глазом в темное, затянутое свинцовыми тучами небо. Струи дождя стегали его по окровавленной шкуре, по свежим шрамам и изуродованному лицу. Антидот уже начал действовать. Тело медленно съеживалось, вновь обретая человеческие формы, а лицо – прежние черты. Из безжалостного и неуправляемого оборотня Максим вновь превращался в самого себя.
– Прости меня, парень, – произнес Петровский и, протянув руку, погладил пальцами расползающуюся под дождем мокрую шерсть. – Прости, Максим. В этот раз я многого не успел.
Эпилог
Они сидели на скамейке в больничном парке, под сенью расцвеченных всеми цветами осени деревьев. Петровский курил свою неизменную трубку, задрав голову к безоблачному небу. Максим крошил хлеб и кормил драчливых голубей.
– Как же все-таки хорошо! – нарушил молчание Тарас. – Обожаю осень.
– Да вы, по-моему, любое время года любите, – заметил Максим.
– Я вообще жить люблю, – объявил Петровский.
– Я, как выяснилось, тоже, – усмехнулся Максим.
Тарас обернулся к нему.
– Как-то безнадежно прозвучало, – заметил он.
– А как еще может прозвучать? – пожал плечами Максим. – Как вспомню ту мясорубку…
– Знаешь, хорошо, что они хотя бы догадались вывезти посторонних. Спасли десять невинных жизней. Мы же потом беседовали со всеми. Они ни сном ни духом, как, впрочем, и ты. Ты тоже был хорош. Ну, надо же было такое придумать, а? Ты о собаках где прочитал?
– В кино видел, – буркнул Максим. – Помните, фильм такой был, «К-9»? Про собаку полицейскую. Там герою Джеймса Белуши долго объясняли, кто такой альфа-лидер.
– И кто же?
– Вожак стаи.
– Но зачем, Максим? Ты бы и так их голыми руками…
Максим потер лоб.
– А я знаю? – с тоской произнес он. – Ведь это не я придумал.
Тарас помолчал.
– Ты, кстати, когда догадался здание-то поджечь?
– Не помню. Наверное, когда обнаружил, что Борзов застрелиться успел. От злости, наверное, и поджег; Не слышно о «Сигме»?
– Полностью пропала с рынка. Я было решил, что формулу те увезли, которых ты выпустил. Мы же их впопыхах так и не взяли. Оказался не прав.
– Я бы их тогда не выпустил. Кто они такие были?
– Да тоже, знаешь, те еще подарки, – махнул рукой Петровский. – Из конкурирующей организации. С ними потом как-нибудь разберемся. Ты что поделывать-то намерен? Сидеть, страдать и убиваться?
Максим бросил голубям горсть хлебных крошек.
– В себя немного приду – и за работу. Ваше предложение все еще в силе?
– А как же. Мои предложения всегда в силе.
Тарас поднялся.
– Ладно, Максим, – сказал он. – Пойду я.
– Ничего себе! – возмутился тот. – Приехали на полчаса, двадцать минут из которых дымили трубкой. Что ж так-то?
– А у тебя уже другой посетитель, – улыбнулся Петровский, кивнув в сторону больничного корпуса. – Ты уж прости старика, взял на себя смелость.
Максим обернулся, и хлебные крошки посыпались на землю.
Около машины Тараса стояла, робко переминаясь с ноги на ногу, Алена. Вот, поймав его взгляд, подняла руку, неуверенно помахала. Совсем на себя не похоже.
– Тебе многое надо ей рассказать, – произнес Петровский, улыбаясь. – И ей тебе наверняка тоже… А я уж поеду, Максим. И даже не упрашивай меня, старика, с вами, молодыми, остаться.
Последние комментарии
13 часов 34 минут назад
13 часов 35 минут назад
18 часов 53 минут назад
22 часов 35 минут назад
22 часов 56 минут назад
23 часов 50 минут назад