытки войны.

3. Освобождение от порабощения торговли и беспрепятственной связи между подданными обеих империй».^{1262}

Под первым пунктом подразумевалось, прежде всего, отделение Крымского ханства от Оттоманской империи, под третьим — право России на черноморское судоходство.^{1263} При этом А.Г. Орлову особо предписывалось добиваться права свободы не только торгового, но и военного мореплавания по Черному морю и через проливы. Более того, он должен бьгл попытаться получить разрешение и на то, чтобы русские корабли, находившиеся в Архипелаге, могли возвратиться к берегам России через турецкие проливы.^{1264} Фактически перед нами уже практический шаг в сторону реализации проекта 1770 г. о заведении на Черном море линейного флота путем перевода линейных кораблей из Средиземного моря.^{1265} Второй же пункт имел для России прежде всего моральное значение: согласившись уплатить военные убытки, Турция тем самым признала бы себя виновником войны.

И русский флот приступил к осуществлению задачи, поставленной рескриптом от 22 марта, правда, только в июне 1771 г., когда А.Г. Орлов вернулся из Петербурга в Архипелаг. До этого же русские моряки практически бездействовали, так как без Орлова Г.А. Спиридов не решился на какие-либо мероприятия. Однако действия, предпринятые с приездом А.Г. Орлова, стали самыми масштабными за весь период пребывания русских моряков в Архипелаге в 1770–1774 гг. Сначала последовал краткосрочный выход эскадры Спиридова к Дарданеллам, а затем в августе — ноябре 1771 г. А.Г. Орлов, задействовав практически все наличные силы, совершил поход по маршруту остров Эвбея (Негропонт) — остров Тасос — остров Имброс — пролив Дарданеллы — остров Митилини. Во время него были нанесены удары по путям сообщений противника, а также по приморским крепостям и местечкам; кратковременной блокаде подверглись и Дарданеллы.

Кроме того, одновременно отдельный отряд Ф.Г. Орлова совершил поход к Бодруму, Родосу и Ливией, где, не сумев ничего сделать с крепостью Родос, тем не менее добился крупного успеха у Ливией.

Таким образом, в кампанию 1771 г. военные действия охватили весь Архипелаг. Способствовало такому развитию событий то, что греческое население в целом поддерживало русских моряков. В январе 1771 г. жители более 25 островов Архипелага приняли подданство России. Эти острова превратились в опорные пункты русского флота. Более того, даже в Египте началось восстание под предводительством Али-бея, стремившегося освободиться от султанской власти.

На первый взгляд, все замечательно: расширение видов действий против турок добавлением крейсерской войны и ударов по береговым объектам являлось правильным ходом русского командования, к тому же не противоречащим мартовскому указу Екатерины II. Все это должно было только усилить воздействие на Османскую империю. Однако одновременно была сделана и фундаментальная ошибка. Непосредственная блокада Дарданелл как-то незаметно превратилась всего лишь в одну из целей русского флота в Архипелаге: как мы видели, Дарданеллы стали только одним из пунктов на пути действия эскадры А.Г. Орлова во второй половине 1771 г.

Иными словами, полной и постоянной блокады Дарданелл установлено не было: туда лишь периодически выходили отдельные отряды русского флота.^[195] То есть эти действия фактически стали частью войны против турецкого судоходства, что существенно снизило эффективность блокады, имевшей, как отмечалось в указе Екатерины II, основное значение. Однако и тотальная война против турецкого судоходства, которая могла компенсировать отсутствие полной блокады Дарданелл, также оказалась невозможной: с одной стороны, русскому флоту явно недоставало сил, особенно крейсерских, а с другой — сильно мешал полный запрет на ликвидацию нейтральной торговли, фактически установленный еще в 1769–1770 гг.

В частности, сначала А.Г. Орлов получил указ от 11 августа 1769 г. о запрете борьбы с торговлей как европейских стран, так и христианских подданных Турции, а затем 19 мая 1770 г. уже Г.А. Спиридов получил следующее повеление Екатерины II: «…По причине многих с разных сторон до Нас доходящих известий, что Франция и прочие бурбонские державы, явно нам злобствующие, желают только иметь казистый предлог к высылке в море своих эскадр для примечания, а может быть и для беспосредственного препятствования операциям вашим, восхотели Мы от избытка осторожности вновь вам чрез сие высочайше повелеть; дабы вы сами и все команды ваших кораблей в исполнение военного права в рассуждении торговли и навигации нейтральных держав всех вообще, без всякого между ними разбора, сокращали себя в самых строгих пределах умеренности, не делая там купеческим судам осмотров или остановки в плавании их, где в том никакой нужды и пользы быть не может, как например в открытом море, а довольствуясь напротив того осматривать их только в близости действительно блокированных мест и тут, а не инде где отбирать у них, но и то за настоящую плату, все под именем контрабанды именно оглавленые военные снаряды; в других же случаях везущим к неприятелю таковые товары приказывать ехать назад или в случае нужды покупать у них добровольною ценою и потом отпускать куда хотят (курсив наш. — Авт.)…».^{1266},

На основании этого в течение января-февраля 1771 г. русское командование приказом по флоту приняло нормы, регламентирующие действия судов, находившихся в крейсерстве. Г.А. Гребенщикова считает, что инициатива разработки архипелагских нормативов также исходила от Екатерины И. В частности, по ним командирам судов предписывалось: «Чтоб всех христианских держав купеческие суда в навигации и коммерции в силу всенародных прав ничем обеспокоены и напрасно удержаны не были. Нежели б на какое христианское судно от варваров учинено было нападение, то российским кораблям напасть на варваров, и христиан от опасности и плену освободить». Если же в период блокады турецких городов и крепостей поблизости оказалось бы «коммерческое нейтральное христианское судно», то его следовало «догнать и привести ко флоту или к эскадре и порядочным образом, без грубости, но с пристойною для христиан ласковостью получить накладную роспись, и по оной осмотреть, нет ли в грузе военных снарядов, разумеваемых под именем контрабанды. А именно: пушки, мортиры, огненное оружие и пистолеты, бомбы, гранаты, ядра, пули, ружья, кремни, фитили, порох, селитра, сера горючая, копья, шпаги, — сверх количества, которое потребно быть для купеческого корабля».^{1267},[196] Вот в таких условиях русский флот должен был подрывать военно-экономический потенциал Османской империи!

Более того, когда в 1772 г. А.Г. Орлов попытался было отказаться от запрета перекрывать нейтральную торговлю, его тут же одернули из Петербурга. Весьма показательные события развивались так. Когда весной 1772 г. начались переговоры об установлении перемирия между Россией и Турцией, А.Г. Орлов запретил нейтральным судам вход в Дарданеллы и предписал Г.А. Спиридову, чтобы тот и при постановлении условий перемирия настоял на этом запрещении. Но Высочайший Совет (в первую очередь в лице Н.И. Панина) выступил против, указав А.Г. Орлову, что «это может не только удержать турок от заключения перемирия, столь нужного для России, но и обратить против малочисленного русского войска все силы и притом ввесть нас в новую войну с ненавидящими нас французами».^{1268} Тогда А.Г. Орлов попытался уклониться от заключения перемирия с турками на таких условиях. Однако Петербург снабдил нужными полномочиями Г.А. Спиридова, и тот перемирие подписал. Согласно его условиям, турки не могли использовать Дарданеллы для прохода военных судов и перевозки военных грузов, но торговые суда нейтральных стран проходить через них могли.^{1269} А 20 августа 1772 г. уже сам А.Г. Орлов получил рескрипт императрицы, где содержалось строгое требование пропускать в турецкие порты нейтральные суда с провиантом.^[197]

Следствием этого стал такой эпизод: 29 ноября 1772 г, А.Г. Орлов писал графу Н.И. Панину, что задержал б французских судов, которые везли пшеницу в Константинополь, на борту их найдены турецкие письма и контракты, по которым шкиперы договорились с турками о перевозке султанского хлеба в столицу. Тем не менее, французов пришлось пропустить, ограничившись лишь устным предупреждением.

Из письма генерал-аншефа А.Г. Орлова графу Н.И. Панину от 29 ноября 1772 г.^{1270}

Прилагая при сем дупликатные копии, как с полученных мною от турецких министров писем, так и с моих на оные ответов, имею честь ответствовать и на почтенное В. С. письмо от 17 числа сентября месяца, благодаря вам за повторение ваших в наставление мое советов, которым следуя в точности я совершенную свободу навигации нейтральных судов, хотя и к собственному нашему вреду и предосуждению в здешних местах военным действиям, ибо на задержанных во время разрыва 6 французских судах, нагруженных пшеницею, идущих из Воло в Константинополь, найдены турецкие письма и контракты, по которым шкиперы договорились с турками о перевозе султанского с румелийских берегов хлеба в столицу в султанские ж магазины, почему помянутый груз, яко не купленный никаким купцом нейтральной нации, но собственно султанский и следовало бы конфисковать по военным правам, однакож, по причине полученного мною от полномочного в Бухаресте министра Обрескова уведомления о новом четырехмесячном перемирии, отпущены французские суда свободно с грузом единственно только для избежания излишних затруднений, хотя обманы сами собою довольно изобличены.

Что же касается до повторяемых перемирий, то оные с турецкой стороны никогда не были прямодушны, но только наружны и коварны для произведения в действие вероломного против российского флота предприятия в самое время продолжавшегося перемирия.

Более того, А.Г. Орлов отметил, что в 1772 г. не только французы, но и англичане стали оказывать содействие Османской империи. В частности, занимаясь поставкой дроби и свинца в Турцию, англичане настаивали на том, что данные предметы нельзя квалифицировать как контрабандные. Однако сам А.Г. Орлов считал иначе: по его убеждению «свинец от пуль столько же разнится, как рожь от муки». Поэтому он поставил Н.И. Панина в известность, что направил ноту протеста английскому консулу в Ливорно.^{1271}

Отметим также, что предписание никоим образом не мешать нейтральной торговле в Средиземном море получила при выходе из Ревеля в Архипелаг в апреле 1772 г. и четвертая эскадра, под командованием контр-адмирала В.Я. Чичагова. В инструкции Чичагову, в частности, предписывалось, «чтобы купеческие суда, какой бы христианской нации не принадлежали, не останавливать и не осматривать ни под каким видом, но напротив, подавать им всякую возможную помощь».^{1272}

В целом, указанные действия Петербурга в 1772 г. резко снизили значение русского флота в Архипелаге. Это и сформулировал А.Г. Орлов, написав: «Ныне же, когда плавание в сих водах всем разрешилось, да и турки, пользуясь перемирием надолго запасти себя не упустят, то сим самым показанные причины для коих флот здесь находится — исчезают. И вдруг вижу себя, если позволено сказать, как будто на мели, не зная, куда и зачем с кораблями выйду…».^{1273} К сожалению, при этом «расслабился» и сам А.Г. Орлов. Вот как он объяснял выход эскадры С.К. Грейга к Дарданеллам осенью 1772 г. Екатерине II: «Однако ж, Оттоманская Порта, видя, что все ее коварные предприятия и вероломные поступки открылись и к собственному вреду весьма неудачливо рушились апробованные планы, не сделала мне и по ныне ни малейшего о том отзыва, и только убегая изобличений довольствуется одною не присылкою особливого сюда министра для заключения на здешние места четырехмесячного перемирия, и чрез то принудила меня содержать при устье Дарданелльского канала особливую эскадру, состоящую из 4 линейных кораблей и нескольких фрегатов под командою контр-адмирала С.К. Грейга, единственно только из предосторожности (курсив наш. — Авт.)…».^{1274} А ведь, как мы видели выше, по условиям июньского перемирия 1772 г. для турок сохранялись значительные ограничения по использованию Дарданелл.

Однако, несмотря на такие ограничения своих возможностей, русский флот в кампании 1772 г. все же распространил боевые действия, включая крейсерскую войну, уже на всю восточную часть Средиземного моря, начиная с Ионических островов и до побережья Египта и Сирии. Действуя на коммуникациях противника, русские моряки оказывали активную поддержку египетскому и сирийскому народам, боровшимся против турецких угнетателей.

Сохранился столь обширный район действий русского флота и в кампаниях 1773–1774 гг. Что же касается блокады Дарданелл, то в этот период она была окончательно заменена общей крейсерской войной против турецкой торговли. В частности, вплоть до июня 1774 г. прямой блокады Дарданелл не велось вовсе, хотя с окончанием весной 1773 г. перемирия для турок заканчивались все послабления.

Таким образом, в 1773–1774 гг. главными видами действий русского флота стали действия на коммуникациях и удары по приморским городам. Это и сформулировал в ордере А.В. Елманову от 23 мая 1773 г. Г.А. Спиридов: «По настоящему военному времени ныне флоту иного здесь делать нечего, как содержать анатолический и европейский в Архипелаге берега и острова во всегдашней тревоги, дабы тем турки удерживаны были от их шествий к главной армии, и удерживать турков при своих селениях и местах. Однако для большей тревоги где возможно зделать на берегах и островах десанты под прикрытием флота. Причиняя неприятелю вред и разорение, не подпасть нашим людям самим в гибель и большую трату. Также и корабли зберегать».^{1275} О важности блокады Дарданелл, как видим, ни слова! В результате блокада Дарданелл в 1773–1774 гг. настолько перестала пугать турок, что они полностью перевели весь свой флот на Черное море.

Что же получилось в итоге из борьбы с турецкой торговлей? Образ действий против Дарданелл прекрасно отражает приведенная ниже таблица.

Активность блокадных действий против Дарданелл главных русских сил в 1770–1774 гг.

^{Кампания … Эпизоды действий против Дарданелл}

1770 года … Отряд Д. Эльфинстона из 3 линейных кораблей и 2 фрегатов блокировал Дарданеллы с 15 июля до конца сентября. Это стало временем наиболее полной блокады Дарданелл за всю войну

1771 года … После получения известия о готовности турецкого флота выйти из Дарданелл на перехват вышла эскадра Г.А. Спиридова в составе 5 линейных кораблей и 9 фрегатов. Подойдя к о. Имбро, Спиридов расположил здесь свои линейные корабли, а фрегаты направил к устью пролива для оповещения о противнике. Проведя у Дарданелл неделю, с 25 июня по 2 июля, и узнав от французских торговых судов, что турки собираются выходить не в Архипелаг, а в Черное море, русская эскадра покинула район пролива. Турецкая же эскадра, по всей видимости, совершила выход в Черное море. С конца сентября до конца октября в крейсерстве перед Дарданеллами находился отряд из 3 линейных кораблей и одного фрегата из состава объединенной эскадры А.Г. Орлова, действовавшей в этом районе. В период крейсерства были произведены описи берегов у дарданелльских укреплений и сделаны промеры глубин

1772 года … В феврале, узнав о выходе из пролива Дарданеллы в Архипелаг 6 турецких фрегатов и 6 галер, Г.А. Спиридов направил к Дарданеллам эскадру А.В. Елманова, из 4 линейных кораблей и 5 фрегатов. Турки сразу же ушли обратно. А.В. Елманов оставался перед Дарданеллами до мая месяца. В октябре перед Дарданеллами начала дежурство эскадра С.К. Грейга

1773 года … Эскадра С.К. Грейга, начавшая дежурство перед Дарданеллами осенью 1772 г., несла его до конца марта этого года. 5 марта 1773 г. Орлов писал Екатерине II: «Для удержания неприятельских покушений эскадра от флота В. И. В., состоящая из 5 кораблей и нескольких фрегатов под командой контр-адмирала С.К. Грейга, разъезжает при устье Дарданелльского канала, корабли же “Чесма” и “Ростислав” находятся в Наксийском канале»

1774 года … Только в июне главные силы русского флота под командованием А.В. Елманова (6 линейных кораблей, 2 фрегата) сосредоточились перед Дарданеллами, но уже в июле закончилась война

Относительно же масштаба действий на турецких коммуникациях в целом существуют разные точки зрения. Вот что пишет А.Б. Широкорад: «Общее число пиратских или корсарских судов, действовавших в 1770–1774 гг., было не менее пятисот. Все их можно разделить на три категории.

В первую входили несколько судов, купленных Россией. Их владельцы, как правило, принимались на русскую службу, им присваивались офицерские чины, а вольнонаемная команда из греков, албанцев, славян и т. д. вроде бы тоже состояла на русской службе и получала жалованье. Эти суда поднимали Андреевский флаг и включались в списки судов Архипелагских эскадр. Современные историки о таких судах скромно говорят: “добровольно присоединившиеся к Архипелагской эскадре”.

Во вторую категорию входили каперские (крейсерские) суда, которые считали себя российскими каперами и по мере необходимости поднимали Андреевский флаг. Периодически командование русской эскадры снабжало такие суда деньгами, оружием и продовольствием.

К третьей, самой многочисленной категории относились суда, не подчинявшиеся русским властям и не имевшие с ними зачастую никаких дел. Но, опять же, при необходимости они поднимали русский Андреевский флаг. Тут справедливости ради надо заметить, что русские военные суда в Архипелаге очень часть нападали на турецкие и иные суда, вообще не поднимая флага.

Понятно, что русское командование старалось не афишировать действия греческих корсаров, и в служебных документах они упоминались крайне редко. Поэтому в истории остались названия лишь самых больших корсарских кораблей».^{1276} И здесь А.Б. Широкорад допускает существенную ошибку: суда последней категории никак нельзя отнести к русским каперам, так как по существу они были лишь одной из разновидностей пиратов Средиземного моря. Более того, с такими судами русский флот еще и боролся. Таким образом, число судов, действовавших с ведома русского командования, все же было относительно невелико.

Первой причиной этого являлась острая нехватка собственных русских судов для таких действий. Их насчитывались единицы. В частности, в Архипелаг в пяти эскадрах было послано только 5 фрегатов («Надежда Благополучия», «Надежда», «Африка», «Наталия», «Павел») и ненамного большее число вспомогательных судов. «Надежда Благополучия» вышла из строя в 1773 г., а «Наталия» и «Павел» принять участия в военных действиях не успели. Малые же суда в основном обслуживали линейные силы.

Но таких судов не только мало направили, мало и добавили на месте за счет покупки или вербовки: за годы войны в состав русского флота вошли только два десятка фрегатов и около десятка более мелких судов, причем и здесь некоторые суда лишь числились. Вот как, например, выглядела ситуация с приобретенными фрегатами. В 1770–1772 гг. 10 фрегатов были куплены (5из них в Англии — «Северный Орел», «Григорий», «Федор», «Запасный» и «Помощный», и 5 в Архипелаге — «Парос», «Победа», «Слава», «Св. Павел» и «Констанца»), 10 фрегатов («Архипелаг», «Делос», «Зея», «Мило», «Накция», «Тино», «Андро», «Миконо», «Минерва» и «Санторин») переоборудовали из судов, взятых в плен в Архипелаге, еще один фрегат («Св. Николай») добровольно присоединился к русскому флоту. Из указанного числа 2 фрегата («Федор» и «Санторин») погибли уже в 1771 г., а 4 («Зея», «Мило», «Андро» и «Миконо»), простояв без дела в Аузе до 1772 г., были там же разобраны на дрова. То есть фактически действующими из 21 указанного фрегата были только 15. Добавляем русские фрегаты и получаем, что русский флот в Архипелаге располагал в среднем 17 фрегатами, при еще меньшем числе поляк, шебек и фелук. И это примерно на 450 тыс. км² Эгейского моря и Восточного Средиземноморья!

Основные крейсерские силы русского флота в Архипелаге в 1771–1774 гг.

Фрегат … Примечание

34-пушечный «Надежда Благополучия» … Пришел в Средиземное море с первой эскадрой. С марта 1773 г. небоеспособен. В 1774 г. сняты орудия

32-пушечный «Надежда» … Пришел в Средиземное море со второй эскадрой. Активно действовал все годы в Архипелаге

32-пушечный «Африка» … Пришел в Средиземное море со второй эскадрой. Активно действовал все годы в Архипелаге

40-пушечный «Северный Орел» … Куплен в Англии в 1770 г. Пришел в Средиземное море с третьей эскадрой И.Н. Арфа. Активно действовал все годы в Архипелаге

26-пушечный «Св. Николай» … Бывший греческий фрегат. В феврале 1770 г. добровольно присоединился к русскому флоту. Активно действовал все годы в Архипелаге

22-пушечный «Св. Павел» … Куплен в Архипелаге в 1770 г. Активно действовал все годы в Архипелаге

16-пушечный «Слава» … Куплен в Архипелаге в 1770 г. Активно действовал все годы в Архипелаге

16-пушечный «Победа» … Куплен в Архипелаге в 1770 г. Активно действовал все годы в Архипелаге

10-пушечный «Парос» … Куплен в Архипелаге в 1770 г. Активно действовал все годы в Архипелаге

«Григорий» … Куплен в Англии в 1770 г. Активно действовал все годы в Архипелаге

«Федор» … Куплен в Англии в 1770 г. Затонул осенью 1771 г.

«Запасный» … Куплен в Англии в 1772 г.

«Констанца» … Куплен в Архипелаге в 1772 г.

«Помощный» … Куплен в Англии в 1772 г.

«Архипелаг» … Переоборудован из судна, взятого в плен в Архипелаге в 1770 г.

«Делос» … Переоборудован из судна, взятого в плен в Архипелаге в 1770 г.

«Накция» … Переоборудован из судна, взятого в плен в Архипелаге в 1770 г.

«Тино» … Переоборудован из судна, взятого в плен в Архипелаге в 1770 г.

«Минерва» … Переоборудован из судна, взятого в плен в Архипелаге в 1771 г.

«Зея» … Переоборудован из судна, взятого в плен в Архипелаге в 1770 г. В 1771 г. простоял в Аузе, где и был разобран в 1772 г.

«Мило» … Переоборудован из судна, взятого в плен в Архипелаге в 1770 г. В 1771 г. простоял в Аузе, где и был разобран в 1772 г.

«Андро» … Переоборудован из судна, взятого в плен в Архипелаге в 1771 г. В 1771 г. простоял в Аузе, где и был разобран в 1772 г.

«Миконо» … Переоборудован из судна, взятого в плен в Архипелаге в 1771 г. В 1771 г. простоял в Аузе, где и был разобран в 1772 г.

«Санторин» … Переоборудован из судна, взятого в плен в Архипелаге в 1771 г. Попал в плен к туркам в 1771 г., но затем был сожжен фрегатом «Северный Орел»

Таким образом, выходом могло быть широкое привлечение греческих каперов. Но здесь (и это являлось второй причиной) против была Екатерина II. Как писал Е.В. Тарле: «Она настойчиво уже наперед запрещает Орлову выдавать грамоты на корсарство (“арматорство”), если эти “арматоры” намерены будут нападать на торговые суда европейских держав или же народов христианских вероисповеданий, живущих под властью турок и числящихся турецкими подданными. Мотивы этого ограничения понятны. В XVIII в. вопрос о праве воюющих правительств выдавать частным лицам (капитанам, судовым дельцам “арматорам”) лицензии для узаконения нападения на торговые суда противника был одним из самых острых и горячо дебатировавшихся вопросов международного права. Екатерина не желала, чтобы Алексей Орлов, слишком щедро рассылая корсарские суда, возбуждал против России не только Англию и Францию, но и торговые круги Греции и всего Леванта. Она, напротив, стремилась всячески выступать в качестве покровительницы утесняемых турками христиан, а из всех этих христиан именно богатые греческие и левантийские купцы могли стать непосредственно наиболее полезными союзниками».^{1277}

Бесспорно, в этом был свой смысл. Положительный образ страны — вещь достаточно весомая. Но любая идея не должна доводиться до абсурда, превращаясь в идею ради идеи. А именно это фактически и произошло, когда при минимальном количестве своих крейсерских судов и слабом использовании местных корсаров им еще и связали руки указанными выше запретами. О какой эффективной крейсерской войне может идти речь, когда А.Г. Орлову не дали перехватывать суда, везущие продукты для султана, а В.Я. Чичагову в очередной раз запретили даже досмотр нейтральных судов?

Между тем, опыт прошедших войн показывал, что Англия, Франция и Испания как раз очень часто не считаются со статусом нейтральных судов. Занимались разбоем не только каперы этих держав, но и военные корабли их регулярных флотов, действовавшие с точки зрения целесообразности, что даже не особенно и скрывали. Так, в XVII в. британский адмирал Дрэк Нет официально заявил: «Нет мира вне европейских вод», что означало действие вне этих вод законов морской войны; причем «европейскими водами» Восточное Средиземноморье ни англичане, ни французы не считали.^[198]

Да и в европейских водах державы не очень то церемонились с нейтральными купеческими судами, не говоря уже о неприятельских. Последним примером тому была Семилетняя война. Однако история знает и еще более разительный пример — речь идет о борьбе Англии с Испанией в XVI столетии. Вот что тогда происходило. Боясь бросить открытый вызов испанскому флоту на протяжении почти всего XVI в., англичане, тем не менее, развернули небывалые доселе пиратские и каперские действия. Для испанцев люди, подобные Ф. Дрейку и Д. Хокинсу, однозначно являлись простыми пиратами, которых в случае поимки ждала петля. Формально в Англии XVI в. пиратство тоже не было легальным. Однако уникальная политическая ситуация того времени оправдывала в глазах британского общества все действия Дрейка. Дошло до того, что в конце XVI в. британские моряки не видели особой разницы между торговлей и грабежом. Поэтому все, начиная от простых контрабандистов и головорезов и заканчивая представителями знатных дворянских радов, участвовали и в легитимном каперстве, и в незаконном пиратстве. Морской грабеж; британских пиратов и каперов полностью оправдывался патриотической и религиозной риторикой.

Разница между капером и пиратом заключалась лишь в том, что капер нападал на корабли вражеских государств, имея на то правительственное разрешение, тогда как пират такого разрешения не имел. Юридически грабеж испанских кораблей без формального на то разрешения считался пиратством, но поскольку это было «правильное пиратство», фактически на него смотрели как на каперство. На западе Англии пиратство частично поддерживалось мелкопоместным дворянством и властями. Мелкое пиратство процветало на протяжении всей елизаветинской эпохи, а государство практически не препятствовало ему, пока пираты грабили испанцев. Едва пираты переступали дозволенную черту, следовал решительный ответ государства. Например, когда в 1573 г. пираты напали на корабль британского посланника, везшего рождественский подарок французскому королю, британский флот немедленно прочесал юго-западное побережье. Были взяты в плен сотни пиратов, большинство которых, впрочем, в конечном счете отпустили.

Английское мелкопоместное дворянство с юго-запада страны первым наплевало на закон и предалось «разборчивому пиратству». Дух наживы, шовинизма и протестантизма смешивался во взрывоопасную смесь, ставшую топливом для британского пиратства. При этом местная знать занимала важные посты в органах управления. Например, мэр Саутгемптона постоянно освобождал взятых в плен пиратов, а мэр Дартмута был оправдан, когда вскрылись его связи с местными пиратами. Сам Френсис Дрейк происходил из мелкопоместного дворянства Девоншира и состоял в родстве с Хокинсом. Джон Хокинс же был сыном влиятельного джентльмена-торговца из Плимута. Мартин Фробишер происходил из Йоркшира, но вырос в Лондоне, в доме своего дяди, посвященного в рыцари и одновременно активного участника каперского движения. Уолтер Рейли происходил из девонширской знати, но также примкнул к пиратам. Словом, морской разбой считался вполне приемлемым занятием для английского джентльмена. Даже чиновники, в непосредственные обязанности которых входила борьба с пиратством, неоднократно были замечены как участники пиратских акций. К середине XVI в. мелкое пиратство, обычное для юго-западного побережья, превратилось в широкое каперское движение, которое к 1570-м гг. приобрело трансатлантический характер.

Операции «морских псов» финансировались или из казны, или частными инвесторами, даже компаниями и акционерными обществами. Пиратство приносило огромную прибыль, особенно если сочеталось с торговой деятельностью. Когда в 1560 г. Томас Уайт возвращался в Англию из Северной Африки, ему по пути попались два испанских судна, везших ртуть. Хотя рейс Уайта носил коммерческий характер, он не упустил случая захватить оба судна и доставить их в Лондон. Британские власти проигнорировали это открытое пиратство, зато инвесторы Уайта наградили его вместе с командой денежной премией. Словом, от пиратства выигрывали все стороны, исключая испанцев, но их в расчет, естественно, никто не брал.^{1278} Ну, а если следовал протест той же Испании, то англичане очень часто объясняли, что пираты им не подконтрольны (кстати, Средиземное море в XVIII в. просто кишело различными пиратами, что позволяло России в случае надобности переложить ответственность на них).

Таким образом, Россия могла полностью перекрыть наиболее важную для Турции французскую торговлю. Что же касается угрозы ответных мер со стороны Франции, то ведь она и так помогала Османской империи. Решиться же на открытую войну с Петербургом Париж все равно не смог бы. Во-первых, Франция уже испытывала серьезные проблемы с финансами (в 1774 г. государственный долг составлял 1,5 млрд. ливров).^[199] А во-вторых, в случае войны с Россией французам, скорее всего, пришлось бы воевать и против Англии, да еще в Средиземном море, через которое во Францию шли значительные торговые потоки. Таким образом, чрезмерное желание следовать законам человеколюбия и международного права, которое Россия постоянно демонстрировала в своей истории, очень дорого обходилось ей самой, зачастую лишая важных преимуществ. Так произошло и на этот раз.

Между тем, наряду с блокадой Дарданелл и нарушением морских сообщений противника в Средиземном море, русский флот совместно с экспедиционными сухопутными силами, переброшенными на кораблях в Архипелаг, вел активные действия против турецких приморских крепостей и портов на Эгейском побережье, дабы попытаться, во-первых, поддерживать в турках страх за все побережье и тем самым заставить разбросать по нему значительную часть войск; во-вторых, ослаблять турецкие морские силы и, в-третьих, уничтожать грузы еще на берегу. Как следствие, неоднократным атакам русских кораблей с моря подвергались Кавала, Пелари, Митилини, Чесма, Бодрум и ряд других крепостей и портов. Всего за время Архипелагской экспедиции русский флот произвел 18 артиллерийских обстрелов крепостей и портов и высадил более 60 десантов.^{1279} В результате этих действий было уничтожено значительное число строившихся военных кораблей и торговых судов противника, захвачены большие запасы продовольствия. Отметим наиболее успешные и крупные операции русского флота.

6 августа 1771 г. отряд графа Ф.Г. Орлова высадил десант из одной роты солдат и 400 албанцев в заливе Макри на анатолийском побережье и овладел местечком Левиса, где были сожжены склады, взято 7 шебек и захвачена 4-пушечная батарея.

9 сентября 1771 г. 16-пушечный фрегат «Св. Павел» под командой лейтенанта П. Алексиано, подойдя ночью к острову Станчио и свезя на берег десант, внезапным нападением захватил крепость Кеффало, вооруженную 17 пушками.

4 ноября 1771 г. русская эскадра под командованием А.Г. Орлова и Г.А. Спиридова захватила крепость Митилини. В результате на стапелях были сожжены 2 74-пушечных линейных корабля и одна галера и взято около 20 малых судов.

В начале марта 1772 г. 16-пушечный фрегат «Слава» под командованием лейтенанта М. Войновича в заливе Лагос уничтожил 6 и захватил 3 неприятельских судна, а также неприятельскую батарею.

8–16 июня 1772 г. отряд легких судов русского флота под командованием генеральс-адьютанта Ризо и лейтенанта Псаро бомбардировал Бейрут и сжег стоящие под крепостью 10 турецких судов. После чего, с помощью десанта, Бейрут был принужден к капитуляции и уплате контрибуции в размере годовой суммы, уплачиваемой городом турецкому султану.

5 июля 1772 г. фрегат «Св. Николай» майора И. Войновича с помощью десанта овладел крепостью Кастель-Россо.

24 октября 1772 г. отряд контр-адмирала С.К. Грейга с помощью десанта, поддержанного артиллерийским огнем кораблей, захватил крепость Чесму, где сжег ряд продовольственных складов, уничтожил несколько мелких судов и взял в плен 2 фелюги и 3 лодки.

29 сентября 1773 г. после двухмесячной блокады и осады крепость Бейрут сдалась отряду капитана 2 ранга М. Кожухова и майора И. Войновича, Были взяты 2 полугалеры, 24 крепостных орудия, большое количество боеприпасов и контрибуция в размере 300 тыс. пиастров. Падение Бейрута нанесло серьезный удар по турецкой торговле, так как после установления блокады Дарданелл русским флотом через Бейрут шел основной поток товаров в Турцию.

Однако омрачился 1773 г. и двумя чувствительными неудачами. Сначала эскадре А.В. Елманова не удалось овладеть Бодрумом, а затем она вновь потерпела неудачу у крепости Станчио. Основные причины крылись в нехватке десантных войск, бомбардирских кораблей, а также в уже отмечавшихся нами распылении сил и недостатке корсарских судов. В частности, как отмечает Г.А. Гребенщикова, в то время как в этих десантных операциях участвовала всего лишь одна дивизия контр-адмирала А.В. Елманова (которая в результате понесла тяжелые потери в личном составе и получила тяжелый моральный удар), две дивизии во главе с адмиралом Г.А. Спиридовым «по неизвестным причинам отстаивались на якорях в совершенно противоположном от Станчио направлении».

Кроме того, нужно заметить, что у Турции до конца войны остались такие важные острова, как Лемнос, Тенедос, Родос, Негропонт. Тем не менее, успехов у русского флота в Архипелаге было все-таки намного больше.

Таким образом, русский флот наносил удары по турецким коммуникациям на всю их глубину — от портов отправления до портов прибытия торговых судов. За время войны он уничтожил или захватил 365 неприятельских торговых судов и задержал около 300 судов нейтральных стран,^[200] перевозивших контрабандные товары в Турцию. В результате активных действий в районе Архипелага русский флот серьезно нарушал подвоз продовольствия и сырья в Стамбул и тем самым способствовал подрыву военно-экономического потенциала Турции и истощению ее сил в войне. Но это только одна сторона медали. Другая заключалась в том, что отсутствие полной блокады Дарданелл и отказ от ликвидации нейтральной торговли привели к тому, что Константинополь не испытывал острой необходимости прекратить войну. Причина была прозаична: хотя периодическая блокада русским флотом Дарданелл и привела к существенному росту цен на рынках Константинополя, однако голода там все-таки не ощущалось из-за подвоза провианта как на иностранных судах из Архипелага, так и на турецких по Черному морю. Да и вообще масштаб пресечения русскимфлотом торговли в Архипелаге после 1771 г. все время сокращался, о чем и свидетельствуют приведенные ниже таблица и выдержки из архивных материалов.

Число захваченных или уничтоженных торговых судов в 1770–1774 гг.^{1280},[201]

^{Год … Число судов}

1770 … Около 30

1771 … Около 180

1772 … Около 100

1773 … Свыше 55

1774 … ?

Всего в 1770–1774 … Около 365

Из записок участника Архипелагской экспедиции С.П. Хметевского^{1281}

В нынешнем году (1771 г. — Авт.) призовых судов взято противу прошлогоднего гораздо меньше…

Нынешний год (1772 г. — Авт.) почти было все перемирие, и так призов мало взято; всех других держав купецкие суда, узнав, что ежели в Константинополь, в Смирну, Салонику и другие места везут хлеб и прочее, кроме контрабандных вещей, на имя христианских в тех местах купцов, то российские крейсеры, хотя точно знав, что турецкий хлеб и везет к турку, не берут, а ежели кто возьмет, то отпущая, за простой деньги платят… Итак турок все может получать беспрепятственно.

Из оценки А.Г. Орловым в июне 1772 г. ситуации с торговлей в Архипелаге^{1282}

…Мы не останавливаясь при сем, а желая дать всевозможные опыты истинного нашего доброхотства и споспешествования дозволенной нейтральным нациям торговли, поставили себе за начальные правила: лучше терять многое с своей стороны, нежели причинить промышляющим наималейший вид затруднения, принесли в жертву, мало другими чувствуемую, существенный наш интерес, не терпя ни одного у себя корсара, в чем данным от нас 1770 года 12 июня манифестом всех и предупредили; сверх того ни в каких обстоятельствах не упустили ни одного случая подавать нейтральным судам вспоможения всякого рода, снабдевая их не только съестными припасами и нужными к мореплаванию вещами; как то: якорями, канатами и прочим, но даже до свинцу и пороху. И так небезосновательно ласкались мы, что таковое наше поведение не привлечет нам с другой стороны столь худого за то прозвания, каковое многие из купцов разнообразными подлогами против общих прав и против совести делать нам после не устыдились, и к крайнему нашему удивлению и прискорбности открыли нам, что корыстолюбие некоторых из оных превозмогло не только уважения, коими они к нашему противу их поступку должны были, но и то, коим все народы к общему народному праву обязаны: ибо многие суда, злоупотребляя преимуществам нейтрального флага, съестные и военные припасы в блокированные нами неприятельские места провозить покушались, что перехвачением многих из оных ясно изобличено было; а как недостаток в оных у неприятеля, возвыся их цену, усилил корыстолюбие, а нежность нашего поведения усугубила дерзость провозчиков, то мы, наконец, увидели запрещенный всеми правами сей подвоз, день ото дня возрастающий и достигший почти того, что большая часть производимой в Леванте нейтральными судами торговли, превратилась в прокормление и в вооружение неприятеля нашего, беспрестанным доставлением оному съестных и военных припасов под разными подлогами…

То обстоятельство, что нарушение турецкой торговли через Архипелаг становится неэффективным, сознавалось даже в Петербурге. В частности, уже 2 сентября 1773 г. на заседании Высочайшего Совета генерал-прокурор А.А. Вяземский открыто поставил вопрос о предоставлении А.Г. Орлову полной свободы в борьбе с нейтральной торговлей на основе соглашения с Англией. Однако он, как и ранее сам А.Г. Орлов, получил жесткую отповедь Н.И. Панина, который указал, что попытка установить такое запрещение раньше (речь о захватах французских судов в 1770 г.) уже встретило протест не только Франции, но и всех воюющих держав, а поскольку мы все равно ничем не можем им ответить в Средиземном море, то и возобновлять запрещение бессмысленно.^{1283}

Кстати, не случайно осознание этого факта пришлось именно на 1773 г. Недостаток кораблей и стратегические ошибки привели в кампании 1773 г. к проявлению общего кризиса Первой Архипелагской экспедиции. В частности, русский флот как будто продолжал добиваться успехов, но этим практически не влиял на турок: их флот действовал в Черном море, а Константинополю ничего не угрожало. Поэтому, когда осенью 1773 г. прибывший в Петербург А.Г. Орлов высказался за посылку в Архипелаг новой эскадры, Екатерина II выплеснула все накопившееся недовольство. 3 октября на заседании Совета императрица спросила его членов, с какой целью они хотят послать в Архипелаг новые корабли: находящийся там флот стоит много, но не наносит неприятелю вреда. «Если он, — сказала Екатерина, — может быть употреблен для какого-нибудь предприятия и надобны будут на него сухопутные войска, то я беру на свое попечение их доставить». Ей отвечали, что эскадра отправляется по требованию А.Г. Орлова для перемены обветшалых кораблей, и если флот не находит способа вредить неприятелю, то все же облегчает сухопутную армию, отвлекая от нее неприятеля.

Тогда Екатерина попыталась выяснить возможность овладения Галлиполи. Но А.Г. Орлов и И.Г. Чернышев отвергли такую возможность. Они указали, что с малыми силами у турецкой столицы не закрепиться — можно лишь серьезно потревожить турок и на время отвлечь туда часть их сил. Н.И. Панин же вообще выступил против посылки эскадры, которая лишь возбудит беспокойство турок и помешает возможным переговорам. На это он тут же получил жесткую отповедь императрицы: «Мое намерение состоит в том, чтобы, не полагаясь на заключение мира, приняты были сильные меры для достижения этого в будущей кампании. Долгая война приводит народ в уныние, и потому никто так мира не желает, как я. Надобны ли во флот сухопутные войска и сколько? Довольно ли 20 тысяч?». Далее Екатерина предложила использовать в качестве войска иностранцев, но Орлов отказался. Тогда, после всестороннего обсуждения вопроса, Екатерина повелела отправить пятую эскадру, хотя и без войск. Отношение же к ходу военных действий она выразила так: «Флот — не делает ничего, а армия едва действует, а неприятель этим пользуется, и все происходит собственно от нас (курсив наш. — Авт.)».^{1284}

Справедливости ради, правда, нужно заметить, что доля вины в снижении активности флота в Архипелаге лежала и на самой Екатерине II: ведь именно Петербург в 1772 г. столь жестко ограничил возможности ведения крейсерской войны, чем окончательно размыл смысл пребывания русского флота в Средиземном море. Тем не менее, это не снимает ответственности и с командования русским флотом, действовавшего в 1773 г. столь пассивно, да еще и с ошибками. Таким образом, к концу 1773 г. фактически сложилась ситуация, когда расплывчатость указанных Петербургом целей дополнялась отсутствием инициативы у командования в Архипелаге.

В итоге же кардинальных задач перед русским флотом в Архипелаге вновь так и не поставили. Отправившуюся все-таки осенью 1773 г. из Кронштадта и Ревеля пятую эскадру С.К. Грейга, состоящую из 4 линейных кораблей (74-пушечный «Исидор», 66-пушечные «Дмитрий Донской», «Св. Александр Невский», «Девы Мироносицы»), 2 фрегатов (32-пушечные «Наталия», «Павел») и 6 английских зафрахтованных транспортов, назначили только для замены обветшавших кораблей. Правда, русскому флоту в 1773 г. действительно срочно требовалось подкрепление. До предела обострившаяся к концу 1773 г. нехватка сил вполне реально способствовала кризису экспедиции и служила еще одним объяснением низкой активности флота в прошедшей кампании. В частности, в это время в Архипелаге, по сообщенным А.Г. Орловым на заседании Высочайшего Совета данным, в октябре 1773 г. оставалось только 12 линейных кораблей, из которых пять совсем обветшали (то есть полностью боеспособными фактически были только 7 линейных кораблей).^{1285},[202]

Состояние русского линейного флота в Архипелаге в 1773 г.

^{Корабль … Состояние}

74-пушечный линейный корабль «Чесма» … Требовал ремонта. Прошел его в Порт-Магоне осенью 1774 г.

66-пушечный линейный корабль «Европа» … Требовал ремонта. Прошел его осенью 1774 г. в Аузе

66-пушечный линейный корабль «Ростислав» … В ноябре 1773 г. пришел в Аузу для ремонта. Весной 1774 г. проходил килевание

66-пушечный линейный корабль «Трех Иерархов» … В 1772 г. проходил ремонт в Ливорно. Боеспособен

66-пушечный линейный корабль «Трех Святителей» … Требовал ремонта, но служил. В 1775 г. корпус продан на дрова

66-пушечный линейный корабль «Св. Иануарий» … В августе из-за сильной течи вернулся в Аузу. Поставлен на ремонт

66-пушечный линейный корабль «Саратов» … В 1772 г. прошел ремонт на Мальте. Боеспособен

66-пушечный линейный корабль «Не тронь меня» … С начала 1772 г. стоял в Аузе. Из-за ветхости переделан в плавучую батарею

66-пушечный линейный корабль «Всеволод» … Боеспособен

66-пушечный линейный корабль «Св. Георгий Победоносец» … Боеспособен

66-пушечный линейный корабль «Граф Орлов» … Боеспособен

66-пушечный линейный корабль «Победа» … Боеспособен

54-пушечный линейный корабль «Азия» … В феврале 1773 г. пропал без вести. Очевидно, разбился у острова Миконо

Состав пятой Архипелагской эскадры контр-адмирала С.К. Грейга при переходе из Балтийского моря в Средиземное

^{Корабль, Число орудий … Командир}

Линейный корабль «Исидор», 74 … Капитан В.В. Сурмин

Линейный корабль «Девы Мироносицы», 66 … Капитан А.В. Мусин-Пушкин

Линейный корабль «Дмитрий Донской», 66 … Капитан П.М. Поярков

Линейный корабль «Александр Невский», 66 … Капитан Т.И. Воронов

Фрегат «Наталия», 32 … Капитан-лейтенант Т.К. Елшин

Фрегат «Павел», 32 … Капитан-лейтенант И.А. Повалишин

О плачевном состоянии русских военно-морских сил в Архипелаге можно судить и из протокола заседания Высочайшего Совета от 1 мая 1774 г. Там, в частности, названы цифры оставшихся в Аузе сухопутных войск — 800 человек и 15 кораблей, «из которых некоторое число доходит до такой ветхости, что уже остаются безнадежными и к возвращению сюда». На основании протокола Совета можно заключить, что его членов серьезно волновала проблема сохранения военно-политического престижа России, заработанного ею в результате одержанных флотом побед в Чесменском и Патрасском сражениях. Важно было не допустить того, чтобы противник узнал о реальном положении российского флота и войск, и сохранить «политическую позитуру пред неприятелем».^{1286}

Свидетельствовало об удручающем состоянии дел в Архипелаге и нежелание А.Г. Орлова в 1774 г. возвращаться туда из Петербурга. Прусский посланник в российской столице, граф Сольмс, писал Фридриху II в феврале 1774 г.: «Граф Алексей Орлов вернулся из Москвы, куда ездил единственно для развлечения, и скоро вновь отправится в Архипелаг, хотя на этот раз против своего желания, ибо сам признает, что там нельзя сделать ничего существенного».

Между тем, стоит отметить, что переход пятой Балтийской эскадры в Архипелаг вновь продемонстрировал старые проблемы российского флот: из-за открывавшихся на русских кораблях течей эскадре контр-адмирала С.К. Грейга пришлось подолгу останавливаться на Копенгагенском и Портсмутских рейдах для ремонта. Вот что писал по этому поводу в своем рапорте капитан 1 ранга А.В. Мусин-Пушкин: «В порученном мне корабле на левой стороне против фор люка и около форштевня немного ниже бархоута имеется течь, для которой будучи на Копенгагенском рейде корабль конопатною работою и был исправляем». Но по пути в Портсмут течь открылась вновь, и Мусин-Пушкин докладывал, что «оная течь продолжалась по прежнему, и ныне неминуемо должно корабль кренговать, и от бархоута обшивных дюймовых досок отнять, чтоб настоящие пазы осмотреть, и исправить конопатною работою…».^{1287} Приходится констатировать, что, несмотря на очевидные уроки переходов с Балтики на Средиземное море первой-третьей эскадр, выводов так и не было сделано, и техническое состояние русских кораблей по-прежнему оставляло желать лучшего.

Таким образом, в 1773–1774 гг. силы русского флота в Архипелаге оказались серьезно ослабленными, что вкупе с ошибками в его использовании привело к снижению активности действий и, как следствие, к возможности для Турции сосредоточить основные усилия в ходе этих кампаний на Черном море.

* * *

В заключение остановимся на аспектах непосредственного противостояния русского и турецкого флотов в Архипелаге в 1771–1774 гг. Кампанию 1771 г. ослабленный и деморализованный флот Османской империи провел преимущественно в бездействии. Но если в первую половину года турецкий флот ожидал попыток прорыва русских кораблей к Константинополю, то во вторую турки уже сами начали действовать на Черном море. По различным данным, в это время они имели до 50 вооруженных судов, «из которых семь каравелл, или больших кораблей, а прочие фрегаты, шебеки и галеры, в том числе трипольские и тунисские».^{1288} Причем командование русского флота в Архипелаге даже положительно оценивало тот факт, что турки перенесли усилия на Черное море. Так, например, известный историк русского флота А.П. Соколов указывает, касаясь похода в июне 1771 г. эскадры Г.А. Спиридова к Дарданеллам в ответ на известия о выходе турецкого флота, следующее: «Через неделю получили верное известие, что турецкий флот состоит из 5 линейных кораблей (от 70 до 90 пушек), 1 фрегата, 3 шебек, 5 полугалер, 2 брандеров и нескольких малых судов, да 2 корабля вооружаются в Константинополе; и что командующий этою эскадрою имеет повеление стоять в Дарданеллах до августа месяца, а потом идти в Черное море. По таком успокоительном известии, оставя у Дарданелл 4 фрегата, с остальными судами Спиридов пошел обратно, и 7-го июля прибыл к острову Паросу».^{1289} А ведь этим разрушалось столь важное раздвоение внимания турецкого флота между Черным и Средиземным морями. Более того, не исполнялся и рескрипт Екатерины II от 22 марта 1771 г., требовавший держать Дарданеллы в постоянной блокаде.

Не воспользовался русский флот полностью и своим господством в Архипелаге. Его внимание и силы постоянно дробились (при том что русской эскадре в Архипелаге пока объективно не хватало сил, почему и нужна была продуманная концентрация усилий), что вело к снижению результативности действий. В частности, не удалось ни сковать турок в Константинополе, ни полностью задушить военное кораблестроение на крупных островах Эгейского моря.^[203] Таким образом, «недорубленный лес» в лице турецкого флота постепенно подрастал. По данным А.П. Соколова, к началу 1774 г. турки уже имели до 10 линейных кораблей в Константинополе и еще 4 таких же корабля в разных местах Архипелага. Кроме того, уже после заключения мира станет известно о строительстве еще 8 линейных кораблей.^{1290}

Тем не менее, уже то, что само пребывание русского флота в Архипелаге, вкупе с памятью об его успехах 1770 г., заставило и без того деморализованный турецкий флот всю первую половину кампании 1771 г. беспокоиться о Константинополе из-за опасения удара по нему через Дарданеллы, бесспорно, позволяет дать Архипелагской кампании 1771 г. положительную оценку. Ведь именно до середины лета 1771 г. решалась судьба Крыма в операции, проводимой русской армией В.М. Долгорукова и Азовской флотилией А.Н. Сенявина.

Между тем, в 1772 г. в Константинополе решили попытаться использовать свои военно-морские силы для удара по русским уже в Архипелаге (что прямо говорит о постепенном приходе турок в себя, в том числе из-за отсутствия давления на Дарданеллы). Появилось и удобное прикрытие для операции — установившееся перемирие. В итоге турки стали усердно собирать свои корабли в два кулака: 1) Дульциниотскую эскадру, состоявшую из 47 фрегатов и шебек с транспортами, с 8 тыс. солдат, причем эта эскадра, выйдя из албанского порта Дульциньо (сербское Ульчин) на Адриатике, должна была еще взять в морейских приморских крепостях до 4 тыс. албанцев; 2) Тунисскую («Барбарейскую») эскадру из 6 фрегатов и 6 шебек, с 3 тыс. солдат. Предполагалось, что эти силы внезапным ударом по Аузе сожгут русский флот.

Однако командование русского флота оказалось на должной высоте: оно сохраняло бдительность и вовремя разгадало планы турок. Было решено нанести упреждающие удары. К тому же в Средиземном море у А.Г. Орлова появилось серьезное подспорье — в июле 1772 г. в Порт-Магон пришла четвертая эскадра контр-адмирала В.Я. Чичагова в составе 3 линейных кораблей (80-пушечная «Чесма», 66-пушечные «Граф Орлов» и «Победа»).^[204]

Состав четвертой Архипелагской эскадры контр-адмирала В.Я. Чичагова при переходе из Балтийского моря в Средиземное

^{Корабль, Число орудий … Командир}

Линейный корабль «Чесма», 74 … Капитан П. Аничков

Линейный корабль «Граф Орлов», 66 … Капитан М.Т. Коняев

Линейный корабль «Победа», 66 … Капитан С. Новокшенов

Она и направилась против Дульциниотской эскадры под командованием сменившего В.Я. Чичагова капитана 1 ранга М.Т. Коняева. Присоединив по пути отряд майора И. Войновича и имея всего 2 линейных корабля (80-пушечную «Чесму» и 66-пушечный «Граф Орлов»), 2 фрегата (26-пушечный «Св. Николай» и 16-пушечную «Славу») и 3 малых судна (поляки «Модон» и «Ауза», шебека «Забияка»), она атаковала эскадру капитан-паши Мустафа-паши, состоявшую из 9 30-пушечных фрегатов и 16 20–30-пушечных шебек, у Патраса и в сражении 26–29 октября 1772 г. нанесла ей полное поражение.

Эскадра капитана 1 ранга М.Т. Коняева в Патрасском сражении 1772 г.

Класс корабля	Название корабля	Вооружение	Командир
Линейный корабль	«Чесма»	74 орудия[205]	Капитан 2 ранга П. Аничков
Линейный корабль	«Граф Орлов»	66 орудий	Капитан 1 ранга М. Коняев
Фрегат	«Св. Николай»	26 орудий	Майор И. Войнович
Фрегат	«Слава»	16 орудий	Лейтенант М. Войнович
Поляка	«Модон»	12 орудий	Капитан Вальзамати
Поляка	«Ауза»	12 орудий	Поручик Юкович
Шебека	«Забияка»	18 орудий	Капитан Кужевич

С точки зрения военно-морского искусства Патрасское сражение вновь продемонстрировало стремление русского флота проводить решительный бой, сближаясь с противником на самую короткую дистанцию. Данная тенденция имела положительное значение, показывая, что русские командиры правильно понимают решающее значение победы в морском сражении. Непосредственные же действия эскадры М.Т. Коняева в событиях 26–29 октября были следующими.

26 октября в донесении капитана 1 ранга М.Т. Коняева^{1291}

…26 числа с утра, увидев неприятельский флот на ветре, лавирующий против Патраса и западнее лежащих при устье Лепантского пролива двух крепостей, и по данному сигналу построилась эскадра: корабли и фрегаты в линию баталии, а шебеки и поляки под защитою нашей боевой линии велено держаться под ветром, ибо неприятельские суда с превосходной своей силой находились на ветре; сие было от них опасность в случае абордажа. Будучи в таком распоряжении весь день, лавировав, старался сколько можно прийти на ближнее расстояние к неприятелю, а после полудня отсечены [были] под ветер нашей эскадрой при Патрасе отдалившиеся неприятельские две шебеки и фрегат и посланные от меня фрегаты Николай, Слава, шебека Забияка и поляка Модон имели с ними сильный бой пушками и от жестокой наших судов стрельбы неприятельские фрегат и шебеки принуждены были себя спасать бегством, по ветру, и чиня за оными погоню с жестокою стрельбою, причем с петровской крепости в защищение своих фрегата и шебек хотя и производилась пушечная пальба по нашим судам, но они несмотря на то тем себя еще мужественно усиливали и загнали их на мель к Патрасскому берегу, а напоследок в вечеру приблизившись мы все были к неприятельскому флоту и по сигналу от меня имели со оным бой, но наступившая ночная темнота продолжать сражение не допустила, и затем оставя и во всю ночь лавировали…

Таким образом, в событиях этого первого дня Патрасского сражения опять прослеживается ставка на решение противостояния в сражении, но в рамках традиционной тактической парадигмы с непременным построением линии до начала действий. Правда, готовность пойти на разрушение линии для уничтожения части сил противника явно представляет новый момент в действиях русского флота.

^{Карта Патрасского сражения 26–29 октября 1772 г. Из фондов РГАВМФ}

27 октября в материалах РГАВМФ

1. Извлечения из шканечных журналов кораблей русского флота^{1292}

27 октября. По рассвете, эскадра снялась с дрейфа и увидела неприятельский флот в числе 8 фрегатов и 14 шебек, лежащий на якоре под выстрелами Патрасской крепости, параллельно к берегу. В 11 часов утра приблизились к неприятелю. В 1 часу дня с неприятельских судов и с крепости открыли по эскадре жестокий огонь, но ядра не долетали. Во 2 часу дня фрегат Св. Николай и шебека Забияка вступили с неприятелем в бой, а за ними и прочие суда эскадры, кроме поляки Аузы, упавшей далеко под ветер. Суда эскадры проходили параллельно неприятелю и громили его залпами. В 6 часов, за наступившей темнотой, бой прекратился и эскадра стала лавировать у пролива».

2. Из донесения капитана 1 ранга М.Т. Коняева

«…В 27 день с утра увидели неприятельский флот в восьми фрегатах и четырнадцати шебеках у Патрасского берега под защищением Лепантских двух крепостей, от оных расположились к Патрасу параллельно к берегу стоят на якоре. И тот день NO крепкий ветер скоро в сражение не допустил, а в вечеру с эскадрой приближаясь и подходя каждым лавированием к ближним к нам стоящим фрегатам и шебекам, имели бой из пушек при поворотах, а в ночи лавировались…

Иными словами, 27 октября эскадра М.Т. Коняева попыталась уничтожить турецкие корабли, стоявшие в бухте под защитой Патрасской крепости, артиллерийским огнем, проходя мимо них галсами для уменьшения своих потерь. Однако прием оказался неэффективным.

28 октября в материалах РГАВМО

1. Извлечения из шканечных журналов кораблей русского флота

28 октября. По рассвете оказалось, что неприятель занимает прежнюю позицию у острова. В 9 часу утра эскадра спустилась на неприятеля, открывшего по ней огонь, а также и с крепости палили. Придя на расстояние двух кабельтовых, эскадра расположилась на якорь и открыла сильный огонь по судам и по крепости ядрами, книппелями, картечью и брандскугелями. В исходе 1-го часа пополудни увидели, что неприятель бросался с судов в воду и спасался вплавь на берег, а адмиральский фрегат загорелся. В это время шел на эскадру неприятельский фрегат и, опасаясь, не был ли это брандер, эскадра вступила быстро под паруса. Между тем, замечено было, что в неприятельском флоте на многих судах спущены уже флаги; тогда с эскадры были посланы вооруженные гребные суда, под командованием лейтенанта Макензи с карказами для зажжения неприятельских судов и под защитою выстрелов с фрегата Слава и шебеки Забияка, 2 шебеки и 2 фрегата загорелись, а на третьем фрегате лейтенант Макензи успели поставить марсели и пошел к эскадре, но сев на мель, зажег и его. Неприятельский флагманский фрегат и 6 шебек стали буксироваться в Лепантский пролив, но фрегат, не успев скрыться в проливе, стал на мель и был зажжен и уничтожен фрегатом Слава.

2. Из донесения капитана 1 ранга М.Т. Коняева

…28 числа по общему со мною господ командующих консилиуму подошли к неприятельскому флоту на ближнее расстояние, и с их двух крепостей и с стоящего флота по нас началась жестокая пальба, но несмотря на все, купно и на превосходную против нас неприятельскую силу, надеясь на помощь Всевышнего Бога, мужественно в сражение вступить старались. А по данной от меня диспозиции определено подойти к неприятелю елико возможно ближе, а особливо кораблю Чесма, стать к крепости восточнее корабля Граф Орлов, который однако ж замешкавшись во управлении корабля и парусов, своего места не заступил и спустился под ветер, почему я, не предвидя успеха, принужден был с порученным мне кораблем стать на его место и в ¹/₂ двенадцатого часа пред полуднем положили якоря корабли Граф Орлов и Чесма и фрегат Николай, а прочие лавируясь под парусами и вступили в бой, и от меня с корабля стреляли книппелями, ядрами, картечами, також и с соседних.

В исходе 12 часа от нашей стрельбы стоящий близ нас неприятельский фрегат, на котором сшибли бизань-мачту и зажгли от меня с корабля брандскугелями, а с неприятельских фрегатов и шебек, стоящих по близости, от нашей стрельбы люди бросались в воду и старались выбраться на берег, по которым от нас еще и более производима была картечами пальба, а как оный загоревший фрегат находился от нас на ветре, к тому же увидев идущий от крепости под парусами к нам неприятельский фрегат же, и разумев об оном может брандер и от обоих судов опасность, как от идущего, так и загоревшего, ибо они на ветре, чтоб самим не придти в бедствие, принуждены отрубить якоря, распустя паруса пошли от оных прочь: то ж чинили корабль Чесма и фрегат Николай.

В первом часу командировано от меня на вооруженной шлюпке лейтенант Макензи с егерскою командой, сержантом Годенным и тремя егерями и гребцами, которому велено побежденные неприятельские суда ежели можно вывесть в эскадру, а если не можно, то сжечь, и он Макензи по прибытии туда и старался, не взирая от неприятеля чинимую по нем с берега стрельбу, один фрегат сымать с мели и вывесть в эскадру, и с малую своею командою из имеющихся на том фрегате пушек чинил по ходящим по берегу туркам пальбу, и они напротив того из своих ружей тож чинили, но несмотря на то отдавали на том фрегате паруса и буксировали шлюпкой, но видя в том, что оный движения никакого не имеет, и усмотрев что стоит кормою на мелях плотно, но чтоб не остался неприятеля в руках, оный зажечь, а потом и приехав к другому тоже увидя, что в эскадру не вывесть никак не можно, зажег же; а при том еще послан на вооруженной шлюпке констапель Сукин под защищением шебеки Забияка, коим и зажжено неприятельских два фрегата и одно шебека; с фрегата Николай зажжена одна шебека, на которой имелся на фор-стеньге флаг; с шебеки Забияка зажжен фрегат один, а прежде видимый фрегат, идущий от крепости под парусами, свалившись с шебекой загорелись, а остальные, увидя над собой бедствие, верпуючи, ушли восемь шебек за крепость с большим от нашей стрельбы повреждением. А при том случае фрегат, на котором имел флаг капитан-паша, тянувшись по завозам стал на мель по зюйдовую крепость и от нашей сильной пушечной стрельбы весьма был пробит и по достоверному известию от греков, что оный фрегат того ж числа затонул…

Таким образом, после консилиума командиров русская эскадра в этот день атаковала турецкие корабли в бухте, войдя в нее и обстреляв со шпрингов на дистанции картечного огня. Когда же турецкая эскадра пришла в расстройство и ее ответный огонь ослаб, для захвата турецких судов были направлены вооруженные шлюпки, которые не сумели вывести турецкие суда и стали зажигать их. Всего подожгли 8 фрегатов и 6 шебек. Прием атаки противника в бухте входом в нее и последующим ведением огня со шпрингов не был новым: в 1676 г. в сражении у Палермо французская эскадра нанесла таким способом тяжелое поражение испано-голландскому флоту. Однако не был этот прием и простым: попытка французского командора П.-А. Сюффрена в 1781 г. применить его для уничтожения английской эскадры в Порто-Прайо не удалась.

29 октября в донесении капитана 1 ранга М.Т. Коняева

…В 29 день по рассвете оставшиеся под крепостью две шебеки увидели горевшими, а прежде загнанные против Патраса на мель один фрегат и две шебеки посланным от меня на возвратном пути к Занту эскадры фрегатом Слава зажжены…

В этот день, как видим, особого анализа уже не требуется, поскольку эскадра М.Т. Коняева лишь уничтожила загнанные на берег еще 26 октября 1772 г. турецкий фрегат и 2 шебеки.

Какие же выводы относительно тактики М.Т. Коняева можно сделать? Здесь и приверженность тактической доктрине (действие в линейном построении 26 октября), и новые для русского флота приемы: разрушение линии ради уничтожения части сил противника, атака стоящего под защитой береговых батарей противника подходом на ближнюю дистанцию и ведением огня со шпрингов. Последний прием хоть и не был новым, но в российском флоте в такой форме использовался впервые.

Важным представляется и проявившийся большой потенциал русского флота, в котором даже капитан 1 ранга, до этого никогда не участвовавший в сражениях, смог достаточно грамотно его провести. Для сравнения: английский флот гордится своей победой над французским в бою у Ла-Хога в 1692 г., обстоятельства которой весьма схожи с событиями октября 1772 г. у Патраса. Между тем, победителем французов там стал адмирал Руссель, который, не уничтожив артиллерией ни одного неприятельского корабля, затем в Шербуре и бухте Ла-Хог также с помощью брандеров и вооруженных шлюпок истреблял отдельные группы французских кораблей (правда, при этом не встречая сопротивления). К сожалению, тогда как успех опытного английского адмирала, сохраняется и чтится в истории английского флота, победа Коняева не только забыта, но если и упоминается, то с принижением (мнение того же А.Б. Широкорада), поскольку, мол, противник не был серьезным.

Относительно того, что турки имели только фрегаты, а русские 2 линейных корабля, можно сказать следующее: в Синопском сражении, очень похожем на события 1772 г. у Патраса, П.С. Нахимов не решился напасть на турок, имевших 7 фрегатов, 3 корвета, 4 транспорта и 2 парохода, даже имея 3 84-пушечных корабля, а атаковал только при наличии 3 120-пушечных и 3 84-пушечных кораблей!

Общий же итог Патрасского сражения, безусловно, не требует больших комментариев: это было новое, практически полное уничтожение противника в морском сражении (по главным силам, фрегатам — абсолютное). Из 9 фрегатов и 16 шебек после сражения у турок уцелели только 8 шебек. Потери же русской эскадры составили только 8 человек (один убитый и 7 раненых). Фактически это была новая Чесма.

Кстати, удивительно, но анализа этого сражения до сих пор в отечественной историографии проведено не было. Событийный ряд приводят только Е.В. Тарле и ГА. Гребенщикова, причем последняя, отмечая, что «сведения о нем крайне скудны и поверхностны», ссылается исключительно на один архивный источник, в который раз уже пренебрегая опубликованными данными, в частности, работой Е. В. Тарле;^{1293} да и сведения из «Материалов»,^{1294} как мы видели, заслуживают явно большего внимания, чем одна ссылка. Наконец, указание Г.А. Гребенщиковой, что именно она обратила внимание на тот факт, что сражение продолжалось три дня, а точнее 27–29 октября,^{1295},[206] в который уже раз, с одной стороны, не является новостью (то, что сражение продолжалось три дня, отмечали многие исследователи^{1296}), а с другой — не соответствует действительности. Как отмечено выше, сражение при Патрасе происходило с 26 по 29 октября 1772 г., на что и указывал Е. В. Тарле. Приведем выдержку из его труда: «Турецкий флот был в подавляюще превосходных силах, но с первого же дня боев у Патраса, то есть с 26 октября, обнаружилось, что небольшая русская эскадра и управляется несравненно искуснее и сражается гораздо храбрее. Русские “отсекли” от турецкого флота две шебеки и фрегат и жестоко обстреляли их своей артиллерией. На второй день (27 октября) пришлось ограничиться лавированием… Настал третий день — 28 октября 1772 г…. Развязка боя, по существу уже решенного в пользу русских 26 октября, наступила 29-го…».^{1297} Здесь стоит только добавить, что ряд исследователей ограничивают события 26–28 числами, не включая в рамки боя добивание противника 29 октября, но сохраняя общую продолжительность в три дня. Остается сожалеть о недостаточном внимании, уделяемом Г.А. Гребенщиковой историографии по теме своих трудов.

Между тем, еще за несколько дней до Патрасского сражения направленный А.Г. Орловым против Дамиетты отряд лейтенанта П. Алексиано в составе фрегата «Св. Павел» и одной фелуки в боях 21–22 октября 1772 г. при Да-миетте нанес туркам еще одно поражение. Сначала он уничтожил под огнем крепости Дамиетта два турецких фрегата, а затем взял в плен турецкое судно с направлявшимся туда, чтобы принять командование турецкими войсками в Египте, пашой Селим-беем и несколькими высшими начальниками. Не столь масштабный, как события у Патраса, бой у Дамиетты, тем не менее, явился одной из наиболее ярких и успешных набеговых операций крейсерского отряда в истории русского флота (заметим, типичных для европейских флотов).

Таким образом, турецкий план разгрома русского флота в Архипелаге оглушительно провалился. Значение же побед русского флота при Патрасе и Дамиеттах оказалось очень велико. После этих новых поражений турки уже ни разу вплоть до конца войны не осмелились потревожить русский флот в Архипелаге прямым, сколько-нибудь значительным нападением. А ведь между Патрасским боем 1772 г. и заключением Кючук-Кайнарджийского мира 1774 г. прошел год и восемь месяцев, и у турок еще оставались существенные силы корабельного флота (которые они, кстати, перебросили на Черноморский театр). Таким образом, русский флот остался хозяином в Архипелаге. И тем грустнее, что это положение не было использовано полностью, а турки смогли сосредоточить свои усилия на Черном море.

Действия русского флота при Патрасе и Дамиетте вновь продемонстрировали готовность русского командования решать исход противостояния в морском сражении и вновь подтвердили всю выгодность такого способа и с военной, и с политической точки зрения. Однако они же поставили и вопрос о необходимости развития достигнутых успехов.

* * *

Военные поражения заставили Османскую империю 10 июля 1774 г. заключить Кючук-Кайнарджийский мирный договор с Россией. С окончанием войны правительство приняло решение о возвращении в Россию морских сил, находившихся в Архипелаге. Переход русского флота из Средиземного моря в Ревель и Кронштадт был совершен тремя эскадрами. Первая из них, под командованием контр-адмирала С.К. Грейга (линейные корабли «Исидор», «Всеволод», «Девы Мироносицы», «Александр Невский», «Дмитрий Донской», фрегат «Павел»), вышла из Средиземного моря в марте 1775 г. и прибыла в Кронштадт в мае; вторая, под командованием контр-адмирала К.М. Базбаля (линейные корабли «Ростислав», «Саратов», «Граф Орлов»), вышла в апреле и пришла в Кронштадт в августе; третья эскадра, под командованием вице-адмирала А.В. Елманова (линейные корабли «Чесма», «Трех Иерархов», «Европа», «Победа», «Св. Георгий Победоносец», фрегаты «Северный Орел» и «Африка»), вышла в августе и прибыла в Ревель в октябре. Всего в Балтийское море возвратилось 13 линейных кораблей, 7 фрегатов, 2 бомбардирских корабля и несколько малых судов.^{1298}

Линейные корабли, направленные в Архипелаг из Балтийского моря в 1769–1774 гг. и их судьба

Корабль	Годы постройки	Вооружение	Судьба корабля
«Святослав»	1766–1769	80 орудий	Разбился в 1770 г. у острова Лемнос
«Чесма»	1766–1770	80/74 орудия	Вернулся в Кронштадт в 1775 г. Участвовал в Высочайшем смотре 1776 г. Больше в море не выходил
«Исидор»	1769–1772	74 орудия	Пришел в Архипелаг в сентябре 1774 г. В боевых действиях не участвовал. Вернулся в Кронштадт в 1775 г. Участвовал в Высочайшем смотре флота 1776 г. Совершил поход в эскадре И.А. Борисова во время вооруженного нейтралитета в 1780–1781 гг. Разобран в 1784 г.
«Св. Евстафий Плакида»	1762–1763	66 орудий	Погиб в Хиосском сражении 1770 г.
«Трех Иерархов»	1763–1766	66 орудий	Вернулся в Кронштадт в 1775 г. Участвовал в Высочайшем смотре флота 1776 г. Больше в море не выходил
«Трех Святителей»	1763–1765	66 орудий	Разобран в Архипелаге в 1775 г.
«Северный Орел»	1762–1763	66 орудий	Разобран в Англии в 1770 г.
«Иануарий»	1762–1763	66 орудий	Разобран в Архипелаге в 1775 г.
«Европа»	1767–1768	66 орудий	В 1775 г. вернулся в Кронштадт. Участвовал в Высочайшем смотре флота 1776 г. Активно служил до 1789 г.
«Ростислав»	1768	66 орудий	Вернулся в Кронштадт в 1775 г. Участвовал в Высочайшем смотре флота 1776 г. Больше в море не выходил
«Не тронь меня»	1762–1763	66 орудий	Разобран в Архипелаге в 1775 г.
«Саратов»	1762–1765	66 орудий	Вернулся в Кронштадт в 1775 г. Участвовал в Высочайшем смотре флота 1776 г. Больше в море не выходил
«Тверь»	1762–1765	66 орудий	Вернулся в Ревель еще в 1770 г. Разобран в Кронштадте в 1776 г.
«Св. Георгий Победоносец»	1769–1770	66 орудий	Вернулся в Кронштадт в 1775 г. Участвовал в Высочайшем смотре флота 1776 г. Больше в море не выходил
«Всеволод»	1767–1769	66 орудий	Вернулся в Кронштадт в 1775 г. Выходил в море в 1778 г. Сгорел в 1779 г.
«Победа»	1769–1770	66 орудий	Вернулся в Кронштадт в 1775 г. Участвовал в Высочайшем смотре флота 1776 г. Больше в море не выходил
«Граф Орлов»	1769–1770	66 орудий	Вернулся в Кронштадт в 1775 г. Участвовал в Высочайшем смотре флота 1776 г. Последний раз выходил в море в 1778 г.
«Девы Мироносицы»	1769–1771	66 орудий	Пришел в Архипелаг в сентябре 1774 г. В боевых действиях не участвовал. Вернулся в Кронштадт в 1775 г. Участвовал в Высочайшем смотре флота 1776 г. Больше в море не выходил
«Дмитрий Донской»	1770–1771	66 орудий	Пришел в Архипелаг в сентябре 1774 г. В боевых действиях не участвовал. В 1775 г. вернулся в Кронштадт. Больше в море не выходил
«Александр Невский»	1770–1772	66 орудий	Пришел в Архипелаг в сентябре 1774 г. В боевых действиях не участвовал. Вернулся в Кронштадт в 1775 г. Активно служил до 1780 г.
«Азия»	1764–1766	54 орудия	Пропал без вести в Архипелаге в 1773 г.

Потери оказались заметными, особенно если учесть, что большинство вернувшихся кораблей не могло больше выходить в море, как следует из представленной таблицы. Немалыми были и финансовые затраты. По данным А.П. Соколова, ситуация выглядит следующим образом: «Всего, в течение пяти лет, было послано из наших портов в Архипелаг: 20 кораблей, 5 фрегатов, 1 бомбардирское судно и 8 мелких. Куплено: 11 фрегатов и 2 бомбардирских судна. Взято в приз, не считая поляк, шебек, галер и т. п., 1 корабль, 10 фрегатов.

Из этих судов разломано заветхостью: 4 корабля (“Северный Орел” в 1770 г., “Иануарий”, “Трех Святителей” и “Не тронь меня” в 1775 г.), 6 фрегатов (“Надежда благополучия” 1773 г., “Зея”, “Мило” и “Андро” в 1772 г., “Миконо” и “Делос” в 1773 г.), 1 бомбардирское судно (“Гром”) и 2 мелких (пинки “Св. Павел” в 1772 г. и “Соломбала” в 1773 г.). Погибло: 4 корабля (“Евстафий” в 1770 г. погиб, “Святослав” в 1770 г. разбился, “Родос”, пленный, в 1770 г. сожжен, “Азия” в 1773 г. без вести пропал), 2 фрегата (“Федор” и “Санторин” в 1771 г.) и 3 мелких судна (пинк “Лапоминк”, судно “Чичагов”, пакетбот “Летучий”). Затем возвратилось к своим портам: 13 кораблей, 16 фрегатов, 2 бомбардирских судна и 3 мелких. Всех команд в эти пять лет было отправлено (по счету коллегии) 12.200 человек; не возвратилось 4516. О суммах, употребленных на содержание флота, сведения наши не полны: снаряжение первых трех эскадр (1769–1771) обошлось в 1.576.749 рублей; содержание четырех эскадр в 1772–1773 гг. обходилось в 508.725 рублей, содержание пяти эскадр в 1775 г. стоило 565.142 рубля. Следовательно, во все шесть лет издержано на снаряжение и содержание эскадр 3.149.341 (видимо, опечатка: сумма вышеприводимых чисел 2 650 616. — Авт.) рублей; вновь, сверх штата, для настоящей войны собственно построенные суда стоили 1.285.598; всего 3.434.939 (и здесь, видимо, опечатка, так как сумма составляет 3 936 214. — Авяг.) рублей. Но сюда не вошли суммы, ассигнованные непосредственно из Государственного казначейства. Графу Орлову, при самом начале кампании, на чрезвычайные расходы — 300 000 рублей, адмиралу Спиридову — 480 000, Эльфинстону и Арфу — по 200 000; суммы, посылавшиеся графу Орлову впоследствии».^{1299} Относительно потерь сведения достаточно верны, но финансовые подсчеты требуют пересмотра, и отправлено было не 20 линейных кораблей, а 21.

Однако все это перекрывал достигнутый результат: Архипелагская экспедиция вполне себя окупила уничтожением турецкого флота при Чесме, а главное тем, что она фактически разделила Оттоманскую империю на две половины. Ведь до войны почти все транспортные артерии, связывавшие Стамбул с Грецией, Албанией, Сирией, Египтом, Алжиром и другими подчиненными странами, проходили по Средиземному морю. А в 1770–1775 гг. эти части империи фактически существовали сами по себе, почти не оказывая экономической и военной помощи Турции в ее войне с Россией.

К тому же экспедиция в Архипелаг наглядно показала, что воевать на чужой территории гораздо выгодней, чем на своей. В частности, она на 70-80% кормила сама себя за счет захватов русскими эскадрами торговых судов, за счет отчислений греческих корсаров, податей с многочисленных островов «губернии», контрибуций с турецких приморских городов, в том числе в Сирии, Ливане и Египте.

Дунайская флотилия

Говоря о событиях на Черном море, нужно сказать и о Дунайской флотилии, созданной в 1771 г. на этой крупной реке. К сожалению, ее роль, как и масштаб действий, оказались очень ограниченными, фактически сведясь к контролю устья реки. Хотя вначале этой флотилии придавали очень большое значение.

^{Карта нижнего течения реки Дунай. Основной район действия Дунайской флотилии}

Формироваться Дунайская флотилия начала в 1771 г. 22 февраля 1771 г. И.Г. Чернышев получил Высочайший рескрипт, который гласил: «Граф Иван Григорьевич! Надобно может быть будет по случаю продолжающейся нынешней войны завести какие удобно будет мореходные суда на Днепре, Днестре или других валашских или молдавских реках. А чтоб в таковом случае за недостатком чего для того надобного не сделалось препятствия, примите в Адмиралтейств-коллегий такие меры, чтоб всем надобным запастись сколько можно ближе к означенным местам… для чего надобно будет послать надежную персону б то и поручить».^{1300} Такой персоной стал капитан Ногаткин, которому уже в марте того же года П.А. Румянцев, в чье ведение попала создаваемая флотилия, писал: «…Моим делом есть во исполнение высочайшей воли Е. И. В. повелеть вам, дабы вы теперь все приуготовления надобные начинали к построению в наступающее лето здесь флотилии и, избрав за образец одну галеру и другого рода также одно военное судно… чтоб от 200 до 300 военнослужащих вмещать могли». Таким образом, ставка делалась на создание флотилии, способной в первую очередь обеспечить переброску войск.

Тем временем, в апреле 1771 г. Екатерина II сообщила П.А. Румянцеву, что она «советовалась насчет постройки судов с искусным человеком, который в продолжении 53 лет своей морской службы пребывал на всех морях во всякое время года, с английским адмирал Ноульсом. Искусный человек сделал чертеж нового рода судов, которые по простоте своей оснастки могут управляться почти не знающими морского искусства людьми, способны ходить на гребле и на парусах и могут поднять от 3 до 4 сот человек с провиантом и пушками».^{1301} «Прошу теперь всячески стараться, — писала императрица, — чтоб к построению сих судов, коих, что более, то лучше будет, хотя б несколько десятков, или, лучше сказать, как успеют, все надобное, как леса, так и работники, доставлены были к верфям. Что же до такелажа и прочих припасов касается, то они из Тулы и Брянска доставлены будут до Киева».^{1302} В результате последовала корректировка состава первоначально предполагавшихся к постройке судов: вместо галер Ногаткин должен был строить шхуны и катера (по 30 штук тех и тех), а сроком готовности объявлялась весна 1772 г.!^{1303} Но указанного выше замысла это не меняло. Таким образом, мы видим явное намерение Петербурга все же подготовиться к экспедиции против Константинополя!

^{Ч. Ноульс. Адмирал русского флота во время Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. С английской гравюры XVIII в.} 

Между тем, в кампанию 1771 г. русские войска под командованием П.А. Румянцева, несмотря на проводившуюся в целом стратегическую оборону, захватили крепость Джурджу (Журжу), а также блокировали крепости Тульча и Исакча. В ходе этих действий было захвачено и большое количество турецких речных судов. Так, только под Тульчей было взято 43 судна, в том числе 5 галиотов, 7 галер, 6 кончебасов.^{1304} В результате к 30 ноября 1771 г. Дунайская флотилия без каких-либо судостроительных работ насчитывала уже 67 судов, хотя многие из них были небоеспособными. Однако собственной постройки судов так и не начали. Более того, судя по архивным данным, Ногаткин нашел лесов только на 3 шхуны и 3 катера. В итоге, по решению И.Г. Чернышева в ноябре того же года во главе флотилии был поставлен М.И. Рябинин, имевший опыт работ во флотилии А.Н. Сенявина.^{1305}

Однако уже в начале 1772 г. командование Дунайской флотилией поручили упоминавшемуся выше адмиралу Ч. Ноульсу, принятому на русскую службу из английского флота. Причина столь громкого назначения была проста: в Петербурге, как мы видели, продолжали готовиться к организации удара по Босфору, руководить которым с моря и должен был Ч. Ноульс. Для этого планировалось привлечь и часть сил Азовской флотилии (о задачах А.Н. Сенявину на 1772 г. см. выше). Но в итоге от экспедиции отказались, а Ч. Ноульса отозвали в Петербург, и внимание к Дунайской флотилия уменьшилось.

Тем не менее, суда флотилии в марте — сентябре 1772 г. осуществляли оборону устья Дуная. В частности, они занимали позиции в Сулинском гирле Дуная и у острова Четала. Более того, галиоты флотилии (под командованием сначала Вельяшева, а затем Кинсбергена) дважды выполняли функции посыльных судов, доставляя сведения для А.Н. Сенявина, что намного упростило связь между Крымом и Дунаем. Переход же в феврале — июле 1772 г. из Дуная к Таганрогу и обратно галиота под командованием лейтенанта Вельяшева вообще стал вторым дальним плаванием русского судна по Черному морю, после похода корабля «Крепость» из Керчи в Константинополь в 1699 г. Кроме того, именно этот галиот фактически оказался единственным судном Дунайской флотилии, вступившим в бой с турками: 21 февраля он имел перестрелку с турецким судном в районе Тендры, в результате которой смог захватить 6 пленных, но само оно смогло уйти.

Между тем, в 1772–1773 гг. для Дунайской флотилии в Измаиле по чертежам Ч. Ноульса все же были построены 4 шхуны, вооруженные 12 6-фунтовыми пушками. После спуска на воду в декабре 1772 — апреле 1773 гг. они стали единственными более-менее серьезными судами Дунайской флотилии. Имела она в 1773 г. и другие суда: 2 галиота (№ 5 и № 6), 3 полугалеры, 2 чек-таря, 11 кончебасов, несколько казацких лодок. Но, кроме номерных галиотов, остальные для действий в море не годились.

Тем временем П.А. Румянцев дал флотилии первое задание на 1773 г. Генерал-майор Вейсман так написал командующему флотилией, капитану 2 ранга П.В. Третьякову, в ордере от 3 апреля: «По повелению графа Румянцева велено на Дунае сделать преграждение, чтобы неприятель из моря судами в Дунай входить и вверх к Тульче и Исакче пробираться не мог, почему от меня с вами согласно и положено иметь вооруженные суда чрез все лето: при устье Сулина гальот большой и 3 казачьи лодки, при нижнем Четале — тоже, при верхнем Четале — одну казачью лодку; того для извольте оное число судов вооружить пушками и изготовить». В середине апреля 1773 г. означенные суда вышли на свои позиции.

А в мае 1773 г. П.А. Румянцев отдал распоряжение о выходе в Черное море и отряда шхун. Вследствие этого принявший над ними общую команду П.В. Третьяков 10 июня вышел в море, однако крейсерство отряда получилось коротким. Совершив поход по направлению от острова Фидониси к Гаджибею, а затем к Варне, уже 14 июня отряд вернулся в Сулинское гирло Дуная. Далее его действия были связаны исключительно с его обороной. Организована она была так: бывшие в наличии суда поставили поперек реки, чтобы не допустить движения турецких судов вверх по течению.

Стоит отметить, что столь быстрое возвращение Третьякова из крейсерства было вызвано объективной причиной: на шхунах, особенно на «Победославе Дунайском», открылись течи. Однако была, видимо, и еще одна причина. Она угадывается из рапорта П.В. Третьякова П.А. Румянцеву, где он признавал шхуны весьма удобными для морского плавания, но просил усилить их вооружение 12-фунтовыми орудиями (очевидно, считая вооружение шхун недостаточным, их командиры больше не горели желанием выйти в море). П.А. Румянцев ответил на это отказом, указав, что имевшихся пушек вполне достаточно.

Между тем, узнав о появлении турецких кораблей у устья Дуная, Румянцев сам повелел Третьякову заняться обороной Дуная. Однако в начале октября 1773 г. командующий первой русской армией вновь потребовал выхода судов Дунайской флотилии для поисков на Черном море. Исходя из этого предписания, Третьяков приказал выйти в море наиболее готовым шхунам «Победослав Дунайский» и «Вечеслав». Однако из-за мелководья выйти они смогли только в устье Сулинского гирла, где и простояли. Причем, что особенно интересно, П.А. Румянцеву о последнем факте сообщили в последнюю очередь, и он некоторое время считал, что данные суда действовали в море. В итоге Румянцев так в конце кампании написал в Петербург о Дунайской флотилии: «Впрочем как стоящая здесь флотилия весьма много стоит трудов и денег, а напротив того, никакой службы не делает, как действительно и во всю прошедшую кампанию оставалась без всякого действия, то представляю Адмиралтейств-коллегий подробное описание ее состояния и способностей и испрашиваю наставления, каким лучше образом и к чему употребить оную на будущую кампанию должно».

Вообще же обстановку, сложившуюся вокруг Дунайской флотилии в 1773 г., лучше всего рисует представленная ниже «переписка» П.А. Румянцева и П.В. Третьякова, иллюстрирующая последствия как отсутствия у флотилии ясных задач, так и непонимания Румянцевым особенностей действий на море, вкупе с нежеланием моряков брать ответственность на себя.

Расписание судов и командиров Дунайской флотилии в 1773 г.

^{Судно … Командир}

Шхуна «Победослав Дунайский» … Лейтенант Шахов

Шхуна «Измаил» … Лейтенант Ломан

Шхуна «Браилов» … Лейтенант Глотов

Шхуна «Вечеслав» … Лейтенант Вельяшев

Галиот № 5 … Мичман Веревкин

Галиот № 6 … Мичман Племянников

Из переписки П.А. Румянцева и П.В. Третьякова

1. Из рапорта П.В. Третьякова П.А. Румянцеву. Июнь 1773 г.^{1306}

Во время крейсерства в Черном море сильно потекла шхуна «Победослав Дунайский», затем открылись течи и на других шхунах, что заставило П.В. Третьякова войти в Дунай для исправлений. Тем не менее, шхуны оказались судами удобными для морского плавания, но Третьяков просил вооружить их 12-фунтовыми пушками на случай встречи с турками. 

2. Запись в Материалах для истории русского флота ордера П.А. Румянцева от 26 июня 1773 г.^{1307}

Граф Румянцев ордером своим от 26 июня, выразив неудовольствие за упущение неприятельских судов, за возвращение эскадры, тогда как сильная течь была только на Победославе, и находя настоящее вооружение [шхун] достаточным для тех действий какие предположено иметь… предписал немедленно по исправлении судов выйти в море и крейсировать, наблюдая за противником. 

3. Ордер П.А. Румянцева П.В. Третьякову. Июнь 1773 г.^{1308}

Хотя ордером от 26 июня и предписал я вам поспешить выступлением с эскадрою вашей в море, но получа теперь паче ожидания рапорт Килийского коменданта, коим он уведомляет, что на 23-е число в ночь шедшие от Очакова 4 военных больших и 8 малых судов вытянулись против устья Сулины в одну линию на якорях остановились и производят из пушек пальбу, рекомендую вам, если эскадра ваша слаба для поисков над большими судами в море, то по крайней мере стараться заградить вход в устье Сулина и как большие корабли туда свободного хода иметь не могут, то над меньшими, кои бы покусились приближаться, делать различные поиски, какие только искусство ваше на вред неприятелю изобресть может. 

4. Ордер П.А. Румянцева П.В. Третьякову. 27 сентября 1773 г.^{1309}

Неоднократно предлагал я вам и виды и пользы для Дунайской флотилии, при которой вы теперь главнокомандующий, однако ж при всем том успеху никакого не было от действий ея, паче прибывает оная в неподвижности. Теперь хочу, чтоб вы мне представили в полном обстоятельстве на какие действия и в каких силах для переду удобную вы полагаете всю здешнюю флотилию. Разумеется, ежели бы вам с оною предложено выйти в море прикрывать берега от флота неприятельского и делать над оным и над самими пристанями прибрежные формальные поиски. 

5. Ответ П.В. Третьякова П.А. Румянцеву^{1310}

…Суда прежнего строения, как то галиоты и галеры, все ветхи и требуют капитальных исправлений… Шхуны хотя и удобны для морского плавания, но не иначе могут быть употреблены в дело, как по исправлении течи и по вооружении их 12-фунтовыми пушками… Кроме того, проблему представляет Сулинский фарватер, имеющий глубину в 9³/₄ фута при том, что шхуны сидят в грузу 9¹/₂ фут. 

6. Ордер П.А. Румянцева П.В. Третьякову^{1311}

Хотя вы всегда почитали невозможность противостоять неприятельским судам по малости наших и недостаточному их вооружению, но как теперь настоит время возвращения турецкого флота в гавани, то малость судов по крайней мере не может препятствовать чинить поиски по следам их. Я ожидаю от вас, что вы распространите на сие искусство ваше, коль далеко можно, и требую, чтобы конечно не упустили вы обратить сего случая во всевозможный вред неприятелю. 

7. Ордер П.А. Румянцева Ломану. Ноябрь 1773 г.^{1312}

Рапорт ваш от 18 числа сего месяца [т. е. ноября], коим вы представляете разные неудобства воспрепятствовавшие выйти судам в море, я получил и не могу не оказать вам неудовольствие не токмо за не исполнение моего повеления, но и за молчание ваше до сего времени о сих невозможностях, через которое я оставался совершенно обнадеженным, что суда в море и делаются надлежащие наблюдения и поиски, будучи предварен рапортом Третьякова, что лейтенанты Шахов и Вельяшев действительно посланы в море, ибо с того времени не получал я от вас ни одного о сем рапорта, хотя должность вас обязывала о самых малых препятствиях чинить мне донесения.

В кампанию 1774 же года Дунайская флотилия и вовсе бездействовала, а после заключения мира все ее боеспособные суда (в частности, все те же 4 шхуны и два номерных галиота) были переведены в Керчь и включены в состав Азовской флотилии (кроме разбившихся на переходе шхуны «Браилов» и галиота № 6).

К сожалению, явный недостаток сил флотилии, при очевидной нехватке выделенных на ее создание ресурсов, вместе с отсутствием четкого представления о задачах этого соединения, привел к более чем скромным результатам. Фактически действия флотилии никак не сказались на ходе войны. Постройка крейсерских судов или использование для этих целей уже готовых имели бы гораздо большие последствия. С другой стороны, и в случае применения флотилии в речной войне она также могла принести существенно большую пользу. Но ни того, ни другого не произошло. Виновны же в этом оказались как объективные причины, так и русское командование (в частности, П.А. Румянцев, командование флотилией и Высочайший Совет).

Военно-морские силы России в войне 1768–1774 гг.: итоги и оценки

В завершение подведем итоги действиям Балтийского флота и Дунайской флотилии в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. и попытаемся дать сравнительную оценку состояния русского флота и его военно-морского искусства на фоне флотов ведущих европейских стран в период 1750–1770-х гг. Сразу же укажем главное: Русско-турецкая война 1768–1774 гг. положила начало выходу русского флота на новый уровень. Состоялись три крупных прорыва: в накоплении опыта, тактике и статусе. Эта война стала первой большой морской войной России.

Вначале остановимся на итогах действий в Архипелаге и сразу же отметим, что русский флот не отказывался от сражений, более того, сам стремился при первой возможности уничтожить противника. В результате были выиграны Хиосское, Чесменское и Патрасское сражения, определившие судьбу войны на море в Архипелаге. Таким образом, русский флот продемонстрировал четкую ориентацию на уничтожение неприятельского флота как главный способ достижения победы на море (чем показал приверженность английской, а не французской стратегии ведения войны). Более того, своей кампанией в Архипелаге русский флот самым убедительным образом показал то, что впоследствии стало краеугольным камнем доктрины А.Т. Мэхэна: разгром флота противника — это самый эффективный ключ к овладению морем, а следовательно и к навязыванию неприятелю своей воли. Правда, изначально такой способ действий не был заложен в планы, и Архипелагская экспедиция организовывалась, в первую очередь, чтобы поднять греков на восстание, и лишь во вторую — для действий на море, да и то сразу против турецкой торговли. Османский флот не учли, и только вследствие возникновения угрозы с его стороны А. Г. Орлов принял решение попытаться покончить с ним, а потом уже действовать дальше. Впрочем, Морейская экспедиция все равно закончилась бесславно. Однако лучше понять поздно, чем никогда.

В результате пример кампаний 1770–1774 гг. получился великолепный: уничтожив турецкий флот при Чесме, русский флот установил господство на Средиземном море и, опираясь на него, начал вести, во-первых, войну против судоходства противника, дополнявшуюся, пусть и не тотальной, но блокадой столицы Османской империи, а во-вторых, разорение турецкого побережья (в частности, ударами по приморским городам и крепостям и десантами). Однако достичь успехов по обоим пунктам в полной мере, к сожалению, не удалось.

По первому пункту главной причиной стал отказ от тотальной войны против судоходства, в результате чего не были полностью использованы ресурсы и местных корсаров. В итоге за 1770–1774 гг., как указывалось выше, русский флот в Архипелаге захватил или уничтожил всего около 365 турецких торговых судов и задержал 300 нейтральных судов.^[207]

Насколько эти цифры были незначительны, можно проиллюстрировать следующими данными. Во-первых, по английским сведениям 1760-х гг., турки только для обслуживания торговли на Черном море имели около тысячи судов.^{1313} И хотя большинство из них были «лодки с двумя косыми парусами или небольшие суденышки»,^{1314} цифра уже весьма представительная, причем совершенно очевидно, что в средиземноморской торговле Османской империи участвовало еще больше судов.

Во-вторых, по данным, приводимым академиком Е. В. Тарле, к 1783 г. все европейские державы вели с Турцией торговлю на общую сумму в 110 млн. ливров в год. Это требовало участия в ней большого числа торговых судов, поскольку, например, в 1784 г. средняя стоимость груза одного торгового судна, прибывавшего в Марсель из Херсона, составляла 40–50 тыс. ливров.^{1315} Учитывая неизбежную разницу в данных, относящихся к оборотам 1770-х и 1780-х гг., тем не менее, можно предположить, что за 4,5 года в морской торговле с турками должны были принять участие порядка 10 000 торговых судов, иначе говоря, 300 задержанных составили весьма малую их часть.

Между тем, в истории морских войн существует немало примеров проведения тотальной крейсерской войны. Одним из самых ярких можно сразу же назвать деятельность американского флота по блокаде Японских островов в 1944–1945 гг. В частности, командующий американским подводным флотом адмирал Ч.Э. Локвуд отдал знаменитый приказ: «Топи их всех!». И американские подводные лодки выполняли его в буквальном смысле, то есть топили любое судно в любом районе Тихого океана, где, по их сведениям, не было американских судов. Но это эпизод из истории XX столетия.

Для нас же важны другие, не менее показательные примеры из истории войн конца XVII–XVIII вв. Хотя не существует точных данных, но, по различным оценкам, в ходе войны Аугсбургской Лиги (1688–1797 гг.) французские рейдеры и каперы захватили около 4000 призов; в ходе Войны за Испанское наследство (1701–1714 гг.) — 4500 призов; в ходе Войны за Австрийское наследство (1740–1748 гг.) — 3300 призов. А еще до начала Семилетней войны (в 1755 г.) английские каперы захватили около 300 французских судов! В ходе же самой Семилетней войны Франция захватила более 3000 английских торговых судов. Англии удалось избежать остроты проблемы только благодаря огромному росту своей торговли и крайней пассивности французского флота, отдавшего с 1760 г. безоговорочное господство на море англичанам.

Между тем, последние также вели крейсерскую войну, но с 1756 по 1760 г. захватили только 950 торговых судов Франции. Причина была проста: господство английского флота привело к замиранию французской морской торговли. Французские купцы просто боялись выходить в море. Кроме того, английский флот не считался и с нейтральной торговлей, что также сказалось на Франции, которая пережила тяжелое экономическое потрясение. «Расстройство, даже почти полное уничтожение морской торговли Франции, — писал А. Штен-цель, — значительно понизило ее благосостояние. Постепенно стал обнаруживаться недостаток денежных средств. Для арсеналов и кораблей почти ничего не делалось».^{1316} Возникшая колоссальная задолженность (в 1764 г. она составляла 2325,5 млн. ливров) привела к печальным последствиям для государственной казны Франции, которая из-за высоких затрат на обслуживание государственного долга практически потеряла свободу действий. Фактически после завершения Семилетней войны Франция вступила в затяжной экономический кризис, из которого так и не смогла выбраться до 1789 г.

Таким образом, становится очевидным, насколько мощный рычаг не был серьезно задействован русским флотом. На наш взгляд, это было большой ошибкой. Почему же Россия отказалась от таких действий? Главным виновником, как мы видели, стало российское правительство, выступавшее против тотальной крейсерской войны, с одной стороны, опасаясь вызвать недовольство ведущих морских держав, а с другой — надеясь создать благоприятный образ страны в регионе. В действительности же последнего добиться так и не удалось. В Петербурге явно переборщили с осторожностью, не учли конкретных реалий Средиземного моря, кишевшего пиратами, а также тех преимуществ, которые могли дать полномасштабные крейсерские действия против Турции. В результате русский флот в Архипелаге не получил нужного количества сил для большой крейсерской войны, а полноценные действия получивших патенты каперов были жестко ограничены Екатериной II, еще в 1769 г. запретившей проводить враждебные акции против европейцев, греков и других христиан. Более того, русские власти еще и наказывали каперов в случае их своеволия (например, за взятые французские суда: и это несмотря на занятую Францией по отношению к России откровенно враждебную позицию).

В частности, интересный пример, касающийся отношения России к тотальной борьбе с неприятельским судоходством, приводит Г.А. Гребенщикова.^{1317}Она указывает, что часть греков, владельцев больших судов, промышляли морским разбоем на основных торговых коммуникациях. Однажды в порт Аузу российский крейсер привел греческое и небольшое французское торговое судно, фигурирующее как- поляка, взятые вблизи Афин. Командиру российского корабля показалось подозрительным, что французская поляка шла под конвоем корабля с российским флагом, а последний не отвечал на пароль и старался уйти. В ходе расследования выяснилось, что владелец судна, грек Д. Мирофор, занимался тем, что захватывал суда нейтральных стран, товары же и груз брал «в приз», причем действовал он под видом русского крейсера и под российским флагом.

Г.А. Спиридов писал: «На другой день явился ко мне… француз Бонифас Рустон с письмом от французского консула в Афинах, и доносил он, Рустон, о показанной поляке, что оная ево, взятая у Афин греческим судном под российским флагом». Д. Мирофор оказался уроженцем острова Специи, жители которого не приняли российского подданства и платили Турции ежегодную дань. Спиридов пишет, что «то греческое судно оказалось воровское… при обыске нашли спрятанный флаг из холстины, шитый таковой, как Российские при флоте суда имеют. Грек Мирофор объявляет, что сделал его якобы для того, когда принят будет в Российский флот в службу, тогда мог поднять, а прежде его никогда не поднимал».

В порту Ауза существовала инфраструктура, обеспечивающая жизнедеятельность флота. В структуру администрации входила и так называемая Адмиралтейская комиссия военного суда, образованная для ведения такого рода дел. После рассмотрения дела грека Мирофора Г.А. Спиридов заявил: «С объявлением комиссии, признавая ево за вора и морского разбойника, я, адмирал Спиридов, согласен». Он подчеркнул, что строго выполнял и будет выполнять высочайшее повеление императрицы о защите торговли нейтральных государств и о недопустимости пиратства на море. Наказание греку определили суровое: его, «яко вора и морского разбойника», приговорили к смертной казни через повешение на ноке рея. В то же время судебная комиссия сочла, что «команда ево, грека, тоже бы казни подлежала», однако следствие показало, что экипаж следовал лишь «слепому послушанию» командира, «не мысля о худости оного дела».

Судебная комиссия постановила: «как смертного убивства никому не учинено, но, однако, в страх другим на том же их судне всех двадцать пять человек сечь нещадно кошками и, заковав в железа, отослать вечно на каторгу». Троих же малолетних, «ничего не знающих, но при тех бездельниках бывших, дабы от малолетних отвести к бездельническим делам отвращение, высечь батогами и не спускать с судов как невольников». Было решено публично огласить приговор и копию решения судебной комиссии передать французскому консулу в Афины. Владельцу шхуны французу Рустону вернули судно, а стоимость недостающих товаров и вещей компенсировали деньгами, отобранными у греков.

Но, несмотря на столь спорный подход к контролю торговых коммуникаций противника, действия в Архипелаге все же стали первой большой крейсерской войной в истории русского флота, к тому же все-таки достигшей определенных результатов. Они показали, какое значение имеют малые суда и заблаговременная подготовка к такой войне. Более того, данная крейсерская война оказала влияние и на взгляды Петербурга. Так, в 1783 г. Екатерина II уже открыто указывала возможность организации в случае необходимости всеобъемлющих крейсерских действий против Франции. «Одних угроз его (Версальского двора. — Авт.) будет, конечно, не довольно к удержанию Нас от посылки из Балтийских Портов флота Нашего в неприятельские воды, — писала Екатерина II российскому послу в Париже И.С. Барятинскому в 1783 г., — а насильственное оного с пути обращение вспять немногую туркам пользу даст, ибо чувствительнейшие удары им последуют на сухом пути и со стороны Черного моря, но зато даст Нам полное право счесть действия Франции за сущий с Нами разрыв и пустить на французскую морскую торговлю множество корсаров, к чему конечно везде, а особливо в Англии, сыщется много охотников».^{1318}

В 1793 году, в связи с разрывом отношений с революционной Францией, Балтийский флот, вышедший для действий в море, получил прямое указание не только препятствовать французской торговле, но и захватывать суда Дании и Швеции, так как обе эти страны отказались участвовать в торговой блокаде Франции. Протесты Стокгольма были отвергнуты на том основании, что война против Франции не может подчиняться общим правилам. Иными словами, идеологический элемент этой войны, или, как выразился Остерман, тот факт, что французы были бунтовщиками, оправдывал задержание нейтральных судов и конфискацию французских товаров, как и товаров, происходящих из Франции или направляющихся туда на борту нейтральных стран.^{1319}

Несмотря на все приведенные примеры развития взглядов относительно способов ведения войны против неприятельского судоходства, крейсерская война русского флота в войне 1768–1774 гг. так и останется для него единственной столь большой крейсерской войной в XVIII в., отчего она становится еще более показательной.

Кстати, слабость действий против судоходства в Архипелаге проистекала и из-за отказа от постоянной блокады Дарданелл, хотя именно на этом и настаивал рескрипт Екатерины II от 22 марта 1771 г. Однако в течение всей войны русские эскадры и отряды появлялись у Дарданелл лишь периодически. А.Г. Орлов и Г.А. Спиридов так и не смогли организовать полную блокаду пролива, хотя бы в том же виде, как это было сделано русским флотом в войне 1828–1829 гг. Как следствие, Константинополь практически в течение всех лет войны продолжал получать необходимые грузы и, таким образом, фактически не голодал.

Показательным подтверждением последнего служит поведение турецких властей при наступлении настоящих проблем с поставками продовольствия в Константинополь. В частности, в 1770 г. турки сделали все возможное, чтобы помешать русским захватить остров Лемнос, а в 1807 г,, уже после нескольких месяцев полной блокады Д.Н. Сенявиным Дарданелл, султан буквально вытолкнул турецкий флот из проливов, чтобы тот попытался снять или хотя бы ослабить блокаду.^{1320} В 1773–1774 же годах практически весь флот Османской империи действовал на Черном море.

Последний момент, кстати, также не был выгоден России. Ведь угроза Константинополю заставляла турок сразу же собирать для его обороны все основные морские силы, что немедленно улучшало ситуацию на Черном море. Достаточно напомнить о том, что Чесменский погром, приковавший остававшийся турецкий флот, позволил А.Н. Сенявину сначала закончить формирование первой эскадры Азовской флотилии, которая затем сыграла важную роль в овладении Крымом. К 1773 же году турки, видимо, убедились, что русский флот в Архипелаге больше не создает угрозы их столице, почему и перебросили свои корабли на Черное море.

Исходя из сказанного, заметим, что анализ событий 1771–1774 гг. позволяет сделать вывод о спорности решения А.Г. Орлова об отказе от удара по Константинополю в 1770 г., ставшего больше промахом, чем правильным ходом.

Относительно же неудач при ударах по приморским городам и крепостям турок, то есть по второму указанному нами пункту, отметим, что их причины в основном заключались не в стратегических, а в тактических ошибках, которых мы коснемся ниже.

Таким образом, подводя итог стратегическим действиям русского флота в Архипелаге, необходимо отметить, что они ясно продемонстрировали необходимость высокого уровня подготовки флота в мирное время, наличия большого числа малых и крейсерских судов для войны против судоходства противника, а также для снабжения своих соединений,^[208] своевременности постановки конкретных и обоснованных задач, обеспечения необходимыми силами и средствами (флоту в Архипелаге нужны были корабли, войска), более эффективного использования достигнутых успехов путем концентрации внимания и ресурсов на главных направлениях. К сожалению, в ходе данной экспедиции во всех указанных моментах присутствовали существенные промахи, вследствие чего далеко не все имевшиеся возможности были использованы русским флотом.

Большие успехи, равно как и чувствительные неудачи, имели место и в тактике русских эскадр. С первыми связаны все три победы русского флота, прежде всего Хиосское и Чесменское сражения 1770 г. Уже в них русский флот продемонстрировал ставку на ведение решительного боя. Богатым был в этих сражениях и набор тактических приемов. Так, впервые была проведена атака флота противника с помощью кильватерной колонны, спускающейся под углом почти в 90°, открывавшая новые возможности в ведении регулярного морского боя. Не меньшую значимость имело и возобновление весьма подзабытых к середине XVIII в. в такого рода сражениях следующих тактических приемов: сосредоточение сил на части эскадры противника, сближение на короткую дистанцию, нанесение решительного удара по флагманам, проведение артиллерийско-брандерной атаки флота противника, укрывшегося в бухте. Помня, как мучились англичане в регулярных столкновениях Семилетней войны, это достижение можно назвать воистину эпохальным в развитии тактического искусства парусных флотов, причем как в России, так и за рубежом.^{1321}

Менее «богатым» стало Патрасское сражение 1772 г., хотя в нем М.Т. Коняев, во-первых, рискнул разрушить линию ради отсечения части турецких сил, а во-вторых, выполнил достаточно сложный удар по противнику, находившемуся под прикрытием береговых батарей, путем сближения с ним на ближнюю дистанцию и ведения артиллерийского огня со шпрингов. Показателен и конечный итог Чесменского и Патрасского сражений: в первом из них турецкий флот был уничтожен полностью, во втором — большая его часть. Завидный результат.

Однако опыта сражения с флотом противника в открытом море русский флот так и не получил. Но если регулярный бой оказался невозможен, поскольку турки при столкновениях с русскими кораблями сразу же отступали, то бой после погони уже не смогли осуществить сами русские флагманы, так как спускались на противника лишь в линейном-построении, т. е. действовали строго шаблонно. Правда, Д. Эльфинстон попытался атаковать турок в английском стиле (без построения линии), но в столкновении 16 мая 1770 г. он явно с этим перегнул, а полезный опыт погони 24 мая того же года оказался забыт в связи с последовавшей опалой адмирала. В результате в Русско-шведской войне 1788–1790 гг. русский флот так и не вышел за рамки шаблонного принципа использования линии баталии.

Выявились проблемы в русском флоте и с проведением десантных операций. Серьезные ошибки были допущены при высадке в Морее, в период осады Лемноса, а также во время действий у Бодрума и Станчо. Причины указанных неудач объяснялись просто: нехватка войск, постоянная разбросанность сил и неумение делать выводы из ошибок.

В заключение анализа действий русского флота в Архипелаге хотелось бы сказать вот о чем. Накануне решения крымской проблемы в 1783 г. Г.А. Потемкин представил Екатерине II документ с планом действий русского флота в Архипелаге против Турции на случай войны с ней. В нем он проанализировал все ошибки Архипелагской экспедиции 1769–1774 гг. и абсолютно верно сформулировал задачи русского флота в Средиземном море. В частности, Г.А. Потемкин писал: «Отправление флота в Архипелаг последует не ради завоеваний на сухом берегу, но для разделения морских сил. Удержав их флот присутствием нашего, всю мы будем иметь свободу на Черном море. А если бы что турки туда и отделили, то уже будет по нашим силам… Главный вид для флота Вашего величества — притеснять сообщение по морю туркам с их островами и Египтом, и чрез то лишить их помощи в съестных припасах. Притом все целить пройти Дарданеллы, что и несумнительно при благополучном ветре (курсив наш. — Авт.). Препятствовать турки захотят, тут они обязаны будут дать баталию морскую, чего нам и желать должно. Но чтоб Дарданеллы форсировать с сухого пути, на сие нужна армия, ибо у турок достанет сил обороняться. Притом мы видели в прошедшую войну, что они и тремястами человек гоняли наши большие десанты. Какая же разница флоту действовать единственно на водах? Число пятнадцати кораблей уже несумнительно превосходит силу турецкую. К тому числу почтенному сколько пристанет каперов, обеспокоивающих везде их транспорты, а искусный и предприимчивый адмирал, верно, выждет способ пролететь Дарданеллы (курсив наш. — Авт.)… Нужен испытанный в предприимчивости и знании адмирал. Нигде столько успехи от маневра и стратегии не зависят, как на море, а сих вещей без практики большой знать нельзя, а вашему величеству известна практика наших морских…».^{1322} Иными словами, Г.А. Потемкин четко обозначил в качестве приоритетных задач при новой отправке флота в Архипелаг то, что так и не было сделано в 1770–1774 гг.: прекращение морской торговли с широким использованием каперов и максимально быстрый прорыв флота к Константинополю.

Что же касается Дунайской флотилии, то она сколько-нибудь серьезной роли, как уже было сказано выше, не сыграла. Тому были объективные и субъективные причины: первых меньше, вторых больше. Объективными причинами малой активности стали острая нехватка судов и недостаточность финансирования. Среди субъективных — низкий уровень командного состава, а также обилие начальников и планов относительно использования. В целом же Дунайская флотилия продемонстрировала старую и классическую для России истину: там, где много начальников при отсутствии выдающейся личности во главе, нет ясной цели и самого пристального внимания правительства — там нет ничего. Урок, к сожалению, получился горький, поскольку возможности перед Дунайской флотилией открывались немалые: по действиям как на самом Дунае, так и на Черном море в районе дельты Дуная — Очакова.

* * *

Что же дал России ее военно-морской флот в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. в целом? Даже при далеко не лучшем его состоянии удалось разгромить Турцию и добиться выхода на Черное море, то есть сделать то, что не удавалось в течение более полувека! Именно благодаря военно-морскому флоту оказалось возможным растащить и сковать турецкие силы (что сыграло судьбоносную роль в 1771 г. при занятии Крыма), подорвать экономический потенциал противника, обеспечить овладение Крымским полуостровом и его удержание.^[209] О том, насколько трудно было рассчитывать на овладение Крымом без флота, прекрасно свидетельствует Русско-турецкая война 1735–1739 гг.

Благодаря активным действиям флота и победе в войне резко возрос и международный авторитет России. Одна только Чесменская победа сыграла в этом огромную роль! Так, европейская пресса, по данным немецкого исследователя Э. Доннерта, оценивала ее «как явный признак возврата Российской империи в число наиболее значимых Европейских Держав».^{1323} Ведущий европейский мыслитель эпохи Просвещения М.-Ф. Вольтер писал Екатерине II как самой счастливой правительнице: «Письмо В. И. В. от 27 сентября заставило меня содрогнуться от ужаса и радости. Все сии графы Орловы суть герои, а я вас нахожу счастливейшею и первейшею Государынею».^{1324} Наконец, отразилось Чесменское сражение и в работах европейских художников, причем сразу же заняв заметное место в батальной живописи: чего стоит одна только Чесменская серия картин, созданная немецким художником Я.-Ф. Хаккертом в 1771–1772 гг.! Она вызвала настолько большой резонанс в Европе, что среди европейских монархов развернулось настоящее соперничество за право заказать у художника картины. Екатерина II же специально разместила их в Большом дворце Петергофа в зале, где иностранные дипломаты должны были ожидать допуска в тронный зал.

А ведь кроме Я.-Ф. Хаккерта в те же годы указанным сражениям посвятили свои работы еще два европейских художника — француз П.-Ж. Волэр и англичанин Р. Петон. Первый в 1771 г. представил картину «Бой в Хиосском проливе»,^{1325} второй — четыре полотна «Сокрушение Турецкого флота при бреге Натолии».^{1326}

Относительно Р. Петона интерес представляют и его оценки произошедших в 1770 г. в водах Эгейского моря событий. Приведем два отрывка из его писем Екатерине II. В первом, в частности, значится: «Известия, которые наполнили весь свет славою победы, одержанные морскою Вашего Императорского Величества силою над Оттоманским флотом, при бреге Натолии, возбудили во мне желание предать потомству хотя бы некое слабое начертание,славных оных, но и ужаса исполненных, позорищ, обыкновенных спутников морским сражениям».^{1327} «Я со тщанием хранить буду медаль, — видим мы во втором, — яко отменный знак милости Вашего Императорского Величества, которую я содержу в высшей цене, нежели преходящие корысти денежного удовольствования. Я вручу оную потомству, яко напоминание славного торжества оружий Вашего Императорского Величества… Изображение сокрушения Гишпанские Армады было поднесено от Голландских Штатов Королеве Елизавете, в потомственный знак общеучаствуемого и важного приключения: оное ткание и поныне украшает высший дом Аглинского Парламента. Но изображение сокрушения Турецкого флота при бреге Натолии, было приношение частного человека Императрице Всероссийской, которая на его лепту к сохранению в роды славы Ее Царствования, призрела с тою благоприятностию, которая протекает из источника, внушений возвышенного разума и величия души (курсив наш. — Авт.)».^{1328}

Кроме того, в результате действий флота Россия получила опыт ведения морской войны на удаленном театре, который в условиях ее противостояния с Османской империей играл более чем важную роль.

Если же оценивать непосредственный вклад военно-морских соединений России, то здесь ситуация выглядит следующим образом. Первое место по праву принадлежит Архипелагской экспедиции, поскольку русский флот в Эгейском и Средиземном морях своим напряженным ратным трудом сыграл значимую роль в достижении решающего прорыва в решении черноморской проблемы (путем прямого влияния на победу в войне 1768–1774 гг.) и внес ощутимый вклад в рождение Черноморского флота (обеспечив Азовской флотилии относительно спокойные 1769–1771 гг.).^[210] Дальнейшие военно-политические последствия были еще более весомыми, в подтверждение чему вполне уместно привести мнение известного исследователя XIX в. Н.Д. Каллистова: «Архипелагекая экспедиция ввела в Россию в более широкий круг внешней политики, чем это было когда-либо, и тем способствовала возвышению и укреплению русского престижа.

Влияние Архипелагской экспедиции на европейскую политику России особенно сильно сказалось впоследствии, когда Екатерина II, опираясь на прогремевшее по всему свету имя Чесма, с таким гордым сознанием своей силы продиктовала Европе начала морского вооруженного нейтралитета.

Архипелагская же экспедиция выяснила значение для России Средиземного моря как театра для воздействия флота в войнах против Турции».^{1329}

Далее следует вклад Азовской флотилии, забытой потомками, но по достоинству оцененной современниками. Напомним два наиболее значимых высказывания. «Надо притом знать, что совершенное занятие крымских крепостей войсками с сухого пути не столько б было легко, ежели б не открылся в глазах их флот…», — писал в конце 1771 г. И.Г. Чернышев. А уже в 1773 г. сам Н.И. Панин отмечал: «Сколь много Крым ее (Турцию. — Авт.) заботил, доказала она то употребленными ею стараниями возмутить и вовлечь татар опять в войну с нами; что сие не удалось ей единственно за неисполнением обещанной татарам присылки войск», чему «обязана» она была исключительно победам Азовской флотилии над ее флотом на Черном море.

Но еще более показательно, на наш взгляд, то, что на за всю войну флотилия ни разу не подверглась критики Екатерины II, неоднократно дававшей жесткие оценки даже деятельности русского флота в Архипелаге.

Оказалась полезной и Дунайская флотилия, корабли которой «не только охраняли устья Дуная»,^{1330} но и положили начало освоению этого важного для противостояния с Турцией театра военных действий.

* * *

А что дала русскому флоту Русско-турецкая война 1768–1774 гг.?

Во-первых, богатый опыт использования флота, в частности, ведения морской войны, обрело правительство России. Это позволило в дальнейшем более эффективно планировать его применение и развитие, причем, что особенно важно, у отечественных политиков и военно-морских деятелей на долгое время появился пример для подражания — Чесменская победа.

В частности, к своей Чесме стремился Г.А. Потемкин, сыгравший колоссальную роль в развитии Черноморского флота России. О ней мечтал даже П.В. Чичагов, критикуя Д.Н. Сенявина за то, что он не добил турецкий флот после Афонского сражения. Наконец, с Чесмой сравнивал победу П.С. Нахимова в Синопском сражении В.А. Корнилов («Битва славная, выше Чесмы и Наварина!..»). А вот что написала А.Г. Орлову спустя годы сама Екатерина II, сравнивая новые победы русского флота с Чесменской: «Ты показал путь, по которому шествуют твои храбрые и искусные последователи».^{1331}

Так что Чесма стала своеобразным культом, эталоном, стремление достичь которого ни раз сыграло положительную роль в судьбах парусного флота России, заставляя уделять ему значительное внимание и средства.

Во-вторых, серьезно обогатилось русское военно-морское искусство, получившее опыт как практически по всем видам действий, известным на тот момент, так и по наиболее эффективным приемам борьбы с турками. Кроме того, важно отметить, что Архипелагская экспедиция русского флота вообще стала одной из первых и столь масштабных стратегических операций военно-морских сил на удаленном театре военных действий.

Полученные знания и навыки позволили русскому флоту не только выйти на новый уровень боеспособности, но и принять важное участие в общем развитии военно-морского искусства. Так, огромную роль сыграли действия и планы действий против Константинополя. В частности, именно эта война положила начало стратегическим идеям проведения в случае конфликта с Турцией как полной блокады Дарданелл, так и вообще операции против Константинополя, причем, что касается России, сразу в нескольких вариантах. Забегая вперед, сразу обозначим их все, тем более что в таком обобщении в отечественной историографии они еще не приводились.

Первым стал план Екатерины II 1783 г. Согласно ему, сразу после начала войны предполагалась в Архипелаг посылка эскадры Балтийского флота, среди задач которой был и удар по столице Османской империи. Нет нужды говорить, что он был навеян опытом Архипелагской экспедиции, но, как мы увидим позже, имел два разных подхода к осуществлению главной задачи. Г.А. Потемкин, учтя уроки войны 1768–1774 гг., предлагал организацию операции против Царьграда, возможно быструю по времени и обязательно стремительную по проведению, рассчитывая захватить турок врасплох. С.К. Грейг же, напротив, выступил за прорыв к турецкой столице лишь при сочетании нескольких факторов и первоначальном овладении Дарданеллами. План этот действовал в 1783–1788 гг. и не был реализован лишь в силу создавшейся для России резко проблематичной международной ситуации.

Далее, укажем на планы все того же Г.А. Потемкина, датируемые 1783–1790 гг., где содержались наметки удара по Константинополю силами уже Черноморского флота. Однако та же неблагоприятная международная обстановка не позволила и их довести до воплощения. В самих же планах налицо симбиоз идей Архипелагской экспедиции и плана Г.Г. Орлова по использованию Азовской и Дунайской флотилий.

В 1793 г. уже А.В. Суворов формулирует план совместных действий армии на Балканском театре и Черноморского флота на Черном море по захвату Константинополя, в котором главная роль отводится войскам, а флоту лишь выполняет функцию обеспечения контроля над берегом и снабжения. В значительной своей части он был воплощен во время войны 1828–1829 гг., а в нем самом хорошо просматриваются контуры плана Г.Г. Орлова 1770–1772 гг.

Наконец, в 1807 г. П.В. Чичагов замышляет нанесение двойного морского удара по Константинополю силами Балтийской эскадры Д.Н. Сенявина и Черноморского флота маркиза де Траверсе. Выполнен он не будет, во многом из-за неготовности Черноморского флота. Однако и здесь мы видим мотивы плана братьев Орловых 1772 г.

Имел значение для дальнейшего развития стратегических взглядов и план 1770 г. по переброске линейных кораблей на Черное море для быстрейшего создания там линейного флота. В частности, тем самым фактически оформилась идея маневрирования силами двух флотов и судостроительных баз, ставшая затем почти постоянной частью военных планов России и наглядно показавшая свои возможности в 1798–1806 гг.^[211]

Возвращаясь же от сферы стратегических планов к сфере «повседневного» военно-морского искусства, отметим, что наибольших успехов добился здесь Ф.Ф. Ушаков, сумевший осуществить дальнейшее развитие показанных в 1768–1774 гг. приемов ведения как войны, так и боя. В частности, в области стратегии он продолжил курс на генеральное сражение, а в области тактики им были развиты такие приемы, как сосредоточение сил против части эскадр противника, нанесение решающего удара по флагманским кораблям и сближение на максимально короткие дистанции. При этом, что очень валено, с обязательным сохранением управления всеми кораблями своей эскадры на всех фазах боя.

Правда, обязательной базой для русских командующих эскадрами достигнутые в войне 1768–1774 гг. успехи в области военно-морского искусства, к сожалению, так и не стали: пример Ф.Ф. Ушакова фактически остался единственным. Однако общий уровень командного состава российского флота все-таки повысился.

В-третьих, русские моряки впервые получили столь широкую и полноценную боевую практику. Причем, поскольку военные действия приобрели в данной войне столь большой размах, задействовав как основные силы Балтийского флота, так и Азовскую флотилию, данная практика, что не менее важно, коснулась подавляющей их части. Кроме того, они впервые приобрели и опыт дальних плаваний. Результаты не замедлили сказаться: если во время перехода эскадры Г.А. Спиридова в Архипелаг число больных достигало 800 человек, то при возвращении домой уже на эскадре А.В. Елманова умерло всего 33 человека, а число больных составило лишь 28. Следствием всего это стали, с одной стороны, дальнейшее расширение дальних плаваний и подготовки в мирное время, а с другой — повышение авторитета русского флота в мире.

В-четвертых, война позволила, наконец, осуществить самую полную диагностику технических и организационных проблем русского флота. Так, небывало остро встали проблемы качества кораблей, чрезвычайной закостенелости их не самых совершенных конструкций (в частности, самые массовые линейные корабли русского флота этого времени — 66-пушечные типа «Слава России» — начали строиться в 1731 г, и имели скорость только до 8 узлов, в то время как французский 74-пушечник «Invincible» 1744 г. уже обладал скоростью в 13 узлов), а также нехватки вспомогательных и крейсерских судов. Первые две обернулись частым выходом судов из строя и, как следствие, снижением ударной силы флота в целом; последнее же привело к трудностям и со снабжением русских эскадр, и с ведением тотальной крейсерской войны.

В результате, чтобы поднять уровень кораблестроения Екатерина II, подобно Петру I, обратилась к иностранному опыту. Она пригласила в 1770 г. на должность генерал-интенданта флота английского адмирала Ч. Ноульса, человека образованного, энергичного и настойчивого.

Даже несмотря на то, что между Ч. Ноульсом и членами Адмиралтейств-коллегий постоянно возникали трения, за короткое время под его личным руководством в Кронштадте и Петербурге были построены 18 кораблей. Он в сжатые сроки сократил хищения в портах, ввел более простую отчетность, ускорил и удешевил судостроение и сделал ряд усовершенствований как в способах постройки судов, так и в их вооружении. А в 1773 г. Адмиралтейств-коллегия разрешила Ч. Ноульсу построить по его собственным чертежам и под его наблюдением 74-пушечный линейный корабль «Иезекииль», который стал первым кораблем этого ранга в русском флоте, изначально заложенным под такое число орудий (два предыдущих 74-пушечника были фактически копиями 80-пушечников^[212]). Кроме того, он был спущен на воду всего через 8¹/₂ месяцев, в то время как обычно на постройку корабля аналогичного класса затрачивалось до 5 лет. Однако и Ч. Ноульсу не удалось побороть царившую в Адмиралтейств-коллегий рутину.^{1332}

Тем не менее, Ч. Ноульс смог добиться введения важных изменений в конструкции русских кораблей. Дело в том, что вплоть до 1771 г. корабли строили строго по пропорциям, разработанным еще при Петре I. Но к 1770-м гг. стала очевидной необходимость корректировки петровских пропорций в соответствии с новыми потребностями. И в сентябре 1771 г. адмирал Ноульс предложил свои чертежи 7'4- и 66-пушечных кораблей. Правда, за основу он все-таки взял образцы Петра I, сведя суть своих предложений фактически лишь к увеличению главных размерений кораблей, что давало возможность устанавливать более крупную артиллерию и делало палубы более просторными.^{1333}

Тем временем в 1773 г. для заведования судостроительными работами в Архангельске был приглашен еще один англичанин — В. Гунион. Будучи знаком с печальным опытом Ч. Ноульса, он в контракте поставил такие условия, при которых Адмиралтейств-коллегия и другие ведомства не могли вмешиваться в его дела. Это позволило за 7 лет построить 16 кораблей. Некоторое время помощником В. Гуниона был русский корабельный мастер М.Д. Портнов, для которого работа с англичанином стала ценным опытом.

Важный след оставило в ходе войны и судостроение Азовской флотилии. Русские судостроители впервые за долгие годы получили возможность проводить эксперименты в поисках выхода из сложной гидрологической обстановки Дона. В итоге мы впервые видим появление в русском, да и в европейских флотах 42–58-пушечных фрегатов, имевших на вооружении 18-фунтовые единороги, что делало их весьма серьезной силой. Кроме того, на русских фрегатах появилась сплошная верхняя палуба и, соответственно, двухдечное расположение артиллерии. Все вместе это открыло эпоху бурного развития черноморских фрегатов, игравших столь большую роль в истории Черноморского флота России вплоть до 1800 г.

Таким образом, данная война объективно способствовала развитию конструкций русских линейных кораблей и фрегатов, находившихся в застое со времен Анны Иоанновны, с одной стороны, заставив модернизировать существующие проекты (появление 66-пушечных линейных кораблей типа «Азия» в качестве развития 66-пушечника типа «Слава России»), а с другой — выдвинув новые (74-пушечных линейных кораблей, 32-, 42- и 58-пушечных фрегатов). В результате русские корабли существенно приблизились к лучшим европейским аналогам (см. приведенную ниже таблицу). Стоит только заметить, что, к сожалению, официально на кардинальные изменения Петербург все же не решился: основным типом линейного корабля оставался 66-пушечник, а фрегата — 32-пушечник.

Сравнительные данные линейных кораблей русского и иностранных флотов к 1775 г.

Корабль	Длина	Ширина	Глубина интрюма	Вооружение	Примечания
66-пушечный линейный корабль «Св. Евстафий Плакида»	155 ф. 6 д.	41 ф. 6 д.	18 ф.	26 24-фунтовых орудий; 24 12-фунтовых орудия; 16 6-фунтовых орудий	Типа «Слава России». Строились с 1731 по 1772 гг. Корабли этого типа имели неплохие мореходные качества, хорошую остойчивость, но при свежем ветре развивали скорость только до 8 узлов
66-пушечный линейный корабль типа «Азия»	160 ф.	44 ф. 6 д.	19 ф.	26 24-фунтовых орудий; 24 12-фунтовых орудия; 16 6-фунтовых орудий	Модернизированная версия линейного корабля типа «Слава России». Строились с 1772 г. В 1772–1796 гг. построено 28 единиц. Таким образом, именно 66-пушечники по-прежнему оставались основным типом линейного корабля русского флота
74-пушечный линейный корабль типа «Исидор»	169 ф.	46 ф. 4 Д.	20 ф.	28 24-/30-фунтовых орудий[213]; 28 12-фунтовых орудия; 18 6-фунтовых орудий	Построено 2 корабля по типу 80-пушечных линейных корабль типа «Св. Павел» (1769–1772 гг.) Проект видимо возник в связи с проблемами построенного в 1769 г. 80-пушечника «Святослав». К тому же в европейских флотах основными кораблями становились именно 74-пушечники
74-пушечный линейный корабль типа «Царь Константин»	170 ф.	48 ф.	20 ф.	28 24-/30-фунтовых орудий[214]; 28 12-фунтовых орудия; 18 6-фунтовых орудий	Проект был составлен в 1770 г. и представлял доработанный проект 80-пушечника «Св. Павел». Построено 4 корабля этого типа
74-пушечный линейный корабль типа «Bellona». Англия, 1760 г.	168 ф.	46 ф. 11 д.	20 ф.	28 32-фунтовых орудий; 28 18-фунтовых орудий; 18 9-фунтовых орудий	Стандартный для англичан корабль на ближайшие 20 лет
74-пушечный линейный корабль «Invincible». Франция, 1744 г. Захвачен британцами в 1747 г.	171 ф.	49 ф.	21ф.	28 36-фунтовых орудий; 30 18-фунтовых орудий; 16 6-фунтовых орудий	Водоизмещение составляло 1793 тонны, что было почти на 400 тонн больше, чем у его современника, британского 70-пушечного корабля «Establishment». Мог развивать скорость 13 узлов, что было на 2 узла больше, чем у любого британского корабля того же класса

В-пятых, продолжилось и развитие рангоута русских кораблей. Инициатором выступил контр-адмирал Д. Эльфинстон, назначенный командиром 2-й Средиземноморской эскадры и сразу же потребовавший уменьшить мачты, реи и паруса на фрегатах «Надежда» и «Африка», которые, как сказано в его докладной записке, «не могут иметь военного действия… в самый слабый ветер их так кренит, что пушечные порты [находятся] обыкновенно в воде».^{1334} С ним согласились, и «Тверь», а также «Святослав» получили укороченный рангоут и уменьшенные паруса.

Однако при подготовке к походу в Средиземное море 3-й эскадры Адмиралтейств-коллегия, по согласованию с командирами кораблей, решила рангоут и паруса оставить прежними, сделанными по штатам 1726 г. Это решение было принято, скорее всего, под влиянием (если не давлением) авторитета члена коллегии адмирала С.И. Мордвинова, с самого начала болезненно относившегося к попыткам изменения парусного вооружения. «…Мачты, стеньги и реи имеются по препорции корпусов кораблей ни долгие, ни короткие, — писал он в рапорте от 13 октября 1770 г., — того ради… предлагаю свое мнение и прошу, чтоб не переменяя иметь таковые мачты, стеньги, реи и такелаж как были».^[215] Историк А.Г. Сацкий считает, что С.И. Мордвинов был прав, поскольку «корабль “Тверь” с укороченным рангоутом потерял грот- и фок-мачты, а также крюйс-стеньгу во время шторма 13 октября 1769 г.». Но как же тогда оценить эксперименты С.К. Грейга перед войной, ведь там тоже сокращали длину ряда элементов рангоута? К тому же за столь серьезные повреждения рангоута «Твери» в 1769 г. большую ответственность нес, как мы и отмечали, в том числе и экипаж; этого линейного корабля, оказавшегося не готовым к плаванию в жестких морских условиях.

Следующий этап внедрения нового парусного вооружения связан с переходом на русскую службу в октябре 1770 г. английского адмирала Ч. Ноульса, назначенного 10 июня следующего года по указу Екатерины II на должность генерал-интенданта флота. Он также ратовал за уменьшение длины мачт, стеньг, реев и размеров парусов по сравнению с принятыми в российском флоте.

В результате, по данным А.Г. Сацкого, Адмиралтейств-коллегия, рассмотрев 4 мая 1771 г. предложенную Ноульсом «пропорцию мачтам и реям» для 74-пу-шечного корабля и одобрив ее, приказала оснастить соответствующим образом достраивавшуюся «Чесму». Контр-адмиралу В.Я. Чичагову же, в чью практическую эскадру вошла и «Чесма», предписывалось «наиприлежнейше исследовать при всяких случаях полезность [новых мачт и рей], сравнивая во всех случаях с двумя того же ранга кораблями».^{1335} И тот в итоге дал весьма негативный отзыв о ходовых качествах перевооруженной «Чесмы», сообщив в рапорте от 10 сентября 1771 г., что «оный корабль… как в ходу, так и в поворотах никакого преимущества не имеет и более других находится под ветром и в отдалении».^{1336}

Тем не менее, Адмиралтейств-коллегия приняла решение вооружить по такой же схеме еще два линейных корабля — «Девы Мироносицы» и «Св. Князь Владимир». Корпус второго из них строился по тем же чертежам, что и кораблей «Трех Иерархов» и «Три Святителя», однако его грот-мачта была ниже на 8 футов, фок на 5, а бизань на 9 футов, по сравнению со штатными; соответственно укоротили реи и уменьшили площадь парусов. Более того, в том же 1771 г. заменили рангоут и паруса на кораблях «Св. Андрей Первозванный» и «Св. Климент Папа Римский». А 20 октября адмирал Ч. Ноульс получил указание разработать рангоут для предложенных им же проектов 74- и 66-пушечных кораблей, по размерениям отличавшихся от аналогичных, строившихся по штатному положению.

Однако 27 февраля 1773 г. С.И. Мордвинов вновь выступил против изменений существующих в русском флоте штатов рангоута, заявив «о неудобности для военных кораблей коротких мачт», к которому приложил специально составленный им документ: «Описание с изъяснением о корпусах кораблей… мачт, стеньгов и реев, и что оттого может воспоследовать». Адмиралтейств-коллегия, пишет А.Г. Сацкий, естественно, не могла игнорировать мнение первого по старшинству адмирала флота, почему 18 апреля 1773 г. на флот пришло предписание «делать… всевозможное примечание и наблюдение» относительно кораблей с прежней парусной оснасткой и построенных по чертежам адмирала Ноульса, чтобы «действительно… на практике неудобство оной пред другими увидеть можно было».

И хотя В.Я. Чичагов, вновь командовавший на Балтике практической эскадрой, опять указал, что плавание в очередной раз продемонстрировало превосходство кораблей со штатным парусным вооружением, перед началом кампании 1774 г. коллегия снова разослала инструкцию, аналогичную прошлогодней. Тем не менее, по данным все того же А.Г. Сацкого, рапорты капитанов и «примечания» командующего Ревельской эскадрой контр-адмирала И.Я. Барша подтвердили прежние выводы о несостоятельности внесенных изменений. «Это обстоятельство, по всей вероятности, сыграло не последнюю роль в том, что адмирал Ч. Ноульс ушел со службы. Дальнейшее использование его разработок прекратилось».^{1337}

Однако эти эксперименты не были напрасными, поскольку, свидетельствуя о наличии проблемы и указывая на опасные или неэффективные шаги, тем самым способствовали выработке оптимальных размеров рангоута и парусов для развивающихся отечественных кораблей. Именно поэтому, кстати, новый штат парусного вооружения и был принят в русском флоте всего три года спустя после завершения войны.

Кроме того, по номенклатуре элементов рангоута и парусного вооружения русский флот уже в ходе самой войны сравнялся с европейскими флотами: в частности, на кораблях стали обычными не предусмотренные штатами 1726 г. крюйс-брам-стеньги с крюйс-брамселями, а также бовен-блинды под утлегарем.

Наконец, в-шестых, в годы войны существенно выросла численность Балтийского флота, что обозначило переход к следующему этапу развития русского флота, предусмотренному доктриной 1764 г. Способствовала этому возникшая в 1772 г. угроза нового конфликта со Швецией. В результате Екатерина II в 1772 г. срочно потребовала от Адмиралтейств-коллегий подготовить к 1773 г. 20 линейных кораблей на Балтике (заметим, как раз столько, сколько и предусматривалось штатом мирного времени 1764 г., предназначенным для сохранения равенства Балтийского флота флотам Швеции и Дании). Как следствие, в 1774 г. Балтийский флот дорос до численности в 33 линейных корабля. Однако конфликт с Швецией так и не начался, а война с Турцией закончилась. По логике нужно было вернуться к 21 линейному кораблю, положенному по штату мирного времени 1764 г.! Но вместо этого Петербург от варианта штата из 21 линейных кораблей отказывается вообще. Таким образом, Русско-турецкая война 1768–1774 гг. позволила Екатерине II пройти первый этап на пути развития Балтийского флота и перейти от 21 к 32 линейным кораблям.

Высочайший указ Адмиралтейств-коллегий от 4 сентября 1772 г.^{1338}

Иван Григорьевич! Обстоятельства требуют, чтоб Мы имели в будущем лете в здешних портах до 20-ти линейных кораблей и с надобным числом других судов, за исключением в Средиземном море находящихся, о чем приложите по Адмиралтейской коллегии всевозможное старание, так как и о том число галер или тому подобных судов к тому же времени до ста в готовности было или сколько можно. Но при том, чтоб на верфях было еще на 10 таковых же линейных кораблей лесов, дабы или для наполнения оного числа или по первому повелению на умножение флота недостатка не было. На строение же сих судов повелели Мы отпустить 387.816 рублей, которые Адмиралтейств-коллегия на надобности требовать имеет от нашего генерал-прокурора князя Вяземского.

При этом сила линейного Балтийского флота возросла не только в абсолютных теоретических, но и в реальных цифрах. Дело в том, что большинство вернувшихся из Архипелага кораблей оказались, как и следовало ожидать, малобоеспособными, что в другое время, при сохранении довоенной численности флота, резко снизило бы его боеготовность. Однако за счет введения в строй в 1772–1774 гг. целой серии новых линейных кораблей Балтийский флот сумел сохранить свою боеспособность. Таким образом, Екатерина II своим решением об увеличении численности линейных кораблей Балтийского флота обеспечила еще один, совершенно не запланированный, но положительный результат.

Состав Балтийского флота в 1774 г.^{1339}

Эскадры	Линейные корабли	Фрегаты	Бомбардирские корабли
Кронштадтская	6	4	—
Ревельская	8	—	—
Эскадра С.К. Грейга	4	2	—
1, 2, 3, 4-я Архипелагские эскадры	13	18	3
Брандвахта	—	—	—
Отдельное плавание	—	4	—
Итого	31	30	3

Не обошлось, правда, и без неудач. Так, несмотря на все меры, качество постройки русских кораблей по-прежнему оставалось достаточно низким, что, в частности, и продемонстрировал поход в Средиземное море 5-й Архипелагской эскадры С.К. Грейга. В частности, корабли этой эскадры, вышедшей в Средиземное море в 1773 г., столкнулись с теми же проблемами, что и корабли первых эскадр: борьба с сильной течью по-прежнему оставалась постоянным спутником плавания.

Объяснение этому обнаружилось в журналах Адмиралтейств-коллегий за 1774 г. Там записано следующее: «Оная [интендантская] экспедиция с корабельными мастерами Ламбе Ямесом и Селяниновым о бывшей во отправленных в прошлом 1773 году в Архипелаг под командою контр-адмирала Грейга кораблях Исидоре, Невском и Донском течи, имеет рассуждение, и не от чего иного заключить не могли, как по экстренности ныне корабли строятся из сырых в обшивке досок, в коих конопать как бы ни была крепко законопачена, но против сухого леса, который при размочке может оную лучше зажимать, некоторою слабость само по себе иметь может, а по той слабости от великого волнения излишняя течь воды легко произойти может; да к тому же как ими корабельными мастерами усмотрено, что во время приготовления кораблей к походу против их пропорции не мало были перегружены, так, что от воды пушечные порты не больше обстояли как на 4 фута, а у некоторых и меньше, то и от сей излишней перегрузки по причине той, как сверх ватер-линии от книц и от прочих связей в обшивке корабля боутовых дыр множественное число находится, то и чрез оные против обыкновенного течь же приумножиться может, а сверх сего от чего б больше последовать могла, других тому причин в рассуждении порядочного наблюдения во время строения кораблей предвидеть не могут. А что ж касается до оказавшейся слабости в замках баксовой штуки, то и подумать не можно, чтоб оные по великому укреплению могли от чего б ослабнуть, а не иначе почитать можно как и оных замков, по причине того ж сырого ж дерева, законопатить лучше было не можно…».^{1340}

Кроме того, хотя ход военных действий на море четко обозначил важность развития малых судов, сдвига в этом вопросе также не произошло.

А теперь ответим вот на какой вопрос: каково же было положение русского флота по итогам Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. относительно ведущих европейских флотов? Ответ не однозначен. Ясно, что русский флот получил, наконец, хорошую практику и что сравнивать его теперь можно только с английским и французским флотами. И здесь сразу бросается в глаза, что по образу действий, то есть по стремлению решать исход войны в морском сражении, а морского сражения — в решительной, а не пассивной схватке, русский флот четко следовал британским принципам. Важными представляются и тактические успехи, показавшие способность действовать нестандартно. По всему этому флот России явно выигрывал у французов, равно как и полученной практикой ведения длительных действий в море. Французы в 1772 г. открыто заявляли, что долгосрочные действия в море невозможны.^[216] Однако имел русский флот и проигрышные по отношению к французскому моменты: во-первых, он безоговорочно уступал ему качеством кораблей, а во-вторых, обладал намного меньшей практикой морских сражений, в которых французские моряки умели столь великолепно обороняться. Что же касается англичан, то их флот имел ощутимое превосходство почти по всем статьям: и по умению доводить начатое до логического конца, и по умению добиваться своего любым путем, и по качеству кораблей, и по подготовке артиллеристов. Из всего этого следует, что если в борьбе против французского флота, который в рассматриваемое время просто не умел атаковать, русский флот мог рассчитывать на примерное равенство возможностей, то английскому флоту он уступал практически безоговорочно, особенно потому, что так и не получил опыта масштабного морского сражения. Для всех же остальных противников русский флот теперь стал действительно опасным соперником.

Таким образом, Русско-турецкая война 1768–1774 гг., с одной стороны, позволила существенно вытянуть русский флот из достаточно серьезного кризиса в котором он пребывал долгие годы, а с другой — снова заставила говорить о нем как о серьезной силе. В частности, приведем следующее высказывание, на наш взгляд, наиболее полно отразившее значение флота для России в этой войне и войны для флота России. Так, прусский посланник барон Гольц привел следующие слова руководителя французской дипломатии Э.-Ф. Шуазеля: «Ведаете ли вы о новом феномене, о русском флоте? Вот де новая морская держава появилась! (курсив наш. — Авт.)».^{1341}

Глава VI. Борьба России за Крым в 1774–1783 гг. Рождение русского Черноморского флота

Развитие Азовской флотилии и проблемы рождения Черноморского флота

Кючук-Кайнарджийский мирный договор, завершивший Русско-турецкую войну 1768–1774 гг., своими статьями закрепил завоевания русского оружия в северном Причерноморье. К России, в частности, отошли крепости Азов, Таганрог, Керчь, Еникале и Кинбурн, а также часть территории между устьями Днепра и Южного Буга. Таким образом, Турция одновременно лишилась и монополии на Черное море, и Крымского полуострова. Для Константинополя это было слишком чувствительным ударом. Не случайно поэтому турки сразу же после заключения мира стали искать способа изменить его условия и первым делом приступили к затягиванию ратификации Кючук-Кайнарджийского договора. Отсюда следовал логичный вывод о неизбежности новой войны России с Турцией. И в ней роль морской силы на Черном море будет намного весомее, поскольку главная борьба развернется именно за Крым. Сил же имевшейся на Черном море Азовской флотилии для победы в таком противостоянии вполне естественно окажется уже недостаточно. Вопрос о создании на Черном море линейного флота, таким образом, теперь приобретал еще более острый характер.

С 1775 г. основное внимание Петербурга было сконцентрировано фактически исключительно на попытках строительства линейных кораблей на Днепре. Развитие же донских верфей практически замерло.^[217] Далее вводить в строй фрегаты с «Пятого» по «Седьмой» не стали. Причину такого поворота событий И.Г. Чернышев объяснил Сенявину тем, что мелководность Дона и его притоков, где находились верфи, строившие суда для Азовской военной флотилии, и малые глубины Таганрогского залива как раз и затрудняли постройку крупных боевых кораблей. Кроме того, большие проблемы возникали и с их базированием на Керченский пролив, что вполне отчетливо продемонстрировала только что закончившаяся война. Наконец, сложный гидрологический режим Дона, позволявший вводить суда в строй только через год после постройки, заставлял искать альтернативные варианты. Поэтому в вопросе о месте постройки линейных кораблей и их базировании речь фактически могла идти только о Днепровско-Бутском лимане и участке Днепра от его устья до порогов.

В результате уже осенью 1774 г. А.Н. Сенявин направил для исследования Днепровско-Бугского лимана лейтенанта П.В. Пустошкина. Его результаты оказались неутешительными: лиман также не отличался большими глубинами. Тем не менее, в Петербурге решили не спешить и провести максимально тщательный анализ условий лимана. Ведь другого варианта просто не могло быть.

Осенью 1775 г. в лимане провел изыскательные работы сам А.Н. Сенявин. Их результат стал более положительным. Сенявин выбрал урочище Глубокая Пристань, расположенное на северном берегу, примерно в 10 км от устья Днепра, восточнее мыса Станислав. Однако и здесь даже 13-футовая глубина отстояла от береговой черты на более чем на 420 м, и, по мнению А.Н. Сенявина, базироваться на Глубокую Пристань могли лишь суда, имевшие осадку не более 4,6 м. «Следственно, — писал А.Н. Сенявин, — пятидесятным кораблям и быть нельзя», а придется ограничиться лишь обычными 32-пушечными фрегатами с глубиной интрюма 4,42 м. Их вооружение, по мнению Сенявина, должно было соответствовать вооружению обычных 32-пушечных фрегатов русского флота, то есть состоять из 22 12-фунтовых и 10 6-фунтовых орудий. Но если пушки решат сделать медными, то оно может усилиться до 18-фунтовых орудий на деке и 8-фунтовых на шканцах.^{1342}

Однако желание получить линейные корабли было настолько велико, что И.Г. Чернышев не оставлял надежды найти все же возможность «содержать в лимане» хотя бы 54-пушечные линейные корабли, почему и предписал А.Н. Сенявину еще раз промерить глубины у берегов «сколь точнее можно». Одновременно 11 декабря 1775 г. Екатерина II подписала подготовленный И.Г. Чернышевым указ «О заведении на Днепровском лимане гавани и верфи». В нем, в частности, говорилось, что необходимо как можно скорее приступить к постройке судов и предписывалось составить проекты, планы и сметы на строительство гавани с береговыми сооружениями и верфи. Гавань должна была вмещать «не менее 20-ти военных больших судов», а верфь иметь «не менее 20-ти или по крайней мере 15-ти эллингов». При этом ³/₄ эллингов в мирное время должны были использоваться для хранения уже построенных судов.^{1343}

Указ от 11 декабря 1775 г. стал новым шагом в развитии русского флота на Черном море: он впервые устанавливал очертания желаемого ядра Черноморского флота России — 20 «военных больших судов». Правда, исходя из данной формулировки, пока все же официально допускался как вариант 20 54-пушечных кораблей, так и 20 32-пушечных фрегатов.^{1344} Последнее крайне важно, поскольку, вроде бы, предполагало гибкий, исходя из ситуации, курс развития. Заметим, что вплоть до предложений А.С. Грейга (о которых будет сказано ниже), дальше привязка делалась исключительно к линейным кораблям, хотя Черное море и турецкий флот создавали специфические условия.

И уже 20 января 1776 г. искать место для судоверфи на юг был направлен корабельный мастер В.А. Селянинов. Летом он пришел к тому же неутешительному выводу о возможности строить на лимане только фрегаты, а если строить корабли, то выводить их за мыс Станислав без вооружения и там, на большей глубине, догружать.

Однако в Петербурге уже отбросили последние колебания и окончательно решили сделать ставку на постройку именно линейных кораблей. Так закончился короткий период альтернативных возможностей, к сожалению, далеко не полностью использованный. А в декабре 1776 г. Адмиралтейств-коллегия обратилась к Екатерине II с просьбой утвердить кандидатуру члена коллегии генерал-контролера С.Б. Шубина для руководства работами на лимане, которая и была одобрена Екатериной II в январе 1777 г.

В обширной инструкции, полученной генерал-контролером, речь шла о постройке военного порта, адмиралтейства и верфи на лимане в районе Глубокой Пристани. Но поскольку совместить постройку гавани, верфи и кораблей не представлялось возможным, Шубину предлагалось соорудить временную верфь, так сказать, разового пользования, на три эллинга — по числу предполагаемых к постройке 60-пушечных кораблей. Место под верфь Шубину разрешалось выбрать по своему усмотрению — либо на правом берегу Днепра, у реки Таганки, в 70 верстах от Глубокой Пристани, либо у Александр-шанцев, что было на 30 верст ближе к проектируемой главной гавани. В результате, С.Б. Шубин для временной верфи избрал участок берега у Александр-шанцев, предпочтя его близость к лиману и наличие укреплений с армейским гарнизоном. Но поскольку вскоре Петербургом была отдана в подряд заготовка леса еще на 2 корабля 60-пушечного ранга, со сроком поставки в следующем (1778) году, то Адмиралтейств-коллегия предписала построить на временной верфи уже не 3, а 6 эллингов: 5 под корабли и один для камелей. На этом 1777 год и закончился.

Из истории создания проекта 60-пушечного линейного корабля Черноморского флота^{1345}

В начале в январе 1777 г. А.С. Катасанов предложил проект 58-пушечного линейного корабля с вооружением из 18-фунтовой артиллерии на гон-деке, 8-фунтовой — на опер-деке и 4-фунтовой — на шканцах и баке. В.А. Селянинов и И.В. Ямбес одобрили его, написав, что «сей чертеж корабля на неглубокие воды учинен порядочно и к строению… удобен». Однако его проект не прошел. Важнейшей причиной этого, по мнению А.А. Смирнова, стала слабость его артиллерии, ведь 54-пушечники уже не строились с 1764 г., а 66-пушечники уступали место 74-пушечникам. Тогда в феврале 1777 г. появился проект уже 60-пушечного корабля (по данным А.Г. Сацкого, созданного уже И.В. Ямесом)с классическим для русского 66-пушечника вооружением из 24-фунтовых пушек на гон-деке, 12-фунтовых пушек — на опер-деке и 6-фунтовых пушек — на шканцах и баке. По своим размерениям он уже практически не отличался от 66-пушечных линейных кораблей, строившихся в России до 1772 г. Только глубина интрюма составляла всего 4,57 м против 5,49 м.^[218] В результате этот проект в 1777 г. и приняли за образец для постройки.

^{Общий вид и проекция «корпус» теоретического чертежа 58-пушечного корабля. Проект А.С. Катасанова, январь 1777 г.}

А 31 мая 1778 г. рескриптом Екатерины II намеченное строительство отдавалось на попечение новороссийского генерал-губернатора князя Г.А. Потемкина. Адмиралтейств-коллегий же было предписано ограничиться сооружением объектов, относящихся непосредственно к ее ведомству, согласовывая при этом свои планы и действия с наместником.^{1346} Вскоре в Адмиралтейств-коллегию поступил еще указ, где говорилось, «что заведение временного строения кораблей на Днепре при Александршанцах Е. И. В. не находит надобным, ибо оное по достижении намерений о гавани и верфи само собой уничтожилось и произошла бы только напрасная потеря денег».^{1347} Однако Адмиралтейств-коллегия настаивала на сооружении всего необходимого для строительства судов на Днепре. Причиной упорства коллегии в этом случае было, видимо, то, что в лимане глубины, достаточные для спуска крупных кораблей, начинались довольно далеко от берега. А это потребовало бы для постройки эллингов возведения на мелководье специальных насыпей, что надолго задержало бы и удорожилосоздание верфи.

В такой ситуации Екатерина II предоставила решение вопроса о местоположении адмиралтейства и верфи заинтересованным сторонам: Адмиралтейств-коллегий и князю Г.А. Потемкину. Ее указом от 18 июня подтверждалось запрещение строить временную верфь, но дозволялось избрать место под адмиралтейство и постоянную верфь либо на лимане, либо на Днепре. Решающее слово должна была сказать Адмиралтейств-коллегия. Однако независимо от того, где это место будет избрано, оно должно «именоваться город Херсон».

Вскоре место было найдено — им стало нижнее течение Днепра. Для руководства постройкой эллингов Адмиралтейств-коллегией был направлен генерал-цейхмейстер и флота генерал-поручик И.А. Ганнибал, который в середине октября прибыл в Александр-шанцы и принял командование от бригадира Ильина. Ганнибал приступил к сооружению эллингов под корабли, для которых уже шла вырубка леса вдоль Днепра и в Могилевской губернии. Строительство Херсона как города и верфи началось.

Таким образом, шел уже 1778 г., а до введения в строй линейных кораблей оставалось еще очень далеко. Между тем политическая ситуация вокруг Крыма накалилась вновь еще до 1778 г. Тогда военно-морской опорой России на южных морях оставалась все та же Азовская флотилия, относительно которой в Петербурге в 1775 г. решили, что ее сил вполне достаточно. Тем более что после заключения Кючук-Кайнарджийского мира в 1774–1775 гг. в состав флотилии вошли 13 новых судов — 9 из Архипелага и 4 с Дуная. Первые выполнили перевозку греков и албанцев, не желавших по завершении войны оставаться турецкими подданными, а вторые пришли в связи с ликвидацией Дунайской флотилии. В результате возросшая численность флотилии «усыпила» Петербург, всецело увлеченный проблемой создания линейных кораблей.

Однако большинство вошедших в состав Азовской флотилии судов на деле представляли собой лишь вспомогательные суда, и только малые фрегаты «Почтальон» и «Архипелаг» являлись относительно серьезными боевыми единицами.

Кораблестроительные элементы и артиллерийское вооружение кораблей, вошедших в состав Азовской флотилии в 1774–1775 гг.^{1348}

Класс и наименование корабля	Размеры, длина x ширина х глубина интрюма	Вооружение	Время прибытия	Комментарии
Фрегат «Св. Николай»	96 ф. 6 д. x 27 ф. 6 д. х 9ф.	26 орудий	1775 г.	Бывшее греческое судно. Присоединилось к русскому флоту в Архипелаге в 1770 г. и участвовало в Чесменском и Патрасском сражениях. В составе флотилии числился лишь номинально, занимаясь коммерцией
Фрегат «Архипелаг»	82 ф. х 25 ф. 9ф. х 10 д.	18 орудий	Май 1775 г.	Переоборудован во фрегат из турецкого судна, взятого в плен в Архипелаге в 1770 г. В 1777 г. вооружение увеличено до 26 орудий
Фрегат «Почтальон»	95 ф. х 25 ф. х 9 ф. 6 д.	14 орудий	Май 1775 г.	Построен в 1766 г. на Олонецкой верфи и до 1774 г. числился пакетботом
Фрегат «Тино»	?	?	Лето 1775 г.	Судьба после 1775 г. неизвестна
Поляка «Св. Екатерина»	74 ф. х 21 ф. 6д. 10 ф.	14 орудий	30 октября 1775 г.	В 1777 г. вооружение увеличено до 18 орудий
Поляка «Пат мос»	90 ф. х 26 ф. 6 д. х 14 ф.	18 орудий	30 октября 1775 г.	В 1777 г. вооружение увеличено до 22 орудий
Поляка № 53	74 ф. х 21 ф. 6 д. x 10 ф.	16 орудий	30 октября 1775 г.	Погибла осенью 1776 г. на Азовском море
Поляка № 55	74 ф. х 21 ф. 6 д. х 10 ф.	14 орудий	Лето 1775 г.	В 1777 г. вооружение увеличено до 18 орудий
Волик	55 ф. х 16 ф. х 6 ф. 6 д.	?	Лето 1775 г.
Шхуна «Победослав Дунайский»	90 ф. х 25 ф. 3 д. х 11 ф. 4 д.	12 орудий	Март 1775 г.	Построена в 1772 г. в Измаиле. Зиму 1774/1775 г. провела в Константинополе
Шхуна «Измаил»	90 ф. х 25 ф. 3 д. х 11 ф. 4 д.	12 орудий	Осень 1775 г.	Построена в 1772–1773 гг. в Измаиле
Шхуна «Вечеслав»	90 ф. х 25 ф. 3 д. х 11 ф. 4 д.	12 орудий	Конец 1774 г.	Построена в 1772–1773 гг. в Измаиле
Галиот «Дунай»	75 ф. х 20 ф. х 10 ф.	—	Конец 1774 г.	Взят в плен у турок на Дунае в 1771 г., затем служил в Дунайской флотилии под номером 5

Правда, в марте 1776 г. Екатерина II все же подписала указ о постройке 4 32-пушечных фрегатов, после чего А.С. Катасанов составил проект нового фрегата, но до конца 1777 г. к постройке их так и не приступили.

Все что произошло интересного в 1775–1776 гг., так это назначение новым командующим Азовской флотилией контр-адмирала Ф.А. Клокачева вместо ушедшего в отпуск по состоянию здоровья А.Н. Сенявина, да распоряжение от 27 октября 1776 г. о введении, наконец, в строй фрегатов типа «Пятый».

^{Ф.А. Клокачев. Вице-адмирал русского флота}

Документы о мерах по развитию Азовской флотилии в первые послевоенные годы

1. Из Высочайшего указа Адмиралтейств-коллегий от 9 марта 1776 г.^{1349}

Повелеваем для Азовской флотилии построить 4 фрегата о 32-ти пушках; а во избежании наряда работников для вырубки и вывозу на сие лесов, Адмиралтейств-коллегия имеет немедленно через публикацию здесь, в Москве, в Казани, в Нижнем, у Архангельска и в Воронеже вызвать к поставке оных подрядчиков, и сколько на сооружение помянутых фрегатов нужно будет денег, о том нам представить.

2. Высочайший указ Ф.А. Клокачеву от 27 октября 1776 г.^{1350}

Е. И. В. повелеть изволила, чтобы имеющие 2 фрегата в Кутюрьме и один на Хопре совершенно достроя, спроводить на Азовское море, что в будущем лете и исполниться должно. Морских провизии на имеющиеся ныне суда не только на остающее время плавания по тамошним морям приготовлено было, но при том бы надобные меры, чтоб приготовлено было и на все таковое будущего лета, с приобщением помянутых тех фрегатов.

Между тем, в 1777 г. обстановка вокруг Крыма резко обострилась. Сразу же стала очевидной слабость не укрепившейся флотилии, что заставило Петербург, теперь уже в срочном порядке, принимать меры направленные на ее усиление. В частности, именно это обстоятельство вызвало указы 1777–1778 гг. о скорейшей постройке сначала 2 фрегатов, затем еще б (а в целом 10 фрегатов) и 10 транспортных судов.

Построить их планировали на новой верфи. Ведь еще в 1776 г. Екатерина II распорядилась найти новое место для верфи в низовьях Дона, чтобы избавить судостроительный цикл хотя бы от трудной и длиной проводки судов от верфей к дельте Дона. Но работы, без жесткого графика и контроля, как это часто бывает в России, велись в 1776–1777 гг. достаточно медленно, и только в декабре 1777 г. Ф.А. Клокачев назначил место для новой верфи на правом берегу Дона, ниже крепости Святого Дмитрия, у урочища Гнилая Тоня (на 375 сажен вниз по Дону от Гремучего ручья и на 520 сажен вверх, до речки Темернички). Дальнейшие же работы в связи с возникшей потребностью, пошли стремительно. Уже в январе 1778 г. это решение утвердила Адмиралтейств-коллегия, а 8 мая — Екатерина II, выделившая на постройку 182 705 руб. 92¹/₂ копейки.^{1351} Согласно решению 1778 г. новая верфь должна была иметь 10 эллингов, из них 6–8 «фрегатских», а остальные для малых судов. Забегая вперед, отметим, что в 1779 г. было решено сделать уже все 10 эллингов годными для строительства фрегатов.

Из архивных материалов по постройке Гнилотонской верфи

1. Из материалов РГА ВМФ за 1778 г.^{1352}

Указ Е. И. В…. из Адмиралтейств-коллегий господину контр-адмиралу и кавалеру Клокачеву. По указу Е. И. В. Адмиралтейств-коллегия по рапорту вашему от 4 декабря прошлого 1777 года, в котором доносили, что по осмотру капитана над портом Косливцева обще с корабельным мастером Матвеевым, по силе коллежского указа к заведению ради построения фрегатов верфи, прописанных во оном месте, лучше прежденазначенного нигде не нашлось, а потому и назначивается занять всего для эллингов, поклажи лесов и построения мастерских от Гремучего ручья вниз по берегу Дона триста двадцать пять сажен, представляя при том, повелено ли будет за назначенные перенесть двадцать пять хижин по оценке денег 712 рублей в возвращение хозяев убытков заплатить, а строения взять в казну. Определили: к вам, господину контр-адмиралу и кавалеру, послать указ, в котором объявить, что коллегия избрание места… опробует и деньги за хижины выдать повелевает. Января 23 дня 1778 года.

2. Указ Адмиралтейств-коллегий Екатерины II от 8 мая 1778 г.^{1353}

Вследствие подданного нам от той коллегии доклада о заведении верфи на Азовском море по нашему повелению наш генерал Азовский, Новороссийский и Астраханский генерал-губернатор князь Потемкин неприминул учинить надлежащие распоряжения по положению места для той верфи, назначиваемого во вверенной ему губернии, о чем Адмиралтейств-коллегия от него уведомлена будет, а потому и не применет касающееся до нее в деле сем учредить по соглашению с помянутым генерал-губернатором; об отпуске же потребной на строение сей верфи суммы по исчислению в докладе коллегии выраженному ста семидесяти шести тысяч восьми сот тридцати рублей девяносто двух копеек с половиной в пять лет, да сверх того на каждый год для жалования смотрителям за работами и починками служителям по 1174 рубля, куда от Адмиралгейств-коллегии и генерала князя Потемкина назначено будет дан Наш указ Нашему действительному тайному советнику и генерал-прокурору князю Вяземскому.

3. Из письма Г.А. Потемкина И.Г. Чернышеву от 17 мая 1778 г.^{1354}

Вследствие высочайшего Е. И. В. соизволения о заложении для Азовской флотилии верфи при урочище Гнилая Тоня, предписал я войска Донского господину войсковому атаману Иловайскому, чтоб он обще с господином контр-адмиралом Клокачевым отвел требуемую к тому дистанцию земли и по отводе прислал бы план оной для утверждения, о чем и к Клокачеву писал, с тем чтоб имеющееся при том урочище рыболовство, как и виноградные сады остались в пользу тех, кои собственным своим иждивением их завели, разве согласились бы продав оное переселиться на другие места о чем В. С. почтненнейше известив, прошу о предписании будущему там флотскому начальнику, чтоб при настоящем заведении там верфи, живущие при том месте казаки, не почувствовали бы утеснения и убытков, о нужных же пособиях к заводимому там строению адресоваться к Азовскому губернатору генерал-поручику и кавалеру Черткову, которому всеприлежно о сем рекомендовано.

Однако решение решением, но верфи-то не было. Поэтому, так как Гнилотонская верфь только начала создаваться и не могла обеспечить всего объема судостроительных работ, вновь были задействованы Новохоперская и Новопавловская верфи. Кроме того, было решено отказаться пока от строительства Гнилотонской верфи в постоянном виде и приступить к постройке ее по временному типу (только из дерева). Сооружение этой временной верфи из 5 эллингов растянулось на 1778–1782 гг. и обошлось в 48 594 руб. 39¹/₄ коп.

Относительно же указанных кораблестроительных программ, то их выполнение, в целом, также растянулось во времени и продолжалось до 1783 г. включительно. В итоге на Новохоперской верфи в 1778–1779 гг. были построены 3 фрегата («Восьмой», «Девятый» и «Десятый»), бомбардирский корабль «Страшный» (в счет фрегата, в связи с острой необходимостью в корабле такого типа), 2 галиота («Лебедь» и «Цапля») и один палубный бот («Калмиус»). Затем верфь прекратила работу. На Новопавловской верфи в те же годы построили 2 галиота («Драхва» и «Тарантул») и один палубный бот («Новопавловск»).

На Гнилотонской верфи в 1778–1783 гг. были построены 6 фрегатов («Одиннадцатый» — «Шестнадцатый») и в 1782–1783 гг. 2 шхунары («Сокол», «Курьер») и 2 галиота («Донец», «Темерник»). 9 построенных фрегатов, имевших по 44 пушки, были спроектированы А.С. Катасановым и получили высокую оценку. Строительство и вооружение этих фрегатов и бомбардирского корабля обошлось в 743 895 руб. (один фрегат, таким образом, стоил 74 389 руб. 50 коп., из которых, в среднем, заготовка и доставка лесов отнимали 21 620 руб., артиллерия — 8080 руб., а остальная сумма расходовалась на постройку и снаряжение). 10 малых судов обошлись казне в 163 769 руб. 51³/₄ коп. Кроме того, в 1782 г. у купца Ф. Фурсова было куплено судно, построенное им на реке Самбек. В 1783 г. оно было переделано в Таганроге во фрегат «Вестник». Все эти суда вошли в строй в 1780–1783 гг.

Ведомость средств, потраченных на постройку семи фрегатов и одного бомбардирского корабля на Новохоперской и Гнилотонской верфях в 1778–1779 гг.^{1355},[219]

Вид затрат	Стоимость
	для 4 фрегатов, построенных на Гнилой Тоне	для 3 фрегатов, построенных на Хопре	для бомбардирского корабля, построенного на Хопре	на все указанные корабли
На корпуса	160 552 руб. 703/4 коп.	124 038 руб. 72 коп.	40 262 руб. 72 коп.	324 854 руб. 143/4, коп.
На такелаж	14 219 руб.	10 664 руб. 243/4 коп.	—	24 883 руб. 243/4 коп.
На паруса	9611 руб. 361/4 коп.	7208 руб. 521/4 коп.	2372 руб. 21/2 коп.	19 191 руб. 91 коп.
На якоря	4635 руб. 55 коп.	3476 руб. 661/4 коп.	518 руб. 71/4 коп.	8 630 руб. 281/2 коп.
На балласт	1806 руб. 13 коп.	1500 руб. 843/4 коп.	500 руб. 281/2 коп.	3807 руб. 26 коп.
На пушки	17 841 руб. 90 коп.	13 381 руб. 421/2 коп.	—	31 223 руб. 321/2 коп.
На провоз последних	1482 руб. 521/2 коп.	1 111 руб. 891/2 коп.	—	2594 руб. 413/4 коп.
На снаряды	183 руб. 313/4 коп.	137 руб. 481/4 коп.	—	320 руб. 80 коп.
На провоз последних	277 руб. 43 коп.	208 руб. 71/2 коп.	—	485 руб. 501/2 коп.
На артиллерию с припасами в целом	30 063 руб. 421/4 коп.	20 351 руб. 671/2 коп.	4652 руб. 33/4 коп.	55 007 руб. 131/2 коп.
На все	220 828 руб. 171/4 коп.	167 240 руб. 671/2 коп.	48 305 руб. 133/4 коп.	436 373 руб. 981/2 коп.

^{Бомбардирский корабль «Страшный».}

 ^{С чертежа корабельного мастера Осипа Матвеева. Вверху чертежа надпись: «Подобно такому ж, как сей чертеж, от 28 апреля сего года посланным из конторы Таганрогского порта к Командующему на Новохоперской верфи флота капитану и кавалеру Карташеву указом велено построить на оной верфи бомбардирский корабль. Петр Косливцев». С обратной стороны чертежа пометка: 1778 год}

Из архивных материалов по развитию Петербургом судостроения на Донских верфях и обеспечению их финансированием. 1777–1778 гг.

1. Высочайший указ Адмиралтейств-коллегий от 19 октября 1777 г.^{1356}

Хотя и известно Нам, что из подряженных лесов капитаном Агаревым на 4 фрегата до Дмитриевской крепости доплавлены быть могут не ранее как в лете будущего 1778 года, но как некоторая часть оных уповательно еще и нынешней осенью туда довезена, то и желаем Мы, чтоб Адмиралтейств-коллегия сделала расположение, чтоб недостающее число оных лесов дополнить вырубкою из растущих по Дону и впадающим в оной рекам, дабы хотя 2 фрегата, ежели нельзя более, к будущей кампании построить и на воду спустить можно было; как от ея расположения, так и от известного усердия и расторопности командующего Азовской флотилией контр-адмирала Клокачева Мы ожидаем, что все то в желаемое время будет готово; о надобной же на оное сумме денег имеет Адмиралтейств-коллегия снестись с нашим генерал-прокурором князем Вяземским.

2. Из письма И.Г. Чернышева генерал-прокурору А.А. Вяземскому от 22 октября 1777 г.^{1357}

При сем приложить честь имею к В. С. с именного Е. И. В. данного Адмиралтейств-коллегий указа о строении на Дону фрегатов, из которого В. С. усмотреть изволите, что о надобной на то сумме денег высочайше повелено снестись с В. С.

Прежде, милостивый государь мой, на строение на Дону фрегатов ассигновано было денег на каждый по 25 000 рублев, против чего и на сии б требовать должно, в прошлом 1776 году господин контр-адмирал Клокачев, вступя в командование той флотилией, представлял о имеющимся по той экспедиции долге, суммою на 152.228 рублев 38¹/₂ копеек, которая к нему и ассигнована, о чем о всем В. С. обстоятельно известны; из оной же суммы, как по рассмотрению тех расходов оказалось, что за материалы и припасы заплатить должно было 109.985 рублев, кои ни на что другое употреблены как на строение фрегатов, а разве малая какая часть на исправление прочих судов, ибо на то особливая сумма ассигнована была; то вышеписанной (25 000 рублев) суммы на каждый фрегат будет недостаточно, но как неизвестно, во чтоб те фрегаты теперь обойтись могли, то полагаемая сумма по примеру во что здесь построение фрегатов обходилось, а именно по 39.175 рублев.

3. Из экстракта журнала Адмиралтейств-коллегий от 4 октября 1779 г.^{1358}

Высочайшим В. И. В. указом данным 19 октября 1777 года повелено построить для Азовской флотилии к кампании 1778 года два фрегата, ежели нельзя более, на которые для построения одних только корпусов и деньги отпущены на каждый по 39.175 рублей, а на оба 78.350 рублей… Потом Адмиралтейств-коллегия к достижению В. И. В. высочайшего намерения, дабы иметь тамо сколько можно более фрегатов расположила построить оных еще 6, а материалов, припасов и артиллерии приуготовить сверх осмии еще на два фрегата, дабы иметь всех сих необходимых надобных вещей в запасе, о чем В. И. В. всеподданнейшим докладом донеся испрашивала ассигнования на вышеписанные 6 фрегатов, по примеру первых двух, а именно 235.050 рублей, которые и отпущены.

Контр-адмирал Клокачев производя объявленное строение и приуготовление припасов в ноябре 1778 года представлял, что отпущенной суммы по числу осмии фрегатов недостаточно и требовал еще примерно 100 000 рублев, которые именным В. И. В. указом в январе 1779 года ассигнованы, а всего с прежними получено 413.400 рублев…

По другому высочайшему В. И. В. указу данному в 26 день мая прошлого 1778 года повелено построить для перевозу по Азовскому морю провианта 10 транспортных судов… в которое число действительно построено 6, а на достальные 4 леса из Казани отправлены, чтож касается до потребных на них материалов и припасов, то оные большей частью заготовлены и достальные доготовляются. А понеже всемилостивейшая государыня, как выше сего изображено, деньги отпущены на восемь фрегатов для построения одних только корпусов, да и то по примеру здешнего, а на артиллерию, припасы и такелаж, как на сии восемь, так и ничего на приготовленные припасы на два фрегата в запас не получено: равным образом и на десять транспортных судов 20 000 рублев, то контр-адмирал Клокачев, продолжая достроение и заготовление припасов, материалов и артиллерии, ныне коллегии представляет об израсходовании на ассигнование еще для фрегатов 178.413 рублей 25 копеек, а для транспортных судов 74.915 рублей 64 копеек, а всего 253.328 рублей 89¹/₂ копеек. Адмиралтейств-коллегия сие требование не находит излишним, ибо сверх того как выше сего донесено, что на артиллерию, такелаж и припасы денег не отпущено, в строении фрегатов должно быть пред прежними построениями дороговизна, а именно: 1-е потому, что леса на оные там заготовляемы и вывозимы были вольнонаемными, а не так как в Казане татарами, а на прежде построенные для той же флотилии суда по наряду плакатными; 2-е строены они были едиными наемными плотниками, которым плачено от 7 до 9 рублей на месяц, вместо того, чтобы здесь строение производить казенными и охтенскими плотниками; 3-е все вещи заготовляются несравненно дороже против здешнего.

4. Из протокола Адмиралтейств-коллегий от 1777 г.^{1359},

…2-е. Строение на Дону фрегатов по определению коллегии августа 31 числа 1776 года положено производить для способности по тамошним водам против поставленного господином генерал-интендантом Рябининым чертежа сделанного корабельным мастером Катасановым длиною 128 фут, шириною 34 фута 6 дюйм, глубиной в интрюме 11 фут 9 дюйм, пушек на оных 12-ти фунтовых 28, на шканцах и баке 6-ти фунтовых 12, фальконетов 3-фунтовых 4.

3-е. на строение фрегатов отпущалось на первые два по 25 000 рублей, да на экипирование их по 15 000 рублей на каждый фрегат, на вторые по прожекту господина адмирала Ноульса, кроме артиллерии по 25 000 рублей, а сверх того на медную артиллерию по 30 000 рублей, а на последние три 50 000 рублей, да после того на достройку 20 000 рублей…

5-е. здесь, как от интендантской экспедиции показано из дубовых лесов 34-пушечный фрегат Надежда Благополучия в 1774 году строением обошелся в 39 174 рубля 69¹/₃ копеек…

5. Из письма И.Г. Чернышева Ф.А. Клокачеву от 29 декабря 1777 г.^{1360}

…Здесь только еще присовокупить должен: из высочайшего именного указа извольте ведать желание Е. И. В. иметь там много фрегатов, а по нынешним обстоятельствам видите в том и нужду; и хотя со всем вашим усердием и расторопностью, потому что лесу не готового, и не уповательно, чтоб много оных ныне построили, то дабы в том не иметь препятствий в течение будущего лета и ожиданно, что В. П. как на Хопре, так и в Новопавловске лесов приготовили фрегатов на 6 или более и оные или на самом Хопре начать со временем, или приплавя оный от туда лес, так как и из Новопавловска на Гнилой Тоне начать изволите и в течение будущего лета или по крайней мере к открытию кампании 1779 года отстроимте.

6. Из письма И.Г. Чернышева Ф.А. Клокачеву от 23 января 1778 г.^{1361}

…Из того ж указа усмотреть изволите, что повелевается вам ежели можно из новородного судна превратить одно в бомбардирское, а буде не можно, то строить оное хотя из фрегатских лесов; коллегия же почитает оное иметь не менее нужным, как бы и фрегаты…

7. Указ Е. И. В. из Адмиралтейств-коллегий от 9 марта 1778 г.^{1362}

Хотя по определению коллегии состоявшемуся минувшего февраля 16 числа и учинено распоряжение для Азовской флотилии построить вновь одно бомбардирское судно, а на другое заготовить леса, но все сие занять должно немалое время, так, что построением новое кончится не прежде будущего 1779 года, а между тем если б как ныне господин Косливцев доносит обращено было в бомбардирское судно из новородных, то оное отнюдь излишним быть не может, но тем более приумножит силу Азовской флотилии, да и в службу употреблено быть может ранее; об этом обращении вам посылаем указ.

8. Рапорт из Конторы Таганрогского порта от 20 июля 1778 г.^{1363}

По какому чертежу во исполнение Адмиралтейств-коллегий от 18 февраля сего года указа Конторою Таганрогского порта 28 апреля сего года бомбардирский корабль на Новохоперской верфи построить определено… При сем Адмиралтейств-коллегий представляется чертеж.

Здесь нужно коснуться конструкции 44-пушечных фрегатов типа «Восьмой» (к этому типу относились фрегаты с названиями от «Восьмого» по «Шестнадцатый» включительно). Они имели следующие размерения: длина 128, ширина 34¹/₂, и глубина интрюма 11³/₄ фута. Вооружение состояло из 44 орудий: 28 12-фунтовых и 12 6-фунтовых пушек и 4 3-фунтовых фальконетов. По внутреннему устройству эти фрегаты были уже идентичными балтийским, принявшим компоновку фрегата типа «Первый», с той только особенностью, что их орлоп-дек окончательно поднялся над ватерлинией и фактически являлся гон-деком, обладая даже портами для вентиляции.^[220] За счет этого достигли большей мореходности, высоты расположения батареи опер-дека и лучших условий проживания экипажа.

Кораблестроительные элементы 44-пушечных фрегатов типа «Восьмой» и их вооружение в разные годы

Длина	Ширина	Глубина интрюма	Штатное вооружение	Вариант вооружения на 1784 г;	Вариант вооружения на 1788 г.
128 ф.	341/2 ф.	113/4 ф.	28 12-фунтовых орудий; 12 6-фунтовых орудий; 4 3-фунтовых фальконета	24 12-фунтовых орудия; 4 18-фунтовых единорога; 12 6-фунтовых орудий; 4 3-фунтовых фальконета; 2 8-фунтовых мортирки	20 18-фунтовых орудий; 10 6-фунтовых орудий

Что же касается их рангоута и парусного вооружения (равно как и подобного вооружения других русских фрегатов и линейных кораблей, построенных для Черного моря в 1778–1783 гг.), то в следующей таблице приведены данные штатов 1777 г., которые, по мнению Ю.С. Крючкова, достаточно строго соблюдались на российских кораблях. Предварительно сделаем одно замечание: с качеством и того, и другого суда донской постройки вплоть до Русско-турецкой войны 1787–1791 гг. испытывали серьезные проблемы. Так, контр-адмирал Ф.Ф. Макензи в 1784 г. отмечал по фрегатам типа «Восьмой»: «Все фрегаты приходят из Таганрога не во всей исправной отделке и вооружены были с посредственным искусством… принужден многие фрегаты перевооружать и другие неудобности исправлять…».^{1364} Указывал на эти же проблемы и М.И. Войнович, но уже в 1789 г. «Осмотрев два корабля Таганрогские (то есть фрегаты «Петр Апостол» и «Иоанн Богослов». — Авт.) сюда прибывшие, — писал он Г.А. Потемкину. — Нашел, что суда хорошие, как конструкциею, так и видом и крепостью превосходят Херсонских… одною оснасткою дурны, но сие по старинному и как прежде у них бывало, здесь перевооружаются как следует».^{1365}

^{Модель 32-/38-пушечного фрегата «Подражислав» типа «Павел». Построен в 1781–1783 гг. и по облику был близок к фрегатам типа «Первый» и «Восьмой»}

^{44-пушечные фрегаты Азовской флотилии типа «Восьмой». Рисунок автора по чертежу из фондов РГАВМФ}

Расписание рангоута кораблей русского флота согласно штатам 1777 г.^{1366}

^{Части рангоута … Комментарии}

Бушприт …

Утлегарь …

Блинда-рей …

Бовен-блинда-рей … Поданным Ю.С. Крючкова, был отменен в 1799 г.

Мартин-гик … Согласно данным Ю.С. Крючкова, а также моделям кораблей русского флота 1770–1790-х гг., присутствовал в русском флоте, хотя на иностранных флотах появился лишь в 1790-х гг.

Фок-мачта …

Фор-стеньга …

Фор-брам-стеньга …

Флагшток …

Фок-рея …

Фор-марса-рея …

Фор-брам-рея …

Фор-бом-брам-рея …

Грот-мачта …

Грот-стеньга …

Грот-брам-стеньга …

Флагшток …

Грот-рея …

Грот-марса-рея …

Грот-брам-рея …

Грот-бом-брам-рея …

Бизань-мачта …

Крюйс-стеньга …

Крюйс-брам-стеньга …

Флагшток …

Бизань-рю … Согласно штатам

Бизань-гафель, Бизань-гик … По ряду моделей русских кораблей (линейные корабли «Трех Иерархов», «Победоносец», «Св. Павел», фрегат «Св. Николай»), именно бизань-гафель и бизань-гик стояли на их вооружении, хотя по данным Ю.С. Крючкова, в XVIII в. только фрегаты официально их получили, да и то лишь в 1799 г.

Бегин-рей …

Крюйс-рей …

Крюйс-брам-рей …

Крюйс-бом-брам-рей …

Парусное вооружение кораблей русского флота по штатам 1777 г.

^{Парусное вооружение по штатам 1777 г. … Комментарии}

Блинд …

Бовен-блинд под утлегарем … По данным Ю.С. Крючкова, был отменен в 1799 г.

Кливер …

Фор-стеньги-стаксель …

Фок …

Фор-марсель …

Фор-брамсель …

Фор-бом-брамсель … Согласно данным Ю.С. Крючкова и А.Г. Сацкого, был введен в 1777 г. Однако, по всей видимости, использовался редко

Грот …

Грот-марсель …

Грот-брамсель …

Грот-бом-брамсель … Согласно данным Ю.С. Крючкова и А.Г. Сацкого, был введен в 1777 г. Однако, по всей видимости, использовался редко

Грот-стаксель …

Горот-стеньги-стаксель …

Мидель-стаксель …

Бизань трапециевидная на наклонной рее (рю) … Согласно штату 1777 г. Однако на многих моделях и изображениях мы видим гафель вместо трапециевидной бизани. Во всяком на случае, на балтийском «Победоносце» (1780 г.) и черноморских «Св. Николае» (1790 г.) и «Св. Павле» (1794 г.) указываются именно гафели

Крюйсель …

Крюйс-брамсель …

Крюйс-бом-брамсель … Согласно данным Ю.С. Крючкова и А.Г. Сацкого, был введен в 1777 г. Однако, по всей видимости, использовался редко

Апсель …

Крюйс-стеньги-стаксель …

Забегая вперед, отметим, что в строй фрегаты типа «Восьмой» вступили в 1780 (№№ 8, 11), 1782 (№№ 9, 10, 13) и 1783 гг. (№№ 12, 14, 15 и 16). Конструкция их оказалась очень удачной. В 1783 г. Ф.А. Клокачев писал И.Г. Чернышеву: «За должность себе представлю В. С. похвалить здешние 40-пушечные фрегаты; в ходу хороши, расположена порядочно батарея и служителям жить покойно: могу сказать, что в главном флоте нет еще таковых фрегатов».^{1367} В результате Адмиралтейств-коллегия распорядилась выразить благодарность их конструктору А.С. Катасанову и строителям СИ. Афанасьеву (построил фрегаты №№ 8–10) и О. Матвееву (построил фрегаты «Одиннадцатый» — «Шестнадцатый»). Более того, она взяла их за образец для ближайших фрегатов русского флота на Черном море. Однако вот качество постройки оказалась ниже всякой критики. Так, уже 8 февраля 1784 г. контр-адмирал Ф.Ф. Макензи докладывал И.Г. Чернышеву: «Фрегаты наши, хотя и новые, но требуют много починок… а наипаче фрегат Скорый, который нынче мною зачат исправляться, и по открытии наружных досок находим, что набор фрегатский весь сгнил». Следствием стал быстрый выход фрегатов этой серии из строя.

Из материалов Адмиралтейств-коллегий о выражении благодарности А.С. Катасанову и О. Матвееву за постройку фрегатов типа «Восьмой», Июнь 1783 г.^{1368}

Указ Е. И. В. самодержицы Всероссийской из Адмиралтейств-коллегий командующему Херсонским флотом и портом господину вице-адмиралу и кавалеру Клокачеву; по указу Е. И. В. Адмиралтейств-коллегия по письму вашему от 5 мая писанному на имя господина вице-президента и кавалера графа Ивана Григорьевича Чернышева в коем между прочего объявлено, что вы господин вице-адмирал и кавалер за должность почитаете похвалить 40-пушечные фрегаты, стоящие в Ахтиарской гавани, которые в ходу хороши, расположена порядочна батарея и служителям жить покойно и что корабельный мастер Катасанов, так как сии фрегаты строены по ево чертежу заслуживает отдать ему в том справедливость, Определили: объявленную от господина вице-адмирала и кавалера похвалу ему мастеру Катасанову объявить, сказав при том и от коллегии за то его изрядное строение удовольствие, также сказать и строителю оных 6 корабельному мастеру Матвееву удовольствие ж, а таковое ж объявить и другому мастеру Афанасьеву, о том к вам и послать указ 20 июня 1783 года…

* * *

Говоря о мерах Петербурга по усилению Азовской флотилии, отдельно стоит остановиться на попытке проведения в 1776–1777 г. шести фрегатов Балтийского флота через проливы Босфор и Дарданеллы. Этот шаг означал и отдание дани значению фрегатов, и попытку быстрого пополнения сил на Черном море с помощью перевода судов, как это начал делать в Северной войне Петр I применительно к Балтийскому флоту.

События данной экспедиции развивались следующим образом. Поскольку Кючук-Кайнарджийский договор исключал возможность прохода российских военных судов черноморскими проливами, то фрегаты решили провести под видом торговых судов с коммерческими грузами. В частности, в начале июня 1776 г. был подписан рескрипт императрицы о снаряжении к переходу на Черное море пяти фрегатов: «Павел», «Наталия», «Григорий», «Констанца» и «Св. Павел». Первым трем судам в сопровождении 40-пушечного фрегата «Северный Орел» сначала надлежало перейти из Кронштадта в Средиземное море. 26-пушечный фрегат «Св. Павел» и 24-пушечный фрегат «Констанца», оставленные в Средиземном море после Архипелагской экспедиции русского флота 1770–1774 гг., находились в порту Ливорно.^{1369}

Командование фрегатом «Северный Орел», а с ним и всем отрядом было поручено капитану 2 ранга Тимофею Гавриловичу Козлянинову. Командирами же «купеческих» фрегатов назначили Н.С. Скуратова, Ф.А. Мосолова и Е.С. Одинцова. Это были опытные офицеры, хорошо знавшие район плавания. Третью часть экипажей составляли матросы, участвовавшие в Архипелагской экспедиции. Отдельно вице-президент Адмиралтейств-коллегий И.Г. Чернышев предписывал командиру отряда для комплектования экипажей фрегатов, находящихся в Ливорно, взять в качестве командира «Св. Павла» капитан-лейтенанта Ф.Ф. Ушакова и с ним двух лейтенантов, трех мичманов и 73 человека нижних чинов. Командира на «Констанцу» он должен был назначить по своему усмотрению, направив туда и часть своей команды.

Перед отходом на трех означенных 32-пушечных фрегатах были сняты орудия, кроме восьми, оставленных для обороны, разобраны орудийные станки, заколочены орудийные порты и подняты коммерческие флаги. Сняв пушки, их аккуратно уложили в трюме и засыпали песком.^{1370}

15 июня 1776 г. отряд Т.Г. Козлянинова отправился в Средиземное море. Следом чрезвычайному поверенному и полномочному министру России в Константинополе А.С. Стахиеву был направлен высочайший рескрипт следующего содержания: «Должны вы употребить возможные старания и домогательства к извлечению от Порты свободного прохода в Черное море по крайней мере тем пяти судам, кои в образе торговых придут в Константинополь с действительными коммерческими грузами, есть ли уже нельзя будет исходатайствовать равной свободы прикрывающему их военному фрегату, которому в случае упорного отказа можно возвратиться сюда первым его путем».^{1371}

Для достижения же поставленной задачи А.С. Стахиеву были предложены на его выбор два способа действий: «1-е, чтоб употребить коррупцию, израсходовав на сей предмет довольно знатную сумму казенных денег… Другим пособием представляется здесь ясное и откровенное изъяснение самого дела министерству турецкому».^{1372}

Но не успел отряд Козлянинова дойти до Гибралтара, как из Константинополя в Петербург пришло тревожное сообщение: А.С. Стахиев писал, что турки отказываются пропустить русские суда в Черное море. Более того, и А.С. Стахиев, и его ближайший помощник драгоман С.Л. Аашкарев с трудом верили в такую возможность, вспомнив реакцию турок в конце XVII и начале XVIII вв. на требования российских дипломатов об открытии Черного моря для торговли.^{1373}

Однако в Петербурге решили не отступаться. Н.И. Панин составил срочное письмо А.С. Стахиеву, в котором значилось: «[Фрегаты] давно уже в путь отправились и действительно миновали Зунд пред несколькими неделями, почему им в настоящую пору надлежит быть в Средиземном море или недалеко оттуда. Сие мое примечание имеет служить единственно к показанию Вам, что не в нашей уже воле остановить явление сих судов в Константинополе… Но в теперешнем вопросе весьма удалены мы от того, чтоб потворствовать прихотливым затеям министерства турецкого… Другим пособием представляется здесь ясное и откровенное изъяснение самого дела министру турецкому, которое и поручает Вам государыня императрица учинить в дружелюбных, но тем не меньше твердых и точных изражениях».^{1374}

Между тем, во второй половине августа 1776 г. фрегаты Т.Г. Козлянинова, миновав Гибралтар, прибыли в Порт-Магон. Участник событий А.С. Шишков, находившийся вместе с Ф.Ф. Ушаковым на фрегате «Северный Орел», так описывал свои ощущения после многодневного и утомительного перехода вокруг Европы: «Не можно себе представить всех удовольствий, какие после долговременного плавания, пришед в спокойное пристанище, вкушает мореплаватель! Мы перестали бороться с ветрами и волнами; беспрестанное колыхание фрегата, столько нам надоевшее, утихло; вместо покрытой седыми скачущими буграми беспредельной равнины взоры наши увеселились одетыми лесом и зеленью холмами и долинами; вместо единообразия синеющейся воды представились очам различные зрелища: высокие здания, дома, сады, горы, луга с обитающими в них людьми, зверями, птицами; появилась свежая пища, плоды, молоко и тысячи таких вещей, которых человек на море иметь не может; словом, страх наш переменился в безопасность, заточение — в свободу, уединение — в сообщество, скука — в веселье, су-хоядие — в лакомство».^{1375}

Проведя на острове две недели, устранив повреждения, отряд Козлянинова снова вышел в море. А уже 12 сентября «Северный Орел» и «Павел» подошли к порту Ливорно. Здесь, согласно предписанию, капитан-лейтенант Ф.Ф. Ушаков вступил в командование фрегатом «Св. Павел». «Констанцу» по приказанию Т.Г. Козлянинова принял капитан-лейтенант В.М. Ржевский. А поскольку для придания этим фрегатам вида торговых судов требовалось время, и немалое, Т.Г. Козлянинов принял решение, не дожидаясь их, следовать с «Григорием» и «Наталией» в Константинополь, оставив в Ливорно и «Павла».

Однако подготовка «Св. Павла» и «Констанцы» затянулась. В результате в ноябре 1776 г., когда фрегаты «Григорий» и «Наталия» были уже у входа в Дарданелльский пролив, «Св. Павел» и «Констанца» все еще продолжали готовиться к выходу в море. Для их сопровождения капитан 2 ранга Козлянинов развернул «Северный Орел» и взял курс обратно к Италии. «Григорий» и «Наталия» направились в столицу Османской империи одни.^{1376}

Входу русских судов в Дарданеллы предшествовала упорная дипломатическая подготовка. Назначенный А.С. Стахиевым вице-консулом в Дарданеллы С.Л. Лашкарев, сумел дружественными беседами и мелкими подарками добиться от местных чиновников разрешения на проход русских фрегатов к Константинополю.^{1377} Гораздо труднее пришлось А.С. Стахиеву при переговорах с высшим руководством Турции.

Капитан-паша Газы Джезаирли Гассан-паша в принципе не возражал против появления русских фрегатов на Константинопольском рейде, и далее писал А.С. Стахиеву, что русские суда пойдут в канал «один за одним», но «по прибытии вКонстантинополь будут осмотрены: точно ль купеческие?». Более того, даже великий визирь занимал достаточно спокойную позицию. Но гораздо сильнее их была турецкая «партия войны» и, в частности, реис-эфенди. В результате 31 октября 1776 г. в Петербург ушла шифрованная депеша о грубом ответе реис-эфенди на подданный Порте мемориал по поводу пропуска фрегатов на Черное море. Кроме того, в частном письме С.Л. Лашкареву А.С. Стахиев сообщал о письменном запрещении капитан-паше пропустить русские фрегаты через Дарданеллы.^{1378}

Тем не менее, в декабре 1776 г. фрегаты «Григорий» и «Наталия» все же вошли на Константинопольский рейд, но турки решили, что «поздно оным фрегатам на Черное море следовать», а потому посчитали возможным нанять их для хлебного перевоза. Идею поддержал и верховный визирь Дервиш Мегмет-паша: «Таким способом скорее и удобнее всего истребится подозрение у нашего безрассудного народа, и он, привыкнув единожды к их зрению, избавит министерство свое от всяких хлопот и опасности».^{1379}

Между тем, только через два с половиной месяца стоянки в Ливорно смогли выйти в море фрегаты «Павел», «Св. Павел» и «Констанца», взяв курс на Мессину. При слабых ветрах потребовалось две недели, чтобы дойти до Сицилии. В Мессине российские суда пополнились запасами пресной воды, продовольствием и свежими фруктами. Вскоре сюда же пришел и «Северный Орел», и отряд фрегатов двинулся к Константинополю.

22 января 1777 г. фрегаты Т.Г. Козлянинова прибыли, наконец, в Константинополь (кроме «Северного Орла», который турки даже не пустили в Дарданеллы, заставив остановиться у Тенедоса). Здесь по приказанию капитан-паши на русские фрегаты тотчас же явились досмотрщики с длинными железными шестами, которыми начали прощупывать днища: нет ли там пушек? И хотя ничего подозрительного найдено не было, 24 января А.С. Стахиев прислал на фрегаты срочное уведомление о том, что происками французских дипломатов Порта настроена против пропуска русских судов в Черное море. Еще до прихода русских фрегатов они внушили туркам подозрение в том, что суда нагружены пушками, порохом и прочими боеприпасами и что под видом торговых судов русские хотят провести через проливы военные корабли.^{1380} >

Кроме того, прибытие российских судов в Константинополь совпало с очередными перестановками в правящих кругах Турции. Еще при встрече с российским советником лекарь Гобис по секрету сообщил, что «визирь давно бы свергнут был, если бы его банкир Сканави не был должен трех тысяч мешков (300 руб. — Авт.) султанской сестре, которые тот банкир по большей части употребил на визиря потребы». Как оказалось, Гобис располагал достоверной информацией:, 24 декабря Дервиш Мегмет-паша был сменен, а на его место заступил Деренделы Мегмет-ага.^{1381}

Хотя в официальных речах новый визирь источал миролюбие, на деле он действовал лишь в угоду турецкой «партии войны». Как пишет Г.Л. Кессельбреннер, «он начисто отказался от реалистического взгляда на русско-турецкие отношения, в какой-то мере свойственного весьма осторожному Дервиш-паше».^{1382}

Правда в конце 1776 — начале 1777 г. маленькая надежда еще могла теплиться: капитан-паша по-прежнему занимал достаточно спокойную позицию. Тот же Гобис сообщал русским дипломатам, что «капитан-паша продолжительно благосклонным пребывает относительно пропуска фрегатов в Черное море, внимая, что дальность их пути извиняет их величину, хотя бы два, а не более из них своею величиною верстались и с здешними линейными кораблями».^{1383}Кстати, запомним, последний момент, он весьма важен.

Однако развитие Крымского кризиса вскоре перечеркнуло даже призрачные надежды. Ввод российских войск в Крым в марте 1777 г. и смена там хана, произошедшая 29 марта, резко осложнили положение русских моряков в Константинополе. Оно усугублялось еще и тем, что корабли дали течь, а офицеры за неимением денег терпели крайнюю нужду. В этих обстоятельствах местная чернь вновь начала поговаривать о войне.

На требования российского посланника принять, наконец, решение о пропуске фрегатов Порта уже уклончиво заявляла, что не отказывает в пропуске, но просит еще немного подождать. Меж. тем капитан-паша получил приказание о вооружении турецкого флота и об отправлении его в Черное море.^{1384} Судьба экспедиции Т. Г. Козлянинова была фактически предрешена.

Лето и осень 1777 г. проходили на фоне нарастающего обострения русско-турецких отношений вокруг Крыма, что только продолжало уменьшать шансы на успешное завершение экспедиции. Более того, осенью Порта выдвинула новое условие для прохода русских судов в Черное море: вывести войска из Крыма и отказаться от поддержки крымского хана Шагин-Гирея.^{1385}

Подобные условия вызвали протест с российской стороны, и А.С. Стахиев немедленно подал второй мемориал, тем более что пора к отправлению фрегатов на Черное море миновала. Однако оставаться в здешних водах также было небезопасно «по усугублению с некоторого времени вероломных и смутных обстоятельств, от которых, по всем соображениям и заключениям пожилых здесь людей, надобно напоследок или внутреннего в здешней столице бунта, или же военных предприятий, на что народ теперь от ненавистников мирной тишины неусыпно поджигается разными клеветами как на всевысочайший двор, так и на крымскаго хана».^{1386}

Но в Петербурге уже приняли решение о возвращении отряда Т.Г. Козлянинова домой через Средиземное море. В частности, 7 сентября 1777 г. Екатерина II подписала рескрипт, в котором А.С. Стахиеву предписывалось: «Усматривая из последних Ваших депешей от 24 июля, что министерство турецкое остается непреклонно в пропуске наших фрегатов чрез Константинопольский пролив, признаем мы за нужно возвратить их сюда тем же путем, которым дошли они до места нынешнего их пребывания».^{1387}

Осталось получить согласие султана на проход фрегатов через Дарданеллы. И оно не задержалось. Вскоре вышел султанский указ, разрешавший русским фрегатам выйти в Средиземное море. Однако выпустить сразу все русские суда турки не решились. Первым вышел к Дарданеллам фрегат «Наталия», за ним — «Павел», а потом — «Григорий». Наконец, 22 октября при благоприятном ветре с Константинопольского рейда вышли в обратный путь «Св. Павел» и «Констанца». В результате к середине декабря все они собрались у острова Тенедос, где встретились с фрегатом «Северный Орел».^{1388}

24 декабря 1777 г. российские фрегаты пошли далее в Средиземное море, в порт Ливорно. Порта торжествовала. Придав огласке российский мемориал, турки заговорили о том, что наконец-то российский двор «ощутил неправость своего прежнего настояния о пропуске оных фрегатов на Черное море».^{1389}

14 января 1778 г. фрегаты пришли в Мессину, однако сойти на берег русским морякам не дозволили по причине объявленного им карантина. Выдержав его и пополнив запасы, Т.Г. Козлянинов перешел в Ливорно. Попытка усилить русскую морскую силу на Черном море сразу шестью готовыми фрегатами, к сожалению, провалилась. Да и, по правде говоря, как мы только что видели, она была весьма авантюрна: слишком уж важно было для Турции Черное море.

* * *

Таким образом, как сказано выше, все суда, запланированные по программам 1778 г., были введены в строй уже после завершения Крымского кризиса 1777–1779 гг. Правда, в течение 1779 г. флотилия могла получить 4 фрегата (№№ 8–11) и 6 малых судов (2 палубных бота и 4 галиота), но в связи с окончанием кризиса работы на них были приостановлены. Тем не менее, три новых судна флотилия в годы кризиса все же получила — в конце августа и в октябре 1777 г. в строй, наконец, были введены 42-пушечные фрегаты типа «Пятый», оказавшие существенное подспорье боеспособности Азовской флотилии (хотя, как мы отмечали во второй главе данного исследования, их мореходные качества также оказались весьма невысокими).

Сведения о вводе в строй фрегатов типа «Пятый»^{1390}

Наименование	Даты закладки и спуска на воду	Даты прихода в Таганрог и вступления в строй	Комментарии
Фрегат «Пятый»	14 января 1774 г. 26 апреля 1774 г.	3 мая 1777 г. Август 1777 г.	С лета 1774 по весну 1777 г. находился в реке Кутюрьме. Достройке и вооружению в Таганроге мешала штормовая погода, поскольку работы по-прежнему приходилось вести на рейде, доставляя грузы с берега на гребных судах
Фрегат «Шестой»	16 января 1774 г. 3 мая 1774 г.	18 мая 1777 г. Август 1777 г.	С лета 1774 по весну 1777 г. находился в реке Кутюрьме
Фрегат «Седьмой»	18 января 1774 г. 2 апреля 1777 г.	Июнь 1777 г. Октябрь 1777 г.	В 1774 г. строительство было законсервировано; достроен только в 1777 г.

Однако во время данного обострения кризиса вокруг Крыма в 1777–1779 гг. Азовской флотилии все же пришлось рассчитывать, в основном, на уже имевшиеся корабли, многие из которых, к тому же, или были маломореходными, или требовали серьезного ремонта (более того, часть судов просто числилась во флотилии, в том числе затонувшие в Балаклаве корабли 2-го рода «Новопавловск» и «Морея», а также находившиеся «в резерве» прамы). Явный недостаток сил привел к ограничению боевых возможностей флотилии (в частности, таких широких крейсерств у Крыма, как во время войны 1768–1774 гг., организовать не удалось, почему была устроена только надежная оборона Керченского пролива) и возрастанию нагрузки на сухопутные войска в Крыму. Однако флотилия все же внесла существенную лепту: в 1778 г. она не допустила прохода большой турецкой эскадры в Керченский пролив. Действия русских войск и флотилии в итоге заставили турок пойти на мирное разрешение конфликта и подписать в марте 1779 г. Айналы-Кавакскую конвенцию.

Из материалов о состоянии «новоизобретенных» кораблей и прамов к 1777 г.

1. Рапорт Ф.А. Клокачева Адмиралтейств-коллегий из Таганрога от 7 сентября 1777 г.^{1391}

Хотя еще прежде главнокомандующий Азовской флотилией от 24 мая прошлого года флота господину капитану Михневу предписывал затонувшие в Балаклавской бухте новоизобретенного рода корабли Морея и Новопавловск если по освидетельству отлить из них воды возможности не будет, разломать, а леса и железо перевозить в Керчь; и они по свидетельству в том же году посыланного туда корабельного подмастерья Пешева оказались подлинно не только ко исправлению, но и к отлитию из них воды, как за многим червоядием, так и гнилостью не способны; однако, за разными невозможными обстоятельствами до прибытия во оную с эскадрою господина бригадира флота капитана и кавалера Круза оставались июля по 4-е число не разломаны, а того числа господин Круз, осмотрев их, и как за изъедением червями и гнилостью, так и за растащением от них некоторых штук деревьев и железа, приказал, чтоб и вовсе пропасть не могли разломать, а леса перевозить в Керчь, и я оную ломку кораблей опробовав, предложил Конторе Таганрогского порта из числа прочих кораблей выключить, а командующему в Керчи предписал по перевозе леса разобрать и сколько окажется к делу годных, оные иметь на случай требующихся судовых починок, а затем негодные разрубить в дрова, а железо, взвесив, записать в приход, о чем оной государственной Адмиралтейств-коллегий покорнейше рапортую.

2. Из протокола Адмиралтейств-коллегий от 1777 г.^{1392}

…7-е. сего году сентября 7, господин контр-адмирал Клокачев рапортовал, что два новородные корабля Морея и Новопавловск за негодностью их приказал разломать…

8-е. господин контр-адмирал и кавалер Клокачев в присланных ведомостях показывал, что построенные по препорции господина адмирала Ноульса фрегаты Третий и Четвертый по долготе и за перегибах в Черном море службу продолжать не могут, да и особо писал, что оные по перегиби и неблагонадежности, как и новородные суда по худой конструкции и по ветхости полагает по исправлении далее Еникальского пролива в Черное море в пролив более не посылать….

3. Из Указа Екатерины II Адмиралтейств-коллегий от 1777 г.^{1393}

Указ Е. И. В. самодержицы всероссийской из Адмиралтейств-коллегий господину контр-адмиралу и кавалеру Клокачеву; по указу Е. И. В. Адмиралтейств-коллегия по рапорту вашему определила бомбардирский корабль Ясы по ветхости и, что оный по конструкции на Черном море быть не годен, а притом и по крайней нужде тамо в транспортных судах обратить в транспортное судно о чем к вам господину контр-адмиралу и кавалеру послать указ сентября 26 дня 1777 года.

4. Выписка из письма Ф.А. Клокачева И.Г. Чернышеву от 6 апреля 1777 г.^{1394}

Прамы как в Новопавловске на эллинге 2, так и в крепости Св. Дмитрия Ростовского при самом берегу реки Дона 3, по свидетельствам корабельных мастеров, первые — Афанасьевым, последние — ныне находящимся здесь Матвеевым, удостоены совсем к службе неблагонадежными.

После этого обстановка вокруг Крыма несколько разрядилась. В апреле 1779 г. И.Г. Чернышев сообщил Ф.А. Клокачеву о подписании конвенции и рекомендовал вернуть все суда флотилии из Черного моря в Керченский пролив, что и было сделано в июне.

Какие же промежуточные итоги можно подвести? К сожалению, не очень радостные. По сравнению с развитием флотилии в войне 1768–1774 гг. период 1775–1779 гг. оказался гораздо менее эффективным. В 1779 г. Россия имела на Азовском и Черном морях не намного большие основные силы, чем в 1774 г., причем теперь только с еще большими сроками службы. Почему так получилось? Ведь в принципе Петербург поступал правильно. Основное внимание было сконцентрировано на постройке для Черного моря линейных кораблей, которые составляли главную силу тогдашних флотов. Однако при этом не забыли и Азовскую флотилию. В марте 1776 г. появился указ о постройке 4 новых 32-пушечных фрегатов, причем непременно на новой верфи в дельте Дона (что прямо свидетельствовало о стремлении развивать донское судостроение), а в октябре того же года в строй повелели ввести и фрегаты типа «Пятый». Более того, Адмиралтейств-коллегия в своем докладе Екатерине II в 1777 г., четко указала, что хотя в будущем, безусловно, главным должен быть порт в Лимане (как центр управления строительством линейного флота), а Таганрог займет подчиненное ему положение, но при этом «и Азовское море, и Лиман» все равно следует рассматривать как «два синуса» одного Черного моря. То есть подчеркивалась вся значимость Азово-Донского региона в постройке Черноморского флота.

Не менее важно отметить, что ставка на постройку еще четырех фрегатов показывала, что в Петербурге обратили внимание на значение судов этого класса в борьбе с турецким флотом. И все же, несмотря на все вышесказанное, результата фактически пока не было достигнуто.

Причины этого, к сожалению, банальны. Правильная в целом логика действий тонула в море совершаемых одновременно ошибок. В погоне за линейными кораблями, при опасениях вызвать недовольство Турции, на все остальное внимания и средств уделялось все же недостаточно, а в России этот фактор — ключевой. Кроме того, ни на Днепре, ни в Азовской флотилии в эти годы не оказалось в руководстве ни одного по-настоящему сильного руководителя, что играет в нашей стране еще более значимую роль. В результате получилось следующее: линейные корабли строить пока так и не начали, что было вполне объяснимо — гидрология Днепра и Днепровско-Бугского лимана создавала серьезные трудности (что, кстати, было вполне очевидным). Но за подготовительными работами упустили Азовскую флотилию: во-первых, в условиях специфичного азово-донского судостроения указы 1776 г. явно запоздали, да к тому же еще и пришлись на время смены командующего флотилией; а во-вторых, не было проведено реалистичного анализа состояния имевшегося корабельного состава, тогда как практически все корабли флотилии нуждались в капитальном ремонте. Кроме того, стоит отметить, что предусматривавшиеся к постройке фрегаты по-прежнему были спроектированы под 12-фунтовую артиллерию, что говорило о непонимании Петербургом особых возможностей фрегатов в борьбе с турецким флотом.

В результате к началу кризиса вокруг Крыма в 1777 г. Россия подошла только со старыми силами, да еще и не в надлежащей готовности (из-за отсутствия необходимого ремонта значительная часть судов флотилии потеряет боеспособность по ходу 1777 г.). Правда, выход был достаточно быстро и правильно найден: последовало решение о постройке 10 фрегатов, бомбардирского корабля и 10 транспортных судов. Но осуществление планов опять грешило ошибками: сначала в октябре 1777 г. последовал указ о постройке 2 фрегатов, затем в январе 1778 г. о постройке еще б фрегатов с подготовкой припасов еще на два. Почему-то не смогли сделать это сразу и раньше! В итоге же терялось время, удобное для доставки лесоматериалов на верфи. Крохме того, и новые фрегаты должны были иметь главную батарею только из 12-фунтовых орудий.

Из этих фактов становится очевидным, что в Петербурге по-прежнему не хотели видеть всех возможностей фрегатов на Черном море. Да, было принято решение о продолжении их постройки, причем число пушек довели до 44, но одновременно отказались от увеличения огневой мощи за счет увеличения их калибра (а ведь французы и шведы уже в начале 1780-х гг. поставят на 44-пушечные фрегаты 24-фунтовую артиллерию!). Между тем, опыт установки тяжелых пушек и постройки годных для этого фрегатов уже был получен русскими моряками в войне 1768–1774 гг. А поскольку турецкий флот в это время имел в своей основе 50–60-пушечные линейные корабли, то такие фрегаты фактически не уступали бы им.^[221] Во всяком случае, как мы видели выше, сам капитан-паша Гасан-паша, видя русские фрегаты в Константинополе в 1776–1777 гг. отметил, что некоторые из них «своею величиною верстались и с здешними линейными кораблями». Но в Петербурге не было понимания этих фактов, следствием чего стало сохранение у новых фрегатов 12-фунтовой артиллерии на главной батарее.

Особенности состава турецкого линейного флота в 1770–1780-х гг. по данным 1785 г.^{1395}

^{Класс корабля … Количество}

70-пушечный линейный корабль … 1

66-пушечный линейный корабль … 1

62-пушечный линейный корабль … 1

58-пушечный линейный корабль … 9

54-пушечный линейный корабль … 7

52-пушечный линейный корабль … 5

46-пушечный линейный корабль … 8

44-пушечный линейный корабль … 1

42-пушечный фрегат … 7

32-пушечный фрегат … 6

Правда, справедливости ради надо заметить, что в конце 1778 г. И.Г. Чернышев неожиданно выдвинул идею об усилении артиллерии новых фрегатов путем постановки на них 24- или 18-фунтовых медных орудий или единорогов. Эту мысль полностью поддержал и Ф.А. Клокачев. Оставалось только осуществить ее, намного опередив события 1788 г. Но, к сожалению, идея И.Г. Чернышева так и осталась на бумаге вплоть до начала следующей Русско-турецкой войны 1787–1791 гг.

Из материалов о планах вооружения фрегатов Азовской флотилии 18- и 24-фунтовыми орудиями или единорогами

1. Письмо И.Г. Чернышева Ф.А. Клокачеву от 28 октября 1778 г.^{1396}

Хотя уже и даны наряды о выливании пушек чугунных для вооружения фрегатов строящихся вновь, что и останется само по себе, но чрез полученное мною от известной персоны письмо с курьером, посланным с письмами от В. П., подали мысли, чтобы вместо чугунных 12-ти фунтовых делать медные 24-фунтового калибра, которые гораздо легче нежели первые, а калибрами на случай действия довольно превосходнее; а потому и прошу В. П. о сем рассмотреть и не можно ль действительно такого калибра или по крайней мере 18-ти фунтового вместо тех чугунных выливать и на фрегатах иметь, ибо известно и то, что уже на фрегаты построенные по чертежу адмирала Ноульса медную артиллерию имели; и как в оном вы с стороны своей думаете, удобна ль оная будет или нет и почему именно, прошу как можно скорее меня уведомить.

P. S. Что же до меня касается, то я бы очень на сие был согласен, и о том очень помышляю, а плавить бы оные стали учредя завод на месте, где ныне оная медь.

Ежели бы 24-х фунтовых пушек или единорогов употребить за чем было нельзя, то бы хотя 18-ти фунтовые пушки или единороги.

Войдите, государь мой, в сие и дайте мне знать свои мысли и как можно скорее.

2. Донесение Ф.А. Клокачева И.Г. Чернышеву от 29 ноября 1778 г.^{1397}

В. С. о медных на вновь строящиеся фрегаты орудиях писание получить за счастие имел и признаюсь справедливо сам о том помышлял, но в рассуждении учиненного коллегиею об отправлении в С. Петербург отсюда для переливки на тамошние корабли в пушки меди определения сомневался, чтоб оное переменить согласилась, и потому только одному с представлением не вошел; но когда В. С. тем сами предупредить соизволили, то, предпочитая неутомимую В. С. во изыскивании государственной пользы и вверенной мне флотилии славы ревность, осмеливаюсь изъяснить; хотя как 24-х так и 18-ти фунтовые медные пушки чугунных 12-ти фунтовых очень будут тяжелее, а тем и на фрегатах иметь не способны, но как В. С. соизволение есть и на единороги, то всепокорнейше и доношу: из состоящей здесь турецкой меди отлить и на вновь строящихся 8-ми фрегатах с немалою пользой к бою и против линейных кораблей иметь можно на каждом, по представляемым при сем чертежам, на деке по десяти 24-фунтовых, да на шканцах вместо 6-ти фунтовых чугунных пушек неотменно по 6, а если выгодна будет медь, то и более… единорогов, всего ж ежели не больше, то конечно из той меди 126 двух означенных калибров единорогов быть может, весом по чертежам кажется ежели не легче, то конечно не тяжелее первые 12-ти фунтовых, а второй 6-ти фунтовых чугунных пушек. И поелику писать изволите, что учредить завод на месте, где есть медь, то тем оное во избежание напрасного отсюда до каких бы то ни было заводов за провоз меди платежа лучше и вверенную мне флотилию в хорошее такими орудиями состояние скорее привесть можно…

Что же касается попытки проведения фрегатов с Балтики, то ее осуществление в 1776–1777 гг. изначально было ошибочным. Хотя идея была вполне логичной, но воплотить ее в жизнь можно было лишь сразу по заключении мира, пока Константинополь пребывал в состоянии шока. В дальнейшем такая попытка уже обрекалась на провал самой значимостью для турок Черного моря, что продемонстрировали как прошедшая война, так и старания турок сразу после ее окончания изменить условия мира.

Поэтому в период кризиса 1777–1779 гг. флотилия смогла получить только фрегаты, построенные еще в 1774 г., при том, что из-за ветхости или необходимости ремонта она одновременно лишилась целого ряда других основных судов. В результате, как мы указали выше, к 1779 г. основные силы Азовской флотилии не отличались от имевшихся в 1774 г. Первые же фрегаты и малые суда программ 1778 г. могли войти в строй только к концу 1779 г., в то время как кризис вокруг Крыма закончился еще весной того года.

Состав основных сил Азовской флотилии в начале 1774 г. и в начале 1779 г.^[222]

Основные силы в 1774 г.	Степень готовности	Основные силы в 1779 г.	Степень готовности
Фрегат «Первый»	Готов к службе в море	Фрегат «Второй»	Готов к службе в море, но нуждается в ремонте
Фрегат «Второй»	Готов к службе в море	Фрегат «Четвертый»	Не годен
Фрегат «Третий»	Готов к службе в море	Фрегат «Пятый»	Готов к службе в море
Фрегат «Четвертый»	Готов к службе в море	Фрегат «Шестой»	Готов к службе в море
Фрегат «Архипелаг»	Готов к службе в море	Фрегат «Седьмой»	Готов к службе в море
Фрегат «Почтальон»	Готов к службе в море	Фрегат «Архипелаг»	Стал готов к службе в море уже по ходу кампании
Фрегат «Св. Николай»	Готов к службе в море	Фрегат «Почтальон»	Не годен
Корабль «Хотин»	Готов к службе в море	Фрегат «Св. Николай»	В море способен выйти только после дополнительной подготовки
Корабль «Азов»	Готов к службе в море	Корабль «Хотин»	В море способен выйти только после дополнительной подготовки
Корабль «Таганрог»	Готов к службе в море	Корабль «Азов»	Готов к службе в море
Корабль «Корон»	Готов к службе в море	Корабль «Модон»	В море способен выйти только после дополнительной подготовки
Корабль «Модон»	Готов к службе в море	Корабль «Журжа»	Готов к службе в море
Корабль «Журжа»	Готов к службе в море	—	—
Бомбардирский корабль «Яссы»	Готов к службе в море	—	—
Бомбардирский корабль «Второй»	Готов к службе в море	—	—

И тем не менее, несмотря на все это, а также вопреки расхожему мнению о том, что Петербург с 1775 г. все внимание уделял исключительно созданию линейного Черноморского флота, а все события происходили лишь в районе Днепра и Днепровско-Бугского лимана, донские верфи в 1775–1779 гг. продолжали играть важную роль в развитии флота России на Черном море. Однако общий итог событиям 1775–1779 г. можно подвести с помощью известного с недавних пор выражения: «Хотели как лучше, а получилось как всегда».

А вышло так потому, что нельзя готовиться к абстрактной отдаленной войне (тем более, наблюдая поведение турок) и еще нежелательнее проявлять спешку в развитии имеющегося потенциала. Петр I приступил к созданию линейного флота на Балтике только тогда, когда уже имел мощный щит для Петербурга в виде эскадры фрегатов (в том числе вооруженных 18-фунтовыми орудиями!)^{1398} и гребного флота. Но этот логичный прием здесь использован не был. С одной стороны, слишком не хотелось спровоцировать турок преждевременным появлением крупных русских судов на Черном море, а с другой — получить именно линейные корабли, да еще классического балтийского ранга (66-пушечного). Не случайно ведь отбросили проект 54-пушечника, а затем похоронили и 60-пушечник. Косность пагубна для любого организатора.

* * *

К сожалению, кризис 1777–1779 гг. по-прежнему ничему не научил Петербург. Вскоре после заключения Айналы-Кавакской конвенции последовало распоряжение о прекращении работ и консервации недостроенных и даже уже спущенных на воду фрегатов (фрегаты №№ 9 и 10 были законсервированы на воде в устье Дона, а фрегаты №№ 12–14 заморозили на стадии постройки). Постройку же еще 2 фрегатов вовсе отложили.

Ордер И.Г. Чернышева Ф.А. Клокачеву от 11 апреля 1779 г.^{1399}

Четвертого дня получили мы известие чрез нарочного из Царьграда, что все наши беспокойствия с турками подписанною 10 марта конвенциею кончены и, что Кайнарджийский мирный трактат во всем его пространстве паки конфирмован; и так не токмо какого более неприятельского подвига ожидать, но и военные приготовления все пресекутся, с чем вас от всего сердца моего поздравляю, ибо умалятся и ваши большие труды и работы, которыми однакож заслужили вы всякого уважения не токмо от своих командиров, но известны оные и самой монархине…

Что же касается до вновь построенных и строющихся, каковых теперь фрегатов: на Дону обмелел один, на Хопре остроено два да бомбардирский один, на Гнилой Тоне фрегатов три, то вот вам мое мнение:

1) У тех, что на Гнилой Тоне, оттянув двойную обшивку и раскрыв на стапеле, не спуская в воду и оставить.

2) Обмеленный на Дону, вытаща на еленг и по вышеписанному же на стапеле оставить.

3) Отстроенные на Хопре спустить и проводить до Гнилой Тони, а там их таким же манером вытащить на берег, на стапеле с тою же предосторожностью оставить.

Нет кажется нужды упоминать, что вся сия верфь на Гнилой Тоне обнесена должна быть глубоким рвом и высоким валом, дабы как в оную, так и из оной никто без дозволения выйти не мог и чтоб никакого жилья, где огонь держать должно не было, и именно вся та предосторожность принята быть могла, которая обыкновенно в Адмиралтействе и на верфях принимается.

Более того, Петербург в мае 1779 г. еще и нанес существенный удар по судостроительному процессу донских верфей. Речь, в частности, идет о манифесте Екатерины II от 21 мая 1779 г. в котором она предписывала впредь заготовлять для строящихся для Черного моря судов вооружение только на казенных Липецких и Боренских, а якоря и железо — на казенных же Камских заводах, причем по твердым государственным ценам, установленным еще в 1728 г. А ведь Адмиралтейств-коллегия только что добилась от Сената специального права делать заказы для Азовской флотилии на отлично зарекомендовавших себя заводах Баташевых. И здесь столь крутой поворот! Вот, что содержится в материалах Адмиралтейств-коллегий: «…2-е. Что следует до артиллерии и снарядов, якорей и балласта, то прошлого 1778 года в августе месяце Адмиралтейств-коллегия поданным в Правительствующий Сенат доношением испрашивала Берг-коллегии о предоставлении на положенные в том году строить на Азовском море транспортные суда пушек и фальконетов на заводах Андрея и Ивана Баташевых, представляла, что может иногда случиться и впредь таковая надобность в артиллерии и снарядах, а при том якорях и балласте для Азовской флотилии, которые нигде так не удобно приготовлять, как на объявленных Баташевых ближайших к Дону заводах; то не соизволит ли Правительствующий Сенат на таковые случаи во избежании всегдашних от коллегии представлений и на оные даваемых указов, чрез что бывает излишнее затруднение, дать Берг-коллегии единожды свое повеление, дабы в случае надобности потребная артиллерия с ее снарядами, якоря и балласт приготовляемы были на тех Баташевых заводах, чего для оная коллегия без крайней нужды делать не будет.

В следствие чего присланным из Сената от 19 сентября того же года указом объявлено, что Берг-коллегии предписано указом, дабы она по требованиям Адмиралтейств-коллегий в приготовлении артиллерии, снарядов, якорей и балласта делала по сношению с Адмиралтейств-коллегией свои… возможные распоряжения, почему требовавшаяся тогда в Донскую флотилию артиллерия по данным от Берг-коллегии нарядам на означенных Баташевых заводах и отливалась…

Однако в Манифесте от мая 21 числа 1779 года изображено:…

В восьмом пункте: соизволяет Е. И. В., чтоб вместо бывшего до сего на заводчиках обязательства, поставлять в Адмиралтейство и артиллерию, и железо, и воинские снаряды по ценам установленным еще в 1715 и в 1728 годах; от ныне артиллерия и воинские снаряды, как для здешнего, Архангельского и Ревельского портов, так и потребные для департаментов Канцелярии главной артиллерии и фортификации, окрест сих портов лежащих, отливаемы были на Олонецких казенных заводах, а для Черноморской украинской линии… на Липецких и Боренских казенных же заводах под присмотром артиллерийских офицеров.

В девятом пункте: якоря, сортовое, модельное и полосное железо для всех казенных мест делать на казенных Камских заводах по требованиям согласно именным указам 1715 и 1740 годов…

В десятом пункте: отпускать оные вещи в Адмиралтейство, в артиллерию и во все казенные места по тем ценам, по которым с 1728 года от тех мест по силе вышепоминаемых указов платить повелено…».^{1400}

Такой подход, по логике, должен был обеспечить экономию средств в условиях постоянного роста расходов на вооруженные силы страны. Однако удаленность флотилии от Камских заводов, сложности столь дальней доставки и постоянные проблемы Липецких заводов (как показала прошедшая война) на деле могли только резко увеличить сроки постройки и введения кораблей в строй. Забегая вперед, отметим, что в 1783–1785 гг. Петербургу все равно придется разрешить заготовку части припасов для донских верфей на заводах Баташевых.

Наконец, в 1779 г. появилось распоряжение о переводе в Днепровско-Бугский лиман к Глубокой Пристани для базирования основных сил флотилии. То, что у Глубокой Пристани просто не имелось порта, в расчет взято не было. Как и то, что Ф.А. Клокачев указывал на необходимость создание условий базирования на Керчь, а контора Таганрогского порта уже неоднократно просила средств на проведение работ по сохранению и развитию Таганрогской гавани. В результате в 1779 г. в Лиман были переведены фрегаты «Второй», «Пятый», «Шестой», «Седьмой» и «Архипелаг» (вместе с палубными ботами «Миус» и «Санбек»). В 1780 г. туда же перешли фрегаты «Восьмой» и «Одиннадцатый», а также бомбардирский корабль «Страшный» (которые все же ввели в строй). Наконец, в 1781 г. в Лиман перешел и фрегат «Св. Николай». В результате Азовская флотилия лишилась своей основной силы.

Стоит также отметить, что в сначала в 1779 г. в Керченском проливе взорвался и погиб фрегат «Третий», а затем был выведен из строя, как совершенно ветхий, и «Четвертый». Вот, что писал о нем И.Г. Чернышеву в октябре 1779 г. Ф.А. Клокачев: «Четвертый фрегат по совершенной ево худости не только в лиман отправить не можно, но и в Керченском проливе онаго на защищение разве со всекрайней нуждой и с меньшим калибром пушек, а не с положенными на нем орудиями и то едва ль одно лето простоять сможет».^{1401}

Таким образом, в случае нового конфликта с турками силы флотилии оказывались ослабленными и разбросанными. Правда, в Петербурге посчитали, что нашли приличный выход по сохранению «новоизобретенных» кораблей, а также только что построенных 4 фрегатов и 6 малых судов. Речь шла о предписании вытащить их на эллинги. Но тут сразу же встал вопрос о том, куда их вытаскивать (ведь нужно было найти 6 эллингов для «новоизобретенных» кораблей, 3 эллинга для 6 ботов и галиотов и 4 эллинга для фрегатов). Наиболее остро вопрос стоял с вновь построенными фрегатами.

Из экстракта журналов Адмиралтейств-коллегий от 22 августа 1780 г.^{1402}

По высочайше конфирмованному В. И. В. подносимому от оной коллегии в июле месяце прошлого 1779 года положению из судов донской флотилии стоящие на воде четыре фрегата, один бомбардирский корабль, 6 транспортных и 6 новородных (имеется в виду «новоизобретенных») судов, итого 17, для сохранения на предбудущее время определено вытащить на эллинги: а три фрегата, не спущенные на воду оставить на эллингах, отняв у всех тех судов дабы лучше сохнуть могли обшивку и сделать… крышки. На все оное, а при том и на ограждение Гнилотонской верфи каменной стеной поднесенным В. И. В. от Адмиралтейств-коллегий в апреле месяце сего года всеподданнейшим докладом представлено было о ассигновании 283.317 рублей 69¹/₄ копеек в два года. Но поскольку согласно указу В. И. В. от 1 мая 1780 г. два фрегата и бомбардирский корабль следует отправить в Херсон, то сумма станет в 218.166 рублей 53 копеек.

От варианта с вытаскиванием их на эллинги Гнилотонской верфи пришлось отказаться: это было сложно и очень дорого, кроме того, в таком случае негде было бы строить новые суда. И здесь Ф.А. Клокачев предложил вытащить все требуемые суда на реке Кутюрьме у Рогожских хуторов, для чего построить там эллинги. Более того, он предложил перенести туда и верфь с Гнилой Тони. Доводы были выдвинуты следующие: там намного удобнее достраивать спущенные суда, оттуда легче выводить их в Азовское море (находившееся фактически рядом), а главное — там намного здоровее воздух. Даже непродолжительная работа Гнилотонской верфи выявила, что от «тяжелого воздуха» на ней развилась большая заболеваемость и смертность (в 1779 году из 1363 человек там умерли 250, а «на счисляющихся здоровыми смотреть [было] жалко»). Для одновременного хранения судов и судостроения требовалось построить 17 эллингов.

Однако решение вопроса, как всегда, затянулось, и только в 1781 г. начались работы по строительству новой верфи у Рогожских Хуторов. Однако в связи с острой потребностью в эллингах опять-таки решили строить их пока временными, то есть деревянными, «но так чтобы фундамент и для каменных годен был, а со временем и фрегаты строиться могли, а по построении тех елингов и суда на оные вытащить». 15 марта 1782 г. Адмиралтеиств-коллегия определила: «по сим обстоятельствам… Гнилотонскую верфь по многим ее неудобностям отменить, оставляя каменный корпус по ныне тут построенный, доколе совершенно судовое строение прекратится, для содержания караула, который тамо в помянутом случае для охранения верфи в каком числе потребно иметь надлежит. А деревянное, которое признано будет ненужным, разобрав употребить для новой назначиваемой верфи при Рогожских Хуторах».^{1403}

Таким образом, Гнилотонская верфь закрывалась, начиналось создание Рогожской верфи. Но в том же 1782 г. работы на новой верфи были закончены: успели возвести лишь несколько построек и 6 эллингов («ис коих два были… совсем окончены, а четыре остались не во всей отделке»^{1404}). На это строительство ушло 55 485 руб. 11³/₄ коп.^{1405} Отказ от продолжения работ был вызван новым обострением обстановки вокруг Крыма в 1782 г. и необходимостью использования судов Азовской флотилии. Более того, 25 августа 1782 г. Адмиралтеиств-коллегия повелела использовать лес, предназначенный для Рогожской верфи, для ремонта Таганрогского порта. А указом от 16 января 1784 г. она предписала Конторе Таганрогского порта сохранять Рогожскую верфь вплоть до решения вопроса о ней.

Записка о «Гнилотонской сумме»^{1406}

На строение Гнилотонской верфи испрашиваема и получена сумма в 5 лет с 1778 по 1782 годы 182.705 рублей 92¹/₂ копейки;

Из них употреблено на эллинги, канцелярию, караульный дом и другие расходы… 32.991 рубль ¹/₂ копейки…

На лицо должно быть… 149.714 рублей 92 копейки…

В 1782 году коллегия, оставя по неудобности Гнилотонскую верфь, завести оную в Кутюрьме при Рогожских Хуторах, где вышеписанные суда вытащить прежде уже представляемо было, а потому для Гнилотонской верфи вышеписанные деньги 149.714 рублей 92 копейки обратить на Кутюремскую верфь.

Но строение тех эллингов, по случаю приготовления всех судов… в мореплавание прекращено… Между тем, Таганрогская контора употребила на приготовление для тех эллингов материалов, лесов и на другие расходы из разных сумм всего 70.569 рублей 40¹/₄ копейки и представила о том коллегии августа 2 числа 1782 года доклад… Затем ныне должно быть в остатке 79.145 рублей 49 копеек.

Из экстракта о положении в Таганрогском порте и южных верфях на 1787 г.^{1407}

…2-е. По указу Адмиралтейств-коллегий прошлого 1782 года марта 17 дня велено Гнилотонскую верфь, как при строении на оной фрегатов оказались многие неудобства, то ее оставить, а токмо строемые фрегаты на оной достроить; иметь же таковую верфь навсегда для Азовской флотилии по несравненному преимуществу на Кутюрьме при Рогожских Хуторах, где в число положенных к вытаске судов 17-ти эллингов, зачтено строить 6, из коих два были к вытаске на них судов совсем окончены, а четыре остались не во всей отделке, и как бывшею прошедшего лета прибылой водой сделало повреждение, то с поправкой на четырех ныне же строение фрегатов производить можно, да и на достальных двух по вынутии побитых к реке под фундамент свай, также строение производить можно будет; тамо же положено магазины, казармы и мастерские построить каменные (на все это в 1783 году в Адмиралтейств-коллегию представлены план и сметы), но потому решение никакого не последовало, кроме что указом оная коллегия в 1784 году дала знать, что она предоставляет рассмотрение и решение о той верфи учинить впредь в свое время; итак ныне тамо никакого строения не производится…

Между тем, накопленный опыт судостроения на донских верфях привел к крупному прорыву врасширении его возможностей. В частности, в 1782 г. корабельный подмастерье И. Должников предложил построить на донских верфях полноценный 66-пушечный линейный корабль! Опираясь на опыт постройки фрегатов, вооруженных 42–58 пушками, он обосновывал возможность такой постройки, гарантируя вывод корабля на Азовское море и достройку его у Таганрога, с последующим переходом в Черное море. Нужно отметить, что при опыте строительства больших фрегатов его предложение было вполне реальным, хотя и очень трудоемким и дорогим. Последние обстоятельства, а также то, что линейные корабли уже строились на Херсонской верфи, работа которой в этом вопросе считалась более перспективной, и привели к отказу Адмиралтейств-коллегий от осуществления этого проекта. Тем не менее, сам факт его появления, безусловно, является крупным достижением кораблестроителей Азовской флотилии (кстати, другие возможности данного предложения не были просчитаны). Ведь еще в 1768 г. невозможной считалась постройка на Дону далее относительно крупных судов.

Описание 66-пушечного линейного корабля, спроектированного мачтовым мастером «порутческого ранга» И. Должниковым. 1782 год^{1408}

Мастера мачтового, ранга порутческого Ивана Должникова о прожектируемом вновь к славе Российского флота и со стороны Азовского моря способном к переводу через имеющийся при выходе из реки Дона на Азовское море бар и удобном к дальнейшему на Черном море плаванию 66-пушечного ранга кораблю, которому сочиненной чертеж и сделанная модель так же и для переводу ево через бар камелям чертеж; представлены Конторой Таганрогского порта при рапорте апреля 2 дня 1782 года.

Корабль будет длиной 156 фут 6 дюйм, шириной 43 фута 10 дюйм, с глубиной интрюма 18 футов 2 дюйма.

И имеет быть штатного положения корабля длиннее 1 фут, шире 2 фута 4 дюйма, интрюма глубже 2 дюйма.

И по оному проекту 66-пушечного ранга корабль со всею отстройкою и необходимо надобным для спуску балластом по спуску сядет в воду 12 фут 3 дюйма, почему через бар и следует переведен быть на камелях с коих спустить его можно пройдя за имеющейся на Таганрогском рейде островок до 10 верст на глубине 14 фут, где имеется грунт ил… и тамо поставя на него мачты, вооружить и потом удаляясь к глубине, чтоб и не занимать множества транспортных судов, то в тот же корабль на интрюм вместо балласта положить всю ево комплекту артиллерию и с снарядами, да и все по комплекту следуемые якори и бочки водяные порожние, имея с водою равно как и морского провианта на 2 недели только, чтоб стало на поход Азовским морем, а с таковым укомплектованием будет он в грузу на ровный киль 14 фут и свободно в июне месяце или до половины июля может переплыть в пролив соединяющий Азовское с Черным море. И переведя по проливу мелководию, минуя Керчь, за Павловскую батарею не далее 12 верст в фарватере на довольной глубине можно будет в него и весь балласт с положенным по штатам экипажем и 6-месячную провизию с транспортных судов принять и порожние бочки по комплекту трехмесячным количеством налить водою. С коим всем вышеозначенным будет он в полном грузу, форштевень 17 фут 6 дюйм, ахтерштевень 20 фут 3 дюйма и с тем отправится к дальнейшему плаванию в Черное море, но когда же вознадобиться ему зимовать и при Керчи, то по снятии некоторого груза завесть его и туда возможно будет…

Нужно также отметить, что в 1770–1780-х гг. расширились и функции Таганрогского порта. Кроме достройки кораблей и их текущего ремонта, в 1777–1785 гг. здесь был проведен капитальный ремонт 20 (то есть большинства) судов флотилии (а у многих и с модернизацией — улучшением мореходных качеств и усилением артиллерии). В частности, были капитально отремонтированы фрегаты «Архипелаг» и «Почтальон», «новоизобретенные» корабли «Хотин», «Азов» (превращен в бомбардирский корабль), «Таганрог», «Корон», «Модон» и «Журжа», большой бомбардирский корабль «Яссы» (превращен в транспорт) и малый бомбардирский корабль «Второй» (превращен в палубный бот № 7), 3 поляки, 3 шхуны и 3 палубных бота. Кроме того, галиот «Осел» был переделан в транспорт «Таганрог». В 1775 же году в Таганроге построили дноуглубительную машину.

О том, насколько после тимберовки были усилены боевые возможности целого ряда кораблей флотилии, свидетельствует приведенная ниже таблица.

Вооружение кораблей и судов Азовской флотилии до и после тимберовки^[223]

Название	Вооружение до тимберовки	Вооружение после тимберовки
Корабль «Хотин»	16 12-фунтовых орудий	4 18-фунтовых единорога, 16 12-фунтовых орудий, 10 6-фунтовых орудий, 4 3-фунтовых фальконета
Корабль «Азов»	2 1-пудовые гаубицы, 14 12-фунтовых орудий	2 3-пудовые мортиры, 2 1-пудовые гаубицы, 10 6-фунтовых орудий, 4 3-фунтовых фальконета
Корабль «Таганрог»	То же	2 1-пудовые гаубицы, 18 12-фунтовых орудий, 10 6-фунтовых орудий, 4 3-фунтовых фальконета
Корабль «Корон»	То же	То же
Фрегат «Почтальон»	16 3-фунтовых орудий, 4 3-фунтовых фальконета	2 1-пудовые гаубицы, 18 12-фунтовых орудий, 8 3-фунтовых орудий
Шхуна «Вячеслав»	12 6-фунтовых орудий	16 6-фунтовых орудий, 4 3-фунтовых фальконета
Шхуна «Победослав»	То же	То же
Шхуна «Измаил»	То же	18 6-фунтовых орудий, 4 3-фунтовых фальконета

Между тем, в 1782 г. вокруг Крыма вновь обострился кризис. Естественно, что опять потребовалась помощь Азовской флотилии, поскольку линейного флота на Черном море по-прежнему не было. Но теперь флотилия, из-за непродуманного перевода ее фрегатов в Днепровский лиман, осталась только с малыми или устаревшими судами. Большинство же переведенных к Глубокой Пристани фрегатов пришли там в полную негодность (в частности, «Второй», «Пятый», «Шестой»). Фрегат «Седьмой» требовал срочного ремонта. Фактически в лимане оставались боеспособными только фрегаты «Восьмой», «Одиннадцатый» и «Архипелаг», причем последний, несмотря на новый кризис, был направлен с грузами в Средиземное море.

В сложившейся обстановке командование Азовской флотилии даже пошло на риск и начало введение в строй наиболее готовых фрегатов типа «Восьмой», в частности № 9 и № 10. Кроме того, 6 августа 1782 г. был спущен и фрегат № 13.^{1409} О том, чего это стоило Конторе Таганрогского порта, прекрасно свидетельствует ее рапорт от 9 августа 1782 г.: «…По постановлении ж на камели 27, 28, 29, 30 и 31 числа [июля] за сбытием от великих остовых ветров воды стоял (фрегат “Десятый”. — Авт.) при устье бара, а 1-го числа сего месяца пошел баром и оным следовал 1, 2 и 3 числа; камели с фрегатом в грузу были форштевень 5 фут 7 дюйм, ахтерштевень 4 фута 10 дюйм; по приходе ж его за обстоящий на фарватере островок по спуске с камелей с положением в него от гротмачты до форлюка четыреста пуд балласта, сел в грузу форштевень 9 фут 8 дюйм, ахтерштевень 11 фут 11 дюйм; камели вчерась отправились обратно в реку, а на фрегате начали ставить мачты. Девятый фрегат вооружается, но людей здесь и с прибывшими из Петербурга на обоих переведенных через бар фрегатах, четырех новых гальотах и двух ботах… на лицо только триста шесть человек… На Гнилой Тоне один фрегат 6 числа сего месяца благополучно спущен…».^{1410}

Между тем, только после этого шага Конторы Таганрогского порта 23 августа 1782 г. последовало, наконец, распоряжение Петербурга о введении в строй уже спущенных фрегатов и достройке тех, которые еще находятся на стапелях. При этом последние (а это фрегаты №№ 12, 14, 15 и 16; последние, кстати, были заложены в 1780–1781 гг.) спускать на воду не разрешалось до особого распоряжения. То есть опять налицо половинчатое решение правительства, затруднявшее быстрое создание серьезной эскадры.

Из высочайшего рескрипта графу И.Г. Чернышеву, данного в Царском Селе, от 23 августа 1782 г.^{1411}

Из фрегатов и других судов, кои строятся на Азовском море, спущенные на воду повелеваем провести через пролив к Керчи, а которые еще находятся на стапеле, оные стараться отделывать и так содержать, чтобы по получении первого Нашего повеления к спуску готовы и потом через пролив проведены были.

Между тем, работы по достройке фрегатов пришлось вести в авральном режиме. Как всегда, не хватало ни людей, ни средств. И, тем не менее, фрегаты №№ 9, 10 и 13 до конца года (первый из них 14 сентября, второй — 20 сентября, третий — 4 ноября) были введены в строй и отправлены в Керчь.^{1412} Кроме того, к концу года П.А. Косливцев, также по своей инициативе, ввел в строй построенные еще к 1779 г. 4 галиота («Драхва», «Лебедь», «Тарантул», «Цапля») и 2 палубных бота («Новопавловск» и «Кальмиус»). Но все это, как мы видим, было сделано лишь к концу 1782 г., то есть опять с запозданием.

Таким образом, практически всю кампанию 1782 г. флотилии пришлось провести только со старыми судами. Но к 1783 г. она уже получила 3 44-пушечных фрегата, что вместе с наконец переведенными поздней осенью того же года к крымским берегам (а точнее, в Ахтиарскую бухту) фрегатами «Восьмой» и «Осторожный» давало уже более благоприятный расклад сил на кампанию 1783 г. К тому же во флотилии спешно достраивали еще 4 44-пушечных фрегата (причем достаточно успешно) и ремонтировали один («Почтальон»). Кстати, после ремонта этот фрегат должен был иметь 26 орудий (2 1-пудовые гаубицы, 16 8-фунтовых и 8 3-фунтовых орудий).^{1413}

В целом же события 1782 г. до крайности походили на ситуацию 1776–1778 гг., когда сначала большое внимание обращалось на Днепровско-Бугский лиман и предпринимались вялотекущие (а проще сказать — не подвигавшиеся вперед) работы на Донских верфях, а затем на последних начался стремительный аврал, с традиционными проблемами нехватки всего и вся. Иными словами, за линейными кораблями и Херсоном в Петербурге опять плохо видели возможности фрегатов и Дона. Хорошо хоть, что кризис 1782 г. был менее напряженным, чем предыдущий, и у флотилии хватило средств выполнить поставленные задачи. Но проблема хронического запаздывания становилась все более очевидной (не говоря уже о том, что моряки должны были иметь морскую и артиллерийскую практику на случай войны).

* * *

Итак, очередной кризис вокруг Крыма Россия вновь встречала исключительно с Азовской флотилией, состоявшей из судов донской постройки. Что же происходило в Херсоне?

А там работы, начатые в 1778 г., велись более чем вяло. Причин было множество: не хватало людей, особенно знающих адмиралтейские работы, нарушались сроки поставки материалов подрядчиками, часто менялись решения, процветали воровство и бесхозяйственность и т. д., и т. п. В результате к концу весны 1779 г. (то есть через год после начала работ) в Херсоне был полностью готов только один эллинг, в котором по повелению князя Г.А. Потемкина и заложили 26 мая первый 60-пушечный корабль, названный в честь императрицы «Св. Екатерина».

Сравнительные данные 60-пушечного корабля «Св. Екатерина» и его прототипа — 66-пушечного корабля типа «Слава России»^{1414}

Наименование корабля	Длина	Ширина	Глубина интрюма	Вооружение
«Св. Екатерина»	155 ф.	41 ф. 2 д.	16 ф.	60 орудий 24-, 12- и 6-фунтового калибра
«Слава России»	155 ф. 6 д.	41 ф. 6 д.	18 ф.	66 орудий 24-, 12- и 6-фунтового калибра

Еще хуже обстояло дело со строительством гавани в Днепровско-Бугском лимане у Глубокой Пристани. И это при том, что в течение 1779–1781 гг. туда перешли фрегаты «Второй», «Пятый», «Шестой», «Седьмой», «Восьмой», «Одиннадцатый», «Архипелаг», «Св. Николай», бомбардирский корабль «Страшный» и 2 палубных бота. Все закончилось тем, что в Глубокой Пристани построили командирский дом, несколько землянок и мазанок для размещения экипажей судов и сараев для хранения судовых вещей. Однако никакого серьезного строительства там практически не велось, хотя решение о возведении военной гавани в лимане не отменялось.

Из донесения генерал-цейхмейстера И.А. Ганнибала Адмиралтейств-коллегий от 17 ноября 1780 г.^{1415}

Прибывшие ныне из Таганрога 2 фрегата и 1 бомбардирский корабль по учинении на оном депутатского смотра разоружены и поставлены против Глубокой Пристани, где хотя как самым опытом в прошедшую зиму оказалось, что прежние фрегаты простояли от ветров и льда безопасными, однако на всякий случай положил я сею зимою у Глубокой Пристани на глубине 15 фут побить сваи и сделать палы, к чему и леса потребные туда уже доставил.

Между тем, в 1780 г. Петербург вновь изменил проект черноморских линейных кораблей, решив строить обычные для русского флота 66-пушечники. Первой вариант такого корабля предложила Адмиралтейств-коллегия, узнавшая о больших глубинах в районе выхода из Днепровско-Бугского лимана в Черное море. Согласно нему предполагалась корректировка утвержденного ранее проекта 60-пушечника до нужд корабля 66-пушечного ранга. В частности, в докладе Екатерине II значилось: «Как… Адмиралтейств-коллегия совершенно удостоверена была, по случаю последнего прохода в прошлом 1779 году из Керчи в лиман фрегатов, о глубине при выходе из лимана в Черное море между Кинбурна и Очакова и о находящейся между ними мели, на коей не более 16 фут воды, то не оставила рассмотреть помянутого строющегося в Херсоне корабля чертеж; при сем в коллегии был и генерал-поручик Ганнибал, и, находя его не токмо не хуже строющихся у города Архангельского по чертежу адмирала Кновлеса (Ноульса), но по объявлению бывшего тогда в коллегии вице-адмирала Грейга лучше оного, оставя при прежнем в пропорции корабля положении, определила сделать вновь чертеж с некоторыми токмо переменами, дабы мог оный быть еще лучшим в ходу, почему и сочинен вновь чертеж той же пропорции, но только о 66 пушках, с прибавлением, в рассуждении прежнего чертежа, в нижнем деке в носу по одной, да на баке по 2 пушки на сторону, которой коллегия нашла против прежнего о 60 пушках чертежа, сделанного для заготовления лесов, по которому однако ж корабль заложен и строится, по глубинам лиманским весьма лучше и имеет все те удобства, какие в корабле в рассуждении хода и батареи иметь желательно…».^{1416}

Но Екатерина II утвердила другой проект. Его автором стал А.С. Катасанов, взявший за основу чертеж 66-пушечного линейного корабля «Победоносец», построенного им для Балтийского флота в 1778–1780 гг.^[224] Причинами для этого заимствования, по всей видимости, стали принадлежность «Победоносца» к типовому проекту (проекту типа «Азия»), к тому же рассчитанному под 30-фунтовую артиллерию главного калибра, и явно возросший авторитет А.С. Катасанова.

^{66-пушечный линейный корабль «Победоносец»}

Однако принятое решение сразу же вызвало массу проблем. Во-первых, изменение проекта линейных кораблей поставило в затруднительное положение Адмиралтейств-коллегию, поскольку к этому времени для восьми 60-пушечных кораблей уже заготовили значительную часть лесов, в том числе и мачтовые деревья, такелаж, канаты, артиллерию. Теперь пришлось вновь размещать заказы на более крупные якоря, такелаж, мачтовые деревья и ряд других материалов и припасов. Правда, стремясь максимально использовать уже сделанное, Адмиралтейств-коллегия посчитала возможным вооружить новые корабли пушками, предназначенными для установки на кораблях прежнего проекта, но этим она сразу же нанесла серьезный удар по идее получения на Черном море линейных кораблей с 30-фунтовой артиллерией.

Во-вторых, для прикрытия в период догрузки за мысом Станислава этих уже глубоко сидящих линейных кораблей пришлось наметить к постройке специальные плавучие батареи.^{1417}

В-третьих, обострялась проблема с местом их базирования.

К тому же сам проект утвержденного 66-пушечника был не настолько идеален, чтобы ради него пойти на решение с такими последствиями. В частности, взятый А.С. Катасановым за основу корабль «Победоносец» принадлежал к серии кораблей типа «Азия», которые, являясь модернизированным вариантом линейного корабля типа «Слава России», наследовали от него невысокую скорость и чрезмерность, в сравнении с наличным вооружением, размеров, что заметно удорожало постройку.^[225] Кроме того, на кораблях типа «Азия» Архангельской постройки выявился еще и собственный недостаток — ухудшение мореходных качеств («…в ходу в бейдевинд весьма под ветер упадают, — значилось в журналах Адмиралтейств-коллегий за 1781 г., — да и в фордевинд руля худо слушают»^{1418}), а сам «Победоносец» еще даже не был испытан в море.^[226]

Тем не менее, когда к началу лета 1780 г. на Херсонской верфи подошло к концу сооружение еще 2 эллингов, 2 первых 66-пушечных корабля нового проекта были сразу же на них заложены («Слава Екатерины» и «Св. Павел»). Строительство их поручалось опытному корабельному мастеру С.И. Афанасьеву, имевшему большой опыт работы на верфях Азовской флотилии. Для этого его перевели с Дона в Херсон, где он сменил отозванного в Петербург В.А. Селянинова.

Кораблестроительные элементы первых 66-пушечных линейных кораблей Черноморского флота

Наименование корабля	Длина	Ширина	Глубина интрюма	Дата закладки	Дата спуска на воду	Вступление в строй
«Слава Екатерины»	160 ф.	44 ф. 4 д.	19 ф.	7 июля 1780 г.	16 сентября 1783 г.	Август 1784 г.
«Св. Павел»	160 ф.	44 ф. 4 д.	19 ф	7 июля 1780 г.	12 октября 1784 г.	Август 1785 г.

Более того, вскоре Петербург оформил новую программу постройки линейного Черноморского флота (она была обозначена в высочайшем указе И.А. Ганнибалу от 23 марта 1781 г.). По ней к строительству и содержанию намечались 12 66-пушечных линейных кораблей с пропорциональным числом фрегатов, мелких военных судов и транспортов. Сохранялась и подчиненность Херсонской верфи Петербургу.^{1419} А к середине лета 1781 г. на Херсонской верфи закончили постройку еще 4 эллингов, где 28 июня были заложены еще 2 66-пушечных линейных корабля того же проекта — «Мария Магдалина» и «Св. Александр».

Кораблестроительные элементы 66-пушечных линейных кораблей «Мария Магдалина» и «Св. Александр»

Наименование корабля	Длина	Ширина	Глубина интрюма	Дата закладки	Дата спуска на воду;	Вступление в строй
«Мария Магдалина»	160 ф.	44 ф. 4 д.	19 ф.	28 июня 1781 г.	16 июня 1785 г.	Октябрь 1785 г.
«Св. Александр»	160 ф.	44 ф. 4 д.	19 ф.	28 июня 1781 г.	11 апреля 1786 г.	Сентябрь 1786 г.

Принятие программы, безусловно, имело большое значение, положив хотя бы какой-то формальный конец предыдущим метаниям в планах развития Черноморского линейного флота. Однако, исходя из ее содержания, становится очевидно, что до сбалансированного варианта ей было все еще весьма далеко. Во-первых, идея постройки сразу серии достаточно крупных кораблей на еще маломощной верфи и при отсутствии опыта судостроения в регионе Днепровско-Бутского лимана явно создавало серьезные предпосылки для затягивания процесса выполнения программы. Во-вторых, утвержденный единственным представителем линейных сил Черноморского флота 66-пушечник с точки зрения перспектив по-прежнему оказывался промежуточным вариантом, поскольку ведущие европейские морские державы (особенно Франция) уже перешли к 74-пушечным линейным кораблям в качестве основной силы своих флотов,^[227] и опирающиеся на помощь французов турки очень быстро могли получить именно такие, гораздо более сильные, корабли.^[228] И в-третьих, отсутствие в указанной программе тяжелых линейных кораблей, представлявших собой главную часть ударной силы эскадр, делало просто неизбежным ее скорый пересмотр, что неизбежно способствовало бы появлению новых проблем.^[229] В общем, оставалось много вопросов, тем более что в отношениях с Турцией сохранялось хроническое напряжение и флот мог понадобиться в любой момент.

Однако самой главной проблемой стала острая нехватка рабочей силы в Херсоне. Положение с ней было настолько серьезным, что Екатерина II обязалась сама контролировать выполнение Адмиралтейств-коллегией требований И.А. Ганнибала: «Желаем мы, чтоб вы и нам не преминули донести о числе людей вам при настоящем положении тамошних дел неминуемо потребных, дабы мы могли сами тем более побуждать о выполнении оного».^{1420} В результате к 1782 г., когда вновь резко обострились отношения между Россией и Турцией, в Херсоне не было построено ни одного корабля. Да и работы по оборудованию верфи шли очень медленно. А ведь с момента окончания Русско-турецкой войны прошло уже 8 лет.

^{66-пушечный линейный корабль «Слава Екатерины»}

Более того, в Лимане было совершенно бездарно потеряно и большинство из переведенных сюда в 1779–1780 гг. судов Азовской флотилии. И это при том, что данный перевод, как мы видели, резко ослабил саму флотилию, которая в 1782 г. не имела в строю ни одного фрегата. Таким образом, произошедшая с 1779 г. концентрация внимания на Херсоне, к сожалению, к 1782 г. не оправдалась, напротив, способствовала ослаблению потенциала уже имевшейся Азовской флотилии.

Положение с готовыми кораблями и судостроением в Херсоне в начале 1783 г.^{1421}

^{Корабль … Ситуация на начало 1783 г.}

Корабль «Св. Екатерина» … Заложен в 1779 г. Тогда же был набран набор, который поныне по гнилости перетимберуется

Корабли № 1 и № 2 … Заложены в 1780 г. Строятся. Сделано меньше половины

Корабль № 3 … Заложен в 1781 г. Сделано начало

Корабль № 4 … Заложен в 1781 г. Сделано начало и приготовляются члены

Корабли № 5 и № 6 … Наборные члены приготовляются

Камеля … Строятся

Фрегат № 2 … Ветхий. Превращен в киленбанк

Фрегаты № 5 и № 6 … Ветхие. В Херсоне изготовлены к тимберовке (но тимберовать не стали)

Фрегат № 7 … «Перетимберован, приготовляется к походу»

Бомбардирский корабль «Страшный» … Исправляется

Между тем, новый кризис вокруг Крыма в 1782 г. еще раз наглядно показал Петербургу, что турки от «ничейного» полуострова не откажутся, и вновь остро высветил две проблемы: для окончательного решения черноморского вопроса Крым нужно присоединить к России, а для успешного противостояния Турции теперь, как никогда раньше, необходимо иметь на Черном море линейный флот. Проанализировав ситуацию, российское правительство положило разрешить оба вопроса.

Поскольку линейные корабли уже строились на херсонских верфях, в Петербурге решили дать русской морской силе на Черном море официальный статус флота, и 11 января 1783 г. Екатерина II подписала указ о назначении Ф.А. Клокачева командующим флотом, «заводимым на Черном и Азовском морях». Верховное же руководство Черноморским флотом переходило в руки Азовского и Новороссийского генерал-губернатора Г.А. Потемкина.

Из указа императрицы Екатерины II от 11 января 1783 г.^{1422}

Для командования флотом, заводимым на Черном и Азовским морях, тотчас отправить вице-адмирала Клокачева и для принятия потребных наставлений явится ему у генерала, Новороссийского и Азовского генерал-губернатора князя Потемкина.

В конце января Г.А. Потемкин принял решение о переводе основных корабельных сил Азовской флотилии в Ахтиарскую бухту, где они должны были положить начало эскадре Черноморского флота. Остальные же суда флотилии (которая формально сохраняла обособленность) оставались в распоряжении командира Таганрогского порта, который по-прежнему подчинялся и генерал-губернатору, и Адмиралтейств-коллегий. Последняя, благодаря этому, сохранила через указанную контору и руководство судостроением на донских верфях. А поскольку Херсонская верфь была еще маломощна, в то время как на донских находились в разной стадии готовности 4 фрегата (44-пушечные фрегаты №№ 12, 14, 15, 16) и 4 малых судна, а также лес для строительства еще целого ряда судов (при том, что и сами верфи были вполне готовы для такого строительства), Петербург продолжал отводить судостроению на Дону важную роль.

В результате, по решению Екатерины II, в 1783 г. указанные суда были достроены и вошли в строй. При этом, после спуска на воду последнего из упомянутых 4 фрегатов, Адмиралтейств-коллегия в докладе Екатерине II от 27 мая 1783 г. сообщила о полном выполнении январской программы 1778 г. о постройке на Дону 10 фрегатов и бомбардирского корабля: 9 фрегатов и один бомбардирский корабль были построены, еще один фрегат куплен (речь идет о приобретенном у Ф. Фурсова 30-пушечном фрегате «Вестник», построенном на реке Санбек и спущенном в начале апреля 1783 г.). Кроме того, в 1783 г. был закончен капитальный ремонт и перевооружение фрегата «Почтальон», а также на Гнилотонской верфи достроили 4 указанных выше малых судна в рамках программы того же 1778 г. о постройке 10 малых судов. Таким образом, Черноморский флот получил в 1783 г. существенное пополнение.

Кораблестроительные элементы и вооружение фрегата «Вестник»^{1423}

Длина … 100 ф.

Ширина … 28 ф. 6 д.

Глубина интрюма … 9 ф. 6 д.

Вооружение … 20 12-фунтовых орудий, 10 4-фунтовых орудий

Комментарии … В 1788 г. был переделан в бомбардирский корабль с вооружением из 2 мортир, 2 гаубиц и 4 пушек

Пополнение Черноморского флота кораблями и судами Донской постройки в 1783 г.

Класс и название судна	Место постройки	Дата спуска	Дата привода в Таганрог	Дата отправки в Керчь
Фрегат «Двенадцатый»	Гнилая Тоня	26 августа 1782 г.	25 апреля 1783 г.	8 июня 1783 г.
Фрегат «Четырнадцатый»	Гнилая Тоня	4 апреля 1783 г.	11 мая 1783 г.	После 20 июня 1783 г.
Фрегат «Пятнадцатый»	Гнилая Тоня	9 апреля 1783 г.	30 мая 1783 г.	После 20 июня 1783 г.
Фрегат «Шестнадцатый»	Гнилая Тоня	4 мая 1783 г.	16 июня 1783 г.	После 20 июня 1783 г.
Фрегат «Вестник»	Река Санбек	6 апреля 1783 г.	—	12 сентября 1783 г.
Фрегат «Почтальон»	—	—	—	24 сентября 1783 г.
Галиот «Донец»	Гнилая Тоня	3 июля 1783 г.	—	10 сентября 1783 г.
Галиот «Темерник»	Гнилая Тоня	4 июля 1783 г.	—	10 сентября 1783 г.
Шкунара «Курьер»	Гнилая Тоня	8 сентября 1783 г.	24 сентября 1783 г.	До конца 1783 г.
Шкунара «Сокол»	Гнилая Тоня	9 сентября 1783 г.	24 сентября 1783 г.	До конца 1783 г.

Из высочайшего указа Адмиралтейств-коллегий от 11 февраля 1783 г.^{1424}

Построенные в Азовской флотилии 4 фрегата, из коих один зимует у Рогожских Хуторов, а другие стоят на стапелях, повелеваем спустить в море, не упуская удобного к тому времени.

Из донесения П.А. Косливцева Адмиралтейств-коллегий от 13 мая 1783 г.^{1425}

Из построенных на верфи при Гнилой Тоне и спущенных на воду фрегатов: Второй на десять вооружается и все принадлежащее от порта завозится; Четвертый на десять 11 мая на Таганрогский рейд приведен и того ж числа с камелей спущен, а Пятый на десять стоит в реке Кутюрьме у Рогожских Хуторов, где поставлен будет на камели для перевода через бар. На верфи при Гнилой Тоне фрегат Шестой на десять спущен на воду 4 мая и 10 числа отправлен к Рогожским Хуторам.

Из донесения Адмиралтейств-коллегий Екатерине II от 27 мая 1783 г.^{1426}

Итак всемилостивейшая государыня сколько новых фрегатов в донской флотилии построить было расположено и на кои деньги по высочайшим В. И. В. указам получены все оные фрегаты построены и теперь находятся на воде, а именно в Керчи 3, переведено в Таганрог и еще туда перевести остается 4, препровождено в 1780 г. в Херсон 2 и бомбардирский корабль 1, а всего построено 10, да одно купленное судно.

А 8 апреля того же года Екатериной II был подписан манифест о присоединении к России Крыма и Кубани. И 2 мая эскадра вице-адмирала Ф.А. Клокачева из 11 судов (фрегаты «Девятый», «Десятый» и «Тринадцатый», корабль «Хотин», бомбардирский корабль «Азов», поляки «Патмос» и «Екатерина», шхуны «Победослав», «Вечеслав» и «Измаил» и палубный бот «Битюг»), совершив переход из Керчи, прибыла в Ахтиарскую бухту, где к ней присоединились уже находившиеся там фрегаты «Восьмой» и «Одиннадцатый», чем было положено начало Севастопольской эскадре — главной ударной силе создаваемого Черноморского флота. 3 июня здесь был заложен город, 10 февраля 1784 г. названный Севастополем.

Занятие Ахтиарской бухты позволило, наконец, разрешить одну из самых сложных проблем создания Черноморского флота России — проблему его базирования. Первоначально даже предполагалось при новом порте организовать постройку судов, подобно тому, как это делалось в Херсонском адмиралтействе. Во всяком случае, в конце этого года здесь уже велась заготовка лесов на два линейных корабля. Однако это намерение оказалось неосуществимым из-за трудностей и высокой стоимости доставки в Севастополь большого количества необходимых материалов, в первую очередь леса.

Тем не менее, именно Севастополь стал новой главной базой русского флота на Черном море, переняв эти функции у своего предшественника — Таганрога. Первым его строителем выпало стать контр-адмиралу Ф.Ф. Макензи, летом 1783 г. возглавившему Севастопольскую эскадру вместо Ф.А. Клокачева, который, как будет отмечено ниже, оставшись командующим Черноморским флотом, по приказу Г.А. Потемкина убыл заниматься делами в Херсоне.

Хотя первые работы в Ахтиарской бухте начали проводить еще экипажи прибывших сюда на зиму 1782/1783 г. фрегатов «Восьмой» и «Одиннадцатый» — в частности, они построили небольшую казарму, вырыли 4 колодца, а также провели килевание своих судов, однако по-настоящему серьезные работы начались только летом 1783 г. Вот что писал Ф.Ф. Макензи И.Г. Чернышеву 2 июля 1783 г.: «Нынче мы упражняемся в Ахтиарской гавани — делаем казармы, магазины; также завел маленькое адмиралтейство. Я имел счастие в Ахтиарской гавани повалить корабль Хотин до киля, и оный исправил, и нашел ту течь, которая была весьма для него опасна. И по апробации от его высокопревосходительства Федота Алексеевича (Клокачева. — Авт.) моих расположений в здешнем месте, подает мне великую надежду, что и В. С. будет апробовано… Не могу довольно расхвалить В. С. удобности Ахтиарской гавани».^{1427}

На то, какие именно работы были проведены в зарождавшемся Севастополе в 1783 г., указал в своих записках Д.Н. Сенявин: «…Сперва каждый (командир судна. — Авт.) назначил себе место, куда поставить свое судно на зимовку, там и начал делать пристань и строить прежде всего баню… Потом начали строить для себя домики и казармы для людей; все эти строения делали из плетня, обмазывали глиной, белили известью, крыли камышом на манер малороссийских хат…

Назначив места под строения, доставив туда надобное количество всякого рода вещей и материала, адмирал заложил 3-го числа июня четыре здания. Первое, часовню во имя Николая Чудотворца, на том самом месте, где и ныне церковь морская существует. Другой дом для себя; третье, пристань очень хорошую против дома своего; четвертое, кузницу в адмиралтействе.

Здания эти все каменные, приведены к концу весьма скоро и почти невероятно. Часовня освящена 6-го августа, кузница была готова в три недели, пристань сделана с небольшим в месяц, а в дом перешел адмирал и дал бал на новоселий 1 ноября.

Вот откуда начало города Севастополя.

Между тем сделаны два хорошие тротуара, один от пристани до крыльца дома адмиральского, а другой — от дома до часовни, и обсажены в четыре ряда фруктовыми деревьями. Выстроено 6 красных лавок с жилыми наверху покоями, один изрядный трактир, несколько лавок маркитанских, 3 капитанских дома, несколько магазейнов и шлюпочный сарай в адмиралтействе; все сии строения каменные или дощатые. Бухта Херсонесская отделена от карантина. Инженеры и артиллеристы устроили батарею на мысах при входе в гавань.

Итак, город Севастополь весною 1784 года довольно уже образовался, все строения оштукатурены, выбелены, хорошо покрашены палевой или серой краской, крыши все черепичные, и все это вместе на покатости берега делало вид очень хороший. Самый лучший взгляд на Севастополь есть с северной стороны»^{1428}.

Но вернемся к майским событиям 1783 г. В отечественную историографию они вошли как начало Черноморского флота России. Однако фактически этот год, как следует из вышеизложенного, стал только формальной точкой отсчета его истории: русская морская сила на Черном море, начало которой положила Азовская флотилия, в значительной мере сыгравшая уже в войне 1768–1774 гг. роль флота, теперь просто приобрела этот статус официально. Да и символично, что в 1783 г. произошло лишь переименование эскадры Азовской флотилии в эскадру Черноморского флота.

* * *

Не менее показательно и то, что в самом 1783 г. реакции на майские события не последовало никакой. Более того, в черноморском судостроении сохранялись процессы, заложенные еще к началу 1783 г. и включавшие отсутствие как единой программы, так и скоординированной деятельности донских и днепровских верфей. Но поскольку, исходя из сегодняшних знаний, известно, что им оставалось всего лишь два года, мы, дабы не прерываться на полуслове, все-таки доведем их рассмотрение до логического конца.

Относительно судостроения в Азово-Донском регионе в 1783–1785 гг. можно сказать следующее. Сохранившая управление донскими верфями Адмиралтейств-коллегия, решила снова использовать их. 10 июня 1783 г. последовал ее указ о постройке на Гнилотонской верфи 4 фрегатов, но по несколько улучшенному проекту А.С. Катасанова. А 13 июня 1783 г. вышло распоряжение о постройке на той же верфи двух пинков, предназначенных для транспортировки грузов. При этом Адмиралтейств-коллегия разрешила заменить постройку двух фрегатов двумя пинками. Однако затем отдельными указами Адмиралтейств-коллегий была подтверждена постройка и оставшихся двух фрегатов.

В итоге в 1783–1786 гг. на Гнилотонской верфи корабельным мастером «подполковничья ранга» О. Матвеевым были построены 4 40-пушечных фрегата «Кинбурн», «Берислав», «Фанагория» и «Таганрог», только проект А.С. Катасанова был несколько улучшен. Данные фрегаты имели длину 130¹/₂ футов, ширину 35 футов и глубину интрюма 12 футов 3 дюйма.^{1429} То есть было «прибавлено 2 фута 6 дюймов длины, для того чтоб не мешало 13-му (пушечному. — Авт.) окну в поднятии якоря к борту» и по 6 дюймов ширины и глубины интрюма для улучшения хода и лучшего расположения в трюме.^{1430} Правда, одновременно из штатного вооружения убрали 4 3-фунтовых фальконета. Качество постройки этих фрегатов оказалось еще ниже, чем у фрегатов типа «Восьмой»: они прослужили всего 4 года. Спущенные в 1786 г., они уже в конце 1790 г. оказались неспособными служить. Иными словами, они прослужили только две (!) активные кампании — 1788 и 1790 гг. Строительство же их обошлось в 202 709 руб. 50 коп.^{1431}

Что же касается двух пинок, то они были построены по такому же чертежу, как и фрегаты типа «Кинбурн», что позволило переделать их в 1788 г. во фрегаты. Спущенные в 1784 г., они получили названия № 1 и № 2. Вооружением каждой из них стали 20 пушек (16 8-фунтовых и 8 4-фунтовых).^{1432}Стоимость постройки обоих пинков составила 89 234 руб.^{1433} Стоит отметить, что после постройки указанных выше 4 фрегатов и 2 пинков Гнилотонская верфь прекратила свою работу. Общие затраты на судостроение на донских верфях и заготовку для этого лесов в 1776–1785 гг. составили 1 235 559 руб. 47, коп.^{1434}

Кораблестроительные элементы и вооружение 40-пушечных фрегатов типа «Кинбурн»

Длина … 130¹/₂ ф.

Ширина … 35 ф.

Глубина интрюма … 12 ф. 3 д.

Штатное вооружение … 28 12-фунтовых орудий, 12 6-фунтовых пушек

Вариант вооружения на 1788 г. … 20 18-фунтовых орудий, 10 6-фунтовых орудий

Из материалов по строительству пинков

1. Из указа Адмиралтейств-коллегий о строительстве пинков^{1435}

…Коллегия предполагает их построить, чтоб они сходствовали с здешними пинками, кои длиною чрез штевни 130, шириною без досок 31, глубина интрюма 12 фут, представляя впрочем искусству мастера расположить сообразно с глубиною тамошних вод.

2. Из экстракта журнала Адмиралтейств-коллегий от 26 июля 1783 г.^{1436}

В. И. В. Адмиралтейств-коллегия всеподданнейше поднесенным в минувшем июне месяце рапортом представлять честь имела, сколько на построение на Гнилотонской верфи повеленных именным В. И. В. от 12 числа того июня месяца высочайшим указом для перевозу припасов в Ахтиарскую бухту двух пинок надобно будет денег, о том не преминет коллегия всеподданнейше донести…

Вследствие того, Адмиралтейств-коллегия не оставила применится прежнему строению тамошних фрегатов, с которыми помянутые пинки построены быть должны равной пропорции из самых фрегатских лесов и с прибавлением для поспешности сверх казенных вольнонаемных людей, каковые и для фрегатов были употребляемы, а потому всемилостивейшая государыня на то строение необходимы надобны противу того как на прежние фрегаты, по подносимому от коллегии В. И. В. в феврале 1780 года всеподданнейшему докладу испрашиваемы и всемилостивейши ассигнованы были, а именно: на каждое судно приходилось б по 74.389 рублей 50 копеек, но из того коллегия, имея уже леса готовые и пушки, оставшие от других судов исключает на первые по сложности из трех цен во что прежде леса обходились, как то: заготовленные казною по Дону и в Казане и там же по подряду поставщика Агарева, а именно по 21.692 рубля, да на артиллерию по 8080 рублей 50 копеек, а всего 29.772 рубля 50 копеек и за тем исключением действительно надобно по 44.617 рублей, а на два 89.234 рубля.

Рассмотрение событий 1783–1785 гг. в Азово-Донском регионе останется неполным, если не коснуться еще одного вопроса. Успешно развивая свое дело, орловский купец (и отставной прапорщик) Ф. Фурсов в июле 1783 г. предложилАдмиралтейств-коллегий построить из своих материалов и своими людьми на реке Самбек или в Таганроге один или 2 фрегата. Им предлагались две конструкции фрегатов: первая предполагала вооружение из 36 или 38 орудий; вторая — 42 пушки. При этом, что особенно важно, Ф. Фурсов предлагал главным калибром артиллерийского вооружения фрегатов обоих проектов избрать 18-фунтовые орудия. В этом его взгляды серьезно опережали подход к фрегатам и Адмиралтейств-коллегий, и Г.А. Потемкина.

Кораблестроительные элементы и вооружение фрегатов, предложенных к постройке Ф. Фурсовым^{1437}

Проект	Длина	Ширина	Глубина интрюма	Вооружение
Проект 36-пушечного фрегата	121 ф.	34 ф.	121/2 ф.	24 18-фунтовых орудия, 12 6-фунтовых орудий
Проект 42-пушечного фрегата	135 ф.	34 ф.	13 ф.	26 18-фунтовых орудий, 16 6-фунтовых орудий

Фрегат первого проекта оценивался Ф. Фурсовым в 55 000 руб., а второго — в 70 000.^{1438} Выбор проекта должна была сделать Адмиралтейств-коллегия. Контора Таганрогского порта поддержала данное предложение, считая выгодным получить готовый фрегат без всяких хлопот, только заплатив за него. Более того, Ф.А. Клокачев даже распорядился начать строительство фрегата по первому проекту.^{1439}

Однако Адмиралтейств-коллегия указом от 26 июля 1783 г. предложила Ф. Фурсову строить фрегаты по уже зарекомендовавшему себя чертежу А.С. Катасанова. Но пока шла переписка, Фурсов заболел, и возникла пауза. Поправившись в 1784 г., Ф. Фурсов вновь предложил Адмиралтейств-коллегий два проекта фрегатов, с условием строить их в Таганроге. Первый проект копировал фрегаты, вновь заложенные О. Матвеевым на Гнилой Тоне, а второй оставался таким же, как и в 1783 г. Контора Таганрогского порта снова поддержала Ф. Фурсова. В ее донесении в Петербург, между прочим, значилось: «вследствие чего Контора Таганрогского порта входя в рассмотрение всего оного и кондиций, представленных от прапорщика Фурсова и соображая с тем как в здешней гавани перетимберовка производилась фрегату Почтальон довольной величины, который при малой прибылой воде со стапеля на воду спущен хотя и при помощи шпилей, однако без всякого вреда и выведен был совсем кроме внутренних отделок в ковш гавани на довольную глубину, а посему почитает, что и таковой фрегат, каковой прапорщик Фурсов желает построить, прибылой воде спустить и вывести из гавани будет можно… Казна же избавится от всяких хлопот, а примет уже на рейде готовый фрегат…».^{1440}

Но в июне 1785 г. Адмиралтейств-коллегия, рассмотрев, наконец, новую инициативу Ф. Фурсова, предложила ему построить вместо фрегатов бомбардирский корабль по образцу «Страшного».^{1441} Фурсов согласился, составил смету (бомбардирский корабль должен был обойтись в 47 500 руб.^{1442}), но когда контора Таганрогского порта запросила об этом Адмиралтейств-коллегию, та ответила, что это теперь не в ее компетенции.^{1443}

Таким образом, Черноморский флот не получил ни фрегатов, ни бомбардирских кораблей. Данная ситуация наглядно свидетельствует, насколько верным стало принятое Екатериной II в 1785 г. решение о подчинении Черноморского флота и судостроения для него только Г.А. Потемкину, так как переписка с Петербургом была тормозящим фактором.

* * *

Однако прежде чем рассмотреть высочайший рескрипт Екатерины II от 13 августа 1785 г. который окончательно завершил процесс организации Черноморского флота, проанализируем события на «втором синусе» Черного моря — в Херсоне. Г.А. Потемкин, прибывший в Херсон весной 1783 г., был просто возмущен увиденным. Вот что он писал 11 мая 1783 г.: «Измучился, как собака, и не могу добиться толку по адмиралтейству. Все запущено, ничему нет порядочной записи. По прочим работам также неисправно, дороговизна порядков и неисправность подрядчиков истратили много денег и время… Никто из тех, кои должны были смотреть, не были при своем месте… все были удалены, а в руках все находилось у секретаря у Ганнибалова… которого он увез с собой, не оставив здесь ни лесу, ни денег».^{1444}

Следствием стал открытый гнев Г.А. Потемкина на генерал-поручика И.А. Ганнибала, руководившего херсонским адмиралтейством и рапортовавшего, что к началу 1783 г. будут готовы семь кораблей. «Теперь выходит, что и лесу всего на корабли не выставлено, а из выставленного много гнилого», — писал князь.^{1445} Однако И.А. Ганнибал успел вовремя улизнуть в Петербург, где сообщил Екатерине И, что с Херсоном все в порядке. За это он даже получил орден Св. Владимира I степени.^[230]

^{Херсон. План города. 1794 г. РГВИА}

Между тем, сам Г.А. Потемкин, крайне недовольный увиденным в Херсоне, начал наводить порядок в работе Херсонской верфи. На место убывшего в Петербург И.А. Ганнибала Г.А. Потемкин решил назначить ФА. Клокачева, человека с большим опытом, достаточно умелого в управлении многообразными адмиралтейскими и флотскими делами в бытность его командующим Азовской флотилией. В начале мая Ф.А. Клокачев получил ордер Г.А. Потемкина с приказанием отправиться немедленно в Херсон и вступить там в командование адмиралтейской и флотской частями, приняв дела у старшего после отъезда И.А. Ганнибала капитана 1 ранга И.Т. Овцына.^[231] То, что Г.А. Потемкин был абсолютно справедливо возмущен увиденным в Херсоне, подтвердил и Ф.А. Клокачев в своем первом письме к вице-президенту Адмиралтейств-коллегий И.Г. Чернышеву: «…Осматривал адмиралтейство и строившиеся корабли, которые нашел в малом построении: паче что еще недостаточно, к строению, всякого звания лесов, в коих ни капитан Овцын, ни корабельный мастер, даже и самые содержатели, ни приходного ни расходного счета не знают; в проезд же мой довольное количество видел лесов разбросанных при речках в воде, из которых, от давнего лежания без сбережения много совершенно сгнило. Был я во всех магазинах, чтобы видеть припасы, материалы, однако неожиданно сыскал почти порожние; да и в малом содержатели отчета дать не могут, морского провианта совсем нет, а сухопутного есть самое малое количество. Словом сказать — сей порт нашел и в бедном, и в беспорядочном состоянии…».^{1446} Положение со стоящими на стапелях кораблями было ничуть не лучше. Судя по ведомости, представленной Ф.А. Клокачеву корабельным мастером С.И. Афанасьевым, на заложенном четыре года назад 60-пушечном корабле «Св. Екатерина» из-за появившейся гнили следовало менять обшивку. Из шести намечавшихся к постройке 66-пушечных кораблей только четыре имели выставленный полностью набор.

Для наведения порядка в управленческих делах Ф.А. Клокачев учредил контору над портом, состоящую из интендантского, экинажеского, комиссариатского и артиллерийского департаментов. Однако разобраться в запутанной документации оказалось практически невозможно. Считая капитана над портом И.Т. Овцына одним из основных виновников запущенности дел в Херсоне и подозревая его в злоупотреблениях, князь Г.А. Потемкин решил сместить и его, В итоге его место в конце июля занял капитан 1 ранга А.П. Муромцов, лично направленный Екатериной II из Архангельска в Херсон.^{1447}

Однако, несмотря на все эти меры, спустить на воду в Херсоне в 1783 г. удалось всего лишь один линейный корабль — 66-пушечную «Славу Екатерины». Остальные 66-пушечники, несмотря на явную активизацию работ, требовали еще немало усилий для своего завершения, а заложенный первым 60-пушечный корабль «Св. Екатерина» и вовсе находился в критической ситуации из-за значительного распространения гнили в наборе корпуса. Спасти его, кстати, так и не удастся, и вскоре он будет разобран прямо на стапеле.

Тем не менее, важнейший прорыв в черноморском судостроении все-таки состоялся: спущенная на воду 16 сентября 1783 г. «Слава Екатерины» открыла столь долгожданную эпоху линейных кораблей на Черном море. Прорыв, который вполне можно назвать именем Г.А. Потемкина, поскольку именно он весной 1783 г. фактически раскрутил деятельность Херсонской верфи.

Пошел на пользу черноморскому судостроению и сам опыт личных работ Г.А. Потемкина в Херсоне. Убедившись, в необходимости постоянного и жесткого контроля выполнения поставленных задач, он установил практику еженедельной и самой подробной отчетности своих подчиненных,^{1448} что позволило в дальнейшем и во время его отсутствия избежать повторения ситуации, бывшей на Херсонской верфи на рубеже 1770/1780-х гг.

Оказал Г.А. Потемкин в 1783 г. и еще одно важное влияние на черноморское судостроение — резко изменил подход к укомплектованию флота на Черном море боевыми судами меньшего, чем линейные корабли, ранга. Если первоначально предполагалось строить для Черноморского флота, кроме 66-пушечных кораблей, 32-пушечные фрегаты азовского типа, то теперь было решено иметь в составе флота фрегаты самого большого, 50-пушечного ранга. В частности, в августе 1783 г. князь Г.А. Потемкин предписал вместо заложенного в Херсоне фрегата «малой препорции» приступить к постройке 50-пушечного.^{1449} А вскоре в бумагах Екатерины II мы видим и следы его предложения о широком строительстве именно этих судов, причем, видимо, даже за счет 66-пушечников.

Из ордера Г.А. Потемкина вице-адмиралу Ф.А. Клокачеву. 3 августа 1783 г.^{1450}

На место заложенного в Херсоне малой пропорции фрегата В. П. извольте приказать заложить другой самый большой, такого роду как я с вами изъяснялся, то есть о 50 пушках, которого нижняя батарея были бы 24, и (видимо на самом деле или — Авт.) 18 фунтов, между коими поместить и некоторое число единорогов…

Однако в ответ Екатерина II, в рескрипте от 4 октября 1783 г. указала, что 12 линейных кораблей обязательно должны быть построены в качестве ядра Черноморского флота, хотя 50-пушечные фрегаты также полезны. Г.А. Потемкин спорить не стал, но уже в конце декабря 1783 г. поставил в известность руководство Херсонской верфи, что число 50-пушечных фрегатов «полагается умножить до восьми».^{1451} Тем самым он, кстати, убил двух зайцев: во-первых, вернулся к варианту штата Черноморского флота из 20 основных боевых единиц, который в 1781 г. посчитали невозможным трансформировать в 20 линейных кораблей, а во-вторых, получил возможность ускорить появление линейных судов в Черноморском флоте.

Из рескрипта императрицы Екатерины II князю Г.А. Потемкину-Таврическому. 4 октября 1783 г.^{1452}

Божью милостью, мы, Екатерина вторая, Императрица и Самодержица Всероссийская и прочая, и прочая, и прочая.

Нашему генералу, Военной Коллегии вице-президенту, Астраханскому, Саратовскому и Екатеринославскому генерал-губернатору князю Потемкину.

…Что ж принадлежит до построения пятидесяти пушечных фрегатов на Черном море, мы согласны с мнением вашим и позволяем то исполнить, но с тем, чтоб леса на строение линейных кораблей нужные не были истрачены на мелкие суда, к коим мы и фрегаты причисляем и для того желаем, чтоб сооружение таковых фрегатов не инако имело место, как с наблюдением, дабы предполагаемое число для Черного моря двенадцати кораблей скорее отстроено было; а затем мы и сами находим более выгодным большие фрегаты, нежели малые каковых уповательно и ныне в тамошнем нашем Адмиралтействе достаточно…

Из ордера Г.А. Потемкина вице-адмиралу Я.Ф. Сухотину. 28 декабря 1783 г.^{1453}

2-е. Заготовление потребных для строения флота лесов, есть также предмет которого невозможно упускать из виду. Потщитесь ваше превосходительство благовременно запастись оными, особливож нужными для назначенных в Черное море 50-пушечных фрегатов которых число полагается умножить до осьми…

Возникает вопрос: неужели Г,А. Потемкин совершил-таки столь долгожданный прорыв в осознании возможностей тяжелых фрегатов на южных морях? Ответ получается следующим. Заложенный в декабре 1783 г. в Херсоне первый 52-пушечный фрегат «Св. Георгий Победоносец» (автором его проекта и строителем стал корабельный мастер С.И. Афанасьев) явился фактически двухдечным линейным кораблем,^[232] отличающимся лишь тем, что пушки на нем стояли только на опер-деке, а также на квартер-деке и баке.^{1454} 24-фунтовые орудия главного калибра артиллерии этого фрегата также соответствовали уровню линейных кораблей; кстати всего их насчитывалось 28 единиц, дополненных 24 6-фунтовыми орудиями.^{1455}

Вместе с тем, стоит отметить, что С.И. Афанасьев создавал все-таки фрегат. На это утверждение наводит, во-первых, главный калибр этого фрегата, который совпадал не только с первоначальным вариантом вооружения 58-пушечных фрегатов типа «Третий», но и с предложениями И.Г. Чернышева 1778 г., а во-вторых, внутреннее устройство — наличие двух полноценных деков над ватерлинией, которое роднило его с фрегатами типа «Восьмой» и «Кинбурн» (только на нем это были гон-дек и опердек, а на них фактически орлоп-дек и опер-дек). То есть явно просматривается стремление С.И. Афанасьева творчески подойти к созданию этого фрегата, активно используя опыт предшествующих проектов. И формально, в лице своего «Св. Георгия Победоносца» он все-таки создал для России линейный фрегат, причем сделал это даже не с опозданием, как это нередко у нас бывает, а одновременно со Швецией и Францией.

Кораблестроительные элементы и вооружение 50-пушечных фрегатов «Св. Георгий Победоносец»

Длина … 153 ф.

Ширина … 42 ф.

Глубина интрюма … 14 ф.

Штатное вооружение … 28 24-фунтовых орудий, 24 6-фунтовых орудия

Вариант вооружения на 1790 г. … 26 24-фунтовых орудий, 2 1-картаульных единорога, 20 6-фунтовых пушек, 2 18-фунтовых единорога

Кораблестроительные элементы и вооружение шведского и французского фрегатов «Bellona» и «Pomone»^{1456},[233]

Наименование фрегата	Длина	Ширина	Глубина интрюма	Вооружение	Комментарии
«Bellona»	152 ф.	39 ф.	14 ф.	26 (28) 24-фунтовых орудий, 14 (16) 12-/6-фунтовых орудий	Шведский однодечный фрегат, построенный в 1782 г.
«Pomone»	159 ф. 2 д.	41 ф. 11 д.	12 ф. 4 д.	28 24-фунтовых орудий, 14 8-фунтовых орудий, 4 36-фунтовые карронады	Французский однодечный линейный фрегат, построенный в 1783–1785 гг.

Однако двухдечность «Св. Георгиу Победоносца» в любом случае остается двухдечностью. Строиться подобные ему линейные фрегаты могли только в Херсоне, что начисто отрезало весь накопленный потенциал донских верфей и донских фрегатов, а кроме того, увеличивало сроки постройки и ее стоимость, одновременно снижая скоростные качества. Между тем, выигрыш «истинного» (однодечного) линейного фрегата как раз и заключался в том, что при экономии средств и времени получалось судно, способное и к участию в морском сражении, и к крейсерству, что должно было иметь особое значение в ситуации близкой войны России с Турцией,

Иными словами, становится очевидным, что до конца весь смысл понятия «линейный фрегат», как и все его возможности, ни Петербург (запретивший Потемкину заменять линейные корабли на линейные фрегаты), ни Г.А. Потемкин (формулировавший задание С.И. Афанасьеву) и на этот раз, к сожалению, не осознали. Проще говоря, Г.А. Потемкин в предложенных им 50-пушечниках видел пока больше более дешевые и легкие к постройке линейные корабли, нежели настоящие линейные фрегаты. Дополнительным свидетельством этому служат его колебания относительно полезности постройких таких кораблей,^[234] что вылилось в закладку после «Св. Георгия» всего лишь двух таких фрегатов.^[235] Однако сам факт обращения Г.А. Потемкина к линейному фрегату, причем с запуском его в серийную постройку, в любом случае был важным шагом в развитии русского военного кораблестроения.

Так или иначе, но в 1783 г. под воздействием Г.А. Потемкина сложилась новая кораблестроительная программа для Черноморского флота, включавшая 12 66-пушечных линейных кораблей и 8 50-пушечных линейных фрегатов. То есть, как мы и предсказывали, началась корректировка планов 1781 г. Забегая вперед, отметим, что в 1784 г. они подверглась еще одной правке: на этот раз в связи с осознанием необходимости иметь тяжелые линейные корабли 2 66-пушечника заменили на 2 80-пушечника.

Однако эти планы, как и предшествующие, еще нужно было реализовать. А это, как показывал предшествующий опыт, в судостроении для Черного моря являлось важнейшей проблемой, тем более что проблем меньше не стало. Не успел Г.А. Потемкин получить согласие Екатерины II на покрытие нехватки людей в Херсоне посылками их из Петербурга, как осенью 1783 г. в Херсоне вспыхнула эпидемия чумы. Болезнь унесла сотни жизней, в том числе и вице-адмирала Ф.А. Клокачева, столь ценимого Г.А. Потемкиным.

Соответственно вновь встал вопрос о назначении нового командующего Черноморским флотом. Выбор пал на вице-адмирала Балтийского флота Я.Ф. Сухотина, имевшего огромный опыт службы на Черном море. В декабре 1783 г. он и сменил Ф.А. Клокачева.

Но и ему вначале не удалось серьезно ускорить наполнение Севастопольской эскадры линейными кораблями. В частности, только вооружение «Славы Екатерины» заняло практически все лето 1784 г., вылившись в целую операцию в связи с отсутствием опыта таких работ в сложном с гидрографичекой точки зрения районе устья Днепра и Днепровско-Бугского лимана. Не случайно прибытие «Славы Екатерины» на рейд к Очакову, где должны были происходить ее оснастка, загрузка балласта и установка артиллерии, произвело большое впечатление на турок, которые никак не могли поверить, что русским удалось перетянуть такую махину через лиманские мели.

Тем не менее, это произошло. А в последний день августа 1784 г. указанная операция и вовсе завершилась успешно: «Слава Екатерины», оставив лиман, вышла в море и взяла курс на Севастополь. В истории Черноморского флота состоялось еще одно знаменательное событие — ввод в строй первого линейного корабля.

Из донесения вице-адмирала Я.Ф. Сухотина Адмиралтейств-коллегий. 2 сентября 1784 г.^{1457}

…Августа 29-го корабль Слава Екатерины и фрегат Херсон^[236] прошли косы, а 31-го числа отправились совсем в море. Здешняя проводка корабля сколь затруднительна, что насилу слишком в два месяца от постановления на камели (два плоскодонных судна для подводки под корабль, подъема его и проводки по мелководью) мог отправить, но думаю, что сей первый опыт научит делать оное скорее…

Прибытие корабля к Очакову турков весьма потревожило… Не мало к тому удивлялись, как такую машину через мелкие воды перетащили и что они сего никак не ожидали, чтоб можно было то сделать…

Однако пока он был всего лишь один, и Г.А. Потемкин вновь концентрирует самое пристальное внимание на деятельности Херсонской верфи. В частности, еще 17 августа 1784 г. он написал Я.Ф. Сухотину: «Из семидневных рапортов В. П. хотя и вижу я, что в каждую неделю сработано в Херсонском адмиралтействе, не могу однако потому заключить какое еще время потребно к окончанию строющихся судов; не оставьте В.П. упоминать о сем в еженедельных ваших ведомостях. Попечение В.П., умножение работников, удовлетворение вас денежными суммами заставляют меня ожидать полнаго успеха в работах и полнаго к тому исполнения высочайшей воли Е. И. В.».^{1458}

Снова насел Потемкин и на Петербург, добиваясь отправки новых партий работников. В результате сначала 12 октября 1784 г. в Херсоне был спущен 66-пушечный линейный корабль «Св. Павел», а затем 16 июня 1785 г. на воду сошли еще один 66-пушечник «Мария Магдалина» и 50-пушечный фрегат «Св. Георгий Победоносец».^{1459} Но и эти темпы явно нуждались в ускорении,^[237] тем более что отношения с Османской империей оставались весьма непростыми.^[238] В этой ситуации Екатерина II увидела выход в передаче всей полноты власти над Черноморским флотом в руки генерал-губернатора Новороссии и Таврической области князя Г.А. Потемкина, равно как и в принятии наконец единого штата флота.

Высочайший рескрипт от 13 августа 1785 г. утвердил подготовленные Г.А. Потемкиным штаты адмиралтейства и флота на Черном море. Это были первые официально принятые штаты, согласно которым Черноморский флот должен был состоять из 2 80-пушечных и 10 66-пушечных кораблей, 8 50-пушечных, 6 32-пушечных и 6 22-пушечных фрегатов.^{1460} Рескриптом были узаконены и фактически существовавшая самостоятельность судостроения и флота на Черном море и их полная независимость от Адмиралтейств-коллегий. Для управления всеми флотскими делами организовывалось Черноморское адмиралтейское правление — своего рода уменьшенная копия Адмиралтейств-коллегий. Судостроение на азовских верфях во главе с Таганрогской адмиралтейской конторой изымалось из ведения коллегии и передавалось в подчинение Черноморскому правлению, которое, как и флот, поступало в полное распоряжение князя Г.А. Потемкина.

Рескрипт императрицы Екатерины II светлейшему князю Г.А. Потемкину-Таврическому. 13 августа 1785 г.^{1461}

Божью милостью, мы, Екатерина вторая, Императрица и Самодержица Всероссийская и прочая, и прочая, и прочая.

Нашему генерал-фельдмаршалу, Военной Коллегии президенту, Екатеринославскому и Таврическому генерал-губернатору князю Потемкину.

Утвердив подданные от вас штаты Адмиралтейству и флоту нашим на Черном море, по главному вашему начальству в том крае, повелеваем быть им в точном ведении и управлении вашем. В следствие чего Черноморское Адмиралтейское Правление о всем, что до строения, снабдения и всякого распоряжения касается, вам единственно представлять и от вас наставления и предписания требовать обязано; Но при том по связи флотов наших вы имеете в узаконенные времена доставлять надлежащие рапорты и ведомости к генералу адмиралу. Мы указали нашей Адмиралтейств-коллегий по сим вновь изданным от нас штатам и пот требованиям вашим наполнить флот нужным числом офицеров, коих дальнейшее произвождение на основании установленной морской службы будет уже к вам относится, представляя нам о тех, коих степени от власти нашей зависят. Сумму на содержание Адмиралтейства и флота наших на Черном море по штатам повелели мы нашему действительному тайному советнику и генералу прокурору князю Вяземскому отпускать полную, с начала будущего 1786 года: и как по мере успеха в строении кораблей и прочих судов на все оная в первые годы издержана будет; то мы удостоверены, что вы остатками оной распорядите для заведения разных нужных лесных и других запасов. Между тем, нужно есть, чтоб по сношению вашему с Адмиралтейств-коллегией и с действительным тайным советником и генерал прокурором князем Вяземским, учинен был расчет в суммах, на тамошнее адмиралтейство отпущенных, и все в том счеты на первое генваря будущего 1786 года окончены были.

Само собой разумеется, что и Таганрогский адмиралтейский департамент входит под главное начальство ваше и под ведение адмиралтейского правления Черноморского. Вы потому не оставьте о тамошнем порте и судах сделать надлежащие распоряжения. В чем мы на усердие ваше и службе искусство полагаемся, пребывая к вам Императорскую нашею милостью всегда благосклонно. Дан в Царском селе августа 13 дня 1785 года.

Кстати, об указанных цифрах штата 1785 г. Приводя данные запланированные показатели, никто из исследователей не пытается проанализировать их, в то время как такой анализ оказывается весьма интересным. Ни цифра в 12 линейных кораблей, ни общее число линейных сил в 20 единиц не стали случайностью. В подтверждение этого тезиса приведем следующую таблицу.

Анализ происхождения корабельных штатов Черноморского флота в 1768–1785 гг.

Год	Состав	Комментарии
1764	10 военных кораблей	Русский разведчик М. Capo, посланный Г.Г. Орловым в Грецию, указал именно на это число в качестве достаточного для организации восстания греков
1764	21 линейный корабль	Именно столько намечено штатом 1764 г. в качестве мирного комплекта Балтийского флота для сдерживания соседних держав
1764	32 линейных корабля	Именно столько намечено тем же штатом в качестве минимального военного комплекта. Разница между 32 и 21 составляет 11 единиц!
1768	10 фрегатов	Первый вариант штата Азовской флотилии
1768	12 «новоизобретенных» кораблей	Первая морская программа Азовской флотилии
1769	10 линейных кораблей	Именно столько линейных кораблей послано в первых двух эскадрах по указам Екатерины II в Архипелаг
1769	10 фрегатов	Именно такую цифру называет А.Н. Сенявин в качестве минимально желательной для борьбы с турками на Черном море
1772	20 линейных кораблей	Именно такую цифру Екатерина II хочет видеть на Балтике в 1773 г. на случай войны со Швецией, считая ее достаточной (без учета кораблей в Архипелаге)
1775	20 линейных кораблей или фрегатов	Именно такую цифру называет указ Екатерины II в качестве ориентировочного состава основы Черноморского флота. Налицо совпадение с цифрами штата 1764 г. и указа Екатерины I11772 г.
1781	12 линейных кораблей	Цифра линейных кораблей по программе 1781 г. Здесь видно возвращение к идее достаточности 10–12 «военных кораблей» в качестве ядра для борьбы с турецким флотом, поскольку замахнуться на состав Черноморского флота из 20 линейных кораблей справедливо посчитали нереальным
1782	12 линейных кораблей	Цифра, названная Адмиралтейств-коллегией в качестве варианта для военного давления на Константинополь
1783	12 линейных кораблей	Екатерина II указывает Г.А. Потемкину на необходимость обязательности постройки этого числа линейных кораблей
1783	20 линейных единиц	Г.А. Потемкин, присоединив к 12 обязательным линейным кораблям 8 линейных фрегатов, возвращается к программе штата из 20 линейных единиц
1785	12 линейных кораблей при 20 общих линейных единицах	Данные штата Черноморского флота 1785 г. Именно столько, указывала Екатерина II, должно было быть достаточно «с одной стороны, без отягощения государству в рассуждении содержания, а с другой — весьма достаточно не токмо к обороне наших портов и границ, но и для нападательных действий в случае надобности». То есть, мы видим повторение опыта как составления штатов Балтийского флота в 1764 г. (использование 20 линейных единиц в качестве минимально достаточного рубежа), так и прошедшей борьбы с Турцией (употребление цифры «12 кораблей»)
1787	12 фрегатов	Именно столько фрегатов предложила построить Потемкину Екатерина II в своем личном письме, узнав о трагедии похода эскадры М.И. Войновича к Варне
1787	10–12 линейных фрегатов	Именно столько фрегатов Екатерина II предложила построить Г.А. Потемкину уже в официальном указе. Вот она, гуляющая во всех вышеприведенных данных цифра 10–12 основных боевых единиц

О чем же говорят приведенные в таблице данные? Главным образом о том, что морские силы для борьбы против Турции рассчитывались, исходя из вполне определяемых критериев. Вначале это были силы, считавшиеся достаточными для успешного противостояния турецкому флоту (10 «военных кораблей»), а затем — строившиеся исходя из общей концепции флота, необходимого в мирное время для эффективного отражения возможного нападения (20 линейных единиц), причем и во втором случае основное ядро фактически сохранялось в рамках опыта Русско-турецкой войны, то есть достаточности 10–12 кораблей. Таким образом, развитие штатов Черноморского флота было тесно связано со всем ходом борьбы за решение черноморской проблемы, в том числе с доктриной развития русского флота 1764 г. При этом российское руководство, как мы видели, достаточно долго сохраняло гибкость подхода к формированию военно-морских сил на Черном море, лишь к концу рассматриваемого периода «скатившись» к жесткому решению — непременной постройке 12 линейных кораблей.

* * *

Какой итог можно подвести событиям 1783–1785 гг.? Он уже более оптимистичен. Закончилось организационное строительство Черноморского флота.

Были официально приняты первые единые штаты его корабельного состава, наметившие сооружение в том числе и первых двух тяжелых 80-пушечных линейных кораблей. Вошли, наконец, в строй два первых 66-пушечных линейных корабля, строился целый ряд других. В 1782–1783 гг. ввели в строй 7 из 9 заложенных по программе 1778 г. 44-пушечных фрегатов. Началось строительство новых 40- и даже 50-пушечных фрегатов. Более того, 50-пушечные фрегаты, наконец-таки, должны были иметь 24-фунтовые орудия на нижнем деке. Правда, обычные фрегаты по-прежнему имели 12-фунтовые орудия на главной батарее, а 50-пушечные фрегаты (поскольку строились двухдечными) больше напоминали попытку самоуспокоения путем создания видимости большого числа линейных кораблей, чем понимание реальных возможностей истинных линейных фрегатов, которые, как указывалось выше, при экономичности постройки годились и для морского боя, и для крейсерства.

Однако, в любом случае, Черноморский флот развивался и развивался достаточно динамично, что особенно важно после застойных 1775–1778 гг. Не случайно в январе 1784 г. Г.А. Потемкин получил высокую оценку своей деятельности в специальном рескрипте Екатерины II, которая писала ему: «Представленные нам вами ведомости о суммах по Херсонскому адмиралтейству и разности в ценах новых подрядов на морскую провизию и прочее, против прежних ясно доказывают, что вы при всем бремени возложенных на вас толь важных дел, каковы были присоединение под державу нашу полуострова Крымского, острова Тамана и Кубанской стороны, устроение того края в надлежащей обороне и приуготовление к действиям военным, не оставили войти и во все надобности части хозяйственной, особливо же по строениям тамошнего морского департамента. Приемля сие новым знаком известной вашей ревности к службе и признавая оное вашим отличным благоволением, удостоверены мы, что отныне все сии части, в том крае под начальством вашим соединенные, благоразумными вашими распоряжениями в добром устройстве и с желаемым нами успехом обращаться будут (курсив наш. — Авт.). Вы сами знаете, колико нужно есть для утверждения безопасности границ наших и для обуздания соседей и завистников славы нашей морское наше ополчение на Черном море довести до пункта, нами предположенного; а потому и обратите все старание ваше на исполнение сей воли нашей… Пребываем впрочем вам Императорскою нашей милостью всегда благосклонны».^{1462}

Теперь вопрос состоял только в одном: успеет ли Россия подготовить свой флот к новой войне с Турцией, которая стремительно приближалась? Как показал опыт 1782–1783 гг., к разразившемуся тогда кризису Россия опять не была в должной мере готова, все приходилось делать наспех. А при и без того серьезных проблемах южного кораблестроения это только ухудшало качество спущенных судов: как мы отмечали выше, фрегат «Скорый», спущенный в 1783 г., уже в 1784 г. имел гнилой набор! Но если его все-таки удалось сохранить в строю, то однотипный с ним фрегат «Храбрый», введенный в строй только в 1780 г., в 1784 г. пришлось вывести из числа судов, способных выйти в море.^{1463}

Из письма контр-адмирала Ф.Ф. Макензи вице-президенту Адмиралтейств-коллегий И.Г. Чернышеву из Ахтиара от 3 февраля 1784 г.^{1464}

Фрегаты наши, хотя и новые, но требуют много починок, а починить нечем, а наипаче фрегат Скорый, который нынче мною зачат исправляться, и по открытии наружных досок находим, что набор фрегатский весь сгнил, то извольте В. С. рассудить, как отправляют фрегаты от тамошнего порта и по прибытии оных сюда должен совсем поправлять, которые еще не доделаны.

Таким образом, весь опыт создания русских военно-морских сил на Черном море в 1775–1785 гг. убеждал пока в невозможности быстрого и качественного решения больших задач. Новый же штат 1785 г. предполагал именно такие задачи, что вновь не может не вызвать вопроса об его актуальности: даже обоснованные с военной точки зрения цифры кораблестроительных программ должны опираться на реальные возможности судостроения.^[239]

А ведь был пример проверенного пути: достаточно вспомнить кораблестроительную политику Петра I в годы Северной войны, когда сначала появились серия 28–32-пушечных фрегатов (в том числе и с тяжелым вооружением) и большое число гребных судов, затем флот насыщался 50-пушечными линейными кораблями, и наконец, последовал переход к тяжелым линейным кораблям 70–90-пушечного ранга. При этом каждый следующий переход осуществлялся лишь по мере накопления опыта и при наличии сил, достаточных для надежной защиты уже достигнутых позиций. Иными словами, в борьбу за господство на Балтике включились только после того, как прочно защитили Финский залив.

Подтвердилась разумность такого подхода и в будущем. В частности, в период Русско-турецкой войны 1787–1791 гг. именно концентрация усилий на постройке линейных фрегатов позволила и быстро наполнить Севастопольскую эскадру линейными единицами, и эффективно противостоять турецкому флоту. А это, в свою очередь, сразу дало Г.А. Потемкину возможность более планомерно развивать линейные корабли, в том числе найдя наиболее предпочтительные образцы для дальнейшего строительства. Более того, в XIX в. А.С. Грейг для такого специфического театра войны, как Черное море, и такого противника, как турки, а также исходя из реальных возможностей России, вообще предложит вариант из 3 120-пушечных, 6 84-пушечных линейных кораблей, 5 60-пушечных и 5 44-пушечных фрегатов^{1465},[240] — то есть сочетание тяжелых линейных кораблей и тяжелых фрегатов. И, надо сказать, это полностью отвечало потребностям России.

Соответственно, возвращаясь к периоду 1780-х гг., на наш взгляд, также было логичнее, исходя из постоянного напряжения в отношениях с Турцией, сначала полностью обеспечить флот линейными фрегатами, а затем постепенно искать варианты и качественно строить более тяжелые 74- или 80-пушечные линейные корабли. Тогда и к войне можно было бы успеть, и в военное время действовать более размеренно.

Мы не случайно так часто указываем на значение линейных фрегатов. Вооруженные 24- и 12-фунтовой артиллерией, они по силе огня не уступали 50–60-пушечным турецким кораблям, которые преобладали у противника. В то же время они требовали меньше времени и средств на постройку и обходились ощутимо дешевле. К тому же, налицо были и богатый опыт успешного использования против турок даже фрегатов с обычными пушками, а также опыт строительства линейных фрегатов в Европе, столь часто служившей России образцом для подражания:.чего стоит один пример соседней Швеции, построившей в 1780-х гг. сразу серию линейных фрегатов.

Сравнительная оценка линейных фрегатов Черноморского флота относительно линейных кораблей русского и турецкого флотов

Наименование кораблей	Вооружение	Стоимость постройки	Время постройки
46-пушечный фрегат типа «Петр Апостол»	24 36-/30-фунтовых орудия, 22 12-фунтовых орудия	215 тыс. руб.	«Петр Апостол»: заложен 23.12.1787 г., спущен 10.08.1788 г., вошел в строй в 1789 г.
50-пушечный фрегат «Св. Николай»	22 24-фунтовых орудия, 20 18-фунтовых орудий, 4 7-фунтовых орудия, 4 1-картаульных единорога	—	Заложен 5.01.1790 г., спущен 25.08.1790 г., вошел в строй в 1790 г.
66-пушечный линейный корабль типа «Слава Екатерины»	24 24-фунтовых орудия, 26 12-фунтовых орудий, 14 6-фунтовых орудий, 2 1-картаульных единорога, 21/2-картаульных единорога	440-450 тыс. руб.	«Слава Екатерины»: заложен 7.07.1780 г., спущен 16.09.1783 г., вошел в строй в 1784 г. «Мария Магдалина»: заложен 28.06.1781 г., спущен 16.06.1785 г., вошел встрой в 1786 г.
66-пушечный турецкий линейный корабль «Мелеки Бахри»	22 24-фунтовых орудия, 4 3-пудовых гаубицы, 26 15-фунтовых орудий, 14 8-фунтовых орудий	?	?

Более того, как мы видели, и Петербург, и Г.А. Потемкин в принципе представляли возможности линейных фрегатов на Черном море (см. программу 1778 г. для Азовской флотилии и результаты запроса Г.А. Потемкиным Петербурга в 1783 г.).

Но одного «в принципе» было, видимо, мало. Требовалась максимальная гибкость. А вот ее-то Петербург, к сожалению, до конца не проявил: уж очень хотелось получить настоящий, как тогда считалось, флот, состоящий непременно из линейных кораблей. Не стал настаивать на линейных фрегатах и Г.А. Потемкин, только-только начинавший плотно заниматься вопросами военно-морского строительства.

Безусловно, анализируя ситуацию сегодня, мы учитываем все видимые последствия, но неизбежно упускаем некоторые, оставшиеся неизвестными, детали. Но нами принимаются в расчет постоянные для России финансовые проблемы и допустимые исторические параллели. Наконец, мы исходим из представления, что всегда нужно готовиться к конкретной войне, согласовывая свои действия с конкретной обстановкой, чего, к сожалению, России практически всегда не хватало.

Тем более что с началом Русско-турецкой войны 1787–1791 гг., после катастрофического похода эскадры М.И. Войновича к Варне, прозрение все-таки наступило, о чем убедительно свидетельствуют три приведенных ниже документа.

Из материалов о роли фрегатов в Черноморском флоте в Русско-турецкой войне 1787–1791 гг.

1. Из письма Екатерины II Г.А. Потемкину от 2 октября 1787 г.^{1466}

Пришло мне на ум еще по случаю того, что пишешь о выводе войск из полуострову, что чрез то туркам и татарам открылся [бы] паки дорога, так-то сказать, в сердце Империи, ибо на степи едва удобно концентрировать оборону. В прошедшие времяны мы занимали Крым, чтоб укратить оборону, а теперь Крым в наших руках. Как флот вычинится, то надеюсь, что сия идея совсем исчезнет и что она представлялась лишь только тогда, когда ты думал, что флота нету. Но естьли хочешь, я тебе дюжинку фрегат велю построить на Дону. Вить и Севастопольский флот ими же пользуется и ныне (курсив наш. — Авт.).

2. Указ Екатерины II Г.А. Потемкину-Таврическому от 5 октября 1787 г.^{1467}

Князь Григорий Александрович. Для умножения флота Черноморского и особливо по настоящему времени, когда корабельное и прочих судов строение в Херсоне и Севастополе войною отчасти затрудняется, казалось бы весьма удобно и выгодно построить десять или двенадцать фрегатов на Дону если возможно пятидесяти пушечных, а буде таковых там соорудить или провести не удобно, в таком случае хотя сорока или тридцати двух пушечные (курсив наш. — Авт.). Вы не оставьте о сем сделать зависящие от вас распоряжения и нас уведомьте. Пребываем впрочем вам благосклонны.

3. Письмо Г.А. Потемкина Екатерине II. 1 ноября 1787 г.^{1468}

Матушка Всемилостивейшая Государыня

Изволите писать, что прикажите построить несколько фрегатов на Дону. Они, конечно, нужны. Но прикажите построить по моему чертежу. Во флоте бдят калибр пушек, а не число. Ежели трехдечный корабль наполнить 12 ф[унтовыми] пушками, то фрегат двадцатипушечный ево побьет, ежели на нем будут 28 ф[унтовые] и 30 ф[унтовые]. Итак нужно, чтобы фрегаты носили большую артиллерию.

Вернейший и благодарнейший подданный князь Потемкин-Таврический.

Однако подчеркнем еще раз: несмотря на все указанные выше недостатки и ошибки, именно в 1783–1785 гг. состоялся, наконец, переход к Черноморскому линейному флоту — событию, значение которого не требует, на наш взгляд, никаких комментариев.

* * *

Так закончился первый этап развития Черноморского флота России, охватывающий период 1768–1785 гг. 1785 год положил конец организационным шатаниям и юридически сосредоточил всю власть над Черноморским флотом в руках одного человека, вдобавок соединил в одном штате линейные корабли и фрегаты. Тем самым фактически было, наконец, легализовано то, что давно имело место и чему сама жизнь требовала подвести итог, поскольку отсутствие скоординированной судостроительной политики на Дону и Днепре только мешало развитию Черноморского флота. Однако был сделан и важный шаг вперед: была создана не зависевшая от Адмиралтейств-коллегий структура управления. Иными словами, начался небывалый в России эксперимент воплощения крупного проекта властью отдельной личности, без бюрократических административных пут центрального управления. До проверки его успешности оставалось немного времени — в 1787 г. началась Русско-турецкая война 1787–1791 гг.

Борьба за Крым: раунд первый — 1775–1779 гг.

Рассмотрев проблемы судостроения, теперь перейдем к анализу военной деятельности Азовской флотилии в 1775–1783 гг.

Не успела Россия в июле 1774 г. заключить мирный договор с Турцией, закончивший войну 1768–1774 гг., как последняя уже приступила к попыткам изменить его условия. Началось затягивание ратификации договора. Гаджи-Али-паша, высадившийся в июле в районе Алушты, но потерпевший поражение при попытке поднять восстание крымских татар, делал все возможное, чтобы затянуть свою эвакуацию с полуострова. А благодаря ошибке В.М. Долгорукова он еще и получил возможность перейти с флотом в Кафу. Упорно тянули турки и с выплатой контрибуции, и с передачей России крепости Кинбурн.

На что рассчитывала Турция, добиваясь пересмотра Кючук-Кайнарджийского договора? Как и во многих других случаях, она надеялась на дипломатическое вмешательство западноевропейских держав, которые с явным неудовольствием взирали на такое существенное усиление Российского государства. И надеялась не зря. Русский поверенный в делах Х.И. Петерсон доносил Румянцеву, что сама мысль о пересмотре договора была подсказана Турции иностранными дипломатами. Французский посол, писал он, «приметил Порте, что может она без видимого нарушения трактата откладывать ратификацию оного, искать главным образом перемены некоторых артикулов, пока войска наши совсем не выступят, а тогда уже и силою все можно будет обдержать…».^{1469}

Представитель Франции в подкрепление своих доводов указывал на «внутренние в России замешательства» и напоминал, что предыдущие требования России были гораздо меньше того, что она получила по Кючук-Кайнарджийскому договору. Он уверял, что русское правительство легко согласится пожертвовать тем, что получило «сверх собственных желаний». Кроме того, учитывалась и болезнь Румянцева, которая, по мнению турок и их советчиков, должна была неминуемо внести дезорганизацию в русские войска и побудить к уступчивости русское правительство.

Новый визирь Иззет-Мегмет паша не успел еще с остатками турецкий армии дойти до Константинополя, как Порта обратилась через Цегелина к прусскому королю с просьбой ходатайствовать перед русским правительством об изменении условий Кючук-Кайнарджийского мира.

Кроме Пруссии, Турция обратила свои взоры и на нового вероятного союзника — Англию. Прося английское правительство о содействии в смягчении условий мирного договора, Турция соглашалась даже на смягчение политики в двухсторонних торговых отношениях.

Таким образом, перед Россией предстала весьма непростая задача: добиться от Турции ратификации мирного договора в том виде, в каком он был подписан. И она ее успешно выполнила: 13 января 1775 г. Османская империя объявила о ратификации Кючук-Кайнарджийского мира в полном объеме.^{1470} А вслед за ратификацией договора 2 февраля 1775 г. состоялась, наконец, передача России турецкой крепости Кинбурн, которая тотчас же стала приводиться в порядок. Наконец, 19 марта 1775 г., убедившись, что все формальности выполнены, Екатерина II опубликовала манифест о заключении Кючук-Кайнарджийского договора.^{1471}

После этого летом 1775 г. в Москве состоялись широкие торжества по случаю одержанной над Турцией победы. Екатерина II так описывала их госпоже Бьельке: «…на другой день после первого праздника в честь мира я захворала… это заставило меня отложить увеселение на 8 дней, так что народный праздник дан был только во вторник на этой неделе, а вчера, в четверг, все окончилось маскарадом и фейерверком. Все эти увеселения удались превосходно; для устройства народного праздника была избрана обширная равнина, в двух верстах за городом, которую наименовали Черным морем; к нему вели две дороги, названные: одна — Доном, а другая — Днепром; по бокам этих дорог были расставлены виды усадеб, ветряных мельниц, деревень, харчевен и проч. Море было усеяно кораблями: на холмах, окаймляющих поле, воздвигли строения, которые получили названия Керчи и Еникале. Это были танцевальные залы, Азов был столовой, а Кинбурн — обширным театром; были бьющие вином фонтаны, канатные плясуны, качели и другие увеселения для народа, [которые] помещались по ту сторону моря; в Таганроге устроили ярмарку; фейерверк устроили за Дунаем; остальное пространство было украшено иллюминацией; наконец от 60 до 100 тыс. человек, а может быть и более, во вторник и четверг веселились, как только можно, в этом очаровательном местечке, вид которого был, кроме того, великолепен…».^{1472} Столь большой размах празднований свидетельствовал как о значимости достигнутой победы, так и о ее долгожданности после стольких лет войны.

Однако борьба за Крым отнюдь не завершилась. Подписав с Австрией в конце апреля 1775 г. договор, по которому Турция соглашалась с проведенной австрийцами осенью 1774 г. оккупацией Буковины, она все внимание вновь сосредоточила на Крыме, решив вернуть его под свой полный контроль. Проводником этого плана должен был стать объявленный турками еще в 1773 г. крымским ханом Девлет-Гирей, перебравшийся после вывода российских войск осенью 1774 г. из Тамани в Крым. Добиваясь поддержки Порты, он выражал готовность ликвидировать независимость Крыма. И он ее получил. В результате уже в начале 1775 г. Девлет-Гирей объявил себя ханом. Султан незамедлительно прислал ему богатые подарки. Между тем, законный крымский хан Сахиб-Гирей в апреле 1775 г. покинул Крымский полуостров. Далее возникла пауза.

Дело в том, что Оттоманская Порта все же медлила пока с официальным утверждением Девлет-Гирея, скрывая свое участие в его действиях. Промолчала и Россия, поскольку бывший крымский хан Сахиб-Гирей не являлся кандидатурой, которая отвечала бы ее интересам. Его считали слабохарактерным, безличным и действовавшим в зависимости от сложившейся конъюнктуры. Инцидент с поддержкой восстания крымских татар в 1774 г. и выдачей П.П. Веселицкого туркам еще больше ухудшил его взаимоотношения с Россией.

Правда, в качестве кандидата в правители Крыма Петербург имел калгу-султана Шагин-Гирея, который мечтал о действительной и полной независимости Крыма от Оттоманской империи. Было известно, что он отнесся с крайним неудовольствием к сохранению над Крымом духовной власти турецкого султана. Более того, еще осенью 1774 г. Шагин-Гирей обратился к русскому правительству с просьбой помочь ему деньгами и войском, чтобы он мог сделаться крымским ханом. Причем этой цели нетрудно было достичь в виду популярности Шагин-Гирея среди ногаев.

И Совет сначала сочувственно отнесся к такому плану, но в конце возобладало другое мнение, а именно, что, поставив своей целью реализацию Кючук-Кайнарджийского договора, Россия сама не должна нарушать его условий, а следовательно, не должна вмешиваться в татарские дела. В соответствии с этим решением в декабре 1775 г. Е.А. Щербинину, представлявшему Россию в Крыму, был послан рескрипт «о неисполнении ныне плана калги-султана».

Однако Порта все же признала Девлет-Гирея крымским ханом. Более того, Константинополь поставил вопрос о превращении его власти в наследственную. Россия, которая до этого сама продумывала эту идею, сразу же отклонила турецкое предложение: закрепить власть на полуострове за столь враждебно настроенным к России ханом было не в ее интересах.

Тем временем турки продолжали все дальше отходить от выполнения Кючук-Кайнарджийского договора. Они приостановили платежи контрибуции, возобновили назначения крымских судей и таможенных чиновников. Готовясь к военным действиям в Крыму, Турция посылала таманскому военачальнику деньги и артиллерийские орудия.

Поступали сведения и о действиях Девлет-Гирея: он готовил лодки для предполагаемых десантов в Еникале и Керчь с таманской стороны. Отказавшись признать договор, заключенный между Россией и Крымским ханством в 1772 г., он объявил кабардинцев своими подданными, лицемерно сославшись при этом на Кючук-Кайнарджийский договор. Наконец, летом 1776 г. в Петербург поступило сообщение коменданта Еникале о прибытии в Крым переодетых французских офицеров для осмотра и укрепления крымских крепостей.^{1473}

Одновременно с военной подготовкой в Турции велась соответствующая пропаганда. Шведский дипломат Мураджа д'Оссон услужливо разрабатывал для турок теорию «османского халифата», причем из «духовного» господства султана над мусульманами «всего мира» выводилось более реальное — политическое господство. Русским дипломатам приходилось бороться и против этой теории. Когда турки/ссылались на то, что не только Крымское ханство, но и все мусульманские страны, в том числе Индия, признают духовную власть турецкого султана-халифа, Н.И. Панин резонно возражал: «Когда турки сами ссылаются на пример Могола, признающего калифство в особе султана, то б мы весьма не прочь были, чтоб с ханами крымскими не более духовного сопряжения заведено было, как сколько может настоять у Порты с Моголом индейским».^{1474}

Наконец, Османская империя вполне раскрыла свои карты. Угрожая разрывом, она потребовала от русского правительства «отступить от независимости татар, возвратить Кинбурн и оставить ей во владение Таман».^{1475} Только после этого Петербург приступил к ответным активным действиям. 23 ноября 1776 г. Россия ввела свои войска в Перекоп. В то же время она решила оказать поддержку и Шагин-Гирею.^{1476}

Очевидно, что в сложившейся ситуации преимущество было на стороне России: после Кючук-Кайнарджийского мира ее позиции стали еще более сильными, чем прежде. Владея Керчью, Еникале и Кинбурном, русское правительство могло в любое время направить оттуда свои войска в центр Крымского полуострова. Было нетрудно также подтянуть войска с Украины на линию Перекопа. Турция же имела небольшой гарнизон в.Тамани и более значительный в Очакове; для подвоза вооруженных сил по морю ей требовалось значительное время. Кроме того, в результате переселения части ногаев на Кубань во время войны 1768–1774 гг. заметно ослабела военная мощь татарского войска.^{1477}

Однако в планы Петербурга не входило возобновление военных действий. Слишком трудным оказался путь как к миру в недавно закончившейся войне, так и к его ратификации, слишком сильно потрясла господствующий класс крестьянская война Е.И. Пугачева, чтобы правительство решилось рисковать уже достигнутыми результатами. Оно избрало другой путь — мирного урегулирования конфликта. Движение войск на Перекоп и сопровождавшая его концентрация русских войск на границах Крымского ханства и на Дунае носили, по логичному мнению Е.И. Дружининой, характер только военной демонстрации.

В связи с вводом войск в Перекоп русское правительство 22 ноября предъявило Турции декларацию. Здесь излагались все нарушения Кючук-Кайнарджийского договора со стороны Турции: Порта позволила себе, говорилось в декларации, «не только вмешиваться прямым образом и под разными предлогами в суверенное правление крымских татар, смещать их ханов, назначать судей и таможенных сборщиков, посылать войска в эту страну и распространить свою власть на ногайские орды, утвердить в качестве крымского хана Девлет-Гирея с подчинением ему кабардинцев, которые никогда не принадлежали ни Порте, ни Крыму, — она позволила себе также требовать в заявлениях султана и великого визиря, сделанных послу князю Репнину, чтобы свобода и независимость татарских народов в их политическом и гражданском состоянии была совершенно упразднена и чтобы под власть султана были возвращены места, уступленные России: Керчь, Еникале и Кинбурн».^{1478}

Аналогичные декларации за подписями генералов А.А. Прозоровского и П.А. Румянцева были посланы и в Крым. Во всех этих актах занятие Перекопа объявлялось временной и вынужденной мерой. От имени русского правительства заявлялось, что русские войска будут выведены из Крыма, как только Порта пришлет своих депутатов к Румянцеву для урегулирования конфликта.

Одновременно с движением русских войск от Перекопа вглубь Крымского полуострова другие отряды двигались с востока (со стороны Кубани), сопровождая русского ставленника на ханский престол, Шагин-Гирея. Последний, в частности, уже был признан ханом со стороны ногайских татар. Укрепившись на Кубани, Шагин-Гирей занял затем Тамань, а оттуда с помощью Азовской флотилии был в марте 1777 г. переправлен в крепость Еникале. В Крыму в этот момент было уже все готово к его принятию: А.В. Суворов, возглавивший временно русские войска в Крыму вместо заболевшего А.А. Прозоровского, сумел быстро привести крымских татар к признанию Шагин-Гирея.

28 марта 1777 г. крымский диван вынес решение об отстранении Девлет-Гирея от власти и о признании ханом Шагин-Гирея. После этого татарское правительство официально обратилось к России с просьбой об оставлении в Крыму русских войск. В Константинополь была послана депутация с извещением об избрании нового хана.

Штаб русских войск расположился в Бахчисарае, где находилось и правительство Шагин-Гирея. Русские войска заняли побережье от Евпатории до Балаклавы, а также степную часть Крыма. Суворовский лагерь находился в районе города Ак-Мечеть.

Турецкие войска оставались в Кафе, не решаясь выступить против Суворова. Вскоре они отплыли обратно в Константинополь. В апреле 1777 г. Девлет-Гирей покинул Крым и тоже отправился в Константинополь.

Из данных историка B.C. Лопатина о роли А.В. Суворова в утверждении в Крыму Шагин-Гирея^{1479}

Суворов прибыл в Крым 17 декабря 1776 г. Через месяц он вступил во временное командование корпусом вместо заболевшего Прозоровского и деятельно готовился к встрече Шагин-Гирея, избранного при поддержке русских войск ханом на Кубани. Турецкий ставленник хан Девлет-Гирей пытался оказать сопротивление, но Суворов одним маневрированием пехоты и конницы рассеял его сторонников. Вскоре Девлет-Гирей бежал из Крыма на турецком корабле. Большинство крымских мурз переметнулось на сторону победителей. 23 марта 1777 г. в Карасубазаре Суворов торжественно встретил Шагин-Гирея. Через шесть дней диван в Бахчисарае утвердил его на ханском престоле. Порта, занятая войной с Ираном и столкновением со своей бывшей союзницей Австрией, захватившей Буковину, не решилась на новую войну. Но Румянцев спешил подстраховаться и приказал войскам в Крыму и на Кубани занять стратегические пункты для предотвращения десантов.

После выздоровления Прозоровского Суворов с двумя полками пехоты и несколькими эскадронами расположился лагерем на реке Салгир близ Ак-Мечети. Его задача заключалась в том, чтобы наблюдать за стороной Бахчисарая, занять важнейшие проходы в горах и не допустить десанта в Алуште. Затишье и мелочная опека Прозоровского заставляют Суворова взяться за перо. «Ныне по окончании здешней экспедиции, исключая неожидаемой Стамбульской высадки, — пишет он 1 июня 1777 г. Потемкину, — Вашей Светлости всевозможная милость сколь бы велика ко мне была, есть ли б меня удостоить соизволили препоручением какого корпуса, каковым до сего я начальствовал без порицания». Суворов просит самостоятельной команды, прибавляя, что он «единственно к Высокой особе» Потемкина прибежище приемлет. Характерно, что Суворов обращается за новым назначением не к Румянцеву, своему непосредственному начальнику, а к Потемкину. Он побаивается напомнить о себе строгому фельдмаршалу и предпочитает обходной маневр.

У Потемкина были свои заботы… Ему не до Суворова. Тот обращается к Прозоровскому с просьбой об отпуске. Чувствуя себя не очень уютно рядом с Суворовым, Прозоровский поспешил удовлетворить просьбу. Причина была уважительной: Суворов страдал от приступов лихорадки, подхваченной в Крыму.

25 августа 1777 г. Екатерина II послала Шагин-Гирею официальное поздравление в связи с его вступлением на ханский престол. После этого наступила полоса затишья.

Теперь, когда больше не возникало опасности, что хан снова поставит Крым в зависимость от Порты, и, напротив, были основания ожидать более тесного сближения Крымского ханства с Россией, русское правительство выдвинуло вопрос об установлении наследственной власти крымского хана. Самому же Шагин-Гирею в Петербурге решили предоставить полную самостоятельность во внутренних делах.

Между тем, Шагин-Гирей, сделавшись ханом, поставил своей целью укрепление военных сил Крымского ханства. Оценив огромное превосходство русской военной техники перед турецкой и татарской, Шагин-Гирей обратился к русскому правительству с просьбой прислать ему мастеров для отливки пушек и лафетов, разрешить купить в Туле ружья, сабли, пистолеты и пики. С другой стороны, он предпринял военную реформу — создание регулярной армии.

Но военная реформа проводилась поспешно, она не была подготовлена ни в финансовом, ни в других отношениях. Новое механически переносилось в крымскую действительность без учета местных особенностей. Даже при благоприятной обстановке военная реформа, предпринятая Шагин-Гиреем, вызвала бы значительную оппозицию. В условиях же острой борьбы между Россией и Турцией за влияние на Крым дело осложнилось еще более. Всякое уязвимое место в политике Шагин-Гирея немедленно использовалось Турцией для разжигания внутренней борьбы в Крымском ханстве с целью подрыва власти русского ставленника.

В погоне за материальными средствами для проведения реформы Шагин-Гирей чрезвычайно усилил налоговое бремя. Широкое распространение получила откупная система. Все это сразу же вызвало недовольство простых крымских татар, которым турки моментально воспользовались.

Используя недовольство народных масс, турецкие агенты пустили слухи, что Шагин-Гирей продался русским, что он крестился — в доказательство приводились факты, что он «на кровати спит, на стуле садится и молитв должных по закону не делает». Мусульманское духовенство Турции призывало татар выступить против «отпадшего от магометанского правоверия злодея и мятежника».

2 октября 1777 г. против Шагин-Гирея вспыхнуло восстание, о котором П.А. Румянцев 9 октября писал Г.А. Потемкину: «Восстал бунт в Крыму по поводу будто вводимого ханом регулярства, но причина сия случайная, а прямая работа турецкая». По мере выяснения дела Румянцев все больше убеждался, «что, без сумнения, турки и весьма искусно сработали татарской бунт, и к времени не упустили их (татар. — Авт.) подкрепить…».^{1480} Но уже сразу по началу бунта Румянцев направил срочный ордер А.А. Прозоровскому, в котором требовал быстрого и жесткого подавления восстания: «Я ожидаю за сим вскоре или покорения, или поражения. Опыты частых измен татарских делают их недостойными всякого милосердия, и ежели бы еще сие и хан сам признавал, то нелишне было бы их поумерить — я разумею, прямо побить. А особливо в настоящее горячее время, где и турецкая помощь не скоро или вовсе подоспеть к поре не может».^{1481}

Здесь, правда, нужно отметить, что П.А. Румянцев явно не учитывал, что, кроме турецкого следа, в начале восстания крымских татар был повинен и сам Шагин-Гирей, а следовательно, подавление всего народа не могло быть быстрым. Именно эту сторону причин бунта, кстати, весьма справедливо отметил А.А. Прозоровский, заодно запросивший у П.А. Румянцева и подкреплений. 

Из рапорта командующего русскими войсками в Крыму генерал-поручика А.А. Прозоровского о начале бунта

Весь простой народ бунтует против хана и правительства, что приписываю я тиранскому сердцу хана, который — сколько я ни уговаривал — не соглашался послать к ним человека с увещеванием, а теперь, после драки, хотя и отправил, но сомневаюсь я, будет ли какой успех, ибо они жестоким его тиранством так все озлоблены, что, как и прежде, посланным от меня говорили, что требуют его с первыми чиновниками в свои руки. А если не получат, то лучше пропадут до последнего человека, чем покорятся хану… Судите меня, сиятельнейший граф, как человека, что такое непредвидимое зло вдруг постигло нас здесь. Конечно, если б хан послушался меня и не набирал войск, то никогда бы сего случиться не могло. Но что мне делать с его упрямым и странным нравом?

Между тем, сама Турция вначале решила воспользоваться начавшимся восстанием в Крыму исключительно в своих интересах (ведь Крымское ханство даже до 1772 г. являлось не ее собственной территорией, а лишь вассалом). В частности, пользуясь дестабилизацией обстановки на полуострове, Османская империя присоединила к своей территории земли, принадлежавшие раньше Крымскому ханству: был создан новый пашалык в Бессарабии с включением в него Каушан, Балты, Дубоссар и прочих земель до реки Буга. Ханские правители были изгнаны из этих земель.

Тревожные сведения поступали также из Дунайских княжеств. 9 октября 1777 г. пришло известие об убийстве молдавского господаря Григория Гики. Примерно в то же время был смещен господарь Валахии, вместо которого был назначен ставленник Турции Каллимахи. В направлении Дуная беспрерывным потоком двигались турецкие войска. Очевидцы сообщали, что «жители молдавские и волошские бегут во все стороны, спасая себя от грозящего им истребления».^{1482}

Тем временем, А.А. Прозоровскому пока не удавалось покончить с восстанием на Крымском полуострове. Хотя татары несли чувствительные потери (в частности, при атаке Бахчисарая их потери составили 362 убитых и до 700 раненых, у деревни Бишуи — до 500 убитых и раненых, в Судаке и Чермалике — более 200 человек, наконец, у Салгирского ретрашемента — до 600 убитых), борьба продолжалась. Главным пристанищем восставших стали Крымские горы, для проведения экспедиций в которых у А.А. Прозоровского явно не хватало сил. Кроме того, наступила поздняя осень, и русским войскам на враждебной территории самим приходилось весьма несладко. Более того, максимального напряжения требовала и защита собственных позиций: стоило оставить мятежникам какое-нибудь селение, как они начинали резню всех заподозренных в близости к Шагин-Гирею, а это сокращало число сторонников России.

Оценивая обстановку, А.А. Прозоровский уже в конце октября 1777 г. написал следующее: «Я осмеливаюсь В. С. доложить, что на таком основании, как ныне, никогда татары покойны не будут и империи нашей больше вреда, нежели пользы принесут… Разве когда большая часть их истребится и другое правление здесь сделано будет…». Что же касается Шагин-Гирея, то о нем он писал так: «Каковым неосторожным со всеми поступком доказал он довольно, что недостает в нем проницания, и знания управлять людьми он не имеет, а много малодушия. Собрание войск веселило его, как малого ребенка. В случаях спокойных — неприступен для всех чинов правительства, а во время смутного положения — совсем нерешителен и отчаян… Правда, он теперь признается в своей ошибке, но поздно».^{1483}

Тем не менее, в начале ноября А.А. Прозоровский получил выговор от П.А. Румянцева за то, что так долго возится с плохо вооруженными бунтовщиками. В упрек командующему Крымским корпусом было поставлено промедление с началом ответных действий, позволившее мятежным татарам вывести свои семьи в горы. Кроме того, генерал-фельдмаршал отказал и в помощи, указав, что у А.А. Прозоровского и своих сил достаточно. В конце же ордера П.А. Румянцев писал так: «Ежели по сие время не преуспели ни строгие, ни кроткие меры к приведению сих нелюдей в познание их собственного добра и покорения настоящему хану, то ополчитесь, В. С., на них, преследуйте и поражайте их… В. С. искусством своим и знанием тамошних мест положения найдет способы где-либо в горах татар запереть и голодом поморить или, отрезав их от гор, наголову разбить».^{1484} Однако бунт крымских татар продолжился и в ноябре, и в декабре 1777 г., хотя А.А. Прозоровскому все же удалось к началу 1778 г. подавить наиболее сильные его очаги.

Тем временем, ввиду того что восстание все же продолжалось, Константинополь решил продолжить акции по укреплению своих позиций в Северном Причерноморье и, в частности, попытаться полностью восстановить влияние на Крымском полуострове. Поэтому Порта, во-первых, в начале декабря 1777 г., назначила на крымский престол нового хана — Селим-Гирея, брата свергнутого Девлет-Гирея. Более того, в том же месяце Селим-Гирей прибыл в Крым на турецком корабле и высадился в Кафе. Правда, Шагин-Гирею удалось взять штурмом этот город, но Селим-Гирей бежал в Балаклаву.^{1485} Во-вторых, тогда же в Ахтиарскую гавань вошли турецкие корабли Гаджи Мегмет-аги с янычарами на борту. И в-третьих, в самой Турции начали готовить войска и флот для следующей кампании.

Таким образом, кризис принимал совершенно другой оборот, явно скатываясь к войне, в которой многое вновь должно было решаться на море. Как докладывал Екатерине II вице-канцлер И.А. Остерман, «прибытие к тамошним берегам турецких кораблей есть преддверие будущего десанта. Весной, вдруг или по частям, турки высадятся в помощь татарам…». Что последовало бы в результате, особых комментариев не требует.

* * *

В этой связи мы и обратимся к морским силам России на Черном море. А их вновь представляла Азовская флотилия, практически замершая в своем развитии на стадии 1775–1776 гг. Ведь все силы в это время, как мы видели, были брошены на поиск возможностей постройки линейных кораблей, хотя под руками была возможность создания линейных фрегатов. Но этого, с одной стороны, явно не видели, а с другой — Петербург и особенно Н.И. Панин катастрофически боялись чем-либо взбудоражить Турцию, которая совершенно открыто все дальше и дальше уходила от выполнения условий Кючук-Кайнарджийского мира. Хотя общеизвестно, что угроза адекватного возмездия чаще всего и является лучшим сдерживающим фактором для агрессора.

Однако это был не тот случай. Работы в Таганрогской гавани прекратились, строительство новых судов не производилось. Даже введение в строй уже построенных было отложено. Поиски места для предполагаемой новой верфи шли черепашьими темпами. В результате основные силы флотилии оставались прежними, но при отсутствии нормального базирования корабли, и без того не отличавшиеся высоким качеством постройки, быстро ветшали, однако на их поддержание в исправном состоянии средств старались тратить поменьше. В общем, как говорится в пословице, «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Вместо этого, практически забросив все остальные дела, занимались созданием линейного флота. Опыт только что закончившейся войны оказался невостребованным. 

Из Высочайшего указа Адмиралтейств-коллегий от 31 мая 1776 г.^{1486}

В обеспечение Крымских наших крепостей Керчи и Еникале со стороны твердой ноги войск наших поставленной в оных, и со стороны удержания непрерывного с ними сообщения, по представлению Новороссийского и Азовского генерал-губернатора князя Потемкина высочайше повелеваем сей коллегии содержать навсегда во всякой готовности при упомянутых крепостях 8 больших транспортных судов, как для переправы войска, так провианта и лесных припасов, в которые бы суда мог 5-ти саженный лес вмещаться, да для содержания почты между Еникалем, Петровской крепостью и Таганрогом имея 4 способные для того судна; для переправы ж всякого звания людей и других на непредвиденный случай нужд, к прикрытию тех судов, содержать при Таганрогском порте вооруженный фрегат и 2 морские бота или какие на том море суда способнее признаются. 

Из рапорта контр-адмирала Ф.А. Клокачева И.Г. Чернышеву от 15 февраля 1777 г.^{1487}

Указом Адмиралтейств-коллегия от 14 октября 1776 года во исполнение именного Е. И. В. указа данного оной коллегии того же месяца в 12 день, повелела: все состоящие в ведомстве моем суда привесть в исправное состояние к действительному в службе употреблению…

Таким образом, когда кризис в Крыму стал нарастать, Азовская флотилия располагала практически теми же основными силами, что и в кампанию 1774г. Правда, с другой стороны, в 1774–1775 гг. она, как мы видели, получила существенное число вспомогательных судов, а ее моряки на протяжении 1775–1776 гг. сохраняли морскую практику. Так, «новоизобретенные» корабли «Хотин», «Азов», «Таганрог», «Корон» и «Журжа» использовались для перевозки турецких пленных в Черноморские порты Турции (А.Н. Сенявин предписал командирам следовать «к Синопу, а в случае противного туда ветра к Амастру или Триполю»^[241]), доставив, вместе с палубным ботом, 967 человек, чем, кстати, была подтверждена реальность их использования для десантных операций, в том числе и в Черном море. Стоит отметить еще один момент данного плавания, который определялся абзацем из нижеприведенного рескрипта Екатерины II А.Н. Сенявину от 21 мая 1775 г.: «Сколько мы не желаем, чтоб все сии (турецкие. — Авт.) пленные водою и в разные турецкие порты перевезены были, дабы тем лучше спознать можно Черное море во всех его частях (курсив наш. — Авт.), но по великому их числу нельзя однако ж сего исполнить, и для того поручаем вам постараться развесть их сколько возможно более в ближние уже турецкие ж порты…». То есть именно с посещением «новоизобретенными» кораблями портов Османской империи на Черном море началось полноценное освоение этого моря российским флотом.

Кроме того, фрегаты «Первый» и «Второй» приняли участие в коммерческих плаваниях, а малые суда занимались транспортными и почтовыми перевозками. Однако главного это все равно изменить не могло: реального усиления флотилии не произошло, при том что в 1775 г. у Суджук-Кале еще и погиб фрегат «Первый».^[242]

Из материалов о первых послевоенных действиях Азовской флотилии

1. Из рескрипта Екатерины II вице-адмиралу А.Н. Сенявину от 2 апреля 1775 г.^{1488}

…Нашему вице-адмиралу Сенявину. По рассмотрении представленных вами о состоянии Азовской нашей флотилии ведомостей, за потребно признали мы учинить ныне в оной следующие сходные с возстановленным спокойством и нужною всегда осторожностию распоряжения.

1) К заведению и производству по Черному морю торговли определяем два первые фрегата и все четыре галиота, и потому соизволяем, чтоб вы их к сему приготовили непременно для нынешней кампании. Сняв с фрегатов пушки и заделав порты должно оставить для могущей случится нужды только шканечные пушки, на фрегатах по шести, а на галиотах по две; флаги ж на всех оных иметь купеческие.

2) Построенные по Нольсову чертежу фрегаты повелеваем поправить и сделать к плаванию способными; два из последних фрегатов, кои уже готовы, содержать во всей исправности, а третий дестроить; остающиеся же в Балаклаве суда, ежели можно, починить и привесть к Таганрогу: и все сие исполнить, конечно, к будущему году.

3) На случай надобности и дабы удержать татар страхом в покое и от своевольств соизволяем вооружить к сей кампании три или четыре судна, для временного по Азовскому морю плавания, и два для бытия брандвахтами в проливе из Черного моря и у Таганрога.

4) К всегдашнему между Таганрогом и Керчью и между Керчью и Константинополем перевозу писем назначиваем четыре судна, которые, как почтовые, должны иметь флаги пакетботные.

5) Оставляя вам выбор назначенных к вооружению и вместо пакетботов судов из новоизобретенных или иных по вашему искусству и лучшей их к одному и другому способности, поручаем и прочие суда в ваше ж единственное распоряжение. По сему и можете вы употребить некоторые из них к перевозу припасов и других потребностей из места в место по Азовскому морю, и один прам на киленбанк, а остальные за тем, содержа в непрестанной готовности, хранить на будущее время… 

2. Из рескрипта Екатерины II вице-адмиралу А.Н. Сенявину от 21 мая 1775 г.^{1489}

Нашему вице-адмиралу Сенявину. Вице-президент наш граф Чернышев представлял нам поданный ему вами рапорт, которым вы, донеся, что свезено в крепость Святого Димитрия для перевоза водою до пяти тысяч турецких пленных, испрашивали указа о употреблении к тому всех судов Азовской флотилии, не исключая назначенных к торговле и вооружению, также и о возложении прокормления оных на коменданта помянутой крепости, и в решение на сие объявляем вам наше соизволение.

Сколько мы ни желаем, чтоб все сии пленные водою и в разные турецкие порты перевезены были, дабы тем лучше спознать можно Черное море во всех частях, но по великому их числу нельзя однако ж сего исполнить, и для того поручаем вам постараться развесть их сколько возможно более в ближние уже турецкие ж порты, и нимало не касаясь татарских жилищ.

К перевозу оных можете вы употребить все суда, кроме назначенных нами к торговле, определи сколько возможно для доставления в крымские и другие наши крепости пропитания и прочих надобностей и содержания брандвахт.

На всех тех судах, кои повезут пленных, надлежит согласно с заключенным с Портою трактатом, оставить только шканечные пушки и иметь торговые флаги… 

3. Из материалов о гибели фрегата «Первый» осенью 1775 г.^{1490}

Фрегат «Первый» под командованием капитана 2 ранга Ф.С. Федорова осенью 1775 г. вышел из Константинополя в Керчь. 30 ноября он приблизился к крымским берегам, но начавшимся крепким северо-западным ветром у него сломало грот-мачту, фор-марс и бизань-рею, а также изорвало паруса. Лишенный возможности управляться фрегат снесло в район Суджук-Кале. Здесь давший сильную течь фрегат стал тонуть, и Федоров принял решение выброситься на берег для спасения экипажа. Однако поскольку делать это пришлось ночью (3 декабря) у незнакомых берегов, много членов экипажа погибли, так и не добравшись до земли. Среди них были капитан 2 ранга Ф.С. Федоров, мичман Д. Анненков, штурман Леонов и 55 матросов. Спаслись 2 офицера, штурман, лекарь и 95 нижних чинов. Правда, затем многие из спасшихся попали в плен к местным горцам и только спустя время были выкуплены российским правительством.

Говоря конкретнее, к началу 1777 г. флотилия имела 6 «новоизобретенных» кораблей («Хотин», «Азов», «Таганрог», «Корон», «Модон» и «Журжа»), 5 фрегатов («Второй», «Третий», «Четвертый», «Архипелаг», «Почтальон»), 2 бомбардирских корабля, 3 шхуны, 3 поляки, 7 палубных ботов, 5 галиотов, 5 транспортных судов, один волик, несколько лодок и флашхоутов. Однако наиболее боеспособным для действий на Черном море являлся лишь фрегат «Второй». Остальные суда были в разной степени годности: часть являлась совсем не годной из-за конструктивных причин (фрегаты «Третий» и «Четвертый»), часть требовала серьезного ремонта, (фрегаты «Архипелаг» и «Почтальон», а также «новоизобретенные» корабли), наконец, еще одна часть имела весьма слабое вооружение (шхуны, поляки, палубные боты, галиоты). В результате возможности флотилии оказались существенно ограничены, будучи даже меньше, чем в начале 1774 г., когда флотилия при 9 полностью годных к действиям единицах основного корабельного состава (3 фрегата, 4 «новоизобретенных» корабля, 2 бомбардирских корабля) испытывала трудности с полноценным прикрытием всех крымских берегов.

Состояние кораблей и судов Азовской флотилии к началу 1777 г.^{1491}

Наименование корабля	Штатное вооружение	Вооружение по факту	Оценка состояния
Фрегат «Второй»	26 12-фунтовых, 6 6-фунтовых орудий	22 12-фунтовых, 6 6-фунтовых орудий, 4 18-фунтовых единорога	В 1775 г. был исправлен килеванием и являлся благонадежным
Фрегат «Третий»	30 18-фунтовых единорогов, 28 3-фунтовых Фальконетов	20 18-фунтовых единорогов, 10 12-фунтовых орудий, 28 3-фунтовых фальконетов	«Состоят в здешней (Таганрогской) гавани и ко употреблению в здешнем (Азовском) море и в проливе служить могут, а в Черном море по долготе и перегибе продолжать не могут»
Фрегат «Четвертый»	30 18-фунтовых единорогов, 28 3-фунтовых фальконетов	20 18-фунтовых единорогов, 6 12-фунтовых орудий, 27 3-фунтовых фальконетов
Фрегат «Пятый»	18 12-фунтовых, 10 6-фунтовых пушек, 14 3-фунтовых Фальконетов		Находился на Дону. Требовал достройки и вооружения
Фрегат «Шестой»	18 12-фунтовых, 10 6-фунтовых пушек, 14 3-фунтовых Фальконетов		Находился на Дону. Требовал достройки и вооружения
Фрегат «Седьмой»	18 12-фунтовых, 10 6-фунтовых пушек, 14 3-фунтовых Фальконетов		Находился на Новохоперской верфи. Не достроен
Фрегат «Архипелаг»	6 4-фунтовых, 12 3-фунтовых пушек	6 4-фунтовых, 20 3-фунтовых орудий	Находится в Керчи. Требует исправления, без чего является неблагонадежным
Фрегат «Почтальон»	6 6-фунтовых, 4 4-фунтовых, 4 3-фунтовых пушки	6 6-фунтовых, 4 4-фунтовых, 4 3-фунтовых орудия	Требует исправления
Корабль «Хотин»	16 12-фунтовых пушек	16 12-фунтовых пушек, 6 3-фунтовых фальконетов	Прошел ремонт килеванием в 1774 г. Считался благонадежным (однако в связи со сроком службы в течение 7 лет в действительности требовал капитального ремонта)
Корабль «Азов»	14 12-фунтовых пушек, 2 1-пудовые гаубицы	14 12-фунтовых пушек, 2 1-пудовые гаубицы, 6 3-фунтовых фальконетов	Прошел ремонт килеванием в 1774 г. Считался благонадежным (однако в связи со сроком службы в течение 7 лет в действительности требовал капитального ремонта)
Корабль «Таганрог»	14 12-фунтовых пушек, 2 1-пудовые гаубицы	14 12-фунтовых пушек, 2 1-пудовые гаубицы, 6 3-фунтовых фальконетов	Прошел ремонт килеванием в 1774 г. Считался благонадежным (однако в связи со сроком службы в течение 7 лет в действительности требовал капитального ремонта)
Корабль «Журжа»	14 12-фунтовых пушек, 2 1-пудовые гаубицы	14 12-фунтовых пушек, 2 1-пудовые гаубицы, 6 3-фунтовых фальконетов	Прошел ремонт килеванием в 1774 г. Считался благонадежным (однако в связи со сроком службы в течение 7 лет в действительности требовал капитального ремонта)
Корабль «Корон»	14 12-фунтовых пушек, 2 1-пудовые гаубицы	14 12-фунтовых пушек, 2 1-пудовые гаубицы, 6 3-фунтовых фальконетов	Прошел ремонт килеванием в 1774 г. Считался благонадежным (однако в связи со сроком службы в течение 7 лет в действительности требовал капитального ремонта)
Корабль «Модон»	14 12-фунтовых пушек, 2 1-пудовые гаубицы	14 12-фунтовых пушек, 2 1-пудовые гаубицы, 6 3-фунтовых фальконетов	Прошел полный ремонт в 1774 г. Считался благонадежным (однако в связи со сроком службы в течение 7 лет в действительности требовал капитального ремонта)
Корабль «Морея»	valign = "top" >14 12-фунтовых пушек, 2 1-пудовые гаубицы	Вооружения нет	Находятся в затопленном состоянии в Балаклавском заливе с 1773 г. Полностью не пригодны к восстановлению
Корабль «Новопавловск»	14 12-фунтовых пушек, 2 1-пудовые гаубицы	Вооружения нет
Бомбардирский корабль «Яссы»	2 3-пудовые мортиры, 12 6-фунтовых пушек	2 3-пудовые мортиры, 12 6-фунтовых пушек	Требовал серьезного ремонта. Находился в Таганроге
Малый бомбардирский корабль	2 1-пудовые гаубицы, 1 2-пудовая мортира, 8 3-фунтовых пушек	2 1-пудовые гаубицы, 1 2-пудовая мортира, 8 3-фунтовых пушек	Прошел ремонт килеванием в 1775 г. Считался благонадежным
Транспортный корабль «Бухарест»	12 6-фунтовых пушек	12 6-фунтовых пушек	В 1776 г. прошел ремонт килеванием, но требовал ремонта
Шхуна «Вечеслав»	12 6-фунтовых пушек	12 6-фунтовых пушек	В 1776 г. прошли ремонт килеванием. Благонадежны
Шхуна «Измаил»	12 6-фунтовых пушек	12 6-фунтовых пушек
Шхуна «Победослав»	12 6-фунтовых пушек	12 6-фунтовых пушек	В 1776 г. прошла ремонт килеванием, но требовала дальнейших поправок
Поляка «Патмос»	18 3-фунтовых пушек	2 6-фунтовых, 16 3-фунтовых орудий, 4 фальконета	В Таганроге. Заканчивался ремонт
Поляка «Екатерина»	14 3-фунтовых пушек	14 3-фунтовых орудий, 4 фальконета	В Таганроге
Поляка № 55	14 3-фунтовых пушек	14 3-фунтовых орудий, 4 фальконета	В Таганроге. Заканчивался ремонт
Палубный бот «Миус»	12 3-фунтовых пушек	12 3-фунтовых пушек, 4 1-фунтовых фальконета	Проходил ремонты в 1774,1775 и 1776 гг. Благонадежен
Палубный бот «Битюг»	12 3-фунтовых пушек	12 3-фунтовых пушек, 4 1-фунтовых фальконета	В 1775 г. был исправлен килеванием. Благонадежен
Палубный бот «Санбек»	12 3-фунтовых пушек	12 3-фунтовых пушек 4 1-фунтовых фальконета	В 1776 г. был исправлен килеванием. Благонадежен
Палубный бот «Карабут»	12 3-фунтовых пушек	12 3-фунтовых пушек, 4 1-фунтовых фальконета	В 1775 г. был исправлен килеванием. Благонадежен
Палубный бот «Хопер»	12 3-фунтовых пушек	12 3-фунтовых пушек, 4 1-фунтовых фальконета	В 1776 г. был исправлен килеванием. Благонадежен
Палубный бот «Елань»	12 3-фунтовых пушек	12 3-фунтовых пушек, 4 1-фунтовых фальконета	Благонадежен
Палубный бот «Курьер»	12 3-фунтовых пушек	12 3-фунтовых пушек, 4 1-фунтовых фальконета	Благонадежен
Галиот «Буйвол»	—	—	Вошел в строй в 1774 г. Благонадежен
Галиот «Слон»			Вошел в строй в 1774 г. Благонадежен
Галиот «Верблюд»			Вошел в строй в 1774 г. Благонадежен
Галиот «Осел»			Вошел в строй в 1774 г. Благонадежен
Галиот «Дунай»			Прошел ремонт. Исправен
Волик трехмачтовый	—	6 3-фунтовых пушек	Прошел ремонт. Благонадежен
Транспортное судно «Рак»	—	—	Оные суда починкой исправлены с кренгованием как надлежит
Транспортное судно «Черепаха»
Транспортное судно «Камбала»
Транспортное судно «Ахтапом»
Прам «Парис»	22 24-фунтовых орудия, 22 8-фунтовых орудия	?	«Оные по свидетельству в июле 1776 года корабельного мастера Матвеева показаны по гнилости обшивки, бар-хоутов и внутри бимсов, ныне и впредь не благонадежны, кроме, что разломать». Находились у крепости Святого Дмитрия Ростовского
Прам «Лефеб»	22 24-фунтовых орудия, 22 8-фунтовых орудия	?
Прам «Елень»	22 24-фунтовых орудия, 22 8-фунтовых орудия	?

В то же время турецкий флот, несмотря на дальнейшее развитие внутреннего кризиса в стране, к началу 1777 г. смог существенно увеличить свою численность. Так, в начале 1777 г. русский агент доносил из Константинополя, что в тамошнем порту находятся 15 линейных кораблей, 12 фрегатов и 7 галер.^{1492},[243] Таким образом, недостаточность наличных сил Азовской флотилии становилась еще более очевидной.

Однако уже в феврале 1777 г. от нее потребовали приступить к действиям на море. В частности, обер-комендант Еникальской и Керченской крепостей генерал-майор Борзов в начале февраля дал ордер командовавшему судами флотилии в Керчи капитану 2 ранга Я.Т. Карташеву о немедленном пресечении всяких контактов между Крымом и Таманью. В результате позицию в Керченском проливе, ниже Керченских садов, занятии шхуна «Вечеслав» и палубные боты «Хопер» и «Битюг». Командование ими было поручено лейтенанту П. Таганову.^{1493} Кроме того, флотилия в начале марта 1777 г. осуществила и переброску в Крым с Кубани новоизбранного Крымского хана Шагин-Гирея со свитой: 10 марта Шагин-Гирей совершил переезд на боте «Санбек» из Тамани в Еникаль. Но это было только начало. 

Командный состав Азовской флотилии в кампании 1777 г.

^{Должность … Воинское звание и имя}

Командующий флотилией … Контр-адмирал Ф.А. Клокачев

Командующий силами флотилии в Черном море … Капитан бригадирского ранга А.И. фон Круз

Капитан Таганрогского порта … Капитан 1 ранга П.А. Косливцев

Командир фрегата «Четвертый» … Капитан-лейтенант Елшин

Командир фрегата «Второй» … Капитан 2 ранга Я. Карташев

Командир фрегата «Третий» … Капитан 2 ранга И. Михнев

Командир фрегата «Пятый» … Капитан-лейтенант Маленков

Командир фрегата «Шестой» … Капитан-лейтенант С. Раткеевский

Командир фрегата «Седьмой» … Капитан-лейтенант Б. Шишмарев, затем капитан-лейтенант И. Кунаковской

Командир фрегата «Архипелаг» … Капитан-лейтенант И. Кунаковский, затем капитан-лейтенант Н. Баскаков

Командир фрегата «Почтальон» … Лейтенант, затем капитан-лейтенант П. Пустошкин

Командир корабля «Азов» … Лейтенант, затем капитан-лейтенант В. Тиздель

Командир корабля «Хотин» … Лейтенант А. Лыков

Командир корабля «Модон» … Лейтенант А. Тверитинов, с осени лейтенант Я. Саблин

Командир корабля «Журжа» … Лейтенант Лавров, с 28 августа лейтенант М. Калитьевской

Командир корабля «Корон» … Лейтенант Н. Никанов.

Командир корабля «Таганрог» … Капитан-лейтенант П. Сухотин, затем лейтенант П. Таганов

Командир малого бомбардирского корабля … Лейтенант А. Аклечеев

Командир шхуны «Победослав Дунайский» … Лейтенант Я. Саблин

Командир шхуны «Вечеслав» … Лейтенант И. Киреевский

Командир шхуны «Измаил» … Капитан-лейтенант Н. Баскаков

Командир поляки «Патмос» … Лейтенант И. Перри

Командир поляки «Св. Екатерина» …

Командир поляки № 55 … Лейтенант Анненков 

В апреле 1777 г., по распоряжению генерал-поручика А.А. Прозоровского (в его оперативном подчинении находились действующие силы флотилии), уже в Черное море из Керчи должны были направиться 3 фрегата («Второй», «Архипелаг» и «Почтальон»), шхуна «Вечеслав» и бот «Битюг» под командованием самого Я.Т. Карташева. Этим силам надлежало положить начало крейсерствам флотилии от Суджук-Кале через Кафу, Балаклаву до Очакова. Контр-адмирала Ф.А. Клокачева же А.А. Прозоровский просил поспешить со скорейшей подготовкой остальных сил вверенной ему флотилии.

Таким образом, на Азовскую флотилию вновь возлагались задачи: 1) прикрыть Керченский пролив; 2) постараться не подпустить турок к берегам Крыма и Тамани или, по крайней мере, своевременно предупредить войска о месте появления флота противника. В своем ордере Ф.А. Клокачеву от 4 марта 1777 г. П.А. Румянцев-Задунайский достаточно четко сформулировал их следующим образом: «На рапорт ваш от 15 числа прошедшего месяца о мореплавании вашем предположить не будучи точно в состоянии по неполучению при оном известия о судах флотилии вашей, какие из них в готовности состоят и к каким действиям по ходу и образу их способны, предлагаю только, чтобы вы на защищение Еникальского пролива и препятствие турецким десантам на Крымский полуостров и остров <Так!> Таманский все употребили, что только силы и искусство ваше вам делать позволяет и для лучшего открытия и примечания на турецкие движения в Черном море держали непрестанно крейсеров, а в рассуждении ваших содействий с сухопутными войсками поступали сходственно моему повелению от 16 октября прошлого 1776 года и сносились с генерал-поручиком князем Прозоровским, генерал-майором Борзовым и бригадиром Бринком».^{1494}

^{Князь А.А. Прозоровский. Генерал-фельдмаршал русской армии} 

Из распоряжений генерал-поручика А.А. Прозоровского по Азовской флотилии

1. Копия с ордера А.А. Прозоровского капитану 2 ранга Я.Т. Карташеву от 5 апреля 1777 г.^{1495}

Непостоянная Порта явными и тайными эмиссарами через все прошедшее время, ища поработить в прежний плен татарскую область, довольно показала своего вероломства и нарушения положения в трактате мирном о независимости их изображенные; наконец сами сии народы, ощутя тяжесть оков, решились сбросить с себя иго подданства свержением Девлет-Гирея и избранием и утверждением на ханском троне друга России Шагин-Гирея.

Е. И. В., покровительнице их вольности угодно было через генерал-фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского повелеть мне для безопаснейшего утверждения их благоденствия оградить сей полуостров от всяких Порты оттоманской покушений к развращению их или иногда противу общего желания и к нарушению с Россией блаженного мира; составляющее барьер между сими областями Черное море должно быть неотменно занято для прерывания всяких непредвиденных ее намерений. Я сообразуясь в сем с повелением Е. С. и по руководству оного с данным вам от контр-адмирала Клокачева наставлением, до пришествия Е. П. со всею флотилиею, поручаю вам с вооруженными во всем порядке военном тремя фрегатами, шхуною Вечеслав и ботом Битюг выйти в Черное море и присоединяя к ним 2 бота, отправленные к заграждению устья реки Кубани, крейсировать, зачиная от Суджук-Кале и продолжая за Козлов прямою линиею до места противу которого лежит Очаков. Поелику же объясняете вы, что фрегат Архипелаг должен килеваться, а Почтальон требует только некоторого исправления, то по крайней мере как наискорее, починяя хотя сей последний, с двумя фрегатами, шхуной и ботом Битюгом, по нужным в нынешнее время обстоятельствам, должны вы немедленно спешить выступить и, Почтальон отрядя к Суджук-Кале, самим с остающимися взять правую сторону крейса; в прибавлении к сим, по извещению меня контр-адмиралом Клокачевым, из шести нового рода кораблей, за оставлением двух у генерал-майора Борзова на место поступающих к вам фрегата и шхуны, 4 препровождены будут в море к вашему крейсерству, также пребудет к вам из Царьграда шхуна Измаил. По обширности дистанции в ограждении вам поручаемой разделить ваш нынешний случай по малому числу судов разделить ваш нынешний случай по малому числу судов полагаю я таким образом; препоруча фрегат с двумя ботами, заграждающими Кубань и третьим, заступающим место шхуны у мыса Таклы старшему по себе капитан-лейтенанту Кунаковскому; укажите расстояния крейсирования от Суджук-Кале мимо Кубани и пролива Еникальского до города Кафы, который будет предметом своей стражи иметь Суджук-Кале, заграждение устья Кубанского, Еникальский пролив и город Кафу; бот Битюг отправить в Балаклавскую гавань и велеть пришедши командиру оного ко мне явиться, дабы я через него мог в виду обстоятельств какие открываться будут великое число всякое нужное повеление вам преподать; за тем же с фрегатом и шхуною сами вы продолжить будете свой крейс от Кафы до Балаклавы и Козлова прямою линиею в море к берегам дунайским до места против которого лежит Очаков, делая всегда свой оборот, чтобы могли вы видеть сей город; предметом стражи вашей будут, горы, Балаклава, Козлов и остающаяся часть Крыма; крейсируя нет нужды вам держаться берегов, как напротив газардировать не должно потерянием иногда без осмотрения судна; я оставляя сие собственному вашему искусству и благоразумию и все прочие подробности отношу на единственное ваше испытание в мореплавании и почитаю должностью только- преподать вам генеральные примечания какие при сем брать вам нужно; дело ваше есть:

1) надзирать над всеми обращающимися в море судами, и как вам довольно сведомо азиатское мореплавание, то и должно наиприлежнейше разбирать, чтоб под купеческими флагами не прокрались турки с военными кораблями к здешним и тамошним берегам;

2) по одиночке или в малом числе идущие обыкновенные их купеческие суда останавливать нет нужды и только спрашивать и испытывать, и ежели усумнитеся по примечанию в их конструкции или увидите вместо товара наполненное вооруженными людьми судно, то изведав обстоятельно об их намерении, ежели бы шли к Очакову, нет долгу задерживать, а буде в здешние места, то представить им сколь противно мирному положению таковое военных людей переселение в область, где новый хан на законах вольности и независимости своим народом избранный не требует и нужды не имеет в пособии, почему и возвратилися бы они вспять; ежели бы упорно хотели стремится к сим берегам, то сказав, наконец, что сим самым нарушится блаженное постановление между двумя высочайшими империями мира и, препроводя их к берегу, не допускать их к высадке, а меня со обстоятельством извещать;

3) как вы должны свой крейс продолжать под военным флагом, яко закрывая все купеческие суда российские суда, то хотя и запрещается наистрожайше ни делать никаких призов, ни приступать без крайней нужды к военным действиям, но когда к тому действительно приведены противу общего чаяния и желания откровением начала от встретившихся с вами и понудивших на защищение, не должны делать над собой поверхности, а делать безбоязненный дерзости их отпор;

4) с известий полученных мною сей день чрез полномочного нашего министра из Царьграда вы приметите новые Порты замыслы напасть на сей полуостров на изготовленных от 8 до 9 военных фрегатах; вы хотя, по прибытии к вам шхуны Измаила и двух 2-х плоскодонных кораблей (ибо из 4-х два полагаю я отделить для крейсу к Суджук-Кале в команду означенного капитан-лейтенанта и надеюсь безсомнительно до времени сего предполагаемого их покушения соединиться) и не имеете причины их нимало опасаться, соразмеряя свое искусство и науку с их невежеством; но ежели бы Порта решилась, наконец, приумножа свою флотилию, сделать в сей полуостров Тамань и Суджук-Кале десант, то в таком случае силами обязаны вы не допускать их никак до приближения к сим берегам, а между тем как наискорее и вернее по способности чрез расположенных по берегу моря деташементам начальников меня извещать, давал о сем знать и самим им, также обеспечивая, при умножении превосходной неприятельской силы, свою ретираду. 

2. Ордер князя Прозоровского контр-адмиралу Ф.А. Клокачеву от 5 апреля 1777 г.^{1496}

Выполняя повеление генерал-фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского с каким наставлением отпустил я в море для крейсирования флота капитана 2 ранга Карташева, увидите в приобщенной копии; между тем как из прилагаемых известий, кои сей день мною из Царьграда получены, усмотрите опасность в крейсировании толь малым числом судов, для чего поспешайте В. П. препровождать из Таганрога, сколь можно не теряя времени, изготовленные и вооруженные 6 нового рода кораблей, в которых 2 назначите в распоряжение генерал-майора Борзова на место взятых от него фрегата и шхун, а прочие отправьте для крейсирования в море; не меньше нужно, чтобы В. П. поспели и с последними фрегатами, которые вооружаются в Таганроге, дабы усилением флотилии отвратить великие предполагаемые с противной стороны покушения на сей полуостров.

Однако сделать это сразу флотилия оказалась не в состоянии: фрегат «Архипелаг» требовал капитального, а фрегат «Почтальон» — текущего ремонта. Таким образом, боеготовыми в Керчи были только шхуны и боты. Пришлось срочно латать указанные фрегаты, что потребовало времени, за которое, правда, в Керченский пролив из Таганрога успели подойти 2 «новоизобретенных» корабля.

За это подкрепление самых лестных слов заслужил Ф.А. Клокачев. Получив предписание П.А. Румянцева, он бросил все силы на быстрое введение в строй и отправку судов флотилии из Таганрога в Керчь. А ведь проблем было более чем достаточно. Во-первых, при попытке отправить в Керчь в ноябре 1776 г. для заблаговременного усиления тамошней эскадры 3 «новоизобретенных» корабля, они от внезапных сильных морозов вмерзли в лед и с большим трудом были затем введены в гавань; при этом «Модон» получил повреждения.^{1497} Во-вторых, Азовской флотилии остро не хватало средств, о чем Ф.А. Клокачев так писал в Петербург 22 октября 1776 г.: «Во исполнение Адмиралтейств-коллегий данного мне июля от 19-го указа, прибыл я в Таганрогский порт минувшего сентября 28 числа, а сего октября 1-го числа осматривал всю вверенную мне команду, которую нашел сожаления достойной; по одному с января месяца сего года не удовольствию жалованьем во всем претерпевают нужду, а паче мастеровые, кои, не получая мундиров, некоторые и в работу употребляются совсем без одежды и терпя по нынешнему осеннему времени стужу, тем больше из больных; и как в приезд мой сюда денег в казне находилось весьма малое число…».^{1498},[244] Тем не менее, утке 19 марта 1777 г. на Таганрогский рейд были выведены для вооружения «Модон» и «Журжа», а 30 марта — «Хотин», «Азов», «Таганрог» и «Корон». 4 апреля «Азов», «Модон» и «Журжа» отправились из Таганрога в Керчь.^{1499} Несколько дней спустя туда же были направлены Клокачевым и 3 остальных «новоизобретенных» корабля.^{1500}

И все же время было потеряно: только 21 апреля Я.Т. Карташев с фрегатами «Второй» и «Почтальон», кораблями «Модон» и «Журжа», шхуной «Измаил» и ботом «Битюг» смог выйти в море в район Балаклавы. Правда, Ф.А. Клокачеву удалось в этот день отправить в Керчь еще один фрегат («Третий»), малый бомбардирский корабль и 2 поляки. На Таганрогском рейде спешно готовили к переходу в Керчь остальные суда, в том числе и фрегат «Четвертый» (последний смог выйти в Керчь только 4 июня).

Иначе говоря, флотилия постепенно раскачивалась, но силы ее были явно на пределе. Серьезное же усиление могло быть получено лишь осенью! Дело в том, что только в мае удалось доставить для достройки фрегат «Пятый». Фрегат «Шестой» в это время ждал в устье реки Кутюрьмы своей очереди, а фрегат «Седьмой» спешно следовал по Дону от Новохоперской верфи.

Тем не менее, в мае для крейсерства в Черном море вышел еще один отряд под командованием капитана 2 ранга И.А. Михнева. Таким образом, в мае — начале июня 1777 г. крейсерство вели отряды капитанов 2 ранга И.А. Михнева (фрегаты «Третий», «Архипелаг», корабль «Азов», шхуна «Вечеслав», поляка № 55, палубные боты «Хопер» и «Санбек») и Я.Т. Карташева (фрегаты «Второй» и «Почтальон», корабли «Хотин», «Журжа», «Модон», шхуна «Измаил», поляка «Патмос»), охватив район от Суджук-Кале до Очакова. На защите Керченского пролива оставались фрегат «Четвертый», корабли «Корон» и «Таганрог», малый бомбардирский корабль «Второй».

«Ведомость о судах Азовской флотилии, крейсирующих в Черном море в июне 1777 г.»^{1501}

Первая эскадра И.А. Михнева		Вторая эскадра Я.Т. Карташева
судно	командир	судно	командир
Фрегат «Третий»	Капитан 2 ранга Михнев	Фрегат «Второй»	Капитан 2 ранга Карташев
Фрегат «Архипелаг»	Капитан-лейтенант Кунаковский	Фрегат «Почтальон»	Капитан-лейтенант П. Пустошкин
Корабль «Азов»	Лейтенант Тиздель	Корабль «Хотин»	Лейтенант Лыков
Шхуна «Вечеслав»	Лейтенант Киреевский	Корабль «Журжа»	Лейтенант Лавров
Палубный бот «Хопер»	Лейтенант Сумароков	Корабль «Модон»	Лейтенант Тверетинов
Палубный бот «Санбек»	Лейтенант Матюшкин	Шхуна «Измаил»	Капитан-лейтенант Баскаков
Поляка № 55	Лейтенант Анненков	Поляка «Патмос»	Лейтенант Перри

Однако уже в июне произошли изменения. Во-первых, в общее командование всеми силами флотилии на Черное море вступил прибывший из Петербурга в связи с болезнью Ф.А. Клокачева капитан бригадирского ранга А.И. фон Круз. Во-вторых, отряды вследствие штормов понесли потери: из строя, в частности, выбыли фрегаты «Архипелаг», «Третий», «Почтальон», корабли «Азов» и «Журжа» (чего, впрочем, и следовало ожидать в связи с их состоянием). Они оказались настолько ослабленными, что флотилия смогла оставить в море только один отряд в составе фрегата «Второй», кораблей «Хотин» и «Таганрог», а также шхун «Измаил» и «Вечеслав» под командованием самого А.И. фон Круза. Остальные же корабли сосредоточились у Керченского пролива. Вот как описывал сложившуюся обстановку А.И. фон Круз.

^{А.И. фон Круз. Адмирал русского флота. Неизвестный художник}

Выписка из донесения капитана бригадирского ранга А.И. фон Круза генерал-поручику А.А. Прозоровскому. 20 июня 1777 г.^{1502}

Во исполнение государственной Адмиралтейств коллегии данного мне указа, за болезнью контр-адмирала Федота Алексеевича Клокачева, для командования Азовской флотилией я сего месяца 12 числа прибыл в Керчь благополучно и в командование тою флотилией вступил, где стоя за противным ветром, в бытность мою при Керчи, флота капитан 1-го ранга Опочинин по дошедшему к нему от капитана 2-го ранга Михнева рапорту представил, что сего месяца 15 числа во время крейсирования с вверенными ему, Михневу, фрегатами Третьим, Архипелагом, также и кораблем Азовом при WSW ветре против Кафинского пролива в 11 часов пополуночи сделался ветер риф-марсельный крепкий с находящими шквалами, а в 8 часу пополудни унтерзейль, и от великого кренгования фрегата и большого волнения оказалась в оном не малая прибыль воды; в фрегате Архипелаг также умножилась течь воды в час по 5-ти дюймов и у грот-мачты на правой стороне порвалась передняя пара вант, для чего он Михнев с обоими фрегатами для исправления показанных худостей прибыв в близ Павловской батареи остановился на якорях; прибыль же воды во фрегате Третьем происходит не от чего иного, как от гибкости его и в бытность на волнах от раздавления пазов, который де в крепкие ветры в открытом море быть и не способен, и тем предвидится не малая опасность; корабль Азов 15 числа пополудни в 7 часов лежал в дрейфе, который и закрылся от них ночною темнотою, а 16 числа на рассвете уже оного совсем не видно стало и где остался, совсем он, Михнев, был не известен; а после сего он же Михнев особым рапортом представил, что тот корабль Азов 17 числа после отправленного о сем рапорта пришел в пролив и командующий оного лейтенант Тиздель объявил, что он в пролив прибыл с великими повреждениями, которые последовали по разлучении его с фрегатом Третьим в случае лавирования в море по 17 число, при чем от великой качки и волнения не малое число перервало такелажа, почему тот корабль для спасения оного и на нем команды, а более для поправления такелажа в Еникальский пролив и прибыл; того ради для осмотра показанных судов в их худостях и отправлен от г. Опочинина корабельный подмастерье Пешев, и как за прибытием показанного г. Михнева с теми судами в пролив, порученный ему пост принужден был оставить без крейсирующих судов, напротив ж сего показанные суда тамо исправлениями при здешнем порте замедлятся, то как я тот пост считаю без крейсирующих судов оставить не возможным, командировал на оный его ж г. Михнева на корабле Таганрог, препоруча в его команду бывший на брандвахте корабль Корон, а на его место, по неспособности в крейсировании в море, определил фрегат Четвертый, с тем подписанием, когда показанные поврежденные фрегаты и корабль починками поправятся и к г. капитану Михневу в команду явятся, тогда корабль Корон возвратится на брандвахту к мысу Таклы, а фрегат Четвертый станет на брандвахту при Павловской батарее в узком проходе.

Тем не менее, получив от А.А. Прозоровского распоряжение провести крейсерство западнее Балаклавы, А.И. фон Круз совершил в июле-августе 1777 г. поход по маршруту Балаклава — Кинбурн — Кафа — Керченский пролив. При выходе из пролива отряд получился крайне разношерстным: фрегаты «Второй» и «Почтальон», корабли «Хотин», «Таганрог», «Журжа», шхуны «Измаил» и «Вечеслав» составить линию баталии в случае необходимости практически не могли. Тем не менее, А.И. фон Круз сумел добраться до Кинбурна. Но здесь потек «Почтальон», и Круз направился в обратный путь, придя 5 августа на вид Кафы. Отсюда пришлось отправить в Керчь и безостановочно потекшую «Журжу». Правда, взамен А.И. фон Круз получил гораздо более сильное судно — фрегат «Пятый». После этого он вновь направился к Балаклаве, где решил попытаться перейти к наиболее экономичным (а в условиях флотилии и сберегающим материальную часть) действиям: в частности, для сбора данных о турецком флоте на Черном море фрегат «Пятый» был направлен к Синопу, шхуна «Вечеслав» — к мысу Тарханкут, шхуна «Измаил» — «на вид Кафы». Остальные силы отряда А.И. фон Круза сосредоточились в Балаклаве в ожидании известий.

Безусловно, эффективность такой тактики была выше, но она требовала большего числа фрегатов, ведь в одиночном плавании слабо вооруженные суда в случае войны стали бы легкой добычей для противника. Отметим, что и оставшееся с Крузом ядро его эскадры — фрегаты «Второй» и «Почтальон» (который сумели временно вернуть в строй) и корабль «Хотин» — также нуждалось в серьезном усилении.

При этом нельзя не сказать, что и сами возможности действий у Круза были весьма ограничены: поскольку Петербург явно не хотел начинать новой войны, то русским морякам рекомендовалось при встрече в море с турецкой эскадрой соблюдать дружелюбие, выяснять, куда турки пойдут, стараться мирными путями отвести их от намерения приблизиться к берегам Кубани или Крыма, а при необходимости твердо объявить, что такое движение не может быть допущено. И это должны были делать в большинстве своем небольшие суда флотилии в отношении намного более крупных неприятельских судов, да еще и при подавляющем превосходстве последних в численности!

Из ордера генерал-поручика князя А.А. Прозоровского капитану бригадирского ранга А.И. фон Крузу о его задачах и правах при противодействии туркам. Бахчисарай, 22 августа 1777 г.^{1503}

Ежели случиться увидеть крейсирующую к берегам Анатольским или в глубине моря турецкую военную эскадру, то поскольку сего права отнять у них нельзя и не должно спрашивать их, а тем меньше запрещать сие, а напротив оказывать им всякие дружелюбные знаки, держась всегда высочайшей Е. И. В. воли о свято сохраняемом с Оттоманской Портой мире… примечать же по пути за сообщением их в которую сторону курс свой имеют необходимо нужно, дабы по сведомому вам больше искусству той части службы могли вы из примечаний по оборотам или маневрам турецкой эскадры предузнать всегда их намерение и через то самое предохранить себя, чтобы иногда ими отрезаны или атакованы не были…

На случай приближения к вам военной турецкой эскадры прежде сделать надобно, послав спросить о причине их прибытия, и ежели бы намерение их было идти к Крымским или Кубанским берегам, то отводить от сего по благоразумию вашему сколько можете хотя и открыв им, наконец, что сего им позволить вам никак нельзя. Впрочем же как и предмет вашего крейсирова-ния есть тот, чтобы не допустить, когда в силах найдетесь, десанту к берегам крымским и кубанским, то во всяких непредвиденных случаях и остается вам руководствовать себя искусством вашего ремесла, осмотрительностью и проницанием всякой нечаянности; а что касается до сухопутных войск, они у меня по набрежности расположены, что неприятель куда не устремит свое покушение, везде найдет готовый отпор; мне только нужно иногда чрез вас предузнать о приближении турецкого флота…

Стараниями А.И. фон Круза в июле-августе 1777 г. флотилии удалось создать болееменее надежную морскую завесу у берегов Крыма, отрезав его жителей от Турции и Кубани. Однако приближалась осень. Кризис вокруг Крыма продолжал нарастать, а большинство кораблей флотилии совершенно не годились для осенних крейсерств. Среди таковых, по данным Ф.А. Клокачева, можно назвать фрегаты «Третий», «Четвертый», «Архипелаг» и «Почтальон», все «новоизобретенные» корабли и поляки. Но даже и их число сократилось: в связи со срочным ремонтом в Таганрог в разное время перешли «Почтальон», «Хотин», «Журжа», «Азов», «Модон», причем последний уже приступил к тимберовке. Кроме того, в начале сентября у Ахтиарской бухты погиб посланный для ее описания палубный бот «Курьер».

Из письма контр-адмирала Ф.А. Клокачева генерал-поручику А.А. Прозоровскому о ситуации с корабельным составом флотилии накануне осеннего времени. Август 1777 г.^{1504}

Прибыв сего течения 12 числа к вверенной мне команде в Керчь, крайне сожалею, что не мог иметь честь с В. С. свидеться и о судах Азовской флотилии персонально и общегласное распоряжение сделать, ибо я из оных фрегаты Третий, Четвертый, Архипелаг, Почтальон и все корабли новоизобретенного рода, а равно и поляки нахожу в глубокое осеннее время к мореплаванию весьма неблагонадежными и полагаю возвратить фрегаты Третий и Четвертый в Керчь, равно и все новоизобретенного рода корабли и поляки в Таганрог. Затем же к осеннему крейсированию может быть четыре регулярных фрегата, две шхуны и когда из распоряжения генерал-майора Борзова исключены будут все бота, числом 7, а всего 13 благонадежных судов.

Правда, в августе — октябре 1777 г. вошли в строй 42-пушечные фрегаты «Шестой» и «Седьмой». Это несколько улучшило ситуацию и, более того, четко обрисовало состояние, которое должна была иметь флотилия для успешных действий. В частности, для службы в море требовалось подготовить достаточное число фрегатов и судов обеспечения, оставив остальные суда («новоизобретенные» корабли, поляки, боты) для вспомогательных действий, причем все суда должны были быть полностью отремонтированы. Но этого в 1775–1776 гг. так и не сделали, за что теперь и приходилось расплачиваться.

Кстати, ссылки на финансовые трудности здесь несостоятельны: ведь находившаяся в еще более тяжелом положении Турция сумела восстановить к 1777 г. свой флот. При этом, что очень важно отметить, турки построили в основном 50–60-пушечные корабли, для противостояния которым вполне годились и фрегаты с тяжелым артиллерийским вооружением!

Тем временем в октябре 1777 г. в Крыму вспыхнуло открытое восстание татар. В этой связи фрегаты «Пятый», «Шестой», «Седьмой» под командованием капитана 2 ранга И.А. Михнева, были срочно направлены в крейсерство у крымских берегов. Еще четыре фрегата («Второй», «Третий», «Четвертый», «Архипелаг»), малый бомбардирский корабль «Второй», поляка «Екатерина» и 4 бота («Санбек», «Елань», «Карабут» и «Битюг») у Керчи были готовы оборонять Керченский пролив и обеспечить безопасность Таганрога. Однако наступление зимы заставило И.А. Михнева вернуться в Керченский пролив. Кампания 1777 г. для Азовской флотилии закончилась.

Турок же зима, как мы видели, не остановила. В декабре 1777 г. в Крым прибыли назначенный Османской империей Крымским ханом Селим-Гирей и эскадра поддержки из 14 турецких судов под командованием Гаджи Мегмет-аги.^{1505},[245] То есть первая же пауза в действиях по прикрытию Крыма с моря закончилась весьма неблагополучно.

Тем не менее, подводя итог действиям Азовской флотилии в рассматриваемый период, нужно сказать, что в целом она выполнила возложенные на нее задачи, в том числе и почти до конца 1777 г., создав практически в течение всей кампании необходимую завесу у крымских берегов. Однако сил катастрофически не хватало, а они еще и сокращались.

* * *

Начался 1778 год. Открыл его жесткий выговор П.А. Румянцева А.А. Прозоровскому, дополненный требованиями любой ценой покончить с мятежом в Крыму до наступления весны. В ордере А.А. Прозоровскому, в частности, значилось: «Решительно и наистрожайше В. С. предлагаю, чтоб вы употребляли все старание и силы к приведению всех неблагодарных и зломыслящих нам и особливо обитающих в горах татар в нищету, лишив их лошадей, всего скота и хлеба, и в такое состояние, чтоб они не помышляли далее на неприязнь к нам, с нуждою отыскивали для себя пропитание, а турки тем самым потеряли бы не только удобность, но и охоту на общее с ними противу нас дело».

Здесь стоит отметить, что хотя П.А. Румянцев обвинял исключительно А.А. Прозоровского в разрастании мятежа, последний, несмотря на проявленную пассивность, все же имел весьма веские аргументы в свою пользу. Мятежный народ — это не регулярная армия, которую собрали для отпора неприятелю в одно место и которую можно атаковать по всем правилам военного искусства. У татар армии не было — вместо нее по всему полуострову сновали большие и малые отряды, тревожа своими налетами и главные силы корпуса, и деташементы, и отдельные посты. После тяжелых осенних поражений они избегали вступать в открытый бой, а совершив нападение, легко уходили от преследования, скрываясь в лесистых горах. Там, в дальних и труднодоступных деревнях, татары залечивали раны, подкармливали лошадей, выжидали удобного случая для новых наскоков. Преуспеть в борьбе с такими отрядами можно было только при условии лишения их поддержки местных жителей, дававших воинам пищу, кров и свежих лошадей. А для этого российским войскам приходилось разорять едва ли не каждую деревню: жечь дотла дома и постройки, уводить скот, уничтожать заготовленные на зиму припасы, казнить самим или отдавать на расправу Шагин-Гирею всех способных носить оружие.

Получив ордер, А.А. Прозоровский решил пойти на крайние меры. Была задумана масштабная экспедиция по полуострову, а в качестве рычагов воздействия выбраны, как и предписывалось, меч, огонь и голод. В итоге распределенные на несколько деташементов полки должны были, слаженно двигаясь вперед, тщательно прочесать все тамошние места и оттеснить мятежников в сторону Ахтиара. Такое наступление позволило бы зажать татар между непроходимыми горами с юга и полками генерала Трубецкого с севера, оставив только два пути: назад — к морю или вперед — под пули и ядра главных сил корпуса.

Первым в дело вступил генерал-поручик Трубецкой, продвинувшийся со своим деташементом от деревни Сарабуз к устью Булганака. Захваченный на марше в плен татарин на допросе сообщил, что выше по реке под охраной двухсот татар стоит большой, в пятьсот арб, обоз с припасами и скарбом, а на реке Альме расположился один из отрядов Селим-Гирея численностью в триста сабель.

Трубецкой спешно выслал к Булганаку полковника Денисова с казаками, но тот нашел там всего два десятка арб, остальные татары успели отвести в другое место. Тогда по приказу полковника казаки перебили всех пленных. Затем Денисов повел полк к Альме и с ходу атаковал затаившийся там неприятельский отряд. Удар оказался совершенно неожиданным — большая часть мятежников, не принимая схватки, в панике, рассыпалась по окрестным лесам, а тех, кто замешкался и не успел укрыться, казаки безжалостно порубили.

В этот же день генерал-майор П.С. Потемкин прошелся со своим деташементом по склонам гор у реки Качи. Его продвижение легко можно было проследить по черно-седым дымам горящих деревень.

Перед самим же А.А. Прозоровским неприятеля не было, и корпус, извиваясь между невысоких плоских гор, два дня двигался без неожиданностей. Но впереди него уже неслась устрашающая молва, рассеиваемая бежавшими от Денисова и Потемкина татарами. Их рассказы о чинимых русскими казнях и разорениях повергли в смятение всех бахчисарайских жителей, вселив в их души тягостный ужас. Видимо, поэтому во время переправы через Альму в корпус А.А. Прозоровского приехали татарские депутаты и, обещая сложить оружие и разойтись по домам, просили прекратить военные действия. В итоге в присутствии Прозоровского часть татарской знати даже принесла Шагин-Гирею свою повинную.

Однако Денисов все же получил приказ двигаться на Бахчисарай, правда, с жесткой оговоркой: в город не входить, а остановиться у его окраины. Денисов быстро выполнил предписание и вскоре уже стоял перед пепелищем Бахчисарайского форштадта, сожженного еще осенью 1777 г.

Эти февральские события сильно напугали татар. Отступая под напором наседавших российских войск, теряя каждую ночь десятки замерзших и умерших от голода, бунтовщики в открытую заговорили о капитуляции. Не имея крова, тепла, пропитания, они были обречены на гибель, и чтобы спастись, отправили к А.А. Прозоровскому еще несколько депутатов с раскаянием.

Узнав об этом, начальники мятежников во главе с Селим-Гиреем стали торопливо отходить к Ахтиарской бухте, где находились турецкие суда. Здесь, озлобленные бегством руководителей сопротивления, простые мятежники попытались даже учинить расправу над Селим-Гиреем, но тот сумел вырваться из Крыма. После этого с мятежом фактически было покончено. А.А. Прозоровский послал П.С. Потемкина к Инкерману, а Трубецкого на Бельбек, чтобы принять оружие от сдающихся татар.

А на следующий день, 6 февраля, к Шагин-Гирею явилась с повинной представительная депутация — до полусотни татар, которым не хватило места на турецком корабле. Хан долго их не принимал, но потом смягчил свой гнев — принял, обругал за измену, нехотя простил и отправил в горы уговаривать оставшихся сдать оружие и разойтись по своим деревням.

Между тем, в Инкермане и у Бельбека сложили оружие более 4000 бунтовщиков, изголодавшихся, обмороженных, едва державшихся на ногах. Таким образом, татарский мятеж, длившийся долгих четыре месяца, был задушен!

С чувством исполненного долга А.А. Прозоровский поспешил сообщить об этом утешительном, а главное — сулящем значительные политические выгоды событии, не только П.А. Румянцеву, но и в Петербург.

«Разноместно войсками нашими побито их до 12 000 человек, — отметил он в рапорте фельдмаршалу. — Во время стужи множество гибло без крова престарелых, жен и младенцев, множество лишились жизни от холоду, как то и я самовидец сему — застал в деревне, где ныне стою, старика с женою и двумя детьми при последнем издыхании от голоду и холоду,будучи наги “и третий день уже не евши. Множество у них потеряно людей и от междоусобия, яко с некоторого времени нужда заставляла друг друга грабить и из-за куска хлеба умертвлять, прибавя напоследок и то, что ежели бы еще продолжалось сие возмущение некоторое время, то все бы без изъятия от голоду и холоду и наведенного им войсками нашими ужаса погибнуть должны были…».^{1506}

А вот в письме к Г.А. Потемкину, рассказав о достигнутой победе, А.А. Прозоровский заметил, имея в виду постоянные придирки П.А. Румянцева: «Сие самое разрешает меня теперь оставить дела и избавиться от налогов и шиканов начальника, на которого недостает и недостанет никогда сил моих угодить…». А в конце покорно просил светлейшего князя поднести Екатерине II его нижайшую просьбу о переводе из Крыма: «Призрите, милостивый князь, на мое состояние, сжальтесь над моей немощью и болезнью и великодушным своим представительством помогите мне избавиться отсюда и из-под начальствования его сиятельства графа Петра Александровича».^{1507}

Таким образом, только в феврале 1778 г. А.А. Прозоровскому удалось справиться с мятежом Крымских татар. Такая медлительность уже вызвала недовольство его деятельностью у П.А. Румянцева. В результате 23 марта 1778 г. новым командующим русскими войсками в Крыму был назначен генерал-поручик А.В. Суворов; одновременно за ним оставалось и командование Кубанским корпусом. Кроме того, к нему в оперативное распоряжение поступила и Азовская флотилия.

Прозоровский Александр Александрович (1733–1809 гг.), генерал-фельдмаршал русской армии (с 1807 г.)

Князь А.А. Прозоровский родился в 1733 г. Учился в Сухопутном кадетском корпусе и в 1754 г. был произведен в подпоручики. Участник Семилетней войны 1756–1763 гг., а также войн с Турцией 1768–1774 и 1806–1812 гг. В 1780–1782 гг. являлся управляющим Орловско-Курским генерал-губернаторством. В 1790–1795 гг. А.А. Прозоровский был назначен главнокомандующим в Москву с подчинением ему войск не только московских, но и Смоленской губернии и Белоруссии. Павел I назначил его командиром Смоленской дивизии, а в 1797 г. уволил в отставку и сослал в деревню. Возвращен на службу Александром I и в 1807 г. произведен в генерал-фельдмаршалы. Умер А.А. Прозоровский на посту главнокомандующего Дунайской армией в своем лагере близ Мачина.

В рассматриваемое время являлся генерал-поручиком и командиром Крымского корпуса. Одни авторы считают А.А. Прозоровского тупым и невежественным солдафоном, генералом, который командовал небольшими отрядами и не обладал полководческими способностями, добиваясь чинов угодничеством и интригами. Другие называют его одним из образованнейших генералов своего времени, стоявшим во главе крупных войсковых соединений, от корпуса до армии, отмечают личную храбрость, а также манеру держаться независимо даже по отношению к очень влиятельным персонам.

Объективно обладал военными дарованиями, сумев в 1772–1774 гг. обеспечить вполне надежную оборону Крыма, а в начале 1778 г. утопив в крови восстание крымских татар. Однако к числу выдающихся военных личностей его отнести явно нельзя. Умудрился испортить отношения с П.А. Румянцевым, Г.А. Потемкиным, А.В. Суворовым (хотя состоял с ним в родстве), А.Н. Сенявиным. В начале 1778 г. заменен А.В. Суворовым на посту командующего Крымским корпусом, с официальной формулировкой «для восстановления здоровья», а в действительности — из-за весьма пассивных действий.

Не показал А.А. Прозоровский крупных достижений в области военного искусства и позднее, в том числе и во время Русско-турецкой войны 1806–1812 гг., во время которой возглавлял русские войска на протяжении 1808–1809 гг. В частности, вновь действовал весьма медленно и непродуктивно, поскольку не придерживался принципа принуждения противника к полевому сражению для его разгрома, а полагал, что победа будет достигнута в результате овладения всеми турецкими крепостями. Последнее же показало свою бесперспективность еще в войнах с турками в XVIII в., да и А.В. Суворов и Наполеон всегда делали ставку именно на разгром живой силы неприятеля.

Тем не менее, вклад А.А. Прозоровского в покорение Россией Крыма был достаточно весом, что, кстати, оценили и в Петербурге. За штурм Перекопа в 1771 г. А.А. Прозоровский был награжден орденом Св. Анны I степени, в апреле 1773 г. он получил звание генерал-поручика, а 10 июля 1775 г., во время торжественного празднования первой годовщины Кючук-Кайнарджийского мира, Екатерина II наградила его золотой шпагой, усыпанной бриллиантами. Кроме того, в 1778 г. за подавление мятежа в Крыму он, несмотря на увольнение от должности командующего Крымским корпусом, получил орден Св. Георгия II степени.

Заметим, что с вышеупомянутыми должностями А.В. Суворов, по мнению исследователя В. С. Лопатина, наконец-таки получил большое самостоятельное дело. И великий русский полководец сразу же решил подвести итоги своей деятельности на Кубани и сделать достоянием каждого офицера и солдата приобретенный опыт. 16 мая 1778 г. он отдает знаменитый приказ по Кубанскому корпусу. В нем подробно разбираются меры по организации службы, обучению войск, по сбережению здоровья воинских чинов. Главная часть этого приказа — боевое наставление о том, как строить батальонные каре (своего рода подвижные крепости, удобные и при обороне, и при наступлении), как учить войска стрельбе и штыковому удару, как учить конницу сабельной атаке, а казаков — атаке с дротиками-пиками. «Пехотные огни открывают победу, — наставляет своих подчиненных Суворов, — штык скалывает буйно пролезших в карей, сабля и дротик победу и погоню до конца совершают».

Таким образом, в нескольких строках этого приказа уже проступают идеи «Науки побеждать».

^{Генералиссимус А.В. Суворов, граф Рымникскии, князь Италийский. Выдающий русский полководец}

Красной нитью проходит наставление о дружбе россиян с мирным населением, о гуманном отношении к пленным. «С пленными поступать человеколюбиво, стыдиться варварства», — приказывает А.В. Суворов, придававший огромное значение развитию в подчиненных чувства чести, нравственного долга, патриотизма. Этот приказ несколько позже был повторен дословно и для войск Крымского корпуса.^{1508}

Готовилась к кампании 1778 г. и Азовская флотилия. Правда, судя по запискам В. Тизделя, в Керчи зимой 1777/1778 г. царила совсем не военная атмосфера. «Керчь, это маленькое местечко, — писал В. Тиздель, — отстоящее от столицы империи более 2000 верст, не представляло для нас никаких развлечений или занятий, а потому явилась праздность и породила пороки; начались ссоры, пьянство и все другое. Порядок и дисциплина были совершенно забыты. Страшно вспомнить, что происходило в этой маленькой самоуправной республике. Всякий делал что хотел, а делать было нечего, как только пить, да драться. Били всех, даже начальнику досталось однажды за то только, что он вздумал сделать какое-то распоряжение. Я тоже был жертвою потому только, что во всей русской компании — один я был иностранец. Капитан Александр Муромцев питал как бы врожденную ненависть ко всему иноземному, и все подчиненные следовали примеру своего достойного начальника. Эту общую ко мне ненависть я заслужил только тем, что был произведен в капитан-лейтенанты ранее некоторых, стоявших выше меня по списку. Мои товарищи, русские офицеры, сами мне говорили, что прибытие к ним иностранцев очень замедлило их повышение в чинах. Сперва я обращался к капитану Муромцеву, ожидая найти защиту в силе законов, но все мои жалобы были оставляемы без внимания, а потому я решился прибегнуть к своей собственной силе. Однажды капитан-лейтенант Никита Иванович Баскаков, начал попросту бить меня, я дал ему такой хороший отпор, что он четыре дня лежал в постели. Это случилось в присутствии капитана Михнева и капитан-лейтенанта Ивана Ивановича Кунаковского.

С Кунаковским я жил на одной квартире. Однажды поздно вечером пришел к нему капитан-лейтенант Егор Раткеевский,^[246] и найдя меня уже спящим, начал будить и дразнить. Напрасно Кунаковский убеждал его оставить свои глупые шутки; этого ему было недостаточно; он взял меня за ноги и стащил с кровати. Я вскочил, схватил его за плечи и так принялся бить об стойку, что он кричал, прося прощения, — и эти оба случая памятны и Раткеевскому и Баскакову; они не только сами удерживались от дерзостей, но и другим советовали меня не трогать. Итак, мое право я нашел в своей физической силе. Теперь спрашивается: что если бы ее не было, то под какую защиту мог бы я прибегнуть?

В этот год зимовали в Керчи суда: фрегаты: два 44 пуш. один 32 пуш., три 28 пуш., один 24 пуш. и многие другие мелкие суда».^{1509},[247] Не имея возможности проверить, насколько в описанных столкновениях виновен сам В. Тиздель, прославившийся позднее как весьма жестокий командир, тем не менее, приходится признать, что описанная им атмосфера была вполне реалистична для того времени.

Но вернемся к упомянутой подготовке к кампании. На 30 марта Азовская флотилия располагала по списку 28 военными и 18 транспортными судами, в том числе, 8 фрегатами — «Вторым», «Третьим», «Четвертым», «Пятым», «Шестым», «Седьмым», «Архипелагом» и «Почтальоном». Правда, список и реальность значительно отличались: от морской службы были окончательно отстранены фрегаты «Третий» и «Четвертый», а фрегаты «Архипелаг» и «Почтальон» могли начать действия только после ремонта. С учетом состояния дел с «новоизобретенными» кораблями реальные силы флотилии составляли, таким образом, лишь 4 фрегата («Второй, «Пятый», «Шестой», «Седьмой») и 3 шхуны («Победослав Дунайский», «Вечеслав», «Измаил»).

Командный состав Азовской флотилии в начале 1778 г.^{1510}

^{Воинское звание и имя … Должность}

Контр-адмирал Ф.А. Клокачев … Командующий Азовской флотилией

Капитан бригадирского ранга А.И. фон Круз … Командующий силами флотилии в Черном море

Капитан 1 ранга П.А. Косливцев … Капитан Таганрогского порта

Капитан 1 ранга А.П. Муромцев … Командир фрегата «Четвертый» и начальник Керченского адмиралтейства

Капитан 2 ранга И. Михнев … Командир фрегата «Третий»

Капитан 2 ранга Я. Карташев … В Новохоперской верфи занимался постройкой фрегатов

Капитан 2 ранга И. Баскаков … Капитан Новопавловского порта

Капитан 2 ранга И. Ломан … Набирал рекрут в Шацке

Капитан-лейтенант П. Сухотин … Командир фрегата «Второй»

Капитан-лейтенант И. Кунаковской … Командир фрегата «Пятый»

Капитан-лейтенант С. Раткеевский … Командир фрегата «Шестой»

Капитан-лейтенант Н. Баскаков … Командир фрегата «Седьмой»

Капитан-лейтенант П. Пустошкин … Командир палубного бота «Карабут»

Лейтенант В. Кушников … Командир фрегата «Архипелаг»

Лейтенант А. Лыков … Командир корабля «Хотин»

Лейтенант Н. Никанов … Командир корабля «Корон»

Лейтенант П. Таганов … Командир корабля «Таганрог»

Лейтенант А. Аклечеев … Командир малого бомбардирского корабля «Второй»

Лейтенант П. Нефедьев … Командир корабля «Яссы»

Лейтенант Н. Кумани … Командир поляки «Св. Екатерина»

Лейтенант Л. Сумароков … Командир поляки «Вечеслав»

Лейтенант И. Перри … Командир поляки «Патмос»

Лейтенант Б. Стеллик … Командир поляки № 55

Лейтенант С. Цвилинев … Командир шхуны «Измаил»

Лейтенант А. Сорнев … Командир палубного бота «Санбек»

Лейтенант Г. Корякин … Командир палубного бота «Миус»

Лейтенант В. Арцибашев … Командир судна волик

Мичман С. Филатов … Командир корабля «Модон»

Мичман Ф. Вранов … Командир корабля «Бухарест»

Мичман Г. Неелов … Командир шхуны «Победослав»

Мичман П. Сибилев … Командир палубного бота «Елань»

Тем не менее, задачи перед флотилией вновь стояли большие. Так, А.А. Прозоровский уже в середине января 1778 г. затребовал от Ф.А. Клокачева возможно скорейшего начала действий. В частности, он писал: «Из приложенной копии ордера моего г[осподину] генерал-майору Борзову с приобщением выписки полученных на сих днях из Царьграда от министра нашего г[осподина] Стахиева известиев и прочего, В. П. увидите, сколь нужно в теперешнее время умножать вверенную вашему руководству флотилию, колико можно больше благонадежными судами, и как уже день от дня приближается время к весне, то и не думаю, чтобы пролив сию зиму замерзнуть мог, а для того и прошу, В. П. войдя во уважение сих предначертаний Порты, поспешить сколько можете прибавить судов в Керчь, не отлагая времени до настоящей весны, ибо они, пользуясь и зимой хорошею погодою, упреждают нас приплытием упомянутые эскадры к здешним берегам, а потому уже ожидать должно и дальнего от них покушения».^{1511}

Но приступить к действиям флотилия Ф.А. Клокачева смогла лишь в марте, ставшем уже традиционным временем начала кампании. А вскоре командование действующими на Черном море силами вновь принял А.И. фон Круз. Прибыв в Керчь, он сделал следующие шаги. Капитану 1 ранга А.П. Муромцеву был поручен ремонт и вооружение не годных для крейсерства фрегатов «Третий», «Четвертый», после чего они должны были с малым бомбардирским кораблем стать севернее южной Таманской косы и Павловской батареи так, чтобы защищать Керченский пролив, не повреждая друг друга и свободно пропуская возвращающиеся с моря суда. Кроме того, А.П. Муромцову поручались корабли «Таганрог» и «Корон».

Сам же А.И. фон Круз планировал, взяв с собой И.А. Михнева на случай командования отдельной эскадрой, выступить в крейсерство с благонадежными судами. При этом шхуны, поляки и боты предполагалось направлять в разведку, в том числе и «на вид Синопа», а фрегаты и корабль «Модон» (после его прибытия) должны были вести патрулирование в районе Кафа — Суджук-Кале, разбившись по определенным квадратам. В случае появления турок следовало с помощью сигналов оповестить сухопутные войска и сосредоточиться в назначенном месте.

Далее, согласно полученным инструкциям, А.И. фон Круз мог или вступить в бой, или, в случае явного превосходства неприятеля, отходить к проливу и защищать его как важнейший пункт. О том, как планировалось организовать такую защиту, говорит нижеприведенный отрывок из донесения А.И. фон Круза Ф.А. Клокачеву.

Кстати, над мерами усиления обороны Керченского пролива задумались в начале 1778 г. даже в Петербурге, подтверждением чему служит также представленное нами ниже письмо И.Г. Чернышева Ф.А. Клокачеву.

Из документов о подготовке обороны Керченского пролива

1. О состоянии крепостей Керчь и Еникале и обороны Керченского пролива к 1778 г. по данным генерал-майора П.С. Потемкина^{1512}

Ениколь, будучи укреплен с нагорной стороны, требует укрепления от моря, ибо с сей стороны одной только каменной ограды не довольно, да и самая сия ограда хотя-б и не ветха была, весьма обнажены. Керчь, укреплением вновь сделанным кругом замка, усилена гораздо и могла бы много противостоять нападению, но укрепление ее, будучи смазано только глиною, не довольно крепко, чтоб от упорного нападения разрушилось. Сверх того, локальное положение сей крепости есть под самою горою, которою овладев неприятель может командовать совершенно крепостью. Не представляю я сие В. С. в лице опасности, ибо настоящее положение дел наших с турками и известная поверхность нашего оружия над войском их не может предвещать оной; а паче по расположению войск наших, занимающих ныне Крымский полуостров и с противу лежащий стороны остров Тамань и представляет воспрещает, чтоб турки могли предпринять учинить нападение на сии крепости… а форсировать им пролив между Черного и Азовского морей, тем совершенно кажется невозможно, что флотилия наша, которая хотя слаба для того, чтоб действовать в Черном море, но постыдно-б оной не удержать пролива, который от твердого берега до косы с Таманского острова расстоянием только две версты с половиною и четыре фрегата могли-б и должны удерживать всякое покушение неприятельское.

2. Из донесения капитана бригадирского ранга А.И. фон Круза контр-адмиралу Ф.А. Клокачеву из Керчи от 21 мая 1778 г.^{1513}

При бытности в Керчи вновь поступившего к командованию по левую сторону Днепра и Кубани и Крыма войсками генерал-поручика Суворова по некоторым рассуждениям о заграждении флотилией нужных по Черном морю мест, купно и со словесным мне от Е. В. П. о приступлении к тому в начале приказанием, что мог по краткости времени исполнить, равно и в чем именно резолюции требовал…

И со стороны плана от меня к Е. В. П. представленного на случай превосходного турецкого флота прибытия в пролив, по наличию суда расположил так: Павловской батарее первой тогда встретить турецкий флот, потом от оной фрегаты на шпринге: Третий, Четвертый, Второй, Пятый, Шестой, Седьмой, Почтальон, корабли Таганрог, Корон; у первой перешейки Южной Таманской косы: шхуна Измаил, поляки Патмос, Св. Екатерина, № 55, у второй — 3 бота; и все оные суда расставлены будут по фарватеру по остовую сторону Южной Таманской косы, ибо ежели оттоманская Порта с тем превосходным флотом приблизиться к Керченскому проливу, тогда в рассуждении довольно известной да и в точную команду вверенной мне В. П. Азовской флотилии слабо уже искусство будет на свободной глубине иметь с ними дело, а ежели есть к отогнанию их место, так самое то с стороны наших судов расположение, как выше донес В. П.

3. Из письма вице-президента Адмиралтейств-коллегий И.Г. Чернышева контр-адмиралу Ф.А. Клокачеву^{1514},[248]

Пожалуй ежели можно постарайся, чтоб один из тех прамов, которые у вас есть, можно было перевести в проход к Керчи, хотя буксиром или завозами, а буде того конечно не можно, то не можно ли какого-нибудь из старых наших новоизобретенных кораблей, приведя туда, поставить где-нибудь на мель, так, чтоб из оной батарею с большими орудиями сделать было можно, или, наконец, не можно ли большую батарею сделать на каменьях, что на косе к Кубанской стороне. Сие место, то есть самый конец оной косы, кажется, всех способнее не только по узкости прохода, но с оного и встретить большими орудиями можно, ежели бы кто и попытаться хотел. Сии три способа или каждый из них особо более бы всего воспрепятствовали проходу неприятельскому и великую бы помочь сделали судам для того поставленным; пожалуйста, подумайте о сем и постарайтесь, чтоб что-нибудь из сего сделать и мне мысли свои сообщить.

Между тем, турки отказались от переговоров. В Константинополе 25 апреля 1778 г. состоялся большой совет у муфтия, на котором Оттоманская Порта окончательно решила послать свой флот к берегам Крымского полуострова под командованием самого капитан-паши, который по пути должен был зайти в Синоп и взять на борт 40-тысячный корпус под предводительством Гаджи-Али паши. На том же совете сам Гаджи-Али паша был сделан сераскиром, а его сын произведен в трехбунчужные паши с обязанностью исполнять губернаторскую должность во время отсутствия отца.^{1515}

Предпринятая Россией в том же апреле месяце попытка добиться через своего посланника А.С. Стахиева признания Турцией Шагин-Гирея успеха, естественно, не имела. Более того, когда рейс-эфенди было сообщено о том, что крымские мятежники принесли Шагин-Гирею искреннее раскаяние и спокойно возвратились в свои жилища и что в Крыму установилась тишина, тот откровенно вознегодовал. А драгоман Порты еще и заметил, что «до присланного от Шагин-Гирея пакета, то Порта никогда не признавала, да и не будет признавать его ханом».^{1516}

Таким образом, становилось все более очевидно, что Турция хочет попытаться силой пересмотреть Кючук-Кайнарджийский договор 1774 г. И действительно, утке 26 апреля 1778 г. турецкая эскадра, состоящая из 11 линейных кораблей, 15 галер и полугалер и 20 дульциниотских шлюпок под командованием самого капудан-паши, начала выдвигаться из Босфора в Черное море.^{1517} Правда, сразу же по выходу из пролива она принуждена была остановиться: на море установился штиль.

Тем временем, А.С. Стахиеву удалось выяснить, что весь турецкий флот, с уже вышедшими в Черное море судами, должен будет состоять из 33 линейных кораблей и фрегатов, а также 46 галер и полугалер. Планировались следующие его действия: после разделения на три эскадры первая из них должна была направиться к Очакову, вторая — к Козлову, а третья — на кубанские берега. Таким образом, удар намечался по всем основным русским позициям в Северном Причерноморье: по Кинбурну, Крыму и Кубани.

Вся эта информация своевременно поступала к генерал-фельдмаршалу П.А. Румянцеву-Задунайскому, определявшему в это время управление войсками и флотилией по защите Крыма и Кинбурна. Следствием стало предписание А.В. Суворову о недопущении турок на крымские берега: сначала по возможности мирным путем, затем в случае высадки — и силой оружия.

Кроме того, направил он и решительный протест великому везиру Мегмет-паше, на который в конце мая 1778 г. получил следующий ответ: «Порта за нужно сочла назначить к отправлению в Крым с флотом своим и армию регулярных войск славного визиря Гази Гассан-пашу, теперешнего великого адмирала, в качестве генералиссимуса на море, щедрого Гаджи-Али пашу эрзерумского и трапезундского губернатора в качестве генералиссимуса над сухопутными войсками. Они имеют совершенную полную мочь утвердить постановленный уже мир и привести дела в твердое положение, если российский двор из любви к миру освободит Крым от войск своих, приложит старание изобрести средство, которое бы выводило татар из опасности, и покажет таким образом доброе и искреннее свое расположение к сохранению мирной тишины… Если российский двор искренно желает покоя, то не может найти лучше сего случая к утверждению того…

Блистательная Порта ни на шаг не уступала Черного моря ни России, ни татарам, будучи оною ее область и собственность, почему и в трактате постановлено, что, кроме купеческих судов, никакой военной корабль, какого бы он качества ни был, не может по оному морю плавать, почему и поручено обоим помянутым визирям, если они усмотрят на оном море, кроме купеческих суден, какое другое военное вопреки капитуляции, не почитая оное российским, но просто иностранным, сперва дружеским образом принуждать из того моря выйти, и в случае упрямства старалися бы всеми своими силами оное выгнать и удалить, постановляя то наблюдением наисущественнейшего артикула».^{1518}

Становилось ясно, что турки собираются пойти далеко и только жесткий ответ способен заставить их остановиться. В частности, ни в коем случае нельзя было допустить их ни к Крыму, ни в Керченский пролив. И А.В. Суворов быстро принял действенные меры. Для контроля над побережьем полуострова его разделили на четыре сектора, в каждый из которых направили по бригаде войск. Внутри самих секторов командующий лично выбрал участки, по его мнению, наиболее удобные для высадки, где оборудовали специальные укрепленные пункты. При этом главным пунктом обороны была справедливо определена Ахтиарская бухта, вокруг которой должна была сосредоточиться 2-я бригада, состоящая из трех полков, егерского батальона и двух казачьих полков. Защита Керченского пролива полностью оставалась прерогативой флотилии.

Однако сразу же возникла серьезная проблема. Большую тревогу вызывал тот факт, что, несмотря на голод и лишения, еще одна турецкая эскадра по-прежнему оставалась в Ахтиарскои бухте. Она вполне могла послужить причиной новых возмущений татар. На турок не возымело действия даже обращения Шагин-Гирея с требованием незамедлительно покинуть бухту.^{1519} В этих условиях А.В. Суворову потребовалась помощь Азовской флотилии.

13 июня он запросил помощи у А.И. фон Круза: «7 турецких судов, в Новоахтьярскую гавань прибывших суть провиантские; сию гавань хочется нам с обеих сторон укрепить; не знаю как удастся, а намерение к тому приступить завтра; не благоволите ли ваше крейсерство продолжить к стороне Балаклавы или и Козлова». А.В. Суворов вполне обоснованно рассчитывал, что появление русской эскадры поможет заставить турок покинуть бухту.

При этом параллельно он и сам решил попытаться надавить на них. 15 июня на берегах бухты развернулись по три батальона пехоты с артиллерией и конницей, которые начали сооружать батареи и укрепления. Гаджи Мегмет-ага осведомился о причинах такой активности, а 17 июня, чтобы не оказаться в ловушке, турецкие суда на буксире вышли из бухты и встали в трех верстах от берега; 18 июня два судна отправились в Константинополь, однако семь больших и пять малых по-прежнему оставались на якоре.

Из агентурной информации о событиях у Ахтиарскои бухты^{1520}

А третьего дня прибыла сюда одна идриотская полугалера… Оная полугалера есть одна из тех девяти, кои пред тем некоторым временем отправлены были с провиантом отсюда в Авлиту (Ахтиару. — Авт.). По прибытии их туда, командующий там ханский офицер присылал к командующему на турецких 7-ми фрегатах спросить: зачем те полугалеры туда пришли и получа в ответ, что привезли провиант на фрегаты, вторично прислано было сказать, чтоб не только оные, да и сами бы фрегаты немедленно шли прочь, почему турецкий командир и велел было полугалерам оттуда удаляться; но за сильною противною погодою они того дня подняться не возмогли, а на завтра бывшие на берегу чауши увидели уже там его светлость хана Шагин-Гирея в черном платье, разъезжающего с 500 человек, и как чауши спросили, для чего хан в черном платье, некоторые из татар отвечали, что пока не освободится от оттоманов, почитает себя невольником. На другой же день, на рассвете, турки увидели на берегу с обеих сторон противу себя вооруженные батареи с множеством конного и пехотного войска; находящийся на фрегатах сын Гаджи-Али-паши послал на берег спросить о причине такого ополчения и нет ли намерения сжечь или же потопить фрегаты, на что ответствовано, чтоб они шли прочь, инако же несумненно одно или другое с ними воспоследует и что они уже довольно постояли; почему сын реченного паши, сев на баркас, приказал полугалерам всевозможным образом в обратный путь идти, угрожая смертною казнию экипаж оных оных в случае ослушания. Итак оные пошли к Синопу, а фрегаты, вышед на открытое море, на сорока саженях глубины стали на якоре, отправя на полугалерах одного чауша с доношением капитан-паше, что не точию Балаклава, но и все другие способные к вылазке на берег Крымские места укреплены и заняты уже российским войском…

Более того, положение в Ахтиарской бухте продолжало обостряться. 7 июля турки, высадившиеся на берег, убили русского казака. А.В. Суворов дважды требовал от Гаджи Мегмет-аги выдать убийц, но турки каждый раз уходили от прямого ответа, продолжая отстаиваться в бухте.

Тем временем А.И. фон Круз, получивший письмо А.В. Суворова, собрал 19 июня консилиум с командирами трех фрегатов и поляки, составлявших его эскадру. Совет рассмотрел обращение Суворова и постановил, оставив на стратегическом посту у Керченского пролива А.П. Муромцова, с надежными судами идти к Балаклаве, где и ожидать дальнейших указаний генерал-поручика. Об этом А.И. фон Круз сообщил как Ф.А. Клокачеву, так и А.В. Суворову, добавив, что в эскадру войдут 4 фрегата и 2 поляки.

Но уже на следующий день ситуация резко поменялась. Сначала, еще ночью, прибыло новое письмо А.В. Суворова о выходе турецких судов из Ахтиарской бухты. Но одновременно поступил секретный рапорт А.П. Муромцова о появлении турецкой эскадры в Суджук-Кале.

А.И. фон Круз вновь собрал совет, который теперь решил отказаться от похода к Балаклаве, вместо этого направив к устью Кубани И.А. Михнева с фрегатом «Седьмой» и ботом «Карабут», в поддержку уже бывшей там шхуны «Измаил».

Здесь стоит сделать небольшое отступление и охарактеризовать действия флотилии до этого момента. В связи со скудностью источников вновь обратимся к «Запискам…» В. Тизделя, который пишет следующее; «19-го марта мы вышли в крейсерство под командою капитана Михнева. В исходе апреля мне было сказано находиться на станции, у устья Кубани. Тогда я имел несчастье стать на неизвестную банку, находящуюся в расстоянии 7¹/₂ миль на SSO от устья. Но это кончилось благополучно, хотя и не без труда, потому что мне нужно было вылить всю воду и выгрузить большую часть тяжестей; а последнее я должен был исполнить своими шлюпками, так как посторонней помощи мне не откуда было иметь. Снявшись с мели, я вошел в устье налиться водою и вышел опять в крейсерство, как ни в чем не бывало, а дней через 12-ть я встретил фрегат “№ 5”, пришедший ко мне на смену, и, к своему удовольствию, узнал, что им командует мой друг Егор Тет, переведенный на службу в Черное море. Это обстоятельство ободрило меня, я перестал считать себя одиноким сиротою. Тет сообщил мне, что командиром нашей эскадры назначен бригадир Круз, и что эскадра стоит в проливе против Соленых озер. Поговорив с ним еще некоторое время, я пошел на присоединение к эскадре. В исходе мая вся наша эскадра вышла в крейсерство между мысами Суджук-Кале и Кафа, а иногда спускаясь ниже устьев Кубани и становилась на якорь близ этих мест. Так продолжалось до 2 июня. Тогда мы перешли опять к Соленым озерам, и опять начались наши очередные крейсерства, продолжавшиеся по две и по три неделим. Очередь опять началась с меня; 5-го июня я вышел в море…».^{1521}

Картина получается следующая. Вначале И.А. Михнев занял позицию с эскадрой в Керченском проливе, выслав несколько судов для дозора, в том числе и фрегат «Шестой» под командованием В. Тизделя. Далее эскадру возглавил А.И. фон Круз, с которым она некоторое время крейсировала перед проливом в указанных Тизделем границах. Но затем и Круз вернулся к схеме И.А. Михнева, причем особое внимание вновь было обращено на наиболее опасный район Суджук-Кале — Керченский пролив. В результате сначала туда опять вышел В. Тиздель с фрегатом «Шестой», затем его сменила шхуна «Измаил», и вот теперь ее было решено дополнить указанными выше фрегатом «Седьмой» и ботом «Карабут».

Между тем, Ф.А. Клокачев в ордере Крузу от 28 июня подтвердил, что защита Керченского пролива является важнейшей задачей флотилии. При этом он все же рекомендовал, оставив часть эскадры в проливе, с 4 фрегатами, шхуной и полякой исполнить приказ А.В. Суворова.

В свою очередь Круз, еще не получивший последний ордер, 2 июля рапортовал Ф.А. Клокачеву о предпринятой им концентрации сил для обороны Керченского пролива, о построении которой и говорит представленный им рапорт: «К приумножению судов для защищения пролива фрегат Третий и корабль Корон определил взять к себе, дабы на первый случай приходу турецкого флота мог противиться, а ежели при первом их покушении принять ретираду к Павловской батарее с судами, тогда от Таклы мыса до садов Керченских берег будет непрепятственен десанту Оттоманской Порты.

Впрочем, вверенной В. П. Азовской флотилии с фрегатами Вторым, Пятым, кораблем Модоном, полякой Патмос, шхуной Победослав-Дунайский нахожусь у Таклы мыса; фрегат Седьмой, шхуна Измаил, бот Карабут у устья реки Кубани, фрегат Шестой пред проливом в крейсерстве».^{1522}

Тем временем, вопрос с турецкой эскадрой у Ахтиарскои бухты разрешился и без флотилии. Гаджи Мегмет-ага послал А.В. Суворову запрос, являются ли его действия свидетельством разрыва русско-турецких отношений. А.В. Суворов отвечал, что Россия стремится к миру, но предостерег от попытки высадиться на берег. Своим войскам он приказал не допускать турок брать воду на берегу. Генерал-поручик все еще рассчитывал на появление Круза, чтобы побудить турок удалиться, и потому сообщил письмом об их выходе в море. 22 июня он писал Крузу о желательности демонстрации флота. 25 июня турки все же запаслись водой, но при их высадке на берег в одной из шлюпок был замечен фальконет, что послужило предлогом для запрещения 26 июня последующих высадок; в устье реки Бельбек встала рота с пушкой. Экипажи турецких судов страдали от голода и жажды. С судов дезертировало 292 янычара; остававшиеся на судах четыре сотни военных были больны и роптали, требуя вести их в бой либо эвакуировать. Гаджи Мегмет-ага писал в Синоп капитан-паше Гассану, что ему не позволяют брать воду, и просил разрешения удалиться от Ахтиарскои бухты. Гассан-паша, в свою очередь, предлагал потерпеть несколько дней, пока он прибудет с кораблями и войском. Наконец, 2 июля турецкие суда пошли в сторону Балаклавы и 3 июля направились к Синопу, о чем Суворов сообщил в А.И. фон Крузу.^[249]

Однако русско-турецкое противостояние не только не уменьшилось, но и возросло. 4 июля 1778 г. турецкое судно доставило в Кафу послания русскому сухопутному и морскому командованию. В письме А.В. Суворову Гаджи Мегмет-ага возмущался, что ему не дали запастись водой, и грозил вернуться, взяв воду в Очакове. В письмах же командующего турецким флотом Гази Гассана-паши и трапезундского и эрзерумского губернатора Гаджи-Али паши вообще содержалось запрещение российским кораблям плавать по Черному морю под угрозой уничтожения.^[250] Ультиматум был поддержан силой флота, который капитан-паша ввел на Черное море.

Но неожиданностью для русского командования это не стало. П.А. Румянцев, пользуясь сведениями из Константинополя, своевременно информировал А.В. Суворова о планах турок, указывая, что турецкий флот должен сначала идти в Синоп для соединения с Гаджи-Али пашой и далее в Крым, чтобы там или на Очаковском рубеже провести «конгресс»; генерал-фельдмаршал полагал, что турки сначала направятся к Тамани для возмущения кубанцев и черкесов, чтобы затем высадить десанты у Кафы и Судака, возбудить мятеж и отвлечь войска от занимаемых ими пунктов. Рекомендовал он и план ответных действий. В случае, если бы Суворов получил послание капитан-паши или другого турецкого начальника, он должен был избегать переговоров, одновременно не допуская турок к берегу под предлогом защиты от эпидемии. Относительно же возможных претензий по плаванию кораблей Азовской флотилии, П.А. Румянцев предлагал дать такой ответ: «…А о кораблях этих укажите, что они плавают в море омывающем часть границ наших и дружеской ни от кого не зависимой области татарской».

Об этих указаниях П.А. Румянцева А.В. Суворов сообщил и А.И. фон Крузу. Однако последний 9 июля донес А.В. Суворову, что уводит свои суда от Кубани и оставляет в море только фрегат «Шестой», крейсирующий у Керченского пролива; он заявил, что в условиях появления турецкого флота пользуется свободой действий, предоставленной ранее самим А.В. Суворовым и не может рисковать отдельно плавающими судами, ибо в силе оставалась основная задача — оборона Керченского пролива. В донесении от 18 июля А.И. фон Круз просил А.В. Суворова в ситуации, когда он вынужден рисковать кораблями, дать более четкие указания. Капитан бригадирского ранга оправдывал действия И.А. Михнева тем, что Суджук-Кале — неизвестная турецкая гавань, и войти в нее нельзя, ибо в ней собирались превосходящие неприятельские силы; поэтому А.И. фон Круз повторял, что возвращает отряд И.А. Михнева.

Таким образом, основные силы флотилии вновь, как и в 1774 г., сосредоточились для охраны Керченского пролива — важнейшей стратегической позиции России. Остальными же пунктами, как и тогда, пришлось пожертвовать из-за нехватки сил (подчеркнем, что имевшихся у Круза сил было не только мало для реальных действий на море, но последние еще и практически не годились для совместных действий в составе эскадры). И такое поведение А.И. фон Круза надо признать вполне логичным.

Вот как состояние Азовской флотилии описал прибывший в конце июля 1778 г. к Керчи ФА. Клокачев. «…Я конечно не сомневаюсь, — писал он, — ежели б все оные наши суда имели калибр пушек равный, и во все к военному действию способные ветры в линии лежать, и к ветру регулярно и равно держаться, и в дистанции на те неприятельские орудия равенственно соответствовать могли, мог бы господин Круз и таким числом судов, как Е. С. в своем и господин генерал-поручик и кавалер Суворов ордере упоминать соизволит превосходное турецкое количество заменить, но у него против линейных кораблей и фрегатов при всех ветрах к произведению пальбы удобных только Второй фрегат и корабль Журжа, да и те один с другим по неодинаковости конструкции в равной линии лежать не могут, а Пятый, Шестой и Седьмой фрегаты, хотя и новые и к мореплаванию благонадежные, но по чрезмерной их к воде портов низкости и валкости, кроме тихих ветров с нижних деков палить не могут; шхуны ж, поляка и бот в линии лежать и при всяких ветрах палить могут, но по малости орудий, кроме равных им судов с кораблями и фрегатами в бой вступить не могут. Если же и ветер на способную к действию наших пушек дистанцию и неприятельским судам спуститься позволит, опасаясь по нестройству в ходу наших судов быть большим неприятельским флотом атакованным, на крайнюю отвагу пустится, чтоб тем последнее к крейсированию способных число судов не подвергнуть в бедствие не можно; следственно, какое из крейсерства господина Круза успеха ожидать можно, В. С. сами рассудить соизволите, из числа ж оставших в проливе к крейсерству и к военному на море действию способных только один перетимберованный корабль Модон, а затем прочие все по их худости к вытерпливанию не только неприятельского поражения, но и своей пальбы сумнительны…».^{1523}

Между тем, А.В. Суворов потребовал не прекращать наблюдения за Кубанью и Суджук-Кале.^[251] Тогда 22 июля А.И. фон Круз собрал новый консилиум командиров, который, оценив состояние флотилии, постановил: направить четыре фрегата, две шхуны, поляку для крейсирования от Суджук-Кале до Судака и Кафы, а немореходные фрегат и четыре корабля оставить под командованием капитана 1 ранга Т.И. Воронова у мыса Такла. Прибывший 23 июля на Керченский рейд ФА. Клокачев, предложил А.И. Крузу взять только что отремонтированный корабль «Журжа», а после ознакомления с ситуацией, 26 июля написал А.В. Суворову, что А.И. фон Круз после погрузки провианта пойдет выполнять приказ П.А. Румянцева, но при появлении превосходящих сил противника отойдет к мысу Такла для защиты пролива. Сам Ф.А. Клокачев намеревался принять под свое командование силы флотилии, находящиеся у мыса Такла.

Из протокола консилиума, учиненного в присутствии капитана бригадирского ранга А.И. фон Круза с командирами судов его эскадры. 22 июля 1778 г.^{1524}

Получа сего числа два ордера от генерал-поручика Суворова, слушали мы при внимании, особенно гласящего от 13 числа при копии с повеления Е. С. генерал-фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского, определяем: по количеству удобства и числа судов наличных, також по благонадежности, с фрегатами Вторым, Пятым, Шестым и Седьмым, с двумя шхунами и с плавающей в виду нас полякой Патмос, отправиться в крейсерство ко ограждению Таманского берега до Суджукальской гавани и по прямой линии до Суджука и Кафы, а по неудобству фрегату Третьему, кораблям Журже, Модону, Корону, Таганрогу в конструкции, а потому уже и по неспособности вступления оных в Черное море, остаться у мыса Таклы при защищении пролива под командою капитана 1 ранга Воронова, чему и быть.

Расписание присутствовавших на консилиуме командиров кораблей

^{Корабль … Командир}

Шхуна «Победослав Дунайский» … Лейтенант Г. Неелов

Корабль «Корон» … Лейтенант Я. Саблин

Шхуна «Измаил» … Лейтенант С. Цвеленев

Корабль «Модон» … Лейтенант Ф. Скорбев

Фрегат «Шестой» … Капитан-лейтенант В. Тиздель

Фрегат «Пятый» … Капитан-лейтенант Г. Тет

Фрегат «Второй» … Капитан-лейтенант Р. Галь

Фрегат «Седьмой» … Капитан 2 ранга И. Михнев

Фрегат «Третий» … Капитан 1 ранга Т. Воронов

Из донесения контр-адмирала Ф.А. Клокачева Адмиралтейств-коллегий из Керчи от 29 июля 1778 г.^{1525}

Отбыв 19-го из Таганрогского порта, в Керчи прибыл я 24 числа. Капитан Круз к стоящей у Таклы мыса эскадре 25 числа из Керчи отбыл и 27 числа, оставя у Таклы мыса под командованием флота капитана Воронова фрегат Третий, корабли Модон, Корон и Таганрог, да бот, а у Южно-Таманской косы под командованием капитана Муромцева фрегат Четвертый и малый бомбардирский корабль, сам с фрегатами Второй, Пятый, Шестой и Седьмой, с кораблем Журжею, шхунами Победославом и Измаилом да полякой Патмос и одним палубным ботом пошел в Черное море и будет к ограждению Таманского берега крейсировать до Суджукальской гавани и по прямой линии до Судака и Кафы; при отбытии ж его отсюда приказал я ему ежеле турецкий флот принудит его к бою, то хотя надеюсь, что отпор дать может, но когда несравненно против его числа судов большему турецкому флоту жестокого отпора дать будет не в силах, в таком случае отступом ближиться к Таклу мысу и соединенными силами защищать пролив, куда и я ежели успею, то сегодня, а по крайней мере завтра, на шхуне Вечеслав и пойду и там как ради ближайшего из крейсирующей эскадры, так и из Таганрога получения дел под моим флагом вступлю в командование всей флотилией.

В результате 27 июля А.И. фон Круз вышел, наконец, с четырьмя фрегатами, кораблем, двумя шхунами, полякой и ботом. Целью его было, крейсируя от Суджук-Кале до Кафы и Судака, дать отпор туркам, если они навяжут бой, а при превосходстве сил противника отойти на соединение со второй частью эскадры и совместными усилиями оборонять Керченский пролив.

Тем временем Гаджи-Али паша (губернатор Трапезундский и Эрзерумский, а также сераскир Крымский) и Гассан-паша (капитан-паша) вновь направили письма русскому сухопутному и морскому командованию с запрещением российским военным судам плавать по Черному морю. В ответ на это заявление А.И. фон Крузписал, что удивлен турецкими претензиями, на которые уже даны ответы, и что попытки пристать к берегам Крыма и высадить людей на берег будут восприняты как начало войны и отражены силой оружия, особенно ввиду опасности занести с турецких судов эпидемию. Вести переговоры капитан бригадирского ранга предлагал в Константинополе, где присутствовал полномочный представитель России.

У самих же турок в августе возникли серьезные проблемы. Их флоту дважды пришлось выдержать сильные шторма, что резко отразилось на его боеспособности. Первый шторм они выдержали на подступах к Суд-жук-Кале в начале августа 1778 г. Вот как докладывал об этом информатор А.С. Стахиеву: «Августа 2-го числа приблизились к Суджукскому берегу и увидели гору Верада, но в последующую ночь поднялся с северной стороны превеликий шторм, который рассеял до 53 транспортных суден с войском, занесши несколько в Трапезунд, а несколько в Керасунт и 6 обратно в Синоп, а прочие в другие разные места; на оных судах было более 12 000 человек. А в Суджукском заливе полуденным вихрем корабль Реалу и один идриотский бригантин, выброся на каменистый берег в мелкие куски разбило, причем немалую нужду претерпели и те 6 кораблей, на которых Ахмед-паша пред тем в Суджук приехал, да и бывшие с ним транспортные суда много повреждены».^{1526}

Тем не менее, Гассан-паша все же смог собрать свои корабли в Суджук-Кале. Однако опасаясь Суджукской бухты, которая была опасна в непогоду, он провел осмотр Анапской и Геленджикской бухт. Но и они оказались непригодными по причине значительного прибрежного мелководья и открытости многим ветрам.

Кроме того, у прибывших турецких пашей, судя по всему, была и еще одна причина для недовольства. «Суджук — есть малая, в Азии лежащая, весьма ветхая и опустошенная крепость, — сообщал впоследствии Стахиеву уже упоминавшийся информатор, — в которой нет никакого другого строения, кроме двух или трех досочных изб, несколько шалашей для прикрытия турецкого коменданта с небольшим малочисленным и ободранным гарнизоном, который там постоянно содержался, так что не токмо для выше сего упомянутого двухбунчужного Мегмет-паши, прибывшего с Ахмед-пашою для исправления мугафизской должности, но и для займа Сулейман-аги в ней квартир не доставало. Трехбунчужный же Ахмед-паша возле оной в стану стоял с своим войском, из коего абазинцы до прибытия флота до 200 человек уже в неволю утащили в свои горные жилища».^{1527} Иными словами, для долгого размещения крепость была слишком бедной и опасной. Гаджи-Али паша и Гассан-паша решили ускорить проведение операции против Крыма.

Однако как только турецкий флот вышел к крымским берегам, он попал во второй, еще более жестокий шторм. Хранитель печати капитан-паши, Мегмет-ага, в своем письме к Селахору Гассан-аге так описывал происходящее: «Превеликий шторм жестокостию своею весь флот разметал по морю. У иново корабля якори совсем оторваны, у инова не удержались на грунте и волочились за оным. Многие расшатались от ударов волн и пустили в себя воду, однако остались безвредны. Но попущением Божьим корабль Гассан-паши, называемой Морской Змей, сорвясь с якорей, несколько саженей тянул их за собою. Потом открылись внизу превеликие щели; все севшие на том корабле старались выливать натекшую воду, но не успевали за умножением от часу на час. По сигналу съехались со всего флота капитаны и одиннадцатью машинами тянули воду, но и то ничего не пособило; посылали нырцов, чтоб снизу законопатить щели — бесполезно. Семь дней и восемь ночей сряду сие продолжали без всякого успеху. Пороховые снаряды все превратились в грязь. Паша держал консилиум со всеми капитанами морскими и, не найдя способу к спасению онаго корабля, паша с превеликим сожалением вышел с него вон, потом пушки и все припасы свезли на другие корабли, а пустое судно предали волнам на волю.^[252] Капитан-паша пересел на корабль, называемый Капитания»,^{1528} Уцелевшие лее корабли были сильно повреждены: у одних вдребезги разбило руль, у других сломаны мачты и поврежден такелаж.. Почти все имели течь.

Вышедший из бури флот с трудом смог собраться обратно в Суджук-Кале. Он представлял собой жалкое зрелище. Гассан-реиз уведомлял своего хозяина Хаджи Мустафа, что «судно его, нагруженное пушками и лафетами, беспрестанно натекает водой. Притом не осталось из людей ни одного живого человека. Припасы растеряны, разобраны и провианта нет». На кораблях вспыхнула эпидемия дизентерии. Один из капитанов писал: «Смертным поносом многие страдают, и… весьма много померло. Кто с вечера заболел, то до утра умирает… Войск много, провианта нет. При Суджуке одной водой питаются. Войско голодное и нагое денно и нощно помышляет о побеге, притом болезнь весьма усилилась, мертвых тел выносить уже некуда».^{1529} При таком раскладе экспедицию против Крыма туркам пришлось отложить. Но отказа от нее, как мы увидим далее, все равно пока не последовало. Тем более что пришедшее из Константинополя судно доставило сведения о недовольстве Османского правительства медлительностью командующих экспедицией.^{1530}

Между тем, в августе 1778 г. произошли перемены и в Азовской флотилии: в частности, из-за болезни вынужден был оставить командование капитан бригадирского ранга А.И. фон Круз. Его сменил капитан 1 ранга И.А. Михнев. Именно ему и довелось б сентября встретить добравшийся наконец до берегов Крыма турецкий флот.

Поскольку события этого дня отражены в отечественной историографии весьма поверхностно, нам представляется важным свести воедино доступные данные как с русской, так и турецкой стороны. Картина вырисовывается следующая.

Из документов о событиях 6 сентября 1778 г. у Керченского пролива

1. Русский взгляд: Донесение капитана 1 ранга И.А. Михнева контр-адмирала Ф.А. Клокачеву о встрече с турецкой эскадрой у Керченского пролива. 8 сентября 1778 г.^{1531}

Сего месяца 6 числа пополудни в пятом часу при NO риф-марсельном ветре показался от Суджук-Кале идущий турецкий к проливу флот, а я с эскадрой был перед проливом не в близком от Таклы мыса расстоянии под прусами, и увидя оный и построив свою эскадру в линию, пошел контр-галсом, пересекая их курс к проливу, а кораблям и шхуне, находившимся между мысов Таклы и Таманского сделал сигнал, чтоб со мной соединились, и так продолжал свой галс пока сделался у них на ветре, и не поравнявся еще с турецким передним кораблем сделал всею эскадрою поворот и пошел тем же каким и турецкий флот лежал галсом, в линии ж у них в самом близком расстоянии на ветре, заграждая путь к проливу; а подходя к мысу Таклы турецкий флот не оказав никакого неприятельского вида пошел от меня к стороне Кефы и подошед к горе Кинчигир у берега стал на якорях, то для уведомления В. П. послал я шхуну Победослав, а как у меня в эскадре было только 4 фрегата, 2 шхуны и 2 бота, то опасаясь, чтоб столь великим числом не отрезали от пролива, к горе Кинчигир спуститься не посмел, а не в дальнем от них расстоянии крейсировал; в турецком же флоте состояло больших линейных кораблей 16, фрегатов 5, шебек 6, поляк 3, трекатров 7, больших галер 3, воликов 3, полугалер 37, соколев 3, фелюк 18 и на трех турецких кораблях на грот-стеньгах были флаги. А 7-го числа, пополуночи в 8 часу, оный флот снялся и пошел на румб WtS, и в том же часу закрылся.

2. Турецкий взгляд: Описание событий, сделанное посланником России в Турции А.С. Стахиевым в письме главе Коллегии иностранных дел Н.И. Панину на основе агентурных сведений. 22 октября 1778 г.^{1532}

2-го числа (сентября. — Авт.). Джаныкли-Али-паша с новою своею супругою вошел на корабль Патрону, а сын его Ахмед-паша на Риалу.

3-го числа сел и капитан-паша на свой адмиральский корабль, называемый Капитания.

4-го числа поднялись из Суджука, но несколько спустя за повеявшим с полуденной стороны ветром, возвратились опять и стали на якорях на Суджукском рейде, где фрегат вышеупомянутого капитана Абдул-Рахмана опять сел почти на туже самую мель, на которой и прежде был, но чрез всю ночь трудясь его с мели сняли; был однако обнят великою течью, за что

5-го числа капитан-паша, услав в заточение реченного капитана, отдал его место бывшему на том корабле второму капитану, а по унятии течи, приказал проводить тот корабль в Константинополь, чтоб не быть подвержену какой вящей опасности, если с прочими пойдет в предпринимаемый в Кафу поход. А сам между тем занемог, и пустили ему кровь.

6-го числа, пустясь из Суджука с северным ветром, прошли устье Азовского моря и пополудни подошли к Крымскому мысу Таклы-Бурну,^[253] от Керчи на 6, а от Еникале на 18 миль расстоянием.^[254]

Тут показался идущий на парусах российский флот, состоящий в восьми фрегатах, между коими два были большие сорокапушечные, а прочие шесть малые, имея при себе один небольшой бомбардирский корабль с транспортным судном.^[255] Капитан-паша, увидя оный флот, направил на него ход своих кораблей, а он, быв сперва по левую руку под ветром, перешел на правую на ветер и так близко, что один из двух больших чуть не дотронулся до капитан-пашинского корабля. На обоих больших фрегатах все пушечные окна были заперты, а людей едва до 15-ти человек видно было и прошли они без учинения по обыкновению салютации, напротив чего на следующих за ними шести малых пушки были обнаружены и более 300 человек экипажа в одноцветном мундире видно было.

Капитан-паша в тот день принял слабительное, однакоже вышел из своей каюты смотреть и говорил, что если бы он здоров был, то атаковал бы их.

Тут примечено: 1) что флагманский российский фрегат, приближась к адмиральскому кораблю, подобрал нижние паруса и оставил только верхние, а прошед оный, опять распустил их; 2) что немного повыше означенного Таклы-Бурунскаго мыса стояли у берега на якорях еще пять кораблей. Итак, российский флот плавал около онаго мыса, а наш мало спустя, стал на якоре пред Крымским берегом (у урочища. — Авт.) Тузла, на месте глубиною 25 сажен…

Таким образом, турецкий флот появился в районе Керченского пролива, как и ожидалось, со стороны Суджук-Кале. В его составе находились 16 линейных кораблей, 5 фрегатов, 6 шебек и 66 меньших судов. Крейсировавший же в районе пролива И.А. Михнев располагал всего 4 фрегатами («Второй, «Пятый», «Шестой», «Седьмой»), 2 шхунами и 2 ботами. Тем не менее, увидев турецкие корабли, он сразу построил линию баталии и направился наперерез их курсу, одновременно сделав сигнал судам, дежурившим в устье пролива, немедленно присоединиться.^[256] Более того, чтобы занять более выгодную позицию и выиграть у турок ветер, он пересек курс турецкой эскадры прямо под носом у ее головных кораблей.

Выполнив этот маневр, русские корабли совершили поворот, и вскоре противники лежали на параллельных курсах, находясь на траверзе Керченского пролива, причем И.А. Михнев, будучи теперь на ветре, закрывал для турок возможность свободного пути в пролив. Отсутствие привычного салюта, открытые пушечные порты и взятые на гитовы нижние паруса со всей красноречивостью свидетельствовали о полной боевой готовности эскадры И.А. Михнева.

Стоит отметить и еще один ход И.А. Михнева, показавший образец тактической грамотности: как следует из данных турецкого информатора, выйдя на параллельный с турками курс, русская эскадра сосредоточилась против флагманских турецких кораблей, чем в случае начала боя могла легко парализовать управление с них остальными турецкими кораблями. Такое использование опыта прошедшей Русско-турецкой войны можно только приветствовать.

Таким образом, стороны оказались буквально на грани войны. Но пушки так и не заговорили: турки, не решившись ни на какие действия (ссылка на прием слабительного капитан-пашой в качестве причины отказа от нападения не может быть убедительной), проследовали мимо пролива по направлению к Кафе. Правда ушли они недалеко, встав на якоря у горы Кинчигир (при урочище Тузла).

Однако уже утром 7 сентября турецкий флот снялся с якорей и направился дальше вдоль крымского побережья. Угроза Керченскому проливу миновала. А вот для крымских берегов она сохранялась, поскольку флотилия с имеющимися силами при всем желании не смогла бы атаковать противника.

Но удары стихии и жесткая позиция русской эскадры, по всей видимости, не прошли для командования турецкого флота даром: оно явно оказалось психологически надломленным. В частности, Гаджи Али-паша в новом письме А.В. Суворову от 9 сентября уже не грозил, а просил разрешения набрать в Крыму воды. Генерал-поручик ответил отказом, выразив свое удивление по поводу неуважения турками карантина. Тогда 10 сентября турецкое командование обратилось к бригадиру П.Х. Петерсону, командовавшему войсками у Кафы, за разрешением сойти на берег для прогулки и пополнения запасов воды, но вновь безуспешно.

В итоге турецкий флот ушел в море, так ничего и не добившись. Демонстрация провалилась. 11 сентября, когда в бухту Кафы вошел посланный все же ФА. Клокачевым отряд И.А. Михнева, было замечено лишь одно турецкое судно, стоявшее у деревни Гурзуф.

Из донесения генерал-поручика А.В. Суворова генерал-фельдмаршалу П.А. Румянцеву о пребывании турецкого флота у Кафы^{1533}

Сего с 7-го турецкий флот, примерно до 170 больших и малых судов, облег крымские берега из-за Джавадинской пристани, заворотя Балаклаву по разным местам, истиною силою в близости Кафы… Господина генерал-поручика князя Багратиона войск команды его с Козловским пехотным полком господин бригадир Петерсон, вперед Е.С. прибывший в Крым, приблизился тогда к Кафе, а отряды третьей бригады распространил на оба крыла под нужные заставы в сравнение с турецким эволюциям. Е.С. князю Багратиону сообщено было, чтобы он, выступя от Шангирея, перешед Перекоп, расположился под Мамшиком на Чертолике в резерве.

Дальних подозрений в татарах, но и в светлейшем хане, не примечено.

Реченного 7-го, 8-го и 9-го числа турецкие разъездные корабли и иные суда непрестанно оказывались вдоль берега близ российских укреплений разноместно. Против того чинил господин бригадир маневры свои с потребнейшим благоразумием, також и протчие ему подчиненные военачальники.

10-го числа требовали у него турки сходить на берег для прогулки, — отказано под карантином; нескольким чиновным посидеть на керченской бирже — отказано; набрать на суда пресной воды — отказано; той воды несколько боченков с полной ласковостью отказано. Не дождавшись моего ответа, вдруг начали они стрелять во всем флоте сигналы и надувши паруса, отплыли в открытое море из виду вон; разные их суда с пунктов берега примечены уклоняющиеся к Константинополю. Вслед за их правым крылом отряженный господином контр-адмиралом и кавалером Клокачевым, флота капитан Михнев, с пятью кораблями прибыл в Кафинскую бухту…

Кроме того, к середине сентября А.В. Суворов закончил переселение из Крыма в степи Северного Причерноморья христианских жителей полуострова — членов армянской и греческой общин (всего более 30 000 человек). Тем самым, с одной стороны, они защищались от возможных актов возмездия за постоянную помощь русским, а с другой — Крымское ханство было лишено основной трудовой части населения, что сразу серьезно ослабляло его экономику, фактически поставив в прямую зависимость от России.^{1534} Напомним, что именно греки и армяне издавна занимались в Крыму торговлей, соляным промыслом, рыболовством, виноградарством и земледелием, а уплачиваемые ими налоги давали значительную часть всех доходов казны крымского хана. Возразившему же было Шагин-Гирею Г.А. Потемкин быстро напомнил, на чьих штыках держится его власть.^{1535} Все это еще более усилило впечатление как крымских татар, так и турок от продемонстрированной Россией мощи.

Видимо, не случайно вскоре после этого в Константинополе лишились власти сторонники войны. 29 октября А.В. Суворов писал Ф.А. Клокачеву, что турецкая эскадра ушла в Синоп, где высадила войска, после чего шторм причинил ей большой ущерб. В тот же день генерал-поручик обращался к П.А. Румянцеву с просьбой разрешить турецким торговым судам заходить в крымские порты. Положение нормализовалось, и 8 октября А.В. Суворов дал ордер А.П. Муромцову отправить корабли на ремонт в Керчь и Таганрог, оставив на его усмотрение отправку фрегатов в крейсерство.

Благодаря решительным, но осторожным действиям русского командования на суше и море в 1778 г. столкновения не произошло. Более того, противостояние с турками еще раз показало, что они теряются при встрече с жестким отпором, что фактор силы на них действует лучше, чем все попытки апелляции к разуму и договоренностям исключительно с помощью переговоров. Этим нельзя было не пользоваться. Тем не менее, зимой 1778/1779 г. обстановка оставалась нестабильной. 25 февраля П.А. Румянцев вновь предписал Азовской флотилии быть готовой поддержать сухопутные войска и не допустить турецкий флот к Суджук-Кале.

В результате уже в феврале 1779 г. были начаты мероприятия по подготовке сил флотилии в Керченском проливе к выходу в море. А.И. фон Круз, в частности, писал: «Из состоящих при Керчи фрегатов Шестой, Седьмой, Третий и Четвертый, корабли Журжу и Азов, шхуну Победослав, бота Санбек, Хопер, Битюг по получении сего ордера вооружением начаты; из ботов же Елань для брандвахты в узкий проход под командованием лейтенанта Шепгукова отправлен; фрегаты ж Второй и Пятый состоят открытыми, которые исправляются починками, а корабль Модон за неприсылкою бушприта и бизань-мачты не вооружается».^{1536} Из этого донесения Ф.А. Клокачеву становится понятно, насколько малыми средствами обладала флотилия к весне 1779 г. Ситуацию еще более усугубил взрыв 23 марта фрегата «Третий», произошедший из-за возгорания в крюйт-камере. Тем не менее, эскадра была подготовлена и даже вышла к мысу Таклы.

Из материалов о гибели 58-пушечного фрегата «Третий»

1. Из рапорта контр-адмирала Ф.А. Клокачева И.Г. Чернышеву от 10 апреля 1779 г.^{1537}

К крайнему сожалению, командующий в Керчи капитан Муромцев меня рапортовал, что состоящий там под командой капитана Воронова фрегат Третий 23-го марта порохом взорвало и при том разных чинов служителей погибло 20 человек, а леса, артиллерию и все припасы разметало.

2. Письмо контр-адмирала Ф.А. Клокачева И.Г. Чернышеву от 23 августа 1779 г.^{1538}

О сгоревшем в Керчи фрегате Третьем следствие произведено и кончено, которое с согласным моим мнением ныне и послано в коллегию на рассмотрению и конфирмацию, по которому первоначальной причины такого злоключения не найдено, равно от чего в крюйт-камере при исправлении оной возродился огонь, поелику из бывших во оной служителей в живых нет, а спаслись только бывшие в средней палубе и на верху, кои все и показали: только, что вспыхнул из крюйт-камеры густой дым с пламенем, от чего они для спасения своей жизни принуждены броситься в воду; комиссия заключает, равно и я, что огонь тот взялся не от чего иного, как только от неосторожного прибивания новой или отдирания старой парусины произошла искра; хотя камера была вымыта и вычищена, однако может быть в том месте была пороховая пыль и от оной учинился огонь, который затушить не трудно б кажется, если б поспешить туда литьем воды, но бывшие на верху служители расторопности сей не употребили, чаятельно потому, что на оном фрегате был порох и снаряды чиненные, и воспрепятствовали им страх и удаление от судна, которые по мнению комиссии и моему не почитаются виновными.

Но уже 10 марта 1779 г. была подписана Айналы-Кавакская «изъяснительная» конвенция, согласно условиям которой Турция отказывалась от дальнейших нарушений Кючук-Кайнарджийского договора и подтверждала взятые на себя обязательства. На некоторые уступки пошла и Россия, согласившись на увеличение влияния Турции на политическую жизнь Крымского ханства (посредством выдачи благословения крымским ханам после их избрания, а в их лице и всем крымским татарам) и на присоединение ею земель между Бугом и Днестром. Однако и Турция полностью признала крымским ханом Шагин-Гирея. Первый послевоенный кризис вокруг Крыма миновал, а Россия сохранила свои позиции на полуострове и на Черном море. Вышедшая было в крейсерство перед Керченским проливом эскадра Азовской флотилии под командованием капитана 1 ранга И.А. Михнева вернулась в Керчь.

Из документов о действующих силах Азовской флотилии в 1779 г.

1. Из письма И.Г. Чернышева контр-адмиралу Ф.А. Клокачеву от 21 февраля 1779 г.^{1539}

Контр-адмирал Сухотин уже неделю как отсюдова к вам поехал на место Круза.

2. Донесение контр-адмирала Я.Ф. Сухотина контр-адмиралу Ф.А. Клокачеву из Керчи от 12 июня 1779 г.^{1540}

В. П. предписать изволил, чтоб бывшую под командованием капитана Михнева эскадру всю возвратить в Керченскую бухту, а Четвертый фрегат по известной его худости, разоружить и потом весь его такелаж, артиллерию и припасы, что в какой готовности находятся приказать освидетельствовать, во исполнение которого от меня повеления и даны, по которым с эскадрою стоящею против м. Ак-Бурун капитан Михнев сего числа в здешнюю бухту прибыл, а Четвертый фрегат оттянулся на зимнее место, где и разоружается.

* * *

Каковы же выводы следуют из событий 1777–1779 гг.? Несмотря на то, что флотилия располагала лишь старым корабельным составом, она смогла в целом выполнить возложенные на нее задачи: 1) в 1777 г. прекратить связь Крыма с Таманью; 2) в 1777–1779 гг. организовать оборону Керченского пролива. Все это сыграло весьма важную роль в сохранении позиций России в Крыму и отказе Турции от развязывания открытого конфликта.

Кроме того, в эти годы именно фрегаты вновь стали главной силой флотилии. Поначалу, в 1777 г., они были распылены по отдельным отрядам, но в конце 1777–1778 гг., в связи с массовым выходом из строя «новоизобретенных» кораблей и части фрегатов, их собрали уже в одной эскадре. Иными словами, фрегаты флотилии по-прежнему использовались в качестве линейных сил. И, между прочим, встречи с эскадрой И.А. Михнева, имевшей лишь 4 фрегата и 2 шхуны, оказалось достаточно, чтобы намного больший турецкий флот не рискнул предпринять действия против Керченского пролива. Это не было случайностью, поскольку напрямую вытекало из логики, основанной на принципе: «воюют не числом, а уменьем».^[257] Поэтому прав был П.А. Румянцев, писавший А.В. Суворову еще в июле 1778 г.: «Что ж до нашего флота (заметим, опять именно этот термин использован современниками. — Авт.^[258]), то нимало не сомневаюсь, что начальствующие оным… заменят превосходное турецкое количество своим искусством и не допустят никогда, чтоб сии невежды в сем ремесле могли сделать нашему флагу и малейшее оскорбление».^{1541}

И все же ситуация для Азовской флотилии была очень опасной. Более того, слабость сил привела к естественному сокращению возможностей флотилии (в 1778 г., в частности, пришлось отказаться от крейсерства у побережья Крыма) и увеличению нагрузки на сухопутные войска. Не случайно Петербург уже по ходу кризиса приказал приступить к постройке целой серий фрегатов, что начало приносить свои плоды уже в 1779 г. Это была правильная, но запоздалая оценка сложившегося положения.

Фактически в 1777–1779 гг. повторилась ситуация времен Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Так, в 1772–1773 гг. наличие у флотилии достаточного количества относительно равноценных боевых единиц позволяло дробить силы на отряды, способные противостоять противнику, но уже в 1774 г. из-за потери сразу нескольких кораблей пришлось ограничиться объединением всех сил в одной эскадре, что делало проблематичной охрану всего крымского побережья. Более того, тем самым становилась невозможной и дальняя разведка, поскольку имевшиеся малые суда (палубные боты) для нее явно не годились (слишком слабое вооружение и малая автономность).

Несмотря на это, необходимых изменений к 1777 г. произведено не было. И это при том, что многие суда флотилии пришли к 1777 г. в ветхое состояние, в первую очередь «новоизобретенные» корабли, бывшие в 1771–1774 гг. второй после фрегатов по значимости силой. Как следствие, попытка вновь сформировать несколько отрядов провалилась уже летом 1777 г., когда стали выходить из строя исчерпавшие ресурс «новоизобретенные» корабли и малые фрегаты. В результате в 1778 г. флотилия опять выставила только один отряд, фактически оголив побережье Крыма. Но и этот единственный отряд из фрегатов страдал серьезными недостатками: разношерстные суда были далеки от силы, достаточной для морского боя. На это с горечью и указал Ф.А. Клокачев, отмечавший в своем письме И.Г. Чернышеву от 28 июля 1778 г., что «при всех ветрах к произведению пальбы удобных только Второй фрегат и корабль Журжа, да и те один с другим по неодинаковой конструкции в равной линии лежать… не могут».

Правда, у флотилии теперь имелись необходимые крейсерские суда, но и здесь не обошлось без проблем: качество и вооружение большинства из них оставляли желать много лучшего. Об этом в августе 1777 г. писал Ф.А. Клокачев («…Фрегаты Третий, Четвертый, Архипелаг, Почтальон и все корабли новоизобретенного рода, а равно и поляки нахожу в глубокое осеннее время к мореплаванию весьма неблагонадежными»), это подтвердил в 1778 г. и А.И. фон Круз, которому пришлось отправить на помощь шхуне «Измаил», находившейся близ Кубани, фрегат «Седьмой». Однако и при таком раскладе, как мы указывали выше, флотилия по-прежнему оказалась весьма полезной.

Степень боеспособности Азовской флотилии в 1777–1779 гг. (оценка по состоянию фрегатов, «новоизобретенных» и бомбардирских кораблей)

Характеристика	1777 г.	1778 г.	1779 г.
Основных боевых единиц по списку на начало кампании	13	16	14
Реально боеспособны	8	8	6
Доля боеспособных сил	62%	50%	43%
Основных боевых единиц по списку на конец кампании	16	16	—
Реально боеспособны	10	10	—
Доля боеспособных сил	62%	62%	—

Видимо, поэтому и после 1777–1779 гг. нужные изменения опять не последовали. Более того, в 1779–1781 гг. к Глубокой Пристани, в Днепровско-Бугский лиман, где планировали обустроить базу флота, перевели все основные силы флотилии: фрегаты «Второй», «Пятый», «Шестой», «Седьмой», «Восьмой», «Одиннадцатый», «Архипелаг», «Св. Николай», а также бомбардирский корабль «Страшный». Поскольку базы там, естественно, никакой не построили, то большинство из них было попросту погублено.

Кроме того, перевод этих сил, а также решение о консервации остававшихся во флотилии кораблей лишали русских моряков столь необходимой практики. Между тем, умение быстро и четко работать с парусами, слаженно маневрировать в составе эскадры, вести эффективный артиллерийский огонь именно в парусном флоте в огромной степени зависело от регулярных тренировок мирного времени. Таким образом, Азовская флотилия не только теряла основную часть своих сил, но и существенно снижала свою боеготовность, что было шагом назад даже по сравнению с 1775–1776 гг.

Из распоряжений Петербурга по Азовской флотилии после подписания Айналы-Кавакской конвенции

1. Из журнала Адмиралтейств-коллегий за 12 сентября 1779 г.^{1542}

…Приказали: с прописанием вышеписанных именных Е. И. В. указов и коллежского положения к господам генерал-поручику Ганнибалу и контр-адмиралу Клокачеву послать указы, предписав при том к господину контр-адмиралу и кавалеру Клокачеву:

1-е. из находящихся в Керченском проливе фрегатов отправить в Днепровский лиман №№ 2, 5, 6 и 7, как который готов будет, не упуская нынешнего удобного к плаванию время, укомплектуя всем как по штату должно; команду определить по комплекту из штата Донской экспедиции, определяя командиров капитанов Муромцева, Михнева, Воронова и Селифонтова; на сию команду морской провизии отпустить на три месяца.

2-е. Фрегат № 4, который в обе прошедшие кампании за совершенной негодностью в море посылан не был и все стоял в проливе, то ежели господин контр-адмирал Клокачев может надеется, что оный в лиман без подвержения людей опасности перевести будет можно, то отправить его туда с таким вооружением и грузом, какие имеет состояние его позволить… а ежели совершенно провести оный туда не можно или опасно, то оставить его в проливе для ограждения пролива, а когда придет в совершенную негодность, то превратить в киленбанок.

3-е. Шести новородным судам быть в Таганроге и ежели которые теперь находятся в море, препроводить в Таганрог и сделав на мысу у старой гавани назначенной к засыпке, где прежде положены были эллинги для галер и мелких судов или в другом месте, где заудобнее найдено будет эллинги, вытащить на оные из коих Журжу и Модон привесть в такое же состояние к бою, как и прочие.

4-е. Для почт, описей и брандвахт суда распределить по усмотрению Клокачева.

5-е. Назначенные в Херсон для почты и брандвахты суда стараться господину контр-адмиралу Клокачеву отправить туда наискорее и конечно прежде фрегатов…

7-е. Оставшие за распределением суда, ежели оные в Херсоне надобны не будут, вытащить в Таганроге на эллинги…

8-е. Как построенные и спущенные в прошлом 1778 и 1779 годах 4 фрегата, бомбардирский корабль и 6 транспортных судов полагается вытащить на эллинги, то, что принадлежит до фрегатов, в вытащении оных и в деле эллингов поступить по особо учиненному коллежскому 12-го числа сего месяца определению, касательно ж до транспортных судов, то оные вытащить на том месте, где прамы стояли…

9-е. У всех тех судов, кои на эллинги вытащены будут, отнять обшивку, дабы воздух проходить мог и не было б сырости.

10-е. Строящиеся на Гнилой Тоне фрегаты достроить так, что положа надлежащие скрепления, оставить без обшивки, и ежели которые уже обшиты, то как они новые, обшивку снять через два пояса.

11-е. Из поставленных нынешним летом из Казани и Павловска казною также и по обязательству ротмистра Агарева лесов, коих быть должно более как на 5 фрегатов, заложа по времени на Гнилой Тоне, строить таковые же, как и ныне строимые фрегаты…

14-е. При Гнилой Тоне верфь обнести плитною стеной, где можно, ибо это удобнее канала…

Господину генерал-поручику Ганнибалу: [пришедшие в Лиман фрегаты разоружить и провести до Херсона, где построить для них эллинги, куда и вытащить оные]…

5-е. А как из них №№ 5, 6 и 7 фрегаты по низкости портов должно исправить, а Второй перетимберовать, то оное по вытащении на эллинги сделать.

6-е. Что принадлежит до строения в Херсоне кораблей, то по поставке лесов, коих заготовляется на 8 кораблей, те корабли строить прочною работой, доводя их до таких частей, что положа надлежащие скрепления, оставить без обшивки…

2. Из рапорта контр-адмирала Ф.А. Клокачева вице-президенту Адмиралтейств-коллегий И.Г. Чернышеву о выполнении предписанных задач. 9 октября 1779 г.^{1543}

Во исполнение от 12 сентября мною полученным того ж месяца 28 числа Адмиралтейств-коллегий указа и В. С. предписания в Днепровский лиман велел я оправить фрегаты Второй, Пятый, Шестой, Седьмой и Архипелаг да два палубных бота и каков о том мой к господину контр-адмиралу и кавалеру Сухотину сего месяца 1 числа с приложением по отдаче оных судов командирам и инструкции послал ордер…

Затем в повеленное число туда ж ко отправлению назначил фрегат Святой Николай, но оный ныне в Таганрогской гавани из которой без довольно прибылой воды вывесть и отправить ныне не можно, а преположил как скоро возможно будет будущего 780 года весной ему отправление сделать.

Четвертый фрегат по совершенной ево худости не только в лиман отправить не можно, но и в Керченском проливе онаго на защищение разве со всекрайней нуждою и с меньшим калибром пушек, а не с положенными на нем орудиями и то едва ль одно лето простоять сможет…»

3. Выписка из донесения генерал-цейхмейстера И.А. Ганнибала Адмиралтейств-коллегий от 17 ноября 1780 г.^{1544}

«Прибывшие ныне из Таганрога 2 фрегата и бомбардирский корабль, по учинении оным депутатского смотра, разоружены и поставлены против Глубокой Пристани, где хотя как самым опытом в прошедшую зиму оказалось, что прежние фрегаты простояли от ветров и льда безопасными, однако на всякий… случай положил я сею зимой у Глубокой Пристани на глубине 15 фут побить сваи и сделать палы, к чему и леса потребные туда уже доставил.

Борьба за Крым: раунд второй — 1782–1783 гг.

Рубеж 1770–1780-х гг., несмотря на завершение в 1779 г. первого Крымского кризиса, оказался для России весьма насыщенным событиями.

Во-первых, Петербург, чьи позиции на международной арене после Кючук-Кайнарджийского мира резко укрепились, продолжал зорко следить за всеми европейскими делами. А в Европе в конце 1770-х — начале 1780-х гг. было крайне неспокойно: в 1778–1779 гг. полыхала война за Баварское наследство и набирала обороты война Англии против Франции, Испании, Голландии и США (1775–1783 гг.). Таким образом, все основные европейские державы оказались скованными, и для России открывалась прекрасная перспектива еще более упрочить свое влияние. Что она и сделала.

В 1778–1779 г. Россия вместе с Францией выступила посредником в конфликте Австрии и Пруссии, сведя дело к Тешенскому мирному договору (заключен в мае 1779 г.), который не позволил усилиться ни одной из этих держав. Более того, специальная статья предусматривала для России и Франции статус гарантов этого договора и открывала для Петербурга возможность и далее вмешиваться во внутринемецкое противостояние.^{1545}

В 1780 г., после захвата англичанами и испанцами нескольких русских торговых судов, Петербург провозгласил декларацию «вооруженного нейтралитета», объявившую принципы защиты нейтральной торговли. А чтобы декларация не осталась пустой бумажкой, ей в подкрепление в 1780–1782 гг. в Северное море, Атлантический океан и Средиземное море были направлены 6 эскадр русского флота, общей численностью в 30 линейных кораблей и 10 фрегатов. В результате возникла «Лига нейтральных государств» во главе с Россией, куда вошли Дания, Швеция, Австрия, Пруссия, Нидерланды, Португалия и Королевство Обеих Сицилии. Принципы декларации признали Франция, Испания, США, пришлось считаться с ними и Англии. Плавания русских эскадр и указанная декларация резко усилили позиции России на международной арене.

Действия эскадр Балтийского флота в период провозглашения «вооруженного нейтралитета» в 1780–1782 гг.^{1546}

Эскадра	Состав	Район действий	Время выхода и возвращения
Контр-адмирала И.А. Борисова	Линейные корабли: «Исидор», «Азия», «Америка», «Слава России», «Твердый» Фрегаты: «Патрикий», «Симеон»	Средиземное море. С 26 октября 1780 г. по 18 апреля 1781 г. находилась в Ливорно. На пути к Ливорно погиб линейный корабль «Слава России»	11 июня 1780 г. вышла из Кронштадта. 14 августа 1781 г. пришла в Кронштадт
Контр-адмирала А.И. фон Круза	Линейные корабли: «Пантелеймон», «Св. Николай», «Надежда Благополучия», «Александр Невский», «Ингерманланд» Фрегаты: «Мария»	Северное море. Заходила в Копенгаген, на Дильский рейд, в Христианштадский залив (в последний для излечения резко возросшего числа больных)	11 июня 1780 г. вышла из Кронштадта. 8 октября 1780 г. пришла в Кронштадт
Капитана бригадирского ранга Н.Л. Палибина	Линейные корабли: «Иезекиль», «Князь Владимир», «Спиридон», «Давид Селунский», «Дерись» Фрегаты: «Александр»	Атлантический океан(район мыса Сент-Винсент). С октября 1780 г. по май 1781 г. три линейных корабля и фрегат находились в Лиссабоне	11 июня 1780 г. вышла из Кронштадта. 14 августа 1781 г. пришла в Кронштадт. Два линейных корабля вернулись раньше: 8 мая 1781 г. в Кронштадт пришел «Давид Селунский», а 25 июня 1781 г. — «Дерись»
Контр-адмирала Я.Ф. Сухотина	Линейные корабли: «Пантелеймон», «Не тронь меня», «Европа», «Память Евстафия», «Виктор» Фрегаты: «Мария», «Воин»	Средиземное море. С августа 1781 г. по май 1782 г. находилась в Ливорно	25 мая 1781 г. вышла из Кронштадта в море. 2 июля 1782 г. пришла в Кронштадт
Вице-адмирала (адмирала) В.Я. Чичагова	Линейные корабли: «Константин», «Давыд», «Святослав», «Победоносец», «Иануарий» Фрегаты: «Патрикий», «Слава»	Средиземное море. С ноября 1782 г. по май 1784 г. находилась в Ливорно	20 июня 1782 г. эскадра вышла из Кронштадта. 21 августа 1784 г. вернулась в Кронштадт
Контр-адмирала А.И. фон Круза	Линейные корабли: «Храбрый», «Николай», «Твердый», «Благополучие», «Трех Святителей» Фрегаты: «Надежда», «Симеон»	Северное море	20 июня 1782 г. эскадра вышла из Кронштадта. 19 сентября 1782 г. пришла в Кронштадт

В результате Тешенский мир и «вооруженный нейтралитет» закрепили за Россией положение наиболее влиятельной европейской державы. Кроме того, они окончательно поселили в российском руководстве уверенность в огромных возможностях своей державы, что не замедлило сказаться в следующих же внешнеполитических ходах.

Во-вторых, именно в это время к руководству страной в целом и внешней политикой в частности, вместо потерявшей всякое влияние партии Н.И. Панина, пришла партия Г.А. Потемкина и А.А. Безбородко. Россия начинает постепенно отказываться от старого курса как во внешней политике в целом, так и в Восточном вопросе в частности. Уже в 1781 г. Петербург заключает новый союзный договор с Австрией, переориентировавший ее основные связи с Берлина на Вену. Все это отчетливо говорило о грядущих изменениях в Северном Причерноморье.

Показателен следующий пример. Если в 1779 г., сразу после заключения Айналы-Кавакской конвенции, Россия фактически отказалась от морской практики Азовской флотилии, а в 1780 г. А.С. Стахиев искал варианты оправдания ставшего для турок известным факта строительства в Херсоне линейных кораблей, то в 1781–1782 гг. Г.А. Потемкин уже открыто проводит много времени в Херсоне и настаивает на придании морским силам на Черном море официального статуса флота.

Кроме того, в октябре 1781 г. Екатерина II объявляет решение о постройке для Балтийского флота 8 100-пушечных кораблей.^{1547},[259] По мнению Г.А. Гребенщиковой, одна из целей их создания была связана с планами ведения активных боевых действий на Средиземном море.^{1548} Учитывая возобновление тесного союза с Австрией, с этим трудно не согласиться.

В результате, по данным А.С. Кроткова, из Англии были выписаны чертежи английских 100-пушечников (видимо, линейного корабля «Victory» 1737 г.), по переработке которых А.С. Катасановым уже в 1782 г. был заложен первый 100-пушечный линейный корабль «Ростислав».^{1549},[260] А следом уже И.В. Ямес заложил еще 2 корабля такого же ранга, но по своему чертежу — «Трех Иерархов» и «Иоанн Креститель» («Чесма»).

Сказав о 100-пушечниках, нужно вспомнить и о произошедшем с их появлением переходе всего Балтийского флота к новым штатам: с 1782 г., как мы уже отмечали в первой главе, его мирный вариант должен был насчитывать 40 линейных кораблей. Естественно, что это тоже не стало случайностью, служа еще одним свидетельством того, что Петербург наметил приступить к окончательному решению черноморской проблемы в самое ближайшее время.^[261]

Наконец, о новых планах Петербурга свидетельствовало и желание Г.А. Потемкина в 1780–1782 гг. выторговать у англичан, взамен изменения политики «вооруженного нейтралитета», остров Менорку в качестве базы русского флота. В частности, когда английский посол в России Д. Гаррис заикнулся о возможности территориального вознаграждения Российской империи, Г.А. Потемкин сразу же предложил ему вариант передачи указанного острова. По словам Д. Гарриса, Потемкин сказал ему: «Если бы вы согласились уступить Минорку, я обещаю вам, что тогда бы я мог получить от императрицы все, что вы желаете».^{1550} Как писал Гаррис, «наследующий день и несколько дней после того, он все возвращался к этому предмету. Я заметил, что это сделало на него весьма сильное впечатление».^{1551} Г.А. Потемкин высказал и весьма заманчивые для англичан аргументы в пользу такой уступки. «…Уговорите ваших министров сделать нам эту уступку, и мы дадим вам мир, и вслед за тем соединимся с вами узами самого твердого и прочного союза… Они (английские министры. — Авт.) желают нашей дружбы; купите же ее, уступив меньше, чем, может быть, вам придется отдать вашим врагам при окончании войны».^{1552}

Потемкин действовал настолько напористо, что Д. Гаррис писал в Англию: «Однажды, поздно вечером, когда мы сидели с ним вдвоем, он вдруг принялся описывать, какие преимущества вынесла бы Россия из этого проекта […] Он уже представлял себе, как русский флот стоит в Минорке, греки заселяют остров и он сам становится столпом славы императрицы посреди моря».^{1553} Против кого предполагал использовать Г.А. Потемкин столь желаемую Менорку, сомнений не вызывает.

Однако англичане сначала затянули с ответом, а когда вернулись к этому, то получили отказ Екатерины II, сказавшей: «Невеста слишком хороша, меня хотят обмануть», раскусив намерения Лондона втянуть Россию в войну с Францией и Испанией, но так и не отдать этого острова.^{1554}

Между тем, Константинополь явно не учел складывавшейся ситуации и сам в 1782 г. спровоцировал второй Крымский кризис. Расплата оказалась неминуемой.

«В Крыму татары начали снова немалые беспокойства, — писала 3 июня 1782 г. Екатерина II Г.А. Потемкину. — Теперь нужно обещанную защиту дать хану, свои границы и его, нашего друга, охранить. Все сие мы с тобою в полчаса положили на меры, а теперь не знаю где тебя найти. Всячески тебя прошу поспешить своим приездом, ибо ничего так не опасаюсь, как что-нибудь проворонить или оплошать… Денег пошлю и суда наряжу, а о войсках полагаюсь на тебя, также — кого пошлешь. Ведь ты горазд избрать надобного».^{1555} В этих строчках все: и полная оценка ситуации в Северном Причерноморье, и набросок необходимых мер, и вся значимость Г.А. Потемкина как руководителя.

Что же произошло весной 1782 г. в Северном Причерноморье? А ничего нового. Турки по-прежнему не оставляли надежды вернуть полный контроль над Крымом и спровоцировали очередные возмущения ногайских орд на Кубани, которые начались в мае 1782 г. Оттуда волнения быстро перекинулись в Крым, причем их размах был таков, что даже гвардия прорусского Крымского хана Шагин-Гирея отказалась его защищать. В результате ему пришлось вместе с небольшим числом оставшихся верными сторонников перебраться в Керчь под защиту находившихся там русских войск. Новым же ханом был избран Батыр-Гирей, являвшийся ставленником турецкой партии на полуострове, которая напрямую обратилась к Османской империи за помощью.^{1556}

Однако сводить все исключительно к действиям турок было бы неправильно. Анализ архивных материалов показывает, что причины нового Крымского кризиса были комплексными — это и интриги Турции, и абсолютно неразумная, вызывающая политика Шагин-Гирея, возбудившая всеобщее недовольство татар, и ошибки российского командования, не сумевшего на корню пресечь начавшееся еще ранней весной обострение. Далее будет уместно привести выдержки из документов.

Из письма посланника России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкого русскому посланнику в Турции Я.И. Булгакову. 18 мая 1782 г.^{1557}

Не токмо не укротилось в Тамани происшедшее смятение от султанов Батыр-Гирея и Арслан-Гирея, но с 10-го мая действительно открылось оное в полуострове здешнем, следствие которого таково, что Халим-Гирей-султан, вблизи Керчи живущий, собрав по деревням довольное скопище деревенских татар и быв подкреплен из Тамани абазинским и черкесским войском, повсюду в Крыму своими разглашениями, наклонив обитателей в единомыслие на извержение настоящего обладателя Его Светлости Шагин-Гирей-хана, 14-го ввечеру приступил к самому предместью Кафы с многочисленной толпой, коея хан, не надеясь ему верными чиновниками в малом количестве не больше 300 оставшимися бешлеями и сейменами, отразив, себя защитить, принужден купно со мною и с его преданными, сев на судно, удалиться оттоль к Керчи, куда, прибыв вчерашнего числа благополучно, не успеваю пространнее описать вам сего смутного происшествия, а стараясь самоскорейше донести монаршему двору…

Письмо посланника России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкого вице-канцлеру графу И.А. Остерману. 21 мая 1782 г.^{1558}

Сиятельнейший граф! С настоящих депеш высоко усмотреть изволите, коликое Его Светлость претерпевать гонение от своих подданных и коль безнадежен самим собою, обратя их в спокойство, привесть в должное послушание, будучи непременно подстрекаемы в скрытном виде от Порты, ибо нельзя им поступить столь дерзновенно, нет средства без особливого Е. И. В. защищения и всемилостивейшего пособия властвовать ему над сим варварским народом… Всенижайше прошу В. С. в толь теснейшем обществе осчастливить Его Светлость исходатайствованием на мои донесения всемилостивейшей Е. И. В. резолюции…

Осмелюсь вам, милостивейший граф, донести при сем о г. генерал-майоре и кавалере Филисове. Сей военачальник с самого начала, происшедшего в Тамани от султанов смятения, мало пособие мне показывать изволил в прекращении оного употребляемым от меня способом. Я, поднося при сем под № 1, 2, 3, 4 и 5-м копии переписки моей с ним и с ханом, по случаю заданных г. Филисову от султанов вопросов о крейсировании по проливу судов, предаю мудрому вашему рассмотрению, сходствен ли с обстоятельствами дел отзыв его к султанам «что де он посылал суда для сыскивания и постановления одних только баканов». Видя возрастающий чем далее, тем больше бунт меж татары, для чего-ж бы ему, по моему требованию, не воспятить <Так!> переезда из Тамани мимо крепостей его таких людей, кои, поступив против своего государя, восстановленного сильной десницею всемилостивейшей государыни, нарушают тем трактат освященный. Пусть повеления, данные ему и воспрещают, но можно бы, как я ему словесно объяснял, удержать переезд под видом карантина и сему подобное, ибо, умножась в Крыме толпы, чтоб иногда не отяготили и границ наших. Знавши татар, коль они трепещут победоносного воинства всероссийского, полагаю мое мнение, если б он, г. Филисов, не делав ответов, что он не может в их дела мешаться и до него оные не касаются, а вместо того, сказывал бы султанам, по сходству моих к нему многих писем, с неким устращением касательно наказания, об оставлении ими возмутительных действий, то надлежало бы ожидать, что' они, убоясь его, яко имеющего под своим начальством полки, по крайней мере не коснулись бы еще доселе в Крым на притеснение хана…

Список рапорта посланнику России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкому от подпоручика Кираева, поданного 14 апреля 1782 г.^{1559}

…Позван я был к султанам (Батыр-Гирею и Арслан-Гирею. — Авт.). Придя к ним и по обыкновенном комплементе, начали они мне говорить то же самое, что и вчера; а наконец, присовокупили: «Кланяйся министру; вот тебе ответное наше письмо к нему. Ежели хан согласится властвовать на древних обрядах, то мы и народ останемся спокойны. Ежели же сам не согласится, то мы, известя российскую императрицу и Девлет-Али-Османиепадышага, будем их просить, чтоб Шагин-Гирей-хан непременно властвовал по древнему и чтобы народы больше не разорялись и были спокойны; а больше мы ничего не желаем. Прощай!».

Так или иначе, но второй кризис вокруг Крыма начался, и в сложившейся обстановке вновь стала остро необходимой деятельность Азовской флотилии по изоляции восставших от Османской империи. В результате 3 июня 1782 г. последовал высочайший рескрипт генерал-майору Ф.П. Филисову, бывшему комендантом Керчи и Еникале. В нем значилось: «По настоящим замешательствам, происшедшим в Крыму от возмутившихся против хана и правительства тамошнего, в ожидании покуда Мы к пресечению сего воспримем сильные меры, с чем и не замедлим, нужным находим, чтоб вы сему владетелю, по его всегдашней к России преданности пользующемуся особливым нашим благоволением и покровительством давали не только требуемую защиту и безопасность его и привязанных к нему, но и всякие по возможности пособия, а притом 5 относительно прекращения дальнейшего распространения сего мятежа вы поступили б согласно с посланником Нашим Веселицким, долженствуя сему министру нашему в том содействовать. Между тем, на первое время указали Мы, чтоб суда Азовской нашей флотилии, сколько их готовых быть может, не ожидая одне других, тотчас учредили свое крейсирование, остерегаясь нападать на кого-либо, но в потребном случае обороняя достоинство флага Нашего и честь оружия российского; а при сем не допуская судов возмутившихся ни отъезжать, ни приезжать к берегам крымским или татарским. Находящимся же в близи Керчи и Еникале вы дайте таковые приказания силою Нашего указа».^{1560} Однако в действительности власть Филисова над судами флотилии у берегов Крыма превысила указанную здесь «дачу объявленных приказаний», он получал их в оперативное подчинение. Но поскольку общая координация усилий России по оказанию конкретной помощи Шагин-Гирею была возложена на русского представителя в Крымском ханстве П.П. Веселицкого, то и сам Филисов попадал в зависимость от последнего, становившегося, таким образом, верховным распорядителем русскими войсками и кораблями в районе Крымского полуострова.

На этот раз Ф.П. Филисов оперативно отреагировал на поставленные задачи, и находившиеся в Керченском проливе суда Азовской флотилии вышли в крейсерство для «пресечения переправляющихся с таманского на крымский и с крымского на таманский берега татарских судов». В частности, три шхуны под командованием капитан-лейтенанта И.С. Кусакова заняли позицию в районе мыса Таклы, а поляка «Патмос» и галиот «Слон» — у выхода из Керченского пролива в Азовское море (чтобы прервать связь по маршругу Тамань — Арабат). В Керчи остался только бот «Хопер», на который возлагалась доставка воды и провианта на вышедшие в море суда.

Однако для того, чтобы закрыть все крымские берега, сил у указанных судов флотилии, базировавшихся на Керчь, естественно, не было. Да и слишком слабосильны были имевшиеся суда. А ведь могли пожаловать турки. Поэтому Ф.П. Филисов, с одной стороны, пишет П.П. Веселицкому просьбу отказаться пока от вызова судов флотилии к постам в районе Кафа — Козлов, а с другой — шлет просьбу П.А. Косливцеву о возможно скорейшей отправке из Таганрога в Керчь «новоизобретенных» кораблей, добавляя «в коих теперь настоит всекрайняя нужда». Но и их силы были весьма ограничены и старостью, и слабой мореходностью и не самым сильным вооружением. России остро требовались фрегаты, но, в отличие от 1777–1779 гг., теперь флотилия их не имела. Единственный оставшийся у нее фрегат «Почтальон» — и тот готовился к капитальному ремонту. Остальные же фрегаты находись либо в Днепровско-Бугском лимане, где практически все стали небоеспособными, либо находились в состоянии консервации на Гнилотонской верфи (фрегаты №№ 12, 13, 14, 15, 16) и в устье реки Кутюрьмы (фрегаты №№ 9 и 10).

Из письма посланника России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкого генерал-майору Ф.П. Филисову от 26 июня 1782 г.^{1561},[262]

…По бытности моей на аудиенции у Его Светлости (Шагин-Гирея. — Авт.), располагая, советовали, каким бы образом опровергнугь крымское происшествие, на его особу братьями простершееся, высочайшим флотилии пособием и письменными увещании непокорливых, то с общего нашего с Е. С. согласия, положено, особливо более основываясь на аккуратстве его заключений, как в рассуждении мятежа, а не меньше приморских гаваней, дабы из имеющихся ныне при Еникале Азовской флотилии, четыре судна отправить к Козлову; из них одному, остановясь на якоре близ сей гавани, другому лавировать Сарыбулатской и Ахмечетской, третьему около Ахтиарской, Балаклавской и прочих вблизи состоящих пристаней, а четвертому близ крымских берегов у Алушты и Судака, пятому остаться в Кефинской бухте, шестому же повелеть крейсировать в тех местах, где лодки с татары в Крымский полуостров въезжают, накапливаясь там своим скопищем, где все те суда, должны блюсти недреманно по высочайшему соизволению указанное, т. е. не допускать судов возмутительских, ни отъезжать, ни приезжать к берегам крымских татар.

Копия с письма генерал-майора Ф.П. Филисова посланнику России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкому, полученная последним 28 июня 1782 г.^{1562}

Письмо В. П. о посылке морской флотилии к Козлову и другие места шести судов я имел честь вчерашний день получить и моим служу ответом. Военные суда морской флотилии при здешних крепостях находящиеся, в собственность именного Е. И. В. высочайшего указа, до получения письма, как скоро успеть было можно, распределены мною для крейсирования и пресечения с таманского на крымский, а с крымского на таманский берега татарских судов, три шхуны под начальством флота капитан-лейтенанта Кусакова к устью Черного моря, а поляка Патмус и лоц-гальот Слон для такового же прекращения переезжающих с таманской стороны к Арабату и оттоль обратно под начальством лейтенанта Назимова, где оные и находятся; за каковым распределением и останется для доставления на поставленные суда воды и прочего один бот Хопер. По назначению же вашему к Козлову и в другие места по такой отдаленности от крепостей, мне вверенных, и войск расположенных, отправить военные суда и быть им в разных местах, да и по одиночкам, доколе из Таганрогского порта новоизобретенного рода корабли не прибудут, есть не без сумнения… Итак, В. П., не изволите ли согласиться до получения из Таганрогского порта новоизобретенного рода кораблей, в отправлении взять терпение и судам… остаться на теперешних местах. О чем и прошу, какие изволите взять меры, а притом, чтоб и суда не раздроблять по одиночке…

Письмо посланника России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкого генерал-майору Ф.П. Филисову от 28 июня 1782 г.^{1563}

По почтенному письму В. П. от 27-го числа относительно распоряжения вами по малоисчислению у Яниколя Азовской флотилии судов, я согласен; но всепокорно прошу, если назначенные из Таганрога прибудут, немедля отправить к Козлову и другие назначенные места Черного моря.

Ситуация с фрегатами на Азовском и Черном морях в начале 1782 г.

^{(Наименование … Состояние)}

32-пушечный фрегат «Второй» … У Глубокой Пристани. Ветх

42-пушечный фрегат «Пятый» … У Глубокой Пристани. Требует ремонта

42-пушечный фрегат «Шестой» … У Глубокой Пристани. Требует ремонта

42-пушечный фрегат «Седьмой» … У Глубокой Пристани. Требует ремонта

44-пушечный фрегат «Восьмой» … У Глубокой Пристани. Боеспособен

44-пушечный фрегат «Девятый» … В устье реки Кутюрьмы

44-пушечный фрегат «Десятый» … В устье реки Кутюрьмы

44-пушечный фрегат «Одиннадцатый» … У Глубокой Пристани. Боеспособен

44-пушечный фрегат «Двенадцатый» … На Гнилотонской верфи. Строительство заморожено

44-пушечный фрегат «Тринадцатый» … На Гнилотонской верфи. Построен, но не спущен

44-пушечный фрегат «Четырнадцатый» … На Гнилотонской верфи. Строительство заморожено

44-пушечный фрегат «Пятнадцатый» … На Гнилотонской верфи. Строительство заморожено

44-пушечный Фрегат «Шестнадцатый» … На Гнилотонской верфи. Строительство заморожено

Фрегат «Архипелаг» … В Днепровско-Бугском лимане

Фрегат «Св. Николай» … В Днепровско-Бугском лимане

Но выбора не было, и приходилось использовать то, что было под рукой. Вот что писал П.А. Косливцев И.Г. Чернышеву о принятых им мерах еще до получения просьбы Филисова о присылке кораблей, заодно указав и на многочисленные проблемы: «По содержанию сообщения генерал-майора Филисова, — сообщал П.А. Косливцев, — так как шхуны Победослав и Измаил имеют постановленные мачты и вооружиться скорее прочих могут, то вчерашнего же числа, при счастливо случившейся от вестовых ветров прибылой воде, велел их и перетимберованный для почтовой посылки до Царьграда бот Карабут вывесть в ковш гавани, где их с крайним поспешением днем и ночью вооружать буду, и как скоро готовы будут, немедленно в распоряжение онаго господина генерал-майора Филисова отправлю. А как по обширности таманского и крымского берегов, к воспрепятствованию стремления бунтовщиков с Тамана на крымскую сторону ныне отправляющихся двух и прежде отправленной шхуны Вечеслав, двух (с брандвахтенной) поляк, и трех (с почтовым) ботов, будет недостаточно, то приказал я, на случай ежели оной господин генерал-майор Филисов еще потребует в прибавок военных судов, также немедленно приготовить к вооружению из донских те корабли, которые скорее прочих вооружить и всем укомплектовать можно, а именно Хотин, Журжу и бомбардирский Азов, за не имением же морских штаб- и обер-офицеров, еще больше одного корабля отправить будет никак невозможно, ибо и ныне будет на шхунах только по одному лейтенанту, а на кораблях по одному капитан-лейтенанту и лейтенанту, и по сему не соизволит ли Адмиралтейств-коллегия для определения эскадренным командиром хотя одного флотского капитана присылкою не оставить».^{1564} Что здесь можно сказать? Корабли старые, вооружение слабое, людей не хватает — увы, обычное состояние российских воинских частей.

Ведомость кораблям Азовской флотилии, состоящих в Азовской флотилии на 1782 г.^{1565}

Класс и наименование корабля	Состояние
Фрегат «Почтальон»	Готовится к перетимберовке
Корабль «Хотин»	Находятся в Таганроге, готовятся к походу в море
Корабль «Корон»
Корабль «Таганрог»
Корабль «Модон»
Корабль «Журжа»
Корабль «Азов»
Шхуна «Победослав Дунайский»	На Таганрогском рейде вооружаются к кампании
Шхуна «Измаил»
Шхуна «Вечеслав»	Находятся в Керчи
Поляка «Патмос»
Поляка «Екатерина»
Поляка № 55	Находится в Тамани
Палубный бот «Битюг»	Отправлен в Керчь для почтовой посылки в Константинополь
Палубный бот «Карабут»	На Таганрогском рейде вооружается
Палубный бот «Елань»	Тимбируется в Таганроге
Палубный бот «Хопер»	Находится в Керчи
Галиот «Слон»	Находится в лоции по Азовскому морю
Галиот «Буйвол»	Переданы в распоряжение коменданта Керчи и Еникале
Галиот «Осел»
Галиот «Верблюд»
Галиот «Дунай»
Волик	Брандвахта при Таганрогском порте
Транспортное судно «Яссы»	Отправлен с морской провизией в Керчь
Транспорт «Черепаха»	За худостью в дальний поход отправить нельзя
Транспорт «Камбала»

Получив указанное донесение, Адмиралтейств-коллегия быстро отреагировала: в Таганрог был направлен капитан 1 ранга Т. Г. Козлянинов^[263] с Партией офицеров и нижних чинов (среди командированных находился и Д.Н. Сенявин).

Между тем, сам П.А. Косливцев еще до этого сумел отправить к Керчи первые три «новоизобретенных» корабля, одновременно заканчивая подготовку остальных. В частности, в июне к Керчи вышла эскадра капитана 1 ранга Т.И. Воронова, в составе кораблей «Хотин», «Азов» и «Корон», которому П.А. Косливцев поручил командование всеми силами флотилии в районе крымских берегов с подчинением генерал-майору Филисову. Прибыв в Керчь в начале июля и получив предписания, он сразу же начал расширение зоны действий Азовской флотилии на Черном море: две шхуны лейтенанта Кре-четникова были направлены к Кафе.

Из задач, поставленных перед действующими судами Азовской флотилии

1. Копия с сообщения генерал-майора П.А. Косливцова посланнику России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкому от 25 июня 1782 г.^{1566}

Из вооружающихся ныне при Таганрогском порте, во исполнение именного Е. И. В. всевысочайшего повеления, судов, первая в трех новоизобретенного рода кораблях эскадра под главною сего флота г. капитана первого ранга Воронова командою, в распоряжение В. П. и генерал-майора и кавалера Филисова всем укомплектованная отсюда отправилась и данным от меня оному, г. Воронову, ордером предписано, по прибытии на место, явясь у В. П. и г. генерал-майора и кавалера Филисова, принять над всеми состоящими и доныне в Еникальском проливе военными судами главную команду. По сей комиссии, быв со всею флотилиею в вашем и г. Филисова точном распоряжении по насылаемым к нему известным вам обстоятельствам повелениям, чинить непременное исполнение, однако ж, в нужном случае, согласуясь с морскими регулами…

2. Из ордера генерал-майора Ф.П. Филисова капитану 1 ранга Т.И. Воронову. 8 июля 1782 г.^{1567}

По прибытии Вашего Высокоблагородия из порта Таганрогского с тремя новоизобретенного рода кораблями, спешу в сходность Е. И. В. высочайшего указа для крейсирования и пресечения с крымского на таманский, а с таманского на крымский берега татарских судов сделать распределение, в которое помещаются и до сего распределения три шхуны; поляка Патмус и бот Хопер, в местах нижеписанных, а именно: в устье Черного моря при Такиль мысе два судна, где и вашему пребыванию быть назначивается; двум в Кефинской бухте, а последним трем в Судаке, в Алуштинской и в Ахтиарской гаванях, в каждом месте по одному, из них последнему крейсировать до Козловской гавани; что ж лежит до поляки Патмуса, то оная остается на прежнем месте в устье Азовского моря. О распределении же в вышезначащих местах вами судов и под каким начальством ко мне благоволите дать знать; во время же вашего с эскадрою крейсирования и пресечения татарских судов изволите во всем чинить непременное исполнение в сходность именного Е. И. В. указа, которого здесь копию влагаю… Господину же капитан-лейтенанту Кусакову о бытии с эскадрою под начальством Вашего Высокоблагородия от меня к нему предложено.

Начинать действовать им пришлось без раскачки. Вот что докладывал П.П. Веселицкому Т.И. Воронов: «Поданным мне флота г. капитан-лейтенант Кусаков рапортом представил: отправленный от него для крейсирования с двумя шхунами в Кефинскую бухту флота г. лейтенант Кречетников присланным к нему, Кусакову, на шхуне Вечеслав сего месяца от 7-го числа рапортом доносит, что за противными ветрами на Кефинский рейд прибыл сего течения 4-го. В следовании же до оного предвидимо им ничего не было, а 5-го прислан к нему из Кефы баркас, на котором по примечанию его был некий старшина, который спрашивал, не имеется ль в чем нужды, как в воде, так и в провианте, на что оному ответствовано, что он нужды ни в чем не имеет; да того же числа видима была татарская лодка, отходящая от Кефинского мыса, которая, как по первому пушечному холостому выстрелу, по близости к берегу и в отдаленности от них была в ослушании, оный принужденным нашелся выпалить другую с ядром и оная, убрав паруса, при противном ветре ушла на веслах к прежнему своему месту; а 6-го видимы ж были им следующие с таманской к крымскому берегу три лодки, за которыми хотя и послана была шхуна Вечеслав в погоню, но в отдаленности оных, догнать не могла, которые и пристали в небольшую бухту по зюйдовую сторону мыса Кагатлама, сопротивления ж от татар никакого не предвидел. Ныне ж в Кефинской бухте находится купеческих больших лодок семь, да разных мелких судов пять, а всего двенадцать, которые хотя на вопрос и объявили ему, что они турецкие, но за не поднятием флагов, подлинно ль таковые, или татарские, узнать не можно, то в таком случае о поступлении с ними требует моего наставления».^{1568}

Но давать им указанные наставления пришлось уже не ему: буквально несколькими днями позже отряда Воронова в Керчь добрался Т.Г. Козлянинов, который и принял от Т.И. Воронова командование судами на Черном море. Он же и распространил район их крейсерства вплоть до Ак-Мечети на северо-западном берегу Крымского полуострова. Пожелание П.П. Веселицкого было выполнено: с середины июля 1782 г. берега Крыма оказались полностью прикрытыми Азовской флотилией.

Копия рапорта капитана бригадирского ранга Т.Г. Козлянинова посланнику России при дворе Крымских ханов П.П. Веселицкому с планом действий кораблей Азовской флотилии. 19 июля 1782 г.^{1569}

В силу высочайшего Е. И. В. указа и полученных мною от В. П. повелений, по принятии мною команды, о распределении судов Азовской флотилии в предписанных от В. П. местах, к пресечению отъезда и приезда к берегам Крымским, также к принятию осторожности к защищению чести флага, из ведомости у сего изволите усмотреть сделанное мною распределение. Не назна-чивая места кораблю Хотину, на коем, имея мое пребывание, за долг приемлю крейсировать во всех тех местах, где крейсерующие под моею командою суда находятся, а более от Кефы до Балаклавы на середине распределенных постов, поставя сей пункт за нужные предосторожности, дабы в приближении турецких эскадр способнее мог данным от меня сигналом соединить все суда вверенной мне флотилии и, увелича тем морские силы, продолжая вообще крейсирование, а в случае их покушения мог бы защищать честь флага российского по силе высочайших Е. И. В. повелений. Нужно также знать мне и о состоянии судов по постам крейсировать расставленных для их вспоможения и потребных наставлений, от меня зависящих, почему я, проходя одного, получать буду от другого сведения к ускорению доставления В. П….

Мое единственное теперь ожидание поляки Патмос из Азовского моря и отпуска требуемого провианта по 1-е октября из Керченских магазинов на корабль Хотин, а по снабдении оным и, соединяясь с полякою, как наиспособнейшею для Черного моря, отправлюсь осмотреть все означенные суда, равно положение тех мест и берегов, и что найду, пополнить в данных от меня повелениях, согласно с наставлениями В. П. или где потребно придать еще из ожидаемых из Таганрога прибытием судов, распределяя, пробыв в сем крейсировании не более месяца, возвращусь и В. П. обо всем донесть не премину.

Пояснение к диспозиции капитана бригадирского ранга Т.Г. Козлянинова по расположению кораблей Азовской флотилии у крымских берегов. 19 июля 1782 г.

^{Корабль … Намеченный район действий}

Бомбардирский корабль «Азов», палубный бот «Хопер» … Мыс Таклы

«Новоизобретенный» корабль «Корон» … От мыса Таклы до Кафы

«Новоизобретенный» корабль «Журжа» … От Кафы до Судака и Алушты

Шхуна «Измаил» … От Алушты до Балаклавы и Ахтиара

Шхуна «Победослав Дунайский» … От Ахтиара до Козлова

Шхуна «Вечеслав» … От Козлова до Ак-Мечети

Палубный бот «Елань» … Пост у Еникале

«Новоизобретенные» корабли «Хотин», «Таганрог», «Модон», поляки «Патмос» и № 55 … Составляли единый отряд для крейсирования по всей дистанции

Однако данные о местах дежурства кораблей и судов Азовской флотилии являются только частью характеристики ее деятельности. Поэтому для понимания всей обстановки приведем сведения о характере действий флотилии в этот период и их влиянии на ход восстания. А здесь картина получается следующая. В ходе июльского и августовского крейсерства вдоль крымских берегов русские моряки сумели практически полностью прекратить движение судов, принадлежавших крымским татарам. В частности, корабли и суда флотилии сигналами или с помощью оружия возвращали татарские лодки, пытавшиеся отойти от побережья, а у наиболее рьяных нарушителей даже топили их, предварительно отправив на берег самих пассажиров. Кроме того, опираясь на русскую силу, ханские поверенные снимали со всех обнаруженных татарских лодок рули, весла и по две обшивные доски, чтобы на время лишить бунтующих возможности передвигаться по морю.^{1570}

Наконец, по требованию чиновников Шагин-Гирея русские моряки пытались воздействовать еще и на отложившиеся от законного крымского хана города и поселения на берегу. Здесь применялись и увещевательные обращения бывших на русских кораблях мурз, и акции силового давления, в виде угрозы применения или применения оружия.

Достигла флотилия успехов и в борьбе с турецким судоходством у берегов Крыма. В частности, активным крейсерством, даже несмотря на ограничения, связанные с тем, что война официально не была объявлена, она настолько напугала турок, что интенсивность их плаваний к крымским берегам резко упала, усилив изоляцию крымских татар.

Остается лишь ответить на вопрос: насколько часто флотилия в своих действиях прибегала к упомянутой выше силе оружия? По данным В.Ф. Головачева, артиллерию использовали лишь шхуна «Измаил» и бомбардирский корабль «Азов», да и то по настоянию ханских поверенных находившихся на наших судах. Первая сделала 12 выстрелов по берегу в районе Балаклавы, правда, направленных в воздух, а второй, для наведения страха на крымских татар в районе Кафы, произвел еще 7 пушечных выстрелов по татарским лодкам вблизи берега.^{1571} Однако архивные материалы рисуют более широкую картину использования русскими кораблями своих пушек. В этой связи уместно обратиться к таким источникам, как рапорты командиров Азовской флотилии, а также к информации, собранной российскими дипломатами в Константинополе, что позволит представить масштаб действий флотилии и ее роль в событиях лета 1782 г.

Экстракт командующего эскадрой капитана бригадирского ранга Т.Г. Козлянинова из рапортов, полученных им от начальников, находящихся в крейсерстве судов. 25 июля 1782 г.^{1572}

Крейсирующий от Кафы до Судака капитан-лейтенант Кумани на корабле «Журжа»

15-го июля. Отпустил шлюпку в бухту Судака к берегу с прислужниками мурзы Бегадыр-аги, определенных к нему на корабль от его светлости Шагин-Гирей-хана крымского, кои, возвратись, объявили, что уговаривали они тех жителей и по просьбе их оставили данное повеление от его светлости хана для ответа па оное до другого дня.

16-го. Увидел дожидающихся на берегу татар, отпустил с прислужниками мурзы опять шлюпку, кои быв па берегу, возвратясь, сказывали, что упрямством жителей оставленное повеление брошено к ним на землю, отзываясь в нежелании их служить хану и не хотя про него слышать, да и не надеются-де чтоб он был их хан.

Крейсирующий в Кефинской бухте капитан-лейтенант Прокофьев на бомбардирском корабле «Азов»

Июля 11-го. Против горы Кинчигир, по показанию у него на корабле его светлости хана крымского мурзы капиджилара-кегаяси Мегмет-бея, две татарские лодки, плывущие из Кафы в Тамань остановлены и приведены в Кафу, из них одна потоплена тем мурзою, а другая с людьми с обеих лодок отправлена в Кафу к берегу.

15-го. Отпустил того мурзу на шлюпке, вооружа оную своими людьми, к стоящим в Кефинской бухте 20-ти лодкам, из коих четыре были турецкие, а остальные татарские; а возвратясь он на корабль объявил, что на требование его о выходе турецких из бухты, а татарских о вытаске на берег, сказано ему исполнено-де будет.

16-го. Видя, что сие не исполняют, послал по просьбе его-ж мурзы, шлюпку на берег с посаженными от него двумя татарами для уговаривания Кафинских жителей; по возврате ее объявлено, что кафинцы их слушать не хотели, равно и турецкие суда о выходе из бухты, к коим они подъезжали.

17-го. Для сего тот мурза ездил сам на шлюпке к берегу и, возвратясь, сказывал, что непослушание и его слов о вытаске своих лодок на берег.

Того-ж числа. Усмотрена идущая из Тамана в Кафу по опознании мурзою татарская лодка. К удержанию ее по просьбе мурзы, с его прислужниками послана от корабля вооруженная шлюпка, коя не могла упредить лодки пока пристала к берегу и с нее татары вышед на берег, а к ним присоединилось не малое число еще кафинцев и с того их собрания сделали из ружей несколько выстрелов по шлюпке, отчего и шлюпка защищалась своими выстрелами из ружей; а дабы удержать на берегу татар от перестрелки и тем сохранить своих людей на шлюпке, выпалил с корабля ядром из пушки, что видя, татары разбежались; а шлюпка возвратясь безвредно, привела порожнюю лодку и мурзою она затоплена; ввечеру выпалил еще из двух пушек ядрами по просьбе мурзы, чтоб принудить вытащить на берег стоящие в бухте татарские лодки.

19-го. Видно было (что) те лодки вытащены на берег, кроме турецких и еще шести татарских; из них две мурзою в парусах и рулях сделаны неспособными к отплытию.

Того-ж числа. Одна лодка где прежде татары выходили на берег, усмотрена порожняя и еще идущих от Таманского берегу в Кафу две, кои по опознании объявленным мурзою татарскими, по просьбе его, не имев другого способа остановить за скорым плаванием, кроме как принуждением выпалить из четырех пушек с ядрами и тем одержав, две из них мурзою потоплены, а третья послана на берег с людьми, на них бывшими.

Объявленная с пушек и ружей пальба произведена безвредно.

По смене корабля Азова, оставший на его место с кораблем Короном капитан-лейтенант Бабушкин доносит, что мурза ему объявляет о предприятии стоящих в бухте татарских судов, ожидающих удобного случая к отплытию, равно и вытащенные на берег не лишены еще способности, а удержаны от сего только присмотром его, г. Бабушкина.

Экстракт о действиях командующего судами Азовской флотилии (Т.Г. Козлянинова), крейсирующими на Черном и Азовском морях, со вступления в распоряжения оными^{1573}

26-го (июля. — Авт.). Для осмотра и дачи повелений находящимся в крейсерстве судам, на корабле Хотин пошел я от мыса Таклы на Черное море с кораблем Таганрог и полякою Патмос, нагруженной в Керчи провиантом для доставления на шхуны и чтоб многим числом устрашить мятежников.

28-го. У Кафинской бухты увидел крейсирующий корабль Журжу и командующий по соединении подал рапорт о немалой течи корабля, в особом экстракте объявленной, по коей продолжать крейсирование от Кафы до Судака и Алушты в рассуждении неудобных к пристанищу берегов не безопасен.

29-го. Приказано от меня кораблю Журже, за немалою его течью, занять место от Кафы до мыса Таклы корабля Корона, а оному принять пост от Кафы до Судака и Алушты корабля Журжи, который для того стал лавировать к Кафе, а я не упущая способного ветра, продолжал плавание к Балаклаве.

30-го. Пришед к Балаклаве, послал шлюпки с офицерами в гавань для разведывания нет-ли татарских судов, которые возвратясь объявили, что находятся два турецких судна, пришедшие по объявлению рейса из Константинополя порожние для получения груза, а еще две лодки по объявлению балаклавских жителей татарские; но начальники их с матросами разбежались от страха, причиненного шхуною Измаил, пред тем бывшею.

Августа 2-го и 3-го. Турецкие три лодки, идущие в Козлов за солью — два из Анатолии, а последняя с Трапезунда, по объявлении им, что не могут получить груза в Крыму по причине мятежа, пошли в море.

Июля с 30-го по 3-е августа. Запасся пресною водою с берега сколько можно для шхун, крейсирующих от Балаклавы до Ак-Мечети, а между тем отправил 1-го августа поляку Патмос к тем шхунам для доставления на Измаил и Победослав на довольствие служителей морского провианта, взятого на нее из керченских магазинов; узнал, что балаклавские жители выезжают целыми семействами и сему побегу причиною приезд к ним абазинцев, черкесов и бунтующих татар, от коих имея осторожность в посылке людей на берег, не упущая времени знать о действиях вверенных мне судов, спешил идти, оставляя в гавани лодки, неспособные к отплытию.

Августа 3-го. На корабле Хотине с кораблем Таганрогом пошел к Козлову.

5-го. У Ахтиарской гавани соединился с крейсирующей шхуною Измаил и полякой Патмос, приказав им следовать в соединении.

7-го. Соединился с шхуной Победослав Дунайский и пришед к Козлову со всеми со мной судами, двумя кораблями, двумя шхунами и одной полякою, остановился на якоре и от командующих оными о действиях их получил рапорты, кои в особом экстракте значат.

Того-ж. Послал я на берег в Козлов вооруженную шлюпку с офицерами, которые возвратясь объявили, что по данному от меня наставлению для уговаривания мятежников, лишь только отделились от шлюпки на берег, как вдруг встретили их шесть человек вооруженных татар, спрашивая если в чем имеют надобность, то они по причине укрывательства из города жителей, что можно получить удовольствуют. Объявя им офицеры нужное для всего города и мятущагося народа, чтоб могли все знать об их требовании, провожены были на базар улицами, наполненными татар вооруженных в великом множестве, едва могли потесниться дать дорогу. На базаре нашли такое множество вооруженных, за коими видны были абазинцы и черкесы, а старшинам тут же бывшим и всему собранию говорили те офицеры: «Вы видите, Крым окружен российским флотом. Великая императрица всероссийская не желает конечной вашей гибели от возмущения, вами содеянного противу законного своего принца Шагин-Гирея. Должны вы не теряя времени придти к нему с покорностью. Поздно будет, когда увидите разорение мест и погубление ваше; на море же бегом вам спастись не можно, а будете затоплены от российских судов». Но они, не отвечая на то, обещали дать на другой день ответ, жалуясь на шхуну Измаил, коя палила по ним из пушек, с чем и препровождены были те офицеры до берега.

Августа 7-го. Посланы от меня те-ж офицеры на шлюпке на берег к татарам за ответом, где также приняты с ласкою. Собрание их было в таком же множестве вооруженных, на базаре нашли они того города старшин и еще двух как видно из Бахчисарая приехавших на тот случай пачинщиков и мятеж;; тут же приехал и султан Арслан-Гирей и тогда им офицеры объявили свое требование и мое сожаление, что они подали повод палить с пушек со шхуны, уверяя, если на требование согласятся, то впредь того не будет. Тогда султан ничего не говоря взглядом своим давал знать, чтоб отвечали на то старшины и по многом между старшинами тихом переговоре султан, оборотясь к собранию народа, сказал: «Что вы думаете? Должны дать ответ», то один сеид Селям, выступя пред собрание, говорил: «Мы не хотим иметь Шагин-Гирея-ханом» и, махнув рукою собранию, из коего чернь не более 10-ти человек криком подтвердили его слова, а достальные ничего не отвечали. Продолжал сеид Селям свою речь: «Если уже у нас хан Батыр-Гирей, а для чего первого не признаем, то нам только известно. Знаем что Россия имеет великие войска и флот, однако ж в рассуждении дружбы, оказываемой нам ею содействием оных к изгублению нашему мы невинны и не предпринимаем против их оружия, не имея здесь жен и детей, сейчас готовы к побегу». На сие спрошено у них офицерами: «Какой же предвидите покой из того вашего упрямства? Отвечал то только, что Шагин-Гирей не будет нашим ханом. Требовали от них сего письменно, но Бахчисарая старшины отозвались, что народ не зная грамоты, будет сомневаться в том и толковать в другую сторону, чего они опасаются». Сказав еще офицеры, что впредь с российскими судами не будут они иметь сообщения, оставя их в полном собрании, возвратились на корабль и что после у них происходило — неизвестно.

Августа 7-го. Шхуну Победослав послал для доставления нужного и повелений от меня и инструкций, о пресечении переезда мятежников, на шхуну Вечеслав, крейсирующую от Козлова до Ак-Мечети, приказав притом о действиях оной доставить мне сведения.

8-го. С оставшими со мною судами пошел от Козлова, и во все время на рейд никаких турецких и татарских судов не было.

9-го. Пришел к Балаклаве и по 13-е число запасся пресною водою. Жители оного места оказывали ласки бывшим на берегу служителям; тут же находятся и Батыр-Гирея люди, кои, как видно, присматривают за жителями того места, а татарских судов кроме поврежденных не имелось.

12-го. Корабль Таганрог за немалою течью послан к мысу Таклы.

13-го. С полякою Патмос пошел к Кафе, оставя в крейсерстве у объявленных мест шхуну Измаил, подтвердя оной также и находящимся другим судам Ак-Мечета в крейсировании, чтоб впредь отнюдь не отваживались производить пальбу по городам и турецким судам, кроме защищения чести флага российского.

17-го. За Кафинским мысом к стоящей лодке послана былашлюпка с мурзою Жантемиром, который, возвратясь, объявил, что она турецкая, пришла за грузом и по объявлении, что оного по причине в Крыму мятежа получить не может, пошла в море.

18-го. Зашел в Кафинскую бухту за противным ветром в отдаленности от города, но никаких тут судов не было; а известясь от корабля Таганрога о посланном ко мне с повелениями боте Хопре, спешил прибытием к мысу Таклы.

19-го. Остановился на якоре за противным ветром между мыса Таклы и горы Кинчигир.

22-го. Пришел в Керчь с кораблем Таганрогом, а поляке Патмосу приказал занять место бота Хопра у мыса Таклы.

Из «Журналов Константинопольских происшествий» за август 1782 г.^{1574}

2-го (августа. — Авт.)… Прибыли из Крыма два турецких судна, одно из Кафы, другое из Балаклавы, кои утверждают, что по ним стреляли ядрами с российских судов, что всем турецким судам велено выйти из Крымских пристаней; что на Кубань и к Перекопу прибыло многое число российского войска; что крымцы в смущении (курсив наш. — Авт.)… и что хан вскоре прибудет с российским войском в Кафу…

4-го… В городе продолжают подкидывать по улицам письма к султану, требуя смены разных чиновников и помощи татарам… Здешние купцы получили с пришедшим с Черного моря судном письма, в которых уведомляют, что из Тамана и Суджука плыли сюда четыре ж турецких купеческих судна; но из оных одно потоплено, другое сильно разбито от встретившихся российских военных кораблей, а два едва успели уйти к Анадольскому берегу…

7-го числа… Из Козлова приехал в пять дней один армянин, который рассказывает следующее: в бытность его приходило к Козлову одно российское военное судно. Присланный на оном от хана Шахин-Гирея мурза призывал к себе тамошних старшин и увещевал принести хану повинную. Оную те отвергли, говоря, что хотят лучше повиноваться последнему российскому солдату, нежели Шагин-Гирею, после чего по оному городу учинено до 80-ти выстрелов с ядрами и убито три татарина, сожжено два дома и кофейная лавка; а потом судно опять ушло в море. Равным образом, в Балаклаву приходило одно судно, где пушками разбита поставленная Батыр-Гиреем таможня. С таковым же намерением пришло в Кафу российское судно. На оном был из преданных хану Мегмед-бей, который, отъезжая с ханом в Керчь оставил брата, жену и сына. При угрожении, что с судна станут стрелять по городу, ежели жители не принесут повинной хану, ответствовал ему Арслан-Гирей, что при первом выстреле увидит он повешенных на городской стене своего брата, по втором — жену, а по третьем — сына. После чего пальбы не чинено, а выгнаны только стоящие в море купеческие суда…

16-го… Разные здешние купцы нагрузили товары для отправления в Крым, но шкиперы объявили им, что по причине тамошних замешательств ехать туда не смеют и товары велели им взять назад (курсив наш. — Авт.)…

18-го. Приезжающие из Еникале суда привозят известия, что в Таганроге с поспешностью вооружаются новые фрегаты и старые суда починиваются для отправления в Черное море, где уже оных так много, что все крымские гавани заняты, а турецкого ни одного нет судна (курсив наш. — Авт.). Войска российские в Крым еще не вступили…

Какие можно дать комментарии? Приведенные документы, свидетельствуя о том, что действия Азовской флотилии летом 1782 г. были жестче, чем это показано у В.Ф. Головачева^[264] (в частности, использование шхуной «Измаил» артиллерийского огня против Козлова можно считать доказанным фактом), подтверждают (особенно выделенные нами фрагменты) эффективность летней работы флотилии П.А. Косливцева, которая добилась поставленной цели: крымские татары оказались не только отрезанными от Кубани и Турции, лишившись внешней поддержки, но и вместе с турками были серьезно напуганы. Это стало первым тяжелым ударом по восстанию, которое перестало расширяться.

^{«Новоизобретенный» корабль и вооруженный бот в крейсерстве у крымских берегов}

Между тем, последовал и второй удар. Екатерина II, в условиях неясности позиции Османской империи, решила не затягивать с полным подавлением восстания. 3 августа 1782 г. она поручила генерал-аншефу Г.А. Потемкину ввести войска на Крымский полуостров и восстановить власть Шагин-Гирея силой. Самому же Шагин-Гирею «рекомендовалось» немедленно перебраться в Петровскую крепость, откуда прибыть к направляющимся на полуостров войскам, чтобы на их плечах вернуться в качестве восстановленного правителя. В рескрипте, направленном П.П. Веселицкому, в частности, значилось: «Из предшествовавших наших к вам повелений, паче же из собственноручного письма к хану Крымскому Шагин-Гирею, мог уже он достаточно уверен быть, что мы по непременному нашему к нему благоволению и покровительству, непреминули учинить все потребные распоряжения в прекращении замешательства в области его происшедшего и в сохранение его при владении вверенными ему народами. Когда мы ныне усматриваем, что никакие увещания и никакие кроткие способы не подействовали на обращение возмутившейся части татар к должному повиновению законному их владетелю от Нас и Е. В. султана признанному и что сии возмутители мятеж и дерзость свою до того распространили, что выбрали над собою ханом приставшего к их толпе брата ныне владеющего хана, Багадыр-Гирея-султана, то мы решилися прибегнуть к крайнему для них средству и именно военными нашими силами стараться усмирить бунт сей и не повинующихся истинному их государю привести в достодолжное послушание. Вследствие чего, повелели мы нашему генералу Новороссийскому, Азовскому, Астраханскому и Саратовскому генерал-губернатору князю Потемкину, которому от нас главная команда над сухопутными и морскими нашими силами в том крае поручена, весть войска наши в Крым для исполнения сего намерения. Сообщая хану Шагин-Гирею о сем новом опыте нашей императорской к нему милости и попечении о сохранении его, вручите ему присланное при сем письмо наше, в котором придаем мы ему на сущем нашем к нему доброхотстве основанный совет наш, чтобы его светлость с находящимися при нем членами правительства татарского, поспешил переехать в Петровскую крепость, откуда приказано будет войскам нашим паки его ввести в Крым, охранять его и в утверждении спокойного его обладания пособствовать. А дабы к таковому переезду все потребное распоряжение учинено было, наш генерал князь Потемкин не оставит предписать генерал-майору Филисову и прочим до кого сие касается. Само собою разумеется, что и вы, как уполномоченная от нас при сем владетеле особа, должны с ним же следовать».^{1575}

В результате в сентябре 1782 г. Т.Г. Козлянинов на четырех судах флотилии, включая флагманский корабль «Хотин», переправил Шагин-Гирея и 150 человек его свиты из Керчи в Петровскую крепость, передохнув в которой хан и убыл к корпусу А.Б. де'Бальмена. Сам же Т.Г. Козлянинов получил от П.П. Веселицкого еще более жесткие полномочия, в том числе, и против турецких судов, у которых, в случае отказа добровольно покинуть прибрежные воды Крыма, моряки флотилии могли теперь, руками находившихся на их судах чиновников Шагин-Гирея, отрезать якоря. В частности, в письме П.П. Веселицкого значилось: «…Если-ж бы, паче чаяния, тех турецких судов рейзы, по самым долгим и ласковым переговорам, не удалились от берегов Крымских, а и паче грубостью посответствуют, в сем крайнем случае и что заключать непременно надобно, яко они для того приостановятся, дабы из мятежников при тесном случае захватя, увозить, посредством ханских чиновников на судах наших вольность своего государя и свою защищающих, избегая драки и убийств, отрезать у них якоря, пусть куда хотят, туда и лавруют…».

Тем временем восстание, не получая поддержки, и без того уже шло на убыль. 20 сентября 1782 г. Т.Г. Козлянинов написал Г.А. Потемкину: «Ото всех крейсирующих судов получил я известия, что бунтующие в Крыму находятся весьма в страхе. Султан Селим-Гирей с Карасу-Базара приехал в Кафу, изыскивая способы бежать из Крыма переездом на Таманскую сторону; а многие мурзы стараются от бунтующих уйти и принести свое повиновение хану Шагин-Гирею, из коих один мурза, Решид-чилябе, с двумя прислужниками, утпед в Ахтиарскую гавань, на шхуне Вечеслав приехал в Керчь. Все способы отняты от бунтующих бежать из Крыма, лодки на крымских берегах сделаны порчею не способными к плаванию, и они находятся в страхе, имея всегда ввиду крейсирующие суда (курсив наш. — Авт.). Единственно только на турецких судах, коих пристает к Козлову и к берегам Крыма не малое число могли бы они получить способ к переезду, то на сей случай предписал я командующим крейсирующих судов уговаривать турецких реизов ласкою, чтобы они отходили, представляя им на вид отсутствие владетеля и в Крыму замешательства; а если не послушают, останавливаться подле них на якоре и удерживать, дабы не могли увезти кого-либо из крымцев». А ведь после этого письма Азовская флотилия еще усилила блокаду Крыма, что нашло свое отражение в записях «Константинопольских происшествий» наших дипломатов в турецкой столице.

Из «Журналов Константинопольских происшествий» за сентябрь-октябрь 1782 г.^{1576}

23-го (сентября. — Авт.)… На сих днях из Кафы прибыло, в пять дней, одно греческое судно, которое вышло из Таганрога, но туда занесено штормом. Шкипер оного сказывает следующее: в Кафе стоят два российских фрегата… Сам хан отправился 11-го сентября из Керчи со всеми при нем бывшими на трех фрегатах в Петровскую крепость, где, взяв находившиеся в готовности 24 полка российских войск, вступит в Крым сухим путем через Перекоп. На подкрепление Еникольскому и Керченским гарнизонам прибыло четыре полка. Батыр-Гирей с великим множеством татар стоит неподвижно в Карасу… Ему, шкиперу и товарищам его от командира российских двух фрегатов позволено было ездить в Кафу для покупки нужного, а случившееся там турецкое судно задержано и экипажу возбранено иметь сообщение с жителями…

14-го (октября. — Авт.)… Сегодня прибыло одно судно из Тамана. Экипаж на нем весь турецкий. Шкипер взят для допроса в Адмиралтейство; матросы же друзьям своим рассказывают… что в разных портах захвачено три домбаса с татарами, армянами и жидами, выезжающими из Крыма и отведены в Керчь….

16-го… Из Кизилташа (близ Тамани) прибыл третьего дня ночью турецкий томбаз. На нем приехал сын одного мирзы с чегодарем в Тамань, переплывший из Крымского порта Еникале (близ Керчи). Сие судно привезло известие, что недалеко от Судака, при урочище Аюдаг сожжена от российского военного корабля одна идриотская полугалера с имевшимися на ней несколькими боченками пороха. Неизвестно, как и зачем она там явилась, но, по-видимому, есть там самая, которая нынешним летом отправлена была отсюда в Суджук.

Тем не менее, 20 октября в Перекоп вошли и русские войска под командованием генерал-поручика А.Б. де'Бальмена, которые уже 27 числа того же месяца заняли и Карасубазар. Власть Шахин-Гирея была окончательно восстановлена.^[265] 1 ноября 1782 г. де'Бальмен писал П.А. Косливцеву: «По всевысочайшему Е. И. В. соизволению, вступя еще прошедшего октября 21 числа для усмирения бунтующих татар в Крыму, прибыл уже с войсками к урочищу Большому Карасеву (Карасубазару), а отсюда, запасясь провиантом, имею отправиться и далее, и взять свое в Кафе расположение, и предлагаю вашему высокоблагородию, на случай в провианте недостатка, по отменному вашему к службе усердию, столь довольно всем известному, постараться перевести на вверенной вам эскадре из Еникаля в Кафу муки тысячу, или ежели можно и более, четвертей с пропорциею круп; и как теперь предмет службы должен быть у нас связан, то и глее вы с эскадрою крейсировать и какие примечания иметь будете, равно и где на зиму расположитесь, не оставьте меня уведомить; да и впредь обо всем до сведения моего касательным относитесь. А чрез сих татар предварительно дайте знать, могу ли я надеяться в перевозке из Еникале в Кафу какого-нибудь числа провианта и не помешает ли в том настоящая осень и ветры, или же что другое».^{1577} Отдельно А.Б. де'Бальмен сообщал П.А. Косливцеву, что в крейсерстве судов около Крыма в ноябре уже надобность отпала, поскольку Крым практически полностью замирен, а заодно указывал на то, что часть судов флотилии в случае надобности может перейти для зимования в Ахтиарскую бухту, куда вскоре прибудут из Днепровско-Бутского лимана и оба оставшихся боеспособными фрегата — «Восьмой» и «Одиннадцатый» под командованием капитана 1 ранга И.М. Одинцова.

Однако позднее время, сопровождавшееся противными ветрами и штормами, задержало некоторые суда у берегов Крыма до того времени, когда начал замерзать Керченский пролив, вследствие чего им пришлось остаться в крымских гаванях. В частности, шхуна, поляка и бот остались зимовать в Балаклаве, а еще одна шхуна — в Кафе. Состояние их оставляло желать много лучшего, как, впрочем, и практически всех остальных судов Азовской флотилии, которые данная кампания, с учетом сроков их службы, практически вывела из строя. Более того, в ноябре 1782 г. при возвращении в Таганрог в результате попадания во льды погибли два «новоизобретенных» корабля — «Корон» и «Таганрог», что стало весьма серьезной потерей. Но свои задачи в 1782 г. флотилия уже выполнила.

Из донесения генерал-майора и капитана над Таганрогским портом П.А. Косливцева об обстоятельствах гибели кораблей «Корон» и «Таганрог».

27 декабря 1782 г.^{1578}

…2-го числа сего месяца присланными ко мне из обстоящего при Таганроге карантинного дома кораблей Корона и Таганрога командир первого капитан-лейтенант Бабушкин, а второго — лейтенант Филатов рапортами донесли, что вверенные им корабли силою ветров и носимостью по морю льда поставило первый на морские острова сперва на глубину девяти, и, повалив на бок, несло льдом по мели и совсем остановило на осми футах, грунт песок, и, неся по мели… начало льдом ломать настоящую обшивку и шпангоуты, от чего и налился корабль водой, и упорностью льда накренило корабль на левую сторону, так, что пушечные дула достали до воды; второй — на Долгую косу глубиною на десять фут и нашедшим с великим стремлением льдом переломило как опущенные за корму стеньги, реи, оборвало с бортов многие стелюги, кранцы, и стало оным льдом отдирать настоящую обшивку, и ломать шпангоуты, а корабль налился водой. И оба оные командира, не имея уже надежды к спасению кораблей, а единственно стараясь к сохранению команд, с согласия всех обер-офицеров и нижних чинов служителей, решились, оставя корабли, переходить льдом на берег, первый, держась к Кривой косе, но за препятствием великих полыней, тонкости и несения от О к W льда, пробыв без мала трои суток на льду, едва выйти мог на Белосарайскую косу, куда также по льду вышел и второй со своею командой, оба с потерею притом переходе через лед шестидесяти одного человека разных чинов служителей, да привели с собой обер-офицеров и нижних чинов отморозивших руки и ноги двадцать восемь человек. Но в совершенно почитаемое потерянное командами число служителей 27 ноября в Петровской крепости из команды корабля Таганрог явились квартирмистр 1, матросов 12, канонир 1, мушкатер 1, а всего 15, да 22 числа сего месяца у меня с корабля Корона подштурман 1, матрос 1-й статьи 1, 2-й статьи 2, мушкатер 2, профос один, итого семь человек, из коих первые за худостью льда пробыли трои сутки на льду и оным к помянутой крепости занесены, а последние, идучи вслед за командиром… оторвавшейся в ночное время льдине всего девять человек отделены [оказались], с которой за великими к берегу полыньями не имея способу перейти на оной, принуждены были перебираясь со своей на другую льдину возвратиться на другой день к кораблю, на котором и пробыли двадцать дней, но как уже у корабля другой бок льдом проломило и состоящим в корабле льдом при случае прибылой воды начало фок-мачту подымать к верху, а между тем 14 числа сего месяца принесло к кораблю великую льдину, то и решились сошед на оную ититть на берег и 15 числа вышли на Кривую косу, а теперь на корабле остались за обморожением ног один парусник и за жестокой болезнью первой статьи матрос…»

Интересно отметить и то, что кампания Азовской флотилии 1782 г. описана в записках прибывшего как раз в этом году в ее состав Д.Н. Сенявина, тогда еще мичмана. Приведем некоторые отрывки, весьма рельефно рисующие Азовскую флотилию и русских моряков.

«В Таганрог я приехал в первых числах июля, — писал Д.Н. Сенявин. — Отправлен на галиоте в Керчь для распределения по судам Азовского флота (курсив наш. — Авт.).^[266] Флот сей составляли в то время одна корвета 22-пушечная и называлась корабль Хотин; он был всегда флагманским; 6 кораблей бомбардирских, двухмачтовых, вооруженных мортирами и большого калибра гаубицами, 3 шхуны, 1 бриг и 3 палубных бота: все тут».^{1579},[267] И далее: «Я определен был на корабль Хотин. Вскоре потом прибыл в Керчь владетель Крыма Шагин-Гирей; при нем находились со стороны нашей министр Веселицкий и главнокомандующий сухопутных войск в Крыму генерал-майор Самойлов… Хан пробыл в Керчи три дня, посадили его с тремя преданными к нему мурзами к нам на корабль Хотин, прочих его свиты числом 19 человек, разместили на 3 шхуны и на прочие 4 судна.

Снялись мы с якоря, пошли в Азовское море и на другой день прибыли к Петровской крепости. Тут принял хана генерал Потемкин… В то же время эскадра снялась с якоря и скоро прибыла в Керчь».^{1580}

Следующий, наиболее интересный эпизод, описываемый Д.Н. Сенявиным, происходит уже осенью 1782 г.: «В октябре прибыл к нам 32-пушечный фрегат Крым,^[268] построенный в Хоперской крепости; командующий нашим флотом бригадир Тимофей Григорьевич Козлянинов поднял на этом фрегате брейд-вымпел свой и меня перевел на сей фрегат. В последних числах сего октября снялись мы с якоря и пришли в Кафу очень скоро, ездили на берег беспрестанно и делали всякие покупки без всякой осторожности от заразительной болезни. 1-го числа ноября перед вечером вдруг оказалась у нас на фрегате чума. Бригадир в тот же час переехал на корабль Хотин, бывший тогда с нами, и приказал нам всех заразившихся свезти на берег и устроить для них там из парусов палатки, а потом немедленно идти в Керчь, остановиться в удобном месте и возможно ближе к берегу, устроить из парусов баню и палатки для жительства людей и окуривать все беспрестанно. В следующую ночь построили мы две палатки и перевезли всех заразившихся числом до 60 человек. Поутру снялись с якоря, а ввечеру были у Керчи на месте; немедленно отвязали паруса, построили на берегу баню, кухню, палаток достаточное число для служителей и перевезли на берег.

Около 15-го числа чума у нас вовсе прекратилась, похитив в это короткое двухнедельное время более 110 человек; из оставленных в Кафе выздоровело только 2, подштурман да матрос, дорогою в одни сутки опустили в воду 16 человек и на берегу в Керчи померло 38 человек; умершие все нижние чины и рядовые, а из офицеров никого…

По взятии Крыма до учреждения карантинов года с два чума весьма часто выказывалась в нашем крае от сообщения с татарами и судами турецкими, приходящими в наши порты. Мы, наконец-то, к ней привыкли, что нисколько не страшились ее и считали, как будто это обыкновенная болезнь…».^{1581}

Что можно сказать в связи с последним? Бесстрашие, конечно, необходимо военному человеку, но когда оно превращается в безалаберность — это уже катастрофа. Бездарно потерянные жизни моряков — это утрата опытных кадров, нехватка личного состава, что сказывалось на действиях в море, замедлении судостроительных и судоремонтных работ. И в момент начала войны всегда оказывалось, что для должной готовности чего-то не хватает. А ведь, пример противоположного поведения тогда же, во время эпидемии чумы в Херсоне в 1783 г., показал Ф.Ф. Ушаков, сумевший спасти жизнь большинству членов экипажа своего корабля. Но такое в России, увы, исключение. Принято считать, что людей у нас много, набрать новых несложно.

В завершение обзора 1782 г. укажем, что в очередной уже раз по случаю обострения отношений с Турцией последовал новый экстренный указ от 23 августа, согласно которому предписывалось срочно ввести в строй уже спущенные на воду фрегаты и достроить еще находившиеся на стапелях (правда, последние при этом спускать пока не разрешалось). Иными словами, опять имели место уже отмечавшиеся нами и аврал, и половинчатость мер. Тем не менее, осенью 1782 г. в Керчи собрались 44-пушечные фрегаты «Девятый», «Десятый» и «Тринадцатый». Достраивались фрегаты «Двенадцатый», «Четырнадцатый», «Пятнадцатый» и «Шестнадцатый». В Ахтиарской же бухте, как и планировалось, расположились на зиму фрегаты «Восьмой» и «Одиннадцатый». Таким образом, к 1783 г. боеспособность флотилии существенно возросла.

* * *

Но гораздо важнее было то, что в Петербурге уже решили для себя кардинальный вопрос: Крым должен быть в составе России, а на Черном море Российская империя должна наконец обзавестись линейным флотом. Причина этого была проста: кризис вокруг Крыма в 1782 г. еще раз наглядно показал, что турки от «ничейного» Крыма не откажутся. К тому же Г.А. Потемкин беспрестанно и вполне обоснованно внушал Екатерине II, что выбора у России все равно нет. «По сим обстоятельствам польза Вашего Императорского Величества, — писал он, — требует занимать то, чего никакая сила из рук Ваших отнять не в состоянии и чего требует необходимость, то есть взять навсегда полуостров Крымской… Порта не упустит, выждав свободное время, захватить сей полуостров в свои руки. Тогда тяжелее он будет России, нежели теперь… Я уверен, что они не осмелются высадить в Крым войска, когда он будет назван русским, ибо сие было бы начать прямо войну».^{1582}

^{Князь Г.А. Потемкин-Таврический. Генерал-фельдмаршал русской армии. Неизвестный художник}

«Изволите рассмотреть следующее, — обращался Потемкин к Екатерине II далее. — Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Буту или с стороны кубанской — в обеих сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего Хан нынешний туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите ж теперь, что Крым Ваш и что нету уже сей бородавки на носу — вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубани сверх частных крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово.

Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна. Мореплавание по Черному морю свободное. А то извольте рассудить, что кораблям Вашим и выходить трудно, а входить еще труднее. Еще в прибавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдаленных пунктах.

Всемилостивейшая Государыня! Неограниченное мое _ усердие к Вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая Вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику, Цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставит. Удар сильный — да кому? Туркам. Сие Вас еще больше обязывает. Поверьте, что Вы сим приобретением бессмертную славу получите и такую, какой ни один Государь в России еще не имел. Сия слава проложит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море. От Вас зависеть будет запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду».^{1583}

Из приведенного документа следует, что присоединение Крыма рассматривалось Г.А. Потемкиным прежде всего с точки зрения безопасности России. В этом смысле, по убеждению Потемкина, присоединение Крыма было бы более оправданным, нежели захват Австрией Буковины или аннексия Францией Корсики.^{1584}

В частности, по его мнению, присоединение Крымского полуострова сразу позволяло решить целый ряд проблем. В частности, это, во-первых, привело бы к созданию непрерывной границы между Черным и Азовским морями, что коренным образом изменило бы саму оборону южных рубежей, а во-вторых, усилило бы на Черном море влияние России, в руках которой оказался бы контроль над устьями Дуная и Днепра.

Не менее весомым аргументом в пользу присоединения Крыма было то, что там находилась превосходная Ахтиарская бухта, в которой могло поместиться множество судов любого класса, с прекрасными климатическими и метеорологическими условиями, что делало ее первоклассной базой для создаваемого Черноморского флота. В отличие от Днепровско-Бугского лимана, где российские корабли в любое время могли быть заблокированы турецким флотом, из Ахтиарской бухты всегда имелся свободный выход в море. Кроме того, располагаясь на выдающейся глубоко в Черное море оконечности Крымского полуострова, Ахтиарская бухта позволяла, в случае необходимости, осуществить быстрый переход кораблей как к Керченскому проливу, так и к Днепровско-Бугскому лиману.

При этом нужно отметить, что к концу 1782 г. правительство России действительно могло вполне оценить значение этой бухты, поскольку обладало достаточной информацией. Так, первый ее план был составлен еще зимой 1773/1774 г. штурманом прапорщичьего ранга И. Батуриным (служил на корабле «Модон»). В 1778 г. значение Ахтиарской бухты по достоинству оценил А.В. Суворов, написавший: «Подобной гавани не только у здешнего полуострова, но и на всем Черном море другой не найдется, где бы флот лучше сохранен и служащие на оном удобнее и спокойнее помещены были…».^{1585} Наконец, прибывший поздней осенью 1782 г. для зимовки в Ахтиарской бухте отряд капитана 1 ранга И.М. Одинцова также составил ее карту и описание.

Что же представляла из себя столь привлекшая к себе внимание Ахтиарская бухта? Вот какие сведения о ней сообщали первые исследователи. В частности, они указывали следующие размеры рейда: «Длина свыше шести верст, ширина от 250 до 450 сажень, глубина от 35 до 60 футов».^{1586} Далее в описании говорилось: «Вход в бухту около 400 сажень расположен между двумя вытянутыми мысами. На Северной стороне рейда находятся несколько незначительных мысов и бухт, переходящих в овраги; к Южной стороне примыкают три бухты, самая большая из них — Южная, длиной до 2 верст, шириной от 100 до 200 сажень и глубиной 35 футов. К южной бухте подходит небольшая, но удобная для стоянки бухта (впоследствии получила название Корабельной. — Авт.). Немного западнее Южной, за широким мысом, находится вторая бухта (названная позже Артиллерийской. — Авт.). Третья бухта располагается восточнее Южной (позднее она была оборудована для килевания кораблей и стала называться Килен-бухтой. — Авт.). От нее среди высоких обрывистых склонов простирается на четыре версты балка. Рейд со всех сторон окружают горы, постепенно понижающиеся от Инкермана к морю. На Северной стороне они возвышаются до 225, а на юге и востоке до 308 футов. У оконечности рейда впадает Черная речка, а севернее от нее располагается Инкерманская долина».^{1587}

В качестве дополнения уместно привести и отрывок из отправленного весной 1783 г. в Адмиралтейств-коллегию донесения И.М. Одинцова: «С начала пребывания моего в Ахтиарской бухте прошлого 1782 года с 17-го ноября по 7 марта 1783 года, порученной мне эскадры фрегаты стоят на одних якорях посредине самой бухты; при перемене якорей канаты всегда бывают целы, потому что грунт — ил мягкий; при всех бываемых крепких ветрах волнения никакого не бывает, кроме вестового, от которого при ветре не малое волнение; а по утешении — зыбь, но безвредна. В разных местах опущены с грузом доски, также и фрегаты осматриваемы при кренговании, однако червь ни где не присмотрен: сему причина — часто бываемая при остовом ветре, по поверхности губы из речки Аккерманки, пресная вода, в губе превеликое множество дельфинов, или касаток; но они безвредны».^{1588}

К концу 1782 г. бухта была практически пустынна. Так, окружающие ее холмы, покрытые кустарником и невысоким лесом, крутыми обрывистыми склонами спускались к воде, и лишь вверху над белеющими скалами ютились несколько домиков небольшого татарского селения Ак-Яр (что означает «Белый Утес»). Кстати, отсюда и название бухты — Ахтиарская.^{1589}

Обосновывая необходимость присоединения к России Крыма, Г.А. Потемкин использовал для убедительности также идеологические аргументы. В частности, он напоминал, что именно в Корсуне (Херсонесе) в 987 г. принял крещение святой и равноапостольный князь Владимир Святославич, годом спустя крестивший Русь. «Таврический Херсон! Из тебя истекло к нам благочестие: смотри, как Екатерина Вторая паки вносит в тебя кротость христианского правления», — писал Г.А. Потемкин императрице.^{1590}

Взвесив все «за» и «против», Екатерина II начала интенсивную дипломатическую и военную подготовку к присоединению Крымского полуострова к Российской империи. И первым ее шагом стал секретный указ Коллегии иностранных дел от 8 декабря 1782 г., содержавший повеление, с одной стороны, рассмотреть вопрос о присоединении Крыма и завершении дел с Портою, а с другой — «начертать генеральную систему в рассуждении поведения нашего со всеми другими державами».

Проанализировав военно-политическую ситуацию в Европе и учитывая возможную реакцию каждой из европейских держав, Коллегия иностранных дел пришла к обоснованному выводу о настоятельной необходимости присоединения Крыма, указав на благоприятные к тому обстоятельства. При этом оговаривалось, что уступка Турцией Крыма будет мера вынужденная и, следовательно, необходимо предпринять все усилия, чтобы Порта постоянно чувствовала угрозу возмездия. На этом основании был сделан вывод, что «содержание на Черном море почтительного флота долженствует для нас быть лучшим залогом оттоманской доброй веры в наблюдении обетов ее. Действительное на Черном море появление из оного 12 линейных кораблей и многих фрегатов, кои пред Константинополем лучшими стряпчими тяжбы нашей служить могут». Но здесь же было замечено: «Однако нельзя нам не чувствовать, что для всегдашнего обуздания турков нужно иметь другой военный порт, откуда бы во всякое время свободный выход иметь было можно… Настоящее занятие Ахтиарского порта представляет собой и лучший случай к утверждению там твердой ноги и к приведению его в образ и оборону военной пристани».^{1591}

Подытоживая выводы, коллегия отметила: «Таковое поведение наше, основываясь в первой части на точном разуме Кайнарджийского трактата и Изъяснительной конвенции, а с другой — на здравом рассудке, на праве собственности от независимого владетеля приобретенном и на сущей необходимости содержания в узде турок и татар, дабы во времена будущие тишина и покой Отечества нашего с той стороны не зависели более от их произвола, не встретит, конечно, пред светом осуждения нашей доброй вере и не возбудит излишней зависти в других народах, потому что они сами собственною своею пользою обязаны желать и способствовать в их земли активной торговли из черноморских наших пристаней».^{1592} Таким образом, Коллегия иностранных дел, исходя из международной ситуации, давала благоприятный прогноз реакции ведущих европейских держав на действия России.

Основания для этого были вполне весомыми. С Австрией Россия с 1781 г. находилась в военном союзе, а Англия еще в декабре 1782 г. устами своего посла в России Дж. Харриса уверила Г.А. Потемкина в том, что она дружелюбно воспримет шаги России в отношении Крыма.^{1593}

Кроме того, нельзя не отметить и еще одного блестящего хода Екатерины II, обеспечившего надежную поддержку Австрии (союзные договоры ведь далеко не всегда являются надежными). Речь идет о конфиденциальном письме Екатерины II Иосифу II от 10 сентября 1782 г.^[269] Хотя оно не имело никакого заголовка, его нарекли Греческим проектом Екатерины II.

В письме Екатерина сначала сетовала на то, что Османская империя мешает проходу российских судов через Босфор и Дарданеллы, подстрекает крымцев к восстанию, попирает автономные права дунайских княжеств. Далее следовали заверения в миролюбии: «…Я не добиваюсь ничего, выходящего за рамки договоров», и рисовалась мрачная картина состояния Турции. После этого Екатерина II переходила к основным положениям письма. «Целесообразно, — полагала царица, — создать между тремя империями, Российской, Османской и Габсбургской, некое буферное государство, от них независимое, в составе Молдавии, Валахии и Бесарабии, и назвать его Дакией, и поставить во главе его монарха-христианина. Оно никогда не должно объединиться ни с Австрией, ни с Россией. Притязания последней ограничивались крепостью Очаков на Днепровском лимане и полосой земли между Бугом и Днепром. Если же, — и тут следовало сокровенное, — с помощью Божьей удастся освободить Европу от врага имени Христова, то ее друг (т. е. Иосиф) «не откажется помочь мне в восстановлении древней Греческой монархии на развалинах павшего варварского правления, ныне здесь господствующего, при взятии мною на себя обязательства поддерживать независимость этой восстанавливаемой монархии от моей». Царица излагала затем свою затаенную мечту: возвести на престол в Константинополе своего второго внука при условии, что ни он, ни его наследники не посягнут на российскую корону».^{1594}

Возникает вопрос: а причем же здесь подготовка к занятию Крыма? А она тесно связана с этим ходом Екатерины II. Не вдаваясь в подробный анализ и оценку Греческого проекта в целом, отметим крайнее важное для нас обстоятельство. Вот, что, в частности, пишет известный современный историк В.Н. Виноградов: «…Помимо будущего, Греческий проект был обращен и к современности. Он не случайно появился на свет после заключения союза с Австрией, когда зашел в тупик курс на образование в Крыму самостоятельного ханства, и в числе подготовительных материалов к нему имелась и записка Потемкина “О Крыме”. Закинув перед Иосифом сети обещаний, Екатерина подрывала в Вене позиции противников раздела Турции и гасила возможное сопротивление кайзера присоединению ханства к России».^{1595} Забегая вперед, отметим: когда до Австрии дошло известие о присоединении Крыма к России, Иосиф II прислал вместо ноты протеста слова поздравления.^{1596}

Наконец, о стремлении ведущих европейских держав не допустить выступления турок, к тому же отягощенных серьезными внутренними проблемами, докладывал в конце 1782 г. из Константинополя русский посол Я.И. Булгаков, писавший, в частности: «…Не будучи пророком, осмелюсь, однако, предсказать, что здесь войну не предпочтут, ибо не смеют, и вести ее с успехом не в состоянии…

Здесь боятся бунта, в провинциях возмущений и измены, нигде ни на кого положиться не смеют; но никто ни о чем не радит, и помысла не имеет об отвращении зла, которое все предвидят неизбежным…

Французский посол, по одним уже Крымским замешательствам, получил точные повеления отвращать войну. Оные, конечно, сильнее еще подтверждены будут, когда в Версале узнают о соединении двух Высочайших дворов против Порты. Интересы Франции того требуют, поведение посла тому соответствует и надежно, что употребит он все силы к склонению Порты на все наши требования…

Третьего дня Порта требовала Совета у шведского поверенного в делах Гейдештама, а сей у французского посла, и по научению его отвечал рейс-эфен-дию, что нет иной для нее дороги, как согласиться на все наши требования… Старание посла привести Гафрона (прусского посла. — Авт.) на истинный путь и наставление Геидештаму доказывают также, что он искренне печется об отвращении войны…

Капитан-паша присылал за английским послом, спрашивал у него о состоянии и связи европейских держав, о татарских замешательствах и о силе России, не упоминая однако ни о других делах, ни о нашем общем мемориале, хотя и вероятно, что сии вопросы делал по повелению Порты. Посол весьма возвышал силы и внутренние ресурсы России, утверждал, что опасно ее тронуть и раздражать, и советовал всячески избегать с нею войны. Сие он сам мне пересказывал…».^{1597}

* * *

Несмотря на все указанные выше благоприятные прогнозы, Петербург все же решил серьезно подстраховаться. В частности, Екатерина II по данным историка А.Н. Петрова сформулировала идею организации новой экспедиции Балтийского флота в Средиземное море, «чтобы поднять против Турции все подвластное ей побережное население, так и для отвлечения турецкого флота из Черного моря, и тем обезопасить Крым».^{1598} Однако зная взгляды Екатерины II, несложно догадаться, что на деле за всем этим скрывалась главная цель — Константинополь. Тем не менее, императрица запросила мнения специалистов.

Первым, 16 февраля 1783 г., дал ответ главный командир Кронштадтского порта и один из наиболее сильных отечественных адмиралов С.К. Грейг, составив на имя Екатерины II записку «Размышления, относящиеся ко овладению Дарданелльскими крепостями». В ней значилось: «Полагаю число сухопутных войск 4000, 500 кирасир, 500 артиллерийских и 5000 нерегулярных. По прибытии всего вооружения против Дарданелл, оставляя несколько легких фрегатов и катеров, курсировать между Северными Дарданеллами и островом Эмброс для примечания и доставления заблаговременного известия главному командиру, ежели неприятельский флот отважится выйти из Дарданелл. Прочему вооружению идти на северную сторону Дарданелл, высадить весь десант под прикрытием военных кораблей на способнейшее место, которое найдено быть может вблизи крепости, немедленно стараться произвести внезапное нападение и овладеть крепостью Молдавиджи Паша… Некоторую часть укреплений с морской стороны подорвать, дабы корабли всегда могли иметь свободный проход. По разорению нижней Дарданелльской крепости флот с армией должен следовать против верхней крепости. Овладение оною почти единственно зависит от сухопутных войск, ибо от узости канала течение там так быстро, что корабль ни на малое время не может стоять в одном положении, отчего и пушки останутся без желаемого действия… Когда сею крепостью уже овладели, вся в оной находящаяся артиллерия может быть обращена против крепости Абидес на азиатском берегу, которая в расстоянии от оной меньше пушечного выстрела. Против сей крепости корабли также могут действовать, и чрез совокупление их действие стараться из оной выгнать гарнизон и крепость разрушить, чтоб мимо идущим кораблям не мог впредь чинить вред».^{1599}

Записка весьма примечательная, хотя, на первый взгляд, и сконцентрированная лишь на захвате Дарданелльских крепостей действиями высаженного с кораблей десанта. Тем не менее, этот момент как раз и свидетельствует о намерении Екатерины II нанести в ходе экспедиции удар по главной цели — Константинополю: ведь взятие указанных крепостей и открывало к нему путь.

Между тем, буквально следом прислал свое мнение и Г.А. Потемкин. Но его записка Екатерине II, датируемая В. С. Лопатиным мартом 1783 г., была гораздо более обстоятельной. Так, поддержав идею отвлечения турок от немногочисленной черноморской эскадры, которая по приказу от 20 января должна была войти в Ахтиарскую гавань, он одновременно строил более обширные планы, при этом критикуя С.К. Грейга. «Отправление флота в Архипелаг (если будет с турками ныне война) последует не ради завоеваний на сухом берегу, но для разделения морских сил, — писал Г.А. Потемкин. — Удержав их флот присутствием нашего, всю мы будем иметь свободу на Черном море. А если бы что турки туда и отделили, то уже будет по нашим силам… Главный вид для флота Вашего Величества — притеснять сообщение по морю туркам с их островами и Египтом, и через то лишить их помощи в съестных припасах. Притом все целить пройти Дарданеллы, что и несумнительно при благополучном ветре. Препятствовать турки захотят, тут они обязаны будут дать баталию морскую, чего нам и желать должно. Но чтоб Дарданеллы форсировать с сухого пути, на сие нужна армия, ибо у турок достанет сил обороняться. Притом мы видели в прошедшую войну, что они и тремястами человек гоняли наши большие десанты. Какая же разница флоту действовать единственно на водах? Число пятнадцати кораблей уже несумнительно превосходит силу морскую турецкую. К тому числу почтенному сколько пристанет каперов, обеспокоивающих везде их транспорты, а искусный и предприимчивый адмирал, верно, выждет способ пролететь Дарданеллы… Нужен испытанный в предприимчивости и знании адмирал. Нигде столько успехи от маневра и стратегии не зависят как на море, а сих вещей без практики большой знать нельзя, а вашему величеству известна практика наших морских… Что бы мешало секретнейшим образом соединить эскадры, кои теперь в походе, и послать под видом прикрытия торговли в Архипелаг, пока турки еще не готовы пройти в Черное море?».^{1600}

Из данной записки Г.А. Потемкина видно, что завоевания «на сухом пути» в районе Архипелага и черноморских проливов светлейший князь считал невозможными. Опираясь на опыт Русско-турецкой войны 1768–1774 гг., он вполне реально оценивал шансы русских десантов в Архипелаге как весьма невысокие. Именно поэтому главную ставку в своем плане Г.А. Потемкин сделал исключительно на морские действия, причем оттягивание турецких морских сил с Черного моря имелодалеко не ведущий характер. В частности, как мы видели, главная цель сводилась к решительному принуждению Турции к капитуляции, что предлагалось достичь полным перекрытием турецких морских коммуникаций в Архипелаге и как можно более быстрым прорывом через Дарданеллы к Константинополю («притом все целить пройти Дарданеллы, что и несумнительно при благополучном ветре»). В сущности, предполагалось сделать то, что не удалось в 1770–1774 гг.

Отдельно стоит отметить еще один аспект данного плана Г.А. Потемкина. Речь идет о желании князя попытаться, в случае благоприятных обстоятельств и падения Константинополя, провести Балтийскую эскадру в Черное море, что позволяло еще и быстро решить проблему с комплектованием линейных сил Черноморского флота. Занимаясь текущим стратегическим планированием, Г.А. Потемкин одновременно думал и о последующих событиях, в которых Черноморскому флоту отводилась весьма значимая роль. Кроме того, и здесь мы видим следы опыта прошедшей Русско-турецкой войны, в частности планов 1770 г.

Так или иначе, но перед нами впервые достаточно проработанный план новой Архипелагской экспедиции, с двумя вариантами операции против столицы Османской империи: стремительным прорывом через Дарданеллы («искусный и предприимчивый адмирал, верно, выждет способ пролететь Дарданеллы») или овладением ими с помощью десанта. Не оставляет вопросов и происхождение плана, в основу которого положен опыт Архипелагской экспедиции 1769–1774 гг., скорректированный с учетом осознанных ошибок. Стоит отметить, что на фоне крайне распыленных и нерешительных действий Парижа и Мадрида, которые в проходившей тогда же войне США, Франции, Испании против Англии так и не решились на десант против Англии, несмотря на свое подавляющее превосходство, указанный план смотрелся еще более эффектно, особенно в редакции Г.А. Потемкина, делавшего ставку на быстроту действий.

Более того, план Архипелагской экспедиции, видимо, даже перерос стадию теоретического планирования, поскольку налицо некоторые практические шаги Петербурга по пути его реализации. Так, 15 января 1783 г. Высочайший указ Екатерины II предписал снарядить для кампании на Балтийском флоте 10 линейных кораблей и 4 фрегата, да еще держать 5 линейных кораблей, 4 фрегата и 50 галер для обороны Балтики.^{1601} Кроме того, в Ливорно была задержана эскадра В.Я. Чичагова (5 линейных кораблей и 2 фрегата), ушедшая туда еще в 1782 г. в рамках обеспечения «вооруженного нейтралитета». Однако международная ситуация была непростой, и от содействия флота в Архипелаге пришлось все же отказаться. В частности, война Англии и Франции уже явно клонилась к концу, а самое главное, как отмечает историк О.И. Елисеева, король Швеции Густав III предпринял военные демонстрации у русских границ.^{1602} Таким образом, опереться Г.А. Потемкин мог только на имевшиеся на Черном море военно-морские силы.

Из документов о планах использования Балтийского флота в начале 1783 г.

1. Из журналов Адмиралтейств-коллегий за 16 января 1783 г.^{1603},[270]

Во исполнение указа приказали учинить следующее: 1) из состоящих в Кронштадтском порте кораблей и фрегатов приготовить для защищения торговли корабли: 74-пушечные Победослав, Иезекиль, 66-пушечные № 68, № 69, Трех Святителей, Не тронь меня, Виктор, Память Евстафия, Европа, Дерись, фрегаты: Гектор, Надежда, Симеон и Александр, на которые морской провизии иметь в готовности на 6 месяцев, такелажу, парусов и прочих припасов отпустить сверхштатного с запасом, так как отправленные в прошлом году эскадры удовольствованы были; а для обучения морских чинов и служителей приготовить же корабли: 66-пушечные Храбрый, Николай, Богоявление, Твердый, Преслава, фрегаты: Мария, Счастливый, Поспешный и Воин и предписать указом, чтобы все означенные корабли и фрегаты непременно готовы были к открытию рейда, дабы по первому повелению в море отправиться могли…

2. Высочайший указ адмиралу В.Я. Чичагову от 14 марта 1783 г.^{1604}

Господин адмирал Чичагов. Как пребывание ваше с эскадрою в Ливорно долженствует продолжаться до получения дальнейших моих повелений, в таком случае, если вы останетесь там далее июня месяца, я желаю, чтоб разные вещи, кои для меня из Рима привезены будут и кои приказано было погрузить на военном корабле или фрегате, вы постарались обще с статским советником графом Моцениго отправить на наемном купеческом судне, употребя все нужные и обыкновенные при том предосторожности к целостному и надежному их доставлению.

Однако план Архипелагской экспедиции 1783 г забыт не был. В связи с его большим значением и как плана действий, и как моста к последующим историческим событиям кратко обозначим его дальнейшую судьбу. Она весьма примечательна. Вплоть до конца 1788 г. этот план остается важнейшей частью стратегического плана на случай войны с Османской империей и с ее началом в 1787 г. сразу же начинает реализовываться, причем даже численный состав ядра Балтийской эскадры оставили таким же, каким он был в плане Г.А. Потемкина — 15 линейных кораблей, как число «несумнительно превосходящее турецкую морскую силу». Да и формирование эскадры было поручено все тому же О.К. Грейгу.

Однако последний не только сохраняет свой вариант проведения операции против главной цели похода — Константинополя, но и вообще корректирует ее суть в целом. Так, О.К. Грейг обусловливает операцию не местными факторами, как указывал Г.А. Потемкин, рассчитывавший в кратчайший срок занять столицу Османской империи, а исключительно развитием событий на Дунае, в частности, переходом русских войск на его левый берег, что, как следует из опыта войны 1768–1774 гг., неминуемо затянув сроки проведения, начисто лишало экспедицию внезапности. В результате даже Высочайший Совет, выслушав слова О.К. Грейга о том, что «проход флота через Дарданеллы зависеть будет не только от способствования ветров, но и от успеха в действиях армий наших, ибо пока они за Дунай не перейдуг, нельзя будет отважиться и на проход сей»,^{1605} высказался весьма определенно: «Конечно весьма желательно, чтоб скорее настал случай флоту простереть путь свой для Царьграда…».^{1606}Видимо, предчувствуя такую «решительность» О.К. Грейга, Екатерина II еще в 1787 г. попыталась вновь поручить верховное командование А.Г. Орлову, но тот отказался.^{1607} После чего Екатерина II все-таки согласилась с планом действий О.К. Грейга.^{1608} Но этой экспедиции не суждено было осуществиться. Выступившая против России в 1788 г. Швеция сорвала новый поход русского флота в Архипелаг.

Не менее интересен и другой момент, связанный с идеей быстроты проведения операций, сформулированной Г.А. Потемкиным в плане Архипелагской экспедиции. Так, в 1784 г., в связи с угрозой со стороны Швеции, Г.А. Потемкин, планируя действия уже против этой страны, также обратится именно к ней. Здесь, в частности, русский флот должен был без промедлений нанести удар по шведскому флоту в Карлскруне, после чего территория Швеции становилась беззащитной для десантов, что предопределяло ее быструю капитуляцию. Вот что, в частности, значится в «Выписке из плана князя Григория Александровича Потемкина-Таврического» за 1784 г.: «Против Швеции при малейшей демонстрации с их стороны объявить должно войну. Назначенный корпус к переходу за Кимень (реку Кюмень. — Авт.) заранее должен стать наготове. Датчане не должны остаться нейтральными. Сими озаботив шведов, удержим большую часть их на границах норвежских, а тогда Финляндия не без труда достанется в руки. Флоты наш и датский на море шведов, конечно, не найдут; то посадя войска, должно устремится прямо на военный порт (Карлскруну. — Авт.), во что бы то ни стало истребить их флот за один раз и следовательно на веки… Действия флота много поспешествовать может, то и нужно сему быть в знатном числе…».^{1609}

В завершение попробуем ответить на вопрос: какие же действия против Константинополя были бы более оправданными — стремительный удар или последовательное овладение рубежами? Однозначного ответа дать нельзя, но можно отыскать исторические параллели. В 1807 г. английская эскадра Д. Да-кворта, благодаря внезапному и стремительному прорыву, сумела проскочить Дарданеллы и достигнуть Константинополя. В то же время англо-французский флот вместе с войсками в 1915–1916 гг. так и не сумел овладеть Дарданеллами в ходе долгой и кровавой, но зато «регулярной» операции против них.

* * *

Но вернемся к событиям рубежа 1782/1783 г. В результате напряженной дипломатической работы и всестороннего обоснования Екатерина II в начале 1783 г. решилась разом официально разрешить как вопрос присоединения Крыма, так и вопрос придания морской силе на Черном море статуса военно-морского флота. Поскольку линейные корабли уже строились на верфи в Херсоне, в Петербурге решили не затягивать с оформлением такого статуса, и 11 января 1783 г. Екатерина II подписала указ о назначении вице-адмирала Ф.А. Клокачева командующим флотом «заводимым на Черном и Азовском морях». Верховное же руководство Черноморским флотом переходило в руки Азовского и Новороссийского генерал-губернатора Г.А. Потемкина, который уже 20 января принял решение о переводе основных корабельных сил Азовской флотилии в Ахтиарскую бухту, где они должны были положить начало эскадре Черноморского флота. Остальные же суда флотилии (которая формально сохранялась) оставались в распоряжении командира Таганрогского порта, который сохранял подчиненность и генерал-губернатору, и Адмиралтейств-коллегий.

Из распоряжений светлейшего князя Г.А. Потемкина по занятию Крыма и Ахтиарской бухты

1. Ордер Г.А. Потемкина генерал-поручику графу де'Бальмену от 20 января 1783 г.^{1610}

Высочайшая Ея Императорского Величества есть воля приобресть навсегда гавань Ахтиарскую, исполнение чего и возлагаю я на Ваше Сиятельство. Вы. содержа в непроницаемой тайне вам предписанное, объявите Хану, что имеете повеление расположить главную часть войск у оной гавани… присовокупив к тому, что флот Ее Императорского Величества, не имея в Черном море гавани, не может употребиться к удержанию действий на море, турками производимых, а чрез то невозможно будет защищать и его самого… ежели Хан на сие отвечать вам будет с упрямством, то, Ваше Сиятельство, в разговоре упомяните ему, что вы имеете повеления… приготовить войски к выходу из Крыма, и тогда ту часть войск, которая оставлена при Хане для его охранения, присовокупите к Ахтиару же, куда и отправляется для назначения укреплений инженер… Но если бы Хан без всякого упрямства строению способствовал, в таком случае войски, находящиеся при нем, по прежнему оставьте. Рекомендую вам ласкать правительство Татарское, стараясь приобресть на свою сторону начальников, кои в народе важны. Не упустите. Ваше Сиятельство, употребить все способы занести в них доброхотство и доверие к стороне нашей, дабы потом, когда потребно окажется, удобно можно было их склонить на принесение Ея Императорскому Величеству просьбы о принятии их в подданство.

2. Из ордера Г.А. Потемкина вице-адмиралу Ф.А. Клокачеву от 23 января 1783 г.^{1611}

При настоящем поручении Вашему Превосходительству команды над флотом на Черном и Азовском морях находящемся, весьма нужно скорое ваше туда отправление, чтобы, приняв в ведомство ваше состояние там корабли и прочие суда, идти в море могущие, снабдить их всем потребным к предпринятою немедленного плавания. Собрав повсюду теперь находящиеся, кроме тех, кои нужны для примечания в Керченском проливе, имеете войти со всеми в гавань Ахтиарскую, где командующий войсками в Крыму г. генерал-поручик и кавалер граф Бальмен сильный учинил отряд, как ради охранения, так и для производства тамошних укреплений… Я рекомендуя Вашему Превосходительству стараться ласковым обхождением с тамошними жителями приобресть их доверенность. Сие подаст вам способ через них часто узнавать о состоянии турецких морских сил…

Кроме того, 11 февраля 1783 г. последовал указ Екатерины и о введении, наконец, в строй достроенных на Гнилотонской верфи 4 фрегатов («Двенадцатый», «Четырнадцатый», «Пятнадцатый» и «Шестнадцатый») в связи со срочной их надобностью.

А 8 апреля того же года Екатерина II подписала манифест о присоединении к России Крыма и Кубани. И Г.А. Потемкин сразу же приступил к его воплощению в жизнь.^[271] В частности, были проведены переговоры с Шагин-Гиреем, в результате которых он уже 17 апреля 1783 г. отрекся от престола. Шагин-Гирей оказался загнанным в угол: без русских штыков он не мог удержаться на престоле, а русские союзники подталкивали его к отречению. Выбора у него не осталось, и он согласился. «Что хан отказался от ханства… о том жалеть нечего, — писала Екатерина II Г.А. Потемкину 5 мая 1783 г., — только прикажи с ним обходиться ласково и со почтением, приличным владетелю».^{1612}

Из Манифеста «О принятии полуострова Крымского, острова Тамани и всей Кубанской стороны под Российскую державу», подписанного Екатериной II 8 апреля 1783 г.^{1613}

В прошедшую с Портою Оттоманскою войну, когда силы и победы оружия Нашего давали Нам полное право оставить в пользу Нашу Крым, в руках Наших бывший, Мы сим и другими пространными завоеваниями жертвовали тогда возобновлению доброго согласия и дружбы с Портою Оттоманскою, преобразив на тот конец народы Татарские в область вольную и независимую, чтоб удалить навсегда случаи и способы к распрям и остуде, происходившим часто между Россиею и Портою в прежнем Татар состоянии…

Свету известно, что, имев со стороны Нашей толь справедливые причины не один раз вводить войска Наши в Татарскую область, доколе интересы Государства Нашего могли согласовать с жаждою лучшего, не присвояли Мы там себе начальства, ниже отмстили или наказали Татар, действовавших неприятельски против воинства нашего, поборствовавшего… в утушении вредных волнований. Но ныне, когда с одной стороны приемлем в уважение употребленные до сего времени на Татар и для Татар знатные издержки, простирающиеся по верному исчислению за двенадцать миллионов рублей, не включая тут потерю людей, которая выше всякой денежной оценки; с другой же, когда известно Нам учинилося, что Порта Оттоманская начинает исправлять верховную власть на землях Татарских и именно на острове Тамане, где чиновник ея, с войском прибывший, присланному к нему от Шагин-Гирея Хана с вопрошением о причине его прибытия публично голову отрубить велел и жителей тамошних объявил Турецкими подданными; то поступок сей уничтожает прежние Наши взаимные обязательства о вольности и независимости Татарских народов… и поставляет Нас во все те прав, кои победами Нашими в последнюю войну приобретены были… и для того по долгу предлежащего Нам попечения о благе и величии Отечества, стараясь пользу и безопасность его утвердить, как равно полагая средством, навсегда отдаляющим неприятные причины, возмущающие вечный мир, между Империями Всероссийскою и Оттоманскою заключенный, который Мы навсегда сохранить искренно желаем, не меньше же и в замену и удовольствие убытков Наших, решилися Мы взять под Державу Нашу полуостров Крымский, остров Таман и всю Кубанскую сторону.

Одновременно с переговорами с Шахин-Гиреем по приказу Г.А. Потемкина войска П.С. Потемкина и А.В. Суворова выдвинулись на Таманский полуостров и Кубань, а войска А.Б. де'Бальмена из Кизикермена направились в Крым. Но если П. С. Потемкину и А.В. Суворову удалось достаточно быстро занять указанные территории, то А.Б. де'Бальмен задержался — помешали разливы рек.

Однако уже 2 мая эскадра вице-адмирала ФА. Клокачева из 11 судов (фрегаты «Девятый», «Десятый» и «Тринадцатый», корабль «Хотин», бомбардирский корабль «Азов», поляки «Патмос» и «Екатерина», шхуны «Победослав», «Вечеслав» и «Измаил» и палубный бот «Битюг»), совершив переход из Керчи, прибыла в Ахтиарскую бухту, где к ней присоединились уже находившиеся там фрегаты «Восьмой» и «Одиннадцатый», чем было положено начало Севастопольской эскадре — главной ударной силе созданного Черноморского флота. 3 июня 1783 г. здесь был заложен город, названный 10 февраля 1784 г. Севастополем.

^{Вход Азовской флотилии в Ахтиарскую бухту 2 мая 1783 г. Художник Е. Августович}

Состав эскадры вице-адмирала Ф.А. Клокачева, прибывшей в Ахтиарскую гавань^{1614}

Наименование корабля	Вооружение	Командир
Под флагом вице-адмирала Ф.А. Клокачева
Фрегат «Девятый»	44 орудия	И.С. Кусаков
Фрегат «Тринадцатый»	44 орудия	М.И. Чефалиано
Бомбардирский корабль «Азов»	20 орудий	Ф.Я. Прокофьев
Шхуна «Победослав Дунайский»	18 орудий	Н.Ф. Селиверстов
Шхуна «Измаил»	18 орудий	И. Борисов
Поляка «Патмос»	22 орудия	Ф.В. Поскочин
Под флагом контр-адмирала Ф.Ф. Макензи
Фрегат «Десятый»	44 орудия	А.В. Тверитинов
Корабль «Хотин»	34 орудия	А.Л. Симанский
Шхуна «Вечеслав»	18 орудий	Г.С. Карандино
Поляка «Екатерина»	18 орудий	И.А. Селивачев
Бот «Битюг»	16 орудий	М.М. Елчанинов

Донесение вице-адмирала Ф.А. Клокачева Г.А. Потемкину из Ахтиара о выполнении распоряжения по перебазированию в указанную бухту. 4 мая 1783 г.^{1615}

От 26 апреля В. С. доносил, что с эскадрой Азовской флотилии, отправляюсь в поход; то того ж 26 числа из Керчи отправился и в повеленную ордером В. С. Крымского полуострова Ахтиарскую гавань сего мая 2 числа прибыл благополучно.

В сей гавани нашел отправленные в прошлом 1782 году из Херсона два военных фрегата под командой флота капитана 1 ранга Одинцова, которые и принял под свою команду.

Особо отметим, что занятая бухта привела ФА. Клокачева в такой же восторг, как и всех тех, кто ознакомился с ней раньше. В результате он дал ей самую высокую оценку. Вот что, в частности, ФА. Клокачев написал в своем донесении в Петербург: «…При самом входе в Ахтиарскую гавань дивился я хорошему ея с моря положению, а вошедши и осмотревши, могу сказать, что во всей Европе нет подобной сей гавани — положением, величиной и глубиной. Можно иметь в ней флот до ста линейных судов, по всему же тому сама природа устроила лиманы, что сами по себе отделены на разные гавани, то есть военную и купеческую… Ежели благоугодно будет иметь Е. И. В. в здешней гавани флот, то на подобном основании надобно будет здесь порт, как в Кронштадте».^{1616}

Таким образом, весной 1783 г. политические шаги были одновременно подкреплены шагами военными, и у берегов Крыма Россия получила эскадру, состоящую из 5 фрегатов, «новоизобретенного» корабля «Хотин», бомбардирского корабля «Азов», 3 шхун, 2 поляк и одного бота. Оборону Керченского пролива по-прежнему несли силы Азовской флотилии.

Между тем, русские войска успешно продвигались по Крымскому полуострову, и 25 мая крымские мурзы и духовенство передали генерал-поручику А.Б. де'Бальмену акт о признании себя российскими подданными, получив в ответ контракт о праве пользования всеми преимуществами российских подданных и об освобождении их от всяких податей.^{1617} Оставалось привести к присяге население.

У А.В. Суворова и П.С. Потемкина на Кубани и Тамани все было готово к принятию присяги. «При восклицании наших “ура” и “алла”, бывших началом здесь производства высочайших намерений, спешу Вашу Светлость всенижайше поздравить приложениями, от обоих народов, соединяющихся в единый», — доносил 28 июня 1783 г. А.В. Суворов, лично участвовавший под Ейским укреплением в принятии присяги начальниками Джамбулацкой и Едисанской ногайских орд. Вскоре пришло известие о присяге Едичкульской орды на самой Кубани и горских народов в ее верховьях.^{1618}

В Крыму же дела шли труднее. 14 июня Г.А. Потемкин приказал де'Бальмену: «Время настало к произведению в действо Высочайшего Е. И. В. о татарах предположения. Остается только В. С. присоединить к себе прибывающие войска и главный стан составить многочисленнее, ибо сие много придаст важности при объявлении Высочайших Манифестов. Приуготовляя таким образом, имеет призвать членов Правительства Крымского и объявить им волю Е. И. В…. Вы вручите им высочайший Манифест и мой плакат… Присяга должна последовать по объявлении Манифестов по обыкновенном у магометан исполнении оных чрез целование Алкорана. Чины Правительства и прочие старшины и начальники обязаны приложить печати к присяжным листам, коих форма при сем следует».^{1619}

Однако и в июне 1783 г. присяга крымского населения так и не состоялась. Обеспокоенная Екатерина II писала Потемкину 29 июня: «Надеюсь, что по сей час судьба Крыма решилась, ибо пишешь, что туда едешь»^{1620}. Но так и не получив от него ответа, в новом письме от 15 июля она указывала: «Ты можешь себе представить, в каком я должна быть беспокойстве, не имея от тебя ни строки более пяти недель. Сверх того здесь слухи бывают ложные, кои опровергнуть нечем. Я ждала занятия Крыма, по крайней сроке, в половине мая, а теперь и половина июля, а я о том не более знаю, как и Папа Римский… Сюда и о язве приходят всякие сказки…».^{1621} Но беспокойство оказалось излишним. Крымское население присягнуло на верность императрице. 10 июля 1783 г. Г.А. Потемкин донес Екатерине II: «Матушка Государыня. Я чрез три дни поздравлю Вас с Крымом. Все знатные уже присягнули, теперь за ними последуют и все».^{1622} И 16 июля 1783 г. князь, выполняя обещание, действительно сообщил ей: «Вся область Крымская с охотою прибегла под державу Вашего Императорского Величества…». А позже, уже получив письмо с упреками, объяснил причины задержек: «Я виноват, правда, что не уведомлял долго Вас, кормилица, и сокрушался, что держал долго в неизвестности. Но причина тому была то, что Граф Бальмен от 14 числа июня обнадеживал меня через всякого курьера о публикации манифестов и, протянув до последнего числа того месяца, дал знать, наконец, что татарские чиновники не все собрались еще… Я решился поскакать сам и чрез три дни объявил манифесты, несмотря, что не все съехались… Я еще раз скажу, что я невольным образом виноват, не уведомляя, матушка, Вас долго. Но, что касается до занятия Крыма, то сие чем ближе к осени, тем лутче, потому что поздней турки не решатся на войну и не так скоро изготовятся».^{1623}

Однако не только А.В. де'Бальмен был виноват в затяжке с присягой крымских татар. Не особо спешил и сам князь Г.А. Потемкин. Как мы видели выше, он стремился оттянуть возможную реакцию турок на осень, чтобы тем самым фактически лишить их возможности начать войну. В чем же крылась причина такого поведения?

Проведя подробнейшее исследование присоединения Крыма к России, B.C. Лопатин, которого мы так подробно цитировали выше, как и многие другие отечественные историки, совершенно не затронул военно-морской проблематики. А она связана с вопросами присоединения Крыма самым тесным образом.

В частности, отнюдь не случайно Г.А. Потемкин более чем на месяц задержался в Херсоне. Приказывая войскам выдвинуться в Крым, а эскадре Азовской флотилии перейти в Ахтиарскую бухту, Потемкин надеялся на ее скорейшее пополнение кораблями из Херсона, так как можно было ожидать начала турками военных действий. А здесь морская сила играла бы более чем значимую роль.^[272] Однако, прибыв в Херсон, как мы писали выше, он был шокирован и писал 11 мая Екатерине II: «Измучился, как собака, и не могу добиться толку по Адмиралтейству. Все запущено, ничему нет порядочной записи. По прочим работам также неисправно…». В общем, вместо почти готовых линейных кораблей князь застал, в основном, одни остовы. А ведь И.А. Ганнибал уверенно сообщал в Петербург, что к началу 1783 г. будут готовы семь линейных кораблей!^{1624} В результате Г.А. Потемкин застрял в Херсоне, пытаясь, насколько возможно, ускорить работы, которые стали осложняться появившейся в Северном Причерноморье чумой. Приходилось проявлять максимальную осторожность.

Между тем, Г.А. Потемкин продолжал лично заниматься усилением обороны Днепровско-Бугского лимана и судостроением в Херсоне. 13 июня 1783 г. он вновь писал Екатерине II оттуда: «Богу одному известно, что я из сил выбился. Всякой день бегаю в адмиралтейство для понуждения, а при том множество других забот. Укрепление Кинбурна, доставление во все места провианта, понуждение войск и прекращение чумы, которая не оставила показаться на Казикермене, Елисавете и в самом Херсоне… Сею язвою я был наиболее встревожен по рапортам из Крыма, где она в розных уездах и госпиталях наших показалась. Я немедленно кинулся туда, сделал распоряжение отделением больных… и так, слава Богу, вновь по сие время нет… Ахтияр лучшая гавань на свете. Петербург поставленной у Балтики, северная столица России, средняя Москва, а Херсон Ахтиарской да будет столица полуденная моей государыни… Не дивите, матушка, что я удержался обнародовать до сего времени манифесты. Истинно нельзя было без умножения [войск], ибо в противном случае нечем было бы принудить… Обращаюсь на строительство кораблей. Вы увидите из ведомости, что представлю за силу… Я считаю, что собранием всех фрегатов, которые из Дона выдут, можно будет в случае разрыва, и когда турки флотом от своих берегов отделяться, произвесть поиск на Синоп или другие места (курсив наш. — Авт.)…».^{1625} И только изложив, что делается и планируется, Г.А. Потемкин запросил Екатерину II о помощи. В его втором письме, написанном в тот же день, значилось: «Сколь нужны потребные для кораблей здесь строящихся офицеры и нижние чины, Вы сами знать изволите. За употреблением на фрегаты, здесь почти ничего не остается. Положенное же число на здешние корабли людей много бы поспешествовало работе. А ежели будет воля Ваша, чтоб сих отрядить, то прикажите хороших, а то, что барыша, когда в новое место нашлют дряни. Ежели бы приказали… генерал адмиралу сей наряд сделать, сказавши, что Ваша воля есть, что б люди были, как офицеры, так и прочие — годные, то бы, конечно, разбор был лутчий…».^{1626}

Что же мы видим? Г.А. Потемкин, пока русские войска занимают Крым, старается подготовить ответ Турции на море, если она все же рискнет выступить против России. Он готов нанести удары по турецким берегам, причем даже использовать для этого эскадру фрегатов, на укомплектование экипажей которых он бросил почти всех имевшихся у него моряков. И если переговоры с ханом вел А.Н. Самойлов, войсками в Крыму и на Кубани командовали А.Б. де'Бальмен, А.В. Суворов и П.С. Потемкин, то морскими делами князь занимался лично!

При этом князь встретил полную поддержку Екатерины II. Она, как следует из ее переписки с Г.А. Потемкиным, не только по личному почину направила ему в качестве экстренной помощи 100 тыс. рублей, но и полностью выполнила все его просьбы по укомплектованию Черноморского флота личным составом. Одобрила она и намерение нанести удары по берегам Турции. В частности, в одном из писем Г.А. Потемкину императрица писала: «Вот тебе наши вести… к [вооружению морскому люди отправлены и отправляются, и надеюсь, что выбор людей также не дурен — самому генерал-адмиралу поручен был… Проект твой на Синоп или другие места, если война будет объявлена, не дурен…».^{1627}

Обратим внимание на повторение Екатериной II выражения «другие места», поскольку далее Г.А. Потемкин обратился к ней с просьбой о присылке к нему в качестве «предприимчивого адмирала»… Джона Эльфинстона! Единственного из русских флагманов, кто пытался войти в Дарданеллы в 1770 г., оказавшегося в итоге изгнанным с русской службы. На наш взгляд, это было вовсе не случайным, поскольку Г.А. Потемкин в 1780–1783 гг. все активнее демонстрировал стремление прорваться к Константинополю. Иными словами, вполне логичным выглядит предположение о намерении Г.А. Потемкина перенести острие такого удара с Архипелага на Черное море. Тем более что среди задач Черноморского флота, сформулированных для него в 1784 г. (то есть на следующий год), значилась и такая: «…В нынешней возможности учинить нечаянное нападение на столицу самого султана».^{1628}

Из письма светлейшего князя Г.А. Потемкина императрице Екатерине II от 9 августа 1783 г.^{1629}

Матушка Государыня! Изготовя отправлять сего сего курьера с ответом об адмирале Эльфинстоне, получил присланного со Всемилостивейшим рескриптом и награждениями генералам, от меня рекомендованным…

Возвращаюсь на Эльфинстона. Конечно, предприимчивый адмирал здесь нужен, но как согласить: Клокачев был капитаном, как тот был уже Адмирал, а теперь старее чином. Ежели вы найдете способ обойтить сии затруднения, не отымая Клокачева, который нужен для строения, то бы я просил Эльфинстона и с сыном…

В этой связи совершенно иначе воспринимается военно-морская составляющая российской подготовки к занятию Крыма и раскрывается роль, отводившаяся Севастопольской эскадре, появление которой Г.А. Потемкин так тщательно готовил еще зимой 1782/1783 гг. Более того, становится очевидным, что именно из-за вскрывшейся неготовности Черноморского флота к масштабным действиям Г.А. Потемкин, бросивший все свои силы на его подготовку, стал принимать все меры, чтобы война с турками в 1783 г. не началась (при этом все равно отыскав, на крайний случай, вариант с ударом по турецким берегам имевшимися силами). Иными словами, военно-морской фактор в событиях 1783 г. оказался более чем заметным.

Кстати, обратим внимание, что Г.А. Потемкин готов был использовать в качестве главных сил своего Черноморского флота имевшиеся у него фрегаты. Тем самым он, с одной стороны, следует здесь уже имевшемуся опыту, а с другой, похоже, начинает приближаться к отчетливому пониманию роли судов этого класса в борьбе с турками. Не случайно после этого мы видим развитие идеи 50-пушечных фрегатов.

Так развивались события в Северном Причерноморье. А что происходило у турок и на международной арене? Нужно сказать, что Г.А. Потемкин вовремя образовал Севастопольскую эскадру. 18 марта 1783 г., когда манифеста о присоединении Крыма к России еще не было, визирь собрал у себя министерство (Министерство иностранных дел Османской империи) и всех янычарских начальников для обсуждения вопросов, касавшихся России.

Янычары в один голос заявили, что из-за слабости войска и неповиновения его своим начальникам Порта не в состоянии вести с Россией войну. На что реиз-эфенди в запальчивости возразил: «Так разве теперь соглашаться на все, что российский двор требует?».^{1630}

Присутствовавший при этом отставной Муфтий Молла-бей в поддержку реизэфенди заметил, что «российский двор начал дела свои с Портою с мизинца и, дойдя по порядку до большого перста, наконец требованиями своими коснется головы, а потом и шеи нашей. Предвидя все оное, не лучше ли бы было Порте решиться на последнюю крайность; нежели определение Аллаха настало — совсем погибнуть или же удержать, когда счастие возблагоприятствует оружию, дальнее российского двора стремление».^{1631} Многие знатные турки придерживались того же мнения.

Однако объективные реалии удерживали Порту от вооруженного противостояния. А в ночь на 26 марта 1783 г. в Константинополе выпал обильный снег, что было встречено жителями столицы как дурное предзнаменование. В народе стали говорить, что зачинщиком всех военных приготовлений был капитан-паша, который похвалялся овладеть Крымом. Духовенство затаило недовольство на султана, высказывая друг другу, что едва ли он избежит низвержения, а с ним не уцелеет и капитан-паша, без чего последнего никак «с рук сбыть нельзя».

Тем не менее, Оттоманская Порта продолжала военные приготовления, правда, с меньшим пылом, чем ранее. В литейных мастерских лились пушки; визирь, капитанпаша и янычар-ага устраивали служителям учебные артиллерийские стрельбы; на Дунай в пограничные крепости отправлялись войска. 1 марта определено было отправить на Черное море отряд из пяти кораблей под командованием капитан-паши. Серьезность намерений подтверждал тот факт, что к походу были отобраны лучшие корабли турецкого флота: 70-пушечный «Инает Хак» («Милость Божия») под командованием Заде Ахмеда, 54-пушечный «Шиш-пай» («Шестиногий») — Ескандерлы Ахмеда, 60-пушечный «Бурдж Зафар» («Полюс победы») — Фундукли Мегмета Али, 54-пушечный «Фатих Бахри» («Морской победитель») — Гелиболи Заде Халила, 60-пушечный «Сеяр Бахри» («Морской ходок») — Улюкнылы Идриса.^{1632}

Но и здесь не обошлось без проблем. Для всего турецкого флота надлежало иметь 10 тыс. матросов, а налицо было только три тысячи. Порта обещала добровольцам платить по 60 пиастров за кампанию, но охотников не явилось. С азиатских пристаней удалось на отходящие пять кораблей старым турецким способом (насильно) набрать тысячу человек.

И здесь из Крыма прибыл турецкий шкипер, который сообщил Порте, что Шагин-Гирей отрекся от ханства, а на его место возведен его брат Батыр-Гирей. Порта, зная, насколько Батыр-Гирей неприемлем для России, приняла эту новость за ложь. Но с этого дня город стал наполняться слухами о войне, что россияне и австрийцы скоро нападут на турецкую империю со всех сторон. И дабы прояснить ситуацию, капитан-паша отправил в Черное море свою яхту, а находившегося при нем Реиз Яталлы Хаджи Мегмета — шпионом в Крым.

Между тем, к концу мая пришли очередные сообщения из Крыма о том, что там всем управляет российский генерал, при котором находится Шагин-Гирей, что татары в смущении. Порта пришла в полное недоумение. Не имея достоверных сведений из Крыма и официальной информации от российской стороны, Турция не могла предъявить претензий.

Тем временем Шагин-Гирей, без тени сомнения в своих поступках, 28 июня сам направил Порте сообщение о преобразованиях в Крыму. Его известие, хотя и ожидалось, тем не менее, не на шутку растревожило сераль. Ситуация усугубилась и тем, что именно в это время среди христианского населения начала ходить старинная книга «Агафангелос», наделавшая много шума в прошлую войну. Написанная «тайным слогом»,-она пророчествовала о скором падении Османской империи, а потому под страхом смерти была запрещена. Запрещалось не только ее иметь, но даже говорить о ней.

В создавшихся обстоятельствах Порта немедля обратилась к своим давним друзьям, Франции и Испании, надеясь на их поддержку. И не ошиблась.

Резче всех протестовала Франция. Так, глава французского внешнеполитического ведомства Вержен в ответ на объяснение российскими дипломатами И.С. Барятинским и А.И. Морковым действий России в 1783 г. в Крыму заявил им в ответ: «Ведаете ли вы, что из Кафы и из Балаклавы в Царьград суда часто приходят за тридцать шесть часов? Уже потому таковое соседство не может быть сходственно с их интересами».^{1633} Далее Версаль начал распускать слухи о посылке своего флота на помощь туркам, провел военные демонстрации на границах Австрийских Нидерландов, активно толкал на противодействие России Пруссию и Швецию и, наконец, доказывал туркам, что война теперь с Россией неизбежна. Более того, И.С. Барятинский докладывал в ответ на информацию о планах Петербурга перебросить Балтийскую эскадру в Архипелаг, что испанский посол в Париже шевалье Чередиа, сказал ему, намекая на союзнические отношения между Испанией и Францией: «…Я не думаю, чтоб мы пропустили в Архипелаг российскую эскадру», как это было в 1770 г.^{1634}

Здесь, правда, следует отметить, что Петербург не очень-то опасался французских угроз, найдя средство противодействия: «Одних угроз его (Версальского двора. — Авт.) будет, конечно, не довольно к удержанию Нас от посылки из Балтийских Портов флота Нашего в неприятельские воды, — писала Екатерина II российскому послу в Париже И.С. Барятинскому в 1783 г., — а насильственное оного с пути обращение вспять немногую туркам пользу даст, ибо чувствительнейшие удары им последуют на сухом пути и со стороны Черного моря, но зато даст Нам полное право счесть действия Франции за сущий с Нами разрыв и пустить на французскую морскую торговлю множество корсаров, к чему конечно везде, а особливо в Англии, сыщется много охотников».^{1635} Кстати, это письмо Екатерины II важно еще и тем, что лишний раз подтверждает всю серьезность планов Петербурга по отправке вновь в Архипелаг эскадры Балтийского флота, даже несмотря на проблемы со Швецией.

Между тем, одновременно с угрозами Франция предложила России «посреднические услуги» в предотвращении войны. Причина этого во многом крылась в усталости Франции от войны 1778–1783 гг. с Англией, которая только усилила финансовые проблемы. Об этом и писал в Петербург А.И. Морков: «…Сделанный нам ответ доказывает скромность и осмотрительность, с каковыми намерена Франция вести себя в сем деле. Правда, что сии качества должно приписать скорее ее бессилию, нежели доброму расположению к нам…».^{1636}

Однако предложенное Версалем «посредничество» выглядело пока также протурецким. Вот какой разговор произошел между вице-канцлером И.А. Остерманом и французским посланником маркизом де Вераком, напросившимся на аудиенцию к нему. «Занятие Крыма, господин вице-канцлер, — начал де Верак, — не препятствует употреблению добрых услуг, посредством коих может ее величество в замену того получить другую полную надежность, ибо много есть примеров, что таковые занятия чужих земель отменяются при получении иного удовлетворения». «Государыня не имела прежде намерения овладеть означенными татарскими областями, — заметил И.А. Остерман, — и приняла такую резолюцию по необходимости, когда Порта Оттоманская обнажила свое вероломство присылкою от суджукского паши чиновника в Тамань, коий объявил тамошних жителей подданными Порты и отрубил голову посланнику Шагин-Гирея. Что же касаемо до возвращения Крыма, то сии земли не принадлежат Порте уже издавна. Равномерно нельзя их оставить и в прежней независимости, которая по легкомыслию жителей, побудившему и самого Шагин-Гирея отказаться от правления, им не свойственна». На это де Верак ответил так: «Не входя в исследование причин, побудивших императрицу принять вышеозначенную резолюцию, не могу я обойтись без изъявления моего короля, чтобы Ее Величество предпочла полюбовную сделку неизвестности оружия. В случае же не отмены сей резолюции, мне кажется, турецкое министерство, хотя и хотело бы пребывать в миролюбивых расположениях, принуждено будет уступить буйности простого народа, а от сего и возгорится в Европе жестокий пламень (курсив наш. — Авт.)».^{1637}

Более конкретно позицию Версаля по крымскому вопросу обозначил российский посланник в Вене Д.М. Голицын. В своей реляции на высочайшее имя он писал: «…Впрочем, не может Франция спокойно смотреть на предприятия, кои бы простиралися к крайнему разорению Турецкой империи».^{1638} Причины же такой позиции вскрыли российские дипломаты в Париже. «…Здесь полны решимости не допустить никоим образом до совершенного изгнания турков из Европы, как до такого происшествия, которое может потрясть и политическую и коммерческую систему», — докладывал из Парижа А.И. Морков.^{1639} Посол же И.С. Барятинский продолжал: «Франция чрез присвоение Россией себе Крыма потеряет свою исключительность в торговле архипелагских продуктов».^{1640}«Вержен был убежден, — отмечал французский историк П. Рэн, — что слабая Оттоманская империя — это самый лучший защитник французской торговли в Леванте. Перспектива увидеть в Черноморском бассейне и тем более у берегов Сирии молодую и дерзкую Россию ужасала его в той же степени, как и распространение австрийского владычества на нижний Дунай…».^{1641}

Достаточно жесткую позицию против занятия Россией Крыма заняла и Пруссия, серьезно озабоченная возобновившимся союзом России и Австрии. В результате прусский поверенный в делах в Константинополе постоянно внушал реис-эфенди и высшему духовенству Турции, чтобы ни в коем случае не уступали Крыма России и пошли на войну с ней.^{1642}

Неосталась в стороне и Швеция, король которой своими военными маневрами фактически сорвал возможность отправки Балтийского флота для удара по Константинополю. Однако все это было не так страшно, поскольку Англия и Австрия после некоторых колебаний заняли другую позицию.

К тому же финансовые трудности и отказ Англии от сотрудничества с Францией в противодействии России заставили Париж: изменить свою позицию.^[273] Вот что писал Екатерине II И.С. Барятинский: «Франция, конечно же, Порту к воспалению войны приводить не будет, а напротив того, станет прилагать старание о соблюдении тишины; ибо здесь войны весьма не желают, потому что финансы в великом неустройстве; а между тем все ее приготовления имеют целью поставить себя в почтительнейшее состояние на суше и на море, дабы по обстоятельствам, какой оборот примет сие дело, могла она принять решительность для удержания политического равновесия».^{1643} Как справедливо отмечает далее П.П. Черкасов, «в переводе с архаического дипломатического языка XVIII в. это означало, что все демонстративные военные приготовления Франции и сознательно распространяемые Верженом слухи о возможности военного союза с Пруссией имели одну-единственную цель — удержать Россию (и Австрию) от нападения на Турцию. Ради этого французская дипломатия готова была продолжать свои миротворческие усилия в Константинополе, сдерживая там агрессивные порывы “партии войны”».^{1644}

Между тем, обстановка все же осложнилась после подписания 24 июля 1783 г. Георгиевского трактата с грузинским царем Ираклием II о принятии в состав России Картли-Кахетского царства.

События, развернувшиеся в Крыму и на Кавказе, все-таки задели за живое всю Европу. И Турция, почувствовав некоторую поддержку, с новой силой начала военные приготовления. В народе разглашался слух, что после байрама (17 августа) Порта непременно объявит России войну. Но при этом горожане роптали на своего султана, что он только забавляется в серале и не печется о государственных делах. К тому же, на беду несчастных турок, на них вновь обрушилась эпидемия чумы.

А тем временем в Крыму жизнь понемногу налаживалась. Простые татары были весьма довольны политическими преобразованиями и хулили хана за его «худые» поступки. Российский посланник в Константинополе Я.И. Булгаков, получив 12 июля официальное сообщение Г.А. Потемкина о состоявшейся перемене правления в Крыму, с восторгом писал ему: «Поздравляю с благополучным окончанием покорения Крыма. Сие знаменитое происшествие, расширяющее пределы империи Российской присоединением бесценных областей и умножающее славу премудрости Монархини нашей, предоставлено было трудам Вашей светлости, и совершение его без малейшего при том кровопролития учинит имя Ваше бессмертным в истории веков и человечества».

Однако ближе к осени на противоположной стороне Черного моря усилилось недовольство переменами в Крыму. Турки как будто очнулись после двухмесячного забытья. 31 августа у муфтия состоялся большой совет, на котором было определено «чинить к войне всевозможные приготовления». Духовенство с жаром говорило, что «поступок российского двора в рассуждении Крыма совсем противен трактату и что магометанская вера не может видеть крымцев и татар подданными России, которая сим присвоением не удовольствуется и от времени до времени будет чинить новые требования и напоследок пожелает, может быть, иметь в своих руках и самой Константинополь; почему лучше теперь погибнуть, нежели видеть сие событие».

Усиленно муссировался слух о том, будто бы Франция и Испания в случае войны Турции с Россией обещали не пропускать русские военные корабли в Средиземное море и что Франция, якобы, готова дать Порте 12 линейных кораблей и 7 бомбард для блокирования российских крепостей в Черном море, куда они пойдут под турецкими флагами. Французы обещали Порте помочь и опытными артиллеристами, что, однако, вызвало бунт в среде турецких канониров.

Флот турок к сентябрю был уже починен, за исключением трех судов, к ремонту не пригодных. Готовилась к походу и турецкая армия. Началось ее выдвижение к российским границам. Однако, по верному замечанию Я.И. Булгакова, «отправление войск более происходило от боязни турецкого министерства, что возникнет внутреннее беспокойство, нежели явятся внешние опасности». Оно старалось уменьшить в столице число «тунеядцев», от которых ежедневно можно было ожидать бунта. При этом мелкие начальники, получив деньги, «набирали всякую сволочь, подобно употребляемым в европейских государствах вольным батальонам».^{1645}

Имея обо всем подробную информацию, Россия твердо стояла на своих позициях, совершенно не собираясь отступать. 1 сентября 1783 г. Я.И. Булгаков доносил Екатерине II: «Если турки своими приуготовлениями льстятся перемену какую произвести по крымскому делу, то в великом находятся заблуждении; ибо высочайший двор поступил на присоединение к империи Крыма по зрелому размышлению о всех следствиях, могущих из того произойти, по предварительном приутотовлении всех и везде нужных мер, и с твердым намерением подкрепить свой поступок всеми своими силами, а сии последние довольно по опыту знакомы Порте, и ежели она збирается что-либо предпринять, и своего собственного лишится; пребывая же спокойною, не теряет ничего, ибо Крым был уже для нее потерян с самой войны, а выиграет напротив того, что преобразованием его изторжется совсем корень к ссорам и распрям между обеими империями».^{1646}

Кроме того, помимо благоприятного для Петербурга внутреннего состояния Турции, к осени 1783 г. серьезно укрепилось и военное положение самой России в Северном Причерноморье.

Так, весной-летом 1783 г. вошли в строй все достраивавшиеся на Дону фрегаты, в результате чего Севастопольская эскадра стала насчитывать 9 44-пушечных («Поспешный», «Осторожный», «Крым», «Храбрый», «Стрела», «Победа», «Перун», «Легкий» и «Скорый») и 3 малых фрегата («Св. Николай», «Почтальон», «Вестник»). Затем в Херсоне был наконец-таки спущен первый 66-пушечный линейный корабль «Слава Екатерины». Все это представляло уже весьма ощутимую силу, если учесть, что в эскадру, которую собрали в 1783 г. турки, входили в основном 54–60-пушечные корабли,

Состояние фрегатов Черноморского флота в 1783 г.^{1647}

Наименование фрегата до 18 мая /с 18 мая 1783 г.	Состояние на начало 1783 г.	Состояние на 20 июня 1783 г.	Состояние на 9 октября 1783 г.
32-пушечный фрегат «Второй»	В Херсоне. Ветх	От исправления отказались. Превращен в киленбанк. Разобран в 1786 г.
42-пушечный фрегат «Пятый»	В Херсоне. Ветх	От их исправления отказались. Разломаны в 1785 г.
42-пушечный фрегат «Шестой»	В Херсоне. Ветх
42-пушечный фрегат «Седьмой» / «Херсон»	В Херсоне. Тимберуется	Перетимберован в 32-пушечный фрегат в Херсоне	Исправлен.Готов к переводу в Севастополь
44-пушечный фрегат «Восьмой»/ «Осторожный»	Находится в Ахтиарской бухте	В Ахтиарской бухте	В Ахтиарской бухте
44-пушечный фрегат «Девятый» / «Поспешный»	Находится в Керчи	В Ахтиарской бухте.	В Ахтиарской бухте
44-пушечный фрегат «Десятый» / «Крым»	Находится в Керчи	В Ахтиарской бухте	Крейсирует между м. Четырда и Балаклавой
44-пушечный фрегат «Одиннадцатый» / «Храбрый»	Находится в Ахтиарской бухте	В Ахтиарской бухте	Крейсирует между Балаклавой и Ахтиарской бухтой
44-пушечный фрегат «Двенадцатый» / «Стрела»	На Гнилотонской верфи. Достраивается	Вышел из Таганрога в Керчь	В Ахтиарской бухте
44-пушечный фрегат «Тринадцатый» /«Победа»	Находится в Керчи	В Ахтиарской бухте	В Ахтиарской бухте
44-пушечный фрегат «Четырнадцатый» / «Перун»	На Гнилотонской верфи. Достраивается	Вооружается в Таганроге	В Ахтиарской бухте
44-пушечный фрегат «Пятнадцатый» / «Легкий»	На Гнилотонской верфи. Достраивается	Переведен через бар в дельте Дона и подводится к Таганрогу	Крейсирует между Ахтиарской бухтой и Козловым
44-пушечный фрегат «Шестнадцатый» / «Скорый»	На Гнилотонской верфи. Достраивается	Готовится к переводу через бар в дельте Дона в Таганрог	В Ахтиарской бухте
Фрегат «Св. Николай»	Нет сведений	Нет сведений	Отправлен в Керчь в качестве транспорта
Фрегат «Вестник»	Достраивается в Таганроге	Достраивается в Таганроге	В Ахтиарской бухте

Артиллерийское вооружение фрегатов Черноморского флота на начало 1784 г.^{1648}

Наименование фрегата	Число орудий по рангу	Вооружение на февраль 1784 г.
«Перун»	44	24 12-фунтовых орудия, 12 6-фунтовых орудий, 4 18-фунтовых единорога, 2 8-фунтовые мортирки, 4 3-фунтовых фальконета
«Скорый»	44	24 12-фунтовых орудия, 10 6-фунтовых орудий, 2 4-фунтовые пушки, 4 18-фунтовых единорога, 4 3-фунтовых фальконета
«Храбрый»	44	24 12-фунтовых орудия, 12 6-фунтовых орудий,. 4 18-фунтовых единорога, 2 8-фунтовые мортирки, 4 3-фунтовых фальконета
«Осторожный»	44	24 12-фунтовых орудия, 12 6-фунтовых орудий, 4 18-фунтовых единорога, 2 8-фунтовые мортирки, 4 3-фунтовых фальконета
«Крым»	44	24 12-фунтовых орудия, 12 6-фунтовых орудий, 4 18-фунтовых единорога, 2 8-фунтовые мортирки, 4 3-фунтовых фальконета
«Поспешный»	44	24 12-фунтовых орудия, 12 6-фунтовых орудий, 4 18-фунтовых единорога, 2 8-фунтовые мортирки, 4 3-фунтовых фальконета
«Победа»	44	24 12-фунтовых орудия, 12 6-фунтовых орудий, 4 18-фунтовых единорога, 2 8-фунтовые мортирки, 4 3-фунтовых фальконета
«Легкий»	44	24 12-фунтовых орудия, 12 6-фунтовых орудий, 4 18-фунтовых единорога, 2 8-фунтовые мортирки, 4 3-фунтовых фальконета
«Стрела»	44	24 12-фунтовых орудия, 12 6-фунтовых орудий, 418-фунтовых единорога, 2 8-фунтовые мортирки, 4 3-фунтовых фальконета
«Вестник»	—	20 12-фунтовых пушек, 10 4-фунтовых пушек
«Почтальон»	—	18 12-фунтовых пушек, 8 4-фунтовых пушек, 2 1 пудовые гаубицы
«Св. Николай»	—	4 4-фунтовые пушки

Состав турецкого линейного флота на 1783 г.^{1649},[274]

Корабль	Год спуска	Вооружение
Линейные корабли
«Меликул Бахри» («Мелеки Бахри»)	1776	70 орудий
«Анкай Бахри»	1772	66 орудий
«Фетхул Фиттах»	1774	62 орудия
«Фейзи Худа»	1777	58 орудий
«Мессудие»	1772	58 орудий
«Пелени Бахри»	1777	58 орудий
«Медилу Джедид»	1781	58 орудий
«Хыфзы Худа»	1777	58 орудий
«Тефлик Илах»	1777	58 орудий
«Мевид Феттух»	1776	58 орудий
«Еждер Бахри»	1782	58 орудий
«Семенди Бахри»	1783	58 орудий
«ИнаетХак»	1773	54 орудия
«Нусрет Оздан»	1782	54 орудия
«Икаб Бахри»	1783	54 орудия
«Фюган Бахри»	1783	54 орудия
«Мадем Бахри»	1783	54 орудия
«Хедиютул Мулук»	1777	54 орудия
«Джейлан Бахри»	1777	52 орудия
«Насир Бахри»	1778	52 орудия
«Меликул Нусрет Бахри»	1783	52 орудия
«Тылсым Бахри»	1783	52 орудия
«Керид Зафар»	1783	52 орудия
«Кюрджи Зафар»	1778	46 орудий
«Мурадие»	1776	46 орудий
«Еждер Башлы»	1778	46 орудий
«Мазгар Тевфик»	1774	46 орудий
«Еждер Басли»	1776	46 орудий
«Екр Бахри»	1767	46 орудий
«Шагбаз Бахри»	1779	46 орудий
«Сехбай Бахри»	1783	46 орудий
«Пулад Бахри»	1782	44 орудия
Фрегаты и шебеки
«Фатих Бахри»	1779	42 орудия
«Икш Пай»	1780	42 орудия
«Мазгар Сеадет»	1778	42 орудия
«Мюр Бахри»	1775	42 орудия
«Шегир Зафар»	1782	42 орудия
«Неджми Зафар»	1772	32 орудия
«Перри Бахри»	1772	32 орудия
«Ерид Бахри»	1772	32 орудия
«Мазгар Хидает»	1778	28 орудий
«Каплан Башлы»	1774	24 орудия

И здесь очевидно, что при вооружении русских фрегатов более тяжелой артиллерией (как это было у шведов), они практически не уступали бы туркам в мощи огня. При большем же их количестве Россия вообще могла получить преимущество, особенно исходя из опыта войны 1768–1774 гг.! Но этого-то и не было сделано. Правда, Г.А. Потемкин, как мы и писали выше, похоже, осознал, что линейные силы флота могут включать крупные, но не линейные корабли. В частности, в Херсоне уже был заложен 50-пушечный фрегат. Но, как опять-таки мы указывали выше, ясного понимания значимости именно линейного фрегата пока так и не произошло. Хотя о том, насколько небольшой нужно было сделать шаг в переходе к постройке фрегатов с более тяжелым вооружением, свидетельствует следующий пример.

Сравнительный анализ трех типов фрегатов, построенных и планировавшихся к постройке на донских верфях в 1778–1791 гг.

Проект корабля	Длина	Ширина	Глубина интрюма	Вооружение
44-пушечный фрегат типа «Восьмой» (строились в 1778–1783 гг.)	128 ф.	341/2 ф.	113/4 ф.	24 12-фунтовых орудия, 4 18-фунтовых единорога, 12 6-фунтовых орудий, 4 3-фунтовых фальконета, 2 8-фунтовых мортирки
Проект 42-пушечного фрегата, предложенный Ф. Фурсовым в 1783 г.	135 ф.	34 ф.	13 ф.	26 18-фунтовых орудий, 16 6-фунтовых орудий
46-пушечный фрегат типа «Петр Апостол» (строились в 1787–1791 гг.)	143 ф.	43 ф.	13 ф.	24 24-фунтовых орудия, 22 12-фунтовых орудия

Но не только численный рост военно-морских сил России на Черном море произвел впечатление на турок. Дополнительным аргументом стала еще и их активность: крейсерства русских кораблей продолжались у крымских берегов до поздней осени, причем уже начавшие их «новоизобретенные» корабли и шхуны проявили максимальную жесткость в контроле подступов к полуострову.

Достаточно привести следующий пример. Еще в июне 1783 г. «новоизобретенный» корабль «Хотин», будучи в крейсерстве в Черном море, увидел судно близи берегов Крыма и сразу же начал сближение с ним. Когда же судно попыталось скрыться, то «Хотин» открыл артиллерийский огонь, чем вынудил его остановиться. После этого оно было приведено в Ахтиарскую бухту, где выяснилось, что на нем находится турок, который от Реиза-эфенди едет послом к Крымскому хану Шагин-Гирею и везет ему письмо. Командовавший Севастопольской эскадрой контр-адмирал Ф.Ф. Мекензи (сменил отбывшего для ускорения судостроительных работ в Херсон Ф.А. Клокачева) сразу же направил турка к А.Б. де'Бальмену.^{1650}

Между тем, увеличение числа фрегатов в Севастопольской эскадре позволило постепенно сменить в крейсерстве у крымских берегов «новоизобретенные» корабли и шхуны. В результате осенью 1783 г. район Кафа — Балаклава прикрывали 44-пушечные фрегаты «Крым», «Храбрый» и «Легкий», обладавшие хорошей мореходностью и наглядно демонстрировавшие возросшие возможности России на Черном море.

Кстати, тем самым оборона крымских берегов наконец-таки приняла достаточно удобную форму, обеспечивавшую ей прочность и эффективность: несколько фрегатов вели крейсерство вдоль берегов, а основные силы Севастопольской эскадры находились в готовности для выхода в море в превосходно расположенной Ахтиарской бухте. О том, что к концу 1783 г. эскадра превратилась в весьма серьезную силу, отмечал и ее командующий контр-адмирал Ф.Ф. Макензи, которому не было смысла преувеличивать, поскольку в случае войны предстояло вести соединение в бой. В частности, он писал И.Г. Чернышеву: «…Эскадра наша умножается ежедневно и делает не малую фигуру в здешнем месте и думаю, кабы с противной стороны, что появилось, то поспорить могу…».^{1651}

Кроме того, стоит отметить и организацию специальной охраны в еще двух важнейших пунктах Крымского полуострова, для чего отлично подошли менее мореходные, но достаточно неплохо вооруженные «новоизобретенные» корабли. В частности, в Козлове дежурил корабль «Хотин», а Керченском проливе даже целый отряд Т.Г. Козлянинова из кораблей «Журжа» и «Модон» и палубных ботов «Новопавловск» и «Кальмиус».^{1652} И заметим, пока что все это были суда Донской постройки: из Херсона официально провозглашенный Черноморский флот по-прежнему не получил ни одного корабля.

* * *

Заглянув вперед, отметим, что и в 1784–1785 гг. Севастопольская эскадра по-прежнему состояла, в основном, из фрегатов донской постройки. Более того, в 1784 г. после тимберовки к ней присоединился еще и фрегат «Херсон», называвшийся до этого «Седьмой». Из Херсона же добавились только 4 судна: в 1784 г. — линейный корабль «Слава Екатерины», а в 1785 г. — такие же корабли «Св. Павел» и «Мария Магдалина» и 50-пушечный фрегат «Св. Георгий Победоносец». Таким образом, из 17 кораблей и фрегатов, состоявших в 1785 г. в Севастопольской эскадре, 11 были построены на Дону, а 2 в 1774–1783 гг. служили в Азовской флотилии! Иными словами, Херсон пока только начал перенимать функции основного «поставщика» главных сил Черноморского флота у донских верфей.

Ведомость сил Севастопольской эскадры в ноябре 1784 г.^{1653}

Класс корабля	Наименование	Место постройки	Место текущего пребывания
66-пушечный линейный корабль	«Слава Екатерины»	Херсон	Севастополь
«Новоизобретенный» корабль	«Хотин»	Новопавловск	Севастополь
«Новоизобретенный» корабль	«Журжа»	Новопавловск	Керчь
44-пушечный фрегат	«Храбрый»	Гнилая Тонь	Севастополь
44-пушечный фрегат	«Осторожный»	Новохоперск	Севастополь
44-пушечный фрегат	«Поспешный»	Новохоперск	Севастополь
44-пушечный фрегат	«Крым»	Новохоперск	Севастополь
44-пушечный фрегат	«Победа»	Гнилая Тонь	Севастополь
44-пушечный фрегат	«Перун»	Гнилая Тонь	Севастополь
44-пушечный фрегат	«Стрела»	Гнилая Тонь	Севастополь
44-пушечный фрегат	«Легкий»	Гнилая Тонь	Севастополь
44-пушечный фрегат	«Скорый»	Гнилая Тонь	Севастополь
32-пушечный фрегат	«Херсон»	Новохоперск	Севастополь
30-пушечный фрегат	«Вестник»	Река Самбек	Севастополь
28-пушечный фрегат	«Почтальон»	Олонецкая верфь	Севастополь
26-пушечный фрегат	«Св. Николай»	?	Севастополь
Бомбардирский корабль	«Азов»	Новопавловск	Севастополь
Бомбардирский корабль	«Страшный»	Новохоперск	Севастополь
Шхуна	«Победослав»	Река Дунай	Севастополь
Шхуна	«Вечеслав»	Река Дунай	Севастополь
Шхуна	«Измаил»	Река Дунай	Севастополь
Шхунара	«Сокол»	Гнилая Тонь	Керчь
Шхунара	«Курьер»	Гнилая Тонь	Севастополь
Палубный бот	«Новопавловск»	Новопавловск	Керчь
Палубный бот	«Кальмиус»	Новохоперск	Керчь
Пинк	№1	Гнилая Тонь	Севастополь
Пинк	№2	Гнилая Тонь	Севастополь
Коммерческое судно	«Бористен»	Херсон	Севастополь

Но гораздо важнее в 1784–1785 гг. было все же то, что Севастопольская эскадра, в отличие от 1779–1781 гг., продолжила крейсерство вдоль крымских берегов, занимаясь как их охраной, так и практической подготовкой. Что же касается масштаба этих действий, то он был следующим. В 1784 г., по данным З.А. Аркаса, в море вышла чуть ли не вся Севастопольская эскадра. В частности, он пишет: «В этом году контр-адмирал Макензи ходил с эскадрою в крейсерство от Севастополя до Евпатории и потом до Кинбурна для встречи и сопровождения вновь выстроенного в Херсоне корабля Слава Екатерины и возвратился в Севастополь. Капитан 2 ранга Берсенев с 4 фрегатами: Осторожный, Поспешный, Храбрый и Победа описывал Крымские берега от Феодосии до Тарханкута, а фрегаты Перун и Вестник ходили в Алушту для спуска и привода в Севастополь построенной там ханом полаки, наименованной Григорий просветитель великой Армении, которую и привели в Севастополь…».^{1654} Правда, эти данные, видимо, требуют некоторой корректировки, поскольку фрегат «Храбрый» в 1784 г. фактически выбыл из строя как негодный для плавания, а спущенная в Алуште поляка никогда не была фрегатом «Григорий Великия Армении».

По кампании 1785 г. данные более точные. В ней приняли участие 7 корабельных единиц Севастопольской эскадры: линейный корабль «Слава Екатерины» и 6 фрегатов («Херсон», «Осторожный», «Поспешный», «Стрела», «Легкий» и «Скорый»). Их выход в море в составе эскадры капитана 1 ранга М.И. Войновича состоялся 11 июля. После этого указанная эскадра совершила плавание по маршруту Севастополь — Кафа — Гаджибей — Севастополь, в который и прибыла 8 августа.^{1655}

* * *

Но вернемся в 1783 г., когда в результате действия неблагоприятных для Турции военных и политических факторов ей пришлось смириться с реальностью и расстаться с Крымом, Таманью и Кубанью. Как указал В.Д. Овчинников: «Собственная слабость и разруха, с одной стороны, сила русской и австрийской армии — с другой, заставили Порту умерить свои желания». Австрия в этот момент уже четко встала на сторону России, а Англия дала понять, что поддержки от нее Турция сейчас не получит.

Вот что сказал английский посол в Турции сэр Енсли капитан-паше Гассан-паше: «Единственный спасительный для Порты случай — не оспаривать с Россией присоединения Крыма к ее владениям, ибо случившаяся от того война будет пагубна для Турции. К тому же Россия находится в лучшем состоянии, нежели была в предшествующую войну. А кроме того, имеет союзником императора Римского».^{1656} Капитан-паша попытался было возразить, что это Порта сейчас находится в наилучшем состоянии, однако позиция Енсли осталась неизменной.

Более того, активное вмешательство Англии самым серьезным образом обеспокоило Францию, ибо в создавшихся условиях ей пришлось бы большую часть своих средств обратить не на турецкие дела, а на укрепление своих морских сил. Между тем, как мы видели выше, финансовое положение Французского государства и без того оставляло желать много лучшего. В результате Франция также дала понять туркам, что им лучше принять все как есть. Более того, Вержен даже заявил, что это в интересах самой Турции. В сформулированном им Мемориале, направленном Людовику XVI уже после подписания турками конвенции с Россией, говорилось, что именно Франция в 1783–1784 гг. спасла Турцию от неминуемого разгрома с последующим расчленением, так как Екатерина II, по мнению главы французской дипломатии, буквально жаждала войны и лишь «добрые услуги» французской дипломатии не позволили реализовываться агрессивным планам русской императрицы.^{1657} Так Османская империя осталась без поддержки европейской дипломатии.^{1658}

Россия же, проанализировав внутреннюю ситуацию в Константинополе и исходя из готовности Англии «вступить с обоими императорскими дворами (российским и австрийским. — Авт.) в беспосредственные обязательства», представила Оттоманской Порте проект декларации о закреплении за собой Крыма, Тамани и Кубани.

В указанных выше обстоятельствах Турции не оставалось ничего другого, как принять условия российской стороны. В результате, 28 декабря 1783 г. на конференции, состоявшейся в местечке Айнали-Кавак, близ Константинополя, Порта подписала акт о присоединении Крыма, Тамани и Кубани к Российской империи.

Подписание Османской империей данного акта без какого-либо военного сопротивления стало подлинным триумфом российской дипломатии, а также и непосредственно Екатерины II и Г.А. Потемкина. Российский посланник в Константинополе Я.И. Булгаков в своем донесении в тот же день с радостью сообщал императрице: «Татарские народы одержали счастие быть ненарушимо навсегда подданными Вашего Величества. Сие им благоденствие и новые пределы империи утверждены без пролития крови подданных, без употребления мною денег и без жертвования наималейшей выгоды».^{1659}

30 марта 1784 г., после размена ратификациями Крымского акта, крымский вопрос юридически был закрыт. Во время церемоний верховный визирь заметил, что он «радуется благому окончанию дел и будет стараться о соблюдении тесной дружбы между двумя империями». А Екатерина II, оценивая произошедшее событие, написала: «Присоединение к империи Нашей Крыма, Тамани и Кубани, совершившееся без извлечения меча, следовательно же, и без пролития крови человеческой, составит, конечно, в роды родов Эпоху, примечания достойную».^{1660}

Екатерина II была вправе дать такую оценку. Подготовка и проведение Крымской операции 1783 г. стало одним из самых блестящих достижений России за всю многовековую историю, сравнимым с защитой султана и Ункияр-Искелесийским договором 1833 г., бескровным возвращением прав на Черное море в 1871 г., посылкой русских эскадр в Нью-Йорк и Сан-Франциско в 1863 г., заставившей Англию отказаться от поддержки Польши.

Показательным в рассмотренной операции было практически все. Подготовка отличалась великолепным выбором момента (связанность главных возможных противников России конфликтом из-за США), всесторонним обоснованием (политическим, военным и даже идеологическим), грамотным набором военных и дипломатических мер осуществления (включавшим нейтрализацию возражений Австрии Греческим проектом, план нанесения удара по Турции из Средиземного моря при одновременных действиях в Северном Причерноморье и в Крыму).

На достаточно высоком уровне оказалось и проведение операции, хотя, осуществляя ее, Г.А. Потемкин и Екатерина II все же столкнулись с непредвиденными проблемами. Так, позиция Швеции заставила отложить посылку флота с Балтики в Архипелаг, а неготовность линейных кораблей в Херсоне резко снизила возможности военно-морских сил на Черном море. Касаясь последнего, правда, надо отметить, что здесь изначально просчитался сам Петербург: Г.А. Потемкин видел ход «работ» в Херсоне в 1782 г., а Азовской флотилии именно высочайшие распоряжения не дозволили ввести в строй уже в 1782 г. все находившиеся в достройке суда.

Однако и Г.А. Потемкин, и императрица сумели выйти из возникших затруднений без потерь. Г.А. Потемкин так провел занятие Крыма, что ответная реакция турок могла последовать только осенью, что естественно резко снизило их возможности.^{1661} Кроме того, нашел князь и вариант морского ответа в случае необходимости, даже при том, что удар из Средиземного моря оказался невозможным: фрегаты Черноморского флота должны были нанести удар по Синопу или по другим турецким пунктам на Черном море, что грозило парализовать поставки продовольствия в Константинополь этим путем.

Наконец, оперативной была и реакция на дипломатическом фронте. Екатерина II «сковала» Густава III,^{1662},[275] а против враждебных действий Франции был найден вполне адекватный ответ — каперская война с привлечением англичан. Результат оказался налицо — Крым и Кубань достались без крови.

И здесь нужно особо отметить впервые столь блестяще раскрывшего свой государственный ум князя Григория Александровича Потемкина, о котором после долгого забвения и поругания, в последнее время написано уже немало справедливых слов, как об организаторе, дипломате, военачальнике, администраторе. Ко всему прочему, в событиях 1782–1783 гг. мы увидели Г.А. Потемкина и как человека, отлично понимавшего значение флота, причем великолепно использовавшего предыдущий опыт, умевшего исправлять ошибки. Его план действий в Средиземном и Черном морях не оставляет в этом сомнений.

Таким образом, оценивая вклад в Крымскую операцию 1783 г. ее основных участников, нельзя не согласиться с историком Н.Ю. Болотиной, написавшей, что именно Г.А. Потемкину «принадлежала главная и решающая роль в присоединении благодатного полуострова».^{1663}

А как сам Г.А. Потемкин оценивал совершенное в 1783 г.? Вот что писал он после завершения Крымской операции, а также установления протектората над Восточной Грузией: «Какой государь (речь о Екатерине II. — Авт.) составил толь блестящую эпоху как Вы? Не один тут блеск. Польза есть большая. Земли, которые Александр и Помпеи, так сказать лишь поглядели, те Вы привязали к скипетру Российскому, а Таврический Херсон — источник нашего христианства, а потому и лепности, уже в объятиях своей дщери. Тут есть что-то мистическое, род татарской — тиран России некогда, а в недавних временах стократны разоритель, коего силу подсек царь Иван Василич, Вы же истребили корень. Граница теперешняя обещает покой России, зависть Европе и страх Порте Оттоманской. Взойди на трофеи, не обагренные кровью, и прикажи историкам заготовить больше чернил и бумаги».^{1664} Читая эти строки можно только поразиться величию Г.А. Потемкина и подтвердить указанные выше его способности. В приведенных строчках и умение отдать должное роли императрицы, и столь необходимая в общении с высшей властью лесть, и точная оценка достигнутых результатов, и глубокий анализ исторического пути России.

Не случайно поэтому, что именно с событий 1783 г. Г.А. Потемкин окончательно становится главным советником Екатерины II, ее «правой рукой», узнав о смерти которого в 1791 г. она воскликнет: «Заменить его не возможно, потому что надо родиться таким человеком как он, а конец этого столетия как-то вовсе не предвещает гениев…».^{1665}

Портрет светлейшего князя Г.А. Потемкина-Таврического, составленный принцем де Линем^{1666}

Показывая вид ленивца, трудится беспрестанно; не имеет стола, кроме своих коленей; другого гребня, кроме своих ногтей; всегда лежит, но не предается сну ни днем, ни ночью; беспокоится прежде наступления опасности и веселится, когда она настала; унывает в удовольствиях; несчастен от того, что счастлив; нетерпеливо желает и скоро всем наскучивает; философ глубокомысленный, искусный министр, тонкий политик и вместе избалованный девятилетний ребенок; любит Бога, боится сатаны, которого почитает гораздо более и сильнее нежели самого себя; одной рукой крестится, а другой приветствует женщин; принимает бесчисленные награждения и тотчас их раздает; лучше любит давать, чем платить долги; чрезвычайно богат, но никогда не имеет денег; говорит о богословии с генералами, а о военных делах с архиереями; по очереди имеет вид восточного сатрапа или любезного придворного века Людовика XIV и вместе показывает изнеженного сибарита. Какая же его магия? Гений, потом гений, и еще гений; природный ум, превосходная память, возвышенность души, коварство без злобы, хитрость без лукавства, счастливая. смесь причуд, великая щедрость в раздаянии наград, чрезвычайная тонкость, дар угадывать то, чего он сам не знает, и величайшее познание людей; это настоящий портрет Алкивиада.

Итак, Черноморская проблема после столь долгого и кровавого пути, была, наконец, решена. Решена, как мы видели, при значительном влиянии Азовской флотилии, ставшей в 1768–1783 гг. надежным военно-политическим инструментом России на Черном море. Чуть позднее Г.А. Потемкин так отметил все значение такого инструмента в борьбе за Крым: «Сколько еще достает моего рассудка, то я осмеливаюсь доложить, что без флота в полуострове стоять войскам В. И. В. трудно…».^{1667} Далее наступали времена борьбы за сохранение достигнутых позиций и за право прохода Черноморского флота через проливы Босфор и Дарданеллы. Но это уже предмет другого исследования.

* * *

Борьба за решение черноморскойпроблемы, столь упорно протекавшая в 1768–1783 гг., завершилась. Россия полностью победила. Это был огромный успех Екатерины II и ее сановников. Мирным путем, великолепно используя международную обстановку, Россия добилась колоссального успеха: ведь мало того, что для Турции потеря Крыма была тяжелейшей, после выхода России на Черное море, потерей, но и для Англии, Австрии и Франции она также представлялась малоприемлемой.

Об использовании политических рычагов, о блестящих действиях русских войск, о роли Екатерины II, Г.А. Потемкина, А.В. Суворова и многих других написано уже немало, потому повторяться не будем. Проанализируем роль во всех этих успехах Азовской флотилии и ответим, наконец, на вопрос: когда же был создан Черноморский флот России.

Как мы видели в ходе нашего исследования, уже во время Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Азовская флотилия, став достаточно надежной морской опорой России на южных морях и внеся весомый вклад в ее победу, во многом выполнила функции флота. В частности, содействие армии в овладении приморскими неприятельскими территориями, обеспечение защиты занятых территорий, противодействие флоту противника, в том числе и на дальних подступах, равно как и наличие планов использования флотилии в наступательных действиях в дальней морской зоне, позволяют считать, что она отвечала критериям именно флота. Да и управление ее кораблями производилось согласно сигналам корабельного флота (примечательно, что вести бой в море они должны были, находясь в линии баталии), а не галерного соединения, каковыми в XVIII в. и были флотилии.

Курс развития на создание флота продемонстрировало в годы войны и судостроение флотилии, достигшее, кстати, приличных успехов. Уже первый проект корабельного состава Азовской флотилии предполагал в качестве основных сил 10 24- и 30-пушечных фрегатов и 2 бомбардирских корабля. И хотя реализован он не был, но показал, что у Петербурга относительно флотилии изначально существовали большие планы. Это подтвердила и постройка 12 «новоизобретенных» кораблей, ставших ее основными силами до конца 1772 г. Здесь показательно даже само их название — «корабли», характерное в тот период, в основном, для линейных кораблей, являвшихся главной силой парусных флотов. Более того, и после постройки Россией на Черном море полноценных линейных кораблей, «новоизобретенные» вносились в один список с ними и ставились над фрегатами! Наконец, появившиеся в 1771–1774 гг. 32–58-пушечные фрегаты и вовсе положили начало крупному российскому судостроению на Черном море. Причем 58-пушечные фрегаты типа «Третий», вооруженные 28 18-фунтовыми единорогами, силой превосходили даже 40- и 50-пушечные линейные корабли турецкого флота.

Кроме того, в годы войны было положено и фактическое начало создания на Черном море настоящего линейного флота. В частности, в 1769–1771 гг. Петербург сделал несколько попыток пополнить флотилию линейными кораблями, а затем, после их неудачи, принял в конце 1771 г. не оставляющее сомнений решение: к…Приготовить […] к постройке оных на будущее время надобности (курсив наш. — Авт.)».

Указанные тенденции сохранялись и после войны, в 1774–1783 гг., во время так называемого периода мирной борьбы за Крым, когда деятельность Азовской флотилии вновь приобрела существенное значение. Правда, в эти годы она оказалась все же менее яркой и определяющей, чем в 1773–1774 гг., когда флотилия, фактически в одиночку, занималась отражением от Крымского полуострова турецкого флота, но повторимся, ее значение от этого меньше не стало.

Так, в 1777–1778 гг. Азовская флотилия, теперь под командованием контр-адмирала Ф.А. Клокачева, сумела отрезать Крым от Кубани, а в начале сентября 1778 г. еще и не допустить в Керченский пролив турецкий флот. Вкупе с действиями АА. Прозоровского и А.В. Суворова это в итоге привело к разрешению первого послевоенного Крымского кризиса. В 1782 же году уже именно действия самой флотилии по пресечению контактов крымских татар с ногайскими и с турками сыграли ключевую роль в усмирении нового мятежа в Крыму. Так что вклад Азовской флотилии в окончательное решение Черноморской проблемы и в 1777–1783 гг. довольно весомый, так лее как и в 1768–1774 гг. Не случайно Д.Н. Сенявин, прибыв в 1782 г. в Таганрог, назвал увиденное им корабельное соединение «Азовским флотом».

Все более адекватным полноценной корабельной эскадре становился в 1777–1783 гг. и состав Азовской флотилии. Так, в 1777 г. в нее входили 9 фрегатов (в том числе два 58-пушечных, три 42-пушечных, один 32-пушечный, два 26-пушечных и один 14-пушечный), 6 «новоизобретенных» кораблей (22-пушечных) и целый ряд других судов, которые представляли собой весьма серьезное корабельное соединение, особенно учитывая такого противника, как турки. Более того, в 1778 г. принимается программа постройки для флотилии еще 10 44-пушечных фрегатов! Наконец, после проведенного ремонта практически все «новоизобретенные» корабли превратились в 30-пушечные суда.

Не случайно в 1783 г. именно главные силы флотилии составили Севастопольскую эскадру, с которой Г.А. Потемкин даже планировал вести наступательные действия на Черном море, если бы турки, в ответ на присоединение Россией Крыма, объявили ей войну. Но самое показательное, что и после 1783 г. и, в частности, вплоть до 1787 г. большую часть сил уже «официального» Черноморского флота составляли те же силы Азовской флотилии, причем отзывы о них были весьма уважительными. Достаточно вспомнить приведенное нами высказывание контр-адмирала Ф.Ф. Макензи.

В составе Севастопольской эскадры числились в 1787 г. 3 линейных корабля и 15 фрегатов, причем 13 фрегатов либо были донской постройки, либо начали службу в Азовской флотилии. Заметим, что в большинстве своем это фрегаты 40-пушечного ранга! Между тем, в иностранных флотах еще существовал ранг 44- и 50-пушечных линейных кораблей, которые использовались, в основном, для конвойной службы. Более того, в турецком флоте линейные корабли такого ранга в 1770–1780-х гг. составляли значительную часть линейных сил.^{1668} Причем, опять-таки, как мы видели выше, по оценкам самих турок, русские 40-пушечные фрегаты были вполне сопоставимы с их кораблями подобного ранга.

Таким образом, и состав Азовской флотилии в 1770–1780-х гг., в принципе, отвечал требованиям, предъявляемым к полноценной корабельной эскадре. То есть по своим основным критериям данная флотилия вполне могла решать задачи флота, находящегося на стадии становления, неизбежной для любого флота.

В этой связи полезно обратиться к истории рождения основных флотов, как отечественных, так и иностранных. Известно, что флоты основных европейских держав (Англии, Франции, Испании, Португалии) появились в конце XV — первой половине XVI в., когда они далеко не отвечали современным представлениям о такого рода формированиях. Становление регулярных флотов завершилось во второй половине XVII в., когда в результате постепенной эволюции оформились их структура, органы управления и появились официальные документы, регламентировавшие тактику ведения боя. Однако свою историю каждый флот начинает именно с появления первых соединений казенных (государственных) военных кораблей.

Что касается «точек отсчета» истории других российских флотов, то они также весьма показательны, особенно у Балтийского флота. Этот флот, официально появившийся в 1703 г., вплоть до 1710 г. имел в своем составе только 28- и 32-пушечные фрегаты, шнявы, бригантины и гребные суда, что вовсе не мешало ему именоваться именно флотом. Более того, лист из бумаг Петра Великого (без датировки, но относящийся к началу 1703 г.), на котором в столбец приведена в следующем порядке численность судов различных классов — «12 караблей, 10 шняв, 3 флейта, б буеров, 1 буере, 6 шмак, 10 шкут, 10 галер» именуется первой программой строительства Балтийского флота, поскольку до конца 1707 г. последний развивался именно по ней.^{1669}(Напомним, что первая реализованная программа Азовской флотилии также включала 12 кораблей, только «новоизобретенных», причем не с 8-, 6- и 3-фунтовой артиллерией, а с 12-фунтовыми пушками и 1-пудовыми гаубицами, но эту программу к истории Черноморского флота не относят, хотя вплоть до 1785 г. число линейных кораблей в программах и штатах этого флота составляло именно 12).

Далее следует заметить, что первые линейные корабли Балтийского флота вошли в его состав лишь в 1710 г. и являлись 50-пушечными кораблями, построенными, кстати, тоже не на Балтийском море, а в Новой Ладоге. Более того, целая серия таких кораблей была затем куплена Петром I за границей, а часть построена в Архангельске. Но всех их числят в составе Балтийского флота, в то время как 58- и 44-пушечные фрегаты Азовской флотилии практически вычеркивают из истории Черноморского флота.

Еще нагляднее картина официального рождения остальных двух флотов Российского государства. Так, родословную Тихоокеанского флота ведут от Охотской флотилии, а Северного — от Северной флотилии. В частности, днем Тихоокеанского флота считается 21 мая, в память состоявшегося в 1731 г. постановления Сената об учреждении «для защиты земель, морских торговых путей и промыслов» Охотского порта, а днем Северного флота — 1 июня, в память изданного в 1933 г. циркуляра начальника штаба РККА о формировании Северной военной флотилии.^{1670}

И только Черноморский флот имеет в качестве официальной даты своего рождения произвольно вырванное из его истории событие — 2 мая 1783 г. Что же произошло в этот день? Эскадра Азовской флотилии, придя в Ахтиарскую бухту, стала именоваться Севастопольской эскадрой, не более! Даже современники никак не отметили это событие.

Правда, ряд историков пытаются привести более «веские» обоснования такому выбору. В частности, А.Г. Сацкий пишет, что именно 1783 год «открыл эпоху русского военного судостроения на Черном море», поскольку 16 сентября в Херсоне состоялся спуск первого линейного корабля «Слава Екатерины».^{1671},[276]Но как же быть с судами донской постройки, включая 42–58-пушечные фрегаты, действовавшие на Черном море до 1783 г. и продолжившие служить позднее? Разве не имеют отношения к Черноморскому судостроению линейные корабли типа «Петр Апостол», построенные на Рогожско-хуторской верфи в 1787–1791 гг.? Ответ, нам кажется, очевиден. Кстати, отсчитывать военное судостроение от закладки линейных кораблей абсурдно, тогда практически всем флотам придется вырвать не одну страницу из своей истории.

Наконец, приводится указ Екатерины II от 11 января 1783 г. о назначении вице-адмирала Ф.А. Клокачева командующим флотом «заводимым на Азовском и Черном морях». Это событие, действительно, важное, однако оно имеет другое объяснение. Во-первых, назначение Ф.А. Клокачева состоялось, когда на Черном море уже имелись определенные силы и осуществлялись судостроительные программы, перемен в которых с прибытием Федота Алексеевича не произошло. А во-вторых, современники, в том числе и официальные власти, отнеслись к этому указу вполне буднично.^[277] Объясняется это тем, что флотилию, как мы видели, и прежде нередко именовали флотом.^[278] Более того, А.Н. Сенявина еще в 1772 г. официально называли «главнокомандующим флотом». Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к следующим документам.

Ордер Адмиралтейств-коллегий от 19 января 1772 г.^{1672}

Указ Е. И. В. самодержицы всероссийской из Адмиралтейств-коллегий морской артиллерии капитану Дмитриеву сего генваря 18 числа по указу Е. И. В. Адмиралтейств-коллегия по промемории Берг-коллегии коей по рапорту Липской заводской конторы и вашему о вылитии на тех заводах по повелению главнокомандующего на Азовском и Черном морях флотом господина вице-адмирала и кавалера Сенявина (курсив наш. — Авт.) для 12 большой препорции палубных ботов балласта чугунного в штуках 12 000 пуд представляли в том между произведением пушечного литья по описанным обстоятельствам не возможности. Определили: Продолжая лить у вас пушки, балласт заготавливать на заводах Баташевых, о чем к ним и послать указ… Подписали: 19 января 1772 года

Указ Екатерины II от 11 января 1783 г.^{1673}

 … Для командования флотом заводимым на Черном и Азовским морях (курсив наш. — Авт.) тотчас отправить вице-адмирала Клокачева и для принятия потребных наставлений явится ему у генерала, Новороссийского и Азовского генерал-губернатора князя Потемкина

Кстати, то, что формулировки указа от 11 января 1783 г. являются условными, фактически подтвердили сам Г.А. Потемкин, указавший в ордере вице-адмиралу Ф.А. Клокачеву от 23 января 1783 г. следующее: «При настоящем поручении Вашему Превосходительству команды над флотом на Черном и Азовском морях находящемся (курсив наш. — Авт.), весьма нужно скорое ваше туда отправление, чтобы, приняв в ведомство ваше состоящие там корабли и прочие суда, идти в море могущие, снабдить их всем потребным к предпринятию немедленного плавания…».^{1674} То есть, Екатерина II пишет о флоте «заводимом», а Г.А. Потемкин — о «находящемся». Между тем, оба документа появились с разницей в 12 дней!

И, наконец, еще один интересный момент. Описывая барону Гримму увиденный в Севастополе 22–23 мая 1787 г. Черноморский флот, Екатерина II писала: «Здесь, где тому назад три года ничего не было, я нашла довольно красивый город и флотилию, довольно живую и бойкую на вид (курсив наш. — Авт.); гавань, якорная стоянка и пристань хороши от природы, и надо отдать справедливость Потемкину, что он во всем этом обнаружил величайшую деятельность и прозорливость».^{1675} Однако спустя всего лишь несколько месяцев в письме Г.А. Потемкину предлагала: «…Но есть ли хочешь, я тебе дюжинку фрегат велю построить на Дону. Вить и Севастопольский флот (курсив наш. — Авт.) ими же пользуется и ныне».^{1676} Как видим, здесь имеет место всего лишь произвольное употребление терминов, явление весьма распространенное в XVIII в., с его во многом не устоявшейся терминологией.

Так что же произошло в 1783 г., если его действительно принимать за веху в истории Черноморского флота России? Всего лишь назначение вице-адмирала Ф.А. Клокачева новым командующим морскими силами России на Черном море, только с официально присвоенным статусом командующего флотом, «заводимым на Азовском и Черном морях», для придания политического веса этому соединению. То есть, в сущности, было произведено лишь переименование соединения, составленного из главных сил Азовской флотилии, которую, как мы и указали выше, современники часто называли флотом. Событие, повторимся, важное, но отнюдь не судьбоносное.

Исходя из вышесказанного, на наш взгляд, намного логичнее вести отсчет истории русского Черноморского флота с 9 ноября 1768 г., когда Екатерина II поручила донскую экспедицию А.Н. Сенявину, так как с этого времени история русских военно-морских сил на Черном море больше не прерывалась до 1918 г. Соответственно, следует рассматривать донское судостроение, наравне с днепровским, в качестве одной из двух составляющих единого процесса создания Черноморского флота (ведь рассматривается же судостроение в Архангельске в рамках истории Балтийского флота!). Иными словами, вести историю Черноморского флота необходимо с азов, как это и принято по отношению к Балтийскому, Северному и Тихоокеанскому флотам. Как отсчитывают историю своих флотов англичане, испанцы, португальцы, хотя и у них морские силы вначале состояли не из линейных кораблей!

Военно-морской флот невозможен без духовной составляющей, которая, в свою очередь, немыслима без крепких традиций. Традиций, построенных на прочном фундаменте истории, опирающемся как на большие, так и на малые события. Обратный вариант, когда из контекста времени произвольно вырываются эпизоды, начинается игра с понятиями и терминами, иногда дает некоторый пропагандистский эффект, но при этом разрушаются как сами традиции, так и возможность для осмысления всей истории в целом, за что России уже пришлось дорого заплатить.

В этой связи предпринятым исследованием мы попытались восстановить справедливость по отношению к весьма обделенной вниманием Азовской флотилии 1768–1783 гг. Флотилии, которую из-за названия и отсутствия в ее составе классических линейных кораблей долго выводили за рамки официальной истории Черноморского флота, но которую, в силу изложенных фактов, вполне можно назвать его родоначальницей, а ее историю — первыми страницами истории флота. Причем страницы эти весьма богаты на значимые в жизни Российского государства события: достаточно сказать, что именно Азовская флотилия была второй, помимо армии, «рукой» России в борьбе с Турцией за Крым в 1768–1783 гг., именно она положила начало победам на Черном море над турками, именно она впервые вышла на просторы Черного моря.

Глава VII. Восстановление и развитие Таганрогского порта в 1770–1783 гг.

Альфред Тайер Мэхэн, формулируя свою теорию, указал среди элементов морского могущества и на военно-морские базы.^{1677} Это абсолютно. справедливо. Удобно расположенная, надежно защищенная и хорошо оборудованная военно-морская база — важная опора военного флота.

В отечественной историографии, при рассмотрении истории Черноморского флота, традиционно говорится лишь о Севастополе, как главной его базе. Однако такой подход ошибочен. Рождение русскому флоту на Черном море дала, как указывается выше, Азовская флотилия, основанная в 1768 г. Именно ее история в 1768–1783 гг. составила первый период истории Черноморского флота, закончившийся переходом из Керчи в Ахтиарскую бухту 2 мая 1783 г, эскадры Ф.А. Клокачева из 11 кораблей флотилии. Моряки этой эскадры 3 июня 1783 г. и заложили в данной бухте город и порт Севастополь.

Главной же базой Азовской флотилии на протяжении всей ее истории являлся Таганрогский порт. Восстановлению его истории в 1769–1800 гг. и посвящена данная глава. Кроме того, стоит отметить, что история Таганрогского порта в данный период — это еще одна иллюстрация обычного в России отношения к проблемам базирования боевых кораблей и способа ведения хозяйственных дел.

* * *

Начало Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Россия встретила, не имея выходов на южные моря. Азов и Таганрог являлись буферными землями и Российскому государству не принадлежали. Более того, Екатерина II, стремясь оттянуть начало вооруженного столкновения, пошла даже на прекращение строительства крепости Св. Дмитрия Ростовского в низовьях Дона. Это не помогло — турки все равно развязали войну.

С началом войны занятие этих пунктов приобрело ключевое значение: они контролировали выход на Азовское море. Переход их в руки неприятеля не только запирал Азовскую флотилию на Дону, но и предоставлял туркам прекрасный плацдарм на глубоком фланге русско-турецкого фронта. Поэтому уже в ноябре 1768 г. в Петербурге было принято решение о занятии русскими войсками Азова, а в январе 1769 г. эту задачу дополнили и необходимостью занятия Таганрога.

Уже в марте 1769 г. войска генерал-поручика Вернеса из армии П.А. Румянцева сумели без боя занять Азов (6 марта) и Таганрог (19 марта он был занят передовыми частями, а 2 апреля основными силами).^{1678} В них разместили гарнизоны и сразу же приступили к восстановлению укреплений. А в июле З.Г. Чернышев представил в Совет мнение о включении Азова и Таганрога в число прочих государственных крепостей и об учреждении в первой из них трех, а во второй — четырех гарнизонных батальонов, с принадлежащими к оным крепостям артиллерийскими и инженерными командами.^{1679} Решение было одобрено, и в сентябре 1769 г. военная коллегия сообщила об официальном учреждении в Азове и Таганроге гарнизонных батальонов.^{1680} Тем временем с июня 1769 г. оборону дельты Дона осуществляли суда Азовской флотилии.

Однако прежде всего этого, когда Таганрог еще был ничейной территорией, в поисках базы для своей флотилии в феврале 1769 г. в нем побывал и произвел тщательный осмотр гавани А.Н. Сенявин. При этом он выяснил, что она весьма мелководна (максимальная глубина составила 4 фута), практически подтвердив данные 1737–1738 гг., когда по этой причине отказались ее восстанавливать. (По данным тех лет ситуация с глубинами в районе Таганрога была следующей: от устья Дона до Таганрога они равнялись 5–7 футам, при входе в Таганрогскую гавань — 7 футам, внутри гавани — 4¹/₂ футам; глубины в 11 футов начинались в 2 верстах от гавани, а в 25 футов — с 32 верст от гавани.^{1681}) Да и сама Таганрогская гавань предстала в очень разоренном виде.^{1682} Тем не менее, можно было рассчитывать на ее восстановление, пусть и с приложением изрядного труда, поэтому А.Н. Сенявин принял решение о создании базы флотилии именно здесь.^{1683}

10 ноября 1769 г. Екатерина II, своим рескриптом передав Таганрогскую гавань в распоряжение А.Н. Сенявина, повелела ее восстановить. На это выделялось 200 тыс. рублей.^{1684} Для руководства работами посылался инженер-подполковник И. Збородов. Кроме того, тем же рескриптом Сенявину предписывалось и воссоздание береговых построек порта. В декабре же 1769 г. было решено, что будущая контора Таганрогского порта станет главным органом руководства тыловым хозяйством флотилии. Ей в подчинение, в качестве «главного магазина» флотилии, передавалось Новопавловское адмиралтейство. Определили и штат адмиралтейств: он должен был насчитывать 1002 человека (878 человек в Таганроге и 124 в Павловске). На содержание отпускалось в год 26 123 руб. 40 коп.^{1685}

Большая часть 1770 г. ушла на борьбу за доставку к Таганрогу необходимого строительного материала. Тем не менее, в сентябре 1770 г. А.Н. Сенявин приступил к возрождению порта, а 1 октября того же года началось и восстановление гавани. «По получении первых доставляемых через подряд лесов и материалов, — писал А.Н. Сенявин, — из оных по планам начато портовое построение сентября 9-го, а гаванное октября 1-го числа…».^{1686} Кроме того, в сентябре 1770 г. была образована и Контора Таганрогского порта, приступившая к управлению тылом флотилии.

Что же должна была представлять собой Таганрогская гавань? Ее планировалось воссоздать на старом Петровском основании, с воспроизведением той же конструкции. Она должна была представлять собой мол, ограждающий внутреннюю акваторию от рейда и состоящий из заполненных камнем деревянных срубов, несколько возвышающихся над водой, над которыми находился «бруствер». Мол прорезали одни ворота. В августе 1770 г. И. Збородов представил план предстоящей гавани и ведомости. Согласно им, длина мола достигала 863 саженей, а высота над ординарной водой — 10 футов. Для сооружения такого мола требовалось 25 430 штук одних 3–5-саженных бревен. В целом же на его строительство, согласно представленной И. Збородовым ведомости, были необходимы следующие материалы.

Материалы, необходимые для постройки Таганрогской гавани, по ведомости инженер-подполковника И. Збородова^{1687}

^{Перечень требуемого … Количество}

Бревен сосновых длиною в 3 сажени, шт. … 8980

Бревен сосновых длиною в 4 сажени, шт. … 7850

Бревен сосновых длиною в 5 сажен, шт. … 8600

Досок сосновых пильных: длиною 3–4 сажени, толщиною 3 дюйма, шт. … 8300

Досок сосновых пильных, длиною 3–4 сажени, толщиною 4 дюйма, шт. … .1500

Досок сосновых пильных, длиною 3 сажени, толщиною 2 дюйма, шт. … 3500

Гвоздей всех видов (18-, 16-, 12-, 10-, 6- и 4-дюймов), шт. … 179 700

Камня мелкого дикого или плитняка в погрузку обрубов и бруствера, кубических сажен … 650

Железа сибирского на скобы по укреплению к сваям в фундаменте продольных бревен, также к починке инструментов: полосного шириной 3, толщиной 0,5 дюйма, пудов … 570

Брущатого железа толщиной 1 дюйм, пудов … 100

Стали, пудов … 15

Далее перечислялся другой материал и инструмент. В конце данной ведомости Збородов оговаривался: «Возобновлением вся гавань на прежнем фундаменте по прожекту в настоящую профиль и плану может построена быть временем в два года, ежели ни в чем недостатка и остановки не будет».

Работы по воссозданию гавани развернулись достаточно активно: уже к ноябрю была построена, правда, без забивки камнем «вестовая линия [гавани] от вестового бастиона до самого берега на 176 сажен и от вестового бастиона к зюйдовой линии 40 сажен, всего на 216 сажен». На бастионе даже поставили флагшток и пушки. Но в ночь с 9 на 10 ноября 1770 г. «последовавшим от веста великим ветром и прибылой водой до осми с половиной и более футов… сделанной гавани всю вестовую линию до батареи на три части разломало и вся оная тронута, которую следует сделать вновь».^{1688} Затоплена оказалась и батарея, в результате чего флагшток был сломан, порох намочен, несколько орудийных лафетов смыто. Разбушевавшейся стихией и смытыми ею бревнами повредило канаты нескольких «новоизобретенных» кораблей, находившихся в гавани, правда, без вреда для них самих.

Рапорт Конторы Таганрогского порта вице-адмиралу А.Н. Сенявину о последствиях шторма в Таганрогской гавани. 10 ноября 1770 г.^{1689}

Сего течения с 9 на 10 число последовавшим от веста великим ветром и прибылою водой до осмии с половиной и более футов пополудни в 10-м часу сделанной гавани всю вестовую линию до батареи на три части разломало и вся оная тронута, которую следует сделать вновь, и тем разбитым гаванным лесом на бомбардирских судах на Первом канат и кабельтов, на Втором перлинь подорвало, да у Новопавловска канат и перлинь перебило. Судам вреда никакого не последовало, только некоторые с якорей немного подрейфовало, да ж состоящих на берегу в стопах брусьев той водой подняло и разнесло две стопы…

О случившемся было сразу же доложено А.Н. Сенявину, и тот немедленно дал указание Конторе Таганрогского порта восстановить разрушенную часть гавани, а для ее укрепления немедленно начать заготавливать плитняк. Кроме того, он распорядился без промедления восстановить батарею, после чего поставить на нее пушки. Для ускорения работ Конторе Таганрогского порта было велено выделить необходимое число людей, а в случае надобности требовать их с эскадры «новоизобретенных» кораблей.

Указ из Конторы Таганрогского порта инженер-подполковника И. Збородову. 5 января 1771 г.^{1690}

Алексей Наумович Сенявин от 1 января повелевает поврежденной на гавани в прошедшие крепкие ветры волнением временной батареи и сломанный флагшток, а наипаче батарею, как наискорее можно исправить и поставя на нее пушки, иметь флаг и то конечно немедленно сделать…

Однако раньше февраля 1771 г. к серьезным работам приступить не удалось. Более того, вернувшийся в январе из крепости Св. Дмитрия Ростовского Збородов с удивлением увидел как моряки и адмиралтейские служители растаскивают на дрова то, что уцелело от построенной вестовой стенки: доски уже все сняли и теперь тесали брусья и выламывали бревна. В частности, он в январе 1771 г. писал в контору Таганрогского порта: «По приезде моем ныне из крепости Дмитриевской в Таганрог усмотрено мною, что разнесенное построение гавани, обрубы, которые состоят в точном моем ведомстве и находятся у берегов, из которых обрубов морские служители бревна ломают, объявляя якобы на дрова в госпиталь, також и брусья тешут на военные суда, имеющиеся на тех обрубах доски все растасканы: а по какому повелению оное чинится ниоткуда знать мне не дано, а сколько бревен уже выломано не знаю…».^{1691}

Тем не менее, 1771 г. прошел в напряженной работе. Быстрыми темпами была восстановлена батарея, и на нее установили пушки. В результате 18 мая 1771 г., в день выхода в море эскадры Азовской флотилии, крепость салютовала ей. Активно восстанавливалась и вестовая стенка гавани, для которой заготавливался плитный камень (по распоряжению Конторы Таганрогского порта вдоль берегов Таганрогского залива, насколько возможно, был произведен сбор унесенных бревен). И напряженная работа дала свои плоды. 26 августа 1771 г. Збородов доносил А.Н. Сенявину: «После последне отправленного к вашему высокопревосходительству рапорта, работа происходила здесь: гавани вестовую сторону до берега всю заложили и нарубили кроме прежних 67 сажен достальную часть в три ряда и нагрузили каменьями…».^{1692} Таким образом, самая важная часть гавани — вестовая — была сделана.

^{Таганрог. План города 1808 г.}

Далее работы замедлились: не хватало людей и материалов. Кроме того, в 1772 г. в Таганроге свирепствовала чума. И все же к 1773 г. были восстановлены все основные постройки порта (правда, для экипажей не хватало жилья, и приходилось заимствовать его у крепости) и две трети гавани: деревянные молы (забитые изнутри камнем) закрыли ее с западной и юго-западной сторон. Посетивший Таганрог в сентябре 1773 г. во время своего путешествия по Южной России академик И.А. Гйльденштедт так описал увиденное: «Остановившись возле ключа, в полуверсте от моря насупротив небольшого редута Черепаха, замыкающего на востоке Таганрогскую линию. Шагах в 50 на юг этой балки начинается Таганрогская линия (ретрашемент Петра Великого), состоящая из земляного вала в 9 футов высоты, перед коим с северной стороны идет сухой ров. Он тянется до реки Миуса, где также замыкается небольшим редутом Павловским. Для прикрытия вала вдоль линии выдвинуты углы на расстоянии двух ружейных выстрелов один от другого. От этого Павловского редута Миус течет еще верст 30 прямо на запад до моря, где на восточном берегу его устья опять небольшой редут — Семеновская крепость — прикрывает к нему доступ. На это промежуточное пространство 4 года тому назад вслед за взятием Таганрога и его укреплений переселены были 500 семей донских казаков, взятых ото всех станиц. Они составляют Таганрогский казачий полк и разделяются на 5 рот. Первая, вместе с полковым командиром, стоит у самого Павловского редута, остальные вниз по реке, в пятиверстном друг от друга расстоянии до 5-й роты, стоящей у самого Миуса, возле Семеновской крепости. В обеих этих крепостях казаки содержат пикеты, больше же в них ничего нет. В настоящую войну, на этой же линии вверх по Миусу были также поселены три слободы малороссиян, каждая в сто семей. Лесом для своих построек поселенцы запасаются на Миусе, но теперь уже рубят его в сорока верстах выше линии, т. к. ниже уже все вырублено. На топливо казаки употребляют камыш.

19 сентября. Я ездил сегодня в Таганрог, крепость, отстоящую на три версты от восточного конца линии или от редута Черепахи. На пол дороге мы проехали широкую балку, через которую для удобства сообщения проложена плотина, и потому выше скопилась стоячая вода. Эта балка со своими отлогими берегами постепенно понижается к морю: но с южной стороны почва опять поднимается и идет, постоянно возвышаясь до крепости. Крепость стоит на совершенно ровной возвышенности, поднимающейся на 30 саженей над уровнем моря, у которого она с южной стороны обрывается крутым берегом. Длина крепости с востока на запад 600 саженей, а ширина с севера на юг 450. Она окружена сухим рвом с палисадом и правильным валом с батареями и бастионами. Вал примыкает к крутому морскому берегу, составляющему природное укрепление. Противоположную крепости часть моря занимает гавань, обведенная деревянным молом. Мол имеет в окружности 600 саженей, в ширину 3 сажени, а в вышину 10 футов. Он состоит из срубов, наполненных камнями. Две трети его с (западной. — Авт.) стороны уже готовы… Он возведен на старом фундаменте времен Петра Великого. Насупротив гавани, верстах в трех на юг, лежит остров, на котором устроен карантин для судов, приходящих из Крыма.

Гарнизон крепости состоит из четырех батальонов или двух тысяч человек; если прибавить к ним несколько [сот] человек морских чинов, да человек сорок торговцев, то вот и все население города. Дома все бревенчатые и строятся на счет казны. На фундаменты и углы их употребляется плитняк, из которого сооружаются также церковь, пороховой магазин и другие здания. До сорока таких домов уже готовы; в каждом живут по две семьи, в совершенно отдельных друг от друга и одинаковых по величине помещениях. Крыты они гонтою. Для купцов также выстроены в виде четырехугольника каменные лавки и дома, которые отдаются в наймы… Казармы расположены вдоль вала; они вырыты на половину в земле и одеты камнем; над землею поднимаются только четыре бревна».^{1693}

Здесь нужно только добавить, что из-за недостатка собственного жилья для флотских чинов порта арендовал у сухопутного ведомства один штаб- и четыре обер-офицерских дома, а также две солдатских землянки. Обусловлена такая нехватка была ограниченностью ресурсов и сил у флотилии, так как приоритетными ее задачами были усиление корабельного состава и ведение боевых действий. Тем не менее, Таганрогский порт имел практически все необходимые хозяйственные постройки. Кроме каменного здания конторы над портом, все остальные были деревянными, крытыми дранкой, лубом, соломой и гонтом.

Ведомость постройкам Таганрогского порта на 1776 г.^{1694}

Дом флагманский в 14 покоях со службами и принадлежащими к тому надобностями.

Три обер-офицерских корпуса, один о 8, а два о 4 покоях.

Старый обер-офицерский дом о трех покоях (что перевезен из Дмитриевской крепости).

Корпус для жилья канцелярских служителей в пяти покоях.

Три корпуса служительских о тридцати покоях.

Кантора Таганрогского порта с ее департаментами.

Такелажная связь. Строения под горой.

Провиантский магазин с погребами. Адмиралтейская кузница о 12 горнах.

Два корпуса госпитали в 5 больших и 3 малых покоя.

При госпитали портомойня в трех небольших покоях.

Погреб для поклажи льда. Пивоварня.

Кухня для печения хлебов о двух покоях. Амбар для поклажи провианта. При госпитале баня. Временные строения. Мундирный магазин. Погреб для денежной казны. Магазин для провианта. Магазин для поклажи с кораблей такелажа. Кухня для варения пищи к иностранным судам. Смольная (небольшая). Свинешная.

Магазин для такелажа. Мачтовый амбар. Сарай близ кузницы для угля. 7 землянок для жилья адмиралтейских служителей.

Пороховой погреб в столбах обсыпан землей. Артиллерийский двор, при котором лабораторная изба.

Амбар для поклажи материалов. Амбар для артиллерийских припасов. Погреб для поклажи бомб и брандскугелей.

Два сарая, построенные для летнего времени к положению из госпиталя больных служителей.

За городом два кирпичных сарая. Сараи для содержания казенных волов и лошадей. При оной конюшне караульных две землянки. До занятия Таганрога постройки.

Для поклажи конторы Таганрогского порта письменных дел о двух покоях. Старый дом, где ныне имеется морская гауптвахта в двух небольших покоях.

Три дома: два сделанные из кирпичей, а третий деревянный от портового строения. Два покоя, в которых ныне имеются мастерские блоковая и купорная. При оных мастерских кухня.

Кстати, летом 1770 г. в связи с обустройством Таганрога произошел случай, с одной стороны прекрасно проиллюстрировавший всю сложность этих работ, а с другой — человеческие и организаторские качества А.Н. Сенявина. Дело было в том, что Сенявин, предвидя недостаток жилых строений в Таганроге, приказал купить у подполковника Ильина его дом, для перевозки в Таганрог в разобранном виде. Но пока происходили торги, комендант крепости Св. Дмитрия Ростовского, генерал-майор Потапов перекупил этот дом для себя. Узнав об этом, Сенявин послал Потапову 650 рублей, заплаченных им за этот дом, и приказал, разобрав его, доставить в Таганрог.^{1695} И.Г. Чернышев полностью поддержал действия Сенявина, а коменданту крепости Св. Дмитрия Ростовского был сделан строгий выговор.^{1696}

Как свидетельствуют источники, жить и работать в Таганроге было действительно очень непросто. Ветреная весна, жаркое и знойное лето, жестокие холода, перемежающиеся с резкими оттепелями, зимой дополнялись открытостью места для ветров и нехваткой хорошей пресной воды. Вдобавок Таганрогский мыс был практически не обжит, и все пришлось начинать с нуля.

Здесь уместно привести следующий пример. Указом А.Н. Сенявина от 28 ноября 1772 г. был определен способ отапливания помещений: в Таганроге дровами, в Керчи — кизиком, причем в зимнее время полагалось выдавать на каждую печь «трехполенных плах дров по полу, а в летнее — по одной четверти сажени». Зимнее время устанавливалось с 16 ноября по 1 марта, так как те места считали южными. Однако реальность заставила изменить взгляды. И по указу уже Адмиралтейств-коллегий от 20 марта 1778 г. предписывалось, поскольку «всегдашними опытами и сделано, что во весь ноябрь, а также и март месяцы бывает и от ненастливых погод очень немалая стужа, а притом нередко и жестокие морозы, по сему тех месяцев ни как за летние почитать не можно и для того отныне и впредь зимнее время считать ноября с 1-го апреля по 1-е число».^{1697}

Таганрогский порт, ставший главной базой Азовской флотилии, выполнял огромный объем работ в сложнейших условиях мелководья: с 1771 г. он становится центром достройки судов флотилии, а с 1772 г. — и центром судоремонта. Между тем, осуществление достройки, вооружения и снаряжения судов в Таганроге было отнюдь не простым делом. Мелководность гавани заставляла проводить все эти работы, даже у «новоизобретенных» кораблей, на внешнем рейде. Доставку же с берега производили с помощью лодок и шлюпок. При этом ветер и волнение дополнительно затрудняли как доставку грузов, так и сами работы. С достройкой же фрегатов было еще сложнее. Поскольку у них осадка изначально была больше, а по мере завершения работ она только увеличивалась, то их приходилось отводить все дальше и дальше от берега, то есть от порта (так, фрегаты «Первый» и «Второй» начинали достраивать на расстоянии 3 верст от гавани, затем дистанция росла и в итоге превысила 10 верст). При судоремонте же, чтобы ввести корабли в гавань, их нужно было практически полностью разгрузить, а затем с величайшей осторожностью подвести к берегу. Для фрегатов данная процедура была вообще невозможна. Много хлопот приносила и доставка материалов и припасов в Таганрог.

Подводя итог очерку истории Таганрогского порта в 1769–1774 гг., заметим, что комендантом Таганрога являлся тогда генерал-майор Де Жедерас. Восстановление же гавани, а с 1772 г. и «портового берегового цивильного строения» находилось в ведении упоминавшегося инженер-подполковника И. Збородова.

* * *

Таганрог остался фактически единственным российским портом на южных морях и после победного завершения войны 1768–1774 гг. с Турцией, когда по Кючук-Кайнарджийскому миру к Российской империи официально перешли Керчь, Еникале, Таганрог и Азов. И с 1774 г. началось его развитие во второй ипостаси: как торгового порта. Уже в ноябре 1774 г. сюда приходит первое торговое судно из Стамбула.^{1698}

Таким образом, воссозданный в 1770–1774 гг. Таганрогский порт стал первой военно-морской базой России на южных морях. Его роль в обеспечении деятельности Азовской флотилии в завершившейся войне сложно переоценить: здесь происходила достройка практически всех основных кораблей флотилии, здесь же начали осуществлять и их ремонт. Однако проблемы, остро стоявшие перед Таганрогом, и в частности мелководность гавани, недостаток жилья, отсутствие доков, — все это еще раз показывало общее отношение к проблеме базирования кораблей в русском флоте, хотя в данном случае была и веская объективная причина — сил и средств для полноценного развития Таганрога у А.Н. Сенявина просто не хватало. На первый план выходило обеспечение деятельности флотилии на море, что и было сделано.

Тем временем уже в 1775 г. начали оправдываться высказанные до войны прогнозы о большой выгодности для России морской торговли на южных морях при наличии своего порта. Несмотря на недавнее окончание войны, неустроенность порта, напряженность русско-турецких отношений, число прибывших в 1775 г. в Таганрог судов достигло 19 (11 из них имели шкиперами греков, 3 — турок, а 5 судов были под российскими купеческими флагами).^{1699} Суда пришли из Константинополя, Тралезунда, Анатолии, Архипелага. Список привезенных товаров составляли вино, орехи, нардек, духи, яблоки сушеные, кофе, мыло, финики, стручки, ладан, сок лимонный, изюм, пшено, табак, бумага, лимоны, апельсины, инжир, масло деревянное. Кроме того, в 1775 г. в Таганрог из Греции прибыло значительное число греков-переселенцев, составивших первое гражданское население города.

А 5 февраля 1776 г. Екатерина II учредила в Таганроге главный порт Азовского моря с главной таможней. Ей подчинялись Кагальницкая, Темерницкая таможни и таможня у Петровской крепости. 4 же августа 1776 г. был учрежден особый тариф для торговли в Таганроге, с более низкими таможенными пошлинами. Наконец, 27 апреля 1780 г. Екатерина II разрешила свободу поселения в Таганроге и по берегам Азовского моря. Эти меры способствовали довольно динамичному развитию Таганрогской торговли. В итоге в 1780-х гг. Таганрог становится важным внешнеторговым портом России на юге. Именно из него в 1779 г. в западный турецкий порт Смирну через Дарданеллы ушло первое русское торговое судно. Главными предметами вывоза через Таганрог стали сельскохозяйственные продукты, и в частности пшеница, вывоз которой был разрешен с 1792 г.^[279] В целом, изменения объема торговли в 1770–1790-х гг. наглядно иллюстрирует таблица, представленная ниже.

Изменения объема морской торговли Таганрога в 1770–1790 гг.^{1700}

>Период	Привезено товару в среднем в год на:	Вывезено товару в среднем в год на:	Пришло судов в среднем за год
1776–1779 гг.	85 000 руб.	305 000 руб.	29
1793–1797 гг.	270 000 руб.	587 000 руб.	85
Конец XVIII в.	Общий товарооборот	4 000 000 руб.	123

Развитие торговли способствовало и росту города. В 1775 г. Таганрог получил статус города Азовской провинции. А уже к 1782 г. в нем было построено 300 частных домов из дикого камня и деревянных, 3 деревянные церкви (Николаевская, Михайловская и Греческая). В городе проживали 55 купцов, 127 мещан и цеховых ремесленников и 108 других семейств.^{1701} Облик Таганрога в это время представлялся приезжим следующим: «Весь город состоял из одной части. Где теперь живописно раскинуты 2-я и 3-я части, была степь, а где теперь площадь нового базара и конторские улицы — болото, поросшее камышом. Дома и другие постройки были деревянные и из дикого камня на глине и крыты камышом и соломой. Не было вблизи города ни одного кирпичного и известкового завода. Для печей кирпичи выделывали солдаты, жившие в крепости в землянках».^{1702} Несколько дополняют приведенную картину данные П.П. Филевского: «Территория города постепенно разрасталась, однако, в XVIII столетии город был сосредоточен у моря, ближе к гавани, по нынешней Греческой улице, но едва ли далее каменной лестницы. От гавани на юг жили моряки, там же было и адмиралтейство и флотская церковь, ныне Никольская. В глубину материка город далее старого базара не шел; здесь были постройки для трех ярмарок, а далее степь, понижавшаяся к западу и переходившая в болотистую ложбину, поросшую камышом и богатую болотной дичью…».^{1703}

Более конкретно развитие Таганрога как города после 1774 г. шло следующим образом. С 1776 г. к северу за чертой форштадта были поселены греки из Архипелага, построившие в отведенном им квартале близ порта деревянную церковь Константина и Елены. Между тем, сам форштадт, разросшийся к концу XVIII в., занимал полукружие вдоль крепостного гласиса. Его центром стала Петровская (Базарная) площадь с деревянным Успенским собором и ярмарочными лавками. На южном конце форштадта, рядом со слободкой моряков и рыбаков, наметилась еще одна торговая площадь — Рыбная (впоследствии Екатерининская), где шла оптовая торговля рыбой. Важно отметить, что по плану, составленному в 1779 г. инженер-генералом А.И. Ригельманом, развитие застройки шло не как попало, а вдоль улиц, расходившихся веером от крепости на мысу.^{1704}

С 1774 г. проходила и организация территории торгового порта в северо-восточной части прибрежной полосы. Там были поставлены деревянные здания биржи и купеческих магазинов, а с обрывистого берега к ним устроены спуски. Карантин для судов разместили в 2 км от берега на острове Черепашка.

Таким образом, к концу XVIII в. в Таганроге сложился в основных чертах организм характерного южного торгового порта: система торговых площадей среди жилой застройки, порт со всем комплексом его сооружений и квартал ведших посредническую торговлю греков у порта.

Вся заграничная торговля производилась в основном греками. Но торговали не только с Турцией. Уже в 1776 г. в Таганроге была открыта контора торгового дома «Сидней, Джемс и К⁰».^{1705} Развивалось и русское мореходство, но в первую очередь каботажное.^{1706} С 1776 г. в Таганроге действовала штурманская школа, в которой в 1780 г. обучались 17 подштурманов и 16 штурманских учеников. В 1802 г. Таганрог становится центром градоначальства, а в 1806 г. приобретает статус международного порта.^{1707}

Однако центр внешней торговли России на юге с начала XIX в. все же переместился в Одессу, основанную в 1794 г. и получившую по указу Александра I от 1802 г. большие податные льготы на 25 лет.^{1708} О темпах развития через нее торговли прекрасно говорят следующие цифры: в 1795 г. сюда пришли 35 судов, в 1797 г. — уже 87, а в 1802 г. — около 200, причем товарооборот составил 6 млн. рублей.^{1709} Тем не менее, и в первой половине XIX в. Таганрогский порт продолжал играть достаточно видную роль во внешней торговле России, занимая пятое место среди портов, через которые такая торговля осуществлялась. Впереди были только Рига, Петербург, Одесса и Архангельск.^{1710} Мог Таганрог играть и большую роль, поскольку являлся центром торгового тяготения для огромного района примыкавшего к Волге и Дону, однако Петербург уже сделал ставку на Одессу, а российская бесхозяйственность, к сожалению, способствовала стагнации Таганрогского порта.^[280]

^{Таганрог. Вид города в начале XIX в. Литография Гейфслера}

Нельзя не сказать и несколько слов об условиях жизни в Таганроге во второй половине XVIII в. А они были достаточно трудными. Первую проблему составляли температурные перепады. Летом жара достигала +36 °С, а зимой температура нередко была ниже — 20 °С. Весна сопровождалась сильными ветрами и дождями, и только осенью погода была действительно великолепной. Второй проблемой являлась нехватка воды при плохом качестве имевшейся. Большое количество примесей извести способствовало широкому распространению заболеваний почек. Нередкими в рассматриваемое время были в Таганроге и тяжелые инфекционные заболевания, в частности чума.

* * *

Между тем, несмотря на быстрое развитие Таганрога как торгового центра, его гавань влачила жалкое существование. Работы по ее воссозданию фактически закончились в 1774 г., и хотя в конце 1773 г. в Таганрог были направлены 300 работников, а в 1775 г. Екатерина II разрешила использовать и каторжников, больше не продвигались. В июне 1776 г. в отпуск по болезни ушел А.Н. Сенявин, и Адмиралтейств-коллегия в августе того же года приняла Таганрогскую гавань в свое подчинение, назначенному же на место Сенявина контр-адмиралу Ф.А. Клокачеву гавань передавалась лишь в управление. Прежде всего, он должен был ознакомиться с ходом дел и составить отчет.

Результаты знакомства были не самыми лучшими. Да еще разгорелся острый конфликт с И. Збородовым, который в 1776 г. являлся и комендантом Таганрогской крепости. Суть же конфликта, к сожалению, тривиальна: Клокачев потребовал от Збородова отчета о положении дел и плана дальнейших работ, но тот вначале стал тянуть время, а затем, когда Клокачев прислал к нему адъютанта с требованием выполнить указанные требования, ответил, что Ф.А. Клокачев ему не указ и его «ордерами [он] подтирает то, что благопристойность претит тут сказать» (кстати, на непристойные поступки и грубость Збородова были и другие жалобы). В результате в конфликт вмешался Г.А. Потемкин: И. Збородову было предписано немедленно представить требуемые сведения и объяснить свои действия, а пока же он отстранялся от своих должностей.

Из материлов о конфликте контр-адмирала Ф.А. Клокачева и бригадира И. Збородова

1. Из письма Ф.А. Клокачева И.Г. Чернышеву от 6 ноября 1776 г.^{1711}

По довольно прошедшей в бытность мою здесь терпимости и нахожусь принужденным В. С. милостивому государю изъяснится; от господина бригадира и коменданта Збородова, на посланные от меня к нему одно из Петербурга, а другие здесь повеления, против данных мне от Государственной Адмиралтейств-коллегий двух указов, о препорученном ему гаванном, береговом и цивильном строении требовал плана и следующего сведения: что сделано? что надо сделать? Довольно ли лесов и припасов? О деньгах, о коих к нему и от господина адмирала и кавалера Сенявина троекратно ордерами писано было, и с чего я мог рассмотреть и с верным обстоятельством донесть коллегии; но на те мои повеления не только исполнения, но и ответов в получении не имею, а как он, господин Збородов, сверх того обязан двумя должностями комендантскую и по здешнему городу гражданскую, почему и за всем строением собственного ево присмотра никогда сделать не может, что и примечено мною.

Чего для В. С… донеся и всепокорнейше прошу, если все то удостоите от меня принять самую справедливость, то и не соблаговолите ли приказать господина Збородова возложением на него кроме строения двух должностей, ныне от оного отрешить и препоручить с находящейся при оном всеми служителями под собственный мой присмотр здешней Конторе над портом, так как оное и прежде в ведомстве ее было.

2. Из письма Ф.А. Клокачева И.Г. Чернышеву от февраля 1777 г.^{1712}

…Минувшего месяца 26 числа посылаемому от меня к нему [Збородову] по собственной надобности в дом штата моего адъютанту между другими презрительными выражениями приказал мне объявить, что ордерами моими подтирает то, что благопристойность претит тут сказать (курсив наш. — Авт.), но я и сей ево поступок простил и поставил на щет азартному гневу ево и не трезвости, однако и за тем снисхождением моим отважился еще на посланный от меня к нему 4 числа сего месяца о заготовлении плиты ордер не только словесно, но и письменно в предосуждении долга и узаконениям… и чести моей, отозвался якобы я несведущ, и не тово звания и искусства человек…

3. Копия с ордера Г.А. Потемкина И. Збородову от 4 февраля 1777 г.^{1713}

Препровождая при сем копии с сообщения ко мне Е.С. Адмиралтейств-коллегий вице-президента графа Ивана Григорьевича Чернышева и рапорт господина генерал-майора и Азовского губернатора Черткова предлагаю вам по первому на требуемые от вас сведения о строении Таганрогской гавани к господину контр-адмиралу Клокачеву дать обстоятельный отчет немедленно, а по второму, против показанной означенных в рапорте господина Азовского губернатора о непорядочных ваших распоряжениях и поступках прислать мне объяснение ваше, до получения которого предписал я помянутому господину губернатору отказав вам от команды Таганрогскую крепость препоручить старшему по вас офицеру… а вас отправить для подачи требуемого отчета к означенному контр-адмиралу Клокачеву.

В конце концов И. Збородов представил требующиеся сведения. По его плану для достройки гавани и порта требовалось 273 079 руб. 89 коп.^{1714} Ознакомившись, Ф.А. Клокачев не согласился с ним и через некоторое время представил свой план и смету на его выполнение. Излагая свои соображения, он первым делом показал развернутую картину состояния дел, и в частности, отметил, что ряд построек морского ведомства оказались в зоне крепостной обороны, где строить было запрещено. В их число входили: морской госпиталь (к тому же, рядом планировалась постройка еще и флотской церкви и «связи» (то есть сруба, избы) для медицинских чинов), артиллерийский двор, кузница и мастерские рядом с ней. Исходя из этого, офицеры инженерного ведомства требовали: «чтоб при госпитале церковь, а для медицинских чинов связь, также и что еще недостроено и конюшенные сараи на тех прежде назначенных местах в противность фортификационной регуле не возобновлять, хотя де по нужде и может на нынешний случай остаться, однако ж между тем стараться изыскивать к построению всего того в указном от крепости расстоянии другое место, что же касается до мастерских [то] буде вне крепости им быть не можно, то хотя и внутри выстроить, но только в другом месте по берегу или где удобнее под самой крепостью, дабы чрез то все оное на теперешних местах строение при востребованном случае крепостному укреплению быть более помехой не могло».^{1715}

Далее уже шли конкретные предложения по решению этой проблемы и по достройке гавани и порта. На все требовалось 246 108 руб. 1 коп.^{1716} Раскладывалась же эта сумма следующим образом: на достройку другой половины деревянной гавани требовалось в два года 46 979 руб. 77¹/₂ коп., каменной «паралель линии» 67 205 руб. 86 коп. в течение четырех лет, «пирамиды» в полуциркульном бастионе 1132 руб. 54 коп., а всего 115 318 руб. 17¹/₂ коп. Кроме того, на постройку для чистки гавани дополнительно двух машин с понтонами нужно было еще 3571 руб. 67 коп. Таким образом, «чтоб гавань привести в состояние по указу 10 ноября 1769 г. нужно было 118.889 рублей 84¹/₂ копеек».^{1717}

На береговые постройки в течение четырех лет требовалось выделить 121.115 рублей 93¹/₂ копейки, на вымостку въезда в порт единовременно требовалось 1454 рубля 60 копеек, да за полагаемые от гарнизона жилые постройки следовало истребовать 4647 рублей 63¹/₂ копейки.^{1718}

Кроме того, Ф.А. Клокачев отдельно указал суммы необходимые на поддержание исправного состояния всего вышеуказанного. В частности, на ежегодный ремонт гавани требовалось по 4 тыс. рублей, «параллель линии» по 200 рублей, дноуглубительных машин по 1358 руб. 33¹/₄ коп., берегового строения по 4 тыс. руб., а всего в год 9558 руб. 33¹/₄ коп.^{1719}

Налицо же от 200 тыс. руб. осталось только 35 тыс.^{1720} Поэтому Ф.А. Клокачев просил рассмотреть изложенный им план и выделить требуемые суммы. При этом он особенно настаивал на сооружении каменной стенки вдоль берега гавани, чтобы смываемый водой с берегов грунт не привел к обмелению гавани, а также на покупке у сухопутного ведомства штаб-офицерского и 4 обер-офицерских домов и 2 землянок-казарм для нижних чинов.

Оценочная стоимость указанных контр-адмиралом Ф.А. Клокачевым объектов^{1721}

^{Наименование … Стоимость}

Штабской дом один … 741 руб. 39 коп.

Обер-офицерский дом один … 757 руб. 96 коп.

4 обер-офицерских дома … 3031 руб. 84 коп.

Солдатская землянка одна … 437 руб. 20¹/₂ коп.

2 солдатских землянки … 874 руб. 40¹/₂ коп.

Что же касается оценки состояния данного жилья, то Ф.А. Клокачев писал так: «И с моей стороны объявленные штаб- и обер-офицерские дома против портовых одинаково деревянных, к прочности считаю весьма благонадежнее и совершенно однако деревянных не дороже; так же и землянки поелику они до поверхности земли внутрь сделаны из жженого кирпича следственно если деревянная поверхность придет в негодность, то по непоколебимой кирпичных стен твердости, не только к починке, но и совсем к наделке вновь поверхности капитала требовать будут меньше, да и к житью служителям ничем деревянных так как ныне морские служители в них и других таковых же гарнизонного ведомства землянках живут хуже примечены и быть не могут».^{1722}

Но Адмиралтейств-коллегия, уже занятая главным образом событиями в Днепровско-Бутском лимане, свернула финансирование. Свернула, несмотря на отмечавшуюся Екатериной II значимость сохранения Таганрога и собственное решение 1777 г. сохранить Таганрогскую военно-морскую базу, а также очевидную важность наличия хорошей гавани для базирования имевшихся сил Азовской флотилии. К сожалению, Таганрог стал очередным примером проявления российской бесхозяйственности, а также пренебрежительного отношения к проблеме состояния пунктов базирования флота, хотя последнее самым прямым образом влияло на его боеспособность. Но если на местах это чаще всего отлично понимали и беспокоились (как в данном случае и Контора Таганрогского порта), то в центре предпочитали «экономить».

В итоге, по указу Адмиралтейств-коллегий от 17 сентября 1778 г., к 1781 г. было построено только ограждение в восточной части гавани. Контора Таганрогского порта так сообщила об этом Адмиралтейств-коллегий: «Остовая линия… от зюйд-вестового бастиона, во всю ширину гавани до самого берега, чтоб в гавань проезду не было, а во время больших вестовых ветров прибылою водой лесов не уносило изнутри гавани подле самого старого той линии фундамента, сваями одной от другой чрез полторы сажени перебита и к ним во всю высоту из досок прибоины прибиты».^{1723} Однако отсутствие специального финансирования на ремонт гавани после сильных штормов 1782–1783 гг., серьезно повредивших молы, привело их в крайне ветхое состояние. Сильно обветшали и многие береговые постройки. В 1782 г. контора Таганрогского порта с горечью сообщала в Петербург, что «гавань ныне наиболее пришла в такую ветхость, что в прошедшую зиму во время несения льда от оного вся имела не только в местах по худости движение, но во многих частях и повреждение, так что совсем остались полые места, равным образом и крышка на оной от давнего лежания пришла в такую худость, что и пройтить по ней почти не можно; портовое же береговое цивильное строение, а паче то, которое сначала заведения порта построено так ветхо, что и починкою исправить едва можно, а ежели далее запустить без исправления то и совсем подвергнется трухлости».^{1724}

Тем не менее, на все просьбы Конторы Таганрогского порта о выделении средств Адмиралтейств-коллегия отвечала отказом. Не была удовлетворена даже неоднократная просьба о выделении средств на создание в Таганрогской гавани стенки вдоль берега, способной не допустить ее обмеления из-за сползания грунта в море. В результате, уже в 1781 г. контора Таганрогского порта вынуждена была докладывать в Петербург следующее: «Да как здешняя гавань по не имению паралель линии от текущей с гор после растаявших снегов и дождевых с землей вод и отваливающихся с крутости горы великими глыбами земли, время от времени приходит в такую мелкость, что где прежде в ординарную воду для нагрузки провиантом и прочими припасами беспалубные боты да баркасы к берегам приставать могли, тут ныне и порожние ялы далеко от берега приходить не могут, да и вся гавань против прежнего становится гораздо мельче».^{1725}

Только в 1784 г. было принято решение о строительстве в будущем каменных молов, а до тех пор поддерживании состояния существующих, но и то не полностью (только западного и части юго-западного молов). В указе Адмиралтейств-коллегий, в частности, говорилось: «Понеже Таганрогская гавань по старому фундаменту, по которому ее возобновить должно, имеет всей длины до 500 сажен, а ширины до полагаемой от берега паралель линии 90 сажен, в каковом обширном пространстве содержать ее коллегия нужды не находит… а останется только иметь там гавань для ботов транспортных и других того рода судов и галер, когда оные спустить будет надобно, также и для купецких судов, то по сему коллегия за должное почитает оную продолжать от вестовой части за ворота к осту не более еще 30, так что всего пространства будет в длину 290 сажен и тут вместо поперечной линии сделать из бревен плавучий мост побив изредко сквозь ево сваи, так, чтобы на оных тот мост при возвышении и унижении воды свободно подниматься и опускаться мог».^{1726} Разрешены были в 1784 г. и исправления портовых строений, но только самые важные.^[281]

Из материалов о «борьбе» Конторы Таганрогского порта и Адмиралтейств-коллегий за спасение Таганрога

1. Из протокола Адмиралтейств-коллегий за июнь 1782 г.^{1727}

По рапорту Конторы Таганрогского порта (за 24 мая 1782 года) в коем упоминая прежние свои в коллегию представления о перестройке по сущей ветхости Таганрогской гавани и о починке портового берегового цивильного строения и о исходатайствовании потребной на то суммы денег, представляет, что та гавань ныне наиболее пришла в такую ветхость, что в прошедшую зиму во время несения льда от оного вся имела не только в местах худости движение, но во многих местах и повреждение, так, что совсем остались полые места, равным образом и крышка на оной от давнего лежания пришла в такую худость, что и пройтить по ней почти не можно, хотя де вместо таковых худых мест, дабы наиболее не довесть до крайнего разорения и приказано из наличных лесов заготовленных к исправлению судов исправить, но сего быть может не достаточно; портовое же береговое цивильное строение, а паче то, которое с начала заведения порта построено, так ветхо, что и починкою исправить едва можно, а ежели далее запустить без исправления, то и совсем подвергнется самой трухлости, а потому о том представляя, испрашивает на все то указа, объявляя при том, что ежели де вышепомянутая гавань останется на будущую зиму еще таковой же, то от идущего льда едва ли устоять может.

Приказали: оной рапорт сообщив с прежними представлениями о помянутой гавани доложить, а как из сего рапорта значится, что Контора приказала исправлять ту гавань из наличных лесов, заготовленных для исправления судов, то сего коллегия не апробует, о чем в ту Контору послать указ с тем, чтоб таковые леса конечно для исправления лесов, на кои они заготовлены, сохранить, и не инаково употребляться должны, как в самом необходимом случае, и так, чтобы затем в исправлении судов остановки последовать не могло. Подписали 23 июня 1782 года.

2. Из протокола Адмиралтейств-коллегий за август 1782 г.^{1728}

…Контора Таганрогским портом доносит, что как минувшего мая с 25 на 26 число во время случившегося от веста крепкого ветра прибылой бывшей свыше ординарной на 8¹/₂ фут воды великим волнением оной гавани с вестовой линии и зюйд-вестового бастиона не только бруствер весь сбило, но и валганка великое множество, а в некоторых местах и до самой лежащей в обрубах плиты в куски изломало, и от того, лежащих в сделанных в бруствере каморах ядер, книппелей, да стоящих по гавани пушек, не малое число попадало в воду, а по сему, если бы и оное гавани повреждение оставить без исправления, то в случае такового же волнения, достальные части обрубов сбило и стоящим в той гавани судам последовало б немалое повреждение, что в зимнее время от сильных вестовых ветров движимостью и силой льда последовать может, в получение же ныне вышеписанного указа, та Контора определила, сколько помянутой гавани и то в самых нужных местах исправлено оное оставить и более не исправлять, представляя при том, что если за не исправлением показанной гавани последует еще чему и состоящему во оной повреждение и казенному интересу ущерб, того б на той Конторе взыскано не было.

Приказали: Как помянутым указом предписано был единственно, чтоб только леса заготовленные для исправления судов соблюсти, дабы за тем не было в их исправлении остановки, а гавань исправлять не запрещено, то Конторе оставлять оное исправление не для чего, но сие неинаково производить, как в самом необходимом случае, дабы только ветхое сколь можно поддержать, ибо оная со временем строена быть должна вновь в каменная; и такие леса на исправление употреблять, кои б к судовому исправлению не следовали. Подписали 12 августа 1782 года.

3. Рапорт Конторы Таганрогского порта Адмиралтейств-коллегий от 13 сентября 1782 г.^{1729}

Е. И. В. указ из оной коллегии от 25 августа сего года под № 140 о употреблении к починке Таганрогской гавани из заготовленных для Кутюремских эллингов лесов с возвратом впредь, сплавливая те леса до порта наемными людьми и о прочем в Конторе Таганрогского порта сего месяца 9 числа получен…

4. Рапорт вице-адмирала П.А. Косливцева Адмиралтейств-коллегий от 11 января 1783 г.^{1730}

Сначала 18-го числа ноября прошлого 1782 года наступивших здесь морозов по продолжительности и крепости их казалось, что на рейде лед довольно утвердился, но после того случившаяся и продолжавшаяся четыре дня с непрестанным дождем оттепель много оный ослабила, а с 4 на 5 число [декабря], сделавшимся от зюйд-веста крепким ветром, весь лед встревожило, и прижимая его к зюйдовой гавани линии, как на представленном при сем плане Адмиралтейств-коллегия усмотреть соизволит, зюйдового бастиона левой фасы не только бруствер совсем изломало, но и валганка на 15 сажен повредило и на валганк чрез бруствер во весь фас льда набило вышиной от валганка две с половиной сажени; зюйдовый линии идучи от бастиона к ковшу недовольно, что бруствер, но и валганк совсем внутрь гавани длиной на 23 сажени выперло и в то место, где были тарасы набило льду вышиной выше валганка три сажени и два фута, а от ординарной воды пять сажен; в полуциркульном бастионе, на остовой линии с утла бруствер на 24 сажени изломало и таковую же груду льда набило; по другую сторону ковша недоделанной гавани длиной на 45 сажен недовольно, что тарасы вверх подняло и их внутрь гавани вдавило, но переломав бревна, стоя поставило, да и во всю зюйдовую линию означенных же высот… льда гору набило, но по счастию во многих местах тот лед не дошел до гавани, а ежели б весь оной сильно прижало как в вышеозначенных местах к гавани, то б и всю зюйдовую линию в прах иломало.

Хотя означенные интервалы и приказал я починивать в силу оной коллегии от 25 августа прошлого года указа из лесов, заготовленных к делу на Кутюрьме эллингов, но не уделив к тому от других работ людей, не сделав при оных медленности или и остановки, то и великой гавани починки и во все будущее лето исправить не уповаю.

5. Из протокола Адмиралтейств-коллегии за 10 мая 1783 г.^{1731}

По рапорту Конторы Таганрогского порта коим доносит, что сделавшимся минувшим марта 26 числа вестовым крепким ветром большим волнением и прибылой водой, состоящую при тамошнем порте военную гавань по вестовой линии повредило пространством в длину на 35 сажен, так, что обрубы из настоящего своего препорциольного места выбило вон и осталось только от горизонта два ряда, да по оной же линии, как на бастионе, так и на полуциркульной фланке во многих местах оборонительные бревна и с бруствера, имеющиеся на крышке доски отбило; по вестовой линии и ходить уже сделалось нельзя, почему той контрой и определено все те поврежденные части исправить, употребляя на то кои годятся из старых то той же гавани лесов, а по недостатку их из новых эллингов…

6. Рапорт Конторы Таганрогского порта Адмиралтейств-коллегии за 18 ноября 1783 г.^{1732}

Контора Таганрогского порта, имея в рассуждение, что состоящее в Таганрогском порте береговое цивильное строение, как то магазины с погребами, покои, в коих жительство имеют штаб- и обер-офицеры и нижних чинов служителей, от давнего их построения приходят в глубочайшую ветхость, которые до сего хотя и были поправляемы оставшими от прежнего заготовления к тому строению лесов и материалов, а ныне, тех лесов уже ничего нет, материалов же, хотя и есть, но самая малейшая часть, а других потребных к тому и совсем не имеется, паче же гвоздей, кои по необходимости забираются из заготовленных ко исправлению судов; денег же подлежащей на гаванное возобновление и протовое береговое цивильное строение, ныне возвращенных из церковной суммы налицо 157 рублей 40¹/₄ копеек, да еще должно по собрании в церкви возвратить 718 рублей 2 копейки… помянутое же цивильное строение так обветшало, что оное почти и поправить нельзя, а должно в других частях перенесено, особливо же над ними крышки…

7. Из материалов Адмиралтейств-коллегии за 16 января 1784 г.^{1733}

Прошедшего января 16 числа коллегией на рапорт Конторы Таганрогского порта от 18 ноября прошлого 1783 года… определено: Понеже Таганрогская гавань по старому фундаменту, по которому ее возобновить должно, имеет всей длины до 500, а ширины до полагаемой от берегу паралелль линии 90 сажен, в каком обширном пространстве содержать ее коллегия нужды не находит… а останется только иметь там гавань для ботов, транспортных и других того рода судов и галер, когда оные спустить будет надобно, также и для купецких судов, то по сему коллегия за должное почитает оную продолжать от вестовой части за ворота к осту не более еще 30, так что всего пространства будет в длину 290 сажен и тут вместо поперечной линии сделать из бревен плавучий мост, побив изредка сквозь его сваи, так, чтобы на оных тот мост при возвышении и унижении воды свободно подниматься и опускаться мог…

8. Указ Адмиралтейств-коллегий Конторе Таганрогского порта от 26 июня 1784 г.^{1734}

…Определили: 1-е. оной Конторе, исправя ныне необходимо нужные места гавани, доколе к строению каменной приступлено, или в Севастополе таковая гавань заведена не будет, впредь починками оную во избежании на ненужную излишнюю часть расходов поправлять на той только дистанции, каковая в прежде посланном в сию Контору от 16 января сего года указе предписана; а именно от вестовой части за ворота к осту не более еще 30 сажен, а всего в длину 290 сажен, поддерживая только самые ветхости, так, чтоб большого иждивения употребляться не могло, на что поелику уже прежде ассигнованная на возобновление той гавани сумма вся употреблена, назначить впредь необходимо надобную ежегодную сумму без излишества по обыкновенному на такие починки положению и коллегию рапортовать. 2-е. Цивильное строение, буде конечно таковых починок требует, что не можно без того обойтись, коллегия по тому ж позволяет исправить, поддерживая только самые необходимые ветхости, так, чтоб избежать единственно безобразия и в житье людям опасности…

В результате только эти работы и производились в последующие годы, поскольку к строительству каменных молов так и не приступили. Однако обветшание гавани не могло долго продолжаться, и сильнейшим штормом, случившимся 23 июня 1795 г., она была практически разрушена. Вот как описывал события того дня в своем донесении Екатерине II Н.С. Мордвинов: «В Таганроге июня 22 текущего года около 9 часов вечера начался от юго-запада умеренный ветер, а на заре 23 дня возстал от WZW, при бурных и порывистых вихрях шел проливной дождь, вода в гавани чрезвычайно возвышалась, меньше нежели в 2 часа на рассвете затопила в гавани магазины: такелажный, мачтовый, экипажеский, угольный, кузнечную мастерскую, пристань у магазинов, еленги у мачтового сарая, разрушила их, строения во многих частях разбила и разнесла множество вещей.

Люди от всех работ обращены были спасать суда в гавани стоявшие и казенный лес, грозная же буря, великое волнение моря, сильный дождь во весь день и следующую ночь не утихали; возвышение воды было на 13 футов 10 дюйм. В 7 часов утра волны и буря подняли обрубы гавани, деревянные ее части южная и юго-западная из которых первая длиной 231 сажень, а другая с полукруговым бастионом 161, сорваны с основания с бруствером, валганком, оборонительными ото льда бревнами и несколькими пушками у ворот гавани лежавшими и скоропостижно низвергнуты в гавань… Оставшаяся южная часть гавани, длиною не более 34 сажен, тяжестью пушек удержанная, артиллерийская пирамида к юго-западу на твердой земле, караульный дом и часть полукругового бастиона, обложенного множеством тяжелых якорей, очень повреждены и к службе не надежны… Плотина казенной госпитали, берег укреплявшая, разрушена и разнесена, а госпитальный квартал подмыт водой, частью развален и разнесен, а частью приведен близко к падению, смольная мастерская также подмыта и унесена. На бирже наводнением затоплено множество купеческих товаров».^{1735}

* * *

Что же касается истории Таганрога как военно-морской базы России после 1774 г., то здесь нужно отметить следующее. Невозможность постройки на Дону линейных кораблей, сложность быстрого введения в строй судов, построенных на донских верфях, и трудность базирования уже действующих кораблей на Таганрог привели к переносу в 1775 г. центра кораблестроения на Черном море в Днепровско-Бугский лиман. После этого внимание к Таганрогу сразу ослабело, хотя в 1777 г. Адмиралтейств-коллегия и указала на необходимость его сохранения, как одной из баз флота. С 1779 же года начался постепенный перевод кораблей Азовской флотилии в Днепровско-Бугский лиман (правда, в связи с необорудованностью порта в Глубокой Пристани, большинство их в итоге пришло там в негодность).

Однако в 1774–1783 гг. Таганрог по-прежнему оставался единственной базой флотилии, а главное — важнейшим центром ремонта и достройки боевых кораблей. В частности, именно здесь в 1777–1787 гг. были достроены фрегаты типа «Пятый» (3 единицы), типа «Восьмой» (9 единиц), типа «Кинбурн» (4 единицы). Если учесть, что до 1787 г. эти силы составляли основу Азовской флотилии и Черноморского флота, то значение донских верфей и Таганрогского порта становится очевидным.

Заметим, что в 1787 г. из 5 линейных кораблей и 20 фрегатов, числившихся в составе Черноморского флота России, 15 фрегатов были судами, построенными на донских верфях. Кроме того, большинство малых судов, входивших в состав этого флота, также были построены на донских верфях, среди них: 2 шхунары, 7 палубных ботов, 7 галиотов.

Более того, значение Таганрога, как важного звена в судостроении, даже повысилось в межвоенный период. Кроме достройки кораблей и их текущего ремонта, в 1777–1785 гг. здесь был проведен капитальный ремонт 20 (то есть большинства) судов флотилии (а у многих еще и модернизация — улучшение мореходных качеств и усиление артиллерии). В частности, были капитально отремонтированы фрегаты «Архипелаг» и «Почтальон», «новоизобретенные» корабли «Хотин», «Азов» (превращен в бомбардирский корабль), «Таганрог», «Корон», «Модон» и «Журжа», большой бомбардирский корабль «Яссы» (превращен в транспорт) и малый бомбардирский корабль (превращен в палубный бот), 3 поляки, 3 шхуны и 3 палубных бота. Кроме того, галиот «Осел» был переделан в транспорт «Таганрог». В 1775 же году в Таганроге построили дноуглубительную машину.

Имеющиеся в нашем распоряжении архивные документы позволяют представить и место, а также способ проведенных работ. Согласно им, тимберовка проходила в Таганроге двумя способами. В первом случае работы производились в Таганрогской гавани прямо на воде и состояли из переборки надводной обшивки и палубных настилов и последующего килевания.^[282] Так, в частности, был осуществлен капитальный ремонт «новоизобретенных» кораблей.

Вот как Ф.А. Клокачев писал об этом И.Г. Чернышеву 10 июля 1778 г.: «Да как уже я В. С. и коллегии доносил, что новородные корабли предложено и стараюсь как можно их перетимберовать, из которых уже по перетимберовании Модон давно ко флотилии отправлен; Журжа, вооружась, выведен на рейд и скоро отправится, мог бы с ним вместе быть готов и бомбардирский Азов, но по несчастию по перетимберовании при килевании настоящая от киля до ватерлинии обшивка оказалась весьма червями изъедена, почему оную вновь всю кладут и один бок совсем окончен, да и другой ежели вода поворотить и повалить позволит, уповаю недели в три отделают, а после того, вооружа, как скоро можно будет, отправлю ко флотилии и надеюсь эти три судна еще лет пять безнужно с пользою послужить могут; да токмо бывшее прежде бомбардирское, а ныне в транспортное перетимберовывающееся судно Яссы, где подводная настоящая обшивка надежна, то отныне недель через шесть будет хорошим для транспорта судном. У Хотина вся обшивка до подводной части и палуба раскрыты и теперь начинают его перетимберовывать; думаю и его ежели не ноября, то декабря к первому числу сделаю благонадежным судном, а равно оному в зимнее время до весны уповаю Корон и Таганрог… ежели лесов достанет успею переделать, да может быть смотря по лесам приступлю и к Бухаресту…».^{1736}

Таким образом, тимберовка «новоизобретенных» кораблей, оказавшись отличной от традиционного «сухого» способа, не стала менее трудоемкой, как в силу этой специфики, так и мелководности Таганрогской гавани. В результате, как следует из представленного ниже документа, в 1781 г. Контора Таганрогского порта запросила Адмиралтейств-коллегию приравнять местные ремонтные работы к аналогичным, проводившимся в Кронштадте, почему и оплатить труд корабельных мастеров по тем же расценкам.

Из донесения Конторы Таганрогского порта Адмиралтейств-коллегий. 11 января 1781 г.^{1737}

В присланном в сею Кантору оной коллегии из экспедиции интендантской по интендантскому департаменту от 23 октября прошлого года указе написано, что оная коллегия по рассуждению своему определила: корабельным мастерам за свершенную перетимберовку в Кронштадтском канале кораблей и фрегатов производить награждение по рублю по 50 копеек с пушки, а при Таганрогском порте в гавани, начав с 1777 года по ныне в разные времена не корабельным, но мачтовым мастером перетимберовано шесть новоизобретенного роду кораблей, из коих и имеют пушек Модон и Журжа по четырнадцати, да гаубиц по две, Азов, превращенный в бомбардирский пушек четырнадцать, гаубиц две и мортир две ж; Хотин пушек тридцать; Таганрог и Корон пушек по двадцати восьми, да гаубиц по две… прежде бывший малой бомбардирской, а ныне бот седьмой пушек восемь, и из них корабли Модон, Журжа, Азов… в кампаниях были и оказались против прежнего, равно и все прочие к мореплаванию и военным действиям отменно способными, да и к продолжению еще немалого времени службы благонадежными быть могут, а притом и батареи сверхпрежнего числа усилены на Хотине, Таганроге и Короне пушек по четырнадцати, фальконетов по четыре ж, Азов двумя мортирами и четырьмя фальконетами… и по списку всех тех судов перетимберовка не в канале, но в таком месте происходила, где никакой от вод не только защиты нет, но паче в котором произвождение того случающаяся великая прибыль и убыль вод, причиняли немалое в перетимберовке оных препятствие, а тем излишнее затруднение… почему и за полезно надобное наградить Кантора почитает возможным оного мачтового мастера.

Во втором же случае на стапель, сооруженный на берегу гавани прямо под крутым обрывом, вытаскивались полностью разгруженные корабли, после чего и производился капитальный ремонт. Затем, во время наибольшего подъема воды, отремонтированный корабль спускали и выводили из гавани на нужную глубину. Следует отметить, что в связи с мелководностью гавани спуск кораблей производили без их внутренней отделки. Ее проводили уже вне гавани, как и при достройке кораблей. В качестве примера можно привести тимберовку фрегата «Почтальон».

Интересен и еще один факт межвоенной истории Таганрога. В 1783–1785 гг. стараниями Ф. Фурсова в нем едва не была организована одна из первых в России частных верфей по постройке кораблей для русского военно-морского флота. Но отечественная безалаберность загубила весьма интересный проект.^[283] В результате Черноморский флот не получил ни фрегатов, ни бомбардирских кораблей. Таганрог же не смог получить статуса судостроительного центра.

Все указанные выше обстоятельства заставляют еще раз подчеркнуть бесхозяйственность Петербурга, тратившего большие средства на судостроение, но мало уделявшего внимания проблемам базирования построенных кораблей. А ведь от этого их боеспособность зависела в значительной мере. Именно об этом в Петербург писали и Контора Таганрогского порта, и командование флотилии. Но поверхностное отношение к проблеме базирования является вечной проблемой российского флота, и Таганрог, к сожалению, не стал исключением.

С учреждением же в 1783 г. Севастопольской базы и фактической ликвидацией Азовской флотилии, значение Таганрога как военно-морской базы постепенно сошло на нет, там продолжали базироваться только малые суда. С прекращением же судостроения на донских верфях в 1785 г. он утратил и роль центра достройки кораблей. Однако начавшаяся Русско-турецкая война 1787–1791 гг., возродившая судостроение на донских верфях, вернула Таганрогу функцию достроечного пункта. Вдобавок там во время войны подготавливались и крейсерские суда. Более того, в 1791–1793 гг. в Таганроге даже был построен 32-пушечный фрегат «Поспешный».

Поскольку деятельность Таганрога и донских верфей в годы Русско-турецкой войны 1787–1791 гг. практически не освещена, дадим ее краткую характеристику. 31 августа 1787 г. Севастопольская эскадра под командованием М.И. Войновича (3 линейных корабля и 7 фрегатов) вышла к Варне на поиски турок, но вместо встречи с неприятелем ей пришлось выдержать там сильнейший шторм. После него на базу не вернулись линейный корабль «Мария Магдалина» и фрегат «Крым». Остальные корабли и фрегаты пришли сильно потрепанными, и лишь фрегат «Легкий» сохранил все мачты. Ни в одном сражении корабли Черноморского флота не получали таких повреждений.

Павший на некоторое время духом Г.А. Потемкин под воздействием Екатерины II достаточно быстро пришел в себя и вновь развернул активную деятельность по восстановлению и усилению Черноморского флота. И донские верфи здесь очень пригодились.

Уже 28 сентября 1787 г. Н.С. Мордвинов предложил Г.А. Потемкину следующее: «по нынешним обстоятельствам должно возобновить верфи на Хопре… а в Таганроге построить можно несколько фрегатов. Сими способами можем вскоре соорудить новый флот, и ополчиться сильной рукой на неприятеля». В частности, Мордвинов предлагал построить на Гнилой Тоне 2 фрегата и 6 дубель-шлюпок, а на Новохоперской верфи 2 катера и также 6 дубель-шлюпок. Естественно, судостроение предполагалось проводить и в Херсоне, но пока главная тяжесть должна была лечь на донские верфи.

Потемкин одобрил предложение, и Н.С. Мордвинов 21 октября писал Черноморскому адмиралтейскому правлению:^[284] «Е. С. князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический словесно приказать мне изволили: флот черноморскийумножить, и для того возобновить верфи в Таганроге, на Хопре и польских дачах Его Светлости…». А на следующий день Н.С. Мордвинов уже писал командиру Таганрогского порта, капитану 1 ранга П.В. Пустошкину, сообщая о том, что он вскоре получит указ о постройке 40-пушечных фрегатов и дубель-шлюпок и для того должен не мешкая начать подготовку. При этом Мордвинов особенно подчеркивал следующее: «Правление приметило усердие ваше в скорой проводке фрегатов и известно о добром порядке, который восстановили вы в портах вам порученных, почему и впредь полагает на вас наивеличайшую надежду». Действительно важность донских верфей в сложившейся обстановке было сложно переоценить.

Уже 4 ноября 1787 г. последовал указ Черноморского адмиралтейского правления о постройке на Гнилотонской верфи 2 40-пушечных фрегатов и 6 дубель-шлюпок из лесов, находившихся на Рогожской верфи. Кроме того, в ноябре же П.В. Пустошкину приказали возобновить судостроение и на Новохоперской верфи, построив там 2 катера (брига) и 6 дубель-шлюпок. Проанализировав ситуацию и лично осмотрев Рогожскую верфь, П.В. Пустошкин предложил строить фрегаты на ней, учитывая наличие поблизости лесов, практическую готовность 2 эллингов и возможность завершить необходимые постройки (в рапорте он подробно разбирает, что нужно отремонтировать, а что построить). Кроме того, П.В. Пустошкин указывал, что доставлять леса на Гнилую Тоню долго и дорого, а Рогожская верфь более удобна для строительства фрегатов, их достройки и перевода в Таганрог (не надо проводить Доном, что экономит время). Также в связи с тем, что на этих фрегатах планировалась 36-фунтовая артиллерия и, следовательно, их размеры должны были быть большими, чем у предыдущих фрегатов, П.В. Пустошкин предлагал построить 2 новые камели, также на Рогожской верфи.

Черноморское адмиралтейское правление утвердило все предложения. Таким образом, развитие донских верфей дошло до логического конца: обеспечивалась работа верфи в самой дельте Дона и устранялся такой сложный и долгий этап их постройки, как проводка по Дону.

23 декабря 1787 г. корабельным подмастерьем И. Дожниковым на Рогожской верфи были заложены 2 фрегата 40-пушечного ранга «Петр Апостол» и «Иоанн Богослов». Ими началась серия из 6 таких фрегатов, построенных на Рогожской верфи (по ходу дела они превратились в 46-пушечные фрегаты, а в 1788–1793 гг. даже числились в классе линейных кораблей). А 8 февраля 1788 г, на Рогожской верфи заложили 2 камели, предназначенные для перевода этих фрегатов через бар.

Строительство их продвигалось достаточно успешно, но затем начались трудности: нехватка денег у конторы Таганрогского порта привела к задержке выплат вольнонаемным плотникам и кузнецам, которые сначала замедлили работы, а затем стали покидать строительство. Тем не менее, 10 августа 1788 г. оба фрегата были благополучно спущены на воду. Но вот работы по их достройке практически встали. Так, 29 сентября 1788 г. П.В. Пустошкин писал в Черноморское адмиралтейское правление, что недостаток денег привел к уходу в начале сентября более 200 плотников, а 9 сентября ушел еще 51 плотник и половина кузнецов. В результате, отмечал он, при нормальном финансировании оба фрегата были бы готовы уже в июне, а при существующей нехватке средств это недостижимо, и поздней осенью фрегаты нельзя будет отправить в Севастополь. По этой же причине до весны 1789 г. отложили спуск камелей. В результате оба фрегата только в 1789 г. были приведены в Таганрог, и затем, после вооружения и оснащения, они присоединились к флоту в Севастополе.

Что же касается дубель-шлюпок, которые повелевалось построить в Таганроге, то после доклада П.В. Пустошкина об отсутствии необходимых для этого лесов и невозможности закончить работы вовремя, 27 февраля 1788 г. последовал указ Черноморского адмиралтейского правления о покупке вместо них 20 больших казацких лодок и переделке оных, согласно присланному чертежу, для вооружения большими пушками. Однако отсутствие денежных средств у Конторы Таганрогского порта привело к покупке лишь одной лодки, переделке ее и вооружению одной 30-фунтовой пушкой, четырьмя 8- и четырьмя 4-фунтовыми пушками и двумя 3-фунтовыми фальконетами.

Между тем, постройкой двух упомянутых фрегатов работа Рогожской верфи не ограничилась. Дело в том, что после известия о сильных повреждениях и потерях Севастопольской эскадры во время ее похода к Варне в сентябре 1787 г. Екатерина II также предложила Г.А. Потемкину быстро усилить Черноморский флот, построив «дюжинку» фрегатов на Дону (то есть первой реакцией императрицы также было намерение воспользоваться донскими верфями). Получив согласие Г.А. Потемкина, Екатерина II приказала генерал-прокурору А.А. Вяземскому и генерал-интенданту Адмиралтейств-коллегий П.И. Пущину снестись со светлейшим князем для уточнения числа и ранга фрегатов, а 24 ноября 1787 г. последовал официальный указ в их адрес, с предписанием построить с подряда на Дону несколько фрегатов за счет их ведомств. Г.А. Потемкин счел необходимым построить таким способом 4 40-пушечных фрегата.

Сразу же возникла проблема с передачей подряда, так как желающих не нашлось. Однако в итоге за подряд взялся Ф. Фурсов. Для строительства он также выбрал Рогожскую верфь, и с 1788 г. на ней развернулось строительство четырех фрегатов по образцу уже строившихся Конторой Таганрогского порта. В 1788 г. здесь были заложены два 46-пушечных фрегата — «Царь Константин» и «Федор Стратилат», в 1789 г. — «Казанская Богородица», а в 1790 г. «Сошествие Святого Духа». Первый из них был спущен 27 июня 1789 г., второй — 9 апреля 1790 г., третий — 9 сентября 1790 г. и, наконец, последний — 18 июня 1791 г. «Царь Константин» и «Федор Стратилат» вошли в строй уже в 1790 г., «Сошествие Святого Духа» в 1791 г. (по окончании военных действий) и «Казанская Богородица» — только в 1792 г. Так завершился первый опыт строительства судов на донских верфях по подряду, и качество постройки оказалось очень высоким. Кроме того, на Рогожской верфи Фурсовым был построен 32-пушечный фрегат «Иоанн Златоуст», спущенный на воду 16 июля 1791 г., а также 3 бригантины («Таганрогская», «Алексей», «Лев»).

Достаточно активно работали во время войны и старые донские верфи: Новохоперская и Новопавловская. На первой в период 1788–1789 гг. были построены 6 дубель-шлюпок, 2 катера и 2 бомбардирских корабля (строились в 1788–1790 гг.), а на второй в 1788–1789 гг. — один бомбардирский корабль.

Здесь нужно отметить, что катера, заложенные в виде двухмачтовых бригов, уже по ходу строительства (в 1789 г.) добавлением третьей мачты были превращены в трехмачтовые фрегаты. После спуска на воду они получили названия «Сергий Чудотворец» и «Николай Чудотворец». Интересна и особенность дубель-шлюпок: они должны были иметь 2 мачты с тремя ярусами прямых парусов, то есть парусное вооружение наподобие бригов. Постоянные задержки с поставками необходимых припасов привели к тому, что эти фрегаты и дубель-шлюпки были спущены только в 1789 г. Но дальше возникли серьезные проблемы с проводкой их по мелководному Дону.

Бомбардирские корабли, построенные на Новохоперской верфи, получили названия «Сергий» и «Никон». Из-за проблем с проводкой по Хопру и Дону они только в 1791 г. были приведены в Таганрог. Что же касается бомбардирского корабля, построенного С.И. Афанасьевым на Новопавловской верфи, то он назывался «Новопавловск» и прибыл в Таганрог в 1790 г.

К сожалению, как следует из проведенного выше разбора, ввести в строй во время войны удалось лишь несколько из указанных судов, в частности 4 46-пушечных фрегата (кроме того, в 1787 г. в Таганроге достроили и вооружили 4 40-пушечных фрегата типа «Кинбурн», построенных на Гнилотонской верфи в 1783–1786 гг., а затем законсервированных). Остальные вошли в строй в 1791–1792 гг. Но и это было серьезным достижением. Херсон и Николаев дали флоту непосредственно во время войны один линейный корабль и два фрегата, а сразу после войны — два линейных корабля и один фрегат.

Не случайно Г.А. Потемкин, по всей видимости, сумевший, наконец, в годы Русско-турецкой войны по достоинству оценить значение Таганрога как базы для размещения части Черноморского флота, а главное — как одного из судостроительных центров, в своем плане дальнейшего развития русского флота на Черном море, составленном в 1790 г., имел на него теперь самые серьезные виды. В указанном плане, в частности, значилось: «…13-е. Таганрогскую гавань по последнему рассмотрению на найденной глубине близ старой немного к остовой стороне увеличить, так, чтобы и большим мореходным судам стоять и строение новых производить было можно при небольшой очистке машинами, дабы чрез сие избежать проводки на камелях…».^{1738}

Тем не менее, окончание Русско-турецкой войны 1787–1791 гг. стало практически концом для Таганрога как для военного порта. Ситуацию не изменила даже постройка там в 1791–1793 гг. первого (и последнего) крупного боевого корабля — 32-пушечного фрегата «Поспешный». В 1795 г. сильнейший шторм фактически уничтожил старую гавань порта, а к инспекции контр-адмирала П.К. Карцова в 1797 г. пришли в крайне неудовлетворительное состояние и его береговые постройки. В частности, Карцов писал: «Внутри Таганрогской крепости, на горе, казенных адмиралтейских строений находится: каменный дом один для конторы над портом и деревянных связей для жилья штаб- и обер-офицерам 15, служительские казармы и 2 магазина, и под горою близ гавани провиантские, экипажеские и артиллерийские магазины, также разные адмиралтейские мастерские и небольшая госпиталь. Все сии деревянные строения крайне ветхи, а некоторые по гнилости их ни к чему не употребляются».^{1739}В дальнейшем Таганрог как военный порт существовал лишь формально, пока в 1816 г. не был окончательно ликвидирован.

Таким образом, именно Таганрог стал сначала первой военно-морской базой, а затем и первым торговым портом России на южных морях. В 1770–1800 гг. он сыграл очень важную роль, внеся серьезный вклад как в создание русского флота на Черном море, так и в развитие южной русской морской торговли. И забывать об этом нельзя. Равно как трудно не разглядеть в его судьбе показательный пример бесхозяйственного отношения к имевшимся возможностям.

Заключение

Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 г. победно завершил для России войну 1768–1774 гг. с Турцией. Российское государство добилось выхода на Черное море (с правом плавания судов через проливы Босфор и Дарданеллы) и во многом решило проблему безопасности своих южных рубежей — Крымское ханство стало независимым от Турции и перешло под покровительство Российской империи. Это был огромный успех, путь к которому оказался длинным и трудным. Он стал возможен благодаря блестящим победам русской армии на Дунае и в Крыму, Балтийского флота в Архипелаге и Азовской флотилии А.Н. Сенявина на Азовском и Черном морях, при осуществлении этими сухопутными и морскими силами России стратегического взаимодействия на протяжении всей войны. При этом роль Азовской флотилии представляется вполне сопоставимой с вкладом Балтийского флота, эскадры которого действовали в Архипелаге. Разница была в следующем.

Русский флот на Средиземном море сыграл определяющую роль на первом этапе войны — в 1769–1770 гг., когда своими действиями он не только парализовал турецкий флот, отвлек с Дуная и Черного моря значительные силы и внимание, но и подорвал турецкий военно-экономический потенциал. Кроме того, эти действия объективно способствовали относительно беспроблемному появлению Азовской флотилии и проведению в 1771 г. успешной Крымской операции. Более того, этот период был, пожалуй, периодом наибольшего взаимодействия русских сухопутных и морских сил на различных театрах за всю войну.

Однако в дальнейшем роль флота в Архипелаге постепенно снижалась, что, в частности, позволило туркам постепенно сосредоточить все свои военно-морские силы на Черном море и вступить в борьбу за Крым с Азовской флотилией (1773–1774 гг.), которую последняя блестяще выиграла. Этим, а также участием в завоевании Крыма в 1771 г. флотилия А.Н. Сенявина внесла не менее весомый вклад в общую победу Российской империи в войне 1768–1774 гг., чем Балтийский флот.

Что же касается Дунайской флотилии, то, несмотря на большие планы ее использования, в силу как объективных, так и субъективных причин, она заметной роли не сыграла, хотя возможности для этого были. В целом, как создание, так и применение Дунайской флотилии наглядно контрастирует с судьбой Азовской флотилии.

Таковы выводы о применении морских сил в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. в целом. Но поскольку наше исследование в первую очередь посвящено проблемам Азовской флотилии, то следует подвести итоги ее непосредственной деятельности в войне 1768–1774 гг. Итоги эти, в частности, следующие.

1. В кампании 1769–1770 гг. флотилия совместно с войсками обеспечила надежную оборону дельты Дона от возможного проведения здесь турками десантных операций. И оба раза это имело большое значение, хотя, на первый взгляд, фактически турки так и не предприняли в этом районе активных действий. В 1769 г. они лелеяли план высадки войск в районе Азова для дальнейшего наступления на Астрахань. И большая турецкая эскадра приходила в том году в Керченский пролив, при этом значительный отряд гребных судов даже совершил поход в Азовское море, но только до Долгой косы, откуда он повернул обратно: сказались низкая боеспособность турок и явная недооценка ими угрозы от выхода России на Азовское море и создаваемой ею здесь флотилии. Приходила внушительная турецкая эскадра к Керчи и в 1770 г., причем уже в апреле! И кто знает, что могли предпринять турки, если бы не успешные действия русского флота, сначала у берегов Морей, а затем и разгром им турецкого флота при Чесме, в результате чего турецкая эскадра в июне вынуждена была покинуть Керчь, а дальше туркам стало уже не до русской флотилии. При этом следует особо подчеркнуть, что успех противника в районе Азова мог серьезно осложнить положение России, а главное, лишал ее возможности содержать флотилию на Азовском море, так как выход в его акваторию оказался бы закрытым.

2. Кампания 1771 г. стала блестящим началом боевой деятельности Азовской флотилии А.Н. Сенявина. Она полностью выполнила поставленные задачи, и даже сделала больше ожидаемого: ее активное содействие сыграло важную роль в успешном занятии русскими войсками Крымского полуострова и утверждении их там. Сама же флотилия вышла на Черное море. Из успешных действий Азовской флотилии в 1771 г. два примера заслуживают особого внимания. Во-первых, закрытие сильнейшему турецкому отряду пути к Арабату и бегство последнего без боя в Керчь, в результате чего Азовское море перешло под полный контроль кораблей А.Н. Сенявина, а русской армии в Крыму была обеспечена безопасность тыла и фланга, и во-вторых, первый поход эскадры русских кораблей по Черному морю в августе-сентябре (по маршруту Керчь — Кафа — Ялта — Кафа — Керчь).

3. Кампании 1772–1774 гг. стали подлинным бенефисом флотилии, продемонстрировав образцы блестящего выполнения ею задач по защите Крыма и Керченского пролива.

Активное крейсерство Азовской флотилии в 1772 г., демонстрировавшее прочность позиций России на полуострове, способствовало усилению «русской партии» среди крымских татар, что в итоге привело к подписанию 1 ноября 1772 г. важного для Российской империи договора с Крымским ханством.

Действия же флотилии в 1773–1774 гг. вообще заслуживают самой высокой оценки. Уступая турецкому флоту и в числе кораблей, и в их рангах (а значит, и в таких важных показателях, как количество артиллерийских орудий и их калибр), флотилия А.Н. Сенявина отразила все турецкие попытки высадить в Крыму десант и овладеть Керченским проливом. В четырех морских боях Азовская флотилия нанесла турецким эскадрам четыре поражения, а один раз турки бежали, не приняв боя. Обороной же в 1774 г. Керченского пролива и, в частности, отражением атаки турецкой эскадры 28 июня, она и вовсе фактически поставила последнюю точку в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. Эти успехи, безусловно, способствовали приближению победного окончания войны.

4. Отмеченные победы Азовской флотилии в 1773–1774 гг., которые каждый раз одерживались над численно превосходящим противником, не только сыграли важную роль в победе России в войне 1768–1774 гг., но и открыли победную традицию русского флота на Черном море, заключавшуюся в формуле «бить врага не числом, а уменьем», что со времени этой войны стало практически девизом Черноморского флота.

5. Действия флотилии, а также планы ее использования дали ценный материал отечественному военно-морскому искусству, что вместе с наследством 1-й Архипелагской экспедиции объективно способствовало восстановлению мощи русского флота и его дальнейшему развитию по пути ведущих европейских флотов.^[285] Тем более что опыт широкого противостояния на море флоту противника был получен именно на Черноморском театре военных действий.

Таким образом, можно с полным правом сделать вывод, что Азовская флотилия А.Н. Сенявина в течение всей Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. служила достаточно надежной морской опорой России на южных морях, внося весомый вклад в ее победу и во многом уже тогда выполняя функции корабельного соединения более высокого порядка — военно-морского флота.

Между тем, никакие действия флотилии (тем более успешные) не были бы возможны в случае организационных сбоев в процессе ее создания или же повторения случившегося при создании Донской флотилии П.П. Бредаля времен Русско-турецкой войны 1735–1739 гг. Поэтому не менее важно оценить работу по строительству флотилии, проделанную А.Н. Сенявиным. И здесь необходимо отметить следующие моменты:

1. Быстроту создания основы тыловой структуры флотилии (в первую очередь восстановление судостроительной базы) и корабельных сил, позволяющих флотилии начать боевые действия на море. Все это было сделано всего за два года в очень трудных условиях, причем во время войны.

2. Удачно найденные решения, позволившие сначала обеспечить Азовскую флотилию корабельными силами, достаточно боеспособными для действий на Азовском море, причем обеспечить в короткие сроки (речь идет о конструировании и постройке «новоизобретенных» кораблей), а затем и усилить флотилию в сжатые сроки фрегатами, в том числе и 58-пушечными (решение о возможности постройки фрегатов на донских верфях). А ведь еще в 1768 г. строительство кораблей подобных классов не без оснований казалось невозможным. Этот успех важен еще и тем, что, несмотря на предпринятые во время Русско-турецкой войны 1735–1739 гг. попытки, таких решений найти не удалось (причиной этого тогда была боязнь взять на себя ответственность).

3. Успешное развитие тыловой структуры и судостроения флотилии в 1771–1774 гг., в результате чего Россия имела к концу 1774 г. на Азовском и Черном морях не только достаточно боеспособную флотилию, но и все возможности для ее усиления судами всех классов до фрегатов (в том числе самых крупных рангов) включительно. И это не считая открывавшейся возможности строительства линейных кораблей на присоединенном по Кючук-Кайнарджийскому миру нижнем течении Днепра.

4. Творческий подход к своему делу судостроителей Азовской флотилии, позволивший в сложнейших гидрологических условиях не только создать боеспособные корабли для Азовского и Черного морей, но и найти множество новых и оригинальных решений (вооружение фрегатов единорогами, увеличение числа орудий на фрегатах, оформление орлоп-дека в полноценную палубу, применение сплошной верхней палубы и т. д.), большинство из которых к тому же обозначили направления дальнейшего развития всего отечественного судостроения в целом. При этом постройка 58-пушечных фрегатов «Третий» и «Четвертый» вообще заслуживает отдельного упоминания: они не только открыли эру крупных российских кораблей на Черном море, но и продемонстрировали новые перспективы класса фрегатов, фактически положив начало эпохе линейных фрегатов.

5. Принятие решения о создании на Черном море линейного флота уже в годы этой войны! Рассматривалось несколько вариантов достижения этой цели. И хотя в конце 1771 г. этот вопрос все же пришлось отложить до окончания войны, тем не менее, события 1774–1783 гг. следует рассматривать как продолжение уже взятого курса, а не первый шаг по пути создания линейного флота.

Поэтому, оценивая работу, проделанную по созданию Азовской флотилии, можно с уверенностью сказать, что она заслуживает высокой оценки. А.Н. Сенявиным, всем командованием, моряками и мастеровыми флотилии было сделано все возможное: сперва для ее скорейшего превращения в силу, способную успешно вести боевые действия на Азовском море, а затем и для последующего развития и усиления. Не менее значимой видится и роль Петербурга, сумевшего не только найти сильных личностей для воплощения поставленных задач, но и создать для них соответствующие условия. При этом российское правительство еще и показало, как нужно действовать государству для обеспечения своих вооруженных сил в условиях наличия частного сектора в экономике. Правда, вместе с тем заслужил Петербург и долю критики за далеко не везде проявленную гибкость (в первую очередь, за ситуации с медленным развитием фрегатов и невыделением средств на создание судов для крейсерской войны на Черном море).

Однако подведение итогов деятельности Азовской флотилии в войне 1768–1774 гг. не будет полным, если не упомянуть непосредственных творцов как организации флотилии, так и ее побед.

И здесь, в первую очередь, необходимо отметить командующего Азовской флотилией, вице-адмирала Алексея Наумовича Сенявина (детищем которого по праву считается флотилия). Во многом именно благодаря его активной деятельности и стал возможен такой успешный конечный результат. Он проявил себя и как выдающийся организатор, и как профессиональный военный. При этом первое качество проявилось особенно ярко. А.Н. Сенявину было дело до всего, что касалось «жизни и деятельности» флотилии: предоставляя инициативу исполнителям, он жестко контролировал результаты, внимательно следил за всеми аспектами создания флотилии; там, где предстояли наиболее сложные работы, он брал руководство непосредственно на себя. И еще один момент необходимо отметить: грамотное руководство работами, постоянный поиск лучших решений и честность позволили ему сэкономить для казны значительные средства.

Показал А.Н. Сенявин себя и толковым адмиралом, хотя при этом оставался приверженцем стандартных тактических ходов. Тем не менее, практически все его действия в 1771–1774 гг. были пронизаны стремлением решить все вопросы борьбы на море в морском сражении с противником (это сыграло важную роль в формировании такой же установки у многих молодых командиров, прошедших школу службы во флотилии в годы этой войны). Неустанно требовал он активности и от своих флагманов и командиров. Отказ же от проведения десантной операции против Синопа в 1773 г. вряд ли можно поставить ему в вину: явно недостаточными для этого были силы флотилии, при том что «новоизобретенные» корабли имели ограниченные мореходные качества, и слишком большим был риск пропустить контрудар турок, тогда как сохранение достигнутых позиций имело огромное значение.

Таким образом, единственным существенным промахом А.Н. Сенявина стал полный отказ в 1773–1774 гг. от крейсерской войны на Черном море. Объяснение же этого нехваткой сил дает основания для дополнительной критики, поскольку показывает, что к ней и не готовились. Правда, вина в данном случае ложится не только А.Н. Сенявина, но и на Петербург, который не счел нужным выделить дополнительные ресурсы на постройку для флотилии крейсерских судов.

Говоря о А.Н. Сенявине, нельзя не отметить и такую его черту, как забота о подчиненных, что не часто встречается у российских начальников. Деятельность А.Н. Сенявина в этой войне изобилует неоднократными примерами подобных поступков.

О том, насколько высоко российское правительство оценило деятельность А.Н. Сенявина, свидетельствуют вызов его в Москву в 1775 г. на торжества по случаю годовщины заключения Кючук-Кайнарджийского мира и присвоение ему 10 июля 1775 г. звания полного адмирала.

Прекрасно проявили себя в работах по организации флотилии, судостроению и созданию ее тыла генерал-кригс-комиссар И.М. Селиванов, корабельный мастер И.И. Афанасьев, капитан 1 ранга А. Тишевский, инженер-подполковник И. Збородов. Начал здесь свою карьеру корабельным подмастерьем будущий выдающийся кораблестроитель С.И. Афанасьев.

Успехи боевой деятельности Азовской флотилии обеспечили такие командиры отрядов, как контр-адмирал В.Я. Чичагов, капитан 1 ранга Я.Ф. Сухотин, капитан 2 ранга И.Г. Кинсберген, а также многие командиры кораблей (в частности, И. Басов, А. Колычев, И. Баскаков, Ф. Денисон и др.).

В создании и боевой деятельности флотилии А.Н. Сенявина отличились также ряд младших офицеров. Для многих из них служба во флотилии в 1768–1774 гг. стала прекрасной школой, заложившей фундамент будущих успехов. Среди них Ф.Ф. Ушаков, П.В. Пустошкин, М. Фондезин, Ф. Денисон, Н.И. Баскаков, И. Баскаков, A.M. Борисов, С.Н. Телепнев, А.И. Тимашев и др.

Небезынтересно упомянуть, что из служивших и отличившихся во флотилии офицеров некоторые впоследствии достигли больших высот, в частности Ф.Ф. Ушаков, В.Я. Чичагов, И.Г. Кинсберген, Я.Ф. Сухотин, П.В. Пустошкин.

И, безусловно, необходимо отметить вклад рядовых русских моряков и мастеровых — тех, кто своими руками создавал флотилию и управлял кораблями.

* * *

Итак, Русско-турецкая война 1768–1774 гг. закончилась. И закончилась для России блестящим успехом, имевшим огромное значение: достигнутое в 1774 г. положение способствовало экономическому развитию страны и укреплению ее обороноспособности.

Однако уже очень скоро стало ясно, что Турция с потерями не смирилась, и в будущем предстоит упорная борьба, с одной стороны, за утверждение на достигнутых позициях, а с другой — за окончательное решение Черноморской проблемы, то есть за присоединение Крыма к России и создание линейного Черноморского флота, так как только этим окончательно решалась проблема безопасности южных русских рубежей. Но у Российского государства для этой борьбы были теперь не только сухопутные силы, но и морские: пусть пока и не в виде линейного флота, а формально Азовской флотилии, но уже достаточно боеспособной. Кроме того, имелись все возможности для ее усиления судами всех классов до фрегатов (причем самых крупных рангов) включительно, которые, при наличии у турок преимущественно 50–60-пушечных линейных кораблей, были вполне серьезным аргументом.

И Азовская флотилия, созданная А.Н. Сенявиным, достойно проявила себя в период послевоенного, так называемого мирного, но от этого порой не менее напряженного, противостояния с Османской империей в 1774–1783 гг., закончившегося присоединением к России Крымского полуострова (8 апреля 1783 г.) и «официальным» созданием Черноморского флота (2 мая 1783 г.), которое на деле заключалось в соответствующем переименовании главных сил Азовской флотилии (вначале новорожденный флот состоял в основном из кораблей Азовской флотилии, в том числе судов, построенных в 1769–1774 гг.).

И хотя период 1777–1782 гг. стал для флотилии менее ярким временем, чем 1768–1774 гг., но роль ее и тогда оставалась весомой. В частности, без Азовской флотилии было бы невозможно столь успешно отрезать Крымский полуостров от Кубани и Турции, что каждый раз ощутимо подрывало позиции турок на полуострове и способствовало ликвидации мятежей. Кроме того, именно флотилия в 1778 г. вновь перекрыла турецкой эскадре путь в Керченский пролив, потеря которого стала бы для Российского государства серьезным ударом.

Наконец, Г.А. Потемкин в 1783 г. огромное значение для парирования возможного выступления турок придавал именно военно-морскому фактору, лично уделив огромное внимание активизации судостроения в Херсоне и с помощью ФА. Клокачева максимально подготовив имевшиеся силы флотилии к борьбе на море. В числе мер противодействия рассматривался даже удар по Синопу. Важным представляется и то обстоятельство, что Г.А. Потемкин великолепно учел опыт морских действий в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг., вновь предложив действия на двух морских фронтах, где Балтийский флот должен был максимально быстро ударить по Константинополю, а Черноморский — обеспечить защиту Крыма и быть готовым к действиям против Синопа.

Не меньшее значение играло в это время и судостроение на Дону. Созданная к концу 1774 г. судостроительная база, и особенно опыт судостроения, полученный в 1768–1774 гг., позволили не только развивать кораблестроение на донских верфях и усиливать Азовскую флотилию вплоть до 1783 г., а затем до 1791 г. построить, уже формально для Черноморского флота, значительное число судов. Таким образом, как и в области боевой деятельности, начало создания русского флота на Черном море в кораблестроительном аспекте было положено именно Азовской флотилией А.Н. Сенявина в 1768–1774 гг.

Видимо, поэтому современники очень часто рассматривали флотилию уже как собственно флотское соединение («Флот на Азовском и Черном морях», «Азовский флот» и другие подобные определения), да и в целом видели в донском и днепровском судостроении лишь два разных элемента одного процесса — процесса создания Черноморского флота.

При этом интересно заметить, что как только донскому судостроению уделялось меньшее внимание, так сразу же следовала «расплата» в плане готовности флотилии к противостоянию на море. И наоборот, именно к флотилии обращались в момент кризисов 1777–1778 гг. и 1782–1783 гг. Тем не менее, возможности донского судостроения в 1774–1783 гг. были, очевидно, использованы далеко не полностью, что отрицательно сказалось на возможностях не только флотилии, но и Черноморского флота. Таким образом, опыт этих лет убедительно показал, какую огромную разрушительную силу несут косность и формализм в развитии любого проекта (наиболее яркий пример — волокита вокруг предложений Ф. Фурсова 1783–1785 гг.).

Последнее вполне приложимо и к судостроению Днепровско-Бугского лимана, ресурсы которого также, как мы видели, были использованы далеко не в должной мере. Девять лет ушло на создание здесь первого линейного корабля. Еще 4 года понадобилось на образование первой эскадры, хотя бы из 5 линейных кораблей. В результате войну 1787 г. встретили отнюдь не во всеоружии. И хотя причиной тому были и многие объективные факторы (слишком сложными были гидрографические условия и доставка припасов и материалов), тем не менее, и здесь, на наш взгляд, сыграли главную роль именно традиционно российские беды: волокита, воровство, постоянные шараханья из крайности в крайность, неумение гибко подходить к конкретной ситуации. Достаточно сказать, что только в 1777–1780 гг. поменялось три проекта линейного корабля (58-, 60- и 66-пушечный).

Между тем, стоит напомнить, что Петр I также начинал создавать свой флот на Балтике далеко не в простых условиях. Но там руководились концепцией, исходившей из реальных потребностей, и действовали последовательно.

И тем не менее, именно Херсон открыл в истории Черноморского флота эпоху линейных кораблей, и без него в любом случае немыслимо дальнейшее развитие русских военно-морских сил на Черном море. Тем самым, судостроение Днепровско-Бугского лимана стало логичным продолжением пути, начатого судостроением Азово-Донского региона.

Подводя итог, хотелось бы сказать, то пренебрегая собственной историей, не улавливая преемственности событий, не уделяя должного внимания анализу и учету ошибок, допущенных предшественниками, невозможно обеспечить сколько-нибудь гармоничное развитие страны. В этом плане страшна приверженность парадной истории, поскольку платой являются очередные ошибки и тяжкие жертвы, приносимые на алтарь вынужденных «побед». России здесь есть над чем призадуматься: ни к одной войне XX–XXI вв. страна не была должным образом подготовлена, каждый раз рассчитывая, что в последний момент все успеет разрешиться.

Прошли годы. Рос и развивался Черноморский флот, блестящие успехи которого заслонили период существования Азовской флотилии и ее победы. Однако именно создание Азовской флотилии А.Н. Сенявина в период Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. положило основание Российскому флоту на Черном море, а ее деятельность в эти годы фактически открыла его историю, отсчет которой, как мы и указали в ходе нашего исследования, логичнее начинать со дня рождения данной флотилии.

Приложения

Приложение 1. Военно-морское противостояние в Семилетней войне 1756–1763 гг.: итоги и уроки

Важнейшим конфликтом середины XVIII в., весьма серьезно повлиявшим на политическое и военно-морское развитие России и стран Европы, была Семилетняя война 1756–1763 гг.^[286] Именно тогда Англия, в основном, выиграла борьбу у Франции как за господство на морях, так и за колонии.^{1740} Именно тогда морская война, впервые в столь масштабном конфликте, «заняла самостоятельное и даже главное место», показав во всем объеме свою значимость.^{1741} И наконец, именно в ходе этой войны был подведен итог развитию флотов и военно-морского искусства первой половины XVIII в. — времени окончательного становления регулярных флотов, с одной стороны, и небывалого господства догматизма в военно-морском искусстве — с другой.

Значимой оказалась Семилетняя война и для русского флота, в развитии которого, начиная со смерти Петра I, кризис чередовался с застоем. Фактически данная война стала первой после смерти Петра I возможностью Балтийского флота получить сколько-нибудь широкую практику. Здесь мы попытаемся проанализировать эту войну, сравнивая военно-морское искусство ее участников, а также постараемся указать на то влияние, которое эта война оказала на последующее развитие флотов ведущих морских держав.

Хотя период правления Елизаветы Петровны нередко именуют временем возрождения флота, однако в реальности имелись лишь отдельные достижения, важные только на фоне периода Анны Иоанновны. Так, например, несколько выросла численность флота, увеличилось число линейных кораблей более крупных рангов и сократилось число меньших, относительно возросла частота выходов флота в море. Но в целом ситуация оставалась весьма плачевной. Так, согласно штату 1757 г. Балтийский флот должен был насчитывать 27 линейных кораблей (1 100-пушечный, 8 80-пушечных, 15 66-пушечных и 3 54-пушечных) и 6 фрегатов,^{1742} однако в 1757 г. он имел в наличии только 21 линейный корабль (1 100-пушечный, 3 80-пушечных, 14 66-пушечных и 3 54-пушечных) и 6 фрегатов,^{1743} при том что состояние 4 кораблей и 2 фрегатов было близким к критическому. Новых же кораблей насчитывалось всего 6 (2 80-пушечных и 4 66-пушечных).^[287] На кораблях остро ощущалась нехватка личного состава, а служившие моряки имели весьма ограниченный опыт плаваний (если до 1752 г. в море выходили суда Кронштадтской и Ревельской эскадр, то с 1752 г. — только Ревелнской). Низким оставалось и качество русских кораблей.

Состав Балтийского флота к кампании 1757 г.

Наименование корабля	Год спуска на воду	Примечание
Линейные корабли
100-пушечный «Захарий и Елисавет»	1747	В 1757 г. по ветхости в море не вышел. В 1759 г. разобран в Кронштадте
80-пушечный «Св. Иоанн Златоуст»	1751
80-пушечный «Св. Павел»	1755	Являлся наиболее новым
80-пушечный «Св. Николай» 1-й	1754	Являлся наиболее новым
66-пушечный «Лесное»	1743	В 1757 г. по ветхости в море не вышел. В 1759 г. разобран
66-пушечный «Св. Сергий»	1747	В 1757 г. числился ветхим, но дослужил до 1760 г.
66-пушечный «Св. Иоанн Златоуст» 2-й	1749	В 1757 г. вышел в море. В 1758 г. признан полностью ветхим. Разобран в 1759 г. в Кронштадте
66-пушечный «Архангел Рафаил»	1745	В 1757 г. вышел в море, но в 1759 г. разобран в Кронштадте
66-пушечный «Архангел Уриил»	1749
66-пушечный «Архангел Гавриил»	1749
66-пушечный «Ингерманланд»	1752
66-пушечный «Св. Александр Невский»	1749
66-пушечный «Астрахань»	1756	Являлся наиболее новым
66-пушечный «Полтава»	1754	Являлся наиболее новым
66-пушечный «Ревель»	1756	Являлся наиболее новым
66-пушечный «Москва»	1750	Разбился в 1758 г.
66-пушечный Наталия»	1754	Являлся наиболее новым
66-пушечный «Северный Орел»	1735
54-пушечный «Варахаил»	1752
54-пушечный «Шлиссельбург»	1751
54-пушечный «Св. Николай» 2-й	1748	В 1757 г. в море не выходил
Фрегаты
32-пушечный «Вахмейстер»	1754	Разбился в 1757 г.
32-пушечный «Егудиил»	1746	В 1757 г. числился ветхим, но в 1757–1758 гг. выходил в море. Разобран в 1760 г.
32-пушечный «Селафаил»	1746	В 1757 г. числился ветхим, но в 1757–1758 гг. выходил в море. Разобран в 1760 г.
32-пушечный «Архангел Михаил»	1748	Разбился в 1760 г.
32-пушечный «Россия»	1754
32-пушечный «Крейсер»	1751

Известный историк флота Ф.Ф. Веселаго так описывал Балтийский флот времени Елизаветы: «Корабли его, при недостаточной крепости постройки, имели так же, как и прежние, слабый рангоут и такелаж и выходили в море с недостаточным числом команды, пополняемой иногда солдатами. Недоброкачественная провизия, испортившаяся в деревянных бочках вода, недостаточно хорошая одежда и неблагоприятные гигиенические условия, общие впрочем всем флотам того времени, по прежнему развивали на судах болезни и сильную смертность. При таком состоянии судов, едва флот выходил в море, как при первом свежем ветре на многих судах открывалась сильная течь или важные повреждения… Были случаи, что в свежий ветер слабосильная и малочисленная команда корабля не могла поднять своего якоря и, чтобы вступить под паруса, приходилось обрубать канат…». В конце 1740-х гг. расстройство флота дошло до такого состояния, что Адмиралтейств-коллегия в 1748 г. решилась просить А.П. Бестужева-Рюмина довести до сведения Елизаветы Петровны, «что весь флот и адмиралтейство в такое разорение и упадок приходят, что уже со многим временем поправить оное трудно будет». 1749 год подтвердил это полностью.

Дело в том, что в конце 1748 г. возникла угроза нового столкновения со Швецией и Адмиралтейств-коллегия получила указание Сената «вооружить некоторую часть корабельного флота и отправить в море в мае месяце; а галерный флот, сколько есть наличных галер, все приготовить, и морских провизии на эти корабли и галеры заготовить на четыре месяца; затем и весь корабельный флот, сколько годных к службе кораблей и фрегатов находится, к будущей кампании велено исправить и вооружить, чтобы в нужном случае по первому указу могли выступить в море».^{1744} На это она ответила в январе 1749 г. так: «…Для этих приготовлений теперь самое удобное время, но коллегия в денежной казне имеет крайний недостаток и вследствие многочисленных доимок в сборах, определенных на Адмиралтейство с губерний и провинций, и надежды предвидеть не может, чем бы это вооружение флотов исправить. Необходимо иметь 361.266 рублей; эта сумма должна быть употреблена прежде выхода флота в море, и то только на те корабли и фрегаты, которые должны выступать в мае; теперь в Адмиралтействе в наличности и 10 000 рублей не будет, да и те деньги употребятся на жалованье служителям, которые за майскую треть 1748 года сполна еще не получили жалованья. Поступление денег с положенных на Адмиралтейство сборов начнется не ранее нескольких месяцев; на Штате-конторе долгу за 1747 и 1748 годы 142.218 рублей, но этого долга, несмотря на многократные требования, Штатс-контора не платит да еще доимку в 97.984 рубля зачитает в счет других издержанных посторонних сборов; с 1740 по 1747 год в положенной сумме на Адмиралтейство продолжается до сих пор доимка больше миллиона, и об этойдоимке коллегия не раз представляла Сенату и требовала ее; Сенат велел Штатс-конторе сделать счет, который и сочиняется, но по этому счету контора показывает немалые зачеты, о которых требуется обстоятельного рассмотрения; впрочем, и за теми зачетами, хотя бы они и справедливы были, все же в доимке остается до 450 000 рублей».^{1745}

Сенат приказал Штатс-конторе отпустить в Адмиралтейскую коллегию немедленно 71 109 руб., а также как можно скорее окончить с нею все счеты и, что «явится в недосылке», отпустить сейчас же. Однако наступил май, когда флот должен был выходить в море, а Адмиралтейская коллегия вновь объявила, что для этого выхода нужно не менее 100 000 руб., у нее налицо только 17 401 руб., а Штатс-контора «к платежу показывает невозможность», следовательно, флота выпустить не на что. Более того, Адмиралтейств-коллегия сообщала, что, несмотря на запрещения, Штатс-контора и Камер-коллегия по-прежнему посылают указы, по которым принадлежащие Адмиралтейству доходы употребляются на посторонние расходы: «Так, в Нижегородской губернии Камер-коллегия употребила на свои расходы 11.554 рубля; с Олонца определено получать Адмиралтейству по 21.300 рублей, этой суммы за разными изнеможениями никогда в платеже сполна не бывает, и на 1748 года не заплачено 13.018 рублей; с Киевской губернии назначенная сумма 10.487 рублей почти всегда употребляется мимо Адмиралтейства в другие расходы».^{1746} Сенат приказал: с монетных дворов из «капитальной суммы» отпустить в Адмиралтейство 50 000 руб., а возвратить эту сумму из не досланных в Адмиралтейство сборов за прошлые годы. Однако Адмиралтейская коллегия потребовала из Камер-коллегии и Штатс-конторы еще 155 925 руб. на покупку провианта и пеньки. В ответ Сенат велел немедленно доставить ведомости из присутственных мест, где сколько имеется наличной денежной казны. Так или иначе, но флот к возможным боевым действиям оказался не готовым. Поэтому, как ни парадоксально, Семилетняя война пришлась Балтийскому флоту весьма кстати.

В ходе нее русские моряки впервые за долгое время получили довольно широкую практику плаваний, что было особенно важно на фоне застоя флота в предшествующее время. Кстати, уже кампания 1757 г. подтвердила все старые проблемы русского флота. В частности, первые же активные действия русских эскадр и отрядов в Балтийском море показали: корабли плохо выдерживали свежий ветер, у них ломались мачты, отходила обшивка, то тут, то там обнаруживались гнилости. При штормах же они получали столь большие повреждения, что приходилось уходить в порт для серьезного ремонта. Кроме того, на русских кораблях обозначилась ужасающая заболеваемость и смертность.^{1747} Наконец, действия флота в 1757 г. сразу же привели к чувствительным потерям: в этом году погибли фрегат «Вахмейстер» и прам «Элефант». Еще чувствительнее оказались потери в 1758 году. Достаточно сказать, что из 27 транспортов, которые должны были перебросить к Кольбергу необходимые грузы, 11 отправились на дно во время шторма!^{1748}

Правда, Конференция при высочайшем дворе использовала Балтийский флот в Семилетней войне весьма ограниченно. Самыми боевыми получились у него кампании 1757 г. (участие во взятии Мемеля) и 1760–1761 гг. (участие в операциях против Кольберга). В ходе операций по взятию этих крепостей (особенно Кольберга, где прусские береговые батареи оказали достаточно упорное сопротивление), Балтийский флот несколько расширил свой опыт действий против приморских укрепленных пунктов противника. Так, участвуя в овладении Мемелем, Ревельская эскадра контр-адмирала В.Ф. Льюиса обеспечила блокаду этого порта, а также Пиллау и Кенигсберга, а отряд А. Вальронда провел бомбардировку самого Мемеля совместно с сухопутными войсками. В итоге Мемель сдался без штурма.

Извлечение из шканечных журналов о действиях отряда судов Балтийского флота у Мемеля в кампанию 1757 г. в период с 26 апреля по 27 июня^{1749}

25 апреля. Суда отряда вышли на кронштадтский рейд. 1 мая. Отряд снялся с якоря и пошел на запад.

7 мая. Нашел туман.

8 мая. По прочищении тумана, открылись суда отряда и виндавский берег, под которым стояли на якоре бомбардирские корабли и прамы. К вечеру ветер от WSV усилился и перешел к W. На судах стали спускать нижния реи и стеньги, причем на бомбардирском корабле «Юпитер» сломало бушприт, который и свалился на левую сторону; затем сломалась у него фок-мачта, упавшая в средину корабля. При этом падении переломилась фор-стеньга у грота-реи и сломалась грот-брам-стеньга.

9 мая. На корабле «Гавриил» усмотрели, что на баке отделило борт и покачнулись с планширами все 8 кнехтов, за которые крепится пертулень и рустов, и оказалась в них гнилость; потом разломились в трюме, около грот-мачты, ящики, из которых выкатились ядра. В носовой части корабля, позади крюйт-камеры, и против грот-мачты, открылась большая течь. Бомбардирский корабль «Дондер», претерпевая великое волнение, не мог держаться на море, и заливаемый волнами при сильной качке, спустился за Сфальферорт, и давал знать пушечными выстрелами о своем опасном положении.

Корабль «Гавриил», пошедший для оказания помощи кораблю «Дондер», попал на 4¹/₂ саженную банку, о которую ударило его так сильно, что руль приподняло на крюках и переломило румпель. По осмотре руля оказалось, что из 5 крючьев, два нижние были сломаны. На «Селафаиле» открылась течь и повреждение в салинге, а на праме «Дикий Бык» — трещина в бушприте. Фрегат «Вахмейстер» спустился в Тагелахт. К полуночи ветер стих.

С 10 до 12 мая. Исправляли на судах повреждения.

23 мая. Корабль «Гавриил» отделился от отряда и ушел в Ревель для исправлений. Начальство над отрядом принял капитан Валронт и поднял брейд-вымпел на фрегате «Вахмейстер».

15 июня. Отряд снялся с якоря и пошел с либавского рейда на SW.

17 июня. Снялся с якоря и в 3-м часу пополудни остановился у Мемеля. Приказом по отряду объявлено о принятии на судах мер предосторожности от неприятельского нападения и о присылке к флагманскому фрегату шлюпок для промера фарватера ведущего к городу. Вечером посланы 3 вооруженные шлюпки для промера входа в залив.

18 июня. Приказом по отряду велено судам приблизиться к мемельскому проходу в гаф; праму «Элефант» идти впереди, за ним бомбардирскому кораблю «Юпитер», праму «Дикий Бык» и кораблю «Дондер», во взаимном расстоянии не более кабельтова.

19 июня. Ночью, на стороне Мемеля, были слышны пушечные выстрелы и в городе виден пожар.

20 июня. В 6 ч. вечера, прам «Элефант» за ним «Юпитер», «Дикий Бык» и «Дондер» снялись с якоря и последовательно вошли в залив. При входе в устье гафа, с мемельской цитадели стали палить по ним ядрами. В начале 8 часа прам «Элефант» стал на якорь, поднял боевой красный флаг и, поворотись бортом к городу, открыл огонь по цитадели. Прочие суда, став на шпринг, открыли бомбардирование по городу, одновременно с сухопутной армией.

21 июня. При проходе отряда к городу, на якорную стоянку, неприятельский огонь был безвреден, только перебил некоторые снасти. Приказом по отряду велено в продолжении осады производить выдачу вина (водки) по 3 чарки в день. От начала бомбардировки до полудня 21 числа, с корабля «Юпитер» брошено в город 5-ти пудовых бомб 26 и гаубичных 38-ми пудовых 46. С корабля «Дондер» приблизительно столько же.

22 июня. Вошли в гаф гальоты. «Рак» с больными и прусский пленный — с провиантом.

23 июня. Бомбардировка продолжалась, как и прежнего числа. В 4 ч пополудни бомбардировка приостановлена.

24 июня. В 2 часа по полуночи бомбардирование возобновилось, но в 4 часа было прекращено с поднятием в городе белого флага. Город Мемель сдался.

На судах оказались повреждения в снастях от неприятельских выстрелов, а от собственных выстрелов на корабле «Дондер» сани гаубичные от палубы отделило; из бортов конопать духом выбило; в капитанской каюте переборки раскололись и 13 стекол духом выбило; в прочих судах от собственных же выстрелов разбились фонари, раскололись люки, повредилась медная обшивка в портах, повреждены орудия, станки и артиллерийские принадлежности. Убыли в людях совсем не было.

27 июня. Утром отряд подошел ближе к городу. По случаю благодарственного в городе молебна, в отряде был сделан 51 пушечный выстрел.

Операции же против Кольберга оказались более напряженными. В 1760 г. эскадра З.Д. Мишукова своим огнем сумела подавить береговые батареи и высадить десант, но подошедшие к крепости прусские подкрепления заставили русских десантников, бросив артиллерию и припасы, погрузиться обратно на корабли. После чего Мишуков вернулся в Кронштадт и был отстранен от командования Кронштадтской эскадрой. Конференция признала адмирала виновным в задержке высадки десанта в два первых дня и в том, что он более полагался на бомбардировки. И.И. Шувалов так оценивал действия Мишукова в письме М.И. Воронцову: «Поступок, делающий стыд нашему оружию. Впрямь думают, что мы умеем города жечь, а не брать».^{1750}

В 1761 г. русский флот (теперь под командованием А.И. Полянского) вновь появился под Кольбергом. На этот раз его действия оказались более успешными. В частности, как отмечал в своей работе Н.М. Коробков, при проведении Кольбергской операции 1761 г. «без помощи флота невозможно было бы ни своевременно сосредоточить под Кольбергом необходимые силы, ни доставить осадную артиллерию, ни наладить продовольственное снабжение». Кроме того, «на первом этапе осады флот сыграл громадную роль в изоляции Кольберга от Штеттина, пресек возможность доставки в Кольбергскую гавань продовольственных припасов и, наконец, оказал большую помощь в активных операциях против крепости». Именно флот «обеспечил возможность занятия Кольбергского побережья и нанес тяжелый урон противнику своей бомбардировкой…».^{1751} Кстати, корабли эскадры Полянского в 1761 г. впервые получили и применили как предмет вооружения единороги, которые существенно повысили их огневую мощь. Не менее важно и то, что в операции против Кольберга в 1761 г. удалось организовать тесное взаимодействие блокирующих его русской армии П.А. Румянцева и флота А.И. Полянского.

Следует также отметить и первые крупномасштабные крейсерства кораблей российского флота на Балтийском море в 1757 и 1759 гг., имевшие целью блокаду прусских берегов. В первом случае в кампании 1757 г. крейсерство попеременно осуществляли сначала Ревельская эскадра в районе Мемель — Кенигсберг, затем часть сил Кронштадтской эскадры в районе Данцига, наконец, снова Ревельская эскадра, также в районе Данцига. Во втором — крейсерство вела уже одна Ревельская эскадра, правда, теперь совместно со шведскими судами и в районе побережья Померании, а также в Балтийском море между Кольбергом и Карлскруной, с целью защиты морских сообщений от нападений прусских каперов, а также на случай прорыва английского флота (последнее, скорее всего, было лишь формальной задачей, поскольку Ревельская эскадра имела только 5 линейных кораблей и 3 фрегата).

В ответ же на активизацию действий прусских каперов, Россия в 1759 г. объявила полную блокаду прусских берегов: вход в прусские гавани был запрещен для всех судов, а прусские суда стали рассматриваться как призы. Осуществляя крейсерство, русские моряки получили опыт действий как в составе эскадры или отряда кораблей, так и одиночными судами.

А вот насколько эффективной была организация прикрытия датских проливов от английского флота, сказать сложно: ход войны не позволил проверить это на практике. Правда, выполняя в 1758 г. задачу по закрытию проливов, русская эскадра З.Д. Мишукова, совместно со шведами, имела только 23 линейных корабля — 17 русских (в том числе один госпитальный) и 6 шведских. Да и появилась она перед датскими проливами достаточно поздно — лишь в начале июля!

Каковы же итоги участия русского флота в Семилетней войне? С точки зрения военно-морского искусства Балтийский флот предпринимал следующие действия: осуществлял крейсерство вдоль побережья неприятельской страны, с целью пресечения коммуникаций и торговли противника, боролся с неприятельскими каперами, перевозил грузы для нужд армии, блокировал приморские крепости, вел артиллерийский обстрел их и высаживал тактические десанты, пытался закрыть датские проливы на случай появления английского флота. Однако при этом серьезного противодействия он не встретил, поскольку Пруссия сколько-нибудь значимым флотом не располагала. Соответственно, русский флот не получил ни опыта ведения морских сражений, ни действий в условиях противостояния с равным себе противником. Несмотря на доставшееся господство на море, не приобрел Балтийский флот и опыта масштабных действий против побережья противника, аналогичного хотя бы опыту ударов по территории Швеции в 1719–1721 гг. Невелики оказались и трофеи, в виде торговых и транспортных судов, хотя Пруссия при Фридрихе II начала развивать коммерческий флот (было задержано и захвачено всего около 30 судов). Наконец, не меньшей проблемой стало и то, что кроме Балтийского моря русские моряки практически не знали других морей. Средиземное море казалось чем-то недостижимым. «Гибралтар нашим кажется концом света!», — писала Екатерина А.Г. Орлову в начале Архипелагской экспедиции. Более того, за два месяца до выхода эскадры Г.А. Спиридова из Кронштадта она просила русского посла в Лондоне И.Г. Чернышева тайно раздобыть у англичан морскую карту Средиземного моря и Архипелага. Да что там Архипелаг! Несмотря на недавнюю войну с Турцией в 1735–1739 гг., когда Донская флотилия П.П. Бредаля действовала на Азовском море, даже по нему не составили приемлемых карт. Про Черное море говорить уже не приходится. Таким образом, полученный русским флотом в Семилетней войне опыт оказался весьма ограниченным.

Тем не менее, справедливости ради нужно отметить, что для такого итога у него были и объективные причины: отсутствие флота у Пруссии, замкнутость театра военных действий и политика Конференции при высочайшем дворе, делавшей основную ставку на сухопутный театр военных действий^[288] (хотя два наиболее важных для России успеха — взятие Мемеля и Кольберга — результат именно совместных действий русской армии и флота).

Однако для целого ряда других итогов войны трудно найти смягчающие обстоятельства, позволяющие оправдать руководство отечественным флотом. В частности, война практически не повлияла на основные (они же и застарелые) проблемы русского флота: низкое качество кораблей, острую нехватку личного состава (в 1762 г. на флот требовались 6708 человек!), распространенность болезней и смертности среди него (в 1757 г. число больных на Кронштадтской и Ревельской эскадрах достигло 2тыс. человек), формальное отношение к боевой подготовке. Созданная Петром III в 1762 г. Морская Комиссия даже не сочла нужным скрыть последнего момента в своем докладе: «Еще ж ваше императорское величество повелели, чтоб матрозы и все нижние служители каждый в своем звании сведущи и научены были. На то всеподданнейше представляется по адмиралтейскому регламенту, должности коллежской по 112 артикулу, поведено флот не меньше половины, а иногда и весь, для экзерциции на море иметь. По содержанию сего артикула до военного случая из флота для экзерциции посылано было в море по нескольку караблей, а как военное время наступило, то и весь флот в употреблении был, чрез что матрозы и другие нижние служители каждый в своей должности и обучение получают (курсив наш. — Авт.)». То есть признано, что с началом войны, началась и подготовка.^[289]

Таким образом, фактически наиболее значимым результатом Семилетней войны для русского флота стало лишь выдвижение таких флагманов и офицеров, как А.И. Полянский, Г.А. Спиридов, А.Н. Сенявин, И.М. Селиванов и других, которые затем и создали фундамент для дальнейшего развития флота при Екатерине П. С утверждением же Н.М. Коробкова о том, что война улучшила качество кораблей, нельзя согласиться. Более того, Семилетняя война, к сожалению, наоборот, четко обозначила одну, в дальнейшем закрепившуюся особенность русских кораблей: их, как правило, хватало лишь на несколько напряженных кампаний (то есть одну войну!). Это подтверждается следующими данными. В 1757 г. в составе Балтийского флота числился 21 линейный корабль. В 1758–1761 г. в строй вошли еще 9 единиц, однако за это же время флот лишился 5 кораблей (2 разбились, а 3 были разломаны за ветхостью). Тем не менее, к началу 1762 г. Балтийский флот формально располагал 25 кораблями. Но из линейных кораблей, начавших войну (за вычетом погибших и разломанных), 11 являлись совсем ветхими или в близком к этому состоянию (8 из них разломали уже в 1763 г.). То есть получается, что реально имелись лишь 14 кораблей, из которых 9 были построены в ходе войны. До 1768 г. боеспособность сохранили только 4 из этих 14.

Из донесения шведского посланника в Петербурге Поссе от 1762 г. о состоянии Российской империи, в части, касающейся положения Балтийского флота^{1752}

…Флот состоит из 31 линейного корабля, а ссудами других названий число военных кораблей — 42, галер — 99. Старшие корабли в плохом состоянии и так гнилы, что едва можно их починить; вообще флот в дурном состоянии, потому что корабли строят неискусно: 99-пушечный корабль Enucaeema,^[290] построенный в 1745 г., не мог быть употребляем на море, потому что на бок валится; казанский дубовый и архангельский сосновый лес, употребляемые для кораблестроения, мягки и неплотны; Кронштадтская гавань не имеет соленой воды; семимесячное в году окружение корабля снегом и льдом очень много вредит им. Русский флот будет всегда в посредственном состоянии по недостатку искусных матросов; этот недостаток будет существовать до тех пор, пока Россия не будет употреблять для своей торговли собственных морских судов.

Состав и состояние Балтийского флота к концу кампании 1761 г.

^{Наименование корабля … Примечание}

Линейные корабли

100-пушечный «Св. Дмитрий Ростовский» … Спущен в 1758 г. Последний выход в море в 1764 г. Разобран в 1772 г.

80-пушечный «Св. Иоанн Златоуст» 1-й … Последний выход в море в 1761 г. Разобран в 1769 г.

80-пушечный «Св. Павел» … Последний выход в море в 1761 г. Разобран в 1769 г.

80-пушечный «Св. Николай» 1-й … Последний выход в море в 1761 г. Разобран в 1769 г.

80-пушечный «Св. Андрей Первозванный» … Спущен в 1758 г. Последний выход в море в 1772 г. Разобран в 1780 г.

80-пушечный «Св. Климент Папа Римский» … Спущен в 1758 г. Последний выход в море в 1771 г. Разобран в 1780 г.

66-пушечный «Св. Сергий» … Последний выход в море в 1760 г. Разобран в 1763 г.

66-пушечный «Архангел Уриил» … Последний выход в море в 1761 г. Разобран в 1763 г.

66-пушечный «Архангел Гавриил» … Последний выход в море в 1761 г. Разобран в 1763 г.

66-пушечный «Ингерманланд» … Последний выход в море в 1762 г. Разобран в 1763 г.

66-пушечный «Св. Александр Невский» … Последний выход в море в 1760 г. Разобран в 1763 г.

66-пушечный «Астрахань» … Разбилась в кампании 1761 г.

66-пушечный «Полтава» … В 1770 г. лег на грунт в Кронштадтской гавани. Затем был разобран

66-пушечный «Ревель» … Последний выход в море совершил в1767 г. Разобран в 1771 г.

66-пушечный «Наталия» … Последний выход в море в 1764 г. Разобран в 1771 г.

66-пушечный «Северный Орел» … Последний выход в море в 1760 г. Разобран в 1763 г.

66-пушечный «Рафаил» … Спущен в 1758 г. После 1766 г. в море не выходил. Разобран в 1771 г.

66-пушечный «Москва» … Спущен в 1760 г. Последний выходе море в 1769 г. Разобран в 1771 г.

66-пушечный «Св. Петр» … Спущен в 1760 г. Сгорел в 1764 г. в Ревеле

66-пушечный «Св. Иаков» … Спущен в 1761 г. Последний выход в море совершил в 1773 г. Разобран в 1774 г.

54-пушечный «Варахаил» … Последний выход в море в 1762 г. Разобран в 1763 г.

54-пушечный «Шлиссельбург» … Последний выход в море совершил в 1764 г. Разобран в 1765 г.

54-пушечный «Св. Николай» 2-й … Последний выход в море в 1760 г. Разобран в 1763 г.

54-пушечный «Нептунус» … Спущен в 1758 г. Последний выход в море совершил в 1764 г. Разобран в 1771 г.

54-пушечный «Город Архангельск» … Спущен в 1761 г. Последний выход в море совершил в 1773 г. Разобран после 1774 г.

Фрегаты

32-пушечный «Россия» … Спущен в 1754 г. Активно служил до 1767 г. Разобран в 1771 г.

32-пушечный «Крейсер» … Последний выход в море в 1760 г. Разобран в 1763 г.

32-пушечный «Св. Михаил» … Спущен в 1758 г. Последний выход в море совершил в 1769 г. Разобран в 1771 г.

32-пушечный «Св. Сергий» … Спущен в 1761 г. Последний выход в море совершил в 1769 г. Разобран в 1771 г.

Динамика изменения численности Балтийского флота в 1757–1761 гг.

Класс корабля	1757 г.	1758 г.	1759 г.	1760 г.	1761 г.
Всего линейных кораблей (включая спущенные на воду)	21	27	21	23	25
Линейных кораблей действовавших	18	17	14	21	19[291]
Линейных кораблей небоеспособных	2	4	—	—	4
Линейных кораблей разломанных	—	—	4	—	—
Линейных кораблей погибших (из числа действовавших)	—	2[292]	—	—	1
Линейных кораблей спущенных	—	6	—	2	2
Линейных кораблей, вошедших в строй	—	—	5	—	2
Всего фрегатов (включая спущенные на воду)	6	6	6	3	4
Фрегатов действующих	6	5	4	3	2
Фрегатов небоеспособных	—	—	—	—	1
Фрегатов разломанных	—	—	—	2	—
Фрегатов погибших (из числа действовавших)	1	—	—	1	—
Фрегатов спущенных	—	1	—	—	1
Фрегатов, вошедших в строй	—	—	1	—	—

Между тем, прошедшая Семилетняя война стала войной показательной для развития военных флотов. Во многом с помощью флота Англия сумела нанести Франции решающее поражение, выиграв, как считают многие отечественные и зарубежные историки, борьбу за моря и колонии.^{1753},[293] Наличие сильного флота и его правильное использование явственно подтвердили огромное значение военно-морской силы в войне.

Чтобы полнее представить состояние русского флота, остановимся вкратце на флотах основных морских держав и их военно-морском искусстве в период Семилетней войны, поскольку данный конфликт, с одной стороны, дал последнюю характеристику состояния указанных флотов, а с другой — продемонстрировал актуальные на тот момент тенденции развития стратегии и тактики парусных флотов. Понимание обоих моментов имеет большое значение для анализа как военных действий русского флота в войне 1768–1774 гг., так и развития политической ситуации в эти годы. В частности, речь пойдет об английском, французском и испанском флотах.

Соотношение сил этих флотов в начале Семилетней войны 1756–1763 гг. было следующим: Великобритания имела около 120 линейных кораблей, Франция — около 60, Испания — около 50. И если английский флот к окончанию войны практически сохранил свой численный состав, то силы французского и испанского флотов существенно сократились. Так, А. Штенцель указывает, что потери Франции были следующими: более 100 кораблей и транспортов, в том числе 40 линейных кораблей и более 50 фрегатов. В итоге к началу 1762 г. у Франции оставалось только 40 линейных кораблей и 10 фрегатов. Потери Испании за год достигли 12 линейных кораблей. Что же касается Англии, то ее потери составили 50, кораблей и транспортов, но большинство из них погибло вследствие крушений или бурь, в числе их было не более 18 линейных кораблей. Однако с учетом постоянных пополнений на боеспособности королевского флота это практически не сказалось.^{1754}

Таким образом, в ходе всей войны английский флот обладал численным превосходством, английская артиллерия по скорострельности и дальнобойности превосходила французскую, экипажи имели хороший опыт плаваний. Кроме того, английские флагманы всегда придерживались принципа наступательных действий. Тем не менее, укоренившийся в английском флоте догматизм в методах ведения регулярного боя (когда события должны были разворачиваться по шаблону) сводил почти все его преимущества в таком морском бою к нулю.

Французский флот обладал отличными кораблями, но его проблемами были нехватка экипажей и недостаточная их опытность. Французы фактически отказались от атак в морских боях и придерживались строго оборонительного метода ведения боя. Причиной этого было предпочтение крейсерской войны, ведущейся против морской торговли противника. Однако в оборонительных боях французы практически всегда переигрывали англичан. Об испанском же флоте можно сказать, что его военный потенциал оставлял желать много лучшего. Хотя качество кораблей было достаточно высоким, уровень подготовки испанских моряков не выдерживал критики.

Какие же ориентиры обозначила Семилетняя война, ставшая ярким обобщением продемонстрированных в первой половине XVIII в. тенденций в развитии как военно-морского искусства, так и корабельного состава флотов?

Англия начала крейсерскую войну против Франции еще в 1755 г., захватив около 300 французских судов и 6 тыс. матросов. В ответ в апреле 1756 г. французы с помощью эскадры М. де Ла-Галиссоньера нанесли удар по Менорке и осадили Порт-Магон. Англичане не заставили себя долго ждать: уже 18 мая к Менорке подошла английская эскадра Д. Бинга, но в сражении 20 мая, проходившем строго по шаблонной схеме (занятие наветренного положения, выстраивание линии баталии параллельно противнику, спуск на линию противника корабль против корабля) потерпела позорное поражение. И это при том, что против 12 французских линейных кораблей было 13 английских.

Поскольку сражение стало апофеозом установившегося в тактике регулярных морских сражений догматизма, стоит напомнить, как оно проходило. Подойдя 18 мая к о. Менорка, эскадра Д. Бинга смогла застать противника врасплох. Пользуясь этим и имея численное преимущество (13 против 12 линейных кораблей), английский адмирал мог нанести решительный удар по французской эскадре в тот же день, но вместо этого он потратил много времени на маневрирование для занятия выгодного наветренного положения. В результате только 20 мая Д. Бинг принял решение атаковать противника, но одновременно приказал своему тринадцатому кораблю («Deptford») выйти из строя (у французов же было 12 кораблей).

Эскадры начали сближаться, и вскоре головной английский корабль («Defiance») достиг траверза передового корабля французов. Только после этого Д. Бинг приказал начать непосредственный спуск на неприятеля, совершив поворот «все вдруг» на 3 румба.^{1755} Однако командир английского авангарда контр-адмирал Т. Вест, не разобрав сигнала, повернул на семь, вследствие чего оторвался от центра английской эскадры и попал под сосредоточенный огонь французских кораблей. Интересно, что французы «громили противника поочередно» не во время сближения его под большим углом к своей линии, а «когда английские корабли выходили из поворота последовательно и строились в кильватерную колонну».^{1756}

Тем не менее, он все же вышел на параллельный с французами курс и даже, по английским источникам, выбил из французской линии четвертый и пятый корабли. Однако английский авангард по-прежнему остро нуждался в поддержке всей английской эскадры, а она оказалась сорванной: головной корабль английского центра («Intrepid»), шедший шестым, получил серьезные повреждения в рангоуте (была сбита фор-стеньга, которая заблокировала управление кораблем) и застопорил продвижение последующих мателотов, поскольку Д. Бинг начал выравнивать свою линию.^[294] В результате корабли Т. Веста и силы Д. Бинга окончательно оторвались друг от друга.^{1757}

Пользуясь этим, корабли французского авангарда стали выходить из линии и спускаться под ветер, а оставшаяся часть французской эскадры, прибавив парусов, прошла мимо оторвавшегося от главных сил английского авангарда, нанеся ему тяжелые повреждения, после чего также спустившись под ветер.^{1758} Таким образом, когда Бинг, наконец, подошел к своему авангарду, «последний находился в самом печальном положении»,^{1759} а французская эскадра, спустившись под ветер и повернув на обратный курс, снова выстроилась в кильватерную колонну.^{1760}

Повторять атаку Д. Бинг не стал. Англичане ушли к Гибралтару. Спустя некоторое время Д. Бинг был отдан под суд и расстрелян за допущенные им нарушения инструкций английского флота. Само же сражение у острова Менорка продемонстрировало всю глубину кризиса шаблонных методов атаки в регулярном бою.

Извлечение из донесения английского адмирала Д. Бинга о сражении у острова Менорки^{1761}

Я призвал к себе крейсеров, и когда присоединились они, поворотил оверштаг к неприятелю и устроил линию баталии. Французы также устраивали под ветром линию, тщетно стараясь выйти у меня на ветер. Их было 12 больших кораблей и 5 фрегатов.

Коль скоро показалось мне, что арьергард нашего флота прошел всю длину неприятельского авангарда, мы поворотили овер-штаг вдруг, и немедленно сделан был сигнал передовым кораблям, которые вели линию, держать полнее, а Депфорту выйти из линии, дабы нашу сделать ровною с неприятельскою. В два часа я сделал сигнал вступить в бой, находя, что это было наилучшим средством приказать каждому кораблю атаковать на близком расстоянии корабль, достающийся на его долю; и тут мне должно выразить величайшую благодарность мою контр-адмиралу (Весту) за храбрый пример, поданный авангарду, когда немедленно спустился он на корабли, которые надлежало ему атаковать с задним мателотом своим; это заставило одного из французских кораблей открыть огонь, и они начали пальбу, делая по судам нашим продольные выстрелы, когда они подходили.

Я спустился на корабль, бывший противу меня, и вступил с ним в сражение, выдержавши сначала огонь в течение некоторого времени, покуда подходил к нему.

По несчастию, Интрепид в самом начале сражения потерял фор-стеньгу, и она повисши на фок, обстенила его так, что нельзя было управлять кораблем; в то же время перебиты были у него брасы и фока-галс; от этого он надрейфовал на ближайший к нему корабль, и заставил, как его, так и корабли, бывшие впереди меня, обстенить паруса.

Я принужден был сделать то же самое на несколько минут, но не прежде чем вытеснили мы из линии противника нашего, который спустился по ветру, и тогда собственный адмирал его сделал по нем несколько выстрелов с ядрами…

Я заметил, что неприятель постоянно приспускается, и так как на наш один фут он переходил по три, то никак не позволял нам близко подойти к себе, но пользовался только возможностью вредить вооружению нашему.

Состав английской эскадры в сражении у острова Менорка 20 мая 1756 г.^{1762}

Корабль	Вооружение	Командир	Число убитых	Число раненых
«Defiance»	60 орудий	Capt Th. Andrews (2)	14	45
«Portland»	50 орудий	Capt. P. Baiard	6	20
«Lancaster»	66 орудий	Capt. Hon. G. Edgcumbe	1	14
«Buckingham»	68 орудий	Rear-Admiral T. West (R); capt. M. Everitt	3	7
«Captain»	64 орудия	Capt. Ch. Catford	6	30
«intrepid»	64 орудия	Capt. J. Young (1)	9	36
«Revenge»	64 орудия	Capt. F. Cornwall	3	13
«Princess Louisa»	60 орудий	Capt. Th. Noel	—	—
«Trident»	64 орудия	Capt. Ph. Durell (1)	—	—
«Ramillies»	90 орудий	Vice-Admiral Hon. J. Byng; capt. A. Gardiner	—	—
«Culloden»	74 орудия	Capt. H. Ward	—	—
«Kingston»	60 орудий	Capt. W. Parry (2)	—	—
«Deptford»	50 орудий	Capt. J.Amherst	—	—
Всего			42	165

Состав французской эскадры в сражении у острова Менорка 20 мая 1756 г.^{1763}

Корабль	Вооружение	Командир	Число убитых	Число раненых
«Orphee»	64 орудия	De Raimondis	10	0
«Hippopotame»	50 орудий	De Rochemore	2	10
«Redoutable»	74 орудия	M. de Glandevez (Chef d'Escadre)	0	3
«Sage»	64 орудия	Du Revest	0	8
«Guerrier»	74 орудия	De Villars de la Bosse	0	43
«Fier»	50 орудий	D'Erville	0	4
«Foudroyant»	84 орудия	M. de La Galissonniere (Lieut-General)	2	10
«Temeraire»	74 орудия	De Beaumont	0	15
«Content»	64 орудия	De Sabran-Grammont	5	19
«Lion»	64 орудия	De Saint-Aignan	2	7
«Couronne»	74 орудия	M. de La Clue (Chef d'Escadre)	0	3
«Triton»	64 орудия	Merlier	5	14
Всего			26	136

Сражение у о. Менорка продемонстрировало глубокий кризис тактики регулярного морского боя. Тем не менее, французы праздновали успех, в результате которого 28 июня 1756 г. Порт-Магон капитулировал. Захват о. Менорка, а также занятие в ноябре о. Корсики укрепили позиции Франции на Средиземном море. Англичане сохранили здесь лишь одну базу — Гибралтар.

После этих событий последовало официальное объявление войны Лондоном и Парижем. Началась ожесточенная борьба за колонии в Индии и Северной Америке, почему борьба на морских сообщениях приобрела особую важность. Англия применила ближнюю блокаду французских баз. Французы развернули широкую крейсерскую войну с помощью каперов. С 1756 по 1760 г. французы захватили у англичан более 2,5 тыс. коммерческих судов. Даже в 1761 г., когда Франция не имела в море уже ни одного линейного корабля, а англичане захватили 240 французских приватиров, французы сумели захватить 812 английских судов. Английские историки, в целом, также признают огромную численность французских каперов и захват ими, несмотря на конвои и охрану, в 1760 г. 300 торговых судов, а в 1761 г. — свыше 800.

Таким образом, всего Франция захватила более 3 тыс. английских торговых судов. Тем не менее, ощутимого урона английской торговле Франция так и не нанесла. Это объяснялось огромным ростом английской торговли и практически полным уходом со сцены после 1759 г. французского линейного флота, само присутствие которого в 1756–1759 гг. приковывало внимание главных сил противника, не давая им возможности сосредоточиться на борьбе с каперством. Свидетельство последнего — признание тех же англичан, что в 1759 г. убытки британского коммерческого судоходства еще превышали прибыль от призов, взятых английским военными судами.^{1764}

В свою очередь, англичане также вели крейсерскую войну, но с 1756 по 1760 г. захватили у Франции только 950 торговых судов. Причина была проста: господство английского флота привело к замиранию французской морской торговли. Французские купцы просто боялись выходить в море.

Кроме того, уничтожая французскую торговлю, англичане не считались и с нейтральными судами. Так, «в течение 1758 года не менее ста семидесяти шести нейтральных судов, нагруженных богатыми произведениями французских колоний или военными и морским припасами, попали в руки Англии».^{1765} «Очевидно, — писал по этому поводу А.Т. Мэхэн, — что уже тогда действовали те причины, которые двадцать лет спустя привели к вооруженному нейтралитету… Обладание неограниченной силой, какой морская сила Англии тогда и была в действительности, редко уживается с глубоким уважением к правам других. Англии, при отсутствии соперника в океане, было выгодно, чтобы груз неприятеля на нейтральных судах подлежал захвату…».^{1766}

Во многом благодаря английскому флоту провалился и план Франции по высадке войск на берега Англии в 1759 г. 18 августа у Лагоса английской эскадрой Э. Боскоуэна была разбита французская эскадра Ла-Клю, пытавшаяся прорваться из Тулона в Брест. В отличие от сражения у Менорки, здесь имело место сражение после погони английской эскадры за французами, что сразу же дало другой результат.

События здесь развивались следующим образом. 5 августа М. де Ла-Клю вышел с 12 линейными кораблями и 3 фрегатами из Тулона, и 17августа он находился уже в Гибралтарском проливе. Однако одному из английских фрегатов, охранявших пролив, удалось, несмотря на туман, заметить эскадру, о чем он тотчас же сообщил в Гибралтар. Хотя английская эскадра еще не вполне подготовилась к выходу, тем не менее, через три часа в море уже были 15 линейных кораблей и несколько фрегатов. В ответ французы, поставив все паруса, направились к западу, в Атлантический океан, куда за ними последовали и англичане. Но за ночь французская эскадра распалась (5 линейных кораблей, неправильно поняв сигналы Ла-Клю, ушли в Кадис), и на рассвете передовой отряд англичан увидел лишь 7 неприятельских линейных кораблей.

Началась общая погоня, которую Э. Боскоуэн искусно организовал, не заботясь о строе. В результате на высоте мыса Санта Мария, к востоку от Лагоса, в два часа был настигнут концевой французский корабль «Centaure», командир которого капитан де'Сабран великодушно принес себя в жертву; упорный шестичасовой бой его с несколькими противниками дал возможность остальным судам продолжить отход. Два из них направились на запад и избежали захвата, но с четырьмя остальными де Ла-Клю пришлось выброситься на берег около Лагоса, то есть в территориальных водах Португалии. Их судьба оказалась плачевной, поскольку Э. Боскоуэн не обратил никакого внимания на нейтралитет Португалии. В итоге два из этих четырех линейных кораблей французов были сожжены, а два захвачены. «Я попал в плен у Лагоса, — писал в одном из писем будущий французский адмирал П.-А. Сюффрен. — Англичане уничтожили наши корабли у самого берега, хотя те находились под защитой мола и батарей португальских фортов».

Кстати, стоит отметить, что за расправу над французскими кораблями в нейтральных водах Португалии Англия не поплатилась ничем, кроме формального извинения перед последней: Португалия была в слишком большой зависимости от Англии, чтобы та стала считаться с ней. У. Питт, сносясь по этому поводу с английским посланником в Лиссабоне, писал, что, успокаивая затронутое самолюбие португальского правительства, не следует позволять ему думать, будто взятые корабли будут возвращены французам или что отличившийся адмирал подвергнется взысканию.^{1767} Комментарии, как говорится, излишни. Пример весьма красноречив!

Состав английской эскадры в сражении у Лагоса 18 августа 1759 г.^{1768}

Корабль	Вооружение	Командир	Число убитых	Число раненых
«Namur»	90 орудий	Admiral Hon E, Boscawen (В); capt. M. Buckle (1)	13	44
«Prince»	90 орудий	Vice-Admiral Th. Broderick (В); capt. J. Peyton (1)	—	—
«Newark»	80 орудий	Capt. W. Holbourne	—	5
«Warspite»	74 орудия	Capt. J. Bentley	11	40
«Culloden»	74 орудия	Capt. S. Callis	4	15
«Conqueror»	70 орудий	Capt. W. Lloyd (1)	2	6
«Swiftsure»	70 орудий	Capt. Th. Stanhope	5	32
«Edgar»	64 орудия	Capt. F. W. Drake	—	—
«St. Albans»	64 орудия	Capt. E. Vernon (2)	6	2
«Intrepid»	60 орудий	Capt. E. Pratten	6	10
«America»	60 орудий	Capt. J. Kirke	3	16
«Princess Louisa»	60 орудий	Capt. R. Harland (2)	—	—
«Jersey»	60 орудий	Capt. J. Barker (1)	—	—
«Guernsey»	50 орудий	Lieut. M. Kearny	—	14
«Portland»	50 орудий	Capt. J. Maplesden	6	12

Состав французской эскадры в сражении у Лагоса 18 августа 1759 г.^{1769}

Корабль	Вооружение	Командир	Примечание
«Ocean»	80 орудий	Admiral M. de La Clue; capt. M. de Caine	Сожжен
«Redoutable»	74 орудия	M. de S. Aigneau	Сожжен
«Centaure»	74 орудия	Nl. Sabran de Gramont	Захвачен англичанами
«Temeraire»	74 орудия	M. de Castillon, I'aine	Захвачен англичанами
«Modeste»	64 орудия	Nl. de Lac Nlonvert	Захвачен англичанами
«Souverain»	74 орудия	М. de Panat
«Guerrier»	74 орудия	М. de Rochmore
«Fantasque»	64 орудия	М. de Castillon, Cadet
«Lion»	64 орудия	M. de Colbert Turgis
«Triton»	64 орудия	M. de Venel
«Fier»	50 орудий	M. de Marquesan
«Oriflamme»	50 орудий	M.de Dabon

Так была снята угроза объединения Брестской и Тулонской эскадр французов, А 20 ноября английский адмирал Э. Хоук нанес тяжелый удар и самой опасной Брестской эскадре в Киберонской бухте.

Дело в том, что французы, несмотря на поражение М. де Ла-Клю, все еще планировали провести экспедицию против Англии. В портах южнее Бреста были собраны десантные войска, прикрыть переброску которых и вышла Брестская эскадра маршала де'Конфлана, воспользовавшаяся тем, что из-за штормовой погоды английский флот Э. Хоука укрылся в Торбее.

Однако надежда де'Конфлана избежать боя не осуществилась. Англичане своевременно узнали о выходе французов, и Э. Хоук немедленно направился к Киберонской бухте, которую блокировал отряд коммодора Даффа.

Между тем, на рассвете 20 ноября французский флот первым приблизился к Киберонской бухте и, отогнав блокировавшие ее корабли Даффа, даже попытался преследовать их. Но почти одновременно французами были обнаружены новые паруса на горизонте. Вскоре выяснилось, что это подходят 23 линейных корабля Э. Хоука, которые вместе с 4 кораблями Даффа составили эскадру из 27 единиц. Де'Конфлан же располагал только 21 линейным кораблем.

Сначала он продемонстрировал намерение дать бой, и даже начал строить линию, но затем, отказываясь от боя в море при таком неравенстве сил, приказал идти в Кибернонскую бухту. Де'Конфлан рассчитывал, что в плохую погоду английский флагман не пойдет в бухту, окруженную рифами и изобилующую камнями и мелями. Однако Э. Хоук, полагаясь на свой опыт и своих подчиненных, решительно направился за французами. На его флагманском корабле был поднят сигнал «общей погони».

В результате когда головные корабли французского флота входили в бухту Киберон, английский авангард уже открыл огонь по французскому арьергарду. Более того, 4 концевых французских корабля вообще были атакованы с двух бортов девятью английскими кораблями! Судьба двух линейных кораблей из этих четырех оказалась печальной. Один из них, «Thesee», хотел открыть огонь из нижней батареи, порты которой ранее, вследствие свежего ветра и большого волнения, вынужден был держать закрытыми, но это привело к попаданию на гон-дек массы воды, из-за чего линейный корабль вскоре погиб почти со всем экипажем. «Formidable», на котором держал свой флаг один из младших флагманов дю Нерже, все же смог организовать сопротивление, но в итоге попал в плен к англичанам.^{1770}

В это время к своим головным кораблям стали подходить основные силы Э. Хоука. В итоге еще один французский линейный корабль «Superbe» повторил судьбу «Thesee», a «Heros», как и «Formidable», спустил флаг (правда, позднее, он все же смог оторваться от англичан, но все равно потерпел крушение и в итоге был сожжен).^{1771}

Увидев такое стремительное развитие событий, де'Конфлан повернул на помощь своему арьергарду, но у него уже не оставалось времени: наступала ночь, и эскадры обменялись лишь немногими залпами. Бой закончился.

Положение французов оказалось тяжелым. Три корабля погибли, один сдался, а остальные оказались разбросанными и заблокированными. Семь из них укрылись в устье небольшой реки Вилены, а еще семь попытались уйти в Рошфор. Но один из последних также погиб на мели у устья Луары. Флагманский же корабль де'Конфлана 80-пушечный «Soleil Royal» утром оказался в одиночестве севернее устья Луары. Чтобы не доставить противнику нового трофея, де'Конфлан приказал выбросить на берег, а затем сжечь свой флагманский корабль.

Таким образом, в результате трехчасового боя и последующих событий 6 французских кораблей были потеряны, а уцелевшие 15 разделены на два отряда и в ближайшие месяцы не могли соединиться (в некоторых источниках указывается, что французы потеряли даже 9 линейных кораблей). Англичане также понесли потери, но они были, во-первых, намного меньше, а во-вторых, вызваны сложнейшими условиями боя. В частности, попали на мель и были разбиты волнами два линейных корабля — «Resolution» и «Essex».

Победа Э. Хоука имела огромное значение. А.Т. Мэхэн даже назвал Киберонское сражение «Трафальгаром Семилетней войны», указав, что после него англичане могли не бояться высадки.^[295] Так был сорван план по высадке французских войск в Англии. Потери же французского флота в обоих сражениях достигли 11 линейных кораблей. В тактическом плане обе победы оставили двойственное впечатление: с одной стороны, как мы видели, они были итогом не классического морского боя, а преследования противника, а с другой — именно этот факт позволил англичанам достичь успеха: в ходе преследования они не придерживались установленных шаблонов, что при пассивности французов привело последних к поражению.

Состав английской эскадры в сражении в Киберонской бухте 20 ноября 1759 г.^{1772}

Корабль	Вооружение	Командир	Примечание
«Royal George»	100 орудий	Admiral Sir E. Hawke, К. В.; capt. J. Campbell (1)
«Union»	90 орудий	Vice-Admiral Sir Ch. Hardy (2); capt. J. Evans
«Duke»	90 орудий	Capt. Th. Graves (2)
«Namur»	90 орудий	Capt. M. Buckle
«Mars»	74 орудия	Commodore J. Young (1)
«Warspite»	74 орудия	Capt. Sir J. Bentley, Kt
«Hercules»	74 орудия	Capt. W. Fortescue
«Torbay»	74 орудия	Capt. Hon A. Keppel
«Magnanime»	74 орудия	Capt. Viscount Howe
«Resolution»	74 орудия	Capt. H. Speke	Разбился в Киберонской бухте
«Hero»	74 орудия	Capt. Hon. G. Edgcumbe
«Swiftsure»	70 орудий	Capt. Sir Th. Stanhope, Kt
«Dorsetshire»	70 орудий	Capt. P. Denis
«Burford»	70 орудий	Capt. J. Gambier(1)
«Chichester»	70 орудий	Capt. W. Salteren Willet
«Temple»	70 орудий	Capt. Hon. W. Shirley
«Revenge»	64 орудия	Capt. J. Storr
«Essex»	64 орудия	Capt. L. O'Brien	Разбился в Киберонской бухте
«Kingston»	60 орудий	Capt. Th. Shirley
«Intrepid»	60 орудий	Capt. J. Maplesden
«Montagu»	60 орудий	Capt. J. Rowley
«Dunkirk»	60 орудий	Capt. Hon. R. Digby
«Defiance»	60 орудий	Capt. P. Baird
«Rochester»	50 орудий	Capt. R. Duff
«Portland»	50 орудий	Capt. M. Arbuthnot
«Falkland»	50 орудий	Capt. F.S. Drake
«Chatham»	50 орудий	Capt. J. Lockhart

Составы французской эскадры в сражении в Киберонской бухте 20 ноября 1759 г.^{1773}

Корабль	Вооружение	Командир	Примечание
«Soleil Royal»	80 орудий	Marechal de Conflans De Chesac. Capit	Выскочил на мель и сожжен французами
«Tonnant»	80 орудий	De Beaufremont
«Formidable»	80 орудий	De Saint-Andre	Взят англичанами
«Orient»	80 орудий	De Guebriant
«Intrepide»	74 орудия	De Chateloger
«Glorieux»	74 орудия	De La Brosse
«Thesee»	74 орудия	De Kersaint	Затонул
«Heros»	74 орудия	De Sainsai	Взят англичанами, потерпел крушение, сожжен
«Robuste»	74 орудия	De Vienne.
«Magnifique»	74 орудия	De Morogues
«Juste»	70 орудий	De Saint-Allouanne	Разбился
«Superbe»	70 орудий	De Montalais	Затонул
«Dauphin Royal»	70 орудий	D'Urtube
«Dragon»	64 орудия	De La Touche
«Northumerland»	64 орудия	De Bellinghan
«Sphinx»	64 орудия	De Contances
«Solitaire»	64 орудия	De Langle
«Brilliant»	64 орудия	De Bois-Chateau
«Eveille»	64 орудия	De La Prevalais
«Bizzare»	64 орудия	Chevalier de Rohan
«Inflexible»	64 орудия	De Caumont

Между тем, опираясь на господство своего флота, англичане добились серьезных успехов в борьбе за колонии. В 1758 г. англичане заставили сдаться Луисберг (адмирал Боскоуэн, высадив войска, расположил рядом и флот, чем, с одной стороны, прикрыл начатую осаду с моря, а с другой — отрезал единственно возможный путь для подвоза боеприпасов осажденным). В 1759 г. с помощью флота англичане захватили. Квебек, а в 1760 г. французы капитулировали в Монреале. Кроме того, в том же 1760 г. они упустили шанс вернуть Квебек: разбив англичан перед городом, французы уже начали его осаду, но прибывшая английская эскадра быстро положила ей конец; один из английских историков писал по этому поводу: «таким образом, неприятель увидел, что значит быть слабее в море, так как имей французы эскадру для воспрепятствования английскому флоту подняться вверх по реке, Квебек должен был пасть». Таким образом, Канада была потеряна для Франции.

С 1759 г. английский флот, пользуясь превосходством в силах, перешел к активным действиям по захвату вест-индских островов, принадлежавших Франции. В 1759 г. был захвачен о. Гваделупа, в 1761 г. — Доминика. В 1762 г. с помощью флота англичане овладели главным опорным пунктом французов — о. Мартиника (который, по словам А.Т. Мэхэна, был жемчужиной французских островов, а также центром базирования каперов Франции в Вест-Индии). За падением Мартиники последовал захват англичанами островов Гренады, Сент-Люси, Сен-Венсана. Французские каперы лишились баз. Потеря же Мартиники и Гваделупы стала даже большим ударом, чем потеря Канады — это были «сахарные острова», которые, по мнению Вольтера, стоили многих тысяч арпанов канадских снегов.^{1774}

А в 1762 г. англичане с помощью флота заставили капитулировать испанскую Гавану. Английский флот, в частности, обеспечил доставку войск и блокирование города. И хотя обстрел Гаваны с моря привел к серьезным повреждениям кораблей британского флота, установленная им блокада все же заставила защитников города капитулировать. В результате 9 испанских линейных кораблей были захвачены, 3 сожжены. С падением Гаваны, а вскоре и всей Кубы Испания потеряла богатую колонию и важнейший опорный пункт на своих морских сообщениях из Европы в Центральную Америку.

В Ост-Индии Англия также достигла серьезных успехов, опираясь на морские силы. Сначала английский флот сумел завоевать господство в этом районе, отразив все попытки французского флота захватить господство у берегов Индии и тем самым вмешаться в события на суше.^[296] В частности, в 1758–1759 гг. в ост-индских водах произошло три сражения между англичанами под командованием Дж. Покока и французами под командованием графа д'Аше. Они стали еще одной иллюстрацией состояния тактического мастерства ведущих флотов к середине XVIII в., подтверждая неслучайность событий 1756 г. у острова Менорки.

Первое сражение состоялось 29 апреля 1758 г. при Куддалоре (иначе — сражение у форта Сэнт-Дэвид). Англичане под командованием Дж. Покока располагали в нем 7 линейными кораблями, французы под руководством д'Аше — 7 линейными, двумя 44- и одним 36-пушечным кораблями.

Сражение начал Дж. Покок, спустившись в обычном порядке на линию кораблей д'Аше, ожидавшего этой атаки. Правда, при сближении три концевых английских корабля, уже в который раз при такой атаке, отстали и в итоге оказались вне боя. Тем не менее, французы не смогли извлечь из этого пользы, встретив англичан в традиционной оборонительной линии баталии.

В результате начался обычный бой на параллельных курсах, в ходе которого флагманский корабль Д'Аше неожиданно спустился под ветер (по данным Б. Танстолла, причиной послужил произошедший на нем взрыв). Но французы ловко справились с проблемой: «Его задний мателот, — значится в труде К. Экинса, — который большую часть сражения держался против раковины Ярмута, подошел тогда на траверс, сделал залп и спустился. Другие арьергардные корабли подходили таким же образом и потом спустились».^{1775} Иными словами, французы «исполнили маневр сосредоточения огня на флагманский английский корабль, дефилируя мимо него».^{1776} Поэтому, когда Дж. Покок дал сигнал об общей погоне за начавшими отход французами, четыре его головных корабля, которые только и вели бой, оказались настолько поврежденными, что сделали его успешное выполнение нереальным, и преследование закончилось, практически не начавшись.^{1777}

Состав английской эскадры в сражении у Куддалора 29 апреля 1758 г.^{1778}

Корабль	Вооружение	Командир	Число убитых	Число раненых
«Tiger»	60 орудий	Capt. Т. Latham	4	12
«Salisbury»	50 орудий	Capt. J.S. Somerset	8	16
«Elizabeth»	64 орудия	Commodore Ch. Stevens; capt. Kempenfelt	3	11
«Yarmouth»	64 орудия	Vice-Admiral G. Pocock; capt. J. Harrison	7	32
«Cumberland»	56 орудий	Capt. W. Brereton	7	13
«Newcastle»	50 орудий	Capt. G. Legge	—	2
«Weymouth»	60 орудий	Capt. N. Vincent	—	3
Всего			29	89

Состав французской эскадры в сражении у Куддалора 29 апреля 1758 г.^{1779}

Корабль	Вооружение	Командир	Число убитых
«Bien Aine»	58 орудий	M. de la Palliere	40
«Vengeur»	54 орудия	M. Bouvet	13
«Conde»	44 орудия	М.de Rosbeau	7
«Duc d’Orleans»	56 орудий	M. de Surville	12
«Zodiaque»	74 орудия	Comte d'Ache; M. Gotho; chev. De Monteil	35
«St. Louis»	50 орудий	De Joannis	13
«Moras»	44 орудия	M. Bee. De Lievre	32
«Sylphide»	36 орудий	M. Mahe	3
«Due de Bourgogne»	60 орудий	M. D'Apret	6
«Comte de Provence»	74 орудия	M. de la Chaire	—
Всего			161

В сражении у Негапатама (иногда оно именуется сражением у Карикала) 3 августа 1758 г. Дж. Покок, воспользовавшись благоприятной переменой ветра, смог навязать французам новый бой. Оба противника имели практически прежние силы, но по итогам жаркого боя на этот раз потери французов оказались намного серьезнее, чем англичан. Так, головной французский корабль потерял бизань-мачту, а флагманский корабль д'Аше, потеряв руль, вышел из линии для ремонта. Два других французских корабля также покинули линию. Тогда д'Аше приказал поднять все паруса и стал отходить. Покок приказал преследовать французов, но к ночи те оказались вне дальности артиллерийского огня, потеряв 850 человек из состава команд, в то время как на кораблях Дж. Покока потери составили около 200 человек.

Из данных английского исследователя К. Экинса по сражению англо-французских эскадр 3 августа 1758 г.^{1780}

3 августа… В которое в час пополудни, началось жаркое сражение и продолжалось с наивысочайшим ожесточением около двух часов… Английская эскадра потерпела много в этом втором сражении, и граф д'Аше имел бы перевес на своей стороне, если бы не случилось несчастья на его корабле и на Конт де Прованс, произведенного зажигательными веществами (зажигательными стрелами, fire arrows), которые бросали англичане на суда наши, вопреки всех правил и обыкновений образованной войны. Конт де Прованс пострадал первым; все паруса его на бизань-мачте загорелись и пламя дошло уже до шканец, так, что без сомнения весь корабль сделался бы жертвою его, если бы капитан корабля Дюк де Бургонь не поставил себя между Контом де Провансом и английским судном, которое, израсходовав все зажигательные вещества, продолжало делать залпы. Командиру Конт де Прованс стоило великих трудов погасить огонь совсем. То же самое случилось и Зодиаком, с той только разницей, что огонь достиг крюйт-камеры и корабль едва не взорвался, но спасен был усердием офицеров. После таких происшествий [французская] эскадра принуждена была ретироваться…

Состав английской и французской эскадр в сражении у Негапатама 3 августа 1758 г.^{1781}

Английская эскадра			Французская эскадра
корабль	вооружение	примечание	корабль	вооружение	примечание
«Yarmouth»	64 орудия	Vice-Admiral G, Pocock; capt. J. Harrison	«Zodiaque»	74 орудия	Comte d'Ache; М. Gotho, 1st captain; chev. De Monteil, 2d captain
«Elizabeth»	64 орудия	Commodore Ch. Stevens; capt. R. Kempenfelt	«Comte de Provence»	74 орудия	M. la Chaire
«Tiger»	60 орудий	Capt. Th. Latham	«St. Louis»	64 орудия	M. Joannis
«Weymouth»	60 орудий	Capt. J.S. Somerset	«Vengeur»	54 орудия	M. de Palliere
«Cumberland»	56 орудий	Capt. W. Martin	«Due d' Orleans»	60 орудий	M. de Surville
«Salisbury»	50 орудий	Capt. W. Brereton	«Due de Bourgogne»	60 орудий	M. Bouvet
«Newcastle»	50 орудий	Capt. Hon. J. Colvill	«Conde»	50 орудий	M. de Rofbeau
«Queenborough»	24 орудия	Capt. D. Dent	«Moras»	50 орудий	M. BecdeLievre
—	—	—	«Diligente»	24 орудия	?

В третий же раз Дж. Покок и д'Аше сошлись уже 10 сентября 1759 г. при Пондишери (иначе — у Тринкомали), причем оба обладали теперь большими силами. В частности, эскадра Дж. Покока насчитывала 9 линейных кораблей, а д'Аше — аж 11, почему последняя и превосходила первую на 100 пушек.

Однако, несмотря на это неравенство, атаковали опять-таки англичане: Дж. Покок, находившийся на ветре, сближался с противником, который вновь ожидал его в стройной кильватерной линии. Правда, эскадра Дж. Покока вначале находилась в линии фронта, но, не ожидая от этого больших преимуществ, английский вице-адмирал решил, как и требовал шаблон регулярного боя, перестроиться в кильватерную линию на параллельном с французами курсе. Это ему вполне удалось, в результате чего началась ставшая в XVIII в. уже обычной перестрелка двух линий враждебных эскадр с той только разницей, что англичанам удалось приблизиться на меньшую дистанцию.

Но вскоре, по данным Б. Танстолла, второй флагман англичан коммодор Ч. Стивене сумел выбить из линии французов корабль, шедший перед кораблем д'Аше. В результате четыре головных английских корабля оказались всего лишь против пяти французских.

И Дж. Покок решил этим воспользоваться: его корабль и два, следующих за ним, попытались атаковать центр французского строя. Однако два других английских корабля (бывших, кстати, последними) атаку не поддержали, и бой продолжился на параллельных курсах.^[297]

Тем не менее, после пятичасовой канонады бой могли продолжить только шесть французских кораблей, но вскоре линию покинули еще два. Д'Аше был тяжело ранен, а его флаг-капитан убит. Три оставшихся французских корабля, еще продолжавшие бой, вскоре подняли все паруса и стали уходить. Однако из всего флота Дж. Покока только два концевых корабля смогли броситься в погоню за французами. Остальные же английские корабли имели такие серьезные повреждения рангоута и такелажа, что могли только лечь в дрейф. Потери французов составили 1500, а англичан — 570 человек.^{1782}

Состав английской и французской эскадр в сражении при Пондишери 10 сентября 1759 г.^{1783}

Английская эскадра			Французская эскадра
корабль	вооружение	командир	корабль	вооружение	командир
«Elizabeth»	64 орудия	Capt. R. Tiddiman	«Actif»	64 орудия	М. Beauchaine
«Newcastle»	50 орудий	Capt. С. Mickie	«Minotaure»	74 орудия	М. L'Aguille, Chef d'Escadre
«Tiger»	60 орудий	Capt. W. Brereton	«Due d'Orleans»	60 орудий	М. Surville, Cadet
«Crafton»	68 орудий	Rear-Admiral Ch. Stevens; capt. R. Kempenfelt	«St. Louis»	60 орудий	M. Joannis
«Yarmouth»	66 орудий	Vice-Admiral G. Pocock; capt. J. Harrison	«Vengeur»	64 орудия	M. de Palliere
«Cumberland»	58 орудий	Capt. J.S. Somerset	«Zodiaque»	74 орудия	Comte d'Ache; M. Gotho, 1sl captain; chev. De Monteil, 2d captain
«Salisbury»	50 орудий	Capt. D. Dent	«Comte de Provence»	74 орудия	M. le Chaire
«Sunderland»	60 орудий	Capt. Hon. J. Coivill	«Due de Bourgogne»	60 орудий	M. Bouvet, Cadet
«Weymouth»	60 орудий	Capt. Sir W. Baird	«lllustre»	64 орудия	M. de Ruis
«Queenborough»	24 орудия	Capt. Kirk	«Fortune»	64 орудия	M. de Loiry
—	—	—	«Centaure»	74 орудия	M. Surville, I'aine
—	—	—	«Sulphide»	36 орудий	?
—	—	—	«Diligente»	24 орудия	?

Д'Аше сохранил свой флот, но ценой больших потерь и тяжелых повреждений кораблей. Правда, и англичане каждый раз получали достаточно серьезные повреждения и несли потери. С точки же зрения тактики, все сражения проходили в рамках идеи регулярных морских боев, не представляя каких-либо новых приемов, разве что подтверждая стремление англичан каждый раз атаковать противника.

Тем не менее, общий итог всех трех сражений оказался в пользу англичан, поскольку именно французский флот вынужден был уйти в Иль-де-Франс, чем полностью предоставлял Англии свободу действий в Индии. И британцы не замедлили этим воспользоваться. Уже в 1761 г. они захватили Пондишери, последний опорный пункт французов в Индии. Франция окончательно утратила свои колонии в Индии. Более того, в августе 1762 г. англичане, используя свой флот, находившийся в Ост-Индии и оставшийся после поражения французов в гордом одиночестве, нанесли удар по принадлежавшим Испании Филиппинским островам, которые в октябре капитулировали. Чтобы выкупить их, Испания заплатила 4 млн. долларов.

Примерно в это же время английский флот нанес Испании еще два тяжелейших удара: были захвачены два грузовых испанских корабля, перевозивших драгоценности из Акапулько и Лимы в Испанию; общая сумма добычи составила 7 млн. долларов.^{1784} «Никогда колониальные владения Испании не получали таких ударов. Испания, своевременное вмешательство которой могло бы изменить исход войны, приняла в ней участие слишком поздно для того, чтобы помочь Франции, но вовремя для того, чтобы разделить с ней ее несчастья. Была причина бояться еще большего. Панама и Сан-Доминго находились в опасности, а англо-американцы приготовлялись для вторжения во Флориду и Луизиану… Завоевание Гаваны помешало в значительной мере сообщениям между богатыми американскими колониями Испании и Европой. Покорение Филиппинских островов изгнало теперь Испанию из Азии…».^{1785}

Наконец, нельзя не отметить проведенную британским флотом в 1761 г. операцию по захвату крепости острова Бель-Иль, располагавшегося у входа в Киберонскую бухту (атлантическое побережье Франции), что дало англичанам отличную базу для слежения за французским флотом и борьбы с французским судоходством. А. Штенцель отмечает в этой операции отличное взаимодействие английского флота и войск. Правда, англичане, как и русский флот под Кольбергом, не встретили никакого противодействия неприятельского флота.

Подводя же итоги действий главных морских держав, нужно отметить следующее. Английский флот сломил французский без генерального сражения (хотя при этом одержал две достаточно важные победы, сыгравшие видную роль в последующих событиях), причиной чего во многом стала пассивная французская стратегия. Англичане же, наоборот, продемонстрировали чрезвычайную активность и напористость, не останавливаясь даже перед нарушением нейтралитета третьих стран: выражение «цель оправдывает средства» окончательно стало фактическим девизом английского флота.

Французы же оказались биты из-за распыления сил и чрезмерной пассивности своего флота: ведь он рассматривался лишь как придаток армии. Ставка же на одну, пусть и неограниченную, крейсерскую войну не сработала — этого явно оказалось недостаточно.

Таким образом, в области военно-морского искусства были ярко продемонстрированы две формы ведения морской войны:борьба за обладание морем с флотом противника и крейсерская война против неприятельского судоходства, с одновременным использованием своего флота для поддержки сухопутных войск.

Во время Семилетней войны появилась и новая форма ведения морской блокады. До 1759 г. имела место общая ближняя блокада, которая заключалась в том, что у блокируемой базы противника непрерывно находился лишь блокадный дозор, а основные силы располагались в ближайшей собственной базе. В 1759 г. форма блокады изменилась. Вместо общей ближней блокады англичане приступили к плотной ближней блокаде порта. Плотная ближняя блокада, хотя и требовала большего напряжения блокирующих сил, являлась наиболее сильной формой блокадных действий.

Наконец, Семилетняя война в полной мере показала всю значимость развитого торгового и вспомогательного флота!

В тактическом же отношении в регулярных морских сражениях все осталось по-старому. Французы сохранили свою оборонительную тактику, избегая всяких жертв, а англичане так и не ушли от тех устарелых приемов атаки, которые были выработаны еще в конце прошлого столетия; старые схемы по-прежнему довлели в этой сфере. Сражение у острова Менорка, произошедшее в 1756 г., отлично иллюстрирует ситуацию, сложившуюся в тактике проведения регулярных морских сражений.

Тем не менее, бой при Менорке имел и другую сторону. Французы еще раз продемонстрировали великолепное искусство обороны в регулярном морском бою. Французский флот показал, как нужно избегать решительной фазы боя и при этом добиваться успеха. Вот принципы, заложенные еще М. Рейтером и доведенные французами до совершенства. Заняв подветренное положение, французский флот в кильватерной колонне ожидал подхода противника. Когда флот противника начинал спускаться под ветер, имея возможность вести огонь только из носовых орудий, французские корабли с предельной дистанции открывали огонь из всех бортовых орудий и уже в период сближения наносили английским кораблям значительные повреждения в рангоуте. Когда же англичане подходили на дистанцию действительного артиллерийского огня и начинали ложиться на параллельный курс, французский флот сам спускался под ветер и на значительном расстоянии снова выстраивался в линию баталии. Атаковать же английский флот французы не собирались: они не считали это главной задачей своего флота.

Однако морские сражения Семилетней войны, благодаря продемонстрированным Э. Боскоуэном и Э. Хоуком примерам преследования французов, показали отход английского флота от шаблонов и возобновление творческого использования тактических приемов. В частности, в данных сражениях англичане применили действия кораблей по способности, концентрацию сил на части французских эскадр, взятие их в два огня. Но пока это были приемы, возможные только в строго определенном виде морского боя — боя после погони, в которой соблюдение строя в английском флоте не являлось обязательным, что и позволяло командирам кораблей действовать не трафаретно.

Эти сражения являлись тем более показательными, что англичане действовали указанным способом против отступающих французских эскадр уже во второй войне подряд. Впервые такие действия были применены английскими моряками еще во время войны за Австрийское наследство 1740–1748 гг. Речь, в частности, идет о двух сражениях у мыса Финистерре, произошедших в 1747 г. между английскими и французскими эскадрами. В обоих случаях более сильные англичане разбили французов, пытавшихся прикрыть сопровождаемый ими коновой. В обоих случаях разгром явился результатом боя в виде свалки, произошедшей после «общей погони» англичан (то есть погони без соблюдения строя).

Для примера обратимся ко второму бою у м. Финистерре (14 октября 1747 г.), более важному тем, что в Семилетней войне тот же Хоук разовьет использованный им тогда прием. 14 октября 1747 г. Э. Хоук (тогда еще контр-адмирал), обнаружив французский конвой и эскадру прикрытия (9 линейных кораблей и 250 торговых судов) и имея всего 15 линейных кораблей, немедленно начал погоню за противником без построения линии. Быстро приблизившись к неприятелю, он начал строить линию баталии, но французы вновь стали отрываться. И тогда Хоук опять применил общую погоню, в результате которой догнал французов, следуя беспорядочным строем, и теперь уже не перестраиваясь с двух сторон атаковал построившегося в линию противника. В итоге произошла характерная для морских сражений середины XVII в. «свалка», в ходе которой 7 французских кораблей были пленены и только двум удалось уйти. Так закончилось это сражение. И если в войне 1740–1748 гг. англичане проводили общее преследование только французских эскадр, сопровождавших конвои, то в войне 1756–1763 гг. имели место подобные атаки уже самостоятельно действовавших французских эскадр (сражения у Лагоса и в Киберонской бухте).

Говоря об итогах действий английского и французского флотов, нельзя не коснуться и кораблей, из которых состояли эти флоты. Тем более что здесь произошли весьма существенные изменения. Во-первых, отлично проявили себя новые типы кораблей, ставших с этого момента основой парусных флотов ведущих военно-морских держав: речь идет о линейных кораблях 74-пушечыого ранга и фрегатах 32–38-пушечного ранга. А во-вторых, важный рывок в кораблестроении совершили англичане.

В 1745 г. английское Адмиралтейство полностью заморозило развитие конструкции линейного корабля, приняв «штат 1745 года», по которому старые корабли следовало впредь заменять новыми, имеющими точно такую же конструкцию. Напомним, что к этому времени основные силы английского флота составляли 70- и 60-пушечные линейные корабли III ранга. Однако в 1755 г. пост инспектора военно-морского флота занял сэр Томас Слейд. Он решил покончить со штатом 1745 г. и уже через месяц после своего назначения для замены двух старых 70-пушечных кораблей представил проект 74-пушечных кораблей с вооружением из 28 32-, 28 18- и 18 9-фунтовых орудий. После его поддержки первым лордом Британского адмиралтейства Г. Ансоном на свет появились линейные корабли Дублинского класса (Dublin class) — первые 74-пушечные корабли Royal Navy.^{1786},[298]

В результате когда в ходе Семилетней войны в качестве основного варианта линейного корабля окончательно победила идея 74-пушечника, английский флот был представлен отличными образцами этих судов. В частности, британские 74-пушечные линейные корабли полностью доказали свой высокий уровень, продемонстрировав идеальный компромисс между вооружением и мореходностью (еще и при сравнительно небольшой стоимости постройки). Во всяком случае, английские авторы единодушно дают новым британским кораблям высокие оценки. Так, Д. Ховарт (D. Howard) пишет, что «первые же 74-ггушечники были уже ничем не хуже французских проектов (считавшихся тогда образцовыми. — Авт.)».^[299] По мнению авторов же работы «Британские парусные линейные корабли», «когда в 1761 г. спроектированный Слейдом 74-пушечный HMS “Bellona” сумел захватить более крупный французский 74-пушечный “Courageux”, превосходство британских кораблей стало несомненным».^[300] Наконец, Б. Лейвери (В. Lavery) пошел еще дальше, указав, что решительная победа в Киберонской бухте над флотом, имевшим примерно равную численность, «положила начало череде английских побед, завершившихся триумфом при Трафальгаре… Ансон дал флоту новые корабли и новый дух, превратив флот в разрушительную боевую силу, которой Нельсон сумел эффективно воспользоваться (курсив наш. — Авт.)». И хотя Б. Лейвери здесь, безусловно, упростил ситуацию, и до действительно крупных английских побед была еще и череда неудач в Войне США за независимость 1775–1783 гг., тем не менее, достигнутые англичанами в Семилетней войне успехи сыграли более чем важную роль. В частности, начало активной замены старых 60- и 70-пушечных линейных кораблей новыми 64- и 74-пушечными, причем в первую очередь именно 'последними, давшими англичанам весьма грозное оружие, действительно имело для английского флота судьбоносное значение, ведь в целом по качеству своих кораблей он пока существенно уступал главным врагам — французам.

Кстати, не намного менее важные изменения произошли в английском флоте и в классе фрегатов. В частности, в 1757 г. появился первый 32-пушечный фрегат с 12-фунтовой батареей. Он назывался «Sautgempton» и имел на вооружении 26 12- и 6 6-фунтовых орудий. Положив начало стремительному развитию английских фрегатов, он тем самым покончил с прежним господством 20–28-пушечных судов этого класса с 9-фунтовыми пушками.

Однако по справедливости надо признать, что, несмотря на все отмеченные выше достижения англичан, их флот продолжал пока в целом уступать французскому, который как по линейным кораблям, так и по фрегатам по-прежнему сохранял качественное превосходство и в отношении добротности постройки, и в отношении совершенства конструкции. Именно французские суда направляли общее развитие военного кораблестроения и оказывали влияние на создание английских аналогов. В частности, захваченный англичанами в 1744 г. 74-пушечный линейный корабль «Invisible» вызвал появление в 1755–1759 гг. указанных нами выше линейных кораблей Дублинского класса.^{1787} Взятые же в 1757 г. 38-пушечный фрегат «Bon-Ami» (8 18-, 28 12- и 2 6-фунтовых пушки) и в 1759 г. 36-пушечный фрегат «Danae» (28 12-фунтовых и 8 6-фунтовых пушек) привели к появлению в составе английского флота в следующей войне (Войне США за независимость 1775–1783 гг.) фрегатов аналогичных рангов: «Flora» открыл в английском флоте эпоху 36-пушечников, а фрегат «Minerva» — 38-пушечников. Кроме того, был использован и пленный линейным кораблем «Bellona» 74-пушечник «Courageux».

В завершение отметим также, что Семилетняя война была первой крупной войной, в которой Англия уже не посылала на материк собственные войска, а воевала только одними деньгами, а не солдатами. Эта война, равно как и последующая, по словам фон Мальтцана, отличалась тем, что колонии приобретали для европейских государств все большее значение и создали между ними такую зависимость, какой до тех пор не существовало. Чем обширнее делались области, занятые европейцами по ту сторону океанов, и чем теснее эти области входили в связь с государством как производители колониальных товаров, без которых уже не мог обходиться европейский рынок, или как потребители отечественных товаров, — тем необходимее делалось поддерживать морскую силу, обеспечивающую сообщения колоний с метрополией, а вместе с тем возрастало и значение этих колониальных морей. Таким образом, главный театр войны в европейских водах постепенно распространился на второстепенные театры в колониальных водах, а господство на море должно было создать между ними как бы мост, так как сила сопротивления колоний находится в прямой зависимости от источника силы — метрополии. Это очень важное замечание А.Т. Мэхэна. Между тем, оно полностью подходит и для ситуации с Турцией, богатые и стратегически важные провинции которой соединялись с ядром империи Черным и Средиземным морями.

Наконец, приведем и еще одно интересное высказывание. Вот что, в частности, писал об итогах Семилетней войны немецкий историк А. Штенцель: «Морская война заняла место рядом с сухопутной войной; она сделалась уже не только вспомогательной войной, как это было еще в войне за испанское наследство, но заняла самостоятельное и даже главное место, а сухопутные операции, без которых невозможно вообще довести до конца какую бы то ни было войну, наоборот, заняли второстепенное место, как вспомогательные. Но эту истину уразумели только в Англии; континентальные же государства, и в особенности Франция, не доросли еще до понимания этого, как мы еще не раз увидим дальше. Дорогостоящие флоты все еще продолжали казаться другим государствам не более, как неизбежным злом (курсив везде наш. — Авт.)».

Таково было состояние ведущих иностранных флотов и их стратегических и тактических доктрин к началу эпохи возрождения русского флота. Таким было военно-морское искусство западных флотов в период Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Понимание этого крайне важно как для оценки русского флота, так и для представления о том, на какие образцы он ориентировался в своем развитии. А кроме того, это позволяет гораздо точнее определить сделанные затем русскими моряками в ходе 1-й Архипелагской экспедиции достижения в области военно-морского искусства.

Приложение 2. Первые флагманы и строители Черноморского флота. 1768–1783 гг.

Флагманы

Сенявин Алексей Наумович (1716 / 1722–1797 гг.)^{1788}

Алексей Наумович Сенявин родился в 1716 г. (по другим данным, 5 октября 1722 г.) в семье известного флагмана Петровской эпохи, вице-адмирала Наума Акимовича Сенявина. В 1734 г. он был принят на службу мичманом. Первый военный опыт получил в годы Русско-турецкой войны 1735–1739 гг., когда находился в 1738 г. в Днепровской экспедиции и состоял при отце. Этот опыт, кстати, оказался весьма полезен Алексею Наумовичу, когда он в 1768 г. возглавил Азовскую флотилию. В частности, вовсе не случайно уже через месяц после начала войны 1768–1774 гг. появился проект «новоизобретенных» кораблей, как главной корабельной силы флотилии, что в условиях России никак не могло появиться на пустом месте. Ведь по опыту Донской флотилии П.П. Бредаля считалось, что на Дону сколько-нибудь крупных кораблей построить нельзя. Однако факт участия А.Н. Сенявина в создании проекта «новоизобретенных» кораблей, вместе с особенностями конструкции этих кораблей, как указывалось выше, позволяет утверждать, что при проектировании использовались предложения Наума Акимовича Сенявина по формированию корабельного состава Днепровской флотилии.

Правда, боевого опыта в войне 1735–1739 гг. с Турцией А.Н. Сенявину получить не удалось. Хотя после принятия Н.А. Сенявиным командования Днепровской флотилией все и шло успешно: в январе — апреле 1738 г. для нее были построены 2 прама, 30 галер, 20 бригантин и до 660 прочих судов, в результате чего в районе Очакова — Кинбурна удалось сосредоточить около 594 судов, однако эпидемия чумы, вспыхнувшая в том районе, и провал наступления Б.Х. Миниха погасили всякое внимание к флотилии. Кроме того, 24 мая 1738 г. умер командововаший ею Н.А. Сенявин, на деле являвшийся главным «двигателем» ее развития. В командование вновь вступил В.А. Дмитриев-Мамонов, который в сентябре 1738 г. отвел на своих судах гарнизоны Очакова и Кинбурна к Хортицкому острову и Усть-Самаре на Днепре. Выход в Черное море по Днепру был вновь потерян Россией. А в 1739 г. пришла в крайне тяжелое состояние и Днепровская флотилия. Но в тот же год закончилась и Русско-турецкая война 1735–1739 гг.

О службе А.Н. Сенявина вплоть до 1758 г. известно мало. В 1741 г. он был произведен в лейтенанты, в 1751 г. стал капитан-лейтенантом, а в 1754 г. — капитаном 3 ранга. В этом звании он и встретил Семилетнюю войну 1757–1762 гг., в которой принял самое активное участие. Так, в 1758 г. он командовал линейными кораблями «Уриил» и «Полтава», в 1759 г. — линейным кораблем «Полтава», в 1760 г. — «Св. Иоанном Златоустом» 1-й и в 1761 г. — «Св. Павлом». В последних двух кампаниях А.Н. Сенявин участвовали в операциях против Кольберга, причем в операции 1761 г. был одним из отличившихся.

Напряженная служба была замечена начальством. В 1758 г. А.Н. Сенявин получил чин капитана 2 ранга, а 1760 г. был произведен в капитаны 1 ранга. Однако в апреле 1762 г. ему пришлось покинуть службу по болезни. Но уже в 1766 г. он вернулся на службу и до 1768 г. занимал должность генерал-казначея в Адмиралтейств-коллегий. В мае 1768 г. А.Н. Сенявин получил чин контр-адмирала и командовал Кронштадтской эскадрой, которую посетила Екатерина II. Эскадра Алексея Наумовича произвела показательные маневры и разыграла морской бой, который императрица оценила положительно.

А затем началась Русско-турецкая война 1768–1774 гг. Екатерина II с самого начала решила довести ее до победного конца, для чего развернула самую активную деятельность. Турцию было решено «подпалить с четырех углов». В этом важнейшую роль отвели военно-морским силам. В частности, в ноябре 1768 г. были приняты важнейшие решения по отправке соединений Балтийского флота в Архипелаг и по созданию военно-морской силы на Азовском и Черном морях.

Организацию последней, получившей вначале общее название «Донская экспедиция», поручили провести А.Н. Сенявину. В частности, 7 ноября 1768 г. Екатерина II повелела ему провести по ней совет в Адмиралтейств-коллегий. А 9 ноября он был официально назначен начальником экспедиции. 7 января 1769 г. А.Н. Сенявин получил в свое подчинение и судостроительные работы на донских верфях. Наконец, в ноябре 1769 г. в его непосредственное ведение было передано восстановление Таганрогской гавани и порта. Таким образом, А.Н. Сенявину вручили всю полноту власти в Азовской флотилии — так стала называться «Донская экспедиция» по месту первоначальной своей деятельности.

Однако поскольку флотилия вскоре и по составу и по роду деятельности стала все более приобретать статус флота, уже с 1772 г. в ряде документов Адмиралтейств-коллегий А.Н. Сенявин стал именоваться даже «главнокомандующим на Азовском и Черном морях флотом», что, в принципе, вполне соответствовало реальности: Азовская флотилия, положив начало Черноморскому флоту, одновременно открыла и первый период его истории. Не случайно Д.Н. Сенявин в своих записках именовал флотилию Азовским флотом.

Какова же была роль А.Н. Сенявина в организации и деятельности Азовской флотилии в 1768–1774 гг.? Она представляется крайне важной, так как практически все стороны ее существования замыкались на него и от него, таким образом, во многом зависел исход большинства мероприятий. К тому же флотилия была удалена от Петербурга, трудностей было более чем достаточно, и командующий флотилией вполне мог бы действовать пассивно, как это имело место во время Русско-турецкой войны 1735–1739 гг. среди офицеров Донской флотилии. Однако А.Н. Сенявин, сразу же получивший большой кредит доверия императрицы, занял в корне другую позицию, чем в свое время П.П. Бредаль. Поэтому, во многом благодаря именно его активной деятельности, и стал возможен такой отличный результат: несмотря на начало работ во время войны, в отдалении от промышленных центров и при крайне сложных местных условиях, уже в 1771 г. на Азовском море действовала эскадра «новоизобретенных» кораблей, а в 1774 г. в состав флотилии входили 4 фрегата (в том числе 2 58-пушечных»), 11 «новоизобретенных» кораблей, 8 палубных ботов, 4 галиота, 4 флашхоута, 5 транспортов.

Все вышесказанное, безусловно, свидетельствует, что А.Н. Сенявин проявил себя как выдающийся организатор. Ему было дело до всего, что касалось «жизни и деятельности» флотилии: предоставляя инициативу, он жестко контролировал результаты, внимательно следил за всеми аспектами создания флотилии, при этом там, где предстояли наиболее сложные работы, брал руководство непосредственно на себя. И еще один момент необходимо отметить: грамотное руководство работами, постоянный поиск лучших решений и честность позволили ему сэкономить значительные средства для казны. Причем поиск решений заключался не в присвоении чужих результатов, а в максимальном использовании предложений подчиненных.

В частности, именно это качество позволило А.Н. Сенявину осуществить столь быструю постройку для флотилии первых фрегатов, хотя в 1768 г. это казалось невозможным, а в 1769 г. планировалось только после занятия Крыма. Однако реализация мысли корабельного мастера И.И. Афанасьева о постройке фрегатов на Дону (а не в Крыму, как первоначально предполагалось) сыграла колоссальную роль как в максимально быстром усилении флотилии, так и в развитии русского судостроения для Черного моря в целом на протяжении 1768–1791 гг. Как писал А.Н. Сенявин: «…И как на мое требование корабельный мастер Афанасьев объяснился, ежели те фрегаты построены будут, только, чтоб можно было их спустить, то он уповает их для проводки через бар в Азовское море поднять до 4 фут на камелях, которые и сделать из тех самых камелей, кои построены для судов новоизобретенного рода, раздвинув их в длину, в ширину и в вышину, и что то очень мало коштовать может…». А.Н. Сенявин, оценив предложение, полностью его поддержал, что и привело к появлению в составе флотилии первого фрегата уже в 1772 г.

Заслуживает внимания и постоянно проявлявшаяся А.Н. Сенявиным забота о моряках флотилии. Когда весной 1770 г. перед ним встала острая проблема достройки в срок «новоизобретенных» кораблей, при крайне непростой ситуации для мастеровых и моряков, он сначала предпринял ряд конкретных шагов по оздоровлению, и лишь затем написал И.Г. Чернышеву следующее письмо: «Больных, как здесь (в Павловске. — Авт.), так и на Икорецкой верфи, всякий день умножается и почти одна лихорадка; я рассуждаю купить в малороссийских слободах вина до 1000 ведер и настоя с полынью велеть давать каждое утро кто пойдет на работу по чарке; сим я думаю поощрить людей к работе, а может и сберегу здоровье их от утренних сыростей; но как то сделано без указа Адмиралтейств-коллегий, то предварительно прошу В. С. мне в том помочь».

Нельзя обойти вниманием и достижения А.Н. Сенявина как кораблестроителя. Здесь нужно отметить и участие в создании проекта «новоизобретенных» кораблей, и составление проекта палубного бота,^{1789} и целый ряд полезных изменений в конструкции прамов.^{1790} Наиболее же успешным был представленный им проект первых фрегатов Азовской флотилии — 32-пушечных «Первый» и «Второй».^{1791},[301] Кстати, составление проекта этих фрегатов было поручено ему непосредственно Екатериной II, что свидетельствует о признании Петербургом и таких его способностей. Рескрипт Сенявину от 15 декабря 1769 г. говорит об этом абсолютно точно: «Величину и пропорции (порученных к постройке фрегатов. — Авт.) Е. И. В. по признанному его вице-адмирала отличному искусству в морском деле, совершенно передает его собственному рассмотрению и определению».^{1792}

И в Петербурге не ошиблись. 32-пушечные фрегаты «Первый» и «Второй» были в числе немногих судов флотилии, отличающихся хорошими мореходными качествами и добротностью конструкции. Так, И.Г. Кинсберген дал им следующую оценку: «Фрегат № 2 пришел; он хорошо построен…».^{1793} В результате они не только стали первыми фрегатами Азовской флотилии и русского флота на Черном море, но и положили начало многим важным изменениям в судах этого класса. В частности, получив изначально более сильное вооружение в виде 26 12-фунтовых и 6 6-фунтовых орудий, они затем еще более усилили его (доведя до 44 пушек), что, тем не менее, не отразилось на их мореходных качествах.

Показал А.Н. Сенявин себя и толковым адмиралом. Красной нитью практически через всю деятельность флотилии проходит довольно редкое для русских флагманов того времени требование им от своих подчиненных активных действий, направленных на пленение или уничтожение неприятельских судов. При этом и сам он демонстрировал такие образцы поведения. Достаточно указать на его атаку турецкой эскадры в районе Суджук-Кале 5 сентября 1773 г., когда, располагая 2 фрегатами и 5 «новоизобретенными» кораблями, он сразу же начал сближение с турецкой эскадрой, в составе 5 линейных кораблей, двух фрегатов, двух шебек, одной галеры, одного транспортного судна. Правда, турки, не приняв боя, бежали, но это нисколько не меняет значения события.

Представляют интерес и его проекты операций. В частности, в 1770 г. А.Н. Сенявин представил план проведения десантной операции, направленной на овладение силами флотилии крепостями Керчь и Еникале. Хотя реализован он не был, но сыграл важную роль при подготовке общего плана Крымской операции в следующем 1771 г.

Однако при всем этом к выдающимся флотоводцам А.Н. Сенявина все же отнести нельзя. Слишком уж шаблонными приемами пользовался он в тактике даже там, где сама ситуация подсказывала иные возможности. Так, дважды встречаясь с превосходящими силой турецкими эскадрами (19 июня 1771 г. и 5 сентября 1773 г.), он хотя и атаковал их, но действовал строго в рамках существовавших инструкций по проведению регулярного боя: русские корабли сначала выстраивались в линию баталии и лишь затем начинали спуск на неприятеля, отчего теряли время при сближении с противником, в результате чего оба раза туркам удалось уйти.

Момент этот имеет существенное значение. Дело в том, что англичане, даже в то время, в случае встречи с более слабым или отступающим противником атаковали без соблюдения строя, что каждый раз принуждало французов к сражениям, заканчивавшимся для них поражениями. Эскадры Сенявина в обоих случаях попадали в такие же ситуации, но оба раза действовали шаблонно. Между тем, тот же Ф.Ф. Ушаков, усвоив в Керченском сражении, что при сохранении строя турок не догнать, в сражении при Тендре уже перестраивался в линию баталии по ходу сближения.

Кроме того, известен документ, свидетельствующий о тактических взглядах А.Н. Сенявина, которые он изложил в письме И.Г. Чернышеву, отвечая на сведения о Чесменском сражении. В нем Алексей Наумович писал: «Принеся поздравления мои В. С. с славными победами покорно прошу удостоить присылкою как получите от адмирала Спиридова обстоятельную реляцию; мне хочется знать, что за причина вынудила его выйти из линии и жертвовать кораблем своим; не мало ж и тому удивляюсь, как главный командир с кораблем своим не в центре линии, а на фланге?».^{1794} Таким образом, здесь ясно прослеживается пристрастие А.Н. Сенявина к действию строго по установившимся тактическим правилам, что, как мы видели, полностью подтвердилось в 1771–1774 гг.

Не решился А.Н. Сенявин в эти годы и на ряд крупных операций. В частности, не были осуществлены предложения И.Г. Кинсбергена по атаке Синопа и по проведению крейсерской войны против турецкого судоходства.

Но в данном случае ситуация менее однозначна. За отказ от проведения десантной операции против Синопа в 1773 г. А.Н. Сенявина вряд ли можно всерьез упрекать: явно недостаточными для этого были силы флотилии, при том что «новоизобретенные» корабли имели ограниченные мореходные качества и слишком большим был риск пропустить контрудар турок, тогда как огромную важность имело сохранение достигнутых позиций. А вот полный отказ в 1773–1774 гг. от крейсерской войны на Черном море, действительно, стал заметным промахом. Объяснять же его нехваткой сил труднее, так как напрашивается упрек А.Н. Сенявину в том, что к ней и не готовились. Правда, виноват в этом был не только командующий, но и Петербург, который не счел нужным выделить флотилии дополнительные ресурсы на постройку крейсерских судов.

Тем не менее, несмотря на все недостатки, флотилия в ходе войны даже своими ограниченными силами сумела достичь весьма значительных успехов, и благодарить за это следует прежде всего А.Н. Сенявина. А успехи были впечатляющими.

В кампании 1769–1770 гг. Азовская флотилия совместно с войсками обеспечила надежную оборону дельты Дона от возможного проведения здесь турками десантных операций. В кампанию 1771 г. ее активное содействие сыграло важную роль в успешном занятии русскими войсками Крымского полуострова и утверждении их там., Кампании же 1772-1774 гг. стали подлинным бенефисом флотилии, продемонстрировав блестящее выполнение ею задач по защите Крыма и Керченского пролива.

Суммируя вышесказанное, можно смело утверждать, что уже в 1771–1774 гг., при А.Н. Сенявине, Азовская флотилия выполняла функции, по масштабу во многом сходные с функциями именно военно-морского флота, а не флотилии. В частности, помимо содействия армии в овладении неприятельскими приморскими территориями, обеспечения защиты занятых местностей, имело место противодействие флоту противника, в том числе в ряде случаев и на дальних подступах, равно как и наличие планов использования флотилии в наступательных операциях в дальней морской зоне, что вполне соответствует размаху действий именно флота. Исходя из этого, самого Алексея Наумовича Сенявина вполне можно считать основателем Черноморского флота России.

Кроме того, отдельно стоит заметить, что постоянные плавания, возможность в обер-офицерских чинах командовать кораблями и соединениями, а также исходившие от А.Н. Сенявина инструкции, с неизменными требованиями активности, дали многим русским офицерам колоссальную практику и отличную школу, что способствовало их дальнейшему профессиональному росту. Не случайно из моряков, служивших во флотилии в 1768–1774 гг. под началом А.Н. Сенявина, выросла целая плеяда крупных флагманов и командиров (Ф.Ф. Ушаков, Я.Ф. Сухотин, П.В. Пустошкин, Ф. Денисон, А.И. Тимашев и многие другие), причем большинство из них в буквальном смысле получило боевое крещение именно в Азовской флотилии. Более того, только черноморцы в русском флоте и впоследствии сохраняли традицию активного, наступательного морского боя (Ф.Ф. Ушаков, Д.Н. Сенявин).

Представив читателю Сенявина-организатора и Сенявина-адмирала, охарактеризуем Сенявина-личность, присоединив к этому оценки его деятельности, данные современниками. Первый весьма интересный эпизод имел место уже в феврале 1769 г., когда А.Н. Сенявин, практически без охраны, совершил поездку в еще не занятый Таганрог, чтобы выяснить возможность его восстановления в качестве военно-морской базы флотилии. При этом он сам участвовал и во всех промерах будущей гавани.^{1795} Все это наглядно демонстрирует личные качества А.Н. Сенявина, его увлеченность делом.

Тем временем, еще в январе 1769 г. Сенявин был награжден орденом Св. Анны I степени, что стало оценкой проделанной им в ноябре 1768 — январе 1769 гг. работы по организации флотилии.^{1796} Подтверждением высокого мнения Петербурга о Сенявине служит и отзыв императрицы. В апреле 1769 г. Екатерина II так писала И.Г. Чернышеву о деятельности А.Н. Сенявина: «…Сенявин дюка полонил; одним словом, лес он рубил, возил, суда строил, а по сю пору чаю на них сидит. Son ardeur est grande, et il est infatigable (Усердие его велико и он неутомим)…».^{1797}

А 4 июня 1769 г. А.Н. Сенявин стал вице-адмиралом. В направленном в этот день к нему рескрипте Екатерины II, в частности, значилось: «Алексей Наумович! Из письма вашего от 23-го мая усмотрела я, что все ваше дело идет, сколько по обстоятельствам можно, поспешно за что тебе Бог даст здоровья, мне же и то и другое удовольствие принесет… Впрочем господин вице-адмирал (NB) остаюсь к вам доброжелательна. NB. Сие не есть ошибка, указ подписан».^{1798}

Далее последовал 1770 г. Первая половина кампании выдалась тяжелой по уровню заболеваемости во флотилии. И здесь А.Н. Сенявин продемонстрировал ряд новых черт своего характера. Выше мы уже упоминали меры Сенявина по поддержанию работ на верфях при сохранении личного состава. 9 же июня 1770 г., когда свалился в горячке и сам А.Н. Сенявин, он написал И.Г. Чернышеву следующее: «Вверенной мне флотилии господа эскадренные командиры все больны лихорадкой и так, что Пущин 31 мая, Ваксель 5 числа сего месяца отказались от команды, Сухотин, хотя еще от команды и не отказался, однако очень болен и уже давно; я пятый день как болен также лихорадкой… В. С. прошу покорно о сей моей болезни жене не сказывать, и ежели она от кого о том может проведать, то по вашей ко мне милости принять труд ее уверить, что я здоров».^{1799} Пример достаточно красноречивый.

Лето 1770 г. ознаменовалось и еще одним характерным для А.Н. Сенявина поступком. Стремясь обеспечить Таганрог необходимым для моряков жильем, он заранее приказал купить у подполковника Ильина его дом для перевозки в Таганрог в разобранном виде. А когда его перекупил для себя комендант крепости Св. Дмитрия Ростовского генерал-майор Потапов, Сенявин не только не отступился, но послал Потапову 650 своих рублей, заплаченных тем за этот дом, приказав без промедления доставить в Таганрог.^{1800}

Наконец, показателен и еще один эпизод лета 1770 г. Речь идет об инструкции А.Н. Сенявина для вышедших в крейсерство в Азовское море дубель-шлюпки и палубного бота. Капитан-лейтенанту Ф. Федорову предписывалось: «крейсировать от Таганрога к Берлинской косе, и ежели им усмотрены будут неприятельские суда в равной им силе, таковые стараться ловить и приводить в Таганрогский порт, а ежели увидят большие суда, или числом гораздо много и военные, от таковых удаляться и, если еще будет возможность доходить до Бердянской косы тамо сделать сигнал, самим стараться уходить к Таганрогскому порту, а ежели же от неприятельских судов застижены будут ближе Берлинской косы, или будут в такой дистанции, что временем захождения их в к Бердинской косе неприятель их преследовать может, в таком случае нейдя к Бердинской косе поспешить возвращением к Таганрогу, однако ж идучи на пути, ежели будут повстречаться транспортные лодки, оным для возвращения сделать сигнал же, и во время такой ретирады всекрайне стараться держаться судно к судну ближе и одному другого не оставлять; да им же по несходствию прежней Азовского моря описи с нынешною, приказано ко уверению карт делать при верном исчислении всевозможные примечания в промере глубины моря, в течении его ж, в положении вида берега, островов, рифов, в познании грунтов и подходя к окончанию Бердинской косы, как еще Кубанский берег не описан, то стараться от той косы иметь на виду Кубанский Берге, пеленгуя приметные места».^{1801}

Интересным представляется и организация А.Н. Сенявиным постройки на Новохоперской верфи первых двух фрегатов в 1770–1771 гг. Адмиралом были направлены три ордера, первым из которых корабельному мастеру И. Афанасьеву предписывалось «строить фрегаты, и к тому надобное требовать»; вторым, направленным капитану 1 ранга А.Л. Тишевскому — «заготовляемые под ево смотрением леса на верфь доставлять», и третьим, посланным Новопавловской адмиралтейской конторе — «что по приобщенным при том ордере ведомостям следует заготовить, купить и доставить, как то предписано». При этом, Сенявин «не подчиняя одного другому, принял все на свое рассмотрение». То есть координацию всех работ А.Н. Сенявин взял на себя. И. Афанасьеву же он дополнительно предписал: «…Дабы избегнуть излишнего в переписках затруднения заведите вы о построении семидневные рапорты, (которые. — Авт.) отправлять ко мне прямо по почте, показывая в них коликое число людей всех к тому построению иметь вы будете и из них в каких именно работах и сколько при каком деле и что ими сделано будет».^{1802} Таким образом, исполнителям была предоставлена самостоятельность, но при разумном контроле.

Между тем, громкие успехи русского флота в Архипелаге не могли оставить А.Н. Сенявина, как профессионального моряка, равнодушным. В письмах Чернышеву, несмотря на огромный объем проделанной работы, он укорял себя в бездействии и сожалел, что не смог принять участие в столь важных событиях. В частности, в письме от 17 сентября 1770 г. он писал: «Благодарность приношу, что в зависти простить меня изволили, теперь уж я не завидую, а только кляну судьбу, что отвела меня от таких славных дел и вояжа, в который бы и теперь еще с радостью полетел».^{1803}

Однако интересен и ответ И.Г. Чернышева А.Н. Сенявину, в котором он дает официальную оценку Петербургом его деятельности в 1770 г. Так, Чернышев писал Сенявину: «Мне ни что так приятно быть не может, как видеть успехи в ваших делах; но когда по всем вашим стараниям в приведении вверенной вам флотилии в тоже состояние, чтоб показав оное действие могли произвести желаемое удовольствие своей самодержице, встретившиеся оному препятствия отводят вас от исполнения в том, не только вы не обвиняетесь, но ни мало на вас не относится, а чисто сердечно говорю: сколько здесь уверены в вашем усердии к службе, столько и по порученной вам экспедиции все ваши дела и все распоряжения приемлются с соответствующим вашей исправности уважением, и я с моей стороны вас совершенно уверяю, что вам нет причины вдавать себя в то смущение, в каком иные по своей неисправности оставаться должны…».^{1804}

Присутствуют значимые моменты и в событиях 1771 г., который оказался во всех отношениях непростым для Алексея Наумовича: начало непосредственных действий на море, причем в условиях практически полного незнания чужих берегов и тяжелого быта. Весьма показательна уже приводившаяся нами выдержка из его письма И.Г. Чернышеву, написанного в начале июня: «Карта здешнего моря, описи капитана Герценберга, со всем негодна и плавание по ней за неверностью производить нельзя, во уверение чего если В. С. прикажите положить суточные счисления пути моего на оную, то найти изволите, что я с кораблями своими шел не водой, а степью, а посему благоволите заключить о службе нашей… вода здешняя налитая в бочки сама ль по своей слабости или от жаров чрез 2 недели так испортилась, что страшно и писать какой мерзкий дух имеет, а сие при старых моих летах здравие мое приводит в великую слабость».^{1805} Наконец, тяжкий груз личных проблем: в 1771 г. в Петербурге в результате большого пожара сгорел дом, принадлежавшей семье Сенявина. Адмирал выдержал все.

И благодарностью за активные и успешные действия флотилии в 1771 г. стал указ Екатерины II от 26 декабря о награждении его орденом Св. Александра Невского. В высочайшем рескрипте говорилось так: «Последние рапорты ваши Мы получили и с удовольствием видели из содержания оных, сколь ревностно трудитесь вы всегда в исполнении намерений Наших. Отдавая вам в том справедливость, Всемилостивейше жалуем вас кавалером Ордена Нашего Святого Александра и повелеваем возложить на себя и носить по обыкновению посылаемые к вам при сем знаки онаго».^{1806}

Если же обобщить все перечисленные примеры отношения Петербурга и лично Екатерины II к А.Н. Сенявину в годы войны, то можно утверждать, что он пользовался постоянной и безоговорочной поддержкой российского правительства и личным уважением Екатерины II. Практически все его предложения встречали поддержку и одобрение.

Подводя итог сказанному, заметим, что приведенные нами факты позволяют с полным основанием утверждать, что Азовская флотилия А.Н. Сенявина сыграла важную роль в победе России в войне 1768–1774 гг. И в Петербурге это оценили по достоинству. 27 сентября 1774 г. в заключении высочайшего рескрипта Екатерины II на имя А.Н. Сенявина значилось: «Наконец, имеем Мы изъявить вам Монаршее Наше благоволение за ревность вашу в исправлении порученных вам от Нас дел и обнадежить, что Мы не оставим сохранить то в памяти Нашей и пребудем всегда Нашею Императорскою милостью к вам благосклонны».^{1807} А 14 ноября 1774 г. последовало повеление взять из выделенных в 1773 г. на чрезвычайные расходы 10 000 рублей себе в награду 3000 рублей.

Об итоговой же оценке российским правительством деятельности А.Н. Сенявина говорит вызов его в Москву в 1775 г. на торжества по случаю первой годовщины заключения Кючук-Кайнарджийского мира и присвоение ему 10 июля 1775 г. звания полного адмирала.

Однако на активной службе А.Н. Сенявин оставался после этого недолго. Напряженная деятельность в 1768–1775 гг., видимо, вновь подорвала его здоровье и в июле 1776 г. он был по болезни уволен в годовой отпуск. Но восстановиться за это время Алексей Наумович не смог, почему по возвращении на службу вынужден был минимизировать свою активность,, фактически лишь числясь членом Адмиралтейств-коллегий. Во всяком случае, вплоть до 1787 г. Сенявин принял участие только в одном крупном мероприятии в жизни русского флота: в 1779 г., указав на неэффективность второй обшивки кораблей, применявшейся для защиты от «черво-ядия», он добился от Адмиралтейств-коллегий испытания своего способа сбережения подводной части кораблей, который сводился к идее обмазывания подводной части кораблей вываренной смесью смолы, пороховой мякоти, сала и толченого кирпича.^{1808} В результате Адмиралтейств-коллегия повелела Ф.А. Клокачеву провести на Черном море необходимые опыты.

В частности, по данным историка А.Г. Сацкого, в начале 1779 г. такой смесью были обмазаны днища двух палубных ботов — вновь построенного и отремонтированного («Миус»}. После этого, последний совершил переход в Херсон, где в 1780 г. был осмотрен И.А. Ганнибалом, который по его итогам сообщил в Петербург, что «обшивка от червоядия осталась без повреждений», правда, указав о весьма ограниченном масштабе плаваний данного бота.^{1809} Тогда Адмиралтейств-коллегия решила, выдав А.Н. Сенявину аттестат о полезности изобретения, провести еще ряд экспериментов.^{1810} И хотя всесторонней проверки, судя по всему, организовать так и не удалось, ни один из проведенных опытов отрицательного результата также не дал.

Между тем, в 1787 г. здоровье А.Н. Сенявина улучшилось, и мы снова видим его активное участие в делах русского флота. Во-первых, он выступает как главный докладчик от Адмиралтейств-коллегий по делам Балтийского флота на заседаниях Высочайшего Совета, в том числе принимая участие в подготовке эскадры С.К. Грейга к походу на Средиземное море.^{1811} А во-вторых, с декабря того же года состоит командующим 1-й дивизией Балтийского флота.^{1812} Однако продлился этот период в жизни А.Н. Сенявина очень недолго: уже летом 1788 г. адмирал вновь был вынужден отойти от серьезных дел.

Окончательно вернулся на службу Алексей Наумович только в 1794 г., вновь став членом Адмиралтейств-коллегий, причем на этот раз, судя по архивным материалам, фактически руководил ее работой. Во всяком случае именно ему в 1794–1796 гг. направляются распоряжения Екатерины II и письма руководителей ведомств Российской империи, которые он и оглашал на заседениях коллегии.

Из архивных материалов Адмиралтейств-коллегий за 1794–1796 гг.

1. Высочайшее повеление адмиралу А.Н. Сенявину. 1 мая 1795 г.^{1813}

Вследствие заключенного между Нами иЕго Величеством королем Великобританским договора оборонительного союза и взаимной гарантии, повелеваем вооружить 12 кораблей 74- и 66-пушечных, 6 фрегатов и 2 катера, дабы оные в надлежащий путь немедленно отправиться могли. Мы полагаем на особое попечение ваше, дабы сие вооружение наилучшим образом и сходственно с честию флага нашего учинено было. К командованию сею эскадрою назначаем вице-адмирала Ханыкова, а о контр-адмиралах, коллегия Нам должна представить список.

Сверх сея эскадры, необходимо нужно, чтоб в Кронштадтском и Ревельском портах приготовлены и вооружены были от 15 до 18 кораблей, в том числе и 100-пушечные, с приличным числом фрегатов и других судов, а равно и гребную флотилию в Роченсальме поставить в таком положении, чтоб оная в полной готовности быть могла.

2. Из журналов Адмиралтейств-коллегий^{1814}

1 мая (1795 г. — Авт.). Адмиралтейств-коллегии адмирал А.Н. Сенявин доносил, что он получил словесно объявленное ему через графа А.А. Безбородко высочайшее повеление, чтобы на эскадру вице-адмирала Ханыкова послать контр-адмиралов: Макарова и Тета, а на место вице-адмирала Ханыкова послать контр-адмирала маркиза де Траверсе.

Приводимые материалы не оставляют никакого сомнения в указанной нами роли А.Н. Сенявина в делах русского флота в конце правления Екатерины II, заодно восполняя пробел как в его истории в целом, так и в биографии самого адмирала в частности. Активная деятельность А.Н. Сенявина вновь не осталась незамеченной: 30 ноября 1794 г. он был награжден орденом Св. Андрея Первозванного, а 22 сентября 1795 г. — орденом Св. Владимира I степени.

Остался на службе А.Н. Сенявин и после прихода к власти Павла I. Более того, он даже сохранил свое высокое положение: 17 декабря 1796 г. Алексей Наумович был назначен командующим «дивизией белого флага» — 1-й дивизией Балтийского флота. Однако дни его были уже сочтены.

Таковы основные этапы служебной карьеры адмирала А.Н. Сенявина. Однако не менее интересными выглядят и многие факты из личной жизни Алексея Наумовича, равно как и из истории его семьи.

Так, стоит отметить, что А.Н. Сенявин сыграл важную роль в определении на военно-морскую службу Д.Н. Сенявина, а затем оказал влияние на его формирование. В частности, как отмечает А.А. Шапиро, именно благодаря А.Н. Сенявину у Д.Н. Сенявина не возникло в 1773 г. проблем с поступлением в Морской корпус. Вспоминал об этом и сам Дмитрий Николаевич: «Батюшка представил меня дядюшке, я ему очень понравился, взяли меня с собою, привезли в Петербург и очень скоро определили в Морской корпус…».^{1815} В дальнейшем, особенно в 1780–1782 гг., А.Н. Сенявин также пристально следил за судьбой своего племянника.

Серьезно повлиял А.Н. Сенявин и на становление Ф.Ф. Ушакова, чье формирование как офицера прошло именно в Азовской флотилии в 1768–1775 гг. Так, Ф.Ф. Ушаков, несмотря на чин мичмана, был лично выбран А.Н. Сенявиным в создававшуюся флотилию и стал одним из четырех первых офицеров флотилии. Далее, Ф.Ф. Ушаков уже в 1769 г. получил чин лейтенанта, а в 1770 г. командовал прамом. В конце же кампании 1773 г. именно Ф.Ф. Ушакову А.Н. Сенявин поручил попытаться провести из Балаклавы в Таганрог требующий ремонта корабль «Модон», что говорило о доверии к молодому офицеру. Для Ф.Ф. Ушакова же время службы в Азовской флотилии стало временем весьма обширной практики практически во всех отраслях морского дела, причем действиях, отвечавших требованиям А.Н. Сенявина проявлять максимальную активность. Полезной для Ушакова стала и встреча с И.Г. Кинсбергеном. Как весьма обоснованно считает В.Д. Овчинников, в войне 1787–1791 гг. Ф.Ф. Ушаков в своих планах поиска на Константинополь и в походе к нему, а также по маршруту Синоп — Трапезунд — Анапа использовал именно неосуществленные предложения И.Г, Кинсбергена 1773 г.

Сумел должным образом воспитать он и своих детей. Так, его сын Григорий Алексеевич Сенявин стал офицером русского флота, отличившись в Русско-шведской войне 1788–1790 гг. Екатерина Алексеевна Сенявина — одна из его дочерей — блистала при дворе не только красотой, но и интеллектом, оказавшись затем замужем за достаточно видным российским государственным деятелем СР. Воронцовым. В частности, современные исследовательницы его биографии М.Л. Половинкина и Е.А. Шляпникова, отмечая этот брак, состоявшийся в августе 1781 г., указывают, что, во-первых, Екатерина Алексеевна была «любимой фрейлиной императрицы Екатерины II», а во-вторых, вместе со своими сестрами отличалась необыкновенной красотой, за что всех их при дворе прозвали «нимфами».^{1816} Далее, пишут указанные авторы: «Партия считалась достойной. Расщедрившийся по этому поводу Роман Илларионович (Воронцов. — Авт.) уступил молодым дом, приморские дачи и Муринскую фабрику со всеми их доходами».^{1817}

Брак. С.Р. Воронцова оказался настолько счастливым, что он с трудом принял предложение Екатерины II стать полномочным министром при Венецианской республике. Но дел здесь оказалось немного, и вскоре СР. Воронцов добился перевода в Лондон, но зимой 1783/1784 г. ему пришлось задержаться в Венеции: с чахоткой слегла Екатерина Алексеевна. Спасти ее не удалось, и в 1784 г. она умерла. «Семен Романович был неутешен, — отмечают М.Л. Половинкина и Е.А. Шляпникова, — сам тяжело заболел. Больше он так и не женился. По его просьбе А.Р. Воронцов в родовой усадьбе Мурино построил в память Екатерины Алексеевны церковь».^{1818} От брака С.Р. Воронцова и Е.А. Сенявиной остались двое детей: сын Михаил и дочь Екатерина.

Правда, по данным О.И. Елисеевой есть у этого брака один очень пикантный эпизод, связанный с Е.А. Сенявиной. В частности, речь идет о первом после начала охлаждения в 1776 г. отношений с Екатериной II романе Г.А. Потемкина. Вот что пишет исследовательница: «…Скромным и очень грустным был первый роман Потемкина после разрыва с императрицей. Поначалу Григорий Александрович искал утешения».^{1819} И как сказано в письме К.Г. Разумовского к М.В. Ковалинскому от 24 мая 1776 г., «утешительницей» стала Екатерина Алексеевна Сенявина, бывшая, кстати, по иронии судьбы, полной тезкой императрицы. А далее опять предоставим слово О.И. Елисеевой, которая, опираясь на архивные материалы, достаточно убедительно пишет: «Дочь знаменитого адмирала А.Н. Сенявина, она в 1771 году, совсем еще девочкой была пожалована во фрейлины и вскоре стала любимицей Екатерины. Именно ее императрица брала с собой в загородную поездку из Москвы, когда посещала имение графа З.Г. Чернышева в Яропольце. Одаренная музыкантша, Сенявина прекрасно пела, играла на клавесине, была автором нескольких инструментальных произведений. Судя по Камер-фурьерскому журналу, она часто выступала перед гостями Екатерины, например, в июне 1776 года в Царском Селе пела для прусского принца Генриха.

Музыка, большим любителем и знатоком которой был Потемкин, как ничто другое врачует душу. Неудивительно, что в трагический момент Григорий Александрович потянулся к девушке, много певшей на его глазах в покоях императрицы. Сохранились портреты Сенявиной кисти Д.Г. Левицкого, выполненные в 1781 году. Тонкое аристократичное лицо, полное ума и затаенной печали. Екатерина Алексеевна обладала редким для России «энглизированным» типом лица, доставшимся ей от матери-шведки А.Н. фон Брадке.

Дама достойная, умная, настоящая красавица, заслуживала любви и счастья. Но князю нечего было предложить ей, кроме короткого романа. Несвободный Потемкин не мог устроить ее будущность. Поэтому рано или поздно они должны были расстаться. 18 августа 1781 года Сенявина вышла замуж за генерал-майора Семена Романовича Воронцова».^{1820}

А вот дальше О.И. Елисеева делает весьма интересные предположения. Так, она пишет: «Ровно через девять месяцев, 16 мая 1782 года, у нее (Е.А. Сенявиной. — Авт.) родился сын Михаил. Столь “плотно вписавшаяся” в календарь беременность наводит на мысль, что к моменту свадьбы девица Сенявина уже нуждалась в муже.

Возможно, связь с Григорием Александровичем порвалась не сразу и еще давала о себе знать какое-то время. В таком случае уместен вопрос, какую фамилию на самом деле должен был бы носить Михаил Семенович Воронцов, знаменитый герой войны 1812 г., не менее знаменитый генерал-губернатор Юга России, фактически наследовавший Потемкину и как “светлейший князь”, и как правитель Крыма».^{1821}

Обосновывая эту версию, О.И. Елисеева приводит следующие соображения. Во-первых, редкую, не воронцовскую, щедрость и блестящие административные таланты Михаила Семеновича, проявившиеся также именно на Юге. Во-вторых, неприязненность С.Р. Воронцова к Г.А. Потемкину. Тем не менее, О.И. Елисеева соглашается с тем, что в любом случае Семен Романович оказался любящим мужем и прекрасным отцом. Правда, при этом прибавляет, что ожог от ревности у него все-таки остался. В частности, через восемь лет после смерти князя, то есть в 1799 г., он писал по поводу пожалования своей дочери Екатерины во фрейлины: «При прежнем царствовании я бы не согласился на это и предпочел бы для моей дочери всякое другое место пребыванию при дворе, где племянницы князя Потемкина по временам разрешались от бремени, не переставая называться порядочными девицами».^{1822}

Кстати, дополнительным, хоть и косвенным свидетельством наличия отношений Е.А. Сенявиной с Г.А. Потемкиным, на наш взгляд, может свидетельствовать и тот факт, что светлейший князь в 1780-х гг. оказал существенную протекцию как Д.Н. Сенявину, так и Ф.Ф. Ушакову, в судьбе которых, как мы отмечали выше, заметную роль сыграл до этого А.Н. Сенявин. Первый из них, в 1788–1791 гг. был даже у него в генеральс-адъютантах.

Очевидно, что участие Екатерины II, Г.А. Потемкина и С.Р. Воронцова в судьбе Е.А. Сенявиной повлияло и на их отношение к самому А.Н. Сенявину, который, правда, и до этого мог опереться на помощь родственных связей. Речь идет о том, что мать Григория и Алексея Орловых Гликерия Ивановна Зиновьева была близкой родственницей генерал-поручика, сенатора и петербургского обер-коменданта Николая Ивановича Зиновьева, замужем за которым находилась сестра А.Н. Сенявина, Евдокия Наумовна Сенявина.^{1823}

Более того, сам Григорий Орлов еще и оказался в близких отношениях с дочерью Н.И. Зиновьева и Е.Н. Сенявиной — Екатериной Николаевной Зиновьевой, приходившейся ему двоюродной сестрой! Родившись в 1758 г., Е.Н. Зиновьева с детства обожала Г.Г. Орлова и по его протекции вскоре была приближена к Екатерине II, став ее фрейлиной. А в середине 1770-х гг. начался их уже открытый и бурный роман. Летом 1776 г. даже прошел слух, что Екатерина Николаевна ждет ребенка от Орлова, что он назначил ей сто тысяч рублей и столько же драгоценными камнями в приданое. Дошло даже до поиска ей жениха, но в последний момент Г.Г. Орлов отказался от этого шага. Не родился и ребенок.^{1824} Но в конце концов в 1777 г. Григорий Орлов официально женился на Екатерине Зиновьевой. Екатерина II благосклонна приняла молодую графиню при дворе. Но в дворянском обществе разразился открытый ропот. Санкт-Петербургская консистория начала даже судебное разбирательство, завершение которого грозило супругам монастырем. Более того, Совет при Высочайшем дворе также постановил осудить Григория Григорьевича и сослать его в отдаленный монастырь. Но здесь, в личной записке, за Г.Г. Орлова заступился Г.А. Потемкин. В результате императрица не стала утверждать решения Совета об осуждении молодоженов.^{1825} Однако брак Григория Орлова счастливым не стал. Как пишет О.И. Елисеева: «Екатерина Николаевна одного за другим рожала мертвых детей, долго и безуспешно лечилась за границей, заболела чахоткой и сошла в могилу в Лозанне 1781 году. От потрясения Григорий Григорьевич потерял разум, его привезли в Россию, но он пережил горячо любимую жену всего на полтора года и скончался в 1783 году».^{1826}

Нетрудно догадаться, что столь близкие отношения представительниц рода Сенявиных с одним из самых влиятельных сановников Екатерины II, не могли не сыграть важной роли в особом внимании императрицы и к А.Н. Сенявину, безусловно, поспособствовавшем его карьере особенно в начале эпохи правления Екатерины Великой. Однако все это было лишь полезным дополнением к личным талантам А.Н. Сенявина, ярко проявившимся на всех этапах его деятельности.

В целом же все особенности истории семьи А.Н. Сенявина в XVIII в. П. Долгоруков сформулировал в своих записках так: «У вице-адмирала Наума Акимовича от его брака с Леонилой Федоровной Языковой было три сына и две дочери: старшая, Феодосия, вышла замуж за Матвея Ржевского; младшая, Евдокия, вышла замуж: за Николая Ивановича Зиновьева и стала матерью жены Григория Орлова; старший из трех сыновей, Сергей, генерал-поручик в царствование Екатерины II, женился на одной из Голицыных; второй сын, Яков, был идиотом; у младшего же, Алексея, адмирала и весьма достойного человека, был сын Григорий… и четыре дочери, три из которых были замужем. Екатерина вышла замуж за графа Семена Воронцова; она стала матерью фельдмаршала М.С. Воронцова и леди Пемброк; Анастасия вышла замуж за сенатора Василия Ивановича Нелидова и стала матерью графини Адлерберг; Мария же вышла замуж за обер-камергера Александра Львовича Нарышкина».^{1827}

Непосредственный же состав семьи А.Н. Сенявина выглядел так:

Жена: Анна Елизавета фон Брауде (Брадке) (1733–1776). По происхождению была шведкой.

Дети:

Григорий Алексеевич (1767–1831): Капитан-командор русского флота (1798 г.). Уволен в отставку в октябре 1798 г.^{1828} В 1780–1781 гг. плавал в эскадре контр-адмирала И.А. Борисова по маршруту Кронштадт — Ливорно — Кронштадт. В 1783–1787 гг. служил волонтером на английском флоте. В 1788 г. принимал участие в Гогландском сражении, командуя фрегатом «Брячислав». В 1789–1790 гг. командовал линейным кораблем «Победослав» на котором участвовал в Эландском, Красногорском и Выборгском сражениях. За Красногорское сражение награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость». В 1795–1796 гг. плавал в эскадре П.И. Ханыкова к берегам Англии. В 1797 г. назначен командиром Херсонского порта. Похоронен с отцом в Александро-Невской лавре.

Анна Алексеевна (1768–1820).

Екатерина Алексеевна (? — 1784): замужем за Семеном Романовичем Воронцовым.

Анастасия Алексеевна: замужем за Василием Ивановичем Нелидовым.

Мария Алексеевна (1772–1822): замужем за Александром Львовичем Нарышкиным.

Внуки:

Михаил Семенович Воронцов (1782–1856): граф, светлейший князь (1845 г.), генерал-фельдмаршал русской армии (1856 г.), почетный член Петербургской Академии наук, новороссийский и бессарабский генерал-губернатор (1823–1844 гг.), наместник на Кавказе (1844–1845 гг.).

Екатерина Семеновна Воронцова (леди Пемброк) (1783–1856): практически всю жизнь прожила в Англии, где в 1808 г. была выдана замуж за представителя одной из самых знатных фамилий этой страны — лорда Пемброка. Родила четверых детей. С 1827 г. была вдовой.

Иван Григорьевич Сенявин (1801–1851): товарищ министра внутренних дел (1842–1851 гг.).

Лев Григорьевич Сенявин (1805–1862): директор Азиатского департамента (1841–1848 гг.), товарищ министра иностранных дел (1850–1856).

В завершение отметим, что долгие годы петербургским адресом А.Н. Сенявина был дом, располагавшийся на участке по современной Набережной Лейтенанта Шмидта, № 11/2. Здесь еще в 1720–1730-е гг. возвели каменный, двухэтажный, на подвалах, жилой дом. В середине XVIII в. он принадлежал генерал-прокурору Сената князю Я.П. Шаховскому. Но в 1766 г. дом перешел в собственность А.Н. Сенявина, который и владел им вплоть до конца XVIII в. Кстати, во второй половине XVIII в. здание надстроили и продлили до 9-й линии, присоединив стоявший на углу каменный двухэтажный флигель.^{1829} Возможно, все эти работы были вызваны сильным пожаром, произошедшим на Васильевском острове в 1771 г. и затронувшем, в том числе, дом А.Н. Сенявина. О масштабе этого пожара говорит тот факт, что во время него полностью сгорел дом Миниха (ныне: Набережная Лейтенанта Шмидта, № 17) в котором тогда находился Морской Корпус, из-за чего последний пришлось перевести в Кронштадт.

Скончался адмирал Алексей Наумович Сенявин 10 августа 1797 г. Похоронен в Петербурге в Александро-Невской лавре. На могиле установлена мраморная каннелированная колонна, увенчанная урной с пламенем. На мраморной доске эпитафия:

Здесь, под камнем сим,

Лежит преславный адмирал,

Кой лести не любил, коварство презирал,

Сенявин доблестен, вождь мудрый, милосердный,

Оставивший к себе почтенья храм бессмертный,

Друг человечества, друг верной правоты.

Прохожий, помолись об нем Творцу и ты.^{1830}

Основные представители рода Сенявиных в XVIII в.^{1831}

Дворянский род Сенявиных, по семейному преданию, происходил от Алехны Сенявина, герба Сенява или Сренява, выехавшего из Польши в начале XVI в. Род был внесен в VI, II и III родовые книги Воронежской, Тамбовской и Тульской губерний.

Впервые большую известность представители рода получили в эпоху Петра I.

Ларион Акимович. Служил воеводой в Нарыме (1695 г.) и Кузнецке (1700 г.).

Ульян Акимович. Был при Петре I директором над строениями. Сыграл заметную роль в строительстве Петербурга при Петре I. Умер в 1740 г.

Вот что пишет о нем Е. В. Анисимов: «Еще в 1706 г. для ведения строительства города была создана Городовая канцелярия (с 1723 г. она называлась Канцелярией от строений). Многие годы ее возглавлял Ульян Акимович Сенявин. В 1715 г. была учреждена должность начальника Канцелярии — обер-комиссара, им стал князь A.M. Черкасский, хотя Сенявин продолжал работать по-прежнему в Канцелярии, но уже как заместитель Черкасского. С отъездом Черкасского в 1720 г. в Сибирь на должность губернатора Сенявин вновь сел на место руководителя Канцелярии».^{1832}

Иван Акимович. Дослужился до контр-адмирала и был главным командиром Каспийской флотилии. Умер в 1726 г.

Дорофей Акимович. Поручик Семеновского полка: погиб при взятии двух шведских судов в устье Невы в 1703 г.

Наум Акимович. Наиболее известный представитель рода Сенявиных при Петре I. Отличился на военно-морском поприще. Командуя отрядом русских кораблей 24 мая 1719 г. выиграл бой у о. Эзель над шведским отрядом, захватив все три неприятельских корабля, тем самым одержав первую победу русского корабельного флота. За это был произведен Петром I через чин: из капитанов 2 ранга в капитан-командоры. Продолжал активную службу и дослужился до вице-адмирала. Командовал Днепровской флотилией. Умер на юге в 1738 г.

Федор Акимович. Данных о нем очень мало. В частности, известно только, что он был помощником У.А. Сенявина при строительстве Петербурга.^{1833}

Дальнейшее развитие трех основных ветвей рода Сенявиных в XVIII в. по основным представителям

Ветвь Н.А. Сенявина	Ветвь И.А. Сенявина	Ветвь Ф.А. Сенявина
Наум Акимович Сенявин: вице-адмирал (7–1738 гг.). В 1698 г. поступил на службу матросом. В 1699 г. ходил с эскадрой Петра I к Керчи. В 1719 г. выиграл Эзельский бой. Дослужился до вице-адмирала. В 1737–1738 гг. командовал Днепровской флотилией	Иван Акимович Сенявин. Контр-адмирал (7–1726 гг.). Главный командир Каспийской флотилии	Федор Акимович Сенявин. Известен в основном как дед Д.Н. Сенявина
Алексей Наумович Сенявин: адмирал (1716–1797 гг.). Организатор Азовской флотилии (а фактически основоположник русского флота на Черном море). В его флотилии прошел первую военную школу Ф.Ф. Ушаков	Иван Иванович Сенявин. В 1726 г. поступил на службу мичманом. 10.04.1762 г. за болезнью и старостью, уволен от службы с чином капитан-командора	Николай Федорович Сенявин. В 1762 г. вышел в отставку капралом лейб-гвардии Измайловского полка: по армии отставной подпоручик. Отец Д.Н. Сенявина. Был адъютантом уА.Н. Сенявина
Сергей Наумович Сенявин. В 1734 г. на службу гардемарином, в 1752 г. уволен за болезнью со службы	Николай Иванович Сенявин. В 1735 г. поступил в ученики Морской Академии. 10.06.1775 г. уволен от службы с чином вице-адмирала и пенсией	Иван Федорович Сенявин. В 1751 г. поступил в Морскую академию. В 1762–1767 гг. был в Англии. В 1769–1770 гг. служил в Донской экспедиции. 1.01.1782 г. уволен будучи капитаном 1 ранга
Григорий Алексеевич Сенявин. Начал службу в 1775 г. 5.10.1798 г. уволен с чином капитан-командора	—	Дмитрий Николаевич Сенявин. (1763–1831) Ученик Ф.Ф. Ушакова. Адмирал, флотоводец. Выиграл Афонское сражение 19 июня 1807 г.
—	—	Сергей Николаевич Сенявин. В 1770 г. поступил в Морской корпус. В 1789 г. капитан-лейтенант. Командовал в Роченсальмском сражении бомбардирским кораблем «Перун». Тяжело ранен. В 1791 г. уволен в отставку с чином капитана 2 ранга

Петр Иванович Пущин (1723–1812)^{1834}

В 1743 г. поступил в Морскую академию учеником. В 1745 г. получил чин мичмана. В 1745–1764 гг. регулярно плавал в Балтийском море и будучи лейтенантом участвовал в высадке десанта под Кольбергом. В 1765 г. был переведен в галерный флот. В 1766 г. находился в Твери при постройке галер. Совершил на галерах пробное плавание по Волге от Твери до Казани. В 1767 г. за успешную постройку на Волге судов к путешествию Екатерины II получил чин капитана 1 ранга. Затем командовал 12-баночной галерой «Тверь», на которой Екатерина II совершила плавание по Волге от Твери до Симбирска. В 1768 г. затребован А.Н. Сенявиным для организации Азовской флотилии, в состав которой и был командирован.^{1835},[302] В 1768–1770 гг. находился в Азовской флотилии. Командовал прамской эскадрой, оборонявшей дельту Дона. Зимой 1769/1770 г. исполнял обязанности командующего флотилией. Осенью 1770 г. по состоянию здоровья отбыл в Петербург. В декабре 1772 г. был назначен исполняющим должность капитана над Кронштадтским портом. В 1782 г. назначен также генерал-интендантом. В 1787 г. строил суда под Смоленском, а затем привел их к Екатеринославлю. В 1788 г. назначен главным командиром Кронштадтского порта. В 1790 г. произведен в адмиралы. В 1797 г. назначен главнокомандующим Балтийского гребного флота, с сохранением прежней должности. В 1802 г. за болезнью уволен от службы. В 1812 г. скончался в Петербурге. Похоронен на Смоленском православном кладбище.

Уместно привести отзыв А.Н. Сенявина о деятельности П.И. Пущина в Азовской флотилии при отправлении его по болезни в Петербург: «Во время бытия ево с декабря месяца 1768 года в моей команде, он в 1769 году имел в поручении особую эскадру в числе пяти прамов и нескольких вооруженных лодок в реке Дону, и следуя на тех судах от Икорецкой верфи до Азова, тамо находился до окончания кампании; а по отзыву именым Е. И. В. указом меня в Петербург 29 сентября того же 1769 года поручена ему была и вся состоящая на прамах и лодках команда в числе морских артиллерийских и батальонных служителей; в кампанию же сего года был на прамах у Азова, имея в поручении ж прамскую эскадру и во все бытие ево в моей команде содержал себя честно, службу по долгу звания своего отправлял рачительно с успехами и пристойною осторожностью как честный и искусный к службе прилежный морской офицер».^{1836}

Не менее интересная характеристика П.И. Пущина содержится и в «Записках» П.В. Чичагова, где рисуется его портрет уже на посту Главного командира Кронштадтского порта: «П.И. Пущин служил прежде, в царствование Императрицы Елизаветы, в галерном флоте и потому прослыл специалистом этого дела. Екатерина сделала его, вследствие просьб графа Чернышева, очень его любившего, командиром галерного порта, но Пущин обладал способностями, мало применимыми на подобном посту. Прежде всего это был неутомимый и безропотный труженик, знаток по хозяйственной части флота и, во-вторых, превосходный подчиненный, превращавший иногда строгую дисциплину в подобострастие. Чернышев, не имевший никаких познаний в хозяйстве, взвалил на него одного весь труд, за который вряд ли взялись бы пятнадцать человек, но Пущин не остановился перед этим и работал день и ночь. Вместо того, чтобы назначить Пущину помощников, гр. Чернышев даже отобрал из его канцелярии последних писарей, распределив их по судам, и ему приходилось писать собственноручно все бумаги. Чтобы оценить этот труд, надо знать, что гр. Чернышев один присылал к нему по десяти запросов и по пятнадцати предписаний в день, на которые следовало отвечать. Сколько, однако, терпения требовалось! Затем, из желания одному управлять флотом, без малейшего познания, граф Чернышев считал своим долгом противоречить Пущину, давая наставления, и иногда совершенно сбивая с толку. Подобная жизнь делала Пущина раздражительным, упрямым, суетливым и грубым с подчиненными, но бесспорно он был добросовестным, толковым и исполнительным до забвения самого себя».^{1837}

Лаврентий Ксаверьевич Ваксель (?–1781)^{1838}

В 1740–1743 гг. Л.К. Ваксель состоял волонтером в Камчатской экспедиции, в ходе которой сделал 4 морских кампании. Далее его следы на время пропадают, но 20 июля 1749 г. он был принят на службу мичманом унтер-офицерского ранга по контракту на 3 года. В 1751 г. стал унтер-лейтенантом. В 1755–1756 гг. командовал пинком «Новая Двинка», на котором совершил плавание по маршруту Кронштадт — Архангельск — Кронштадт. В 1757 г., командуя тем же пинком, отвозил в Ригу артиллерию.

В 1758 г. Л.К. Ваксель был произведен в лейтенанты и провел кампанию на линейном корабле «Св. Павел». Однако в 1759 г. он вновь получил под команду прежний пинк и снова занимался транспортировкой артиллерии, на этот раз в Пиллау. В 1760 г. состоял при Конторе главного командира Кронштадтского порта, а в 1761 г., находясь на линейном корабле «Св. Павел», участвовал в действиях флота под Кольбергом, в том числе в десанте.

В 1762 г. Л.К. Ваксель был произведен в капитан-лейтенанты, а в 1766 г. — в капитаны 2 ранга. В 1768 г., командуя линейным кораблем «Не тронь меня», участвовал в маневрах Кронштадтской эскадры под командованием А.Н. Сенявина.

В январе 1769 г. выбран А.Н. Сенявиным в командный состав Азовской флотилии в качестве замены С.К. Грейга. 4 июня того же года был произведен в капитаны 1 ранга. В 1770 г. назначен А.Н. Сенявиным командиром эскадры «новоизобретенных» кораблей, с которой совершил переход с Икорецкой и Новопавловской верфей в Таганрог. Однако уже в сентябре 1770 г. Л.К. Ваксель был по болезни переведен в Санкт-Петербург.

В кампанию 1771 г. командовал линейным кораблем «Св. Андрей Первозванный». В феврале 1772 г. Л.К. Ваксель был назначен на должность капитана над Архангельским портом с исправлением должности и главного командира. В 1776 г. получил чин капитана бригадирского ранга, а в 1777 г. стал полноправным Главным командиром Архангельского порта. В 1779 г. Вакселя произвели в капитаны генерал-майорского ранга. 7 июля 1781 г. он скончался.

Яков Филиппович Сухотин (7–1790 гг.)^{1839}

В 1743 г. поступил в Морскую академию учеником. В 1751 г. произведен в мичманы. В 1745–1751 гг. плавал в Балтийском море. Совершил переход из Архангельска в Кронштадт. В 1754–1755 гг. совершил плавание на пинке «Кола» по маршруту Кронштадт — Архангельск — Кронштадт. В 1756–1758 гг. находился в кампаниях на Балтийском море. В 1758–1761 гг. командовал брандвахтой в Ревеле. В 1762–1766 гг. ежегодно находился в Балтийском море. В 1768 г. командовал фрегатом «Св. Феодор».

В 1769 г. Я.Ф. Сухотин был командирован в Азовскую флотилию и сыграл огромную роль в ее создании и деятельности. В 1769–1770 гг. он проводил военные лодки с Тавровской и Икорецкой верфей, занимался гидрографическими работами. В 1771–1773 гг. командовал эскадрой «новоизобретенных» кораблей. В 1771 г. командовал отрядом кораблей флотилии, впервые совершившим поход по Черному морю. 29 мая 1773 г. эскадра под его командованием добилась первого успеха на Черном море, уничтожив 6 неприятельских судов, причем достигнуто это было в рамках операции с выделением ударного отряда и отряда прикрытия. В целом на счету его эскадр 8 уничтоженных и 5 захваченных судов (из 8 уничтоженных и 8 захваченных турецких судов за всю войну). В 1774 г. по состоянию здоровья отбыл в Петербург. В том же году награжден орденом Св. Георгия IV степени.

В 1774–1777 гг. Я.Ф. Сухотин командовал линейными кораблями на Балтийском море. В 1779 г. он был произведен в контр-адмиралы и вновь назначен в Азовскую флотилию младшим флагманом, но на этот раз задержался там недолго. В 1781–1782 гг. Я.Ф. Сухотин командовал эскадрой Балтийского флота, с которой плавал по маршруту Кронштадт — Ливорно — Кронштадт.

В 1783 г. Я.Ф. Сухотин командовал практической эскадрой на Балтийском море, совершив поход из Кронштадта до Готланда и обратно. Во время же практических стрельб у Красной Горки произошел весьма интересный эпизод. Вот как он отражен в архивных документах: «3–16 сентября. [Эскадра] крейсировала между Красной Горкой и Сескарем, обучая команду экзерцициям и пушечной пальбе, причем делались испытания пушечным станкам нового образца. На корабле Победослав 13 сентября выпалено из пушки на станке нового изобретения 5 раз в 9 минут, а из пушки на станке старого калибра 5 раз в 9¹/₂ минут, считая от первого до последнего выстрела, заряжая пушку на корабле и наводя в желаемое место со всяким обстоятельством».^{1840}

В том же 1783 г. Я.Ф. Сухотин был произведен в вице-адмиралы и назначен командующим Черноморским флотом. Но уже в 1785 г., не сработавшись с Потемкиным, перевелся в Петербург. Причина была в следующем: Потемкин требовал решительных действий и добился самостоятельности Черноморского флота от Петербурга. Сухотин же, принадлежавший к плеяде флотских начальников старой школы, выросших на устоявшихся за многие десятилетия традициях неторопливого и обстоятельного коллегиального правления, на инструкциях, оговаривавших каждый шаг и любое действие как на море, так и на береговой службе, со страхом и недоверием воспринял грядущие перемены. В письме графу И.Г. Чернышеву он написал: «Чистосердечно вашей светлости признаюсь, сие положение штатов, отделение от Адмиралтейств-коллегий здешнего места собственно для меня, да и для всех служащих на флоте весьма сожалительно… а новое командование хотя кому и лестно, но что к счастию послужить может ли, еще не известно. И так всегда б желал я быть под прежним командованием, где есть вечное основание и утверждения закона не нарушимы»^{1841}. В результате он был переведен в Петербург.

В 1790 г, Я.Ф. Сухотин участвовал в Красногорском сражении, командуя авангардом в эскадре А.И. Круза (флаг держал на линейном корабле «Двенадцать Апостолов»), Получил тяжелейшее ранение. Награжден шпагой с бриллиантами и 6000 рублей, но уже в июне 1790 г. скончался от полученной раны. Похоронен в Александро-Невской лавре на Лазаревском кладбище (Некрополь XVIII в.).

Пользовался полным доверием А.Н. Сенявина. В 1771 г. представлен к ордену Св. Георгия IV степени, но в связи с подачей представления после установленного срока вопрос не рассматривался.^{1842} В 1773 г. награжден 2000 рублей.^{1843} В 1774 г. награжден орденом Св. Георгия IV степени. Неоднократно болел, но службу ни разу не оставил. Проявил себя как исполнительный офицер, но старался действовать только в рамках инструкций. Может по праву считаться одним из главных помощников А.Н. Сенявина в Азовской флотилии.

Лев Гаврилович Скрыплев^{1844}

В марте 1746 г. Л.Г. Скрыплев поступил в ученики Морской академии, в 1748 г. был произведен в гардемарины, а в январе 1755 г. — в мичманы. Далее, к сожалению, известны лишь даты присвоения ему новых званий: 27 марта 1757 г. — производство в унтер-лейтенанты; 22 мая 1762 г. — производство в лейтенанты; 20 апреля 1764 г. — производство в капитан-лейтенанты; 12 апреля 1770 г. — производство в капитаны 2 ранга.

В 1770 г. Л.Г. Скрыплев служил уже в Азовской флотилии, а в сентябре даже исправлял должность капитана Таганрогского порта. В кампании 1771 г. командовал эскадрой военных лодок, которая навела мост через Генический залив, обеспечив переправку корпуса Ф.Ф. Щербатова в Крым, а затем занималась снабжением флотилии и армии на этом полуострове. В феврале 1772 г. назначен на должность капитана над Таганрогским портом, но прослужил в ней недолго: уже осенью 1772 г. «за худую распорядительность» был снят А.Н. Сенявиным с должности. После этого А.Н. Сенявин планировал направить его на строевую должность на фрегат «Первый», но Л.Г. Скрыплев сумел выпросить у И.Г. Чернышева перевода в Петербург по состоянию здоровья.^{1845}

В кампании 1774 г. командовал линейным кораблем «Вячеслав» в эскадре контр-адмирала И.Я. Барша. 31 декабря 1776 г. был уволен от службы в ранге бригадира.

Выписка из журнала Адмиралтейств-коллегий от 3 февраля 1772 г.^{1846}

Слушав от вице-адмирала Сенявина рапорт, коим объявляет, что место умершего капитана над Таганрогским портом Горяинова заступил флота капитан 2 ранга Лев Скрыплев, но оный де находится болен, затем и в присутствие не ходит; да хотя бы он и здоров был настолько… сколько тамошняя капитана над портом должность требует, достаивать не может, что и чрез опыт по прежнему его, до присылки помянутого Горяинова, бытию за капитан над портом видимо было; и как нынешнее службы состояние требует к тому знающего и поспешительного капитана над портом, какового в Таганрогский порт просит о присылке; Приказали: к оному вице-адмиралу послать указ, рекомендуя оному, дабы во определении в показанный порт в капитаны над портом кого заблагорассудит благоволил учинить рассмотрение и коллегии дать знать.

Письмо вице-адмирала А.Н. Сенявина И.Г. Чернышеву из Еникале от 29 ноября 1772 г.^{1847}

Фрегат [Второй] еще ко мне не бывал причина тому нынешняя заразительная болезнь и худая расторопность капитана над портом Скрыплева; я принужден его переменить капитаном Тулубьевым.

Федор Никитич Шаховской, князь^{1848}

В 1746 г. князь Ф.Н. Шаховской поступил учеником в Морскую академию, в 1748 г. стал гардемарином, в 1755 г. — мичманом. К сожалению, о его дальнейшей службе известно очень мало. В 1757 г. он становится унтер-лейтенантом, в 1759 г. корабельным секретарем, в 1762 г. — лейтенантом. В 1760–1762 гг. Ф.Н. Шаховской участвовал в плаваниях в Балтийском море, в том числе и в кольбергских экспедициях.

5 января 1765 г. Ф.Н. Шаховской был произведен в капитан-лейтенанты, а в 1769 г. его направили в Азовскую флотилию, где он в 1769–1770 гг. командовал 44-пушечным прамом № 2 (с 1770 г. «Парис»). Осенью же 1770 г. Ф.Н. Шаховского назначили командующим прамской эскадры флотилии. 30 декабря 1771 г. Ф.Н. Шаховской становится капитаном 2 ранга и в кампании 1772 г, он командует уже лодочной эскадрой. В конце 1772 г. переведен в Петербург.

В кампании 1773 г. он командовал линейным кораблем «Св. Яков», с которым плавал в эскадре В.Я. Чичагова в Балтийском море. В 1774 г. Шаховской командовал линейным кораблем «Виктор», на котором плавал уже в эскадре Ф.А. Клокачева. В 1775 г., командуя линейным кораблем «Азия», обеспечил его переход из Архангельска в Кронштадт. В 1776 г. Ф.Н. Шаховский вновь командовал этим кораблем. На нем же он участвовал и в Высочайшем смотре флота. А 7 июля 1776 г. Шаховской получил звание капитана 1 ранга.

В 1777 г. князя Ф.Н. Шаховского назначили на должность капитана над Архангельским портом, но вскоре он снова служил на Балтике. В 1780–1781 гг. командуя линейным кораблем «Князь Владимир» он совершил плавание в эскадре капитана бригадирского ранга Палибина, приняв, таким образом, участие в «вооруженном нейтралитете». 1 января 1782 г. князь Ф.Н. Шаховской был уволен в отставку.

Иоганн Генрих Кинсберген (1735–1819)^{1849}

По происхождению голландец. Службу на флоте начал в 14 лет. Участвовал во многих дальних плаваниях. В сентябре 1771 г. был принят на русскую службу капитан-лейтенантом, но вскоре получил капитана 2 ранга. Оказался в Дунайской флотилии. В 1772 г., командуя галиотом, совершил переход из Дуная в Таганрог и обратно. В 1773 г. направлен в Азовскую флотилию. Командуя двумя 16-пушечными «новоизобретенными» кораблями, одержал блестящую победу в Балаклавском бою 23 июня 1773 г. — первую победу русского флота на Черном море. За это был награжден орденом Св. Георгия IV степени. Затем, командуя эскадрой из фрегата, трех «новоизобретенных» кораблей и двух ботов, выиграл бой у Суджук-Кале (26 ноября 1775 г. награжден за него орденом Св. Георгия III степени). В 1773–1774 гг. командовал фрегатом «Второй». Внес весомый вклад в боевую деятельность флотилии. Выдвинул идеи проведения десантной операции против Синопа и крейсерских действий на Черном море. В отечественной историографии ему приписывается и использование в бою у Суджук-Кале новых тактических приемов, что не нашло, однако, подтверждения в архивных документах.

В 1775 г. получил отпуск домой. В 1776 г. произведен в капитаны 1 ранга. В 1777 г. ушел с русской службы. В 1781 г., командуя линейным кораблем, участвовал в бою голландского флота с английским у Доггер-банки, за что получил медаль. Вообще, по мнению голландцев, И.Г. Кинсберген «отлично послужил на благо родине, поступив в военно-морские силы Нидерландов в период Четвертой Англо-Голландской войны (1780–1784 гг.). Его публикации, касающиеся, помимо всего прочего, морской службы и сигнальной системы, имели огромное влияние на организацию и функционирование военно-морских сил страны».^{1850}

Кстати, касаясь сражения у Доггер-банки. Вот что отмечают те же голландские исследователи: «Окончание Битвы при Доггербанке, в начале августа 1781 года, породило в отечестве буйную радость, реакция была такой, как будто была одержана великая победа. На самом деле, сражение не принесло никакого разрешения, и цель — сопровождение конвоя в Балтийское море — не была достигнута».^{1851} В подтверждение же последних своих слов они далее указывают, что «после того, как две линии боевых кораблей подвергли друг друга продолжительному обстрелу, англичане отступили».^{1852}

Таким образом, сражение получилось для нашего исследования весьма примечательное. Во-первых, оно стало новым примером регулярного морского сражения, в котором английский флот не смог разбить своего противника, что только лишний раз подчеркивает успех русского флота при Чесме. Во-вторых, Доггер-банка показала полную приверженность шаблонным действиям и голландского флота, одним из кораблей которого командовал И.Г. Кинсберген, столь разрекламированный голландцами и приписывавший себе новый способ действий в сражении у Суджук-Кале. И в-третьих, приведенными словами голландских исследователей о бурной радости в Нидерландах по отношению к итогам этого столкновения хотелось бы лишний раз отметить умение европейцев гордиться своими даже маленькими достижениями, умение создавать им большой пропагандистский эффект.

Состав английской и голландской эскадр в сражении у Доггер-банки 5 августа 1781 г.

Английская эскадра			Голландская эскадра
корабль	вооружение	командир	корабль	вооружение	командир
«Berwick»	74 орудия	Capt. J. Fergusson	«Erfprins»	54 орудия	Capt. A. Braak
«Dolphin»	44 орудия	Capt. W. Blair	«Admiral General»	74 орудия	Capt. Van Kinsbergen
«Buffalo»	60 орудий	Capt. W. Truscott	«Argo»	40 орудий	Capt. A.C. Staering
«Fortitude»	74 орудия	V.-Adm. H. Parker; capt. G. Robertson	«Batavier»	54 орудий	Capt. W.J. Bentinck
«Princess Amelia»	80 орудий	Capt. J. Macartney	«Admiral de Ruiter»	68 орудий	Rear-Adm. Zoutman; capt. Staringh
«Preston»	50 орудий	Capt. A. Grame	«Admiral Piet Heijn»	54 орудия	Capt. W. Van Braam
«Bienfaisant»	64 орудия	Capt. R. Brathwaite	«Holland»	68 орудий	Capt. S. Dedel

В 1788 г. И,Г. Кинсберген приглашался на русскую службу на Черноморский флот, но отказался. В 1793 г. стал командующим всем голландским флотом. В 1795 г. за политические взгляды попал в заключение, а после освобождения перешел в датский флот, где также получил чин полного адмирала. Еготруд «Начальные основания морской тактики» в 1791 г. был переведен на русский язык И.Л. Голенищевым-Кутузовым и стал основным учебником Морского корпуса.

Известный историк В.Ф. Головачев также указывает на конфликт И.Г. Кинсбергена с А.Н. Сенявиным из-за боя у Суджук-Кале, но этому нет даже косвенных подтверждений. Наконец, по данным того же историка, император Александр 1 пожаловал И.Г. Кинсбергену ордена Св. Андрея Первозванного, Св. Александра Невского и Св. Анны I степени. Однако сам И.Г. Кинсберген считал самой драгоценной для себя наградой только орден Св. Георгия IV степени, говоря обыкновенно: «Только этот орден я заслужил, прочие мне подарены». Косвенно это было и признанием отсутствия каких-либо тактических достижений в бою у Суджук-Кале.

Письмо И.Г. Чернышева вице-адмиралу А.Н. Сенявину. 1773 г.^{1853}

Отправление к вам капитана Кинсбергена подает мне случай поздравствовать В. П. с благополучным прибытием на место вашего пребывания… Сего исправного офицера отправляю я к В. П. с тем, что В. П. как меня обнадежить изволили, поручите ему фрегат и какую-нибудь, хотя небольшую эскадру, над коею бы он был командиром, коего я в милость и протекцию В. П. рекомендую; иначе ж конечно его не отправил.

Я уверен, да и В. П. уверить смею могу, что он по своему знанию и исправности совершенно докажет сколько он достоин быть в нашей службе и особливо в команде такого флагмана, как В. П.

Всеподданнейший рапорт вице-адмирала А.Н. Сенявина от 30 августа 1773 года императрице Екатерине II о событиях 23 августа^{1854}

В. И. В. всеподданнейшим моим 29-го числа сего месяца рапортом доносил об отправленной мною 17-го сего месяца с капитаном второго ранга и кавалером Кинсбергеном эскадре к Суджуку, который 23-го числа не доходя одной с половиной мили немецкой [до] Суджукской бухты усмотрел с моря идущих неприятельских 4 корабля, к коим обратив он свой путь, напоследок обозрел всех осмнадцать судов, из них с ближними к нему тремя кораблями, четырьмя фрегатами и тремя шебеками был атакован и два часа имел пушечный и ружейный бой которого неприятель не стерпя больше жестокого от наших огня и почувствовав знатное повреждение с обыкновенной своей робостью и беспорядком обратился в бег к Суджук-Кале, куда и прочие восемь судов, не вступавшие за отдаленностью в бой, бежали вслед своего начальника под защиту крепости, которых, ему, Кинсбергену, случившиеся на судах повреждения преследовать не позволили, и он, исправляя свои повреждения, и в рассуждении неприятельских превосходных сил шел в сближение к проливу и сей день находится уже в моем виду: а об уроне с нашей стороны, как не получил еще обстоятельных рапортов, затем и умалчиваю.

Ответ адмирала А.Н. Сенявина И.Г. Чернышеву на запрос о бое у Суджук-Кале. 6 октября 1775 г.^{1855}

В. С. писание от 10-го минувшего сентября я сей день в пути имел честь получить и в сходственность оного по данной ко мне от господина капитана второго ранга Кинсбергена в прошлом 1773 году о происходящем к Суджук-Кале под предводительством его с турками сражении рапорт при сем В. С. представляю; других к тому сведений не имею, кроме что в том же году, я, будучи со флотилией против Суджук-Кале, завидев турецкий флот в числе 13 больших судов гнал их целые сутки, но по легкости их, а по тяжелости новородных наших судов догнать не мог.

Алексей Филиппович Баранов (?–1773)^{1856}

В 1736 г. поступил учеником в Морскую академию. В 1744 г. был произведен в мичманы. В 1758 г. получил звание капитан-лейтенанта. Активно участвовал в Семилетней войне. В 1759 г. был в кампании на линейном корабле «Св. Дмитрий Ростовский». В 1760 г. получил звание капитана 3 ранга и командовал линейным кораблем «Св.

Николай» под Кольбергом. В 1761 г. командовал линейным кораблем «Рафаил» под Кольбергом. В 1764 г. произведен в капитаны 1 ранга. В 1767 г. назначен исправлять должность обер-экипажмейстера. В 1770 г. назначен обер-экипажмейстером. 31 декабря 1772 г. произведен в контр-адмиралы. Назначен в Азовскую флотилию младшим флагманом, но проявить себя не успел. В ночь на 19 мая 1773 г. скоропостижно скончался на фрегате «Первый» в Керчи, где и похоронен.

Василий Яковлевич Чичагов (1726–1809)^{1857}

Известный русский адмирал (1782 г.), единственный русский моряк — кавалер ордена Св. Георгия I степени (1790 г.), Василий Яковлевич Чичагов родился 28 февраля 1726 г. в небогатой дворянской семье под Костромой. В 1742 г. В.Я. Чичагов поступил на морскую службу гардемарином, а в 1745 г. был произведен в мичманы. В 1751 г. Чичагов становится корабельным секретарем, а в 1754 г. — лейтенантом. В том же году командовал фрегатом «Св. Михаил». Принял активное участие в Семилетней войне 1757–1762 гг., в том числе и в Кольбергской экспедиции 1761 г., во время которой даже заслужил лестные отзывы А.И. Полянского.

В эти же годы стал сначала капитан-лейтенантом (1758 г.), а затем и капитаном 2 ранга (1762 г.). В 1762 г. занимался проведением из Санкт-Петербурга в Кронштадт линейного корабля «Св. Екатерина». 20 апреля 1764 г. В.Я. Чичагов был произведен в капитаны 1 ранга и назначен командиром линейного корабля «Ревель».

Но утке 1 июля он становится капитаном бригадирского ранга и назначается начальником планируемой секретной экспедиции в Северный Ледовитый океан, вследствие чего и прибыл в Колу. В 1765–1766 гг., командуя секретной экспедицией из трех кораблей («Чичагов», «Панов» и «Бабаев»), он совершил два плавания для поиска морского прохода из Белого моря Северным океаном мимо Шпицбергена и Гренландии к Камчатке. Однако дальше Шпицбергена оба раза пройти не смог. Это было и невозможно (лишь атомный ледокол «Арктика» в 1977 г. смог достигнуть желаемой цели), в чем В.Я. Чичагов сумел убедить Петербург. Его заслугой стало сохранение в труднейших плаваниях кораблей и экипажей.

В 1772 г. командовал четвертой эскадрой Балтийского флота, совершившей переход с Балтики в Средиземное море. В конце 1773 г. получил орден Св. Георгия IV степени за 20 кампаний и был командирован в Азовскую флотилию. В 1774 г. являлся младшим флагманом в Азовской флотилии. Командуя отрядом флотилии, дважды отбил попытку прорыва сильного турецкого флота в Керченский пролив. Фактически это был первый боевой опыт В.Я. Чичагова, причем опыт успешной позиционной обороны в Керченском проливе в июне 1774 г. он впоследствии сумеет использовать и в Ревельском сражении 1790 г.

Кроме того, в 1774 г. проявилась и такая черта флотоводческого искусства В.Я. Чичагова, как чрезмерная осторожность. Сначала, в апреле 1774 г., он даже не попытался уничтожить турецкие суда в Казылташском лимане. Затем не предпринял попыток сжечь турецкий флот в Керченском проливе во время противостояния с ним. Не предпринял никаких действий и против турецкого флота у Алушты в июле того же года. Впоследствии такое отношение Чичагова к действиям флота только утвердится.

Указ Екатерины II Адмиралтейств-коллегий от 4 ноября 1773 г.^{1858}

Всемилостивейше повелеваем отправить контр-адмирала Чичагова в Донскую флотилию, которому и приказать явиться и быть в команде нашего вице-адмирала Сенявина.

Рапорт контр-адмирала В.Я. Чичагова Адмиралтейств-коллегий от 12 декабря 1773 г.^{1859}

По силе данного мне от оной коллегии указа, в повеленной путь сего числа отправился и при мне капитан Петр Косливцев, о чем Государственной Адмиралтейств-коллегий и доношу.

Из рескрипта Екатерины II контр-адмиралу В.Я. Чичагову от 26 ноября 1773 г.^{1860}

Ревность и усердие ваше, к службе оказанное, когда вы, будучи офицером, сделали на море 20 кампаний, учиняет вас достойным к получению отличной чести и нашей монаршей милости по узаконенному от нас статуту военного ордена св. Великомученика и Победоносца Георгия; а потому мы вас в четвертый класс сего ордена всемилостивейше пожаловали. Сия ваша заслуга уверяет нас, что вы сим монаршим поощрением наипаче почтитесь и впредь равным образом усугублять ваши военные достоинства. 26 ноября 1773 года.

Тем не менее, 10 июля 1775 г. В.Я. Чичагов получил звание вице-адмирала, а 28 июня 1782 г. — полного адмирала. Вместе с последним получил он и орден Св. Александра Невского. В 1782–1784 гг., командуя эскадрой русского флота, плавал по маршруту Кронштадт — Ливорно — Кронштадт.

Следующей значимой вехой в судьбе В.Я. Чичагова стала Русско-шведская война 1788–1790 гг. Однако командующим вышедшей против шведов эскадрой Екатерина II назначила С.К. Грейга. В.Я. Чичагов, обиженный, что командование поручили не ему, сразу же сказался больным. Только в связи со скоропостижной смертью осенью 1788 г. С.К. Грейга Екатерина II сначала поручила Чичагову Ревельский порт, с находившимися в нем кораблями, а затем, весной 1789 г., и общее командование над всем Балтийским флотом.

Однако первое же свое сражение в ранге командующего — Эландский бой 15 июля 1789 г. — В.Я. Чичагов провел крайне пассивно, хотя имел равенство в силах со шведами: 20 русским линейным кораблям противостоял 21 шведский. Это вызвало негодование даже у Екатерины II, потребовавшей у Совета рассмотреть действия Чичагова. Однако несмотря на такое, по мнению Н.В. Новикова и Г.А. Гребенщиковой, справедливое возмущение Екатерины II, Совет признал действия В.Я. Чичагова соответствующими требованиям инструкции. В результате адмирал сохранил свой пост.

В кампании же 1790 г. Балтийский флот под командованием В.Я. Чичагова одержал две блестящие победы. 2 мая на Ревельском рейде он отбил атаку вдвое большей шведской эскадры, нанеся противнику большие потери (в частности, шведы потеряли два линейных корабля: «Prince Carl» сдался русским, a «Riksens Stander» попал на риф и был сожжен самими шведами на следующий после сражения день). 22 июня уже объединенный русский флот (соединившиеся Кронштадтская и Ревельская эскадры) под его общим командованием нанес прорывавшемуся из Выборгского залива шведскому флоту тяжелое поражение: на этот раз потери шведов составили 7 линейных кораблей («Enigheten» сгорел, «Hedvig Elisabeth Charlotta» и «Loisa Ulrika» погибли, «Umheten», «Finland», «Rattvisan» и «Sophia Magdalena» сдались в плен), 3 фрегата («Zemira» сгорел, «Uppland» и «Ярославец» сдались, правда, первый в итоге спасти не удалось) и 54 вспомогательных и гребных судна; 5000 шведских моряков погибли, 2000 попали в плен. Потери русского флота составили 117 убитых и 164 раненых и ни одного судна. За эти победы В.Я. Чичагов получил высокие награды: за Ревельское сражение — орден Св. Андрея Первозванного, а за Выборгское — орден Св. Георгия I степени. Тем не менее, основные силы шведского как парусного, так и гребного флота все же сумели вырваться из Выборгского залива и укрыться, соответственно, в Свеаборге и Роченсальме. Это стало существенным промахом В.Я. Чичагова, упустившего, таким образом, великолепный случай одним ударом окончить войну.

В 1791–1796 гг. В.Я. Чичагов являлся фактически командующим Балтийским флотом России. Кроме того, в 1793–1794 гг., вместе с П.И. Пущиным, А.Н. Самойловым и И.А. Повалишиным, он принял участие в работе Комиссии по составлению новых штатов Черноморского флота,^{1861} которые в результате были утверждены в 1794 г. в следующем виде: 15 линейных кораблей (все 74-пушечные) и 18 фрегатов (6 50-, 6 30- и 6 28-пушечных). Основной отрицательной чертой новых штатов стало отсутствие в составе Черноморского флота главных ударных кораблей того времени — 80–100-пушечных, что, безусловно, должно было серьезно ослабить его мощь.^[303] Положительными же моментами являлись однотипность предполагаемых линейных кораблей 74-пушечного ранга и наличие значительного числа фрегатов, в том числе хорошо зарекомендовавших себя 50-пушечных. Правда, при этом непонятно, зачем навязывалась разнотипность обычных фрегатов, которые предполагалось строить как 30-, так и' 28-пушечными.

С пришедшим к власти в ноябре 1796 г. Павлом I отношения у В.Я. Чичагова не сложились, и в 1797 г. он был, по собственному прошению, уволен в отставку. 4 апреля 1809 г. В.Я. Чичагов скончался и был похоронен в Александро-Невской лавре Петербурга.

Стоит отметить, что начиная с 1790-х гг. В.Я. Чичагов жил в петербургском доме, находившемся на месте современного № 37 на Набережной Лейтенанта Шмидта. Ранее, с 1770-х гг., им владел адмирал Г.А. Спиридов, а от вдовы последнего В.Я. Чичагов и приобрел его в 1791 г.^{1862}

В области военно-морского искусства В.Я. Чичагов придерживался крайне осторожной и сугубо оборонительной тактики и ничего сколько-нибудь нового в нее не внес. Более того, абсолютная приверженность его к такого рода действиям в боевой обстановке вызывает вопросы и позволяет ряду современников и исследователей указывать на допущенные им существенные ошибки, а иногда и на признаки трусости. В частности, среди претензий, высказанных в адрес В.Я. Чичагова, фигурируют: пассивность в Эландском бою (названном даже «ленивой баталией»), необоснованную задержку с выходом на помощь Кронштадтской эскадре Круза в 1790 г., отказ от решительных действий против уходящей после Красногорского сражения шведской эскадры и, наконец, чрезмерную инертность во время Выборгского сражения, в результате которой шведам удалось спасти большую часть своего флота. Вот, что, например, пишет о действиях В.Я. Чичагова в Выборгском сражении Н.В. Новиков: «Единственной… целью Чичагова, как это он доказал и в Эландском и Ревельском сражениях, было отстояться, нисколько не веря ни в свои собственные силы, ни в вероятность победы. Впрочем, это не помешало Чичагову, опираясь на факт захвата в плен судов, получить новые знаки внимания и благосклонности императрицы».^{1863}

Не вдаваясь в анализ данных претензий (поскольку это не входит в рамки задач данного труда и требует значительного объема) и вполне соглашаясь с обвинениями В.Я. Чичагова в чрезмерной осторожности, кстати, проявившейся у него, как мы указывали, еще в Русско-турецкой войне, а также с тем, что на роль флотоводца он явно не тянет, тем не менее, все же отметим следующие, на наш взгляд, принципиальные моменты, три из которых (второй, четвертый и пятый), в том числе, позволят фактически суммировать ключевые особенности русского флота рассматриваемого периода.

Во-первых, сам по себе отказ от атаки ни в коем случае не может служить основанием для упреков к военачальнику, поскольку все определяется конкретной ситуацией и результатом и к тому же в противном случае придется пересмотреть итоги очень многих побед, достигнутых во многом благодаря именно эффективной обороне. В частности, только среди решающих сражений, выигранных во многом благодаря такому способу действий, можно назвать сражения у Менорки (1756 г.) и у Чесапика (1781 г.),^[304] под Полтавой (1709 г.) и у Кунерсдорфа (1759 г.), при Аустерлице (1805 г.) и у Малоярославца (1812 г.).,

Поэтому один из базовых тезисов современного критика В.Я. Чичагова Г.А. Гребенщиковой о том, что поскольку «согласно законам войны (на море или сухопутной) выжидательное и оборонительное положение занимает та сторона, которая вынуждена занять его в силу безвыходности своего положения»,^{1864} адмирал, располагавший «значительной ударной силой и кораблями с прекрасными боевыми возможностями»,^{1865},[305]просто априори не имел права обороняться, все-таки следует полностью исключить из последующей полемики вокруг его имени, как совершенно несостоятельный.

Во-вторых, нельзя не отметить и того, что и в Русско-шведской войне 1788–1790 гг. по-прежнему сохранялась весьма мелочная опека со стороны высшей власти всех действий флагманов в море. Приведем весьма показательный пример: только перед Выборгским сражением Чичагов получил особое разрешение императрицы на право применения брандскугелей. В частности, Екатерина II писала: «Обычаем принято за правило, что в открытом море между флотами сражающимися не употребляются брандскугели и другие огнеметные снаряды, но при берегах и портах сие дозволенным почиталося… Невзирая на их особенные условия, неприятель наш употреблял, хотя и тщетно, сии истребительные средства, как и в последних сражениях с вице-адмиралом Крузом против гребных фрегатов, то оказалось всем известно, какое злоумышление готовился он производить в действо против эскадры нашей, бывшей в порте Копенгагенском, который по тогдашнему положению Дании не инако, как нейтральным почесть должно. Настоящее пребывание его флотов корабельного в бухте Выборгской и галерного между берегами островов Березовых и твердой земли, следственно в водах при земле Нашего владения, не следует отнюдь почитать наравне, как бы он находился в открытом море, следовательно, по всей справедливости и кроме взаимства, за ненаблюдения им правил, обычаем принятых и с покойным адмиралом Грейгом установленных, и за злодейственное намерение против эскадры Нашей вышеозначенное, вы можете приказать употреблять против вооружения шведского короля всякие огненосные заряды и средства».^{1866}

И за невыполнение предписанного, особенно в России и особенно при наличии недругов, поплатиться карьерой было очень просто (ярким примером тому стала опала А.В. Суворова по возвращении из Швейцарского похода 1799 г.). Стоит ли после этого удивляться, что большинство заботившихся о своей карьере военных деятелей (а именно таким был В.Я. Чичагов) стремились строго выполнять инструкции высшей власти, не проявляя инициативы, тем более если они не противоречат и личным взглядам, и возможности достижения успеха.^[306]

В-третьих, в ходе Русско-шведской войны при дворе развернулась ожесточенная борьба двух придворных группировок (С.Р. Воронцов против Г.А. Потемкина^[307]), в жернова которой попал и В.Я. Чичагов, которому благоволил светлейший князь Таврический.^{1867} Не вдаваясь в особенности этого противостояния, отметим, что самое малое в чем оно проявилось — это создание Советом весьма расплывчатых инструкций, которые, в свою очередь, особенно в условиях вышеуказанного положения, просто не могли не сделать практически любого исполнителя максимально осторожным. Василий Яковлевич же был в этом деле настоящим мастером. В результате даже Высочайший Совет, рассмотрев претензии Екатерины II к Чичагову по итогам Эландского сражения, согласился в итоге, что он выполнл положения инструкции, полученной перед ним, а А.А. Безбородко с возмущением писал С.Р. Воронцову, что Чичагов слишком строго держится инструкции.^[308]

В-четвертых, на примере В.Я. Чичагова вновь наглядно подтвердилась цена полноценного опыта настоящих морских сражений: у Василия Яковлевича он оказался настолько скудным и специфическим (только оборонительный), что он был просто обречен руководствоваться в своей боевой деятельности против шведов исключительно положениями официальных «боевых инструкций». В условиях России, как мы помним, их роль играли Морской Устав и традиции, сформировавшиеся в первой половине XVIII в.

А они, как опять-таки мы уже не раз отмечали, ориентировали на ведение исключительно регулярного боя и исключительно в рамках принципа «линии против линии».^[309] Поскольку ведущие европейские флоты вплоть до 1780–1782 гг. действовали так же, а отечественное руководство всегда в первую очередь ориентировалось на иностранные достижения, то правильность такого подхода в официальных морских кругах России практически не ставилась под сомнение. Даже несмотря на то, что достижения английских шаблонных атак вплоть до 1782 г. были весьма плачевны (достаточно вспомнить хотя бы сражения у Тулона, Менорки или Чесапика), а Россия получила бесценный опыт Архипелагской экспедиции.^[310]

Отсюда становится вполне понятной логика «среднего» адмирала, каким, по сути, и являлся В.Я. Чичагов: если уж англичане вплоть до 1780-х гг. не преуспели в своих атаках в регулярных сражениях, то русским и пытаться нечего. Как правильно заметил Морис Саксонский, «человек на войне делает лишь то, к чему привык в мирное время». Это вполне естественно: пойти на эксперимент, использовать новейшие достижения мог только гений, типа Ф.Ф. Ушакова или А.В. Суворова, но их, как известно, всегда были единицы. И если в войне 1768–1774 гг. Екатерине II удалось найти флотоводца, то в войне 1788–1790 гг. — нет, что лишь еще раз подтверждает наш вывод о далеко не полном использовании в России опыта закончившейся первой Русско-турецкой войны.

В-пятых, к сожалению, вновь нужно иметь в виду и проблемы, связанные с реальным состоянием Балтийского флота, который, несмотря на явно поднявшийся после 1774 г. общий уровень своей боеспособности, отнюдь не излечил старые болезни. В частности, по-прежнему текли корабли, качество пушек оставляло желать много лучшего, а матросов не хватало даже не видевших моря (дошло до того, что затруднения с подготовкой эскадр были даже у С.К. Грейга и А.И. фон Круза в 1788–1790 гг., а ведь в их случае речь шла о необходимости прямой защиты Петербурга).

В-шестых, стоит вспомнить и возраст самого В.Я. Чичагова, родившегося, как мы указывали в 1726 г. и достигшего в 1790 г. шестидесятичетырехлетия. Возраст для XVIII в. почтенный, а для моряка тем более.^[311] Крупнейшие западные исследователи А.Т. Мэхэн и Б. Танстолл открыто пишут', что именно это обстоятельство оказывалось сдерживающим фактором даже для крупнейших флотоводцев.^{1868} А то, что на Балтике не сумели найти своего молодого и талантливого флагмана на подобие Ф.Ф. Ушакова, — это опять-таки проблема высшей власти.

И в-седьмых, именно с именем В.Я. Чичагова неразрывно связаны две крупнейшие победы русского флота в Русско-шведской войне 1788–1790 гг. — в Ревельском и Выборгском сражениях, которые стоили шведам 9 линейных кораблей и которыми, несмотря на всю предшествующую критику адмирала, открыто восхищалась Екатерина II.^{1869} Поэтому, даже допустив целый ряд ошибок и просчетов, даже не продемонстрировав талант флотоводца, В.Я. Чичагов, на наш взгляд, благодаря самому факту достигнутых им успехов все-таки заслужил право остаться в истории России как один из наиболее ярких ее адмиралов.

В завершение же охарактеризуем личностные черты В.Я. Чичагова, что лучше всего позволят нам сделать слова его сына, П.В. Чичагова, приведенные в его записках: «Он (В.Я. Чичагов. — Авт.) был истинно честный человек, почти беспримерного бескорыстия, при всеобщей склонности к взяточничеству и корыстолюбию, тогда как недостаток в средствах мог и его к тому же побудить. Он был набожен без суеверия, высоко ценил добродетель и гнушался пороком; трезвый и воздержанный по необходимости и врожденному вкусу, он со строжайшей добросовестностью исполнял свои обязанности в отношении к Богу и престолу. Чуждый всяких происков, он ожидал всего от образа своих действий и от Божественного Промысла, велениям которого подчинялся самоотверженно и в этом никогда не раскаивался».^{1870}

Федот Алексеевич Клокачев (1732–1783)^{1871}

Родился в 1732 г. 29 марта 1745 г. был зачислен учеником в Морскую академию, в 1747 г. стал гардемарином. В 1747–1753 гг. совершал ежегодные плавания в Балтийском море, а также сделал переход по маршруту Кронштадт — Архангельск — Кронштадт. В 1751 г. получил первый офицерский чин — чин мичмана.

В 1755 г., будучи в чине унтер-лейтенанта, командовал пакетботом «Лебедь» и плавал между Кронштадтом и Данцигом. В 1756–1761 гг. участвовал в действиях Балтийского флота в Семилетней войне, в том числе в чине лейтенанта (с 1758 г.) в Кольбергских экспедициях. В 1762 г. получил чин капитан-лейтенанта, а в 1764 г. — капитана 2 ранга.

3 мая 1764 г. Ф.А. Клокачева назначили командиром корабля «Город Архангельск». На нем в составе Кронштадтской эскадры он принял участие в большом учебном плавании Балтийского флота 1764 г., в том числе и впервые проводившихся имитациях боя эскадр. Следующим летом Клокачев привел из Архангельска на Балтику фрегат «Надежда». Самостоятельный поход в осенних условиях оказался хорошим экзаменом, и 17 апреля 1766 г. Клокачев стал капитаном 1 ранга. В кампании 1768 г., командуя кораблем «Северный Орел», Ф.А. Клокачев плавал от Кронштадта до Готланда в практической эскадре контр-адмирала А.Н. Сенявина, которую посетила Екатерина II.

Летом 1769 г. Ф.А. Клокачев, командуя линейным кораблем «Северный Орел», отправляется в эскадре адмирала Г.А. Спиридова в Архипелаг. Однако уже на переходе из Кронштадта к Британским островам «Северный Орел» так пострадал от непогоды, что в Англии его переоборудовали в госпитальный, а Ф.А. Клокачева назначили командиром такого же 66-пушечного корабля «Европа». На нем он и перешел в Средиземное море, где в 1770 г. принял участие в боевых действиях у берегов Греции, а затем в Хиосском и Чесменском сражениях, в которых получил заслуженную славу.

Между тем, начало Хиосского сражения едва не поставило точку в его карьере. Дело было в том, что линейный корабль «Европа» был передовым в сближающейся с турецким флотом русской эскадре. Но вскоре шедший лоцманом грек предупредил, что впереди по курсу камни, и Клокачеву пришлось отвернуть в сторону; только к полудню, пройдя вдоль линии неприятеля, корабль вновь вошел в строй. Между тем, Г.А. Спиридов, не поняв маневр Ф.А. Клокачева, принял его за трусость и приветствовал капитана криком: «Господин Клокачев! Поздравляю вас матросом».

В результате головным стал корабль «Св. Евстафий Плакида» на котором находился командующий авангардом Г.А. Спиридов. Командир этого корабля, капитан 1 ранга А.И. фон Круз, решительно вступил в сражение с турецкими кораблями, поджег и взял на абордаж флагман «Реал-Мустафа», но огонь перекинулся на «Евстафий», и оба корабля взорвались. Вскоре турки, обрубив якорные канаты, под парусами устремились в Чесменскую бухту и сгрудились в ее глубине. Хиосский бой был выигран. И хотя после того, как выяснились обстоятельства поворота Клокачева, с него сняли обвинение в трусости, тем не менее, он рвался доказать, на что в действительности способен.

И в Чесменском сражении «Европа», вошедшая в ударный отряд капитана бригадирского ранга С.К. Грейга, показала себя с самой лучшей стороны; только когда стрельба прекратилась, а турецкие суда полыхали и одно за другим взрывались, разбрасывая горящие головни, Ф.А. Клокачев отвел корабль. Турецкий же флот в этом сражении был полностью уничтожен.

За Хиосское сражение А.Г. Орлов наградил капитана орденом Св. Георгия IV степени, за уничтожение турецкого флота в Чесменской бухте — орденом Св. Георгия III степени. Кроме него, два ордена Св. Георгия за два эти сражения заслужил лишь С.П. Хметевский.

В 1771 г. Ф.А. Клокачев, будучи командиром «Европы» — флагманского корабля эскадры адмирала Г.А. Спиридова, крейсировал у Дарданелл, участвовал в нападениях на крепости Пелари и Митиллини. Но уже в 1772 г, он вернулся в Россию.

В 1772 г., оставаясь капитаном 1 ранга, Ф.А. Клокачев командовал практической эскадрой на Балтийском море, имея брейд-вымпел на линейном кораблей «Св. Андрей». В 1773 г. Клокачев был назначен командиром линейного корабля «Исидор». А в 1774 г., получив чин капитана бригадирского ранга, он вновь командовал практической эскадрой на Балтике, теперь имея брейд-вымпел на линейном корабле «Иезекиль».

1776 год принес Клокачеву производство сначала в капитаны генерал-майорского ранга (7 июня), а затем и в контр-адмиралы (11 июля). 19 же июля 1776 г. моряка назначили командовать Азовской флотилией вместо ушедшего в отпуск по состоянию здоровья А.Н. Сенявина. В указанной должности он пробыл до февраля 1780 г., став вторым командующим флотилией и сыграв существенную роль как в ее дальнейшем развитии, так и в сохранении Россией результатов Кючук-Кайнарджийского мира 1774 г.

Более конкретно его деятельность на посту командующего флотилией выглядела следующим образом. Основное внимание в 1776–1779 гг. было сосредоточено им на вопросах укрепления сил флотилии (то есть на проблемах судостроения и судоремонта), а также развития Таганрога. Но если по первым он получил самую полную поддержку Петербурга, то на Таганрогский порт финансирования так выделено и не было. Что же касается руководства деятельностью флотилии в Черном море, то этим практически самостоятельно занимался А.И. фон Круз.

Нужно сказать, что в деле организации «тыловых» работ Ф.А. Клокачев заслужил самой лестной оценки. Приняв флотилию с серьезными долгами, с кораблями, которые нуждались в ремонте, с вялотекущими работами по созданию новой верфи в низовьях Дона, он достаточно быстро сумел добиться прорыва по этим направлениям. Так, весной 1777 г. большинство судов Азовской флотилии были оперативно подготовлены к действиям на море. Когда же они начали выходить из строя, Клокачев в 1777–1780 гг. наладил не только ремонт, но и модернизацию многих из них. В частности, полную модернизацию прошли «новоизобретенные» корабли. Ускорились работы и по созданию новой верфи: в 1778 г. на Гнилотонской верфи начались судостроительные работы. Смог Ф.А. Клокачев в непростой ситуации весьма успешно осуществить и реализацию срочно предписанной к постройке в 1777–1778 г. целой серии новых судов, в частности, 9 фрегатов, бомбардирского корабля и 10 малых судов. Наконец, положительной оценки заслуживает и представленный Ф.А. Клокачевым план дальнейшего развития Таганрога.

Стоит отметить и то, что Ф.А. Клокачев смог быстро оценить недостатки новой верфи и выдвинуть в качестве альтернативы ей вариант с верфью на реке Кутюрьме, который в итоге получил одобрение. И хотя судьба этой верфи также оказалась непростой, когда она в 1787 г. начала функционировать, то сыграла значимую роль в войне 1787–1791 гг.

При всем этом Ф.А. Клокачев практически все годы пребывания во флотилии серьезно болел, что, безусловно, осложняло ему проявление активности.^[312]

Выписка из указа Адмиралтейств-коллегий контр-адмиралу Ф.А. Клокачеву от 6 апреля 1777 г.^{1872}

Вице-президент граф Чернышев коллегии предлагал: уведомясь, что вы находитесь в болезни, а нужда настоять будет флотилии быть в море, то не только командовать будет некому, но и в вооружении ея может последовать остановка, да и во время пребывания на берегу надо быть человеку… И для того сего апреля 5 дня коллегия определила командировать флота капитана бригадирского ранга и кавалера Круза.

Выписка из донесения контр-адмирала Ф.А. Клокачева графу И.Г. Чернышеву от 19 сентября 1777 г.^{1873}

Чувствуя навсегда искреннее благоусердие В. С. ко мне осмеливаюсь описывать мое состояние якобы в нем участнику: от известной прежней моей болезни будучи ныне и на море не участвовал припадка, но вместо того приключилась ежечасная в голове боль, да и от множественного рассмотрения письменных дел стал туп глазами, так, что ныне с крайнею нуждою по необходимости днем дела читаю и подписываю, а при вечере читать и писать не могу; и такое мое состояние лишает оказать неутомимого усердия к возложенному званию, чего для и осмеливаюсь В. С. просить принять в милостивое покровительство и исходатайствовать от здешнего моего правления, чтоб по долговременному пребыванию от множества письменных дел не прийти зрением и припадками не могущим долее ко всемилостивейшей нашей монархини обращать службу, которую усердно желаю и льщусь навсегда оказать скудные мои дарования; однако при сем и не обянуюсь донести: здесь должен быть управляющим твердый здоровьем и не мне сравненный дарованием ко ответствованию на все стороны, что внося в надежде милостивого благотворения; если ж, милостивый государь, не удостоите вашим великодушием отсюда меня извлечь по прирастающей слабости здоровья и тупости глаз, всепокорнейше прошу позвольте просить увольнения от службы, а я истинно б оную навсегда сохранил буде б ныне мои силы не стали уменьшаться.

Ф.А. Клокачев сумел стать достойным преемником А.Н. Сенявина. И только отсутствие военных действий и малый интерес к флотилии у отечественных историков сделали этот период службы Ф.А. Клокачева малоприметным. Однако в реальности, за будничностью действий, Ф.А. Клокачев сумел существенно укрепить мощь флотилии, силу судов которой ему затем придется оценить и самому (в частности, фрегатов типа «Восьмой», строительство которых было организовано в 1778 г.).

Роль контр-адмирала Ф.А. Клокачева в усилении боеспособности Азовской флотилии в 1777–1780 гг.

^{Корабль … Что сделано}

Корабль 1-го рода «Хотин» … Капитально отремонтирован. Вооружение усилено с 16 до 34 орудий

Корабль 2-го рода «Азов» … Капитально отремонтирован. Превращен в бомбардирский корабль

Корабль 2-го рода «Таганрог» … Капитально отремонтирован. Вооружение усилено с 16 до 34 орудий

Корабль 2-го рода «Корон» … Капитально отремонтирован. Вооружение усилено с 16 до 34 орудий

Корабль 2-го рода «Модон» … Капитально отремонтирован

Корабль 2-го рода «Журжа» … Капитально отремонтирован

Фрегат «Пятый» … Введен встрой в 1777 г.

Фрегат «Шестой» … Введен в строй в 1777 г.

Фрегат «Седьмой» … Достроен и введен в строй в 1777 г.

Фрегат «Восьмой» … Построен в 1778 г. Введен в строй в 1780 г.

Фрегат «Девятый» … Построен в 1778–1779 гг.

Фрегат «Десятый» … Построен в 1778–1779 гг.

Фрегат «Одиннадцатый» … Построен в 1778–1779 гг. Введен в строй в 1780 г.

Фрегат «Двенадцатый» … Построен в 1778–1782 гг.

Фрегат «Тринадцатый» … Построен в 1778–1782 гг.

Фрегат «Четырнадцатый» … Построен в 1779–1783 гг.

Бомбардирский корабль «Страшный» … Построен в 1778–1779 гг. Введен в строй в 1780 г.

Оценили деятельность Ф.А. Клокачева в 1777–1780 гг. и в Петербурге. Документы сохранили целый ряд благодарностей, направленных контр-адмиралу И.Г. Чернышевым.

Из протокола Адмиралтейств-коллегий от 9 января 1778 г.^{1874}

…4-е. Коллегия между прочим усматривая из объявленного же рапорта ево контр-адмирала и кавалера, что определил он при починке судов исправить новородные суда углублением интрюма и прибавлением сверх и так, что они могут занимать место военных судов, от чего совершенно надеется можно желаемой пользы против прежнего их употребления, то сие также относит коллегия к ево доказанной ревности и усердию, не менее и знанию и за то свидетельствует ему свое удовольствие (курсив наш. — Авт.), а как коллегия за нужное почитает в Азовской флотилии иметь хотя одно бомбардирское судно и хотя тамо теперь есть таковое одно, но оное весьма мало и к дальнейшим походам не надежно, то весьма желательно было, ежели бы из новородных судов обратить одно в бомбардирское, а потому таковые укрепления и расположения на нем сделать…

Из письма И.Г. Чернышева контр-адмиралу Ф.А. Клокачеву от 23 января 1778 г.^{1875}

…Мы столь усердием, ревностью и отменной расторопностью В. П. довольны, что все от вас возможным почитаем…

Между тем, Клокачеву все же потребовалось серьезное лечение, и 13 февраля 1780 г. он был уволен в отпуск на два года, а в мае 1782 г. определен в присутствие Адмиралтейств-коллегий. 28 же июня 1782 г. Екатерина II произвела Ф.А. Клокачева в вице-адмиралы. А 11 января 1783 г. он был назначен первым официальным командующим Черноморского флота, с подчинением Г.А. Потемкину. Переведя ударную эскадру Азовской флотилии в Ахтиарскую бухту, на берегах которой им был основан город, получивший имя Севастополь, адмирал положил начало Севастопольской эскадре. В том же году он представил Адмиралтейств-коллегий первую карту Севастопольской бухты.

Затем Ф.А. Клокачев был переведен Г.А. Потемкиным в Херсон для наведения порядка и ускорения работ по постройке там линейных кораблей. Он сумел в короткие сроки внести существенный вклад в развитие херсонского судостроения. Однако уже 27 октября 1783 г. умер в Херсоне во время вспыхнувшей на юге России эпидемии чумы.

Общую и наиболее емкую характеристику Федоту Алексеевичу дал Г.А. Потемкин. В частности, отмечая в письме Екатерине II, что «адмирал Клокачев истинно попечительный человек»,^{1876} и поручив ему судостроительные работы в Херсоне, Г.А. Потемкин одновременно затребовал «предприимчивого адмирала», прося о присылке, как указывалось в VI главе, даже Д. Эльфинстоиа. Последнее не случайно — в 1776–1780 гг. Ф.А. Клокачев был в Азовской флотилии больше «завхозом», чем флотоводцем. Хотя, отличный администратор также всегда имел для военно-морского флота России большую ценность, поскольку в этой области обычными было воровство и инертность.

Александр Иванович фон Круз (1731–1799)^{1877}

Родился 26 октября 1731 г. в Москве. Происходил из старинного датского дворянского рода. На морскую службу пошел по семейной традиции: его отец Иоганн фон Крюйс был значимой фигурой русского флота при Петре I, дослужившись до чина капитан-командора. Большую роль в судьбе А.И. фон Круза сыграл и выходец из Великобритании Д. Кеннеди, поступивший на русский флот в 1714 г. и дослужившийся до чина вице-адмирала. Как писал известный историк флота В.Н. Верх, Кеннеди «восприняв его [А.И. Круза] от купели, усыновил». Он, в частности, брал Круза в плавания еще в юности, что дало последнему хорошую практику.

В 1747 г. А.И. фон Круз был зачислен в русский флот гардемарином. Затем, благодаря Д. Кеннеди, он получил возможность получить образование за границей, в частности в английском флоте. В результате А.И. фон Круз дважды ходил в Средиземное море, посещал Алжир, многие порты Испании, Франции и даже Турции. По возвращении из-за границы фон Круз выдержал экзамен и 6 июня 1753 г. получил звание унтер-лейтенанта русского флота. В 1754–1758 гг. А.И. фон Круз совершенствовал морскую выучку в походах по Балтийскому морю. Тем не менее, в 1756 г. он все же не получил звание корабельного секретаря из-за своего иностранного происхождения,

Однако именно Семилетняя война принесла А.И. фон Крузу первую славу. В 1761 г. он отличился во время Кольбергской экспедиции, а уже в 1762 г. стал капитан-лейтенантом. В 1766 г. он получил в командование фрегат «Надежда», затем чин капитана 2 ранга. 1767 год принес ему назначение командиром линейного корабля «Св. Евстафий Плакида», на котором в 1769 г. он отправился в составе эскадры Г.А. Спиридова в Архипелаг. Перед уходом А.И. фон Круз был произведен в капитаны 1 ранга.

Поход для «Св. Евстафия Плакиды» начался неудачно: в первые же дни, у острова Гогланд, корабль потерял фор-стеньгу, и А.И. фон Крузу пришлось зайти для ремонта в Ревель. Однако он сумел достаточно быстро ввести свой корабль в строй и прибыл в Копенгаген всего лишь два дня спустя после прихода сюда основных сил эскадры Г.А. Спиридова. Здесь 8 сентября Г.А. Спиридов поднял на «Св. Евстафии Плакиде» свой флаг, сделав корабль Круза флагманским. В итоге «Св. Евстафии Плакида» оказался одним из 4 линейных кораблей, добравшихся до Средиземного моря еще в конце 1769 г.

Здесь в 1770 г. корабль А.И. фон Круза активно действовал у берегов Греции, а затем покрыл себя славой в Хиосском сражении. Именно этот корабль оказался передовым в русской эскадре после маневра «Европы», приняв на себя основную силу огня турецкой эскадры. Тем не менее, А.И. фон Круз решительно атаковал второй флагманский корабль турок «Реал-Мустафу» и в короткие сроки сумел нанести ему серьезные повреждения. Когда же течением русский корабль все же снесло на турецкий флагман, то моряки «Евстафия» сумели захватить турецкий корабль в абордажном бою. Однако «Реал-Мустафа» уже серьезно горел, что грозило катастрофой и для «Св. Евстафия Плакиды». Граф А.Г. Орлов послал шлюпки со всей эскадры, чтобы попытаться отвести русский линейный корабль от пылающего противника. Но все попытки оказались тщетными. Вскоре пламя перекинулось и на «Евстафии». В соответствии с уставом адмирал Г.А. Спиридов и его штаб оставили бедствующий корабль и перешли на «Три Святителя». А.И. фон Круз же продолжил борьбу за спасение своего корабля. Он приказал залить крюйт-камеру, но горящая грот-мачта «Реал-Мустафы» упала раньше, и от попавшей в открытый люк головни «Евстафии» взлетел на воздух. Правда, вслед за ним взорвался и «Реал-Мустафа». Последнее обстоятельство и предопределило фактически бегство турецкого флота в Чесменскую бухту: Хиосский бой был выигран, и, как видим, действия корабля А.И. фон Круза сыграли в нем наиважнейшую роль.

Самого же Круза при взрыве обожгло и выбросило за борт, тем не менее, ему удалось спастись. После уничтожения турецкого флота в Чесменском сражении Круз получил в командование единственный доставшийся русскому флоту трофей — 60-пушечный линейный корабль «Родос». Но и его судьба оказалась печальной. Направленный осенью 1770 г. А.Г. Орловым в Россию, он потерпел крушение у полуострова Майна. Однако А.И. фон Крузу удалось спасти весь экипаж. Военный суд признал А.И. Круза и его подчиненных невиновными в гибели «Родоса».

В 1771 г. за Хиосский бой фон Круз получил орден Св. Георгия IV степени, а в 1772 г. вернулся из Средиземного моря в Россию. В 1773–1777 гг. он командовал линейными кораблями Балтийского флота — «Св. Андрей Первозванный» и «Пантелеймон». В 1777 г. получил чин капитана бригадирского ранга и был направлен младшим флагманом в Азовскую флотилию.

Здесь он прослужил с 1777 по 1779 гг., фактически взяв на себя командование силами флотилии в Черном море, поскольку Ф.А. Клокачев сосредоточился в основном на организационных, судостроительных и судоремонтных вопросах. А.И. фон Круз проявил себя достаточно толковым командиром, сумев выстроить надежную оборону Керченского пролива. Правда, одновременно проявилась у него и чрезмерная осторожность, приверженность к постоянным консилиумам командиров. Но, в целом, с возложенными задачами он справился.

В 1779 г. А.И. фон Круз вернулся на Балтику. В 1780 г. получил звания сначала капитана генерал-майорского ранга, а затем и контр-адмирала. В том же 1780 г., командуя эскадрой Балтийского флота из 5линейных кораблей и одного фрегата, совершил крейсерство в Северном море в рамках «вооруженного нейтралитета». В 1782 г. вновь командовал эскадрой в Балтийском море, которая сопровождала до Северного моря направлявшуюся в Средиземное море эскадру В.Я. Чичагова. А 24 ноября 1783 г. А.И. фон Круз был произведен в вице-адмиралы.

В период Русско-шведской войны 1788–1790 гг. Круз сначала остался без назначения. Более того, когда осенью 1788 г. умер С.К. Грейг, Екатерина II, несмотря на ожидания большинства русских моряков, отвергла вариант с назначением А.И. фон Круза командующим русским флотом. А.В. Храповицкий, в частности, отмечает в своем дневнике, что он 30 декабря 1788 г. сказал: «Весь флот, жалея о Грейге, ожидал в начальники Круза, выхваляя его храбрость». В ответ Императрица произнесла: «Он потерял Евстафия и Родос. Надежда на Козлянинова и других, что были в моей шлюпке». Далее следует еще один эпизод: «Вице-адмирал Круз прислал письмо, что считает себя обиженным против Мордвинова, не быв наряжен в поход». Сказано в ответ: «Он несчастлив на море».^{1878}

Однако уже в 1789 г. А.И. фон Круз командовал Резервной эскадрой, а в 1790 г. принял начальство над Кронштадтской эскадрой. Последняя надежно прикрыла Кронштадт с моря, сорвав в результате боя у Красной Горки 23–24 мая 1790 г. попытку шведского флота высадить десант для удара по Петербургу. Затем Круз участвовал в Выборгском сражении 22 июня 1790 г. в качестве младшего флагмана объединенного Балтийского флота под общим командованием адмирала В.Я. Чичагова.

За Красногорское сражение Екатерина II наградила А.И. фон Круза орденом Св. Александра Невского, за Выборгское — чином адмирала и орденом Св. Георгия II степени, а 8 сентября — золотым Георгиевским оружием с надписью «За храбрость».

Кроме того, стоит отметить, что Красногорское сражение еще и выдвинуло А.И. фон Круза в число наиболее сильных отечественных адмиралов. Обладая более слабой по составу эскадрой,^[313] да еще и с хуже подготовленными экипажами, А.И. фон Круз во многом именно благодаря грамотному маневрированию сумел отстоять свою позицию, отразив все атаки шведов. Более того, произошло в Красногорском сражении и важное тактическое событие — двукратное использование русскими своих фрегатов второй линии в кач'естве подвижного резерва для прикрытия флангов эскадры, что способствовало срыву шведских попыток ее обойти. Это было явно новым элементом военно-морского искусства. Но вот можно ли говорить, как считает Н.В. Скрицкий, что Ушаков их повторил? Очевидно, нет. Между Петербургом и Крымом тысячи верст, и получить сведения к июлю 1790 г. Ф.Ф. Ушаков явно не успевал (к тому же в мае-июне он находился в море). Кроме того, Ф.Ф. Ушаков применил этот прием в открытом море, а не в условиях ограниченной акватории у Красной Горки. Наконец, Ушаков использовал его в результате маневрирования силами своей эскадры, а не в рамках использования в бою второй линии фрегатов. Поэтому упомянутый бой по праву делает А.И. фон Круза одним из крупных флотоводцев русского флота, а его роль его в защите Петербурга трудно переоценить.

Кстати, весьма интересно процитировать и оценку Крузом действий подчиненных ему флагманов (тем более что двое из трех были видными фигурами в истории Азовской флотилии). Вот что он писал после второго дня сражения: «24 мая неприятель учинил паки жесточайше прежняго нападение в 3¹/₂ часа по полудни и которое продолжалось до 5¹/₂ часов; наших кораблей безпрестанный огонь заставил неприятеля ретироваться. При семь честь имею донести, что во все бывшие сражения контр-адмирал Повалишин отличил себя особливою ревностию, бодростию и усердием к службе. Равным образом заслуживают благоволения вице-адмирал Сухотин, который лишился ноги в первом сражении, предводительствуя авангардиею контр-адмирал Спиридов, бывший при мне советником и за болезнию отправившийся в Кронштадт, и капитан Денисон, который во время сражения все возможные помощи подавал».^{1879}

Следствием стали следующие награды: «…Вице-адмиралу Сухотину, соболезнуя о тяжелой ране им полученной, золотую с бриллиантами шпагу с надписью “за храбрость” и 6000 рублей единовременно; контр-адмиралу Повалишину — большой крест 2-й степени ордена Св. Владимира; капитанам бригадирского ранга Денисону и первого ранга Тревенину кресты ордена Св. Владимира 3-й степени; капитанам первого ранга Обольянинову и Престону — кресты военного ордена Св. Георгия 4-го класса; капитанам второго ранга Борисову, Хомутову, Сенявину и Ломану — золотые шпаги с надписью “за храбрость”».^{1880}

А вот оценка, которую дал самому Крузу в годы этой войны А.А. Безбородко, писавший С.Р. Воронцову: «О войне шведской и говорить скучно. Из всех морских Круз еще решительнее и храбрее, хотя ленив до крайности, спесив и заносчив…».^{1881}

В 1795 г. А.И. фон Круз был уволен в годовой отпуск. Павел I вернул его на службу. В 1797 г. Круза наградили орденом Св. Андрея Первозванного и назначили адмиралом красного флага (командиром арьергарда), а после плавания флота под командованием самого Павла I — адмиралом белого флага (командующим кордебаталией и фактически всем Балтийским флотом). В 1798 г. А.И. фон Круз с основными силами Балтийского флота (16 линейных кораблей и 4 фрегата) вновь вышел в море. Задача, согласно рескрипту Павла I, определялась так: «…Вся цель плавания сего состоит в том, чтобы вследствие трактатов и условий соблюсти вооруженный нейтралитет и не допустить в Балтийское море никаких чужеземных военных судов, а потому и наблюдать тщательно, как оба Бельта, так и Зунд…». В результате с июня по сентябрь 1798 г. эскадра Круза, разделенная на три отряда, добросовестно крейсировала на Балтике в районе Борнхольма, Рюгена и Мена, наблюдая за Зундом.

Начал готовить А.И. фон Круз Балтийский флот и к кампании 1799 г. 21 марта 1799 г. Павел I в своем указе поставил перед ним задачу: «Господин Адмирал Круз. По причине наклонности Гамбургского Правления к правилам Французских похитителей власти, повелеваем вам, находящиеся в Кронштадтском порту торговые корабли, принадлежащие Гамбургским жителям, арестовать; а равно в бытность вашу в нынешнюю кампанию в море, все таковые их корабли брать в добрый приз и отсылать к нашим портам за конвоем…». В качестве района крейсерства флота указывались берега Пруссии и Померании. Однако в апреле здоровье А.И. фон Круза резко ухудшилось, и он передал должность главного командира Кронштадтского порта П.И. Ханыкову. А уже 5 мая того же года его не стало.

Похоронен А.И. фон Круз на Лютеранском кладбище в Кронштадте; надгробный памятник в виде ростральной колонны символизировал морские победы, а надпись на нем повторяла строки двустишия Екатерины II:

Тимофей Гаврилович Козлянинов (1740–1798)^{1882}

Родился в 1740 г. Происходил из дворянского рода, известного с XVI в. и внесенного в VI часть родословных книг Тверской, Калужской и Новгородской губерний. Служба его начиналась обыкновенно. В апреле 1756 г. Тимофей стал кадетом Морского корпуса, в 1758 г. — гардемарином, в 1760 г. — мичманом, в 1762 г. — унтер-лейтенантом; в эти годы ежегодно был в кампании на Балтике.

Екатерина II, после воцарения приступившая к реформам, решила отправить моряков для обучения на английских судах. Т.Г. Козлянинов вызвался добровольцем и оказался среди офицеров, командированных в Англию. Он ходил в Ост-Индию и Америку, осматривал порты в Голландии и возвратился в 1765 г. на родину, получив чин лейтенанта.

Летом 1765 г. Т. Козлянинов командовал яхтой генерал фельдцейхмейстера Г.Г. Орлова «Алексей», а осенью с пятью другими офицерами отправился на Мальту для изучения галерного дела, в 1766–1768 гг. служил на мальтийских галерах и вернулся в Кронштадт. Посол России в Лондоне И.Г. Чернышев похвально отзывался о Козлянинове.

В 1769 г. пожалован в капитан-лейтенанты. Вскоре Козлянинов был назначен в Архипелагскую экспедицию и в сентябре оказался на флагманском корабле эскадры Д. Эльфинстона «Не тронь меня», направлявшейся на Средиземное море в помощь эскадре Г. А. Спиридова. В мае 1770 г. эскадра прибыла к острову Цериго, но Т.Г. Коз-лянинов находился уже на корабле «Святослав». На том же корабле он участвовал в бою под Наполи-ди-Романья 16–17 мая 1770 г., после которого российские эскадры соединились и нашли турецкий флот в Хиосском проливе.

Об участии Т.Г. Козлянинова в Хиосском и Чесменском сражениях сведений не сохранилось, что, видимо, было связано с малой ролью его корабля «Святослав» в событиях 24–26 июня 1770 г. Но затем из-за болезни капитана 1 ранга В.В. Роксбурга капитан-лейтенант временно принял командование этим линейным кораблем.

В августе 1771 г., при высадке десанта в заливе Ди Макри, Т.Г. Козлянинов командовал шебекой, прикрывая войска. На следующий год капитан-лейтенант крейсировал на линейном корабле «Ростислав» в Архипелаге, с июня недолго командовал купленным в предшествующем году у англичан бомбардирским кораблем «Страшный», а в ноябре вступил в командование линейным кораблем «Св. Георгий Победоносец», бывшим флагманским кораблем эскадры контр-адмирала А.В. Елманова. Дальнейшая служба Т.Г. Козлянинова оказалась связанной с действиями этого флагмана и продолжалась в Архипелаге до 1774 г. С эскадрой Елманова Т.Г. Козлянинов в 1776 г. и вернулся в Кронштадт.

9 декабря 1776 г. он был произведен в капитаны 2 ранга. Опыт средиземноморского плавания послужил его становлению как командира корабля, что позволило дать Т.Г. Козлянинову самостоятельное поручение. В частности, в 1776 г. ему был поручен отряд из 6 фрегатов: 40-пушечного «Северного Орла», 32-пушечных «Павла», «Наталии» и «Григория», 26-пушечного «Св. Павел», 24-пушечного «Констанца», — последние 5 из которых он должен был под видом торговых судов провести из Средиземного моря в Черное. Таким образом, правительство России, с одной стороны, хотело резко усилить существующую на Черном море силу, а с другой — проверить, как работает Кючук-Кайнарджийский трактат в реальности.

Состав отряда капитана 2 ранга Т.Г. Козлянинова в 1776–1778 гг.

Наименование фрегата	Вооружение	Место и время постройки	Командир
«Северный Орел»	40 орудий	Куплен в Англии в 1770 г.	Т.Г. Козлянинов
«Павел»	32 орудия	Построен в 1772–1773 гг. в Архангельске	Н.С. Скуратов
«Наталия»	32 орудия	Построен в 1772–1773 гг. в Архангельске	Ф.А. Мосолов
«Григорий»	32 орудия	Куплен в Архипелаге в 1770 г.	Е.С. Одинцов
«Св. Павел»	26 орудий	Куплен в Архипелаге в 1770 г.	Ф.Ф. Ушаков
«Констанца»	24 орудия	Куплен в Архипелаге в 1772 г.	В. Ржевский

В результате в 1776–1777 гг. состоялся поход отряда Т.Г. Козлянинова в Константинополь, который после длительных переговоров с турками закончился ничем. В конце 1777 г. русским фрегатам пришлось взять курс обратно к берегам Италии, куда они и прибыли в начале 1778 г.

Здесь по своей инициативе Т.Г. Козлянинов, оказавшийся и хорошим дипломатом, начал переговоры с марокканским послом и убедил его, что Россия хочет жить в мире со всеми странами и русские корабли имеют инструкцию не трогать мирные суда. Посол в ответ дал заверение, что император Марокко позволил открыть порты страны для русских судов, и обещал выдать на то письменное свидетельство, Капитан направил фрегаты «Павел» и «Констанция», чтобы отвезти марокканского посла и его свиту в Танжер для охраны от пиратов; он приказал усилить вооружение фрегатов пушками и солдатами. Козлянинов полагал, что порты Марокканской империи на пути плавания в Средиземное море могут служить пристанищем в случае надобности для военных судов и начинающейся морской торговли России по изобилию многих товаров и продуктов.

9 апреля 1778 г. «Павел» и «Констанция» вышли в море, 8 мая прибыли в Танжер, где марокканский посланник под гром салюта отбыл на берег; в июне началась опись порта, берегов и рейда Танжера, после чего суда перешли в Гибралтар и 30 августа присоединились к кораблям Козлянинова. Однако продолжить путь в Россию не удалось. «Григорий» требовал ремонта килеванием, и с общего согласия командиров было решено вернуться на Средиземное море. После ремонта весной 1779 г. суда прибыли в Кронштадт.

В 1778 г. Т.Г. Козлянинова наградили орденом Св. Георгия IV степени за 18 кампаний на море. В 1780–1781 гг. он командовал двумя дивизиями галерного флота, а в 1782 г. был командирован на юг, в Азовскую флотилию.

Для ограждения берегов Крыма от влияния турецкой агитации Азовской флотилии предстояло небольшими силами выполнять сложные задачи. Требовался опытный моряк. Командовавший в это время Азовской флотилией П.А. Косливцев занимался, главным образом, вопросами ремонта и постройки судов, их базированием и обеспечением. Потому 14 июня коллегия решила отправить Т.Г. Козлянинова, которого 28 июня произвели в капитаны бригадирского ранга.

Выписка из указа Адмиралтейств-коллегий генерал-майору П.А. Косливцеву от 14 июня 1782 г.^{1883}

Вместо командированного в Донскую флотилию для командования судами во время крейсерства капитана 1 ранга Фондезина, командирован галерного флота капитан 1 ранга Тимофей Козлянинов.

15 июля Т.Г. Козлянинов прибыл в Еникале и принял командование эскадрой. К этому времени часть кораблей флотилии защищала Керченский пролив, а остальные крейсировали от Кафы до Ак-Мечети. Вскоре Козлянинов, получив подкрепление, отправился с ним для осмотра постов и устрашения мятежников у берегов Крыма; по пути капитан указывал встреченным турецким судам, что они не могут получить товары в татарских землях и должны вернуться. Крейсирование на Черном море продолжалось до ноября 1782 г. Корабли по очереди ремонтировались и выходили в море, несмотря на эпидемию.

В донесении Г.А, Потемкину Т.Г. Козлянинов отмечал, что турецкие суда старались пройти к Козлову, Ак-Мечети и Балаклаве для передачи известий мятежникам, но этого не допустили; попытки сообщения татар от мыса Таклы с Таманью через пролив были предотвращены высылкой гребных судов и ночным патрулированием.

Весной 1783 года назначенный главным командиром Черноморского флота вице-адмирал Ф.А. Клокачев повел основные силы Азовской флотилии в Ахтиарскую (Севастопольскую) бухту, где была заложена база. Т.Г. Козлянинова же он оставил с частью сил в Керчи, для охраны пролива. Его боты должны были патрулировать берега от мыса Таклы до Керченского пролива и Кафы. Для постройки и ремонта судов в Таганроге оставался главным командиром П.А. Косливцев.

Между тем, 24 ноября 1783 г. Т.Г. Козлянинова произвели в капитаны генерал-майорского ранга, а уже 1 января 1784 г. — в контр-адмиралы. Вскоре последовал и перевод на Балтику, где Тимофею Гавриловичу было приказано заседать в Адмиралтейств-коллегий. В следующей кампании 1785 г. Козлянинов был младшим флагманом практической эскадры вице-адмирала А.И. фон Круза, в конце 1785–1786 гг. состоял при береге в Санкт-Петербурге и Кронштадте, в 1787 г. возглавлял практическую эскадру.

Начало Русско-турецкой войны 1787–1791 гг. вызвало к жизни подготовку новой Средиземноморской экспедиции, под командованием адмирала С.К. Грейга. Т.Г. Козлянинов был определен в его распоряжение. Однако король Швеции Густав III решил воспользоваться Русско-турецкой войной и вернуть силой оружия земли, потерянные по Ништадтскому и Абоскому договорам. Появление 18 шведских вымпелов восточнее Гогланда вызвало высочайший указ от 17 июня С.К. Грейгу: по готовности вывести флот к Ревелю, оберегать берега от десантов и наблюдать за шведским флотом. Когда же война стала неизбежной, Екатерина II предписала адмиралу искать неприятельский флот и атаковать его.

В результате 6 июля 1788 г. произошло Гогландское морское сражение. Эскадра Т.Г. Козлянинова, которая должна была составлять арьергард, в ходе маневров оказалась впереди. Как следствие ей пришлось выдержать весь накал этого боя, что и удалось. В донесении от 11 июля С.К. Грейг отмечал храбрость командующего авангардом и командиров его кораблей. 18 июля Т.Г. Козлянипов был награжден орденом Св. Георгия III степени. О том, что награда эта была заслуженной, свидетельствуют полученные кораблями повреждения и понесенные потери. На флагмане Козлянинова «Всеслав» было убито 35 и ранено 103 человека. Корабль имел 40 пробоин.

Далее Т.Г. Козлянинов принял участие в блокаде шведского флота в Свеаборге, которая продолжалась до глубокой осени, причем Т.Г. Козлянинову, в связи со смертью С.К. Грейга, даже пришлось временно вступить в командование Кронштадтской эскадрой.

А 23 марта 1789 г. Т.Г. Козлянинов был назначен командующим Копенгагенской эскадрой русского флота, с одновременным производством в вице-адмиралы. В указе Екатерины II значилось: «Во всемилостивейшем уважении на усердную службу контр-адмирала Тимофея Козлянинова и труды, им понесенные в настоящую с королем шведском войну, пожаловали Мы его в наши вице-адмиралы и препоручили ему начальство над эскадрой нашею при Копенгагене находящейся».

Однако масштабных самостоятельных действий эскадра Т.Г. Козлянинова не вела. Вскоре она вошла в состав эскадры В.Я. Чичагова и с ней прибыла в Ревель.

Высочайшим указом от 4 марта 1790 г. вице-адмирал Козлянинова был назначен в галерный флот, под командование вице-адмирала К. Г. Нассау-Зигена. В частности, Т.Г. Козлянинову был поручен отряд Гребного флота, находившийся в Выборгском заливе.

16 мая Козлянинов поднял свой флаг на фрегате «Автроил». А 26 мая он уже ездил на остров Урансари и наблюдал, как шведские корабли, потерпевшие неудачу в Красногорском сражении, входя]' в залив; в результате последовало своевременное распоряжение о выдвижении к входу в Транзунд прама и бомбардирского корабля. Видя решительные действия Т.Г. Козлянинова, шведы не отважились атаковать Выборг со стороны моря, а их попытки высадить десант отразили русские сухопутные войска. На этой позиции силы Т.Г. Козлянинова пробыли до очищения шведами Выборгского залива 22 июня 1790 г. Далее они двинулись на запад, поскольку из-за ошибок В.Я. Чичагова в Выборгском сражении большая часть шведского гребного флота смогла благополучно вырваться из залива и укрыться в Роченсальме.

В ночь на 27 июня Т.Г. Козлянинов соединился с главными силами гребного флота под командованием Нассау-Зигена. А 28 июня 1790 г. Нассау-Зигеи предпринял атаку шведов на Роченсальмском рейде, закончившуюся тяжелым поражением русского флота. О роли Т.Г. Козлянинова в этом сражении принц написал так: «Вице-адмирал Козлянинов, поставя суда парусные, напрягал во время всего сражения все свои силы, чтобы возстановить порядок и понудить наступать вперед канонерские шлюпки…». Роченсальмское сражение стало последним сражением Русско-шведской войны 1788–1790 гг.: 3 июля последовало заключение Верельского мира.

После войны Т.Г. Козлянинов остался в галерном флоте, а летом 1791 г. на время отсутствия К. Нассау-Зигена далее был старшим после пего флагманом. Но уже в мае 1792 г. он был снова переведен в корабельный флот. В результате в 1792–1796 гг. Т.Г. Козлянинов состоял членом Адмиралтейств-коллегий, а в кампании 1795 г. командовал практической эскадрой.

30 сентября 1797 г. Павел I назначил Т.Г. Козлянинова главным командиром Архангельского порта. Здесь Т.Г. Козлянинов и скончался весной 1798 г. и там же был похоронен. Надпись на памятнике при кладбищенской церкви Св. Лаврентия гласила: «Козлянинов Тимофей Гаврилович, вице-адмирал, 16 марта 1798, 58 лет».

Петр Антонович Косливцев (?–1786)^{1884}

В 1743 г. поступил в Морскую Академию, в 1745 г. стал гардемарином, а в 1748 г. — мичманом. Уже в 1746–1748 гг. совершил первые плавания по Балтийскому морю и сделал переход Архангельск — Кронштадт. В 1749 г. послан в Казань, где находился до 1751 г. при заготовлении лесов для Санкт-Петербургского адмиралтейства. В 1755 г., командуя пинком «Кола», совершил плавание по маршруту Кронштадт — Архангельск — Кронштадт. 18 марта 1756 г. был произведен в корабельные секретари и состоял при Конторе Главного командира Кронштадтского порта в должности секретаря. В 1757 г. П.А. Косливцеву было присвоено звание лейтенанта. В 1757–1758 гг. находился в плаваниях на Балтийском море, а в сентябре 1759 г., командуя пакетботом «Курьер», потерпел крушение близ Данцига. В 1760–1762 гг. продолжал плавания на Балтике.

В 1762 г. получил звание капитан-лейтенанта, а в кампании 1764 г. командовал фрегатом «Св. Сергий». В январе 1765 г. стал капитаном 2 ранга. В этой кампании командовал бомбардирским кораблем «Самсон» и участвовал в маневрах эскадры С.И. Мордвинова у Красной Горки. В 1766 г. получил в команду линейный корабль «Рафаил». В 1767–1769 гг. состоял в должности советника Казначейской экспедиции Адмиралтейств-коллегий. В апреле 1769 г. назначен на должность капитана Ревельского порта, а в июле того же года получил чин капитана 1 ранга. В 1770–1773 гг. оставался в должности капитана Ревельского порта. В декабре 1773 г. командирован в Азовскую флотилию.

20 февраля 1774 г. вступил в должность капитана Таганрогского порта, но уже осенью принял в командование фрегат «Третий», а вместе с ним и общее руководство отрядом из 4 фрегатов флотилии в Керчи. В 1775 г. плавал на фрегате «Третий» по Азовскому морю. Осенью «за отъездом адмирала А.Н. Сенявина в Москву, назначен исправлять должность командующего судами Азовской флотилии и Таганрогским портом».

В марте 1776 г. занимался поиском места для новой верфи в низовьях: Дона для постройки 4 фрегатов. 7 июля получил звание капитана бригадирского ранга и вновь вернулся на должность капитана Таганрогского порта. В июле 1778 г. за отъездом Ф.А. Клокачева вновь назначен исправлять должность командующего Азовской флотилии.

1 января 1779 г. получил звание капитана генерал-майорского ранга и в феврале 1780 г. окончательно возглавил Азовскую флотилию. 24 ноября 1783 г. получил звание вице-адмирала. 10 июля 1786 г. был уволен в отставку с полным жалованием, но уже в декабре того же года скончался.

Иван Алексеевич Михнев^{1885}

В 1747 г. поступил в Морскую Академию учеником, в 1752 г. произведен в гардемарины, в 1755 г. — в мичманы. В кампаниях 1752–1765 гг. постоянно участвовал в плаваниях по Балтийскому морю. В 1764 г. получил звание лейтенанта, а в 1765 г., командуя пакетботом «Курьер», отвозил из Кронштадта в Нарву министра Речи Посполитой графа Ржевуцкого, после чего на том же пакетботе плавал с флотом от Кронштадта до Готланда. В 1766–1767 гг., командуя транспортным судном, плавал от Петербурга до Риги и обратно.

В 1769 г. И.А. Михневу было присвоено звание капитан-лейтенанта. В том же году командовал придворными императорскими яхтами, находясь на яхте «Транспорт Анна». В 1770–1772 гг. участвовал в проводке из Архангельска в Кронштадт линейных кораблей «Граф Орлов» и «Борис и Глеб». В 1773 г. получил под свое командование фрегат «Св. Феодор», на котором плавал от Ревеля до острова Драгэ.

19 февраля 1774 г. командирован в Азовскую флотилию, а 5 марта получил звание капитана 2 ранга. Осенью принял в командование 58-пушечный фрегат «Четвертый», командуя которым, в 1775 г. также возглавлял и Керченскую эскадру. В 1776 г. переведен командиром на фрегат «Третий». В 1777 г. командовал крейсерской эскадрой на Черном море. В январе 1778 г. получил звание капитана 1 ранга и был назначен командиром фрегата «Седьмой». Командуя им и эскадрой флотилии в сентябре 1778 г., не допустил прохода к Керчи турецкого флота. В 1779 г. перевел фрегат «Седьмой» в Днепровско-Бугский лиман.

18 февраля 1780 г. уволен от службы со званием капитан бригадирского ранга и пенсионом.

Яков Тихонович Карташев^{1886}

В декабре 1748 г. из недорослей поступил в Морскую академию учеником, в 1753 г. стал кадетом, а в 1755 г. — гардемарином. В 1758 г. получил звание мичмана. В 1755–1762 гг. находился в кампаниях на Балтийском море. Участвовал в десантных высадках и экспедициях против Кольберга в 1760–1761 гг. В мае 1763 г. был направлен в Англию для изучения морской службы. Здесь в 1764 г. совершил плавание на военных судах английского флота к острову Ямайка, а затем к берегам Северной Америки. В 1765 г. вернулся в Россию, а в 1769 г. стал капитан-лейтенантом. В том же году на линейном корабле «Кир Иоанн» совершил переход до Копенгагена.

В 1770 г. командирован в Азовскую флотилию. Командуя «новоизобретенным» кораблем 2-го рода «Морея» совершил его проводку Доном от Икорецкой верфи до Таганрога. В 1771–1772 гг. продолжал командовать тем же кораблем, совершив на нем походы по Азовскому и Черному морям, в том числе в составе эскадры Я.Ф. Сухотина в августе-сентябре 1771 г., сделавшей первый переход по Черному морю по маршруту Керченский пролив — Ялта — Керченский пролив.

В 1773 г. провел от Новохоперской верфи до Таганрога вновь построенный 58-пушечный фрегат «Четвертый», успел провести там достройку и вооружение и уже осенью того же года перешел с ним в Керчь.

В кампанию 1774 г. командовал «новоизобретенным» кораблем 2-го рода «Таганрог». В 1775 г. командовал фрегатом «Второй», а в связи с отбытием П.А. Косливцева и всей Керченской эскадрой. 20 августа 1775 г. получил звание капитана 2 ранга. В 1776–1777 гг. командовал тем же фрегатом, а в кампанию 1777 г. и одной из эскадр Азовской флотилии на Черном море. В 1778 г. получил звание капитана 1 ранга. В 1781 г. уволен в отставку с чином капитана бригадирского ранга.

Строители кораблей

Иван Михайлович Селиванов (?–1771)^{1887}

В 1739 г. И.М. Селиванов поступил на службу в качестве гардемарина и в 1741–1743 гг. находился в Архангельске. 16 марта 1743 г. был произведен в мичманы. В 1744 г. уже командовал шнявой, занимавший брандвахтенный пост в Кронштадте.

В сентябре 1751 г. И.М. Селиванов стал лейтенантом. В 1757 г., оставаясь в этом звании, командовал линейным кораблем «Полтава». В январе 1758 г. И.М. Селиванов получил звание капитан-лейтенанта, а затем командовал фрегатом «Архангел Михаил», с которым плавал вместе с флотом к Зундским проливам. В марте 1759 г. И.М. Селиванов получает новое звание — капитан 3 ранга — и на этот раз командует линейным кораблем «Северный Орел». В кампанию же 1760 г. он последовательно командует сначала линейным кораблем «Полтава», а затем «Св. Климент Папа Римский», с которым действует у Кольберга. В качестве командира последнего (теперь еще и флагманского) он участвует в Кольбергской экспедиции русского флота и в 1761 г.

10 апреля 1762 г. И.М. Селиванов получает звание капитана 1 ранга. В 1764 г. он назначается командиром линейного корабля «Св. Дмитрий Ростовский», а затем становится генерал-кригскомиссаром русского флота, перейдя на одну из руководящих должностей Адмиралтейств-коллегий.

18 ноября 1768 г. именным решением Екатерины II был послан в Тавров и Икорец для возобновления деятельности этих верфей вновь создаваемой Азовской флотилии. 7 января 1769 г. И.М. Селиванов подчиняется А.Н. Сенявину и становится его правой рукой в вопросах восстановления верфей и судостроения. В 1769–1770 гг. сыграл значимую роль в создании Азовской флотилии, но в это же время начал серьезно болеть. В сентябре 1770 г. из-за болезней вынужден был практически полностью отойти отдел и переехать в Воронеж. Здесь 12 августа 1771 г. И.М. Селиванов скончался.

Андрей Ларионовым Тишевский^{1888}

В 1741 г. поступил в Морскую академию учеником, в 1743 г. стал гардемарином, а в 1748 г. — мичманом. Непосредственное же участие в морских кампаниях А. Тишевский начал с 1744 г.

Дальнейшая его служба развивалась следующим образом. В 1754 г. А. Тишевский становится корабельным секретарем, а в 1756 г. лейтенантом. В начавшейся в 1757 г. Семилетней войне А. Тишевский принял самое деятельное участие, ежегодно участвуя в действиях русского флота на Балтийском море, в том числе и в Кольбергской экспедиции 1761 г. В эти же годы он становится капитан-лейтенантом.

В 1764 г. А. Тишевский был произведен в капитаны 2 ранга, а 4 июня 1769 г. — 1 ранга. В это время он уже полгода служил в Азовской флотилии, будучи направлен в нее в декабре 1768 г. В этой флотилии ему пришлось прослужить до конца Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Его главным занятием были работы, связанные с обеспечением судостроения и проводкой готовых судов с донских верфей к Азовскому морю, в чем он достиг существенных успехов.

Так, в марте — мае 1770 г. А. Тишевский обнаружил в районе реки Хопер необходимые для постройки фрегатов леса, а затем и предложил место для постройки: им стала Новохоперская крепость.

В 1771 г. Тишевский обеспечил успешный переход только что построенных у этой крепости фрегатов «Первый» и «Второй» вниз по Хопру и Дону до Азовского моря. Это была первая операция подобного рода.

В 1772 г. А. Тишевский назначен начальником Новохоперской верфи, где под его началом были построены сначала 2 58-пушечных фрегата типа «Третий», а затем три 42-пушечных типа «Пятый».

В кампанию 1774 г., в связи с особой важностью скорейшего пополнения Азовской флотилии, А. Тишевский вновь занимался переводом фрегатов вниз по Хопру и Дону.

К сожалению, о послевоенной службе А. Тишевского известно немного. В 1776 г. он был произведен в капитаны бригадирского ранга, а в 1779 г. — в капитаны генерал-майорского ранга. В 1782 г. А. Тишевский уволен в отставку.

Корабельные мастера Иван и Семен Афанасьевы

Корабельные мастера Афанасьевы являются одними из наиболее известных судостроителей парусного флота России XVIII в. Более того, именно с ними связано практически все кораблестроение Черноморского флота России в период его становления. Этим корабелам посвящены несколько статей как в энциклопедических изданиях, так и обзорных работах по истории русского флота. Однако, несмотря на это, историки до сих пор дают разные сведения об их деятельности в этот период истории Черноморского флота (1768–1793 гг.), постоянно путая представителей их фамилии между собой. В этой связи, опираясь на архивные источники, попытаемся ответить на вопрос: кто был кто из корабелов, носящих эту фамилию, в Черноморском судостроении второй половины XVIII в.

Иван Афанасьев

К сожалению, о его жизни до 1768 гг. известно немного. Вполне достоверно можно говорить лишь о том, что именно его касается деятельность, отнесенная «Общим морским списком»^{1889} и И.А. Быховским^{1890} к службе И. (И.И.) Афанасьева в 1745–1768 гг.^[314] Исходя из этого и начнем его представление с 1745 г., когда он приступил к работе в Главном Санкт-Петербургском Адмиралтействе. Здесь же в 1758–1762 гг. И. Афанасьев участвовал и в постройке 80-пушечного линейного корабля «Св. Екатерина» (первоначально «Принц Георг»), по спуску которого был пожалован званием корабельного мастера.

В 1763–1764 гг. И. Афанасьев уже самостоятельно построил в Петербурге фрегат «Надежда Благополучия», который совершил впервые после Петра I переход в Средиземное море, а затем принял участие и в 1-й Архипелагской экспедиции 1769–1774 гг. в то же море. В 1765–1766 гг. под его руководством, но уже на Олонецкой верфи, были построены пакетботы «Почтальон» и «Летучий», также участвовавшие в упомянутой экспедиции; причем пакетбот «Почтальон» не только прошел ее от начала и до конца, но и в 1774 г. был переведен в Черное море, где уже в качестве малого фрегата служил в Азовской флотилии — Черноморском флоте вплоть до 1791 г. Последнее, на наш взгляд, является свидетельством добротности построенных этим мастером судов.

Между тем, в конце 1768 — начале 1769 г. И. Афанасьев вместе с А.Н. Сенявиным, Г.А. Спиридовым, В.А. Селяниновым и И.В. Ямесом принял участие в создании проекта «новоизобретенных» кораблей, которым предстояло явиться первой ударной силой Азовской флотилии в начавшейся Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. А в январе 1769 г. и сам И. Афанасьев был направлен в Азовскую флотилию, в создании которой ему пришлось сыграть самую активную роль. В частности, именно с ним связаны следующие эпизоды кораблестроительных работ флотилии 1768–1774 гг.:

— обеспечение достройки пяти прамов (1769 г.);

— указание на опасность постройки даже относительно больших судов на Икорецкой верфи, что привело к возобновлению судостроения на Новопавловской верфи (1769 г.);

— поиск лесов для строительства «новоизобретенных» кораблей и постройка 12 таких кораблей (1769–1770 гг.);

— предложение варианта постройки первых фрегатов Азовской флотилии прямо на донских верфях, что резко ускорило и упростило их появление в строю флотилии (1770 г.);

— постройка 32-пушечных фрегатов «Первый» и «Второй» (1770–1771 гг.), организация их перевода в Азовское море через мелководный бар в дельте Дона (1771–1772 гг.);

— составление чертежей палубного бота и транспортного судна (1771 г.);

— организация постройки первых палубных ботов и транспортов Азовской флотилии (1771–1772 гг.);

— экспертиза проекта модернизации «новоизобретенных» кораблей (1772 г.);

— составление чертежа для постройки четырех галиотов (1773 г.);,

— начало строительства 42-пушечных фрегатов типа «Пятый» (1774 г.).

Такая обширная и яркая деятельность И. Афанасьева во флотилии просто не могла не снискать высокой оценки как А.Н. Сенявина, так и Петербурга. 2 марта 1771 г. за успешную постройку судов Азовской флотилии И. Афанасьев получил в награду 1260 рублей, а 31 декабря 1772 г. ему было присвоено звание корабельного мастера полковничьего ранга.^{1891}

К сожалению, дальнейшие следы И. Афанасьева теряются. Дело в том, что приписываемая ему в отечественной историографии судостроительная деятельность в 1777–1793 гг. на самом деле, согласно архивным материалам, принадлежала Семену Ивановичу Афанасьеву, который в войне 1768–1774 гг. являлся лишь корабельным подмастерьем.

Семен Иванович Афанасьев

По данным Н.В. Скрицкого, Семен Иванович Афанасьев приходился сыном Ивану Афанасьеву, под руководством которого и получил первый опыт, в том числе и в Азовской флотилии. В частности, в годы Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. С.И. Афанасьев являлся корабельным подмастерьем, и наиболее известной страницей его деятельности было участие в поиске лесов, необходимых для постройки линейных кораблей на Крымском полуострове в 1771 г.,^{1892} давшем, к сожалению, отрицательный результат.

Участвовал С.И. Афанасьев и в ремонте кораблей флотилии. И хотя самостоятельно он еще не строил кораблей, годы войны 1768–1774 гг. стали прекрасной школой для молодого кораблестроителя. Расцвет же его деятельности пришелся на 1777–1793 гг., когда фактически именно с ним было связано все основное военное кораблестроение для Черноморского флота.

В 1778–1779 гг. С.И. Афанасьев занимался постройкой 44-пушечных фрегатов типа «Восьмой» на Новохоперской верфи (в частности, им были построены фрегаты «Восьмой», «Девятый» и «Десятый»), за что в 1783 г. был удостоен особой похвалы Адмиралтейств-коллегий.

В 1780 г. С.И. Афанасьев был переведен в Херсон, где сменил В.А. Селянинова.^{1893} С этого момента начался стремительный взлет его карьеры. Уже в 1781 г. он спустил построенное здесь торговое судно «Бористен», а в 1783–1788 гг. — и целую серию военных кораблей, включавшую 80–66-пушечные линейные корабли «Слава Екатерины» («Преображение Господне»), «Св. Павел», «Мария Магдалина», «Александр», «Владимир», «Иосиф II» («Рождество Христово»), «Мария Магдалина 1-я», и 50-пушечные фрегаты «Св. Георгий Победоносец», «Апостол Андрей», «Св. Александр Невский». При этом, по данным А.А. Смирнова, проекты «Иосифа II» и трех указанных фрегатов были составлены им самим (и нужно сказать, вполне успешно — все они считались одними из лучших ходоков Черноморского флота 1787–1791 гг., особенно «Иосиф II»^{1894}).

Кроме того, Н.В. Скрицкий указывает, что в 1787 г. С.И. Афанасьев спроектировал даже двухдечный 100-пушечный линейный корабль, который Г.А. Потемкин собрался уже заложить в Херсоне, но помешала начавшаяся Русско-турецкая война 1787–1791 гг.^{1895}

В 1788–1789 гг. С.И. Афанасьев вновь работал на Дону, где выполнил постройку бомбардирского корабля «Новопавловск». Но уже в 1789 г. Г. Потемкин возвратил его в Днепровско-Бугский лиман, поручив разработать проект двух фрегатов — линейного и легкого. Вот, что значилось в распоряжении светлейшего князя от 23 мая 1789 г.: «К прибытию моему изготовить проект корабля сорока-шести пушечного, в самых лучших пропорциях, чтобы нижняя батарея состояла из двадцатичетырехфунтовых, на баках и шканцах — восемнадцати-фунтовых [орудий], включая тут по два картаульных единорога на сторону, да дек по два же поставить, ют так укрепить, чтобы можно было поставить карронады. Все орудия будут медные; если нужно, то длину и ширину можно прибавить.

Еще легкий нарисуйте фрегатец скорого хода и прочный, двадцатидвух-пушечный, нанизу по 8-ми орудий, 6-ть 18-фунтовых пушек, на середине по два картаула, на баке и шканцах полукартаульные, кают хороший, который убрать прикажу снарядом своим; артиллерия вся медная…».^{1896} Задание весьма важное. Давая его, Г.А. Потемкин, с одной стороны, хотел посредством линейных фрегатов решить текущую задачу по быстрому наполнению Черноморского флота линейными единицами, а с другой — по ходу найти вариант наиболее сбалансированных образцов судов разных классов для будущего своего штата этого флота (о том, что Г.А. Потемкин искал лучшие образцы кораблей, говорит тот факт, что и с линейными кораблями в 1789–1791 гг. также проводились эксперименты).

С.И. Афанасьев выполнил поручение. Построенные в 1789–1790 гг. в Херсоне и Николаеве 46–44-пушечные фрегаты «Навархия Вознесение Господне» и «Св. Николай», по данным А.Г. Сацкого, были первыми судами, спроектированными С.И. Афанасьевым исходя из выяснившейся специфики боевой службы флота на Черном море (причем первый из них был еще и построен самим мастером). В их проекты была заложена концепция относительно непродолжительных плаваний, обусловленная ограниченными размерами театра и технически выражавшаяся в создании судов с более острыми обводами подводной части корпуса и соответственно с улучшенными, как предполагалось, мореходными качествами.^{1897}

Кроме того, в 1790–1791 гг. на Херсонской же верфи по проекту С.И. Афанасьева был построен еще один, самый большой линейный фрегат Черноморского флота XVIII в. «Григорий Великия Армении» (планировался под 62 орудия), ставший, судя по чертежам, попыткой полностью выявить все возможности судов этого класса.

Наконец, в те же годы С.И. Афанасьев построил в Херсоне и два новых линейных корабля — 66-пушечники «Богоявление Господне» и «Св. Троица», причем опять-таки по своему проекту. Интересно, что три из последних пяти судов («Богоявление Господне», «Св. Троица» и «Навархия») были включены Г.А. Потемкиным в 1791 г. в проект своего нового корабельного штата Черноморского флота в качестве прототипов.^{1898}

Насколько же удачными оказались данные проекты? Относительно качества конструкций можно сказать следующее: в 1790 г. «Навархию» признали лучшим ходоком из всей Севастопольской эскадры (ход составил 15 узлов^[315]), а в 1791 г. она снова вошла в число лучших кораблей Черноморского флота, пропустив вперед только линейные корабли «Рождество Христово» и «Иоанн Предтеча».^{1899} Вполне на уровне был и «Св. Николай». В частности, в письме М. Фалеева говорится, что его командир М. Львов «…о корабле “Св. Николая” уведомлял, что ходит отменно хорошо, и во всем, как в поворотах, так и в правлении нельзя желать лучше. Надеется на будущую кампанию быть лучшим ходоком во всем здешнем флоте».^{1900}

Довольны были черноморцы и указанными линейными кораблями С.И. Афанасьева. Более того, «Богоявление Господне» Ф.Ф. Ушаков и вовсе противопоставлял во время испытаний 1797 г. Катасановским «№ 1» и «Св. Захарий и Елизавет».^{1901} Правда, со скоростью у обоих афанасьевских линейных кораблей все-таки были проблемы, как, впрочем, и практически у всех судов Черноморского флота XVIII в.

Однако самым большим их недостатком стала недолговечность. Уже в 1794 г. Ф.Ф. Ушаков отмечал наличие серьезных проблем на фрегате «Навархия», вошедшем в строй лишь в конце 1790 г.^{1902} В Средиземноморском же походе 1798–1800 гг. состояние как «Навархии», так и «Св. Николая» ухудшилось настолько, что с конца 1799 г. оба фрегата оказались небоеспособными. Еще хуже была ситуация с «Богоявлением Господним» и «Св. Троицей» — они выбыли из строя еще в феврале того года, сразу же после взятия Корфу. Кстати, предшествующие корабли С.И. Афанасьева также находились на активной службе весьма недолго.^[316]

Командовавший Севастопольской эскадрой в 1786–1789 гг. М.И. Войнович во всем винил неудовлетворительное качество постройки.^{1903} Однако, зная особенности его руководства и специфику всего Черноморского судостроения второй половины XVIII в., на наш взгляд, нужно признать, что у С.И. Афанасьева все-таки были аргументы для оправдания: указанное кораблестроение в основном велось в чрезвычайном порядке при постоянных злоупотреблениях, нехватке средств, материалов и выдержанных лесов, а зачастую и при организационных шараханьях.

Последним же кораблем С.И. Афанасьева стал 84-пушечник «Св. Павел», построенный им по своему проекту в 1791–1794 гг. в Николаеве совместно с А.П. Соколовым изавершивший в черноморском судостроении, эру как самого Семена Ивановича, так и его покровителя Г.А. Потемкина.^[317] Кстати, «Св. Павел» воплотил в себе все те же противоречивые черты своих предшественников: с одной стороны — положительные оценки моряков (в том числе и Ф.Ф. Ушакова), а с другой — столь же короткий срок активной службы.^[318]

В завершение отметим, что Г.А. Потемкин весьма высоко ценил С.И. Афанасьева, поручая именно ему не только постройку и модернизацию кораблей, но и разработку новых проектов. Более того, еще в 1783 году Г.А. Потемкин, ознакомившись с бардаком в Херсоне, адресовал Екатерине II следующие строчки: «Обращаясь на строение кораблей, Вы увидите из ведомости, что представляю за сим, в каком было все расстройстве. Одним словом, из всех один мастер корабельный — честный человек, остальные все воры».^{1904} Речь здесь шла несомненно об С.И. Афанасьеве, поскольку другого корабельного мастера на юге тогда просто не было.. В результате в 1784 г. он был произведен в корабельные мастера подполковничьего ранга, в мае 1787 г. стал мастером уже полковничьего ранга, в апреле 1789 г. его пожаловали обер-интендантом с бригадирским чином, а 14 марта 1790 г. С.И. Афанасьев и вовсе остался за старшего в Черноморском адмиралтейском правлении.

Однако с завершением Русско-турецкой войны 1787–1791 гг. дни С.И. Афанасьева на посту главного кораблестроителя Черноморского флота оказались сочтены. Уже в 1793 году он был уволен «с чином и пенсионом». В том же году корабельный мастер скончался.

Вот такой, если опираться на документы, выглядит реальная ситуация с корабельными мастерами Афанасьевыми, участвовавшими в становлении Российского флота на Черном море.

Документы, показывающие участие Афанасьевых в Черноморском судостроении 1768–1793 гг.

1. Из донесения вице-адмирала А.Н. Сенявина Екатерине II с предложением разрешить постройку фрегатов на Дону. 31 мая 1770 г.^{1905}

…Ежели бы те фрегаты построить тут, где для них леса заготовляются и как на мое требование корабельный мастер Афанасьев (курсив наш. — Авт.) объяснился, ежели де фрегаты построены будут, только чтоб можно было их спустить, то он уповает их для проводки через бар в Азовское море поднять до 4 фут на камелях, которые и сделать из тех самых камелей, которые построены для судов новоизобретенного рода, раздвинув их в длину, в ширину и в вышину и, что то очень малого коштовать (стоить. — Авт.) может…

2. Из материалов Адмиралтейств-коллегий. 14 сентября 1771 г.^{1906}

Полученной из крепости Святого Дмитрия Ростовского от капитана над Таганрогским портом Горяинова от 10-го числа минувшего августа рапорт, коим по рапорту же прибывшего туда с Новохоперской верфи к спуску достраивавшихся тамо камелей на воду для переводу через бар фрегатов корабельного мастера Афанасьева (курсив наш. — Авт.) объявляет, что два принадлежащих к фрегатам палубных бота и пять ластовых судов минувшего июля 23 числа заложены и набором набираются и в августе месяце обшивкою окончены будут…

3. Из донесения вице-адмирала А.Н. Сенявина Екатерине II 27 сентября 1771 г.^{1907}

Во исполнение высочайшего В. И. В. рескрипта я которого числа имел счастье его получить, и того ж числа, те. 14 сентября отправленным мною всеподданнейшим рапортом доносил, что к осмотру тех лесов командировал флота капитан-лейтенанта Ивана Баскакова и подмастерья корабельного Семена Афанасьева (курсив наш. — Авт.), которые 14 числа в ту экспедицию под видом будто бы для снятия берега и положения мест и отправились…

4. Из ордера вице-адмирала А.Н. Сенявина Конторе Таганрогского порта. 20 сентября 1772 г.^{1908}

Е. И. В. всевысочайшим своим от 17 августа сего года рескриптом предписывать соизволит: как мне известно, что Керчь и Еникале от Е. И. В. предполагаются при негоциации с татарами местами содержания российского флота и впредь на Черном море, то по оному мне отныне же обратить вид и меры к тем местам, таким образом, дабы без особенного предприятия и натуральным образом суда моей флотилии могли возвращаться и возвратиться туда, яко в способнейший порт для защиты Крымского полуострова от нечаянного с турецкой стороны морем покушения, вследствие чего как все находящиеся под моей командой фрегаты и корабли по окончании сей кампании остаться зимовать при Керчи, для чего и предписываю:

1) Ко отправлению при Керчи должности капитана над портом на первый случай прислать на перво будущих сюда судах господина капитан-лейтенанта Ивкова…

2) Да для ж исправления тех судов чего и сколько надобно при сем включаю подданную от находящегося при мне подмастерья корабельного Семена Афанасьева (курсив наш. — Авт.) примерную ведомость, по которой все немедленно отправить сюда на трех транспортных судах, поруча их капитан-лейтенанту Ивкову…

6) Как надобно будет кильгелевать корабли, для которых к сделанию киленбанка здесь ни лесов и ниже материалов нет, на доставление коих также и на сделание потребно не мало времени и которое как удобнейшее ко исправлению кораблей, дабы за делом киленбанка не упустить исправления судов, имеет Контора Таганрогского порта с получения сего на первоидущем сюда судне отправить господина мастера корабельного ранга подполковничья Афанасьева (курсив наш. — Авт.), который я уповаю, по совершенному своей профессии званию конечно найдет способ и без киленбанка сделать кораблям буде не все то конечно, [но] полкильгалена, о чем и имеет Контора объявить, с тем, чтобы он и надобных к тому художников взял с собою с их инструментами и материалами.

5. Из записок участника Азовской флотилии капитан 2 ранга И.И. Ханыкова за 1771 г.^{1909}

При всей Донской флотилии: корабельный мастер Иван… Афанасьев, подмастерья корабельные: Осип… Матвеев, Петр… Пешев, Семен… Афанасьев, Илья… Выкорцев…

6. Из списка личного состава Азовской флотилии на 1776 г.^{1910}

…Корабельного дела мастер ранга майорского Осип Матвеев — в Таганроге. Подмастерье ранга капитанского Семен Афанасьев — в Новохоперске. Подмастерье ранга порутческого Петр Пешев — в Керчи…

7. Из «Путевого журнала Екатерины II» во время ее путешествия в Крым в 1787 г.^{1911}

В Херсоне, Мая 16-го… корабельный мастер чина подполковничья Семен Афанасьев в чин полковничий.

8. Из письма Г.А. Потемкина Екатерине II. До 14 апреля 1789 г.^{1912}

…Полковника и мастера корабельного Афанасьева, весьма много мне способствовавшего во всех производимых по флоту строениях, которого и прошу пожаловать в обер-интенданты с чином бригадирским…

9. Из ордера Г.А. Потемкина Черноморскому Адмиралтейскому правлению. 14 марта 1790 г.^{1913}

Предположа лично командовать флотом Черноморским, назначил я начальствовать под мною господину контр-адмиралу и кавалеру Ушакову… И как в правлении остается старшим господин бригадир Афанасьев, то и подтверждается ему особливое иметь попечение о скорейшем исполнении всех моих предписаний…

Александр Семенович Катасанов (ок. 1737–1804)^{1914}

Биография одного из крупнейших кораблестроителей русского флота А.С. Катасанова, несмотря на ряд пробелов, в целом, известна достаточно неплохо. Родился он около 1737 г. Рано начал заниматься судостроительными работами и уже к 1769 г. приобрел хорошую репутацию, поэтому в начале Русско-турецкой войны был направлен с эскадрой Г.А. Спиридова в Архипелаг, где и прослужил до 1774 г., сыграв важнейшую роль в поддержании боеспособности русского флота в Средиземном море. Кроме того, под руководством А.С. Катасанова был произведен ремонт кораблей перед возвращением на родину, без чего сделать это смогли бы лишь единичные суда. Объем этих работ оказался более чем серьезным. Так, А.В. Елманов писал: «На сделанном из трекатра киллекторе буду килевать приуготовленный уже к тому корабль Граф Орлов, а на очереди — Ростислав, Всеволод, Победоносец, Саратов, Победа, Европа, Три Иерарха, фрегат Африка и другие более мелкие суда».^{1915}

С завершением Архипелагской экспедиции А.С. Катасанов возвратился в Россию, и в 1776–1780 гг. его основное внимание занимает разработка проектов судов для Черного моря. В частности, именно он спроектировал 44-пушечные фрегаты типа «Восьмой» (28 12-фунтовых и 12 6-фунтовых орудий; 4 3-фунтовых фальконета), ставшие одним из самых удачных проектов российского флота (более того, этот проект, в несколько подправленном виде, использовался и при постройке фрегатов типа «Кинбурн»). Кроме того, А.С. Катасанов занимался и поиском варианта линейного корабля, годного к постройке на южных верфях, учитывая мелководье в месте их расположения. В результате уже в 1777 г. им был предложен проект 58-пушечиого линейного корабля.

Вот что пишет об этом проекте А.А. Смирнов: «…Чертеж 58-пушечного корабля… сочинен ластовых судов мастером А.С. Катасановым не позднее 23 января 1777 г., когда, как свидетельствует пометка на обороте (чертежа. — Авт.), поступил в коллежскую модель-камеру на основе соответствующего указа. Дата, особенности конструкции и тот факт, что с 1764 г. суда этого ранга для Балтийского флота не закладывались, не оставляет сомнения: проект предназначался для Черного моря. 54-пушечный корабль, на котором планировалась штатная артиллерия (18-фунтовая — гон-дек, 8 — опер-дек, 4 — шканцы и бак), Катасанов хотел строить с увеличенной по сравнению с “пропорцией” длиной по гон-деку (соответственно 45,11 м и 43,59 м) и шириной без обшивки (11,89 и 11,58), но уменьшенной глубиной интрюма (4,83 и 5,05). Благодаря этому углубление ахтерштевнем должно было составлять всего 5 м против обычных 5,49 м; такое судно, несомненно удовлетворило бы всех. На поле чертежа, подписанного корабельными мастерами В.А. Селяниновым и И.В. Ямесом, содержится заключение о том, что “сей чертеж корабля на неглубокие воды учинен порядочно и к строению… удобен”.

Однако Катасаиовский проект не прошел. Из-за неизбежного отступления от оптимальной “пропорции” Адмиралтейств-коллегия решила использовать все возможности для постройки корабля, удовлетворявшего “глубинам лиманским”; сохраняя при этом приемлемые мореходные качества, он должен был нести сильную артиллерию. А залп Катасановского корабля с обоих бортов предполагал вес всего 323 кг. В то время уже обозначилась тенденция к возрастанию огневой мощи — 54-пушечные корабли вообще исчезали из списков флота, а 66-пушечные (вес залпа без учета единорогов и фальконетов 491–545 кг) начинали вытеснять 74-орудийными, у которых… вес залпа составлял 678 кг, что считалось явно недостаточным».^{1916}

Тем не менее, этот проект А.С. Катасанова открыл путь дальнейшим поискам варианта Черноморского линейного корабля, которые сначала привели к проекту60-пушечника И.В. Ямеса, а затем и к новому проекту Катасанова, но теперь уже 66-пушечника; последний и был реализован (см. ниже).

Не забывал А.С. Катасанов и Балтику. В 1778–1780 гг. в Кронштадте им был построен 66-пушечный линейный корабль «Победоносец». Выстроенный из обожженного леса, покрытого смолой и серой, этот корабль и через семь лет после спуска сохранил подводную часть корпуса практически неповрежденной. Всего же он прослужил 27 лет и был разобран только в 1807 г. Кстати, после похода в Средиземное море в 1782 г. в составе эскадры В.Я. Чичагова он заслужил самую высокую оценку последнего: «…Что же касается крепости, то в подводной части все корабли тверды, а в надводной, напротив того, все слабы, кроме корабля Победоносец».

Кораблестроительные элементы и вооружение 66-пушечного линейного корабля «Победоносец»

Длина … 160 ф.

Ширина … 44¹/₂ ф.

Глубина интрюма … 19 ф.

Вооружение … 26 30-фунтовых орудий на гон-деке, 26 12-фунтовых орудий на опердеке, 14 6-фунтовых орудий на шканцах и баке

Но не меньше, чем высокое качество этого корабля, заслуживает внимания и указанный нами в главе VI факт, что именно «Победоносец» стал прототипом для серии первых пяти черноморских линейных кораблей типа «Слава Екатерины». В частности, сравнение двух проектов не оставляет никаких сомнений: линейный корабль «Победоносец» и линейные корабли «Слава Екатерины», «Св. Павел», «Мария Магдалина», «Александр» и «Владимир» были практически полностью однотипными.

Кораблестроительные элементы и вооружение 66-пушечного линейного корабля «Слава Екатерины»^{1917}

Длина … 160 ф.

Ширина … 44¹/₃ ф.

Глубина интрюма … 19 ф.

Вооружение на 1788 г. … 26 30-фунтовых орудий на гон-деке, 26 12-фунтовых орудий на опердеке, 16 6-фунтовых орудий на шканцах и баке

В 1782–1784 гг. Катасанов и Игнатьев построили еще один линейный корабль для Балтийского флота — теперь 100-пушечный линейный корабль «Ростислав». После этого А.С. Катасанова вновь задействовали на юге, где в 1787–1791 гг. полыхала новая война с Османской империей.

Здесь А.С. Катасанов и М. Иванов в 1788–1790 гг. построили на Рогожских Хуторах 46-пушечиые фрегаты «Царь Константин» и «Федор Стратилат». В 1791 г. А.С. Катасанов уже контролировал введение в строй трофейного турецкого линейного корабля «Иоанн Предтеча». По итогам Русско-турецкой войны 1787–1791 гг. «корабельный мастер ранга полковничья» А.С. Катасанов был представлен к ордену Св. Владимира.^{1918}

С окончанием войны с Турцией А.С. Катасанов остался работать на юге, тем более что С.И. Афанасьев в 1793 г. ушел в отставку. Период 1793–1796 гг. стал для А.С. Катаснова весьма плодотворным. В это время он обеспечил постройку фрегатов «Счастливый» и «Михаил», а главное — разработал проект серьезно усовершенствованного линейного корабля, на котором шканцы и бак оказывались соединенными сплошной палубой. По этому проекту для Черноморского флота в 1794–1798 гг. были построены 74-пушечные линейные корабли «Св. Петр», «Захарий и Елисавет», «Симеон и Анна» и «Св. Михаил».

Постройка уже первых двух таких кораблей вызвала крупный конфликт между сторонниками нового проекта (во главе с Н.С. Мордвиновым и Д.Н. Сенявиным) и противниками (во главе с Ф.Ф. Ушаковым и П.К. Карцевым). В 1797 г. были проведены испытания, по итогам которых большинство командиров Черноморского флота дали отрицательный отзыв.

Более того, вот какую оценку дал им в своем докладе по результатам инспекции Черноморского флота П.К. Карцов: «В числе кораблей есть вновь построенные и не бывшие в кампании на море № 1 и Захарий и Елисавет, на которых шканцы с баком соединены палубой. Введенная сия новость в архитектуру военного корабля, кажется, во всех его действиях больше неудобна, нежели может произойти от нее какая польза, ибо во время боя и на верхнем деке, так как в нижнем, под палубою дым может более спираться; будучи же под парусами, когда поднимутся на корабль гребные суда и поставятся на палубу, то с лежащими на ней запасными стеньгами и реями оставят весьма мало места к действию бегучим такелажем, да уповательно, что при боковых ветрах и корабль будет иметь больше наклонности, имея против прежних кораблей излишнюю тягость от бимсов и книс, положенных под сею новою палубою. О сих и тому подобных неудобствах на оных кораблях мнение вице-адмирала Ушакова и корабельных здешних капитанов подано в Черноморское правление для представления на рассмотрения Адмиралтейств-коллегий».^{1919}

Однако будущее все-таки было за этими кораблями, и они стали основой русского флота (для Балтики, в частности, по черноморскому проекту в 1790-х гг. были построены 74-пушечные «Москва», «Ярославль», «Св. Петр»).

Причина превосходства новых кораблей над старыми достаточно точно указана в «Истории отечественного судостроения», где, в частности, отмечается: «Главное преимущество такого конструктивного решения заключалось в увеличении продольной прочности корпуса в самой нагруженной его части, которую зачастую, как указывалось в одном из докладов Адмиралтейств-коллегий, “во время качки принуждено бывает снайтавливать”, то есть стягивать через пушечные порты якорными канатами. Кроме того, соединение шканцев и бака образовывало вторую полностью закрытую батарейную палубу, свободную от снастей и работающих с ними матросов».^{1920}

Тем временем, в декабре 1796 г. А.С. Катасанов снова вернулся на Балтику. Здесь в 1799–1800 гг. он построил в Санкт-Петербурге 130-пушечный линейный корабль «Благодать» — первый русский линейный корабль такого ранга. Еще одной заслугой А.С. Катасанова стало введение единой окраски боевых кораблей. Так, борт снаружи покрывали черной краской с широкими белыми полосами вдоль линий пушечных портов, находившихся ниже верхней палубы. Крышки портов оставались черными.

Труды А.С. Катасанова не остались незамеченными. 14 марта 1801 г. он получил звание генерал-лейтенанта. Но уже 30 августа 1804 г. известного кораблестроителя не стало.

Приложение 3. Список флагманам и экспедиторам 1768 г.^{1921}

1. Адмирал Семен Мордвинов … В присутствии Адмиралтейств-коллегий

Вице-адмиралы:

2. Алексей Нагаев … В присутствии Адмиралтейств-коллегий

3. Григорий Спиридов … В Кронштадте главным командиром

Генерал-цейхмейстер Иван Демидов … В присутствии Адмиралтейств-коллегий

Контр-адмиралы:

4. Иван Зиновьев … Галерного флота и порта

5. Петр Андерсон … В Ревеле главный командир

Генерал-контролер Федор Селиванов … В присутствии Адмиралтейств-коллегий

6. Алексей Сенявин … В корабельном флоте

Генерал-кригс-комиссар Иван Селиванов … В присутствии Адмиралтейств-коллегий

Генерал-интендант Иван Голенищев-Кутузов … В присутствии Адмиралтейств-коллегий и директором в [Морском] корпусе

Генерал-казначей Алексей Шельтинг … В присутствии Адмиралтейств-коллегий

Капитан генерал-майорского ранга Андрей Елманов … В Казани

Примечание. Экспедитор — руководитель экспедиции (подразделения) Адмиралтейств-коллегий.

Приложение 4. Командный состав Азовской флотилии в 1768–1774 гг.

Имя и воинское звание	Должность:	Время пребывания на должности
А.Н. Сенявин (контр-адмирал, с 4.06.1769 г. вице-адмирал)	Командующий флотилией	1768–1776 гг.
А.Ф. Баранов (контр-адмирал)	Младший флагман	1773 г. Скончался во флотилии
В.Я. Чичагов (контр-адмирал)	Младший флагман	1774 г.
И.М. Селиванов (генерал-кригс-комиссар)	Руководил вопросами восстановления верфей и судостроения	1768–1770 гг. Скончался во флотилии
П.И. Пущин (капитан 1 ранга)	Командующий прамской эскадры	1769–1770 гг. Убыл по болезни
П.А. Косливцев (капитан 1 ранга)	Командир Таганрогского порта	1774 г.
Л.К. Ваксель (капитан 2 ранга, с 4.06.1769 г. капитан 1 ранга)	Командующий эскадры «новоизобретенных» кораблей	1770 г. Убыл по болезни
Я.Ф. Сухотин (капитан 2 ранга, с 1.03.1770 г. капитан 1 ранга)	Командующий лодочной эскадры	1769–1770 гг.
	Командующий эскадры «новоизобретенных» кораблей	1770–1773 гг. Убыл по болезни
А.Л. Тишевский (капитан 2 ранга, с 4.06.1769 г. капитан 1 ранга)	Отвечал за заготовку лесов, за постройку фрегатов и их проводку до Таганрога	1768–1774 гг.
И.Г. Кинсберген (капитан 2 ранга)	Командующий отдельных эскадр	1773–1774 гг.
А. Селецкой (капитан 2 ранга)	Командир Таганрогского порта	1770 г.
Н. Горяинов (капитан 2 ранга)	Командир Таганрогского порта	1771 г. Скончался во флотилии
В. Висленев (капитан 2 ранга)	Командир Новопавловского порта	1771–1774 гг.
Л.Г. Скрыплев (капитан-лейтенант, с 12.04.1770 г. капитан 2 ранга)	Командующий лодочной эскадры	1771 г.
	Командир Таганрогского порта	1772 г. Проштрафился и переведен в Петербург
Князь Ф. Шаховской (капитан-лейтенант, с 28.11.1771 г. капитан 2 ранга)	Командующий прамской эскадры	1771 г.
	Командующий лодочной эскадры	1772 г.
Ф.С. Федоров (капитан-лейтенант, с 31.12.1772 г. капитан 2 ранга)	Командующий первого отряда флотилии действовавшего на море	1770 г.
	Командующий лодочной эскадры	1770 г.
С. Тулубьев (капитан-лейтенант, с 31.12.1772 г. капитан 2 ранга)	Командир Таганрогского порта	1773 г. Скончался во флотилии
Ф. Шмаков (капитан-лейтенант)	Командовал отрядом из двух кораблей	1772 г.
О. Салтанов (капитан-лейтенант)	Командовал отрядом из трех кораблей	1772 г.
Н. Реутов (капитан-лейтенант)	Командовал отрядом из двух кораблей	1772 г.
С. Токмачев (капитан-лейтенант)	Командовал отрядом из двух кораблей	1772 г.
И. Баскаков (капитан-лейтенант)	Дважды командовал отрядами кораблей	1773 г.
К. Ивков (капитан-лейтенант)	Капитан над Керченским портом	1772–1774 гг.

Приложение 5. Поименный список офицерского состава Азовской флотилии в войне 1768–1774 гг.

Офицерский состав Азовской флотилии в 1769–1770 гг.

Офицеры, служившие в Азовской флотилии в 1768–1769 гг.^{1922}

Капитан 1 ранга:

П.И. Пущин^[319] (осенью 1770 г. отозван в Петербург);

Капитаны 2 ранга:

Л.К. Ваксель (с 4.06.1769 г. капитан 1 ранга; осенью 1770 г. отозван в Петербург).

А.Л. Тишевский (с 4.06.1769 г. капитан 1 ранга), Я.Ф. Сухотин (с 1.01.1770 г. капитан 1 ранга).

Капитан-лейтенанты:

Александр Сухотин (в октябре 1769 г. отозван в Петербург), Лев Скрьшлев (с 12.04.1770 г. капитан 2 ранга), князь Федор Шаховской, Семен Тулубьев, Осип Салтанов, Иван Апраксин, Федор Федоров, Михаил Кожухов (в марте 1770 г. отозван в Петербург), Иван Сенявин (в марте 1770 г. отозван в Петербург), Мартын Фондезин (с 30.03.1769 г. капитан-лейтенант).

Лейтенанты:

Осип Кузмищев (с 12.04.1770 г. капитан-лейтенант), Алексей Гундуров (с 12.04.1770 г. капитан-лейтенант), Семен Токмачев, Иван Басов, Прокофий Бахметьев, Иван Салманов (весной 1770 г. отозван в Петербург), Михаил Воейков^[320] (с 30.07.1769 г. лейтенант), Яков Панов (с 30.07.1769 г. лейтенант), Александр Мальцов (с 30.07.1769 г. лейтенант), Федор Ушаков^[321] (с 30.07.1769 г. лейтенант), Яков Развозов^[322] (с 30.07.1769 г. лейтенант).

Мичманы:

Калина Рязанов (с 12.04.1770 г. лейтенант), Павел Соловьев (с 12.04.1770 г. лейтенант), Борис Шишмарев (с 12.04.1770 г. лейтенант), Пантелей Дурнов (с 12.04.1770 г. лейтенант), Никита Баскаков (с 12.04.1770 г. лейтенант), Петр Венгеров, Никита Никонов, Петр Сухотин, Алексей Тверитинов, Афанасий Рагозин, Федор Бакунин, Александр Марков, Григорий Мерлин, Парфентии Нефедьев, Павел Пустошкин, Филипп Селецкои, Алексей Тимашев, Александр Борисов, Андрей Шипов, Парфентии Мусин-Пушкин (скончался 13 октября 1769 г.), Иван Воронов.

Офицеры, направленные во флотилию в 1770 г.^{1923}

Капитан-лейтенанты:

Филипп Неелов, Сергей Панов, Степан Головнин, Яков Карташев, Иван Баскаков.

Лейтенанты:

Илья Ханыков, Василий Култашев, Иван Фролов-Багреев, Петр Хвостов, Сергей Раткеевский, Андреян Ширяев, Алексей Колычев, Иван Пыхтин.

Мичманы:

Иван Килении, Иван Долгополов, Федор Клавшее, Савва Мордвинов, Мирон Сумароков, Стахий Телепнев, Михайло Ушаков.

Офицерский состав Азовской флотилии в 1774 г.^{1924}

Капитаны 1 ранга:

Александр Тишевский, Петр Косливцев (в Азовской флотилии с 1774 г.)

Капитаны 2 ранга:

Николай Плоярт (в Азовской флотилии с 1773 г., переведен в Петербург в конце кампании 1774 г.), Иоганн-Генрих Кинсбергеи (в Азовской флотилии с 1773 г., переведен в Петербург в конце кампании 1774 г.), Филипп Неелов (переведен в Петербург в 1774 г.), Осип Салтанов (переведен в Петербург в 1774 г.), Федор Федоров, Александр Апочинин (в Азовской флотилии с 1774 г.), Иван Михнев (в Азовской флотилии с 1774 г.).

Капитан-лейтенанты:

Федор Шмаков (переведен в Петербург в 1774 г.), Никифор Реутов (переведен в Петербург в 1774 г.), Мартын Фондезин (переведен в Петербург в 1774 г.), Яков Карташев, Иван Баскаков, Семен Токмачев, Петр Хвостов, Сергей Раткеевский (с 5.03.1774 г. в капитан-лейтенантах), Алексей Колычев (с 5.03.1774 г. в капитан-лейтенантах), Иван Басов (20.02.1774 г. отставлен), Федор Озеров (20.02.1774 г. отставлен).

Лейтенанты:

Василий Култашев [отставлен 31.12.1774 г.), Федор Ушаков, Борис Шишмарев, Пантелей Дурнов, Никита Баскаков, Яков Качалов, Александр Рейц (отпущен домой на год), Джон Аикман (скончался еще 30.10.1773 г., но из списка не был выключен), Томас Галимар, Франциск Денисон, Никита Никонов, Петр Сухотин, Алексей Тверитинов, Александр Марков, Парфентий Нефедьев, Михайло Ушаков, Павел Пустошкин, Филипп Селецкой, Нерон Веленбаков (на самом деле был капитан-лейтенантом), Алексей Тимашев, Александр Борисов, Иван Воронов, Стахий Телепнев, Савва Мордвинов, Яков Бутковский (с 1V.04.1774 г. лейтенант, в Азовской флотилии с 1773 г.), Лариоп Сумароков (с 5.03.1774 г. лейтенант, в Азовской флотилии с 1772 г.), Михаил Калитьевский (в Азовской флотилии с 1772 г.), Петр Таганов (Даганов) (с 5.03.1774 г. лейтенант, в Азовской флотилии с 1773 г.), Мауриц Орелли, Прокофии Дмитриев (в Азовской флотилии с 1774 г.), Тимофей Сноксарев (в Азовской флотилии с 1771 г. В 1774 г. переведен в Петербург), Алексей Киленин, Алексей Веревкин (в Азовской флотилии с 1774 г.), Михаил Племянников (в Азовской флотилии с 1774 г.), Андрей Лыков (с 12.04. 1774 г. лейтенант, в Азовской флотилии с 1773 г.), Федор Бакунин (24.12. 1773 г. отставлен).

Мичманы:

Иван Киреевский, Александр Аклечеев, Иван Каменев, Иван Лисовский (в Азовской флотилии с 1773 г., в 1773 г. попал в плен к туркам), Мауриц Ковалькабо (в Азовской флотилии с 1773 г.), Владимир Гальской (в Азовской флотилии с 1773 или 1774 г.), Андрей Пустошкин (в Азовской флотилии с 1773 г.), Иван Лазарев (в Азовской флотилии с 1772 г., в 1773 г. попал в плен к туркам), Александр Коркин (в Азовской флотилии с 1773 г., 21.05.1773 г. скончался), Василий Лупандин (в Азовской флотилии с 1773 г.), Гаврила Корякин (в Азовской флотилии с 1773 г.), Карл фон Гревенс (в Азовской флотилии с 1773 г.), Григорий Нелединский (в Азовской флотилии с 1773 г.), Матвей Тыртов (в Азовской флотилии с 1773 г.), Иван Бестужев (в Азовской флотилии с 1773 г., 16.05.1774 г. скончался), Дмитрий Анненков (в Азовской флотилии с 1773 г.), Арсений Сорнев (в Азовской флотилии с 1773 г.), Сила Бестужев (в Азовской флотилии с 1773 г.), Семен Каменев (в Азовской флотилии с 1773 г.), Василий Бабушкин (в Азовской флотилии с 1773 г.), Илья Палицын (в Азовской флотилии с 1773 г.), Михаил Муранов (в Азовской флотилии с 1773 г.), Василий Кушников (в Азовской флотилии с 1773 г.), Егор Арсеньев (в. Азовской флотилии с 1773 г.), Джозеф (Иосиф) Перри (в Азовской флотилии с 1773 г.), Лука Токмачев (в Азовской флотилии с 1773 г., 31.12.1774 г. уволен в отставку), Александр Смирнов (в Азовской флотилии с 1773 г.), Алексей Аннинков (в Азовской флотилии с 1773 г.), Дмитрий Матюшкин (в Азовской флотилии с 1773 г.), Федор Вралов (в Азовской флотилии с 1773 г.), Николай Зеленой (в Азовской флотилии с 1773 г.), Иван Гуленкин (Голенкип) (в Азовской флотилии с 1773 г.), Александр Мещерский (в Азовской флотилии с 1773 г., 31.12.1774 отставлен), Гаврила Неелов (в Азовской флотилии с 1773 г.), Иван Селивачев (в Азовской флотилии с 1773 г.), Гаврила Романов (в Азовской флотилии с 1773 г.), Василий Берсенев (в Азовской флотилии с 1773 г.: послан за мичмана гардемарином.), Владимир Бутковскии (в Азовской флотилии с 1773 г.), Василий Коробов (в Азовской флотилии с 1773 г.), Иван Алфимов (в Азовской флотилии с 1774 г. 8.02. 1774 г. скончался), Андреян фон Рейникен (в Азовской флотилии с 1773 г. Убит в Балаклавском бою на корабле «Таганрог», но из списков не исключен).

Адъютанты:

У А.Н. Сенявина — Н. Сенявин, с 1773 г. — лейтенант Иван Шипов.

У В.Я. Чичагова — А. Ушаков.

Приложение 6. Капитаны над Таганрогским портом в 1770–1774 гг.

Воинское звание и имя	Время пребывания в должности	Примечания
Капитан 2 ранга А. Елецкой	С 12 апреля по сентябрь 1770 г.	Переведен из Казани в Таганрог капитаном над портом
Капитан 2 ранга Л.Г. Скрыплев	Сентябрь 1770 г.	Исправлял должность за нахождением А. Елецкого на Икорецкой верфи
Капитан 2 ранга А. Елецкой.	С октября 1770 г. по 22 февраля 1771 F.	22 февраля 1771 г. уволен от службы с чином капитана 1 ранга
Капитан 2 ранга Н.А. Горяинов	С 3 марта по 28 ноября 1771 г.	28 ноября 1771 г. скончался
Капитан 2 ранга Л.Г. Скрыплев	С ноября 1771 г. по ноябрь 1772 г.	В ноябре 1772 г. «за худую распорядительность сменен в должности»
Капитан 2 ранга С. Тулубьев	С ноября 1772 г. по 24 октября 1773 г.	24 октября 1773 г. скончался
Капитан 1 ранга П.А. Косливцев	С 20 февраля по сентябрь 1774 г.

Приложение 7. Список офицеров Азовской флотилии, получивших награды за службу на Азовском и Черном морях в 1768–1774 гг.

_{Воинское звание и имя … Когда и чем награжден}

Контр-адмирал А.Н. Сенявин … В 1769 г. орденом Св. Анны I степени

Корабельный мастер И. Афанасьев … В 1771 г. 1260 руб.

Вице-адмирал А.Н. Сенявин … В 1771 г. орденом Св. Александра Невского

Премьер-майор С. Ваксель … В 1772 г. орденом Св. Георгия IV степени

Капитан 1 ранга Я.Ф. Сухотин … В 1773 г. 2000 руб.

Капитан 2 ранга И.Г. Кинсберген … В 1773 г. орденом Св. Георгия IV степени

Капитан-лейтенант Я. Карташев … В 1773 г. орденом Св. Георгия IV степени

Капитан 1 ранга Я.Ф. Сухотин … В 1774 г. орденом Св. Георгия IV степени

Вице-адмирал А.Н. Сенявин … В 1774 г. 3000 руб.

Капитан 2 ранга И.Г. Кинсберген … В 1775 г. орденом Св. Георгия III степени

Вице-адмирал А.Н. Сенявин … В 1775 г. званием адмирала

Капитан-лейтенант A.M. Колычев … В 1775 г. орденом Св. Георгия IV степени

Приложение 8. Наградные деньги, причитающиеся Азовской флотилии за одержанные в войне 1768–1774 гг. победы

«Роспись 7 июля 1776 года».^{1925}

Эскадре Я.Ф. Сухотина за сожжение 6 неприятельских судов было определено к выплате 540 руб. и лично Я.Ф. Сухотину 54 руб.

Эскадре И.Г. Кинсбергена за Балаклаву определили 2356 руб. 46,5 коп.

Эскадре И.Г. Кинсбергена за Суджук-Кале назначили 12 054 руб. 63 коп.

Общая сумма наградных денег, заработанная Азовской флотилией, составила 14 951 руб. 9 коп.

Для сравнения: всего русскому флоту за достигнутые на войне победы было назначено к выплате 375 064 руб. 63 коп.

Приложение 9. Офицеры Азовской флотилии, особо отличившиеся в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

_{Воинское звание и имя … Чем отличился}

Контр-адмирал, затем вице-адмирал А.Н. Сенявин … Как выдающийся организатор и незаурядный адмирал. Создание и деятельность флотилии в очень значительной степени зависели от него. Кроме того, дал начало целой плеяде выдающихся деятелей русского флота

Генерал-кригс-комиссар И.М. Селиванов … Выполнил большой объем работ по организации флотилии в самое сложное время в 1768–1770 гг.

Корабельный мастер И. Афанасьев … Важнейшая роль в создании флотилии. Отвечал за постройку практически всех судов флотилии. Предложил вариант постройки фрегатов на Дону

Контр-адмирал В.Я. Чичагов … Защита Керченского пролива в 1774 г. — безусловно важная веха и в истории войны и в его биографии

Капитан 2 ранга, затем капитан 1 ранга Я.Ф. Сухотин … Был основным флагманом флотилии в 1771–1773 гг.

Капитан 2 ранга И.Г. Кинсберген … Одержал две победы, выдвинул ряд интересных стратегических идей

Капитан 2 ранга, затем капитан 1 ранга А.Л. Тишевский … На первый взгляд был незаметен, но восстановление Новохоперской верфи и проводка по Хопру и Дону фрегатов — его важная заслуга

Капитан-лейтенант М. Фондез и н … Добросовестно командовал флагманскими судами флотилии: в 1771–1772 гг. кораблем «Хотин» и в 1773 г. фрегатом «Первый»

Капитан-лейтенант И. Баскаков … Несколько раз командовал соединениями «новоизобретенных» кораблей. Отличился в операции 29 мая 1773 г., когда было уничтожено 6 неприятельских судов, что стало «первым действием русского флага на Черном море». Потом захватил еще одно судно

Лейтенант Ф. Денисон … С кораблем «Морея» захватил большего всего неприятельских судов — три

Капитан-лейтенант О. Саптанов … С кораблем «Азов» в 1772 г. захватил первое неприятельское судно на Черном море

Капитан-лейтенант П. Хвостов … Уничтожил с кораблем «Модон» 2 неприятельских судна

Лейтенант, капитан-лейтенант А. Колычев … Командовал кораблем «Таганрог» в Балаклавском бою

Лейтенант, капитан-лейтенант И. Басов … Командовал кораблем «Корон» в Балаклавском бою

Лейтенант, капитан-лейтенант С. Токмачев … Бессменно командовал кораблем «Журжа», в 1771–1774 гг. активно участвовал в основных событиях флотилии

Лейтенант, капитан-лейтенант С. Раткеевский … Командуя кораблем «Азов», в 1773–1774 гг. активно участвовал в основных событиях флотилии

Мичман, лейтенант Ф. Ушаков … В 1772 г. получил благодарность за спасение транспортов с припасами на Дону

Лейтенант А. Мальцов … В критический момент взорвал свой бот вместе с оставшимися членами экипажа, чтобы он не достался неприятелю

Лейтенант И. Ханыков … Оставил записки о Донской экспедиции

Мичман, лейтенант Б. Шишмарев … В 1773 г. на палубном боте смог взять неприятельское судно

Приложение 10. Список потерь морских офицеров Азовской флотилии в 1769–1774 гг.^{1926}

_{Воинское звание и имя … Год и причина выбытия}

Мичман П. Мусин-Пушкин … 1769 г. выбытие по смерти

Мичман М. Сумароков … 1770 г. выбытие по смерти

Генерал-кригс-комиссар И.М. Селиванов … 1771 г. выбытие по смерти

Капитан 2 ранга Н.А. Горяинов … 1771 г. выбытие по смерти

Капитан-лейтенант С. Панов … 1771 г. выбытие по смерти

Капитан-лейтенант, князь А. Гундуров … 1771 г. выбытие по смерти

Лейтенант П. Бахметев … 1771 г. выбытие по смерти

Лейтенант М. Воейков … 1771 г. погиб вместе с малым бомбардирским кораблем в море

Лейтенант Я. Панов … 1771 г. убит татарами на берегу после захвата в плен экипажа палубного бота

Мичман П. Соловьев … 1771 г. выбытие по смерти

Мичман Б. Морозов … 1771 г. выбытие по смерти

Мичман Ф. Клавшее … 1771 г. погиб вместе с малым бомбардирским кораблем в море

Капитан-лейтенант И. Фролов-Багреев … 1772 г. выбытие по смерти

Лейтенант П. Венгеров … 1772 г. выбытие по смерти

Лейтенант Я. Развозов … 1772 г. выбытие по смерти

Лейтенант А. Мальцов … 1772 г. взорвал палубный бот № 2 вместе с остатками экипажа, чтобы он не достался врагу, и погиб вместе с ним

Мичман И. Долгополое … 1772 г, выбытие по смерти

Контр-адмирал А.Ф. Баранов … 1773 г. выбытие по смерти

Капитан 2 ранга С. Тулубьев … 1773 г. выбытие смерти

Мичман А. Рейниен … 1773 г. погиб в Балаклавском бою

Мичман И. Коркин … 1773 г. выбытие по смерти

Мичман Д. Аикман … 1773 г. выбытие по смерти

Мичман И. Лисовский … 1773 г. попал в плен к туркам вместе со своим ботом

Мичман И. Лазарев … 1773 г. попал в плен к туркам вместе со своим палубным ботом

Мичман В. Гаке … 1774 г. выбытие по смерти

Мичман Д. Вилькенсон … 1774 г. выбытие по смерти

Приложение 11. Список офицеров Азовской флотилии, получивших взыскание в годы войны^{1927}

_{Воинское звание и имя … Год и происшествие}

Капитан Новопавловского порта, капитан 2 ранга В. Висленев … 1772 г. Вызвал неудовольствие за организацию доставки мачтовых лесов для фрегатов «Первый» и «Второй»

Капитан Таганрогского порта, капитан 2 ранга Л.Г. Скрыплев … 1772 г. Вызвал неудовольствие А.Н. Сенявина за недостройку фрегата «Второй» в 1772 г.

Капитан-лейтенант О. Салтанов … 1772 г. А.Н. Сенявин не объявил ему о производстве в капитаны 2 ранга

Капитан-лейтенант Ф. Шмаков … 1772 г. А.Н. Сенявин не объявил ему о производстве в капитаны 2 ранга

Лейтенант В. Култашев … 1772 г. А.Н. Сенявин не объявил ему о производстве в капитан-лейтенанты

Мичман Ф. Бакунин … 1772 г. А.Н. Сенявин не объявил ему о производстве в лейтенанты

Капитан-лейтенант Н. Веленбаков … 28 июня 1774 г. был обнаружен пьяным на вверенном ему корабле. В январе 1775 г. уволен из флота

Приложение 12. Корабельный состав Азовской флотилии в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.^[323]

Действовавшие корабли	Пополнение флотилии	Не годные и выбывшие корабли
Кампания 1769 года
Прамы: прам № 2, прам № 3 Прочие суда: 9 военных лодок	Спущены на воду: 3 прама, дубель-шлюпка, палубный бот, 49 военных лодок	Погибло судов: 1 военная лодка
Кампания 1770 года
Прамы: прам № 2, прам № 3, прам № 4 Прочие суда: дубель-шлюпка, палубный бот, 57 военных лодок	Спущены на воду: 12 «новоизобретенных» кораблей	Погибло судов: 13 военных лодок
Кампания 1771 года
«Новоизобретенные» корабли: «Хотин», «Азов», «Таганрог», «Новопавловск», «Корон», «Журжа», «Модон», «Морея». Бомбардирские корабли: «Первый», «Второй», «Яссы». Прочие суда: транспорт «Бухарест», дубель-шлюпка, палубный бот, поляка, шаития, 44 военные лодки	Спущены на воду: Фрегат «Первый»; фрегат «Второй»	Погибло судов: Малый бомбардирский корабль «Первый»; палубный бот
Кампания 1772 года
«Новоизобретенные» корабли: «Хотин», «Азов», «Таганрог», «Новопавловск», «Корон», «Журжа», «Модон», «Морея». Фрегат: «Первый» Бомбардирские корабли: «Второй», «Яссы». Прочие суда: транспорт «Бухарест», 5 транспортных судов, дубель-шлюпка, 4 палубных бота, поляка, шаития, 30 военных лодок	Спущены на воду: 5 транспортных судов, 4 палубных бота	Погибло судов: дубель-шлюпка, палубный бот № 2, 14 военных лодок
Кампания 1773 года
«Новоизобретенные» корабли: «Хотин», «Азов», «Таганрог», «Новопавловск», «Корон», «Журжа», «Модон», «Морея». Фрегаты: «Первый», «Второй», «Четвертый» Бомбардирские корабли: «Второй», «Яссы». Прочие суда: транспорт«Бухарест», 5 транспортных судов, 7 палубных ботов, поляка, шаития	Спущены на воду: Фрегат «Третий», фрегат «Четвертый», 4 палубных бота	Попали в плен: 2 палубных бота Полностью вышли из строя: корабли «Новопавловск», «Морея», «Модон»
Кампания 1774 года
«Новоизобретенные» корабли: «Хотин», «Азов», «Таганрог», «Корон», «Журжа». Фрегаты: «Первый», «Второй», «Третий», «Четвертый» Бомбардирские корабли: «Второй», «Яссы». Прочие суда: транспорт «Бухарест», 5 транспортных судов, 8 палубных ботов, 4 галиота	Спущены на воду: Фрегат «Пятый», фрегат «Шестой», 3 палубных бота, 4 галиота

Приложение 13. Столкновения Азовской флотилии и турецкого флота на Азовском и Черном морях в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

Русский флот	Турецкий флот	Особенности столкновения
20 июня 1771 г. Казатипский залив (Азовское море недалеко от Арабата)
Вице-адмирал А.Н. Сенявин. «Новоизобретенные» корабли — 8: «Хотин» (16), «Азов» (16), «Таганрог» (16), «Корон» (16), «Новопавловск» (16), «Морея» (16), «Модон» (16), «Журжа» (16)	14 шебек и полугалер	Утром 20 июня А.Н. Сенявин, построив эскадру в ордер баталии и, приготовившись к бою, двинулся с эскадрой к турецким кораблям. Но погода вновь, как и 19 июня, сорвала атаку: когда головной корабль эскадры Сенявина «…лег левым галсом к W в параллель берега и их (турецких судов. — Лет.), чтоб вшед всем и при втором обороте совершенное зачать сражение…» на эскадру неожиданно стали находить сильные шквалы с дождем. Все буквально утонуло во мгле. Когда же к вечеру стихия вновь успокоилась, и А.Н. Сенявин снова пошел к берегу, то турок там уже не было. Они ушли к проливу. Разбирая события этого дня с точки зрения военно-морского искусства, нужно отметить, что А.Н. Сенявин, с одной стороны, показал свою решительность, атаковав с меньшими силами больший турецкий отряд, а с другой — действовал при атаке слишком уж строго по схеме линейной тактики: сначала построил корабли в линию баталии, а затем в этом построении стал приближаться к противнику, на чем потерял темп и время при не столь сильных турецких судах
23 июня 1773 г. бой у Балаклавы
Капитан 2-го ранга И.Г. Кинсберген. «Новоизобретенные» корабли — 2: «Корон» и «Таганрог». Потери: 5 убито, 27 ранено	3 линейных корабля 50-пушечного ранга, шебека 25-пушечного ранга. Потери: видно русским кораблям: «бросаемы были от них в море многое число убитых, на кораблях их сбиты с двух крюйс-стеньги, а у шебеки бушприт с блиндою и сверх того…по разбитии на одном борта с своих мест выпали пушки»	На первом этапе боя 3 линейных корабля турок пытались окружить вырвавшийся вперед корабль «Таганрог». Однако И.Г. Кинсберген грамотным маневром и использованием носовых гаубиц отбил эту атаку. После этого турки построились в линию. В линию построились и два русских корабля. Бой принял классический характер. Правда, турки попытались пойти на абордаж, но эта попытка была отбита кораблем «Корон». Победа в этом бою стала первой победой русского флота на Черном море
23 августа 1773 г. бой у Суджук-Кале
Капитан 2-го ранга И.Г. Кинсберген. Фрегаты — 1: «Второй» (32). «Новоизобретенные» корабли — 3: «Азов», «Модон», «Журжа». 2 палубных бота. Потерь не отмечено	4 60–80-пушечных линейных кораблей, 6 фрегатов и шебек, 8 транспортных судов	Бой происходил на контркурсах между растянувшимися линиями эскадр противников продолжался около двух часов и в районе 16.30 турки начали отход к Суджук-Кале. Наиболее напряженный артиллерийский бой с проходящими турецкими судами имел фрегат Кинсбергена, сближавшийся на самую короткую дистанцию. Остальные русские корабли соблюдали дистанцию. Указанная же В.Ф. Головачевым и Н.В. Новиковым информация о применении Кинсбергеном новых тактических приемов (в виде сосредоточенной атаки авангарда турецкой эскадры и взятия его «в два огня») в сражении 23 августа архивного подтверждения не нашла
5 сентября 1773 г. погоня у Суджук-Кале
Вице-адмирал А.Н. Сенявин, капитан 1-го ранга Я.Ф. Сухотин, капитан 2-го ранга И.Г. Кинсберген. Фрегаты — 2: «Первый» (32), «Второй» (32). «Новоизобретенные» корабли — 5: «Хотин», «Азов», «Корон», «Модон», «Журжа». Бомбардирский корабль, 3 палубных бота	5 линейных кораблей, 2 фрегата, 2 шебеки, 1 галера, 1 транспортное судно	Построение А.Н. Сенявиным своей эскадры в линию, параллельную турецкой эскадре до начала атаки. Но турки, хотя и имели вновь ощутимое превосходство, бой не приняли и на всех парусах стали уходить к Анатолии. Сенявин сразу же начал преследование, но догнать так и не смог, во многом из-за тихоходности «новоизобретенных» кораблей. Но не только она помогла туркам оторваться в этот день. Способствовали этому и действия русской эскадры: вновь применив принцип построения эскадры в линию баталии до начала сближения с турками (на чем терялось много времени), А.Н. Сенявин дал им возможность оторваться. Догнать же турецкую эскадру с тихоходными «новоизобретенными» кораблями уже не удалось
9 июня 1774 г. бой у Керченского пролива
Контр-адмирал В.Я. Чичагов. Фрегаты — 3: «Первый», «Второй», «Четвертый» (58). «Новоизобретенные» корабли — 2: «Азов», «Корон». 1 палубный бот. Потери: 1 тяжело раненый	Капудан-паша Мехмет-паша, Гаджи Али-паша. 5 линейных кораблей, 9 фрегатов, 10 шебек, 17 галер	Турки разделили эскадру на два отряда. Первый вступил в бой на параллельных с эскадрой Чичагова курсах, а второй попытался войти в пролив, и отрезав русскую эскадру, поставить ее в «два огня». Чичагов своевременно разгадал этот план и отошел в Керченский пролив. Турки не преследовали. Таким образом, план турецкой эскадры по разгрому русского отряда и по прорыву в Керченский пролив сходу провалился. С точки зрения искусства сторон в бою, то у турок нужно отметить оригинальность плана атаки, при слабом исполнении и нерешительности; у русских — своевременное обнаружение турецкого маневра Чичаговым и выполнение грамотного противодействия
28 июня 1774 г. бой в Керченском проливе
Вице-адмирал А.Н. Сенявин, контр-адмирал В.Я. Чичагов. Фрегаты — 3: «Первый», «Второй», «Четвертый». «Новоизобретенные» корабли — 4: «Хотин», «Азов», «Корон», «Журжа». 2 бомбардирских корабля, 3 палубных бота	Капудан-паша Мехмет-паша, Гаджи Али-паша. 6 линейных кораблей, 7 фрегатов, 17 галер и шебек, 1 бомбардирский Корабль, 3 транспортных судна	Важно отметить грамотное позиционное построение русской эскадры по фигуре полумесяца в самой узкой части Керченского пролива с опорой на береговую батарею. Сильная позиция при очевидной деморализованности турок позволили отразить их атаку

Приложение 14. Кораблестроительные элементы и вооружение основных типов кораблей русского флота в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

Длина	Ширина	Осадка	Вооружение по штату	Примечания
80-пушечный линейный корабль типа «Святослав»
169 ф.	46 ф., 4 д.	20 ф., 7 д.	Гон-дек: 26 24-фунтовых орудия. Мидель-дек: 26 16-фунтовых орудий. Опер-дек: 26 8-фунтовых орудий. Квартер-дек: 8 6-фунтовых орудий	Эти корабли относились к типу 80-пушечных линейных кораблей «Св. Павел», строившихся в России в 1743–1769 гг. Всего было построено 10 единиц. В Архипелаг было направлено 2 таких корабля
74-пушечный линейный корабль типа «Святой Великомученик Исидор»
169 ф.	46 ф., 4 д.	20 ф.	Гон-дек: 28 30-/24-фунтовых орудий.[324] Опер-дек: 28 12-фунтовых орудий. Квартер-дек: 18 6-фунтовых орудий	Построен в 1769–1772 гг. И.В. Ямесом в Санкт-Петербурге. Стал первым кораблем этого ранга в русском флоте. В Архипелагской экспедиции участвовал 1 такой корабль — сам «Святой Великомученик Исидор». Он был флагманским кораблем в 5-й эскадре С.К. Грейга. И хотя в боевых действиях не участвовал, но получил известность благодаря тому, что именно на нем в Кронштадт из Ливорно А. Г. Орлов доставил княжну Тараканову
66-пушечный линейный корабль типа «Евстафий Плакида»
155 ф., 6 д.	41 ср., 6 д.	18 ф.	Гон-дек: 26 24-фунтовых орудий. Опер-дек: 24 12-фунтовых орудия. Квартер-дек: 16 6-фунтовых орудий	Эти корабли относились к типу 66-пушечных линейных кораблей «Слава России», строившихся в России в 1734–1790 гг. Проект был весьма удачным. Корабли имели неплохие мореходные качества, хорошую остойчивость, но при свежем ветре развивали скорость только до 8 узлов. Они имели водоизмещение 1200 т и штатный экипаж до 600 человек. В Архипелагской экспедиции участвовали 15 таких кораблей
54-пушечный линейный корабль «Азия»
143 ф.	38 ф.	16 ф., 7 д.	Гон-дек: 18-фунтовые орудия. Опердек: 8-фунтовые орудия. Квартердек: 4-фунтовые орудия	Единственный 54-пушечный корабль русского флота, принявший участие в Архипелагской экспедиции. Построен в 1764–1766 гг. в Архангельске. Принадлежал к серии из 19 54-пушечных линейных кораблей, построенных в 1724–1768 гг. в Архангельске и Петербурге
16-пушечный «новоизобретенный» корабль 1-го рода «Хотин»
104 ф.	27 ф.	9 ф.	16 12-фунтовых орудий	Корабли данного типа получили наименование «новоизобретенных», так как по своей конструкции и размерам не походили ни на один из существовавших тогда классов боевых кораблей. Этим проектом была решена сложнейшая задача — соответствия кораблей для успешных действий на Азовском море двум требованиям, вытекавшим из опыта Русско-турецкой войны 1735–1739 гг.: минимальная осадка при максимально сильном артиллерийском вооружении. Создание проекта «новоизобретенных» кораблей в условиях 1768 г. стало очень важным успехом. «Новоизобретенные» корабли были плоскодонными судами 4 родов, имеющими небольшой трюм, опер-дек, для расположения всей их артиллерии, а также квартер-дек и форкастель. То есть по виду они приближались к типу малого фрегата. Корабли 1-го и 2-го родов создавались для морского боя с противником, корабли 3-го рода — как бомбардирские суда, корабли 4-го рода — транспортные. Действия «новоизобретенных» кораблей на Азовском и особенно Черном морях выявили их в целом низкие мореходные качества.
16-пушечные «новоизобретенные» корабли 2-го рода типа «Азов»
103 ф.	28 ф.	8,5 ф.	14 12-фунтовых орудий, 2 1-пудовые гаубицы	В частности, их основными недостатками были: сильная боковая качка постоянно грозившая поломкой мачт, и большой дрейф при лавировании от которого при движении таким способом «выигрышу быть нельзя»; невозможность держаться в дрейфе во время сильных ветров (а значит, и находиться в море в шторм) и заливаемость даже от простого волнения; тихоходность (максимальная скорость кораблей 2-го рода, выявленная по их шканечным журналам, достигала 7,5 узлов, но она была редкой; средняя же скорость всех кораблей «новоизобретенного» рода равнялась 4–5 узлам) и небольшой запас продовольствия и воды на борту; тяжелые условия для жизни экипажа. Однако воевать на них все же было возможно, только требовалось большее мастерство моряков. В 1769–1770 гг. для Азовской флотилии были построены 1 корабль 1-го рода «Азов» и 7 кораблей 2-го рода «Азов», «Таганрог», «Новопавловск», «Морея», «Модон», «Корон», «Журжа». Все они вступили в строй в 1771 г.
34-пушечный фрегат типа «Надежда Благополучия» (построен в 1763–1764 гг.)
136 ф.	36 ф., 3 д.	16 ф., 1 д.	12- и 6-фунтовые орудия	Стал первым русским фрегатом с числом орудий больше 32. Он был построен в 1763–1764 гг. в Петербурге корабельным мастером И. Афанасьевым
32-пушечный фрегат типа «Надежда» (тип 1724 г.)
118 ф.	31 ф., 6 д.	14 ф.	20 12-фунтовых орудий, 12 6-фунтовых орудий	Первым фрегатом данного типа стал «Гектор» (1735–1736 гг.), построенный, как и все последующие фрегаты этого типа, в Архангельске. В Архипелагской экспедиции участвовали два таких фрегата
32-пушечный фрегат типа «Павел» (тип 1772 г.)
130 ф.	36 ф.	13 ф.	20 12-фунтовых орудий, 12 6-фунтовых орудий	Фрегат «Св. Павел» открыл серию этих фрегатов из 17 штук. В Архипелагской экспедиции участвовали два таких фрегата
32-пушечный фрегат типа «Первый»
130 ф.	36 ф.	11,5 ф.	26 12-фунтовых и 6 6-фунтовых орудий	Особенностью данных фрегатов стало их более сильное вооружение при меньшей осадке (они приближались к плоскодонным судам). Однако мореходные качества от этого не пострадали. В 1770–1771 гг. для Азовской флотилии было построено две штуки. Вступили в строй в 1772–1773 гг. В 1774 г. вооружение фрегата «Первый» было увеличено, достигнув 42 орудий, что показало большие возможности фрегатов этого типа для модернизаций
58-пушечный фрегат типа «Третий»
150 ф.	30 ф., 8 д.	9 ф., 9 д.	30 18-фунтовых единорогов. 28 3-фунтовых фальконетов	Фрегаты 58-пушечного ранга имели целый букет отличий от обычных фрегатов того времени: по числу орудий они фактически вошли в число линейных кораблей, открыв эру линейных судов России на Черном море, они впервые получили на вооружение единороги, и также впервые имели сплошную верхнюю палубу. Главной бедой их стали очень низкие мореходные качества. В 1772–1773 гг. для Азовской флотилии было построено две штуки. Вступили в строй в 1773–1774 гг.

Приложение 15. Столкновения русского и турецкого флотов в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. в Архипелаге

Русский флот	Турецкий флот	Особенности столкновения
16 мая 1770 г. бой у о. Специя
Контр-адмирал Д. Эльфинстон. Линейные корабли — 3: «Святослав» (80), «Не тронь меня» (66), «Саратов» (66). Фрегаты — 2: «Надежда» (32), «Африка» (32). Потери: на корабле «Не тронь меня» 1 человек был убит и 6 ранено	Адмирал Хасан-бей. Линейные корабли — 10, фрегаты — 5	Эскадра Д. Эльфинстона, будучи на ветре, с ходу атаковала турецкую эскадру и принудила ее отступить под защиту крепости Наполи-ди-Романья. Д. Эльфинстон не предпринимал предварительных перестроений перед атакой турецкой эскадры
17 мая 1770 г. сражение у крепости Наполи-ди-Романья
Контр-адмирал Д. Эльфинстон. Линейные корабли — 3: «Святослав», «Не тронь меня», «Саратов». Фрегаты — 2: «Надежда», «Африка». Потери: «Святослав» имел 3 убитых и 2 раненых, «Не тронь меня» — 1 убитого и 1 раненого	Адмирал Д. Хасан-бей. Линейные корабли — 10, фрегаты — 5	Турки отошли в залив под прикрытие крепости. Эльфинстон преследовал. Но турки стали на шпринги, к тому же в этот момент стих ветер. «Саратову» и «Святославу» пришлось стать на шпринги и начать бой. С большим трудом русским удалось оттащить их затем из залива. А турки, разобравшись в силах русских, начали готовиться к атаке на них. И хотя Эльфинстон сумел своевременно выйти из залива, судьба экспедиции висела на волоске: турки имели 10 линейных кораблей и 5 фрегатов. Только своевременное прибытие Спиридова спасло положение. Вышедший из залива Хасан-паша обнаружил, что Эльфинстон серьезно усилился. И турки вновь потерялись, Хасан-паша решил отойти
24 мая 1770 г. погоня у о. Специя
Адмирал Г.А. Спиридов, Контр-адмирал Д. Эльфинстон. Линейные корабли — 7, фрегаты — 3	Адмирал Хасан-бей. Состав эскадры неизвестен	Погоня «объединенной русской эскадры» за турецкой эскадрой в Эгейском море. После 6-часовой погони корабли Эльфинстона настигли отставшие корабли противника и даже завязали перестрелку, но Спиридов отстал, и в итоге турки смогли оторваться. Одной из причин этого было построение Г.А. Спиридовым линии баталии, в то время как Д. Эльфинстон продолжил преследование противника без перестроения, в виде «общей погони»
24 июня 1770 г. Хиосское сражение
Генерал-аншеф А.Г. Орлов, Адмирал Г.А. Спиридов, Контр-адмирал Д. Эльфинстон. Линейные корабли — 9: «Европа» (66), «Св. Евстафий Плакида» (66), «Трех Святителей» (66), «Иануарий» (66), «Трех Иерархов» (66), «Ростислав» (66), «Не тронь меня» (66), «Саратов» (66), «Святослав» (80). Фрегаты — 3: «Надежда» (32), «Африка» (32), «Св. Николай» (26). Вспомогательные суда: 1 бомбардирский корабль, 17 малых судов. Всего: 818 орудий, 5 458 человек. Потери: 66-пушечный линейный корабль «Св. Евстафий Плакида», 629 человек	Адмирал Д. Хасан-бей. Линейные корабли — 16: (по С.К. Грейгу: 1 100-, 1 96-, 4 84-, 1 80-, 2 74-, 1 70-, 7 60-пушечных; по РГА ВМФ: 4 90-, 3 80-, 5 70-, 5 60-пушечных). Фрегаты — 6. Вспомогательные суда — 50 (по РГА ВМФ: 6 шебек, 20 галер, 6 бригантин, 18 полугалер и 12 соколев). Всего: 1430 орудий, 16 000 человек. Потери: 84-пушечный линейный корабль «Реал Мустафа», 700 человек	Турецкая эскадра занимала прекрасную позицию: она была построена в две линии в форме выпуклой дуги, при том что позади них располагалось большое количество галер, шебек, бригантин и т. п. гребных судов. Тем не менее, А.Г. Орлов решился атаковать. В результате произошел бой, в ходе которого русская эскадра действовала следующим образом: построившись в кильватерную колону, она спустилась на противника почти под углом в 90º, после чего обрушилась с минимальной дистанции на турецкий авангард и часть центра, сосредоточив удар на флагманских кораблях. Правда, при этом стать на шпринг, как планировалось по диспозиции, удалось только линейному кораблю «Трех Иерархов», который повел ожесточенную борьбу со 100-пушечным флагманом турецкого флота. Остальные русские корабли в силу разных причин действовали артиллерией на ходу под парусами, что уменьшило эффективность огня, тем более что линейный корабль «Св. Евстафий Плакида» был снесен на еще один турецкий флагманский линейный корабль «Реал-Мустафа», после чего они оба погибли, а линейный корабль «Европа» вступил в бой после существенной паузы. Однако даже такого воздействия для турок оказалось достаточно, а после взрыва «Реал-Мустафы» они обратились в беспорядочное бегство. Для русского флота Хиосский бой стал первым большим морским боем и соответственно первой серьезной победой
26 июня 1770 г. Чесменское сражение
Контр-адмирал С.К. Грейг. Линейные корабли — 4: «Ростислав», «Европа», «Не тронь меня», «Саратов». Фрегаты — 2: «Надежда Благополучия», «Африка». 1 бомбардирский корабль, 4 брандера. Потери: 11 человек	Линейные корабли — 15/16. Фрегаты — 6. Малые суда — 50/67. Потери: Официальные данные: 14 линейных кораблей, 6 фрегатов, 45 вспомогательных судов было сожжено, 11 тыс. моряков погибло. В плен попали линейный корабль «Родос» и 5 галер. Данные РГА ВМФ: 15 линейных кораблей, 6 фрегатов и 62 малых судна. Еще 1 линейный корабль и 5 галер попали в плен	В этом сражении русская эскадра продемонстрировала комбинированный артиллерийско-брандерный удар по флоту противника с применением его впервые в истории в ночное время. Свою роль сыграли и корабельная артиллерия, и брандеры: вначале именно русские корабли своим огнем зажгли три неприятельских линейных корабля, а затем в дело вступили брандеры, которые и довершили разгром неприятельского флота. При этом часть эскадры была оставлена для прикрытия действовавшего отряда с моря. Данная победа стала самой полной и большой победой в истории парусных флотов
26–28 октября 1772 г. Парасский залив
Капитан 1 ранга М.Т. Коняев. Линейные корабли — 2: «Чесма» (74), «Граф Орлов» (66). Фрегаты — 2: «Св. Николай» (26), «Слава» (16). Малые суда — 3: поляки «Модон» и «Ауза», шебека «Забияка». Потери: 1 человек убит, 7 ранено	Дульциниотская эскадра адмирала Мустафа-паши. Фрегаты — 9 30-пушечных. Шебеки — 16 20-и 30-пушечных. Потери: 9 фрегатов, 8 шебек	Подойдя к Патрасу, 26 октября русская эскадра М.Т. Коняева увидела «неприятельский флот на ветре, лавирующий против Патраса и западнее лежащих при устье Лепантского пролива двух крепостей». В ответ Коняев построил из линейных кораблей и фрегатов свою линию и начал лавировку к противнику. Вскоре удалось отсечь от турецкой эскадры фрегат и две шебеки, после чего Коняев сразу же отрядил за ними оба фрегата, шебеку и поляку. Уходя от них турецкие суда выбросились на Патрасский берег. Между тем, сам Коняев сумел к вечеру выйти на дистанцию огня, но бой получился коротким — наступила ночь. А утром 27 октября Коняев увидел все турецкие суда под защитой крепости. Он попытался их уничтожить артиллерийским огнем своих кораблей проходящих галсами мимо «их. Но это не принесло успеха. Тогда 28 октября последовал другой вид атаки. «Чесма», «Граф Орлов» и «Св. Николай» под огнем противника подошли к нему на ближнее расстояние и, став на якоря, открыли огонь. Остальные русские суда поддерживали их, оставшись под парусами. Вскоре загорелся первый турецкий фрегат, а у экипажей ряда других судов, не выдержавших массированного огня русских кораблей, началась паника. Тогда с русских кораблей были направлены вооруженные шлюпки, которые и довершили разгром. 29 октября Коняев, начав отход к о. Занте, приказал фрегату «Слава» уничтожить загнанные еще 26 октября к Патрасу турецкий фрегат и 2 шебеки, что и было сделано. В сущности, это была вторая полная победа русского флота в войне 1768–1774 гг.

Приложение 16. Дистанции эффективного огня для полевой и корабельной артиллерии, а также ручного огнестрельного оружия в XVIII — первой половине XIX вв.

Пример	Дальность	Описание случая	Комментарии
Положения инструкций и опытов
Практическая дальность стрельбы для 6- и 12-фунтовых орудий	1470 метров	В условиях полевого боя артиллеристам предписывалось: «Дабы артиллерия была в должном уважении у неприятеля, надлежит не прежде стрелять, как первое прикосновение к земле, из 12-фунтовой пушки, поднятой на 5 градусов, близ 700 сажень, что с рикошетными скачками на твердом грунте до 900 сажень быть может»{1928}	Из «Наставления всем господам батарейным командирам», составленного П.А. Румянцевым
Дальность стрельбы для 6- и 12-фунтовых орудий, при которой достигалось эффективное поражение деревянного препятствия толщиной 0,85 метра	300 метров	Деревянный сруб толщиной 2 фута 10 дюймов с расстояния 425 шагов 6-фунтовая пушка пробивала на 1 фут 9 дюймов, а 12-фунтовая насквозь{1929}	Из опытов Ученого комитета по артиллерийской части накануне войны 1812 г.
Степень эффективности стрельбы в зависимости от дистанции	70–210 метров	В щитовую мишень высотою 183 см, шириною 122 см изо всех выстреленных на расстоянии 100 шагов пуль попадало примерно 75%, 200 шагов — 50%, 300 шагов — 25%{1930}	Из опыта обучения солдат ружейному огню из ружья образца 1808 г.
Эффективные дистанции стрельбы в условиях полевого боя как для артиллерийских орудий, так и для ружейного огня	42–168 метров	«…На 80 саженях от противничья фронта бежать вперед от 10 до 15 шагов чрез картечную черту полевой большой артиллерии; — на 60 саженях то же чрез картечную черту полковой артиллерии, и на 60 шагах — верной черты пуль…»{1931}	«Наука побеждать» А.В.Суворова, 1794 г.
Дистанция начала боя и дистанция решительного боя, сформулированная П. Гамалеей для подготовки морских офицеров	92–278 метров	Бой рекомендовалось начинать с дистанции 1,5 кабельтовых. В ходе боя могла возникнуть ситуация перехода к решительному сражению — сближению с противником на расстояние мушкетного выстрела, то есть менее 0,5 кабельтовых{1932}	«Опыт морской практики» П. Гамалеи, 1827 г.
Дистанция стрельбы эффективной для картечного огня и огня, при котором достигалась возможность пробить борт неприятельского корабля	140–280 метров	«Далее какого расстояния нет выгоды палить картечью против корабля?». «Далее 200 шагов. Вообще картечь надлежит употреблять на самое близкое расстояние и против открытых людей, ибо она борт не пробивает». «Какое самое большое расстояние для пальбы двумя ядрами с выгодой?». «Около 400 шагов». «Какие выгоды и невыгоды пальбы двумя ядрами и ядром и картечью?». «На расстоянии 400 шагов и менее пальба двумя ядрами имеет достаточную верность и ядра могут пробить корабельный борт, стреляя ядром с картечью, ядро также пробьет борт, но картечь сделает незначительный вред, попадая в порт и вооружение; Невыгоды пальбы двумя ядрами состоят в увеличении отката, отчего особенно у легких орудий терпит станок и брюк»{1933}	Инструкция М.П. Лазарева для обучения канониров от 1845 г.
Положения практики
Хиосское сражение 24 июня 1770 г.	50–90 метров	Сближение русских кораблей с турками до дистанции пистолетного (картечного) огня	О дистанции пистолетного выстрела указывает С.К. Грейг{1934}, а также свидетельствует шканечный журнал линейного корабля «Трех Святителей»{1935}
Чесменское сражение 26 июня 1770 г.	270–370 метров	Направленные для атаки турецкого флота, укрывшегося в Чесменской бухте, русские корабли заняли именно эти дистанции (172–2 кабельтовых), дабы «не только орудия нижнего дека, но и верхние пушки были бы действительны»{1936}	Заметим, что расстояние в два кабельтовых все-таки было предельной дистанцией эффективного огня в условиях морского боя XVIII в.
Выборгское сражение 22 июня 1790 г.	370 метров	«В исходе 8 часа как передовой неприятельский корабль (начавший прорыв из Выборгского залива. — Авт.) стал от наших кораблей (отряда И.А. Повалишина. — Авт.) не более на 2 кабельтова, то по оному открыли со всех наших 5-ти кораблей ибомбардирского огонь»{1937}	Интересно, что ни на этой, ни на ближней дистанции Повалишин так и не смог остановить шведов[325]
Сражение у острова Тендра 28–29 августа 1790 г.	44–250 метров	Г.А. Потемкин Екатерине II: «…С каким бы я адмиралом мог ввести правило драться на ближней дистанции, а у него — линия начинает бой в 120 саженях, а сам особенно с кораблем Капитании в двадцати саженях…»	Заметим, что для успешного поражения неприятельского корабля «Капитания» Ушаков приблизился до дистанции в 44 метра!
Обычная дистанция ведения боя Ф.Ф. Ушаковым	90–140 метров	Указывается как дистанция картечного выстрела малой артиллерии{1938}	—
Основные дистанции морских сражений ведущих европейских флотов в XVIII в.	22,5- 135 метров	«“Мушкетный выстрел”, или “пистолетный» выстрел” — термин, употреблявшийся как в английском, так и во французском флоте. Но это не точные выражения. “Мушкетный выстрел” — это расстояние, на котором морские пехотинцы обычно открывают огонь по вражескому кораблю. Но это расстояние сильно меняется в зависимости от обстоятельств. Оно может варьировать от 150 или более ярдов даже при неприцельной стрельбе из мушкетов до 80 ярдов. “Пистолетный выстрел” может означать расстояние от дуэльного выстрела, скажем, 25 ярдов или меньше, до дальнего пистолетного выстрела до 50 ярдов. В общем, по-видимому, большинство сражений происходило на расстояниях несколько больших, чем сказано выше. (Хотя) мы знаем, что в сражениях “Славного 1-го июня”, при Сен-Винсенте и Трафальгаре противоборствующие корабли касались друг друга»{1939}

Приложение 17. Награды офицеров русского флота за Русско-турецкую войну 1768–1774 гг.^{1940}

Воинское звание и имя	Награда	Причина награждения
Адмирал Г.А. Спиридов	Орден Св. Андрея Первозванного	За Чесменское сражение 1770 г.
Генерал-аншеф А.Г. Орлов	Орден Св. Георгия I степени	За Чесменское сражение в 1770 г.
Адмирал Г.А. Спиридов	Орден Св. Александра Невского	Июль 1769 г.
Вице-адмирал А.Н. Сенявин	Орден Св. Александра Невского	Декабрь 1771 г. за Крымскую кампанию
Адмирал А.И. Нагаев	Орден Св. Александра Невского	10 июля 1775 г.
Вице-адмирал А.В. Елманов	Орден Св. Александра Невского	10 июля 1775 г.
Контр-адмирал С.К. Грейг	Орден Св. Александра Невского	7 июля 1776 г. «за труды и усердную службу»
Контр-адмирал А.Н. Сенявин	Орден Св. Анны I степени	Январь 1769 г.
Капитан генерал-майорского ранга СМ. Назимов	Орден Св. Анны I степени	22 октября 1772 г.
Директор Морского шляхетного кадетского корпуса И.Л. Голенищев-Кутузов	Орден Св. Анны I степени	2 января 1775 г.
Генерал-фельдцейхмейстер И.В. Демидов	Орден Св. Анны I степени	10 июля 1775 г.
Контр-адмирал К.М. Базбаль	Орден Св. Анны I степени	10 июля 1775 г.
Контр-адмирал С.К. Грейг	Орден Св. Георгия II степени	За Чесменское сражение в 1770 г.
Премьер-майор С. Ваксель	Орден Св. Георгия IV степени	14 июля 1772 г. за бой десантников Азовской флотилии у Еникале в июне 1771 г.
Капитан-лейтенант Карташев	Орден Св. Георгия IV степени	10 августа 1772 г. за захват в Чесменском сражении линейного корабля «Родос»
Капитан 1 ранга С.П. Хметевский	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. со старшинством с 1770 г. за Чесменское сражение
Капитан 1 ранга Ф.А. Клокачев	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. со старшинством с 1770 г. за Чесменское сражение
Капитан 1 ранга А.И. фон Круз	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. со старшинством с 1770 г. за Чесменское сражение
Капитан 1 ранга В.Ф. Лупандин	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. со старшинством с 1770 г. за Чесменское сражение
Капитан 1 ранга П.Ф. Бешенцев	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. со старшинством с 1770 г. за Чесменское сражение
Капитан-лейтенант П.А. Степанов	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. со старшинством с 1770 г. за Чесменское сражение
Капитан-лейтенант И.М. Перепечин	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. со старшинством с 1770 г. за Чесменское сражение
Капитан-лейтенант Р.К. Дугдаль	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. со старшинством с 1770 г. за Чесменское сражение
Капитан-лейтенант Ф.Ф. Макензи	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. со старшинством с 1770 г. за Чесменское сражение
Лейтенант Д.С. Ильин	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. со старшинством с 1770 г. за Чесменское сражение
Лейтенант, князь В.А. Гагарин	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. со старшинством с 1770 г. за Чесменское сражение
Капитан бригадирского ранга И.Я. Барш	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. за бой при Наполи-ди-Романьи
Лейтенант А.К. Псаро	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. за отличия в Морее
Лейтенант И.П. Кочугов	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. за отличие при взятии крепости Митилины в 1771 г.
Лейтенант М.И. Войнович	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. за нападение и уничтожение 13 неприятельских судов
Лейтенант П. Алексиано	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. за взятие крепости Цефало на острове Станчио
Лейтенант Г. Ризо	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. за произведенное храброе и мужественное разбитие с небольшой эскадрой при египетских и сирийских берегах неприятельских судов с десантными войсками дамасского паши
Мичман A.M. Ушаков	Орден Св. Георгия IV степени	22 февраля 1773 г. за героический бой трекатра «Св. Михаил» под его командованием против 5 турецких галер 12 сентября 1771 г.
Капитан-лейтенант М.Г. Кожухов	Орден Св. Георгия IV степени	27 июля 1773 г. за участие в атаке на крепость Чесма в 1772 г.
Капитан-лейтенант П.И. Ханыков	Орден Св. Георгия IV степени	27 июля 1773 г. за участие в атаке на крепость Чесма в 1772 г.
Капитан 1 ранга В. В, Роксбург	Орден Св. Георгия IV степени	27 июля 1773 г. за участие в бою у крепости Чесма в 1772 г.
Капитан 2 ранга И.Г. Кинсберген	Орден Св. Георгия IV степени	30 июля 1773 г. за победу в Балаклавском бою 1773 г.
А. Алексиано	Орден Св. Георгия IV степени	30 июля 1774 г. за отличие
Капитан 1 ранга М.Т. Коняев	Орден Св. Георгия IV степени	26 ноября 1774 г. за победу в Патрасском сражении
Капитан 1 ранга Аклейн	Орден Св. Георгия IV степени	26 ноября 1774 г. за победу в Патрасском сражении
Капитан 1 ранга Я.Ф. Сухотин	Орден Св. Георгия IV степени	26 ноября 1774 г. за победу над турецкими судами в Казылташском лимане в 1773 г.
Мичман Марацо	Орден Св. Георгия IV степени	12 декабря 1774 г. за отличие
Капитан 1 ранга М.Т. Коняев	Орден Св. Георгия III степени	15 декабря 1775 г. за командование эскадрой в Патрасском сражении
Капитан 1 ранга Ф.А. Клокачев	Орден Св. Георгия III степени	15 декабря 1775 г. за Чесменское сражение
Капитан 1 ранга С.П. Хметевский	Орден Св. Георгия III степени	15 декабря 1775 г. за Чесменское сражение
Капитан 1 ранга И.Г. Кинсберген	Орден Св. Георгия III степени	15 декабря 1775 г. за победу в бою у Суджук-Кале в 1773 г.
Капитан-лейтенант A.M. Колычев	Орден Св. Георгия IV степени	1775 г. за отличие
Капитан-лейтенант И.Л. Дуров	Орден Св. Георгия IV степени	26 октября 1770 г. за 18кампаний
Контр-адмирал В.Я. Чичагов	Орден Св. Георгия IV степени	26 ноября 1773 г. за 18 кампаний
Капитан 1 ранга Н.Л. Палибин	Орден Св. Георгия IV степени	26 ноября 1773 г. за 18 кампаний
Капитан 1 ранга С. Жемчужников	Орден Св. Георгия IV степени	26 ноября 1773 г. за 18 кампаний
Капитан-лейтенант Я. Карташев	Орден Св. Георгия IV степени	26 ноября 1773 г. за 18 кампаний
Капитан-лейтенант С. Лопухин	Орден Св. Георгия IV степени	26 ноября 1773 г. за 18 кампаний
Капитан-лейтенант И. Селифонтов	Орден Св. Георгия IV степени	26 ноября 1773 г. за 18 кампаний

Приложение 18. Документы, выражающие благодарность Екатерины II вооруженным силам России за победу в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

Собственноручное повеление Екатерины II о пожаловании наград по поводу празднования мира с Турцией. Июнь 1775 г.^{1941}

1.

Фельдмаршалу графу Румянцеву: 1) Похвальную грамоту с прописанием службы его в прошедшую войну и при заключении мира, с прибавлением к его названию прозвания Задунайского; за разумное полководство жалуется ему 2) алмазами украшенный повелительный жезл или булава, за храбрые предприятия 3) шпага, алмазами украшенная, 4) за победы Лавровый венец, 5) за заключение мира масленую ветвь. 6) В знак монаршего за то благоволения крест и звезду алмазами украшенного ордена Св. Апостола Андрея. 7) В честь ему, фельдмаршалу и в поощрение потомству его примером медаль с его изображением. 8) Для увеселения его 5000 душ, 9) для построения дома сто тысяч рублей. 10) для стола его сервиз серебряный. 11) для убранства дома картины.

2.

Генералу князю Василию Михайловичу Долгорукому: 1) похвальную грамоту за завоевание Крыма от Перекопа до Кафы и от Козлова до Арабата в двухнедельный срок, то есть от 15 до 29 июня (1771 г. — Авт.) года, и за четырехгодичное пребывание войск под его предводительством в сем полуострове; 2) за храброе исполнение данных ему предписаний жалуется ему шпага, украшенная алмазами; 3) В знак монаршего за то благоволения крест и звезда ордена Св. Апостола Андрея с алмазами; 4) Да на поправление домашней экономии 60 000 рублей.

3.

Генералу графу Алексею Григорьевичу Орлову: 1) похвальную грамоту с прописанием четырехгодичного владычествования флота в Архипелаге и Средиземном море под его предводительством и со внесением побед под Чесмою и в Метелине с прибавлением к его названию прозвания Чесменского; 2) за храбрые предприятия жалуется ему шпага, алмазами украшенная; 3) в знак монаршего благоволения сервиз серебряный; 4) да на поправление домашней экономии 60 000…

Собственноручный указ императрицы Екатерины II Адмиралтейств-коллегий с выражением признательности русскому флоту и всем участвовавшим в подвигах его во время турецкой войны^{1942}

Указ нашей Адмиралтейств-коллегий. Благословя Бога, мы видим благополучно и со славою возвратившийся весь флот наш в пристани Российской империи, следственно и тот приятный час приспел, в который изъявить можем оному наше монаршее благоволение за понесенные труды и воздать похвалу за храбрость, искусство и усердные подвиги, которыми в прошедшую с Оттоманскою Портою войну приобрели вечную славу морские российские силы, Не исчисляем побед, завоеваний и владычества в Архипелаге, в море и при берегах Европы, Азии и Африки: свету оные столь же известны, как очевидным свидетелям. Подвизавшиеся во всех сих деяниях, исторгнувшие на отдаленных морях, побеждая и истребляя до конца неприятельские морские силы, трофеи Предположнику своему и Основателю российского флота в Бозе почивающему вечно достойной памяти Государю Императору Петру Великому, кои у гроба его простерты, во свидетельство действий, соответствовавших его великим намерениям, да примут от рук наших им принадлежащее по морскому регламенту достояния за бой при Наполи-ди-Романьи, за победу Чесменскую, за совершенное истребление турецкого флота при Чесменском заливе, за поражение при Патрасе дульциниотского флота, за успехи на Черном море, как все то оглавлено в приложенной при сем росписи вместе с чинопроизводством, которым мы сей день ознаменить соблаговолили.

Похваляя и паки отменное мужество и искусство предводителя, под ним командовавших и всякого подчиненного, усердно подвизавшихся во флоте в войне прошедшей, обнадеживаем мы каждого всегдашним нашим ко всем монаршим благоволением.

Дан на корабле Ростислав, июля 7 числа 1776 года.

Приложение 19. Состояние и деятельность основных судов Азовской флотилии в 1777–1779

Класс и наименование корабля	1777 год	1778 год	1779 год
32-пушечный фрегат «Второй»	Участвовал в крейсерствах на Черном море	Участвовал в действиях на Черном море. В начале сентября в составе эскадры перекрыл путь турецкому флоту в Керченский пролив	Весной прошел ремонт в Керчи. В октябре перешел к Глубокой Пристани
58-пушечный фрегат «Третий»	В 1776 г. признан непригодным к действиям в Черном море, однако в июне 1777 г. участвовал в крейсерстве на Черном море. Получил повреждения в шторм и встал в Керченском проливе	Находился на защите Керченского пролива	23 марта взорвался в Керченском проливе от возникшего в крюйт-камере пожара
58-пушечный фрегат «Четвертый»	В 1776 г. признан непригодным к действиям в Черном море. В 1777 г. стоял на защите Керченского пролива	Находился на защите Керченского пролива	Стоял на защите Керченского пролива. Признан крайне ветхим и фактически выведен из состава флотилии
42-пушечный фрегат «Пятый»	Вошел в строй в июле 1777 г. Активно участвовал в осенне-зимних крейсерствах	Участвовал в действиях на Черном море. В начале сентября в составе эскадры перекрыл путь турецкому флоту в Керченский пролив	Весной прошел ремонт в Керчи. В октябре перешел к Глубокой Пристани
42-пушечный фрегат «Шестой»	Вошел в строй в августе 1777 г. Активно участвовал в осенне-зимних крейсерствах	Участвовал в действиях на Черном море. В начале сентября в составе эскадры перекрыл путь турецкому флоту в Керченский пролив	В октябре перешел к Глубокой Пристани
42-пушечный фрегат «Седьмой»	Вошел в строй в октябре 1777 г. Активно участвовал в осенне-зимних крейсерствах	Участвовал в действиях на Черном море. В начале сентября в составе эскадры перекрыл путь турецкому флоту в Керченский пролив	В октябре перешел к Глубокой Пристани
Фрегат «Архипелаг»	Участвовал в крейсерствах на черном море. В июне получил во время шторма повреждения. В августе признан не годным к осенним крейсерствам	В действиях флотилии не участвовал	Находился в Таганроге. В октябре перешел к Глубокой Пристани
Фрегат «Почтальон»	Участвовал в крейсерствах на Черном море. В июле открылась сильная течь и ушел в Керчь. В октябре прибыл для ремонта в Таганрог	В действиях флотилии не участвовал	Оставался в Таганроге
«Новоизобретенный» корабль «Хотин»	Участвовал в крейсерствах на Черном море. В октябре прибыл для капитального ремонта в Таганрог	Тимберовался	Оставался в Таганроге
«Новоизобретенный» корабль «Азов»	Участвовал в крейсерствах на Черном море	Тимберовался в бомбардирский корабль	Готовился к кампании
«Новоизобретенный» корабль «Таганрог»	Участвовал в крейсерствах на Черном море	Находился на защите Керченского пролива. Признан не годным к дальнейшим действиям на Черном море	Тимберовался
«Новоизобретенный» корабль «Модон»	Участвовал в крейсерствах на Черном море. Затем направлен в Таганрог для капитального ремонта. Тимберовался в конце 1777 — начале 1778 гг.	Принимал участие в действиях на Черном море. В июле признан не годным к дальнейшим действиям на Черном море	Готовился к кампании
«Новоизобретенный» корабль «Журжа»	Участвовал в крейсерствах на Черном море. Затем направлен в Таганрог для капитального ремонта. Тимберовался в конце 1777 — начале 1778 гг.	Находился в Керченском проливе. Признан не годным к действиям на Черном море	Готовился к кампании
«Новоизобретенный» корабль «Корон»	Участвовал в крейсерствах на Черном море	Находился на защите Керченского пролива. Признан не годным к дальнейшим действиям на Черном море	Тимберовался
Большой бомбардирский корабль «Яссы»	Находился в Таганроге	Тимберован в транспорт	Оставался в Таганроге
Малый бомбардирский корабль «Второй»	Занимал позицию в Керченском проливе	Занимал позицию в Керченском проливе	Тимберован в палубный бот
Поляка «Патмос»	Участвовала в крейсерствах на Черном море	Участвовала в действиях на Черном море	Тимберовалась
Поляка «Екатерина»	Использовалась как транспорт	В действиях не отмечена	Тимберовалась
Поляка № 55	Участвовала в крейсерствах на Черном море	В действиях не отмечена	Тимберовалась
Шхуна «Победослав Дунайский»	Участвовала в крейсерствах на Черном море	Участвовала в действиях на Черном море. В начале сентября в составе эскадры перекрыла путь турецкому флоту в Керченский пролив	Готовилась к кампании
Шхуна «Измаил»	Участвовала в крейсерствах на Черном море	Участвовала в действиях на Черном море. В начале сентября в составе эскадры перекрыла путь турецкому флоту в Керченский пролив	Готовилась к кампании
Шхуна «Вечеслав»	Участвовала в крейсерствах на Черном море	Находилась в Керченском проливе	Готовилась к кампании

Приложение 20. Корабельный состав Азовской флотилии в событиях 1777–1779 гг.

Действовавшие корабли	Пополнение флотилии	Выбывшие суда
Кампания 1777 года
Полностью боеспособные:	Спущенные на воду:	Проходившие ремонт:
фрегат «Второй», шхуна «Победослав Дунайский», шхуна «Измаил», шхуна «Вечеслав»	фрегат «Седьмой»	корабль «Модон», корабль «Журжа»
Ограниченно годные:
фрегат «Пятый», фрегат «Шестой», фрегат «Седьмой», корабль «Хотин», корабль «Азов», корабль «Таганрог», корабль «Корон», корабль «Журжа», корабль «Модон», фрегат «Третий», фрегат «Четвертый», фрегат «Почтальон», фрегат «Архипелаг», малый бомбардирский корабль, поляка «Патмос», поляка «Екатерина», поляка № 55
Кампания 1778 года
Полностью боеспособные:	Спущены на воду:	Проходившие ремонт:
фрегат «Второй», шхуна «Победослав Дунайский», шхуна «Измаил», шхуна «Вечеслав»	фрегат «Восьмой»	фрегат «Архипелаг», корабль «Модон», корабль «Журжа», корабль «Азов»,
Ограниченно годные:
фрегат «Пятый», фрегат «Шестой», фрегат «Седьмой», корабль «Таганрог», корабль «Корон», корабль «Журжа», корабль «Модон», фрегат «Третий», фрегат «Четвертый», малый бомбардирский корабль, поляка «Патмос», поляка «Екатерина»,		корабль «Хотин», корабль «Яссы»
поляка № 55
Кампания 1779 года
Ограниченно годные:	Спущены на воду	Проходившие ремонт:
фрегат «Второй», фрегат «Пятый», фрегат «Шестой», фрегат «Седьмой», корабль «Хотин», корабль «Азов», корабль «Журжа», корабль «Модон», шхуна «Победослав Дунайский», шхуна «Измаил», шхуна «Вечеслав»	(после окончания кризиса в Крыму): фрегат «Девятый», фрегат «Десятый», фрегат «Одиннадцатый», бомбардирский корабль, 2 палубных бота, 4 галиота	корабль «Таганрог», корабль «Корон», малый бомбардирский корабль, поляка «Патмос», поляка «Екатерина», поляка № 55
Практически не годные:
фрегат «Третий», фрегат «Четвертый»

Приложение 21. История службы «новоизобретенных» кораблей

Род и наименование «новоизобретенного» корабля	Место постройки	Судьба корабля
Корабль 1-го рода «Хотин»	Павловск	Участвовал в первом походе эскадры Азовской флотилии по Черному морю (1771 г.), в столкновении с турецкой эскадрой 5 сентября 1773 г. и в отражении атаки турецкого флота в Керченском проливе 28 июня 1774 г. В 1771–1772 гг. являлся флагманским кораблем Азовской флотилии. 2 мая 1783 г. в составе эскадры Ф.А. Клокачева прибыл в Ахтиарскую бухту. Разобран в 1789 г.
Корабль 2-го рода «Азов»	Павловск	Участвовал в первом походе эскадры по Черному морю (1771 г.). Взял первый приз на Черном море (1772 г.). 29 мая 1773 г. принял участие в уничтожении 6 турецких судов в Казылташском лимане. Далее входил в состав эскадр Кинсбергена во время боя у Суджук-Кале и Сенявина во время преследования турецкой эскадры 5 сентября 1773 г. Участвовал в отражении атаки турецкого флота в Керченском проливе 28 июня 1774 г. 2 мая 1783 г. в составе эскадры Ф.А. Клокачева прибыл в Ахтиарскую бухту. За совершенной ветхостью в 1785 г. превращен в киленбанок. Последнее упоминание относится к 1787 г.
Корабль 2-го рода «Таганрог»	Павловск	В 1773 г. захватил приз на Черном море. Участвовал в первой морской победе русского флота на Черном море — Балаклавском бою 23 июня 1773 г. Погиб в Азовском море в 1782 г.
Корабль 2-го рода «Новопавловск»	Павловск	Участвовал в первом походе эскадры по Черному морю (1771 г.). 29 мая 1773 г. принял участие в уничтожении 6 турецких судов в Казылташском лимане. Затем захватил приз на Черном море. Выбыл из строя летом 1773 г. и был разломан в 1777 г.
Корабль 2-го рода «Корон»	Павловск	Участвовал в первой морской победе русского флота на Черном море — Балаклавском бою 23 июня 1773 г. Далее входил в состав эскадры А.Н. Сенявина во время преследования турецкой эскадры 5 сентября 1773 г. Участвовал в отражении атаки турецкого флота в Керченском проливе 28 июня 1774 г. Погиб в Азовском море в 1782 г.
Корабль 2-го рода «Журжа»	Павловск	Участвовал в бою у Суджук-Кале 23 августа 1773 г. Затем входил в состав эскадры А.Н. Сенявина во время преследования турецкой эскадры 5 сентября 1773 г. Участвовал в отражении атаки турецкого флота в Керченском проливе 28 июня 1774 г. Летом 1786 г. в связи с крайней ветхостью был сделан запрос о его разломке, но в январе 1787 г. еще упоминался в источниках
Корабль 2-го рода «Модон»	Икорец	В 1773 г. сжег два неприятельских судна на Черном море. Участвовал в бою у Суджук-Кале 23 августа 1773 г. и в преследовании турецкой эскадры 5 сентября 1773 г. В конце этой кампании выбыл из строя и был отремонтирован только осенью 1774 г. Разломан в 1784 г.
Корабль 2-го рода «Морея»	Икорец	Участвовал в первом походе эскадры по Черному морю (1771 г.). В 1773 г. захватил 3 приза на Черном море. Выбыл из строя летом 1773 г. и был разломан в 1777 г.
Корабль 3-го рода «Первый»	Икорец	Погиб на Азовском море в 1771 г.
Корабль 3-го рода «Второй»	Икорец	Входил в состав эскадры А.Н. Сенявина во время преследования турецкой эскадры 5 сентября 1773 г. Участвовал в отражении атаки турецкого флота в Керченском проливе 28 июня 1774 г. В 1778 г. был переделан в палубный бот №7 и упоминался в составе флота в 1786 г.
Корабль 4-го рода «Яссы»	Икорец	В 1771–1774 гг. бессменно находился на страже Керченского пролива. Участвовал в отражении атаки турецкого флота в Керченском проливе 28 июня 1774 г. В 1778 г. был переделан в транспорт. Погиб в Азовском море в 1785 г.
Корабль 4-го рода «Бухарест»	Икорец	До 1780 г. выполнял функции транспорта. В 1780 г. был переделан в киленбанок и в 1784 г. разломан

Приложение 22. Фрегаты, построенные для Черноморского флота в 1770–1787 гг.

Наименование фрегата	Число орудий	Год закладки / год спуска на воду	Год ввода в строй	Последний выход в море	Примечание
Фрегаты типа «Первый»
«Первый»	32	1770/1771	1772	1775	Разбился в Черном море в 1775 г.
«Второй»	32	1770/1771	1773	1779	В 1784 г. превращен в киленбанок. Разломан в Херсоне в 1786 г.
Фрегаты типа «Третий»
«Третий»	58	1772/1773	1774	1777	В 1777–1779 гг. стоял на защите Керченского пролива. Взорвался в Керчи в 1779 г.
«Четвертый»	58	1772/1773	1773	1777	В 1777–1779 гг. стоял на защите Керченского пролива. Выведен из строя в 1779 г. как абсолютно ветхий
Фрегаты типа «Пятый»
«Пятый»	42	1774/1774	1777	1779	Разобраны после 1783 г.
«Шестой»	42	1774/1774	1777	1779	Разобраны после 1783 г.
«Седьмой»/ «Херсон»[326] / «Василий Великий»	42	1774/1777	1777	1788	Затонул осенью 1788 г.
Фрегаты типа «Восьмой»
«Восьмой»/ «Осторожный»	44	1778/1778	1780	1785	Разобран после 1790 г.
«Девятый» / «Поспешный»	44	1778/1779	1782	1785	Разобран после 1790 г.
«Десятый» / «Крым»	44	1778/1779	1782	1787	Затонул на Черном море в 1787 г.
«Одиннадцатый» / «Храбрый»	44	1778/1779	1780	1784	Разобран в 1789 г.
«Двенадцатый» / «Стрела»/«Иоанн Воинственник»	44/40	1778/1782	1783	1790	Разобран после 1792 г.
«Тринадцатый» / «Победа» / «Матвей Евангелист»	44/40	1778/1782	1782	1789	В 1790 г. признан абсолютно ветхим. Разобран после 1791 г.
«Четырнадцатый» / «Перун» / «Амвросий Медиоланский»	44/40	1779/1783	1783	1790	В 1791 г. превращен в магазин
«Пятнадцатый» / «Легкий» / «Кирилл Белозерский»	44/40	1780/1783	1783	1790	В 1791 г. превращен в кран для установки мачт
«Шестнадцатый» / «Скорый» / «Федор Мученик»	44/40	1781/1783	1783	1789	?
Фрегат типа «Св. Георгий Победоносец»
«Св. Георгий Победоносец»	50	1783/1785	1785	1791	Разобран после 1800 г.
Фрегаты типа «Апостол Андрей»
«Апостол Андрей»	50	1785/1786	1786	1791	В 1800 г. превращен в кран для установки мачт
«Св. Александр Невский»	50	1785/1787	1787	1799	?
Фрегаты типа «Кинбурн»
«Кинбурн»[327] / «Покров Богородицы»	40	1783/1786	1787	1790	В 1791 г. превращен в киленбанок
«Берислав» / «Лука Евангелист»	40	1783/1786	1787	1789	В 1790 г. разобран
«Таганрог» / «Св. Иероним»	40	1785/1786	1787	1791	Разобран после 1795 г.
«Фанагория» / «Преподобный Нестор»	40	1784/1786	1787	1790	Разобран после 1795 г.

Приложение 23. Итоги судостроения первого этапа развития Черноморского флота (1768–1785 гг.)

Верфи	Построено судов	Ведущие кораблестроители
1768–1774 гг.
Донские (Тавровская, Икорецкая, Новопавловская, Новохоперская)	6 фрегатов, 12 «новоизобретенных» кораблей, 5 прамов, 1 дубель-шлюпка, 11 палубных ботов, 4 галиота, 5 транспортных судов, 58 военных лодок	И. Афанасьев
Дунайские (Измаильская)	4 шхуны	?
1775–1785 гг.
Донские (Новопавловская, Новохоперская, Гнилотонская, Рогожскохуторская)	15 фрегатов, 1 бомбардирский корабль, 2 пинка, 2 палубных бота, 6 галиотов, 2 шхунары	С.И. Афанасьев, О. Матвеев, И. Должников
Херсонская	3 линейных корабля, 1 фрегат, 1 судно	В.А. Селянинов, С.И.Афанасьев

Приложение 24. Основные изменения в управлении и подчиненности Азовской флотилии в 1768–1785 гг.

_{Дата … Событие}

9 ноября 1768 г. … Поручение Екатериной II контр-адмиралу А.Н. Сенявину «Донской экспедиции», ставшей Азовской флотилией

18 ноября 1768 г. … Указ Екатерины II о направлении в Тавров и «тамошние адмиралтейства» генерал-кригскомиссара И.М. Селиванова «…для приготовления там лесов и к строению судов разной величины и для возобновления, как нужных магазинов, так и прочих потребных строений». Таким образом, было назначено лицо, которому поручалось непосредственное руководство организацией и проведением работ по восстановлению верфей, а также судостроение в Азовской флотилии

7 января 1769 г. … Указ Екатерины II об оперативном подчинении А.Н. Сенявина П.А. Румянцеву и о прямом подчинении А.Н. Сенявину И.М. Селиванова. В результате Алексей Наумович стал единственным распорядителем всей деятельности Азовской флотилии

10 ноября 1769 г. … Передача Екатериной II в ведение А.Н. Сенявина Таганрогской гавани

7 марта 1771 г. … Высочайший рескрипт А.Н. Сенявину, ставивший Азовской флотилии боевую задачу на 1771 г., определил и порядок взаимоотношений командующего флотилией с командующим 2-й армией В.М. Долгоруковым. В частности, речь шла о тесном взаимодействии на условиях согласия сторон. Правда, командирам отрядов флотилии В.М. Долгоруков имел право отдавать предписания

8 февраля 1772 г. … Указ Екатерины II о подчинении Азовской флотилии в вопросах подготовки экспедиции на Константинополь адмиралу Ч. Ноульсу. В реальности выполнен не был в связи с отменой самой экспедиции

14 февраля 1775 г. … Учреждение Азовской губернии, включавшей в свой состав часть Новороссийской губернии и новые приобретения по Кючук-Кайнарджийскому миру — Керчь, Еникале, Азов, Таганрог и крепость Св. Дмитрия Ростовского, — т. е. район базирования и частично судостроения Азовской флотилии. Поскольку эта губерния, равно как и Новороссийская, Астраханская и Саратовская губернии, вошли в наместничество Г.А. Потемкина, то он получил первое прямое участие в делах флотилии (преимущественно административно-хозяйственных)^[328]

21 мая 1775 г. … Из рескрипта Екатерины II А.Н. Сенявину: «По отъезде вашем сюда, оставленные вами во флотилии начальники отреклись без вашего приказа исполнять требования генерал-поручика князя Прозоровского в даче судов для перевоза пропитания и других потреб, нужных войскам и крепостям нашим. Генерал-фельдмаршал наш граф Румянцев, известись о сем, представлял нам, и мы, уважа оное и упреждая могущие случится от такого разноначальства худые следствия, заблагорассудили, чтоб, пока о том сделано будет навсегда положение, все находящиеся военные при крымских наших крепостях суда были под повелениями начальствующего там сухопутными нашими войсками, и исполняли его приказания. Сверх того, вам повелеваем вспомогать оному всеми способами по его требованиям, не токмо в доставлении провианта, сколько то можно, но, ежели б надобно было, и мастеровых, не делая однако ж тем у себя остановки и недостатка (курсив наш. — Авт.): и дабы сие не послужило к одной отговорке и подчиненными вашими всегда исполняемо было, мы возлагаем на вас полную надежду… Дав знать реченному нашему генерал-фельдмаршалу о сем нашем соизволении, снабдили мы его при том нужными сведениями о учиненных во флотилии распоряжениях, дабы он и начальствующий над войсками в Крыму, зная то, не употребляли распределенных уже нами судов ни к чему другому»

25 июня 1776 г. … Предоставление отпуска командующему Азовской флотилией адмиралу А.Н. Сенявину

19 июля 1776 г. … Назначение командующим Азовской флотилией контр-адмирала Ф.А. Клокачева

29 декабря 1776 г. … Подтверждение Ф.А. Клокачеву подчиненности Азовской флотилии в вопросах военной деятельности П.А. Румянцеву-Задунайскому

31 мая 1778 г. … Поручение Екатериной II всех работ по созданию линейного флота в Херсоне Г.А. Потемкину

Февраль 1780 г. … Уход в отпуск по состоянию здоровья Ф.А. Клокачева. Командующим Азовской флотилией остался П.А. Косливцев

3 июня 1782 г. … Оперативное подчинение действовавших у берегов Крыма судов Азовской флотилии командующему русскими войсками в районе Керчи и Еникале генерал-майору Ф.П. Филисову и русскому представителю при Шахин-Гирее П.П. Веселицкому

3 августа 1782 г. … Поручение Екатерины II Г.А. Потемкину восстановить власть Шагин-Гирея в Крыму, вследствие чего Азовская флотилия попадает под его общее руководство

11 января 1783 г. … Назначение вице-адмирала Ф.А. Клокачева командующим флотом, «заводимым на Азовском и Черном морях». Одновременно определена его подчиненность Г.А. Потемкину

2 мая 1783 г. … Организация Севастопольской эскадры на основе основных сил Азовской флотилии. Остальные силы оставались в формально сохранявшейся Азовской флотилии, контроль над которой сохраняла Адмиралтейств-коллегия

13 августа 1785 г. … Установление полного единоначалия над всеми военно-морскими силами на Черном и Азовском морях в руках князя Г.А. Потемкина. Предоставление ему самостоятельности от Адмиралтейств-коллегий

Приложение 25. Состояние Азовской губернии в начале 1780-х гг.^{1943},[329]

…Новая Днепровская Линия заведена в 1771 году; начинаясь у Азовского моря от крепости Петровской, простирается через степь до крепости Александровской. По оной Линии расположены крепости: 1) Никитская, 2) Григорьевская, 3) Кирилловская, 4) Алексеевская, 5) Захарьевская, из коих строением производится одна только Кирилловская, а прочие четыре велено, главною командою, впредь до рассмотрения оставить.

В крепостях Кирилловской, Никитинской и Захарьевской кроме комендантов и военнослужащих, для коих выстроены в оных комендантский и для инженерных чинов каменные домы, а для солдат каменные ж казармы, иного звания жителей нет; а в Григорьевской и Алексеевской и никаких строений не начато…

В городе (Александровская крепость. — Авт.) и во всем уезде воздух умеренный, летом бывают однако бывают большие жары, по причине коих и вода иногда в малых речках и озерах портится, но в больших речках и колодцах пресна и годна к пропитанию. Рыб, а особливо в Днепре, ниже Александровской крепости в Великом Лугу и выше по Порогам, как-то: осетров, стерлядей, лящов, судаков, сазанов, щук, сомов, селдей и другой мелкой рыбы довольно, также в озерах и рках Конской, Мокрой-Московке, Кучугумовке и Волчей бывает весною лов. Земля плодоносна, но большею частию, наипаче по сторонам лежащим к Днепру, камениста и пещана… Леса, кроме отрастающего вновь, по истреблении от проходящих прежде команд, на 1500 десятин казенного, больше нет, а находятся, по Днепру во владельческих дачах небольшие леса и перелески, но на построение можно получать, полою водою, Днепром…

IV

Уездный город Мариуполь построен в 1780 году, для поселения выведенных из Крыму Греков, на самом том месте где был древний город Адамахи, на берегу Азовского моря, по правой стороне устья реки Кальмиуса; по оным рекам, кроме Азовского моря, судового ходу нет. В нем церквей две: каменная одна, а другая деревянная, домов каменных 53, мазанок 20, купцов 144, мещан 213 и цеховых 1149. Гавани нет и сделать нельзя, по причине мелкости при береге воды; большие суда становятся на якорях не ближе 4-х верст, а близко можно подходить только плоскодонными судами, не большой груз имеющими… В сем городе заведена для зделания черных сафьянов фабрика… Расстоянием оный от Екатеринослава 227, от Павлограда 109, от Таганрога 135 верст.

В округе оного города

1. Крепость Петровская, первая по Днепровской Линии от Азовского моря, у берегу оного моря, при устье реки Берды; начата строиться в 1770 году. Положение свое имеет на выгодном и пространном ровном месте, укрепления оной земляные и почти со всем отделанные; гавани нет, а укреплен берег морской сваями и по оному пристроена в море на 12-ти саженях, на сваях же, пристань, при конце коей фарватер воды не более 6-ти футов и потому большие морские суда, по мелкости той глубины, подходить не могут, исключая мореходных лодок от двух и до трех сот грузу подымающих; большие же суда не ближе как на 1¹/₂ и до 2-х верст на якорях становятся. Здесь учреждена таможенная застава; отсюду идет почта в Крымской полуостров и в Керчь и Ениколь сухим путем, куда чрез Арабатскую стрелку 340 верст, а морем до Ениколя 190 верст, и в хорошую погоду можно поспеть в 20 и 24 часа. Пакетбот состоит при Еникольской крепости и часто приходит в Петровскую и обратно отходит; в ней состоит комендант с гарнизоном. Расстоянием от Мариуполя 61 верста. Церковь фаферковая одна каменная, разного звания жителей 618. Морская вода гор[ь]косолоноватая, да и в колодязе в той крепости вырытом не весьма пресная но к употреблению годная, а за крепостью в колодезях чистая и здоровая вода, а при том и воздух довольно здоровой.

2. Крепости Керчь и Ениколь в Крымском полуострове, над Черным морем; положение свое имеют: первая к западу на ровном, а вторая к востоку, на возвышенном местах; судовой корабельный морем ход и пристань есть, а впредь в рассуждении выгодности сих мест поелику со всех почти сторон окружены Черным и Азовским морями, великое кораблеплавание быть может. Здесь ныне состоят Еникольская и Керченская таможенные заставы; в оных церквей две, оберкомендант с гарнизоном и сверх того состоят там с переменою пехотные полки и Донские казачьи команды; купцов, мещан и цеховых …. разного звания жителей 389. Расстоянием одна от другой 15, от Мариуполя сухим путем чрез Арабатскую стрелку, 401 верста… В городе Мариуполе и во всем уезде, кроме вышеупомянутых трех крепостей поселены выведенные из Крыма Греки. Воздух здоровый, вода хотя в море и в реках Калмиусе и Адамахе при устьях солоновата, недостаток сей с излишком награждается исходящею тут из камня ключевою водою, которой для жителей города Мариуполя изобильно; а в прочих реках и озерах довольно хороша и приятна. На морских косах здесь прежде бывали великие рыбные ловли, а теперь по склонности Греков к купечеству, хлебопашеству и разведению виноградных садов и фабрик, не с таким успехом, и одними только Малоросиянами лов производится. Вся приморская сего уезда сторона весьма способна к мореплаванию и весьма бы процветала коммерциею, еслиб было для пристаней устья рек Калмиуса, а особливо при крепости Петровской реки Берды впадающих в море, очистить и исправить, но тому препятствует их мелководие, поелику нигде глубже 4-х фут, а при том с моря замётываются устья оных песком так, что чрез оный как бы чрез сделанную плотину, особливо на Берде подле самого моря, на всяких повозках переезжать можно; весною же при водополье оные промываются, но при спадении воды опять засыпаются. Земля плодоносна и по новости довольно открыли уже хлебопашество; лесов вовсе нет, и строение производится то привозимым из усть-Самари лесом, то из камня которого тут достаточно.

V.

Уездный город Таганрог, прежде именовавшийся Троицкою крепостью, зачат строением в 1706 году по повелению Государя Императора Петра Великого, стоит на высоком месте, у берегу Азовского моря. Сей город в 1713 году разорен и состоял в бариере 56 лет до 1769 году, в котором опять возобновлен и приведен в цветущее состояние. В нем находится как для небольших военных так и для купеческих кораблей, приходящих из Константинополя и Архипелагских островов гавань; оная построена, в 1698 году, для убежища заводившегося тогда на Дону флота, но по случаю Прутского мира была разорена, а в прошлом 1770 году паки возобновлена на прежнем сваинном фундаменте, однако не совсем еще окончена, а только перебита сваями. Суда в оную входят разного рода, как-то: корабли, шхуны, полаки, галиоты, боты и другие; глубина моря, по сторонам, нарочито довольна, а в самой гавани и на рейде несколько мелковата. По причине торгового места, состоит в нем таможня, биржа и при оной довольное число пакгаузов. В крепости церковь на время сделана деревянная, одна, и заложена каменная; домов казенных, которые все сделаны фа-ферковые, из зженого кирпича, достаточно и несколько партикулярных деревянных; а в форштате, в коем домов до 300 по большей части деревянных, строится греческая церковь; комендант с тремя гарнизонными баталионами, адмиралтейство, портовая контора и не малое число разных чинов морских служителей, купцов 55, мещан 108, цеховых 9 и разного звания жителей 108… Здесь заведены партикулярные — турецкой парчи фабрика и канатный завод. В сем городе полагается уездное правление и все того уезда судебные места. Расстоянием от Екатеринослава 344, от Бахмуга 206, от крепости Святого Дмитрия 70, до Керчи и Ениколя, морем 200, сухим путем 385 верст.

В округе оного города

1. Прежде проведенная с сухого пути, для защищения от набегов татарских, Линия, начинаясь от Азовского моря простирается до Миуского лиману впадающего в оное море; по сей Линии устроены были редуты и небольшие крепостцы три: 1) Черепаха при самом море, 2) Павловская в 3) Семеновская лежащая при устье помянутого лимана.

2. Расположен Греческий пехотный полк которого штаб-квартира, на время, в форштате города Таганрога.

3. Крепость Св. Димитрия Ростовского, построена в 1761 году, на возвышенном месте, по правому берегу реки Дона, по оной вверх и вниз нагруженные барки и небольшие суда ход имеют. В ней церквей деревянных шесть, купцов 131, мещан 154, цеховых 7, разного звания жителей 419, при оной состоит кожевной купеческой завод. В 2-х верстах от крепости заложена корабельная верфь, где строются нынефрегаты; в крепости находится обер-комендант с тремя гарнизонными баталионами. Расстоянием оная от Екатеринослава 432, от Таганрога 70, от Армянского города Нахичевана 2 версты.

4. Азов, на берегу реки Дона, близь устья по течению оной с левой стороны, на гористом месте, построен за несколько до Рождества Христова Греками и назывался Танаис, потом в 1637 году взят Донскими Казаками, а в 1696 Государем Петром Великим, но в 1709 году разорен, а в 1769 годах и паки возобновлен. Из реки Дона а в оную из моря, судовой ход производится по Кутеремскому протоку, а сам Дон, несколько ниже Азова Каланчинской и другой протоки, перебит широтованными сваями, уповательно во времена блаженной и вечной славы достойной памяти Государя Императора Петра Великого, для воспрепятствования судового по оным же хода и тем обращения большего количества вод в Кутеремской проток. В нем церквей три: каменная одна, деревянных две, купцов 201, мещан 52, цеховых 12, разного звания жителей 9. В крепости Азовской живет комендант с тремя баталионами гарнизона. Расстоянием оный от крепости Св. Димитрия 31 верста. Сей город остается приписным, по изобрании выгоднейшего пред ним места для уездного правления в Таганроге; близь оного, в урочище Рогожкином, строются для вытаскивания из воды, новоизобретенного роду кораблей, эленги, а чрез Дон перевоз на поромах, в самом том месте, где напред сего были известные Турецкие каланчи, кои до окончания разорены.

5. Армянский город Нахичеван построен в 1780 году на высоком месте по течению реки Дона, с правой стороны между протоком оной впадающим в Азовское море. Сей город и дистрикт оного населен выведенными из Крыму Армянами; в нем церквей новопостроенных две, лавок каменных черепицею крытых 180, заводов 9, сафьяновых 4, красильный бумажных вещей 1, шелковых турецкой фабрики 2, и мастеровых домов 2, купеческих и мещанских домов каморных 337 (каменных?, — Авт.), мазанок 23, деревянных 1688, купцов, мещан и цеховых 1040. Расстоянием оный от Черкасска 28, от крепости Святого Димитрия 2 версты; в нем из Армян разных жителей 4121.

6. Река Дон изливаясь устьем своим в Азовское море, пред впадением в оное имеет 12 гирл или протоков, из коих 1-й называется Запертое, 3 Каланча, 4 Егурга, 7 Пяткорекан, 11 Терновое и 12 Донецкое, а прочие безымянны.

В городе Таганроге и уезде оного воздух большею частию здоровый. Сей приморский уезд вмещая в себе большие и частью судоходные реки как-то: Дон, Миус, Самбек, Кагалник где учреждена и таможня, а Эя, Егорлык и Маныч служащие границею от Кубанской стороны, от Астраханской губернии и Донского Войска; в оных реках, исключая Маныча, вода пресная и ко употреблению годная, особливо при армянских селениях и при крепости Святого Димитрия Ростовского, находятся источники истекающие из камней и довольствующие жителей без всякого недостатка. Рыба в реках и озерах ловится: осетры, севрюги, стерледи, лещи, селди и другие. Земли к хлебопашеству удобной, пространство великое; лесов казенных — на большой Черепахе, дубовый, длиною в полверсты, а шириною сажень во 100 посеянный в 1769 году, который со временем может быть годен и для корабельного строения; да но Миусу имеется немного, но на строение получается из приплавливаемои рекою Доном из Волги и Донских станиц и продается не малою ценою, а при том из лежащих по Миусу, Леонтьевых, Глухих и Березоватых буераков. Купечество и коммерция восстановляются отменно, а со временем весьма процветут и придут в найлутчее состояние, в рассуждении выгодности и способности к тому…

Приложение 26. Особенности погодных условий России и Западной Европы 1768–1783 гг.^{1944}

1769

Россия  … По свидетельству Палласа, в течение всей зимы 1768/1769 г. продолжалась жестокая стужа, при этом «снеги были невелики». В результате даже на Волге подъем воды был небольшой

1770

Россия  … Весна на Дону выдалась ранней, что привело к разливу Дона на месяц ранее обычного срока и повлияло на ход всех судостроительных работ в Азовской флотилии

Западная Европа  … Чрезвычайно дождливое лето. Дождь шел беспрерывно, причем частенько бывали даже холода. Более того, в начале июля местами выпал глубокий снег. Резкое обострение голода

1771

Украина  … Ранняя весна, но с возвратом холодов. «Днепр замерз 1 января, а 1 апреля вскрылся. Апреля 18 начали цвести деревья, но спустя три дня выпал снег…»

Россия  … Чрезвычайно штормовой и дождливый июнь на Азовском море. Лето на Черном море вообще получилось в этом году сырым и ветреным. Осенью в Приазовье началась эпидемия чумы

 Россия  … Эпидемия чумы в Москве

1772

Россия  … Сильнейшие холода в феврале. Год выдался неурожайным и голодным. В Таганроге в конце весны и осенью вспышка эпидемии чумы

1773

Приазовье … Тяжелая эпидемия оспы. Необычайно морозная зима 1772/1773 г., холодный май, но засушливое лето и чрезвычайно теплая и сухая осень

Россия … «В 1772,1773,1776 гг. пострадали от засухи многие области России, особенно Поволжье, Украина, Приазовье, голодные крестьяне толпами бежали на Урал»

1774

Россия … «Необычайно теплый май». «Самый теплый июнь был в 1774 году, когда май и июль были также теплы». В июле 1774 г., по свидетельству академика Л.С. Палласа, в районе Царицына жара достигала 40 °С. «Вскоре узнали, что горячий южный ветер, принесший с собою этот жар, был следствием пожара, охватившего в то время Кумскую степь на пространстве нескольких сот верст», — писал русский ученый К.С. Веселовский. Год получился неурожайным и голодным

1777

Россия … 10 сентября произошло одно из самых больших наводнений в Петербурге

1778

Украина … Необычайно продолжительная зима 1777/1778 г.

1779

Россия … Стояла засуха, хотя в Петербурге в первой декаде июня выпадал снег. Год получился неурожайным и голодным

1782

Украина … Оттепели и дожди в январе и феврале. Ранняя весна, но с неожиданном возвратом холодов

1783

Россия и Западная Европа … Необычайно морозная и снежная зима в России и Западной Европе. Высокое половодье на большинстве рек, в том числе и на Днепре. Знаменитый сухой туман, покрывавший с 24 мая по 8 октября территорию от Норвегии до Сирии и от Англии до Алтая. Год получился неурожайным и голодным

Россия, Турция … Эпидемия чумы

Приложение 27. План дельты Дона и северо-восточной части Таганрогского залива с указанием фарватера и мест Гнилотонскои и Рогожской верфей.

Выполнен автором

Приложение 28. Общая карта бассейнов рек Днепр и Дон

Приложение 29. Эволюция развития конструкций русских линейных кораблей и фрегатов в середине XVIII в.

Схема выполнена автором

^{Особенности развития русских кораблей в середине XVIII века}

^{Особенности развития русских фрегатов в середине XVIII века}

Приложение 30. Эволюция парусного вооружения линейных кораблей и фрегатов русского парусного флота в 1726–1777 гг.

Схема выполнена автором

^{1 — штат 1726 г. — вариант с трапециевидной бизанью на бизань-рю;}

^{2 — штат 1726 г, — вариант с полной рю-бизанью на бизань-рю}

^{3 — экспериментальное парусное вооружение линейного корабля «Трех Иерархов»;}

^{4 — штат 1777 г.}

Приложение 31. Карта Русско-турецкой войны 1768–1774 гг.

Приложение 32. Карта военных действий на Черноморско-Крымском театре военных действий в 1771–1774 гг.

Приложение 33. Карта Азовского и Черного морей

Справочные приложения

Расчет веса и диаметра ядра артиллерийских орудий парусного флота исходя из их калибра^{1945}

Калибр орудия в фунтах	Масса ядра, кг	Диаметр ядра, мм
1	0,49	50,8
2	0,98	64
3	1,47	71
4	1,96	84
6	2,94	96
8	3,92	106
12	5,88	121
16	7,84	133
18	8,82	138
24	11,76	152
30	14,7	164
36	17,64	174

Единицы измерения, применяемые в Великобритании

Миля сухопутная … 1609,3 м

Миля морская … 1852 м

Кабельтов … 185,2 м

Морская сажень … 1,8288 м

Ярд … 0,9144 м

Фут … 0,3048 м

Дюйм … 25,4 мм (0,0254 м)

Фунт … 0,453 кг

Старые единицы измерения, применяемые в России

Верста	500 саженей	1,0668 км
Сажень	7 футов	2,1336 м
Фут	12 дюймов	0,3048 м
Дюйм	10 линий	25,4 мм (0,0254 м)
Шаг		0,7 м
Пуд	40 фунтов	16,3805 кг
Фунт	96 золотников	0,409 кг
Золотник	96 долей	4,26 г

Источники и литература

Источники

Архивные источники

Российский государственный архив Военно-морского флота

Ф. 168. Командующий Азовской флотилией и Таганрогским портом (1768–1816 гт.)

Ф. 172. Канцелярия вице-президента Адмиралтейств-коллегий И.Г. Чернышева.

Ф. 173. Канцелярия адмирала С.И. Мордвинова. Санкт-Петербург (1764–1777 гг.)

Ф. 212. Государственная Адмиралтейств-коллегия (1717–1827 гг.). Оп. 4: Дела Государственной Адмиралтейств-коллегий по Донской и Таганрогской экспедициям 1768–1798 гг.; Оп. 7: Журналы заседаний Адмиралтейств-коллегий (с приговорами и определениями); Оп. 11: Дела «по годам» и по канцеляриям. Т. 2. Канцелярия II отдел (1768–1827 гг.).

Ф. 227. Высочайшие повеления, рескрипты и указы (Коллекция).

Ф. 870. Вахтенные и шканечные журналы (Коллекция).

Ф. 327. Чертежи по судостроению парусного и гребного флотов (Коллекция).

Ф. 190. Военно-походная канцелярия адмирала Г.А. Спиридова по командованию эскадрой в Средиземном море (1769–1774 гг.).

Ф. 197. Канцелярия князя Г.А. Потемкина-Таврического по управлению Черноморским флотом (1778–1801 гг.).

Ф. 315. Материалы по истории, русского флота (Коллекция)

Ф. 1331. Атласы, карты и планы архива Центрального картографического производства ВМФ (Коллекция).

Отдел Рукописей Российской национальной библиотеки (Санкт-Петербург)

Ф. Эрмитажное собрание.

Опубликованные источники

Адмирал Ушаков: письма, записки. N4., 2004.

Архив военно-походной канцелярии графа П.А. Румянцева-Задунайского // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских. 1865. № 1, 2.

Архив Государственного Совета: в 2 томах. Совет в царствование Екатерины II 1768–1796. СПб., 1869. Т. 1.

Архив графов Мордвиновых. СПб., 1901. Т. 1–2.

Архив князя Воронцова. Кн. 2. М, 1870. Бумаги Я.И. Булгакова // Сб. РИО. Т. XLVII. СПб., 1885.

Бумаги императрицы Екатерины II. 1762 и 1763 гг. // Сб. РИО. Т. XLVIII. СПб., 1885.

Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве МИД // Сб. РИО. Т. X. 1872.

Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве МИД // Сб. РИО. Т. XIII. 1874.

Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве МИД // Сб. РИО. Т. XXVII. 1880.

Воспоминания участника Архипелажской экспедиции // Морской сборник. № 5, 1914.

Г.А. Потемкин. От вахмистра до фельдмаршала. Воспоминания. Дневники. Письма. Книга 1. СПб., 2002.,

Г.А. Потемкин. Последние годы. Воспоминания. Дневники. Письма. Книга 2. СПб., 2003.

Гост П. Искусство военных флотов или сочинение о морских эволюциях. СПб., 1764.

Грейг С.К. Собственноручный журнал капитан-командора С.К. Грейга в Чесменском походе // Морской сборник. 1849. Т. 2. № 10–12.

Данилов П.А. Жизнь моя. Записки адмирала Данилова 1759–1806 гг. Кронштадт, 1913.

Движение русских военных судов в Архипелаге. С 1-го июля 1770 г. по 1-е января 1771. Кронштадт, 1889.

Дементьев С. Возмущение татар // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1872. Т. 8.

Дипломатическая переписка английских послов и посланников при русском дворе // Сб. РИО. Т. XII. 1873.

Дипломатическая переписка английских послов и посланников при русском дворе // Сб. РИО. Т. XIX. 1876.

Дневник путешествия в южную Россию академика С.-Петербургской Академии Наук Гильденштедта в 1773–1774 г. // Записки Одесского общества истории и древностей. 1879. Т. XI.

Д'Оссон М. Полная картина Оттоманской империи / Пер. с фр. СПб., 1795. Т. 1.

Дубровин Н.Ф. Бумаги князя Григория Александровича Потемкина-Таврического 1774—1788 гг. // Сборник военно-исторических материалов. Вып. VL СПб., 1893.

Екатерина и Потемкин. Подлинная их переписка. 1782–1791 гг. // Русская старина. 1876. Т. 16.

Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка. 1769–1791 гг. М., 1997.

Журнал Степана Петровича Хметевского о военных действиях русского флота в Архипелаге и у берегов Малой Азии в 1770–1774 гг. // Современник. 1855. Т. 49. Кн. 1–2.

Записки генерал-фельдмаршала князя Александра Александровича Прозоровского (1756—1776). М., 2003.

Записки адмирала Семена Ивановича Мордвинова, писанные собственною его рукою. СПб., 1868.

Записки адмирала Павла Васильевича Чичагова, первого по времени Морского министра. М., 2002.

Записки князя Петра Долгорукова / Пер. с фр. А.Ю. Серебрянниковой. СПб., 2007.

Записки командира корабля «Мария Магдалина» капитана Тизделя // Морской сборник. 1863. № III.

Записки Мухаммеда Неджати-эфенди, турецкого пленного в России в 1771–1775 гг. // Русская Старина. 1894. Т. 81. № 3–5.

Записки фельдмаршала графа Миниха. СПб., 1874. Записки флота капитан-лейтенанта Егора Метаксы. Пг., 1915.

Из дел Московского отделения общего архива Главного штаба // Известия Таврической археографической комиссии. 1914. № 51.

Клееман Н.Э. Клееманово путешествие из Вены в Бел-Град и Новую Килию, також в земли Буджатских и Нагайских татар и во весь Крым, с возвратом чрез Константинополь, Смирну и Триест в Австрию в 1768, 1769 и 1770 гг. с приобщением описания достопамятностей Крымских / Пер. с нем. СПб., 1783.

Книга Устав Морской. СПб., 1763. Краткое описание военных случаев, касающихся до Азова, от создания сего города до возвращения оного под Российскую державу. СПб., 1782.

Марсильи Л.Ф. Военное состояние Оттоманской империи с ея приращением и упадком. СПб., 1737.

Материалы для истории первой турецкой войны. Сборник военно-исторических материалов / Под ред. Н. Дубровина. Вып. III.

Материалы для истории русского флота. СПб., 1877. Ч. 6; СПб., 1883. Ч. 10; СПб., 1886. Ч. 11; СПб., 1888. Ч. 12; СПб., 1890. Ч. 13; СПб., 1895. Ч. 15.; СПб., 1902. Ч. 16.

Овладение Дарданеллами // Русская старина. 1878. № 7. Описание городов и уездов Азовской губернии // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1853. Т. III.

Ордера Светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического Новороссийского генерал-губернатора. 1781–1785 гг. // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1879. Т. 11.

Переписка российской императрицы Екатерины Второй с г. Вольтером, с 1763 по 1778 год / Пер. с фр. М. Антоновский. Часть. 1. СПб., 1802.

Перечни сводов военных и морских постановлений и свода законов российской империи. СПб., 1863. Письма Екатерины II к разным сановникам. М., 1839.

Поденная записка путешествия его сиятельства князя В.М. Долгорукова в Крымский полуостров во время кампании 1773 г. // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1872. Т. 8.

Подлинные записки флотского капитана Ильи Ивановича Ханыкова о донской экспедиции // Записки Одесского общества истории древностей. Одесса, 1886. Т. 14.

Полное собрание законов Российской империи. Т. 44. СПб., 1830.

Приказы Орлова по флоту. 1770 год. // Морской сборник. 1853. № 4.

Присоединение Крыма к России. Рескрипты, письма, реляции и донесения / Под ред. Н.Ф. Дубровина. СПб., 1885–1889. Т. 1–4.

П.А. Румянцев. Сборник документов. М., 1953. Т. 2.

П.А. Толстой. Описание Черного моря, Эгейского архипелага и османского флота / Сост. И.В. Зайцев, С.Ф. Орешкова. М., 2006.

Рескрипты и Инструкции, имеющие отношение к архипелагской экспедиции // Сборник Русского исторического общества. Т. I. СПб., 1867.

Рескрипты и указы императрицы Екатерины II А.Н. Сенявину // Русский архив. 1871. № 9.

Ресми-Ахмед-эфенди. Сок достопримечательного. В собрании сочинений СПб., 1859.

Русские флотоводцы. Адмирал Ф.Ф. Ушаков (Документы). М., 1951. Т. 1.

Русский посол в Стамбуле (Петр Андреевич Толстой и его описание Османской империи начала XVIII в.) М., 1985.

Сказание о морском сражении, происходившем между россиянами и турками при бреге Натолии июня 24, 25 и 26 1770 года, выбранное из достовернейших записок. К сему прилагаются письма, писанные в следствие четырех картин сего сражения, поднесенных ея императорскому величеству государыне всероссийской. СПб., 1773.

Собственноручные письма Екатерины II к графу И.Г. Чернышеву // Русский архив. 1871. №9.

Собственноручный журнал капитан-командора (впоследствии адмирала) О.К. Грейга в Чесменский поход. СПб., 1850.

Соколов А.П. Документы о Чесменской битве // Морской сборник. 1853. № 3.

Состояние народа турецкого в 1703 году, описанное графом П.А. Толстым // Известия Таврической археографической комиссии. 1914. № 51.

Сумароков П.А. Путешествие по всему Крыму и Бессарабии в 1779 г. М., 1800.

Финансовые документы царствования императрицы Екатерины II // Сб. РИО. Т. X–VIII. 1880.

Хрестоматия по русской военной истории / Сост. Л.Г. Бескровный. М., 1947.

Цареградские письма о древних и нынешних турках и о состоянии их войска. СПб., 1789.

Чичагов П.В. Записки адмирала Павла Васильевича Чичагова // Русская старина. 1866—1888.

Шишков А.С. Собрание морских журналов или ежедневных записок, содержащих в себе плавание флотов, то есть со времени вступления на престол Е. И. В. государя императора Павла Петровича. СПб., 1800. Ч. 1–2.

Штатное положение настоящего вооружения кораблей, фрегатов и прочих судов, к флоту принадлежащих. СПб., 1806.

Greig S. Memoir of Sir Samuel Greig // Dublin University Magazine. 1854. Vol. XLIV. Tott, baron de, Memoires sur les Turcs et les Tartares. Vol. 1–4. Amsterdam, 1784.

Литература

Адмиралы Российского флота. Россия поднимает паруса / Сост. В.Д. Доценко. СПб., 1995.

Алексеев В.Н. Графы Воронцовы и Воронцовы-Дашковы в истории России. М., 2002.

Американские фрегаты 1794–1826 // Война на море. 2005. № 10.

Амман Г.А. Морские памятные даты. М., 1987.

Андреев А.Р. История Крыма. М., 1996.

Андриенко В.Г. До и после Наварина. М.; СПб., 2002.

Анисимов Е.В. Елизавета Петровна. М., 1999.

Анисимов Е.В. Россия без Петра: 1725–1740. СПб., 1994.

Арене Е. История русского флота. Екатерининский период. СПб., 1897.

Аркас З.А. Начало учреждения Российского флота на Черном море и действия его с 1778 по 1798 год // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса. Т. IV. 1858.

Афанасьев Д. К истории Черноморского флота с 1768 по 1816 год // Русский архив. 1902. № 2.

Байов А. К. Русская армия в царствование императрицы Анны Иоанновны: Война России с Турцией в 1736–1739 гг. Первые три года войны. СПб., 1906.

Басов А.Н. История военно-морских флагов. М., 2004.

Белавенец П.И. Материалы по истории русского флота. М.; Л., 1940.

Берх В.Н. Жизнеописания первых российских адмиралов, или Опыт истории российского флота. СПб., 1833. Ч. I–IV.

Бескровный Л,Г. Русская армия и флот в XVIII веке. М., 1958.

Бобраков А. Предтеча Чесменской победы. Анализ Хиосского сражения с точки зрения командира корабля // Морской журнал. 2005. № 2.

Богатырев И.В. Судостроение для Черного моря в Петровский период // Судостроение. 1988. № 1.

Богатырев И.В. Судостроительная база Азовского флота в 1700–1724 гг. // Судостроение. 1987. № 12.

Боевая летопись русского флота: Хроника важнейших событий военной истории русского флота с XI в. по 1917 г. / Под ред. Н.В. Новикова. М., 1948. Бокк А. Воспоминание о князе В.М. Долгорукове-Крымском. М., 1855.

Болотина Н.Ю. Князь Потемкин. Герой эпохи Екатерины Великой. М., 2006.

Борисенков Е.П., Пасецкий В.М. Тысячелетняя летопись необычайных явлений природы. М., 1988.

Брикнер А.Г. История Екатерины Второй. М., 1998. (напечатана по изданию А.С. Суворина, Санкт-Петербург, 1885 г.)

Брикнер А.Г. Потемкин. М., 1996.

Британские парусные линейные корабли // Война на море. 2005. № 11.

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Т. 3. Время мира / Пер. с фр. Л.Е. Куббеля. 2-е изд. М., 2007.

Брюс Р. Войны и сражения эпохи Наполеона: 1792–1815 / Роберт Брюс и др.; [пер. с англ. А. Колина]. М., 2009.

Ванеев Г.И. Севастополь. Страницы истории 1783–1983 гг. Симферополь, 1983.

Бахтин В. Объяснительный морской словарь (Настольная книга для имеющих отношение к морскому делу). СПб., 1894.

Век Екатерины II. Дела Балканские. М., 2000. Великие адмиралы: Сб. / Сост. Д. Свитмэн. М., 2002.

Веселаго Ф.Ф. Краткая история русского флота. 2-е изд. М.; Л., 1939.

Веселаго Ф.Ф. Краткие сведения о русских морских сражениях за два столетия, с 1656 по 1856 год. СПб., 1871.

Веселаго Ф.Ф. Очерк русской морской истории. СПб., 1875. Ч. 1.

Веселаго Ф.Ф. Список русских военных судов 1668–1860 гг. СПб., 1872.

Висковатов А.В. Военные действия российского гребного флота, под начальством вице-адмирала Бредаля на Азовском море в 1736, 1737 и 1738 гг. СПб., 1830.

Военно-морская идея России: Духовное наследие Императорского флота. М., 1999.

Военные действия русского флота в Архипелаге во время войны с Турцией в 1770–1774 гг. (Таблицы и списки). Кронштадт, 1889.

Возгрин Е.В. Исторические судьбы крымских татар. М., 1992. Волков В.А. Войны и войска Московского государства. М., 2004.

Гаврюшкин А.В. Граф Никита Панин. М., 1989.

Гигинейшвили О.И. О внутреннем положении Османской империи после заключения мира в Кючук-Кайнарджи, 1774–1777 // Вопросы истории Ближнего Востока. Тбилиси, 1963.

Глотов А. Изъяснение принадлежностей к вооружению корабля. СПб., 1816.

Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. СПб., 1872.

Головачев В.Ф. Кинсбергеи И.Г. Извлечения из биографии // Морской сборник. 1866. № 12.

Головачев В.Ф. Чесменское сражение и русский флот в 1769–1770 гг. // Морской сборник. 1900. № 1–2.

Головизнин К. Русский флот па Черном море. СПб., 1885.

Гончаров В. Адмирал Сенявин. Биографический очерк, с приложением записок адмирала Д.Н. Сенявина. М.; Л., 1945.

Горбачев С., Симоненко В. Карьера Федота Клокачев // Маринист. 2000. № 1.

Города Воронежской области. Воронеж, 1978.

Гребенщикова Г.А. 80-пушечный корабль «Святослав» // Судостроение. 2008. № 5.

Гребенщикова Г.А. Адмирал Грейг — путь к признанию // Гангут. 2002. № 30.

Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. СПб., 2007.

Гребенщикова Г.А. Екатерина II и развитие военного флота России // Вопросы истории. 2005. № 4.

Гребенщикова Г.А. Проблема Босфорских экспедиций Второй половины XVIII — первой половины XIX века // Новый Часовой. 2006. № 17–18.

Гребенщикова Г.А. Российские военно-морские силы в Эгейском море в 1770–1774 гг. // Вопросы истории. 2007. № 2.

Гребенщикова Г.А. «Victory» и русские 100-пушечпые корабли // Судостроение. 2007. № 3.

Грибовский В.Ю. Российский Черноморский флот в морских сражениях русско-турецкой войны 1787–1791 годов // Бриз. 1995. № 6.

Грунт А.Я. Создатель Азовского флота [адмирал А.Н. Сенявин]. М.; Л., 1945.

Давыдов Ю.В. Сенявин. М., 1972.

Данилов A.M. Линейные корабли и фрегаты русского парусного флота. Минск, 1996.

Дважды Краснознаменный Балтийский флот. 2-е изд., испр. и доп. М., 1978.

Джемс Д. История Великобританского флота от времен Французской революции по Наваринское сражение / Пер. с англ. Николаев, 1845. Ч. 1.

Долгоруков П.В. Сказания о роде князей Долгоруковых. СПб., 1842.

Доннерт Э. Екатерина Великая: личность и эпоха / Пер. с нем. В.А. Певчева. СПб., 2003.

Доценко В.Д. История военно-морского искусства. В 4 т. Т. I. История теории стратегии, оперативного искусства и тактики военно-морского флота. СПб., 1999.

Доценко В.Д. История военно-морского искусства. В 4 т. Т. IV. Действия флота против флота. СПб., 2006.

Доценко В.Д. Мифы и легенды русской морской истории. СПб., 1997.

Доценко В.Д. Русский морской мундир. 1696–1917. СПб., 1994.

Дроздова О.Ю. Крымские походы 1687 и 1689 гг. // Отечественная история: История России с древнейших времен до 1917 г.: Энциклопедия / Редкол.: В.Л. Янин (гл. ред.) и др. М., 2000. Т. 3.

Дружинина Е.М. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 года. (Его подготовка и заключение). М., 1955. М., 1959.

Елисеева О.М. Григорий Потемкин. М., 2005.

Ефанов Л.А. Покорение Крыма. М., 1997.

Ефанов Л.А. Трудный выбор империи. М., 2002.

Жилин П.А. Разгром турецкой армии в 1811 г. М., 1952.

Заблоцкий В.П. Неизвестная война па Азовском море // Гангут. 2001. №. 28. Загоровский В.П. Судостроение на Дону в XVII веке и использование Россией донского парусно-гребного флота в борьбе против Крымского ханства и Турции: Автореф. дис. … канд. ист. наук. Воронеж, 1961.

Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Екатерининские орлы. М., 1996.

Зайцев И.В. Османский флот начала XVIII в. в сочинении П.А. Толстого «Описание Черного моря и Архипелага» // Подводная археология: сто лет исследований. Материалы международной научно-практической конференции «К 100-летию подводной археологии». М., 2002.

Запорожец В.М. Турция: проблемы военно-политического развития. М., 1991.

Зверев Б.М. Страницы военно-морской летописи России. М., 1981.

Золотарев В.А., Козлов И.А. Российский военный флот на Черном море и в Восточном Средиземноморье. М., 1989.

Золотарев В.А., Козлов И.А. Три столетия Российского флота. T.l. M., 2003.

Золотарев В.А., Межевич М.Н., Скородумов Д.Е. Во славу отечества российского. М., 1984.

Зубов Б.Н. Развитие кораблестроения на юге России. Калининград, 1990.

Зуев Г.И. Историческая хроника Морского корпуса. 1701–1925 гг. М., 2005.

Иванов Ю.Г. Старинные крепости России. Смоленск, 2004.

Ивонин Ю.Е. Венцель Антон Кауниц // Вопросы истории. № 4, 2007.

Ильин A.M. История города Ростова-на-Дону. Ростовна-Дону, 1909.

Исабель де Magapuara. Россия в эпоху Екатерины Великой / Пер. с английского Н.Л. Лужецкой. М., 2002.

История Балкан: Век восемнадцатый / Отв. ред. В.Н. Виноградов. М., 2004.

История внешней политики России XVIII век (От Северной войны до войн России против Наполеона). М., 1998.

История военно-морского искусства. Т. I. Военно-морское искусство рабовладельческого и феодального общества. М., 1953.

История военно-морского искусства. Т. II. Военно-морское искусство капиталистического общества до эпохи империализма. М., 1954.

История Османского государства, общества и цивилизации. Т. 1–2 / Под ред. Э. Ихсаноглу. М., 2006.

История отечественного судоремонта. От доковых адмиралтейств к морским заводам. СПб., 2004.

История отечественного судостроения IX–XIX вв. В 5 томах. Т. I: Парусное деревянное судостроение / В.Д. Доценко, И.В. Богатырев, Г.А. Вахарловский, П.А. Кротов, А.Г. Садкий. СПб., 1994.

История российского флота. М., 2007.

История русской армии и флота. В 12 выпусках. М., 1912. Вып. VIII.

История Херсона. Малая иллюстрированная энциклопедия. Ч. 1. «Благополучный град Херсон». Херсон, 2009.

Кавалеры ордена Святого Георгия Победоносца / Сост. С. Григорьев, В. Захаров. СПб., 1994.

Каменев Ю.А. К истории реформ в османской армии в XVIII в. // Тюркологический сборник. М., 1984.

Каргалов В.В. Русь и Кочевники. М., 2004.

Карпов А.Н., Коган В.Г. Азовский флот и флотилии. Таганрог, 1994.

Керсновсшй А.А. История русской армии в 4 томах. М., 1992. Т. 1.

Кессельбреннер Г.Л. Хроника одной дипломатической карьеры (Дипломат-востоковед С.Л. Лашкарев и его время). М., 1988.

Кинросс, лорд. Расцвет и упадок Османской империи. М., 1999.

Кирхгоф Г. Влияние морской силы в Балтийском море на историю прибалтийских государств в 17 и 18 столетиях. СПб., 1908.

Клокман Ю.Р. Фельдмаршал Румянцев в период Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. М., 1951.

Козлов И.А. История военно-морского искусства. Т. 1. Военно-морское искусство флотов рабовладельческого, феодального и капиталистического обществ. Учебник для ВВМУ. М., 1963.

Коломб Ф. Морская война. М.; СПб., 2003.

Копелев Д.Н. Золотая эпоха морского разбоя. Пираты. Флибустьеры. Корсары. М., 1997.

Корбетт Д. Великие морские сражения XVT — XIX вв. / Пер. с англ. Л.А. Игоревского. М., 2009.

Коробков Н.М. Русский флот в Семилетней войне. М., 1946.

Королев В.Н. Босфорская война. М., 2007.

Королев В.Н. «Затвореиие Стамбула» (из истории казачьей морской войны XVII в.) // Проблемы отечественной истории. Тезисы докладов научной конференции, посвященной памяти профессора Александра Павловича Пронштейна. Ростов-на-Дону, 2000.

Крайнюков В.Г. Гордость Российского флота — 32-пушечный фрегат «Олифант» // Морская история. Научно-исторический журнал. 1999. № 1.

Крайнюков В.Г., Кротов П.А. Унификация элементов набора корпусов русских кораблей в первой четверти XVIII в. // Судостроение. 1989. № 3. Краткая история нидерландского флота / Пер. с голландского М. Константиновой при содействии М. Кран. Амстердам, 1996.

Краткая географическая энциклопедия. М., 1961–1966. Т. 1–5.

Крашенинников В.Л. Адмирал Сюффрен. М., 2005.

Криницын Ф.С. Русский флот в Семилетней войне // Морской сборник. 1944. № 11–12.

Кротков А.С. Бомбардирский корабль «Гром», плавание до Средиземного моря в 1769—1770 гг. СПб., 1905.

Кротков А.С. Корабль «Три Святителя» (Исторический очерк). Кронштадт, 1894.

Кротков А.С. Корабль «Чесма». Исторический этюд. Кронштадт, 1888.

Кротков А.С. Повседневная запись знаменательных событий в русском флоте. СПб., 1893.

Кротков А.С. Подвиг лейтенанта Дмитрия Сергеевича Ильина и его товарищей. Кронштадт, 1885.

Кротков А.С. Русский флот в царствование императрицы Екатерины II с 1772 по 1783 гг. СПб., 1889.

Кротов П.А. Гангутская баталия 1714 года. СПб., 1996.

Кротов П.А. Табель Петра I о корабельных пропорциях // Судостроение. 1986. № 9.

Кросс Э. Британцы в Петербурге: XVIII век / Пер. с англ. Н.Г. и Ю.Н. Беспятых. СПб., 2005.

Крючков Ю.С. Воссоздание чертежей фрегата «Св. Николай» // Судостроение. 1986. №9.

Крючков Ю.С. Развитие в России линейного парусного флота // Судостроение. 1984. № 10.

Крючков Ю.С. Самуил Карлович Грейг. 1735–1788. М., 1984.

Крючков Ю.С, Сацкий А.Г. Научная реконструкция парусного фрегата «Св. Николай» // Труды Николаевского кораблестроительного института. Николаев. 1980. № 171.

Кучирь А.Г. Корабел Екатерининской эпохи. СПб., 2007.

Латун А.И. Морское искусство запорожских казаков при обороне южнорусских рубежей (по воспоминаниям современников-иностранцев) // Казачество в истории России. Тезисы докладов международной научной конференции «Казачество в истории России» (к 200-летию Екатеринодара — Краснодара и 43 кубанских страниц). Краснодар, 1993.

Лебедев А.А. Балаклавский бой — первая победа русского флота на Черном море // Гангут. 2007. № 40.

Лебедев А.А. Военно-морское противостояние в Семилетней войне 1756–1763 годов: итоги и уроки // Гангут. 2008. № 48.

Лебедев А.А. Донские верфи и рождение русского флота на Черном море (1768–1774 гг.) // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2. История. 2008. Вып. 1.

Лебедев А.А. Корабельные мастера Афанасьевы: кто был кто в судостроении юга России второй половины XVIII в. // Гангут. 2010. № 58.

Лебедев А.А. Малоизвестная страница известной войны: деятельность Азовской флотилии в русско-турецкой войне 1768–1774 гг. // Чтения по военной истории. Сб. ст. СПб., 2006.

Лебедев А.А. Мифы и реальность боя у Суджук-Кале // Гангут. 2007. № 45.

Лебедев А.А. «Новоизобретенные» корабли — первые русские корабли на Черном море // История науки и техники. Сб. тр. Т. IV. 2005.

Лебедев А.А. «Новоизобретенные» корабли — первый шаг в создании линейного флота на Черном море // Петровские чтения. Т. 8. 2007.

Лебедев А.А. От Чесапика к Доминике: кульминация принципиального спора военно-морских доктрин // Гангут. 2010. № 56–57.

Лебедев А.А. Первая победа русского флота на Черном море // Университетский историк: Альманах. Вып. 4 / Отв. ред. А.Ю. Дворниченко. СПб., 2007.

Лебедев А.А. Рождение русского флота на Черном море: создание и корабельный состав Азовской флотилии в русско-турецкой войне 1768–1774 гг. // Новый Часовой. 2006. № 17–18.

Лебедев А.А. Самые необычные корабли русского парусного флота // Гангут. 2009.

№ 54–55. Лебедев А.А. Создание и действия Азовской флотилии в русско-турецкой войне 1768—1774 гг. Рукопись диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. СПб., 2009.

Лебедев А.А. Создание и действия Азовской флотилии в русско-турецкой войне 1768–1774 гг.: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. СПб., 2009.

Лебедев А.А. Стратегический и тактический обзор деятельности русского флота в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. // Гангут. 2008. № 49–50; 2009. № 51–53.

Лебедев А.А. Судостроение Азово-донского региона в истории русского флота на Черном море (2-я половина XVIII в.) // История науки и техники. Сб. тр. Т. V. 2006.

Лебедев А.А. Таганрогский порт во второй половине XVIII в.: первая военно-морская база России на южных морях // Чтения по военной истории. Сб. ст. СПб., 2007.

Лебедев А.А. Трафальгар и Афон. Размышления об итогах развития искусства проведения регулярных сражений парусных флотов // Гангут. 2010. № 59–60.

Лебедев А.А. Финальный аккорд Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. // Гангут. 2008. № 47.

Лебедев А.А. Фрегаты «Первый» и «Второй» — первые фрегаты русского флота на Черном море // История науки и техники. Сб. тр. Т. IV. 2005.

Лопатин B.C. Светлейший князь Потемкин. М., 2003.

Лорд Кинросс. Расцвет и упадок Османской империи. М., 1999. Лурье В. Морской биографический словарь. Деятели Российского флота XVIII в. СПб., 2005.

Ляхов В.А. Русская армия и флот в войне с оттоманской Турцией в 1828–1829 гг. Ярославль, 1972.

Мазюкевич М. Прибрежная война. Десантные экспедиции и атака приморских укреплений. Военно-исторический обзор. Публичные лекции, читанные в Морском училище и в Морском Кронштадтском собрании М. Мазгокевичем, военным инженер-полковником. СПб., 1874.

Макареев М.В., Рыжонок Г.Н. Черноморский флот в биографиях командующих, 1783–2004. В 2 т. 2-е изд. Севастополь, 2004. Т. 1.

Макаров С.О. Рассуждения по вопросам морской тактики. М., 1943.

Маклинн Ф. 1759. Год завоевания Британией мирового господства / Пер. с англ. М. Жуковой. М. 2009.

Марквардт К.Х. Рангоут, такелаж и паруса судов XVIII века / Пер. с нем. Л., 1991.

Матвеева Т.М. Убранство русских кораблей. Л., 1979.

Махов С., Созаев Э. Конвойная битва у мыса Финистерре // Морская война. 2009. № 5

Медведева И.Н. Таврида. Л., 1956.

Мезенцев Е.В. Крымские походы 1556–1559 гг. // Отечественная история: История России с древнейших времен до 1917 г.: Энциклопедия / Редкол.: В.Л. Янин (гл. ред.) и др. М., 2000. Т. 3.

Мейер М.С. Османская империя в XVIII в.: черты структурного кризиса. М., 1991.

Мелихов В.И. Описание действий Черноморского флота в продолжении войны с Турцией в 1828 и 1829 гг. // Морской сборник. 1850. № 3–4. Меркулов И.В. Российский морской офицерский корпус в царствование Екатерины II: социальные аспекты комплектования командного состава флота. Рукопись дис…. канд. ист. наук. СПб., 2005.

Меркулов И.В. Стажировка российских моряков на иностранных флотах в начале царствования Екатерины II 1762–1775. // Человек. Природа. Общество: актуальные проблемы. Мат-лы 12-й международной конференции молодых ученых 27–30 декабря 2001 года. СПб., 2001.

Миллер А.Ф. Мустафа-паша Байрактар. М.; Л., 1947.

Митрофанов В.П., Митрофанов П.С. Учебный 10-пушечный фрегат «Надежда» // Судостроение. 1986. № 9.

Михайлов А.А. Первый бросок на юг. М.; СПб., 2003.

Михайлов М.А., Баскаков М.А. Фрегаты, крейсера, линейные корабли. М., 1986.

Михайлова М.Б. Основные этапы формирования Керчи в XVIII–XIX вв. // Архитектурное наследство. М., 1976.

Михнева Р.А. Россия и Османская империя в международных отношениях в середине XVIII в. (1739–1756). М., 1985.

Монаков М.С., Родионов Б.И. История российского флота в свете мировой политики и экономики (X–XIX вв.) / Под общ. ред. В.И. Куроедова. М., 2006.

Морская комиссия Петра III // Гангут. 1998. № 17.

Морские псы Елизаветы. Британские корсары против испанцев. 1560–1605 гг. // Новый Солдат. 2002. № 163.

Морские битвы России / Под ред. В.Н. Поникаровского. СПб., 2007.

Морские сражения русского флота: Воспоминания, дневники, письма / Сост. В.Г. Оппоков. М., 1994.

Морской Атлас. Т. 3. Военно-исторический. М., 1958. Ч. 1.

Морской Атлас. Т. 3. Военно-исторический. Ч. 1. Описания к картам. М., 1959.

Морской энциклопедический справочник. Л., 1987. Т. 1–2.

Московенко М.В. Государство российское и флот. М., 2003.

Мочанов А.Е. Борьба царской России и Турции за обладание Крымским ханством. Симферополь, 1929.

Муравьев М.А. Русский флот в войне со Швецией 1741–1743 годов. Львов, 2000.

Мусский И.А. 100 великих дипломатов. М., 2001.

Мэхэн А.Т. Влияние морской силы на историю, 1660–1783. М.; СПб., 2002.

Мэхэн А.Т. Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю. В 2 т. Т. I. 1793–1802. М.; СПб., 2002.

Мязговский Е.А. История Черноморского флота (1696–1912). СПб., 1914.

Назаров В.Д., Федоров В.А., Тюкавкин В.Г. Крестьянство // Отечественная история: История России с древнейших времен до 1917 г.: Энциклопедия / Редкол.: В.Л. Янин (гл. ред.) и др. М., 2000. Т. 3.

Начальные основания морских эволюции. СПб., 1834.

Нерсесов Г.А. Политика России на Тешенском конгрессе (1778–1779). М., 1988.

Новиков Н.В. Исторический очерк развития штатов Российского флота // Морской сборник. 1911. № 4.

Новичев А.Д. История Турции. Л., 1963. Т. 1. О сожжении турецкого флота при Чесме (из историографа Оттоманской империи Ахмеда Васыфа-эфеиди) // Труды и летописи общества истории и древностей. М., 1837.

Т. VII.

Образцов В.Н. «Надежда Благополучия» // Родина. 2010. № 3.

Образцов В.Н. Чесменское сражение 24–26 июня 1770 г. в эскизах «Чесменской серии» Я.Ф. Хаккерта // Чтения по военной истории. СПб., 2007. Общий морской список. СПб., 1885–1890. Т. 1–5.

Овчинников В.Д. Федор Федорович Ушаков. М., 1995.

Овчинников В.Д. Федор Ушаков. М., 1998.

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков (1745–1817). М., 2003.

Овчинников В.Д. Существовала ли «маневренная тактика» адмирала Ушакова? // Флотомастер. 2004. № 2.

Окунев М.М. Теория и практика кораблестроения. Руководство для изучения корабельной архитектуры. СПб., 1865. Ч. I.

Орешкова С.Ф. Крымское ханство в 70-е годы XVIII в. // Вопросы истории. 2008. № 7.

Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия во второй половине XVIII века. М., 1956.

Павленко Н.И. Екатерина Великая. М., 1999.

Парфенов. По вопросам крейсерской войны // Морской сборник. 1905. № 4–6.

Пасецкий В.И. Русские открытия в Арктике. СПб., 2000. Ч. 1.

Перепечева Л.Б. Крепость и посад Азов (конец XVII — начало XX вв.) // Очерки истории Азова. Вып. 3. Азов, 1995.

Перминов П. Посол III класса. М., 1992.

Петров А.Н. Влияние турецких войн с половины прошлого столетия на развитие русского военного искусства. Т. 1. СПб., 1893.

Петров А.Н. Война России с Турцией и польскими конфедератами в 1769–1774 гг. СПб., 1866–1874. Т. 1–5.

Петров А.Н. Вторая Турецкая война в царствование императрицы Екатерины II. СПб., 1880. Т. 1.

Петросян Ю.А. Османская империя: могущество и гибель. Исторические очерки. М., 1990.

Петрухинцев Н.Н. Война с пространством // Родина. 1998. № 5–6.

Петрухинцев Н.Н. Два флота Петра I: технологические возможности России // Вопросы истории. 2003. № 4.

Петрухинцев Н.Н. Царствование Анны Иоаиновны: формирование внутриполитического курса и судьбы армии и флота 1730–1735 гг. СПб., 2001.

Под Андреевским флагом: век XVIII / Сост. В. В. Шигин. М., 1994.

Под флагом России: История зарождения и развития морского флота. М., 1995.

Поликарпов Н. Справка о деле при Ялте 13 июля 1774 г. // Сб. Русского военно-исторического общества. 1910. Кн. 1. Отд. II.

Полководцы, военачальники и военные деятели России в Военной энциклопедии Сытина. СПб., 1995–1997. Т. 1–3.

Половинкина М.Л., Шляпникова Е.А. Семен Романович Воронцов // Вопросы истории. 2003. № 11.

Раздолгин А.А., Фатеев М.А. На румбах морской славы. Л., 1988.

Расторгуев В. И. Воронеж — родина русского военно-морского флота. Воронеж, 2002.

Расторгуев В. И. Воронеж — родина первого Адмиралтейства России. Воронеж, 2007.

Расторгуев В.И. Судостроение на верфях Воронежского края в 1723–1741 гг. Воронеж, 2001.

Расторгуев В.И. Судостроение на верфях Воронежского края в 1768–1800 гг. Воронеж, 2003.

Романов Б.С. Черноморскому флоту — быть! Век XVIII // Маринист. 2001. № 3 (4).

Ромм Ш. Морское искусство или главные начала и правила, научающие искусству строения,вооружения, правления и вождения кораблей, сочиненные господином Ромом / Пер. с фр. А.С. Шишкова. СПб., 1793–1795. Ч. I–II

Российская дипломатия в портретах / Под ред. А.В. Игнатьева, И.С. Рыбаченок, Г.А. Санина. М., 1992.

Россия и Черноморские проливы (XVIII–XX столетия) / Отв. ред: Л.Н. Нежинский, А.В. Игнатьев. М., 1999.

Рукавишников Е.Н. Внешняя политика и пребывание российского военного флота в Средиземном море. 1770–1774 гг. // Вопросы истории. 2008. № 9.

Русские и советские моряки на Средиземном море. М., 1976.

Русский флот в Дарданеллах в 1770 г. СПб., 1828.

Русское градостроительное искусство: Петербург и другие новые российские города XVIII — первой половины XIX веков / Под общ. ред. Н.Ф. Гуляницкого. М, 1995.

Сацкий А.Г. Дело о гладкопалубных линейных кораблях А.С. Катасанова // Судостроение. 1990. № 6.

Сацкий А.Г. Дмитрий Николаевич Сенявин // Вопросы истории. 2002. № 11.

Сацкий А.Г. Защита судов Черноморского флота от «червоядия» // Судостроение. 1991. № 4.

Сацкий А.Г. Начало создания Черноморского флота // Вопросы истории. 1985. № 8. Сацкий А.Г. Первый линейный корабль Черноморского флота // Судостроение. 1988. № 1.

Сацкий А.Г. Развитие рангоута русских кораблей // Судостроение. 1986. № 1.

Сацкий А.Г. Федор Федорович Ушаков // Вопросы истории. 2002. № 3.

Сацкий А.Г. Штаты Черноморского парусного флота // Судостроение. 1986. № 9.

Светлов В.Я. Город Таганрог. Ростов-на-Дону, 1990.

Себаг-Монтефиоре С. Потемкин / Пер. с англ. Н. Сперанской и С. Панова. М., 2003.

Сизенко А.Г. История Черноморского флота. СПб., 2001.

Синица В.И. Русско-турецкая война 1768–1774 гг. и восточный вопрос // Проблемы новой и новейшей истории. Минск, 1977.

Скаловский Р.С. Жизнь адмирала Федора Федоровича Ушакова. СПб., 1856. Ч. 1.

Скориков Ю.А. Севастопольская крепость. СПб., 1997.

Скрицкий Н.В. Георгиевские кавалеры под Андреевским флагом. М., 2002. Скрицкий Н.В. Корсары России. М., 2007.

Скрицкий Н.В. Самые знаменитые кораблестроители России. М., 2002.

Скрицкий Н.В. Самые знаменитые флотоводцы России. М., 2000.

Скрицкий Н.В. Сто великих адмиралов. М., 2001. Смирнов А.А. Новые данные о кораблях Ф.Ф. Ушакова // Судостроение. 1993. №2–3.

Смирнов А.А. Первая попытка создания линейного флота на Черном море 1768–1771 гг. // Вестник Московского университета. Серия 8. История. 1988. № 6.

Смирнов А.А. Первая программа постройки линейных кораблей для Черного моря (1775—1777 гг.) // Судостроение. 1991. № 1.

Смирнов А.А. Создание линейного флота па Черном море (конец 70-х — начало 90-х гг. XVIII в.): Автореф. дис…. канд. ист. наук. М., 1991.

Смирнов А.А. Турки не ждали — лес валили круглый год… // Родина. 1996. № 7–8.

Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII столетии. Одесса, 1898.

Соболев В.Н. Описание Таганрогского порта // Труды отдела торговых портов. СПб., 1905. Вып. XVI.

Советская военная энциклопедия. М., 1976–1980. Т. 1–8.

Созаев Э. Падение Гаваны // Морская война. 2009. № 4 (6).

Соколов А.П. Адмирал Ноульс // Морской сборник 1849. Т. 2. № 8.

Соколов А.П. Архипелагские кампании 1769–1774 гг. // Записки Гидрографического Департамента Морского министерства. СПб., 1849. Ч. 7.

Соколов А.П. Военные действия эскадры вице-адмирала Круза в троекратном сражении 23–24 мая 1790 года у Сескара // Морской сборник. 1857. № 9.

Соколов А.П. Летопись крушений и пожаров русского флота от начала его по 1854 год (1713–1854). СПб., 1855.

Соколовская Т.О. О масонстве в пережнем русском флоте // Море. 1907. № 8.

Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. X–XV. История России с древнейших времен Т. 19–29 / Отв. ред.: И.Д. Ковальченко, О.С. Дмитриев. №., 1993–1994.

Стегний П.В. Разделы Польши и дипломатия Екатерины II. 1772. 1793. 1795. М., 2002.

Степанов И.И. Достопамятные сражения русского флота. СПб., 1869.

Стрельцов А. Был… К 235-летию Чесменского сражения // Морской журнал. 2005. № 2.

Строков А.А. История военного искусства. М., 1994. Т. 4.

Танстолл Б. Морская война в век паруса. 1650–1815. Сражения великих адмиралов / Пер. с англ. М., 2005.

Тарас А.Е. Сражения и кампании русского парусного флота (1696–1863 гг.) Минск, 2007.

Тарле Е.В. Екатерина II и ее дипломатия. М., 1945. Ч. 1.

Тарле Е.В. Чесменский бой и первая русская экспедиция в Архипелаг (1769–1774 гг.) // Избранные сочинения в IV томах. Том четвертый. Ростов-на-Дону, 1994.

Тимофеенко В.И. Города Северного Причерноморья во 2-й половине XVIII в. Киев, 1984.

Третьяков Б. Два века тому назад // Военная быль. № 101. Декабрь 1969.

Три века Российского флота. 1696–1996. Т. 1. / Под ред. Н.Ф. Громова. СПб., 1996.

Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII веке. Формирование бюрократии. М., 1953.

Трубкин Ю.Е. Трофей Гангутской победы // Гангут. 1999. № 20.

Тунманн. Крымское ханство / Пер. с немецкого издания 1784 г. Н.Л. Эрнста и С.Л. Белявской. Симферополь, 1936.

Тушин Ю.П. Русское мореплавание на Каспийском, Азовском и Черном морях (XVII век). М., 1978.

Федоров М.Р. Морская династия Сенявиных // Судостроение. 1984. № 8.

Федоров М.Р. Морской некрополь Петербурга. СПб., 2003.

Федоров М.Р. Организатор Азовской флотилии // Судостроение. 1987. № 8.

Феофилактова Т.М. Кубанский вопрос в русско-турецких отношениях в 1768–1774 // Сб. Ростовского-на-Дону университета: Вопросы истории и филологии. Ростов-на —Дону., 1974.

Филевский П.П. История города Таганрога. VI., 1898.

Хитцель Ф. Османская империя. М.: Вече, 2006.

Ховарт Д. Боевые парусники / Пер. с англ. С. Сипяевой. М., 1998.

Чемерзин А. Турция. Ее могущество и распадение. Исторические и военные очерки. СПб., 1878. Т. 1.

Черкасов П.П. Двуглавый орел и королевские лилии: Становление русско-французских отношений в XVIII в. 1700–1775. М., 1995.

Черкасов П.П. Екатерина II и Людовик XVI. Русско-французские отношения: 1774–1792. М., 2001.

Черкасов П.П. Франция и русско-турецкая война 1768–1774 гг. // Новая и новейшая история. 1996. № 1.

Черников И.И. Русские речные флотилии за 1000 лет. СПб., 1999.

Черноморский флот. М., 1967. Черноморский флот России: исторический очерк / Под ред. Адмирала Комоедова В.П. Симферополь, 2002.

Чернышев А.А. Российский парусный флот: Справочник в 2-х томах. М., 1997–2002. Т. 1–2.

Чертеж 66-пушечного корабля Святой Евстафий Плакида. СПб.: «Частный Военно-исторический Архив», 2004.

Чесменский зал. СПб., 2003.

Четверухин Т.Н. История развития корабельной и береговой артиллерии. VI.; Л., 1942. Т. 1.

Чечулин И.Д. Внешняя политика в начале царствования Екатерины II (1762–1774). СПб., 1896.

Чиполла К. Артиллерия и парусный флот. Описание и технология вооружения XV—XVIII веков / Пер. с аигл. Л.А. Игоревского. М., 2007.

Чубинский В.Г. Историческое обозрение устройства управления морским ведомством в России. СПб., 1869.

Шабо-Арно К. История военных флотов / Пер. с фр. СПб., 1896.

Шапиро А.Л. Адмирал Д.Н. Сеиявин. М.,1958.

Шеремет В.И. Борьба с турками-османами на суше и на море // Военная история отечества. М., 1995. Т. 1.

Шеремет В.И. Война и бизнес. Власть, деньги и оружие. Европа и Ближний Восток в повое время. М., 1996.

Шеремет В.И. К истории русско-турецкой торговли в конце XVIII — начале XIX вв. // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. М., 1968. Вып. 2.

Шеремет В.И. Империя в огне. Сто лет войн и реформ блистательной Порты. М., 1994.

Шефов И. Битвы России. М, 2002.

Шешин А.Б. Азовская флотилия в войне 1768–1774 гг. // Судостроение. 1974. № 7.

Шигин В.В. Герои забытых побед: Век XVIII. М., 1993.

Шигин В.В. Несостоявшийся прорыв // Морской сборник. 1991. № 11.

Широкорад А.Б. Адмиралы и корсары Екатерины Великой. Звездный час русского флота. М., 2006.

Широкорад А.Б. Россия выходит в мировой океан. Страшный сон королевы Виктории. VI., 2005.

Широкорад А.Б. Русско-турецкие войны 1676–1918 гг. М.; Минск, 2000.

Широкорад А.Б. Тысячелетняя битва за Царьград. М., 2005.

Шишов А.В. Знаменитые иностранцы на службе России. М., 2001.

Штенцель А. История войн на море. В 2 томах. М., 2002. Т. I–2.

Щеглов А.Н. Военно-морское искусство в эпоху Англо-голландских войн // Морской сборник. 1905. № 5–7.

Щеглов А.Н. История военно-морского искусства. СПб., 1908.

Экинс К. Описание сражений английского флота с 1690 по 1827 с критическим разбором и чертежами / Пер. с англ. лейтенанта Р. Скаловского. СПб., 1840.

Эристов Д. История русских призов // Морской сборник. 1855. №. 9.

Юнга Я.С. Адмирал Спиридов. М., 1957.

Яковлев И.И. Корабли и верфи. Л., 1973.

Anderson M.S. Great Britain and the Russo-Turkish war of 1768–1774 // English Historical Review. 1954. Vol. LXIX.

Anderson M.S. Great Britain and Growth of the Russian Navy in the Eighteenth century // Mariners Mirror. 1956. Vol. 42.

Anderson M.S. Great Britain and the Russian Fleet. 1769–1770 // Slavonic and East European Review. 1952. Vol. XXXI. № 76.

Anderson M.S. The Eastern Question. 1774–1923. London — New-York, 1966.

Anderson M.S. The Great Powers and the Russian Annexation of the Crimea, 1783–1784 // Slavonic and East European Review. 1958. Vol. XXXVII. № 88.

Anderson R.C. Naval Wars in the Baltic 1522–1850. London, 1969.

Anderson R.C. Naval Wars in the Levant 1559–1853. Liverpool, 1952.

Anderson R.C. The Rigging of Ships in the Days of the Spritsail topmast 1620–1720. London, 1927.

Bode A. Die Flottenpolitik Katharines II und die konflikte mit Schweden und der Turkei, 1768—1792. Wiesbaden, 1979.

Boudriot J. The History of the French Frigate 1650–1850. Jean Boudriot Publication, 1993.

Clenenning Ph. H. Admiral Sir Charles Knowles and Russia, 1771–1774 // Mariner's Mirror. 1975. Vol. LXI.

Clowes W.L. Royal Navy. A history from the earliest times to the present. London, 1898–1900. Vol. 3–5.

Clowes W.L. The Sailing Ships. London, 1851.

Corbetl J.S. Fighting Instructions, 1530–1816 // Navy Records Society. Vol. XXIX.

Ekins Charles. Naval Battles from 1744 to the Peace in 1814. Part 1. London, 1824.

Fincham J. A history of Naval Architecture. 1851, Neudruck, 1979.

Fisher A. W. The Russian annexation of the Crimea, 1772–1783. Cambridge, 1970.

Gardiner R. The Heavy Frigate. Conway Maritime Press, London 1994.

Garndner J. Warships of the Royal Navy. London, 1968.

Goethes Samthche Werke in Vierzig Banden. Bd. 34. Stuttgart, 1869.

Howard Dr. F. Sailing Ships of War 1400–I860. Conway Maritime Press, London 1979.

Lucour-Gaycl G. La Marine de la France Sous le Regno de Louis XV. Pans, 1910.

Lapeyrouse Bonfils M. de. Histoire De La Marine Francaise. Paris, 1845.Vol. II.

Laveiy B. The 74-gun ship Bellona. Convay Maritime Press, 2003.

Lavery B. The Ship of the Line (2 volumes). Conway Maritime Press, London 1983–1984.

Muclian A.T. Types of Naval Officers. London, 1902.

Shaw S.J. Selim III and the Ottoman Navy // Turcia. Revue d'Etudes. Tome I. Paris, 1969.

Smith D. Navies of the Napoleonic Era. Atglen, 2004. The Naval Chronology or a Historical Summary of Naval and Maritime events. London, 1815. Vol. 4.

Troude O. Batailes Navales de la France. Vol. I. Pans, 1867.

Winfield R. British Warships of the Age of Sail 1714–1792: Design, Construction, Careers and Fates. Pub Seaforth, 2007.

Winfield R. British Warship in the Age of Sail 1793–1817. Design, Construction, Careers and Fates. London, 2005.

Winfield R. The 50-Gun Ships. Chatham Publishing, London 1997.

* * * 

В книге использованы иллюстрации из следующих источников:

Гребенщикова Г.Л. Балтийский флот в период правления Екатерины II. СПб., 2007; Доценко В.Д. Русский морской мундир. 1696 — 1917. СПб., 1994; Дружинина Е.И. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 года. М., 1955; Марквардт К.Х. Рангоут, такелаж и паруса судов XVIII в.: Пер. с нем. Л., 1991; Морской Атлас. Т. 3. Ч, 1. Карты. М., 1959; Расторгуев В.И. Судостроение па верфях Воронежского края 1768 — 1800 гг. Воронеж, 2003; Трубкин Ю.Е. Трофей Гангутской победы // Гангут. № 20, 1999; Чернышев АЛ. Российский парусный флот: Справочник в 2-х томах. М., 1997 — 2002. Т. 1 — 2; Чертеж 60-пушечного линейного корабля «Святой Евстафий Плакида». Частный Военно-Исторический Архив. СПб., 2004; Clowes W.L. The Royal Navy. A history from the earliest time to the present. London, 1900. Vol. 5; www.shipmodeling.ru/draw/Sailship/Russia.

* * * 

Примечания

1

Так, А.Г. Сацкий вообще считает, что военное судостроение на Черном море началось только с закладкой первого линейного корабля! См.: История отечественного судостроения IX–XIX вв. В 5 т. Т. 1. СПб., 1994. С. 257–258. Г.А. Гребенщикова пошла еще дальше. В своей книге «100-пушечные корабли типа “Виктори”» (СПб., 2006) на стр. 51 она пишет: «В 1783 году произошло присоединение Крыма к России. Это важное политическое событие повлекло на юге России колоссальные по своей значимости последствия — строительство флота, верфей и портов на Черном море»?!

(обратно)

2

О том, насколько важны были для турок Азовское и Черное моря, красноречиво свидетельствует следующий пример. Еще во время переговоров Е.И. Украинцева с Турцией в 1699–1700 гг. па его требование предоставить свободу мореплавания по Черному морю и через Проливы турки реагировали так остро, как если бы в их гарем вторгся посторонний мужчина. Они отвечали, что Черное море для Османской империи — это непорочная девица, и к пей они не подпустят ни одного чужестранца, разве что «турское государство падет и вверх ногами обратится» (История внешней политики России. XVIII в. С. 32). Отсюда самим собой вытекает вывод о том какая предстояла борьба за выход на южные моря и какая тяжелая задача стояла перед создаваемой флотилией.

(обратно)

3

Автором этой программы нельзя считать одного Н.И. Панина. В феврале 1764 г. барон Я.Ф. Корф представил Екатерине II соответствующий проект «Северного союза». Н.И. Панин эти идеи оценил, взял на вооружение, и с тех пор понятие «Северный союз» связывалось главным образом с его именем (Мусский И.А. 100 великих дипломатов. М., 2001. С. 250).

(обратно)

4

Если взять «нормальный», мирный год между двумя русско-турецкими войнами (1783), то, как считало французское правительство, в среднем все европейские державы ведут с Турцией торговлю на общую сумму в 110 млн. ливров в год; из них на долю французской торговли приходится 60 млн. ливров, а на все остальные страны, вместе взятые, 50 млн. (Тарле Е. В. Чесменский бой и первая русская экспедиция в Архипелаг (1769–1774) // Избранные сочинения в 4 томах. Т. 4. Ростов-на-Дону, 1994. С. 10–11).

(обратно)

5

Австрийский государственный канцлер Кауниц писал в 1768 г., что распространение владений России в сторону Австрии было бы «особенно опасно потому, что ей (Австрии) и без того приходится испытывать беспокойство из-за большого количества подданных греческого вероисповедания». Когда же в начале Русско-турецкой войны (в мае 1769 г.) русская дипломатия поставила перед Веной прямой вопрос: признает ли Австрия прежние союзные договоры с Россией, Австрийское правительство ответило, что с 1762 г. оно считает себя свободным от них.

(обратно)

6

Последний «опыт» противостояния с эскадрой противника у русских моряков датировался 1743 г., когда русская эскадра З.Д. Мишукова провела крайне вялую «баталию» со шведской эскадрой у мыса Гангут: обе эскадры маневрировали в линиях баталии и после незначительной перестрелки шведы отошли. Однако и построение линии баталии не всегда получалось гладким в русском флоте. Об этом свидетельствует следующий пример; по данным Ф.Ф. Веселаго, уже в 1725 г. Ф.М. Апраксин указывал, что даже в боевом строе «некоторые капитаны шли не так, как по морскому искусству довлеет». Веселаго Ф.Ф. Краткая история русского флота. М.; Л., 1939. 2-е издание. С. 59.

(обратно)

7

В качестве наглядного примера укажем следующее. После продемонстрированной в 1757 г. значимости флота, Конференция, планируя действия па 1758 г., все равно предписала вооружить только 9 линейных кораблей, считая, что в будущей кампании задачи флота будут весьма ограниченными. Однако последовавшее затем «неожиданное» прозрение об опасности появления английского флота вызвало указ от 24 февраля 1758 г. о скорейшем вооружении уже всех кораблей, которые «токмо надежно в море держаться могут». То есть вопрос о том, что флот может быть широко использован против неприятельских берегов и приморских крепостей даже не рассматривался. В результате экспедиция отряда русских войск в 1758 г. к Кольбергу флотом поддержана не была и провалилась. Таким образом, просматривается непонимание Петербургом всех возможностей флота и отсутствие продуманной военно-морской стратегии в данной войне.

(обратно)

8

А потом отечественные флагманы еще жаловались на русских матросов, превознося иностранные флоты, особенно английский. При этом П.И. Ханыков, например, в конце XVIII в., побывав с эскадрой в Англии, писал, что наши матросы резко изменились после встречи с английскими, стараясь не уступать англичанам в скорости взятия рифов, прибавки или убавки парусов, и что «теперь исполняют в 3 или 4 минуты такие работы, с которыми прежде едва справлялись в 10 и 12 минут». Какое отношение к подготовке, такой и результат!

(обратно)

9

Согласно докладу Адмиралтейств-коллегий Екатерине II от 25 июля 1762 г. Балтийскому флоту не хватало 1609 орудий, 86 114 ядер, 14 313 книпелей и много другого. Кротков А.С. Русский флот в царствование императрицы Екатерины II с 1772 по 1783 гг. СПб., 1889. С. 288.

(обратно)

10

Кроме того, в том же 1763 г. Екатерина II начала еще одну разведывательную операцию, направив в Крым в качестве консула премьер-майора Никифорова, снабженного подробнейшей инструкцией, в которой, помимо прочего, значилось следующее; «нужно вам разведывать о состоянии Крыма вообще и, во-первых, о форме тамошнего правительства… о военной тамошней силе, — в каком она ныне состоянии, сколько действительных бойцов из всех орд генерально в случае нужды в поле вступить может… Сколь многочисленны тамо военные расходы и казна? В каком состоянии ныне тамошние крепости, а паче Перекоп, Еникале, Керчь, Кафа и Козлов?… Также сколько тамо ныне по крепостям и гаваням сухопутной турецкой силы и галер или других военных судов? (курсив наш. — Авт.) …О положении полуострова Крыма, — окружен ли отовсюду с моря горами и трудными проходами как сие по многим географическим картам приметно? Где и какие в нем находятся гавани удобные для содержания купеческих и других вооруженных судов от Азовского и Черного моря? (курсив наш. — Авт.)» (Инструкция из Государственной Коллегии иностранных дел консулу премьер-майору Никифорову // Сб. РИО. Т. 48. СПб., 1885. С. 498–499). Иными словами перед нами еще одно свидетельство как подготовки России к войне с Турцией в целом, так и особого внимания Петербурга к состоянию морского дела у противника в частности; более того, это указание на еще одно направление возможного использования русских моряков. В подтверждение последнему в 1767 г. капитан-лейтенант А. Сухотин получил предписание осмотреть положение дел в Тавровском адмиралтействе.

(обратно)

11

Кстати, Г.Г. Орлов дал Capo свидетельство за собственноручной подписью следующего содержания: «Сим свидетельствую, что Мануил Capo был от меня посылан с комиссиею в турецкую область 1763 года и исправлял там ему порученное дело добропорядочно».

(обратно)

12

Более того, В.Н. Образцов также указывает, что почти все офицеры, «принимавшие участие в плавании “Надежды Благополучия”, в 1768–1769 гг. были назначены на корабли эскадр Г.А. Спиридова, Дж. Эльфинстона, В.Я. Чичагова».

(обратно)

13

Тем самым, кстати, была использована норма, указанная Адмиралтейств-коллегий в качестве пожелания еще Петром III.

(обратно)

14

Причем используемая для обоснования большого линейного флота идея его соответствия основным региональным конкурентам явно идет от Британского принципа, перенесенного на русскую почву, по всей видимости, не без влияния ореола больших побед английского флота в Семилетней войне. Вот, что пишет о британском правиле равенства соединенным флотам Франции и Испании в XVIII в. А.Т. Мэхэн. «В 1778 году оборонительное положение было занято англичанами по необходимости. Английские морские власти предшествовавшей эры, при Хоуке (времена Семилетней войны. — Авт.) и его современниках, принимали за правило, чтобы британский флот был численно равен соединенным флотам королевств Бурбонов, условие, которое при лучшем качестве личного состава и при большем мореходном населении страны, представлявшем материал для комплектации этого состава, давало Англии действительное превосходство в силе (курсив наш. — Авт.). Эта предосторожность, однако, не соблюдалась в течение последних лет. Не имеет значения для нашего рассуждения, было ли это упущение следствием нерадения министерства, как оно обвинялось в этом оппозицией, или же плодом неуместной экономии, которою часто увлекаются представительные правительства в мирное время. Факт остается тот, что, несмотря на значительную вероятность военного союза между Францией и Испанией, английский флот был численно ниже соединенного флота этих держав» (Мэхэн А.Т. Влияние морской силы па историю, 1660–1783. М.; СПб., 2002. С. 579–580).

(обратно)

15

Так, в ходе Русско-шведской войны 1741–1743 гг., по данным М.А. Муравьева, шведы смогли выставить в 1741 г. только 10 линейных кораблей, в 1742 г. — 15 и, наконец, в 1743 г. — 16 (Муравьев М.А. Русский флот в войне со Швецией 1741–1743 годов. Львов, 2000. С. 6, 10, 19).

В следующем крупном конфликте — Семилетней войне 1756–1763 гг., во взаимодействии с русским флотом участвовало и того меньше — всего 6 линейных кораблей. Наконец, поданным Г. Кирхгофа, флот Швеции к 1765 г. насчитывал всего 10 линейных кораблей. Примерно столько же имели и датчане (Морская комиссия Петра III. С. 24; Кирхгоф Г. Влияние морской силы в Балтийском море на историю Прибалтийских государств в XVII и XVIII столетиях. СПб., 1908. С. 404–405).

Наконец, даже в 1795 г. и Швеция, и Дания обладали реальными линейными силами численностью по 8 линейных кораблей каждая (МИРФ. Ч. 14. СПб., 1893. С. 485).

(обратно)

16

А тогда Швеция и Дания действительно имели весьма солидные ВМС.

(обратно)

17

Еще 8 линейных кораблей, необходимые для достижения цифры в 40 таких судов, просматривались как резерв.

(обратно)

18

Здесь также видно влияние английского флота, в котором в 1756 г. 50-пушечники были выведены из состава линейных сил: Джемс Д. История Великобританского флота от времен французской революции по Наваринское сражение. Т. 1. Николаев, 1845. С. XLIX.

(обратно)

19

Именно такие взгляды привели к господству в русском флоте, начиная со времен Анны Иоанновны, 66-пушечных линейных кораблей. (Петрухинцев Н.Н. Царствование Анны Иоанновны: формирование внутриполитического курса и судьбы армии и флота 1730–1735 гг. СПб., 2001. С. 251).

(обратно)

20

В частности, в число 40 линейных кораблей входили 8 100-, 8 74- и 24 66-пушечных корабля, а в число 48 — соответственно 8 100-, 16 74- и 24 66-пушечных корабля. Кроме того, по комплекту мирного времени теперь надлежало иметь 12 фрегатов, а по комплекту военного — 16.

(обратно)

21

Покидавшему Россию в 1763 г. французскому дипломату Бройтелю Екатерина II сказала весьма многозначительную фразу: «.Обо мне нельзя судить до истечении нескольких лет (курсив наш. — Авт.); мне надобно по крайней мере пять лет для восстановления порядка, а между тем со всеми государями Европы я веду себя, как искусная кокетка». Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. XIII. История России с древнейших времен. Т. 25–26. М., 1994. С. 144.

(обратно)

22

К тому же шведы и датчане в это время модернизацию своего флота не производили. Во всяком случае, даже шведский 64-пушечпый линейный корабль «Hedvig Elisabeth Charlotta», построенный по проекту 1776 г., все еще имел на вооружении 24-, 18- и 6-фунтовую артиллерию.

(обратно)

23

Сравнивать же с французскими кораблями и вовсе бессмысленно из-за оставшейся слишком очевидной разницы в калибрах.

(обратно)

24

Как и при анализе рангоута русских кораблей, нами использовались картины художника Я.Ф. Хаккерта, посвященные Архипелагской экспедиции и представляющие изобразительное свидетельство эпохи, поскольку были написаны в 1772–1773 гг. Кроме того, были привлечены изображения русских кораблей на чертежах сражений этой войны, а также сравнительные модели иностранных кораблей этой эпохи.

(обратно)

25

Для сравнения: При Елизавете Петровне Балтийский флот лишь в 1746 г. провел морские маневры.

(обратно)

26

Понятие «регулярный бой» означало бой организованный, происходивший строго по шаблону регламентов (на тот момент ими были труд П. Госта во французском флоте и Королевские инструкции — в английском): то есть одна линия кораблей против другой линии кораблей, один корабль против другого корабля. Иногда в литературе такой вид боя называют правильным, но, на наш взгляд, это не совсем корректно. Дело в том, что другой вид морского боя этого же времени — бой после погони, также происходил в рамках правил — только правил, предусмотренных специально для такого случая. Организованным и управляемым такой бой, действительно, не был. Чтобы подчеркнуть организованность и управляемость, в XVIII в. употребляли именно слово «регулярный» (регулярные армия, флот, государственное управление). Кстати, В. Даль в своем «Толковом словаре» возле слова «Регулярный» указал именно «смотри “Регламент”».

(обратно)

27

Подробнее см. Приложение № 1.

(обратно)

28

Во всяком случае, повторения истории 1749 г., когда даже угроза начала военных действий со стороны Швеции не помогла обеспечить быструю подготовку Балтийского флота к кампании, больше не было.

(обратно)

29

Примером тому может служить достаточно быстрая и успешная организация уже в конце 1768 — начале 1769 гг. первой Архипелагской эскадры и создания Азовской флотилии, о чем мы и поведем речь ниже.

(обратно)

30

Как удачно сформулировала И. де Мадариага: из Крыма, «как из открытых ворот, турецкие армии могли хлынуть в южнорусские степи…» (Исабель де Мадариага. Россия в эпоху Екатерины Великой / Пер. с англ. Н.Л. Лужецкой. М., 2002. С 335).

(обратно)

31

Как отмечает Тарле, уже после войны 1768–1774 гг. французы признавались, «что им не удалось в борьбе против России два дела: научить поляков военной дисциплине и убедить турок, что на военных кораблях командовать должен не тот, кто больше уплатит каггудан-паше и его клевретам за получение этой должности, а тот, кто более ее достоин».

(обратно)

32

Приведем и такой пример. Посланник России в Константинополе A.M. Обресков, говоря о турецких торговых судах, плававших на Черном море в 1760-х гг. особенно останавливался на их «худой оснастке и неразумению рейзов, или кормщиков». Так, сделанные непропорционально большими, а самое главное, не из парусины, а из хлопчатой бумаги, паруса во время дождя быстро намокали, вследствие чего становились тяжелыми и малоподвижными. Что же касается шкиперов, то о них Обресков писал следующее: «Рейзы же, или кормщики, навигации в теории не обучены, а ездят и управляют через экспериентацию… к тому же и компаса при себе не имеют, чего ради принуждены всегда берега моря в виду иметь, а когда в таком состоянии ветры к берегу подуют, то, по неспособности величины парусов и за происходимого конфузиею, море держать никак не могут, но как наискорее ищут, когда не могут в какой порт попасть, на мель стать и тем живот свой спасти…». Вывод был очевиден: торговля на таких турецких судах на Черном море невозможна. Однако все указанные проблемы относились в полной мере и к турецкому военно-морскому флоту.

(обратно)

33

До какого уровня уязвимости опускались турки, может свидетельствовать следующий эпизод. В ночь с 15 на 16 июня 1788 г. находившийся на русской службе Джон Поль Джонс на казачьей лодке смог подойти в ночное время к турецкому флоту у Очакова и написать на флагманском корабле: «Сжечь, Поль Джонс. 17 июня»!

(обратно)

34

Толстой Петр Андреевич (1645–1729), граф, дипломат. В конце 1701г. назначен посланником в Константинополь, где и пробыл до 1714 г.

(обратно)

35

Только на Черном море в начале войны турки могли выставить около 250 судов (Петров А.Н. Война России с Турцией и польскими конфедератами в 1769–1774 гг. СПб., 1866. Т. 1. С. 112; Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 298), причем далее эта цифра могла еще более увеличиться за счет мобилизации торговых судов. В частности, в XVII в. турки свободно доводили свой флот до 470–500 вымпелов (Королев В.Н. Указ. соч. С. 38). Немаленьким был и линейный флот Османской империи. Так, на 1770 г. у турок насчитывалось не менее 26 линейных кораблей. Этот приблизительный подсчет, основывается на следующих данных: потери турками в Чесменском сражении основных сил линейного флота — 16 линейных кораблей, еще одного линейного корабля — в декабре 1770 г. и сведений о сборе всех оставшихся турецких линейных кораблей, а конкретнее — 9 (см.: МИРФ. Ч. 6. С. 322–323) для защиты Константинополя.

(обратно)

36

О наличии таких кораблей у турок пишет в своем журнале С.К. Грейг.

(обратно)

37

Исследователь Н.А. Смирнов даже подчеркивает: «Турецким войскам нельзя было отказать в храбрости, выносливости, фанатичном пренебрежении к смерти, в стойкости. Но все эти ценнейшие качества могли бы дать гораздо больший эффект, если бы высшее командование стояло на должной высоте».

(обратно)

38

Что же касается пиратских действий, то здесь турки имели очень богатый опыт.

(обратно)

39

Правда, по другим данным, сражение состоялось 26 июня 1656 г., однако разгром турок в любом случае был полным: их потери достигли второго после поражения при Лепанто значения, в частности, составив 22 парусных корабля, 4 галеаса и 34 галеры потопленными или сожженными и 4 парусных корабля, 7 галеасов и 13 галер пленными.

(обратно)

40

Во всех эпизодах использования турецкими кораблями артиллерийского огня в 1737–1738 гг. они ни разу не нанесли русским никакого ущерба. Кстати, это не случайно. Итальянский миссионер ди Сиена оставил в 1655 г. любопытный анализ турецкого флота, указав, в частности, и на то, что турки эффективно использовали артиллерию только в осадных операциях, а в военно-морских сражениях они в основном полагались на тактику абордажа и тарана. Вот, что он писал: «Турки мало используют артиллерию, и, как мне представляется, она их не интересует и не имеет в глазах их ценности — разве только для осадных операций. В морских сражениях они целиком полагаются на абордаж: и таран. В любой схватке они стремятся как можно скорее протаранить корабль противника, надеясь на свое численное преимущество. Немногие орудия, которые они все же установили на своих кораблях, куда чаще стреляют каменными ядрами, чем железными» (Чиполла К. Артиллерия и парусный флот. Описание и технология вооружения XV–XVIII вв. / Пер. с англ. Л.А. Игоревского. М., 2007. С. 138). В 1807 году Д.Н. Сенявин подвел окончательный итог опыту артиллерийских противостояний русских и турецких кораблей сформулировав его так: «Чем ближе к неприятелю (имеется в виду к турецким кораблям. — Авт.), тем от него менее вреда».

(обратно)

41

Данное утверждение Ф.Ф. Веселаго имеет многочисленные подтверждения. Это и рассмотрение Высочайшим Советом уже на первых своих заседаниях опыта Русско-турецкой войны 1735–1739 гг., и привлечение Г.А. Спиридова к изобретению типа корабля пригодного для морской войны на южных морях в составе создающейся Азовской флотилии, и попытка Екатерины II в 1769 г. прозондировать возможность постройки для Азовской флотилии линейных кораблей, подобных строившимся Петром I для своего Азовского флота, и предложение Г.Г. Орлова использовать малые суда, наподобие тех, что использовали казаки в XVII в. для удара по Константинополю, и многое другое.

(обратно)

42

Только отдельным выдающимся правителям и военачальникам удавалось справиться, да и то частично, с таким отношением к делу. Соответственно они и достигали настоящих победных результатов. Иными словами, в России личность руководителя приобретала особенное, почти священное, значение.

(обратно)

43

8 18- и 7 16-баночных. (МИРФ. Ч. 6. С. 31)

(обратно)

44

3 22-, 13 20- и 4 16-баночных. (МИРФ. Ч. 6. С. 128)

(обратно)

45

В мае 1696 г. казаки не только не пустили турецкие транспортные суда к Азову, захватив и уничтожив 10 транспортов, но и заставили запаниковавших турок потерять при отходе два линейных корабля (один казаки сожгли, а другой турки потопили сами) (Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 190).

(обратно)

46

Все их она решила строить 16-баночными.

(обратно)

47

В качестве вооружения каждая лодка должна была иметь две 3-фунтовые пушки, а ее подъемная сила планировалась на 40–50 человек.

(обратно)

48

Кстати, вот как были оценены галеры «турецкого манира», построенные для русского флота во время Северной войны, и качества действовавших на них русских моряков И.Г. Фоккеродтом: «Постройка галер далеко не требовала такого искусства, как кораблестроение: в Або большую часть их срубили русские солдаты своими плохими ручными топорами под наблюдением двух или трех строительных мастеров. Передвижения галер легки и требуют так мало опытности, что в конце Шведской войны в войске, стоявшем в Финляндии, не было ни одного пехотного капитана, который не умел бы начальствовать галерой так же хорошо, как лучший греческий пилот, а так как галеры большей частью ходят под парусами и почти каждую ночь пристают к берегу, русский солдат нашел это путешествие до того удобным и так привык к нему в короткое время, что с удовольствием садился на галеру; когда даже и ветер был противный, он лучше охотился грести веслами, чем маршировать с поклажею за спиной». История Отечественного судостроения. Т. 1. С. 156.

(обратно)

49

Вопросы судостроения для Донской флотилии решали Кабинет министров, Адмиралтейств-коллегия, Б.Х. Миних, П.П. Ласси, П.П. Бредаль.

(обратно)

50

Б.Х. Миних рассчитывал на действия Днепровской флотилии на Черном море уже в 1737 г., хотя четких планов на этот счет пока не выявлено.

(обратно)

51

Их характеристику см. в главе II.

(обратно)

52

Кстати, Н.А. Сенявин во время работы Воинской Морской комиссии Анны Иоанновны 1732–1735 гг. высказывался за сокращение корабельных сил и на Балтийском флоте в пользу гребного флота.

(обратно)

53

Почему и нельзя согласиться с мнением Н.Д. Каллистова о неразумности самой идеи постройки гребного флота, способного только к перевозке войск. Тогда ставку Петра I на создание галерного флота на Балтике в 1703–1714 гг. также следует признать ошибкой, что опровергается опытом Северной войны!

(обратно)

54

Как указывается в литературе, гарнизоны этих крепостей, ослабленные эпидемией чумы, не могли противостоять турецко-татарским войскам. Однако вот какие данные относительно ситуации на судах Днепровской флотилии, перешедших от Очакова в Днепр на 2 сентября 1738 г., приводит Дмитриев-Мамонов: «здоровых 929, больных опасною болезнью 90, неопасною 240, при больных 11; всего умерло в течение месяца опасною болезнью 21, не опасного 39, умерло в пути 52. Всего 122 человека» (МИРФ. Ч. 6. С. 670). Как видим, люди в основном болели и умирали не от чумы, а от иных болезней, и здесь уже возникают вопросы к командованию.

(обратно)

55

Во-первых, получить выход из Днепра было намного тяжелее, да и ударам от турецкого флота Днепровско-Бугский лиман мог быть подвергнут намного быстрее. Во-вторых, Азов представлял собой дальний фланг для русской армии, оставить который туркам означало бы создать себе большие проблемы на столь удаленном направлении: достаточно вспомнить поход турок на Астрахань через Азов в 1569 г. В-третьих, провести суда через днепровские пороги представлялось еще менее реальным, чем через Дон.

(обратно)

56

В нем, в частности, говорилось: «К испытанной храбрости и мужеству о обыкших к победам войск наших имеем мы полную надежду, что они в сей новой и праведной войне противу вероломного неприятеля и врага имени Христианского углубят приобретенную поныне славу новыми подвигами и новыми победами».

(обратно)

57

Гон-деком в русском флоте на однодечных судах в эти годы называли на английский манер опер-дек.

(обратно)

58

Составлено на основе данных шканечных журналов «новоизобретенных» кораблей.

(обратно)

59

На кораблях 3-го рода поднимался грот-марсель или топсель.

(обратно)

60

5 сентября скорость «Таганрога» составила рекордные из отмеченных в шканечных журналах 7¹/₂ узлов! РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1123, Л. 58об.

(обратно)

61

Таким образом, по ходу службы у «новоизобретенных» кораблей 2-го рода наименее используемыми из запланированных были грот-брамсель и крюйс-брамсель. Тоже самое касается и фор-брамселя корабля 1-го рода.

(обратно)

62

Подробнее смотри конец первого раздела главы VI.

(обратно)

63

Свое предложение А.Н. Сенявин обосновал так: «оные суда по здешним водам быть могут к службе Е. И. В. удобными». РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 117.

(обратно)

64

Для его строительства А.Н. Сенявин использовал собственный чертеж.

(обратно)

65

На дубель-шлюпку полагалось 52 человека, на палубный бот — 22 (РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 16. Л. 266 об.).

(обратно)

66

А.Н. Сенявин так писал в Петербург о решении отправить прамы к крепости Святого Дмитрия Ростовского, не ожидая больше присылки припасов: «чтоб не упустить вешней воды, дабы (прамы. — Авт.) мелководные места пройти успели».

(обратно)

67

26 июня 1769 г. эти прамы подошли к бывшим турецким каланчам, расположенным в трех верстах от Азова. Затем они встали на позиции в дельте Дона, начав тем самым службу во флотилии.

(обратно)

68

Заметим, что полностью эту проблему решить так и не удалось, и жалобы моряков на плавающий лес продолжали встречаться и в последующих годах.

(обратно)

69

Данная тыловая структура Азовской флотилии и ее управление были организованы совместным решением Адмиралтейств-коллегий и А.Н. Сенявина. Выбор же Павловска в качестве «главного магазина» флотилии был обусловлен ликвидацией Тавровской верфи и адмиралтейства и готовящимся закрытием Икорецкой верфи. Таким образом, Павловск оставался единственным адмиралтейством в верховьях Дона и к тому же центральной верфью флотилии. Кроме того, от него было достаточно удобно сплавлять вниз припасы.

(обратно)

70

О ситуации, сложившейся летом 1770 г. с доставкой в крепость Святого Дмитрия Ростовского припасов, необходимых для «новоизобретенных» кораблей, красноречиво свидетельствуют два следующих документа. Так, в письме И.Г. Чернышеву от 3 июля 1770 г. А.Н. Сенявин писал: «для всех («новоизобретенных» кораблей. — Авт.) артиллерия, мачты и такелаж еще сюда (в крепость Святого Дмитрия Ростовского. — Авт.) не бывали…». (МИРФ. Ч. 6. С. 330–331) В донесении же Адмиралтейств-коллегий от 4 июля он отмечал: «…Как означенные бомбардирские корабли так и все прочие новоизобретенного рода суда не только не вооружены, но некоторые верхними и внутренними доделками не исправлены по причине не имения здесь лесов и [прочих] материалов». (РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 390). Артиллерия для «новоизобретенных» кораблей летом 1770 г. еще только прибыла к Павловску. Пушки (кстати, обычной пропорции, а не облегченной, как иногда указывается в литературе) поставили Баташевские и Липецкие заводы, мортиры и гаубицы — Московский арсенал (РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 6. Л. 335 об, 397 об-398; МИРФ. Ч. 6. С. 298).

(обратно)

71

Последнее отличие удалось выявить после совершенно неожиданной находки прототипа представленного А.Н. Сенявиным чертежа. Им оказался проект английского фрегата (длиной 130, шириной 36 и глубиной интрюма 14 футов с наличием полного орлоп-дека и 26 пушечных портов на опер-деке), рассмотренный Адмиралтейств-коллегией в 1761 г. и признанный тогда бесперспективным, но пригодным для постройки экспериментального образца. Таковым стал фрегат «Св. Феодор», оказавшийся в 1768 г. в составе эскадры А.Н. Сенявина (МИРФ. Ч. 10. СПб., 1883. С. 629–631). В результате, по-видимому, иначе оценив его качества, А.Н. Сенявин и взял проект фрегата за основу для своего чертежа, скорректировав под местные условия, что, кстати, лишь подчеркивает его способностикак судостроителя.

(обратно)

72

Заметим, сумма 20 164 руб. 28 коп. взята из расчетов 1764 г.!

(обратно)

73

По положениям об артиллерийском вооружении фрегатов как от 1722 г., так и от 1767 г., на опер-деках полагалось иметь 20 орудий (нужно только заметить, что по первому положению это должны были быть 12-фунтовые пушки, а по второму — 16-фунтовые, однако последнее в рассматриваемое время не соблюдалось) (МИРФ. Ч. 11. С. 275–276). Тем не менее, часть фрегатов имела на опер-деке по 22 орудия (в частности, фрегат «Африка»),

(обратно)

74

Впоследствии вооружение 32-пушечных фрегатов Азовской флотилии было усилено. Так, в 1774 г. фрегат «Первый» имел, кроме прежних 32 орудий, еще 2 18-фунтовых единорога, 4 6-фунтовые пушки и 6 3-фунтовых фальконетов. РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1268. Л. 1–2, 6 об.

(обратно)

75

В частности, максимальная высота борта от ватерлинии достигла 19 футов (5,8 м). РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 1.

(обратно)

76

И.Г. Кинсберген, в частности, писал летом 1773 г.: «Фрегат № 2 пришел; он хорошо построен…» (МИРФ. Ч. 6. С. 445.). В.Я. Чичагов же при подведении итогов боя у Керченского пролива 9 июня 1774 г. указал следующий момент: «…Видя в столь превосходных силах неприятеля и что на отражение оного мне с порученною эскадрой, в рассуждении неспособных к военному действию судов, кроме двух фрегатов “Первого” и “Второго” (курсив наш. — Авт.), ибо “Четвертый” фрегат как в поворотах против ветра и по ветру, так и в линии держаться с настоящими фрегатами не может, то я принужден был войти далее в пролив…» (МИРФ. Ч. 6. С. 459–460).

(обратно)

77

Его параметры были следующими: длина — 130, ширина — 36 (без обшивки — 32) и глубина интрюма — 14 футов. То есть по размерам (за исключением лишь глубины интрюма) и устройству он полностью соответствовал фрегатам «Св. Феодор» и типа «Первый».

(обратно)

78

Эти суда в бакштаг при крепком ветре шли не более 6,5 уз.

(обратно)

79

Более подробно см. об этом в главах VI и VII. Причин для откладки было две: с одной стороны, в 1773–1774 гг. было уже не до ремонта (каждый корабль был на счету), а с другой — Сенявин к концу 1772 г. окончательно убедился в том, что, во-первых, «новоизобретенные» корабли хоть и с определенной долей осторожности, но использовать можно весьма широко (отсюда и рассмотренные нами в главе IV планы по их привлечению для действий против Синопа и Константинополя и «дефектная запись» корабля 2-го рода «Модон» за 1774 г. «…Ход под парусами имел как в тихие, так и в крепкие ветры посредственный (т. е. «не лучший и не худший», как значится в «Толковом словаре» B. Даля. — Авт.) и в поворотах был хорош»), а во-вторых, нужно самым пристальным образом следить за жалобами командиров, поскольку те нередко явно перегибают ситуацию в своих донесениях (отсюда представленный в главе III ордер А.Н. Сенявина Я.Ф. Сухотину о личном осмотре всех называемых командирами проблем).

(обратно)

80

Фрегат «Первый» 2 августа был освящен, 19 августа на нем был начат шканечный журнал, а 23 числа того же месяца он «вступил в плавание».

(обратно)

81

На дубель-шлюпке было 63 человека и командир — лейтенант Н. Баскаков.

(обратно)

82

В «Материалах для истории русского флота» есть только документ, где А.Н. Сенявин считает этот палубный бот пропавшим без вести. МИРФ. Ч. 6. С. 416–417.

(обратно)

83

Речь идет не о состоянии для отчета, а о реальной боеспособности.

(обратно)

84

При этом из анализа их чертежа следует, что они фактически стали своеобразным развитием проекта фрегатов типа «Первый», где орлоп-дек окончательно поднялся над ватерлинией и превратился в гон-дек.

(обратно)

85

В справочнике же А.А. Данилова вообще датой закладки этого фрегата названо 22 января 1772 г. (Данилов А.А. Указ. соч. С. 242–243).

(обратно)

86

В августе-сентябре же удалось вернуть в строй и корабль «Модон». Правда, «Морея» и «Новопавловск» окажутся потерянными.

(обратно)

87

Так, уже в 1702–1703 гг. было заложено 10 28-пушечных фрегатов, а в 1704–1705 гг. 10 14-пушечных шняв. Одновременно началось серийное строительство галер и бригантин. А ведь Швеция имела в это время мощный линейный флот, точно так же как и Турция в 1768 г. Но, очевидно, Петр I был намного более гибок, чем его наследники (при всех достижениях советников Екатерины II в 1768–1769 гг.), в частности, пойдя на установку уже на 32-пушечных фрегатах 18-фунтовой артиллерии (по данным В.Г. Крайнюкова, фрегат «Олифант» имел на вооружении 8 18-, 10 12- и 10 6-фунтовых орудий) и не заботясь до определенного момента именно о линейных кораблях для Балтийского флота. Кроме того, в рамках третьей кораблестроительной программы развития Азовского флота, принятой 20 мая 1709 г., предусматривалось строительство помимо линейных кораблей трех 36-пушечных фрегатов со следующим артиллерийским вооружением; на артиллерийской палубе — 24 орудия 24-фунтового калибра, на кормовой надстройке — галфдеке 12 12-фунтовых пушек, по борту предусматривалась установка 1-фунтовых фальконетов (Крайнюков В.Г. Гордость Российского флота — 32-пушечный фрегат «Олифант» // Морская история. 1999. № 1. С. 37). И это в начале XVIII в.! В годы же войны 1768–1774 гг. Петербург, хотя и утвердил проект 58-пушечного фрегата Ч. Ноульса, но так и не понял всех возможностей судов этого класса, тем более в борьбе против турок.

(обратно)

88

Расчет делался из опыта постройки типового 32-пушечного фрегата в 1764 г. в Архангельске. Согласно ему, корпус стоил 8509 руб. 62³/₄ коп., настоящий и запасной такелаж, а также паруса и якоря — 8088 руб. 76 коп., артиллерия — 3565 рублей 89¹/₄ коп. Общая стоимость постройки 32-пушечного фрегата в Архангельске, таким образом,достигала 20 164 руб. 28 коп. (РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 10).

(обратно)

89

Его сестра была матерью жены Г.Г. Орлова, фаворита Екатерины II. Подробнее о биографии и родственных связях А.Н. Сенявина см. приложение 2.

(обратно)

90

В этот штат вошел несколько расширенный список А.Н. Сенявина по морским и артиллерийским служителям и 5 рот морских батальонных служителей, выделенных Азовской флотилии Адмиралтейств-коллегией. РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4, Д. 1. Л. 155–158. «29 ноября (1768 г. — Авт.) высочайшею конфирмациего повелено куда им следовать о том дастся впредь повеление, а людей командировать по ведомости контр-адмирала Сенявина, которых ныне же отдать в его команду. И во исполнение оных Е. И. В. указов, а по требованию контр-адмирала Сенявина для вышеписаиных судов, в команду ево отослано морских и артиллерийских штаб-, обер- и унтер-офицеров и нижних чинов служителей всего 943 человека, да солдатских батальонов пять рот в коих состоять имеет 755 человек, а всех 1698 человек» (РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 2. Л. 365–365 об.).

(обратно)

91

В кампанию 1772 г. действительно был проведен рекрутский набор. В частности, от флотилии для доставки рекрут был послан С.Ф. Мордвинов.

(обратно)

92

Безусловно, это художественный образ. К тому же бом-брам-стенег в это время на «Твери» быть еще не могло. Но писателю удалось достаточно точно изобразить на примере этого Нерона Веленбакова (а мы считаем, что в основе этого персонажа лежал упомянутый нами прототип) отношение многих русских офицеров к своему делу.

(обратно)

93

Об условиях жизни моряков см. в главе II раздел, посвященный Таганрогскому порту.

(обратно)

94

За исключением погрузок угля, со всеми остальными проблемами условий службы и износа формы столкнулись и моряки Азовской флотилии, многих из которых, как мы указали выше, Ф.А. Клокачев встретил в 1776 г. чуть ли не голыми.

(обратно)

95

См. рассмотрение нами кампаний 1769–1770 гг.

(обратно)

96

Подробнее см. главу I и прил. 1.

(обратно)

97

Список капитан-лейтенантов, командовавших отрядами Азовской флотилии, представлен в прил. 4.

(обратно)

98

Подсчет сделан по званиям офицеров на момент их командировки во флотилию.

(обратно)

99

План для Османской империи данного времени, безусловно, фантастический. Но нужно иметь в виду, во-первых, крайнюю некомпетентность турецкого руководства, а во-вторых, его чрезвычайную амбициозность. К тому же опыт действий против Азова, как и против северных прикаспийских районов, турки все же имели, причем не только давний. Так, в 1735 г. крымский хан Каплан-Гирей совершил поход через русские земли на Кавказ для захвата прикаспийских владений Персии, а в ходе последовавшей затем Русско-турецкой войны 1735–1739 гг. турки в итоге полностью парализовали действия Донской флотилии П.П. Бредаля на Азовском море.

(обратно)

100

Начало блокады русским флотом Дарданелл вызвало сильную панику в Константинополе, что хорошо описано французским инженером бароном Ф. де Тоттом.

(обратно)

101

Подробнее см. в главе V.

(обратно)

102

Прамы же № 1 и № 5 14 июня 1770 г. благополучно прибыли на хранение в Павловск.

(обратно)

103

Правда в августе произошло вынужденное изменение в системе обороны дельты Дона: открывшаяся на праме «Парис» течь заставила его оставить позицию и подойти к Азову, а затем в сентябре досрочно уйти к крепости Святого Дмитрия. Его место занял «Елень».

(обратно)

104

Этот поход дал важную информацию о состоянии Перекопской укрепленной линии.

(обратно)

105

В своей работе Е.И. Дружинина отметила: «Ногаи подробно осведомляли русское командование о состоянии Крымского ханства. Многие едичкулы до перехода на сторону России находились на полуострове. Выбравшись оттуда, они сообщили «в каком состоянии они крымские береговые города и крепости видели и какими способами через пролив морской перебрались, какая оному ширина и глубина, и о прочем сведении по настоящей войне нужном». Начальник же едисанцев Джан-Мамед-бей не один раз посылал в Крым «нарочного человека для разведывания о тамошних обращениях и какого намерения крымский народ». Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 116.

(обратно)

106

При этом в указанном нами выше труде Е.И. Дружининой (С. 118), а также монографии «Россия и Черноморские проливы (XVIII–XX столетия)» (С. 54) особо отмечается роль экспедиции русского флота в Архипелаг и его победы в Чесменском сражении в создании благоприятных предпосылок для проведения в 1771 г. Крымской операции.

(обратно)

107

Стоит отметить, что проблему подготовки и осуществления Босфорских экспедиций попыталась рассмотреть в своей статье «Проблема Босфорских экспедиций Второй половины XVIII — первой половины XIX века» (Новый Часовой. 2006. № 17–18. С. 44) Г.А. Гребенщикова. Однако, во-первых, применительно к войне 1768–1774 гг. она сделала это в совершенном отрыве от контекста событий и, что особенно странно, от действий Азовской флотилии, а во-вторых, ссылки были поставлены ею исключительно на архивный материал, в том числе и по приводимой цитате (РГИА. Ф. 1146. Оп. 1. Д. 276. Л. 213), что выглядит как попытка создать видимость введения документа в научный оборот, между тем как в уже неоднократно использовавшихся нами опубликованных материалах «Архива Государственного Совета» на с. 49 приведен аналогичный текст.

(обратно)

108

Записки Мухаммеда Неджати-эфенди, турецкого пленного в России в 1771–1775 гг. // Русская старина. 1894. Т. 81. № 4. С. 181–184. Будучи секретарем командующего турецкими войсками в Крыму Ибрагим-паши, Мухаммед Неджати-эфенди дает очень интересные сведения о ситуации сложившейся зимой 1770/1771 г. на Крымском полуострове. Исследователь В.Д. Смирнов рисует картину полного бездействия Крымского хана Селим-Гирея накануне вторжения. (Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII столетии. Одесса, 1889. С. 132–133).

(обратно)

109

Кстати, Высочайшим указом от 12 апреля 1771 г. для офицеров флотилии проводка судов от верфей к дельте Дона в 1769–1770 гг., равно как несение брандвахтенной службы, приравнивались к соответствующим кампаниям на Балтийском море, а полное плавание по Азовскому морю объявлялось равным Архангелогородскому плаванию вокруг Скандинавии.

(обратно)

110

В высочайшем рескрипте Екатерины II А.Н. Сенявину, в котором тому сообщались задачи флотилии в 1771 г., была особо отмечена необходимость самого тесного взаимодействия флотилии с армией В.М. Долгорукова. В частности, Екатерина II писала: «…Дабы вы (имеется в виду А.Н. Сенявин. — Авт.) с своей стороны оному (В.М. Долгорукову. — Авт.) во всех случаях по крайней мере способствовали и тем взаимно друг другу в общем подвиге делала облегчение». МИРФ. Ч. 6. С. 348.

(обратно)

111

Так турецкий флот уже делал во время Русско-турецкой войны 1735–1739 гг.

(обратно)

112

Речь идет о плане А.Н. Сенявина по размещению десантных войск на судах флотилии.

(обратно)

113

Подготовить корабли к 10 мая 1771 г. помешала погода (МИРФ. Ч. 6. С. 354).

(обратно)

114

Но несмотря на это, обычно в литературе указывалось и указывается, что в тот день погиб корабль 2-го рода «Морея» (Веселаго Ф.Ф. Список русских военных судов 1668–1860 гг. СПб., 1872. С. 452–455; Данилов A.M. Линейные корабли и фрегаты русского парусного флота. С. 202–203. Первым же отметил, что погиб бомбардирский корабль, А.Б. Шешин в своей статье: Азовская флотилия в войне 1768–1774 гг. // Судостроение. 1974. № 7. С. 49).

(обратно)

115

Во время штурма Перекопской крепости 20 мая 1736 г. В.М. Долгоруков проявил доблесть и мужество, вследствие чего генерал-фельдмаршал Б.Х. Миних вопреки запрещению произвел его в прапорщики.

(обратно)

116

17 июля 1771 г. курьеры доставили сведения о взятии Кафы, Керчи и Еникале в Петербург, чем вызвали большую радость у Екатерины II. Особое же удовольствие она выразила В.М. Долгорукову за овладение двумя последними крепостями, так как их взятие открывало Азовской флотилии выход на Черное море. В итоге за победы при Перекопе и Кафе В.М. Долгоруков получил орден Св. Георгия I степени, а его сын — звание полковника и орден Св. Георгия IV степени. Ф.Ф. Щербатов же за овладение Арабатом и Керченским полуостровом был награжден орденом Св.-Георгия III степени и званием генерал-поручика.

(обратно)

117

Батарея была спроектирована инженер-полковником Елгозиным.

(обратно)

118

14 июня эти корабли прибыли в Таганрог. А уже 3 и 5 августа впервые да из них вернулись обратно в Керченский пролив. Вскоре сюда пришел и третий корабль.

(обратно)

119

В эвакуации войск из Тамани участвовали кроме военных лодок корабли «Хотин», «Азов», «Новопавловск» и «Журжа».

(обратно)

120

Отметим, что «по вине» противника флотилия за весь 1771 г. потеряла лишь 21 человека (в том числе одного офицера — лейтенанта Я. Панова), бывших в экипажах палубного бота и военной лодки № 45, а также входивших в число прикрытия партии по набору пресной воды в Крыму в конце июня (для сравнения: только в офицерском составе потери флотилии от болезней и эпидемий составили 16 офицеров, да в кораблекрушениях погибли еще 2 офицера).

(обратно)

121

Сенявин обосновывал свою просьбу слабостью здоровья, изрядно подорванного службой в столь сложных условиях. При этом А.Н. Сенявин и в молодости не отличался хорошим здоровьем.

(обратно)

122

О том, насколько было важно участие Азовской флотилии в операции по переправе корпуса Ф.Ф. Щербатова на Арабатскую стрелку (т. е. в организации одновременности прорыва русских войск в Крым на двух направлениях), прекрасно свидетельствуют два следующих примера.

Первый из них относится к Русско-турецкой войне 1735–1739 гг., когда в 1739 г. турецкий флот, заняв позицию у Геничи, просто перекрыл возможность войскам П.П. Ласси переправиться через Сиваш на Арабатскую стрелку (флотилия П.П. Бредаля в этот год действовать не могла, но и в случае ее деятельности вряд ли она могла бы заставить турецкие корабли покинуть эту позицию). Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 263.

Не менее интересен и второй пример. В 1920 г. М.В. Фрунзе, планируя операцию по прорыву в Крым через Сиваш и Арабатскую стрелку (с последней войска должны были перебраться на полуостров в районе устья реки Салгир), рассчитывал на прикрытие этой операции с моря Азовской военной флотилией. Однако флотилия оказалась скованной льдами в Таганрогском заливе и не смогла принять участие в боевых действиях, и от данного плана М.В. Фрунзе пришлось отказаться. Заблоцкий В.П. Неизвестная война на Азовском море // Гангут. 2001. № 28. С. 32–33.

(обратно)

123

Кроме того, необходимо отметить, что еще во время переговоров с Турцией о мире в 1699–1700 гг. в ответ на требование Е.И. Украинцева предоставить России свободу мореплавания по Черному морю и через проливы, ответ турок был крайне жестким: Черное море для Турции — это непорочная девица, и к ней они не подпустят ни одного чужестранца, разве, что «турское государство падет и вверх ногами обратится».

(обратно)

124

«Самое большое, чего удалось добиться Обрескову, — это согласия Турции на то, чтобы русские торговые суда, плавающие в Средиземном море, располагали “потребными пушками и военными снарядами к защищению себя от случающихся в тех морях разбойников”. Относительно же Черного моря Абдур-Резак заявил, что в нем «как разбойников, так и посторонней войны нет места опасаться», поэтому по Черному морю должны плавать только торговые суда России», — отметила в своем труде Е.И. Дружинина.

(обратно)

125

Подробнее см. главу V.

(обратно)

126

Сначала к Керчи пришел корабль «Корон», а затем «Азов» и «Таганрог».

(обратно)

127

Ошибка А.А. Прозоровского: «Мореей» в это время командовал лейтенант Ф. Денисон.

(обратно)

128

Более того, судя по всему, он имел поручение Сенявина в случае необходимости нанести удар по турецким кораблям у Очакова для превентивной защиты Крыма.

(обратно)

129

В отечественной же литературе указывается, что 30 мая Сухотин имел один фрегат, 3 «новоизобретенных» корабля и один бот, что ошибочно.

(обратно)

130

При росписи наградных денег 7 июля 1776 г. сожжение 6 неприятельских судов в Казылташском лимане 29 мая 1773 г. получило именно такое определение: «Первое действие оказавшегося на сем море российского флага».

(обратно)

131

Однако Я.Ф. Сухотин почему-то указал в донесении, что корабль «Морея» захватил только одно судно, а второе уничтожил. МИРФ. Ч. 6. С. 438–440.

(обратно)

132

Исходя из представленных в приложении № 16 данных и следует указанная в тексте дистанция боя между русскими и турецкими кораблями в Балаклавском бою. Поскольку, с одной стороны, 12-фунтовая артиллерия, бывшая основной на «новоизобретенных» кораблях, достигала эффекта уже с 300 м, но условия морского боя — пороховой дым, качка, движение как своего, так и неприятельского судна, делали необходимой сближение на меньшие дистанции, почему и можно утверждать, что Балаклавский бой проходил в среднем на расстоянии 100–150 м.

(обратно)

133

Для реконструкции хода боя использованы следующие документы: 1) записи шканечного журнала корабля «Таганрог» (РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1184. Л. 70–74 об.); 2) донесения И.Г. Кинсбергена А.Н. Сенявину и А.Н. Сенявина Адмиралтейств-коллегий, а также письмо И.Г. Кинсбергена И.Г. Чернышеву (МИРФ Ч. 6. С. 440–443, 452); 3) письмо русского резидента в Крыму П.П. Веселицкого А.А. Прозоровскому с сообщенными ему данными о бое в Черном море (Записки… А.А. Прозоровского. С. 564). Что касается последнего документа, то он, к сожалению, грешит многочисленными неточностями. Возникает вопрос и о его источнике. Тем не менее, он важен для нас, так как основные события боя здесь находят подтверждение: попытка турок окружить одно из русских судов, ожесточенный характер боя («огонь был с обоих сторон жестокой, и даже до мелкого ружья доходило») и финальное отступление турецкой эскадры с чувствительным «уроном» («однако решилась битва тем, что турецкие корабли отступили знатно не без урону»).

(обратно)

134

Об активной подготовке турками десанта в Крым и об ожидании его крымскими татарами, как сигнала для начала восстания, А.А. Прозоровскому и В.М. Долгорукову постоянно докладывала агентура: Архив Государственного Совета. Т. 1.4. 1. С. 232, 236, 258, 268; Записки… А.А. Прозоровского. С. 471, 517, 526, 538, 564–565.

(обратно)

135

Подтверждает эту мысль и англичанин Г. Гренвилл, писавший в марте 1765 г. в отчете английскому правительству: «Черное море есть в буквальном смысле море-кормилец Константинополя и снабжает оный почти всем необходимым — и съестным и продуктами (курсив наш. — Авт.), как то хлеб, пшеница, ячмень, просо, соль, быки, живые бараны, барашки, куры, яйца, свежие яблоки и иные плоды, сливочное масло… Привозят также топленое свиное сало, весьма дешевые свечи, шерсть, бычьи, коровьи и буйволовые шкуры… желтый воск и мед… много поташа, точильных камней… коноплю, железо, сталь, медь, строительный лес, дрова, уголь… икру, рыбу сушеную и соленую». Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Т. 3. Время мира / Пер. с фр. Л.Е. Куббеля. М., 2007. С. 516–517.

(обратно)

136

Кроме того, в Керченском проливе, защищая его, по-прежнему неотлучно стояли бомбардирские корабли «Яссы» и «Второй», а у самой Керчи в это время находился корабль 2-го рода «Таганрог», следовавший для ремонта в Таганрог, но задержавшийся.

(обратно)

137

Данный план вырисовывается из агентурной информации, полученной А.Н. Сенявиным с Тамани. РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 16. Л. 18–18 об., 91–91 об.

(обратно)

138

Выход отряда состоялся 21 августа, а не 17, как указано в донесении А.Н. Сенявина.

(обратно)

139

Первое подтверждается данными шканечных журналов, второе — опытом боя у Балаклавы.

(обратно)

140

Кстати, в отечественной историографии существует точка зрения, относящая данные приемы боя к новой маневренной тактике. Однако следует заметить, что они были далеко не новы и присутствовали и в положениях линейной тактики: взятие противника «в два огня» осуществлялось как в регулярных морских сражениях (Тексельское в 1673 г., у м. Бичи-Хэд в 1690 г.), так и в сражениях, происходивших после преследования (второй бой у м. Фииистерре в 1747 г.), а сосредоточенная атака части сил противника применялась, например, в сражении в бухте Солебей в 1672 г., а также в Чесменском сражении 1770 г. Таким образом, даже в случае их применения они не являлись бы новыми приемами ведения боя.

(обратно)

141

Правда, без приведения каких-либо доказательств их существования, например, ссылок.

(обратно)

142

В частности, В.Ф. Головачев говорит в своей статье о сигналах, изобретенных Кинсбергеном «на непредвиденные случаи», но они не нашли отражения в архивном материале. Все же другие изменения в сигнальных сводах, происходившие по ходу остальных кампаний Азовской флотилии, полностью отмечены в шканечных журналах ее кораблей.

(обратно)

143

Между прочим, В.Ф. Головачев пишет о том, что, когда И.Г. Кинсберген уже обнаружил неприятельскую эскадру, на казацкой лодке появился (здесь возникают вопросы: неужели Сенявин рискнул отправить на столь внушительный переход мимо неприятельских берегов при угрозе появления большого неприятельского флота казацкую лодку, и почему факт ее похода к эскадре Кинсбергена остался нигде не зафиксированным?) адъютант Сенявина (которого он, кстати, даже не называет!), передавший устное распоряжение последнего о необходимости избегать боя, но И.Г. Кинсберген ослушался, проявив волю, и арестовал адъютанта на время сражения, после чего высадил его на берег (интересно, на какой? неприятельский?), и больше ничего о нем не слышал. Все это похоже на детективную историю, бросающую тень на А.Н. Сенявина.

(обратно)

144

В ответ на запрос И.Г. Чернышева о бое у Суджук-Кале от 6 октября 1775 г. А.Н. Сенявин докладывал: «В. С. писание от 10-го минувшего сентября я сей день в пути имел честь получить и в сходственность оного по данной ко мне от господина капитана второго ранга Кинсбергена в прошлом 1773 году о происходящем к Суджук-Кале под предводительством его с турками сражении рапорт при сем В. С. представляю; других к тому сведений не имею, кроме что в том же году, я, будучи со флотилией против Суджук-Кале, завидев турецкий флот в числе 13 больших судов гнал их целые сутки, но по легкости их, а по тяжелости новородных наших судов догнать не мог». РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 413. Л. 118.

(обратно)

145

Согласно росписи наградных денег, за победы в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. от 7 июля 1776 г. эскадре И.Г. Кинсбергена «за бой при Суджук-Кале в августе месяце 1773 года в котором единственный наш фрегат и наших 5 судов восемнадцать турецких судов отбили и прогнали» было назначено «двухтретное жалование» в размере 12 054 руб. 63 коп.

(обратно)

146

«Немецкая» миля приблизительно равнялась четырем «итальянским» (морским), то есть около 7400 м.

(обратно)

147

В частности, П.П. Черкасов отметил: «Перспектива мирных переговоров впервые стала реальной вначале 1772 г., когда определился очевидный перевес России в войне. Главной заботой французской дипломатии с этого времени становится стремление свести к минимуму неизбежные потери Порты в результате мирного урегулирования с Россией». Но при этом «Дюран, назначенный в 1772 г. посланником в Петербург, буквально осаждает канцлера Панина с предложениями о посреднических услугах Франции». Раскусивший же французов Н.К. Хотинский (русский посол в Париже) писал по этому поводу в Петербург: «Франция подоброходствует больше туркам, нежели России, сколько ни тщится она теперь нашу дружбу приобрести».

(обратно)

148

Осман-эфенди, возглавлявший турецкую делегацию на Фокшанском конгрессе в 1772 году, во время обсуждения в Диване предложений великого визиря Мухсин-Заде о возможности уступок для заключения мира восклицал: «Мы московцев видели своими глазами… мы щупали пульс их; мы поняли, насколько мозги их проникнуты злонамеренностью; этот мир не имеет смысла… Независимость татар!.. Помилуй Бог, да одно слово это произносить так грех тяжкий!». Смирнов В Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты в XVIII столетии. Одесса, 1889. С 143. Даже после завершения Русско-турецкой войны в 1774 году турецкие реакционеры и улемы не отказались от идеи возвращения Крыма. В результате последовали кризисы 1777–1779 годов, 1782 года и, наконец, война 1787–1791 гг., начатая Турцией. Овчинников В.Д. Федор Ушаков. С. 93. Век Екатерины II. Дела балканские. С. 186.

(обратно)

149

В конце марта — начале апреля 1774 года отряд подполковника Бухвостова нанес два серьезных поражения попытавшимся атаковать едичкульским татарам. А затем в мае уже сам Бухвостов перешел в наступление, еще раз разбил едичкулов и занял город Копыл, о чем 24 мая 1774 года и донес в Петербург В.М. Долгоруков. Едичкулы запросили пощады. Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 278, 281. Петров А.Н. Война России с Турцией и польскими конфедератами в 1769–1774 гг. Т. 5. С. 93–95.

(обратно)

150

В делах же Адмиралтейств-коллегий есть более полная запись о «службе» Н. Веленбакова в 1774 г.: «Определен по присылке на корабль Корон, но как он усмотрен в своем поведении слабым, затем с того корабля сменен лейтенантом Шишмаревым и на место онаго поступил он на корабль Яссы командиром же. Но во время атаки турецким флотом 28 июня не репетовал сигнал почему послан [был] адъютант Чичагова Александр Ушаков, который нашел его пьяным». РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 139. Л. 271 об.-272.

(обратно)

151

К сожалению, вновь приходится отмечать произвольное отношение Г.А. Гребенщиковой к историографии. Кажется странным, но в своих работах исследовательница не ссылается на труды даже именитых предшественников, словно пытаясь приписать себе введение в научный оборот того факта, что эскадра Г.А. Спиридова являлась «обшивной». Между тем, факт этот достаточно широко известен в исторической литературе. Так, сведения, касающиеся обшивки русских кораблей дополнительным рядом досок в подводной части можно найти в публикации «Собственноручного журнала капитан-командора (впоследствии адмирала) С.К. Грейга в Чесменский поход», где, в частности, сказано: «…Несколько тонких обшивных досок было оторвано…» (Грейг С.К. Собственноручный журнал капитан-командора С.К. Грейга в Чесменском походе // Морской сборник. 1849. Т. 2. № 10. С. 650). Освещали эту проблему упоминавшиеся выше крупнейшие дореволюционные историки русского флота В.Ф. Головачев и А.С. Кротков. Использовался этот факт и в позднейшей историографии. Так, в книге Е.С. Юнга говорится: «И даже само название первой эскадры, отправленной в Средиземное море — “обшивная” — носило в себе свидетельство опыта приобретенного в том походе (плавании фрегата “Надежда Благополучия”. — Авт.)» (Юнга Е.С. Адмирал Спиридов. М., 1957. С. 48. Термин «обшивная эскадра» встречается и на с. 49). Известный компилятор А.Б. Широкорад в своей книге «Русско-турецкие войны 1676–1918 гг.» использует термин «обшивная эскадра». Ей посвящена целая глава «Поход “обшивной” эскадры» (Широкорад А.Б. Русско-турецкие войны 1676–1918 гг. М.; Минск, 2000. С. 197). Аналогичная глава есть и в следующей его книге. Там, в частности, сказано: «Эскадра получила название “обшивная”, поскольку корпуса всех ее судов были обшиты снаружи дополнительным рядом дубовых досок с прокладкой из овечьей шерсти, чтобы подводную часть не источил морской червь, как это произошло с “Надеждой Благополучия”. Естественно, что обшивка уменьшала скорость хода и увеличивала осадку судов» [Широкорад А.Б. Тысячелетняя битва за Царьград. М., 2005. С. 207).

(обратно)

152

Как же это напоминает подготовку 2-й Тихоокеанской эскадры к переходу на Дальний Восток в 1904 г.!

(обратно)

153

«Европа» осталась в составе экспедиции, но для «Северного Орла» это оказалось невозможным: в 1770 г. он прямо в Англии был продан на слом.

(обратно)

154

Хотя тот же Д. Эльфинстон, например, по результатам перехода 2-й эскадры действительно будет удивляться тому, как линейный корабль «Саратов» вообще смог дойти до Англии с почти сгнившей носовой частью.

(обратно)

155

При этом не стоит путать флотоводческое искусство Спиридова с конкретным состоянием в сложившейся явно экстремальной ситуации.

(обратно)

156

О том, насколько напряженным получился этот первый в истории переход русских кораблей в Средиземное море красноречиво свидетельствует цитата из письма Г.А. Спиридова Екатерине II, написанного сразу по приходе «Св. Евстафия Плакида» в Порт-Магон: «До сего числа еще ни один час не прошел, когда бы я без прискорбности пробыл».

(обратно)

157

Документ ценный еще и тем, что показывает преобладание в начале 1-й Архипелагской экспедиции проблемы качества командного состава над проблемой качества кораблей (при всех недостатках последних). Причем он вполне согласуется и с другими данными: во-первых, позицией Д. Эльфинстона, который, как мы увидим ниже в тексте, признавая недостатки русских кораблей, гораздо сильнее возмущался поведением своих офицеров, а во-вторых, тем, что как только уровень мастерства последних даже немного возрос, стали возможны и Чесма, и все последующие действия русского флота в Архипелаге в 1770–1774 гг.

(обратно)

158

Заметим, что указание ряда авторов на то, что Д. Эльфинстон получил задачу на блокаду Дарданелл, не соответствует действительности. Первоначально Екатерина II, как мы видели, действительно, хотела дать такое поручение, но в указанном рескрипте его уже не было.

(обратно)

159

Подробно положения Морского Устава относительно тактики действий русского флота в морском бою нами рассматривались в статье «Военно-морское противостояние в Семилетней войне: итоги и уроки» (Гангут № 48), поэтому здесь мы отметим только 3 основные его статьи: Статья 24, книга 1, глава 1: «Когда наш флот, или некоторая часть онаго, придет с неприятелем в бой, тогда всем, как флагманам, так и капитанам… долженствует стать в своих местах добрым порядком, по данному им ордеру, как надлежит быть в бою без конфузии. И надлежит, как эскадрам, так и партикулярным кораблям, держать себя в умеренном расстоянии за другим не гораздо далеко, дабы неприятель не мог пробиться; ниже гораздо близко, дабы одному другова не повредить…»; Статья 78, книга 3, глава 1: «Во всяких случаях капитанам содержать себя в эскадре в которой они определены. А ежели кто от своего места без указу отступит и не может оправдаться… тот штрафован будет смертью…»; Статья 87, книга 3, глава 1: «…Каждому быть в своем определенном месте до окончания боя или как командир флота иным сигналом отменит, под лишением живота». Таким образом, мы четко видим положения ориентирующие на проведение регулярного морского боя (а других вариантов в Морском Уставе не было вообще).

(обратно)

160

Другое дело, почему в русском флоте не знали или не использовали британские инструкции для преследования отступающего противника, но и здесь, очевидно, сказывалось долгое пребывание русского флота в застойно-кризисном периоде.

(обратно)

161

С учетом поступившего на русскую службу фрегата «Св. Николай».

(обратно)

162

Таковы данные официально принятые в отечественной историографии. Однако по данным С.К. Грейга и материалам РГАВМФ турки имели гораздо больше сил, в частности 17 линейных кораблей, 6 фрегатов и 67 малых судов.

(обратно)

163

В частности, Н.Л. Кладо, В.Д. Доценко.

(обратно)

164

В пункте 3 главы 1 книги 1 Морского Устава значилось: «Главные дела и воинские начинания никогда да не дерзает (командующий. — Авт.) чинить без консилии письменной, разве нечаянно атакован будет от неприятеля, и сие нападение не от его оплошки…».

(обратно)

165

В частности, по шканечному журналу линейного корабля «Трех Святителей» расстояние было не более 20 сажен. Кротков А.С. Повседневная запись знаменательных событий в русском флоте. СПб., 1893. С. 218.

(обратно)

166

С той только разницей, что при Кампердауне и Сент-Винсенте англичане при атаке строили свои эскадры не в одну, а в две колонны.

(обратно)

167

Дж. Клерк справедливо замечал, что «корабли, находясь в линии баталии, будут направлять выстрелы свои по одним только ближайшим и прямо противолежащим кораблям», а также, что «чем более приближается корабль, тем меньшее число может палить по нем» (Экинс К. Описание сражений английского флота 1690–1827. СПб., 1840. Ч. 2. С. X).

(обратно)

168

В частности, французы в эпоху Трафальгара делали 1 выстрел в 3 минуты.

(обратно)

169

Здесь С.О. Макаров явно преувеличивает возможности морской артиллерии того времени: 600 сажен (более 1200 метров) — это дистанция начала огня, да и то очень далекая от оптимальной. Однако сама идея того, что за такое время французы не смогли ничего сделать с английскими кораблями, замечена точно.

(обратно)

170

Материал взят самим С.О. Макаровым из труда Ж. де-ла-Гравьера.

(обратно)

171

В том же, что французы потом бой все-таки проиграли, виноваты были во многом они сами, наделав ряд ошибок, а главное, по-прежнему не будучи готовы к свалке с англичанами на близкой дистанции.

(обратно)

172

На деле это вылилось в атаку флагманским кораблем Турвиля флагманского корабля англичан.

(обратно)

173

Речь идет об Афонском сражении 19 июня 1807 г. Кстати, подобные мысли высказывали генерал-лейтенант Н.Л. Кладо, который писал, критикуя С.К. Грейга, что тот «не представлял себе, что можно свой флот разбить на отдельные отряды… и предоставить командирам этих отрядов свободу действий при сохранении взаимовыручки и координации действий в бою». Это в XVIII веке?! При том уровне сигнализации и управления!

(обратно)

174

Не говоря уже о том, что и морские сражения европейских флотов 1778–1805 гг. подкинули богатую пищу для размышлений, что в Европе появились новые теоретические труды по тактике парусного флота и новые способы передачи сигналов.

(обратно)

175

О том, что лежало в основе применения Д.Н. Сенявиным нового тактического приема, отлично сказал А.А. Шапиро в книге: Адмирал Д.Н. Сенявин. С. 213, 233–234.

(обратно)

176

В частности, инструкции для нового сражения были составлены Д.Н. Сенявиным 23 мая и 12 июня 1807 г. (само Афонское сражение произошло 19 июня 1807 г.), причем в них отразился опыт, вынесенный Д.Н. Сенявиным из Дарданелльского сражения, произошедшего 10 мая 1807 г. Так, он выговаривал командирам тех кораблей, которые «суетясь и в дыму палили на авось, или действовали артиллерию несоразмерно на весьма длинном расстоянии». Обращал внимание Сенявин и на то, что в Дарданелльском сражении русские корабли, вступив в бой с каким-либо из неприятельских кораблей, не доводили дела «до вершения победы» и часто переносили огонь на новые цели. Не одобрил командующий и действий линейного корабля «Уриил», который, сойдясь вплотную с турецким вице-адмиральским кораблем, не предпринял решительной атаки и не схватился с ним на абордаж. Так что Афонскому сражению предшествовал весьма серьезный «разбор полетов». Кстати, сама идея об атаке каждого флагманского корабля противника двумя своими кораблями впервые была высказана Сенявиным еще 16 апреля 1807 г., но оформил он ее только после Дарданелльского сражения. В 1770 г. такого опыта русские иметь просто не могли.

(обратно)

177

Что и продемонстрировал Г.А. Спиридов во время погони за турецким флотом у о. Специя в конце мая 1770 г., начав выстраивать линию баталии при малейшей вероятности боя, а не продолжая преследовать, как Д. Эльфинстон, без соблюдениястроя. Но если в Европе хотя бы имелся опыт атаки не в рамках принципа «корабль против корабля» и то, что русские моряки этот опыт не использовали, можно назвать упущением, то события у Хиоса, где турки, имея большое превосходство в силах, сначала просто стояли под берегом на якорях, а затем и вовсе заняли крепкую позицию, каких-либо прецедентов просто не имели. Кстати, французский флот в сражении у Палермо в 1676 г. сначала провел разведку сил противника (1 июня), а затем атаковал его (2 июня).

(обратно)

178

Как справедливо пишет. Б. Танстолл, если бы Д. Бинг встретился у Пассаро с французским флотом, более-менее равным по силе, то, безусловно, действовал бы иначе. То есть по традиционной схеме.

(обратно)

179

Указ о присвоении С.К. Грейгу чина контр-адмирала был подписан Екатериной II 1 марта 1770 г., но до конца июня так и не дошел до Архипелага, поэтому Грейг участвовал в сражениях при Хиосе и Чесме в чине капитана бригадирского ранга.

(обратно)

180

При этом, если применение брандеров после многолетнего забвения в истории войн на море можно все же назвать лишь неожиданным для противника ходом, то использование для атаки ночного времени уже является подлинной новинкой. Так, последним к тому времени примером эффективного использования брандеров в морском бою является сражение французского флота с испано-голландским в бухте Палермо 2 июня 1676 г. Здесь в результате использования французами артиллерийского огня и брандеров союзный флот потерпел тяжелое поражение, потеряв 7 линейных кораблей, несколько мелких судов, 4 адмиралов и около 2 тыс. убитых и раненых. Однако этот бой проходил днем, а большинство испано-голландских линейных кораблей (а именно 20) все же были сохранены. Правда, имелся еще пример добивания англичанами, в том числе с помощью брандеров, отдельных французских отрядов кораблей после боя у Ла-Хог в 1692 г., но это уже не имело характера единого сражения. Кстати, Г.А. Гребенщикова указывает, что брандеры в Чесменском сражении русский флот вообще впервые применил в своей практике (хотя отметим, что и в Морском Уставе 1720 г. указано применение брандеров, и в русском флоте первой половины XVIII в. они присутствуют). О том, что брандеры очень давно серьезно не использовались и стали сюрпризом для турок, говорит и факт, приведенный Е. В. Тарле: «Когда русские брандеры стали приближаться к турецкому флоту, то, по признанию самого Гассан-паши (рассказавшего это барону Тотту), турки убеждены были сначала, что это русские перебежчики, идущие добровольно сдаваться. И турки “молились о благополучном прибытии [русских судов], в то же время твердо решив заковать в кандалы [русский] экипаж и уже предвкушая удовольствие повести их с триумфом в Константинополь”». Эта курьезная ошибка помогла брандерам Ильина и Гагарина сцепиться с турецкими кораблями. Что же касается истории ночных атак, то пример может быть лишь один, да и то, не подходящий для сравнения: во время борьбы с испанской Непобедимой Армадой летом 1588 г., когда испанцы укрылись в Кале, англичане в ночь с 7 на 8 августа послали против них несколько брандеров, но это не является примером морского боя. Брандеры были посланы без всякой поддержки и никакого вреда противнику не причинили.

(обратно)

181

Отметим еще один момент: Хиосское и Чесменское сражения 1770 г. стали единственными сражениями русского флота, развитие событий в которых, как и тактические особенности, нашли отражение в изобразительном искусстве. Речь, в частности, идет о серии картин художника Я.Ф. Хаккерта, написанных по горячим следам в Италии уже к концу 1773 г. (Кислицына О. Чесменский зал// Сокровища России. Вып. 61. СПб., 2003; Образцов В.Н. Чесменское сражение 24–26 июня 1770 г. в эскизах «Чесменской серии» Я.Ф. Хаккерта // Чтения по военной истории. СПб., 2007).

(обратно)

182

Для блокады Дарданелл и вообще для длительных действий в Архипелаге русской эскадре действительно была необходима, по крайней мере, одна надежная база. Не обладая значительными сухопутными силами, учитывая ненадежность греческих повстанцев, нечего было и думать о создании базы на материковой части Греции. Поэтому было решено создать такую базу на острове вблизи Дарданелл. А.Г. Орлов решил занять порт Мудро на острове Лемносе в 70 км от входа в Дарданеллы.

(обратно)

183

Задержка прихода эскадры И.Н. Арфа в Аузу (Арф прибыл в Порт-Магон в октябре, а в Аузу перешел только в декабре) была связана с конфликтом, разгоревшимся между Арфом и А.Г. Орловым. Арф, милостиво принятый Екатериной II и подробно ознакомленный ею с внешнеполитической обстановкой России, а также опиравшийся на весьма туманный рескрипт о самостоятельном командовании вверенной ему эскадрой, считал не обязательным подчинение А.Г. Орлову о чем и указал А.В. Елманову, приказавшему ему от имени Орлова как можно быстрее перейти в Эгейское море. Таким образом, начался новый конфликт (первые были между Г.А. Спиридовым и Д. Эльфинстоном и Д. Эльфинстоном и А.Г. Орловым). В его итоге Арфа отзовут домой, но время опять будет безвозвратно утеряно. Отметим также, что и после 1770 г. внутренние (между А.Г. Орловым и Г.А. Спиридовым) и внешние (позиция Н.И. Панина и П.А. Румянцева относительно удара по Константинополю) конфликты вокруг флота в Архипелаге серьезно скажутся на его активности и эффективности.

(обратно)

184

О методах этой блокады В.Г. Андриенко так сказал в своем труде «До и после Наварина»: «По-видимому, Рикорд и не планировал атаки на турецкие острова (вблизи Дарданелл. — Авт.). Суда его отряда сразу расположились в проливе («канале») между Тенедосом и материком, заняв эту единственную относительно надежную якорную стоянку в районе блокады в качестве “позиции”… Оставаясь здесь, в канале, русские моряки перекрыли торговым судам путь вдоль побережья. Ежедневно в отряде по очереди назначался дежурный корабль или фрегат, в обязанности которого входило наблюдение за всеми появляющимися судами, их опрос и осмотр… Кроме позиции у Тенедоса, перед самым входом в Дарданеллы учреждался пост — “посменно из одного корабля или фрегата, долженствующего быть до последней возможности под парусами… как для недопущения туда могущих без осмотру пройти судов, так и для наблюдения за турецким флотом, который то уходил к Константинополю, то… возвращался в пролив Гелеспонский, имея при себе совершенно готовых 10 брандеров…”». Между тем, сил у А.Г. Орлова и Г.А. Спиридова в 1770 г. было гораздо больше, турецкий флот на время практически полностью вышел из борьбы, а международное право тогда было во многом лишь формальностью.

(обратно)

185

Д.Н. Сенявин вообще называл Тенедос «самым удобным пристанищем кораблям и прочим судам нашим».

(обратно)

186

Правда, первоначальный состав эскадры Дакворта насчитывал 8 линейных кораблей, однако 74-пушечный линейный корабль «Ajax» сгорел буквально накануне прорыва. Заметим, что в отечественной историографии до сих пор приводились разные цифры состава английской эскадры, причем без каких-либо обоснований. Так, в переводном труде К. Экинса «Описание сражений английского флота с 1690 по 1827 с критическим разбором и чертежами» указаны 7 линейных кораблей, 2 фрегата и 2 бомбардирских корабля, в работе А.Л. Шапиро «Адмирал Сенявин» — 7 линейных кораблей, 3 фрегата и 2 бомбардирских корабля, в «Советской военной энциклопедии» (Т. 1. М., 1990) — 12 судов, в том числе 8 линейных кораблей.

(обратно)

187

Правда, по английским данным, эскадра Д. Дакворта потеряла еще меньше: всего 10 убитых и 77 раненых (Smith D. Op. cit. P. 103.).

(обратно)

188

Английские источники вновь приводят меньшие потери: всего 46 убитых и 235 раненых (Smith D. Op. cit. P. 104.).

(обратно)

189

Что же тогда можно говорить о возможности турецких артиллеристов отразить прорыв русской эскадры через Дарданеллы в 1770 г., о боеспособности которых в XVII–XVIII вв. мы не раз писали выше, что великолепно подтвердили и события 1770 г.: Наполи-диРоманья, Хиос и Чесма. Кстати, какое сопротивление могли встретить русские корабли в Дарданеллах, хорошо показали два примера — 1770 и 1771 гг. В первом случае речь идет об упомянутом нами в тексте маневрировании эскадры Эльфинстона в устье пролива под огнем турецких батарей без какого-либо ущерба (МИРФ. Ч. 11. С. 569–570). Во втором — об обстреле с близкого расстояния крепостью Тенедос осенью 1771 г. отряда русских кораблей, проводивших рекогносцировку у этого острова. Несмотря на близость дистанции, турки так ни разу и не смогли попасть в русские корабли. Командир линейного корабля «Трех Святителей» С.П. Хметевский писал по этому поводу, что «ядра вокруг корабля и через корабль летали, только в нас, так и. в прочие суда не попадали. Сняв планы с крепостей, с форштадта, где турки были по обе стороны города, числом до двух тысяч, со знаменами стояли, снялись с дрейфа» и пошли дальше вдоль Анатолийского берега (Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 373).

(обратно)

190

Английский историк Д. Ховарт пишет: «Подобный план мог прийти в голову только сухопутному человеку: моряк посчитал бы его безумным… Де Рейтеру эта идея совершенно не понравилась. Когда план довели до его капитанов, они были буквально ошеломлены, и один из них назвал его “явно нелепым и невозможным”. Но братья де Витт не были людьми, с которыми допускались споры; на борту флагманского корабля де Рейтера Корнелиус де Витт обладал всей полнотой власти, предоставленной ему правительством Генеральных Штатов, главой которого являлся Йохан. Нападение должной произойти именно в том момент, когда будет проходить мирная конференция в Бреде. Если задуманное удастся, то это будет адекватным возмездием за Терсхеллинг и изменит условия мирного договора, который пока был более благоприятным для Англии». Фактически Ховард четко показал тот факт, что часто именно человек со стороны, непрофессионал, обладающий сильной волей и властью, способен предложить и осуществить нестандартный ход.

(обратно)

191

В 1665 г. голландцы потерпели поражение в Лоустофтском морском сражении, а в 1666 г. получили еще два чувствительных удара: сначала было проиграно сражение у мыса Норт-Форленд (потери голландцев достигали 20 кораблей и 7 тыс. человек), а затем английский флот, проведя атаку островов Влиланд и Терсхеллинг, сжег большое количество торговых складов и до 160 торговых судов.

(обратно)

192

Указание Г.А. Гребенщиковой на возможную нехватку боеприпасов у русской эскадры как на сдерживающий фактор не выдерживает критики: как в таком случае военный человек вообще мог предпринять действия в районе, где возможны боевые столкновения с противником?

(обратно)

193

С высказаным этими авторами утверждением о том, что А.Г. Орлов вовсе не использовал успех Чесмы, полностью согласиться все-таки нельзя, поскольку русский флот осуществил блокаду Дарданелл, хоть и непродолжительную, чем усугубил затруднения и страх у турок. А главное, в результате всех этих действий внимание турецкого флота вплоть до середины 1771 г. было приковано исключительно к Константинополю.

(обратно)

194

Достаточно вспомнить о планах создания Черноморского линейного флота путем перевода из Средиземного моря линейных кораблей.

(обратно)

195

Авторы Морского Атласа утверждают, что причиной этого была удаленность Пароса, но с этим нельзя согласиться, исходя из примеров блокадных действий Д.Н. Сенявина в 1807 г. и П.И. Рикорда зимой 1828/1829 г., когда первый, имея основную базу в Корфу, сумел захватить о. Тенедос, а второй и вовсе опирался лишь на Мальту.

(обратно)

196

Соблюдение международных норм в принципе вещь правильная, но только при всеобщем следовании этому. Такого же не существовало никогда. Более того, когда в 1856 г. была принята Декларация по морскому праву, официально запрещавшая в том числе и каперство, то США, Испания, Мексика, а позже и Япония ее подписать отказались. При этом правительство США заявило, что уничтожение каперства может быть выгодно лишь для державы, обладающей сильным флотом, и ни одна нация, сколько-нибудь уважающая себя, не может никому позволить ограничивать свои вооружения.

(обратно)

197

Исследователь А. Кротков справедливо пишет: «Это разрешение было совершенно достаточно, чтобы в Константинополе запаслись провиантом на продолжительное время». Напрашивается и вывод: блокада Дарданелл становилась в этой ситуации формальностью.

(обратно)

198

Дошло до того, что Англия не скрывала этого и в официальных дипломатических документах. Так, предлагая России в 1771 г. новый проект союзного договора, она, в частности, выговаривая себе русскую помощь в Америке и отказываясь помогать России против Турции, указывала на готовность оказывать помощь только в зоне европейских морей. Екатерина II написала на этот проект следующие замечания: «Что они разумеют под европейским морем»? Они не хотят давать помощи против турок и татар, хотя гарантируют мир, который мы заключим. Это противоречие. Они хотят, чтоб мы посылали свои войска и корабли в Америку, хотя прямо и не обозначают; но они освобождают нас от Португалии и Испании. Средиземное море европейское или нет? Также архипелаг? Первое находится между Африкою и Европою, другое — между Азиею и Европою. Они оставляют Испанию и Португалию для себя — это удобно и близко, но заставляют нас защищать английские колонии. Кроме того, с кем бы они ни вели войну, требуют от нас полмиллиона; но, когда мы будем в войне с единственным государством, могущим быть для нас страшным, — с турками, они нам не дадут ничего. Потом, я должна давать 14 кораблей, а они будут давать только 12. Думаю, что мы должны избегать случая быть вовлеченными в какие бы то ни было войны, которые нас не касаются, ибо неприятно тащиться хвостом за кем бы то ни было, как мы уже имели печальный опыт относительно венского двора». Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. XIV. История России с древнейших времен. Т. 27–28 / Отв. ред. И.Д. Ковальченко. М., 1994. С. 512–513.

(обратно)

199

Часть отечественных историков указывают на серьезность угрозы враждебных действий от Парижа в это время. Действительно, французские военный и морской министр считали, что Франция должна предложить Порте выгнать русский флот из Средиземного моря: тогда Порта, ободренная этой диверсией, будет продолжать войну и вознаградит свои потери, а венский двор, возбужденный таким отважным действием со стороны Франции, возвратится к союзу с ней, чтоб освободиться от соглашения с Россией и Пруссией, к которому, как полагали в Париже, он приступил по неволе. Однако реальность положения Франции делала такие действия практически нереальными. «Планы эти действительно были предложены, — писал Фридрих II, — но так у Франции совершенно недостает главных средств — системы, твердости и денег, то, наверное от них откажутся». Это полностью подтверждалось и реальностью: в 1770 г. Людовик XV выступил против военной поддержки Испании против Англии, а в 1772 г. Франция начала искать дипломатические пути прекращения войны России и Турции.

(обратно)

200

Цифра в 300 нейтральных судов никак не подтверждена В.А. Золотаревым и И.А. Козловым.

(обратно)

201

По данным же авторов книги: Дважды Краснознаменный Балтийский флот. М., 1978, ссылающихся на 42-й фонд РГАВМФ, за годы войны у турок было захвачено всего 194 торговых судна! Цифра еще более ничтожная.

(обратно)

202

Причем данные Орлова полностью подтверждаются реальными фактами. Так, из 5 кораблей, указанных Орловым в качестве ветхих, «Не тронь меня» был небоеспособен еще с 1771 г., «Св. Иануарий» и «Ростислав» требовали срочного ремонта, а «Трех Святителей» вообще дослуживал на пределе возможностей.

(обратно)

203

В 1771 г. слабосильный отряд Ф.Г. Орлова не смог ничего поделать со строящимися на Родосе турецкими судами, в 1773 г. эскадра А.В. Елманова потерпела неудачи у Бодрума и Станчио.

(обратно)

204

Решение об ее отправке было принято Екатериной II еще весной 1771 г., но вышла 4-я эскадра в Архипелаг только 8 мая 1772 г. Фактически ей пришлось сыграть роль пожарной команды по срочному восполнению сил русского флота в Архипелаге. А.Г. Орлов так описывал ситуацию, сложившуюся в 1772 г.: «Истощение здесь сил наших продолжается, ибо казна в сих метах излишний расход терпит. Корабли ветшают, люди естественными случаями убавляться будут, и так мы ущерб во всем без всякого возмездия претерпевать должны». Отметим, что в начале 1772 г. русский флот в Архипелаге имел в строю лишь 6 линейных кораблей. Линейный корабль «Не тронь меня» уже в 1771 г. не годился для действий в море, а корабли «Европа», «Трех Иерархов» и «Саратов» в течение всей кампании проходили ремонт.

(обратно)

205

По рангу являлся 80-пушечным линейным кораблем.

(обратно)

206

«В специальной литературе, например, до сих пор считалось, что Патрасское сражение произошло 28 октября 1772 г. Однако, как явствует из вахтенного журнала флагманского корабля капитана 1 ранга М.Т. Коняева “Граф Орлов”, оно имело три фазы и продолжалось три дня — 27, 28 и 29 октября». Странно, что исследование Е. В. Тарле и Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. Описания к картам не учитываются Г.А. Гребенщиковой в качестве «специальной литературы»!

(обратно)

207

Если первая из этих цифр имеет обоснование, то последняя — приведена в историографии без каких-либо пояснений и подтверждений.

(обратно)

208

Нельзя забывать, что снабжение Архипелагской экспедиции происходило на 95% не из русских портов, а из портов Англии, Минорки, Ливорно и др. И тут приходилось за все платить звонкой монетой — за провиант, порох, стоянки и ремонт судов, за покупку фрегатов и транспортов и т. д.

(обратно)

209

Одна Архипелагская экспедиция себя окупила уничтожением турецкого флота при Чесме, а главное — тем, что она фактически разделила Оттоманскую империю на две половины. Ведь до войны почти все транспортные артерии, связывавшие Стамбул с Грецией, Албанией, Сирией, Египтом, Алжиром и т. д., проходили по Средиземному морю. А в 1770–1775 гг. эти части империи фактически существовали сами по себе, почти не оказывая экономической и военной помощи метрополии в ее войне с Россией. Архипелагская экспедиция наглядно показала, что воевать на чужой территории гораздо выгодней, чем на своей. В частности, она на 70–80% кормила сама себя за счет захватов торговых судов судами русской эскадры, за счет отчислений греческих корсаров, податей с многочисленных островов «губернии», контрибуций с турецких приморских городов, в том числе в Сирии, Ливане и Египте.

(обратно)

210

При этом русскому флоту в Архипелаге ведь еще и не удалось передать свои линейные корабли в Черноморский флот, а эта идея, как мы видели, имела прочные позиции в 1770 — начале 1771 гг.

(обратно)

211

Речь идет о взаимодействии Балтийского и Черноморского флотов в Средиземном море во время военных действий против Франции во время 2-й, 3-й и 4-й антифранцузских коалиций. Но наиболее полно эта идея показала свое значение уже во времена СССР, когда после переброски в 1920-х гг. части сил Балтийского флота на Черное море (для восстановления практически уничтоженного в годы Гражданской войны Черноморского флота) стала использоваться регулярно.

(обратно)

212

Речь идет о линейных кораблях «Исидор» и «Пантелеймон», заложенных в 1769 г. и по своим размерениям и конструкции не отличавшихся от находившихся в русском флоте 80-пушечных линейных кораблей.

(обратно)

213

Вплоть до 1772 г. на русских линейных кораблях ставились 24-фунтовые пушки, но в 1772 г. Адмиралтейств-коллегия рассмотрела вопрос о возможности установки на 74-пушечники 30-фунтовых орудий в качестве артиллерии главного калибра. В частности, в «Материалах для истории русского флота» (Ч. 12. С. 190–191) значится: «8 марта [1773]. Слушав от артиллерийской экспедиции доклада, коим объявляет… до 1772 года пушек 30-фунтового калибра вновь в вылитии не было, то корабли и другие суда комплектовались прежде положенными калибрами (имеется в виду по штату 1722 г. — Авт.), а в оном 1772 году привезено из Шотландии и Баташевых заводов, коих с наличными при артиллерии и состоит ныне 233 пушки… то в рассуждении оных обстоятельств не благоволено ль будет в будущую кампанию 30-фунтовые пушки поставить только на 74-пушечные, а на 66-пушечные корабли, вместо 30-фунтового калибра оставить на первый случай по прежнему положению 24-фунтовые… приказали: в рассуждение вышеписанного обстоятельства, поведенные для кампании сего 1773 года корабли пушечными 30-фунтового калибра станками комплектовать теми, при которых имеет быть достаточно того ж калибра снарядов и других деревянных припасов…». Однако было ли выполнено это решение проверить пока не удалось. Более того, судя по всему 24-фунтовые орудия продолжали оставаться главным калибром. Так, составив в 1771 г. проекты новых 66- и 74-пушечников, Ч. Ноульс указал: «…В России оные 74-пушечные корабли вооружаются 24-фунтовыми пушками, а не 32-фунтовыми… а ежели бы здесь они вооружаемы были 32-фунтовыми пушками, то б и прибавление в длине и ширине сделано было…» (МИРФ. Ч. 11. С. 679–680). И 80-/74-пушечный линейный корабль «Чесма» сохранил 24-фунтовую артиллерию (Кротков А.С. Корабль «Чесма». Исторический этюд. Кронштадт, 1888. С. 8).

(обратно)

214

См. примечание выше.

(обратно)

215

Важнейшим аргументом С.И. Мордвинова в пользу сохранения старых штатов был следующий: «…Ежели кто в нынешних мачтах, не входя в резон, имеет суждение, что оне длинны, то могут взять в рассуждение как уже многие кампании с теми мачтами корабли плавание свое имели благополучно».

(обратно)

216

Так, глава французского внешнеполитического ведомства Эгильон говорил в 1772 г. Н.К. Хотинскому: «…Турки знают, что ваши эскадры не в состоянии больше держаться в море, чему и дивиться нечего, когда принуждены десять месяцев в году отправлять службу, от этого корабли испортились и люди гибнут…». Француз явно опирался на опыт своего флота, поскольку тот до этого времени длительных действий не вел, занимаясь в основном переходами из порта в порт. Кстати, первой практической кампанией французского флота в море и стала как раз кампания 1772 г. Вот, что пишет французский историк Мадлен дю Шатне: «27 мая 1772 г. через два дня после возвращения из Португалии, где гардемарины провели три месяца, они вновь пошли в море на корабле из эскадры графа Дорвилье, которая направилась на большие маневры в Атлантику. Из Версаля поступили деньги на вооружение Западного флота, и появилась возможность целых три месяца… посвятить обучению корабельных экипажей. Это первые маневры в масштабах эскадры, которые французский флот проводил в мирное время и в открытом море… Раньше такие маневры проводились только на рейдах, и пользы от них было существенно меньше» (Шатне Мадлен дю. Жан Батист де Траверсе, министр флота Российского / Авториз. пер. с фр. М.Л. Андреева. М., 2003. С. 59).

(обратно)

217

Между тем, к 1774 году в Азово-Донском регионе была создана судостроительная база, организована система ее обеспечения материалами и припасами, отлажен процесс постройки и введения в строй судов рангом до 58-пушечного фрегата включительно. Отказ от использования в полной мере этого ресурса был явной ошибкой.

(обратно)

218

Напомним, основные характеристики 66-путаечных линейных кораблей типа «Слава России», строившихся в России в 1731–1772 гг. были следующие: длина — 155 футов 6 дюймов (46,5 м), ширина — 41 фут 6 дюймов (12,3 м), глубина интрюма — 18 футов (5,4 м); вооружение составляли 26 24-, 24 12- и 16 6-фунтовых орудий.

(обратно)

219

При этом в качестве долга нужно было еще отдать 52.775 рублей 74 копейки, и дополнительно потратить на введение в строй 93 065 руб. 22 коп. Всего указанные 8 судов должны были обойтись в 582 214 руб. 94¹/₂ коп.

(обратно)

220

То есть на фрегатах типа «Восьмой» произошло наиболее сбалансированное использование предшествующих им проектов фрегатов типа «Первый» и типа «Пятый». Интересно, что утвержденные к постройке вслед за ними балтийские 32-/38-пушечные фрегаты «Патрикий» (1778–1779 гг.), «Симион» (1778–1779 гг.), «Слава» (1778–1781 гг.), «Надежда» (1778–1781 гг.), «Возмислав» (1781–1783 гг.), «Подражислав» (1781–1783 гг.) также получили полностью расположенный над ватерлинией орлоп-дек, составив подсерию у фрегатов типа «Павел». Основание для такого утверждения дает сравнение чертежа фрегата «Восьмой» и модели фрегата «Подражислав», хранящейся в Центральном Военно-Морском Музее Санкт-Петербурга.

(обратно)

221

Яркие примеры тому: успешное использование фрегатов с тяжелой артиллерией Ф.Ф. Ушаковым в войне 1787–1791 гг. и индивидуальная победа 44-пушечного фрегата «Венус» над шведским 64-пушечным линейным кораблем «Ретвизан» во время погони после Выборгского сражения 1790 г.

(обратно)

222

Степень готовности рассмотрена только под углом способности или неспособности корабля выйти для действий в море. Для оценки боеспособности в целом см. прил. 19 и 20.

(обратно)

223

Обращен в бомбардирский корабль.

(обратно)

224

См. прил. 2 (биографический очерк А.С. Катасанова).

(обратно)

225

В частности, исходя из формулы Ф. Чапмана, у кораблей типа «Азия» при сохранении на них 24-фунтовой артиллерии этот коэффициент достигал аж трех единиц при норме в одну! (Рассчитано по формуле, приведенной М.М. Окуневым в своей работе «Теория и практика кораблестроения. Руководство для изучения корабельной архитектуры». СПб., 1865. Ч. I. С. 36.)

(обратно)

226

В общем не случайно, когда русские моряки ознакомились с возможностями взятых в 1790 г. в плен шведских 64-ггушечников («Rattvisan», «Omheten»), то сделали однозначный выбор в пользу последних, в результате чего при Павле I было принято решение строить новые 66-пушечники по их чертежам (МИРФ. СПб., 1902. Ч. 16. С. 315–316).

(обратно)

227

В частности, французы начали строительство самой массовой серии своих линейных кораблей — 74-пушечников Temcraire class, вооруженных 28 36-, 30 24- и 16 8-фунтовыми орудиями, а также 4 36-фунтовыми карронадами. Да и на Балтийском флоте в 1780-х гг. начался такой переход. Так, в 1782–1788 гг. в результате ставки на 100- и 74-пушечные корабли, было построено 6 первых единиц и 11 вторых («Победослав», «Ярослав», «Владислав», «Всеслав», «Мстислав», «Св. Елена», «Св. Петр», «Кир Иоанн», «Александр Невский», «Сысой Великий» и «Маским Исповедник»).

(обратно)

228

Тем более что в 1770–1780-х гг. постоянно ходили слухи о возможности продажи Франции туркам своих линейных кораблей. Так было и в 1770, и в 1783 гг. (Дружинина Е.И. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 года. (Его подготовка и заключение). С. 118; Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 83), причем один 46-пушечный корабль в 1774 г. французами уже был подарен. Самое интересное, что промежуточность 66-пушечников видимо понимал и вице-президент Адмиралтейств-коллегий И.Г. Чернышев, указывавший на полезность постройки камелей, изначально пригодных для 74-пушечных линейных кораблей. И именно 74-пушечники выделит в качестве основы линейных сил будущего Черноморского флота и Г.А. Потемкин, составляя в 1790 г. свой проект его новых штатов. Однако на рубеже 1770/1780-х гг. предпочли пойти шаблонным путем.

(обратно)

229

Даже Петр I, приняв в 1707 г. первый штат линейного Черноморского флота, включил в него тяжелые линейные корабли 80-пушечного ранга.

(обратно)

230

Когда же Екатерина II получила реальную картину, то И.А. Ганнибала попросили по тихому уйти.

(обратно)

231

Командование Севастопольской эскадрой принял контр-адмирал Ф.Ф. Макензи, который и командовал ею до 1786 г.

(обратно)

232

С соответствующим внутренним устройством в лице орлоп-дека, гон-дека, опер-дека, квартер-дека и бака.

(обратно)

233

По материалам разведки от 1785 г. указывалось, что шведские фрегаты имеют на вооружении 24- и 12-фунтовую артиллерию, но по взятии в 1789 г. фрегата «Venus» на нем оказались лишь 24- и 6-фунтовые пушки.

(обратно)

234

Вот что, в частности, значится в ордере Г.А. Потемкина А.П. Муромцову, направленному 9 ноября 1783 г. вскоре после смерти Ф.А. Клокачева; «7-е. Пятидесятипушечныи фрегат рекомендую строить прежде один, а по окончании сего можно уже будет начинать другой естли польза и обстоятельства того потребуют (курсив наш — Авт.)…». Ордера Светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического Новороссийского генерал-губернатора // История Херсона… С. 126–127.

(обратно)

235

Для сравнения: шведы в 1780-х гг. построили сразу серию из 10 40–44-пушечных фрегатов.

(обратно)

236

Проходил тимберовку в Херсоне (бывший фрегат «Седьмой»).

(обратно)

237

Так, для 66-пушечников типа «Слава Екатерины» сроки постройки превысили три года, а для 50-пушечников полтора года. Между тем, по данным Н.Н. Петрухинцева даже при Анне Иоанновне сроки постройки 66-пушечников составляли 1 год и 5 месяцев, а 50пушечников — год и месяц. Причем, с Петрухинцевым можно вполне согласиться — это были вполне оптимальные сроки.

(обратно)

238

Не случайно уже в начале 1784 г. Г.А. Потемкин просчитывал варианты действий против Турции.

(обратно)

239

Иными словами, речь идет о следующем. Как мы видели, состав линейных сил согласно штату 1785 г. был вполне обоснованным, причем даже более удачным, чем вариант 1781 г., в том числе и благодаря тому, что давал юридическую возможность для маневра, так как включал и 50-пушечные линейные фрегаты. Здесь даже можно согласиться с сохранением 66-пушечников, поскольку отказ от них вызвал бы новое и столь ненужное в этот момент нарушение подготовительных мероприятий. Однако в России даже хорошее начинание часто превращается в проблему: сохранение жесткого акцента на создание линейных кораблей при столь большой общей цифре линейных единиц делало и этот штат неподъемным для черноморских верфей.

(обратно)

240

В частности, такой штат, по мнению А.С. Грейга, позволял, во-первых, экономить всегда недостаточные российские средства, во-вторых, своевременно заменять вышедшие из строя корабли, а в-третьих, иметь вполне сбалансированный и отвечающий потребностям флот, поскольку 60пушечные фрегаты годились как для широких индивидуальных действий, в т.ч. вблизи берегов, так и для боя в линии баталии.

(обратно)

241

Сказать точно, куда ходили в итоге «новоизобретенные» корабли, ныне не представляется возможным.

(обратно)

242

Кроме него, в 1775 г. погиб транспорт «Тарантул», а в 1776 г. разбилась поляка № 53.

(обратно)

243

Кстати, отметим весьма интересный момент: разбитая и ослабленная Османская империя за два года практически восстанавливает свой флот, а победившая Россия остается на Черном море на том же месте!

(обратно)

244

Из донесения Ф.А. Клокачева о состоянии финансов Азовской флотилии: «…Представленной в приезд мой ко мне от Конторы на что определенная в жалованье, провиант и мундир на Азовскую флотилию на сей год сумма изошла и о долгах ведомости и приказал к яснейшей ведомости в моей канцелярии из оной выбрав, разделить на… касающиеся по званиям, что до какого расхода принадлежит, а по разделении оной на четыре, каковы при сей ведомости, и соображая с расходом денег на здешние штаты, нахожу вышеписанную в год на Азовскую флотилию 161.248 рублей сумму единственно на жалованье, морскую провизию, сухопутный провиант и мундир определенною, и потому, оставляя на сей первый и крайне нужный случай прежние годы, в одном только ныне текущем из третьей ведомости вижу весьма за многие и необходимо надобные на перемену вместо в негодность пришедшего и в запас, такелажа, парусов и прочия ко исправлению судов, на покупку дров, уголья и железа и тому надобные материалы и припасы следовало из той же в жалованье определенной по не положению особой суммы поставщикам оных выдать 102.249 рублей в число как из наличной до сего года в остатке бывшей, так и вновь под образ займа на возобновление гавани и порта сего года и настоящей на флотилию определенной вступившей суммы выдано 43.880 рублей; затем еще додать надлежит 58.509 рублей, почему и определенная на здешнюю флотилию сумма год от года и дошла в приумножительный недостаток…» (Там же. С. 483–484).

(обратно)

245

Правда, по другим данным, сначала туда вошли лишь два турецких фрегата и лишь затем число судов превысило десять.

(обратно)

246

В материалах РГАВМФ он проходит как Сергей Раткеевской: РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 20. Л. 12–13 об.

(обратно)

247

Отметим, что под 44-пушечными фрегатами подразумеваются фрегаты типа «Третий», под 32-пушечным — типа «Первый», под 28-ггушечными — типа «Пятый». А вот что скрывается за «24-пушечным фрегатом», сказать сложно, непонятен подход В. Тизделя к классификации русских фрегатов: если 28- и 32-пушечные фрегаты определяются хотя бы по числу 12- и 6-фунтовых пушек (3-фунтовые автор записок не засчитывает), то какие критерии использованы для 44- и 24-пушечных, вовсе не ясно.

(обратно)

248

Правда, ни один из предложенных И.Г. Чернышевым вариантов не пригодился: прамы, по данным Клокачева, было уже просто не дотащить до Керчи, «новоизобретенные» корабли проходили ремонт и командующий флотилией не хотел ими жертвовать, а сама мель оказалась непригодной для обустройства батареи.

(обратно)

249

«За вытеснение турецкого флота из Ахтиарской гавани и от крымских берегов» Екатерина II пожаловала А.В. Суворову золотую табакерку, богато украшенную бриллиантами, со своим портретом.

(обратно)

250

Турецкие военачальники, в частности, указывали, что Черное море — «наследственная область величайшего и могущественнейшего монарха, в которой никто другой и малейшего участия и никакого права не имеет».

(обратно)

251

Для этого имелись все основания: о том, что турецкий флот проследует к Крыму через Синоп и Тамань говорилось выше. А 18 июня 1778 г. эскадра капитан-паши действительно прибыла к Синопу, после чего, взяв на борт десантное войско, проследовала в Самсон. Так что за Суджук-Кале следить нужно было непременно, как за местом неизбежного появления и сосредоточения турецкого флота перед броском к Крыму.

(обратно)

252

По другим данным, этот корабль турки после разгрузки в итоге сожгли (Присоединение Крыма к России… Т. 2. С. 792).

(обратно)

253

Поскольку мыс Таклы находится в створе устья Керченского пролива, то слова о встрече с русскими кораблями после прохождения пролива неточны.

(обратно)

254

Столь пристальное внимание к Керчи и Еникале на фоне общего отношения в тексте к другим конкретным объектам, на наш взгляд, является не случайностью, а констатацией истинных намерений турецкой экспедиции.

(обратно)

255

Состав русской эскадры указан неточно. Так, верно отмечено наличие 8 русских судов, но все они названы фрегатами, а далее следует еще и непонятная приписка о наличии у эскадры Михнева также бомбардирского корабля и транспорта. Более того, хотя первые два судна справедливо указаны в качестве больших фрегатов, об остальных говорится как о малых судах, но с экипажами по 300 человек! Такое описание наводит на мысль о том, что человек, давший А.С. Стахиеву эти сведения, плохо разбирался в морских вопросах и к тому же находился не на головном турецком корабле. Иными словами, информатор, видимо, наблюдал за происходящим с середины турецкой эскадры, почему его показания уточнялись по мере приближения к месту событий.

(обратно)

256

И хотя они не смогли выйти на помощь, но, будучи заранее оповещены, заняли выгодную позицию у м. Ак-Бурун. В частности, здесь расположились фрегаты «Третий», «Четвертый», «Почтальон», корабли «Корон» и «Таганрог», поляки «Патмос» и «Екатерина».

(обратно)

257

Достаточно вспомнить, какими силами русские в Днепровско-Бугском лимане в июне 1788 г. нанесли тяжелое поражение намного более сильному турецкому флоту.

(обратно)

258

Напомним, что также называли флотилию уже и И.Г. Чернышев в 1771 г., и в Адмиралтейств-коллегий в 1772 г.

(обратно)

259

Правда, в Истории отечественного судостроения Т. 1. (С. 210) указано, что 23 октября 1781 г. было высказано лишь предложение построить 8 100-пушечных линейных кораблей, а утверждено оно было лишь 28 июня 1782 г.

(обратно)

260

Более того, тот же Кротков указывает, что построенный А.С. Катасановым «Ростислав» был красавцем и предметом восхищения русских моряков.

(обратно)

261

Вспомним: мы говорили о том, что, принимая в 1764 г. нестандартный вариант штата Балтийского флота, Екатерина II явно исходила из того, чтобы, сохраняя необходимый минимум сил для Балтики, постоянно иметь возможность быстрого (без организационных проволочек) перехода к флоту, способному выделить крупный кулак «в качестве рычага политического влияния», но не знала, когда и как он понадобится (отсюда были и 32, и 40 кораблей в военное время). Теперь все было понятно, и 40 линейных кораблей сразу же стали минимальным вариантом численности линейных сил Балтийского флота, показывая намерение правительства иметь в распоряжении указанный кулак при первой же необходимости. Планы 1764 г. оказались практически реализованы, а реальных врагов кроме Турции у России по-прежнему не просматривалось. Случайность, повторимся, была таким образом исключена.

(обратно)

262

Этот, а также ряд других приведенных нами ниже документов по действиям Азовской флотилии в 1782 г. мы специально публикуем в нашей работе, поскольку с момента использования их Н.Ф. Дубровиным они не использовались в отечественной историографии. Там же. С. 636–637. Там же. С. 637.

(обратно)

263

Уже по ходу кампании 1782 г. он стал капитаном бригадирского ранга (в частности, 28 июня).

(обратно)

264

Пример, кстати, достойный внимания, поскольку именно так всегда и действовали все великие державы, а особенно Англия и США, добивавшиеся максимальных результатов. Не удивительно, что такая форма действий оказалась полезной и флотилии. Правда, одновременно нельзя не заметить и признаки информационной войны, когда для оправдания вмешательства в крымские дела турками использовались заведомые преувеличения (таковыми можно считать разговоры о потоплении и повреждении турецких судов).

(обратно)

265

Как указывает B.C. Лопатин, к середине ноября 1782 г.операция по восстановлению власти хана Шагин-Гирея в Крыму была завершена. Все закончилось без кровопролития. Главари и активные участники мятежа (около 30 человек) были взяты под стражу. В их числе оказались и старшие братья хана: Батыр-Гирей, провозглашенный мятежниками новым ханом, и Арслан-Гирей [Лопатин B.C. Светлейший князь Потемкин. С. 387).

(обратно)

266

Как видим, среди моряков флотилия тогда уже привычно называлась флотом.

(обратно)

267

Приведенные данные о кораблях Азовской флотилии явно требуют некоторого комментария. Во-первых, названы далеко не все силы Азовской флотилии. Во-вторых, несколько по-другому оценен класс «новоизобретенных» кораблей: «Хотин» назван корветом, а еще 6 кораблей — бомбардирскими. В отношении последнего можно сказать следующее: «Хотин» по своей конструкции и вооружению действительно мог считаться как малым фрегатом, так и корветом, а корабли 2-го рода, имевшие только грот- и бизань-мачты, а также носовые гаубицы, внешне вполне подходили под облик бомбардирских кораблей.

(обратно)

268

В 1782 г. этот фрегат назывался еще фрегатом «Десятый». Автор называет его после переименования Г.А. Потемкиным судов Черноморского флота в 1783 г.

(обратно)

269

Как пишет В.Н. Виноградов: «Подпись царицы увенчала творение трех — ее самой, доверенного секретаря А.А. Безбородко, сделавшего черновой набросок, и Г.А. Потемкина, отредактировавшего текст и внесшего в него свои поправки». История Балкан: Век восемнадцатый. С. 140.

(обратно)

270

И хотя в указе было сказано о подготовке 10 линейных кораблей и 4 фрегатов «для защищения торговли», однако, поскольку война Англии против Франции, Испании и США уже подходила к концу, а отмеченные корабли должны были быть готовы к дальнему переходу, фактически речь шла о снаряжении их для похода в Средиземное море, где уже находилась эскадра В.Я. Чичагова из 5 линейных кораблей и 2 фрегатов, кстати, как мы видели, вскоре задержанная «до особых распоряжений». Показательно и то, что при сложении десяти указанных линейных кораблей с пятью чичаговскими мы получим пятнадцать, что как раз соответствует записке Г.А. Потемкина. Таким образом, перед нами, безусловно, план скрытой подготовки новой Архипелагской экспедиции.

(обратно)

271

B.C. Лопатин справедливо называет операцию по присоединению Крыма и Кубани к России первой по-настоящему крупной военно-дипломатической операцией светлейшего князя.

(обратно)

272

Не случайно уже во время Русско-турецкой войны 1787–1791 гг. Г.А. Потемкин, узнав о гибели эскадры М.И. Войновича в 1787 г., даже предложил очистить Крым, не видя более способа защитить его.

(обратно)

273

Как указывает Исабель де Мадариага в своей работе «Россия в эпоху Екатерины Великой» (М, 2002) на с. 620: «Вержен сначала надеялся было заручиться помощью Англии и вместе повлиять на Россию, но обнаружил, что Фокс совершенно не склонен к сотрудничеству».

(обратно)

274

Правда, в реальности положение дел в турецком линейном флоте было намного хуже. Так, по данным русских дипломатов в Константинополе, в ноябре 1782 г. турки могли выставить только 24 линейных корабля, причем в это число входили и небоеспособные корабли (Присоединение Крыма к России… Т. 4. С. 914–915). В этой ситуации Севастопольская эскадра действительно представляла из себя достаточно серьезную силу.

(обратно)

275

Екатерина II, чтобы потянуть время, провела в июне 1783 г. встречу со шведским королем во Фридрихсгаме.

(обратно)

276

Кстати, Г.А. Гребенщикова пошла еще дальше. В своей книге «100-пушечные корабли типа “Виктори”» СПб., 2006 на с. 51 она пишет: «В 1783 году произошло присоединение Крыма к России. Это важное политическое событие повлекло на юге России колоссальные по своей значимости последствия — строительство флота, верфей и портов на Черном море». Непонятно, как в этот перечень попали верфи!

(обратно)

277

Равно как и большинство историков XIX в. Более того. Д. Афанасьев свою работу, изданную в «Русском Архиве» в 1902 г., и вовсе озаглавил: «К истории Черноморского флота с 1768 по 1816 год».

(обратно)

278

Причем делали это даже иностранцы. В частности, английский посол в Петербурге в 1774 г. в своих донесениях совершенно четко называл Азовскую флотилию флотом. Сб. РИО. Т. XIX. С. 419–422.

(обратно)

279

Так, в 1792 г. было вывезено 5326 четвертей пшеницы, а в 1793 г. — уже 32 358 четвертей.

(обратно)

280

Между тем, только с 1802 по 1807 г. в Таганрогский порт прибыло около 2 тыс. судов, причем более половины из них составляли русские торговые суда! Так что потенциал для развития у Таганрога был действительно весьма существенным.

(обратно)

281

«Портовое цивильное строение буде конечно таковых починок требует, что не можно без того больше обойтись, то исправить, поддерживая только самые необходимые ветхости, так, чтобы избежать единственно безобразия и… людям опасности». РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 53. Л. 169–171.

(обратно)

282

Такую же схему тимберовки Ф.А. Клокачев в 1779 г. предложили для фрегатов «Второй», «Пятый», «Шестой» и «Седьмой», с той только разницей, что она должна была и вовсе пройти в Керченской бухте из-за мелководья Таганрога.

(обратно)

283

Подробности см. в главе VI.

(обратно)

284

Черноморское адмиралтейское правление (ЧАП) — орган управления Черноморским флотом, наподобие Адмиралтейств-коллегий, но подчиненный князю Г.А. Потемкину.

(обратно)

285

Ни в коем случае не умаляя итогов Северной войны 1700–1721 гг., не стоит забывать, что практику сражений парусных флотов русские моряки получили фактически лишь в этой войне, причем Черноморский театр сыграл здесь далеко не последнюю роль, дав опыт сразу пяти столкновений. А без этого любой флот значительно теряет в своих возможностях. Что касается Эзельского боя 1719 г., то он был весьма специфичен: имел место случай погони явно более сильного отряда кораблей за более слабым.

(обратно)

286

Россия вступила в войну в 1757 г., а вышла из нее в начале 1762 г., когда пришедший к власти Петр III заключив с Пруссией сначала мир, а затем и союз отдал Фридриху II все завоевания русского оружия без какой-либо компенсации.

(обратно)

287

Правда, уже само начало войны позволило Балтийскому флоту избавиться от кораблей и фрегатов, годных только для статистики. В частности, в 1756 г. в Кронштадте были разломаны 7 линейных кораблей (1 80-пушечный «Св. Павел», 4 66-пушечных — «Счастье», «Св. Петр», «Св. Екатерина», «Фридемакер» — и 2 54-пушечных — «Св. Пантелеймон» и «Св. Исаакий», и один фрегат — «Апполон». Кроме того, правительство вынуждено было резко активизировать судостроительные работы.

(обратно)

288

В качестве наглядного примера укажем следующее. После продемонстрированной в 1757 г. значимости флота Конференция, планируя действия на 1758 г., все равно предписала вооружить только 9 линейных кораблей, считая, что в будущей кампании задачи флота будут весьма ограниченными. Однако последовавшее затем «неожиданное» прозрение об опасности появления английского флота вызвало указ от 24 февраля 1758 г. о скорейшем вооружении уже всех кораблей, которые «токмо надежно в море держаться могут». То есть вопрос о том, что флот может широко использоваться против неприятельских берегов и приморских крепостей, даже не рассматривался. В результате экспедиция отряда русских войск в 1758 г. к Кольбергу флотом поддержана не была и провалилась. Таким образом, просматривается непонимание Петербургом всех возможностей флота и отсутствие продуманной военно-морской стратегии в данной войне.

(обратно)

289

А потом отечественные флагманы еще жаловались на русских матросов, превознося иностранные флоты, особенно английский. При этом П.И. Ханыков, например, писал в конце XVIII в., побывав с эскадрой в Англии, что наши матросы резко изменились после встречи с английскими, приложив старание, чтобы не уступать англичанам в скорости взятия рифов, прибавки или убавки парусов, и что «теперь исполняют в 3 или 4 минуты такие работы, с которыми прежде едва справлялись в 10 и 12 минут». Какое отношение к подготовке, такой и результат!

(обратно)

290

Речь идет о 99-пушечном линейном корабле «Захарий и Елизавет», построенном в 1745–1748 гг., но лишь один раз выходившем в море и разобранном в 1759 г.

(обратно)

291

Их них 5 совершили свой последний выход в море.

(обратно)

292

Один из них погиб, так и не войдя фактически в строй.

(обратно)

293

Правда, на наш взгляд, пока что Британия выиграла хоть и важный, по лишь первый этап борьбы за моря и колонии.

(обратно)

294

Здесь становится особенно заметно, насколько упорно Д. Бинг старался сохранить правильность своего строя. К. Экинс приводит даже следующую фразу английского адмирала: «Вы видите, капитан Гардинер, что сигнал для составления линии поднят и что я нахожусь впереди кораблей Луиза («Princess Louisa». — Авт.) и Дюррель («Trident». — Авт.). Вы бы не захотели, чтобы я, будучи адмиралом флота, сам спустился, как будто желал напасть на один только корабль? Несчастие адмирала Матьюса состояло в том, что он не спустился со всеми силами, чего я буду стараться избегнуть!» [Экинс К. Описание сражений английского флота с 1690 по 1827 с критическим разбором и чертежами / Пер. с англ. лейтенанта Р. Скаловского. СПб., 1840. Ч. 1. С. 42–43).

(обратно)

295

Интересно отметить, что в этом сражении на 100-пушечном линейном корабле «Royal George» участвовал и молодой мичман британского флота С.К. Грейг, который по.сле победы был произведен в лейтенанты, причем, по данным Г.А. Гребенщиковой, «самолично адмиралом Гауке (Хоуком. — Авт.)». Гребенщикова Г.А. 100-пушечные корабли типа «Victory» в русско-шведской и наполеоновских войнах. СПб., 2006. С. 126.

(обратно)

296

В 1757 г. Англия захватила Бенгалию, откуда стала выкачивать огромные средства. Видя такое усиление своего главного конкурента, в борьбу решила вмешаться Франция, почему и выслала свой флот.

(обратно)

297

Данная подробность приводится только Б. Танстолом. Ни А. Штенцель, ни К. Экинс, ни Ф. Маклинн ее не отмечают.

(обратно)

298

В частности, по этому проекту в 1755–1759 гг. были построены 74-пушечники «Dublin», «Norfolk», «Shrewsbury», «Lenox», «Warspite», «Resolution» и «Mars».

(обратно)

299

Правда Ховарт оговаривается, что в 1780-х гг. французы вновь вырвутся вперед, но этот отрыв уже не будет столь разительным.

(обратно)

300

Безусловно, это можно отнести лишь к английским 74-пушечникам. Основанием же для такого утверждения стали успешные погоня и бой британского корабля против явно более крупного противника, которому «Bellona» сумела нанести крайне тяжелые повреждения и потери: сбить грот- и бизань-мачту, серьезно повредить корпус и вывести из строя 350 человек.

(обратно)

301

Правда, как мы уже отмечали в главе II, в основе представленного А.Н. Сенявиным проекта лежали чертежи английского фрегата и фрегата «Св. Феодор», однако и те, и другие не считались Адмиралтейств-коллегией перспективными. В этой связи умение Алексея Наумовича разглядеть в них будущее, да еще и скорректировать под особенности донской постройки, не только не умаляет, но и еще более подчеркивает его способности кораблестроителя.

(обратно)

302

При этом П.И. Пущин стал одним из первых четырех офицеров Азовской флотилии: РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 18–29.

(обратно)

303

Как показал Ф.Ф. Ушаков в 1799 г., это было очень серьезной ошибкой. Вот что он, в частности, писал 4 июня 1799 г.: «Вице-президент господин адмирал и кавалер граф Г. Г. Кушелев сходно с высочайшим повелением перед сим уже уведомил меня, что французский флот в Бресте приготовляется к выходу: три корабля трехдечные, то есть каждый более стопушечных, 16 80- и 11 74-пушечные. По известиям теперь же считают в числе пришедших в Средиземное море французских кораблей три большие трехдечные, в гишпанском флоте не только стопушечные, но и один есть 134-х пушек. Желательно, чтобы и с нашей стороны сколько-нибудь были трехдечные корабли, хотя против самых важных… Я надеюсь на мой корабль о 80-ти пушках, но он один, а подобного и сему другого нет». Адмирал Ушаков: письма, записки. М., 2004. С. 277–278.

(обратно)

304

Оба первых сражения были морскими.

(обратно)

305

В частности, имеются в виду 100-пушечные линейные корабли, которыми располагал В.Я. Чичагов и которых не было у шведов. Здесь также стоит напомнить, что сами по себе даже эти корабли не могли быть решающим фактором достижения победы, поскольку последняя определяется как общей боеспособностью своей эскадры (в свою очередь, состоящей из целого набора различных компонентов), так и состоянием эскадры противника. В противном же случае следует признать очевидной неизбежность победы франко-испанского флота в Трафальгарском сражении только на том основании, что он в отличие от англичан имел 112- и 134-пушечные линейные корабли и артиллерию более крупных калибров.

(обратно)

306

В этой связи можно только еще раз порадоваться, что Черноморский флот возглавил в 1783 г. Г.А. Потемкин, к тому же освобожденный из-под опеки Петербурга.

(обратно)

307

П.В. Чичагов еще характеризует это противостояние как борьбу русской и иностранной партий: «Представителем русской партии был мой отец, но в тоже время существовала другая партия, гораздо более сильная — иностранная, во главе которой находились люди весьма уважаемые, но увлекшиеся чересчур своими симпатиями к англичанам: графы Воронцовы, граф Безбородко и многие другие» (Чичагов П.В. Указ. соч. С. 183–184).

(обратно)

308

Так и хочется сказать: что породили, то и получили.

(обратно)

309

Более того, Русско-шведская война 1741–1743 гг. оставила еще одно весьма примечательное наследство. Вот что, в частности, можно найти в труде Г. Кирхгофа: «В обвинительном акте (Н.Ф. Головина, не сумевшего разбить шведский флот в 1743 г. у мыса Гангут. — Авт.) указывалось, что ему следовало атаковать противника уже по той причине, что Ласси своими галерами мог бы оказать ему значительную помощь. Головин оправдывался тем, что в морских законах Петра Великого ясно сказано, что русским морякам никогда не следует вступать в бой со шведами, если не имеется абсолютного перевеса в кораблях по расчету не менее трех русских кораблей на два шведских. На основании этого Головин был оправдан» (Кирхгоф Г. Указ. соч. С. 380).

(обратно)

310

Во всяком случае, ни одной «дополнительной инструкции», ни одного корректива в тактическую подготовку флота внесено в 1775–1788 гг. не было.

(обратно)

311

Напомним возраст наиболее известных русских адмиралов в момент достижения ими решающих побед: Г.А. Спйридову в 1770 г. было 57 лет (а в 60 он попросился в отставку!), Ф.Ф. Ушакову в 1788–1791 гг. — 43–46 лет, Д.Н. Сенявину в 1807 г. — 44 года, П.С. Нахимову в 1853 г. — 51 год. Примерно такая же картина наблюдалась и на западных флотах, за исключением разве что таких английских флотоводцев как Д. Родней и А. Дункан, которые в момент одержания своих ключевых побед были ровесниками В.Я. Чичагова. Но, повторимся, оба они являлись именно флотоводцами, с совершенно несопоставимой практикой военно-морской деятельности, а кроме того, тот же Родней, по данным А.Т. Мэхэна, также упустил возможность в блестяще выигранном им Доминикском сражении 1782 г. окончательно добить французский флот.

(обратно)

312

В частности, по данным авторов работы «Карьера адмирала Клокачева», он в течение 1777–1779 гг. каждый год вынужден был на несколько месяцев уезжать для лечения в Петербург. Горбачев С., Симоненко В. Карьера адмирала Клокачева // Маринист. 2000. № 1. С. 118–120.

(обратно)

313

В частности, русская эскадра насчитывала 17 линейных кораблей, в том числе 5 100-пушечных, 4 парусных и 8 гребных фрегатов при 1400 орудиях, а шведская, под командованием генерал-адмирала герцога К. Зюдерманландского — 22 линейных корабля, 8 линейных фрегатов, 6 катеров и 2000 орудий.

(обратно)

314

А вот дальше возникает вопрос: Иван Афанасьев — это И. Афонасьев 1705–1784 гг. или же И.И. Афанасьев, родившийся в 1730 г.? Для первого он был слишком активен в 1768–1774 гг., имея 63–69 лет от роду. Для второго же вполне подходил (в XVIII в. учиться кораблестроению начинали уже в 13–15 лет), но тогда получается, что Афанасьевых было не двое, а трое (Иван, Иван Иванович и Семен Иванович). В общем, эти вопросы еще ждут ответа, а пока помогавший А.Н. Сенявину создавать Азовскую флотилию И. Афанасьев может быть как просто Иваном, так и Иваном Ивановичем.

(обратно)

315

Приводя эту цифру, А.А. Смирнов ссылается на данные РГАВМФ, однако она вызывает сомнения, поскольку обычно у линейных кораблей и фрегатов парусного флота ход не превышал 12 узлов.

(обратно)

316

Фрегаты «Восьмой» и «Девятый» уже с 1786 г. просто числились в строю, а из линейных кораблей и линейных фрегатов предвоенной постройки лишь «Рождество Христово», «Владимир» и «Александр Невский» остались реальными боевыми единицами после завершения военных действий.

(обратно)

317

Кроме того, этот корабль, заложенный как 90-пушечник, стал еще и своеобразным памятником самому грандиозному штату Черноморского флота (включавшему только линейных кораблей 20 единиц — 3 80–90-пушечных и 17 74-пушечных), намеченному Г.А. Потемкиным в 1791 г., но свернутому сразу после его смерти: в частности, он остался первым и последним его представителем в разделе линейных сил.

(обратно)

318

Уже по возвращении из Средиземноморского похода ему потребовался трехлетний ремонт, а с 1805 г. он просто числился в строю.

(обратно)

319

Офицеры, ставшие первыми в составе Азовской флотилии.

(обратно)

320

Офицеры, ставшие первыми в составе Азовской флотилии.

(обратно)

321

Офицеры, ставшие первыми в составе Азовской флотилии.

(обратно)

322

Офицеры, ставшие первыми в составе Азовской флотилии.

(обратно)

323

Спуск на воду не означает введения судна в строй.

(обратно)

324

К сожалению, как мы уже указывали, имеющиеся данные не позволяют пока точно ответить на вопрос о калибре орудий, стоявших на. его гон-деке.

(обратно)

325

По всей видимости, И.А. Повалишину следовало подпустить противника еще ближе, чтобы затем первым же залпом в упор попытаться нанести максимальный урон его рангоуту, чем и расстроить линию шведов. На деле же получилось, как у турок в Хиосском сражении: начали стрелять издалека и так и не остановили приближение русской эскадры.

(обратно)

326

У фрегатов «Седьмой» — «Шестнадцатый» первое название заменено на второе в 1783 г., а на третье (если есть) — в 1788 г.

(обратно)

327

У фрегатов типа «Кинбурн» первое название дано при введении в строй, на второе заменено в 1788 г.

(обратно)

328

Правда, будучи членом Совета при Высочайшем дворе и руководителем Военной коллегии, Г.А. Потемкин имел и политическое влияние, но пока оно было общим, и в реальности больше влияния было у П.А. Румянцева.

(обратно)

329

Приведены данные только по той части губернии, которая непосредственно затронута в книге.

(обратно)

Ссылки

1

Золотарев В.А., Козлов И.Л. Российский военный флот на Черном море и в Восточном Средиземноморье. М., 1989. С. 3.

(обратно)

2

Веселого Ф.Ф. Краткая история русского флота. 2-е изд. М.; Л., 1939. С. 103–104.

(обратно)

3

Так удачно охарактеризовал ее возникновение В.Н. Виноградов. Век Екатерины II Дела Балканские. М, 2000. С. 93.

(обратно)

4

История внешней политики России. XVIII век (от Северной войны до войн России против Наполеона). М., 1999. С. 115.

(обратно)

5

Век Екатерины П. Дела балканские. С. 43.

(обратно)

6

Там же.

(обратно)

7

Филевский П.П. История города Таганрога. М., 1898. С. 210.

(обратно)

8

История Балкан: Век восемнадцатый / Отв. ред. В.Н. Виноградов. М., 2004. С. 118.

(обратно)

9

Россия и Черноморские проливы (XVIII–XX столетия) / Отв. ред.: Л.Н. Нежинский, А.В. Игнатьев. М., 1999. С. 52.

(обратно)

10

Дружинина Е.И. Кгочук-Кайнарджийский мир 1774 года. М., 1955. С. 66.

(обратно)

11

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 101.

(обратно)

12

Морской Атлас. Военно-исторический. Описания к картам. Т. 3. Ч. 1. М., 1959. С. 297.

(обратно)

13

Мусский И.А. Указ. соч. С. 250.

(обратно)

14

Там же. С. 250.

(обратно)

15

История Балкан: Век восемнадцатый. С. 116.

(обратно)

16

Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XVIII в. М., 1948. С. 464.

(обратно)

17

Павленко Н.И. Екатерина Великая. М., 1999. С. 134.

(обратно)

18

Там же. С. 463–464.

(обратно)

19

Россия и Черноморские проливы, С. 51; Век Екатерины II. Дела балканские. С. 44.

(обратно)

20

Шеремет В.И. Война и Бизнес. М., 1996. С. 69.

(обратно)

21

Век Екатерины II. Дела балканские. С. 44.

(обратно)

22

Там же. С. 41–44.

(обратно)

23

Там же. С. 124.

(обратно)

24

Там же. С. 40.

(обратно)

25

Там же.

(обратно)

26

Там же.

(обратно)

27

Тарле Е. В. Указ. соч. С.11.

(обратно)

28

Век Екатерины II. Дела балканские. С. 41.

(обратно)

29

Там же.

(обратно)

30

Широкорад А.Б. Адмиралы и корсары Екатерины Великой. М., 2006. С. 36.

(обратно)

31

Там же.

(обратно)

32

Тарле Е. В. Указ. соч. С. 12.

(обратно)

33

Там же. С. 15.

(обратно)

34

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 75.

(обратно)

35

История Балкан. Век восемнадцатый. С. 118.

(обратно)

36

Там же.

(обратно)

37

История внешней политики России. XVIII в. С. 115.

(обратно)

38

Anderson M.S. Great Britain and the Russo-Turkish war of 1768–1774 // English Historical Review. 1954. Vol. LXIX. P. 40.

(обратно)

39

Там же. Р. 41.

(обратно)

40

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 460–462; Век Екатерины П. Дела балканские. С. 36–45, 93–94; Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 69–84.

(обратно)

41

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 298.

(обратно)

42

Материалы для истории русского флота (Далее — МИРФ). СПб., 1877. Ч. 6. С. 358.

(обратно)

43

Морская комиссия Петра III // Гангут. 1998. № 17. С. 22–23.

(обратно)

44

Об итогах и уроках Семилетней войны 1756–1763 гг. и уровне развития русского флота на фоне других флотов европейских держав см. прил. 1.

(обратно)

45

Морская комиссия Петра III. С. 18.

(обратно)

46

Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. XIII. История России с древнейших времен. Т. 25–26. М, 1994. С. 106.

(обратно)

47

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 331; Морская комиссия Петра III. С. 18.

(обратно)

48

Стегний П.В. Разделы Польши и дипломатия Екатерины II. 1772. 1793. 1795. М., 2002. С. 86.

(обратно)

49

Там же. С. 86–87.

(обратно)

50

Век Екатерины II. Дела балканские. С. 25.

(обратно)

51

Сб. РИО. Т. XII. 1873. С. 114.

(обратно)

52

Век Екатерины II. Дела балканские. С. 152.; Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. XIV. История России с древнейших времен. Тт. 27–28 / Отв. ред. И.Д. Ковальченко. М., 1994. С. 272.

(обратно)

53

Образцов В.Н. «Надежда Благополучия» // Родина. 2010. № 3.

(обратно)

54

Новиков Н.В. Исторический очерк развития штатов российского флота // Морской сборник. 1911. № 4. С. 3.

(обратно)

55

Сб. РИО. Т. XIX. 1876. С. 321.

(обратно)

56

Новиков Н.В. Указ. соч. С. 3; Беливенец П.И. Материалы для истории русского флота // Под Андреевским флагом. М., 1994. С. 286; Московенко М.В. Государство российское и флот. М., 2003. С. 82 (ссылается на: РГАВМФ. Ф. 227. Оп. 1. Д. 20. Л. 72).

(обратно)

57

Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. СПб., 2007. С. 103 (ссылается на: РГАВМФ Ф. 227. Оп. 1. Д. 20. Л. 31–31 об).

(обратно)

58

Танстолл Б. Морская война в век паруса. 1650–1815. Сражения великих адмиралов / Пер. с англ. М., 2005. С. 29.

(обратно)

59

Петрухинцев Н.Н. Два флота Петра I: технологические возможности России // Вопросы истории. 2003. № 4. С. 126.

(обратно)

60

Шильдкнехт Е.[Н.] Что офицер армии должен знать о флоте // Военно-морская идея России: Духовное наследие Императорского флота. М., 1999. С. 302–304. Работа Е.Н. Шильдкнехта впервые была опубликована в Праге см.: Морской журнал. 1929. № 2, 6.

(обратно)

61

Большой Энциклопедический Словарь. М.; СПб., 1991. С. 402.

(обратно)

62

Архив Государственного Совет: в 2томах. Совете царствование Екатерины II 1768–1796. СПб., 1869. Т. 1. С. 544–546; МИРФ. Ч. 12. СПб., 1888. С. 696–697.

(обратно)

63

Белавенец П.И. Флот при Екатерине Великой // Под Андреевским флагом: Век XVIII / Сост: В.В. Шигин. М., 1994. С. 285.

(обратно)

64

Кротков А.С. Русский флот в царствование императрицы Екатерины II с 1772 по 1783 гг. С. 287.

(обратно)

65

Clowe's W.L. The Royal Navy. A History from the Earliest time to the Present. London, 1899. Vol. 3. P. 11–12, 334. На русском языке публикуется впервые.

(обратно)

66

Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в годы правления Екатерины II. С. 157.

(обратно)

67

Кротков А.С. Корабль «Три Святителя» (исторический этюд). Кронштадт, 1888. С. 3; Winfield R. British Warships in the Age of Sail 1793–1817. Design, Construction, Careers and Fates. London, 2005. P. 47, 97.

(обратно)

68

Доценко В.Д. Русский морской мундир. 1696–1917. СПб., 1994. С. 37–39.

(обратно)

69

Составлено по: Меркулов И.В. Российский морской офицерский корпус в царствование Екатерины II: социальные аспекты комплектования командного состава флота. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. СПб., 2005. Таблицы 1.1/1а, 1.1/16.; Волков СВ. Русский офицерский корпус. М., 1993. С. 46–47, 314–316.; Иллюстрированный энциклопедический словарь / Ред. кол.: В.И. Бородулин, А.П. Горкин, А.А. Гусев, Н.М. Ланда. М., 1995. С. 774.

(обратно)

70

МИРФ. Ч. 11. СПб., 1886. С. 319–320; Для анализа привлечены также картины художника Я.Ф. Хаккерта, посвященные Первой Архипелагской экспедиции русского флота 1769–1774 гг., написанные им в 1772–1773 гг. и являющиеся, таким образом, художественным свидетельством времени. Кстати, нужно отметить и статью Г.А. Гребенщиковой «Адмирал Грейг — путь к признанию» // Гангут. 2002. Вып. 30. С. 3–15. Однако непонятно, почему Г.А. Гребенщикова, использовав часть данных, сходных с приводимыми в МИРФ. Ч. 11, не сочла нужным хотя бы упомянуть эту важнейшую публикацию источников.

(обратно)

71

Использованы материалы книги: Марквардт К.Х. Рангоут, такелаж и паруса судов XVIII в. / Пер с нем. А.А. Чабана. Л., 1991.

(обратно)

72

Использованы данные МИРФ Ч. 11. С. 319–322 и статей Ю.С. Крючкова «Развитие в России линейного парусного флота» // Судостроение. 1984. № 10. С. 54–56 и Г.А.Гребенщиковой «Адмирал Грейг — путь к признанию». С. 3–15. Заметим, что и в этом случае Г.А. Гребенщикова приводит сведения, сходные с фигурирующими в МИРФ. Ч. 11, даже не упоминая об этом факте.

(обратно)

73

Использованы данные указанной выше книги К.Х. Марквардта, а также работы «Британские парусные линейные корабли» // Война на море. 2005. № 11.

(обратно)

74

Гребенщикова Г.А. Адмирал Грейг — путь к признанию. С. 5–7.

(обратно)

75

МИРФ. Ч. 11. С. 123.

(обратно)

76

Там же. С. 116–124, 194–196,241–243, 279–281, 331–333.

(обратно)

77

Там же. С: 333.

(обратно)

78

Белавенец П.И. Материалы по истории русского флота // Под Андреевским флагом: Век XVIII. М., 1994. С. 288–289.

(обратно)

79

Там же. С. 289.

(обратно)

80

Там же.

(обратно)

81

Веселого Ф.Ф. Краткая история русского флота. С. 88.

(обратно)

82

МИРФ. 4, 11. С. 194.

(обратно)

83

Шапиро А.Л. Адмирал Д.Н. Сенявин. М., 1958. С. 20.

(обратно)

84

Там же. С. 22.

(обратно)

85

Веселого Ф.Ф. Краткая история русского флота. С. 163–164.

(обратно)

86

Там же. С. 83.

(обратно)

87

См. соответственно: Книга устав морской. СПб., 1763 г. — Книга 1, глава 1, статьи 24, 25, 27; Книга 3, глава 1, статьи 78, 79, 86, 87 (С. 9–10, 56–57, 59).

(обратно)

88

Архив графов Мордвиновых. СПб., 1901. Т. 1. С. 104.

(обратно)

89

Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. XIV. Т. 27–28. С. 288.

(обратно)

90

Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. XIV. Т. 27–28. М., 1994. С. 273.

(обратно)

91

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 101.

(обратно)

92

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 101; Исабель де Мадариага. Указ. соч. С. 335.

(обратно)

93

Грунт А.Я. Создатель Азовского флота [адмирал А.Н. Сенявин]. М.; Л., 1945. С. 16.

(обратно)

94

Исабель де Мадариага. Указ. соч. С. 335.

(обратно)

95

Там же.

(обратно)

96

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 463–464.

(обратно)

97

Там же. С. 464.

(обратно)

98

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 98.

(обратно)

99

Миллер А.Ф. Мустафа-паша Байрактар. М.; Л., 1947. С. 49.

(обратно)

100

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 98.

(обратно)

101

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 99; Мейер М.С. Османская империя в XVIII в.: черты структурного кризиса. М., 1991. С. 199.

(обратно)

102

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 99.

(обратно)

103

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 101; Мейер М.С. Указ. соч. С. 199.

(обратно)

104

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 101.

(обратно)

105

Скаловский Р.С. Жизнь адмирала Федора Федоровича Ушакова. СПб., 1856. Ч. 1. С. 165–166; Тарле Е.В. Указ. соч. С. 14, 39.

(обратно)

106

Скаловский Р.С. Указ. соч. С. 165–166.

(обратно)

107

Тарле Е. В. Указ. соч. С. 39; Бобраков А. Предтеча Чесменской победы. Анализ Хиосского сражения с точки зрения командира корабля // Морской журнал. 2005. № 2. С. 32.

(обратно)

108

Тарле Е. В. Указ. соч. С. 14–15.

(обратно)

109

Басов А.Н. История военно-морских флагов. М.; СПб., 2004. С. 215.

(обратно)

110

Королев В.Н. Босфорская война. М., 2007. С. 237.

(обратно)

111

История отечественного судостроения. Т. 1. С. 154.

(обратно)

112

Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка 1769–1791 гг. М., 1997. С. 332.

(обратно)

113

Дипломатическая переписка английских послов и посланников при русском дворе // Сб. РИО. Т. XIX. СПб., 1876. С. 91.

(обратно)

114

Скаловский Р.С. Указ. соч. С. 165–166; Штенцель А. История войн на море. В 2 томах. М, 2002. Т. 2. С. 383.

(обратно)

115

Толстой П.А. Состояние народа турецкого в части характеристики турецкого флота (1703–1706 гг.) // Известия Таврической ученой археографической комиссии. 1914. № 51. С. 102–107.

(обратно)

116

Штенцель А. Указ. соч. Т. 2. С. 383; Тарле Е. В. Указ. соч. С. 39–40.

(обратно)

117

Сведения взяты из следующих источников: шканечных журналов кораблей Азовской флотилии, а также работы: Хитцель Ф. Османская империя / Пер. с французского М.А. Черепахина. М., 2006; Записки генерал-фельдмаршала князя Александра Александровича Прозоровского (1756–1776). М., 2003.

(обратно)

118

Сведения взяты из Материалов для истории русского флота Ч. 6. и данных РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. (шканечные журналы кораблей русского флота).

(обратно)

119

Дружинина Е.М. Указ. соч. С. 99.

(обратно)

120

Миллер А.Ф. Указ. соч. С. 48.

(обратно)

121

Ресми-Ахмед-эфенди. Сок достопримечательного. В собрании сочинений Сенковского. Т. VI. СПб., 1859. С. 75–76.

(обратно)

122

Миллер А.Ф. Указ. соч. С. 55.

(обратно)

123

Петросян Ю.А. Османская империя: могущество и гибель. Исторические очерки. М., 1990. С. 137.

(обратно)

124

Русский посол в Стамбуле (Петр Андреевич Толстой и его описание Османской империи начала XVIII в.). М., 1985. С. 65-68.

(обратно)

125

Там же. С. 70.

(обратно)

126

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 258–262.

(обратно)

127

Шеремет В.И. Указ. соч. С. 75.

(обратно)

128

Миллер А.Ф. Указ. соч. С. 46.

(обратно)

129

Шеремет В.И. Указ. соч. С. 26.

(обратно)

130

Дружинина Е.М. Указ. соч. С. 95.

(обратно)

131

Там же. С. 99–100.

(обратно)

132

Шеремет В.И. Указ. соч. С. 75.

(обратно)

133

МИРФ. Ч. 6. С. I.

(обратно)

134

Архив Государственного Совета. Т. 1. С. 4.

(обратно)

135

Золотарев В.А., Межевич М.Н., Скородумов Д.Е. Во славу отечества Российского. М., 1984. С. 265–270.

(обратно)

136

Морской Атлас. Т.З. 4.1. С. 259, 261, 263; Михайлов А.А. Первый бросок на юг. М.; СПб., 2003. С. 177–186, 221–223; Анисимов Е. В. Россия без Петра: 1725–1740. СПб., 1994. С. 41.

(обратно)

137

Анисимов Е. В. Указ. соч. С. 417–418.

(обратно)

138

Михайлов А.А. Указ. соч. С. 188.

(обратно)

139

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 254.

(обратно)

140

Керсновский А.А. История русской армии. М., 1992. Т. 1. С. 83.

(обратно)

141

Соловьев С.М. В 18 кн. Кн. X. История России с древнейших времен. Т. 19–20 / Отв. ред.: И.Д. Ковальченко, С.С. Дмитриев. М., 1993. С. 432.

(обратно) name="c_142">

142

Там же. С. 433.

(обратно)

143

Бегунова А.И. Сабли остры, кони быстры…: Из истории русской кавалерии. М., 1992. С. 46.

(обратно)

144

Михайлов А.А. Указ. соч. С. 240.

(обратно)

145

Бегунова A.M. Указ. соч. С. 27.

(обратно)

146

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 258.

(обратно)

147

Петрухинцкев Н.Н. Два флота Петра I: технологические возможности России // Вопросы истории. 2003. № 4. С. 124.

(обратно)

148

Мезенцев Е. В. Крымские походы 1556–1559 гг. // Отечественная история: История России с древнейших времен до 1917 года: Энциклопедия. М., 2000. Т. 3. С. 181–182.

(обратно)

149

Волков В.А. Войны и войска Московского государства. М., 2004. С. 145–146.

(обратно)

150

Речь идет о стругах и чайках: первые вмещали по 50–80 человек, вторые — 50-70 человек.

(обратно)

151

Тушин Ю.П. Русское мореплавание на Каспийском, Азовском и Черном морях (XVII век). М., 1978. С. 91.

(обратно)

152

Королев В.Н. Указ. соч. С. 29.

(обратно)

153

Там же. С. 30.

(обратно)

154

Там же.

(обратно)

155

Там же. С. 31.

(обратно)

156

Там же. С. 235.

(обратно)

157

Там же. С. 236.

(обратно)

158

Там же.

(обратно)

159

Там же. С. 237.

(обратно)

160

См. прим. 129.

(обратно)

161

Там же. С. 238.

(обратно)

162

Там же. С. 243.

(обратно)

163

Там же. С. 27.

(обратно)

164

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 190.

(обратно)

165

МИРФ. Ч. 6. С. 35–36.

(обратно)

166

Там же. С. 43.

(обратно)

167

Там же. С. 49–50.

(обратно)

168

Там же. С. 50.

(обратно)

169

Михайлов А.А. Указ. соч. С. 147.

(обратно)

170

Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. X. Т. 19–20. С. 390.

(обратно)

171

Там же.

(обратно)

172

Архив князя Воронцова. Кн. 2. М., 1871. С. 509.

(обратно)

173

МИРФ. Ч. 6. С. 97–98.

(обратно)

174

Там же. С. 606–609.

(обратно)

175

МИРФ. Ч. 6. С. 97–98.

(обратно)

176

Там же. С. 112–113.

(обратно)

177

Там же. С. 97–98, 115–116.

(обратно)

178

Там же. С. 113–114.

(обратно)

179

Головизнин К. Русский флот на Черном море. СПб., 1885. С. 68.

(обратно)

180

МИРФ. Ч. 6. С. 126–127.

(обратно)

181

Там же. С. 135–136.

(обратно)

182

Там же. С. 188–190.

(обратно)

183

Головизнин К. Указ. соч. С. 134.

(обратно)

184

МИРФ. Ч. 6. С. 229–231.

(обратно)

185

Там же. С. 205–206.

(обратно)

186

Головизнин К. Указ. соч. С. 138.

(обратно)

187

Документы русского флота периода русско-турецкой войны 1735–1739 гг. // Под Андреевским флагом: Век XVIII. С. 242–244.

(обратно)

188

Там же.

(обратно)

189

Там же.

(обратно)

190

Головизнин К. Указ. соч. С. 207; МИРФ. Ч. 6. С. 229–231.

(обратно)

191

Головизнин К. Указ. соч. С. 207.

(обратно)

192

Там же. С. 204.

(обратно)

193

Там же. С. 213–214.

(обратно)

194

Там же. С. 214.

(обратно)

195

МИРФ. Ч. 6. С. 130–131.

(обратно)

196

Там же. С. 606–609.

(обратно)

197

Там же.

(обратно)

198

Там же. С. 611.

(обратно)

199

Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. X. Т. 19–20. С. 413.

(обратно)

200

Там же. С. 415.

(обратно)

201

МИРФ. Ч. 6. С. 656–658.

(обратно)

202

Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. X. Т. 19–20. С. 417.

(обратно)

203

МИРФ. Ч. 6. С. 645–647.

(обратно)

204

Там же. С. 649–651.

(обратно)

205

Там же. С. 658–659.

(обратно)

206

Там же. С. 671–672.

(обратно)

207

Там же. С. 663–664.

(обратно)

208

МИРФ. Ч. 6. С. 663–665.

(обратно)

209

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 260–261.

(обратно)

210

История Балкан: Век восемнадцатый. С. 118.

(обратно)

211

Овчинников В.Д. Федор Ушаков. С. 34.

(обратно)

212

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 4.

(обратно)

213

Там же. С. 5.

(обратно)

214

Широкорад А.Б. Тысячелетняя битва за Царьград. М., 2002. С. 206–207.

(обратно)

215

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1.

(обратно)

216

Брикнер А.Г. История Екатерины Второй. М., 1998. С. 330 (печатается по изданию А.С. Суворина, СПб., 1885).

(обратно)

217

Головачев В.Ф. Чесменское сражение и русский флот в 1769 г. // Морской сборник. 1900. № 1. С. 67.

(обратно)

218

Пертшов П.В. Посол III класса. М., 1992. С. 97–101.

(обратно)

219

Заиякин И.А., Почкаев И.Н. Екатерининские орлы. М.: Мысль, 1996.

(обратно)

220

Авторы книги дают следующую ссылку: Рассказы из Русской истории XVIII века (по архивным документам) / Сост. А. Барсуков. СПб., 1885. С. 112.

(обратно)

221

Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Указ. соч. С. 151.

(обратно)

222

Скрицкий Н.В. Георгиевские кавалеры под Андреевским, флагом. Русские адмиралы — кавалеры ордена Святого Георгия I и II степеней. М.: ЗАО Центрполиграф, 2002.С. 23.

(обратно)

223

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 5.

(обратно)

224

Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. XIV. История России с древнейших времен. Т. 27–28 / Отв. ред. И.Д. Ковальченко. М., 1994. С. 267–268.

(обратно)

225

Письма Екатерины II к графу И.Г. Чернышеву // Русский Архив. 1871. № 9. С. 1321–1326.

(обратно)

226

Брикнер А.Г. История Екатерины Второй. М., 1998. С. 327 (печатается по изданию А.С. Суворина, СПб., 1885).

(обратно)

227

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 464.

(обратно)

228

Там же. С. 463.

(обратно)

229

Архив Государственного Совета. Т. I. Ч. 1. С. 8–10, 13.

(обратно)

230

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 8–10; МИРФ. Ч. 6. С. 274–276; Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. СПб., 1872. С. 13–16; Овчинников В.Д. Федор Федорович Ушаков. С. 19.

(обратно)

231

Архив Государственного Совета. Т. 1.4. 1. С. 5; Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 306–307.

(обратно)

232

РГАВМФ. Ф. 227. Оп. 1. Д. 26. Л. 4.

(обратно)

233

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 109.

(обратно)

234

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 7–8.

(обратно)

235

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 1. Д. 5. Л. 28–28 об.

(обратно)

236

РГАВМФ. Ф. 227. Оп. 1. Д. 27. Л. 1; МИРФ. Ч. 6. С. 259.

(обратно)

237

МИРФ. Ч. 6. С. 261.

(обратно)

238

Там же.

(обратно)

239

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 1–2 об.

(обратно)

240

Там же. Д. 2, Л. 365–365 об.

(обратно)

241

Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину // Русский Архив. 1871. № 9. С. 1351–1352.

(обратно)

242

Письма Екатерины II к графу И.Г. Чернышеву. С. 1327–1329.

(обратно)

243

При рассмотрении гидрографических условий данного района нами использовались данные «Материалов для истории русского флота» (Ч. 6), РГАВМФ, Краткой географической энциклопедии (М., 1961–1966. Т. 1–5).

(обратно)

244

МИРФ. Ч. 6. С. 310.

(обратно)

245

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 406–407 об

(обратно)

246

МИРФ. Ч. 6. С. 264–265.

(обратно)

247

Там же. С. 362.

(обратно)

248

Там же. С. 268.

(обратно)

249

Там же.

(обратно)

250

Там же. С. 265.

(обратно)

251

Там же. С. 268.

(обратно)

252

Для описания данного района с точки зрения природно-климатических условий нами используются данные, приводимые в документах по истории Азовской флотилии, как изданные уже в «Материалах для истории русского флота» (Ч. 6.), так и найденные в РГАВМФ. Кроме того, были привлечены сведения из очерка Тупмана «Крымское ханство» (Симферополь, 1936), Краткой географической энциклопедии (Т. 1–5, М., 1961–1966), работ «Заповедники СССР: заповедники Украины и Молдавии» (М., 1987), «Заповедники СССР: заповедники европейской части РСФСР» (М., 1989. Ч. 2), а также монографии Борисенкова Е.П., Пасецкого В.М. Тысячелетняя летопись необычайных явлений природы. М., 1988.

(обратно)

253

Тунманн. Крымское ханство / Пер. с немецкого издания 1784 г. Н.Л. Эрнста и С.Л. Белявской. Симферополь, 1936. С. 43.

(обратно)

254

Там же..

(обратно)

255

МИРФ. Ч. 6. С. 354, 357–361; РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 63096. Л. 1–30.

(обратно)

256

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а., Л. 31–41 об; Д. 1042. Л. 30–39 об.

(обратно)

257

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 406–407 об.

(обратно)

258

РГАВМФ. Ф. 227. Оп. 1. Д. 27. Л. 1; МИРФ Ч. 6. СПб., 1877. С. 259.

(обратно)

259

МИРФ. Ч. 6. С. 260–261.

(обратно)

260

Там же. С. 261.

(обратно)

261

Там же.

(обратно)

262

Там же.

(обратно)

263

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 9. Л. 10–12; Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 118.

(обратно)

264

Там же. Д. 3. Л. 55; Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 443. Л. 1–1 об.; МИРФ. Ч. 6. С. 556557.

(обратно)

265

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 9. Л. 10–12.

(обратно)

266

Там же.

(обратно)

267

Там же.

(обратно)

268

Там же. Д. 3. Л. 12.

(обратно)

269

МИРФ. Ч. 6. С. 264–265.

(обратно)

270

РГАВМФ. Ф. 327. Оп. 1. Д. 2890. Л. 1; МИРФ. Ч. 6. С. 265–268; Морской Атлас. Т. 3. Военно-исторический. Ч. 1. Описания к картам. М., 1959. С. 306.

(обратно)

271

Веселого Ф.Ф. Краткая история русского флота. М.; Л., 1939. С. 102.

(обратно)

272

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 249–256.

(обратно)

273

Там же. Л. 106–106 об, 249–261, 270–272, 279–283 об, 304–305; МИРФ. Ч. 6. С. 266-268.

(обратно)

274

Там же. Л. 249–255.

(обратно)

275

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 71–72.

(обратно)

276

Там же. Л. 257–264 об, 270–272 об, 279–283 об, 304–305.

(обратно)

277

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 45. Л. 129–130.

(обратно)

278

Там же. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1123. Л. 122.

(обратно)

279

Там же. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1061, 1123, 1124, 1184, 1187.

(обратно)

280

Кротов П.А. Гангутская баталия 1714 года. СПб., 1996. С. 98, 104; Трубкин Ю.Е. Трофей Гангутской победы // Гангут. 1999. Вып. 20. С. 18–21.

(обратно)

281

МИРФ. Ч. 6. С. 265–268.

(обратно)

282

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 106–107.

(обратно)

283

Расторгуев В.И. Судостроение на верфях Воронежского края в 1768–1800 гг. Воронеж, 2003. С. 9.

(обратно)

284

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 55–57.

(обратно)

285

Там же. Л. 133–133 об.

(обратно)

286

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 171–174.

(обратно)

287

Там же. Л. 117.

(обратно)

288

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 118; Веселого Ф.Ф. Список русских военных судов 1668–1860. СПб., 1872. С. 718–719; Русские экспедиции по изучению Северной части Тихого океана в 1-й половине XVIII в. М., 1984. С. 295; Расторгуев В.И. Указ. соч. С. 8.

(обратно)

289

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 314, Ф. 870. Оп. 1. Д. 63093. Л. 1–5 об.

(обратно)

290

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 118, 314. Расторгуев В.И. Указ. соч. С. 8.

(обратно)

291

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 314.

(обратно)

292

МИРФ. Ч. 6. С. 271.

(обратно)

293

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 278.

(обратно)

294

Там же. Л. 313–314.

(обратно)

295

МИРФ. Ч. 6. С. 277.

(обратно)

296

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 76–79 об.

(обратно)

297

Там же. Л. 79–79 об.

(обратно)

298

Там же. Л. 313–314, 376

(обратно)

299

МИРФ. Ч. 6. С. 279.

(обратно)

300

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 383; МИРФ. Ч. 6. С. 277–278.

(обратно)

301

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 346–347.

(обратно)

302

Там же. Ф. 227. Оп. 1. Д. 29. Л. 18–18 об.

(обратно)

303

Там же.

(обратно)

304

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 230–231.

(обратно)

305

Там же.

(обратно)

306

Там же. Л. 230–230 об.; МИРФ. Ч. 6. С. 272–273.

(обратно)

307

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 230–235 об.; МИРФ. Ч. 6. С. 272–273, 280–281.

(обратно)

308

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 284–285.

(обратно)

309

Там же. Л. 225–225 об., 306–308 об.

(обратно)

310

МИРФ. Ч. 6. С. 280–281.

(обратно)

311

Там же. С. 283.

(обратно)

312

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 378–379.

(обратно)

313

Там же. Л. 201–201 об.; Д. 5. Л. 198–201 об.; МИРФ. Ч. 6. С. 285.

(обратно)

314

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 198.

(обратно)

315

МИРФ. Ч. 6. С. 293.

(обратно)

316

Там же. С. 299–300.

(обратно)

317

Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1356–1361.

(обратно)

318

Дальнейшее рассмотрение по документу: МИРФ. Ч. 6. С. 306–308.

(обратно)

319

МИРФ. Ч. 6. С. 308.

(обратно)

320

МИРФ. Ч. 6. С. 274–276; РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 1. Л. 22–24 об.

(обратно)

321

Архив Государственного Совета. Т. 1.4. 1. С. 45–46.

(обратно)

322

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 6. Л. 46.

(обратно)

323

Там же.

(обратно)

324

МИРФ. Ч. 6. С. 346.

(обратно)

325

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 106–107.

(обратно)

326

МИРФ. Ч. 6. С. 274–276.

(обратно)

327

Расторгуев В.И. Указ. соч. С. 199.

(обратно)

328

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 1. Л. 22–24 об.

(обратно)

329

Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. XIV. История России с древнейших времен. Т. 27–28 / Отв. ред. И.Д Ковальченко. М., 1994. С. 281.

(обратно)

330

Там же.

(обратно)

331

Там же. С. 282.

(обратно)

332

МИРФ. Ч. 6. С. 309.

(обратно)

333

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 406–407 об.

(обратно)

334

МИРФ. Ч. 6. С. 311.

(обратно)

335

МИРФ. Ч. 6. С. 310–311; Веселого Ф.Ф. Список русских военных судов. С. 452–455.

(обратно)

336

МИРФ. Ч. 6. С. 311–312.

(обратно)

337

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 406–407 об.

(обратно)

338

Веселого Ф.Ф. Список русских военных судов. С. 452–455; Данилов A.M. Линейные корабли и фрегаты русского парусного флота. Минск, 1996. С. 200–205; Чернышев А.А. Российский парусный флот: Справочник в 2 т. Т. 1. М., 1997. С. 169–173.

(обратно)

339

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 373–374; МИРФ. Ч. 6. С. 311–312.

(обратно)

340

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 373–374; Ф. 870. Оп. 1. Д. 1030. Л. 10 об.; Д. 1031. Л. 4. Д. 1032. Л. 1–1 об; Д. 1033. Л. 8.

(обратно)

341

Там же. Ф. 212. Оп. 5. Д. 5. Л. 386–388.

(обратно)

342

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1032. Л. 41–72.

(обратно)

343

МИРФ. Ч. 6. С. 344–345.

(обратно)

344

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1032. Л. 41–72.

(обратно)

345

МИРФ. Ч. 6. С. 340.

(обратно)

346

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 434–435.

(обратно)

347

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 1 об-2 об.

(обратно)

348

Там же. Л. 1–2 об.

(обратно)

349

МИРФ. Ч. 6. С. 387–389.

(обратно)

350

Там же. С. 319–320.

(обратно)

351

Там же.

(обратно)

352

Там же.

(обратно)

353

РГАВМФ. Ф. 212. Он. 4. Д. 4. Л. 12.

(обратно)

354

Там же. Л. 11.

(обратно)

355

Там же. Л. 12.

(обратно)

356

Далее рассмотрение устройства и вооружения 32-пушечных фрегатов идет по: РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 1 об, 153–162, 239; Ф. 870. Оп. 1. Д. 1129. Л. 1; Д. 1268. Л. 1–2; Веселаго Ф.Ф. Список русских военных судов. С. 468–469.

(обратно)

357

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 1 об.

(обратно)

358

Там же.

(обратно)

359

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 98, 115.

(обратно)

360

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 153–155.

(обратно)

361

Составлено на основе материалов шканечных журналов фрегата «Первый» за кампании 1772–1774 гг.: См.: РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1129, 1206а, 1268.

(обратно)

362

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1129. Л. 28 об.

(обратно)

363

Боевая летопись русского флота. М., 1948. С. 165; История отечественного судостроения. Т. 1. С. 242.

(обратно)

364

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 301.

(обратно)

365

Веселаго Ф.Ф. Краткая история русского флота. М.; Л., 1939. С. 102.

(обратно)

366

Русские и советские моряки на Средиземном море. М., 1976. С. 47.

(обратно)

367

МИРФ. Ч. 6. С. 347.

(обратно)

368

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 438–438 об.

(обратно)

369

Там же. Ф. 168. Оп. 1. Д. 3. Л. 30–37 об., Ф. 870. Оп. 1. Д. 1042. Л. 91; МИРФ. Ч. 6. С. 294–295.

(обратно)

370

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 437–437 об.

(обратно)

371

Там же. Ф. 168. Оп. 1. Д. 3. Л. 30.

(обратно)

372

МИРФ. Ч. 6. С. 348.

(обратно)

373

МИРФ. Ч. 6. С. 354.

(обратно)

374

Там же. С. 355.

(обратно)

375

Там же. С. 355, 373, 395; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 177–178.

(обратно)

376

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 177–178.

(обратно)

377

МИРФ. Ч. 6. С. 370–372.

(обратно)

378

Там же.

(обратно)

379

Архив Государственного Совета. Т. 1.4. 1. С. 345.

(обратно)

380

МИРФ. Ч. 6. С. 381–385.

(обратно)

381

Там же.

(обратно)

382

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1123. Л. 58 об.

(обратно)

383

МИРФ. Ч. 6. С. 373–374.

(обратно)

384

Там же. С. 384.

(обратно)

385

Там же. С. 373–374.

(обратно)

386

РГАВМФ. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 443. Л. 40–41; Веселого Ф.Ф. Список русских военных судов. С. XVIII–XIX, 572–573.

(обратно)

387

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 24. Л. 137.

(обратно)

388

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 561–562 об., Канцелярия II отдел. Д. 443. Л. 40–41.

(обратно)

389

Там же. Ф. 168. Оп. 1. Д. 10. Л. 18–18 об.

(обратно)

390

МИРФ. Ч. 6. С. 358; РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1042. Л. 20 об.

(обратно)

391

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 145–145 об.

(обратно)

392

МИРФ. Ч. 6. С. 400.

(обратно)

393

Там же.

(обратно)

394

История русской армии и флота. Вып. VIII. М., 1912. С. 50.

(обратно)

395

МИРФ. Ч. 6. С. 385.

(обратно)

396

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 15. Л. 2.

(обратно)

397

МИРФ. Ч. 6. С. 375–376.

(обратно)

398

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 15. Л. 1–1 об.

(обратно)

399

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1123. Л. 14 об., МИРФ. Ч. 6. С. 406–407.

(обратно)

400

О вводе фрегата «Первый» в строй: РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 239, 248; Ф. 870. Оп. 1. Д. 1129. Л. 1–19; МИРФ. Ч. 6. С. 412.

(обратно)

401

МИРФ. Ч. 6. С. 407–408.

(обратно)

402

Там же. С. 407–408, 417–418.

(обратно)

403

Данные по размерам, устройству и вооружению 58-пушечных фрегатов проекта адмирала Ч. Ноульса приведены по: Веселого Ф.Ф. Список русских военных судов 1668–1860. C. 468–469; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 11. Л. 53–54; Ф. 327. Оп. 1. Д. 1694. Л. 1; Ф. 870. Оп. 1. Д. 1270. Л. 1; МИРФ. Ч. 6. С. 383–384, 391.

(обратно)

404

МИРФ. Ч. 6. С. 460.

(обратно)

405

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 31. Л. 259.

(обратно)

406

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 24. Л. 8–10.

(обратно)

407

МИРФ. Ч. 6. С. 383–384.

(обратно)

408

Там же. С. 391.

(обратно)

409

РГАВМФ. Ф. 2121. Оп. 4. Д. 11. Л. 92.

(обратно)

410

МИРФ. Ч. 6. С. 471.

(обратно)

411

РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 16. Л. 230.

(обратно)

412

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 660–660 об.

(обратно)

413

Там же.

(обратно)

414

История русской армии и флота. Вып. VIII. С. 50. Черноморский флот. М., 1967. С. 10; Русские и советские моряки на Средиземном море. С. 47.

(обратно)

415

МИРФ. Ч. 6. С. 421–422.

(обратно)

416

Там же. С. 429–430.

(обратно)

417

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 10. Л. 7–7 об.; Ф. 870. Оп. 1. Д. 63096. Л. 27; Д. 1206а. Л. 44-46.

(обратно)

418

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 44–46.

(обратно)

419

МИРФ. Ч. 6. С. 420.

(обратно)

420

Там же.

(обратно)

421

Там же.

(обратно)

422

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 571.

(обратно)

423

МИРФ. Ч. 6. С. 449–451, 458; РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1184. Л. 88 об- 104.

(обратно)

424

МИРФ. Ч. 6. С. 449–450; Общий морской список. СПб., 1890. Ч. IV. С. 214–215, 243-244.

(обратно)

425

Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1397–1398.

(обратно)

426

ИРФ. Ч. 6. С. 450.

(обратно)

427

Там же. С. 450–451.

(обратно)

428

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 351; Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1397–1398.

(обратно)

429

РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 20. Л. 181–182 об.; Веселого Ф.Ф. Список русских военных судов. С. 468–469.

(обратно)

430

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 40. Л. 56–56 об, Ф. 212, Канцелярия II отдел. Д. 443. А. 29 об -30.

(обратно)

431

Чернышев А.А. Указ. соч. Т. 1. С. 212.

(обратно)

432

Использованы данные ведомости оценки состояния Азовской флотилии за 1776 г.: РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 31. Л. 259–262.

(обратно)

433

МИРФ. Ч. 6. С. 452.

(обратно)

434

Там же. С. 458, 471–472.

(обратно)

435

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 40. Л. 56–56 об.

(обратно)

436

Там же. Д. 13. Л. 125; МИРФ. Ч. 6. С. 471–472.

(обратно)

437

История отечественного судостроения. Т. 1. С. 242.

(обратно)

438

Мэхэн А.Т. Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю. В 2 т. Т. I. 1793–1802. М.; СПб., 2002. С. 385–386.

(обратно)

439

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 2. Л. 239; МИРФ. Ч. 6. С. 407–408.

(обратно)

440

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1129. Л. 13–18.

(обратно)

441

Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1401.

(обратно)

442

РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 413. Л. 8.

(обратно)

443

МИРФ. Ч. 6. С. 387–389.

(обратно)

444

Там же. С. 283–284.

(обратно)

445

Там же.

(обратно)

446

Там же.

(обратно)

447

Там же.

(обратно)

448

Общий морской список. Ч. II. СПб., 1885. С. 75–76.

(обратно)

449

МИРФ. Ч. 6. С. 387–389.

(обратно)

450

Там же.

(обратно)

451

Там же. С. 387–389.

(обратно)

452

Там же.

(обратно)

453

Там же.

(обратно)

454

Там же.

(обратно)

455

Составлено по: РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 2. Л. 2–2 об.; Д. 3. Л. 55–57; Д. 5. Л. 152; Д. 11. Л. 92–94; МИРФ. Ч. 6. С. 387–389.

(обратно)

456

РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 413. Л. 8.

(обратно)

457

Составлено по: РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3, 6; МИРФ. Ч. 6.

(обратно)

458

Дальнейшая характеристика рода Баташевых составлена по: Маслов А.Г. Баташевы // Отечественная история: энциклопедия. В 5 т. Т. 1: А-Д / Редкол.: В.Л. Янин и др. М., 1994. С. 173–174.

(обратно)

459

Там же. С. 173.

(обратно)

460

РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 21. Л. 112–113.

(обратно)

461

Там же. Ф. 172. Оп. 1. Д. 21. Л. 112–113, Ф. 212. Оп. 4. Д. 52. Л. 30 об.-31 об.

(обратно)

462

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 52. Л. 30 об-31 об.

(обратно)

463

Маслов А.Г. Баташевы // Отечественная история: Энциклопедия. В 5 т. Т. 1. С. 173.

(обратно)

464

Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XVIII в. С. 353.

(обратно)

465

Там же.

(обратно)

466

Там же.

(обратно)

467

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 6. Л. 397 об.-398.

(обратно)

468

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 353.

(обратно)

469

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 52. Л. 30 об.-31 об.

(обратно)

470

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 353.

(обратно)

471

МИРФ. Ч. 6. С. 265–268.

(обратно)

472

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 6. Л. 100.

(обратно)

473

Там же.

(обратно)

474

Там же.

(обратно)

475

Там же. Л. 102.; МИРФ. Ч. 6. С. 287–288.

(обратно)

476

МИРФ. Ч. 6. С. 375.

(обратно)

477

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 6. Л. 101–101 об.

(обратно)

478

Там же.

(обратно)

479

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 6. Л. 101.

(обратно)

480

Там же.

(обратно)

481

Там же. Л. 102.

(обратно)

482

Там же.

(обратно)

483

МИРФ. Ч. 6. С. 287–288.

(обратно)

484

Там же.

(обратно)

485

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 6. Л. 98.

(обратно)

486

МИРФ. Ч. 6. С. 298.

(обратно)

487

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 6. Л. 221 об.

(обратно)

488

Там же. Л. 335 об.

(обратно)

489

Там же.

(обратно)

490

Там же. Л. 397 об.-398.

(обратно)

491

Там же.

(обратно)

492

Там же.

(обратно)

493

Там же. Л. 2, 7, 18, 25, 26.

(обратно)

494

Там же. Л. 25–41 об.

(обратно)

495

МИРФ. Ч. 6. С. 391.

(обратно)

496

Там же.

(обратно)

497

Там же. С. 409.

(обратно)

498

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 6, 7, 52.

(обратно)

499

Составлено по: РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3

(обратно)

500

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 31. Л. 220–222.

(обратно)

501

Там же. Л. 247–248 об.

(обратно)

502

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 8. Л. 104–104 об.

(обратно)

503

Там же. Л. 111–111 об.

(обратно)

504

Там же. Л. 148–149, 163.

(обратно)

505

Там же. Л. 186–194.

(обратно)

506

Там же. Д. 7. Л. 15–16.

(обратно)

507

Там же. Л. 29.

(обратно)

508

Там же.

(обратно)

509

Там же. Л. 36–38.

(обратно)

510

МИРФ. Ч. 6. С. 265.

(обратно)

511

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 55–57.

(обратно)

512

Там же. Д. 5. Л. 225–225 об.

(обратно)

513

МИРФ. Ч. 6. С. 293.

(обратно)

514

Там же. С. 300–301.

(обратно)

515

Там же. С. 309.

(обратно)

516

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 351–352.

(обратно)

517

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 376.

(обратно)

518

РГАВМФ. Ф. 212, Канцелярия II отдел. Д. 444. Л. 110.

(обратно)

519

Там же.

(обратно)

520

МИРФ. Ч. 6. С. 265.

(обратно)

521

Там же. С. 346.

(обратно)

522

Там же.

(обратно)

523

Там же. С. 483–484.

(обратно)

524

Там же. С. 483.

(обратно)

525

Составлено по: Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 333–356; Рескрипты и указы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1351–1404; МИРФ. Ч. 6. С. 265–268.

(обратно)

526

Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1397–1398.

(обратно)

527

МИРФ. Ч. 6. С. 299–300.

(обратно)

528

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 53. Л. 1–4 об.

(обратно)

529

Там же. Л. 76–79 об.

(обратно)

530

Там же. Л. 1–4 об.

(обратно)

531

Там же. Ф. 168. Оп. 1. Д. 31. Л. 42.

(обратно)

532

Назаров В.Д., Федоров В.А., Тюкавкин В.Г. Крестьянство // Отечественная история: История России с древнейших времен до 1917 г.: Энциклопедия / Редкол.: В.Л. Янин, В.М. Кареев, М.Д. Волков и др. М., 2000. Т. 3. М., 2000. С. 140.

(обратно)

533

РГАВМФ. Ф. 212, Канцелярия II отдел. Д. 91. Л. 48–58.

(обратно)

534

Очерки истории СССР. Период феодализма. Вторая половина XVIII в. М., 1956. С. 140.

(обратно)

535

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 377.

(обратно)

536

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1, С. 7–8.

(обратно)

537

МИРФ. Ч. 11. СПб., 1886. С. 331–333.

(обратно)

538

МИРФ. Ч. 11. С. 331.

(обратно)

539

РГАВМФ. Ф. 227. Оп. 1. Д. 27. Л. 1; МИРФ. Ч. 6. С. 259.

(обратно)

540

МИРФ. Ч. 6. СПб., 1877. С. 261.

(обратно)

541

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 1–2 об.

(обратно)

542

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 2 об.

(обратно)

543

МИРФ. Ч. 6. С. 265–266.

(обратно)

544

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 17–18, 20–29.

(обратно)

545

Там же. Л. 155–158.

(обратно)

546

Там же. Л. 39.

(обратно)

547

Там же. Л. 39, 41.

(обратно)

548

Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1351–1352.

(обратно)

549

РГАВМФ. Ф. 211. Оп. 4. Д. 3. Л. 55–57.

(обратно)

550

Смотри материалы шканечных журналов прамов флотилии за 1769–1770 гг.

(обратно)

551

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 346–347.

(обратно)

552

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 284–285.

(обратно)

553

Там же. Л. 225–225 об, 306–308 об.

(обратно)

554

Общий морской список. Ч. II. С. 378–379.

(обратно)

555

МИРФ. Ч. 6. С. 280–281.

(обратно)

556

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 378–379.

(обратно)

557

Данные по закладке «новоизобретенных» кораблей: РГАВМФ Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 201–201 об; Д. 5. Л. 198–201 об; МИРФ. Ч. 6. С. 285.

(обратно)

558

МИРФ. Ч. 6. С. 293.

(обратно)

559

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 225–227.

(обратно)

560

Там же. Ф. 168. Оп. 1. Д. 34. Л. 40–65.

(обратно)

561

Там же. Ф. 870. Оп. 1. Д. 63087. Л. 15 об-18 об.

(обратно)

562

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 12. Л. 12–24 об.

(обратно)

563

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 270–271.

(обратно)

564

Там же. Л. 383 об-384.

(обратно)

565

МИРФ. Ч. 6. С. 303–304.

(обратно)

566

МИРФ. Ч. 6. С. 311.

(обратно)

567

Там же. С. 343; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 500–500 об.

(обратно)

568

Смотри биографические сведения об этих трех офицерах в «Общем морском списке». Ч. II. СПб., 1885.

(обратно)

569

МИРФ. Ч. 6. С. 343.

(обратно)

570

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 3. Л. 4–5, 11–12.

(обратно)

571

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 492–495.

(обратно)

572

Там же. Л. 503–505 об.

(обратно)

573

Там же. Ф. 173. Оп. 1. Д. 144. Л. 273–274 об.; Общий морской список. Ч. III. С. 500; Ч. IV. С. 498–499.

(обратно)

574

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 438–438 об.

(обратно)

575

Там же.

(обратно)

576

МИРФ. Ч. 6. С. 352–353; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 880–881.

(обратно)

577

РГАВМФ. Ф.212. Оп. 4. Д. 5. Л. 592–593.

(обратно)

578

МИРФ. Ч. 6. С. 357–361, РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 31–41 об.; Д. 1042. Л. 30-39 об.

(обратно)

579

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1061. Л. 81 об-125.

(обратно)

580

Там же. Л. 55 об — 56.

(обратно)

581

Там же. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 75 об-82.

(обратно)

582

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 12. Л. 102–113 об.

(обратно)

583

Там же. Л. 53–67 об.

(обратно)

584

Составлено по: РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 145–147 об, Д.12. Л. 53–67 об, 69, 81–81 об., 83–83 об, 222; МИРФ. Ч. 6. С. 358.

(обратно)

585

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 7. Д. 613. Л. 391.

(обратно)

586

Там же. Л. 392.

(обратно)

587

МИРФ. Ч. 6. С. 392–393.

(обратно)

588

РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 16. Л. 165.

(обратно)

589

См. шканечные журналы кораблей «Журжа», «Азов» и «Таганрог»: РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1096, 1124, 1123.

(обратно)

590

Общий морской список. Ч. II. С. 75–76.

(обратно)

591

МИРФ. Ч. 6. С. 417–418.

(обратно)

592

РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 16. Л. 182–184 об.

(обратно)

593

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 624–625; Ф. 172. Оп. 1. Д. 139. Л. 293.

(обратно)

594

Там же. Л. 652; Общий морской список, Ч. II. С. 389–390.

(обратно)

595

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 12. Л. 102–112 об., 176–177, 226.

(обратно)

596

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 650–651 об.

(обратно)

597

Там же. Л. 657–659.

(обратно)

598

Там же. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 96. Л. 387–390.

(обратно)

599

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 14. Л. 25.

(обратно)

600

Общий морской список. Ч. II. С. 147–148.

(обратно)

601

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 349.

(обратно)

602

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 697–697 об.

(обратно)

603

МИРФ. Ч. 6. С. 428.

(обратно)

604

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 2. С. 175–177.

(обратно)

605

Там же. С. 442–443.

(обратно)

606

Там же. С. 444.

(обратно)

607

Общий морской список. Ч. IV. С. 214–215, 243–244.

(обратно)

608

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 712, 715.

(обратно)

609

Общий морской список. Ч. П. С. 202–204; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 724.

(обратно)

610

Общий морской список. Ч. П. С. 11–12, 261–262, Ч. IV. С. 573.

(обратно)

611

РГАВМФ. Ф. 212. On. 4. Д. 43. Л. 285.

(обратно)

612

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 352.

(обратно)

613

Там же.

(обратно)

614

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. П. Л. 2.

(обратно)

615

Там же. Л. 26–26 об.

(обратно)

616

Там же. Л. 30–30 об.

(обратно)

617

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 10. Л. 17–18 об.

(обратно)

618

Там же. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1236. Л. 16.; Общий морской список. Ч. П. С. 34–35, Ч. IV. С. 117–118.

(обратно)

619

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 10. Л. 17–18 об.

(обратно)

620

Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1401.

(обратно)

621

Общий морской список. Ч. III. С. 278–279.

(обратно)

622

Раковский Л.А. Ушаков. Л., 1973.

(обратно)

623

Общий морской список. Ч. III. С. 278–279.

(обратно)

624

Раковский Л.А. Указ. соч. С. 18–19.

(обратно)

625

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 13. Л. 125–126 об.

(обратно)

626

Там же. Л. 126 об.-130.

(обратно)

627

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 34. Л. 40–65.

(обратно)

628

Там же. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 444. Л. 110.

(обратно)

629

Там же.

(обратно)

630

Там же.

(обратно)

631

МИРФ. Ч. 6. С. 346.

(обратно)

632

Там же.

(обратно)

633

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 31. Л. 66–68.

(обратно)

634

МИРФ. Ч. 6. С. 483.

(обратно)

635

Там же. С. 488.

(обратно)

636

Там же. С. 490.

(обратно)

637

Там же.

(обратно)

638

Составлено по: РГАВМФ. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 91. Л. 35–37, 38 об.-40, 42–44, 45–46, 48–58.

(обратно)

639

МИРФ. Ч. 6. С. 310.

(обратно)

640

МИРФ. Ч. 6. С. 358.

(обратно)

641

Об условиях жизни на «новоизобретенных» кораблях: МИРФ. Ч. 6. С. 331–332, 374–376.

(обратно)

642

Там же. С. 331–332, 364–365.

(обратно)

643

Ланге Пауль Вернер. Горизонты Южного моря: История морских открытий в Океании / Пер. с нем. П.И. Пучков, А.Б. Снисаренко. М., 1987. С. 152–153.

(обратно)

644

Костенко В.П. На «Орле» в Цусиме. Л., 1968. С. 292–293.

(обратно)

645

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1061. Л. 81 об.

(обратно)

646

МИРФ. Ч. 6. С. 331–332.

(обратно)

647

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1, 1042. Д. Л. 20 об.

(обратно)

648

Там же. Д. 1206а. Л. 1.

(обратно)

649

Трухановский В.Г. Судьба адмирала: триумф и трагедия. М., 1984. С. 24.

(обратно)

650

Там же. С. 24–25.

(обратно)

651

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 13. Л. 24–24 об.

(обратно)

652

Там же.

(обратно)

653

МИРФ. Ч. 6. С. 442–443.

(обратно)

654

Там же. С. 445.

(обратно)

655

Составлено на основании шканечных журналов кораблей Азовской флотилии.

(обратно)

656

Веселого Ф.Ф. Краткая история русского флота. 2-е изд. М.; Л. 1939. С. 170.

(обратно)

657

Там же. С. 170.

(обратно)

658

Соловьев СМ. Сочинения. В 18 кн. Кн. XIII. История России с древнейших времен. Т. 25–26 / Отв. ред. И.Д. Ковальченко. М., 1994. С. 392.

(обратно)

659

Там же. Кн. XIV. Т. 27–28. М., 1994. С. 288.

(обратно)

660

Составлено по данным Общего морского списка. Ч. II. СПб., 1885; Материалов для истории русского флота Ч. 10, СПб., 1883.

(обратно)

661

Сацкий А.Г. Ф.Ф. Ушаков // Вопросы истории. № 3, 2002. С. 53.

(обратно)

662

Крючков Ю.С. Алексей Самуилович Грейг, 1775–1845. М., 1984. С. 33.

(обратно)

663

Леонов О.Г., Ульянов И.Э. Регулярная пехота: 1698–1801. М, 1995. С. 131.

(обратно)

664

Там же. С. 130.

(обратно)

665

Гончаров В. Адмирал Сенявин. Биографический очерк с приложением записок адмирала Д.Н. Сенявина. М.; Л., 1945. С. 112–113.

(обратно)

666

Чичагов П.В. Записки. М., 2002. С. 163–164.

(обратно)

667

Адмирал Ушаков: письма, записки. М., 2004. С. 138–139.

(обратно)

668

Морской Атлас. Т. 3. Военно-исторический. Ч. 1. Описания к картам. М., 1959. С. 298.

(обратно)

669

Каргалов В. В. Русь и кочевники. М, 2004. С. 482.

(обратно)

670

Там же.

(обратно)

671

Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. XIV. История России с древнейших времен Т. 27–28. / Отв. ред.: И.Д. Ковальченко, С.С. Дмитриев. М., 1994. С. 275–276.

(обратно)

672

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 297–298; Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XVIII в. М., 1958. С. 463.

(обратно)

673

Там же.

(обратно)

674

Там же. С. 298.

(обратно)

675

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 469.

(обратно)

676

Петров А.Н. Война России с Турцией и польскими конфедератами в 1769–1774 гг. Т. 1. С. 296–297.

(обратно)

677

Там же.

(обратно)

678

Там же.

(обратно)

679

Там же. С. 305–307.

(обратно)

680

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 367–368; МИРФ. Ч. 6. С. 277.

(обратно)

681

Там же.

(обратно)

682

Там же.

(обратно)

683

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 367–368.

(обратно)

684

Там же. Ф. 870. Оп. 1. Д. 63085. Л. 25–25 об.

(обратно)

685

МИРФ. Ч. 6. С. 277.

(обратно)

686

Там же. С. 344–345.

(обратно)

687

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 382–383.

(обратно)

688

Там же.

(обратно)

689

Там же.

(обратно)

690

Там же. Ф. 870. Оп. 1. Д. 63087. Л. 15об-18об.

(обратно)

691

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 472; Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 299.

(обратно)

692

Там же.

(обратно)

693

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 472.

(обратно)

694

Дружинина Е.И. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 года. (Его подготовка и заключение]. С. 109.

(обратно)

695

Там же. С. 111.

(обратно)

696

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 472.

(обратно)

697

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 111.

(обратно)

698

Там же.

(обратно)

699

О боевых действиях на Дунайском театре военных действий в 1770 г. см.; Клокман Ю.Р. Фельдмаршал Румянцев в период русско-турецкой войны 1768–1774 гг. М, 1951; Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1; Бескровный Л.Г. Указ. соч.

(обратно)

700

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 309.

(обратно)

701

Там же.

(обратно)

702

Там же.

(обратно)

703

МИРФ. Ч. 6. С. 332–333.

(обратно)

704

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 128.

(обратно)

705

Широкорад А.Б. Адмиралы и корсары Екатерины Великой. С. 140; Широкорад А.Б. Тысячелетняя битва за Царьград. М., 2005. С. 220–222; Anderson M.S. Great Britain and the Russo-Turkish war of 1768–1774 // EHR. 1954. Vol. LXIX. P. 47.

(обратно)

706

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 406–406 об.

(обратно)

707

МИРФ. Ч. 6. С. 310.

(обратно)

708

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 386; Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 416 об.

(обратно)

709

МИРФ. Ч. 6. С. 344–345.

(обратно)

710

Россия и Черноморские Проливы (XVIII–XX столетия). С. 56–57.

(обратно)

711

МИРФ. Ч. 6. С. 332–333.

(обратно)

712

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 45–46.

(обратно)

713

Там же. С. 49.

(обратно)

714

МИРФ. Ч. 6. С. 327–328.

(обратно)

715

Там же. С. 330–331.

(обратно)

716

Там же.

(обратно)

717

Там же.

(обратно)

718

Сборник военно-исторических материалов / Под ред. Н.Ф. Дубровина. Вып. III. СПб., 1893. С. 302–305.

(обратно)

719

МИРФ. Ч. 6. С. 332–333.

(обратно)

720

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 490; Рескрипты и указы императрицы Екатерины II А.Н. Сенявину // Русский архив. 1871. № 9. С. 1373–1382.

(обратно)

721

МИРФ. Ч. 6. С. 339–340.

(обратно)

722

Там же.

(обратно)

723

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 416–416 об.

(обратно)

724

Там же.

(обратно)

725

Там же.

(обратно)

726

Там же. Л. 417.

(обратно)

727

МИРФ. Ч. 6. С. 340.

(обратно)

728

Век Екатерины II. Дела балканские. М., 2000, С. 98.

(обратно)

729

Петров А.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 280–281, 289–290, 340–342.

(обратно)

730

Там же.

(обратно)

731

Там же. С. 325–326, 355.

(обратно)

732

Там же. С. 355–356.

(обратно)

733

Там же.

(обратно)

734

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 487.

(обратно)

735

Там же.

(обратно)

736

Там же.

(обратно)

737

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 49.

(обратно)

738

Королев В.Н. Указ. соч. С. 138.

(обратно)

739

Там же. С. 141.

(обратно)

740

Тушин Ю.П. Русское мореплавание на Каспийском, Азовском и Черном морях. М., 1978. С. 112.

(обратно)

741

Составлено по: Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 167–168.

(обратно)

742

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. XV. Т. 29. М., 2003. С. 30.

(обратно)

743

Там же. С. 30–31.

(обратно)

744

Архив Государственного Совета. Т. 1.4. 1. С. 56–58.

(обратно)

745

Там же. С. 68–69.

(обратно)

746

Там же.

(обратно)

747

Соловьев С.М. Сочинения. В 18 Кн. Кн. XIV. История России с древнейших времен. Т. 27–28. С. 425.

(обратно)

748

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 490.

(обратно)

749

Характеристика данного театра военных действий дана по: Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3; Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1; Краткая географическая энциклопедия. М., 1961–1966. Т. 1–5; МИРФ. Ч. 6.

(обратно)

750

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 259, 261, 263; Петров А.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 306–307.

(обратно)

751

МИРФ. Ч. 6. С. 367–369.

(обратно)

752

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 97, 99, 101.

(обратно)

753

Петров А.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 108, Т. 2. С. 355; Т. 3. С. 190.

(обратно)

754

Там же. Т. 2. С. 359–360.

(обратно)

755

Там же. Т. 2. С. 360.

(обратно)

756

МИРФ. Ч. 6. С. 347; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 437–437 об.

(обратно)

757

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 438–438 об.

(обратно)

758

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 70.

(обратно)

759

Записки князя Петра Долгорукова / пер. с фр. А.Ю. Серебрянниковой. СПб., 2007. С. 424.

(обратно)

760

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 490.

(обратно)

761

Там же.

(обратно)

762

Там же.

(обратно)

763

Там же.

(обратно)

764

Там же.

(обратно)

765

Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 175.

(обратно)

766

Текст по: МИРФ. Ч. 6. С. 348–350; Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1368–1373.

(обратно)

767

РГАВМФ. Ф. 172, Оп.1. Д. 16. Л. 266 об.

(обратно)

768

МИРФ. Ч. 6. С. 350.

(обратно)

769

Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 177.

(обратно)

770

МИРФ. Ч. 6. С. 351.

(обратно)

771

Там же. С. 353.

(обратно)

772

Там же.

(обратно)

773

Там же. С. 354.

(обратно)

774

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1042. Л. 3; МИРФ. Ч. 6. С 354.

(обратно)

775

МИРФ. Ч. 6. С. 355.

(обратно)

776

МИРФ. Ч. 6. С. 355.

(обратно)

777

Там же. С. 356.

(обратно)

778

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 3 об.

(обратно)

779

Там же. Л. 9 об — 11 об.

(обратно)

780

МИРФ. Ч. 6. С. 358; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 7. Д. 608. Л. 206–207; Ф. 870. Оп. 1. Д. 1042. Л. 20 об.

(обратно)

781

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 18 об.

(обратно)

782

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 301.

(обратно)

783

МИРФ. Ч. 6. С. 358.

(обратно)

784

Там же. С. 359.

(обратно)

785

Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 341.

(обратно)

786

Там же. С. 179–180; Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 301.

(обратно)

787

О взятии Перекопской укрепленной линии см.: Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 179–181; Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 301.

(обратно)

788

МИРФ. Ч. 6. С. 359–360.

(обратно)

789

Там же. С. 360.

(обратно)

790

Там же.

(обратно)

791

Там же. С. 361.

(обратно)

792

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 31.

(обратно)

793

Данный эпизод обычно только упоминается. Самое «подробное» его рассмотрение есть только в Морском Атласе Т. 3, Ч. 1. С. 301. Данная реконструкция дана по: МИРФ. Ч. 6. С. 361–363; РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 31–33.

(обратно)

794

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 31–31 об.

(обратно)

795

Там же. Л. 32.

(обратно)

796

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1, Д. 1040а. Л. 31–33; МИРФ. Ч. 6. С. 361–363.

(обратно)

797

Там же.

(обратно)

798

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 301.

(обратно)

799

МИРФ. Ч. 6. С. 362.

(обратно)

800

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 33 об.-41 об; Д. 1042. Л. 33 об.-38.

(обратно)

801

МИРФ. Ч. 6. С. 362–363.

(обратно)

802

Описание произошедших событий дано по: МИРФ. Ч. 6. С. 364–365; РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1042. Л. 34 об.-36.

(обратно)

803

Романов Б.С. Черноморскому флоту — быть! Век XVIII. С. 48–49.

(обратно)

804

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 31–41 об.; Д. 1042. Л. 30–39 об.

(обратно)

805

МИРФ. Ч. 6. С. 362–363.

(обратно)

806

Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 181.

(обратно)

807

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 491.

(обратно)

808

Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 182–184.

(обратно)

809

Записки Мухаммеда Неджати-эфенди… Т. 81. № 4. С. 187.

(обратно)

810

Там же. С. 187–188.

(обратно)

811

Там же. С. 187.

(обратно)

812

Там же. С. 188–189.

(обратно)

813

Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 188–189.

(обратно)

814

МИРФ. Ч. 6. С. 379.

(обратно)

815

Записки Мухаммеда Неджати-эфенди… № 4. С. 185–191.

(обратно)

816

Там же. С. 185.

(обратно)

817

Там же. С. 191.

(обратно)

818

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 39–41 об.; Д. 1042. Л. 37–39 об.

(обратно)

819

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 302.

(обратно)

820

Андреев А.Р. История Крыма. М., 1997. С. 175; Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 186–187.

(обратно)

821

Там же.

(обратно)

822

Записки генерал-фельдмаршала князя Александра Александровича Прозоровского (1756–1776). М., 2004. С. 417.

(обратно)

823

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 492.

(обратно)

824

Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 185; МИРФ. Ч. 6. С. 365.

(обратно)

825

МИРФ. Ч. 6. С. 366; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 7. Д. 609. Л. 307–307 об.

(обратно)

826

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1042. Л. 42.

(обратно)

827

МИРФ. 4.6. С. 366.

(обратно)

828

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1061. Л. 45–63 об.

(обратно)

829

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 145–145 об.

(обратно)

830

Там же.

(обратно)

831

Там же. Л. 146–147 об.

(обратно)

832

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 146–146 об.

(обратно)

833

МИРФ. Ч. 6. С. 368–369.

(обратно)

834

Там же.

(обратно)

835

Там же. С. 374.

(обратно)

836

Там же. С. 368, 380. Подробная информация об этом походе содержится в шканечном журнале корабля «Хотин»: РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 57–82.

(обратно)

837

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 70 об.-71.

(обратно)

838

МИРФ. Ч. 6. С. 390; РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1042. Л. 77 об-82 об.

(обратно)

839

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1061. Л. 116об.-146.

(обратно)

840

Там же. Ф. 173. Оп. 1. Д. 12. Л. 102–104 об., 113–113 об.

(обратно)

841

Там же. Л. 53–67 об.

(обратно)

842

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 345.

(обратно)

843

МИРФ. Ч. 6. С. 379.

(обратно)

844

Там же. С. 385.

(обратно)

845

Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 190–191.

(обратно)

846

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 127.

(обратно)

847

Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Ки. XIV. История России с древнейших времен. Т. 27–28. С. 442–443.

(обратно)

848

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 311.

(обратно)

849

Петров А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 191.

(обратно)

850

Исабель де Мадариага. Россия в эпоху Екатерины Великой… С. 344.

(обратно)

851

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 137.

(обратно)

852

Век Екатерины II. Дела балканские. С. 101.

(обратно)

853

Там же.

(обратно)

854

Век Екатерины II. Дела балканские. С. 103–104.

(обратно)

855

Там же. С. 105.

(обратно)

856

Там же.

(обратно)

857

Там же. С. 106.

(обратно)

858

Век Екатерины II. Дела балканские. С. 106; Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 493.

(обратно)

859

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 494; Россия и Черноморские проливы (XVIII–XX столетия). С. 67.

(обратно)

860

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 180.

(обратно)

861

Очерки Истории СССР. Период феодализма. Россия во второй половине XVIII века. М, 1956. С. 359.

(обратно)

862

Тарле Е.В. Указ. соч. С. 91–92; Широкорад А.Б. Адмиралы и корсары Екатерины Великой. С. 114–115.

(обратно)

863

МИРФ. Ч. 12. С. 28–31.

(обратно)

864

Тарле Е.В. Указ. соч. С. 92.

(обратно)

865

Век Екатерины II. Дела балканские. С. 108.

(обратно)

866

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 200.

(обратно)

867

Там же. С. 201.

(обратно)

868

Там же. С. 212–213.

(обратно)

869

Там же. С. 239.

(обратно)

870

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 211.

(обратно)

871

Там же. С. 228.

(обратно)

872

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 303; Век Екатерины II Дела балканские. С. 109.

(обратно)

873

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 228–229.

(обратно)

874

Там же. С. 186.

(обратно)

875

Там же. С. 187.

(обратно)

876

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 1773–1774 гг. Кн. XV. Т. 29. С. 29.

(обратно)

877

Широкорад А.Б. Флагманы и корсары Екатерины Великой. С. 113.

(обратно)

878

Век Екатерины II Дела балканские. С. 108.

(обратно)

879

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 1773–1774 гг. Кн. XV. Т. 29. С. 78.

(обратно)

880

Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1386–1387; МИРФ. Ч. 6. С. 395–396.

(обратно)

881

МИРФ. Ч. 6. С. 395–396.

(обратно)

882

Там же. С. 732–733, 737–738.

(обратно)

883

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 150; Россия и Черноморские Проливы (XVIII–XX столетия). С. 54.

(обратно)

884

МИРФ. Ч. 6. С. 395–396. Вследствие проволочек в 1771 г. на Дунае сумели подготовить материал только для 4 шхун.

(обратно)

885

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 155.

(обратно)

886

МИРФ. Ч. 6. С. 395–396.

(обратно)

887

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 167.

(обратно)

888

РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 15. Л. 140–145.

(обратно)

889

МИРФ. Ч. 6. С. 407–409.

(обратно)

890

Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1387–1388.

(обратно)

891

Там же. С. 1389–1390.

(обратно)

892

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 10. Л. 2 об-З.

(обратно)

893

Эристов Д. История русских призов // Морской сборник. 1855. Т. 18. № 9. С. 92.

(обратно)

894

Записки… А.А. Прозоровского. С. 457–458.

(обратно)

895

Там же. С. 460–461.

(обратно)

896

Там же. С. 458.

(обратно)

897

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1096, 1123, 1124 (соответственно шканечные журналы кораблей «Журжа», «Таганрог» и «Азов»). Наиболее детально эти дни освещены в журнале корабля «Таганрог»: РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1123. Л. 68 об-78.

(обратно)

898

Записки… А.А. Прозоровского. С. 462.

(обратно)

899

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1096, 1123, 1124.

(обратно)

900

Там же. С. 463. У

(обратно)

901

Там же. С. 465–466.

(обратно)

902

Там же. С. 464.

(обратно)

903

МИРФ. 4.6. С. 418.РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1123. Л. 118–121. Д. 1124. Л. 58 об.-62 об.

(обратно)

904

История русской армии и флота. М., 1912. Вып. VIII. С. 50.

(обратно)

905

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1123. Л. 84 об.-121; Д. 1124. Л. 47–62.

(обратно)

906

МИРФ. Ч. 6. С. 400.

(обратно)

907

Там же. С. 406–409.

(обратно)

908

Там же. С. 740–741.

(обратно)

909

Там же.

(обратно)

910

Там же. С. 746–747.

(обратно)

911

РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 16. Л. 230.

(обратно)

912

Там же.

(обратно)

913

Записки… А.А. Прозоровского. С. 471.

(обратно)

914

Архив Государственного Совета. Т. 1.4. 1. С. 232, 236.

(обратно)

915

Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1371–1372, 1386–1387, 1393–1394.

(обратно)

916

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 660–660 об.

(обратно)

917

Из донесения А.Г. Орлова Екатерине II от 5 марта 1773 г. МИРФ. Ч. 12. С. 133.

(обратно)

918

МИРФ. Ч. 6. С. 422.

(обратно)

919

Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1393–1394.

(обратно)

920

Записки… А.А. Прозоровского. С. 471, 538, 565.

(обратно)

921

Там же. С. 483–484.

(обратно)

922

Там же. С. 520.

(обратно)

923

Там же. С. 526.

(обратно)

924

МИРФ. Ч. 6. С. 423, 426, 431–432.

(обратно)

925

Там же. С. 429–430.

(обратно)

926

Записки… А.А. Прозоровского. С. 496.

(обратно)

927

Там же.

(обратно)

928

Там же. С. 501.

(обратно)

929

МИРФ. Ч. 6. С. 427.

(обратно)

930

РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 16. Л. 215–216 об.

(обратно)

931

МИРФ. Ч. 6. С. 427.

(обратно)

932

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 10–11 об.

(обратно)

933

Там же. Ф. 172. Оп. 1. Д. 16. Л. 216–216 об.

(обратно)

934

Записки… А.А. Прозоровского. С. 521.

(обратно)

935

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 10–29.

(обратно)

936

Записки… А.А. Прозоровского. С. 537.

(обратно)

937

Записки… А.А. Прозоровского. С. 539–540.

(обратно)

938

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 29.

(обратно)

939

МИРФ. Ч. 6. С. 428–429.

(обратно)

940

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1184. Л. 34 об.-36; МИРФ. Ч. 6. С. 435.

(обратно)

941

Записки… А.А. Прозоровского. С. 553.

(обратно)

942

Там же. С. 538.

(обратно)

943

Там же. С. 541–542.

(обратно)

944

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 34 об.—35.

(обратно)

945

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1187. Л. 6–6 об.; Д. 1206а. Л. 34 об.-37; МИРФ. Ч. 6. С. 439.

(обратно)

946

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а, Л.37.

(обратно)

947

МИРФ. Ч. 6. С. 438–440.

(обратно)

948

МИРФ. Ч. 12. С. 345–346.

(обратно)

949

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1187. Л. 6–6 об.

(обратно)

950

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л 38. Д. 1187. Л. 7–7 об.

(обратно)

951

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 38–38 об.

(обратно)

952

МИРФ. Ч. 6. С. 438–440.

(обратно)

953

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 42–55 об.

(обратно)

954

МИРФ. Ч. 6. С. 435.

(обратно)

955

Там же.

(обратно)

956

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1184. Л. 35–70.

(обратно)

957

Там же. Л. 65 об-68.

(обратно)

958

Там же. Л. 49–69 об.

(обратно)

959

МИРФ. Ч. 6. С. 435–438.

(обратно)

960

Там же. С. 435–436.

(обратно)

961

Там же. С. 436–438.

(обратно)

962

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1184. Л. 70.

(обратно)

963

Там же. Л. 71–71 об.

(обратно)

964

МИРФ. Ч. 6. С. 440–443.

(обратно)

965

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1184. Л. 71 об-72.

(обратно)

966

Например: Широкорад А.Б. Адмиралы и корсары Екатерины Великой. С. 146.

(обратно)

967

МИРФ. Ч. 6. С. 444.

(обратно)

968

Записки… А.А. Прозоровского. С. 564.

(обратно)

969

МИРФ. Ч. 6. С. 441.

(обратно)

970

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1184. Л. 72 об-73 об.

(обратно)

971

МИРФ. Ч. 6. С. 442–443.

(обратно)

972

Там же. С. 444–445.

(обратно)

973

Там же. С. 447.

(обратно)

974

Широкорад А.Б. Адмиралы и корсары Екатерины Великой. С. 146.

(обратно)

975

Шапиро А.Л. Адмирал Д.Н. Сенявин. С. 230.

(обратно)

976

Записки… А.А. Прозоровского. С. 564, 567.

(обратно)

977

История русской армии и флота. Вып. VIII. М., 1912. С. 51.

(обратно)

978

МИРФ. Ч. 6. С. 443–445; Записки… А.А. Прозоровского. С. 565–566.

(обратно)

979

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1184. Л. 88 об.

(обратно)

980

Записки… А.А. Прозоровского. С. 568–569.

(обратно)

981

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 56 об.-60.

(обратно)

982

МИРФ. Ч. 6. С. 435–438.

(обратно)

983

Русский посол в Стамбуле (Петр Андреевич Толстой и его описание Османской империи начала XVIII в.) М., 1985. С. 31.

(обратно)

984

Там же.

(обратно)

985

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 64–78.

(обратно)

986

Там же. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1184. Л. 92–104 об.

(обратно)

987

Там же. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 77–79.

(обратно)

988

Петров А.Н. Указ. соч. Т. 5. С. 91.

(обратно)

989

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 16. А. 32–32 об., 86–88, 91–91 об.; Петров А.Н. Указ. соч. Т. 5. С. 90–91.

(обратно)

990

Архив Государственного Совета. Т. 1.4. 1. С. 258.

(обратно)

991

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. П. Л. 28–29.

(обратно)

992

Там же.

(обратно)

993

Там же.

(обратно)

994

Там же. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1187. Л. 89–100 об.

(обратно)

995

МИРФ. Ч. 6. С. 446–447.

(обратно)

996

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1187. Л. 91–92.

(обратно)

997

Там же. Д. 1217. Л. 21–21 об.

(обратно)

998

История русской армии и флота. Вып. VIII. С. 52.

(обратно)

999

История русской армии и флота. Вып. VIII. С. 52–53; Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 32–35; Головачев В.Ф. Кинсберген И.Г. Извлечения из биографии // Морской сборник. 1866. № 12. С. 22–24; Скаловский Р.С. Жизнь адмирала Федора Федоровича Ушакова. СПб., 1856. Ч. 1. С. 21–22; РГАВМФ. Ф. 315. Оп. 2. Д. 1. Л. 21 об.-23 об.

(обратно)

1000

История русской армии и флота. Вып. VIII. С. 53.

(обратно)

1001

Там же.

(обратно)

1002

Головачев В.Ф. Кинсберген И.Г. Извлечения из биографии. С. 24; История русской армии и флота. Вып. VIII. С. 53.

(обратно)

1003

МИРФ. Ч. 6. С. 446–447; РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 288. Л. 58–58 об.

(обратно)

1004

Веселого Ф.Ф. Краткие сведения о русских морских сражениях за два столетия с 1656 по 1856 годы. СПб., 1871. С. 32.

(обратно)

1005

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 304. И авторы Морского Аталаса, и Веселаго, видимо, опирались непосредственно на донесение А.Н. Сенявина в Адмиралтейств-коллегию о событиях боя 23 августа, приведенное нами ниже.

(обратно)

1006

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1187. Л. 91–92 об.

(обратно)

1007

РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 288. Л. 58а-58б.

(обратно)

1008

МИРФ. Ч. 6. С. 445–446.

(обратно)

1009

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1187. Л. 93–99 об.

(обратно)

1010

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 87.

(обратно)

1011

Там же.

(обратно)

1012

Там же.

(обратно)

1013

МИРФ. Ч. 6. С. 447–448.

(обратно)

1014

Там же.

(обратно)

1015

Толстой П.А. Описание Черного моря, Эгейского Архипелага и османского флота / Сост. И.В. Зайцев, С.Ф. Орешкова. М., 2006. С. 274.

(обратно)

1016

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 87.

(обратно)

1017

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 304.

(обратно)

1018

МИРФ. Ч. 6. С. 449–450; Общий морской список. Ч. IV. С. 214–215, 243–244.

(обратно)

1019

МИРФ. Ч. 6. С. 447–450; РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 90–100.

(обратно)

1020

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1206а. Л. 90–100; Д. 1187. Л. 127–140 об.

(обратно)

1021

МИРФ. Ч. 6. С. 449–450.

(обратно)

1022

Там же.

(обратно)

1023

Там же.

(обратно)

1024

Там же. С. 453–454.

(обратно)

1025

Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 37–38.

(обратно)

1026

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 268.

(обратно)

1027

Составлено по: Морской сборник. 1855. Т. 18. № 9. С. 91–113; РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 11. Л. 21–23.

(обратно)

1028

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 313.

(обратно)

1029

Там же. Карты. Л. 16. Таблица Б.

(обратно)

1030

Широкорад А.Б. Адмиралы и корсары Екатерины Великой. С. 118.

(обратно)

1031

Гребенщикова Г.А. Русские военно-морские силы в Эгейском море в 1770–1774 гг. // Вопросы истории. 2007. № 2. С. 128.

(обратно)

1032

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 1773–1774. Кн. XV. Т. 29. С. 21–22.

(обратно)

1033

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 503.

(обратно)

1034

Исабель де Magapuara. Указ. соч. С. 376.

(обратно)

1035

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 1773–1774. Кн. XV. Т. 29. С. 78–79.

(обратно)

1036

Бескровный А.Г. Указ. соч. С. 504; Исабель де Magapuara. Указ. соч. С. 377.

(обратно)

1037

Там же.

(обратно)

1038

Исабель де Magapuara. Указ. соч. С. 377.

(обратно)

1039

Черкасов П.П. Двуглавый орел и королевские лилии. М., 1995. С. 371, 376.

(обратно)

1040

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 271–272.

(обратно)

1041

Исабель де Magapuara. Указ. соч. С. 377.

(обратно)

1042

Век Екатерины II. Дела балканские. С. 129.

(обратно)

1043

Черкасов П.П. Двуглавый орел и королевские лилии. С. 377.

(обратно)

1044

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 16. Л. 10, 18–18 об., 32–32 об., 66–67 об.

(обратно)

1045

Там же. Л. 32–32 об., 64, 66–67 об.

(обратно)

1046

Там же. Л. 66–67 об.

(обратно)

1047

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 255–256.

(обратно)

1048

Там же.

(обратно)

1049

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 1773–1774. Кн. XV. Т. 29. С. 21–22.

(обратно)

1050

Там же. С. 30.

(обратно)

1051

Там же. С. 31.

(обратно)

1052

Там же. С. 31.

(обратно)

1053

Там же. С. 31.

(обратно)

1054

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 268–269; Исабель ge Magapuara. Указ. соч. С. 375.

(обратно)

1055

Исабель ge Magapuara. Указ. соч. С. 376; Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 266–267.

(обратно)

1056

Там же.

(обратно)

1057

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 506.

(обратно)

1058

МИРФ. Ч. 6. С. 455–456.

(обратно)

1059

Там же. С. 457–458.

(обратно)

1060

Там же.

(обратно)

1061

Там же.

(обратно)

1062

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1236. Л. 1–17 об.. Д. 1245. Л. 1–19. Д. 1248. Л. 13–20.

(обратно)

1063

Подробная информация о крейсерстве эскадры В.Я. Чичагова содержится в шканечных журналах кораблей, участвовавших в нем, в частности фрегата «Первый», корабля «Азов»: РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1268. Л, 1–37. Д. 1245. Л. 14–22 об.

(обратно)

1064

МИРФ. Ч. 6. С. 457–458.

(обратно)

1065

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1268. Л. 14 об.-15.

(обратно)

1066

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 278, 281. Петров А.Н. Указ. соч. Т. 5. С. 93–95.

(обратно)

1067

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 16. Л. 71.

(обратно)

1068

Там же.

(обратно)

1069

Там же.

(обратно)

1070

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1268. Л. 36, 38–38 об.

(обратно)

1071

МИРФ. Ч. 6. С. 459.

(обратно)

1072

При восстановлении хода боя использовались следующие документы: РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1268. Л. 38–38 об. Д. 1269. Л. 37–38 об. Д. 1271а. Л. 52 об.-53; МИРФ. Ч. 6. С. 459–460.

(обратно)

1073

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1271а. Л. 52 об.-53.

(обратно)

1074

Там же.

(обратно)

1075

Например: Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 304.

(обратно)

1076

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1268. Л. 38 об.

(обратно)

1077

МИРФ. Ч. 6. С. 460–462; РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1268. Л. 38 об.

(обратно)

1078

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1268. Л. 38 об-40. Д. 1269. Л. 39 об-40.

(обратно)

1079

Из Дел московского отделения общего архива Главного штаба // Известия Таврической археографической комиссии. 1914. № 51. С. 14–15.

(обратно)

1080

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1268. Л. 40–41. Д. 1269. Л. 39 об.-40.

(обратно)

1081

Там же. Л. 40.

(обратно)

1082

Дальнейший анализ боя проведен на основе следующих источников: РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1244. Л. 20–20 об. Д. 1247. Л. 55–55 об. Д. 1268. Л. 47–48. Д. 1269. Л. 56–57 об.; Ф. 315. Оп. 1. Д. 114. Л. 29 об.-ЗО об.

(обратно)

1083

Шигин В.В. Герои забытых побед: Век XVIII. М., 1993. С. 50; Ковнир И. «Получить Зунд Черного моря в свои руки…» // Под Андреевским флагом: Век XVIII / Сост. В.В. Шигин. М., 1994. С. 377–378.

(обратно)

1084

Общий Морской Список. Ч. 3. СПб., 1885. С 278–279.

(обратно)

1085

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 507.

(обратно)

1086

Черкасов П.П. Двуглавый орел и королевские лилии. С. 380.

(обратно)

1087

Там же. С. 381.

(обратно)

1088

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1268. Л. 48 об.

(обратно)

1089

Там же. Л. 51.

(обратно)

1090

МИРФ. Ч. 6. С. 462; РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1270. Л. 1–13.

(обратно)

1091

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1268. Л. 56 об.; МИРФ, Ч. 6. С. 462.

(обратно)

1092

МИРФ. Ч. 6. С. 462; РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1268. Л. 56 об.-57 об.

(обратно)

1093

МИРФ. Ч. 6. С. 463–464.

(обратно)

1094

Обстоятельства похода эскадры В.Я. Чичагова восстановлены на основе материалов шканечных журналов фрегатов «Первый», «Второй» и «Третий». См. соответственно: РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1268. Л. 57 об.-61; Д. 1269. Л. 75 об.-83. Д. 1270. Л. 15–25.

(обратно)

1095

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1270. Л. 25 об.-26.

(обратно)

1096

Там же. Д. 1269. Л. 90.

(обратно)

1097

Записки… А.А. Прозоровского. С. 579.

(обратно)

1098

Из Дел московского отделения общего архива Главного штаба. С. 14–15.

(обратно)

1099

Записки… А.А. Прозоровского. С. 571.

(обратно)

1100

Там же. С. 572.

(обратно)

1101

Там же. С. 572.

(обратно)

1102

Там же. С. 573.

(обратно)

1103

Там же. С. 575, 579.

(обратно)

1104

Там же. С. 576.

(обратно)

1105

Там же. С. 579.

(обратно)

1106

Там же. С. 579–581.

(обратно)

1107

Там же. С. 577.

(обратно)

1108

Там же.

(обратно)

1109

Там же. С. 579.

(обратно)

1110

Там же. С. 585.

(обратно)

1111

Там же. С. 586; Андреев А.Р. Указ. соч. С. 180.

(обратно)

1112

Из Дел московского отделения общего архива Главного штаба. С. 7.

(обратно)

1113

Андреев А.Р. Указ. соч. С. 179–181.

(обратно)

1114

Записки… А.А. Прозоровского. С. 596.

(обратно)

1115

Из Дел московского отделения общего архива Главного штаба. С. 8.

(обратно)

1116

Там же. С. 9

(обратно)

1117

Там же. С. 13.

(обратно)

1118

МИРФ. Ч. 6. С. 464.

(обратно)

1119

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1268. Л. 74–76 об.

(обратно)

1120

Там же. Л. 81–84; Д. 1249. Л. 1–26 об.

(обратно)

1121

Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1399–1401.

(обратно)

1122

Там же. С. 1401.

(обратно)

1123

Там же.

(обратно)

1124

Из дел Московского отделения общего архива Главного штаба. С. 28.

(обратно)

1125

Там же. С. 43.

(обратно)

1126

Золотарев В.А., Козлов И.А. Российский военный флот на Черном море и в Восточном Средиземноморье. С. 30.

(обратно)

1127

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1040а. Л. 4–9.

(обратно)

1128

Там же. Л. 4–9.

(обратно)

1129

Там же. Д. 1206а. Л. 7 об.-9 об.

(обратно)

1130

Там же.

(обратно)

1131

Головачев В.Ф. Кинсберген И.Г. Извлечения из биографии. С. 24.

(обратно)

1132

РГАВМФ. Ф. 870. Оп. 1. Д. 1271а. Л. 8 об.-15.

(обратно)

1133

См. соответственно: Морской Устав: Книга 1, глава 1, статьи 24, 25, 27; Книга 3, глава 1, статьи 78, 79, 86, 87: Книга Устав Морской. СПб., 1763 (репринт 1993). С. 9–10, 56–57, 59.

(обратно)

1134

Великие Адмиралы. С. 37, 191–192.

(обратно)

1135

Век Екатерины II. Дела балканские. С. 118–120.

(обратно)

1136

Хрестоматия по истории СССР XVIII в. / Сост. М.Т. Белявский, Н.И. Павленко. М., 1963. С. 526–528. Полностью текст договора опубликован в приложении в книге: Дружинина ЕМ. Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 года.

(обратно)

1137

Бескровный Л.Г. Указ. соч. С. 508.

(обратно)

1138

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 5.

(обратно)

1139

Там же. С. 7–8.

(обратно)

1140

Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. XIV. История России с древнейших времен. Т. 27–28. М., 1994. С. 290.

(обратно)

1141

Там же. С. 291.

(обратно)

1142

Кавалеры ордена Святого Георгия Победоносца / Сост. С. Григорьев, В. Захаров. СПб., 1994. С. 63.

(обратно)

1143

Скрицкий Н.В. Георгиевские кавалеры под Андреевским флагом… С. 24.

(обратно)

1144

МИРФ. Ч. 11. С. 365.

(обратно)

1145

Головачев В.Ф. Чесменское сражение и русский флот в 1769 г. // Морской сборник. № 1. 1900. С. 69–70.

(обратно)

1146

Кротков А.С. Русский флот в царствование императрицы Екатерины II с 1772 по 1783 гг. С. 16.

(обратно)

1147

Там же. С. 18.

(обратно)

1148

Соколов А.П. Архипелагские кампании 1769–1774 гг. // Записки Гидрографического Департамента Морского министерства. СПб., 1849. Ч. 7. С. 238.

(обратно)

1149

Военные действия русского флота в Архипелаге во время войны с Турцией. Таблицы и списки. Кронштадт, 1887. С. 8.

(обратно)

1150

Адмиралы Российского флота. Россия поднимает паруса / Сост. В.Д. Доценко. СПб., 1995. С. 170; Рукавишников Е.Н. Внешняя политика и пребывание российского военного флота в Средиземном море. 1770–1774 гг. // Вопросы истории. 2008. № 9. С. 125.

(обратно)

1151

МИРФ. Ч. 11. С. 374.

(обратно)

1152

Там же. С. 366–376.

(обратно)

1153

Черкасов П.П. Двуглавый орел и королевские лилии. С. 361.

(обратно)

1154

Там же. С. 362.

(обратно)

1155

Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. XIV. Т. 27–28. С. 339.

(обратно)

1156

Ланге Пауль Вернер. Горизонты Южного моря: История морских открытий в Океании: Пер. с нем. М., 1987. С. 154.

(обратно)

1157

Арене Е.И. История русского флота. Екатерининский период. С. 190.

(обратно)

1158

Соколов А.П. Указ. соч. С. 239.

(обратно)

1159

Кучирь А.Г. Корабел Екатерининской эпохи. СПб., 2007. С. 37.

(обратно)

1160

Там же. С. 38.

(обратно)

1161

Там же. С. 38–39.

(обратно)

1162

Гребенщикова ГЛ. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 230.

(обратно)

1163

Там же.

(обратно)

1164

Там же.

(обратно)

1165

Там же. С. 212.

(обратно)

1166

Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 218.

(обратно)

1167

Кротков А.С. Бомбардирский корабль «Гром» // Морской сборник. 1905. № 10. С. 23–24.

(обратно)

1168

Там же. С. 25.

(обратно)

1169

Там же. С. 27.

(обратно)

1170

МИРФ. Ч. 10. С. 448.

(обратно)

1171

Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. XIV. Т. 27–28. С. 289.

(обратно)

1172

Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. XIV. Т. 27–28. С. 357–358.

(обратно)

1173

Там же. С. 358.

(обратно)

1174

Черкасов П.П. Двуглавый орел и королевские лилии. С. 362.

(обратно)

1175

МИРФ. Ч. 11. С. 402.

(обратно)

1176

МИРФ. Ч. 11. С. 382–384.

(обратно)

1177

Там же. С. 402–405.

(обратно)

1178

Журнал Степана Петровича Хметевского о военных действиях русского флота в Архипелаге и у берегов Малой Азии в 1770–1774 гг. // Современник. 1855. Т. 49. Кн. 1. С. 48–49. Интересно, что Г.А. Гребенщикова в своей книге «Балтийский флот в период правления Екатерины II» (С. 226) опять почему-то ссылается не на опубликованный вариант этого источника, а на архивный (ОР РНБ. Ф. 568. Пекарский П.П. № 463. Л. 15–16).

(обратно)

1179

МИРФ. Ч. 11. С. 410–411.

(обратно)

1180

Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. XIV. Т. 27–28. С. 288.

(обратно)

1181

МИРФ. Ч. 11. С. 388–389.

(обратно)

1182

Там же. С. 419–421.

(обратно)

1183

Там же. С. 531–533.

(обратно)

1184

Вставка присутствует в самом документе, опубликованном в «Материалах для истории русского флота».

(обратно)

1185

МИРФ. Ч. 11. С. 541.

(обратно)

1186

Собственноручный журнал капитан-командора (впоследствии адмирала) С.К. Грейга // Морской сборник. 1849. Т. 2. С. 787, 796.

(обратно)

1187

Там же. С. 796–797.

(обратно)

1188

Там же. С. 797.

(обратно)

1189

Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 260–261.

(обратно)

1190

Воспоминания участника Архипелажской экспедиции // Морской сборник. 1914. № 5. С. 14–15.

(обратно)

1191

Мазюкевич М. Прибрежная война. Десантные экспедиции и атака приморских укреплений. Военно-исторический обзор. СПб., 1874. С. 63.

(обратно)

1192

Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. XIV. Т. 27–28. С. 361.

(обратно)

1193

Там же. С. 362.

(обратно)

1194

Там же. С. 363.

(обратно)

1195

История русской армии и флота. Вып. VIII. С. 62.

(обратно)

1196

Собственноручный журнал капитан-командора (впоследствии адмирала) С.К. Грейга // Морской сборник. 1849. Т. 2. С. 801.

(обратно)

1197

Дипломатическая переписка английских послов и посланников при русском дворе // Сб. РИО. СПб., 1876. Т. XIX. С. 90.

(обратно)

1198

Гребенщикова Г.А. Адмирал Грейг — путь к признанию. С. 12–13. Эти данные Г.А. Гребенщикова впервые ввела в научный оборот, что является весьма значимым успехом.

(обратно)

1199

Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 267–268. Эти данные также впервые были введены Г.А. Гребенщиковой.

(обратно)

1200

Собственноручный журнал капитан-командора (впоследствии адмирала) С.К. Грейга // Морской сборник. 1849. Т. 2. С. 803–806.

(обратно)

1201

Бобраков А. Предтеча Чесменской победы: анализ Хиосского сражения с точки зрения командира корабля // Морской журнал. 2005. № 2. С. 32.

(обратно)

1202

Брюс Р. Войны и сражения эпохи Наполеона: 1792–1815 / Роберт Брюс и др.; [пер. с англ. А. Колина]. М., 2009. С. 255.

(обратно)

1203

Макаров С.О. Рассуждения по вопросам морской тактики. М., 1943. С. 166–167.

(обратно)

1204

Мэхэн А.Т. Влияние морской силы на Французскую революция и империю. Т. 2. С. 278.

(обратно)

1205

Брюс Р. Указ. соч. С. 231–232.

(обратно)

1206

Овчинников В.Д. Существовала ли «маневренная тактика» адмирала Ушакова? // Флотомастер. 2004. № 2. С. 26.

(обратно)

1207

Доценко В.Д. Мифы и легенды русской морской истории. СПб., 1997. С. 14–15.

(обратно)

1208

Шапиро А.Л. Адмирал Д.Н. Сенявин. С. 221–222, 230–234.

(обратно)

1209

Сб. РИО. Т. XIX. С. 107.

(обратно)

1210

Составлено по: Соколов А.П. Архипелагские кампании 1769–1774 гг. // Записки Гидрографического департамента Морского министерства. СПб., 1849. Ч. 7. С. 295–296.

(обратно)

1211

Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 279.

(обратно)

1212

Кротков А.С. Подвиг лейтенанта Дмитрия Сергеевича Ильина и его товарищей // Под Андреевским флагом: Век XVIII. М, 1994. С. 340.

(обратно)

1213

Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 280.

(обратно)

1214

РГАВМФ. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 92. Л. 74–74 об.

(обратно)

1215

Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. XIV. Т. 27–28. С. 364–365.

(обратно)

1216

Тарле Е.В. Чесменский бой и первая русская экспедиция в Архипелаг (1769–1774 гг.) // Избранные сочинения в IV томах. Т. IV. С. 48.

(обратно)

1217

Там же. С. 76.

(обратно)

1218

Там же.

(обратно)

1219

Там же.

(обратно)

1220

Там же. С. 77–78.

(обратно)

1221

Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. XIV. Т. 27–28. С. 366.

(обратно)

1222

Там же.

(обратно)

1223

Там же. С. 367.

(обратно)

1224

Там же.

(обратно)

1225

Там же. С. 365.

(обратно)

1226

Там же.

(обратно)

1227

Павленко Н.И. Екатерина Великая. М., 1999. С. 137.

(обратно)

1228

Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Екатерининские орлы. С. 176.

(обратно)

1229

МИРФ. Ч. И. С. 558–560.

(обратно)

1230

История российского флота. М, 2007. С. 152.

(обратно)

1231

МИРФ. Ч. 11. С. 594.

(обратно)

1232

Там же. С. 569–570.

(обратно)

1233

Соколов А.П. Архипелагские кампании 1769–1774 гг. // Записки гидрографического департамента морского министерства. СПб., 1849. Ч. 7. С. 326–327.

(обратно)

1234

МИРФ. Ч. 11. С. 654.

(обратно)

1235

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. Описания к картам. М., 1959. С. 472.

(обратно)

1236

Шапиро А.Л. Указ. соч. С. 199.

(обратно)

1237

Россия и Черноморские проливы (XVIII–XX столетия). С. 56–57.,

(обратно)

1238

МИРФ. Ч. 11. С. 569–570.

(обратно)

1239

Чиполла К. Указ. соч. С. 78–79.

(обратно)

1240

Smith D. Navies of the Napoleonic Era. Atglen, 2004. P. 103.

(обратно)

1241

Clowes W.L. Op. cit. London, 1900. Vol. 5. P. 567.

(обратно)

1242

Мазюкевич М. Прибрежная война. Десантные экспедиции и атака приморских укреплений. Военно-исторический обзор. СПб., 1874. С. 390.

(обратно)

1243

Мазюкевич М. Указ. соч. С. 392.

(обратно)

1244

Мазюкевич М. Указ. соч. С. 392.

(обратно)

1245

Данные по английской эскадре взяты из: Clowes W.L. Op. cit. Vol. 5. P. 220.

(обратно)

1246

Ховарт Д. Боевые парусники / Пер. с англ. С. Синяевой. М., 1998. С. 157.

(обратно)

1247

Там же.

(обратно)

1248

Штенцель А. История войн на море. В 2 томах. Т. 2. С. 42.

(обратно)

1249

Ховарт Д. Указ. соч. С. 152.

(обратно)

1250

Там же. С. 159.

(обратно)

1251

Шапиро А.Л. Указ. соч. С. 195.

(обратно)

1252

Anderson M.S. Great Britain and the Russo-Turkish war of 1768–1774 // English Historical Review. 1954. Vol. LXIX. P. 47.

(обратно)

1253

Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. XIV. Т. 27–28. С. 367. Да и не только к месту мирного конгресса.

(обратно)

1254

Там же. С. 442.

(обратно)

1255

Дружинина Е.И. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 года (Его подготовка и заключение). С. 118.

(href=#r>обратно)

1256

Россия и Черноморские проливы (XVIII–XX столетия). С. 54.

(обратно)

1257

Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 312–313.

(обратно)

1258

МИРФ. Ч. 11. С. 659.

(обратно)

1259

Санин Г.А. Проблема Черноморских проливов во внешней политике России XVIII в. // Россия и Черноморские проливы (XVIII–XX столетия). С. 61; Шапиро А.Л. Указ. соч. С. 198.

(обратно)

1260

Из рескрипта Екатерины II А.Г. Орлову от 18 декабря 1770 г. // Сборник РИО. Т. 10. С. 89.

(обратно)

1261

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 128.

(обратно)

1262

Там же. С. 129.

(обратно)

1263

Там же.

(обратно)

1264

Там же. С. 134–135.

(обратно)

1265

Об оформлении этого плана в 1770 г. см. в главе II.

(обратно)

1266

МИРФ. Ч. 11. С. 549–550.

(обратно)

1267

Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в годы правления Екатерины II. С. 347.

(обратно)

1268

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 1773–1774. Кн. XV. Т. 29. М., 2003. С 29.

(обратно)

1269

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 158.

(обратно)

1270

МИРФ. Ч. 12. С. 37.

(обратно)

1271

Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины И. С. 347.

(обратно)

1272

Кротков А. Русский флот в царствование императрицы Екатерины II с 1772 по 1783 гг. С. 30.

(обратно)

1273

Рукавишников Е.Н. Внешняя политика и пребывание российского военного флота в Средиземном море. 1770–1774 гг. // Вопросы истории. 2008. № 9. С. 128.

(обратно)

1274

МИРФ. Ч. 12. С. 46.

(обратно)

1275

Гребенщикова Г.А. Российские военно-морские силы в Эгейском море в 1770–1774 гг. // Вопросы истории. 2007, № 2. С. 127.

(обратно)

1276

Широкорад А.Б. Адмиралы и корсары Екатерины Великой. С. 91.

(обратно)

1277

Тарле Е. В. Указ. соч. С. 24.

(обратно)

1278

Морские псы Елизаветы. Британские корсары против испанцев // Новый Солдат. 2002. №163. С. 2–3.

(обратно)

1279

Золотарев В.А., Козлов И.Л. Российский военный флот на Черном море и в Восточном Средиземноморье. С. 30.

(обратно)

1280

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. Карты. Л. 16. Таблица Б.

(обратно)

1281

Журнал Степана Петровича Хметевского… Т. 49. Кн. 1. С. 82. Кн. 2. С. 136.

(обратно)

1282

Там же. Кн. 2. С. 116–117.

(обратно)

1283

Соловьев С.М. Сочинения. История России с древнейших времен. Кн. XV. Т. 29. С. 23.

(обратно)

1284

Указанные обсуждения относительно планов использования флота в Архипелаге приведены по книге: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 1773–1774 гг. Кн. XV. Т. 29. С. 30–31. Удивительно, но в своей работе «Балтийский флот в период правления Екатерины II» Г.А. Гребенщикова привычно не замечает трудов даже столь именитого предшественника и вновь без всяких пояснений опирается исключительно на архив!

(обратно)

1285

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 1773–1774 гг. Кн. XV. Т. 29. С. 30.

(обратно)

1286

Гребенщикова Г.А. Российские военно-морские силы в Эгейском море в 1770–1774 гг. // Вопросы истории. 2007. № 2. С. 128.

(обратно)

1287

Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 433.

(обратно)

1288

Там же. С. 373–374.

(обратно)

1289

Соколов А.П. Указ. соч. С. 328.

(обратно)

1290

Соколов А.П. Указ. соч. С. 388–389.

(обратно)

1291

Здесь и далее используется донесение М.Т. Коняева А.В. Елманову от 18 ноября 1772 г. МИРФ. Ч. 12. С. 28–31.

(обратно)

1292

Здесь и далее используется: МИРФ. Ч. 12. С. 51–54.

(обратно)

1293

Тарле Е. В. Указ. соч. С. 86–90. Показательно, что Г.А. Гребенщикова использует тот же самый журнал корабля «Граф Орлов», что и Е. В. Тарле, только не чистовой, а черновой его вариант.

(обратно)

1294

В МИРФ. Ч. 12 есть не только приведенное нами выше донесение М.Т. Коняева, но и выписки из шканечных журналов.

(обратно)

1295

Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 401.

(обратно)

1296

Возьмем хотя бы фундаментальный справочник Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. Описания к картам. С. 313 или общий справочник Амона Г.А. «Морские памятные даты». М., 1987. С. 75–76.

(обратно)

1297

Тарле Е. В. Указ. соч. С. 86–88.

(обратно)

1298

Боевая летопись русского флота. М., 1948. С. 105; МИРФ. Ч. 12. С. 305–310.

(обратно)

1299

Соколов А.П. Указ. соч. С. 400–401.

(обратно)

1300

МИРФ. Ч. 6. С. 731–732.

(обратно)

1301

Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. XIV. История России с древнейших времен. Т. 27–28. М., 1994. С. 425–426.

(обратно)

1302

Там же. С. 426.

(обратно)

1303

МИРФ. Ч. 6. С. 732–733, 737–738.

(обратно)

1304

Там же. С. 735.

(обратно)

1305

Там же. С. 737–738

(обратно)

1306

Там же. С. 749.

(обратно)

1307

Там же.

(обратно)

1308

Там же. С. 750.

(обратно)

1309

Там же. С. 751.

(обратно)

1310

Там же.

(обратно)

1311

Там же.

(обратно)

1312

Там же. С. 752.

(обратно)

1313

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Т. 3. С. 517.

(обратно)

1314

Там же.

(обратно)

1315

Екатерина II и Людовик XVI. Русско-французские отношения: 1774–1792. М., 2001. С. 278–279.

(обратно)

1316

Штенцель А. Указ. соч. Т. 2. С. 372.

(обратно)

1317

Гребенщикова Г.А. Российские военно-морские силы в Эгейском море в 1770–1774 гг. С. 124–125.

(обратно)

1318

Черкасов П.П. Екатерина II и Людовик XVI. Русско-французские отношения: 1774–1792. М., 2001. С. 223.

(обратно)

1319

Исабель де Мадариага. Россия в эпоху Екатерины Великой… С. 707.

(обратно)

1320

Шапиро А.Л. Указ. соч. С. 208.

(обратно)

1321

О влиянии Хиосского сражения на тактику английского флота см. наши статьи: «От Чесапика к Доминике: кульминация принципиального спора военно-морских доктрин» (Гангут. 2010. Вып. 57) и «Трафальгар и Афон: размышления об итогах развития искусства проведения регулярных сражений парусных флотов» (Гангут. 2010. Вып. 59–60).

(обратно)

1322

Елисеева О.И. Григорий Потемкин. М., 2005. С. 281–282.

(обратно)

1323

Доннерт Э. Екатерина Великая: личность и эпоха / Пер. с нем. В.А. Певчева. СПб., 2003. С. 219.

(обратно)

1324

Переписка российской императрицы Екатерины Второй с г. Вольтером, с 1763 по 1778 год / Пер. с фр. М. Антоновский. Часть. 1. СПб., 1802. С. 166–167.

(обратно)

1325

Матвеева Т.М. Убранство русских кораблей. Л., 1979. С. 50–51.

(обратно)

1326

Сказание о морском сражении, происходившем между россиянами и турками при бреге Натолии июня 24, 25 и 26 1770 года, выбранное из достовернейших записок. К сему прилагаются писанные в следствие четырех картин сего сражения, поднесенных ея императорскому величеству государыне всероссийской. СПб., 1773.

(обратно)

1327

Там же. С. 18.

(обратно)

1328

Там же. С. 25–26.

(обратно)

1329

Каллистов Н.Д. Архипелагская экспедиция // История русской армии и флота. М., 1912. Вып. VIII. С. 81.

(обратно)

1330

Веселого Ф.Ф. Краткая история русского флота. С. 103.

(обратно)

1331

Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Указ. соч. С. 186.

(обратно)

1332

История отечественного судостроения. Т. 1. С. 209.

(обратно)

1333

Там же. С. 219–220.

(обратно)

1334

Сацкий А.Г. Развитие рангоута русских кораблей // Судостроение. 1986. № 1. С. 63.

(обратно)

1335

Кротков А.С. Корабль «Чесма». Исторический этюд. С. 9.

(обратно)

1336

Там же. С. 11.

(обратно)

1337

Сацкий А.Г. Развитие рангоута русских кораблей. С. 64.

(обратно)

1338

МИРФ. Ч. 12. С. 17.

(обратно)

1339

Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XVIII в. С. 333–334.

(обратно)

1340

МИРФ. Ч. 12. С. 273.

(обратно)

1341

Черкасов П.П. Двуглавый орел и королевские лилии. С. 364.

(обратно)

1342

МИРФ. Ч. 6. С. 691–692.

(обратно)

1343

Смирнов А.А. Первая программа постройки Черноморских линейных кораблей // Судостроение. 1991 № 1. С. 67–69.

(обратно)

1344

Там же.

(обратно)

1345

Там же; Сацкий А.Г. Первый линейный корабль Черноморского флота // Судостроение. 1988. № 1. С. 55–57; Данилов A.M. Линейные корабли и фрегаты русского парусного флота. С. 34–35; Чернышев А.А. Российский парусный флот: Справочник в 2 томах. Т. 1. С. 42; МИРФ. Ч. 11. С. 275–276.

(обратно)

1346

История отечественного судостроения. Т. 1. С. 251.

(обратно)

1347

Там же. С. 251–252.

(обратно)

1348

Составлено по: РГАВМФ. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 443. Л. 40–41; Ф. 168. Оп. 1. Д. 31. Л. 262 об-263.; МИРФ. Ч. 6. С. 473–474, 753–758.

(обратно)

1349

МИРФ. Ч. 6. С. 479.

(обратно)

1350

Там же. С. 486.

(обратно)

1351

МИРФ. Ч. 6. С. 543; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 30. Л. 404.

(обратно)

1352

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 50. Л. 165.

(обратно)

1353

Там же. Ф. 168. Оп. 1. Д. 50. Л. 217.

(обратно)

1354

Там же. Л. 218.

(обратно)

1355

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 34. Л. 421–424.

(обратно)

1356

МИРФ. Ч. 6. С. 520.

(обратно)

1357

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 34. Л. 24–24 об.

(обратно)

1358

Там же. Ф. 212, Канцелярия II отдел. Д. 709. А. 16 об-17.

(обратно)

1359

Там же. Ф. 172. Оп. 1. Д. 21. Л. 120.

(обратно)

1360

МИРФ. Ч. 6. С. 531.

(обратно)

1361

Там же. С. 537–538.

(обратно)

1362

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 1. Д. 34. А. 209.

(обратно)

1363

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 34. Л. 315.

(обратно)

1364

Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 85–86.

(обратно)

1365

МИРФ. Ч. 15. СПб., 1895. С. 275.

(обратно)

1366

Составлено по: Крючков Ю.С. Развитие в России линейного парусного флота // Судостроение. 1984. № 10; Сацкий А.Г. Развитие рангоута русских кораблей // Судостроение. 1986. № 1; Крючков Ю.С. Воссоздание чертежей фрегата «Св. Николай» // Судостроение. 1986. № 9.

(обратно)

1367

Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 71.

(обратно)

1368

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 34. Л. 495.

(обратно)

1369

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. М., 2003. С. 40.

(обратно)

1370

Там же.

(обратно)

1371

Там же. С. 42.

(обратно)

1372

Там же.

(обратно)

1373

Кессельбреннер Г.Л. Хроника одной дипломатической карьеры (Дипломат-востоковед С.Л. Лашкарев и его время). М., 1988. С. 66.

(обратно)

1374

Там же. С. 69.

(обратно)

1375

Записки адмирала Шишкова, веденные им во время путеплавания его из Кронштадта в Константинополь. СПб., 1834. С. 6.

(обратно)

1376

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 44.

(обратно)

1377

Кессельбреннер Г.Л. Указ. соч. С. 72.

(обратно)

1378

Там же. С. 72–73.

(обратно)

1379

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 45.

(обратно)

1380

Там же. С. 46–47.

(обратно)

1381

Там же. С. 49.

(обратно)

1382

Кессельбренннер Г.Л. Указ. соч. С. 82.

(обратно)

1383

Там же. С. 77.

(обратно)

1384

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 50.

(обратно)

1385

Там же.

(обратно)

1386

Там же.

(обратно)

1387

Кессельбреннер Г.Л. Указ. соч. С. 88.

(обратно)

1388

Скрицкий Н.В. Самые знаменитые флотоводцы России. М., 2000. С. 164.

(обратно)

1389

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 51.

(обратно)

1390

Составлено по сведениям из МИРФ. Ч. 6.

(обратно)

1391

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 40. Л. 43.

(обратно)

1392

Там же. Ф. 172. Оп. 1, Д. 21. Л. 120 об,-121.

(обратно)

1393

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 40. Л. 24.

(обратно)

1394

МИРФ. Ч. 6. С. 499.

(обратно)

1395

Составлено по работе: Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 415–416.

(обратно)

1396

Там же. С. 569.

(обратно)

1397

Там же. С. 571–572.

(обратно)

1398

О взглядах Петра I на фрегаты см. прим. 198 к главе II.

(обратно)

1399

МИРФ. Ч. 6. С. 576–578.

(обратно)

1400

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 52. Л. 30 об.-31 об.

(обратно)

1401

Там же. Д. 24. Л. 8–10.

(обратно)

1402

Там же. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 709. Л. 21.

(обратно)

1403

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 30. Л. 400–400 об.

(обратно)

1404

Там же. Ф. 197. Оп. 1. Д. 76. Л. 79–80.

(обратно)

1405

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 30. Л. 402 об.

(обратно)

1406

Там же. Л. 404–405.

(обратно)

1407

Там же. Ф. 197. Оп. 1. Д. 76. Л. 79–80.

(обратно)

1408

Расторгуев В.И. Судостроение на верфях Воронежского края в 1768–1800 гг. С. 429 —431.

(обратно)

1409

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 45. Л. 52–52 об.

(обратно)

1410

Там же.

(обратно)

1411

МИРФ. Ч. 6. С. 598.

(обратно)

1412

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 45. Л. 75–78 об.

(обратно)

1413

Там же. Л. 88–88 об.

(обратно)

1414

Данные «Св. Екатерины» даны по: МИРФ. Ч. 6. С. 716.

(обратно)

1415

Там же. С. 719.

(обратно)

1416

Там же. С. 721.

(обратно)

1417

Смирнов А.А. Первая программа постройки Черноморских линейных кораблей. С. 68.

(обратно)

1418

МИРФ. Ч. 12. С. 657.

(обратно)

1419

История отечественного судостроения. Т. 1. С. 254.

(обратно)

1420

История отечественного судостроения. Т. 1. С. 254.

(обратно)

1421

МИРФ. Ч. 6. С. 603–604; Ч. 15. С. 10, 13–15; РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 52. Л. 200-200 об.

(обратно)

1422

РГАВМФ. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 709. Л. 36 об.

(обратно)

1423

Там же. Ф. 197. Оп. 1. Д. 76. Л. 71–75.

(обратно)

1424

МИРФ. Ч. 6. С. 602.

(обратно)

1425

Там же. Ч. 15. С. 8.

(обратно)

1426

РГАВМФ. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 709. Л. 43 об.

(обратно)

1427

Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 76–77.

(обратно)

1428

Давыдов Ю.В. Сенявин. М., 1952. С. 25–26.

(обратно)

1429

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 52. Л. 189–189 об.

(обратно)

1430

Там же.

(обратно)

1431

Там же. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 709. Л. 42, 47 об-48 об.

(обратно)

1432

Там же. Л. 437.

(обратно)

1433

Там же. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 709. Л. 42; Оп. 4. Д. 52. Л. 48–49 об.

(обратно)

1434

Там же. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 709. Л. 52 об-53.

(обратно)

1435

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 52. Л. 33.

(обратно)

1436

Там же. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 709. Л. 41 об-42.

(обратно)

1437

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 52. Л. 360–361.

(обратно)

1438

Там же.

(обратно)

1439

Там же. Л. 410–413.

(обратно)

1440

Там же.

(обратно)

1441

Там же. Л. 425–426 об.

(обратно)

1442

Там же. Л. 434–434 об.

(обратно)

1443

Там же.

(обратно)

1444

Елисеева О.И. Григорий Потемкин. С. 292.

(обратно)

1445

Там же.

(обратно)

1446

Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 75–76.

(обратно)

1447

История отечественного судостроения. Т. 1. С. 257.

(обратно)

1448

Ордера Светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического Новороссийского генерал-губернатора // История Херсона. Малая иллюстрированная энциклопедия. Ч. 1. Благополучный град Херсон. Херсон, 2009. С. 129–130.

(обратно)

1449

История отечественного судостроения. Т. 1. С. 260.

(обратно)

1450

Ордера Светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического Новороссийского генерал-губернатора // История Херсона… С. 122.

(обратно)

1451

История отечественного судостроения. Т. I. С. 260.

(обратно)

1452

Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве МИД // Сб. РИО. Т. XXVII. 1880. С. 284–285.

(обратно)

1453

Ордера Светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического Новороссийского генерал-губернатора // История Херсона… С. 129–130.

(обратно)

1454

Смирнов А.А. Первая программа постройки Черноморских линейных кораблей. С. 19–22; РГАВМФ. Ф. 327. Оп. 1. Д. 1180.

(обратно)

1455

МИРФ. Ч. 15. С. 524–529.

(обратно)

1456

Составлено по: Джемс Д. История Великобританского флота от времен французской революции по Наваринское сражение. Пер. с англ. Николаев, 1845. Ч. 1. С. 172–173; Американские фрегаты // Война на море. 2005. № 10. С. 4; Winfield R. British Warship in the Age of Sail 1793–1817. Design, Construction, Careers and Fates. London, 2005. P. 132; МИРФ. Ч. 13. СПб., 1890. С. 205, 530.

(обратно)

1457

Архивные документы 1778–1799 гг. // История Херсона… С. 73. Документ хорошо иллюстрирует цену погони Петербурга за постройкой в Херсоне исключительно линейных кораблей.

(обратно)

1458

Ордера Светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического Новороссийского генерал-губернатора // История Херсона… С. 136–137.

(обратно)

1459

Смирнов А.А. Новые данные о кораблях Ф.Ф. Ушакова // Судостроение. 1993. № 2–3. С. 69.

(обратно)

1460

Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 93. То есть был утвержден вариант, сложившийся в 1784 г.

(обратно)

1461

Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве МИД // Сб. РИО. Т. XXVII. 1880. С. 354–355.

(обратно)

1462

Там же. С. 292–293.

(обратно)

1463

Чернышев А.А. Указ. соч. Т. 1, С. 213.

(обратно)

1464

МИРФ. Ч. 15. С. 25.

(обратно)

1465

История отечественного судостроения. Т. 1. С. 367–369.

(обратно)

1466

Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка. 1769–1791. М., 1997. № 800.

(обратно)

1467

Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве МИД… С. 436.

(обратно)

1468

Екатерина II и Г.А. Потемкин… № 814.

(обратно)

1469

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 311.

(обратно)

1470

Там же. С. 316.

(обратно)

1471

Там же. Подробности борьбы России за ратификацию договора см. в указанном труде. С. 308–316.

(обратно)

1472

Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве МИД // Сб. РИО. Т. XXVII. 1880. С. 47–49.

(обратно)

1473

Присоединение Крыма к России. Рескрипты, письма, реляции и донесения / Под ред. Н.Ф. Дубровина. СПб., 1885. Т. 1. С. 73; Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 323.

(обратно)

1474

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 323.

(обратно)

1475

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1 С. 324.

(обратно)

1476

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 323.

(обратно)

1477

Там же.

(обратно)

1478

Там же. С. 324.

(обратно)

1479

Лопатин B.C. Светлейший князь Потемкин. М., 2003. С. 35–37.

(обратно)

1480

Чтения ОИДР. Одесса, 1875. Кн. IV, Отд. II. С. 12.

(обратно)

1481

Ефанов Л.А. Трудный выбор империи. М., 2002. С. 348.

(обратно)

1482

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 327.

(обратно)

1483

Ефанов А.А. Указ. соч. С. 356.

(обратно)

1484

Там же. С. 369.

(обратно)

1485

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 327.

(обратно)

1486

МИРФ. Ч. 6. С. 480–481.

(обратно)

1487

Там же. С. 493–494.

(обратно)

1488

Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве МИД // Сб. РИО. Т. XXVII. 1880. С. 34.

(обратно)

1489

Там же. С. 40–41.

(обратно)

1490

Кротков А.С. Повседневная запись знаменательных событий в русском флоте. С. 510.

(обратно)

1491

РГАВМФ. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 478. Л. 76–79; Ф. 168. Оп. 1. Д. 31. Л. 259–262; Ф. 172. Оп. 1. Д. 20. Л. 181–183 об.

(обратно)

1492

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 86.

(обратно)

1493

МИРФ. Ч. 6. С. 490.

(обратно)

1494

Там же. С. 495.

(обратно)

1495

Там же. С. 496–499.

(обратно)

1496

Там же. С. 496.

(обратно)

1497

РГАВМФ. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 478. Л. 46.

(обратно)

1498

МИРФ. Ч. 6. С. 483.

(обратно)

1499

Там же. С. 499–500.

(обратно)

1500

Там же. С. 500.

(обратно)

1501

Там же. С. 505.

(обратно)

1502

Там же. С. 508–509.

(обратно)

1503

Там же. С. 513.

(обратно)

1504

Там же. С. 511–512.

(обратно)

1505

Скрицкий Н.В. Георгиевские кавалеры под Андреевским флагом… С. 191.

(обратно)

1506

Ефанов Л.А. Указ. соч. С. 408.

(обратно)

1507

Там же. С. 409.

(обратно)

1508

Лопатин B.C. Указ. соч. С. 41.

(обратно)

1509

Записки командира корабля «Мария Магдалина» капитана Тизделя // Морской сборник. 1863. № 10. С. 14–15.

(обратно)

1510

Таблица составлена по документу: РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 21. Л. 153–155.

(обратно)

1511

Присоединение Крыма к России… СПб., 1885. Т. 2. С. 96–97.

(обратно)

1512

Там же. С. 375–378.

(обратно)

1513

МИРФ. Ч. 6. С. 545.

(обратно)

1514

Там же. С. 546.

(обратно)

1515

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 72.

(обратно)

1516

Там же. С. 72–73.

(обратно)

1517

Там же. С. 73.

(обратно)

1518

Там же. С. 74.

(обратно)

1519

Там же. С. 75.

(обратно)

1520

Присоединение Крыма к России… Т. 2. С. 544–545.

(обратно)

1521

Записки командира корабля «Мария Магдалина» капитана Тизделя. С. 16–17.

(обратно)

1522

МИРФ. Ч. 6. С. 551.

(обратно)

1523

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 40. Л. 53–53 об.

(обратно)

1524

МИРФ. Ч. 6. С. 557–558.

(обратно)

1525

Там же. С. 558–559.

(обратно)

1526

Присоединение Крыма к России… Т. 2. С. 786.

(обратно)

1527

Там же. С. 786–787.

(обратно)

1528

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 76.

(обратно)

1529

Там же. С. 76–77.

(обратно)

1530

Присоединение Крыма к России… Т. 2. С. 792.

(обратно)

1531

МИРФ. Ч. 6. С. 563–564.

(обратно)

1532

Присоединение Крыма к России… Т. 2. С. 798–801.

(обратно)

1533

Андреев А.Р. История Крыма. М., 1997. С. 187–188.

(обратно)

1534

Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 328.

(обратно)

1535

Елисеева О.И. Указ. соч. С. 222.

(обратно)

1536

Там же. С. 574–575.

(обратно)

1537

Там же. С. 576.

(обратно)

1538

Там же. С. 581–582.

(обратно)

1539

Там же. С. 574.

(обратно)

1540

Там же. С. 580.

(обратно)

1541

Присоединение Крыма к России… Т. 2. С. 535.

(обратно)

1542

РГАВМФ. Ф. 212. Канцелярия II отдел. Д. 443. Л. 23об-27.

(обратно)

1543

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 24. Л. 8–10.

(обратно)

1544

МИРФ. Ч. 6. С. 719.

(обратно)

1545

Дипломатический словарь в трех томах. М., 1986. Т. III. С. 462.

(обратно)

1546

Составлено по: МИРФ. Ч. 12. С. 573–577, 623–628, 683–687.

(обратно)

1547

Гребенщикова Г.A. «VICTORY» и русские 100-пушечные корабли // Судостроение. 2007. № 3. С. 78.

(обратно)

1548

Там же. С. 79.

(обратно)

1549

Кротков А.С. Русский флот в царствование императрицы Екатерины II с 1772 по 1783 гг. С. 18; Гребенщикова Г.A. «VICTORY» и русские 100-пушечные корабли. С. 79; История отечественного судостроения. Т. 1. С. 211–212.

(обратно)

1550

Д. Гаррис, лорд Мальсбери. Донесения британскому правительству // Г.А. Потемкин. От вахмистра до фельдмаршала. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2002. Кн. 1. С. 70.

(обратно)

1551

Там же.

(обратно)

1552

Там же. С. 71.

(обратно)

1553

Себаг-Монтефиоре С. Потемкин / Пер. с англ. Н. Сперанской и С. Панова. М., 2003. С. 227–228.

(обратно)

1554

Елисеева О.И. Указ. соч. С. 265–266.; Д. Гаррис, лорд Мальсбери. Донесения британскому правительству// Г.А. Потемкин… С. 71–72.

(обратно)

1555

Екатерина и Потемкин. Подлинная их переписка. 1782–1791 гг. // Русская старина. 1876. Т. 16. С. 33–34; Лопатин B.C. Указ. соч. С. 56–57.

(обратно)

1556

Елисеева О.И. Указ. соч. С. 267.

(обратно)

1557

Присоединение Крыма к России…Т. 4. СПб., 1889. С. 515.

(обратно)

1558

Там же. С. 515–517.

(обратно)

1559

Там же. С. 502–506.

(обратно)

1560

МИРФ. Ч. 6. С. 593–594.

(обратно)

1561

Присоединение Крыма к России… Т. 4. С. 634–635.

(обратно)

1562

Там же. С. 636–637.

(обратно)

1563

Там же. С. 637.

(обратно)

1564

Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 57–58. III

(обратно)

1565

МИРФ. Ч. 6. С. 591–593.

(обратно)

1566

МИРФ. Ч. 6. С. 672.

(обратно)

1567

Там же. С. 675.

(обратно)

1568

Там же. С. 677.

(обратно)

1569

Там же. С. 691–692.

(обратно)

1570

Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 64.

(обратно)

1571

Там же.

(обратно)

1572

Присоединение Крыма к России… Т. 4. С. 749–750.

(обратно)

1573

Там же. С. 752–754.

(обратно)

1574

Там же. С. 736–737, 737, 739, 763, 764.

(обратно)

1575

Там же. С. 722–723.

(обратно)

1576

Присоединение Крыма к России… Т. 4. С. 844, 867, 883.

(обратно)

1577

Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 65–66.

(обратно)

1578

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 40. Л. 135–137.

(обратно)

1579

Гончаров В. Адмирал Сенявин. М., 1945. С. 118.

(обратно)

1580

Гончаров В. Указ. соч. С. 119.

(обратно)

1581

Гончаров В. Указ. соч. С. 119–120.

(обратно)

1582

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 78–79.

(обратно)

1583

Черкасов П.П. Екатерина II и Людовик XVI. С. 208–209.

(обратно)

1584

Там же. С. 209.

(обратно)

1585

Скориков Ю.А. Севастопольская крепость. СПб., 1997. С. 12–13.

(обратно)

1586

Там же. С. 15.

(обратно)

1587

Там же. С. 15–16.

(обратно)

1588

Медведева И.Н. Таврида. Л., 1956. С. 114,

(обратно)

1589

Скориков Ю.А. Указ. соч. С. 12.

(обратно)

1590

Черкасов П.П. Екатерина II и Людовик XVI. С. 210.

(обратно)

1591

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 79.

(обратно)

1592

Там же.

(обратно)

1593

Исабель ge Magapuara. Указ. соч. С. 620.

(обратно)

1594

Там же. С. 141.

(обратно)

1595

Там же. С. 143.

(обратно)

1596

Там же.

(обратно)

1597

Бумаги Я.И. Булгакова // Сб. РИО. Т. 47. СПб., 1885. С. 44–47.

(обратно)

1598

Петров А.Н. Вторая Турецкая война в царствование императрицы Екатерины II. СПб., 1880. Т. 1. С. 116–117.

(обратно)

1599

Гребенщикова Г.А.Проблема Босфорских экспедиций второй половины XVIII — первой половины XIX века // Новый Часовой. 2006. № 17–18. С. 45–46. На эти же моменты указал в своей работе «Вторая Турецкая война в царствование императрицы Екатерины II» и А.Н. Петров, только без непосредственного цитирования (Т. 1. С. 116–117). Жаль, что Г.А. Гребенщикова и в этом случае указывает, будто именно ей принадлежит первенство в публикации данного материала.

(обратно)

1600

Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка. 1769–1791. М., 1997. С. 158; Елисеева О.И. Указ. соч. С. 281–282.

(обратно)

1601

Скрицкий Н.В. Георгиевские кавалеры под Андреевским флагом… С. 140.

(обратно)

1602

Елисеева О.И. Указ. соч. С. 290.

(обратно)

1603

МИРФ. Ч. 13. С. 24.

(обратно)

1604

Там же. С. 6–7.

(обратно)

1605

Архив Государственного Совета. Т. 1.4. 1. С. 529–532.

(обратно)

1606

Там же.

(обратно)

1607

Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве МИД // Сб. РИО. Т. XXVII. 1880. С. 436–437, 453–455, 466–467.

(обратно)

1608

Петров А.Н. Вторая Турецкая война… Приложение № 9. С. 25–27.

(обратно)

1609

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 551–552.

(обратно)

1610

Лопатин B.C. Указ. соч. С. 390.

(обратно)

1611

Там же. С. 390–391.

(обратно)

1612

Елисеева О.И. Указ. соч. С. 290.

(обратно)

1613

Лопатин B.C. Указ. соч. С. 384–385.

(обратно)

1614

Составлено по: МИРФ. Ч. 6.; Общий морской список. Ч. III–V. СПб., 1890; Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта; Чернышев А.А. Указ. соч. Т. 1–2.

(обратно)

1615

МИРФ. Ч. 15. С, 6.

(обратно)

1616

Скориков Ю.А. Указ. соч. С. 15.; Кротков А.С. Указ. соч. С. 93–94.

(обратно)

1617

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 80. Ссылка на АВПРИ. Ф. 89. Оп. 8. Д. 631. Л. 53.

(обратно)

1618

Лопатин B.C. Указ. соч. С. 408.

(обратно)

1619

Там же. С. 408.

(обратно)

1620

Там же. С. 409.

(обратно)

1621

Там же. С. 410.

(обратно)

1622

Лопатин B.C. Указ. соч. С. 410; Елисеева О.И. Указ. соч. С. 300–301.

(обратно)

1623

Лопатин B.C. Указ. соч. С. 411.

(обратно)

1624

Елисеева О.И. Указ. соч. С. 292.

(обратно)

1625

Там же. С. 298–299.

(обратно)

1626

Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка… С. 173.

(обратно)

1627

Екатерина и Потемкин. Подлинная их переписка. 1782–1791 // Русская старина. 1876. Т. 16. С. 44–45.

(обратно)

1628

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 95.

(обратно)

1629

Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка… С. 181.

(обратно)

1630

Овчинников В.Д. Федор Ушаков. С. 87.

(обратно)

1631

Там же. С. 87.

(обратно)

1632

Там же. С. 88.

(обратно)

1633

Черкасов П.П. Екатерина II и Людовик XVI. С. 224.

(обратно)

1634

Там же. С. 232.

(обратно)

1635

Там же. С. 223.

(обратно)

1636

Там же. С. 225.

(обратно)

1637

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 81–82.

(обратно)

1638

Там же. С. 82.

(обратно)

1639

Черкасов П.П. Екатерина II и Людовик XVI. С. 226–227.

(обратно)

1640

Там же. С. 227.

(обратно)

1641

Там же.

(обратно)

1642

Овчинников В.Д. Федор Ушаков. С. 93.

(обратно)

1643

Черкасов П.П. Екатерина II и Людовик XVI. С. 232.

(обратно)

1644

Там же. С. 232–233.

(обратно)

1645

Овчинников В.Д. Святой Адмирал Ушаков. С. 92.

(обратно)

1646

Там же.

(обратно)

1647

Составлено по: МИРФ. Ч. 15. С. 8–9, 16, 22–23.

(обратно)

1648

МИРФ. Ч. 15. С. 25–26.

(обратно)

1649

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 415–416.

(обратно)

1650

МИРФ. Ч. 15. С. 13.

(обратно)

1651

Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 82.

(обратно)

1652

МИРФ. Ч. 15. С. 8–9.

(обратно)

1653

Использованы данные работы Головачева В.Ф. «История Севастополя как русского порта» (С. 92), а также «Материалов для истории русского флота» (Ч. 15. С. 35–38).

(обратно)

1654

Аркас З.А. Начало учреждения Российского флота на Черном море и действия его с 1778 по 1798 год // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса. Т. IV. 1858. С. 265.

(обратно)

1655

Головачев В.Ф. История Севастополя как русского порта. С. 92.

(обратно)

1656

Овчинников В.Д. Федор Ушаков. С. 93–94

(обратно)

1657

Черкасов П.П. Екатерина II и Людовик XVI. С. 237.

(обратно)

1658

Овчинников В.Д. Федор Ушаков. С. 94.

(обратно)

1659

Там же.

(обратно)

1660

Там же. С. 95.

(обратно)

1661

Елисеева О.И. Указ. соч. С. 301–302.

(обратно)

1662

Там же. С. 293.

(обратно)

1663

Болотина Н.Ю. Князь Потемкин. Герой эпохи Екатерины Великой. М., 2006. С. 242.

(обратно)

1664

Елисеева О.И. Указ. соч. С. 303–304.

(обратно)

1665

Там же. С. 595.

(обратно)

1666

Г.А. Потемкин. От вахмистра до фельдмаршала. Воспоминания. Дневники. Письма. Книга 1. СПб., 2002. С. 253.

(обратно)

1667

Г.А. Потемкин. Последние годы. Воспоминания. Дневники. Письма. Книга 2. СПб., 2003. С. 11–12.

(обратно)

1668

Овчинников В.Д. Святой адмирал Ушаков. С. 415–416.

(обратно)

1669

История Отечественного судостроения. Т. 1. С. 93.

(обратно)

1670

Курсом чести и славы: ВМФ СССР / России в войнах и конфликтах второй половины XX в. М., 2006. С. 430.

(обратно)

1671

История отечественного судостроения. Т. 1. С. 257–258.

(обратно)

1672

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 7. Л. 108.

(обратно)

1673

Там же. Ф. 212, Канцелярия II отдел. Д. 709. Л. 36 об.

(обратно)

1674

Лопатин B.C. Указ. соч. С. 390–391.

(обратно)

1675

Брикнер А.Г. Потемкин. М., 1996. С. 101.

(обратно)

1676

Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка. 1769–1791. С. 238.

(обратно)

1677

Мэхэн А.Т. Влияние морской силы на историю, 1660–1783. С. 604.

(обратно)

1678

Петров А.Н. Война России с Турцией и польскими конфедератами в 1769–1774 гг. Т. 1. С. 297.

(обратно)

1679

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 2. С. 123.

(обратно)

1680

Там же. С. 41.

(обратно)

1681

МИРФ Ч. 6. С. 265–268.

(обратно)

1682

Там же. С. 265.

(обратно)

1683

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 152.

(обратно)

1684

МИРФ. Ч. 6. С. 299–300.

(обратно)

1685

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 34. Л. 106–107, 40–65.

(обратно)

1686

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 434–435.

(обратно)

1687

Там же. Ф. 168. Оп. 1. Д. 6. Л. 96–98.

(обратно)

1688

Там же. Л. 23.

(обратно)

1689

Там же.

(обратно)

1690

Там же. Л. 51–51 об.

(обратно)

1691

Там же. А. 57–58 об.

(обратно)

1692

Там же. Л. 157–157 об.

(обратно)

1693

Филевский П.П. История города Таганрога. С. 118–119.

(обратно)

1694

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 31. Л. 253–254.

(обратно)

1695

МИРФ. Ч. 6. С. 322.

(обратно)

1696

Там же,

(обратно)

1697

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 13. Л. 24–24 об.

(обратно)

1698

Там же. Ф. 172. Оп. 1. Д. 413. Л. 149–150 об.

(обратно)

1699

Там же.

(обратно)

1700

Филевский П.П. Указ. соч. С. 87; Под флагом России: История зарождения и развития морского флота. М, 1995. С. 125.

(обратно)

1701

РГАВМФ. Ф. 315. Оп. 1. Д. 59. Л. 7–8.

(обратно)

1702

Там же.

(обратно)

1703

Филевский П.П. Указ. соч. С. 121. При сравнении Филевский, естественно, пользуется данными о развитии Таганрога на конец XIX в.

(обратно)

1704

Русское градостроительное искусство: Петербург и другие новые российские города XVIII — первой половины XIX веков / Под общ. ред. Н.Ф. Гуляницкого. СПб., 1995. С. 323.

(обратно)

1705

Филевский П.П. Указ. соч. С. 216.

(обратно)

1706

Там же.

(обратно)

1707

Русское градостроительное искусство… С. 323.

(обратно)

1708

Под флагом России… С. 159.

(обратно)

1709

Там же. С. 128, 150.

(обратно)

1710

Там же. С. 161.

(обратно)

1711

РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 20. Л. 1–3.

(обратно)

1712

Там же. Л. 6–6 об.

(обратно)

1713

Там же. Л. 4.

(обратно)

1714

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 53. Л. 76–79 об.

(обратно)

1715

Там же. Л. 1–4 об.

(обратно)

1716

Там же.

(обратно)

1717

Там же.

(обратно)

1718

Там же.

(обратно)

1719

Там же.

(обратно)

1720

Там же.

(обратно)

1721

Там же. Ф, 172. Оп. 1. Д. 20. Л. 44–45.

(обратно)

1722

Там же.

(обратно)

1723

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 53. Л. 23–25.

(обратно)

1724

Там же. Л. 46–46 об.

(обратно)

1725

Там же. Л. 23–25.

(обратно)

1726

Там же. Л. 152.

(обратно)

1727

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 53. Л. 46–46 об.

(обратно)

1728

Там же. Л. 50–50 об.

(обратно)

1729

Там же. Л. 117.

(обратно)

1730

Там же. Л. 128–128 об.

(обратно)

1731

Там же. Л. 134.

(обратно)

1732

Там же. Л. 136–136 об.

(обратно)

1733

Там же. Л. 152.

(обратно)

1734

Там же. Л. 167–168.

(обратно)

1735

МИРФ. Ч. 15. С. 488–489.

(обратно)

1736

МИРФ. Ч. 6. С. 556–557.

(обратно)

1737

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 40. Л. 59–59 об.

(обратно)

1738

МИРФ. Ч. 15. С. 585.

(обратно)

1739

МИРФ. Ч. 16. С. 102–104.

(обратно)

1740

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 287–288.

(обратно)

1741

Штенцель А. История войн на море. Т. 2. С. 380.

(обратно)

1742

Полное Собрание Законов Российской Империи. Т. XLIV. № 10.725.

(обратно)

1743

Коробков Н.М. Русский флот в Семилетней войне. М., 1946. С. 22, 31–34.

(обратно)

1744

Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. XII. История России с древнейших времен. Т. 23–24 / Отв. ред.: И.Д. Ковальчепко, С.С. Дмитриев. М., 1993. С. 9.

(обратно)

1745

Там же. С. 9–10.

(обратно)

1746

Там же. С. 10–11.

(обратно)

1747

Коробков Н.М. Указ. соч. С. 49.

(обратно)

1748

Анисимов Е. В. Елизавета Петровна. М., 1999. С. 375.

(обратно)

1749

Использованы данные «Материалов для истории русского флота» Ч. 10. СПб., 1883. С. 380–382.

(обратно)

1750

Анисимов Е. В. Елизавета Петровна. С. 375.

(обратно)

1751

Коробков Н.М. Указ. соч. С. 133–134.

(обратно)

1752

Соловьев СМ. Сочинения. В 18 кн. Кн. XIII. История России с древнейших времен. Т. 25–26. М., 1994. С. 158–159.

(обратно)

1753

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 288; Маклинн Ф. 1759. Год завоевания Британией мирового господства / Пер. с англ. ML, 2009. С. 599, 608–615.

(обратно)

1754

Штенцель А. Указ. соч. Т. 2. С. 376.

(обратно)

1755

Щеглов А.Н. История военно-морского искусства. СПб., 1908. С. 145.

(обратно)

1756

Танстолл Б. Морская война в век паруса. 1650–1815. С. 179.

(обратно)

1757

Морской Атлас. Т. 3. Ч. 1. С. 286.

(обратно)

1758

Щеглов А.Н. Указ. соч. С. 146.; Морской Атлас. Т. 3. Ч. I. С. 286.

(обратно)

1759

Щеглов А.Н. Указ. соч. С. 146.

(обратно)

1760

Там же. С. 146–147; История военно-морского искусства. Т. I. M., 1953. С. 204–205.

(обратно)

1761

Экинс К. Указ. соч. Ч. 1. С. 41–42.

(обратно)

1762

Clowes W.L. The Royal Navy… vol. 3. P. 148, 151.

(обратно)

1763

Clowes W.L. Op. cit. vol. 3. P. 148, 151; Lapeyrouse Bonfils M. de. Histoire De La Marine Francaise. Paris, 1845. Vol. II. P. 401.

(обратно)

1764

Мэхэн А.Т. Влияние морской силы на историю, 1660–1783. С. 352.

(обратно)

1765

Там же. С. 346.

(обратно)

1766

Там же.

(обратно)

1767

Там же. С. 332.

(обратно)

1768

The Naval Chronology or a Historical Summary of Naval and Maritime events. London, 1815. Vol. IV. P. 267; Clowes W.L. Op. cit. Vol. 3. P. 212.

(обратно)

1769

The Naval Chronology… P. 268.; Clowes W.L. Op. cit. Vol. 3. P. 212.

(обратно)

1770

Шабо-Арно К. История военных флотов. СПб., 1896. С. 165.

(обратно)

1771

Там же.

(обратно)

1772

Clowes W.L. Op. cit. Vol. 3. P. 218.

(обратно)

1773

Lapeyrouse Bonfils M. de. Op. cit. Vol. II. P. 469; Clowes W.L. Op. cit. Vol. 3. P. 218.

(обратно)

1774

Шатне Мадлен дю. Жан Батист де Траверсе, министр флота Российского / Авториз. пер. с фр. М.Л. Андреева. М., 2003. С. 45.

(обратно)

1775

Экинс К. Указ. соч. Ч. 1. С. 47.

(обратно)

1776

Мэхэн А.Т. Влияние морской силы на историю, 1660–1783. С. 342.

(обратно)

1777

Штенцель А. Указ. соч. Т. 2. С. 356; Танстолл Б. Указ. соч. С. 182.

(обратно)

1778

The Naval Chronology… Vol. IV. P. 258–259; Clowes W.L. Op. cit. vol. 3. P. 174.

(обратно)

1779

The Naval Chronology… Vol. IV. P. 258–259; Lapeyrouse Bonfils M. de. Op. cit. Vol. II. P. 501–502.

(обратно)

1780

Экинс К. Указ. соч. Ч. 1. С. 49–50.

(обратно)

1781

The Naval Chronology… Vol. IV. P. 259–260; Clowes W.L. Op. cit. Vol. 3. P. 179.

(обратно)

1782

Штенцель А. Указ. соч. Т. 2. С. 357; Танстолл Б. Указ. соч. С. 183.

(обратно)

1783

The Naval Chronology… Vol. IV. P. 272; Clowes W.L. Op. cit. vol. 3. P. 198.

(обратно)

1784

Мэхэн А.Т. Влияние морской силы на историю, 1660–1783. С. 350.

(обратно)

1785

Там же. С. 350–351.

(обратно)

1786

Британские парусные линейные корабли // Война на море. 2005. № 11. С. 6.

(обратно)

1787

Британские парусные линейные корабли. С. 18.

(обратно)

1788

При составлении общей биографии использованы следующие материалы: Общий морской список. Ч. П. СПб., 1885. С. 378–379; Грунт А.Я. Указ. соч.; Скрицкий Н.В. Самые знаменитые флотоводцы России.

(обратно)

1789

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 3. Л. 118, 313–314.

(обратно)

1790

Там же. Л. 171–174.

(обратно)

1791

Там же. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 2–2 об.

(обратно)

1792

МИРФ. Ч. 6. С. 308.

(обратно)

1793

Там же. С. 445.

(обратно)

1794

Там же. С. 308.

(обратно)

1795

Там же. С. 270.

(обратно)

1796

Общий морской список. Ч. II. С. 378–379. Указ об этом получил 24 февраля 1769 г.: РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 2. Л. 461.

(обратно)

1797

Собственноручyые письма Екатерины II к графу И.Г. Чернышеву // Русский архив. 1871. № 9. С. 1327–1329.

(обратно)

1798

Сб. РИО. Т. X. 1872. С. 343–344.

(обратно)

1799

МИРФ. Ч. 6. С. 321–322.

(обратно)

1800

Там же. С. 322.

(обратно)

1801

Там же. С. 339–340.

(обратно)

1802

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 45–47 об.

(обратно)

1803

МИРФ. Ч. 6. С. 333–334.

(обратно)

1804

Там же. С. 340.

(обратно)

1805

МИРФ. Ч. 6. С. 358.

(обратно)

1806

Там же. С. 384.

(обратно)

1807

Рескрипты и указы императрицы Екатерины II к А.Н. Сенявину. С. 1401.

(обратно)

1808

Кротков А.С. Русский флот в царствование императрицы Екатерины II с 1772 по 1783 гг. С. 18–19..

(обратно)

1809

Сацкий А.Г. Защита судов Черноморского флота от «червоядия» // Судостроение. 1991. № 4. С. 59.

(обратно)

1810

Там же.

(обратно)

1811

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 470–472, 544–546.

(обратно)

1812

МИРФ. Ч. 13. С. 241.

(обратно)

1813

Там же. Ч. 14. С. 483.

(обратно)

1814

Там же. С. 510.

(обратно)

1815

Шапиро А.А. Адмирал Д.Н. Сенявин. С. 18.

(обратно)

1816

Половинкина М.Л., Шляпникова Е.А. Семен Романович Воронцов // Вопросы истории. 2003. № 11. С. 66.

(обратно)

1817

Там же.

(обратно)

1818

Там же. С. 66–67.

(обратно)

1819

Елисеева О.И. Григорий Потемкин. С. 328.

(обратно)

1820

Там же.

(обратно)

1821

Там же. С. 328–329.

(обратно)

1822

Там же. С. 329.

(обратно)

1823

Там же. С. 234.

(обратно)

1824

Там же. С. 234–235.

(обратно)

1825

Там же. С. 235–236.

(обратно)

1826

Там же. С. 237.

(обратно)

1827

Записки князя Петра Долгорукова / Пер. с фр. А.Ю. Серебрянниковой. СПб., 2007. С. 273.

(обратно)

1828

Общий морской список. Ч. V. С. 57–58.

(обратно)

1829

Никитченко Г.Ю., Соболь В.Д. Василеостровский район. Энциклопедия улиц Санкт-Петербурга. СПб., 2002. С. 126.

(обратно)

1830

Лурье В. Морской биографический словарь. Деятели Российского флота XVIII в. СПб., 2005. С. 240–241.

(обратно)

1831

Составлена по: Скрицкий Н.В. Самые знамениты флотоводцы России; Шапиро А.Л. Указ. соч.; Общий морской список. Ч. II–V. СПб., 1885–1890.

(обратно)

1832

Анисимов Е.В. Петербург времен Петра Великого. М., 2008. С. 100.

(обратно)

1833

Там же. С. 104.

(обратно)

1834

Составлено по: Общий морской список. Ч. II. СПб., 1885. С. 346–349.

(обратно)

1835

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 2 об.

(обратно)

1836

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 500–500 об.

(обратно)

1837

Чичагов П.Б. Записки. М., 2002. С. 245–246.

(обратно)

1838

Общий Морской Список. Ч. II. С. 68–69.

(обратно)

1839

Составлено на основе материалов: Скрицкий Н.В. Самые знаменитые флотоводцы России. С. 199–205; Общий морской список. Ч. II. С. 414–415.

(обратно)

1840

МИРФ. Ч. 13. С. 20–21.

(обратно)

1841

История отечественного судостроения. Т. 1. С. 260–261.

(обратно)

1842

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 7. Д. 613. Л. 379–380.

(обратно)

1843

Архив Государственного Совета. Т. 1. Ч. 1. С. 350.

(обратно)

1844

Там же. С. 389–390.

(обратно)

1845

РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 16. Л. 182–184 об.

(обратно)

1846

МИРФ. Ч. 6. С. 394–395.

(обратно)

1847

Там же. С. 417.

(обратно)

1848

Общий морской список. Ч. И. С. 482–483.

(обратно)

1849

Составлено по: Общий морской список. Ч. IV. СПб., 1890. С. 73–74; МИРФ. Ч. 6. С. 428, 435–444; Головачев Б.Ф. Кинсберген И.Г. Извлечения из биографии. С. 3–31.

(обратно)

1850

Краткая история нидерландского флота / Пер. с гол. М. Константиновой. Амстердам, 1996. С. 82.

(обратно)

1851

Там же. С. 37.

(обратно)

1852

Там же.

(обратно)

1853

МИРФ. Ч. 6. С. 428.

(обратно)

1854

РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 288. Л. 58 а-58 б..

(обратно)

1855

Там же. Д. 413. Л. 118.

(обратно)

1856

Составлено по: Общий морской список. Ч. II. СПб., 1885.

(обратно)

1857

Составлено по: Скрицкий Н.В. Георгиевские кавалеры под Андреевским флагом; Чичагов П.В. Указ. соч.; Общий морской список Ч. II. С. 475–478.

(обратно)

1858

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1. Л. 712.

(обратно)

1859

Там же. Л. 724.

(обратно)

1860

Чичагов П.В. Указ. соч. С. 141.

(обратно)

1861

История отечественного судостроения. Т. 1. С. 277.

(обратно)

1862

Ништенко Г.Ю., Соболь В.Д. Указ. соч. С. 133.

(обратно)

1863

История Российского флота. С. 204.

(обратно)

1864

Гребенщикова ГЛ. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 662.

(обратно)

1865

Там же. С. 625.

(обратно)

1866

Чичагов П.В. Указ. соч. С. 484–485.

(обратно)

1867

Елисеева О.И. Указ. соч. С. 495–496.

(обратно)

1868

Танстолл Б. Указ. соч. С. 407; Machan A.T. Types of Naval Officers. London, 1902.

(обратно)

1869

Заичкин И.А., Почкаев И.И. Екатерининские орлы. С. 186.

(обратно)

1870

Чичагов П.В. Указ. соч. С. 17.

(обратно)

1871

Использованы материалы: МИРФ. Ч. 6; Скрицкий Н.В. Самые знаменитые флотоводцы России.

(обратно)

1872

МИРФ. Ч. 6. С. 499.

(обратно)

1873

Там же. С. 515.

(обратно)

1874

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 34. Л. 152–155 об.

(обратно)

1875

МИРФ. Ч. 6. С. 537–538.

(обратно)

1876

Екатерина II и Г.А. Потемкин. Личная переписка 1769–1791. М., 1997. С. 172.

(обратно)

1877

Использованы следующие материалы: Скрицкий Н.В. Георгиевские кавалеры под Андреевским флагом; Чичагов П.В. Указ. соч.; МИРФ. Ч. 6, 13, 14.

(обратно)

1878

Чичагов П.В. Указ. соч. С. 234–235.

(обратно)

1879

Доценко В.Д. История военно-морского искусства. В 4 т. Т. IV. Действия флота против флота. СПб., 2006. С. 232–233.

(обратно)

1880

МИРФ. Ч. 14. С. 87.

(обратно)

1881

Чичагов П.В. Указ. соч. С. 400.

(обратно)

1882

Использованы материалы: Скрицкий Н.В. Самые знаменитые флотоводцы России; Гончаров В. Адмирал Сенявин. Биографический очерк с приложением записок адмирала Д.Н. Сенявина. М, 1945.

(обратно)

1883

МИРФ. Ч. 6. С. 594.

(обратно)

1884

Общий морской список. Ч. II. С. 202–204.

(обратно)

1885

Там же. С. 261–262.

(обратно)

1886

Там же. С. 164–166.

(обратно)

1887

Общий морской список. Ч. II. С. 372–373.

(обратно)

1888

Там же. С. 427–429.

(обратно)

1889

Общий морской список. Ч. II. С. 78.

(обратно)

1890

Быховский И.А. Афонасьевы // Морской энциклопедический словарь. Л., 1991. Т. 1. С. 100.

(обратно)

1891

Общий морской список. Т. II. С. 78.

(обратно)

1892

МИРФ. Ч. 6. С. 377.

(обратно)

1893

История Херсона. Малая иллюстрированная энциклопедия… С. 9.

(обратно)

1894

Смирнов А.А. Новые данные о кораблях Ф.Ф. Ушакова // Судостроение. 1993. № 2–3. С. 71.

(обратно)

1895

Скрицкий Н.В. Самые знаменитые кораблестроители России. С. 70.

(обратно)

1896

Бумаги князя Григория Александровича Потемкина-Таврического // Сб. военно-исторических мат-лов. СПб., 1894. Т. 2. (Вып. VII.) С. 148.

(обратно)

1897

История отечественного судостроения. СПб., 1994. Т. 1. С. 267.

(обратно)

1898

МИРФ. Ч. 15. С. 582–583.

(обратно)

1899

Смирнов А.А. Новые данные о кораблях Ф.Ф. Ушакова. С. 71.

(обратно)

1900

Крючков Ю.С., Сацкий А.Г. Научная реконструкция парусного фрегата «Св. Николай» // Труды Николаевского кораблестроительного института. 1980. Вып. 171. С. 8.

(обратно)

1901

Адмирал Ушаков. Сб. документов. М., 1953. Т. 1. С. 688–689.

(обратно)

1902

Там же. С. 614.

(обратно)

1903

Смотри его рапорты Г.А. Потемкину в «Материалах для истории русского флота» (Ч. 15) за 24 сентября 1787 г. и 1 октября 1789 г. (С. 58–59, 275).

(обратно)

1904

Скрицкий Н.В. Самые знаменитые кораблестроители России. С. 73.

(обратно)

1905

МИРФ. Ч. 6. С. 319.

(обратно)

1906

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 130.

(обратно)

1907

МИРФ. Ч. 6. С. 377.

(обратно)

1908

Там же. С. 413–414.

(обратно)

1909

Подлинные записки флотского капитана Ильи Ивановича Ханыкова о Донской экспедиции // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1886. Т. XIV. С. 74.

(обратно)

1910

РГАВМФ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 31. Л. 22–23.

(обратно)

1911

История Херсона… С. 150

(обратно)

1912

Там же. С. 110.

(обратно)

1913

Бумаги князя Григория Александровича Потемкина-Таврического // Сб. военно-исторических материалов. СПб., 1895. Т. 3. (Вып. VIII.) С. 18–19.

(обратно)

1914

Скрицкий Н.В. Самые знаменитые кораблестроители России; Кучирь А.Г. Корабел Екатерининской эпохи. СПб., 2007; Смирнов А.А. Первая программа постройки Черноморских линейных кораблей // Судостроение. 1991. № 1.

(обратно)

1915

Кучирь А.Г. Указ. соч. С. 53.

(обратно)

1916

Смирнов А.А.. Первая программа постройки Черноморских линейных кораблей. С. 68.

(обратно)

1917

Артиллерийское вооружение по: МИРФ. Ч. 15. С. 526–528.

(обратно)

1918

МИРФ. Ч. 15. С. 421–423.

(обратно)

1919

Сацкий А.Г. Дело о гладкопалубных кораблях Катасанова // Судостроение. 1990. № 6. С. 57.

(обратно)

1920

История отечественного судостроения. Т. 1. С. 280.

(обратно)

1921

РГАВМФ Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 28–29.

(обратно)

1922

Список составлен по РГАВМФ. Ф. 173. Оп. 1. Д. 144. Л. 442–443 об. Документ датирован началом 1770 г. Справа курсивом даны комментарии.

(обратно)

1923

РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 5. Л. 411–413.

(обратно)

1924

РГАВМФ. Ф. 1089. Оп. 1. Д. 13. Л. 1–119 об.; Д. 10. Л. 1–94 об. Справа курсивом даны комментарии.

(обратно)

1925

МИРФ. Ч. 12. С. 347.

(обратно)

1926

Составлено по: РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 16. Л. 230, Ф. 212. Оп. 4. Д. 4. Л. 145–147 об. Д. 12. Л. 12–24 об., 53–67 об., 81–81 об., 83–83 об., 102–112 об., 176–177, 222, 226; Ф. 1089. Оп. 1. Д. 10. Л. 1–94 об. Д. 13. Л. 1–119 об.; МИРФ Ч. 6. С. 358, 440–444; Общий морской список. Ч. IV. СПб., 1890. С. 214–215, 243–244.

(обратно)

1927

Составлено по: РГАВМФ. Ф. 212. Оп. 4. Д. 1.Л. 629–625; Ф. 172. Оп. 1. Д. 139. Л. 271–272, 293; Общий морской список. Ч. II. СПб., 1885. С. 75–76; Ч. III. СПб., 1890. С. 278–279; МИРФ. Ч. 6. С. 417–418.

(обратно)

1928

Хрестоматия по русской военной истории / Сост. Л.Г. Бескровный. М., 1947. С. 227.

(обратно)

1929

 Богданов Л.П. Русская армия в 1812 г.: Организация, управление, вооружение. М., 1979. С. 147.

(обратно)

1930

Кротов П.А. Гангутская баталия 1714 года. С. 107.

(обратно)

1931

Там же. С. 273–274.

(обратно)

1932

Доценко В.Д. История военно-морского искусства. В 4 т. Т. I. История теории стратегии, оперативного искусства и тактики военно-морского флота. СПб., 1_999. С. 63.

(обратно)

1933

Лазарев М.П. Документы. М., 1961. Т. 3. С. 417–433.

(обратно)

1934

Собственноручный журнал капитан-командора С.К. Грейга // Морские сражения русского флота: Воспоминания, дневники, письма / Сост. В.Г. Оппоков. М., 1994. С. 113.

(обратно)

1935

Кротков А.С. Повседневная запись знаменательных событий знаменательных событий в русском флоте. С. 218.

(обратно)

1936

Кротков А.С. Подвиг лейтенанта Дмитрия Сергеевича Ильина и его товарищей // Под Андреевским флагом: Век XVIII. С. 336.

(обратно)

1937

МИРФ. Ч. 14. С. 256.

(обратно)

1938

Грибовский В.Ю. Российский черноморский флот в морских сражениях Русско-турецкой войны 1787–1791 гг. // Бриз. № 7. 1996. С. 4.

(обратно)

1939

Танстолл Б. Указ. соч. С. 23.

(обратно)

1940

Составлено по: МИРФ. Ч. 6, 11, 12; Общий морской список. Ч. II–V; Кротков А.С. Русский флот в царствование императрицы Екатерины II с 1772 по 1783 гг. С. 236–243.

(обратно)

1941

Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве МИД // Сб. РИО. Т. XXVII. 1880. С. 42–43.

(обратно)

1942

Там же. С. 93.

(обратно)

1943

Описание городов и уездов Азовской губернии // Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1853. Т. III. С. 293–298.

(обратно)

1944

По данным: РГАВМФ; Материалы для истории русского флота. Ч. 6, 11, 12, 15; Борисенков Е.П., Пасецкий В.М. Тысячелетняя летописьнеобычайных явлений природы. М., 1988.

(обратно)

1945

Данилов A.M. Линейные корабли и фрегаты русского парусного флота. С.

(обратно)

Оглавление

Введение

Глава I. Канун Русско-турецкой войны 1768–1774 гг.

Глава II. Создание и корабельный состав Азовской флотилии в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

  Создание и корабельный состав Азовской флотилии

  Обеспечение Азовской флотилии припасами и материалами; проблемы финансирования

Глава III. Личный состав Азовской флотилии в годы Русско-турецкой войны 1768–1774 гг.

Глава IV. Боевая деятельность Азовской флотилии в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

  Кампании 1769–1770 гг.

  Кампании 1771–1772 гг.

  Кампании 1773–1774 гг.

  Итоги и оценки действий Азовской флотилии

Глава V. На других фронтах морской войны против Турции 1768–1774 гг.

  Военные действия в Архипелаге

  Дунайская флотилия

  Военно-морские силы России в войне 1768–1774 гг.: итоги и оценки

Глава VI. Борьба России за Крым в 1774–1783 гг. Рождение русского Черноморского флота

  Развитие Азовской флотилии и проблемы рождения Черноморского флота

  Борьба за Крым: раунд первый — 1775–1779 гг.

  Борьба за Крым: раунд второй — 1782–1783 гг.

Глава VII. Восстановление и развитие Таганрогского порта в 1770–1783 гг.

Заключение

Приложения

  Приложение 1. Военно-морское противостояние в Семилетней войне 1756–1763 гг.: итоги и уроки

  Приложение 2. Первые флагманы и строители Черноморского флота. 1768–1783 гг.

  Приложение 3. Список флагманам и экспедиторам 1768 г.{1921}

  Приложение 4. Командный состав Азовской флотилии в 1768–1774 гг.

  Приложение 5. Поименный список офицерского состава Азовской флотилии в войне 1768–1774 гг.

  Приложение 6. Капитаны над Таганрогским портом в 1770–1774 гг.

  Приложение 7. Список офицеров Азовской флотилии, получивших награды за службу на Азовском и Черном морях в 1768–1774 гг.

  Приложение 8. Наградные деньги, причитающиеся Азовской флотилии за одержанные в войне 1768–1774 гг. победы

  Приложение 9. Офицеры Азовской флотилии, особо отличившиеся в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

  Приложение 10. Список потерь морских офицеров Азовской флотилии в 1769–1774 гг.{1926}

  Приложение 11. Список офицеров Азовской флотилии, получивших взыскание в годы войны{1927}

  Приложение 12. Корабельный состав Азовской флотилии в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.[323]

  Приложение 13. Столкновения Азовской флотилии и турецкого флота на Азовском и Черном морях в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

  Приложение 14. Кораблестроительные элементы и вооружение основных типов кораблей русского флота в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

  Приложение 15. Столкновения русского и турецкого флотов в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. в Архипелаге

  Приложение 16. Дистанции эффективного огня для полевой и корабельной артиллерии, а также ручного огнестрельного оружия в XVIII — первой половине XIX вв.

  Приложение 17. Награды офицеров русского флота за Русско-турецкую войну 1768–1774 гг.{1940}

  Приложение 18. Документы, выражающие благодарность Екатерины II вооруженным силам России за победу в Русско-турецкой войне 1768–1774 гг.

  Приложение 19. Состояние и деятельность основных судов Азовской флотилии в 1777–1779

  Приложение 20. Корабельный состав Азовской флотилии в событиях 1777–1779 гг.

  Приложение 21. История службы «новоизобретенных» кораблей

  Приложение 22. Фрегаты, построенные для Черноморского флота в 1770–1787 гг.

  Приложение 23. Итоги судостроения первого этапа развития Черноморского флота (1768–1785 гг.)

  Приложение 24. Основные изменения в управлении и подчиненности Азовской флотилии в 1768–1785 гг.

  Приложение 25. Состояние Азовской губернии в начале 1780-х гг.{1943},[329]

  Приложение 26. Особенности погодных условий России и Западной Европы 1768–1783 гг.{1944}

  Приложение 27. План дельты Дона и северо-восточной части Таганрогского залива с указанием фарватера и мест Гнилотонскои и Рогожской верфей.

  Приложение 28. Общая карта бассейнов рек Днепр и Дон

  Приложение 29. Эволюция развития конструкций русских линейных кораблей и фрегатов в середине XVIII в.

  Приложение 30. Эволюция парусного вооружения линейных кораблей и фрегатов русского парусного флота в 1726–1777 гг.

  Приложение 31. Карта Русско-турецкой войны 1768–1774 гг.

  Приложение 32. Карта военных действий на Черноморско-Крымском театре военных действий в 1771–1774 гг.

  Приложение 33. Карта Азовского и Черного морей

  Справочные приложения

Источники и литература

*** Примечания ***