Николай любил Леночку нежно и бережно. Он не стремился заполучить ее на танцы или пройтись подручку с видом покорителя по приморскому бульвару. Ему было достаточно просто видеть ее. Это происходило отнюдь не от робости. Нет, старший матрос Николай Гривцов был как раз не робким, а что называется лихим парнем. Отличный физкультурник, ловкий и неутомимый в работе, от полного достатка молодости и здоровья, целеустремленно направленных флотской жизнью, доброжелательно ко всем настроенный — вот каков был Николай Гривцов.
Собственно, отношение к Леночке и не противоречило его характеру; легко и весело помогал он слабым товарищам, опекал, баловал ребятишек в базе. Ну, а уж Леночку, белокурую, хрупкую Леночку, он готов был надежно оградить от грубых толков или косых взглядов. Поэтому-то он и встречался с ней чаще всего на Чумке — уединенном и диком месте на берегу моря.
Больница, где Леночка работала медицинской сестрой, стояла на окраине города, недалеко от Чумки. Леночке удобно. А он отправится к ней, ради нее, хоть на край света.
...Николай на ходу вскочил в автобус с неплотно закрывающимися дверцами, извинился перед кондукторшей. О том, какой белоснежной была его форменная одежда и каким сияющим был он сам, говорить не стоит — он ехал на свидание с Леночкой после месячной разлуки...
Кондукторша снисходительно улыбнулась, оторвала билетик. Автобус петлял по немощеным, крутым и узеньким улочкам окраины. Николай, стоя рядом со свободным сиденьем, подпрыгивал на ухабах, что, впрочем, не мешало ему быть занятым своими мыслями.
Он думал о Леночке и не мог не думать о только что закончившемся учебном походе. Погода держалась штормовая, поход был трудным. Что не сумел отмыть добела Николай, так это руки: в трещинки на коже ладоней, вокруг жестких желтых мозолей, всосалась чернота.
Как возьмешь такой лапищей нежные Леночкины пальчики? Как осмелишься дотронуться до золотых кос? Возьмешь и дотронешься. А как — и сам не заметишь. И она не заметит. Будет обоим очень и очень хорошо.
Скорей бы, скорей это было! Николай взглянул на часы. Время близилось к четырем.
Леночка освобождается в шесть. Но иногда, в дни его увольнений, в четыре она может выбежать из главного корпуса, махнуть косынкой ему, Николаю, несущему вахту ожидания на противоположной горе, у развалин старой крепости.
Он не в силах пропустить этот миг, не увидеть этот безмолвный приветственный знак!
Иногда Леночка занята в операционной и в четыре не появляется. Он ждет до шести: не торчит у развалин — так у них условлено, — спускается к морю, огибает скалу, ждет на той стороне...
— Приехали, товарищи, — провозгласила кондукторша. — Кто желает обратно — поедем через двадцать минут.
Николай один зашагал по тропинке в горы. Когда автобус тронулся в обратный путь, фигура матроса маячила дочти на вершине, у полуразвалившейся крепостной башни.
Сердце замирало в груди Николая, конечно, не потому, что он взбирался бегом. Самым главным, самым важным, отчего, казалось, зависела вся жизнь, был сейчас ответ на вопрос — выйдет ли?
Леночка не вышла.
Николай до рези в глазах всматривался в квадратик больничного двора. Два санитара пронесли пустые носилки. Прокатили в кресле больного. Из одного корпуса в другой проследовало несколько человек в халатах и докторских шапочках.
Часы показывали четверть пятого.
Леночки не было. Она занята в операционной. Николай оторвал взгляд от далекого квадратика. Он подождет до шести...
«Настроение оттого, что любимая девушка занята серьезным делом, ведь не должно испортиться», — убеждал он себя.
И все же настроение испортилось.
Вокруг знакомые места. Припорошенный вековой пылью, серый, ноздреватый известняк горы. На нем бурые плиты гранита — тверже, чем твердь земная, хотели когда-то люди сделать крепостные стены. Обрушились стены, развалились постройки. Уцелело и высится над руинами лишь основание башни, возле которого стоит Николай. На тесаных плитах преддверья полустертые временем, трудноразбираемые слова и свежие надписи.
Николай читает выцарапанное «Люба и Петя» и ему становится опять и легко и весело.
Что ж это никогда не приходило в голову написать: «Лена и Николай»?
Он достает нож, выбирает подходящий камень. Вон тот, обомшелый... Высоко? Не беда. Николай карабкается, подтягивается, пристраивается на одной ноге и начинает работу. Она подвигалась медленно. Написав слово «Лена», Николай взглянул на часы, присвистнул и, не раздумывая, спрыгнул вниз. У них же договор с Леночкой — не торчать на виду, а он проторчал целый час. Он напишет «Николай» с санкции Леночки следующим заходом, а сейчас — к морю.
Николай бежал с горы, будто за ним кто гнался. Он привык держать слово, и даже невольное, неумышленное нарушение досадовало. Может (хотя этого никогда не бывало), в то время, пока он тут старался над
Последние комментарии
18 минут 59 секунд назад
22 минут 11 секунд назад
28 минут 46 секунд назад
40 минут 10 секунд назад
49 минут 11 секунд назад
54 минут 44 секунд назад