Обожание [Нэнси Хьюстон] (fb2) читать постранично, страница - 2

заблуждение рода человеческого, она уверена, что наш разум нам не принадлежит, что мы разговариваем словами, услышанными от других людей, и ничего тут не поделаешь, при себе их не удержишь; человек не может притвориться, что не понимает смысла слов, и воспринимать их как музыку или геометрические узоры, хотя это было бы прекрасно, ваша честь, было бы великолепно любить слова за их музыкальную или графическую красоту и не позволять им цепляться друг за друга, составляя фразы и параграфы, и объединяться, и пускаться в пляс — это глупо и ужасно досадно… Я люблю одни только длинные или трудные слова — такие, к примеру, как антиконституционно, — за то, что они тяжелые, густые, непонятные и почти осязаемые, как вещи, я их коллекционирую…

Так. Пусть о нашем отце вам расскажет Франк.

ФРАНК

Брат Фионы. Старше ее на пять лет. Моя сестричка — чистая чума, но мы с ней прекрасно ладим… Не знаю, есть ли у вас младшая сестра, ваша честь… Простите.

Нашего отца звали Михаэль. Он был фотограф-анималист. Я говорю был, потому что мы его сто лет не видели, хотя он наверняка и сейчас остается где-то там фотографом-анималистом. Фиона терпеть не может разговоров о том, чем занимался наш отец, но я скажу вам спокойно — по-мужски, понимаете, вы-то ведь наверняка повесили в детстве хоть одного кота, или отрубили хвост ящерице, или оторвали лапки живой лягушке, да ладно, что там, все дети так поступают, это нормально, тоже мне проблема, ха, ха, так вот, наш отец Михаэль, бывший муж нашей матери Эльке, в то время, когда он еще был ее мужем, стал странным. Он так и не приспособился к нашей местности. Как был, так и остался чужеземцем. Он родился в краю высоченных гор и голубых озер, в тех местах, где снег слепит своей белизной, а светлое небо кажется бескрайним, на его родине люди порывисты и честолюбивы, а для общения с Господом им не нужен посредник. Когда отец предавался здесь своему любимому занятию — ходил или бегал безо всякой цели, — крестьяне посматривали на него искоса: человек, выходящий из дома, только чтобы прогуляться, — подозрительный субъект. Кроме того, его приводил в отчаяние наш климат. Известно ли вам, ваша честь, что человек может впадать в отчаяние из-за погоды? Наша зима — пробирающая до костей мокрядь, туман и грязь, низкое небо — тусклое и тяжелое, выцветшие поля… все это бесило его, выводило из себя… Он легко переносил настоящий жестокий холод — минус сорок при ярком синем небе и солнце, но морось, но дождь, но ледяная серая дымка лишали его сил, аппетита и радости жизни. Каждый год, в апреле, он говорил маме, что все кончено, что он отказывается проводить здесь еще одну зиму, но год спустя чувствовал себя еще более обессилевшим, не способным ничего предпринять. С работой у него тоже все шло из рук вон плохо; он страдал от той инстинктивной враждебности, с которой здешние жители относятся к любым переменам. «Главная сила этих мест, — говорил он заезжим посетителям, — это сила инерции». Или так: «Хотите знать, какой девиз у здешних обитателей? Стреляй во все, что движется, и спи дальше». Сначала он произносил эти слова со смехом, потом — с кислой улыбкой, а через несколько лет и вовсе перестал смеяться. Его ярость обратилась на нас, особенно на маму. Он устраивал ей скандалы по пустякам: из-за того, что ужин не был готов ровно к семи, или потому, что она рассказывала мне сказку, а не укладывала спать в точно назначенное время, или валялась, весело хохоча, на ковре, играя с Фионой. Отец любит порядок и пунктуальность, его так воспитали, и это не преступление. Жизнь, которую он вынужден был вести, сделала его мрачным и угрюмым; мы его почти не видели, все свое время он делил между лесом и «темной комнатой».

Я не ищу для него извинений: но мы собрались здесь, чтобы прояснить все обстоятельства случившегося, так что, не возвращаясь в доисторические времена, как предложила моя сестра — она, конечно, пошутила! — я считаю необходимым упомянуть в своих показаниях, что разлука с родиной сделала моего отца несчастным. Полюбив, можно поселиться в чужой стране, но год или два спустя воспоминания детства начинают тревожить тебя, я сознательно употребляю здесь слово тревожить, вы сейчас поймете почему. Да, любовь прекрасна, но она редко когда способна заместить детские воспоминания, язык детства, друзей, родителей и небо родной страны… Если хотите знать мое мнение, люди придают любви слишком большое значение.

Наш отец чувствовал себя зажатым в тиски, жизнь угнетала его. Принято считать, что люди строят свою жизнь сами, основываясь на ясном, хорошо осознанном выборе, но для большинства смертных было бы правильнее говорить именно о сложившейся жизни: она собирается вокруг нас, как наше собственное дерьмо, липнет к коже, мешает двигаться вперед, иными словами — каждый наш выбор добавляет очередной кол в изгородь, которая постепенно вырастает вокруг нас, мешая видеть остальной мир, не позволяя пожалеть об упущенных возможностях… Тем, кто покинул родные