Сопротивление [Алексей Витальевич Осадчук] (fb2) читать онлайн

Сопротивление. Роман Алексея Осадчука

Глава 1

— О боги, эта мерзкая вонь… — негромко взмолился Матье Шаброль, прикрывая нос платком, который был обильно пропитан парфюмом с хвойными нотками. — Каждую весну одно и то же! Помяните мои слова, ваше сиятельство, уже давно ни у кого нет ни малейших сомнений, что истоком этой мерзкой реки является одно из проклятых болот Бездны.

Это он о Леге, рассекавшей столицу на две части — Старую и Новую, вдоль которой сейчас, мерно покачиваясь, катилась моя карета. Мой частный поверенный был не одинок в своем критическом отношении касательно столичной реки — в Эрувиле не было ни одного жителя, который бы забыл в самых образных выражениях упомянуть об удушливых ароматах сего водоема, что окутали город во время весенней оттепели.

Я, не отрывая взгляда от окна, за которым сейчас проплывали фасады особняков северного квартала Новой столицы, лишь усмехнулся. Правда, меня позабавили не сами слова мэтра Шаброля. Я просто представил физиономию моего частного поверенного, увидь он хотя бы одним глазком то черное ущелье, ведущее в Бездну.

А о запахах я вообще молчу… Коснись его носа тот смрад, что источал излом, воды Леги показались бы ему душистым цветочным источником.

Мы с Хельгой продолжили погружения в Изнанку и несколько раз бывали в месте излома. Один раз, благодаря куполу невидимости, я даже смог беспрепятственно прошмыгнуть мимо тварей Бездны и приблизиться к самой узкой части излома, а потом заглянуть в казавшийся бездонным черный провал. Не знаю, что больше меня потрясло — магическая мощь, исторгаемая изломом, количество тварей, которыми кишели его внутренности, или удушающее трупное зловоние, расползавшееся от ущелья. Наверное, все сразу.

В тот миг рядом с тем местом я ощутил себя мелкой букашкой, глупо пытающейся сопротивляться тому могущественному существу, которое пытается вырваться из плена Бездны. Казалось, ему достаточно лишь отмахнуться от моего надоедливого жужжания. И это только в том случае, если это существо вообще заметит меня.

Но миг слабости и животного страха быстро исчез. На смену ему пришла уверенность и даже некая злость. Особенно, когда я вспомнил, что эта тварь, пытающаяся выбраться из Бездны, хочет уничтожить все, что мне стало дорого в этом новом мире.

Нет… Сдаваться я не собираюсь. Я буду сопротивляться. Из последних сил, сцепив зубы и сжав волю в кулак.

И у меня есть, чем удивить темных. Мой план уже начал постепенно действовать. Увы, но прислужники Хлада Жуткого тоже не сидят на месте. А еще вместо того, чтобы двигаться вперед, я вынужден тратить драгоценное время на эту глупую войну, которую затеяли местные царьки.

Помимо всего прочего, раздражала медлительность Карла. Приказ-то короля — отправляться в марку — Кико озвучил, но официальный указ, где все это было бы задокументировано, я жду уже десятый день. Без письменного приказа покинуть столицу и страну я не имею права. Там ведь, помимо повеления бить врага, есть еще ряд «важных» пунктов, в которых сказано, каким образом я должен буду это делать.

Важных, конечно же, для Карла, но не для меня. Мне в этой королевской писульке важны на самом деле только два пункта. Во-первых, меня и моих людей Карл должен официально отпустить. Другими словами, это значит, что ко мне со стороны короля нет никаких претензий. Это такой своеобразный привет всем моим недругам при дворе, которые завалили королевскую канцелярию жалобами и доносами на меня и мои действия в Бергонии.

Ну, и во-вторых, мне необходима некая повторная легитимизация. То есть, вручая мне этот документ, Карл дает всем понять, что снова верит маркграфу де Валье и вся его дальнейшая деятельность осуществляется по воле короля. Например, как мне сообщил Ламбер де Кортене, личный секретарь Карла, с этой бумагой я смогу беспрепятственно рекрутировать новых солдат в некоторых бергонских поселениях.

Королевский указ… положа руку на сердце, лично для меня — это всего лишь бумага. Без войска и силы она не стоит и пера, которым ее подпишут. Но, увы, мне приходится считаться с особенностями местного мироустройства, где королевские печать и подпись должны будут подтвердить мой статус.

И все бы ничего, я готов следовать некоторым местным правилам, но Карл медлил. И о причинах этой его медлительности я мог только догадываться. Но и я времени зря не терял. У меня было чем заняться перед отъездом…

Карета подпрыгнула на одном из ухабов, и я машинально положил ладонь на кармашек моей перевязи, где «спали» два последних золотых круда. Беспокоивший их и меня собрат благополучно был передан новому носителю, вернее, носительнице.

Вспомнив последнюю встречу с Вереной, я нахмурился. Снова и снова прокручивая в голове события того дня, я неизменно приходил к выводу, что мне еще очень далеко до полного понимания природы магии.

Однако одно я уяснил для себя точно — когда имеешь дело с высшими силами, будь готов к тому, что они будут постоянно преподносить тебе сюрпризы, как приятные, так и те, без которых ты предпочел бы обойтись.

Размышляя о том дне, я испытывал двоякие чувства. С одной стороны, мне удалось, наконец, избавиться от капризного паразита, который, чем дольше находился в моих руках, тем опасней становился как для меня самого, так и для моего окружения. Но с другой, передав его Верене, я безвозвратно лишился одного из самых ценнейших ресурсов в этом мире, на который у меня были большие планы.

А еще я понимал, что подвергаю смертельной опасности Верену. Поэтому, осознавая, что иначе поступить было нельзя, загодя готовился к нашей встрече. Искал убедительные аргументы, которые помогли бы мне уговорить ее уйти со мной. Хотя бы на время, пока не произойдет полного слияния с паразитом.

Правда, в глубине души я понимал, что все мои попытки закончатся неудачей. Верена уже все для себя решила и не отступит от намеченного пути. Сбежать в такой важный и судьбоносный момент для всех ее подданых? Именно тогда, когда армия Оттона Второго уже пересекла границу Вестонии? Нет, Верена ни за что так не поступит.

Но я все же надеялся на то, что мы сможем найти какое-то решение. Именно поэтому пришел к ней в шатер, обуреваемый двоякими мыслями.

И каково же было мое удивление, когда Верена не просто почувствовала постороннее присутствие в шатре, но и обратилась ко мне по имени. А ведь мой полог невидимости, который за последние недели заметно улучшился, никуда не делся.

Но не это застигло меня врасплох. Верена каким-то образом вошла в контакт с паразитом и, похоже, этот контакт случился еще до моего появления в шатре.

А дальше…

…Дальше я, глупо разинув рот, наблюдал за мгновенным слиянием ауры Верены и золотого паразита. Причем все это происходило настолько легко и гармонично, что на миг я даже ощутил легкий укол зависти.

Источник Верены без ее участия, словно по какой-то написанной заранее программе, плавно поменял цвет на золотой и начал таким же образом преобразовывать всю энергосистему девушки. Но не ломая и корёжа ее, а улучшая и укрепляя.

А еще этот мелкий паршивец, воспользовавшись моим ступором, одним махом высосал всю энергию из всех крудов, что были у меня. Когда я опомнился, в моих карманах вместо кристаллов осталась лишь мелкая пыль, а амулеты и браслеты красовались пустыми оправами.

Но возмутиться я не успел. После слияния Верена, во взгляде которой одновременно плескались изумление, страх и восторг, слегка покачнулась. Ее глаза закатились, и она начала оседать на пол.

Упасть я ей не позволил. Быстро подхватив девушку за талию, я аккуратно опустил ее в кресло, при этом сформировав плетения малого исцеления, а также энергоусиления.

Не прошло и минуты, как девушка открыла глаза, и наши взгляды встретились. Только вот на меня сейчас смотрела не Верена.

Ее глаза вспыхнули золотым светом. Зрачки стали круглыми и цепкими, как у хищной птицы, тяжелый взгляд будто пронзал меня насквозь. Он был чужим, оценивающим, словно взвешивал все: мою силу, волю, намерения.

Миг — и странные глаза закрылись, а девушка глубоко, словно выныривая из глубины, вздохнула. Ее тело слегка выгнулось вперед, но тут же опустилось в кресло.

Я хотел было приблизиться к ней, но замер. Голова принцессы поднялась, и на меня снова смотрела Верена. Правда, теперь привычный цвет ее глаз изменился на темно-янтарный. И, как и в прошлый раз, мой полог невидимости не был для нее помехой.

— Вот, значит, ты какой… — негромко произнесла она, восхищенно оглядев меня с ног до головы. Затем ее изумленный взгляд остановился на том месте, где был мой источник. Я мысленно выругался… Похоже, все мои слои защиты и скрыта для ее дара видящей теперь не были преградой. — А я, глупая, боялась, что те шестеро авантов убьют тебя. Теперь я вижу, что ты наверняка даже сдерживался, чтобы не навредить им. Спасибо, что сохранил жизни моим телохранителям.

Она подняла голову и посмотрела прямо мне в глаза. Я уже открыл было рот, но она опередила меня:

— Я знаю, что скажешь…

Слегка приподняв правую руку, Верена задумчиво посмотрела на свои пальцы, а затем пошевелила ими. Тонкую девичью ладонь тут же окутала золотистая магическая дымка, а между пальцев закружились золотые вихри.

Хм… Все интересней и интересней. Такой трюк под силу только обученному магу.

— Теперь я знаю, кто мы, — продолжая завороженно следить за игрой золотых вихрей, произнесла она. — И я знаю, кто наш истинный враг.

— Теперь? — переспросил я. — А до того?

— До того моя родовая память еще спала, — ответила Верена. — Нужен был мощный энергетический всплеск, чтобы разбудить ее. Но многого от меня не жди. Сейчас в моей голове настоящая каша из обрывков чужих воспоминаний.

Мысленно я уже представил, как веселится мой таинственный доброжелатель… А что, если это не его рук дело? Но, черт побери, как же это на него похоже.

— Так или иначе, теперь ты понимаешь, что у нас мало времени, — произнес я.

— Да, — кивнула она и снова посмотрела мне в глаза. — Именно поэтому я останусь здесь, с моими людьми. Сейчас, как никогда, я понимаю, что нужна им. Это мой путь.

Я тяжело выдохнул и качнул головой.

— Что же… Значит, так тому и быть.

— Прощай и пусть хранят тебя древние боги, — в печальных глазах Верены я заметил сожаление и грусть.

— Постарайся выжить, — произнес я и развернулся к выходу.

Карета качнулась, выдернув меня из мыслей, и замерла. Снаружи слышался приглушенный гул переулка, редкие окрики кучеров, звон сбруи.

Я отодвинул шторку. Мы стояли у главного входа в дом Легранов. Фасад потемнел за зиму, бронзовые держатели фонарей потеряли блеск. Мрачности добавляли черные ленты, вплетенные в балясины балюстрад. Даже здесь, снаружи ощущался дух смерти и скорби, поселившийся в этом доме.

Три дня назад умер Паскаль Легран. Все говорили, что он скончался ночью, во сне, в своей постели. Но я точно знал, что дед Макса добил сам себя очередной вспышкой некотролируемой ярости. Об этом мне рассказал Ален, когда прибыл в Лисью нору и привез приглашение от Изабель на церемонию установки урны с прахом в фамильный склеп, а также на объявление завещания старика.

Один из матаго, которому я поручил присматривать за домом Легранов, периодически сообщал мне о состоянии Паскаля. Тот последние месяцы не вставал с постели и мало кого узнавал. Но в одном он был всегда последователен даже до самой смерти — при упоминании моего имени в безумного старика словно вселялся демон. Паскаль сверкал бешеными глазами, рычал, хрипел и плевался пеной.

Я так до сих пор и не смог понять гнев и ярость этого человека. Само собой, Макс не был образцовым внуком, даже наоборот. Да и хорошим человеком его сложно назвать. Но он был сыном дочери Паскаля. Любимой дочери. Родная кровь… Не понимаю… И, скорее всего, никогда не пойму. Да и, собственно, плевать мне на чувства этого человека. Особенно после его участия в темных делах Генриха де Грамона и герцога де Бофремона. Светлого посмертия я ему желать не собираюсь.

Карет рядом с домом было мало. Словно не купца золотой гильдии провожают в последний путь, а какого-нибудь лавочника средней руки.

Да и та немногочисленная часть приличных гостей уже спешила покинуть мрачный дом после церемонии погребения.

Впрочем, иной публики рядом с домом было в достаточном количестве. По краям аллеи держалась вереница «похоронных нищих» — эта особая столичная порода была готова отираться рядом с особняком усопшего хоть целый месяц.

Они не лезли вперед, не цеплялись за рукава, а стояли клином, держа дистанцию, и по очереди выкрикивали отрепетированные фразы: «Наши соболезнования семье и близким, да утешится их сердце!», «Светлая память мэтру Леграну!»

В ответ в их сторону летели монеты скорбящих, которые под присмотром главного нищего быстро собирали мальчишки оборванцы. Вся эта сцена была такой же частью местного ритуала, как похоронные ленты и закрытые черными тканями зеркала.

Появление моей кареты, которую сопровождал отряд из дюжины всадников, казалось, заставило оживиться всю улицу. Люди, выходившие из дома Легранов, удивленно останавливались, а потом, оттесненые моими бойцами, замирали на месте: кто-то склонял голову, кто-то провожал ошарашенным взглядом. Отовсюду слышались шепотки: «де Валье», «маркграф», «тот самый».

Особенно надрывались нищие, оглашая переулок соболезнованиями внуку, потерявшему любимого дедушку. По моему кивку Гуннар приблизился к самому главному оборванцу и бросил ему увесистый мешочек.

Ловко поймав кошель, который тут же словно по мановению волшебного пера исчез в недрах его лохмотьев, главный нищий глубоко мне поклонился. То же самое сделали и все его подопечные.

— Нотариус уже здесь, — негромко сказал мэтр Шаброль, шагавший следом за мной. — Я видел его карету у бокового входа. Это мэтр Ньери. У старика больные колени. Так что с объявлением завещания он тянуть не будет.

— Хорошо, — ответил я и направился к распахнувшимся передо мной дверям дома.

На пороге уже встречали слуги Легранов в траурных одеждах. Оба почтительно склонились вперед. В глазах младшего восхищение и, кажется, искра надежды, а вот старший смотрит хмуро, но без неприязни. Понимаю их — в хозяйском доме грядут перемены, которые напрямую коснуться каждого обитателя этого дома.

Внутри было темно. Тетушка Изабель явно экономила на свечах. Я помнил этот дом иным. Здесь было много подсвечников и люстр. А также мебели, картин и посуды.

Теперь на местах, где висели картины, просматривались бледные прямоугольники выцветших обоев. Мебель и дорогая посуда отсутствовали. Слуг стало тоже меньше.

Шагая по дому я то и дело натыкался на людей в темных одеждах с цепкими взглядами, которые сбивались к небольшие группки, что-то неслышно обсуждая. Замечая меня, они угодливо кланялись, при этом оценивающе осматривали меня и моих людей.

С этими все ясно. Коллеги мэтра Шаброля. Представители кредиторов прибыли на оглашение завещания, надеясь урвать хотя бы маленький кусочек от того, что осталось от некогда богатой торговой империи Легранов.

Шаброль уже успел перекинуться парой слов с некоторыми коллегами. Чуть склонив голову в сторону бокового коридора, он негромко произнес:

— Там, в малой гостиной. Семья уже в сборе. Нотариус тоже там.

В малой гостиной, несмотря на весеннюю оттепель, было холодно, но в отличие от остального дома — относительно светло. Видимо, сюда собрали все оставшиеся подсвечники и свечи. В воздухе стоял густой запах дыма, старого дерева, а также вина и пота.

Последние ароматы доносились от сыновей Паскаля Леграна. Дядюшки Макса явно не являлись любителями водных процедур, как, собственно, и поборниками трезвого образа жизни. Похоже, за месяцы болезни главы семьи ребятки здорово распустились.

— Ваше сиятельство! — угодливо воскликнул сухощавый плешивый старичок в характерной мантии. Видимо, тот самый нотариус с больными коленями. — Примите мои искренние соболезнования. Вы как раз вовремя… Только вас и ждали…

Я кивнул старику и огляделся. У окна заметил Изабель Легран. С нашей последней встречи тетка Макса заметно похудела. Лицо бледное, скулы напряжены, правая рука сжимает черный платок, даже костяшки побелели.

Правда, в глазах Изабель я не увидел ни тени скорби. Что-то такое было в ее взгляде… Словно она уже давно попрощалась со своим отцом. И тот, чей прах они сегодня установили в фамильном склепе, был всего лишь бездушной оболочкой. А еще я увидел, что, несмотря на плачевное состояние дел семьи, Изабель не сдалась. Пусть и потрепало ее знатно за прошедшие месяцы.

Чуть поодаль от Изабель, развалившись на единственном диване, сидели ее братья, чьи жены и дети маячили за их спинами у стены. Я даже не запомнил имен всех этих людей, настолько бесполезными и безликим они для меня были.

Еще дальше в тени на низком табурете сидел Ален со своей матерью Аделиной Бошар, которая сверлила меня сейчас ненавидящим взглядом. Кузен заметно нервничал. Его пальцы непроизвольно дергали край сюртука. При моем появлении Ален попытался привстать, чтобы поприветсвовать, но мать, вцепившись в его локоть, не позволила ему это сделать.

Кузен нахмурился и бросил в мою сторону взгляд полный надежды и сожаления. Я незаметно подмигнул парню. Мол, не беспокойся. Я все понимаю.

— Итак, господа! — произнес нотариус, когда я под мрачными взглядами родственников Макса расположился на стуле, расположенном в переднем ряду. — По воле покойного Паскаля Леграна…

Договорить фразу нотариус не успел. Я услышал, как за моей спиной, там, где сидел Ален со своей матерью, натужно заскрипел отодвигаемый стул. А затем прозвучал злой ядовитый голос Аделины Бошар:

— Похоже, только меня в этой семье интересует, с какой стати на объявлении завещания нашего отца присутствует совершенно чужой нам человек?

Глава 2

Я полуобернулся и увидел скривившуюся от злобы физиономию Аделины, а также ее указательный палец, направленный на меня.

Мысленно отметил бледность и огрубевшие руки тетки, да и в целом она давно растеряла свою купеческую дородность и внешнюю значительность. На диете в обители особо не раздобреешь, да и старшие сестры явно не дают прохлаждаться. В таких местах обычно много тяжелой физической работы, а слуг там нет.

Безэмоционально оглядев Аделину с ног до головы, я неопределенно хмыкнул. Чужой? Да, ты права. Особенно — для тебя.

Отворачиваясь, отрицательно качнул головой Сигурду. Телохранитель уже было двинулся в сторону полоумной, чтобы поучить ее манерам, но по моему сигналу вернулся на место.

Краем глаза я заметил вытаращенные глаза Алена. Парень явно не ожидал публичного взбрыка от любимой матушки и, похоже, готов был провалиться сквозь землю от стыда.

На выкрик Аделины остальные члены семейства Легран отреагировали по-разному. Ее братья и их жены заметно побледнели. Они прекрасно понимали, что я уже не тот бедный изгой-бастард, некогда посетивший этот особняк.

Сейчас в малой гостиной разорившегося рода Легранов сидел тот самый маркграф де Валье. Победитель Золотого льва. Сильнейший боевой маг на материке. Весть о появлении нового абсолюта за последние десять дней разлетелась по столице и ее окрестностям со скоростью степного пожара и полетела дальше по стране. Маловероятно, что она обошла стороной Легранов.

Каждый из ныне присутствующих осознавал, что достаточно одного щелчка моих пальцев и тот страшный северянин, застывший у входа, прихлопнет их чокнутую сестрицу словно надоедливую мошку. И самое главное — я буду в своем праве. Простолюдинка, пусть даже из некогда богатой семьи, не смеет разговаривать в таком тоне с дворянином. Тем более — с маркграфом.

Они заметно выдохнули, поняв, что я решил проигнорировать спятившую тетку.

Исабель Легран, в отличие от своих братьев и племянника, на гневную вспышку Аделины отреагировала более сдержанно. Единственное, что могло выдать ее раздражение выходкой сестры — напряженные скулы и мелькнувшая на лице тень презрения.

Исабель поднялась и кивнула в сторону высокой фигуры, что все это время высилась за спиной возмутительницы спокойствия. Из тени шагнула крупная женщина в наряде послушницы обители Пресветлой и положила на плечо Аделины свою широкую мозолистую ладонь.

Та вздрогнула и слегка сжалась, словно собака, которой сейчас влетит от хозяина. Под весом крепкой ладони послушницы Аделина опустилась на стул, при этом не преминув метнуть в мою сторону взгляд полный ненависти и яда.

Похоже, в обители Пресветлой, помимо скудной диеты и тяжелого труда, практикуются и телесные наказания. Тамошний персонал явно знает толк в укрощении спесивых клиенток из богатых семей, которые в этих семьях по какой-то причине стали лишними. Вон как Аделина реагирует на сестру по вере. Панически боится какую-то послушницу, но при этом готова с голыми руками броситься на боевого мага. Впрочем, агрессия Аделины в мой адрес — это особый случай. Неизлечимый…

М-да… Странная семейка. Крыша течет чуть ли не у каждого второго. В голове даже мелькнула мысль: а ведь до моего вселения в это тело Макс наверняка тоже был в зоне риска. Как говорится, яблоко от яблони…

Убедившись в том, что Аделина угомонилась, Исабель приблизилась к столу, за которым сидел ошеломленно наблюдавший за происходящим нотариус.

— Мсье Ньери, — обратилась она к старику. — Позвольте я избавлю вас от лишней траты сил и времени. Все здесь присутствующие уже давно ознакомлены с содержанием сего документа. Отец не скрывал от нас намерений касаемо своей последней воли. Мы собрались здесь не затем, чтобы вновь выслушивать перечень ныне несуществующих благ. Увы, но покойный оставил нам лишь долги и тяжкое бремя позора.

Она права. Торговой империи Легранов более не существует. Об этом уже знает каждый мелкий лавочник. По сути, присутствующие здесь Леграны собрались для того, чтобы подписать так называемую ренунциацию — так в местном законодательстве называлось публичное отречение от наследства, дабы не нести ответственность собственным имуществом по долгам, которых будет еще много даже после распродажи всего движимого и недвижимого имущества Паскаля. То есть, прямо сейчас, когда под документом об отречении поставит свою подпись последний наследник, все оставшееся имущество покойного Паскаля Леграна перейдет в разряд выморочного и уйдет короне.

Об этом мне рассказала Исабель в личном письме, которое я получил вместе с приглашением. Там же она вкратце обрисовала картину всего завещания. Если коротко, главным своим наследником Паскаль Легран называл Алена, которого после вступления в наследство следовало бы именовать Аленом Леграном.

Остальным членам семьи отписывалось кое-что из недвижимости, драгоценностей, а также кое-какие банковские вклады. В общем, Паскаль никого не забыл. Кроме меня, естественно.

Однако, как и сказала Исабель, все эти блага существовали только на бумаге. Дед Макса за последние полтора года буквально своими же руками уничтожил все, что создавал всю свою жизнь. Последним ударом был тот пожар в порту, где сгорели все корабли торгового дома.

На ту сделку Паскаль делал свою главную ставку. И не безосновательно — там добра было столько, что дойди он до адресата, у Легранов дела сразу бы наладились. Но не судьба. Зря он решил действовать против меня.

После того пожара все кардинально изменилось. Кредиторы, плюс конкуренты… Даже Исабель не смогла ничего сделать. К слову, она в завещании указывалась опекуном Алена до достижения им двадцатипятилетнего возраста.

— Вы уверены? — спросил нотариус.

— Конечно, уверены! — взвизгнул один из братьев Исабель и вскочил с дивана. — Платить за ошибки спятившего старика дураков нет! Где документ с отречением?

Раскрасневшийся, часто дыша, он подскочил к столу с документами и схватил перо из чернильницы.

— Где подписывать? — выдохнул он перегаром в лицо нотариуса.

Рядом нарисовался другой брательник, в руке которого тоже было перо.

Наблюдая за этими двоими индивидуумами, которые в данную минуту по указке сухого длинного пальца нотариуса торопливо ставили свои подписи на довольно длинном листе бумаги, я понимал, почему Паскаль поручил дела торгового дома Исабель.

— Вот и все, сестрица! — победно отбросив перо в сторону, крикнул один из братьев, тот, который кинулся подписывать отречение первым. — Теперь разбирайся сама с тем, что вы с отцом наворотили. Будет тебе уроком! А ведь мы с Пьером предупреждали отца, что нельзя доверять тебе вести дела.

Его слова были встречены одобрительным гулом всех членов семьи. М-да… Рейтинг Исабель явно не на высоте. Впрочем, ничего удивительного. Зная ее характер, не сложно предположить, сколько мозолей она успела отдавить братьям и их женам. Плюс ревность, а еще злость на отца. В общем, еще тот бурлящий коктейль.

Но без поддержки она не осталась. Ален вскочил со своего места и выкрикнул:

— Дядя! Как вам не стыдно! Тетя Исабель так много сделала для этой семьи! Я ведь помню, как вы сами об этом неоднократно говорили!

— А ты, щенок, вообще заткнись! — прорычал краснолицый. Его физиономия стала еще пунцовей. Ему явно не понравилось напоминание о том, как приходилось пресмыкаться перед старшей сестрой, лишь бы не лишиться милости отца. — Мал еще со мной так разговаривать! Старик, верно, уже давно сбрендил, раз доверил дела торгового дома бабе, а своим наследником сделал молокососа! Теперь можешь в полной мере насладиться плодами дел твоей любимой тетушки.

Ален сперва побледнел, а потом на его щеках появился румянец. Птичьи черты лица заострились. Сейчас он еще больше стал похож на своего деда и тетку.

— А ты, Жан, никак, запамятовал, как отец однажды оставил вас двоих за старших, когда уплыл с караваном на восток? — взвизгнула Аделина и снова вскочила со своего места, но попыток ринуться в бой не делала. — И к чему это привело, ты тоже забыл? Так я тебе напомню! Хвала богам, Исабель вам помешала! Иначе мы бы пошли по миру еще много лет назад.

Краснолицый Жан хотел было что-то возразить. Он даже надвинулся на оскалившуюся Аделину, но перепалку оборвал ледяной голос Исабель.

— Прекратите немедля!

Все резко вздрогнули, но второй брат, очнувшись от ступора, резко бросил:

— Ты нам больше не указ, Исабель!

— Да! — поддержал его Жан Легран, а затем, плюнув в сторону Аделины, прошипел сквозь зубы: — Ты сгниешь в обители, как бешеная псина, а твой сынок закончит свою жизнь на паперти!

— Ах ты… — Аделина было попыталась броситься на брата, но послушница обители Пресветлой была начеку. Мать Алена, который сейчас молча буравил своих дядюшек злым взглядом, под гнетом двух широких ладоней, снова оказалась на стуле.

М-да… Настоящая любящая семейка… Странное дело, а ведь тот же Бертран, когда узнает о смерти Паскаля, будет скорбеть о покойном друге больше, чем родные дети. Иногда бывает нелишним оглядеться и задуматься: а стоило ли тратить всю свою жизнь на создание какого-то наследия для этих людей?

— Да, я вам больше не указ, но и вы теперь не имеете прав в этом доме, — ледяным голосом произнесла Исабель. — Вы сами так захотели. Уходите!

Братья, может быть, еще и остались бы, дабы продолжить разгоревшийся скандал, тем более что выпитое вино явно с новой силой ударило в их буйные головы. Однако краснолицый Жан Легран случайно встретился со мной взглядом, и его боевой настрой мгновенно улетучился.

Дернув своего брата за локоть, он поспешил на выход из гостиной, а за ними засеменили, шурша платьями и шмыгая носами, их жены и отпрыски.

От Исабель произошедшее не укрылось, и она коротко кивнула мне, благодаря за поддержку.

Когда дверь закрылась, в гостиной стало заметно тише. Нотариус, словно опомнившись, произнес:

— Кто еще намерен подписать отречение?

Ален взглянул на мать, затем на Исабель. Обе подбадривающе кивнули. Видимо, эти трое уже много раз обсуждали дальнейшие действия. И о том, чтобы парень принял наследство деда, речи явно даже не шло. Собственно, иначе и быть не могло. Если Ален не подпишет отказ от наследства, уже в течение месяца его закуют в кандалы и бросят в долговую яму.

Ален уже поднялся со своего стула. На бледных скулах перекатывались желваки, ладони сжаты в кулаки до побелевших костяшек, в глазах смесь сожаления, упрямства и неверия, а еще — досады.

Я знаю, что для него значил этот шаг. Парень за время пребывания в моем доме многому научился. Наставники отзывались о нем, как об умном и способном юноше. С поддержкой Исабель из Алена получился бы отличный наследник торговой империи.

Взяв перо в руку, он поднял голову и посмотрел на меня. Сколько надежды было в его взгляде.

Ну что же… Вот и мой выход.

— У меня есть предложение получше, — произнес я, наблюдая, как вытягиваются лица теток и нотариуса, а на физиономии Алена расцветает несмелая улыбка.

И, пользуясь их временным ступором, я приподнял руку, давая сигнал Сигурду.

— Мсье Ньери, — обратился я к нотариусу, который, слегка сжавшись, следил за приближением гиганта-северянина. — Я хотел бы попросить вас об одной пустяковой услуге. Не могли бы вы ненадолго оставить нас одних. Нам нужно обсудить кое-что важное. Так сказать, в кругу семьи. Но мне важно, чтобы вы дождались нашего окончательного решения.

— Я… — хотел было что-то возразить нотариус

Но я его перебил:

— И, разумеется, эта задержка будет достойно оплачена.

В этот момент Сигурд протянул руку, и на стол с характерным звоном упал пухлый кошель.

— И еще… — продолжил я. — Мне стало известно о вашем недуге. Поэтому прошу принять от меня в дар еще кое-что.

Нотариус, громко сглотнув, изумленно наблюдал, как после моих слов Сигурд поставил рядом с кошелем небольшой пузырек с темно-алым зельем.

— Полагаю, вам не нужно объяснять, что перед вами? — спросил я, а нотариус, не отрывая горящего взгляда от зелья исцеления, машинально покачал головой.

— Отлично! Тогда он ваш. Но только в том случае, если вы согласны оказать мне ранее озвученную услугу.

— Конечно, ваше сиятельство, — быстро закивал мэтр Ньери, дрожащими руками забирая со стола кошель и зелье. — Я буду ждать столько, сколько вам будет угодно.

— Благодарю вас, — кивнул я.

Минута — и дверь гостиной захлопнулась за ним.

— Проверь, все ли готово у мсье Шаброля, — дал я команду Сигурду, и тот пошел на выход.

— Вы тоже можете пока отдохнуть, сестра, — обратился я к послушнице.

Я видел интерес и сожаление в ее глазах. И мне понятны ее эмоции. Дураку ясно, что настоятельница обители послала старшую послушницу не только в качестве силового сопровождения «клиентки». Объявление завещания покойного купца золотой сотни, пусть и разорившегося, это не рядовое событие.

Наверняка ведь от такого огромного состояния что-то должно остаться. У таких ушлых ребят всегда есть что-то на черный день. Может, от этого пирога кусочек и обители перепадет. Да и о платежеспособности семьи «клиентки» необходимо быть в курсе. Обитель ведь содержится на пожертвования и важно знать, в каком теперь статусе будет Аделина. Все еще вип-клиентка или обычная дармоедка.

Однако послушница возразить мне не посмела. Лишь молча поклонилась и последовала за моим телохранителем, который прежде, чем выйти, пропустил женщину вперед и тихо прикрыл дверь. Кстати, габариты дамы впечатляли. Даже на фоне Сигурда она не казалась маленькой.

Когда мы остались в гостиной вчетвером, я молча закинул ногу на ногу и сцепил пальцы в замок на колене.

— Что все это значит? — холодно произнесла Исабель.

— Я же предупреждала, что он не оставит нас в покое! — прошипела Аделина, но бросаться вперед пока не спешила.

— Матушка! — с укором в голосе произнес Ален. — Вы несправедливы к кузену!

— Я несправедлива⁈ — взвилась Аделина. — Это ведь он запер меня в обители! А тебя, как заложника, отправили в его проклятый замок! И это он является главной причиной всех наших бед! И зря ты его называешь своим кузеном. Он — чужой нашей семье!

Я видел на лице Аделины ликование. Наконец-то она смогла высказать все, что накопилось у нее на душе.

Ален вздрогнул и, слегка раскрыв рот, изумленно взглянул на меня. А вот Исабель поморщилась.

— Кузен, это все правда? — спросил бледный Ален. — Я был всего лишь заложником?

— Для меня — нет, — спокойно ответил я. — Но для нее — да.

Кивнул я в сторону его матери.

— Ведь она единственная верила в то, что я могу нанести тебе вред. Поэтому и сидела все это время тихо в обители Пресветлой.

— Но почему? — озадаченно переводя взгляд, то на меня, то на мать, спросил Ален. — Зачем было запирать матушку в том ужасном месте?

— Сами расскажете, тетушка? — невозмутимо спросил я у Аделины, но та, сверля меня взглядом, лишь заскрипела зубами. — Так я и думал. Тогда придется мне…

— Твоя мать неоднократно пыталась убить Макса, — опередила меня Исабель. От ее слов парень вздрогнул и перевел вопрошающий взгляд на Аделину. — Сперва она заплатила бретеру, который чуть было не прикончил твоего кузена на дуэли еще в Абвиле.

— Де Ламар? — глаза Алена расширились. Ему была известна та история об интрижке Макса с Вивьен Леруа. Просто в ее урезанном варианте.

— Да, — кивнула Исабель. — А потом, когда Макс победил де Ламара на дуэли, твоя мать пошла дальше. Она заключила контракт с гильдией убийц. Помнишь казнь вервольфов и всех связанных с ними людей пару лет назад?

Ален машинально кивнул. Его лоб пересекла тонкая морщина. В расширенных глазах плескалось неверие.

— Если бы не Макс, наша семья тоже пострадала бы. Но он выдвинул условие: твоя мать должна была отправиться в обитель Пресветлой, и тогда он делает так, что наше имя исчезает из списков королевских обвинителей. А чтобы Аделина не продолжила вредить Максу, ты переехал в его замок. Согласись, это лучше, чем пытки и виселица, а потом конфискация всего имущества семьи за связь с проклятыми оборотнями-убийцами.

Ален медленно опустился на стул и невидящим взглядом уставился в пол. А потом он поднял голову и посмотрел с надеждой на меня:

— Но ведь ты потом не пытался вредить нашей семье?

— Семье — нет, — покачал головой я и заметил, как расширяются глаза Исабель, а тонкий рот Аделины растягивается в торжествующей улыбке.

— Я же говорила! — закричала она. — Это он! Это все он! Наш отец предупреждал меня, когда приезжал в обитель! Он был уверен, что тот поджог в порту — это дело рук этого негодяя! Но доказать ничего не мог…

— Пожалуйста, скажи, что это неправда, — подалась вперед Исабель. Ее черты лица заострились. Она была похожа на хищную птицу, приготовившуюся к атаке. — Продажа товара, сгоревшего в ту ночь, могла спасти нас и нашу репутацию!

Ален лишь молча качал головой, его губы еле шевелились, но я разобрал каждое слово:

— Не верю… Ты не мог так с нами поступить…

Я же молча поднялся со своего места и, достав из внутреннего кармана камзола свиток, положил его на стол.

— Что это? — спросила Исабель, прищурившись.

— Взгляните, — кивнул я. — Это список товаров, что были на борту кораблей торгового дома «Легран и сыновья», и которые должны были отправиться на юг Вестонии.

— Я была права! — ликовала Аделина, в уголках ее пересохших губ появилась белая пена. — А вы мне не верили! Это все он! Он всегда был нам чужим! Я это знаю! Мне об этом сказала сестра Маргарита! А потом — и отец!

В следующее мгновение тело Аделины Бошар начало бить в конвульсиях. Глаза закатились, и она безвольной куклой начала оседать на стуле. Ален, возмужавший за последний год, легко подхватив мать на руки, бережно перенес ее на диван. Судя по тому, как спокойно он реагировал на обморок матери, подобный приступ не был для него сюрпризом.

Исабель так и вообще проигнорировала представление, устроенное сестрой. Она полностью сосредоточилась на чтении документа. По мере того, как ее взгляд скользил по строчкам, ее глаза расширялись, а брови постепенно сходились над переносицей.

Дочитав где-то до середины, Исабель подняла на меня взгляд. В ее глазах плескался страх.

— Это какая-то ошибка, — пересохшим горлом прохрипела она. — На кораблях должен был быть другой товар.

— Вы уверены? — спросил я. — Вы видели его собственными глазами?

— Нет, — покачала головой Исабель. — В тот день меня не было в порту. Отец сам следил за погрузкой. Он хотел лично проконтролировать все…

К нам подошел Ален и взял из рук Исабель список. Пробежавшись по нему глазами, он недоуменно произнес:

— Что это?

— Это? — кивнул я на список и взглянул на Исабель. — Это ингредиенты, добытые в Тени, которые Паскаль Легран собирался доставить в Астландию. Другими словами, это контрабанда, в случае обнаружения которой Паскалю Леграну и всему его семейству грозила смертная казнь. Не самая приятная, кстати. Всех сварили бы заживо в кипящем масле.

Родственники непроизвольно вздрогнули и, кажется, еще больше побледнели.

— Значит, тот пожар — твоих рук дело? — спросила Исабель, она довольно быстро вернула себе самообладание.

— Да, — кивнул я. — Мне сообщили о контрабанде вовремя. Мои люди успели разгрузить корабли и сжечь их. Как раз представился удобный случай. Так сказать, убил одним выстрелом несколько зайцев.

— Склады и притоны Барона — тоже твоя работа? — брови Исабель поползли вверх.

— О, тетушка, вам известен сей персонаж?

— Слышала краем уха, — пожала плечами Исабель. — Но почему?

— Дело в том, что сей ныне покойный Барон, — начал я, — рекрутировал всяких подонков и мразей в летучие отряды, которые вырезали купеческие караваны и простых путников на территории Бергонии. Об этих отрядах, действующих под моим знаменем, вы уже наверняка слышали.

Глаза Исабель расширились. Ален тоже слушал не дыша.

— По вашим взглядам вижу, что слышали, — продолжил я. — Забегая немного вперед, хочу сказать, что все те мерзавцы уже мертвы. Осталось покончить с организаторами. Но для вашей же безопасности, их имен я вам не буду называть. Скажу лишь, что покойный Паскаль Легран тоже был замешан в этих преступлениях. Экипировка этих отрядов была за его счет. Наверняка, тетушка, вам попадались странные счета на имя некоего Пьера Жермери. Это глава небольшого торгового дома, что торговал конской сбруей и доспехами. Помимо всего прочего, сей Пьер Жермери был кузеном Барона, о котором вы упомянули ранее. Почему был? Потому что его лавка, а также сам Пьер Жермери и еще двое его партнеров сгорели в тот же день, что и флот вашего отца.

Исабель тихо охнула и медленно опустилась на стул. Похоже, ей попадались те бумаги. Она потерла лицо ладонями, пытаясь прийти в себя. Затем она подняла голову и спросила слегка дрожащим голосом:

— Значит, все, что произошло с нами, наше разорение и позор — это твоя месть отцу?

Она хотела еще что-то сказать, но дверь отворилась, и в проеме появилась голова моего частного поверенного.

— О, мсье Шаброль! — произнес я. — Вы как раз вовремя! Проходите. Как все прошло?

— Как говорят у нас юристов: без единой кляксы! — улыбнулся мэтр Шаброль, приблизившись к нам. — Все кредиторы торгового дома «Легран и сыновья» остались довольны и благодарят ваше сиятельство.

— Очень хорошо, — кивнул я. — Доставайте.

Мой частный поверенный поставил на стул свой саквояж и под изумленными взглядами Исабель и Алена начал доставать из него пачки долговых расписок и векселей, перемотанные бечевками.

— Что это? — прошептал Ален.

— Это, мой дорогой кузен, — произнес я, хлопая его по плечу, — торговый дом «Легран и сыновья», которым ты будешь управлять после того, как наша тетя обучит тебя всем премудростям.

Я взглянул на сидевшую на стуле Исабель и впервые увидел в ее глазах слезы. Этой умной женщине обо всем произошедшем объяснять по два раза не было нужды.

— Дорогая тетушка, — произнес я, протягивая ей свой платок. — Полагаю, мы теперь можем позвать мэтра Ньери, чтобы он засвидетельствовал вступление Алена Леграна в наследство. А потом вы объясните, почему меня сегодня несколько раз назвали чужаком?

Глава 3

— Вы были близки с ней? — спросил я, кивнув на красивую, искусно вырезанную из голубого мрамора вазу, в которой покоился прах Анны Ренар.

— Нет, — коротко ответила стоявшая рядом со мной Исабель, потом, видимо, решила добавить: — Помимо разницы в возрасте, мы по-разному смотрели на жизнь. Твоя мать всю свою короткую жизнь была вздорным, капризным и безответственным ребенком. С годами менялся лишь размах ее запросов, которые отец всегда старался удовлетворить. Отчасти ответственность за ее смерть лежит и на нем. Воспитай он ее иначе, и, может быть, судьба Анны была бы другой.

Не сложно догадаться, что, пока любимая дочь получала все, чего бы она ни пожелала, ее братьям и сестрам перепадало от щедрот Паскаля постольку-поскольку. Но в тоне Исабель я не заметил и тени зависти или злости на отца и Анну. Она в обычной своей холодной манере лишь констатировала факты.

— А как же остальные дети?

— Мы не были его любимцами, — обтекаемо и лаконично ответила Исабель.

Говоря это, она задумчиво рассматривала массивную урну отца из угольно-черного мрамора, стоявшую в соседней нише, но только чуть выше. Согласно завещанию Паскаль Легран пожелал, чтобы его прах был рядом с прахом его любимицы.

Наши негромкие голоса отражались от темных стен фамильного мавзолея Легранов приглушенным эхом. Под мрачными сводами пламя свечей рождало пляшущие тени.

Откровенно говоря, мне было плевать на то, какой была незнакомая мне женщина. Этими разговорами я всего лишь налаживал контакт с Исабель, для которой благополучие семьи Легран не было пустым звуком. Она посвятила ей всю свою жизнь, пожертвовав личным счастьем. В этом они были очень похожи с Жанной дю Белле. Для той благоденствие рода также было на первом месте.

И та и другая — умные, сильные и волевые женщины. Если им дать понять, что наши цели совпадают, то более надежных и преданных союзниц трудно будет отыскать.

Перед носом Жанны дю Белле я уже помахал идеей основания нового герцогства, словно морковкой. А еще частями той морковки были: смещение дядюшки Креветки с пьедестала главы рода, появление новой магической гильдии и самое главное — мои сила, люди и капиталы, без которых осуществить все задуманное вряд ли получится.

Тетушка-герцогиня впечатлилась размахом и активно включилась в процесс осуществления моего плана. Правда, только одной его части. Всех карт я ей не раскрывал, да и незачем. Ей хватило и того, что я рассказал.

Теперь к этому процессу я хотел подключить и Исабель. Первые шаги уже были сделаны. Торговый домЛегранов сохранен, как и имущество семьи. Спятившая Аделина Бошар отправляется в местный дурдом. Бесполезный балласт в виде дядюшек и их семейств сброшен. Причем это был их собственный выбор.

Правда, когда они узнают от чего отказались, то поднимут вой и попытаются все переиграть, но у них вряд ли получится продавить Исабель, да и мои юристы всегда начеку. Тетка уже по достоинству оценила мою задумку с отречением. Сегодня Исабель, по сути, получила долгожданную свободу. Теперь она сможет заниматься делами без оглядки на отца и других членов семьи. Я же, как партнер торгового дома, даю ей полный карт бланш.

Да, придется многое восстанавливать, но она справится. Тем более с таким-то заказом. С сегодняшнего дня торговый дом Легранов становится официальным поставщиком маркграфства де Валье. А поставлять они будут многое, но в основном продовольствие. Моя заметно выросшая флотилия во главе с бывшим капитаном, а ныне коммодором Дрютоном обеспечит доставку грузов.

— Кстати, давно хотел спросить, а этот Ренар, ее муж, что с ним?

Исабель покачала головой.

— Его больше нет. Уже давно. Он не прожил и года с момента их разрыва с Анной. Там какая-то странная история с его смертью приключилась… Хотя после того, что я услышала сегодня о своем отце, не удивлюсь, если узнаю, что он как-то тоже в ней замешан.

Я внутренне усмехнулся. Вполне возможно. Но вслух своих мыслей не высказал. Лишь молча пожал плечами. Пожалел Исабель — ей и так сегодня досталось.

Пока подписывали документы, пока обсуждали некоторые юридические и финансовые детали с моим частным поверенным, Исабель старалась держаться как обычно, холодно и сосредоточенно. Но мой дар видящего не обманешь. Тетка была на грани. Ее энергосистема функционировала в аварийном режиме. Слишком много потрясений даже для такого сильного и волевого человека, как она.

Видя ее состояние, мне пришлось незаметно повесить на нее плетения малого исцеления и энергоусиления, иначе Исабель в любой момент могла потерять сознание.

Не прошло и нескольких минут, как она ожила, и на ее щеках появился здоровый румянец. Погрузившаяся в обсуждения юридических тонкостей, Исабель сперва не замечала улучшения своего состояния, но, когда заметила, слегка оторопела. Сложить два плюс два ей не составило особого труда. Когда наши взгляды встретились, я ей ободряюще подмигнул.

К слову, Ален неплохо показал себя во время нашего первого так называемого семейного совета. Хотя и я, и Исабель неоднократно замечали, как он иногда бросал обеспокоенные взгляды в сторону входной двери, через которую слуги проводили его мать в соседние покои.

Аделина после приступа пришла в себя, но была словно в прострации. Никого не узнавала и что-то приглушенно бурчала себе под нос.

Когда ее сестру увели, Исабель, решив обозначить свою четкую позицию, в категорической форме объявила Алену о невозможности проживания его матери в этом доме. Она пообещала ему, что она проследит, чтобы в обители Пресветлой отношение к Аделине было мягче, но на этом все.

Причем Исабель специально уточнила, что это не только условие нашего прежнего соглашения, которое продолжает действовать, но еще и ее собственное решение.

Исабель ясно давала понять племяннику, что не желает жить под одной крышей с сестрой, подставившей всю семью под удар. И чтобы больше подобного не повторилось, та должна круглосуточно оставаться под присмотром сестер-послушниц.

Я видел, как тяжело Алену. Сказать по правде, мне бы не хотелось сейчас быть на его месте. Но он вынужден был смириться с решением Исабель. Откровенно говоря, не знаю, что из этого получится дальше. Риск в будущем обрести в лице Алена врага довольно велик. Достаточно одного неправильного шага, и шаткое равновесие в наших с ним отношениях будет нарушено.

Словно подслушав мои мысли, Исабель неожиданно произнесла:

— Мы справимся. Не беспокойся. И я присмотрю за твоим кузеном.

Я кивнул, а потом произнес:

— Насколько я понимаю, его мать и мой дед нас кузенами не считали. Объясните, почему?

Разговор плавно перешел к интересующей меня части.

Исабель поморщилась, словно съела неспелую сливу, но молчать не стала:

— Это всего лишь глупая история, которая не стоит и выеденного яйца.

— И все-таки мне бы хотелось ее услышать, — настоял я.

Исабель с тяжелым вздохом кивнула и начала говорить:

— Незадолго до смерти отец рассказал мне, что на шестом месяце беременности Анны он пригласил в дом ворожею. И вот она сказала ему, что Анна под сердцем носит девочку.

Хм… Вот так поворот…

— Но родился мальчик, — хмыкнул я задумчиво. — А старик до последнего верил, что должна была родиться внучка…

— Верно, — кивнула Исабель. — Только все это чушь и домыслы отца, которого ввела в заблуждение какая-то шарлатанка.

— Но, по крайней мере, я теперь понимаю, из-за чего он так ненавидел меня. Понимаю, но не принимаю. Даже если представить, что младенцев подменили — в чем их вина?

— Подмены не было! — с нажимом в голосе произнесла Исабель. — У меня есть письмо, написанное твоим отцом и подписанное твоей матерью, о твоем рождении. Кроме того, Бертран может все подтвердить. Он любил Анну, как собственную дочь.

— Письмо? — удивился я.

— Анна и твой дед незадолго до твоего рождения сильно разругались, и она сбежала из дому. Ты появился на свет вне стен этого дома.

Хм… Об этом мне Бертран не рассказывал. Тихушник. Хотя на него это не похоже, и я, скорее всего, зря на него наговариваю. Может, он и рассказывал, но только Максу. Я-то ведь появился в этом мире намного позднее.

М-да… Мамаша Макса в своем репертуаре. Да и дед тоже хорош. Мог бы и отложить на пару месяцев выяснения отношений с беременной дочерью.

— Понятно… — помял подбородок я и спросил: — А кто такая эта сестра Маргарита? И откуда у нее информация о моем рождении?

Исабель снова скривилась.

— Сестра Маргарита, — тяжело вздохнув, сказал она. — Это жена твоего отца, графиня Маргарита де Грамон, которую твой дядя Генрих де Грамон отправил в обитель Пресветлой после ареста Фердинанда и твоих братьев.

Мои брови непроизвольно поползли вверх. Мало мне было тайн и секретов, так еще подвезли… Надеюсь, моему вечно скучающему благодетелю сейчас там весело?

— Вот оно как… — пробормотал я.

— Аделина говорит правду — отец ездил в обитель и встречался с Маргаритой, — сказала Исабель, слегка закатывая глаза и покачивая головой. — И та подтвердила его подозрения. Правда, ей ничего не было известно о семье мальчика, которого, якобы, подложили вместо умершей дочери Анны.

Вот так поворот. Это все правда или выдумки спятивших на своей мести двух умалишенных и одного мертвеца — пока рано говорить. В любом случае, надо проверить эту информацию.

Заодно и проверить, является ли Макс сыном Фердинанда. Хотя здесь у меня почти стопроцентная уверенность в родстве Макса с Грамонами. Достаточно взглянуть на нас с Валери, и всякие сомнения исчезают сами собой.

Да и кроме внешнего сходства есть некоторые общие черты в рисунке наших энергосистем. Вернее, они когда-то были, до того, как золотой паразит и я сам полностью модифицировали всю энергосистему доставшегося мне тела.

— Я тоже с ней встречалась… — произнесла Исабель. Своего откровенного скепсиса она не скрывала. — Хотела проверить все лично.

— И как впечатления? — спросил я.

— Рассудок этой бедной женщины уже давно помутнен, — ответила Исабель. — Она не смогла справиться с горем утраты. Впрочем, иногда ее недуг отступает, и у нее появляются проблески прежнего сознания.

— Значит…

— Макс, — хмыкнула Исабель и, покачав головой, посмотрела на меня, как на несмышленыша. — Все эти речи могут значить только одно — графиня де Грамон, а ныне сестра Маргарита, увидев единомышленницу в моей сестре, в короткие моменты прозрения просто пытается мстить тебе за измены своего мужа. Поверь мне, тебе не о чем беспокоиться.

Затем Исабель как–то тепло и по-доброму улыбнулась и, легонько хлопнув меня по ладони, произнесла:

— Знаешь, что я тебе скажу… Раньше, если вспомнить того прежнего Макса, который рос практически у меня на глазах, я наверное бы обрадовалась этим сплетням. Но после того, как ты вернулся из Абвиля, я увидела совершенно другого человека. Поэтому, даже если вдруг я когда-нибудь узнаю, что те сплетни о твоем рождении правдивы, для меня ты все равно останешься моим племянником, который всегда заботился об этой семье, несмотря на то, что она тебя никогда не принимала как своего. И еще… Я знаю, что ты скоро отправишься на войну. Помни, что в этом доме есть по крайней мере два человека, которые будут ежедневно просить богов о том, чтобы они отвели от тебя беду…

* * *

— Ваша светлость, — с легким поклоном поприветствовал я герцога де Клермона, который встречал меня на пороге своего загородного дворца. — Благодарю вас за приглашение.

— А я вас, мессир, за то, что откликнулись на него, — как всегда, сдержанно улыбнулся маршал и, кивая на пустынный сад, добавил: — И прошу простить за этот аскетизм. Без супруги дом впал в спячку, словно старый медведь. Да и я здесь бываю довольно редко. Завтра с рассветом снова в путь. Добро пожаловать!

Последовав приглашающему жесту герцога, я переступил порог.

Пока мы шли по дому, я с интересом разглядывал его обстановку. Невзирая на слова герцога, внутри дворца был идеальный порядок — слуги знали свое дело на отлично.

Невольно мы задержались в галерее, на стенах которой висело несколько десятков портретов родственников как герцога, так и герцогини. Что, кстати, многое мне сказало об их отношениях — эти двое как минимум уважают друг друга.

Почему я так решил? Все просто. В соответствии с местными негласными правилами в главной портретной галерее главы дома должны висеть портреты только его предков. Древние отцы основатели считали, что жена, переходя в род мужа, должна полностью отринуть прошлое и стать неотъемлемой частью новой семьи. Интересы мужа отныне — ее интересы.

Хех… Казалось бы, все у них здесь строго, но, когда, например, у мужа возникают какие-то проблемы, он не стесняется обращаться за помощью к родичам жены, которых, по идее, она должна была отринуть. И таких нюансов воз и маленькая тележка. Двуликая мера во всей своей красе.

В общем, изображения своих родственников супруга может повесить только в своих личных покоях. Даже тетушка Макса, герцогиня дю Белле, давно будучи вдовой, неукоснительно следовала этому неписанному закону. Ни одного нарисованного лица Грамонов в портретной галерее ее дворца я не увидел.

А здесь же все было иначе. Родственники обоих супругов висели вперемешку друг с другом. Мне даже на мгновение показалось, что лица стариков на холстах как из одного рода, так и другого смотрят на это безобразие с укоризной.

Единственная картина, которая висела особняком на самом видном месте, это парный портрет, на котором были изображены двое молодых людей. Красивая девушка, сидящая в кресле, и высокий стройный парень, стоящий рядом и положивший правую ладонь ей на плечо. Неизвестный художник особо уделил внимание массивному золотому перстню с большим рубином на указательном пальце юноши. Оно было прорисовано довольно детально.

Парню и девушке примерно по восемнадцать. Белокурые, голубоглазые, красивые и веселые. В чертах лиц обоих просматривается сходство с герцогом и герцогиней. Парень очень похож на Эдуарда. Если бы ранее не увидел портрет молодого герцога, то подумал бы, что это он на картине. Вероятно, с сестрой близняшкой.

— Наши дети, — с грустью в голосе произнес Эдуард, заметив мой интерес к картине. — Кристина и Готье. Работа Лорианны Микелле. Как вы уже наверняка могли понять, этот парный портрет — некий отблеск несбыточной мечты, воплощенный кистью художницы.

Понимаю. Готье родился спустя год после смерти Кристины. И погиб несколько лет назад, защищая короля.

А вслух я произнес:

— Искренне соболезную вашей утрате. Особенно меня тяготит мысль о том, что действия моего отца и моих братьев послужили причиной гибели вашего сына.

— Благодарю вас, мессир, — кивнул Эдуард. — Но, как я уже говорил ранее, бремя ответственности за смерть Готье не лежит на вас. Скажу больше, лично вы неоднократно доказали своими поступками, что являетесь другом этой семьи, а не врагом. Пройдемте?

Я ответил учтивым поклоном и проследовал за хозяином дома. Уже у самой двери, сквозь проем которой виднелся малый каминный зал дворца, я на мгновение замер.

Меня привлек еще один портрет, который висел справа на стене и с которого на меня с хитрым прищуром смотрел черноволосый мужчина в золотой короне и коротким скипетром в правой руке. Его наряд и доспехи были в моде лет эдак четыреста или пятьсот назад.

Может быть, я и прошел бы мимо этого портрета, но меня привлекли сразу несколько деталей. Я даже сперва не поверил своим глазам. Мне стоило труда сохранять спокойствие. Легкое любопытство во взгляде, не более.

Но на самом деле, я изо всех сил сдерживал себя, чтобы не завалить герцога де Клермона вопросами. Ведь почти все вещи, которые были на этом черноволосом мужчине с портрета, были мне знакомы. И не просто знакомы — мне даже довелось держать их в руках.

Корона и скипетр были найдены мной в тайнике Лисьей норы. Сейчас они в моей марке, равно как и остальные сокровища Роберта де Клермона. Лисий амулет на картине — тот самый, что висит сейчас у меня на груди под сюртуком. Ну и как финальный штрих — доспех из синей стали, точь-в-точь такой же, как я нашел в подземном храме. Сомнений быть не могло — на меня с портрета смотрел ауринг.

— А я все думал, — усмехнулся Эдуард, — привлечет он ваше внимание или нет.

— Ваш предок? — спокойно спросил я и обернулся.

Краем глаза я успел заметить, как Эдуард де Клермон как-то странно, изучающе смотрел, то на меня, то на мужчину на портрете.

— Вы правы, — ответил он. — Это последний король из рода Ланнуа. Правитель одного из Забытых королевств.

Глава 4

— Как вам бренди? — спросил герцог, когда мы после обеда расположились на открытой террасе, с которой открывался вид на внутренний парк особняка. — Нашему винному погребу далеко до вашей коллекции, но этот экземпляр я считаю одним из лучших, что я пробовал.

Каменная балюстрада была теплой от дневного солнца. Внизу зеленели подстриженные живые изгороди, возвышались темные пирамиды тисов, убегали вглубь сада светлые дорожки, перетянутые тонкой тенью от кленов.

На столике между нами стоял пузатый графин и небольшое блюдо с южными фруктами. Бренди у герцога был плотный, с терпкой косточкой в послевкусии. Я сделал еще один маленький глоток, при этом наблюдая, как над кустами с шорохом снижается стая мелких птиц.

За обедом мы с герцогом вели нейтральные разговоры. О том и о сем — ничего важного. Вспомнили о реке-вонючке — куда же без нее. Вскользь прошлись по его предкам. Но ничего нового с последней нашей встречи он не рассказал.

И вот теперь мы находились на террасе, где за бокальчиком бренди, скорее всего, и должен был произойти тот важный разговор, ради которого, судя по напряженности герцога, я и был приглашен. Собственно, мне тоже было что сказать маршалу. Так что мы оба были заинтересованы в этой беседе.

Пока ели, у меня все время чесался язык спросить Эдуарда о том ауринге с портрета. Но я сдерживал себя. Нельзя показывать свой интерес. Я еще не определился, насколько можно доверять этой семье. И дело не только во вражде Клермонов и Грамонов. Помимо всего прочего в отношении Эдуарда де Клермона и его супруги Луизы для меня многое оставалось неясным.

У этих двоих получался какой-то странный тандем. Эдуард до мозга кости верен Карлу и в то же самое время Луиза, одна из самых приближенных придворных дам королевы Беатрис, в свою очередь является родственницей Оттона Второго.

Король и королева уже давно не ладят друг с другом. Их отношения начали портиться после смерти принца Бастьена. Насколько мне известно, Карл начал подозревать астландцев в гибели его сына. В общем, еще те политические противостояния, которые, как оказалось, коснулись краешком и Макса.

Через Сусанну Марино мне стало известно, что о судьбе Макса хлопотала королева Беатрис. Если бы не ее просьба, парня казнили бы вместе с отцом и братьями за измену королю. Но на этом история не заканчивается. Аккуратно покопавшись в этом деле, моя шпионка выяснила, что королева, в свою очередь, действовала по просьбе Луизы де Клермон. То есть герцогиня по какой-то, пока неизвестной для меня причине, все время тайно приглядывала и даже иногда оберегала Макса. Однако, судя по всему, возможности ее были не безграничны. Если бы не мое появление, история Макса Ренара закончилась бы еще в Абвиле.

В общем, с Клермонами нужно было держать ухо востро. Эти двое явно ведут какую-то свою игру. Осталось понять — на чьей стороне они играют.

— Великолепно, — честно ответил я, делая еще один глоток из бокала. — А что касается коллекции… Не я ее собирал. Франсуа де Грамон — вот кто был истинным ценителем вин.

— Ах, да… — кивнул герцог. — Как вы знаете, любви к Грамонам я не питаю, но в любом случае примите мои соболезнования.

Я покачал головой.

— Не стоит, мессир. В моем сердце нет скорби по кузенам, как, впрочем, и радости от их кончины. Нас роднила кровь, но мы были чужими друг другу. Скажу больше, Габриель и Франсуа презирали и ненавидели меня.

— А вы? — задал вопрос Эдуард.

Несмотря на нейтральное выражение его лица, я понял: мой ответ важен для него. Иначе почему его энергосистема так нестабильна? Он вообще сегодня всю нашу встречу словно на иголках.

И эти изучающие взгляды. Будто пытается заглянуть глубоко внутрь меня.

— Буду с вами честен, — вздохнул я. — Симпатии к семейству моего дядюшки, Генриха де Грамона, я не испытываю. Разве что к Ивелин у меня другие чувства. Она единственная, кто была добра и мила со мной. Однако это не мешает мне чувствовать досаду и разочарование. За последние годы род, вследствие необдуманных решений и действий его глав, потерял сразу пятерых мужчин.

— Понимаю вас, — кивнул герцог. Похоже, мой ответ его удовлетворил. — Сперва ваш отец, решив поучаствовать в заговоре против короля, подставил под удар себя, а потом — и ваших братьев. Затем Франсуа и эта нелепая дуэль… Ну, а что касается Габриэля… На мой взгляд, он стал разменной фигурой в бестолковой политической игре своего отца. Вот и получается в итоге, что род за каких-то несколько лет лишился его главной опоры.

Помолчав немного, герцог добавил, пристально глядя мне в глаза:

— Но о крахе рода Грамон пока еще рано говорить.

Эдуард явно намекал на разлетевшуюся по столице новость о моих притязаниях на главенство в роду. В том, что это дело рук Кико, который действовал по воле Карла, я не сомневался. Да, в тот день в шатре было много человек. Но я не верю, что подопечные Марселя де Габена могли проболтаться. В хозяйстве этого волкодава с дисциплиной все в порядке. Перед тем как стать тенью короля, претенденты проходят много проверок и испытаний.

Думаю, все намного проще. Карлу выгодна шумиха вокруг этой новости. Он хочет насладиться зрелищем метаний нынешних графа и графини де Грамон. Дядюшка-креветка наивно полагал, что его заигрывания с герцогом де Бофремоном остались незамеченными. Да, Карл молча и вполне спокойно наблюдал за «переодеваниями» Генриха де Грамона. Тем более, что действия графа не выбивались из общепринятой канвы. Все придворные так делали, меняя цвета чуть ли не каждые полгода.

Скажу больше, у меня есть одна теория на этот счет. Очень похоже, что вся эта беготня вокруг принцев была запущена с легкой руки самого Карла. Ему так проще следить за настроениями двора. Стало слишком много красного при дворе — пора добавить синего или зеленого. И наоборот. Только вот это всего лишь мои предположения. Да и Карл как-то топорно пользуется этим инструментом. Можно было бы и более тонко все обыгрывать.

А что касается Генриха де Грамона… Зря он пошел к Бофремону с информацией о Верене. Я теперь уже точно знаю, что это был он. И Карл тоже знает, и прощать графу это предательство не собирается.

На меня из-за укрывательства астландской принцессы у короля тоже есть зуб. Вряд ли Верена смогла убедить его, что я, якобы, не знал о ее происхождении. Только вот я — не Генрих. Со мной сейчас надо дружить и не гладить против шерсти. Но в будущем обязательно настанет момент, когда Карл вернет или попытается вернуть мне этот должок. И не только этот.

Ну-ну, пускай попробует…

А еще, намеренно распуская слухи о ситуации вокруг рода Грамон, Карл, видимо, хочет посмотреть на реакцию высоких домов. Все-таки претензии бастарда на графскую корону — это серьезное дело.

— Если на то будет воля богов, — ответил я, не пытаясь при этом что-то опровергать.

— Их помощь сейчас будет очень кстати, — мрачно произнес герцог. — Боюсь, эта война коснется каждого жителя Мэйнленда.

Ты даже не представляешь, насколько ты прав. А вслух я произнес:

— Наш долг сделать все, чтобы смертей было как можно меньше.

— Надеюсь, укрывая отпрысков родов запада, вы руководствовались стремлением предотвратить новые жертвы? — резко перешел в атаку герцог де Клермон.

А я все ждал, когда же он начнет. Вон как весь подобрался. Вот-вот просверлит во мне взглядом дырку.

— Насколько мне известно, все именно так и произошло, — спокойно парировал я и сделал очередной глоток из бокала. — Уже то, что мы с вами сейчас разговариваем и пьем бренди на этой прекрасной террасе, лишнее тому доказательство. Вы ведь не отступились бы. Бросились бы в бой, не так ли?

— Я привык исполнять приказы короля, — глаза герцога опасно сверкнули.

— Знаю, — кивнул я. — А еще знаю, что в тот день погибло бы несколько моих друзей и соратников, а также, как минимум, пять сотен отличных всадников, и это не считая людей дворян запада. И самое главное — эта бойня никакого тактического или стратегического преимущества нам бы в этой войне не принесла. Другими словами, только людей зря положили бы. Но зато теперь у вас есть больше десятка когорт, готовых в любой момент отправиться в поход.

Судя по слегка вытянувшемуся лицу, герцог такой отповеди от меня не ожидал. Но нужно отдать ему должное, он довольно быстро взял себя в руки.

— Вы ведь не держите меня за круглого идиота? — в голосе Эдуарда звучали стальные нотки. — Потому что только круглый идиот на моем месте тешил бы себя иллюзиями, что легион, который собрался на западе, это действительно мой легион.

— И только круглый идиот свято верил бы, что король действительно рассчитывал на то, что у вас получится подавить западный мятеж, а потом еще и сформировать там легион, — произнес я без усмешки и добавил: — И, отвечая на ваш вопрос: нет, круглым идиотом я вас не считаю. Вас просто, как и меня в свое время, заведомо отправили на смерть. И если обо мне еще думали: выплывет — хорошо, не выплывет — ну и боги с ним, то вас без особых затей просто принесли в жертву. Правда, я не совсем понимаю, какие именно преследовались при этом цели. Представляю выражение лица Карла, когда он узнал о том, что у вас получилось выполнить его приказ.

После моих слов герцог слегка вздрогнул. Судя по взгляду Эдуарда, я попал в самое яблочко. Он явно уже много раз думал об этом. Будто испугавшись своих собственных мыслей, герцог дернул головой и, прищурившись, произнес:

— Ваш отец…

Но я, понимая, что он пытается сказать, перебил его:

— Мой отец — мятежник. Не стоит мне об этом постоянно напоминать. И я — не он. У меня нет ни намерений, ни тем более желания устраивать новое восстание. Но и овцой, которую отправляют на заклание, я тоже не собираюсь быть. Да, мы оба служим нашему королю, но вы забываете один древний закон: он лишь первый среди равных. Род Карла — не древнее вашего или моего. Даже с учетом того, что в моих жилах, помимо графской, течет купеческая кровь.

На мою речь герцог как-то странно отреагировал. Тень сползла с его лица. Складки на лбу и у глаз слегка разгладились. Складывалось такое ощущение, будто что-то лопнуло внутри него. Былое напряжение между нами начало отступать. Хотя до этого, казалось, что он готовился к атаке.

Эдуард шумно выдохнул и, прикрыв глаза, откинулся на спинку кресла. Некоторое время мы сидели молча, но спустя несколько минут герцог нарушил тишину.

— Какие цели вы преследуете? — ровным голосом спросил он.

— Выжить самому и уберечь своих людей от того, что грядет, — честно ответил я.

— Зачем вам легион на западе? — Эдуард, похоже, решил не ходить вокруг да около.

Меня такой подход полностью устраивал.

— Очень скоро нам понадобится каждый, кто может держать оружие в руках. Полагаю, там, на западе, таких много. Тем более, что очень скоро у вас там будут гости.

Герцог тут же встрепенулся и повернул голову в мою сторону.

— Что вам известно? Разве Оттон не решил зайти с севера?

Кстати, Оттон действовал именно так, как я предполагал. Начал вторжение не на северо-востоке Вестонии, а вывел войска к Шато Нуар. Зачем ему лить кровь там, где его будут встречать с еловыми ветвями. А вот Шато Нуар, вестонский северный оплот, опасно оставлять в тылу.

— Нет, я сейчас говорю не об астландцах, — покачал головой я. — По моим сведениям, к вам в гости намерены заглянуть принцесса Астрид и принц Луи во главе армии северян.

Брови герцога де Клермона поползли вверх. В глазах мелькнула искра надежды и радости.

Внимательно наблюдая за реакцией маршала, я пришел к выводу, что его никто не предупредил о визите северян. А это значило, что хозяин лютен решил попридержать эту информацию от короля. В то, что Карл намеренно не предупредил Клермона, мне мало верилось.

— Только не спешите радоваться, ваша светлость, — произнес я. — Правительница Винтервальда играет свою партию.

Герцог нахмурился.

— Разве принц Луи намерен навредить собственному народу?

— Вы знаете его высочество с самого детства, — пожал плечами я. — А у меня было достаточно времени, чтобы изучить принцессу Астрид. Вряд ли в этом тандеме принц Луи играет лидирующую роль. Дочь конунга Острозубого хладнокровная и целеустремленная. А еще она легко избавляется от тех, кто стоит у нее на пути. Но даже не этого я опасаюсь.

— Чего же опасается один из сильнейших боевых магов на материке? — ледяным голосом произнес герцог.

— Союзников принцессы Астрид, — ответил я. — Тех самых, которые умеют наносить черные раны.

Эдуард вздрогнул и невольно потянулся ладонью к тому месту, где была его рана, но вовремя отвел руку.

— Насколько точна ваша информация, — сухо спросил он.

— Я делюсь только проверенными сведениями, — пожал плечами я и достал из-за пазухи свиток с посланием Астрид Хельге, а потом протянул его герцогу. — Вам знакомо северное наречие?

Тот кивнул и аккуратно принял свиток. Развернув его, Эдуард углубился в чтение. По мере того, как его глаза скользили по строчкам, тень наползала на его лицо. Закончив чтение, герцог мрачно взглянул на меня.

— Значит, ей удалось подчинить себе ледяных жрецов? — спросил он.

— Нет, — покачал головой я. — Жрецами повелевает союзник Астрид.

Затем я показал герцогу свой пустой бокал и усмехнувшись произнес:

— Ваш бренди действительно превосходен. Я бы не отказался еще от одного бокала. Тем более, что нас ждет долгий разговор…

Загородный дворец герцога де Клермона.

Карета мягко покатилась по гравию, поворачивая к воротам. Следом за ней следовали несколько всадников с гербами маркграфа де Валье на достпехах.

Герцог де Клермон стоял в портике и задумчивым взглядом провожал кавалькаду. Вытянутый как струна, руки сложены за спиной. И никто из обитателей дворца, взглянув на своего господина, даже помыслить не мог, что в это мгновение тот, наверное, впервые был по-настоящему напуган. Но не за себя, а за своих близких.

То, что рассказал молодой маркграф, плохо укладывалось в голове. Призраки древних легенд ожили. Хотя нет, не так… Оказывается, они никогда и не умирали. Они всегда оставались в этом мире. Выходило, что на фоне той угрозы, о которой говорил Максимилиан, война которую затеяли короли выглядит какой-то несущественной и даже глупой. Мелкая свара за клочок земли, которую очень скоро поглотит тьма и смерть.

— Ваша светлость? — осторожно произнес гулкий голос за плечом, отрывая Эдуарда от невеселых мыслей.

Рядом стоял бывший сержант его стражи, который сейчас охранял дворец герцога в отсутствие хозяев, тот самый, что еще маленькой Кристине поправлял плащ и помогал запрыгивать в седло, а уже спустя много лет затягивал пояс Готье и учил сражаться на мечах. На лице сержанта, словно вырубленном из камня, не проглядывало ни одной эмоции. Высокий, широкоплечий. И очень сильный. Не зря в юности он получил прозвище Голем.

Однако при всей его кажущейся неуклюжести и невыразительности, которую ошибочно принимали за тупость, Голем обладал острым умом и прекрасной памятью. Если бы не старое ранение, сержант отправился бы с герцогом на запад, но, увы, без ноги много не навоюешь.

— Что скажешь, Томас? — спросил герцог. — У тебя было достаточно времени, чтобы присмотреться?

— Да, ваша светлость, — прогудел Голем и чуть опустил глаза. — Ничего общего. Ни в чертах, ни в походке, ни в манере держаться. Совсем другой.

Герцог де Клермон лишь кивнул. Да, он другой…

— Спасибо. Этого достаточно. Можешь идти.

Слуга поклонился, но уходить не спешил. Герцог сперва даже не заметил, что старый сержант все еще стоит рядом:

— Ты хотел еще что-то сказать?

— Простите мою смелость, ваша светлость…

— Говори, — кивнул Эдуард. — Ты что-то все-таки заметил?

— Да, ваша светлость, — кивнул Томас. — И это странно…

— Кто? — с надеждой в голосе спросил герцог. — Готье? Кристина? Я? Может быть Луиза?

— Маленький Анри, — негромко произнес старый сержант.

— Мой кузен? — удивился герцог и быстро обернулся в сторону ворот, но, увы, кареты и всадников уже не было. Увы, но портрета бедняги Анри не было в портретной галерее.

— Да, — ответил старик. — Тот, которого в девять лет унес мор.

— Уверен? — герцог даже взял Голема за массивные плечи.

— Абсолютно, — кивнул старик. — Не как две капли воды, но сходство есть. Вы же знаете… Может быть, тело и подводит меня, но не память.

— Хорошо, — отпуская плечи старика, сказал Эдуард. — Можешь идти.

Тот лишь поклонился и поковылял в сторону конюшни.

Ветер подтолкнул запах скошенной травы. Где-то далеко, в глубине сада хрустнул гравий — патруль сменялся у калитки. Герцог стоял, пока тьма окончательно не накрыла сад. Потом повернулся и ушел в дом, чтобы начать писать письмо Луизе…

Глава 5

Королевский прием проходил пышно. Он был обставлен так, словно Карл уже одержал победу в войне. В какой именно? Да, собственно, не важно. Сейчас не важно.

Король Вестонии стремился показать всем своим подданым и союзникам, что нападение астландцев и аталийцев он расценивает так, будто бы это всего лишь мелкие набеги на границе его могущественного государства.

Но что самое любопытное и в то же самое время парадоксальное, народ, да и большинство дворян, велись на это шоу. А почему бы не повестись?

Вон сколько в столице вооруженных людей обретается уже который месяц. И их с каждым днем становится все больше и больше. Ну, так по крайней мере виделось простому обывателю, живущему в столице.

И винить его в невежестве — не правильно. Люди устали. Ведь там, где большое количество наемников, там всегда случаются пьяные потасовки и безобразия.

Да, основная часть союзных войск находилась за стенами Эрувиля, но увольнительных никто не отменял, как и выплаты жалований. Бойцам необходимо было периодически сбросить напряжение в городских тавернах и борделях, которые за последние месяцы буквально озолотились, и это даже притом, что некоторые из них периодически превращались в места погромов и боев. Однако уже к завтрашнему дню мастеровые спешно восстанавливали разрушения и места плотских утех ночью готовы были принять новых клиентов.

Но горожане, как и жители окрестных деревень, которым тоже доставалось от щедрот союзных армий, устали. И когда по столице пронеслась весть о нападении астландцев и аталийцев, люди облегченно выдохнули, как бы странно это ни прозвучало. Ведь это значило, что очень скоро вся эта масса вооруженных людей направится на войну.

А прием в королевском дворце был некой отправной точкой. Так, собственно, всегда здесь и происходило перед значимыми походами. Короли собирали всех дворян и устраивали показательные балы, стараясь поразить приглашенных своей пышностью, богатством и блеском.

Пыль в глаза? Для меня, переселенца из другого более развитого мира, несомненно. Тем более, что у меня уже имелись на руках некоторые примерные данные по численности армий противника. И эти данные, даже примерные, меня не радовали.

По сведениям, которыми меня снабжали мои первородные и истинные столичные информаторы, выходило, что Оттон Второй ведет на Вестонию примерно пять легионов, и это не считая дворянского ополчения. Золотой лев выступил с более скромными силами, но недалеко ушел от своего союзника. Четыре легиона плюс дворянская конница и ополчение. А ведь есть еще Ольгерд, король Кларона, и Астрид. Если с первым более или менее все понятно, то как себя поведут северяне пока сложно предположить.

Если брать за основу послание принцессы к Хельге, Астрид намерена выжидать, пока Оттон не завязнет в боях за Эрувиль. И уже потом, когда армия астландцев ослабнет, ударить вместе с легионом Клермона по Оттону. Это самый логичный вариант. Ведь Астрид нужно показать, что ее муж, принц Луи, прибыл, как спаситель Вестонии, а не как захватчик. Но и в схватку раньше времени не лезть, а только снять сливки.

Что же касается разношерстной армии Карла, то здесь все обстоит не самым лучшим образом, но и это понятно. Вестонское войско здорово потрепало в бергонской кампании. Оно, собственно, практически перестало существовать. Так что злость Карла на Клермона вполне объяснима и понятна.

Должен заметить, Карлу все-таки удалось сделать многое. В меру своих сил и возможностей, конечно. Очень помогло появление Верены. Если бы не это, в колоде Карла не было бы козырей.

Сейчас же, благодаря появлению сторонников неожиданно «воскресшей» дочери Конрада Пятого, а также действиям лорда Грея, на Туманных островах у Карла была армия. Сборная солянка из астландских мятежников, островитян-наемников и собранных с миру по сосенке дружин Вестонских дворян. Своей численностью это войско равнялось примерно четырем легионам, которые, скорее всего, отправятся прямиком навстречу армии Оттона. Осталось понять, кто именно встанет во главе этой армии.

Сам Карл? Вряд ли, король не оставит столицу без пригляда. Маршал фон Мансфельд? Астландская часть войска будет под ним — это несомненно, а вот островитяне и вестонцы ему подчиняться не будут. Кто же тогда? Время покажет.

А ведь остается еще армия Золотого льва, с которым придется разбираться уже новым хозяевам Бергонии — дворянам, которым Карл так активно раздавал там земли. Хотя все прекрасно понимают, что одному легиону, собранному графом де Ролленом и тамошнему хлипкому дворянскому ополчению, не устоять против аталийцев.

И тут уже в игру, якобы, должен вступить я. Карл и его советники понимают, что Золотой лев и молодой король Адриан мимо моей марки не пройдут. Им обоим нужен реванш. Причем такой, чтобы ни у кого не было сомнений в том, что в прошлый раз моя победа была всего лишь случайностью.

А еще они понимают, что я просто так сдаваться не намерен. В мою победу Карл вряд ли верит. Но вот во что он реально верит, так это в то, что мое сопротивление аталийским легионам подарит ему время. Мне известно, что Карл весь последний год вел переписку с Великой степью, прося великого хана отправить в Вестонию один из его туменов. Не знаю, что он обещал правителю степи за такую поддержку, но если дело выгорит, десять тысяч всадников способны кардинально повлиять на ход этой войны.

Только вот как бы этот ход не спровоцировал новые проблемы: степняки — ребята интересные. Сами себе на уме.

От мрачных мыслей меня отвлекли восторженные возгласы сестер Макса, которые ехали сейчас со мной в карете и о чем-то приглушенно переговаривались. Они то и дело поглядывали в окна, за которыми проплывали особняки Новой столицы, высившиеся вдоль главной дороги, ведущей в королевский дворец. Замечая прохожих, которые, завидя мою новую карету, тут же замирали и с открытым от удивления ртом провожали ее восхищенными взглядами, девушки хихикали и весело переговаривались.

И мне их изумление и восторг понятны. Я сам, когда впервые увидел этого монстра, не мог отвести восхищенного взгляда. Мои мастера, собравшие ее по чертежам Урсулы Хуг, видя мою реакцию, только довольно улыбались и понимающе переглядывались.

Врать не буду, в создании чертежа я тоже поучаствовал, особенно это касалось ходовой и салона кареты. Но одно дело видеть это все на бумаге и совсем другое — вживую.

Новая карета была массивнее и шире. А значит — тяжелее и устойчивей. Колеса, рессоры, стекла и другие важные детали были созданы Урсулой Хуг из теневых материалов. Причем все было настолько качественно сделано, что столичным мастерам из моего каретного цеха оставалась только сборка и подгонка.

Первые испытания прошли успешно. Тяжелая карета, запряженная сразу шестеркой мистралов, катилась по загородной дороге мягко и плавно.

Качественная отделка салона, шумоизоляция, шесть мягких сидений — стоило ли говорить, что мое новое средство передвижения произвело фурор на улицах столицы.

Герцогиня дю Белле и сестры Макса, за которыми я заехал перед королевским приемом, некоторое время сидели молча, словно прибитые, разглядывая внутреннее убранство кареты.

Откидывающиеся спинки кресел, поддержка для ног, широкие мягкие подлокотники, система вентиляции и обогрев салона за счет небольшой печки, ремни безопасности, а также выдвижной столик и боковой ящик, где хранились охлажденные бутылки с напитками и фужеры — ни одна из карет этого мира не могла похвастаться таким удобным и роскошным салоном.

Стоит ли описывать восторг сестер, когда я объявил им, что эта карета останется в хозяйстве тетушки. Уже позднее, оставшись наедине с герцогиней, я поведал ей о бронированных стенках, дверях и опускающихся ставнях на окнах, а также двух небольших складных арбалетах с запасом болтов, двух кинжалах и нескольких эликсирах разных видов, спрятанных в тайниках под сидениями.

Жанна дю Белле слушала мой инструктаж молча и внимательно, без возражений и скептических замечаний. В общем, мне нравился ее настрой.

Наконец, наша карета, сопровождаемая эскортом из дюжины всадников, под изумленными взгядами сотен глаз подкатила к парадному входу королевского дворца.

Лакей в новенькой ливрее с гербом де Валье на груди открыл дверцу. Второй его коллега ловко откинул складные ступеньки, и я выбрался наружу.

Вскользь оглядевшись, я встретился взглядам с другими дворянами, которые, как и мы, семьями прибывали на королевский прием.

Мое появление вызвало лишь заинтересованность на их лицах. Одет я был, как всегда, без вызова, но дорого. Правда, Жан-Клод Сильвен, занимавшийся моим гардеробом, не терял надежды и постоянно пытался добавить к моему образу какие-нибудь кружева, ленты и подвески. Эти модные баталии он, конечно, неизменно проигрывал, но по его взгляду было понятно, что мой стилист просто так капитулировать не намерен.

И если со мной все его стилистические идеи с крахом проваливались, то на тетушке герцогине и виконтессах де Грамон Жан-Клод оторвался по полной программе. Особенно его впечатлило количество и качество дорогих тканей, лент, нитей и прочих материалов, которые я привез тете и сестрам. А когда ему продемострировали комлекты драгоценностей, парень сперва даже потерял дар речи. Но ступор продлился недолго, на смену ему пришел профессиональный и творческий азарт, результатом которого были четыре бальных платья, кои иначе, как шедеврами, назвать было трудно.

В общем, реакция всех окружающих на появившихся из изумительной кареты сопровождавших меня дам была соответствующей. Герцогиня дю Белле и ее племянницы своими нарядами и драгоценностями несомненно произвели фурор.

С первого взгляда на блистательный выход в свет сестер Макса было ясно — с сегодняшнего дня у герцогини дю Белле, которая не только выглядела богаче самой королевы, но и, казалось, помолодела лет на десять, прибавится хлопот в выборе достойных партий для виконтесс де Грамон.

На фоне этих четырех красавиц я как-то быстро затерялся. Что меня полностью устраивало. Правда, ненадолго. Вдоволь насмотревшись на моих дам, дворяне обратили внимание и на меня.

Будто прочитав мои мысли, герцогиня дю Белле, идущая со мной под руку, слегка прикрыв низ лица веером, украшенным розовым жемчугом и золотыми нитями, насмешливо произнесла:

— Взгляни на лица этих матрон, мой мальчик. Обрати внимание, как они смотрят на тебя и твоих сестер. Уже сегодня вечером, когда они вернутся в свои дворцы, их мужей ждут серьезные и обстоятельные разговоры о будущем их детей. И я знаю, чем закончатся эти разговоры. Начиная с завтрашнего дня, меня завалят приглашениями на обеды, ужины, завтраки и приемы.

* * *

— Слушайте все, владетели и слуги, послы и гости — да будет слышно слово королевской воли! — громогласно объявил своим зычным голосом герольд с королевским гербом на груди.

После его объявления в зале снова повисла тишина. Дворяне, собравшиеся в королевском дворце, приготовились к следующему объявлению королевской воли.

Горящие глаза, слегка напряженные лица — Карл своими указами сегодня удивил многих, вот все и перевозбудились. Не хотят пропустить ни одного слова.

И я их понимаю — сам удивился некоторым решениям Карла.

Чего только стоит торжественное вручение маршальского скипетра герцогу де Гонди, который теперь во главе с дворянским ополчением южан будет охранять границу с Бергонией.

Это назначение, мягко говоря, всколыхнуло местный бомонд. После смерти принца Филиппа герцог де Гонди практически мгновенно потерял былое влияние при дворе.

А вот сам правитель Юга, судя по его каменной физиономии, напротив, был спокоен. Похоже, сюрпризом этот указ Карла для него не был. Да и радости на лице герцога тоже не было заметно. И это вполне объяснимо. Это же какие расходы ждут казну Гонди. Но я так полагаю, без его согласия Карл, даже если бы очень хотел, вряд ли смогбы навязать такую ношу. Здесь решение должно быть обоюдным. И если Гонди согласился, значит, Карл ему что-то пообещал.

Интересно, что? Земли, деньги, титулы? Вряд ли Гонди заинтересовало бы что-то из этого набора. У него у самого этого добра в достатке. Скажем так, герцогу Юга нужно что-то более весомое в качестве поощрения. Единственным его желанием была свадьба дочери и старшего принца, которая стала бы новой ступенью развития рода Гонди.

Только вот у Карла закончились свободные сыновья. Луи уже женат. На днях пришла весть с севера об их с Астрид свадьбе. А Генрих в нынешнем своем статусе более недоступен для Гонди.

Учитывая то, как «синий» принц постоянно оказывается рядом с принцессой Вереной, у Вестонии намечается совершенно иной союз. Особенно после того, как Карл, наконец-то, объявил Генриха своим наследником. Сколько же радости было на лицах всех Онжесов, а также Краонов, присутствовавших сегодня на приеме.

Собственно, именно с этой новости и начался королевский прием, на который я и был приглашен. Правда, новостью это объявление уже, по сути, не было. Всё уже к тому шло. Карл просто поставил жирную точку. Я видел его лицо, когда герольд зачитывал его указ. Король старался сохранять благостное выражение лица, но в его глазах то и дело вспыхивали огоньки раздражения и ярости. Складывалось такое впечатление, что решение признания Генриха наследным принцем было кем-то навязано Карлу. И раз уж такой, как Карл, сдался, значит, доводы были приведены железобетонные.

Но вопрос с Гонди оставался открытым. Если не сыновья Карла, тогда что ему было предложено? Или же — кто? Неужели король пообещал герцогу Юга свою внучку? Вернее, не самому герцогу, а его сыну, маркизу де Гонди, который тоже здесь присутствовал, и был, как всегда, слегка сбит с толку. Я уже давно заметил за ним эту черту еще по Бергонской кампании. Наследник герцога де Гонди был довольно неуверенным в себе человеком. Чего не скажешь о его дочери Бланке, чей пристальный и даже горячий взгляд я периодически ощущал на себе.

Иногда наши взгляды встречались, и тогда Бланка одаривала меня обворожительной и даже многообещающей улыбкой. Чем здорово, к моему удивлению, выводила из себя Валери.

Та, не забывая одаривать молодых и не очень кавалеров, которые вились рядом с ней словно пчелы вокруг цветка, учтивыми улыбками, после каждого взгляда Бланки де Гонди на меня, приглушенно шипела словно змея. Сестре Макса эта партия явно была не по душе.

Как оказалось, эти заигрывания со мной Бланки, как ни странно, не понравилось еще одной молодой особе. Если бы не тетушка-герцогиня, которая в этом плане была поглазастей и поопытней меня, я бы ни за что не обратил на это внимание.

Адель… После каждого нашего с маркизой переглядывания на лицо юной принцессы наползала тень. Она еще по-детски закусывала губу и начинала чаще обмахивать себя веером.

Один раз мне удалось подловить внучку Карла, когда она издалека следила за мной. Мы встретились взглядами, и я изобразил учтивый поклон. На щеках смущенной Адель постепенно начал разливаться густой румянец, который она тут же попыталась скрыть за веером.

Помимо внимания этих двух, я то и дело ощущал на себе грустные взоры Верены, которая постоянно находилась рядом с принцем Генрихом и своими вассалами.

Поговорить нам еще не удалось, но я особо и не рвался. Во-первых, дабы соблюсти учтивость достаточно и приветственных поклонов. Во-вторых, мне казалось, что в свете той истории с укрывательством, чем меньше нас будут видеть вместе, тем лучше. Ну, и в-третьих, — мы уже все друг другу сказали. Каждый из нас выбрал свой путь.

Правда, это не значило, что следом за Вереной, которая, как уже было объявлено, отправится на север страны с армией своих подданых, я не пошлю первородных, чтобы те приглядели за новым аурингом.

Ну и последней персоной, следившей за мной пронзительным и обжигающим взглядом, была Бриджитт. Нет, конечно, она не была в числе приглашенных на сам прием, но она и труппа Бризо были наняты, чтобы снова развлечь короля и его гостей своим выступлением, которое намечалось в саду.

Бриджитт я заметил у небольшой дверцы, ведущей в проход, по которому бегали дворцовые слуги на кухню и обратно в зал. И пусть девушка, которой наверняка каким-то образом удалось уговорить одного из лакеев украдкой поглазеть на гостей и короля, пряталась за тяжелой портьерой, ее энергосистему я срисовал довольно быстро.

— Маркграф де Валье! — зычный голос королевского герольда вывел меня из задумчивости. — Предстаньте перед своим королем!

Откровенно говоря, такой поворот был для меня неожиданностью. В зале повисла тишина. Под пристальным вниманием сотен пар глаз я двинулся в ту сторону, где на своем троне восседал Карл.

Придворные расступились, и я склонился перед королем. Кико, ходивший до этого по залу и отпускавший язвительные комментарии в адрес собравшихся, уже был тут как тут. Словно верный пес он сидел у правого колена Карла.

Королева Беатрис тоже была здесь. Ее трон стоял по левую руку от супруга. Видимо, дабы показать единство королевского семейства в час общей беды, эти двое, мило улыбаясь и негромко разговаривая, изображали чуть ли не влюбленную пару.

Хотя все собравшиеся понимали, что это всего лишь фарс. Но этот фарс был необходим прежде всего для народа. Простому люду почему-то важны такие спектакли. Появляется ощущение некой стабильности и правильности, в которые подданые верят. Народу нужна уверенность в своем короле и его семье особенно во время войны.

Чуть поодаль, в кругу своих вассалов, стоял хитро улыбающийся герцог де Бофремон, которого королевским указом объявили непричастным к гибели принца Филиппа. Видимо, этот указ являлся одним из условий мирного договора, заключенного между королем и королевой. Равно как и провозглашение принца Генриха наследником. Кроме того, Карл объявил, что именно наследному принцу надлежит возглавить сводную армию и выдвинуться на битву с Оттоном Вторым. А сам король оставался в столице.

— А вот и вы, маркграф! — широко улыбнулся король, когда я приблизился и поклонился. — Готовы выслушать и исполнить мою волю?

— Да, ваше величество, — ответил я и выпрямился.

Карл хитро прищурился. В его глазах я заметил искорки веселья.

— Тогда начнем! — произнес король и дал отмашку герольду.

Глава 6

Сказав это, Карл поднялся и под изумленными взглядами сотен пар глаз спустился на несколько ступеней с тронного помоста. Так, чтобы оказаться рядом со мной на расстоянии вытянутой руки. При этом ни один из телохранителей короля даже не шелохнулся. Видимо, этот спуск был ранее обговорен с охраной.

А вот для всех собравшихся представителей высших домов как Вестонии, так и других стран и герцогств этот жест Карла стал сюрпризом. Другими словами, только что ранее находящемуся, пусть и в негласной опале, маркграфу была оказана великая честь. По местным меркам — неслыханное происшествие. Особенно, если учесть, что сей маркграф является бастардом да не абы кого, а казненного за измену бунтовщика.

Несомненно, этот бастард совершил много всякого, а в некоторых случаях даже невозможного, но ведь Карл не вставал даже ради собственного сына. Генрих сам приблизился к отцовскому трону, чтобы, приклонив колено, подставить свою голову под корону наследного принца, которой Карл короновал его.

Да и с остальными награжденными происходило примерно так же. А вот ради меня Карл не то, что поднялся, он даже соизволил спуститься на парочку ступеней. В общем, в тот момент моя спина и затылок буквально горели от взглядов собравшихся в тронном зале вельмож.

Тем временем откуда-то сбоку вынырнул королевский лакей и замер по левую руку от Карла. В руках у него был небольшой прямоугольный ритуальный щит, покрытый бархатной накидкой, поверх которой лежала круглая брошь, по форме напоминающая цветок или звезду. Восемь волнистых золотых лепестков, а также сердцевина были украшены темно-алыми рубинами.

По едва заметному кивку короля вперед выступил герольд. В его руках блеснул свиток с печатью.

— По воле Его Величества Карла Третьего, короля Вестонии и Бергонии, — громогласно возгласил он, — маркграф Максимилиан де Валье награждается Орденом Рубинового Солнца — за доблесть, проявленную в Бергонской войне, за верность престолу, за спасение союзных земель и укрепление славы короны в дни тяжких испытаний.

Его голос, четкий и выверенный, разнесся под высоким сводом зала.

Мгновение — и все стихло. Ни шелеста, ни вздоха. Даже придворные дамы, привыкшие перешептываться, застыли с полуоткрытыми ртами, внимательно наблюдая, как довольно ухмыляющийся король прикалывает к моему камзолу самый почетный вестонский орден за боевые заслуги.

Я уловил, как несколько взглядов метнулись от герольда к королю, затем — ко мне. Недоумение, изумление, а кое-где — откровенная злость.

Ведь только что Карл, который после окончания бергонской кампании так толком никого и не наградил, демонстративно объявил меня победителем в той войне. В принципе, он просто отдал мне должное. Не организуй я то ополчение и не выиграй с ним несколько важных битв, аталийцы уже давно хозяйничали бы здесь.

В общем, нашла награда своего героя. Однако, это все лирика. На самом деле, Карл только что официально столкнул меня лбами с Гонди и Бофремоном, а также другими дворянами, которые считали, что это благодаря именно их действиям и жертвам Золотой лев «сбежал» из Бергонии.

А еще, возвышая меня, Карл давал понять прежде всего мне, а потом и всем остальным, что теперь официально, окончательно и бесповоротно я — его человек. Маркграфство — это было своего рода проверкой, которую я, похоже, в его глазах прошел. И, судя по той небольшой веренице лакеев с бархатными щитами, которые выстроились слева от Карла, одним орденом награждение не ограничится.

Это понимали и все собравшиеся дворяне. По залу приглушенной шелестящей волной разнеслись изумленные шепотки и возгласы.

Краем глаза я заметил перекошенные физиономии герцога де Гонди, его сына и его сторонников. А вот реакция Бофремона меня слегка удивила. В его глазах, кроме неприязни, я заметил насмешку. Словно весь этот спектакль более не волновал его. Все эти часы я наблюдал за ним и пришел к выводу, что он вообще своим поведением и взглядами был похож на человека, который после покупки дома следит за переездом его прежних хозяев. И которому плевать на то, какую мебель или какие вещи те оставят после отъезда, все равно стены будут перекрашены, планировка поменяется, а мебель и посуда будут куплены новые.

Тем временем герольд продолжал:

— По воле Его Величества Карла Третьего, короля Вестонии и Бергонии, маркграф Максимилиан де Валье удостаивается Ордена Меча и Башни — за верность престолу, за стойкость и доблесть, проявленные при защите рубежей Теневого перевала. Отныне знак ордена — золотой меч, вознесенный над серебряной башней — ему дозволено вносить в свои личные и родовые гербы как свидетельство доверия и признания короной. В придачу к сему, по повелению Его Величества, маркграф Максимилиан де Валье отныне именуется Хранителем Теневого перевала!

Карл под дружный вздох всех собравшихся взял с бархатной накидки золотой орден в форме треугольного щита, украшенный россыпью мелких сапфиров по краям и крупным бриллиантом в центре, от которого расходились тонкие гравированные лучи. По обе стороны от камня были выгравированы меч и башня — символ стойкости и защиты рубежей короны. Еще одна из высших наград королевства.

Приколов орден мне на грудь, Карл весело подмигнул и дал сигнал герольду продолжать. Поднявшийся гул в тронном зале тут же утих. Первые ряды зрителей слегка подались вперед, приготовившись ловить каждое слово.

— По высочайшей воле Его Величества, за стойкость и отвагу, проявленную в пределах Тени, где ступают лишь немногие из живущих, и за служение делу короны и Света, маркграф Максимилиан де Валье удостаивается высшей награды — Ордена Золотого Пера Стрикса!

Я видел, как подобрались многие страйкеры и теневые маги. Кому-то это награждение пришлось не по душе, например, тому же Гильберу де Амбрелю, главе янтарной гильдии магов. Его ненавидящий и сверлящий взгляд, казалось, вот-вот проделает во мне дыру.

Но были и те, кто был явно согласен с решением Карла. Лорд Грэй смотрел на меня открыто и одобрительно улыбался. И таких магов я заметил немало.

Любопытной была реакция и Кико. Он внимательно следил за мной. Как будто пытался проникнуть ко мне в голову, чтобы прочитать все мои мысли.

Вот бы он удивился, если бы ему действительно удалось это сделать. Ведь мысленно я уже был далеко как от дворца, так и Вестонии. Вместе с моими летучими отрядами оборотней и гленнов, которые уже двигались навстречу армии Золотого льва, чтобы начать диверсии в его тылах. Их главной целью были обозы аталийской армии.

Поэтому вся эта медлительная возня в столице с тратой огромных ресурсов на внешнюю пышность и роскошь, вон, одних только свечей было сожжено несколько тысяч, меня здорово раздражала. Но, увы, я должен был играть по местным правилам. Во всяком случае пока…

Тем временем герольд продолжал.

— Этот знак вручается лишь тем, кто многократно пересекал границу миров, сражался с порождениями тьмы и возвращал в мир живых свет и надежду. Золотое Перо, частично опаленное черным как напоминание о Тени, символизирует единство света и мрака, силы и воли, без которых невозможна защита рубежей мира.

Мысленно я хмыкнул. Сколько пафоса. Тень уже названа тьмой, а эта часть Мэйнленда — конечно же, светом. Как же людям нравится все делить на черное и белое. И себя, естественно, отождествлять с чистотой и сятостью.

То есть, исходя из вышесказанного, получается, что люди Лао, которые оказали мне гостеприимство и которые постарались поделиться со мной всем, чем могли — порождения тьмы, а тот же бывший сержант Ролан Буке, продаваший крестьян в рабство, или тот же герцог де Бофремон — достойные представители светлой стороны.

Карл, которого весь этот ажиотаж здорово развлекал, с ехидной улыбкой приколол золотое крылышко рядом с серебряным, уже висевшем у меня на груди. А потом жестом подозвал следующего лакея.

Когда я увидел его ношу, по моей спине непроизвольно пробежал холодок. Это был круглый слегка выпуклый щит из уже знакомой мне синей стали. Всю его поверхность покрывал древесный узор, как будто от гигантского стального древа, которое переплетали колючие ветви, отодрали кусок коры, только идеально круглый.

Мой восхищенный взгляд не остался без внимания Карла. Он смотрел на меня, слегка прищуривщись, с неизменной веселой ухмылкой.

Когда слуга сделал шаг и замер перед королем, герольд провозгласил:

— По воле Его Величества, в знак признательности за подвиги, совершенные во имя короны и Света, маркграфу Максимилиану де Валье преподносится древний артефакт, сохранившийся со времен первых великих магов, именуемый Щитом Стража! Сей реликт, некогда принадлежавший ордену первейших защитников рубежей, сотни лет хранился в оружейной палате короны. Его поверхность, созданная из редчайшей голубой стали, сияет даже в полумраке, отражая отблески света, а узор из переплетенных колючих ветвей символизирует силу, что заключена в единстве живого и несокрушимого!

Под внимательными взглядами сотен пар глаз использовать истинное зрение я опасался. Поэтому осмотр щита оставил на потом. Но в том, что в нем был какой-то секрет, сомнений быть не могло. Наверняка мастера древности, создавшие это произведение искусства, запрятали в него что-то похожее на усиления в доспехе ауринга. Ведь этот щит ковался именно под золотую ману.

Словно подслушав мои мысли, Карл громко, с нотками пафоса в голосе, произнес, обводя взглядом присутствующих в зале страйкеров:

— Ни один из ныне живущих боевых магов не сумел подчинить себе этот щит — слишком велика мощь, что дремлет в его сердце! — и, уже обернувшись ко мне, добавил так же громко: — Пусть он станет знаком признания и напоминанием о долге перед Светом!

Мне стоило труда не скривиться. Снова этот свет и какие-то долги, идущие в придачу.

Когда щит оказался у меня в руках, я для вида восхищенно его осмотрел. Затем демонстративно примерил на руку. Кстати, он, как все доспехи и оружие аурингов, был легким, несмотря на свои размеры.

Поблагодарив короля поклоном, я передал щит лакею, который все это время стоял рядом. Потом, перед отъездом мне его вернут. Не буду же я шататься по тронному залу со щитом в руке.

Когда лакей со щитом удалился, ему на смену появился его коллега, неся на серебряном подносе пухлый свиток.

В глазах Карла блеснул озорной огонек, а рот расплылся в широкой улыбке. Он слегка подался вперед и негромко, чтобы только я его услышал, произнес:

— А вот и самое интересное.

Подмигнув мне, он кивнул, и герольд начал свою очередную громогласную речь:

— По воле Его Величества, повелителя Вестонии и Бергонии, короля Карла Третьего, рассмотрено и удовлетворено прошение, поданное его сиятельством, маркграфом Максимилианом де Валье и её светлостью, герцогиней Жанной дю Белле, касающееся судьбы рода де Грамон.

Я напрягся и, скосив глаза, заметил стоящую в первых рядах тетушку герцогиню и виконтесс де Грамон. Они, как и я, тоже были напряжены. Правда, во взгляде Жанны дю Белле горел огонек торжества. Похоже, она, как всегда, просчитала Карла. Видимо, он все-таки решился назначить меня опекуном.

Но Карл смог меня удивить, и не только меня, но и всех собравшихся, включая и свою бывшую фаворитку, герцогиню дю Белле. С каждым словом, произнесенным герольдом, ее глаза все больше расширялись.

— Поскольку нынешний граф, Генрих де Грамон, по состоянию здоровья и духа признан неспособным к управлению и исполнению своих вассальных обязанностей, Его Величество постановил: передать опеку над родом и всеми владениями де Грамон маркграфу Максимилиану де Валье и, во избежание смуты в военное время, возвести сего мужа в достоинство графа де Грамон со всеми правами, обязанностями и знаками титула. Отныне он именуется графом де Грамоном, законным главой дома и хранителем его земель, печатей и знамен.

После этих слов Карл передал мне свиток с подноса.

Тронный зал сперва накрыла гробовая тишина, но потом народ очнулся. И по залу прокатилась волна возбужденного гула. В основном недовольного. Опека над родом еще куда ни шло. По слухам, у Генриха де Грамона действительно поехала кукуха. Тем более, что все понимали — опекуном, вернее, опекуншей рода, скорее всего, станет герцогиня дю Белле. Хоть в указе короля и значится имя маркграфа.

Но передать главенство в роду бастарду, пусть и такому прославленному… Это уже явный перебор. И очень неприятный прецедент. Так ведь можно и до более опасных изменений докатиться.

Нужно отдать должное голосовым связкам королевского герольда. Ему каким-то образом удалось не только перекрыть своим голосом поднявшийся шум, но и привлечь всеобщее внимание. Следующий королевский указ герольд зачитываал в относительной тишине.

— Наряду с этим, по милости Его Величества Карла Третьего, короля Вестонии и Бергонии, хранителя Закона об Одаренных и Покровителя Магических Гильдий, удовлетворено прошение его сиятельства графа де Грамона, маркграфа де Валье, касающееся учреждения на землях его марки новой Магической Гильдии. Его Величество, ведая, сколь велик труд и опасность деяний, совершаемых в Тени самим маркграфом де Валье, постановил: даровать его сиятельству патент на создание магической гильдии, которая отныне будет именоваться Стражами Тени, что отныне действует под прямым покровительством короны и во имя процветания королевства. Гильдия имеет право, — продолжал громогласно по памяти без шпаргалок шпарить герольд. — Приобретать все артефакты, минералы и иные трофеи, добытые в пределах Тени, но только на территории маркграфства де Валье с тем, чтобы потом передавать в королевскую казну установленную долю, определенную канцелярией; содержать воинские и исследовательские отряды, действующие по уставу Стражей Тени.

Герольд продолжал вещать, а я, слегка ошалело, взглянул на Карла, в глазах которого уже не было ни тени веселья. Получалось, все мои хотелки, пусть и в урезанном варианте и подправленные в интересах короля, но все-таки были удовлетворены.

Карл мне ясно давал понять, что моя силовая демонстрация произвела на него впечатление, и что он протягивает к моему загривку свою царственную руку, дабы погладить по шерсти своего верного волкодава.

— Все права и привилегии, дарованные сим патентом, вступают в силу немедленно! — закончил свою долгую речь герольд.

По залу прокатилась новая волна гомона, приглушенная, но ощутимая. Теперь уже не возмущенная, а скорее настороженная.

Многие присутствующие здесь теневые маги переглядывались, шептались, кто-то пытался уловить выражение лица Карла, кто-то — моего.

Гильбер де Амбрель стоял неподвижно, словно окаменев. Только что Карл щелкнул по носу этим зажравшимся ребятам. Об артефактах Теневого перевала они с сегодняшнего дня могут забыть. Все эти ухищрения с наследником одного из владетелей в моей марке пошли прахом.

Губы верховного магистра слегка подрагивали. Он что-то шепнул своему спутнику, не сводя с меня холодного ненавидящего взгляда. В этом взгляде я увидел приговор себе.

Зря ты так на меня смотришь, старик. Ой, зря…

Не все главы магических гильдий восприняли новость о создании новой гильдии негативно. Они, скорее, были озадачены. Несколько магов теневых школ переглядывались с явным интересом.

Я уловил десятки взглядов, брошенных украдкой, оценивающе, сдержанно — будто люди что-то для себя решали. Явно прикидывали, как теперь может измениться расстановка сил.

А среди страйкеров я заметил иное — странную тишину и задумчивость. Те, кто еще недавно слушал герольда с безразличием, теперь смотрели на меня по-другому. Не с враждой, но с какой-то встревоженностью. Шутка ли, впервые за сотню лет появилась новая магическая гильдия, да еще и во главе которой теперь встанет абсолют. М-да, у этих ребят ко мне будет много вопросов.

Король же стоял на ступенях тронного помоста и с видом человека, прекрасно понимающего, какой камень он только что бросил в это болото, позволил себе короткую, почти ленивую улыбку.

Потом, поймав мой взгляд, чуть склонил голову и негромко произнес, чтобы слышал только я:

— Об остальном, мой верный граф, поговорим после приема.

Глава 7

Сразу же после моего награждения по кивку короля церемониймейстер объявил о завершении аудиенции и начале придворного раута.

Как только заиграл оркестр, гости сразу же разбились на группки, чтобы срочно обсудить то, что они только что имели честь наблюдать. Поднявшийся при этом многоголосый гул полностью свел на нет все старания музыкантов.

Король же, более не обращая внимания на придворных, поднялся наверх, перекинулся парой слов с королевой и, обогнув свой трон, нырнул в приоткрытую дверь, спрятанную за тяжелой гардиной. Рядом со мной возник Кико и, ехидно улыбаясь, произнес, указывая на крайнюю дверь в конце тронного зала:

— Прошу вас, ваше сиятельство. Его величество хочет поговорить с вами без лишних глаз и ушей.

Я лишь кивнул и провожаемый взглядами десятков пар глаз проследовал в указанную сторону. На ходу посмотрел на тетушку герцогиню, которую обступили со всех сторон около двух десятков придворных дам. Каждая при этом, угодливо улыбаясь, что-то говорила герцогине.

Жанна дю Белле буквально светилась изнутри. В глазах пламя торжества и радости. Без всякого сомнения этот день был для нее днем триумфа. Наконец-то все ее старания принесли свои плоды!

Сестры Макса ликовали не меньше. Еще бы! Вокруг них образовалась давка из титулованных кавалеров, причем не только вестонских. Там мелькали как знатные астландцы, так и островитяне.

И этот ажиотаж только набирал обороты. Несколько минут назад из опальных дочерей казненного за измену графа они превратились в сестер главы рода Грамон. Богатого главы рода, надо заметить. История с Легранами довольно быстро просочилась в массы, и всем не составило особого труда сопоставить факты — раз уж он спас своих родичей купцов, то уж за своих сестер виконтесс молодой граф де Грамон просто обязан дать богатое приданое. Даже тех украшений, что сейчас были на каждой из виконтесс, хватило бы на покупку нескольких деревень или содержание сильной дружины.

Такие богатые и знатные невесты могут сделать удачную партию не только обычным графам или баронам, но герцогам или даже принцам. Ведь их брат не только граф, но и маркграф. Тут ведь и герцогством уже попахивает в недалеком будущем. И пусть эти мысли опасны, но они, несомненно, бродили в умах всех этих людей.

Стоило ли говорить, что мой путь к выходу из тронного зала занял немного больше времени, чем ожидалось. Приходилось раскланиваться с каждым из пожелавших поздравить меня. Задача осложнялась еще и тем, что, как по мановению волшебного пера, графы, бароны и маркизы как бы невзначай выдвигали вперед своих юных и не очень дочерей, племянниц и сестер.

В общем, пока добрался до двери, то основательно взмок. Если верить каждому комплименту, что мне успели отвесить дворяне, то выходило, что я чуть ли не национальный герой. Успели вспомнить всё: и войну в Бергонии, и мои подвиги в Тени, и еще много всего. А если учесть, что о каждом моем похождении была написана баллада, да не одна, то получалось совершенно немыслимое. В общем, раньше я был любимцем черни, а сегодняшним награждением Карл заставил «полюбить» меня еще и знать.

Проходя мимо группы дворян, крутившихся возле герцога де Гонди и его семейства, я встретился взглядом с Бланкой. В ее глазах был заметный озорной блеск и, кажется, некий азарт. Маркиза стояла рядом со своей матерью, герцогиней де Гонди, и кивала каждому слову, что шептала ей на ухо ее родительница.

Если мужская часть этого клана провожала меня недружелюбными взорами, то женская, напротив, похоже, уже начала строить какие-то планы на мой счет.

Удивил и слегка сбил с толку взгляд Луизы де Клермон. Сейчас она чем-то напоминала мне герцогиню дю Белле. Гордо выпрямившись и расправив плечи, она наблюдала за поднявшейся суетой вокруг меня с неким торжеством и высокомерием. Так обычно смотрят матери на чествования их детей. Хотя я могу ошибаться. Слишком много посторонних эмоций приходится считывать. Взгляд может замылиться, а чутье дать сбой.

А вот реакция Адель меня немного встревожила. Щеки принцессы пылали, в глазах горел огонь решимости, а на губах застыла мечтательная и многозначительная улыбка. Так обычно улыбаются люди, которые привыкли, что все их капризы и прихоти безропотно исполняются.

— Рад? — самодовольно спросил Карл, когда я наконец попал в его кабинет, при этом многозначительно кивая на мою грудь, усеянную орденами.

— Благодарю вас, ваше величество, — поклонился я. — Вы необычайно щедры. Я получил даже больше, чем мог желать.

— Вот-вот, — покивал он. — Будем считать, что это некий аванс на будущее.

Я мысленно усмехнулся. Ну конечно, иначе и быть не могло. Награждение закончилось, а теперь предстоит услышать цену всей этой королевской щедрости.

— Я понимаю, ваше величество, — уже вслух произнес я.

— Это хорошо, что ты все понимаешь, — усмехнулся Карл и переглянулся с Кико, который тоже был здесь, как и несколько теней короля во главе с Марселем де Габеном.

В сущности, прямо сейчас повторялась история с тем разговором в шатре Карла. Только декорации слегка поменялись, как и вводные. Обмен любезностями произведен. Теперь можно переходить и к конкретным разговорам.

Король ходить вокруг да около не стал и сразу перешел к сути.

— Как ты понимаешь, ситуация с этой войной очень сложная, — произнес он уже без тени улыбки. — Враги не дали нам времени подготовиться. Поэтому сейчас я требую от каждого полной самоотдачи. Иначе врага нам не разбить.

Далее он разразился проникновенной речью о силе вестонского оружия, о патриотизме, о величии, о доблести и о героизме. В общем, вывалил на меня полный набор стандартных тезисов, которыми обычно оперируют те, кто посылает на смерть людей за свои интересы.

Впрочем, в этом плане все миры одинаковы. Единственное отличие местных правителей от политиков из моего мира была в том, что здешние короли лично вели в бой свои армии или как в случае с Карлом посылали своих сыновей.

Что же касается стратегии… Карл полностью оправдал все мои ожидания. Если в двух словах — мне приказали стоять до конца и насмерть, и при этом убить как можно больше врагов. В сущности, его план был прост и понятен. Он жертвовал Бергонией, чтобы Золотой лев безнадежно завяз там со своими легионами. Ресурсы аталийцев не безграничны, а такая армия их поглощает в огромных количествах. Таким образом, вторжение в Вестонию со стороны юга должно захлебнуться.

— Я сделаю все от меня зависящее, ваше величество, — проникновенно произнес я, когда король закончил накачивать меня лозунгами.

— Это похвально, — кивнул Карл одобрительно.

Он даже слегка раскраснелся от удовольствия. Видимо, ему самому понравилась его речь, а также моя реакция на нее. А вот во взгляде Кико я заметил тщательно скрываемые скепсис и легкую насмешку.

— Ваше сиятельство, сколько вы можете выставить людей? — Кико, наконец, задал вопрос, который, видимо, беспокоил короля больше всего. Вон, Карл даже слегка напряженно подался вперед.

— Все будет зависеть от того, откликнутся ли на мой зов все кланы горцев, — уклончиво ответил я.

— Понимаю, — задумчиво кивнул Карл. Мои слова его не обрадовали. — А островитяне, что переправились к тебе? Сколько бойцов они могут выставить? Кстати, их лорды злы на тебя. Мне стоило немалых трудов успокоить их.

Король многозначительно посмотрел на меня. Мол, ты мне должен еще и за это.

Я мысленно усмехнулся, а вслух произнес:

— Благодарю вас, ваше величество. Что касается переправившихся в марку островитян… Вряд ли представители тех кланов смогут выставить много бойцов.

— Как так? — на лицо Карла наползла тень. Разочарование за разочарованием. — Мне тут все уши прожужжали, что там было больше двух десятков кораблей.

— Мне известно о дюжине кораблей, — покачал головой я. — И доставили они не воинов, а женщин, детей и стариков. То есть семьи бойцов барона Риса. Там от силы сотни три или четыре лучников наберется. Кроме того, все эти люди истощены. Их лорды не особо беспокоились о своих подданых.

Последние мои слова король пропустил мимо ушей. Карлу не было никакого дела до каких-то оборванцев, которых собственные феодалы заморили голодом и задушили поборами. Собственно, он сам был таким же феодалом, который считал, что крестьяне созданы именно для того, чтобы жить и умирать, служа своим господам.

— Но даже так… — начал я, и Карл весь подобрался. — Я смогу выставить около шести тысяч бойцов. Надеюсь, с помощью богов, нам удастся устоять.

Королю незачем знать о том, что почти все бергонские кланы горцев уже давно отправили свои дружины в мою марку. Там, в специально построенном лагере вдалеке от внимательных взоров потенциальных соглядатаев их организацией и муштрой занимался старый маршал, граф де Потье.

И о том, что в марку с семьями прибыло около трех тысяч лучников, и с теми мертонцами, что уже присягнули мне ранее, собралось около пяти тысяч стрелков, сообщать я тоже не спешил. Иначе Карл начнет строить на них планы, которые обязательно пойдут вразрез моим собственным.

Карл разочарованно вздохнул.

— Мало… — пожевав губами, буркнул он. — Очень мало…

— Плюс шесть тысяч графа де Роллена, — вступил в разговор Кико.

Карл лишь отмахнулся от него, ясно давая понять, что он думает о недавно собранном бергонском легионе.

— Какова ваша стратегия, мессир? — спросил у меня шут.

— Обороняться, но при этом действовать по обстоятельствам, — я сказал именно то, что они и ожидали услышать.

Даю гарантию, что содержание этого разговора уже скоро будет известно как другим маршалам, так и шпионам астландцев и аталийцев, которые ошиваются при дворе Карла.

— М-да, иначе никак, — задумчиво кивнул король. — В чистом поле против легионов аталийцев у вас нет ни единого шанса.

В этот момент мне очень захотелось хищно оскалиться, но на моем лице не дрогнула ни одна жилка. Надеюсь, мои сюрпризы понравятся всем сторонам этого конфликта.

— Так и есть, ваше величество.

— Что ж, разумно, — сказал король. — Мне докладывали, что вы потратили много средств на укрепления Сапфировой цитадели, а также всех защитных сооружений марки.

— Я сделал все, что было в моих силах.

— Тогда пусть благословят вас боги, мессир, — произнес Карл, взмахом руки давая понять, что наш разговор окончен. — Сегодня еще можете насладиться обществом придворных дам, а с завтрашнего дня начинайте готовиться отправиться в путь. Вот все сопроводительные бумаги.

Я поблагодарил и поклонился. Затем принял несколько свитков с королевскими печатями, переданных мне Кико, и двинулся на выход. Когда уже был возле двери, король неожиданно окликнул меня:

— Граф! Еще кое-что… У меня совершенно вылетело из головы. А ведь у нас для вас есть еще один подарок. Дабы укрепить ваши позиции я решил дать вам людей. Под ваше командование переходит легион Отчаянных.

Моя кислая физиономия развеселила Кико. Король же сделал вид, что ничего не заметил, и отвернулся к столу с картой.

Только что он избавился еще от одной проблемы. Ведь легион Отчаянных, вернее то, что от него осталось, еще та заноза в заднице. По крайней мере для самого Карла, да и для любого из вестонских маршалов.

Дело в том, что история с арестом и побегом Гастона Лафора имела продолжение. Подстава генерала Бернара де Ланкре с рук ему не сошла. Несколько весточек Лафора о произошедшем отправились во все когорты Отчаянных.

Естественно, большинству поступок генерала по душе не пришелся. Особенно учитывая тот факт, из каких именно людей состоял легион Отчаянных. В общем, Бернар де Ланкре и еще несколько верных ему капитанов отправились к предкам, а в самом легионе начался бунт. Который был довольно быстро подавлен гвардией при поддержке теней короля.

Все лидеры бунтовщиков были повешены, а от самого легиона после боев и казней осталось около шести или семи когорт. Если бы не военные действия, легион и вовсе перестал бы существовать, но Карл решил поступить иначе. Переложить проблему с больной головы на здоровую. То есть на мою.

Пришлось снова кланяться и благодарить Карла за щедрость. Надо было видеть улыбку Кико в тот момент. Он явно наслаждался процессом.

Уже выйдя за дверь и спустившись на нижний этаж дворца, я позволил себе усмехнуться. Лафор через Вайру передал мне послание, в котором говорил, что уже с нетерпением ждет все эти когорты.

Спустя несколько минут в кабинете короля…

— Что скажешь? — спросил Карл, когда дверь за новоиспеченным графом де Грамоном закрылась.

— Хитер, — хмыкнул Кико. — Одним словом — лис.

— Кстати, я все еще жду от тебя объяснений, каким образом характерник стал абсолютом, — нахмурился Карл.

— Я работаю над этим, ваше величество.

— Плохо работаешь. И очень медленно. Ну, да ладно… В любом случае — пока лев и лис будут рвать друг друга, у нас будет время решить проблему астландцев.

— Боюсь, как бы у лиса не возникло желания сделать все по-своему, — произнес Кико.

— Ты о предательстве? — скептически хмыкнул Карл.

— Да, — кивнул шут. — Насколько я помню, между Максимилианом и нынешним королем Адрианом сложились вполне неплохие отношения. Все-таки маркграф остается сыном казненного вами отца. Он сам себе на уме.

— В этой жизни все возможно, — философски произнес король, а потом добавил:

— Да, он сам себе на уме и его преданность вызывает сомнение, но ты забываешь о выгоде. Что ему может предложить Адриан? Он ведь должен дать нашему маркграфу больше, чем дал я. Намного больше. Иначе какой смысл лису переходить на сторону аталийцев или тех же астландцев? Терять земли, титул и репутацию, которую он так долго зарабатывал? Здесь он народный герой, о котором поют песни и рассказывают небылицы. Обласканный королем и народом. А кем он будет там? Изгоем и всеми презираемым предателем.

Карл усмехнулся и покачал головой.

— Нет, уж что-что, а наш лис очень хорошо умеет считать. Тем более, что я еще не все награды ему дал. У меня всегда будет, что предложить ему. Пусть хотя бы переварит то, что уже получил. Если, конечно, выживет.

— Этот выживет, — негромко буркнул шут и бросил задумчивый взгляд на дверь, в которую вышел тот, о ком они говорили. — Обязательно выживет…

* * *

— Господа! — завидев меня, с ехидной усмешкой воскликнул герцог де Бофремон. — А вот и наш спаситель! Граф, поздравляю вас! Его величество, наконец, выбрал настоящего героя, спасшего Вестонию от полчищ аталийцев. Жаль только, что он забыл о тех, кто действительно прогнал Золотого льва из Бергонии.

Я как раз проходил мимо ниши, где собралась группа из дюжины дворян, центром которой был герцог. Бофремон уже был слегка навеселе и, судя по полному бокалу, прекращать попойку не собирался.

Его прихлебатели тут же поддержали своего лидера одобрительными возгласами, при этом бросая в мою сторону презрительные взгляды.

Очень хорошо. Ты-то мне и нужен.

— Ваша светлость, — слегка поклонился я. — Рад видеть вас в добром здравии. Этот южный загар вам к лицу. Говорят, морской воздух благотворно влияет на аппетит и сон.

Герцог дернулся, словно от пощечины. В его глазах вспыхнуло пламя ненависти. Его ближники даже слегка опешили от моей наглости. Ведь я только что практически прямым текстом напомнил Бофремону о том, что он прохлаждался в плену у аталийцев.

Герцог, раздвинув плечами своих людей, сделал несколько шагов по направлению ко мне и замер на расстоянии вытянутой руки. При этом он дал сигнал — никому к нам не приближаться.

— Ты за все заплатишь, ублюдок, — прошипел он сквозь зубы, дохнув мне в лицо винным перегаром и табаком.

— За что именно? — приблизившись к герцогу вплотную, спросил я. — За смерти тех болванов, которым ты приказал грабить и убивать от моего имени? Или за исчезновение всех контрабандных товаров, о которых ни сном и ни духом король? Или за освобожденных крестьян, которых отправляли на фронтир и которых ты продавал, как рабов, в свободные графства? Я могу продолжать. Список длинный.

Герцог отшатнулся и ошарашенно посмотрел мне в глаза.

— Твоя проблема в том, что ты возомнил себя всесильным, — продолжил говорить я. Никто даже не заметил, как нас двоих обволокла моя невидимая аура, которая не пропускала ни одного звука. — А на деле даже не смог разгромить остатки удирающей армии аталийцев. В итоге и сам в плен попал, и принца не уберег. Ты его, кстати, так и так не уберег. Позволил каким-то болванам обхитрить себя и еще вдобавок подставить.

— Только что ты подписал себе смертный приговор, — ледяным голосом произнес герцог. Он довольно быстро взял себя в руки. Его глаза опасно сощурились, а на скулах перекатывались желваки.

— Вот как? — усмехнулся я. — И кто же этот приговор исполнит? Кто-то из твоих раздобревших на столичных харчах страйкеров? Это вряд ли. Все, на что они способны, это грабить честных торговцев и беззащитных путников. Или, быть может, ты подошлешь ко мне свою белохвостую подружку с каким-нибудь смертоносным ядом? Тоже мимо. Ее истинному хозяину вряд ли понравится твоя самодеятельность.

Глаза герцога начали округляться.

— О! — усмехнулся я. — Так ты не знал? Еще один прокол. Как-то их у тебя становится подозрительно много.

— Ты блефуешь! — сквозь зубы прошипел герцог. — Лютен верна мне.

— С чего бы? — мои брови поползли вверх. — Какой ей прок от обычного смертного? Ты — всего лишь игрушка в ее руках, вернее, в руках ее господина. Ты должен хорошо понимать, на что идешь, когда ведешь дела с первородными. Если бы ты хотя бы немного поинтересовался этим вопросом, то смог бы узнать, что лютен служат магам. Их жизнь напрямую зависит от энергии, которой с ними делятся их господа.

Герцог стоял словно пыльным мешком прибитый. Его руки подрагивали, а глаза смотрели в одну точку. Похоже, до него начало кое-что доходить. И это хорошо. Передам таким образом привет одной облезлой кошке и ее хозяину. Пусть эти пауки пустят друг другу кровь. А потом уже и я присоединюсь к этому веселью. Собственно, Бофремон до сих пор еще жив только потому, что я все еще не знаю, кто хозяин лютен. Кто дергает за ниточки.

Уж больно этот персонаж осторожный и скрытный. Все те, кого я подозревал ранее, были проверены моими первородными, и оказалось, что они никак не связаны с белой кошкой. Спрашивать у нее самой не было смысла. Увы, лютен даже под пытками не предаст своего повелителя. Приходится выманивать его вот такими провокациями. Так что Бофремон пока нужен мне живым.

Я аккуратно развеял полог тишины и отступил от все еще подвисшего герцога на несколько шагов. Затем учтиво поклонился, но как равный равному и так, чтобы нас услышали его прихлебатели, пафосно произнес:

— Ваша светлость, отправляясь на войну, хочу, чтобы вы знали — я обязательно отомщу нашему общему врагу! А еще мне бы хотелось напомнить вам один наш разговор. Вы в тот раз пообещали оказать мне одну услугу, о которой я вас попрошу позднее. И вот этот день настал. Все, о чем я вас прошу, это выжить, чтобы мы снова смогли встретиться. Честь имею, господа!

Сказав это, я развернулся и двинулся вглубь тронного зала.

Краем глаза заметил, как опешившие от моей речи дворяне проводили меня озадаченными взглядами. Только что вроде бы назревал конфликт, и в одно мгновение все изменилось.

А вот герцог де Бофремон, похоже, мой намек прекрасно распознал. Раньше он всегда смотрел на меня по-разному. Иногда с презрением и превосходством, иногда с раздражением и ненавистью, но в этот раз в его глазах я заметил беспокойство и, кажется, тень страха.

Глава 8

Когда я оказался в тронном зале, меня снова взяли в оборот местные матроны. Они улыбались, сыпали вопросами, всячески пытались обратить мое внимание на потенциальных невест. Я же в свою очередь был сама вежливость и учтивость, но понимал, что долго в таком режиме не продержусь. Во мне постепенно нарастали напряжение и раздражение.

Но я должен был соблюсти все приличия, поэтому терпел — да не просто терпел, а еще и разыгрывал роль молодого аристократа, звездный час которого настал именно сегодня.

Если уж на топошло, мало кто из присутствующих здесь дворян мог похвастаться такой популярностью, как я. И речь шла не только о сегодняшнем дне, но и о последних годах. Вот и приходилось изображать баловня судьбы.

Однако иллюзий касаемо своего статуса я не питал. Для этих людей я навсегда останусь бастардом и выскочкой. При всех моих достижениях и достоинствах я для них чужой. А вот, например, сестры Макса всегда будут считаться для местных глав высоких домов представительницами их собственного круга.

Да, их отец и братья казнены за измену, но это не отменяет того факта, что они — истинные аристократки по крови и происхождению. Ну а что касается их отца, то если копнуть поглубже в историю каждого высокого рода, там всегда найдется какой-нибудь родич-бунтовщик, а то и несколько.

Вон, даже нынешняя королевская династия Вестонии несколько сотен лет назад, еще до развала империи, пришла к власти вследствие переворота, очень, кстати, похожего на тот, что случился недавно в Астландии.

В общем, я терпеливо участвовал в этом спектакле и старательно делал вид, что мне все очень нравится. Благо, эта пытка длилась недолго. Мне на помощь пришла тетушка герцогиня. Она, словно ледокол, раздвигающий льдины, прорвалась ко мне сквозь плотное кольцо придворных дам и довольно ловко переключила все внимание матрон на себя. Мол, развлеклись немного — пора и честь знать.

И это сработало. Я снова оказался на свободе.

— Милая тетушка, вы — моя спасительница, — улыбнулся я Жанне дю Белле. — Вам бы армиями командовать. Вон, как вы лихо сняли эту осаду.

— Это ненадолго, — ответила герцогиня и глазами показала на процессию молодых дам, возглавляемую принцессой Адель, которая медленно и неумолимо двигалась в нашу сторону: то у одного «островка» остановится, чтобы обменяться любезностями, то у другого. — В этом я тебе не помощница. Наберись терпения, этот вечер только начался.

— Обещаю, я вас не подведу, — улыбнулся я и слегка поклонился герцогине.

— Вот-вот, — лукаво хмыкнула Жанна, покидая меня. — Продолжай в том же духе.

Тем временем приближение принцессы продолжалось. Опытные светские львицы довольно быстро распознали, к кому именно направляется внучка Карла, поэтому к тому моменту, как Адель и ее фрейлины как бы невзначай оказались рядом со мной, вокруг нас образовался невидимый круг пустоты.

— А вот и вы, граф, — стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и даже скучающе, обратилась ко мне Адель. — Мы уж было подумали, что вы покинули дворец раньше времени и решили лишить нас вашего общества.

Все это было произнесено так, словно вокруг меня минуту назад не было того столпотворения придворных дам. Адель всячески старалась дать мне понять, что заметила меня абсолютно случайно. И раз уж я подвернулся под руку, то так и быть, придется уделить мне внимание. Видимо, эта манера поведения была ей навязана ее фрейлинами, которые, судя по их хитрым и пристальным взглядам, имели намного больше опыта в дворцовых интригах.

Но я также видел, что юную Адель явно тяготил этот образ скучающей и надменной принцессы. В ее глазах горел огонек озорства и интереса.

— Ваше высочество, — поклонился я. — Осмелюсь предположить, что вас ввели в заблуждение. Я не мог пропустить главное представление этого вечера. Ведь сегодня труппа Бризо представит нам свою новую пьесу, которую мы все ждем с нетерпением. И, насколько мне известно, без вашего покровительства у этих талантливых людей ничего бы не получилось.

Я снова поклонился, а на щеках Адель появился румянец. Маска надменности и пренебрежения треснула, и принцесса открыто улыбнулась.

— Мессир, — нетерпящим возражений тоном произнесла принцесса и, приблизившись, взяла меня под локоть. — Я желаю, чтобы вы составили нам компанию этим вечером.

— С радостью, ваше высочество, — склонил я голову.

Следующие полчаса я провел в обществе принцессы и ее ближайшего окружения, в которое входили не только ее фрейлины, но и с десяток молодых людей. Все они были отпрысками глав высоких родов, союзных Карлу. Сильных и влиятельных родов. Король постарался окружить свою внучку верными людьми.

По сути, в будущем эта молодежь будет вершить судьбу королевства. Если, конечно, наследный принц Генрих и люди из его ближайшего окружения не решат иначе. Хотя что-то мне подсказывает: как только кто-нибудь из этих людей попытается навредить Адель, за их жизнь никто не даст и ломаного гроша.

Карл вынес урок из последнего покушения на Адель. Того болвана, что охранял ее в тот день, я уже не видел. Сейчас девушку «вели» профессионалы. Я насчитал пятнадцать теней, сосредоточенных только на охране принцессы.

А еще трое из молодых аристократов, входивших в ее свиту, были страйкерами — тоже телохранителями. Иногда я ловил на себе их цепкие напряженные взгляды и понимающе улыбался. Трудно оставаться спокойным, когда «объект» передвигается по тронному залу под ручку с абсолютом, от которого неизвестно чего ждать.

— Ваше высочество, они здесь, — пряча озорную улыбку под веером, негромко произнесла одна из фрейлин и кивнула в сторону.

— Ну наконец-то, — сверкнув глазами, сказала Адель. В ее взгляде читалось предвкушение и, кажется, злорадство.

Я обернулся. К нам целенаправленно двигалась группа молодых дворян. Вернее, две группы: вестонцы и островитяне.

Первую вел маркиз де Гонди, под руку с которым шла его сестра. На Бланке темный бархат с узкой вышивкой по лифу, перчатки до локтя, нитка жемчуга на шее. Лицо спокойное, но в глазах тот самый огонек ожидания. Это был взгляд человека, которому вот-вот предстоит насладиться долгожданной сценой.

А вот Эрик де Гонди, ее брат, напротив, был мрачен и взволнован: расширенные зрачки, поджатые губы, пальцы выдают мелкую дрожь. Шел он, как человек, которого тянут к жертвеннику.

Явным лидером второй группы был молодой белокурый островитянин, высокий, широкоплечий, при этом гибкий и собранный. Камзол цвета морской волны, на плечах плащ с застежкой в виде стилизованной раковины, на руке узкий браслет с сапфирами. В отличие от Эрика, держался уверенно и, похоже, откровенно потешался над сыном правителя южного герцогства.

С ним под руку шла красивая девушка с правильными чертами, высоким лбом и скучающим взглядом темно-зеленых глаз. Платье цвета холодного изумруда, тонкая диадема, гладко убранные волосы. Между этими двумя было явное сходство — брат и сестра.

— Лейр Каэлан Элдрис и лейра Рианна Элдрис, — словно подслушав мои мысли, негромко сообщила мне Адель, прикрывая губы веером. — Сын и дочь лорда Элдриса…

— Правителя Мертона, — закончил я за нее.

Барон Рис несколько раз упоминал об этой семейке, и я уже представлял, с кем предстоит познакомиться. Еще те упыри. В переносном смысле, конечно. На самом деле обычные смертные, только аристократы. По сути, мало чем отличаются от вестонской знати: презрение, надменность и чувство безнаказанности в отношении всех, кто ниже по происхождению.

Обе группы подошли, мы учтиво раскланялись.

— Господа, — обратилась Адель к островитянам, в ее глазах плясали бесенята, — хочу представить вам маркграфа Максимилиана де Валье, графа де Грамона. Полагаю, вы не будете против, если его сиятельство присоединится к нам?

Судя по неприязненным взглядам островитян, представлять меня не было нужды. Особенно после той взбучки, что я устроил некоторым лордам Туманных островов. Правда, среди них не было лорда Элдриса. Правитель Мертона, у которого наверняка ко мне накопилось немало претензий, остался дома. Его род представлял старший сын, лейр Каэлан, который сейчас смотрел на меня так, будто пытался прожечь дыру в голове.

Его сестра, до этого откровенно скучавшая, слегка оживилась. Презрительно скривив губы, смерила меня с ног до головы тяжелым взглядом. Окажись на моем месте настоящий Макс, он, возможно, уже провалился бы от смущения и стыда сквозь землю.

Я же в свою очередь демонстративно проигнорировал взгляды обоих отпрысков лорда Элдриса и, похоже, еще больше разозлил островитян. Краем глаза заметил, как дрогнули брови Рианны Элдрис: ее явно озадачило полное отсутствие моей реакции на ее «аристократическую» магию. Всегда срабатывало, а здесь вышла осечка.

Мы с Бланкой мельком обменялись взглядами. Маркизу явно забавляло происходящее: и коллективный скрежет зубов островитян, и откровенно загнанное состояние ее братца. Насколько я успел понять, теплых чувств между ними и не было. Герцог де Гонди не заботился о культивировании братской любви у собственных детей. В их доме действовал режим жесткой конкуренции. Вполне в духе местной модели воспитания наследников.

— Как вам будет угодно, ваше высочество, — сдержанно произнес молодой лейр Каэлан, обжигая меня ледяным взглядом. — Мы уже начинаем привыкать к тому, что без присутствия маркграфа де Валье здесь, в Вестонии, ничего не происходит. Скажу больше: даже при дворе моего отца, лорда Элдриса, его имя стало звучать слишком часто.

— Ох, как любопытно! — всплеснула руками принцесса. — И что же говорят о нашем маркграфе при дворе вашего батюшки?

— Вам вряд ли понравится, — уклончиво ответил островной принц. Хотя было ясно: затронул он это ровно затем, чтобы его попросили продолжить.

Не знаю, поняла это Адель или нет, но у нее неплохо получалось «вытягивать» каждое слово из сына лорда Элдриса.

— Вы действительно хотите это услышать? — Блондин изогнул бровь.

— Полагаю, не только я, — улыбнулась принцесса Адель и обвела взглядом всех присутствующих.

Народ ободряюще прогудел. Я же стоял молча и бесстрастно следил за происходящим, чем еще больше бесил островных аристократов.

Принц Мертона пожал плечами, делая вид: мол, сами напросились.

— О маркграфе де Валье при дворе моего отца говорят, как о человеке, который принимает у себя клятвопреступников и предателей, — с вызовом глядя на меня, произнес молодой лейр.

Интересно, на что он рассчитывает? Хочет просто поскандалить? Пытается заставить меня оправдываться? Оскорбить? Принца на дуэль я не вызову. Вернее, могу, но Карл не даст поединку состояться. Ему не хватало только перед битвой лишиться бойцов из Мертона. Я умирать не собираюсь, а значит, умрет этот напыщенный павлин. Быстро. Равно как и его страйкеры-телохранители, если пожелают выйти против меня вместо своего принца. В любом случае итог один — отряд, присланный лордом Элдрисом, откажется воевать, а за ним начнут откалываться от коалиции и другие лорды Туманных островов.

В общем, очень похоже на то, что меня, во-первых, хотят подставить под гнев Карла, а во-вторых, набить себе цену. Вон, как начали подтягиваться к нам другие островитяне. Поведусь на провокацию, Карлу придется отвалить этим ребятам больше золота.

Я усмехнулся. А ведь король говорил, что порешал с лордами. Еще и навесил долг на меня за это. Ну-ну, шутнички. На Плута там, где сядешь, там и слезешь.

— Кого именно вы называете клятвопреступником? — лениво поинтересовался я у островного принца.

После моего вопроса глаза лейра загорелись. Он, кажется, даже сперва не поверил, что я так быстро угодил в его ловушку.

— Барона Риса, конечно! — имя одного из моих ближников принц словно выплюнул.

— Барона Илара Риса? — изображая удивление и смущение, переспросил я.

— Да, этого клятвопреступника! — торжествующе произнес лейр. — Который во главе двух тысяч стрелков отправился на материк и нанялся к королю Вестонии, но в конце концов почему-то оказался в вашей марке, где и присягнул вам в верности. Хотя сам является вассалом правителя Мертона.

Все стоящие вокруг дворяне затаили дыхание. Одно дело принимать беглых крестьян, и совсем другое — принимать клятву верности у предателя. Позор такого человека, словно вирус, тут же распространяется и на принявшего эту клятву.

В ответ я сперва широко улыбнулся, а потом и рассмеялся. Лица вестонских дворян вытягивались, а вот островитянам, похоже, было не до смеха. Некоторые из самых горячих даже потянулись к рукоятям мечей.

Бланка смотрела на меня во все глаза, затаив дыхание. Она быстро просчитала меня и уже ждала развязки. Словно охотничья собака, замершая под деревом, с ветвей которого медленно и неуклюже падала тушка белки с выпущенной охотником стрелой в глазу.

Адель же слегка опешила. Она не ожидала такой развязки, и ей показалось, что меня загнали в угол. Вот я и пошел на прямой конфликт. Взмахи ее веера стали более учащенными.

А вот реакция лейры Рианны меня не удивила: она встрепенулась и навострила уши. Скуки в ее глазах как не бывало. Почуяла кровь и будущее веселье.

— Может, вы нам всем поведаете, что вас так развеселило, граф? — процедил сквозь зубы молодой лейр.

Я демонстративно смахнул несуществующую слезинку с глаза.

— Охотно, ваше высочество, — кивнул я. — Дело в том, что я только что проиграл барону Илару Рису довольно крупную сумму.

На лицах всех собравшихся читались недоумение и удивление.

— Это меня и развеселило, — продолжал я. — Ведь барон, перед тем как присягнуть мне, предупреждал о том, что при дворе вашего отца именно так и будут говорить. Мы даже заключили пари. Так что мерзавцы, распускавшие эти грязные слухи, сделали его богаче на сотню золотых империалов.

Слово «мерзавцы» явно не пришлось по душе островному принцу и его спутникам. Но времени на возмущение я им не дал.

— А ведь я до последнего не верил, что эти негодяи назовут барона Риса клятвопреступником, — покачал головой я. — И самое неприятное, что их лживые языки ввели и вас, ваше высочество, в заблуждение.

— Так значит, это всего лишь сплетни? — с надеждой в голосе спросила Адель.

— Ну конечно, ваше высочество! — произнес я. — Судите сами. Барон Илар Рис и его люди героически сражались с врагами, что вторглись в Бергонию. Даже когда контракт с его величеством был закрыт, храбрые мертонские лучники остались в строю. И уже после битвы они заключили новый контракт, уже со мной.

— А присяга? — спросила Адель.

— Барон Илар Рис стал моим вассалом на законных основаниях, — уверенно произнес я. — Да, он присягал правителю Мертона, но это была личная клятва и только деду лейра Каэлана, а не всему роду.

Я взглянул на островного принца, на щеках которого проступили красные пятна. То ли от стыда, то ли от злости… Мне плевать.

— Ваше высочество, пусть и с опозданием, я так и не выразил вам своих соболезнований по поводу тяжелой утраты, — слегка поклонился я, отчего на скулах островитянина заиграли желваки. — Ваш дед был справедливым правителем, и барон Рис очень сокрушался о его смерти.

Со слов Илара, старый лорд Мертона был еще тем мерзавцем. Новость о его кончине нагнала барона Риса и его бойцов по пути в Эрувиль, задолго до нашего с ним знакомства.

— Вы правы, граф, — излишне пафосно и потому немного забавно произнесла принцесса Адель. — Барон Илар Рис, равно как и вы, не нарушили ни одного закона чести! Надеюсь, вас, лейр, удовлетворил ответ маркграфа?

Островной принц был сейчас похож на ледяную статую, которая вот-вот начнет «дымиться». Но воспитание при дворе взяло верх. Он довольно быстро взял себя в руки и поклонился Адель.

— Абсолютно, ваше высочество, — произнес он ровным тоном.

Хотя с моим слухом нетрудно было разобрать легкие вибрации бешенства в его голосе.

— Вот славно! — весело и беззаботно воскликнула принцесса Адель и провозгласила: — А теперь давайте, наконец, приступим к игре, ради которой мы и собрались!

Заметив недоумение на моем лице, Адель пояснила:

— Ах, да! Вы же не знаете. На днях между маркизом де Гонди и лейром Каэланом возник спор о нашей старинной детской игре «Выбери зверя». На островах эта игра не распространена, поэтому его высочество выказал сомнение в том, что выбор, как он сказал, «какой-то костяшки» способен указать на истинную суть человека. Хотя, как вы знаете, мы в Вестонии относимся к этой игре более чем серьезно. Вот лейр и предложил маркизу сыграть в нее снова. Да, переигрывать не принято, но маркиз согласился повторить свой выбор. Когда-то в детстве ему попалась костяшка с золотым грифоном, и он верит, что это повторится. Поэтому мы и решили воспользоваться королевскими костяными рунами, которым, по преданиям, уже больше шести веков и которые были вырезаны из когтя последнего дракона. Говорят, они до сих пор хранят древнюю магию этого существа. Если какой-то артефакт и способен показать истинную суть человека, так это руны, вырезанные из драконьего когтя. Уверена, это будет интересно.

— Ваше высочество! — я услышал голос Бланки де Гонди. — Это будет интереснее вдвойне, если к моему брату и лейру Каэлану присоединится еще один человек.

Мы с Адель одновременно повернулись. Все собравшиеся перестали вполголоса обсуждать случившееся и обратили внимание на маркизу.

— О ком вы говорите? — холодно спросила Адель.

— О маркграфе де Валье, — хитро улыбаясь, ответила Бланка, при этом полностью игнорируя неприязненное отношение к ней принцессы. — Помнится, он упоминал, что никогда не играл в «Выбери зверя». Уверена, всем нам будет интересно, что скажет древняя драконья магия об истинной сути нашего славного героя!

Глава 9

— О, да! Нам всем будет это любопытно узнать! — раздался громкий радостный голос Кико.

Он выскочил вперед, будто бес из табакерки. Бубенцы на его колпаке звякнули, длинные носы туфель царапнули пол, а белила на лице блеснули в свете свечей. Кривые желтоватые зубы показались в широкой язвительной ухмылке.

— Магия драконов еще никогда не обманывала! — театрально протянул он, хлопнув в ладоши. — Она умеет вытащить наружу истинную суть человека!

В зале поднялся шорох. Люди придвинулись теснее: в воздухе повисло ожидание. Кто-то откровенно улыбался, кто-то шептался, предвкушая зрелище.

Маркиз де Гонди, побледнев, нервно переминался с ноги на ногу, будто хотел что-то сказать, но не решался. Пальцы судорожно теребили кружево манжета.

А вот Каэлан Элдрис, напротив, ухмылялся открыто, не скрывая насмешки: холодный блеск в глазах, на губах хищная улыбка.

Рядом с ним стояла Рианна, внешне спокойная, безмятежная, но, судя по ее энергосистеме, с огромным интересом наблюдавшая за происходящим.

Принцесса Адель улыбалась мне, в ее взгляде мелькала искра любопытства и, кажется, радости.

— Вы согласны, граф? — сколько же надежды было в ее голосе.

— А вы этого хотите? — спросил я.

— Да, — просто и коротко ответила принцесса.

— Тогда я с удовольствием сыграю в эту игру, — улыбнулся я.

Принцесса ответить не успела. К ней шагнул шут. Он поклонился и дернул колпаком.

— Ваше высочество, — заискивающе начать клянчить Кико, — позвольте и мне тоже поприсутствовать?

Адель отвлеклась от меня и чуть приподняла подбородок, скрывая улыбку. Для виду она немного подумала, а потом сказала:

— Хорошо, Кико, будь рядом. Это будет даже забавно. Но пообещай мне вести себя тихо и прилично.

— Конечно же, ваше высочество, — мгновенно ответил шут, снова поклонившись и прижав ладони к груди. — Я буду образцом тишины и смирения!

При этом он подмигнул ближайшим придворным дамам, и несколько человек с трудом сдержали улыбки.

Мы с шутом переглянулись. В его взгляде было что угодно, но только не готовность выполнять свое обещание.

— Тогда, раз уж все в сборе, предлагаю перейти в соседнее крыло дворца! — объявила принцесса Адель.

А затем, взяв меня под руку, указала в сторону дальней двери.

* * *

Зал, где должна была состояться игра, встретил нас тишиной и запахом старого дерева. Несколько свечей горело в настенных канделябрах и на массивных бронзовых стойках, отбрасывая мягкий золотистый свет. Пламя колыхалось, отражаясь в полированном паркете и в потемневших зеркалах между колоннами. Воздух был неподвижен, как будто сам дворец задержал дыхание, ожидая начала мистического действа.

В центре помещения стоял круглый барабан, похожий на небольшую пивную бочку, собранный из черного теневого дерева с двумя бронзовыми воротами по бокам. Наличие защитной рунной вязи на гладкой отполированной поверхности этого устройства меня удивило. Я сразу узнал ведьмачью волшбу. Похоже, тот, кто захочет помагичить во время выбора, будет неприятно удивлен. Правда, со мной этот фокус уже не пройдет.

По обе стороны от устройства стояли двое стариков в жреческих одеждах из грубой серой ткани, подпоясанных ремнями из потемневшей кожи. Они были удивительно похожи друг на друга — худые, сутулые, с одинаковыми седыми бородами и узловатыми пальцами, на которых темнели старые чернильные пятна.

Рядом с ними находилась деревянная стойка, на которой покоилась большая книга. Толстый переплет был украшен металлическими накладками, а края страниц пожелтели и чуть осыпались от старости. Книга выглядела так, будто помнила еще первые годы мертвой империи. По корешку тянулась потускневшая рунная вязь. Правда, в ней уже не было никакой магии. Просто древние письмена на мертвом языке.

Ведьмачьи руны, оплетавшие барабан, не давали в полной мере просканировать его внутренности, но кое-что я все-таки почувствовал. И был озадачен. А ведь действительно внутри этого устройства содержалось множество небольших артефактов, которые фонили необычной и явно очень древней волшбой. Та самая магия драконов? Почему бы и нет.

Так или иначе, но ее эманации почувствовали даже неодареннные.

Многоголосый шепот покатился по залу, словно легкая зыбь по водной глади. Кто-то из присутствующих машинально прижал ладонь к груди, кто-то осенил себя знаком защиты от злых духов, в общем, пробрало всех.

Маркиз де Гонди заметно побледнел. Его губы растянулись в нитку, а взгляд широко раскрытых глаз был прикован к черной бочке.

Казалось бы, на первый взгляд — глупый поступок с его стороны вляпаться в спор и теперь переигрывать в эту бесполезную лотерею с картинками животных. Ведь сам Эрик де Гонди и каждый из присутствующих понимал, что золотой грифон ему уже вряд ли достанется.

Тут уже даже не идет речь о мифических монстрах. Сейчас ему хотя бы какого-нибудь завалящего волка вытащить или на худой конец койота, тоже ведь какой-никакой, но хищник.

Репутация, несомненно, просядет, но не опустится на самое дно, как в том случае, если вдруг маркизу попадется какая-нибудь мышь или еще хуже — таракан. И всем будет плевать, что грызун будет боевым, а насекомое — с непробиваемым хитином. После мифического грифона это будет провал.

Ну и с новой силой поползут по столице старые разговоры, что, мол, все эти игры в «выбери зверя» в аристократических семьях — всего лишь подстроенная показуха. Ведь папаши герцоги и графы не могут себе позволить, чтобы их горячо любимые наследнички доставали из мешка картинки каких-нибудь землероек или воробьев. Там сплошь и рядом одни грифоны, мантикоры, львы да тигры.

Бывают, конечно, исключения, как в случае с Анри-креветкой. Но в тот раз, насколько мне объясняла тетушка, родители просто не уследили за своими отпрысками, которые выкрали из отцовского кабинета мешочек с разрисованными пластинками.

Вот и вышло, что вышло. Информация ушла, так сказать, в массы. И дядя Генрих получил свою первую тяжелую детскую травму. Ну и я, естественно, подлил масла в огонь, но уже позднее.

Так что на первый взгляд маркиз де Гонди поступал опрометчиво, рискуя здорово опозориться. Я мельком осмотрел одежду и украшения брата Бланки и покачал головой. Ему ведь в случае выбора драконьего коготка с руной мухи или слизня придется избавиться от всех его украшений, оружия и доспехов, на которых красовались золотые грифоны.

Но причина этого отчаянного шага все-таки имелась. И довольно весомая. Она сейчас держала меня под локоток. Без участия принцессы Адель, на руку которой претендовал маркиз де Гонди, весь этот спектакль с игрой в звериную лотерею просто не состоялся бы.

Внучка Карла явно пыталась разрушить репутацию своего будущего жениха. Вон, и островного принца подключила к избиению сынка герцога де Гонди. Правда, я не совсем понимал, почему Бланка так радовалась потенциальному унижению брата. Неужели они настолько не ладят друг с другом?

Лейр Элдрис, в отличие от маркиза, открыто ухмылялся, хищно и многозначительно переглядываясь со своими островитянами, те тоже не сдерживали довольные улыбки. Принц Мертона демонстрировал непоколебимую уверенность в будущей воле богов. Либо он просто легкомысленно относился ко всем этим заморским играм.

Принцесса Адель, наконец, выпустила мою руку и выступила вперед. Она придирчиво осматривала помещение. Словно хозяйка дома, которая приказала своей прислуге подготовить все для приема гостей. И вот сейчас ее острый взгляд скользил по всем декорациям и деталям интерьера, как бы проверяя, все ли сделано так, как она повелела.

Кико тоже останавливаться не стал. Он протиснулся сквозь толпу и приблизился к жрецам и их прибору. Те, кстати, даже глазом не повели. Похоже, карлика они не опасались. Не то, что местная прислуга. Дворцовый персонал при виде горбуна старался разбегаться в разные стороны, словно мальки от окуня, лишь бы не попадаться ему на глаза лишний раз.

Тем временем Кико чуть подался вперед, как мальчишка на ярмарке, и кончики бубенцов на его шутовском колпаке едва слышно звякнули. Он уже потянул руку, чтобы дотронуться до одного из воротов барабана, но жрец, стоявший рядом, грозно цыкнул на него. Шут испуганно отдернул руку, чем развеселил всех присутствующих.

Кико, показав язык старому жрецу и быстро ковыляя на кривых ножках, подбежал к Адель. А еще спустя секунду он выглянул из-за ее пышного платья и, смешно сощурившись, погрозил жрецам кулаком. По залу пролетел веселый смех, полностью разрушая атмосферу таинственности и волшебства.

Адель лишь покачала головой. Ее взгляд красноречиво говорил, мол, сама виновата, ведь знала, на что подписывалась, разрешая этому проказнику присутствовать.

Пока принцесса исполняла роль хозяйки торжества, этим моментом воспользовалась Бланка де Гонди. Запах ее пряных духов я почувствовал совсем рядом.

— Граф, надеюсь, вы не злитесь на меня? — негромко промурлыкала она своим грудным голосом почти мне на ухо. — Тем более, вы когда-то дали мне обещание сыграть в эту игру. Помните? Это было на маскараде.

— Я помню, маркиза, — улыбнулся я в ответ. — И у меня нет причин злиться, как и у вас беспокоиться об этом. Тем более, что я и сам уже давно хотел удовлетворить свое любопытство. Думаю, «Когти дракона» — это лучший способ испытать себя.

— Вашему самообладанию можно только позавидовать, — лукаво произнесла маркиза и слегка взмахнула веером. — Плохой выбор может сыграть с вами дурную шутку.

Меня буквально целиком обволокло ее запахом. Пряным, травяным и слегка сладким.

Правда, изумрудная энергия ее духов буквально в считанные мгновения была поглощена моей аурой. Словно мелкие капельки влаги раскаленным песком.

Все-таки странная у этой девицы логика. Непоследовательная. Предупреждать надо было перед тем, как втравливать меня во все это, а не наоборот.

— А вот вашему брату, похоже, совершенно не по душе эта затея, — кивнул я на хмурого маркиза де Гонди.

— Это все потому, граф, что брат сегодня, может быть, впервые в жизни по-настоящему готовится сделать что-то самостоятельно, без поддержки своего отца или своей сестры, — произнесла Бланка, в голосе которой прорезались вкрадчивые и в тоже самое время ликующие нотки. А еще я ощутил в эмоциях девушки тщательно скрываемую ненависть.

М-да… Неожиданно. Хотя почему бы и нет? Тут в какую семейку ни ткни пальцем, такое дерьмо готово выплестнуться наружу, что враз захлебнешься.

В ответ я лишь молча пожал плечами. А Бланка, видимо, прочитав мои мысли, усмехнулась.

— Вероятно, вас удивили мои слова, но, думаю, вам тоже знакомо чувство некой ущербности, которое преследует почти каждого младшего ребенка в семье. И я и вы — мы всего лишь инструменты в руках наших отцов, которыми куется будущее старших наследников рода. О! Ха-ха! Вижу, мои слова смутили вас? Не ожидали такой откровенности от принцессы Акитании?

Ответить я не успел. Бланка излишне торопливо опередила меня, при этом окинув взглядом всех присутствующих. Будто опасаясь, что нас подслушают. Но беспокоилась она зря. Внимание народа было приковано к одному из жрецов, который по кивку Адель начал своим густым басом объяснять правила игры.

Я почувствовал прикосновение теплых и нежных пальцев к моей руке. А затем ощутил, как мне передали маленький клочок бумаги.

— Вы правы, граф, — негромко произнесла Бланка. — Здесь не место и не время вести такие разговоры…

Я некоторое время смотрел в глаза Бланки, в которых застыла просьба и, кажется, надежда, но давать ответ не спешил. Но спустя несколько мгновений все-таки согласно кивнул, и клочок бумаги незаметно для всех перекочевал во внутренний карман моего камзола.

На лице Бланки, как по мановению волшебного пера, снова возникла привычная маска светской львицы. Взмахнув веером, она ловко обдала меня запахом своих сладко-пряных духов и вернулась к своим сопровождающим.

Тем временем жрец продолжал свою неспешную лекцию. Голос у него был поставленный и завораживающий. Вон, как все замерли, внимательно ловя каждое слово. Даже принц Мертона и все люди из его окружения притихли. А вот Кико куда-то подевался, но я его ощущал где-то поблизости. Наверное, готовит очередную пакость.

Жреца я слушал вполуха. Потому что ничего нового для меня он не рассказывал. Дело в том, что об этих «когтях дракона» я уже наслушался во время путешествия на север. Когда мы с посольством сопровождали принца Луи в Нортланд.

О древнем артефакте как-то раз упомянул сам принц, а потом уже подробней об игре и ее особенностях мне рассказал Жан-Луи. Кстати, об уловках, к которым прибегают главы высоких родов, чтобы их отпрыски вытащили «того самого» зверя, я тоже знаю от него.

Если в двух словах, то артефакт «Когти Дракона», а вернее, набор из нескольких сотен маленьких артефактов, действительно один из самых древнейших в Вестонии. Одни говорят, что этих когтей пять сотен, другие — больше тысячи. В общем, о точном количестве знают, наверное, только жрецы, но они не спешат об этом объявлять.

В отличие от наборов из драгоценных пластинок с изображениями зверей, которые есть в каждой уважающей себя аристократической семье, на этих когтях изображены руны. Настолько древние, что их приходится расшифровывать с помощью специального толкового словаря.

Вероятно, это вон та толстенная книженция на подставке, рядом с которой стоит второй жрец и внимательно бдит, чтобы к ней никто не приближался.

Сами руны, насколько я понял, разделены на три категории по степени редкости и силам существ. Первая — это простые руны, наполнением для которых использовали смесь магических чернил с кровью обычных существ, таких, как зайцев, сов или дельфинов. Далее идут редкие, серебряные руны. Это уже что-то мифическое вроде золотого грифона или морской лошади. Ну и третья категория — золотая — великие руны. Всякие огненные фениксы, лунные драконы и тому подобное. Жан-Луи говорил, что вытащить такую руну практически нереально. Там их всего около десятка или максимум дюжины. Правда, точного количества никто не знает.

Меня, конечно, уверенность барона де Леви в сакральности всей этой церемонии забавляла. Кому надо, тот прекрасно знал и точное количество этих рун и, что важно, мог со стопроцентной уверенностью сказать, какая именно руна «совершенно случайно» подвернется под руку играющему. Думаю, Карл и тот же Кико были именно такими людьми.

Тем временем старый жрец начал говорить о правилах игры. Они были довольно простыми. Игроку давалось пять попыток на выбор зверя. Если все пять рун его не устраивали, то он мог повторить попытку, но уже спустя год. При этом каждый коготь хранился в небольшом кожаном мешочке, дабы игроки и наблюдатели не могли увидеть руну, начертанную на когте. То есть выбор делался вслепую. В общем, претендент должен был, так сказать, прочувствовать руну, а уже потом решить, извлекать из мешочка коготь или нет.

Хех… Моя интуиция подсказывала мне, что эти правила со временем были изменены. Думаю, у первых игроков не было лазеек. Им давалась только одна попытка и они не могли отказаться от своего выбора.

Только вот маркиз де Гонди умудрился лишить себя даже этой лазейки. Согласно условиям их с Каэланом спора, выбор надо было сделать в любом случае. Адель явно отрезала своему потенциальному жениху все пути отступления.

Наконец, жрец закончил свою лекцию и торжественно провозгласил:

— Кто из вас желает пройти испытание выбором⁈

Народ отмер и зашевелился. Вперед, гордо задрав подбородок, выступил островной принц.

— Я, лейр Каэлан, сын лорда Элдриса, правителя Мертона, желаю пройти испытание выбором!

Его прихлебатели громко загудели. Отовсюду посыпались возгласы одобрения и поддержки. Молодые придворные дамы еще более учащенно замахали своими веерами. По залу поползли запахи дорогих магических духов.

Следом на негнущихся ногах выступил маркиз де Гонди и сухим голосом тоже объявил о своем желании поучаствовать в игре. Ну, а за ним уже выступил и я.

Нам троим предложили приблизиться к столу. Проходя мимо принцессы, я словил ее ободряющий взгляд. Ее губы беззвучно произнесли: «Удачи».

Я лишь моргнул и улыбнулся.

Когда мы замерли у стола, оба жреца приблизились к своему барабану с двух сторон и схватились за вороты. Никаких обращений к высшим силам не произносилось. Все происходило довольно просто и, я бы даже сказал, буднично.

Старики, натужно пыхтя, повертели барабан, из недр которого в этот момент доносилось приглушенное шуршание и глухое постукивание.

Наконец, тот жрец, что зачитывал правила, кивнул своему коллеге, и барабан остановился.

— Лейр Каэлан, сын лорда Элдриса, правителя Мертона, — прогудел первый жрец, отодвигая прямоугольную заслонку. — Ты вызвался первым, тебе и тянуть первый жребий.

Островитянин криво усмехнулся, оглядел нас с маркизом с пренебрежением и погрузил свою руку в недра барабана по самое плечо. А затем с усилием пошерудил там внутри.

Секунда — и его кулак, в котором был зажат небольшой мешочек из довольно старой и потертой кожи, оказался на свободе.

На лице лейра, несмотря на демонстрируемое пренебрежение и насмешку, промелькнула тень изумления, которую он тут же подавил.

Признаться, я тоже был удивлен. Потому что, будь островитянин магом, да еще и с даром видящего, то он обязательно заметил бы короткую магическую вспышку, окутавшую на миг мешочек с артефактом. Я успел уловить эманации этой волшбы. Она фонила водой. Примерно такая же аура была у жемчужин, с помощью которых я увеличивал объем своего источника.

Все молчали, ожидая решения принца. Каэлан думал недолго.

— Если эта игра действительно проходит под взорами древних богов, тогда первый выбор будет самым честным! — с вызовом в голосе произнес лейр и протянул мешочек жрецу:

— Этот!

Старик принял мешочек и довольно сноровисто распустил узелок из бечевки. Затем достал из него коготь размером с мой мизинец и поднял его так, чтобы его было видно.

— Серебро! — объявил он.

Зал тут же наполнился овациями и радостными выкриками. Громче всех старались островитяне. Еще бы — их принц только что вытащил редкую руну с каким-то мифическим существом.

Жрец тем временем передал коготь своему коллеге, и тот приступил к поиску руны в своем словаре. Поиск продлился недолго, и жрец, после того как шум затих, начал читать:

— Сей знак зовется Ша-Рай, что на древнем наречии островов означает Плывущая во тьме или Великая акула приливов. Говорят, она рождается лишь раз за век в ту ночь, когда море забывает дышать. Ша-Рай прекрасно видит сквозь толщу воды, слышит биение сердец под волнами и несет волю Старой глубины. Она не знает страха и не знает жалости. Кто носит ее знак, тот обретает власть над штилем и бурей, но должен помнить: море не служит никому.

Последние слова жреца потонули в дружном многоголосом реве островитян. Их принц только что утер нос всем этим материковым неженкам. Для людей, которые живут на клочке суши, окруженной морем, выбор такого существа — однозначно знак небес. Парень схватил удачу за хвост. Несомненно дома его будет ждать торжественный прием.

Каэлан, мазнув по нам высокомерным взглядом, с видом победителя пошел к своим людям. А барабан снова ожил.

— Маркиз де Гонди! Твой черед тянуть жребий!

От звука гулкого голоса жреца Эрик де Гонди слегка вздрогнул. А в зале повисла тишина.

Я краем глаза заметил шута. Кико, думая, что его никто не видит, многозначительно подмигнул Адель и снова спрятался за портьеру. Похоже, маркиз де Гонди обречен и, словно молодой олень, направляется в грамотно расставленную ловушку.

Я применил свой дар и внимательней присмотрелся к барабану. Хм… А ведь заслонка с секретом. На ней есть небольшой рычажок, который открывает доступ в тайный отсек и из которого поверх общей массы мешочков высыпалось еще около двух сотен. Догадаться, что за руны там будут, не сложно. Наверняка, всякий хлам.

Маркиз де Гонди подошел к барабану и просунул по локоть свою дрожащую руку в отверстие. Шерудить, как островитянин, не стал и извлек небольшой мешочек.

Встревать в чужую игру и сообщать о подставе я не стал. Во-первых, это не мое дело.

Во-вторых, мне сейчас только не хватало испортить отношения с принцессой Адель, которая, без сомнения, эту ловушку и задумала, а Кико ей в этом помог.

В-третьих, маркиз де Гонди и его люди за время Бергонской кампании достаточно попили из меня крови и нервов. Другими словами, никаких добрых чувств я к нему не питал.

Ну, и последнее, раз уж это действительно жребий богов, тогда все происходящее с маркизом — это их воля.

Да и если бы тут шла речь о жизни и смерти, тогда, может быть, я б еще подумал. А так… Нет, пусть произойдет то, что должно произойти. Тем более, что маркиз в любой момент может отказаться от этой руны, не раскрывая ее, и попросить крутануть барабан еще разок.

Но наследник герцога де Гонди решил пойти иным путем. Вернее, он поступил точно так же, как и лейр Каэлан. В общем, олень, сломя голову, сиганул прямиком в ловушку, подготовленную коварными охотниками.

Эрик де Гонди вздернул подбородок и выдохнул, протягивая мешочек жрецу:

— Этот!

В глазах священнослужителя промелькнула тень. Ого… Похоже, старику тоже хотелось макнуть лицом в грязь молодого отпрыска правителя юга.

Что за существо досталось маркизу я уже знал, еще до того, как жрец развязал бечевку. М-да… В других обстоятельствах мне бы, может быть, даже стало жаль маркиза. Но что есть, то есть.

Жрец достал из мешочка коготь и показал его зрителям, затаившим дыхание.

— Кровь!

На лицах островитян появились насмешливые улыбки. А вот на физиономии людей герцога де Гонди наползла тень. Хех… Это вы еще не знаете, чья кровь на клыке.

Второй жрец полистал свою книгу и, найдя в ней нужную запись, прокашлялся, а потом начал читать.

— Руна Крот рудокоп, знак трудолюбия и терпения. В древности говорили, что этот зверь способен прокопать тоннель под целым полем, прежде чем над ним успеет взойти солнце. Его стихия — земля, его сила — упорство, его дар — видеть то, что скрыто под поверхностью. Однако… — жрец чуть запнулся, а в зале проскользнули приглушенные смешки, — Рудокоп избегает света и не выносит шума. Он предпочитает жить в темноте и редко показывается на поверхности. Говорят, что, выбрав эту руну, человек признает свое родство с подземным миром, где правят тишина, терпение и… осторожность.

Жрец аккуратно поднял голову и добавил уже без всякого пафоса:

— Это простая, но честная руна.

И он прав. Это действительно честная руна. Только вот она больше подходит для какого-нибудь крестьянина или шахтера, но не для сына герцога и правителя юга, все элементы одежды, доспехов и оружия которого украшены изображениями грозного золотого грифона.

Эрик де Гонди, услышав вердикт, густо покраснел, а потом резко развернулся и, не сказав ни слова, рванул на выход из зала. Люди из свиты маркиза немедленно последовали за ним. На их лица читались смешанные эмоции. Радости там я не заметил.

Чего не скажешь о Бланке. Маркиза де Гонди откровенно ликовала, хоть и старалась всеми силами сдерживаться. Она единственная из южан не последовала за братом. Ну, еще ее фрейлины. Бланка не могла пропустить выбор последнего претендента.

Собственно, именно благодаря ее присутствию, оставшиеся дворяне не позволили себе откровенный хохот. Правда, островитян это не касалось. Они с удовольствием потешались над сбежавшим маркизом, но только на своем языке. А вестонцы, в том числе и люди из свиты Бланки де Гонди, предпочли сделать вид, что не понимают островного наречия.

Надо было видеть лицо Адель. Принцесса торжествовала, словно древняя охотница, которая всадила свое копье в сердце попавшего в ее ловушку оленя. Вернее, крота… Хм… Кстати, а Эрику де Гонди отчасти подходит это животное. У себя под землей он чувствует себя более или менее уверенно, но как только приходит время выползать наружу и принимать важное решение, он впадает в ступор. В Бергонии именно так он себя и вел.

Судя по наглой желтозубой улыбке Кико, еще до конца этой ночи весь дворец будет знать о конфузе маркиза. У меня такое чувство, будто вся эта операция была состряпана не без ведома Карла. Смею предположить, брак его внучки с Гонди все-таки не устраивает короля. Тогда, что он пообещал герцогу за защиту границы?

Пока дворяне активно обсуждали произошедшее, жрецы времени не теряли. Барабан, крутанувшись несколько раз, замер, и первый старик открыл заслонку. В этот раз без всяких трюков. Народ прекратил прения, и в зале постепенно стало тихо.

Адель замерла, расширив глаза и прижав руки к груди. Бланка прищурилась, словно дикая кошка, и, кажется, облизнула губы. Островитяне толкали друг друга локтями и кивали в мою сторону. Они явно надеялись на еще одного грызуна.

Даже лейра Рианна, все последнее время изображавшая ледяную статую, слегка подалась вперед. Интересно, с чего бы это.

— Маркграф де Валье, граф де Грамон, твой черед тянуть жребий! — провозгласил жрец.

Я приблизился к барабану и запустил руку в отверстие. Ладонь коснулась сразу трех кожанных мешочков. Незаметно я позволил своей ауре расшириться. Защитные руны, оплетавшие устройство, тут же активировались, но под моим давлением магия, сокрытая в них, отступила.

Если бы жрецы были одаренными из истинных, они обязательно почувствовали бы это короткое противостояние. Но не судьба. Тем более, что все произошло очень быстро. Вон, в зале есть несколькотеневых магов, и никто ничего не ощутил.

Тем временем моя аура уже хозяйничала внутри барабана, аккуратно перебирая каждую руну. Она довольно быстро нашла пять мешочков с золотыми рунами. И я хотел было потянуть один из них. Тот, что лежал ближе всех ко мне, но в этот момент моя аура копнула глубже, и по моей руке пробежал слабенький электрический разряд. Вернее, ощущение было очень похожим.

А ну-ка… Я под удивленными взглядами жрецов привстал на носочки и потянулся к источнику слабенькой, но довольно настойчивой магической пульсации.

Ну же… Барабан под моим весом качнулся. Зрители зашевелились. Кто-то ахнул, кто-то засмеялся. Но я на них не обращал внимание. Кончики моих пальцев, наконец, коснулись заветного мешочка. Мгновение — и я вытащил его наружу.

Хм… Любопытно. Это же сколько лет тебя не открывали. Материал мешочка меньше всего напоминал кожу. Но это была она. Вся потрескавшаяся и посеревшая от старости. Концы бечевки отсутствовали, а та нить, что стягивала горлышко, и вовсе выглядела окаменевшей.

— Этот!

Когда жрецы увидели мешочек, то дружно переглянулись. Их глаза напоминали сейчас золотые империалы. Первый жрец дрожащей рукой принял у меня мешочек и попытался развязать его, но у него ничего не вышло. Я покачал головой и, достав свой кинжал, аккуратно рассек окаменевшие нити.

Зрители, понимая, что происходит что-то странное, замолкли.

Под их изумленными взглядами на широкую мозолистую ладонь жреца упал черный коготь, на поверхности которого красовалась стальная руна.

Жрец таращился на коготь несколько секунд, а потом, опомнившись, поднял его вверх и пересохшим от волнения горлом объявил:

— Небесное железо!

Глава 10

Не понял. Говорилось же о трех категориях рун. Выходит, есть еще и четвертая? Из небесного железа? Никто о такой ранее не упоминал. Ни жрецы, ни в свое время Жан-Луи. Вот же тихушники.

Хм… Интересно, а какова ценность этой руны? Вот будет забавно, если там обнаружится какой-нибудь боевой тушканчик или что-то вроде того. Впрочем, интуиция подсказывала, что все как раз наоборот. Да и реакцию моей ауры на волшбу, сокрытую в этой руне, просто так игнорировать нельзя.

Я перевел взгляд на жрецов — оба явно струхнули. Затравленно переглядываются поверх книги, не решаясь произнести ни слова.

По лицам присутствующих было видно: подумали все об одном и том же. Это что же я такое вытащил?

Каэйлан хмурился. Его сестра даже приоткрыла рот и во все глаза наблюдала за ступором священнослужителей. Принцесса Адель, удивленно приподняв брови, искала растерянным взглядом Кико, а тот, как назло, куда-то запропастился. Бланка же сияла, словно подсвеченная солнцем ледышка. Похоже, она наслаждалась каждой секундой этого немого представления.

В зале воцарилась густая, почти осязаемая тишина. Все ждали объявления руны. Первый жрец это, наконец, понял и неуверенно кивнул своему коллеге, передавая тому коготь. Чтец тяжело вздохнул и прикоснулся к страницам книги, намереваясь перевернуть их.

Народ зашептался и зашевелился.

И тут раздался голос. Жесткий, властный, нетерпящий возражений:

— Довольно!

Шум мгновенно стих. Воздух как будто потяжелел. Жрецы вздрогнули, но на удивление на их лицах я заметил облегчение.

Все головы одновременно повернулись к входу.

Между колоннами, сопровождаемый несколькими тенями и придворными, в зал вошел Карл Третий. А вон и колпак шута в этой процессии мелькает. Понятно, куда Кико пропадал, бегал за королем. Только вот к чему вся эта прыть и суета?

Где-то в конце процессии маячили люди из свиты маркиза де Гонди. Лица решительные и уверенные в своей правоте. Похоже, у них возникли подозрения, что имел место какой-то подвох во время выбора маркиза, вот они и нагрели голову королю.

Королевский плащ тяжело покачивался в такт шагам его хозяина, отблески свечей вспыхивали на драгоценных камнях в королевской короне.

Все присутствующие начали кланяться шествующему монарху. В том числе и я.

Удивленная принцесса Адель торопливо опустила голову и замерла в почтительном книксене.

Кико торопливо обогнул шагающего короля и нырнул за спину Адель. Карл проводил своего шута тяжелым взглядом.

— Игры закончены! — сказал король, остановившись у постамента.

Его голос разнесся под сводами, будто отрезая все, что происходило до этого момента.

— Но ваше величество… — скороговоркой начала принцесса и шагнула вперед.

— Я все сказал! — нахмурился король.

Его грозный тон, однако, нисколько не смутил Адель. Напротив, девушка словно услышала какой-то сигнал, доступный только ее слуху.

— Но граф де Грамон так и не узнал, что ему выпало! — Адель уже была рядом с королем, гипнотизируя того своим умоляюще-очаровательным взглядом.

— Граф, — Карл повернул голову в мою сторону. — Вам жизненно необходимо продолжить эту игру?

Спросил и так выразительно посмотрел на меня, что тут даже дураку было понятно — короля устроит только отрицательный ответ. И я решил его не разочаровывать. Тем более, что из-за какой-то, пусть и довольно странной игры, смысла ссориться с Карлом я не видел. Да, в какой-то степени мне было любопытно узнать, что же это за руна такая, при виде которой у жрецов начался частичный паралич, но без этой информации я спокойно смогу жить и дальше. Сказать по правде, меня больше интересовала не сама руна, а беготня вокруг нее.

О боги, как же на меня в эту минуту смотрела Адель. Сколько мольбы и надежды было в ее глазищах. Нет, девочка, эти фокусы на мне не сработают. Лучше используй свою магию, вон, на своем дедуле.

— Конечно же, нет, ваше величество, — покачал головой я и улыбнулся. — Откровенно говоря, я уже заметно проголодался. А еще я бы сейчас не отказался от бокала вина.

— Прекрасно, граф, — Карл кивнул и улыбнулся в ответ. В его взгляде я прочитал благодарность. — В саду уже давно накрыты столы. Там вы найдете еду и вино.

Сказав это, король многозначительным взглядом обвел всех присутствующих дворян. И все тут же засобирались на выход. А я, обогнув стол с барабаном и огромной книгой, присоединился к потоку дворян. Мимоходом я встретился взглядом с Адель и легонько пожал плечами. Мол, сама понимаешь.

В глазах принцессы я увидел разочарование, но беззлобное. Скорее, это было похоже на досаду. В общем, она даже смогла выдавить улыбку, давая мне понять, что ей жаль.

Медленно двигаясь в потоке, я продолжал краем глаза наблюдать за королем, принцессой и шутом. Они, равно как телохранители короля и жрецы, на выход не спешили.

Вот же… Именно в этот момент мне вдруг приспичило послушать, о чем же они сейчас будут говорить. А что если… Я быстро осмотрелся. Рядом со мной, переговариваясь вполголоса, медленно продвигались на выход несколько вестонских дворян. Они меня не замечали, либо делали вид, что не замечают. Бланка де Гонди мелькнула где-то впереди. Это хорошо.

Островитяне тоже были где-то там. Они, кстати, покидали зал, ехидно улыбаясь и бросая насмешливые взгляды на меня. Видимо, появление короля они расценили по-своему. Из обрывков фраз, которыми островитяне перебрасывались между собой, я неожиданно понял: они думают, что Карл прибежал спасать мою репутацию. Как бы еще один герой Бергонской компании не вытащил какую-нибудь бабочку или саранчу. Пускай веселятся. Мне плевать…

В следующее мгновение, проходя мимо неглубокой ниши в стене, я шагнул в нее и, оказавшись в полумраке, быстро накрыл себя пеленой невидимости.

Наконец, за последней парой закрылась дверь, и у входа замерли двое бойцов из теней. Марсель де Габен обошел зал по кругу, а потом кивнул Карлу. Мол, лишних ушей нет. Мимо меня он тоже проходил, но ничего не почуял. Куда ему, меня, вон, даже твари Бездны не способны унюхать. Однако, буду честен, еще год назад я бы ни за что не решился на такой трюк. Глава охраны Карла — сильный одаренный.

— Не прошло и трех дней как мне удалось договориться с этим жадным мерзавцем, и вот его сынок выскочил отсюда кротом! — проревел Карл. — Как такое могло произойти⁈

Ух ты! Похоже, Карл был не в курсе аферы.

Указывая царственным перстом на спрятавшегося за юбками принцессы шута, король рявкнул:

— Твоих рук дело⁈

— Дедушка… — Адель схватила обеими ладошками руку Карла и затараторила миленьким голоском: — Кико не виноват. Это я приказала ему. Он же не мог ослушаться моего приказа, верно? Дедушка, прошу тебя, не наказывай его!

Адель говорила и говорила. Гладила руку Карла. Прижималась к его груди, мило улыбалась, снова гладила по руке. Я даже подивился, как это у нее ловко получалось.

Широкая грудь Карла тяжело вздымалась. Глаза напоминали два раскаленных угля. Но на удивление манипуляции принцессы начали действовать на него благотворно. Постепенно он начал успокаиваться.

— Зачем? — коротко спросил он у Адель. — Мы же вроде с тобой договорились. Тебе нужно было потерпеть всего несколько месяцев…

— Этот спесивый болван разозлил меня, — топнула ножкой Адель.

— Обидел тебя? — гнев Карла трансформировался в беспокойство.

Я лишь покачал головой. А ведь эта соплюха знает, что делает. Боюсь даже представить, что будет, когда она повзрослеет и станет опытней? Любопытно, а при дворе знают о той власти, которую Адель уже имеет над своим дедом?

— Нет, — нехотя призналась Адель, хотя я видел, что она очень хотела обрушить весь гнев деда на маркиза де Гонди. Но, видимо, решила зря на него не наговаривать. — Но он глуп, заносчив и труслив! А еще — он скушен и избалован!

Хм, насчет последнего… Кто бы говорил. Ну а в целом я согласен с девочкой. Маркиз де Гонди, он такой. Все в точку. И список, кстати, подлиннее будет.

— Ну а ты? — король снова взглянул на шута, но в его взгляде уже не было злости, скорее, усталость. — Почему не предупредил? Хочешь, чтобы я все-таки укоротил тебя на голову?

— Ваше величество, на что вам моя голова? — пискнул Кико, продолжая прятаться за юбкой Адель, та даже положила свою ладошку на его голову. — Она ведь все равно пуста!

Карл покачал головой, а Адель весело и звонко засмеялась. Видя, что король сменил гнев на милость, жрецы тоже слегка расслабились.

— Дедушка, — лукаво улыбаясь, продолжила свою атаку Адель. — Ты ведь не из-за маркиза так быстро пришел. Я ведь уже догадалась, что это Кико тебя позвал. Это все из-за руны, которую вытащил Максимилиан? Верно? Я угадала?

Карл поморщился словно съел кислую сливу. И зло зыркнул на жрецов, которые снова вздрогнули и почти одинаково вжали головы в плечи. Точно родственники…

— А вы куда глядели? — рыкнул король на них. — Ну? Чего молчите?

— Ваше величество, — начал, заикаясь, первый жрец. — Видят боги, мы тщательнейшим образом перепроверяем набор рун перед каждой игрой. И мы до сих пор не можем понять, как эта руна могла там оказаться?

— Хотите, чтобы я сейчас поверил в божественное предопределение? — со злой насмешкой спросил король. — Даже не пытайтесь свернуть все на богов! Разленились там, я смотрю. Расслабились. Привыкли к богатым пожертвованиям. А может, вы уже постарели, а? Может быть, стоит освежить кровушку? Дать дорогу молодым да голодным? Вот они уж точно не поленились бы и все перепроверили бы несколько раз.

Озвученная королем идея жрецам по вкусу не пришлась. Вон, как побледнели и осунулись.

Видя, что король начал снова распаляться, Адель взяла его за руку и спросила:

— Дедушка, а о чем ты сейчас говоришь? Что жрецы должны проверять? И что это за руны такие из небесного железа?

Карл тяжело вздохнул и взглянул на Кико. Тот перестал отыгрывать дурака и лишь пожал плечами. Затем король перевел свой взгляд на принцессу, которая, расширив глаза и затаив дыхание, следила за каждым его движением.

Карл снова вздохнул и взмахнул рукой:

— Ладно… Рано или поздно ты бы все равно узнала. Значит, время пришло.

Он кашлянул и продолжил:

— Как ты уже поняла, есть еще одна категория рун. Вернее, была. Их было еще меньше, чем «золотых». Каждая из них — это не просто знак какого-то зверя. Это знак сверхсущества. Полубога, если хочешь.

Я видел, как на щеках Адель от волнения и предвкушения расцвел румянец.

— Ты сказал — была? — спросила она.

— Да, — кивнул Карл. — Пока наш предок Эдвард Первый Мудрый не приказал уничтожить все руны из небесного железа.

— Но зачем? — ошарашенно спросила Адель.

— Потому что они опасны, — ответил Карл.

— Тем, что драконьи руны показывают истинную суть?

— Не говори глупостей, милая, — усмехнулся король. — Ты же уже взрослая девочка. Кроме того, ты уже сама провернула аферу с этими рунами. И прекрасно должна понимать, что этот, хоть и очень древний артефакт, всего лишь старая игра. Никто не знает, кто именно является создателем этих рун, но кем бы он ни был, этот человек знал толк в манипулировании сознанием людей.

— И все-таки, чем опасны эти руны? — спросила Адель. — Что такого произошло, что наш предок решил их уничтожить?

— Ты ведь любишь историю и помнишь о событиях стодвадцатилетней давности, названных Черной смутой? — спросил король.

— Да, — кивнула Адель. — Один из принцев крови решил свергнуть Эдварда Первого. В те годы много людей погибло.

— Не просто много, — покачал головой король. — Во время смуты начался мор, и города с деревнями буквально обезлюдели.

— Неужели во всем виновата руна? — спросила Адель.

— Нет, конечно, — хмыкнул Карл. — Это всего лишь осколок кости древнего, давно уже вымершего существа. Да, в нем еще есть капля магии, но сила подобной руны не в волшбе, а в людях. Вернее, всему виной человеческая жестокость, жажда власти и желание возвыситься. Знак полубога — это очень опасный знак. Человек с таким знаком может быть использован людьми с нечистыми помыслами как знамя. Последняя руна полубога выпала сто двадцать лет назад принцу крови, и заговорщики сделали его лидером восстания против законной власти его старшего брата-короля. Чем все это закончилось, ты знаешь сама.

Я невольно напрягся. Лучше бы уже действительно какого-нибудь тушканчика вытянул. Не хватало мне еще участвовать в этих глупых интригах. И какой демон дернул меня потянуться за тем мешочком?

Кстати, когда Карл говорил о том, что последнюю такую руну вытащили сто двадцать лет назад, Кико как-то странно поморщился и бросил исподтишка короткий взгляд на Марселя де Габена. Глава теней короля этого взгляда не заметил. Любопытно, что ты скрываешь, хитрый горбун?

На некоторое время в зале повисла тишина, которую нарушила Адель. Она, лукаво усмехнувшись, посмотрела на Карла и вкрадчиво произнесла:

— Деда… Здесь ведь все твои самые верные люди. Может быть, посмотрим, что там выпало Максимилиану? А? Хотя бы одним глазком? Ну пожалуста!

Хм… Плохая идея.

Король усмехнулся. Нежно провел своими пальцами по подбородку принцессы, а потом указательным пальцем дотронулся до курносого носика девушки.

— Ох уж этот любопытный нос, — покачал головой он. — Ладно. Только у меня есть одно условие. Ты должна дать слово не разглашать эту тайну.

— Клянусь! — забавно выпятив грудь вперед, воскликнула принцесса.

Карл несколько мгновений испытующе смотрел в ее честные глаза, хмыкнул, а потом повернул голову к жрецу, который занимался расшифровкой рун:

— Ну, чего замер? Читай уже. Что там вытянул наш маркграф.

Адель радостно запрыгала и захлопала в ладоши.

Жрец же тем временем пролистал большую часть страниц и нашел искомую запись почти в конце своего справочника.

Прочистив горло, он начал читать, а я и все присутствующие обратились в слух:

— Сия руна — это знак Вултарна. Древнего полубога, прародителя всех лисов. Говорят, Вултарн был первым, кто осмелился перешагнуть грань между мирами. Он увидел, что по обе стороны этой грани живут те, кто боится друг друга, и решил использовать этот страх в своих интересах. С тех пор он странствует между мирами, меняя тела и имена. Никто не знает, каков его истинный облик, ведь он — мастер перевоплощений и обмана. Лишь иногда он приоткрывает свою истинную суть перед смертными, являясь в образе золотоволосого мужчины.

Старик прочистил пересохшее горло и продолжил:

— Его недолюбливают остальные боги. Потому что Вултарн — слишком независимый полубог. Но один из богов, Саэллор, бог перемен и беспокойства, время от времени призывает Вултарна. Не из дружбы, а из желания встряхнуть очередной усталый мир. Когда жизнь в одном из миров становится слишком предсказуемой, Саэллор шепчет имя Вултарна, и тот приходит из-за грани, чтобы повеселить своего старого приятеля. Там, где появляется прародитель всех лисов, рушится старый миропорядок, закручивается новый виток жизни, вспыхивают страсти, и мир снова начинает дышать. Предвестником прихода Вултарна в очередной мир обычно является рыжехвостая комета, что вспыхивает на короткий миг на небосклоне.

Все то время, пока жрец читал, я ощущал как по моему телу пробегают незримые волны холода. В том, что эта руна возникла абсолютно не случайно, да еще и настойчиво ударила меня током, я уже не сомневался.

Хм… Саэллор, значит… Очень любопытно. Решил таким образом мне представиться? С чего бы это? Хотя, о чем это я… Скука — вот главная причина. Тебе мало событий. Захотел поворошить прутиком в местном муравейнике. Шоу должно продолжаться.

Я заметил, как при упоминании кометы Карл вздрогнул, и на его лицо наползла тень. Они с Кико как-то странно переглянулись. Шут, кстати, был взволнован и мрачен не меньше короля.

— Довольно, — произнес Карл, и жрец перестал читать.

— Дедушка, но… — на лице Адель читался восторг вперемешку с разочарованием. Ей позволили на короткий миг заглянуть в приоткрытую потаенную дверь, но быстро захлопнули ее перед самым носом, не дав в полной мере насладиться зрелищем.

— Я сказал: довольно, — надавил голосом король, и принцессе пришлось отступиться. Видимо, она что-то распознала во взгляде Карла. — Помни о своей клятве.

Адель кивнула.

— А теперь иди к гостям, — уже теплее сказал Карл. — Наверняка они уже заждались тебя.

Принцесса подскочила к Карлу и чмокнула его в щеку. А я в очередной раз удивился, насколько иногда некоторые сведения не соответствуют действительности. Карл, судя по всему, прекрасно ладит с внучкой. Может быть, между ними и был ранее некий разлад, но сейчас я этого не замечаю.

Тем временем Адель вышла из зала в сопровождении своих телохранителей. Как только дверь за ней закрылась, король коротко кивнул и несколько теней начали помогать собираться жрецам.

Перед уходом стариков, нагруженных своими вещами, Карл напомнил им о молчании, и те, часто-часто кланяясь, уверили короля, что будут беречь эту тайну.

Когда они вышли, Карл устало взглянул на Марселя де Габена.

— Проследи, чтобы эти двое не проговорились. Сделайте все тихо и аккуратно. Их исчезновение не должны связать с сегодняшней игрой.

А затем повернулся к Кико:

— На тебе поиск новых хранителей. Как я и говорил, нужна свежая кровь.

Шут кивнул.

— И еще… — король обвел взглядом своих ближайших людей. — Усильте слежку за мальчишкой. Слишком много странностей вокруг него последнее время.

Глава 11

Карета мерно покачивалась в такт цокоту лошадиных копыт по влажной булыжной мостовой. Над набережной клубился утренний туман, густой, как пар над котлом; он прятал очертания домов, мостов и редких огней фонарей. В сером свете утра все казалось зыбким: и река, и улицы, и мои мысли.

Запах гниющей сырости от Леги, несмотря на закрытые окна, просачивался сквозь невидимые щели в обивке салона кареты. Где-то вдалеке каркнул ворон, перекликнувшись с сородичем на противоположном берегу.

Только сейчас я понял, насколько меня вымотала эта ночь. Не физически — морально.

Королевский прием закончился под утро. Я всего полчаса назад высадил герцогиню дю Белле с племянницами у главного входа ее дворца. Несмотря на насыщенную событиями ночь, девушки продолжали оживленно обсуждать все произошедшее. В основном, конечно, сестры Макса щебетали о молодых кавалерах, которых вокруг них вилось столько, что у каждой шла кругом голова. Под разговоры — кто и как стоял, что сказал, как взглянул, о чем шептал на ухо во время танца — мы и добрались до дворца герцогини.

Мы с тетушкой в разговор не вмешивались, просто, улыбаясь, наблюдали за счастливыми девушками, которые наслаждались плодами своего триумфа. Надин и Патрисия после жизни в доме у «любящего» дядюшки и его женушки поначалу держались зажато. Но постепенно внимание и блеск высшего общества разбили ту внутреннюю стену, которую они так долго возводили в последние годы.

Когда я вышел из кареты, чтобы проститься с женщинами уже официально моего рода, каждая из сестер обняла меня и поцеловала. Надин и Патрисия пообещали молиться о моей победе, а Валери, хищно улыбаясь, сказала, чтобы я оставил хотя бы немного врагов их столичным кавалерам: им тоже нужно прославиться на этой войне.

— Граф, — гордо подняв подбородок, обратилась ко мне герцогиня, когда девушки, весело щебеча, скрылись в дверях дворца. — Сегодня, благодаря вам, впервые за многие годы мне не стыдно произнести старый девиз рода Грамон. Смерть, но не бесчестье!

Глаза Жанны горели огнем торжества.

— Смерть, но не бесчестье! — произнес я в ответ.

Затем герцогиня протянула мне руку, и я почтительно поцеловал ее. Мгновение — и Жанна склонилась надо мной, по-матерински нежно коснувшись губами моего лба.

— Береги себя, мой мальчик, и вернись с победой, — прошептала она, проведя пальцами по моей щеке и подбородку.

— И вы берегите себя, тетушка, — ответил я. — И помните о том, что я говорил.

Жанна серьезно кивнула и, развернувшись, прошествовала ко входу в свой дворец. Я уважительно покачал головой. Действительно, Каменная леди. И не скажешь, что она больше суток не спала и провела их на ногах, при этом активно заключая союзы и ведя переговоры…

Теперь я ехал в карете один, позволяя голове проясниться. Дворец, сиявший тысячами свечей, гудевший сотнями голосов, пахнувший десятками ароматов, теперь казался далеким сном.

Но этот сон не отпускал.

Я поймал себя на том, что снова прокручиваю в памяти последние часы: разговоры и поступки, лица в зале, улыбки дам, недружелюбные и насмешливые взгляды мужчин.

А еще меня не отпускали мысли о руне, которую я «случайно» вытащил из барабана. Вернее, о том, зачем моему тайному покровителю понадобилось раскрыть свое инкогнито и частично поделиться информацией обо мне самом. В том, что это не случайность, я был уверен на все сто процентов. Надо будет поискать побольше сведений об этих персонажах.

Карета качнулась и пошла мягче, звонкий цокот копыт сменился гулким топотом — дорожное покрытие стало грунтовым. Мысленно я отметил, что проехал половину пути. Перед тем как вернуться в Лисью нору, меня ждет еще одна встреча.

Я со вздохом откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Перед внутренним взором снова возник королевский парк, где труппа Бризо давала свое представление.

Я сидел рядом с принцессой Адель. Она почти не шевелилась, лишь изредка поворачивала голову, бросая на меня внимательные, испытующие взгляды.

Ее глаза задерживались на моих волосах чуть дольше, чем следовало.

А я, делая вид, что не замечаю ее внимания к моей черной шевелюре, лишь мысленно посмеивался над девчонкой. Забавно. А ведь она действительно пыталась убедиться, нет ли в моих прядях того самого золотистого отблеска, о котором недавно прочитал в своей книге жрец.

На мгновение мне даже захотелось подшутить над Адель, слегка подзолотить магией кончики моих волос. Вот бы изменилась ее физиономия. Но порыв остался порывом. За мной и без этих шалостей, вон, уже целый отряд соглядатаев следит.

Когда наши взгляды встречались, Адель тут же отворачивалась, делая вид, что увлечена происходящим на сцене.

А на сцене шло то, что театральные критики называли комедией.

Пьеса о ловкаче-островитянине по имени Джек, который, покинув родной остров, высадился на материке. Там он тут же попал в какую-то забавную передрягу, затем в еще одну, и еще…

В общем, веселися Джек-островитянин по полной. А в это время на далеком родном берегу его ждала жена Брунгильда и семеро спиногрызов. Все это действо сопровождалось разнообразными спецэффектами, которым я и научил моих друзей комедиантов.

Сказать по правде, у труппы Бризо отлично получалось претворять в жизнь как мои, так и собственные наработки. Механизмов стало заметно больше, и сам коллектив вырос. Примерно раза в три или четыре. И неудивительно: наверняка к мэтру Бризо выстроилась целая очередь из театрального и циркового люда. Ему было, из кого выбирать.

Новую пьесу Бриджитт, которую она явно написала совсем недавно и специально, чтобы привлечь внимание кое-кого, зрители приняли на ура. Толпа смеялась, хлопала, а принцесса даже пару раз прикрыла рот веером, чтобы скрыть свой громкий смех.

Вот бы она удивилась, если бы узнала, кто стал прообразом ловкача Джека.

Когда актеры вышли на поклон, я почувствовал на себе взгляд Бриджитт. Она стояла чуть впереди, бледная, с застывшей словно искусственной улыбкой. Рядом стоял Этьен. Мой «сын» кланялся зрителям, скрывая в уголках губ еле заметную усмешку. А еще периодически посматривал в мою сторону. Он явно надеялся, что я подойду к ним.

И его ожидания не обманулись. Адель привычно потащила свою свиту, включая и меня, к сцене. Я думал пообщаться с Бризо без лишних глаз и ушей, но что вышло, то вышло.

К тому моменту, когда мы оказались рядом с декорациями, вся труппа, как ее старые члены, так и новые, уже стояли, склонившись в почтительных поклонах.

О как же они смотрели на меня. Мэтр Бризо, его сестра Микаэла и ее супруг Жан. Их дочери и внуки тоже были здесь. Смотрели не веря. Словно пытались сравнить образ Джека Тодда в своей памяти и маркграфа де Валье, стоявшего прямо перед ними.

Нужно отдать должное, они были настоящими актерами, как взрослые, так и малыши. Никто из труппы не позволил себе ни жеста, ни слова, которые могли бы раскрыть мою тайну.

Зная мэтра Бризо и Микаэлу, у них уже состоялся внутрисемейный совет, на котором они приняли правильное решение. В этом мире люди от мала до велика прекрасно понимали, что такое субординация.

Впрочем, сказать по правде, даже если бы кто-то из них вдруг начал прямо сейчас утверждать, что я и есть именно тот самый Джек из их пьесы, как мимнимум, им бы никто не поверил, а как итог, для труппы все закончилось бы серьезными проблемами.

Я видел, как в их глазах боролись любопытство и понимание: тот самый Джек, с которым они пережили столько всего, вовсе не бродяга-наемник, а тот самый героический маркграф, о подвигах которого они сами же сочиняли пьесы.

Нет, в семействе Бризо даже среди малышей дураков не наблюдалось. Они все уже давно поняли, как себя нужно вести в этой ситуации.

Однако все-таки кое-кто из семейства мое перевоплощение воспринял по-своему. Бриджитт… Взгляд, которым она смотрела на меня, казалось, проделает во мне дыру. Хорошо, что откровенно веселящаяся Адель, находившаяся под впечатлением от пьесы, не замечала взоры, бросаемые украдкой на нее юной сценаристкой.

Когда всем разрешили поднять головы, я приблизился к Бриджитт.

— Браво, мадмуазель, мне сообщили, что именно вы являетесь автором этой пьесы, — сказал я, открыто улыбаясь. — Не знаю, говорил ли вам кто-нибудь… У вас хороший слог. Получилась довольно забавная вещь, и самое главное — очень жизненная. Складывается впечатление, будто вы списали своего главного героя с вполне реального персонажа. Уверен, как только он увидит вашу пьесу, то будет польщен. Еще и своим, как там у вас, ах, да, спиногрызам будет рассказывать об этом. Ведь такая возможность выпадает лишь раз в жизни, неправда ли, мадмуазель? Полагаю, именно благодаря вам имя этого Джека-островитянина теперь будет у всех на устах!

По мере того как я говорил, щеки Бриджитт наливались алым румянцем, а когда я практически процитировал ее собственные слова, брошенные мне перед отъездом, от лица девушки можно было прикуривать трубку.

Все вокруг умильно улыбались. Ведь они видели перед собой засмущавшуюся юную актрису, которую только что похвалил тот самый маркграф де Валье. Такое действительно случается раз в жизни. А вот члены семейства Бризо, зная истинное положение вещей, следили за раскрасневшейся Бриджитт с опаской. Но девушка смогла взять себя в руки и под их дружный облегченный выдох изобразила учтивый книксен и произнесла, улыбаясь:

— Благодарю вас, ваше сиятельство, для меня честь услышать похвалу от вас.

Несмотря на показное спокойствие и учтивость, в глазах Бриджитт сверкали искры. Я видел, что в будущем, если наша встреча состоится, я услышу все, что она обо мне думает. И мои титулы не станут для нее помехой.

— Обычно полагается в таких случаях дарить цветы, но у меня есть другая идея, — произнес я и под восхищенными и удивленными вздохами стоявших вокруг нас людей достал из внутреннего кармана камзола небольшую брошь.

Лицо Бриджитт в одно мгновение переменилось. Она немигающим взглядом ошарашенно таращилась на точную копию того самого цветка, который я подарил ей в лагере убитых мной бандитов. Только сейчас этот цветок был выполнен из золота и драгоценных камней. Михаэль Рупп, мой ювелир, создал эту брошь по моему рисунку.

— О, маркграф! — всплеснула ладошками Адель. — Какая прелесть, теперь Бриджитт обязательно запомнит этот день на всю жизнь. Давайте я помогу вам…

Принцесса ловко выхватила брошь у меня из пальцев и быстро приколола ее на грудь Бриджитт. На мгновение пальцы той дрогнули, коснувшись броши.

Она подняла глаза на меня, и в них, казалось, мелькнуло все: растерянность, недоумение, а затем понимание и благодарность.

— Благодарю, мессир, — прошептала она, склонившись. — Я буду бережно хранить ваш дар…

Остальные актеры почтительно склонились. Я кивнул им и незаметно подмигнул Этьену, лицо которого тут же расцвело. Адель же привычным маневром задала нашей процессии новое направление, и мы двинулись в сторону пиршественного стола.

Пока публика шумно обсуждала представление, я мельком взглянул на группу вестонских аристократов, обступивших принца Генриха.Герцог и маркизы де Онжес, чета Краонов, несколько астландских страйкеров, что ранее мелькали в свите Верены.

Чуть позади принца маячила знакомая фигура барона фон Герварта. Видать, Генрих сменил гнев на милость и снова приблизил страйкера к себе. Астландец сейчас разговаривал с одним из Краонов, Дэмиеном. Причем складывалось такое впечатление, что Герварт служит не принцу, а банкиру. Вон, как внимательно слушает и покорно кивает на каждое слово финансиста.

Я уже было хотел отвернуться, но мой взгляд упал на правую ладонь страйкера. Он аккуратно поправлял массивный золотой перстень с большим рубином на указательном пальце. Не столько золото оправы, сколько сам камень заставил меня задержать взгляд.

А ведь я уже видел этот камень. Только вот где и у кого?

Мысль мигнула, как вспышка света в темноте. Парный портрет в доме Клермона… Кристина и Готье… На руке парня был точно такой же камень, только вот оправа была иной. Отчего перстень казался совершенно другим. Обычный человек никогда бы не обратил внимание на сходство. Только вот Плут — не обычный человек…

Краоны, значит… Мысль мелькнула, и в голове осталась зарубка на будущее. Будто что-то почувствовав, Дэмиен Краон поднял на меня взгляд. Холодный, расчетливый. Меня только что, словно рыбу, разложили на холодном столе и разделали, выбросив все ненужное в помои.

Вот это взгляд! А ведь в этом невзрачном, на первый вид, банкире нет ни капли магии. Но все равно от него за версту веет опасностью и кровью. Впрочем, именно таким, на мой взгляд, и должен быть один из самых богатейших людей в Мэйнленде.

Я спокойно выдержал его взгляд, чем, похоже, удивил банкира. Обменявшись учтивыми поклонами, мы оба, не сговариваясь, отвернулись каждый в свою сторону.

Надо будет не забыть пообщаться с Клермоном. Вряд ли он продал бы перстень своего единственного сына кому-либо…

Когда мы с Адель проходили мимо мраморных колонн, я краем глаза заметил островитян. Все они сейчас толпились вокруг лейра Каэлана. Судя по зардевшемуся принцу, его сейчас осыпали комплиментами. Адель тоже их заметила и, как-то странно взглянув на меня, лишь усмехнулась.

К слову, лорду Скелвику, который тоже был там, неожиданное возвышение сына своего соправителя по душе не пришлось. Как и некоторым страйкерам из свиты лорда.

В принципе, мне его настроение понятно. Барон Рис рассказывал мне, что там у них на островах все очень странно устроено. На каждом острове есть два правителя. Так повелось у них еще с давних времен, когда, помимо обычного вождя, управлявшего в мирное время, избирались еще вожди войны. Сейчас эти титулы трансформировались в Лорда меча и Лорда камня.

Собственно, Скелвик и был тем самым Лордом меча, ну а Элдрис, папаша Каэлана и Рианны, Лордом камня. Последний всегда находился на острове, а вот первый участвовал в походах и войнах.

Барон Рис, да и другие островитяне, искренне считали, что именно из-за этого разделения власти у них на родине и на других Туманных островах почти всегда кто-то с кем-то воюет. Делят власть и никак не могут ее поделить.

Не знаю, может быть, и так. В любом случае, я рад, что гленны переправились ко мне. Не ошибусь, если узнаю, что Мертон ждет очередная междоусобная войнушка. Судя по кровожадным рожам страйкеров из свиты лорда Скелвика, у Каэлана есть все шансы остаться на материке навсегда. Желательно в состоянии удобрения для местной почвы. А отцу придет весть о героической гибели его сына в битве с проклятыми астландцами. И характерные масляные взгляды, бросаемые лордом Скелвиком на лейру Рианну, о многом могут поведать человеку, понимающему в политике. В общем, Мертон ждут перемены после этой войны…

…Карета плавно замедлила ход и вскоре остановилась. Я выглянул в окно, и едва заметная улыбка скользнула по губам. Знакомое место. Узкая дорога, петляющая вдоль реки, и небольшая поляна, где когда-то должна была состояться моя дуэль с Андре де Шатильоном. Дуэль, которая так и не случилась, и я рад, что судьба распорядилась иначе, подарив мне преданного друга. С тех пор я не бывал здесь.

Туман стлался над травой, делая все вокруг размытым, будто само время решило прикрыть старые следы. Колеса хрустнули по влажному гравию, кучер обернулся.

— Приехали, мессир.

Я открыл дверцу и спрыгнул на землю. Воздух пах рекой, утренней сыростью и еще чем-то тревожным. На другом конце поляны стояла другая карета со знакомым гербом на дверце. По иронии судьбы еще один образ из моего прошлого. Та самая карета, которой я уступил проезд в первое мое посещение Эрувиля. Занавески чуть дрогнули, когда я подошел ближе.

Стражники и кучер почтительно поклонились. Я постучал костяшками пальцев по лакированной створке. Изнутри донесся знакомый голос:

— Войдите, мессир.

Я открыл дверь и нырнул внутрь. Меня тут же обволокло знакомым пряно-сладким ароматом духов.

Бланка де Гонди, а это была именно она, сидела напротив в дорожном плаще с капюшоном, сброшенным на плечи. Тонкие пальцы с ухоженными ногтями сжимали складку плаща, глаза настороженные, но без страха.

— Маркграф, — произнесла она тихо, но твердо. — Благодарю вас, что вы откликнулись на мой зов.

Я закрыл за собой дверцу, на всякий случай расширил свою ауру, отсекая нас от внешнего мира, и чуть склонил голову:

— Я весь внимание, маркиза.

Глава 12

— Вы все-таки пришли, — сразу же переходить к делу Бланка явно не собиралась.

Веер в ее руках слегка подрагивал. Не сильно, но достаточно, чтобы в мою сторону шла мягкая волна магических ароматов. Как опытная укротительница, она уже давно начала «приучать» меня к своему запаху. Достаточно вспомнить те письма, которые она присылала.

Каждый раз открывая конверт с таким письмом, вокруг меня возникал некий ароматический вакуум. Складывалось такое впечатление, что перед тем, как начать писать свое очередное послание, Бланка сперва окунала лист бумаги в духи целиком.

Кстати, таким же способом она охмуряла и принца Луи. Еще в походе с посольством на север я иногда заставал его за чтением каких-то писем. Надо было видеть лицо Луи в такие моменты. Глаза заволакивала характерная дымка обожания, а изо рта чуть ли слюна не капала.

От кого именно эти письма догадаться было не сложно. Пряно-сладкий аромат с потрохами выдавал отправителя. Причем такого запаха я больше ни у кого не встречал.

Барон де Леви говорил мне, что поставщиком маркизы был какой-то знаменитый парфюмер южанин, создавший эту уникальную композицию только для Бланки с условием не продавать эти духи более никому.

Могу себе только представить, сколько герцогу де Гонди стоил каприз его дочери. Впрочем, это же повелитель юга, он наверняка даже не заметил этой пустяковой траты.

Однако, справедливости ради, обязательно нужно отметить, что, помимо духов и своей эффектной внешности, Бланка, охмуряя принца Луи, да и остальных сыновей Карла, в первую очередь пользовалась своим главным оружием — интеллектом.

Вон, с Луи она почти больше полугода вела переписку об архитектуре, музыке, живописи, скульптуре и о много другом. И те письма маркиза де Гонди писала самостоятельно, без подсказок специально нанятых специалистов. Я потом, когда была такая возможность, лично убедился в ее образованности. А также в высоком уровне эмпатии.

Взять того же принца Филиппа, которого, кроме его зверинца, ничего более не интересовало. Она даже с ним смогла найти общий язык. И не просто так, но и влюбить в себя. Тетушка на эту тему вывалила на меня целый ворох информации.

Думаю, совладать с принцем Генрихом Бланке было проще всего. Об их краткосрочном романе при дворе не знал, наверное, только глухой и слепой. Собственно, именно этими сведениями Астрид и манипулировала, настраивая принца Луи против Бланки, а заодно и против брата.

В общем, маркиза де Гонди по праву может записать победу сразу над тремя вестонскими принцами на свой счет. И вот сейчас эта знаменитая обольстительница пыталась использовать свои чары на мне.

— Я уже было решила, что вы проигнорируете мое приглашение, — промурлыкала она, при этом указывая на место рядом с ней.

— Я хозяин своему слову, мадмуазель, — сделав вид, что не заметил ее жеста, я устроился напротив нее. — Помимо всего прочего, признаюсь, вы заинтриговали меня.

Мельком я глянул в окошко слева. В дюжине шагов от кареты маркизы, рядом с линией деревьев стояла одна из ближайших фрейлин Бланки и разговаривала с высоким молодым красавцем блондином. Почти два метра ростом. Широкоплечий. Черты лица аристократические и даже на мой взгляд смазливые. Таким, как он, не сложно добиться внимания дам. Вон, как фрейлина щебечет, заглядывая ему в лицо.

Однако сам блондин, абсолютно не замечая болтовни фрейлины, обеспокоенно смотрел в сторону кареты маркизы. Я, кстати, вспомнил этого парня. Он тоже из свиты Гонди. То ли барон, то ли виконт. Только имени уже не помню.

Хм… И причина его обеспокоенности мне тоже ясна. Еще одна жертва маркизы, не иначе. Рука то и дело сжимается на эфесе меча. Ревнует бедняга. Ничего. Потерпи. Я здесь ненадолго. Да и не претендую я на твой объект обожания.

— Всего лишь любопытство? — Бланка мило надула губки. Ее явно удивило мое поведение. Видимо, не ожидала, что чары дадут сбой.

— А разве может быть что-то еще? — мои брови поползли вверх. — Простите, мадмуазель, но вы говорите загадками.

Забавно было наблюдать за ее недоуменным выражением лица. Еще в ее эмоциях проскальзывало разочарование и раздражение. Понимаю, столько лет обработки, а клиент так и не созрел. Она, ведь, не понимает, что магия духов, которая обычно дурманит ее собеседников, на меня не действует.

Наверняка сейчас думает, что поспешила. Интересно, что ей от меня надо? Вернее, ее папаше. Иначе как еще объяснить эту встречу? Вряд ли все те письма, что писала мне Бланка были отправлены без ведома герцога де Гонди. Не удивлюсь, если узнаю, что именно он и приказал дочери испробовать на мне свои приемчики.

Маркиза откинулась на спинку, чуть склонив голову набок. На мгновение в ее взгляде мелькнуло что-то похожее на сомнение, но тут же пропало.

— Значит, нас более ничего не может связывать? — решила она усилить напор. — Выходит, я неправильно распознала тон ваших писем.

Интересно, что происходит? С чего бы это она решила действовать так топорно? Практически напролом. Словно спешит куда-то. А где спешка, там и ошибки.

Изобразить недоумение не составило особого труда.

— Мадмуазель, вы не облегчаете мне задачу. Чем больше слушаю вас, тем меньше понимаю.

В глазах Бланки мелькнула досада. На мгновение маска светской львицы треснула, и свозь эту брешь я увидел сожаление и, кажется, обреченность.

Отвечать она не спешила, и я решил воспользоваться этой паузой.

— Пожалуй, идея вот так встретиться была не совсем удачной, — сказал я без улыбки и коснулся дверной ручки. — И это вполне объяснимо. Ночь была долгой. Усталость дает о себе знать. Нам всем нужно отдохнуть.

Видя, что я намереваюсь уйти, Бланка встрепенулась. Она резко выдохнула, веер сложился с коротким щелчком. Подавшись вперед, маркиза, останавливая меня, положила свою ладонь мне на предплечье.

— Граф, — голос Бланки заметно изменился. Он вдруг стал настоящим что ли. — Останьтесь, прошу вас.

Я, не отпуская ручку, взглянул на девушку. Ходить вокруг да около надоело. Да и дел по горло. Помимо собственных сборов, мне еще когорты Отчаянных принимать. А там ведь несколько сотен человек, прокорм и обеспечение которых Карл наверняка с удовольствием повесит на меня.

— Маркиза, — холодным тоном произнес я. — Предлагаю сэкономить ваше и мое время. Чем раньше вы скажете, что вам, а вернее, вашему отцу понадобилось от меня, тем скорее мы отправимся по своим делам.

Бланка вздрогнула словно от пощечины. Она отдернула свою руку от моего предплечья так, будто оно раскалилось до бела. В ее глазах я прочитал удивление, неверие и, кажется, смятение. Явно не ожидала от меня такой отповеди.

Но в руки себя взяла довольно быстро. И тон сменила.

— Мой отец не знает об этой встрече.

— Вот как? — хмыкнул я. — И вы хотите, чтобы я вам поверил? Насколько мне известно, вы и шагу ступить не можете без его ведома.

Бланка снова вздрогнула. Только теперь ее лицо посуровело. Глаза слегка сузились. Губы сжались.

— Мой отец вступил в сговор с герцогом де Бофремоном, — почти скороговоркой выпалила она. — Я слышала сама, как отец говорил сматерью. Они говорили о Карле, о его смерти, об императоре Оттоне, который захватит Эрувиль. О том, что уже все готово, чтобы открыть ворота его войскам. Они уже поделили всю власть в Вестонии…

Я даже слегка опешил от неожиданности. Нет, я уже знал, что ее отец приезжал один раз во дворец к Бофремону. Об этом мне сообщили первородные, обитавшие в том районе и присматривавшие за домом герцога. О чем был разговор, я не знал. Внутрь дома шпионов я не внедрял. Лютен обязательно учуяла бы их. А спугнуть ее я не хотел.

Впрочем, иллюзий насчет того, на чьей стороне выступит Бофремон, когда запахнет жареным, я не питал. Но то, что Гонди тоже решил поставить все на эту карту, меня не то, что бы удивило, скорее, я не понимал, зачем это ему нужно.

Ведь дураку понятно, что, как прежде, полноправно править югом ему не дадут. Оттон, как победитель, церемониться не будет. Ему таких самостоятельных герцогов не выгодно иметь. Кроме того, не всем дворянам юга придется по душе предательство герцога.

Я молча смотрел на Бланку. Хм… А ведь я, кажется, уже начинаю понимать, кто обеспечит Гонди сохранение контроля над его землями.

Бланка смотрела на меня зло и с вызовом, но искорки надежды в ее глазах иногда вспыхивали.

Решил ее не разочаровывать и вернулся на место. Девушка, не скрываясь, облегченно выдохнула.

— У меня к вам два вопроса, — сказал я, наконец. — Первый… Зачем вам предавать своего отца? Вы ведь понимаете, на что обрекаете весь ваш род? Я не понаслышке знаю, что ждет изменников. И второй вопрос. Почему я? Почему вы решили довериться именно мне?

В глазах Бланки вспыхнул уже знакомый огонь ненависти. Тот самый, что появлялся недавно, когда она говорила о брате и отце.

— Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что делаю, — резко произнесла она. — И я никого не предаю. Невозможно предать того, кто уже давно и много раз предал тебя самого. Мой отец использовал меня всю жизнь словно бездушную вещь. Для выгодных роду союзов и сделок в пользу моего братца слюнтяя. Сначала принц Луи, потом принц Генрих, а затем и принц Филипп… Он подкладывал меня под них словно какую-то портовую шлюху. И теперь он снова захочет использовать меня так же, отдав кому-то из новых хозяев Вестонии. Так что, граф, если я и была когда-то в долгу перед своей семье или родом, я все давно уже выплатила с лихвой. С меня довольно!

Щеки Бланки пылали. Грудь вздымалась. Кулачки были сжаты. Только что знаменитая обольстительница, маркиза де Гонди, которую совсем недавно уже называли будущей королевой Вестонии, которой завидовали все придворные дамы и которую они же и ненавидели, предстала в совершенно ином свете.

— Почему вы все это решили рассказать мне? — спросил я.

— Потому что все последнее время я внимательно наблюдала за вами, граф. Из никому неизвестного бастарда вы превратились в одного из самых могущественных и влиятельных людей королевства. Нет, не надо отпираться. У меня есть глаза и уши. И я умею анализировать все, что вижу и слышу. Чему-чему, а этому мой любящий папенька учил меня с самого детства…

Словосочетание «любящий папенька» она словно выплюнула.

— Ваш взлет не случаен, граф, — покачала головой Бланка. — Это тщательно продуманная, если вам будет угодно, военная операция. За короткий срок вам удалось очень много сделать. Воин, финансист и сильнейший на материке маг. Я до сих пор не могу понять, почему мой отец или тот же герцог де Бофремон относятся к вам так, словно вы по-прежнему тот неизвестный никому бастард. Видимо, гордыня застилает их взоры.

— Это, конечно, очень лестная оценка, но вы так и не ответили на мой вопрос.

— Все просто, граф, — пожала плечами Бланка. — Я вижу, что вы печетесь о чести и славе вашего рода. Да, вы бастард и в ваших жилах течет кровь купцов, но как бы парадоксально это ни прозвучало, вы больший дворянин, чем мой отец герцог, который всю свою жизнь прожил, как какой-то торгаш. Ваши отец и братья восстали против короля, вы же, наоборот, верны трону. Вы связываете свою судьбу прежде всего с Вестонией. Вы сильны и могущественны. Именно поэтому я и прошу вашего покровительства и заступничества.

Все это было произнесено спокойно и, что удивительно, абсолютно искренне. Ее энергосистема была у меня как на ладони. Опытный лжец легко может обмануть и запутать, используя свой язык и мимику, но его энергосистема никогда меня не обманет.

Некоторое время я внимательно разглядывал лицо Бланки, и она ни разу не отвела свой взгляд. Легкая бледность и широко раскрытые глаза говорили о том, что она очень боится, но отступать не намерена. Сейчас она выглядела, как человек, бросившийся в омут с головой.

Наконец, я заговорил.

— Давайте на мгновение предположим, что я вам поверил и взял вас под свою защиту, и что я не заставлю вас делать то же самое, что вы делали для своего отца…

После моих слов Бланка напряглась, но потом быстро взяла себя в руки и продолжила внимательно слушать.

— Для начала я хотел бы услышать, что вы можете предложить и что вы намерены делать с той информацией, которую сообщили о вашем отце и герцоге де Бофремоне? Вы должны понимать, что обратиться к королю напрямую ни у вас, ни у меня не выйдет. Подслушанный разговор родителей — это не доказательство. Речь идет о двух могущественных герцогах и их родах, у которых есть вассалы и армии. Не удивлюсь, если узнаю, что его величество уже в курсе планируемой измены. И ждет, когда заговорщики сделают первый ход, чтобы потом, не оглядываясь, обрушить на них весь свой гнев.

Как ни странно, Бланку мои слова не смутили. И неудивительно — столько лет вариться в этой среде. Тем более, что последний раз Карл именно так и действовал. И отец Макса попался в такую же ловушку.

— Если все обстоит так, как я говорю, — продолжил я, — тогда ваш род очень скоро лишится всего. Земель, влияния и репутации. Очень долго ваш отец был у Карла как кость в горле. Да, если вы сообщите вовремя королю о планах вашего отца, он вас помилует, как моего дядю в свое время, но вам, как моему дяде, вряд ли достанется герцогство. Вассалы вашего отца, те, кто останется верен королю, будут смотреть сквозь пальцы на раздел Акитании. Им бы свои владения сохранить. Максимум, на что вы можете расчитывать, это на то, что Карл выдаст вас замуж за одного из своих преданных вассалов. Но вас, насколько я понимаю, такой расклад не устраивает. Вот и возникает вопрос: зачем мне встревать во все это? Ради чего? Или вы рассчитываете на то, что этим вассалом-женихом буду я? Если это так, то не стоит даже надеяться на такой исход. Карл никогда не даст согласие на этот брак. Его ближайшие сторонники не поймут этот шаг. Да и он сам не заинтересован в моем дальнейшем возвышении.

Я, конечно, сгущал краски. Даже если король законно «ограбит» Бланку, она все равно не останется без владений. Одно или несколько баронств Карл вынужден будет оставить за ней. Иначе его не поймут другие дворяне. Обнести полностью все герцогство не получится. Но даже так, какой смысл мне встревать во все это дерьмо. Тем более, что только что началась война, которая продлится неизвестно сколько, и Карлу еще нужно в ней как-то победить. А там и столкновение с темными не за горами. У меня каждый боец на счету.

Тем временем Бланка смотрела на меня так, словно у нее был козырь в рукаве, который обязательно побьет любую из карт. А когда я упомянул о браке, она непроизвольно бросила короткий взгляд за окошко. Туда, где маячила рослая фигура блондина-красавца.

Хм… Я мысленно усмехнулся. Вот оно что…

— Вы верно оцениваете ситуацию, мессир, — грустно произнесла Бланка. — Моя участь незавидна. Все, на что я могу рассчитывать, это небольшие личные владения на юго-западе. И вы правы, король захочет отдать меня замуж за одного из своих вассалов. И этим вассалом, конечно же, будете не вы. Карл не сделает такого подарка выжившим вассалам моего отца. В любом случае, я снова стану разменной фигурой в чьих-то руках.

Она снова бросила взгляд за окно. Был он полон грусти и сожаления. Затем она посмотрела на меня, и ее взгляд начал меняться. В нем появилась уверенность и упрямство.

— Мне нужна свобода, граф, — произнесла она. — Я хочу сама решать, как мне жить. Я хочу стать женой того, кого люблю. Я устала быть вещью. Именно поэтому я и прошу вашего покровительства. Прямо сейчас я не знаю, каким образом, но моя интуиция подсказывает, что на достигнутом вы не остановитесь. У меня вообще складывается ощущение, что вы намеренно притормаживаете свое возвышение. Словно ждете удобного момента. Карл не молодеет. И неизвестно, чем для него закончится война. Одно я знаю точно, даже если он победит, эта победа достанется ему дорогой ценой. И чтобы сохранить мир в королевстве, он будет готов идти на уступки. Ваша поддержка и покровительсво могут сыграть ключевую роль в такой момент. И у меня есть, чем отплатить вам за вашу помощь.

Она немного помолчала, будто окончательно решаясь броситься в омут. Снова выглянула в окошко. Затем, будто кивнув своим мыслям, решительно произнесла:

— Как я уже говорила ранее, от обширных земель моего отца и рода мне достанутся небольшие владения на юго-западе. Одно из них — это скромное баронство Трелан. Бедное и никому не нужное. Из-за того, что земля там каменистая, людей там мало. Его пересекает скальная гряда, у подножия которой стоит небольшой замок. Впрочем, ту развалину и замком-то назвать нельзя. Так, полуразвалившееся не пойми что. В общем, захолустье как оно есть. Но у этого места есть своя тайна, о которой знает только мой отец. И совершенно случайно узнала и я. Дело в том, граф, что несколько лет назад мой отец узнал, что в горах баронства Трелан было найдено очень богатое месторождение серебра. Настолько богатое, что герцог юга приказал своему верному телохранителю убить всех рудознатцев, нашедших это серебро. А сам телохранитель очень странным образом умер от ядовитого укуса болотной гадюки, которая заползла к нему в комнату ночью. На юге это вполне обычное дело. Отец побоялся начинать разработку этого месторождения. Оставив это дело на потом. Вы спрашивали, что я могу предложить? Когда придет время, я продам вам это баронство за символическую сумму и, конечно же, вы получите все карты с отметками месторождения. Уж вам-то, я уверена, хватит смелости начать добывать это серебро. Посему я вверяю вам свою жизнь, маркграф де Валье, и клянусь отныне быть вам верной союзницей во всех ваших делах.

Бланка говорила без пафоса и без насмешки. И самое главное — ни намека на обман. А когда закончила, элегантно склонила голову и, взяв мою руку, прикоснулась губами к перстню с гербом маркграфства Валье, который для меня создала Урсула Хуг из теневого металла.

Бланка де Гонди ждала моего решения, не поднимая головы.

Хм… Серебряный рудник. Да еще и богатое месторождение. В моем родном мире, да и в этом тоже, из-за такого куша короли начинали войны. Понятно, почему папаша-герцог так перевозбудился.

Хех… А ведь у Бланки действительно в рукаве был козырь. Серьезный козырь, который мне нечем крыть. Еще неизвестно, когда до него у меня дойдут руки, но это уже неважно… Упускать такую возможность я не могу.

Я положил свою ладонь на голову Бланки де Гонди, которая легонько вздрогнула.

— Я, маркграф де Валье, граф де Грамон, принимаю вашу клятву и в свою очередь клянусь быть вам верным союзником и защитником.

Бланка подняла голову, и я впервые в своей жизни увидел слезы в ее глазах.

Глава 13

Бергония. Южный тракт. Военный лагерь аталийской армии. Путь на Ромон, столицу Бергонии.

Солнце уже поднялось над холмами. Лагерь аталийской армии жил привычной суетой. Дымили костры, ржали лошади, звенела сталь, слышалась ругань и хохот.

Армия Золотого льва уже была на ногах, размеренная, выдрессированная, как единый живой организм, в котором каждое движение имело свой ритм и смысл.

Холодная вода стекала по обнаженной груди и плечам Рикардо ди Лоренцо. Он, громко фыркая, с удовольствием смывал с себя пот и грязь после спаринга с мастером меча. Ничто так не прочищает голову, как утренняя тренировка и омовение холодной водой.

Уже почти месяц его войско двигалось по южному тракту Бергонии. Городки и замки сдавались без боя, несколько стычек передовых отрядов с новыми хозяевами этих земель не в счет. Их Золотой лев даже не замечал, а сопротивлявшихся и попавших в плен дворян, особенно тех, кто мог в будущем заплатить выкуп, отправлял в Аталию.

Простых воинов либо продавали купцам, следовавшими за войском, либо распределяли по аталийским когортам, если те соглашались сражаться за своего нового короля.

К слову, наместников Карла здесь не особенно любили, так что легионы Золотого льва, хоть и медленно, но уверенно росли числом. С мирными тоже проблем не возникало: народ встречал аталийцев с сосновыми веточками, словно освободителей. Да, они помнили бесчинства Багряных рыцарей и аталийских легионеров, но в основном фанатики уничтожали истинных, а к простым людям отношение было обычным. Тем более что у Рикардо ди Лоренцо было время сделать работу над ошибками, и теперь он внимательно следил, чтобы к жителям сдавшихся городов и деревень относились, как к новым подданным короля Адриана.

В общем, это вторжение уже не выглядело банальным набегом. Нет. В этот раз аталийцы пришли надолго, вернее, навсегда. И если учесть, что люди Карла за последний год выжали из местного населения все соки, то продвижение легионов Золотого льва шло даже быстрее, чем ожидалось изначально.

Основные же силы противника отходили к Ромону, столице Бергонии. Граф де Роллен, которого Карл назначил маршалом, был еще тем болваном, но в этой ситуации иначе он поступить не мог. Его главная ставка была — на стены Ромона.

Однако, собирая все доступные ему силы в одном месте, граф де Роллен мало заботился о мирном населении. Он выгребал все продовольствие и угонял скот, обрекая местных на голод. То есть, по сути, вел себя, как захватчик.

Формально такая тактика — ничего врагу не оставлять — оправданна: сжечь амбары, забрать хлеб и скот, лишить Золотого льва возможности пополнения провианта за счёт захваченных деревень и поселений.

Но такая тактика могла выйти вестонскому маршалу боком. Значительная часть его легионеров — местные уроженцы. Для них ограбленные деревни — это их родные дома, их семьи и их амбары.

Очень скоро в собранном с миру по нитке легионе графа де Роллена обязательно просядет дисциплина. И по сведениям маршала ди Лоренцо там уже потихоньку начались брожения.

Параллельно с этим обозленные крестьяне и горожане, жилью и семьям которых досталось от отступающих вестонцев больше всего, начали сбиваться в мелкие шайки, из которых офицеры Рикардо легко стали набирать проводников и легких стрелков.

Наконец, когда граф де Роллен спрячется за стенами Ромона, снабжение прекратится: собственные опустошенные владения превратятся в пустую полосу, через которую тяжело будет вести обозы и охранять коммуникации. Да и вряд ли Карл отправит кого-нибудь на помощь. Нет у него резерва, чтобы закрыть эту брешь. Разве что маркграф де Валье захочет что-то предпринять. Но герцогу ди Лоренцо есть чем ответить.

В общем, бергонский легион обречен. Очень скоро Ромон попадет в окружение. После падения столицы юг и центр страны окажутся под властью Аталии. Контерн, третий по величине город в Бергонии, вряд ли продержится дольше Ромона. После захватов этих городов Золотой лев сможет, наконец, заняться севером Бергонии и этим выскочкой де Валье.

Закончив с водными процедурами, герцог принял свежее плотенце из рук своего нового страйкера-телохранителя и начал интенсивно обтираться. Мельком взглянув на мага, маршал удовлетворенно кивнул. Седобородый авант был собран и внимателен. Готовый в любой момент закрыть своим телом своего командира.

Еще двое медиусов замерли справа и слева от умывающегося маршала на растоянии пятнадцати шагов, неусыпно контролируя периметр.

Эту троицу Рикардо нанял сразу же после визита посланника Ольгерда взамен прежних телохранителей, которые даже не успели как следует отреагировать на передвижения того странного посланца-купца.

Помимо этих троих, главнокомандующего аталийской армией охраняло три десятка вооруженных до зубов гвардейца. Тщательно отобранные из тех, кто прошел с Золотым львом не одну кампанию, опытные воины, до мозга костей преданные своему маршалу.

Вспомнив о правителе Кларона, маршал ди Лоренцо слегка поморщился. Как и обещал тот странный посланник, Ольгерд более не давал о себе знать. Однако последние слова того существа о маркграфе де Валье не давали Рикардо покоя. Несмотря на численное превосходство аталийской армии, король Кларона почему-то не верил в победу Золотого льва, и это напрягало…

Закончив с водными процедурами, герцог мотнул головой, отгоняя мрачные мысли, и расправил плечи. Затем с удовольствием втянул воздух и шумно выдохнул. На его лице появилась довольная улыбка. Ничто так не успокаивает нервы, как привычные запахи военного лагеря.

Золотой лев взглянул вдаль. Туда, где маячили далекие снежные пики. На мгновение его улыбка стала злой. Бергония… Холодный и сырой край, где по утрам дышат горы и каждый вдох будто тянет из груди тепло. Рикардо ненавидел этот воздух. В нем не было теплоты солнца и солоноватого аромата моря. Только пробирающая до костей сырость и вездесущий камень.

Герцог провел по лицу ладонями, чувствуя, как по разгоряченной коже ползет липкая прохлада. За спиной послышались знакомые осторожные шаги. Герцог поднял голову и увидел Тони Наппо, который держал в руках одежду господина. По характерному выражению лица своего личного секретаря Рикардо понял, что тот принес какие-то новости.

— Говори, — разрешил герцог, принимая одежду из рук секретаря. — Хотя, дай отгадаю. Король?

— Вы, как всегда, прозорливы, ваша светлость, — произнес Тони нейтральным голосом. — Его величество проявляет нетерпение и недовольство. Только что я говорил с его посланником. Король требует ускориться.

Герцог лишь покачал головой. Все предыдущие месяцы разговоров о будущей военной кампании, которые он терпеливо проводил с молодым королем, коту под хвост. Как только армия выступила в поход, Адриан, будто молодой необъезженный жеребец, закусил удила.

Рикардо понимал, что мальчишка рвется отомстить за свой позор, он и сам жаждал поквитаться с бастардом, который своим вмешательством в предыдущую войну спутал ему все карты, но тем не менее сейчас, как никогда, нужно запастить терпением и быть хладнокровным.

Безусловно, маркграфу нечем противостоять аталийской армии. Кто бы что ни говорил при этом. Но необходимо помнить, что Бергония и маркграфство Валье — это только первый этап. Дальше — вторжение в Вестонию. И чем меньше потерь понесут аталийские легионы, тем сильнее будет удар по Карлу. А ведь там еще и с Оттоном предстоит противостояние.

Словом, в такие вот моменты, как сейчас, Золотой лев все чаще ловил себя на мысли, что однажды просто перестанет сдерживать этого взбалмошного мальчишку и тот ринется в бой. Рикардо даже представлял себе, как Адриан со всего маху насаживется на чье-то вовремя подставленное копье или в крайнем случае падает на землю и ломает себе шею.

Однако герцог вовремя себя одергивал. Смерть молодого короля пока не выгодна ему. Пусть сперва оставит после себя двоих или троих сыновей, желательно, слабохарактерных и недалеких — вот тогда можно будет уже и думать о смене правителя.

Рикардо вздохнул и произнес:

— Передай посыльному короля, что я с готовностью выполню волю его величества.

Можно было бы еще добавить, что войску нужен отдых, но мальчишка не поймет. Так что пусть довольствуется туманным обещанием.

— Слушаюсь, ваша светлость, — кивнул секретарь, но пока с места не двигался. Видимо, есть еще что-то важное.

— И, Тони, — произнес герцог, продолжая облачаться. После утренних тренировок Рикардо любил это делать самостоятельно, не прибегая к помощи камердинера. — Передай маркизе ди Монтезано мое неудовольствие. Король черезмерно энергичен. Хотя все должно было быть наоборот. Скажите ей прямо, что если она не справляется с возложенной на нее миссией, может быть, тогда нам стоит пересмотреть наш договор. И поручить досуг его величества кому-то более искусному и умелому.

— Полагаю, маркиза все правильно поймет, — кивнул Тони и сделал какую-то пометку у себя в бумагах.

— Очень на это надеюсь, — хмыкнул герцог и кивнул в сторону, где находилась Аталия. — Там, в столице уже образовалась целая очередь из претенденток на место маркизы ди Монтезано, которые спят и видят, когда же она оступится. Об этом ей тоже скажите.

— Слушаюсь, ваша светлость.

— Ну, что там у тебя еще? — спросил герцог.

— В расположение армии прибыл отряд Исповедницы, — произнес Тони. Он старался, чтобы его голос звучал ровно, но легкие вибрации выдавали его волнение. — Она просит о встрече с вами, ваша светлость.

— Ну наконец-то, — обрадовался Рикардо.

Исповедницу и ее отряд, который все называли Паломниками, герцог уже заждался. Последний сильный и боеспособный отряд, который остался у Багряных и который отправил ему в помощь Энцо ди Рива, великий магистр ордена Багряного щита. Всех остальных боеспособных страйкеров истребил бастард.

Нет-нет, у ордена еще были страйкеры, но там в основном остались либо слабенькие эксперты либо придворные шаркуны, ни разу в своей жизни не дышавшие воздухом Тени.

Но Исповедница и ее Паломники — совсем другое дело. Насколько Рикардо знал, этот отряд снискал славу настоящих головорезов, и головы они предпочитали резать верфольфам и другим оборотням.

Рикардо много слышал об этом отряде. Они практически всегда находились в походах. Последние три года Паломники провели где-то на востоке, охотясь на истинных в землях степняков. Вернулись они в Аталию сравнительно недавно и, благодаря их поддержке, Энцо ди Рива получил власть в ордене. И неудивительно. Если источники Рикардо не врали, то выходило, что в отряде Паломников есть два или три аванта и, как минимум, дюжина медиусов.

По слухам Исповедница — независимая фигура. Да, она подчиняется ордену, но, скорее, по-своему. Когда Энцо сообщил Рикардо о том, что предводительница Паломников сама изъявила желание присоединиться к армии и отправиться в Бергонию, маршал сперва удивился, а потом весьма обрадовался. Кто, как не истребители верфольфов, смогут справиться со знаменитыми летучими отрядами маркграфа, которые так попили крови аталийцам в прежнюю кампанию. И вот долгожданный отряд, наконец, прибыл в расположение армии.

— Пригласи ее, — кивнул герцог ди Лоренцо, и секретарь, поклонившись, поспешил исполнять приказ.

Когда полог шатра герцога откинулся, и в проеме показалась широкоплечая почти двухметровая фигура страйкера в кожаных доспехах и белом плаще из шкуры снежного ирбиса, Рикардо сидел за столом и ожидал, когда ему подадут завтрак.

Фигура, на удивление, совершенно бесшумно и легко шагнула внутрь шатра и поклонилась.

Когда свет упал на лицо вошедшей, Рикардо приветливо кивнул ей и произнес:

— Приветствую вас, сестра Солена. Вина?

Черные, посеребренные сединой волосы Исповедницы, а это была именно она, были коротко острижены. Матовый степной загар еще не успел сойти. Лицо с резкими скулами пересекали четыре уродливых шрама, явно оставленные когтистой лапой какой-то твари. Наверняка все эти когти есть среди тех, что висят сейчас у нее на груди. Навскидку жуткое ожерелье Исповедницы насчитывало около двух десятков кривых когтей.

Темно-серые с прищуром, почти бесцветные глаза охотницы лениво пробежались по обстановке шатра. На мгновение остановились на седобородом страйкере телохранителе герцога, а затем окинули и самого маршала.

Взгляд Исповедницы был тяжелый, прямой и слегка настороженный, будто в каждом собеседнике она видит возможную цель. А еще в нем было холодное внимание. Охотница за оборотнями словно примерялась к человеку, искала его слабые стороны. Куда можно было бы вонзить свой клинок.

— Благодарю вас, ваша светлость, — поклонилась Исповедница. — Но через час мы выступаем. Вино мы будем пить после выполнения задания.

Герцог слегка поморщился. А вот и проявились особенности его новой «подчиненной». Она уже сама решила, когда и куда ей выступать.

— Мадам, — хмыкнул герцог и, откинувшись на спинку кресла, скрестил руки на груди. — Давайте начистоту. Раз уж вы не намерены мне подчиняться, зачем тогда пришли сюда?

Исповедница снова взглянула на страйкера, стоявшего за спиной знаменитого Золотого льва, а потом усмехнулась в ответ.

— Я выполняю обещание, данное брату Энзо. Это он попросил меня сообщить вам, что мой отряд уходит вглубь вражеской территории.

— Ну, раз уж вы здесь, — улыбнулся герцог. — Может быть, вы приоткроете немного завесу тайны и сообщите, что вы намерены делать в тылу врага?

Рикардо улыбался, но внутри у него все кипело. Он был взбешен таким наглым нарушением субординации.

— Мы намерены убить как можно больше истинных, — ответила Исповедница. — А потом прикончить их хозяина.

— Я не спрашиваю, сколько у вас бойцов и на что они способны, но, согласно последним донесениям из Эрувиля, хозяин этих истинных — абсолют, — без тени насмешки произнес герцог. Лично ему мало верилось в то, что сообщали шпионы. Все очень походило на грамотную дезинформацию с целью запугать врагов. Из мальчишки маркграфа явно искуственно создавали образ этакого мифического героя. — Да и среди его ближайших соратников есть несколько авантов. Вы готовы к противостоянию с таким врагом?

— Хозяин истинных, которых я намерена уничтожить, трус, — холодно произнесла Исповедница. — Равно как и его соратники.

— Вот как? — удивился Рикардо. — Любопытно, и что дает вам основание так говорить?

— Убийство магистра Альберто ди Ланци, — ответила Исповедница, и ее глаза слегка прищурились. А на скулах заиграли желваки.

Рикардо чуть было не ляпнул про Серого жнеца, но вовремя прикусил язык. Это прозвище, которое дали этому мяснику враги. Для союзников он брат Альберто или магистр ди Ланци.

— Вот вы о чем, — задумчиво произнес герцог.

— Они напали из засады, и их было несколько против одного, — произнесла Исповедница. Она явно была возмущена «трусостью» маркграфа де Валье и его людей.

Рикардо усмехнулся про себя. Странная логика. Насколько ему известно, Серый жнец, бросив своих людей, улепетывал с поля боя. Именно в этот момент его и подловил мальчишка-бастард. Он поступил, как охотник. Другими словами, точно так, как, наверняка, поступала сама Исповедница и ее бойцы, охотясь на истинных.

Герцог ди Лоренцо неожиданно словил себя на мысли, что пытается оправдывать действия своего врага. Может, потому, что он всегда ненавидел фанатиков из ордена, или, может, потому, что был рад смерти мерзкого палача, каким был Серый жнец.

— Что же, мадам, — произнес Рикардо, прекращая этот бесполезный разговор. — Поступайте, как запланировали. От себя могу лишь пожелать вам и вашим людям хорошей охоты. Чем больше летучих отрядов маркграфа де Валье вам удасться уничтожить, тем быстрее мы подчиним этот край власти нашего короля.

Исповедница криво усмехнулась и, коротко поклонившись, двинулась на выход.

— Последний вопрос, мадам! — бросил ей в спину Рикардо.

Она развернулась, и ее изуродованная шрамами бровь слегка приподнялась, делая лицо женщины еще более грозным.

— Если вы изначально не собирались подчиняться приказам главнокомандующего этой армии, зачем решили присоединиться к этому походу? — спросил Рикардо. — Я ведь понимаю, что вами движет что-то большее, нежели охота на оборотней…

Исповедница слегка склонила голову набок и уже внимательней посмотрела на маршала. Она прекрасно чувствовала эмоции, переполнявшие сейчас душу знаменитого Золотого льва. И, к ее удивлению, это были злость и раздражение, но ни капли страха. А ведь именно страх она всегда ощущала, когда разговаривала с людьми.

Вон тот страйкер, что замер за спиной герцога, от него буквально разило страхом. А вот маршал ее ни капли не боялся. И это ее впечатлило. Поэтому она решила ответить.

— Когда-то, — произнесла она спокойно, — очень давно… Еще до того, как мы вместе с моим старшим братом посвятили себя служению Вечному, меня звали Солена ди Ланци. Единственный человек, с которым меня связывало кровное родство, погиб от руки труса. Пришло время пустить ему кровь.

Сказав это, Исповедница развернулась и под задумчивым взглядом Золотого льва вышла из его шатра.

Глава 14

Сидя в седле, я разглядывал наш временный лагерь, разбитый недалеко от стен Брезмона. Это наша последняя длительная стоянка в Вестонии. Скоро мы окажемся в Бергонии и по королевскому тракту двинемся в сторону Гондервиля.

Солнце уже поднялось над деревьями, рассеивая туман. В лагере стоял привычный походный гул: громкие голоса, лязг железа, скрип фургонов и ржание лошадей. Между палатками и шатрами сновали обозники и легионеры, одни перетаскивали какие-то мешки и ящики, другие чистили оружие и занимались приведением в порядок экипировки, кто-то бежал выполнять поручения офицеров.

Десятки новеньких фургонов разных размеров и назначения стояли ровными рядами: походные кухни, продовольственные повозки с вяленым мясом, крупами, сушеными овощами и фруктами, передвижные мастерские для ремонта оружия и доспехов, госпитали на колесах и походные бани. Все это богатство было создано не вдруг — моя значительно разросшаяся каретная мастерская начала работать над этим заказом задолго до начала войны, к которой я готовился загодя.

Под чутким руководством Реми Дормаля, моего старшего приказчика, шла закупка фуража, оружия, стрел, тканей, доспехов. Совсем недавно к этому процессу активно присоединился и внезапно восставший из пепла торговый дом Легранов.

Большая часть продовольствия и других важных для моей армии вещей будет доставлена моей флотилией, но и сейчас обоз гудел, словно исполинское живое существо, одного взгляда хватало, чтобы понять: добра здесь куда больше, чем нужно нескольким когортам Отчаянных.

Те, кстати, до сих пор не могли нарадоваться всему этому разнообразию и великолепию. Привыкшие к суровой походной жизни, где каждый дневной переход, особенно зимний, являлся серьезным испытанием на прочность даже для таких закаленных людей, бойцы штрафного легиона в этот раз ощутили на себе доселе неизвестный феномен — настоящую заботу командования о них.

Добротная обувь и обмундирование, сытная и горячая еда, которую, благодаря этим чудесным кухням на колесах, не нужно было готовить самостоятельно, своевременное внимание лекарей, использовавших настоящие магические зелья, а также еще много всего того, чего были ранее лишены эти люди — этот военный поход, скорее, напоминал легкую прогулку.

Ежедневно Селина, которая вместе со своими подопечными тайно наблюдала за моральным и боевым духом легионеров, сообщала мне о стремительном росте моего рейтинга как командира.

К слову, заботу о походном госпитале взяла на себя Хельга. Кому, как не сильнейшей на материке целительнице, этим заниматься. Правда, занялась она этим делом уже ближе к границе с Бергонией. До этого Хельге пришлось несколько дней почти безвылазно находиться в моем фургоне. Но чем дальше мы отдалялись от столицы, тем чаще она начала появляться в передвижном госпитале.

Если у кого-то и были вопросы касаемо личности странной целительницы, скрывавшей под повязкой нижнюю часть своего лица, то задавать их никто не спешил. Все прекрасно понимали, что могло случиться с излишне любопытными.

Сказать по правде, об исчезновении какой-то посланницы северной принцессы в Эрувиле все уже и думать забыли. Особенно на фоне последних событий. Кроме того, как выглядит Хельга, никто из обычных людей и не знал. Ну разве что ее могли опознать дворяне, с которыми она контактировала при дворе. Только вот все эти люди остались в Эрувиле.

Конечно, были еще и шпионы короля, а также других влиятельных вестонских фигур, которые сразу же завелись в нашем огромном караване, словно блохи в мохнатой собаке. Кстати, соглядатаев Оттона и Золотого льва среди них, на удивление, не было. Либо не посчитали нужным следить за мной, либо просто не успели внедрить побольше народа.

Благодаря моим первородным, вычислить и взять шпионов под наблюдение не составило особого труда. Избавиться от них я мог в любой момент, так что пусть пока копошатся, а мы понаблюдаем за ними и почитаем их послания с отчетами, которые те периодически отправляли своим хозяевам голубиной почтой.

Эфирель не стоило труда перехватывать таких птичек. Сложностей с расшифровкой таких записок тоже не возникало. Уже на третий день нашего похода первородные раздобыли мне все ключи к шифрам, которыми пользовались шпионы. Это было так просто, словно конфетку у ребенка отобрать. Причем сами шпионы — ни сном ни духом. Они по-прежнему свято верили в то, что остались незамеченными и нераскрытыми. В общем, уже к концу недели я с удовольствием снабжал их хозяев дезинформацией.

Позади нашей маленькой армии уже тянулся хвост из повозок маркитантов. Они ставили шатры чуть поодаль, образуя полукруг из костров и палаток. Я только хмыкнул: снова начинается походная жизнь, и неизвестно, насколько все это затянется.

К слову, мои предположения насчет Отчаянных полностью подтвердились. Вернее, в том, что продовольственное обеспечение этих когорт ляжет на мои плечи. Того, что капитанам удалось выбить на складах перед выходом из казарм, хватило бы на неделю пути.

Столичным бюрократам было плевать, как и чем будут питаться легионеры после того, как еда закончится. Тем более, что Отчаянных полноценным легионом никто никогда не считал. Особенно после последнего бунта, когда в строю осталось всего четыре когорты — даже меньше, чем я ожидал.

Собственно, в сокращении численности этих когорт мне тоже пришлось поучаствовать. Сразу после объявления Карла о передаче мне Отчаянных я направил в расположение легиона первородных: послушать разговоры и оценить настроения бойцов. Оказалось, не зря, внутри нашлась кучка из нескольких десятков «авторитетов», которые мутили воду и подговаривали бойцов к побегу, как только легион выйдет за стены Эрувиля.

Я вспомнил первую встречу с капитанами когорт Отчаянных, еще вчерашних лейтенантов, принявших командование после казней прежних капитанов, и покачал головой. По лицам этих четверых было видно: предстоящий поход их не радовал, мягко говоря. А приглашение пообедать вместе в Лисьей норе и вовсе застало врасплох.

За столом в моем обеденном зале капитаны чувствовали себя не в своей тарелке — не привыкли к такому вниманию со стороны аристократов. Полагаю, Бертран бы не одобрил эту затею. Особенно после того, как король пожаловал мне титул графа де Грамона.

Но мне сейчас было не до дворцового этикета. С этими людьми мне скоро предстоит идти в бой. От их решимости и верности, а также бесприкословного подчинения моим приказам зависит многое.

Капитаны украдкой осматривались. Их взгляд притягивал Сигурд, молча маячивший у дверей, и мои регалии, которые я был вынужден носить после королевского награждения.

Маленькая демонстрация подействовала: все четверо смотрели на меня со смесью уважения и опаски. Ну да, персонаж я популярный — баллады и истории уже несолько лет бродят по столице и материку, добрались даже до Туманных Островов. А еще Гастон Лафор прислал им весточку о своем местонахождении, в их легионе он самый уважаемый командир.

Ели мы молча, но, когда я пригласил капитанов в каминный зал и предложил выпить бренди, лед начал таять.

— Господа, — заговорил я, когда капитаны немного расслабились. — Все мы понимаем, что его величество поставил перед нами весьма сложную задачу.

Они тут же подобрались.

— Скажу больше, — продолжал я. — Большинство из вас, а то и все вы, уверены, что король отправляет нас на верную смерть. Что же… Учитывая, что против нас выступает такой противник, как Золотой лев, особо переубеждать мне вас не имеет смысла. С моей стороны это было бы, как минимум, нечестно.

Капитаны хмуро переглянулись, но высказывать свои мысли не спешили.

— Кроме того, не имеет смысла вам всем лишний раз напоминать, что вступать в легион Отчаянных никого из вас насильно не заставляли. Вам предоставили выбор, и вы его сделали. Понимаю… Виселица или смерть в бою — так себе варианты, но во втором случае есть еще надежда остаться в живых и при этом получить королевское прощение. Обещать, что все вы сохраните свои жизни, я не могу. Потому что, во-первых, я нахожусь примерно в том же положении, что и вы сами, а во-вторых, только боги могут давать такие обещания. Но вот что совершенно точно я могу вам обещать, так это мое личное ходатайство перед его величеством о вашем помиловании.

Капитаны подобрались.

— Вы наверняка много раз слышали похожие слова от других людей. И они много раз обманывали вас.

Командиры почти дружно кивнули.

— Поэтому я предлагаю вам судить обо мне не по моим речам, а по моим делам. Все Отчаянные, с которыми я сражался плечом к плечу в предыдущей бергонской кампании, получили помилование, включая тех, кто погиб. Кроме того, лично от меня как выжившие, так и семьи погибших получили крупные выплаты. Ну и помимо всего сказанного выше, всем бойцам, получившим ранения или уволившимся из легиона, я предложил осесть в моем маркграфстве, а также места службы в моей дружине с довольно высоким годовым жалованием.

О судьбе бойцов из когорты Гастона Лафора и моей щедрости все они явно знали. И вот теперь я предложил им те же условия. Судя по просиявшим лицам капитанов, все, что они услышали, их здорово обрадовало. О чем они и сообщили спустя несколько мгновений.

Выслушав заверения и клятвы капитанов служить мне верой и правдой, а также бесприкословно исполнять все мои приказы, я произнес:

— Господа офицеры, перед тем как отпустить вас в расположение легиона, я бы хотел сказать еще кое-что. Наверняка, капитан Лафор уже уведомил вас о том, как я веду дела и каких принципов придерживаюсь? От себя лишь добавлю — я намерен прожить долгую и счастливую жизнь. А также постараться сделать так, чтобы верные мне люди последовали моему примеру. Времена, когда легион Отчаянных отправляли на самые безнадежные позиции, потому что висельников и воров не жалко, безвозвратно канули в небытие. Теперь вы под моим командованием и покровительством. Но есть одна проблема…

Командиры сосредоточенно слушали каждое мое слово.

— Перед тем как принять командование над вами, я должен быть уверен в том, что ваши подчиненные не разбегуться, словно крысы с тонущего корабля, как только легион окажется за стенами Эрувиля.

Капитаны мрачно преглянулись.

Самый старший из них, седобородый капитан Криспен, чьи пудовые кулаки были испещрены шрамами, прогудел:

— Ваше сиятельство, мы понимаем, о чем вы толкуете. Габор и его дружки мутят воду в своих когортах. Пудрят мозги другим бойцам. Мы уже много раз обсуждали, как поступить с ними. По ним уже давно плачет виселица. Но даже так полностью эту заразу вытравить все равно не выйдет. Большая часть тех, кто баламутил людей, затихорятся.

— А еще мы уверены в том, что если Габор учует, что ему угрожает опасность, то в легионе обязательно вспыхнет новый бунт… — глухо добавил другой капитан.

Они замолчали и выжидательно посмотрели на меня.

Я же, выслушав их, кивнул Сигурду, и тот положил перед капитанами небольшой свиток. Те напряженно уставились на него.

— Здесь, — указал я на свиток. — Полный список всех имен бунтовщиков. Можете ознакомиться.

Капитаны вздрогнули и изумленно посмотрели на меня. Криспен с недоверием во взгляде развернул свиток и начал читать. По мере того как его взгляд опускался с одного имени на другое, брови седобородого капитана ползли вверх. Когда он закончил и поднял на меня взгляд, помимо удивления и непонимания, я увидел в его глазах страх.

— Решение этой проблемы лежит на поверхности, господа, — произнес я. — Нам с вами не надо никого наказывать или казнить. Пусть этим занимаются соответсвующие королевские службы. Мы пойдем другим путем. Насколько я знаю, каждый из вас подписывал некий контракт с легионом.

Все кивнули.

— Так вот. Предлагаю до того, как когорты покинут казармы, разорвать контракты с легионерами из этого списка.

Я кивнул на свиток, что уже пошел по рукам.

— Таким образом, эти люди перестанут быть нашей проблемой. Пусть возвращаются туда, откуда их к вам направили.

Видя, что мои слова смутили капитанов, и понимая, в чем причина, я добавил:

— Естественно, не каждый из этого списка — злостный бунтовщик. Кто-то из легионеров просто попал под негативное влияние этого вашего Габора и его дружков. С такими я предлагаю вам сперва провести объяснительные беседы. Я не хочу лишний раз проливать кровь, но вы должны напомнить своим подчиненным: с дезертирами и бунтовщиками разговор будет короткий.

На этой ноте обед и закончился, а уже спустя несколько дней легион разорвал контракты с несколькими десятками легионеров. Причем примерно половина людей из того списка, что я передал капитанам, остались в своих когортах.

Позднее я узнал, что королевские дознаватели с бывшими легионерами особо не церемонились. Главных смутьянов во главе с Габором повесили, а остальных отправили на рудники. Жалости к этим персонажам я не испытывал — там такой кровавый след тянулся за каждым из них, что я даже удивлен, как они попали в легион с таким послужным списком…

Мое внимание привлек Якоб Седой, который стоял сейчас рядом с одним из фургонов с продовольствием и внимательно выслушивал сбивчивую речь молодого обозника. Старосте Бонваля я поручил заботу об обозе, и тот прекрасно справлялся с возложенными на него обязанностями.

Помощь Томаша старику наверняка бы пригодилась. Лже-внук Якоба был способным и умным парнем. Не зря мой Сенешаль последнее время поручал ему сложные дела.

Но Томаш с нами не поехал. Парень остался при Люкасе в Эрувиле. Там он будет далеко от кларонцев, которым нет хода в торговый квартал. Плюс наберется опыта.

Хелена тоже осталась в столице. Я доверил ее воспитание и обучение Мадлен. Юная ведьма с многообещающим потенциалом присягнула мне и прошла обряд преображения магией ауринга. Верховная Мать пообещала мне, что девчонка будет в безопасности. Плюс ниссе, тоже оставшаяся в Лисьей норе, получила персональное задание — приглядывать за братом и сестрой.

К слову, после того как Якоб раскрыл свою тайну и тайнупроисхождения своих «внуков», он как-то внешне преобразился. Словно сбросил с себя десяток лет. Расправил плечи, стал, как будто, даже выше ростом.

История этих троих словно сошла со страниц какого-нибудь рыцарского романа, в котором были: убитые врагами молодые князь и княгиня, справедливо правившие своим княжеством, и верный телохранитель, спасший княжеских детей и сбежавший с ними далеко на запад в глухую деревеньку рядом с фронтиром. Где он и вырастил их, как своих собственных внуков, а сам из опытного дружинника перевоплотился в обычного деревенского старосту. И как вишенка на торте — появление, спустя много лет, старых врагов княжеских детей. Причем надо же было такому случиться — враги эти оказались слугами короля Кларона. Да не простыми, а настоящими вампирами, которых в этом мире называли стригоями.

Как-то слишком часто я стал слышать об этом Ольгерде. Впрочем, сейчас такое время — мир истинных и первородных трясет и колотит. Древние легенды и мифы обретают физическое воплощение. Интуиция подсказывает, что правитель Кларона очень скоро даст о себе знать. И после намека Инэс о кровавом кристалле, который вряд ли был уничтожен, я уже примерно понимаю, что ищет сангвальд…

В любом случае, княжеских отпрысков я решил оставить в Эрувиле, и их «дед» со мной согласился…

Из задумчивости меня вырвал тихий голосок Вайры, который донес ветерок. Я повернул голову и заметил мелькнувшую в окошке моего фургона головку эфирель. Два дня назад я отправил ее на разведку, чтобы она проверила, не идет ли кто-нибудь подозрительный по нашему следу. Судя по тому, что она быстро вернулась, есть поклевка.

— Что скажешь? — спросил я, войдя в шатер, установленный вокруг моего фургона.

Вайра уже сидела за столом и с удовольствием лакомилась медом, который стекал по ее пальчикам. Она и так была сладкоежкой, а после длительных полетов, так и вовсе могла съесть несколько банок меда не моргнув и глазом. Собственно, эта тяга к сладкому была не только у Вайры, но и у всех эфирель. Поэтому я следил, чтобы у меня в фургоне всегда было угощение для моих летунов-разведчиков.

Селина сидела рядом и не торопясь пила теплое молоко из небольшого стаканчика.

— Ты был прав, — облизывая палец, сказала Вайра. — За нами следует отряд теневиков. Три дюжины.

— Страйкеры?

— Не только, — покачала головой эфирель. — Есть два целителя, алхимики, артефакторы. Боевики тоже есть. Но у меня сложилось такое впечатление, что они не особо дружны между собой. Скорее, попутчики.

— Узнала кого-нибудь?

— Ага, — кивнула Вайра и потянулась за новым кусочком сотового меда. — Одну из групп магов возглавляет та страйкер, что была с нашей армией во время прошлой войны.

— Самира Клеман? — спросил я.

— Она, — кивнула эфирель и добавила: — Я немного понаблюдала за ними, и мое чутье подсказало, что некоторые маги из ее отряда… Как бы это сказать… Не те, за кого себя выдают. От них разит кровью…

Глава 15

Эрувиль. Бывший особняк Генриха де Грамона.

Во дворе бывшего дома Генриха де Грамона царила суета. Слуги торопливо переносили на повозки немногочисленный скарб: несколько сундуков, узлы с одеждой, пару старых кресел и ящики с тем, что не удалось продать за бесценок. Все остальное ушло ростовщикам: мебель, ковры, серебро. Дом, когда-то наполненный богатством и самоуверенностью его хозяина, сейчас напоминал опустевшую раковину, из которой вытащили все живое.

Бывшая графиня, а ныне виконтесса Кэтрин де Грамон стояла на ступенях крыльца и молча наблюдала за погрузкой. На ее лице не было ни слез, ни отчаяния — только сухая, вымороженная усталость.

Все слезы она уже выплакала. Не было более сил на истерики и причитания. Но полностью всех чувств она не растеряла. В ее сердце еще осталась холодная злость, направленная на человека, который теперь сидел в карете, сгорбленный и почти безжизненный. На ее супруга.

Генрих де Грамон не спал всю ночь. Он, как обычно, бродил по дому с зажатой в руке свечой и бормотал что-то себе под нос, словно повторяя молитву. Иногда среди его невнятных слов проскальзывали имена. Чаще всего — Габриэля. Он останавливался у дверей покоев старшего сына, уставившись в пустоту, будто надеялся увидеть там фигуру погибшего. Его тень блуждала по коридорам, как тень самого дома, опустошенного и раздавленного.

Теперь ее супруг сидел в карете, привалившись головой к окну, с лицом человека, лишенного разума и воли. Взгляд пустой, рот то и дело повторял беззвучные слова. Он не замечал ни суеты вокруг, ни своей жены, ни собственной дочери.

Кэтрин смотрела на него и чувствовала только презрение. Когда-то он был полон высокомерия — слишком знатный, слишком гордый, слишком уверенный, что брак с «бедной ветвью» ее рода — его милость, его одолжение. Он никогда не упускал возможности напомнить Кэтрин о том, что их брак — это ошибка его родителей. И что они могли бы подобрать ему партию и получше.

И вот теперь он сам превратился в тень. В падшего графа, лишенного титула, дома, денег, уважения и разума. Его долги разорили их семью окончательно.

Слухи о позоре разлетелись по столице быстрее ветра. Раньше родня Кэтрин принимала их неохотно — Генрих за годы брака успел посмеяться и над ними, и над их положением. Теперь им не были рады даже старшие братья Кэтрин. Единственная, кто согласилась приютить их на время, — дальняя родственница Кэтрин, старая баронесса де Гроли, имение которой находилось где-то на юго-западе, в самой глуши Мэйнленда.

Кэтрин непроизвольно сжала кулаки. Внутри нее что-то всколыхнулось. Что-то темное и гадкое. Все потому, что она только что вспомнила истинного виновника всех их бед.

Этот проклятый бастард… Это он во всем виноват! Она ведь просила Генриха не вызывать его в столицу! Пусть бы оставался в той глуши, куда они его отправили. Тем более, что ублюдок Фердинанда уже практически был при смерти.

Эх, знай Кэтрин наперед, чем обернется приезд бастарда в столицу, она бы, не побоявшись гнева мужа, отправила в Абвиль кого-нибудь из доверенных людей, чтобы те придушили мерзавца по-тихому, пока тот был прикован к постели. И тогда ее сыновья были бы живы, а дочери, наверняка, уже вышли бы замуж.

На мгновение мечты о смерти врага ее семьи вытеснили мрачные мысли, и морщины на лице бывшей графини де Грамон разгладились. Но этот сладостный мираж длился недолго. Со стороны ворот послышался шум.

Кэтрин обернулась и увидела подъезжающую к ее бывшему дому огромную карету, запряженную шестеркой великолепных мистралов. Ту самую, о которой уже судачили все в столице.

На секунду Кэтрин даже перестала дышать, настолько ее поразил вид этого монстра на колесах. Покатые бока, плавный ход, дорогой лак, золотой герб на дверцах, кучер и лакеи в новеньких ливреях. А еще эскорт из шести вооруженных до зубов всадников.

На миг работа во дворе и в доме прекратилась. В окнах и дверях показались головы любопытных слуг.

Из ступора Кэтрин вывел шорох справа. Она сглотнула и повернула голову. Рядом с ней остановилась Мариэль, ее старшая дочь, единственная, кто остался при ней, и единственная, кого Кэтрин считала дочерью. Мерзавку Ивелин она прокляла в тот же час, когда узнала о смерти ее Франсуа.

Молодая виконтесса была бледна и взволнована. Сжав ладони так, будто пыталась удержать в них остатки своей прежней жизни, дочь, не отрывая восхищенного взгляда, смотрела на новую карету своей тетки, герцогини дю Белле. Очередной подарок этого ублюдка…

Кэтрин в это мгновение захотелось взвыть раненой кошкой. А ведь это чудовище на колесах прибыло, чтобы увезти ее дочь. На днях их посетила сестра брата и сделала предложение Кэтрин.

Она согласилась принять в свой дом Мариэль и взять опеку над ней. Кроме того, бастард пообещал дать за дочь богатое приданое, но при условии, что виконтесса выйдет замуж за того, кого выберет герцогиня дю Белле.

Естественно, о том, чтобы приютить еще и брата с женой, Жанна даже не заикнулась. Наоборот, настоятельно порекомендовала освободить дом и покинуть столицу. Оказалось, что проклятый бастард выкупил их особняк, и теперь эта земля принадлежала ему.

Кэтрин оставалось лишь бессильно скрипеть зубами. Но оказалось, что это было еще не все. Мариэль, присутствовавшая при этом разговоре, совершенно неожиданно для Кэтрин радостно дала согласие на то, чтобы поселиться в доме тетки и подчиниться всем условиям бастарда. Хотя Кэтрин была совершенно уверена, что дочь откажется от этого позорного предложения.

— Дочь! — кричала Кэтрин, когда герцогиня покинула дом. — Где твоя гордость⁈ Как ты можешь так поступить со мной и отцом⁈

— А как вы все поступили со мной⁈ — резко и совершенно неожиданно выпалила Мариэль. — Это вы опозорили меня! Отец, несколько раз становившийся посмешищем для всей столицы, брат, позорно погибший на дуэли из-за этой мерзавки Ивелин, раздвинувшей ноги перед тем безродным псом, словно портовая шлюха. И ты, мама, вечно потакавшая капризам Франсуа и позволившая отцу погрязнуть в этом позоре!

Мариэль кричала, сжав ладони в кулачки. Ее глаза пылали гневом и обидой. А еще решительностью и упрямством. Кэтрин от ее отповеди дернулась, словно от пощечины. Она никогда еще не видела дочь в таком состоянии.

— Но разве ты не понимаешь, что ты не будешь счастлива в доме своей тетки… — попыталась сделать еще одну попытку Кэтрин. — Думаешь, твои кузины не будут мстить тебе за те годы, что они провели у нас?

— Кузен — сильный и богатый! — с вызовом в голосе говорила Мариэль. — Он обещал мне защиту и покровительство. Кузины не посмеют вредить мне. Тетушка подтвердила его слова. Кузен позаботится о моем будущем!

— Кузен? — медленно проговорила Кэтрин, не верящими глазами глядя на Мариэль. Она только что осознала, что для ее дочери визит тетки и ее предложение не было сюрпризом. — Так значит, ты уже встречалась с этим ублюдком⁈ Ты уже знала обо всем!

— Да, мама, — дернув подбородком, ответила дочь. — Кузен был добр и обходителен со мной.

— Разве ты забыла, что этот монстр разрушил нашу жизнь⁈ — завопила Кэтрин, подавшись вперед и хватая дочь за руку.

— Вы сами разрушили свою жизнь, — резко ответила Мариэль и вырвала руку.

А потом, задрав подбородок, добавила ледяным тоном:

— И, мама, я говорю тебе это один единственный раз. Не смей больше при мне говорить о главе моего рода в таком тоне. Граф де Грамон был добр к нам, хотя после того, что сделал отец, он мог бы уничтожить и его, и тебя, и меня. Но его сиятельство сменил гнев на милость. И даже оказывает нам услугу, беря меня под свое покровительство. Очень скоро я выйду замуж за богатого и знатного дворянина. И этот брак усилит наш род. А тебе я рекомендую отправляться подальше от столицы. Пройдет время, и я постараюсь забрать тебя к себе.

Сказав это, Мариэль развернулась и с гордо вздернутой головой удалилась из зала…

…Из тяжелых воспоминаний Кэтрин вырвало появление герцогини дю Белле. Она слегка высунула голову в приоткрытое окошко своей кареты, мельком коротко кивнула Кэтрин и обратилась к Мариэль:

— Ты готова, дитя мое?

Эта мерзкая тварь даже не соизволила вылезти из кареты, чтобы ее поприветствовать. Кэтрин сжала зубы.

— Да, тетушка, — кивнула дочь и повернулась к матери.

Кэтрин почувствовала, как по ее щеке покатилась одинокая горячая слеза.

— Матушка, — Мариэль присела в книксене. — Пусть хранят вас боги. Не забывайте наш разговор. Как только появится такая возможность, я обязательно постараюсь забрать вас к себе. Надеюсь, мой будущий супруг, кем бы он ни был, пойдет мне навстречу.

Они порывисто обнялись, и Мариэль, резко и, казалось, нетерпеливо вырвавшись из рук матери, поспешила к карете. Секунда — и дочь нырнула в открытую дверцу. Затем в оконце показалась ее рука, и карета-монстр, дернувшись, покатилась на выход.

Кэтрин застыла, словно каменная статуя. Все произошло настолько стремительно, что она даже не успела ничего понять. Ее единственная дочь, ее Мариэль покинула ее. Хотя все это больше напоминало тщательно спланированный побег.

О боги! За что ей все это⁈ Кэтрин была настолько опустошена, что даже не смогла выдавить из себя более ни одной слезинки.

— Ваше сиятельство, — грубый голос Бруно Фолона, единственного управляющего, который не сбежал от них, заставил Кэтрин вздрогнуть.

Она повернула голову.

— Все готово, — Фолон кивнул на их старенькую карету и поклажу на повозках. — Мы можем отправляться. Лучше поторопиться, чтобы успеть добраться до Прадье до заката.

— Благодарю, — сухо ответила Кэтрин и на ватных ногах двинулась в сторону своей кареты.

Прежде чем забраться внутрь, она обернулась и взглянула на их бывший дом, в котором они с семьей прожили больше двух десятков лет, в котором родились все ее дети и который теперь принадлежит ее врагу.

Постояв минуту, Кэтрин все-таки нырнула внутрь кареты и разместилась на скрипнувшем сидении. Ее холодный взгляд остановился на муже. Тот продолжал безмятежно посапывать и беззвучно шевелить губами.

Сегодня утром старая повитуха, которую Кэтрин знала уже много лет, принесла ей сонное зелье для того, чтобы муж в дороге был тихим и постоянно спал. Правда, старуха предупредила, что зелье сильное, и, если переборщить с дозой, оно превращается в яд.

Кэтрин слегка прищурилась и склонила голову набок. Она внимательно разглядывала лицо спящего мужа, словно впервые его видела. Слабый и никчемный. Он не смог защитить ее детей и их семью. Зачем он ей такой теперь? Он — обуза. Она мельком взглянула на маленькую дамскую сумочку, где лежал крохотный пузырек с зельем.

— А почему бы и нет? — сухо прошептала она, и ее рот скривила злая ухмылка.

Велеград. Столица королевства Кларон. Дворец Ольгерда III .

Ольгерд Третий, король Кларона, сидел на своем троне и сквозь прикрытые веки наблюдал за худым седовласым кровососом, который возглавлял третий по величине клан стригоев.

Справа, за спиной короля в тени замерла Магда. Ветала, в отличие от Ольгерда, следила за седовласым стригоем с нескрываемым напряжением. Драгомир был очень старым стригоем, а следовательно — очень сильным и, самое главное, — опытным. Не зря Ольгерд поручал ему самые сложные задания, наравне с самой Магдой.

Сказать по правде, Драгомир был одним из немногих, с кем ветала не хотела бы сойтись лицом к лицу в схватке. Тем более, что как таковой схватки не будет. Ни он, ни она не из тех, кто будет сражаться в открытую. Тем более, что за Драгомиром стоял его клан.

Наконец, старый стригой замер и опустился на одно колено перед королем.

— Чем порадуешь? — спокойно спросил Ольгерд.

Случайному зрителю могло бы показаться, что тон короля Кларона вполне миролюбивый, но обманчивое спокойствие сангвальда могло обмануть кого угодно, только не его поданных, знавших его уже много лет.

— Мой повелитель, — ровным голосом произнес старый стригой. — Твое поручение выполнено. Как ты и предполагал, Золотой лев отказался.

— Очень хорошо, — кивнул Ольгерд. — Теперь цена вырастет. Как тебя приняли?

— Аталийский маршал приказал высечь меня плетьми, — пожал плечами старик.

Ольгерд впервые широко улыбнулся.

— Надеюсь, они все остались живы?

— Да, мой повелитель, — ответил Драгомир. — Хотя мне бы не составило особого труда пустить им всем кровь.

— Мне сообщали, что Золотого льва охраняют страйкеры багряных.

— Никчемные болваны, — покачал головой стригой.

— Я рад, что ты сдержался, — произнес Ольгерд. — Значит, все прошло быстро? Тогда почему тебя так долго не было?

— Мне пришлось на обратном пути немного задержаться в Бергонии, — произнес Драгомир и бросил короткий взгляд за спину короля. Этого взгляда хватило, чтобы Магда ощутила настоящий поток ненависти.

— Вот как? — произнес Ольгерд. — Какова же причина?

Переглядывания ближников не остались незамеченными. Он внутренне усмехнулся. Им было потрачено много лет на то, чтобы взрастить ростки противостояния этих двоих. Еще дед учил его, что ближники должны быть одним целым ради него, но между ними не должно быть дружбы. Иначе может настать такой момент, когда вчерашние верные слуги объединяться против своего господина и захотят присвоить себе его власть.

— Я получил весть об уничтожении отряда, состоявшего из стригоев моего клана, которых отправили с заданием в маркграфство де Валье. Выжил только один, и это он принес скорбную весть.

Ольгерд слегка подался вперед. Он буквально кожей ощутил напряжение Магды.

— Он рассказал, что произошло? — спросил он.

— Да, мой повелитель, — кивнул стригой. — Мои воины напали из засады. Завязался бой. Но…

Драгомир запнулся. Дернул головой и снова продолжил:

— Люди маркграфа осторожны и дисциплинированы. И, как оказалось, очень искусны в бою.

Драгомир теперь говорил уверенно и без заминки. Он знал, на что способен его король, но сейчас не ощущал за собой вину. Разведчики, которых послала ветала, плохо изучили их противника.

Король, будто прочитав его мысли, спросил:

— Хочешь сказать, что мы недооценили нашего врага?

— Да, ваше величество, — смело ответил Драгомир. — И старший из моих внуков, Ратислав, заплатил за эту ошибку своей жизнью.

Магда тихо зашипела. Камень в ее огород. Но Драгомиру явно было плевать. Он потерял не только отряд сильнейших бойцов, но и своего близкого родича. Однако прямых обвинений в присутствии короля не прозвучало. И правильно. Сами тихо разберутся и без участия короля.

— Я помню твоего внука, — кивнул Ольгерд. — Он был сильным воином. Я скорблю о его гибели вместе с тобой, мой старый друг. Тот выживший рассказал, кто убил твоих воинов?

— Двое молодых страйкеров, — ответил Драгомир. — За свою жизнь мы убили многих теневых магов. Без своих крудов они беспомощны. Да и дары они свои не спешат развивать. Но мой воин сказал, что эти двое сражались как-то иначе. Совершенно иная манера боя.

— Иная манера боя? — переспросил Ольгерд.

— Да, — хрипло ответил стригой. — Меня тоже заинтересовали его слова. И я решил задержаться в тех краях и изучить нашего врага. Именно поэтому я принес весть о неудаче так поздно.

— Полагаю, тебе удалось выяснить что-то полезное?

— Да, мой повелитель, — кивнул стригой. — Я немного поохотился в тех краях, и мои пленники рассказали много интересного. Ауринг лично тренирует своих боевых магов. Его стиль боя значительно отличается от всего, чему учат в других магических гильдиях. Он расходует минимум маны, но в то же самое время его атаки молниеносны и смертоносны. Один пленный гленн рассказал о дуэли и победе маркграфа над другими авантами. Он прекрасно владел своим телом и энергией. Словно много лет провел, совершенствуясь в боевых искусствах. Этой науке он обучает своих страйкеров и некоторых истинных. И мой боец утверждает, что страйкеры, уничтожившие большую часть нашего отряда, не были аванатами, а простыми медиусами. Но это еще не все… Мне удалось выяснить, что ауринг, похоже, умеет меняет и улучшать энергоситемы не только истинных и первородных, но и теневых магов. А также простых смертных. Полагаю, ваше величество, вы уже понимаете, кем является этот ауринг?

— Вот как… — ошеломленно произнес Ольгерд. — Выходит, у нас тут настоящий златодар объявился.

Магда напряглась.

Она отправила бойцов, не собрав достаточно сведений об этом молодом ауринге и его ближайшем окружении. Да, она ранее отправляла зугракса. Он много ей рассказал. Но зуграксы не отличаются высоким интеллектом. Понять, что именно важно их хозяину, им сложно. Кроме того, те места буквально кишат первородными. Зуграксу пришлось спешно уносить ноги. Его довольно быстро учуяли.

А еще ветала отнеслась к этому выскочке аурингу слишком легко. Все потому, что она прекрасно помнила, какими были те древние ауринги и какой мощью они обладали. И это могущество пришло к ним лишь спустя много десятилетий, а то и столетий. Чего никак невозможно было ждать от свежевылупившегося ауринга, который владел даром всего ничего.

Теперь же Драгомиру каким-то образом удалось узнать, что они имеют дело с златодаром. А ведь все было на поверхности! Исцеление и усиление ведьмы. Как Магда могла такое пропустить?

Хотя понять ее можно. Вероятность того, что единственный в мире ауринг, который появился спустя несколько сотен лет, вдруг откроет в себе именно златодара, была ничтожной. Практически нулевой.

Это и в лучшие времена аурингов был самый редкий дар и один из самых опасных. Ведь где объявился златодар, или по-простому — сплавщик, там начинают объявляться и другие ауринги. Впрочем, никто не знал, каким образом это происходит, и действительно ли появление новых аурингов как-то связано со сплавщиками.

Но не это должно беспокоить ее повелителя. Златодару ни в коем случае не должно попасть в руки Око Бездны.

— Магда, — от ледяного голоса Ольгерда Магда слегка поморщилась.

— Да, мой повелитель, — произнесла ветала.

— Ведьма должна заговорить, — произнес Ольгерд. — Я хочу знать все об этом ауринге. И еще… Пора устроить охоту на его ближников.

Глава 16

Окрестности Брезмона. Недалеко от границы с Бергонией. Временный лагерь маркграфа де Валье.

Самира Клеман шла по лагерю маркграфа де Валье ровным шагом. Она старалась всем своим видом показать окружающим свою уверенность и спокойствие. Хотя внутренне она была напряжена до предела.

Всему виной этот вечерний вызов. Самира уже готовилась ко сну, но в дверь ее номера, который она снимала в одной из брезмонских гостиниц, громко и настойчиво постучались.

За дверью обнаружился Лео фон Грим с четверкой бойцов с гербами маркграфа де Валье на доспехах. Страйкер спокойным тоном сообщил, что его сюзерен приглашает ее, Самиру Клеман, отужинать с ним в тесном дружеском кругу. Несмотря на учтивый тон, Самира по взгляду Лео прекрасно поняла, что отказаться от приглашения не получится.

«И что ему понадобилось на ночь глядя?» — ломала она себе голову. Да и это сопровождение, которое, скорее, похоже на конвой. Маркграф словно опасался, что Самира сбежит. Хотя три дня назад сама прибыла в расположение его небольшого войска с группой теневых магов из разных гильдий, изъявивших желание присоединиться к новой гильдии.

Такие переходы были явлением очень редким. За каждого мага даже низшего звена гильдиями велись настоящие баталии. А тут сразу больше тридцати теневиков покинули столицу. И их даже не смутил тот факт, что придется оставить свои теплые безопасные места и отправиться, куда глаза глядят.

Всему виной показательная порка, которую устроил Максимилиан сразу нескольким авантам на королевской охоте. Самира и раньше присутствовала на поединках маркграфа, она прекрасно знала, на что способен Макс, но этот последний бой — такого она еще никогда не видела.

А когда, наконец, осознала, что именно наблюдала, то еще долго находилась под неизгладимым впечатлением. Абсолют! Первый спустя сто с лишним лет! И король довольно быстро ореагировал на появление мага такого уровня. Максимилиан стал главой новой гильдии.

Ну а дальше произошло то, что должно было произойти: в сообществе теневых магов начались разговоры, а потом и споры. Ни один из магов не остался равнодушным. Кто-то ожесточился, кто-то испугался, ну а кто-то, как те маги, которых Самира привела в Брезмон, решили связать свою судьбу с новой гильдией.

Минусов такого перехода было много. Но плюсы их полностью перевешивали. Во-первых, верховный магистр новой магической гильдии является правителем целой марки, которая находится на фронтире. Проблем с землей для гильдии не будет, как и с защитой магов. У маркграфа ведь целая армия. Во-вторых, этот магистр — абсолют, который ходит в Тень, как к себе домой. А это значит, что новообразованная гильдия будет располагать огромными запасами крудов и теневого сырья. А ведь где круды и сырье, там развитие дара и магического ремесла. И чем их больше, тем быстрее идет процесс усиления как теневого мага, так и всей гильдии.

И таких плюсов было еще много…

Эти три дюжины магов — которые быстро поняли, что стоять у истоков формирования новой гильдии выгоднее, чем прозябать в столице на второстепенных ролях — только первая волна. И Самира тоже была частью этой волны, она и еще несколько ее коллег по Янтарной гильдии. Они устали от внутренних склок и противостояния между магистрами их родной гильдии.

Самира Клеман уже давно разочаровалась в лидерах их организации. Некогда сильнейшая и влиятельнейшая магическая гильдия на материке была сейчас похожа на просыпающийся вулкан, скорое извержение которого грозило серьезными последствиями для всех ее членов.

Самира понимала, что этот конфликт магистров рано или поздно перерастет в кровавое противостояние. И ей, как страйкеру, придется принять бой в первых рядах. Намеки уже были. А так как Самире не хотелось сложить голову в этой бойне, она, как и некоторые янтарные среднего и низшего звена, ждали повода, чтобы покинуть гильдию. И этим поводом стало появление новой гильдии во главе с абсолютом.

Лишним доказательством того, что Самира поступила правильно, было то, что магистры янтарных настолько погрузились в интриги друг против друга, что даже не заметили потери двоих целителей, двоих артефакторов, троих алхимиков и четверых страйкеров в ранге медиусов.

Если на выход магов так называемых мирных направлений еще можно было закрыть глаза, то сразу четверо боевиков, покинувших гильдию, — это уже черезвычайное происшествие.

Сказать по правде, Самира до сих пор не верила в то, что к ней присоединились те трое страйкеров. Но когда весельчак и балагур Пьер Амари, который являлся лидером этой троицы, довольно логично и убедительно объяснил их позицию, Самире Клеман нечего было возразить. По сути, она и сама покинула гильдию по тем же причинам.

За последние две недели она стала тем центром, вокруг которого начали собираться маги, решившие последовать за маркграфом. И здесь не было ничего удивительного — Самира лично знала Макса и даже сражалась с ним плечом к плечу в первой бергонской кампании. Все рассчитывали на ее посредничество.

Единственное, что Самиру беспокоило в сложившейся ситуации, это, как отреагирует сам Макс на их появление. Все произошло слишком быстро и спонтанно. По уму, ей следовало встретиться с ним еще в столице, но она боялась привлечь к себе внимание магов из ее гильдии. Узнай Гильбер де Амбрель об этой встрече, у Самиры возникли бы серьезные проблемы раньше времени.

Поэтому она сама, а также остальные маги тайно покидали Эрувиль по отдельности. По одному, либо малыми группами. И уже потом встретились в небольшой деревушке в двух днях пути от столицы, чтобы продолжить путь уже вместе. По сути, это был самый настоящий побег.

В общем, Самира на протяжении всего пути беспокоилась о будущей встрече. Но ее переживания были напрасными. Когда их небольшой караван три дня назад добрался до временного лагеря, который люди маркграфа разбили возле Брезмона, Макс принял их радушно и пригласил в свою марку. Он даже не потребовал немедленной присяги, а предложил для начала посетить маркграфство. Осмотреться там и уже тогда принять взвешенное решение.

В общем, Самира и остальные маги восприняли приглашение Макса с воодушевлением и благодарностью. И вот, когда она думала, что все идет хорошо, на ее пороге появился Лео фон Грим с этим срочным и странным приглашением.

Шагая между шатров и палаток, Самира медленно, не подавая вида, накачивала свою энергосистему маной из самого крупного лилового круда, висевшего в виде амулета на ее груди. Странное предчувствие не отпускало Самиру, поэтому экономить в данный момент драгоценную энергию не было смысла. Если придется сражаться, она будет готова.

Лео фон Грим шагал рядом с ней. Самира помнила его по первой бергонской кампании. Тогда он был еще только-только оперившимся страйкером. Но когда она увидела его в столице месяц назад, то даже сперва не узнала.

Лео возмужал и заматерел. Явно набрался боевого опыта. И неудивительно. Каждый, кто хотя бы раз побывал в Тени, навсегда перестает быть прежними.

Прогресс молодого страйкера впечатлил Самиру. А еще она чувствовала зависть и досаду. Пока она металась из одного уголка Мэйнленда в другой, выполняя поручения магистров гильдии, словно девчонка напобегушках, Лео активно и целеустремленно развивал свой дар. Причем явно не экономя энергию лиловых крудов, которой всегда так не хватало. Самира, боевой дар которой очень ценили в янтарной гильдии, нехотя признавалась себе, что сейчас вряд ли смогла бы справиться с Лео.

Тем временем лагерь жил размеренным вечерним ритмом. Самира даже хмыкнула про себя. Максу, как всегда, удалось сделать невозможное. Ровные ряды шатров и палаток, железная дисциплина, ни одного праздно шатающегося по лагерю легионера, чистота и порядок — и это лагерь Отчаянных? В это мало верилось, но все же было правдой.

Она невольно задержала взгляд на длинных рядах фургонов: передвижные кухни, мастерские, госпитали, продовольственные повозки — все новое, добротное, крепкое. И очень дорогое. Похоже, маркграф де Валье начал готовиться к войне задолго до ее объявления.

Она тихо хмыкнула своим мыслям. В этом весь Максимилиан. Самире иногда казалось, что он умеет предсказывать будущее. Он всегда был на несколько шагов впереди своих соперников. В столице очень многие ее знакомые, в том числе и очень влиятельные, считали, что Золотой лев в этот раз разорвет Лиса на куски. Но Самира Клеман, которая была рядом с Максом во время первой бергонской кампании, думала иначе. Но переубеждать скептиков не спешила. Лишь тихо посмеивалась над их забавными выводами и предсказаниями.

Когда впереди показался знакомый шатер, Самира почувствовала, как по спине пробежал легкий холодок. Воспоминания о прошедшей войне нахлынули сами собой. Сколько важных решений было принято в этом шатре.

Когда тяжелый полог был отброшен, Самира переступила порог шатра и слегка прищурилась, давая глазам привыкнуть к свету. Проморгалась и быстро огляделась.

В центре стоял стол, за которым сидел сам Макс. Справа от него маячила массивная фигура Сигурда, при взгляде на которого у Самиры снова пробежал холодок по спине. От вечно молчаливого телохранителя маркграфа всегда веяло какой-то ледяной жутью.

Его жена, беловолосая Аэлира, тоже была здесь. Она стояла чуть поодаль, нависнув над какими-то мешками или тюками, лежащими у ее ног.

Самира опустила взгляд и присмотрелась. А когда поняла, что видит, вдрогнула и подалась назад. Но тут же уперлась спиной во что-то твердое.

Скосила взгляд. Это рука Лео фон Грима. Первым желанием было выхватить меч из ножен и закрыться магическим щитом, но Самира тут же взяла себя в руки. Повернула голову и встретилась взглядом с Максом, который внимательно наблюдал за ней.

В его глазах она увидела интерес и легкую насмешку. И, кажется, скуку.

Получается, ему скучно? У ног его телохранительницы лежат два трупа, а ему скучно? Сердце Самиры забилось сильнее. Один из мертвецов ей был прекрасно известен. Балагур Пьер Амари, всегда компанейский и жизнерадостный, веселивший Самиру забавными историями на протяжении всего их путешествия. Он мечтал о новой жизни и карьере в новой гильдии. Делился своими страхами и надеждами. И вот его остывающий труп лежит у ее ног…

— Зачем? — негромко прошептала Самира.

— Что зачем? — переспросил ее Макс, слегка склонив голову набок.

— Зачем вы убили его?

— Убил? — удивление хозяина шатра было искренним. — Кого именно вы имеете в виду, мадам?

— Беднягу Пьера Амари… — кивнула Самира на труп страйкера.

— Ах, вот вы о ком, — усмехнулся Макс.

Самира сцепила зубы. Похоже, за последнее время, пока они не виделись, маркграф сильно изменился. Только что она остро осознала, что, скорее всего, поторопилась со своим решением присоединиться к нему.

Она уже было подалась вперед, чтобы высказать этому чудовищу все, что она думала, но осеклась… Потому что Пьер Амари вдруг пошевелилися и глухо застонал. А потом повернул голову и взглянул на Самиру. И в это мгновение ее обдало такой ненавистью и презрением, что она даже перестала дышать.

Она сперва подумала, что это не Пьер. И куда подевался весельчак и шутник? Умей Пьер Амари прожигать взглядом, Самира бы наверняка уже превратилась в пепел. Что с ним стало? Или это он решил, что я с маркграфом заодно?

— Мадам, — услышала она насмешливый голос Макса. — А ведь этот, как вы выразились, бедняга чуть было не отправил на встречу с богами всех тех магов, которых вы ко мне привели. Благо, мы успели вовремя блокировать действие яда.

— Что⁈ — Самира ошарашенно перевела свой взгляд на маркграфа.

Тем временем рядом с Пьером заворочалось второе тело.

— Наконец-то, — проигнорировав возглас Самиры, проворчал Максимилиан. — А вот и второй деятель очнулся.

— Что все это значит? — с трудом взяв себя в руки, произнесла Самира, краем глаза отмечая, что второй очнувшийся тоже ей знаком. Это Антуан Мельрак, один из алхимиков, присоединившихся к их группе. Именно он и специализировался на ядах.

— Все просто и банально, мадам, — вздохнул Максимилиан и, разлив вино по двум бокалам, поднялся из-за стола.

Взяв в руки бокалы, он подошел к ней и протянул один из них. Та машинально приняла бокал. Ее рука слегка подрагивала от перенапряжения.

— Настоятельно вам рекомендую прекратить накачивать свою энергосистему маной, — спокойно произнес Макс. — От вас буквально фонит энергией. Даю слово, вам ничего не грозит. Я знаю, что вы мне друг, и не в моих привычках вредить друзьям.

Самира вздрогнула и, опешив, посмотрела на Макса. Но откуда?..

— Ничего сложного, — будто прочитав ее мысли, пожал плечами Макс. — От вас буквально фонит боевой энергией.

Самира сглотнула и поспешно кивнула. Затем приняла бокал и сделала большой глоток. Терпкое, слегка пряное вино приятно освежило. Спустя мгновение внутри потеплело.

Макс заметил, что Самира немного успокоилась. Кивнул и произнес:

— Как я уже сказал, мадам. Все банально и просто. Ваш стремительный отъезд из столицы очень не понравился Гильберу де Амбрелю и другим его друзьям, магистрам вашей бывшей гильдии. Поэтому они и поручили наказать вас и ваших коллег, послав с вами вот этих двоих, как вы там говорили? Ах, да! Бедняг…

Самира, слушая маркграфа, внимательно следила за выражением лиц Пьера Амари и Антуана Мельрака. Если немного пришедший в себя Мельрак испуганно озирался по сторонам и негромко поскуливал от стараха, то Амари не сводил ненавидящего взгляда с нее и с Макса.

— Так вот, эти двое, — продолжил маркграф, кивая на лежащих. — Подсыпали яд в еду ваших коллег и планировали подсыпать в мою, кстати, тоже. До меня они добраться не успели. Хех… Вернее, не смогли. Я даже не знаю, на что расчитывал заказчик. А вот ваших спутников они успели попотчевать отравой. Благо, мы вовремя успели предотвратить катастрофу.

Видимо, заметив обеспокоенность на лице Самиры, маркграф взмахнул рукой:

— Не беспокойтесь. Все остались живы. Помучаются животом денек — и все. Кстати, преступникам помогал еще один человек. Шпион господина де Амбреля. Один из липовых маркитантов, что следовал за нашим войском от самой столицы.

Макс полуобернулся и кивнул на стол. Там лежало несколько бумаг и гусиных перьев. А еще Самира заметила знакомые маленькие почтовые капсулы, которые обычно привязывались к лапкам почтовых птиц.

— Там вы найдете всю переписку этих двоих с главой янтарной гильдии, — произнес Макс, а потом добавил, но уже без усмешки: — Кстати, вас убивать приказа не было. Они должны были пленить вас, а потом доставить в столицу живой и невредимой. Видимо, господин де Амбрель намеревался побеседовать с вами лично.

Самира невольно поежилась, а потом бросила взгляд на Пьера. Теперь в ее глазах не было ни капли жалости. Она прекрасно понимала, о чем хотел с ней поговорить глава янтарных и где именно состоялся бы этот разговор. Она сама никогда не видела, но ей несколько раз говорили по секрету, что под особняком Амбреля есть подвал для пыток с внушительной коллекцией всяких специальных орудий.

Каким-то образом кляп изо рта Пьера Амари выпал, и Самира услышала его полный яда шипящий голос:

— Продажная тварь!

Беловолосая телохранительница пнула его носком сапога и быстро воткнула кляп в рот.

— Что вы собираетесь с ними делать? — от первоначальной растерянности Самиры не осталось и следа. Она снова была собрана и готова к любому развитию событий.

— Послезавтра преступники предстанут перед трибуналом, — спокойно ответил Макс. — Кроме меня, судить их будут: бургомистр Брезмона и несколько уважаемых людей города, мои старшие офицеры и несколько магов из вашей группы на выбор. Скажу прямо, доказательств достаточно, чтобы приговорить всех троих к повешению. Все протоколы допросов, а также судебного заседания будут отправлены в королевскую канцелярию. Другими словами, все будет сделано по законам Вестонии. Я хочу, чтобы об этом преступлении узнало как можно больше людей. Полагаю, лидерам янтарной гильдии пойдет на пользу этот урок. Некоторые из них возомнили о себе невесть что. Забыв о том доверии, которое им оказал наш король.

Глаза Самиры расширились, а потом засияли. О! Как только до столицы и короля дойдет весть о произошедшем, Гильберу де Амбрелю придется несладко. В то, что его, как и этих троих, повесят, Самира, конечно, не верила. Старый паук обязательно выкрутится. Будет утверждать, что его оговорили, либо, что более вероятно, он переложит ответственность на кого-то из нижестоящих. Обязательно найдет козла отпущения. Но тем не менее, репутации магистра будет нанесет серьезный урон.

— И еще, — добавил Максимилиан. — У меня к вам есть деловое предложение. Как вы смотрите на то, чтобы стать официальным представителем нашей гильдии в Эрувиле? Признаться, с этими сборами я как-то упустил из виду тот факт, что к нам так скоро захотят присоединиться новые члены. Только вы привели ко мне почти четыре десятка магов! А ведь, я так понимаю, очень скоро желающих будет намного больше. И у меня есть что им предложить для развития их дара и магических ремесел. Именно поэтому я и решил открыть официальное представительство в столице, которое вы и возглавите. Дабы пожелавшим к нам присоединиться магам не пришлось более скрываться, подобно преступникам. Гильдия Стражи Тени обеспечит новых членов всем необходимым для путешествия в мою марку и предоставит защиту. Отныне каждый, кто попытается навредить нашим людям, будет жестко наказан.

Самира смотрела на маркграфа, широко раскрыв глаза. Пока он говорил, она ощущала мощь, исходящую от его ауры. Ее слегка потряхивало от разлившийся вокруг силы. Только в этот миг она, наконец, поняла, с кем имеет дело. А еще ее переполняли радость и восторг от осознания открывающихся перед ней возможностей с таким верховным магистром.

— Я согласна! — дрожащим от переполнявших ее чувств голосом произнесла Самира Клеман.

Глава 17

Север Вестонии. Шато Нуар.

Ветер с северных гор обдувал каменные зубцы донжона, проникая сквозь щели между плитами — холодный, сырой, пропахший гарью недавнего штурма.

Над крепостью Шато Нуар поднимались вязкие струйки дыма. Где-то внизу кричали раненые, ржали лошади, слышались удары топоров и скрежет колес. Внезапно всю эту какофонию звуков перекрыл дружный воинственный рев тысяч глоток. Над донжоном затрепетало широкое знамя короля Астландии.

Оттон Второй стоял на смотровой площадке, сложив руки за спиной. Его взор был направлен на юг. Туда, где судорожно билось сердце этой огромной страны. Эрувиль манил Оттона своим блеском и богатством. Отобрав трон у этого слабака Конрада, Оттон неожиданно осознал, что это получилось сделать как-то слишком быстро и просто. Приготовления к мятежу длились чуть ли не в три раза дольше, чем захват власти в Астландии.

Оттон завоевал страну. Он стал Оттоном Вторым Храбрым. Его соратники и сообщники получили свои награды. Сперва новый правитель наслаждался новой игрушкой. Охоты, пышные балы, женщины — все это очень быстро наскучило ему. Оттону захотелось чего-то большего. Он возжелал новый трофей, тот, о котором он давно мечтал. И вот, наконец, этот час настал. Астландские легионы входили сквозь распахнутые настежь ворота крепости Шато Нуар. Теперь перед армией будущего императора лежала вся Вестония.

— Ваше Величество, — послышался знакомый хриплый голос за спиной.

Это был барон Шарль де Флави, его Крушитель. Доспехи гиганта несли следы ночного боя. Авант со своими страйкерами под покровом ночи пробрались в крепость и вырезали сперва четверку вестонских страйкеров, а затем и отряд, охранявший крепостные ворота.

Знаменитый своей неприступностью Шато Нуар был взят быстро и практически без потерь для астландцев. Еще у себя в столице Оттон, слушая донесения первого министра о бергонской кампании, запомнил, как этот бастард, которому Карл отдал маркграфство де Валье, взял один из городов, где засели багряные.

Этот хитрый Лис изобразил кипучую деятельность у стен города, готовясь к долгой осаде, чем усыпил бдительность защитников. А ночью внутрь города пробрались страйкеры и уничтожили охрану ворот. Правда, на стороне бастарда выступили местные горожане, но это уже не важно.

Оттон приказал Шарлю де Флави использовать уловку Лиса, и она сработала неожиданно легко. Король Астландии криво усмехнулся. А ведь Карл наверняка расчитывал, что Шато Нуар продержится много месяцев. Хотелось бы Оттону увидеть рожу этого идиота, когда тому сообщат о падении крепости за одну ночь.

Оттон качнул головой, давая знак Шарлю встать рядом с ним. Гигант безмолвно повиновался.

— Говори, — приказал Оттон, не отрывая мечтательного взгляда от горизонта.

— Несколько местных дворян прислали своих герольдов, — произнес Флави. — Хотят обсудить будущую присягу.

— Быстро они, — бровь Оттона слегка дернулась. — Сколько их?

— Мало, — уточнил Флави. — Пока что лишь несколько мелких баронов и шевалье.

Оттон хмыкнул.

— Это только начало. Чем глубже продвинется наше войско, тем сильнее будет этот поток. А вот когда мы разобьем войско Карла, к нам побегут даже те, кто и не помышлял никогда о смене хозяина.

Флави едва заметно кивнул. Он никогда не спорил, никогда не задавал лишних вопросов, чем и завоевал благосклонное отношение к нему короля.

Оттон перевел взгляд вниз, туда, где по плацу бегали его легионеры, перекрикивались офицеры, разбирали трофеи.

— Скажи, Шарль, — вдруг спросил Оттон, не оборачиваясь,— ты ведь родился в этих краях. Что ты чувствуешь после возвращения на родину?

Флави поднял глаза и всмотрелся в горизонт. Его лицо оставалось спокойным, голос прозвучал твердо:

— Моя родина там, где мой король. Все остальное Карл уничтожил, мой дом и мою семью. Я смог сохранить только жизнь. И она, как и мой меч, теперь всецело принадлежат вам, ваше величество.

Эти слова прозвучали искренне. Без пафоса. И Оттон одобрительно улыбнулся и доброжелательно произнес:

— Даю твоим бойцам один день на отдых. Заслужили. Но послезавтра, как и планировалось, они должны быть в седле и скакать на юг. Я хочу встретиться с лордом Скелвиком до генерального сражения.

— А если он откажется? — спросил Флави.

Оттон понимал, что его телохранитель спрашивает не потому, что пытается оспорить волю своего короля, просто его Крушителю нужен альтернативный вариант действий. Другими словами, Шарль уточняет, нужно ли притащить островитянина силой, если тот вдруг не захочет встречаться.

Оттон усмехнулся. Представил, как гигант Флави тащит за шкирку низкорослого Скелвика и как тот смешно машет руками и ногами. Затем король вздохнул и ответил уверенным тоном:

— Поверь мне, Шарль, отказа не будет. Островитяне — не дураки. Они понимают, что этот недобиток Мансфильд и эта безродная сука, которую они все объявили принцессой Софией, уже обречены. Я вообще удивлюсь, если это войско, которое больше похоже на обоз маркитантов, доберется хотя бы до границ ближайшего герцогства. И еще…

Оттон замолчал на мгновение. Задумчиво помял бороду, а потом произнес:

— Если все-таки увидишь, что Скелвик сомневается, напомни ему, как мальчишка-бастард повозил его и его людей мордами по земле. Прямо у ног Карла, который в свою очередь покрывает грабежи этого бастарда. Ведь наглое переманивание подданных островных лордов в свою марку — это настоящее воровство. И уже в конце скажи Скелвику, что при моем правлении такого бы никогда не произошло. Я бы обязательно приструнил своего вассала и возместил бы все убытки островным лордам. Всё. Теперь иди.

Шарль де Флави поклонился и молча удалился. А Оттон Второй продолжил наслаждаться видом простершейся перед ним долины. Она казалась сейчас такой беззащитной и такой безхозной.

Вспомнив о вестонском войске, которое уже покинуло Эрувиль и двинулось навстречу его легионам, Оттон усмехнулся и потер ладони.

Беглые астландцы, вечно грызущиеся между собой островитяне, вестонские дворяне под предводительством болвана-принца, которого поддерживают бездарные маршалы и торгаши, а также безродная девка, называющая себя принцессой… Даже если Скелвик откажется, Оттону плевать. Пусть все идут сюда. Чем быстрее он их разобьет, тем скорее доберется до столицы.

Нортланд. Бухта Туманов.

Астрид стояла на краю утеса и рассматривала огромную бухту, которая приютила ее флот. С высоты кораблики казались маленькими рыбешками, сбившимися в многочисленную стаю, замершую до окончания отлива.

Это место было памятным для нее. Когда-то они с Эриком и Хельгой, будучи еще совсем маленькими, гостили у старого ярла Торвика Желтозубого. Старик катал их на своем драккаре. Астрид помнила, как они веселились и хохотали, когда холодные морские брызги попадали на них, как мечтали о великих подвигах, что обязательно совершат.

Астрид тяжело выдохнула и поежилась. Брат погиб, а Хельга теперь где-то там, на юге, выпоняет ее поручение…

От созерцания бухты Астрид отвлек шум шагов. Она обернулась и тут же нахмурилась. К ней с наглой улыбочкой, ловко перепрыгивая с одного булыжника на другой, приближалась воительница из Ледяного храма, которую прислал к ней Кейван.

Ох, как же Астрид иногда хотелось стереть с этой наглой рожи эту насмешливую ухмылочку, но она всегда сдерживала себя и еще ни разу не показала своего раздражения. Кейван назвал ее своей сестрой, а это значило, что она тоже одна из хримтурсов. Какой бы Астрид ни была сильной воительницей, с хримтурсом ей не справиться.

Айсель, так звали воительницу, несла на своем плече мешок и, судя по тому, что он шевелился, Астрид предположила, что темная снова словила какого-то зверя и будет сейчас при ней жрать его живьем.

Когда темная сделала так впервый раз, то Астрид чуть было не вывернуло наизнанку. Но она сдержалась. А потом потихоньку привыкла к виду раздираемой на части кровоточащей плоти.

Иногда Айсель, думая, что Астрид ничего не видит, провожала ту многозначительным взглядом. Так темная обычно смотрела на свою добычу, которую собиралась сожрать. В такие моменты Астрид только усилием воли удерживала себя от радикальных действий с маной из своих крудов. Интуиция подсказывала ей, что темная как будто специально провоцирует Астрид на атаку. Словно ей нужен железный повод, чтобы впиться своими мерзкими зубищами в шею принцессы.

— Вот ты где! — весело выкрикнула темная и длинным прыжком перемахнула через здоровенный булыжник. — А я тебя обыскалась!

По спине Астрид, наблюдавшей за ловкими прыжками темной, пробежал холодок. Она мысленно отметила, что против Айсель ей не выстоять даже нескольких секунд. Иногда от темной так фонило силой, что у принцессы даже кружилась голова.

— Зачем ты искала меня? — напряглась Астрид.

Она ведь прекрасно помнила, что темная кровожадно смотрела не только на нее, но и на ее мужа, принца Луи.

— Есть новости из Вестонии, — загадочно ухмыляясь, произнесла Айсель. — Не очень радостные для тебя.

Темной было плевать на чувства принцессы, поэтому она продолжала улыбаться.

— Что случилось?

— Похоже, твоя сестренка Хельга мертва, — пожала плечами Айсель, при этом внимательно наблюдая за эмоциями девушки.

Складывалось такое впечатление, что ей нравилось ощущать негативные эмоции других существ.

Астрид сперва даже не поняла, о чем речь, но потом, когда осознала смысл слов темной, ей как будто поддых со всего маху заехали.

— Ч-что произошло? — стуча зубами то ли от холода, то ли от переполнявших ее эмойий, спросила Астрид.

— Ее казнили первородные, — как-то даже буднично пожав плечами, произнесла Айсель. — Лис, кстати, тоже там был.

— Н-но… — Астрид чувствовала, как все хладнокровие начинает покидать ее.

Хельга! Сестренка! Не может быть! Такого просто не могло случиться! Зачем Максу казнить Хельгу⁈ Нет…

Астрид, наконец, взяла себя в руки и покачала головой:

— Нет! Это ошибка! Этого просто не может быть. Зачем Хельга вообще понадобиласть каким-то первородным? Да и Макс не мог так поступить. Это вранье и ложная информация, чтобы рассорить меня с одним из моих потенциальных союзников. Сестра жива! Я не верю в то, что она мертва!

Айсель пожала плечами и произнесла, снимая мешок с плеча.

— Не веришь мне. Вот, послушай ее…

Она развязала веревку и небрежно, словно какую-то брюкву, вытрусила из недр мешка на камни существо. Астрид присмотрелась и поняла, что видит крупную кошку, которая когда-то была белой. Но сейчас ее шерсть стала бурой от крови и грязи. В нескольких местах раны на ее теле были похожи на кровавые лишаи.

В кошачих глазах этого существа плескались боль и страдание. Но, что удивительно, страха в них не было. Скорее — злоба и ненависть. А еще, кажется, досада.

— Кто это? — ошарашенно произнесла Астрид.

— Не кто, — наставительно подняв палец, ответила Айсель. — А что! Эта тварь — одна из лютен. Она прибыла из Эрувиля и вынюхивала здесь все о нас. Ловкая паскуда. Старая и опытная. Но от меня даже такой не уйти. Это она рассказала мне о смерти твоей сестры.

Астрид заметила, как лютен метнула в темную злобный, полный ненависти взгляд.

Айсель этот взгляд заметила. Ее рот, трансформировавшийся в широкую пасть, полную острых зубов, растянулся в мерзкой улыбке. Она пнула ногой кошку, на которой не было живого места, и рыкнула:

— Рассказывай, падаль!

Окрестности Гондервиля.

Новость о взятии аталийцами Ромона настигла нас в трех днях пути от Гондервиля. Это известие меня не особо удивило. Я знал, что граф Шарль де Роллен, так бестолково потративший время, предоставленное ему Золотым львом, долго не протянет. Но я не ожидал, что столица Бергонии так быстро падет под натиском аталийцев.

Мои шпионы из первородных докладывали, что вестонцы сами виноваты. Отнеслись по-скотски к местным жителям, совершенно позабыв при этом, что бергонский легион не просто так назван бергонским.

В общем, как только аталийцы взяли в осаду Ромон и предложили местным жителям сдать город взамен на неприкосновенность горожан, начался обратный отсчет жизни вестонских командиров.

Те в свою очередь попытались ужесточить дисциплину в рядах армии, но сделали только хуже. Передавили. За что и поплатились своими собственными жизнями. Графа Шарля де Роллена свои же подчиненные повесили на зубцах крепостных стен. Рядом с ним повисло еще три или четыре десятка вестонских дворян и командиров.

А спустя час в столицу Бергонии торжественно въехали молодой король Адриан и Золотой лев. Слово они свое сдержали, и горожан никто не тронул. Эта новость тут же, словно круги на воде от брошенного камня, разошлась по всем местным поселениям и городам.

Уже через неделю в Ромон прибыла делегация горожан из Контерна, третьего по величине города с ключами от ворот. Хех… Что-то мне это напоминает.

Другими словами, если так дальше дело пойдет, то такими темпами аталийские легионы появятся у стен Сапфировой цитадели намного раньше, чем мы ожидали.

Представляю, как сейчас рвет и мечет Карл. Он-то явно рассчитывал на бергонский легион. Наверняка посылал много золота графу де Роллену на формирование когорт. Столько шуму и пафоса вокруг всего этого было, а на деле вышел пшик. Как здесь говорят — замах на золотой империал, а удар на медный обол.

Ожидаемо новость о стремительном продвижении аталийцев никого не обрадовала. Маги, согласившиеся присоединиться к моей маленькой армии и посетить мою марку, как-то попритихли. Я видел их взгляды. Многие были задумчивы и мрачны.

Им и так уже досталось. В Брезмоне чуть было не отдали богам души. Бывшим коллегам почти удалось отравить ренегатов. Благо, я постоянно держал руку на пульсе. Мои люди вовремя отреагировали. Правда, пришлось позволить убийцам все-таки подсунуть яд. Но мы с Хельгой легко его обезвредили и вывели из организмов магов, чем заработали уважение и искреннюю благодаргность потенциальных коллег.

Маги были задумчивы, но возвращаться в Эрувиль не спешили. Уж очень их вдохновила моя речь о перспективах будущей гильдии. У себя в «родных» гильдиях им такого никто никогда бы не пообещал. Да что говорить — таких возможностей, как у меня, нет у большинства столичных гильдий.

Вон, один отъезд публично присягнувшей мне Самиры Клеман чего только стоил. Она уезжала на новеньком фургоне. С крудами и деньгами. Под охраной моих бойцов. Двое страйкеров из ее команды тоже присягнули мне и отправились с ней в Эрувиль. Пришлось, правда, провести с ними беседу, чтобы они, не дай боги, не ринулись мстить магистрам янтарных. Сейчас они уже члены Стражей Тени, поэтому должны соответствовать. А отравители… Вернее, те, кто их послал. С ними мы еще разберемся в свое время.

Тем более, что свои обещания я уже начал частично исполнять. Неудавшиеся убийцы были осуждены трибуналом и приговорены к смертной казни. Страйкера, алхимика и шпиона главы янтарных повесили сразу же после суда…

До Гондервиля оставался день пути, когда к нам навстречу выехал один из моих летучих отрядов, состоявший из дюжины бойцов, большинство из которых были вервольфами. Судя по мрачным физиономиям, плохие новости не закончились.

Командира отряда я прекрасно знал — старший сын одного из старейшин горного клана. Его проводили ко мне в шатер.

Когда он вошел, я сразу же почувствовал его напряжение. Широплечий, коренастый, с массивной челюстью и скошенным лбом. На висках уже седина. В серых глазах ярость.

Поклонившись, он сухим, слегка рыкающим голосом произнес:

— Мой вождь, беда!

— Что произошло? — напрягся я.

— Разведчики, которые отправились к Ромону, не вернулись, — ответил он. — Уже нет вестей от двух отрядов. Как сквозь землю провалились.

— Эфирель с ними были? — спросил я, чувствуя, как сердце сжимают невидимые ледяные тиски. Хотя гибели первородных я не чувствовал.

— Командиры этих отрядов не брали с собой эфирель, — покачал головой оборотень.

Я почувствовал облегчение.

— И что же, нет никаких следов? — спросил я.

— Только на их прежних стоянках, — покачал головой вервольф. — Но по следам видно, что они ушли сами. А потом словно демоны наколдовали… Шаг в сторону — и всё. Будто не было их там вовсе.

— М-да… — потер подбородок я. — Сам что думаешь? Куда они могли подеваться?

— На ум приходит только волшба, — мрачно произнес вервольф. — Похоже, в тех местах завелся сильный и хитрый враг. Смог справиться с нашими воинами, да еще и голову запудрить как нашим следопытам, так и первородным.

Вервольф посмотрел на меня испытующе, с надеждой.

— Что же, — произнес я. — Похоже, мне самому придется посмотреть на этих ловкачей. Готовь бойцов. Завтра утром отправляемся на охоту.

Лицо оборотня просияло. Глаза блеснули предвкушением и охотничьим азартом.

Глава 18

Где-то на северо-западе Вестонии…

Ночь стояла тихая, ровная, даже слишком спокойная для этих земель. Луна почти утонула в тумане, и только редкие просветы между кронами бросали серебристые полосы на священную поляну. Там, где некогда собирались поколения характерников, теперь мерцали угольки десятка костров, притушенных так, чтобы свет от них не нарушал границ круга.

Барсук стоял у старого дубового тотема, на котором проступали затертые временем очертания древних рунических символов. Он молчал, придерживая обеими руками ритуальный посох с навершием в виде барсучьей головы, вырезанной из дерева, и внимательно слушал, как шуршат шаги прибывающих старейшин.

Барсук разочарованно выдохнул. Их было мало. Катастрофически мало… А ведь он надеялся, что откликнувшихся на его зов будет больше. В основном это были представители небольших кланов. Замкнутых, но более или менее лояльных семье Барсука. Каждый пришёл со своим ритуальным посохом.

Старый характерник понимал, что все они, скорее всего, явились сюда в основном из любопытства. Они даже не догадываются, о чем пойдет речь. Базиль снова вздохнул. Это будет долгая ночь и очень сложный разговор.

На поляне, наконец, стало тихо.

— Ты нас позвал, — первым заговорил широкоплечий здоровяк Крум. — Мы пришли. Говори.

Посох с навершием в виде головы медведя в его лапищах казался тростинкой. Крум, старый приятель Барсука, был лидером среднего по численности клана. Но на фоне собравшихся здесь, по сути, самого крупного. Если Базилю сейчас удастся убедить Крума, остальные будут посговорчивее.

Барсук медленно оглядел лица собравшихся здесь характерников. Кого-то он видел впервые, только слышал о них, некоторых знал лично, ну а с кем-то из них дружил с самого детства, как с Крумом, например.

В основном, все смотрели на него с недоумением и любопытством. Как, впрочем, Барсук и предполагал. Ведь это был первый раз после многих десятков лет, когда Базиль решил воспользоваться своим правом призыва лидеров кланов.

О Барсуке последнее время сложилось устойчивое мнение, как о старике, который старается лишний раз не высовывать свой нос из теплой норы.

Это раньше, когда он был моложе, его беспокоили проблемы мира истинных и первородных. Но после гибели его сына, который, вдохновленный борьбой отца с темной заразой, нарвался на опасного противника, Барсук потерял интерес к глобальным проблемам.

Вырыл нору в окрестностях Эрувиля, стал старшиной гончарного ряда в столице, учил потихоньку молодых характерников, зарабатывал деньги на продаже всяких амулетов и оберегов. В общем, жил себе обособленно, занимался своими делами и другим не мешал.

И вот тебе на! Барсук неожиданно для всех вспомнил о братстве характерников.

— Надвигается буря, — сказал Барсук ровно, без пафоса. — Вы все это чувствуете. Земля дрожит. Тень ожила.

Кто-то фыркнул. Кто-то скрестил руки. По рядам прошли шепотки.

— Кажется, я уже когда-то это слышал, — со злой ехидцей в голосе хрипло прокаркал худой низкорослый характерник и потряс своим посохом с головой ворона. — Правда, это было очень давно. Когда наши с тобой сыновья еще были живы. Ты что же это, на старости лет решил снова нашу молодежь взбаламутить? Сыновьям головы заморочил, на внуков перешел?

— Сейчас все намного хуже, Трук, — покачал головой Базиль и поморщился.

Старый Ворон был когда-то его другом и соратником. Их сыновья были друзьями. После гибели парней Трук очень долго не хотел видеть Барсука. Он винил его в смерти сына. Со временем они помирились. Но о прежних отношениях речи более не шло.

— Земля всегда дрожала, — пробубнил коренастый Боран, лидер клана Бобров. — Ну а Тень… Приливы и отливы были всегда. Зачем ты нас собрал? Чего хочешь на самом деле?

— Может, хватит ломать комедию? — зло произнес Варек Вепрь. — Всем здесь собравшимся прекрасно известно, с кем завел дружбу Барсук. Разве вы не чуете, кто теперь его хозяин?

Лохматый Варек дернул щекой и указал пальцем на Базиля.

— Он служит Лису-аурингу, который подмял под себя всех истинных в столице и который ввязался в войну смертных. Но, похоже, мальчишка слишком поздно осознал, что раскрыл рот на слишком огромный кусок пирога. Не рассчитал силенок. Слишком много врагов сразу набежало. Как теперь это все переварить? Верно? Вот Барсук и прибежал сразу к нам. Хочет забрать наших сыновей и внуков на новую войну смертных.

— Это правда, друг мой? — требовательно спросил Крум. — Мы не для того держимся в стороне, чтобы ввязываться в войны людей. Пусть режут друг друга сколько им вздумается. Это не наша война.

Барсук чуть наклонил голову:

— Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о войне людей. Мне плевать на их возню. Я позвал вас, чтобы предупредить о другом враге. О нашем общем древнем враге, который уже зашевелился в своей темнице и пытается освободиться.

Ворон удрученно покачал головой. В его глазах Барсук увидел разочарование и досаду. Примерно такие же взоры бросали на него все собравшиеся старики. А вот во взглядах более молодого поколения было больше насмешек и жалости. Мол, старик перед смертью тронулся умом.

По рядам снова прокатился шепот.

— Поверьте мне, — продолжил говорить Барсук, — это не пустые слова. Я видел все собственными глазами.

Молодые характерники уже открыто улыбались. Старики, наоборот, хмурились. Пусть они не поддерживали Барсука, но им не нравилось что их старый друг и боевой товарищ откровенно превращается в посмешище перед молодежью.

Один из молодых лидеров клана Лесных Сов выступил вперед и с хитрой ухмылкой спросил:

— Даже если это правда, к чему нам вмешиваться в дела ауринга и его врагов? Зачем нам ставить под удар наши семьи?

Барсук шагнул ближе, на полшага, не больше, но этого хватило, чтобы все притихли. Давление его силы стало неожиданностью для всех.

— Потому что на этот раз, — сказал Барсук тихо, — война не обойдет нас стороной. Тень придет в движение и не остановится, пока не поглотит весь наш мир. Никто из вас не способен противостоять магии Барьера. Он разрушит все на своем пути.

Барсук перевел дыхание, успокаиваясь:

— И, если ауринги падут, падут и все остальные.

— О чем ты говоришь, старик? — озадаченный напором Барсука, спросил молодой Авар, лидер клана Куниц.

— Я говорю об Изломе, что образовался в изнанке, сквозь который начали прорываться твари Бездны. О хримтурсах, что ищут места силы, на которых держится Тень Стрикса. О том, что, если им удасться разрушить эти места силы, Тень сорвется с места и начнет поглощать этот мир. Но у нас есть еще время. Аурингу удалось уничтожить одного из старших лордов темных и усилить место силы в подземельях Теневого перевала. У нас есть план, как навсегда обезопасить наш мир от темных. Но для этого мы должны выступить единой силой. Иначе нас ждет смерть.

На мгновение воцарилась тишина. Только треск углей в сердцах костров нарушал ее.

А потом словно прорвало плотину. Молодежь уже откровенно смеялась над словами старого характерника. Старшие лидеры, качая головами, переглядывались между собой. Кое-кто уже поднялся со своих мест с намерением покинуть это собрание, которое быстро переросло в какую-то комедию.

— Излом? — молодой Авар широко улыбался. — Изнанка? Места силы? Старик, да ты никак начитался древних манускриптов с мертвыми предсказаниями и решил, что нам больше нечего делать, как слушать весь этот бред?

Барсук молчал и отрешенно наблюдал за разшумевшимися характерниками. Он вдруг осознал, что абсолютно спокоен. Его не трогали ни их насмешки, ни осуждающие взгляды. А еще он вспомнил, как примерно так же разговаривал когда-то с Максом.

— Хотя я вынужден признать, старик, — продолжал тем временем улыбающийся Авар, — у тебя действительно есть дар убеждения. Когда-то мой отец рассказывал о тебе. Он говорил, что ты умел вдохновлять наших братьев на бой. Сегодня я это почувствовал на своей шкуре. Хе-хе… Ты так уверенно говоришь об Изломе и Изнанке, что я на короткий миг даже поверил в их существование. Словно ты их видел собственными глазами!

Все молодые лидеры покачали головами. Мол, Авар прав. Так и есть. У старого Барсука дар.

— Помолчите! — неожиданно рыкнул седобородый Хальдвен, лидер клана Степных волков, который все это время молчал и сверлил Барсука цепким немигающим взглядом.

И все тут же замолкли. Хальдвена уважали. Да, его клан не был многочисленным, но у него были родичи в трех крупных кланах. Семьи Волков всегда приходили на помощь своим в случае нужды.

Барсук увидел, как поморщился Крум. Медведи и волки всегда плохо уживались. Базиль вспомнил рассказ Макса о его видении и внутренне усмехнулся. Эта вражда тянется из глубин веков.

— Барсук, — тем временем обратился к нему Хальдвен. — Может быть, меня на старости лет подводит слух. Но, кажется, я услышал, что ты говорил не об одном ауринге. Значит ли это, что их несколько?

Над священой поляной повисла тягучая тишина. Все характерники озадаченно уставились на Барсука. Тот даже не стал сдерживаться и криво усмехнулся. Чутье не подвело старого волчару. Базиль был рад, что Хальдвен откликнулся на его зов.

— Нет, Волк, — покачал головой Барсук. — Ты зря наговариваешь на себя. С твоим слухом все в порядке. Аурингов действительно несколько.

Барсук смотрел прямо в глаза старого Волка, выражение лица которого начало постепенно вытягиваться. Словно он уже начал понимать, что произойдет дальше.

После слов Базиля по священой поляне пронесся дружный вздох удивления.

Тем временем Барсук спокойно приблизился к молодому Авару. Лидер Куниц уже не смеялся. Его взгляд был настороженным и напряженным. Но он не сдвинулся с места.

— Я знал твоега отца, — произнес Барсук, остановившись в шаге от Авара. — Он был сильным и храбрым воином, обладавшим невероятным чутьем. И я очень жалею, что он сейчас не рядом с нами. Похоже, его знаменитый дар передался и тебе. Ты должен больше доверять ему. Я ведь действительно своими глазами видел Излом и Изнанку. Причем неоднократно.

С каждым сказанным словом глаза Авара все больше расширялись.

— Но как это возможно⁈ — вырвалось у Трука. — Характерникам нет хода в изнанку!

— А кто сказал, что я — простой характерник? — ухмыляясь, спросил Барсук и воспользовался трюком, которому научил его Макс.

В следующее мгновение Базиль наблюдал ошарашенные лица своих братьев характерников, которые таращились на золотую магическую дымку, окутавшую его руки, которые затем начали стремительно трансформироваться в барсучьи когтистые лапы.

Окрестности Сапфировой Цитадели…

В ночном лагере Паломников царила привычная суета. Помимо нескольких костров в центре, по периметру торчали факелы. Они потрескивали масляным пламенем, отбрасывая странные рваные тени.

В этих тенях бойцы Паломников двигались, как хищники: молча, резкими, уверенными движениями. Почти никто не разговаривал — только блеск ножей, хруст суставов и влажный звук сдираемой с плоти шкуры.

От сырой земли поднимался пар. Он стелился между палатками, словно серый туман, цеплялся своими щупальцами за ноги бойцов, за полы плащей, за срезанные головы убитых зверолюдей. Все вокруг пахло кровью, шерстью, дымом и чем-то еще… старым, затхлым, будто сама богиня смерти присела посмотреть, как идет работа.

Солена ди Ланци, Исповедница, сидела на поваленном бревне у огня. Свет выхватывал ее лицо из полутьмы, делая его жестким, резким, будто высеченным из старой потрескавшейся от времени кости. На ее коленях лежал кожаный мешочек, а в руках она перебирала крупные крепкие клыки.

Каждый клык был вырван ею лично. Ее большие пальцы слегка касались гладкой поверхности, а губы шевелились, словно она читала молитву. На шее Исповедницы висело ожерелье, в которое были вставлены десятки таких же трофеев. Каждого из прежних хозяев этих зубов она исповедала лично.

Из года в год она совершала этот жуткий ритуал, ставший для нее чем-то вроде личного обещания Владыке быть его верной последовательницей. В такие моменты, она была спокойна. Почти умиротворена.

Каждый клык, который она перебирала, был не просто трофеем. Это было подтверждение ее правоты, ее пути, ее веры; доказательство того, что мир, когда-то предавший ее Владыку, все еще можно очистить кровью его врагов.

Для других это была жестокость. Для нее — порядок вещей. Способ держать себя в равновесии. Помнить свое предопределение. И помнить, зачем она живет.

Каждый раз, вырывая очередной клык, она как будто заново подтверждала свою клятву, которую дала перед кровавым алтарем Алого Храма. «Я — исповедь. Я — кара. Я — последняя, кого они увидят перед смертью».

Из темноты без единого шороха выползла вытянутая фигура. Тонкие руки, почти паучьи. Голые сухие ступни. Пепельно-землистая кожа.

Это был ее овражник. Когда-то очень давно Солена оставила ему жизнь в обмен на клятву служить ей.

Он подходил так, будто не наступал на землю, а скользил над ней.

— Ты сделал, что я приказала? — спросила Солена, не поднимая взгляда от своих трофеев.

— Да, госпожа, — прошептал он. Его голос был шершавым, как песок, попавший в горло. — Ни запаха, ни следов. Лес все скроет.

Она кивнула, продолжая перекатывать самый большой клык между пальцами.

Овражник замер. Его хрупкие плечи заметно дрожали. Он стоял, опустив голову, словно боялся взглянуть на нее прямо. Несколько раз он открывал рот, но звук не выходил.

— Ну, чего мнешься? — холодно бросила Солена.

— Госпожа… — он проглотил ком в горле. — Если будет позволено…

Она подняла на него взгляд. Тяжелый и заинтересованный. Когда ее раб вот так мямлил, значит, что-то очень сильно обеспокоило или испугало его.

— Говори. Пока я не потеряла терпение.

О, сколько раз за прошедшие годы Солена хотела прикончить этого уродца. Но каждый раз она брала себя в руки. Овражник был очень полезен. Особенно в лесу. А еще он был из первородных, которых их собственные собратья изгнали после войны. Враг моего врага — мой союзник… Временный…

Овражник повернул голову к телам вервольфов. Его ноздри затрепетали, будто он пытался уловить что-то еще, что витало в ночном воздухе.

— Эти… — он сглотнул. — Эти не такие, как обычно.

Солена фыркнула.

— Все они одинаковы. Шерсть, мясо, клыки. Скулят под пытками одинаково. Умирают одинаково.

— Нет… — овражник тряхнул головой. — Я чувствую. В них была сила… чужая. Она пришла извне… как свежий ветер на дне оврага. Это не их сила. Это… след их хозяина. Очень сильный след.

Она наклонила голову чуть вбок.

— Хочешь сказать, что у этого трусливого ублюдка больше силы, чем у меня? У того, кто убил моего брата в спину, побоявшись принять честный бой? — она усмехнулась. — Не разочаровывай меня, раб.

Овражник шагнул назад, но не убежал, как делал это всегда в такие мгновения. Он ведь прекрасно осознавал, что прислужница темного постоянно сдерживается, чтобы не прикончить его.

Он мог бы давно покинуть ее и ее отряд. Клятва, что он дал этой женщине, ничего не значит. Но он не спешил. Его держала сила, исходившая от этой воительницы, которую он пил потихоньку. По чуть-чуть. Аккуратно, чтобы этого никто не заметил. А еще он пил энергию ее жертв. Это был настоящий пир для него. Зачем же ему бросать этих прислужников темного, которые обеспечивают его маной?

Но сегодня, когда овражник попытался выпить одного из раненых вервольфов, то чуть было не случилось беды. Энергия этих оборотней была другой. Смертельно опасной для таких, как он. Была словно раскаленная лава проснувшегося вулкана.

Овражник помнил запах этой силы. Ауринги вернулись…

— Госпожа… — его голос стал еще тише. — Эти волки были молодые. Совсем. Их сила только начала просыпаться. Но даже так — они сильнее обычных вервольфов. Если бы они были старше… если бы их командир был не один такой…

Овражник замолчал. Его руки дрожали, как у испуганного зайца.

— То что? — тихо спросила Солена.

Он едва слышно выдохнул:

— Многие воины из вашего отряда погибли бы.

Солена поднялась. Ее тень сомкнулась вокруг овражника, как лапы огромного зверя.

— Ты… сомневаешься во мне? — ее голос был едва слышным. Смертельно спокойным.

Овражник тут же рухнул на колени.

— Нет, госпожа… Но его сила. Она… Она знакома мне… Это… древняя сила. Сила тех, кого ваш Повелитель ненавидит больше всего.

Солена прищурилась.

— Сила древнего врага? Ауринга? — в ее усмешке не было ни капли страха. — Тем лучше. Значит, его смерть будет лучшим моим даром Владыке!

Овражник затрясся еше сильнее. Солена положила ладонь ему на шею. Ее рука была тяжелой, а пальцы холодными.

— Перестань дрожать, раб. Мы продолжим нашу миссию. И закончим начатое. Враг моего Повелителя сдохнет в страшных муках. Об одном беспокоюсь — что этот трус побоится прийти лично и отправит на поиски своих оборотней других людей. Но ничего. Их мы тоже убьем! Каждый, кого он пришлет, умрет. Вот тогда-то этому ублюдку придется заявиться сюда лично. Иначе его собственные воины не поймут, почему он медлит.

Овражник кивнул, но в его глазах отразилось то, что он не осмелился сказать вслух: «О! Он придет! И намного раньше, чем ты думаешь… Главное — оказаться подальше, когда это произойдет».

Покинув лагерь, овражник нырнул в лес. Он забрался в небольшую сухую канаву, облюбованную им еще вчера, укрылся прелыми прошлогодними листьями и начал думать. Кажется, наконец настал тот момент, когда пришла пора покинуть госпожу. Жаль… рядом с ней ему всегда было сытно… Но сейчас об этом нечего думать. Лучше голод, чем смерть от клинка ауринга.

А куда ему идти? Может, остаться здесь? Вспомнить былое. Найти уютный овраг. Начать заманивать туда жертв. Нет… Оставаться в этих краях тоже нельзя. Другие первородные рано или поздно обнаружат его и убьют.

Надо идти на восток… В королевство сангвальда. Там сейчас много изгнанных.

Глава 19

Увы, охоту на неизвестный отряд диверсантов пришлось отменить в ту же ночь, когда Аксель, командир верфольфов, принес мне новости о пропаже двух отрядов оборотней. Всему виной сильный ливень, начавшийся в середине ночи.

Вайра еще неделю назад предупреждала, что погода должна со дня на день испортиться, вот это в конечном итоге и произошло. Причем в самый неподходящий момент. Впрочем, как всегда.

По словам первородных, такая погода должна была продержаться больше недели. По тракту моей маленькой армии в такой грязи еще можно было ползти. А вот по тайным горным тропам, по которым волчьи разведотряды привыкли передвигаться и по которым я хотел идти сам во главе небольшого подразделения, в такую непогоду лучше не ходить. Там в подобном месиве один неверный шаг, и тебя собирают по частям с камней.

За себя лично, как за Хельгу и Аэлиру, которые должны были отправиться со мной, я был полностью спокоен. А вот пятерку вервольфов, пусть и опытных, подвергать риску не хотелось.

В общем, несмотря на то, что руки чесались проверить, кто там решил поиграть со мной в охотника и добычу, пришлось следовать первоначальному плану — довести всю свою разношерстную армию до Гондервилля.

Кроме того, я справедливо рассудил, что вражеский отряд тоже на время ливней затихарится где-нибудь.

* * *

Город, несмотря на непогоду, встретил нас шумно и откровенно облегченно, люди увидели маркграфские знамена, а потом — и меня верхом на Шторме во главе пусть и небольшой, но все-таки армии. Горожане открыто улыбались, выкрикивали здравницы, махали сосновыми веточками и подбрасывали шапки вверх. Для них это означало одно: война уже рядом, но и защита тоже рядом.

Праздник тоже устроили, благо дождь уже не лил сплошным потоком. На площади перед ратушей уже стояли жаровни, местные трактирщики выкатили бочки, запекли что-то мясное для простых солдат.

Столичные маги, присоединившиеся ко мне, взирали на все это озадаченными взглядами. Кажется, в их глазах, благодаря гондервильцам, я заработал дополнительные баллы. Меня явно встречали не под принуждением, а откровенно радуясь.

Отчаянные, кстати, слегка прибалдели от такого радушного приема. Обычно к ним относились как к отребью, а тут встречают как элиту армии.

Но сюрпризы для них еще не закончились. У дверей ратуши, помимо представителей местной власти, нас встречал Гастон Лафор со своими офицерами. Его массивная фигура заметно выделялась на фоне остальных. При виде уже легендарного капитана те отчаянные, которые вошли в город, а не остались у его стен возводить лагерь, дружно заорали, гремя оружием и доспехами.

В общем, встреча получилась радостная, как и само празднование.

А дальше началась рутина.

Я встречался с так называемыми отцами города, вникал в отчеты, проверял, сколько продовольствия и вооружения уже смогли запасти на складах, ходил по мастерским и торговым рядам.

Изучал результаты проверок, в которых шла речь об укреплениях стен, о состоянии ворот, о слабых местах, о количестве горожан, которых можно поднять в ополчение, а также кого из беженцев, которых было довольно много, неплохо бы привлечь к обороне города.

Параллельно приходилось разруливать конфликты между горожанами, уточнять маршруты обозов, договариваться с купцами о срочных поставках и так далее и тому подобное. Правда, положа руку на сердце, мое участие во всех этих делах носило, скорее, характер некого усилителя. То есть все и так неплохо функционировало, просто при моем появлении скорость всех процессов заметно возрастала.

Но даже так меня очень радовало то, что я видел. Гондервиль, без сомнения, превратился в один из важнейших узлов сопротивления на пути аталийской армии.

* * *

Занимаясь делами, я ни на минуту не забывал о том, что, как только закончится дождь и немного просохнут тропы, нас ждет охота. Неизветный отряд диверсантов меня серьезно беспокоил. Именно поэтому я приказал увеличить численность отрядов патрулирующих главные тракты, а также увеличить их личные составы. Кроме того, я временно запретил отправлять лазутчиков из первородных вглубь территории подконтрольной аталийцам.

Я не знал точно, что за отряд действует практически в нашем тылу, но предположения и догадки у меня были. В первую очередь я грешил на кларонцев. Они уже отправляли лазутчиков как в Гондервиль, так и в мою марку. Плюс нападение кровососов на внуков Якоба Седого.

Памятуя о так называемых изгнанных, я именно поэтому не хотел рисковать жизнями эфирель, которые были основой моей крылатой почтовой службы.

Еще один вариант, помимо кларонцев, — аталийцы. Золотой лев, тактик и стратег, он мог спокойно собрать отряд или несколько отрядов из страйкеров, чтобы те охотились на моих вервольфов. Может быть, один из таких отрядов и зашел так глубоко на север Бергонии. Единственное, что меня смущало в этой версии, это странная волшба, с помощью которой этот отряд маскировал свои следы. Подозреваю, что здесь явно не обошлось без одаренного, который обладает магией леса. Кто-то из истинных, или, что более правдоподобно, из первородных.

Если бы речь шла о ледяных, которые спокойно использовали тех же душеловов, это другое дело, но, зная «любовь» багряных к первородным, а Золотой лев наверняка их бы и нанял, у меня были сомнения.

В общем, я почти был уверен, что мы имеем дело с магами короля Ольгерда. А это значит — я должен лично решить эту проблему. Заодно проверю, что они могут противопоставить магии аурингов.

* * *

В дороге от Брезмона до Гондервиля во время длительных привалов мы с Хельгой возобновили погружения в изнанку. Свободных часов было немного, так что приходилось выкраивать по несколько часов на выходы.

Погружения были короткими и осторожными. В основном старались держаться подальше от Излома и мест, где можно было наткнуться на тварей Бездны. Сосредоточились на охоте на привычных жрунов и визгунов.

Но и руку на пульсе держали. Периодически устраивали вылазки на разведку. И то, что мы видели, нам не нравилось. Излом потихоньку увеличивался, как и поток темных обитателей.

Но имелись и другие новости. В одном из таких рейдов мы увидели, как на тварь Бездны, что слишком отдалилась от Излома, напала стая из нескольких крупных поглотителей при поддержке мелких падальщиков. Им, конечно, досталось, но они смогли справиться с пришельцем. Мы с Хельгой посчитали эту новость полезной и положительной. Выходило, что Изнанка сама постепенно уничтожает парзитов-вторженцев.

За последнее время я наладил отношения с призрачным лисом. Совместная охота и рейды к Излому нас постепенно сплотили. Он уже приближался ко мне на растояние вытянутой руки, а однажды у нас с ним даже произошел контакт. Лис позволил прикоснуться к его голове, при этом сам обнюхал меня.

Тактильный контакт с существом, которое большую часть времени выглядит полупрозрачной тенью, трудно описать.

Это напоминало ощущение от очень плотного, тугого тумана, в котором все же есть форма и скрытая сила. Под рукой чувствовалась не шерсть и не кожа, а упругая оболочка, в которой пульсировала энергия. Лис позволил к себе прикоснуться, не отдернулся, не исчез. Наоборот, будто сам замер, оценивая меня.

Наши ауры соприкоснулись, и я понял, что произошло то, о чем меня предупреждала Инэс. Лис признал меня, и мы отныне стали семьей.

Хех… Надо было видеть лицо Хельги. Она и так, находясь в Изнанке, постоянно осматривалась в надежде на то, что появится еще один такой призрачный зверь. Но, увы, кроме лиса никого больше не было.

Мы с Хельгой пришли к выводу, что, пока он крутится возле нас, ни один другой призрачный зверь не осмелится к нам приблизиться. Похоже, для того чтобы подружиться с призрачным стражем, Хельге придется погружаться в Изнанку без меня. И еще неизвестно сработает ли это. Инес ясно дала понять, что такие вот компаньоны — это огромная редкость.

Кстати, после того контакта в фигурке лиса что-то изменилось. Сначала я списал это на усталость. Несколько раз, уже вернувшись, я ловил себя на странном ощущении: когда пальцы обхватывали теплый камень, иногда мне мерещился слабый ритм. Как будто в глубине миниатюрного тела билось крошечное сердце.

Сперва я проигнорировал это. Подумал, что показалось. Но чем чаще мы выходили в Изнанку, чем активнее мы охотились вместе с лисом, тем отчетливее становилось это ощущение.

В какой-то момент я перестал убеждать себя, что это игра воображения. Фигурка действительно отзывалась на мои прикосновения. Внутри нее жила сила, которая постепенно просыпалась.

Меня это одновременно успокаивало и тревожило. С одной стороны, это означало, что связь с призрачным зверем усиливается. Но с другой — я прекрасно понимал, что если это существо вдруг прорвется в этот мир, мне будет сложно контролировать его. Что я буду делать, начни он охотиться, например, на моих первородных и других одаренных?

Я ведь не его хозяин, и он не мой пес. Поэтому я каждый день с замиранием сердца наблюдал за процессом, происходящим в этой маленькой фигурке, которая, казалось, постепенно наполнялась потусторонней жизнью изнанки. При этом я активно участвовал в этом процессе.

Сейчас я сидел в маленьком подвальном помещении моего дома в Гондервиле.

Обычный побеленный камень, низкий потолок, деревянная дверь, простая лавка у стены и коврик на полу, чтобы не сидеть на холодном камне.

Я скрестил ноги, выровнял дыхание и привычным движением достал фигурку лиса.

Камень был чуть шершавый и теплый. Я положил его на раскрытую ладонь, второй накрыл сверху, как будто пытался защитить маленькое существо от внешнего мира.

Закрыл глаза.

Немного пригасил внешнее восприятие, прислушался к себе, к тонким вибрациям золотой маны, к еле уловимым нитям, тянущимся куда-то далеко.

Пульс проявился почти сразу. Не такой, как у человека. Ровный, глубокий, редкий. Я не пытался форсировать процесс. Просто дышал и слушал, позволяя этому ритму накладываться на собственный пульс. Где-то в глубине сознания на секунду мелькнула знакомая тень. Узкие глаза, внимательный взгляд, чуть дернулись воображаемые уши.

«Я тебя слышу», — мысленно сказал я.

Ответа не последовало. Но сердце фигурки не исчезло, не погасло. Оно продолжило биться, спокойно и уверенно.

Я выдохнул, чуть разжал дрожащие от волнения пальцы. На меня все также смотрел каменный лис, приготовившийся к атаке.

Я тяжело вздохнул. Пора возвращаться в обычный мир, где меня ждали вполне земные проблемы.

Поднимаясь по ступеням, я услышал, как наверху хлопнула дверь. Послышались разговоры, а спустя несколько мгновений рядом со мной материлизовалась встревоженная Селина.

— Что там? — спросил я.

— Это Аксель, — ответила она. — С плохими новостями.

Я хмыкнул и, покачав головой, продолжил подниматься. Как-то так вышло, что у этого вервольфа получается приносить лишь худые вести.

Аксель ждал меня в каминном зале и выглядел он еще хуже, чем при нашей последней встрече. Волосы прилипли к вискам, на плаще мокрые пятна, на сапогах грязь. Лицо было мрачным и осунувшимся.

Наши взгляды встретились. В его глазах я прочитал страх и мольбу. Хм, неожиданно.

Я молча кивнул на стул, но он остался стоять. Похоже, даже не заметил моего жеста.

— Говори, — сказал я.

Он сглотнул.

— Молодняк, — тяжело выдохнул Аксель. — Те, что ждали вашего приезда и готовились к преображению. Они ушлина юг. Сами. Захотели доказать, что достойны стаи. Решили найти тех, кто убивает наши дозоры. Без приказа. Без старших.

По моей спине прокатилась холодная волна. Похоже, придется вести отряд в непогоду.

Где-то в окрестностях Сапфировой цитадели…

Лес дышал ночной сыростью, пахло мокрой землей, свежей хвоей и кровью только что разделанного кабана. У небольшого костра сидела группа молодых вервольфов — тех, кто еще не успел пройти свое первое полное Преображение, но уже считал себя воинами.

Глаза юных обооротней горели охотничьим азартом и предвкушением скорой схватки. Они смеялись, шутили, толкали друг друга.

Кабан жарился прямо на рогатине. Шкворчало сало, капало в огонь, и пламя каждый раз вспыхивало чуть выше, окрашивая лица рыжим светом.

Они ели руками, рвали полусырое мясо слегка трансформировавшимися зубами, подзадоривали друг друга и уже видели себя героями, которые вернутся домой с головами убитых врагов.

— Скуксился, — фыркнул самый крупный из них, плечистый светловолосый вервольф по имени Хальвар. Он ткнул локтем соседа и кивнул на самого младшего. — Гляньте, Эйнар опять в землю уставился. Это что за морда такая кислая? Ты же сам рвался идти!

Несколько оборотней прыснули, кто-то хохотнул громче остальных.

Самый младший, Эйнар, худощавый, темноволосый, с серыми быстрыми глазами сидел чуть в стороне, поджав ноги и грея ладони у костра. Переход был сложным. Несколько раз он чуть было не сорвался в пропасть. Но его вовремя подхватывал кто-то из товарищей. Эйнар, которого за глаза все в стае называли слабаком, устал, промок и выдохся. Мясо, которое он держал, давно остыло, но он так и не сделал ни одного укуса.

Первоначальная замечательная идея отправиться на охоту за неизвестным врагом, уничтожившим два отряда старших, чтобы доказать, что он не слабак и не слюнтяй, теперь казалась Эйнару не такой уж и удачной.

Он вспомнил, как долго выпрашивал Хальвара взять его с собой, и поморщился. Какой же идиот! Сейчас сидел бы у горячего очага в доме отца и наслаждался бы теплом.

Весь последний день Эйнар как будто ощущал на себе посторонний взгляд. Злой и кровожадный. Будто за ним по пятам двигался хищник, подбирая удобный момент, чтобы напасть.

Эйнар все время прислушивался. Принюхивался. Косился в темноту меж стволов. Но хищник почему-то не атаковал.

— Я… просто думаю, — буркнул он, не поднимая взгляда.

— Думает он! — широкоплечий Хальвар оскалился. — Ты слишком много думаешь последнее время. Уж не жалеешь ли ты, что отправился с нами на охоту? Может, зря я тебя послушал и взял с собой?

Эйнар вздрогнул. Поднял голову и активно ей замотал. Не хватало ему еще, помимо прочего, потерять благосклонность их лидера. Эйнар, конечно, знал почему на самом деле Хальвар так добр к нему, как, собственно, и все присутствующие. Анта, младшая сестра-красавица Эйнара, вот истинная причина благосклонности и дружелюбия Хальвара. Он уже давно увивается за Антой, но та не спешит отвечать ему взаимностью. Вот потому здоровяк и решил сперва подружиться с ее старшим братцем-слюнтяем.

— Вот и хорошо, — выпятив широкую грудь, рыкнул Хальвар. — Найдем этих трусов, и их головы принесем самому аурингу. Вот увидишь, он скажет, что никогда не видел такого славного Преображения!

Молодой оборотень вскинул руки, будто держал невидимую добычу. Остальные одобрительно загудели.

— Старшие ушли и не вернулись, — тихо сказал Эйнар, будто сам себе. — Два отряда. Они были опытнее… сильнее.

И тут же вжал голову в плечи, пожалев о том, что не смог сдержать язык за зубами.

— И что? — тотчас огрызнулся Хальвар. — Значит, удача не была на их стороне!

Он клацнул зубами, громко, резко.

Несколько ребят захохотали, кто-то сделал вид, что хватает кого-то за горло.

Но Эйнар не смеялся. Он снова вдохнул воздух, глубоко, настороженно. Что-то было не так. Невидимый хищник, шедший за ним по пятам, вернулся?

Ветер еле заметно пошевелил ветви деревьев. Потащил дым костра вправо.

И вдруг вместе с этим принес… чужой запах. Холодный. Посторонний. Настоящий!

Запах, от которого шерсть на загривке Эйнара тут же встала дыбом.

Молодой оборотень резко поднял голову.

— Тихо… — прошептал он, но никто из спутников не услышал его, их смех перекрыл все звуки.

Эйнар, дрожа всем телом, уже понимал, что нужно было вскочить. Сказать что-то громче. Предупредить остальных.

Он только начал распрямляться, когда краем глаза уловил движение. Это была тень. Полупрозрачная. Размытая. Быстрая, как молния, и тихая, как падающая пушинка.

Эйнар лишь успел выпучить глаза и приглушенно выдохнуть:

— Хальв…

А в следующее мгновение мир исчез, и Эйнара поглотила ледяная тьма…

Глава 20

Небо затянуло словно рваным серым покрывалом. Скалистые горы вокруг напоминали потемневшие от времени костяки древних чудовищ. Одна из тайных троп, по которой нас вели Аксель и его самые опытные бойцы, была самой опасной, но и самой короткой из всех. Она должна была соединиться с той, по которой рванули молодые оборотни. Перехватить, увы, мы их уже не успевали, но я все-таки надеялся, что эти балбесы решат переждать дождь на одной из стоянок.

В поход, помимо пятерки оборотней, которые, собственно, и показывали нам дорогу, я взял Хельгу, Селину, Вайру, Сигурда и, конечно же, Аэлиру. Первое время наши провожатые ради нас шли в щадящем темпе, но довольно быстро осознали, что это не они, а мы сдерживаемся.

Знай мы эту местность, я без сомнения отправился бы в поход без вервольфов. Да, они быстры и выносливы, но до меня и моих ближников явно не дотягивали. О чем они довольно быстро догадались.

Кстати, Хельга без проблем выдерживала мой темп, чем изрядно удивила всех. Хотя я прекрасно помню скептические взгляды, которые на нее бросала Аэлира.

Я снова проверил, все ли на месте.

Впереди, рядом с Акселем, бесшумно ступая, шла Аэлира. Чуть позади — Сигурд, огромный, как валун, но при этом двигавшийся легко и уверенно, будто вырос в этих горах. Чуть дальше маячил плащ Хельги.

Чуть выше по склону между камней мелькала фигурка Вайры — легкая, нервная, готовая в любой момент предупредить об опасности. Лучше всех устроилась Селина. Она сидела у меня в рюкзаке.

Пятерка вервольфов равномерно распределилась по всей длинне нашей походной колонны.

Пятый день в пути. Пятый день мы идем по следу тех молодых оболтусов, которые решили, что обряда преображения им мало, и что они просто обязаны впечатлить своей удалью как меня, так и все свои рода. М-да… В этом плане все миры ничем не отличаются…

— Снова спуск, — бросил Аксель, указывая вперед, когда мы сделали короткую остановку. — Потом каменная кишка и выход на седловину. Дальше встанем на след молодняка.

Я кивнул. И уже через час мы убедились, что вервольф был прав.

М-да… Наследила молодежь знатно. Местами прям так и вообще не скажешь, что это какая-то тайная тропа. О маскировке ребятишки не заботились совершенно. Считают себя хозяевами этих мест, не иначе.

— Они не сбавляли ход, — уверенно произнесла Аэлира, осматривая тропу. — И даже не пытались заметать следы.

— Сопляки, — раздраженно рыкнул Аксель. — Лично уши оборву.

Его состояние мне понятно. Один из этих героев — его племянник. Да и остальные волчата — родичи сопровождавших нас бойцов. Вон как горят глаза у вервольфов. Рвутся вперед. Чуют беду. Хотят предотвратить катастрофу.

Мы с моими ближниками лишь многозначительно переглядываемся. Не у одного меня плохое предчувствие.

Я выпрямился, окинул взглядом склоны. Мокрая тьма между стволами, редкие огрызки тумана, которые ветер выбрасывает из оврагов вверх. В этой каше из камня, хвои и дождя любой чужой запах должен был выделяться. Но пока, кроме влаги и следа молодняка, ничего.

Это и радовало, и настораживало.

Радовало то, что посторонних следов на тропе и рядом с ней не наблюдалось. Это дарило хрупкую надежду, что неизвестный вражеский отряд сейчас не на охоте, а просто где-то пережидает непогоду.

А настораживало… Что если кларонцы настолько искусны в магии, что даже я не могу их учуять? Что если прямо сейчас они наблюдают за нами? Пожалел, что с нами сейчас нет Барсука. С его чутьем было бы спокойней.

— Всем быть настороже, — негромко приказал я, а потом кивнул Акселю и Аэлире продолжать путь.

По моему сигналу ко мне подлетела Вайра. Дождь ослаб. Можно отправить эфирэль вперед. О чем я ей и сообщил. Та тут же с улыбкой рванула вперед, пообещав, что будет осторожна. Хех… Вырвалась на свободу. Утомили ее мои меры предосторожности.

Мы тем временем двинулись дальше. Тропа потянулась вниз, туда, где уже угадывалась более широкая впадина. Наверняка молодые вервольфы где-то там и решили разбить лагерь на относительно ровном месте.

Уже спустя час вернулась мрачная Вайра. Глаза эфирэль были расширены. А губы слегка подрагивали. Что же она там такое увидела?

— Кровь, — тихо сказала Вайра, подлетев ко мне. — Много крови. Скоро ветер изменится, и волки ее учуют. Надо удержать их. Там ощущаются эманации чужой силы. Враг, скорее всего, близко. Я, как ты и велел, лишь слетала туда и обратно. Осмотрела все издалека. Боялась нарваться.

Затем она коротко описала, что увидела. С каждым ее словом я все больше мрачнел.

— Ты — молодец, — похвалил я Вайру после того, как она закончила свой рассказ. — Все правильно сделала.

Затем я посмотрел на Акселя, ловившего каждое мое движение, и, судя по тому, как враз изменился его взгляд, он, похоже, все понял. Но нужно отдать ему должное, вервольф не кинулся сломя голову вперед, а остался на месте, ожидая моих приказаний. Бойцы из его отряда тоже порадовали дисциплинированностью и выдержкой. Хотя у каждого из них где-то там впереди находится молодой родич.

— Все ко мне,— скомандовал я.

Меня тут же обступили со всех сторон, они были готовы слушать план…

Где-то в окрестностях Сапфировой цитадели…

Дождь не прекращался уже которую ночь. Он шел вязко, лениво, будто специально растягивая запах крови, пролитой на поляне внизу. С уступа все было видно: мокрые тела молодняка, разорванные, переломанные, брошенные среди разбросанных вещей, обрывков одежды и потухших углей. Настоящая наживка. Та, что должна заставить старших явиться.

А чтобы не пропустить этот важный момент, братья Тэм и Грэм облюбовали себе наблюдательный пункт в пещерке, маленькой, как нора, прямо над скальным уступом. Место тесное, сырое, но лучше, чем мокнуть и мерзнуть под дождем. Тут пахло мокрым мехом, плесенью и вяленым мясом.

Тэм, лениво наблюдая за мертвой стоянкой, оторвал зубами очередную жесткую вяленую полоску и скривился.

Как же ему сейчас хотелось оказаться в сухом трактире и впиться зубами в кусок нежного жаренного мяса. А главное — горячего. Чтобы жирный сок стекал по подбородку и бороде. И запивать это все вином, которое подаст ему симпатичная официанточка.

Представив себе эту картину, Тэм тяжело вздохнул. Судя по тому, как разворачивались события, он и остальные Паломники еще не скоро попадут в трактир.

Исповедница закусила удила и задалась целью уничтожить всех истинных в округе. И ладно бы трактирная еда. С этим делом можно и подождать. Тем более, что здесь зверья хватает, — голод отряду не грозит. Здесь уж точно получше, чем в степном походе, пусть и сыро, но есть вода и еда.

Но вот как поступить с крудами? Вернее — с их дефицитом? Запасы кристаллов, что они с братом сделали еще в Аталии, стремительно подходили к концу. Такими темпами придется влезать в долги к Исповеднице. А это — не самый лучший выход, мягко говоря. Потом ведь Слим, казначей отряда, три шкуры сдерет. И как у этой твари так ловко получалось всегда оставаться в плюсе?

У Тэма сейчас оставалось всего три лиловых круда. Небольших и мана в третьем уже была на донышке. У Грэма с запасами энергии было еще хуже. Два кристалла. Итого пять неполных крудов на двоих! Так, глядишь, придется брать в руки обычные клинки.

М-да… Этот край оказался полным сюрпризов…

Ощутив неприятное давление в области мочевого пузыря, страйкер поморщился. Грэм, долго еще? Где тебя носит? Тэм, не поднимая взгляда, буркнул в сторону темного хода пещерки приглушенное ругательство. Не хватало еще начать мочиться и гадить прямо здесь в пещере.

Но брата всё не было.

Тэм раздраженно чмокнул языком. Опять этот болван ушел бродить вокруг скалы. Понятное дело, не хочется сидеть скрючившись в этой сырой норе и ощущать, как твои мышцы начинают превращаться в камень. Сейчас снова прошляется по округе несколько часов. А чтобы Тэм его не ругал, притащит зайца или белку какую-нибудь. Мол, охотился. Хотя от сырого теплого мясца Тэм не отказался бы. Всё лучше, чем жевать эту каменную мясную подошву.

Правда, охотиться здесь было не на кого. Дождь смывал запахи, зверье не подходило к поляне; только дождь, трупы и туман.

Взглянув на изувеченные трупы молодых оборотней, ставших под дождем странными изломанными скульптурами, Тэм довольно усмехнулся. Отряд этих молодых болванов — настоящий подарок.

Даже Исповедница едва не улыбнулась, увидев их, а ведь эта эмоция для их предводительницы — настоящая редкость.

Дурачье, решившее показать удаль, ломилось по тропе, словно стадо тупых кабанов на водопой.

Их резали легко и быстро. Не так, как с предыдущими отрядами. Там, конечно, тоже все получилось быстро, но не так просто, как обычно бывает с оборотнями.

Несмотря на то, что в обоих случаях атака была молниеносной и из засады, некоторые из тех вервольфов смогли отреагировать на нее. И даже попытались дать отпор. Тэма, да и других Паломников особенно впечатлил своей скоростью и силой лидер второго отряда верфольфов.

Если бы не сама Исповедница, сразившая его, и двое авантов — остальным медиусам пришлось бы плохо. Эти оборотни были странными. Слишком быстрыми. Слишком смелыми. Слишком живучими.

Даже овражник что-то бормотал потом о силе их хозяина, о древней магии. А еще угрожал им, мол, этот хозяин очень скоро явится по их душу.

Тэм только фыркнул тогда. Оборотни есть оборотни. Все дохнут одинаково. Но зарубку в памяти сделал. Все же что-то в этом регионе было не так. Слишком много слухов об ауринге. Слишком много знаков.

Впрочем, были и отличные новости. Последний оборотень из малолеток рассказал много интересного перед смертью. Оказалось, что в этих краях очень много кристаллов. Особенно их много в небольшом замке на фронтире под названием Крысобой. Мальчишка слышал об этом замке в разговоре между его отцом и родным дядькой. Дядька какой-то важный пост занимает в местной иерархии. В общем, эти сведения здорово воодушевили весь отряд.

Исповедница обещала, что после того, как они закончат здесь, она поведет Паломников поближе к Сапфировой цитадели, где они начнут щипать караваны и обозы маркграфа. Наверняка в одном из них будут перевозить круды.

От одной мысли об этом у всех в отряде глаза загорелись.

Мочевой пузырь снова дал о себе знать, и Тэм заерзал на одном месте, меняя положение. Затем прислушался. Кажется, со стороны тропы, которой они пользовались, послышались шаги.

— Грэм! — громко прошептал он. — Где тебя демоны носят?

В ответ послышалось приглушенное бурчание. Как есть, брат сейчас начнет оправдываться и тыкать в нос мертвой тушкой какого-то зверька.

Тэм приподнялся и вылез из пещерки. Затем обернулся, но неожиданно вместо брата увидел силуэт незнакомца, стоявшего на тропе в нескольких шагах от него. Темная тень, мокрый плащ и капюшон, спокойная поза.

— Где Грэм? — от неожиданности задал глупый вопрос Тэм, при этом машинально накачивая свою энергосистему маной из крудов. Он схватился за рукоять своего короткого меча, и его доспех окутала лиловая магическая дымка.

Незнакомец пожал плечами и непринужденно сказал:

— Прости, приятель, но Грэма больше нет.

Тэм рыкнул и дернулся, чтобы атаковать врага, но его ослепила резкая вспышка, а спустя миг тело Паломника оказалось в золотистом магическом тумане, который в мгновение ока опустошил все запасы маны энергосистемы Тэма. В ужасе расширив глаза, Паломник наблюдал, как лиловый кристалл в его медальоне рассыпается в пыль. А в голове отстраненно мелькнула мысль. А ведь овражник был прав: хозяин вервольфов все-таки явился…

* * *

Дождь, наконец, стих до мелкой мороси, и мы смогли ускориться. Так что к вражескому лагерю мы вышли к полудню третьего дня.

Мои опасения насчет кларонцев не оправдались. За исчезновением моих разведчиков стояли аталийцы. Двое страйкеров, которых мы взяли в плен и которые довольно подробно рассказали, с кем мы имеем дело, называли себя Паломниками.

До этого я никогда не слышал об этом отряде. А вот все мои спутники, наоборот, были прекрасно осведомлены, с кем нас свела судьба.

Если обобщить все, что мне сказали пленные страйкеры и мои люди, получалась любопытная картинка. О Паломниках ходила слава, как о чуть ли не самом лучшем отряде Багряных. Фанатики, охотившиеся на истинных и первородных. Их не интересовала политика — лишь только уничтожение одаренных во славу своего темного божка.

Последние годы они провели в Великой степи, в основном охотясь на тамошних оборотней. Лидером Паломников была некая Исповедница. Боевой маг, страйкер. В ранге аванта.

Багряный, которого мы взяли в плен, утверждал, что эта Исповедница привела свой отряд в Бергонию с одной лишь целью — уничтожить меня. Сперва я подумал, что она здесь потому, что ей приказал кто-то из хримтурсов, но, когда услышал ее настоящее имя, а не прозвище, в моей голове все встало на свои места.

Солена ди Ланци. Родная сестра Альберто ди Ланци, прозванного Серым Жнецом. М-да… Эти двое — те еще моральные уроды, что сестрица, что ее покойный братец. Явно с какими-то жуткими психическими отклонениями. Не могут прожить и дня, чтобы не пустить кому-то кровь, причем самым изуверским способом. Они и народ в отряд набрали себе под стать. Такие же живодеры-фанатики.

Вспомнить хотя бы лагерь с мертвыми молодыми вервольфами. Мне стоило труда удержать Акселя и остальных оборотней, чтобы те не бросились вперед, дабы покарать убийц, когда увидели изуродованные тела своих младших родственников.

Без помощи Селины, которая довольно оперативно смогла их успокоить, у меня вряд ли что-то получилось бы. Кстати, эта Исповедница явно знала, что делала. Видать, на заманивании оборотней в ловушки уже собаку съела. Впрочем, чтобы манипулировать эмоциями этих вспыльчивых ребят, особой науки не требуется. Они и в человеческом обличье не самый уравновешенный народ, а уж как обратятся в звериную форму, так и вовсе теряют контроль на своим разумом.

Конечно, я бы мог успокоить их, оставив без энергии, но лучше не доводить до такой крайности. Им бы пришлось еще несколько дней восстанавливаться.

В общем, у этой Исповедницы был простой, как топор, план, и она его претворила в жизнь. Устроила резню, которая была приманкой. И оставила неподалеку двоих лазутчиков, чтобы те предупредили ее загодя.

Сработает — хорошо, не сработает — ничего страшного. Оборотней в округе ошивается много.

Мы остановились на склоне в тени скальной гряды. Я жестом велел группе рассредоточиться. Хельга бесшумно присела рядом, ее взгляд был внимательным и собранным.

Лагерь был разбит у реки. Несколько костров и палаток. Повсюду стойки, на которых развешаны большие серые шкуры. Там же видны головы вервольфов на пиках.

Я сжал зубы и взглянул на Селину. Та лишь пожала плечами и обеспокоенно кивнула на Акселя и других оборотней. Их тела била мелкая дрожь. Сквозь зубы прорывалось глухое рычание. Вот-вот обратятся. Но Селина пока справлялась.

У костров сидели и ходили люди в волчьих накидках. У всех ожерелья из клыков. У некоторых — броня из теневой кожи. Страйкеры. Настоящие, не дворцовые шаркуны.

Пленники не соврали. Вижу двоих авантов и десяток медиусов. Остальные десять человек — простые смертные. Но, судя по их оружию и доспехам, знают, с какой стороны держаться за меч.

Аталийцы вели себя спокойно, уверенно. Никакой суеты, никаких караулов. Осталось только повесить у входа большое яркое полотнище с приглашением: «Приходите. Мы ждём.»

Я перевел взгляд на центр лагеря. Там, у большого камня сидела женщина. Высокая, широкоплечая, с длинным шрамом через всю щеку. Она спокойно и аккуратно протирала клинок своего меча тряпицей. Энергосистема скрыта мощным ведьмачьим амулетом. Но я уже знал, что Исповедница была в ранге аванта.

Рядом с ней, среди камней копошилось какое-то странное существо. Тело вроде человеческое, только очень худое. Тонкие длинные конечности делали его похожим на палочника. Существо то и дело трясло своей продолговатой головой. Оно кивало в нашу сторону.

Я мысленно выругался. Этот палочник, похоже, учуял нас.

Так и есть… Миг — и голова Исповедницы слегка повернулась. Ее взгляд лениво зашарил по склону.

Женщина повела плечом, выпрямилась. Взмахнула несколько раз своим мечом. А потом направила его прямо в нашу сторону.

— Ну наконец-то! — громко выкрикнула Исповедница. В ее голосе слышалась язвительная насмешка. — Я уж было подумала, что ты никогда не решишься, подлый трус!

Глава 21

Мы с Хельгой недоуменно переглянулись. Затем я перевел взгляд на Сигурда, а потом на Аэлиру. Странное поведение этой Исповедницы, похоже, озадачило не только меня.

Выходит, пленные страйкеры не соврали. Этот отряд устраивал здесь диверсии вовсе не для того, чтобы облегчить жизнь легионам Золотого льва. А ведь я до последнего думал, что пленники перед смертью пытаются меня либо запутать, либо запугать. Но нет… Исповедница пришла по мою душу.

Я переглянулся с Вайрой. Эфирель пожала плечами и покачала головой. Она только недавно облетела лагерь Паломников по широкой дуге и не обнаружила ни души. Все члены аталийского диверсионного отряда находились сейчас здесь, на берегу реки. Нас не ждала многоходовая ловушка или что-то в этом роде. Нам просто предлагали спуститься и устроить битву всех против всех.

Вон как оживились бойцы Исповедницы. Забегали, но без лишней суеты, деловито и уверенно. Страйкеры обнажали свои клинки. А простые смертные выстраивались за их спинами с луками.

Тем временем их предводительница продолжала свою пафосную речь.

— Ну, чего же ты ждешь, лис? Боишься? Понимаю. Это ведь не дюжиной таких же трусов, как ты, наброситься на одного моего брата. Верно?

Хм, и откуда взялась эта дюжина? Нас было меньше в тот день. Я заметил кривую усмешку Сигурда. Можно подумать, Серый Жнец — великий герой и доблестный рыцарь. Видимо, сестренке Серого Жнеца побег ее братца с поля боя представили как великий подвиг.

Но мне как-то плевать, кто там кого-то информирует. И уж тем более меня мало волнует мнение о себе вот этой вот чокнутой фанатички.

— Мне тут пообещали, что меня придет покарать хозяин тех шавок, которых я уже несколько дней убиваю и с которых сдираю шкуры! — продолжала распаляться гигантша.

Она демонстративно поежилась и под громкий хохот ее бойцов выкрикнула:

— Так меня запугали, что по ночам спать перестала. Все жду и жду тебя, а ты не приходишь! Вот, наконец, дождалась, а ты по-прежнему не спешишь. Может, ты вовсе не лис? Может быть, ты простой трусливый заяц? Запудрил головы этим глупым горцам, что ты какой-то там ауринг, а они и рады стараться. Уши развесили. Доверились тебе. И в результате все сдохли!

Последнюю фразу она выкрикнула под дружный рев двух десятков глоток.

Пики с насаженными головами я увидел не сразу: дождь мешал, моросил, стекал по лицу, по капюшону, по броне. Но стоило ветру чуть разогнать пелену, как стало ясно, что это головы тех мальчишек. Среди них — племянник Акселя. И молодые родственники его бойцов.

Только я вдохнул, чтобы приказать всем оставаться на местах, как по бокам раздалось низкое срывающееся рычание. Всплеск звериной ярости был настолько сильным, что я буквально кожей ощутил ее эманации.

Приглушенно охнула Селина и бессильно опустилась на землю. Похоже, из-за прямого ментального контакта с пятеркой оборотней ей досталось больше всех.

Глаза вервольфов вспыхнули бешенным огнем. Спины выгнулись. Кости хрустнули. А в следующий миг пятерка огромных темно-серых зверей сорвалась вниз по склону, я даже «стой» выкрикнуть не успел.

— Бездна… — зло выдохнул я и прыгнул следом, на ходу отдавая приказы. — Вайра, в небо! Сбивай всё, что летит! Хельга, рыжий коротышка твой! Сигурд, на тебе лысый здоровяк! Аэлира, страхуешь всех!

Вайра взмыла в воздух одним движением. Потоки ветра спрессовались вокруг нее так плотно, что воздух, казалось, начал вибрировать. Аталийцев-лучников ждет неприятный сюрприз. Метательное оружие им сегодня не пригодится.

Вервольфы уже были внизу. Кто-то из них протяжно завыл и ему ответили остальные. Демоны вас побери… Вот не зря же хотел идти только с проверенной командой.

Теперь пожинаю плоды. Приходится действовать второпях, пытаясь исправить собственную ошибку. Нельзя было брать с собой тех, для кого эта охота была личным делом. Но и отказом обидел бы. Такова местная специфика.

И ведь не бросишь их. Остальные не поймут, если останусь наверху наблюдать, как моих бойцов, пусть и поступивших неосмотрительно и импульсивно, будут убивать враги.

А ведь Аксель — один из первых, кто прошел преображение. В предыдущей кампании зарекомендовал себя опытным и толковым командиром. Только вот даже такие опытные и толковые легко могут потерять всю свою хладнокровность при виде растерзанных тел своих младших родственников и их голов, насаженных на пики. По правде сказать, я и сам не сдержался бы. А уж если те, кто это сделал, — вот они, на расстоянии вытянутой руки… Нет… Ни Селина, ни я не смогли бы их удержать.

Тем временем Исповедница шагнула вперед. На лице насмешливая улыбка, при этом спокойная, раздражающе уверенная. Она подняла руку — и стрелки тут же опустили луки.

Похоже, Исповедница решила продемонстрировать всем нам, что справится с пятеркой матерых вервольфов в одиночку. А она самоуверенна. Эти пятеро — не простые оборотни.

Прямой клинок в ее руке вспыхнул лиловым свечением. Солена ди Ланци неторопливо, но легко для своей комплекции побежала навстречу оборотням.

Первый вервольф, судя по темному пятну на его правом боку, правая рука Акселя, атаковал Исповедницу в длинном прыжке, намереваясь разорвать горло убийце его старшего сына.

Лидер Паломников ловко, играючи сместилась ровно на шаг вправо. Удар ее клинка пришелся точно в сердце оборотня. Его тело отлетело в сторону, оставив кровавую дугу в воздухе. Из развороченной грудной клетки толчками начала вырываться кровь.

Второй оборотень попытался атаковать Исповедницу снизу, метя в ноги. В отличие от своего сородича, он действовал так, чтобы остальным его соратникам было проще добраться до врага.

Но Солена ушла от этого выпада играючи, при этом походя вспорола вервольфу горло коротким, почти ленивым движением. А ведь она авант. Но демонстративно не пользуется ускорениями и рывками.

Аксель был третьим. Его прыжок был молниеносным. Казалось, что он даже растворился в воздухе. Его энергосистема была похожа на раскалившееся солнце. Еще годик тренировок, и у Акселя есть шансы развиться до уровня аванта.

Любой другой вряд ли бы смог среагировать на его атаку. Я сперва было подумал, что на этот раз коса нашла на камень. Даже коротко улыбнулся. Но Исповедница смогла удивить. Она не отреагировала на атаку вервольфа по иной причине. Продолжая презрительно улыбаться, Солена просто подставила свое могучее плечо. Наплечник вспыхнул лиловым свечением.

Огромный волк словно налетел на невидимую стену. Его отбросило в сторону, как тряпичную куклу. А вот сама Исповедница даже не шелохнулась. Оглушенный оборотень прокатился по камням, нелепо размахивая когтистыми конечностями.

А Исповедница в это время уже встречала четвертого вервольфа. Поворот корпуса — и клинок, объятый лиловым пламенем, вонзился в грудь противника. Видимо, она слегка не рассчитала силу. Меч вошел глубоко, почти по самую рукоять. Рывок. Тело оборотня отлетело назад, и меч вырвало из руки Исповедницы.

Она даже не посмотрела ему вслед.

Пятый вервольф прыгнул, метя в горло. В обеих руках Солены уже были кинжалы. Лиловые, дымящиеся.

Она скользнула под телом оборотня и развернула оба лезвия в его грудной клетке, словно вскрывая большую жестяную банку.

Вервольф грохнулся на землю. Он забился в предсмертных конвульсиях, орошая кровью камни и песок.

Тем временем поднялся Аксель. Я уже был почти внизу. Даже крикнул ему остановиться. Но он полностью проигнорировал мой приказ.

Пошатываясь, с кровью на морде он сделал два рывка. Но прыгнуть не успел.

Исповедница резко повернулась и подняла ладонь. О боги! Не может быть! Я почувствовал, как по моей спине пробежала ледяная волна.

Солена ди Ланци не авант! Она — абсолют!

— Аксель! — я не узнал своего голоса, настолько он был искажен силой и гневом. — Нет!

Тут же в подтверждение моих мыслей с пальцев Исповедницы сорвался магический сгусток, плотный, темный, как слегка приплюснутое ядро, и при этом быстрый, как молния.

Еле заметный росчерк — и голова Акселя разлетелась словно перезрелый овощ. Брызги крови вперемешку с кусочками костей, шерсти и мозгов ударили по мокрым камням. А обезглавленное тело оборотня все еще двигающееся по инерции рухнуло у ног Исповедницы.

Я уже был внизу. И мои люди — тоже.

Я чувствовал, как всё мое естество охватывает всепоглощающая ярость.

Лагерь Паломников.

Овражник прильнул к мокрому бревну, вжавшись так сильно, будто пытался слиться с древесиной. Мелкий дождь барабанил по его худым плечам, но он его почти не замечал — дрожь, бившая его, шла не от холода.

Он видел, как его госпожа играючи расправлялась с пятеркой оборотней, которые все-таки купились на ее провокацию. Быстрые рывки, ленивые уходы с линии атаки, клинки, вспыхивающие магической лиловой дымкой… Все это он видел сотни раз. И знал: против абсолюта у обычных оборотней нет шансов.

Но, несмотря на превосходство его госпожи, овражник дрожал от ужаса. Он чуял приближающуюся силу древнего врага. Причем она словно повторялась.

Сначала было слабое ощущение раздвоенной силы, будто две одинаковые тени шли параллельно, но не пересекались. Он думал, что ошибся. Что устал.

Теперь понял. Аурингов двое!

Помимо повелителя оборотней, была еще женщина, быстрая, хищная и очень сильная. От них обоих веяло чем-то знакомым. Давно забытым. Овражник даже на мгновение заставил себя закрыть глаза, чтобы разобраться со своими чувствами.

Мгновение — и он, наконец, понял, что его беспокоило… От этих двоих разило Изнанкой! Госпожа считала, что этот ауринг только недавно получил свою силу. И как следует еще не умеет ей пользоваться.

Как же она ошибалась! Эти ауринги, судя по эманациям маны, что излучают их ауры, уже давно не новички. Они черпают свою силу из Изнанки.

Наконец, овражник увидел хозяина этого края и на миг замер пораженный. От мощи ауры ауринга перехватывало дыхание. Она, словно золотая лава, вырвавшаяся из разбуженного вулкана, стремительно поглощала все вокруг.

Аура ауринга ослепительно вспыхнула — и овражник невольно заскулил, прикрывая голову. Воздух вокруг стал плотным и вязким. Он вибрировал от переполнявшей его ярости.

Госпожа, до того усмехавшаяся, наконец, напряглась. Она подняла руку, собирая силу в ладони.

— Все — ко мне! — выкрикнула она.

Ее воины подчинились, но едва сделали шаг вперед, как золотая волна ударила по ним.

Овражник услышал тонкий звон и увидел, как все их кристаллы на груди и поясах лопнули, рассыпаясь в простую пыль.

Страйкеры падали на землю. Кто-то разевал рот в немом крике. Кто-то таращился по сторонам глазами полными паники. Они напоминали сейчас мелких мух, попавших в кисель.

Тем временем в их рядах метались тени, сея смерть и панику. Это действовали воины ауринга.

Двое лучших бойцов госпожи попытались сопротивляться. Да, они потеряли свои круды, но мана еще оставалась в их энергосистемах. Попытка накрыть себя магическими щитами ничего не принесла. Они оседали на землю, будто их прямо сейчас давили чьи-то невидимые руки.

Могущественная аура ауринга давила, ломала, заставляла тело не слушаться.

— Что… что это⁈ — захрипел один из них.

Он хотел было подняться, но не успел. Перед ним выросла массивная фигура одного из воинов ауринга. Незаметный взмах клинком — и башка страйкера покатилась по песку. Овражник, зажав рот рукой, проводил ее взглядом полным ужаса.

Исповедница что-то орала. Приказывала отступать. Держать строй. Но овражник лишь качал головой. Бесполезно. Все бесполезно…

Но госпожа была не из тех, кто так быстро сдается. Она свела обе ладони на уровне груди, и между ними начал формироваться большой темно-лиловый сгусток размером с бычью голову. Миг — и Исповедница оттолкнула его от себя.

Сгусток, похожий на гудящий рой из сотен лиловых пчел, летел прямо в ауринга, но золотая аура перед ним свернулась вихрем, словно живая, и рассыпала заклинание, даже не коснувшись.

За первым сгустком полетел второй — тот же результат.

Третий исчез, будто его и не было.

Исповедница отступила на полшага. В ее глазах впервые мелькнул страх. Она судорожно зачерпнула всю оставшуюся в ее кристаллах силу и метнула последний сгусток в сторону врага.

Ауринг шагнул вперед. Его лицо в эту секунду напоминало маску какого-то древнего божества, которое на короткий миг заглянуло в этот мир, чтобы прибить надоедливое насекомое.

А в следующее мгновение произошло немыслимое. Золотой свет заколебался, сжался, а потом резко раздвинулся в стороны. Из этого света вырвался гибкий призрачный силуэт. Овражник узнал в нем Лиса. Гигантского, огненно-золотого, с глазами, горящими, как два кусочка солнца.

Овражник пискнул, зажал рот ладошками. От этого существа разило силой Изнанки еще больше, чем от аурингов.

Призрачный лис одним движением поглотил оставшийся сгусток маны Исповедницы, словно вдохнул его. И в тот же миг исчез, а потом возник рядом с ней.

Овражник даже не понял, что произошло.

Только увидел, как безжизненное тело госпожи взмывает в воздух и через мгновение с плеском падает в темную воду.

Овражник не стал ждать своей очереди. Более не обращая внимание на предсмертные крики и хрипы Паломников, он, прижавшись к земле, пополз в сторону реки. Цепляясь пальцами за мокрые корни, он сползал по крутому берегу, пока холодная вода не сомкнулась над его головой…

Где-то в дне пути от лагеря Паломников…

Овражник впервые пришел в себя, когда бревно, вцепившись в которое он плыл весь день, ткнулось в отмель. Его руки так онемели, что он почти не чувствовал, как до сих пор продолжает держать госпожу, прижимая ее к себе, чтобы течение не уволокло.

Он попытался вдохнуть глубже и закашлялся водой. По телу прошла судорога. Весь день их мотало по реке, бросало то на мелкие перекаты, то в темные омуты. Несколько раз бревно почти переворачивало, и каждый раз он, визжа от ужаса, удерживал госпожу над водой, хоть и сам уходил под нее.

Но, несмотря на все это, овражник, ненавидевший воду, продолжал плыть по реке. Ему все время казалось, что если он попытается выбраться на берег, призрачное чудовище, призванное аурингом из Изнанки, настигнет его.

Когда удалось нащупать дно, овражник, обликом похожий на мокрую глиняную куклу, потащил госпожу на берег. Дождь резал кожу, ветер хлестал по голым плечам, но он преодолевал шаг за шагом, пока под ногами не оказалась твердая земля.

Исповедница была тяжелой, как каменная статуя. Она не издавала ни звука. Лишь слабое, едва различимое биение маны в ее теле говорило, что она еще цепляется за жизнь, маны, которой делился с ней сам овражник. Все это время он вливал в энергосистему госпожи капельки своей силы, чтобы поддерживать в ней искру жизни.

Овражник осторожно уложил ее под нависший корень старой ивы. Сам упал рядом, дрожа так сильно, что зубы стучали друг о друга.

Он взглянул на нее и невольно охнул.

Левой руки не было: рваный, обожженный золотой маной обрубок, был застывшим напоминанием о чудовище, сожравшем конечность.

А еще лицо… Вернее, уже часть лица… Его невозможно было узнать: от виска через щеку и до линии челюсти шел глубокий неровный след удара когтей. Кровь смешивалась с дождем, стекая по шее госпожи. Грудь располосована так, что виднелись осколки костей.

Но она дышала. Она все еще жива…

Овражник ползал вокруг Исповедницы, как побитая собака, при этом постоянно проверяя, нет ли рядом опасности. Водил носом, принюхиваясь к сырому воздуху. Но врагов поблизости не было. Неужели им удалось сбежать от гнева ауринга?

Овражник несколько раз поднес руки к лицу, обрубку руки и груди госпожи, делясь с ней своей маной, которой остались крохи.

— Г-госпожа… — едва слышно пискнул он. — Я оставлю вас ненадолго. Нужно найти подходящее место, где я смогу вас подлечить…

Веки Исповедницы дрогнули. Она издала хриплый и едва слышный стон.

Овражник расценил эти звуки как положительный ответ и пополз вверх по склону. Там, наверху ощущалось биение лесной жизни. Он был голоден. Ему нужно было набраться сил как для себя, так и для госпожи.

Еще день назад, когда ему удалось вытащить из глубины тело Исповедницы, первым желанием овражника было выпить остатки ее силы. Но он сдержался. В его голове созрел план.

Раз уж он собрался идти к могущественному сангвальду, лучше он придет к нему вместе с госпожой, которая, несмотря на поражение от ауринга, все еще является одной из сильнейших магов на континенте.

Глава 22

Огонь уже разгорелся в полную силу. Смола на толстых еловых поленьях шипела, в воздухе стоял тяжелый запах дыма, паленой шерсти и горелого мяса.

Я стоял напротив погребального костра и смотрел, как огонь медленно, будто нехотя пожирает тела наших павших боевых товарищей.

Мои ближники держались в стороне. Молчание было тяжелым, плотным. В воздухе висело напряжение. И не только из-за смерти вервольфов.

Бой с Паломниками получился, мягко говоря, необычным. Как для моих людей, так и для меня самого. Сперва эта чуждая мне ярость, поглотившая меня почти полностью. Затем разросшаяся до небывалых ранее размеров аура. И финальный штрих — резкое появление лиса из изнанки. В общем, было над чем задуматься…

Я держал руки за спиной. Правая ладонь сжимала маленькую фигурку лиса из темного камня. Сердце в ней билось ровно. Я слышал этот ритм уже без особого напряжения. Стоило немного сосредоточиться — и стук отдавался в ладони. Лис вернулся в Изнанку, но теперь постоянно был, так сказать, «на связи».

Я вспомнил, как стоял напротив Исповедницы. Как она отступала, стараясь улизнуть от моей ауры, навешивала на себя все новые и новые щиты. Как я отбивал ее атаки, не задумываясь. Будто играючи.

Я ощущал, что в тот момент действовал не как обычно. Внутри поднялось что-то старое. Тяжелое. И это что-то словно предложило мне иное решение и иной способ. А я почему-то решил позволить ему исполнить предложенное…

Когда Исповедница метнула в меня свое первое заклинание, я даже не стал строить привычную защиту. Просто позволил ауре раскрыться. Золото разошлось по поляне, сметая на своем пути всю чужую волшбу.

В тот миг у меня было очень странное и в то же самое время спокойное понимание: я делал это ранее много раз.

И именно это пугало и настораживало.

Внутри что-то щелкнуло. На пару ударов сердца я перестал ощущать себя Джеком, иномирцем, который родился в бродячем цирке, вырос под присмотром ведьмы, умер и уже переродился в этом теле.

Вместо этого всплыли другие воспоминания.

Толпа людей бежит по узким каменным улицам. Чей-то крик, дым, жар. Я маленький. Дышать трудно, горло дерет. Люди толкают. Вдалеке впереди по мостовой ползет темная волна тварей, у них слишком много конечностей и ртов. Я чувствовал под босыми ногами неровность камня, слышал кашель женщины рядом, ощущал в руках шершавый мешочек — единственная вещь, которую успел схватить, покидая родной дом.

Картинка оборвалась…

Сразу возникла другая…

Холодный лес. Снега по колено, дыхание превращается в пар, который тут же исчезает. Тишина такая, что слышно, как скрипит под ногой корка льда. Я стою в белом меховом плаще. Вдыхаю морозный воздух, ощущая запах матерого зверя.

Впереди между черных стволов мелькает массивная тень. Моя добыча… В руках лук, тетива натянута, пальцы напряжены, тело привыкло к этому холоду. Это не человеческое тело, и я это понимаю, но в то же время для меня это привычно.

Еще одна смена картинки.

Горный склон. Ветхий каменный дом. Внутри тепло, над очагом котелок с мясной похлебкой. Я стар. Кости ноют, но сила никуда не делась. За дверью уже стоят те, кто пришел за мной. Их несколько. Люди, но в их сердцах мрак. Я сижу на табурете, держу в руке посох, а внутри спокойствие. Я знаю, что сегодня умру. И знаю, что это не конец.

И таких воспоминаний были сотни… Все эти фрагменты прошли через меня за несколько ударов сердца.

А потом я резко вернулся. Я снова стоял на берегу реки. Передо мной замерла Исповедница, готовящаяся метнуть в меня какое-то заклинание. Слышны крики Паломников, умирающих от клинков моих ближников. А потом появился призрачный лис, который по моему неосознанному призыву вырвался из изнанки. Он ловко отразил атаку Исповедницы, а потом контратаковал, отбросив ее бездыханное тело в реку. Когда лис обернулся, я увидел в его пасти руку Исповедницы.

Тогда я не успел все осознать. Бой все еще продолжался, правда, он уже походил, скорее, на избиение. Сейчас же, у погребального костра, меня накрыло уже основательно.

Внутри все еще оставалось ощущение той легкости. Ни малейшего зазора между мыслью и действием. С некоторых пор я привык считать себя сильным магом, но то, что произошло в этой схватке, было выше. Даже не только сила. Управление. Точность.

Какая-то часть меня знала, что делать.

Часть — не из мира, где меня воспитала старая ведьма-цыганка и учил сражаться мечник-островитянин.

Я сжал кулак…

Вултарн…

Неужели легенда про хитрого полубога, которую я услышал во дворце, оказалась правдой и, более того, является моим собственным прошлым?

Да и с этим призрачным лисом все так легко получилось… Я не сразу понял, что именно изменилось, когда в бою позвал его. Не пришлось концентрироваться до дрожи, пробиваться через сопротивление пустоты. Нет… Все произошло обыденно.

Я просто захотел его видеть рядом, и все. И это не выглядело, например, каксудорожное «нужно срочно!», или ультимативное «если не выйдет — мы погибнем!». А ровное, спокойное «приди».

И он пришел. Легко. Послушно.

Внутри статуэтки действительно бьется сердце. Это не образ и не самовнушение. Я чувствовал ритм в тот момент, когда мы стояли рядом. Его аура и моя полностью совпали. Не было сопротивления, не было чужой воли. Только один поток.

Я больше не сомневался: лис — не просто привязанный дух или капризное существо из изнанки, как это объясняла Инэс. Это часть той силы, которую носил в себе… Кто? Тот самый легендарный Вултарн?

На самом деле, это не так уж и важно. Главное, что эта новая часть меня, подчиняется мне бесприкословно. При этом не навязывает мне свою волю. Другими словами, я по прежнему хозяин самому себе.

Отвернувшись от костра, я взглянул на своих ближников. Смотрят с интересом, но без опаски. Понимаю, ждут объяснений. Причем явно каждый увидел произошедшее по-своему. Единственная, кто ощутил мои внутренние изменения, это Селина. С ней объясниться будет проще. А остальные подождут. Самому бы разобраться со всем этим.

— Дежурим по очереди, — произнес я. — Смены как всегда. Ночь отсыпаемся. Завтра решим, что делаем дальше.

Голоса отозвались коротко. Все тут же приступили к выполнению приказа.

Я забрался в свой шалаш, сооруженный для меня Сигурдом на скорую руку, умостился на плаще и, зажав фигурку лиса в ладони, закрыл глаза.

— Показывай дальше, — тихо сказал я в полутьме. — Если уж начал.

Сна в обычном понимании я не ждал. Мне было достаточно провалиться чуть глубже — туда, где ждали чужие воспоминания, которые потихоньку становились уже моими…

Сначала я услышал звук. Это было тяжелое дыхание, частое, рваное. С максимально знакомым оттенком боли. Потом в нос ударил запах крови.

И мир перевернулся. Я увидел его глазами кого-то другого…

* * *

Лес был очень знакомым. Влажный воздух, запах прелой хвои, лежавшей плотным ковром на земле. Вечернее солнце, лучи которого пробивались сквозь листву.

Он бежал неровно, прихрамывая, оставляя за собой кровавую дорожку. Его левый бок был рассечен до ребер — удар был страшный, почти смертельный. Шорох позади заставил его обернуться.

Умертвия.

Изломанные силуэты, похожие на живые сорняки, склеенные из костей, сухожилий и черной, звенящей тьмы. Твари, созданные хримтурсами, шли по следу своей жертвы терпеливо, без устали, не сбавляя скорости.

Он пропустил по своему телу небольшой сгусток силы и рванул вперед. Туда, где его ждала старая пещера, обнаруженная им еще много лет назад. Он любил находить такие места, где потом делал тайники с запасом всего необходимого на экстренный случай. Несмотря на боль, он даже криво усмехнулся. Он с благодарностью вспомнил своего деда, старого мудрого лиса, передавшего внуку все свои знания. Науке обустройства таких вот тайников дед уделял особое внимание. Приятные воспоминания и ожидание скорого отдыха придали новых сил.

А вот и заветная пещера. Узкая щель между валунами, едва заметная в густой тени. Он юркнул внутрь, провалился в сухую темноту, прижавшись к камню всем телом. Внутри пахло землей, лишайником и родным логовом.

Не медля ни секунды, он сформировал печать маскировки и влил в нее большой сгусток золотой маны. Пространство у входа в пещеру будто сложилось, стало нечетким, отсекая все запахи, тянувшиеся наружу. Он слышал, как спустя некоторое время, умертвия пробежали мимо, не заметив добычи. Их хрустящие шаги растворились вдалеке.

Он довольно улыбнулся и на некоторое время распластался на земле у входа, пытаясь отдышаться. Спасен…

Спустя некоторое время он несколько раз пытался подняться и тут же падал обратно. Капли крови стучали по каменному полу, как счетчик его времени. Плохая рана, нанесенная темным оружием. Быстро ее не залечить. Нужно время и сила.

Наконец он смог приподняться, дрожа от слабости. Пора сделать то, ради чего он пришел сюда. Нельзя медлить. Сперва дело, а потом уже можно заняться собой.

Он сунул руку в тайный карман на груди и достал из него предмет, ради которого проделал такой путь и ради которого несколько его братьев-аурингов пожертвовали своими жизнями, выигрывая ему время.

Око Бездны. Небольшой кроваво-алый кристалл, по форме напоминающий каплю. Казалось, что кристалл пульсирует. Дышит. Наблюдает…

Он тяжело вздохнул и, зачерпнув сгусток побольше из своего источника, перенаправил его в левую руку. Просто так кристалл такой мощи не унитожить. Но у него был особая, очень редкая способность. Он был златодаром. Достаточно произвести слияние энергий, и Око Бездны постепенно начнет терять свои первоначальные свойства. Но не это важно. Как только алый сольется с золотом, использовать силу кровавого кристалла смогут только ауринги.

Маны для инициации слияния понадобится много, и, скорее всего, его источник быстро опустеет. Потеря сознания неизбежна. Собственно, именно поэтому ему пришлось бежать в эту пещеру.

Левую ладонь уже окутала золотая магическая дымка. Пора начинать… Но он колебался.

Будто почувствовав что-то, в тот же миг кристалл вспыхнул. Не ярко, наоборот, тихо, мягко, почти ласково. Чужие мысли, липкие, как паутина, аккуратно прикоснулись к сознанию лиса. Появились вполне логичные и навязчивые вопросы.

Зачем уничтожать силу, если она может принадлежать тебе?

Зачем быть добычей, когда можно стать охотником?

Ты не станешь слугой.

Ты станешь хозяином.

Лис так и замер с занесенной над кристаллом лапой. Даже помотал головой. Старшие братья предупреждали его о такой особенности этого артефакта, но он не особо верил. А вот теперь убедился воочию. Выходит, разговоры о древнем проклятии, наложенном на Око Бездны, не пустые слова. Проклятие подарило кристаллу собственное, пусть и искаженное, но сознание?

Первым порывом было поскорее покончить с этой мерзкой волшбой, где без жертвоприношений явно не обошлось. Но кровавый кристалл неожиданно сделал свой ход. В тело лиса мягким и теплым потоком потекла сила. Нет, не так… СИЛА! Живая, исцеляющая, дающая успокоение и прочищающая разум.

Он тут же ощутил, как развороченный темным оружием бок окутало целебным теплом. Лис задрал одежду и увидел, что из разреза, края которого были угольно-черные, словно обуглившиеся, начал вытекать черный яд. А кожа стремительно начала светлеть. Не прошло и нескольких минут, как от пореза не осталось и следа. Единственным напоминанием была розовая полоска.

Лис таращился на происходящее и не верил своим глазам. Даже лучшие из его братьев-аурингов, избравшие стезю целителей, не могли заживлять раны так быстро. И уж тем более такие, нанесенные проклятым оружием. Практически мгновенная регенерация.

И не только. Лис почувствовал мощный приток сил и энергии. Проверил свой источник и ахнул. Он был полон, а энергосистема более не зияла разрывами и пробоинами. Лис ощутил себя так, словно помолодел лет на двадцать. Он на короткий миг даже пожалел, что умертвия уже далеко. Сейчас бы он легко разобрался с этими тварями.

Кристалл тем временем продолжал нашептывать. Его слова лились мягким и уравновешенным потоком. И они были абсолютно логичны.

Медленно… очень медленно… лис опустил руку. А потом он пошел вглубь пещеры. Он принял решение. Нужно спрятать Око. Спрятать так глубоко, куда никто не сунется. Благо, он обладал подходящим навыком, да и сил теперь было столько, что мало кому взбредет голову искать здесь артефакт подобной мощи. Тем более, что место было временным. Потом он вернется за кристаллом и перепрячет его в более надежное место. Ведь уничтожать Око он передумал. Такой источник силы нужен ему самому.

Наконец, место было найдено. Он сформировал мощное плетение скрыта. Оно было из тех, самых старых. Очень энергоемкое. Но это не проблема. Плетение привязал к кристаллу. Теперь Око питало его, как сердце питает сосуды…

А дальше видение прерывалось множество раз… Короткие фрагменты. Долгие годы беготни, охоты, одиночества. Наконец, поход в изнанку. И финальная вспышка боли — когти твари, пришедшей из самой Бездны.

Видение оборвалось.

Я резко раскрыл глаза. И некоторое время лежал, глядя в сторону проема шалаша. Справа ощутил привычное присутствие. Селина была рядом. Ее тело дрожало от перенапряжения. Льюнари прошла этот короткий путь вместе со мной. Я чувствовал биение ее маленького сердца. Вот-вот выпрыгнет из груди.

Я сел и протер ладонями лицо. Затем аккуратно положил правую ладонь на ее плечико. Она вздрогнула и быстро, как ребенок, прижалась ко мне. Я погладил ее по спине. Бедолага, с ее чувствительностью слишком много переживаний за последние несколько суток.

— Ну, что скажешь? — негромко спросил я.

Льюнари подняла голову и, наморщив лоб, произнесла:

— Он не уничтожил его… Как же он мог так поступить?

Я лишь пожал плечами. Инэс была права. Видимо, очень хорошо знала характер своего коллеги.

— Что-нибудь заметила? Может, какие-то детали бросились в глаза? Где может находиться эта пещера?

Лис-ауринг, короткий фрагмент жизни которого пронесся у меня перед глазами, явно не являлся аналогом того же мальчишки лисолюда или мужика из первобытной эпохи. Другими словами, я не проживал его жизнь. Видимо, у этого Вултарна, часть силы которого по какой-то причине мне передалась, есть возможность заглядывать в прошлое любого существа с лисьей сутью.

Поэтому информация о пещере слишком урезана. Придется продолжать искать иголку в стоге сена. Но главное не это, а то, что эта иголка существует. Око Бездны не уничтожено. Оно где-то хорошо спрятано и ждет своего часа, чтобы вернуть тело Хладу Жуткому.

— Нет… — грустно покачала головой Льюнари. А потом, немного задумавшись, произнесла:

— Хотя есть одна зацепка.

— Какая? — тут же навострил уши я.

— Деревья, — ответила Селина.

— Деревья? — хмыкнул я и помял подбородок. — А что с ними не так? И какие именно? Там вроде как, кроме обычных сосен, ничего такого не было.

— Они не совсем обычные, — возразила Селина. — Это красные сосны. Первородные не любят такие леса. Считается, что они появились в местах, где погибло много наших сородичей. Смертные очень ценят эту древесину.

— Любопытно, — я снова потер подбородок. — Красные сосны…

Что-то такое вертится в голове. Что-то знакомое…

Додумать я не успел. Рядом с шалашом выросла фигура Сигурда.

— Говори, — произнес я, выбравшись наружу.

Северянин лишь молча кивнул в сторону костра. Там уже сидели Вайра и еще две эфирэль. Молодцы. Летают парами. Как я и приказал.

— В Гондервиле все идет по плану, — начала отчитываться Вайра, когда я присел возле костра. — Спрашивают, как идут поиски и не нужна ли нам помощь?

Я некоторое время задумчиво смотрел на танец огня. Собирался с мыслями. Не давали нормально сосредоточиться слова льюнари. Пришлось отбросить все посторонние мысли и вернуться к делам нашим насущным. Через несколько минут я произнес:

— Летите назад и расскажите Лео, а также старшим из вервольфов о произошедшем. Пусть отправляют сюда несколько отрядов из самых опытных. Они должны пройти по нашему следу.

Все мои ближники сидели у костра и внимательно слушали каждое мое слово. Я на мгновение замолчал и обвел их взглядом.

— Будем ждать их южнее, — с хищной усмешкой произнес я, наблюдая, как расцветают лица моих людей. — Раз уж мы так и так здесь. Думаю, неплохо будет посмотреть, как там справляются со своиими задачами передовые отряды аталийской армии. Заодно проверим и их обозы.

Глава 23

Я остановился на каменном выступе и невольно отметил про себя, что воздух здесь уже другой. Сырой и холодный горный хребет остался позади, и теперь мы находились в предгорьях, где уже было намного теплее.

Один за другим подтянулись мои спутники. Хельга, как обычно, заняла позицию рядом, слегка сдвинув капюшон, чтобы лучше видеть. Сигурд выбрал место чуть правее — так, чтобы обзор был самым широким. Аэлира устроилась в тени сосны, но взгляд держала на долине. Селина бесшумно присела на корточки у небольшого валуна. Вайра, разумеется, предпочла высоту — ее едва можно было различить среди ветвей.

Внизу, на небольшой ровной площадке расположился конный отряд аталийцев. Судя по обилию знамен и гербов на экипировке, это не регулярная армия, а дворянская конница.

Я насчитал около семидесяти всадников. Пять фигур на их фоне выделялись более дорогими плащами, лучшими доспехами и манерой держаться — явно дворяне. Вокруг каждого положенный по статусу хвост из десятка человек, которые чистят за него оружие, чинят ему упряжь, подают ему кубок и готовы умереть, если он вообразит, что так будет лучше для его воинской славы.

Кстати, страйкеров или других одаренных среди них не было.

Там же только чуть поодаль расположился обоз. Человек пятьдесят-шестьдесят. Возницы, повара, ремесленники, ну и походные шлюхи, куда же без них. Кстати, последние прямо сейчас маленькими стайками бродили между шатрами и весело заигрывали с бойцами. Помимо шести десятков обозников, я насчитал еще два десятка человек, которые, судя по довольно потрепанному виду и наличию ошейников, были рабами.

В целом, аталийцы вели себя как полноправные хозяева этих земель. Расслабленность ощущалась не в бардаке, а в настроении. Часовые больше разговаривали друг с другом, чем смотрели за обстановкой. Люди у костров громко смеялись и шутили. Оружие никто специально возле себя не держал. За все время я не заметил ни одного конного отряда, который бы занимался разведкой местности. В общем, напряжение, которое подобает тем, кто находится в чужой, враждебной стране, явно отсутствовало.

Исповедница и ее Паломники сделали свое дело: зачистили лес от наших диверсионных отрядов, и теперь дворянская кавалерия чувствовала себя в этой части Бергонии вполне вольготно. Хм… Ну это они зря, конечно.

Я перевел взгляд на обоз.

Запасов у них было больше, чем следовало для обычного маршевого отряда. Заметил в повозках обилие каких-то мешков, бочек и ящиков. Между ними были видны и другие вещи: стулья с резными спинками, сундуки разного размера с медными и бронзовыми вставками, аккуратно свернутые ковры и еще много разного добра. В общем, вполне себе привычная картина любой войны. Какой же ты великий воин, если не привез с боевых действий ни одного стула или табуретки?

В прошлую кампанию аталийцы вели себя примерно так же. Рикардо ди Лоренцо такой тактикой убивал сразу несколько зайцев. С одной стороны, такие конные отряды, уходя в глубь вражеской территории, выполняли роль разведчиков. А с другой, Золотой лев таким образом на некоторое время избавлял себя от слишком назойливых и рвущихся в бой дворян.

Он давал им возможность выпустить пар, ну и немного пограбить местное население. Полагаю, попасть в такой разведывательный рейд было привилегией. Не удивлюсь, если узнаю, что маршал ди Лоренцо получает свою долю с каждой такой разведки.

— Такие беззаботные, — насмешливо хмыкнула Хельга. — Словно на охоту выехали в собственных угодьях рядом с родовым замком.

— И не говори, — ухмыльнулся я в ответ. — Совсем расслабились. Но нам это только на руку.

— Атакуем этой ночью? — без тени беспокойства и даже с некой ленцой спросила Хельга.

Я лишь внутренне улыбнулся. Вот бы она удивилась, скажи я ей года два назад, что она будет готова атаковать сотню вооруженных до зубов всадников, по сути, вчетвером. А ведь она и остальные настроены не просто пошуметь и вовремя скрыться, а вырезать всю эту стоянку до единого бойца, способного держать оружие в руках.

Я молча посмотрел на дорогу, по которой прибыла эта небольшая армия. Куда они намерены двигаться дальше, у меня не было никаких сомнений. Господа дворяне намылились в Бренваль.

Это небольшое, но неплохо для этих мест укрепленное поселение. Домов сорок или пятьдесят. Народу в лучшие времена там было до тысячи. Сейчас, наверное, поменьше. Живут тихо, но не бедуют. Кормятся за счет тракта. Думаю, там дворянам поживиться особо будет нечем. Разве что продовольствием разжиться да передохнуть некоторое время. Всё будет зависить от того, как этот отряд встретят сами бренвальцы.

Надо будет сделать так, чтобы встретили хлебом солью…

— Нет, — покачал головой я, отвечая на вопрос Хельги. — Мы встретим их чуть дальше. В Бренвале.

Пока Хельга хмурилась, пытаясь понять мою задумку, я поднял голову и поманил пальцем Вайру. Когда эфирэль спустилась, я произнес:

— Лети до Бренваля и осмотрись там.

Когда та кивнула, я продолжил:

— Мы пойдем следом вдоль тракта. Затем, когда доложишься мне, прилетишь сюда.

Я кивнул на лагерь.

— Не спускай с них глаз. Если вдруг они не пойдут в Бренваль, лети ко мне. Хотя вряд ли я ошибся.

Эфирэль кивнула и тут же довольная рванула выполнять поручение. Не нравится ей оставаться долго на одном месте.

Сняв рюкзак со спины, я растянул завязки и пригласил Селину запрыгнуть в ее транспортное средство. Дальше мы пойдем быстро, льюнари будет сложно за нами угнаться.

Бергония. Бренваль.

Граф Джино ди Кортезе последнее время любил въезжать в захваченные поселения при свете дня. Так было проще оценить, что именно ему достанется: количество амбаров, поголовье скота, одежда и дома местных. Сейчас солнце клонилось к закату, но света еще хватало, чтобы рассмотреть Бренваль во всех подробностях.

Поселение было довольно удобно расположено и неплохо, для этих мест, укреплено. Вдоль тракта тянулся деревянный частокол, связанный толстыми поперечинами, над ним виднелись острые зубцы бревен. Через равные промежутки поднимались простые дозорные башенки, укрепленные без затей, но достаточно высокие, чтобы заметить приближающийся отряд противника. От тракта Бренваль отсекали тяжелые ворота на кованых петлях.

За частоколом виднелись крыши домов. Сразу выделялся двухэтаэный каменный дом с черепичной крышей, стоящий немного в стороне от ворот, — явно жилище старосты или бывшего местного барончика. Остальные строения были деревянными: одноэтажные дома со скатными крышами, трактир, две кузни, амбары. Между ними несколько кривых улочек, сходящихся к небольшой площади в центре.

«Небогато, но крепко стоят», — отметил Джино про себя.

Ворота, к удовольствию графа, были распахнуты настежь.

Навстречу его отряду уже выходила делегация — человек десять. Среди них выделялся седой мужчина в приличном, хотя и поношенном плаще.

Граф ди Кортезе вздохнул. Нет… Не барон и даже не шевалье… Староста.

В руках у старосты и остальных были сосновые ветви. Очень хороший знак. Значит, не придется на ночь глядя устраивать штурм, а следовательно — снова ночевать под открытым небом. Ведь такое укрепление сходу не возьмешь.

Кроме того, не хотелось нести потери. А они при штурме даже таких стен обязательно будут. Здесь все охотники. Луками пользоваться даже женщины и дети умеют.

Хотя в сложившейся ситуации будут и недовольные. Молодые виконты, которых навязал ему Рикардо ди Лоренцо, жаждут битвы. Они очень обрадовались, когда их отправили в этот рейд. Молодые и горячие — они надеялись, что будут участвовать в великих сражениях с превосходящим их в численности противником, а на деле все поселения и городишки на их пути, завидя крупный отряд, охотно открывали свои ворота и активно размахивали сосновыми веточками.

Лишь в одном поселении, на радость золотой молодежи, местные решили наплевать на требования графа ди Кортезе. За что и поплатились своими жизнями и свободой.

Графу же, наоборот, нравилась покладистость местных. И он знал, с чем она связана. Исповедница и ее Паломники навели в окрестностях идеальный порядок. Вывели всех оборотней. При воспоминании об этих отродьях граф ди Кортезе непроизвольно поежился.

Ему доводилось сталкиваться с этими монстрами в бою, еще во время первой Бергонской кампании, и повторения той встречи он не желал. Пятерка оборотней вырезала целый отряд аталийской разведки. Графу лишь чудом удалось выжить в той бойне. И он искренне радовался новости о пристуствии Исповедницы в этом регионе.

А вот виконты, наоборот, очень жалели, что, скорее всего, останутся без трофеев. Каждый из них очень хотел повесить себе на шею коготь или клык вервольфа. Граф ди Кортезе лишь покачивал головой, слушая этих глупцов. Он знал, что они посмеиваются над его осторожностью у него за спиной. Пускай. Зато ему не придется оправдываться перед маршалом или их родителями в случае гибели их наследников.

Отряд Джино сбавил шаг. Конница вошла в Бренваль, почти не останавливаясь, лишь слегка замедлив строй. Никаких крикливых попыток запереть ворота, никакого оружия в руках жителей. Люди у домов замирали, но не разбегались. Все активно размахивали сосновыми ветвями. Некоторые даже улыбались.

— Милорд, — поклонился седой староста, когда граф подъехал ближе. — Бренваль приветствует доблестных воинов Аталии. Мы рады… оказать вам посильную помощь.

Голос у него дрожал, но слова он подбирал справно.

Джино чуть усмехнулся, так, чтобы улыбка не превратилась в оскал.

— Надеюсь, помощь ваша будет действительно посильной, — ответил он. — Нам нужен ночлег, фураж для лошадей и провиант. Взамен, я, граф Джино ди Кортезе, обещаю порядок.

Он сделал акцент на последнем слове.

Сзади раздалось короткое фырканье, кто-то из молодых дворян не удержался от комментария при слове «порядок», но Джино сделал вид, что не заметил.

— Ваше сиятельство, — староста сглотнул, — мы… обеспечим вас всем, чем богаты.

Джино ободряюще улыбнулся. Конечно, обеспечат. У них просто не было другого выхода.

* * *

Все прошло почти так, как он и планировал.

Людей его разместили по домам, кого-то в амбарах, кого-то в просторных сараях. Джино и виконты остановились в большом доме старосты.

Коням отвели часть дворов и загонов. Рабы ушли к обозу, под надзором, но без лишнего шума. Несколько местных девушек, явно заранее подготовленных к подобным визитам, появились ближе к ночи сами, без приказов. Их виконты забрали к себе. Отрядные шлюхи уже всем надоели.

Джино собрал всех офицеров и сказал прямо:

— Нам нужно это поселение живым. Людей не трогать без нужды. Девок — тоже. — Он подождал немного и добавил уже мягче. — Но если сами придут, не гнать.

Бойцы оживились и заулыбались, расправляя усы.

Графу не нужны были лишние реки крови и сожженные дворы. Он расчитывал задержаться в этом поселении некоторое время. Высокие стены, чистота, явно не голодающие жители и, что важно, лояльно настроенные. Джино уже давно начал присматривать себе место, куда бы они могли свозить все свои трофеи перед отправкой в Аталию. Почему бы таким перевалочным пунктом не сделать Бренваль.

Пир по случаю прибытия все равно получился шумным.

Местный трактир, наверное, впервые принимал столько народа. Вино и эль лились рекой. Кружки меняли друг друга, кувшины опустошались один за другим. Кто-то стащил бочонок прямо на площадь, и уже там, под факелами, начались танцы.

Джино пил меньше других. Правда, местный самогон он пробовать не рискнул. Камердинер наливал ему вино из его личного бочонка. Но потом староста предложил ему попробовать вино, что досталось ему еще со времен прошлой бергонской кампании. С его слов, те два бочонка он выкупил у аталийцев, которые якобы добыли его из обоза самого герцога де Клермона.

Джино решил продегустировать это вино. Лишь ради интереса. Ничего, впрочем, экстраординарного не ожидая. Каково же было его удивление, когда он принюхался, а потом и попробовал это вино. В сравнении с ним, то, что наливал ему его камердинер, было похоже не дешевое пойло. Далее Джино перешел только на вино старосты.

В какой-то момент перед его глазами все стало размываться. Лица, огни, радостные крики, музыка, визги — все слилось в одну вязкую, теплую, как вино, массу. Рука сама потянулась к еще одному кувшину. Кто-то хлопнул по плечу. Кто-то крикнул тост за короля и за самого графа ди Кортезе. Джино поднял кружку, посмеялся, сказал что-то вроде «за короля, который скоро приведет их к победе» и залпом допил.

Последнее, что он помнил, как отворилась дверь, в зал внесли очередной поднос с закусками, элем и вином.

* * *

Проснулся Джино от того, что голова раскалывалась.

Рот был сухой, как пустыня. Язык будто кто-то обмотал колючей шерстью. В теле ощущалась тяжесть, но странным образом мышцы не болели — скорее, было какое-то ватное бессилие, как после слишком крепкого зелья.

Он приоткрыл глаза. Потолок. Незнакомые балки. Запах перегара, пота и чего-то сладковатого. Рядом кто-то тихо посапывал.

Джино повернул голову и увидел вповалку спящих женщин — одна из тех, что приехали с отрядом, и, кажется, две местных. Все трое совершенно голые.

Он выгнул бровь. А потом брезгливо скривился…

— Бездна… — прохрипел он, пытаясь подняться.

В висках тут же зазвенело.

Он поморщился, выругался про себя и потянулся к кувшину, стоявшему на табурете рядом. Там было пусто, лишь кислый запах вчерашнего вина. Граф поморщился сильнее, поставил кувшин обратно и, шатаясь, поднялся на ноги.

— Жако! — рявкнул он привычно. — Где ты, бездельник?

Ему никто не ответил.

Это было странно. Жако был еще тем пройдохой и лентяем, но на голос своего господина являлся всегда, независимо от времени суток и степени его опьянения.

Джино поднес руку ко лбу, помассировал виски, попытался привести мысли в порядок.

В комнате было слишком тихо…

Он нашел в углу бочку с водой, зачерпнул ковшом, сперва жадно выпил, потом, не выдержав, вылил остатки себе на голову. Холодная вода немного утолила жажду и немного прояснила сознание.

Пора проверить где, демоны побери, Жако и остальные.

Натянув штаны и накинув плащ, он вышел в сени, затем во двор.

На улице стояло ясное утро. Солнце поднялось уже достаточно высоко. По двору бегали дети, за ними лениво следили женщины. Вдоль частокола неторопливо шел какой-то мужик с дровами и топором. На крыльце соседнего дома сидела старуха с клюкой. Где-то вдалеке лаяла собака, у хлева хрюкала свинья.

Жизнь Бренваля шла своим чередом. Но чего-то остро не хватало. Граф протер глаза и напрягся. А потом понял, чего он не видит и не слышит. Ни окриков офицеров. Ни ругани солдат. Ни стука металла, ни привычного движения лагеря. Будто весь его конный отряд растворился в воздухе.

Граф нахмурился, вышел на ступеньку, глубже втянул воздух.

— Жако! — повторил громче.

Ответом ему была тишина и тонкий детский смех где-то слева.

Джино уселся на скамью у входа, выругался уже вслух и попытался сообразить, что именно не так. Тело все еще было тяжелым, голова гудела. Но что-то в этой тишине было неправильным.

— Не самое приятное пробуждение, согласен, — раздался возле него спокойный голос.

Джино повернул голову.

На краю той же самой скамьи уже сидел молодой человек в походной одежде. Не мальчишка, но и не старик. Одет дорого, но добротно. Плащ, дорожные сапоги, удобный камзол. Никаких знаков отличия и гербов. Лицо аристократическое. Взгляд внимательный, слишком спокойный.

— Кто вы? — спросил Джино резко. Он, наконец, начал осознавать, что происходит действительно что-то странное.

Молодой человек чуть улыбнулся уголком губ.

— Ах, да, — сказал он, легонько коснувшись своего лба. — Простите мою бестактность. Маркграф Максимилиан де Валье, граф де Грамон, к вашим услугам.

Глава 24

Бергония. Бренваль.

Джино, выпучив глаза и непроизвольно вдохнув полные легкие воздуха, а потом, видимо, забыв выдохнуть, начал постепенно краснеть. Он немного даже привстал. Вернее, попытался это сделать. Потому что в этот же момент на его плечо легла тяжелая рука. Под давлением граф плюхнулся на скамью, при этом громко выдохнув. В данный миг в его виски словно два раскаленных штыря вогнали. На глазах от такой боли даже слезы выступили.

Протерев ладонями лицо, Джино поднял голову и увидел нависающего над ним гиганта в доспехе страйкеров. Лицо этого верзилы Джино сразу не понравилось. Как-то отстраненно граф вспомнил, как на одном из приемов во дворце своего покровителя, графа Серхио ди Алькараса, дяди Золотого льва, ему довелось пообщаться с одним из драматургов, чьи пьесы регулярно ставились в столичном театре.

Джино тогда стало интересно откуда этот драматург черпает вдохновение, а именно — как у него так получается реалистично прописывать образы тех или иных персонажей. На что драматург ответил, что он просто иногда открывает окно своего кабинета, которое выходит на столичную площадь, и наблюдает за людьми.

Глядя сейчас на верзилу со зверской рожей, который положил свою широченную ладонь ему на плечо, граф ди Кортезе подумал, что тот драматург наверняка бы оценил сей незабываемый экземпляр.

Новый спазм головной боли заставил Джино поморщиться и снова потереть лицо руками. Заодно он с досадой попенял себе на то, что в его голове роятся совершенно неподобающие данному моменту мысли.

Какой к демонам драматург, когда прямо перед ним сейчас сидит сам маркграф де Валье, которого, по идее, здесь вообще не должно быть? Если это действительно он, конечно.

Только подумав об этом, Джино растерянно обвел глазами улицу и дома, но ни одной подсказки так и не получил. Складывалось ощущение, что в этом поселении из его отряда в живых остался только сам Джино.

Вздрогнув от посетившей его ужасной мысли, граф напряженно взглянул на маркграфа, который все это время молча, с интересом наблюдал за ним.

— Где мои люди? — сказал, вернее, прохрипел Джино. Во рту все так же было, словно он всю ночь только и делал, что ел песок вперемешку с кошачьими фекалиями.

Джино показалось, или на мгновение в глазах молодого человека, назвавшегося маркграфом де Валье, мелькнуло одобрение.

— Не беспокойтесь, граф, — охотно ответил молодой человек. — Они живы. За исключением, разве что, десятка самых отпетых мерзавцев.

Джино, наконец, удалось сглотнуть ту субстанцию, что сейчас образовалась у него во рту вместо слюны. Он снова поморщился. По телу пробежала волна неприятной дрожи.

— Когда мои люди озвучили мне короткие биографии сих индивидуумов, — продолжал говорить незнакомец.

Принимать его за маркграфа де Валье Джино решительно отказывался. По крайней мере, пока не будет достаточно доказательств.

— Я решил взять на себя смелость, — продолжал незнакомец, — оказать вам услугу и повесить их вон в той рощице за стенами этого гостеприимного поселения.

Молодой человек кивнул куда-то на восток и продолжил говорить. А граф ди Кортезе тем временем непроизвольно потянулся рукой к своей шее, но вовремя одернул самого себя.

— Понимаю, это ваши бойцы, и вам наверняка хотелось бы со всем разобраться лично, — пожал плечами незнакомец. — Но в тот момент мне показалось, что беспокоить вас после тяжелой дороги ради каких-то висельников и насильников — это лишнее. Поэтому я, услышав о художествах этих мерзавцев, решил, что вы, как благородный человек, обязательно поступили бы с ними точно так же. Послужной список у некоторых из них — закачаешься. Кстати, можете не беспокоиться, кое-кого я для вас тоже приберег. Чтобы вы могли лично убедиться в моей объективности и непредвзятости.

Незнакомец слегка закатил глаза и покачал головой. Он продолжал говорить, не давая при этом Джино нормально сконцентрироваться на происходящем. Поэтому графу приходилось слушать этого странного человека, при этом собирая разрозненные мысли в кучку и терпя жуткую головную боль.

А что он мог сделать в его-то положении? Ведь самое главное Джино для себя уже уяснил. Судя по нависшей над ним гигантской тени и полному отсутствию на улицах его бойцов, граф ди Кортезе сейчас находился в полной власти этих странных и пугающих своим видом людей.

Так что самым правильным сейчас было вести себя спокойно и не делать резких движений. Тем более, что в одних портках, рубахе и босиком, да еще и с пустыми руками много не навоюешь.

— Вот, к примеру, ваш личный слуга, — не унимался незнакомец. — Как там его…

Он пощелкал пальцами, явно вспоминая имя.

— Жако… — неосознанно помог ему Джино и тут же насторожился.

— Верно! — улыбнулся молодой человек, называвший себя маркграфом де Валье. — А вы знали, что он вовсе никакой не Жако? В более узких кругах он известен как брат Карло. Он — один из младших жрецов Алого храма, которого приставили к вам в качестве соглядатая. Другими словами, ваш Жако — шпион Энцо ди Рива.

С каждым словом, произнесенным этим незнакомцем, лицо Джино ди Кортезе все больше вытягивалось. Испуг и дискомфорт на мгновение отступили на второй план. Граф ди Кортезе полностью превратился в слух.

Это что же получается? Если верить этому человеку, то, выходит, что его бездельник и лентяй Жако, который пришел к нему несколько лет назад после трагической гибели старого камердинера, все это время служил Алому храму? Пригрел, выходит, змею на груди⁈ Джино вдруг ощутил боль в скулах. Оказалось, он, слушая рассказ мнимого маркграфа, сильно, почти до хруста сжимал зубы.

И пусть это пока всего лишь болтовня незнакомого человека, которому нет никакого доверия, граф ди Кортезе прекрасно знал, на что способны багряные фанатики. Вот такой грязный шпионаж в этом списке тоже присутствует. Вдруг его осенила внезапная мысль. А была ли смерть его старого камердинера случайной? От этого внезапного озарения в груди графа что-то сдавило. Но довольно быстро боль отпустила, и Джино снова смог сконцентрироваться на разговоре.

— Спросите, почему великого магистра заинтересовали именно вы? — тем временем говорил молодой человек. — Все просто. Алому храму важно иметь своих шпионов везде. Тем более, что вы являетесь одним из ближайших сторонников и вассалов графа ди Алькараса, родного дяди маршала Рикардо ди Лоренцо. Вы, к слову, не единственный, рядом с кем находятся такие вот Жако. Роли они отыгрывают разные, но смысл один. Энцо ди Рива держит руку на пульсе. И помимо сведений, которыми снабжают его шпионы, те в любой момент готовы ликвидировать своих подопечных, тем самым оставив Золотого льва без верных сторонников. А это, скажу я вам, довольно внушительное количество знатных и влиятельных граждан Аталии.

Джино сидел, выпучив глаза, и медленно переваривал свалившуюся на его голову информацию. Он даже пару раз больно ущипнул себя за руку, проверяя, не снится ли ему всё это. Слишком нереально выглядело происходящее.

Да и резкий контраст между событиями здорово сбивал с толку. Еще буквально недавно он въехал во главе отряда в это богами забытое поселение, а уже спустя несколько часов весь его отряд куда-то запропастился. А он сам сидит полураздетый на скамейке и выслушивает какого-то незнакомца, представившегося маркграфом де Валье, который, как ему говорили на последнем совете у маршала, должен находиться где-то у себя в марке.

Джино чувствовал, что его голова вот-вот лопнет. Он снова машинально попытался сглотнуть, но у него снова ничего не получилось. Незнакомец, видимо, заметив его состояние, коротко кивнул, и перед Джино появился староста Бренваля. В руках тот держал кувшин. Судя по капелькам на глиняных боках, содержимое сосуда было прохладным и явно освежающим.

Граф ди Кортезе интуитивно попытался снова сглотнуть. Но, потерпев неудачу, втянул воздух через нос. От кувшина шел характерный винный запах.

— Полагаю, граф, вам стоит утолить жажду, — произнес молодой человек, и староста протянул Джино заветный кувшин.

О, великие боги! Какое же это блаженство! Вино, что было в кувшине, действительно оказалось прохладным и освежающим! Джино даже не заметил, как опустошил его одним махом.

В глазах как-то вдруг посветлело. Уши уловили новые звуки, а нос запахи. И что радовало больше всего — значительно утихла головная боль. Да и мысли перестали напоминать медленно ползающих слизней. Они обрели более энергичную форму. Граф ди Кортезе понял, что начал соображать намного быстрее и адекватнее.

— Кто вы? — обратился он к незнакомцу.

— Как? — удивился тот. — Разве вы не слышали?

Удивление на лице молодого человека внезапно сменилось пониманием.

— Ах вот оно что! — усмехнулся он. — Вы не поверили мне!

— Простите, но поймите меня правильно…

— Да-да, — кивнул мнимый маркграф де Валье. — Я вас понимаю. Вас наверняка проинформировали, что я сейчас нахожусь далеко от этих мест. Так что ваши сомнения вполне обоснованы. И, собственно, вам сказали правду. Я действительно не собирался посещать эти места. Но меня вынудили. И мы снова возвращаемся к Алому храму.

Джино ди Кортезе уже достаточно пришел в себя, чтобы догадаться, о чем дальше пойдет речь. Видимо, выражение его лица незнакомец прочитал правильно.

— Вижу, вы уже поняли, по какой причине мне пришлось проделать такой путь? — произнес маркграф де Валье. Джино неожиданно для себя впервые за время разговора в своих мыслях назвал этого молодого человека маркграфом. — Солена ди Ланци… которую еще называют Исповедницей. Так вот, эта особа со своими Паломниками развила в этих краях кипучую деятельность. Пришлось немного побегать за ней. Но в конце концов я решил эту проблему.

Джино, слушая обманчиво спокойный и размеренный голос маркграфа, вдруг осознал, что перестал дышать. Граф прекрасно помнил Солену ди Ланци. Он пересекался с ней много лет назад, когда та еще участвовала в дворцовой жизни, причем несколько раз. Но потом Солена окончательно окунулась в религию и посвятила себя служению своему богу.

И Джино прекрасно понимал, какой именно подтекст был в словах маркграфа, когда тот говорил о кипучей деятельности. Все знали, как именно расправлялась Исповедница со своими жертвами.

Сказать по правде, граф ди Кортезе первое время не верил в то, что говорили о Солене ди Ланци. Ведь он помнил ее еще молодой нескладной девицей. Но в последний раз, когда она появилась в лагере, чтобы увидится с маршалом ди Лоренцо, Джино ее сперва даже не узнал. Настолько изменился весь ее облик. Доспехи, шкуры оборотней, шрамы на мрачном лице и глаза, горящие фанатичным огнем.

Он так и не решился ее поприветствовать тогда. Вероятно, она бы его уже даже и не вспомнила.

Джино, несомненно, был рад, что в этой войне такой командир и такой отряд воюет на их стороне. Они действительно довольно быстро зачистили этот регион от оборотней и других партизанских отрядов бергонцев.

Но в то же самое время граф ди Кортезе, который являлся дворянином и мнил себя человеком чести, не желал, чтобы его и его отряд ассоциировали с мясниками из Алого храма. Позиция чистоплюя? Возможно, но она была принципиальной.

Граф, улетев мыслями куда-то далеко, встрепенулся, взглянул на сидящего рядом маркграфа, который внимательно его слушал. Джино сперва удивился такому вниманию, но вдруг отчетливо осознал, что все это время вел разговор не с самим собой в своих мыслях, а озвучивал их вслух.

Он сперва испуганно замолчал. Мельком взглянул на кувшин. Поморщился. Вино на голодный желудок развязало ему язык. Потом он снова посмотрел на своего собеседника, который, казалось, совершенно не замечал его телодвижений.

Внезапно Джино пришла новая мысль в голову. А что если этот незнакомец не соврал? Что если он и есть тот, кем назвался? Если это так, тогда граф вынужден был признать, что его враг, а они несомненно были врагами, ведет себя тактично, вежливо и без насмешек.

Вон, виконты, его спутники, наверняка бы сейчас на месте маркграфа потешались бы над полуголым пленником. Валье же, напротив, ведет себя как истинный дворянин.

Джино негромко икнул и сконфуженно прикрыл рот ладонью. Затем мельком взглянул на своего собеседника, проигнорировавшего и этот конфуз. Прекрасное воспитание! Графу сей молодой человек нравился все больше и больше.

Он только что понял, что раз уж у них завязался такой приятный разговор, неплохо было бы поговорить с маркграфом и на другие темы, которые волновали графа ди Кортезе не меньше, чем шпионы из Алого храма.

Например, Джино, в свете услышанного об Исповеднице и ее отряде, захотелось предупредить этого воспитанного молодого человека и о других конных отрядах, возглавляемых дворянами и занимающихся в данный момент грабежом в окрестностях.

После вопроса Максимилиана — тот отныне именно так предложил себя называть — о точных маршрутах этих отрядов граф с готовностью согласился показать их все на карте.

После этого героический юноша приказал принести еще вина и накрыть стол. За завтраком Джино были продемонстрированы меч, а также перстень Исповедницы, ныне покойной. Перстень графу был незнаком, а вот меч он сразу же узнал. Выходило, что Максимилиан не соврал и действительно разобрался с этой фанатичкой и ее Паломниками.

После завтрака Джино вернули его одежду, доспехи и все личные вещи. Затем проводили в сарай, где содержался Жако. Этот мерзавец все ранее сказанное Максимилианом полностью подтвердил.

Джино и виконты, также присутствующие на этом допросе, были готовы прикончить мерзкого шпиона Алого храма прямо там, в сарае. Но их остановили. Правда, пообещали дать им копии свитков, где откровения этого паршивца Жако были слово в слово записаны.

Молодые отпрыски сильных аталийских родов тоже прониклись уважением к Максимилиану. Поэтому с удовольствием подтверждали слова своего командира Джино ди Кортезе.

В общем, когда они впятером в окружении своих личных слуг покидали поселение, Максимилиана де Валье они считали своим хорошим другом.

Да, остальных своих бойцов и весь обоз Максимилиан оставил себе, но Джино и виконты прекрасно понимали, что это закон войны. Это его добыча. Он честно выиграл это противостояние. Правда, Джино пока не знал, когда именно состоялась эта битва, но он рассчитывал расспросить о ней у своих молодых спутников позднее.

Ведь сейчас самое главное — добраться до расположения королевских легионов и поведать его величеству и маршалу ди Лоренцо об этой знаковой встрече. Максимилиан на этом особенно настаивал.

Сидя в седле, Джино ехал на юг и предвкушающее улыбался. Он уже представлял, как будет всем рассказывать о том, как подружился с самим маркграфом де Валье. Вот ему все обзавидуются. Взгляд графа упал на небольшой бочонок, прикрепленный к седлу заводной лошади, в котором мерно побулькивало то самое прекрасное вино. Друг Максимилиан позаботился и об этом. Джино уже предвкушал, как он снова на привале будет вкушать этот божественный нектар. Улыбка на его лице стала еще шире.

Если бы он сейчас обернулся, то наверняка заметил бы на одной из сторожевых башен фигуру маркграфа, рядом с которым стояла женская фигура…

* * *

— Какдумаешь, насколько им хватит этого бочонка? — спросила Хельга, кивая на удаляющуюся группу всадников.

— Без понятия, — пожал плечами я. — Главное, чтобы доехали в целости и сохранности.

— Так уверен в своей задумке?

— А почему бы и нет, — ответил я. — В любом случае, свинью багряным мы уже подложили. Там сейчас такой скандал начнется. Жрецы внедрили своих шпионов почти в каждый высокий дом.

— Кстати, с обозами все понятно. А что будем делать с пленными?

Хельга кивнула на вереницы связанных аталийцев, которые сейчас приходили в себя после веселой ночки. Разнообразные зелья, которыми запаслась Селина, нам очень пригодились.

Отдельно нужно похвалить старосту Бренваля, а также всех жителей. Они неплохо справились со своими ролями. Исполнить все аккуратно было не сложно. В Бренвале случайных жителей нет. Все между собой повязаны либо кровными узами, либо общими интересами. И аталийцев они ненавидят. Когда мы туда прибыли, бренвальцы готовились дать бой отряду Джино ди Кортезе. Но моя идея сделать все бескровно пришлась им по душе.

— Когда начнут прибывать отряды вервольфов и гленнов, они и займутся их конвоированием на север, — ответил я. — Мне в Гондервиле все уши прожужжали о нехватке рабочих рук. Вот пусть и принимают пополнение. Тем более, что опыт в таких делах у них уже есть. После предыдущей кампании много бывших пленников стали частью нашей армии и общин. Там сейчас еще и старейшины горцев пронюхают о свеженьких пленниках. Увидишь, целая очередь выстроится. Работники всем нужны.

Хельга лишь пожала плечами. Мол, ты сам знаешь, что делаешь. А потом спросила:

— А что дальше? Я так поняла, в марку ты пока не собираешься.

— Нет, — качнул я головой и улыбнулся. — У нас тут еще несколько подобных аталийских отрядов ошивается. Чем больше рабочих рук, тем лучше, ты не находишь?

Глава 25

Бергония. Контерн.

Ветер рвал закрытые ставни, дождь барабанил по черепице, будто пытался пробиться внутрь, но Рикардо ди Лоренцо сейчас мало обращал внимания на бушующую непогоду.

Нынешняя зима в этой части Бергонии обещала быть еще более дождливой, чем обычно. Проклятая сырость уже привычно лезла в сапоги, под одежду, в щели между камнями, но сейчас это была мелочь. Настоящая проблема — вон она, на карте, расстеленой на столе.

Юг и центр Бергонии были отмечены его цветами почти целиком. Флажки, фигурки, выведенные чернилами обозначения — все говорило о том, что кампания там прошла быстро и правильно. Очищенные тракты, взятые города, переформированные за счет местных когорты. Эта часть работы была сделана так, как Рикардо любил: четко, последовательно, спокойно.

А вот север…

Северная линия упиралась в условную черту, за которой начинались предгорья, а дальше — Сапфировая цитадель и земли маркграфа де Валье. Там было пусто. Не потому, что он не знал, что там творится, а потому, что поставить на карту было нечего, кроме раздражающих пометок о сорванных переходах и исчезнувших отрядах.

Рикардо планировал зимовать уже ближе к Сапфировой цитадели.

Подтянуть тылы, закрепиться, построить склады, дать людям перезимовать в относительном комфорте, чтобы весной ударить сразу из выгодной позиции.

Все по заранее намеченному и расписанному плану. Сейчас же этим планом можно было лишь подтереться.

Северяне, в отличие от южан, не желали подчиняться. Да, тут не любили вестонцев, но аталийцев, благодаря деятельности багряных, здесь не любили еще больше.

Все попытки закрепиться в той части Бергонии провалились. Передовые группы, которые посылались вперед, либо возвращались ободранными и понурыми, либо не возвращались совсем. И все это — из-за одного человека.

Бастард… И его летучие отряды.

Рикардо сжал пальцы на столешнице так, что костяшки побелели. Паломники должны были закрыть этот вопрос. И у них ведь отлично все получалось.

Исповедница и ее отряд действовали быстро и жестко. Там, где они проходили, вервольфы исчезали. Все шло так, как он и рассчитывал: багряные осуществляют поддержку с оборотнями, дворянские разъезды занимаются разведкой, плюс спускают пар, а его легионы тем временем спокойно движутся вперед.

План работал, как часы. Пока внутрь этих часов не попала та самая мелкая песчинка, способная со временем вывести из строя весь механизм.

Вестником того, что первоначальным планам маршала ди Лоренцо пришел конец, стал Джино ди Кортезе.

Рикардо помнил тот день слишком хорошо.

Граф, равно как и его спутники виконты, вернулись не в том виде, в каком их ожидали увидеть. От большого отряда осталась дюжина человек. Сам педант и перфекционист Джино выглядел, будто весь последний месяц только и делал, что беспробудно пил.

Он счастливо улыбался и рассказывал какие-то совершенно немыслимые вещи. Виконты, кстати, были такие же невменяемые. Складывалось впечатление, что они вернулись не из разведывательного рейда, а с какой-то затянувшейся по времени попойки. Все пятеро были пьяны и счастливы. А также, что вообще ни в какие ворота не лезло, то и дело восхваляли их нового лучшего друга Максимилиана де Валье. Благороднейшего из дворян.

А вот их сопровождающие, напротив, были как раз мрачны и адекватны. Так что отправив этих пятерых отсыпаться, маршал приказал допросить сопровождавших их бойцов.

Эти допросы частично пролили свет на произошедшее. Оказалось, что весь отряд, за исключением десятка или двух бойцов, сейчас находится в плену у вестонцев. И пленил их никто иной, как сам маркграф де Валье. Если бы все они говорили вразнобой, а дознаватели из багряных не были бы опытными, маршал подумал бы, что его пытаются водить за нос. Но нет. Всё было похоже на правду.

Оставалось теперь выслушать самого Джино ди Кортезе и молодых виконтов. Потому что дальше допрашиваемые начали нести совершеннейшую ахинею.

Они утверждали, что, помимо самого маркграфа, с ним было еще трое бойцов. И что захват поселения, где разместился на ночь отряд графа ди Кортезе, произошел за считанные часы. Вернее, всем им так показалось.

На самом деле никто так и не смог внятно объяснить, как именно четыре человека, пусть даже одаренных, смогли захватить в плен почти сотню вооруженных бойцов, не считая обозников, которые в случае нападения тоже могли вступить в бой как стрелки. Все как один рассказали, что утром они проснулись от жуткого похмелья и связанные…

А на следующий день, морщившийся от жуткой головной боли, мрачный Джино ди Кортезе, представ перед королем и его военным советом, начал свой рассказ.

Кстати, ему в тот момент было абсолютно плевать, что для самого Адриана и остальных дворян он стал посмешищем. Он словно не замечал их брезгливых и презрительных ухмылок и взглядов.

На удивление речь графа ди Кортезе была вполне складной и даже в какой-то степени обстоятельной. И чем дольше он говорил, тем меньше эта речь нравилась Рикардо. Уже спустя несколько минут маршал ди Лоренцо пожалел о том, что граф ди Кортезе и его спутники добрались сюда живыми. Лучше бы они сдохли где-нибудь по пути.

На том проклятом совете король Адриан и остальные представители высшей знати услышали весть о смерти Исповедницы и гибели всего ее отряда.

Граф ди Кортезе сообщил, что легендарный отряд уничтожил маркграф де Валье. Джино поклялся, что сам лично видел ее перстень и ее меч, которые любезно продемонстрировал Максимилиан. По какой-то причине граф называл маркграфа по имени, будто он — его закадычный друг. Видать, весь хмель еще не выветрился из его дурной башки.

Далее граф ди Кортезе подтвердил слова его людей о захвате всего отряда и обоза. Ну и на закуску он гневно объявил, что Алый храм, оказывается, ведет нечистую игру, внедряя своих шпионов в окружение аталийских дворян.

И тут же в подтверждение своих слов передал королю Адриану протокол допроса его слуги Жако, которого на самом деле зовут брат Карл и который является младшим жрецом Алого храма.

Этот идиот также объявил, что в протоколе указано около двух дюжин имен вельмож из высшей аталийской знати, за которыми прикреплены шпионы. Они прячутся под личиной их поваров, лакеев, виночерпиев, конюхов или камердинеров…

Рикардо тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Вспоминать, что началось в тот момент, когда граф ди Кортезе закончил свою речь, было больно. Все, включая и короля, тут же позабыли о том, что они в походе и что где-то там, на северном направлении резвится со своими головорезами маркграф де Валье.

В тот момент главным врагом аталийского дворянства являлись проклятые жрецы Алого храма и их верные псы — багряные рыцари.

Рикардо открыл глаза и зло усмехнулся. Этот мальчишка-бастард своим нестандартным ходом снова продемонстрировал, что его нельзя недооценивать.

И на всё происходящее наложилось вечное нетерпение короля Адриана. Рикардо невольно скривил губы, вспомнив последнюю аудиенцию.

Адриан жаждал реванша. Ему нужно было смыть позор прошлой кампании, когда его взяли в плен и потом обменяли, как какой-то мешок с брюквой. С тех пор он словно жил с раскаленным углем под кожей. И ему было плевать, что тот обмен на самом деле был как раз таки равноценным.

— Вы уверяли меня, что мы будем зимовать в Сапфировой цитадели! — рычал молодой король. — Что знамена Вестонии будут валяться под копытами наших лошадей! Почему мы все еще топчемся на месте⁈

Рикардо, выслушивая гневную речь короля, уже в который раз убеждался, что память всех монархов слишком коротка. А благодарность, как явление, так и вовсе им не знакома.

Прерывать крик этого юнца ради того, чтобы напомнить, благодаря кому тот сейчас сидит на троне Аталии и что половина Бергонии уже лежит у его ног, было бесмысленно…

Рикардо подошел к окну. Там, вдали виднелись заснеженные пики Холмов Дравара. Именно там сейчас орудовали летучие отряды вервольфов во главе с их хозяином, создавая хаос на северном фланге.

Золотой Лев не любил хаос.

Он перевел взгляд на северную кромку карты и вдруг поймал себя на том, что вспоминает совсем другой разговор. Там, на его вилле еще до выступления, когда к нему явился странный посланник короля Ольгерда.

Тогда Рикардо отнесся к предупреждениям кларонца об истинной сути бастарда с холодным скепсисом. Но теперь мысль о том разговоре неприятно кольнула.

Если вспомнить успехи бастарда в прошлую кампанию, картина становилась еще менее уютной. Тогда многие решили, что мальчишке просто повезло: подходящий момент, усталый противник, благосклонность случая. Теперь удача начинала подозрительно напоминать закономерность.

Посланник Ольгерда говорил еще и другое. О цене… Она теперь будет намного выше.

Рикардо поморщился, будто съел кислую сливу.

Довольно об этом! Да, проблемы есть. Да, кампания уже не походила на быструю, четкую операцию, какой он видел ее изначально. Да, придется зимовать в Контерне, а не в Сапфировой цитадели, как планировалось.

Но это ведь не значит, что настал крах всему! Под его началом все еще была сильнейшая армия Мэйнленда. Легионы, которые готовы к бою. Офицеры, прошедшие не одну войну. Запасы, связи, опыт.

Рикардо встряхнул головой, словно отгоняя настойчивых мух, и выпрямился. Звякнул колокольчиком. Спустя миг в его кабинет вошел Тони Наппо и замер, ожидая приказа.

— Передать генералам, — сухо сказал маршал, — что мы меняем порядок зимовки. Северный фланг усиливаем. Дворянские отряды временно держать ближе к основным силам. Когортам багряных… — он сделал паузу, мельком взглянул на карту, — пусть займутся западным направлением. Если у них получится заблокировать поставки продовольствия противнику из Вестонии — хорошо. Если нет — тоже хорошо. Не будут здесь лишний раз мозолить глаза королю и дворянам, которые теперь спят и видят, как они вернутся в Аталию и расправятся с Энцо ди Рива. Всё. Выполняй.

Тони молча поклонился и поспешил к выходу.

Рикардо ди Лоренцо провел ладонью по карте еще раз. Да, эта кампания, похоже, затянется. Да, маркграф де Валье смог снова удивить его.

Но это не меняло главного. Зима очень быстро закончится, и его легионы захватят всю Бергонию, потому что у маркграфа нет армии, чтобы остановить их. А потом дорога на Вестонию, наконец, будет открыта!

Северо-запад Вестонии. Окрестности военного лагеря вестонской армии.

Лорд Скелвик нервно вышагивал по поляне из одного конца в другой, судорожно перебирая в своей голове события прошедшей недели.

Объединенная вестонская армия неумолимо двигалась навстречу легионам Оттона Второго. И очень скоро должно было состояться генеральное сражение этих двух армий, итог которого станет отправной точкой в образовании нового миропорядка.

Если победа будет за Вестонией, на астландском троне воссядет новая королева, ну, а если победит Оттон Второй, тогда начнется рождение новой империи. Об имперских амбициях нынешнего правителя Астландии было известно даже на Туманных островах.

Лорд Скелвик, пусть и находясь в стане противников Оттона, в душе уважал этого человека. У него была цель — стать королем, и он ее добился. Он просто забрал корону у слабака. Именно так, по мнению Скелвика, и должен поступать истинный правитель. Тем более, если он боевой маг в ранге аванта. Что ему какой-то смертный?

Скелвик был убежден, что династии, какими бы старыми они ни были, если они слабы — их времена прошли. Им на смену должна прийти свежая кровь. Кроме того, на троне должен сидеть сильнейший одаренный. А не такой, каким был этот слабак Конрад, с которым так легко разобрался Оттон, вознамерившийся теперь сбросить с трона очередного слабака.

Скелвик, перед тем как отправиться на материк, долго думал: а не ошибается ли он с выбором стороны? Не зря ли он поддался общему порыву всех лордов Туманных островов и уговорам его соправителя лорда Элдриса?

Уже при дворе Карла его уверенность снова пошатнулась. Он искренне удивлялся, как этот напыщенный слабак, находящийся в шаге от могилы, намерен побеждать такого, как Оттон?

Скелвик первое время вел себя при дворе Карла тихо. Он присматривался, принюхивался. Да, короля Вестонии охраняли его Тени. Да, его поддерживал лорд Грэй, которого Скелвик уважал, как воина и мага.

Но чем дольше он находился в Эрувиле, тем больше понимал, что если бы не эта внезапно воскресшая дочь Конрада и поддержавшие ее астландцы-изгои, а также островитяне-наемники, Карлу некого было выставить против легионов Оттона. Это понимали все в этом странном собранном с миру по нитке войске.

Осознав свое превосходство и значимость, Скелвик начал планомерно провоцировать Карла. Ему было интересно, чем ответит этот мертвец на троне.

Очень скоро Скелвик понял: Карл готов стерпеть всё, лишь бы сохранить образовавшуюся коалицию. Это начали понимать и остальные лорды Туманных островов, а также маршал фон Мансфельд.

Но в один прекрасный момент всё изменилось. Скелвика, словно нашкодившего щенка, повозили мордой по его собственному дерьму. И кто? Тот самый бастард, которого на островах воспринимали как пустышку и вора. Оказалось, в колоде Карла был козырь. Да еще какой!

Абсолют. Первый после многих лет.

И его силу Скелвик ощутил на себе. А силу он уважал, поэтому решил оступить и затихориться. На время… Чтобы, как всегда, присмотреться и изучить врага. А потом, когда возникнет подходящий момент, вонзить клинок в его сердце.

И как оказалось, этот момент настал еще раньше, чем он ожидал. На него тайно вышли посланники короля Оттона и предложили встречу. Не с самим королем — тот должен был оставаться рядом с армией — но ближайшим соратником Оттона, легендарным Крушителем, бароном де Флави.

Скелвик взял время на раздумья. Неделю. На самом деле он уже все для себя решил. Ведь в свете происходящего не сложно было догадаться, зачем понадобились эти тайные переговоры. Флави приедет, чтобы озвучить какое-то предложение от своего короля. Скелвику лишь оставалось, потирая руки, придумать, как бы не продешевить.

А неделю на раздумья он взял для того, чтобы по своему обыкновению осмотреться и выждать. Ведь была вероятность того, что вся эта возня может быть провокацией или подставой от Карла. А вернее, от его горбуна, который был хитер, как сотня змей.

Но, присмотревшись и выждав, Скелвик пришел к выводу, что в этот раз его опасения были напрасны. Ни Карлу, ни его проныре-горбуну проверять островного лорда было незачем. И он, наконец, дал согласие на встречу.

И вот на дворе ночь, а он сам с несколькими верными телохранителями прибыл в указанное посланником место.

Вспомнив о времени, Скелвик достал из кармана часы. Стрелки показывали третий час. Если через полчаса никто не появится, придется возвращаться назад, чтобы прибыть в лагерь до восхода солнца.

Его словно подслушали. Из тени на поляну выступила массивная фигура в кожаном доспехе страйкера. Скелвик сперва напрягся, но потом слегка расслабился. Он узнал барона де Флави, с которым виделся один раз в Астландии еще при дворе Конрада Пятого.

— Лорд Скелвик, — прогудел Крушитель.

— Барон де Флави.

— Прошу, — коротко произнес барон и протянул Скелвику свиток. — Мой король приказал мне дождаться вашего ответа.

Лорд слегка нахмурился. Он уже приготовился к лести и уговорам, но Флави ничем таким не намерен был заниматься. И неудивительно. Из Крушителя посол так себе.

Тем не менее Скелвик развернул свиток и, поднеся бумагу поближе к глазам, начал читать. Для страйкера, а тем более аванта, темнота не помеха. Тем более, что после дождливого дня тучи слегка расступились и из-за них выглянула луна.

С первых слов, написанных крупным размашистым почерком на языке Туманных островов, Скелвик осознал, что он был прав. Это именно та возможность, которую он ждал всю свою жизнь.

По мере того, как он углублялся в чтение, в его воображении вырисовывалась радужная картинка его будущего. Оказалось, что Оттон попал в самую точку. Скелвик даже был слегка озадачен тем, что король Астландии прекрасно понимал, чего на самом деле желает островной лорд.

Оттон предлагал Скелвику перейти на его сторону, а также постараться привести с собой как можно больше островных лордов. За это король Астландии обещал поддержать своего нового союзника в его притязаниях на трон Мертона. Другими словами, Скелвику предлагалось стать единоличным правителем острова в обмен на союз с Оттоном. Но это было еще не все…

Оттон обещал, что как только он станет императором, Скелвик может расчитывать на астландские легионы в борьбе за власть на всем Туманном архипелаге.

Лорду пришлось перечитать это место еще несколько раз, чтобы наконец осознать масштабы будущих изменений в своей жизни. Он непроизвольно сглотнул и поднял ошалелый взгляд на барона де Флави, который спокойно ожидал его ответа.

— Итак, ваше решение? — спросил Крушитель.

— Передайте его величеству, что у него появился верный союзник, — расправив плечи, твердо произнес Скелвик, глаза которого горели азартом.

Вестония. Граница владений графа де Марбо.

Виконтесса Аурэлия де Марбо ехала рысью, не слишком торопясь, но и не позволяя лошади вольностей. Серый мерин под ней двигался ровно, предсказуемо, будто прекрасно понимал, что от него требуется: выдерживать темп и не дергаться на каждом хрустнувшем под копытом сучке.

Справа и слева, чуть впереди держались двое егерей, молчаливые, в вытертых плащах. Чуть дальше — четверо всадников из графской дружины.

Тилийский лес тянулся вперед широкой полосой, темнея под низким небом. Сегодняшний маршрут она знала по карте, но видеть все собственными глазами считала необходимым. Столько лет этот участок был яблоком раздора между де Грамонами и де Марбо, столько раз переписывались бумаги, спорили управляющие, менялись межевые столбики…

И только сейчас, после всех последних событий, после того, как Максимилиан де Валье неожиданно стал графом де Грамоном, спор был наконец закрыт. К обоюдному, как ни странно, удовольствию сторон.

Максимилиана виконтесса более не видела, но внимательно следила за всеми новостями о нем. Ее поражало то, как буквально за несколько лет из никому не известного бастарда он превратился в одного из самых знаменитых и могущественных людей Мейнлэнда.

Иногда она ловила себя на мысли: может быть, стоило тогда поддаться воле брата и стать женой Максимилиана? Но тут же отгоняла от себя эти странные фантазии. Да, она последнее время симпатизировала маркграфу, но между ними ничего такого не могло быть. Особенно, в свете последнего конфликта с Эмилем.

Но тем не менее Аурэлия понимала, что Максимилиан ей не враг. Об этом говорил и последний его шаг, когда мсье Шаброль прибыл к ней с предложением о мировом урегулировании затянувшегося земельного спора…

В итоге бумаги подписаны, печати стоят, копия договора передана в королевскую канцелярию. Но Аурэлия относилась к тем людям, которые предпочитают не полагаться только на записи в реестре. Ей нужно было увидеть этот пресловутый участок границы. Понять, где он начинается и чем заканчивается, в каком состоянии лес, не конфликтуют ли с людьми Марбо местные жители, не осталось ли у кого тайной обиды.

Последнее время вся жизнь ее была сном наяву. После смерти брата дом словно ожил, посветлел.

Отец… Отец выжил, и это уже было чудом. Мсье Робер, исправно снабжавший их магическими зельями, поставил его на ноги, сердце перестало барахлить, дыхание выровнялось. Тело, казалось, вернули к жизни. А вот с разумом вышло хуже.

Граф де Марбо то узнавал дочь, то смотрел на нее мутным взглядом, в котором путались прошлое и настоящее. Иногда звал жену, забывая, что ее уже нет. Иногда отдавал приказы тем, кого давно похоронили. В такие дни Аурэлия не выходила из замка вовсе. Сидела в библиотеке с книгами, пересматривала старые записи, проверяла счета, слушала доклады управляющего и украдкой поправляла плед на плечах отца.

Сегодняшняя поездка была редким исключением. Почти побегом.

— До условной границы еще с полчаса пути, ваша милость, — негромко сказал один из егерей, поравнявшись с ее лошадью. — Дальше пойдет спуск к ручью. Там и начнется тот самый участок.

— Хорошо, — Аурэлия кивнула, чуть натягивая повод. — Смотрим внимательно. Я хочу вернуться, будучи уверенной, что у нас не осталось неожиданных сюрпризов.

Егеря молча кивнули и вновь разошлись в стороны, возвращаясь на свои места.

Мерин под ней спокойно пошел дальше, и Аурэлия позволила себе короткий, почти незаметный вздох. Ветер приносил запах сырого леса. Впереди, за стволами, начинался тот самый участок, который так долго был поводом для интриг и споров.

Аурэлия вынырнула из своих мыслей, когда лес впереди нехорошо изменился. До этого он выглядел обычным предгорным хвойным лесом. А теперь дорога уходила к распадку, и деревья у его края стояли как-то иначе. Стали ниже, тоньше, с оголенными ветвями, словно их облизало чем-то ядовитым. Цвет коры тоже поменялся: серый, тусклый, без живого блеска.

— Что там? — спросила она, прищурившись и указывая рукой вперед. — Вон, тот распадок.

Двое егерей на миг переглянулись.

Очень коротко, но этого было достаточно, чтобы Аурэлия все поняла: место им не нравилось.

— Это… — нерешительно начал один. — Местные зовут его Черной сопкой, ваша милость.

— Проклятое место, — мрачно добавил второй. — Лучше держаться от него подальше.

Она слегка приподняла бровь.

— Подальше? От моей земли? — в голосе не было резкости, только сухое удивление. — Нет уж, раз мы сюда добрались, то посмотрим и на эту вашу Черную сопку.

Егеря промолчали, возражать не стали.

Один из них выдвинулся чуть вперед, беря на себя роль проводника. Отряд свернул с привычной тропы и двинулся в сторону распадка. Тропинка постепенно превратилась в едва заметную протоптанную полосу, потом пропала вовсе.

Лес вокруг менялся. Привычной для хвойных зарослей зелени становилось меньше. Весь пейзаж говорил о том, что здесь уже давно не было ни одной живой души.

Вскоре Аурэлия увидела его.

Небольшой холм на склоне леса, ничего особенного, если смотреть издалека. Но стоило подъехать ближе, как становилось ясно: с этим местом что-то не так. Из его склона торчали сухие стволы, лишенные листвы, черные и кривые, словно гнилые зубы из покосившейся челюсти. Вокруг холма почти не было подлеска. Земля голая, с пятнами серой глины, из-под которой кое-где проступал камень.

И кости.

Сначала она подумала, что ей показалось. Белые точки на фоне серой земли. Но лошадь сделала еще два шага, и сомнений не осталось. Это были кости.

Черепа. Ребра. Позвонки.

Какие-то крупные, явно звериные. Другие — человеческие. Некоторые были сложены кучками, другие просто валялись, как упали.

Аурэлия невольно натянула повод, останавливая мерина.

— Что… это? — тихо спросила она, оборачиваясь к егерям.

Те замялись. Один отвел взгляд. Второй сделал вид, что поправляет стремена. Пауза затянулась.

— Я жду ответа, — сказала она уже холоднее. — Сейчас.

Старший из егерей тяжело вздохнул.

— Ваша милость… — он понизил голос. — Это то самое место. С ним связано… много плохих историй.

— Конкретнее, — отрезала она.

Он сглотнул.

— Сюда… при прежнем хозяине… — он поискал слова, — виконт де Марбо свозил… Тех, кого он… казнил. Или тех, кто… не выдерживал.

Второй егерь, до этого молчавший, угрюмо добавил:

— И людей и зверьё. И кости и головы.

Аурэлия молча посмотрела на холм.

Где-то в глубине сознания кольнуло знакомое чувство — то самое, которое она глушила в себе с тех пор, как Эмиля не стало. Панический страх и ужас…

Она спешилась. Ее руки и ноги подрагивали, но она старалась держаться уверенно. Брата больше нет. А это всего лишь старый могильник. Напоминание о чудовище, что жило внутри Эмиля. Чудовище, которое уже мертво…

— Ваша милость, не стоит… — попытался было вмешаться капитан ее охраны, но она подняла ладонь.

— Хватит, — произнесла она слегка дрогнувшим голосом. — Сколько лет я жила рядом и не знала об этом? Теперь я хозяйка этой земли. И я не намерена оставлять все, как есть.

Один из ее бойцов держал повод. Аурэлия постояла, успокаивая мерина, а потом, приказав оставаться всем на месте, шагнула вперед, к холму.

Чем ближе она подходила, тем сильнее чувствовалась странность этого места. Птиц не слышно. Даже привычного лесного шороха не было.

Тишина стояла такая, что собственное дыхание казалось слишком громким.

Она остановилась в нескольких шагах от ближайшей груды костей. Белые, вымытые дождями, давно лишенные плоти и кожи. В нормальном лесу за это время зверье растащило бы все по углам.

Здесь же все лежало так, как бросили.

Аурэлия почувствовала, как по спине пробежал холодок.

Где-то сзади капитан что-то шепнул, но его слова уже не доходили. Звук будто приглушился — как если бы кто-то незаметно накрыл ее невидимой тканью, отрезав от мира.

Ей вдруг очень захотелось развернуться и уйти. Сесть на коня, вернуться на дорогу, забыть, что она что-то видела.

Но вместе с этим возникло другое ощущение. Спокойное, тянущее, как теплый поток под холодной водой.

Шаг… Еще один…

Мир сузился до этого холма. До сухих стволов, похожих на кривые поломанные пальцы, тянущиеся к небу. До белых костей, которые вдруг показались выложенными почти в узор.

И тогда она услышала.

Шепот…

Не громкий, не резкий. Скорее, как если бы кто-то очень давно ждал, затаившись, и теперь не мог скрыть облегчения.

«Наконец-то…»

Что-то мигнуло перед глазами, как будто воздух перед ней дрогнул, стал плотнее, на мгновение исказился. Лес на секунду словно разошелся в стороны, и там, где раньше был просто глухой склон, на глазах проявился узкий темный проем — вход в пещеру, который до этого не бросался в глаза.

Аурэлия замерла, чувствуя, как сердце забилось чаще. Она не знала, что именно ждет ее там. Но знала одно: этот вход появился не случайно, и она просто обязана войти внутрь…

Бергония. Маркграфство де Валье. Форт де Грис.

После долгого отсутствия я вернулся в свою марку и снова стоял на вершине холма, и смотрел на крепость. Ту самую, в которую когда-то въезжал с тяжелым чувством, задавая себе один и тот же вопрос: «Зачем мне все это?»

Рядом замерли мои ближайшие соратники. Последние месяцы для нас прошли в довольно ускоренном ритме. Но наши усилия не прошли даром. Нам удалось помешать аталийской армии продвинуться дальше на север Бергонии.

Легионы Золотого льва остались на зимовку в окрестностях Контерна. А это значило, что у нас появилось еще немного времени на подготовку.

Наступило временное затишье, которое очень скоро перерастет в смертоносную бурю…

Я вздохнул и продолжил наблюдать за растущим городом.

Сейчас Форт де Грис выглядел иначе. И дело было не в погоде, хотя и она переменилась. Зима в этом году пришла без снега.

Внизу, на склонах земля потемнела, напитавшись водой, местами превратилась в тяжелую жижу. Но даже сквозь эту серость и мокрую унылость сквозило движение. Жизнь.

Когда я увидел эту крепость впервые, она казалась огромной мертвой тушей, в которой еще присутствовали остатки тепла. Стены тогда были покрыты плесенью и мхом, зубцы башен осыпались, крыши просели.

Теперь передо мной была та же крепость, та же туша, но словно после долгой и умелой пластической операции.

Камень на стенах очистили. Черные пятна исчезли, их место заняли светлые, свежие швы раствора. Там, где раньше зияли дыры, теперь были аккуратные вставки нового камня. Где-то еще виднелись леса, где-то каменщики все еще ползали, как крупные серые жуки, но общее впечатление поменялось: Форт де Грис больше не выглядел руиной.

Башни обрели новые крыши. Взгляд цеплялся за свежую черепицу, еще не успевшую потемнеть от времени и дождей. На башнях стояли дозорные. На стенах вышагивали караульные.

Главные ворота, когда-то производившие удручающее впечатление, сейчас красовались новенькими цепями. Рядом с ними выросли новые защитные укрепления.

Перед воротами не грязный разбитый въезд, а вымощенная полоса, откуда вода уходила в заранее выкопанные канавы.

Под крепостью на склонах холма больше не было гниющей мусорной кучи.

Грязь с улиц исчезла. Сами переулки обросли камнем. Появилась новая система стоков, и уже не казалось, что по ним течет одна сплошная болотная жижа.

Дома, которые раньше выглядели покосившимися и обреченными, частично разобрали, частично восстановили. Где гнилая солома проваливалась внутрь, теперь виднелась новая кровля — черепица или свежие доски, блестящие от дождя. На некоторых домах еще работали плотники: стучали молотки, скрипели пилы, кто-то громко ругался, уронив очередную балку.

Люди тоже изменились.

Раньше они шли, опустив головы, как тени, поминутно ожидая, что очередной «хозяин» явится, чтобы забрать последнее. Теперь на улицах было много новых открытых и радостных лиц. Появились дети. Много детей. Они бегали, кричали, носились по улицам, не оглядываясь каждые три шага.

Внутри крепости кипела и бурлила жизнь.

С холма я видел, как по внутреннему двору двигались телеги с камнем и бочками. Как люди в серых куртках и грубых перчатках таскали балки к новым мастерским. Как на месте старой полуразвалившейся конюшни вырос почти законченный большой длинный корпус — казармы для простых бойцов, а рядом — квартиры для офицеров.

Там, где когда-то было мертво и пусто, теперь вились струйки дыма, вспыхивали искры. Кузнецы стучали по металлу ровно и ритмично, будто отбивая новый пульс форта.

На плацу за стенами тренировались.

Часть людей в легких доспехах отрабатывали построения, кто-то учился обращаться с новым оружием, кто-то махал деревянными мечами под командные голоса сержантов.

Я улыбнулся, впервые за долгое время ощущая не только обеспокоенность о будущем, но и какое-то тихое удовлетворение.

Когда я въезжал сюда в первый раз, Форт де Грис был символом упадка. Теперь он становился символом моей работы. Слишком громко, возможно, сказано, но я честно видел разницу.

Война шла к нам с юга, с востока, с севера. У каждого из королей были свои планы, свои армии, свои интересы. Но сейчас, на этом холме, глядя на изменившийся Форт де Грис, я давал самому себе обещание.

Я сделаю все от меня зависящее, чтобы защитить доверившихся мне людей. Ну а те, кто намерены нам навредить, очень сильно об этом пожалеют…

Конец одиннадцатой книги

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Пожертвовать