Происшествие на Чумке [Валентина Степановна Иванникова] (fb2) читать постранично, страница - 3

гимнастерка и брюки. Неизвестно, почему в груди Николая поднималась самая настоящая неприязнь к этому опрятно одетому железнодорожнику. «Вырядился, так и иди себе на люди, на бульвар, — думал Николай о незнакомце, — нечего здесь отсвечивать».

Но тот упорно не уходил и, судя по всему, так же, если не больше, чем Николай, хотел остаться один. Сначала он стоял с безразличным видом, потом начал нетерпеливо постукивать каблуком, потом спрыгнул с камня, спустился к пушистой гряде высохших под солнцем водорослей, перешагнул через нее и затопал прямо по воде.

— Нырнешь, спасать не буду, — удивляясь тому, как хрипло и зло прозвучал собственный голос, крикнул Николай.

Незнакомец не ответил, продолжая топтаться в воде.

Это было уж вовсе ни на что не похоже! Николай в несколько прыжков преодолел расстояние, разделявшее их.

— Ты что ж, даже говорить не хочешь?

— А что тебе сказать? Иди своей дорогой... Я, может, делом занят...

— Делом? Оно и видно...

— Ты нашей службы не знаешь.

«А ведь и в самом деле не знаю», — подумал уже примирительно Николай. Ему стало стыдно, что он ни с того ни с сего накинулся на человека.

Железнодорожник между тем вылез на сухую гальку.

— Правда, шел бы ты, куда идешь... — лениво процедил он.

Не ожидай Николай Леночку, он не преминул бы воспользоваться советом. Но сейчас ему некуда уходить — он ждет Леночку. Он так и сказал:

— Я тут должен встретиться с девушкой. Понятно?

Незнакомец прищурился, опять прихлопнув, потер руки — у него была такая привычка, сразу же отмеченная Николаем.

— Вот так совпадение, — сказал он. — Я ведь тоже девочку жду. Ты что же думал: мне доли нет?

— Нет, почему же... Не думаю я так. Всякому своя доля. Но знаешь, если бы я тебя попросил все-таки уйти. Я не могу... Моя Лена будет вот-вот...

— Твоя Лена? — железнодорожник ухмыльнулся. — А не слишком ли долго ты, моряк, в плаванье был?

Бывает с человеком: что-то его беспокоит, он что-то делает неизвестно почему и как. А потом вдруг, в одно мгновенье, все покажется ясным: и причина беспокойства и причина сначала было совершенно беспричинных поступков. Вот так мгновенно осенило Николая: измена! Ждал он любимую. Имена вырезал. «Лена и Николай» хотел вырубить навек... Успел только «Лена» вырезать... А после оказывается не «Николай» — другое имя надо ставить. Вон его имя...

— Как тебя звать? — стискивая кулаки, прохрипел Николай.

— Это тебе еще зачем? — переменился в лице незнакомец.

— Говори. Говори. Я в бабкин поминальник тебя запишу, как прикончу.

И откуда такие отжившие слова брались у Николая Гривцова, двадцатидвухлетнего юноши, матроса комсомольца?! Черной душной тучей надвинулась на него ревность, помутила разум. Помимо воли, он подкреплял возникшую и принятую за истину догадку случайными обстоятельствами. Лена не показалась в четыре из-за того, чтобы позднее беспрепятственно встретиться с другим. И на кого променяла? Недаром как взглянул на него — возненавидел. Разделаться с ним, избить — против этого властно возникшего желания Николай не в силах был устоять.

Набычившись, он двинулся на врага. Увидев перекошенное лицо Николая, железнодорожник попятился:

— Постой! Погоди!..

— Кишка тонка? — взревел Николай. — Я тебя за Лену отделаю до блеска, собака...

Собака. Конечно же, — собака, какую только что видел Николай пойманною мальчишкой рыболовом. Как парень ловко разделался с гадиной, когда она его укусила: об камень, камнем... Теперь вон она валяется вверх пузом...

— Сейчас я тебя, — приговаривал Николай.

Незнакомец отступал, неуклюжими прыжками пятился, пока не уперся в стенку. Рука его, что-то судорожно сжимая, зашарила за спиной по известняку. Лоб пересекли морщины — он старался, но никак не мог дотянуться до еле заметной трещины, прорезающей скалу. Николай в остервенении не замечал его усилий. Он лез с кулаками. Тогда незнакомец скривил губы в заискивающей улыбке.

— Товарищ дорогой, так я ж не твою Лену жду. Маню или Катю жду. Мне все равно...

Николай остановился. Незнакомец выбросил руки из-за спины, хлопнул, отряхнул привычным жестом, начал одергивать гимнастерку. И в глаза Николаю тут бросились сигнальные флажки, какие бывают у всех проводников, но только без палок — просто маленькие цветные полотнища, заткнутые у него за пояс. Это их он только что пытался спрятать в расщелине...

Николай сразу поверил сказанному «не твою Лену», сразу понял, что догадка о Лениной измене — отвратительная чушь. Но это не примирило его с незнакомцем. На смену ревности, которой он успел уже мучительно устыдиться, встал вопрос. Этот вопрос встал бы раньше, не поддайся он, комсомолец Гривцов, унижающему и его самого, и Леночку унижающему и оскорбляющему чувству. Вопрос был: зачем в форме и даже с флажками, словно при исполнении служебных обязанностей, явился этот «железнодорожник» в уединенную бухточку?

— Будем, значит, вместе ждать: ты — Маню, я — Лену... — хитря, выгадывая время для того, чтобы