Марш-бросок к алтарю [Елена Ивановна Логунова] (fb2) читать онлайн

Елена Логунова Марш-бросок к алтарю

© Е. Логунова, 2010

© ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2010

Вместо пролога

— Та-ак! — протянул Первый Зам. — Чья это была идея?

Он проволок тяжелый, как трамбовка асфальтоукладчика, взгляд по шеренге сотрудников и выдавил наиболее слабые звенья в задний ряд. Шеренга сама собой перестроилась в колонну по два.

В наступившей тишине неорганизованный гармонист на тротуаре выдал экспромт:

Менестрель а-ля рюс пришел на мероприятие сам по себе, с разрисованной розанами гармонью и в неуставных тренировочных штанах. Из-за нетипичного экстерьера в колонну его не взяли. Обиженный гармонист презрительно щурился на толпу и генерировал сомнительные частушки с разнообразнейшими рифмами к ключевому слову «нация». Департаментские с интересом ждали чего-нибудь откровенно непристойного. В кулуарах власти знати много шокирующих подробностей из жизни нации.

— А что вам не так? — нахально спросил Первого Зама специалист первого разряда Блошкин, сверх меры подогретый коньяком.

Горячительные напитки перед началом демонстрации принимали почти все, но только Блошкин принес спиртное не в маленьком пластмассовом флаконе из-под йогурта «Иммунеле», а неизобретательно и пошло — в родной «Арарату» пузатой бутылке.

— Семен Антонович, вам не нравится? — подняв повыше палочку с привязанным к ней шаром, смягчила вопрос кадровичка Нина. — Красиво же!

мгновенно заспорил с ней вредный гармонист.

Первый Зам крякнул и почесал в затылке. Сказать, что ему не понравились оригинальные воздушные шары с портретами Президента и Премьера, не представлялось возможным. Шары были молочно-белые, с перламутровым блеском, похожие на гигантские жемчужины, и с точки зрения эстетики претензий не вызывали. Тем более никак нельзя было назвать некрасивыми отштампованные на жемчужных боках улыбающиеся лики Глав Государства. Однако Первый Зам опасался, что с идеологической точки зрения парящий над колонной иконостас будет выглядеть неоднозначно.

— Вы, Семенантоныч, кого хотите — Путина или Медведева? — ошибочно приняв затянувшуюся паузу за финальную точку в разговоре, развязно поинтересовался безобразно наконьяченный Блошкин.

— Обоих! — быстро сказал Первый Зам, против воли слегка покраснев.

В эротическом смысле выбор внушал сомнения, но как проявление политической дипломатии радовал сбалансированностью. В кабинете Руководителя Департамента, Первый Зам это помнил, фотографические портреты Президента и Премьера помещались на одной стене.

— Сашка, Семенантонычу Путина надуй! — слишком громко крикнул коллеге пьяный спец-перворазрядник.

Предположение, будто он велел надуть Премьера, попахивало обвинением в антиправительственном заговоре. Первый Зам побледнел. Сливочного цвета шарик с трудно узнаваемой негроидной физиономией, приняв в себя добрую порцию воздуха с алкогольными парами, тоже побледнел, но при этом, в отличие от Семена Антоновича, заметно окреп.

— Идиот, — прошептал Первый Зам, с бессильной ненавистью посмотрев на горластого Блошкина.

Но, поскольку тот, пошатнувшись, уже успел переместиться в сторону, ненавидящий взгляд достался не ему, а нарисованному Президенту, и все это заметили.

— Как же вы так, Семен Андреевич! — укоризненно пролепетала шокированная бухгалтерша. А если кто услышит?

— О Господи! — охнул Первый Зам, сообразив, что он сморозил.

— Ну, так-то лучше! — одобрила бухгалтерша и, подавая похвальный пример, первой перекрестилась на президентский лик.

Ба-бах! — страшно грохнуло в районе дыхательных органов премьерского надувателя Сашки.

Дружно взвизгнули слабонервные женщины.

— Мама… — прошептал Первый Зам.

Румяный Сашка, отплевываясь, смахнул со смущенной морды белые резиновые клочья.

— О! Путин лопнул! — засмеялся идиот первого разряда Блошкин, под мощным коньячным наркозом совершенно не ощущающий ужаса происходящего.

— Так! — Первый Зам собрался как самурай перед харакири. — Отставить шары с портретами!

— А вот у меня есть! Внучка дала, — пожилой и благостный начальник отдела Замурзаев вытянул из кармана пиджака невинный красный шарик с Микки Маусом.

Первый Зам прикинул шансы голливудского грызуна образовать единую коалицию с Президентом и Премьером России и в сердцах шлепнул подчиненного по протянутой руке:

— Да вы с ума сошли!

— Что, хватит нам Путина с Медведевым? — по-своему понял сцену перворазрядный дурень Блошкин.

— Блошкин, я вас уволю, — нешуточно страдая, пообещал ему Первый Зам.

Услышав эту угрозу, департаментские люди вздрогнули, и сияющие перламутровые нимбы над колонной закачались, оживляя солнечными бликами нарисованные лица Вождей. Первый Зам представил, что будет, если хоть один из них шумно лопнет в виду трибуны с высоким руководством, и застонал.

— Может, пока не поздно, избавимся от них? — понятливо разделяя начальственные страдания, тихо предложила кадровичка.

— Нина, вы думаете, что говорите?! — бешено зашипел Первый Зам. — Как мы можем избавиться от Президента!

— А вот Кеннеди… — развязно начал пьяный, но эрудированный Блошкин.

— Блошкин, уволен! — упреждая крайне несвоевременную историческую справку, дико рявкнул Первый Зам.

— Семен Антонович, давайте мы их просто отпустим! — заговорщицки зашептала кадровичка.

— На покой! На заслуженный, так сказать, отдых! — с подъемом добавил Блошкин, сам уже вполне заслуженно уволенный.

И он запрокинул лицо к ясному майскому небу, недвусмысленно указывая наилучшее место для полнейшего отдохновения и успокоения от праведных трудов.

абсолютно не в тему понес откровенную крамолу неугомонный отщепенец с гармошкой.

Окончательно задерганный Первый Зам запредельно усилил угрозу:

— Блошкин, убью!

При этом в начальственном мозгу сверкнула утешительная мысль о том, как украсит демонстрацию увитый алым кумачом и черным крепом перворазрядник Блошкин, влекомый во главе колонны вперед ногами.

— Значит, так! Слушай мою команду, — приободрившись, распорядился Первый Зам. — Шары с Первыми Лицами несем осторожно и бережно как…

— Как тухлые яйца! — с готовностью подсказал к сожалению не мертвый Блошкин.

Первый Зам убил его взглядом и искательно посмотрел на шарики, цветом и размером действительно напоминающие отборную продукцию страусиной фермы.

— Президентские яйца… Тьфу! Шары!!! — Первый Зам яростно плюнул ядом себе на лаковый штиблет. — Шары с Президентом поднять чуть выше, чем премьерские! Будем соблюдать субординацию…

издевательски заплясал неугомонный гармонист на тротуаре.

— Пошли, товарищи, пошли! — замахал руками гражданин с функциями распорядителя.

Колонна тронулась и пошла, постепенно ускоряя и выравнивая шаг. Резиновые яйца с давно и благополучно вылупившимися в отечественную историю политиками величаво поплыли над головами демонстрантов.

— Эй! Это что у вас такое на палочке? — остро прищурился на ВИП-шары гражданин распорядитель и, разглядев, ахнул и закрыл себе рот рукой.

Кое-что на палочках благостно сверкало перламутром и грозно чернело иконописными ликами.

— А потом, потом что с ними делать, когда трибуну пройдем? — озабоченно зашептала в малиновое ухо Семена Антоновича кадровичка Нина. — Не выбрасывать же?!

— Ни в коем случае! — ужаснулся Первый Зам. — Разобрать по домам! Не лопать! Не сдувать? Держать как есть…

— До истечения установленного законом президентского срока? — сам догадался трезвеющий Блошкин.

— А неиспользованные куда? — не отставала кадровичка, с намеком хлопая по сумке, раздутой стратегическим запасом оригинальных шариков.

— Да засунь их! — Первый Зам вспылил, но тут же осекся и виновато попросил ближайший к нему надувной лик: — Прости, Господи, что скажешь!.. Что осталось, то отдай кому-нибудь.

Он с неудовольствием посмотрел на Блошкина, нежно и страстно прижимающего шар с изображением иронично улыбающегося Премьера к раскрасневшейся от выпитого щеке, и добавил:

— Кому-нибудь, политически грамотному!

угрожающе взвыл вослед уходящей колонне политически неграмотный гармонист.

Неиспользованные резиновые изделия с портретами Первых Лиц кадровичка Инна подарила знакомой, которая обещала надутые шарики бережно спустить и позднее обязательно дать им вторую жизнь. Знакомая была абсолютно чужда политики. Она занималась организацией свадебных торжеств, и ей было без разницы, кто нарисовав на шариках — Путин, Кеннеди или Микки Маус.

— На хорошей свадьбе гости, когда напьются, своих собственных рож не узнают! — со знанием дела сказала она.

не удержалась от сокрушенного вздоха кадровичка Нина.

Безвестный диссидент с гармошкой занес в стройные департаментские ряды деструктивный поэтический вирус.

Суббота

1

— И придет она, вся в белом, но черна душой, с перстами багряными, окровавленными, и принесет с собой огонь и дым, и прах, и пепел!

Неопрятный бородач Мафусаиловых лет, забравшийся на гранитный парапет фонтана, орал, заглушая приятное журчание водяных струй.

Кто такая эта «она», чей приход сопоставим с активизацией вулканической деятельности, не уточнялось, и праздношатающаяся публика на смутное пророчество не реагировала. Бородач повторял его слово в слово с точностью звукозаписи и периодичностью менделеевской таблицы. Его вопли воспринимались как неотъемлемая часть общего бедлама.

Чудиков и чудаков на площади у фонтана собралось немало. Чинно катались на самодельных веломобилях активисты клуба «Коло». Нещадно гоняли туда-сюда свои разномастные машинки чокнутые любители радиоуправляемых игрушек. На газоне перед Законодательным собранием два сильно заросших парня и одна бритая наголо девушка кулачками, похожими на репки, самозабвенно стучали в барабанчики-тыковки. С другой стороны фонтана, у памятника Императрице-основательнице, веселые ребята в полосатых майках известного оператора сотовой связи проводили шумную рекламную акцию с раздачей листовок и воздушных шаров. Мирно гуляющие граждане усиливали общую какофонию стуком каблуков, шарканьем подошв, смешками, восклицаниями и хрустом безжалостно сминаемых рекламных листовок. Полиграфическая продукция была напечатана на плотной глянцевой бумаге, которая шумно протестовала против досрочного перевода в разряд макулатуры. Я сочувственно поглядывала на коллег по рекламному цеху: с раздаткой они промахнулись, выбросив немалые деньги клиента на ветер. Он-то и гонял по брусчатке бумажные шарики в желто-черной гамме.

А прямо перед моей лавочкой назойливо крутилось нечто монохромное: голубь. Переваливаясь с боку на бок и дергая шеей вперед-назад, он бегал по кругу как заведенный.

Я прищурилась и хихикнула: живая птица здорово походила на механическую игрушку. Помнится, в нежном детстве была у меня такая птаха с ключиком в боку — не то курочка, не то гусочка… Вот так же носилась она кругами по полу вокруг маленькой меня, горделиво восседающей на горшке.

Я растроганно улыбнулась своим воспоминаниям, но тут припадочный дедок на бордюре фонтана снова заорал про прах и пепел и испортил мне истерикой все лирическое ностальжи. Я поморщилась, надела наушники и включила музыку. Уже немодные, но заводные, как та курочка, «Бэк стрит бойз» в пять молодых глоток запросто заглушили и бородатого пророка, и визг машинок, и шум толпы. Неутомимый голубь под звуки музыки пошел резвее прежнего, дергая шеей, как рэпер, и держа ритм, как чечеточник. Мне стало весело, и только осознание серьезности своей миссии не позволило пуститься в пляс, удержало на лавочке с видом на ступеньки Законодательного собрания края.

Пустующее парадное крыльцо ЗСК, высотой и величавостью сопоставимое с древнеегипетской пирамидой, тускло блестело полированным мрамором. Нога человека по нему сегодня ступала в усеченном режиме. Была середина необычайно жаркого мая, выходной день. В субботу депутаты отдыхали от общенародных дел в частнособственных особняках, где рай на земле уже был построен и благоденствие наступило. В пирамиде власти заседали только члены комитета по вопросам молодежной политики. Вопросов, надо полагать, у них накопилось много — заседание затянулось. Хотя мне и некуда было спешить — мой собственный жених, в обществе которого я могла бы приятно провести субботний день, вечер и последующую ночь, проводил отпуск в компании брутальных мужчин, сплавляясь на рафте по бушующей горной реке, — но терять время понапрасну все равно было неприятно. Я ждала на деревянной лавочке уже второй час, все сильнее завидуя водителю служебного автомобиля, припаркованного на краю площади. Он, по крайней мере, на мягком сидел, да еще в кондиционированном салоне! Транспорт с «козырным» номером тоже ждал Геннадия Петровича Ратиборского, а тот задерживался с выходом.

— Подумаешь, государственный муж! — сердито пробурчала я и обернулась, чтобы помахать рукой Катерине, прячущейся от жары и охраны Ратиборского в тонированном аквариуме кафе-кондитерской.

В ближайшее время Геннадию Петровичу предстояло превратиться из государственного мужа в законного Катькиного. Сам он об этом пока не знал — Катерина еще не сообщила любовнику о своем твердом решении оставить ребенка, хочет того Геннадий или нет. Однако уже в ходе затянувшейся почти на месяц дискуссии о том, быть иль не быть Катькиному материнству в принципе, Ратиборский начал уклоняться от участия в решении вопроса. Он перестал отвечать на Катькины звонки, отказался от привычки ходить на обед в ресторан «Городище» пешком и на короткой дистанции от автомобиля до подъезда начал прятаться за спиной охранника. Коллеги по законодательному цеху не зря окрестили депутата Ратиборского выразительным прозвищем «Мастер маневра»!

— Неужели мне суждено стать матерью-одиночкой?! — ужасалась Катерина, роняя слезы в обезжиренный кефир, который она мужественно постановила считать своим любимым напитком на все время беременности. — Придется самостоятельно растить малыша и целых три года работать на дому в перерывах между стиркой пеленок!

Эта перспектива меня страшила не меньше, чем ее. Катерина — отличная секретарша, и в случае ее продолжительного отсутствия дела в нашем офисе стопроцентно пойдут кувырком. Цветы в горшках завянут, хитрая немецкая кофеварка сломается, столы скроются под наслоениями неразобранных бумаг, тайный свод контактов ВИП клиентов непоправимо устареет, источник офисных сплетен пересохнет, и будем мы коротать свои трудовые дни в условиях тотальной нехватки канцелярских принадлежностей и пакетированного чая! Впрочем, Катька обрисовала и альтернативу:

— Вот если Геночка на мне женится, я смогу взять няню и выйти на работу уже через пару месяцев!

— Какие два-три месяца, ты же собираешься кормить грудью? — напомнила я.

— Если Геночка на мне женится, я перееду к нему, а от его дома до нашего офиса две минуты пешим ходом! — отмахнулась коллега. — Буду бегать туда-сюда и все успею!

— Значит, надо, чтобы Геночка женился! — постановила я.

— В третий раз, — кивнула Катька. — А что? Бог любит троицу!

Судя по Катькиным рассказам, я предполагала, что вступлению в третий брак депутат Ратиборский будет противиться активнее, чем проискам идейных противников и классовых врагов, но на сей раз его ждала неизбежная капитуляция. Пожалев Катерину и испугавшись перспективы на долгих три года потерять толковую сотрудницу, я решила помочь коллеге и постановила считать благородную задачу окольцевания и одомашнивания блудного депутата особо важной и приоритетной. Куда он денется, этот Геночка! Захочет остаться в депутатском корпусе — женится как миленький!

Рычаг воздействия на Ратиборского у меня был примитивный и мощный, как рессора от трактора «Беларусь»: обыкновенный шантаж с применением магического заклинания «Черный пиар»! Катька ведь познакомилась с отцом своего будущего ребенка не где-нибудь, а у нас в «МБС», в ходе активной предвыборной кампании, которую блестяще организовало для кандидата Ратиборского именно наше агентство. Зная возможности гениального «эмбисишного» коллектива, Геннадий Петрович мог не сомневаться: как мы привели его во власть, так и уведем, нам это раз плюнуть! Пусть выбирает: либо счастливое обретение новой семьи, либо трагическое расставание с депутатским мандатом, третьего не дано!

Оставалось довести эту простую и ясную альтернативу до понимания жертвы.

Наконец тяжелые двери ЗСК распахнулись, пропуская группу мужчин в однотипной экипировке — никаких укороченных штанов и просторных футболок на выпуск! Легкие серые брюки, белые рубашки, на ногах приличные летние туфли, в руках кожаные портфели, на румяных лицах — выражение значительности в диапазоне от легкой задумчивости до гениального прозрения. Я спешно сдернула наушники и привстала, ожидая появления самого Ратиборского.

— Он всегда уходит с заседания последним, как командир с тонущего корабля! — заранее проинформировала меня Катерина, не обратив внимания на сомнительную ассоциацию.

Последним вышел представительный мужчина в модном костюме из неотбеленного льна. «Двойка» явно была дорогой, что положительно характеризовало состоятельность ее владельца. Но мы, женщины, народ критичный, и от моего взгляда не ускользнуло, что пиджак представительному господину великоват, а брюки не мешало бы немного укоротить.

«Не иначе, купил костюмчик в секонд-хэнде, с чужого плеча!» — съязвил мой внутренний голос.

Я вспомнила, что Катерина не раз с сожалением упоминала об экономности своего возлюбленного депутата. О его тщеславии, на мой взгляд, говорила пижонская шкиперская бородка. Это волосяное украшение имело ровный коричневый цвет, получить который иначе, нежели парикмахерским путем, было невозможно — уж я-то знаю, сколько раз пыталась заиметь шоколадные волосы! Мне стало интересно — а шевелюра у Катькиного героя-любовника тоже крашеная? К сожалению, наличие на голове Геннадия щегольской летней шляпы мешало как следует рассмотреть его прическу. Мелкодырчатые, как чайное ситечко, поля головного убора затеняли и лицо Ратиборского, но я находилась достаточно близко, чтобы разглядеть его ухоженные густые брови. Они тоже лоснились теплым шоколадом и походили на пару тщательно причесанных волосатых гусениц, возлегших на выгнутые дуги оправы солнечных очков Это выглядело искусственно и не слишком аппетитно. На Катькином месте я бы убедила Ратиборского вернуть своему волосяному покрову менее эффектный, но более натуральный вид.

И уж совсем не приглянулся мне шелковый шейный платок уважаемого Геннадия! Хотя братец Зяма и приучил меня с большой терпимостью относиться к разному дизайнерскому выпендрежу в одежде, я считаю, что укутывать шею платком в тридцатиградусную жару — это сущий идиотизм!

«Наверное, под косынкой он прячет сто пятьдесят лишних подбородков!» — не успокаивался мой внутренний голос.

И я вспомнила, что два года назад, когда мы печатали плакаты с призывом «Голосуй за Ратиборского!», подбородок Геннадия Петровича уже тяготел к раздвоению, и тогда наш дизайнер Андрюха Сушкин делал ему безболезненную пластику лица в фотошопе.

Динь-дилинь! — хрустальным колокольчиком зазвенел мой мобильник.

Я взглянула на входящий номер: Катерина. Видимо, тоже увидела Ратиборского и спешит активизировать засадный полк в моем лице. Я могла бы не отвечать на звонок, но решила не нервировать женщину в интересном положении и приложила трубку к уху:

— Ну что?

— Объект вышел! — возбужденно выдохнула Катька. — Действуй!

— Не учи ученого! — отмахнулась я, признаться, тоже не без нервозности и сразу же выключила трубку.

Пора было незамедлительно начинать операцию «Марш-бросок к алтарю».

Я очень вдумчиво выбрала место для засады, чтобы успеть перехватить Геннадия Петровича на полпути между крыльцом ЗСК и его автомобилем. С учетом наличия бдительного охранника, стреляющею глазами направо и налево, идти на сближение с объектом следовало волнующей походкой «от бедра». По опыту прожитых лет я хорошо знаю, что длинноногие блондинки в мини относятся к категории граждан, вызывающих у брутальных мужчин минимум подозрений и максимум интереса. Я обоснованно предполагала, что при виде меня охранник и его хозяин непроизвольно притормозят, и я без проблем завяжу с Ратиборским легкую беседу с тяжелыми (для него!) последствиями.

Проблема возникла внезапно и, как водится, на ровном месте. Меня подвели парадные босоножки, которые я обуваю крайне редко, используя исключительно как спецэффект. На первом же шаге одна из пятнадцатисантиметровых шпилек — конкретно правая, — с хрустом вонзилась в узкую щель между неровными кубиками брусчатки и там застряла, засев до половины.

— А ч-ч-черт! — бессильно выругалась я, вновь опускаясь на лавочку.

— И придет она, вся в белом, но черна душой, с перстами багряными, окровавленными! — снова завопил неугомонный бородач.

Собственными перстами нормального окраса я торопливо ощупала доступный фрагмент застрявшего каблука и вздохнула. Стало ясно, что эффектный выход засадного полка отменяется. Варварски ломать становой хребет босоножкам за пятьсот баксов я не собиралась даже ради Катьки, да и не было в этом никакого смысла: хромая в вышедшей из строя обуви, я вызову у Ратиборского с его секьюрити не симпатию, а только лишь нежелательное подозрение.

Снова задилинькал мой мобильник: Катька явно расценила мое бездействие как подлое предательство.

— А что я могу? — не ответив на звонок, огрызнулась я.

Никем не потревоженный Геннадий Петрович в сопровождении охранника проследовал к автомобилю и удобно устроился на заднем сиденье. Секьюрити неспешной рысью потрусил в обход «БМВ» и уже взялся за ручку дверцы, когда к большой черной машине с потешным визгом и ревом подлетела радиоуправляемая игрушка. Едва не задавив моего заводного голубя, машинка закатилась под днище депутатской «бэхи» и там замерла.

Укоризненно курлыкнув, взлетел вспугнутый голубь.

— И принесет с собой огонь и дым, и прах, и пепел! — договорил придурковатый пророк.

Грохот взрыва поставил в конце его фразы сотню восклицательных знаков разом!

Я увидела, как высоко подпрыгнул черный автомобиль, но в первый момент гораздо больше испугалась голубя, который с неестественным ускорением, в растопырке, характерной для геральдических птиц на монетах и цыплят табака, полетел в мою сторону, чиркнул по моей согнутой спине и уже с нее, как с горки, ушел в кусты сирени. Боковым зрением я отметила, что бородатого кликушу снесло с бортика фонтана в бурлящую воду. Отследила завораживающий полет одинокого автомобильного колеса, ощутила сотрясение почвы и установленной на ней лавочки, увидела большой пионерский костер на том месте, где только что был «БМВ» и ошалело подумала, что Катькины страхи оправдались на все сто. Быть ей матерью-одиночкой, а ее ребенку безотцовщиной!

Геннадий Петрович Ратиборский в последний раз подтвердил свое звание мастера маневра и ушел в мир иной в обход алтаря.

2

Проходя мимо собора, Ася виновато вздохнула, неловко перекрестилась на ослепительно сияющий золотой крест и тут же поняла, что сделала это напрасно. От резкого движения нашлепка на плече заскользила вниз, и толстый пласт сырой говяжьей печени съехал к самому запястью. Если бы не резинка на манжете, он уже ляпнулся бы к ногам кровавым куском, вот позору-то было бы! А все тетка Наталья, мастерица-наставница, с ее полупринудительным обменом ценным опытом!

— Запомни, Аська, от коллектива отрываться нельзя! — поучала она практикантку, сноровисто раскладывая провизию по полиэтиленовым пакетам. — Все несут — и ты неси, как все, иначе жизни тебе на кухне не будет, даже не надейся!

«Все» несли сумками, и вахтеры на КПП почему-то не обращали на это внимания. Лишь изредка кто-нибудь из стражей для порядка проявлял бдительность и лениво заглядывал в пакет посудомойки или кухонной рабочей. Элиту — поваров и диетсестру — недосматривали никогда. Но Ася, как бесправный кухонный планктон, была в самой группе риска.

— Ничего, главное — знать производственные секреты. Вот, запомни: самое ценное держи ближе к телу. Мясо — к мясу! — учила ее тетка Наталья, ловко пришпандоривая на худенькие плечи практикантки сырую говяжью печень в целлофановой обертке.

Закрепленные скотчем, мясные куски легли увесисто, как эполеты, и контрольно-пропускной пункт Ася миновала без проблем. Злая усатая сторожиха заглянула только в ее сумку, небрежно переворошила там мелкое барахло и махнула рукой, отпуская девчонку с миром. В белом холщовом платье в стиле хиппи Ася выглядела невинной, как божий ангел. Тетка Наталья оказалась хорошим психологом: контролерше и в голову не пришло, что вместо крыльев у «ангела» пласты свежего мяса.

Вот только скотч подвел, досрочно отклеился! Печенка съехала с плеча, как с горки, и по-партизански залегла в рукаве, обещая при первой же возможности вывалиться наружу. Пришлось Асе подхватить левую руку правой и идти, баюкая коровий ливер, словно любимое дитя в гамаке. От волнения и стыда кровь шумела у нее в ушах так, что грохота взрыва она вовсе не услышала и упала не от страха, а лишь потому, что земля под ногами неожиданно сильно дрогнула, войдя в резонанс с трясущимися коленками.

Печенка, по закону подлости, естественно, оказалась снизу и от нажима на нее тут же просочилась сквозь ангельски белый рукав красной жижей. Ася так расстроилась, что даже заплакала, и сквозь слезы толком не разглядела окружающую суету. Кто-то куда-то бежал, кто-то что-то кричал… Имеет ли происходящее отношение к ней, Ася не поняла, но самой ей так хотелось куда подальше убраться с площади, с глаз гуляющих, что она ни секунды не раздумывала. Резво поднялась, вытряхнула предательскую печенку из левого рукава, через горловину ворота сдернула второй багровый шмат с правого плеча, побросала подлое мясо наземь и со всех ног припустила прочь, не разбирая дороги.

Дюжий дядька с арбузным пузом, обтянутым желтой майкой, сцапал ее под платаном, мимо которого Ася бежала, пригнувшись, и только потому не врезалась лбом в толстую нижнюю ветку.

— Стой, падла! — некультурно рявкнул на нее дядька.

От несвежей майки мерзко пахло потом, а от ее владельца — пивом. Ася сжалась в комок и повисла в руке, похожей на свиной окорок, тряпичной куклой.

— Держи ее, Вася, держи! — визгливо закричала спутница пивного толстяка. — Милиция! Мы ее поймали!

— Я больше не бу-у-уду! — как маленькая, разревелась Ася.

Ей хотелось умереть на месте. В воображении стремительно промелькнули ужасающие картины-позорное изгнание из училища, суд, тюрьма и несчастное лицо мамы, искательно заглядывающее в сырую темницу сквозь густую ржавую решетку.

— Кого, кого поймали? — загомонили в толпе.

— Террористку! — услышала Ася.

Это было неожиданно.

— По-по-постойте! — рыпнулась пленница, от запредельного волнения начиная заикаться.

— В тюрьме и постоишь, и посидишь, гадина! — «успокоила» ее подруга толстяка.

— В тю… — заикнулась было Ася, но не договорила — лишилась чувств.

— Тю-тю! — передразнила ее безжалостная баба.

— Вот! Вся в белом, но с черной душой, и руки в крови! — передавая безвольно поникшую «террористку» подоспевшим милиционерам, горделиво сказал проявивший похвальную бдительность и расторопность пивной толстяк. — Точь-в-точь, как было сказано!

3

Предсказания бородатого старца, до взрыва не вызывавшие у публики особого интереса, теперь цитировались на каждом углу. Нашлось достаточно свидетелей, готовых повторить пророчество слово в слово. К сожалению, сам пророк уже не мог ни озвучить, ни прокомментировать свой зловещий монолог. Взрывной волной его очень неудачно обрушило на острые пики водометов, что автоматически увеличило список жертв теракта до четырех человек: первыми при взрыве погибли Ратиборский, его водитель и охранник. Голубь, полагаю, тоже сдох — я не видела, чтобы он вылез из сиреневой чащи. Впрочем, на кусты я не засматривалась и вообще не стала задерживаться в подозрительной близости от места трагедии. Дернула от превратившейся в огненный факел покореженной «бэхи», как черт от ладана! Точнее даже, как хромой бес, потому что каблук я все-таки покалечила.

Несмотря на это, скорость я развила приличную и к кондитерской на другой стороне площади прихромала раньше, чем появились спецмашины с сиренами. Внутренний голос мне не просто подсказывал — он бешено орал, что надо делать ноги. Все четыре: и мои, и Катькины!

Катерина сидела за столиком и выглядела гораздо лучше, чем я ожидала. Разбитое витринное стекло осыпалось, не причинив ей вреда, а кусок шоколадного торта, плюхнувшийся на светлую юбку, в контексте сложившейся ситуации не стоило расценивать как большую неприятность. Однако цвет и выражение лица приятельницы мне очень не понравились. Оцепеневшая Катька была очень похожа на безглазую мраморную статую и в этом качестве могла бы украсить собой какой-нибудь уединенный склеп.

— Ты как? Встать можешь? Поднимайся живо! — затормошила ее я.

— Инка, как же это, а? — беспомощно пробормотала коллега, обратив ко мне беломраморное лицо с незрячими глазами.

— Так же! — буркнула я, сдергивая ее со стула. — Подъем! Мы уходим!

Пока на нас никто не обращал внимания, но я подозревала, что это ненадолго. Очень скоро кто-нибудь из посетителей или персонала кафе сам или под давлением милиции вспомнит, что незадолго до взрыва — аккурат в момент выхода Ратиборского! — Катерина возбужденно скомандовала в телефон: «Объект пошел, действуй!» Попробуй докажи потом, что она не имеет отношения к убийству!

«Что вы ОБЕ не имеете отношения к убийству! — безжалостно поправил мой внутренний голос. — Ментам ведь не составит сложности выяснить, кому именно Катерина отдала это крайне подозрительное распоряжение! Посмотрят на исходящий номер — и все, Индия Кузнецова! Готовься сушить сухари!»

Поскольку мне эти малоприятные расклады были совершенно ясны, борьбу с Катькиной рефлексией я провела в хорошем темпе, и очень скоро мы с ней уже сидели в такси.

— На вокзал, какой поближе! — велела я водителю и приготовила ладошку, чтобы зажать рот подружке, если она вздумает спросить, зачем нам на вокзал.

Но мраморная Катька удивления не выказала, и минут через десять мы подрулили к плохо организованному стаду «Икарусов» дальнего следования. Вокруг автобусов сновали пассажиры с чемоданами и сумками, торговки с лотками и тележками, горластые и нахрапистые частные извозчики — затеряться в пестрой суетливой толпе было совсем нетрудно. Я протащила безвольную Катьку между пыльных автобусных боков и через заполненную посетителями обжорку. Потом мы еще немного попетляли по соседнему скверу и на выходе из него снова поймали такси.

«Кажется, ушли?» — пробормотал мой внутренний голос с недоверчивой интонацией неоднократно битого жизнью беглого каторжника.

Катька молчала. Ей явно было все равно — как ушли, куда ушли, кого «ушли»… Ратиборского она не любила, но надежды на будущее связывала с ним так крепко, что теперь оказалась в полной прострации. В лифте, который с угнетающим траурным гудением влек нас на пятый этаж, Катерина стояла как памятник самой себе, не обращая внимания на мои попытки завязать разговор.

— Привет, девчонки! — Алка Трошкина, открывшая нам дверь, сначала обрадовалась, но тут же испугалась: — Ой, а что случилось?!

— Теплый плед, чай, валерьянку! — скомандовала я, без задержки затаскивая индифферентную Катерину в комнату.

— Не надо валерьянку, — вяло воспротивилась Катька.

— Надо, Катя, надо! — строго сказала я и заставила ее лечь на диван.

Шустрая Трошкина притащила на подносике затребованные напитки и убежала в прихожую, откуда сразу же послышались грохот и сдавленная ругань: теплый плед рачительная хозяюшка явно успела отправить в долгосрочную ссылку на антресоли. Я укрыла Катьку плюшевой накидкой, которую сдернула с кресла, велела ей спать, вышла из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь. Трошкина, встретившая меня в прихожей с зимним сапогом в руке, обеспокоенно спросила:

— Что, не вышло? Он на ней не женится, да?

Лучшая подруга, как обычно, была в курсе моих планов.

— Не женится, — подтвердила я, проходя в кухню.

Графин с водой и пузырек с валерьянкой все еще стояли на столе, и я живо соорудила антистрессовый коктейль для себя.

— Это точно? — спросила Алка, глядя, как я глотаю лекарство.

— Разве что в следующей жизни! — я со стуком поставила на стол пустой стакан, прислушалась к послевкусию, скривилась и распахнула холодильник. — Тортика никакого нет?

— Есть шоколадные конфеты!

Трошкина достала из кухонного шкафчика коробку с изображением белого медведя, одиноко бредущего по безжизненной ледяной пустыне. Цветом и безрадостным выражением морды мишка здорово напоминал Катерину. Опять же живот у него был как у беременного.

— Годится, — оценив символичную картинку, одобрила я конфеты.

— Чай, кофе? — засуетилась гостеприимная хозяйка.

— Коньяк, водку! — продолжила я.

Из крепких напитков у Алки нашлась только лекарственная настойка из алоэ, лимона и изюма на спирту. Процеженная через чайное ситечко, алойно-лимонно-изюмное пойло и по виду, и по вкусу напоминало текилу. Я сказала:

— Аста ла виста, Ратиборский! — и опрокинула сгонку.

— Что? Сбежал? — Алка скривилась от отвращения.

— Хуже, — я заела лечебное спиртное конфетой. — Умер!

— Да ты что?!

Трошкина всплеснула руками и сделала попытку сесть на пол, но я вовремя подвинула ей табуретку. Алка удачно упала на нее и во время моего рассказа о ЧП на площади в особо драматических местах так крупно вздрагивала, что табуретка стучала ногами по полу как застоявшийся скакун. Выслушав мое повествование, Трошкина помотала головой и сказала:

— Даже не верится! Был человек — и нет человека!

— Бери выше: нет четырех человек! — поправила я. — В машине с Ратиборским еще водитель был и охранник, а на бортике фонтана старичок придурочный стоял, его тоже того… И вообще, взрыв произошел в таком людном месте, что запросто мог пострадать кто-нибудь еще.

Алка внимательно посмотрела на меня и, видимо, решив, что моя информация недостаточно полна и точна, включила телевизор. На экране появилось мужественное лицо Максима Смеловского.

— О! Максик!

Трошкина так обрадовалась Смеловскому, словно вовсе не ожидала его увидеть — что было странно, потому что Макс является постоянным ведущим самой популярной городской программы новостей.

― …у входа в ЗСК, — никак не отреагировав на Алкину радость, строго сказал с экрана Смеловский. — В результате взрыва четыре человека погибли и пятеро получили травмы разной степени тяжести.

— Я бы сказала — шестеро, — пробормотала я, вывернув свою правую стопу, чтобы взглянуть на поломанный каблук.

С учетом немалой стоимости парадных босоножек, открытый перелом каблука тянул на весьма тяжкое повреждение.

— Цыц! — окоротила меня Алка.

— Оперативники по горячим следам задержали предполагаемых преступников, личность которых пока не раскрывается, — откровенно важничая, сообщил Макс. — Расследование находится под личным контролем губернатора, мы будем держать вас в курсе событий.

Смеловский сменил тон и на легкой улыбке продолжил:

— О других новостях. Несанкционированный слив фекальных вод в озеро Чернодонное вызвал массовую гибель рыбы…

Мельком подивившись тому, как все относительно (на фоне тройного убийства на площади массовая гибель рыбы в озере воспринимается почти юмористически!), я протянула руку, решительно выключила телик и вопросительно посмотрела на Алку:

— Думаешь, это правда? Что оперативники уже задержали виновных?

Трошкина пожала плечами и дипломатично промолчала. Святой веры в оперативников и разных прочих силовиков у нее явно не имелось.

— Сцапали небось первых, кто под руку попался, — подумала я вслух. — А теперь немного остынут, успокоятся и начнут копать по-настоящему. Тут-то наша Катька и загремит на цугундер…

Я скопировала суровую мину и архиважный тон знакомого диктора новостей и озвучила свое представление о дальнейшем развитии событий:

— В результате следственных мероприятии, проведенных под личным контролем губернатора, установлено, что убийство депутата Ратиборского организовала его беременная любовница, обманувшаяся в лучших надеждах на заключение законного брака! На почве интересного положения психика депутатской подруги расстроилась так сильно, что заодно с коварным обманщиком Ратиборским она бестрепетно ухлопала троих и причинила повреждения еще пяти гражданам!

— Шести, — напомнила Трошкина, покосившись на мой каблук. — Может, конечно, не все так плохо, но этот твой текст звучит вполне убедительно. Думаю, Катерина неизбежно попадет под подозрение.

— Как минимум, — согласилась я, затолкав в рот четвертую по счету конфету.

— Что делать-то будем? — спросила Алка, тоже хрустнув шоколадкой.

Я тщательно расправила фантик с нарисованным на нем беременным медведем и сочувственно погладила тоскливую белую морду.

— Катьку на всякий случай спрячем! Чтобы никакое следствие до нее не добралось.

— И?.. — Трошкина, безошибочно догадавшись, что это еще не все, подняла брови.

— И будем искать смысл жизни, — веско, но неопределенно сказала я.

Было жарко, и делать ничего не хотелось.

— Девочки, — тихо прошелестел в коридоре знакомый голос.

Мы с Трошкиной синхронно обернулись.

— А вы могли бы не только смысл? — спросила Катька, обнимая дверной косяк.

— А что еще? — невнятно спросила Алка.

Забытый за щекой «Мишка» сильно портил ей дикцию.

— Пожалуйста, поищите заодно мужа для меня и отца для моего ребенка! — жалобно попросила Катерина.

— Это должен быть один человек? — уточнила Трошкина.

Я молча наступила ей на ногу.

— Ой, б… Ой-бязательно поищем! — оживленно пообещала Алка.

— Тогда предлагаю разделиться! — сказала я, цапнув из вазочки последнего «Мишку» (конфетами и мужчинами я, как правило, делиться не намерена). — Ты, Трошкина, ищешь мужа и отца, а я — смысл жизни.

— А я? — спросила Катька.

— А ты прячешься! Для начала — на Алкином диване под плюшевой накидкой, — я покосилась на темный телеэкран и не удержалась, снова скопировала эффектные интонации теледиктора:

— О дальнейших наших планах мы тебе сообщим!

— Когда у нас будут дальнейшие планы! — простодушно добавила Трошкина, испортив все впечатление от моих веских слов.

Тем не менее к разработке планов мы приступили безотлагательно.

Первоочередной задачей представлялось спрягать Катерину в тихом милом месте, где ее не смогут найти и побеспокоить никакие следователи-дознаватели. Алка сгоряча предложила было отправить Катьку на свою овечью ферму в Австралию — что и говорить, это место и тихое, и милое однако Катерина призналась, что многолетняя беспорочная служба в «МБС» не позволила ей сделать финансовые запасы, достаточные для такого далекого путешествия. И нам пришлось отказаться от этой идеи, а жаль! Наверняка у следственных работников тоже не нашлось бы денег на заокеанский поход за свидетельскими показаниями и подозреваемыми.

— Отпустите меня в Гималаи? — уныло напела Катерина, видимо, решив, что она может себе позволить лишь дальнее странствие пешим ходом с узелком на палочке.

— Ты еще в сплав на плоту по горной речке попросись! — оборвала я тоскливые вокализы.

С учетом прогрессирующей беременности потенциальной странницы тихое-милое место для нее имело смысл подбирать в краях, охваченных современными программами поддержки материнства и детства.

— Тогда остается шестой роддом, там принимают на сохранение не только по показаниям, но и просто по желанию — за деньги, — вздохнула Катька.

Мы подбили баланс и решили, что на трехнедельное пребывание в роддоме денег наскребем, а за это время уж как-нибудь «отмажем» Катьку от весьма вероятных подозрений и обвинений. Оставалось решить вопрос конспирации.

— Ляжешь на сохранение под другим именем! — твердо сказала я.

— Ах, как бы мне хотелось сделать это под именем Ратиборской! — погрустнела подруга.

— С ума сошла?! — в голос возмутились мы с Трошкиной.

— А под чьим же? — спросила Катька.

Мы задумались.

— Трошкина! — наконец сказала я. — У тебя нет ни родственников, которые стали бы задавать неудобные вопросы, ни близкого мужчины, который был бы в претензии. Одолжи Кате свой паспорт!

Алка нахмурилась, явно подбирая аргументы против, но Катерина льстиво молвила:

— А я тебя, Аллочка, крестной матерью к своему малышу позову! — и Трошкина оттаяла.

Она уже давно мечтает стать чьей-нибудь матерью, но никак не найдет себе достойного соратника в борьбе за счастье материнства.

Чтобы сделать рыжую Катьку более похожей на Алкино фото в паспорте, мы наскоро выкрасили ей волосы коричневой тонирующей пеной и безжалостно стянули пышные локоны в сиротскую косичку. Отчетливую разницу в форме лица, которое у тощенькой Трошкиной похоже на восковый болгарский перчик, можно было списать на отечность, свойственную беременным.

Не подвергая Катерину риску нарваться на засаду у ее квартиры, все барахло, необходимое для больничного лежания, мы оптом закупили в торговом центре по дороге в роддом. Там дежурная докторша в приемном отделении вполне охотно приняла новую пациентку в комплекте с денежными знаками, и к ужину «Алла Трошкина» уже водворилась в больничную палату.

— Фу-у-у! — откидываясь на подушки в такси, выдохнула настоящая Алка так утомленно, словно она уже кого-нибудь родила. — Самое главное дело сделали! Теперь надо молиться, чтобы наши местные Жегловы и Шараповы не сбились с курса в поисках настоящего убийцы.

— Это маловероятно, — вздохнула я. — В связи с особой важностью дела, да еще и взятого на контроль лично губернатором, всех ментов сейчас накрутят до упора. Я боюсь, они так будут землю копытом рыть, что докопаются даже до антиподов в Австралии! Сама посуди, ведь убийство депутата — это суперновость дня!

— Значит, надо молиться, чтобы случилось что-нибудь еще более сенсационное! — логично рассудила Трошкина и сразу же просительно подняла глаза к мягкому потолку машины.

— Но не обязательно трагическое! — поспешно уточнила я специально для высших сил. — Просто нечто экстраординарное, способное по части общественного резонанса затмить ЧП у ЗСК!

— Аминь, — поддержала меня подружка и деликатно зевнула.

Все, что мы могли сделать на данном этапе, было сделано.

«Отдохнем — и продолжим», — устало пообещал мой внутренний голос.

— Аминь, — согласилась я и прикрыла глаза.

4

— Гад! Вот же гад! — тоскливо выругался Никита Ратиборский, с отвращением глядя на вполне приятное лицо телевизионного диктора новостей.

— А по-моему, он очень симпатичный! — кокетливо сказала Даша.

Никита незряче взглянул на дурочку и закрыл лицо рукой. При этом он даже не заметил, что поставил локоть в пивную лужицу:

— А ну, куколки, пойдите-ка, потанцуйте! — распорядился Джон, свойскими шлепками по мягким местам ссадив красоток с высоких барных табуретов.

Одергивая короткие трикотажные юбочки, барышни нога за ногу поплелись на дансинг.

— Ну? Тебя можно поздравить? — одной рукой ободряюще помахав ленивым танцовщицам, а другой подняв повыше кружку, спросил Джон Никиту. — Кокнули твоего фазера, как ты хотел, так что ты теперь богатый мачо!

— Совсем не вовремя его кокнули! — огрызнулся Ратиборский. — Эх, как неудачно! Ну почему так? Сразу же после вчерашнего!

— А что у нас было вчера? — спросил Джон, заглянув в пивную кружку, словно там мог прятаться ответ на его вопрос.

Вчерашний день прошел мимо его сознания нечувствительно. Вот позавчера, это Джон помнил, они с Никитой, другими приятелями и девочками обмывали купленную кем-то новую тачку. Начали в модном французском ресторане «У Пьера», продолжили в демократичной атмосфере гриль-бара, потом в еще более теплой обстановке «Максимовских бань», затем шумным пьяным табором перекочевали в ночной клуб «Кружавчики»… Дальнейший маршрут потерялся в глубокой мгле похмельной амнезии. Сегодня Джон обнаружил себя в холостяцкой берлоге Никиты, в неудобной впадине между половинками двуспального матраса, облепленным, точно грелками, горячими телами куколок, которые представились ему как Даша и Маша. Ни самих куколок, ни ситуативно предполагаемого ночного общения с ними Джон не помнил. Он и друга Никиту признал с трудом!

— Вчера, после боулинга…

— Что, вчера и боулинг был? — перебив Ратиборского, машинально удивился Джон.

— Был, бля, боулинг, был! — скороговоркой выругался Никита. — Не помнишь, что ли? Я с Ванькой Белым на деньги играл и просадил все, что было!

— Как всегда! — кивнул Джон.

— Как всегда, — уныло согласился Никита. — А потом, пока ты с девками валялся, я к папахену сгонял, инвестиций попросить.

— То есть это не вчера, это уже сегодня утром было, — зачем-то уточнил Джон.

— Да какая, на фиг, разница! Вчера, сегодня — неважно! — вспылил Никита. — Важно, что папахен мне ни тугрика не дал.

— Мировой финансовый кризис, — с пониманием молвил Джон и допил свое пиво.

— Это похуже, чем кризис!

Никита поелозил влажной рукой по помятому лицу и с искренним сожалением вспомнил утренний скандал.

Папа Ратиборский, уклонившийся от воспитания сына еще несколько лет назад, сразу после развода с первой супругой, в последнее время все менее охотно принимал и финансовое участие в судьбе единственного отпрыска. Он уже заговаривал с вечным студентом о необходимости учиться так, чтобы получать стипендию, а свободное от занятий время проводить не в бессмысленных тратах, а в созидательных трудах. Никиту папочкины нотации нисколько не трогали, но категорический отказ выдать очередную субсидию сильно задел. Даже больше того — возмутил. Зорким глазом молодого бездельника юный Ратиборский успел заметить в чемоданчике, который папочка поспешно захлопнул при появлении отпрыска, ровные ряды денежных пачек аппетитнейшего бледно-зеленого цвета! Непосредственно располагая таким количеством долларовой наличности, жалеть толику денег для единственного родного сына — это было чистейшее свинство! К сожалению, у Ратиборского-старшего по этому поводу было свое собственное мнение.

Уяснив, что на сей раз родитель уперся крепко и растрясти его не удастся, очень нетрезвый и столь же злой Ратиборский-младший в энергичной речи познакомил предка со своим богатым запасом нецензурных слов, за что был бесцеремонно спущен с лестницы. Свой ругательный монолог на повышенных тонах Никита, на радость ранним пташкам-соседям, закончил уже в подъезде. Причем в финальной фразе он весьма откровенно высказал свои надежды разбогатеть после папашиной смерти, которую даже поторопил недвусмысленным призывом: «Чтоб ты сдох, козел, поскорее!» И еще добавил в запале: «Не дашь денег — сам убью!»

В тот же день папы Ратиборского не стало.

Известие об этом повергло Никиту в глубокий шок. Погибшего родителя он не оплакивал, но запоздало сожалел о своей несвоевременной откровенности. Все жильцы подъезда, считай — два десятка человек, слышали, как младший Ратиборский грозил отцу скорой насильственной смертью!

— Да, Никитос, вот это ты исполнил номер! — с неярко выраженным сочувствием прокомментировал ситуацию Джон.

— Я же его не убивал!

— Ну, это ты следователю на допросе расскажешь! — бессердечный дружок хмыкнул в пустую кружку, усилившую звук до раскатистого свинячьего хрюка. — Кстати… А алиби на время взрыва у тебя есть?

— Во время взрыва мы были в казино, — ответил Никита так быстро, что стало ясно: вопрос об алиби он себе уже задавал. — Вчетвером: ты, я и девки!

— Не помню, — сказал Джон.

— Блин! Как — не помнишь?! — Никита совсем расстроился. — В «Пирамиде» мы были! Ты там последние две штуки проиграл, а одному козлу флеш-стрит на восемьдесят тыщ выпал!

— Не помню, — повторил Джон.

На сей раз его сожаление было искренним. На козла, который сорвал такой куш, стоило посмотреть.

Уяснив, что лучший друг подтвердить его алиби не сможет, Никита с последней надеждой устремил взгляд на девочек.

— Мы были в казино? Когда это? — сморщила гладкий пластмассовый лобик кукла Даша. — Днем? Каким днем?

— Судным! — угрюмо зыркнул на нее Ратиборский.

— А я помню, помню! — марионеткой на веревочках запрыгала кукла Маша. — Мы были в «Пирамиде», и Дашка мешала «Хеннесси» с «Хайнекеном»!

— Да ладно! — неуверенно усомнилась беспамятная Дашка, углубив бороздки на лбу. — С чего бы это?

— А ты сказала, что все, что на букву «ха», хорошо сочетается!

— А и правда было хорошо! — куколка просветлела и с намеком подпихнула Джона локотком.

Тот, однако, смотрел на другую:

— Тебе сколько лет, памятливая? Только честно!

— Честно? — куколка картинно вздохнула. — Почти шестнадцать.

— Бли-и-и-ин! Несовершеннолетняя! — Ратиборский застонал, дернул себя за волосы и трижды покаянно нырнул лбом в пивное озерцо. — Какой из нее свидетель! И показания не примут, и еще срок за совращение припаяют!

— Какие показания? Зачем показания? — заволновалась кукла Даша.

Никита не ответил — он продолжал бить поклоны. Джон кратко, но доходчиво обрисовал девушкам ситуацию, и сообразительная несовершеннолетняя Машенька с новым интересом воззрилась на Ратиборского:

— Так ты теперь богатенький Буратино?

— Богатенький и свободненький? — уточнила ее подружка.

И барышни сладко пропели в один голос:

— Что для тебя сделать, милый?

— Сделайте мне алиби! — буркнул богатенький и пока еще свободненький «Буратино», мысленно уже прощаясь со своей свободой.

— Ой, это я не умею — потупилась Маша.

— Дура! — ласково сказала ей более опытная подруга. — Алиби — это не то, что ты думаешь! Алиби это когда человек говорит, что он не мог убить своего родного папу на площади, потому что в то же самое время был в казино.

— Дура! — эхом повторил Никита, злобно взглянув на рассудительную девицу.

— Так он же и был в казино! — напомнила простодушная Маша.

— А чем доказать? — презрительно фыркнул Джон. — Суду нужны будут свидетельские показания, на худой конец — видеозапись!

Услышав слово «суд», Ратиборский застонал, спугнув бармена. Даша сочувственно вздохнула, Джон мужественно уткнулся в кружку. В наступившей тишине колокольчиком прозвенел нежный голос Машеньки:

— Если скрытой камерой, пойдет?

— Чего?

Никита поднял голову. На лбу его блеснуло пиво, в глазах — надежда.

— Вот я сейчас расскажу! — заторопилась Маша. — В прошлом году я работала на телевидении. Может, вы помните, была на канале «ТВ-Супер» такая клевая программа — «Приколы и фишки»? Я в ней снималась!

— Мэрилин, блин! — съязвила Даша.

— Не завидуй, а то быстро состаришься! — отбрила ее подружка. — Короче, у меня была такая роль: стоять у машины, словно я только что из нее вылезла, а юбку мою будто бы дверцей защемило. А у меня в руках большой торт, и я типа сама одернуть юбку не могу.

— Ой, я помню! Умора! — басовито захохотала Даша. — Мужики, кто поотзывчивее, к Машке подходил и только до юбки дотрагиваются — она вовсе падает! И стоит наша Маша посреди улицы в одних кружевных стрингах. Красота!

— Минуточку! — нахмурился дотошный Джон. — Кто же тебе, несовершеннолетней, позволил на экране в одних стрингах щеголять?

— А я кого-то спрашивала? — фыркнула малолетняя кинодива. — Режиссеру сказала, что мне уже восемнадцать, и он поверил на слово, в паспорт не заглядывал.

— Заглядывал только в декольте, — подхихикнула Дашенька.

— Так что красоваться в трусиках мне никто не запрещал. А мужиков на улице в это время камера снимала! — мечтательно улыбаясь, закончила Машенька. — Скрытая, конечно. На «ТВ-Супер» для этого разные приспособления есть. Самая маленькая камера спрятана в замок барсетки, ее оператор Леша Пряников сам купил и так переделал, чтобы можно было любые секретные съемки делать. В институте, например, где преподаватели со студентов взятки берут. Или в бане.

— Или… в казино? — Мефистофелем приподнял смоляную бровь догадливый Джон.

— Ага, — куколка согласно тряхнула челкой. — Лешка был вчера в «Пирамиде», я его видела за столом. С барсеткой!

— Адрес, телефон этого Лешки знаешь?! — Ратиборский орлом спикировал с барного стула.

— Нет, но…

— Узнаем на «ТВ-Супер»! — сообразил Джон.

— Эй, вы куда? — спохватилась Даша, увидев спины быстро удаляющихся кавалеров. — А за пиво кто заплатит?!

— Чего это они? — удивилась Маша.

— Дура! — с сердцем сказала ей старшая подруга. — Лучше бы ты коньяк с пивом разболтала, чем языком трепать! Мужикам разве можно всю правду говорить? Во-от, убежал твой богатенький Буратино, Тортила ты несчастная!

— Чего это я Тортила? — обиделась Машенька.

— А того! Будешь сидеть в болоте всю свою жизнь, как та черепаха!

Дашенька с отвращением перетряхнула свое декольте, шлепнула на барную стойку мятую купюру и распорядилась:

— Эй, шустрик! Мне «Оболонь» и «Олмеку», два в одном!

— Не сочетаются! — ухмыльнулся бармен.

— Что бы ты понимал! «Оболонь», «Олмека» и такой большой ОБЛОМ — еще как сочетаются!

5

Леша Пряников внимательно оглядел три узкие дорожки, образующие вместе с широкой парковой аллеей подобие следа гигантской птичьей лапы. Для этого Алексею пришлось довольно далеко выглянуть из-за афишной тумбы, оклеенной плакатами с изображением пляшущей балерины. Напряженно вытянутая шея Пряникова причудливо состыковалась с нарисованным торсом Принцессы Лебедь. Если бы Леша мог видеть себя со стороны, он оценил бы симметричное расположение пернатой балетной пачки на стройных женских бедрах и лохматой пастушьей панамы на своей бедовой голове.

По радиально сходящимся дорожкам мирно шествовали мамаша с коляской, девчонка с ручным хорьком на поводке и пара чинных старичков в полосатых полотняных костюмах, навевающих скорбные воспоминания о плоских, в куцых бантиках стяжек, приютских матрасах. Алексей подумал, что сейчас такие спальные принадлежности сохранились, наверное, только в тюрьмах.

В последнее время Леша часто и без всякого удовольствия думал о местах лишения свободы. Однажды телеоператору Пряникову довелось снимать репортаж о бунте в женской колонии, так что общее представление о жизни и быте типичных отечественных узилищ он уже имел. А в ближайшей перспективе вполне мог познакомиться с вышеупомянутым во всех угнетающих психику деталях и подробностях.

— Вот сядешь, братец, годика на три и обзаведешься бесценным жизненным опытом! — издевательски-дружелюбно пообещал ему майор Кроткий из УБЭП.

Фамилия служивого человека плохо вязалась с его внешностью. Майор Кроткий на шоу звездных двойников запросто мог изображать прославленного боксера Николая Валуева. Глядя на крепкие и волосатые, как кокосы, кулаки майора, Пряников чувствовал себя так же, как в детстве на качелях: голова у него кружилась, колени подкашивались, а сердце обрывалось и камнем падало на мочевой пузырь, вызывая у Леши, помимо страха вообще, конкретное беспокойство о сухости штанов. Слегка успокаивало только понимание того, майор Кроткий вовсе не хочет, чтобы гражданин Пряников Алексей Сергеевич провел ближайшие три года своей молодой и перспективной жизни в местах лишения свободы.

— Наркотики — это не наша епархия, и от того, что ты сядешь за хранение, мне лично ни холодно ни жарко, — доверительно сказал ему сам майор. — Я тебя, братец, наоборот, вытащить из этого дерьма хочу.

«Перетащив в другое дерьмо», — чуть было не добавил Алексей, но мудро прикусил язычок. В конце концов, майор Кроткий не просил ничего особенного. Ничего такого, чего Леша Пряников не делал бы каждый день по роду своей работы на телевидении. Правда, на ТВ Алексею за эту работу платили, а в УБЭПе никаких финансово-экономических бонусов даже не обещали. Но Леша трезво рассудил, что свобода и репутация сами по себе дорого стоят, так что на деловое предложение майора лучше согласиться.

Теперь, правда, он сильно сомневался, что сделал правильный выбор. Впрочем, переживать по этому поводу было поздно. УБЭПовский госзаказ оператор Пряников уже выполнил. Осталось передать отснятый материал майору или его людям и надеяться, что бандитские рожи из казино никогда не найдут кудрявого блондина, удиравшего от охраны в обнимку с пухлой барсеткой. Свои запоминающиеся белокурые локоны Алексей при первой же возможности представившейся ему в ходе пробежки через увешанную тряпками площадку для сушки белья, накрыл головным убором.

В ближайшее время он собирался и вовсе сбрить кудри, а барсетку отправить на свалку истории, предварительно вытащив из нее техническую начинку. Приобретенная в Интернет-магазине шпионских штучек, она обошлась Алексею в десять тысяч рублей. За эти небольшие деньги он получил миниатюрную видеокамеру с гигабайтной карточкой памяти, широкоугольный объектив-насадку и переходник для питания от автомобильного прикуривателя. Последний гаджет Леше до сих пор не пригодился, так как ни прикуривателя, ни автомобиля к нему у него не было. А вот миникамера оказалась вещью замечательной! В зависимости от качества записи, она позволяла снимать от двух до шести часов без перерыва, прекрасно фиксировала звук и совершенно не обнаруживалась приборами для поиска жучков. Пряников не поскупился и приобрел к камере не какой-нибудь жалкий замшевый чехол, а дорогую итальянскую барсетку из натуральной кожи, с массивным замком и круглой, как дверной глазок, дырочкой для специального ключа. В эту металлическую блямбу миникамера поместилась целиком, и даже с запасом.

Увы, в данный момент совершенство своего профессионального вооружения оператора Пряникова не радовало. Больше всего на свете ему хотелось как можно скорее избавиться от флеш-карточки с видеозаписью, сделанной в казино.

Убедившись в том, что его никто не преследует, Алексей вышел из-за тумбы, оставив нарисованную балерину без головы. Его путь лежал по широкой аллее на рукотворный остров в дальнем конце парка.

Модный ресторан «Старая крепость» высился на искусственной скале, окруженной рвом с красиво подсвеченной голубой водой. Скала была игрушечная, от силы двухметровой высоты, и ров тоже несерьезный. Его символическая ширина и глубина никак не позволяли воспринимать извилистую канавку с мозаичными бортами как водную преграду. При виде этого фортификационного сооружения армия средневековых штурмовиков полегла бы замертво от хохота. Для пущего удобства захватчиков через канавку в трех местах — на север, запад и восток — были перекинуты горбатые деревянные мостики. В южном направлении ров перегораживало одинокое мельничное колесо, неправильно и бессмысленно вращающееся поперек предполагаемого течения. Обитые свежей жестью лопасти вихляющего колеса щедро разбрасывали в разные стороны солнечные блики.

Особо крупный солнечный заяц десантировался на остров, угодив, как на сковороду, на разгоряченное медное лицо Ларисы Котовой.

— Да отключите вы эту дебильную копию миксера! — рявкнула она и, как комара, прихлопнула солнечного зайца на своем медном лбу лопатообразной ладонью.

— Тарахтит, тарахтит — только мешает! — поддержал Ларису Стас.

Он благодарно кивнул услужливой девочке, выключившей безмельничное колесо, передвинул тумблер на пульте и под грохот индустриальной музыки задергался, как спускающаяся по паутинке гусеница. Сходство с насекомым усугубляли ярко-красные полусферы наушников, выпирающие с двух сторон головы звуковика выпуклыми стрекозиными глазами.

— Прыгов! — заорала сердитая Лариса, легко перекрикивая военно-промышленный лязг и грохот. — Ты что это играешь?! У нас тут нынче не тусовка стрит-рейсеров, у нас тут свадьба! Живо меняй репертуар, а то выгоню!

Насекомовидный Стас ответил серией кивков с приседаниями и послушно сменил тему.

— Были белее снега! Свадебные цветы! Мне улыбался ты! Это было как во сне! — с надрывом запела Ирина Аллегрова.

— Эй, а где цветы?! — вдвое громче, чем голосистая певица, завопила неугомонная Лариса. — Вера, не спи! Где цветочная гирлянда на ворота? Должны были к трем привезти!

— К трем нельзя, при такой жаре до шести все завянет, — хладнокровно возразила декораторша, важно и шумно топая по канаве, как диплодок, знать не знающий о грядущем вымирании динозавров.

На загорелой шее Веры тяжко висел старый пионерский барабан со снятым скальпом. В открытом всем враждебным вихрям барабановом нутре моделью скифского погребального кургана высилась горка крупного гравия. На сгибе Вериного локтя помещался большой сноп желтых ромашек. В одной руке она держала катушку толстой рыболовной лески, в другой — открытый перочинный нож. Ноги ее выше колен укрывали прорезиненные сапоги-заброды. Они единственные мешали принять декораторшу за психически неуравновешенную деву, возымевшую не угодное богу намерение покончить с собой в крепостном рву, но пока еще не определившуюся со способом самоубийства. Оригинальный набор из камней на шее, бечевки и ножа оставлял большой простор для фантазии.

— Гирлянду привезут к пяти, — сообщила Вера и со свистом отсекла ножом кусок лески.

Один ее конец она ловко привязала к ромашке, другим опутала камень. Затем аккуратно уронила всю конструкцию в воду, и цветок на якоре растопырился в ней маленьким солнышком.

— Всем привет, вот и я! — оживленно сказал Леша Пряников, скатываясь с горбатой спины северного мостика на пятках.

— Явился, не запылился! — недовольно буркнула Лариса. — Сказано же было — общий сбор в шестнадцать ноль-ноль! Иди к Галке, будешь шары надувать.

— Стерва, — беззлобно пробормотал Пряников проходя в «крепость» под декоративной решеткой.

Лариса не обиделась. Репутацию стервы она заработала тяжелым трудом и дорожила ею, как ценным активом «Праздник жизни». Ее сотрудники знали, что Лара легко спустит по три шкуры не только с каждого из них, но и с заказчика, так что в результате нещадной эксплуатации все получат нормальные деньги. А за нормальные деньги люди согласны были работать как проклятые. Лариной команде случалось проводить по три праздника в день!

Пряников вошел в полутемный зал со сводчатым потолком, удачно разминулся с низко висящей чугунной люстрой и вежливо поздоровался с пустыми рыцарскими доспехами.

— Лешенька, ты мне на помощь? — обрадовалась Галя, устроившаяся на подоконнике глубокой ниши. — Отлично! Тогда я буду надувать шарики для гирлянды, а ты займись сюрпризными.

У ее ног разноцветными мячиками лежали надутые шары. Угол длинного стола, еще не охваченного вниманием официантов, был завален слоем резинок, как лоскутным покрывалом.

— Шюрприжные в коржике, жапишки там же, — невнятно объяснила Галя, зубами перекусывая нитку.

Леша вытянул из-под стола пасторальную плетушку с двумя полиэтиленовыми пакетами. В том, что побольше, лежали шарики, в другом — бумажки, свернутые тугими рулетиками. Раньше, когда Пряников только начинал работать в Лариной команде, ему было интересно разворачивать и читать эти записки, но теперь он знал содержащиеся в них пожелания наизусть. Перлы типа «Мира, достатка, детей два десятка!» и «Чтобы весело жилось, все хотелось и моглось!» способны были порадовать только молодоженов, да и то при условии, что те слышали их впервые. Алексея, например, как человека с воображением, откровенно пугало пожелание «Любите оба семью до гроба!» Хотя мрачная готика этого посыла хорошо сочеталась с интерьером сегодняшнего места торжества.

Раскручивать бумажки Пряников не стал. Растопырив горловину шарика, он протолкнул в нее миниатюрный свиток, в пять глубоких выдохов надул шар и потряс его. Бумажный рулончик мышкой зашуршал внутри.

— Леш, давай быстрее! — попросила Галя, ловко прикручивая к разноцветной гирлянде еще один шарик. — Не успеем.

— Успеем, — пообещал Алексей и посмотрел в окно.

Стекло, расписанное под витраж, расцвечивало мир особо яркими красками. У Ларисы, которая стояла под окном и размашисто, дирижерскими жестами, руководила расстановкой флагов, голова была красная, шея синяя, а летающие вправо-влево руки непрерывно меняли окрас, как взбесившиеся хамелеоны. Леша ухмыльнулся и вдруг заметил парней на мосту. Присев на корточки, они беседовали с торчащей из воды декораторшей. А она ромашкой на длинном стебле, как указкой, тыкала в сторону ресторана!

Память у телеоператора Пряникова была профессиональная, фотографическая. Парней он сразу узнал и не усомнился, что они пришли по его душу.

— Черт! — прошептал он и затравленно огляделся.

Бежать смысла не было: парни уже шагали к ресторану, так что, выскочив наружу, Алексей угодил бы прямо в их объятия. Дверь на кухню была открыта, но Леша понимал, что спрятаться там ему не удастся, Галка его выдаст.

Никаких сомнений в том что эти двое хотят получить видеозапись из казино, у Алексея не было. Все, что он мог успеть сейчас — избавиться от флешки. Только сделать это надо было чтобы позже иметь возможность передать ценную запись майору Кроткому.

Решение нашлось в корзине. Переворошив ее резиновое содержимое, Леша вытащил из кучи резинок всех цветов радуги одинокий белый шарик с черным оттиском. При ближайшем рассмотрении он оказался портретом Премьер-министра России, что Пряников счел знаком свыше. Как все россияне, он в общих чертах знал биографию Владимира Владимировича Путина и счел абсолютно логичным и правильным доверить хранением секретного материала бывшему чекисту.

Ловко протолкнув в горловину флеш-карточку видеокамеры. Алексей на одном дыхании надул шар до размера средней дыньки и проворно прикрутил его к хвосту неуклонно удлиняющейся гирлянды. Нарисованный Премьер смотрел на него с пониманием и одобрением.

— Спаси и сохрани! — шепотом попросил Пряников и со скрипом повернул белый шарик в цветной цепи так, чтобы его особая примета — премьерский портрет — не бросалась в глаза.

ВВП согласно молчал, очевидно вовсе не возражая против роли спасителя.

— Я голосовал за вас. Дважды! — дополнительно повышая свои шансы, шепнул гирлянде Леша и выпрямился, естественно реагируя на прозвучавший вопрос:

— Эй, кто тут Пряников? Ау!

6

Дома было тихо. Представители двух поколений семьи Кузнецовых — мамуля, папуля и бабуля — прятались от нетипичной майской жары в тенистом дачном садочке. Третье поколение разделилось: братец Зяма, свободный художник-дизайнер в настоящее время вместе с моим женихом Денисом сплавлялся на плоту по горной реке. И лишь моя младая жизнь проходила в прокаленном и пыльном лабиринте мегаполиса! Я едва не всплакнула над своей горькой судьбиной, но внутренний голос ворчливо сказал:

«Прежде, чем разревешься, подумай о тех, кому сейчас хуже, чем тебе!»

«Кому это?» — огрызнулась я, но все-таки подумала.

Воображение с готовностью нарисовало варианты вечернего отдыха по-кузнецовски. Я представила себе бабулю, в отсутствии свежей прессы уныло изучающую в гамаке под яблоней нарезку прошлогодних газет, извлеченную из кармашка на внутренней стороне двери уличного сортира, и одновременно использующую прочитанные страницы для борьбы с дюжими бурковскими комарами. Вообразила мамулю, в позе лотоса восседающую в нескошенных ромашках с ноутбуком, экран которого, мешая нашей писательнице работать, засвечивает яркое закатное солнышко. Живо увидела папулю, сражающегося с русской печью с помощью близкородственных ругательств и универсальной солдатской смекалки. И, уже улыбаясь, напоследок представила себе гламурно-богемного Зямочку, мчащего в насквозь промокшем исподнем на прыгучем и вертлявом резиновом плоту прямиком к ревущему водопаду…

«Если присмотреться, жизнь не так плоха, как может показаться на первый взгляд!» — резюмировал внутренний голос.

«Как посмотреть», — согласилась я и тут же вспомнила, что говаривал по этому поводу кумир моих детских лет, благородный мушкетер Атос: «Жизнь никогда не кажется такой прекрасной, как в тот момент, когда смотришь на нее сквозь бокал красного вина!»

Поскольку ни с кем, похожим на Атоса, породниться мне до сих пор не удалось, запасов бордо в нашем благородном семействе не имелось. Но я пошарила в мамулином секретере и за стройной шеренгой глянцевых томиков великой Баси Кузнецовой нашла резервный источник писательского вдохновения — початую бутылку «Бэйлиса». К ликеру настойчиво просилась шоколадка, ее я откопала в ящике с бабулиными кроссвордами. А черешню просто взяла в холодильнике — в отличие от элитного алкоголя и сладостей, вызывающих слишком острую конкурентную борьбу, фрукты в нашем доме хранятся в режиме свободного доступа. Уже откровенно эстетствуя, я с пристрастием сервировала столик на балконе и уселась в плетеное кресло с видом на закат, намереваясь насладиться этим природным явлением полномасштабно и без помех.

— Ну, будем здоровы! — сказала я, поднимая первую рюмку с ароматным тягучим ликером.

Вторую я выпила за здоровье Катерины и ее будущего малыша, а третью (продолжая думать о тех, кому еще хуже, чем мне, и даже хуже некуда) за упокой души Ратиборского. Это вернуло меня к теме дня — взрыву у ЗСК.

— Надо спросить у Катерины, что ей известно о депутатских и прочих делах Геннадия Петровича, — подумала я вслух, вчерне набрасывая план предстоящего расследования. — Может, у Ратиборского были и другие проблемы, помимо осложнений на личном фронте? Может, он даже опасался покушения? Это, кстати, объяснило бы постоянное присутствие при депутатском теле охранника. Мне и то казалось странным, что серьезный мужик так усилил меры безопасности всего лишь из-за претензии беременной женщины!

«Принимается как версия», — согласился внутренним голос.

Он прозвучал особенно отчетливо, потому что вокруг было необыкновенно тихо. Я вдруг осознала, что на проспекте нет машин, а на тротуарах и во дворе — людей. И это прекрасным июньским вечером, в начале десятого! Обычно именно в это время, когда спадает дневная жара, засидевшийся в кондиционированных помещениях народ массово высыпает подышать натуральным воздухом!

— Я что-то пропустила? — меня охватила легкая тревога.

Она усилилась, когда я присмотрелась к лавочкам у подъезда и не увидела там ни одной старушки. Это было совершенно невиданное дело! Наши бравые пенсионерки, огнеупорные, как литейные формы, и водонепроницаемые, как швейцарские часы, просиживают лавочку едва ли не круглосуточно, четко сменяя друг друга на посту по им лишь ведомому графику! Стало понятно, что я пропустила что-то очень серьезное, вроде тревожного сигнала гражданской обороны «Всем в укрытие!»

Прошлым летом в городе уже было нечто подобное. Невесть откуда прошел пугающий слух о взрыве, случившемся не то на заводе по производству атомных реакторов в Ростовской области, не то на АЭС в Запорожье, не то на подводной лодке, некстати застигнутой штормом в Керченском проливе. Предыстория имела варианты, но на перспективу все источники дружно обещали скорый проход над нашим городом радиоактивного облака. Молва настойчиво советовала прятаться от него в герметично закупоренных помещениях, активно принимая вовнутрь йод и сухое красное вино. Помнится, почти на сутки город вымер, но еще до этого с прилавков магазинов были сметены все запасы сухого красного, а с аптечных складов «ушел» десятилетний запас спиртового раствора йода. Кто-то на этом сделал неплохие деньги — позднее даже вскрылся факт возмутительного мошенничества на винзаводе, где предприимчивые деятели по-своему повторили библейский подвиг с превращением воды в красное вино, добавив в невостребованное столовое белое свекольный краситель. А страшное облако так и не появилось!

Тем не менее теперь я с беспокойством посмотрела на багровые и лиловые пласты, нависающие над горизонтом. Красота закатного неба вдруг показалась мне зловещей. Кто его знает, какого происхождения эти румяные облака?

«Пойдем-ка в дом!» — позвал внутренний голос.

Я подхватила ликер — пусть он не такой целебный, как сухое красное, но тоже весьма полезен, хотя бы для успокоения разыгравшихся нервов.

И только я выкарабкалась из затягивающего кресла, как по микрорайону пронесся хоровой вопль, слегка приглушенный стеклопакетами: дружно орали граждане, укрывшиеся от неведомой опасности в своих жилищах. Я отчетливо расслышала крик «Ур-р-р-ра!», донесшийся из соседней квартиры, выстрел шампанского и звон разбитого стекла. Затем лиловое небо над домами со свистом прорезала ракета фейерверка, а со двора понеслись невнятные, но задорные возгласы, свист и улюлюканье.

«Это что — отбой воздушной тревоги?» — предположил мой внутренний голос.

Двери шумно хлопали, окна распахивались, выплескивая наружу разбойное мужское гиканье и заливистый женский смех. Какова бы ни была опасность, от которой народ доселе прятался по хаткам, похоже было, что она благополучно миновала.

— Ра! Си! Я! Ра! Си! Я! — состязаясь в громкости с гулким эхом, пьяным басом рыдал кто-то в подъезде.

В этом суровом мужском плаче было столько искренней радости, что я окончательно запуталась в предположениях относительно сути происходящего.

«Массовый психоз!» — пробормотал мой внутренний голос.

— Красного вина народ перепил, что ли? — поддакнула я. — Или йод им в голову ударил?

На проспекте послышался приближающийся рев моторов, потом визг тормозов и звук удара. Не совладав с любопытством, я перегнулась через балконные перила и устремила взор на улицу. Пожилая «девятка», не успев убавить скорость на светофоре, на излете въехала в квадратный зад нового «Лексуса». Водители и пассажиры, выскочившие из обеих машин, сошлись стенка на стенку и… принялись лихорадочно обниматься и даже целоваться! Подъехавшая спустя минуту патрульная машина ГИБДД с нетипичным для этого спецтранспорта пренебрежением к правилам дорожного движения остановилась поперек дороги, выпустила пару мужчин в форме, и они мгновенно примкнули к массовому поцелуйно-обнимательному движению.

— Господи, да что же это делается?! — изумилась я, глядя на братание заведомо враждебных кланов.

Дум, дум, дум! — замолотили в мою собственную дверь.

Я вышла в прихожую, посмотрела в глазок и увидела Трошкину, которая нетерпеливо подпрыгивала и приседала на коврике для вытирания ног, словно ей приспичило по малой нужде.

— Й-й-й-й-инка! — взвизгнула подружка, едва я ей открыла. — Ура!

Это радостное «ура» явно не было сокращением от «урологии», так что первоначальную версию, будто у Алки возникла острая проблема с мочеиспусканием, я забраковала. Аккуратно стряхнув со своей шеи Трошкину, умудрившуюся обнять меня в прыжке, я выглянула на лестницу и услышала массу разнообразных громких звуков, свидетельствующих о неуемном ликовании народных масс. Стало обидно, что я не принимаю участия в общем веселье и даже не понимаю его причины, поэтому я язвительно спросила:

— Что празднуем? Нам засчитали техническую победу в третьей мировой по очкам?

— Ви а зе чемпионз! — не ответив мне, запела одуревшая от радости Трошкина. — Ви а зе чемпионз! Тра! Ля! Ля-ля! Ля! Ля-ля, ля, ля-ля!

Слова бессмертного хита Фредди Меркьюри она явно забыла, но это не портило ей настроения. Мне же упоминание о чемпионах кое о чем напомнило:

— Черт! Я пропустила финальную игру?!

— ТЫ ПРОПУСТИЛА ФИНАЛЬНУЮ ИГРУ?! — остановившись посреди комнаты на одной ноге, переспросила глубоко шокированная Трошкина таким тоном, словно она уличила меня в продаже Родины.

Я только вздохнула. За Катькиными матримониальными делами и в отсутствии в доме мужчин, которые держали бы руку на пульсе спортивной жизни страны, я совершенно забыла о матче века! Сегодня наши сражались с итальянцами за кубок Европы по футболу и, судя по всему, умудрились победить!

— Забыла, — с сожалением призналась я. — А ты смотрела? Расскажи хоть, как это было!

Трошкина с готовностью рассказала и даже показала мне наиболее интересные моменты матча: и как поскользнулся итальянец, и как забил наш, и какое лицо было у тренера макаронников, когда он понял что вместо кубка его подопечные получат фигу с оливковым маслом. Фигу она тоже показала, для пущего эффекта сунув ее мне прямо в лицо, но я не обиделась. Созерцая Алкины пасы и дриблинги, я сидела на диване с видом на окно, за которыми неспешно плыли в побежденную «нашими» Италию мирные лиловые облака, и широко улыбалась.

Радовала меня не только и не столько футбольная победа, сколько ее вполне предсказуемые последствия. Можно было не сомневаться, что позитивная суперсенсация международного масштаба вытеснит с лент новостей безрадостную весть об убийстве депутата краевого уровня! Я полагала, что нам с Катькой это на руку.

7

Праздник удался.

— Не смотря ни на что! — сказала Лариса, вполне заслуженно гордясь собой.

Успешно провести свадьбу в условиях жесткой конкуренции с прямой телевизионной трансляцией финального матча за Еврокубок — это был настоящий профессиональный подвиг! Но Ларина команда борьбу за внимание публики вела так жестко и бескомпромиссно, что в случае переноса ее деятельности на футбольное поле Кубок стал бы нашим еще в первом тайме.

— Но ты, предатель, премию не получишь! — по итогам вечера припугнула Лара своего звуковика.

Стасик Прыгов повел себя как самый настоящий двурушник. Душевные песни про цветы, которые белее снега, и свадьбу, которая пела и плясала, он то и дело перебивал бодрыми звуками футбольной дудки, после чего громогласно, в микрофон, озвучивал текущий счет матча. Гости мужского пола, конечно, тут же забывали, зачем собрались, и вместо «Горько!» начинали орать «Гол!» и «Давай давай!» Официанта подзывали криком «Эй, на воротах!», а жениха качали, скандируя «Толян чемпион!», отчего невеста багровела как красная карточка. Лара, слыша в свой адрес «Тамаду на мыло!», тихо скрипела зубами, но один раз и сама оговорилась, назвав свадебный марш свадебным матчем. Пряникова, снимавшего все происходящее внушительного вида профессиональной камерой, участники торжества дергали за полу операторской жилетки, интересуясь, когда им покажут «свадебный матч» в записи. Хуже всех вел себя новобрачный, который откровенно торопился закончить официальную часть вечера и уединиться в спальне, но не с супругой, а с телевизором. Зато удвоенная радость — по поводу создания отдельной ячейки общества и футбольного триумфа народа в целом — вылилась в усиленное потребление горячительных напитков. Такой пьяной и буйной свадьбы Лариса не видела очень давно.

В десять часов вечера, проводив за ворота последнего непрямоходящего гостя, она облегченно вздохнула, крепко потерла лоб и щеки и созвала свою звездную команду условным криком:

— Все, народ, финита ля комедия!

Разнопрофильные спецы выстроились полукругом на дансинге. Настал долгожданный час расплаты.

— Прыгов, твои пять! — Лариса протянула купюры, развернутые веером, звуковику.

— А премия? — огорчился Стас.

— О премии в следующий раз поговорим, сегодня ты не заслужил, — отрезала суровая начальница. — Пряников!

— Здесь! — выкатил грудь оператор.

— Гони запись.

— Вот, — Лешка вложил в большую ладонь шефини две маленькие кассеты. — Камера в кофре, микрофон там же. Батареи для завтрашней съемки надо зарядить.

— Зарядим, — пообещала Лариса.

Большая камера со всеми необходимыми аксессуарами была собственностью ее фирмы и с целью предотвращения «левых» операторских халтурок выдавалась Пряникову только на время съемки.

— Твои шесть, пересчитай. Вера, твои три!

Лара расплатилась с оператором и декораторшей и уже без пафоса, по-семейному, сунула пару пятисоток в карман помощницы — за-все.

— Спасибо! — вежливо сказала одна Галя.

Остальные молча кивнули и побрели к выходу'.

— Завтра здесь же отмечаем второй день, общий сбор в девять ноль-ноль! Не опаздывать.' — прокричала в согнутые усталостью спины сотрудников безжалостная эксплуататорша.

Даже не получив ответа, Лара не сомневалась, что все придут точно в срок: люди любят зарабатывать деньги, а она всегда платила исправно и сполна.

Несмотря на это, с восходом солнца в рядах вольнонаемных тружеников фирмы «Праздник жизни» обнаружилась зияющая брешь. Ночью Лариса Котова лишилась оператора, который, в свою очередь, лишился жизни. Тело Алексея Пряникова утром обнаружил на газоне под сиреневым кустом один из штатных уборищков парка. Все карманы одежды погибшего были пусты, деньги, при свидетелях заплаченные ему Ларисой за съемку свадьбы, исчезли.

— Банальное ограбление и убийство по неосторожности: тут был один удар кулаком в висок, — постановил многоопытный опер. — Чую, это будет висяк!

Свидетелей преступления найти не удалось, и это никого не удивило. Историческая футбольная победа «наших» повергла народ на улицах, в скверах и парках в состояние эйфорического очумения. За грохотом петард и радостными воплями счастливых болельщиков криков о помощи, если они и были, никто не слышал.

Воскресенье

1

Закон подлости жесток и неумолим.

Если субботним вечером вы ударитесь в загул, обусловленный накопившейся за неделю усталостью и оправданный грядущим выходным, будьте уверены: отоспаться до полудня не удастся! Обязательно случится что-нибудь такое, что помешает вам вкушать заслуженный и необходимый отдых. Вариантов много: закон подлости легко может организовать шумную собачью свадьбу под вашим окном, хоровой запев автомобильных сигнализаций во дворе или утреннюю репетицию караоке за стеной у соседей. Хотя наиболее типичным проявлением закона подлости в данной ситуации является банальный телефонный звонок. Неотвязный, как рекламный агент, и долгий, как срок за предумышленное убийство.

— Убила бы! — в тему пробормотала я в подушку, услышав восьмую по счету трель.

В голове стоял гул, образующий ровный фон для звонкой рулады. Ночью мы с Трошкиной на радостях от футбольной победы «наших» пили мамулин ликер, папулин коньяк, бабулину «Бехеровку» и Алкину настойку из алоэ с лимоном и изюмом на спирту. Приняли всего понемножку, но окосели изрядно и глубокой ночью догуливали во дворе в компании совершенно незнакомых, но очень милых людей, из коих я лично запомнила только одного дряхлого старичка с пекинесом. Телевизора у них не было, про футбольное шоу они не знали, вышли во двор прогуляться за минуту до окончания матча и неожиданно для себя угодили на всенародный праздник жизни. Победу над итальянцами дедушка бурно приветствовал криками «Это им за Муссолини!» и «Капут тебе, гидра фашизма!» Доказать ему, что игрока по фамилии Муссолини в составе итальянской сборной не было, не сумел никто.

— Капут тебе, гидра! — пообещала я верещащему мобильнику, хлопая по тумбочке вокруг него ватной ладонью.

У приговоренной гидры в трубке был трагический женский голос.

— Инка! Вся надежда только на тебя! — с надрывом произнес он, вернее она.

— Надежда умирает последней, — проворчала я, лаконично формулируя собственную программу.

Очень хотелось немедленно убить всех вокруг — в непосредственном доступе, в зоне прямой видимости и, самое главное, в сети абонентов сотовой связи.

— Вот именно! — горячо поддержала меня собеседница. — Думаешь, почему я звоню тебе в воскресенье утром?

— Хочешь моей смерти? — предположила я, не в силах преодолеть кровожадную злость. — Или своей?

— Тьфу на тебя! — нахамила мне нахалка.

По голосу и манерам я признала Лариску Котову.

— Хватит с нас и одного трупа!

Это заявление заставило меня проснуться окончательно.

— Что, кто-то умер? —заволновалась я. — Кто-то из наших?!

Лариска-бизнесвумен. У нее свое собственное дело, но и в нашем рекламном агентстве она человек не чужой. Как выражается мой шеф Михаил Брониславович Савицкий, мы занимаем смежные экономические ниши. Котова организует праздники, а наше «МБС» — рекламные процессы широкого диапазона, поэтому мы частенько сотрудничаем. Ларе бывает нужна эксклюзивная печатная продукция, шары, флажки, значки, майки и кепки с фирменной символикой… Наш дизайнер Андрюха Сушкин частенько ваяет для Котовой какой-нибудь «левак», текстовик Сашка Баринов пописывает сценарии торжеств, да и я сама несколько раз сочиняла для Ларискиных клиентов стихотворные оды-поздравлялки. Разумеется, услышав про труп, которого «с нас хватит», я встревожилась! Убивать кого бы то ни было дополнительно мне моментально расхотелось.

— Лешку Пряникова знаешь? То есть знала?

Ларискина поправочка однозначно указывала на трагическую судьбу упомянутого Лешки. Я немного успокоилась:

— Это не тот беленький дурачок, который травку курит?

— Курил, — Лара вновь акцентировала внимание на глагол прошедшего времени. — С травкой у него не сложилось, это точно. Утром его в парке на газоне нашли — мертвого!

— Травка довела? — я слегка удивилась.

Не подозревала, что можно скончаться от передозировки марихуаны! Воображение тут же нарисовало самокрутку размером с водосточную трубу пятиэтажки.

— Да какая травка! — прогнала мои нездоровые фантазии Лариска. — На Лешку грабители напали! Убивать, может, и не хотели, но попали кулаком в висок и того… Убили. И деньги забрали, которые я же ему заплатила за первый день свадьбы! Почему я тебе звоню-то!

— Почему? — этого я действительно пока не поняла.

Трагически погибший Пряников не числился в списке моих добрых знакомых, и оповещать меня о его смерти экстренным телефонным звонком никакой необходимости не было.

— У меня же нынче второй день свадьбы, а снимать некому! — на повышенных тонах объяснила Лариска. — Я уже всех своих знакомых операторов обзвонила, кошмар, все заняты! А у тебя друзья на телевидении, может, найдешь мне кого-нибудь? Часа на четыре, не больше, сегодня гульбище будет недолгое, ресторан арендован только до шестнадцати ноль-ноль. А я деньги заплачу!

— Оператору или мне? — цепко поинтересовалась я.

— Обоим! — вздохнув, пообещала бизнесвумен. — Оператору — четыре штуки за почасовую съемку, тебе — десять процентов агентских.

— Пятнадцать! — потребовала я.

— Двенадцать, — твердо сказала Лариска. — Для ровного счета — даже чуть больше: пятьсот рэ. И еще накормлю тебя, напою и развлеку. Найдешь мне оператора?

— Да. Только пить я буду что-нибудь легкое и полезное, — предупредила я, помассировав себе виски. — Сухое красное, например. А ликер, коньяк, бехеровку и алоэ на спирту даже не предлагай!

— Не буду, — слегка удивленно согласилась Лариска. — Короче, мы договорились? Отлично! Жду вас с оператором не позднее половины двенадцатого в ресторане «Старая крепость» на парковом острове. И не опаздывайте! К полудню гости подтянутся.

— Есть, — сказала я.

Выключила мобильник и посмотрела на часы: девять двадцать. На поиски, уговоры и доставку Ларе оператора осталось два часа.

— Ничего! Нет таких крепостей, которые не брали бы большевики! — произнес мой внутренний голос с бодрыми интонациями папули-полковника.

С учетом того, что большевики брали свои крепости бесплатно, а мне за этот подвиг обещали немного денег, я полагала, что тем более не оплошаю, и не ошиблась. Хотя дело у меня пошло неважно.

— Нет у меня свободных операторов, даже для тебя! — заявил Максим Смеловский, которому я позвонила, едва умывшись. — Две съемочных группы на выезде за городом, а третья хвостом ходит за прокурором, ожидая, пока он сделает заявление по поводу вчерашнего убийства депутата.

— А четвертый оператор? — я продемонстрировала хорошее знание телевизионной жизни. — У тебя же всегда есть дежурный за камерой в студии?

— Я такого дежурного врагу не пожелаю! — сердито сказал Макс. — В Голливуд бы его заслать, чтобы развалил к чертовой бабушке всю фабрику грез, чучело рыжее, баран косорукий!

— Это кто? — заинтересовалась я.

Воображение тут же нарисовало зловредного мериноса с морковного цвета руном и кривыми, как турецкие сабли, ногами. Небось на австралийской ферме Трошкиной такого экземпляра не видывали!

— Да Гусочкин, кто ж еще!

— А-а-а! — с пониманием протянула я.

Про Даню Гусочкина я уже много слышала. Он работал у Смеловского на ТВ с полгода и за это время стал студийной легендой. Точнее сказать — студийным ужастиком.

Даня Гусочкин являл собой яркую иллюстрацию выражения «Как обманчива бывает природа!» У Дани Гусочкина была трогательная внешность малолетнего сына полка. Пухлые щеки с ямочками, прозрачные голубые глаза и розовые губы, неизменно сложенные в кроткую улыбку, пробуждали могучий материнский инстинкт во всех без исключения женщинах и даже в некоторых мужчинах. Чисто вымытая тонкая шея держала круглую голову, покрытую густым абрикосовым пухом, и еще ни один острослов не придумал для Гусочкнна лучшего прозвища, чем Одуванчик. Это имя ему подходило идеально: одуванчик, как известно, на редкость вредный сорняк.

Даня Гусочкин был самым настоящим вредителем. Не нарочно, без всякого злого умысла он ломал и портил все, к чему прикасался. Бытовая техника выходила из строя при одном приближении к ней Дани-Одуванчика: электрические приборы взволнованно искрили и прощально дымили, а механические устройства вызывающе ломались, негодующе плюясь мелкими металлическими деталями и пластмассовым крошевом. Телефоны отключались без предупреждения. Выхлопные трубы автомобилей стреляли без объявления войны. Самые надежные компьютеры зависали и крайне удачно прикидывались тупыми древесными пнями. Микроволновая печь, в которой Даня однажды попытался разогреть свой обед, покончила жизнь самоубийством. В помещениях, где Гусочкин задерживался сверх необходимости, перегорали лампочки и заклинивали дверные замки. Шествие Дани Гусочкина по жизни сопровождалось чередой мелких бытовых катастроф.

Единственным устройством, обладающим непробиваемым иммунитетом, по неведомым причинам оказалась видеокамера, которую Дане доверил подержать на новогоднем празднике оператор, внезапно почувствовавший спазмы в желудке.

В толпе зловредных подростков, издевательски ряженых мирными сказочными персонажами, некостюмированный Ваня-Одуванчик выглядел наиболее достойным доверия. Оператор ничего не знал о великих деструктивных способностях Гусочкина, а вот одноклассники и учителя были в курсе.

В момент перехода видеокамеры из рук в руки в актовом зале повисла напряженная тишина: сочувственно завис музыкальный центр, один из усилителей покачнулся и упал в обморок. Не выдержав томительного напряжения, на стальной рампе под потолком взорвался светильник. Бывший баскетбольный мяч, путем тщательного оклеивания его кусочками зеркала превращенный в дискотечную светомузыку, малодушно сорвался с тросика и со свистом ухнул вниз. Брызнули в разные стороны зеркальные осколки, с визгом бросились врассыпную белочки и зайчики, грохнулась на пол обрушенная елка, матерно заревел придавленный праздничным деревом Дед Мороз, грамотно начал эвакуацию новогодней живности нетрезвый физрук…

Все смешалось в школьном актовом зале, не приспособленном для столь энергичных массовых актов, и только Даня Гусочкин стоял в эпицентре катастрофы одиноко и гордо, как аравийская пальма в соплеменной ей пустыне. Что самое удивительное, видеокамера в его руках продолжала работать и добросовестно зафиксировала весь новогодний бедлам! Впоследствии все зрители сошлись на том, что более смешного и динамичного фильма не снимал даже Эльдар Рязанов в свои лучшие годы.

Даня Гусочкин решил, что это знак свыше, и по окончании средней школы устроился в городскую телекомпанию на низкооплачиваемую работу типа «убери-подай-принеси». Уборщик, подавальщик и носильщик из него был аховый, и после случившейся в первый же день совокупной поломки полотера, дырокола и степлера Даню не выгнали лишь потому, что он успел укрыться от гнева начальства в студии прямого эфира, где сначала обрушил штатив, а потом поймал и ловко использовал по прямому назначению стоявшую на нем видеокамеру. Крупные планы гостей программы, взятых в необычном ракурсе «с колена из-под стола», оказались такими интересными, что режиссер, большой любитель творческих экспериментов, разрешил Гусочкину остаться в студии. Там Даня и свил себе гнездо, которое старался лишний раз не покидать, ибо каждый его выход на простор телекомпании по разрушительному воздействию был сопоставим с налетом вражеской авиации.

Я прикинула: мы с Котовой договорились, что я найду и привезу ей оператора. Обеспечивать технику безопасности при проведении видеосъемки я не подряжалась. Снимать Гусочкин умеет, до ресторана я уж как-нибудь его доставлю без фатальных катаклизмов, а остальное не моя забота. Кто не оформил страховку от несчастного случая, пусть пеняет на себя.

— Так я возьму у тебя Данила на полдня? — приняв решение, спросила я Макса.

— Напрокат? А чем расплатишься? — оживился мой вечный поклонник.

— Ну уж не деньгами! — честно сказала я, вспомнив, какую скромную сумму обещала мне за срочный рекрутинг прижимистая Лариска. — Заботой могу отплатить, вниманием. Вот сломаешь ты, к примеру, ногу или с ангиной сляжешь, а я тут как тут — с цветами и апельсинами у постели больного.

— Про постель интересно, но сценарий надо подработать, — хмыкнул Смеловский. — Ладно, чего не сделаешь для прекрасной дамы! Бери Гусочкина хоть на весь день, у нас нынче студийных съемок не намечается. Только, чур, заберешь его лично и по компании поведешь сама!

— В смирительной рубашке, на поводке и в наморднике? — съязвила я, расценив невысказанные страхи Макса как комические.

— Отличная мысль! — в тон одобрил он. — А сама надень костюм высшей защиты, не помешает!

Максим Смеловский — известный паникер. Степень опасности, исходящей от Гусочкина, он сильно преувеличил. По коридорам телекомпании мы с Даней прошли без проблем — заискривший распределительный щит не в счет, раз свет не вырубился, а кнопка автоматического открывания дверей, я уверена, и до того была неисправна. Тем не менее, когда водитель такси, нанятого мной для нашей транспортировки в парк, начал нервно притопывать по педали тормоза и озабоченно бормотать: «Что за черт, не пойму, фигня какая-то, я же только вчера из автосервиса!», я предпочла остановить машину; не дожидаясь ДТП. Остаток пути до парка мы проделали на трамвае, который выдержал Данино присутствие на редкость стойко, отделался лишь одной сломанной дверью.

Против назначенного работодательницей срока мы опоздали всего на десять минут, однако эксплуататорша Котова осталась этим очень недовольна. Она даже заикнулась насчет того, чтобы снизить мои скромные комиссионные! Я была категорически против, за развернувшейся дискуссией мы с Лариской задержались у ворот, а смирный Даня пошел знакомиться с помещением и оборудованием. Через минуту после того, как он под звуки свадебного марша перешел бутафорский подъемный мост, приятная музыка композитора Мендельсона трансформировалась в непредусмотренный партитурой визгливый вой, раздирающий уши. Затем стало тихо, и послышался мужской голос, озадаченно приговаривающий: «Что за черт, не пойму, фигня какая-то, я же все проверял!» Новая проблема заставила Лару забыть о шкурном желании сократить мое вознаграждение, и она умчалась в ресторан — разбираться.

Я не спеша прогулялась вдоль декоративного крепостного рва и полюбовалась плавающими в воде ромашками. Потом посидела на бережочке, как васнецовская Аленушка, и понаблюдала за флористкой, которая ловко прореживала цветочные композиции, удаляя из них увядшую зелень и поникшие цветы. Чувствовалось, что при таком рачительном подходе и должной фантазии исходный материал может служить чрезвычайно долго, в разных комбинациях украшая собой целую череду все менее пышных свадеб, а в финале — еще и какие-нибудь скромные похороны. Веточки самшита, к примеру, явно относятся к флористическим продуктам длительного хранения, а из них запросто можно соорудить прелестный траурный веночек!

— Инка, ты когда-нибудь плела гирлянды? — деловито спросила меня незаметно подошедшая Лариса.

Гирлянды однозначно проассоциировались у меня с венками. Я машинально перекрестилась и сказала:

— Нет пока, бог миловал!

— А что так-то? Никакой работы чураться не надо, — укорила меня Лариса. — Тем более что я тебе еще сотню-другую накину, если ты Галке поможешь.

— Галка — это кто? — поинтересовалась я, озираясь и при этом игнорируя разную птичью братию.

Ясно же было, что Галка, нуждающаяся в моей помощи, — это не птица. Помогать пернатым галкам меня в последний раз агитировали на уроке природоведения в пятом классе средней школы. Помнится, тогда я откликнулась на призыв, и кормушка, сооруженная из пластиковой бутылки, уродовала наш подоконник до тех пор, пока не обрушилась под тяжестью крупы, сверх меры засыпанной в емкость хлебосольным папулей.

— Галка — это я! — послышалось из-за зубчатой стены.

Я пошла на голос и обнаружила в тихом закутке двора простоволосую деву в долгополом льняном платье. В замковых декорациях барышня смотрелась вполне аутентично — как очень бедная средневековая принцесса, но вела она себя неподобающе — как пьяный витязь. Засучив рукава, дева с неясной целью трясла и дергала длинную связку надувных шаров. При этом гирлянда была похожа на китайского змея, судорожно сопротивляющегося попыткам славянской богатырши досрочно прервать его земное существование. Нарядный разноцветный змей вызывал сочувствие и симпатию. Хотелось прочесть темной средневековой деве лекцию о необходимости гуманного обращения с редкими животными.

— Пошто животинку мучаете? — вырвалось у меня.

— Что?

Змей страдальчески крякнул и отцепился от стены. Не удержавшись на ногах, дева шлепнулась на пятую точку и выругалась:

— Проклятые шары! Как я их ненавижу'!

— Большинству людей надувные шарики нравятся, — заметила я, помогая Галке подняться.

— Они навсегда вам разонравятся, как только вы надуете сотню-другую, — пообещала она.

— Это за сотню-другую рублей? — пробормотала я, осознав, что Лара Котова слишком дешево оценила мой неквалифицированный труд.

— Но надувать мы будем потом, — сказала Галка. — Позже. Сначала надо выбрать из гирлянды все некондиционные шары. Видите, тут некоторые лопнули, а другие просто сдулись и сморщились — такие надо аккуратно срезать, а на их место привязать новые.

Наставница вручила мне кривые маникюрные ножницы, и мы с ней разошлись к разным концам гирлянды — как мультипликационные герои Котенок Гав и его приятель-щенок, намеревающиеся встретиться на середине сосиски.

Галка продвигалась быстрее. Я много времени тратила на то, чтобы определить — кондиционный шар или нет. Увеличивать число некондиционных не хотелось, чтобы потом не пришлось чрезмерно усердствовать с надуванием. Поэтому я была не слишком критична и пропустила во второй тайм несколько откровенно сомнительных шариков.

— А с тобой что делать? — вполголоса обратилась я к очередному кандидату на вылет из гирлянды, придирчиво пощупав его обмякшую резиновую плоть. — Ой!

Шарик сам собой развернулся — оказывается, до этого он был ориентирован ко мне затылком. Теперь я увидела лицо. Сказать по этому поводу «Ой!» значило не сказать ничего. При виде ЭТОГО лица имело смысл вытянуться во фрунт, взять под козырек и вдохновенно запеть государственный гимн России.

— Ты-то… То есть, простите, Вы-то как сюда попали?! — пробормотала я, посмотрев на лицо Премьера, которому похудание шарика добавило ранних морщин.

Понятно было, что уж этому необыкновенно важному и торжественному украшению совершенно точно не место в одном ряду с глупыми и бессмысленными разноцветными пузырями. Я очень осторожно и аккуратно произвела ампутацию ВИП-шарика, затем с помощью ногтей развязала его, спустила оставшийся воздух и спрятала резиновую тряпочку государственной важности в карман.

Дальнейший процесс реанимации воздушно-шарового змея проходил в штатном режиме и занял около часа. Когда мы с Галиной, кряхтя и охая, водружали обновленную гирлянду над воротами, в них уже входили первые гости второго свадебного дня.

— Гони мои денежки! — потребовала я у Лариски, едва спустившись со стремянки.

— Давай после праздника? — поморщилась она.

— Утром деньги, вечером стулья! — напомнила я.

— Ну, ладно, ладно, — тиранша сдалась. — Вот. Твои шестьсот.

— Я надула двадцать шариков! — возмутилась я. — У меня щеки болят, как у трубача после военного парада! По-твоему, я заработала всего сотню?!

— По-моему, да! — нагло ответила эксплуататорша Котова.

Тогда я обиделась и ушла, даже не отведав толком свадебного угощения.

Пропустила половину веселья, ехала домой на трамвае и ворчала:

— Ну, ладно, Лариска, обратишься ты ко мне еще с какой-нибудь просьбой! Я тебе припомню эту недоплаченную сотню!

Жалко было не столько денег, сколько погубленной веры в простую человеческую порядочность. Внутренний голос успокаивал меня, обещая, что справедливое мироздание рано или поздно как-нибудь накажет бессовестную Лариску и чем-нибудь вознаградит обиженную меня. Не особо надеясь на мироздание, я вознаградила себя покупкой целой корзинки ранней клубники и пошла ее есть к Трошкиной.

2

В детстве Алла Трошкина была пай-девочкой, отличницей и умницей. Учителя и родители ставили ее в пример менее правильным одноклассницам, из-за чего Аллочкина школьная жизнь сильно осложнялась. Трошкина непременно пережила бы множество неприятностей и целую кучу моральных и физических обид, не будь у нее лучшей подруги — Инки Кузнецовой. Инку совершенно искренне считали идеальной девочкой только влюбчивые школьные хулиганы и тренер баскетбольной команды.

Благодаря Инке цену женской дружбы Аллочка поняла едва ли не раньше, чем усвоила основополагающий принцип лепки песочных куличиков. И хотя впоследствии судьба забрасывала подружек в гораздо менее спокойные места, чем та песочница, где они когда-то познакомились, женская дружба в цене не падала.

— В мире, захваченном мужчинами, мы, девочки, должны держаться друг за друга! — назидательно сказала Трошкина заставке Яндекса, отогнав царапающую душу мысль о том, что иногда совсем неплохо бывает подержаться и за какого-нибудь мужчину.

Собственно, это штрейкбрехерское соображение не было несвоевременным. Аллочка уселась за компьютер, чтобы покликать в сети добровольца, готового стать мужем Катерины и отцом ее ребенка. Впрочем, про ребенка она пока решила не упоминать. Жизненный опыт подсказывал ей, что мужчины не склонны рассматривать детей, прилагающихся к женщинам, как ценный бонус.

Оказалось, что Алка отстала от жизни! Беременными невестами живо интересовались молодые люди призывного возраста, упорно не желающие платить долг родине. Наличие в семье одного младенца позволяло отсрочить призыв, а при появлении второго отпрыска папаша и вовсе освобождался от армейской повинности. Алка сделала пометочку в блокнотике, внимательно изучила объявления военнообязанных женихов и прилагающиеся к ним фотографии, выбрала наиболее симпатичных кандидатов и написала всем.

Следующую перспективную группу образовывали иностранные граждане, жаждущие на законных основаниях — в качестве супругов россиянок — обосноваться в РФ. Иностранцы, правда, сплошь были плохонькие — в основном из Средней Азии, Украины и Молдавии.

— Гастарбайтеры, — брезгливо сморщилась Трошкина.

Выйти замуж за каменщика или плиточника для интеллигентной Катерины было бы мезальянсом.

— С другой стороны, работящий мужик и семью всегда прокормит! — решила Алка и отправила парадное фото Катьки полудюжине кандидатов из ближнего зарубежья.

На этом оптовая рассылка закончилась, дальше пошла работа со штучным товаром. Пожилой русскоязычный казах, бывший житель Поволжья, ныне гражданин Германии, посредством объявления на сайте знакомств оповещал мировую общественность о своем желании найти молодую, симпатичную, хозяйственную подругу жизни, знающую русский язык.

— Катька знает! — кивнула Трошкина и охватила немецкого казаха почтовой рассылкой.

Русских жен также хотели: украинский программист в Австралии, еврейский юморист в Израиле, лесоруб, мигрировавшим из Ленинградской области в Финляндию, и армянин, неведомыми путями оказавшийся в Швеции. Не жен, но подруг желали обрести риэлтер в Чехии и ветеринар в Австрии. Алка от имени жаждущей крепких мужских объятий Катерины написала им всем, незначительно меняя текст в соответствии с запросами конкретного адресата. На этом первый сеанс одновременной брачной игры в интернете закончился.

Трошкина приготовила ужин и села кушать, продолжая перебирать варианты решения социальной задачи с одним неизвестным, где «иксом» был искомый муж. Очное знакомство Катерины с Мистером Икс исключалось по вполне уважительной причине безвылазного присутствия невесты в гинекологическом отделении шестого роддома. Устроить встречу потенциальных супругов непосредственно в роддоме в принципе было можно, но такой старт казался Алке малоперспективным.

— Желательно знакомство вслепую, вглухую и внемую! — подытожила она.

И вспомнила про бабу Соню!

Баба Соня когда-то крепко дружила с собственной бабушкой Трошкиной, а после смерти той по возможности перенесла свое внимание на Аллочку. По причине очень большой разницы в возрасте предпочтения по части выходных мероприятий у подружек были разные, так что встречались они нечасто, но зато созванивались регулярно. Баба Соня взяла за правило не реже раза в неделю подвергать Аллочку обстоятельному телефонному допросу. Основной его целью было выяснить, не собирается ли Трошкина замуж. Трошкина же не собиралась, и бабу Соню это чрезвычайно волновало. Ее младший сын, сорокапятилетний юноша без вредных привычек, тоже засиделся в холостяках, и баба Соня рассматривала Аллочку как вполне подходящую кандидатуру на роль своей невестки.

— Я же, ты знаешь, бабка не вредная! — проникновенно внушала она Трошкиной, воспринимающей матримониальные планы старшей подруги без всякого энтузиазма. — Я же в дела молодые лезть не стану, шпынять невестушку не буду. Ой, да я же ее любить буду как родную, только бы она Саньку моего непутевого не обижала!

Далее обычно следовала развернутая характеристика непутевого, но славного Саньки, такая душевная и трогательная, что чувствительную Трошкину пробивала слеза. Впрочем, оплакивая судьбу Саньки перманентно страдающего от отсутствия женской ласки, Аллочка не спешила протянуть ему руку помощи. Руку, сердце и все остальное она приберегала для кого-нибудь менее непутевого.

А вот Катерина в ее нынешнем печальном и одновременно интересном положении могла бы и не быть столь разборчивой!

Допив чай, Трошкина перемыла посуду и заодно с чистыми тарелками разложила по полочкам свои аргументы в пользу скорейшего построения общего семейного очага непутевого Саньки и распутной Катерины.

— Бабушка Сонечка, здравствуйте! — напела она в телефонную трубку. — Как ваше здоровье, как дела, как ваш Санька?

Младшим сыном бабы Сони Алка по собственному почину интересовалась впервые. Чуткая старушка это обстоятельство мгновенно отметила и воодушевилась:

— А и ничего мой Санька, и хорошо! Повысили его на работе, главным инженером поставили, зарплату прибавили — хоть и не миллионы платят, а все деньги. Хватило бы и жене на платье, и детишкам на молочишко. Да только где те детишки… Никак не женится мой непутевый, уж я прошу его, прошу, а он все никак? Так и помру, наверное, не дождавшись внуков…

— Не помрете! — радостно заверила старушку Трошкина. — Есть у меня невеста для вашего Саньки! Очень хорошая девушка, красивая, умная, с высшим образованием, работает в хорошей фирме и зарплату вполне приличную получает. Хватит и мужу на брючки, и деткам на конфетки!

— Ой, а Санька-то мой подойдет ли ей? — заволновалась любящая мать. — Он у меня парень скромный, тихий, домашний…

— В самый раз! — заверила коварная Алка. — Этой девушке как раз такой муж и нужен: чтобы заботливый был, чтобы детей любил…

— Ну и отлично! — обрадовалась старушка. — Давай тогда поскорее их знакомить.

На том и порешили.

3

Нельзя сказать, что операция была глубоко секретной… Просто она не афишировалась.

— Сделать усе тихо, без шуму и пыли! — в приватной обстановке бани-сауны велел майору Кроткому его непосредственный начальник полковник Головань.

Полковник очень точно скопировал незабываемую манеру речи уголовно-лирического героя Анатолия Папанова из «Бриллиантовой руки». Майора Кроткого это искренне позабавило. Он не предвидел никаких проблем с выполнением начальственного задания. Более того, он уже почти выполнил его и, разделывая копченую рыбину, с удовольствием думал отнюдь не о работе. После успешного завершения задания Кроткий собирался попросить у начальства недельный отпуск. Он планировал потратить семь свободных дней и энное количество свободно конвертируемых денег на поездку в Грецию, где, если верить герою Аркадия Райкина, есть все. Включая большой выбор приятных дам, способных с лихвой компенсировать майору отсутствие законной супруги, которую он не собирался подвергать тяготам и рискам заграничного путешествия.

Предвкушая сладкие деньки в тени греческих смоковниц, майор Кроткий одновременно с аппетитом вкушал копченого судачка, для пущей гармонии внутреннего мира обильно заливая рыбу пивом. Данное исторически сложившееся сочетание выпивки и закуски казалось майору безупречно правильным и надежным, однако ближайшее время показало, что не все так просто. Не доев судака, Кроткий почувствовал себя на редкость плохо, вынужден был досрочно покинуть приятное общество в сауне и уже из дома, под причитания любящей супруги был увезен «скорой помощью».

— Пищевое отравление! — бодро констатировал врач, осмотрев майора, едва ли не намертво сраженного копченым судаком.

— Так все же ели, и все в норме! — едва шевеля серыми губами, обиженно напомнил сильно хворый майор.

— Бывает и такое, — уверенно сказал специалист. — Копчености и соленья — это как русская рулетка. Едят все, а умирает кто-то один!

Умереть майору Кроткому, конечно, не дали, но активные реанимационно-восстановительные процедуры в гастроэнтерологии напрочь вырвали из его жизни почти двое суток. Именно поэтому выполнение задания, не казавшегося самонадеянному майору особо сложным, оказалось под угрозой.

До телефона Кроткий добрался лишь во второй половине воскресного дня. Чувствовал он себя дурно, мыслил с трудом, четко сформулировать распоряжение не смог, и лейтенант Лосев уяснил свою задачу лишь в самых общих чертах.

— Найти оператора Пряникова с городского ТВ и забрать у него отснятый материал для майора Кроткого, я все понял, сделаю! — браво протарахтел в телефонную трубку лейтенант, особо тщательно работая над собственной дикцией и тихо радуясь тому, что возможности современной телефонной связи еще не распространились на передачу на расстояние компрометирующих запахов.

Временно свободный от дел и перманентно не обремененный семьей лейтенант Аркадий Лосев с вечера пятницы и до середины воскресенья пребывал в глубоком загуле, из которого его и выдернул майорский звонок. Оставив недожаренные куриные ножки на гриле на произвол временной подруги, Аркадий вызвонил непьющего коллегу лейтенанта Смирнова и на его личном автомобиле отправился в офис городской телекомпании.

Воскресенье на провинциальном ТВ для большинства сотрудников являлось выходным днем. Кроме дежурных специалистов, в офисе никого не было, да Аркадий до редакционных помещений и не дошел. Полуживую душу он встретил сразу за железной дверью: в застекленном закутке за конторкой дремал преклонных лет ночной охранник, пенсионер Василий Кузьмич Морозов, которого все студийные шутливо звали «Дед Морозов».

— Слышь, отец! Где оператора Пряникова найти, не знаешь? — добродушно дохнув на него перегаром, спросил лейтенант Лосев.

— Пряникова-то? — сторож завистливо принюхался к исходящему от лейтенанта богатому амбре из совокупных запахов выпитой водки и съеденного шашлыка и горько вздохнул.

Дед Морозов в свое золотое время вел весьма свободную и веселую жизнь, а теперь отчаянно завидовал каждому молодому парню, не отягощенному артритом, бурситом, простатитом, толстой ворчливой женой и хроническим безденежьем. Оператор Алексей Пряников, по его небеспристрастному мнению, относился к числу счастливчиков. Ревниво наблюдая за достаточно бурной общественной и личной жизнью Пряникова, любопытный Дед Морозов был в курсе отдельных его проектов и планов, однако информация о трагической гибели Алексея до вечернего сторожа, едва заступившего на пост, еще не дошла. Поэтому на вопрос вызывающе ароматного лейтенанта Лосева охранник ответил то, что знал:

— Пряников сегодня второй день свадьбы в парке на озере снимает, — и снова вздохнул.

Слово «свадьба» у экс-гуляки прочно ассоциировалась со вкусной едой, обильной выпивкой и щедро декольтированными хмельными дамами, страстно завидующими новобрачной и при каждом крике «Горько!» непроизвольно выпячивающими губы в надежде подарить хоть кому-нибудь свой собственный поцелуй с перспективой немедленно развить его до традиционной программы брачной ночи.

— Я все понял! — Аркадий Лосев благодарно кивнул информированному старику и ушел, оставив растревоженного Деда Морозова в плену горьких табачно-шашлычно-водочных ароматов и сладких развратно-распутных воспоминаний.

Свадьбу этим днем в парке на озере догуливали всего одну, и оператор ее снимал один-единственный, так что о возможности ошибки в идентификации искомой личности лейтенант Лосев даже не подумал.

— Вот этот типчик нам и нужен! — сказал он напарнику, легко высмотрев в толпе радостно хороводящихся гостей малоподвижную фигуру с камерой на плече.

Мешать оператору, находящемуся при исполнении, лейтенанты не стали и в ожидании завершения съемочного дня удобно расположились на послеобеденный отдых в тени кустов и деревьев на ближайшей клумбе.

4

— Большое спасибо! — Даня Гусочкин спрятал в карман деньги, поправил на плече ремень кофра с видеокамерой и тепло улыбнулся работодательнице.

— Тебе спасибо, — желчно буркнула Лариса Котова.

Размеры своей устной благодарности она уточнять не стала. С учетом того, что Даня выручил фирму в критическую минуту, хозяйкино «спасибо» могло бы быть более искренним, но тяжелый день полностью исчерпал Ларины запасы душевности и сердечности. Кроме видеосъемки, все рабочие процессы, связанные с аппаратурой, шли наперекос и через «не могу». Сбоил микшерный пульт звукотехника, резаными поросятами визжали радиомикрофоны, мучительно моргал пораженный загадочным нервным тиком плазменный экран, и ноутбук обморочно отключился как раз в момент показа слайд-шоу, спешно состряпанного из «загсовских» фотографий новобрачных. Лара устала удивляться количеству и разнообразию технических проблем!

— Это нас конкуренты сглазили! — уверенно сказала Ларисина помощница Галина. — Наташка Рощина из «Супер-пати», точно, больше некому! Она вечно с колдунами, гадалками и экстрасенсами якшается, лично проводит на все корпоративы придурков из «Архитектуры космоса»! Не иначе, это они по ее просьбе нам весь астральный фарт порушили.

— По бартеру, вместо оплаты за ведение очередной корпоративной вечеринки космических архитекторов, — ехидно поддакнул звуковик Стасик Прыгов, обиженный тем, что Лара в очередной раз не дала ему ожидаемую премию.

Лариса, обычно весьма критично относящаяся к сообществам мистически-философских течений и завихрений, мрачно зыркнула на подчиненных и промолчала.

— Ну, я пошел! — сказал Даня Гусочкин, чутким ухом пожизненно гонимого создания уловив, что тут ему уже не рады.

— Да… пошел ты! — хамски одобрил звукорежиссер, откровенно завидующий Даниному вызывающему успеху: у оператора нынешним многотрудным днем техника работала как часы.

— Это потому, что Наташка Рощина из «Супер-пати» про замену оператора ничего не знала! — уверенно сказала помощница Галина, потыкав пальчиком в спину удаляющегося Гусочкина. — Видимо, сглазили только нас, основной состав! Списком или поименно.

— Точно, штатным сотрудникам всем плохо пришлось! — согласился звуковик.

Он понизил голос и пугающе вытаращил глаза:

— Куда уж хуже! Лешку нашего, вон, вообще убили!

— Тьфу на тебя! — рассердилась Лариса.

Она подхватилась и показательно засуетилась:

— Ну, чего стоим? Спектакль окончен, всем спасибо, все свободны. Живо собираем барахло, грузимся в машину — и по домам!

Даня Гусочкин вышел из «Старой крепости» и с удовольствием оглядел простирающиеся за несерьезным мозаичным рвом клумбы, пламенеющие тюльпанами и окруженные еще не зацветшими жасминовыми кустами.

Было начало пятого. Граждане, гуляющие в парке с детьми, группировались у каруселей в центральной части парка. В укромный уголок у «Старой крепости» еще не стеклись бездомные парочки и застенчивые алкоголики. Было тихо, пусто, и запах свежескошенной травы кружил голову оператора, отработавшего несколько часов в прокуренном помещении, заполненном шумной толпой. Даня воспрянул духом, с бодрым топотом пробежал по бревенчатому мостику и остановился на краю просторной клумбы. Опустив на зеленый ежик газонной травы сумку с камерой, он с хрустом потянулся, глубоко вздохнул и закрыл глаза.

— Стоять, не двигаться! — проскрипело ближайшее дерево.

Оно моментально отрастило крепкие ветки, которые принудительно свели и зафиксировали руки Гусочкина у него за спиной.

Даня поспешно открыл глаза. Жасминовый куст перед ним мучительно содрогнулся в родовых схватках и с треском произвел на свет коренастого молодого человека в мешковатых серых джинсах и футболке такой расцветки, которая получается, если сосредоточенно потоптаться по брезентовому полотну очень грязными ногами. Военно-маскировочный окрас шел новорожденному жасминцу чрезвычайно. Казалось странным, что он отпочковался от мирного декоративного куста, а не вылез, как танк, из маскировочного стога перепревшего сена. Или из гущи вонючих водорослей, как подводная лодка. Запахи от военизированного жасминца исходили такие, что хоть противогаз надевай!

— Камера? — вопросительно молвил благоуханный Аркадий Лосев, присев перед Гусочкиным на корточки, уперев кулаки в колени и по-собачьи склонив голову к плечу.

Голова у Аркадия была шишковатая, плечо бугристое, кулаки квадратные. Все вместе производило на слабонервных штатских очень недоброе впечатление. Даня запаниковал:

— Чего сразу в камеру? За что в камеру? Что я сделал?!

— Точно, камера, — не обращая внимания на страдания плененного Гусочкина, сказал лейтенант Лосев и по-хозяйски расстегнул кофр. — А запись где?

— Запись? — растерянно повторил Даня.

Записью, идеально ассоциирующейся с пугающим незнакомцем, в представлении Дани, был расстрельный список.

— Запись, запись! Я от Кроткого! — с нажимом сказал Аркадий, с запозданием вспомнив, что в качестве волшебного слова ему следовало сразу же упомянуть запоминающуюся фамилию майора.

И тут Гусочкин окончательно понял, что перед ним матерый уголовник! Именно такая публика, Даня знал это по кровавым отечественным детективам, обожает давать жутчайшим типам нарочито простенькие прозвища, предпочитая почему-то имена прилагательные: Косой, Хромой, Горбатый, Хмурый… Неведомый Кроткий привиделся испуганному Дане презлобным паханом с лицом, похожим на куб испещренного кавернами железобетона и аналогичного вида кулаками. К слову сказать, этот фантазийный образ не сильно отличался от реального отражения майора в зеркале. Даня моментально смекнул, что затягивать общение с посланцами Кроткого опасно для здоровья и, осмотрительно не вникая в причины интереса блатняков к видеозаписи вполне обычной свадьбы, резво перевел стрелки на Лару Котову, сказав:

— А запись я уже отдал хозяйке! Там она, в ресторане! Лариса ее зовут.

— Подержи-ка его пока, Вась, — распорядился Аркадий.

Он зашагал к «Старой крепости», на ходу — в преддверии встречи с дамой — приводя себя в максимально презентабельный вид. Поплевав на ладони, пригладил волосы, потом вопросительно понюхал себя под мышкой и помахал ладонью, разгоняя ароматы по ветру.

В опустевшем зале было сумрачно, и легкий ветерок гонял по полу обрывки серпантина и скомканные бумажные салфетки. Тяжелые шаги лейтенанта Лосева под сводами разоренной и покинутой оккупантами крепости общепита прозвучали гулко и зловеще.

— Ой, кто здесь? — испугалась обычно бойкая Котова.

— Лар-р-риса? — притворно добрым голосом Очень Злого Серого Волка рыкнул лейтенант Лосев.

— Йа, — выдохнула Лара, как типичная Красная Шапочка из Эльзаса.

— Я не я, и хата не моя! — басовито хохотнул Серый Волк Лосев. — Кассетку гоните, девушка!

— Ka…

— Какую кассетку? — понятливо договорил Аркадий. — Ту, которую вам оператор оставил.

— Ка…

— Какой оператор? Да этот, — лейтенант кивнул на дверь. — Рыжий, рыжий, конопатый… Убил дедушку лопатой…

— Кто кого убил?! — Лариса откровенно запаниковала.

Что за беда с этими операторами! Утром одна история с убийством, вечером другая!

— Давайте, давайте, девушка, — подбодрил ее Аркадий. — Гоните кассету, а потом забудем былое и расстанемся друзьями.

Мужское самолюбие Аркадия сильно пострадало бы, узнай он, что желание расстаться с ним немедленно и навсегда посетило симпатичную женщину на первой же минуте их милой беседы. И видеозапись второго дня свадьбы в тот момент представлялась Ларе не слишком дорогой ценой за исполнение этого светлого желания.

— Вот, — сказала она, безропотно вручая лейтенанту Лосеву затребованную кассету.

— Вот и хорошо, вот и умница! — обрадовался Аркадий.

Он тоже думал, что легко отделался, потратив на выполнение экстренного задания руководства всего пару воскресных часов. Ни жареные на гриле куриные ножки, ни стерегущая их милая дева, наверное, еще не остыли и могли быть употреблены нагулявшим аппетит лейтенантом ко всеобщему удовольствию.

5

— Почем сейчас клубника? — спросила меня Алка, с удовольствием надкусывая сочную ягоду.

— Корзинка за двести пятьдесят, — ответила я, щедро посыпая свою порцию сахаром.

— Я в шоке. — вздохнула Трошкина, глядя на быстро растущий в моей тарелке курганчик белого песка.

— Разве это дорого?

— Я не из-за клубники в шоке.

— Неужели из-за сахара? — я неприятно удивилась.

Знаю, знаю, я ужасная сладкоежка, но до сих пор подружка никогда не жалела для меня продуктов!

— Нет. Я сегодня во дворе наблюдала, как дети играют, — объяснила Трошкина. — Представь: сидит на лавочке мальчик лет семи, к нему подсаживается второй такой же и, не глядя на соседа, отрывисто спрашивает: «Есть че?» Первый, тоже глядя строго перед собой, отвечает: «Ну, есть» — «Сколько?» — «Ну, сто пятьдесят». Пацан вынимает из кармана конфетные фантики, отсчитывает их как деньги, отдает в обмен на коробочку с «Тик-таком» и уходит.

— Хорошенькая игра! — хмыкнула я.

— Ага. Я подошла и спросила, во что они играют. Сказали: в наркодилеров! — Алка тяжело вздохнула и целиком затолкала в рот крупную клубничину. — Хорошие мальчики из приличных семей! Насмотрелись по телику дурацких сериалов!

— А чему ты удивляешься? — я пожала плечами. — Посмотри, что показывают по телевизору в дневное время. Сплошные страсти-мордасти: «Улицы разбитых фонарей». «Менты», «Братки», «Встать, суд идет!» И в новостях сплошная чернуха.

— Ну-ка! — Алка потянулась за пультом и включила телевизор.

― …лучило продолжение! — с полуслова завелась симпатичная дикторша. — Минувшей ночью вблизи своего дома подвергся нападению Алексей Гольцов, помощник депутата Ратиборского, погибшего два дня назад при взрыве своего служебного автомобиля. Напомню, что депутат ЗСК Геннадий Петрович Ратиборский возглавлял в Законодательном собрании края комитет по делам молодежи и с целью предотвращения молодежной преступности выступал за ужесточение наказаний за совершенные преступления, а также борьбу с наркоманией и алкоголизмом.

— Ну и как? Есть че? — невесело хмыкнула Трошкина. — В смысле какие результаты-то?

— Наш корреспондент провел небольшой соцопрос, результатами которого готов немедленно поделиться с вами, — не затруднилась с ответом дикторша.

На экране возник лохматый юноша в просторной майке с бодрой надписью «Мне кризис не страшен, я ем овощи!»

— Здравствуйте, я Михаил Горохов! — радостной скороговоркой выпалил он.

Я хихикнула, оценив, как естественно сочетается фамилия корреспондента с его любовью к овощам.

— Сегодня мы вышли на улицу, чтобы предложить молодым людям оценить степень допустимости совершения некоторых правонарушений и преступлений! — сообщил Михаил Горохов.

Правой рукой шустрый отпрыск семейства бобовых крепко обвил микрофон, а левую ловко выбросил в сторону потока пешеходов и выхватил из него пучеглазую кудрявую девчушку лет шестнадцати.

— Как вы относитесь к переходу улицы на красный свет? — цепко удерживая барышню в кадре, строго спросил корреспондент.

— Я-я-я-я… Н-не-не-не…

— Семьдесят процентов опрошенных нами представителей молодежной среды считают этот проступок вполне допустимым! — веско сказал Михаил Горохов и отпустил девчушку.

Судя по закадровому шуму, невинная жертва соцопроса грохнулась на тротуар, но на напористого корреспондента это никакого впечатления не произвело. Переступив через невидимое зрителям препятствие, он сунул микрофон в лицо молодого человека с сигаретой, настойчиво поинтересовался его мнением относительно допустимости курения в общественныхместах и, получив невнятный матерный ответ, сообщил нам, что к этому прегрешению вполне лояльны пятьдесят девять процентов опрошенных. Пятьдесят шесть процентов в лице парня с бутылкой пива веселым ржанием одобрили прилюдное распитие спиртных напитков. Прочую статистику великолепно информированный Михаил Горохов озвучил без всякой помощи мирных граждан в режиме бодрого монолога:

— Также вполне допустимым тридцать процентов молодежи считает дачу взятки, двадцать девять процентов — злоупотребление служебным положением, двадцать восемь — уклонение от уплаты налогов, двадцать семь — получение взятки!

Тут я заметила, что Трошкина черкает карандашом на салфетке.

— Далее в порядке снижения показателя допустимости следуют кража — двенадцать процентов, употребление наркотических средств — десять процентов, грабеж — девять, убийство — девять, вымогательство — восемь, производство и распространение наркотических средств — семь и сексуальное насилие — шесть! — протарахтел корреспондент, непроизвольно облизнувшись при упоминании сексуального насилия. — Это был Михаил Горохов, всего вам доброго!

Я скептически заломила бровь. В свете всего сказанного даже выход на улицу, запруженную подростками, из которых каждый девятый одобряет грабежи и убийства, добрым делом не казался!

На экране вновь появилась симпатичная дикторша. Старательно хмуря тоненькие бровки, она сказала:

— Из неофициальных источников нам стало известно, что в организации убийства депутата Ратиборского подозревается группа молодых людей, и некоторые из них уже задержаны.

— Ты слышала?! — встрепенулась Трошкина, бросив конспектировать криминальную статистику. — Менты уже нашли преступников! Если Катерина вне подозрений, может, заберем ее из роддома? И ее, и мой паспорт…

— Не будем спешить, — возразила я, выключая телик и возвращаясь к клубнике. — Сегодня у них есть подозреваемые, а завтра их не будет, и начнется кризис жанра… Подождем.

— Нам кризис не страшен — мы едим овощи! — хохотнула Трошкина, и мы принялись за еду.

Остаток вечера я провела в теплой ванне думая о любимом мужчине. Барахтаясь в ароматной пене, было необыкновенно приятно воображать себе капитана Кулебякина, захлебывающимся в ледяных водах горной реки.

Бросил меня, аки Стенька Разин княжну персидскую, и тони тут в море дел!

Понедельник

1

На работу я опоздала. Обычно это никого не удивляет, но на сей раз меня встретил гневный хор голосов.

— Ну наконец-то! — всплеснул короткими лапками Сашка Баринов.

— Явилась! — обличил меня шеф.

— Слава богу! — вскричала Люся.

— Инка! Одолжи тысячу! — абсолютно не в тон с другими репликами попросил Андрюха Сушкин.

— Прости, добрый человек, я не при деньгах, — с сожалением сказала я.

Будь у меня лишняя тысяча, я бы немедленно отдала ее Эндрю! Даже не в долг, а просто за то, что он единственный не укорил меня за опоздание.

Злые люди Бронич, Сушкин и Люся втроем приплясывали у гостевого дивана, на котором в расслабленной позе завсегдатая стрип-бара раскинулся ушлый юноша Коля Махов из администрации города Тихошевска.

— Слава, слава Айболиту, слава добрым докторам! — по-своему отыграла я подачу бухгалтерши, мгновенно придумав объяснение своему тысяча первому опозданию. — Извините, я в больнице была, сдавала анализы по подозрению на свиной грипп.

— Я, пожалуй, в другой раз зайду! — заворочался на диване встревоженный клиент.

— Сидите, Николай Яковлевич! — Бронич уронил его обратно. — Инночка так шутит. Правда. Инночка? Откуда у нас в коллективе может быть свиной грипп?

— Ох, чуяла мое сердце, не надо было нам делать ту рекламу для Узелковского мясокомбината! — весьма зловеще молвил с порога монтажной Андрюха Сушкин.

Я ему кивнула, он мне подмигнул. Мы с видеоинженером поняли друг друга без слов. Эндрю, как и мне, очень хотелось, чтобы Коля Махов поскорее от нас убежал и подольше не возвращался. Сюжет об инаугурации нового мэра Тихошевска, оплаченный из городской казны авансом, клиент хотел видеть уже сегодня, а мы с Андреасом еще даже не брались за его монтаж. То у нас другие дела были (преимущественно личные), то просто не возникало непреодолимого желания работать.

К сожалению, Андрюхина перспективная реплика про мясокомбинат пропала втуне: Бронин злокозненно заглушил ее звоном стекла.

— Ну, за здоровье! — сказал он Махову, подавая ему рюмку с эксклюзивным коньяком, которым никогда не угощает штатных сотрудников.

Я на всякий случай многозначительно чихнула, но этот жалкий отголосок волнующей темы свиного гриппа клиента уже не впечатлил. Едва пригубив коньяк двадцатилетней выдержки, Николай почувствовал себя вполне защищенным от любой заразы.

А Бронич потер ладошки и спросил меня с предупредительной улыбкой:

— Ну, Инночка! И что же мы можем показать клиенту?

— Может, стриптиз? — без особой надежды предложила я, в поисках поддержки вновь оглянувшись на Сушкина. — Можем женский, можем мужской!

— Снова шутишь, молодец! — похвалил меня шеф, улыбаясь еще шире, но как-то не по-доброму. — А по сути заказа?

— По сути заказа можем показать клиенту сценарный план в приблизительной раскадровке, — сказала я, включая свой компьютер. — Если, конечно, клиенту это будет интересно.

Желательного нам с Андреем отрицательного ответа заказчик не дал и даже переместился с дивана к моему столу, показывая, как ему все (кроме нашего с Эндрю разнополого стриптиза) интересно. Шеф, Баринов и Люська тоже нависли надо мной, мешая морочить голову клиенту.

— Ну, посмотрим, — вздохнула я, начиная поиски нужного ярлыка на рабочем столе, украшенном красочным изображением одного из Мальдивских островов. — Где тут у меня ваш сюжет…

— Да вот же он! — Сашка Баринов, вооруженный линзами и потому наиболее глазастый, некультурно ткнул толстым пальцем в монитор. — Виталий Горюнов, правильно, именно так зовут вашего мэра?

— Виталий Витальевич он у нас, — с подобострастием, которое в отсутствии Виталия Витальевича некому было оценить, молвил мэрский прихвостень. — Но позвольте!

— Позволим! — с готовностью откликнулся Бронич, очень уважающий госзаказы и госзаказчиков.

— Позвольте, что я вижу? — Николай придвинулся головой к монитору так резко, словно хотел нырнуть в лазурные океанские воды. — Это что за текст?! Да как вам не стыдно!

— Что такое? — Бронич мгновенно, как свиным гриппом, заразился волнением клиента и тоже посмотрел на экран. — Кузнецова! Ты что это себе позволяешь?!

«Вордовский» ярлык, помещающийся на песчаном пляже между двумя упавшими с пальмы кокосами, сопровождала подпись: «Виталий Горюнов вступил в д…».

— Хм… Не помню, чтобы я писала что-то этакое! — смущенно пробормотала я и кликнула по ярлыку, открывая сомнительный документ.

«Виталий Горюнов вступил в должность мэра Тихошевска!», — радостно сообщил всем заинтересованным лицам развернутый заголовок текста.

— Ну вот! — обрадовался Бронич. — Видите, Николай Яковлевич, наш начальник просто в должность вступил, а не в то, во что вы подумали!

Коля Махов покраснел, а я с укором сказала:

— Надо больше доверять профессионалам, Николай!

— Может, пусть профессионалы работают, а мы с вами еще по коньячку? — правильно развил ситуацию Бронич.

Он увел смущенного заказчика к себе в кабинет, а мы с Андрюхой закатали рукава и принялись ваять сюжет про мэра, вступившего, для разнообразия, туда, куда надо. Эндрю то и дело отвлекали от работы настойчивые телефонные звонки, на которые он отзывался однотипными короткими репликами: «Еще занят», «Пока не могу» и «Чуть позже». Тем не менее, невзирая на помехи, примерно через час мы все закончили.

— Не скажу, что это гениально, но, думаю, сойдет! — отсмотрев готовый сюжет, выразил наше общее мнение Андрюха.

Сошло, правда, с трудом. Коля Махов, накачанный коньяком, против ожидания от хорошего спиртного не подобрел, наоборот начал вредничать, как пьяная барышня.

— А нет ли такой картинки, где у Витальвиталича лысинка не видна? И где галстучек ровненько, а не как флажок на ветру? И где он улыбается? — капризничал заказчик.

— Лысинку замажем, галстучек поправим, улыбочку нарисуем, — неумело скрывая раздражение, пообещал ему видеоинженер.

Я подумала, что капризулю Колю надо бы как-то задобрить и отвлечь, иначе процесс сдачи готовой работы может тянуться до бесконечности. И Андрюшка явно куда-то торопится. А мне уже надоело созерцать физиономию Виталия Витальевича Горюнова. Но если уважаемый госзаказчик останется недоволен, он вполне может перекрыть нашему агентству бюджетное финансирование, и тогда Бронич задушит нас с Андрюхой как котят.

Я выпрямила спину, забросила ножку на ножку и бархатным голосом спросила:

— Николай, вы не проголодались?

Мужчины, которым я адресую этот вопрос, понимают его в меру своей испорченности. Скромники думают об обеде, смельчаки — об ужине при свечах, наглецы — о завтраке в постель. Коля Махов продемонстрировал реакцию иного типа. Он безразлично посмотрел на мои коленки, но зато обласкал взглядом бицепсы Андрюхи и вернул вопрос с подтекстом:

— А вы?

По направлению теплого взгляда я определила, что спрашивает Николай не меня. Эндрю Сушкин, нормальный мачо, питающий непреодолимую антипатию к «голубым», вздрогнул, отодвинулся и стиснул компьютерную мышку так, что живой грызун на ее месте погиб бы от жуткой компрессии. Стало понятно, что развитие темы вынужденного воздержания от пищи и иных радостей плоти ни к чему хорошему не приведет. Андрюха демонстративно встал и вышел. Не придумав ничего другого, я брякнула:

— Николай, у меня есть для вас небольшой подарочек! — и проворно выкопала из сумки давешний шарик с портретом Премьера. — Вам ведь, как госслужащему, надлежит всегда находиться в русле политики Президента и правительства? Возьмите этот маленький сувенир, и образ руководителя страны будет сопровождать вас по жизни всегда, не только в рабочее время — в виде портрета на стене, но и на отдыхе, в неформальной обстановке!

Я растянула шарик, и нарисованный на нем Премьер улыбнулся Коле Махову самой что ни на есть неформальной улыбкой.

— Ой! — сказал впечатленный госслужащий. — Спасибо, конечно…

Он не очень охотно принял мой подарок, поискал, куда его деть и после некоторого раздумья спрятал в нагрудный карман, поближе к пламенному чиновничьему сердцу.

Незримое присутствие Вождя напрочь истребило нездоровые эротические мотивы и вернуло беседе похвальную деловитость. Мы удивительно быстро согласовали сюжет, и Коля Махов удалился. Андрюха, явно дожидавшийся его ухода в курилке, тут же вернулся и даже успел сесть за компьютер.

— Сдали работу, разгильдяи? — выглянув из своего кабинета на стук закрывшейся входной двери, грозно насупил лохматые брови Бронич.

— Сдали! — радостно ответила я.

А Эндрю спросил Бронича, не может ли тот одолжить ему тысячу.

— Тогда работайте еще, — проигнорировав просьбу о займе, милостиво сказал шеф и ушел, оставив нас с коллегой в некотором недоумении относительно смысла сказанного: то ли начальство сообщило, что раздумало нас, разгильдяев, увольнять, то ли благословило на новый трудовой подвиг?

Андреас, у которого по-прежнему непрестанно трезвонил мобильник, сказал, что считает правильным досрочно объявить обеденный перерыв, и убежал из офиса. Я тоже решила, что подвиги могут подождать, и пошла к себе — пить кофе с очередным батончиком и проверять правоту Ницше, который сказал, что шоколад заменяет любовь. В отсутствие Дениса Кулебякина я вынужденно удвоила потребление сладкого, но ощутимого результата пока не заметила. Любви во всех ее проявлениях хотелось все больше.

«Говорю же, надо завести еще одного кавалера!» — сладко чавкая шоколадом, посоветовал внутренний голос.

Я вздохнула. Вопрос «Быть иль не быть распутной и развратной?» вставал передо мной с периодичностью, совпадающей с затяжными исчезновениями милицейского бойфренда. Изменять Денису мне не хотелось, но и тянуть личную жизнь редким пунктиром было уже невыносимо.

— А где его взять, этого кавалера? — вздохнула я.

И тут же вспомнила, что Трошкина позавчера взяла на себя обязательство найти супруга для Катерины. Стало быть, какие-то ответы на вопрос «Где взять?» у нее уже должны быть. Заодно я вспомнила о тех обязательствах, которые взяли на себя наши доблестные правоохранительные органы и иже с ними. Тот факт, что наши телевизионные деятели оповестили общественность о милицейских успехах в раскрытии данного дела, принимать во внимание не стоило. Бодро приврать, чтобы успокоить общественное мнение, запросто могли и менты, и «смишники». Я задумалась: возможно ли, что Ратиборского устранили представители тех самых девяти процентов молодежи, против нездоровой жизнедеятельности которых он активно выступал как депутат и глава профильного комитета?

«Надо бы узнать, кого там они задержали», — подсказал внутренний голос.

Я кивнула, и тут — вот только попробуйте сказать, что телепатии не существует! — на пороге нашей конторы, словно услышав мои недавние мысли, материализовалась Алка Трошкина.

Малогабаритная плоть моей подружки была облечена в модное платье. Зная, что Алка всем нарядам предпочитает застиранные джинсики и выцветшие маечки, я вопросительно приподняла брови. Я что-то пропустила? У Трошкиной сегодня какой-то особый день?

— Всем привет! — громко сказала Алка и продефилировала к моему столу, опасно покачиваясь на высоких каблуках.

Мои брови вплотную приблизились к линии роста волос. Трошкина на шпильках — это было крайне редкое зрелище! В последний раз я любовалась им… Дай бог памяти… Ага, на Новый год! Но и тогда только авторитетное мнение Зямы убедило Алку в том, что, если из-под подола вечернего платья «в пол» не видна обувь, это еще не повод надевать кроссовки.

— Привет! У тебя какой-то праздник? — спросила я, убирая с гостевого кресла свою сумку, чтобы Трошкина могла присесть.

Она с облегчением упала на мягкое, помассировала лодыжки и ответила:

— Ага. У нас сегодня смотрины!

— У кого — у нас? — насторожилась я.

Всего пять минут назад я размышляла о том что одного Дениса в качестве жениха мне маловато, но для решительных действий в этом направлении, оказывается, еще не созрела.

— Хороший вопрос! — похвалила меня подружка. — Действительно, у кого?

Я попросила объяснений, и Трошкина охотно их мне дала.

Оказывается, она успела заочно сосватать Катерину сыну одной знакомой старушки! Эту пожилую даму знаю и я, с ней приятельствует моя собственная бабуля, но ее великовозрастный отпрыск мне не знаком.

— Он очень приличный человек, — заверила меня Алка. — Доктор наук, между прочим! Работает на предприятии по производству солнечных батарей, неплохо зарабатывает. Уже главный инженер! Живет в отдельной квартире, имеет автомобиль «Пежо» и дачу у моря. Сорок восемь лет, не женат, домашних животных, детей и бывших супруг также не имеет. По словам бабы Сони, он очень устал от одиночества и давно уже жаждет вкусить радостей супружества.

— А в чем подвох? — внимательно выслушав, спросила я.

— Не знаю. А обязательно должен быть какой-то подвох? — Трошкина невинно захлопала густо накрашенными (еще одна редкость!) ресничками. — Может просто не встретил еще человек свою половинку! Такую, чтобы его горячо полюбила и захотела остаться рядом навсегда!

Я только усмехнулась. Трошкина — известная идеалистка, а вот я не чужда здорового цинизма. Так что мне трудновато поверить, что обеспеченному доктору наук еще не попадались половинки, готовые горячо полюбить отдельную благоустроенную квартиру, банковский счет, дом у моря и автомобиль «Пежо». И до конца жизни сливаться с ними в экстазе!

«Что-то тут не так», — поддержал меня внутренний голос.

Но вслух я своих сомнений не выразила. В конце концов, это же не мне жених, это вариант для Катьки, так что пусть она сама думает, брать ли это сокровище. Точнее, отдаваться ли ему.

— Катька-то не против, я ей звонила и все рассказала, — заверила меня Трошкина. — Проблема в том, что Катерина никак не может приехать на смотрины! Ее врач категорически не отпускает. У нее там сейчас какой-то критический срок, при котором крайне желателен строгий постельный режим. Ну, не может же она знакомиться с женихом, лежа в постели?!

— Запросто могла бы, не будь эта постель в роддоме, — возразила я. — А так, конечно…

Я побарабанила ногтями по столу и придумала: — Перенесем-ка мы эти смотрины на недельку! — Нельзя! — вздохнула Алка. — Никак не получится! Наш жених завтра уходит в отпуск, а через три дня на целых два месяца уезжает в свою приморскую резиденцию. Будет устанавливать там на крыше уникальную систему солнечных батарей, собственное изобретение, кажется, очень перспективное. Мы же не повезем проблемно беременную Катьку на смотрины за тридевять земель? И ждать возвращения жениха нам тоже никак нельзя.

— Если я правильно считаю сроки, Катерину нужно выдать замуж на этой неделе, иначе потом придется объявлять новорожденного младенца пятимесячным, — кивнула я. — То есть сегодня они должны познакомиться, а до субботы пожениться.

— В пятницу! — кивнула Алка. — Мы с бабой Соней договорились на пятницу, она уже меню для свадебного ужина составляет. А в ЗАГСе без очереди пройдем, у жениха там двоюродная сестра работает, поможет по-родственному. Все будет скромно, но со вкусом: гостей человек десять, только самые близкие, торжественный ужин в семейном кругу, первая брачная ночь в люксе «Хилтона», а потом молодой супруг отправится экспериментировать со своими солнечными элементами, а молодая жена под предлогом невозможности резко бросить общественно важную работу останется в городе.

— Отличный план, — без энтузиазма согласилась я. — Я вижу только один минус: сегодняшние смотрины не состоятся! И весь твой план коту под хвост.

— Вот именно! — Трошкина перестала хлопать ресничками и посмотрела на меня в упор: — Инка! Вся надежда только на тебя!

— А что я могу?

Не услышав в моем голосе откровенного протеста, Алка оживилась:

— Я все придумала! Вместо Кати на смотрины к Саньке, то есть Александру Ильичу, пойдешь ты!

— Ты с ума сошла?! Мы с Катькой даже не похожи!

— Да ты не бойся, я все продумала! — Трошкина успокаивающе похлопала меня по руке. — Что значит — не похожи? Две руки, две ноги… Обе не хромые, не горбатые, и роста почти одинакового, когда Катька на каблуках, а ты в тапочках.

— Но Катька рыжая! — напомнила я.

— Вот именно! Наденем на тебя кудрявый рыжий парик, и жених запомнит только самую яркую примету невесты — пышную огненную шевелюру!

— А лицо? Думаешь, он не запомнит мое лицо? — усомнилась я. — Хочешь сказать, оно у меня такое не запоминающееся?!

— Так он же не разглядит твое лицо! — обрадовалась Алка. — Забыла сказать, наш ученый муж, то есть жених, сильно близорук и стесняется прилюдно носить очки!

— Хм, я начинаю понимать, в чем подвох! — съязвила я. — Ну, положим, лицо мое он не запомнит. А голос?! Что, наш жених глуховат и стесняется прилюдно носить слуховой аппарат?!

— Сама догадалась? — восхитилась Трошкина. — Ну, ты просто телепатка, Кузнецова!

Я молча смотрела на нее.

— А что? А что? — заволновалась новоявленная сваха. — Катьку все устраивает — и что глуховат, и что слеповат! А тебе-то что? Не ломай добрым людям назревающее семейное счастье! Тебя всего-то и просят, что в ресторане посидеть да про успехи альтернативной энергетики послушать! Баба Соня сказала если женщина выдержит полуторачасовую лекцию про солнечные батареи, Санька непременно в нее влюбится!

— Ладно, — сдалась я. — Но сразу предупреждаю: я дублирую Катьку только на смотринах, заменять ее в брачную ночь мне даже не предлагайте!

— Не зарекайся, — хихикнула обрадованная Алка. — Может, тебе так понравится слушать про солнечные батареи…

Я шлепнула ее по голове иллюстрированным журналом, и Трошкина сразу же сменила тон, возмущенно запищав, что я порчу ей прическу.

— Кстати, о прическе: где мы возьмем рыжий парик? — спохватилась я.

— Не боись, у нас все схвачено! — Алка побренчала перед моим носом ключиками на брелочке. — Прекрасный рыжий парик из нужных волос есть у Катерины дома. Наша рачительная приятельница пустила в дело свою девичью косу. Вот, она мне ключи дала, чтобы мы могли попасть в квартиру. Ну? Едем?

— Едем. Я на встречу с новым клиентом! — громко, чтобы слышали все коллеги, объявила я, вставая из-за стола.

В каком-то смысле так оно и было, ведь правда?

2

Этот белобрысый не понравился Никите сразу же. С первого невооруженного взгляда! Без всякого бинокля было видно, что парень трусит и врет, а этого Никита в других людях очень не любил. Папочка, пока не развелся с мамочкой, без устали внушал ему, что настоящий мужик должен иметь смелость. У Ратиборского-старшего это звучало максимально императивно: «Имей смелость иметь!» Дальше шло уточнение: «Если ты мужик, а не дерьмо собачье!» Чеканную формулировку маленький Никита запомнил, но комментарии к основному закону получить не успел — папочка как раз набрался смелости заиметь новую супругу, и воспитательный процесс у разрушенного семейного очага пресекся.

Этот белобрысый выглядел именно как собачье дерьмо. Никита даже руку для пожатия ему протягивать не стал — противно было. Казалось, что ладонь у него обязательно будет потная и такая же скользкая, как бегающий взгляд.

— Нет у меня записи из казино! — заявил Собачье-Дерьмовый. — И видно было, что врет! — Она у другого человека.

— Давай адреса, телефоны, явки и пароли! — потребовал Джон, не дождавшись реакции со стороны онемевшего от возмущения Никиты.

Белобрысый крупно вздрогнул, и взгляд его заметался быстрее прежнего, как будто он наблюдал за игрой в пинг-понг. При этом мысли в черепушке парня, видно, тоже носились со свистом, шевеля кудри на голове.

— Вы не из милиции? — наконец рискнул уточнить он.

— Неужто похожи?! — презрительно фыркнул Джон.

Он показал идиоту свое правое запястье и коротко прокомментировал:

— Это Роллекс!

Потом повернулся задом, хлопнул себя по джинсовой ягодице и сказал:

— Это Гуччи!

Затем выдвинул вперед правую ногу, установил ее на пятке и покачал носком:

— А это Версаче!

— Вижу, что не кирза! — пробурчал его собеседник. — Не менты — и ладно. А не бандиты?

— Да твою мать! Разве не видно, что мы культурные люди?!

— Слышь, ты, любознательный! — недобрым голосом произнес очнувшийся Никита. — Кто мы и откуда — тебе знать не надо. Твое дело запись нам отдать, и все.

— С какой это стати? — Белобрысый наглел на глазах.

— А с такой, что за пленочку мы тебе денежек можем дать, — вкрадчиво пообещал дипломатичный Джон. — А за выпендреж твой хамский — только по морде!

— Исполним в четыре руки, как фугу на рояле! — подтверждая ранее сделанное заявление о причастности к культурному слою населения, добавил Никита.

Очевидно, держатель пленки изначально считал мордобой весьма вероятным, но крайне нежелательным вариантом развития событий.

— Не надо фугу! — поморщившись, попросил он и перешел к конструктивному диалогу: — А сколько заплатите?

Поторговавшись, сошлись на пяти сотнях «зеленых».

— Ну, ладно! — как бы нехотя согласился капризный белобрысый. — Будет вам запись. Только не сейчас, а завтра. Говорю же — у меня ее нет.

— Завтра утром! — поставил условие Никита.

— До обеда, — уточнил совершенно успокоившийся блондин, с намеком поднимаясь со стула, на котором он до сих пор сидел как приклеенный. — Телефончик для связи оставьте! И гуд бай, май френдз, гуд бай! Некогда мне с вами рассусоливать, у меня работа начинается.

Этот разговор случился еще в субботу, однако ни утром в воскресенье, ни даже вечером того же дня белобрысый мерзавец Никите не позвонил. Менты, впрочем, тоже не появлялись, и Ратиборский-младший уже начал подумывать, что бог миловал, подходящая кандидатура на роль убийцы отца-депутата нашлась и без него, так что, пожалуй, пяти сотням долларов можно найти лучшее применение… Но в понедельник ему позвонили.

— Я от Пряникова, — пугающе тихо и таинственно сказал незнакомый мужской голос.

— Какого Пряникова? — переспросил Никита, не сразу припомнив хлебобулочную фамилию неприятного белобрысого.

— Он просил вам кое-что передать, — напомнил незнакомец. — Или вам это уже не надо?

— А! В самом деле! Кое-что от Пряникова! Надо, нам это надо! — встрепенулся Ратиборский.

— Кое-что от Пряникова стоит пятьсот баксов.

— Я заплачу, как обещал, — вздохнул Никита. — Где и когда мы встретимся?

— Сегодня, — пообещал незнакомец. — Готовьте деньги, я вам позвоню.

Деньги раздобыл верный друг Джон — выпросил у папеньки-бизнесмена. Встреча состоялась около полудня в тенистой аллее городского сада. Посланцем Пряникова оказался высокий парень в лихо повязанной бандане и непроглядно темных очках, закрывающих не только глаза до бровей, но и виски до ушей. Нижнюю часть лица посланец прятал в складках шейного платка, а руки — в карманах, и в целом напоминал собой модифицированную версию Робин Гуда из Шервудского леса. В довершение сходства с лесным разбойником, на аллею он вылез из сиреневых кустов.

— Что тут такое, я не знаю, даже не спрашивайте! — предупредил Робин Гуд от Пряникова, в обмен на оговоренную сумму передавая Никите видеокассету. — Алексей просил передать, я и передал, а все остальное меня не касается!

— Вот и хорошо, меньше знаешь — крепче спишь! — одобрил позицию похвального невмешательства в чужие дела Никита Ратиборский.

— О’кей, мужики, разбегаемся! — обрадовался благоразумный посланец и утек в кусты.

…― Вот же сволочи, а?! — лютовали Никита с Джоном три часа спустя.

Уйму времени заняли поиски видика, подходящего к кассете, и организация скромного — на двоих — просмотра видеозаписи. Время, силы и деньги были потрачены напрасно: кассета, с великой таинственностью доставленная «от Пряникова», содержала полуторачасовую запись в высшей степени невинного утренника. Праздник прощания выпускников старшей группы с детским садиком был по-своему замечательным зрелищем, однако Никиту с Джоном оно нисколько не увлекло.

— Где эти сволочи — Пряников и его дружок?! — топал ногами обманутый сын покойного депутата. — Убью гадов!

— Убить их мало! — вторил ему Джон, потерявший на этой авантюре пятьсот отцовских баксов.

Предпринятые поиски «гадских сволочей» дали неожиданные результаты. Мобильный телефон белобрысого обманщика-оператора не отвечал. Взбешенный Джон попытался учинить телефонный скандал по месту основной работы негодяя — в городской телекомпании, но там о Пряникове желали говорить только хорошее и, оказывается, имели для такого добросердечия самую вескую причину.

— Ты не поверишь — этого Пряникова уже убили без нас! Еще в субботу! — изумленно округлив глаза, сообщил Джон другу шокирующую новость.

И пока тот оторопело пытался сообразить, чем грозит такой расклад лично ему, Джон набрал номерок, с которого звонил Никите самозваный посланец покойного Пряникова.

— Добрый день, рекламное агентство «Эм Би Си», слушаю вас! — бодро прочирикал приятный девичий голос.

Джон не стал вступать в разговор — зачем?

Адрес процветающего рекламного агентства «МБС» друзья легко нашли по справке.

3

Мало что так разобщает едва сложившийся коллектив больничной палаты, как одновременный прием очищающей клизмы!

Нетерпеливо переминаясь в очереди к одному из четырех унитазов, майор Кроткий с большим сожалением думал об оставленном на службе табельном оружии. С пистолетом в руках сортир при острой необходимости можно было бы брать штурмом. А не бегать по кругу, на всякий случай занимая место в хвосте очереди сразу же после выхода из кабинки!

Невозможность отлучиться из очереди обусловила лаконичный и загадочный стиль телефонного общения майора с лейтенантом Лосевым. Понимая, что его слушают истомленные тоской и диареей соседи по палате, Кроткий не мог отдавать распоряжения прямым текстом.

— Запись у тебя? — позвонив Аркадию, спросил он. И, получив утвердительный ответ, велел: — Просмотри ее. Ищи одного нашего общего знакомого. На букву «Г».

— Е-э-эсть у нас такая буква! — приседая и прижимая руки к животу, простонал очередной страждущий и пулей влетел в туалет.

… — Кто тут на «гэ», кто не на «гэ», фиг поймешь! — часом позже сердито бурчал лейтенант Лосев, таращась на телевизионный экран.

После вчерашнего загула Аркадий чувствовал себя неважно, и понедельник, в полном соответствии с народной мудростью, был для него достаточно тяжелым днем и без головоломного задания майора. Даже просто организовать просмотр видеозаписи оказалось делом нелегким. Кассета формата мини-DV требовала под себя адаптера и профессионального видеомагнитофона. В поисках соответствующего оборудования лейтенанту Лосеву пришлось пройтись с протянутой рукой по двум этажам РУВД. Наконец ему повезло: и техника, и добрые нежадные люди нашлись в Управлении по борьбе с организованной преступностью. Аркадия усадили перед теликом, сопряженным с видиком, и любезно разрешили посмотреть «кино», попросив только надеть наушники.

В массивных наушниках лохматый и помятый «после вчерашнего» лейтенант Лосев был похож на плюшевого Чебурашку, пропущенного через барабан стиральной машины с отжимом на высоких оборотах. Почесывая щетину на подбородке, он с неприязнью, нетипичной для зрителя свадебных фильмов, созерцал похмельный загул в «Старой крепости» и никак не мог высмотреть в толпе выпивающих, закусывающих и танцующих ни одного знакомого лица. При этом лейтенант непроизвольно попал под обаяние чужого праздника и вскоре начал обращать на себя внимание хозяев кабинета, телика и видика. Конвульсивно подергиваясь, Аркадий солидаризировался с танцующими, а ритмичным мычанием приобщаясь к пению. Присутствовать при этом душевно здоровому человеку было так же мучительно, как наблюдать трясучку юродивого, вымогающего на паперти копеечку.

Первым это душераздирающее зрелище не выдержал капитан Барабанов. Музыкальный слух и чувство прекрасного у него были развиты лучше, чем тактичность и деликатность. К тому же Руслан Барабанов должен был сегодня закончить отчет по одному важному и трудному делу. Лосевские фальшивые вокализы и дегенеративное па-де-де на табуретке здорово мешали ему сосредоточиться.

— Блин, устроили тут кабаре с караоке! — выругался капитан, сердито посмотрев на незваного гостя, всецело поглощенного телепросмотром. — Миша! Долго это будет продолжаться?

Коллега и подчиненный по имени Миша с готовностью оторвался от собственной скучной статистики и посмотрел на экран, где кружились в вихре фантазийного танца нетрезвые подружки невесты. В углу экрана краснели цифирки.

— Всего полчаса от начала съемки, думаю, это еще надолго! — Миша дал ответ сердитому начальнику по существу вопроса и снова с интересом взглянул на экран.

Дамочки в помятых нарядах с перекрутившимися юбками и сползшими бретельками веселились самозабвенно и непосредственно, как стайка резвых макак. Затесавшиеся в живописную группу мужчины, экономя силы, удачно имитировали брачные пляски гориллообразных: они размахивали руками и раскачивались на полусогнутых ногах, не отрывая подошв от пола. Внезапно вдоль частокола розовых девичьих коленок ухарски прошелся в присядку гражданин с одухотворенной физиономией прирученного гиббона. Его грамотная фольклорная хореография резко контрастировала с хаотичной дискотекой прочих приматов.

— Во дает! — простодушно восхитился Миша.

— Кто? — машинально спросил капитан Барабанов и тоже посмотрел на экран. — Ох, вашу мать! Не может быть! Мишка, ты видел?! Это не Тима ли Гопак?

— Неужто сам Гопак?!

Мишка слетел со стула и навис над Лосевым, стоя за его спиной и глядя на экран, чего продолжающий юродствовать лейтенант даже не заметил. Капитан Барабанов тоже выбрался из-за стола и приобщился к телепросмотру.

Гражданин, похожий на гиббона, выдрессированного лично танцмейстером хореографической группы ансамбля «Березка», продолжал выкаблучивать. Получалось у него зажигательно. Капитан Барабанов намертво задушил непроизвольный порыв сделать «топ, топ, каблучок» и велел:

— Мотай назад!

Миша цапнул пульт дистанционного управления.

— Стоп!

Лишь когда хореографически образованный гиббон прошелся в полуприседе вперед спиной, пружинисто распрямился и замер в исходной точке на краю дансинга, лейтенант Лосев смекнул, что его телесеанс перестал быть приватным. Он спустил наушники, повесив их на шею на манер лошадиного хомута (что очень гармонировало с фольклорной темой), и с плохо скрытым недовольством спросил:

— Мужики, вам чего?

— Нам его! — ответил капитан Барабанов, подбородком указав на окаменевшего танцора. — Мы этого гада почти год ищем, он у нас по двум делам проходит и в угрозыске еще по трем! Это же Тимофей Пилипенко по прозвищу Тима Гопак!

— Личность, широко известная в узких кругах! — улыбаясь, поддакнул Миша. — Глядите, он волосы отрастил, зубы вставил и, кажется, нос себе переделал! Конечно, никакого сходства с фотороботом, этак мы бы могли его до скончания века искать!

— Но пляшет, подлец, все так же! — засмеялся капитан Барабанов. — Вот и выдал себя, дурачок!

Он с размаху хлопнул лейтенанта Лосева по плечу и сказал:

— Ну, Аркадий, молодец! Теперь давай живо выкладывай, откуда запись, где снимали — сам понимаешь, такую птичку, как Гопак, надо брать по горячим следам!

— Гопак? — повторил лейтенант и для разнообразия почесал не подбородок, а затылок. — И впрямь — на букву «гэ»!

Хмурое лицо Аркадия просветлело. Он с признательностью посмотрел на Руслана и Мишу. Коллеги здорово помогли ему с начальственным заданием!

— Значит, рассказываю, — охотно заговорил лейтенант. — Съемки велись вчера днем в ресторане «Старая крепость» на территории городского сада…

Тимофея Пилипенко, в криминальных кругах более известного как Тима Гопак, взяли в тот же день. Рецидивист оказал сопротивление: сержант Валентин Козлов в ходе задержания получил удар ножом в бедро и вынужден был стрелять по ногам злоумышленника. Простреленный голеностоп лишил Тиму Гопака обычной резвости, так что удрать он не смог. Обоих раненых доставили в больницу, и у палаты Пилипенко оперативники выставили круглосуточную охрану.

К сожалению, дежурный сторож недооценил редкое проворство танцора-уголовника. Поздно вечером милиционер пристегнул Гопака наручниками к спинке кровати, а сам вышел покурить на лестницу. Это было большой ошибкой! Четырежды судимого Тимофея Пилипенко, дважды с успехом совершавшего побег из тюрьмы, удержать в заключении было не легче, чем графа Монтекристо. В стремлении к свободе его вряд ли остановил бы даже полуторатонный противотанковый еж, а не то что обычная больничная кровать, основательно расшатанная многолетней эксплуатацией. В считанные минуты Пилипенко сумел разобрать свое ложе и выбить окно. С кроватной спинкой в руках раненый рецидивист спрыгнул с первого этажа больницы и скрылся. При этом из одежды на беглеце было только нижнее белье.

Уголовника хватились несколько минут спустя, однако задержать его по горячим следам не удалось. Каким образом босоногий странник, облаченный исключительно в поношенные «семейные» трусы и подобие одинокого носка из несвежих бинтов, хромающий и несущий в руке металлическую спинку кровати, сумел незамеченным пройти по городским улицам, надолго осталось волнующей загадкой. Сыщики поставили засаду в той самой сауне, где Гопак был задержан накануне, но парились совершенно напрасно. Рецидивист там не появился. Милиция объявила вознаграждение за информацию, которая поможет выйти на след уголовника, и погрузилась в томительное ожидание сообщений от бдительных граждан и головомойки от взбешенного начальства.

Тима Гопак исполнил поистине артистический номер. Хоронясь в лесополосе, он сумел пешим ходом добраться до ближайшего дачного поселка и залез в первый попавшийся дом. Там ему снова повезло: на даче как раз «гостили» два добродушных бомжа. Они помогли новому знакомому избавиться от наручников и согрели его водкой. На состоянии раненого голеностопа Гопака экстремальный марш-бросок особо не сказался: ноги танцора были привычны к запредельным нагрузкам, а злость придавала сил.

Пройдя короткий, но эффективный курс реабилитации с помощью сорокаградусного лекарства, отлежавшись в чужой постели и сменив повязку на раненой ноге с помощью мазей и бинтов, найденных в хозяйской аптечке, Тимофей Пилипенко уже к середине следующего дня был готов к новым подвигам.

Теперь ему очень хотелось узнать, кому он обязан своим арестом.

4

Менять наряды и образы обожает каждая нормальная девочка — в любом возрасте. Едва дотянувшись до трюмо, малышка цепляет на себя браслеты и бусы, годика в три-четыре примеряет туфли на каблуках, а затем начинаются эксперименты с помадой и попытки перекроить мамино любимое платье на себя, еще более любимую. И это только начало! Позже мы меняем прическу и цвет волос, с помощью диет и спорта (а иногда и пластической хирургии) переделываем фигуру, перебираем все возможные стили одежды и проходимся по галерее ярких женских образов от нежной тургеневской барышни до знойной женщины-вамп — и обратно. И совершенно неважно, сколько нам лет! В позднем бальзаковском возрасте женщина ищет себя не менее активно и азартно, чем в раннем детстве.

Разумеется, «подгонка» меня под Катерину оказалась делом столь увлекательным, что на какое-то время мы с Алкой забыли и о том, чего ради было затеяно все это маски-шоу. Процесс поглотил нас настолько, что мы довольно долго не слышали, как заливается дверной звонок! Правда, в квартире в этот момент грохотала музыка — выбор аудиокомпозиций в фонотеке Катерины был большой, и мы с Трошкиной слушали их без разбору. Жанровое многообразие музыкальных произведений настраивало на творчество без ограничений.

Креативничали мы у Катьки дома. Роскошный рыжий парик нашелся именно там, где обещала хозяйка, и оказался мне удивительно к лицу. Только пришлось попотеть и для пущего сходства с оригиналом завить гладковолосое постижерное изделие в аккуратные локоны: нынче Катерина ходит с крупной «химией».

— Веснушечек еще насажать для пущей натуральности, и будешь самая настоящая рыжая-бесстыжая! — полюбовавшись мною в прелестных апельсиновых кудрях, вдохновилась Трошкина.

Хорошее портретное фото хозяйки квартиры висело тут же, на стене над диваном. Мы с Алкой взяли его за образец. Отбелили мое загорелое лицо светлым тоном, наляпали на нос и щеки конопушек, нарисовали такие же пламенные уста, как у Катьки — с отступом от губ, пышной розой. И ничего получилось, вполне похоже!

— Я довольна! — приклеив и подкрутив мне ресницы (у Катьки они нарощенные), сказала Трошкина.

— Я тоже, — согласилась я.

Мы замолчали, любуясь делом наших рук в большом зеркале, и только в этот момент услышали мелодичное насвистывание в прихожей.

— Это что? Канарейка? — удивилась Алка.

Я прислушалась. Для живой птички трель слишком уж однообразная. Да и Катерина никогда не говорила, что у нее есть домашний питомец.

— Да это же звонок! — первой сообразила я и пошла в прихожую открывать.

Почему-то мне не пришло в голову, что принимать посетителей в отсутствие хозяйки дома нам никто не поручал. А Трошкина почему-то не подумала меня остановить. Горделиво потряхивая красивой рыжей гривой, я прошествовала к двери, распахнула ее и тут же отлетела к стене. Крепкая мужская рука прижала меня к деревянной панели, как рогатина злого змеелова — несчастную коброчку. Я задергалась, но не смогла даже зашипеть: волосатая лапа крепко придавила горло.

— Где деньги, шалава? — без предисловий спросил детина в черной маске с прорезями для глаз.

— Н-не-ее… — жалко заблеяла я.

— Не знаешь или не скажешь? — уточнил он, даже не подумав отпустить мою шею. — Подумай как следует!

Тон у налетчика был отчетливо угрожающий, а я плохо соображаю, когда напугана. Так что в мозгу у меня нисколько не просветлело, зато в глазах конкретно потемнело. Недовольный моим молчанием детина тряхнул меня, как куклу, и тут, на мое счастье, в прихожую выглянула Трошкина. В одной руке у нее была раскаленная плойка, в другой — устрашающего вида щипцы для завивки ресниц.

— А кто тут… — дружелюбно начала моя подруга и осеклась, не договорив.

Налетчик замер, а я уже и так не могла пошевелиться. Зато Алка продемонстрировала редкое проворство.

— Ну-ка, отпусти ее! — отважно крикнула она и сделала красивый выпад дымящейся плойкой.

Припеченный детина негодующе пискнул и отскочил.

— Мы еще поговорим, ты не думай! — злобно сверкнув глазами в мою сторону, пообещал он и выпрыгнул за дверь.

Гулко протопали по лестнице тяжелые шаги. Трошкина без промедления захлопнула дверь, задвинула засов и повернулась ко мне.

— То думай, то не думай! — пробормотала я, потирая горло.

— Кто это был? — севшим голосом спросила Алка.

У нее замедленная реакция: в отличие от меня, она пугается тогда, когда опасность уже миновала.

— Понятия не имею! — всхлипнула я. — Заскочил, налетел, придушил! Спрашивал меня про какие-то деньги!

— Хм…

Трошкина отвела в сторону завесу «Катькиных» рыжих волос, посмотрела на мою шею и задумчиво сказала:

— Надо бодягу приложить, иначе синяк останется, — и сразу же, без перехода, сменила тему: — Да не тебя он про деньги спрашивал, Кузнецова! Он Катерину спрашивал!

— А…

Я машинально погляделась в зеркальную дверцу платяного шкафа и признала Алкину правоту. На меня в моем натуральном виде растрепанная рыжеволосая особа в зеркале была похожа не больше, чем фламинго на лебедушку!

— Убери волосы за спину, я тебе компресс сделаю, — велела Трошкина.

Она сноровисто прилепила мне на шею какую-то мокрую тряпицу и велела держать ее двадцать минут. Их мы скоротали за чаем с печеньем, которое подружка почти все стрескала сама, потому что мне было трудно глотать:болела шея, да и компресс мешал. По той же причине застольную беседу также вела преимущественно Алка.

— Конечно, этот гад приходил к Катерине, — рассуждала она, нервно грызя печенюшку. — Именно у нее он хотел узнать, где деньги!

— Какие деньги? — не выдержала я.

Каюсь, я немного меркантильна, и про деньги мне всегда интересно.

— А я почем знаю, какие у него деньги? Большие, наверное! — предположила подружка. — Из-за ста рублей нормальный человек маску на морду не натянет и незнакомую женщину душить не пойдет!

Мне стало интересно, какую сумму добропорядочная Трошкина полагает достойной того, чтобы нормальный человек счел возможным пойти на откровенно противозаконный акт костюмированного грабежа, но спросила я о другом:

— Ты сказала — незнакомую женщину?

— Конечно незнакомую! — убежденно кивнула Алка. — Не будем себе льстить, не такие уж мы с тобой мастерицы театрального грима. Тот, кто знает Катерину в лицо, не принял бы тебя за нее! Разве что издали, а у вас-то был плотный контакт!

— Даже слишком плотный. — пожаловалась я, поправив компресс на шее.

— Думаю, этот налетчик знал Катерину только по описанию, которому ты в данный момент в общем и целом соответствуешь, — сказала Трошкина и неожиданно встрепенулась: — Ой, а что же это мы тут сидим?!

— Пойдем прикупим акций АО «МММ»? — съязвила я, вспомнив старую рекламу.

— Пойдем на смотрины, устроим счастье Катерины!

— Поэтично, — похвалила я.

Алка заторопилась, быстро побросала в мойку грязные чашки, бесцеремонно содрала с моей шеи компресс, сокрушенно поцокала языком и убежала в прихожую за шарфиком. Рука недруга оставила на моем горле следы, которые трудно было замазать маскировочным карандашом.

Шарфик, который она нашла, был сиреневым и никак не сочетался с моим изящным летним костюмчиком цвета хаки. Да еще огненно-рыжие волосы добавляли колорита!

— Да, это, пожалуй, уж слишком, — критично обозрев мой оранжево-сиренево-болотно-зеленый экстерьер, решила Трошкина. — В этих ярких тропических красках ты похожа на свихнувшегося хамелеона!

Пришлось мне напялить поверх Катькин плащик — такой карамельно-розовый, что при одном взгляде в зеркало у меня заныли запломбированные зубы. Разительное сходство со свихнувшимся хамелеоном пропало, но появился некий намек на молочного поросенка!

— Рюшечки-хрюшечки! — я горестно хрюкнула в шарфик: такой я себе совсем не нравилась.

Я люблю вещи простые и элегантные. Мои любимые цвета в одежде — черный, белый, красный и бежевый. А розовый — только очень бледного, почти серебристо-серого оттенка, ибо я точно знаю: блондинка в ярко-розовом, с оборками и бантами, смотрится безмозглой куклой! Хотя многим мужчинам именно это и нравится. Вот и Катерина купила себе эту суперженственную розовую обертку специально для нашего с ней военного похода к ЗСК, надеясь растрогать своим видом жестокосердного Ратиборского. Что Катька в субботу, что я сейчас — обе мы в розовом плащике походили на помесь куклы Барби с клубничным чупа-чупсом. Но мой личный имиджмейкер Трошкина непререкаемым тоном изрекла:

— Так уже гораздо лучше!

И потащила меня прочь из чужого дома, не дав лаже посмотреть, нет ли у Катерины в шкафу чего-нибудь более подходящего мне по духу и стилю.

Впрочем, нет худа без добра: переживая по поводу своей внешности, я почти забыла о том, что надо опасаться повторного нападения. А ведь оно было вполне вероятным и даже ожидаемым! Замаскированный налетчик так и сказал: «Мы еще встретимся!»

— Он сказал: «Мы еще поговорим», а это несколько другое. Разговор ведь не обязательно предполагает личную встречу, побеседовать можно и по телефону. И, кстати, можно надеяться, что звонить он будет не тебе, а настоящей Катьке, — успокаивала меня Алка уже в троллейбусе, где я озиралась, прикрывая лицо шарфиком, и привлекала этой конспиративной деятельностью внимание пассажиров. — Немедленно убери с лица шарф! Ты похожа на гламурную исламскую террористку!

— Женщина, вам плохо? — с подозрением глядя на меня, бесцеремонно проорала через весь троллейбус кондукторша. — Если тошнит, выходите, я тут за вами мыть не стану!

— Не кричите на женщину! — заступилась за меня какая-то старушка. Она обернулась ко мне и сочувственно спросила: — Видать, в положении?

Я поперхнулась и закашлялась, мысленно самыми черными словами кляня дурацкий плащик, с дальним прицелом прикупленный беременной Катькой «на вырост».

— Нет, она просто туберкулезная! — разом объясняя и кашель, и подозрительные манипуляции с шарфом, громко сказала находчивая Трошкина. — Мы в диспансер едем. Не подскажете, где нам выходить?

Пространство в радиусе трех метров вокруг нас мгновенно очистилось. Многие вышли сразу же, не дожидаясь диспансера.

— Видишь, как хорошо! — порадовалась Алка. Мы грамотно создали вокруг себя зону отчуждения! Теперь и тихо, и спокойно, и никакой грабитель не подберется к тебе незамеченным!

Дальнейшая поездка в троллейбусе действительно прошла без эксцессов. Но затем обнаружился новый повод для тревоги: оказалось, что смотрины состоятся в том самом кафе-кондитерской, где Катька находилась в момент убийства Ратиборского!

— Трошкина, ты с ума сошла! Другого места найти нельзя было?! — возмутилась я, запоздало выяснив, куда именно мы идем. — Мы почему нашу подругу в роддом заперли, ты забыла? На тот случай, если Катерину с ее подозрительным телефонным разговором в этой самой «Плюшке» кто-нибудь запомнил и сказал об этом ментам! Катьку мы, значит, спрятали, а меня вместо нее сейчас подставим?!

— Ой, да что ты так волнуешься, уже три дня прошло, кто тут помнит тот субботний взрыв и Катерину с ее словами, — возразила Алка.

Однако уверенности в ее голосе не было.

— Я же не знала, что она именно в этом кафе сидела! И потом, место встречи назначал жених. Он же непьющий, вот и выбрал кондитерскую! — объяснила Трошкина. — Конечно, если ты категорически против этого заведения, мы можем перенести встречу в одно из соседних.

Я отступила от линии витрин на несколько шагов и последовательно осмотрела вывески. Справа от «Плюшки» помещалось новое стильное кафе «Прованс». Судя по богатому декору окон и манекену при входе, наряженному мушкетером, даже скромная чашечка кофе обойдется тут в кучу луидоров! А левее нашей скромной кондитерской располагался пивной бар — «Моя веселая фрау». Любовно изображенная на вывеске грудастая особа навевала самые игривые мысли.

— Если пойти и «Прованс», жених может подумать, что наша Катька мотовка, — вздохнула я. — А если в «Веселую фрау» — решит, что она легкомысленная!

— Направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — еще какая-то гадость случится, уже не помню, — поддакнула Трошкина и потянула меня к кондитерской. — Идем прямо! Вон, я вижу, Александр уже за столиком сидит, скучает!

— Где Александр? — я просканировала взглядом столики на террасе. — Ой! Да он еще и лысый!!!

— Тебе-то что? — Алка упорно тащила меня к двери. — Тебе, что ли, с ним жить? Катька сказала — брать, значит, будем брать!

Александра взяли штурмом. Да он практически и не сопротивлялся, сдался сразу же, как только увидел мои богатые рыжие волосы.

— Боже мой, какая красота!

Александр всплеснул руками и даже потянулся пощупать мои кудри, но я, конечно, не позволила: не дай бог, стянет с меня парик, то-то будет конфуз!

— Какие волосы! «Венера» Боттичелли! Суламифь! Елизавета Английская!

— Видишь, какой культурный человек, сколько рыжих помнит! — на ухо шепнула мне Алка, как настоящая сваха, набивая цену своему протеже. — И комплиментов тебе отсыпал, не скупясь, даже королевой назвал!

По совести, я не могла ответить тем же. Внук бабы Сони не показался мне привлекательным мужчиной. Боюсь, я не сочла бы его таковым даже в том случае, если бы наше знакомство состоялось не в центре густо населенного мегаполиса, а на необитаемом острове. Но Катька сказала — брать, и я взяла. Ну, не самого Александра, взяла, конечно, а только повышенное обязательство в самое ближайшее выйти за него замуж. И обещала я это, разумеется, не от себя лично, а от имени и по поручению Катьки!

То, как быстро и успешно мы синхронизировали матримониальные планы Катерины и Александра, меня и удивило (я лично никак не решусь всерьез примерить на себя оковы супружества), и порадовало. Александр тоже сиял всей своей обширной лысиной, Трошкина же и вовсе пришла в щенячий восторг.

— Отлично! Прекрасно! Замечательно! — ликовала она, удаляясь от кафе-кондитерской и от избытка чувств подпрыгивая и толкая меня в бок. — От одной проблемы мы избавились!

— Теперь хорошо бы избавиться от боевой раскраски и костюма! — ворчливо напомнила я.

В парике, гриме и плаще мне было жарко.

— Ой, да снимай ты эту копну — и все дела! — легко разрешила Алка и сама стянула с моей головы рыжий сноп.

Я царственно повела плечами, сбросила подружке на руки розовую мантию и, окончательно распрощавшись с обликом королевы английской, полезла в сумочку за пудреницей и влажными салфетками. Нарисованное чужое лицо хотелось стереть без промедления.

— Ну не здесь же! — возмутилась Трошкина. — Зайдем в парк, сядем на укромную лавочку под елочкой, там и снимешь грим, не пугая людей стремительными метаморфозами!

— Надеюсь, ты не хотела сказать, что в нормальном виде я страшненькая! — проворчала я, неохотно пряча пудреницу в сумочку.

— В нормальном виде ты гораздо красивее, чем в ненормальном! — заверила меня Алка. — Просто это очень странно смотрится, когда у человека одна половина лица розовая и веснушчатая, а вторая — смуглая, и глаза разного размера…

— Вот оно! — я резко остановилась и щелкнула пальцами. — Эврика!

— Что ты нашла? — эрудированная Трошкина легко воспроизвела перевод с греческого.

— Объяснение!

— В любви?

— Наоборот!

— Интересно, но не понятно! — призналась Алка.

— На лавочке объясню!

Я подхватила подружку под руку и с ускорением потащила ее в парк.

В жаркий послеполуденный час свободные скамейки имелись только на солнцепеке и еще под сенью огромного тополя, обильно линяющего белым пухом. Мы с Алкой предпочли устроиться под тополем и тут же начали чихать. Клочья пуха кружились в воздухе, точно крупные снежинки. На траве под деревом во множестве валялись белые клочья. Похоже было, будто на газоне распотрошили десяток-другой двуспальных ватных матрасов или растерзали отару мериносов.

— Ап-чхи! Я жду объяснений! — невнятно напомнила Трошкина.

Спасая дыхательные органы от приставучего пуха, она закрыла лицо руками. Я сноровисто стирала с физиономии обильный грим. Со стороны можно было подумать, будто я размазываю по физиономии слезы, а Алка рыдает, уткнув лицо в ладони. Я заметила, что парни, лениво фланирующие по аллее, поглядывают на нас с растущим интересом. Еще чуть-чуть — и придут угощать! Этого мне совсем не хотелось — мою потребность в новых знакомствах надолго удовлетворило общение с Александром, поэтому я быстро закончила зачистку лица, убрала антигримировальные принадлежности, а Трошкину толкнула в бок и прошептала:

— Гюльчатай, открой личико!

— А? А-апчхи! — ответила Алка. — Ну, так что у тебя за «эврика»?

— Ты хорошо разглядела моего налетчика?

— Как бы я его хорошо разглядела? Он же личико закрыл, как та Гюльчатай! — Алка сместила ладони ниже, открыв глаза. — Только зенками в прорези сверкал!

— Вот именно. Зенки его я как раз и запомнила.

— Они такие красивые? — заинтересовалась Трошкина. — Слушай, а я ведь читала в каком-то журнале, что женщины, оценивая привлекательность мужчины, первым делом обращают внимание на его глаза!

— А вторым? — я тоже заинтересовалась.

— После глаз обычно смотрят на руки, потом на фигуру вообще, а затем уже на фасон и опрятность нижнего белья! — отбарабанила начитанная подружка.

— Быстрые! — завистливо заметила я.

И потерла лоб:

— Так, о чем это мы?

— О налетчике, которого ты уже называешь своим! — уколола меня Алка. — Что там вторым пунктом — руки? Как тебе они? А фигура?

Рука налетчика оставила след на моей шее, но не в моей памяти. На фигуру в целом я особого внимание не обратила, вроде мужик как мужик, не инвалид — две руки, дне ноги… А до демонстрации нижнего белья у нас, к счастью, и вовсе не дошло. Я напомнила об этом Алке и вернулась к тому, с чего начала:

— Так вот, глаза налетчика! Они у него действительно необыкновенные! Они разные!

— В смысле, они такие выразительные, что могут передавать самые разные эмоции?

— Трошкина, ты в своем уме?! — я вспылила. — Какие-такие разные эмоции он мог выражать в то время, когда сжимал мое горло? Любовь и нежность?!

— А почему нет? Вот, к примеру, Отелло…

— Гюльчатай, закрой личико! — не выдержала я. — Или хотя бы рот! Помолчи одну минуту, дай мне сказать! Объясняю: глаза у налетчика были разные! Один голубой, другой зеленый! Я, правда, не сразу это поняла, все ходила, думала — что с ним не так?

— Вот это примета! — обрадовалась Трошкина. — Разноглазого злоумышленника, пожалуй, без всякого фоторобота разыскать не проблема! Если только…

Она покосилась на меня и вздохнула.

— Если только — что? — напряглась я.

— Если только он действительно такой разноглазый уникум, а не близорукий пижон, потерявший одну цветную линзу!

Такой вариант обескураживал. Мы помолчали. Потом Алка немного виновато сказала:

— Тебе, наверное, на работу вернуться надо?

— Ты куда-то спешишь? — надулась я.

— Надо бы Кате позвонить, рассказать ей, как прошел первый раунд с Александром, да уже начинать готовиться к свадьбе.

Алка вздохнула, показывая, как тяготят ее предстоящие хлопоты, но глаза у нее засверкали не хуже, чем незабываемые зенки налетчика.

Нормальные женщины реагируют на упоминание предстоящей вскоре чужой свадьбы, как ветераны Бородино на команду «привал». Ну, вы помните — «кто кивер чистил, весь избитый, кто штык точил…». Я тоже ощутила позыв основательно почистить, если не штык, то хотя бы перышки, и ревниво спросила Алку, знает ли она, в чем пойдет на свадьбу Катерины? Ответ на этот важный вопрос Алка еще не обрела, но надеялась найти его в одной из модных лавок торгового центра «Мегаполис». Мы договорились, что я после работы прямиком поеду туда же, и мы прошерстим магазины вместе. Парный шопинг — это именно тот вид спорта, в котором мы с Трошкиной образуем поразительно гармоничный дуэт.

В троллейбусе я с тоской смотрела в пыльное окошко. На работу не хотелось. Хотелось куда-нибудь в пампасы. Неожиданно даже некомфортный и малобюджетный сплав по горной речке показался мне вполне заманчивым мероприятием. Откровенно привлекательной представилась и беспокойная ночевка в двухместной палатке, и утренний кофе, поднесенный в походную постель в помятой жестяной кружке. Я дала себе слово сегодня же вечером позвонить Денису и с максимально возможным интересом в голосе расспросить его о порогах, водопадах, кострах и комарах.

Мечтательно воображая себя, обожженную солнцем и искусанную насекомыми, на носу несущегося по волнам утлого челна с коротким веслом наперевес, я слишком резко толкнула дверь с горделивой табличкой «Рекламное агентство полного цикла „МБС“», и массивная золотая ручка с внутренней стороны сильно ударила в чью-то широкую спину.

— Ой, простите! — извинилась я, удержав при себе естественный, но невежливый вопрос: «Идиоты, что ж вы встали на пороге?»

Доступ в офис мне преграждали сразу две широкие спины, одна из которых после непредумышленного удара дверной ручкой повернулась. Показались мускулистый торс и разгневанная мужская физиономия.

— Кто?! — рявкнул ее обладатель.

— Я, — честно призналась я. — Это я вас. Не нарочно! Ручкой.

— Скорее уж ножкой! — пробурчал грубиян.

И он посмотрел на мои нижние конечности с таким выражением, словно думал увидеть крепкие телячьи копытца и тут же сварить из них холодец.

Обычно мужчины заглядываются на мои ножки с большей симпатией. Мне стало обидно.

— Это была дверная ручка! — высокомерно сказала я и решительно вклинилась между мешающими мне фигурами свое плечо. — Позвольте, господа… Гран мерси.

— Индия! — обрадовался мне Сашка Баринов.

— Намастэ, — довольно желчно приветствовала его я, перейдя с французского на язык упомянутой страны.

Я не в восторге от имени, которым меня наградили любящие родители, и за пределами семейного круга предпочитаю скромно зваться Инной. Особенно я не люблю, когда меня называют Индией в присутствии незнакомых людей, тем более — клиентов. Мало кто остается равнодушным к такой диковинке, как девушка — тезка далекой экзотической державы.

К сожалению, толстокожий Сашка не понял, что я не в духе, и с удовольствием продолжил игру затверженной фразой на хинди:

— Куа хал хаи?

Поинтересовался, стало быть, состоянием моего здоровья.

— Теак таак! — гаркнула я, отвечая, что все в порядке, и надеясь, что после этого приставучий Баринов от меня отцепится.

Как бы не так!

— Индия! — снова воззвал он.

— Ну чего тебе, Афанасий Никитин?! — вызверилась я.

— Почему это я Афанасий? — удивился Сашка.

— Потому что он тоже долго и упорно искал Индию! — недоброжелательно объяснила я, пробираясь за свой стол. — А нашел свою лютую смерть!

Я метнула в Баринова взгляд не менее пронзительный, чем дротик сипая, но Сашка был непробиваем. Он смешливо закудахтал, я плюхнулась на стул, уперла локти в столешницу и исподлобья уставилась на незнакомых парней — брюнета и блондина:

— Чего вам угодно, господа?

Тот, которого я пока ничем не била, кашлянул и просительно сказал:

— Мы ищем…

— Не Индию, надеюсь?! — проквохтал Баринов, давясь дурацким смехом.

— Мы ищем высокого и стройного молодого человека в оранжевой бандане и зеленом шейном платке, — сказал ушибленный ручкой брюнет. — Он звонил нам с вашего телефона. Видели тут такого?

— Колоритная личность, — уклончиво заметила я и посмотрела на Сашку.

Его короткую шею охватывала оранжевая косынка, которую при желании можно было повязать и на голову. Это не сделало бы маленького толстого Баринова высоким и стройным, так что под определение искомого молодого человека он не подходил. Зато наш видеодизайнер Андрюха Сушкин и строен, и высок! И коробка с излишками разноцветных сатиновых галстуков для молодежного клуба «Дети Мира» хранится как раз в монтажке у Эндрю…

Я покосилась на открытую дверь аппаратной видеомонтажа. В каморке было темным-темно, ни один экран не светился, что определенно означало: Сушкина там нет. Приходя на работу, Андрюха первым делом на полном автопилоте запускает все свои агрегаты, отчего каморка наполняется многоголосым гудением и иллюминируется, как дискотека. Я снова посмотрела на Сашку и слегка приподняла брови. Он едва заметно покачал головой и шокировал гостей чистосердечным признанием:

— Ах, мальчики, как я вас понимаю! Я сам всю свою сознательную жизнь ищу именно такого юношу — высокого, стройного, молодого!

Он спрыгнул со стола, на котором сидел, болтая ногами, и хищно прищурился на посетителей:

— Хм, а вы-то мальчики, и сами вполне хороши! Высокие, стройные. Молодые!

— Но-но! Мы не из ваших! — попятился брюнет.

А блондин с сожалением спросил:

— Так вы не знаете того парня? В бандане и темных очках?

Он машинально стянул с переносицы солнцезащитные очки и просительно посмотрел на нас с Сашкой незащищенным взглядом.

— Увы, не знаем, я клянусь вам! — Баринов сначала картинно развел руками, а потом прижал обе лапки к сердцу.

Я промолчала. Точнее говоря, я онемела.

У блондина были разноцветные глаза — один зеленый, другой голубой!

— Странно, — обронил брюнет, и по лицу его было видно, что Сашкиной жаркой клятве он не поверил. — Ладно, Никитос, идем!

Парни развернулись и вышли за дверь, не затруднив себя прощанием.

Толстый Баринов мячиком прыгнул к двери и секунд двадцать слушал удаляющиеся шаги. Потом кивнул, повернулся ко мне и, в комичной суровости сведя белесые бровки, изрек:

— Ох не нравится мне это!

Тут я очнулась, выскочила из-за стола и рванула вдогонку за Разноглазым.

«Думаешь, это тот самый, что спрашивал про деньги?» — тяжело дыша, на бегу спросил меня внутренний голос.

«А много ли в мире таких разноглазых?» — ответила я.

«А мало ли в Бразилии этих Педро!» — насмешливым эхом отозвалось внутри.

Мне стало весело. Догонять — это вам не прятаться! Я почувствовала азарт охотника и с трудом преодолела порыв лихо свистнуть в два пальца С высокого крыльца мне была хорошо видна асфальтированная дорожка, ведущая сквозь частые ряды голубых елочек к выходу со двора. Разноглазый блондин, без омоновской маски совсем не страшный, шагал по ней без своего брюнетистого спутника. Сам по себе, одинокий и беззащитный!

«Ату его!» — скомандовал мой внутренний голос.

На крыльце, подпирая распахнутую дверь и не давая ей закрыться, стояла половая щетка с длинной ручкой. Не долго думая, я схватила ее и слетела со ступенек в крутом пике — точно гарпия на грешника.

Однако с нападением на намеченную жертву меня опередили. Рослая фигура во всем темном с головы до пят чертиком выскочила из левой шеренги елочек и обняла блондина в тугом захвате. Две высокие фигуры слиплись, как стрелки в полдень на часах и повалились «на полтретьего» — в хвойную зелень справа от дорожки.

Это было так неожиданно и эффектно, что я бы, конечно, остановилась — если бы еще могла. Но гарпия из меня получилась скоростная, как самолет, а у крылатой машины тормозной путь — ого-го! Не успев вовремя остановиться, я пронеслась мимо бреши, оставленной в зеленой стене упавшими телами, затем с замедлением вернулась назад и заглянула в пробоину.

Некто в темном трико и черной маске-шапочке размеренно прикладывал взлохмаченную голову блондина к земле и в такт ударам заклинал:

— Колись, козел, где бабки! Колись, козел, где бабки!

Из-за вздрагивающего в ратных трудах черного человека видна была трясущаяся и растрепанная белобрысая голова.

— Черные нападают и выигрывают, — машинально констатировала я.

Видно было, что темная сторона силы побеждает. Разноцветные глаза блондина распахнулись в бессмысленном изумлении. Рот его тоже открылся, но вместо ожидаемого крика слышался только хрип: черный человек крепко держал свою жертву за горло. Я вспомнила, как это больно и унизительно, шумно сглотнула и с легким щенячьим повизгиванием призвала:

— Эй, вы, там, прекратите немедленно!

Никто, разумеется, ничего не прекратил. Тогда я вытянула швабру и потыкала щеткой в черную спину — сначала несильно, а потом как следует, чтобы почувствовал.

Он почувствовал, обернулся и обругал меня:

— Вали отсюда, дура, пока жива!

Вот тут я по-настоящему рассердилась!

— Ах я дура?!

Швабра в моих руках взметнулась ввысь, как хоругвь, и пала вниз, как топор палача. От удара о голову черного человека обросшая щетиной поперечина отделилась от палки и отлетела в елку. Черный перестал бить белого, замер и попытался повернуть голову, но ее как будто застопорило — вместе с текстом:

— Ну, ты…

Предвидя, что сейчас меня обзовут как-нибудь похуже, чем дурой, я грозно нахмурилась и перехватила палку с обломанным концом на манер копья. Но черный человек не договорил, закрыл глаза и мягко полег на белого. Летающая щетка с треском провалилась сквозь колючие ветки и мирно улеглась в еловом шатре. Два человека — черный и белый — так же тихо и неподвижно лежали у моих ног.

«Ничего не понимаю!» — нервно воскликнул мой внутренний голос, нарушив затянувшуюся паузу.

«Аналогично».

Стремительное превращение разноглазого блондина из замаскированного налетчика, которым я его считала, в жертву такого же замаскированного поставило меня в тупик. Я осторожно перевернула безвольное тело в черном, заглянула под маску и убедилась, что лицо под ней мне совершенно незнакомо. А я бы обязательно запомнила такого рыжего-конопатого… Тогда я склонилась над блондином и внимательно рассмотрела его физиономию. В общем, тоже незнакомая, за исключением глаз, один из которых зеленый, а второй голубой. Очень захотелось примерить маску рыжего-конопатого на блондина, чтобы освежить в памяти воспоминания о вчерашней встрече с налетчиком, но я остереглась слишком активно ворочать полудохликов, чтобы не привести их в чувство раньше времени. Ограничилась тем, что вернулась к конопатому, деликатно, как доктор, приподняла его опущенные веки и посмотрела глазки. Они были карие. Оба.

Ничего не понимаю!

Мгновенно возникшее желание отвесить лежащим парням чувствительных пинков в бока и гестаповским голосом взреветь: «Встать! Стоять смирно! Отвечать на мои вопросы!» я все-таки преодолела. А ну как встанут, но не смирно? Не дай бог, объединятся и ополчатся на меня вдвоем? Кто их знает, этих налетчиков в масках, может, у них какое-то тайное братство со своими ритуальными игрищами и веселыми приколами!

«Лучше бы ты пошарила у них в карманах!» — резонно посоветовал внутренний голос.

У рыжего-конопатого, к сожалению, никаких карманов не было, так что выяснить его личность без сеанса гестаповского допроса не представлялось возможным. А вот у разноглазого блондина в кармане запыленных джинсов нашелся студенческий билет на имя Никиты Геннадьевича Ратиборского.

«Ну, наконец-то, знакомое имя!» — обрадовался мой внутренний голос.

Имя знакомое, а ситуация по-прежнему непонятная.

Совершенно машинально — от нечего делать — я подобрала под елочкой оторвавшуюся щетку и кое-как насадила ее на ручку, восстановив таким образом нарушенную было целостность и неделимость казенной швабры. С виду инвентарь выглядел вполне исправным. Я повозила щеткой взад-вперед по усыпанной хвоей земле и убедилась, что инструмент функционирует.

И тут меня здорово напутал Никита свет Геннадьевич. Не шелохнувшись, он хриплым голосом удавленника произнес:

— Крупье, все на красное, сорок восемь! — и снова замолчал, сосредоточенно глядя на обгрызенную белкой еловую шишку.

— Ставки сделаны! — быстро сказала я, сообразив, что мои действия со шваброй напомнили младому Ратиборскому манипуляции крупье, сгребающего фишки.

— М-м-м-м-м! — протестующее промычал рыжий-конопатый, оставшийся для меня инкогнито.

— Ставок больше нет! — сказала я специально для него и попятилась к елочкам.

Парни явно приходили в себя, а у меня не было желания дожидаться того момента, когда они полностью очнутся.

Я вылезла на дорожку, огляделась, небрежным жестом игрока в гольф забросила на плечо победоносную щетку-швабру и зашагала к офису. Надо было немного посидеть в тишине и подумать.

Но тишины в нашей благословенной конторе не было и в помине! Посреди общей комнаты в позе героини древнегреческой трагедии застыла незнакомая толстая тетка в цветастом платье. Щекастое лицо ее было обращено к потолочному светильнику и перекошено мучительной гримасой, руки стиснуты в замок перед грудью, а живот колыхался в такт утробным бессловесным рыданиям. Рядом со страдалицей стояла, притопывая ногой, Лариса Котова, и лицо у нее было злое-презлое. У стеллажа с кассетами на корточках сидел Сашка Баринов, похожий на толстого бульдога, энергично разрывающего кроличью нору. В качестве норы выступал стеллаж, из которого Санек выкопал уже приличную кучу видеокассет.

— Всем добрый день! — вежливо сказала я и вопросительно посмотрела на Лару, резонно предполагая, что она не замедлит это мое утверждение опровергнуть.

— Да уж, добрый! — фыркнула Котова. — Потеряли кассету Зои Павловны, обормоты!

Я перевела вопросительный взгляд на Сашку и тем переадресовала «обормотов» персонально ему.

— Запись утренника «Здравствуй, школа!» в детском саду «Петушок», — скороговоркой объяснил мне коллега. — Обещали вернуть заказчику рабочий материал, но что-то я его никак не найду…

— А еще позиционируете себя как рекламное агентство полного цикла! — уязвила нас Котова.

— Полнее некуда! — заверила я, раздумывая, имеет ли мне смысл задерживаться в эпицентре конфликта.

Я совершенно точно никаких чужих кассет не брала и не теряла, а раз так, то не мне их и искать. Поэтому я закруглила краткую беседу вежливым «Всем пока!» и убежала из офиса, не реагируя на призывные крики Баринова, которым жаждал моей активной помощи для проведения изысканий.

Пробегая по еловой аллее к троллейбусной остановке, я мимоходом заглянула в брешь и с облегчением удостоверилась, что на хвойной подстилке уже никто не валяется.

5

Компанейской девушке Алке Трошкиной было не очень интересно ходить по магазинам в одиночку. Не с кем было обсудить ценовую политику бутиков, не у кого спросить совета — покупать прямо сейчас или подождать распродажи. Одиноко побродив среди вешалок, точно девочка, заблудившаяся в дремучем лесу, преследуемая услужливыми продавщицами, Трошкина почувствовала, что ей катастрофически не хватает человеческого общения. Она устало присела на пуф в примерочной, куда ее загнала свора натасканных на двуногую дичь торговых работниц, позвонила в роддом Катерине и торжественно сказала:

— Катя, я тебя поздравляю!

— Это нетипично, — скучным голосом заметила Катерина. — В последние дни я чаще принимаю соболезнования по поводу гибели Геночки и крушения моих брачных планов.

— Планы партии — планы народа! Пятилетку за три дня! — Чтобы взбодрить собеседницу, Алка добавила своему звонкому голосу мажорного звучания. — В пятницу ты, Катя, выходишь замуж за Александра, с чем я тебя и поздравляю!

— Серьезно? Он согласился?! — обрадованно ахнула невеста.

— Согласился? Да он был в бешеном восторге! — с энтузиазмом заверила ее Трошкина. — Как только увидел на Инке твои рыжие волосы, так сразу пал к ногам и предложил руку и сердце.

— Хорошо, что не протянул ноги! — засмеялась довольная Катя. — Говоришь, бракосочетание будет в пятницу? Ой, так это же всего через три дня! А свадебный ужин, а приглашения гостям, а праздничная программа? А что я надену?!

Разговор закономерно сместился на особо важную и актуальную тему свадебного наряда.

— Заморачиваться с новым платьем резона нет, — рассудила Катерина. — Все равно сшить его я не успею, а бегать по салонам в поисках подходящей модели мне доктор не разрешит. И какой смысл тратить сотни баксов на дурацкий кусок шелка, лент и кружев, который мне впредь никогда не пригодится?

— Это разумно, — осторожно одобрила Алка, которая в этом вопросе была крайне консервативна и для себя лично без сожаления и даже с радостью приобрела бы абсолютно непрактичное и откровенно одноразовое кружевное платье с узким корсетом, широким кринолином и шлейфом длиной в список жертв АО «МММ».

— Вот и я говорю, можно обойтись маленьким белым платьем в стиле Шанель, есть у меня такое. — обрадовалась поддержке Катька. — Пару вытачек распустить, и я в него еще вполне влезу… А вот фата…

— Да, как же фата? — оживилась Алка, с несказанным умилением вообразив себе трехметровый отрез органзы, густо затканной по краям серебром и усеянный жемчужинками.

— А фату я сама свяжу! — постановила Катерина. — Все равно мне тут делать совершенно нечего, вот и поработаю крючком.

Белое с серебром невесомое облако в воображении Трошкиной скукожилось и превратилось в корявую рыбацкую сеть.

— Отличная идея, — упавшим голосом сказала Алка. — Фата, связанная крючком, это… это…

— Это очень оригинально. Короче, не будем терять время! Мне срочно нужны шесть мотков белого ириса и крючок номер пять. Могу я попросить тебя привезти их мне прямо сейчас? Это все у меня дома есть, в нижнем ящике комода. Ты ключики мои не потеряла, надеюсь?

— Нет, но…

После неожиданного и пугающего появления в Катином жилище налетчика в черной маске Трошкиной совсем не хотелось появляться в столь опасном месте без дюжего телохранителя. Но объяснять это беременной женщине — значило пугать ее и расстраивать.

— Конечно, я все тебе привезу, — вздохнув, пообещала самоотверженная Трошкина.

И, закончив разговор с Катериной, тут же позвонила Инке, чтобы позвать ее с собой. За охранника Кузнецова, сама уже подвергшаяся нападению налетчика, сойти не могла, но вдвоем с подругой Трошкиной все-таки было спокойнее.

— Кто предупрежден — тот вооружен! — имея в виду свое безрадостное знание о существовании в мире агрессивного типа в черной маске, сказала Алка отражению в зеркале примерочной и вышла из кабинки с пустыми руками, тем самым глубоко разочаровав продавщиц.

6

Я уже настроилась на широкомасштабный шопинг и поменяла планы неохотно. Трошкина вынуждена была напомнить мне, что героиней предстоящего праздника все-таки является Катерина, и вопрос со свадебным нарядом невесты имеет наиболее высокий приоритет. Я устыдилась и повиновалась.

— Видишь ли, Трошкина! Ты просто кое-чего не знаешь, — явно оправдываясь, приглушенным голосом сказала я Алке, когда мы рука об руку вошли в пугающе тихий и темный подъезд.

— Я многого не знаю, — самокритично согласилась бывшая отличница. — Например, теорию сопротивления материалов. Ну и что?

Я некультурно помянула сопромат просто матом и объяснила:

— Налетчик в маске — он не один!

— Хочешь сказать, он действует в составе преступной группы? — ахнула Алка и прижалась лопатками к дверям лифта, стараясь максимально отодвинуться от темных углов лестничной площадки.

В них запросто могла схорониться мобильная преступная группа человека на четыре.

— Не совсем так, — ответила я, нервными тычками в пластмассовую таблетку кнопки призывая заплутавший лифт. — Действуют-то они разрозненно… Я бы даже сказала — они противодействуют…

Лифт подъехал, принял пассажирок и повез нас на шестой этаж. Приободрившаяся Трошкина потребовала объяснений и с интересом выслушала мой рассказ о недружественной встрече разноглазого блондина и рыжего-конопатого.

— Очень занимательно, — сказала она, внедряясь в Катину квартиру и немедленно запирая за собой все замки и задвижки. — Какая то цепная реакция получается! Что-то кармическое: тот, кто сам был налетчиком в маске, вскоре становится жертвой налетчика в маске! Интересно было бы проследить судьбу рыжего — по идее в следующий раз нападут на него!

— Сомневаюсь, — хорошенько обдумав эту мысль, возразила я. — Если следовать твоей логике, то некоторое время назад в роли злодея в маске должна была выступить я. Иначе за что же мне такая карма — безвинно стать жертвой налета?

— А ты не выступала? — придирчиво спросила Алка, которой явно не хотелось хоронить такую красивую версию. — Я имею в виду — в маске?

— Трошкина! — покрутив пальцем у виска, проникновенно сказала я. — В последний раз я выступала в маске на новогоднем утреннике в старшей группе нашего общего с тобой детского садика. И то была маска белочки, а не омоновца! Нет, тут определенно что-то другое.

— Стоп! А ведь твои маски нас и не волнуют! — сообразила Алка. — Налетчик-то приходил не к тебе, а к Катьке, значит, с нее и спрос!

Она строго посмотрела на тот портрет Катерины, с которого мы утром лепили мой временный рыжекудрый образ, но фотографическая Катька не ответила, и Трошкина вынужденно призналась:

— Версия слабая, но я цепляюсь за нее потому; что мне очень не хочется думать, будто в нашем мирном южном городе широко распространились маньяки в черных масках!

И тут же она встрепенулась:

— Слушай! А может, это такая игра? «Казаки-разбойники» на современный лад!

— Недетская забава!

— Так ведь в стрелялки-догонялки с пейнтбольными ружьями тоже играют вполне взрослые люди! — резонно напомнила Трошкина. — И в клубах фанатов исторических реконструкций очень даже матерые дядьки тусуются. А «толкинутые», которые наряжаются гоблинами и эльфами, чтобы помахать в парке мечами? Тоже не малыши!

Надо спросить Катьку, не записывалась ли она часом в какую-нибудь секцию любителей военизированных реалити-шоу.

Катерина, словно почувствовав, что мы говорим о ней, позвонила Алке сама.

— Ну, хороню, хорошо, — послушав с полминуты, устало сказала Трошкина. — Я привезу его тебе.

— Кого это ты к ней привезешь? — слегка ревниво поинтересовалась я.

Как успешная дублерша легкомысленной Катерины в ответственном деле знакомства и сватовства, я чувствовала определенную моральную ответственность за то, чтобы ее брак с Александром состоялся.

— Не кого, а что, — ответила Алка, перемещаясь к книжному шкафу. — Альбом с фотографиями! Видите ли, Катерине приспичило напоследок вдумчиво оплакать свой трагически оборвавшийся роман века с депутатом Ратиборским. Кстати, а я ведь ее Геночку никогда не видела, интересно посмотреть… Ого!!!

Глаза Трошкиной были устремлены на полку, а в голосе ее в равной пропорции смешались изумление и ужас. Поскольку я, в отличие от подружки, неоднократно видела Катькиного Геночку живьем, мне было совершенно непонятно, чем вызвана Алкина дикая реакция. Не было у Ратиборского никакого «ого»!

— Да он же весит сто кило! — Алка с усилием сняла с полки фотоальбом и обернулась ко мне, явно ожидая поддержки — пока только моральной.

«Физические силы, возможно, тоже придется объединять», — заранее страдая, подсказал мне внутренний голос.

Толстенный талмуд размером с небольшую надгробную плиту даже на вид производил впечатление неподъемного.

— Вот это, я понимаю, тяжкий груз воспоминаний! — съязвила Трошкина, роняя фотоальбом на табуретку.

Та крякнула и присела на все четыре ноги. Мы с подружкой опустились коленками на пол и с почтительным уважением рассмотрели кожаный переплет с тиснением, накладными углами и металлической застежкой. В окошечке на обложке альбома помешалась открытка с изображением сердца. Оно было тугим и красным, как спелый помидор.

— Лямур тужур! — вздохнула чувствительная Трошкина, открывая вместительное хранилище зримых воспоминаний.

Системный подход к сбору и хранению документальных материалов всегда являлся сильной стороной нашей секретарши. Фотографии в альбоме были представлены в безупречном хронологическом порядке и аккуратно подписаны. Мы с Алкой (обе легкомысленные разгильдяйки, решительно не способные надолго сохранить в гербарии души цветы воспоминаний) с интересом и легкой завистью изучили по представленным фотодокументам всю историю романа Катерины и Ратиборского. Она открывалась групповым фото на ступеньках избирательного участка, причем на снимке был представлен и штаб Ратиборского, и коллектив нашего доблестного рекламного агентства. Снимок был вполне официальный, но Катька уже вовсю льнула к депутатскому плечу и улыбалась как русалка.

На промежуточных фотографиях общим количеством около полусотни была запечатлена в основном сама Катерина, преимущественно в купальнике или даже в неглиже. Изредка попадался загорелый улыбчивый Геннадий — в интерьере казино, на палубе яхты, на террасе с видом на лазурное море. Подписи под фото: «Ноябрь, Санторини», «Декабрь, Тунис», «Январь, Дубай», «Март, Ницца», «Май, Римини» — позволяли понять, что лав стори Катерины и Геннадия тянулась четким пунктиром, пролегая в основном по курортным территориям дальнего зарубежья. Последний снимок вновь был сделан на исторической родине Ромео и Джульетты, у того самого фонтана, где и оборвалась жизнь героического депутата-любовника.

По настроению и композиции это фото недельной давности заметно выбивалось из общего ряда. Катерины в кадре не было вовсе, наверное именно она выступала в роли фотографа. А Ратиборский на снимке не улыбался и не позировал. Он торопливо шагал мимо фонтана, сопровождаемый персонажем, при виде которого я ойкнула и хлопнула по руке Трошкину, собравшуюся закрыть альбом:

— Стоп! А это кто такой?!

На фотографии, провидчески подписанной «Геночка уходит!», за льняным плечом депутата Ратиборского маячила чья-то наглая рыжая морда.

— Рыжий-рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой! — веселой скороговоркой выпалила Трошкина и хихикнула.

— Эта шутка очень похожа на правду! — сказала я, даже не улыбнувшись. — Ты разве не помнишь, что я тебе рассказывала про маскированного налетчика номер два? Он был именно рыжий и конопатый!

— Неужели этот самый?!

— Не знаю, — так и сяк поглядев на снимок, призналась я. — Может, и не этот, а какой-нибудь другой… Лица-то на фотографии почти не видно, одни рыжие вихры, щека и ухо! Но вихры очень похожие. И щека вся в конопушках…

— Идем! — Алка с треском захлопнула альбом и встала на ноги. — Апчхи! Покажем фотографию Катерине и узнаем, кто такой этот подозрительный конопатый.

— Минуточку! — я снова открыла альбом, аккуратно вытащила из уголков интригующее фото с Рыжим и спрятала его в свою сумку.

— Это зачем? — полюбопытствовала Алка.

— Потом расскажу. Давай звони в службу такси, я не собираюсь переть груз чужих воспоминаний на своем горбу!

Катерина лежала в кровати и плакала. Ее зареванная физиономия была первым, что я увидела с порога, и мое сердце испуганно екнуло. К счастью, со второго взгляда я заметила в руках плаксы потрепанный томик любовного романа.

— Можно?

Мы с Алкой вошли в больничную палату с матерчатой сумкой, в которой помещался тяжелый фотоальбом. Я тянула суму за левую ручку, Трошкина за правую, и вместе мы образовали четкую букву «М». С грохотом уронили свою ношу к подножию тумбочки, облегченно выдохнули, и Трошкина вопросительно напела:

— О чем, дева, плачешь? О чем слезы льешь?

Я бесцеремонно забрала у Катьки слезоточивое чтиво, оценила название: «В сетях неистовой любви», хмыкнула и спросила:

— Неужели тебе мало проблем в реальной жизни?

— А какие у меня еще проблемы? — промокнув глаза, искренне удивилась Катерина. — Вроде все уже рассосалось. Менты меня не беспокоят, беременность протекает нормально, и замуж я скоро выхожу, так что все хорошо, спасибо вам! Или я что-то пропустила?

— Ничего-ничего, в самом деле все хорошо! — оптимистично напела Трошкина, одновременно чувствительно пырнув меня острым локтем в бок. — И мы очень рады, что ты так позитивно настроена. Кстати, а стоит ли, в таком случае, расстраивать себя просмотром уже неактуальных фотографий?

— Нет уж, пусть рассматривает, и без спешки! — торопливо шепнула ей я. — Не хватает ещетащить этот талмуд обратно!

— Нет уж, я посмотрю! — словно услышав мою подсказку, возразила Катерина и потянулась за альбомом.

— Лежи!

Мы с Алкой в четыре руки возложили саркофаг с нетленными воспоминаниями на тумбочку. Катька открыла его на последней странице и сразу же заметила:

— А где же самый последний снимок?

— Этот? — я достала фото с интригующим фрагментом рыжего-конопатого из своей сумочки. — Я поместила его отдельно от остальных по соображениям безопасности! Ты, вообще, каким местом думала, когда закладывала на длительное хранение такой компромат? Да если бы менты после взрыва у ЗСК посмотрели твой альбом, это фото и подпись к нему стали бы серьезнейшей уликой против тебя! Смотри, Ратиборский тут бежит от тебя, любимой, как олень от лесного пожара — ясно, что ты его преследуешь, а он вовсе не хочет общаться. К тому же в кадре тот самый фонтан, рядом с которым была взорвана депутатская машина. В целом все выглядит так, словно ты примерялась к субъекту на местности, готовясь к совершению преступления!

— Вы так на это смотрите? — озадачилась Катька.

Трошкина вместо ответа молчком поддела ногтем бумажку с подозрительной подписью «Геночка от меня уходит!», сковырнула ее, смяла и выбросила в корзину для мусора.

— Кстати, а что за рыжий тип уходит от тебя вместе с Геночкой? — спросила я Катерину.

— Это Леша, — безразлично посмотрев на фото, ответила она. — Алексей Гольцов, Геночкин помощник.

— По какой части помощник?

— По депутатской. Должность такая есть в ЗСК — помощник депутата. А что?

— Да так, ничего, — я многозначительно посмотрела на Трошкину и встала. — Ладно, Катя, ты отдыхай, а мы пойдем!

— До свиданья! — Алка торопливо вывалила на постель больной клубки белых ниток и поспешила за мной, но в коридоре первым делом высказала мне претензию: — Ты почему как следует не расспросила Катерину про этого Лешу?! Ничего толком не узнала!

— Узнала, узнала! — заверила ее я. — Алексей Гольцов, помощник депутата Ратиборского — тебе это разве ни о чем не говорит? Склеротичка! Мы же вместе с тобой смотрели новости по телику! Забыла? Алексей Гольцов в ночь с субботы на воскресенье подвергся разбойному нападению и загремел в больницу с черепно-мозговой травмой!

— Ух ты! — Алка резко остановилась. — Хм… Однако! Похоже, я была права.

— Трошкина! Ход твоих мыслей мне интересен, но непонятен, — старательно сохраняя терпение, предупредила я.

— Ну, насчет круговорота налетчиков в природе! Помнишь, у меня была версия, что каждый замаскированный налетчик в свой черед становится жертвой нападения? Смотри, если Гольцов и есть тот самый рыжий-конопатый, который сегодня наскочил на Разноглазого, то вполне естественно, что позавчера кто-то набросился на него самого!

— В этом случае последовательность событий получается обратная: сначала он жертва и только потом налетчик, — прикинула я.

Алка пожала плечами:

— Так ведь мы же с тобой не знаем, насколько строгие правила в этой странной военизированной игре! Стой здесь!

Она развернулась, взметнув юбкой, и унеслась в палату, но секунд через тридцать примчалась обратно и доложила:

— Катя сказала, что в последний раз она играла в «Зарницу» в восьмом классе среднее школы, и с тех пор ни в каких развлечениях в стиле «милитари» не участвовала!

— Ага, зато я за нее поучаствовала! — ворчливо напомнила я. — Ладно, поехали!

— Куда теперь? — подпрыгивая сбоку от меня, как резвый Пятачок рядом с хмурым Винни, с подкупающей готовностью поинтересовалась Алка.

— В нейрохирургию горбольницы, куда же еще? Узнаем, лежит ли там побитый Алексей Гольцов.

— Или не лежит, а носится по городу в черной маске, как чокнутый Бэтмен! — кивнула подружка, с лету уловив мою мысль.

Центральная городская больница — это целый архитектурный комплекс, планировка которого способна лишить человека с пошатнувшимся здоровьем остатков душевного и физического равновесия. Подозреваю, что архитектор, спроектировавший нашу горбольницу, происходит по прямой линии от создателей знаменитого Критского лабиринта, замка Иф, Форт-Нокса и Брестской крепости. Чтобы не заблудиться в скопище разновеликих зданий, коварно лишенных всяких опознавательных табличек и указателей, нужно обладать сверхъестественной интуицией, либо ориентироваться в пространстве не хуже почтового голубя, либо периодически брать в плен аборигенов из медицинского племени. Мы с Трошкиной грамотно взяли «языка» в белом халате прямо в курилке у ворот, и только этим спасли свои ноги от мозолей, а нервную систему — от полного истощения.

Проводник помог нам проложить кратчайший маршрут к окошку информационной службы. Там, как сказочная царевна в светлице, томилась дородная дама в трещащем по всем швам голубом халатике. В просветах между редкими пуговицами виднелось бронированное бязевое белье. Над напомаженными губами трепетали лихие гусарские усики.

— Опять журналисты? — шевельнув усиками, густым басом неодобрительно спросила эта кавалер-девица нас с Трошкиной. — Дался вам этот Гольцов! Опоздали, девушки, вчера надо было приходить, как все! А сегодня уже переведен ваш Гольцов на амбулаторное лечение.

— То есть в вашей больнице он не лежит? — уточнила дотошная Алка.

— В нашей — нет! — пробасила кавалер-девица и невежливо задвинула окошко справочной светлицы мутной пластиной оргстекла.

Мы с Трошкиной переглянулись и одновременно кивнули.

Над рыжеволосой головой депутатского помощника Алексея Гольцова нависла угроза скорого и неприятного знакомства с двумя симпатичными, но злопамятными девушками.

7

— Выразительно! — осмотрев шишковатую голову Никиты, Джон присвистнул и съехидничал: — Интересно, что бы сказал по этому поводу Ломброзо?

Фамилия итальянского доктора, определявшего характер и умственные способности человека по форме его черепа, Никите Ратиборскому ничего не сказала. А вот реакция лучшего друга обидела, и он огрызнулся:

— Интересно, что бы ты сказал, если бы это тебя так приложили!

— Я бы сказал…

Джон завернул многоступенчатую матерную фразу, закончив ее простым и естественным вопросом:

— И кто же это тебя так?

— А хрен его знает! Какой-то козел в спецназовской маске. Выскочил, гад, из-за дерева, сбил меня с ног, придавил сверху — и давай колотить башкой о землю!

— Вижу, что земля была твердой! — съязвил Джон.

— Ты про мои шишки? Да хрен с ними! — отмахнулся Ратиборский. — Меня другое беспокоит. Он меня про деньги спрашивал! «Колись, — говорил, — где бабки?!»

— Серьезно?!

Джон хлопнул ладонями по столику, расплескав свое пиво и минералку Никиты, и совсем уж обидно захохотал.

— Что смешного? — надулся Никита.

— Смешно, что идеи носятся в воздухе! Все гениальное просто и нет ничего оригинального!

— У нас есть «Оригинальное темное»! — с готовностью притормозила у столика официантка с подносом, запятнанным влажными кругами от запотевших пивных кружек.

— А гениального светлого нет? — сострил в ответ весельчак. — Жаль. Товарищу моему для просветления сейчас было бы в самый раз!

— Ты прекратишь ржать?! — неприязненно зыркнув на убегающую официантку, зашипел Никита. — Такое серьезное дело, а тебе все шуточки!

— И дело серьезное, и деньги серьезные. — Джон перестал гримасничать и в упор посмотрел на друга. — Давай думай! Кто это мог быть? Кто еще знает про бешеные папашкины денежки?

— Не знаю.

Никита потянулся почесать в затылке, но задел свежую шишку и охнул. Образовавшиеся в результате ударов выпуклости пульсировали болью. Никита с невольным сочувствием посмотрел на рогатую лосиную голову, украшающую стену кабачка. Пластмассовые глаза сохатого глядели на него с печальным пониманием.

— Так. Давай надеяться на лучшее, — предложил Джон отодвинув от себя пустую кружку.

— Лучшее наше пиво — это «Баварское специальное»! — ввернула вездесущая официантка.

— Несите, — разрешил Джон и снова повернулся к другу. — Предположим, дядя в маске спрашивал тебя вовсе не о папашиных деньгах. Вспоминай, ты кому задолжал?

— Оооо! — протянул Никита. — Кому я только не задолжал!

Он совсем нахмурился и не по-христиански, ругательно, помянул покойного родителя с его скаредностью.

— А кто из твоих кредиторов настолько крут, что может за должок оторвать башку?

Ратиборский-младший вновь задумчиво посмотрел на лосиную голову, потом кашлянул, очнулся и полез в карман за мобильником:

— Вот я сейчас Левончику позвоню…

Гортанная речь в телефонной трубке звучала громко, так что разговор Никиты с Левончиком слышал и Джон.

— Что ты, брат? Какие деньги, какие долги, брат? У тебя горе, я не тревожу. Я знаю, ты все отдашь.

— Конечно отдам! — обрадовался Никита.

Он прикрыл мобильник ладонью и шепнул Джону:

— Это не он!

— Отдашь, конечно! — эхом повторила трубка. — Отец твой большой человек был, и ты теперь будешь большой человек.

— Ну, какой я там большой, — застеснялся Никита.

— Пусть не большой, зато богатый! — засмеялся горец в трубке. — Не думай про долг, я подожду!

— Это тот Левончик, который хозяин казино? — дождавшись завершения разговора, поинтересовался Джон.

Никита кивнул.

— Значит, рассерженных и нетерпеливых кредиторов у тебя нет, — с сожалением заметил Джон. — Стало быть, били тебя все-таки за папашины денежки. Ладно, посмотрим наш список.

Он вытащил из кармана сложенный вчетверо бумажный лист.

— Итак, кто может знать, где сейчас папин долларовый чемоданчик… Номер первый — твоя маман?

— Она об этом ни сном ни духом! — Никита помотал головой и снова охнул. — Мамахен рассчитывает на недвижимость. Она ждет оглашения завещания и от души надеется, что папахен все свое добро завешал мне одному.

— Номер два — рыжая девка, папочкина любовница?

— Она тоже не в курсе, я бы понял по глазам.

— Номер три — другие родные и близкие?

— Ты не знал моего папахена! — криво усмехнулся Никита. — Какие родные, какие близкие? Да он к себе никого, кроме дантиста и проктолога, на пушечный выстрел не подпускал!

— Тогда остается только номер четвертый, собирательный: деловые партнеры! — заключил Джон.

— А вот партнеров его я не знаю, — с сожалением признался Никита. — Папахен меня в свои дела не посвящал и вообще за человека не считал. Так и говорил: «Ты еще сопляк, салага, мальчишка»! А мальчик на побегушках у него и без меня был — так называемый помощник, Лешка, дурак, по-моему, тот еще…

— Эй, а про помощника ты ничего не говорил! — Джон отставил в сторону недопитое пиво и снова потянулся к списку. — Кто таков, как зовут, где искать?

— Зовут Алексей, фамилию не помню, где живет, не знаю, — Никита пожал плечами и вдруг замер, сильно перекошенный, как ревматик в приступе: — Ты думаешь, деньги у него? У Лешки?!

— Надо проверить! — ответил Джон и призывно помахал развернутой бумажкой официантке. — Девушка, пожалуйста, счет!

Левон Айрапетян резким движением захлопнул крышку сотового телефона, пару секунд смотрел на свой сжатый кулак невидящим взглядом, а потом швырнул мобильник в диванные подушки.

— Что такое, Левончик? — встревожилась его жена Сусанна.

— Не твое дело, женщина! — огрызнулся Левон. — Иди прочь!

Сусанна послушно подхватилась и засеменила к двери, покачивая крутыми бедрами. Левон посмотрел на волнующие формы пышнотелой супруги без обычного одобрения и снова потянулся за сотовым.

— Тамаз? Мальчишку Ратиборского знаешь, не знаешь?

— Эй, ара, что за вопрос? Скажешь узнать — узнаю! — прогудел в трубке веселый бас.

— Вопрос, ара, на миллион долларов! Сына нашею покойного друга и товарища кто-то обидел. Побил сильно и про деньги спрашивал!

— Какие деньги, ара? — веселый голос сделался серьезным.

— Вот и я думаю — какие деньги? У мальчишки ничего нет, он все свои копейки в моем казино спускает. Понимаешь?

— Понимаю, дорогой, понимаю! — вновь повеселел его собеседник. — Ты думаешь, что тот, кто обидел сына нашего покойного друга, хочет найти деньги нашего покойного друга?

— Это мои деньги, ара! — жестко сказал Левон. — Мои! Понимаешь?

— Эй, что за вопрос? Скажи, что делать, и Тамаз все сделает!

— Ай, молодец! — Левон сверкнул белозубой улыбкой и снова собрался: — Ручка, бумажка есть? Пиши список! Номер первый — вдова нашего покойного друга…

8

Усатая кавалер-девица из справочной горбольницы все-таки оказала нам с Трошкиной определенную информационную поддержку. Ее комментарии «Что, опять журналисты?» и «Надо было приходить вчера, как все!» не грешили любезностью, но зато подсказывали, к кому имеет смысл обращаться за сведениями об Алексее Гольцове. «Коллеги»-журналисты, массово проявившие интерес к травмированному помощнику погибшего депутата, за сутки наверняка успели составить неплохое досье на Гольцова.

Я позвонила Максиму Смеловскому и убедилась, что не ошиблась в высокой оценке профессиональной добычливости «коллег».

— Гольцов Алексей Иванович, восемьдесят первого года рождения, русский, образование высшее экономическое, житель краевого центра, жены нет, детей нет, к ответственности не привлекался, помощник депутата законодательного собрания края Геннадия Ратиборского, царство ему небесное, и того же Ратиборского, земля ему пухом, заместитель в правлении краевого отделения партии «Союз-Россия», — скороговоркой, на одном дыхании протарахтел хорошо осведомленный Макс.

Затем он сменил тон и нормальным человеческим голосом сказал:

— По-моему он дурак, но шустрый. И по-своему везучий. Вот Ратиборский взорвался вместе с охранником и водителем, а помощничку его подфартило: он в субботу при депутатском теле не состоял, отпросился на выходные по личным делам.

— И остался жив, — задумчиво заметила я.

Везение Гольцова, на мой взгляд, выглядело подозрительно.

— Мало того, он теперь выходит в большие люди! — сказал Смеловский. — Небось, если бы не совпадение — что побили его вскоре после гибели шефа, никакого интереса этот Гольцов с его черепно-мозговыми травмами ни у кого не вызвал. А так смотри, какая звонкая тема обозначилась: депутата убили, на помощника покушались! Между прочим, сам Гольцов быстро понял, в чем его фарт, и уже сделал заявление, что считает убийство Ратиборского политическим. Кстати, насчет его мозговой травмы я сильно сомневаюсь: Гольцов занимался боксом, небось не дал бы дворовой шпане себя покалечить.

Макс замолчал — не иначе задумался.

— Что-то еще? — напомнила я о себе.

— Еще он утверждает, что некоторое время назад ему угрожали по телефону, требуя снять свою кандидатуру с выборов в городскую думу.

— А он кандидат? — оживилась я.

— Теперь — да, кандидат, и реальный! — невесело хмыкнул Макс. — А еще два дня назад был разменной пешкой, с какими никто в политике не считается.

— Но охочая до сенсаций и скандалов журналистская братия распиарила эту пешку до ферзя! — с полным пониманием ситуации подсказала я Максу следующую фразу.

— Ну естественно!

— Что-то еще? — повторила я.

— Тебе мало фактов с моими комментариями? Хочешь интимных подробностей? — засмеялся Смеловский. — Могу предложить тебе завтра утром сгонять вместе с нашей съемочной группой к хворому Гольцову домой. Ребята будут интервью брать, а ты под этим соусом сможешь выспросить все, что тебе интересно.

— Отличная мысль! — обрадовалась я. — Спасибо тебе, Максик, я всегда знала, что ты мой лучший друг!

— Я мог бы быть твоим лучшим и в другом амплуа!

— Я подумаю, — в сотый раз пообещала я.

Трошкина терпеливо дожидалась, пока я закончу пытать Максима. Одновременно она столь же терпеливо ожидала прибытия троллейбуса — мы с ней стояли на остановке. Однако, когда мой мобильник, отработав сеанс связи со Смеловским, бодрым звоном сообщил о своей готовности немедленно включить меня в новую беседу, Алка сердито топнула ножкой.

— Еще одну минутку! — попросила я подружку, не рискуя сбрасывать вызов.

Судя по номеру, общаться со мной желала мамуля, а игнорировать звонки родительницы я не смела даже в избыточно свободолюбивом пубертатном возрасте.

— Дюша, спасай! — опустив приветственные реверансы, возбужденно выпалила мамуля.

— Кого на этот раз? — насторожилась я.

— Семью! Точнее, ее репутацию!

— Репутацию НАШЕЙ семьи? — уточнила я, ибо это было важно.

Репутация семьи Кузнецовых по причине живости характера всех ее членов подвергается опасности ежечасно, но до сих пор чудесным образом сохраняется. А своей репутацией наша семья дорожит почище, чем какая-нибудь Коза Ностра!

— Да! — подтвердила мамуля. — Дело в том, что Глафира…

— Ах, тетя Глафира! — протянула я. — Ну, тогда понятно, почему в опасности фамильная честь!

Папина единокровная сестра, а моя родная тетушка Глафира частенько олицетворяет собой дамоклов меч, нависший над семейной репутацией. В бытность свою юной и пылкой студенткой института иностранных языков она закрутила бурный роман с чилийским коммунистом и в порыве страсти унеслась с ним за океан, откуда возвращалась долго, лет тридцать, и на редкость сложным путем. Сначала переметнулась от латиноамериканского партийца к простому американскому плейбою. Потом вышла замуж за скромного торговца недвижимостью, родила дочь, развелась и немного пожила одинокой трудящейся женщиной. Влюбилась в темнокожего футболиста и перестала быть одинокой. Рассталась со своим футбольным Отелло, сошлась с владельцем китайского ресторанчика и уехала с ним на историческую родину в провинцию с каким-то подозрительным названием — то ли Хойвынь, то ли Нансунь… И уже оттуда перебралась в Арабские эмираты с каким-то третьеразрядным шейхом, имевшим неосторожность заглянуть в хойвыньско-нансуньский кабачок на чашечку китайского чая.

Три поколения семьи Кузнецовых, наблюдающие за перипетиями судьбы кровной родственницы на почтительном расстоянии, но с неослабевающим интересом, дружно надеялись, что высокая ограда арабского гарема сможет удержать непоседливую тетю Глафиру у очередного семейного очага. Но она перемахнула ее так же легко, как Великую китайскую стену, и неожиданно для всех вернулась в родной город! А вот единственная дочь Глафиры, мимоходом рожденная ею в недолговременном браке с нью-йоркским риэлтером, все это время с поразительным постоянством оставалась на одном месте — вероятно, компенсируя усидчивостью возмутительное легкомыслие мамочки.

— Что тебе может быть понятно?! — почему-то рассердилась на меня мамуля. — Я сама с трудом поняла, в чем проблема, ведь твой отец совершенно не способен связно излагать свои мысли!

Этот возмутительный поклеп на папулю, который, как бывший кадровый военный, как раз очень даже способен выражать свои мысли и пожелания в виде максимально четких распоряжений, заставил меня вступиться за родителя:

— А папа-то тут при чем?!

— При чем тут папа? И ты спрашиваешь об этом МЕНЯ?! — искренне возмутилась мамуля.

По мнению Баси Кузнецовой, ее супруг несет ответственность за все негативные процессы, так или иначе омрачающие светлый жизненный путь великой писательницы. Разрушительные наводнения и обильные снегопады, пробки на дорогах и сквозняки в доме, перебои с деньгами и горячим водоснабжением, растущие цены и падающие метеориты — за все, абсолютно за все отвечает отставной полковник Борис Акимович Кузнецов. Лично. Мамуля в этом абсолютно убеждена! Этой весной, я слышала, как она горячо упрекала папулю за крайне некстати разразившийся мировой финансовый кризис, призывая его «немедленно сделать с этим хоть что-нибудь!» Помнится, тогда папуля отделался покупкой горящего тура в слабо затронутый кризисом Таиланд.

— Твой папа должен был встретить Мишу, а у него забился жиклер!

— Что, папа заболел? — встревожилась я. — Или заболел этот Миша? У кого из них жиклер, это очень серьезно, это лечится?

— Жиклер у папиной машины! Это такая деталь, которая имеет обыкновение совершенно некстати выходить из строя, если кто-то плохо следит за техническим состоянием своего автомобиля! — взвилась мамуля.

Мне стало понятно, «при чем тут папуля». Осталось уяснить, при чем тут я!

— Господи, как же мне с ними со всеми трудно! — по-свойски наябедничала Всевышнему Великая Бася. — Дюша, что еще тебе неясно? Сегодня к Глафире прилетает Майкл.

— Ах, Майкл прилетает! Так это же здорово! — обрадовалась я.

О Майкле, которого никто из нас еще не видел, в последнее время много говорила тетушка Глафира. Ее американская дочь лет шесть назад благополучно вышла замуж, произвела на свет сына и продолжала вести за океаном тихую, мирную жизнь, не причиняющую волнений нашей семье. Наоборот, это ее, мою добронравную кузину Джули, без устали беспокоила родная маман. В предпенсионном возрасте, биологически ощутив себя молодой бабушкой, тетушка Глафира нестерпимо захотела познакомиться с единственным внуком и все-таки добилась того, что юного Майкла обещали отправить к ней на побывку.

И вот теперь, значит, этот самый Майкл прилетает, а папуля, который должен был встретить его на своей машине из-за внезапной поломки транспортного средства застрял на даче…

— Здорово-то здорово, но только мы с твоим безответственным отцом сидим в Бурково с засорившимся жиклером, а Глафира лежит в городе со сломанной ногой! — раздраженно пожаловалась мамуля.

Сломанная нога Глафиры напрочь спутала мне едва сложившуюся картину мира.

— Где она лежит? — тупо спросила я.

Воображение живо нарисовало тетушку Глафиру в образе Бабы Яги Костяной Ноги, лежащей на печи в монументальном гипсовом валенке.

— В травматологии! — рявкнула мамуля. — Боже, неужели так трудно понять?! Папа собирался встречать Майкла, но у него засорился жиклер. Глафира до последнего ждала папу с машиной, а потом побежала ловить такси, упала и сломала ногу! Нога в гипсе! Глафира в трансе! Я в бешенстве! Майкл в аэропорту!!!

— Я все поняла! — заверила я, проникаясь серьезностью положения. — Ты только не волнуйся, не пили папу и не тревожь Глафиру, я прямо сейчас полечу на такси в аэропорт и обязательно встречу там Майкла!

— Хорошая девочка, — успокаиваясь, похвалила меня родительница. — Вся в меня!

— Трошкина, извини, наши планы побоку, забитый жиклер и сломанная нога все меняют! — объявила я Алке, нетерпеливо высматривая в потоке транспортных средств с исправными жиклерами свободное такси. — Я немедленно должна лететь в аэропорт, чтобы встретить там своего двоюродного племянника. Ему всего пять лет, он в одиночку совершил трансатлантический перелет. А высокая честь проявить традиционное «кузнецовское» гостеприимство всецело возложена на меня!

— Бедный мальчик! — ахнула Трошкина.

Я не поняла, пожалела ли она малыша просто так или в непосредственной связи с его внедрением в лоно нашей беспокойной семьи, но разбираться было некогда. Ненужную мне в данный момент бумажку с контактами Алексея Гольцова я сунула Алке в карман и запрыгала на тротуаре, размахивая руками, как фанатичная поклонница уже не модной аэробики.

Такси адекватно отреагировало на мои подскоки, и я вихрем полетела в аэропорт.

9

Алла Трошкина обладала весьма умеренной храбростью, но азарта ей было не занимать. Семимильными шагами продвигаясь по следу подозрительнейшего типа — рыжего депутатского помощника, она так разгорячилась, что внезапно остановиться на полпути не смогла бы при всем желании. Поэтому, когда обнаружилось, что Кузнецова вынуждена будет посвятить остаток дня хлопотным семейным делам, Трошкина даже не стала придумывать себе развлечение на внезапно освободившийся вечер. Поход в кино, посиделки в кафе, визит в салон красоты, новый тур шопинга, встречи со старыми поклонниками и поиски новых — все эти важные, нужные и интересные женские занятия меркли в сравнении с ослепительной перспективой загнать в угол Замаскированного Налетчика и сорвать с него маску.

Располагая адресом и телефонами Гольцова, решительная и дерзкая, как Диана-охотница, Алка нуждалась только в компаньоне, способном в процессе предстоящей травли заменить собой группу поддержки в виде своры зубастых и горластых собак. К сожалению, подходящих знакомых у интеллигентной Трошкиной не было. Поразмыслив и усыпив природную стыдливость доброй порцией настойки из алоэ и лимонов на спирту, она позвонила по газетному объявлению фирмы с выразительным и откровенным названием — «Калиф на час» и с пьяной развязностью поинтересовалась расценками на почасовую аренду калифов.

— Вам блондина или брюнета? — буднично спросила немолодая особа на другом конце провода.

— Мне все равно! — сказала Алка, не определившаяся с экстерьером компаньона.

— Брюнеты дешевле, — подсказала знающая дама.

— Пусть будет брюнет, — легко согласилась непривередливая Трошкина. — Да хоть вовсе лысый! Только обязательно атлетического телосложения!

— Атлеты дороже, — сообщила мадам.

— Все равно, мне давайте атлета! Поздоровее! Такого, чтобы умел драться и мог справиться с крепким мужиком! — уперлась Алка.

— Садо-мазо дороже, за дополнительного клиента в постели наценка пятьдесят процентов, за «голубизну» еще пятьдесят, — предупредила ее собеседница.

Это замечание настолько конкретизировало в воображении нетрезвой Трошкиной смутный образ спутника, что она с живостью взвизгнула:

— Ой, а наручники у него с собой будут?! Или хотя бы веревка покрепче?

— С аксессуарами дороже, — сообщили ей.

— Неважно! Гулять так гулять! — постановила Трошкина, не уточнив, что гулять она собирается не просто так, а след в след за несексуальным маньяком в черной маске.

— Брюнет, атлет, универсал, жесткий секс, полный комплект спецснаряжения, — подытожила дама. — На два часа вам хватит?

— Нет уж, давайте часика на четыре, чтобы наверняка! — прикинув расстояние до Пионерского микрорайона, распорядилась Трошкина и деловито продиктовала мадам свой адрес.

Спустя сорок минут молодой мускулистый брюнет в обтягивающей рельефный торс белоснежной футболке и ярко-синих джинсах из облегченного денима танцующей походкой вошел во двор восьмиэтажной жилой башни, одним своим появлением вызвав усиленное сердцебиение у молодых мамаш, пасущих в песочнице четвероногих ползунков. Брюнет привычно отметил произведенное впечатление и привычно же сохранил олимпийское спокойствие. Его давно уже не интересовали женщины сами по себе. Брюнета звали красиво — Валентин Захаржевский, он был продажным мужчиной в самом расцвете сил и к женщинам испытывал примерно те же чувства, которые возникают у хорошо вымуштрованного солдата при взгляде на армейский плац.

Игнорируя волнение молодых мамаш. Валентин пружинисто взошел на крыльцо и остановился перед бронированной подъездной дверью с кодовым замком. Распознать нужные кнопки сложности не составляло: отполированные множеством прикосновений, они сияли светлым металлом. К тому же, для пущей своей уверенности кто-то из местных склеротиков нацарапал рядом с волшебными кнопочками опознавательные крестики. Валентин сложил подходящую комбинацию из трех пальцев и уже приготовился состыковать ее с кнопками, но тут металлическая дверь широко распахнулась.

— Ой, простите! — пискнула Алка Трошкина, возникшая из подъездного полумрака.

В черных джинсиках и такой же маечке она была похожа на миниатюрного чертика.

— Я вас не ударила?

— Пока нет, — сказал Валентин, привычно допуская и другое развитие сценария.

— Ой! — повторила Трошкина, заинтересованным взглядом сверху вниз молниеносно прочертив по ладной фигуре молодого брюнета ломаную линию. — А вы не в пятнадцатую квартиру?

— В нее, — подтвердил Валентин, спокойно ожидая продолжения.

— Так вы же ко мне! — обрадовалась Алка и цапнула своего «калифа на час» за правую руку, пальцы которой по-прежнему были сложены хитрой дулькой.

В левой руке у калифа была красная спортивная сумка, о содержимом которой Трошкина могла только догадываться. Поэтому она прямо спросила:

— Наручники взяли? А веревку?

— И браслеты, и веревки, и плетку, и повязку на глаза — все взял, — заверил ее хорошо экипированный профессионал, немного удивившись бестрепетной деловитости прозвучавшего вопроса.

— Тогда вперед!

— Можно и вперед, — согласился Валентин.

Трошкина этого не услышала, она уже спускалась во двор, таща на буксире сговорчивого калифа.

Мамаши в песочнице проводили торопливо удаляющуюся пару завистливыми взглядами.

— Давайте знакомиться, — дружелюбно предложила Трошкина, остановившись на обочине ближайшей дороги. — Я Алла.

— Я Валентин, — сказал продажный мужчина, с растущим недоумением озираясь по сторонам.

Пятнадцатая квартира, вся жилая башня, примыкающий к ней благоустроенный двор и даже линия гаражей, с натяжкой способных сойти за приют недолгой на четыре полновесно оплачиваемых часа — любви остались позади. Перед Валентином простиралась четырехполосная улица с оживленным движением, а за ней тянулся к горизонту пустырь, поросший сизым ковылем и сиреневой дикой мятой. Он смотрелся романтично, но некомфортно. Валентин не чувствовал себя готовым к полевым работам. Да и трудиться по профилю на трассе ему, профессионалу высокого класса, было бы унизительно…

— Вы не волнуйтесь, Валентин, я вам заплачу. — сказала добрая Трошкина, по-своему трактовав беспокойство временного спутника. — Я уже и деньги приготовила!

В подтверждение своих слов она открыла свою сумку и продемонстрировала Валентину ее содержимое. Действительно, сверху в сумочке лежала пачка мелких банкнот, небанально схваченных заколкой для волос.

— Вот! — Трошкина горделиво помахала деньгами перед носом недоверчивого калифа.

При этом под сторублевками и полтинниками, при виде которых высокооплачиваемый профи непроизвольно скривился, обнаружился деревянный молоток с неуютными зубчиками.

— Только платить я буду после того, как!.. — предупредила расчетливая Алка и снова заботливо прикрыла молоток деньгами. — Утром стулья вечером деньги!

— Можно, конечно, и на стульях, — без энтузиазма согласился Валентин.

Предстоящая работа нравилась ему все меньше.

Трошкиной, напротив, становилось все веселей.

— А вот и наш стальной конь! — обрадовалась она.

Валентин обернулся и с тоской посмотрел на обшарпанный троллейбус. Стальной конь, которого с учетом наличия рогов правильнее было бы назвать стальным ездовым оленем, решительно не соответствовал его самооценке.

— У вас есть проездной? — протолкнув замешкавшегося спутника в открывшуюся дверь троллейбуса, заботливо спросила Трошкина, все глубже вживающаяся в роль материально ответственного лица. — Нету? Ничего, я за вас заплачу.

— Я сам! — неожиданно для себя возроптал Валентин.

Впервые за годы порочной службы он вдруг остро застеснялся того, что за него платит женщина.

— Ну, как хотите, — не стала настаивать Алка.

Двадцатиминутная поездка в троллейбусе прошла в молчании. Валентин, закрыв глаза, дремал, а Трошкина ему не мешала, обоснованно полагая, что калифу понадобятся силы.

На конечной остановке она его деликатно растолкала и вывела в лиловый сумрак, напоенный ароматом цветущего жасмина.

— Где мы? — часто моргая и озадаченно хмурясь, спросил продажный мужчина, не привыкший торговать собой в глухих закоулках.

— Это улица Вячеслава Горюнова, — ответила Алка.

И, поскольку мрачное лицо капризного калифа светлее не стало, она пояснила еще:

— Раньше она называлась улицей Славы КПСС.

Эта ценная историческая информация не сделала ситуацию понятнее.

— Я полагаю, это разные Славы, — сострила Трошкипа и полезла в карман за шпаргалкой с номером дома, квартиры и мобильного телефона Алексея Гольцова, проживающего на ул. Вячеслава Горюнова, бывшей Славы КПСС.

Вместе с белой бумажкой из тугого джинсового кармана вытянулась темная тряпочка. Алка, занятая набором телефонного номера, этого не заметила. Валентин поднял мануфактурное изделие и опознал в нем женские колготки. Черные, высокой степени плотности, они плохо гармонировали с жарким летним вечером. Видя, что Трошкина занята, и не зная, куда девать чулочное изделие, Валентин повесил его себе на плечо, как полотенце.

— Лешка, привет, это Лена! — кокетливым голосом веселой и пьяной девахи произнесла в «аллекнувшую» телефонную трубку коварная Трошкина. — Узнал? Не узнал?! Фу, как не стыдно, и это после того, что у нас с тобой было!

Трубка невнятно забубнила.

— Ничего не понимаю, что ты говоришь! — подмигнув Валентину, который уже даже не пытался что-либо понять, заявила Алка. — Ты выходи, а? Встретимся, поболтаем и вообще… Я тут рядом, у твоего дома.

В голосе дипломированной выпускницы театрального факультета зазвучали откровенно призывные нотки.

— Все, хватит болтать, я тебя жду под грибком!

Она выключила трубку, еще раз подмигнула Валентину и уверенно сказала:

— Клиент ничего не понял, но заинтригован и прибежит как миленький! Идем встречать.

План многообещающей вечерней встречи с Алексеем Гольцовым Трошкина вчерне набросала еще дома, ознакомившись с местностью, в которой обитал бывший помощник покойного депутата, по карте в Интернете. «Гугл-мап» прорисовал нужный дом с окрестностями в мельчайших подробностях, включая ярко-красный грибок детской песочницы, нетипично размещенной в аппендиксе за гаражами. Вероятно, владельцы «ракушек» на протяжении ряда лет ставили их в тихом углу двора самовольно, все больше перекрывая доступ на детскую площадку. И вот теперь, чтобы полепить куличики, бедные детки должны были совершать долгий путь по неуютному коридору между глухим забором и ребристыми боками гаражей! Надо полагать, этот прогулочный маршрут не был популярен в маленьком народе: тропинка, ведущая к песочнице, густо поросла правой. Посему хитрая Алка полагала, что уединенная песочница будет идеальным местом для недружеской беседы, имеющей шансы перейти в мордобой.

В узких и темных, как ниши, проемах между гаражами таилась чернильная мгла. Кроме мглы, в них запросто мог таиться еще кто-нибудь: в одной расщелине что-то прошуршало, из другой до слуха Валентина донеслось недоброе сопение. Следуя за бойкой Трошкиной по подозрительному проулку, впечатлительный Валентин все больше замедлял шаги, а при виде песочницы, заполненной в основном окурками и пустыми пластиковыми стаканчиками, вовсе остановился и даже помотал головой:

— Нет, так мы не договаривались!

— А в чем проблема? — удивилась Трошкина. — Договорились на четыре часа? На четыре. А с момента нашей встречи прошло сколько? Меньше часа. Давай показывай, что у тебя есть!

— Здесь?! — ужаснулся избалованный калиф-на-четыре-часа.

Дрожащими руками он потянулся к молнии на джинсах, но Алка назревающего стриптиза даже не заметила, потому что как раз в этот момент бесцеремонно сунула нос в чужую сумку. Поддев пальчиком окаймленную кружевом шелковую ленту, она спросила:

— Это, что ли, твоя повязка для глаз? Ну нет, это несерьезно!

Изящная вещица канула в недра саквояжа.

— А где мои… — Трошкина похлопала себя по бедрам и вопросительно посмотрела на Валентина.

— Ага!

Она сдернула с широкого плеча брюнета-атлета подобранные им колготки, подергала одну капроновую ногу вширь, проверяя, как сильно она тянется, удовлетворенно кивнула и сказала:

— Жаль, я выложила из сумки маникюрные ножницы — иначе молоточек не помещался. Но ты ведь можешь разодрать колготки руками?

Разрывать колготки и даже белье Валентину доводилось не раз, но никогда прежде — в отсутствие облаченного в них женского тела. Возможно, по этому он проявил неловкость и замешкался.

— Ой, да не тяни резину! — рассердилась затейница Трошкина. — Давай быстрее!

В этот момент из ущелья между гаражами и забором донесся негромкий окрик:

— Стоять!

Едва возникший топот оборвал гулкий звук удара: что-то большое шумно врубилось в металлический борт.

— Черт! — в отчаянии вскричала Трошкина, вырывая из рук Валентина неподатливые колготки. — Надевай прямо так, живо! А вторую мне, мне давай!

Из-за угла доносились характерные звуки вульгарной драки. Догадываясь, что ему вот-вот придется в нее включиться, Валентин сквозь туго обтянувший его лицо «сорокоденовый» капрон протестующе промычал:

— Мы так не догова…

— Догова! — рявкнула мелкая чертовка Трошкина и неожиданно сильным ударом кулачка в поясницу вытолкнула Валентина на арену боевых действий.

10

— Что за Лена? Кто такая? Почему не помню? — сам себя пытал рослый рыжий парень — Алексей Гольцов, прыгая по комнате на одной ноге.

Вторая его нога была голой, Алексей как раз натягивал на нее носок.

— Лешенька, что ты делаешь, ты же должен соблюдать строгий постельный режим! — заглянув в комнату взрослого сына на шум, производимый двухметровым попрыгунчиком, запричитала его мать.

— Вот я и хочу постельный, — пробормотал сынок, торопливо ныряя в футболку.

Он поднял руку, испытующе понюхал свою подмышку и щедро опрыскался одеколоном.

— Лешенька, но ведь твой доктор сказал…

— Мама, я помню все, что сказал мой доктор! — досадливо ответил недисциплинированный пациент, направляясь к двери.

Он не обманывал, но сказал только часть правды: все предписания и заключения специалиста из нейрохирургического отделения горбольницы были ему особенно памятны потому, что являлись враньем, за которое Алексей щедро заплатил. А как иначе можно было убедить недоверчивых журналистов в том, что помощник трагически погибшего депутата тоже серьезно пострадал от рук заклятых врагов правдолюбцев из партии «Наше дело»? А убедить их в этом надо было. Алексей не собирался упускать счастливый шанс привлечь к себе внимание и симпатии электората незадолго до выборов. И вообще для репутации российского правдолюбца небольшая черепно-мозговая травма — как медаль «За отвагу на пожаре»!

Алексей Гольцов был юношей активным и предприимчивым. В депутатские помощники его занесло из сетевого маркетинга, в тенетах которого Леша болтался с полгода, но подняться в топ-лигу бизнеса не сумел. Зато он научился беззастенчиво и цепко приставать к незнакомым людям, развил природный дар убеждения, отточил ораторское мастерство и уложил свою совесть в анабиоз без надежды на пробуждение. Политическому деятелю все это было даже нужнее, чем коммерческому агенту. А в роли неленивого депутатского помощника Алексей обзавелся еще и огромным количеством связей во всех слоях общества. Количество его знакомых росло с такой скоростью, что записные книжки с контактами приходилось менять трижды в год! Так что разудалая Лена, назначившая ему многообещающую встречу под грибком песочницы, могла оказаться кем угодно — хоть Еленой Антоновной из налоговой, хоть Ленчиком из отдела кадров пивзавода, хоть Ленкой из турклуба. Разных Лен в одной только дежурной записной книжке Алексея было душ пятьдесят, не меньше!

Сбегая вниз по лестнице, общительный молодой человек бодро насвистывал и вспоминал наиболее эффектных знакомых Лен. Однако перегруженная юношеская память сохранила только самые яркие и выпуклые фрагменты женских образов. Лешу это не смутило. Как начинающий политик, он учился мечтать широко, с размахом, в масштабах целой страны и на столетнюю перспективу. Он запросто слепил воедино выдающийся бюст одной Лены, роскошные ноги другой, упругие ягодицы третьей, ангельское личико четвертой, золотые косы пятой и, заполнив пробелы нейтральным розовым тоном, получил в воображении образ столь притягательный, что последний лестничный марш преодолел одним прыжком. И со свистом выскочил из подъезда, точно поезд из тоннеля метро.

— Здравствуй, Ленечка! — громко и внятно произнесла еще одна знакомая Лена — семидесятилетняя соседка с первого этажа Елена Давыдовна Крупенникова.

Бабка, охраняющая подъезд не хуже пограничной овчарки, мгновенно сопоставила просвистевшую мимо нее мужскую фигуру с известным ей списком жильцов и назвала Алексея Ленечкой не по ошибке, а просто из вредности. Алексей уже не раз объяснял противной старушенции, что Леша и Леня — это два разных имени. Елена Давыдовна продолжала упорствовать. Алексей подозревал, что хитрая бабка таким образом просто провоцирует его остановиться и затеять с ней долгий разговор. Елена Давыдовна, проживающая в однокомнатной квартире с кошкой и собакой, сильно тосковала без человеческого общения и радовалась всем его формам — от мирной беседы о погоде до скандала с рукоприкладством. Леша-Леня Гольцов мог бы остановиться и подискутировать с бабушкой о топонимике.

Однако на сей раз старушке Крупенниковой не повезло. Занятый мыслями о Елене Прекрасной, Алексей без задержки просквозил мимо лавочки, где общительная пенсионерка с ее котом и собакой, спящими под скамейкой, образовали многофигурный монумент вроде памятника баснописцу Крылову с его героями.

— А здороваться тебя мама не научила?! — запальчиво выкрикнула раздосадованная Елена Давыдовна Алексею в спину.

Это была вторая попытка завязать дискуссию, и она тоже не удалась. Леша настолько погрузился в мечты о демонстрации умений и навыков, которые он приобрел без всякой помощи мамы, что в данный момент беспокоился лишь о том, что деревянная лавочка в песочнице под грибком может не выдержать парного показательного выступления.

Мужика, который со словами: «Стой, брат!» заступил ему дорогу, выскочив из темной щели между гаражами, Алексей в первый момент вообще не понял. Он даже оглянулся в поисках упомянутого брата, и не зря: позади него, перекрыв выход из проулка на простор двора, в самом деле возник второй мужик. В наступивших сумерках анатомических подробностей было не разглядеть, но эти два типа вполне могли являться кровной родней: морды у обоих были черные, с приплюснутыми носами. На темных рожах отчетливо выделялись только глаза, ярко прорисованные белым по черному.

— Стоять! — повторил первый черный брат.

Леше показалось, что он говорит с акцентом.

Второй черный брат, возникший в Лешином тылу, вообще ничего не сказал — возможно, вовсе не знал русского. Он молча прыгнул на Алексея, толкнул его на металлическую стену гаража, иона загудела печально, как бухенвальдский набат.

— Пра дэньги что знаешь, гавары! — подскочив к Гольцову, притиснутому вторым братом к содрогающейся гаражной стене, с отчетливым прононсом потребовал брат номер один.

Черная морда с белыми глазами приблизилась, и тут Алексей окончательно уверился, что перед ним никакой не негр. Лица братьев скрывали черные трикотажные маски, составляющие часть экипировки омоновцев и грабителей банков!

— Какие деньги? — прошептал Гольцов, уже вполне понимая — какие.

Не ракушки каури, это точно!

Его охватил страх, превратившийся в ужас, когда из-за спин вплотную подступивших к нему черных братьев донесся истеричный крик, интонационно очень напоминающий визг перегруженной бензиновой пилы:

— Кто тут Гольцов, руки вверх!

Оторопели все!

Обалдело поглядев поверх трикотажных макушек — черные братья были ростом пониже, чем он, — Леша увидел кошмарную асимметричную фигуру, кривобоко, хромой каракатицей, накатывающую со стороны вожделенной песочницы. Невероятно, но это тоже были черные, только не братья, а брат и сестра, разновеликие и сросшиеся головами!

Брат был повыше и поздоровее, а сестрица пошустрее: она проворнее перебирала ногами и активно размахивала руками. Одинаковыми у неправильных сиамских близнецов были только прически — на ветру черными стягами трепетали то ли короткие косицы, то ли длинные казачьи чубы. Сестрица угрожающе размахивала деревянной колотушкой, а братец поигрывал кожаной плетью и бряцал стальными наручниками.

Обыкновенные черные братья — первый и второй — на фоне этого экзотического африканского пугала смотрелись ничуть не страшно. К тому же появление сиамцев отвлекло их внимание от жертвы. Очнувшийся Гольцов с силой оттолкнул от себя первого брата, ловкой футбольной подсечкой свалил второго и метнулся вправо — к выходу из ловушки за гаражами.

Уже выворачивая во двор, он оглянулся.

В лунном свете блеснул лаковый этнический узор на ручке деревянной колотушки. Вдохновенно, весенним соловушкой, засвистала разгулявшаяся плеть.

— Гольцов? Не Гольцов? А где Гольцов? Куда все побежали?! Гольцов, стой! — завизжала сиамская сестра.

Алексей вихрем пронесся по двору и закатился в открытую дверь подъезда, как бильярдный шар в лузу.

— Ленечка, здравствуй! — сделала третью попытку общительная пенсионерка Елена Давыдовна.

Ответом ей стали затихающий в верховьях подъезда резвый топот да хлопок резко закрытой квартирной двери.

— Лешенька! — охнула мама Алексея Гольцова, едва успев отскочить с пути бегущего сына.

Алексей прыгнул в разобранную постель и укрылся с головой.

— Леша?

— Мама! У меня постельный режим!!! — донеслось из-под одеяла.

Тем вечером Алексей больше не вылезал из постели, а бдительная пенсионерка Крупенникова оставалась на лавочке у подъезда почти до десяти часов вечера. Покинуть свой пост раньше Елена Давыдовна не могла, потому что опасалась оставить без присмотра пару подозрительных молодчиков.

Парни были незнакомые, никогда ранее памятливой бабушкой не виденные, и необщительные — это настораживало! Они подошли через несколько минут после возвращения домой неразговорчивого Лешеньки Гольцова и долго топтались в совокупной тени виноградной беседки и балкона, искательно поглядывая в темный провал подъезда и замусоривая угол клумбы сигаретными окурками и обгоревшими спичками. Бабушка Крупенникова, в свою очередь, поблескивала очками на молодчиков. Те неискусно притворялись, будто стоят во дворе просто так — дышат вечерней прохладой и общаются между собой.

— Чего стоим, касатики, кого ждем? — добродушным голосом Бабы Яги, охмуряющей глупого Иванушку, спросила истомленная любопытством Елена Давыдовна на десятой минуте безмолвной игры в гляделки.

Парни зыркнули на нее с неприязнью и ничего не ответили. Тогда общительная старушка обиделась и из вредности отказалась от ранее имевшегося у нее намерения уйти домой к началу программы «Время».

Видимо, поняв, что упрямую бабку им не перестоять, около десяти часов вечера подозрительные молодчики ушли со двора. Тогда Елена Давыдовна с кряхтеньем встала с лавочки, добрела под балкон, поправила очки и внимательно осмотрела место длительной стоянки незнакомцев.

Темную тряпочку; накрывшую травяную кочку, она подняла сразу же. Тряпочка могла оказаться упавшими с балкона мужскими трусами или одиноким носком. Тогда Едена Давыдовна могла бы применить свои дедуктивные способности для вычисления владельца данной вещицы, а еще лучше в поисках такового последовательно обойти все квартиры подъезда, попутно вовсю наслаждаясь роскошью человеческого общения. Однако темная тряпочка оказалась плотной трикотажной шапочкой с окошками для глаз.

— Кажись, никто из наших такое не носит? — задумчиво пробормотала старушка.

На всякий случай, она постучалась в квартиру номер семь, к Литвинниковым, сынок которых поутру бегал во дворе в карнавальном костюме Человека-Паука, неприцельно плюясь налево и направо жевательной резинкой. Но Литвинниковы не признали находку Елены Давыдовны своей собственностью, и пенсионерка резонно предположила, что шапочку потеряли подозрительные молодчики. Видимо, выронили из кармана, откуда тягали то сигареты, то зажигалки.

— Ну, придут еще — вот и поговорим, — усмехаясь, решила Елена Давыдовна.

Шапочку, как непосредственный повод для предстоящего общения, она сберегла в кармане кофты.

11

Мальчик был хорошенький, как ангелочек. Голубоглазый, розовощекий, с блестящими золотыми волосами, подстриженными в кружок, как у сказочного Иванушки. Эта фольклорная прическа умиляла обслуживающий персонал ВИП-зала тем более, что мальчик-то был не наш, а заграничный, из самой Америки!

— Какой смелый малыш! — едва не прослезилась буфетчица Светлана Петровна, приняв ребенка у сопровождающей бортпроводницы. — Сам, без папы и мамы, прилетел так далеко!

— Головы бы поотрывать этим папе и маме! — сердито пробурчал дежурный милиционер сержант Никитин. — Отправили малолетнего пацана за десять тысяч километров одного в чужую страну и не обеспечили встречу на месте! А время — десятый час, ребенку уже спать пора!

Малолетний ребенок Майкл Томсон сидел в мягком кожаном кресле, за обе щеки уписывал бутерброды, которыми его угостила сердобольная буфетчица, и не выглядел ни напуганным, ни несчастным. И спать ему тоже не хотелось: на заокеанской родине Майкла еще не наступил полдень. На местное время биологические часы юного путешественника пока не перестроились.

Майкл доел последний бутерброд, залпом выпил газировку, отряхнул с футболки крошки, с живым вниманием огляделся по сторонам и понял, что в ВИП-зале ему занять себя совершенно нечем.

— Хочешь туда? — перехватив заинтересованный взгляд, брошенный Майклом на уютный палисадник за большим французским окном, спросила добрая буфетчица.

Майкл кивнул.

— Вадик, открой ему! — попросила Светлана Петровна. — Пусть немножко погуляет на свежем воздухе. Бедный ребенок, столько времени взаперти, в самолетах! Конечно, ему хочется размять ножки.

— Иди, малец! Разминайся! — разрешил милиционер, отпирая дверь в палисадник, обычно выполняющий роль курилки для привилегированных пассажиров. — Сейчас тут фонари зажгут, будет светло, ты не бойся!

— Йес, сэр! — сказал очаровательный ребенок и отважно переступил порог.

— «Йес, сэр!» — умилился старший сержант Никитин, которого сэром еще никто и никогда не называл. Вот это парень! Ну, как, как америкашки воспитывают таких бравых пацанов!?

Бравый пятилетний пацан по крови был на четверть русским, более того — он был Кузнецовым. А если бы сержант знал, как и в каких условиях воспитывался Миша Томпсон, по бабушке Кузнецов, то смелость и хладнокровие юного путешественника тем более не показались бы ему удивительными.

Юный Майкл вырос в обстановке, которая могла свести с ума закаленного жизнью взрослого. Его мама трудилась в банке, строгие правила которого запрещали служащим приводить в офис детей, любящий папа мог брать ребенка к себе на работу беспрепятственно. Папа Майкла был сам по себе начальник — в одном лице и владелец, и персонал небольшой, но приличной конторы.

Еще не научившись ходить, любознательный ребенок на четвереньках странствовал по просторному помещению с демонстрационными образцами продукции, предлагаемой вниманию родственников усопших. И не раз случалось, что траурный зал оглашался не сдавленными рыданиями, а нервным смехом, когда в тени еловых венков клиенты неожиданно замечали младенца, весело играющего с ленточками черного крепа. Кроватку утомленному Майклу, случалось, заменял один из образцовых гробов, и папа Томпсон быстро понял, очаровательный младенец на мягкой обивке домовины, для придирчивых покупателей является наилучшим доказательством высокого качества товара. Тогда предприимчивый папа сделал сына лицом компании и даже переименовал ее в его честь.

Это оказалось хорошим коммерческим ходом. Клиенты в «Литтл Майк» пошли гуще, и крошка Томпсон, наряженный в специально сшитые для него черные ползунки и распашонку с траурным галстучком, встречал их, размахивая карманной библией, выданной ему вместо игрушки, чтению маленький Майкл научился по надписям на мраморных плитах, арифметику постигал, вычитая одно четырехзначное число из другого. Однако природной «кузнецовской» жизнерадостности это в нем не убило. В обстановке похоронного бюро Майкл развлекал себя, как мог. Последней шалостью, за которую он успел отведать папиного ремня непосредственно перед отлетом, была бахрома гроба, по всей длине заплетенная в косички, перевязанные прелестными бантиками.

Безнадзорно выпуская очаровательного золотоволосого ангелочка в палисадник, сержант Никитин воистину не ведал, что он творит.

В палисаднике росли садовые ромашки, три невысокие голубые ели и одна белоствольная березка. Березе повезло, она не привлекла деятельного внимания маленького Майкла. Первым делом он придирчиво пощупал пушистые лапы хвойных и осмотрел цветы на аккуратной клумбе. Из нее, кроме ромашек, вырастал также трехметровый флагшток, на котором в случае прибытия высоких иностранных гостей поднимался соответствующий национальный флаг.

В настоящее время на флагштоке трепетал красно-бело-зеленый стяг Белорусской Республики, торговый министр которой вместе с официальной делегацией прилетал ночным рейсом из Москвы. Для того чтобы флаг был отчетливо виден в ночи, к бетонному основанию флагштока был пристроен вертикально направленный прожектор. К сожалению, в нем перегорела лампа. Бдительные сотрудники ВИП-зала это своевременно обнаружили и вызвали электрика, который быстро устранил неисправность и ушел по более серьезным делам. А того, казалось бы, незначительного обстоятельства, что из его рабочего чемоданчика вывалилось кольцо изоляционной ленты, электрик не заметил.

Черную изоленту нашел Майкл. Эта находка позволила изобретательному ребенку организовать себе развивающую игру минут на сорок.

В начале одиннадцатого в ВИП-зал, болезненным тычком в ребра оттолкнув от двери сержанта Никитина, ворвалась растрепанная молодая блондинка. Обиженный сержант против воли отметил, что внешность у нее, в отличие от манер, весьма приятная. Высокая, стройная и загорелая, блондинка была похожа на участницу турнира Большого Шлема, опоздавшую к началу матча.

— Где он?! — вылетев на середину зала, завертелась она.

Сержант Никитин с трудом удержался от язвительного ответа: «Где, где — в Уимблдоне!»

— Девушка, вы, наверное, за мальчиком из Америки? — обрадовалась буфетчица Светлана Петров на. — Он…

— Документики попрошу! — вмешался строгий сержант.

— Паспорта с собой нет, только служебное удостоверение, — блондинка проворно выкопала из сумки красную книжечку. — Вот! Я его двоюродная тетя. Другие родственники приехать не смогли: Мишина бабушка сломала ногу, а ее брат, мой папа, застрял на даче, и моя мама с ним.

— Драматично, — все-таки съязвил обиженный сержант, с редкой въедливостью изучая удостоверение. — Значит, тетя Индия? Приехала за племянником из Америки…

— Где Майкл? — набычилась блондинка.

— Он в садике гуляет, я его сейчас позову! — подхватилась добрая буфетчица. — Миша! Мишенька! Мишутка!

— Майкл Томпсон! — гаркнул сержант, внимательно изучивший не только блондинкины документы.

— Йес, сэр!

Голубоглазый ангел впорхнул в зал, своим появлением вызвав растроганные улыбки на лицах буфетчицы и милиционера. Только тетя Индия почему-то не улыбнулась. Она смотрела на ребенка недоверчиво и нервно притопывала ножкой.

— Мишенька, это твоя тетя! — громко и по слогам, как глуховатому и тупому, сказала Светлана Петровна. — Тетя Индия! Она забирает тебя домой!

— Янки, янки, гоу хоум, — пробормотала странноватая тетя Индия и, помедлив, протянула мальчику руку.

— До свиданья, Мишенька! — ласково попрощалась с ребенком буфетчица.

— Гуд бай, Майкл! — с чувством сказал сержант Никитин.

Юный Томпсон коротко, по-военному кивнул:

— Сенк ю! Бай!

Свободной ладошкой он помахал добрым людям из ВИП-зала и вместе с тетей вышел за дверь.

— Какой милый мальчик! — растроганно вздохнула буфетчица. — Спокойный, воспитанный… Не то, что мои внуки!

— Отличный парень, — подтвердил сержант Никитин.

— Может, чаю, а, Вадик? — предложила Светлана Петровна.

— Можно, — согласился сержант, посмотрев на наручный хронометр.

До прибытия московского борта с белорусским министром оставалось полтора часа. Но едва буфетчица разлила по чашкам ароматный горячий напиток, французское окно задребезжало и затряслось. Из темноты в него обезумевшим нетопырем билось какое-то крупное тело. Сержант Никитин поторопился открыть замок, и в помещение ворвался потный, красный и злой начальник службы охраны аэропорта подполковник Федорцов.

— Чаи гоняете?! — с ходу накинулся он на Никитина. — Дурака валяете?! А на вверенной территории черт-те что творится! Совсем с ума посходили?! Как иностранного министра встречаете?! Международного скандала захотели?!

— Никак нет! — вытянулся во фрунт сержант.

— А что случилось, Иван Сергеевич? — боязливо спросила буфетчица.

Федорцов без спросу цапнул чашку, залпом выпил горячий чай, задохнулся и молча махнул рукой в сторону палисадника. Сержант Никитин в три гигантских шага выскочил на порог и замер, глядя ввысь с открытым ртом. Подоспевшая Светлана Петровна мягко толкнула его в спину, продавила наружу и тоже застыла в глубоком изумлении.

На флагштоке, подсвеченный прожектором, развевался государственный флаг Беларуси, дополненный неожиданным и неприятным аксессуаром в виде небольшого траурного венка из еловых веток и ромашек, перевитых черной лентой.

— Господи, воля твоя! — перекрестилась буфетчица. — Это что же такое? Это откуда?

— Ладно еще — Белоруссия, там нас простят, а если бы это кто-то из дальнего зарубежья прилетал?! — страшно хрипя ошпаренным горлом, подал голос из зала политически грамотный подполковник Федорцов. — Одним таким намеком испортили бы едва налаживающиеся отношения с Евросоюзом за здорово живешь!

Сержант Никитин, ничего не говоря, с угрюмым сопением дергал веревку флагштока, спуская иностранный флаг вместе с траурным убранством.

Вторник

1

Встреча с двоюродным племянником породила в моей душе бурю чувств, но не все они были по-родственному теплыми. Наряду с нормальной человеческой радостью у меня возникло и нехорошее опасение. Юный Майкл Томпсон был поразительно похож на меня и еще больше — на моего брата Зяму! Такой же золотоволосый ангел с очаровательной мордашкой и невинным взглядом, какими были в свое время мы с братцем — по сути, те еще дьяволята! Я-то лучше всех знала, как обманчива эта прелестная «кузнецовская» внешность.

«Смотри в оба!» — предупредил меня внутренний голос, и я решила не спускать глаз с племянника до тех пор, пока не передам его под юрисдикцию старших родственников.

В такси по дороге к дому ребенок зевал, и я поспешила уложить его спать, эгоистично порадовавшись тому, что от ужина он отказался. Однако степень усталости юного родственника я явно переоценила. Поутру он проснулся первым.

Спросонья я не поняла, что за звуки доносятся из гостиной — совсем забыла, что все законные обитатели квартиры, кроме меня, несчастной, в данный момент обитают на природе. Мирное шуршание бумаги и скрип ножниц привычно проассоциировались у меня с бабулей, которая любит систематизировать газетные вырезки. И лишь увидев в прихожей маломерные кроссовки и незнакомую спортивную сумку, я вспомнила, что у меня гостит заокеанский родственничек.

— Майкл?

Завернувшись в халат, я пошла на звук, недоуменно гадая — что он там режет? Очень хотелось думать, что всего лишь упаковки печенья и чипсов.

Как бы не так! Ребенок сосредоточенно кромсал страницы семейного фотоальбома, который я перед сном листала, все больше убеждаясь в зловещем фамильном сходстве американского племянника с русскими дядей и тетей.

— О боже!

Златовласый ангел, болтая босыми ногами, сидел за журнальным столиком и любовался делом своих рук. Я приблизилась, посмотрела, оценила масштаб проделанной работы и не нашла в себе сил отругать дьяволенка, как следовало. Майкл исследовал фотографическую летопись нашей семьи за пятьдесят лет, нашел в ранних слоях фотоальбома превосходный портрет молодой Глафиры, вырезал его безупречным овалом, прилепил на бумажный лист и аккуратными печатными буковками по-русски подписал: «Баба Глафа». Доброе пожелание «Покойся в мире!» было написано по-английски, а сроки жизни — универсальными арабскими цифрами. Впрочем, время ухода бабы Глафы любящий внук обозначил только годом, оставив для точной даты пробел.

— Бабушка умер? Когда? — спросил меня этот милый ребенок, не удосужившись поздороваться.

Впрочем, мне не хотелось знать, каким в его понимании является доброе утро — уж не рассвет ли это Судного Дня?

— Твоя бабушка Глафира еще жива! — сердито сообщила я, убирая фотоальбом повыше на шкаф. — Хотя общение с тобой наверняка значительно приблизит ее к могиле!

— Где могила? — поинтересовался славный мальчик и встал, явно выражая готовность немедленно идти с визитом к бабушке на кладбище.

По-русски Майкл говорил односложно, с грамматическими ошибками и акцентом, но словарный запас имел, похоже, немаленький. Я вот, к примеру, затруднилась бы сказать, как по-английски будет «могилка»!

— Нигде!

— Кремация? — с пониманием спросил ребенок.

— Типун тебе на язык! Бабушка Глафира просто лежачая.

— В склеп?

— Да не в склепе она лежит, просто в постели! Глафира вчера сломала ногу.

— Катастрофа? — сочувственно скривился ребенок.

— Никакой катастрофы! Все наши родственники живы и очень хотят тебя видеть!

«Думаю, не надо им в этом отказывать», — настойчиво посоветовал внутренний голос.

Я тоже полагала, что во избежание катастрофического ухудшения моего собственного здоровья имеет смысл как можно быстрее отправить Майкла в Бурково. Авось папуля-полковник и сразу две бабушки, одна из которых педагог с сорокалетним стажем, как-нибудь приведут этого необычного ребенка к общему знаменателю.

Я сварила Майклу овсянку, посадила его завтракать и позвонила папуле, чтобы узнать, как здоровье жиклера. Папа помянул многострадальный жиклер недобрым словом и высказался в том духе, что ему прямая дорога в могилу, то есть на помойку.

— Значит, ты за Майклом не приедешь? — уточнила я главное.

— Не смогу, — вздохнул папуля. — Пожалуйста, Дюшенька, попроси поработать извозчиком кого-нибудь из своих друзей. Максимку, например!

Я налила Майклу чаю и позвонила Смеловскому.

— Дорогая, я бы с радостью тебе помог, но у меня через полчаса запись интервью! — напомнил Макс. — И ты, кажется, хотела участвовать в этом процессе?

— Ой, и правда! Ты же едешь пытать Алексея Гольцова! — я расстроилась.

Почувствовав это, мой добрый друг меня утешил:

— Насчет интервью не переживай, если захочешь, я потом дам тебе посмотреть рабочий материал. А вот насчет утренней поездки в Бурково ничем не могу помочь, разве что советом: бери такси.

— Так это же шестьсот рублей в один конец! — возмутилась я.

Майкл тут же отклеился от чашки и с живым интересом спросил, кому конец.

Я чуть не ляпнула — «моей спокойной жизни», но вовремя сообразила, что тогда милый мальчик неровен час побежит, опережая события, кроить изящным эллипсом мой собственный портрет, и прикусила язычок. А свою фотографию, украшающую комод в родительской спальне, от греха подальше спрятала в ящик.

Вопрос с транспортом для поездки на дачу решился благодаря Трошкиной. Она прибежала ко мне, едва продрала глаза — еще в пижаме и тапочках, чтобы сообщить сенсационную новость: оказывается, нехороших людей в черных масках в окружающем мире много больше, чем мы предполагали! Алка лучилась гордостью: вдвоем с помощником, личность которого она мне не раскрыла, подружка спасла Алексея Гольцова от нападения сразу двух замаскированных негодяев!

— Строго говоря, он спасся сам — бегством, — призналась она, отвечая на мои уточняющие вопросы. — Но мы ему помогли, устранив нападавших.

— И как же вы их устранили? — спросила я, покосившись на Майкла.

Он загляделся на Алкины ноги, обутые в белые тапочки.

— Строго говоря, они устранились сами — тоже бегством. — смутилась Трошкина.

— Ладно, подробности ты мне расскажешь потом, — решила я. — Сейчас скажи, твой гараж на месте?

— А что? — Резкая перемена темы подружку обескуражила.

— И машина в нем стоит, как стояла?

— А что? — Трошкина напряженно поморгала и нахмурилась, соображая: — Кузнецова! Ты что задумала? Это же Денискина машина. Да он мне голову оторвет, если узнает, что я подпустила тебя к его «Ауди»!

— Если узнает! — с намеком повторила я.

— Инка, ты ненормальная? — вздохнула Алка. — Да после того случая, когда ты перепутала скорости и уронила машину в подземный гараж, тебя можно сажать за руль только в случае крайне желательного самоубийства!

— Кто самоубийца? — встрепенулся Майкл.

— Никто, ешь печенье! — строго прикрикнула на него я.

А Трошкиной с укором сказала:

— Спасибо тебе, дорогая подруга, за высокую оценку моего водительского мастерства! И за желание оказать мне помощь в трудной ситуации!

— Ну ладно тебе, — устыдилась Алка. — Извини. Ты, конечно, не такой уж плохой водитель…

— Но ты, конечно, лучший водитель, чем я! — подмигнула я. — Ты еще никогда не роняла машину в подземный гараж и наверняка сможешь в целости и сохранности доставить нас с Майклом на дачу в Бурково!

— Я?! — ужаснулась Трошкина.

— Ты! И не спорь, мы очень спешим, мне еще на работе надо будет появиться хотя бы до полудня!

— Но…

— Трошкина, как тебе не стыдно! Где твое врожденное русское гостеприимство? Вот сидит ребенок из самой Америки, он измучен жизнью в условиях урбанистической цивилизации, ему жизненно необходимо припасть к истокам, к природе, а ты этому противишься?!

— Ты так ставишь вопрос?

Трошкина испытующе посмотрела на ребенка из Америки. Ребенок, измученный прекрасным аппетитом, припал к чашке, потом сунул в рот последнее печенье и очень своевременно спросил:

— А еще кушать есть?

— Бедный мальчик! — растрогалась Алка. — Кузнецова, у тебя в доме нет еды?

— Еда всегда есть там, где папуля!

Я тихо ухмыльнулась, уже не сомневаясь, что в Бурково мы окажемся в самое ближайшее время. Моя подружка — добрая девушка, которая не допустит, чтобы маленький ребенок страдал от голода.

Я сбегала в квартиру Кулебякина за запасным комплектом ключей от его машины, Алка сходила к себе и переоделась. Майкл прикончил завтрак. Можно было ехать.

В ряду замечательных водителей моя подруга Алла Трошкина находится где-то между неистовым гонщиком Шумахером и Емелей, довольствовавшимся катанием на тихоходной печи (несколько ближе к сказочному герою, пожалуй). Скоростной режим она выбирает очень тщательно — в отличие от маршрута. Вместо того чтобы провезти нас кратчайшим путем по городским магистралям, Алка, панически боящаяся пробок, петляла по тихим улочкам и переулкам. В результате мы все равно потеряли кучу времени и приехали в Бурково только к одиннадцати часам.

Ребенок в машине задремал, поэтому первый акт презентации заокеанского младенца нашему семейству прошел без его участия.

— Прошу любить и жаловать — Майкл! — торжественно возвестила я и распахнула заднюю дверцу «Ауди».

Из нее немедленно вывалилась загорелая детская ножка.

— Какая прелесть! — умилилась мамуля.

— Как он похож на маленького Зяму! — растрогался папуля, рассматривая ангельское личико спящего.

— Именно это меня и тревожит, — пробормотала я.

— Тихо, тихо! Отойдите! — зашептала бабуля. — Вы разбудите ребенка, он проснется, увидит вокруг себя незнакомых людей и испугается!

— Это вряд ли, — возразила Алка.

Майкл успел произвести на нее большое впечатление еще на стадии посадки в машину. Проходя мимо газона, на котором, растянувшись, спал утомленный солнцем бродячий пес, мой племянник громко спросил:

— О, эта собачка мертвая? — и затем развил тему серией уточняющих вопросов о том, где будет собачкина могилка и кто станет ее хоронить, а также увлекательным предложением немедленно принять самое активное участие в организации этого процесса.

Алка имела неосторожность признаться, что ей лично мало что известно о традициях захоронения четвероногих, и нарвалась на десятиминутную лекцию о трудовых буднях заокеанских кладбищ для домашних животных. Даже с поправкой на неважный русский язык рассказчика, эта печальная повесть производила большой эффект. Малодушная Трошкина тут же прониклась уважением как к эрудиции, так и к крепости нервной системы нашего ребенка.

Папуля на руках вынес Майкла из машины, уложил его на диване в доме и на цыпочках побежал заканчивать приготовление праздничного завтрака. С кухни тянуло упоительными ароматами малины, шоколада и ванили. Мы с Трошкиной переглянулись, и Алка спросила:

— Ин, а тебе обязательно надо быть в офисе к двенадцати часам?

По голосу было слышно, что она надеется услышать «нет».

— Нет, — сказала я, чтобы ее не разочаровывать.

Мы помогли папуле накрыть на стол и стали ждать пробуждения маленького гостя и успешного завершения папиных кулинарных трудов. Они подоспели к столу одновременно — Майкл и тысяча первая папулина вариация на тему гурьевской каши.

Очаровательного заспанного ребенка и распаренного папулю с закопченным чугунком собравшиеся за столом встретили аплодисментами, на что чугунок никак не прореагировал, польщенный папуля раскланялся, а Майкл солнечно улыбнулся, громко поздоровался и пошел в обход стола, знакомясь с каждым из присутствующих лично и при этом зачем-то собирая со стола вилки. Их он отнес в кухню, продемонстрировав хорошие навыки ориентирования на малознакомой местности.

— А как же мы будем кушать салат с крабовыми палочками? — запоздало удивилась мамуля.

— В печальном молчании, поминая добрыми словами каждого покойного краба, — невесело сострила я.

Но смысл этой шутки начал доходить до трапезничающих лишь после того, как Майкл совершил еще одно турне вокруг стола, аккуратно накрывая наши стаканы с березовым соком хлебными ломтиками.

— О, господи! — мрачнея, обронила бабуля.

— Аминь! — без промедления отозвался ее правнук.

— Я не думала, что это настолько серьезно, — вздохнула бабуля. — Пожалуй, надо было вас предупредить насчет семейного бизнеса этих Томпсонов. Он у них респектабельный, но специфичный…

— Видимо, элитный клуб секты сатанистов? — предположила я.

Мамуля поперхнулась березовым соком.

— Почти, — бабуля снова вздохнула. — Похоронная контора!

— О, как интересно! — откашлявшись, вскричала наша сочинительница ужастиков. — Мишенька, я обязательно должна почитать тебе свои рассказы!

— Мама! — возмутилась я.

— Бася! — воскликнул папуля.

— Варвара Петровна! — подключилась Алка.

— А что — мама? Что — Бася? — хладнокровно ответствовала великая писательница, с аппетитом черпая большой столовой ложкой ритуальную гурьевскую кашу. — Я чувствую, что слабовата в описании кладбищенских сцен, и для дальнейшего профессионального роста мне катастрофически не хватает аргументированной критики.

— Где катастрофа? — оживился Майкл.

Мамуля улыбнулась как сытый вампир. А слабонервная Трошкина положила ложку, умоляюще посмотрела на меня и сказала:

— Все, я сыта! — не уточнив при этом, чем именно.

Мы оставили милого Майкла на попечении любящих родственников и поехали назад, в город.

2

Тимофей Гопак, одетый в чужие дачные наряды, хромал по обочине дороги, ведущей в краевой центр, и сиплым шепотом проклинал свое невезение.

Владельцы дачного домика, в котором рецидивист отсиживался после побега и отлеживался после ранения, имели четкие понятия об отдыхе на лоне природы. Хозяин явно тяготел к богемному ничегонеделанию, в связи с чем его дачный гардероб состоял из большого количества укороченных пляжных штанов, борцовских маек и бейсболок. Хозяйка, напротив, совершенно очевидно почитала наиболее правильным занятием на участке сельскохозяйственные работы, для производства которых она располагала большим выбором застиранных ситцевых халатов, растрепанных соломенных шляп и матерчатых перчаток с пластмассовыми пупырышками на ладонях. Тимофей потратил битый час, пытаясь подобрать приличный и неброский костюмчик для своего выхода в город!

Эту непростую задачу дополнительно осложняла разница в размерах. Огромные, растянутые на животе майки хозяина дачи на худощавом Тимофее смотрелись как трикотажные сарафаны для беременных. Перемерив, на радость собутыльникам-бомжам, с полдюжины таких маек, Гопак поступил как Александр Македонский в ситуации с Гордиевым узлом: взял ножницы и превратил в мужскую рубашку один из женских халатов. К цветастому «верху» более или менее подошел ослепительно оранжевый «низ». Широченные шорты сползали, однако недостаточно низко, чтобы прикрыть повязку на раненой ноге. Чтобы спрятать ее, Тимофею пришлось натянуть хозяйкины гольфы. Они были шерстяные — кусучие и жаркие. Накрыв голову самой маломерной из хозяйских бейсболок, Гопак по восторженной реакции маргинальной публики понял, что выглядит незабываемо. А именно этого ему и не хотелось. Чтобы приятели бомжи не слишком веселились, Тимофей заставил одного из них разуться и отдать ему свои шлепанцы. Хозяйская обувь не подходила ему по размеру ни в мужском варианте, ни в женском.

Денег у Гопака не было, он рассчитывал, что сможет разжиться ими в краевом центре, куда надеялся добраться на попутке. Однако редкие в дачной местности в будний день автомобили миновали принаряженного Тимофея, не останавливаясь.

Синяя «Ауди» с бабой за рулем тоже лихо свистнула мимо, обдала прихрамывающего Гопака горячей пылью и скрылась за поворотом. Но именно этот поворот символически ознаменовал для Тимофея конец полосы невезения.

Вывернув на прямую из-за сросшихся в дугу линий лесополосы, Гопак увидел синюю «Ауди» на обочине. Рядом с машиной медитировали две девицы. Поза «на корточках» могла бы объяснить их задумчивость внезапной физиологической потребностью, однако этой версии мешало то, что присевшие девицы пристально рассматривали правое заднее колесо.

Сердце Тимофея забилось быстрее. Он с искренней радостью улыбнулся и ускорил шаг.

— Кажется, мы поймали гвоздь! — печально резюмировала Алка, скорчив козью морду своему мутному отражению в пыльном диске правого заднего колеса.

— Или это гвоздь поймал нас, — пробормотала я, поднимаясь и отряхивая ладони.

Замена колеса в число моих автомобильных навыков не входила. Я знала, что это операция не является особо сложной и при должной сноровке может быть осуществлена в считанные минуты даже в полевых условиях, однако никогда не пробовала делать это сама. Да я даже стершиеся колесики дорожного саквояжа меняла в мастерской!

— Что будем делать? — тоже распрямившись, спросила меня Алка.

Для того чтобы продырявить колесо, моя помощь этой горе-водительнице не понадобилась!

Я сердито фыркнула и пожала плечами:

— Можем объединить усилия и попытаться самостоятельно заменить колесо, а можем позвонить в автосервис! Что ты выбираешь? «Пятьдесят на пятьдесят» или «звонок другу»?

— Я бы предпочла «помощь зала», — призналась Трошкина и с надеждой посмотрела на приближающийся мотоцикл с коляской.

Восседающий на нем усатый дед строго посмотрел на нас сквозь очки-консервы и проехал мимо. Я проводила его унылым взглядом и вдруг услышала за спиной:

— Что, красавицы, приехали?

Мы с Алкой дружно обернулись и увидели невысокого жилистого мужичка, одетого несколько странно. Оранжевые шорты, собранные на талии в крупные складки, топорщились на нем, как балетная пачка, к которой само собой просилось гимнастическое трико. Его фрагментарно заменяли лохматые гетры футболиста и ситцевая кофточка крепостной крестьянки. Разглядев на рукавах кружевные оборочки, Трошкина прошептала:

— Никак это деревенский «голубой»?

— Надеюсь, что нет! — сказала я.

«Голубые», да еще деревенские, в моем представлении разбирались в автомеханике не лучше нас с Алкой.

— Поломались? — приблизившись, спросил мужичок.

Я заметила, что его шорты подпоясаны лазоревым бантом, и совсем расстроилась. Ну точно — «голубой»!

— Кажется, мы пробили колесо! — высоким звонким голосом ответила на прозвучавший вопрос Алка Трошкина.

— А запасочка у вас имеется? — спросил мужичок, вернув мне надежду.

Мы с Алкой переглянулись.

— Сейчас посмотрим! — взбодрилась подружка.

Гремя ключами на связке, она метнулась к багажнику, открыла его и радостно покричала:

— Есть запасочка! Есть!

— Спасибо тебе, Денис Кулебякин! — подняв глаза к небу, поблагодарила я одинокое облачко, не имеющее выраженного портретного сходства с моим любимым.

— Я Василий, — сообщил мужичок.

— А мы не знакомы? — я внимательно посмотрела на него.

Я неплохо запоминаю лица, но имена новых знакомых в моей памяти оседают долго и еще дольше из нее всплывают. Обычно при взгляде на смутно знакомого человека я вынуждена припоминать, где, когда и при каких обстоятельствах с ним встречалась, тогда нужное имя приходит мне на ум по ассоциации.

Предполагаемый деревенский «голубой» ассоциировался у меня с каким-то шумным праздником. Но когда, где и по какому поводу я гуляла?

«Не в сельской местности. — поднапрягшись, подсказал внутренний голос. — И не в тесном кругу сексуального меньшинства, это точно!»

Мужичок тем временем присел у колеса, кивнул своим мыслям, опять приподнялся и скомандовал Трошкиной, прячущейся за открытым багажником:

— Домкрат!

— Несу! — отозвалась Алка.

Мужичок опять присел, но тут же снова привстал и велел еще:

— И монтировку!

— Есть! — весело ответила Алка, гремя невидимым железом.

— «Есть!» — победно повторил мой внутренний голос.

Я щелкнула пальцами, вспомнив наконец Василия. Побороть склероз мне помогли его приседания у колеса: они напоминали характерное движение русской плясовой!

— Ага, я знаю! Я видела вас на свадьбе! — радостно выпалила я.

— Неужели? — Василий нахмурился.

«Наверное, для „голубого“ нормальный разнополый брак в принципе никакой не праздник», — предположил мой внутренний голос.

— Точно, точно! Это было в воскресенье, да! — мое воспоминание быстро обретало четкость. — Был второй день свадьбы, его гуляли в парке, в ресторане «Старая крепость»! И вы там замечательно плясали, прямо как солист ансамбля имени Пятницкого!

— Запаску! — неприязненно зыркнув на меня, велел мастеровитый сельский танцор Василий ассистирующей ему Трошкиной.

Я поняла, что мешаю людям работать, извинилась и отошла в сторонку. При Алкиной поддержке, выражавшейся, главным образом, в сосредоточенном сопении, Василий поставил запаску, погрузил пробитое колесо в багажник, вытер руки ветошкой и скомандовал Алке:

— Ключи!

— Вот! — верная помощница перебросила нашему спасителю связку.

— Отодвиньтесь в сторону!

— Зачем ему ключи? — машинально удивилась я, послушно отступая от машины.

— Не знаю, — Трошкина пожала плечиками.

— А отходить зачем?

Я встала как вкопанная, но было уже поздно. Василий сел за руль, захлопнул обе передние дверцы и завел мотор.

— Стой!

— Куда?!

Мы с Алкой сиганули так дружно, словно участвовали в соревнованиях по прыжкам в длину без разбега, но у Василия реакция оказалась получше. Он стартовал с опережением и беспрепятственно уехал от нас в сторону города.

— О-бал-деть! — по слогам произнесла Трошкина, до предела округлив глаза.

— Может, он развернется и приедет снова? Типа, это такое испытание нового колеса? — беспомощно и безнадежно проговорила я.

Пучеглазая, как лягушка, Алка посмотрела на меня с жалостью:

— Ага, испытание! Господь послал этого гада, чтобы протестировать нас с тобой на глупость!

— Тест не пройден. — самокритично вздохнула я.

Ужас ситуации дошел до меня не сразу и достиг пика в тот момент, когда я потянулась за телефоном и поняла, что он лежит в моей сумке, а сумка — в машине. Алкина торба осталась там же.

— Обалдеть! — повторила Трошкина, истерически хихикая. — Хуже не придумаешь! Мы без машины, без телефонов, без денег и уже без надежды на «помощь зала»! А до города тридцать километров, и средняя скорость пешехода на пересеченной местности — три километра в час. Что делать будем?

— Молиться. — предложила я, снимая босоножки.

— А это обязательно надо делать босиком? — заинтересовалась Алка.

— Молиться то? Нет, думаю, молиться босиком не обязательно, а вот идти по гравию на шпильках — это совершенно точно смертный грех, — объяснила я, пробуя разутой ногой пыльную обочину, как нежная купальщица — холодную воду.

Пыль была мягкой, но под ней там и сям таились маленькие неуютные камешки. Я поняла, что три километра в час мне из себя не выжать. Максимум полтора.

Трошкина тоже разулась, наступила на колючку, пискнула, поджала лапку и посмотрела на меня с тихим ужасом.

«Максимум километр!» — вздохнув, ужесточил прогноз мой внутренний голос.

В пиковой ситуации одни люди начинают соображать лучше, другие, наоборот, тупеют. На сей раз мы с Алкой явно были в числе тупиц. Только через пять минут, уже отшагав метров двести, я сообразила, что мы совершенно напрасно настроились на особо длительный пеший поход.

— Трошкина, мы идиотки! — остановившись, сказала я подружке. — До города тридцать километров, а до нашей дачи всего три!

Алка секунду подумала, потом молча развернулась на сто восемьдесят градусов и потопала в обратном направлении. Я сделала то же самое, и приблизительно через полтора часа мы финишировали на своих двоих там же, откуда стартовали на четырех колесах — у ворот нашей семейной резиденции в дачном поселке Бурково.

Калитка была не заперта. Приволакивая натруженные ноги, мы с Трошкиной вошли во двор. Никто не выбежал нам навстречу ни с приветствием, ни с вопросами, никому мы, несчастные, не были интересны. Впрочем, во дворе никого не было видно. На столе горками высилась недавно вымытая посуда, одним своим видом вызывая у меня волнующие мысли об обеде. В гамаке под старой яблоней матерчатым коконом лежала бабуля. Я поняла, что это она, по укрывающей кокон газете с кроссвордами. От риска повторить научный подвиг Ньютона любознательную старушку защищало только то, что яблоки на дереве еще не созрели. Из окна, прикрытого кружевной занавесочкой, доносились умиротворяющие звуки могучего храпа, позволяющие безошибочно определиться с дислокацией папы-полковника. Мамуля, судя по клацанью компьютерной клавиатуры, предавалась литературным трудам на веранде. И только в зарослях щавеля и садовой мяты кто-то активно копошился.

— Есть кто живой? — позвала я.

— Мертвых никого нет! — строго по существу ответил мне с огорода звонкий детский голос.

— Мне почудилось, или он произнес это с сожалением? — тихо спросила Трошкина.

— На всякий случай, рекомендую тебе держаться молодцом и ни в коем случае не озвучивать жалоб типа «Ах, я смертельно устала!» и «Ох, я совсем труп!» — посоветовала я, приподнимаясь на цыпочки и вытягивая шею, чтобы увидеть, чем занят ребенок.

При моем росте играть в любопытного жирафа совсем нетрудно. Я легко разглядела в сочной зелени съедобных растений Майкла с детским набором для песочницы. Ловко орудуя лопаткой и грабельками, трудолюбивый ребенок сноровисто рыл яму с идеальным, с точки зрения грамотного обустройства последнего приюта, соотношением сторон «один к двум».

— Точно все живы? — забеспокоилась Трошкина.

— Все живы, все здоровы, не волнуйтесь, — сонным голосом ответила из гамака бабуля. — Мишенька просто роет новую компостную яму. Хороший мальчик.

Она свистнула носом и завозилась, поворачиваясь на другой бок. Несущая гамак яблоневая ветвь затряслась. Мне на голову спланировал засохший листок. Он был много легче, чем среднестатистическое яблоко, но все-таки активизировал работу мысли:

— Ба, где твой мобильный? — спросила я, вспомнив, что сейчас главное.

Главным было как можно скорее организовать поиски угнанной машины Дениса. В присутствии Майкла я остерегалась произнести это вслух, но возвращение законному владельцу синей «Ауди» было, без преувеличения, вопросом жизни и смерти. Если Кулебякин не получит обратно свою машину, он нас с Алкой убьет! Личный транспорт для малооплачиваемого милицейского капитана слишком долго был несбыточной розовой мечтой.

— А где твой мобильный? — вопросом на вопрос ответила мне бабуля, которая со стариковской мелочностью дорожит полнотой своего телефонного счета.

— Остался в сумке.

— А сумка?

— В машине.

— А машина?

— Очень хороший вопрос! — угрюмо похвалила дотошную старушку Трошкина.

— А машину у нас угнали, — честно призналась я.

— Угналимою машину?! — Панулин дремотный вопль выдул из окна занавеску.

— Нет, Борис Акимович, не вашу! — успокоила его Алка. — Нашу!

— Денискину, — уточнила я.

Бабуля вывалилась из гамака, папуля высунулся из окошка, мамуля выглянула с веранды, и даже Майкл с испачканным землицей шанцевым инструментом выполз из мятно-щавелевых джунглей. И все воззрились на меня.

— Может, кто-нибудь все-таки даст мне мобильный телефон, чтобы я могла сообщить в милицию об угоне? — сердито спросила я.

Разумеется, мне дали сразу четыре мобильника. Я выбрала папулин, просто потому, что точно знала: его номер занесен в память сотового телефона капитана Барабанова под ником «полковник Кузнецов». Я надеялась, что старшему по званию капитан хамить не станет.

Но волшебные слова «полковник Кузнецов» действовали только первые пятнадцать секунд.

— Да. Борис Акимович, слушаю! — предупредительно отозвался капитан Барабанов.

— Руслан, это я.

— Инка? — голос лучшего друга и товарища моего возлюбленного милиционера моментально изменился. — Что еще у тебя стряслось?

Хотя я и ожидала такой реакции, мне сделалось обидно. Разве я так уж часто давала повод воспринимать меня как ходячее стихийное бедствие?!

— Это не у меня. У Дениса угнали его любимую машину! — сдержанно сообщила я. — А я не могу заявить об этом в милицию, потому что нахожусь на даче, и вообще, это же не моя машина, а Дениса, а сам он об угоне еще ничего не знает.

— Как так? — удивился Барабанов.

— Ну, ты же знаешь, Денис сейчас в турпоходе, а машину он оставил в городе.

— Понял. Коля!

— Я Инна.

— Коля, живо сообщи гаишникам об угоне синей «Ауди», номер А три-пять-три двадцать три «рус»! — крикнул Руслан, и я поняла, что он не спятил и Колей назвал не меня. — Угон был совершен сегодня… Где, когда?

Трошкина, прижавшаяся виском к моей щеке, чтобы лучше слышать голос в трубке, первой поняла, что непоследовательный капитан Барабанов снова без предупреждения поменял собеседника, и подтолкнула меня локтем:

— Отвечай!

— Примерно полтора часа назад на дороге Бурково — Екатеринодар, приблизительно в трех километрах от поселка! — послушно доложила я.

— Ты же сказала, что Денис оставил свою машину в городе? — с подозрением спросил цепкий мент, моментально уловив несоответствие в моих показаниях.

В воздухе запахло горячей смолой и раскаленными пыточными щипцами. Боязливая Трошкина отшатнулась от трубки и схватилась за голову.

— Может, ты спросишь у меня что-нибудь по-настоящему важное? — Я поспешила демонстративно рассердиться, пока этого не сделал сам капитан Барабанов.

По опыту игры в шахматы знаю, что зачастую лучшая защита — это нападение!

— Например, ты не хочешь ли спросишь, как выглядит угонщик?

— А ты знаешь, как он выглядит? — Руслан явно удивился.

— Конечно! Наш угонщик — невысокий худощавый мужичок лет под сорок, загорелый, с короткой стрижкой, в оранжевых шортах на пять размеров больше, чем ему нужно, и в ситцевой кофточке с оборками. А на ногах у него черные шерстяные гольфы и синие пластмассовые шлепанцы.

— Кстати, он хромает на одну ногу! — сунувшись к трубке, добавила свидетельница Трошкина.

Этот небольшой штрих сообщил нарисованному мной яркому образу совершенно демоническую экспрессию. Даже Барабанова проняло — он громко ахнул и с живейшим интересом уточнил:

— На какую ногу он хромает — на левую?!

— Да, — подтвердила я.

И, желая, чтобы последнее слово осталось за мной, как за первым и главным свидетелем, добавила еще маловажное:

— Он представляется Василием, но, сдается мне, на самом деле его зовут иначе. Во всяком случае, когда в воскресенье он плясал на свадьбе, никто из гостей не кричал: «Браво, Вася!»

— Браво, Инка! Я тебя обожаю! — неожиданно завопил капитан Барабанов, изрядно удивив меня этим приступом нездоровой страсти. — Прям расцеловал бы тебя, Коля!

— Неуставные какие-то у них отношения, — пробормотала Алка.

— Коля, не надо гаишников! Это наш клиент, и мы будем брать его сами! — возбужденно покричал Руслан и взасос поцеловал телефонную трубку. — Ну, Инка! Если возьмем Гопака — с меня причитается!

Я выключила мобильник и вернула его законному владельцу.

— Теперь все в порядке? Машину Дениса уже ищут? — с тревогой вглядываясь в мое сумрачное лицо, спросил папуля.

— Ее начнут искать, как только Руслан станцует гопак, — почесав макушку, задумчиво сказала подслушивавшая Трошкина. — Не пойму только, с какой радости он вообще пустился в пляс?

— Мужчины — загадочные существа, их женской логикой не понять, легче умереть! — сказала я.

— Кто умер? — встрепенулся Майкл.

— Никто! — дружным хором воскликнули папуля, мамуля, бабуля и Алка.

— Разве что моя наивная вера в крепкую мужскую дружбу, — горестно добавила я.

Яркий и выпуклый образ Руслана Барабанова, пляшущего на осколках хрустальной мечты своего лучшего друга раздольный народный танец «гопак», прыгал перед моим мысленным взором, заслоняя собой вид на светлое будущее. Я бы не рискнула биться об заклад, что автомобиль капитана Кулебякина вернется к своему хозяину.

Именно поэтому меня безмерно обрадовало сообщение о том, что синяя «Ауди» номер А три-пять-три двадцать три «рус» в целости и сохранности обнаружена на бесплатной автостоянке у торгового центра «Мегаполис». Василия, или как там его зовут, в машине не было, а вот наши с Алкой сумки лежали там, где мы их оставили. Из них только деньги пропали — восемьсот рублей из Алкиного кошелька и тысяча сто из моего.

— Считай, дешево отделались! — сказала по этому поводу Трошкина.

Но еще тысячу рублей мы с ней вскладчину заплатили за такси, которое по вызову с того же папулиного мобильника приехало за нами из города и отвезло домой.

По дороге игриво настроенный водитель пытался разговаривать с пассажирками, но быстро понял, что мы не расположены к общению и включил радио. Мы с Алкой вынужденно прослушали трансляцию с фестиваля бардовской песни и программу новостей. Песни нам не понравились все до единой, а из новостей заинтересовала только одна.

— О политике, — деловито сказал диктор. — Сегодня новый лидер партии «Свободный выбор» Алексей Гольцов, бывший до последнего времени помощником депутата ЗСК Геннадия Ратиборского, погибшего при взрыве служебного автомобиля три дня назад, заявил о новом случае нападения на него злоумышленников, которых он склонен считать своими политическими противниками. Напомним, что в ночь после гибели депутата его помощник пострадал от рук уличных хулиганов и был госпитализирован в центральную городскую больницу с черепно-мозговой травмой. Уже тогда Алексей Гольцов выступил с заявлением, в котором назвал происходящее планомерной кампанией по насильственному удалению с политической арены края авторитетных и популярных «свободовыборцев». По словам Гольцова, ранее ему уже угрожали неизвестные, требовавшие от него снять свою кандидатуру с выборов в городскую думу. Минувшей ночью криминально-политическая драма получила продолжение. Алексей Гольцов вновь подвергся нападению, о чем он сообщил в интервью городскому телеканалу.

Голос в радиоприемнике поменялся и монотонно забубнил:

— Поздним вечером я вышел на прогулку и в непосредственной близости от многоквартирного дома, в котором проживаю, подвергся нападению злоумышленников, лица которых скрывали черные маски. Нападавшие окружили меня с разных сторон, прижали к стене и принялись избивать, цинично приговаривая: «Вот тебе выборы, вот тебе депутатство, вот тебе народное благо!»

— Что он врет?! — возмутилась Трошкина.

— Все политики врут, у них работа такая! — успокоил ее таксист, с готовностью включаясь в беседу.

— Сделайте погромче радио, — попросила я, косясь на Алку.

Она покраснела, надулась и запрыгала на сиденье, как ограничительный буек на морских волнах.

— Мне удалось вырваться из рук этих мерзких негодяев, — со сдержанной гордостью поведал интервьюируемый.

— Сам негодяй! И сам мерзкий! — запальчиво вякнула обидчивая Трошкина.

Я успокаивающе похлопала ее по коленке.

— Кандидат Гольцов сообщил, что готов дать показания в милиции и, хотя он не видел лиц нападавших под черными масками, но в состоянии описать фигуры в целом, — явно радуясь, сообщил радиослушателям диктор. — Будем надеяться, что это поможет следствию по делу о взрыве у ЗСК определиться с направлением поиска преступников. Напомню, что до сих пор версию об убийстве по политическим мотивам следствие всерьез не рассматривало. Более полный вариант интервью Алексея Гольцова смотрите в восемнадцать часов в новостной программе нашего телевидения. И о погоде. Сегодня в городе жарко, температура воздуха в пятнадцать часов дня в тени составляла тридцать градусов выше нуля…

— Фуф-ф-фф! — шумно выдохнула Алка, раскрасневшаяся так, словно за бортом такси было не тридцать градусов, а вдвое больше.

Она посмотрела на часы и с сожалением отметила:

— Половина седьмого. Не успели мы к вечернему эфиру, вот засада…

— Ты хочешь послушать, как мерзавец и негодяй опишет нападавших? — догадалась я.

Природа Алкиного интереса к описательной части рассказа Гольцова была мне вполне понятна. Я на ее месте тоже поторопилась бы к телевизору. А ну как рассказчик окажется слишком наблюдательным и памятливым и нарисует такие яркие образы, что в одном из них все друзья и знакомые Аллочки Трошкиной безошибочно узнают мою подружку!

Алка заметно разволновалась, и я попыталась ее успокоить:

— К вечернему эфиру мы не успели, но сможем посмотреть ночной повтор.

— В полночь? Как бы уже не было поздно! — фыркнула Алка.

— Девушки, в вашем возрасте в полночь еще гулять и гулять! — встрял приставучий таксист.

— Погуляли уже, — отмахнулась я, с пониманием глядя на подружку.

В самом деле, если гад Гольцов «сдаст» ее в шестичасовом эфире, то к полуночи Алка уже может оказаться в СИЗО. Может, я слишком хорошего мнения об оперативности нашей милиции, но тут уж лучше переоценить, чем недооценить.

— Нашли что показывать в новостях! — бранилась расстроенная Трошкина. — «Очередное нападение на кандидата Гольцова», подумаешь, сенсация! Все-таки местное телевидение — это полный отстой!

— Скажи это Смеловскому, — посоветовала я.

И вдруг вспомнила:

— Алка! Да мы с тобой все это дурацкое интервью Гольцова без купюр и комментариев можем хоть сейчас посмотреть! Мне Максим обещал показать весь рабочий материал!

— Звони ему!

С этим пришлось подождать до прибытия по месту назначения. Поскольку мобильники, похищенные вместе с машиной, к нам еще не вернулись, звонить Смеловскому пришлось с моего домашнего. Зато Макс не стал терять времени, проявил приятную расторопность и примчался ко мне в гости уже через двадцать минут после звонка.

Он принес с собой не только нетерпеливо ожидаемый нами диск с видеозаписью, но еще бутылку шампанского и торт. Судя по этому набору, мой вечный поклонник надеялся, что просмотром видео программа нашей с ним вечерней встречи не ограничится. Однако Алка испортила хорошему человеку всю малину. Она встретила его в прихожей, точно секьюрити в предбаннике ночного клуба. Бестрепетно обыскала, беззастенчиво изъяла все дары, а потом похлопала по плечу и отправила восвояси, наградив одним только «спасибо». Обычно приветливая, гостеприимная и культурная, на сей раз Трошкина была настолько взволнована вероятностью своего скорого бенефиса в милиции в роли замаскированной бандитки, что чувство такта ей изменило, а хорошие манеры испарились. Смеловский же, бедняга, от оказанного ему приема так опешил, что даже не противился, когда Трошкина выталкивала его за дверь.

— Ореховый, — одобрительно заметила я, открыв коробку с тортом.

Он был безупречно круглый, многоступенчатый, белоснежный и величественный, как Колизей до разрушения.

— И свежий! — я сковырнула и проглотила засахаренную вишенку. — А шампанское мое любимое — полусладкое!

Знатная лакомка Трошкина оставила все эти комментарии без внимания. Она жонглировала пультами дистанционного управления, включая телевизор и запуская DVD-проигрыватель. Экран моргнул и из черного сделался белым. Несколько секунд мы созерцали нечто похожее на волнистую снежную равнину, затем камера отъехала, и стало ясно, что оператор держал в кадре наиболее ровный фрагмент простыни.

— Баланс я отбил, сейчас картинку выстрою, и можно будет начинать, — послышался знакомый мне голос Дани Гусочкина.

— О! Сейчас начнется! — прошептала я.

— Что начнется? — нервно вскинулась Трошкина.

Она оттолкнула протянутую ей тарелочку с тортиком и сунула в рот собственный ноготь.

— Бунт машин, — предсказала я.

Камера снова поехала, трясясь, как телега по булыжной мостовой, и накатила на интервьюируемого.

— Это он, точно! Тот самый рыжий-конопатый, который напал на сынка Ратиборского! — обрадовалась я.

— Алексей Гольцов, — желчно молвила Алка. — Вот красавчик, а? Ты погляди, как принарядился! Любитель костюмированных представлений!

Алексей Гольцов с видом мученика за веру возлежал в подушках, до подбородка укрытый крахмальной простыней. На рыжей голове страдальца белела марлевая повязка, видимо символизирующая собой терновый венец. При этом мученик был аккуратно причесан, гладко выбрит и, судя по удивительно ровному цвету лица, густо напудрен. Бледность кожи и белизна повязки придавали особую выразительность блестящим карим глазам, кроткое и ласковое выражение которых напоминало об олененке Бэмби. Левее подушки высился небольшой флажок с трехцветной эмблемой партии «Свободный выбор». Этот декоративно-символический элемент оживлял картинку и добавлял ей политического пафоса.

— Где-то я это уже видела? — задумалась я, ковыряя тортик.

— В финале патриотического фильма «Как закалялась сталь»! — фыркнула Трошкина.

Я не успела похвалить ее эрудицию. Из динамиков домашнего кинотеатра донесся бархатистый голос Максима Смеловского:

— Ну что, приступим?

— Приступим, — тихо, но твердо (закаленным стальным голосом) ответил Гольцов и сделал такое лицо, словно приступить ему предстояло к взятию Перекопа, не меньше.

Беседу Макса с Алексеем мы с Трошкиной слушали с большим вниманием, я даже недоеденный тортик отставила в сторону. История недавнего нападения на Гольцова негодяев в черных масках в пересказе пострадавшего имела отчетливо фэнтезийный характер. Трошкина, слушая эту страшную-страшную сказку, фыркала, как собака после купания, но от комментариев воздерживалась до тех пор, пока в записи интервью не образовался вынужденный перерыв. У Гольцова зазвонил телефон, он ответил на звонок, а Макс, надеясь, что разговор не затянется, велел Гусочкину не выключать камеру. Трошкина использовала эту паузу, чтобы поделиться со мной своим возмущением.

— Вот врун! — воскликнула она. — Какие шесть бандитов в черных масках?! Откуда шесть? Бандитов в масках было всего двое, и еще мы с Валентином в колготках!

Подружка до сих пор не призналась мне, с кем она ходила в военный поход на Гольцова. Краткое описание «Валентин в колготках» звучало интригующе! Мне почему-то представился мускулистый юноша в телесном трико — из тех, которые козликами скачут по балетным сценам, выбивая вековую пыль из трухлявых досок. Я уже открыла рот, чтобы задать Трошкиной прямой вопрос, но тут Гольцов в своем телефонном разговоре упомянул имя Ратиборского, и это заинтересовало меня больше, чем личность неизвестного Валентина в колготках.

— Тише! — попросила я Алку. — Сделай погромче!

— Это противоречивая команда, — заявила подружка.

— Сама помолчи, а на телике звук прибавь! И отмотай немного назад!

Трошкина пощелкала пультами, увеличила громкость звука и вернула запись к предыдущему эпизоду. Зазвонил телефон, и процесс записи интервью прервался.

— Алло? Да, это я, — важным голосом, мало похожим на тот, которым он рассказывал о драматической встрече с полумифическими бандитами, произнес Гольцов. — Покойного депутата Ратиборского!

Слово «покойного» он заметно выделил.

— Выведи звук на максимум! — попросила я Алку.

Вернуться к началу сцены она догадалась сама. Телефон завопил как резаный!

— Алло? — Гольцов гаркнул, как торговка на базаре.

— Алексей Владимирович?

Голос, доносящийся из телефонной трубки, был слабым, но различимым. Я покачала головой и посмотрела на Гольцова в телевизоре с жалостью. Бедняга! Видимо, он даже не подозревает, что окружающие могут слышать его телефонные разговоры в полной, некупированной версии. А это бывает очень вредно с точки зрения информационной безопасности!

Помню, на заре нашего с Кулебякиным знойного романа у Дениса был такой же громкоголосый мобильник. А он об этом знать не знал, пока однажды не попался, в моем присутствии конспиративно отозвавшись на звонок какой-то бывшей подружки бодрым: «Никак нет, товарищ полковник!» Поскольку я отчетливо слышала, как перед этим «товарищ полковник» томно мурлыкнул: «Приветик, Дениска-ириска, сладенький мой!». МОЙ сладенький получил столько соли на хвост, что живо избавился и от старой подружки, и от предательского мобильника. И с тех пор выбирает средства связи с большой осмотрительностью. А объекты связи ограничивает моей персоной.

— Да, это я, — оглушительно проорал Гольцов.

— Помощник депутата Ратиборского? — негромко, но настойчиво вопросил женский голос в трубке.

— Покойного депутата Ратиборского! — веско поправил Гольцов.

Перепады в уровне звука били по ушам, но я мужественно терпела дискомфорт. Интуиция подсказывала мне, что имеет смысл немного пострадать, это окупится.

— Алексей Владимирович, я жена Александра Сергеевича Пущина.

— Пушкина?! — переспросила слегка тугоухая Трошкина. — Наталья Гончарова, что ли?!

— Цыц!

— Да, и что? — с недоумением проревел Гольцов.

— Алексей Владимирович, вы не знаете, где Сашенька? Он уже три дня не приходит домой, не звонит и сам на звонки не отвечает! — женщина в трубке начала всхлипывать. — Я не знаю, что и думать! На работе его нет, родню и знакомых я всех обзвонила — пропал Саша!

— Я не знаю, чем вам помочь, — Гольцов пожал плечами. — Вам бы, наверное, лучше в милицию обратится.

— Там не принимали заявление, пока трое суток не пройдет, — голос телефонной собеседницы Алексея совсем упал.

— Так ведь уже прошло? Всего доброго! — проорал нечуткий Гольцов и выключил телефон. — Извините. Я готов продолжить.

Трошкина уменьшила громкость и посмотрела на меня вопросительно:

— Кто такой этот Александр Сергеевич, который пропал?

— Не Пушкин, — ответила я, задумчиво потирая подбородок. — Пушкин не пропал, вон тридцать пять томов его сочинений книжную полку прогибают… Ладно, давай дослушаем запись.

Мы дослушали и досмотрели рабочий материал отснятого интервью до самого конца. Но ничего особо интересного из него для себя не вынесли. Трошкина, правда, резюмировала после сеанса:

— Вижу, что этот Гольцов на редкость скользкий тип, карьерист и врун, каких мало!

Но это мне было понятно по умолчанию: другие типы на политическом небосклоне и не задерживаются. Другие либо вообще не поднимаются выше уровня горизонта, либо падают, как метеориты, либо садятся в тундре, как закатное солнышко.

— Надо узнать про Александра Пущина, кто он есть таков, — решила я.

— Или кто он БЫЛ таков! — поправила Алка, распахнув глаза. — Если человек трое суток не появляется дома и никак не дает о себе знать, это плохой признак!

— Да ладно! — я отмахнулась от зловещего пророчества початой бутылкой шампанского. — Далеко не каждый мужик — человек! Наши с тобой любимые мужчины сколько уже отсутствуют? Почти неделю уже! А сколько раз за это время они давали о себе знать?

— Нисколько, — неохотно признала Трошкина.

Она выключила телик, побарабанила ногтями по подлокотнику кресла, искоса посмотрела на бутылку и потянулась за бокалом:

— Налей и мне, пожалуй!

— За отсутствующих здесь мужчин? — понимающе спросила я, разливая по бокалам шипучку.

— За присутствующих здесь дам! — не согласилась с тостом Алка.

Мы допили шампанское, превратили в руины кондитерский Колизей, пожелали друг другу спокойной ночи, в отсутствии любящих мужчин обменялись сестринским поцелуем в щечку, и Алка ушла к себе. Оставшись одна, я сделала контрольный звонок в Бурково, успокоила родственников сообщением, что на данный момент у меня все в порядке, и легла спать.

Среда

1

Сержик Мызин бочком, как благородная барышня в дамском седле, сидел на подоконнике, смотрел на улицу и с грустью думал о том, что не так он представлял себе работу в Конторе. Сержик был глубоко разочарован ничтожностью своего первого задания и не скрывал растрепанных чувств от горшка с традесканцией, составлявшего ему компанию на подоконнике.

— Понимаешь, кактус! — проникновенно сказал он традесканции, до неузнаваемости искаженной борьбой за выживание в условиях вечно задымленной курилки. — Я, конечно, не ждал, что студенту-практиканту поручат ловить шпионов или охранять президентов. Но все-таки! Я думал, что буду делать что-то большое и важное! А мне поручают только мелкое и незначительное!

Сержик потряс перед равнодушной традесканцией кулечком с бубликами и посмотрел на мучные изделия с ненавистью, которой они не заслуживали. Сержик бегал за бубликами уже третий день и в связи с этим чувствовал себя отвратительно.

— Ну-с, курсант, пора вам показать себя в деле! — посмотрев на часы, значительно сказал позавчера утром капитан Никифоров — сорокалетний мужчина среднего роста, нормального телосложения, с умеренно приятным незапоминающимся лицом и внимательным взглядом.

— Я готов! — ответил Сержик, расправляя лопатки.

— Смотрите внимательно, коллега, — понизив голос, сказал старший лейтенант Березкин — молодой мужчина спортивного телосложения, с умеренно приятным незапоминающимся лицом и внимательным взглядом. — Это схематическое изображение вашего маршрута. Отправная точка — здание Конторы, место назначения — муниципальное унитарное предприятие булочная «Колобок», расчетное время в пути — семь минут. Туда и обратно — четырнадцать.

— Плюс от минуты до пяти на выполнение задания, — веско добавил капитан Никифоров.

— А какое задание? — замирающим голосом спросил практикант.

Муниципальное унитарное предприятие булочная «Колобок» в его представлении запросто могло располагать стратегически важной технологией выпечки солдатских галет, рецепт которых жаждали заполучить все потенциально вражеские армии.

— Бублики! — страшным шепотом сказал лейтенант Березкин и сверкнул глазами.

— Бублики? — удивился Сержик.

Технология выпечки бубликов не казалась ему достойной грифа «совершенно секретно».

— Бублики! — подтвердил капитан Никифоров, поверх нарисованной лейтенантов карты-схемы выкладывая пятидесятирублевую купюру. — Шесть штук. Свежих, румяных, хорошо пропеченных бубликов, посыпанных маком. Вы должны взять их тепленькими и доставить в этот кабинет к десяти ноль-ноль!

— Время пошло! — сообщил Березкин и постучал крепким ногтем по циферблату своего наручного хронометра.

Горящее сердце практиканта Мызина потухло, зато заалели щеки и уши. Выходя из кабинета с капитанским полтинником в кулаке, Сержик чувствовал, как пригибает его плечи давящая тишина. Она сменилась хохотом на два мужественных голоса, когда он спускался по лестнице. Обидный смех милосердно заглушил грохот падения сотворенных Сержиком кумиров. До обрушения у них были в меру приятные незапоминающиеся лица и крепкие спортивные фигуры…

Впервые Мызин, тогда еще десятиклассник, увидел коллег капитана Никифорова и старлея Березкина в Сочи, где отдыхал летом с родителями. В один прекрасный июльский день отдыхающие, направляющиеся на пляж, встретили на своем пути переносное ограждение, в узловых точках усиленное милиционерами в парадной форме.

Черный автомобиль, лаково блестящий отполированными боками, остановился совсем рядом с Сержиком. Из машины вышел не кто-нибудь, а Сам Путин! Толпа приветственно зашумела, моментально уплотнилась, проросла множеством раскрытых ладоней, и некоторым из них повезло удостоиться рукопожатия Самого. В восторженном изумлении Сержик Мызин следил за происходящим и проникался нестерпимой завистью… Нет, не к ВВП — к окружающим его великолепным мужчинам! Среднего роста, спортивного телосложения, с умеренно приятными лицами и внимательными взглядами, они сохраняли спокойствие посреди всеобщего восторженного хаоса. Их движения были экономны и точны, а взгляды перемещались по людскому морю несуетно, но безостановочно, как ослепительные лучи пограничных прожекторов по морским волнам.

— Это «фейсы»! — значительно объяснил Сержику папа. — Служба безопасности Путина.

«Служба безопасности Путина» звучало почти так же заманчиво и романтично, как «мушкетеры короля» или «пираты Карибского моря». Сержик Мызин понял, что его будущее предрешено.

Думал ли он тогда, с каких подвигов начинали свое служение короне мушкетеры-новобранцы? Гоняли ли их старшие по знанию к трактирщику за бургундским или в галантерейную лавку Бонасье за пуговицами для кальсон?

— Надоело уже, — пожаловался Сержик традесканции и со вздохом слез с подоконника.

К третьему дню он посрамил старлея Березкина с его планом-схемой, разведав более короткий путь в булочную. Отныне для регулярного похода за бубликами и обратно довольно было десяти минут. Сэкономленное время обиженный Сержи к решил считать личным свободным и использовать по своему усмотрению. Для душевной беседы с кактусовидной традесканцией, например.

Короткий сеанс психологической разгрузки в курилке помогал восстанавливать правильное — умеренно-приятное — лицо. Сегодня Сержик даже сумел пошутить над собой:

— Товарищ капитан, бублики захвачены и доставлены для ликвидации!

— С опережением графика! — одобрительно заметил капитан Никифоров, зафиксировав показания секундомера. — Молодец, боец! Нашел короткий путь через подворотню?

— И еще более короткий — через дырку в заборе и по крышам гаражей, — не стал скрывать свое ноу-хау молодцеватый боец Мызин.

Капитан и старший лейтенант переглянулись. Березкин молча развел руками, выдвинул ящик стола, достал из него пачку «Бонда» и перебросил ее Никифорову.

— Не надо спорить со старшими по званию! — наставительно сказал капитан и спрятал курево в карман. — Я говорил, пацан не промах! Эти бублики ему на один зуб!

Сержик Мызин слушал неожиданные комплименты, смущенно краснел и ощущал, что в душе его совершаются мощные ремонтно-строительные работы. Осколки разбитых кумиров чудесным образом собирались вместе и складывались в спортивные фигуры и умеренно приятные незапоминающиеся лица.

— Подсаживайся, боец! — Никифоров похлопал ладонью по свободному стулу. — Бублики ты раскусил, так что получаешь задание посерьезнее.

— Я так не думаю! — возразил старлей Березкин.

— Давай еще на пачку поспорим? — поддел его капитан. — Дети мои, эта тема выглядит как полное фуфло, но поверьте моему жизненному опыту: именно такие дела имеют тенденцию разворачиваться в первостатейные вонючие скандалы. Вот что мы имеем по факту?

— Голый ноль! — резко сказал непримиримый Березкин.

— Сущую малость! — поправил его Никифоров. — Некий кандидат в депутаты городской думы незадолго до выборов сообщает прессе о том, что его преследуют недоброжелатели, читай — политические противники. С месяц назад вроде невнятно пригрозили, пару дней назад вроде побили и, наконец, вчера, кажется, все-таки побили с угрозами.

— А кому кажется? — осмелев, вылез с вопросом Сержик Мызин.

— Зришь в корень! — похвалил его капитан. — Неоспоримых доказательств, что все было именно так, не имеется. А верить на слово гражданину кандидату я лично бы не стал: сами понимаете, в предвыборной борьбе все средства хороши. Но три дня назад при обстоятельствах, указывающих на тщательно подготовленное и безупречно организованное убийство, погиб товарищ по партии и непосредственный шеф нашего кандидата. И это совпадение, согласитесь, придает газетному трепу о политической травле определенный вес. Так что, хотим мы того или нет, а проверить информацию придется.

— Мы хотим! — отсалютовал практикант-мушкетер Сержик Мызин.

— Возьми контакты гражданина кандидата, — кивнул ему капитан. — Самого его трогать не надо, чтобы меньше вонял, но у дома повертись. Надо поспрашивать там, кого можно, о людях в черных масках.

— Есть!

Сержик обрадовался и засобирался в настоящий поход — не за пошлыми бубликами, а за важными сведениями.

Проходя через светлый просторный вестибюль Конторы, он посмотрел на себя в зеркало и остался доволен увиденным: отражение продемонстрировало Сержику умеренно приятное малозапоминающееся лицо с внимательным взглядом.

2

Разбудил меня Бронич. На звонок я ответила машинально, но, услышав в трубке голос шефа, моментально проснулась. Посмотрела на часы, выяснила, что утро едва началось и подобралась, как купальщик перед прыжком в холодную воду. За четыре года моей не беспорочной службы в «МБС» Бронич звонил мне не одну сотню раз, но он крайне не часто делал это в седьмом часу утра и вовсе никогда — просто с целью поболтать.

— Инночка! — отдаленными громовыми раскатами пророкотал начальственный голос. — Это что за чертовщиночка?

Рифма была роскошная, но я не успела выразить начальственному пииту свой респект.

— Куда все пропадают? — спросил шеф.

— Кто — все? — заинтересовалась я, кстати вспомнив про пропавшего Александра Пущина.

— Ты! Андрюша! Катюша! Все!!!

— А-а-а, мы все! — я успокоилась, сообразив, что неурочный звонок шефа спровоцировал обострившийся кадровый вопрос. — Насчет Эндрю я ничего не знаю. Катя в ожидании малыша на больничном, а у меня семейные проблемы — ребенок из Америки прилетел.

— Чей ребенок? — Бронич явно запутался в детях сотрудников.

— Моей двоюродной сестры и ее мужа, владельца похоронной конторы, — добросовестно объяснила я.

— О! — шеф замолчал.

— Но я сегодня буду в офисе, вы не волнуйтесь, — успокоила его я.

В котором часу я буду в офисе, сказано не было. Поэтому я не стала спешить со сборами, неторопливо позавтракала и, дождавшись девяти утра, позвонила Тоне Петровой из пресс-службы ЗСК. Она не знала, кто такой Александр Сергеевич Пущин, но обещала это выяснить. Мы договорились встретиться в обеденный перерыв в приснопамятном кафе-кондитерской на площади у фонтана, и я поехала на работу.

— Ну наконец-то!

Шеф всплеснул короткими лапками, подвинулся, открывая мне вид на гостевой диван, и я без удовольствия испытала ощущение, которое красиво называется «дежавю». На диване с кислой миной сидел Коля Махов из администрации Тихошевска. При моем появлении он встал, и Бронич с облегчением сказал:

— Инночка, поручаю нашего дорогого гостя тебе!

— Здравствуйте, Николай! — умеренно сердечно (чтобы наш дорогой гость не слишком важничал) сказала я и прошла к своему столу. — Чем могу помочь?

— Это, скорее, я! — бессвязно ответил Махов и сунул руку под летний пиджак. — Я вам ваше… вот…

Прежде чем вынуть руку из кармана, он с самым озабоченным и даже таинственным видом огляделся по сторонам, из-за чего степень моего интереса к незваному гостю резко и сильно возросла. Стало крайне любопытно, что же такое необыкновенное вытащит из-под пиджака пресс-секретарь нового тихошевского мэра? Белого кролика, булатный кинжал, пробирку с обогащенным ураном?

«Он сказал — „ваше“! — напомнил мой внутренний голос. — А у тебя никогда не было ни кинжала, ни урана!»

«У меня только кролик был!» — вспомнила я.

Строго говоря, маленький ушастый друг был не у меня, а у моего брата Зямы. Он жил у нас недолго: как-то в летнюю жару безответственный братец забыл налить подшефному животному водички, и истомленный жаждой зверек пошел на водопой в туалет, где и утонул, свалившись в унитаз.

Я представила, как Николай Махов достает из кармана насквозь промокшего дохлого кролика и содрогнулась. Уж лучше пробирку с радиоактивным ураном!

— Вот!

Перед моими глазами и впрямь закачалось что-то белое, но только маленькое, не больше мыши. Я малодушно зажмурилась.

— Поразмыслив и посоветовавшись со старшими товарищами, я решил, что не могу принять такой подарок, — сказал Николай.

«Если это действительно дохлая мышь, ты тоже не можешь!» — заботливо предупредил меня внутренний голос.

— Как служащий городской администрации, я понимаю, что такая вещь имеет значение государственного символа, следовательно, она не может служить предметом забавы и использоваться без согласования и даже прямого распоряжения свыше. Большое спасибо за доверие, но я вынужден вернуть вам этот артефакт, — витиевато объявил Махов.

Красивое слово «артефакт» с грызунами у меня не ассоциировалось — в наших аграрных широтах они не настолько редки. Я также затруднялась придумать государство, символом которого могла быть дохлая мышь. Поэтому я рискнула открыть глаза, и Коля торжественно вручил мне мягкую белую тряпочку.

Затем он коротко попрощался и сразу же ушел, вероятно, торопясь рапортовать старшим товарищам о благополучном возвращении мне артефакта государственной важности. Я озадаченно посмотрела на предмет, вызвавший штормовое волнение в административных кругах города Тихошевска. Это был воздушный шарик с оттиснутым на нем портретом Премьер-министра нашей страны.

— А что такого? — пробормотала я и растянула резинку, чтобы рисунок стал крупнее.

Пальцы моей правой руки нащупали под резиной что-то твердое. Я распялила пошире горловину шара, заглянула внутрь и увидела какую-то мелкую штуковинку. Вывернула шарик наизнанку, как носок, и вытряхнула на стол цифровую карточку памяти.

«Чем дальше, тем интереснее!» — прокомментировал внутренний голос.

Я прошла в каморку видеоинженера, включила его компьютер, вставила находку в карт-ридер и с растущим недоумением просмотрела получасовую запись.

Это была откровенно любительская съемка в казино. Полная халтура, даже без звука, и в смысле картинки ничего особенно интересного. Крупных планов мало, в основном «общая» одного зеленого стола: люди за ним делают ставки, рулетка крутится, крупье шерудит своими грабельками туда-сюда, как трудолюбивый садовник. Через жесткую склейку — новый длинный кусок: опять крупье, опять игроки, только уже с картами. Один из игроков — тот же, что и в предыдущем эпизоде. Благообразный седой мужчина, немного похожий на ведущего Поля Чудес — тоже с большими холеными усами. Впрочем, кроме них, других оснований говорить о сходстве с Якубовичем я не нашла: глаза игрока до бровей скрывали очки-«хамелеоны». Аккуратные, волосок к волоску, седые брови лежали на дугах оправы, как толстые серебристые гусеницы на выгнутых травинках.

И вдруг я снова испытала «дежавю»! Эти гусеницы… То есть, эти брови…

Белая вспышка перебила картинку на экране, и перед моими глазами закрутилось мысленное видео.

Солнечный день. Размеренно шумящий фонтан разбрасывает вокруг хрустальные брызги и слепящие солнечные блики. Мимо меня, собирающейся стартовать с лавочки на перехват движущейся цели, проходит в свой последний путь представительный мужчина в модном льняном костюме и щегольской летней шляпе в мелкую дырочку — депутат Геннадий Петрович Ратиборский. У него шоколадного цвета бородка и брови, похожие на аккуратно причесанных волосатых гусениц коричневого цвета.

Я остановила видео на экране и стала изучать картинку, сравнивая ее с той, которую сохраняла моя память, примерно так, как это делает пытливый ребенок, разглядывающий журнальные иллюстрации под заголовком «Найди пять отличий!» В данном случае отличий было гораздо больше, так что я искала, наоборот, выраженные общие признаки.

«Ну-ка, посмотрим! — Мой внутренний голос азартно включился в игру. — У игрока на видео нет бородки, только усы, причем не шоколадные, а седые с легким сиреневым оттенком. То есть и в том, и в другом случае волосяные украшения на лицах персонажей имеют неестественный цвет. Это раз».

«Вид у них тоже неестественный! Это два. Усы, борода, брови — все такое гладенькое, волосок к волоску, как свежая укладка из парикмахерской!»

«Возможно, так оно и есть? — предположил Внутренний. — Ратиборский, царство ему небесное, был мужик не бедный, вполне мог позволить себе холить и лелеять усы и бороду в салоне красоты. И этот дядька в казино явно не на последние деньги играл…»

«И еще много выиграл», — заметила я без видимой связи с темой, просто потому, что это бросалось в глаза.

«Ой, мама! — еще более нелогично (ибо нашей мамы там не было) вскричал мои внутренний голос. — Слушай! А что, если это ОДИН И ТОТ ЖЕ мужик?!»

— Ратиборский?! — я вонзила испытующий взор в лицо седовласого джентльмена на экране, но с уверенностью определить, так это или нет, не смогла.

Чтобы иметь возможность еще раз посмотреть интригующее видео дома, я скопировала запись с флешки на DVD. Диск сунула в сумку, а карточку, для которой у меня дома все равно не имелось подходящего считывающего устройства, оставила в ящике стола.

«Есть еще идея, — посоветовал мне внутренний голос. — Можно распечатать картинку с экрана на принтере и показать ее кому-то. Тому, кто хорошо знал Ратиборского».

Катерине!

Я подумала, что сегодня у меня, похоже, будет день встреч с подружками. Такой многосерийный девичник: сначала с Петровой, потом с Катериной.

К Катьке все равно надо было заглянуть, чтобы поддержать ее морально: Алка позвонила мне и сказала, что Катерина сильно расстроена телефонным разговором с Геночкиной законной половинкой. Та обманулась в своей надежде стать богатой вдовой и пришла в бешенство. Оказывается, Ратиборский потихоньку от супруги продал львиную долю своего недвижимого имущества, а деньги пристроил неизвестно куда! Разгневанная мадам Ратиборская в финансовых закидонах Геночки обвинила бедолагу Катьку.

«Где деньги, Зин?» — пробормотал мой внутренний голос.

И эта песенная цитата оставила в моих мозговых извилинах зарубочку на память.

В обеденный перерыв я поехала на рандеву с Петровой.

Предложение встретиться исходило от меня, но кафе как место встречи назвала Антонина.

— Почирикаем и поклюем что-нибудь, — сказала она.

Однако пришла Тоня не одна. Увидев ее со спутницей, я заволновалась. Тонина спутница была высока, плечиста и мускулиста, как античный герой. Если бы у Геракла была сестра-двойняшка, она выглядела бы именно так! Я подумала, что аппетит столь могучей женщины наверняка соотносится с употребленным Тоней глаголом «поклюем» примерно так же, как новогодняя хлопушка с ядерной бомбой, и забеспокоилась, хватит ли мне денег, чтобы оплатить обед на три персоны.

— Это Сусанна, она знает Пущина, — Тоня сразу же обосновала присутствие дополнительной нахлебницы. — Сусанна, это Инна.

Мы обменялись рукопожатиями, причем Сусанна стиснула мне руку так, что мои пальцы слиплись, как замороженные сосиски в брикете. Я протестующе пискнула, и новая знакомая виновато пробасила:

— Ох, простите, не рассчитала!

— Сусанночка — чемпионка округа по гиревому спорту! — похвасталась Тоня. — Не поверишь, она гнет стальные вилки и может раздавить в кулаке кокос!

Я уже успела пролистать меню — кокосов в нем не было, и столовых приборов нам тоже пока не принесли. Поэтому, чтобы не искушать Сусанночку с ее разрушительными порывами, я убрала подальше руки и предложила дамам определиться с заказом.

— Ой, я не голодная! С утра дважды позавтракала и еще кофе пила, так что мне что-нибудь символическое, на один зуб, — кокетливо прочирикала Антонина.

— Например, блинчики с малиной в клубничном сиропе или венские вафли с мороженым? — проницательно предположила я.

Я давно заметила, когда женщина говорит, что она кушает, как птичка, обычно имеется в виду продолжительность процесса приема пищи во времени: птички, если судить по голубям и курам, едят с утра до вечера без перерыва, и сплошь калорийные углеводы!

— И кофе со сливками, — кивнула Тоня, одобрив блинчики с вафлями в комплекте.

Себе я заказала вареники с вишней. А вот сестрица Геракла меня удивила! Она отказалась от всякого угощения, смущенно объяснив:

— У меня с собой.

После чего достала из сумки, в которую запросто поместились бы пудовая гиря и еще пятитомник мифов и легенд Древней Греции в придачу, завернутую в фольгу печеную морковку и принялась деликатно ее кушать. И даже ни разу не загляделась на горы лакомств перед Тоней!

«Ув-важаю!» — поперхнулся вареником мой внутренний голос.

Я несколько раз пробовала питаться «полезными» продуктами, но продержаться на печеной морковке целый день смогла лишь однажды, когда начало строгой диеты удачно совпало с желудочным расстройством. В дальнейшем повторить этот подвиг мне не удавалось. Строгость диеты неизменно оказывалась обратно пропорциональна крепости желудка.

— Как ты можешь есть эту гадость! — вслух выразила наши общие чувства бестактная Тоня.

— Это только сегодня, — добродушно ответила древнегреческая героиня. — Завтра у меня будет белковый день. С утра съем говяжий стейк!

Она мечтательно зажмурилась. Я решила, что тему еды пора закрывать, и напомнила о цели нашей встречи:

— Так что насчет Пущина?

— Сусик, расскажи! — Тоня энергично распиливала блинчик, истекающий красным соком.

— А что рассказывать? — Сусанна пожала могучими плечами. — Ничего особенного, парень как парень. Задохлик.

Мы с Тоней переглянулись. Нетрудно было догадаться, что эта родственница Геракла способна назвать задохликом самого Шварценеггера.

— Ну да, задохлик! — повторила Сусанна. — Для своего роста весит на десять кило меньше нормы, я уж не говорю про мышцы, которых нет. Ему бы качаться и качаться, а он ленится и сачкует! То его шеф туда послал, то сюда погнал — ну, никакой возможности регулярно ходить на тренировки! Спрашивается, зачем вообще было в секцию записываться? «Мне, говорит, надо форму набрать!» Тренер ему прямо сказал: «Если тебе, дружок, простодесять кило набрать охота, то есть более подходящая для тебя тренировка: почаще лежи на диване и побольше жри пиво!»

— А кто он вообще такой этот Пущин? — спросила я.

— Да никто! Артист погорелого театра, — фыркнула Гоня.

— В смысле?

— Он раньше в театре музыкальной комедии работал, представляешь? — Антонина засмеялась. — Ну, в принципе, продолжил трудиться по профилю. В нашем заведении только с музыкой напряженно, а комедии случаются сплошь и рядом.

— И трагедии тоже, — пробормотала я, вспомнив последний выход Ратиборского. — Значит, этот Пущин конкретной должности не имел?

Тоня помотала головой:

— Он даже не в штате! Ты разве не знаешь нашу систему? При каждом мало-мальски значимом депутате обязательно целая толпа помощников — как свита при короле. Причем по штату помощники полагаются далеко не всем.

— Но Ратиборскому полагались?

— Полагался, но только один, и он у него был, как положено. Некий Гольцов, Алексей.

— Рыжий такой? — Сусанна посмотрела на морковку и скривилась. — Знаю. Рост сто девяноста, а вес от силы восемьдесят. Сырой материал! Работать и работать.

— А Пущин у Ратиборского был помощником на общественных началах. — объяснила Тоня. — Типа мальчик на побегушках и прислуга за все. У наших вождей таких прихвостней много. Чем занимаются, непонятно, но у каждого служебное удостоверение с печатью. А эти корочки вещь полезная — и тебе бесплатный проезд в общественном транспорте, и беспрепятственный вход в присутствие и разрешение на парковку в закрытой зоне, и респект у гаишников, да мало ли что еще…

— Погоди-ка! А как насчет зарплаты?

— А вот это не положено! Говорю же — на общественных началах!

— Интересно, но с экономической точки зрения невыгодно. — Я рачительно подобрала последним вареником вкусную смесь сметаны и вишневого сока. — Если официальной зарплаты у Пущина не было, а делами шефа он занимался с утра до вечера, то как же Ратиборский расплачивался с добровольным помощником за его работу?

— Ой, да мало ли вариантов! — отмахнулась Тоня. — Помнишь, как у Жванецкого? «Кто что охраняет, тот то и имеет!» Ратиборский у нас какое направление курировал?

— Комитет по делам молодежи, — вспомнила я. — А что можно взять с молодежной политики?

Теперь уже переглянулись Тоня с Сусанной.

— Мне пора, — сестра Геракла отодвинула стул и встала. — Спасибо за компанию, приятно было познакомиться.

— Взаимно, — кивнула я и проводила новую знакомую прищуренным взглядом. — Я вижу, Сусанна очень заботится о своем здоровье. Ни лишних калорий, ни лишних слов…

— Не все же такие дуры, как я! — вздохнула Тоня, с сомнением глядя на последнюю вафлю.

Подумав, она все-таки взяла ее и надкусила.

— А почему ты интересуешься этим Пущиным?

— Его жена обзванивает всех знакомых, разыскивая мужа. Он куда-то пропал.

Мне казалось, я аккуратно подобрала слова, но Тоня перестала жевать и отодвинула тарелку.

— Слушай, мне срочно надо бежать! Опаздываю.

Ясно было, что она просто не хочет продолжать сомнительный разговор.

Я расплатилась по счету, вышла из кафе и остановилась на тротуаре, глядя на красивое здание Законодательного собрания края. Я отчетливо чувствовала, что в моей душе растет и крепнет нехарактерный для меня, абсолютно аполитичной особы, интерес к делам того самого комитета, который три дня назад остался без руководителя.

После работы я поехала в роддом к Катерине и была приятно удивлена, застав у нее Трошкину.

— А мы тут к свадьбе готовимся! Я вот крахмал привезла, — сообщила она, опередив мой вопрос.

— Крахмал для свадьбы? — мне показалось, что я ослышалась.

Кажется, девочки небанально подошли к меню свадебного обеда!.

— Ага! — радостно ответила Катерина, бойко колотя ложечкой в чашке с мутной жидкостью.

Во второй такой же чашке сидел кипятильник, включенный в розетку и производящий нарастающее бурчание. На поверхности воды ожесточенно толкались и лопались пузыри, Трошкина наблюдала за ними так внимательно, словно вела какую-то научную статистику.

— Выключай! — скомандовала Катя.

Трошкина выдернула вилку из розетки, отловила на тарелку кипятильник и взялась за горячую ручку чашки, использовав в качестве прихватки многократно сложенный носовой платок.

— Лей! — велела Катька и протянула ей свою чашку. — Потихоньку, тонкой струйкой!

— Девочки, а что это вы делаете? — спросила я, с интересом наблюдая за этой деловитой возней. — Клейстер, что ли? А зачем? Клеить будете? А что? Или кого? Вроде кого надо мы уже склеили, он уже даже жениться пообещал!

— Вот именно! — веско сказала Катька, плавно размешивая загустевшую массу в чашке. — Мы не клеить, мы крахмалить будем!

— Катя закончила вязать фату, но ее нужно немножко подкрахмалить, — объяснила Трошкина. — Смотри, какое чудо!

Она распялила на руках необыкновенно красивое кружевное полотно, и я ахнула:

— Ка-атя! И ты молчала, что умеешь делать ТАКОЕ?!

— Я заказы не беру! — поторопилась предупредить мастерица. — У меня на заказ никакой красоты не получается.

— Не продается вдохновенье? — сквозь дырочки безумно красивого кружева я с укором посмотрела на Катерину.

— Да правда, не получается! Вот те крест! — Катька перекрестилась чайной ложечкой и окропила себя и нас жидким клейстером. — Сколько раз пыталась связать что-нибудь для других, ничего не выходило! Плела кофточку маме — ей не подошла никак, а мне как раз впору! Сестре двоюродной перчатки вязала — на ней они как на корове седло, а на мне — шик и блеск! Бабуле хотела скатерть сделать — не поверите, в результате получился летний кружевной зонтик!

— Это тот, с которым ты была в Испании прошлым летом? — вспомнила я.

— Да, с Геночкой, — Катерина вздохнула, помолчала и вспомнила еще: — Кстати, я ведь даже для Геночки воротник связать не смогла, а ведь так хотела!

— Ты хотела, чтобы депутат ЗСК носил кружевной воротничок? — хихикнула Трошкина. — Катя! Похоже, ты не слишком разбираешься в современной мужской моде!

— А это была как раз не современная мода! — возразила Катерина. — Геночка под Новый год на маскарад собирался и придумал одеться кардиналом Ришелье. А какой же кардинал Ришелье без одноименного воротника? Я и начала вязать.

— Начала вязать воротник, а получилось — что? — спросила я просто так, без всякой задней мысли.

После эффектного превращения скатерти в зонтик мне было интересно узнать об иных метаморфозах кружевных изделий.

— Получился чудесный корсетик, — Катя потупилась.

— И Геночке пришлось идти на маскарад в образе миледи? — съязвила Трошкина.

— Зачем же? Он был кардиналом, как и собирался. Только костюм ему помощник взял готовый, в театре. Отличный был наряд, очень красивый, а заодно Геночку там же, в театре, загримировали. Такой Ришелье получился — ни одному Людовику от настоящего не отличить! Я, как увидела его, просто заново влюбилась, усики и бородка были ему к лицу чрезвычайно! Геночка потом специально свои собственные усы и бороду отпустил, правда другого фасона, менее театрального.

— Вот, кстати!

Я жестом фокусника извлекла из сумочки распечатанную на цветном принтере картинку — кадр видеозаписи в казино.

— Узнаешь?

— Еще бы! Это же Гена! Конечно, это он! — Посмотрев на распечатку стоп-кадра, кивнула Катерина.

— Уверена?

— Разумеется, уверена! Его лоб, его нос! Его родинка на щеке!

— А брови, борода и усы вовсе не его! — напомнила Трошкина, знакомая с характерной наружностью Ратиборского по снимкам в монументальном альбоме.

— Подумаешь — усы и брови! Усы и брови, чтоб ты знала, в мужчине не главное!

С этим никто из нас спорить не стал, но Катька уже обиделась.

— Вы думаете, я не способна узнать своего любимого мужчину в любом виде?!

Она сердито швырнула в миску с крахмальным раствором ни в чем не повинную рукодельную вуаль.

— Ну, не знаю…

Я честно задумалась. Способна ли Катерина узнать своего любимого мужчину в любом виде? Способна ли на это вообще любая женщина? Например, я сама?

«И в каком это — в любом виде? — отметил неточность формулировки мой внутренний голос. — Одно дело, если мужик в рыцарских доспехах, с головы до ног в непроницаемом железе, и совсем другое, если он в тугом балетном трико!»

Мой внутренний голос тоже полагал, что главными приметами любимого мужчины являются отнюдь не усы и брови. Я снова вспомнила интригующего «Валентина в колготках» и по ассоциации посмотрела на Трошкину. Она с готовностью сказала свое веское слово:

— В «Сказках Шахерезады» есть такая история! Один восточный принц должен был опознать свою возлюбленную среди тысячи других прекрасных девушек!

— И как? — Катерина заинтересовалась и замерла с мокрым кружевом в руках. С вуали с тихим чавканьем потекла крахмальная жижа. — Справился?

— Представь себе, да! — Алка кивнула и потянулась, чтобы аккуратно отжать кружева. — Но процесс опознания затянулся года на два или три.

— Почему же так долго?

— А он методом перебора искал! — фыркнула я, вспомнив сказку. — Добросовестно опознавал по одной девушке каждую ночь. А любимая, по закону подлости, оказалась где-то в последней сотне.

— К этому моменту принц вполне мог позабыть волнующие ощущения, связанные с его единственной любимой, — справедливо заметила Катька и вновь задумчиво посмотрела на картинку с изображением седовласого Ратиборского. — Гм… А когда было сделано это фото?

— Смотри тайм код в углу кадра, — подсказала я.

Катерина отдала мокрое кружено Алке и прищурилась на картинку:

— В субботу? Постойте, но это же просто невозможно! Как раз в эту субботу Гена погиб!

«Ушел в мир иной в своих бровях и усах шоколадного цвета!» — припомнил мой внутренний голос.

Я выдернула из Катькиных рук распечатку.

— Дай-ка… Ну, что невозможного? Смотри на время съемки, это же третий час ночи! А взорвался твой Геночка в тот же день, но позже, уже ближе к обеду! Так что все сходится.

— Все, да не все! — влезла Трошкина, тряся над тазиком «сопливыми» кружевами. — Получается, что ночью Ратиборский играл в казино, с утра пораньше пошел на заседание своего комитета, а перед этим еще успел радикально перекрасить растительность на лице?!

— И изменить форму бороды! — Я задумчиво пошевелила собственными некрашеными и нестрижеными бровями и вопросительно посмотрела на Катьку. — Лично я не знаю в нашем городе круглосуточных парикмахерских и салонов красоты! Может, у твоего любимого был собственный мастер, готовый к работе чуть свет?

— Ой, да не усложняйте вы! — Катерина спустила ноги с кровати, сунула их в тапки и прошлепала к окну. — По-моему, все очень просто.

Вдвоем с Трошкиной они вывесили влажное кружево на просушку, прицепив его английскими булавками к капроновой занавеске.

— Просто и эффективно! — похвасталась Алка.

— Вот именно, — Катька вернулась в постель, устроилась в подушках и развила свою мысль: — По-моему, очевидно, что в казино Гена был в гриме. В седом парике и таких же усах!

— Я, конечно, понимаю, что руководителю комитета по молодежной политике негоже было подавать дурной пример подрастающему поколению, открыто предаваясь пороку азарта, — звонким голосом сознательной пионерки сказала Трошкина. — Но наклеивать фальшивые усы и бороду поверх настоящих — это уж слишком сложная маскировка, по-моему!

— Только представь, как ему, бедному, было жарко в двойной бороде! — хихикнула я.

Алка звонко засмеялась, а Катерина поджала губы:

— Во-первых, в «Пирамиде» отличное кондиционирование! А во-вторых, вы просто не понимаете, о чем говорите!

— А ты объясни, — предложила я, мысленно отметив, что Катька отчего-то уверена: маскированный Ратиборский предавался пороку азарта не где-нибудь, а именно в казино «Пирамида».

— Не буду! Я устала и нуждаюсь в отдыхе.

Она скрестила руки на груди и откинулась на подушки с таким лицом, которое живо напомнило мне книжные иллюстрации к героическим историям про Мальчиша-Кибальчиша, Зою Космодемьянскую, генерала Карбышева и исторически чуждого им, но идейно близкого Джордано Бруно. Люди с таким выражением лица необычайно стойко противостоят вражеским попыткам сломить их моральный дух и вырвать некие порочащие признания. Сколько раз на моих глазах Катерина с таким вот лицом отражала атаки недовольных клиентов, кавалерийские наскоки фискальных служб и попытки несознательных членов нашего собственного трудового коллектива вызнать реальную дату выдачи заработной платы!

Я поняла, что от Катерины мы никакого компромата на Геночку не получим, и позволила Трошкиной увести меня из больничного будуара невесты

— А красивущая вуаль у нее получилась, правда? — с нескрываемой завистью вздохнула Алка, остановившись во дворе под окном Катькиной палаты.

На мелкой сетке желтовато-серой больничной занавески отчетливо виднелся кипельно-белый кружевной треугольник. Его изящная форма и изысканный узор вызывали смутные мысли о мантильях, дуэньях, хитроумных благородных дамах и пылких кабальеро. Я мысленно примерила белоснежную кружевную мантилью к рыжим кудрям Катерины и невольно вздохнула:

— И такая-то знойная красотища вся достанется тугоухому лысому Сашеньке!

— Се ля ви, — Алка тоже вздохнула.

С полминуты мы сокрушенно молчали, осознавая разительный контраст между поэтической мечтой и прозой жизни. Потом Трошкина шумно вытерла влажный нос кулачком и деловито сказала:

— Послезавтра свадьба. Мы-то с тобой наряжаться будем? Или так пойдем, как две замарашки?

Это был риторический вопрос. Остаток трудового дня мы с подругой провели в торговом центре, странствуя по залам, уединяясь в примерочных и игнорируя телефонные звонки моего шефа, который отнюдь не утратил желания понять, куда мы все подевались и, главное, когда вернемся к работе? Обнадеживать и обманывать его я не захотела. Возвращение в офис в моих планах на вечер не значилось.

По дороге домой, пока утомленная шопингом Трошкина клевала носом над пакетами с покупками, я позвонила Максиму Смеловскому, чтобы узнать, что ему известно о казино «Пирамида».

— Его правильнее было бы назвать казино «Треугольник»! — хмыкнул Макс. — Там, как в знаменитом Бермудском треугольнике, происходят таинственные исчезновения…

— Денег?

— Нет, не денег. Они-то никуда не пропадают, только переходят из рук в руки, точнее — из кошельков игроков в карманы хозяев, — Макс снова хмыкнул. — А вот сами хозяева… У этого казино за два года черт знает сколько раз менялись владельцы! Ужасно, знаешь ли, неудобно: только наш коммерческий директор договорится о рекламе с одним хозяином, как вместо него приходит другой, и приходится окучивать его заново!

— Как интересно, — протянула я.

— Вот и мне интересно, с чего это ты «Пирамидой» интересуешься? Поймала бациллу азарта или собралась в ночное с каким-нибудь игроманом? — ревниво спросил мой вечный поклонник.

— Никаких игроманов, боже упаси! — я перекрестилась и с чистой совестью соврала: — Просто мы в «МБС» получили заказ на рекламу для этого казино, так что интерес у меня сугубо деловой.

— Поосторожнее с таким делом! — предупредил Максим. — «Пирамида» — любимый клиент Веры Осиповны, а ты ее знаешь, наш коммерческий директор — дама серьезная, она не жалует нарушителей конвенции. Если наша комдирша узнает, что «МБС» перебежало ей дорогу, будет жуткий скандал!

— Я с ней поговорю, — пообещала я.

И на этот раз не обманула, набрала номер «комдирши» местного ТВ, как только попрощалась с Максом, и наскоро придумала себе легенду:

— Вера Осиповна, здравствуйте, это Инна Кузнецова из «МБС»! Извините, что беспокою вас вечером, но у нас тут проверка от счетной палаты, никак не могу с одним заказом разобраться!

— А что мы вам заказывали? — встревожилась Вера Осиповна.

— Ой, да это не ваш заказ! Это нам казино «Пирамида» заказывало рекламную кампанию, да как-то плохо дело пошло, не понравились мы друг другу, больше сотрудничать не будем. Но мы тут и по проделанной работе толком отчитаться не можем, в закрывающих документах жуткая путаница — кто подписывал бумаги от «Пирамиды», никак не поймешь!

— А я всегда говорила, что это ваше агентство «МБС» — абсолютно несерьезная контора! — с нескрываемым удовольствием сказала деловая дама.

— Всегда и всем, — опрометчиво брякнула я и тут же поспешила заглушить эту горькую правду сладкой лестью: — А вот у вас, это все знают, не голова, а компьютер, и отчетность всегда в безукоризненном порядке! Верочка Осиповна, миленькая, подскажите, кто был прежним владельцем «Пирамиды»?

— Тебе всех перечислить? — Вера Осиповна хмыкнула точь-в-точь как Макс. — Так это будет список подлиннее, чем плей-лист ди-джея!

Я вспомнила, что моя собеседница размещает рекламу не только на телевидении, но и на радио.

— Если вспоминать от начала времен, то самым первым хозяином «Пирамиды» был Сергей Дужкин, он сейчас отбывает срок за финансовые махинации, — поведала мне Вера Осиповна. — Когда Дужкина посадили, конфискованная у него недвижимость пошла с молотка, и «Пирамиду» продали за бесценок, просто как нежилое помещение. И купил ее тогда Вася Дугань.

— Васю помню, — поежилась я.

Васю Дуганя, бывшего главу Дубинской группировки, в нашем городе помнили многие. Слава Дуганя была крайне недоброй и пережила его на много лет.

— Но Дуганя убили, — припомнила я еще.

— Точно, — подтвердила Вера Осиповна. — Застрелили прямо на пороге казино, после чего его закрыли, но не надолго. Новый владелец — Топорков Вадим Михайлович — сначала сделал из «Пирамиды» букмекерскую контору, потом лотерею, а потом опять казино.

— От судьбы не уйдешь! — съязвила я.

— Топорков и не ушел, — вздохнула Вера Осиповна. — Разорили его вчистую, а жаль, такой приличный был человек, бывший секретарь парткома мебельной фабрики, дважды мне рекламные ролики за очень хорошие деньги заказывал! Но не умел хозяйствовать в новых экономических условиях, хоть тресни!

— Вот и треснул, то есть лопнул, — подытожила я, побуждая собеседницу к продолжению эпического сказа.

— Да. И пришел после него другой приличный человек, тоже из бывших партийцев, вернее из комсомольцев — Геннадий Ратиборский.

— Ратиборский?!

Я подпрыгнула на сиденье, задев локтем задремавшую Трошкину. Она пробудилась и испуганно уставилась на меня, вцепившись в пакеты с дорогими ее сердцу и карману покупками.

— Ратиборский, бывший депутат ЗСК. Он недавно взорвался, ты слышала? — продолжила Вера Осиповна.

— Слышала!

Вот уж это была чистейшая правда! Слышала, чуть не оглохла!

— Так что же получается, злосчастная «Пирамида» теперь снова бесхозная?

— Почему — бесхозная? Ты же меня не дослушала, торопыга! — попеняла мне телевизионная комдирша. — У Ратиборского был совладелец, Левон Айрапетян, не знаешь такого? Он раньше держал овощной рынок на Соломенной, а после реконструкции, когда рынок снесли, вложился в новый торговый центр, в турагентство и в это самое казино. Ну, торговый центр — это долгосрочная инвестиция, турагентство у него уже прогорело, а вот «Пирамида» оказалась отличным бизнесом.

— А после гибели Ратиборского, стало быть, весь этот игорный бизнес перешел единолично Айрапетяну?

Тут я кстати вспомнила, что сыщики, расследуя убийства, подбирают кандидатов на роль преступника по принципу «кому это выгодно».

— Нет-нет! — Вера Осиповна одним восклицанием поломала мне едва сложившуюся версию. Ратиборский еще с полгода назад уступил свою долю компаньону. Ему, как депутату, неудобно было игорный бизнес держать, так что в конце концов пришлось выбирать между сверхдоходами и репутацией.

— Понятно, — сказала я. — Спасибо вам, Вера Осиповна, вы мне очень помогли.

— Ну? Что там? — дождавшись, пока я выключу трубку, боязливо спросила меня Трошкина.

Где «там» подружка не уточнила, а по ее встревоженному виду можно было подумать всякое. Например, что трусиху живо интересует положение дел в охваченной эпидемией свиного гриппа Латинской Америке. Поэтому я прямо сказала ей:

— Результаты борьбы с эпидемией свиного гриппа в Латинской Америке обнадеживают! Повода для паники нет! Спи, Алка, спокойно!

И сама откинулась на сиденье, закрыв глаза.

Полученную информацию нужно было основательно переварить.

3

Молодой и рьяный мушкетер-новобранец Серж Мызин на подходе к нужному дому радикально поменял образ. Он издали высмотрел на лавочке у подъезда старушку с газетой и счел тактически выигрышным предстать перед мирным населением в роли лица глубоко штатского.

Соответствующее выражение Сержик мимоходом перенял у мужика, неторопливо и с большим удовольствием прихлебывавшего пиво из жестянки в тени гаражей. На мужике были сатиновые трусы в мелкую клетку, дырчатая майка и шлепанцы, с давних пор именуемые в народе вьетнамками. Азиатскую тему в экипировке продолжал бумажный веер, который мужик держал в свободной руке, без фанатизма обмахивая распаренное и вспотевшее лицо — наиболее штатское из всех лиц, какие встречались практиканту Мызину за последнее время.

— Че пялишься, салага? — добродушно нахамил мужик с пивом и веером притормозившему Сержику.

— А ниче! — виртуозно сымпровизировал тот, не просто входя, а прямо-таки врываясь в нужный образ.

К образцовому штатскому лицу он присовокупил соответствующую фигуру: расслабил плечи, развинтил колени, сунул руки в карманы и по возможности обратил все прямые движения в волнообразные. Рубашку Сержик выпустил поверх джинсов и расстегнул до пояса, а бейсболку повернул козырьком назад. Это довершило превращение целеустремленного служивого в типичного дворового хулигана. Образ оказался таким органичным, что неуставное приветствие «Йо, бабуся!» выскочило из Сержика непроизвольно, само собой.

— Йо, внучек! — с готовностью отозвалась Елена Давыдовна Крупенникова, разворачиваясь к Сержику всем корпусом, как танковая башня.

Огромный практический опыт сделал бабушку Крупенникову большим специалистом по межличностной коммуникации. Обращения, приветствия и иные традиционные зачины разговора она вычленяла легко и быстро, отнюдь не ограничиваясь пределами нормативной лексики русского языка. Елена Давыдовна с лету распознавала любые жаргонизмы, диалектизмы и иноязычные заимствования в диапазоне от общепонятного среднеазиатского «Салям алейкум!» до малоизвестного китайского «Нихау!». Если бы во дворе дома номер шестнадцать приземлилась летающая тарелка с нерусскоязычными инопланетянами на борту, бабуля Крупенникова не посрамила бы земное человечество, наладив контакт с братьями по разуму в считанные минуты! По сути, Елене Давыдовне самое место было не на лавочке у подъезда, а в дипломатической миссии ООН.

— Чего тебе тут надо, милок? — сразу же после интуитивно понятного «Йо!» спросила она Сержика.

Добавленная в дрожащий от любопытства голос доза родственной теплоты призвана была сгладить гестаповскую прямолинейность вопроса.

— Да так… — уклончиво молвил Мызин, не успевший отшлифовать свою легенду.

— Так, так! — повторила Елена Давыдовна, сканируя глубоко штатские лицо и фигуру Сержика острым взглядом поверх приспущенных очков.

Этого визуального осмотра многоопытной старушке хватило, чтобы выявить определенные смысловые связи и построить стройную версию:

— Ищешь кого али потерял что-нибудь?

Сержик закашлялся, скрывая растерянность.

Тягаться с полномочным представителем армии любознательных и бдительных пенсионерок практикант Мызин готов не был. Возможно, противостоять Елене смогли бы капитан Никифоров, лейтенант Березкин и полковник Исаев, более известный под именем Штирлиц, вооруженные должным опытом, профессиональной выдержкой и хваткой. Практикант Мызин ничем таким пока не обладал и потому был обречен на поражение в неравной схватке с превосходящим противником. Бабушка являлась асом бытового шпионажа и мастером завуалированного допроса. Ее высокоэффективные и малозатратные методы разработки источников и добычи из них информации при переносе на процессы пользования недрами оставили бы без работы половину шахтеров и рудокопов страны!

— Молодой, а кашляешь, — отметила наблюдательная бабушка и тут же сделала логическое умозаключение: — Куришь много, небось?

При этом в ее не девичьей памяти отчетливо нарисовались вчерашние молодцы-курильщики. Незнакомые и подозрительные, как и этот юноша.

— А ты не к Лешке ли Гольцову? — Елена Давыдовна ударила прямым вопросом не в бровь, а в глаз.

Сержик Мызин непроизвольно зажмурился и натужно затянул искусственный кашель. Бабуля Крупенникова безошибочно трактовала это как положительный ответ и перешла в наступление по всему фронту:

— И чего вам всем надо от хорошего парня?!

— Он… Я…

Погибающий практикант Мызин мысленно призвал на помощь сослуживцев Березкина, Никифорова, Исаева-Штирлица и вдохновенно соврал:

— Этот ваш хороший парень у меня девушку увел!

Это был гениальный ход. Как большинство одиноких пенсионерок, бабушка Крупенникова существовала одновременно в двух мирах, одним из которых была реальность, данная ей в ощущениях, а другим — затягивающая виртуальность телесериалов. Елена Давыдовна переходила из одного мира в другой по расписанию, пропечатанному в программе передач, подсознательно все больше тяготея к телемиру. Упоминание типичного мелодраматического сюжета мгновенно увело старушку в область романтических фантазий, и подозрительность в ее голосе сменилась сочувствием, которого, безусловно, заслуживал несчастный участник любовного треугольника:

— Да что ты?! Ах он подлец!

— Еще бы не подлец! — талантливый враль Мызин оседлал волну и понесся на ее гребне. — У нас с Наташкой все серьезно было, мы уже о свадьбе подумывали, а этот Лешка, мерзавец, заморочил ей голову и разлучил нас!

— А сам-то на Наташке твоей небось жениться не хочет? — догадалась заслуженная телезрительница.

— Не хочет! — подтвердил Сержик. — И я теперь не знаю, что делать. Может, морду ему набить?

— Набьешь ты ему морду, как же! — фыркнула Елена Давыдовна. — Ты, милок, не обижайся, совсем заморыш, а Лешка вон какой лоб здоровенный, под два метра вымахал! И боксер.

— А я слышал, его недавно побили! — злорадно напомнил Мызин, искренне обидевшись на «заморыша».

— Говорят, так, — согласилась бабушка Крупенникова. — Мамаша Лешкина, Анна, соседке жаловалась, что сынок ее на опасной работе состоит — мол, за депутатские дела уже не раз страдал, даже в больнице полежать пришлось. Точно, вчера бегал тут с перебинтованной башкой, как красный командир из песни…

— А чего ж бегал, а не лежал, если раненый? — завредничал Сержик.

— Видно, надо ему было. Может, встречался с кем, — Елена Давыдовна покосилась на хмурого Мызина и не удержалась, добавила: — Может, как раз с Наташкой твоей! Вона, за гаражами, такое местечко есть подходящее — парочки, что своей жилплощади не имеют, там частенько встречаются.

Сержик Мызин, выбравшийся из топкого болота собственных фантазии на твердую тропу свидетельских показаний, азартно засопел. Истолковав производимые им звуки по-своему, чувствительная бабуля Крупенникова сочла нужным утешить страдальца и сказала еще:

— Да ты не ревнуй, похоже, не задалась у Лешки вчерашняя свиданка за гаражами! Он уже через пять минут обратно прибежал весь взъерошенный и недовольный. А еще попозже к подъезду два парня подошли, хмурые, вот как ты, и тоже курильщики… Стояли, смолили, Лешку поджидали… Я вот думаю…

Старушка сделала эффектную паузу.

— Что? Что вы думаете? — спросил благодарный слушатель.

— Я теперь думаю, может, то тоже были какие-нибудь обиженные женихи? Не похоже, чтобы они Лешке чего хорошего желали. Доброжелатели таких штучек в карманах не носят!

С этими словами Елена Давыдовна вытянула из кармана прогулочной жилетки свою вчерашнюю находку — черную трикотажную шапочками с дырками для глаз.

— Это они потеряли? — неподдельно обрадовался Сержик. — Вот здорово!

С появлением материального свидетельства таинственное дело о злоумышленниках в черных масках вышло из области фантазий, обещая практиканту Мызину времяпрепровождение более интересное и общественно полезное, нежели скоростные забеги за бубликами.

Подробное описание вчерашних курильщиков-растерях Сержик получил у Елены Давыдовны в обмен на информацию о существовании неких Виктора и Василия, так же, как сам Сержик, пострадавших от донжуанских порывов Гольцова. Хотя Василия с Виктором Сержик попросту придумал, это не помешало ему «узнать» их в добросовестно нарисованных бабушкой Крупенниковой словесных портретах.

Практикант Мызин и предводительница домовых пенсионерок Елена Давыдовна расстались в высшей степени довольные друг другом. Обмен интересной информацией был произведен по курсу, устроившему обе стороны.

4

Платье я купила сказочное, и отнюдь не за баснословную цену! Незатейливый балахончик глубокого лилового цвета невыигрышно смотрелся на вешалке, а вот на мне…

— Фантастика! — молитвенно сложив ладошки, сказала Трошкина. — Казалось бы, обыкновенная шелковая наволочка с прорезями, а какой шарм!

— Только надо немного укоротить, чтобы больше открыть ноги. — постановила я, повертевшись перед зеркалом.

— Чем больше ног, тем больше шарма, — согласилась Алка. — Подошьем!

Подшивать изделие из натурального шелка, будь то даже простая наволочка, дело сложное. Лично я по части кройки и шитья не далеко ушла от Папы Карло: кукольную курточку из бумаги и колпачок из носка соорудить вполне могу, но даже за такое мое рукоделие никто не даст и десяти сольдо. А вот Трошкина настоящая мастерица, она умеет шить даже собачьи комбинезоны из парашютного шелка, чем и зарабатывала себе на жизнь одно непростое время.

— Вот мы сейчас аккуратненько шовчик подпорем, потом его разутюжим, снова подогнем, загладим и прострочим! — Алка вкратце проанонсировала программу своих действий, вооружаясь бритвенным лезвием.

— Благословляю тя, — величественно кивнула я, подсаживаясь с тарелкой абрикосов к подружкиному компьютеру.

Уминать фрукты и бороздить просторы Интернета мне было гораздо интереснее, чем утюжить шовчики.

— Только не на «Одноклассники»! — попросила Трошкина.

Она не доверяет этому сайту, полагая его хитрой выдумкой спецслужб, желающих поместить «под колпак» население целой страны.

— На «Одноклассники» не пойду, — согласилась я. — Надеюсь, против официального сайта Законодательного собрания края у тебя возражений нет?

ЗСК в Алкиных глазах себя ничем еще не скомпрометировало. Я без помех зашла на сайт наших местных законодателей и попыталась выяснить сферу деятельности комитета по молодежной политике, но быстро утонула в поразительно восторженных и столь же бессмысленных текстах, призывающих, агитирующих, прославляющих, клеймящих позором… Чувствовалось, что в качестве ведущего автора материалов выступает некий неленивый товарищ старой комсомольской закалки. Чувствовалось также, что молодежная политика — дело кипучее, как кастрюля с пельменями. Но, в отличие от кастрюли, крайне редко выдающее на гора удобоваримый продукт.

— Ну как же? — возразила Алка, с которой я поделилась своими мыслями. — А вот же вполне реальный результат! Читай: «На вчерашнем заседании ЗСК депутаты отвергли предложение фракции „Деловой Юг“ отсрочить вступление в силу закона о запрете игорного бизнеса на территории края. Это решение разочаровало владельцев казино, которые до последнего откладывали перенос своего бизнеса в специально отведенную зону, и вызвало протесту „Деловых южан“. Однако новый руководитель комитета по молодежной политике Вениамин Коржов в своем выступлении напомнил собравшимся, как много усилий приложил для продвижения „анти-игорного“ закона трагически погибший недавно депутат Геннадий Ратиборский, и призвал коллег быть столь же принципиальными и последовательными. „Довольно игорным баронам наживаться на сломанных судьбах молодых людей и горе их семей!“ — заявил Коржов, сменивший Ратиборского на посту руководителя комитета».

— «На данный момент в специально отведенной игорной зоне заканчивается сооружение инженерных коммуникаций. Закон о переносе игровых клубов и казино вступит в действие 1 июля», — прочитала я из-за плеча подружки, бесцеремонно оттеснившей меня от компьютера. — Так-так-так… Недолго им осталось… Надо бы нам поторопиться.

— Куда? — с подозрением спросила Алка, возвращаясь к швейным работам.

Она не очень любит внезапные вылазки.

— Предупреждаю сразу: в игорную зону я на ночь глядя не поеду! Тем более что там еще не завершено сооружение инженерных коммуникаций, а кое-кто из нас только что наелся абрикосов! — твердо сказала Трошкина и перекусила нитку.

— Ик-красиво излагаешь! — одобрительно икнула я. — Не бойся, в поля, где еще не ступала нога игромана и ассенизатора, мы с тобой не поедем. Я думаю всего лишь о походе в казино! А что? Давай! Протестируем свои праздничные обновы!

— И, если повезет, вернем должок! — неожиданно воодушевилась Алка.

Я поняла, о каком долге она говорит: о десяти евро, оставленных в самом знаменитом казино Монако. В прошлом году мы с подружкой были там на экскурсии и, опрометчиво поверив в заманчивое предание, будто новичкам в игорных заведениях непременно везет, рискнули сделать ставки — минимальные, по десять евро, но и их было жалко до сих пор. Впрочем, еще больше жалко погубленной веры в высшую справедливость, которая должна была обеспечить нам, новичкам, хоть какой-то выигрыш.

Трошкина трусовата, но азартна. В предстоящем набеге на местное казино она усмотрела возможность отыграться и не стала допытываться, каковы мои собственные мотивы. А я даже не думала о реванше!

Мне просто интересно было побывать в «Пирамиде» и сравнить интерьер этого казино с запечатленным на видео с участием седобородого Ратиборского.

5

— Лосев, ты идиот! Где твои мозги?!

Майор Кроткий в сердцах запустил в стену картонную коробку с кефиром и схватился за голову, словно проверяя, на месте ли штатное содержимое его собственной черепной коробки.

Мозги лейтенанта Лосева пребывали в густом алкогольном тумане. Сивушная мгла свела видимость к нулевой и очень мешала движению мыслей. Аркадий думал медленно и говорил короткими фразами:

— А что такое?

Откровенно говоря, лейтенант надеялся, что начальник его похвалит. В конце концов, именно благодаря Аркадию Лосеву коллеги сумели выйти на горячий след и задержать злостного рецидивиста Гопака. Правда, потом те же коллеги задержанного упустили, но в этом конфузе никакой вины лейтенанта Лосева не было.

Майор Кроткий взял себя в руки. За последние дни ему сделали немало промываний, и, хотя данной лечебной процедуре подвергались отнюдь не мозги, те извилины, которые в черепе, тоже заметно очистились и просветлели. Майор ясно понимал, что не сумеет выполнить задание, оставаясь в больничной палате. А терять репутацию и надежду на отпуск ему совсем не хотелось. Кроткому нужен был помощник. Он пристально посмотрел на похмельного лейтенанта Лосева и внятно спросил:

— Какого размера у тебя брюки?

Неожиданный вопрос привел Аркадия в замешательство, но после тягостной паузы он все же ответил:

— Пятидесятый, а что?

— Сними ремень и дай мне! — потребовал Кроткий.

— Товарищ майор! — лейтенант не сдержал возмущения. — Телесные наказания еще в царской армии отменили!

— Зря отменили, — буркнул майор и пошлепал ладонью по прикроватной тумбочке.

Обиженный Лосев вместе со стулом отодвинулся от постели больного драчуна.

— Веник! — ласково позвал Кроткий в благополучно найденный на тумбочке мобильник. — Здравствуй, Веничек, дорогой, это я!.. Ну, как мои дела — хреново! Лежу в больнице с острым отравлением, а дела стоят, хотя ждать не могут… Да, Веник, ты можешь мне помочь. Только ты один и можешь!

Милицейский майор, разговаривающий по телефону с веником, — это было зрелище не для слабонервных. Лейтенант Лосев сокрушенно вздохнул и подумал, что надо позвать доктора. Лучше всего психиатра.

— Я помню, у тебя в музее самоделок был ремень с сюрпризом, так? Есть он?! — Кроткий заговорил заметно бодрее. — Веник, ты можешь одолжить мне эту штуку на пару дней? Да, конечно, с возвратом! Отлично! Мой человек подъедет к тебе и возьмет ремень под расписку.

Майор закончил разговор, улыбнулся встревоженному лейтенанту так мило, словно Аркадий был ему таким же другом, как неведомый говорящий веник, и велел:

— Аркаша! Сейчас поедешь в ПТУ № 6, найдешь директора, возьмешь у него ремень и нынче же ночью пойдешь с ним в казино «Пирамида»!

— С веником или с ремнем? — уточнил лейтенант, проявляя похвальную дотошность.

Хотя при любом варианте ответа расклад представлялся ему очень странным.

— Почему — с веником? Веник останется у себя. Зачем тебе веник в казино? — удивился майор. Ты с ремнем пойдешь!

— А ремень мне там, значит, понадобится? — помрачнел Аркадий.

— Так это, Аркаша, не обычный ремень! — смеялся майор. — Это прекрасный кожаный ремень со встроенной в пряжку видеокамерой! Объектив замаскирован под декоративный камень и окружен стразами, выглядит очень богато и стильно! Будешь смотреться как миллионер из трущоб! Сейчас я объясню тебе, какая твоя задача…

6

К казино «Пирамида» мы с Трошкиной подъехали около полуночи. Таксист, всю дорогу с интересом поглядывавший на мои коленки (новое шелковое платье мы с Алкой укоротили изрядно!), напоследок многозначительно пожелал нам доброй охоты.

— В каком это смысле? — нахмурив бровки, спросила Трошкина у ближайшего столба.

Он был увит светящимся шнуром и увенчан новогодней гирляндой. Разноцветные лампочки сияли, моргали и во множестве отбрасывали на физиономию Трошкиной красные, желтые и зеленые блики. Выглядело это очень нездорово. Пятнистую Алку хотелось немедленно определить в инфекционное отделение.

— Ты больная, что ли? — так и спросила я. — Непонятно разве, что таксист принял нас с тобой за девиц легкого поведения?

— С чего бы это?! — возмутилась Трошкина и резко одернула подол своего серебристого вечернего платьица.

Поскольку никаких плечиков у модного платья не было, от рывка оно едва не превратилось в юбочку. Полуобнажившаяся Алка в ужасе пискнула и потянула свое платье вверх, тем самым укоротив подол до супер-мини.

— Революционная ситуация! — сочувственно заметила я. — То верхи не могут, то низы не хотят!

Трошкииа с угрюмым сопением тягала туда-сюда эластичный трикотаж. Я поняла, что борьба за равновесие верхов и низов может затянуться, и тактично отвернулась от подружки, обратив свой взор на «Пирамиду».

В густой шоколадной тьме фасад двухэтажного купеческого особняка сиял огнями не хуже, чем круизный лайнер в ночном море. Светящиеся шнуры и гирлянды вились вокруг колонн, тянулись по аркам и обрамляли оконные проемы. С козырька над крыльцом густо, как бахромчатые щупальца медузы, свисали китайские фонарики. Над ними раскинулся иллюминированный щит длинной вывески, весь утыканный ярко вспыхивающими точечными светильниками. Из этой ослепительной звездной россыпи могучим метеоритом выпирал объемный логотип заведения — тыквенно-желтая пирамидка, болезненно искрящая и вызывающая у мирного прохожего хулиганское желание запустить в нее первым попавшимся камнем.

При этом слух мирного прохожего страдал не меньше, чем зрение: динамики, аккуратно размещенные на ступенях высокого крыльца, исправно работали и глушили народ децибелами, как рыбу динамитом. Ясно, что с почтенными египетскими пирамидами одноименное заведение никак не соотносится. Ни одна уважающая себя мумия не залежалась бы в таком безобразии! А на месте жителей квартала я бы давно организовала вооруженную атаку на электрораспределительный щит казино и от имени и по поручению Тутанхамона устроила бы этой «Пирамиде» хорошенькую темную.

Впрочем, сделать это было бы не так просто Вероятно, именно на случаи партизанского нападения за колоннами у входа прятались два дюжих охранника в душных черных костюмах. Любительский стриптиз Трошкиной привлек их внимание и снискал молчаливое одобрение. Оно ясно читалось в ухмылках, которыми секьюрити проводили нас с Алкой в заведение.

— Вечно у нас с тобой все не как у людей! — досадливо сказала я подружке, оказавшись в холле с видом на высокие двустворчатые дубовые двери с любовно вырезанными на них аллегорическими фигурами — типичные врата ада!

— Вот, кстати, а как тут у людей? — отозвалась Алка и завертелась волчком.

— Что ты делаешь?! — рассвирепела я.

— Ищу уголок потребителя с правилами поведения! — ответила эта дурочка.

Я заметила, что из темного угла к нам выдвигается очередной громила-охранник. Вид у него был пугающий.

— Вот сейчас этот мордоворот утащит тебя в свой уголок и там употребит по-своему! — пригрозила я Алке. — Стой, раз-два! Правила поведения усвоим по ходу жизни. Думаю, нам туда!

Я крепко взяла подружку за руку и отважно устремилась к символическим вратам ада. При нашем приближении они плавно и бесшумно распахнулись, и мы вступили в просторный зал с превосходным кондиционированным воздухом и хорошим освещением.

— Вот к этому помещению у нас с Тутанхамоном никаких претензий нет! — одобрительно сказала я, и Трошкина взглянула на меня с боязливым недоумением.

Оказывается, казино только снаружи выглядело, как шумный ярмарочный балаган. В игорном зале было тихо и вполне респектабельно. Я нахально цапнула с подносика пробегавшего мимо официанта два бокала с шампанским, один вручила Алке, другой пригубила сама и неспешно осмотрелась.

Интерьер был оформлен в стиле, который мой брат-дизайнер определил бы как смесь помпезного сталинского с поздним рококо. Меня особенно впечатлили позолоченные борозды на беломраморных колоннах и тяжелые портьеры из малинового плюша, затканного желтыми бурбонскими лилиями. Вне всякого сомнения, именно на этом запоминающемся фоне неизвестный автор таинственной видеосъемки запечатлел загадочную фигуру Ратиборского в седых бровях, усахи бороде. Я кивнула, довольная своей наблюдательностью. Теперь бы еще понять, с какой стати Катин Геночка явился в некогда собственное казино в серьезном театральном гриме?

— Ясно же, что он не хотел, чтобы его тут узнали! — ответила Алка, которой я переадресовала вопрос.

— Кто?

— Гм… — Трошкина задумалась.

— Ты же не думаешь, что наш депутат всерьез опасался встречи с высокоморальными представителями передовых молодежных организаций? — нажала я. — Передовые и высокоморальныс в казино не играют!

— Я слишком мало знаю о привычках и образе жизни завсегдатаев казино! — отвертелась Алка.

— Я тоже.

Честно говоря, какого-нибудь Уголка потребителя с базовой информацией о происходящих в зале процессах действительно не хватало. Я пожалела, что не попыталась ознакомиться с правилами поведения и игры заранее, хотя бы с помощью Интернета. Понять что-либо самостоятельно, без предварительной подготовки, было сложно. То есть там, где крутилась рулетка, мне все было ясно, а вот за карточными столами… Я с сожалением осознала, что без посторонней помощи разобраться в происходящем не смогу.

— И я не смогу! — огорчила меня всезнайка Трошкина.

Она взяла второй бокал шампанского, залпом выпила его и вдруг предложила:

— А давай возьмем «языка»!

Я внимательно посмотрела на подружку. Глаза у нее лихорадочно блестели, и сказанное походило на бред… Хотя… Я тоже хлопнула вторую порцию шипучки, мгновенно пересмотрела свою оценку поступившего предложения и весело согласилась:

— А давай!

И мы приступили к выбору жертвы. Сначала думали взять одного из охранников, но побоялись, что не справимся с тренированным здоровяком. Заставить такого давать показания силой в отсутствие этой самой силы не представлялось возможным. А по-хорошему секьюрити с нами болтать не станут, им наверняка запрещено трепаться с клиентами.

— Надо взять одного из посетителей, — подсказала Алка. — Не игромана, которого от стола не оттащишь, а просто игрока, который все знает и будет рад поделиться информацией с новичками. Знающего человека!

— Этого, в гавайке! — постановила я.

Молодой человек, на которого я указала, производил вполне приятное впечатление. Подумав, мы с Алкой решили, что он подходит нам по всем статьям. Во-первых, у потенциального «языка» было хорошее славянское лицо (со знойными брюнетами мы решили не связываться). Во-вторых, он казался трезвым, хотя и пил минералку, как «после вчерашнего». В-третьих, он не выглядел как тупой мальчик-мажор или высокомерный и дегенеративный потомок обедневшей дворянской фамилии.

— Хотя я все-таки должна заметить, что заправлять гавайку в джинсы — это моветон, не удержалась от шпильки Трошкина, испорченная тесным общением с моим стильным братцем. — И брючный ремень он то и дело теребит — в туалет хочет, что ли?

— Пусть хочет, — одобрила я. — Пойдет в клозет — там мы его и возьмем!

Мы сбегали к местам общего пользования, чтобы определиться с позицией для засады, и с радостью обнаружили в тупичке за туалетами дверь черного хода. Никакого охранника там не было, и наш план захвата «языка» сформировался в общих чертах. Ждем, пока жертва пойдет в уборную, подстерегаем на выходе и непринужденно заводим разговор, плавно переходящий в обстоятельную консультацию, — вот и все!

Однако парень в гавайке довольно долго еще ходил кругами вокруг зеленого стола, испытывая наше с Алкой терпение. А мы тем временем вынужденно тестировали крепость собственных вестибулярных аппаратов — от нечего делать выпили по четыре бокала шампанского на брата, то есть на сестру!

Зря, конечно, мы это сделали. На трезвую голову я не стала бы пугать незнакомца, с расслабленным и счастливым видом выходящего из сортира грозным окриком: «Стой, стрелять буду!» И Трошкина, не будь она откровенно нетрезва, не повалилась бы на постороннего мужчину, как подрубленное дерево!

Впрочем, парень в гавайке тоже повел себя неадекватно. Вместо того чтобы посмеяться над нехитрой шуткой одной пьяной красавицы и с готовностью принять в объятья другую, он борцовским приемом перебросил Алку через себя и без разговоров отступил к выходу.

Бедолага Трошкина шлепнулась на пол как перезревшая слива.

— Стой! — с нескрываемым возмущением повторила я.

И, будь у меня при себе хоть что-нибудь огнестрельное, непременно пальнула бы в грубияна!

Не обращая внимания на мой крик, он повернулся и распахнул дверь черного хода.

— Уйдет, гад! — плаксиво ругнулась Трошкина, распластанная, как дверной коврик.

— Врет, не уйдет! — пробормотала я и сдернула с плеча вечернюю сумочку на длинной цепочке.

Вообще-то она у меня маленькая, больше похожая на бабушкин кошелечек для мелочи. Но, если в мягкий кожаный кошелек затолкать металлическую пудреницу и два комплекта ключей от квартир, где деньги лежат, то получается, скажу я вам, весьма увесистая и угловатая штуковина, вроде малогабаритной булавы! А если еще перед прицельным ударом хорошенько раскрутить ее на цепочке…

Средневековое орудие, замаскированное под дамскую сумочку, с размаху ударило отступающего хама по затылку, и он не ушел, а буквально нырнул за порог, сверкнув в воздухе подметками туфель!

— Ага! — злорадно вскричала отмщенная Трошкина.

— Ой, мама, — промямлила я, обмирая.

Демонстрация скрытых боевых возможностей кожгалантерейной продукции превзошла мои ожидания.

— Ну, что стоишь? — Алка, успевшая подняться и выйти за дверь, заглянула в проем, чтобы меня поторопить. — Давай уносить добычу!

— И ноги, — пробормотала я, оживая.

По коридору к туалетам кто-то топал. Не дай бог, охранник!

Я шустро метнулась за порог, закрыла за собой дверь и помогла Трошкиной поднять успешно добытого «языка». Он повис на наших с Алкой хрупких плечах, как салажонок на турнике.

— Раз, два, взяли! — скомандовала Трошкина. — Понесли!

Кряхтя и пошатываясь, по лунной дорожке между мусорных баков мы вывели жертву из тихого и темного переулка на оживленную городскую улицу. Такси предупредительно остановилось рядом с нами по собственной инициативе.

— Перебрали? — сочувственно спросил водитель, открывая для нашей колоритной группы заднюю дверцу авто.

— Брали, брали — перебрали, — ворчливо подтвердила я.

— Практики не было, — припечатала Трошкина.

Полагаю, она хотела сказать, что у нас с ней маловато опыта по части взятия «языка» — действительно, до сих пор я это делала только в гастрономе, покупая по папулиному заказу субпродукты для заливного. Но таксист понял сказанное по-своему и всю дорогу рассказывал нам с Алкой, как надо правильно пить, чтобы не напиваться в хлам. Трошкина, кажется, честно пыталась запомнить полезные советы, а я их вовсе не слушала. Я думала, что же делать с успешно взятым «языком» дальше.

7

— Сначала в ванную, потом поесть, а потом к девчонкам! — Денис Кулебякин хлопнул спутника по плечу и с намеком подмигнул ему.

Казимир Кузнецов поморщился, бережно помассировал плечо, натруженное лямкой рюкзака, и не сделал никакой попытки подмигнуть в ответ, красивые глаза гениального дизайнера опухли от комариных укусов и приобрели не свойственный им ранее монголо-татарский прищур. Тем не менее Зяма ответил:

— А потом опять поесть! — и тоскливо вздохнул.

Походно-полевой кухней утонченный и избалованный сын знаменитого кулинара-изобретателя был сыт по горло. Кашу с консервами, чай с дымком и вермишелевый суп с головастиками Зяма мечтал исключить из своего рациона до конца текущей жизни и на все последующие. Он также никогда больше не собирался сплавляться на рафте, спать в палатке и перемещаться по сильно пересеченной местности на своих двоих. Суровый экстрим больно ударил по организму дизайнера: у Зямы болели разбитые ноги, натруженные плечи, намозоленные руки и измученный непривычной едой желудок.

— Надо было позвонить Дюхе с Алкой и заказать нормальный праздничный ужин! — капризно сказал он.

— Не надо звонить! — возразил пулеводонепроницаемый капитан Кулебякин, у которого не болело ничего. — Сделаем им сюрприз!

— О-о-о! — желчный Зяма поднял взгляд к потолку машины и проникновенно попросил: — Господи, укрепи нас!

— В смысле? — нахмурился простодушный Денис.

Зяма иронично усмехнулся и покачал головой. Как герой-любовник с многолетним стажем, он не понаслышке знал, сколь малоприятны бывают сюрпризы типа «возвратился внезапно муж из командировки». Правда, ему еще никогда не приходилось выступать в роли внезапно возвратившегося мужа.

— Нет, ты давай отвечай! — колючкой вцепился в него профессионально настойчивый милицейский капитан. — Ты на что это намекаешь?

— По статистике, семьдесят процентов женщин не хранят верность своим избранникам. — высокомерно сообщил Зяма.

— Наши женщины не такие, — заявил Денис и растроганно улыбнулся.

— Все не такие, — кивнул Зяма. — Все семьдесят процентов… Вот, помню, была у меня одна бухгалтерша. Такая застенчивая, стеснительная девушка! А когда я собрался уйти к другой, она привязала меня к кровати собственными колготками! Вот были страсти-мордасти!

Капитан Кулебякин кашлянул, помянул недобрым словом холодную горную речку и некоторое время помалкивал. Зяма ждал, иронично выгнув бровь, и дождался:

— Я знаю Инку! — пафосно заявил Денис.

— Друг мой! Знаешь ли ты Инку? Я имею в виду — знаешь ли ты ее так, как я? — с надрывом перефразировал классика начитанный сын великой писательницы.

— Это откуда? — с подозрением спросил малообразованный в литературном плане капитан Кулебякин.

— Это из жизни, — буднично сказал Зяма. — Ты не представляешь, как сильно ошибается тот, кто уверен, что знает о своей подруге абсолютно все! Вот, помню, была у меня одна библиотекарша. Тихая, скромная девушка, большая любительница поэзии Серебряного века. И что ты думаешь? Когда я ушел от нее к другой, она взяла отвертку и нацарапала на капоте моей машины разные слова — отнюдь не цитату из стихотворения Ахматовой!

— Я не ушел к другой, — лаконично молвил Денис.

— Ты просто ненадолго ушел, этого могло быть достаточно, — хмыкнул циник. — Ах, друг мой! Как сказал великий Шекспир: «О женщины, вам имя вероломство!» Ангелы, которых мы любим, способны превращаться в демонов! Вот, помню, была у меня одна учительница физкультуры. Энергичная, веселая девушка, большая любительница пеших прогулок на свежем воздухе. И что ты думаешь? Подстерегая меня, она двое суток просидела в засаде в собачьей будке!

— Это случилось, когда ты ушел к другой? — уточнил Кулебякин.

— Шути, шути! — обиделся Зяма. — Посмотрим, как ты будешь смеяться, обнаружив, что моя сестрица не страдает от приступа одиночества, вызванного твоим отсутствием!

— Спорим, страдает? — завелся Кулебякин.

— Спорим, что нет!

Спорщики ударил по рукам и отвернулись друг от друга, мрачно созерцая трудно различимый в сгущающемся мраке пригородный пейзаж за окнами машины.

8

— Давай положим его на диван? — предложила Трошкина, сочувственно глядя на взятого нами «языка».

Один-единственный удар сумчатой булавой надолго лишил его дара речи. Парень невнятно мычал и слабо мотал головой. Процесс получения от него информации обещал затянуться надолго, так что всем нам имело смысл устраиваться поудобнее. Но я все-таки возразила:

— Давай не будем укладывать его на диван, это будет уж слишком фривольно! Посадим в кресло, оно достаточно комфортное.

Старинное кресло с высокой спинкой, мягким подголовником и удобными подлокотниками устроило бы даже королеву-мать, однако вялый «язык» норовил свернуться в нем скорбным кренделем. Пришлось привязать его к спинке кресла поясом от моего купального халата. Пояса от банных одеяний других членов нашей семьи тоже пошли в ход: без них руки «языка» безвольно соскальзывали с подлокотников, а ноги в белых туфлях самопроизвольно вытягивались на середину комнаты, что выглядело неприятно и даже пугающе.

Зафиксировав положение тела в пространстве, мы с Трошкиной присели на диван и стали ждать, когда «язык» оклемается и придет в себя. Сидеть просто так было скучно. Я машинально пощелкала пультом, и на экране телевизора возникли картинки уже знакомой видеозаписи из «Пирамиды». От нечего делать мы просмотрели ее до самого конца, правда на ускоренной записи. И узнали среди участников съемки еще одного знакомого — Алексея Голыцова!

Помощник Ратиборского появился в кадре около двух часов ночи. Его морковная голова пламенела на фоне дубовых панелей, как сказочное огниво в подземной пещере. Так же, как его босс Гольцов играл и даже, кажется, выигрывал. Непоседливый оператор слишком часто менял точку съемок, мешая мне вникнуть в происходящее на экране.

А в районе десяти утра, когда депутат и его помощник уже окончательно и бесповоротно ушли из кадра, в зале появился Ратиборский-младший!

— Ба, знакомые все лица! — ахнула я, узнав так сильно напугавшего меня однажды «разноглазого».

— Место встречи изменить нельзя! — поддакнула Трошкина.

— Место нельзя, а внешность можно, — машинально добавила я, имея в виду Катькиного Геночку с его досрочными сединами.

И тут мне в голову пришло одно интересное соображение. Его имело смысл хорошенько осмыслить. Я приготовилась основательно подумать, но в этот момент — не очень-то вовремя! — очнулся наш «язык». Он дернулся, тряхнув кресло, и снова затих.

— Просыпайся, Спящая Красавица, просыпайся! — проворковала Трошкина.

Спящий Красавец вздрогнул и шумно икнул. Замер, дернулся и снова икнул.

— Ему давит на желудок! Надо ослабить ремень! — авторитетно сказала Трошкина, которая когда-то преподавала лечебную физкультуру пациентам наркодиспансера и на этом основании считает себя отчасти доктором.

— Валяй, — разрешила я.

Алка склонилась над пробуждающимся Спящим Красавцем, повозилась в районе его талии и вдруг задумчиво протянула:

— Интере-е-есная у него штучка!

— Фи, Трошкина! — строго сказала я. — я была лучшего мнения о твоем морально-нравственном облике!

— При чем тут мой моральный облик? — Алка оглянулась и поманила меня пальчиком. — Иди, посмотри! Ты когда-нибудь видела такое?

— Думаю, что да, — ответила я с достоинством, но без хвастовства. — Думаю, что я видела и не такое! И если уж тебе охота поговорить об этих штучках, то у моего Дениса…

— Фи, Кузнецова! — с негодованием вскричала Трошкина. Я же не о том! Я об этом!

И она потрясла перед моим носом ремнем, который выдернула из брюк Спящего Красавца:

— Видишь, какая цацка?

— Ух ты!

В первый момент я искренне восхитилась богатым декором пряжки, но потом разглядела на ней миниатюрные кнопочки, присмотрелась и тоже ахнула:

— Да это же камера!

— Вот, значит, почему он не стоял на месте и все время теребил свой ремень! — с удовлетворением сказала Алка. — Вовсе не потому, что хотел по-маленькому! Он ходил вокруг стола и тайно вел в «Пирамиде» видеосъемку!

Не сговариваясь, мы одновременно оглянулись на телевизор, на экране которого застыл финальный кадр другой видеосъемки, сделанной в том же самом казино. Я быстро клацнула пультом и вырубила телик. Затем мы синхронно повернули головы к нашему «языку». Желание разговорить его достигло того предела, за которым начинаются бесчеловечные опыты с раскаленными щипцами, утюгами и плойками для завивки волос.

— Алка! Проверь его карманы! — велела я.

Трошкина бестрепетно обшарила чужие карманы и предъявила мне добычу: бумажник со скромной суммой денег, связку ключей, мобильный телефон и милицейское удостоверение на имя Аркадия Владимировича Лосева.

Последняя находка сильно умерила нашу с Алкой жажду знаний.

— Лейтенант милиции! — обескураженно молвила моя подружка. — Странно… Никогда бы не подумала… Ой, Кузнецова, как же так — мы с тобой напали на милиционера?! И даже взяли его в плен… Считай, похитили!

— Обещаю, что никому об этом не скажу! — неожиданно ясно произнес наш пленник. — Если вы тоже не будете болтать и немедленно меня отпустите. И вернете мне удостоверение и ремень!

— Да, пожалуйста! — вскричала Трошкина и от переизбытка чувств всплеснула упомянутым ремнем, как корова хвостом.

— Видал? Похоже, я выиграл! — прозвучало за нашими спинами.

Мужской голос был исполнен мрачного торжества. Моментально узнав минорный баритон родного брата, я обернулась:

— Мы! — голосом, не предвещающим ничего хорошего, поправил мой милый милицейским капитан.

Денис и Зяма плечом к плечу стояли в дверном проеме — как два былинных витязя в раме картины.

«Пересвет и Челубей!» — сострил мой внутренний голос, намекая на необычный монгольский разрез глаз моего единокровного братца.

— Эт-то что за срамотища здесь творится?! — нутряным богатырским басом прогудел капитан Пересвет Кулебякин.

Примерно таким голосом, я думаю, начинал перебранку с Соловьем-разбойником Илья Муромец.

Не дожидаясь, пока кого-нибудь из присутствующих обзовут чудищем поганым и вобьют по шею в мать-сыру землю, я ласково проворковала:

— Милый, я тебе сейчас все объясню! Наедине!

— План меняется, — пристально, исподлобья, как бык на тореро, глядя на меня, сказал Денис Зяме. — Ужин и душ переносятся на потом!

— Согласен! — быстро ответил мой братец.

Он широко шагнул к Трошкиной и сцапал ее за руку.

— Ай! — взвизгнула Алка и уронила злосчастный ремень.

Пленный лейтенант задергался, пытаясь освободить ноги и дотянуться до ремня на полу. Поглядев на эту сцену, Денис с чертыханием помянул какие-то страсти-мордасти и и необыкновенно язвительно поинтересовался у меня:

— Чем привязали? Колготками?

— Почему — колготками? Поясками от халатиков! — дрожащим голосом ответила за меня Алка и смущенно потупилась: с колготками у нее совсем недавно тоже была какая-то сомнительная история.

— Молчи, грешница! — величаво нахмурился Зяма, отчего-то впадая в церковную тему. — Кто еси сей муж?!

— Я им не муж! — возмутился пленник.

— Он нам не муж! Он мент! — подтвердила я и показала развернутое удостоверение милиционера.

— А мент нам в мужья не годится?! — совсем осерчал канитан Кулебякин, уже переходя на личное.

— Милый! Давай об этом тоже поговорим наедине! — теряя терпение, попросила я.

— Отлично! Гр-ражданка Кузнецова, пр-ройдем-те! — прорычал Денис.

— Гражданка Трошкина, останьтесь! — повелел Зяма.

— Граждане, граждане! — заволновался привязанный, видя, что все расходятся. — А как же я? Я же лейтенант милиции! И я, между прочим, при исполнении!

— При исполнении? Вот и исполняй! — съязвил Кулебякин. — Лейтенант он, понимаешь!

С этими словами капитан Кулебякин гордо вытащил из кармана красную книжечку собственного служебного удостоверения и с изяществом тореадора исполнил ею перед физиономией младшего по званию классическую полуверонику.

— Виноват, товарищ капитан! — пробормотал пленный.

— Виноват — покайся! — наставительным голосом строгого падре посоветовал ему Зяма и со словами: «В келью, дщерь моя, на исповедь!» — повлек оторопевшую Трошкину в свою комнату.

Из-за закрывшейся за ними двери немедленно послышались звуки наиактивнейшего умерщвления плоти. Денис злорадно молвил: «То-то!» и с ускорением потащил меня в прихожую.

— А что исполнять-то?! — оставшись в одиночестве, вскричал всеми забытый лейтенант.

— Что, что! — Кулебякин с сожалением отпустил мою талию и вернулся в комнату. — Цыганочку с выходом! Ладно уж, свободен!

Через несколько секунд мимо меня бочком и со словами извинения проскользнул лейтенант.

— До свиданья, — с сожалением сказала я ему вслед.

Допросить столь ловко взятого «языка» так и не удалось!

— Я тебе покажу свиданье! — Денис погрозил мне кулаком.

— Покажи, милый, покажи! — промурлыкала я.

Тяжелый милицейский кулак мгновенно разжался в горячую ладонь, которая клейко, как банный лист, прильнула к моему бедру.

Описывать наше дальнейшее времяпрепровождение я не буду. Папа, мама и пионерская организация воспитывали меня скромницей. Не очень-то это у них получилось, но лично я не в претензии…

Четверг

1

В шестом часу утра мы с Кулебякиным, держась за руки, как добрые друзья-дошколята, сошли по лестнице с Денискиного восьмого этажа на наш седьмой и потихоньку внедрились в фамильное гнездо Кузнецовых. Необходимость ночной вылазки диктовало бальное чувство голода. Холодильник Кулебякина не мог продемонстрировать нам ничего, кроме художественной инсталляции «Снежная пустыня».

— Хочу копченого мяса и сыра с маслом! И яичницу с беконом! И салат из помидоров! И гренки! — сладострастно нашептывал мне любимый, пока мы пересчитывали ступеньки ногами в мягких тапочках.

Мы почти бесшумно, чтобы не побеспокоить Зяму с Алкой, вошли в квартиру и уже там обнаружили, что совершенно напрасно соблюдали режим молчания. Мой брат и наша общая подрута вовсе не почивали! Они переместились из спальни в кухню и там занимались именно тем, чем мечтали заняться мы с Денисом: последовательно превращали в снежную пустыню все три камеры нашего холодильника!

— Доброе утро! — звонко приветствовала нас Трошкина, стоя у плиты. — Яичницу будете? С беконом!

— А также с мясом, сыром, гренками и помидорами! — поторопился застолбить жилу Денис.

Алка с Зямой еще только начали истребление провианта, и мы очень мило покушали, за доброй едой распив три бутылки красного вина. Его притащил из своей комнаты Зяма. Я сделала себе зарубочку в памяти: вот где в следующий раз надо будет искать спиртное! Не в коммунальных амбарах семейства, а в личных закромах братишки! Похоже, у него там богатые винные погреба!

Бордо было превосходное, и настроение у сотрапезников сделалось ему под стать.

— Ну и что же вы тут делали со своим лейтенантом? — с трудом отвалившись от стола, почти благодушно поинтересовался мой капитан.

— Во-первых, он вовсе не наш! Во-вторых, мы ничего такого с ним не делали! — поторопилась оправдаться Трошкина.

— Он был нужен нам в качестве источника информации, — объяснила я, виртуозно сплетая правду и ложь. — Дело в том, что наше агентство получило заказ на продвижение казино, и мне принесли готовое видео для монтажа рекламного ролика, но я никак не могла самостоятельно разобраться в происходящих на экране процессах. Мне нужен был грамотный консультант, и мы с Алкой нашли его в казино.

— Но там было шумно, и вообще — неудобно разговаривать! — подхватила подачу Трошкина. — Мы с большим трудом уговорили сведущего человека приехать сюда и только-только расположились для спокойной беседы, как — трах! Бабах! Вломились вы двое и испортили нам все дело!

— Они уговорили его с большим трудом, ты понял? — иронично покосился на моего брата мой жених.

— Пустили в ход все свое обаяние и все родовые запасы суровой пеньки! — кивнул Зяма.

— Это были всего лишь пояски от халатиков, — проворчала Алка. — Нам пришлось использовать их, чтобы поудобнее устроить в кресле нашего гостя. Он был сильно нетрезв и не мог сидеть прямо!

— Я тоже сильно нетрезв! И тоже предпочел бы лечь! — с подкупающей откровенностью признался Кулебякин, с пристрастием погладив мою коленку. — Однако я хочу доказать, что капитан на порядок круче лейтенанта, и с этой целью готов прокомментировать для тебя, любимая, эту твою непонятную запись из казино.

— А ты разве разбираешься я азартных играх? — удивилась я.

— Разбирается ли Денис в азартных играх? Я имею в виду — разбирается ли он в них так, как я?! — картинно заломил руки Зяма.

Вот так, неожиданно для самих себя, мы с Алкой получили сразу двух разговорчивых консультантов вместо одного молчаливого. И узнали немало интересного!

— Съемка велась с двух часов ночи до десяти утра — это время работники игорных заведений называют морским термином «собачья вахта», — изучив показания таймера, сообщил Зяма. — Для работников заведения эта смена самая тяжелая: особенно сильно хочется спать, внимание притуплено, а народу в зале то очень много, то совсем мало, и в периоды затишья персонал совсем расслабляется.

— Что очень удобно для разного рода мошенников! — подхватил Денис. — Внимание на экран! Смотрите, у играющих в покер с завидным постоянством выпадает флэш-стрит!

— Что у них выпадает? — спросила я.

— Флэш-стрит! Пять карт одной масти, сложенные по порядку! — объяснил Кулебякин.

— По правилам, тот, у кого выпадает эта комбинация, получает в кассе заведения максимальную ставку! — добавил Зяма. — В «Пирамиде» это пять тысяч долларов. Если судить по статистике удач, то такой выигрыш бывает один раз на пятьдесят тысяч попыток! А тут — дважды за один вечер!

— Чудо! — благоговейно молвила Трошкина.

— Но только рукотворное чудо! — поправил ее Денис, голосом нажав на определение. — Зяма, открути запись назад… Да, сюда. Смотрите, наивные барышни: крупье подкладывает колоду карт так, что у подставного игрока выпадает нужная комбинация!

— Натуральное мошенничество! — подтвердил Зяма.

Наши добровольные эксперты погоняли видеозапись туда-обратно и единодушно выдали экспертное заключение: как минимум один из двух «флэшей» — подтасовка! Об этом, дескать, свидетельствует выпадение самому крупье тех карт, которые раздачей раньше выпали счастливому игроку. Кроме того, крупье придерживал часть карт, сбрасывая их частями к перемешиваемым, что является нарушением правил раздачи.

— Интересно было бы знать, кому так повезло? — озвучила наши общие мысли Алка.

К сожалению, в эпизодах с флэш-стритами оператор снимал исключительно стол и руки игроков, так что увидеть лицо везунчика нам не удалось. У меня появились кое-какие перспективные соображения по этому поводу, но высказать и развить их я не успела — народ отошел ко сну.

Зяма с Денисом еще в процессе видеопросмотра сползли с кресел на пол, чтобы оказаться поближе к экрану. Они удобно расположились на ковре, обложились диванными подушками, постепенно перешли из сидячего положения в лежачее и вскоре затихли. Последним полусознательным действием Кулебякина была экспроприация Алкиного мягкого тапка с зайчиком — он подсунул его себе под голову. Зяма, сворачиваясь калачиком, стянул с ближайшего кресла бархатную накидку и небрежно накрылся ею. Денис, не открывая глаз и не отрывая от щеки краденого тапка, в трогательной манере слепого щеночка подполз к моему братцу и закатился под его бархатную попонку. Парни срослись спинами, как сиамские близнецы, и дружно засопели.

Мы с Трошкиной не стали их будить и пошли досыпать поодиночке — я в свою комнату. Алка в Зямину.

Тем не менее утро совершенно неожиданно для меня началось с поцелуев! Еще не вполне проснувшись, я почувствовала, что кто-то размеренно тюкает в мою щеку вытянутыми в трубочку теплыми губами. Поскольку для напористого капитана Кулебякина столь невинная манера целоваться совершенно нехарактерна, я сильно удивилась и широко распахнула глаза.

— Ю окей? — заботливо спросил меня маленький Майкл.

— Олл райт, — машинально ответила я.

Видимо, это был правильный отзыв на пароль потому что ребенок перестал меня чмокать, спрыгнул с моей кровати и убежал из комнаты со словами:

— Бабася, царевна уже не мертвая!

— За царевну отдельное спасибо, — пробормотала я и села в постели.

Майкл на смеси двух языков продолжал гомонить под дверью санузла. Оттуда ему что-то отвечала мамуля. Я догадалась, что «бабася» — это, в переводе с майклового, «баба Бася» и усмехнулась. Мамуля уже не раз заговаривала со мной и с Зямой о внуках, и мне было интересно, что получится из этого небольшого практикума. Я лично с трудом представляла себе Великую Басю Кузнецову в роли доброй бабушки. Мне бы не хотелось, чтобы моим деткам на ночь глядя читали ужастики!

«Но „Сказка о Мертвой Царевне“ — это не ужасное, это классическое произведение детской литературы, обязательное к изучению в начальной школе! — напомнил мне внутренний голос. — Вспомни, в четвертом классе ты учила его наизусть!»

— В той норе, во мгле печальной, гроб качается хрустальный на цепях среди столбов!..

М-да… С высоты жизненного опыта эти выразительные пушкинские строки уже не казались мне совершенно безвредными для неокрепшей детской психики.

Услышав мою декламацию, в комнату снова заглянул Майкл. В руках у него был внушительный книжный том, раскрытый на середине.

— Инди! — позвал ребенок и призывно похлопал половинками книжки.

— Можешь звать меня тетей, — зевнув, разрешила я.

— Тетинди! — откорректировал позывной талантливый мальчик. — Вай зе диплодок хэд зе сри хедз анд зе птеродактиля вингз?

— Почему у этого диплодока три головы и крылья, как у птеродактиля? — автоматически перевела я и завертела головой в поисках упомянутого неправильного динозавра.

Это не было полной глупостью. В такой творческой семье, как наша, можно ждать сюрпризов в самом широком диапазоне. У нас, если кто-то решит занести домашнюю зверушку, ею вполне может оказаться как белая мышка, так и редкая рептилия. Кстати, огнедышащий дракон был бы вполне подходящей компанией для нашего нового заокеанского ребенка…

Однако живого динозавра я не увидела. Любознательный мальчик тыкал пальчиком в книжную иллюстрацию.

— Ах, это! — с нескрываемым облегчением выдохнула я. — Это же просто обыкновенный Змей Горыныч!

— Просто? — с сомнением повторил Майкл.

Это был хороший детский вопрос. Действительно, что простого и обыкновенного в трехголовом огнедышащем змее? Я задумалась.

Не дождавшись ответа, непоседливый ребенок потерял ко мне интерес и убежал. Я снова улеглась и закрыла глаза, но поваляться, наслаждаясь тишиной и покоем, мне не удалось. Внезапно из гостиной донесся дикий рев, косвенно подтверждающий версию о появлении в нашем доме динозавра. Или даже Змея Горыныча — как минимум двухголового, так как бешеный рев явно складывался из двух голосов. Судя по интонациям, Горынычу было смертельно нехорошо.

«Кажется, сейчас мы узнаем, отчего вымерли динозавры!» — некстати обрадовался мой внутренний голос.

Я выпрыгнула из постели, выскочила из комнаты в коридор и там столкнулась с Трошкиной.

— Что? Где? — лепетала она, растерянно крутясь на месте.

Напрашивающееся до комплекта «Когда?» она не озвучивала, потому что ясно было, что нечто страшное и ужасное происходит прямо сейчас.

Я протолкнула подружку в гостиную. А там и без нас была полна горница людей! Папуля, мамуля, Денис и Майкл бегали по комнате, являя собой живую иллюстрацию к тому параграфу школьного учебника по физике, который увлекательно повествует о броуновском движении молекул. Молекула Майкл была самой шустрой, а молекула Денис — самой шумной. Одним из исполнителей лебединой песни умирающего динозавра определенно был мой милый капитан!

Второй участник дуэта уже не ревел и даже не шевелился. Мой бедный брат распластался по стеночке, как княжна Тараканова на известной картине. Сходство с захваченной наводнением княжной усугубляла лужа на ковре. Я приподняла бровь. Зяма вздрагивал и выглядел шокированным, но не настолько, чтобы обмочиться от страха!

— Зачем ты это сделал, паршивец?! — рявкнул Денис Кулебякин, выходя из образа резвой молекулы и возвращаясь к амплуа злобного дракона.

В этой роли он был гораздо убедительнее.

Пойманного Майкла наш капитан держал за шиворот и встряхивал, как сырую тряпочку. При этом мокрым, как я заметила, был не Майкл, а сам Денис. С его волос капало, а на голых плечах блестели влажные дорожки.

— Что? Что он сделал? — хором, как в греческой трагедии, вопросили мамуля, папуля и я.

Денис в ответ только гневно зарычал. За него ответил Зяма:

— Он облил нас водой! Меня ледяной минералкой, а Дэна кипятком из чайника!

В голосе братца отчетливо звучало удивление.

— Так вот кто взял наш чайник! — обрадовался папуля. — А я его ищу, ищу!

— Так вот кто взял мою минералку! — загрустила мамуля, смекнув, что искать ее уже не стоит.

Майкл, отнюдь не выглядящий испуганным, оживленно лопотал по-английски. Трошкина, которая неплохо подучила язык в своей Австралии, первой поняла что к чему:

— Мальчик говорит, что Денис и Зяма лежали как убитые. А он хотел помочь и поэтому полил их живой и мертвой водой!

— Мне, я так понимаю, досталась мертвая! — пробурчал ошпаренный Денис, опуская ребенка на пол. — Слышишь, ты, лекарь! Ты, вообще, кто такой?

— Да, кто такой этот маленький знаток сомнительных фольклорных рецептов? — поддержал вопрос подмоченный Зяма.

— Это Майкл! — сообщила я. — Наш с тобой, Зяма, племянник из-за океана!

— Теперь я понимаю, почему вы держитесь от него на таком значительном расстоянии! — пробурчал Денис.

— Все, дети, давайте мириться! — хлопнув в ладоши, признал всех присутствующих папуля, после увольнения из своего танкового корпуса в запас переквалифицировавшийся в пацифисты.

Впрочем, он быстро утратил миротворческое настроение, когда выяснилось, что Майкл успел отметиться и в его вотчине — на кухне. Разбил два десятка яиц! Объяснение, что этот акт продовольственного вандализма был необходимым условием для поиска иглы, заключающей в себе жизнь Кащея Бессмертного, расстроенного папулю не успокоило.

— Не надо было читать этому ребенку русские народные сказки! У него явно нет иммунитета к фантастике! — попенял он мамуле, прихлебывающей вместо холодной минералки теплое бордо.

Зяма вынес к столу еще пару бутылок из своих запасов — для снятия стресса.

— С этого ребенка надо снимать не стресс, а порчу! — уходя на службу, сердито сказал Кулебякин, в связи с безвременной утратой предназначавшихся для омлета яиц оставшийся без горячего завтрака.

— Интересная мысль! — знатная авантюристка мамуля выпрямилась и заблестела глазами.

— Давайте обойдемся без кликушества и потусторонних фокусов! — попросила я. — Предлагаю на недельку отдать Майкла в детский коллектив. В обществе сверстников он быстро отыщет нормальные жизненные ориентиры. Заодно и русский язык подучит!

— Можно договориться с Анечкой Пятницкой из первого подъезда, она работает воспитательницей в старшей группе детского садика, — посоветовала Алка.

— Отличная мысль!

Обрадованная мамуля немедленно побежала договариваться с Анечкой. Папуля повеселел, и Зяма перестал поглядывать на Майкла как злопамятная жертва бомбардировки на мирный кукурузник. Мы выпили вино, съели наскоро сочиненный завтрак и разошлись кто куда.

И лишь перед уходом на работу, собирая в свою сумку все нужные вещи и ненужные вещички, я обнаружила, что мой диск с видеозаписью из казино «Пирамида» бесследно пропал.

2

Рабочий день в офисе начался с неприятного разговора с Броничем.

— Зайди ко мне, Инночка! — позвал он из своего бункера.

— Да, Михаил Брониславич, — мой голос упал.

Я слишком давно и хорошо знаю шефа, чтобы обманываться его ласковыми словами и интонациями. Голос Бронича будет исполнен нежности даже в том крайне нежелательном для меня случае, если ему вздумается повелеть что-нибудь вроде: «Инночка, взойди на гильотиночку!»

— Инночка! Это правда, что ты взяла заказик от казино «Пирамида»? — шеф размеренно постукивал ладонью по столу, словно забивал гвозди в крышку гроба.

— Нет! — твердо ответила я, не желая, чтобы этот гроб стал моим.

Я еще не готова покинуть ряды сотрудников «МБС». У меня нет другого стабильного источника доходов.

— Странно, а мне сказали…

Бронич перестал стучать и использовал освободившуюся руку для того, чтобы потереть лысину. Этот жест, по сути, аналогичен известной манипуляции Алладина с волшебной лампой: так шеф высвобождает волшебную энергию мысли.

— Это недоразумение! — все так же твердо сказала я.

— Надеюсь, надеюсь… Но должен предупредить: Левон Айрапетян — не тот человек, с которым я хотел бы иметь дело. Любое дело!

— А кто такой Левон Айрапетян? — спросила я, продолжая усиленно демонстрировать полную непричастность к любым делам игорного бизнеса.

— Левон Айрапетян — это хозяин того казино, заказ которого ты не принимала и принимать не будешь! — с нажимом сказал шеф и мановением длани отпустил меня на волю.

Я не тронулась с места: мне хотелось узнать побольше.

— Он что, бандит?

— Инночка, в твоем возрасте нельзя быть такой наивной! Он не бандит, он бизнесмен. Но такой, знаешь ли, некультурной формации…

— Типа выпускник солнцевской группировки? — понятливо уточнила я, великодушно пропустив мимо ушей бестактный намек на мои недетские годы.

Бронич замахал размашистее и энергичнее:

— Иди уже, Инночка, иди! Работай!

Я вернулась за свой стол и некоторое время по инерции изображала активную трудовую деятельность. Потом до меня дошло, что шеф сидит у себя за закрытой дверью и моего показного героизма не видит, а в общей комнате на меня и смотреть-то некому. В отсутствие Катерины, которая строго следила за тем, чтобы все штатные процессы в нашем офисе шли как положено, контролировать соблюдение трудовой дисциплины в «МБС» было некому. Более или менее вовремя на барщину вышла только я одна. Наша бухгалтерша оказалась больной, а копирайтер Сашка Баринов закосил от работы в офисе под предлогом необходимости встречи с клиентом на нейтральной территории. Зато ближе к обеду появился видеодизайнер Андрюха Сушкин, с понедельника пропадавший невесть где без всякого объяснения причин.

Тихо открыв и так же тихо прикрыв за собой наружную дверь, он опасливо поглядел на вход в кабинет шефа и шепотом спросил:

— Бронич у себя?

Я кивнула.

— Не повезло! — вздохнул Эндрю и на цыпочках, чтобы не скрипнула ни одна половица, прокрался в свою каморку.

Там он первым делом напился из кулера холодной воды, вторым — включил кофеварку, а третьим — со вздохом взял ручку, придвинул к себе чистый лист бумаги и низко, как дирижабль на привязи, завис над ним опухшим лицом.

— Уж полдень близится, а вдохновенья нет? — с пониманием спросила я, перефразировав Пушкина. — Что пишем? Не иначе объяснительную о прогуле?

— Ох… Как ты думаешь, где я все это время был и чем занимался? — вместо ответа спросил меня коллега.

— Мне угадать с трех попыток?

Я подошла поближе, рассмотрела Эндрю повнимательнее и уверенно заключила:

— Ты беспробудно пьянствовал в компании суровых парней и легкомысленных девиц вдали от дома, в условиях дикой природы!

— Как ты догадалась? — Андреас обессиленно откинулся на спинку стула.

— Применила дедуктивный метод Шерлока Холмса! — я выключила кофеварку и поставила на нетронутый белый лист перед Андрюхой дымящуюся чашку. — Пей! Во-первых, ты в той же самой одежде, что и три дня назад. Значит, дома не был. Во-вторых, от тебя несет крепким табаком, а ты не куришь. Значит, козьи ножки смолил кто-то рядом. В-третьих, на щеке у тебя следы губной помады как минимум трех оттенков красного. Значит, в непосредственной близости были веселые барышни. А вот воды для умывания и бритвы под рукой не имелось. Кроме того, ты весь в комариных укусах. Значит, предавался разврату вдали от цивилизации, на лоне природы.

— А откуда ты знаешь, что я пьянствовал, да еще беспробудно?

— В зеркало посмотрись! — посоветовала я. — У тебя на лице написано: «Пиво без водки — деньги на ветер!»

— Да, деньги ушли! — с сожалением молвил Эндрю и аккуратно положил голову на коврик для мышки. — Все пятьсот баксов!

Он тяжело вздохнул, зажмурился и с полминуты трагически сопел. Потом приоткрыл один глаз, посмотрел на меня и спросил:

— Меня тут никто не искал?

— Ну как же! Бронич искал!

— А еще?

— Вчера Сашка Баринов тебя спрашивал, — припомнила я. — И Лариска Котова с клиенткой, они какую-то свою кассету у тебя найти не смогли… Да! Еще пару дней назад приходили два парня, блондин и брюнет, искали «высокого и стройного молодого человека в оранжевой бандане и зеленом пионерском галстуке»!

— Эти двое только один раз приходили? — уточнил Эндрю, непослушными пальцами развязывая тугой узел своего грязно-зеленого шейного платка.

И его, и помятую оранжевую бандану он скатал в тутой комок и метким баскетбольным броском запустил в мусорную урну. А я, глядя на это, подумала, что начавшийся сеанс разоблачения надо бы продолжить, и вкрадчиво спросила:

— Андрюша, а что за дела у тебя с младшим Ратиборским?

— С кем? — Эндрю потянулся за чашкой.

Я поняла, что произнесенная фамилия ему ничего не говорит и зашла с другой стороны:

— С тем блондином, у которого один глаз карий, а другой голубой! Его зовут Никита Ратиборский, и он сын депутата ЗСК, которого недавно убили.

— И его тоже?! — Эндрю поперхнулся кофе.

— А кого еще?

Я вперила в Сушкина воистину инквизиторский взгляд.

— Лешку Пряникова, дружка моего. Царство ему небесное! — Андрюха отсалютовал чашкой потолочному перекрытию и залпом допил свой кофе.

— За упокой души надо бы не кофе пить, — сочувственно заметила я.

— Не кофе уже пили, — кивнул Сушкин. — Думаешь, по какому случаю была моя многосерийная пьянка? Это я Лешку поминал. Причем, можно сказать, за его же счет…

— Это как? Ты не успел вернуть ему одолженные деньги?

— Да нет.

Крепкий кофе похмельного Эндрю заметно взбодрил, и он неожиданно рассказал мне прелюбопытную историю.

Оказывается, с покойным оператором местного ТВ мой коллега была знаком еще со студенческих лет. Они вместе учились в институте культуры и приятельствовали, так что Сушкин был более или менее в курсе дел Пряникова. Иногда они даже сотрудничали.

— Вот в субботу Леха позвонил и попросил меня срочно скопировать на диск его съемку. Что за запись, не сказал, но я так понял, что какая-то халтурка. На нее сначала только один клиент был, а потом вдруг второй объявился. Ну, Леха же не дурак, чтобы от дополнительных денег отказываться? И я не дурак!

Андреас с легким вызовом посмотрел на меня, и я ему согласно покивала — мол, да, да, не дурак, редкий умник!

— Договорились, что я скопирую запись с флеш-карты камеры, и исходник Лешка отдаст основному заказчику. А второй клиент заберет диск с копией у меня.

— Прекрасно придумали, — почти задавив иронию в голосе, сказала я.

— Придумали отлично, а вот выполнилихуже, — проворчал рассказчик. — Лешка мне флешку так и не передал, убили его той же ночью, беднягу! А вот телефончик клиента номер два он мне выдать успел, и в понедельник я ему позвонил.

— Зачем? У тебя же не было записи? — удивилась я.

— У меня в тот момент еще и денег не было! Помнишь, я у тебя одолжить пытался? И у Бронича, и у Сашки, и у Люси… Никто не дал! Представь: у меня друг погиб, а я без гроша в кармане! Даже на рюмку водки не наскрести, а Лешку-то помянуть надо было?

— Надо, — кивнула я, уже догадываясь, каким будет продолжение рассказа. — Короче, вторым претендентом на съемки Пряникова оказался сын Ратиборского, так? И ты, бессовестным обманщик, вместо нужной видеозаписи, которой у тебя вовсе не было, всучил человеку первую попавшуюся кассету, так?

— Съемочку детсадовского утренника, — кивнул мелкий жулик.

Раскаяния в его голосе я не услышала. Наоборот:

— Знаешь, мне ничуть не совестно! — заявил Андрюха. — Только жалко, что я мало денег с них срубил, надо было не пятьсот баксов просить, а вдвое больше. Для таких мажоров, как эти папины сыночки, пятьсот баксов — не деньги. Видишь, они за них даже не бьются — один раз наведались, спросили: «Где этот, в бандане и галстуке?», получили шиш с маслом и ушли, как будто так и надо. Гламурные слюнтяи!

— Да, это не твой образ! — съязвила я, окинув помятого и несвежего коллегу выразительным взглядом.

— Мне съездить домой, переодеться? — смутился он.

— Съездить, — кивнула я. — Переодеться, помыться, побриться и придумать уважительную причину для затяжного отсутствия на работе. Беги, пока тебя Бронич не узрел!

Андрюха убежал, а я села на его место, выдвинула верхний ящик рабочего стола, и достала из нее флэш-карточку, которая пришла ко мне кружным путем, через город Тихошевск. Куда я сама же отправила ее в белом шарике с портретом Путина. Можно сказать, под патронатом Премьера…

Картинка выстраивалась четкая. Шарик с начинкой я лично сняла с гирлянды в ресторане «Старая крепость» в воскресенье. А накануне, в субботу, в «Крепости» праздновали другую свадьбу. И проводила это торжество все та же бригада Ларисы Котовой.

Та же, да не та: оператор был уже другой! В воскресенье, по просьбе Лары и при моем содействии, Даня Гусочкин заменил Лешу Пряникова, который был убит в парке у ресторана в ночь с субботы на воскресенье.

«Так, может, это предприимчивый дружок нашего Эндрю оставил свою флешку с записью в шарике, под охраной ВВП?» — задался вопросом мой внутренний голос.

Это было вполне вероятно, тем более что оператор запечатлел не какой-нибудь невинный детский утренник, а серьезное мошенничество в казино!

«Так не связана ли гибель Пряникова с его ночной съемкой в „Пирамиде“?!» — выдал новый шаг мой внутренний голос.

«Тогда убийцу оператора надо искать среди тех, кто был в казино! — сообразила я. — А кто там был из лиц, нам знакомых? Ратиборский-старший в накладных сединах, Гольцов в натуральной рыжине. Ратиборский-младший… О! Так ведь младой Никита Геннадьевич не пожалел пяти сотен долларов за „кассету от Пряникова“! С чего бы это? Может, это он и был тем мошенником, который неправедно получил флеш-стрит? А потом заметил, что его снимают, и захотел перехватить компрометирующую запись?»

«Вполне может быть», — согласился мой внутренний голос — но как-то неуверенно, без энтузиазма.

Кажется, он так же, как и Эндрю, склонен был считать младшего Ратиборского гламурным слюнтяем, не способным на решительные действия.

3

— И как зовут твоего соперника? — капитан Барабанов безжалостно утопил в горячем чае кружок лимона и еще потыкал в него ложечкой, выжимая сок.

— Лейтенант Лосев, Аркадий Валентинович, — ответил ему капитан Кулебякин.

Зрительная память у него была замечательная. ФИО подозрительного лейтенанта он запомнил с одного взгляда.

— Ну, знаю такого! — Кивнул Барабанов. — Он из ОБЭПа. Нормальным мужик.

— Успокоил, называется! — фыркнул Кулебякин.

Сам будучи нормальным мужиком, он прекрасно знал, что на эту категорию граждан красивая блондинка с отличной фигурой действует как магнит на гвозди.

— Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей! — пробормотал ревнивец и от полноты негативных чувств погнул чайную ложечку, сделанную из менее прочного материала. — Слушай! А давно ли наш доблестный ОБЭП практикует съемки скрытой на брюхе камерой?

— Не знаю, — Руслан пожал плечами и оглянулся на барную стойку. — Где же наша пицца? Сколько еще ждать, я ж на службе… А насчет съемок — это верно, есть у Лосева уклон в кинематографию. На днях он нам такую запись на просмотр приволок — не поверишь! Публичные пляски Тимы Гопака!

— Неужто того самого Гопака? — капитан Кулебякин, наслышанный о производственных трудностях лучшего друга, наконец отвлекся от личных проблем. — Где же это он гастролировал, будучи в розыске?

— Опять же, не поверишь! В самом центре города, в популярном кабаке «Старая крепость», белым днем, при большом скоплении народа, на свадьбе!

— Каким конкретно днем?

Капитан Кулебякин потребовал уточнения совершенно машинально, по неистребимой милицейской привычке. Но капитана Барабанова этот простой вопрос неожиданно привел в сильное возбуждение.

— Черт, какая мысль! — воскликнул он, резко откинувшись в пластмассовом кресле, которое отозвалось на физкультурное упражнение протестующим скрипом. — А что, если… Да, это нужно проверить!

— Ты куда? А пицца?! — крикнул вслед убегающему товарищу удивленный Денис.

— За чай мой заплати! — донеслось уже из-за двери.

Мысль, посетившую капитана Барабанова, проверяли на крепость и жизнеспособность всем отделом, предварительно внимательно выслушав автора идеи.

— Свадьба — это единственное известное мне торжество, где хозяевам праздника незнакома добрая половина гостей, — как лектор с кафедры, вещал устроившийся на подоконнике Барабанов. — Таким образом, свадебный обед для беспринципного халявщика является идеальной возможностью вволю наесться, напиться и повеселиться. Никакого риска, что дармоеда разоблачат и с позором прогонят от кормушки! Родственники жениха думают, что это гость со стороны невесты, — и наоборот! А поскольку всем давно известно, что на свадьбе степень веселости гостя обратно пропорциональна его близости к новобрачным, тот факт, что незнакомец выкомаривает, как заезжая звезда эстрады, никого даже не удивит. Правильно я говорю?

— Правильно, — подал нужную реплику коллега и подчиненный капитана Барабанова, лейтенант Михаил Орлов.

— Тогда идем дальше. Свадьбы в нашем благодатном крае — отнюдь не редкое явление общественной жизни. С пятницы по воскресенье все центральные улицы запружены лимузинами в бантах, от сигналов клаксонов можно оглохнуть, а в парках и скверах не протолкнуться среди поддатых граждан с флердоранжем. То есть количество свадебных пирушек таково, что ушлый любитель дармового угощения и безудержного веселья может кочевать с одного застолья на другое, сколько захочет. Правильно?

— Правильно, — снова поддакнул лейтенант Орлов.

А старлей Сыроядников сделал ценное замечание:

— Главное — заранее располагать информацией о том, когда и где будут праздновать, и составить грамотное расписание!

— Во-о-от! — обрадованный капитан Барабанов пистолетиком направил на мудрого Сыроядникова указательный палец. — А кто заранее располагает сводом такой ценной информации? Не ЗАГСы — там только расписываются, а гулять идут в кабаки. И не кабаки — там знают только график работы данного конкретного заведения общепита.

— Компании, которые организуют праздники! — заработал еще пару очков за сообразительность смышленный Сыроядников. — Они ведут учет своих заказов и планируют работу на недели вперед!

— Именно! — капитан Барабанов глубоко кивнул и хищно улыбнулся.

A немногословный, но тоже сообразительный лейтенант Орлов молча потянулся к телефону, позвонил в горсправку и в считанные минуты получил список фирм, специализирующихся на проведении свадебных торжеств.

— Вот она! — заглянув в бумагу поверх лейтенантского плеча и прицельно ткнув пальцем в середину столбика из более или менее вычурных названий, уверенно сказал капитан. — Шайка, которая рулила той воскресной свадьбой, где гулял наш клиент Тимофей Гопак, называется «Праздник жизни»! А спроворьте-ка мне, ребята, их расписание работы на текущий месяц — это раз. Список штатных и внештатных сотрудников — это два. И наконец, личные дела тех работников женского пола, о которых известно, что у них проблемная личная жизнь.

— Русик, ты гений! — фамильярно похвалил старшего по званию старлей Сыроядников. — Ты гений, а мы все идиоты! Родственников невесты опросили всех до единого, сторону жениха тоже перетрясли, как половики в борьбе с пылью, думали — Гопака кто-то из них позвал. А тут такой поворот!

— Сейчас мы этого Гопака вычислим, с кем он хороводится! — воодушевился лейтенант Орлов.

— За дело, бойцы! — призвал подчиненных гениальный капитан и спрыгнул с подоконника, машинально придержав на бедре несуществующую саблю.

… — За дело, курсант! — с очень похожей интонацией произнес почти в то же самое время другой начальственный служивый — капитан Никифоров. — Идите и без доклада не возвращайтесь.

Сержик Мызин браво щелкнул каблуками и с ускорением устремился к двери.

— Да пребудет с вами сила! — по инерции благословил его капитан, с удовольствием возобновляя просмотр на мониторе служебного компьютера любимого фильма.

— И на обратном пути купите, пожалуйста, бубликов! — попросил лейтенант Березкин, с сожалением посмотрев на пустое блюдечко вблизи своего правого локтя.

Сержик унесся.

— Хороший парень, но не умеет правильно расходовать избыточную энергию! — посетовал Березкин, нажатием кнопочки оживляя электрический чайник.

— У нас научится! — ответил Никифоров и ввинтил в ушную раковину наушник.

Грамотно экономя жизненные силы, капитан до обеда смотрел «Звездные войны», а лейтенант пил пустой чай и нетерпеливо ждал бубликов. Тем временем избыточно энергичный практикант Мызин за полдня обскакал шесть райотделов милиции и выяснил, что в два из них уже обращались граждане, ставшие жертвами нападения хулиганов в черных масках! В первом случае это был гражданин Гольцов Алексей Юрьевич, о столкновении коего с замаскированными типами Мызин, как и тысячи телезрителей, уже знал из новостей, а во втором — гражданка Ратиборская Алиса Викторовна.

— Капризная дамочка! — охарактеризовали ее в отделении.

Капризная гражданка Ратиборская сначала принесла заявление, в котором сообщила сразу о двух случаях нападения — на нее саму и на ее взрослого сына, но уже на следующий день свое заявление забрала. Впрочем, последнему обстоятельству в отделении, без устали борющемся не столько с преступностью, сколько с потенциальными «висяками», были откровенно рады.

Практикант Мызин работы не убоялся. Услышав фамилию Алисы Викторовны, Сержик сделал стойку, как охотничий пес в виду глухого тетерева. Алиса Ратиборская была супругой, а с недавних пор — вдовой депутата, в помощниках которого состоял Алексей Гольцов!

Уловив связующее звено, Мызин очертил круг лиц, близких к погибшему Ратиборскому, и в серии телефонных разговоров с собственного мобильного проявил живой интерес к их судьбе. Оказалось, что второй помощник депутата, Александр Пущин, бесследно пропал, о чем его супруга заявила в милицию только накануне. А водитель и охранник Ратиборского, как было известно, погибли вместе с ним при взрыве автомобиля.

— Получается, что все, кто был близок к Ратиборскому, пострадали! — азартный Сержик, захлебываясь эмоциями, сообщил свои выводы капитану Никифорову и лейтенанту Березкину. — Одним угрожали расправой, с другими расправились! Выходит, мы можем предположить, что в убийстве депутата замешаны эти, в черных масках!

— Предположить-то мы это можем, но хотим ли? — вздохнув, пробормотал капитан Никифоров.

Следствие по делу об убийстве депутата активно и не без успеха раскручивало версию о виновности в содеянном группы умственно неполноценных личностей. В компанию к туповатой пэтэушнице, задержанной на площади в самом подозрительном виде — «в белом, но с окровавленными перстами», сыщики подгребли уже погибшего чокнутого «провидца» и дальнего родственника задержанной — дефективного юношу, в возрасте восемнадцати лет самозабвенно играющего в машинки. Возложив ответственность за взрыв на площади на придурковатое трио, следствие благополучно уходило от скандальной темы очередного политического убийства и подводило под монастырь разве что медицинские службы, плохо присматривающие за потенциальными клиентами дурдома в период весеннего обострения психических заболеваний.

Версия практиканта Мызина подрубала эту красивую схему на корню. Поэтому лейтенант Березкин напрягся и нашел в рассуждениях Сержика слабое место.

— Ты утверждаешь, что лиха хлебнуло все близкое окружение Ратиборского? Гм… А как же депутатская любовница?

— Да, да! — обрадовался зацепке капитан Никифоров. — У Ратиборского же любовница была! Что с ней?

— Я узнаю, — пообещал несгибаемый Сержик и исчез из кабинета до конца рабочего дня.

Лейтенант Березкин, у которого юный практикант по инерции все еще ассоциировался со свежими бубликами, до вечера пребывал в неважном настроении.

4

— Где мои новые лиловые туфли?!

В пятницу утром этот вопрос звучал для меня гораздо актуальнее, чем вечно безответные «Кто виноват?» и «Что делать?».

Кто виноват, впрочем, выяснилось сразу после того, как мой гневный вопль достиг ушей бабули.

— Твои лиловые туфли лежат под зеркалом, — сообщила она, неторопливо складывая газету.

После этого очки, которыми наша старушка пользуется только для чтения, стали ей не нужны, и она приспустила их, чтобы укоризненно поглядеть на меня поверх оправы:

— Зачем же так кричать?

— Разуй глаза! — весело нахамил мне Зяма, подмигнув бабушке, которая свои собственные глаза уже разула.

— Они были в коробке, — проворчала я, вытащив туфли, завернутые в одну лишь бумагу, из-под трюмо.

— Коробку забрал Майкл, — сказала бабуля, водружая очки на место и вновь расправляя газету.

— Значит, не зря я провел с ним воспитательную беседу об армейской аккуратности! — обрадовался папуля, привычно зачищая обеденную зону после победоносно завершенного завтрака. — Надеюсь, теперь наш мальчик будет складывать свои игрушки в коробку, и я больше никогда не обнаружу резиновую гадюку в кастрюле с сосисками!

— Это была гробовая змея, — мимоходом просветила нас мамуля, удаляясь к себе с новой книжкой. — Та самая, которая укусила Вещего Олега!

— Я вижу, что русская классика нашему американскому мальчику так же вредна, как отечественный фольклор! — посетовал Зяма.

Я пропустила разговоры родственников мимо ушей. Наступил долгожданным для многих день торжественного бракосочетания Катерины и Александра. В ЗАГС новобрачные никого, кроме свидетелей, не позвали, но на свадебном обеде в ресторане «Старый замок» мы с Трошкиной должны были быть всенепременно. Поскольку других гостей от «МБС» не ожидалось, я просто обязана была единолично поддержать честь нашего процветающего рекламного агентства. По моим понятиям, это означало, что мой внешний вид должен быть таким, чтобы гламурные фифы с журнальных обложек и секс-бомбы с рекламных плакатов в сравнении со мной смотрелись убогими фригидными замарашками.

Для достижения столь амбициозной цели нужны были мощные средства. Лиловые туфли, слава богу, нашлись несколько раньше, чем со мной приключился инфаркт, вызванный кошмарным опасением, что под волшебное сиреневое платье мне придется обуть банальные черные босоножки. Само платье я утюжила минут тридцать, пока шелк не разгладился, как зеркало. Еще час ушел на оформление лица и сотворение прически, а затем мы с мамулей и бабулей, прервавшими по такому поводу свои интеллектуальные пиршества, перерыли фамильный ларец с полудрагоценностями, подбирая для меня украшения. Вдумчивые колебания между аметистами и гранатами заняли еще три четверти часа.

Трошкина, у которой аналогичный созидательным процесс протекал параллельно с моим, периодически позванивала мне, чтобы синхронизировать отдельные этапы, но не торопила ни меня, ни себя. Я уже начала беспокоиться, что мы с ней опоздаем на праздник, назначенный на полдень, но оказалось, волновалась я напрасно. Когда без десяти двенадцать мы с подружкой в парадном обмундировании и праздничном настроении прибыли к «Старой крепости», на горбатом мостике через декоративный ров стояла, скучая, одна Лара Котова с миской несъедобной ритуальной смеси из рисовых зерен, пшеницы и медной мелочи. Новобрачные, которым предстояло принять традиционный денежно-злаковый душ, еще не подъехали.

— Если хотите, можете подождать в обеденном зале, но предупреждаю, там такие запахи, что натощак долго не выдержать! — сказала Лариска. — Даже мои ребята, уж на что народ крепкий, тренированный, и то не усидели в помещении!

Действительно, по рукотворному острову неприкаянно бродили какие-то граждане. Судя по внешнему виду — не только Ларискины батраки, но и званые гости. В своих праздничных нарядах они плохо сочетались с искусственно состаренной крепостной стеной, полуразрушенными бойницами и ржавыми мортирами. Особенно дико смотрелась некая расфуфыренная дама с высоким шиньоном. Она опрометчиво высунула свою голову с венчающей ее волосяной башней в узкую каменную амбразуру, и теперь не могла втянуть ее обратно, не повредив прическу.

— Слушай, зачем мы будем там торчать, как две идиотки? — оценив эту трагикомическую картину, обратилась ко мне гордая Трошкина. — Давай подождем на воле, в парке.

Мне тоже не хотелось бродить среди угловатых камней, рискуя ободрать каблуки новых туфель или порвать нежный шелк платья. Я согласилась посидеть на парковой скамеечке, и мы с Алкой пошли ее, эту скамеечку, искать. Задача осложнилась тем, что лавочка нам нужна была затененная, но с хорошим видом на ближние подступы к «Старой крепости».

На единственной подходящей скамейке улегся поспать какой-то гражданин в облегченном спортивном костюме типа «трусы-майка». В этом наряде и при густой щетине на багровой физиономии он не выглядел благородным джентльменом, и мы не рискнули разбудить его вежливой просьбой уступить место двум милым леди.

— Может, здесь найдется какой-нибудь симпатичный пенечек?

Алка искательно заглянула за старый дуб, а потом заковыляла в обход раскидистого жасминового куста, но из гущи зелени неожиданно донесся сердитый бас:

— Занято!

— Ой, простите! — пискнула Трошкина и свернула с курса.

— Ну что за люди! — сокрушенно прошептала она, вернувшись ко мне. — В парке же есть нормальные туалеты! Неужто им жаль заплатить десять рублей за пользование общественной уборной? Смотри под ноги, раз такое дело!

Мы опасливо, как по минному полю, проскакали по скомпрометированной травке назад, на асфальт, и там остановились под деревом. Однако с него нам на головы посыпался подозрительный мусор, и мы, ругая птичек с их уж совершенно некультурным представлением об общественных уборных, выдвинулись под открытое небо.

Встали, не зная, куда податься. Ситуация на острове изменилась незначительно: впередсмотрящая Лара Котова по-прежнему торчала на мосту, только пристроила между балясинами перил пляжный зонт и спряталась в его тени.

Застрять на открытом месте под палящим солнцем было бы самоубийством. Оценив перспективу во всей красе грохнуться в обморок на пыльный асфальт, я заволновалась и даже уже услышала предупреждающий звон в ушах. Но тут Трошкина вытащила из сумочки свой мобильный, и я поняла, что мой обморок откладывается.

— Алло! Да. Что?!

Алка посмотрела на меня дикими глазами, растерянно вякнула еще: «Но как? О боже!» и отлепила трубку от уха.

Понимая, что ее обращение к господу нашему было сугубо риторическим, а значит, с ответом на некий неожиданный вопрос подружке надо помочь, я с готовностью спросила:

— Что?

— Звонили из пятого роддома, — ответила Алка, с недоумением глядя на выключенный мобильник. — Очень сильно ругали меня за нарушение больничного режима. Сказали, что немедленно меня выписывают.

— А что ты сделала? — заинтересовалась я.

— Я — ничего! — Трошкина сильно расстроилась. — Это твоя коллега, наша милая невестушка! Она смылась из больницы без спроса, пропустила вечерние и утренние процедуры и даже не предупредила об уходе лечащего врача!

— Не заводись, — попросила я.

— Я, конечно, понимаю: критический день бракосочетания, легкое помутнение в уме, радостное волнение и все такое прочее! — Трошкина уже завелась. — Но она же лежала на сохранении под моим именем! С моим паспортом! И что же теперь получается? Получается, что я теперь скомпрометирована перед профильным медучреждением как недисциплинированный пациент! А если мне самой понадобится в пятый роддом?!

— Ну, не сегодня же тебе туда понадобится? И не завтра! — Я попыталась утихомирить разбушевавшуюся подружку, но в результате неожиданной мысли замолчала сама. — Стоп…

— Что еще?!

— Тебе сказали, что Катерина пропустила вечерние и утренние процедуры? То есть она ушла из больницы не сегодня утром, как мы планировали, а еще вчера вечером? Странно…

Забыв заботиться о сохранности каблуков, наряда и прически, я нервно помяла подол, подергала себя за локон, притопнула и спросила:

— У Александра, нашего жениха, есть мобильный? Ты знаешь его номер?

— Вот! — Алка, встревоженная моим тоном, видом и поведением, без вопросов отыскала в с своей телефонной книжке нужный номер. — Позвонить ему?

— Я сама!

Я выхватила из рук подружки трубку, нажала вызов и, едва дождавшись ответа, затрещала:

— Саша! Александр, это Инна, Катина коллега. Мы ждем вас в ресторане. Вы уже расписались? Вы едете?

Говорила я довольно громко, и мои слова донеслись до Котовой. Лара, разомлевшая под зонтом, поняла сказанное так, как ей хотелось, и шумно обрадовалась:

— Едут! Едут!

Повинуясь ее сигналу, в «Старой крепости» загремела музыка.

— Тише вы! — крикнула я, отодвинувшись от трубки.

Трошкина ловко вывернула ее из моего кулачка и подхватила начатый разговор на полуслове:

— Нет? И давно? Как же так, о боже!

— Трошкина! Хватит по любому поводу взывать к всевышнему! — вызверилась я. — Сами разберемся! Что тебе Саша сказал?

— Он сказал, что второй час стоит на ступеньках ЗАГСа в ожидании Катерины! Букет уже завял, свидетели хотят расходиться, а невеста не появляется и даже не дает о себе знать!

— А мобильный ее?!

— Не отвечает!

Я замахала руками Котовой, призывая ее остановить никому не нужную свадебную вакханалию, но добилась обратного эффекта. Музыка стала громче, в ресторан на острове с разных сторон пестрым ручейком потекли заждавшиеся гости.

— Все было так хорошо, и вот на тебе! — чуть не плача, пожаловалась Трошкина, огорченная тем, что устроенная ее усилиями свадьба срывается. — А я так старалась… Да пошли они все!

Она махнула рукой, ссутулилась и побрела, покачиваясь на непривычных каблуках, прочь от «Крепости».

— Пошли! Пошли! — неожиданным басистым эхо грянул жасминовый куст.

Бродяга, спавший на лавочке, подпрыгнул как карась на сковородке. Из-за куста с низкого старта выпрыгнул рослый дядя в спортивном костюме. С дерева в вихре листьев и мелкого древесного сора рухнул мужик в камуфляжном комбинезоне. Разностильная троица мгновенно сорганизовалась в стройный птичий клин, взлетела на горбатый мостик и накрыла собой прилизанного мужичонку в красной рубахе и зеленых штанах. Торжественные аккорды марша Мендельсона заглушил протяжный женский крик.

— Что это? Кто это? — обалдело вымолвила Трошкина.

— Это Вера, — машинально ответила я, узнав знакомую. — Верочка, оформитель свадебных торжеств.

— Ей бы лучше на похороны! — высказалась Алка.

В самом деле, Ларискина декораторша заламывала руки и выла, как трагически овдовевшая самка тираннозавра.

— Почему у диплодока три головы и крылья, как у птеродактиля? — машинально процитировала я незабываемое, «из Майкла».

— Стоять! РУБОП! — грянуло в три луженых глотки.

Чокнутые бегуны, трехголовым чудищем налетевшие на мирного пешехода, совокупным весом проломили мостик и бухнулись в воду.

«Змей Горыныч и Калинов мост»! — прокомментировала я, не в силах вырваться из плена сложившейся системы образов.

Наконец-то заткнулся Мендельсон! Захлебнулась собственным жалобным криком декораторша Верочка. В шумном плеске и бульканье прорезался радостный голос, в котором я с изумлением узнала мужественный бас Руслана Барабанова:

— Что, гад? Не утек?

Жертву битвы под Калиновым мостом в шесть рук выволокли из канавы и разложили на берегу, как белье на просушку.

— Минуточку! — присмотревшись к фигуре в красной рубахе и зеленых штанах, с кровожадной интонацией Руслана Барабанова вскричала вдруг Алка Трошкина. — Да это же наш автоугонщик Вася!

— Мой Тима! Мой Тимочка! — точно споря с Алкой, запричитала Верочка.

— А ты говорил — скромная свадьба! — глядя на шумное столпотворение из окна буфета, попеняла официанту Роме официантка Люда. — Ты на количество гостей не смотри, это еще не показатель. Ты глянь, какая у них дорогущая анимация! РУБОП — это же гораздо круче, чем даже настоящий грузинский тамада!

Банкет, оплаченный заранее, все-таки состоялся. Так и не дождавшись жениха с невестой, истомленные гости собрались за накрытым столом.

Я нисколько не сомневалась, что об отсутствии героев праздника все очень скоро забудут, и нарастающему веселью не помешает даже отсутствие руководящих лиц: команда Лары Котовой, деморализованная потерей еще одного бойца — задержанной для дачи показаний Верочки, «Старую крепость» покинула.

Мы с Трошкиной тоже не остались на бессмысленную пьянку, уехали из парка с Русланом Барабановым на его личном авто.

Русик, мокрый с ног до головы, рвался домой — переодеваться в сухое, но я упросила его съездить с нами на квартиру Катерины. По дороге Алка доходчиво и коротко, в несколько предложений, рассказала Руслану драматическую историю Катерины, особо акцентировав загадочное исчезновение героини в финале.

— Да напилась, наверное, ваша подружка на радостях, что ее замуж берут, и спит беспробудным сном! — выдал циничную мужскую версию происходящего толстокожий милицейский капитан.

— Она не могла напиться, она же в положении! — возмущенно напомнила Алка.

На это Барабанов ничего не сказал, только пожал плечами. Полагаю, Руслану трудно было вообразить себе положение, в котором не смог бы принимать спиртное он сам. Тем не менее капитан так проникся нашей с Алкой тревогой, что не остался в машине, а пошел вместе с нами.

Запасные ключи от Катиного жилища все еще были у Трошкиной. Мы вошли в квартиру и осмотрелись. На мой взгляд неспециалиста, в доме все было, как обычно, но многоопытный капитан Барабанов быстро выяснил:

— Вентили на газовой и водопроводной трубе перекрыты, окна и форточки плотно закупорены, в холодильнике пусто, и он отключен! В прошлый раз, когда вы сюда приходили, все было так же?

— А я не помню, как тогда было, — виновато призналась Трошкина и с надеждой посмотрела на меня.

— Тогда на подоконнике стояли кактусы! — вспомнила я.

— Стояли! — подтвердил Руслан, осмотрев подоконник. — Два горшка, один поменьше, другой побольше — от них круги остались… Ну, это уж верная примета: ваша подружка собиралась отсутствовать весьма продолжительное время!

— Наверное, она отдала свои кактусы кому-то из соседей! — смекнула Алка, которая и сама порой поступает подобным образом.

— И этот «кто-то» может знать о причинах, по которым ваша беременная невеста вдруг сбежала из-под венца далеко и надолго! — резюмировал Руслан.

Мы вышли на лестничную площадку. Кроме Катькиной там были еще две двери. Одна — бронированная, с массивной золоченой ручкой и глазком, похожим на небольшой иллюминатор, вторая попроще, в дырявом кумачевом кожзаменителе на сером ватине. Капитан Барабанов сначала направился к пролетарской двери, но с полпути свернул к буржуйской, потому что за ней кто-то дышал — шумно и даже с хрипами.

— Соседи! — с одобрением сказал Руслан. — Любознательные соседи — находка для опера.

Он послушал астматические хрипы с умеренным интересом участкового терапевта, шепотом сказал нам с Алкой: «Лет сто субъекту не иначе!» — и довольно-таки ласково попросил:

— Граждане, откройте, милиция!

Размеренные хрипы мгновенно превратились в заливистый лай.

— Мне кажется, гражданин пес еще молод и полон сил! — съязвила Трошкина.

Бронированная дверь сотрясалась. Барабанов поежился и сказал, маскируя смущение:

— Собаки! Собаки — удивительно неприветливый народ.

Мы перешли к ватно-дерматиновой двери, из-за которой никто не гавкал. Руслан на более высокой ноте и уже без всякой нежности повторил свой призыв к гражданам открыть милиции.

— Ври больше! — донеслось из-за двери. — Знаем мы такую милицию! Я открою, а меня по башке тюкнут и квартиру всю обчистят!

— Читает, читает народ Достоевского! — вздохнула Алка.

Капитан Барабанов со словами: «Читайте, читатели!» залепил дверной глазок своим развернутым удостоверением.

— Вправо подвинь! — послышалось изнутри квартиры. — Теперича влево чуток… И вниз опусти… Капитан Руслан Тимурович Барабанов? Али Тараканов? Шо написано, не разберу…

— Сама ты Тараканова, букашка старая, я тя щас саму по косточкам разберу! — моментально рассвирепел наш капитан. — Что за народ! Не облают, так оскорбят! Открывайте, гражданка пенсионерка! Будете давать показания!

— Марьвасильна меня зовут, — вполне добродушно сообщила бабушка, открыв дверь на ширину ладони и выглянув в просвет одним глазом. — А шо показать-то тебе, капитан Комаров?

— Тараканов! — машинально возразил замороченный Руслан. — Тьфу! Барабанов!

Трошкина захихикала, а бабусин голубой глаз заблестел так проказливо, что я побоялась: сейчас она назовет нашего капитана Клоповым или Мошкиным! Поэтому я поторопилась сбить градус нездорового веселья серьезным вопросом:

— Марья Васильевна, давно ли вы видели вашу соседку, Катерину?

— А и недавно! — с готовностью ответила общительная старушка, все так же глядя на нас одним оком, как мелкий циклоп. — Аккурат вчера вечером! Катюшка мне кактусы свои принесла на постой.

— А сама она куда делась? — спросила я.

— А и не знаю! Не спрашивала я ее! — престарелый циклоп недобро прищурился. — Некультурно это — спрашивать девку, куда она на ночь глядя с мужиком подалась!

— Ага, значит, был какой-то мужик! — уцепился за слово капитан Барабанов Тараканов. — Какой?

— Ой, старый! — с сожалением вздохнула свидетельница. — Седой, как лунь! Ажно жалко мне стало Катюшку, что она красоту свою молодую с этим дедом дряхлым погубит!

— Он был седой и дряхлый? — повторила я. — Точно дряхлый? Или только седой?

— Это важно? — скривился Руслан, критикуя мою манеру собирать свидетельские показания.

— Молчите, Бабочкин! — я отпихнула его от двери. — Марьвасильна! Вспомните, пожалуйста, как выглядел тот мужчина, с которым ушла Катя?

— Так говорю же — седой! Усы, борода, волосья — все белое, как у Деда Мороза! Разве что не в тулупе он был, а по-модному, как молодой, в футболке и джинсах, как вот ваш капитан…

— Барабанов! — разом выдохнули Руслан и Алка.

— Только сухой, — закончила бабка и сменила тему. — Капитан, а шо ж ты весь наскрозь сырой? Где тебя замочили?

— Дело у меня было мокрое! — огрызнулся Барабанов и сделал такое лицо, что стало понятно: сейчас он сам кого-нибудь замочит за здорово живешь!

— Марьвасильна, а Катя не сказала, долго ли она будет отсутствовать? А чемодан у нее был? — не отставала я.

— Сказала, что долго. И чемоданов у ней цельных два было. Здоровущие, как мой комод! Мужик ейный пер их — ажно приседал!

— Приседал, но пер! — я подняла указательный палец и все, даже старушка-циклопушка, посмотрели на него с большим вниманием. — Так-так-так…

— Все, что ли? — с досадой спросил Барабанов. — Можем отпускать свидетельницу на вечный покой?

— Типун тебе на язык, Пауканов! — выругалась Марья Васильевна и шумно захлопнула дверь, едва не прищемив насекомому капитану правую лапку.

— Бабки! — Барабанов скрипнул зубами и поднял глаза к потолку в лохмах осыпающейся побелки.

— Ну? — подбодрила его Трошкина, с интересом ожидая очередной милицейской мудрости.

— Бабки хороши в кошельке! — изрек Барабанов и поскакал вниз по лестнице, оставляя на серых цементных ступенях сырые следы.

— Уже уходим? — вопросительно посмотрела на меня Алка.

— Ну, если больше ничего не осталось… — ответила я, как Винни-Пух.

Мы спустились вниз, вышли во двор и обнаружили в машине Барабанова незнакомого молодого человека с приятным, но незапоминающимся лицом.

— Он расспрашивал народ во дворе, не знает ли кто, где искать гражданку Екатерину Владимировну Громову из пятнадцатой квартиры, — оригинально представил юношу мне и Трошкиной капитан Барабанов. — Я решил, что нам нужно предметно побеседовать. Садитесь, поехали!

— Чтобы предметно побеседовать, мы обязательно должны куда-то ехать? — струхнула Алка, видимо, вообразив, что сердитый Руслан повезет нас всех на допрос в милицию.

— Чтобы предметно беседовать, я должен получить сухие штаны! — рявкнул Барабанов.

— Значит, никаких мокрых дел больше не будет! — заботливо успокоила я встревоженную Трошкину.

5

— Дениска, у тебя найдутся чистые сухие штаны? Вынеси их во двор! — попросила я милого и, не ответив на закономерно последовавшие вопросы списком, выключила трубку.

Не надеясь на моего капитана с его скудным гардеробом и плохо налаженным холостяцким бытом, с просьбой вынести во двор чистую сухую рубашку Трошкина позвонила Зяме. Его запаса модного тряпья могло хватить для переодевания в сухое обмундирование всех участников исторического форсирования Днепра.

Наши любимые мужчины прискакали во двор одновременно и с одинаково настороженными лицами. Заказанные нами чистые и сухие одежды они держали так, что их было бы очень удобно использовать как оружие ближнего боя.

— Это кто же тут у нас голозадый?! — еще с крыльца зловеще поинтересовался Денис, воинственно размахивая запасными штанами.

— О ком заботимся?! — подхватил Зяма.

Узнав, что заботимся мы не о каком-нибудь залетном ловеласе, а о проверенном товарище Руслане Барабанове, ревнивцы успокоились и так подобрели, что не стали возвращаться в дом, а засели вместе с нами в беседке вокруг покосившегося стола для игры в домино. Руслан тут же, за виноградной шпалерой, переоделся в сухое и вывесил свои мокрые шмотки на просушку на веревку. Зяма сбегал в магазин за пивом с чипсами для мужчин, вином с конфетами для женщин и соком с печеньем для пацана, несовершеннолетний возраст которого легко читался на его румяном безусом лице. Затем наши капитаны подвергли парнишку перекрестному допросу. Тот и не запирался (сок с печеньем расположили его в нашу пользу) и доверчиво рассказал милицейским дяденькам и штатским тетенькам о своей миссии.

Едва услышав словосочетание — «люди в черных масках», мы с Алкой одинаково многозначительно сказали: «Ага!» и отодвинулись от шампанского и даже от конфет. Трошкину по понятным причинам заинтересовало описание тех двоих, которые поджидали Гольцова у подъезда с маской в кармане.

— Скажи, Сереженька, а не было ли у них такой особой приметы, как кавказский акцент? — спросила она.

— Вроде нет, — ответил Сержик. — Бабушка-свидетельница назвала другую примету: один из тех парней был красноглазым!

— Какая же это особая примета? — хмыкнул капитан Кулебякин, выразительно поморгав рубиновыми от недосыпания очами.

— Может быть, РАЗНОГЛАЗЫМ?! — встрепенулась я.

— О! — сказала Алка, сделавшись круглоглазой.

— Что — «О»? — спросил Кулебякин, явно ничего не понимая и так же явно от этого сердясь.

— Все! — торжественно сказала я и выразительным жестом попросила налить мне шампанского. — Я все поняла! Все.

— Тогда сначала скажи мне, где Катя, потому что я очень за нее волнуюсь! — попросила Трошкина не усомнившись в моем внезапном всезнайстве.

— Где точно — не скажу, но думаю, что уже на пути в прекрасные дальние страны. — ответила я.

— А как же ее замужество?! — охнула Алка. Я так старалась! А баба Соня так ждала! И несчастный Саша…

— Саша действительно несчастный, — согласилась я. — Вдобавок к глухоте и близорукости получил, бедолага, моральную травму… Зато у Катьки теперь все хорошо. У нее будет ребенок, а у ребенка родной отец!

Алка неуверенно улыбнулась и снова нахмурилась:

— Постой-ка… Разве этот ребенок у нее не от Ратиборского?

— От него! — я кивнула и хитро прищурилась. — Думаешь, кто был тем удивительно крепким старцем, с которым она сбежала?

— Геночка?! — ахнула подружка.

Я снова кивнула:

— Ратиборский собственной персоной, живой, здоровый, загримированный под дедушку, как тогда, в казино!

— Но как?!

Я с победной улыбкой оглядела сидящих за столом.

— Да-да, нам тоже очень интересно! — сказал Зяма, хрустя чипсами, как зритель на просмотре увлекательного фильма в кинотеатре.

Служивые люди Кулебякин, Барабанов и Сержик отделались молчаливым согласием. Не иначе, почувствовали, что дилетант в моем лице в очередной раз посрамил профессиональный сыск! Чтобы не огорчать их сверх меры, я начала с извинения:

— Честное слово, я не хотела! На сей раз я специально ничего не расследовала, это как-то само получилось.

— «Не виноватая я, он сам пришел!» — язвительно процитировал Зяма.

— Кто? — Денис вздрогнул и огляделся.

Я с легким злорадством подумала, что у него развилась небольшая фобия насчет приходящих мне мужчин.

— Конец истории, — пояснил Зяма. — Которую я бы предпочел услышать с начала. Давай, Дюха! Излагай!

И я охотно изложила.

— Жил-был один бизнесмен, по совместительству занимающийся политикой. У него имелись кое-какая недвижимость и половинная доля в казино, вторым владельцем которого был Левон Айрапетян.

— Это ты о Ратиборском говоришь? — догадалась Трошкина.

— О нем, — подтвердила я. — О Катькином Геночке.

— Катька — это кто? — спросил Зяма, который всегда живо интересуется прекрасным полом.

— Ты ее знаешь, это секретарша моего шефа, — ответила я.

— Любовница Ратиборского и мать его будущего ребенка! — от себя добавила Алка, чтобы прибить Зямин живой интерес на корню.

— Жил Ратиборский, жил — и дожил до переломного момента в своей жизни, — я вернулась к повествованию. — Из выгодного игорного бизнеса компаньон — типичный бизнесмен солнцевской формации — его постепенно выдавил, получив казино «Пирамида» в единоличное владение. Пришлось Ратиборскому полностью перекинуться на политику, и неплохие у него там были перспективы для карьерного роста, но не смог Геннадий Петрович удержаться от мести и начал посильно вредить своему бывшему компаньону.

— Это Айрапетяну-то? — хмыкнул капитан Барабанов. — Ну-ну!

— Хо-хо! — тоже хмыкнул капитан Кулебякин.

— А как он ему вредил? — умница Трошкина не стала издавать нечленораздельные звуки, а задала вопрос, полезный для развития сюжета.

— Сначала он вредил Айрапетяну общественно полезным способом — путем активного продвижения закона о закрытии в городе всех игорных заведений и выдворении их в необжитые кубанские степи. Хорошее дело, по-моему, за это Ратиборскому можно только спасибо сказать.

— Айрапетян не скажет, — возразил Барабанов.

— Айрапетян, я думаю, как раз высказал свое отношение к этой законодательной инициативе, организовав взрыв депутатской машины, — предположила я. — Хотя у него был и другой повод сильно обижаться на Ратиборского. Геннадий-то Петрович не удовлетворился моральной победой над игорным бароном и затеял еще игру в Робин Гуда!

— Мошенническим путем срывая в «Пирамиде» куши, то есть флеши? — догадалась Алка.

— Быстро соображаешь, молодец! — похвалила я. — Полагаю, со времен партнерского владения «Пирамидой» у Ратиборского в казино остались добрые знакомые, к которым можно было подкатить с деловым предложением «пощипать» казну.

— Ничего себе — «пощипать»! Пара флеш-стритов по пять тысяч долларов за ночь! Да это моя зарплата за полтора года! — возмутился Кулебякин.

— Быстро считаешь, молодец! — похвалила я и его тоже. — Только Ратиборский с сообщниками срубили больше, чем пару флешей. Думаю, они провели в «Пирамиде» не один сеанс робингудства, так что Левон Айрапетян сильно обеспокоился и с целью выявления «засланных казачков» в рядах своих сотрудников заказал кое-кому съемку скрытой камерой.

— Что значит — «кое-кому»? — неожиданно обиделся капитан Барабанов. — Администрация казино «Пирамида» обратилась за помощью к нашим коллегам из ОБЭПа!

Капитан Кулебякин издал невнятный, но отчетливо вопросительный возглас.

— Ты же просил узнать насчет лейтенанта Лосева! — напомнил ему Руслан. — Я и узнал. Минувшей ночью Аркадий действительно находился в казино с заданием провести видеосъемку скрытой камерой.

— Его послали выполнить чужую работу потому что запись, которую несколькими днями раньше сделал в «Пирамиде» профессиональный оператор Леша Пряников, до заказчика не дошла! — перебила я, радуясь своей сообразительности.

Затем моя радость угасла: я вспомнила, что кто-то вытащил диск с упомянутой записью из нашего домашнего видика. Я с укором посмотрела на Кулебякина. Он принял независимый вид.

— Дошла до нас та первая запись, дошла, — подтвердил мою загадку капитан Барабанов. — Хоть и с запозданием, но дошла. Спасибо Денису.

— Лучше скажите спасибо мне: это я нашла флеш-карту в путинском шарике, куда ее спрятал Пряников! — дуясь, напомнила я.

— Я не знаю, что такое «путинский шарик», — осторожно сказал начинающий чекист Сержик. — Но из того, что было сказано, я улавливаю некую связь между фамилией«Айрапетян» и замаскированными типами с кавказским акцентом. Что скажете?

— Что ты тоже молодец! — Я одобрительно похлопала парнишку по плечу. — Но замаскированные — это большая и интересная тема, связанная с казино лишь частично. Видишь ли, под однотипными черными масками скрывались разные лица, не только кавказской национальности! Причем как мужские, так и женские!

Тут я посмотрела на Трошкину. И остальные тоже посмотрели.

— Это было всего один раз! — краснея под устремленными на нее взглядами, неохотно сказала Алка. — Мы с Валентином хотели немножко прижать Гольцова, но опоздали — нас опередили замаскированные кавказцы. А мы и не в масках вовсе были! Просто в колготках!

— Все-таки без колготок не обошлось! — сочувственно сказал Зяме Денис.

— Милая, напомни мне попозже расспросить тебя о Валентине, с которым у тебя это — с колготками — было всего один раз! — притворно мягким голосом попросил Алку мой братец.

— Да Валентин тут вовсе ни при чем! — громко сказала я, выручая подружку. — Кроме них с Алкой, в масках бегала целая толпа народа! Кавказцы Левона Айрапетяна, разноглазый сынок Ратиборского со своим дружком, депутатский помощник Гольцов — все носились по кругу, пытаясь найти того, кто завладел деньгами Геннадия Петровича!

— Флешами из казино? — уточнила Трошкина.

— И выручкой за продажу недвижимости! — добавила я. — Думаю, сумма набежала кругленькая, но искать ее у родных и близких Ратиборского никакого смысла не было. Геннадий Петрович держал свои денежки при себе!

— Вот с Геннадием Петровичем хотелось бы разобраться! — снова подал голос пытливый юноша Сержик. — Он же погиб при взрыве на площади, разве нет?

— Конечно нет! — Я помотала головой. — Ратиборский после субботнего заседания комитета из парадного на площадь и не выходил! Из здания ЗСК еще боковой выход имеется, им обычно обслуживающий персонал пользуется. Геннадий Петрович, слегка изменив внешность, утек туда. А в депутатский автомобиль вместо Ратиборского сел и, увы, взорвался второй помощник Геннадия Петровича, некий Александр Пущин…

— Заявление об исчезновении которого в отделении приняли только вчера, — пробормотал Сержик.

— Пущин до прихода к Ратиборскому был актером молодежного театра, — объяснила я. — Однажды под Новый год он спроворил Геннадию Петровичу карнавальный наряд из театральной костюмерной, а потом, видимо, начал применять свои профессиональные навыки в более широком диапазоне. Когда Ратиборский начал опасаться за свою жизнь, он не только нанял телохранителя, но еще и сделал Пущина своим дублером. В гриме тот вполне убедительно играл роль собственного шефа, разве что некоторая разница в телосложении выдавала подмену, я заметила, что «Ратиборскому», который вышел из ЗСК и сел в машину за секунду до взрыва, пиджак был слегка великоват, а брюки коротковаты. Очевидно. Пущин был немного выше и стройнее своего босса. И шея у него была потоньше, поэтому он ее платком замотал.

— Неужели это брачная агрессия Катерины вынудила Геночку так дрожать за свою жизнь?! — презрительно скривилась Трошкина. — Боже, какие это жалкие существа — мужчины!

Зяма, Руслан, Денис и даже Сержик глухо возроптали, а я благородно вступилась за Геночку:

— Да нет же! Ратиборский не бежал от Катерины, вовсе наоборот! Он все и всех бросил, а беременную Катьку забрал с собой в новую жизнь! А боялся он Айрапетяна и, видишь, не зря — покушение-то состоялось!

— Надо еще доказать, что взрыв на площади организовал Айрапетян! — напомнил Зяма.

— Докажем! — хором сказали Руслан, Денис и Сержик.

— Доказывайте, — великодушно разрешила я. И еще более великодушно предложила: — А хотите, я вам скажу, кто убил Лешку Пряникова? То есть на кого я думаю. А вы, может, докажете…

— Ну, говори! — вздохнул Денис.

Кажется, его не радовал быстро растущий объем предстоящих доказательных работ.

— Я думаю, что оператора убил Алексей Гольцов, — сказала я. — В субботу, когда Геннадий Петрович разбогател еще на десять тысяч долларов, Гольцов был в «Пирамиде» вместе с шефом и мог догадаться, что Пряников их снимает. Он проследил за оператором до «Старой крепости», после свадьбы подошел к нему в тихом месте в парке, попросил отдать запись по-хорошему — не получилось. Тогда он стал требовать по-плохому — ну и ненароком убил Пряникова ударом в висок. Гольцов-то бывший боксер, рука у него тяжелая! А потом он вытащил у мертвого из кармана деньги, инсценируя ограбление. Вот и все.

— Все, — повторила Трошкина. — Конец. Финита ли трагедия!

Она встрепенулась, заглянула в свой стаканчик, потом в незаметно опустевшую бутылку и с намеком спросила:

— А еще шампанского милым дамам никто купить не хочет?

Купить шампанского милым (и умным!) дамам захотели все кавалеры разом. Зяма, Денис и Руслан ушли в магазин. Мы остались втроем. Немного помолчали, улыбаясь и переглядываясь, а потом Алка решила завести светский разговор и спросила нашего нового знакомого:

— Ну а ты, Сереженька? Чем еще, кроме детективных дел, занимаешься?

Тон у Трошкиной был добродушный и снисходительный — точь-в-точь добрая бабушка, расспрашивающая внучка!

— Маме помогаю, — неожиданно засмущался начинающий чекист, приняв предложенную ему роль славного крохи.

— Посуду моешь, пыль вытираешь, мусор выносишь? — задушевно подсказала бабушка Алла.

— Нет, я маме материал для диссертации собираю.

— Ого! — пискнула Трошкина, враз помолодев лет на сорок. — Это как?!

— Мамуля моя пишет работу по психологии, на тему «Роль оценочной характеристики потенциального партнера в дистанционной брачной игре»! — горделиво объяснил Сержик. — Ей всяческая статистика нужна и реальные случаи для примеров. Так я на сайтах знакомств размещаю объявления, как будто бы от разных женихов — иностранцев, гастарбайтеров, русских эмигрантов. Даю объявления, а потом собираю отклики невест. И такие, знаете, интересные случаи бывают! Некоторые неразборчивые девушки свои анкеты всем подряд, прямо-таки веером рассылают!

— Знаем, — снова постарев, скрипуче проворчала Трошкина и отвернулась.

Я поглядела, куда она смотрит, и подпрыгнула на лавочке. За решетчатой оградой, отделяющей от общего двора территорию детского садика, на зеленой травке чернильной лужицей блестела картонка с логотипом итальянского производителя обуви.

— Это же крышка от моей коробки!

Я вскочила, подошла к решетке и просунула голову между прутьями, высматривая саму коробку.

Она стояла под кустиком, наполовину прикрытая лопушком. Под ним белело что-то меховое, вроде несвежего малярного валика. Я пригляделась и с ужасом опознала неподвижное мохнатое тельце котенка.

— Боже мой!

За кустами детский голос бойко протарахтел на манер считалки: «Тя-тя, тя-тя, на-ши се-ти при-та-щи-ли мертвеца!» После хорового финального «ца!» послышались восторженный разноголосый визг и частый топот. Потревоженные кусты заволновались, как море, из которого что-то такое потащили сетями.

— Кажется, это была плохая мысль — отдать вашего мальчика в наш детский сад! — самокритично признала Алка.

— Майкл! — строго позвала я, не сомневаясь, что только наш мальчик мог разучить с детками пушкинский ужастик и положить в коробку для игрушек дохлого котенка.

— О, тетинди!

Майкл вылез из лопухов, и тут вдруг случилось чудо: «дохлый» котенок заворочался, поднялся и присел на передние лапы, сладко потягиваясь.

— Да он живой! — обрадовалась Алка.

Живой котенок плюхнулся на попу и яростно почесал за ухом задней лапой.

— Чешется! — растрогалась Алка.

— Чеширский кот! — засмеялась я.

— Ит из мой кошка! — похвастался Майкл. — Хиз имя Трупик.

— Ка-ак?! — Мы с Трошкиной вмиг перестали радоваться.

— Опять ты, Мифка, все путаеф! — выступив из-за дерева, сердито сказала шепелявая особа лет шести. — Не кофка, а котенок! И не Трупик, а Прутик!

Она строго посмотрела на нас с Трошкиной и пояснила:

— Потому фто он худой!

Затем барышня сунула котенка под мышку, а Майкла взяла за руку и утащила обоих в глубь сада.

— Я, наверное, тоже диссертацию напишу! — с умилением глядя им вслед, сказала Алка. — На тему: «Руководящая и направляющая роль любящей женщины в судьбе существ противоположного пола»!

— Вот кстати, о руководящей и направляющей женской роли: интересно, а давно ли Катька узнала, что ее любимый Ратиборский вовсе не погиб? — вслух подумала я.

— Как знать! — Трошкина молча пожала плечами и многозначительно усмехнулась:

— А вот кому еще шампанское!

— Ау, девочки! Вы где?

Я обернулась. Из-за угла дома к беседке вывернули наши с Алкой любимые существа противоположного пола.

Подчиняясь руководящей и направляющей силе женского каприза, они спешили к нам, несли заказанное шампанское и улыбались как настоящие чеширские коты.

Оглавление

Вместо пролога

Суббота

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

Воскресенье

  1

  2

  3

  4

  5

Понедельник

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

Вторник

  1

  2

Среда

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

Четверг

  1

  2

  3

  4

  5

Пожертвовать