Сочинитель перевертней независимо от собственного желания не ведет за собой слово, а сам идет за словом, как за сказочным клубком… Работая в этом жанре, автор почти никогда не знает, куда катится клубок. Зацепившись за какое-либо слово, он и за минуту не предвидит, каким оно рассыплется спектром, — здесь играет некая радуга-калейдоскоп, в ней то и дело перемешиваются все цвета…
…В период триумфального шествия нашей политпсихиатрии (1969–1974 годы) автор убедился, что для здорового человека, надолго помещенного в желтый дом, составление перевертней — лучший способ спастись от сумасшествия. Эти упражнения, интеллектуальные, почти как шахматы, и азартные, почти как карты, до отказа заполняют досуг, стерилизуют сознание от всего, что могло бы ему повредить, перестраивают структуру мышления таким образом, чтобы оно было постоянно и прочно избавлено от изнуряющей его губительной зацикленности на ближнесущных проблемах, которые для зэка спецпсихтюрьмы могут стать причиной духовной, моральной, а то и психической катастрофы. В отличие от обычных тюрем в желтой тюрьме человек не только заживо погребен, но погребены и его мысль, его дух — в той обстановке беспросветного, идеального бесправия, которую не пробивают даже активная поддержка и защита извне. Там постепенно исчезает желание и способность к чтению, адского напряжения ума требует писание даже коротких писем. Деформируется восприятие реального, и сюрреалистическое, кафкианское делается доступным и близким — но не так, как для ребенка волшебная сказка, мобилизующая хоть небольшие усилия воображения, а так, как во время бреда галлюцинаторные образы, в реальности которых больной не сомневается… В этой атмосфере Босх и Дали убедительнее Репина, Бодлер читается так же легко, как Михалков… Мировосприятие, порождаемое желтой тюрьмой, обрекает на модернизм.
Я все это рассказал, чтобы объяснить, в какой творческой атмосфере (это может разуметься и в кавычках, и без кавычек) проходили мои занятия перевертнями…
ТАТЬ
Палиндромическая поэма
1
Дорога за город.
Топот! Топот!
А речь у кучера —
ах, и лиха! —
«Ого-го-го-го-го!»
И воззови,
и кричи Каурому — одурь! Аж в жару, до умору, аки чирки!
О, летело поле! Село полетело…
Ток… Скот…
Овин… Жниво…
А мы дворов, дыма —
о, мимо! Мимо
коров да задворок —
оле, чмокалка! Мне дар кутилы пылит (украден маклаком)! Чело
тинет с жару, кураж стенит…
И лад в дали,
диво — вид!
Ольха… Полынь… Уныло пахло…
Мята… Тьма на воле перепелов… А нам, татям,
ах, ето пело поле! Потеха!
Ревел клевер
о лесе весело
и о воле еловой —
и летят ели!
Но! Но, Каур! Я еду к Кудеяру. А конь — он —
ну как скакун!
Силач! Мы мчались
и летели —
ох и лихо!
……………………….
Я с лавры вырвался —
о мати! Тамо
и кони — как иноки…
И лети, богопасом, амо сапог обители —
мати несет, оле, зело тесен. И там
сени демон ономедни нес
сорома морось,
лепо сопел,
манил: «О, воли нам!»
……………………….
Липок дьявол, слов яд копил —
нож оно, нож! Олово ль слово? Ложь оно, нож! Он
воспел о воле псов!
«Шарашь
потоп!»
И летели
плотины древ, таче в утече мечет, увеча твердыни толп
Последние комментарии
51 минут 24 секунд назад
56 минут 57 секунд назад
1 час 35 секунд назад
1 час 1 минута назад
1 час 6 минут назад
1 час 23 минут назад