Один в джунглях. Приключения в лесах Британской Гвианы и Бразилии [Виктор Джордж Чарльз Норвуд] (fb2) читать постранично, страница - 74

покрылись струпьями, но я все-таки не снимал с них повязок.

Однажды я убил обезьянку. Она сидела на дереве, под которым я нашел яйцо, выпавшее из гнезда на мягкий мох и, кажется, не разбившееся. Обезьяна, одна из стаи тех красных ревунов, которых я слышал предыдущей ночью, сидела на высоте футов двадцати и сквозь листву внимательно разглядывала яйцо. Я мгновенно схватил его и уже собирался выпить, как вдруг мне в голову пришла счастливая мысль. Я положил яйцо на место и отошел в сторону. Когда обезьянка, как я и предполагал, с ужимками спустилась вниз, я с силой бросил в нее мачете и попал прямо в голову. Весь остаток утра я потратил на то, чтобы разжечь костер, и только к вечеру отодрал последний кусок волокнистого мяса от зажаренной, пахнущей дымом тушки. Я съел все до крошки, оставив лишь обглоданные кости да кишки, которые в тот же миг густо облепили муравьи.

Иногда я вдруг выходил к заросшему тростником берегу какого-нибудь более или менее широкого потока, и тогда мне казалось, что я наконец выбрался к реке. Но меня всегда ждало горькое разочарование… Несколько раз, когда я на мелком месте пил воду или просто с наслаждением смачивал лицо, на меня чуть не напали аллигаторы. Нередко пирайя пыталась вцепиться мне в щиколотку, но это не представляло опасности, так как я никогда не снимал сапог. Зато пиявки забирались внутрь через рваные голенища. Когда я еще раз наткнулся на стайку пирайи, я решил использовать раздувшуюся от крови пиявку и добыть себе пищу. Я срезал тонкий стебель лианы и привязал к его концу кусок тряпки, пропитанной кровью пиявки, вернее сказать, моей собственной. Когда я опустил эту леску в поток, к ней молнией метнулась пирайя. Я быстро выхватил леску из воды вместе с тремя рыбками, которые вцепились в тряпку своими острыми зубами. Четвертая сорвалась в воду и не успела упасть, как еще одна пирайя впилась ей в брюхо…

Все трио билось у моих ног, издавая какие-то странные хрюкающие звуки. Я раскроил им головы. Одной из них я отрезал голову совсем, но и после этого страшные челюсти продолжали щелкать… Часть рыбы я съел в сыром виде. Ведь если два дня питаться только корешками, не приходится быть привередливым. Голод, вообще, не знает ни границ, ни брезгливости, ни жалости. Один раз я заметил повис, сидевшую на поваленном стволе, и метнул в нее мачете. Когда она свалилась на землю, я увидел, что от птицы остался почти один скелет да перья, а остальное было сильно изъедено муравьями. Я стал разыскивать мох и сухие ветки и потом принялся за обычную нудную процедуру разжигания костра, но на этот раз мне повезло. Собирая ветки, я нашел бутылочную тыкву с начисто выеденной сердцевиной. В ней поселился громадный паук, но я тщательно прополоскал ее и наполнил водой. У меня получился неплохой котелок. Я ощипал перья с жалких останков повис и положил в тыкву, добавив несколько листиков танья и кусочки ямса. Этот «суп» влил в меня новые силы.

На следующее утро у меня сильно начала болеть рука, а под мышкой я заметил небольшую опухоль. К вечеру она стала размером с яйцо, и начались такие страдания, каких я еще не знал. Когда боль стала совсем невыносимой, я принялся разжигать огонь. Теперь я всегда устраивал над костром навес из листьев. Это спасало пламя от внезапного дождя и от постоянно сыпавшихся с ветвей капель. Я нагрел воды в котелке и начал снимать с кисти повязку. Листья амапы и первый слой материи пришлось отмачивать в горячей воде, и, когда они отстали, я был просто потрясен, увидев руку. Разрубленные пальцы страшно распухли и воспалились, а из ран сочился желтый гной. Кончики пальцев стали серовато-белыми… Меня бросило в жар от страшной мысли, что началось заражение крови, возможно, даже гангрена. Пока я промывал воспаленные, гноящиеся ткани, я испытывал и душевные и физические муки. Наложив на раны припарку из свежих листьев амапы, я снова забинтовал кисть пригнув искалеченные пальцы к ладони, а потом сварил порцию тонизирующего средства

из листьев йоко.

Как-то в полдень, когда я медленно брел по узкой извилистой тропке, проложенной дикими свиньями по самому краю болота, я вдруг увидел рой золотисто-коричневых пчел, облепивших поваленный бурей ствол какого-то дерева. От полного падения его удерживали высохшие ветки других мертвых деревьев, наклоненных во все стороны под разными углами. Белые призраки с ободранной пятнистой корой и расщепленными скрученными стволами. Гниющие стволы лежали в спутанной массе погибших и погибающих лиан и были покрыты плесенью и грибами. Надежда получить сладкую концентрированную энергию ободрила меня, и я двинулся через трясину, утопая по колено в грязи. Мед…

Я принялся откалывать сухие щепки от растрескавшегося бревна. Древесина внутри была такой гнилой и высохшей, что крошилась на мелкие куски. Я сгреб порядочную кучу листьев, положил сверху щепки, собираясь устроить костер прямо под широкой трещиной, расколовшей ствол поваленного гиганта. Теперь я уже не боялся, что мне не удастся