Деревенский торгаш [Николай Иванович Наумов] (fb2) читать постранично

Деревенский торгаш (Предпраздничные сцены)

Накануне первого августа, спасова дня, называемого у пчеловодов медовым спасом, с раннего утра в нижнем этаже высокого деревянного дома, покосившегося от времени на сторону, раскрылось широкое окно со спускным ставнем, заменяющим прилавок в небольших лавочках, устраиваемых в домах. Лавочка, в которую хлынули теплые лучи солнца, была необширна и, как все деревенские лавочки, не отличалась ни обилием товара, ни щегольством обстановки. На шесте, прикрепленном к потолку, развешены были полушелковые ленты, бумажные опояски, женские платки, кожаные рукавицы, бродни^[1], чарки, шапки и поярковые и войлочные шляпы. На полках, вколоченных в стены, в деревянных ящиках с надписью "Карамель" виднелись изюм, каленые и кедровые орехи и различных форм пряники, до того высохшие от времени, что и зубы простолюдина, не знающие порчи, с трудом разжевывали их. Вдоль стен гирляндами висели связки подобного же достоинства баранок и крендельков рядом с нанизанными на веревочках медными бляхами, кольцами и разною мелочью, начиная от увесистого замка и кончая ружейной отверткой и пучками щетины для дратвы. Против окна, на самом видном месте, для соблазна девиц и молодых женщин были выставлены в ящике под стеклом бронзовые серьги с стеклянными подвесками, выдаваемыми при продаже за самоцветные камни, посеребренные массивные перстни и кольца с надписями внутри их: "Я твоя фартуна", "Ca мной надеш любовь па гроп", "Ни таскуй ни гарюй пака я с табой" и т. п., какими обильно снабжает обширную Русь — вместе с самоварами, кремневыми винтовками и дробовиками — промышленная Тула. В этом же ящике лежали истертые в порошок свинцовые белила, тонкие плиточки разноцветных мыл и банки с помадой фабрики г. Мусатова, утратившей за давностью всякий букет, кроме сального. Вот и все, что привлекало внимание при взгляде во внутренность лавочки.

Но всего рельефнее бросилась бы в глаза любопытному выдающаяся из окна ее, как из рамы, наружность владельца лавочки — человека пожилых лет, с пухлою белою физиономией, какими преимущественно отличаются люди, торгующие по купеческим свидетельствам. Узенькие заплывшие глаза его ярко светились из-за густых русых бровей, всегда судорожно сжимавшихся у переносья, когда на толстых губах мелькала улыбка; в каждой черте этого лица, обрамленного красивой окладистой бородой, проглядывали самоуверенная ирония и то мелочное и, если можно так выразиться, грошовое лукавство, составляющее особую типичную черту торгашей и барышников.

Прохор Игнатьич Белкин, по-уличному называемый "Петлей", лет за шесть или за семь до описываемого мною времени выселился из г. Кузнецка в село Локти и открыл в нем лавочку, с которой мы только что познакомились. Как человек сметливый, имевший некогда лабаз в городе, он скоро освоился с характером сельского населения и с чувствительными местами окружающих его экономических условий и в короткое время не только для Локтей, где купил дом и завелся прочным оседлым хозяйством, но и для окрестных сел и деревень сумел сделаться самою насущною необходимостью. Он скупал у крестьян, пользуясь постоянною нуждою их в деньгах, по мелочам мед, воск, хлеб и другие продукты, какими богат Кузнецкий округ; брал и скот, задавал деньги инородцам под зимний улов зверя и ежегодно по первому зимнему пути отправлял купленный по мелочам и за бесценок товар значительными обозами в Томск, где продавал с тройной выгодой. Давал он и деньги в ссуду застигнутым какою-нибудь крайностью крестьянам: приезжали ли, например, волостные чины за сбором податей, — угрожаемые розгами в случае неуплаты денег неимущие шли к нему; падал ли у кого скот — он не отказывал просителю в деньгах на покупку нового, но только облагодетельствованные им мужички долго потом не могли оправиться от его обязательной ссуды и немало дивились, причесывая затылки, нарастающим процентам, хотя предусмотрительный Прохор Игнатьич всегда умалчивал о них при ссуде.

И в несколько лет небольшой вывезенный им капиталец благодаря подобному ведению дел возрос до значительного, а с расширением оптовых операций Прохор Игнатьич и не сидел уже в лавочке, предоставляя мелочную торговлю супруге своей. Но накануне спаса, храмового съезжего праздника в Локтях, он, усердно перекрестившись на все четыре стороны, сам открыл окно, или прилавок, и сидел в ожидании не покупателей, а более продавцов своего товара из нужды в деньгах ради праздника; а что они будут, он знал по опыту предшествовавших лет.

Задолго еще до рассвета и в богатых домах, и в бедных избах обитателей села Локти проснулась в этот день жизнь, но не обыденная с ее незатейливыми требованиями, а полная предпраздничных приготовлений и хлопот. Везде мыли и выскабливали полы, лавки и подоконья, подбеливали печи и стены.

Из труб клубами валил дым, разнося по селу жирный запах варившихся щей или приготовляемого студня. То на том, то на другом