Французский связной [Робин Мур] (fb2) читать онлайн

Робин Мур Французский связной

THE FRENCH CONNECTION

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2025

© Художественное оформление серии, ЗАО «Центрполиграф», 2025

Вступление

В этой книге рассказывается о расследовании, которое следует квалифицировать как одну из самых замечательных полицейских операций, проведенных правоохранительными органами США. Я почти уверен, что эта операция представляет собой значительную победу, одержанную в непрерывной и нескончаемой войне, которая ведется против ввоза в нашу страну наркотических веществ. Нет никаких сомнений, что в результате этого расследования и благодаря собранной в ходе его информации мафия стала постепенно сокращать инвестиции в развитие рынка наркотиков в США.

Хотя рассказ об этом деле не назовешь беспристрастным отчетом, но это и не эмоциональное изображение разрушительного действия наркотической зависимости, о котором уже написано так много и еще немало осталось сказать. В этой книге вы не встретите злосчастных наркоманов, наводящих ужас на родителей, озабоченных судьбами детей. Это нечасто встречающееся представление темных происков тех, кто наживается на губительной страсти наркоманов, молодых и старых. Если эта история потрясет хотя бы одного родителя, если хотя бы один молодой человек почувствует отвращение и спасется от грозящей ему беды, тогда те долгие часы, которые многие полицейские проводят на дежурстве, часто рискуя жизнью, будут по крайней мере частично вознаграждены.

Детальная информация, без которой эта книга не могла бы появиться на свет, собиралась во многих организациях, и всем им я искренне признателен и благодарен.

Неутомимые сотрудники Бюро по борьбе с наркотиками Полицейского управления Нью-Йорка во главе с Айрой Блатом и особенно офицеры Специального следственного подразделения (ССП) этого бюро были неизменно любезны и терпеливы, предоставляя всю необходимую информацию, позволившую добиться точного изложения фактов. Не менее ценную помощь оказало Федеральное бюро по борьбе с наркотиками, обладающее необозримым архивом отчетов и обширной коллекцией записей радиопереговоров.

Тот факт, что один из подозреваемых по этому делу вел довольно подробный дневник, чрезвычайно помог автору представить детали, не затронутые в полицейских отчетах и при личных беседах. Очень серьезный вклад – почти тысячу двести страниц с показаниями свидетелей в суде – внесли сотрудники ведомства окружного прокурора округа Кингс (Бруклин) Нью-Йорка и особенно помощник прокурора Фрэнк Бауман.

Но всегда основными источниками информации оставались два увлеченных своей работой детектива из Нью-Йорка, которые, случайно натолкнувшись на это исключительное дело, затем довели его до успешного завершения. Это детективы первого класса Эдвард Иган и Сальваторе Гроссо. В полиции есть сведения, что даже теперь в международной сети наркоторговцев, замыслы которой были сорваны, отказываются верить, что их грандиозная операция могла быть раскрыта без участия доносчика из их среды. Однако это дело полиция Нью-Йорка расследовала собственными силами и с привлечением федеральных агентов, без какой-либо помощи предателей из рядов мафии, и это совершеннейшая правда.

Я не могу закончить это вступление, не упомянув специально о вкладе моего помощника и друга Эдварда Кейеса. Эд лично вникал во все детали подготовки книги, начиная с общего исследования темы и контактов с сотрудниками подразделений по борьбе с наркотиками вплоть до написания и редактирования.

Вместе с Эдом мы имеем честь рассказать вам эту историю о «французском связном».

Робин Мур

Глава 1

Поздно вечером в субботу, 7 октября 1961 года, после двадцати семи часов непрерывной работы детектив первого класса полиции Нью-Йорка Эдвард Иган, тридцати одного года, и его партнер, в то время еще детектив второго класса Сальваторе Гроссо, тридцати лет, решили немного поразвлечься. Им не нужно было долго выбирать, куда отправиться. Тем вечером в клубе «Копакабана» гвоздем программы выступал комик Джо Льюис, и там же работала гардеробщицей Кэрол Гэлвин, с которой Иган в то время крутил роман.

Эдди Иган был плотным, по-ирландски красивым рыжеволосым мужчиной. Раньше, когда он служил патрульным полицейским, ходил в форме и носил дополнительный патронташ, приятели из полиции звали его Иган-Пульки. Но, перейдя в Бюро по борьбе с наркотиками, он получил прозвище Пучеглазый – за излюбленную манеру разглядывать хорошеньких девочек, на которых при малейшей ответной реакции он тут же начинал проверять действие своего кельтского шарма.

Полной противоположностью жизнелюбу Игану был его партнер и лучший друг Сонни Гроссо, всегда серьезный и бледный италоамериканец с большими карими глазами. Сонни постоянно мучили какие-то сомнения, и он, в отличие от энтузиаста Игана, в большинстве ситуаций склонен был искать и часто находить темную сторону. Ростом оба друга превышали шесть футов, но Гроссо был более худощавым и на первый взгляд казался хрупким и даже слабым для полицейского. Однако Сонни имел черный пояс по карате, и, как узнали на собственном опыте многие уличные бандиты, его определенно не следовало недооценивать. В Бюро по борьбе с наркотиками его прозвали Хмурым.

Накануне вечером они закрыли дело о наркотиках в Гарлеме, районе, который был закреплен за ними еще в 1959 году. Они арестовали троих уличных торговцев наркотиками, или «толкачей», за которыми следили несколько месяцев, а потом должны были бодрствовать всю ночь, допрашивая, снимая отпечатки пальцев, фиксируя в досье собранную информацию и в соответствии с заведенным порядком составляя бесконечные официальные отчеты. Наконец, сопроводив арестованных в Нижний Манхэттен, в старую городскую тюрьму, известную как «Могилы», Иган и Гроссо явились в ближайший суд, чтобы подать официальные иски. Со всеми делами было покончено, когда субботнее утро уже подходило к концу, но оба детектива слишком устали, чтобы отправляться спать. Именно так вредность работы сказывается на очень многих тайных агентах, нервы которых постоянно натянуты, а чувства обострены все долгие часы дежурства. Оба они были яростными фанатиками бейсбола, и, поскольку в тот день «Нью-Йорк янкис» проводили третью игру в чемпионате с «Цинциннати редс», сна у них не было ни в одном глазу. Они курсировали по городу, слушая трансляцию игры по радио в машине. Позднее, когда «Янки» вышли вперед в девятой подаче после перебежки в дом Роджера Мариса^[1], друзья почувствовали потребность не унять, а поддержать возбуждение от победы. Они перекусили, затем по предложению Игана посетили парочку баров в восточной части города – места возможных «акций» наркодельцов – и, наконец, уставшие, но все такие же деятельные, направились через город в клуб «Копакабана», который еще называли «Копой».

Заканчивался субботний вечер, было 23:40, когда Иган припарковал красно-коричневый «корвейр» 1961 года выпуска на Восточной Шестидесятой улице, и они с Сонни вошли в ночной клуб, не подозревая, что начинается их одиссея, полная интриг и конспирации, которая будет продолжаться дни и ночи напролет следующие четыре с половиной месяца, а полностью завершится лишь через полтора года. До начала полночного шоу оставалось двадцать минут, и «Копа» заполнялась посетителями. Игану едва удалось ласково поздороваться с Кэрол, почти скрытой за горами из пальто и шляп. Это была красивая, яркая девушка, не достигшая еще двадцати лет, с короткими светлыми волосами; по мнению Игана, она была вылитая Ким Новак. Сгоряча он пообещал, что встретится с ней позднее, и оба детектива спустились по лестнице в главный зал клуба, где узнавший Игана метрдотель провел их к столику на одном из балконов, возвышавшихся в задней части зала. Они заказали ржаной виски с имбирным элем для Эдди, итальянский вермут со льдом для Сонни и откинулись на стульях, собираясь посмотреть веселый ночной спектакль и, быть может, наконец-то успокоиться.

Как только им принесли напитки, Сонни тронул партнера за руку и кивком показал на большую шумную компанию, расположившуюся за столиком прямо под ними. Их было человек двенадцать, словно переместившихся сюда из гангстерских боевиков тридцатых годов: смуглые мужчины в темных костюмах с прилизанными волосами и ярко накрашенные женщины. Персонаж, находившийся в центре внимания, с черными густыми волосами и смуглым рябоватым лицом, которому очень шло хмурое выражение, мог бы особенно хорошо подойти на роль типичного голливудского босса шайки рэкетиров. На вид ему было около тридцати, одет в вызывающе элегантный черный блестящий костюм с широкими плечами; в белом шелковом галстуке, повязанном на белой сорочке с отложными манжетами, сверкала бриллиантовая булавка. Рядом с ним сидела эффектная молодая блондинка с пышной прической. Этот человек принимал здесь всю компанию и, по-видимому, был известен в этом клубе. Пока Иган и Гроссо завороженно наблюдали за ним, к нему то и дело подходили поздороваться явно богатые и неприятные на вид типы. Иногда по его знаку официанты бросались подносить напитки на другие столики в самых разных частях зала. Во время одного шумного приветствия Сонни услышал, как кто-то назвал этого человека Пэтси^[2].

– Он швыряет бабки, будто ничего не хочет оставить на завтра, – заметил Сонни.

– Интересно, – прокомментировал Эдди, – за этим столом я высмотрел по крайней мере двоих «связных»^[3]. И знаю парочку ребят из тех, которые выстроились в очередь и ждут благословения.

– Раньше я никогда не видел этого Пэтси, а ты?

– Ни разу. Удивительно, как он мог нам не попасться? – сдержанно проговорил Иган.

На протяжении всего представления, продолжавшегося часа полтора, Эдди и Сонни пытались уделить внимание и Джо Льюису, и столику транжиры. Когда включили свет и оркестр заиграл танцевальную музыку, Пэтси со свитой поднялись с мест и двинулись наверх. Детективы переглянулись, оплатили счет и последовали за ними. Вся группа собралась у бара в вестибюле «Копы», где небольшая, но громкая джаз-рок-группа не оставляла никакой возможности для разговора. Пэтси распорядился налить всем по стаканчику на прощание.

Стоя у гардероба и раздумывая о дальнейших действиях, Эдди и Сонни увидели, как Пэтси вытянул из кармана брюк толстенный рулон банкнот и оплатил счет из бара. Сонни присвистнул:

– Гляди-ка, сколько бабок!

Иган кивнул:

– Как считаешь, не стоит ли нам, шутки ради, прицепить ему хвост?

Гроссо без видимого энтузиазма согласился, и они направились к выходу. По пути Эдди, извиняясь, подмигнул Кэрол и послал ей воздушный поцелуй. Двадцать пять минут им пришлось прождать в машине Игана на углу Мэдисон-авеню, пока Пэтси и эффектная блондинка вдвоем спустились по лестнице «Копы». Было два часа ночи. Парочка села в синий малолитражный «олдсмобиль» последней модели, который подогнал привратник в униформе, и отъехала в направлении Пятой авеню. Медленно тронув машину, направляясь за ними, Иган предположил:

– Держу пари, он приведет нас на Мотт-стрит.

Пэтси проехал вниз по Пятой авеню до пересечения с Бродвеем и повернул в Нижний Ист-Сайд – застроенный многоквартирными домами район Манхэттена, который пользовался в Америке дурной репутацией. Узкая Мотт-стрит, где они действительно оказались, тянулась только на одиннадцать кварталов от Бликер-стрит с окраины Гринвич-Виллидж на севере до Бауэри-стрит и Четэм-сквер на юге. Но в полиции эту улицу давно считали аортой, ведущей в центр всей незаконной деятельности в Нью-Йорке. Хотя Мотт-стрит граничит с Чайна-тауном, значительная ее часть пролегает по району Маленькая Италия, который долгие годы оставался теплицей, где выросла не одна мафиозная семья.

Однако Пэтси не закончил путешествие на Мотт-стрит. Следующие два часа он останавливался на Хестер-стрит, Брум-стрит, Кэнал-стрит и Диланси-стрит. Как могли наблюдать Сонни и Иган, державшиеся на почтительном расстоянии, время от времени «олдсмобиль» подъезжал к тротуару, и Пэтси выходил наружу. Каждый раз один или два мужчины возникали из дверей или просто из тени тихого здания, и они переговаривались несколько минут, прежде чем Пэтси возвращался в машину и медленно трогался дальше. Блондинка все время оставалась в «олдсмобиле».

Ближе к пяти часам воскресного утра синяя малолитражка наконец направилась на восток по Диланси-стрит к Уильямсбургскому мосту в Бруклин. Детективы в красно-коричневом «корвейре», ни разу не выпустившие Пэтси из виду, к этому моменту не отдыхали уже тридцать два часа.

Вслед за Пэтси они спустились с моста и проехали по Микер-авеню под автострадой Бруклин-Куинс. Вскоре он припарковал и запер машину. Пройдя несколько шагов, Пэтси с блондинкой сели в потрепанный белый «додж» 1947 года и двинулись дальше. Озадаченные детективы последовали за ними.

На этот раз им пришлось миновать лишь несколько кварталов. Пэтси поехал по Грэнд-стрит, затем на запад до Бушвик-авеню, повернул направо, вскоре еще раз направо на Моджер-стрит, где и припарковался сразу за перекрестком. Иган проехал Моджер-стрит, развернулся и остановил машину на Бушвик-авеню. Они с Сонни смогли увидеть, как богато одетая пара отперла дверь расположенной на углу темной закусочной-кондитерской под вывеской «У Барбары». В то время как женщина ждала снаружи, Пэтси включил внутри свет и прошел в маленькую заднюю комнатку, где налил воды в кофейник и поставил его на плитку. Только после этого он вернулся к двери на улицу и поманил блондинку. Детективы видели, как она сняла с крючка на стене и быстро накинула серый халат, а Пэтси снял пиджак и надел серую куртку. Затем Пэтси вышел на улицу, подошел к стоявшему за углом «доджу», достал из него толстенную пачку газет и притащил ее в лавку. После чего они вдвоем принялись собирать из отдельных листов воскресные газеты. На противоположной стороне перекрестка два бывалых полицейских поглядывали друг на друга с возрастающим изумлением.

Около семи часов утра Пэтси подтянул вверх сплошную защитную штору на стеклянной двери, чтобы объявить, что закусочная открыта. Вскоре туда стали заходить клиенты, главным образом медицинские работники в белых халатах. Тогда Иган и Гроссо сообразили, что они припарковались у больницы Святой Екатерины, расположенной на противоположном углу, по диагонали от закусочной, на пересечении Бушвик-авеню и Моджер-стрит. Это был район, однообразно застроенный обшарпанными трехэтажными жилыми домами, но прямо через Бушвик-авеню возвышался современный многоквартирный комплекс с несколькими магазинами на первом этаже и еще одной закусочной.

Зная, что они будут слишком заметны, если и при свете дня продолжат наблюдать из машины, Сонни зашел в больницу и убедил охранника открыть для них неиспользуемый рентгеновский кабинет на первом этаже, откуда открывался прекрасный вид на лавочку Пэтси. К восьми часам утра Сонни и Эдди обосновались там более или менее комфортабельно и могли наблюдать за перемещениями вокруг закусочной, устраивая короткие перерывы, чтобы подкрепиться кофе с кексами или сходить в туалет.

В закусочной к Пэтси и блондинке присоединился невысокий, коренастый и темноволосый мужчина в рабочей одежде, по-видимому их помощник. Кроме этого, ничего заслуживавшего внимания не произошло, и ни один из троих ни разу не покидал помещения.

Все больше чувствуя усталость, детективы продолжали вести наблюдение до двух часов дня, проведя на этом дежурстве почти сорок два часа без перерыва, но в начале третьего они увидели, что подозреваемые одеваются и выходят из закусочной. Пэтси запер дверь, они с блондинкой распрощались с приземистым парнем, и тот пошел в противоположную сторону по Бушвик-авеню, в то время как парочка свернула за угол к своей машине. Иган и Гроссо тоже поспешили к «корвейру».

Последовав за старым «доджем» на запад по Моджер-стрит, они пересекли Грэнд-стрит и выехали на автомагистраль Бруклин-Куинс. Пэтси направился на юг, свернул на шоссе Гованус в сторону Южного Бруклина. Миль через восемь он съехал на Шестьдесят пятую улицу. Еще через несколько минут «додж» углубился в проезд, ведущий к жилому массиву на Шестьдесят седьмой улице. Иган остановил машину, не доезжая пересечения с Двенадцатой авеню.

Шестьдесят седьмая производила впечатление опрятной и спокойной улицы, засаженной деревьями; вдоль нее выстроились двух- и трехэтажные частные дома. Через десять минут, когда детективы убедились, что Пэтси и блондинка уже обосновались в доме, они свернули на Шестьдесят седьмую улицу и медленно проехали мимо «доджа». Он стоял у правого из пары одинаковых, примыкавших друг к другу красных кирпичных домов, с гаражами для двух машин. С боковой дорожки к домам вела общая лестница, разделенная белой кованой железной оградой, заканчивающаяся бетонной площадкой и отдельными входами в оба дома. Пока «корвейр» проезжал мимо, Сонни нацарапал на спичечном коробке адрес: Шестьдесят седьмая улица, дом номер 1224.

Хотя к этому моменту детективы совершенно вымотались, они решили, что такая странная ситуация заслуживает серьезного расследования, к которому после некоторого отдыха они непременно приступят. Где это видано, чтобы простого владельца закусочной и газетного киоска окружали таким вниманием в одном из самых шикарных и дорогих ночных клубов Нью-Йорка?

Глава 2

Сонни Гроссо был энергичным детективом, никогда не шел на компромиссы, но личная его жизнь была скромной и не богатой событиями. В тридцать лет он оставался практически таким же замкнутым и стеснительным, каким был в детстве. Абсолютно не похожий на Эдди Игана, замкнутый и угрюмый, Сонни очень редко встречался с женщинами и не пережил ни одного серьезного увлечения. Иган любил шумные вечеринки, был большим поклонником женского пола, и, если ему не всегда удавалось хорошо провести время, этот детектив с огненно-рыжими волосами получал удовольствие от самого процесса охоты. Гроссо относился к женщинам более серьезно, уважительно, почти с таким же почтением, как джентльмены из давно минувшей эпохи.

Сонни был единственным сыном и имел трех сестер. Когда в возрасте тридцати семи лет внезапно скончался его отец, водитель грузовика, пятнадцатилетний Сонни, как старший ребенок, стал главой семьи. К сестрам он относился с отеческой заботой.

Сонни вырос в Восточном Гарлеме и еще помнил этот район как бедное, но безопасное место, населенное итальянцами, где все друг друга знали, а семьи жили сплоченно и счастливо. Он помнил, как его мать, мягкая, неутомимая в работе женщина, могла выйти за квартой молока в местную лавку и возвратиться часа через два, поскольку ей нужно было часто останавливаться, чтобы поговорить со всеми соседями, встретившимися по пути. Для Сонни Восточный Гарлем всегда был дружным сообществом многодетных семей. Школы были переполнены учениками, и по улицам носилось даже слишком много детей, готовых в любой момент организоваться и затеять игру в стикбол^[4]или «ассоциацию» (разновидность футбола). Когда Сонни был еще подростком, семья Гроссо переехала через Манхэттен в западную часть Гарлема, в ирландский анклав Винигер-Хилл, где они вдруг оказались иммигрантами среди иммигрантов. Несмотря на итальянскую смуглость и молчаливость, Сонни довольно скоро ассимилировался среди светлолицых говорливых и недоверчивых ирландцев. Он был спокойным и чистосердечным мальчиком, достаточно крепким физически, чтобы активно участвовать в уличных играх. Прошло какое-то время, и он перестал скучать о прежних соседях.

Когда почти через десять лет он снова оказался в Восточном Гарлеме, этот район изменился радикально, как, впрочем, и сам Сонни. Он уже был полицейским. После окончания школы, в начале Корейской войны, он был призван в армию, где прослужил два года радистом. Демобилизовался он в чине сержанта в 1952 году после ранения в колено. Затем два года, оставаясь главным кормильцем для матери-вдовы и младших сестер, водил грузовик, возя почту, главным образом, в районе Таймс-сквер. В 1954 году Сонни вместе с несколькими друзьями сдал экзамены в Полицейскую академию государственной гражданской службы и из 50 тысяч кандидатов, проходивших испытания в тот год, оказался в числе трехсот лучших. После академии Сонни получил первое назначение в 25-й участок, в Восточный Гарлем. Там все стало иначе: его старый район деградировал, место, где проживало относительно сплоченное сообщество иммигрантов, превратилось в жуткое гетто, населенное новым поколением соперничавших между собой групп, живших не стремлениями, а силой мускулов и устрашением. Всего за несколько лет тот самый Восточный Гарлем, который был знаком Сонни Гроссо с детства, приобрел нелепую известность, породив такое количество порока и упадка на единицу площади, как ни одна другая клоака в Америке.

Наиболее сильно моральное разложение проявлялось в росте незаконной торговли и использования наркотиков. Сонни никогда не подвергал себя разрушительному действию героина, вызывавшего у него отвращение. Он испытывал ненависть к тому, что сделали и продолжали делать наркодельцы с многочисленными пуэрториканцами и чернокожими, жившими теперь среди тех итальянцев, которые остались от прежнего окружения Сонни.

Среди последних до сих пор были те, кто его помнил, и очень скоро он понял, что многие смотрят на него с непривычным подозрением и даже презрением. И это отличало настоящее время от прошлого, когда типичным было отношение к полиции его отца: «Ничего им не говорить? Согласен. Но ненавидеть? Нет!» Сам Сонни не мог в ответ по-настоящему презирать этих несчастных людей – только их ситуацию. Он видел, что наркотики являются источником их бед, но не причиной их нищеты. Наркотики, «наркота», были симптомом запущенной болезни, которой страдало городское общество. Но за четыре года работы патрульным полицейским в 25-м участке Сонни узнал достаточно, чтобы свою ненависть направить против этого наиболее явного грабителя, против наркотиков и тех, кто ими торговал и извлекал барыши таким бесчеловечным способом.

В 1958 году Сонни подал заявление в Бюро по борьбе с наркотиками и был принят. Когда он закончил подготовку, его спросили, интересует ли его сыскная работа, и он ответил утвердительно. Где он мог бы принести наибольшую пользу? В Восточном Гарлеме, ответил он. Так Сонни был назначен в шестое подразделение детективов, включавшее 25-й участок, и снова вернулся в Восточный Гарлем.

До двадцати пяти лет Эдди Иган вообще не думал работать в городской полиции. Он хотел стать профессиональным бейсболистом. И подошел буквально на расстояние вытянутой руки к осуществлению своей мечты – играть в команде «Нью-Йорк янкис».

Как и большинство городских мальчишек, Иган прошел трудную школу бейсбола на улицах (панчбол на тротуарах, стикбол с крышками люков в качестве баз) и усыпанных строительным мусором площадках Бруклина с пористым мягким мячом или обмотанной веревками свинцовой «ракетой». Партнеры Эдди по играм часто вспоминали, что нрав его был таким же своевольным, как копна рыжих волос.

К тому моменту как он окончил школу, профессиональные разведчики из бейсбольных клубов уже наблюдали за ним. И после двух лет службы во флоте, где он продолжал играть, набрал рост, силу и подвижность, ему предложили скромный контракт в «Вашингтон сенаторс». В 1950 году он был передан «Нью-Йорк янкис», стал в их сельском клубе Норфолка, выступавшем в классе В, постоянным центральным полевым игроком, и счет отбитых им мячей достиг впечатляющего числа 317. Родительская организация начала проявлять к нему особый интерес.

Примерно в это же время «Янки» начинали подыскивать яркого перспективного игрока, которого они хотели подготовить к моменту неизбежного ухода их стареющей суперзвезды Джо Димаджио^[5]. Иган был отмечен в числе нескольких молодых людей, подававших надежды. Еще одним кандидатом был обладающий сильным ударом шорт-стоп из Оклахомы, который в девятнадцать лет побил для низшей лиги рекорд протяженности перебежек в дом – его звали Мики Мантл^[6].

После сезона 1950 года Иган с нетерпением ждал следующей весны, когда он надеялся продвинуться в клуб «Янки» класса А в Бингемптоне. А оттуда – как знать? Но в октябре его мечты были разбиты – его снова призвали во флот. Правда, медицинская комиссия узнала, что он ломал руку на тренировке в предыдущий призыв, и не решилась его принять. Тем не менее ему заявили, что он может быть вызван снова в течение трех месяцев.

Оказавшись в неопределенном положении, Иган, чтобы занять себя в ожидании повторного призыва, выдержал конкурсный экзамен и стал патрульным полицейским в наполовину частном полицейском подразделении при Администрации порта Нью-Йорка^[7]. Прошел январь 1951 года, но распоряжения из флота не последовало, и Эдди должен был выбрать: уйти из Администрации порта и попытать счастья на тренировочной базе «Янки» во Флориде или сохранить хорошую работу и с тревогой ожидать вызова во флот дома. Он решил остаться полицейским и убедился, что сделал правильный выбор, когда той же весной «Янки» взяли молодого шорт-стопа Мики Мантла в главный клуб и сделали его аутфилдером.

Флот оставил Игана в покое – его так и не вызвали, – и он задержался в полиции Администрации порта на четыре года. В Корее достигли перемирия, но к тому времени, конечно, ему было слишком поздно мечтать о карьере бейсболиста. Но это его больше не волновало. Ему нравилось работать полицейским, хотя смущали слабые возможности для продвижения, существовавшие в Администрации порта. Эта организация была еще настолько молода, что старшим офицерам до пенсии оставалось служить довольно долго, так что у честолюбивого патрульного было мало шансов подняться по служебной лестнице. Поэтому в 1955 году, дважды выдержав испытания на сержанта и не получив повышения, Иган сдал экзамены в городскую полицию и занял 361-е место из почти 60 тысяч кандидатов; в том году надеявшихся поступить в полицию было на 10 тысяч больше, чем проходило испытания вместе с Гроссо в предыдущем году. Эдди поставил перед собой амбициозную цель – через год стать детективом.

С двенадцати лет Иган считал себя независимым человеком. Он не знал настоящего отца и не был близок с отчимом, нью-йоркским пожарным. Вскоре после того, как он окончил приходскую школу, умерла мать, и он проживал у деда с бабкой. Поэтому он рано научился принимать собственные решения, что он продемонстрировал в первое же утро в полицейской академии. Направляясь в ранний час в спортзал, расположенный в парке Флашинг-Медоу в Куинсе, он задержал троих прятавшихся в кустах молодых женщин. Они оказались бежавшими заключенными, против которых было выдвинуто ни больше ни меньше как тринадцать обвинений в тяжких преступлениях.

Чтобы подать пример другим молодым полицейским, комиссар полиции наградил Игана свободным уикэндом.

Поощренный однажды, Иган старался зарабатывать себе освобождение на каждый уик-энд. Каждый день в четыре часа дня он несся из академии домой, переодевался и к шести часам возвращался на Манхэттен – на облюбованную извращенцами Таймс-сквер или в район автобусного вокзала Администрации порта, который ему был хорошо знаком по предыдущей службе. Каждый вечер в распоряжении Игана было четыре часа – правила полицейской академии требовали от находящихся на испытании полицейских возвращаться домой к десяти часам вечера, – но он знал, когда и как находить извращенцев, проституток, карманников и торговцев наркотиками. Число проведенных им арестов, девяносто восемь, было столь значительным, что через месяц его, хотя формально он продолжал проходить подготовку в академии, забрали из класса и назначили в специальное подразделение бывалых детективов, работавших в районе Таймс-сквер. Но когда он отказался стать «мухой» (то есть членом особой команды комиссара, шпионившей за другими полицейскими), хотя, вероятно, это означало бы несомненное продвижение в детективы, Игана вернули в академию.

Наконец он закончил учебу и был направлен в Гарлем, где за две недели произвел тридцать семь арестов, и один из них привел к получившему широкую огласку обвинению и последующему осуждению певца Билли Дэниелса за применение огнестрельного оружия. Его выдвинули на должность детектива, и почти через год, после того как он начал работать в этом подразделении, летом 1956 года, Эдди Иган сменил серебряный значок на золотой.

Детективы или направлялись на городские участки, или могли использоваться в командах специального назначения, например, по кражам, убийствам, сейфам или верхним этажам. Еще начинающим патрульным Иган понял, какое направление его интересует: наркотики. Единственный случай в его жизни, когда он столкнулся с жестокостью, вызванной наркотиками, поставил перед ним постоянную цель: любым доступным ему способом задержать наркотрафик.

Это случилось в Бруклине. Однажды, в то время как Иган нес службу в Гарлеме, его шестилетняя племянница с опозданием вернулась из школы домой и увидела, что ее подружки уже катаются на роликовых коньках. Ее мать, сестра Игана, которая сидела на крыльце их дома, дожидаясь девочку, сказала ей, чтобы она сама поднялась в их квартиру за коньками. Возбужденная девчушка вскарабкалась шестой этаж, бросила клетчатый ранец на кухонный стол и побежала в спальню за коньками. В комнате она обнаружила четырех смуглых молодых латиноамериканцев, причем один из них сжимал в руке ее копилку. Девочка пронзительно закричала. Двое незнакомцев набросились на нее, а третий схватил из шкафа ролики и начал бить ее по голове. Она рухнула на пол, истекая кровью, в полубессознательном состоянии, а мужчины выбежали из комнаты, захватив копилку. Вскоре мать нашла девочку, почти в истерике позвонила Эдди, и он примчался в Бруклин. В ярости, с помощью местных полицейских, он обшарил всю округу, в барах и злачных местах разыскал всех известных выродков и подозреваемых в преступлениях. Через два часа вся четверка сидела за решеткой. Оказалось, что это были наркоманы, которым отчаянно требовалась доза. Иган едва сдержался, чтобы не убить их на месте. Этот случай он никогда не забывал.

Три года Эдди проработал в Бюро по борьбе с наркотиками, прежде чем они с Сонни Гроссо объединились в одну команду. По природе они были абсолютно разными людьми, но хорошо дополняли друг друга: напористость одного сочеталась со сдержанностью другого, изобретательность корректировалась скептицизмом, а общим у них было отвращение к безобразному разрушению, которое несли с собой наркотики. Вдвоем они вселяли страх в преступный мир Восточного Гарлема. В то же время они понимали, что их энтузиазм вызывал негодование в полицейском управлении и даже внутри их бюро. Слишком много арестов они производили; на их фоне другие детективы выглядели неприглядно. Но ни Эдди, ни Сонни не обращали внимания на язвительные замечания. Они просто хотели делать свою работу.

В понедельник, 9 октября 1961 года, поздним утром, хорошенько выспавшись, Эдди снова поехал в район Вильямсбурга в Бруклине и припарковался позади больницы Святой Екатерины, находившейся напротив закусочной на углу Бушвик-авеню и Моджер-стрит. Он вошел в больницу, представился начальнику службы безопасности, и тот разрешил использовать свободный рентгеновский кабинет в качестве наблюдательного пункта. Эдди не объяснил, за чем или за кем ведется наблюдение; уже было ясно, что многие сотрудники больницы постоянно посещают лавочку Пэтси, и любая утечка о полицейском наблюдении могла прекратить дело еще до его открытия.

В середине дня приехал Сонни. Значительную часть времени он провел, наводя справки о Пэтси. Предполагалось, что оба детектива взяли выходной день.

– Думаю, у нас кое-что есть! – воскликнул Сонни, демонстрируя необычный для него энтузиазм.

– Что раскопал?

– Нашего друга Пэтси зовут Паскуале Фука. Блондинка, с которой он был, – его жена по имени Барбара. Раньше ее звали Барбара Десина. Сущий ребенок, лет девятнадцать или около того, как они указали в заявлении на вступление в брак.

– Ага, ага. Что еще?

– У Барбары уже есть опыт. В прошлом году она получила условно за магазинную кражу. А Пэтси, – тут темные глаза Сонни засверкали на бледном лице, – это просто конфетка. Его привлекали по подозрению в вооруженном грабеже. Пытался ограбить магазин «Тиффани» на Пятой авеню! Мог получить от двух с половиной до пяти. Но не удалось на него это повесить. Кроме того, там, в центре, уверены, что Пэтси выполнил заказ мафии по некоему Демарко. Но это была чистая работа, и достать его не удалось.

– Здорово, – буркнул Иган.

– Погоди еще. Можно продолжать? А вот это я получил от федералов. У Пэтси есть дядя. Попробуй угадать кто?.. Малыш Энджи!

От удивления Иган негромко присвистнул. Анджело Туминаро считался одним из самых влиятельных «донов» мафии, человеком, о котором было известно, что он очень жестко прокладывал себе дорогу в высшие эшелоны преступного общества Нью-Йорка, убрав по пути не одного соперника, хотя ни одного случая полиция доказать не смогла. Жена Туминаро была еврейкой, дочерью могущественной фигуры в определенных видах рэкета, где доминировали евреи. В результате Анджело получил признание как самый главный посредник между одинаково сильными в то время итальянской и еврейской ветвями организованной преступности. Наконец с 1937 года – и в этом в полиции не сомневались – Малыш Энджи обладал исключительными правами управления всем трафиком героина, переправляемого в США из Европы и Среднего Востока.

Но в 1960 году Энджи Туминаро смогли предъявить обвинение в пороке и тайном сговоре вместе с двумя властителями преступного мира: Большим Джоном Орменто, доном высшего уровня, и самим Вито Дженовезе^[8], которого считали вторым боссом всей преступности США после высланного, но продолжавшего царствовать «капо», или главаря, Лаки Лучано^[9]. Властям удалось арестовать всех троих, но отпущенный под залог Малыш Энджи бежал и пропал из виду. Теперь, два года спустя, он по-прежнему где-то отсиживался и, вероятно, продолжал взимать немалые налоги с торговли наркотиками.

Иган посмотрел в сторону закусочной на другой стороне Бушвик-авеню.

– Надо бы поговорить с боссом, – сказал он.

Через час Иган и Гроссо были в центре Манхэттена, в управлении Бюро по борьбе с наркотиками Нью-Йорка, и сидели в кабинете лейтенанта Винсента Хоукса, второго человека в бюро после заместителя главного инспектора Эдварда Ф. Кэри. Они описали, как наткнулись на Пэтси в «Копе», рассказали о странном путешествии, которое он предпринял по Маленькой Италии в субботу перед рассветом, о его связи с исчезнувшим Анджело Туминаро. Теперь они хотели довести это дело до конца.

Хоукс, высокий, худощавый, лысеющий мужчина, производивший впечатление человека сурового, был известен как взыскательный, но справедливый начальник и опытный полицейский. Он пытался поддерживать в подразделении военный порядок.

– Все это замечательно, – сказал он, – но вы, парни, работаете в Гарлеме. Вы не должны находиться в Бруклине.

– Дай нам задание, – быстро попросил Иган. – Давай попытаемся, по крайней мере, пока не поймем, есть там что-нибудь или нет. Все хотят заполучить Малыша Энджи, верно? О’кей, – продолжил он, не ожидая получить ответ на риторический вопрос, – так здесь можно найти его следы. Мы это заслужили. Мы нашли этого парня, владельца лавки с конфетами, который показывал такой классный спектакль в модном ночном клубе, в окружении известных торговцев наркотой. Затем мы сами, отработав перед этим весь день и всю ночь, проследили за ним до центра и потом проводили в Бруклин. Сидели на нем практически всю субботу, и кто же теперь вырисовывается? Не кто иной, как Анджело Туминаро. – Убеждая начальника, Иган подался вперед: – Ты должен дать нам это дело.

Хоукс поднял руку, прерывая Игана.

– Господи, если бы болтовня обращалась в баксы!.. – Зная, что побежден, Хоукс поднялся. – Ждите, – сказал он.

Лейтенант вышел из кабинета и постучал в соседнюю дверь. Хриплый голос пригласил войти. Даже сидя за столом, заместитель главного инспектора Эдвард Кэри производил впечатление крупного человека и имел круглое лицо ирландца и огромные руки. Он работал в полиции Нью-Йорка почти тридцать пять лет. Начинал с патрульного, затем был следователем в органах контроля за распространением спиртных напитков, городским полицейским, детективом в Бедфорд-Стивесенте, угасающем районе Бруклина, и, наконец, начальником детективов в дивизионе Северного Бруклина. Назначенный в 1958 году комиссаром Стивеном Кеннеди руководить Бюро по борьбе с наркотиками, он постепенно внушил этому подразделению энтузиазм и определил стоявшие перед ним задачи. Подчиненные высоко ценили его как начальника, который, пока они приносили ему информацию, обеспечивали задержания и обвинительные приговоры, решительно поддерживал их в любом споре об «инструкциях и нормах».

Пока Хоукс лаконично излагал произошедшее с двумя детективами и их просьбу расследовать дело, шеф Кэри слушал, наклонясь к столу, скрестив руки на груди, без какого-либо выражения на лице. Наконец Кэри кивнул.

– Это первый след Туминаро, который у нас появился за шесть месяцев. – Он поднял взгляд на своего ближайшего сотрудника. – Иган и Гроссо, кажется, лучшие наши детективы?

Хоукс позволил себе слегка улыбнуться:

– Так точно.

– Пусть займутся этим. Дай им все, что потребуется.

Хоукс возвратился в свой кабинет и сел. Некоторое время он молча разглядывал сидевших напротив детективов.

– Ладно, – сказал он в конце концов, – что вам для этого нужно?

– Сначала провод, – отозвался Сонни.

– Два провода, – вмешался Иган, – один провести в магазин, другой – к нему домой.

Хоукс почесал затылок.

– Хм, для прослушивания мне нужно получить распоряжение суда. Не знаю – пара копов из Гарлема хотят устроить ловушку в Бруклине, это будет непросто.

– Попытайся, а? – попросил Сонни.

– Мы знаем, ты сможешь, Винни, – ухмыльнулся Эдди.

Глава 3

Бюро по борьбе с наркотиками Полицейского управления Нью-Йорка – самое крупное и широко признанное лучшим подобным подразделением в мире. Но ему так же хронически не хватает почти всего, что необходимо, чтобы функционировать с наивысшей эффективностью: денег, оборудования, юрисдикции, а его руководству, конечно же, недостает людских ресурсов. Но это бюро обладает возможностью законного прослушивания, и это одно из немногих существенных его преимуществ по сравнению с относительно богатым Федеральным бюро по борьбе с наркотиками, с которым оно тесно сотрудничает. В обоих агентствах работают отважные следователи, обладающие опытом и изобретательностью; и те и другие успешно используют информаторов, или стукачей, нанимаемых за плату или другие внесудебные виды компенсации и действующих в качестве секретных агентов «без портфеля». Однако одним из основных инструментов сбора информации, применимых для обеспечения правопорядка и предупреждения преступности, особенно в грязном мире незаконного распространения наркотиков, остается прослушивание телефонных разговоров. Правительственным агентствам федеральными законами запрещается использовать этот инструмент, но законы штата Нью-Йорк такую возможность допускают.

Все же получить разрешение на прослушивание телефона непросто. Должны существовать достаточные основания, установленные прецедентом или ясными доказательствами, позволяющие считать, что телефонные аппараты, которые предполагается прослушивать, используются подозреваемыми в преступлениях или сговоре, и телефонные разговоры могут привести полицию к их задержанию или предупреждению новых преступлений. Также нужно показать, что в противозаконной деятельности используются сами телефоны. Обосновать этот последний момент может быть довольно сложно, но, в зависимости от обстоятельств и заявителей, большинство судей выдают соответствующие разрешения.

Винс Хоукс изложил все факты в юридическом бюро полицейского управления, где было составлено письменное показание, затем официально представленное под присягой в Верховный суд штата. В течение тридцати шести часов было подписано распоряжение суда, санкционирующее прослушивание телефонных разговоров Пэтси Фуки.

С получением судебной санкции было преодолено лишь первое, хотя и одно из самых трудных препятствий. Далее управление связалось с телефонной компанией Нью-Йорка, чтобы узнать кодированные «пары», питающие любой установленный телефон, подключение к которым может обеспечить его прослушивание. Обладая этим знанием и информацией о расположении распределительных коробок, техники из ПРБ, изобретательного Полицейского разведывательного бюро, входящего в управление Нью-Йорка, способны подготовить все для прослушивания. Перед этими техниками стоит двоякая задача: они должны получить доступ к центральной коробке для нужного телефона, обычно находящейся в наблюдаемом доме или поблизости, и они же должны выбрать наиболее удобное, скрытое, желательно не слишком отдаленное место и установить в нем прослушивающее устройство, оборудованное автоматической записью на ленту. Иногда требуется тайком протянуть телефонные линии по нескольким кварталам, через крыши и проходы между домами.

На той же неделе, в среду 11 октября, Эдди Иган и Сонни Гроссо встретились с командой из ПРБ на Бушвик-авеню в Бруклине, в нескольких кварталах от закусочной Пэтси на углу Моджер-стрит. Место, выбранное для оборудования засады и поста подслушивания, находилось в цокольном этаже современного комплекса многоквартирных зданий, расположенного наискосок от лавки. Сотрудник ПРБ переговорил с привратником одного из зданий и сказал ему только, что полиция проводит секретное расследование и нуждается в тихом месте для встреч. Привратник нервничал, но от сотрудничества не отказался и показал неиспользуемый чулан в дальнем углу подвала.

Теперь им нужно было подобраться к распределительной коробке двух телефонов в закусочной, находившейся на наружной стене в проходе позади здания. Эта часть работы, как обычно, оказалась не такой рискованной, как казалось. Два сотрудника ПРБ просто вошли в закусочную и представились пожилому человеку за прилавком контролерами телефонной компании. (Его проверили позднее, он оказался отчимом Барбары Фука Джо Десиной и часто помогал семье Фука, когда никто из них не мог находиться в лавке.) Пройдя в заднюю часть закусочной, один из «ремонтников»исследовал два телефона общего пользования, а другой вышел в переулочек за лавкой. Второй из них быстро открыл узкий, три фута в высоту, щит, содержащий два вертикальных ряда винтов. По информации, полученной в телефонной компании, он определил два ключевых, «парных» винта и к ним присоединил концы двух проводов. Затем он вернулся к своему товарищу, и они вышли из помещения через центральный вход. Очень скоро они вернулись в переулочек с задней стороны лавки и замаскировали провода, присоединенные к телефонной коробке Пэтси Фуки.

Перебросив пару проводов с одного телефонного столба на другой через Моджер-стрит, оперативники из ПРБ протянули их в подвал многоквартирного дома, где находились детективы из Бюро по борьбе с наркотиками. Провода подсоединили к паре записывающих устройств, помеченных ярлыками «Закусочная-один» и «Закусочная-два», и стали ждать возможности проверить их работу. Автоматические устройства активизировались только при использовании прослушиваемого телефона, и даже в это время физического присутствия человека рядом с ними не требовалось. Слушал ли кто-либо разговор через наушники или нет, но все входящие и исходящие разговоры записывались на перфоленту, что давало полиции дополнительное преимущество – возможность расшифровать телефонные номера, набираемые на данном аппарате. Наконец одно из устройств застрекотало. Этот звук вызывался последовательностью щелчков при неравномерной пробивке миниатюрных отверстий в движущейся ленте. Детективы воспроизвели сделанную запись и услышали разговор посетителя закусочной с женой. Оборудование работало.

На следующее утро Эдди и Сонни снова встретились с командой из ПРБ, на этот раз в Южном Бруклине, и снова с помощью тех же маневров было подготовлено прослушивание телефона Пэтси и Барбары Фука в доме номер 1224 на Шестьдесят седьмой улице. Пункт прослушивания устроили в подвале здания, находящегося за углом дома семьи Фука. Иган или Гроссо могли проверять запись несколько раз в день.

С этого момента началось официально то, что для детективов Игана и Гроссо, для Бюро по борьбе с наркотиками Нью-Йорка и в конечном счете для правоохранительных агентств на двух континентах стало долгой и запутанной тайной операцией, которая смогла поколебать устои международной преступности. Но, не успев начаться, расследование едва не провалилось в первые же двадцать четыре часа.

Очевидно, что офицеры полиции, протягивая линии и устанавливая оборудование в многоквартирном доме наискосок от магазинчика Пэтси, действовали не так незаметно, как им казалось. Один из рабочих в этом здании мог их заметить и, возможно, подглядел ярлыки «Закусочная». Или привратник проболтался. Во всяком случае, Пэтси стало известно о странных делах, происходивших по соседству, поскольку в пятницу утром Сонни был напуган, подслушав разговор какого-то Луи, позвонившего Пэтси в закусочную. По-видимому, они были знакомы довольно хорошо. Было ясно, что Пэтси позвонил Луи из другого места, не застал и попросил перезвонить.

– Пэтси? Что новенького?

– Все хорошо… Слушай, Луи, окажи мне услугу.

– Все, что угодно.

– Речь идет о моих телефонах здесь, в магазине. Мне нужно, чтобы ты их посмотрел.

Собеседник помолчал.

– Прослушка?

– Ты знаешь, о чем я. Когда зайдешь?

– Хмм… как насчет понедельника?

– Да ты что, – запротестовал Пэтси. – А поскорее нельзя?

– Ладно, тогда завтра, в субботу?

– Хорошо, в субботу. Спасибо. Как семья?

– О, все замечательно, они…

– Хорошо, увидимся, – прервал разговор Пэтси и дал отбой.

Через минуту он снова набирал номер. На этот раз он звонил домой. Вкратце рассказал Барбаре о возникших подозрениях, о том, что вокруг закусочной происходит что-то странное, и предупредил не звонить ему туда, пока Луи не разберется, в чем дело.

Гроссо поспешил из точки в подвале в больницу, где в незанятом рентгеновском кабинете разместился Иган. Уловив суть происходящего, Иган воскликнул:

– Вот сволочь! – и с силой хлопнул по подоконнику ладонью. – Как он так чертовски быстро нас раскрыл? И кто такой этот Луи?

– Наверное, парень, понимающий в телефонах, которого они используют. – Сонни задумался. – Знаешь, по тону Пэтси я бы не сказал, что он действительно нас раскрыл. Он что-то слышал, и, может быть, соображает, кого еще это может касаться, кроме него. Но я не думаю, что он уже точно знает, что происходит.

– Ладно, – проворчал Иган, – главное, нам нужно закрыть точку, убрать отсюда ПРБ и снять прослушку с его телефонов. – Он снова ударил по подоконнику. – Мы не только теряем нашу линию, но теперь он, наверное, все время будет озираться по сторонам, даже если его приятель ничего не найдет.

– Вот и я о том же, – с ударением произнес Сонни. – Но предположим, мы сможем убедить Пэтси: да, копы пасут здесь кого-то, но не его. – Говоря это, он наклонился и приблизил лицо к оконному стеклу. Иган, проследив за направлением его взгляда, понял, что он смотрит не на закусочную Пэтси, а на ряд магазинов прямо напротив больницы.

– Другая закусочная! – воскликнул Иган; до него дошло. – Эй! Они знают, что слушают какую-то закусочную. Это может сработать. Давай поддержим эту версию.

Сонни занял больничный телефон и в первую очередь позвонил знакомому лейтенанту из полиции нравов Северного Бруклина, который специализировался на букмекерах и ставках на игры за пределами стадионов. Сонни попросил дать информацию о кондитерской, расположенной на Бушвик-авеню, по диагонали от больницы Святой Екатерины. Очень часто такие магазинчики в жилых кварталах Бруклина, как и в большинстве крупных городов, играли роль оживленных бирж, где проводились незаконные лотереи и делались ставки. Обычно это были непродолжительные закрытые операции, но полиция постоянно им мешала, чтобы не позволить организаторам расширять эту деятельность. Через несколько минут лейтенант подтвердил, что относительно конкретного этого магазина уже накоплено несколько замечаний, но пока руки до него не дошли. В общих чертах Сонни обрисовал существующую проблему и предложил свою схему. Лейтенант согласился сразу же послать людей из своей команды для ведения наблюдения за этим местом и оказания содействия детективам из Бюро по борьбе с наркотиками.

Затем Сонни позвонил в их контору на Манхэттене и сообщил новости Винни Хоуксу и сержанту Джеку Флемингу, действующему главе Специального следственного подразделения в их бюро, которого дело Фука тоже стало интересовать, как только всплыло имя Анджело Туминаро. Наконец он позвонил в контору ПРБ и рассказал им о подозрениях, возникших у Пэтси, и о необходимости в любом случае перенести пункт прослушивания квартиры в другое место.

К полудню субботы ведущие совместное наблюдение детективы из полиции нравов, Эдди и Сонни заметили несколько личностей отталкивающего вида, которые крадучись, насколько это им удавалось, входили в закусочную-ловушку и выходили оттуда. Затем они опознали одного известного букмекера, имевшего длинный список арестов, секретничавшего с хозяином, вероятно, по поводу сделанных ставок.

– Этого должно быть достаточно, – бросил один из сотрудников полиции нравов.

Он и два его коллеги выскочили из больницы и с намеренной драматизацией ворвались в закусочную. Как было заранее согласовано, две радиофицированные машины с воющими сиренами вылетели на Бушвик-авеню и, визжа тормозами, остановились напротив магазина. На тротуаре быстро собралась кучка изумленных зрителей, которые переговаривались и пытались заглянуть внутрь. Затем, пока патрульные в форме картинно сдерживали зевак, детективы вышли на улицу, ведя двух подавленных пленников: букмекера и владельца закусочной. Подойдя к одной из ожидающих машин, один из офицеров, производивших арест, ухмыляясь, громовым голосом, разнесшимся по всей округе, сказал своему компаньону:

– Эти ребята никогда не научатся с умом пользоваться техникой!

– Точно, – согласился другой. – Хозяева не должны подпускать их к телефонам.

Через час Сонни, вернувшийся к оборудованию в подвал, снова услышал стрекот записывающего устройства. Это Пэтси звонил домой.

– Расслабься, малышка, – весело заявил он жене. – Помнишь, я беспокоился вчера о телефонах? Все чудесно.

Они охотились за парнем из соседнего квартала, из соседней кондитерской. Полиция только что накрыла его контору, принимавшую ставки. А мы чисты. Сейчас я позвоню Луи.

Наиболее важной целью, по мнению детективов, была информация о местонахождении Малыша Энджи Туминаро, и в последующие дни и недели Иган и Гроссо проявляли все большую смелость, стараясь подобраться ближе к Пэтси. Детективы начали сами посещать закусочную. Договорившись с санитаром из больницы, Иган получил два белых халата, и они стали ежедневно заглядывать в закусочную вместе с сотрудниками больницы, заходившими туда за сигаретами, журналами, выпить кофе и поболтать.

Когда Эдди и Сонни появились там в первый раз, Пэтси стоял за стойкой. Полицейские нервничали, им было трудно сесть лицом к лицу с человеком, за которым они тайно следили уже две недели. Но Пэтси занимался своим делом и обращал на них внимания не больше, чем на других посетителей. На следующий день Пэтси в лавке не было, его место заняли пожилой человек, которого уже видели агенты ПРБ, отчим Барбары Фука, и низенький коренастый смуглый мужчина, который был с Пэтси и его женой в ту первую субботу, когда Эдди и Сонни начали вести наблюдение. Но еще через день их изобретательность была вознаграждена.

Одетые в белые халаты детективы сидели, ссутулившись, над стойкой, щипали кексы и прихлебывали кофе. За стойкой стоял моложавый коренастый парень Тони, оказавшийся братом Пэтси. Самого Пэтси они тоже могли видеть, он сидел за мозаичным кухонным столом в задней комнате лицом в сторону лавки, частично скрытый мятой зеленой занавеской, отделяющей эту комнату от остального помещения. В закусочной была лишь одна посетительница, просматривающая полку с книгами в бумажных обложках. Вдруг Иган почувствовал, что Сонни, сидевший ближе к двери на улицу, напрягся и чуть повернулся в его сторону. В закусочную входили двое мужчин.

– Знакомые из Гарлема! – прошептал Сонни, опуская голову еще ниже.

Иган лениво взглянул на вновь прибывших и понял, в чем дело. В подобных типах, с грубой внешностью, темноволосых, с землистым цветом кожи, полицейский сразу распознает бандитов. Сонни предупредил, что он знал этих парней по району, где жил, а они, скорее всего, знали его. Но они не смотрели ни на кого, кроме Пэтси, сидевшего в задней комнате. Не задерживаясь, прошагали мимо стойки и сели к столу, наполовину скрытому занавеской. Иган увидел, как тот, что сел рядом с Пэтси, положил на стол пухлый коричневый бумажный пакет.

Несколько минут они переговаривались. Затем человек, сидевший напротив Пэтси, встал спиной к магазину и согнулся над столом. Иган мог видеть, как Пэтси наклонился вперед, поглощенный тем, что ему показывали. Они считают бабки, расплачиваются, подумал Иган, и почти тут же его предположение подтвердилось, когда тот, кто стоял, сел на свое место, и детектив поймал момент, как Пэтси запихивает в пакет последнюю пачку банкнот.

Потом Пэтси поднялся, держа бумажный пакет в руке. Он холодно кивнул и что-то сказал гостям, которые после этого поднялись со своих мест и прошли через закусочную обратно на улицу. Через минуту Пэтси надел тяжелое серое пальто и вышел из задней комнаты.

– Тони, – обратился он к коренастому парню за стойкой, – присмотри за лавкой. Я еще вернусь.

Он вышел. Иган и Гроссо видели, как он повернул за угол Моджер-стрит.

Иган сполз с табурета.

– Увидимся в палате.

В ответ Сонни крикнул:

– С тебя кофе и булочка!

Когда Иган переходил улицу, торопясь к «корвейру», припаркованному напротив больницы, Пэтси только-только тронулся с места и направил «олдсмобиль» вверх по Моджер-стрит. Иган, не снимая белого медицинского халата, сопроводил Пэтси к его дому на Шестьдесят седьмой улице. Он видел, что Пэтси вошел внутрь, держа в руках коричневый пакет с деньгами. «Теперь у нас кое-что вырисовывается, – подумал детектив. – Пэтси – это тот человек, которому торговцы приносят бабки».

* * *

Получив возможность наблюдать за магазином Пэтси, Эдди и Сонни задумались о приемлемом способе заглянуть к нему домой. Через два дня утром Барбара Фука предоставила им такой шанс. Проверка ленты с записью на Шестьдесят седьмой улице показала, что она звонила в универмаг «Мейсис» и заказала там на 187 долларов тканей, которые потребовала доставить на следующий день, не позже. Иган позвонил начальнику службы безопасности универмага и узнал, что товар должны были доставить на следующее утро через Единую посылочную службу. Тогда он связался с этой службой и узнал примерное время, когда грузовик с этой посылкой должен прибыть в район Шестьдесят седьмой улицы и Двенадцатой авеню, и наиболее вероятный его маршрут.

На следующий день Иган и Гроссо перехватили фургон посылочной службы за три квартала от дома номер 1224 по Шестьдесят седьмой улице. Иган показал полицейский значок и, не вдаваясь в подробности, объяснил, что они занимаются расследованием и хотят занять грузовик приблизительно на полчаса. Он предложил заволновавшемуся водителю позвонить для проверки начальнику его службы безопасности. Затем Иган реквизировал коричневую куртку и кепку водителя, взобрался в фургон и отъехал, а Сонни предусмотрительно отвел сбитого с толку водителя в свой автомобиль с откидным верхом, припаркованный у Двенадцатой авеню.

К дому семьи Фука Иган подъехал с упакованными в коробку тканями около трех часов дня. Барбара впустила его внутрь. Теперь, к удивлению Игана, ее волосы не были ни светлыми, ни пышными, а короткими и растрепанными, какого-то тусклого мышино-каштанового цвета. Так, значит, она носит парики – это стоило иметь в виду. Иган втащил большую посылку в гостиную. Дом был красиво обставлен, чувствовалась профессиональная работа. На полу лежал толстый белый ковер, стояла антикварная мебель, обитая дорогой синей тканью, прекрасно гармонировавшая со светильниками, свисавшими на цепях, а медные, золотые или какие-то еще детали сверкали так, что не возникало сомнений в постоянном уходе за ними. Иган подумал, что, проживая в местах такого сорта, женщины должны держать детей запертыми на чердаке. Но на диване сидела еще одна женщина, а на полу два ребенка рисовали карандашами в книжках-раскрасках. Он помнил, что в семье Фука был один ребенок, которому еще не исполнилось двух лет, поэтому эти дети должны были принадлежать другой женщине. Его опытный взгляд также ухватил кое-что еще: под выходящим на фасад окном почти незаметные за белыми занавесками провода тянулись к устройству охранной сигнализации. Пэтси был осторожным человеком.

Посылка доставлялась наложенным платежом, поэтому Барбара прошла через гостиную к французскому столу в провинциальном стиле. Она открыла ящик и затем потянулась вглубь него – как подсмотрел Иган, – словно нащупывая какой-то секрет; она нашла, что искала, и под первым ящиком выдвинулся второй скрытый ящик. Козырек кепки помог Игану скрыть удивление, наверняка появившееся в его глазах, поскольку раньше он уже видел точно такой же механизм, фирменное устройство одного итальянского плотника, работавшего только для влиятельных членов мафии.

Барбара извлекла из потайного ящика пачку банкнот, отсчитала 187 долларов и протянула их Игану. Он попросил ее подписать копию квитанции и поблагодарил. Она улыбнулась, а он коснулся рукой кепки, прощаясь с ней и другой женщиной. Все это время дети не обращали на него никакого внимания.

Из этого эпизода Эдди и Сонни сделали вывод, что, знает об этом Пэтси или нет, его жене известно о тайнике с деньгами. Еще детективы предположили, что Пэтси не только имеет привычку хранить дома крупные суммы, но, может быть, не выполняет свои обязанности и не фиксирует размер хранящейся суммы.

Из этого, в свою очередь, логически вытекало несколько дальнейших предположений. Если Пэтси был вовлечен в сеть распространения героина, он, вероятно, действовал в операциях с крупными покупателями в качестве посредника, представителя Малыша Энджи. Новое высокое положение Пэтси могло опьянить его, и он стал небрежничать. Разумеется, каждый «связной», приносящий деньги, с точностью до унции знал, сколько наркотика он должен получить взамен, однако ясно, что Пэтси не вел записей, а просто набивал деньгами тайник, который, не являясь секретом для его жены, мог оказаться недостаточно полным. Пусть даже Пэтси не был семи пядей во лбу, но во всех других отношениях он вел себя очень осторожно, и его не следовало недооценивать.

– Бедный Пэтси, – хохотнул Иган, – если у него не хватит бабок для оплаты следующей партии, некоторые из его связных не получат то, за что уже заплатили.

– А когда его друзья поумнеют?..

Так или иначе, в них росла уверенность, что Пэтси Фука может стать инструментом, который поможет им выманить Малыша Энджи Туминаро.

Глава 4

К середине ноября 1961 года Пэтси и Барбара Фука находились под наблюдением уже шесть недель. В разное время и в разных местах «связные» передавали Пэтси деньги или на глазах у наблюдавших полицейских, или на тайных встречах. В полиции считали, что в некоторых случаях Пэтси мог давать в обмен небольшие порции героина, и его можно было взять в каждом этом случае. Но в перспективе они могли получить гораздо больше – а именно узнать местонахождение Малыша Энджи, более крупной фигуры, – поэтому они позволяли Пэтси действовать, держа его на длинном поводке.

К этому моменту шеф Кэри назначил в помощь Эдди Игану и Сонни Гроссо нескольких других членов управления. Федеральное бюро по борьбе с наркотиками в лице директора нью-йоркского отделения Джорджа Гафни достаточно заинтересовалось этим делом, чтобы выделить для сотрудничества с городской полицией специального агента Фрэнка Уотерса. Таким образом, за весь ноябрь вряд ли можно было указать хоть один час, в дневное или ночное время, когда за каждым движением семьи Фука не велось наблюдение.

Иган и Гроссо по-прежнему руководили наблюдением в целом, регулярно докладывая о результатах своему боссу лейтенанту Винни Хоуксу и сержанту Джеку Флемингу из ССП. А свободное время оба детектива продолжали использовать для более глубокого изучения организации Туминаро – Фука. Иногда Сонни освобождал вечер для боулинга или шел с партнером в воскресенье на стадион «Янки» посмотреть футбольный матч с участием «Нью-Йорк джаентс». Игану изредка удавалось встретиться с Кэрол Гэлвин. Но значительную часть свободного времени они отдавали делу Фуки, выслеживая известных «толкачей» и торговцев наркотиками в Гарлеме и Бруклине или выпытывая у наиболее надежных осведомителей новые сведения о Пэтси.

Отношения Игана с Кэрол Гэлвин давали ему возможность отвлечься от этого дела. Он очень хотел быть с ней рядом и не сомневался, что она тоже к нему привязалась. Кэрол была по-настоящему красива, и у него до тех пор еще не было такой привлекательной подружки. Впервые он встретил ее, случайно зайдя в «Копу» в сентябре, и, поскольку она откликнулась на неизбежное заигрывание, очень скоро стал каждый вечер заезжать за ней и провожать из клуба, закрывавшегося в три часа ночи. Это не было ему в тягость, ведь он в любом случае редко возвращался с задания раньше этого времени. Зато его раздражали просьбы не ждать ее в клубе; Кэрол опасалась, что, поскольку среди посетителей «Копы» были известные гангстеры, администрацию могло рассердить присутствие копа, пусть даже его интересовала только гардеробщица. Поэтому они встречались у Центрального парка, недалеко от угла Шестидесятой улицы, и шли в какой-нибудь китайский ресторанчик или в пиццерию. Скоро между ними сложились очень дружеские отношения.

Внешние данные позволяли Кэрол стать моделью или актрисой, но, возможно, девятнадцатилетней девушке не хватало честолюбия или дисциплинированности. Она участвовала в обычных конкурсах красоты и поступила на работу в «Копу», чтобы попасть на глаза «нужным» людям. Но ничего интересного не случилось, не считая, конечно, неминуемых предложений от влюбчивых посетителей. Ничего, не считая того, что она сама влюбилась в рыжего копа.

По возможности Иган старался ее оградить. Ему не нравилось, что она работала в «Копе» именно из-за того, что это место посещали богатые гангстеры. Они оба жили в Бруклине, и он дал ей ключ от своей квартиры. У Кэрол не было семьи, и если рано утром, после закрытия «Копы», Эдди не мог ее встретить, она на своей машине ехала к нему и дожидалась, когда он закончит сражаться с торговцами героином и появится дома. Такое положение дел едва ли устраивало их обоих, и у Игана возник новый замысел, чему способствовали как инстинкты полицейского, так и желание чаще видеть Кэрол. Он узнал о вакантном месте барменши в ресторане более «благопристойном», как он ей сказал, расположенном в нижней части Манхэттена на Нассо-стрит, в финансовом районе, неподалеку от штаб-квартиры Бюро по борьбе с наркотиками. В зависимости времени суток клиентура «Таверны на Нассо» разительно различалась – от брокеров, банковских служащих и юристов во время ланча до групп, посещавших прибрежные районы вечером. Даже Пэтси Фука заглядывал сюда по случаю, а его брат Тони был регулярным посетителем. Кэрол становилась потенциально ценным источником информации.

На новой работе Кэрол освобождалась каждый вечер в одиннадцать, и почти всегда Игану удавалось ее встретить и взять с собой, чтобы уже вместе с ней продолжить наблюдение за Пэтси Фукой. Это начало раздражать его партнера Сонни Гроссо, но Иган заметил, что может сидеть у лавки или дома Пэтси не с Сонни, а с Кэрол с таким же успехом, только быть рядом с Кэрол ему значительно приятнее.

Но такое однообразие Кэрол скоро надоело. Она начала намекать Игану, что такая жизнь не для него и не для них, что он должен бросить работу в полиции и, если он не будет так стеснен работой, их ждет захватывающе интересная жизнь. Однако Иган абсолютно не чувствовал себя стесненным: он был энтузиастом своего дела, стремился достичь поставленной цели, хотя часто нарушал инструкции. Он нуждался в Кэрол, но работа была важнее. Кэрол сообщала ему об интересных предложениях, полученных от состоятельных посетителей ресторана, и намекала, что может задуматься над ними всерьез. Ссоры между ними вспыхивали все чаще.

Что касается работы, то Иган и Гроссо успевали повсюду. Они собрали довольно много информации об образе жизни и окружении семьи Фука. Отчим Барбары во времена «сухого закона» специализировался на грабежах грузовиков, но уже давно «завязал» и теперь иногда помогал в магазине. (Это его стареньким «доджем» пользовался от случая к случаю Пэтси.) Тем неопрятным субъектом мрачного вида и в выцветшей куртке типа «лесоруб», которого они видели несколько раз, был Тони, брат Пэтси. Ему исполнилось тридцать один год, он был годом старше Пэтси. Тони был портовым рабочим, жил в обветшалом районе Бронкса с женой и двумя маленькими дочерьми. Родители Пэтси, которым было уже больше шестидесяти лет, имели собственный трехэтажный дом, два верхних этажа которого сдавали в аренду; этот дом находился на Седьмой улице неподалеку от района Гованус в Бруклине. Старший Фука, носивший имя Джузеппе, или Джозеф, отбыл срок за разбойное нападение. По-видимому, единственными друзьями Пэтси и Барбары, с которыми они проводили время, были портовый рабочий Ники Травато и его жена, которую тоже звали Барбара, жившие через четыре квартала от семьи Фука на Шестьдесят Шестой улице, неподалеку от Пятнадцатой авеню. Хотя Ники работал в доках и жили они в убогом, покрытом копотью многоквартирном доме, практически под Нью-Утрехт-авеню, где проходил надземный участок линии метро, полицейские с интересом отметили, что у Травато есть довольно новый «кадиллак». Несколько раз ночью они видели, как Пэтси садился в машину Ники и тот возил его по Бруклину. Иногда один из них выходил из машины и ненадолго скрывался в каком-либо магазине или здании, затем возвращался, и ночная поездка продолжалась. Детективы сделали вывод, что они занимались доставкой наркотиков и, возможно, собирали плату. Ясно, что Ники был в курсе, поэтому его также занесли в пока небольшой, но продолжавший расти список людей, близких к Пэтси Фуке.

Много ночей Пэтси не ночевал дома. Обычно он оставался в лавке почти до полуночи, но три-четыре раза в неделю направлялся затем не домой, а в Манхэттен. Проехав минут пятнадцать, он останавливался у бара «Пайк-Слип Инн». Это была тускло освещенная, мрачная забегаловка, находившаяся почти под Манхэттенским мостом, за углом от причалов на Ист-Ривер, неподалеку от красочного Фултонского рыбного рынка. Бар этот принадлежал бандиту Мики Блейру и имел репутацию прибежища для грабителей и других закоренелых преступников.

Пэтси здесь принимали как члена королевской семьи, и, впервые попав сюда вслед за ним, Эдди и Сонни почувствовали возбуждение от предвкушения удачи. В первый раз Сонни вошел в бар за Пэтси и, наблюдая за ним из угла у двери, мог сделать вывод, что приблизительно дюжина посетителей знала о тесных отношениях Пэтси с Малышом Энджи и оказывала ему должные почести. Но во время последующих визитов в этот бар Сонни понял, что Блейр никакого значения для Пэтси не имеет, а главный его интерес в этом месте, видимо, был связан с барменшей, изящной и миловидной латиноамериканкой Инес. Пэтси уделял ей много внимания, проявлявшегося в грубой сладострастной манере – заигрывал с ней, целовал или обнимал, когда она проходила мимо, шептал что-то на ухо или хрипло смеялся какой-нибудь шутке. В конце концов он выезжал на Манхэттенский мост и держал курс домой, в Бруклин.

Из-за поздних возвращений мужа Барбара Фука должна была искать для себя развлечения почти каждый вечер. Ее излюбленным времяпрепровождением была игра в бинго, и, вероятно, к такому образу жизни она привыкла уже давно, поскольку точно знала расписание всех вечеров бинго в Бруклине и даже ездила на некоторые игры в Куинс. Три-четыре раза в неделю Барбара вместе с Барбарой Травато или другой молодой женщиной, обладательницей замечательных рыжих волос по имени Мэрилин, отправлялась в какую-нибудь церковь или в клуб. Сначала Иган и Гроссо, не имея другого способа выяснить, не являются ли эти прогулки прикрытием и не Барбара ли фактически играет роль того медиума, через которого Анджело Туминаро общается со своим племянником, считали благоразумным сопровождать женщин в общественный центр, выбранный для вечера. Они пристально наблюдали за всеми, с кем на этих собраниях разговаривала Барбара, но ни разу не обнаружили никакого намека на то, что ее интересовало что-либо еще, кроме невинного развлечения, и вскоре заскучавшие детективы перестали провожать ее на бинго.

Время от времени вечерами Пэтси все-таки брал с собой жену, и по крайней мере однажды, в первые дни наблюдения, они продемонстрировали довольно странный вкус к развлечениям. Вечером в пятницу, в конце октября, Эдди и Сонни последовали за Пэтси и обеими Барбарами через Белт-Парквей в округ Нассо и очутились на веселом костюмированном балу в кантри-клубе Линбрука, на южном берегу Лонг-Айленда.

В начале ноября в полицию через осведомителей стали доходить сведения о растущей «панике» на улицах – имевшиеся запасы наркотиков быстро таяли. Прошел слух, что очень скоро в город должна была прибыть крупная партия товара. Детективы удвоили бдительность, уверенные, что Пэтси Фука будет в центре событий.

Поздно вечером в субботу, 18 ноября, Эдди и Сонни сидели в машине Сонни у закусочной Пэтси, с другой стороны перекрестка. Они приехали сюда еще днем и устали, к тому же к ночи сильно похолодало. Пэтси вяло передвигался в лавке, готовя ее к закрытию, и полицейские чуть ли не молились, чтобы он отправился домой и дал им немного отдохнуть.

Забавы ради Эдди надел рыжий парик и мягкую женскую шляпу, закатал брюки под плащ и прижался к сидевшему на месте водителя черноволосому Сонни. Случайный прохожий должен был увидеть трогательную, хотя и несколько забавную картину: прильнувших друг к другу худого смуглого молодого человека и чрезвычайно массивную, румяную девушку.

Вскоре после 23:30 перед закусочной остановился синий малолитражный «бьюик» с двумя молодыми женщинами и просигналил. Детективы не сомневались, что это был один из автомобилей семьи Фука, но сидевшая за рулем женщина не была похожа на Барбару, и пассажирку они тоже не смогли узнать. Через минуту свет в лавке погас, и появился Пэтси. Он запер дверь, влез на переднее сиденье рядом с женщинами, и машина тронулась.

Все выглядело так, будто Пэтси ехал на вечеринку. Детективы повздыхали – придется продолжить слежку, ведь никто не мог сказать, когда и как Пэтси попытается войти в контакт с Малышом Энджи. Они последовали за «бьюиком» по автостраде Бруклин-Куинс в южном направлении; по крайней мере, Пэтси ехал не в Манхэттен. Двигаясь по шоссе, «бьюик» обогнул Бруклинский судостроительный завод, спустился на берег к устью Ист-Ривер против небоскребов нижнего Манхэттена, затем поднялся и пересек канал Гованус, выехал у Четвертой авеню и оказался на Седьмой улице. В этом районе жили родители Пэтси. Малолитражка нашла место для парковки рядом с жилищным массивом.

Иган и Гроссо медленно двигались на восток по улице с односторонним движением и смотрели, как Пэтси с женщинами входил в дом родителей, дом номер 245, находившийся в середине ряда семи одинаковых трехэтажных строений. И тут Сонни узнал одну из женщин:

– Это же Барбара, просто она надела другой парик.

Иган согласно кивнул и добавил:

– А я узнаю теперь и другую, это ее рыжеволосая подруга Мэрилин.

В управлении взяли на заметку эту Мэрилин, но пока она была им известна только как близкая подруга Барбары.

– Что интересно, – прокомментировал Сонни, когда они парковались у пожарного гидранта почти на углу Четвертой авеню, – кажется, уже поздновато беспокоить пожилых людей, да еще приводить с собой подругу.

Приблизительно через двадцать минут троица вышла из дома и снова расположилась в «бьюике». На этот раз за рулем была Мэрилин. Теперь детективы последовали за ними на запад по Девятой улице, а затем поднялись на автостраду Гованус. Машины миновали кратчайшие съезды в туннель Бруклин-Баттери и к Бруклинскому мосту, но у Флэтбуш-авеню малолитражка свернула в сторону Манхэттенского моста. Однако дорожные работы затрудняли подъем на мост, и после некоторого колебания они вернулись на автостраду и продолжили путь на север к Уильямсбургскому мосту.

С того момента, как они отъехали от дома родителей Пэтси, Иган взял микрофон радиостанции, постоянно комментируя маршрут для другой машины, в которой находились сотрудник их бюро Дик Аулетта и федеральный агент Фрэнк Уотерс, оставшиеся в районе Уильямсбурга у закусочной Пэтси. В какую бы сторону ни направились объекты – обратно к закусочной или на Манхэттен, – Аулетта и Уотерс должны были поддержать Игана и Гроссо. Когда наконец «бьюик» просигналил, что поворачивает на Уильямсбургский мост, Иган посоветовал другой паре детективов трогаться и тоже направляться к мосту.

Автомобильный поток, хотя и не слишком интенсивный в этот поздний час, пересекал Ист-Ривер крайне медленно и у конца пролета замедлился почти до полной остановки. Теперь несколько машин отделяли Сонни от семьи Фука, и Иган, пытаясь справиться со шляпой и париком, непрерывно чертыхаясь, высунулся в правое окно и вытянул шею, чтобы не упустить из виду синий «бьюик». Спуск с моста на Диланси-стрит частично блокировала огромная зеленая машина техпомощи, мигавшая красными предупредительными огнями.

– Чертов полицейский тягач. Авария, наверное! – крикнул он через плечо партнеру. – Копы!

Впереди можно было разглядеть полицейского из тягача в синей форме, пропускавшего по одному автомобилю с перегруженного моста на единственную открытую узкую улочку. Пока он наблюдал, «бьюик» получил разрешение проезжать вперед на Диланси. Машина Игана и Гроссо стояла неподвижно, и перед ней замерли в ожидании еще три машины.

Иган распахнул дверцу.

– Побегу за ними, посмотрю, куда они поедут. Следи за мной, не теряй из виду… – Он выскочил наружу и побежал вниз с моста за малолитражкой Пэтси.

Иган не представлял, сколь нелепо выглядел, когда мчался по Диланси-стрит в половине первого ночи, или это абсолютно его не волновало. Это был старый район, где традиционно проживали иммигранты-евреи, и, несмотря на поздний час, в эту субботнюю ночь после священного дня отдохновения многие заведения сверкали яркими огнями. Оставались открытыми почти все магазины кошерной кулинарии и китайские рестораны. На тротуаре было довольно много прохожих, и они с изумлением смотрели на высокого краснолицего мужчину с мягкой шляпой в руке, в криво нахлобученном рыжем парике, развевающемся плаще и с голыми ногами. Точнее, только одна его нога оставалась голой, поскольку штанина на другой, пока он бежал, начала развертываться из-под плаща.

К счастью, малолитражку Пэтси задержал красный свет на двух перекрестках, и Иган увидел, как она поворачивает налево на Аллен-стрит, направляясь вниз к Пайк-стрит и к реке. Мокрый от пота, несмотря на ноябрьский холод, вдыхая воздух всей грудью, он возбужденно скакал по «островку безопасности» на пересечении Диланси- и Аллен-стрит, ища глазами «олдсмобиль» Сонни. Когда Сонни наконец подъехал, Эдди уже был на переходе, танцуя среди маневрирующего потока машин, пытаясь одним глазом наблюдать за партнером, а вторым за машиной Пэтси, быстро удалявшейся вниз по Аллен-стрит. Иган сделал Сонни знак поворачивать налево и, когда машина притормозила, прыгнул на сиденье.

– Аллен… Пайк-Слип… – выдохнул Эдди, пока Сонни делал поворот. – И где наши парни? – через мгновение хрипло спросил он.

– Все еще торчат сзади, на мосту. – Сонни бросил взгляд на тяжело дышавшего партнера, и на его обычно меланхоличном лице засветилась улыбка.

– Что смешного? – спросил Иган.

– Я просто подумал, если Пэтси направляется в «Пайк-Слип Инн», тебе нужно там показаться. Выглядишь как старая шлюха. Там тебя приласкают.

Иган осмотрел себя.

– Ладно, но следующий раз ты наденешь эти шмотки, хитрый гад, – хохотнул он, стягивая парик и раскатывая штанину.

Из рации заскрипел голос Дика Аулетты:

– Где вы, ребята?

– Съехали с моста? – ответил вопросом Сонни.

– Какая здесь суматоха! Мы на Диланси.

– Сворачивайте налево на Аллен. Мы как раз приближаемся к Восточному Бродвею. Будем держать вас в курсе, как поняли? – Сонни переключил радиостанцию.

– Вас понял, – подтвердил прием Аулетта.

– Погоди-ка, они сворачивают налево на Восточный Бродвей… – прервал его Сонни.

Синий «бьюик» подъехал к тротуару и остановился у следующего угла. Сонни подвел «олдсмобиль» к углу Аллен и Восточного Бродвея как раз вовремя, чтобы увидеть, как Пэтси вышел из малолитражки и быстро зашагал через авеню. Не говоря ни слова, Иган выскочил из машины, перебежал Аллен-стрит и, как бы прогуливаясь, пошел к тому месту, куда направлялся Пэтси. Тем временем Сонни сделал поворот, проехал по Восточному Бродвею мимо стоявшего с включенным мотором «бьюика», в котором остались сидеть Барбара и Мэрилин. У следующего угла на Рутджерс-стрит он развернулся, чтобы возвратиться по противоположной стороне авеню. Но вдруг перед Сонни, визжа шинами, из ряда машин, припаркованных у обочины, вывернул большой светлый седан, сделал резкий разворот, притормозил немного рядом с малолитражкой, затем дал полный газ и понесся от центра по Восточному Бродвею. Женщины в «бьюике»-малолитражке последовали за ним.

Иган поспешил к машине партнера. Пока Сонни разворачивался, чтобы броситься в погоню за двумя удалявшимися машинами, до них донесся голос Фрэнка Уотерса:

– Сейчас мы как раз позади вас. Что происходит?

Сонни схватил рацию.

– Видели большой светлый седан, ребята? Он развернулся и рванул в этом направлении. Машина Пэтси вроде бы следует за ним.

– Ответ отрицательный.

– Я видел, – воскликнул Иган, еще не отдышавшись, – но не разобрал, кто его ведет. Это был Пэтси?

– Наверное. Все случилось так быстро. Машина, кажется, желтовато-коричневая.

– А номера?

– Будто бы белые.

– Не наши.

– Смотри! – воскликнул Сонни.

В двух кварталах впереди «бьюик» поворачивал направо. Седан уже пропал из виду. Когда детективы приблизились к углу улицы, как оказалось Монтгомери-стрит, Сонни сбросил скорость почти до нуля, а Иган выскочил из машины и побежал заглянуть за угол огромного здания, подняв, предостерегая, левую руку. В глубине улицы он увидел две пары красных задних фонарей, двигавшихся к реке. Через три квартала ведущий автомобиль снова начал поворачивать направо, второй по-прежнему следовал за ним. Иган опустил руку и побежал обратно к машине Сонни. Они свернули на Монтгомери; Аулетта и Уотерс теперь ехали вплотную сзади.

Третий перекресток был с Черри-стрит. Сонни опять затормозил, а Иган еще раз подкрался к углу большого многоквартирного дома. Теперь красные точки находились от них на расстоянии двух кварталов… и снова начали поворот, теперь налево. Иган помчался обратно к машине, подавая сигналы следовавшим за ними детективам. Обе машины повернули налево и медленно проехали мимо растянувшегося высотного жилого комплекса Лагардия. Улица плохо освещалась и, не считая пустых автомобилей, стоявших у обоих тротуаров, пустовала. Перед ними высоко над землей виднелся Манхэттенский мост. Они пересекли Клинтон-стрит и замедлили движение перед следующей улицей, Джефферсон-стрит. В третий раз, не дожидаясь остановки машины, Иган выпрыгнул на улицу и бесшумно побежал по тротуару на носках, напоминая неуклюжего танцора. На углу еще одного громадного здания он пригнулся ниже и поднял правую руку, удерживая партнеров сзади. У ближайшей к нему обочины стояли пустые машины, загораживая вид, но ему показалось, что он слышит низкий шум мотора, работавшего вхолостую, а потом удалось разглядеть красный свет заднего фонаря. Должно быть, его поза взывала к действию, поскольку сзади послышались легкие шаги. Иган бросил взгляд назад, прижав палец к губам. Это был Фрэнк Уотерс. Иган снова посмотрел за угол и, в тот момент, когда Уотерс коснулся его локтя, увидел через улицу вспышку тусклого света и услышал звук хлопнувшей автомобильной двери.

– Что? Что это было? – напористо зашептал агент.

– Свет в машине. Кто-то только что вышел, кажется. Но я ничего не вижу.

Затем послышался еще один щелчок, вероятно, дверь другой машины закрыли более осторожно, и раздался звук разгонявшегося мотора. Красный огонек двинулся с места.

Иган схватил Уотерса за руку и увлек обратно к машинам.

– Они уезжают, – сказал он. – Мы с Сонни их берем, а вы с Диком ждите здесь, пока я не свяжусь с вами.

Не знаю, сменил ли Пэтси опять машину. – Он повалился на сиденье рядом с партнером, рявкнув: – Вперед! – И они поехали по Джефферсон.

Сонни повернул за угол. Задние огни приближались к Саут-стрит под виадуком, в двух кварталах перед ними. Теперь они видели лишь одну машину. Сонни нажал на газ. Впереди машина сворачивала направо на Саут-стрит. Это был маленький «бьюик» Пэтси. Детективы могли разглядеть неясные очертания голов на переднем сиденье – их могло быть как три, так и две.

Когда Сонни поворачивал на Саут-стрит, Иган сделал ему знак подъехать к затемненной заправочной станции, находившейся сразу же за углом. Одновременно он потянулся к микрофону рации.

– Фрэнк, Дик! Это точно его машина. Он может быть в ней, но мы не уверены. Теперь вы, парни, присмотрите за ними.

– Вас понял.

– Они двигаются по Саут-стрит, довольно медленно. Теперь, кажется, поворачивают на Пайк… – Через несколько секунд Иган и Гроссо увидели, как белый седан Фрэнка Уотерса вывернул с Джефферсон-стрит и исчез на Саут-стрит вслед за синей малолитражкой. – Мы осмотрим место на Джефферсон, где они стояли. Он должен был избавиться от большой машины. Если ничего не произойдет, возвращайтесь. Как поняли? – добавил Иган в микрофон.

– Вас понял.

Сонни вывел «олдсмобиль» с задней стороны заправочной станции на Уотер-стрит, плавно выехал за угол напротив Джефферсон-стрит, выключил мотор и огни. Они с Иганом вышли из машины и, каждый на своей стороне улицы, стали осторожно обходить Джефферсон по направлению к Черри-стрит, обследуя все автомобили, стоявшие у тротуара. Примерно в середине квартала Иган громким шепотом спросил у Сонни:

– Желтовато-коричневая, ты говорил?

– Мне так показалось, – прохрипел ему в ответ партнер. – Белые номера?

– Дьявол. Вот же она.

Иган стоял перед четырехдверным «бьюиком», желтовато-коричневого или светло-коричневого цвета с белобокими покрышками. Это была сравнительно новая машина, по их предположению 1960 года выпуска. На правом переднем крыле была выбита маркировка «инвикта». Но более всего детективов заворожили номерные знаки: они были канадскими из провинции Квебек.

Пока Сонни записывал номера и другие параметры машины, Иган прокрался дальше по темной улице, заглядывая в каждый припаркованный автомобиль. В них не было ни одного человека, и ни одна машина не показывалась поблизости. Он взглянул на часы – начало второго. А ему казалось, что прошло несколько часов. Какой во всем этом смысл? Зачем Пэтси так поздно приехал в Манхэттен с женой и ее подругой, сел в канадский «бьюик», объехал вокруг и оставил его на этой узкой и темной улице? Испугался он или оставил машину, чтобы кто-то еще мог ее забрать? И кто это может быть? Его дядя? Но почему канадскую машину?

Иган вернулся к Гроссо, и тот встретил его вопросом:

– А ты знаешь, что она открыта?

– Я не пробовал ее отрывать. И что там внутри?

– Ничего. Чисто.

– Ну, это ничего не значит, – сказал Иган. – Если в ней есть ценности, которые им не хотелось бы потерять, они не должны были оставить их на сиденье. А багажник?

– Заперт. Давай вернемся к машине и расскажем все ребятам.

Не успели они забраться в «олдсмобиль», как рация завопила:

– …слышите меня? Подтвердите, прием.

– Пучеглазый и Хмурый здесь, прием, – отозвался Сонни.

– Никак не могли вас разбудить, парни! – воскликнул Фрэнк Уотерс. – Что нового?

– Мы нашли брошенную машину. Желтовато-коричневый «бьюик-инвикта», примерно 1960 года. Канадские номера…

– Канадские! Ух, здорово! – Экспрессивный низкорослый агент был явно возбужден. – Это просто отлично! Канада…

– А что у вас, ребята?

– Сейчас мы находимся в середине Манхэттенского моста, практически над вашими головами. Они возвращаются в добрый старый Бруклин – домой, я надеюсь.

– Так нашпарнишка действительно с ними?

– Точно. Он в машине, нет никаких сомнений. Они высадили девчонку в районе Кэнал-стрит, затем он слез с заднего сиденья, сел за руль, и они вдвоем поехали на мост. Подруга взяла такси и направилась вроде бы в верхнюю часть города. Номер такси у нас есть, можно потом проверить ее маршрут. Но я не думаю, что эта рыжая нам нужна.

– Я тоже. Она могла быть просто прикрытием. Ладно, мы еще здесь пошатаемся. Кто-нибудь может подойти за канадской машиной?

– Обязательно подойдет! – вскричал Уотерс. – Вы там сидите на динамите! Как только мы уложим мальчика в постельку, сразу вернемся. Дадим знать, когда въедем в радиозону, прием.

– Вас понял. – Иган наклонился и показал в сторону Черри-стрит. – Там, в жилом комплексе, есть автостоянка. С нее будет прекрасно видна вся Джефферсон.

Они проехали вверх по Джефферсон-стрит, и Сонни поставил «олдсмобиль» у выезда с автостоянки. Выключив мотор и огни, они вытянулись в темноте и стали ждать и размышлять о том, что произошло. Не спеша они разобрали всю ситуацию и, чем больше говорили, тем сильнее проникались энтузиазмом Уотерса. Вероятно, они действительно наткнулись на Пэтси в самый разгар крупной операции. Какое-то время назад основной исходный пункт для контрабанды наркотиков в Штаты переместился в Канаду, главным образом в Монреаль. Поэтому без всяких натяжек можно было сделать очень правдоподобный вывод: данный «бьюик» мог быть средством обмена, он или привез наркотики из-за границы, или повезет туда деньги, или предназначен и для того, и для другого. Если все обстояло именно так, то кто-то должен прийти и забрать его. Во всяком случае, это растущее в них предчувствие помешало им сразу осознать, что впервые с тех пор, как заинтересовались Пэтси Фукой, они не думали об Анджело Туминаро.

– Уотерс на связи. – Слабый голос из рации помешал им продолжить обсуждение. – Хмурый? Пучеглазый? Как слышите?

– Пучеглазый слушает, прием, – ответил в микрофон Эдди, взглянул на часы и снова удивился: было почти без десяти два, они просидели на стоянке уже сорок минут.

– Они возвращаются домой, это точно. Мы развернулись и направляемся назад. Будем у вас через несколько минут.

– Понял, понял вас.

Казалось, они едва успели снова устроиться поудобнее, как свет фар, пробежав по Черри-стрит слева от них, разорвал ночной мрак. Эдди и Сонни сползли по сиденьям пониже. С тех пор как они находились здесь, это была вторая машина, въехавшая в квартал; кроме нее, был еще грузовой фургон, проехавший по своим делам по Черри мимо Джефферсон-стрит, не останавливаясь. Теперь же приближавшиеся огни медленно двигались по периметру жилого массива, остановились на линии автостоянки и погасли. Это был легковой автомобиль белого цвета. Подняв немного голову, Сонни увидел, как кто-то выходил из машины – мужчина, крепкого сложения, с непокрытой головой. Осторожно он начал двигаться к въезду на автостоянку. Это же Аулетта.

Сонни сел.

– Это они, – шепнул он. – Дик и Фрэнк.

Иган и Гроссо вылезли из «олдсмобиля», тихо подошли к другой машине, остановившейся неподалеку, и забрались на заднее сиденье.

– Черт, вы нас напугали! – пожаловался Иган. – Мы только что кончили с вами говорить, и тут подъезжает какая-то машина. Почему не сказали, что вы уже рядом?

– Мы просто хотели проверить вашу бдительность, – хохотнул Уотерс. – Так что нового?

Сонни и Эдди вкратце изложили свои мысли, а Уотерс их поддерживал энергичными кивками. Детективы городской полиции, испытывавшие по отношению к коллегам из федеральных служб и эффективности их работы смешанные чувства, на которые, вероятно, влияло что-то вроде ревности из-за лучшего оснащения федералов, восхищались Фрэнком Уотерсом. Пусть он не вышел ростом (за что они прозвали его Мики Руни^[10]), зато отличался умом и твердостью характера, безошибочной интуицией и храбростью космонавта. Его они любили и уважали, он был «хорошим копом» – высший комплимент, которым они могли наградить следователя.

– Знаете, что у нас здесь? – воскликнул Уотерс. – Вы, парни, сидите на повышениях! Сонни получит первый класс, Дик – второй. – Иган уже был детективом первого класса и мог подняться выше, только сдав экзамен государственной службы. – Нам чертовски повезло! Пэтси Фука, машина из Канады, темные улицы, берег реки, два часа ночи – это же будет партия товара, верно? Смотрите внимательнее, очень скоро сюда подъедет автомобиль, набитый донами, чтобы разгрузить этот «бьюик». У нас здесь будет маленькая война. И, мужик, ты и я, мы станем героями! – восторженно тараторил Фрэнк, имитируя для пущего эффекта уличный диалект чернокожих.

Остальные переглядывались, с удовольствием обдумывая сценарий, с головокружительной скоростью формировавшийся в голове «Мики Руни». Но, представив себе его во всех деталях, они занервничали.

Было почти 2:30, воскресенье. На улицах стояла тишина. С тех по как прибыли Аулетта и Уотерс, не появилось ни одной машины. Лишь несколько окон продолжали светиться в высоком многоквартирном доме, стоявшем позади них. Кроме психологически готового Уотерса, время от времени взрывавшегося новыми предположениями, все остальные молчали, погруженные в свои мысли. Единственными постоянными звуками были унылые постанывания буксиров, доносившиеся с реки, протекавшей через два коротких квартала к востоку, по ту сторону закрытых, мрачных пирсов. Также они могли изредка слышать громыхание невидимого грузовика по булыжникам Саут-стрит и отдаленное жужжание шин автомобилей, проносившихся высоко над ними по истертому полотну Манхэттенского моста. Ночь стояла темная и холодная. Они сидели, ссутулясь, в машине, не осмеливаясь ни закурить, ни даже послушать радио из опасения выдать свое присутствие неизвестным, готовившимся забрать «бьюик». Тишина становилась все более зловещей.

Совсем незадолго до трех часов ночи снова вспыхнули фары, двигавшиеся в их сторону вдоль Черри-стрит. Четыре детектива сжались, чтобы их не заметили. Иган и Гроссо сползли на пол под задним сиденьем. Аулетта, скорчившийся впереди справа, дергал головой вверх-вниз, следя за движением машины, проезжавшей мимо их позиции на стоянке.

– Что происходит? Кто это? – шипел Уотерс, сложившись вдвое на месте водителя.

– Старый седан, – сообщил Аулетта. – Должно быть, «шевроле» года 49-го или 50-го. Побитый. А в нем целая компания парней, четыре-пять человек.

– Это они! Видите, я говорил! – торжествовал Уотерс. – Это доны. У, бейби!

Аулетта зашептал:

– Они поворачивают на Джефферсон… Замедляют ход, рядом с «бьюиком»… Нет, едут дальше, к реке… Я больше их не вижу.

На несколько минут внутри машины повисло напряжение. Затем Уотерс хрипло произнес:

– Ради Христа, что ты сейчас видишь?

– Погоди, – оборвал его Аулетта, подняв глаза чуть выше приборной панели. – Какая-то машина едет по Черри, она в одном квартале от нас – наверное, это опять они… Едут к Джефферсон-стрит… Поворачивают очень медленно… Это та же кодла, точно. Машина словно битком набита… Они проезжают мимо «бьюика»… Тормозят… Подъезжают к свободному месту напротив «бьюика», в трех машинах от него.

Вся четверка детективов взялась за рукоятки служебных револьверов. Они ждали. Аулетта повысил голос:

– Их четверо. Они окружили «бьюик»… Пробуют двери. Пытаются взломать!

– Берем их! – рявкнул Уотерс.

Он включил зажигание. Скорчившись за рулем, в то время как остальные продолжали прятаться на сиденьях, он выехал со стоянки на Черри, не включая фар, резко повернул на Джефферсон и остановился точно напротив желтовато-коричневого «бьюика». Прежде чем он потянул ручной тормоз, две правые двери распахнулись, и Аулетта, Гроссо и Иган внезапно появились из машины с револьверами 38-го калибра в руках. Иган крикнул:

– Полиция!

Все произошло так быстро, что напуганным людям, окружавшим «бьюик», удалось сделать только шаг или два по направлению к их машине. Все они были низенькими и смуглыми. Несколько секунд спустя детективы заставили их наклониться и положить вытянутые руки на «бьюик-инвекту», по два человека с каждой стороны. Быстрый обыск дал три ножа, один нож с выкидным лезвием, кусок цепи для покрышек и зазубренный самодельный кастет. По внешности они походили на пуэрториканцев. По крайней мере, один из них говорил по-английски. За несколько минут детективы жестко их допросили. Угрюмые и напуганные, они почти ничего не сказали. И детективы пришли к трезвому осмыслению – никакие это не доны.

– Ничего, – наконец с отвращением воскликнул Иган.

– Просто банда бродяг, собравшихся угнать новый автомобиль, – пожаловался Сонни.

– Выглядят они не очень-то, – пробормотал Уотерс, – но пока ни в чем нельзя быть уверенным.

– Черт! – выпалил Иган. – Пусть их заберут.

Пока Дик Аулетта собирал подозреваемых вместе, Сонни добрался до рации, чтобы запросить помощь в местном участке. Иган и Уотерс подавленно слонялись вокруг «бьюика». Показав на возвышавшиеся вокруг жилые дома, Иган заметил:

– А если кто-то там наверху наблюдал за своей крошкой, то мы просто подали сигнал тревоги. – Нахмурившись, он посмотрел на малыша-агента. – Почему же нам теперь не посмотреть, что там внутри?

– Ты хочешь ее обшарить?

– Пусть предъявят нам иск. Может быть, в этой машине есть груз, а может, его там нет. Может быть, она уже разгружена. Или все это было просто репетицией. Чего доброго, мы просидим здесь еще неделю. А так у нас, по крайней мере, будет ответ.

Уотерс согласился:

– Да, ты прав. Но сначала избавимся от этих бродяг.

Через десять минут подъехали две патрульные машины и увезли четырех арестованных. Вместе с ними уехал Аулетта, как полицейский, который произвел арест.

Было 4:10 утра, когда оставшиеся три детектива неохотно признались себе, что их «приз» на самом деле оказался пшиком. Обстоятельным образом они исследовали машину внутри: бардачок, приборную панель, пол под ковриками, пепельницы, под сиденьями, обивку дверных панелей – и обнаружили лишь, как показал предыдущий беглый осмотр Сонни, что о машине очень хорошо заботились и чистили. Уотерс снял задние сиденья и спинки и, вооружившись фонариком и тем, что он называл «мой инструмент взломщика», изогнутым ножом, который мог открыть почти любой обычный замок, прополз в отделение багажника и отпер замок изнутри. Но и там тоже они нашли лишь обычные автомобильные принадлежности. Иган заглянул под капот, а Сонни лег на спину и подлез под машину. Ничего. «Бьюик» был чист.

Разочарованные, уставшие до чертиков, три детектива вернулись на автостоянку в машине Уотерса. Они сидели в темноте, и в тот момент даже Уотерс не мог произнести ни слова. Минут через двадцать появился Аулетта, поднимавшийся по Черри со стороны Пайк-стрит. Осторожно подойдя к углу Джефферсон, Дик бросил взгляд в сторону «бьюика» и, никого не увидев, повернул к стоянке. Уотерс мигнул габаритными огнями.

Мрачный Аулетта расположился на переднем сиденье.

– Патрульная машина подбросила меня на Пайк-стрит, им было по пути. А что с «бьюиком»?

– Ничего, – буркнул Уотерс. – Мы перетрясли его весь, но ничего не нашли.

Аулетта вздохнул.

– Вот и с арестованными то же самое. Они всего лишь воры. А мне этим утром предстоит неприятная работа. – Он сердито посмотрел на часы. – Через каких-то четыре часа я должен явиться в суд, чтобы подать иск. Огромное вам спасибо, партнеры, – с горечью произнес он.

Еще немного они посидели в тишине. Затем Уотерс, не обращаясь ни к кому персонально, спросил:

– Ну, что будем делать?

Впервые за последние часы Иган подумал о Кэрол и пожелал, чтобы она ждала в его квартире.

– Чудесный был вечерок, – проворчал Аулетта, – но один из нас ни свет ни заря должен работать.

– Но мы не можем просто уехать! – возразил Сонни. – Как же «бьюик»?

– Скоро рассветет, – задумчиво пробормотал Иган.

Уотерс тоже о чем-то размышлял. Затем он сказал:

– Слушайте, наверное, я отправлюсь поспать в нашу контору. Сонни может подвезти остальных к их машинам, а я тем временем кого-нибудь найду и пошлю последить за «бьюиком».

– Что ж, договорились, – согласился Сонни. – И вот что еще. Я их развезу и позвоню тебе узнать, нашел ли ты кого-нибудь. Если не найдешь, тогда, черт, придется мне вернуться сюда и следить самому.

Так и договорились. Прежде чем они разъехались, Иган еще раз попросил Уотерса как можно скорее узнать все о происхождении «бьюика».

Иган и Аулетта забрались в «олдсмобиль» Сонни и поехали в Бруклин, к закусочной Пэтси, где встретились двенадцать часов назад. Там Иган и Аулетта сели в свои машины и направились по домам.

Оставшись один, Сонни поездил по району между Бушвик и Грэнд-авеню и рядом со станцией метро нашел кафетерий, открытый всю ночь. Вымотанный, чувствуя, что у него закрываются глаза, он позволил себе посидеть несколько минут за чашкой горячего чая. Он ничего не ел с десяти часов вечера, и обжигавший язык слабый чай доставлял ему настоящее удовольствие. Наконец он прошел в телефонную кабину и набрал номер Фрэнка Уотерса в Манхэттене, в доме номер 90 по Черч-стрит.

Когда Уотерс ответил, в его голосе звучали траурные нотки.

– Мы его упустили.

– Что?

– Когда я вернулся, здесь был Джек Райпа, и я погнал его на Черри-стрит. Он только что позвонил. «Бьюик» исчез.

– О, черт! Ты уверен, что он нашел то самое место?

– Да, да. Он прочесал всю округу. Фьюить, «бьюик» пропал.

Сонни заскрипел зубами, каждый мускул его напрягся, затем внезапно и сразу усталость и отчаяние охватили его, и он почувствовал жуткую слабость.

– О’кей, – вздохнув, тихо произнес он.

Некоторое время они помолчали.

– Ах да, эта девушка Мэрилин, – вспомнил Уотерс. – Такси доставило ее в отель «Челси» на Двадцать третьей. Это что-нибудь тебе говорит?

– Нет.

– И мне ничего. Что ж, теперь можешь отправиться домой и немного поспать, – доброжелательно предложил Уотерс.

– Да. Ты тоже. И в любом случае не забудь добыть информацию об этой машине.

Засыпая на ходу, Иган добрался до своей квартиры в районе Флэтбуш в Бруклине. Эта двухкомнатная квартирка на четвертом этаже дома без лифта получила название «берлога Пучеглазого». Он был почти счастлив, обнаружив, что Кэрол его не ждала, хотя ее присутствие теперь чувствовалось здесь всегда. Она оформила это место в стиле тропического острова, положив на пол от стены до стены имитирующий траву ковер и повесив шторы, закрывающие тусклую улицу и представляющие безмятежный морской пейзаж с закатом солнца. Сохраняя этот мотив, Эдди добыл в Центральном парке старую гребную шлюпку и, убрав сиденья и киль, сделал из нее кровать. Кроме того, здесь изобиловали самые разнообразные деревянные украшения.

Двигаясь замедленно, он снял плащ, спортивный пиджак и галстук, вывалил все из карманов на комод. Отстегнул от ремня кобуру с пистолетом и положил ее вместе с бумажником, ключами, зажимом для галстука и мелочью. Затем его глаза медленно расширились. Там же на комоде, ближе к краю, он увидел шесть пуль. Вытащив пистолет из кобуры, Иган открыл барабан и обнаружил, что он пуст. Боже милосердный! А если бы доны появились! Его память переключилась на субботнее утро, когда здесь пару часов гостила его племянница. Тогда он заметил, как она тянется к лежавшему на комоде пистолету, и в целях безопасности разрядил оружие. Он бросился на кровать и провалился в беспокойный сон.

В 9:30 утра Игана разбудил резкий телефонный звонок. Это был Сонни.

– Ты проснулся? – спросил он.

– Нет, – прохрипел Иган.

– Сейчас проснешься. Канадский «бьюик» пропал.

Иган сел на кровати.

– Что? – выкрикнул он.

Когда партнер унылым голосом начал рассказывать, что произошло, Иган привалился к спинке.

– Есть и хорошие новости, – добавил Сонни, – и повод для оптимизма. Фрэнк запросил канадскую полицию, и выяснилось, что машина зарегистрирована на имя Луи-Мартена Мориса из Монреаля, а этот тип – самый крупный «связной» в Канаде.

Иган снова сел.

– Так, значит, в нем что-то было!

– Погоди, погоди радоваться. Кроме того, канадцы говорят, что ведут за Морисом постоянное наблюдение в Монреале, и его желтовато-коричневый «бьюик-инвикта» 1960 года никак не мог оказаться в Нью-Йорке. Как это тебе?

Рассвирепевший Иган рявкнул:

– А Фрэнк не рассказал королевской канадской полиции, что он и еще три нью-йоркских копа просидели у этой чертовой машины всю субботнюю ночь, и, если канадцы этому не верят, они должны притащить сюда их задницы и во всем разобраться?

Сонни усмехнулся:

– Ты знаешь Фрэнка, он такой же, как ты. Конечно, он все это сказал. Но какая разница теперь, когда машина исчезла?

– Ну, – проворчал Иган, – тогда они проделают это путешествие зря, и это уже приятно.

– Язвишь, Пучеглазый. Поспи еще. Поговорим позднее.

Ни Эдди Иган, ни другие детективы не могли, конечно, знать, что они караулили, а потом упустили более четверти миллиона долларов США наличными, изобретательно припрятанные в чистом «бьюике» – плату за приблизительно двадцать килограммов высококачественного героина, которые только в субботу днем были извлечены из того же самого тайника в том же самом автомобиле.

Глава 5

Днем 29 ноября 1961 года щеголевато одетый француз лет сорока пяти небрежно вошел в парижское агентство компании «Дженерал моторс» на улице Герсан, чтобы получить доставленный по его заказу автомобиль. Все присутствовавшие в демонстрационном зале немедленно узнали в нем Жака Анжельвена, ведущего наиболее популярного во Франции телевизионного шоу «Парижский клуб». Эта передача транслировалась по всей Франции пять дней в неделю в полдень, в лучшее эфирное время, когда большинство французов приходят домой завтракать.

Автомобиль, владельцем которого стал Анжельвен, «бьюик-инвикта» 1960 года, уже побывал в употреблении. Агентству «Дженерал моторс» потребовался месяц, чтобы найти именно эту модель, и для подержанного автомобиля он был на удивление новым, с пробегом только 1669 километров, или 1043 мили по спидометру. До этого момента Анжельвен всегда водил одну из самых небольших и дешевых машин – «рено-дофин». «Бьюик» обошелся Анжельвену в сумму, эквивалентную шести тысячам долларов, то есть только на одну тысячу меньше его общего дохода за предыдущий год. С большой гордостью и приятным ощущением роскоши, которую он так любил, Анжельвен принял ключи от практически нового «бьюика» и укатил из демонстрационного зала…

Жак Анжельвен начинал работать в телевизионных шоу как агент по кастингу, хорошо знающий ночные клубы. Работал как конферансье в различных кабаре Парижа и был одним из ведущих «Парижского клуба».

Роже Фераль, брат которого Пьер Лазаров редактировал влиятельную газету «Франс-суар», интервьюировал известных персон, представляющих общий интерес. Писатель Жак Шабанне беседовал со знаменитыми литераторами. Жак Анжельвен приводил в ночной клуб деловых людей и показывал их в программе. Поскольку он мог по своему желанию «включить» любой ресторан или ночной клуб Парижа, шоумен никогда не оплачивал вечера, которые при каждой возможности проводил с прекрасными женщинами.

Помощником Анжельвена многие годы до покупки этой машины был моложавого вида корсиканец Франсуа Скалья, иногда пользовавшийся псевдонимами Франсуа Барбье и Ив Систерманс. Скалья, которому исполнилось тридцать четыре года, был также известен в преступном мире Парижа как Палач, поскольку многие считали его наиболее успешным наемным убийцей, привлекаемым к бандитским разборкам во Франции. Скалья был полезен Анжельвену в организации безопасности работы ведущего, являясь владельцем одного ночного клуба и имея доли в нескольких других заведениях.

Согласно досье французской полиции Сюрте, главным подозреваемым в трех похищениях людей с 1959 по 1962 год был именно Скалья. В каждом случае похищался богатый человек, его привозили в тайное убежище под Парижем и там пытали, пока он не передавал мучителям все ценности – драгоценности, деньги и даже автомобили. Однако корсиканец так и не был осужден ни за одно из этих преступлений.

Полиция подозревала Скалью в другом, возможно, еще более отвратительном предпринимательстве – торговле белыми рабынями, и в этом ему помогал Анжельвен, хотя, быть может, непреднамеренно. Хорошенькие девушки со всех провинций Франции, из Германии и других европейских стран стекались в Париж, надеясь пробиться в кино и шоу-бизнес. Анжельвен ухитрялся встречаться с большинством из них в посещаемых им ночных клубах. Когда некая девушка – предпочтение отдавалось блондинкам – выражала заинтересованность в карьере исполнительницы или актрисы, Анжельвен предлагал ей попробовать поиграть за пределами Франции, чтобы потом, приобретя необходимый опыт, взять Париж штурмом. Прекрасным местом для актрисы был Бейрут. И по правде говоря, он знал человека, владевшего там ночным клубом.

Затем на сцену выходил Скалья. После прослушивания у него на квартире он заявлял хорошенькой блондинке, что она действительно обладает огромным талантом. Он предлагал ей билет на самолет «Ливанских авиалиний» в один конец до Бейрута, где его помощник должен был ее встретить, разместить в отеле и помочь приступить к работе.

Через неделю, когда девушка уже влезала в долги, ее работа в клубе внезапно прекращалась, и оказывалось, что у нее не было никакой возможности купить билет домой и оплатить счет в отеле. Тогда появлялся еще один помощник, коррумпированный сотрудник полиции, который должен был бросить ее в тюрьму за то, что она не могла оплатить номер в отеле. Но третий помощник Скальи брал девушку на поруки, и она была ему очень благодарна, но оказывалась под его надзором. Стремясь делать все, что угодно, лишь бы вырваться из кошмара, она соглашалась поработать несколько недель для богатого торговца-араба, и, не успев понять, что происходит, оказывалась продана за 50 тысяч долларов – если она была блондинкой – какому-нибудь разбогатевшему на нефти шейху, в его гарем, в пустыню и из окруженной песками крепости уже не могла вырваться никогда…

В значительной степени через Скалью Жак Анжельвен был в близких отношениях со многими представителями парижского полусвета – поставщиками экзотических сексуальных впечатлений. Кроме самых известных театральных имен, в его записной книжке содержался список полезных полицейских и государственных чиновников, входивших в круг его знакомств. Страдавший ипохондрией Анжельвен лечился у шести докторов, специалистов по разным болезням.

Фамилия Анжельвен стала знаменитой очень быстро, но сам Жак был разочарован недостаточным финансовым вознаграждением, которое он получал. В юном возрасте его основательно избаловали в зажиточной семье, проживавшей в Марселе, на южном побережье Франции. К тому моменту, когда ему исполнилось двадцать лет, он успел проучиться в пятнадцати разных школах, но диплома так и не получил. В начале Второй мировой войны, когда ему было двадцать пять лет, он смог избежать военной службы из-за «слабого здоровья». Позднее, чтобы спасти Жака от немцев, семья спрятала его на неприметной ферме.

Когда война закончилась, Жак переехал в Париж, где встретил девушку по имени Мадо и женился на ней. Скоро у них родился сын, Даниель, и по такому случаю семья Жака подарила ему шикарную квартиру в районе Дома инвалидов. У Жака оставалось единственное обязательство – найти работу.

Анжельвен решил попробовать свои силы в журналистике, о которой не знал ничего. Он немного поработал в газете «Вот Париж», собирая новости для колонок, посвященных кабаре. Оттуда он перебрался на мелкую радиостанцию в качестве помощника продюсера франко-американского вещания, где он как ведущий представлял молодых исполнителей, что оказалось полезным в будущем.

Затем он продвинулся в более крупное шоу «Ночной Париж», зародившееся в клубе «Верне». У Анжельвена появился свой стиль, и он начал привлекать внимание. Именно в «Верне» он попался на глаза продюсерам высокорейтингового телевизионного шоу «Парижский коктейль». Они почувствовали, что Жак, с его сердечностью и естественной сексуальной привлекательностью, сможет быть опорой шоу, которое вся Франция считала «парижским журналом».

В «Парижском клубе», как скоро стала называться эта программа, платили небольшие деньги. Анжельвен зарабатывал менее трехсот долларов в месяц, но он научился извлекать из своей новой популярности значительную выгоду в других областях. Он любил похвастать, что стал «единственным, кто к любому человеку в Париже может обратиться на „ты“». Вот только богатство никак не хотело идти к нему в руки. Два фильма провалились. Жена его бросила, забрав двух детей, сына и дочь, Веронику, родившуюся через два года после мальчика. Ему исполнилось сорок лет, но у него не было ничего, кроме пустой известности, воспоминаний, почты от поклонников и горького одиночества.

Танцовщица Жаклин, с которой Анжельвен встречался, когда-то избранная «королевой стриптиза» Парижа, предложила ему заняться собственным бизнесом и открыть свой ночной клуб. Она имела знакомых, которые стали бы финансировать такое предприятие. И с помощью загадочного капитала, представленного Жаклин, Анжельвен вступил во владение кабачком «Остров любви», превратив его в домашнее кабаре, предлагающее, кроме еды и танцев, бассейн, теннис и мини-гольф.

Однако за год репутация этого места изменилась. Постепенно оно превратилось в место встреч дорогостоящих проституток и богатых представителей преступного мира с площади Пигаль, а добропорядочные посетители стали обходить его стороной. Когда Анжельвен запротестовал, Жаклин его бросила. Как и почти все, чего он касался, «Остров любви» бесследно исчез.

Когда в начале 1961 года Мадо, бывшая жена Анжельвена, умерла, оставив ему сына Даниеля, шестнадцати лет, и дочь Веронику, четырнадцати лет, он отвез их к родителям и сам взял отпуск. На несколько недель он пропал из виду. Ходили слухи, что он ездил в Рим или Бейрут, тогда как другие говорили, что он жил у родителей, около Сен-Тропе. Куда бы он ни ездил, где бы ни пытался подзарядить разбитую жизнь, но после возвращения в Париж и на телевизионное шоу его имя стали постоянно связывать с Франсуа Скальей.

Скалья угощал Анжельвена в ночных клубах, знакомил с женщинами, в том числе познакомил его с собственной сестрой, с которой у Анжельвена завязался роман. Благодаря Скалье Жак получил работу распорядителя в нескольких парижских клубах самого низкого пошиба. Он так долго чувствовал себя униженным, но после этого снова воспрянул духом. А проведя в своей телевизионной программе интервью с представителем ведомства туризма США, который льстиво намекнул Анжельвену, что ему стоило бы посетить США и снять фильм для показа в «Парижском клубе», как сделал знаменитый Эд Салливен, проехав по Франции и другим европейским странам, Жак начал вынашивать грандиозные планы поездки в Америку. Он также думал побывать в Канаде и, возможно, организовать программы на французском языке в Монреале или Квебеке. Для него это могло стать началом нового этапа жизненного пути.

В начале ноября Франсуа Скалья смотрел передачу «Парижского клуба», в которой Анжельвен бесхитростно рассказал телезрителям о возникших у него интересных замыслах, пообещав скоро сообщить подробнее о предполагаемом путешествии в Америку.

Внезапно Скалью осенила блестящая идея. Инстинктивно он всегда чувствовал, что Анжельвена можно использовать с гораздо большей пользой, чем просто как поставщика «белого товара» для продажи на Ближний Восток. В Ливане и Марселе Скалья сильно втянулся в торговлю героином. Он регулярно посещал парижский бар «Три утки» на улице Ларошфуко, известный Сюрте как прибежище торговцев наркотиками. Ему было прекрасно известно о значительном риске, связанным с доставкой произведенного в Марселе героина на наиболее прибыльный рынок, в Нью-Йорк. Какой еще курьер мог выглядеть невиннее французской телезвезды, впервые посещавшей США? К тому же Анжельвен сам был не чужд наркотикам. В 1958 году одна из его любовниц, богатая парижская матрона, умерла от передозировки героина.

Корсиканец немедленно подготовился заключить контракт на транспортировку с международным героиновым синдикатом, который был хорошо ему знаком. В первую очередь Анжельвену была нужна подходящая машина, в которой можно было перевезти крупную партию героина. Нью-йоркская часть банды обнаружила, что в конструкции кузова «бьюика-инвикты» 1960 года есть особенность, позволяющая спрятать в нем специальный груз.

В середине ноября Жак Анжельвен продлил срок действия паспорта и добился визы для въезда в США на следующий день, после того как Скалья тоже подготовился к поездке – еще до доставки автомобиля.

Глава 6

На следующий день после того, как канадский «бьюик» исчез, Сонни Гроссо связался с близким другом в Федеральном бюро расследований, поддерживавшим широкую сеть надежных информаторов. Обычно ФБР не занималось борьбой с распространением наркотиков, но старалось быть в курсе практически всякой незаконной деятельности в США. Сонни попросил этого агента узнать, не попала ли за последние двадцать четыре часа на улицы крупная партия героина. Агент перезвонил Сонни в тот же день и сообщил, что пока лишь ходят полные оптимизма слухи, но ничего конкретного не происходит.

На следующий день он снова связался с Сонни и на этот раз сказал, что, по его сведениям, «паника» закончилась. Распространение наркотиков возобновилось.

Канадский автомобиль сделал свое дело.

Однако к началу декабря Бюро по борьбе с наркотиками получило новые свидетельства о том, что ноябрьская поставка героина смягчила его дефицит лишь временно. Очевидно, это был слишком слабый источник, поэтому, предчувствуя приближение трудных времен, особенно пристрастившиеся наркоманы уже начинали поскуливать. В полиции сделали вывод, что вскоре можно ждать еще одну крупную партию.

Иган и Гроссо вместе с Диком Аулеттой и федеральным агентом Фрэнком Уотерсом продолжали пристально наблюдать за Пэтси Фукой. Первоначальная их цель, Анджело Туминаро, осталась на заднем плане, и все внимание они сконцентрировали на перехвате крупной партии наркотиков, которая, как не без оснований считали они теперь, должна была пройти через руки Пэтси. Во второй раз они должны были подготовиться лучше. Если постоянно быть начеку и если немного повезет, они смогут набросить сеть на всю банду, включая, возможно, Малыша Энджи.

Пэтси редко исчезал из их поля зрения. Но в этот период следить за ним было нетрудно – он казался расслабленным, неторопливым и вел обычную предсказуемую жизнь мелкого бизнесмена. Значительную часть времени он продолжал проводить в закусочной, но, когда ему нужно было куда-либо отправиться, его подменял тесть или, по выходным, брат Тони. Иногда по будням ночью после закрытия он по-прежнему удирал на Манхэттен, навестить свою маленькую подружку Инес в «Пайк-Слип Инн», но его ни разу больше не видели на той улице, где он оставил канадский «бьюик». В другие вечера он повторял привычные для него поездки с Ником Травато по нескольким городским районам, вероятно собирая плату или доставляя товар. Но ничего необычное, казалось, не поглощало его внимание.

У Игана остался в памяти один эпизод, когда как-то днем во вторую неделю декабря он наблюдал за Пэтси и Барбарой, поехавшими покупать рождественские подарки в центр Бруклина. Иган следовал за супругами от одного шумного магазина к другому, ему удавалось держать их в поле зрения, несмотря на толпы на улицах и неспокойное предпраздничное движение на дорогах. После пары часов они свернули с Истерн-Парквей на Кингс-Хайвей, где Барбара высадила мужа у банка и уехала дальше одна. Пэтси зашел в Национальный банк Лафайета, совершил какую-то деловую операцию, вышел и на такси доехал до своей лавки в Уильямсбурге. В этом посещении банка не было ничего необычного, не считая того, что Пэтси, как показалось придирчивому Игану, затратил больше времени, чем требовалось на заполнение бланка взноса на счет, потому что оглядывался вокруг, проявляя интерес к планировке операционного зала. Так, теперь он собирается еще банки грабить, усмехнулся про себя Иган.

Через два дня, 15 декабря, Национальный банк Лафайета на Кингс-Хайвей был ограблен двумя вооруженными пулеметом бандитами, которые убили охранника, серьезно ранили полицейского и скрылись, прихватив 35 тысяч долларов.

Иган не почувствовал какой-либо реальной связи между Пэтси Фукой и этим вооруженным ограблением и не установил ее в последующие недели. Спустя день после ограбления они с Сонни, одетые в белые халаты больницы Святой Екатерины, в очередной раз разглядывали в закусочной Пэтси стенд с журналами и дешевыми книгами. Смуглый мужчина в опрятном костюме в тонкую полоску вошел в магазин и жестом предложил Пэтси пройти в заднюю комнату закусочной.

– Будет серьезная работа, – пробормотал Сонни, когда Пэтси и его визитер прошли за частично задернутую занавеску.

Раньше они никогда не видели этого человека. Не обращая внимания на окружающих, уставившись в книги, которые держали в руках, детективы незаметно продвинулись ближе к углублению и постарались подслушать хоть какие-то обрывки разговора.

– Дядя Гарри хочет, чтобы ты принял еще один заказ на сигары, такой же, как раньше, – произнес сиплый голос.

Пэтси осведомился:

– Когда они прибывают?

– Должны на следующей неделе.

– О’кей. Передай, что я буду готов, – пробормотал Пэтси.

Через мгновение незнакомец появился из-за занавески и, проходя мимо Игана, задел его локтем. У стойки он выбрал сигару и, кивнув Пэтси, неторопливо вышел на улицу.

Эдди и Сонни переглянулись. Хотя им удалось услышать очень немного, но, возможно, готовилось что-то серьезное.

В тот же день, 16 декабря, груз, состоящий из 51,1 килограмма почти чистого героина, прибыл в Монреаль из Франции. Сильнодействующий белый порошок, превращающий жизнь человека в жалкое существование, расфасованный мелкими порциями, был припрятан в необычных, практически не поддающихся обнаружению полостях, скрытых в крыльях и шасси желтовато-коричневого «бьюика-инвикты» 1960 года.

Этот героин был готов завершить свой губительный жизненный цикл, который в данном случае начался в Турции, где выращивали мак и собирали опиум. Затем опиум отправлялся в Ливан, и там маслянистое коричневое тесто с мускусным запахом продавалось и химическим путем превращалось в пылевидную, белую основу морфия. Из десяти фунтов опиума вырабатывался один фунт морфия, который затем тайно переправлялся на модернизированные очистительные фабрики на юге Франции, в окрестностях Марселя. Здесь проходила дальнейшая химическая переработка, в результате которой получался наркотик, известный как героин, который незаконно распространялся по всему миру и в том числе направлялся на главный его рынок, в США. В стране сбыта сначала он попадал к «получателю», затем к крупным оптовым торговцам или «связным», от них дальше на улицы к самым мелким «толкачам», продающим крошечные дозы, завернутые в пергамин, по три-пять долларов за штуку. (Жадность представителей промежуточного звена могла оказывать один полезный эффект. Чистый поначалу героин неоднократно разбавлялся безвредным порошком маннита или лактозы, и к моменту продажи в порции оставалось лишь несколько крупиц настоящего наркотика, поэтому в организм наркомана вводилась минимальная доза, облегчавшая для него отвыкание по сравнению с «качественным товаром», продававшимся в двадцатых и тридцатых годах.) Прибывший в Монреаль груз предполагалось перепродать на улицах за 32 миллиона долларов. Теоретически его было достаточно, чтобы снабжать каждого наркомана в США в течение восьми месяцев. На тот момент это была самая крупная партия героина, поставка которой была когда-либо предпринята^[11].

Получателем в Монреале был некто Луи-Мартен Морис, фактически самый главный импортер на Североамериканском континенте. Такой значительный груз, естественно, сопровождал в Монреаль французский руководитель крупнейшей в мире сети распространения героина Жан Жеан, известный в англоговорящем преступном мире под прозвищем Гигант (созвучным его фамилии и более легким в произношении для членов мафии). Те немногие, кто видел и знал, описывают его как театральную фигуру. Гигант был высоким, щеголеватым французом на седьмом десятке, предпочитавшим надевать жемчужно-серые гетры, полосатые брюки дипломата, черный кашемировый блейзер с подходящим бархатным кантом, жилет (иногда лимонного цвета), шарф и серую фетровую шляпу. Эта незабываемая демонстрация портновского искусства идеально подчеркивалась черной ротанговой тростью, которую он всегда брал с собой.

В этом путешествии из Франции Жеан был крайне внимателен, даже больше, чем в ноябре, когда он сопровождал «бьюик», за которым Гроссо, Иган и Уотерс следили в Нью-Йорке. Та операция оказалась удачной, но прежде, чем она завершилась, до Жана Жеана дошли некоторые тревожные сигналы, связанные с полицией. Вероятно, они просто случайно на что-то наткнулись, но Жеана гораздо больше беспокоило подозрение о возникшей утечке или каком-то слабом звене в цепи операции. В последнее время его стала смущать организация дела в Нью-Йорке. Когда своей структурой управлял сам Туминаро, в ней царили порядок и безопасность. Но к его племяннику Фуке Жеан не чувствовал доверия. Тот не обладал выдержкой, стиль его работы оставлял желать лучшего, думал француз, но хуже всего для их бизнеса была ненадежность.

Его настороженность показалась обоснованной, когда после прибытия в Монреаль канадская полиция неожиданно наложила на судно эмбарго и приступила к тщательному досмотру корабля. Досмотр выполнялся слишком усердно, чтобы его можно было посчитать общепринятой практикой, – полиция продолжала его два дня. Жеан и встретивший его Морис предположили, что полиция получила информацию о приходе груза наркотиков.

Тем не менее они решили уверенно держаться до конца, но до них дошли новости о еще одном тревожном событии. Сообщили, что в Рочестере, штат Нью-Йорк, был застрелен один американский гангстер, который оказывал им ценную помощь в контрабандных операциях.

В тот момент Жеан и Морис не могли знать, что их знакомый был убит в обычной гангстерской разборке, совершенно случайно совпавшей по времени с визитом канадской полиции на борт французского судна. Но одновременности этих двух событий оказалось достаточно, чтобы они заподозрили преследование полицией. Они решили, что теперь пытаться перевезти товар через канадско-американскую границу в «бьюике» слишком опасно. Единственным альтернативным решением был его возврат во Францию в том же состоянии, в котором он ее покинул, и поиск способа его доставки напрямую в Нью-Йорк.

Таким образом, 18 декабря, после завершения досмотра и освобождения желтовато-коричневого «бьюика» полицией и таможней, Жеан полетел обратно в Париж. Автомобиль снова погрузили на борт судна и отправили во Францию вместе с нетронутым содержимым.

Хотя «следующая неделя», о которой упоминал информатор Пэтси Фука, как о времени прибытии «сигар», началась и закончилась, героиновая «паника» в Нью-Йорке продолжалась. Полиция не могла определить, сама ли мафия вызвала этот кризис, прибегнув к этому часто используемому жестокому ухищрению, чтобы вызвать рост цен на наркотики, или крупные импортеры столкнулись с трудностями по ввозу груза в страну.

Детективы, занимавшиеся наркотиками, продолжали скрупулезно наблюдать за Пэтси Фукой, его семьей и помощниками и теперь очень часто оставались с ним круглосуточно. Поскольку приближались праздники, они чувствовали досаду, но, несмотря на Рождество, не могли себе позволить оставить Пэтси ни на минуту, чтобы не упустить возможность, на ожидание которой уже было затрачено столько сил.

В довершение всего в эту праздничную пору у Эдди Игана возникли особенные проблемы в отношениях с Кэрол Гэлвин. Прелестница постоянно пыталась уговорить его уделять ей больше времени, все настойчивее убеждая оставить «неблагодарную» работу и заняться вместе с ней собственным бизнесом. Игана стали расстраивать участившиеся споры на эту тему, но еще больше его беспокоила ее сильная тяга к материальному благополучию, преобладавшая над всем остальным. Особенно он был раздражен самым последним ее предложением. Однажды вечером она возбужденно рассказала, как пожилой посетитель «Таверны на Нассо», явно джентльмен со средствами, предложил купить для нее ночной клуб в Нью-Джерси! Иган упрекнул Кэрол за то, что она не дает себе труда поразмыслить, что означает подобное предложение, хотя бы и полученное от семидесятилетнего старика, и приказал забыть о нем. Но несколько дней спустя Кэрол поделилась с ним еще одной новостью – тридцатидевятилетний сын старика пригнал ей в подарок новенький «тандерберд»! Она радостно рисовала открывавшиеся возможности: Эдди уйдет из полиции и будет постоянно помогать ей управлять клубом. Что касается ее престарелого поклонника, то, как она это понимала, от нее требуется лишь иногда пить с ним кофе или время от времени позволять себя поцеловать. Ошеломленный Иган сначала потерял дар речи, а потом рассвирепел. Они снова поссорились, и в конце концов он ушел от нее. Но он не мог не вспоминать, как хорошо им было вместе.

Вернувшись в Париж из Монреаля, Жан Жеан не терял время даром и сразу связался с человеком, который за высокую плату выполнял для синдиката самую трудную и грязную работу. Франсуа Скалья, довольный, что его предусмотрительность будет вознаграждена так скоро, снисходительно выслушал Жеана, поставившего задачу – срочно доставить героин напрямую в Нью-Йорк, самый трудный для ввоза порт США.

Спрос на героин все рос, но полиция вела себя активно, при этом до Жеана доходили сообщения о жалобах некоторых крупнейших получателей в Америке на качество последнего груза, оказавшееся не столь высоким, как было обещано. Они хотели получить новую партию качественного товара, и как можно скорее. Жеан даже подумывал на этот раз для проверки качества направить в Нью-Йорк главного химика синдиката. Но первая и главная забота состояла в подготовке груза здесь. Есть ли у корсиканца идеи? В ответ Скалья посоветовал Гиганту успокоиться и как следует повеселиться на Рождество. Можно считать, что пятьдесят один килограмм героина уже доставлен в Нью-Йорк.

В четверг, 21 декабря, в телевизионной программе Жак Анжельвен объявил, что планы посещения США, где, по его словам, он собирается «узнать Америку и ее телевидение», окончательно сформировались. Он сообщил своей обширной и верной аудитории, что возьмет с собой в Америку роскошную новую машину, с помощьюкоторой «увидит Америку как идеальный турист». Разумеется, он не упомянул о том, что его поездка в Америку перенесена на значительно более раннюю дату из-за настойчивых просьб Скальи. Расходы на перевозку автомобиля должны были составить 475 долларов, больше, чем его проезд в туристическом классе. Он знал, что, беря с собой новую машину, выполняет опасное «задание» Скальи, но за это в Нью-Йорке ему должны были выплатить десять тысяч долларов, сумму, превышавшую его годовой заработок.

Скалья сказал Анжельвену, что перед отъездом ему нужно всего лишь обеспечить доступ к «бьюику» на два дня. Он должен был оставить машину незапертой в указанном месте на Елисейских Полях и забрать ее оттуда же через сорок восемь часов. А оказавшись в Нью-Йорке, Анжельвен должен был поставить автомобиль в гараже отеля «Уолдорф-Астория» и не прикасаться к нему до разрешения. Так просто. По секрету Скалья сообщил, что он сам будет в Нью-Йорке примерно в то же время и обеспечит необходимое руководство и моральную поддержку. И за выполнение столь необременительной задачи 5 миллионов франков, или 10 тысяч американских долларов.

Согласно договоренности, 2 января 1962 года Анжельвен припарковал «бьюик» на Елисейских Полях и полетел на юг нанести нелегкий двухдневный визит семье. Вернувшись в Париж 4 января, он забрал машину, уложил вещи и направился на ней в сторону северного побережья, где в Гавре уже стоял океанский лайнер «Соединенные Штаты», отплывавший на следующий день. На ночь Анжельвен остановился в Руане, в «Почтовом отеле», где встретился со Скальей, и за обедом они снова рассмотрели «задание» Жака во всех деталях.

На следующий день наивному Анжельвену удалось напугать корсиканца. Заметив накануне вечером признаки неполадок в генераторе «бьюика», он встал пораньше и повел машину в гараж «Дженерал моторс» на другой край Руана, куда его направил швейцар из отеля. Когда Скалья проснулся и обнаружил отсутствие попутчика, он обратился к швейцару и, узнав, куда отправился Жак, как сумасшедший промчался две мили до гаража, спеша помешать механикам обнаружить в «бьюике» то, о чем им знать не полагалось.

Вечером в тот же день, 5 января, Жак Анжельвен отплыл из Гавра на борту парохода «Соединенные Штаты» с драгоценной «инвиктой» в грузовом трюме. Франсуа Скалья вернулся в Париж поездом.

Через тридцать шесть часов, 7 января, сам Скалья взошел на борт реактивного самолета «Эр-Франс» в Орли и полетел в Монреаль. Он остановился на ночь в отеле «Королева Елизавета», а позднее в частной квартире в районе Розмон встретился с Луи-Мартеном Морисом и Жаном Жеаном, прилетевшим раньше другим рейсом из Парижа. Следующим вечером Скалья поездом отправился в Нью-Йорк. Прибыв утром во вторник, 9 января, он зарегистрировался под именем Франсуа Барбье в отеле «Виктория», на углу Западной Пятьдесят первой улицы и Седьмой авеню.

Позднее в тот же день Жеан покинул Монреаль самолетом. В Нью-Йорке он остановился в отеле «Эдисон», на Западной Сорок шестой улице между Бродвеем и Восьмой авеню. Этот отель находился менее чем в шести кварталах от пирса номер 86 на Гудзоне, где следующим вечером должен был стать на якорь флагманский корабль пароходных линий США.

С самого начала путешествие на борту «Соединенных Штатов» показалось Жаку Анжельвену довольно неприятным. Отплытие парохода из Гавра задержалось на шесть часов, и пассажиры получили возможность поесть лишь далеко за полночь. Жак попал в одну каюту туристического класса вместе с еще двумя пассажирами, одним из них был немец, к которому он почти сразу испытал неприязнь. Среди 1500 пассажиров было очень немного французов, большинство оказалось американцами, и Жак ужаснулся от того, насколько они были безразличны к элегантности. Ничем не примечательна была еда, за исключением обильного англосакского завтрака, правда, поскольку мысли Жака все чаще обращались к его собственному здоровью, он решил, что американский обычай пить воду за едой может благотворно повлиять на печень.

В небольшой, тесной каюте Анжельвен в полной мере испытал клаустрофобию и спал беспокойно. Растущее раздражение усугублялось напыщенным соседом-прусаком, имевшим привычку каждое утро вставать в шесть часов утра и неизменно будившим Жака, как только его наконец охватывала дремота. После немца и ненавязчивого сервиса наиболее сильно его раздражала, как он сформулировал, чрезмерно еврейская атмосфера на пароходе. Казалось, что еврейские религиозные службы шли здесь непрерывно.

Анжельвен встретил юную француженку по имени Арлетт, которая хотя и не была особенно миловидной, но все же выглядела вполне прилично, чтобы привлечь его внимание. Но переполненный туристический класс делал непрактичным развитие их отношений дальше начальной стадии.

Таким образом, Анжельвен был вынужден ограничивать себя письменным столом в холле, где он набрасывал в дневнике заметки о разочарованиях этого путешествия и мысли по поводу его планов в Нью-Йорке. Он поклялся, что обратно поплывет первым классом. Тогда он сможет себе это позволить.

В Нью-Йорке в ту неделю информаторы начали передавать в полицию слух о не менее чем пятидесяти килограммах героина – «качественной наркоты», – которые могли попасть на улицы в течение нескольких дней. Приблизительно в то же время детективы, находившиеся вокруг – а часто и внутри – лавки Пэтси Фуки в Бруклине, начали отмечать повышение частоты визитов многих неприятных типов, известных своими интересами в сфере наркобизнеса. Некоторые из них, как было замечено, передавали Пэтси деньги. Судя по этой картине, готовилось довольно крупное дело.

Ближе к вечеру, 9 января, детектив Сонни Гроссо, одетый в белый халат, вошел в закусочную Пэтси. Иган находился по другую сторону от Бушвик-авеню, на обычном посту в больнице Святой Екатерины. Сонни остановился у стойки и сказал стоявшему рядом с кассой старику, тестю Пэтси:

– Кофе, жареный пирожок и пепси навынос.

Сам Пэтси сидел у стола в задней комнате, положив локти на стол, и хлебал суп. В ролях «врачей» Сонни и Эдди в последние три месяца бывали в магазине так часто, что даже стали обмениваться с Пэтси приветствиями. Вот и теперь, проходя к телефону в задней части магазина, Сонни помахал рукой, а Пэтси кивнул в ответ.

Именно в тот момент, когда Сонни протянул руку к одному из телефонных аппаратов, тот зазвонил. Автоматически он снял трубку с рычага:

– Алло?

– Bongiorno, Pasquale^[12], – послышалась звучная итальянская речь.

– Кого нужно?

– Паск… Пэтси, пожалуйста. – По-английски человек говорил с сильным акцентом.

– А, да-да. Одну минуту. – Сонни заглянул за занавеску в каморку, где сидел Пэтси, поглощенный своим супом. – Вас к телефону.

Пэтси вышел и взял трубку, а Сонни отошел к полке с журналами. Разговор у Пэтси был недолгим, он больше слушал, отвечая мычанием. Затем Сонни услышал, как Пэтси сказал по-итальянски:

– Ладно, увидимся, – и положил трубку.

Когда Сонни вернулся к телефону, чтобы позвонить, Пэтси говорил тестю:

– Завтра обязательно будь здесь, папаша. У меня дела почти на весь день.

Глава 7

Бюро по борьбе с наркотиками Управления полиции Нью-Йорка занимало третий и четвертый этажи старого, принадлежавшего 1-му участку здания на короткой и узкой улочке Олд-Слип, у юго-западной оконечности Манхэттена, в нескольких кварталах от финансового района. Фактически улица Олд-Слип представляла собой две параллельные улицы, идущие с востока на запад, длиной по два квартала каждая, соединявшие протянувшиеся вдоль Ист-Ривер улицы Уотер-стрит и Саут-стрит и разделенные еще более узкой Фронт-стрит. Полицейский участок номер 1 заполнял небольшой квадратный квартал в части улицы, находящейся ближе к реке. Это было угрюмое строение из серого камня, датируемое по крайней мере временем смены столетий. Во всех его комнатах, отделанных темными деревянными панелями, были высокие потолки, стены покрывала выцветшая зеленая штукатурка, и вместе со скудно обставленным залом для собраний с поцарапанным деревянным полом они сразу же производили впечатление полицейского участка из фильмов тридцатых годов. На первом этаже, напротив главного входа, располагалась деревянная стойка высотой по пояс, за ней находился высокий, массивный стол, за которым неясно вырисовывались голова и плечи сержанта в синей форме, пристально разглядывавшего каждого посетителя несчастными глазами, будто он уже видел его не один раз и не желал никогда видеть снова. Остальная, скрытая из поля зрения часть первого этажа была разделена на помещение со шкафчиками патрульных полицейских, оружейную комнату, кабинеты, комнаты для допросов и камеры заключенных. Скрипучая деревянная лестница с тяжелыми перилами из красного дерева вела к комнатам детективов участка и пистолетному тиру на втором этаже. На лестничной площадке второго этажа висел топорно выполненный черно-белый плакат «БЮРО ПО БОРЬБЕ С НАРКОТИКАМИ», с указывавшим вверх по лестнице пальцем.

На третьем этаже лестничная площадка представляла собой почти точную копию нижней площадки. Перед лестницей находился умывальник, по обеим сторонам которого стояли сравнительно современный водяной охладитель и пробковые доски с объявлениями «Разыскиваются полицией», фотографиями и художественными набросками угрюмых лиц беглецов, скрывавшихся от правосудия, копиями процедурных бюллетеней и прикрепленными гвоздиками в углу рукописными извещениями о мероприятиях Полицейской благотворительной ассоциации или о приближавшихся церковных завтраках. Направо от центрального коридора находилась большая комната – фактически, целый зал, – на уровне глаз разделенная перегородками на ряды небольших помещений, достаточной площади, чтобы вместить один-два письменных стола. Половина из этих помещений всегда была занята опрятными людьми, в возрасте, главным образом, от двадцати до сорока лет. Они негромко говорили по телефонам, сосредоточенно изучали пачки бумаг с машинописным текстом или переносили рукописные заметки в более разборчивые отчеты. Основными общими для них чертами были довольно короткий револьвер 38-го калибра в пристегнутой кобуре на бедре и невыразительное лицо. По всему остальному чувствовалось, что если они встанут и вместе выйдут из здания, то будут представлять все разнообразие толпы на улицах города.

Кабинет заместителя главного инспектора Кэри был полностью отгорожен. В нем стояли широкий обветшалый письменный стол и книжный шкаф, освещался он из двух окон, причем одно находилось высоко на стене, а другое выходило на виадук Саут-стрит и пирсы, обращенные через Ист-Ривер в сторону Бруклина. На одной стене, точнее, на внутренней части двери, в месте, которое шеф мог видеть из-за стола, висела широкая доска с расписанием дежурств сотрудников бюро. А на левой стене, заключенное в рамку площадью четыре квадратных фута, висело нарисованное от руки генеалогическое древо субкультуры, существование которой публично не признает ни один сотрудник полиции. Заголовок гласил: «Мафия». Сверху одной из низших «семей» стояло имя Анджело Туминаро.

Когда в 1958 году новый комиссар полиции Стивен Кеннеди поставил Эда Кэри во главе Бюро по борьбе с наркотиками, это подразделение, казалось, страдало от спада интереса со стороны закрепившихся в управлении «шишек». Наркотики стали основным фактором в преступности лишь после Второй мировой войны. До войны они находились под юрисдикцией так называемой «полиции нравов» вместе с азартными играми, проституцией, порнографией и другими подобными «социальными» правонарушениями. Специальная Команда по борьбе с наркотиками родилась в конце сороковых годов, когда выяснилось, что международная мафия стала придавать первостепенное значение торговле наркотиками, как чрезвычайно выгодному средству финансирования не только ее неисчислимых незаконных предприятий, но и входа в легальную коммерцию. Первоначально Команда по борьбе с наркотиками, позднее переименованная в Бюро по борьбе с наркотиками, состояла из пары дюжин специально отобранных полицейских, которые были плохо знакомы с коварными и запутанными приемами контрабанды наркотиков и должны были учиться на собственном опыте.

Команда быстро росла, тщетно стремясь не отстать от поразительного роста наркотрафика через Нью-Йорк. Этот город стал центром распространения наркотиков в Западном полушарии; в нем и его пригородах собралось не менее половины всех наркоманов США, и, возможно, семьдесят пять – восемьдесят процентов всех незаконных грузов ввозилось в страну через порт и аэропорты Нью-Йорка.

К середине пятидесятых годов в Бюро по борьбе с наркотиками входило более двухсот сотрудников, работавших на улицах, что составляло около одного процента общей численности полиции, но поставленная перед ними задача все усложнялась и больше приводила их в уныние. Голод наркоманов и аппетиты преступного мира, вызываемые огромными прибылями, увеличили трафик до такой степени, что правоохранительные органы не могли эффективно его контролировать. Превентивные меры увязли в трудоемком и часто бесплодном притеснении торговавших на углах улиц «толкачей», «связных» из мелких банд и лишь изредка приносили неожиданную удачу, когда перед полицейскими могли тускло блеснуть и сразу же ускользнуть губительные источники поставок.

В это же время, по-видимому, между высшими чинами полиции было достигнуто далеко не единодушное согласие по поводу степени, до которой зловещий рост преступности всех типов может быть связан с всплеском наркотрафика. Разные начальники поддерживали разные теории, а некоторые из них, мыслившие более традиционно, старались преуменьшить роль специализации в расследовании дел, связанных с наркотиками, в пользу хорошо зарекомендовавшей себя тактики широкого фронтального наступления на преступность. Когда в 1958 году Кэри возглавил бюро, его численность сократилась до 164 человек. Моральное состояние было невысоким: Кэри обнаружил, что многие сотрудники обескуражены видимой бесплодностью их стремлений. Они опустились до самоограничивающейся системы квот арестов, и лишь немногие прилагали усилия и проявляли находчивость, стремясь добиться лучших результатов.

Однако несколько обстоятельств помогли Кэри изменить его новую команду. Он ходил в фаворитах у комиссара Кеннеди, интеллектуала, но железного администратора, который присоединился к мнению тех, кто считал, что новая преступность, организованная или иная, в значительной степени питается наркотиками. Кэри получил от Кеннеди полную свободу – он сам решал, как реорганизовать подразделение и как донести до общества опасность угрозы, с которой оно столкнулось.

Новому шефу потребовался почти год на знакомство с его делом и задачами. Он близко знакомился с подчиненными, переводя одних из подразделения и принимая других. Он начал формировать и обучать небольшую группу наиболее целеустремленных и энергичных детективов, из которой создал элитную команду, получившую название Специального следственного подразделения. Эта команда уже не была нацелена на рутинную торговлю наркотиками на улицах, она стремилась добиваться серьезного выигрыша, занимаясь отслеживанием и уничтожением самых крупных фигур, – и чем крупнее, тем лучше.

Наконец Кэри укрепил связи городского бюро с Федеральным бюро по борьбе с наркотиками. У федералов были ресурсы, люди, оснащение, которыми местные детективы могли пользоваться для своей выгоды. Нью-йоркская полиция обладала информацией, контактами и определенной узаконенной свободой действий – например, санкционированным судом прослушиванием, – которые оказывались полезны для федеральных агентов. По крайней мере раз в неделю шеф Кэри встречался с региональным директором Федерального бюро Джорджем Гафни, чтобы обменяться информацией и планами.

С этой новой энергией и новым духом борьба с наркотиками начала демонстрировать силу, которая проявлялась как в арестах крупных распространителей, так и в восстановлении осведомленности общества об устрашающих размерах проблемы. Действительно, полиция, приближаясь к ядру мафии старого поколения, стала наблюдать симптомы проникшего в ряды мафии уныния по поводу будущего наркобизнеса. Распространился слух, что бывалые доны, многие из которых уже давно направили значительную часть незаконно полученной прибыли на создание столь же прибыльных легальных фирм-прикрытий, стали ощущать, что их нажитой нечестным путем респектабельности все больше угрожают ненужные риски. Многие или ушли на заслуженный отдых, передав свои «лицензии» на торговлю наркотиками более юным и беспечным членам «семей», или вовсе ликвидировали свои доли в этом бизнесе, открыв тем самым свои заповедные территории для нового племени грабителей – пуэрториканцев и кубинских эмигрантов.

Из-за этих продолжавшихся перемен операция, начатая детективами Иганом и Гроссо вместе с агентом Уотерсом, приобретала, возможно, еще большее значение, поскольку ключевая фигура, Пэтси Фука, была связана со старым боссом, Малышом Энджи. Если бы дело оказалось таким крупным, как подозревали в полиции, то несколько арестов крупных фигур и вынесенные им приговоры могли позволить разорвать сеть стареющего всемирного синдиката. Соответственно шеф Кэри предоставил существенную свободу действий Игану, Гроссо и команде ССП, а Джордж Гафни – федеральным агентам.

Все это время Иган и Гроссо крепко держали расследование в своих руках, стремясь свести использование других сотрудников полиции к минимуму из страха преждевременно обнаружить наблюдение. Но теперь, после телефонного разговора Пэтси в магазине, который явно был знаком каких-то важных грядущих событий, они решили пойти к лейтенанту Хоуксу и попросить выделить дополнительную помощь – всю и сразу. В среду, 10 января, в 8:30 в помещении Бюро по борьбе с наркотиками они встретились с шефом Кэри, Хоуксом, сержантом Флемингом из ССП, а также с директором Гафни, Фрэнком Уотерсом и специальным агентом Беном Фицджеральдом из Федерального бюро, чтобы разработать новую стратегию и распределить задачи персонально. Кэри приказал всем членам его подразделения, состоявшего из двухсот человек, всем, не занятым серьезно в других важных расследованиях, быть готовыми оказать помощь в деле Фуки в любой час, в любом месте города. Гафни тоже выделил всех свободных детективов, находившихся в районе Нью-Йорка. Всего в созданный таким образом отряд вошло около трех сотен детективов.

Радиофицированные автомобили нужно было снабдить записывающим оборудованием, чтобы фиксировать все переговоры между группами, работающими по этому делу. Из-за лучших возможностей в качестве центрального командного и коммуникационного пункта был выбран офис Федерального бюро в доме номер 90 по Черч-стрит. Там была установлена базовая радиосистема, через которую все доклады и сообщения полицейских и агентов должны были передаваться трем главным офицерам: Игану, Гроссо и Уотерсу.

Вскоре после полудня в ту среду, десятого, Гроссо и Уотерс, проследовав за Пэтси Фукой от его дома в Бруклине, остановились рядом со стройплощадкой на Восточной Сорок пятой улице в Манхэттене, чуть восточнее от Вандербилт-авеню. Этот район, расположенный позади Большого центрального вокзала, был заполнен грузовиками и другими преградами, а рабочие усердно работали над отделкой нового здания компании «Пан-Америкэн». Гроссо и Уотерс начинали беспокоиться, наблюдая за главным входом в отель «Рузвельт», стоявший на полквартала западнее между Вандербилт и Мэдисон-авеню. Они отметились у дома Пэтси сегодня рано утром и в конце концов направились вслед за ним в центр города. Пэтси припарковал свой малолитражный «бьюик» в зоне, где стоянка запрещена, напротив «Рузвельта» и вошел в отель. Пролетели десять минут, но он не появлялся.

Сонни открыл дверь машины.

– Пойду взгляну, – раздраженно сказал он и пошел по южной стороне Сорок пятой улицы, пока не оказался прямо напротив входа в отель.

Пэтси не было видно, но наступило время ланча, и тротуары стали заполняться сотрудниками офисов. Сонни решил попытать счастья в вестибюле отеля. Он пересек Сорок пятую улицу, протиснулся через дверь-вертушку, поднял глаза к широкой, покрытой ковром лестнице, ведущей на первый этаж… и замер на месте.

Такое сильное впечатление произвела на него внушительная фигура, спускавшаяся по ступенькам, – высокий мужчина удивительно изысканного вида с пышной седой шевелюрой под черной фетровой шляпой, в черном кашемировом пальто с бархатным воротником, серых брюках в полоску, с черной тростью, небрежно покачивавшейся в руке, и в жемчужно-серых гетрах. Сонни застыл на ступеньках, глядя, как проходит мимо этот мужчина лет шестидесяти на вид. Теперь он улыбался кому-то внизу лестницы одной из тех вежливых, салонных улыбок, которые могут передавать сердечность или холодность одним легчайшим изменением в уголках губ. Сонни взглянул вниз. У подножия лестницы стоял Пэтси, также улыбаясь, только на его лице такая улыбка могла моментально смениться злобным взглядом.

Сойдясь вместе, они пожали друг другу руки и повернули к выходу на Сорок пятую улицу. Сонни вышел через боковую дверь и оказался на тротуаре в тот самый момент, когда вслед за высоким мужчиной через вертушку прошел Пэтси, и быстро зашагал обратно к машине Уотерса, оглянувшись пару раз через плечо, чтобы не упустить их из виду. Прогулочным шагом Пэтси и его знакомый пошли в сторону Мэдисон-авеню. Сонни упал на сиденье рядом с Уотерсом.

– Ты видел?

– Видел, и что? – ухмыльнулся агент.

Пэтси и его спутник вернулись обратно к отелю и остановились сбоку от входа на морозном воздухе, погруженные в беседу. Незнакомец определенно производил впечатление человека, стоящего гораздо более высоко, чем тот тип людей, с которым детективы ассоциировали Пэтси.

– Готов поспорить, это тот парень, который позвонил вчера, – задумчиво произнес Сонни. Ему хотелось, чтобы выдыхаемый на морозе пар тоже научились интерпретировать, как читают язык жестов или дымовые сигналы индейцев.

– Кажется, самые важные персоны вступают в игру, – прокомментировал Уотерс.

В 12:30 с минутами Пэтси и мужчина в черном повернулись и быстро пошли через улицу к синей малолитражке Пэтси. Еще через мгновение они влились в плотный поток машин, медленно двигавшийся на запад через центр Манэттена. На расстоянии нескольких автомобильных корпусов за ними последовали Уотерс и Сонни.

Прошло более двадцати минут, прежде чем «бьюик» остановился на Западной Сорок шестой улице между Восьмой авеню и Бродвеем, поблизости к служебному входу в отель «Эдисон». Элегантный человек вышел из машины, обошел ее вокруг, наклонился к окну Пэтси, чтобы произнести несколько прощальных слов, и величественно вошел в отель. Пэтси тронул машину с места и на этот раз направился на восток. На Сорок шестой улице, но ближе к Восьмой авеню, Сонни выпрыгнул из машины Уотерса и поспешил к «Эдисону». Уотерс устремился вперед за Пэтси.

Сонни проник в вестибюль отеля как раз вовремя, чтобы заметить, как высокий человек уже выходил через главную дверь на Сорок седьмую улицу. За то время, пока детектив протолкался через вестибюль и вылетел на улицу, человек в черном успел дойти почти до Бродвея. Старый завсегдатай парижских бульваров слонялся без дела, рассматривая виды и вслушиваясь в звуки яркой и бесстыдной площади Таймс-сквер, которая днем всегда поражала Сонни своей неряшливостью, словно пьяная проститутка, прошедшая слишком длинный жизненный путь. Щеголь, казалось, не обращал внимания на прохожих, у многих из которых при виде его во взгляде восхищение смешивалось с любопытством. По крайней мере, за ним будет нетрудно следить, подумал Сонни. Незнакомец пересек район Таймс-сквер и Дафи-сквер там, где Бродвей разрывает Седьмую авеню, останавливаясь у витрин магазинов или афиш перед входами в кинотеатры. Парень время убивает, решил Сонни, остановясь в квартале позади. Человек перешел на западную сторону Бродвея и побрел обратно. На углу Сорок восьмой улицы он на минуту остановился, чтобы поглазеть на ресторан Макгинниса, затем двинулся дальше. У Пятьдесят первой улицы он снова пересек Бродвей и пошел на восток тем же неторопливым шагом. Наконец, после почти часового наблюдения, в 13:55, Сонни увидел, как он входит в отель «Виктория» на углу Пятьдесят первой улицы и Седьмой авеню.

Некоторое время детектив предусмотрительно подождал на углу, затем тоже вошел внутрь. Высокий человек, поднявшись по лестнице в главный вестибюль, расположился на диване напротив лифтов. Сонни неспешно приблизился к газетному киоску. Прошло несколько минут, и человек поднялся навстречу еще одному незнакомцу, приближавшемуся к нему по вестибюлю.

Второй мужчина был гораздо ниже ростом, приблизительно пять футов семь дюймов, как прикинул Сонни, и гораздо моложе, возможно, ему было чуть-чуть за тридцать. Он был без шляпы, аккуратно подстрижен, правда, его темные волосы были длинноваты по сравнению с прическами большинства американцев, что походило на европейский стиль. Одежда его также была черная, хорошего покроя. Высокий мужчина выказал больше удовольствия, чем при встрече с Пэтси. Они приобняли друг друга за плечи, затем, поболтав несколько секунд, вместе вышли из отеля.

Теперь Сонни последовал за обоими обратно к Бродвею, а затем по Сорок восьмой улице, где они вошли, к немалому удивлению Сонни, в ресторан Макгинниса. Это было большое заведение с непринужденной обстановкой, в котором подавалась только американская еда – гамбургеры и горячие сэндвичи. Причислив незнакомцев к иностранцам, вполне возможно французам или итальянцам, Сонни подумал, что они должны были бы выбрать для еды более европейское место. Они спустились вниз в небольшой, более спокойный обеденный зал и заняли столик у стены. Как только стало ясно, что они обосновались, Сонни прошел к телефону в главном зале, позвонил на базу и попросил прислать кого-либо в помощь прикрыть ресторан. Затем он сам спустился вниз и занял небольшой столик на расстоянии двух столов от объектов наблюдения, слева от них. Они оживленно разговаривали на языке, который по нескольким услышанным словам Сонни идентифицировал как французский, хотя отдельные звуки в окончаниях слов показались ему не такими носовыми и более гортанными, чем в рафинированном французском языке, который ему доводилось слышать ранее.

Когда подошел официант, тот, что повыше, заказал по-английски, но с акцентом, херес для себя и бутылку импортного пива для своего компаньона. Сонни затягивал изучение меню, выжидая, чтобы понять, будут ли они есть. Довольно скоро оказалось, что будут, и тогда Сонни остановился на бифбургере и чашке чая.

Он ел медленно, стараясь согласовать по времени свой ланч с неспешным темпом объектов. Воздерживаясь от внимательного их изучения, он все же позволил себе ненароком скользнуть взглядом в их сторону и увидел, что они развернули большой лист бумаги, явно не американского формата, и водят по нему пальцами в самых разных направлениях, будто это план, карта или какая-то схема.

Было почти 16:30, когда старший из них попросил принести чек. Сонни немедленно встал, бросил на стол пару долларовых банкнот, поднялся по лестнице и вышел на улицу. Лениво прислонясь к фонарному столбу, напротив дверей ресторана с развернутой газетой в руках стояла знакомая плотная фигура – Эдди Иган. Сонни сделал несколько шагов и остановился неподалеку от него, спиной к ресторану, как будто ждал зеленого сигнала на переходе. Не показывая, что узнал Эдди, Сонни шепнул:

– Через минуту выйдут два парня в черном: пожилой тип, высокий и элегантный, и другой помоложе, коротышка. Ты берешь маленького. Я уверен, что они иностранцы. Мой перед этим встречался с Пэтси.

– Угу, вот они идут, – предупредил Иган, казалось не поднимавший глаз от газеты.

Объекты постояли на углу, тихо беседуя, затем обменялись рукопожатиями и разошлись в разные стороны. Высокий легким шагом направился вниз по Бродвею, за ним заторопился Сонни. Другой двинулся через Бродвей на восток, и Иган пошел по его следу.

Объект Сонни вернулся в отель «Эдисон». Он остановился у стойки портье, получил ключ и прошел к ожидавшему лифту. Детектив шагнул в лифт перед ним. На девятом этаже мужчина вышел. Сонни поднялся до одиннадцатого, затем спустился на другом лифте обратно в вестибюль. Разыскав местный телефон, он вызвал сотрудника службы безопасности отеля, бывшего городского полицейского, которого хорошо знал. Через несколько минут, отойдя с охранником в тихий угол вестибюля, Сонни попросил проверить журнал регистрации отеля. Он хотел получить имена и места происхождения всех недавно зарегистрированных иностранцев, проживающих в номерах девятого этажа.

В ожидании информации Сонни побродил по вестибюлю отеля «Эдисон», останавливаясь перед газетным киоском, рассматривая витрину в окне, не теряя из виду ряд лифтов. Через двадцать пять минут местный охранник поймал его взгляд и поманил к главному входу. Там, укрывшись за доской с рекламой «Зеленой комнаты», ресторана при отеле, Сонни узнал, что интересующее его лицо – это одинокий джентльмен, прибывший из Канады. Он появился накануне и зарегистрировался в номере 909 под именем господина Жана Жеана из Монреаля.

Это имя ничего не говорило Сонни, но он собирался познакомиться с господином Жеаном очень близко. Позвонив на базу, он доложил о своем местопребывании и попросил прислать в «Эдисон» еще людей. Затем с помощью охранника он позаимствовал куртку отсутствовавшего коридорного, расположился за стойкой и принялся ждать.

Тем временем Иган проследил за молодым человеком до отеля «Виктория» на углу Пятьдесят первой улицы и Седьмой авеню. Применив обычный прием, он вошел в лифт вместе с объектом и доехал с ним до одиннадцатого этажа, где тот вышел. Спустившись вниз через двадцать минут, Иган узнал, что преследуемая им добыча прибыла накануне рано утром из Монреаля. Этот человек остановился в номере 1128 и зарегистрировался как Франсуа Барбье.

Иган позвонил на базу, и ему сообщили, что его партнер организовал засаду в отеле «Эдисон» на некоего Жана Жеана. Тогда он купил журнал, нашел стул поудобнее и расположился как дома.

Прошло немногим более трех часов, и в 18:45 из лифта появился Франсуа Барбье, тепло одетый в тяжелое черное пальто с меховым воротником. Пройдя через вестибюль, он спустился по лестнице и вышел под ледяной ветер на Седьмую авеню. Большое электрическое табло на Таймс-сквер, хорошо видное от отеля за несколько кварталов, показывало лишь десять градусов выше нуля^[13]. Преследуемый Иганом, Барбье поспешил выйти на Бродвей и затем на Сорок седьмую улицу, где свернул и вошел в отель «Эдисон». Жан Жеан дожидался его в вестибюле, закутанный в пальто и теплый шарф с неизменной тростью в руке. За стойкой старшего коридорного, замечая все темно-карими глазами, расположился Сонни Гроссо. А в дальнем углу вестибюля, непринужденно развалясь в мягком кресле, читал газету федеральный агент Фрэнк Уотерс. Не моргнув глазом, Эдди Иган неспешной походкой вошел в вестибюль и, остановившись у газетного киоска, принялся просматривать стойку с журналами и последние выпуски газет. После краткого обмена мнениями Жеан и Барбье вместе вышли на Сорок шестую улицу и двинулись на запад по направлению к Гудзону. Сонни снял куртку коридорного и надел пальто, после чего все три детектива один за другим последовали за объектами. Было самое начало восьмого.

Иностранцы совсем не спешили, проходя через стареющую, покрытую шрамами западную часть центрального Манхэттена, когда-то печально известную как Хеллс-Китчен. Теперь от нее остались застывшие группы разрушавшихся многоквартирных домов, здания складов, автостоянки, станции техобслуживания и гаражи. Им потребовалось пятнадцать минут, чтобы преодолеть пять длинных кварталов от «Эдисона» до Двенадцатой авеню, широкой тоскливой дороги, бегущей вдоль реки под надземным шоссе Вест-Сайд. В этом месте на Двенадцатой авеню расположены выходы с пирсов, куда пристают суда большинства самых крупных пароходных линий. На углу Двенадцатой и Сорок шестой Жеан и Барбье остановились и подняли голову в сторону могучего морского лайнера «Соединенные Штаты», который уже причалил, но совсем недавно.

Два канадца, француза или кем бы они ни были стояли, съежившись, на углу, на пронизывающем ветру с реки, засунув руки в карманы, отбивая чечетку, чтобы не замерзнуть. Так они провели более полутора часов. На противоположной стороне Двенадцатой авеню, на пирсе какое-то время, пока пассажиры толпами спускались с корабля, носильщики старались управиться с багажом, а гудящие такси и частные машины пытались подъехать ближе к выходным воротам, царил небольшой бедлам. Но по мере того как медленно тянувшееся от восьми часов время приблизилось к восьми тридцати, поток пешеходов и машин поредел, но двое мужчин по-прежнему ждали на противоположном углу.

Что касается замерзших детективов – Сонни в дверном проеме на Двенадцатой авеню, между Сорок шестой и Сорок седьмой улицами, Игана и Уотерса на обеих сторонах Сорок шестой в середине квартала, позади объектов – то их это ожидание приводило в замешательство. Если эти двое пришли встречать кого-то с этого судна, то они, безусловно, упустили своих знакомых; все, кроме нескольких замешкавшихся пассажиров и команды корабля, должны были уже покинуть пирс. У детективов пальцы на руках и ногах онемели и уже начинали болеть. Их уши горели, и каждый из них по-своему проклинал «чертовых лягушатников», как Иган первым назвал эту пару.

Однако у Сонни был дополнительный повод для негодования. Пока он дрожал на Двенадцатой авеню, мимо него прокатила машина, и он увидел в ней ухмылявшееся лицо мужчины, прижатое к правому переднему стеклу. Сонни вздрогнул, узнав Джека Флеминга из ССП и федеральных агентов Джека Райпу и Билла Каррадзо. И Райпа поднял вверх средний палец правой руки в грубом и абсолютно понятном жесте. Когда они проехали, из промерзшего дверного проема Сонни послал им ответ, хлопнув левой рукой по изгибу вскинутой правой руки.

Наконец примерно в восемь тридцать один из французов задвигался. Барбье оставил компаньона и через Двенадцатую авеню пошел к пирсу. Несколько минут он постоял, вытянувшись на цыпочках и вглядываясь в зону выгрузки. Потом повернулся и пошел обратно быстрым шагом и, как почувствовали наблюдавшие за ним детективы, значительно повеселев. Когда он что-то сообщил Жеану, тот похлопал его по плечу, и они отправились по Сорок шестой улице в обратный путь.

На этот раз они прошли мимо «Эдисона» и пересекли ярко освещенный Бродвей, еще только начинавший ускорять свой темп, поглощая потоки театралов и искателей развлечений. Затем продолжили путь на восток до Пятой авеню, где свернули налево и пошли на север, слоняясь без видимой цели, как два старых друга, вышедшие на вечернюю прогулку перед сном.

Сравнив по дороге свои наблюдения, детективы пришли к выводу, что эти иностранцы – крупные торговцы наркотиками, которых ждал Пэтси Фука. Они или сами были поставщиками, или непосредственно представляли главных лиц. Также стало очевидно, что большой груз, о котором судачили «толкачи» и наркоманы, или уже пришел, и участникам сговора осталось лишь завершить работу по его распространению, или может быть доставлен в любой момент. Впервые Эдди и Сонни особенно воодушевляли мечты не об Анджело Туминаро, который поначалу казался им желанной целью, а о такой крупной удаче, какую прежде они не могли вообразить. Таким образом, следуя за таинственными французами, несмотря на холод, они были полны энергии; Иган уже успел окрестить Жеана лягушатником номер один, а Барбье – лягушатником номер два.

Детективы использовали классическую модель пешего наблюдения, известную секретным агентам во всем мире как «A-B-C» или «параллельное» преследование. Два детектива, один позади другого – в данном примере за Иганом (А) тянулся Гроссо (В) – следовали за объектами наблюдения на почтительном расстоянии, по той же стороне авеню. Третий детектив, Уотерс (С), шел по другой стороне авеню, стараясь не отставать от французов. Уотерс следил за объектами, Иган тоже наблюдал за ними и за Уотерсом через авеню, Гроссо следовал указаниям обоих партнеров. Через каждые несколько кварталов тройка должна была меняться местами. Этот метод поддержания визуального контакта с преследуемым очень надежен, поскольку С может всегда наблюдать за объектами, за какие бы углы они ни сворачивали и какие бы попытки скрыться ни предпринимали. И очень скоро эта модель подтвердила ее эффективность.

У собора Святого Патрика на Пятидесятой улице французы перешли на восточную сторону Пятой авеню и продолжили неторопливо двигаться на север. Но затем, свернув за угол Пятьдесят пятой улицы, они быстро нырнули во вращающиеся двери элегантного отеля «Сент-Реджис» всего в нескольких ярдах от Пятой авеню. Здесь они уже могли ускользнуть от преследования, если бы не агент Уотерс на противоположной стороне, не пропустивший их внезапного действия.

На некоторое время пара иностранцев задержалась в вестибюле отеля «Сент-Реджис», вероятно, чтобы посмотреть, не идет ли за ними кто-то, похожий на полицейского, и благодаря этой достаточно долгой задержке офицеры смогли перегруппироваться. Убедившись, что за ними никто не наблюдает, удовлетворенные Жеан и Барбье прошли через весь вестибюль и спустились по покрытой ковром лестнице в шикарный суперклуб «Домик».

На всякий случай, чтобы не быть опознанными, Иган и Сонни, которые раньше уже подходили к французам довольно близко, решили не следовать за ними в «Домик», поэтому вниз отправился Уотерс. Сонни выбрал для ожидания главный вестибюль отеля, а Иган вызвался занять пост снаружи, на Пятьдесят пятой улице, и следить за укрытым навесом отдельным входом в «Домик». Когда Иган тепло укутался и вышел на улицу, на часах было почти 21:30, и температура упала до восьми градусов.

Почти час просидели в мягко освещенном «Домике» Жеан и Барбье. Не обращая внимания на веселую музыку отельного оркестра и примерно дюжину модно одетых танцующих пар, они потягивали коктейли, ковыряли вилками в легких салатах и разговаривали, а агент Уотерс наблюдал за ними через зал. Приблизительно в 22:30 Жеан поднялся и пошел вверх по лестнице, при этом его компаньон остался за столом.

Сонни, съежившийся на стуле у входа в бар «Кинг-Коул» при отеле, вскочил с места, когда мимо него к одному из ряда частично огороженных телефонов прошел Жеан. Сонни зашел в соседнюю кабинку, повернувшись в противоположную сторону, и попытался подслушать разговор Жеана, который длился около десяти минут и велся исключительно на французском. Все, что смог отметить Сонни в речи француза, это нотки настойчивости. Когда Жеан закончил говорить, он вернулся вниз в «Домик», и спустя еще несколько минут французы потребовали чек.

Не покидая своего столика, Уотерс подождал, пока объекты поднимутся по лестнице. Наверху Сонни проследил, как они вышли на Пятьдесят пятую улицу, а уже там обмороженный Иган, поглубже натянувший шляпу на рыжую копну волос, наблюдал, как они выходят и снова направляются к Пятой авеню. Все три детектива проводили французов по Пятой авеню и Пятидесятой улице, а затем два квартала на восток до отеля «Уолдорф-Астория» на Парк-авеню. Время приближалось к одиннадцати часам вечера.

Объекты подошли к «Уолдорфу» со стороны Пятидесятой улицы и спустились по пандусу в гараж отеля. Посчитав, что благоразумнее не следовать за ними в такое тесное помещение, Иган и Гроссо остались ждать на улице, наблюдая за входом в гараж, а в это же время Уотерс поспешил к лифтам в вестибюле отеля. Приблизительно через десять минут Жеан и Барбье появились из гаража и вошли в парадные двери отеля. Барбье нашел местный телефон, и у него состоялся продолжительный разговор, вероятно, с французом, судя по частой жестикуляции. Жеан находился поблизости, и детективы могли лишь предположить, что Барбье говорил с тем же человеком, кому звонил Жеан из «Сент-Реджис». Смысл краткого посещения гаража им не был понятен.

Барбье вернулся к Жеану, и оба мужчины сразу же прошли к лифтам, вошли в один из них и исчезли за скользящими дверями. Это случилось слишком быстро, чтобы удивленные офицеры могли последовать за ними.

Теперь им оставалось только ждать. Лягушатники могли находиться в огромном «Уолдорфе» где угодно.

Почти час прошел, но объектов нигде не было видно. Наступила полночь, слежка продолжалась более половины суток, и все это время детективы с трудом находили возможность не то что поесть, но даже помочиться. Энтузиазм, переполнявший их всего несколько часов назад, значительно ослаб, а раздражение все продолжало расти – в первую очередь на самих себя, – поскольку теперь им казалось, что они упустили добычу. Отели, в которых остановились французы, были известны, но опыт научил их никогда ничего не принимать на веру.

Продолжая наблюдать за главными лифтами, офицеры со смешанными чувствами бродили по огромному вестибюлю «Уолдорфа». Сонни и Уотерс начинали привыкать к мысли, что на эту ночь французы для них потеряны, но Иган с его ирландским упрямством надежды не терял. Необъяснимое чутье убеждало его, что лягушатники не покинули отель и в эту ночь для детективов может найтись еще много работы. Оставив остальных в вестибюле, он спустился по лестнице к выходу на Лексингтон-авеню и заглянул в бар «Бык и медведь». Веселье в этом неоанглийском пабе еще продолжалось, и гости съездов и торжественных обедов, все без исключения мужчины, а некоторые даже в черных галстуках, пропускали по последнему стаканчику.

И здесь же, за столиком в углу, перед почти полными стаканами расслабленно сидели Жеан и Барбье. Иган отступил из бара и помчался наверх проинформировать Сонни и Уотерса. Или лягушатники гостили в чьем-то номере, а затем в лифте из задней части отеля проскользнули в бар нижнего вестибюля, или окольным путем направились прямо сюда. В любом случае детективы снова их контролировали. Можно было лишь надеяться, что за это время ничего существенного не произошло.

Пароход «Соединенные Штаты» причалил приблизительно в семь часов вечера. Жаку Анжельвену казалось, что мучительное продвижение огромного судна к пирсу никогда не закончится. Путешествие было кошмарно скучным, правда, в конце его он договорился с молоденькой Арлетт, которая на следующий день должна была продолжить путь в Чикаго, о встрече у нее, в отеле «Саммит». Он с нетерпением ждал завершения выгрузки, чтобы, в соответствии с инструкциями Скалья, отвести свою машину в отель«Уолдорф-Астория». Кроме того, ему было любопытно увидеться с еще одной молодой женщиной, которая, как ему говорили, должна была встретить его на берегу. Воображение рисовало ему юную красавицу, очаровательную и милую.

Лилли Дебек действительно оказалась очаровательной и привлекательной. Прежде чем проходить таможенный контроль, Анжельвен дождался выгрузки и установки на пирсе его драгоценного «бьюика». Около девяти часов вечера, когда он все еще ждал разрешения таможни, к нему подошла девушка, высокая, стройная, с длинными блестящими темными волосами, шикарно одетая. Нет, не девушка, а женщина – лет двадцать пять или чуть старше, предположил он. С его скудным английским языком ему было трудно объяснить инспекторам, кто он такой и зачем привез свой произведенный в Америке автомобиль из Франции обратно в Америку.

Лилли пришла ему на помощь. Представившись по-французски, она заявила, что рада познакомиться с деятелем телевидения, известным по всей Франции. Затем, повернувшись к инспекторам, она на чарующем, как показалось Жаку, английском языке охарактеризовала его как «французского Джека Паара^[14]»…

Непринужденно болтая, они вместе дождались, пока «бьюик» спустили с пирса. Лилли была француженкой, но уже несколько лет жила в Штатах, работая секретаршей в юридической фирме. И Жак, всегда тонко чувствовавший женщин, не мог не заметить, что между ними проскочила искорка.

Следуя ее указаниям, он доехал в потоке машин до отеля «Уолдорф» на Парк-авеню. Широкий бульвар и пылавшие от вечернего освещения стеклянные башни взволновали его. Анжельвен сдал автомобиль на хранение в гараж отеля и пригласил Лилли подняться к нему в номер. Она отклонила приглашение, предложив подождать его в вестибюле. Разочарованный, но понимая, что для завоевания Лилли в его распоряжении будет по крайней мере еще неделя, а Арлетт, несомненно, ждала его в отеле «Саммит» и, по-видимому, была готова на все, он, в свою очередь, сослался на усталость и договорился позвонить Лилли на следующий день.

Кроме того, он вспомнил, что должен получить известие от Франсуа Скалья.

Жаку не пришлось ждать слишком долго. Около половины одиннадцатого некий господин Жеан позвонил и поинтересовался, хорошо ли Жак устроился и поставлен ли автомобиль в гараж. Этот человек также сказал, что рядом с ним находится Скалья и они хотели бы навестить Жака в его номере. Анжельвен попросил отложить визит на следующий день, поскольку он слишком устал. На самом деле он хотел как можно быстрее продолжить интрижку с Арлетт. Жеан настаивал на встрече в тот же вечер, и в конце концов, услышав упоминание о вознаграждении в пять миллионов франков, Анжельвен нехотя согласился.

Встреча в его номере продолжалась около двадцати минут. Жеан и Скалья были удовлетворены, собственными глазами увидев «бьюик» в гараже «Уолдорфа». Раздраженный Анжельвен сказал, что машина ему понадобится на следующий день, но Скалья был непреклонен. Они договорились встретиться в полдень в месте, которое Скалья назовет утром. Затем, к облегчению Анжельвена, они оставили его одного. Он решил позабыть о своей роли в этом неприятном деле и приятно провести время.

Выйдя из номера, он покинул «Уолдорф» через выход на Лексингтон-авеню, пересек улицу и, миновав квартал, вошел в отель «Саммит». Он позвонил Арлетт из вестибюля, она вскоре спустилась к нему, после чего они вместе вернулись в «Уолдорф» и зашли выпить в бар «Аллея павлинов». Когда они выпили, Анжельвен пригласил девушку к себе в номер, и она охотно согласилась. Но поскольку было уже за полночь, то система безопасности отеля действовала в полную силу, и у самых дверей номера к ним подошел охранник. Тогда они решили вернуться в «Саммит», но и там была точно такая же ситуация. И в эту ночь им пришлось спать в разных номерах и разных отелях.

Приблизительно в 0:30 11 января Сонни Гроссо сидел у стойки бара «Бык и медведь» в отеле «Уолдорф», уныло уставившись в бокал со сладким вермутом. Снаружи, на Сорок девятой улице, Иган и Уотерс хлопали в ладоши и пританцовывали, пытаясь сопротивляться пронизывающему холоду. У Игана опять сильно замерзли и разболелись ноги. Сначала он испугался, не началась ли у него первая стадия обморожения, но затем вспомнил, что в то утро он слишком поспешил купить новую пару коричневых ботинок. Иган проклинал неподходящие для этой погоды ботинки, проклинал холод, свои ноги, себя самого, работу, весь этот подлый мир, и так продолжалось до часа ночи, когда из боковой двери «Быка и медведя» появились Жеан с Барбье и пошли по Сорок девятой улице на восток.

Иган и Уотерс держались напротив них, чуть отстав, на южной стороне улицы. Гроссо вышел из бара и присоединился к погоне, держась далеко позади французов на северной стороне. На Третьей авеню Жеан и Барбье повернули к центру. Прошли Сорок вторую улицу… Прошли Тридцать четвертую. Детективы менялись местами, отступая назад или выходя вперед то на одной, то на другой стороне авеню, даже шляпами меняясь, лишь бы не дать объектам наблюдения шанс понять, что за ними следят. Но происходившее все более их озадачивало. Несомненно, в любую минуту что-то могло произойти. Лягушатники должны были сделать какой-то важный шаг. Кто станет просто гулять в такую ночь, когда ртуть в термометре опускается почти до нуля, а ветер сечет тело? Но Жеан с Барбье шли по Третьей авеню, почти не переглядываясь, миновали Двадцать третью улицу и подошли к Четырнадцатой. Затем, не останавливаясь, свернули направо. Было 1:45 ночи, и они прошагали тридцать пять кварталов, оставив позади почти две мили ледяного Манхэттена. Замерзшие и уставшие офицеры воспрянули духом: вот оно.

Французы прошли два квартала по Четырнадцатой улице на запад до Юнион-сквер и там, около универмага Клейна, где ледяной ветер немилосердно налетал на широкую, пустынную площадь, повернули направо на Южную Парк-авеню (или Четвертую авеню) и двинулись в противоположную от центра сторону.

Абсолютно уничтоженные холодом, усталостью и растущим отчаянием, три детектива продолжали преследование. Иган волочил ватные от боли ноги. С огромным трудом проделали они обратный путь по Парк-авеню до Сорок шестой улицы, где еще раз свернули на запад, миновали Мэдисон-авеню, Пятую и Шестую авеню, пока, наконец, без двадцати три на углу Сорок шестой улицы и Седьмой авеню, обменявшись лишь кивками и недолгим рукопожатием, после почти восьмичасовой прогулки французы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.

Жеан продолжил путь на запад, явно направляясь в отель «Эдисон», за ним поплелись Сонни и Фрэнк Уотерс. Иган тащился за Барбье по Седьмой авеню еще пять кварталов до отеля «Виктория». В отеле француз взял у портье ключ от номера, вошел в лифт, и тот повез его наверх. Иган проследил за индикатором лифта и, когда тот замер на одиннадцатом этаже, пошел к телефону. Он попросил базу сменить его как можно скорее.

Наступил четверг, было три часа утра, когда с усталым стоном Иган плюхнулся на диван в вестибюле отеля и начал упорную борьбу, стараясь не заснуть. Это была жесткая борьба. Его глаза, горевшие от усталости, постепенно закрывались, и, чувствуя, как теплое одеяло расслабления начинает наползать на него, он всякий раз встряхивался и возвращал себе бдительность.

Приблизительно в три тридцать, несмотря на острую боль в ногах, он решил пройтись по вестибюлю. Минут пятнадцать он бродил вдоль стен, затем, решив, что пришел в себя, сел, чтобы дать отдых ногам. Несколько минут спустя Иган почувствовал, что его снова клонит в сон, и поднялся на ноги. К этому времени вестибюль опустел, остались только портье, швейцар, загонявший концом палки сигаретные окурки с пола в мусорный контейнер, и старший ночной коридорный, ссутулившийся позади стойки у лифтов. Иган заметил, что коридорный наблюдал за ним, возможно узнав в нем копа. Он решил попытаться завербовать себе добровольного помощника.

– Скажи-ка, приятель, – произнес Иган с улыбкой, приближаясь к стойке, – не сможешь ли ты оказать мне серьезную услугу?

Худощавый, болезненного вида коридорный нерешительно изучал высокого мужчину с покрасневшими глазами.

– Какую, например? – отозвался он.

– Наверное, ты видел, как я здесь маюсь, – сказал детектив. – Я жду одного дружка, который должен спуститься из номера. – Он подмигнул. – Ну, ты понимаешь… а у меня глаза закрываются, и я не могу с ними справиться. Вот я и подумал, может быть, ты для меня последишь за лифтами и, если один из них начнет спускаться с одиннадцатого этажа, а я задремлю, дашь мне знать. – Он похлопал себя по заднему карману, намекая, что готов достать бумажник.

Коридорный пожал плечами:

– Конечно, почему бы нет. Одиннадцатый, говорите?

– Точно, – улыбнувшись, ответил Иган. Он повернулся, собираясь вернуться в удобное кресло, но услышал за спиной шепот коридорного:

– Лифт уже спускается с одиннадцатого, сэр!

Застигнутый фактически в центре пустынного вестибюля, Иган, пока двери не открылись, поспешил спрятаться за углом лифта. Но это ему не совсем удалось. Изможденного вида молодой человек в помятом костюме вышел из лифта и, осмотревшись и заметив наполовину спрятавшегося за столбом Игана, остановился и пристально на него посмотрел.

Детектив вспыхнул, надеясь, что не слишком заметно. «Кто этот тип? Какого черта ему нужно? Принимает меня за полицейского? Он спустился с одиннадцатого, не связан ли он как-то с Барбье?» Эти мысли пронеслись в голове Игана за долю секунды, а в следующий момент он уже двинулся к незнакомцу, полный решимости блефовать до конца.

– Вам нужна помощь, сэр? Я из охраны отеля, – вполголоса объявил он.

– Н-нет, думаю, нет, – заикаясь, произнес молодой человек, явно чувствовавший себя не в своей тарелке. – Мне показалось, я вас знаю… но, наверное…

– Есть проблемы? – наступал Иган. – Поздновато уже здесь разгуливать.

Тут у его собеседника расширились глаза.

– А вы не Иган из Бюро по борьбе с наркотиками?

Теперь настала очередь Игана вытаращить глаза.

– Вы кто? – спросил он.

– Джонсон. Федеральное бюро. – Он сразу как-то обмяк от облегчения и усталости. – Я не был уверен, что найду тебя здесь.

– А я не знал, что ты там, наверху! – объявил Иган, уводя его в угол вестибюля. – Что ты делал на одиннадцатом этаже? Ты знаешь, нам не следует светиться перед этими парнями.

Агент Джонсон вздохнул:

– Я занимаю номер рядом с Барбье и пытаюсь его подслушивать. Там есть вентилятор между ванными комнатами… Я просидел в своей ванной весь день, и у меня крошки во рту не было. Теперь, знаешь, мне нужно выйти отсюда, подышать воздухом, перекусить.

Иган расхохотался:

– Ладно, иди, съешь что-нибудь. Я буду здесь. Но смотри не долго.

– Большое спасибо, – радостно ответил молодой агент. – Мигом вернусь.

Когда он направился к выходу, Иган его окликнул:

– Эй, Джонсон, ты давно работаешь в бюро?

Теперь вспыхнул Джонсон, и это было заметно.

– Только пару дней. Им нужен был человек, понимающий по-французски.

– О’кей, до встречи.

«Он не задержится», – подумал Иган, глядя ему вслед.

Уже пошел пятый час утра. Иган бродил по вестибюлю, садился, вставал, снова садился в другое кресло, снова вставал, затем падал на диван. Неспособность победить сонливость начинала его угнетать. Голова Игана опять упала на грудь, но тронувшая за плечо рука помешала заснуть. Это был старший коридорный.

– Это парень, с которым вы недавно говорили, был не ваш дружок, верно?

Иган с трудом заставил себя сесть вертикально.

– Нет. – Он зевнул. – Это был не тот дружок.

– Слушай-ка. – Человек профессионально огляделся. – У меня есть такая вещь, которая поможет тебе воспрянуть духом. Придется выложить пару баксов, но она того стоит.

От этих слов детектив тут же проснулся. Этот простак пытался продать ему дозу! Игану удалось замаскировать интерес еще одним зевком.

– Что-что, два бакса? Покажи.

Коридорный ухмыльнулся:

– Иди за мной.

Иган поднялся и последовал за ним к стойке. Коридорный покопался в кармане брюк, вытащил маленькую зеленую металлическую коробочку и осторожно открыл ее под столом. Пока Иган рассматривал ассортимент таблеток различных размеров, форм и цветов, коридорный извлек хорошо знакомую розовую пилюлю в форме сердечка и опустил ее на ладонь детектива. Это был «бенни» – бензедрин.

– Проглоти ее, – сказал человек, – и через пять минут будешь джигу танцевать.

– Огромное спасибо, – как можно искреннее ответил Иган.

Он передал над стойкой две долларовые банкноты и отошел. Про себя он подумал: «Это самая легкая моя „победа“ за все время работы. Когда закончим дело Фуки, первое, что я сделаю, вернусь сюда и заберу этого проказника».

Глава 8

Только в восемь часов утра в четверг, 11 января, молодой федеральный агент Луис Гонсалес явился принять дежурство от измотанного Игана. Суставы у Эдди одеревенели, все мышцы болели, желудок сжался от голода, он зарос щетиной и чувствовал себя таким слабым, каким не был даже после недельного похода, когда служил в морской пехоте. Он с трудом поднялся с дивана и заковылял вниз по ступенькам в кафе. С раздражением Иган осознал, что даже теперь не мог уйти, поскольку агент-сменщик не сможет следить за Барбье, пока Иган на него не укажет.

Несчастные детективы прождали в вестибюле отеля «Виктория» еще четыре часа. К полудню разочарование Игана возросло до такой степени, что он был готов подняться в номер Барбье с агентом Гонсалесом на буксире, взломать дверь и крикнуть: «Вот это он!», после чего рухнуть на ближайшую кровать. Наконец, вскоре после двенадцати, наверное, в тысячный раз двери лифта плавно раздвинулись и появился Барбье. Он выглядел бодрым и хорошо отдохнувшим. Мерзкий ублюдок, подумал Иган, толкая агента локтем. Одетый в толстое пальто француз спустился по парадной лестнице и вышел из отеля. Тогда Иган, пошатываясь, подошел к стойке и потребовал номер.

В тот же день в 16:30 Иган вернулся в вестибюль, освеженный тремя часами крепкого сна, душем и бритьем. Вместо Луиса Гонсалеса в вестибюле с кислым видом сидел агент Джек Райпа.

– Надеюсь, ты хорошо отдохнул, – приветствовал он детектива. – Можешь поспать еще. Барбье пропал.

Райпа объяснил, что, когда француз вышел в полдень из отеля, Гонсалес довел его до «Эдисона». Барбье вошел через главный вход на Сорок седьмой улице и задержался в вестибюле отеля лишь на несколько секунд, где его видели другие детективы, закрепленные за Жеаном. Затем он нырнул через выход на Сорок шестую улицу, вскочил в такси и исчез, прежде чем кто-либо смог отреагировать.

Иган гневно завращал глазами.

– Потрясающе! – рявкнул он. – Нам остается только торчать здесь. А что нового о другом лягушатнике и Пэтси?

– Все тихо. Пэтси крепко прикрыт у себя в лавке. О Жеане из «Эдисона» ничего не слышно. Там Сонни с кем-то из наших людей. В соседний номер мы поселили парня, понимающего французский с «жучком». Как и сюда.

– О’кей. Слушай, мне нужно выйти на несколько минут. Я еще вернусь.

Иган вышел на Седьмую авеню. Морозный воздух тут же плотно его охватил. Прежде всего он должен был попасть в свою машину и сменить обувь. Следующая ночь снова может оказаться длинной. Он перешел через Бродвей к гаражу, где накануне оставил свой «корвейр», и надел пару разношенных туфель на мягкой подошве, лежавших в багажнике среди другой подходящей для переодевания одежды и обуви. Затем он вернулся к «Виктории», задержавшись у палатки и быстро проглотив пару хот-догов и стакан пепси. В вестибюль отеля он вернулся в 17:05. Когда расположившийся в углу вестибюля Райпа увидел входившего Игана, он покачал головой. Иган кивнул и сел в кресло напротив лестницы, поднимавшейся от главного входа.

В начале восьмого он заметил, что Райпу позвали к телефону к стойке помощника менеджера. Агент говорил недолго, поглядывая на Игана. Положив трубку, он неторопливо направился к детективу.

– Барбье только что засекли в «Эдисоне». Он вошел в вестибюль, огляделся и вышел на Сорок седьмую. Его ведет Джим Гилди.

– Вероятно, возвращается сюда.

– Это мы скоро узнаем.

В 19:25 детектив Гилди поднялся в вестибюль и подошел к Игану.

– Барбье внизу, заказал выпить.

– Вот это правильно. Посиди здесь с Джеком Райпой, он там, у стойки. Следи за лифтами. А я спущусь и составлю французу компанию.

Иган вышел через парадную дверь, миновал дверь в бар нижнего вестибюля и с Пятьдесят первой улицы зашел в тускло освещенную «Гостиную под тентом». В этом помещении стояла длинная, изогнутая стойка бара, свободная наполовину, а вдоль стены располагались кабинки со столиками, большинство из которых было занято парочками или группами мужчин. Иган заметил Барбье, сидевшего в одиночестве за ближайшим к выходу на улицу столиком. Детектив прошел прямо к концу стойки, откуда он мог следить за каждым движением француза, не глядя на него прямо. Заказав порцию виски и имбирного эля, Иган стал прихлебывать эль, плеснув в него лишь капельку виски. Минут через пятнадцать он заметил, что к столику Барбье подошел официант, после чего лягушатник номер два поднялся и прошел к выходу, держа пальто на руке. В нижнем вестибюле он свернул к лестнице и поднялся в главный вестибюль. Иган оплатил чек и последовал за ним. Когда он поднялся по лестнице, в вестибюле был один Гилди, стоявший у лифтов.

– Райпа поехал с ним наверх, – сказал он, не отрывая глаз от индикатора этажа над закрытыми дверями лифта. – Порядок, одиннадцатый. Кажется, он решил побыть в номере.

Иган и вскоре присоединившийся к нему агент Райпа расположились в вестибюле «Виктории».

В то утро Пэтси Фука, который накануне, расставшись с Жеаном, вел себя спокойно весь остаток дня, отъехал от своего дома на Шестьдесят седьмой улице в Бруклине на «бьюике»-малолитражке. Агент Фрэнк Уотерс, следовавший за ним в отдалении, проводил его по Шестьдесят пятой улице до Кони-Айленд-авеню, а затем потерял в интенсивном трафике.

Спустя два с половиной часа Пэтси был замечен детективом Джимми О’Брайеном, когда входил в «Пайк-Слип Инн» Блейра в Нижнем Манхэттене. В три часа дня Пэтси вышел из бара, и полицейский довел его обратно до закусочной в Бруклине. Когда Пэтси вошел внутрь, детектив Дик Аулетта, потягивавший кока-колу у стойки, услышал, как тесть сказал ему по-итальянски, что «сам-знаешь-кто» звонил и подтвердил, что «встреча состоится».

Но день перешел в вечер, а Пэтси не собирался покидать закусочную. Около одиннадцати часов на старом и пыльном «шевроле-универсале» появился его брат Тони. Вместе братья пробыли в лавке около получаса. В 23:30 Пэтси выключил свет, вышел и запер дверь. Тони вернулся в «шевроле» и отъехал в сопровождении агента Арчи Флура, который позднее сообщил, что благополучно довел Тони до его дома в Бронксе.

Тем временем Пэтси направился в синем «бьюике» в Манхэттен, за ним по пятам следовал Дик Аулетта, непрерывно сообщая по радио другим машинам, находившимся в различных точках Бруклина и Манхэттена, о маршруте объекта. Пэтси проехал по Уильямсбургскому мосту.

– Он направляется в Нижний Ист-Сайд, возможно, опять к Блейру, – предположил Аулетта.

Но, съехав с моста в Манхэттене, вместо того чтобы направляться на юг к «Пайк-Слип», Пэтси повернул с Диланси-стрит на север. На Хьюстон-стрит он снова свернул направо и еще через несколько кварталов въехал на Ист-Ривер-Драйв.

– Всем, кто меня слышит. Он удаляется от центра. Возможно, встреча снова у «Рузвельта»?

На этот раз детектив оказался прав. Пэтси свернул с шоссе на Сорок вторую улицу, перебрался на Сорок пятую, затем свернул влево и продолжил путь до самого отеля «Рузвельт», миновал вход, свернул за угол и припарковал «бьюик» на Мэдисон-авеню. Аулетта свернул на Мэдисон в противоположную сторону и остановился на другой стороне авеню. Он наблюдал, как Пэтси, нервно озираясь, прошел обратно к главному входу в «Рузвельт», где присоединился к двум мужчинам, стоявшим под навесом. Один из них, среднего роста, в серой шляпе и темном пальто, был незнаком Аулетте. Другого, примерно такого же роста, без головного убора, детектив знал – это был Франсуа Барбье. Поскольку в последней информации, которую он слышал, говорилось, что Эдди Иган ведет Барбье, Аулетта передал по рации свои наблюдения всем машинам.

В этот момент автомобиль с Сонни Гроссо и Фрэнком Уотерсом также поворачивал на Мэдисон-авеню в одном квартале севернее, позади Аулетты. Сонни торжествующе хохотнул, услышав, что Пэтси в этот момент находится перед «Рузвельтом» с двумя мужчинами, один из которых Барбье. Ведь они с Уотерсом следовали за лягушатником номер один, Жаном Жеаном, в тот же район. Около десять и минут назад, приблизительно в 11:45, Жеан, бездействовавший весь день, устремился из отеля «Эдисон» с синим чемоданом и поймал такси. Сонни скинул куртку коридорного, надел пиджак и пальто и помчался на улицу, где его подхватил Уотерс. Такси проехало на восток по Сорок шестой улице, свернуло на юг на Мэдисон-авеню и высадило Жеана на углу Сорок пятой улицы напротив «Рузвельта». Через авеню высокий француз направился к отелю.

– Вот оно, – сказал Сонни Уотерсу. – Пэтси получил французского связного.

– Не знаю, – задумался агент. – Не похоже, чтобы он нес в чемодане пятьдесят килограммов.

– Если только этой информации можно верить. В чемодане вообще могут быть только образцы. – Сонни открыл дверь машины. – Пройдусь до угла и посмотрю.

– Последи за Аулеттой, – бросил Уотерс вслед Сонни.

Оказавшись в поле видимости входа в отель «Рузвельт», Сонни смог разглядеть четырех мужчин, причем Жеан по-прежнему держал чемодан. Детектив попытался опознать четвертого мужчину, но расстояние и ночной мрак, усиленный ярким освещением под навесом отеля, затрудняли идентификацию. Сонни не думал, что видел этого человека раньше. Четверка мужчин, стоявших близко друг к другу, посреди ручейков людей, сновавших в обе стороны у дверей отеля, и запоздалых пассажиров, спешивших к последним поездам на Большой центральный вокзал, производила впечатление группы партнеров по бизнесу, расстававшихся после вчера, проведенного в городе. Они оживленно разговаривали, и больше других, казалось, говорил Пэтси.

Но вот тайное совещание на тротуаре завершилось, и они направились к перекрестку. Часы на руке Сонни показывали 0:05. Он повернулся и зашагал к машине Уотерса. Квартет разместился в маленьком «бьюике» Пэтси, и тот рванул от тротуара по Мэдисон-авеню на север. Сонни схватил микрофон и предупредил все машины. Уотерс тронул машину с места по Сорок пятой улице и, визжа тормозами, начал разворот, но ему пришлось остановиться посреди улицы, чтобы избежать столкновения с такси. (Дик Аулетта, проделавший такой же прием между Сорок пятой и Сорок четвертой улицами, двинулся обратно на север и оказался блокированным красным сигналом светофора и интенсивным автомобильным потоком на запад.) За эти несколько секунд синий «бьюик» Пэтси скрылся из вида.

Сонни и Уотерс обшаривали восточный центральный район, тем же самым занимался Аулетта на своей машине, а также полдюжины других машин, в надежде, что кто-то из них сможет восстановить контакт с ускользнувшим от них «бьюиком». Радио в их машинах то и дело орало, воспроизводя яростный обмен информацией между находившимися в поиске офицерами: «Он направлялся вверх по Мэдисон», «Кто-нибудь видел, что он свернул в сторону?», «Кто на Пятой авеню?», «Кто на Парк-авеню?», «Кто нибудь его видел?». Затем, примерно в 0:15, база сообщила: несколько минут назад Франсуа Барбье вошел в отель «Виктория» и теперь находится в своем номере.

– Забавно, – прокомментировал Уотерс, сворачивая с Мэдисон на Пятьдесят третью улицу в сторону Вест-Сайда.

– Что именно?

– Мы ни разу не слышали Игана. Разве не он должен был вести лягушатника номер два?

– Действительно… – Сонни задумался.

Поблизости от пересечения Пятьдесят первой улицы и Седьмой авеню не было никаких следов синего «бьюика», и они поехали дальше на запад по Пятьдесят первой, хмуро слушая обескураженные комментарии от экипажей разных машин, пока в эфире не раздался властный голос:

– Говорит Гафни. Я опознал «бьюик» Пэтси на углу Пятьдесят седьмой и Пятой. Подтягивайтесь сюда!

Следуя кратким указаниям регионального директора Федерального бюро, Уотерс свернул на Пятую авеню, потом на восток по Пятьдесят седьмой улице и вернулся на Мэдисон-авеню. Двигаясь на юг, они догнали машину Гафни, продолжавшую следовать за Пэтси.

В этот момент в синей малолитражке вместе с Пэтси были только два человека – Жеан и неизвестный мужчина, и следующие полчаса они продолжали носиться по не поддававшемуся прогнозированию маршруту в прямоугольнике элегантного восточного центра Манхэттена, пересекая улицы, случайно срезая углы, двигаясь то к центру, то от центра, то на восток, то на запад. Но в этот район уже стянулись другие полицейские машины, и они стали вести наблюдение по собственной сложной модели с подключением и выбыванием, которым пользовались прежде неоднократно. Нужно было ухитриться поставить по крайней мере одну машину наблюдения, готовую перехватить автомобиль-объект, в конце каждого квартала, который он мог выбрать для проезда. Таким образом, в эту ночь Пэтси не смог бы снова стряхнуть со своих плеч охотников, если в этом состоял его замысел. Гроссо и Уотерсу, находившимся к нему ближе других, казалось, что, сидя в малолитражке, эти три человека вели оживленную и даже возбужденную беседу. Должно быть, они обсуждают сделку, предположили детективы: возможно, Пэтси еще не собрал всей нужной суммы и пытался потянуть время, а может быть, они обсуждали образец, который рекомендовал или показал им Жеан, если в его чемодане был именно образец. Возможно, у Жеана было меньше товара, чем требовалось Пэтси немедленно. Или, как предупреждали информаторы, товар был слишком плохого качества.

Наконец, около часа ночи Пэтси проехал по Сорок девятой улице, свернул на Бродвей, все еще ярко освещенный и заполненный толпой, и остановился на углу Сорок седьмой. Жан Жеан вышел из «бьюика» без синего чемодана и, влившись в поток пешеходов, направился к «Эдисону», а в «бьюике» остались только Пэтси и неопознанная личность. Сонни выпрыгнул из машины Уотерса еще у Сорок восьмой улицы и, проталкиваясь в толпе, поспешил за лягушатником номер один. Дик Аулетта сообщил, что найдет место для парковки и присоединится к Сонни в вестибюле отеля.

Тем временем Пэтси, как только сменился сигнал светофора, искусно срезал участок слияния Бродвея с Седьмой авеню и по Сорок шестой улице направился на восток, преследуемый одним Уотерсом. Но к тому моменту, как агент достиг Америк-авеню (которая для жителей Нью-Йорка остается Шестой авеню), агента поддержали еще две машины, в одной был Джимми О’Брайен, а в другой – сержант Дэн Леонард и Джим Херли. Пэтси свернул на Шестую в сторону, противоположную центру, затем на Пятьдесят первую улицу, снова в западном направлении. Уотерс и другие офицеры по радио пришли к выводу, что их цель – отель «Виктория» на следующем перекрестке. Но, не доехав нескольких сот футов до Седьмой авеню, маленький «бьюик» затормозил и остановился у отеля «Эбби», стоявшего на Пятьдесят первой улице рядом с «Викторией». Там последний пассажир выбрался из машины и сразу вошел в отель. Уотерс направил Леонарда и Херли прикрыть «Эбби» и вместе с О’Брайеном продолжил наблюдение за Пэтси.

Синий чемодан оставался в автомобиле. Неужели обмен состоялся?

Джим Херли пробрался на тротуар и вошел в отель «Эбби». Мужчина в серой шляпе ждал лифта. Херли вошел в лифт с ним вместе. Мужчина был аккуратно одет в деловой костюм, на шее был галстук в полоску. Он оказался ниже, чем казалось издалека, крепкий, темноволосый и загорелый. Ему было лет сорок или около того, предположил детектив. В молчании они поднялись до четырнадцатого этажа, где мужчина вышел. Херли поднялся на пятнадцатый, нашел лестницу с надписью «Выход» и сбежал на четырнадцатый. В этот момент в конце коридора объект вставлял ключ в замок. Когда дверь за ним закрылась, Херли медленно, прогуливаясь, прошел по коридору и посмотрел на номер комнаты – 1437. Спустившись вниз, он подошел к стойке, поболтал с ночным менеджером и узнал, что новый персонаж зарегистрировался как Ж. Муран из Парижа. Лягушатник номер три. Он забронировал номер заранее и прибыл накануне, одиннадцатого. Херли вышел к автомобилю сержанта Леонарда и передал базе, что они опекают еще одного француза в отеле «Эбби».

Что же случилось с Иганом? Если он следил за Барбье, то почему не сообщил, какой маршрут выбрал Пэтси в эти нервные десять минут, когда никто не мог найти «бьюик», и в результате Барбье снова появился в «Виктории»? Эти вопросы беспокоили Уотерса и особенно Сонни во время их лихорадочной погони за Пэтси и французами. Только позднее у них появился шанс соединить и проанализировать все события того вечера, и тогда они смогли понять, что в действительности произошло.

Иган весь вечер провел в вестибюле «Виктории». Он был довольно спокоен весь первый час, после того как около восьми Барбье прошел к себе в номер. Но вот уже девять часов, затем девять тридцать, десять, ночь все приближалась, и Иган начал нервничать. Он бродил по вестибюлю и, зная обычай европейцев, в отличие от большинства американцев, оставлять ключи перед выходом из отеля, непрерывно проверял доску с ключами за стойкой портье и убеждался, что ключа Барбье там нет. Этот ключ оставался у Барбье. Иган не мог этого понять, никто не двигался с места. Периодически звоня на базу, он всякий раз слышал один ответ: все подозреваемые находятся под наблюдением и не предпринимают никаких действий. Ему это не нравилось.

Последний раз он позвонил около 23:30. Очень скоро, после полуночи, уже в пятницу, 12 января, Иган, не подозревавший, что его товарищи яростно пытаются обнаружить потерянный синий «бьюик» с Пэтси Фукой и французами, раздраженно ерзал на покрытом пластиком диване в вестибюле «Виктории», заставляя себя расслабиться. И тут у него глаза полезли на лоб – одетый в костюм и толстое пальто, с растрепанными ветром волосами, с улицы по лестнице поднимался Франсуа Барбье, который должен был все это время находиться в своем номере. Словно зачарованный, Иган смотрел, как лягушатник номер два, не глядя по сторонам, пересек вестибюль и вошел в лифт.

О, черт! Иган поносил себя почем свет: «Сколько же он отсутствовал? Я все провалил?» Он вскочил с дивана, бросился к лифтам и уставился на индикатор этажа. Лифт остановился на одиннадцатом. Ну ладно, теперь-то уж он точно там. Оглянувшись, Иган увидел, что два молодых федеральных агента, сменившие Джека Райпу, с беспокойством смотрят на него.

Глава 9

До полудня пятницы, 12 января, ни один из подозреваемых не двинулся с места. Иган наконец съездил на несколько часов домой, чтобы немного отдохнуть в собственной постели и переодеться. Но он не мог выйти из «Виктории», не поняв, как Барбье ускользнул от него прошлой ночью. Он обнаружил, что один из четырех лифтов отеля опускается ниже уровня вестибюля в «Гостиную под тентом», выходящую на улицу. Очевидно, Барбье воспользовался именно этим лифтом и просто прошел на улицу через бар.

В 12:30 агент Джек Райпа и детектив Джим Гилди увидели, что лягушатник номер два вышел из главного входа «Виктории» и несколько секунд спустя к нему присоединился мужчина, прогуливавшийся перед расположенным рядом отелем «Эбби», – лягушатник номер три Ж. Муран. Оба они под наблюдением Райпы и Гилди зашагали на восток, перешли Шестую авеню и свернули на Рокфеллер-Плаза. Был светлый, солнечный зимний день со свежим, но не таким пронизывающим ветром, как в предыдущие дни. Парочка остановилась у мраморного ограждения расположенного ниже катка и стала разглядывать ярко одетых людей, катавшихся внизу на коньках, которые двигались по кругу или кружились под веселую музыку, доносившуюся из усилителей.

Минут через десять Барбье и Муран покинули группу веселых зрителей, высыпавших на улицу на время перерыва на ланч, и по узкой улочке направились к небоскребу Рокфеллер-центра. Райпа и Гилди поспешили следом, опасаясь потерять лягушатников из поля зрения в толпе. Казалось, что французы никуда не спешили, вели себя как туристы, но внезапно они рванулись в проход к лифту небоскреба. Офицеры бросились к углу, за который свернули объекты, но было слишком поздно. Барбье и Муран уже затерялись в массивном здании Рокфеллер-центра, в его неразберихе этажей, коридоров, офисов, лестниц и, уж конечно, выходов.

Приблизительно в то же время, наблюдая за Шестьдесят седьмой улицей в Бруклине вместе с агентом Арчи Флуром, сидел в своем «корвейре» Эдди Иган, снова бодрый, как по внешнему виду, так и по внутренним ощущениям. Они ждали, пока Пэтси Фука что-либо предпримет. Пэтси, вернувшись в два часа ночи с рабочей встречи с французами, не выходил из дома все утро. Около часа дня Пэтси и Барбара появились на крыльце дома с крашеными железными перилами, на нем было старенькое пальтишко, на ней – короткая меховая автомобильная куртка. Они сели в сине-белый «олдсмобиль», стоявший рядом с домом.

– Должно быть, Пэтси любит синий цвет, – глубокомысленно изрек Иган. – Одна машина синяя, другая синяя, даже мебель в доме синяя. Может, он сам голубой?

Они последовали за «олдсмобилем» по шоссе Гованус и затем в район Уильямсбурга, где Пэтси с женой свернули к своей закусочной, за которой присматривал отец Барбары. Иган связался по радио с базой и узнал, что его друг Барбье снова сумел исчезнуть, на этот раз прихватив с собой новичка Мурана. Кроме этого никаких новостей.

– Барбье – это нечто, – заметил Иган Флуру. – У нас две-три сотни полицейских, собранных в одном районе, а он уходит от нас трижды за двадцать четыре часа. Вот парень, который повидал жизнь!

– Ты думаешь, он чувствует преследование? – спросил агент.

– Вполне возможно. Как и все остальные. Но, может быть, ничего они не чувствуют. Просто эти ублюдки так привыкли оглядываться по сторонам, что очень часто видят то, чего нет. Они стали бы прятаться за деревьями, даже окажись одни на необитаемом острове. Но пока мы не давим на них слишком сильно, есть шанс, что они продолжат действовать по своим планам, словно никто за ними не наблюдает.

– Поэтому нам нужно не терять их из виду и просто ждать, пока мы не поймем, что у них на уме.

Через полчаса Пэтси с Барбарой вышли из лавки и вернулись в свой «олдсмобиль». Они поехали обратно по оживленной Грэнд-авеню и поднялись на Уильямсбургский мост в направлении Нью-Йорка. Как и накануне ночью, Пэтси свернул с Диланси на Хьюстон-стрит и по Ист-Ривер-Драйв направился в верхнюю часть Манхэттена. Но на этот раз он проскочил съезд на Сорок вторую улицу и продолжал ехать по Ист-Ривер-Драйв до Шестьдесят первой улицы и свернул там. Сделав поворот направо, он направился на север по Йорк-авеню. Перед пересечением с Семьдесят девятой улицей «олдсмобиль» остановился, и Пэтси задним ходом завел его на место для парковки на восточной стороне Йорк-авеню. Иган проехал мимо и нашел свободное место сразу же за Семьдесят девятой. В зеркало заднего вида он проследил, как Пэтси вышел из машины и пересек улицу, двигаясь вверх по Йорк-авеню в их сторону. Барбара осталась в машине.

Флур развернул газету и поднял ее перед собой, закрывая лицо, а Иган, надвинув пониже шляпу с плоской тульей, принялся изучать витрины магазинов на Йорк-авеню. Это был старый, давно сформировавшийся район жилых домов и магазинчиков.

Неторопливо шагая, Пэтси прошел мимо. Когда он приблизился к Восьмидесятой улице, Иган выскользнул из «корвейра».

– Пока, – бросил он. Затем, просунул голову в окно, добавил: – Передай ребятам, где мы находимся.

Пэтси прошел еще квартал до Восемьдесят первой улицы, где свернул направо, и, прошагав еще один квартал, направился к современному многоквартирному зданию, стоявшему на северо-восточном перекрестке с Ист-Энд-авеню. Игану было трудно представить себе такого головореза, как Пэтси, в этом фешенебельном районе многоэтажных зданий с шикарными квартирами, многие из которых были построены исключительно кооперативами и имели собственные подземные гаражи. Здесь ходили личные шоферы в черных костюмах, а служанки в крошечных белых шапочках прогуливали миниатюрных пуделей. Всего в каких-то нескольких кварталах на север по этой авеню находился парк Карла Шурца, лесистая полоска, выходящая к Ист-Ривер, и Грейси-Мэншен, с давних пор резиденция мэров Нью-Йорка.

Пэтси вошел в угловое здание, дом номер 45 по Ист-Энд-авеню. Иган подождал минуту-другую и скользнул в богато обставленный вестибюль. В нем никого не было, но лифт двигался. Дождавшись, когда индикатор этажа остановился на пятнадцати, Иган отошел свериться со списком жильцов, висевшим сразу за парадной дверью. Ему не была знакома ни одна фамилия из списка пятнадцатого этажа, но оттуда Пэтси мог легко спуститься или подняться на другой этаж. Почему Пэтси вдруг посетил такое место, даже вблизи которого он не появлялся все месяцы, пока полиция ним наблюдала? Детектив перебежал через авеню и стал ждать на дальнем углу Восемьдесят первой улицы.

Минут через пятнадцать из дома номер 45 появился Пэтси. Вернувшись к своей машине, он перебросился с женой несколькими фразами, затем запустил двигатель, выехал на Ист-Ривер-Драйв и направился обратно в Бруклин.

В то время как Иган и Флур двигались за Пэтси Фукой по Ист-Ривер-Драйв к центру, впервые за этот день зашевелился лягушатник номер один, Жан Жеан. В 14:45 он появился в вестибюле отеля «Эдисон», одетый для прогулки. В вестибюле и вокруг него находились детективы Сонни Гроссо и Дик Аулетта, а также агент Фрэнк Уотерс.

Жеан вышел из отеля на Сорок седьмую улицу, по Бродвею дошел до Пятьдесят первой, а оттуда свернул на восток. Он двигался изящно, явно наслаждаясь морозным январским воздухом, и выглядел с головы до ног как самый совершенный человек в мире. Жеан пересек Седьмую авеню, но вместо того, чтобы пойти к «Виктории» или «Эбби», как ожидали офицеры, вошел в отель «Тафт» на перекрестке Пятьдесят первой улицы, как раз напротив отелей, в которых снимали номера его соотечественники.

Из вестибюля Жеан прошел в парикмахерскую и попросил придать блеск его туфлям. Затем в киоске отеля купил газету и обосновался в центре вестибюля на круглой скамье, обитой красной кожей. Следовавшие за ним от «Эдисона» три офицера бродили по вестибюлю, а один из них подошел к телефону, чтобы сообщить в центр о местонахождении Жеана в данный момент. Основное внимание полиция уделяла Жеану, который излучал значительность и считался ключевой фигурой среди участников преступного сговора, какую бы цель этот сговор ни преследовал. В полиции были уверены, что, когда события начнутся, их инициатором будет Жеан.

Лягушатник номер один спокойно сидел и читал нью-йоркскую «Джорнал-Америкэн». Его увлек материал на первой полосе из серии аса криминального репортажа Джима Хорана, посвященный распространению склонности к наркотикам в районе Нью-Йорка с метрополитеном. За следующие полчаса еще дюжина детективов и федеральных агентов появилась в вестибюле «Тафта», и все они считали, что действия вот-вот начнутся. Некоторые офицеры были одеты весьма странно. В этот день в Мэдисон-Сквер-Гарден начинались зимние соревнования по легкой атлетике, и отели в средней части Манхэттена заполнили спортсмены-любители, представлявшие колледжи и легкоатлетические клубы со всей страны. Поэтому стороннего наблюдателя не должно было удивить, что несколько подвижных молодых людей, в кроссовках и мешковатых серых тренировочных костюмах с названиями различных любительских спортивных организаций, собрались в вестибюле именно этого отеля, давно популярного среди туристов.

«Спортсмены» кружили по вестибюлю вместе с другими офицерами, одетыми в обычную одежду для улицы, и все они старались держать Жеана под наблюдением, не глядя на него прямо. Затем, в 15:30, вдруг возникло ощущение, будто что-то не так. Невероятным образом лягушатник номер один исчез из самой середины группы офицеров! Никто не видел, чтобы он сдвинулся с места. Вестибюль отеля зажужжал от изумления и волнения, повсюду раздавались восклицания вроде «Куда он к дьяволу подевался!» и «Минуту назад он был вот на этом самом месте!». Наверное, еще сильнее самого факта исчезновения обходительного Жеана из-под самых их носов офицеров смущало, что он мог разгадать их маскарад, казавшийся им теперь довольно дурацким, и понять, какое массированное наблюдение за ним ведется.

На самом деле, однако, ситуация не была настолько плохой, как показалось в первые мгновения. Жеану действительно каким-то образом удалось незамеченным пройти через парадный вход отеля, но снаружи он был замечен Джимми О’Брайеном и Джеком Райпой. Они следовали за ним, пока он двигался по Бродвею, рассматривая иногда витрины магазинов. Затем, примерно в четыре часа, он купил билет в кинотеатр хроникально-документальных фильмов «Транс-Люкс» на углу Сорок девятой улицы и Бродвея. Когда он вошел внутрь, О’Брайен поспешил в «Тафт» сообщить Сонни и всем остальным о местонахождении лягушатника номер один, а Райпа остался ждать у кинотеатра, пытаясь держать в поле зрения одновременно вход и пожарный выход.

Небольшая толпа агентов скоро собралась у кинотеатра «Транс-Люкс». Сонни, О’Брайен и Райпа вошли внутрь. Стараясь не бросаться в глаза в полупустом зале, они искали Жеана, но не могли найти. Вернувшись на Бродвей, они попытались решить, что делать дальше, но в этот момент появился шеф федеральных агентов Джордж Гафни.

Гафни был низеньким и крепким человечком и опытным следователем; он редко позволял себе терять самообладание из-за незначительных неудач. Когда Райпа с Сонни обрисовали ему затруднительное положение, Гафни сказал:

– Что ж, зайдем еще раз.

Оставив остальных в тылу, Гафни снял шляпу и пальто, моментально оказался в центральном проходе у первого ряда и, изображая менеджера кинотеатра, прошел по проходу, поглядывая то влево, то вправо, будто считая зрителей.

Присоединившись к ожидавшим его детективам, Гафни прошептал:

– В шестом ряду, седьмое место справа. – После этого он надел пальто и шляпу и ушел.

Скоро вокруг Жана Жеана, смотревшего документальное кино, расселось человек шесть детективов.

К тому времени, как лягушатник номер один вышел из «Транс-Люкса» – приблизительно в 18:30, – к дюжине детективов и агентов, рассредоточенных вокруг кинотеатра, присоединился Эдди Иган. Перед этим Иган проследовал за Пэтси и Барбарой Фука в Бруклин, в район, где они жили, и там Пэтси отправился в магазин мужской одежды за спортивным костюмом, а его жена – в косметический кабинет. Когда появился агент Джим Бейли, Иган оставил семью Фука на его и Арчи Флура попечение, а сам вернулся вцентральную часть города. Он покрутился вокруг отелей «Виктория» и «Эбби» и узнал у дежуривших там агентов, что ни Барбье, ни Муран еще не показывались. Другие команды детективов прикрывали отели «Эдисон», «Тафт» и даже «Рузвельт». Более того, под круглосуточным наблюдением находились не только дом Пэтси, закусочная и дом его родителей на Семьдесят первой улице, но также здание, в котором жила семья Травато, находившееся в четырех кварталах от дома Пэтси и Барбары, квартира Тони Фуки в Бронксе и район в нижней части Манхэттена вокруг «Пайк-Слип-Инн». Трудно было вообразить, чтобы кто-либо из основных участников сделал шаг, о котором в полиции не узнали бы и не прореагировали тотчас же. И все офицеры сходились в том, что «основными участниками» были Пэтси и Жеан.

Появившийся из «Транс-Люкса» Жеан идеально вписывался в плещущие неоном фантазии вечернего Бродвея. Он представлял собой театральную фигуру, почти неестественную в этой театральности, напоминая крайне уверенного в себе актера, вышедшего глотнуть воздуха после репетиции в костюмах. Иган и Сонни почти восторгались им, настолько невозмутимо он держался.

О чем, интересно, он думал, остановившись на углу Сорок девятой улицы и подозрительно оглядываясь по сторонам, прежде чем двинуться, помахивая тростью, вместе с толпой вниз по Бродвею. Действительно ли он понял, что за ним наблюдают, или просто предпринял обычные меры предосторожности, спрятавшись в кинотеатре на два с половиной часа? Или он преднамеренно ушел в сторону, пока два пропавших француза завершают сделку? Тот факт, что Пэтси вели весь день, должен был бы исключить последнюю возможность, но ведь Пэтси все-таки удалось ускользнуть от наблюдения по крайней мере на пятнадцать минут в том многоквартирном доме на Ист-Энд-авеню. Барбье и Муран могли встретиться с ним там и провести обмен. И где же тот синий чемодан, который находился при них прошлой ночью? Что было в нем и что с ним произошло? Полные вопросов и сомнений, Эдди и Сонни вместе с другими, невидимыми агентами следовали за лягушатником номер один обратно к отелю «Эдисон».

В отеле Жеан подошел к стойке с корреспонденцией, но для него ничего не было. Он посмотрел на часы – было 18:45. Выйдя на Сорок шестую улицу через другой выход, он жестом подозвал такси. Оставив на всякий случай Сонни у «Эдисона», Иган позвал Фрэнка Уотерса, дежурившего в вестибюле, и они побежали к машине Уотерса, чтобы на ней последовать за французом.

Такси вело их прямо через среднюю часть города до Третьей авеню, где свернуло на север, а затем, на Пятьдесят второй улице, направо и остановилось перед рестораном «Золотой колокольчик». Иган и Жеан, проследив, как Жеан вошел в ресторан с угла Третьей авеню, прошли по противоположной стороне Пятьдесят второй улицы и остановились напротив. Оттуда прекрасно было видно это небольшое, уютное кафе во французском деревенском стиле. Жеан сидел один за столиком для двоих, а метрдотель с легким поклоном подавал ему меню.

– На встречу приехал, – предположил Уотерс.

– Все может быть. Во всяком случае, у меня такое впечатление, что здесь он немного задержится. Ты поел, Фрэнк?

– Это было давно.

– Пошел бы перекусил, – предложил Иган. – Я только что проглотил сэндвич и могу покараулить.

– Пожалуй. Ну, до встречи, – бросил агент и вернулся к машине.

Иган прогулялся до Второй авеню, потом мимо «Золотого колокольчика» вернулся на Третью, спрятался в тени строения из бурого песчаника, стоявшего напротив ресторана, и, прикрыв рукой пламя зажигалки «Зиппо», закурил.

Дежуривший у «Эдисона» Сонни тоже нашел время заглянуть в кафетерий. Его желудок снова начал капризничать, как это всегда бывало, когда напряжение в расследовании нарастало. Бурчание в животе и подташнивание предупреждали о надвигавшемся приступе диареи. В некоторых предыдущих делах такое состояние мешало ему настолько, что практически вывело из строя. Поэтому он позволил себе съесть чизбургер, зеленый салат без приправ и выпить два больших стакана молока. Он вспомнил слова матери, что молоко помогает «усмирить взбунтовавшийся желудок».

К 19:3 °Cонни вернулся в вестибюль «Эдисона». Агенты, прикрывавшие отель, сообщили, что, как передал Фрэнк Уотерс, Эдди Иган пасет француза у ресторана на Пятьдесят второй улице и других новых данных о Жеане не поступало. Сонни решил отправиться туда и составить компанию партнеру. Выйдя из отеля, он прошел к своему белому «олдсмобилю» с откидным верхом, который оставил на Сорок седьмой улице около Восьмой авеню. Прогревая двигатель, он щелкнул тумблером на переносной рации. Чей-то голос докладывал о Пэтси Фуке:

– …в синем «бьюике» по Грэнд-авеню. Движение тяжелое, многие выходят у магазинов. Теперь, похоже, он направляется на Уильямсбургский мост. – Голос пропал из-за помех. – Точно, мост. Он снова едет в Манхэттен. Кто-нибудь есть на Пайк-Слип? – Из краткого гоготания в эфире удалось понять, что излюбленный притон Пэтси окружен со всех сторон.

Сонни потянулся к микрофону:

– Говорит Хмурый. Кто его ведет?

– Флур и Бейли.

– Арчи, с ним никого нет, я правильно понял?

– Он один.

Сонни послушал, как агенты вслед за Пэтси пересекали Ист-Ривер.

– Теперь спускается с моста на Диланси-стрит. Ого, сворачивает направо, в верхнюю часть города. Поворачивает направо, на Хьюстон, приближается к Ист-Сайд-Драйв, да, направляется на север.

Опять в «Рузвельт», спросил себя Сонни. Почему нет? Именно там в предыдущие два дня он встречался с французами.

– Это снова Хмурый. Нахожусь на западе, у «Эдисона». Начинаю двигаться на восток. Думаю, он может опять направиться к «Рузвельту». Свистните, когда он свернет с шоссе.

Сонни повернул за угол Восьмой авеню, проехал один квартал на север, затем направился на восток по Сорок восьмой улице. Пока он боролся с потоком машин, пересекавшим город, металлический радиоголос Арчи Флура продолжал повествовать о продвижении Пэтси:

– Прошел Четырнадцатую, миновал Двадцать третью. – Сонни пожалел, что с ним нет Игана и Уотерса. – Теперь проезжает Тридцать четвертую. Он перемещается довольно быстро, движение здесь незначительное. Съезжает в проулок, кажется, собирается попасть на Сорок вторую улицу. – Сонни в этот момент достиг Пятой авеню по Сорок восьмой улице. Он ждал подтверждения. – Так и есть: Сорок вторая улица! – крикнул Флур.

– Всем машинам в этом районе, – передал Сонни, – занять позиции вокруг отеля «Рузвельт».

Он пересек Пятую авеню, промчался до Мэдисон и, свернув в сторону центра, подъехал к Сорок пятой напротив «Рузвельта», затем прижался к тротуару рядом с углом и погасил огни. Улицы были заполнены пешеходами, но никого знакомого у отеля Сонни не обнаружил.

– …продолжает движение по Сорок пятой, – сообщил Флур.

Сонни вглядывался в затемненную улицу позади отеля, пытаясь различить приближавшегося Пэтси. Было восемь часов вечера. На углу «Рузвельта» остановился автобус, из задней двери вышли пассажиры, закрыв собой вход в отель.

На противоположном углу, на южной стороне Сорок пятой улицы, у занятой телефонной будки прохаживался мужчина в шляпе и пальто. Сонни отметил, что человек нервничает, как попавший в Нью-Йорк житель пригорода, которому не удается дозвониться до жены.

Опустив левое окно, Сонни пригляделся к мужчине внимательнее. Сукин сын! Лягушатник номер три! А другой, в будке, – это Барбье! Он схватил микрофон.

– Говорит Хмурый, я на углу Сорок пятой и Мэдисон. Угадайте, кого я нашел? Двух пропавших лягушатников! Наверное, ждут нашего мальчика.

– …приближается к отелю «Рузвельт», – подал голос Арчи Флур.

Сонни перевел взгляд в сторону. Напротив отеля останавливался автомобиль. Когда он въехал в круг яркого сияния перед отелем, Сонни узнал синий «бьюик» Пэтси. Еще две пары огней следовали за ним в середине следующего квартала, одна из них должна была принадлежать машине Флура и Бейли. Пэтси свернул и остановился у пожарного гидранта, неподалеку от телефонной будки на углу. Муран постучал по стеклу, предупреждая Барбье, затем обошел малолитражку спереди и забрался на заднее сиденье. Пэтси крутил головой во все стороны. Ему не хочется оставаться здесь дольше, чем необходимо, подумал Сонни. Через мгновение свет в будке погас, Барбье вышел наружу и скользнул в машину рядом с Пэтси. Только сигнал светофора сменился на зеленый, как Пэтси пересек Мэдисон и помчался по Сорок пятой улице в западном направлении.

Сонни поискал глазами машину с двумя агентами, следовавшими за Пэтси от Бруклина. Он ее заметил почти у пересечения с Мэдисон-авеню. Сонни выкрикнул:

– Арчи! – и одновременно с этим мигнул фарами. – Вы, ребята, подождите, пока я их догоню. Встаньте на место, которое они освободили. Я сообщу, куда они едут. Все остальные, будьте наготове.

Сонни свернул направо, на Сорок пятую улицу. Впереди, на углу Пятой авеню, «бьюик» Пэтси ждал зеленого сигнала. Цвет огня сменился, и малолитражка свернула налево, направляясь в нижнюю часть города. Сонни успел проскочить под светофором, и только он пристроился сзади, как Пэтси включил сигнал левого поворота, пропуская автомобильный поток в противоположном направлении перед поворотом на Сорок четвертую улицу.

– Они направляются по Сорок четвертой обратно в сторону Мэдисон, – сообщил Сонни остальным полицейским машинам в районе. Он представил себе, как Флур и Бейли отъезжают от прежнего места напротив входа в «Рузвельт» и перемещаются к углу Сорок четвертой и Мэдисон.

Однако «бьюик» начал маневрировать уже в середине квартала между Пятой и Мэдисон. Сонни тоже подъехал к тротуару довольно далеко позади. Трое мужчин вышли наружу, и Пэтси запер двери машины. Они перешли через улицу к бару-ресторану «Бойцовый петух», ярко освещенному в стиле английских пабов, излюбленному месту, как было известно Сонни, работников рекламных агентств и издательств, расположенных в районе Большого центрального вокзала. В 20:15, вечером в пятницу, это место было заполнено молодыми менеджерами. Некоторые заигрывали с модно одетыми молодыми сотрудницами редакций и секретаршами. Пэтси и французы нашли кабинку и заказывали напитки, а Сонни удалось освободить для себя место между локтями у конца стойки. Он заказал сладкий вермут со льдом.

Объекты наблюдения сидели за полукруглым столом, склонившись над коктейлями, сблизив головы, и вели серьезный разговор. Сонни, расчетливо прихлебывая вермут, лишь изредка бросал взгляды в их сторону. Он снова думал о размещении полицейских машин, чем, как он надеялся, кто-нибудь занимается снаружи. Минут через пятнадцать Пэтси встал, огляделся, пробрался к концу стойки и вошел в телефонную будку. В ней он пробыл почти десять минут; Сонни увидел, как он бросил по крайней мере еще одну дополнительную монету. Затем он вернулся к столу и возобновил важную беседу с лягушатниками. Было видно, что атмосфера накаляется, поскольку Пэтси жестикулировал, защищая свою позицию, а Барбье с Мураном отвечали тем же. Они сделали паузу, чтобы заказать еще по порции, Пэтси выбрал хайбол, а французы – по глотку бренди. Через десять минут Пэтси вернулся к телефону. Похоже, у них есть проблемы, подумал Сонни. Значит, они до сих пор не смогли провернуть сделку.

У Эдди Игана, курсировавшего по Пятьдесят второй улице, между Третьей и Второй авеню, убежденность в том, что Жан Жеан кого-то ждал в ресторане «Золотой колокольчик», значительно ослабла. Детектив был уверен, что в маленький французский ресторанчик лягушатник номер один пришел не просто так, а на назначенную встречу. Но он по-прежнему сидел там один с небольшой бутылкой вина, очевидно наслаждаясь различными подаваемыми ему блюдами. Кроме метрдотеля и официантки, никто к нему не приближался. Один раз, около восьми часов, он поднялся и пропал из вида, но несколько минут спустя вернулся и продолжал сидеть в одиночестве. Может быть, он посещал туалет или разговаривал по телефону. С того момента он не двигался с места и полностью посвятил себя яствам, расставленным перед ним на столе. В начале девятого вернулся Фрэнк Уотерс и сообщил Игану о новой охоте на Пэтси, который подобрал потерянных лягушатников. Теперь они стали ждать вдвоем, стараясь оставаться незамеченными из «Золотого колокольчика».

И вот в восемь пятьдесят пять, когда Иган уже выкурил почти всю пачку «Кэмела», Жеан засобирался уходить. Улыбаясь и благосклонно кивая, он оплатил счет, оделся и вышел на Пятьдесят вторую улицу. Явно довольный, сделав глубокий вдох, он зашагал на запад к Третьей авеню. Иган и Уотерс последовали за ним раздельно, счастливые уже оттого, что куда-то идут.

Однако вопрос «куда именно» остался без ответа. Без видимой цели Жеан медленно брел в сторону Вест-Сайда. Он останавливался то здесь, то там, чтобы взглянуть на витрины шикарных автосалонов на Парк-авеню или изысканных магазинов на Пятьдесят седьмой улице. Выйдя на Пятую авеню, он повернул к парку и зашагал по диагонали через площадь Великой армии – казавшуюся двориком перед величественным отелем «Плаза» – с замечательным фонтаном и бледными, неярко подсвеченными скульптурами.

Вот оно, подумал Иган, наблюдая из угла универмага «Бонвит Теллер» на Пятьдесят восьмой улице, у него встреча прямо здесь, на открытом пространстве. И он сделал знак Уотерсу, остановившемуся на другой стороне Пятой авеню. Но Жеан постоял и пошел дальше. Нет, продолжал гадать Иган, он направляется в «Плазу». Но лягушатник номер один миновал вход в отель, немного замедлил шаг в толпе красиво одетых людей, ожидавших автобус, и свернул за угол на Сентрал-Парк-Саут.

В Игане росло раздражение. Как же эти гады любят ходить. Как долго еще они намерены заставлять его ходить? Когда же, черт, это кончится? Жеан подвел их к следующему перекрестку, где постоял какое-то время перед отелем «Сент-Мориц», но потом повернул на юг по Америк-авеню. Когда Иган обогнул угол, знаками побуждая Уотерса подойти, Жеан уже почти перешел Пятьдесят восьмую улицу. На тротуаре с противоположной стороны улицы он помедлил, затем повернулся к ярко освещенному бару в нескольких шагах от авеню. Посмотрев несколько секунд в окно, он вошел внутрь.

Это место называлось «Буревестник». Найдя удачную точку наблюдения, Иган и присоединившийся к нему Уотерс смогли разглядеть, что бар практически пустовал, хотя было всего лишь десять часов. Первый лягушатник уселся у стойки и заказал выпивку. Кроме француза Иган видел в баре только кричаще одетую блондинку с безвкусно пышной прической, сидевшую через несколько мест от него. Жеан тоже обратил на нее внимание и поглядывал в ее сторону, улыбаясь и поднимая бокал.

– Ну а это что за девка? – задумчиво осведомился Иган.

– Похоже, шлюха, – отозвался Уотерс.

Они подождали, пока еще несколько посетителей вошли в бар и он перестал казаться таким пустым, затем сами проникли внутрь. К этому времени Жеан возвышался рядом с блондинкой. Со стороны казалось, что они были поглощены состязанием в остроумии. Иган с Уотерсом заняли крошечный столик в задней части помещения, где освещение было не таким ярким, и заказали два виски с имбирным элем и соленые крендельки. Зайдя в телефонную будку, Иган проинформировал базу о местонахождении лягушатника номер один. В ответ ему сообщили, что в течение последнего часа, начиная с 21:00, Пэтси Фука с остальными двумя французами водит по средней части города машин двадцать, набитых полицейскими и федеральными агентами, уже озверевших от этой погони.

Иган вернулся к столику, и, едва он закончил вводить Уотерса в курс последних событий, через дверь с улицы внезапно появилось хорошо знакомое лицо – Дик Аулетта. Он сразу же отыскал глазами своих партнеров и направился к ним через бар, пройдя позади Жеана и блондинки. Подойдя к столу, он склонился над ним.

– Садись, – предложил Иган.

– Не могу. Я просто хотел посмотреть, не зашел ли сюда, скажем, Пэтси или еще какой-нибудь лягушатник.

Уотерс напрягся.

– Только не говори, что вы их безнадежно упустили.

– Нет-нет. Мы с партнером потеряли их где-то здесь, и тут я услышал, что и вы, ребята, рядом. Сейчас за ними ездят восемнадцать или двадцать машин. Кто-нибудь их поймает.

– И что за гадость они задумали? – спросил Иган.

– Будь я проклят, если знаю. – Аулетта покачал головой. – Ладно, мне нужно продолжать охоту. – Он осторожно взглянул в сторону бара. – Вижу, старый лис имеет успех. Помощь нужна? – спросил он.

– Нет. Хотя я тоже не знаю, что у него на уме, но пока с ним было несложно. Мы с Фрэнком справимся.

Но Уотерс встал.

– Эдди, если ты не против, я немного поезжу с Диком. Вернусь попозже.

Аулетта и Уотерс вышли, оставив Игана следить за Жеаном.

* * *

Сонни Гроссо был ошеломлен и расстроен. Выйдя из «Бойцового петуха» на Сорок четвертую улицу приблизительно в девять часов, Пэтси и его компаньоны измотали всех офицеров. Как только Пэтси закончил второй разговор по телефону, они заплатили по счету и вышли к «бьюику». Через минуту за ними последовал Сонни. У дверей соседнего обувного магазина его ждал специальный агент Бен Фицджеральд, и они вместе побежали к машине Сонни, стоявшей в конце квартала. Румяный Фиц, поблескивая очками, рассказал Сонни, что в этом районе сейчас детективы на каждом шагу, большинство на машинах, но есть и пешие.

Как и накануне вечером, когда Пэтси удалось временно избавиться от преследования, он повернул на Мэдисон-авеню и помчался на север. Но на этот раз наблюдателей было слишком много, и даже такой искусный водитель, как Пэтси, не смог их перехитрить. Из радиотелефонов беглыми очередями непрерывно доносились доклады:

– Вот он!

– Он мой… Берите его на Пятой…

– Кто-нибудь, перехватите его на Пятьдесят четвертой…

– Следуем за ним…

– Кто на углу Парк-авеню и Сорок девятой?

Радиочастота, используемая офицерами полиции при наблюдении, хранилась в строгом секрете. Одному дону из мафии как-то удалось похитить у полиции переносной радиопередатчик, но в его организации не было специалистов по электронике, чтобы перестроиться на новую частоту, на которую тут же перешла полиция, как только обнаружила пропажу. Таким образом, офицеры из Бюро по борьбе с наркотиками могли передавать сообщения открытым текстом, но они никогда не употребляли имена объектов наблюдения.

– Он следует на запад по Сорок седьмой… – разнеслось в эфире, и объединенные силы полиции и правительственных агентов перестроились в новый сложный порядок для продолжения наблюдения. Одна машина должна была следовать за «бьюиком» на протяжении квартала и отъехать в сторону, а другая, приближавшаяся под прямым углом к направлению движения, должна была свернуть за Пэтси. Если же «бьюик» делал поворот, тогда следовавший за ним полицейский автомобиль должен был продолжать движение прямо, но еще один находился уже в квартале, в который только что въехал Пэтси, и был готов к преследованию. Это была мудреная модель, но при наличии опыта, интуиции и дерзости она приносила плоды. Тем не менее Пэтси сделал преследование захватывающим, а временами рискованным. Он вел машину, как голливудский каскадер, то по улицам, то по авеню, и проехал за это время вдвое больше кварталов, чем их насчитывалось во всем городе. Машины наблюдения чудом не попадали в аварии на перекрестках, стараясь уступить дорогу Пэтси или другим полицейским машинам.

Почти два часа в безумном темпе продолжалось преследование. Все это время Пэтси ни разу не покидал район средней части Манхэттена, ограниченный Сорок второй улицей с юга, Бродвеем с запада, Пятьдесят седьмой улицей с севера и Третьей авеню с востока – ориентировочно сто квадратных кварталов. В 22:45 Сонни почувствовал, что если преследование продолжится, он сойдет с ума. Они с Фицджеральдом, наверное, побывали в каждом из этих ста кварталов. Вместе с Уотерсом, присоединившимся к преследованию в машине Дика Аулетты, Сонни управлял подвижным наблюдением. Они не потеряли «бьюик», но по мере того, как приближалась ночь, Сонни все больше и больше беспокоили намерения Пэтси. Он что, действительно рассчитывал стряхнуть «хвост»? Или вместе с компаньонами разыгрывал невообразимо тщательно подготовленную «репетицию», устроил пробный прогон? Или они просто развлекались, получали удовольствие за счет полиции? И периодически возникало сомнение: пока они играют роль приманки, не совершается ли обмен где-то еще, возможно, теми, кого полиция до сих пор даже не подозревает?

Сонни оставил эти размышления, когда незадолго до одиннадцати часов впервые за последний час синий «бьюик» проехал в одном направлении больше нескольких кварталов. С Седьмой авеню Пэтси повернул на восток на Сорок шестую улицу, пересек Пятую, Мэдисон, Парк и Лексингтон и продолжал ехать на восток. Как ни странно, прямое движение было слабым местом в изощренной полицейской логистике. В этом случае несколько машин, двигавшихся в разных направлениях, стали неэффективными, а число машин, способных приспособиться и следовать непосредственно за Пэтси, значительно сократилось.

На Второй авеню синяя малолитражка сделала резкий поворот направо и устремилась в нижнюю часть города. Пэтси повезло проскочить под несколькими светофорами, на нескольких других он проехал на красный свет, и когда все по той же Второй авеню миновал Тридцать четвертую улицу, Сонни с Фицем, на основании искаженных, конфликтующих между собой докладов по радио, пришли к выводу, что лишь им да еще одной машине с Джимми О’Брайеном и Джеком Райпой удавалось держаться вблизи Пэтси и французов. Но и остальные подтягивались к ним.

На Двадцать четвертой улице Сонни увидел, что Пэтси сворачивает налево к Ист-Ривер. Это был район старых, покрытых копотью серых кирпичных домов – на самом деле на этой улице Сонни прожил первые годы своей жизни. Но на ностальгию не было времени. Пэтси остановил «бьюик» на углу Двадцать четвертой улицы и Первой авеню, напротив госпиталя для ветеранов и южной стороны огромного медицинского комплекса «Бельвю». Пассажиры вышли из машины, и только лишь двери за ними захлопнулись, как «бьюик» свернул за угол и понесся по Первой авеню.

– Кто держит Пэтси? – завопил Фиц в микрофон. – Он свернул с Двадцать четвертой и направляется вверх по Первой!

– Мы его возьмем, – ответил Джимми О’Брайен, когда они с Райпой пролетали мимо их машины.

Сонни остановил «олдсмобиль» на слабо освещенной улице за две трети квартала от Первой авеню, вышел из машины и наблюдал за французами. Барбье и Муран, пройдя ярдов двадцать назад по северной стороне Двадцать четвертой улицы, вошли в грязноватый бар. Туда же по противоположному тротуару направился детектив. Он остановился у обветшалой, старой бакалейной лавки, открытой, несмотря на поздний час, и находившейся напротив бара, единственным опознавательным знаком которого была красная неоновая вывеска «БАР» над входом. Окна бара были матовыми, поэтому он не мог узнать, что там делали лягушатники – выпивали после затянувшейся экскурсии, которую устроил для них Пэтси, зашли в туалет или говорили по телефону. Внезапно Сонни захотелось узнать, как обстоят дела у его партнера Игана с другим лягушатником, Жеаном. Он зашел в бакалею и почувствовал итальянский запах, как дома. Выбрал ванильный кекс и попросил кока-колу. Затем он подошел к окну магазина и, разрывая целлофановую обертку кекса, сконцентрировался на двери под вывеской «БАР».

Успев откусить кусочек кекса и сделать глоток кока-колы, Сонни увидел, что оба француза выходят из бара. Они прошли до угла Первой авеню. Сонни отступил вглубь магазина. Французы, казалось, смотрели вниз по Первой авеню. Барбье поднял руку, и скоро около них остановилось такси. Сонни поставил бутылку, положил кекс и бросился на улицу. Сделав знак Фицу, он добежал до угла, чтобы проследить такси, направившееся вверх по Первой авеню.

Сообщая маршрут по радио, Сонни с Фицем проехали за такси с лягушатниками через город до Вест-Сайда, а затем по Восьмой авеню на север до автобусного вокзала Администрации порта на Сорок первой улице. По пути Фиц рассказал ему, что О’Брайен следует за Пэтси к тому району в нижнем Ист-Сайде, который тот часто посещал.

Выйдя из такси, Барбье и Муран протиснулись в помещение автобусного вокзала. Твердо зная, что громадный, шумный зал, занимавший целый квартал и имевший бесчисленные выходы, часто использовался как средство бегства от преследования, Сонни и Фиц резко затормозили на стоянке такси и бросились за французами. Им оставалось лишь молиться, чтобы подъехали другие машины. Главный вестибюль вокзала встретил их организованной суматохой больших групп людей, задержавшихся в пятничный вечер в Нью-Йорке и теперь спешивших в разных направлениях, чтобы попасть на поздние автобусы в Нью-Джерси. Сонни разглядел Барбье и Мурана, которые, работая локтями и маневрируя, пробирались к выходу на Сороковую улицу. Повернувшись к Фицу и показав на французов, он крикнул:

– Подгони машину! – и продолжил прокладывать себе дорогу за двумя лягушатниками через потоки пассажиров.

Но прежде чем Сонни выскочил на тротуар Сороковой улицы, Барбье и Муран взобрались в другое такси и умчались на восток.

Изрыгая проклятия и задыхаясь, Сонни добежал до угла Восьмой авеню и обнаружил, что Фицу никак не удается подать машину задним ходом навстречу интенсивному движению. Весь дрожа от ярости и возбуждения, Сонни выпрыгнул на улицу, размахивая руками и пытаясь остановить приближавшиеся машины, чтобы Фиц получил возможность развернуться на Сороковую улицу.

В тот момент Сонни не знал, что хвост за французами все-таки остался. Реагируя на срочные сообщения Сонни по радио, лейтенант Винни Хоукс прибыл к вокзалу почти одновременно с ними и поехал вокруг него, проверяя выходы. Возвращаясь назад в восточном направлении по Сороковой улице, вдоль южной стороны здания, он увидел, как Барбье и Муран выскочили из него и унеслись на такси. Хоукс прокричал новости по радио и начал преследование. Об этом Сонни узнал, когда наконец они с Фицем свернули на Сороковую. Теперь им оставалось лишь следить за докладами Хоукса.

Такси доставило французов к Большому центральному вокзалу. Всю дорогу Хоукс держался к ним очень близко. Увидев, что объекты перешли Сороковую улицу и вошли в громадное здание железнодорожного вокзала с угла Вандербилт-авеню, лейтенант поставил машину у Бюро по туризму Нью-Йорка, под виадуком, по которому Парк-авеню пересекала Сорок вторую улицу, и, увертываясь от машин, побежал через улицу к входу.

Теперь Барбье и Муран вели себя так, словно не ощущали слежки. У пандуса, ведущего к главным путям, они остановились купить ранние выпуски «Дейли ньюс» и «Геральд трибьюн», затем по другому пандусу неторопливо спустились на нижний уровень. Их можно было принять за двух закадычных друзей, направлявшихся к пригородному поезду. «Они чувствуют себя спокойно, – подумал Хоукс, находившийся на почтительном расстоянии позади них, – быть может, нам повезет, хотя бы просто для разнообразия». А теперь к Большому центральному вокзалу должны отовсюду съезжаться машины, окружая его со всех сторон. Хоуксу пришло в голову, что груз наркотиков может находиться в камере хранения на вокзале. А все эти гонки и вся эта беготня сегодня вечером была нужна лягушатникам, чтобы передать ключ от ячейки.

Однако объекты не пошли ни к камере хранения, ни к поездам. Они зашли в «Устричный бар», большой ресторан со стойками, расположенный между главным и нижним уровнями, популярный у пассажиров и полуночников. Несколько минут Хоукс прохаживался снаружи, разглядывая витрину закрытого книжного киоска. Французы сели за одну из стоек и сделали заказ. В этот момент у входа на нижний уровень возник молодой человек, он прислонился к цветочному киоску и развернул газету – федерал. О’кей. Не торопясь, Хоукс вошел в «Устричный бар».

Лягушатников там не было.

Удивлялся Хоукс недолго. В задней части «Устричного бара» он увидел стеклянную дверь, ведущую в коктейль-холл, а оттуда, как он теперь вспомнил, был еще один выход в здание вокзала. Вот куда они исчезли, сволочи, выругался он про себя. Он прошел в почти пустой коктейль-холл, оттуда заглянул в мужской туалет. И там их не оказалось.

Через какое-то время среди офицеров, уже рассредоточившихся как внутри, так и снаружи Большого центрального вокзала, распространилось известие о том, что лягушатникам опять удалось ускользнуть через сеть, и всех охватило уныние. Лейтенант попытался успокоить Сонни:

– Ну да, мы их потеряли на время. И раньше они пропадали. Их отели хорошо прикрыты. Вероятно, скоро оба они там появятся.

– Сомневаюсь, – проворчал Сонни.

– У нас есть еще один француз и Пэтси, а это тоже крупная рыба, верно?

– Надеюсь.

По всей вероятности, Иган продолжал сидеть с Жеаном в том баре на Пятьдесят восьмой улице, и это действительно немного успокаивало. Пучеглазый умел обернуться вокруг объекта, будто липкая змея. Пэтси, по-видимому, тоже хорошо контролировали. Райпа и О’Брайен сообщили, что он проехал в среднюю часть города, где в детстве жил Сонни, припарковал «бьюик» рядом с домом его бабушки на убогой Генри-стрит и вошел, предположительно, в пустующее помещение на первом этаже, где, как знали в полиции, за затемненными окнами, занавешенными мешковиной, часто ночи напролет шла игра в покер по крупной. Еще шесть машин с офицерами, включая Фрэнка Уотерса, прибыли в этот район на подкрепление Райпе и О’Брайену. Пэтси по-прежнему находился внутри, по крайней мере так считалось.

– Съезжу-ка я в нижнюю часть и посмотрю, что происходит с Пэтси, – заявил Сонни наконец своему начальнику.

– Ладно. Но будь на связи, – отозвался Хоукс и дружески пожал ему руку.

Пока Сонни ехал на юг по Ист-Ривер-Драйв, слабую надежду ему подавала единственная мысль – его партнер никак не мог упустить Жеана.

Эдди Иган услышал о потере лягушатников номер два и три, в очередной раз позвонив на базу около часа ночи в субботу, 13 января. До этого момента в детективе росло раздражение от задания, которое он сам себе поручил. Он начал думать, что у Жана Жеана не было в ту ночь другой более важной цели, чем найти компанию себе в постель и потратить деньги. По подсчетам Игана, за три часа, чтобы поддержать обаяние европейца, которым лягушатник номер один пытался очаровать неуступчивую блондинку, он должен был выложить на стойку бара «Буревестник» семьдесят пять долларов. Он развернул настойчивую кампанию, пытаясь убедить даму отправиться к нему в отель или пригласить его к себе. Она же продолжала изображать стеснительность, вероятно принимая старого француза за транжиру. Очень быстро Иган понял, что, если этой ночью между ними что-либо произойдет, это будет стоить Жеану недешево.

Иган все больше страдал от скуки и усталости, пока не узнал на базе известия о пропаже остальных французов. Он сразу подумал, что Барбье и Муран могут направляться в «Буревестник» на встречу с Жеаном, и тут же его слабеющий интерес к объекту значительно вырос.

Несколько раз за вечер детектив менял место, пересев сначала от заднего столика в угол стойки, рядом с небольшой группой посетителей-мужчин, зашедших в бар. Позднее он перебрался за другой столик впереди, затем еще пересаживался на новые места. Это должно было свести к минимуму шансы лягушатника номер один заметить рыжеволосого, крепкого незнакомца, все время находившегося в «Буревестнике».

Нельзя было сказать, чтобы Жеан уделял серьезное внимание окружавшим его людям. Постепенно, часа за полтора, опьянение от смеси алкоголя и вожделения овладело им, и блондинка прекрасно этим пользовалась. За это время Иган сам пофлиртовал с полногрудой брюнеткой лет тридцати пяти, которая села за стойку рядом с ним, очевидно, с целью его подцепить. Новая знакомая Игана, которую звали Соня, попыталась заманить его к себе, в трехразрядный отель на Западной Пятьдесят восьмой улице, но он отделался от нее, убедительно рассказав о назначенной здесь встрече с одним парнем. Может быть, позднее? А было уже около трех часов.

Соня заметила, что у нее самой свидание в три, но через полчасика она должна освободиться. Тогда они могли бы встретиться снова и придумать что-нибудь интересное. Она диктовала адрес, который он записывал на салфетке для коктейля, и показывала губами и глазами, как сильно она его хочет. Потом, видимо сомневаясь, хорошо ли он понял это послание, она встала и прислонилась к нему, потерлась мягким животом о его руку, пробежала пальцами по внутренней части бедра и сделала языком несколько быстрых взмахов у него во рту.

Когда она ушла, Иган успокоился. Хотя он полагал, что ему удалось сохранить беспристрастность, но все-таки чувствовал возбуждение. Он снова пошел к телефону. База сообщила, что ничего не изменилось: ни один из французов не найден, а Пэтси окружен на Генри-стрит. Кроме того, его информировали, что машина с Диком Аулеттой стояла снаружи «Буревестника», и этой вести Иган обрадовался. Если Жеан уйдет из бара без блондинки, он отправит Аулетту ее проверить.

Время приближалось к трем тридцати. Надежды Игана увидеть здесь Барбье и Мурана рассеивались. Для дела Жеан был слишком пьян. Кроме Игана и Жеана с его подругой, только одна пара оставалась в «Буревестнике», и детектив подумывал, не лучше ли ему выйти из бара. У лягушатника номер один слипались глаза, и он говорил почти бессвязно, попеременно хватая то бокал с коньяком, то лежавшие на стойке деньги. За пять с половиной часов, по подсчетам Игана, Жеан выкинул почти сто сорок долларов и теперь с серьезным видом пытался лапать сидевшую рядом красотку.

Внезапно блондинка собрала со стойки свои личные вещи и сбросила их разом в черную сумочку, которую защелкнула бесповоротным жестом. Практически одним движением в несколько секунд она набросила на плечи шубку под леопарда, похлопала по колену старого распутника и упорхнула к двери, а затем и на Пятьдесят восьмую улицу. На выражение протеста Жеану не хватило ни времени, ни быстроты реакции. Он просто остался сидеть в оцепенении.

Не в силах сдержать злобную ухмылку, Иган потребовал счет. Было самое подходящее время выйти отсюда, пока француз не успел привести в порядок растрепанные чувства и внимательно оглядеться. Иган надел пальто, проходя мимо Жеана, и вышел на улицу. Порыв свежего воздуха доставил ему удовольствие. Он посмотрел вокруг, но блондинка уже исчезла, никаких следов Аулетты не было видно, и это, вероятно, означало, что Дик последовал за ней. Иган перешел улицу и по короткой лестнице поднялся в вестибюль старого многоквартирного дома. Через несколько минут из «Буревестника», пошатываясь, вышел Жеан. Он огляделся, приняв свою обычную осанку, и медленно дошел до перекрестка Пятьдесят седьмой улицы и Шестой авеню. Там он подозвал такси, и Игану, чтобы не упустить лягушатника номер один из виду, пришлось поторопиться остановить следующую машину.

Такси высадило Жеана на пересечении Сорок седьмой улицы и Бродвея в три тридцать утра, откуда он неуклюжей походкой добрался до отеля «Эдисон». В отеле Жеан забрал ключ от своего номера, погрузился в лифт и исчез. Вестибюль не пустовал, поскольку, после того как бары в городе стали закрываться, в отель начали забредать самые отчаянные полуночники. За стойкой постоянному ночному портье «помогал» федеральный агент. Иган отозвал его в сторону и поинтересовался последней информацией. Французов не нашли, сообщил агент, а в нижней части города по-прежнему пасут Пэтси.

Теперь, когда Жеан был уложен в постельку и длинная, бестолковая ночь подходила к концу, Иган сразу как-то оцепенел, глаза его видели окружающий мир нечетко. Но, черт побери, он был должен что-нибудь сделать!

Его пальцы наткнулись в кармане на измятую бумажную салфетку из «Буревестника». Соня? Одно мгновение он повертел в голове эту мысль, но потом скатал салфетку и швырнул ее в наполненный песком контейнер для окурков. Нет уж, лучше он сядет в машину и отправится на помощь тем, кто еще дежурит на Генри-стрит. С тяжелым вздохом он двинулся к выходу.

Но он все-таки вернулся и извлек из урны выброшенную салфетку. Как знать, возможно, таланты Сони однажды ему пригодятся.

Глава 10

В числе примерно дюжины усталых офицеров, рассредоточившихся вокруг дома номер 137 по Генри-стрит, были Сонни Гроссо и Фрэнк Уотерс. Вдоль этой унылой улицы с обеих сторон стояли трех-, четырех- и пятиэтажные многоквартирные дома, обветшалые магазины и гаражи-автомастерские. Детективы сидели, ссутулясь, в машинах без опознавательных знаков с обеих сторон квартала, где находилась лавка, в которой часто организовывались азартные игры и в которую вошел Пэтси, когда его видели последний раз. На боковых улицах стояли еще машины с офицерами. Как отметил Иган, отсюда было всего лишь несколько кварталов до заведения Блейра «Пайк-Слип-Инн» и места, где еще в ноябре он со своими товарищами напрасно охотился на Пэтси в канадском «бьюике».

Сонни и Уотерс припарковались за углом, на Пайкстрит, в прямой видимости от бара Блейра, находившегося в шести кварталах на восток, в сторону реки. Иган залез к ним в машину и с ворчаньем упал на заднее сиденье.

– Ну, что еще нового? – хрипло спросил он.

Сонни посмотрел на него:

– Выглядишь ужасно.

– Какого черта, я всю ночь проторчал в баре, в то время как вы дышали свежим воздухом.

– Это точно, мы так дышали, что чуть не задохнулись, – заявил Уотерс.

– Лягушатник номер один, наверное, жив и здоров? – поинтересовался Сонни.

– Приняв такое количество спиртного, он должен проспать неделю. А может, еще и подцепил что-нибудь.

– Кстати, а что у него с блондинкой? – ухмыляясь, спросил Уотерс.

– Ничего. Большой бублик. Бедняга Жеан. У меня было больше шансов, чем у него.

– Как? С блондинкой? – воскликнул Сонни.

– Нет. Одна постаскушка пыталась закадрить меня в баре. Профессионалка во всем. Мы немного потрепались, потом она заторопилась – позаботиться о клиенте. А я должен был с ней встретиться в четыре часа.

Уотерс бросил взгляд на часы и подмигнул:

– А сейчас почти пять. Где же ты был последний час?

– Господи, да у меня сейчас не встанет даже при помощи домкрата. Я в полной отключке. Итак, Пэтси продолжает играть в карты?

– Мы надеемся, – сказал Сонни. – Он вошел туда, но никто не видел, чтобы он выходил.

– Он же мог сбежать через черный ход?

– Кто знает? Нам остается только ждать и смотреть. Но пока Жеан не вернулся в игру… – Тут Иган громко зевнул.

– Слушай, пошел бы ты поспал, – предложил Сонни. – Мотаешься уже третью ночь подряд.

– Нет, я должен побыть с вами, ребята.

– Пучеглазый, это место прикрыто, – сказал Уотерс. – У нас с Сонни была возможность расслабиться. Давай, поспи пару часов. Потом тебе еще потребуется нас сменить.

Не спеша Иган обдумал предложение. Наконец он бросил:

– О’кей, – и с трудом выбрался из машины. Щелчок двери, мягко закрывшейся за ним, эхом разнесся по пустынной улице. – Я в долгу не останусь, парни, – сказал он.

Сквозь туман Иган повел машину не на Манхэттенский или Уильямсбергский мост, по которым мог бы попасть домой в Бруклин, а машинально опять свернул на север по Ист-Ривер-Драйв.

Черный край горизонта далеко на востоке начал сереть, когда до него дошло, что он уже доехал до центральной части города. Он свернул с трехполосного шоссе на Сорок вторую улицу, подумав, что теперь придется вернуться южнее, проехав полдюжины кварталов до Мидтаун-туннеля, чтобы попасть в Куинс, а оттуда в Бруклин. Но затем он представил, как это будет тяжело – через несколько часов выбираться из постели и опять катить в Манхэттен. Почему бы не остаться в отеле? Он свернул на Первую авеню, широкую и почти пустынную в пять тридцать утра субботы, проехал вздымавшееся ввысь здание штаб-квартиры ООН. Свернув налево на Сорок девятую улицу и проехав три квартала на запад, он оказался на углу Лексингтон-авеню перед красным сигналом светофора. Пока он ждал смены сигнала, его взгляд упал на отель «Уолдорф-Астория». А почему не «Уолдорф»? Неужели город в виде исключения не может дать ему такую малую привилегию? Ну и пусть катится тогда. Иган всегда мог обратиться в «Уолдорфе» к знакомым охранникам.

Наконец в 5:45 в субботу, 13 января, в отеле «Уолдорф-Астория» детектив Эдди Иган вполз в мягкую, до хруста свежую постель. Нельзя с уверенностью утверждать, что в этот момент сведения о личности красавца-гостя из Парижа, забывшегося тревожным сном в огромной жилой комнате в том же самом отеле, могли его пробудить. Иган никогда не слышал о французской телезвезде Жаке Анжельвене. Но через четыре дня они должны были встретиться, и после первой же их встречи отчаяние, царящее в Бюро по борьбе с наркотиками, должно будет смениться бурным ликованием.

Всего лишь через четыре часа Иган проснулся и больше не смог заснуть. Его часы, лежавшие на тумбочке у кровати, показывали девять сорок. Медленно, трудно Иган заставил себя приподняться. Не одеваясь, он какое-то время сидел на краешке кровати, угрюмо разглядывая зеленый ковер. Потом потянулся к телефону и позвонил на базу. Ему сообщили, что силы полиции, наблюдающие за Жеаном, пока находятся на исходных позициях в отеле «Эдисон». Лягушатники номер два и номер три до сих пор не вернулись в свои отели, а что касается Пэтси, то он часов в семь утра наконец-то вышел из дома номер 137 по Генри-стрит и без происшествий доехал домой в Бруклин. Сонни Гроссо и Фрэнк Уотерс также отправились по домам и вернутся позднее.

Что теперь? Иган зашел в ванную комнату за стаканом воды и решил принять душ. Все, что они могли сделать, – это держаться лягушатника номер один. Они выйдут с ним на контакт. С помощью туалетного набора, захваченного из машины, Иган побрился, затем надел помятые, не совсем свежие рубашку и костюм и вышел из «Уолдорфа», оставив номер за собой. Проехав по Сорок девятой улице, он оставил машину на стоянке неподалеку от Седьмой авеню и зашел в аптекарский магазин, где выпил апельсинового сока и кофе. Затем он двинулся к отелю «Эдисон».

Было 12:30, и в это раннее для субботы время театральный район выглядел спокойным и неторопливым. Когда Иган приблизился к главному входу в «Эдисон» с Сорок седьмой улицы, на обеих ее сторонах он не увидел ни одного знакомого лица. Поскольку изнутри какой-то мужчина начал толкать дверь-вертушку, он помедлил мгновение, а затем сделал шаг в открывшееся пространство между вращавшимися стеклами и, войдя в вестибюль, застыл на месте. Мужчина, прошедший через дверь ему навстречу, пожилой, безукоризненно одетый во все черное, был Жеан. Жеан? Нервы Игана сразу натянулись, быстрым взглядом он окинул спокойный вестибюль и обнаружил лишь несколько стариков, читавших газеты или грезивших наяву. Две женщины входили в лифт, двое коридорных болтали у стойки, за которой никого не было.

Боже правый! «Этот сукин сынтолько что вышел на улицу, и где-то здесь должны быть человек двадцать из нашей команды, но никто не последовал за ним!» Иган бросился обратно во вращавшуюся дверь, наделав много шума, и, выскочив на улицу, обнаружил, что Жеан почти дошел до угла Бродвея. Иган надеялся, что полиция не дремлет и ведет лягушатника номер один, и поэтому отчаянно искал на Сорок седьмой улице какой-либо знак, подтверждающий это, но не находил. Сделав глубокий вдох, он бросился за французом.

Жеан совсем не выглядел изнуренным долгой предыдущей ночью. Он легко двигался по Бродвею на юг в сторону Таймс-сквер. Иган был озадачен и разгневан. Столько офицеров полиции, профессионалов, так сказать, прозевали одного старого мерзавца, который выделяется в толпе, словно жираф на поле с коровами. Как это могло случиться?

Без видимой цели Жеан продолжал идти легким шагом вдоль Великого белого пути^[15], который при дневном свете казался неопрятным и неинтересным. На тротуарах движение было минимальным, поэтому Иган мог отчетливо видеть высокую седовласую фигуру в черном. Когда Жеан остановился у витрины магазина около Сорок шестой улицы, Иган, находившийся на углу Сорок седьмой, воспользовался этим моментом, чтобы оглядеться и поискать подкрепление. Напротив «Эдисона» мужчина и женщина садились в такси, но никого из своих людей он не видел, пока не узнал двух мужчин без шляп и в пальто, прохлаждавшихся у киоска с безалкогольными напитками на противоположной стороне Сорок седьмой улицы – детективов Фрэнка Михэна и Роя Кэхилла.

Иган резко свистнул и, когда офицеры подняли глаза, зло ткнул большим пальцем в сторону Жеана. Француз как раз отошел от витрины магазина, которая привлекла его внимание, и неторопливым шагом двинулся дальше. На лицах детективов отразилось удивление, они поставили стаканы с напитками и поспешили за Иганом.

У Сорок третьей улицы, на Таймс-сквер, лягушатник номер один подошел к киоску у входа на линию метро компании Би-эм-ти и спустился по лестнице. Насколько Иган мог заметить, на протяжении всех четырех кварталов, которые они прошли, француз ни разу не оглянулся и вообще никак не показал, что подозревает слежку. И теперь он сразу направился в метро, словно точно знал, куда идет.

Иган испытал мгновение восторга: лягушатник идет на встречу, и, может быть, теперь фортуна повернется к ним лицом. Но потом он подумал: неужели этот тип, такой крутой, до сих пор не знает, что операция прогорела и два других лягушатника исчезли? Но тогда не должен ли он предположить, что и к нему тоже прицеплен хвост? И почему в субботу днем он вдруг входит в метро?

Спустившись под землю, Жеан не пошел к поездам Биэмти. Он направился к челноку, курсировавшему по центру города по линии, соединявшей Таймс-сквер с Большим центральным вокзалом. Убедившись, что Михэн и Кэхилл следуют за ним, Иган купил талончик и осторожно последовал за объектом через ярко раскрашенный переход от главной станции метро до платформы, где останавливался челнок. В отличие от улиц под землей было полно людей. Вытаращив глаза, туристы знакомились с тоскливой, шумной, безликой продуктивностью хваленой транспортной системы Нью-Йорка. Потоки угрюмых жителей из отдаленных районов города, в числе которых многие были с детьми, устремлялись наверх на воскресные экскурсии по Манхэттену и спускались обратно. Иган должен был проталкиваться через эти потоки, чтобы держать Жеана в поле зрения.

Оба пути челнока пустовали, и платформа с одной стороны была заполнена горожанами, ожидавшими прихода следующего поезда от Большого центрального вокзала. Иган прикинул, что в его распоряжении было три-четыре минуты, и решил переговорить с базовой станцией, чтобы предупредить о Жеане. Поймав взгляды других детективов, он кивнул на француза, спокойно стоявшего позади кучки людей с безразличным видом метрдотеля, направлявшегося на работу. Михэн и Кэхилл подошли к толпе с разных сторон, продолжая пристально наблюдать за высоким французом.

Иган нашел телефонную будку, откуда он тоже мог видеть Жеана, и позвонил на базу.

– Я присматриваю за лягушатником номер один… – начал он.

Голос в трубке промычал:

– Да, мы знаем, «Эдисон» у нас прикрыт плотно, как тентом. – Это говорил агент Бен Фицджеральд.

– «Эдисон» прикрыт? Чушь! Мы с ним спустились в подземку на Таймс-сквер. Он собирается сесть на челнок до Большого центрального вокзала. У тебя есть там люди? Пошли еще несколько человек. Что у нас происходит? Я увидел, как он выпорхнул из отеля, свободный, словно птица. А вокруг ни души. Если бы я не наткнулся на пару копов в снэк-баре, мне пришлось бы попотеть.

Издавая резкие лязгающие звуки, на станцию вполз двухвагонный челнок и начал высаживать пассажиров из переполненных вагонов.

– Поезд пришел. Мне нужно идти. Пусть ребята оцепят Большой вокзал.

Пока Иган подходил к поезду и пристраивался за последней группой пассажиров, Жеан вошел во второй вагон. Михэн и Кэхилл уселись с разных сторон вагона. Жеан расположился посредине, рядом с центральной дверью. Дождавшись, пока все пассажиры вошли, Иган быстро протиснулся в переполненный вагон. Стараясь не смотреть в сторону номера один, он плечом проложил себе дорогу в переднюю часть поезда, где и остановился, захватив покрытыми рыжими волосами пальцами ручку на уровне подбородка и уставившись на рекламную картинку, висевшую перед ним.

Однако в уме он прокручивал то, что должно произойти, когда, преодолев полмили, они прибудут на Большой центральный вокзал. База сообщила, что несколько детективов уже находятся на вокзале, держа под наблюдением ячейки камеры хранения. Прошлой ночью, прежде чем лягушатники номер два и три избавились от хвостов, они околачивались на вокзале, поэтому оставались основания подозревать, что груз как-никак могли спрятать там. А теперь, как Иган надеялся, и другие офицеры поспешили на машинах к нему на помощь.

Единственный план, который Иган посчитал возможным, состоял в том, чтобы выйти из поезда первым и позволить лягушатнику догнать себя и опередить. После этого он и другие детективы должны будут действовать осторожно, а Михэн и Кэхилл привлекут на помощь друзей-копов. Когда поезд, покачиваясь, остановился, Иган прошел к передней двери и, оказавшись на переполненной людьми платформе, медленно направился к коридору-туннелю, соединявшему линию челнока с главной станцией.

Прошло несколько минут, и людской поток, который тек мимо Игана позади, превратился в тоненькую струйку, но Жеан не появился. Иган рискнул оглянуться. От поезда уже никто не шел – ни Жеан, ни даже Михэн с Кэхиллом! Отбросив всякую осмотрительность, он бросился к поезду, из которого только что вышел, уже почти заполненного пассажирами, направлявшимися в обратную сторону. С хмурым видом прошел через оба вагона, обращая внимание на каждого человека. Ничего. О, Господи всемогущий! Он потрусил обратно по переходу к главной станции «Сорок вторая улица». На множестве платформ он не смог увидеть ни Жеана, ни офицеров. Как он мог их потерять? Иган устремился вверх по длинной лестнице на вокзал и наткнулся на детектива Дика Аулетту, стоявшего у входа на нижний уровень и поглядывавшего поверх свернутой газеты. Заметив Игана, Аулетта опустил глаза, чтобы не выдать их знакомство и, очевидно, ожидая от него сигнал. Но Иган, тяжело дыша, подошел прямо к нему.

– Дик, ты не видел лягушатника номер один?

Аулетта взглянул на возбужденное лицо Эдди и покачал головой.

– Что случилось?

– Я его упустил, – простонал Иган, быстро осматривая пандусы, ведущие с Сорок второй улицы вниз, в вокзал. – Не могу понять, но это так… Давай спросим у других ребят.

Быстрым шагом они пошли по вокзалу, разыскивая других офицеров, уже расставленных у всех выходов, но никто не видел Жеана и пропавших вместе с ним детективов. Иган чувствовал себя неуклюжим и беспомощным. Они прислонились к мраморному прилавку у закрытой билетной кассы центрального вокзала Нью-Йорка.

– Что думаешь делать? – спросил Аулетта.

– Черт, понятия не имею. Если мы его упустили, то главные события разворачиваются сейчас. Нужно позвонить. Вдруг появились новые данные?

– Может, сначала проверить «Рузвельт»? – предложил Аулетта. – Этот отель, кажется, у них излюбленное место встреч.

– Да, это мысль, – без всякого энтузиазма согласился Иган.

Они поднялись по лестнице на Вандербилт-авеню и прошли два квартала на север до отеля. Еще и часа не прошло с тех пор, как Иган случайно натолкнулся на Жеана в «Эдисоне», но уже казалось, что этот день не закончится никогда.

Вместе обойдя весь квартал «Рузвельта», они разделились и обыскали вестибюль отеля и галереи нижнего уровня. Все впустую.

Они встретились у входа в отель с Сорок пятой улицы, и Иган решил позвонить на базу из гостиной. Несколько минут спустя Иган присоединился к Аулетте в баре, и они заказали два пепси. Иган был погружен в размышления.

– Итак? – не выдержал Аулетта.

Иган сделал глоток, медленно поставил стакан, оперся локтем о полированную деревянную стойку и повернулся к товарищу.

– Итак, – неторопливо произнес он, – господин лягушатник номер один вернулся в свой номер в отеле «Эдисон».

По дороге через город в «Эдисон» в машине Аулетты Иган рассказал, что ему сообщили на базе. Когда он вошел в челнок на Таймс-сквер и протиснулся вперед, сознательно избегая смотреть на Жеана, француз встал с сиденья и за считаные секунды до отправления поезда ловко проскользнул между закрывавшихся дверей. К счастью, Михэн и Кэхилл заметили это неожиданное перемещение, сумели открыть двери и выбраться на платформу. Разумеется, они никак не могли предупредить Игана, который отправился в поезде на Большой центральный вокзал, поглощенный планированием наблюдения после выхода на платформу. Тем временем озадаченные офицеры последовали за Жеаном на улицу и обратно в отель, где он вошел в лифт и вернулся в свой номер на девятом этаже.

Возвращение Жеана серьезно взволновало примерно дюжину офицеров, расставленных внутри и снаружи «Эдисона». Они не могли понять, как их объекту удалось выскользнуть из отеля. Следующий час прошел в лихорадочном и агрессивном обмене предположениями и обвинениями, в котором полиция Нью-Йорка и федеральные агенты, как правило, выступали друг против друга.

Вскоре наблюдатели, рассредоточенные по вестибюлю, получили известие от понимавшего по-французски агента, который занимал номер по соседству с Жеаном. Он сообщил, что лягушатнику номер один только что звонил лягушатник номер два. С помощью подслушивающего устройства, не подсоединенного к телефону, можно было перехватывать только одну сторону разговора. Но Жеан назвал собеседника «мой малыш Франсуа» – конечно, обращаясь к пропавшему Барбье, – и произнес по-французски: «Я полагаю, ты прав. Лучше его оставить на том же месте…»

Эта новость вызвала внизу новый раунд жарких дебатов.

– Что это значит: «ты прав»?

– Это значит, что мы потеряли преимущество слежки, балда.

– Кто потерял? Я не сидел в вестибюле!

И пока они таким образом переругивались, переполняемые гневом и разочарованием, Жан Жеан надел черное пальто и шляпу, взял трость и спокойно вышел на новую прогулку…

Аулетта высадил Игана на углу Сорок седьмой улицы и Бродвея и уехал. Растеряв весь свой энтузиазм, Эдди, подходя к главному входу в «Эдисон», изо всех сил старался вернуть былой порыв. Вдруг из двери-вертушки вышел Жан Жеан и проследовал мимо него.

Прежде чем замереть на месте, Иган сделал еще два широких шага. Он повернулся, потрясенный, и снова увидел ту же высокую, элегантную фигуру в темной одежде, удалявшуюся по улице в сторону Бродвея. «Иисус, Мария и Иосиф – это сон? Я схожу с ума?» Он потряс головой, посмотрел на вход в отель и увидел детективов Михэна и Кэхилла, осторожно появившихся вслед за французом. Заметив Игана, один из них кивнул в направлении Жеана. В свою очередь Иган ответил кивком и вместе с остальными направился за первым лягушатником.

И на этот раз Жеан спустился по лестнице в метро на Сорок третьей улице. Иган, находившийся на полквартала позади, не мог избавиться от жуткого чувства, будто он заново переживает часть своей жизни. Но теперь Жеан, спустившись по другой лестнице, двинулся не к челноку, а к платформе основной линии компании Би-эм-ти в сторону центра. Иган и остальные по отдельности последовали за ним. Жеан стоял в стороне от других пассажиров, рассредоточенных по платформе. Иган предположил, что поезд только что прошел, и, поскольку в субботу число поездов сокращалось, он надеялся, что у него в запасе еще есть несколько минут, чтобы доложить обстановку на базу.

Пока Иган искал телефон, два других детектива переместились на противоположный край платформы. Единственная кабинка, которой он мог воспользоваться и не потерять из виду Жеана, находилась в дюжине футов от француза. Сглотнув, Иган нарочито нахально прошел перед лягушатником номер один и обосновался в будке.

– Пошлите все свободные машины на западную сторону, – сказал он базе. – На всем пути найдите все станции местной линии Би-эм-ти и поставьте по человеку у каждого выхода на улицу. Если мы с лягушатником не покажемся на одной остановке, пусть ребята крутятся и перебираются на пару станций вперед. Мы останемся с ним. Все ясно? Придерживайтесь такой модели… Подходит поезд. Посмотрим, что он придумает в этот раз. Я могу повесить трубку в любой момент…

Пестрый серо-зеленый поезд метро издал пронзительный гудок и остановился. Двери с грохотом раскрылись, и одни пассажиры вышли, а те, кто ждал на платформе, вошли в вагоны. Только Жеан спокойно стоял на месте, держа перед собой черную трость. Когда двери закрылись и поезд отъехал от станции, просматривались только Жеан и по одному человеку в пальто с обеих сторон платформы. Иган сказал в трубку:

– Он не сел на поезд. Оставайтесь на связи. Не хочу шататься по всей станции.

Еще один поезд пришел и ушел без Жеана, и Иган, все еще стоявший в телефонной будке, начал терять терпение.

– Не нравится мне это, – сообщил он. – Он чего-то или кого-то ждет… Черт, может, ему нужен этот телефон? – Иган открыл раздвижную стеклянную дверь и повысил голос. – Я работал во многих заведениях барменом, официантом, даже вышибалой. Мне нужно только показать вам, на что я способен. Можно зайти к вам сегодня? Говорю вам, мне чертовски нужна эта работа. – Он упрашивал так, что настойчивый тон его голоса перекрывал звук постоянного громыхания метро, а экспрессия передавала беспокойство человека, боровшегося за средства к существованию.

На платформу вышли еще несколько пассажиров, и в том числе женщина среднего возраста в зеленом пальто в стиле Грейс Келли и желтом платке на голове. Она остановилась совсем рядом с телефонной кабинкой, где стоял Иган. К ней подошел Жеан, и в этот момент его отделяло от детектива не более шести футов. Элегантный француз снял шляпу и заговорил с женщиной. Наверное, спрашивает, в каком направлении ему ехать, подумал Иган, поскольку женщина кивнула, а Жеан, отвесив полупоклон, вернулся ждать следующий поезд. Иган придирчиво оглядел женщину в зеленом пальто, но все-таки решил, что она не более чем прохожая.

На станции с громыханием появился еще один поезд, и лягушатник номер один потихоньку стал продвигаться к нему ближе.

– Вот мы и поехали, кажется, – пробормотал Иган в трубку. Жеан вошел в поезд. – Пока. – Иган положил трубку на рычаг, вышел из будки и поспешил к тому же вагону, что и Жеан.

Михэн и Кэхилл вскочили в поезд каждый со своего конца платформы.

Жеан сидел в переднем углу вагона, безучастно уставившись на рекламные плакаты на противоположной стене. Не считая Игана, в вагоне было только пять или шесть пассажиров. Детектив сел в середине вагона, через проход от лягушатника, отвернувшись в сторону, но твердо держа темную фигуру краем глаза. Когда поезд отошел от станции «Таймс-сквер», Иган посмотрел направо и разглядел в следующем вагоне старавшегося удержать равновесие Михэна; наверное, и Кэхилл был занят тем же в переднем вагоне.

Когда поезд подходил к следующей остановке, «Тридцать третья улица», Жеан поднялся и принялся изучать схему метро рядом с дверью. Иган мрачно усмехнулся про себя: он великолепен. «Вот сейчас двери откроются, он подождет до последней секунды, и бах! – соскочит с поезда, а я, как он, видимо, считает, останусь сидеть здесь, словно болван». Хорошо бы и другие были готовы действовать.

Двери открылись. В вагон вошел мужчина, пройдя мимо Жеана, но тот не двигался с места. Его действия откладывались до последней секунды. Затем, когда двери со свистом начали сдвигаться, Жеан вставил трость между их резиновыми кромками, и все двери открылись снова. Тогда француз быстро вышел из вагона, вслед за этим Иган бросился через вагон и успел выскочить в другую дверь, когда двери снова начали закрываться. На лице у Игана появилась ухмылка.

Но она держалась недолго. Где Жеан? Его нигде не было видно. Михэн и Кэхилл тоже вышли на платформу и двигались к Игану. Поезд начал отходить от станции. На платформе, кроме троих детективов, никого не было. И тут в окне вагона появилась знакомая фигура. Лягушатник номер один чуть наклонился к окну, улыбаясь, и изящно помахал офицерам рукой, затянутой в перчатку. Через мгновение поезд с грохотом исчез в черном туннеле метро, и Жеан исчез вместе с ним. Быстро перекрыть все выходы на длинной линии метро полиции было не под силу.

Глава 11

К ночи в субботу, 13 января, стало ясно, что Жан Жеан не вернется в отель «Эдисон». Франсуа Барбье и Муран также нигде не были замечены. Офицеры из Бюро по борьбе с наркотиками, прикрывавшие отели, в которых останавливались французы, подозревали, что трио лягушатников перегруппировалось, а возможно, даже собирается покинуть страну.

Другие офицеры продолжали наблюдать за Пэтси Фукой, но в субботу он не выходил из своего дома в Бруклине весь день. Детективы наблюдали за его женой, ездившей по магазинам, за отчимом Барбары и за Тони, братом Пэтси, которые вдвоем работали в закусочной на Бушвик-авеню. Только около шести часов вечера, отдохнув как следует после тяжелой ночи, наконец показался Пэтси. Он вышел из дома на Шестьдесят седьмой улице и сел в серый «кадиллак» 1956 года, принадлежавший его другу Ники Травато. Поздно вечером в пятницу, в то время когда Пэтси увлек полицию в погоню в духе Кистоун Копс^[16]по центру Манхэттена, офицеры, наблюдавшие за Травато, видели, как он проехал на «кадиллаке» четыре квартала от своего дома до Шестьдесят седьмой улицы и оставил его там.

Это перемещение стало казаться еще более таинственным, после того как Пэтси, перед домом которого стояли его собственные машины, «олдсмобиль» и «бьюик», перегнал «кадиллак» Ники на Грэхем-стрит, в место, находившееся в трех кварталах от его закусочной. Остаток дня Пэтси провел у себя в лавке. Часов в одиннадцать вечера в сине-белом «олдсмобиле» Пэтси подъехал Ники Трава-то. Пэтси вышел и сел за руль, оставив Тони закрывать лавку.

Детектив Джимми О’Брайен и агент Джек Райпа, наблюдавшие за магазином из больницы напротив, вскочили в автомобиль и поспешили за Пэтси, который свернул на Моджер-стрит и доехал до Грэхем, где высадил Ники рядом с его «кадиллаком».

О’Брайен и Райпа довольно быстро сообразили, что задумали Пэтси и Ники. Высадив друга, Пэтси поехал на юг по Грэхем-стрит. Детективы приотстали, ожидая, что Ники последует за «олдсмобилем». Но Ники даже не включил огни. Тогда О’Брайен решил последовать за Пэтси, который уже сворачивал с Грэхем в нескольких кварталах впереди них.

Однако едва они проехали мимо Ники, позади них вспыхнули фары его машины, отъезжавшей от обочины. Офицеры свернули там же, где Пэтси, и через несколько мгновений из-за угла появился «кадиллак» Ники.

– Ах, сукины дети! – выругался О’Брайен. – Пэтси взял своего приятеля к себе в охранники!

– Давай узнаем, так ли это, – невозмутимо отозвался Райпа.

Они продолжали ехать за «олдсмобилем», пока тот не свернул на улицу с односторонним движением. Вместо того чтобы последовать за ним, О’Брайен проехал прямо через перекресток и стал внимательно смотреть в зеркало заднего вида. Машина Ники, помедлив на последнем углу, свернула вслед за Пэтси. О’Брайен остановился, сделал разворот и поехал по улице, где скрылись Пэтси и Ники.

Какое-то время они следовали за «кадиллаком». Процессия ехала небыстро, ее возглавлял Пэтси, а Ники держался в двух-трех кварталах позади, двигаясь с той же скоростью. Все было ясно – Пэтси экспериментировал, пытаясь с помощью Ники обнаружить, есть ли за ним наблюдение. Причины для этого могли быть разными. Во-первых, у Пэтси могло возникнуть подозрение, что он на крючке у полиции. Во-вторых, он мог не знать, есть ли за ним слежка, но должен был выяснить это, чтобы подготовиться к какому-то важному шагу. И значит, расследование, которым они занимались, не так-то безнадежно, как могло показаться тем, кто слушал в это время унылые голоса с базовой радиостанции.

Поэтому офицеры добавили в игру немного специй. Пэтси и Ники вслед за ним прокатились по улицам Уильямсбурга, объехали вокруг Гринпойнта, свернули на восток, к Куинсу в районе Маспета, наконец, вернулись на Бушвик через Гранд-авеню. Часть этого пути О’Брайен и Райпа держались позади «кадиллака», в отдельные моменты вырывались вперед и ехали за «олдсмобилем», затем, когда у Ники уже могло возникнуть подозрение по поводу машины, державшейся между ним и Пэтси, они сворачивали в сторону и позволяли «кадиллаку» проехать мимо, с тем чтобы быстро развернуться и снова следовать по пятам за «охраной» Пэтси.

Уже после полуночи Пэтси и Ники вернулись к закусочной. Тони все еще был там. Втроем они поговорили еще несколько минут, после чего погасили свет, расселись по машинам и разъехались по домам. На этот раз Пэтси и Ники сели в собственные автомобили, а Тони – в свой видавший виды «шевроле-универсал».

* * *

В воскресенье, 14 января, принципы проведения расследования продолжали беспокоить встревоженных полицейских. Пэтси пришел к себе в лавку с утра и оставался там, после полудня к нему присоединилась жена.

В три часа дня следователи получили еще один залп удручающих вестей, который усилил их отчаяние. Во-первых, в отель «Эдисон» позвонил господин Жан Жеан и сказал, что желает освободить номер 909 и через день-два направит плату по почте. Он попросил, чтобы отель хранил его чемоданы и одежду, пока он не сообщит, куда их следует отправить. Оператор коммутатора не мог ничего сказать об источнике телефонного вызова, но помощник менеджера, разговаривавший с французом, вспомнил, что в один момент услышал голос оператора, помешавший разговору, и, следовательно, это был междугородный вызов. После этого детективы обыскали номер 909 – до тех пор они от этого воздерживались, поскольку оставался некоторый шанс возвращения лягушатника номер один, – но нашли в нем лишь чемодан и портфель с личными вещами и туалетными принадлежностями. Разочарованные, они оставили имущество Жеана нетронутым.

Только они доложили об этом событии на базу, как, словно по сигналу, один за другим последовали сообщения из отелей «Виктория» и «Эбби». Оба отеля получили денежные переводы «Вестерн Юнион» – «Виктория» от Франсуа Барбье, «Эбби» от Ж. Мурана – на точные суммы долга за их номера. Каждый из гостей просил свой отель сохранить его имущество до особого запроса. Оба перевода были отправлены из Янкерса, северного пригорода Нью-Йорка. Полиция Янкерса сразу же была предупреждена, но проверка местного офиса «Вестерн Юнион» не дала ничего, кроме подтверждения, что за оба перевода заплатил один мужчина, говоривший, видимо, с иностранным акцентом. Никто не мог сказать, куда он направился, выйдя из офиса. Тем временем агенты исследовали вещи и одежду, которые оставили после себя лягушатники номер два и номер три. И снова обыск не дал никаких результатов.

Все время, пока продолжалось расследование, записывающие устройства на телефонах в закусочной и в доме Пэтси продолжали работать, но узнать что-либо полезное удавалось крайне редко. Сделанные записи, воспроизводившиеся по несколько раз в день, содержали главным образом разговоры или не имевшие отношения к делу, или состоявшие из непонятных односложных слов. Однако в то воскресенье вечером, когда все французы сошли со сцены, произошел интересный обмен.

Вызов поступил на один из телефонов в лавке. Абонентом, очевидно, был Гигант. Француз вежливо рассказал о своей крайней озабоченности непомерным вниманием полиции к деятельности Пэтси. Фука нервно попытался рассеять страхи француза. Пэтси, конечно, знал, что если бы он провалил это дело, то его дядя Анджело Туминаро, не колеблясь, отстранил бы его от своего и от любого другого «семейного» бизнеса и посоветовал бы подыскать другую работу – например, уборщика в метро. Лягушатник номер один считал, что у них есть один разумный выход – отложить переговоры.

Из-за жадности и ужаса, который Пэтси испытывал, представляя себе потерю нового многообещающего и высокого положения в торговле наркотиками, он принял решение, и оно оказалось главной движущей силой, способствовавшей ослаблению наркобизнеса Туминаро и питавшего его международного синдиката. Лихорадочно Пэтси убедил Жана Жеана, что полицию интересуют только некоторые книги в бумажных обложках, которыми он торгует, поскольку они считаются порнографическими. Сначала француз не поверил, что американская полиция стала бы тратить время на слежку за поставщиками непристойных книжонок. Но Пэтси поспешил возразить, что одна из этих книг вызывает отвращение даже у него – она называется «Тропик Рака»^[17].

Каким-то образом искушенного французского наркобарона Жана Жеана удалось убедить, и он согласился продолжить переговоры с молодым управляющим сети распространения наркотиков Туминаро.

* * *

Утром в понедельник, 15 января, в Бюро по борьбе с наркотиками, в здании 1-го участка, состоялось совещание. В кабинете лейтенанта Винни Хоукса собрались в основном детективы и федеральные агенты, встречавшиеся здесь же пятью днями ранее, чтобы спланировать, как им уничтожить Пэтси Фуку и его партнеров. Жестко, но спокойно они обсуждали пути и средства, которые еще остались в их распоряжении для спасения этого длительного расследования.

Теперь уже никто не сомневался, что Пэтси – крупный торговец наркотиками. Тот факт, что он стоял на пороге заключения чрезвычайно крупной сделки с французскими связными, также не подвергался ни малейшему сомнению. Нужно было ответить на центральный вопрос: означает ли неожиданный отъезд лягушатников, что сделка уже совершена, наркотик поставлен и частично оплачен? Ведь могло быть и так, что французы испугались, прежде чем смогли провести обмен. Поэтому существует и другая возможность – они хотя и встревожились, обнаружив наблюдение полиции, но все еще не отменили свои планы и перегруппировывались перед окончательным обменом контрабандного героина на деньги мафии.

Что касается первого варианта, при котором груз уже находился в руках в Пэтси, то это означало бы, что поставщики-французы уехали, не получив всей суммы. В полиции знали, что образ действия в торговле наркотиками напоминает пирамиду. Связные, которым Пэтси продавал героин, узнавали цену за килограмм, устанавливаемую в соответствии с текущим спросом, и до получения товара должны были заплатить Пэтси аванс, часть от всей суммы, которая должна быть выплачена полностью после надежной поставки и проверки заказанного качества и количества. Через день или два, которые обычно требовались оптовым поставщикам для распространения товара по повышенной цене их собственным клиентам, они должны были вернуться к Пэтси с остальными «бабками». И так далее от крупных торговцев к мелким, вплоть до «толкачей», торговавших на углах порциями «никелей» (пакетиками за пять долларов) сильно разбавленного героина.

Тем временем на вершине пирамиды, где осуществлялось крупное финансирование, Пэтси вел дела со своими поставщиками подобным же образом. Когда они представляли заказанный товар, Пэтси должен был заплатить минимальную первую сумму, а после успешной поставки товара привилегированным клиентам – не больше чем пяти-шести крупным дельцам – он должен был завершить выплату французским производителям. Оптовая стоимость такой внушительной, по слухам, партии, как пятьдесят килограммов, по действующим тарифам доходила до полумиллиона долларов. Пэтси должен был ожидать дохода в половину этой суммы или, возможно, даже 300 тысяч долларов. Обычно, избавившись от нелегального груза, поставщики могли или позволить себе расслабиться и дожидаться полной оплаты, или, если получатель был особенно порядочным и надежным клиентом, они могли направиться домой, не сомневаясь, что остальная причитавшаяся им сумма не заставит себя ждать. Но если возникал какой-либо конфликт, имевший место, как считали в полиции, в данном случае, то французы чувствовали бы себя неуютно, если бы решились уехать, получив от Пэтси лишь часть всей суммы. Полицейские также приняли во внимание слухи о денежных затруднениях Пэтси и о недовольстве некоторых связных качеством последней поставки.

У Фрэнка Уотерса возникла идея, где нужно искать героин. У нее было немного шансов на осуществление, но она, по крайней мере, базировалась на чем-то более существенном, чем чистое теоретизирование.

– С прошлого ноября, – начал он, – у меня не выходит из головы тот канадский автомобиль, который Пэтси пригнал на Черри-стрит и за которым мы следили. Вспомните, что, как оказалось, он принадлежал тому типу Морису из Монреаля, известному в Канаде торговцу наркотой. Потом этот автомобиль исчез. Я был уверен тогда – как и все остальные, – что этот «бьюик» как-то связан с доставкой груза из Канады сюда. Да-да, я помню, мы потрясли его и не нашли ничего. Но на самом деле в ту ночь у нас не было возможности разобрать его на части. А что произошло сразу после этого? Паника на улицах пошла на спад. Героина хватило на всех. Теперь, когда прошло два месяца, мы узнаем, что прибывает новый груз, народ понес деньги нашему другу Пэтси, а в город приехало несколько французов. И откуда же они прибыли, во всяком случае, двое из них? Из Монреаля.

– И ты предполагаешь, что разгадка и в этот раз может находиться в канадской машине? – спросил Бен Фицджеральд.

– Я просто размышляю. – Уотерс пожал плечами. – Может быть, даже в той же самой машине. Какая она была, какого-то светлого цвета?

– Желтовато-коричневый «бьюик» 1960 года, модель «ивикта», – отозвался Эдди Иган. – Но я думаю иначе. Мне представляется, что героин окажется в доме папаши Пэтси в Бруклине.

– А где нам искать этот таинственный автомобиль? – спросил Винни Хоукс, нарушая молчание, наступившее после предположения Игана.

– Не знаю, – ответил Уотерс. – В гаражах, на улицах. В первую очередь я заглянул бы на Черри-стрит, Саут-стрит, в тот район.

– Господи, так мы можем проискать его лет десять, – заявил Иган.

– Можем, – согласился Уотерс, неодобрительно поглядывая на Игана, – но сейчас-то мы чем заняты? С тех пор как скрылся последний лягушатник, сидим и бьем баклуши.

Розовое лицо Игана побледнело, и это было явным признаком, что его всем известный крутой нрав давал о себе знать.

– Я позволил уйти лишь одному из них, – подчеркнуто вежливым тоном возразил он.

– Ладно, кончайте заниматься ерундой, – оборвал их лейтенант Хоукс. – Все мы в этом деле напортачили, так или иначе.

– Как ты думаешь, Винни, – вмешался Бен Фицджеральд, – не стоит ли выпустить ориентировку на машину этого типа? Вряд ли это выход из положения, но…

– А что мы теряем? Кто знает, что может выясниться? – Хоукс записал в блокноте: «Бюллетень для всех постов – „бьюик“». – Что еще?

– У меня есть предложение. – Сонни Гроссо подался вперед. – Поскольку мы можем только ждать чьих-либо действий – предполагая, что это дело не закрыто, – и, – он взглянул на Игана, – пока ищем канадский «бьюик», я считаю, что мы должны сократить наблюдение за Пэтси. Если мы действительно напугали его друзей парой сотен полицейских, крутившихся вокруг, то теперь Пэтси будет действовать по-настоящему осторожно. Мы можем оставить за Пэтси легкий хвостик. Будем продолжать слушать его разговоры, а несколько дней спустя, возможно, Пэтси задышит свободно и начнет действовать.

– Все согласны? – спросил Хоукс, поглядывая вокруг. – Хорошо, Сонни. Ты с Пучеглазым и Фрэнком разработаешь задания для ребят.

– А я повторяю, мы найдем это дерьмо в доме у Джо Фуки! – прорычал Иган.

Тут в кабинет Хоукса быстро вошли заместитель главного инспектора Кэри и федеральный директор Гафни, закончившие свое совещание в кабинете у Кэри. Хоукс рассказал начальству о согласованном мнении, к которому они пришли.

Кэри сосредоточенно слушал, часто поглядывая на Гафни, и тот одобрительно кивал. Когда Хоукс закончил, Кэри принялся рассуждать о ситуации, прохаживаясь между детективами. Он согласился поддержать продолжение ограниченного расследования еще на несколько дней. Затем обратил внимание всех присутствовавших, что это совещание проходило в понедельник, 15 января, – и его лицо приняло очень серьезное выражение. В полночь с четверга, 18 января, на пятницу должны были истечь сроки действия ордеров на обыск всех мест, находившихся под наблюдением. Уже дважды они возобновлялись, и каждый раз на десять дней, напомнил он офицерам. Если до конца четверга никаких решающих событий не произойдет – чтобы подчеркнуть важность своих слов, Кэри строго посмотрел на каждого из присутствовавших, – то он и федеральный директор Гафни должны будут полностью снять всех людей с этого расследования. Поэтому на решение всех проблем им осталось четверо суток. Завершив краткую речь, Кэри вместе с Гафни снова направился к себе в кабинет, и офицеры проводили их напряженными взглядами.

Позднее, когда Сонни, Эдди и Фрэнк Уотерс обсуждали распределение местного и федерального состава на четыре дня, оставшиеся для прекращения операции Пэтси, Сонни обеспокоило новые враждебные отношения, возникшие между его партнером и агентом Уотерсом, с которым Сонни работал почти так же часто и так же удачно.

В этот же день Сонни назначил себя на «легкое» наблюдение за Пэтси в Бруклине, а Иган предпринял обход для координации продолжавшегося наблюдения за отелями, где раньше проживали французы. Тем временем Уотерс и детектив Дик Аулетта проверяли улицы Нижнего Манхэттена, где два месяца назад им довелось поиграть в прятки с Пэтси и канадским «бьюиком». И около четырех часов дня они сделали в том районе интересное открытие. В небольшом деревянном гараже, принадлежавшем бензозаправочной станции на Саут-стрит, рядом с Джефферсон, офицеры увидели старый «шевроле»-универсал Тони Фуки. Все бюро ломало голову над тем, что случилось с канадским автомобилем за то короткое время, на которое они его оставили без наблюдения тогда, в ноябре. Тони, часто работавший в порту на «Мексиканских линиях» практически на другой стороне Саут-стрит от того места, откуда исчез автомобиль, мог быть тем человеком, кто распорядился «бьюиком»!

Не было никаких сомнений, что забрать седан и определить, загружен он или нет, должен был Пэтси, но ему не хотелось подвергать себя риску ареста за хранение наркотиков, и он использовал Тони – специалиста широкого профиля. Теперь стало ясно, что, когда следовавшие за Пэтси детективы обнаружили в этом месте «бьюик», Тони должен был ждать в гараже в полутора кварталах от него. Уотерс и Аулетта предположили, что Гроссо с Иганом, вероятно, проехали в нескольких ярдах от Тони, через эту самую заправочную станцию, после того как Пэтси с двумя женщинами уехал на другой машине. Этот коротышка должен был ждать в гараже все эти часы, пока перед рассветом не увидел, как две машины с детективами разъехались. Затем, рискуя попасться в оставленную ловушку, Тони выполз из гаража и сумел увести «бьюик» за несколько минут, которые потребовались Уотерсу, чтобы вернуться на свой участок и послать к «бьюику» другого агента.

Офицеры решили, что брату Пэтси нужно уделять больше внимания, чем раньше, и поэтому стали наблюдать за старым гаражом, где стоял «шевроле» Тони.

Значительную часть понедельника Пэтси не выходил из своей лавки в Бруклине. Детектив Джимми О’Брайен вел наблюдение в одиночестве, но днем к нему присоединились Сонни Гроссо и агент Джек Райпа. Они чего-то ждали, даже не представляя, каковы могли быть планы Пэтси. Время от времени кто-либо из них заходил в закусочную перекусить и полистать журналы, но никому не удалось заметить хотя бы намек на замыслы или умонастроение объекта. Внешне Пэтси выглядел абсолютно спокойным.

Чуть позже, в 21:30, подъехал Ники Травато на старом «кадиллаке» и поставил его у магазина. Спустя несколько минут вышел Пэтси, сел в «кадиллак» и отъехал, направляясь к Уильямсбургскому мосту. Оставив О’Брайена, Сонни и Райпа пустились вдогонку, чувствуя возбуждение от того, что Пэтси впервые за три дня проявил интерес к другим районам, кроме Бруклина.

Детективы следовали за ним в Манхэттен на достаточной дистанции, съехали с моста и двинулись в верхнюю часть города по Ист-Ривер-Драйв. Они увидели, как он спустился на Шестьдесят первую улицу и повернул на север по Йорк-авеню. Ненадолго Пэтси исчез из виду, но потом они заметили, что он задним ходом паркуется на стоянке на Йорк-авеню чуть севернее Семьдесят седьмой улицы. К тому времени, как они смогли выбрать позицию поближе, сам Пэтси пропал из их поля зрения. Сонни и Райпа проехали несколько кварталов по Йорк-авеню и по нескольким поперечным улицам, но, не сумев найти Пэтси, были вынуждены вернуться к «кадиллаку».

Примерно в 22:30 они заметили Пэтси, возвращавшегося по Йорк-авеню обратно к машине. Он развернул «кадиллак» и направился обратно в нижнюю часть города, вернувшись на шоссе по Шестьдесят второй улице. Где он пропадал в эти полчаса?

* * *

Пока Сонни и Райпа следовали за Пэтси на юг по Ист-Ривер-Драйв, Фрэнк Уотерс и Дик Аулетта пересекали Манхэттенский мост в сторону Бруклина позади «шевроле»-универсала, который вел Тони Фука. После того как они прождали шесть с половиной часов с терпением, поразившим даже их самих, Тони материализовался из темноты рядом с маленьким гаражом на углу уже затемненной станции обслуживания, с показным разворотом вывел автомобиль со станции и направил его на мост. Уотерс и Аулетта заметили, что Тони, который жил в Бронксе с женой и двумя детьми, для поездки в Бруклин выбрал странное время, но в этом расследовании то и дело происходили странные вещи, и конца им не было видно.

Тони съехал с моста на шоссе Бруклин-Куинс и направился на север, к закусочной брата в Уильямсбурге, где появился незадолго до одиннадцати. В магазине находился один Ники Травато. Уотерс и Аулетта въехали на территорию больницы Святой Екатерины, где, как они знали по радиообмену, вел наблюдение Джимми О’Брайен, к которому недавно присоединился Эдди Иган. Через десять минут в «кадиллаке» Ники подъехал Пэтси, а вскоре после него Сонни Гроссо и Джек Райпа в белом «олдсмобиле» Сонни. Пока троица беседовала в магазине, через улицу шесть офицеров вводили друг друга в курс дела.

Около полуночи Пэтси запер магазин. Они с Ники вместе сели в «кадиллак», сопровождать их выпало Игану и О’Брайену. Но на этот раз задержался Уотерс, заинтересовавшийся Тони Фукой, который, выйдя из магазина, запихнул в прорезной карман морской форменной куртки небольшой пакетик. Когда Тони развернул свой универсал и направился к Уильямсбургскому мосту, Уотерс и Сонни отъехали за ним.

Но на этот мост Тони не поехал. Он поднялся на шоссе и двинулся на север, по кратчайшему пути к мосту Трайборо, по которому переехал в Бронкс. Офицеры последовали за ним до бульвара Брукнер, где Тони свернул на Вестчестер-авеню. На Сазерн-бульваре он въехал на небольшой пустырь, вышел из машины и – с оттопыривавшимся карманом – направился к ярко освещенной забегаловке «У Дейва». Подойдя к заведению, Гроссо и Уотерс через окно увидели, как Тони юркнул в заднюю комнату.

Значит, Тони распространял наркотики даже сейчас!

Пока Гроссо и Уотерс провожали Тони в район Брайант-авеню, к его дому в средней части Манхэттена в 1:20 ночи глянцево-черный «бьюик-инвикта» 1960 года был возвращен в гараж под отелем «Уолдорф-Астория» на Пятидесятой улице рядом с Парк-авеню. Жак Анжельвен устало направился к лифту. Его немного беспокоило то, что в нарушение ясных указаний Франсуа Скальи, он провел полдня, разъезжая по Нью-Йорку в новой машине, которая нравилась ему больше, чем любая из всех его бывших любовниц.

Глава 12

С самого приезда Жака Анжельвена в Нью-Йорк Скалья и Жеан изводили его, запрещая брать «бьюик» из гаража отеля. Разве мог он выполнить обещание, которое перед отъездом из Парижа дал обширной аудитории телезрителей, что будет осматривать Нью-Йорк как «настоящий американец», если ему не позволяют передвигаться по этому громадному городу, как он хочет? Такси здесь были очень дороги. А путешествовать пешком едва ли прилично. Он понимал, что именно спрятано в автомобиле, но был уверен: обнаружить это невозможно. Разве стал бы Великий Эд Салливен бродить по Парижу как турист?

Но почему Франсуа с его друзьями не завершили свои дела вовремя? Этим вечером Жак припомнил все пять дней в Нью-Йорке один за другим. Столько разочарований. Арлетт, малышка с корабля, уехала в Чикаго днем в четверг, всего лишь через несколько часов после утреннего осуществления конечной цели их флирта на борту корабля. В полдень он был вынужден ее оставить и пойти на встречу со Скальей. Поиски отеля «Тафт» пешком не улучшили ему настроение. Скалья ждал его в баре отеля, откуда они перешли в небольшой французский ресторанчик, расположенный на улице за прославленным Бродвеем, о котором он слышал так много легенд. Это беглое знакомство при свете дня с нахально-грубым проспектом стало первым его разочарованием в Нью-Йорке.

Речи его компаньона за завтраком по меньшей мере ободрили Жака. Скалья и его помощники рассчитывали завершить переговоры не позже субботы. От Жака требовалось постоянно быть наготове в Уолдорфе, чтобы выполнить простую задачу – доставить «бьюик», куда будет сказано. До тех пор, настойчиво повторил корсиканец, сурово глядя в упор на Анжельвена, машина не должна покидать гараж.

Почти жалобно Жак спросил, сможет ли он полностью располагать «бьюиком», когда сделка станет свершившимся фактом. «Разумеется», – заверил его Скалья.

Пока он ждал, благодаря его изящному гиду, прелестной Лилли Дебек, Нью-Йорк стал казаться ему, по крайней мере, сноснымместом. В четверг вечером они наслаждались коктейлями и обедом в «Кафе мира» в отеле «Сент-Мориц». Несмотря на холод, они прогулялись по Центральному парку, а потом Жак предложил выпить по последней в «Уолдорфе». Она выпила с ним капельку бренди, но, когда он снова пригласил ее подняться к нему в номер, ответила твердым отказом.

В пятницу Анжельвен нанес визит французскому журналисту Пьеру Селье и руководителю офиса французского телерадиовещания в Нью-Йорке Полю Кренессу. Его сводили в вещательную компанию Эн-би-си, и он смог осмотреть их теле- и радиостудии и встретиться с американскими продюсерами.

Вечер он снова провел с Лилли – они пообедали в «Плазе», потом зашли в «Домик» в отеле «Сент-Реджис». И в ту ночь мадемуазель Дебек опять возвратилась в свою квартирку на Восточной Двадцатой улице одна, и никто не составил компанию Анжельвену в его номере в отеле «Уолдорф».

В субботу Лилли показала Жаку некоторые достопримечательности Нью-Йорка. Анжельвена в высшей степени прельщала мысль отправиться на экскурсию по городу в прекрасном «бьюике», но утром ему позвонил Скалья. Голос Франсуа в трубке неприятно резал ухо напряженной настойчивостью: из-за непредвиденных обстоятельств их планы придется отложить.

– Но как же машина? – запротестовал Анжельвен.

– Не дотрагивайся до автомобиля! – И Скалья повесил трубку.

Поэтому, чтобы посетить Гринвич-Виллидж, Эмпайр-стейт-билдинг и Рокфеллеровский центр, Жаку и Лилли пришлось воспользоваться автобусом, метро и такси, а к мосту Джорджа Вашингтона они должны были проехать на автобусе через весь город. Анжельвена впечатлила сеть нью-йоркского метро и изумили его чудовищные размеры. Несмотря на совершенно замечательный день, проведенный с Жаком, и вечер с обедом в полинезийском ресторане «Трейдер Виксе», Лилли по-прежнему отказывалась уступить обольщениям французской телезвезды. И в ту ночь он спал неважно. В основном его растущее недовольство было связано с «бьюиком».

В воскресенье чувство разочарования, нараставшее в предыдущие дни, заставило Жака ослушаться приказа Скальи. Он спустился в гараж, вывел машину, посадил в нее Лилли и объехал весь Нью-Йорк. Затем они поставили машину на стоянку у Баттери и сели на паром, который довез их до статуи Свободы. Радость вождения значительно улучшила ему настроение. Жак надеялся, что «горячий джаз» поможет поднять на более высокий уровень его отношения с Лилли, и вечером привез ее на Восточную Бэзин-стрит. Но Лилли снова отправилась домой, а Жак опять спал скверно.

Когда в понедельник утром Анжельвен собирался выйти в город, ему ужасно хотелось, чтобы все суровые испытания закончились. Он с нетерпением ожидал поездки во вторник на весь день к Ниагарскому водопаду, а в четверг вечером должен был оказаться уже в Монреале, где все устроено на французский манер и девушки, как он слышал, более любезны. В понедельник у него состоялись новые встречи с Полем Гренессом и другими людьми, которые помогали ему ощутить настроение американского телевидения. Он также решил для подъема духа еще раз взять машину и проехать по городу. Поразмыслив о бесцеремонном обращении к нему со стороны Скальи, Жак решил по возвращении в Париж во что бы то ни стало прервать с ним всякие отношения.

После ланча в понедельник к отелю «Уолдорф» приехала Лилли. Немного нервничая и в то же время чувствуя приятное возбуждение, Жак спустился с ней в гараж к своему замечательному «бьюику», и они выехали на улицы Нью-Йорка. Время от времени он вспоминал о незаконном грузе, спрятанном в автомобиле, но радостное чувство, которое он испытывал от управления машиной в Нью-Йорке, сидя рядом с красавицей Лилли, бросавшей на него нежные взгляды, помогало ему забыть об опасном преступлении, в которое он был втянут, и о жестоком Скалье, задумавшем сделать его жизнь такой жалкой.

Они катались до девяти часов, а затем Лилли предложила пообедать в «Таверне на траве». Обед и вино были замечательными, а Лилли – сердечной и чуткой. Анжельвен рассказал ей о своей поездке в Монреаль, запланированной на четверг, но, заметив тень разочарования, пробежавшую по ее лицу, сказал, что вернется в Нью-Йорк в воскресенье, 21 января, и побудет здесь еще какое-то время.

Это был восхитительный день и не менее восхитительный вечер, сказала она. Перед ее домом они поцеловались, и Жак с гордостью подумал, что впервые в жизни у него есть машина достаточно просторная, чтобы с комфортом целовать в ней женщину. Лилли обещала позвонить ему в отель и пожелать спокойной ночи, после чего Жак отправился обратно в «Уолдорф». «Ну уж завтра ночью непременно», – подумал он.

Итак, в 1:30 ночи во вторник Жак вернулся в свои апартаменты в «Уолдорфе». Не считая короткого утреннего приключения с Арлетт в четверг, в последние две недели он вел крайне скудную сексуальную жизнь. Жак выходил из ванной комнаты в пижаме, когда зазвонил телефон. Лилли, подумал он. Но, потянувшись к трубке, вздрогнул от предчувствия: Франсуа. После полудня он почти не вспоминал о Скалье. Неужели им стало известно, что он пользовался машиной?

Корсиканец говорил грубо. Он звонил весь вечер: где был Жак? «Да, автомобиль в полном порядке, друг мой, по-прежнему стоит в гараже». Жак очень надеялся, что говорит убедительно. Скалья помедлил, словно сомневаясь в его словах, затем сказал: это будет завтра, точнее, уже сегодня. «Нет, не перебивай меня, только слушай, и очень внимательно. Утром в 8:30…» – и он продиктовал точные инструкции.

Когда в трубке раздался щелчок отключения, Жак дрожал, а его кожа стала холодной и липкой.

Сумев только немного подремать, в семь часов Жак уже был на ногах. Он заказал в номер легкий завтрак, затем принял ванну и оделся. В 8:15 Жак шагал по напоминавшему пещеру вестибюлю, то и дело поглядывая на часы. В 8:30 он спустился в гараж и потребовал свой «бьюик». Садясь за руль вместо служителя, он быстро осмотрел машину внутри: все было в порядке. Никто не узнает, что в предыдущие дни он пренебрегал распоряжениями. Прогоняя тревогу, он фыркнул. Как они могут заподозрить, что он выезжал на экскурсии с девчонкой? С такими же основаниями вон тот прохожий может заподозрить, что в автомобиле заключена ужасная тайна.

Следуя инструкциям Скальи, он выехал из гаража на Сорок девятую улицу, повернул направо на Парк-авеню и в густом потоке машин медленно двинулся на север, пристально вглядываясь в указатели каждой улицы, хотя простая система их нумерации облегчала его задачу. У Семьдесят девятой улицы он свернул направо, на восток и продолжал ехать прямо почти до реки. Последняя улица слева перед выездом на шоссе, идущее вдоль реки, была той, которую он искал, – Ист-Энд-авеню. Бережно, чувствуя, как вдруг повлажнели ладони, он повернул налево и проехал еще один квартал на север. Нужный ему многоквартирный дом стоял на перекрестке Восемьдесят первой улицы. Жак подвел машину к зиявшему в середине здания въезду в гараж и проверил адрес – дом номер 45, Ист-Энд-авеню. Он скатился по пандусу и остановился у небольшой, освещенной неоновой лампой будки. Из нее появился служитель, худой мужчина средних лет с рыжеватыми волосами. Какое-то время он рассматривал «бьюик», затем строго посмотрел на Жака.

– Когда уедете? – спросил он, подтверждая речью свое кельтское происхождение.

Жак беспомощно пожал плечами.

– О’кей, – сказал мужчина, – мы о ней позаботимся.

Он прошел в свое обиталище, оторвал корешок квитанции с крючка на щите рядом с кассой и протянул его Жаку. «Будь внимателен с квитанцией», – подчеркивал Франсуа. Жак засунул кусочек желтого картона в бумажник, повернулся и с трудом поднялся по пандусу на улицу, не сомневаясь, что оставшийся внизу человек поглядывает ему в затылок.

На Ист-Энд-авеню Жак несколько минут подождал, и тревога не покидала его, пока на улице не показалось такси. Он сел в машину и велел отвести его в отель «Уолдорф-Астория».

В то время как Жак Анжельвен доставлял «бьюик» 1960 года в гараж на Ист-Энд-авеню, Пэтси Фука вышел из своего дома в Бруклине и опять отъехал в сером «кадиллаке» 1956 года, принадлежавшем его другу Ники Травато. На почтительном расстоянии его сопровождали федеральные агенты Арчи Флур и Билл Каррадзо. Однако через несколько минут, когда «кадиллак» свернул на Шестьдесят пятую улицу и направился на запад, офицеры его потеряли. Сначала это их ничуть не встревожило, поскольку посчитали, что скоро или сами, или другие полицейские машины смогут восстановить контакт с объектом. Но ни они, ни кто-либо другой больше не увидели Пэтси ни в его закусочной, ни в других часто посещаемых им местах в Манхэттене. Время шло, и в полиции все больше беспокоились, не утрачена ли последняя связь с участниками преступного сговора.

Тем же утром во вторник, 16 января, детектив Эдди Иган должен был предстать перед Большим жюри Манхэттена в нижней части города на слушании по предыдущему делу о наркотиках, в рамках которого он производил аресты. Освободившись уже после полудня, Иган получил неприятное известие. Ему сказали, что нет никаких соображений, где Пэтси Фука может находиться, и детективы просто проверяют каждое место в городе, в котором хоть когда-нибудь видели Пэтси.

Иган зашел в муниципальный гараж около Фоли-сквер и забрал свой «корвейр». Выезжая из гаража, он автоматически потянулся вниз, чтобы включить мобильную радиостанцию, но вспомнил, что отдал ее в ремонт. Радио ему не хватало. Для полицейского оно, вероятно, было даже полезнее, чем оружие. Когда Иган активно не занимался расследованием и ему не о чем было подумать, в эти редкие дни он любил настроиться на общий канал полиции и слушать офицеров из других курсирующих по городу машин, отрывисто выпаливающих доклады о преследовании или наблюдении за подозреваемыми.

Что же такое, связанное с Пэтси, запечатлелось в его памяти настолько глубоко, что он никак не мог вспомнить? Это не девушка из «Пайк-Слип-Инн», и это не имело отношения к тем местам, за которыми они следили, после того как исчезли лягушатники. Иган словно пытался вспомнить чье-то имя, вертевшееся у него в голове; только он один мог его восстановить. К «кадиллаку» Ники Травато это тоже не имело отношения…

Но вдруг его озарило! Прошлой ночью Сонни и Райпа следили за Пэтси, который в машине Ники проехал на север до Семьдесят седьмой улицы и Йорк-авеню. Ведь Иган сам катался за Пэтси и его женой в этот же район, и это было в пятницу! Он ясно вспомнил таинственное посещение Пэтси дома номер 45 по Ист-Энд-авеню, который находился в каких-нибудь четырех-пяти кварталах от Семьдесят седьмой улицы и Йорк-авеню. Разве Пэтси не мог снова поехать туда? А почему нет?

Он добрался до Ист-Ривер-Драйв и направился на север по тому же маршруту, которым следовал позади «олдсмобиля» Пэтси примерно в это же время дня в пятницу – всего лишь четыре дня назад. Казалось, с тех пор прошли месяцы.

В тот самый момент, когда он выезжал на Ист-Энд-авеню, в двух кварталах впереди Иган увидел серый «кадиллак», свернувший через тротуар к входу в гараж того самого дома номер 45. Он едва смог поверить, что увидел «кадиллак» Ники. Это же Пэтси! Он прямо на него натолкнулся! Ох, мамочки, как просто осчастливить этого копа-ирландца!

Иган остановил машину у обочины, выскочил из нее и побежал к гаражу. «Кадиллак» стоял внизу, в конце пандуса, рядом с помещением конторы. Из него вышел мужчина и передал ключи служителю. Иган сделал несколько шагов по слабо освещенному спуску и увидел, что водителем был вовсе не Пэтси, а совершенно незнакомый ему человек. Иган подошел ближе к «кадиллаку», доставая блокнот. Он был похож на машину Травато, но все-таки это был другой автомобиль.

Он был готов вернуться на улицу, когда неподалеку раздался голос, заставивший его вздрогнуть от неожиданности:

– Вам помочь, мистер?

Иган повернулся на голос и увидел чернокожего юношу, одетого в серую форму служащего гаража. Детектив ухмыльнулся и с наигранным облегчением смахнул пот со лба.

– Эй, друг, да ты меня напугал. – Он резким движением раскрыл блокнот и показал значок полицейского. – Полиция. Слушай-ка, в паре кварталов отсюда два парня ограбили винный магазин, они смылись на красном «додже». Ты не видел здесь кого-нибудь в красном «додже»?

Молодой человек почесал в затылке.

– Нет, но я только что вернулся с ланча. Спросите в конторе.

Вообще-то Иган совсем не хотел здесь показываться и еще меньше – делать из визита представление. Но раз уж он начал игру, нужно было доводить ее до конца. Он мог получить сведения, которые послужат ему, если когда-либо в будущем ему доведется заглянуть в этот гараж или в это здание.

Вслед за служащим он вошел в небольшое помещение, по-прежнему держа в руке значок. Рыжеволосый мужчина лет пятидесяти стоял, склонившись над высокой и узкой конторкой, на котором были разбросаны бумаги и чеки на парковку. В дальнем углу справа, повернувшись спиной к двери, стоял еще один человек помоложе, черноволосый, одетый в комбинезон механика, и внимательно рассматривал стойку с дорожными картами.

– Да, сэр, – начал белый служитель.

– Копы, – вставил чернокожий.

Иган показал значок.

– Неподалеку было ограбление. Я ищу красный «додж».

Черноволосый мужчина в углу резко вскинул голову и быстро отвернулся. Иган понял, что видит перед собой спину Пэтси Фуки.

Глава 13

– Раненые есть? – спросил тот, что стоял за конторкой.

Иган вернулся к своему представлению.

– Пара ребят устроила налет на винную лавку. Никто не ранен. – Ему не хватало воздуха. – Говорят, они удрали в красном «додже» – четырехдверном седане 1960 года. Мы проверяем все гаражи в этом районе. Вы не видели такой машины, незнакомых людей?

Мужчина опустил глаза на груду листов на конторке, будто искал в них возможные ответы, затем покачал головой.

– Не-а, пока я здесь, не видел. А ты, Джимми? – спросил он у чернокожего служителя.

– Я ему уже сказал, что был на ланче. Ничего не видел.

Иган спрятал в карман блокнот и понял, что у него дрожат руки. Ему с трудом удавалось не смотреть в сторону Пэтси, который пытался вжаться в угол помещения.

– О’кей. – Иган вспыхнул, поскольку его голос прозвучал как-то пискляво. Стараясь говорить непринужденно, но официально, он откашлялся. – Хорошо, но теперь смотрите в оба, договорились? И будьте осторожны. Если заметите эту машину, сразу звоните в участок, о’кей? Счастливо оставаться, – сказал он, выходя из помещения. Поднимаясь вверх по пандусу, он потер руки о мягкую ткань внутри карманов пальто, чтобы избавиться от липкой влаги.

Первым возникшим у Игана чувством был страх, что Пэтси его узнает. Но к тому времени, как он вышел на улицу, голос разума убедил его, что Пэтси никогда не знал его как копа – шансы на это были сто к одному, возможно, тысяча к одному. За все четыре месяца наблюдения он показывался Пэтси только в качестве врача из больницы Святой Екатерины, когда заходил перекусить к нему в лавку. Знание человеческой природы подсказывало Игану, что в действительности Пэтси не мог его выделить среди других сотрудников больницы в белых одеждах, это было маловероятно. И даже если Пэтси отметил Игана, вряд ли он смог узнать «доктора» в белом халате, которого видел у себя в закусочной, в тепло укутанном полицейском, искавшем на Манхэттене автомобиль, скрывшийся с места преступления.

Иган поспешил к своей машине, припаркованной в соседнем к югу квартале на Ист-Энд-авеню. Какими бы ни были шансы, он должен был найти телефон и предупредить базу, что обнаружил Пэтси Фуку. Но, собираясь пересечь Восемьдесят первую улицу и обернувшись, он заметил фигуру в сером, осторожно выглядывавшую из гаража дома номер 45. Иган помедлил и попытался как можно лучше сыграть роль копа, расследовавшего ограбление, который стоял на углу улицы и соображал, какой сделать следующий шаг. Фигура в гараже отодвинулась еще немного вглубь. Это был рыжеволосый служитель, он наблюдал за Иганом – никаких сомнений.

Офицер быстро сообразил, что если он сразу уедет, то Пэтси может заподозрить, что полиция его обнаружила, и снова пустится в бега. Единственное, что должен был сделать Иган, – это продолжить поиски машины с грабителями. Он быстро пересек Восемьдесят первую улицу и направился в гараж здания на противоположном углу.

Деловито он повторил служителю сказку об ограблении и красном «додже», после чего вернулся на улицу и задержался только, чтобы убедиться в отсутствии движущихся машин, а затем перешел Ист-Энд-авеню к еще одному зданию с гаражом. Человек из дома номер 45 вышел из гаража и открыто стоял на углу. Когда Иган спускался в третье здание, он буквально чувствовал, как глаза служителя следят за ним.

Вернувшись на улицу, детектив снова обнаружил слонявшегося по улице служителя. Этот парень мог успеть скользнуть во второй гараж и проверить полицейскую историю. Хотелось надеяться, что время было потрачено не зря. «Если сказка про „додж“ успокоит Пэтси, значит, я счастливчик», – подумал Иган. Все-таки какого черта он здесь делает? Иган пометил в блокноте, что нужно собрать все досье на дом номер 45 по Ист-Энд-авеню, узнать побольше о его постояльцах, владельце, агенте по аренде, концессионере и работниках гаража.

Детектив вошел в магазин, расположенный в полутора кварталах от дома номер 45, и нашел телефонную кабину, из которой можно было наблюдать за зданием. В любой момент он ожидал увидеть серый «кадиллак» Ники, вылетающий на полной скорости из гаража, и был готов сесть ему на хвост. Он набрал номер базовой станции, ответил ему Бен Фицджеральд.

– Фиц, я нашел Пэтси! – прокричал Иган.

– Где? – прогудел Фицджеральд.

Минуты за полторы Иган обрисовал, что случилось, когда он послушался своей знаменитой интуиции. Потом он насторожился.

– Погоди, Фиц. Какая-то машина выезжает. Возможно, это Пэтси.

Наступило молчание, пока Иган украдкой поглядывал в сторону гаража. Но это не был знакомый серый «кадиллак» 1956 года. Вместо него на авеню выехал черный «бьюик-инвикта» и тут же свернул на север.

– Нет, машина Травато осталась в гараже, – сказал он в трубку.

– Ты уверен, что видел Пэтси? – еще раз спросил наблюдающий агент.

– Уверен ли я? Что же я, Пэтси не знаю? Слушай, передай Сонни, Уотерсу и остальным ребятам, чтобы поспешили сюда!

Иган не положил трубку, а Фицджеральд включил передатчик на общей для всех машин волне и объявил всем, кто слышал, сбор у дома номер 45 по Ист-Энд-авеню.

– Фиц, – позвал Иган, вспомнив, как некоторые полицейские любят на полной скорости подкатывать к месту проведения операции, – скажи им, чтобы не появлялись здесь слишком энергично, пусть лучше развернутся поодаль, вокруг здания. Я буду где-то поблизости.

Фицджеральд выполнил его просьбу, затем вернулся к телефону.

– Я, конечно, не сомневаюсь, что ты прав, Пучеглазый, – проговорил он с насмешливыми нотками в голосе, – но какого черта Пэтси делает в том районе?

– Не знаю. Но это то самое место, где я с ним уже побывал в прошлую пятницу.

– Правда? Не знал этого.

– Ладно, мне пора, – оборвал его Иган. – Поговорим позднее. Ох, погоди. Посмотри, не сможешь ли раздобыть для меня сводку по управляющим и арендаторам дома номер 45 по Ист-Энд-авеню, хорошо?

Выйдя из магазина, Иган уселся в свой «корвейр» и неторопливо перевел его на место для стоянки у угла Восемьдесят второй улицы и Ист-Энд, откуда ему были видны все, кто входил в дом номер 45 и выходил из него.

Выключив двигатель, он откинулся на спинку сиденья, не сомневаясь, что рано или поздно Пэтси должен выйти.

Помощь не заставила себя ждать. Чуть позже половины второго Иган заметил Сонни Гроссо, приближавшегося к нему пешком вдоль Ист-Энд-авеню. Иган опустил окно и свистнул. Сонни подошел к машине и залез внутрь.

К двум часам дня все близлежащие улицы были прикрыты офицерами из подразделений по борьбе с наркотиками, одни были на полицейских машинах без опознавательных знаков, другие, в самой разнообразной гражданской одежде, – на своих двоих. Крупный наблюдательный отряд возглавил лейтенант Винни Хоукс. Около трех часов дня Сонни, вышедший прежде из машины Эдди, вернулся, и на его и без того печальном лице ясно читалась тревога. Лишенный радио, Эдди был вынужден попросить Сонни снабжать его последними новостями. И Сонни сообщил, что у всей следственной команды, рассредоточенной вокруг дома номер 45, возникли серьезные сомнения в том, что Иган действительно видел Пэтси.

Чуть позже к машине Игана неторопливо подошел агент Уотерс, открыл заднюю дверь и шлепнулся на сиденье. Он тоже не верил, что Пэтси вообще был в этом районе. Во взгляде агента-коротышки чувствовался скептицизм, но Иган молча терпел его уколы, пытаясь удержать себя в руках.

В четыре часа подошел Дик Аулетта и передал, что лейтенант Хоукс хочет видеть Пучеглазого. Иган устало выбрался из машины и пошел за Аулеттой к магазину деликатесов, находившемуся за углом. Высокий и худощавый Хоукс стоял в дверях с суровым взглядом Гэри Купера, готового раскрыть карты. Хоукс заявил, что тратит впустую время крупного отряда Бюро по борьбе с наркотиками, потому что ошибся в Игане и поверил его голословному утверждению, будто бы здесь находится Пэтси. Он выразился именно так.

Пучеглазый настаивал, что действительно видел Пэтси, и предложил послать кого-либо в гараж, чтобы посмотреть, там ли находится «кадиллак» Ники Травато, за рулем которого последний раз видели Пэтси. Хоукс принялся вслух размышлять, кто мог бы «проинспектировать» гараж, чтобы в этом никто не увидел ничего необычного.

– Санитарная инспекция? Проверка арендной платы? Социальное обеспечение? – предложил Иган.

Хоукс хохотнул:

– Социальное обеспечение? Здесь?

– Ты прав, – согласился Иган, за одну улыбку благодарный суровому лейтенанту. – Как насчет пожарной инспекции?

Хоукс немедленно воодушевился этой идеей и вспомнил, что отчим Игана работает начальником городской пожарной охраны. Вместе с Хоуксом Иган направился к ближайшему телефону. Через десять минут Дика Аулетту отправили в пожарное депо на Семьдесят пятой улице, расположенное в трех кварталах от гаража. Ему поручили стать одним из «пожарных».

Время приближалось к пяти часам, и едва лишь засветились фонари на улицах, как в трех кварталах от гаража на авеню свернула красная пожарная платформа. Пессимистически настроенная команда наблюдения могла видеть, как пожарные в резиновых сапогах соскочили со сверкавшего автомобиля и принялись инспектировать все гаражи по Ист-Энд-авеню. В 17:25 трое пожарных спустились в гараж дома номер 45 и через десять минут вернулись. Напряженный и озабоченный, Иган наблюдал из своей стоявшей поодаль машины, как только двое «пожарных» вскочили обратно на платформу, а третий пешком направился на юг и свернул за угол туда, где ждал Хоукс. Еще через пять долгих мучительных минут рядом с машиной Игана возник Хоукс и скользнул внутрь.

– Ну, – выдавил из себя Иган, – я все наврал?

Жесткие линии рта Хоукса смягчились.

– Ты был прав, Эдди. «Кадиллак» Ники действительно там.

Иган откинулся на спинку сиденья.

– А вы, ребята, думали, что я просто потрепаться решил!

– Валяй, скажи еще: «Я же говорил».

Иган отмахнулся.

– Кому это нужно? – Затем он усмехнулся. – Вообще-то я уже это сказал, правда раньше.

– Машину загнали в дальнее помещение нижнего уровня, как сказал Аулетта. Такое впечатление, что она там находится уже довольно давно.

– Я думаю так же. А как Пэтси?

– Никаких его следов в гараже, – сообщил Хоукс. – Он, конечно, должен находиться где-то в здании.

– Все так же, как и тогда, когда я его видел. Он поднялся наверх в лифте. У тебя что-нибудь есть по этому зданию и его обитателям?

– Да. Здание вроде в порядке, жильцы все состоятельные и, очевидно, респектабельные. Ты не знал, что здесь живет актер Дон Амиче? Но сам гараж обещает многое. Он на концессии, – продолжал Хоукс. – А парня по имени Сол Фейнберг, управляющего гаражом, уже не раз подозревали, скажем, в нелегальной деятельности, включающей, вероятно, торговлю наркотиками.

– Ага! – Детектив улыбнулся.

– Нам ни разу не удалось его поймать, и сейчас он чист, – рассказывал Хоукс. – Но у него есть партнер, имеющий долю в этом бизнесе и владеющий также другим коммерческим гаражом в Бронксе. И более того, в настоящее время он подозревается в двух серьезных правонарушениях, также связанных с наркотиками… Ну, теперь ты себя чувствуешь лучше?

– Я себя чувствую прекрасно! – воскликнул Иган. – Знаешь, наверное, мне все-таки нужно сказать это еще раз.

– Что сказать?

Иган ухмыльнулся:

– Я же говорил.

Прежде чем Хоукс вернулся на свой пост, он рассказал Игану, что как только Аулетта подтвердил, что «кадиллак» находится в этом помещении, Сонни Гроссо предложил организовать наблюдательный и командный пост напротив дома номер 45, с другой стороны Ист-Энд-авеню. Лейтенант поручил Сонни договориться об этом с одним из жильцов этого здания.

– И Сонни просил меня передать тебе эту информацию, – добавил Хоукс. – Чтобы поднять тебе настроение…

Внезапно Иган почувствовал голод. Было почти шесть тридцать вечера, а он ничего не ел после завтрака. Он проводил Хоукса за угол до самого магазина деликатесов, где несколько часов назад, когда начальник его отругал, чувствовал себя совершенно деморализованным. Теперь Иган даже шагал легче, поддерживаемый восстановленным доверием, и, зайдя в магазин, решил побаловать себя и захватить в машину пару сэндвичей с ростбифом и пару стаканов пепси.

Обнаружение Пэтси было наиболее важным событием за последние два дня. Трое французов по-прежнему нигде не показывались, а несколькими часами ранее в отеле «Эдисон» получили от Жана Жеана конверт, надписанный им собственноручно и содержавший 82,50 канадского доллара, сумма, покрывающая его долг за номер. В записке содержалась просьба отправить его вещи по указанному адресу в Розмонте, Монреаль. Но даже сейчас Иган и другие офицеры должны были иметь в виду, что в любой момент всего этого длинного дня, когда никто не видел Пэтси, он мог встретиться с французами и завершить сделку.

У них был только один способ это узнать – дождаться Пэтси или любого другого его приятеля по сговору, который мог сюда зайти. Иган жевал сэндвичи, расслабленный, но не терявший бдительности и заранее готовый ко всему.

Медленно протянулись еще два часа, и резкий ветер принялся хлестать со стороны Ист-Ривер. Даже под защитой машины Иган озяб. Он не мог предположить, что все это время делает Пэтси. Вероятности и возможности крутились в его мозгу, но фактов было только два: «кадиллак» Ники до сих пор находился в гараже, а Пэтси из здания не выходил. Когда-нибудь он должен будет показаться.

Пэтси появился минут через пять. Но не из дома номер 45. Он шел по дальней стороне Ист-Энд-авеню от Семьдесят девятой улицы.

Иган вздрогнул и стал напряженно наблюдать, как объект, все еще одетый в комбинезон, медленно пересек улицу и, еле заметно оглянувшись, невозмутимо свернул к гаражу.

Святые угодники! Наверное, он отсутствовал весь день. Боже-боже. Иган подумал, что знает, когда Пэтси ускользнул, – должно быть, это произошло во время посещения детективом других гаражей этого района. Или в те несколько минут, которые ему потребовались, чтобы переговорить с базой, или когда он объезжал квартал в поисках такой позиции на Восемьдесят второй улице, чтобы видеть здание. Практически двенадцать часов в этот день Пэтси пользовался неограниченной свободой.

Как хреново без радио, подумал Иган, справившись с шоком. Он плечом распахнул дверь машины и побежал на Ист-Энд-авеню, размахивая руками и показывая на дом номер 45. В одном из дверных проемов возникла долговязая фигура Винни Хоукса, который знаками показал, чтобы Иган возвращался. Ладно, по крайней мере все знают. Он вернулся в машину и включил двигатель.

Через пять минут на выезде из гаража показался серый «кадиллак», подъехал к тротуару и замер. Иган торжественно поклялся преследовать Пэтси, если потребуется, хоть на луну. Тут правая передняя дверь «корвейра» распахнулась, и внутрь ввалился агент Луис Гонсалес. У него в руках была переносная рация.

– Хороший мальчик! – вскричал Иган. Он схватил микрофон. – О’кей, ребята, говорит Пучеглазый. Я поймаю эту птичку, куда бы она ни полетела!

Пэтси повернул направо на Ист-Энд, проехал мимо Игана и включил сигнал поворота налево, на Восемьдесят третью улицу. Иган потихоньку вывел «корвейр» с Восемьдесят второй и последовал за ним, а Гонсалес пролаял по радио курс.

Пэтси проехал через Йорк-авеню и продолжил путь по Восемьдесят третьей улице до Первой авеню, где свернул направо и направился на север. Иган с Гонсалесом держались за ним, пока «кадиллак» не свернул в переулки, ведущие к Ист-Ривер-Драйв.

– Господи, он продолжает свои игры, – пожаловался Иган.

– …кто-нибудь доберется до Семьдесят девятой улицы и подхватит нас на шоссе! – тут же передал по радио Гонсалес.

Они пронеслись мимо машины, ждавшей на выезде с Семьдесят девятой улицы. Она свернула в автомобильный поток за ними, но Пэтси уже менял направление, съезжая с шоссе. Он проехал квартал на запад до Йорк-авеню, затем повернул направо и опять стал удаляться от центра. На Восемьдесят второй улице Пэтси сделал еще один поворот направо и посредине между Йорк и Ист-Энд – не более ста ярдов от того места, где Иган просидел часов восемь, – втиснул огромный «кадиллак» в пустое пространство у тротуара.

– Он паркуется на Восемьдесят второй, – сообщил Гонсалес. – Нам придется проехать мимо. Пусть кто-нибудь его ведет, прием?

– Мы его видим, – ответил голос Сонни Гроссо.

Иган проехал дальше до Ист-Энд, свернул направо и притормозил в середине квартала, точно напротив гаража, из которого четверть часа назад появился Пэтси.

– О-хо-хо! – снова раздался голос Сонни, на этот раз ликующий. – Угадайте, кого мы видим?

– Что там у вас? – прокричал в сторону радио Иган.

– На тротуаре Пэтси встретился с одним парнем, сейчас они разговаривают. И это не кто иной, как господин Муран – лягушатник номер три!

«Значит, игра еще не кончена!» – обрадовался Иган.

Проходили минуты, в динамике потрескивали голоса офицеров из других машин, обменивавшихся информацией о местонахождении и передвижении. Затем через этот шум прорвался голос Сонни:

– Оба садятся в «кадиллак». Машина трогается.

«Кадиллак» повернул за угол и проехал мимо «корвейра» с Иганом и Гонсалесом. Иган подождал, пока он минует еще один квартал по Ист-Энд в южном направлении, затем отъехал от тротуара. Пэтси свернул на Семьдесят девятую улицу в сторону Йорк-авеню. Когда сигнал светофора переключился, он сделал широкий поворот налево и остановил «кадиллак» у юго-западного угла перекрестка. Муран вышел и направился на запад по Семьдесят девятой. Пэтси продолжил движение, направляясь в нижнюю часть города.

– …лягушатник вышел! – передал Гонсалес.

Иган следовал за Пэтси до Шестьдесят третьей улицы, где тот снова свернул на Ист-Ривер-Драйв. Следуя на юг, они хорошо разогнались, и в этот момент стало известно, что Мурану удалось раствориться в ночи.

– Он все время был перед нами и в один миг исчез, – обескураженным тоном сообщил Винни Хоукс.

Через Уильямсбургский мост Пэтси привел детективов к закусочной в Бруклине. За лавкой присматривал его тесть, и Пэтси отослал его домой.

Вскоре к Игану и Гонсалесу присоединились другие машины, в том числе машина с Сонни и Уотерсом и еще одна с Диком Аулеттой. Гонсалес пересел к Аулетте, и они уехали. Наконец в одиннадцать часов вечера Пэтси закрыл лавку. В сопровождении оставшихся офицеров он повел «кадиллак» на шоссе Бруклин-Куинс, а с него свернул на юг. Но вместо того чтобы сразу же отправиться домой, он скользнул через Шестьдесят пятую на Нью-Утрехт-авеню и там у высотного строения обогнул квартал и припарковался напротив дома, где жил Ники Травато. Затем Пэтси запер «кадиллак» и вошел в дом.

Отсутствовал он около десяти минут. Выйдя из дома, он прошел по улице и сел в автомобиль, стоявший в пятидесяти ярдах на восток от дома Ники. Сонни узнал машину Пэтси – синий малолитражный «бьюик».

Проехав до Шестьдесят седьмой улицы, Пэтси завел машину в открытый гараж и вошел в дом. Свет у подъезда погас, и на улице воцарился покой.

В тишине и темноте по обоим концам квартала три уставших детектива в двух машинах откинулись на сиденьях.

– Ну, кто хочет спать первым? – поинтересовался в микрофон Эдди Иган.

Глава 14

Для Пэтси Фуки вторник оказался долгим, изнурительным днем. Он зло посмотрел на свою молодую жену Барбару, спавшую на другой стороне кровати. Дать бы ей по зубам. Если когда-нибудь узнают, что она таскала у него деньги, то ему останется радоваться даже работе уборщика в метро!

Пэтси не мог заснуть. Он скатился с кровати, накинул шерстяной халат и босиком подошел к окну. Барбара пошевелилась. Он пожал плечами. «Вообще-то она неплохая, моя малышка», – подумал он. С такими-то бабками, которые крутятся вокруг него, он не должен ее слишком сильно осуждать. Сколько она взяла? Несколько штук? Вообще-то его больше раздражали размеры груза, доставленного французами. Он должен был заплатить по крайней мере половину стоимости пятидесяти или пятидесяти одного килограмма, то есть около 275 тысяч долларов. И ему не хватало около пятидесяти штук баксов. Несмотря на спрос, который, как все говорят, существует на наркоту, очень трудно заставить клиентов собрать такую сумму денег. Хорошо ли он справлялся с этой работой? Интересно, что сказал бы дядя Энджи.

Поэтому ему нужно было задержать французов. Мысленно он возвращался к последним семи дням. Всего лишь неделю назад ему позвонил Гигант и предложил на следующий день встретиться с ним в «Рузвельте». Пэтси не был готов, ему нужна была как минимум неделя, чтобы сполна собрать все деньги для аванса. Он отчетливо представил себе высокого пожилого щеголя – какой же он самоуверенный, этот старпер! Сама манера одеваться может навести на него копов.

Но он по-настоящему крутой, Гигант! Остальные двое французов отказались бы от всей операции, если бы заподозрили, что в полиции о чем-то пронюхали. Но не Гигант. Он просто сказал: «Уйдем в подполье, сделка слишком серьезна, чтобы ее похоронить. Пока при нас нет наркотиков, нас никто и пальцем не тронет, а кто знает, где хранится товар?»

Насчет полиции Пэтси не беспокоился. Может, они следят за ним, может, нет. Нужно всегда предполагать, что кругом полно копов – тогда не будешь слишком беспечным. Следили ли за ним в ту ночь – когда это было, в пятницу? Он не знал, но поспешил подсказать французам уйти из отелей. Это не только должно было позволить им избавиться от копов, если копы действительно их пасли, но приостановка операции на несколько дней дала бы ему время собрать деньги, необходимые для первой выплаты.

Сначала французы говорили, что хотят все завершить к субботе. И, согласившись с ними, боясь признать, что ему нужно больше времени, в пятницу он даже проехал на Ист-Энд-авеню, чтобы проверить схему. Но затем в пятницу вечером ему пришлось долго помотаться по городу, и Пэтси понял, что ему везет и он получит льготный период. Французы уехали в мотель в Янкерсе, и в его распоряжении был весь уик-энд, чтобы давить на клиентов.

Он усмехнулся и поздравил себя с несколькими мыслями, быстро пришедшими ему на ум, когда позвонил Гигант и сказал, что поднялся слишком большой шум и, возможно, им придется все прекратить. Те копы, Лига борьбы за благопристойность или как их там, которых прислал городской цензор, чтобы забрать с его полки гнусные книжки, действительно оказали ему услугу, которую он не забудет всю жизнь. Мог ли он думать, что обыск может обернуться алиби?

Пэтси не понимал, почему они так нервничают. В субботу вечером он выехал с Ники проверить, появится ли хвост, и вроде бы никакой полиции вокруг не было. А если и была, то держалась в отдалении. Ему не нужны были неприятности при поездке на «бьюике» актера. Кроме того, в критический момент он всегда мог оторваться от копов.

Гигант должен был успокоить остальных двух французов, и в понедельник они вернулись, чтобы назначить разгрузку «бьюика» на следующий день. Вообще-то Пэтси требовалось еще несколько дней, но он был вынужден согласиться. Если у него еще не будет всех бабок к тому времени, как «бьюик» опустеет, он должен будет заплатить столько, сколько сможет, и попытаться заключить какую-нибудь сделку на остальное… В понедельник он подкрепил договоренности с братом Тони, который должен был подыскать гараж в Бронксе, где они могли бы совершить передачу, и с Тони Феолой из автомастерской «Энтони» в нижней части города, от которого требовалось собрать «бьюик» после того, как его разберут, как он это сделал еще тогда, в ноябре. В ту ночь он взял «кадиллак» Ники – в нем он должен был избежать слежки – и снова поехал на Ист-Энд-авеню, чтобы еще раз проверить всю схему. Там Пэтси встретился с Мураном, и тот дал образец наркоты – это был высший сорт! – который он потом в закусочной великодушно передал Тони. Надо и брату дать заработать несколько банкнот, он это заслужил.

Вглядываясь через окно спальни в темноту за уличными фонарями, Пэтси пытался разглядеть там копов, наблюдавших за его домом. Через два дня в его распоряжении окажется самый крупный груз героина, который когда-либо привозили в этот город. Это будет самый опасный день, подумал он.

Этим утром, рано, надев прочный рабочий комбинезон, он сел у дома в машину Ники и по автостраде доехал до Грэнд-Сентрал-парквей, а затем через мост Трайборо перебрался в Бронкс. Тони его встретил у гаража Шульмана рядом с Кротона-парком. Там все было готово: у них будет славное уединенное место в задней части гаража, где они смогут обработать «бьюик». Муран встретится с ними там между двенадцатью и часом.

Он проехал в Манхэттен к гаражу в доме номер 45 по Ист-Энд-авеню и поставил «кадиллак» в задней части подальше. Потом возникла заминка: французский «бьюик» стоял там, как договаривались, но у Пэтси не было на него квитанции, и служитель упорно утверждал, что только его босс Файнберг мог выдать машину. А Файнберг на несколько минут вышел с ключами от «бьюика» в кармане. Это встревожило Пэтси, но ему оставалось только расхаживать по конторе гаража.

Когда вошел этот рыжеволосый коп и показал значок, Пэтси чуть в обморок не упал. Он не мог сказать, узнал ли его этот парень. Секунду, наверное, коп вглядывался в него, но, возможно, он просто насторожился, увидев, как испугался Пэтси. Когда служитель, выведший копа наружу, вернулся и подтвердил, что он действительно ходит по всем гаражам в квартале и ищет машину, на которой был совершен грабеж, Пэтси немного успокоился. Однако совсем расслабляться он не мог. Когда через несколько минут вернулся Файнберг, Пэтси вывел французский «бьюик» на улицу и сразу направился в Бронкс. Того копа он больше не видел.

В гараже у Шульмана ждали Тони и Муран. Тони пришел с большим кофром, взятым из подвала его многоквартирного дома. Внутри кофра находилось два весьма обшарпанных чемодана. У Мурана был синий чемодан. Сам Пэтси захватил с собой черную кожаную сумку для инструментов. Под светильником, свешивавшимся с потолка, в глубине гаража Муран разложил на капоте «бьюика» комплект чертежей.

Им потребовалось три часа, чтобы из узких полостей в корпусе и дне «бьюика» извлечь все 110 однофунтовых пластиковых пакетов с белым порошком и еще пару дюжин пакетиков поменьше – всего более пятидесяти килограммов чистого героина. Все это время Тони укладывал пакеты в чемоданы, пока наконец Пэтси, с испачканным лицом, руками по локоть покрытыми красным порезами и рубцами, выпрямился и принялся чиститься. Муран проверил содержимое нескольких пакетов. Качество, по-видимому, было превосходным, как и обещано.

Затем Пэтси с французом заговорили о деньгах. Из ящика для инструментов Пэтси достал 225 тысяч долларов в купюрах высокого достоинства и сказал, что мог бы выплатить все в четверг. Сколько он сможет взять сейчас? Пэтси подсчитал, что килограммов сорок мог бы пристроить. Они отсчитали из груды в чемоданах Тони восемьдесят восемь пакетов по одному фунту и дюжину маленьких пакетиков. Затем Муран переложил остатки, двадцать три пакета по фунту и еще дюжину по унции, вместе с аккуратно упакованной наличностью в свой синий чемодан.

– Знаете, – задумчиво сказал Пэтси, глядя на синий чемодан, – этот сундучок очень бы пригодился прямо сейчас под товар. Большее количество можно было бы припрятать, чтобы пакеты были под рукой, когда понадобится.

Не могли бы они ему довериться?

Француз сказал, что должен поговорить с Гигантом. И сегодня же, после того как Пэтси избавится от «бьюика», они могут встретиться – как насчет девяти часов, на Восемьдесят второй улице? Пэтси согласился – он вернется в гараж дома номер 45 за «кадиллаком» Ники и потом подберет Мурана.

– А тем временем, – поинтересовался Муран, – где вы планируете хранить уже полученный товар?

– Это наше дело, – сказал Пэтси, подмигнув брату.

Тони уложил кофр с двумя упакованными чемоданами в заднюю часть «бьюика», Пэтси бросил туда же ящик из-под инструментов. Когда они задним ходом выехали из гаража, было около 16:30. Пэтси высадил Мурана на оживленной Вестчестер-авеню, и они с братом проследили, как француз, не выпускавший из рук синего чемодана, подозвал такси и умчался. После этого они проехали шесть кварталов до многоквартирного дома Тони на Брайант-авеню. В сгущавшейся темноте они вдвоем перетащили кофр на один лестничный марш вниз и внесли в комнату, расположенную в подвале. Освободив место на полке в глубине, у самой задней стены, они подняли кофр и поставили на полку. Тони нашел мелок и пометил черный ящик прописными печатными буквами: «А. ФУКА – 5/С». Затем они поднялись наверх, выпили с Маргарет, женой Тони, а Пэтси поиграл с их ребятишками. В семь часов вечера Пэтси вернулся к «бьюику» и направился в автомастерскую «Энтони».

Он припарковался на Восточном Бродвее рядом с автомастерской и оставил ключи в машине под ковриком. Магазин был уже закрыт. Завтра, в среду, Феола должен будет выполнить все необходимые сварочные работы, заменить испорченные части и удаленные панели дна и оставить «бьюик» на улице, чтобы Пэтси мог его забрать. Здесь была даже банка грязи из Франции, которой предполагалось замазать заново собранные части корпуса. Он должен был отвести «бьюик» обратно к дому номер 45 на Ист-Энд-авеню и поставить его в гараж, а в четверг тот актер, Анжельвен, должен был ее забрать, и на этом все заканчивалось.

На углу Восточного Бродвея и Пайк-стрит Пэтси сел в такси и доехал до угла Семьдесят девятой улицы и Йорк-авеню. Оттуда он прошел до Ист-Энд, а потом два квартала на север до дома номер 45. Выезжая из гаража на «кадиллаке» Ники, он вспомнил о том копе, которыйподнял здесь шум несколько часов назад. До встречи с Мураном у него оставалось пять минут, поэтому, желая убедиться в отсутствии слежки, он проехал в северном направлении до Девяносто шестой улицы и вернулся по шоссе до Семьдесят третьей. Похоже, было чисто. На Восемьдесят второй улице его ждал Муран. Они проехали несколько кварталов, пока француз рассказал, что Гигант, конечно, может передать оставшийся у них товар, если к четвергу Пэтси представит по крайней мере полностью первую выплату. В конце концов, они ценят Пэтси и его организацию как надежных клиентов. Пэтси высадил Мурана на углу Семьдесят девятой и Йорк и в приподнятом настроении направился домой. Процветание было в пределах досягаемости.

Остался еще один день. Пэтси отошел от окна и на цыпочках прошел через темную комнату к кровати. Еще один день. Что плохого может случиться за один день?

* * *

Проведя холодную бессонную ночь, которая, казалось, никогда не кончится, в машинах у дома Пэтси Фуки, детективы Эдди Иган и Сонни Гроссо, а вместе с ними и агент Фрэнк Уотерс наблюдали, как в морозном синем небе над Бруклином медленно поднималось солнце. Наступила среда, 17 января. Не считая раздававшегося иногда мычания, сопения или чертыханья, они не издали за всю ночь ни звука. Уотерс связался с базой, но никаких новостей не было. Когда наконец из динамика чуть слышно донесся голос Игана, Сонни лениво посоветовал:

– Ты бы там что-нибудь подкрутил, что ли.

Иган проворчал:

– Меня бы кто-нибудь подкрутил, – и закончил парочкой ругательств.

С помощью «инструмента грабителя», который у Уотерса всегда был под рукой, они обыскали ночью «олдсмобиль» Пэтси, но ничего не нашли. Пошел уже девятый час ясного солнечного утра, и из опрятных домиков на Шестьдесят седьмой улице выходили щебечущие школьники, в варежках, с учебниками под мышкой, и степенно шли или скакали в сторону Двенадцатой авеню. Три офицера, сгорбившиеся в машинах, чувствовали себя одинокими и никому не нужными.

Около 8:30 из дома номер 1224 появился Пэтси, одетый в короткую шерстяную куртку для автомобиля. Когда он сел в «олдсмобиль», Иган по радио предложил партнерам:

– Берите его, а я отправлюсь к закусочной и буду там на случай, если он от вас оторвется.

Но Пэтси не поехал сразу в лавку. Вместо этого он через Манхэттенский мост направился в Нью-Йорк, к центру оптовой торговли на углу Хьюстон и Форсайт-стрит. Пока Сонни и Уотерс ждали снаружи – с начала десятого до 12:35, – Пэтси внимательно исследовал склад, закупая нескоропортящиеся товары для своей лавки: сигареты, соломинки для напитков, бумажные стаканчики, салфетки, твердые леденцы и канцелярские принадлежности. Нагруженный свертками, он сделал несколько рейсов из магазина к машине и завалил все заднее сиденье, прежде чем отправиться обратно в Бруклин. Подъехав к закусочной незадолго до часа дня, Сонни и Уотерс присоединились к Игану в больнице Святой Екатерины, и все вместе следующие сорок пять минут наблюдали через Бушвик-авеню, как Пэтси и его брат Тони, появившийся здесь около одиннадцати часов, неторопливо разгружали припасы из «олдсмобиля».

В два часа дня Пэтси вышел и снова поехал один в сторону Нью-Йорка. На этот раз он выбрал маршрут через Уильямсбургский мост. Он свернул с Диланси на Аллен-стрит, а затем на Восточный Бродвей. Иган и Сонни, которые теперь были вместе, наблюдали, как он притормозил в середине квартала, сделал разворот и подъехал к авторемонтной мастерской. Вывеска над парой дверей двойной ширины объявляла, что это место называлось «Автомастерская „Энтони“». Почувствовав заинтересованность, детективы переглянулись. Это было место, где в ту самую ноябрьскую ночь остановились Пэтси, его жена и ее подруга Мэрилин и откуда Пэтси отъехал на канадском «бьюике», который он затем оставил на Черри-стрит.

В «Энтони» Пэтси пробыл минут двадцать. Возвращаясь к своей машине в 14:45, он нес какую-то черную кожаную сумку, вроде врачебного саквояжа или сумки для инструментов. Затем, сопровождаемый на безопасной дистанции заинтригованными офицерами, Пэтси проехал обратно на Диланси-стрит и к въезду на Уильямсбургский мост.

Послеполуденное движение в сторону Бруклина было интенсивным, и «олдсмобиль» Пэтси оказался впереди «корвейра» Игана на несколько автомобилей. Пока они ползли вперед, Сонни приоткрыл дверь с правой стороны и, выпрямившись почти во весь рост, пытался удержать в поле зрения синюю малолитражку. Когда автомобильный поток почти остановился, он фыркнул от досады, распахнул дверь и выскочил наружу.

– Побегу вперед и посмотрю, здесь ли он еще! – прокричал он партнеру. Но через одну-две минуты машины возобновили движение, и Иган подкатил к Сонни, который отчаянно, но медленно приближался к середине моста. – Так мы его упустим, – выдохнул Сонни, забираясь обратно в «корвейр». – Он впереди на пять-шесть машин, а водит он так, что съедет с моста и исчезнет, не станет ждать, пока мы подтянемся.

– Будем надеяться, что он направляется к себе в лавку, – сказал Иган и передал по радио наблюдателям у закусочной и у дома Пэтси, чтобы следили за объектом. Сами они поехали к закусочной, и, когда до Бушвик-авеню оставалось еще кварталов восемь, услышали голос Фрэнка Уотерса, который доложил, что Пэтси только что вернулся и находится в лавке с братом Тони и отчимом Барбары.

Детективы возобновили наблюдение из помещения больницы. Их воображение заработало после поездки к «Энтони», и черная сумка, которую вынес оттуда Пэтси, также заинтриговала. Если бы они хоть немного верили в гипотезу Уотерса, состоявшую в том, что, как и в ноябре, неотъемлемой частью замыслов Пэтси является автомобиль – возможно, опять канадский «бьюик», – тогда, конечно, автомастерская, могла бы быть важным участком операции. Что касается содержимого саквояжа, то относительно него возникло множество теорий – от специальных инструментов для демонтажа таинственного автомобиля до самих наркотиков или денег, необходимых для окончательного обмена.

До истечения сроков действия ордеров на обыск, выданных Бюро по борьбе с наркотиками, оставалось каких-то тридцать два часа. Лихорадочно теоретизируя, полицейские уже не прибегали к строгой дедукции, а скорее принимали желаемое за действительное. Но они были бы поражены, если б узнали, насколько близки к истине сделанные наугад предположения. Эмоции и основной инстинкт побуждали их нанести удар немедленно, ударить по Пэтси, пока еще не слишком поздно, но все-таки они сдержались. Возможно, уже опоздали и тогда ничего не теряли. Но главное, они старались сохранить надежду, которая поддерживалась интуицией, выработанной долгой практикой, надежду на то, что кульминация еще впереди, и поспешные действия, предпринятые на какой-то час раньше нужного момента, могли лишить их самых ничтожных шансов. Они должны были оставаться рядом с Пэтси и ни на миг не упускать его из виду.

В четыре часа дня Пэтси и Тони вместе вышли из закусочной и сели в «олдсмобиль». Пэтси опять выехал на Гранд-авеню в сторону моста в Нью-Йорк, но направился не на мост, а на автостраду Бруклин-Куинс и по ней на юг. Пара отдохнувших федеральных агентов, прибывших для наблюдения, Уотерс в его белом «олдсмобиле», Иган с Сонни в «корвейре» – все выехали вслед за братьями Фука. Они сопроводили объект до дома Пэтси. Там Пэтси припарковал свою машину и прошел вместе с братом до Двенадцатой авеню, где, свернув за угол, они сели в серый «кадиллак» Ники Травато, стоявший у тротуара. Сейчас что-то произойдет, сказали себе офицеры.

Затем Пэтси и Тони повторили маршрут до автострады. Однако на съезде с Манхэттенского моста Пэтси свернул в сторону Нью-Йорка. Он выехал на Кэнал-стрит, еще раз повернул направо на Пайк и проехал прямо до Саут-стрит, где развернулся и остановился у «Пайк-Слип-Инн». Тони вышел и направился в бар, а Пэтси по Пайк-стрит двинулся в «кадиллаке» в сторону Восточного Бродвея.

– Опять едет к этому Энтони, – предположил Иган.

Но за квартал до Восточного Бродвея Пэтси повернул направо, на Генри-стрит.

– Это здесь мы за ним наблюдали в ту ночь, когда он играл в карты, – сказал Уотерс. – Рановато, однако…

– Не забывай, – заметил Сонни, – на этой улице живет его бабка.

Не желая въезжать на переполненную улицу позади Пэтси, Иган и Сонни продолжили движение по Пайк-стрит и остановились, а Уотерс повел машину вокруг на Восточный Бродвей, намереваясь объехать квартал и прикрыть Генри-стрит с другой стороны.

Но к тому моменту, когда все они расположились с двух концов Генри-стрит, «кадиллака» там уже не было. Оставив Сонни и Уотерса ждать по углам, Иган быстро прошагал через жилой массив от Пайк до Рутджер-стрит. «Кадиллак» просто исчез. Можно было предположить, что, пока они осторожно маневрировали, Пэтси или промчался прямо через Генри-стрит, или свернул на другую улицу. Теперь он мог оказаться где угодно. Они бросились назад к своим машинам и, сначала подняв тревогу по радио, понеслись к автомастерской Энтони. Серого «кадиллака» видно не было. Сонни зашел в гараж и осмотрелся. Подошедшему к нему механику, на вид итальянцу, он сказал, что хочет сменить сальник. Механик ответил, что они уже закрываются, и предложил зайти на следующий день. Сонни вышел и покачал головой – машины Ники там не было.

Далее они поспешили к «Пайк-Слип-Инн», и Сонни вошел внутрь. Несколько минут спустя он вернулся и со страдальческим выражением лица забрался в машину рядом с Иганом.

– Тони тоже пропал, – пожаловался он.

Они еще раз проехали через Генри-стрит… и по Восточному Бродвею. Ничего. Пэтси снова ускользнул у них между пальцами. И если судить по тому, как он исчез, охота на него могла на этом закончиться.

К 17:30 Олд-Слип и другие узкие улочки, окружавшие здание 1-го участка, уже погрузились в темноту, и всякая жизнь спешила их покинуть. Ночью нижняя оконечность Манхэттена – это одна из немногих частей продолжавшего пульсировать города, практически лишенная движения. В указанное время по периметру этого района, вдоль Саут-стрит машины продолжали разъезжаться из огороженных дневных парковок, а наверху, на виадуке, плотный поток автомобилей медленно полз к парому на Стейтен-Айленд и въездам в туннель Бруклин-Баттери. Но через пару часов на этих улицах все должно было замереть. Шаги редкого прохожего будут эхом отзываться среди почерневших зданий, и самым заметным признаком движения станет случайный промельк зажженных фар. Даже в 17:30 на самой Олд-Слип какая-либо деятельность была представлена лишь желтоватым свечением, излучаемым через высокие стеклянные двери пожарной части, и с другой стороны Фронт-стрит бледно-зелеными шарами по обе стороны от тускло освещенного входа в 1-й участок.

Внутри здания полицейского участка было тихо. Тикали часы, шипели, издавая иногда резкий звук, радиаторы. Дежурный сержант в форме сидел в одиночестве за высоким столом и читал. Двое молодых патрульных с расстегнутыми воротничками, без оружия и блях, в однотонной синей форме стояли у доски объявлений и приглушенно разговаривали, производя странное впечатление своей неуместностью. Смена с четырех до двенадцати выступила на дежурство только полтора часа назад, и должны были пройти часы, прежде чем начнет собираться полночная команда. На втором этаже, в общей комнате, один детектив, одетый в свитер, сидел, развалясь, на вращающемся стуле, читая журнал, а второй, в белой рубашке и коричневом галстуке, согнулся над столом, что-то быстро строча в блокноте.

По контрасту этажом выше царило странное ощущение целеустремленности, хотя движения и там было немного. В обширном помещении справа от лестничной площадки за расставленными кое-как столами, освещенными настольными лампами, сидели всего несколько человек и молчали. Значительная часть комнаты находилась в полумраке. Находившийся в дальнем углу кабинет шефа Кэри был погружен в темноту, но из соседней комнаты пробивался свет. Однако Хоукса не было за его столом. Он и еще пять таких же хмурых офицеров собрались вокруг стола для совещаний с другой стороны здания, где работало Специальное следственное подразделение.

Вместе с Хоуксом в самых разных напряженных, но выражающих усталость позах за столом сидели Эдди Иган, Сонни Гроссо, агент Фрэнк Уотерс, а также сержант Джек Флеминг и детектив Джек Гилди из ССП.

Какое-то время все молчали. На напряженном лице Игана пробивалась рыжая щетина. Он остался в клетчатой сине-желтой рубашке, а черную короткую кожаную куртку бросил на спинку стула. Сонни то и дело дергал высокий ворот черной водолазки, он тоже был небрит, веки его опухли, а глаза покрылись красными прожилками. На остальных были обычные рубашки и галстуки, но все расстегнули воротнички, ослабили узлы галстуков и закатали рукава до локтей. Пиджаки висели на дверных ручках и лежали на столе. Это был длинный день. Они собрались, чтобы еще раз рассмотреть дело Фуки, но на самом деле сказать было почти нечего. С наблюдением за Пэтси Фукой они не справились, и это было главное, что их раздражало.

Хоукс прочистил горло.

– Ну что, провалили мы дело?

Офицеры нервно заерзали на стульях, но поначалу никто не взял слово. Затем подчеркнуто неторопливо заговорил Фрэнк Уотерс.

– Как представитель нашего ведомства я бы сказал, что все кончено, – такое у меня впечатление. Что мы получили? Французов нет, а теперь и Пэтси пропал. Он, наверное, сегодня же скроется. – Уотерс бросил взгляд на Игана.

Детектив сполз ниже по сиденью и нахмурился. Уотерс начал ему надоедать. Что бы ни говорил в последнее время этот агент, он обязательно прямо или косвенно нападал на полицию или на него с Сонни – или же метил только в него?

– Пэтси может еще что-нибудь предпринять, – апатично предположил Сонни.

Иган воодушевился.

– Он «мог что-нибудь предпринять» все эти дни. Давайте воспользуемся ордерами и обыщем все известные нам места, сейчас же.

– Обыщем кого, обыщем что? – спросил Уотерс. – У нас никого нет!

– Он прав, Эдди, – спокойно сказал Хоукс. – Мы знаем, что Пэтси нет ни дома, ни в лавке. Тони нет дома – он в лавке. Дом Травато? Но его машина отсутствует, и это место ничего не значит, если у нас нет Пэтси. Французы – кто может сказать, где они теперь? Что ты хочешь обыскивать?

– Срок ордеров истекает завтра в полночь, – настаивал Иган.

– У нас еще осталось более двадцати четырех часов.

Надежда, прозвучавшая в словах обычно пессимистично настроенного Сонни, поразила его партнера.

– Нам остается надеяться на счастливый случай, – добавил Уотерс.

– Мы в любом случае сможем воспользоваться ордерами завтра, что бы ни случилось, – сказал Хоукс.

– Даже если остается незначительный шанс, – продолжал Уотерс, – нам нужно сохранить ордера до самой последней минуты. Иначе все наше дело…

– Наше дело – Сонни и мое, Управления полиции Нью-Йорка, но не федералов! – оборвал его Иган и тут же пожалел о своей мелочности.

Заговорил Джек Флеминг:

– Такой бардак нам вообще ни к чему.

Сонни встал и потянулся.

– Ну, если ни у кого нет свежей идеи, я скажу, куда направляюсь. Уже три среды подряд я пропускал вечерние соревнования по боулингу. Вместо того чтобы снова кататься по городу кругами, лучше я немного покатаю шары. Вы знаете, где меня найти.

Джим Гилди закудахтал:

– И я бы не отказался от свободного вечера. Наверное, дети меня не узнают.

Иган резко вскочил.

– Ладно, ребята, искренне надеюсь, что ваши планы поразвлечься осуществятся.

С этими словами он сгреб свою куртку, быстро прошел к лестнице и спустился на улицу.

Было 18:35. В полной темноте Олд-Слип он осторожно пробрался к своей машине. Подумал о Кэрол Гэлвин. Должно быть, она на работе. Они не виделись больше недели. Этот вечер надо провести с пользой.

Глава 15

Ресторан, где Кэрол Гэлвин работала барменшей, находился на углу Нассо и Джон-стрит всего лишь в пяти кварталах на север от Нью-Йоркской фондовой биржи и Уолл-стрит. Покинув 1-й участок у Ист-Ривер, Эдди Иган решил объехать стороной финансовый район с его узкими улочками с односторонним движением. Иган направил «корвейр» вверх по Саут-стрит – почти пустой, не считая нескольких грузовиков, задержавшихся у припортовых грузовых платформ, – планируя затем срезать по Фултон-стрит, направляясь в сторону Нассо. Иган устал, как-то оцепенел от всех разочарований последних дней и не хотел больше думать о сложных вещах. Этим вечером он хотел сосредоточиться на улаживании отношений с Кэрол.

Не то чтобы эта задача была легкой. Последний раз он говорил с ней еще до Нового года. Тогда ее интересовал богатый пожилой покровитель из Джерси, и она не могла понять, почему Иган так яростно противится тому, что обещало принести выгоду им обоим. Но в редкие моменты последней лихорадочной недели, когда он был предоставлен самому себе, он обнаружил, что скучает по ней. Только представив эту золотоволосую красавицу в своих объятиях, он почувствовал, как по всему позвоночнику пробежала легкая и быстрая дрожь. И это тоже приводило его в замешательство: неужели только физическое желание заставляло их тянуться друг к другу? Что ж, если даже и так, он будет глупцом, если не использует свой шанс на всю катушку. Этим вечером он попытается забыться вместе с Кэрол.

Лишь когда перед ним замаячил Бруклинский мост, Иган понял, что давно проскочил поворот на Фултон-стрит. Впереди над Саут-стрит и виадуком проходил хорошо знакомый Манхэттенский мост. Здесь же Пайк-Слип, Генри-стрит и Восточный Бродвей – место развлечений Пэтси Фуки. Сила привычки, кисло усмехнулся он про себя. Но раз уж забрался так далеко, он может проехать вперед и, только чтобы отметиться, еще раз осмотреть этот район. У него еще уйма времени, и он успеет попасть в «Таверну Нассо». Было только без четверти шесть, а Кэрол никогда не уходила раньше одиннадцати.

Он повернул налево на Пайк-Слип, миновал заведение Блейра, затем проехал через Генри-стрит. В мрачном квартале все было тихо. По Рутджерс-стрит повернул к Восточному Бродвею и поехал вниз по авеню. По правую руку появилась автомастерская «Энтони» с единственным свободным местом в почти сплошной линии припаркованных автомобилей. В автомастерской было темно, наверное, она уже закрылась на ночь.

И тут он увидел серый «кадиллак» Ники Травато, стоявший через две машины по другую сторону от подъезда к мастерским.

Иган чуть не ударил по тормозам, но сдержался и продолжил движение до перекрестка с Пайк-стрит. Пэтси или его друзья могли находиться рядом и следить, не бросится ли к «кадиллаку» какой-нибудь легковозбудимый коп. Он объехал квартал и, вернувшись на Восточный Бродвей, осторожно поставил «корвейр» за другим автомобилем, заняв часть автобусной остановки.

Выключив фары и двигатель, он потянулся к микрофону.

– Говорит Пучеглазый, вызываю базу. Пучеглазый базе… кто-нибудь меня слышит, прием?

– Слышу вас.

– Только что обнаружил машину, на которой ездит наш друг, серый «кадиллак».

– Повторите. Неустойчивый прием вашего сигнала. Что с «кадиллаком»? Прошу повторить.

Иган повернул ручку уровня до отказа.

– Говорю тебе, я наблюдаю «кадиллак», потерянный днем. Нахожусь на Восточном Бродвее, на западной стороне Восточного Бродвея, у пересечения с Кэнал-стрит. Автомобиль, «кадиллак», стоит у автомастерской «Энтони», расположенной посередине между мной и Пайк-стрит, на одной стороне со мной. Я собираюсь ждать здесь, не вернется ли к машине объект. Есть у тебя кто-нибудь, чтобы помочь мне? Как поняли, прием?

Послышался свист, пауза из-за помех, и Иган, изрыгавший проклятия, был готов повторить сообщение, когда база ответила:

– Погоди-ка секунду. Да, мы тебя слышали. Хотя твой сигнал очень-очень слаб. Слушай, вряд ли здесь кто-нибудь есть. Все разошлись, одни домой, другие проветриться…

– Так найди кого-нибудь! – проревел Иган. – Мы не можем напортачить еще раз. Со всеми агентами Нью-Йорка…

– О’кей, о’кей. Кого-нибудь найдем. Дадим тебе знать.

– Вас понял.

Было около семи часов вечера. Глаза Игана почти не отрывались от входа в «Энтони». Со своего места он не мог видеть сам «кадиллак», но, так как расстояние до него не превышало двадцати пяти футов, мог отследить любое движение вокруг него. Прошлой усталости и депрессии у Игана как не бывало, и он уже не думал о Кэрол. Он снова был только полицейским.

В 19:40 из радиостанции донеслось бормотание:

– Пучеглазый? Говорит Райпа. Я на Пайк-Роу, приближаюсь к Восточному Бродвею. Ты в том же месте? Подтверди.

– Я все там же, – ответил Иган. – Ты один?

– Со мной Эдди Гай. Что слышно о нашем человеке?

– Пока ничего. Слушай, постарайся занять место у угла Восточного Бродвея и Пайк-стрит, тогда «кадиллак» окажется между нами. Кто-нибудь должен показаться. Рад, что вы здесь, ребята.

– Понял. Эй, кстати, мы слышим тебя не очень четко. Сигнал то появляется, то пропадает.

– Да, знаю. Надеюсь, поработает еще немного. Прием.

Иган немного расслабился, после того как два федеральных агента прикрыли другой конец квартала. Он откинулся назад и достал пачку «Кэмела». Прежде чем докурил сигарету, снова раздался голос Райпы:

– О’кей, мы заняли место на противоположной стороне Пайк. Что происходит?

– Все то же, – отозвался Иган.

– Понял.

Едва детектив перевел взгляд на Восточный Бродвей, как его внимание привлек светлый бело-голубой двухдверный автомобиль, медленно двигавшийся мимо него. Иган подскочил как ужаленный. На переднем сиденье этой машины сидели трое, и одним из них был Пэтси Фука.

Двухдверная машина – шести-семилетний «шевроле» – замедляла ход. Один из задних фонарей у нее не горел. Иган прижал микрофон к губам.

– В центре квартала появился бело-голубой «шевроле». Он в нем! – Иган высунулся в окно, чтобы следить за движением «шевроле». Автомобиль остановился рядом с местом, где, по его оценке, был припаркован «кадиллак». – Фука выходит, – предупредил он агентов по радио.

– Видим… но с трудом разбираем твои слова.

– Он разговаривает с парнями в машине, – продолжал Эдди. – Идет к «кадиллаку»… Теперь возвращается к другой машине. – Иган быстро втянул голову внутрь. – Смотрит в мою сторону. Неужели меня заметили? – Он снова приблизил голову к окну. – Ого! Теперь он обходит машину и садится на место водителя! Сукин сын что-то заподозрил. «Шевроле» тронулся с места. Следите за ними, следите за ними! – предупредил Иган агентов. – Они двигаются в вашу сторону.

Он подал «корвейр» назад на автобусную остановку, переключил передачу и вырулил на проезжую часть.

– …сворачивают налево, на Пайк, – сообщил Джек Райпа.

Иган нажал на газ. Приблизившись к перекрестку, он рявкнул:

– Если вы меня слышите, останьтесь здесь и не спускайте глаз с «кадиллака»! Я их провожу.

– Ты едешь за ними? – настойчиво допытывался Райпа. – А мы должны следить за «кадиллаком»?

– Чудесно! – Иган громко фыркнул. – Теперь они совсем меня не слышат!

Он поворачивал на Пайк. Проезжая мимо агентов, яростно помахал им в сторону «кадиллака».

Райпа ответил:

– О’кей, вас понял. «Шевроле» свернул на Генри-стрит.

Иган направил тряский «корвейр» по широкой Пайк-стрит, затем с визгом свернул налево на Генри. Другая машина, заметная по единственному заднему фонарю, двигалась примерно в квартале перед ним. У Игана почти не было сомнений, что искусный водитель Пэтси проверяет наличие слежки. Еще три квартала «шевроле» двигался вдоль Генри, потом резко свернул направо на Клинтон-стрит, мимо жилого комплекса Лагардия. Иган успел повернуть туда же как раз вовремя, чтобы заметить, как автомобиль с одним задним фонарем исчезает на Черри-стрит, возвращаясь в том же направлении, откуда «шевроле» и ехал. Иган держался сзади на расстоянии одного квартала, время более хитрого поведения уже прошло. У Джефферсон «шевроле» свернул налево, в сторону реки. Иган последовал за ним за угол и нажал на тормоз. Не доехав до следующей улицы, Уотер-стрит, «шевроле» остановился, не выключив двигатель, а один из его пассажиров вышел из машины и садился в другой автомобиль, стоявший у тротуара. И это был не Пэтси.

«Шевроле» тронулся с места и быстро разогнался, двигаясь в сторону Саут-стрит; на переднем сиденье остались двое. Иган нажал на газ и последовал за ними. Но прежде чем детектив подъехал к Уотер-стрит, машина, стоявшая у тротуара, выехала поперек улицы, преградив ему путь.

– Грязный ублюдок! – вскричал Иган, резко опустив ногу на педаль тормоза.

Это был ярко-зеленый «вэльент», примерно 1961 года. Иган узнал и машину, и ее водителя. Этого приятеля Пэтси из «Пайк-Слип-Инн» звали Солли Дибраско, или Брасс, а в полиции считали головорезом и одним из «связных» Пэтси.

Иган несколько раз подал сигнал, но «вэльент» не трогался с места. Отъехав немного назад, Иган двинулся вперед, поворачивая влево. Тогда Дибраско проехал вперед ровно настолько, чтобы не позволить обогнуть его спереди.

– Ах ты, гад! – задохнулся от возмущения Иган. Он схватил микрофон. – Говорит Пучеглазый. Он скрывается, а я блокирован другой машиной с одним из его приятелей. Это преднамеренная помеха движению! Та машина, наверное, набита наркотой! Если кто-нибудь меня слышит, задержите сукина сына! – со злостью выкрикивал он, игнорируя правило, запрещающее использовать ругательства в переговорах по радио.

– Ты где находишься? – отозвался голос Джека Райпы. – Мы едем!

Иган повторил. Он еще раз резко дернулся в противоположном направлении. Но теперь, поворачивая вправо, левой рукой выхватил из кобуры на поясе свой револьвер 38-го калибра, высунул руку в окно и направил оружие в сторону «вэльента».

– Пропусти меня, ты, гвинейский ублюдок! – заорал он на Сола Брасса. – Или получишь вот это!

Продолжая размахивать револьвером, другой рукой Иган провел машину позади «вэльента», заехав на тротуар, и выбрался на свободную улицу.

На Джефферсон-стрит, конечно, уже было пусто. Бормоча ругательства, Иган направил визжащую шинами машину на Саут-стрит. У единственного автомобиля в поле его зрения горели оба задних фонаря. У Пайк он помедлил, затем свернул вправо мимо бара Блейра к Восточному Бродвею.

Уже поворачивая за угол, Иган знал, что побежден. Перед автомастерской «Энтони» между припаркованных машин зияло пустое пространство как раз там, где прежде стоял серый «кадиллак».

Иган не стал притормаживать. Он погнал «корвейр» по Восточному Бродвею до Клинтон-стрит и по ней в сторону реки. В крайнем случае он надеялся схватить сообщника Пэтси. Но когда он добрался до угла Джефферсон и Уотер, то обнаружил, что «вэльент» спокойно стоит там, где был припаркован с самого начала. Дибраско нигде вокруг не было видно.

Продолжая злиться, Иган прорычал в микрофон:

– Без совещания нам не обойтись!

Помещения Федерального бюро по борьбе с наркотиками располагались в огромном, занимающем целый квартал здании федерального ведомства в доме номер 90 по Черч-стрит, в одном квартале западнее Бродвея. Еще через три квартала протекал Гудзон. В двух кварталах на восток находились парк и площадь Сити-Холл. Хотя здесь улицы были шире, а здания выше и больше походили на деловые центры, вечером этот район был почти таким же пустынным, как Олд-Слип на южной оконечности Манхэттена.

Ночью в федеральном здании под наблюдением ночных сторожей работала лишь небольшая часть лифтов. На шестом этаже, в углу, находилась стеклянная дверь с номером 605 и надписью: «ФЕДЕРАЛЬНОЕ БЮРО ПО БОРЬБЕ С НАРКОТИКАМИ». За дверью была скудно обставленная приемная с двумя кушетками и журнальным столиком; за перегородкой стоял стол дежурного офицера. Из приемной можно было попасть в длинную комнату, разделенную на шесть частей по числу групп, на которые подразделялся нью-йоркский отдел этого бюро. Каждая группа обычно состояла из двадцати агентов, у каждого из них была своя стенографистка-секретарь и свое оборудование для радиосвязи. Каждая часть комнаты была обставлена по крайней мере восемью просторно расставленными столами, которых обычно было более чем достаточно для агентов, находившихся в офисе одновременно. Эта атмосфера простора и удобства заметно контрастировала с почти нищетой, господствовавшей в Бюро по борьбе с наркотиками Полицейского управления Нью-Йорка. Бессознательно или совсем наоборот городской детектив, имевший возможность посетить коллег из федерального ведомства, после ухода из дома номер 90 по Черч-стрит ощущал неприятный осадок.

Именно это чувство обычно возникало у Эдди Игана, а в тот вечер его неприязнь была еще более глубокой, поскольку последние несколько дней расследование шло все хуже и хуже. Иган все еще не справился с гневом, вызванным дерзостью, с которой его движению помешал этот Сол Брасс, подмастерье у Пэтси. Но Эдди, по крайней мере, знал, где найти Сола, когда все это кончится, – впрочем, этот момент, возможно, уже наступил.

Уотерс был старшим агентом в группе номер 4, и после получения сигнала тревоги от Игана через Джека Райпу к 21:30 ему удалось собрать в одном месте еще семнадцать агентов. Единственным офицером нью-йоркской полиции, отозвавшимся к этому моменту на призыв от базовой станции, был детектив Дик Аулетта. Итак, двадцать человек собрались в помещении группы, некоторые взгромоздились на столы, другие оседлали стулья, третьи остались стоять. Послали за кофе и сэндвичами. Пиджаки опять сняли, а узлы галстуков ослабили. Все выглядели уставшими.

Иган, Райпа и Эдди Гай рассказали, как Пэтси еще раз улизнул от слежки.

– Я убежден, что машина, которую вел сегодня Пэтси, была загружена, – объявил Иган. – Эта шпана блокировала меня, и это было открытое противодействие представителю закона. Я считаю, нужно обыскать дом Пэтси, дом его старика и все места, на которые у нас есть ордера, сейчас же, иначе мы можем выкинуть из головы эту операцию!

– Эдди, я знаю, каково тебе, – сказал Уотерс, – но мы уже все это обсудили раньше в вашем офисе. Если бы ты сграбастал сегодня Пэтси вместе с наркотиками, было бы замечательно. Но теперь, когда он опять слинял, у нас нет ни одного шанса. – Телефон на столе Уотерса зазвонил. – Четыре-семь-ноль. – Он послушал несколько секунд, затем произнес: – О’кей. Кто-нибудь там остался? Хорошо, спасибо. Это с базы. Пэтси только что вернулся домой – в своем автомобиле, в «олдсмобиле».

– Должно быть, еще раз обменялся где-то с Трава-то, – предположил Иган. – Я настаиваю, давайте немедленно возьмем их всех.

– Слушай, он никак не мог привезти наркоту в свой дом, если даже она и была у него сегодня, – возразил Уотерс. – И нам неизвестно, где он останавливался до возвращения домой и после того, как ты его видел.

– Знаю, знаю. – Иган отмахнулся от Уотерса. – Как ты сказал, мы это уже обсуждали. Но моя идея состоит в следующем: мы все провалили, я так считаю. С французами, ключевыми персонажами, мы вряд ли когда-либо встретимся. Вероятно, они уже провернули сделку и смылись. Может быть, из-за активности полиции они ее отменили, но я так не думаю. Судя по всему, что мы слышали, это был слишком большой груз. Он нужен толпе. Ладно, приходится обходиться без французов. Но Пэтси? Он меня беспокоит. И наркотики меня беспокоят. Еще раз говорю, если мы не будем действовать разумно и не обыщем Пэтси и все остальные места прямо сейчас, то завтра всю эту наркоту распределят, и мы останемся ни с чем. Больше ждать нельзя!

Снова зазвонил телефон. Уотер снял трубку.

– Иган? Кто спрашивает? Одну минуту. – Ухмыляясь, он протянул трубку детективу. – Говорит, «друг», но голос женский. Осведомительница?

Иган взял трубку и сел на стол, повернувшись к Уотерсу спиной.

– Пучеглазый слушает. Кэрол, привет. – Он встал. – Подожди минуту. – Иган повернулся к Уотерсу. – Это не осведомительница. Здесь есть параллельный аппарат?

Уотерс показал на стол в другом конце комнаты, нажал кнопку «Задержка» и положил трубку. Иган снял трубку на другом аппарате.

– О’кей, я опять здесь. Ну, что у тебя нового? Господи, сегодня вечером я так хотел тебя увидеть. Без шуток, я уже ехал в твой ресторан, но застрял по дороге.

– Милый, – перебила его Кэрол. – Я с удовольствием с тобой встречусь, чтобы поговорить и обнять тебя, но, наверное, сначала мне лучше рассказать, почему я звоню. Я попробовала дозвониться в твою контору, и мне дали этот номер. Не знаю, может быть, это важно…

– Да, в чем дело?

– Понимаешь, совсем недавно к нам зашел один мужчина, и я его узнала. Он уже был здесь раньше несколько раз. Это приятель того парня, за которым ты следил, – того, Пэтси.

– Откуда ты говоришь? – спросил Иган.

– Все в порядке. У меня сейчас перерыв. Никто не услышит. Этот тип, наверное, итальянец, сидит в баре с другим мужчиной. Они выпили по паре стаканчиков, и он стал рассказывать, как сегодня вечером издевался над одним копом. И знаешь, милый, по-видимому, речь шла о тебе!

– Почему обо мне?

– Конечно, он не давал точного описания, ничего такого. Но он сказал, что была пара машин, а он тронулся с места и перегородил дорогу этому копу – ирландцу, как он сказал, – и коп вспылил. Но меня заинтересовало другое, когда он упомянул Пэтси.

– Что он сказал?

– Он говорил что-то о том, что Пэтси удрал, и еще что-то непонятное для меня, но поскольку я уже заинтересовалась разговором, то подумала, что это может иметь для тебя значение.

– Да? – Иган напрягся.

– Он сказал… вот что он сказал в точности: «Они гонялись за ним по всему городу и не знали, что он чист».

– Он чист?

– И это тоже им показалось очень смешным. Но погоди. Он сказал еще кое-что. Что-то о завтрашнем утре, это будет в девять утра. Пэтси и несколько других парней закончат сделку полностью. Конечно, я не знаю, о чем шла речь.

– Завтра в девять? Но где, малышка, они сказали где?

– Нет.

– Зараза!

– Вот спасибо. Я стараюсь помочь, а ты…

– Нет, нет, я не тебя имел в виду. Это было просто, ну, не важно… Ты чудесная! Мне действительно нужно тебя повидать. Может, сегодня попозже?

– Можно.

– Слушай, малышка, я бы хотел поболтать с тобой еще, но ты так здорово помогла, что мне нужно идти работать. До встречи, да?

– Буду рада тебя увидеть…

Когда Иган передал остальным полученную информацию, предположения посыпались одно за другим.

– Я бы сказал, что это проясняет картину, – заявил Фрэнк Уотерс. – Завтра в девять утра у Пэтси назначена встреча, несомненно, с его французскими друзьями. Так что мы еще сможем получить наш приз!

– Отлично, – сказал Иган, – но где?

Сидевший за столом Уотерс преувеличенно жалостливо посмотрел на стоявшего перед ним детектива.

– Где? А где они всегда встречались? У отеля «Рузвельт»!

Иган нахмурился.

– Нет… Думаю, ты ошибаешься.

Остальные офицеры собрались вокруг них.

– Где же тогда? – с вызовом спросил Уотерс.

В комнате наступила тишина.

– Я ставлю на Ист-Энд-авеню, – решительно заявил Иган.

– Ист-Энд-авеню. Но почему? Единственный раз, когда Пэтси там появился, мы целый день просиживали штаны, а потом он просто поехал домой!

– У меня есть предчувствие.

– Слушай, во всем этом запутанном расследовании существует только один постоянный фактор – если Пэтси встречается с французами, он встречается с ними в «Рузвельте». Это единственное место, куда мы должны отправиться!

– Нет! – Иган с трудом сдерживался. – Возможно, мы провалили «Рузвельт». Что касается дома номер 45 по Ист-Энд-авеню, то мы видели там Пэтси, он встречался с одним из лягушатников вчера вечером, он загонял машины в гараж, выезжал из гаража, и я чувствую, что они не думают, будто мы о нем знаем.

– Эти твои предчувствия! – оборвал его Уотерс. – Возможно, мне не следует это говорить, но из-за твоих предчувствий мы оказались в таком сложном положении. Если бы ты не действовал как частный сыщик, а оставался вместе с командой…

– С какой командой? – проревел Иган. – С твоей? Какого черта, это дело было у нас в кармане, у меня и Сонни, пока вы, феды, не провалили его! Кто распугал французов? Твоя мощная команда наблюдения! Вы, ребята, не знаете, чем слежка отличается от громкого «ура»!

Уотерс сжал кулаки, но сдержался и откашлялся.

– Я говорю «Рузвельт».

Иган оперся о стол и наклонился над Уотерсом.

– Фрэнк, делай все, что хочешь. Отправляйся куда хочешь и бери с собой кого хочешь. Что касается меня, то я чувствую, что есть только одно место, где эта встреча может состояться. И это место – Ист-Энд-авеню. Туда-то я и пойду, даже если буду один. Судя по тому, как развивались события прошлым вечером, я буду себя чувствовать гораздо спокойнее, если твоя маленькая армия вообще останется дома.

Уотерс сорвался со стула и нанес Игану удар справа в челюсть. Детектив отшатнулся назад. Уотерс, бывший ниже Игана, но для своего роста почти такой же крепкий, стремительно обогнул стол, но был остановлен сильным ударом в зубы. Иган снова приготовил правый кулак, чтобы ударить Уотерса по корпусу, но агент уже пришел в себя и шлепнул левой рукой по другой стороне лица Игана. Затем они сцепились в драке. Остальные офицеры, сначала в изумлении отпрянувшие назад, столпились вокруг драчунов. Одни схватили Уотерса за плечи и руки, другие оттаскивали Игана.

Противники в упор смотрели друг на друга, тяжело дыша и сопротивляясь рукам, тащившим их назад. У Уотерса в углу рта появилось пятнышко крови. Обычно румяное лицо Игана еще больше покраснело на щеках, в местах полученных ударов. Он отбросил державшие его руки и, не торопясь, разгладил измятую одежду.

– О’кей, Фрэнк, вот, значит, как, – процедил он сквозь зубы. – Завтра утром мои копы направляются на Ист-Энд-авеню, а вы, ребята, можете идти в любое место, куда вам заблагорассудится. Только держитесь от нас подальше. – Иган надел куртку и направился к двери. У выхода он повернулся к ним лицом. Все стояли и наблюдали за ним. – И если какой-либо коп, – Иган посмотрел прямо на Дика Аулетту, с растерянным видом стоявшего среди федеральных агентов, – решит пойти с тобой, он будет отвечать перед Сонни и мной. – С этими словами он вышел из помещения Федерального бюро.

Пэтси Фука приехал домой, потрясенный диким бегством из центра города. Этот пройдоха-коп! Какого хрена ему было нужно рядом с «Энтони»? Неужели они знают об автомастерской? В первый раз он почувствовал страх. Неужели они знают о доме номер 45? Если это так, то завтра он отправится прямо в западню. Но когда он возвращал французский «бьюик», там не было никаких признаков копов.

До этого момента все шло без сучка без задоринки. Он был уверен, что за ним не было никакого хвоста, когда они с Тони ехали в Нью-Йорк, получив известие, что все полости закрыты и «бьюик» можно собирать. Сначала он пересел в «кадиллак» Ники. Затем, у Пайк-Слип, отпустил Тони к Блейру, а сам поехал на Генри-стрит.

На углу Рутджерс его ждал Солли. Пэтси вышел из машины и пешком направился на Восточный Бродвей, а Солли Брасс прыгнул в «кадиллак» и отвел его назад к бару Блейра. Там машину принял Тони. Он должен был немного поездить вокруг, а позднее, после того как автомастерская «Энтони» закроется, оставить машину у гаража. Они не хотели пользоваться ярко-зеленым «вэльентом» Сола – вероятно, он слишком хорошо знаком легавым, поэтому Солли позвал еще одного друга из бара, Джонни Фраску, который приехал на его потрепанном «шевроле».

Наконец Пэтси вывел французский «бьюик» из автомастерской и отправился на север, к гаражу в доме номер 45 на Ист-Энд, за ним ехали Солли и Фраска. Пэтси вышел из гаража и сел в ожидавшую его машину Фраски, они выпили на углу Шестьдесят третьей и Йорк, затем свободно проехали в нижнюю часть города, где Пэтси должен был забрать «кадиллак» и вернуться домой.

Но тут Солли заметил того типа рядом с «Энтони», сидевшего в одиночестве в маленькой красной машинке. Это слишком походило на засаду. Забеспокоившись, Пэтси решил в этом убедиться. Довольно скоро они увидели, что сукин сын следует за ними. Это было паршиво. Неужели этот тип следил за ними все это время, по дороге в верхнюю часть города и вообще повсюду? Пэтси должен был вырваться, ему требовалось время подумать. Возможно, это было глупо – позволить Солли перегородить улицу, но зато Пэтси получил шанс поспешить обратно к «кадиллаку» и скрыться на нем.

Никто не последовал за ним к дому, в этом он был абсолютно уверен. И вокруг дома он никого не видел. Если бы полиция вела за ним слежку, то здесь он должен был бы обнаружить легавых. Но как же мастерская «Энтони»?

Когда Пэтси вошел в квартиру, Барбара спросила, что случилось, и он ответил: ничего, все в порядке. Она вернулась к телевизору, а он налил густого виски и снова мысленно вернулся к событиям этого вечера. То, что он наткнулся на этого копа, могло быть просто сумасшедшей случайностью. Или коп решил, что Пэтси с друзьями ведут себя подозрительно. Он мог даже их знать по бару Блейра. Но чтобы его интересовала автомастерская или вообще их операция – нет, это невероятно.

Успокоив себя еще одной порцией виски, Пэтси решил, что оснований для паники у него нет никаких. И по мере того как напиток ласково наполнял его приподнятым настроением, его мысли уносились в завтрашний день, к моменту выплаты.

Поздно вечером в среду Жак Анжельвен вернулся в свой новый номер в отеле «Коммодор». Он с удовольствием пообедал с Жаком Саллибером, сменившим Поля Гренесса на посту главы нью-йоркского бюро французского телерадиовещания. Маленький и грязный номер в «Коммодоре» угнетал его, зато обед и вино были превосходны, а приятная мужская беседа оставила ощущение сердечности и тепла. Уже второй вечер он проводил без Лилли.

Жак не мог избавиться от раздражения. Все планы знакомства с нью-йоркским телевидением рухнули. У него даже не было возможности сказать Лилли, что их свидание на следующей неделе не состоится, и, хуже того, он не сможет посетить представителей Дэвида Рокфеллера в банке Чейз-Манхэттен, встреча с которыми была назначена на два тридцать 22 января. Этим утром Скалья приказал Жаку сразу же после завершения сделки, в четверг, отправиться с ним в Монреаль.

Франсуа казался по-настоящему озабоченным. На следующий день Жак должен был встретиться с ним в том самом гараже в десять часов утра и оттуда поехать в Монреаль. После Нью-Йорка Жак планировал посетить Французскую Канаду, но представлял себе это совсем не так. Согласно новому плану, они должны были встретиться с друзьями Скальи в отеле «Королева Елизавета» в Монреале и уже следующим утром вылететь в Париж самолетом. А «бьюик»? В Монреале есть люди, которые им займутся, сказал Франсуа.

Жак оглядел узкий номер, в который переехал из «Уолдорф-Астории». После такого стремительного бегства он совсем приуныл, восприняв его как дурное предзнаменование. Скалья и его помощники, по-видимому, также покинули свои отели. Должно быть, они находились в страшной опасности, и полиция уже шла по их следам. Жак болезненно переживал, что позволил втянуть себя в подобное безумство. Он продолжалвнушать себе, что о нем-то полиция никак не сможет узнать. Но что будет завтра? Если положение Скальи действительно настолько ненадежно, тогда он может подставить и самого Жака.

Он подошел к буфету, достал маленькую бутылку коньяка и сделал добрый глоток прямо из горлышка. Чувствуя приятное жжение в горле, он осмотрел свои вещи: ни один чемодан еще не был уложен. Скалья запретил брать с собой даже одежду – никто не должен заподозрить, что они покидают Нью-Йорк. В Монреале у них будет время на приобретение новых вещей, пообещал Франсуа.

Определенно эта неделя принесла Анжельвену мало приятного. Во вторник вечером Лилли была занята, и он обедал со своим другом Пьером Оливье. Днем во вторник он поболтал с господином Деком в пункте обмена валюты «Перера», чтобы осторожно подготовить обмен крупной суммы в долларах на французские франки. Курс обмена в Нью-Йорке был более подходящий, чем в Париже.

У Анжельвена почти закончились деньги, и он пытался – но пока безуспешно – получить у Скальи заем в счет той суммы, которую ему должны были выплатить, когда сделка с американцами будет доведена до конца.

В среду Анжельвен пригласил Лилли на ланч. Потом он уныло прошелся по морозу обратно в «Уолдорф», разочарованный отказом Лилли присоединиться к нему на время сиесты. Он пришел в свой номер усталый, немного пьяный и сильно продрогший. После отдыха он должен был расплатиться в «Уолдорфе» и переехать в более дешевый номер в отеле «Коммодор». В его номере горничная убирала в ванной комнате. Ему очень было нужно отлить, и он почувствовал себя совсем несчастным. И женщина ему была нужна, но горничная выглядела так, словно ей лет сто. Все было отвратительно. Злорадно поглядывая в сторону отделанной кафелем ванной, он снял брюки, забрался на кровать и нахально помочился на простыни.

Позднее, после встречи с Гренессом из французского телевидения, он рассчитался в «Уолдорфе», заплатив по счету 228 долларов 71 цент, и переехал в «Коммодор». Денег у него осталось всего ничего, но он очень надеялся на следующий день получить обещанные десять тысяч долларов.

Жак допил остатки коньяка и, не раздеваясь, упал на новую кровать, чтобы дожидаться утра.

В четверг, 18 января, он проснулся с похмельем и общим ощущением тревоги. Чтобы воспрянуть духом, сел к столу и записал в дневнике полные оптимизма строки: «Сегодня буду в отеле „Королева Елизавета“ в Монреале… стучу по дереву!» Тогда Жак не мог знать, что делал последнюю запись в этом дневнике.

Около десяти часов вечера в среду Сонни Гроссо позвали к телефону, к стойке кассира в боулинг-центре в Бронксе. Звонил Фрэнк Уотерс.

– Что еще случилось? – спросил Сонни.

– Да все твой приятель Иган, – с раздражением в голосе начал агент. – Некоторое время назад он поставил себя в глупое положение.

– Правда? И как же? – усмехнулся Сонни.

– Нет, я не шучу. – Постепенно, по мере того как Уотерс в сжатых и резких выражениях описывал, что произошло в Федеральном бюро, улыбка исчезла с лица детектива. – Он меня достал, – заключил агент. – К людям он всегда относился отвратительно, мня себя Богом всемогущим или кем-то в этом роде, но командовать в нашем офисе – это уж слишком!

Сонни задумался под грохот кегель.

– Знаешь, что я тебе скажу, – произнес он наконец, загородив трубку рукой, – ты можешь не соглашаться с моим партнером, но он отличный детектив, и, честно говоря, я думаю, он прав насчет планов на завтра.

– Ты согласен с ним?

– Я скажу больше. Кто ты такой, чтобы нападать на моего партнера? – решительно проговорил Сонни. – Как тебе понравится, если я наброшусь на одного из твоих людей и ударю его в зубы?

– Ладно, ладно, – примирительно сказал Уотерс. – Но что ты решишь?

– Я собираюсь последовать за Пучеглазым, и так же поступит большинство наших парней. Раньше он слишком часто оказывался прав, и мы не можем игнорировать его мнение. Поэтому ступай-ка ты со своими агентами, куда хочешь.

Эдди Иган провел бессонную ночь. Он совсем забыл о Кэрол, настолько был возбужден обострением и неопределенностью ситуации. Отвратительная драка. Может быть, он действительно давил слишком сильно, но какая же сволочь этот благоразумный Уотерс! Вернувшись домой, Иган захотел поговорить с Сонни и начал набирать номер кегельбана, но потом подумал, что не стоит портить вечер и ему тоже. Он решил позвонить Сонни утром в первую очередь. Завтра, если все пойдут с федералами, он станет «одиноким рейнджером». Частный сыщик – вот как назвал его Уотерс.

В четверг, 18 января, в 6:30 Иган проснулся от звонка будильника. Он сварил кофе, принял душ, побрился и оделся потеплее. В 7:05 в своей любимой шляпе с плоской тульей, просторном вязаном синем с белым кардигане и короткой кожаной куртке сел в «корвейр» и направился в Манхэттен. Всю ночь он боролся с искушением поехать прямо к дому Пэтси, чтобы там сразу надеть на него наручники. Тем самым он бы исключил все споры о том, где играть в прятки с этим мерзавцем и его шайкой. Но в конце концов он отказался от этой идеи. Фактически единственное, что можно было сделать, – это приехать в Бюро по борьбе с наркотиками, собрать всех, кого сможет, и расположиться вокруг дома номер 45 по Ист-Энд-авеню задолго до предполагаемого времени появления там Пэтси.

Иган поехал на запад по Миртл-авеню, собираясь свернуть на автостраду Бруклин-Куинс от пересечения авеню Марси и Кент. Несколько раз по утрам по просьбе агента Луиса Гонсалеса он подбирал его здесь и подвозил в город. Луис – приятный юноша – только что приступил к работе и пока не завел собственной машины. Накануне вечером, еще до драки, Луис сказал, что был бы признателен, если бы Иган смог подвезти его в четверг утром. Однако после всего, что случилось, Луис наверняка не захотел его ждать.

Но как только Иган повернул «корвейр» на автостраду, у въезда он заметил худенькую фигурку пуэрториканца. Вид у него был как у грабителя – кепка, низко надвинутая на лоб, черный свитер моряка под полевой армейской курткой, мешковатые брюки и черные кроссовки. Иган притормозил, и агент прыгнул на сиденье рядом с ним.

– Вот так сюрприз! – воскликнул вместо приветствия детектив. Гонсалес посмотрел на него и широко ухмыльнулся. – Какого черта ты так радуешься? – спросил Иган.

– Везет же этим ирландцам, – с загадочным видом заметил агент и засмеялся.

– Что это значит?

– Это значит, что ты выиграл.

– Выиграл? Что я выиграл?

– Вчера вечером, – сказал Гонсалес, – было решено, что прав ты. И поэтому все отправляются в засаду на Ист-Энд-авеню.

Глава 16

В четверг утром в распоряжении Эдди Игана и Сонни Гроссо оставалось ровно шестнадцать часов, до того как Бюро по борьбе с наркотиками вынуждено будет прекратить дело, которое они так кропотливо разрабатывали. Намеченная на этот день стратегия была проста, но требовала неукоснительного соблюдения. Полицейские должны были получить сигнал о выезде Пэтси из дома в Бруклине. Как только наблюдатели устанавливали, что он, как ожидалось, едет по автостраде Гованус, обычное визуальное наблюдение следовало свести до минимума. Вместо этого рядом с дорожным полотном в важной точке, где направляющийся в город поток автомобилей или продолжал движение в сторону туннеля Бруклин-Баттери, или сворачивал направо и ехал по автостраде Бруклин-Куинс, должна была стоять немаркированная полицейская машина с поднятым капотом. Если Пэтси выбирал туннель, что казалось маловероятно, информация об этом передавалась по радио, и детективы должны были ждать его у оконечности Манхэттена, чтобы проследить дальнейший маршрут. Если же Пэтси оставался на автостраде, то офицер на «неисправной» машине должен был пристроиться позади и сообщить на базу, куда объект направляется – на Бруклинский мост, на Манхэттенский мост или двигается в сторону Уильямсбурга. Чтобы повысить надежность, одну машину поставили у закусочной Пэтси, еще одну – у дома его родителей на Седьмой улице в Бруклине. В Манхэттене, у съездов со всех мостов из Бруклина, ожидали радиофицированные машины. Одна машина патрулировала район Пайк-Слип, офицер в ней должен был особо приглядывать за автомастерской «Энтони». На тот случай, если бы Фрэнк Уотерс оказался прав, еще одна машина прикрывала отель «Рузвельт» в средней части города на Сорок пятой улице. Остальные детективы должны были охватить район вокруг Восемьдесят первой улицы и Ист-Энд-авеню. В мебельной мастерской, на третьем этаже здания на другой стороне Ист-Энд-авеню напротив дома номер 45, возобновил деятельность наблюдательный пост, где должны были разместиться Сонни Гроссо, лейтенант Винни Хоукс, сержант Джек Флеминг и Уотерс.

Все получили приказ вести себя чрезвычайно осторожно и не тревожить Пэтси. Он не должен был чувствовать, что его передвижение контролируют. В каком бы месте ни состоялась будущая встреча, других, вероятно, уже не будет, и представители закона не могли позволить себе проявлять чрезмерное усердие, чтобы не насторожить Пэтси и других основных действующих лиц, прежде чем состоится окончательный обмен. Тогда, и только тогда они могли выйти на сцену. На этот раз они должны были действовать наверняка. Они очень сомневались, что получат еще одну возможность закончить это дело.

Детективы из Бюро по борьбе с наркотиками уже или покинули здание 1-го участка, или направлялись к выходу. Сам участок работал как всегда – смена с полуночи до восьми прибывала с докладами о дежурстве, собирался дневной дозор. Одобрив расстановку машин, около восьми тридцати Иган и Гонсалес вышли из участка и направились на Саут-стрит, чтобы припарковаться под Бруклинским мостом и ждать первых известий о передвижении Пэтси. Эта позиция была удобна при любом направлении движения объекта, какой бы из трех мостов он ни выбрал. Каким бы путем Пэтси ни въехал в город, Иган хотел быть рядом, чтобы позаботиться о своем малютке Пэтси.

Примерно в 8:45 из радиостанции послышалось потрескивание предупредительного сигнала. Пэтси выехал из дома на синем малолитражном «олдсмобиле» и направился на север по автостраде Гованус. Иган с Гонсалесом напряженно слушали эфир. Пэтси миновал поворот к туннелю, проехал дальше на север по автостраде, затем свернул и направился к Бруклинскому мосту.

– Так-то вот, малыш! – прокричал Иган юному агенту.

Он резко сдвинул рычаг передачи и помчался вверх по Перл-стрит к Чемберс, а оттуда обогнул с запада участок служебной автостоянки у здания муниципалитета, выходящего на Сити-Холл. Это была прекрасная точка для наблюдения. Весь автомобильный поток с Бруклинского моста должен был миновать это место, более того, все машины, направлявшиеся с моста к шоссе Ист-Ривер-Драйв, разворачивались на восток непосредственно перед зоной автостоянки.

Не прошло и десяти минут, как Иган узнал маленький синий «олдсмобиль» – он скатился по пандусу и перед зданием муниципалитета свернул к выезду на шоссе. Они с Гонсалесом тронулись с места, и агент информировал по радио других слушателей, расставленных по всему городу. На шоссе Пэтси повернул в верхнюю часть Манхэттена. Иган вел «корвейр» далеко позади, стараясь поддерживать как можно более легкое наблюдение. На этой стадии нужно было только установить точку, в которой Пэтси съедет с шоссе, тянувшегося вдоль реки. Если бы он съехал у Сорок второй улицы, это означало бы, что его наиболее вероятным пунктом назначения был отель «Рузвельт», и тогда им следовало предупредить основную массу участвовавших в операции офицеров, расставленных вокруг Ист-Энд-авеню, что нужно перемещаться в среднюю часть города. Нельзя было исключать и то, что встреча могла состояться в совершенно другом месте, поэтому Иган и Гонсалес получили распоряжение ни на мгновение не терять Пэтси из виду.

Объект вел машину свободно, явно не замечая наблюдения. Хотя день выдался хмурый, холодный и влажный, а вдоль реки стелился туман, в не слишком плотном потоке машин, направлявшихся в верхнюю часть Манхэттена, слежка за синей малолитражкой не доставляла офицерам труда. При подъезде к Сорок второй улице Гонсалес передал всем машинам предупреждение, но Пэтси продолжал двигаться прямо.

– О’кей, он едет мимо, – сообщил агент. – Следующий съезд на Шестьдесят первой улице.

Он повесил микрофон на крючок, но из динамика послышался пронзительный крик:

– Ты сказал, он съезжает на Шестьдесят первую? Прием.

Гонсалес раздраженно посмотрел на Игана и снова потянулся к микрофону.

– Разве я говорю с акцентом? – спросил он с грустной улыбкой.

Иган хохотнул.

– Нет, все дело в чертовом передатчике. Вчера вечером он тоже плохо работал, и я совсем об этом забыл.

– Повторяю, – четко произнес в микрофон агент, – объект не съехал, повторяю, не съехал с шоссе на Сорок вторую улицу, двигается в северном направлении. Если он свернет на Шестьдесят первую улицу, я сообщу. Как поняли, прием?

В ответ раздался гам металлических голосов, в котором в конце концов удалось различить один:

– …ваш сигнал очень слаб. Если объект проскочит мимо и мы его не заметим, у нас будут проблемы…

Гонсалес выдавил усмешку:

– Вас понял.

Иган потряс головой и буркнул:

– Черт! – Он не отрывал взгляд от маленького «олдсмобиля», находившегося, наверное, в четверти мили перед ними. – Он перестраивается в левый ряд. Похоже, действительно Шестьдесят первая. Да, он съезжает! Скажи им!

– Шестьдесят первая, Шестьдесят первая! – прокричал агент, почти прижав микрофон к губам. – Объект съехал с шоссе на Шестьдесят первую. Как слышите?

– Шестьдесят первая. Вас понял.

Гонсалес с Иганом обменялись улыбками. Но они по-прежнему не могли отпускать Пэтси. У них не было абсолютной уверенности, что рандеву назначено на Восемьдесят первой улице и Ист-Энд – оно могло состояться в любом месте этого района. К счастью, у съезда с шоссе на Шестьдесят первую улицу стояла машина с детективами, которые должны были заметить, в каком направлении проехал Пэтси. Но Иган хотел проводить его лично к месту исполнения заключительной сцены спектакля.

«Корвейр» приближался к съезду на Шестьдесят первую улицу, когда из динамика послышалось:

– Объект поворачивает на Йорк в верхнюю часть города…

– Хорошо, что приемник исправен, – радостно прокомментировал Гонсалес.

– Да, это что-то… Ну, Луи, кажется, мы были правы.

В 9:30 четыре офицера, расположившиеся в мебельной мастерской на западной стороне Ист-Энд-авеню, с удивлением увидели, что перед домом номер 45 материализовались двое из трех пропавших лягушатников – Франсуа Барбье и Ж. Муран.

Никто из офицеров – ни Сонни, ни Уотерс, ни Хоукс, ни Флеминг – не видел, как появились французы. Они не могли себе представить, откуда французы пришли или приехали. Также непонятно было, вместе они прибыли или по отдельности. Перед этим детективы напряженно следили за радиоотчетом о въезде Пэтси Фуки на Манхэттен и его передвижении в верхнюю часть города, потом переживали, выдержит ли передатчик Эдди Игана. То один, то другой подходил к окну и оглядывал близлежащую улицу, но только когда подтвердилось, что Пэтси движется по Йорк-авеню на север и, несомненно, по направлению к ним, они сосредоточили все внимание на здании, расположенном на противоположной стороне. И вдруг, к крайнему своему удивлению, обнаружили, что лягушатники, номер два и три, уже находятся там.

– Эти парни появляются и исчезают так, будто у них есть волшебная лампа, – восхищенно сказал Уотерс, а Сонни вернулся к радиостанции, чтобы предупредить всех офицеров, находившихся поблизости.

Детективы были повсюду, на Ист-Энд-авеню, на всех поперечных улицах от Семьдесят девятой до Восемьдесят шестой и на запад до Второй авеню. Даже четверка на командном посту в мебельной мастерской не знала точно, кто есть где или, если на то пошло, кто есть кто. Поскольку в полиции понятия не имели, чего можно ожидать, многие пешие офицеры, изменив свой вид самыми разнообразными способами, находились в непосредственной близости к дому номер 45. Здесь были строительные разнорабочие, продавцы в магазинах, дорожные рабочие, отцы, гулявшие с детскими колясками, строго одетые торговцы вразнос. Остальные сидели в машинах в ключевых местах, откуда могли быстро передать «пешеходам» полученные по радио сообщения. Пара офицеров даже разъезжали по району в специальных такси. Со своей стороны Сонни, одетый в шерстяную куртку, широкие брюки и сапоги чакка, уже договорился с хозяином соседнего винного магазина, что при необходимости сможет воспользоваться его велосипедом для доставки. Уотерс, одетый в деловой костюм, мог изображать кого угодно.

Офицерам приходилось постоянно напоминать себе, что их задача состояла только в наблюдении. Они не должны были предпринимать никакие явные шаги до получения определенных оснований для ареста и обвинения в тяжком преступлении, например, до установления факта обмена или хранения предполагаемого товара.

Барбье и Муран стояли напротив дома номер 45 около пятнадцати минут, переговариваясь и изредка поглядывая вверх и вниз по улице. Сонни наблюдал за ними через полевой бинокль. Оба француза были одеты консервативно – черные пальто, темные костюмы, белые сорочки, однотонные галстуки. На Мурене была серая фетровая шляпа, Барбье не носил головного убора, и его густые каштановые волосы развевались по ветру. Конечно, они кого-то ждали, и кого еще, если не Пэтси?

От Игана больше не поступало никаких известий, последний раз он сообщил, что следует за Пэтси по Йорк-авеню. Но вот из динамика донеслось потрескивание.

– Объект медленно направляется вверх по Ист-Энд от Семьдесят девятой.

Офицеры столпились у окна на третьем этаже. Они уже могли различить машину Пэтси. Приблизившись к Восемьдесят первой улице, он помедлил, затем сделал широкий, медленный поворот налево. На другой стороне Ист-Энд-авеню Барбье дотронулся до руки Мурана, и оба они посмотрели в сторону перекрестка. Барбье махнул рукой, показывая, что узнал Пэтси, затем «олдсмобиль» покинул доступное офицерам на командном пункте поле обзора.

– Объект движется на запад по Восемьдесят первой, – доложил кто-то.

– Кто его возьмет? – осведомился другой голос.

В ответ прозвучал неразборчивый из-за помех ответ. Уотерс схватил микрофон.

– Кто-нибудь сказал, что принял объект?

Несколько секунд спустя отозвался новый голос:

– Вижу его, он поворачивает направо на Йорк. Есть кто-нибудь выше по Йорк-авеню?

– Вот черт! – прорычал Сонни.

– Эй, смотрите-ка! – позвал от окна Винни Хоукс.

Французы направились через Ист-Энд к углу дома, за которым исчез автомобиль Пэтси. Но посреди улицы они остановились и перекинулись несколькими фразами, после чего Муран повернулся, быстро зашагал к дому номер 45 и скрылся в гараже. Барбье продолжил путь по противоположному тротуару. Не спеша он дошел до перекрестка и оглядел Восемьдесят первую улицу, затем медленно двинулся в обратную сторону, к Восемьдесят второй, держась так близко к зданиям, что сразу пропал из виду.

– Кому-нибудь нужно спуститься, а то все они опять исчезнут в клубах дыма, – предложил Флеминг.

Сонни и Уотерс скатились по лестнице на улицу. Барбье стоял перед соседним многоквартирным домом, повернувшись спиной к стене и пристально глядя на дом номер 45. Уотерс неторопливо двинулся к Восемьдесят первой улице, а Сонни ринулся в винный магазин, расположенный в двух шагах от входа в здание. Через минуту он вышел оттуда с коричневым бумажным пакетом и положил его в ящик, прикрепленный к трехколесному велосипеду, стоявшему у обочины. Потом, делая вид, что его не интересует мужчина в черном, стоявший в пятидесяти футах от него, Сонни сел на велосипед и принялся крутить педали, направляясь вверх по Ист-Энд. Добравшись лишь до Восемьдесят третьей улицы, он завернул за стоявший у тротуара грузовик и сосредоточил внимание на нижней части авеню.

Тем временем Уотерс свернул на Восемьдесят первую улицу, но не увидел на ней никого похожего на французов. Осторожно вернувшись к углу, агент бросил быстрый взгляд на Ист-Энд и успокоился – у следующего здания по-прежнему стоял лягушатник номер два. Уотерс принялся ждать. Прошло еще несколько минут, и из гаража появился лягушатник номер три. Теперь при нем был синий чемодан, такой же – а возможно, и тот же самый, – как тот, что принес Жан Жеан на встречу с Пэтси вечером на прошлой неделе. Уотерс подумал, что и лягушатник номер один мог здесь появиться.

Муран пересек авеню и присоединился к Барбье. Какое-то время они разговаривали, затем двинулись в сторону Восемьдесят второй улицы. Уотерс последовал за ними. Посмотрев вперед, он увидел, что Сонни тоже возвращается к велосипеду. Французы свернули на Восемьдесят вторую улицу. Когда Уотерс дошел до перекрестка, Сонни уже сделал поворот и с трудом преодолевал подъем на своем неуклюжем транспортном средстве.

В середине квартала, между Ист-Энд и Йорк-авеню, стояла маленькая синяя машина. Как только Барбье с Мураном подошли к ней, водитель наклонился вправо и открыл правую дверь, а когда он снова выпрямился, Уотерс узнал Пэтси. Пока французы забирались в машину – сначала Барбье, потом Муран, не выпускавший из рук синий чемодан, – Сонни на велосипеде проследовал мимо них. Уотерс продолжал к ним приближаться. «Олдсмобиль» тронулся с места и проехал в противоположную сторону, к Ист-Энд. В нем находились только три человека. Где же Жеан? Уотерс и Сонни, оставшиеся в середине квартала, проследили, как синяя малолитражка свернула на Ист-Энд-авеню в северном направлении.

Позади них, дальше по Восемьдесят второй улице, на углу Йорк-авеню, Эдди Иган и Луис Гонсалес из «корвейра» Игана видели, что Пэтси остановил машину внутри квартала. Потом они наблюдали, как двое мужчин, один из которых нес что-то вроде чемодана, приблизились к «олдсмобилю» и сели в него. С такого расстояния офицеры не могли визуально их идентифицировать, но из радиодонесений знали, что это лягушатники номер два и три и что у Мурана был чемодан. Они смогли заметить, как машина свернула налево, на Ист-Энд. Вскоре голос из динамика объявил, что «олдсмобиль» снова сворачивает налево, на Восемьдесят третью улицу, и двигается по ней в западном направлении. Иган проехал к следующему перекрестку Восемьдесят третьей с Йорк-авеню. Небольшой синий автомобиль приближался к ним справа. Импульсивно Иган повернул «корвейр» влево на Восемьдесят третью улицу и направился на запад. Они почти подъехали к Первой авеню, когда Гонсалес, смотревший в зеркало заднего вида, сообщил, что «олдсмобиль», ждавший смены сигнала у светофора, пересек Йорк-авеню и продолжил движение по Восемьдесят третьей улице.

На Первой авеню Иган повернул и медленно поехал в сторону верхней части города. Сигнал светофора у Восемьдесят четвертой улицы сменился на зеленый, и Иган подтянул «корвейр» к углу Восемьдесят пятой. «Олдсмобиль» с Пэтси и двумя французами все еще не появлялся в зеркале заднего вида.

Тем временем в эфире началось растерянное бормотание.

– Где они сейчас?

– Последний раз мы точно видели их на Восемьдесят третьей…

– Кто-нибудь их нашел?

– Кто-нибудь их видит?

– Луи, попробуй еще разок, – не выдержал Иган. – Скажи им, где мы находимся.

Агент прокричал в микрофон, затем прислушался. По реакции было ясно, что их никто не принимает. Гонсалес хмуро посмотрел на Игана.

Детектив покачал головой и мрачно взглянул на неисправную радиостанцию.

– Вот так пинок в зад мы получили!

Вдруг Гонсалес сполз с сиденья и скорчился на полу.

– Осторожно – не поворачивайся!

– В чем дело? – Иган застыл на сиденье, уставившись прямо перед собой.

– Это они! Прямо рядом с тобой! Ждут на светофоре. Господи, это ирландское счастье не оставляет тебя ни ночью ни днем! Теперь они в машине все, и большой лягушатник тоже!

– Жеан? – Игану пришлось прикладывать немалые физические усилия, чтобы держать голову прямо. – Наверное, они подхватили его где-то между Йорк и Первой.

– Трогаются.

Сигнал сменился, и «олдсмобиль» продолжил движение на север. Иган схватил микрофон.

– Это Пучеглазый. Кто-нибудь следует за ними? – В его голосе зазвучала безысходность. – Они едут на север по Первой авеню. Есть кто-нибудь на хвосте? – Он щелкнул переключателем, и в динамике раздался гам голосов других офицеров – все спрашивали друг друга, видит ли кто-нибудь «олдсмобиль». – Кто меня слышит, ответьте, – взмолился Иган.

В это время впереди голубая малолитражка начала поворот направо на Восемьдесят шестую улицу.

– Ну, Луи, кажется, нам придется действовать самостоятельно, – решительно произнес Иган. Он освободил ручной тормоз, и «корвейр» прыгнул вперед. Поворачивая за угол на Восемьдесят шестую улицу, они увидели, что «олдсмобиль» делает еще один поворот, чтобы двинуться по Йорк-авеню в сторону центра. – Давай не будем оставлять попытки, – сказал детектив Гонсалесу. – Продолжай докладывать о маршруте, вдруг кто-нибудь нас поймает.

Пока агент передавал сведения об их продвижении обратно к центру, Иган попеременно то смотрел вперед, наблюдая за синим автомобилем, то окидывал взглядом каждую улицу, которую они пересекали, в поисках помощи. При таком многочисленном отряде, прикрывавшем относительно небольшую территорию, казалось невероятным, что участники преступного сговора сумели избежать слежки и ехали бы абсолютно свободно, если бы не его с Гонсалесом «ирландское» счастье. Из динамика продолжали доноситься озабоченные голоса.

У северо-западного угла Восемьдесят второй улицы «олдсмобиль» замедлил ход и остановился. Из него вышел только Барбье, лягушатник номер два. Машина двинулась дальше, а Барбье пересек Йорк-авеню и направился на восток, в сторону реки. Гонсалес буквально прокричал сообщение в микрофон. И опять – никакой реакции.

Несколько минут спустя на Семьдесят девятой улице «олдсмобиль» снова подъехал к обочине. Через мгновение на тротуар ступил лягушатник номер три. В руках у Мурана больше не было синего чемодана. Он подождал на углу вместе с задержавшимся на красном свете автомобилем, затем, когда Пэтси повел машину дальше, зашагал на запад.

– Ну, вот и еще один, – горько пожаловался Иган. – Если никого из наших парней рядом нет, мы никогда больше не увидим этого типа! Проклятье! – Он с силой ударил по «баранке».

Гонсалес снова передал сообщение. Но из болтовни в эфире было ясно, что их не слышат, и никто, кроме них, не видит Мурана.

– Лягушатник номер два снова здесь! – прорвался в машину возбужденный голос Сонни. – Он один, пересекает Ист-Энд по направлению к дому сорок пять… Подходит к какому-то парню. Где же Пэтси и еще один лягушатник? Кто-нибудь их обнаружил?

Иган вырвал микрофон у Гонсалеса.

– Хмурый! Это Пучеглазый. Я их обнаружил! Слышишь меня? Я следую за парнем из Бруклина, с ним лягушатник номер один! Хмурый, как меня слышишь?

– Лягушатник номер два и другой парень садятся в автомобиль, который им вывели из гаража! – воскликнул Сонни, очевидно не подозревавший, что к нему взывает партнер. – Это черный «бьюик»-седан, я бы сказал, шестидесятого… эй! На нем заграничные номера! Восемнадцать-эль-ю-семьдесят пять, повторяю, один, восемь, эль, ю, семь, пять… – Внезапно его речь стала неразборчивой из-за наложения на фон нескольких кричавших голосов.

Игану и Гонсалесу оставалось только одно – следовать за Пэтси и Жеаном. Все равно это ключевые персонажи, сказал себе Иган. И что, быть может, еще важнее, синий чемодан по-прежнему находился в этой машине… Тем временем синий «олдсмобиль» уже пересек Семидесятую улицу. Не доехав до перекрестка с Шестьдесят третьей, Пэтси свернул к тротуару и остановился. Те несколько минут, пока они с Жеаном сидели в машине и разговаривали, Гонсалес яростно пытался получить хоть какой-либо отклик по радио. Потом дверь «олдсмобиля» отворилась и лягушатник номер один вышел. В руке он держал черную сумку, напоминавшую кожаный саквояж для инструментов, с которым накануне видели Пэтси. Жеан захлопнул дверь, низко наклонился и коснулся пальцами шляпы, прощаясь с Пэтси, затем, как всегда, прямой и величественный, дошел до угла и исчез, свернув на запад, на Шестьдесят третью улицу.

– О боже, – провыл Иган в двух кварталах позади. – Теперь уходит главарь и, готов поспорить, в этой черной сумке уносит все бабки! Иисус, Мария и Иосиф! – И он ударил кулаком по радиостанции.

– И Пэтси тоже не стоит на месте, – добавил Гонсалес. – Он сворачивает на Шестьдесят третью налево, направляется на шоссе, а по нему рванет в Нижний Манхэттен. Что нам делать? Жеан уходит с деньгами, а у Пэтси остался синий чемодан, возможно набитый наркотой!

Иган покачал головой.

– У нас все равно нет выбора. Мы должны остаться с Пэтси. – Он прибавил скорость и понесся по Йорк к Шестьдесят третьей улице. – Так не хочется потерять француза, но дерьмо-то у Пэтси. По крайней мере, его мы схватим.

– Пучеглазый! Если слышишь меня, вернись сюда на Ист-Энд, скорее! – Это был Сонни, в его голосе звучали умоляющие нотки.

В очередной тщетной попытке Иган прокричал в микрофон:

– Сонни, не могу! Мы с Луи преследуем Пэтси! Синий чемодан все еще в его машине!

– Пучеглазый, пожалуйста, если ты меня слышишь, вернись сюда! Мы задержали двух французов!

– О нет! – прогремел детектив. – Это ошибка! Они взяли не тех! Проклятье!

– Судя по его голосу, у них возникли проблемы, – озабоченно заметил Гонсалес.

– Да пошли они! – оборвал его Иган. – Что же нам, бросить Пэтси? Просто потому, что они паникуют?

Они подъехали к пересечению с Шестьдесят третьей улицей.

– А вдруг им нужна помощь? – не уступал агент.

С исказившимся лицом Иган взглянул на него. После долгого, тяжелого молчания он выдохнул:

– Эх, – и круто развернул «корвейр».

«Олдсмобиль» Пэтси удалялся в сторону центра.

Офицеры в мебельной мастерской напротив дома номер 45 по Ист-Энд-авеню пребывали в возбужденном состоянии: сначала они не поверили в произошедшее, затем пришли в ярость от унижения и, наконец, как предположил Иган, бешено запаниковали, начав понимать, что провалили все. Сонни и Уотерс, проследив, как автомобиль Пэтси с двумя французами на местах пассажиров свернул с Восемьдесят второй улицы на Ист-Энд, помчались обратно на командный пункт, где от Хоукса и Флеминга узнали, что «олдсмобиль» видели двигавшимся в западном направлении по Восемьдесят третьей улице. А затем – ничего. На каждом перекрестке и даже кое-где в середине кварталов вплоть до Второй авеню были расставлены офицеры в машинах и пешие наблюдатели, и все-таки каким-то необъяснимым образом объектам, очевидно, удалось проскользнуть незамеченными!

Но на самом деле офицеры знали, что в этом ошеломительном побеге не было ничего таинственного. Похожие случаи были на памяти каждого из них. Эффективность наблюдения зависела от расторопности занятых в операции офицеров и от аккуратной передачи информации о передвижении объекта в следующую вероятную точку наблюдения. Очень может быть, что на этот раз произошло какое-либо непредусмотренное событие. Одна из групп детективов вдоль маршрута могла отвлечься на несколько секунд, необходимые автомобилю – который не все эти офицеры видели раньше, – чтобы проехать мимо них. Возможно, из-за какой-то злосчастной несогласованности пеший патрульный переходил на новое место или обменивался наблюдениями с радиофицированной машиной как раз в тот момент, когда мимо проезжали Пэтси и французы. Что бы это ни было, но как только передача эстафеты оборвалась в одной точке, точность информации должна была быстро падать, так что детективы, находившиеся дальше вдоль маршрута бегства, также могли пропустить наблюдаемый автомобиль. Когда модель перестала действовать, офицеры уже не знали, в какую сторону смотреть, и в таких условиях не придавали значения даже очевидным фактам.

С каждой проходившей минутой реальность становилась все более унизительной, и офицеры все яснее понимали, что хотя в их сетях находилось трое подозреваемых в серьезном преступлении и по ходу дела можно было захватить четвертого, но вся их добыча вдруг исчезла. А затем, в десять часов с минутами, из радио послышалось:

– Один из лягушатников вернулся – лягушатник номер два! Он один, идет по Восемьдесят второй к Ист-Энд…

Офицеры снова бросились к окну. Еще несколько минут назад они заметили импозантного мужчину в элегантном черном кожаном пальто, нетерпеливо расхаживавшего перед домом номер 45. Но, не считая замечания Флеминга об определенно «иностранном» виде этого человека, никакого значения его появлению придано не было. В этом районе довольно часто встречались хорошо одетые господа и понимавшие в моде дамы. Но теперь офицеры наблюдали, как Барбье вышел с Восемьдесят второй улицы и шагал через Ист-Энд, направляясь прямо к незнакомцу. Они обменялись рукопожатиями и начали разговор.

– Еще один! – воскликнул Уотерс, направив на них полевой бинокль. – Что за тип? Никогда его не видел. В нем около пяти футов десяти дюймов, за сорок лет. – Уотерс передал описание нового подозреваемого на базовую станцию и офицерам, патрулировавшим район. – Крепкого телосложения, густые каштановые волосы.

В это время Барбье достал из кармана пальто клочок бумаги и протянул другому мужчине. Уотерс сказал, что это напоминает квитанцию, возможно, квитанцию из гаража. Вновь прибывший шагнул к съезду в гараж и помахал кому-то, кто находился внутри. Через мгновение из гаража вышел чернокожий служащий, взял квитанцию и вернулся внутрь.

– Не нравится мне это, – недовольно проворчал Уотерс. – Они забирают машину из гаража. Барбье собирается бежать. Мы не можем еще раз это допустить.

– Посмотрим, – прошептал Сонни у него за плечом.

Из мрака гаража медленно появился массивный автомобиль. Они продолжали смотреть, а Сонни, сжимавший микрофон, описывал сцену для детективов, слушавших его по всему району.

Барбье и незнакомец расположились в седане, первый занял место пассажира, второй – место водителя.

– Фрэнк! – воскликнул Сонни. – Это иностранный «бьюик»! Помнишь канадскую машину.

– Черт, быстро на улицу! – заорал Уотерс. – Это доставка груза!

Они побежали вниз по лестнице. Когда они оказались на тротуаре, черный «бьюик» уже выехал на проезжую часть и двигался в сторону, противоположную центру. Белый «олдсмобиль» Уотерса был припаркован на перекрестке Восемьдесят первой улицы в сторону центра. Они вскочили в него, агент, не позаботившись закрыть дверь, сразу включил двигатель и заставил машину с визгом развернуться. «Бьюик» уже проехал Восемьдесят третью улицу и набирал скорость.

– Пока мы не собираемся их задерживать… – то ли утвердительно, то ли вопросительно произнес Сонни.

– Посмотрим, как будут развиваться события, – неопределенно отозвался Уотерс.

– Быстро едут, – заметил Сонни. – На Восемьдесят четвертой проехали на красный свет!

– Барбье оглядывается. Смотри, он велит водителю прибавить скорости.

«Бьюик» приближался к следующему перекрестку, где тоже горел красный свет, но, вместо того чтобы затормозить, огромный седан проехал Восемьдесят пятую улицу без остановки и помчался дальше по Ист-Энд.

– Ты видел? – вскричал Уотерс.

– Они удирают! В машине что-то должно быть!

– А Барбье все наблюдает.

Уотерс нажал на газ.

– Возьмем их?

– Ох, не знаю.

– Если будем держаться за ними, как сейчас, они нас все равно сделают…

– Не хотелось бы торопить события… О, черт, берем их!

Резко увеличив скорость, «олдсмобиль» с ревом промчался на стоп-сигналы через Восемьдесят четвертую и Восемьдесят пятую улицы и стал быстро догонять «бьюик». Мимо пролетели Восемьдесят шестая и Восемьдесят седьмая улицы. По мере того как белый автомобиль сокращал отставание, Барбье волновался все сильнее. При пересечении Восемьдесят восьмой улицы передняя часть «олдсмобиля» Уотерса уже оказалась рядом с левым задним крылом «бьюика». Уотерс стал часто жать на сигнал, предлагая «бьюику» освободить дорогу. Сонни, высунувшись в окно, махал водителю, требуя остановиться. Внезапно «бьюик» сбросил скорость, тогда Уотерс свернул вправо, и «олдсмобиль», скрипя тормозами, остановился как раз перед Восемьдесят девятой улицей.

Сонни сразу схватил микрофон.

– Пучеглазый! Если слышишь меня, вернись сюда на Ист-Энд, скорее! Мы задержали двух французов!

Лишь когда офицеры выпрыгнули из машины и встали с двух сторон от «бьюика» с револьверами наготове, они поняли, что эта сцена разыгралась прямо напротив резиденции мэра, Грейси-мэншен. Перепуганный водитель что-то тараторил по-французски. Его попутчик Барбье угрюмо смотрел на детективов.

– Ладно, успокойтесь, – сказал Сонни. – Посмотрим ваши документы. Ваши документы! – Детектив достал собственный бумажник и показал значок. – Документы, оба, – повторил он.

Водитель полез во внутренний карман пиджака – Сонни направил на него оружие, – медленно достал бумажник и протянул офицеру.

– Нет, вытряхните содержимое вот сюда, – приказал ему Сонни, указав на верхнюю поверхность приборной доски.

Уотерс жестом велел Барбье сделать то же самое. Уже подтягивались другие машины, и вокруг «бьюика» начали собираться детективы.

– «Жак Анжельвен», – запинаясь, прочитал Сонни в одной из бумаг, написанной по-французски, как и все остальные документы, которые водитель, нервничая, достал из бумажника. – Кажется, вот этот работает во Франции на телевидении. Он даже собирает вырезки посвященных ему материалов.

– А наш старый друг господин Барбье, – прокомментировал Уотерс, – вовсе не Барбье. Согласно паспорту он зовется Скалья, Франсуа Скалья.

Скалья посмотрел на агента.

– Я вам известен?

– Он еще спрашивает! – воскликнул Уотерс.

– Мой английский плохой, – невнятно произнес француз. – Но, pardon, почему я вам известен?

– Мы знаем о тебе достаточно, приятель, – сказал Сонни, заглядывая в противоположное окно. – И ты сам знаешь, что это так.

Скалья что-то отрывисто сказал по-французски Анжельвену. Затем повернулся к Сонни:

– Мы из Франции. За что вы нас остановили? Мы в аресте?

Сонни переглянулся с Уотерсом, чьи глаза обшаривали «бьюик» внутри. У них не было ордера на обыск этой машины, не было даже права обыскивать этих двоих. Обыск без ордера сделал бы неприемлемыми в суде даже самые веские показания. Уотерс угрюмо покачал головой.

– Вы дважды проехали запрещающий сигнал, – сказал Сонни. – Мы собираемся задержать вас для допроса.

– Мы хотим переводчика, – потребовал Скалья.

– Да, само собой…

Вот такую двусмысленную сцену обнаружили Эдди Иган и Луис Гонсалес, подъехавшие вместе с другими офицерами городской полиции и федеральными агентами, которые собирались со всех близлежащих кварталов. Иган подбежал к детективам, толпившимся вокруг «бьюика», и локтями проложил себе дорогу к Сонни.

– Что случилось?! – крикнул он. – Ты в порядке?

– Эдди! – Сонни взял его за руку, отвел в сторону от захваченного автомобиля и рассказал, что произошло.

– Чего же вы добились? – тревожно спросил Иган.

Сонни опустил голову.

– Ничего.

– Ничего? Ты снял меня с Пэтси, чтобы не получить ничего?

– Как «снял с Пэтси»? Ты что, за ним наблюдал?

К ним подошел Уотерс.

– И не только за Пэтси, они там были все! – объявил Иган. – У меня был даже лягушатник номер один.

– Это бред, – усмехнулся Уотерс. – Пэтси вез только двоих французов.

– После того, как вы, ребята, их потеряли, и до того, как я их обнаружил, они подобрали Жеана. Вся четверка была вместе. Я пытался до вас докричаться, но мой передатчик сдох.

– Но где же ты был? – допытывался Сонни, округлив глаза.

Иган сжато описал преследование машины Пэтси и муки, которые он испытывал, видя, как подозреваемые исчезали один за другим.

– Я видел, как вышел этот тип, – сказал он, кивнув в сторону Скальи, – затем настала очередь Мурана и, наконец, Жеана, и это убивало меня, но у меня оставался Пэтси с чемоданом лягушатника в машине. А потом ты меня зовешь, будто тебя насилуют, и я отпускаю Пэтси. В этом году я точно получу первый приз за тупость! – Он с отвращением сплюнул в водосточный желоб.

– Но как же мы могли предполагать? – простонал Сонни.

– Не знаю. Еще я не знаю, как стольким федам и копам удалось потерять этих парней. – Иган посмотрел на часы, было 10:20. – Ладно. Нет никакого смысла стоять здесь и трепаться про всякое дерьмо. Мне нужно найти Пэтси.

– Где же ты его найдешь? – спросил Уотерс.

– Не знаю, но я найду его и задержу. Может, уже слишком поздно, но гарантирую, что до конца дня я использую эти ордера.

– Что нам теперь делать, как считаешь? – умоляюще спросил Сонни.

Иган бросил взгляд на толпу мужчин, окруживших французский «бьюик», затем посмотрел в упор на агента Уотерса.

– Для начала попытайтесь объяснить им следующее: нет ничего особенного в том, что семнадцать полицейских останавливают машину за проезд на красный свет. Это обычная процедура.

В то время как Иган и Гонсалес забирались обратно в «корвейр», Гроссо и Уотерс усаживали французов в машину Уотерса. Они поставили охрану у «бьюика» и отвезли Анжельвена и Скалью к дому номер 45. К тому моменту лейтенант Хоукс уже перенес временный штаб в контору гаража.

– Вам нужен переводчик? – спросил сержант Флеминг.

В ответ Анжельвен и Скалья важно наклонили голову.

Флеминг, Гроссо и агент Уотерс прошли в заднюю половину конторы и посовещались с Хоуксом. Лейтенант недовольно покачал головой.

– Не знаю. Мы взяли двух французских граждан, не имея против них никаких улик. Можем оказаться в неудобном положении.

– Пока мы даже не обыскали их машину, – заметил агент Уотерс.

– Если сделаем это без ордера, то вообще окажемся в дерьме по уши, – проворчал Хоукс. – Но давайте их подержим так долго, как сможем.

Уотерс кивнул.

– Я позвоню к нам в управление, чтобы прислали переводчика, – предложил он.

– Скажи ему, пусть не торопится, – предостерег Хоукс.

– Естественно, – кивнул Уотерс, снимая телефонную трубку. Он связался с Федеральным бюро и поговорил с агентом Мартеном Перой, владевшим французским языком. – Теперь послушай, как сюда добраться, Пера. – Уотерс описал переводчику маршрут, который сначала вился по Нижнему Манхэттену, продолжался через Бруклин в Ямайку, оттуда в аэропорт Ла-Гуардиа, Куинс и опять приводил в Нижний Манхэттен. – Если потеряешься, позвони нам, и мы дадим тебе новые инструкции, – посоветовал Уотерс.

Стоявший рядом Сони мрачно захохотал, представив себе этот путь.

– О’кей, – сказал Уотерс, положив трубку, и устало вздохнул. – Я знал, что мы не должны были их задерживать.

– Что ты говоришь? – завопил Сонни. – Это ты сказал, что их нужно брать!

– Черта с два, – возразил Уотерс. – Ты захотел их взять.

– Ладно, хватит! Попытаемся все-таки спасти это дело, – резко вмешалсяХоукс.

Тем временем Луис Гонсалес и Эдди Иган мчались к центру по шоссе Ист-Ривер-Драйв. Иган был разгневан, но надежды не терял. Они все рехнутся, прежде чем это расследование кончится. У Пэтси было преимущество минут в пятнадцать – двадцать, и этого времени могло ему вполне хватить, чтобы освободиться от наркотиков. Реально можно было надеяться лишь на то, что Пэтси чувствовал себя слишком беспечно и не спешил припрятывать товар. В то же время эта надежда была довольно слабой, если принимать во внимание предполагаемые размеры сделки.

В первую очередь Иган решил заглянуть в «Пайк-Слип-Инн». Именно туда обычно направлялся Пэтси, когда дела шли блестяще и он мог расслабиться. Кроме того, это место находилось неподалеку от любого из мостов в Бруклин. Если Пэтси не оказывалось у Блейра или где-нибудь еще в его старом районе, оставалось только ехать в Бруклин и обыскивать все места, указанные в ордерах, срок действия которых быстро истекал.

Было 10:45, когда Иган свернул с шоссе на Грэнд-стрит и, маневрируя по узким боковым улочкам, направил «корвейр» к Пайк. При дневном свете эта улица выглядела совсем иначе. Вокруг складов царила суета, шла погрузка и разгрузка небольших грузовичков и огромных трейлеров, придвинутых кузовами к платформам, причем некоторые перегораживали просторный проспект наполовину. Ночью, когда тихие тени причалов под широким виадуком казались особенно темными и зловещими, здесь было жутковато. Прибрежный участок создавал впечатление и ощущение угрозы, словно какой-нибудь выдуманный Варварский берег. Но при свете дня жизнь в этом месте била ключом, и пахло здесь только рыбой.

Подъезжая к Пайк-стрит, Иган притормозил, бар находился сразу же за углом. Очень осторожно он сделал поворот.

От удивления у Гонсалеса отвисла челюсть.

– Верую, верую в тебя! – хрипло выговорил агент.

Рядом с заведением Блейра стоял Пэтси и болтал с барменшей Инес. В нескольких футах от него был припаркован синий «олдсмобиль».

Проезжая мимо, вверх по Пайк-стрит, Иган не смог сдержать усмешку.

– Сукин сын! – торжествующе произнес он. – Сукин сын! – Через два квартала он подъехал к тротуару. – Не смотри, – сказал он Гонсалесу, – я вижу его в зеркало.

– Ты думаешь, наркота все еще у него? – поинтересовался агент.

– Он не мог ее сбросить в этом заведении или в какой-либо промежуточной точке. Если задержать его сейчас, а товара при нем не окажется, тогда мы можем с ним распрощаться. Единственная возможность – продолжать следить за ним и надеяться, что он нам его покажет. Вот это дело, вверх, вниз, вверх, вниз, словно «Русские горки», – восторженно произнес Иган.

Не прошло и двух минут, как Пэтси вернулся в малолитражку и, помахав девушке, поехал вверх по Пайк в сторону Восточного Бродвея. Еще чуть-чуть – и снова упустили бы его, подумал Иган.

Вслед за Пэтси они поднялись на Манхэттенский мост и доехали до Бруклина. Гонсалес продолжал постоянно передавать по радио сообщения, тщетно надеясь, что боги электроники смилуются над ними и заставят радиостанцию работать. В возбуждении они забыли обменять ее на новое оборудование, а теперь было слишком поздно.

Пэтси повел их на юг через Бруклин. Он ехал домой. Когда свернул к своему дому на Шестьдесят седьмой улице, Иган остановился на углу Двенадцатой авеню. Детектив снова попробовал докричаться по радио:

– Это Пучеглазый. Всем, кто меня слышит. Я только что проводил Пэтси к его дому в Бруклине. Кто слышит, ответьте!

Ответа не было.

– Это паршиво, Луи, – сказал Иган агенту. – Знаешь, здесь за углом на Шестьдесят восьмой есть гараж. Сбегай туда и позвони на базу, расскажи, где мы находимся. А я посижу здесь и посмотрю, что будет дальше.

– Понял. – Гонсалес соскользнул с сиденья и быстро зашагал к следующему углу.

Через мгновение до Игана дошло, что Пэтси не выходил из машины. Он стоял, не выключая двигатель, на подъездной дороге у своего дома, поперек тротуара. А потом Иган увидел, как Барбара Фука в меховой куртке для автомобиля спустилась по лестнице из дома и села на переднее сиденье рядом с мужем. Детектив поискал взглядом на Двенадцатой авеню Гонсалеса, но тот уже успел свернуть за угол на Шестьдесят восьмую улицу. Между тем Пэтси уже съехал задним ходом с подъездной дороги и направился на восток по Шестьдесят седьмой. У Игана не было выбора – он должен был продолжить преследование в одиночестве.

Пэтси вернулся на шоссе Гованус и направился на север. Иган держался близко, не полагаясь больше на случай. Синяя малолитражка съехала на Третью авеню Бруклина. Стало ясно, что Пэтси приближался к дому родителей!

В нескольких ярдах от входа в дом номер 245 Пэтси нашел место для машины. Иган, поворачивая с Третьей авеню на Седьмую улицу – с односторонним движением в восточном направлении, – заметил, что Пэтси и Барбара вышли из машины. Когда супруги двинулись к двери дома, офицер медленно проехал мимо. У Пэтси не было синего чемодана, с которым два часа назад лягушатник номер три сел в «олдсмобиль». Или за те двадцать минут, когда наблюдение отсутствовало, чемодан был где-то спрятан, подумал Иган, или он по-прежнему находится в машине. Иган остановился у пожарного гидранта на противоположной стороне улицы, на расстоянии двух третей квартала до Четвертой авеню.

Прошло пятнадцать минут, двадцать минут, и детектив раздраженно заерзал на сиденье. Ему не терпелось обыскать машину Пэтси, на которую у него тоже был ордер. Можно было забрать героин, если он там был, и одному, без посторонней помощи, эффектно ворваться в дом и вступить в столкновение. Но по отношению к наркотикам инструкции жестко требовали, чтобы изъятие и арест производили не менее двух офицеров, чтобы всегда был по крайней мере один свидетель, способный дать подкрепляющие показания. В то же время беспокойство принуждало Игана броситься к телефону – он видел стеклянную будку снаружи автомастерских у угла Четвертой авеню. Но все-таки осторожность посоветовала ему не сводить глаз с машины и дома, пока Пэтси не сделает следующий шаг.

И тут Иган увидел Пэтси. Он вышел не из парадной двери, а поднялся по лестнице из подвала. Теперь он был в одной рубашке. Он подошел к машине и, прежде чем ее отпереть, посмотрел в обе стороны по улице. Пэтси склонился над задним сиденьем, а когда выпрямился, в его руке был синий чемодан. Он снова запер левую дверь, снова оглянулся вокруг и скрылся в подвале, под главным входом.

Раскрасневшись от волнения, Иган вывалился из «корвейра» и поспешил к телефонной будке на тротуаре. Держа в поле зрения только часть дома номер 245, дрожащими пальцами он набрал номер базы.

– Это Иган. Что происходит?

– Все словно обезумели, бегают бесцельно туда-сюда, пытаются хоть что-нибудь спасти, – ответил дежурный с базовой станции.

– Французы?

– Пусто. Ничего нет.

– Где все? По-прежнему на Ист-Энд?

– Да. В том гараже организовали штаб. А ты где? Звонил Луис Гонсалес, а потом он перезвонил и сказал…

– Пэтси уходил. Я не мог ждать Луи. Сейчас я слежу за домом старого Фуки на Седьмой улице в Бруклине. Мне кажется, что Пэтси только что перенес товар в дом. Пришли сюда несколько парней. И еще, есть у тебя номер в гараж? Хочу поговорить с Винни Хоуксом.

Снаружи дома Фуки все было тихо. Иган набрал номер гаража в доме номер 45 на Ист-Энд-авеню. Вкратце обрисовав ситуацию лейтенанту Хоуксу, он потребовал от начальника быстро направить подкрепление. Он также попросил, чтобы кто-нибудь принес ему другую радиостанцию. Затем он спросил:

– Как там Сонни и Уотерс?

– Боюсь, мне придется запереть их в двух разных камерах, – сухо сказал Хоукс. – Они дерутся, словно пара котов, спорят, кто первый предложил задержать французов.

– Скажи им, пусть погодят выцарапывать друг другу глаза. Пучеглазый еще спасет их шкуры.

– Ты бы лучше собственную поберег.

Иган вернулся к «корвейру». Было четверть первого. Лучи бледного солнца пытались пробить слои унылых серых облаков. На Седьмой улице все было спокойно, лишь несколько прохожих забредали иногда в этот тихий квартал. Иган сел на правое переднее сиденье «корвейра», положил левую руку на спинку сиденья и опустил на нее подбородок, глядя назад, на дом номер 245 и маленький синий «олдсмобиль», стоявший у тротуара. Пальцы его правой руки забавлялись с кнопкой лежавшей на бедре кобуры со специальным полицейским револьвером 38-го калибра.

За следующие двадцать пять минут через квартал от Третьей авеню проехало довольно много автомобилей, но в 12:40 Иган обратил внимание на автомобиль, медленно проползавший мимо дома Фуки. В нем сидели детектив Дик Аулетта и агент Арчи Флур. Иган оскалил зубы, наклонился к месту водителя, шутливо прижал нос к окну и принялся вращать глазами, изображая клоуна. Заметив его, Аулетта широко улыбнулся. Флур остановил машину сразу же за «корвейром», но Иган жестами велел подвинуться дальше по улице. Он выбрался и прошел за ними по тротуару, поглядывая на дом номер 245 через каждые несколько шагов.

Флур осторожно продвинулся вперед почти до угла. Когда Иган пролез в заднюю дверь и с ворчаньем шлепнулся на сиденье, Аулетта приветствовал его словами:

– Ну, у маленького человечка был тяжелый день?

– И не говори, – хрипло произнес Иган. – Что за неразбериха, а? Знаешь, что мое радио отказало? Черт!

– Твои мучения остались позади, – с улыбкой заметил Флур. – Мы привезли тебе еще один мобильный блок.

– Чудесно! – Иган изогнулся, чтобы бросить долгий взгляд в заднее окно, потом повернулся обратно. – Все же я бы не сказал, что наши проблемы уже позади. – И он поведал о своих наблюдениях и подозрениях.

– И как же мы действуем? – спросил Аулетта. – Будем брать?

– Я думал об этом, – сказал Иган. – И мне кажется лучше подождать, пока Пэтси не выйдет снова. Хочу посмотреть, возьмет ли он опять с собой чемодан. Если возьмет, мы разделимся, и вы проследите за ним. Если он выйдет с пустыми руками, задержим его. В любом случае вы пригодитесь. Никогда не знаешь, как будут развиваться события.

– Погоди-ка! – предупредил Флур, уставившись назад на Седьмую улицу. – Пэтси и Барбара выходят. – Трое офицеров, пригнувшись пониже, осторожно наблюдали, как супруги обходили с двух сторон «олдсмобиль». Синего чемодана у Пэтси не было.

– Ну, ребята, вы появились как раз вовремя! – воскликнул Иган. – Слушай, Арчи, мы пропустим парочку, а затем вы их возьмете. В это время я вернусь к дому. Мне нужно сначала достать ордера из машины. Дайте мне радио, вдруг нам захочется поболтать.

Флур протянул плоскую серую переносную рацию. Все трое резко наклонили головы и выжидали, пока синяя малолитражка приближалась к ним и проезжала мимо.

Как только «олдсмобиль» свернул направо на Четвертую авеню, Иган выскочил на тротуар и помчался к своей машине. Сзади он услышал резкий визг шин – это Флур и Аулетта тоже повернули за угол. Путаясь в ключах, детектив отпер «бардачок» и начал разбирать толстую мятую пачку документов. Нетерпеливо фыркнув, он запихнул их все во внутренний карман куртки. С рацией в одной руке и пистолетом в другой Иган пересек улицу и направился к дому номер 245.

Глава 17

На звонок Игана дверь открыл Джозеф Фука. Это был низенький, сморщенный старичок с растрепанными седыми волосами и суточной щетиной, в грязной белой рубашке с закатанными до локтей рукавами.

– Да? – Он сердито и подозрительно посмотрел на рыжеволосого здоровяка у двери.

Свободной рукой Иган откинул крышку футляра со значком.

– Офицер полиции. У меня есть ордер на обыск этого дома. Вы Джозеф Фука?

– Полицейский? Что надо? Я не… – Заметив пистолет в другой руке Игана, Фука побледнел, его челюсть отвисла.

– Веди себя хорошо и не оказывай сопротивления, тогда мы прекрасно поладим, – невозмутимо произнес Иган, протискиваясь через дверной проем в небольшой холл. – Итак, ты Джо Фука, верно? – Старик продолжал смотреть на пистолет. – Кто еще в доме? – спросил детектив. В ответ Фука только молча покачал головой. – О’кей. – Иган засунул пистолет обратно в кобуру под курткой. – Так лучше?

Детектив еще раз тщательно рассмотрел коротышку. Его бесформенные брюки были испачканы старой краской и следами какой-то белой пыли. Изношенные коричневые ботинки также были покрыты белым порошком.

– Так, старик, – скомандовал Иган. – Давай пройдем внутрь.

– У меня нет ничего, что вы хотите, – запротестовал Фука. – Что вы пришли…

– Флур на связи, – послышался из-под куртки Игана металлический голос.

Фука испуганно вздрогнул.

Усмехнувшись, детектив поднес микрофон ко рту.

– Вы их взяли?

– Взяли.

– Проблемы были?

– Ответ отрицательный.

– Привезите их обратно, как поняли?

– Вас понял.

Толкая Фуку перед собой, Иган пробрался в переднюю гостиную. Здесь стояла старомодная, в основном дешевая и потертая мебель. Пожелтевшие, когда-то белые салфеточки маскировали подлокотники и подголовники, пол покрывал старый зеленый линолеум. Комната выглядела довольно опрятно, но каким-то образом производила впечатление нечистоплотности. Иган почувствовал легко узнаваемый, немного застоявшийся запах итальянских специй.

– Где твоя жена? – спросил он.

– Она вышла.

– Это плохо. Мы ждем гостей – твоего сына Пэтси с женой.

– С какой стати, они только что уехали. – Старик пристально посмотрел на Игана. – Зачем все это? У меня ничего нет!

– Кое-что у тебя точно есть, – оборвал его Иган. – Через несколько минут мы это найдем, и тогда, мистер, у вас будет много неприятностей.

Прозвенел дверной звонок.

– Стой здесь! – приказал детектив. Он подошел к двери. За ней оказались детектив Джим Херли и агент Джек Райпа. – Привет, бандиты! Входите. Вечеринка скоро начнется.

– Мы слышали по радио, – сказал Херли. – Другие ребята уже приехали?

– Нет пока.

– Значит, скоро будут. Ты думаешь, у них здесь склад?

– Думаю, да, – ответил Иган, – но скоро мы узнаем это точно. Начинайте обыск. – Пока он стоял в дверном проеме, пропуская офицеров, подъехала еще одна машина. Это были Флур и Аулетта с пленниками. – Ну, – воскликнул Иган, – а вот и наш пакет с призом!

Чрезвычайно мрачный Пэтси пересек тротуар перед Барбарой и Аулеттой, замыкал процессию Флур. За этим человеком Иган и его партнеры следили несколько месяцев, каждое его движение подлежало наблюдению, изучению и анализу, но теперь он не казался детективам таким значительным и грозным, скорее подавленным. Смотрел Пэтси настороженно. Он двигался, будто пойманный зверь, который чувствовал, что его конец близок, но все еще мог пустить в ход когти, чтобы, как только представится удобный случай, попытаться вернуть себе свободу.

Иган подтолкнул Пэтси в гостиную, за ним в безвкусном белокуром парике, жуя резинку, вошла Барбара. Пока в дом входили Аулетта и Флур, подъехали еще две машины, и к ним присоединились еще четыре детектива. Осмотр дома начался.

Разговор с Пэтси Иган начал с лобовой атаки:

– Итак, ты можешь все гораздо упростить, если сразу же скажешь, где лежит наркота.

– Какая наркота? – прорычал Пэтси. – Что за чертовщина? Вы бы лучше!..

Иган помахал перед ним пачкой документов.

– У нас есть ордера для тебя и практически каждого места, в которое ты заглядывал за последние три месяца. Ты, твоя жена, твой дом, две твои машины, твоя лавка, семья Травато, их машина, твой брат Тони и его дом, вот это помещение, твои отец и мать… – Он сделал паузу, с удовольствием отметив, что явно удивленный Пэтси заметно побледнел и заморгал. – Даже твои французские друзья, оставшиеся в Нью-Йорке!

Лишь через минуту Пэтси обрел дар речи. Он потряс головой и поднял глаза.

– Какие французские друзья? Я вообще не знаю ни одного француза – только Денизу Дарсель…^[18]

– Вот как? Хорошо, тогда тебя не должно волновать, что все они были арестованы сразу же после вашего расставания.

– Я даже не знаю, о чем вы говорите. – Он старался держаться нагло. – Что вы от меня хотите?

– Ты получил груз наркотиков и припрятал его в этом доме, – обвинил его Иган, прекрасно понимая, что сам тоже в какой-то степени блефует. Он не мог быть уверен, что Пэтси не избавился от героина, а чемодан, который он принес в дом родителей, не пуст.

– Какие наркотики? – спросил Пэтси, глядя глазами мальчика из церковного хора.

Подбоченясь и расставив ноги, Иган рассматривал Пэтси с нескрываемым презрением, его взгляд неторопливо опустился от лица к ногам. Обувь молодого человека, как и ботинки его отца, покрывал тонкий слой белого порошка. Детектив еще раз посмотрел на обувь старого Фуки, затем на Пэтси и бросил старику:

– Ну ладно, папаша, как нам спуститься в подвал?

Мгновенный проблеск в глазах Пэтси мог быть вызван страхом.

Неохотно Фука проводил их к двери в узком коридоре, соединявшем гостиную с задней частью квартиры.

– Открой дверь, – приказал Иган. Внизу было темно. – Свет!

Фука щелкнул выключателем за дверью. Иган взглянул вниз. У самой лестницы на цементном полу лежал синий чемодан. Детектив оглянулся на отца и сына, и на его губах появилась улыбка.

– Если придется, мы разберем это место по кирпичику, пока не найдем то, что ищем. – Внешне Пэтси сохранял невозмутимость. Старик с откровенной злостью смотрел на Игана. – Нет? Хорошо. Подержите их здесь, – сказал он Аулетте и другим офицерам и исчез, спустившись по деревянной лестнице.

Для подвала это место было слишком опрятным, не уступавшим по чистоте гостиной. Помещение имело форму узкого прямоугольника, вытянутого от стены, выходящей на улицу, до задней части дома. С передней стороны имелась дверь на улицу и два заколоченных досками окна. Еще два небольших окна сверху задней стены выходили во двор. С той стороны подвал разделялся обшитыми деревом перегородками на три отсека, три широких бункера, очевидно использовавшихся как хранилища. В одном углу, рядом с пожелтевшей трубой стояла электрическая стиральная машина и сушилка, в другом углу – черный бойлер и водонагреватель. Сверху проходил покрытый асбестом трубопровод для горячей воды. Весь пол был в пятнах, но подметен очень чисто – не совсем обычно даже для такого аккуратного подвала, подумал Иган.

Он встал на колени рядом с открытым чемоданом. Хотя тот был пуст, но в его углах Иган сразу заметил тонкие полоски белого порошкообразного вещества. Иган собрал его пальцем и положил на язык. Вкус был кисло-горький. Вкус героина.

Ухмыляясь, Иган посмотрел наверх на Пэтси, стоявшего на верхней ступеньке. Из-за его плеча выглядывал Дик Аулетта.

– Только здесь достаточно дерьма, чтобы ты сел. С таким прошлым ты получишь лет десять. Но я скажу тебе вот что: для тебя я постараюсь утроить этот срок! Надень на него наручники, Дик.

Пока Иган смотрел вверх, его внимание привлекла группа больших темных пятен на оштукатуренном потолке над лестницей. Он поднялся на ноги, встал на нижнюю ступеньку и осторожно потрогал одно из пятен. Оно было мокрым, словно недавно это место заново оштукатурили. Таких пятен было четыре, все они имели разные размеры, а одно из них превышало фут в диаметре. Еще Иган впервые заметил, что за лестницей и прямо под этими пятнами стояла старая газовая плита и все четыре ее горелки были зажжены – будто для ускорения просушки влажной штукатурки.

– Так, так! – Иган весело ухмыльнулся и снова поглядел на Пэтси, чье настроение, по-видимому, продолжало ухудшаться.

Детектив подошел к одному из складских отсеков, нашел там пустой деревянный ящик, поставил у плиты и взобрался на него. Осторожно он прощупал одно из пятен, затем его рука легко прошла через мокрую штукатурку. Подтянув рукав с запястья, он засунул руку подальше. Пальцы сомкнулись на гладком, бугорчатом пакете. Это был мешочек, обернутый пластиком, примерно того же размера и формы, что и длинный пакет с рисом, но заполнен он был белым порошком. Весил пакет около фунта – полкило героина!

– Дик, – позвал Иган Аулетту. – У тебя есть полевой тестер?

– У Арчи их навалом.

– Скажи ему, пусть идет сюда. Думаю, мы наткнулись на жилу!

Стуча каблуками, Флур спустился по лестнице. Увидев в руках у Игана сверток, он присвистнул:

– Ты посмотри!

– Давай-ка его обработаем.

Флур достал маленькую баночку, похожую на коробку для пилюль, и извлек из нее миниатюрную стеклянную ампулу с прозрачной жидкостью. С треском отломав у него верхушку, он протянул пузырек Игану. Эта жидкость содержала небольшое количество серной кислоты и формальдегида и называлась реактивом Марки в честь химика, создавшего тест на производные опиума. При контакте с такими веществами эта жидкость приобретала багрянистый цвет, причем глубина оттенка зависела от силы или «чистоты» образца наркотика. Иган погрузил пальцы в пакет, снятый с потолка. Затем он потер пальцы друг о друга, и белые частички упали в испытательную пробирку. Почти немедленно смесь приобрела темно-пурпурный цвет.

– Боже великий! – выдохнул федеральный агент. – Ты раньше видел такую реакцию?

– Никогда, – благоговейно прошептал Иган. – Должно быть, это самый чистый наркотик из всего, что мы когда-либо видели!

Агент Билл Бейли и детектив Дик Аулетта препроводили в машину мрачного Пэтси Фука и его жену Барбару, прятавшую нервозность за яростным жеванием резинки и оскорбительными замечаниями в адрес офицеров, и повезли на Шестьдесят седьмую улицу, чтобы обыскать их дом.

По шатким ступенькам Эдди Иган взлетел из подвала на кухню, где детективы Джим Херли и Джимми Гилди допрашивали старого Джо Фуку. Старик сидел у кухонного стола, постоянно прикладываясь к бутылке с виски, а в это время детективы пытались заставить его рассказать все, что он знал о содержимом синего чемодана. Иган швырнул на стол перед Фукой два пластиковых пакета по полкило героина в каждом.

– Ничего нет, говоришь, Джо?

Фука уставился на пакеты и закричал:

– Это же динамит. Паскуале сказал, что это динамит.

Презрительно фыркнув, Иган подошел к телефону на стене кухни и набрал номер временного штаба в конторе гаража в Манхэттене. Ответил сержант Джек Флеминг.

– Я нахожусь в доме Фуки на Седьмой улице в Бруклине. Килограмм у меня уже есть, но это дерьмо продолжает течь с потолка. Позвони шефу Кэри и попроси его позвонить мне сюда. – Иган сообщил номер телефона Фуки и сказал Флемингу, чтобы Кэри дождался двух звонков, положил трубку, затем позвонил еще раз и положил трубку после первого звонка.

Иган вернулся в подвал. Он копался в потолке, доставая пакеты с героином один за другим. Затем, к его удивлению, пальцы наткнулись на холодный металл, и он вытянул сверху пулемет.

– Эй, Джо, – крикнул он наверх, – у тебя сохранился план подвала? Когда мы закончим, здесь не останется ни стен, ни потолка, тебе придется снова приглашать строителей.

Телефон на кухне прозвонил дважды и замолчал, затем позвонил еще один раз и снова замолчал. Потом он опять зазвонил. Иган поднялся по лестнице, громко топая и крепко прижимая к себе полукилограммовые пакеты. Бросив их на стол, он сорвал трубку с рычага:

– Пучеглазый слушает.

– Что ты там нашел, Эдди?

– Шесть килограммов, пулемет, и это еще не все.

Шеф Кэри присвистнул:

– Шесть килограммов? И там может быть еще?

– Может быть сорок шесть. Сюда нужно прислать побольше людей с топорами и ломами.

– Я сам приеду, – сказал Кэри.

– Слушаюсь, сэр. – Иган повесил трубку и повернулся к Фуке и следователям. – Сам большой начальник сюда едет. Хорошо бы Джо протрезвел. – Мускулистая рука Игана быстро протянулась через стол и схватила бутылку с виски.

Фука яростно завопил:

– Отдать выпивку! – Сверкая глазами, Фука неуклюже поднялся на ноги. – Вы подлые, грязные ублюдки-копы! Разрушили мой дом! – Старик сделал неловкий выпад, пытаясь ударить Игана по лицу. От короткого, резкого ответного толчка в челюсть Фука упал спиной на стол, а затем сполз на пол и успокоился, тяжело дыша и пуская слюни.

* * *

Сонни Гроссо и Фрэнк Уотерс угрюмо стояли в вестибюле отеля «Коммодор», примыкавшего к Большому центральному вокзалу. Поддавшись импульсу остановить французов, находясь в состоянии стресса, который, возможно, взял верх над здравым смыслом, и не обнаружив никаких существенных улик, они оказались в чрезвычайно неприятном положении и понимали, что из-за их поспешности бюро, вероятно, грозит преследование со стороны всех официальных лиц вплоть до Государственного департамента США.

В гараже Франсуа Скалья и Жак Анжельвен продолжали заявлять, что не знают, в каком правонарушении их обвиняют, и все еще дожидались переводчика. Агент Мартен Пера был так любезен, что дважды терялся по дороге к дому номер 45 на Ист-Энд-авеню.

Из того, что было обнаружено у Барбье-Скальи и Анжельвена, интерес представляли только две квитанции из отелей, найденные в кармане у телеведущего, который был готов расплакаться, повторяя, что его задержание – это какое-то недоразумение. Одна квитанция относилась к номеру в отеле «Уолдорф-Астория»; поблекшая копия зафиксировала дату приезда – 10 января 1962 года. Вторая квитанция, сохранившаяся лучше, была выдана в отеле «Коммодор», и на ней стояла дата поселения – 17 января 1962 года, то есть вчерашний день.

После задержания французов Сонни и Уотерс поехали в «Уолдорф», где им подтвердили, что Анжельвен останавливался в отеле на несколько дней. Свой автомобиль он держал в гараже отеля, а выехал в среду утром, расплатившись наличными. Затем детективы направились в отель «Коммодор». Помощник менеджера провел их в номер Анжельвена, дешевую, простенькую спальню, почти всю площадь которой занимали две кровати. Француз успел распаковать только некоторые вещи и туалетные принадлежности. В номере были найдены письма из бюро французского телерадиовещания и производящей телевизионной фирмы из Нью-Йорка, умеренно нежная записка от некоей Лилли Дебек, несколько туристических проспектов и карта города, копия краткого письма, написанного Анжельвеном в «Пароходные линии США» о его запланированном возвращении в Гавр на борту «Америки» и билет на эту поездку. Они также нашли тонкий ежедневник, сжато заполненный по-французски. Больше среди его вещей не удалось обнаружить ничего, что могло бы иметь значение для их дела. Спустившись вниз, офицеры поинтересовались машиной Анжельвена, но портье сообщил, что, когда этот джентльмен поселялся в отеле, он ничего не говорил об обслуживании в гараже.

Они позвонили Хоуксу на Ист-Энд-авеню и доложили, что «Коммодор» не дал никакой новой информации. По-видимому, это был тупик. Затем, не получив никаких конкретных указаний, они задержались у стойки помощника менеджера, с мрачным видом размышляя о том, что еще можно было предпринять.

– Нам ни в коем случае не следовало их останавливать, – недовольно произнес Сонни. – Вероятно, мы окончательно провалили дело.

– Ты же сказал, что их надо задержать, – заметил Уотерс.

– Я это говорил? Да ведь это ты, козел, хотел их задержать! Боюсь, что…

– Офицер! – перебил его менеджер отеля. – Детектива Гроссо к телефону…

Это был Хоукс, он не мог сдержаться и почти кричал в трубку.

Сонни подпрыгнул и испустил боевой клич.

– Шесть килограммов, и это еще не все! – Он отплясывал у стойки, чуть не уронив телефонный аппарат на пол. – Пучеглазый! Фантастика! – кричал он. – Вот повезло! О’кей, понял, мы возвращаемся. – Швырнув трубку на рычаг, Сонни повернулся к Уотерсу, его лицо, минуту назад бледное и усталое, светилось улыбкой. – Пучеглазый это сделал! Он взял Пэтси и его старика!

Глаза агента округлились и засияли.

– Где?

– В подвале у старика. И там, на потолке, есть еще.

Уотерс пустился в пляс, сопровождая танец довольно сильными ударами по плечам Сонни.

– Вот молодчина! Какой молодчина!

– Ну, что скажешь? – крикнул Сонни, крепко прижимая к себе коротышку. – А мы-то думали, что все провалили! – Он положил руки на плечи федерального агента и перепрыгнул через него. Не желая уступать, Уотерс тоже прыгнул через пригнувшегося Сонни.

– А теперь у нас есть Пэтси и французы! – Уотерс сделал пируэт в центре вестибюля, не обращая внимания на окружающих, удивленно наблюдавших за их кривляньем.

– Хорошо, что мы их задержали, – со злорадством в голосе заметил Сонни.

– Именно это я и пытался тебе сказать, – рассмеялся Уотерс.

– Ты? Разве не ты хотел их отпустить?

– Я? Шутишь? Я сразу же хотел их арестовать!

– Это я сказал «давай их задержим», – заявил Сонни. – Хватит уже, Фрэнк!

В два часа дня, после разговора с Иганом шеф Кэри позвонил начальнику детективов Джеймсу Левше Леггету в Управление полиции Нью-Йорка на Сентер-стрит, дом номер 240, и сообщил об изъятии, произведенном в доме номер 245 по Седьмой улице в Бруклине. Эта обязательная полицейская процедура помогла Жану Жеану, или Гиганту, бежать из города с полученными от мафии деньгами, с суммой, которая, как впоследствии оценила полиция, могла достигать полумиллиона долларов. Деньги находились в черном саквояже, который Иган видел ранее в тот же день. Если бы эти деньги были найдены, они пошли бы в фонд для вдов полицейских.

На столе у начальника детективов стоял аппарат, подключенный к прямой линии с пресс-центром, и через несколько минут после звонка шефа Кэри репортеры всех газет, всех радиостанций и телеканалов города устремились к дому Джо Фуки. В середине дня радио и телеприемники уже трубили отчеты, а поздние издания дневных газет опубликовали всю историю. Вероятно, Жеан услышал новости и немедленно оставил город, хотя на Шестидесятых и Семидесятых улицах, от Йорк-авеню до Ист-Сайд-Драйв детективы продолжали искать выделявшегося в толпе щеголеватого француза, близкого к верхушке иерархии преступного синдиката.

Между тем через тридцать минут после разговора с Иганом шеф Кэри прибыл к дому Фуки, где уже начинали собираться репортеры и операторы телевидения. Детективы превратили подвал Фуки в руины, но выцарапали из потолка не только пакеты с героином, но и винтовки, пистолеты, штыки и ручные гранаты. Шеф Кэри зашел в кухню, с отвращением посмотрел на пьяного Джо Фуку и спустился в подвал. Чтобы пробраться к Эдди Игану, ему пришлось лезть через груды строительного мусора.

– Одиннадцать килограммов героина, шеф, и столько оружия и боеприпасов, что можно уничтожить конкурирующую семью, – прогудел довольный Иган.

Кэри недоверчиво покачал головой:

– Это крупнейший улов, который нам когда-либо удавалось получить в одном месте!

Глава 18

К этому времени Дик Аулетта и Билл Бейли уже доставили Пэтси и Барбару Фука к их дому. Нянчившая ребенка служанка была напугана и потрясена, когда два офицера начали тщательно обыскивать дом. Вместе с ней за обыском следили Пэтси и Барбара. Часовой обыск не принес никаких улик, и агент Бейли, оглядываясь в поисках укромного места, которое они могли пропустить, обратил внимание на пронзительно кричавшего ребенка в коляске. Он показал на коляску и велел Барбаре забрать ребенка. Сначала Барбара отказывалась, и Аулетта подошел к коляске с явным намерением взять ребенка на руки, но Барбара поспешно его отобрала.

Аулетта осторожно достал из коляски одеяла и матрацы. В углу клееного фанерного дна была дырка; засунув в нее палец и подняв дно, Аулетта обнаружил два пистолета 38-го калибра. Он подмигнул Бейли, тот подошел ближе и широко ухмыльнулся. Мрачный Пэтси хранил молчание.

Затем Аулетта позвонил в дом Джо Фуки и попросил помощи для обыска квартиры Ники Травато. Иган предложил ему отправляться к дому Травато и обещал прислать туда всех свободных детективов.

Обстоятельный обыск неопрятной квартиры Травато, находившейся в четырех кварталах на Шестьдесят шестой улице, принес два пластиковых пакетика по одной унции героина. Их нашли в кармане пальто Барбары Травато, в платяном шкафу. Вину за наркотики Ники взял на себя, и детективы согласились, что его жена, вероятно, ничего о них не знала.

– Эй, Ники, – с язвительной ухмылкой сказал Аулетта, когда они вели смуглого портового рабочего вниз к машине. – Что бы сделал Малыш Энджи, если бы узнал, что вы с Пэтси занимаетесь этим бизнесом, толкаете пакетики по унции, сокращая прибыль семьи?

Пугливый взгляд Травато ответил лучше всяких слов.

У дома Джо Фуки на Седьмой улице Эдди Иган передал Джиму Херли ордер на обыск квартиры Тони Фуки в Бронксе. До истечения срока его действия оставалось несколько часов.

Херли позвонил в квартиру Тони, и трубку сняла его жена. Тони дома не было. А им был нужен именно он, ведь Пегги Фука, возможно, ничего не знала о делах мужа, а ордер можно было использовать лишь один раз. Офицер положил трубку, не назвав себя. По радио Херли вызвал машину, дежурившую у закусочной Пэтси. Действительно, Тони Фука был там и пока не имел понятия о том, что происходит.

Захватив с собой еще двух детективов, Херли предпринял двадцатиминутное путешествие из Бруклина через Куинс в Бронкс и припарковался у дома, где жил Тони. Они просидели там два часа, нервно гадая, вернется ли Тони домой до полуночи, когда истекал срок действия ордера, но в конце концов им передали по радио, что Джо Десина сменил Тони, и тот уехал.

Через двадцать минут Тони подъехал к своему убогому дому на Брайант-авеню, вошел в подъезд и поднялся наверх. Детективы подождали еще пятнадцать минут, затем начали действовать. Они поднялись по лестнице на пятый этаж и громко постучали в дверь с номером 5-С. Когда Тони Фука открыл дверь, детективы ворвались внутрь.

Пока Херли читал ордер на обыск хмурому Тони и крепко напуганной Пегги Фука, остальные начали методический обыск. Осмотрев каждый шкаф, сервант и каждый укромный уголок, они приступили к мебели. Внутри диванной подушки они нашли заряженный пистолет 38-го калибра, три пакетика по одной унции героина и пергаминовый конверт, содержащий еще пол-унции.

– Значит, Пэтси подключил тебя к мелкому бизнесу? – насмешливо произнес Херли. – Немного рискованное занятие, как считаешь?

Пегги Фука, по-видимому, искренне поразила эта находка. Поставленный перед такими уликами, Тони сообщил, что вины его жены в этом нет, и детективы решили, что она, как и Барбара Травато, ничего не знала о преступном сговоре.

Между тем несколько других детективов отправились в лавку Пэтси задержать Джо Десину, отчима Барбары Фука. А в Манхэттене отряд городских полицейских и федеральных офицеров продолжал прочесывать район Ист-Энд-авеню от Шестидесятых до Восьмидесятых улиц в поисках Жана Жеана.

В доме Джо Фуки к двери, ведущей в подвал, где торжествующий Иган с упоением рушил стены и потолок, подошел один из детективов и позвал:

– Эдди, тебя к телефону.

Иган пробрался через горы мусора и поднялся по лестнице на кухню. Как только Джо Фука увидел рыжеголового детектива, его звериные вопли стали еще более враждебными. Иган угрожающе показал ему кулак и взял трубку. Это был Винни Хоукс.

– Пучеглазый, мы все еще пытаемся найти главного участника этой операции. Только что мы обнаружили, что на пятнадцатом этаже в доме номер 45 по Ист-Энд-авеню проживает еще один француз.

– Ого! – Иган вспомнил, как он в первый раз вслед за Пэтси приехал к этому дому, как тот вошел в лифт и вышел, как показал указатель, на пятнадцатом этаже. – Что мне нужно сделать? – спросил он.

– Поспеши в центр города, получи ордер на обыск квартиры 15-С и вези его сюда.

– Я продолжаю разбирать подвал по кирпичику, – запротестовал Иган. – Почему я?

– Ты эксперт по ордерам. Теперь это может быть очень важно. Пусть ребята закончат с подвалом. – Лейтенант говорил приказным тоном, не допускавшим возражений.

– О’кей, Винни, – пробормотал Иган, сдерживая досаду. – Кстати, пока здесь добыли одиннадцать килограммов…

Когда Иган покидал дом Фуки, Седьмую улицу уже запрудили автомобили, теле- и радиоаппаратура, репортеры, зеваки и вызванные на помощь полицейские. Такая добыча должна была вызвать публикацию материалов на целые развороты, подумал Иган, прокладывая себе дорогу к машине. Для шефа Кэри наступала пора величия и славы.

Иган подъехал к бюро на Олд-Слип, припарковался и поднялся к себе в кабинет, где сел за стол и принялся записывать свои показания, необходимые для получения санкции на обыск в квартире 15-С в доме номер 45 по Ист-Энд-авеню. Свои показания он, как всегда, фиксировал скрупулезно. Есть основания считать, писал он, что между квартирой 15-С в доме номер 45 по Ист-Энд-авеню и Паскуале Фукой, у которого было изъято одиннадцать килограммов героина, существует непосредственная связь. Фука находился под наблюдением офицеров полиции и был замечен в общении с некоторыми гражданами Франции, подозреваемыми в преступном сговоре с целью контрабандного ввоза героина в США из Франции. Из наблюдения за Фукой известно, что он по крайней мере однажды посетил пятнадцатый этаж дома номер 45 по Ист-Энд-авеню. В квартире 15-С проживает гражданин Франции.

Три четверти часа Иган детально излагал основания для выдачи ордера на обыск, затем поспешил позвонить судье Верховного суда штата Митчелу Швейцеру и попросил его честь задержаться в кабинете на несколько минут. Судья согласился. Но вышел Иган из здания 1-го участка лишь в 17:30, и, когда добрался здания суда на Фоли-сквер, судья Швейцер как раз вышел из лифта и направлялся домой. Иган вкратце повторил свой рассказ о важности дела, и раздраженный судья вернулся в кабинет и подписал ордер на обыск. В шесть часов вечера Иган уже направлялся в верхнюю часть города, на Ист-Энд-авеню.

Перед его приездом во временном штабе в конторе гаража дома номер 45 появился переводчик, агент Мартен Пера, и приступил к допросу Анжельвена и Скальи. Флеминг и Хоукс потискали Игану руку, поздравляя с успехом. Сонни и Уотерс так колотили его по спине, словно он принес их команде победное очко. Иган передал Флемингу ордер, затем они прошли в кабинет управляющей здания и вместе с ней поднялись в квартиру 15-С.

Оказалось, что жилец отправился отдыхать в Мексику и отсутствовал уже неделю. Полицию заинтересовало, что последний раз этот джентльмен отсутствовал именно в ту неделю в ноябре, когда Иган и Гроссо последовали за Пэтси в нижнюю часть Манхэттена и обнаружили «бьюик», принадлежавший канадскому «связному» Морису Мартену.

Тщательный обыск роскошной квартиры не давал результатов, пока Иган не подобрал со стола книжечку со спичками. Она была из «Золотого колокольчика» и привлекла внимание Игана, поскольку в прошлую пятницу он следил за Жеаном, когда тот обедал в этом шикарном французском кафе. Затем интерес Игана возрос еще больше: под обложкой обнаружилась небольшая сувенирная фотография. На ней были запечатлены двое мужчин, и одним из них был Гигант. Он показал фото управляющей зданием. Она не смогла опознать Жеана, но в другом мужчине узнала жильца этой квартиры. Сдерживая растущее возбуждение, Иган опустил книжку со спичками в карман.

Ему требовалось несколько минут подумать в спокойной обстановке, и он не хотел тревожить женщину. Извинившись, он прошел в богато оборудованную ванную комнату. Погруженный в размышления, он достал из кармана пачку «Кэмела» и несколько спичек, закурил и просидел там какое-то время. Возможно ли, чтобы они наткнулись на настоящего, самого главного руководителя этой операции? Сюда ли заходил Пэтси в тот день? Весьма вероятно, и фотография Жеана, по-видимому, это подтверждает. О’кей. Нужно сохранять спокойствие. Он вернулся в гостиную. Остальные детективы закончили обыск, так и не найдя никаких улик. Вместе с управляющей они вышли из квартиры, спустились в лифте и вышли на улицу.

– Ну, кое-что у нас есть, – сказал Иган, пытаясь нащупать в кармане книжечку со спичками.

– Что именно? – спросил расстроенный результатами обыска лейтенант Хоукс.

– Это может быть серьезно. По крайней мере, достаточно серьезно, чтобы задать этому парню несколько вопросов. – Иган порылся в одном кармане, затем в другом. Книжечки со спичками нигде не было. Его вдруг осенило, что она, наверное, осталась в ванной комнате. И теперь у него не было никакой возможности вернуться в квартиру. Обыск уже произвели, и другой ордер раздобыть не удастся, во всяком случае раньше, чем по квартире пройдет некто и посмотрит, что в ней могла обнаружить полиция… и найдет рядом с унитазом книжечку со спичками. Чувство разочарования комком упало ему в желудок, как уже неоднократно бывало в этом деле, но теперь он ничего не мог поделать.

Хоукс связался с Бюро по борьбе с наркотиками и узнал, что все подозреваемые по делу собраны на Олд-Слип для допроса. Оставив на случай появления Жеана несколько офицеров на Ист-Энд, Хоукс, Флеминг, Иган, Гроссо и Уотерс выехали на шоссе и помчались к Олд-Слип.

Когда они прибыли в Бюро по борьбе с наркотиками, там был настоящий бедлам и две стенографистки отчаянно пытались зафиксировать эту неразбериху. Первыми из арестованных прибыли Пэтси и Барбара Фука. Из дома их отвезли в 61-й участок Бруклина, затем, ближе к вечеру, – в 1-й участок. Когда Натали, жена Джо Фуки, вернулась к себе домой – а дом уже был окружен любопытными прохожими и стадом репортеров, – ее тоже задержали. С некоторыми трудностями пожилую итальянскую пару, которая билась в истерике и громко кричала, посадили в полицейские машины и повезли в Нижний Манхэттен, на Олд-Слип. После регистрации в местных полицейских участках привезли Ники Травато и Тони Фуку, но их женам разрешили остаться дома. Скалью и Анжельвена зарегистрировали в 24-м участке на Шестьдесят четвертой улице Манхэттена и оттуда доставили на Олд-Слип. В помещениях Бюро по борьбе с наркотиками царило оживление, какого здесь не было никогда с момента основания этого подразделения. В качестве улики против подозреваемых предъявлялась самая крупная партия героина, когда-либо конфискованная в США.

Было почти девять часов вечера, когда прибыл Иган с его группой. Им пришлось проталкиваться через толпу фотографов, операторов телевидения и репортеров, требовавших сообщить последние новости об арестах. Пробиваясь на третий этаж старого здания 1-го участка, детективы услышали бешено вопившего Джо Фуку. На площадке между вторым и третьим этажами Фука вырвался из рук державшего его детектива и ударил ногой фотографа, только что сделавшего его снимок с использованием вспышки. Камера выпала, прокатилась по ступенькам и разбилась на мраморном полу. Иган направился к старому итальянцу, но Джо, заметив, что к нему приближается рыжеволосый ирландец, отпрянул назад и успокоился.

Офицерам из бюро удалось разделить подозреваемых и заключить каждого в отдельную кабинку. Все те, кто работал по этому делу, переходили из одного кабинета в другой, задавали вопросы каждому задержанному, сопоставляя факты. Время от времени по зданию разносились пронзительные крики Натали Фука. Их громкость достигла максимума, когда она поймала взгляд жены сына, Барбары, которая играла роль «крутойподруги» – жевала резинку, вертела бедрами и грубо ругала каждого, кто к ней приближался.

– Она шлю-ха, дешевая шлю-ха! – вопила Натали. – Она нас в это втянула. Паскуале, зачем ты женился на этой дешевой, дрянной шлюхе?

Наконец Иган и Гроссо привели Барбару и Пэтси вместе в одну кабинку и начали их допрашивать. Как и можно было ожидать, сломать Пэтси оказалось трудным делом.

– О чем вы болтаете? – выкрикнул он. – Не знаю я никаких французов. Лучше бы убийц ловили.

– Только не рассказывай, что тебя не было в «кадиллаке» Ники Травато у дома номер 45 по Ист-Энд-авеню! – проревел Иган. – Не помнишь меня в конторе гаража?

Пэтси уставился на детектива.

– Так и думал, что где-то тебя видел.

– А врачей помнишь? – язвительно произнес Иган.

– Сукин сын! – воскликнул Пэтси. – Вы те два парня из больницы, которые заходили ко мне! – Он повернулся к Барбаре. – Я всегда считал, что эти гребаные медики какие-то странные!

Но хотя Пэтси был явно удивлен осведомленностью офицеров о его деятельности, он не признавал ничего. Детективы предоставили ему очень убедительные доводы, основываясь на показаниях, которые в этот момент давал против него Ники, но Пэтси продолжал держаться. Группы детективов, переходившие от одного подозреваемого к другому, пытались выжать из них хоть какую-то дополнительную информацию, но не добились успеха.

А затем шеф Кэри устроил в управлении совещание всех детективов, участвовавших в деле. Всего собралось почти девяносто городских детективов и федеральных агентов. В течение часа он терпеливо систематизировал все факты дела, пытаясь понять место в нем Анжельвена, и отпускал офицеров, после того как они ему рассказывали, что знали и видели. Наконец остались лишь пятеро: детективы Иган и Гроссо, лейтенант Хоукс, сержант Флеминг и агент Уотерс.

– Хорошо, – объявил в конце концов Кэри. – У меня сложилась версия. Внизу ждут два помощника окружных прокуроров, Боб Уолш из Бруклина и Ирвинг Лэнг из Манхэттена. Мы собираемся представить им дело и посмотрим, кто из них захочет поддержать обвинение.

Кэри и еще пять офицеров спустились в кабинет, где ждали окружные прокуроры. Время приближалось к полуночи. Более часа потребовалось, чтобы детально изложить дело. Внимательно выслушав, Ирвинг Лэнг заявил, что не считает это дело достаточно крепким, чтобы поддерживать его в Манхэттене. Лица полицейских вытянулись.

Однако Роберт Уолш сказал, что от имени прокурора округа Кингс Эдварда Силвера примет дело для поддержания обвинения в Бруклине. В приподнятом настроении Иган, Гроссо, Уотерс и их начальники вернулись на третий этаж и занялись формальностями ареста подозреваемых, которые до того момента официально считались «задержанными».

Поскольку Сонни был детективом первого класса и ожидал повышения, было решено, что официально арест Пэтси и Барбары Фука нужно записать за ним, а Иган официально арестует только Скалью. Другим детективам, работавшим с этим делом, официально были поставлены в заслугу аресты Ники Травато, Джо Фуки, Тони Фуки и Джо Десины. Анжельвен был задержан как важный свидетель.

На завершение допросов и регистрацию подозреваемых уставшим детективам потребовалась вся оставшаяся ночь 18 января и утро 19-го. Официальные формы казались нескончаемыми. Кроме того, досье каждого подозреваемого нужно было зафиксировать в том районе города, где он был арестован.

В десять часов утра в пятницу, 19 января, офицеры, произведшие аресты, привезли шестерых подозреваемых в Бруклин – всех, кроме Тони Фуки, который возвращался в Бронкс, где был схвачен, – и там они предстали перед судьей Рубеном Леви на заседании уголовного суда округа Кингс. На предварительном слушании интересы всех обвиняемых защищал назначенный судом адвокат. Сначала перед судом предстал детектив Эдди Иган и заявил официальный иск против Франсуа Скальи: преступный сговор с целью контрабандного ввоза в Нью-Йорк незаконных наркотиков и их продажи. Затем Сонни Гроссо заявил свой иск против Пэтси Фуки: преступный сговор и хранение наркотиков. По очереди каждый офицер, произведший арест, выходил вперед и подавал иск: соучастие в уголовном преступлении – против Джо Фуки, хранение – против Ники Травато, соучастие – против Барбары Фука. Что касается Жака Анжельвена, то помощник окружного прокурора Бруклина Уолш рекомендовал суду на некоторое время держать его под стражей как важного свидетеля в деле против Скальи и семьи Фука.

Предъявление обвинения длилось менее пятнадцати минут. Анжельвен был заключен в гражданскую тюрьму в Манхэттене, печально известную как «тюрьма алиментщиков». Барбару Фука направили в женскую следственную тюрьму в Манхэттене и назначили залог в 50 тысяч долларов. Пэтси Фука, его отец, Скалья и Травато были возвращены под стражу в бруклинскую тюрьму на Реймонд-стрит, и для всех, кроме старика, был назначен залог в 100 тысяч долларов. Стоимость оков для Джо Фуки была установлена в размере 50 тысяч.

Вскоре после полудня их долгая охота наконец завершилась. Эдди Иган и Сонни Гроссо отправились по домам и проспали до субботы.

Глава 19

Утром в субботу, 20 января, шеф Кэри попросил Игана проводить в дом Фуки на Седьмой улице полицейского фотографа и помочь ему сделать снимки подвала, где нашли героин и оружие. К изумлению Игана, безнадежное нагромождение обломков и мусора было убрано так тщательно, что от разрушений, учиненных здесь два дня назад, оставались лишь ободранные стены и потолок. На полу не было ни пятнышка. Иган предположил, что в подвал могли заглянуть «доны», которые хотели посмотреть, не пропустила ли что-нибудь полиция. Он выругал себя за небрежность, за то, что не предложил поставить здесь охрану.

Пока фотограф занимался своим делом, в темном углу подвала Иган заметил большой квадратный кусок клееной фанеры, которого раньше не видел. Приподняв фанеру, он оказался перед земляной ямой глубиной около двух футов, размерами с могилу. Она была пуста. Но Иган подумал, что в этой яме хватило бы места для гораздо большего количества героина, чем те двадцать четыре фунта, которые он нашел на потолке. Детектив впервые заподозрил, что где-то здесь могло быть еще черт знает сколько героина. Возможно, это место было «банком», где мафия планировала хранить героин.

С четверга следователям не удалось развеять мучившие их сомнения: стоило ли Пэтси и французским наркобаронам, на их-то уровне, так рисковать ради жалких одиннадцати килограммов? Кроме того, оставалось неясно, как они ввезли наркотики в страну и кто еще в этом участвовал. Какова была роль французского телеведущего Анжельвена, не имевшего криминального прошлого? Где в этой операции было его место? И где еще два лягушатника?

И никаких денег найти не удалось. В полиции подсчитали, что при действующих оптовых ценах на героин, колебавшихся от 10 до 12 тысяч долларов за килограмм, где-то плавали или лежали у кого-то в кармане примерно 120 тысяч долларов. На открытом рынке после разбавления и перепродажи одним торговцем другому, к тому моменту, когда наркотики оказывались у отдельных покупателей, они должны были стоить раз в тридцать дороже. И эту конъюнктуру рынка требовалось немедленно использовать. Таким образом, можно было обоснованно предположить, что такие заманчивые возможности должны были подтолкнуть эту компанию к гораздо более амбициозной инициативе, чем ввоз конфискованных двадцати четырех фунтов.

Но если это не весь героин, то где они могли спрятать остальное? Успели распределить? Такая возможность тоже существовала. У объектов было довольно много времени, почти неделя, чтобы разделить груз на части и передать разным «связным». Однако, опираясь на длительные наблюдения и накопленный опыт, следователи в этом сомневались. От осведомителей, работавших на полицию, еще не поступило даже намека, что на улицах появилась новая партия героина. «Паника» продолжалась.

Если бы они смогли разузнать, как лягушатники ввезли наркотики, то получили бы ключ к поискам места их хранения. И чтобы осудить иностранцев, Пэтси и всех остальных, требовалось доказать, что они действительно участвовали в незаконной доставке. К тому же два француза, находившиеся в заключении, Барбье, идентифицированный теперь как Скалья, и Анжельвен, задержаны по подозрению в преступном сговоре, и это слабое обвинение, для подкрепления которого полиция должна была доказать хранение наркотиков и намерение их продать. Ни у одного из них вообще не было обнаружено героина. Оба продолжали настаивать на своей невиновности.

В понедельник, 22 января, после двух ночей нормального сна Сонни Гроссо принялся просматривать и анализировать бумаги и вещи, конфискованные им в номере Анжельвена в отеле «Коммодор». Среди них были копии переписки с компанией «Пароходные линии США». Для веса «бьюика» и багажа Анжельвен указывал значение 4685 фунтов. Вскоре после прибытия в «Уолдорф» он получил из «Пароходных линий США» стандартное письмо, в котором его просили подтвердить отплытие обратным рейсом 25 января на пароходе «Америка» и сообщить информацию о новых пунктах, включаемых в декларацию при поездке обратно. Хотя Анжельвен приехал туристическим классом, возвращаться он планировал с шиком – в первом классе. Ответ Анжельвена в «Пароходные линии США», с которого он заботливо снял копию, немедленно затронул струну подозрения в отдохнувшей голове Сонни. Подтверждая предварительный заказ, Анжельвен добавил, что неверно посчитал вес автомобиля и личного имущества, и теперь он составит 4573 фунта – на 112 фунтов меньше, чем было заявлено первоначально. Обычно, когда путешественник берет в морскую поездку автомобиль, он подает лишь одну грузовую декларацию, действующую на обоих отрезках пути. А вот Анжельвен для пересечения Атлантики в восточном направлении указал уменьшенный вес груза. Как прикинул Сонни, разница в весе позволяла французскому телеведущему сэкономить около 33 долларов.

Но почему груз стал на 112 фунтов легче? Разве большинство туристов не везут домой дополнительно какие-то купленные вещи и сувениры? Все остальное в декларации груза не отличалось от первоначального заявления. Как он мог предугадать сокращение веса более чем за неделю до отплытия?

Возникшее у Сонни предположение его ошеломило. Если эти 112 фунтов представляли собой общий вес ввезенного героина, то это был крупнейший груз наркотиков, когда-либо доставлявшийся в Нью-Йорк. И это значило, что еще 88 фунтов, или 40 килограммов героина, – стоимость которого в конечном счете в розницу могла достичь 25–26 миллионов долларов – все еще нужно было найти. Ущерб, который получила бы международная наркосеть от конфискации такого груза и осуждения основных исполнителей преступления, мог быть чрезвычайно серьезным.

Пустовавшая яма в подвале Джо Фуки вместе с предположениями, возникшими при изучении второй декларации Анжельвена и указанного в ней веса машины, позволили следователям заключить, что средством доставки груза служил автомобиль телеведущего. Сонни добился ордера на обыск «бьюика» в четверг, 25 января, – по иронии судьбы в тот самый день, когда Анжельвен должен был взойти на борт «Америки». А до этого момента, вместо того чтобы довериться полицейскому складу на пирсе Гудзона, детективы спрятали «бьюик» в старом заброшенном гараже службы по уборке мусора в Бруклине на Микер-авеню. Там мафия не могла его найти.

Как только официальный ордер был выдан, Ирвинг Абрахамс, механик из подразделения обслуживания автомобильного транспорта Управления полиции, обследовал «бьюик» дюйм за дюймом, изучил каждый шов на панели и обивке. Но ни следов наркотиков, ни места для крупного груза он не нашел.

Тогда для совместной работы с Абрахамсом пригласили экспертов по конструкции «бьюика», и они в конце концов обнаружили то, что искала полиция. Под передними крыльями находился ряд болтов, залепленных засохшей грязью и по внешнему виду нетронутых. Но после того как грязь соскоблили и исследовали, она оказалась не такой рыхлой и рассыпчатой, какой должна бы быть, а сохраняла определенную связность, была липкой, как довольно свежая грязь. Образцы исследовали в полицейской лаборатории, и оказалось, что они действительно принадлежат к известным разновидностям почвы Франции. Но эта грязь была собрана недавно и, что более существенно, нанесена на нижнюю часть автомобиля, вероятно, в течение одной-двух недель.

Инженеры приступили к работе с болтами, которые, очевидно, прижимали к крыльям машины снизу щитки, защищающие от брызг. Болты были закреплены наглухо. Тогда специалист по «бьюику» связался с заводом в Детройте и узнал, что «Дженерал моторс» выпускала модели машин, в которых некоторые болты можно было закреплять или ослаблять только при работающей электрической системе. Включили зажигание. И тогда отвинтить необычные болты удалось.

Сначала сняли оловянную пластинку, прикрывавшую защитный щиток под левым передним крылом. Внутри оказалась полая емкость – детектив смог без помех засунуть в нее всю руку. Потайная емкость, видимо, продолжалась до задней части машины. Затем были обнаружены другие емкости на другой стороне «бьюика» и за передними фарами. Места для размещения 112 фунтов героина в небольших пакетах здесь было достаточно, даже с запасом.

С помощью мощного пылесоса офицеры полиции вычистили потайные емкости «бьюика» и исследовали остаток. В мешке пылесоса было найдено небольшое количество белого порошка – такое же количество пепла можно было получить после сгорания сигареты на полдюйма по длине. Тест Марки показал, что этот остаток был получен из опиума.

У Эдди Игана и Сонни Гроссо были соображения, где следовало начать поиски информации о месте хранения недостающих 88 фунтов героина. Во время расследования они несколько раз наблюдали, как Пэтси заходил в автомастерскую «Энтони» на Восточном Бродвее, или видели его рядом. Это место могло использоваться для хранения пропавших наркотиков или бабок, а возможно, того и другого.

Приняв официальный вид и изображая подозрительность, 27 января оба детектива решительно вошли в автомастерскую «Энтони», хотя, конечно же, не могли предъявить никаких других улик, кроме того, что ключевая фигура в крупном деле несколько раз посещала это место. Их блеф оказался в высшей степени удачным. Запуганный Энтони Феола, владелец мастерских и главный механик, нервно признал, что Пэтси заплатил ему 50 долларов за замену защитных щитков под крыльями «бьюика» 1960 года и покрытие болтов какой-то грязью из банки, которую ему дал Пэтси. Выполнив работу, Феола вывел автомобиль на Восточный Бродвей и оставил его там. Эта информация не принесла детективам ничего, кроме чувства удовлетворения, поскольку заполнила на общей картине расследования еще несколько белых пятен.

Тщательный осмотр гаража в доме номер 45 на Ист-Энд-авеню не дал ничего нового, правда, удалось подтвердить, что Анжельвен оставлял там «бьюик» на два дня. Он был сдан на хранение во вторник, 16 января, мужчиной иностранной наружности (Анжельвеном), а 18 января то же лицо вывело его из гаража. Между этими датами Пэтси Фука привел сюда «кадиллак» Травато, оставил его в гараже и куда-то уехал в «бьюике». Машина Анжельвена отсутствовала одну ночь (со вторника на среду), и на следующий день Пэтси ее вернул, но куда он ездил, оставалось неизвестно.

В полиции решили, что Сол Фридман, владелец гаража, известный как рассудительный и осторожный человек, не стал бы рисковать, разрешая проводить фактическую передачу такой крупной партии наркотиков в своих помещениях, тем более что ему приходилось беспокоиться об отношениях с законом, которые уже несколько обострились. Детективы почти не сомневались, что Фридман был в курсе происходящего, но это было сложно доказать, чтобы обвинить его хотя бы в преступном сговоре. Но полицейские пришли к заключению, что дом номер 45 по Ист-Энд-авеню играл роль промежуточной станции в операции продажи груза. Пэтси перевез «бьюик» в какое-то иное место, где он был разгружен.

Затем, когда детективы сверились со своими досье, они вспомнили, что у Фридмана был пассивный компаньон Арни Шульман, гангстер, связанный с наркобизнесом. Шульман владел частью концессии на дом номер 45, но ему также принадлежал еще один коммерческий гараж на Тремонт-авеню в Бронксе, в котором у Фридмана не было своего интереса. И этот гараж находился лишь в шести кварталах от дома, где жил Тони, брат Пэтси Фуки.

Иган и Гроссо отправились в Бронкс. Со снимком машины Анжельвена они осторожно вошли в гараж Шульмана и нашли там старого механика, колдовавшего над вмятиной на задней части машины. Показав ему снимок, детективы спросили, не видел ли он здесь этот автомобиль. Механик взглянул на снимок, и Игану показалось, что в его глазах блеснуло узнавание, но поначалу работник гаража ответил уклончиво. Иган надавил на него, и через несколько минут более жесткого разговора механик вспомнил, что на прошлой неделе этот «бьюик» привели в гараж трое мужчин, одного из которых, как ему показалось, он уже встречал в этом районе. Проработав с машиной значительную часть дня, они уехали. Иган успокаивающе похлопал старого механика по плечу, похвалил за активную общественную позицию, и они с Гроссо, подмигнув друг другу, вышли из гаража.

Оттуда детективы направились к дому Тони Фуки. Они никогда не считали Тони важным элементом в аппарате Анджело Туминаро. Как и друг Пэтси Ники Травато, портовый рабочий Тони был неотесанным, малообразованным и, насколько могли определить в полиции, неумным человеком. Досье на него не было. Довольно много времени он проводил рядом с Пэтси и, очевидно, был полезен своему брату, присматривая за закусочной по выходным. Даже после обыска в его квартире, когда были обнаружены три с половиной унции героина и заряженный пистолет, в полиции считали Тони кем-то вроде марионетки, помощником, конечно, но только не тем человеком, кому мафия могла доверить целое состояние и товар.

Но теперь Иган и Гроссо подвергли эту возможность переоценке. Они вспомнили телефонный разговор между Пэтси и «дядей Гарри», отслеженный вечером накануне арестов. Говоря о какой-то одежде, которую Пэтси только что приобрел, «дядя Гарри» предложил Пэтси «пользоваться лишь несколькими костюмами» и сказал, что «остальные нужно спрятать в кладовке». «Несколько костюмов» могли означать одиннадцать килограммов, захваченные в подвале Джо Фуки; это были текущие запасы местной организации, которой от лица Малыша Энджи управлял Пэтси. «Остальные» нужно было спрятать в каком-либо надежном месте и извлекать на свет при возникновении потребности на рынке.

Спрячь остальные, посоветовал «дядя Гарри», и Пэтси его заверил, что он так и сделал. Но, не считая нескольких разрозненных пакетиков по унции, крупные партии героина не удалось найти ни в доме Пэтси, ни в его закусочной, ни в квартирах Ники Травато и Тони Фуки. Но когда из краткого отпуска вернулся один из детективов, задерживавших Тони, он рассказал, что обыск проводился только в квартире Тони, остальную часть здания не трогали. В результате мысли Игана и Гроссо приняли новое направление. Дом Тони находился неподалеку от гаража Шульмана, в котором, как они были уверены, состоялась передача товара из «бьюика» Анжельвена.

Тони Фука с женой и двумя маленькими дочерьми жил в Нижнем Бронксе на Брайант-авеню в доме номер 1171, в здании, сконструированном таким образом, что его жильцы в случае пожара оказывались в ловушке. Это был грязновато-коричневый пятиэтажный дом без лифта, неотличимый от соседних зданий и, коли на то пошло, от тысяч других домов без лифтов из окраинных районов Нью-Йорка. Повсюду на улицах и тротуарах валялись строительный мусор и кухонные отбросы. Эту унылую жилую зону ограничивали такие оживленные улицы, как Вестчестер-авеню и Сазерн-бульвар. Когда-то ее населяли, главным образом, итальянские иммигранты и евреи из Восточной Европы, но теперь, после наплыва пуэрториканцев, здесь осталось довольно мало итальянцев и евреев. Тони был одним из этих немногих итальянцев. Он и его семья жили в трехкомнатной квартире на верхнем этаже.

Пока Иган проводил разведку окрестностей, Гроссо отправился на поиски сторожа. Сбоку от здания проходил пандус, спускавшийся в переулок, отделявший дом номер 1171 от соседнего многоквартирного дома. Плохо подогнанная деревянная дверь со стеклянными панелями вверху вела в подвал. Открыв дверь и пройдя узким коридором, Сонни оказался в котельной и увидел худощавого мужчину лет пятидесяти, если не более, поддерживавшего огонь в водонагревателе. Это и был сторож. На представление офицера он никак не прореагировал. Сонни объяснил, что в этом районе случился ряд грабежей и полиция пытается, не привлекая внимания, найти возможное место хранения украденных вещей.

– Мы не считаем это здание подходящим, – сказал детектив, – но на всякий случай, есть ли здесь место, где можно припрятать барахло так, чтобы никто не нашел?

Сторож показал на коридор позади Сонни:

– Да, там есть шкафчик для красок и чулан, куда жильцы сносят старые сундуки и вещи. – Он говорил то ли с немецким, то ли со славянским акцентом. – Еще есть комната для колясок, знаете, детских колясок. Но я не думаю…

– Не беспокойтесь об этом. – Сони робко улыбнулся. – Никаких проблем не будет. Мы все осмотрим аккуратно и тихо. Если вы нам поможете, то все будет прекрасно. Нам нужно, чтобы никто не знал, что мы сюда заходили. Ясно?

Худой мужчина кивнул, и теперь его синие глаза широко раскрылись.

Через час на пыльной, заваленной утилем полке в так называемой «комнате для колясок», представлявшей собой тесное, заросшее паутиной помещение рядом с входом в подвал, Иган и Гроссо наткнулись на тяжелый и большой кофр. Мелом на нем было накорябано: «Фука». Они вместе сняли кофр, поставили на пол и с большим трудом открыли. Внутри стояли два потертых чемодана. Детективы открыли их – и разинули рот, пораженные размерами находки. Чемоданы были доверху заполнены пластиковыми пакетами с белым порошком. Они насчитали всего восемьдесят восемь пакетов, и каждый весил приблизительно фунт. Если этот героин был таким же чистым, как изъятый в доме Джо Фуки, то он стоил в сто с лишним раз больше, чем золото такого же веса.

Иган взялся за упаковку чемоданов, а Сонни побежал к своей машине и передал информацию в Бюро по борьбе с наркотиками. Спустя еще час в подвал прибыли лейтенант Хоукс и агент Уотерс, и после краткого обмена мнениями было решено вернуть наркотики туда, где их обнаружили, и организовать за этим местом наблюдение, пока кто-либо не заявит о своих претензиях на кофр. За таким-то грузом кто-нибудь должен был прийти.

В тот же самый день в Неаполе шестидесятипятилетний Чарльз (Лаки) Лучано, депортированный король итало-американского преступного мира, который, как считалось, продолжал править как глава мафии США из своего палаццо даже в изгнании, скоропостижно умер от сердечного приступа.

Лучано мог уже знать, а мог и не знать, что американские и итальянские агенты из Бюро по борьбе с наркотиками при помощи французской полиции подготовились к его аресту по обвинению в организации контрабандного ввоза в США за предыдущее десятилетие наркотиков стоимостью более 150 миллионов долларов.

В любом случае сомнительно, чтобы Пэтси и Тони Фука, которые, каждый в своей камере, в скверном настроении ожидали обвинения в Нью-Йорке, могли сразу же понять, что именно провал их операции помог выкристаллизоваться международной операции против сети Лучано и так сильно взволновал капо, что ускорил его смерть.

Глава 20

Семья Фука и Скалья были ознакомлены с обвинением и содержались в тюрьме, а следы героина, обнаруженные в «бьюике», определенно означали, что Анжельвен, задержанный лишь как важный свидетель преступного сговора, также в нем участвовал. Представить дело Большому жюри от лица Эда Силвера, прокурора округа Кингс, было поручено его помощнику Майклу Гальяно.

Прежде чем уголовное дело могло быть вынесено на судебный процесс, следовало получить обвинительный акт Большого жюри округа. В Большое жюри входят двадцать три гражданина – двадцать два члена жюри и один старшина. Ценз для исполнения обязанностей в Большом жюри строже, чем для суда присяжных. В состав Большого жюри включаются только добровольцы, причем большинство из них, как правило, являются действующими или вышедшими в отставку профессионалами, которые, вообще говоря, способны лучше понять суть дела, чем «призванные» присяжные. Для любого дела из двадцати трех членов списка – из которых не более шести человек могут быть женщинами – требуется кворум в шестнадцать человек, а чтобы получить обвинительный акт, по крайней мере двенадцать человек должны проголосовать за. В случае разделения голосов поровну, одиннадцать против одиннадцати, решающий голос подает старшина Большого жюри. В Бруклине каждое избранное Большое жюри должно заседать один месяц в два года. Однако данный состав жюри продолжает слушать принятое им дело, пока не объявлен официально обвинительный акт или свидетельские показания не сочтены недостаточными для обвинения в суде.

Большое жюри Бруклина собирается в опечатываемой комнате на седьмом этаже старомодного здания суда округа Кингс. Члены жюри всегда надежно огорожены от наблюдения общества и возможного преследования. С первого этажа здания суда к комнате слушания членов жюри доставляют специальные лифты, причем из лифтов они попадают в коридор, недоступный для публики. В ходе слушаний в каждый момент времени в этой комнате присутствуют лишь два посторонних лица: окружной прокурор или его помощник и один свидетель. Судья в заседаниях не участвует. Поскольку единственная цель этих действий – предоставить прокурору возможность установить мотив для обвинения, свидетели должны являться на заседания без адвокатов и их перекрестный допрос не проводится. Однако свидетелям – не считая обвиняемых – гарантируется иммунитет против самооговора, и поэтому свидетель может признаться Большому жюри в убийстве, но его признания не будут использованы против него. Что касается обвиняемых, то они редко появляются перед Большим жюри лично, поскольку для этого их требуется лишить иммунитета и гражданских прав, а их адвокатам запрещено появляться на слушании.

Помощник прокурора округа Кингс Майкл Гальяно, стремившийся добиться обвинительного акта по делу Фуки, с радостью узнал, что заседания Большого жюри № 1 еще не закончились, но в ближайшее время его срок завершается. Старшине большого жюри № 1 Джеку Шампейну Гальяно полностью доверял за его прямоту и справедливость. Сам Шампейн входил в Большое жюри уже пятнадцать лет, а состав, который он в тот момент возглавлял, насколько знал Гальяно, состоял из особенно опытных членов.

В тот же день, когда ему было поручено это дело, 7 февраля, Гальяно поспешил к зданию суда и успел как раз вовремя, чтобы поймать Джека Шампейна, уже выходившего из лифта в вестибюль. Оказалось, до роспуска Большого жюри № 1 оставались считаные минуты. Помощник окружного прокурора быстро объяснил дело Шампейну, приземистому человеку лет под шестьдесят, с волнистой седой шевелюрой, и тот сосредоточенно его выслушал, внимательно поглядывая сквозь темные, очень толстые стекла очков. Шампейн был толковым человеком, служившим также в тюрьмах города и штата и выполнявшим ранее для управления окружного прокурора разведывательные задания в таких делах, как преследование основных бандитов из «Корпорации убийц»^[19]. Шампейн сразу заинтересовался последним делом о наркотиках и его международными последствиями и, пригласив с собой Гальяно, вернулся в лифт Большого жюри. На седьмом этаже, в закрытом коридоре Большого жюри у комнаты заседаний, они обнаружили большинство членов жюри, собиравшихся разойтись по домам. Со всей убедительностью Шампейн быстро доказал своим коллегам, что Большому жюри еще никогда не представлялось такое важное дело, связанное с наркотиками. В данном случае, объяснил он, дело нужно открыть немедленно, поскольку на следующий день начнет заседать новое жюри. И в шесть часов вечера члены Большого жюри № 1 вернулись в комнату слушаний.

Гальяно открыл дело, вызвав детектива первого класса Эдварда Игана, который заявил, что 19 января арестовал Франсуа Скалью. Затем Иган обрисовал детали иска. Таким образом, дело перешло в ведение Большого жюри № 1, которое должно было им заниматься до принятия по нему того или другого решения.

После задержания 18 января и официального ареста 19 января Пэтси Фука все более беспокоился о жене и отце. Мысль о том, что они сидят в тюрьме, в конце концов заставила его пообещать детективам Игану и Гроссо сотрудничество, если они выпустят Барбару и старого Джо. Детективы не стали ничего обещать. Будет ли Пэтси говорить? В ответ Пэтси сообщил, что француз, Жан Жеан, первоначально планировал с ним встретиться в баре «Узкий кружок» в тот вечер, когда его арестовали. Он также показал, что Гигант должен был удрать с крупной суммой денег. Обнадеженные Иган и Гроссо пригласили принять участие в допросе старшину Большого жюри Шампейна и помощника окружного прокурора Гальяно.

Но очень скоро стало ясно, что Пэтси уже оказал всю помощь, которую от него можно было ожидать. Отвечая на прямые вопросы людей, знавших о почти каждом его шаге за последние четыре месяца, он не смог дать никакой новой информации и даже не сказал того, что им уже было известно. Он или уклонялся от ответов на разоблачающие вопросы, или откровенно лгал. Наконец, когда Шампейн стал настойчиво добиваться сведений о его конкретной деятельности в глобальных операциях мафии, связанных с наркотиками, Пэтси дрогнул.

– Вы шутите? – захныкал он. – Если я отвечу, меня убьют. Если даже они узнают, что я с вами просто разговаривал, – я покойник!

Поняв наконец, что «сотрудничество», предложенное Пэтси, с самого начала было обманом, старшина жюри, нахмурясь, встал из-за стола и подошел к окну. Потом он повернулся к заключенному и предложил:

– Тогда почему бы тебе не прыгнуть прямо сейчас!

Вскоре после открытия слушаний перед Большим жюри в Бюро по борьбе с наркотиками получили анонимное письмо из Франции. Корреспондент писал, что мафия и синдикат отчаянно переживают потерю груза героина и, что более важно, настолько обеспокоены, что Скалья, Фука или Анжельвен могут заговорить, что уже заказали их убийство. Имя нанятого убийцы в письме не называлось, но было сказано, что это метрдотель одного из наиболее престижных и дорогих ресторанов Нью-Йорка.

Получив это загадочное предупреждение, полиция немедленно перевела Скалью в новую максимально безопасную тюрьму в Кью-Гарденс в Квинсе, а Анжельвена – в другую очень надежную тюрьму в нижней западной части Нью-Йорка. Поскольку Скалья, очевидно, являлся главным кандидатом на убийство, в полиции предположили, что любой киллер, разбиравшийся в системе тюрем Нью-Йорка, будет считать, что Скалью держат в тюрьме Манхэттена, поскольку было принято содержать обвиняемого в том же районе, где его арестовали. По тем же причинам Пэтси, арестованного в Бруклине, отправили в тюрьму на Уайт-стрит в Манхэттене, лучше известную как «Могилы».

В первый месяц слушаний Большого жюри детективы Иган и Гроссо курсировали между зданием суда в Бруклине и подвалом в доме Тони Фуки в Бронксе. Когда героин, обнаруженный в комнате для колясок, 40 килограммов, добавили к тому, что было изъято ранее, в итоге получилось более 51 килограмма, или 112 фунтов. Именно это уменьшение веса столь педантично задекларировал Жак Анжельвен, готовясь к обратному путешествию во Францию.

Несомненно, общий вес захваченных наркотиков превосходил все, что когда бы то ни было удавалось конфисковать полиции США. Это расследование превысило предыдущий рекорд, продержавшийся пятнадцать месяцев и установленный, когда некий южноамериканский дипломат был схвачен, имея при себе около ста фунтов наркотиков. Но с точки зрения офицеров из Бюро по борьбе с наркотиками, в деле Фуки оставался один аспект, который никак не мог их радовать. Как они могли установить, кому принадлежат наркотики в последнем тайнике? Именно это было их главной целью, но теперь, когда вся семья Фука и двое из французов уже сидели в тюрьме, некому, как выразился Эдди Иган, «пришить это хорошее дело». Эта оценка учитывала и Тони Фука, поскольку, несмотря на то, насколько справедливо было бы предположить, что именно он спрятал про запас в подвале своего дома самую крупную партию наркотиков, все-таки доказать это было невозможно.

Между тем полицейские информаторы из разных районов города начали сообщать о растущем вокруг беспокойстве. Скромные наркоманы, «толкачи» и мелкие «связные», работающие на улицах, все испытывали потребность в срочной поставке героина. Но, возможно, более важно было то, что оптовые торговцы и дистрибьюторы верхнего эшелона также начинали ворчать и, по-видимому, планировать радикальные действия, чтобы если не вернуть, то, по крайней мере, защитить их вложения. Именно «деловые круги» преступного мира, передавшие Пэтси Фуке значительные средства в уплату импорта, уже заключили контракты с невероятными в обычной практике размерами прибыли.

В полиции рассудили, что некоторые из этих разочарованных связных мафии должны бы попытаться изъять 88 фунтов из подвала Тони Фуки. Поэтому было принято решение не трогать находку в доме номер 1171 по Брайант-авеню в Бронксе, а наблюдать за подвалом, зданием и окружавшей его территорией круглосуточно. Офицеры из Бюро по борьбе с наркотиками приготовились ждать.

Глава 21

В воскресенье, 4 февраля 1962 года, через семнадцать дней после первых арестов, началось постоянное наблюдение за многоквартирным домом, где жил Тони Фука. Наблюдение велось сменами по восемь часов, и в каждой смене несли дежурство два детектива полиции Нью-Йорка и три федеральных агента. Центром операции был подвал, где в комнате для колясок, на полке, по-прежнему стоял кофр, набитый наркотиками. Эта запертая комната находилась против входа в подвал из переулка. В этом же переулке слева от входа в подвал располагалась лестница, ведущая в вестибюль здания. Комнату для колясок можно было видеть от чулана, служившего шкафом для красок. Слева от комнаты для колясок, вне поля видимости от входной двери, находилась грязная ниша, заваленная всяким ненужным хламом, который сносили сюда жильцы, – колченогой мебелью, матрацами, игрушками, коврами, потрепанными чемоданами. Еще глубже в подвале начинался узкий побеленный коридор, заканчивавшийся в бойлерной, тесном помещении, забитом оборудованием и трубами. Задняя часть подвала была его самым теплым местом, и поэтому на бетонный пол бойлерной, позади периодически лязгавшего водонагревателя, бросили старый выцветший матрац, чтобы на нем в долгие часы зимнего дежурства мог подремать тот, кто почувствует в этом необходимость. Дежурившие офицеры имели на вооружении небольшой арсенал, включавший пулеметы, дробовики и гранаты со слезоточивым газом, не говоря уж о служебных револьверах и сотнях патронов. Никто не знал, сколько бандитов явится сюда в поисках богатства, заключенного в героине. О том, что могло произойти, полной информации не было, но ситуация складывалась волнующая.

Иган, Гроссо и агент Уотерс проникали сюда через узкие проходы между домами и тем же путем покидали это место. Они обменивались докладами, редкими советами, получаемыми от лейтенанта Винни Хоукса и сержанта Джека Флеминга из ССП, сопоставляли полученные сведения. Для усиления Игану и Гроссо были приданы детективы Дик Аулетта и Джимми О’Брайен, Уотерс возглавлял команду из сменявшихся по очереди двенадцати агентов. Перспектива просидеть дни и, быть может, недели в унылом, грязном подвале не прельщала многих бывалых офицеров полиции, но, к их неудовольствию, они поняли, что назначенные федералы, как это ни прискорбно, не обладали опытом суровых испытаний. Не считая решительного Уотерса, все агенты были молоды и нетерпеливы.

Как оказалось, большее беспокойство комбинированным наблюдательным командам доставили не грозные вражеские силы, а другие офицеры полиции. Следователи решили не информировать о своей миссии местный полицейский участок, считая, что любое нарушение полной секретности ослабляет их позицию. Почти немедленно это решение привело к осложнениям.

Команда наблюдения еще пребывала в расслабленном состоянии и ничего не опасалась, когда в понедельник, второй день дежурства, в подвал вошел костлявый старик с мрачным выражением лица, в забрызганном краской комбинезоне и шапочке профессионального маляра. В это время в нише за комнатой для колясок под тусклой лампочкой сидели два детектива и играли в джин. Третий находился в бойлерной – лежал, растянувшись на матраце у нагревателя. Сначала маляр никого из них не заметил. Несколько мгновений он тер замерзшие руки, затем любовно достал и раскурил старую кривую трубку и направился к шкафчику с красками. Открыв дверь, он отпрянул, словно получил удар электрического тока, и выронил трубку. В чулане для красок сидел и смотрел на него решительного вида рыжеволосый незнакомец, с книжкой в руке и огромным дробовиком на коленях.

Эдди Иган не произнес ни слова, он просто смотрел. Потрясенный маляр отскочил в коридор, ведущий в бойлерную. Тогда он увидел двух мужчин в свитерах, склонившихся над старым кофром в нише, служившей кладовой. Они отложили карты и посмотрели на него. Он хотел что-то сказать, но только широко открыл глаза и разинул рот. Рядом с этими людьми стояли, прислоненные к стене, два пулемета. Один из мужчин встал, и стало видно, что он перепоясан тяжелой патронной лентой. В бойлерной послышалось движение, затем оттуда возникла еще одна фигура и также молча уставилась на маляра. В страхе и замешательстве старик водил глазами от одной грозной фигуры к другой. Потом он попятился к двери, ведущей в переулок, распахнул ее и исчез.

Картежники переглянулись, и тот, кто встал, неторопливо подошел к открытой двери чулана с красками, где Иган уже тоже поднялся на ноги, потягиваясь.

– Вероятно, это был здешний маляр. – Иган ухмыльнулся и зевнул.

– Кажется, он очертенел. Я думал, что Гроссо рассказал управляющему какую-нибудь легенду.

– Рассказал. Но это был другой парень. Должно быть, управляющий забыл дать ему инструкции. Хороший управляющий.

– Ну, не знаю. – Агент покачал головой. – Как бы не было проблем.

Очень скоро возникли сомнения в мудрости принятого решения хранить наблюдение в тайне от местной полиции. Позднее в тот же день недоверчивый старый маляр возвращался в подвал еще дважды, чтобы подтвердить свои опасения. Каждый раз, к своему несчастью, он обнаруживал четырех вооруженных, молчаливых людей, а когда он пришел в последний раз, вечером, люди были уже другие. Детективы начали жалеть бедного старика, им было ясно, что от ужаса он полностью потерял самообладание. Выходя неверной походкой из подвала, снова не услышав ни слова в объяснение, он мог находиться в совершенном шоке.

Но несколько часов спустя третья команда следователей получила первые впечатления о том, насколько сложной может стать их секретная операция из-за ограниченности в контактах. В подвале было темно, только узкая полоска света пробивалась из-под закрытой двери шкафа для красок, где федеральный агент разгадывал кроссворд. Остальные находились в нише и бойлерной, пытаясь расслабиться в промозглом ночном холоде. Последнее посещение маляра натолкнуло их на мысль о сооружении хоть какого-нибудь сигнала, предупреждающего о ночных гостях. Кусок гибкой проволоки, прикрепленный к верхней части двери снаружи, был протянут по потолку коридора в бойлерную, перекинут через блок на потолке и привязан к ведру со штукатуркой. При открытии входной двери тяжелое ведро должно было с глухим стуком упасть на бетонный пол. Входящий не слышал этот звук, но он был достаточно громким для детективов в задней части подвала, чтобы они успели подготовиться к встрече гостя.

Во вторник, в начале третьего ночи, агент, занимавший позицию на переднем крае, в шкафчике, услышал тихое шарканье шагов по переулку. Он выключил свет и немного приоткрыл дверь своего укрытия, сжимая в руках дробовик. Дверь подвала со скрипом открылась, впустив холодный ночной воздух, и агент обратился в слух, пытаясь различить стук ведра в бойлерной, но так и не понял, сработала ли сигнализация. Дверь тихо прикрылась. По еле слышным звукам шагов можно было предположить, что вошли двое. Они медленно миновали чулан для красок и остановились в начале коридора, ведущего к бойлерной. Внезапно темноту разорвали лучи двух фонарей. Они обшарили помещение, затем один из гостей сделал несколько быстрых шагов и потянулся к цепочке, свисавшей от лампочки под потолком. Подвал залил поток света, и низкий голос рявкнул:

– Полиция! Кто здесь?

Два патрульных полицейских, одетые в толстые синие пальто, держали в руках по револьверу и по фонарю. Когда агент толкнул дверь чулана и вышел из него, отложив дробовик, один из патрульных повернулся к нему.

– Кто вы такой, мистер? – спросил полицейский.

Агент не успел ответить, поскольку другой офицер закричал:

– Стой! Осторожно!

Из темной ниши в стене возникли еще два агента с револьверами в руках. Испуганные копы пригнулись, приготовившись к стычке. Но со стороны бойлерной раздался резкий голос:

– Погодите, ради бога! Мы все офицеры полиции!

Через мгновение задняя часть подвала осветилась, и вышел Джимми О’Брайен из Бюро по борьбе с наркотиками, держа в руке золотую бляху.

Эти патрульные, получившие из 41-го участка по радио сообщение о подозрительных личностях в подвале дома номер 1171 по Брайант-авеню, потребовали объяснений, и им пришлось сказать, что детективы находятся здесь для расследования дела о наркотиках. В подробности своей миссии детективы вдаваться не стали – она была слишком деликатной. Сначала патрульные не могли решить, что им следует предпринять, затем неуверенно согласились оставить засаду в покое.

На следующий день в подвал осмелился проникнуть одетый в форму полицейский из управления городского транспорта; его отправили восвояси, дав настоятельный совет забыть, что он их видел. В следующие сорок восемь часов состоялись еще два визита. Сначала пожаловала парочка детективов в штатском из соседнего участка, на которых натолкнулся отчаявшийся маляр, когда они проводили арест в нескольких кварталах от дома. Он поведал им душераздирающую историю о подпольной игре, идущей круглосуточно в его подвале. Затем зашел даже инспектор санитарного надзора в зеленой форме. Сбитый с толку старик взывал о помощи к каждомувстречному, одетому в форму. И каждый раз детективам, сидевшим в подвале, приходилось что-то объяснять. Вся «секретность» пошла коту под хвост.

Ничего хорошего не было и в росте нервозности самих офицеров. Однажды ночью в первую неделю дежурства детектив Джимми О’Брайен очнулся от дремоты в темной бойлерной и увидел крошечный красный огонек, паривший над ним. О’Брайен затаил дыхание – было ясно, что в темноте кто-то стоял и курил сигарету.

– Сонни! – позвал он негромко. – Уотерс!

В ответ слышалось только жужжание бойлера. С громким воплем О’Брайен перекатился с матраца на холодный пол, одновременно вытащив пистолет. Раздался звук шагов, и включился свет. С пистолетами наготове в бойлерную ввалились Сонни Гроссо, Фрэнк Уотерс и Джек Райпа.

– Какого черта? – поинтересовался Сонни.

– Здесь кто-то был, – ответил О’Брайен с пола. Озадаченный, он огляделся. Остальные, пригнувшись, напряженно обследовали все темные углы.

– Должно быть, тебе приснилось, – произнес наконец Сонни, пряча в кобуру пистолет. – Здесь никого нет.

Выключили свет. О’Брайен заполз обратно на матрац. Через мгновение снова раздался его крик:

– Вот он!

Снова послышался звук бегущих ног, включился свет, и снова никого, кроме четырех нервных детективов.

На этот раз Сонни обратил внимание на бойлер. Он подошел к массивному, закопченному оборудованию и, хмуро посмотрев на О’Брайена, произнес:

– Вот кто здесь курит, – и показал на маленькую красную лампочку, расположенную примерно на уровне глаз, индикатор работы механизма.

Каждый день напряжение в подвале росло. Всем офицерам приходилось прилагать усилия, чтобы держать себя в руках и, что более важно, не хвататься за пистолет при всяком непривычном звуке. Смена за сменой дежурила рядом с 88 фунтами товара, стоившими донам мафии многие миллионы долларов, и никто понятия не имел, когда банда итальянцев может ворваться в подвал и попытаться забрать героин.

Время от времени из внешнего мира в подвал проникали интересные вести, дававшие детективам темы для обсуждения. Наиболее увлекательную и пикантную новость они узнали, когда один из регулярных визитов нанес лейтенант Винни Хоукс. Он обнаружил Эдди Игана в привычной для него позиции, в чулане для красок.

– Эй, Пучеглазый, помнишь пулемет, который ты вытащил с потолка в доме у Фуки? А что, если это тот же самый пулемет, из которого убили охранника и ранили полицейского при ограблении Национального банка Лафайета на Кингс-хайвей?

Взволнованный Эдди вскочил на ноги.

– Я был там с Пэтси всего лишь за два дня до нападения! Помню, как тогда я подумал, что он словно проводит рекогносцировку.

– Кажется, наш друг Пэтси пытался заработать, где только можно. Не удивлюсь, если этот тип сдавал в аренду пулемет, да и другие свои пушки тоже. – И офицер цинично улыбнулся.

Иногда в подвал заходил управляющий зданием, но он не обращал внимания на засаду, а офицеры с ним не заговаривали. В такой напряженной атмосфере один из его визитов мог закончиться его гибелью. Однажды утром он спокойно взял доску, положил ее на козлы для пилы и встал напротив середины доски. Сделав несколько глубоких вдохов, он внезапно с криком резко ударил ребром правой ладони по доске и разбил ее пополам.

Потрепанные нервы среагировали мгновенно, и пять стволов были направлены в его сторону. Испуганный каратист увидел перед собой дула пулемета, двух винтовок и двух револьверов. Потом оружие медленно опустилось, и после этого случая управляющий в подвале не показывался.

Проводя рядом с героином долгие дни и ночи, детективы не могли не думать о ценности белого порошка, спрятанного в кофре Тони Фуки. Без проблем героин можно было продать мафии за миллион долларов. Стоил-то он раз в десять дороже. Его анализ пока не проводили, но все считали, что он почти чистый. К этому искушению все они уже привыкли, оно терзало каждого офицера, занимавшегося наркотиками.

И у Игана разыгралась фантазия. Нужно только протянуть руку и потом жить в роскоши. Кэрол Гэлвин уже объявила ему, что уходит от него, потому что не может больше приспосабливаться ни к непонятному графику работы, ни к ограниченному доходу полицейского. Он мог забрать наркоту и… но его мечтания закончились, как обычно. Он был копом и, вероятно, всегда будет копом. Вот и все.

Две недели прошли без каких-либо реальных действий, без заметного прогресса в расследовании дела. Не считая посещений других, не подозревавших о засаде полицейских, несколько раз в подвал заходили жильцы дома, чтобы забрать из чулана тот или другой предмет домашнего обихода. (Тогда дежурившие офицеры исполняли роли ремонтников, электриков или механиков, что приятно скрашивало их однообразное времяпрепровождение.) Но не было заметно, чтобы хоть кто-нибудь интересовался тайником с героином. В комнату с колясками вообще никто не заходил – зимние холода держали детей дома.

Пегги Фука, жена Тони, не считая редких поездок за покупками, не выходила из квартиры на пятом этаже, сидела с двумя маленькими дочками. Она не появлялась рядом с подвалом и, вероятно, не догадывалась, что в нем засели полицейские.

Наконец стало ясно, что лишь братья Фука знали, где спрятано сокровище, и, пока хотя бы один из них не выйдет на свободу, никто не попытается им завладеть. От информаторов в полицию поступили сигналы, свидетельствующие, что в последние дни волнение о пропавшем героине в среде повелителей преступного мира заметно успокоилось. Это наводило на мысль, что из тюрьмы просочилось сообщение, вероятно, через мать заключенных, что груз цел и будет передан в надлежащие руки, как только один из обвиняемых окажется на свободе. Для Пэтси шансов выйти из тюрьмы было мало – за него и двух французов был назначен залог по 100 тысяч долларов. В полиции чувствовали, что даже для организации Туминаро такая сумма слишком велика и это помешает временному освобождению Пэтси.

Для Тони Фуки также был назначен залог в 100 тысяч долларов за участие в преступном сговоре плюс 22 500 долларов за владение наркотиками, и адвокат, представляющий семью Фука, постоянно требовал сократить размер залога. Теперь в полиции решили, что было бы полезно позволить Тони выйти из тюрьмы и проследить за его действиями. С согласия окружного прокурора залог в 100 тысяч долларов за преступный сговор был наконец отменен, и в результате его размер сократился для Тони до 22 500 долларов.

В понедельник, 19 февраля, в Бюро по борьбе с наркотиками поступила информация, что залог за Тони Фуку внесен и его собираются выпустить из-под стражи. Немедленно в засаду в Бронксе были направлены дополнительные силы.

В то же утро осведомитель передал по телефону, что местная банда, не связанная с семьей Фука и Туминаро, может попытаться перехватить Тони и отнять героин, о чьем существовании, по-видимому, стало хорошо известно на «улицах».

Ближе к полудню 19 февраля в подвале дома номер 1171 по Брайант-авеню в Бронксе несли дежурство детективы Эдди Иган, Джимми О’Брайен, Джим Гилди и Джим Херли, а также федеральный агент Джек Райпа. Полдюжины других офицеров наблюдали за домом с улицы и ненавязчиво патрулировали окрестности. Еще двое заняли позицию на крыше здания. Они отрепетировали новую сигнальную систему, которую планировали использовать, когда Тони вернется в свою квартиру на верхнем этаже. С того момента один офицер должен был оставаться на лестничной площадке между пятым этажом и крышей, и при каждом выходе из квартиры Тони или его жены другой детектив должен был сбрасывать с крыши в переулок жестяную банку, чтобы офицеры в подвале подготовились к возможному визиту. Дежурство в унылом подвале внезапно превратилось в напряженное и волнующее событие.

Иган расположился в своем излюбленном уголке – шкафчике для красок рядом с входом. В отличие от большинства других офицеров он не любил играть в карты и хотел находиться как можно ближе к тому месту, где наиболее вероятно будут разворачиваться основные действия. В то утро остальные четверо из его смены были в бойлерной, слонялись по помещению, разговаривая тихими, нервными голосами.

Когда дверь из переулка со скрипом открылась, Иган напрягся, отложил книгу, которую пытался читать, и схватил служебный револьвер. Он надеялся, что его партнеры услышали звук падения ведра со штукатуркой на пол за бойлером. Раньше они несколько раз убеждались, что это приспособление неэффективно днем, когда бойлер трясся так громко, что его лязг заглушал предупреждающий глухой удар. Иган потихоньку приоткрыл дверцу чулана на дюйм-другой, как раз на столько, чтобы видеть происходившее в подвале.

У него прервалось дыхание, по коже побежали ледяные струйки, когда он увидел двух смуглых парней с пистолетами, которые, низко пригнувшись, крались к комнате с колясками. Их лица были хмурыми и сосредоточенными. Иган начал слегка подталкивать локтем дверь, приоткрывая ее все больше, но третий незваный гость, остававшийся вне поля его зрения, распахнул дверь и направил пистолет ему в голову. Резкий голос выкрикнул:

– Выходи, сукин сын, или пристрелю!

Иган сидел, пригнувшись, абсолютно неподвижно, не имея возможности реагировать, загипнотизированный пистолетом, поблескивавшим в нескольких дюймах от его лица. В долю секунды его охватила дрожь, словно сама смерть дохнула на него.

– Брось! – приказал неприятный голос.

Остальные двое повернулись в их сторону.

Иган посмотрел вниз, на свою руку с револьвером. А потом его мозг снова заработал. Выпрямившись, он бросил револьвер в проход, в сторону бойлерной, и, когда тот загромыхал по бетонному полу, проревел во все горло:

– В чем дело? Да вы кто такие, ребята?

Он услышал движение в задней части подвала – шорох и шарканье быстрых шагов. Гости тоже насторожились. Сейчас появятся его парни и начнут стрелять. Разразится бой, а он окажется точно в центре между сторонами. Его взгляд метнулся к темному углублению кладовой. Это был единственный шанс, хотя и небольшой. Если бы только ему удалось опередить пулеметную очередь. Пока Иган концентрировался, готовясь оттолкнуть плечом стоявшего с ним рядом человека и нырнуть в углубление, за его спиной в подвал вошел еще кто-то.

– Эй, лейтенант, не стреляй! – крикнул голос сзади. – Это же Иган-Пульки. Коп из команды по борьбе с наркотиками!

– Это коп? Спокойно там, мы офицеры полиции! – выкрикнул человек рядом с Иганом в сторону бойлерной.

Показав друг другу значки и обменявшись объяснениями, все сразу расслабились. «Вооруженные преступники» оказались детективами из 41-го участка с Симпсон-стрит. К ним пришел старый маляр и рассказал ужасную историю о «бандах хулиганов и гангстеров», оккупировавших его рабочее место в подвале и «замышлявших убийство». Его рассказ был слишком неправдоподобным, и они решили, что в этом должна быть доля правды. Хотя некоторые патрульные из этого участка почти с самого начала знали о засаде, связанной с наркотиками, но никто не рассказал о ней детективам. Поэтому пятеро из них собрались у подвала, прикрыв выходы и окна. Хотя на их стороне была внезапность, при перестрелке потерь не избежала бы ни одна из групп полицейских.

Беда, с которой они едва разминулись, лишила Игана присутствия духа и свойственного ему оптимизма. Позвонив своему начальнику лейтенанту Хоуксу и описав происшествие, он особо подчеркнул, что, если они не откроют карты перед местной полицией, кто-нибудь может пострадать.

– Или мы кого-нибудь убьем, или кто-то из нас получит сполна.

Хоукс выслушал его сочувственно, но сказал так:

– Сейчас мы слишком близко подобрались к их деньгам, Пучеглазый, мы уже почти до них дотянулись. После выхода Тони очень скоро что-то произойдет. Почему бы тебе не отдохнуть денек? Ты почувствуешь себя лучше.

– Черта с два, я убью себя, если все это закончится, пока я нежусь в постели, – ответил Иган.

В первые дни после возвращения домой Тони Фука вел себя очень спокойно. Снова и снова, как только очередная пустая банка из-под пива рикошетила в переулке, все полицейские в подвале напрягались, но Тони выходил из дому только за покупками в соседние магазины. В первый же четверг он появился в доках Ист-Сайда, где другие грузчики приветствовали его со сдержанным воодушевлением. Он проработал часть дня и, возвращаясь домой, остановился у бакалейной лавки рядом с домом. Затем, не приближаясь к подвалу, он поднялся к себе с небольшим пакетом в руках.

В пятницу его передвижения были приблизительно такими же. Он вернулся домой рано и оставался в квартире с семьей. Несколько дней никто из полицейских не видел жену Тони и его детей, и, после того как Тони пару раз зашел в местную аптеку, предположили, что больна одна из девочек или сама миссис Фука.

Возможно ли, чтобы физически сильному, но недалекому Тони, винтику в машине Малыша Энджи, настолько не доверяли, что не сообщили о ценном грузе, спрятанном в его доме? Этот вопрос начал изводить притаившихся в подвале полицейских. Им казалось, что даже для Пэтси и его дяди это было бы слишком хитроумно. Между тем заканчивалась третья неделя неослабного наблюдения за домом Тони. После первой серьезной конфискации в Бруклине прошло более пяти недель, и Большое жюри округа Кингс уже давно вело слушания для вынесения обвинительного акта. Но в доме номер 1171 по Брайант-авеню ничего не происходило.

В субботу, 24 февраля, Сонни Гроссо устроил себе день отдыха. Близкий друг, любитель повеселиться и старый холостяк, попросил Сонни быть шафером на его свадьбе в соборе Святого Патрика.

– Я не пропустил бы это событие, даже если бы сам Лучано воскрес и устроил концерт, – сказал Сонни Игану.

В ту же субботу, когда время приближалось к полудню, Иган, съежившись в шкафчике для красок в подвале Тони Фуки, грезил наяву. Он чувствовал себя таким грязным, и ему было так скучно, что даже вообразить, как опрятные, веселые люди собираются в соборе Святого Патрика на красивой Пятой авеню, ему было приятно. Он отчетливо представил себе длинный мраморный неф, розоволицую невесту в белом, стелющемся по земле атласном платье, с букетом в руках; улыбки на лицах людей, стоящих у скамей и энергично вытягивающих шеи; жениха у ограждения алтаря, повернувшегося навстречу невесте. Он пытался представить себе Сонни, ждущего рядом с другом, нервничая, возможно, даже паникуя – вычищенного, выбритого, аккуратно причесанного, в пиджаке и брюках от одного костюма, в начищенных до блеска ботинках. Иган никак не мог вспомнить, когда он в последний раз видел, чтобы Сонни приводил себя в порядок, а когда это случалось сделать ему самому?

В переулке загремела жестянка. Тони снова выходит из дома. Агенты и детективы поторопились скрыться в темных убежищах бойлерной и кладовой. Дверь подвала открылась, заскрипела и закрылась. Иган услышал, что шаги остановились на пороге, затем медленно двинулись мимо шкафчика для красок. Через щель между створками Иган увидел коренастую фигуру в широком сером свитере и бесформенных брюках. Тони!

Сердце детектива колотилось, пока он наблюдал, как Тони остановился перед деревянной дверью комнаты для колясок и несколько мгновений смотрел налево, в сторону тускло освещенного коридора и недр подвала. Иган прикусил губу: теперь нам только не хватает, чтобы какой-нибудь «клоун» кашлянул или чихнул. Не торопясь, Тони огляделся. Он повернулся лицом к Игану, и дневного света, проникавшего через стекло во входной двери, было достаточно, чтобы притаившийся офицер мог изучить его внешность. Тони обладал квадратной челюстью, толстыми губами и широким носом; глаза его были абсолютно невыразительными. Тони повернулся обратно к двери комнаты для колясок, отомкнул запор и исчез в темноте.

Иган напрягал зрение, но мог различить внутри лишь неясные движения. По-видимому, Тони забрался на какое-то возвышение и оставался в таком положении пару минут. Затем он спустился на пол и принялся что-то искать в темных углах загроможденного чулана. Вскоре он вышел из комнаты, закрыл и запер дверь на засов. В одной руке он держал что-то вроде короткого ломика. Помедлив, Тони снова взглянул в сторону бойлерной. Наконец он прошел мимо Игана и скрылся за дверью. Из переулка донеслось бодрое посвистывание.

– Он отлично знает, где лежит наркота, – сообщил Иган остальным, после того как поступил сигнал о возвращении Тони в квартиру. – Пока он просто проверял, все ли осталось, как прежде. Думаю, он готовится действовать. Хорошо бы нам получить еще несколько парней.

По переносной радиостанции Иган доложил, что, по-видимому, очень скоро кто-нибудь попробует забрать героин. Часы показывали начало второго.

Приблизительно в три тридцать, когда свет зимнего дня начал покидать серый, грязный подвал, прибыло подкрепление – лейтенант Хоукс и Дик Аулетта зашли в подвал, а два федеральных агента остались на улице.

Игана стало беспокоить отсутствие Сонни. Партнеру следовало быть здесь. Ирландец вызвался купить сэндвичей. Он доехал до Сто шестьделят девятой улицы и миновал еще дюжину кварталов, прежде чем нашел торговый центр, расположенный достаточно далеко от места проведения операции. Он зашел в еврейский гастроном и заказал десять сэндвичей из ржаного хлеба с солониной и маринованными огурцами и столько же банок пепси. Пока готовили сэндвичи, он решил позвонить по телефону.

Ему потребовалось сделать два звонка и в мелодраматических выражениях пожаловаться на «служебные обязанности», но через двенадцать минут недоумевающий Сонни Гроссо снял трубку на параллельном телефоне, который нервный священник принес ему к нише за большим главным алтарем в соборе Святого Патрика.

– Это детектив Гроссо из Бюро по борьбе с наркотиками? – весело осведомился Иган.

– Пучеглазый!

– Да. Как дела?

Из трубки доносилось глухое грохотанье гигантского органа.

– Марта уже появилась, мы вот-вот поженимся… – Затем Сонни понизил голос и приблизил губы к самому микрофону. – Что случилось? Возникли проблемы?

– Когда ты сможешь уйти? – тихо спросил Иган, перейдя на серьезный тон.

– Что-то происходит?

– Готовится. Думаю, скоро все разрешится. Может, ночью. Малыш спустился и проверил товар. Но вернется.

– Сейчас уйти не смогу. Наверное, часов в пять. Мне нужно появиться на торжестве. К тому же я должен провозгласить тост.

– Ты сможешь повторить его для нас. И приходи не переодеваясь. Придашь этому месту немного шика.

Смятая вощеная бумага, пустые банки из-под пепси и остатки сэндвичей и огурцов – все это более или менее аккуратно сложили в углу бойлерной. К 17:30 снаружи стемнело, и слабая лампочка на потолке тускло, почти зловеще освещала шестерых мужчин, которые стояли вокруг водонагревателя или прислонились к стене и тихо переговаривались. Проход к двери был погружен в темноту, но над входом горел свет. Иган занял свое место в шкафчике для красок. Два федеральных агента сидели в неосвещенной нише рядом с комнатой для колясок.

Когда за бойлером лязгнуло ведро, наполненное штукатуркой, все детективы, собравшиеся в задней части подвала, вздрогнули. Они погасили свет и прижались к стенам. Темная фигура в пальто с поднятым воротником крадучись двигалась вглубь подвала.

– Пучеглазый! – раздался хриплый театральный шепот.

Кто-то засмеялся. В бойлерной включился свет, и полицейские вышли в коридор навстречу застенчиво улыбавшемуся Сонни. Он был в вечернем костюме.

– Вот невеста идет… – запел один из детективов.

– Я сам готов стать невестой, – прошепелявил другой.

– Не знаю, не знаю. Он не похож на копа.

– Наверное, он не из полиции. Он один из этих, частных сыщиков.

Пока Сонни оглядывался, его улыбка становилась все шире.

– Ну, не могу сказать, что мне очень приятно вернуться в этот склеп, но, по крайней мере, – он состроил гримасу и зажал нос, – я чистый!

– Так вот это кто! – выкрикнул один из детективов. – Мистер Чистый!

Однако в конце концов они успокоились, и часа через три хорошо знакомая тревожная и вместе с тем тоскливая атмосфера снова воцарилась в подвале. Около девяти часов вечера сигнальная банка прогремела вниз по стене здания, словно пулеметная очередь, и ударилась о мостовую в переулке, подав команде сигнал. Все разбежались по укрытиям и попрятались в местах, дающих обзор помещения. Только свет над входом продолжал гореть.

Прошло пять минут. Бойлер успокоился на всю ночь, и в наступившей тишине даже дыхание или поскрипывание кожаной подошвы звучало преувеличенно громко. Десять минут. Затем они услышали шаги, спускавшиеся по внутренней лестнице из холла здания. Дверь со скрипом открылась. Затем снова все стихло, будто вошедший замер на месте и прислушивался. Дверь закрылась. Человек – должно быть, Тони – находился внутри. Он двигался очень медленно и тихо. Вот показалась тень. Затем – пригнувшийся силуэт.

В начале коридора Тони снова задержался, постоял без движения, настороженный, напряженный, как сжатая пружина. Затем его плечи опустились, словно кто-то вынул затычку и выпустил всю его подозрительность, и, двигаясь уже легко и быстро, он открыл дверь в комнату для колясок. Войдя внутрь, он даже включил свет. Тони действительно был абсолютно уверен в себе.

Момент истины приближался, подумал Иган. Наконец-то Тони приведет их к большим парням, заплатившим за наркотики.

Тони расстегнул куртку и вытащил из-за пояса ломик. Он вскарабкался на перевернутую коляску и поднял с полки в дальнем углу сильно потертый кофр с двумя чемоданами героина. Осторожно опустил его на пол и автоматически оглянулся. Затем, действуя ломиком как рычагом, он открыл крышку запертого кофра. Наблюдавший из шкафчика для красок Иган взмолился, чтобы Тони не заметил, что замок уже был вскрыт.

Достав один чемодан, Тони закрыл кофр и снова поднял его на полку. Держа в одной руке чемодан, он выключил свет, закрыл дверь и непринужденно прошел к лестнице, ведущей на первый этаж. Притаившиеся детективы позволили ему пройти и приготовились последовать за ним. Он был не так нужен, как его связные.

В тот вечер детектив Дик Аулетта занимал пост на лестничной площадке под крышей, и после выхода Тони из квартиры, подождав несколько минут, он начал осторожно спускаться за ним по лестнице. На первом этаже Тони не было. Аулетта прошел через вестибюль к парадному подъезду. Агент, находившийся с другой стороны Брайант-авеню, покачал головой – Тони не выходил. Аулетта прокрался к двери на лестницу, ведущую в подвал. Очень осторожно он открыл дверь и посмотрел вниз. Снизу ему послышался тихий звук шагов. Что там такое?

Аулетта заглянул за угол и испытал шок, увидев несколькими ступеньками ниже поднимавшегося вверх угрюмого головореза с чемоданом. Тони тоже удивился встрече, но быстро пришел в себя. Вытащив из-за пояса ломик, он с рычанием бросился на Аулетту. От ломика Дик увернулся, но упал на ступени. Тони навалился на него и резко ударил, целя в голову. И на этот раз Аулетта смог вывернуться, но получил сильный удар по плечу. Отброшенный вниз, Аулетта покатился по ступеням и врезался в дверь. Сверху на него посыпались осколки разбитого стекла.

Чертыхаясь, Иган перепрыгнул через Аулетту и помчался вверх по лестнице за бандитом.

– Тони! – крикнул Иган и выстрелил у Фуки над ухом.

Звук выстрела многократно отразился от стен здания. Тони замер наверху лестницы. Набитый героином чемодан выскользнул из его руки и, кувыркаясь, полетел вниз к ногам поднимавшихся офицеров.

Хоть и не так, как хотелось, но все было кончено.

Глава 22

Лишь в понедельник, 2 апреля 1962 года, через два с половиной месяца после проведенных в Бруклине арестов, Большое жюри № 1 округа Кингс вынесло обвинительный акт против Пэтси и Джо Фука, Франсуа Скальи и Жака Анжельвена.

Неделей ранее, 26 марта, адвокат Анжельвена Роберт Касанов, закрепленный за ним совместными усилиями французского консульства и друга Анжельвена Жака Сальбера из французского телерадиовещания, попытался добиться судебного приказа «хабеас корпус»^[20]. Он требовал освободить телеведущего на том основании, что штату не удалось выдвинуть против него обвинение, и, таким образом, пребывание Анжельвена в гражданской тюрьме являлось «жестоким злоупотреблением полномочиями».

Помощник окружного прокурора Бруклина Фрэнк Дилалла убедил суд в том, что хотя Анжельвен все еще считался важным свидетелем, но в ожидавшемся вскоре обвинительном акте Большое жюри должно назвать его в числе обвиняемых. Француза продолжали содержать под стражей. Последовавший акт Большого жюри устранил всю неопределенность в статусе Анжельвена. Он уже не был ключевым свидетелем, а обвинялся в преступном сговоре.

Четыре основных участника появились в уголовном суде округа Кингс 4 апреля, и каждый заявил о своей невиновности по обвинению во владении наркотиками и (или) преступном сговоре с целью распространения одиннадцати килограммов наркотиков. В обвинительном акте были также названы два Джона Доу^[21]– не присутствовавшие и официально считавшиеся «неопознанными» обвиняемые Жан Жеан и Ж. Муран.

Тони Фука, естественно, был заключен в тюрьму в Бронксе, и его должны были судить там за владение 40 килограммами героина. Ники Травато между тем подал возражение по поводу обвинения во владении всей партией наркотиков и должен был предстать перед судом отдельно в Бруклине. А рекомендованное обвинение против Барбары Фука, чья беременность уже была довольно заметна и которую освободили под залог в январе, заявлено не было, и это означало, что штат мог совсем отказаться от обвинения против нее.

Через неделю после появления обвинительного акта некий поручитель предоставил 100 тысяч долларов залога за освобождение Пэтси Фуки. Тот был освобожден и находился на свободе менее месяца. Надо думать, у него состоялись серьезные и, вероятно, тяжелые разговоры с дядей, Анджело Туминаро, и другими членами «семьи», потому что в начале мая он вошел в контакт с поручителем и попросил аннулировать залог. Он вернулся к относительно безопасной жизни в максимально защищенной городской тюрьме, чтобы ждать суда.

Приблизительно в то же время сам Малыш Энджи – на котором лежала наибольшая ответственность за провал его племянника – обнаружился во Флориде. На собачьих бегах он подошел к патрульному полицейскому, новичку, находившемуся на службе лишь несколько недель, назвал себя и сдался, признав, что более двух лет назад бежал от суда в Нью-Йорке после освобождения под залог. Из штата Флорида он был передан штату Нью-Йорк. Очевидно, что Малыш Энджи, рассмотрев все последствия для себя, убедился, что пара лет под хорошей охраной в тюрьме – самое лучшее для его будущего, которое в любом случае казалось туманным.

Разбирательство тянулось все лето. Наступила осень 1962 года, но точная дата судебного процесса так и не была назначена. Тем временем три адвоката – Роберт Касанов от лица Анжельвена, Морис Эдельбаум от семьи Фука и Генри Левенберг от Скальи – предприняли ряд юридических маневров с целью показать несостоятельность обвинительного акта по формальным поводам.

Сначала Касанов внес ходатайство, где утверждалось, что обвинительный акт, составленный Большим жюри, «ошибочен», поскольку в нем отсутствовали конкретные свидетельства, связывавшие автомобиль Анжельвена с героином, найденным в потолке подвала Джо Фуки. Поддержка этого возражения привела бы к отклонению обвинения против Анжельвена, а вслед за этим последовало бы освобождение Скальи, ввиду того что дело против корсиканца было тесно связано с Анжельвеном и его «бьюиком».

Слушание по ходатайству Касанова назначили на 14 ноября, о чем 1 ноября в офисе окружного прокурора было получено уведомление. Помощник окружного прокурора Майкл Гальяно заново обстоятельно изучил обвинительный акт и понял, что связь машины Анжельвена с преступным сговором действительно разъяснялась небрежно и обвинительный акт на самом деле был ошибочным. Чтобы поддержать дело, требовалось заменить обвинительный акт, и это следовало сделать быстро. Имея в своем распоряжении лишь две недели, Гальяно связался со старшиной Большого жюри Джеком Чэмпейном, проводившим отдых в Аризоне. Чэмпейн тут же прервал отпуск и прилетел в Нью-Йорк, чтобы собрать Большое жюри № 1, представившее первоначальный обвинительный акт.

В десять часов утра 14 ноября уверенные в успехе Анжельвен и его адвокат явились в Верховный суд Бруклина. Анжельвен, воодушевленный Касановом, надеясь на обнаруженную лазейку, прибыл со своими пожитками, сложенными в небольшую сумку, совершенно готовый в тот же вечер вылететь в Париж.

Как и ожидалось, судья Верховного суда Бруклина Майлс Ф. Макдональд поддержал утверждение защиты об ошибочности обвинительного акта, добавив, что у него нет другого выбора, кроме отклонения части обвинительного акта, посвященной обвиняемому Анжельвену.

В тот момент, когда счастливый Анжельвен представлял себя на борту самолета компании «Эр Франс», помощник окружного прокурора Фрэнк Дилалла вскочил с места и передал судье заменяющий обвинительный акт, содержавший дополнительные подтверждения связи между «бьюиком» французского телеведущего с преступным сговором.

Следующие три часа судья Макдональд провел в своем кабинете, изучая документ. В два часа дня, к ужасу не только Касанова и Анжельвена, но и всех остальных обвиняемых и их адвокатов, судья Макдональд отклонил ходатайство о прекращении дела. И Жак Анжельвен понес свои пожитки обратно в «Могилы».

Еще через два месяца, в январе 1963 года – почти через год после арестов в Бруклине, – Касанов попытался сделать от лица Анжельвена еще один отчаянный ход. Он ходатайствовал о так называемом слушании «пресечения», в котором защита должна была попытаться показать суду, что некоторые изобличающие обвиняемого улики недопустимы, поскольку получены проводившими задержание офицерами без должной санкции. В данном случае Касанов стремился доказать, что автомобиль Анжельвена следовало признать свободным от всяческих улик, ввиду того что, во-первых, детективы не имели в тот момент ордера на обыск «бьюика» и незаконно остановили 18 января 1962 года Анжельвена и Скалью на Ист-Энд-авеню якобы за проезд на запрещающий сигнал; и, во-вторых, они не установили достоверность показаний неназванного информатора, который через неделю после ареста (как утверждала полиция) предоставил данные, на основании которых в конце концов был выдан ордер на обыск.

Конечно, этим «информатором» был сам детектив Сонни Гроссо, чье дедуктивное умозаключение, и только оно заставило полицию после арестов обратить особое внимание на машину Анжельвена. После интенсивного допроса было установлено, что информатор предоставил частную информацию Гроссо, который, в свою очередь, попросил детектива Джима Херли добиться ордера. Защита попыталась установить, что Херли действовал на основании информации, полученной не из первых рук, а обвинение настаивало, что информация, переданная полицейскому офицеру, традиционно считалась всеми его коллегами информацией, полученной из первоисточника.

Слушание пресечения в присутствии судьи Альберта Конвея длилось с 14 по 16 января 1963 года, и, когда оно закончилось, ни одна из сторон не была уверена в успехе. Кроме того, полиция и ведомство окружного прокурора, несмотря на то что считали непреодолимыми улики против обвиняемых, беспокоились, как бы одни только технические детали не вынудили судью принять решение против использования «бьюика» в качестве улики на процессе.

Но судья Конвей отклонил ходатайство о пресечении. Судебный процесс был наконец назначен на 14 мая, то есть спустя почти шестнадцать месяцев после ареста семьи Фука и французов.

Между тем ведомство окружного прокурора продвинулось вперед в подготовке дела. По особому запросу окружного прокурора детективов Игана и Гроссо освободили от всех остальных обязанностей и специально назначили помогать в подготовке обвинения по всему делу Фука, чем они должны были заниматься до завершения судебного процесса. Помощник окружного прокурора Фрэнк Бауман, которому было поручено поддерживать обвинение, занял вместе с Иганом и Гроссо небольшой кабинет в муниципальном здании Бруклина, и они приступили к детальному рассмотрению дела, начиная с того важнейшего вечера в октябре 1961 года, когда детективы вошли в клуб «Копакабана». Все стены кабинета были увешаны картами, подготовленными инженерами управления полиции. Каждое место, где до 18 января 1962 года видели Пэтси Фуку и его подручных, было отмечено на картах и календарях. В кабинете поставили записывающее и проигрывающее устройство, и каждая лента с записями разговоров, сделанных во время наблюдения за обвиняемыми, прослушивалась снова и снова.

Немедленно после решения судьи Конвея помощник окружного прокурора Фрэнк Бауман отправился во Францию, чтобы детально проверить все свидетельства, пришедшие из этой страны.

Вскоре после его отъезда, в конце апреля, один из наиболее надежных осведомителей полиции сообщил поразительную, а для Игана и Гроссо жизненно важную информацию. До начала судебного процесса мафия решила устранить обоих детективов. В докладе даже указывалось, что киллеру будет заплачено 50 тысяч долларов – половина при принятии, а вторая половина после исполнения задания.

Информатор уведомлял, что уже выбран «специалист» для выполнения заказа Иган – Гроссо. Это был гангстер из Цинциннати, известный под именем Тони Бриолин, медленно умиравший от рака. Когда требовалось подыскать профессиональных убийц для полицейских, мафия обычно использовала именно такую процедуру. Этому человеку уже нечего было терять, и, успешно выполнив заказ, он знал, что обо всех членах его семьи будут впредь хорошо заботиться.

К Эдди и Сонни приставили круглосуточную охрану. С этого момента им было запрещено вместе покидать муниципальное здание Бруклина, ездить вместе в одном автомобиле и ходить друг к другу в гости без дополнительной защиты.

Информация о Тони Бриолине поступала в высшей степени точно, для этого различные управления полиции в штате Огайо и Нью-Йорке делали все возможное. Когда стало известно, что Тони на машине выехал из Цинциннати, его маршрут тщательно отслеживался. В свою очередь Иган и Гроссо с товарищами готовились к его прибытию в Нью-Йорк.

Но однажды вечером в начале мая чуть западнее Ньюарка, штат Нью-Джерси, Тони Бриолин попал в роковую для него аварию. Его машина слетела с федеральной магистрали № 1, скатилась по насыпи и, перевернувшись, взорвалась. Наемный убийца, выписанный издалека, превратился в пепел.

Иган и Гроссо расслабились. Они чувствовали, что враги не станут повторять свою попытку.

Процесс состоялся в весеннюю сессию Верховного суда Бурклина. Председательствовал судья Сэмюель Лейбовиц. Это не могло понравиться защите. В залах суда Нью-Йорка Лейбовица называли не иначе как «судьей-вешателем». Его ненависть к закоренелым преступникам стала легендарной. И очень немногие юристы понимали преступника лучше судьи Лейбовица – еще несколько лет назад он был одним из самых знаменитых в стране адвокатов, специализировавшихся на уголовном праве, и в числе его клиентов был небезызвестный Аль Капоне. Но словно вылечившийся алкоголик или обращенный в новую веру, на судейском месте Лейбовиц проявил себя в наиболее суровом применении предусмотренных законом наказаний к тем же преступникам, которых когда-то защищал.

Открылся процесс в десять часов утра во вторник, 14 мая 1963 года. Первое ходатайство было подано Морисом Эдельбаумом, защитником Пэтси Фуки. Эдельбаум подал заявление о признании Пэтси виновным по трем пунктам обвинения: владение наркотиками, преступный сговор о владении наркотиками и сговор о продаже наркотиков. Пэтси находился в суде не более получаса. Измененное заявление было принято, и Пэтси отправился обратно в тюрьму ожидать приговор.

Далее от лица отца Пэтси, Джо Фуки, было подано заявление о признании вины в мелком преступлении, и он остался на свободе под внесенный залог и собственную гарантию.

Итак, семья Фука была отделена от дела, и начался процесс над двумя французами, Франсуа Скальей и Жаком Анжельвеном.

Дискуссии почти не было. Защита – Генри Левенберг со стороны Скальи и Роберт Касанов со стороны Анжельвена – не представила ни одного свидетеля. Что касается обвинения, то помощник окружного прокурора Фрэнк Бауман вызывал свидетеля за свидетелем – технических экспертов из полиции, персонал отелей, детективов, участвовавших в долгом наблюдении, – и плел свою паутину вокруг двух обвиняемых и сообщников.

На утро шестого дня процесса, 22 мая 1963 года, Жак Анжельвен и его адвокат Касанов встретились с судьей Лейбовицем и обвинителем Бауманом в гардеробной судьи. Анжельвен хотел изменить свое заявление и признать себя виновным.

Почти все утро Лейбовиц допрашивал Анжельвена в своем кабинете, пытаясь вытянуть информацию, которая могла бы помочь идентифицировать самых высших властителей в наркосиндикате и определить роль Скальи в героиновой сети. От этих вопросов Анжельвен пришел в ужас. Телеведущий заявил, что будет убит, если станет рассказывать о Скалье и других лицах, связанных с контрабандой героина, в которой он признавал себя виновным.

Наконец судья принял новое заявление Анжельвена о признании вины, подразумевавшее облегчение наказания, и назначил вынесение приговора на 13 сентября.

Вернувшись в зал заседаний, Лейбовиц обратился к присяжным и дотошно разъяснил им, что факт отсутствия Анжельвена ни в малейшей мере не должен повлиять на определение виновности или невиновности Скальи. Он заставил каждого присяжного, одного за другим, повторить утверждение: «Отсутствие обвиняемого Анжельвена не имеет отношения к делу против господина Скальи».

Тем не менее Левенберг подал еще одно ходатайство о неправильном судебном разбирательстве на том основании, что выделение процесса над Анжельвеном причиняет вред делу, но это ходатайство было отклонено.

На следующий день перед присяжными выступил Бауман. Обвинение твердо установило наличие преступного сговора, в котором Скалья был связан с Фукой, и предъявило технические доказательства транспортировки героина, найденного в подвале дома Фуки, в автомобиле Анжельвена. Защита ничего не могла сделать. В своем заявлении Левенберг в основном просил проявить снисходительность к его подзащитному. После этого в процессе был объявлен перерыв до вторника, 28 мая.

В этот день к присяжным обратился судья Лейбовиц, затем они отправились совещаться.

Через восемьдесят минут присяжные вынесли вердикт о Франсуа Скалье: виновен по каждому из трех пунктов обвинительного акта.

От ведомства окружного прокурора немедленно поступила просьба не выпускать Скалью под залог, а оставить в тюрьме.

Судья Лейбовиц согласился.

– Подобные мерзавцы, приносящие в эту страну столько страданий, не заслуживают никакой компенсации. Они наводнили нашу страну, эти крысы, везущие коварные наркотики и заставляющие несчастных горемык к ним привыкать. Этот человек – не мелкий воришка-толкач, не наркоман, продающий дозу, чтобы заработать на другую для себя. Это матерый преступник. И он может быть абсолютно уверен, что почувствует на себе железный кулак закона, который опустится на него очень скоро.

Вынесение приговора было назначено на 13 сентября.

Эдди Иган и Сонни Гроссо вышли из зала суда на улицу, освещенную теплым весенним солнышком. Сонни только что был повышен до детектива первого класса, и бейсбольный сезон снова начинался – в общем, все было прекрасно в этом мире.

– Чем теперь займемся? – спросил Сонни.

– Нужно бы отпраздновать, присмотреть девочек. Не зайти ли нам вечером в «Копу»? Что скажешь? Там появилась новая гардеробщица.

Сонни остановился посреди лестницы здания суда и недоверчиво посмотрел на партнера:

– В «Копу»? Ты шутишь?

Эпилог

Приговор Жаку Анжельвену и Франсуа Скалье был вынесен судьей Лейбовицем 13 сентября 1963 года. И Касанов, и Левенберг приводили доводы в пользу легкого наказания. Касанов напомнил суду о двух несовершеннолетних детях Анжельвена и его престарелых родителях, написавших судье: «У нас только один сын. Наша жизнь подходит к концу, и мы хотим успеть помочь ему заново построить жизнь». Касанов также цитировал письма в поддержку Анжельвена от таких звезд, как Морис Шевалье, Ив Монтан и Симона Синьоре.

И Левенберг просил проявить снисхождение, сказав, что во время Второй мировой войны Скалья сражался против нацистов во французском подполье. Он сказал, что Скалья «раскаивается и…».

Судья его перебил:

– О, это далеко не так. Он отказался говорить с надзирающим офицером и сказал, что попытает счастья на апелляции.

Судья Лейбовиц назначил Анжельвену от трех до шести лет заключения в тюрьме Синг-Синг и повернулся к Скалье.

– Вы относитесь к числу наиболее презренных созданий, когда-либо стоявших перед этим уголовным судом. Вы не заслуживаете сострадания – никакого. И пусть эта весть долетит до Франции и других подобных вам торговцев смертью: будучи схвачены в этой стране, они также в полной мере испытают на себе наказание закона.

С этими словами судья Лейбовиц приговорил корсиканца Скалью к заключению сначала в тюрьме Синг-Синг, а затем в государственной тюрьме Аттика на два последовательные срока от семи с половиной до пятнадцати лет и от трех с половиной до семи лет, что в совокупности могло максимально составить двадцать два года. Это было самое суровое наказание, назначенное по этому делу.

Через три месяца, в январе 1964 года, наконец был вынесен приговор Пэтси Фуке. Как и его брат Тони, осужденный в Бронксе, Пэтси получил от семи с половиной до пятнадцати лет. Что касается старого Джо Фуки, то его трехлетнее заключение было приостановлено и он отправился домой заливать чувство горечи из бутылки.

В мае 1967 года таинственный Жан Жеан был наконец задержан в Париже полицией Сюрте. Имея в виду его преклонный возраст, французская полиция отклонила запросы на его экстрадицию от Федерального бюро по борьбе с наркотиками США, и, когда пишутся эти строки, старый щеголь проживает в относительной безопасности во Франции, вероятно, под бдительным оком национальной полиции.

Наверное, только Жеан мог бы рассказать, что случилось с выплаченными за груз деньгами – а эта сумма должна была достигать 500 тысяч долларов, – которые так нигде и не всплыли. Только он мог знать о судьбе единственного в деле Пэтси Фуки участника сговора, оставшегося на свободе, – загадочного Ж. Мурана.

Что касается Жака Анжельвена, то он был освобожден из тюрьмы весной 1968 года и немедленно вернулся во Францию, чтобы вскоре кануть в безвестность – хотя он и воспользовался возможностьюнемного заработать публикацией в журналах воспоминаний и впечатлений об американских тюрьмах. Он писал, что, вообще говоря, они показались ему более комфортабельными, чем многие французские отели.

И еще одно занятное заключительное примечание.

В августе 1968 года полиция штата Нью-Йорк сообщила об обнаруженных на севере штата телах двух бандитов, явно павших от рук таких же гангстеров. Оба они в недавнем прошлом занимали важное положение в базировавшейся в Бруклине и промышлявшей наркотиками организации Анджело Туминаро.

Один из трупов принадлежал сорокалетнему Фрэнку Туминаро, младшему брату Энджи. После ареста Пэтси Фуки в 1962 году Фрэнк Туминаро сменил его на посту администратора подпольной сети брата. Но, столкнувшись с усиливавшимся давлением со стороны органов охраны правопорядка, вдохновленных результатами, полученными в деле Фуки, Фрэнк действовал еще менее аккуратно, чем его племянник, и в феврале 1965 года он и еще семнадцать человек были осуждены по обвинениям, связанным с наркотиками. Это был новый серьезный удар по гибнувшей организации Туминаро.

Малыш Энджи, остававшийся в тени с самого освобождения из тюрьмы в 1966 году, показался на похоронах брата. Детективы, наблюдавшие за церемонией, передали, что пятидесятипятилетний глава наркосети выглядел унылым.

Примечания

1

Марис Роджер (1934–1985) – американский профессиональный бейсболист, получал звание «самого ценного игрока» в 1960 и 1961 гг.

(обратно)

2

Простофиля, простак (англ.).

(обратно)

3

«Связные» – крупные торговцы наркотиками.

(обратно)

4

Стикбол – уличная игра с мячом и палкой.

(обратно)

5

Димаджио Джо (1914–1999) – профессиональный американский бейсболист, один из лучших игроков за всю историю. Избран в «Бейсбольный зал славы».

(обратно)

6

Мантл Мики (1931–1995) – профессиональный американский бейсболист. Избран в «Бейсбольный зал славы».

(обратно)

7

Независимая корпорация, созданная в 1921 г. по соглашению между штатами Нью-Йорк и Нью-Джерси для развития и эксплуатации средств торговли и транспорта в районе, охватывающем север штата Нью-Джерси и город Нью-Йорк. Под ее юрисдикцией находятся аэропорты, автобусные вокзалы, морские порты и вертолетная станция. Администрации порта принадлежали башни-близнецы Международного торгового центра, разрушенные нападением террористов 11 сентября 2001 г.

(обратно)

8

Дженовезе Вито (1897–1969) – с 1930-х по 1950-е гг. один из наиболее могущественных руководителей американского преступного синдиката, оказывавший влияние на его деятельность даже из тюрьмы.

(обратно)

9

Лучано (Лаки) Сальваторе (1896–1962) – самый могущественный глава американской организованной преступности, продолжавший руководить ввозом наркотиков в США из тюрьмы и из Италии, куда он был выслан в 1946 г.

(обратно)

10

Руни Мики – американский актер кино и театра. Впервые появился на сцене в возрасте 17 месяцев.

(обратно)

11

В декабре 1965 г. Федеральное бюро по борьбе с наркотиками при содействии сотрудников таможни США и местной полиции в Колумбусе, штат Джорджия, захватила более 200 фунтов героина, доставленных из Франции в морозильной установке, и арестовала четырех человек. В апреле 1968 г. федеральные агенты с помощью полиции города Нью-Йорка снова конфисковали более 200 фунтов героина, спрятанных, что интересно, во французском автомобиле, оставленном на пирсе Манхэттена. В последнем случае, однако, в правоохранительных органах, по-видимому, произошла утечка, поскольку, в отличие от дела, рассматриваемого в этой книге, никто не предъявил прав на груз и никто из главных преступников не был схвачен.

(обратно)

12

Здравствуй, Паскуале (ит.).

(обратно)

13

Здесь и далее температура выражена в градусах по шкале Фаренгейта, +10 градусов по Фаренгейту – это приблизительно –12 градусов по Цельсию.

(обратно)

14

Паар Джек – создатель и ведущий одного из первых телевизионных ток-шоу «Сегодня вечером». Эта программа регулярно выходила на канале Эн-би-си в 1957–1962 гг.

(обратно)

15

То есть вдоль Бродвея.

(обратно)

16

Кистоун Копс – группа чрезвычайно некомпетентных полицейских, появлявшаяся во многих немых комедиях Мака Сеннета, снятых в 1910-х и 1920-х гг.

(обратно)

17

Роман американского писателя Генри Миллера (1891–1980) «Тропик Рака» был опубликован во Франции в 1934 г., а в США – в 1961 г. За изданием книги в США последовал ряд громких судебных разбирательств, и только в 1964 г. Верховный суд США отменил принятые судами штатов заключения о непристойности этой книги.

(обратно)

18

Дарсель Дениза – певица кабаре и киноактриса, с 1947 г. снималась в Голливуде, в телевизионных программах, играла на Бродвее.

(обратно)

19

«Корпорация убийц» – название ветви американского преступного синдиката, основанной в 1930-х гг. для выполнения заказных убийств. Сначала ею руководил Луис (Лепке) Бухалтер, затем Альберт Анастасия.

(обратно)

20

«Хабеас корпус» – судебный приказ о доставлении в суд заключенного для выяснения правомерности его содержания под стражей.

(обратно)

21

Джон Доу – имя воображаемого ответчика в судебном процессе.

(обратно)

Оглавление

Вступление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Эпилог

*** Примечания ***

Пожертвовать