Записка [Виктор Камеристый] (fb2) читать постранично, страница - 30

разрыв между оградками она видит конечную цель сегодняшнего дня. Застыв, посмотрела на фотографию, чуть пожелтевшую за ее отсутствие и, приподняв голову, взглянула на солнце.

 « Ах, как хотелось произнести слова, так подходящие к этой сцене. Я, мол, такая и такая, снимаю твое проклятие, а ты, мол, заблудшая — кайся. Вопрос только: где? Ну и что? Нет никого, а все тобой увиденное, как говаривал дорогой профессор Чижиков, — игра мозжечка. Простая игра воображения, а сейчас это еще и посттравматические последствия. Но что-то мне говорит, что земля на могилке чуть подрагивает, а ветер, как и в прошлый раз, набирает силу», — так звучали ее мысли.

Ей не хотелось верить в то, что снова вот здесь она попадет в ловушку. Сама природа ей этого не позволит.

 « Солнце, зеленая трава, голубое небо и все-таки земля чуть дрожит. Она, то есть я верит в солнце, ветер, вот только ветер ей как раз и не нравится. Начнем с самого начала. Пышное свадебное платье, алые розы и она, счастливая. Да что собственно происходит? Только я начинаю думать о красоте, как сразу меня как будто кто сдерживает, стараясь отвлечь на серую, без признаков жизни могилку».

Как же она ошибалась, и как наивны были ее мысли и чувства….

Хотела иных чувств, пыталась подумать о чем-нибудь отвлеченном, безмятежном, но в голове сейчас было только одно. Она должна ее простить и попросить через себя за ее грешную душу прощение. Возможно, поздно (хотя, что есть для Него поздно). Рассказать Ему, все как есть, как было моим чувством, взглядом, пониманием. Все, что накопилось в ее сердце и душе, как и то, что она понимает из этой странной истории, где записка играет далеко неважную и не решающую роль. И прося, истинно молиться за нее, иначе, в этом убеждена, будет отказ. Вот и все. Пора.

Слова лились из ее губ так, как будто всю свою жизнь только и делала, что молилась и просила об  отпущении грехов других:

— Прости ее, Господи. Прости, ведь Ты так велик и справедлив. Кто, как не мы, люди, созданные по образу и подобию Твоему, грешны и нечестивы. Кто, как не мы,  взывая к Тебе, просим о прощении…

       Неожиданно Светлана Ивановна вспоминает строки, когда-то услышанные от одного мужчины, что болел сердцем: «Ты был не жаден? Не лукав? На помощь ближним приходил? Так значит, этим Бога славил и в небе вечность заслужил».

И невольно едва слышно добавляет: «Грехов и преступления ее не вспоминай. Ради имени Твоего, прости ее грех и спаси грешную душу…»

Светлана Ивановна не видела, не могла видеть, как наступили сумерки, а потом и ночь. А она все стояла на коленях, уткнувшись взглядом в одну точку, шептала пересохшими губами едва слышно: «Сохрани душу ее в надежде…сохрани и помилуй…»

 Наступило утро. На кладбище, на могилке, скрутившись, спала та, кто всю ночь просила и была услышана. Она еще не знает, что на фотографии, где запечатлена Зинаида Чокина, произошли изменения.

          В глазах покойной играет огонь, но не ненависти, а смирения. Да и вся фотография выглядит свежей… Она отмолена и прощена.

А еще… Зло отпустило, но, отступив, родило свою противоположность. Возможно, за многие тысячи лет вернуло душу павшей, возможно и в Ней что-то произошло?

         Та, которая спит, не видит, как к солнцу тянутся цветы, называемые в народе благость. Они цветут только там, где живет смирение и благодать...