Секреты Примроуз-сквер 1 [Татьяна Лаас] (fb2) читать онлайн

Татьяна ЛаасСекреты Примроуз-сквер 1

Глава 1 Примроуз-сквер

Примроуз-сквер была очень тихая и солидная улица. Улица, пользующаяся уважением, — тут не было современных универсальных магазинов, диких синематографов или безумных мюзик-холлов. Тянущаяся от Летней королевской резиденции до набережной широкой у впадения в океан Даркери улица Примроуз-сквер, утопавшая в зелени парков, старательно держалась подальше от шумного и говорливого Делового центра и от трущоб Восточного предела, начинавшегося сразу за собором Возрождения. Шпиль собора хорошо просматривался с Примроуз-сквер, но это была случайная ошибка архитекторов — никто не хотел тревожить обитателей этой улицы. Когда на площади Побед Уильяма Третьего хотели открыть одну из Синих чайных для кэбби, в которых они грелись длинными ненастными ночами в ожидании клиентов, вся улица единогласно встала на защиту своего покоя, прибегая к помощи живущего тут лара Вернона Мюррея, барона Гровекса. Тревожить из-за такой мелочи, как Синяя чайная, герцога Редфилдса, проживающего в огромном особняке в самом начале Примроуз-сквер, никто не решился. Впрочем, к его помощи прибегли, когда в конце улицы, с видом на собор Возрождения, вздымающийся на той стороне канала для доставки угля, открыли полицейский участок. То ли влияния лара Валентайна Шейла не хватило, то ли его проблема констеблей, шмыгающих вокруг достопочтенных обитателей Примроуз-сквера, не волновала, но участок все же открыли. Единственное послабление для Примроуз-сквер было в том, что министерство Внутренних дел тщательно отбирало штат для участка, и все констебли, несущие тут службу, были как на подбор высокие голубоглазые блондины, ни без примеси крови нелюдей, но среди низших слоев населения так сложно найти чистокровок. К сожалению, полицейский участок притянул и чайную для кэбби — здесь её, чтобы не тревожить обитателей Примроуз-сквер, покрасили в непривычный зеленый цвет. Так она не выделялась на фоне парка перед каналом.

Молодой мужчина лет тридцати, может, чуть меньше, расплатился с кэбби и выскочил из экипажа, останавливаясь перед крыльцом полицейского участка. Заходить внутрь мужчина, одетый в темное, не первой свежести пальто с засаленным воротником и потрепанными полами, не спешил, рассматривая освещенную еще робким утренним солнцем улицу, которую медленно укутывал туман — в особняках уже начали растапливать камины, готовясь к новому, прохладному для этой осени дню. Под ногами мужчины, обутыми в тщательно почищенные, но все же заметно поношенные ботинки, хрустел лед — под утро лужи замерзли. Куранты на башне обсерватории пробили восемь утра.

Мальчишка сноровисто убирал навоз на проезжей части, стараясь не попасться под колеса проезжающих кэбов и карет, спешащих в сторону Делового центра. У Зеленой чайной на той стороне дороги крутился с горячей кружкой в руках констебль Сэндер. Обслуживать в Синих чайных кого-либо, кроме кэбби, строго запрещалось, но хозяйка этой чайной частенько нарушала правила — констебли несли службу в районе в любое время суток, в любую погоду и мерзли ничуть не меньше кэбменов.

Сэндер, дежуривший с шести утра, залпом допил чай и перебежал дорогу прямо перед огромным магомобилем.

— Доброго утречка, инспектор Вуд, — улыбнулся констебль, прикладывая руку к кожаному шлему. — Погодка нынче, однако, недобрая.

Молодой мужчина скупо улыбнулся в ответ — только из-за приличий:

— Доброе утро, Сэндер. Тихо сегодня?

— Скажете тоже... Тока-тока все разъехались — барон Гровекс устроил званый вечер. Тут полночи не протолкнуться было — кареты, магомобили, лакеи, грумы, кучера... Ощущение, что пол-столицы сюда съехалось.

— Преувеличиваешь, — хмуро сказал Вуд.

— Как скажете, — согласно кивнул Сэндер. — Тока это не я преувеличиваю. Это дежурящий ночью Уинтер так сказал...

Вуд снова обернулся на улицу, где горничные дружно вышли на крылечки для наведения порядка на тротуарах.

— Значит, ночь прошла спокойно.

— С чего бы это вы предположили, а, лэс Вуд?

Тот обернулся на любопытствующего констебля:

— С того, что только безумец рискнет красть или убивать при таком скоплении народа. И кучера, и лакеи, и водители — все ливрейные. На их фоне любой пришлый человек или нелюдь будет заметен, как бельмо на глазу циклопа.

— Ну так... — Сэндер потер замерзший кончик носа вязанной перчаткой, — не подумал — верно вы говорите.

— Ерунда, — отмахнулся Вуд. — Суперинтендант уже приехал?

— Уже умчался — только пыль за ним летела. Его в министерство вызвали...

— Дохлые феи, — выругался Вуд.

— Во-во... — констебль не стал добавлять, что после того, как в министерстве распекут лэса Даффа, все своё недовольство тот сольет на Вуда.

Констебль передернул плечами:

— Как вы думаете... Мы все же... Возьмем Безумца или нет?..

Вуд снова выругался себе под нос — денек обещал быть отвратным. Йен служил в Южном участке, занимаясь в основном убийствами, совершенными в районе, где проживал средний класс, не чуравшийся полицейских. Там понимали, что констебли, стоящие на социальной лестнице чуть ниже их, в любой момент могут перешагнуть сословную границу и стать их ровней, дослужившись до старших инспекторов или даже суперинтендантов. Здесь же, на Примроуз-сквер, куда отправили Вуда для помощи местным детективам, пропасть между полицейскими и обитателями особняков была ужасающей. Тут даже прислуга смотрела на детективов, пытающихся разобраться с цепью загадочных убийств, охвативших Примроуз-сквер, как на отребье, паразитирующее на налогах добропорядочных граждан.

Сэндер ждал ответа, и Вуд честно ответил:

— Если ваш суперинтендант докажет, что у его кишка не тонка, то возьмем Безумца. А если Дафф струсит, то...

— То все неудачи повесят на вас.

— Вариант, — согласился Вуд. Он уже давно понял, что Дафф идти против лара Валентайна Шейла, герцога Редфилда, графа Пристин, барона Бардуола, потомственного мага огня не собирался, надеясь, что эта весьма сомнительная честь достанется Вуду. Самое неприятное было то, что Дафф в любом случае не рисковал ничем. Состоится ли эпохальный арест одного из влиятельных ларов Островного королевства, против которого до сих пор не было весомых улик, или дело развалится, и виновник уйдет от ответственности, виноват в обоих случаях будет только инспектор Вуд. Дафф же лишь пожнет лавры незаслуженной славы, если Вуд все же доведет дело до Королевского суда.

Вуд отправил указательным пальцем шляпу на затылок:

— Удачного дня, Сэндер. — Он принялся подниматься по ступенькам в участок, напоследок оглядываясь на беспечную улицу. И не скажешь, что тут погибло уже девять человек по вине того, кого газетчики прозвали Безумцем, и лишь Вуд и еще пара полицейских знали, что его на самом деле зовут Валентайн Шейл. Хотя вызванные из министерства магии служащие все, как один, утверждали, что магия не применялась при убийствах, скрыть до конца примененную магию лару Шейлу не удалось. Только доказать это, не губя себя, Вуд не мог — он был незарегистрированный маг. В его жилах текла кровь полукровок — бабка по материнской линии учудила, закрутив роман с Лесным нелюдем. В отличие от людской магии, ценившейся выше золота в Островном королевстве, магия нелюдей была под запретом, как враждебная. Узнай кто-то, что Вуд маг, то его ждала бы потеря репутации, службы и привычной жизни — маги нелюди и полукровки всех мастей жили в резервациях и не допускались в приличное общество. Хотя приличия у всех разные. Взять ту же Примроуз-сквер. Здесь жили люди, превыше всего уважающие собственный покой и приватность. Здесь не искали репортеры грязных сенсации, здесь не бывало происшествий, а случайные семейные скандалы тихо заметались под ковер забвения, чтобы никто, не дай боги, не подумал что-то плохое о жителях огромных особняков. Здесь не приветствовались инородцы, здесь отсутствовали смески, здесь жили лишь чистокровные люди. И здесь предпочитали закрывать глаза на преступления, совершенные им подобными, лишь бы они не касались их лично.

Вуд потянул дверь участка на себя. Со стороны западной части Примроуз-сквер раздался испуганный женский крик, который дежуривший констебль Сэндер не расслышал — он был чистокровным человеком. Вуд выругался себе под нос — выдавать себя ему не хотелось, но это могло быть очередное убийство Безумца, промышлявшего тут уже больше полугода. Из-за скисшего молока или подгоревших оладий так истошно не орут. К счастью, кто-то из потерявших хладнокровие слуг стукнул по ближайшему газовому фонарю, вызывая полицейских. Возможно, потом этот слуга горько пожалеет, что так поступил, но что сделано, то сделано — Вуд рванул вслед за бегущим на вызов Сэндером.

Глава 2 Новое преступление

От скромного по меркам Примроуз-сквера дома, всего-то в четыре окна по фасаду, отвратительно несло магическим огнем. Так несло, что Йен Вуд буквально заставлял себя делать шаг за шагом, якобы осматриваясь и замечая плачущую на крыльце горничную, пожилого мужчину, что-то выговаривающего ей, мелькнувшего в окне лакея, Сэндера и примчавшегося из участка детектива Декстера, уже склонившихся над мужским телом, лежавшим в кустах на боковой дорожке между домами. И, как на грех, Йен прекрасно знал, кому принадлежит один из домов, скрытый за невысокой кирпичной стеной, — королевскому судье лару Глейзеру. Это обещало проблемы. Даже не так — это гарантировало большие проблемы у Даффа, а, значит, и у Йена, если преступление не раскроют как можно скорее. Только расследовать его быстро не представлялось возможным — тут несло огнем, тут недавно, не более пары часов назад, был слив магии, а для Йена это значило, что тут снова порезвился Безумец. Этот убийца всегда оставлял за собой характерный запашок огненного слива, только он настолько научился его скрывать, что все традиционные людские маги ничего не находили. И только Йен чувствовал остаточные явления слива огненной магии. Проблемы с огнем у него были из-за деда — Лесные нелюди отчаянно боялись пожаров, как самого большого бедствия, возможного в лесах. Человеческая часть Йена любила прирученный, живущий в каминах и дарующий тепло огонь, нелюдская его ненавидела и боялась. Желудь, висевший на шее Йена под одеждой, раскалился так, что почти обжигал кожу, только и оставалось терпеть боль. Удружил же дед подарочек! Хотя что еще может подарить живущий в лесу нелюдь, у которого ничего своего отродясь не было? Кров ему давали деревья, они же и кормили его. Одежда сама свивалась из льна и листьев, свирель, чтобы радовать сердце, дарил тростник, а большего и не надо для жизни, это же не люди в своих городах, вечно стремящиеся к золоту и странным вещам, которые они называли богатством.

Йен выругался себе под нос:

— Дохлые феи, — он еле заставил себя подойти ближе к убитому — то, что его убили, красноречиво доказывала свернутая на бок шея: еще бы чуть-чуть, и молодой, не больше двадцати пяти лет парень смотрел бы себе на спину. Йен для вида, ответ-то он знал и так, уточнил у склонившегося над телом Декстера: — Безумец..?

Детектив выпрямился и хмуро кивнул:

— Похоже на то. Его почерк — несколько ударов в лицо и, возможно, по телу — одежда, насколько я могу судить, не приподнимая и не сдвигая тело, тоже в беспорядке, ну и вишенкой — свернутая шея, коронный трюк Безумца.

Эта сволочь любила убивать именно так — голыми руками сворачивать шеи, и его никогда не останавливало то, кто перед ним — мужчина, беззащитная женщина или даже ребенок, которого выгуливала гувернантка... Ему было все едино. Безумец — иначе и не скажешь, только такие убивают всех подряд без разбора. Йен знал причину, по которой тот временно сходил с ума — магический слив. Человеческие маги, поработив магию, подаренную им нелюдями, научились её аккумулировать в себе, усиливая свой потенциал. Только магия такого не прощала — часто из-за потери концентрации мага или излишних запасов, она вырывалась из-под контроля, уничтожая все на своем пути. Это и называлось сливом. Находиться рядом с таким магом в момент слива настоятельно не рекомендовалось — если ледяной маг застынет, сам превращаясь в лед, если водный на время потеряет свою форму, если редкий воздушник отправится в безумный полет, то огненный маг сам станет пламенем. В такие моменты маги и утрачивали разум, становясь способными на все, как Безумец с Примроуз-сквер. Нелюди же, подарившие людям магию, не были склонны к сливам. Они пользовались магией по-другому — они не накапливали её, они не запирали её в своем теле, не создавали резерв. Они были подобно открытой всегда двери — они пропускали магию через себя, лишь изредка, когда требовалось чуть больше магии, чем мог предложить мир, закрывая дверь и пользуясь создаваемым небольшим запасом. Йен был благодарен своему нечеловеческому деду за отсутствие сливов — терять разум он и врагу бы не пожелал. Ему и лара Шейла, которого он считал ответственным за убийства на Примроуз-сквер, было жалко — раз за разом терять самого себя, становясь безумцем, это страшно. Наверное, приходя в себя над очередным трупом, лар испытывал дикие муки совести...

«Хотя, тогда бы он пришел к нам за помощью или в министерство магии», — мрачно подумал Йен. Значит, раскаяния там может и не быть.

Магический фон медленно приходил в себя, хотя огнем для Йена тут будет пахнуть еще долго — другие места убийств Безумцем до сих пор, даже спустя полгода, отдавали сливом — деревья долго помнят об огне. Хорошо, что у Йена не бывало сливов — магические потоки медленно текли через него, не выдавая его для традиционных магов, сиявших из-за накопления магии как звезды в магических потоках. Конечно, если Йену однажды понадобится много магии, заставляя его перекрывать потоки, то его тут же заметят. И тогда его будет ждать одно — антимагический браслет на всю жизнь и резервация где-то на дальних северных островах. Уж лучше каторга в южных колониях, чем резервация — как полукровка он был чужд для нелюдей, и его ждало вечное одиночество.

— Безумец, — с тоской в голосе подтвердил Сэндер, — кто тут еще может убивать, на Примроуз-то-сквер...

Йен бросил косой взгляд на еще спящий дом судьи и передернул плечами:

— Что ж, будем работать... Известно, кого убили?

Сэндер тут же отрапортовал:

— Да, инспектор. Тело опознали. Это лар Алан Спенсер. — Он махнул рукой на особняк, на чьей дорожке как раз и нашли тело, — это его дом. Видимо, возвращался со званого вечера лара Гровекса. Там рано не расходятся. Барон обожает кутить... Утешает одно — теперь точно не начнут орать, что полиция бездействует, позволяя пришлым совершать преступления на их прекрасной улице. Безумец — не пришлый. Туточки он живет. Туточки.

Декстер, доставая из кармана пальто большой блокнот для записей, буркнул:

— С чего бы ты это взял?

Сэндер блеснул новыми знаниями, приобретенными у Йена:

— Так тут ночью ливрейных на улице была тьма-тьмущая, тут любого пришлого без ливреи сразу бы заметили и выдали бы констеблю Уинтеру для проверки — чего это он тут по ночам шныряет?

Декстер презрительно выгнул бровь:

— Он мог тоже быть в ливрее, только и всего, Сэндер. Дедукция — не твое. Шел бы ты лучше делами занимался...

Йен пришел на помощь констеблю, меняя тему — осадить Декстера тем очевидным фактом, что маги не бывают в услужении, он не мог:

— Доктора вызвали?

— Позвали, — кивнул Декстер. — Лакей, вызвавший нас, помчался за доктором. Он тут на Роуз-стрит живет, это параллельная улица. Должен быть скоро. Посыльного в Центральный участок тоже отправили — побегушку в услужении Спенсеров. Но нам сказочно повезет, если мага быстро выделят. Не повезет — придется тут до вечера торчать...

Йен лишь кивнул, сильнее сжимая челюсти. Он представлял, что тут будет твориться под вечер, если придется оставить у дома констебля — уже завтра министр внутренних дел лар Робинсон так взгреет Даффа, что по струночке весь участок будет ходить вместе с Йеном — за нарушение священного покоя жителей Примроуз-сквер.

— Дохлые феи их всех задери...

Декстер фыркнул и пошел заниматься делом. Сэндер так и остался стоять истуканом, охраняя порядок. Йен же решил не тратить время и опросить свидетелей.

Горничная как раз успокоилась — высокий, худой мужчина в возрасте что-то утешающе ей говорил. Одет мужчина был престранно — серые в узкую белую полоску штаны были натянуты поверх ночной рубашки, а прикрывал все это великолепие бордовый бархатный халат. На ногах красовались стоптанные домашние туфли. В руках дохлой змеёй болтался черный галстук. Может, по возрасту мужчина и подходил в родители убитого Алана Спенсера, но... Лар никогда бы не опустился до утешения какой-то горничной. Значит, это мог быть камердинер или дворецкий. Йен решительно пошел к нему — все равно, пока не придет доктор и не зафиксирует смерть, тело трогать было нельзя. Декстер стоически зарисовывал в свой блокнот место преступления — несмотря на то, что участок был расположен в хорошем районе, ни полицейского-иллюстратора, ни фотографа, ни тем более мага-документалиста им было не положено. Йен хорошо рисовал, но предпочитал рисовать что-то иное, чем трупы. Да и магический дар помогал почти с фотографической точностью запоминать место преступления на долгие годы, о чем Йен частенько жалел. Ладно бы запоминал что-то хорошее, так нет, память была забита растерзанными телами, предполагаемыми орудиями убийства и портретами убийц.

Йен подошел к горничной, которую тут же впалой, немного волосатой в прорези ночной рубашки грудью закрыл мужчина:

— Лэс Гарольд, дворецкий.

Йен приветственно приподнял шляпу:

— Доброе утро. Инспектор Вуд, участок с Южной улицы. — он достал из кармана пальто свои документы. Сэндер встал рядом с инспектором и предусмотрительно открыл свой блокнот для записи показаний.

— И что же вы делаете так далеко от своего участка? — не стал скрывать свое недовольство лэс Гарольд.

— Меня сюда направили для помощи в расследовании убийств, лэс. Могу я... — он кинул красноречивый взгляд за спину дворецкого, — ...переговорить с горничной? Это же она обнаружила тело?

Гарольд резко сказал:

— Без разрешения хозяев дома это запрещено!

Йен, стараясь не терять контроля над голосом, ведь к неуважению полиции на Примроуз-сквер ему было уже не привыкать, бесстрастно сказал:

— Тогда разбудите, будьте так любезны, лара Спенсера. В любом случае мне придется сообщить ему скорбную весть о гибели его сына.

— В доме проживает вдова лара Спенсера! Лара Оливия Спенсер, — с апломбом сказал дворецкий, словно это был какой-то унижающий самого Йена факт — не знать лару Оливию!

— Хорошо, будьте так любезны разбудить лару Оливию, чтобы я смог с ней переговорить и получить разрешение на разговор с её слугами.

Дворецкий сложил руки на груди:

— Я не буду этого делать. Лара Оливия всегда просыпается ровно в десять утра, и вы вполне в состоянии подождать до этого времени!

Йен знал такую породу людей, каким являлся Гарольд — для него было совершенно немыслимо любое отхождение от привычного распорядка дня, тем более что этот распорядок как раз зависел от него. Подобные Гарольду будут стоять до конца, защищая покой своих хозяев...

— Тогда я... — начал медленно Йен, но дворецкий оборвал его:

— Вы не имеете права врываться в дома добропорядочных граждан!

При этом смотрел Гарольд на Йена, как на только что выползшую из канализации крысу или подземника.

— Хорошо... — покладисто сказал Йен. — Тогда я сейчас пойду в участок и распоряжусь выставить оцепление вокруг места преступления, а сам, никуда не спеша, дабы не потревожить покой лары Оливии, отправлюсь к королевскому судье за двумя ордерами. Один — чтобы иметь право войти в дом лары Спенсер и сообщить ей о смерти её сына, а второй персонально для вас — за оказание сопротивления органам правосудия. За это предусмотрено наказание — месяц в шагальне. Думаете, вы выдержите день за днем проходить по сорок миль, вращая динамо-машину?

Кадык Гарольда дернулся — мужчина нервно сглотнул:

— Я... Я... лишь...

Йен пришел ему на помощь: все же дворецкий — бог на своей половине слуг, а им еще тут долго заниматься расследованием — в быструю поимку Безумца Йен уже не верил:

— Вы всего лишь хотели позволить мне переговорить с горничной под вашим контролем, а потом сами подниметесь в дом и расскажете ларе Оливии о случившемся. У вас явно больше такта в таких делах, чем у инспектора, занимающегося убийствами и постоянно сообщающего плохие известия в дома. — Йен старательно попытался подавить сарказм, рвущийся из него. Портить отношения с дворецким в доме, в котором ведется расследование, — последнее дело, хоть и дворецкий надутый, глупый индюк.

Гарольд благородно сделал вид, что все слова Йена принял на чистую монету. Он важно кивнул:

— Да, я сообщу о случившемся ларе Спенсер сам — она недавно понесла тяжелую утрату — потерю мужа, так что о потере сына надо доложить осторожно...

— Как скажете. Так я могу переговорить с горничной и остальными вашими служащими?

Гарольд снова нервно сглотнул — он не ожидал, что полицейских придется пустить в дом.

— Да, наверное... — наконец, решился он. — Только через вход для слуг. И с половины слуг ни ногой.

— Этого я обещать не могу — мне еще придется с ларой Спенсер переговорить.

— О чем?! — не понял его Гарольд, снова возмущаясь.

— Например, о врагах лара Спенсера.

— Да вы глупец, лэс Вуд. Ну какие враги у ларов?! Это же... Это же лучшие жители нашего королевства! Это соль самой нации! Небеса, да кому я это говорю... Поймите...

— И все же... — настаивал Йен.

Гарольд в сердцах сказал:

— Помилуй нас боги, как вы не можете понять, что ваше присутствие тут неуместно!

Йен выгнул бровь — его привычное при общении с вышестоящими спокойствие все же дало трещину:

— Мы можем уйти. Не проблема. Но тело так и останется на дорожке, видимое всем проходящим — разрешения на его перемещение я не дам. Думаете, так будет лучше? Ведь уже часа через два-три тут будет толпа репортеров — я лично позову пару своих приятелей понахальнее.

Гарольд спешно капитулировал, хватаясь за сердце — такого Примроуз-сквер и лично лара Оливия не перенесут:

— Ладно, ладно! Но ради всех богов — аккуратнее. Это же лара! Это же сама Спенсер! Это голубая кровь нашей нации! И сделайте все как можно скорее — никто не должен видеть такого позора: полиция в одном из лучших домов столицы...

Йен хмыкнул:

— Ничего. Примроуз-сквер многое может перенести, если захочет — я даже в дом герцога Редфилдса заходил. С парадного крыльца, — добавил он. — Но для вас сделаю исключение — все констебли будут заходить через черный ход. Теперь я могу поговорить?

— Да... да... Конечно... — Гарольд разом постарел и осунулся — такого потрясения нравов Примроуз-сквер он не ожидал. Чтобы полицейский, да входил в дом герцога через парадное крыльцо... Хуже только подземника из канализации пустить в дом... И куда катится этот мир?!

Йен перевел взгляд на молоденькую горничную — ей от силы лет пятнадцать было, если не меньше. Одетая в утреннее хлопковое платье в цветочек и белоснежный передник, она сложила руки на груди — утро было холодным.

— Лэса...

— Джейн, инспектор, — пискнула она.

— Лэса Джейн, будьте так добры, расскажите, как вы обнаружили тело. Не бойтесь, вам самой ничего не грозит — лэс Гарольд подтвердит.

Горничная бросила короткий взгляд на дворецкого и медленно начала говорить, боясь из-за любого лишнего слова лишиться места.

— Я... Я, как всегда, подметала крыльцо, а потом пошла подметать дорожку вдоль дома... Смотрю... А в кустах... А в кустах... Лежит... Лар Спенсер.

— Вы его сразу опознали?

— Инспектор, — веско сказал Гарольд, — естественно, что Джейн его сразу опознала — мы же видели, в каком он костюме отправлялся к лару Вернону...

Джейн быстро закивала:

— Я как увидела, так сразу и заорала... Он же... Он же совсем мертвый был...

Йен ласково улыбнулся горничной — в таком возрасте обнаружить труп, да еще зверски убитый, это для любого потрясение:

— Спасибо, Джейн. Можно еще пару вопросов? Видели ли вы с утра кого-то в округе, слышали ли утром что-то странное? Крики, звуки борьбы...

Девушка закачала головой:

— Нет, инспектор. Ничего подобного... Я...

Гарольд поспешил вмешаться:

— С этой стороны на дорожку выходят окна утренней гостиной и приемной для гостей — раньше семи тут не прибираются и не разводят камины.

— Спасибо, — кивнул Йен. — И все же...

— Отсюда в доме ничего не слышно. — твердо сказал дворецкий.

— Но кто-то же должен был ждать возвращения лара Алана домой. Кто-то должен был впустить его в дом. — резонно заметил Йен.

Гарольд замолчал, и вместо него ответил подошедший со стороны боковой дорожки высокий парень-блондин в черном изящном костюме лакея — его выдали простые матерчатые пуговицы на сюртуке:

— Его должен был встречать Персиваль. Но... Этот лакей из тех, кого пока не пнешь, он и не пошевелится.

Гарольд взорвался:

— Кеннет! Не смей лезть в беседу! Ты можешь лишиться места!

Парень широко улыбнулся дворецкому:

— Простите, лэс Гарольд, но я не лезу в беседу, я даю показания полиции — это другое. — Он повернулся к Йену и представился: — Кеннет Смит, второй лакей... Это я вызвал полицию и, кажется, пожалею об этом. Кстати, дока я привел...

Йен представился в ответ:

— Инспектор Вуд с Южного участка. Убийство лара Спенсера, как одного из возможных жертв Безумца, веду я. Так что там с Персивалем?

Кеннет снова опередил Гарольда:

— Он спал... В холле у двери, но спал. Я видел, потому что работал в гардеробной — приводил в порядок костюм лара Спенсера для дневной поездки в Парламент.

Йен перевел удивленный взгляд на Гарольда и не удержался:

— Вы угрожаете Кеннету за мелочь, но прощаете такое поведение Персиваля? Почему вы до сих пор не уволили Персиваля, лэс Гарольд?

— Это... Это... Это была личная просьба лара Спенсера. Молодого лара Спенсера. Больше я ничего по этому поводу сказать не могу. — дворецкий совсем побелел и расстроился.

Кеннет при этом показал странный жест — сложил молитвенно ладони и приподнял вверх лицо, закрывая глаза. Что это могло значить, Йен так и не понял.

— И где же сей замечательный молодой человек? — уточнил Йен. Ему вновь ответил Кеннет:

— Полагаю... Все так же спит в холле. Его пушкой под ухом не разбудишь.

Йен хотел было продолжить, но тут его окликнул Декстер:

— Вуд, подойди сюда — заключение доктора готово...

Йен кивнул детективу и распорядился Сэндеру:

— Пожалуйста, продолжи сам со слугами, а я пойду к Декстеру. — Это была обычная практика — со слугами чаще всего общались констебли, а инспектора — с их хозяевами.

Сэндер козырнул и тут же обезоруживающе предложил:

— Пройдемте, пожалуйста, в дом.

Кеннет, явно лишаясь места в доме лары Спенсер, послушно открыл перед констеблем парадную дверь — он не был в курсе договоренностей Гарольда с Вудом.

Йен вновь еле заставил себя подойти к телу Спенсера — все кусты вокруг до сих пор были напуганы, а огнем несло так, что ноги подкашивались.

— Доброе утро, доктор.

Молодой, не старше Декстера мужчина, снимая с глаз навороченные медицинские гогглы, которым Йен люто позавидовал — там, наверняка, и магический сканер внутренних повреждений был, выпрямился и мягко сказал:

— Еще раз доброе утро, лэсы. — Для Йена он даже представился: — лэс Хопкинс, к вашим услугам...

— Инспектор Вуд, — в ответ сказал Йен. — Чем порадуете?

Хопкинс, одетый с иголочки, в отличие от полицейских, пожал плечами:

— Радости мало... Могу сказать, что лара Спенсера хорошенько избили перед смертью, наступившей в результате смещения второго и третьего шейных позвонков и разрыва спинного мозга. Это был очень сильный мужчина — убийца, я имею в виду. Произошло это не позднее двух часов назад — точнее не скажу. Погодка не радует — под утро сильно похолодало, так что сложно сказать точнее о моменте смерти — тело в таких условиях остывает быстрее.

— Спасибо, — поблагодарил доктора Йен.

— Свидетельство о смерти я напишу дома и тут же отправлю вам в участок. Что-то еще, лэсы?

Декстер отрицательно качнул головой, а Йен все же попросил, вспоминая слова Гарольда:

— Вы не могли бы осмотреть лару Оливию Спенсер? Ей будет тяжело узнать о потере сына...

— Простите, лара Спенсер не моя пациентка, но я позвоню её доктору, попрошу проведать её.

— Тогда все, лэс Хопкинс.

Доктор кивнул, прикоснулся на прощание к шляпе и сказал:

— Тело в полном вашем распоряжении, лэсы. Можете приступить к осмотру... И хорошего дня.

Доктор пошел прочь.

Йен в спину ему сказал:

— И вам того же... — В том, что у него будет хороший день, он сильно сомневался.

Декстер уже склонился над телом, переворачивая его на спину. Он тут же занялся новой зарисовкой — ему предстояло нарисовать результаты драки: сбившийся в сторону галстук, поломанную булавку для него же, оторванные пуговицы жилета, болтающиеся на золотой цепочке часы, выскользнувшие из кармана.

— Ограбления не было, — тут же сказал Йен, начиная проверять карманы убитого. Кошелек, приглашение на вечер к Гровексу, перстни на пальцах, с содранными в результате драки костяшками — Спенсер стойко пытался отстоять свою жизнь.

Йен попытался разжать левый, судорожно сведенный кулак и... Тут же присвистнул, когда на землю из ладони Спенсера упала золотая запонка.

Декстер подался вперед — была надежда, что на украшении есть инициалы владельца. Йен взял запонку в руки, тщательно рассматривая её — на верхушке, выполненной в виде круглого щита, красовался легко узнаваемый герб семьи ларов Шейл.

— Попался! — с явным удовлетворением в голосе сказал Йен. Лар Валентайн все же совершил недопустимую ошибку.

Декстер азартно спросил:

— Ждем мага или?..

— Я иду сейчас. Ты останешься тут — тебе еще с ларой Оливией беседовать о причинах возможной ссоры с ларом Шейлом, а я иду сейчас.

— Без мага соваться к лару Шейлу — самоубийство. — напомнил Декстер.

Йен сжал сильнее запонку в руке:

— Сейчас. Я иду сейчас — лар Вэл как раз устал после веселой ночки у Гровекса, только-только лег отдохнуть и не ждет визита. Надо брать его сейчас, пока он не придумал, на кого списать потерю запонки.

— Но... Он огненный маг...

Йен улыбнулся:

— Он безопасен. — Йен знал — лар Шейл только-только перенес большой слив, сейчас он абсолютно безопасен в плане магии. Вслух же он добавил для невпечатленного Декстера: — он же лар, их с детства учат самоконтролю, он сейчас безопасен... А придем днем — он уже найдет какого-нибудь простачка, ответственного за потерю или даже воровство запонки. Надо идти сейчас. При наличии такой улики, — он потряс запонкой в своей руке, — даже ордер не нужен...

— Осторожнее, Йен... — внезапно перешел на имя Декстер. — Лар Шейл — та еще штучка...

Йен выпрямился и поправил брюки:

— Не переживай — я сперва расспрошу его о Спенсере и прочем, и лишь потом... — Что «потом» — Декстер и сам знал.

Глава 3 Неудачный арест

В участок Вуду все же пришлось наведаться за антимагическими наручниками, прихватив с собой и констебля. Да, слив сливом, из-за которого Вуд и спешил с арестом (потом будет просто опасно пытаться арестовать огненного мага, не способного себя контролировать), но разумную предосторожность никто не отменял. Вернувшийся из министерства разъяренный Дафф хотел было сцедить свое недовольство на Вуда, но не успел — тот первым его озадачил ордером на арест лара Шейла, герцога Редфилдса и прочая, и прочая... От чести присутствовать при аресте Дафф благородно отказался, не собираясь присваивать успехи Вуда себе, заодно и отстраняясь от происходящего на всякий случай, если все же инспектора занесло в его расследовании.

Вуд замер на крыльце участка, решая нанять кэб или идти пешком.

На улице потеплело. Во всю светило солнце, растопив лужи, в которых с громким воркованием купались голуби. Многочисленные мелкие воздушники, которых в столице было не меньше, чем голубей, тоже бы плескались в лужах, если бы не одно но — это была Примроуз-сквер, защищенная магической сетью от летающих нелюдей. Сеть ярко-синими жгутами висела в воздухе над домами — обитатели этой улицы умели хранить свой покой. Они бы и под землей навесили защитных экранов от слепых, неуклюжих подземников, напоминавших кротов-переростков, но вот беда — обитатели Примроуз-сквер были людьми и были вынуждены пользоваться канализацией. А канализацию обслуживали только подземники. Впрочем, Йен внимательно рассмотрел сеть в небесах — пара лазеек для пронырливых воздушников в сети появилась, а значит, скоро улицу захлестнет волна мелкого воровства — воздушники были не больше фута в длину и утащить что-то серьезнее столового серебра не могли.

Поток кэбов и магомобилей иссяк — улица почти опустела. Зато пришло время гувернанток с детьми, спешащих в парки. Некоторые гувернантки даже катили перед собой новинку этого года — высокие корзины на колесах, называемые колясками. Тут все появлялось самым первым — в соседних с Примроуз-сквер районах детей до сих пор катали по старинке — в небольших тележках за собой.

Район оживал, еще не зная о происшествии у дома Спенсеров.

Вуд проверил мелочь в своих карманах и решил идти пешком — до дома лара Шейла была всего-то пара миль, да и мысли перед арестом хотелось привести в порядок. Все же он замахивался на одного из самых известных ларов из давнего и благородного рода, который теперь заведомо прервется: лар Вэл был единственным сыном в семье и единственным магом, в том числе. Убийства, вне причины, вызвавшей его, в Островном королевстве почти всегда карались смертной казнью, за редким исключением заменяясь каторгой в колониях. Вуд за время своей работы в полиции постоянно боялся ошибиться и отправить на виселицу невиновного, ведь все можно исправить, кроме смерти. И хотя в виновности лара Вэла Вуд не сомневался, но обдумать все хорошенько в последний раз никогда не повредит.

— Что ж... Дохлые феи, — прошептал он себе под нос, шагая с крыльца. Констебль Хеттер послушно пошел за ним — он уже привык к привычке инспектора что-то бормотать себе под нос. — Что мы имеем...

Общее для всех уже десяти убийств...

Место преступления — всегда Примроуз-сквер. Декстер считал, что это из-за того, что убийца был в услужении и, как слуга, не мог отлучаться далеко. Вуд же знал — кто бы ни был Безумцем, он просто не успевал убежать далеко прочь во время слива или, наоборот, укрыться в своем доме. Лар Шейл за эти полгода никуда не выезжал с Примроуз-сквер.

Время преступления — поздний вечер, ночь или раннее утро, как в случае гувернантки Гатри. Время, когда каждый пришлый заметен. Лара Шейла тут знали и уважали, вдобавок, как маг, он часто был вынужден отлучаться из дома в ночное время. Причем по ночам он, якобы не желая тревожить своего секретаря Сержа Виардо, ездил один. Водителя своего магомобиля он тоже не будил.

Характер убийства — жертву всегда избивали, а потом сворачивали шею. Полицейский хирург утверждал, что на такое способен лишь высокий, очень сильный мужчина. Лар Вэл был шесть футов с половиной, вдобавок, как все лары, увлекался боксом.

И-и-и-и... То, что к делу никак не пришьешь, но именно на это в основном и опирался Вуд, как на главную улику — остаточный фон огненного слива.

Единственный маг огня на Примроуз-сквер — лар Шейл. Огненная магия одна из самых редких — нелюди к ней не способны и соответственно не передавали этот дар людям. У пяти других огненных магов столицы магия пахла чуть иначе — Вуд это проверял тайно, для себя. Если Дафф узнает об этом — скандал будет грандиозный, но Вуд не мог иначе, ведь шанс, что удачливого и быстро продвигающегося по карьерной лестнице мага лара Шейла могли подставить свои же, исключать было нельзя. Но у других огненных магов огонь пах иначе — у кого-то отвратительно вонял углем, у кого-то озоном, смолой или фонарным газом. И только от лара Шейла несло кисловатым, немного приятным и чертовски опасным ароматом вирньяка. Точнее, от него пахло горящим дубом. Глупое совпадение — деда Йена звали как раз Дубом. Может, именно поэтому Йену всегда было тяжело на месте преступления Безумца — иногда выверты магии непредсказуемы. А, может, это досужие домыслы самого Йена — все же трусость нелюдей перед огнем никто не отменял.

Других огненных магов среди родственников лара Вэла не было — это Вуд тоже проверял, нарвавшись на выговор Даффа. Лезть к ларам категорически не рекомендовалось, особенно с вопросами, не касающимися расследования, но, опять же, Вуд иначе не мог — он должен был быть точно уверен в том, что лара Вэла не пытаются подставить и оговорить — Шейлы были чертовски богатыми, а люди убивали и за меньшее, чтобы получить наследство. Все земли лара Шейла были майоратными, за исключением небольшого поместья на Ледяных островах — то было куплено на деньги его матери и из майоратного наследования изымалось. Наследника мужского пола на данный момент у лара Вэла не было. Это значило, что все земли, титулы и деньги перейдут под защиту короны — других законнорожденных сыновей у умершего пять лет назад лара Уинстона Шейла, Десятого герцога Редфилда, отца Валентайна, не было. Россыпь бастардов была ужасающая, но среди них не было ни одного мага. Наличие магии у бастарда по законам Островного королевства автоматически приравнивало его к законнорожденным сыновьям и включало в наследование титула и земель — люди магией не разбрасывались. Только в случае семейства Шейлов у бастардов лара Уинстона магия напрочь отсутствовала. Были ли у лара Вэла собственные незаконнорожденные дети, Йен не знал — лар слишком хорошо скрывал такую информацию. Хотя негласный список его побед над ларами был просто потрясающ — герцог не привык себе отказывать ни в чем, в том числе и в интрижках, особенно с замужними ларами, скучающими в браке.

Надо было признать — версия о том, что лара Вэла подставляют в борьбе за наследство, была нежизнеспособной, семейство Шейлов слишком много от этого теряло, а возможных наследников на горизонте не было.

Получалось, что, кроме лара Вэла, никто иной не мог оставить следы слива огненной магии в Примроуз-сквер. Для обычного магического разбирательства одного этого факта было достаточно для вынесения обвинительного приговора, только никто из традиционных магов присутствие слива магии не подтверждал. Первое время Вуд думал, что лар Вэл не скупится с деньгами, подкупая судебных магов, но подкупить старика Эдвардса, которого Йен лично притащил на одно из мест преступления Безумца, лар Вэл просто не мог, потому что не знал о его существовании. Эдвардс тоже отрицал любое присутствие слива. Жуткий червячок сомнения грыз Йена беспрестанно — он не мог понять, как маг-традиционал скрывает слив, только и обратиться с этой проблемой не к кому — не тащить же сюда своего деда. Такого Примроуз-сквер точно не переживет. Да и... Надо было признать, необычный механизм слива магии не имел никакого практического значения для расследования — ни жертвам, ни самому лару Вэлу это ничем не поможет.

И... Самое главное в преступлениях — мотив убийства. Для Вуда он был очевиден. Для остальных — не очень. Хотя кое-что местным детективам нарыть удалось, помимо известного Йену безумия из-за слива.

Первыми жертвами Безумца были гувернантка Гатри и её подопечная лара Хейг. Тут мотива и даже мало-мальской связи с Шейлом найти не удалось, но часто мульти-убийцы именно так и начинают — с пробы на ком-то совсем незнакомом.

Следующей жертвой был лэс Годар, проживавший почти у полицейского участка — самой дешевой части Примроуз-сквер. Лэс Годар был консультантом-юристом лара Бейтса, одного из ярых противников лара Шейла в Парламенте. Сам лар Бейтс счастливо избежал участи оказаться жертвой Безумца, зато его жена лара Кларисса Бейтс стала шестой погибшей от его рук. Если Годара, оказывающего консультации и другим ларам, еще можно было считать притянутым за уши к лару Шейлу, то убитую Клариссу Бейтс просто так со счетов не спишешь.

У последующих жертв лара Айртона и джайла Рамы связи с Шейлами не прослеживалось, но кто их этих аристократов знает? Причиной могло быть все — от неподеленной любовницы до непримиримых разногласий столетия назад. С джайлом Рамой вообще могли пересечься в южных колониях другие ветви Шейлов, пошедшие по военной стезе. В любом случае ни родственники Айртона и Рамы, ни сам Шейл ни в чем подобном не признались.

Лэс Фабер был из новой промышленной аристократии, которая могла скупить пол-Примроуз-сквер, но не добиться при этом признания местных жителей. Теоретически, Фабер мог быть противником реформ, предлагаемых Шейлом, и мешать ему.

Рамзи и Моррисон, восьмая и девятая жертвы, были в услужении у разных хозяев, и чем они помешали Безумцу, понять было сложно.

Йен скрипнул зубами — одного нельзя было отрицать: кто бы и за какие неведомые заслуги попал в список жертв Безумца, — связь с Шейлом все же была. Это доказывали запонка в кармане Йена и похожий почерк всех преступлений. И магическая аура слива, но её к делу не пришьешь, не загремев в северные резервации.

К огромному особняку, больше похожему на дворец, Вуд с констеблем Хеттером и присоединившимся к ним Декстером, на ходу рассказывавшим о всем известной вражде между Шейлом и семейством Спенсеров на политическом поприще, добрались ближе к одиннадцати.

Замирая перед парадной дверью и сомневаясь, что их тут пустят, Декстер закончил рассказ:

— А еще на вечере у Гровекса лар Вэл и лар Алан не поделили одну лару — говорят, та еще знойная красотка... Это рассказал вернувшийся с вечеринки сын лара Глейзера Седрик. Он буквально дополз домой в районе девяти утра и попал прямо мне в объятья. Он сказал, что некая лара протанцевала на вечере четыре танца с одним и четыре с другим. Потом сам хозяин вечера лар Вернон оттаскивал взбешенного лара Валентайна от Алана. Говорят, при этом Валентайн крайне тихо и уверенно говорил, что все равно прибьет «сволочного Спенсера», это цитата, Йен...

— Вранье. — отмахнулся Вуд, нажимая кнопку электрического звонка.

— Почему? — тут же влез констебль Хеттер.

— Потому что ни одна приличная лара не танцует на балу более трех танцев с одним и тем же кавалером, — спокойно пояснил Йен. — Четыре танца танцуют только с женихом. Официальным женихом. Этот Глейзер совсем нас за дураков держит.

Декстер удивленно приподнял брови и явно хотел поинтересоваться, откуда Йену известны такие тонкости жизни ларов, но тут дверь открылась, и дворецкий Шейлов лэс Нильсон еле сдержал свое недовольство:

— Инспектор Вуд, лар Шейл не принимает никого до обеда.

Вуд натянуто улыбнулся:

— Нас ему придется принять, лэс Нильсон. Разбудите, пожалуйста, своего хозяина, или это сделаю я. У нас есть ордер.

Дворецкий скривился и все же пропустил полицейский в холл:

— Прошу проследовать в утреннюю гостиную, лэсы.

Вуд кивнул:

— Не стоит беспокоиться — дорогу мы найдем сами, я еще не забыл, где находится гостиная.

Он демонстративно поставилсвой зонт-трость в подставку и повесил шляпу на вешалку.

Утреннюю гостиную Шейлов за месяц, проведенный на участке на Примроуз-сквер, Йен изучил досконально — дубовые панели, зеленый шелк обивки на стенах, картины и фотографии модных ныне премикаэлитов (Йен как-то вел дело о подделке картин и теперь хорошо разбирался в современных живописцах), мебель работы Черридейлов — старинная, удобная, старательно не обновлявшаяся — с потертостями на обивке и царапинами на ручках. В гостиной было холодно — камин не был растоплен. Этим утром гостей не ждали, и присылать горничную для растопки камина ради каких-то полицейских дворецкий не собирался. Хеттер встал у окна, рассеянно оглядывая комнату — вряд ли он когда-то видел такой богатый интерьер, Декстер ходил вдоль стен, рассматривая картины и изредка фыркая. Особенно Декстера впечатлила купающаяся Лилит и «Лара с гепардом», на которой была изображена полуобнаженная девушка, спящая в саду. Детектив обернулся на Йена, замершего у камина:

— Это вообще законно?

Йен задумчиво кивнул:

— Да. Даже фотографии законны.

— Разврат, — пробурчал Хеттер.

Йен ему возразил:

— Разврат продают на Медоуз-стрит, а тут высокое искусство, Хеттер. Большая разница.

— И все равно, вешать такие картинки дома разврат, — остался при своем мнении констебль. Декстер же продолжил ходить по гостиной — несмотря на многочисленные кресла с кружевными салфетками на изголовьях, садиться было нельзя — они же всего лишь полицейские.

Недовольный лар Шейл спустился в гостиную через полчаса, и это было весьма любезно с его стороны — он мог и пару часов их продержать в ожидании, лары по утрам еще и ванны принимают. Выглядел молодой Шейл откровенно помято — лицо чуть отекло, под глазами залегли темные мешки. Глаза покраснели, на подбородке была щетина. Длинные черные волосы лар собрал в низкий хвост. Йен чуть скривился — от Шейла несло огнем, одеколоном и перегаром, причем последний запах преобладал. Впрочем, одет был лар при этом весьма прилично — дорогой, безупречного кроя костюм, выгодно подчеркивающий фигуру, белоснежная рубашка, сиреневый жилет и эффектно завязанный галстук — Йен до сих пор так и не освоил этонский узел, положенный в торжественных случаях. Дед, научивший Йена множеству премудростей этикета, завязывать галстуки тоже не умел — за неимением последних.

Лар Вэл устало опустился в ближайшее кресло, предлагать присесть детективам ему и в голову не пришло:

— Весьма недоброе утро, лэсы. Я уже начинаю думать, что зря разрешил вам, инспектор Вуд, обращаться ко мне за помощью — вы начинаете злоупотреблять моим гостеприимством.

— И вам доброго утра, лар Шейл, — старательно кротко сказал Йен — не в его интересах допускать хоть какую-то бестактность: в особняке полно лакеев, а лететь с крыльца больно и стыдно. Да, потом всегда можно вернуться с ордером и поставить на уши весь особняк, арестовывая обидчиков-лакеев, но арестовать отдавшего приказ лара никто не позволит... А в участке потом долго будут вспоминать сию оплошность, высмеивая при любом случае. Йену-то что, ему тут после расследования убийств Безумца не работать, а вот парням придется туго.

Лар Вэл, не допуская ни одной раздраженной или испуганной интонации в своем голосе, поинтересовался:

— Чем в этот раз обязан вашему визиту?

— Совершено очередное убийство, лар. Снова Безумец.

— Мы уже вроде выяснили, что, хоть я и знал некоторых жертв Безумца, но не имею к ним никакого отношения.

Йен с любопытством рассматривал потоки магии — они безмятежно, без бурления накапливались в Шейле в районе сердца, сияя, как маленькое солнце. Это означало одно — маг был спокоен и ничего не боялся. Он был полностью уверен, что, чтобы ни произошло, к нему это не имело ни малейшего отношения.

Декстер демонстративно кашлянул, и Йен с трудом заставил себя отвлечься от потоков магии — они завораживали.

— Но у вас нет алиби, лар Шейл, — мягко сказал инспектор.

— Как и у вас свидетелей того, что на месте преступлений видели меня, — парировал Вэл. — И кто же в этот раз жертва, если мне будет позволено поинтересоваться?

— Убит лар Алан Спенсер. — Йен вздрогнул — сердце лара Вэла вспыхнуло, выдавая его волнение. Светлячок магии стал разгораться сильнее и сильнее, хоть внешне в ларе Вэле ничего не изменилось. Он лишь сел удобнее, закидывая ногу на ногу.

— Мир его душе... Надо же, как судьба жестока к некоторым. Жаль, ужасно жаль... Он был чертовски молод. Но... Инспектор, мне должно польстить, что о его гибели вы первыми решили уведомить меня?

— Лар Вэл... Нам известно, что вы были на званом вечере у барона Гровекса. Там же присутствовал и лар Спенсер. Могу я поинтересоваться, во сколько вы ушли оттуда?

— О, сложно сказать точно. Около шести, пожалуй. — Магия ярким сиянием обхватила всего лара, вызывая у Йена боль в глазах и привычный страх в сердце — он даже пару шагов назад непроизвольно сделал, тут же проклиная свою нелюдскую кровь. Йену пришлось отключить магическое зрение — лар Вэл явно что-то скрывал и побаивался, что это может стать опасным для него.

— А точнее? — в расспрос подключился Декстер, недовольный странными паузами в разговоре. Хеттер у окна спешно что-то писал в своем блокноте.

Лар Вэл старательно безмятежно пожал плечами:

— А точнее не могу вам сказать. Как-то не подумал ради будущего алиби замечать время.

Йен заставил себя снова подойти ближе:

— Может, барон Гровекс?..

— Простите, — немного нервно рассмеялся лар, — но вы совершенно не знаете нашей жизни. Со званых вечеров принято уходить молча, не прощаясь с хозяевами. Что-то еще?

— Кто-то видел, как вы выходили? — спросил Декстер. — Может, кто-то был перед вами или после вас?

— Пожалуй... Это должен знать лакей, стоявший в дверях и провожавший гостей. Он может и время моего ухода уточнить. Что-то еще, лэсы?

Йен тут же спросил:

— Во сколько вы вернулись домой?

— О, вам и это интересно. Что ж... Я возвращался пешком — решил подышать свежим воздухом... Мой магомобиль до сих пор стоит возле дома Верна... Пожалуй, я вернулся где-то через полчаса, может, чуть больше... Кстати, спросите моего дворецкого — именно он запустил меня домой. Он должен знать точно время.

Он тут же взял со стола и позвонил в изящный колокольчик, вызывая Нильсона. Тот, все такой же недовольный, появился мгновенно, словно стоял под дверями:

— Лар Вэл? — он повернулся к хозяину, намеренно игнорируя детективов.

Шейл ткнул указательным пальцем в полицейских:

— Будь добр, Нильсон, ответь на вопросы инспектора Вуда. И помни, что полицейские могут потребовать подтвердить это под присягой. Не стоит юлить или что-то скрывать.

Нильсон старательно медленно развернулся в сторону Вуда:

— Чем могу быть полезен? — голос дворецкого при этом и заморозить мог.

Йен, напоминая себе, что сегодня, сейчас, именно тут и закончится все это дикое расследование, так что чуть потерпеть он в состоянии, спросил:

— Лэс Нильсон, не могли бы вы сказать, во сколько точно пришел домой лар Шейл?

Дворецкий, ни капли не задумываясь, тут же ответил:

— Лар Вэл вернулся домой без пяти семь. Я это точно знаю, потому что всегда смотрю на часы в холле. В последнее время это самое важное, как оказалось... Что-то еще? — он вызывающе сделал шаг в сторону двери. Декстер тут же заступил ему дорогу, а Йен уточнил:

— И как выглядел при этом лар Вэл?

— Простите? — не стал отвечать Нильсон, разыгрывая недоумение, а лар Вэл опустил глаза вниз, что-то то ли вспоминая, то ли обдумывая.

— Было ли что-то необычное в его облике? — спокойно пояснил Йен.

Дворецкий растеряно сказал:

— Он выглядел... Уставшим и слегка растрепанным. Сами понимаете — танцы... Танцы — это зло.

Лар резко заставил себя выпрямиться. С легкой улыбкой на устах он пояснил:

— Уже через два-три танца в зале становится так душно, что не продохнуть. Дамы распарены, кавалеры в поту, как загнанные лошади, свечи...

— Свечи? — оборвал его Йен. — Барон Гровекс использовал свечи?

Нильсон почти взорвался от возмущения:

— Конечно же, любой уважающий себя лар освещает балы и приемы свечами! Это же очевидный факт!

Вуд сглотнул — жара, неприязнь к Спенсеру, подстегнутая ларой, а вокруг открытый огонь, отвечающий магу и подхлестывающий магические потоки... Это могло спровоцировать слив.

— И почему же? — не удержался от вопроса Декстер. — Те же электрические лампы дешевы и дают много света...

Лар Вэл довольно рассмеялся:

— Вот именно — дешевы. А лары не бывают дешевыми. Так что вернемся к танцам... На чем я остановился? Жара, свечи, постоянные танцы, от которых нельзя отказаться, закрытые окна из-за дам — они все как на подбор в легких, почти просвечивающих платьях — малейший ветерок, и они уже неблагородно чихают и сопят раскрасневшимися носиками... Так что неудивительно, что вернулся я немного потрепанным. Это обычное дело.

Йен продолжил настаивать:

— И все же, что означает — потрепанный? Сдвинутый галстук? Порванные манжеты? Расстегнутый жилет?

На манжетах Нильсон заметно занервничал. Йен нажал на него:

— Лар выглядел, словно подрался?

Лар прищурился и резко сказал, теряя свое спокойствие:

— Нет, подождите! Вы что же думаете, что это я убил Алана?!?

Йен указал пальцем на его сжатые в кулаки руки:

— У вас припухшие костяшки пальцев.

Лар Вэл явно с трудом заставил себя разжать кулаки, только взять под контроль свой голос ему не удалось:

— О, небеса! Если стащить с меня рубашку, под ней еще и свежие синяки обнаружатся! Я же огненный маг, я боевой маг! У меня каждый день тренировки, и, поймите, мои учителя отнюдь не ромашки со мной нюхают. Они из меня отбивную делают, если добираются, конечно же. Не надо, инспектор, мы это уже проходили с вами — у вас нет улик против меня. У вас нет свидетелей, что я был рядом с местом преступления...

— Можно осмотреть вашу одежду?

— Это еще зачем? — сразу же насторожился лар.

Йен принялся перечислять:

— На предмет обнаружения свежей крови, следов борьбы...

— Нет! Я не дрался с Аланом! И уж тем более не убивал его! — лар Вэл перестал сидеть безмятежно, он крепко поставил на пол свои ноги, словно готовый вскочить в любой момент.

— А нам известно, что вы не поделили на вечере лару и угрожали убить Алана...

— Угрожать — не значит убить. В сердцах иногда чего только не скажешь. Но я не убивал Алана, хоть и должен признать — его смерть не печалит меня.

— И все же мы будем настаивать на осмотре...

Вэл прищурился и скривил свои губы. Он презрительно выдавил, впервые за все время знакомства с Йеном позволяя себе повелительный тон:

— У вас нет никакого права осматривать мою одежду и проходить в мой дом. Все мои разговоры с вами — лишь жест доброй воли, который вы совсем не уважаете. Лэсы, я прошу вас на выход! Хватит с меня игр в паритет.

Вуд на миг прикрыл глаза, сдаваясь. В конце концов одежду можно осмотреть и после. Все равно запах слива, присутствующий на одежде лара Вэла, к делу не пришьешь.

— Лар Вэл, последний вопрос... — Йен достал из кармана запонку. Хеттер тем временем снял с пояса наручники — и этот жест не ускользнул от лара. — Вы узнаете запонку?

Нильсон побелел, и Вуд понял — это совершенно точно запонка Шейла.

— Откуда... — лар все же встал — резко и слишком быстро даже для Йена. — Кого из слуг вы подговорили, чтобы обокрасть меня?!

— Никого, — твердо сказал Йен. — Запонка найдена на месте преступления.

Лар предпринял очередную попытку успокоиться — он пару раз сделал вдох-выдох, а потом сказал:

— Совершенно точно, что меня пытаются подставить — такая мысль вам не приходила в голову?

— Запонка найдена в руке Спенсера. И я бы хотел...

Хеттер, заметив, как моментально вскинулся ошеломленный лар Вэл, спешно рванул к инспектору, снимая дубинку с пояса.

Температура в комнате резко подскочила, и Нильсон, годами бывший в услужении у огненных магов, все понял первым — он схватил стоящего рядом с ним Декстера и дернул его в сторону холла, прикрываясь дверью, как щитом.

Йен же не успел ничего — его опалило жаром магического слива, воздушной волной отбрасывая в сторону камина. Затылок попытался поспорить в стойкости с каминной полкой, но та оказалась более крепкой — падая на пол от дикой головной боли и прикладываясь виском о каминную решетку, явно мстившую за неуважение к огненному магу, Йен жалел лишь об одном — он-то пожить успел, а вот Хеттер даже третий десяток лет не успел перешагнуть.

В глазах померкло от боли, и Йен покинул этот мир.

Глава 4 Свадьба под виселицей

Ответить за искалеченных полицейских Вэлу пришлось в первую же ночь в тюрьме. Как лара, его посадили в одиночную, пусть и небольшую камеру. Только вот охранники при этой камере были те же самые, что и во всей «Веревке». Вэл проснулся среди ночи от того, что ему на голову накинули одеяло, а потом принялись методично бить. Ему даже рот не закрывали — не боялись, что кто-то услышит его крики и проклятья.

Напоследок, когда он мог только тихо вздрагивать от боли, ему прошептали в ухо, наваливаясь всем телом и прижимая к койке:

— Это тебе за искалеченных томми! — Так в столице за глаза называли констеблей. — Тока не думай, что это усе — завтра вернемси!

— От... ве... тишь... за... все... — еле выдавил из себя Вэл.

— Дык ты-то никогошеньки не видел и не увидишь, хоть все гляделки свои прогляди, лар!

— Потащились, хватит с него поди... — сказал кто-то второй, и Вэла оставили в покое. Раздались стихающие шаги. Лязгнул замок.

Вэл остался в одиночестве, заставляя себя дышать и запоминать голоса и акцент каждого, кто избивал его — охранники и не догадывались, что их легко опознать, стоит им лишь раскрыть рот — слишком плохо они говорили на родном языке.

— А огненные маги... Мы не злые, просто... Память у нас... Хорошая... — еле выдавил из себя Вэл, заставляя себя шевелить пальцами — больше всего, как маг, он боялся потерять их гибкость и подвижность, пассы искалеченными руками не повторишь.

Днем его отправляли в шагальню — шаг за шагом по подвижной лестнице, по которой никуда не взобраться, потому что, как в эскалаторе метро, ступеньки шли по кругу, заставляя динамо-машину крутиться и вырабатывать электричество.

Шаг за шагом, не позволяя себе падать, потому что не знающие жалости ступеньки ломали кости упавшим только так. Идти часами без остановки до изнеможения, до черноты перед глазами. Наверное, за неделю до суда он покорил не один пятитысячник, взойдя на него и даже умудрившись спуститься. Ему уже можно было обращаться в Комитет Покорительницы ветров — он запросто мог подняться на Крышу мира, если бы захотел.

Шаг за шагом в шагальне в ряду таких же наказанных, зная, что заслужил — пусть эта зеленоглазая тварь-детектив его спровоцировала, но, как ни крути, слив устроил он. Ему и отвечать. Только вряд ли закон предусматривал ночи без сна в попытке отстоять себя и сохранить свои пальцы от дубинок охранников.

Из шагальни его выдирали на долгие допросы, на которых Вэл привычно все отрицал — не нападал, не убивал, какими бы ни были его политические взгляды и амбиции, делить с убитым Спенсером ему было нечего. Даже внимание красавицы Сесиль не стоило жизни этого придурка.

Кроме полицейских с завидной регулярностью приходил его адвокат лэс Миллер. Только обнадежить Вэла ему было нечем.

Семья отвернулась от Валентайна, забыв, что когда-то был Одиннадцатый герцог Редфилдс, любимый сын, а так же брат и племянник. Гадать, отрекся ли от дружбы с ним Вернон, даже не хотелось.

Вэл потер пальцами болевшие виски — головная боль не унималась всю неделю. Наслаждаясь покоем и почти мягким стулом в допросной, он тихо произнес:

— Лэс Миллер, я готов признать свою вину в нападении на полицейских. Это действительно было, и это моя вина, хоть инспектор Вуд и спровоцировал меня. Я готов это признать и понести наказание... Кстати, что там с благотворительным фондом помощи полицейским?

Уже немолодой лэс Миллер, работавший с семейством Шейлов более трех десятков лет, протянул бумаги:

— Суммы, что вы указали, уже переведены семьям пострадавших полицейских. Помощь им оказывается — констебль Хеттер пролечен у мага-целителя, хотя следы ожогов до конца удалить не удастся. Он согласен на мировую, его все устраивает. Инспектор Декстер почти не пострадал — он тоже не имеет претензий к вам. Некоторые затруднения связаны с инспектором Вудом.

Вэл скривился:

— Вечно от него все неприятности! Он, что же, не нуждается в деньгах на лечение? Удвойте сумму — я все оплачу.

— Проблема в том, лар Вэл, что Вуд до сих пор не пришел в себя — целители только руками разводят и не дают прогнозов. Сильный ушиб головного мозга.

— Сомневаюсь, что мозги у него есть... — пробурчал недовольно Вэл, понимая, что неправ. — Найдите других целителей, привезите с континента в конце концов! Поставьте этого ублюдка на ноги!

— Да, лар, но сами понимаете — это не поможет. Закон суров к тем, кто нападает на полицейских. Тут надеяться на снисхождение присяжных глупо... Да и время поджимает, дело вот-вот передадут в суд, суперинтендант Дафф ликует и всем рапортует о том, что Безумец взят и скоро предстанет перед правосудием.

— А что... — Вэл сглотнул и не смог договорить.

Миллер снял очки и принялся протирать платком их и так безупречные, магически защищенные от грязи стекла.

Вэл терпеливо ждал: выдержка — главная добродетель огненных магов, иначе они уже давно бы уничтожили этот мир ко всем проклятым эльфам.

Наконец Миллер, подслеповато рассматривая лара, начал:

— Министерство внутренних дел ратует за быстрое завершение дела. Король отстранился от скандала — сейчас шумиха вокруг титулованных лиц для него смерти подобна, вот-вот в Нижнюю палату внесут на рассмотрение закон об урезании прав титулованных лиц. Сами понимаете, что...

— ...меня надо похоронить раньше, чем внесут эти законы.

Миллер надел очки и кивнул:

— Верно. Неудачное время для всего случившегося, лар Вэл. Очень неудачное...

Вэл сжал челюсти, а потом все же сказал:

— А если я признаюсь в убийстве Спенсера? Это облегчит мою участь? Я могу рассчитывать на снисхождение присяжных?

В конце концов, он действительно был тогда в хлам пьян, мало что помнил, кроме злости на святошу Спенсера, увивавшегося вокруг его Сесиль, да и... Этот Вуд мог быть прав — свежие синяки могли появиться как от тренировок, так и от драки со Спенсером. И, опять же, эта проклятая запонка!.. Вэл понимал — он мог убить Спенсера в тот вечер, хоть и не помнил этого. Возможно, тогда, в пьяном угаре, он даже мечтал это сделать — Сесиль ему была дорога. Он год осаждал эту крепость, а она уплыла к Алану! К Алану, которому она совершенно не нужна — он же святоша, он женщин боялся, как огня.

— Я могу рассчитывать на замену виселицы каторгой в колониях? Там я хотя бы смогу приносить пользу. Болтаясь на виселице этим не заняться. Можно рассказать в суде о разногласиях между мной и Спенсером... Рассказать о моих проектах — закон о защите детства, закон об общественном благополучии... Рассказать, что Спенсер ставил мне палки в колеса, мешая вести нашу страну к новому будущему, более справедливому к нелюдям и низшим слоям населения...

Миллер извиняюще улыбнулся:

— Боюсь, что для большинства присяжных ваши политические взгляды окажутся слишком левыми и отталкивающими...

Вэл привычно сказал — уже устал от непонимания:

— Что левого в запрете детского труда? Мы, что, вымрем все, проявив гуманность к детям?

Миллер мягко сказал:

— Лар... Понимаете... Речь идет о вашей жизни, спасти бы её, а уж все ваши политические амбиции... Простите, они похоронены вами у дома Спенсеров.

— То есть... Я сам дурак... — он до боли сжал пальцы, и почему-то память неудачно подкинула воспоминание, как кулак влетает в живот Спенсеру, и удивленный Алан всхлипывает от боли, не понимая за что.

Адвокат лишь кивнул головой:

— Приблизительно так и есть. И, лар, я настоятельно не рекомендую признаваться в убийстве Спенсера. Оно слишком похоже на убийства, творимые Безумцем. Тот же почерк. Признаетесь в убийстве Спенсера, остальные убийства на Примроуз-сквер повесят тоже на вас. У вас, к сожалению, нет алиби ни на один из эпизодов убийств.

— У полиции тоже нет доказательств моего присутствия на месте преступлений! — напомнил Вэл.

Миллер согласился:

— Но у них есть ваша запонка, ваши разногласия со Спенсером и похожий почерк всех остальных убийств. А еще ваши мотивы для убийства тех несчастных... Боюсь, если вас признают виновным в убийстве Спенсера, в памяти поколений вы так и останетесь Безумцем с Примроуз-сквер.

Вэл подался вперед, кандалы на руках печально звякнули:

— Но вы же знаете, что это не так!

Миллер машинально вжался в спинку кресла — просто на всякий случай, хотя знал, что магия у Шейла заблокирована:

— Но ваша запонка и похожий почерк убийства...

Вэл сверкнул глазами:

— То есть и вы верите, что это делал я.

— Вы сами сказали, что могли убить Спенсера, хоть и не помните этого. С теми убийствами, лар Вэл, может быть тоже самое, только там вам и вашим запонкам повезло больше, лар.

Вэл прикрыл глаза — болтаться на веревке на потеху публике он не собирался, но, кажется, все решили за него:

— Когда следующая массовая казнь в «Веревке»?

Миллер еле слышно сказал:

— Через пятнадцать дней. Суд как раз успеет вынести приговор, лар Вэл. Мне очень жаль, но надеяться на снисхождение присяжных и судьи глупо. Ни я, ни вы не в состоянии объяснить наличие вашей запонки в руках убитого Спенсера. Для вынесения обвинительного приговора этого более чем достаточно. А ведь есть еще свидетельства тех, кто видел, как вы увязались после бала за Спенсером...

— Проклятье...

— Славы Безумца вам не избежать, лар Вэл.

...Когда судья надел свою черную квадратную шапочку, готовясь объявлять приговор, Валентайн уже знал — болтаться на веревке за убийство Спенсера будет справедливо, а вот за остальных девять жертв Безумца висеть будет крайне обидно.

***

За чуть запотевшими окнами магомобиля медленно проплывали незнакомые улицы. Аликс, никогда не бывавшая за пределами Эш-стрит, уже даже не пыталась понять, куда же они едут.

Она бессмысленно смотрела в окно, лишь изредка реагируя на звуки, раздающиеся в магомобиле: скрип кожаного дивана, когда нервно шевелился кузен Верн, шорох одежды, короткие замечания шофера... Иногда её взгляд все же пересекался со взглядом Верна, сидевшего напротив неё, и тогда мужчина тут же вымучено улыбался, изображая саму любезность, но стоило Аликс отвести глаза в сторону, и Верн тут же гасил улыбку, снова смотрел на часы, поворачивался к шоферу и что-то уточнял.

Не так Аликс представляла свою свадьбу. Совсем не так.

Улыбка примерзла к её губам. Аликс изо всех сил старательно пыталась выглядеть кротко и безмятежно, соблюдая приличия — женщина создана для того, чтобы радовать мужчину и поддерживать уют в доме. Женщина должна порхать, вызывать восхищение в глазах мужчин и не создавать проблем. Женщин, не понимающих это, говорила мама, ждет одно — одиночество. Потому всегда улыбка, всегда ровное настроение, всегда готовность щебетать и не лезть в мужской мир. «А тебе, Аликс, еще и молчать, молчать и молчать, даже когда хочешь сказать что-то хорошее. У тебя же одни нелепости, за которые краснеть приходится, получаются!» И Аликс старательно молчала всю дорогу, и даже пообещала себе, что и весь день, и даже целую неделю, и даже месяц, сколько потребуется, будет молчать, пока Верн не оплатит все долги отца. Молчать, улыбаться... «И строить из себя дурочку!» — недовольно подумала она и тут же притворно благоговейно погладила новенькую норковую шубку, подаренную кузеном — он как раз в упор смотрел на Аликс и остался доволен её умильной мордашкой. Фальши он не заметил.

Аликс снова отвернулась к окну, не в силах радовать, порхать и глупо щебетать, тем более что Верну это сейчас и не требовалось. Ему вполне хватало её вымученной улыбки. Она отрешенно рассматривала проносящиеся мимо обшарпанные, безликие дома из красного кирпича, унылых чуть горбящихся прохожих, спешащих по своим делам, многочисленных детей в обносках... Наверное, это та часть города, которая называется трущобами. Где-то здесь расположены трудовые дома, где для нищих предоставлялся кров, еда и работа. Аликс не удержалась и передернула плечами — именно такой дом и ждал их семью, если бы... Если бы... Если бы не кузен Верн. Именно он спас их отца от долговой тюрьмы, а саму Аликс и троих её сестер от нищеты. Правда, взамен она теперь ехала в шикарном магомобиле на свою свадьбу неизвестно с кем. Аликс чуть поправила алое платье невесты — это обещало, что её супруг будет из высшей аристократии. Только невесты ларов выходили замуж в алом. Это гарантировало более или менее благополучную жизнь. Только страха перед тем, кем же окажется её супруг, это не отменяло. Кем должен быть лар, чтобы жениться на первой попавшейся девушке? Может, он старик? Или у него дурной нрав, или он искалечен так, что вынужден скрываться от всех... Или... Думать о том, кого же кузен выбрал ей в мужья было откровенно страшно. Но она обещала сказать «да!» тому, на кого укажет Верн, потому что она еще помнила...

…Испуганная Полин, старшая сестра Аликс, неслась по холлу с коробкой дуэльных пистолетов... Аликс, еще ничего не понимая, помогла их спрятать в тюках с убранными до лета платьями... А потом всю ночь Полин захлебывалась слезами — её жених отказался от свадьбы, а она так её ждала...

…Мать заперлась в своей спальне, отказываясь что-либо выполнять по дому, и только трезвон колокольчика снова и снова доносился из её комнаты — она вновь вызывала горничную, требуя то бульон, то горячий компресс, то вызвать доктора, на которого не было денег...

…Отец, переставший ходить на службу и вздрагивающий от каждого стука в дверь. Иногда приходили и друзья, обещая помочь, но чаще приходили кредиторы, и тогда из кабинета отца доносились крики и ругань.

…Вся забота о сестрах и доме легла на Аликс, на Аликс, про которую мать всегда говорила, что та не создана для семьи. «С твоим несносным языком и нравом тебе никогда не выйти замуж, а уж нести на своих плечах весь дом ты никогда не сможешь — вечно витаешь в облаках! То ли дело Полин!» Но Полин могла только плакать, мать лежать в постели и страдать, отец... Что делал отец, Аликс не знала, да и не хотела знать — ей было не до того. Она была обязана поддерживать младших сестер, заниматься домом и пытаться искать работу. Заодно она сходила в храм, чтобы узнать адреса ближайших трудовых домов — может, там им помогут с едой и кровом...

…А еще была пустая кладовая и сбежавшие слуги, а колокольчик в спальне матери звонил и звонил, требуя то чая, то бисквитов, то горячего бульона...

Приезд кузена Верна все это прекратил. Появились деньги, еда, слуги, мать смогла внезапно выздороветь и встать с постели, отец наконец-то прекратил вздрагивать от каждого громкого звука, а Полин... Полин все продолжала рыдать — приезд Верна не вернул ей жениха... А потом на кухне пропал нож. Аликс сделала свой выбор. Она очень любила свою сестру.

Аликс продолжала бессмысленно смотреть в окно — кем бы ни был её будущий жених, она все выдержит, потому что у неё есть Полин, Августа и Элизабет. Она обязана все выдержать. Она тихонько вздохнула, и это не укрылось от Верна. Он тут же ожил, загораясь наигранной улыбкой:

— Вы очаровательны, Аликс! Не стоит так переживать, все будет просто замечательно — я позабочусь обо всем!

Она кивнула, выныривая из липкого тумана воспоминаний, старательно улыбнулась и снова отвела взгляд в сторону — она будет послушной, она будет глупой, она будет очаровательной, она будет молчаливой. По крайней мере до тех пор, пока Верн не покроет все долги её отца, и её семья не переедет куда-то прочь, подальше от скандала.

Магомобиль резко сбавил скорость и принялся медленно ехать в довольно плотной толпе людей. Аликс вздрогнула, не веря, что они добрались до нужного места. Сердце пустилось в дикий перестук. Перед ними вздымалась серая громада королевской тюрьмы «Веревки» — когда-то это был королевский замок, и его очертания до сих пор печатались на некоторых банкнотах.

Магомобиль остановился прямо перед помостом из дерева, на котором была установлена виселица. Кажется, они приехали посмотреть на казнь. Это была странная с точки зрения Аликс прихоть — посмотреть на массовую казнь перед свадьбой, но девушка напомнила себе, что она поклялась быть кроткой и глупой, она промолчит о том, с какой неприятной стороны показал себя кузен Верн.

Шофер тем временем выскочил из магомобиля и принялся снимать кожаный верх, наверное, для того, чтобы было лучше видно. Аликс тут же отвела взгляд в сторону, не желая наблюдать казни несчастных людей, чем бы они не провинились. Вокруг бурлила и радовалась толпа, от которой их магомобиль закрывало кольцо охраны в ливреях рода ларов Гровексов.

— Мы не опоздали, лар, — громко сказал шофер, — их как раз выводят...

Верн кивнул и судорожно сжал в руках какую-то безделушку. Аликс словно обложило ватой — пропали все звуки, весь мир сузился до крохотной точки, в которой находилась сама девушка. Ей только и оставалось, что делать вдох и выдох в странном небытие. С воздействием магии она до этого никогда не сталкивалась.

Наверное, на помосте что-то происходило — что-то объявлял одетый в черную мантию чиновник, что-то орала толпа, кто-то дрыгал ногами, отплясывая свой последний танец на веревке.

— Пора! — громко сказал Верн и дернул Аликс за руку вверх. — Пойдем! Ты должна сказать «да!». Ты же помнишь это? Просто сказать «да!». Это несложно... Пойдем...

Она шла через послушно расступающуюся толпу, она поднималась по ступенькам, она снова делала и делала шаг за шагом по старому рассохшемуся помосту, пока не оказалась перед ошарашенным происходящим мужчиной, в чью ладонь Верн вложил её холодные пальцы... Звуки стали пробиваться через странную завесу, отгородившую её от мира, и Аликс только и оставалось молиться сразу всем трем богам — ей сейчас нельзя было упасть в обморок. Свадьба Полин зависела от неё. Счастье младших сестер зависело от её выдержки. Жизнь матери и свобода отца зависели от её одного простого слова.

Верн что-то доказывал судейскому чиновнику, толпа дружно скандировала:

— Свадьба под виселицей!

— Свадьба под виселицей!

Кто-то еще кричал из первого ряда жадных до зрелища горожан:

— Это законное право осужденного!

— Его никто не отменял!

— А Ализония до сих пор наша земля! Свадьба под виселицей!

— Свадь-ба... Свадь-ба... Свадь-ба...

Аликс удивленно рассматривала такого же ошеломленного мужчину лет тридцати. Неровно обрезанные черные волосы. Длинная неухоженная борода. Незаживший шрам на виске. Карие пустые глаза. Огромный рост, сжатая в кулак левая рука — такой и убить запросто, одним только ударом... И отвратительный запах неухоженного тела.

— ...она его любила с первой встречи на балу дебютанток... Она имеет право на свадьбу под виселицей! — твердо сказал Верн, и Аликс нервно сказала то, что от неё требовалось:

— Да... Да... Я готова выйти за него замуж...

Вместо того, чтобы стать выше по статусу, как обещало алое платье, она пала ниже не бывает — она стала женой осужденного. И самое страшное — она прослушала, за что его приговорили к смерти.

***

По дороге домой, в особняк Гровексов, Верн смеялся сразу за троих, поздравляя Аликс и мрачно замершего рядом с ней мужчину. Кузен шутил, разливал по бокалам благословляющий фай из храма и поднимал бокалы за молодых.

Аликс лишь пригубила фай, просто потому что так было положено по обычаю. Брачный браслет непривычно оттягивал левую руку и мешал. Аликс задумчиво крутила его, пытаясь привыкнуть.

Её муж выпил фай залпом, отправляя пустой бокал в корзину для пикника и откидываясь на заднем сиденье. Мужчина закрыл глаза и надолго замолчал. Аликс видела, как нервно дрожали его пальцы — то ли от холода, то ли от пережитого ужаса. Он был одет совсем легко для начала декабря — в узкие, шерстяные штаны и грязную рубашку с закатанными по локоть рукавами. Что уж мешало пользоваться манжетами подобающе, Аликс не понимала. На левом запястье, перевязанном грязным бинтом, красовалось два браслета — один, тонкий, брачный, а второй широкий, не меньше двух дюймов, блестящий и гладкий. Его назначения девушка не знала.

Сама Аликс еле держалась — Полин бы уже билась в истерике, Аликс же себе такого позволить не могла. Если только... Если только прибегнуть к любимому трюку матери — лечь в постель, объявляя себя больной, но до той постели еще надо добраться... А ехать еще далеко — до королевской тюрьмы они добирались больше часа. До особняка Гровексов, где Аликс гостила уже пять дней, они доберутся в ранних зимних сумерках.

Верн взял со спинки своего дивана плед и крайне бережно укрыл им мужчину — Аликс судорожно вспоминала, как же зовут её мужа и не могла, память отказывала ей, надеясь, что это страшный сон. Кузен тем временем снял с себя и пальто, накидывая поверх пледа:

— Спи, дружок, ночка у тебя будет хорошей!

Аликс сглотнула — она до сих пор ничего не знала о том, что будет её ждать ночью. Мать на прощание лишь напутствовала её словами: «Слушайся мужа: какие бы гадости и невероятные неприличности он не делал в первую ночь — так положено!» Отец при этом не присутствовал, и уточнять, что же подразумевала под гадостями мать, было не у кого. Не у зареванной уже от счастья Полин?

Мужчина пошевелился под пледом и показал пальцами какой-то странный знак Верну. Кузен рассмеялся, тут же говоря:

— Ай-ай-ай, тут же Аликс! Как можно?

Мужчина резко открыл глаза и хриплым, простывшим голосом сказал:

— Прошу прощения, Аликс. Впредь не повторится.

Она нашла в себе силы лишь кивнуть. Голос ей до сих пор отказывал.

Когда выехали на Примроуз-сквер, пошел крупный пушистый снег — хорошее предзнаменование, но Аликс в такое уже не верила. Не с её удачей получить что-то хорошее в такой день.

Магомобиль припарковался у крыльца особняка, прислуга уже заранее выстроилась у основания широкой лестницы, готовясь кидать лепестки цветов. Ливрейный лакей замер с зонтиком в руках — он так и не решил для себя: раскрывать зонтик над ларами, защищая от снега, или не мешать обычаю осыпать новобрачных на счастье?

Шофер быстро выскочил из магомобиля, открывая пассажирскую дверь. Первым вальяжно вышел Верн. Аликс направилась следом за ним, протягивая руку лакею, но наткнулась на протянутую грязную ладонь со сломанными ногтями — её муж успел выйти через другую дверь и пришел ей на помощь. Надеясь, что у мужа нет чесотки и других заразных заболеваний, она кончиками пальцев оперлась на ладонь и принялась повторять про себя, что осталось совсем чуть-чуть, еще капельку потерпеть, и она останется одна в своей спальне в тишине и одиночестве.

Со всех сторон обрушились лепестки цветов и пожелания счастливой жизни и множества детишек. Мужчина шел, чуть прихрамывая, ладонь под рукой Аликс до сих пор подрагивала. Он натянуто улыбался и приветственно кивал всем слугам. С некоторыми он даже здоровался по имени, как со старыми знакомыми.

Верн замер в дверях, рассматривая новобрачных:

— До чего вы красивая пара! Счастья вам, Аликс и Валентайн!

Аликс как никогда была ему благодарна — она наконец-то вспомнила имя мужа. Вэл… Вэл Шейл. Она лэса Валентайн Шейл.

У дверей Вэл замер, поднимая голову вверх и ловя ртом снежинки. Это было так неожиданно и по-детски, что Аликс с робкой надеждой подумала, что, может, все не так и страшно? Мать её матери так выходила замуж, не зная за кого, видя мужа первый раз у алтаря. И мать её матери так же играла свадьбу… И жили же… Она протянула свою руку, ловя снежинку на голое запястье:

— Пусть все будет хорошо!

Вэл опустил глаза вниз, тяжело и явно оценивающе рассматривая Аликс:

— Да, удача нам точно не помешает.

Аликс вспыхнула от гнева — пусть она не совершенство, пусть она не красавица, пусть она не титулованная особа, но это не она была осуждена на смертную казнь.

Она вошла в холл и, скидывая манто в руки лакею, предупредила Верна:

— Я к себе — мне нездоровится!

Кто уж громко вздохнул за её спиной, Верн или муж, её не волновало.

Сейчас её ждет ужин, ванна, кровать и книги. О муже и новой жизни она подумает потом… Чуть позже. Ближе к ночи, потому что этого все равно не избежать.

***

Он пришел ближе к полуночи, когда она уже отчаянно хотела спать и тайно надеялась, что он забыл… Или передумал… Или еще что-то… На нем была короткая рубашка для сна и длинное нижнее белье. Поверх был накинут теплый бархатный халат. В руке новобрачный держал бутылку с вирньяком и два бокала. Аликс редко его пила — слишком дорог магический напиток на травах, дающий успокоение и хороший сон. Лары любили его пить, особенно обсуждая семейные тяготы. Как же, он хорошо успокаивал. Говорят, огненным магам его выделяли за счет короны — чтобы те не срывались.

Вэл внимательно рассматривал сидящую на кровати Аликс, как будто она была неведомая зверушка из зоопарка. Аликс захотелось с головой залезть под одеяло от его мрачного взгляда, но она понимала, что это её не спасет, а только покажет её незрелость и глупость.

«Надо быть кроткой и послушной. Надо быть кроткой и послушной!» — как заклинание повторяла Аликс, хоть на язык от одного только досадливого вида мужа так и просились язвительные фразы.

Наконец, Вэл то ли остался доволен её осмотром, то ли смирился — он сел рядом на край кровати.

— Лэса Аликс Шейл…

От такого чопорного обращения Аликс чуть не подавилась воздухом.

Мужчина приподнял правую бровь — воспринимать его своим мужем и тем более называть его по имени Аликс до сих пор не могла, — и все же продолжил:

— …Могу ли я поинтересоваться: ваша матушка провела с вами необходимую беседу перед свадьбой?

— Простите?

Вэл стоически повторил:

— Рассказала ли вам матушка о тяготах супружеского долга? Или с вами беседовал домашний врач, подготавливая к браку?

— Я… — от такой отчаянно наглой постановки вопроса Аликс растеряла все слова.

Вэл продолжил:

— Только честный ответ, лэса Аликс.

Наконец, она все же смогла из себя выдавить:

— Я… Я знаю о супружеских отношениях.

— И что же вы знаете? — не отстал от неё Вэл, заставляя её мысленно ругаться.

Аликс из последних сил пыталась говорить ровно и улыбаться. Обязательно улыбаться, она же воспитанная лэса, она дочь джентльмена!

— Вы заставляете меня говорить это вслух?

— Я хочу знать — к чему мне быть готовым, лэса. Только и всего.

Она гордо приподняла голову вверх:

— Я знаю, что это гадливо и неприятно. И я так же знаю, что это долг женщины — слушаться мужа и выполнять любые его прихоти.

Он выругался в сторону:

— Проклятые эльфы, за что мне это…

— Не бойтесь, я готова на все.

Вэл снова что-то сказал себе под нос — Аликс не расслышала, что именно.

Он поставил бокалы на прикроватный столик и принялся разливать вирньяк:

— Что ж, лэса Аликс… — Он протянул ей полный душистого вирньяка бокал, — для начала — до дна! За счастливую жизнь!

Он показал ей пример, выпивая весь бокал сразу. Пока Аликс старательно пила глоток за глотком обжигающий горло напиток, он продолжил:

— Утром придет судебный экзекутор. Не забудьте ему рассказать о том, как мерзко и уму непостижимо я вел себя ночью. Только без подробностей, лэса — он не будет на них настаивать. — Он снова щедро разлил вирньяк по бокалам…

Они пили, пили и пили бокал за бокалом. Сперва было страшно, потом легко, когда магия подействовала, потом безразлично, потом… Сонно. А потом её муж снял с себя халат, лег в постель и притянул Аликс к себе, прижимая к груди и чуть укачивая, снова стало страшно и горячо где-то в сердце. Он поцеловал её в висок, потом чуть ниже, еще ниже. Ждавшая гадостей Аликс еле сдерживала слезы, и лэс Вэл… Точнее её муж снова принялся укачивать Аликс в своих объятьях, словно она дитя и нуждается в утешении…

Глава 5 Приход экзекутора

Она пришла в себя рано утром, ничего не помня. Во рту стоял горький травянистый привкус, почему-то болел палец на руке, но, в общем-то, самочувствие её не сильно и пострадало.

Маленькая посудомойка, не больше десяти лет спешно разжигала огонь в камине — видимо именно это и разбудило Аликс. Она хотела было и дальше продолжить спать — за окнами еще царил сумрак позднего зимнего утра, но тут услышала чей-то стон и повернула голову… Рядом с ней в постели так и продолжал спать Вэл, словно так и нужно было. Аликс сглотнула и еле успела зажать себе рот, сдерживая рвущийся крик — Вэл был совершенно разнузданно наг. Одеяло сползло с него, обнажая почти полностью и безжалостно показывая многочисленные синяки, порезы и какие-то ссадины. Самое неприятное было то, что несмотря на все знания Аликс о том, что женщины и мужчины различаются друг с другом, такого яркого отличия она не ожидала. Щеки моментально покраснели, а мужчина, словно убедившись, что она все рассмотрела, легко перевернулся на бок, натягивая на себя одеяло. Аликс только и оставалось, что молиться Созидателю, чтобы подобные безнравственные сцены больше никогда в её жизни не повторялись… Она резко повернулась спиной к мужчине и плотно закрыла глаза — пусть тут, в особняке Гровекса ей не избежать супружеского долга спать в одной постели, но, когда они переедут в свой дом, спальни у них будут разные!

Второй раз она проснулась от прикосновения горничной:

— Доброе утро, лэса Аликс! — Эмма для верности еще и за плечо потрясла Аликс, заставляя открывать глаза. — Пора вставать…

Аликс сонно села в кровати, осторожно скашивая глаза на половину мужа — Вэл, к счастью, уже ушел.

Эмма продолжила щебетать:

— Лэс Вэл просил вам дать время выспаться, он такой заботливый муж… Но пришел королевский экзекутор… Милар Вернон угощает его чаем, но, боюсь, скоро его терпение подойдет к концу…

Кто не выдержит первым — экзекутор, находящийся на службе, или кузен, общающийся с низшим сословием, Аликс так и не поняла, но уточнять не стала. Она обула домашние туфли и встала. С неё быстро сняли ночную рубашку, Эмма горячим полотенцем освежила её, причитая, что принять ванну уже никак не получится, потом на Аликс спешно надели белье, быстро и крайне туго зашнуровали корсет и накинули неглиже. Не привыкшая к нравам высшего общества, Аликс чувствовала себя почти раздетой, а ведь дамы в таких нарядах приемы ранних гостей устраивают... Усадив Аликс в кресло, Эмма спешно занялась её прической.

Две другие горничные: Джейн, чем-то похожая на Аликс — такая же низенькая, худая и темноволосая, и Рейчел, изящная блондинка, занялись кроватью. Вместо того, чтобы застелить её, они сняли простынь и принялись её складывать… Аликс нахмурилась — на белоснежной ткани было заметно кровавое пятно. «Наверное, это одна из ран лэса Вэла закровила», — машинально подумала она.

Эмма тем временем щебетала:

— Ночка какая волшебная была — тишь, луна в просветах облаков, и снег, огромный какой, как мухи… Роился, роился… Быть может, дадут боги — ребеночек у вас будет, ночка-то волшебная… Лэс Вэл красавец такой… Да и вы… Симпатичная… — тактичнозакончила она.

Аликс не стала пояснять недалекой горничной, что дети появляются лишь после того, как супруги посетят Детское дерево и повяжут на нем ленту желанного цвета. И никак не раньше! Она посмотрела на довольных горничных, принявшихся подмигивать и обсуждать возможного малыша — они все были полукровками, что выдавали заостренные уши, так что, может, они и в Созидателя не верят. И Детское дерево никогда не видели. Только… Как тогда у них появляются дети? Особенно бастарды? Вряд ли лары водят их в храм к дереву.

Дверь открылась без стука, и в спальню вошли мужчины — одетый в чуть нелепо сидевший на нем костюм-тройку Вэл и старик в красной мантии, напудренном парике и магическими гогглами, сейчас приподнятыми на лоб, чтобы не мешали.

— Доброе утро, дорогая супруга, — старательно мягко, как показалось Аликс, произнес Вэл. — Это лэс Моретти, судебный экзекутор. Он пришел засвидетельствовать, что наш брак заключен по всем правилам. Это необходимо, чтобы исключить махинации с фиктивным браком, Аликс. Ничего не бойтесь, это несложная процедура.

Без лишних слов экзекутор подошел к Аликс и потребовал:

— Вашу руку, лэса Шейл.

Она неуверенно под поддерживающим взглядом мужа протянула свою кисть экзекутору словно для поцелуя. Тот опустил гогглы на глаза, достал из кармана мантии небольшой складной нож, и, больно схватив Аликс за кисть, проткнул острием ножа кончик её указательного пальца. Перед глазами напуганной Аликс тут же пронеслась странная сцена — расплывчатый в темноте Вэл, боль и шепот: «Тише, тише, малыш…».

Рука мужа мягко легла на плечо Аликс:

— Тише, малыш… Это быстро.

Моретти наклонился к самому пальцу Аликс, наблюдая, как большая, алая капля крови набухает на кончике фаланги. Для верности чиновник еще и надавил сильнее, заставляя Аликс сдерживать слезы. Вэл, стоя сбоку от кресла, прижал её к себе:

— Побыстрее, лэс Моретти! Это секундная процедура — запомнить структуру крови!

Моретти выпрямился, игнорируя Валентайна, и скомандовал горничным:

— Простынь!

Джейн с книксеном поднесла её, замирая перед чиновником. Аликс уже ничего не понимала — причем тут кровь и родство… Это же кровь Вэла на простыни… Ведь так? Это же не может быть кровь из её пальца? Она неуверенно поднесла свою кисть к глазам — Эмма спешно протянула Аликс платок, помогая остановить кровь. Рука Вэла на плече Аликс стала совсем тяжелой, словно предупреждая о чем-то.

Экзекутор кисло улыбнулся, рукой прогоняя горничную прочь — Джейн тут же вернулась в угол, где, смирно ожидая конца проверки, стояла бледная Рейчел.

Моретти, глядя на Аликс своими старческими водянистыми глазами, сказал:

— Что ж, должен засвидетельствовать, что брак заключен. Учтите, лэса Аликс, в таком браке не бывает разводов — отныне вы вместе до конца, каким бы он ни был для вас. И… На правах человека, годящегося вам в деды… Я хочу вас предупредить — спите с кинжалом под подушкой. Вы из-за своей глупой ветренной головки натворили ужасных дел…

Вэл его оборвал:

— Вас не просили о советах!

Старик сухо сказал:

— Весь Безумец как есть — сдерживайте свои порывы, нир Шейл. Несчастный случай с лэсой Аликс может и дарует вам необходимую свободу, но учтите — случись что-то с лэсой, полицейские будут знать — кого обвинять. При наличии доказательств вашей причастности к её гибели, плясать вам на веревке, и прежний выход со свадьбой вас уже не спасет — в Нижнюю палату внесли проект о запрете устаревшей практики свадьбы под виселицей.

Вэл почти прорычал в лицо Моррети:

— Заткнитесь!

Моретти гордо выпрямился:

— Побольше уважения, нир Шейл! Вы больше не лар, все ваши титулы и земли переходят под управление короля, и будьте уверены, как только появится достойный человек, они будут торжественно переданы ему. Вам же предписано покинуть столицу в течении месяца и никогда больше не возвращаться сюда. Отныне ваша родина до самой смерти — Ледяные острова. Лэса Шейл, вас это тоже касается — вы сильно прогневали короля. И последнее… Все ваши дети будут проходить проверку на магию. Любой мальчик, способный к ней, и любая девочка, несущая латентную способность к появлению магического потомка, будут изыматься из семьи и передаваться под опеку короля.

Это стало последней каплей для Вэла — он резко подался вперед на судейского чиновника, сжимая кулаки:

— Никто не получит моих детей!!!

Моретти даже не попытался отступить назад — он знал, что защищен законом. Аликс, вскочив с кресла, еле успела схватить Вэла за занесенную для удара руку, не допуская непоправимого. Она понимала, что не удержит разгневанного мужчину, но попытаться была должна. Вэл опустил глаза вниз и удивленно, словно на неведомую букашку, посмотрел на бледную, прикусившую от страха губу Аликс. Она еле прошептала, с трудом пропихивая слова через сжатое спазмом горло:

— Не надо… Пожалуйста… Не надо…

Вэл медленно кивнул и опустил руку под торжествующим взглядом Моретти. Аликс же, словно своим весом могла остановить мужа от нападения, обняла его за талию, дрожа при этом от страха. Рука Вэла тяжело легла ей на плечи, плотнее притягивая к себе.

— Видите, лэса Шейл, что вас отныне ждет? — злорадно сказал Моретти. — Он убийца, готовый на все. Удачного брака вам.

Он развернулся и пошел прочь. Аликс не удержалась и сказала ему в спину:

— У нас не будет детей — так радовать короля я не позволю. Я никогда не войду в храм к Детскому дереву.

Экзекутор развернулся в дверях:

— После сегодняшней ночи у вас еще осталась вера в Детские деревья? Лэса Шейл, вы невозможно глупы. Впрочем, чего еще ожидать от ветренной девицы, вешающейся на шею Безумцу!

Вэл еще сильнее прижал к себе Аликс и тихо сказал:

— Шли бы вы, лэс Моретти, пока можете — я же Безумец… Не стоит смущать горничных. Или вы думали, что Аликс способна развратить невинных девиц правдой о супружеских отношениях?

Невинные девицы потупили взгляды и покраснели, а Аликс совершенно точно поняла, что оказалась в безвыходной ситуации — с ребенком под сердцем после проведенной ночи, которого ждало будущее в приёмной семье, и будут ли ему там рады — она не была уверена. Она уже ни в чем не была уверена. Все, что она знала о браке и семье, оказалось ложью.

Вэл выпустил Аликс из своих объятий, он явно что-то хотел сказать, но Аликс опередила его, пока он набирался сил:

— Прошу оставить меня наедине. Мне нездоровится. — Сейчас она как никогда понимала вечно больную мать. Это был запрещенный прием, она знала по себе, но зато действенный — как бывший хорошо воспитанный лар, Валентайн склонил голову в жесте прощания:

— Отдыхайте. Если нужно — доктор сегодня весь день будет в особняке, смело можете звать его к себе. Вам положено после первой брачной ночи два дня отдыха — лежите и отдыхайте в кровати. Хорошего дня, Аликс.

Она вернулась в кресло и зажмурилась, пытаясь понять — что же произошло этой ночью.

Эмма робко спросила:

— Лэса Аликс, может… Принести завтрак? Или вы сперва хотите принять ванну? Или…

Аликс открыла глаза — сидеть в кресле и вспоминать то, что не вспоминается — глупая затея. Она знала, на что шла. Она знала, что будет нелегко, но она пошла на этот шаг ради Полин, Августы и Элизабет. Сидеть в кресле и раскисать она не будет.

— Завтрак, Эмма. И… — она замерла от собственной наглости. — Принеси к завтраку газету.

Дома отец тут же бы отчитал её — приличные лэсы газеты не читают, им достаточно того, что все нужные новости до них доносит отец. А если им что-то не рассказали, как про преступления Безумца, то им это и не нужно знать.

Эмма посмотрела несчастными глазами на Аликс:

— Лэса… Я… Я не смогу принести газеты… Это строго запрещено. Милар Вернон запретил. После прочтения газеты тут же отправляются на растопку каминов.

Аликс робко улыбнулась:

— Что ж… Может, ты сама что-то слышала о Безумце? Ты же давно работаешь в доме. Ты хорошо должна знать нира Вэла, когда он еще был ларом.

Эмма умудрилась одновременно и побелеть, и покраснеть — кончиками ушей.

— Лэса Аликс… Простите, пожалуйста… Но… Милар Вернон запретил разговаривать с вами на эту тему. Он… Он… Он очень хочет оградить вас от ненужных новостей.

Аликс сжала руками подлокотники кресла: сведения о том, что её муж — убийца, это ненужные новости?! Такого она от кузена не ожидала. Что ж… Кажется, быть кроткой и послушной в данной ситуации не самое верное решение. Её в любой момент могут убить, и это будет только её ошибка. И её же жизнь, которую она собиралась прожить совсем не так. Она встала:

— Эмма, будь добра — ванну, потом завтрак, потом приготовь одежду для утренней прогулки.

Узнать сведения о муже можно и другим путем — полицейские участки еще никто не отменял. Пусть посещение полицейского участка неприлично, но умирать от собственной глупости еще неприличнее. Проще было бы узнать правду у мужа, но Аликс еще помнила его судорожно сжатые кулаки и то, как легко он приходит в ярость. Умирать от руки мужа, так хоть не столь бестолково.

***

Чтобы отправиться на прогулку, Аликс было необходимо сперва получить разрешение мужа, и лакей проводил её, полностью готовую к выходу, в кабинет Вернона на первом этаже.

Кабинет Верна был забавным — все стены, кроме одной, где располагался огромный камин, были отданы под полки с книгами. Роскошные корешки книг с золотым и серебряным тиснением были тщательно подобраны по цвету, размеру и толщине. Полки представляли красивое, почти монументальное зрелище, но и выдавали с головой Верна — улыбчивый, добродушный, щедрый кузен никогда не открывал ни одну из них. Аликс, когда-то обратившаяся к нему за помощью — ей было невыносимо скучно первые дни, получила от него подарочный экземпляр детских сказок для чтения. Конечно, читать сказки про волшебные желуди, которые дарили заполучившим их героям огромные дворцы и несметные богатства, Аликс было интересно, но… Лет пять так назад. Она давно выросла из сказок, в отличие от Верна.

В кабинете так же был огромный стол в стиле Южных колоний, на котором всегда поддерживался идеальный порядок, кресла, кушетка и обязательные сентиментальные вышитые надписи вроде «Боги видят все!» и «Любовь к ближнему — лучшая добродетель». Одного тут точно не было — признаков присутствия самого Верна. Кажется, он пользовался кабинетом только для того, чтобы утром отдавать распоряжения о меню на день.

Сейчас, удивляя Аликс, кабинетом пользовались почти по назначению — Верн, сидящий за столом, расположенном прямо перед окном, выходящим на Примроуз-сквер, что-то спешно писал под диктовку Вэла. Аликс с ужасом вспомнила, что сама должна написать множество писем своей семье и дальним родственникам, сообщая о свадьбе и о своем отъезде на острова. К счастью, этим можно заняться днем.

Сам Вэл был вынужден лежать на кушетке в почти раздетом виде — им, точнее его ранами и синяками занимался целитель — эта разновидность докторов умела пользоваться магией.

Аликс сглотнула и старательно улыбнулась — сейчас нагота мужа уже не так пугала её, да и штаны, хвала богам, на Шейле все же были:

— Лэс Вэл, могу я с вами поговорить…

Целитель отошел в сторону, вытирая пот со лба, точно так же устало и при этом радостно Вернон отложил в сторону вечное перо:

— Аликс, ты моя спасительница! Твой муж — истинный тиран, он заставляет меня писать столько писем!

Аликс проглотила так и просившиеся на язык слова, что Вэл не тиран, а всего лишь убийца, и заставила себя улыбнуться:

— Бедный Верн, ты всегда такой самоотверженный.

Кузен встал из-за стола и подошел ближе к Аликс, пока Вэл спешно натягивал на себя рубашку.

— Спасибо, милая Аликс! Ты такая птичка — ранняя и веселая несмотря на то, что Вэл у нас тот еще жеребец! Я думал, что ты пару дней проведешь в кровати.

Вэл рывком, словно ему было до сих пор больно, встал с кушетки и подошел к ним. Он мрачно сказал:

— Верн, я всегда говорил, что у тебя слишком длинный язык. Молчи и будешь казаться умнее. Аликс, что-то случилось?

Игнорируя странные шутки Верна, она заставила себя улыбнуться мужу и солгать, глядя ему в глаза:

— Погода очаровательна — я хочу прогуляться по Примроуз-сквер и посмотреть на украшения площади Согласия к Новогодним праздникам.

Верн тут же пришел Аликс на помощь:

— Я велю оседлать лошадей — будет чудесная совместная прогулка… — Он тут же притворно взмахнул руками: — о, Аликс, прости-прости-прости… Я не подумал, предлагая тебе прогулку верхами!

Кулак Вэла шуточно, во всяком случае Аликс надеялась на это, врезался в бок Верна:

— Я предупреждал. Следующим будет язык.

Аликс впервые за все время была согласна с мужем — непонятные шутки кузена даже её начали раздражать:

— Не стоит беспокоиться, Верн. Я пройдусь пешком — длительные прогулки полезны для здоровья. — Она снова посмотрела прямо в глаза мужу — темные, настороженные, словно ищущие подвох в её словах, — так я могу отправиться на прогулку, лэс Вэл?

— Просто Вэл, Аликс. Я не настолько стар, чтобы ты так ко мне обращалась.

Верн и тут предпочел вмешаться:

— Вэл, десять лет разницы — это совершенно обыденно, раньше и тридцать не предел были... — он осекся под тяжелым взглядом друга.

Аликс тут же показала себя кроткой и послушной, заставляя себя обращаться к мужчине по имени:

— Да, Вэл. Так я могу прогуляться?

— Конечно, — кивнул её муж. — Только захвати с собой горничную — это безопасный район, но вряд ли ты с ним знакома. Не хотелось бы, чтобы ты заблудилась.

Верн напомнил Аликс:

— И постарайся вернуться к обеду — в час дня должны прийти модистки. Все платья уже доставлены, осталась отделка.

Аликс поджала губы — она совсем об этом забыла. По её прибытию в особняк Верн тут же вызвал кучу портных, сапожников и шляпниц. Тогда Аликс не понимала его широкого жеста с полным обновлением гардероба, сейчас же, зная о ссылке на Ледяные острова, была ему благодарна — там будет негде заказывать модные платья. «Да и нужны ли они будут — платья по последней моде», — вдруг с грустью подумала она.

— Я постараюсь, кузен.

— А-а-аликс, не опаздывай — ты не представляешь, какого мне труда стоило привлечь модисток дома Леруа.

— Верн…

Вэл неожиданно для Аликс довольно рассмеялся:

— Кажется, Верн, платья Аликс заботят тебя больше, чем её саму. Что-то с тобой не так, дружище!

Верн обиделся:

— Я же для тебя стараюсь, мог бы и благодарным чуть побыть! — он вернулся за стол и принялся шумно наводить на нем порядок. — Кузина, тебя это тоже касается.

Аликс робко улыбнулась мужу и внезапно пожаловалась:

— Он заказал платья с таким треном, что я буду постоянно в ужасе оборачиваться, чтобы никто мне не отдавил платье.

— Я старался! — громко сказал Вернон. — И пажи тоже заказаны — изящные, из ювелирного дома Берже, между прочим! И… Аликс, милая, ты совсем ничего не понимаешь в моде. Вэл и то больше смыслит в женских платьях. Хотя бы в том, как их быстро снимать!

Вэл бросил тяжелый взгляд на друга и быстро, спасая Аликс от шуток кузена, сказал:

— Аликс, хорошей прогулки. Я составил бы компанию, но пока… — он смущенно пожал плечами, оборачиваясь на целителя.

Аликс знала, что мужчины не любят казаться слабыми, так что дожидаться окончания фразы она не стала:

— Доброго дня, Вэл! — она выскочила из кабинета и направилась на выход, игнорируя просьбу мужа о горничной.

***

Снег, выпавший ночью, так и не растаял. Бедные пальмы, высаженные перед особняком Гровексов, прогибались под его весом. К счастью, ветра не было, хотя с деревьев то и дело падали снежные шапки. Старые ботинки Аликс тут же промокли от снежной каши, но отступать из-за холода было глупо — жизнь гораздо дороже. Да и на Ледяных островах будет гораздо хуже — говорят, там снег лежит по семь месяцев в году.

Аликс быстрым шагом направилась в сторону угольного канала — именно там располагался полицейский участок, она его видела, когда ездила с кузеном на магомобиле. Она надеялась, что там ей помогут, хоть страшно было до безумия — она никогда не сталкивалась с полицейскими, их на Эш-стрит почти и не бывало, это тихий, семейный район, где подобным людям не место.

«Но они люди все же!» — уговаривала себя Аликс, спустя час добравшаяся до участка. На крыльце было пусто. У чайной на той стороне дороги стояла парочка мужчин в строгой синей форме, но на Аликс они не обращали внимания. Она заставила себя подняться по ступенькам, все же в последний момент пугаясь и замирая перед дверью — лэс Шейл такого может и не простить. «Если узнает…» — успокаивающе добавила она про себя, и, преодолевая дурноту, дернула на себя дверь, входя в темный, пропахший пылью и едой холл полицейского участка. Солнечный свет косыми лучами падал на пол через грязные, подслеповатые окна, у которых стояли простые, грубые скамьи.

Холл был перегорожен от посетителей высокой стойкой, за которой сейчас никого не было. Аликс замерла — она впервые была в таком месте, и не знала, что делать. Она подошла к стойке и заметила электрическую кнопку звонка для посетителей. Нажав её, она стала ждать, унимая гулко бившееся где-то в горле сердце — отступать уже было поздно.

Минут через пять из коридора за стойкой вышел высокий парень в синей форме констебля. Он быстро окинул Аликс взглядом, замечая и её новенький наряд, изящную шляпку без полей, зонтик в руках, брачный браслет и расплылся в улыбке:

— Уважаемая лара, чем могу быть полезен?

Аликс его поправила:

— Лэса. Лэса Шейл.

Глаза констебля выразительно округлились:

— Лэса Шейл... Чем могу быть полезен?

Она, заставляя себя говорить ровно и спокойно, сказала:

— Я бы хотела встретиться с детективом, который вел дело моего мужа.

Парень за стойкой сглотнул:

— Лэса Шейл, прошу прощения, но встреча с инспектором Вудом — не самая лучшая идея.

— Почему? — не поняла его Аликс. — Я лишь хочу узнать, за что осудили моего мужа.

— Осудили, лэса, но не наказали — вот в чем весь подвох...

Рассудив, что инспектор Вуд никак не может быть страшнее Шейла, Аликс твердо сказала:

— И все же, я настаиваю.

Констебль тут же смешался:

— Да, лэса Шейл... Пойдемте, я провожу вас в его кабинет... Но многого не ждите... — Он открыл дверцу в стойке, запуская Аликс внутрь.

Констебль провел Аликс по темному и пустому коридору почти до конца, приоткрыл одну из дверей и, засунув в кабинет только голову, громко спросил:

— Инспектор Вуд, к вам лэса Шейл. Примете?

В кабинете кто-то выругался, вспоминая дохлых фей, а потом констебль распахнул дверь перед Аликс, заговорщицки сообщая:

— Я тут за дверью постою…

Аликс прошла в кабинет, где висел отчаянно спертый воздух, пропахший едой, сыростью и почему-то лесом — это был самый странный запах.

Кабинет был маленький и отчаянно тесный. В нем с трудом умещался стол, пара стульев, огромный шкаф и комод, использовавшийся в том числе, как и умывальный стол — на нем стоял таз и кувшин, помимо многочисленных коробок и непонятных вещей. Ковер на полу выцвел еще во времена Аликсовой бабушки, не иначе — его ворс давно истерся, кое-где сияя проплешинами. Камин уже прогорел.

Инспектор Вуд приветственно встал, рассматривая Аликс колючими, больными глазами.

Он был чуть старше Вэла — на пару лет, не больше. Коротко стриженные, на висках наголо, светлые волосы, словно он только что из больницы, запавшие щеки с небрежной щетиной, наглые зеленые глаза — еще чуть ярче и уже нелюдей в родословной ищут. Очень худой, при этом высокий. Кончики ушей чуть заострённее, чем нужно. Старый, видавший виды костюм-двойка, под пиджаком был надет вязанный жилет, что выдавало нищету. Зато галстук был завязан почти идеально — пусть простым узлом, зато симметрично и аккуратно. И даже щегольская булавка была — с желудем. Инспектор показался Аликс недалеким, немного желчным и мелким — не с его происхождением пытаться выглядеть элегантно, подражая ларам.

Аликс чувствовала — инспектор в свою очередь тоже рассматривал её и оценивал, и, что он видел, Аликс даже знала — элегантную глупую дурочку, сделавшую роковую ошибку, выйдя замуж за недостойного.

— Лэса... Шейл... Добрый день… — голос инспектора все же дрогнул. — Прошу, присаживайтесь. — он указал рукой на стул перед своим рабочим столом. У инспектора оказались скупые, выверенные движения и приятный голос. — Я инспектор Йен Вуд, чем могу быть полезен?

Надо заметить, держался он все же хорошо, его голос был спокоен, несмотря на предупреждения констебля.

Аликс робко присела на самый край стула:

— И вам доброго утра. Погода нынче приятная — свежесть…

— И сырость, лэса Шейл. — оборвал её Вуд. — Это полицейский участок, тут не ведут светские беседы, да и вряд ли вам тут стоит задерживаться. Ваш муж в курсе, где вы находитесь?

Аликс заставила себя гордо сказать:

— Именно поэтому я тут и нахожусь, инспектор — из-за своего мужа. Лэс Шейл не знает, где я, потому что вряд ли ему это понравится… Я бы хотела узнать у вас, инспектор Вуд, за что приговорили к смерти моего мужа.

Он удивленно приподнял брови вверх:

— Простите? Вы, что же... Не знаете, за кого вышли замуж? — он при этом чуть отодвинул в сторону газету, лежавшую на его столе.

— Мне сказали, что он убийца. И велели спать с кинжалом под подушкой.

Вуд скривился, откидываясь на спинку стула и явно что-то решая про себя. Аликс нерешительно добавила:

— Мне важно знать правду.

— А как же красивая история, облетевшая все газеты про вашу неизбывную любовь к прекрасному огненному магу?

— Он огненный маг?!

Вуд прищурился и медленно сказал:

— Бывший, как и герцог — бывший… Лэса Шейл... Я не знаю, что побудило вас выйти за лара Валентайна замуж, но думаю, что, раз вы не знаете его преступления, то это лучше для вас. Жить в постоянном страхе и врагу не пожелаешь.

Аликс резко встала:

— Думаете, жить и гадать, что же совершил мой муж, легче?!

— Значит, не забивайте свою хорошенькую головку такими глупостями — только и всего. Кстати, спать с кинжалом под подушкой — плохая затея. Порезаться ненароком можно.

Она направилась к двери — напрасно она пришла сюда! Очень напрасно. Как ей и показалось сразу, инспектор был глуп и желчен. Все же первые впечатления никогда не лгут. Аликс открыла дверь, но все же не удержалась и сказала, повернувшись к инспектору:

— Что ж... Глупости, говорите?! Но я хотя бы попыталась узнать правду, а не прячу голову в песок, как страус! Это отвратительная позиция — жить и закрывать глаза на окружающих и их поступки, уговаривая себя, что это же тебя не касается.

Глава 6 Правда о браке

Йен откинул прочь газету, где со снимка не самого лучшего качества на него смотрела лэса Аликс.

— Тысяча дохлых фей!

Он взъерошил волосы и встал, прошелся по комнате.

Он все утро злился, он не понимал, он негодовал… Он даже решил, что как детектив ничего не стоит — за месяц работы над делом Безумца он ни разу не нашел упоминания об этой лэсе. А должен был! Был просто обязан. И дело было даже не в том, что Шейл выскользнул из рук правосудия, хотя и это злило, а дело в том, что, пусть это и слишком странная и долгая интрига, но, когда хочешь женить на себе вечно порхающего над другими ларами герцога, на что только не пойдешь. Эта версия, при всей своей безумности, имела право на жизнь — были прецеденты в истории. Были лары, которые строптивых женихов разоряли, травили, подставляли и заставляли на коленях потом ползти и умолять о браке. Этот мир слишком безумен, в нем возможно все, уж Йен это знал.

Он снова выругался, нарезая очередной круг по кабинету.

Он за это утро уже решил уволиться, он уже понял, что идиот, он уже настроил новых версий преступлений Безумца, он уже проклял все семейство Стендфорд до седьмого колена — и за то, что помешали правосудию, и за возможную причастность к преступлениям Безумца, и за, если они не имеют отношения к убийствам, дикую предприимчивость в матримониальных планах. Он уже нарисовал в своем воображении прожженную интриганку, способную на все.

А она даже не знала лара Шейла.

Не знала.

Она вышла замуж за того, кого встретила первый раз на помосте для казни…

И вся эта красивая сказочка в газетах, возмутившая Йена — как же, месяц землю носом рыл и пропустил девчонку! — это ложь.

И как же тогда эту девушку заставили выйти замуж за бывшего лара Шейла?

Он достал из шкафа книгу «Кто есть кто в Островном королевстве» и бросил её на стол. Оперся руками на столешницу и принялся сверлить глазами книгу, решая — а надо ли ему куда-то лезть? Надо ли ему снова вызывать неудовольство Даффа? Может, просто стоит закрыть глаза и забыть всю эту историю, как страшный сон? Изменить-то он ничего не в состоянии, хоть запытайся — даже его особое мнение суд не учел. Но этот чертов слив…

За участие в поимке безумца Йена «облагодетельствовали» — перевели в элитный, мать его за ногу, участок! Теперь он официально работал на Примроуз-сквер, получая более высокую оплату за службу… Только Дафф, раз невзлюбив инспектора, менять к нему свое отношение не собирался. Йен, вернувшись пару дней назад на службу, сразу же попытался сунуть свой любопытный нос в архив, куда отправили дело Безумца, но получил отповедь от Даффа, что снова лезет не туда — дело давно закрыто и забыто. Только у Йена была куча вопросов, ответы на которые были в деле — нашли ли вторую запонку, что было с одеждой герцога, какие показания давали слуги, нашли ли наконец связь между сливом, отправившим на больничную койку их троих тогда, и отголоском слива у дома Спенсеров, что вообще обнаружил маг у дома Спенсеров? Ответов на эти вопросы не было, и это бесило Йена — он это дело почти решил, почти довел до логического конца, но самого главного не узнал. И этот слив, будь он неладен! Слив, которого не должно было быть. Да, Йен понимал: Шейл виновен хотя бы в убийстве Спенсера — никто же не мог предвидеть, какие именно запонки наденет лар на вечер у Гровексов. Никто не успел бы дождаться лара дома, забрать запонку и отправиться добивать Спенсера — тот всяко бы уже успел дойти до дома. Слишком странная подстава с запонкой. Слишком трудная в исполнении, когда счет идет на минуты. Но слив-то был, Йен из-за него почти две недели провалялся без сознания.

А еще эта девушка… Алиш… Так звучало бы её имя на извечном языке.

Сколько ей вообще лет?! На вид не больше восемнадцати, но учитывая её происхождение, ей могло быть лет двадцать-двадцать пять.

Алиш…

Нет, Йен был уверен — он ей дал правильный совет. Лучше жить и не знать об убийствах Безумца. Тут Йен был согласен с Шейлом. Лучше не знать, чем каждый день смотреть на своего мужа и вспоминать его жертв. Алиш лучше жить, не зная прошлого. Только как же её заставили выйти замуж за Шейла?

Он обошел стол и встал у окна, рассматривая парк и Зеленую чайную. Надо ли лезть к семейству Шейлов или оставить их в покое?

А перед глазами, как на зло, стояла она — тоненькая, как веточка, элегантно одетая, словно герцогиня, яркая и притягательная. Йен понимал — это в нем говорит нечеловеческая кровь. С точки зрения человека, лэсу Шейл можно было назвать симпатичной, но не более того — она взяла от своих нечеловеческих предков не самые привлекательные для людей черты. Слишком треугольное личико, острый подбородок, лисьи глаза и слишком крупный нос, а еще угловатая, слишком худая, болезненная даже, фигура, слишком длинные пальцы, слишком подвижные суставы, от чего некоторые движения, когда лэса Аликс не контролировала себя, смотрелись диковато. Видимо, кто-то из предков лэсы Аликс согрешил с воздушным нелюдем. Эта связь уже забылась, как страшный сон, но иногда аукалась потомкам неявными признаками у детей. К счастью для семейства Стендфорд, у воздушников отсутствовали выдающие с головой признаки лесных нелюдей — остроконечные уши и зеленые глаза. Глаза истинных воздушников, уже полвека как считавшихся исчезнувшими в войне с людьми, были ярко-синими, как весеннее небо.

— Дохлые феи… — выругался Йен, уже понимая — он влезет в это дело снова.

Он вернулся за стол и принялся листать «Кто есть кто в Островном королевстве». К несчастью, Стендфордов в книге было много, слишком много, чтобы найти тех самых — родителей Аликс Шейл.

Спустя полчаса бесплодных поисков, Йен сдался и направился к инспектору Клауду — тот занимался делами, связанными с финансовыми махинациями, и должен был лучше ориентироваться в аристократических семействах.

Дойти до кабинета Клауда Йен не успел — его перехватил Дафф, застывший в дверях своего кабинета:

— Вуд, на минуточку!

Йен на миг зажмурился, проглатывая рвущиеся из него ругательства:

— Да… Лэс суперин… — Он быстро поправился, — простите, лар Дафф.

Да, за раскрытие дела Безумца Даффа посвятили в рыцари, и Йен этому даже не завидовал — не с его доходами называться ларом. Ему и лэсом не светило называться, если бы он не пошел в полицию. Он родился простым босяком ниром.

— Да, лар Дафф, — вздохнул Йен и зашел за суперинтендантом в кабинет. Тот был огромным, хорошо протопленным, с новой мебелью и свежим ремонтом. Остальным полицейским о таком оставалось только мечтать, сидя в своих мелких конурах.

Дафф замер по середине кабинета и самодовольно сложил руки на груди, разглядывая затихшего Вуда — тот знал, что если хочет влезть в дело Шейлов, то надо вести себя ниже травы и тише воды, а потому старательно пытался хотя бы выглядеть таковым.

— Что с делом об ограблениях на Примроуз-сквер? — требовательно спросил Дафф.

Йен терпеливо напомнил:

— Я уже отчитывался перед вами вчера. С того момента ничего не изменилось — мы с констеблем Смитом взялись за это дело позавчера.

Дафф отмахнулся:

— Я еще вчера сказал — ваша версия о хохликах смехотворна. Это Примроуз-сквер! Тут надежная защитная сеть. Сюда хохликам…

— Воздушникам, лар, — поправил его Йен — просто не удержался. Он сам был на четверть нелюдь.

Дафф отмахнулся:

— Не суть важно, как называть этих грязных тварей!

— Они не твари, лар, — все так же безмятежно поправил его Йен. Он еще перед неудачным арестом лара Шейла знал, что Примроуз-сквер скоро ждет волна мелкого воровства. И вот, пока он валялся в больнице, именно это и случилось.

Дафф сурово посмотрел на Йена:

— Инспектор, прекратите пререкаться! Твари, хохлики, воздушники — сути это не меняет — эти неразумные твари тут не при чем.

— Мой опыт, как полицейского, говорит, что, когда в районе множество мелких краж, ищите воздушников, лар.

— А мой опыт говорит, что это чушь! Это Примроуз-сквер!

Йен, старательно напоминая, что кроткость одна из воспеваемых добродетелей у людей, сказал:

— Вызовите мага, он или подтвердит, или опровергнет мою версию, лар.

— Я не буду дергать магов по такому мелкому поводу! Хватило того, что вы месяц безрезультатно дергали магов по делу Безумца… Тут же совершенно простое дело о мелком воровстве. Я уверен, что это обиженная на хозяев горничная или мстящий лакей. Только и всего. Вуд, мне кажется, что после больницы вы потеряли хватку. Такое очевидное дело, даже мне ясно!

Йен все так же старательно спокойно напомнил:

— Лар, кражи происходили в разных, далеко расположенных друг от друга домах. Вряд ли горничная могла порхать из дома в дом. Горничные работают по шестнадцать часов в день, им некогда наносить визиты.

— У горничных бывают подружки! Или даже… Влюбленный в горничную лакей, работающий в другом доме! — самодовольно заявил Дафф. — Это же элементарно, Вуд. Идите и опрашивайте прислугу.

— Лар, констебль Смит с утра занимается опросом горничных, так что, если это они, он выйдет на след банды «Белые наколки».

— Это… Шутка? — насторожился Дафф.

Йен пожал плечами:

— Если в районе орудует банда воров, ей нужно название. Чем «Белые наколки» плохо? Горничные же носят кружевные наколки на волосах, лар… И еще, раз уж отказываетесь вызывать мага или покупать мне сачок для ловли мелких воздушников… Есть более правдоподобная версия, чем горничные. — он старательно подавил нотку торжества в голосе — его версия была более реальной и… Слишком опасной для Примроуз-сквер и полицейских, работающих тут. — Скучающая лара, наносящая визиты, получающая приглашения на суаре, посещающая балы… Взять мелкую ложечку, серебряную табакерку, заколку — это раз плюнуть для лары. Вот это наиболее вероятная версия, лар.

С каждым словом, произносимым Йеном, лар Дафф все сильнее краснел. В конце речи, когда Йен крайне затискивающимся голосом сказал:

— Так мне отрабатывать версию с ларой? — Дафф не выдержал и взорвался:

— Вон! И чтобы завтра ваша банда Наколок была тут! Лары, проживающие на Примроуз-сквер, уже устали от воровства! Найдите воровок, или я заявлю о вашем несоответствии занимаемой должности — удары по голове так просто не проходят!

Йен вышел в коридор, тихо бормоча:

— Значит, сачок за свой счет покупать.

Он направился в сторону кабинета Клауда — с этим детективом он хорошо сработался во время поиска Безумца. Клауд искал для Йена связи лара Шейла с жертвами. Детектив был умен, начитан, хорошо разбирался в финансовых делах, хоть и не получил профильного образования — денег не хватило на Университет Короны. У Клауда и Йена было много общего — они были почти одного возраста, почти одинакового мировоззрения, только Клауд был из старой родовитой семьи ларов. К сожалению, он был четвертым сыном. Так что ему не светил ни купленный патент офицера, ни храм, ни митты содержания от отца. Йен не понимал такого странного отношения к наследству в королевстве, впрочем, не он один — каждого второго сына лара спроси, и он подтвердит, что это как малость несправедливо. На том же континенте все далеко не так, и наследство делится равно между сыновьями. Клауд был с этим согласен. Йен же предпочитал не добавлять, что в таком случае все равно странно, что женщинам ничего не перепадает.

Кабинет Клауда, такая же мелкая и затхлая конура, как у Йена, был открыт.

Детектив сидел за столом в кабинете и тихо давился от смеха:

— Значит, «Белые наколки»? — он тут же спросил с порога и приглашающе махнул рукой, указывая на стул. — Вот ты даешь — так доводить Даффа!

Йен сел и мрачно добавил:

— Могу назвать «Роковые переднички». И это еще вопрос — кто кого доводит.

Клауд встал и закрыл дверь на замок, а потом с заговорщицким видом достал из шкафа бутылку с яблочным сидром, кружки и пару сэндвичей с холодной бараниной. Он все это водрузил на стол и разлил по кружкам:

— Угощайся! Заслужил… Это мать прислала из поместья. — На его лице промелькнуло мечтательное выражение — было видно, что те земли, где он провел детство, он очень любил. — Там такие яблоневые сады… А яблоки… Каждый год делают сок, а еще сидр. — Клауд вернулся за стол. — Пей… Это сидр этого года, а год был хороший, что ни говори.

Он поднял кружку вверх:

— Давай!

— Давай, — подавляя кислые нотки в голосе, сказал Йен.

Клауд пригубил сидр и отставил кружку в сторону:

— Не бери близко к сердцу случившееся. Лар Дафф иногда бывает крайне узколобым. Даже должностная инструкция по поводу таких краж есть, но нет, проще привычно найти крайнего из прислуги.

Йен медленно, наслаждаясь каждым глотком, принялся пить сидр. Вспоминалось детство, туманы по утрам — тягучие, холодные, пугающие, как окружающие леса, жаркие сентябрьские деньки, аромат прелых яблок на земле, теплые руки матери и загадочный дед, приносящий из леса желуди и всегда гладящий Йена по голове: «Эль Фаоль, не спеши расти… Не спеши, мир не готов пока измениться…»

Йен помнил, как пытался словно Джек из сказки разбить желуди, ища в них деньги, или оружие, или роскошные одежды… Мать всегда грустно смеялась: «Иногда желуди, Йен, всего лишь желуди! А ты далеко не Джек, который таскал желудь при себе, ища свой дом, а дом-то прятался в желуде!» Йен довольно быстро и обескураживающе понял, что он далеко не Джек, а Дуб, его дед, далеко не эльф из сказок.

«Хотя от ожогов от слива магии Шейлом желудь-таки защитил», — подумалось Йену машинально. Сейчас он снова таскал при себе новый желудь на веревочке взамен утерянного — привык уже, да и дед обидеться может на то, что Йен не пользуется его подарками. Что с лесного нелюдя взять.

Он допил сидр до конца и отставил кружку. Клауд было потянулся еще налить, но Йен отказался — у него еще много дел на улице. Йен тихо сказал:

— Не волнуйся. Справлюсь. Как-нибудь. Куплю сачок и… Вперед на охоту за малышами.

— Зачем тогда зашел, раз не за сочувствием в поимке воздушников?

Йен исподлобья посмотрел на Клауда.

— Мне нужна помощь… Я отплачу, разумеется.

Клауд рассмеялся:

— Почаще доводи Даффа, и мы в расчете. А еще лучше раскрой очередное преступление уровня герцога Редфилдса, чтобы Даффа снова повысили и забрали уже куда-нибудь подальше от нас в министерство.

— П-ф-ф… Было бы преступление нужного уровня — я запросто поделюсь с Даффом лаврами. Не жалко.

Клауд выгнул бровь:

— Честно?

— Абсолютно. — подтвердил Йен.

— Это же ты должен был получить дворянство, а не Дафф. Если бы ты не оказался на больничной койке…

Йен рассмеялся:

— Ты видишь меня ларом? Серьезно?

— Манеры у тебя есть, речь чистая, кругозор выше Даффовского это точно… Так что… Лар из тебя бы получился.

— Ага. Немного драный, в старом пальто, и самое обидное — без зонта. Зонт, зараза, дома у Шейла остался, а дом уже опечатали.

— Тебе же от Шейла большая компенсация положена. Декстер вон даже в новый район перебрался на радостях. Даже подумывает перевестись или вообще уйти со службы, подаваясь в ангелы.

Так в народе прозвали первых детективов с Ангел-стрит, тех, кто еще работал за деньги клиентов, тех, кто стал прообразом полицейских.

Йен качнул головой:

— Мне эти деньги не нужны. Вот доберусь до банка и переведу их в фонд детей-сирот полицейских. Там они хотя бы нужнее.

Клауд задумчиво посмотрел на Йена, но ничего не сказал. Тот сам сменил тему:

— Так поможешь?

Тот вздохнул:

— Помогу, если смогу. Что случилось? Сачка, сразу говорю, у меня нет и носиться за воздушниками я не умею.

Йен отмахнулся:

— Бегать с сачком я сам в состоянии, не переживай… Меня интересует — ты что-нибудь слышал о Стендфордах?

Клауд приподнял бровь:

— Тех самых?

— Смотря что ты подразумеваешь под теми самыми. — осторожно уточнил Йен.

— Тех самых, которые разорились с громким скандалом?

— Э… Прости?

Клауд же еще добавил:

— Тех самых, чья дочь была влюблена в бывшего лара Шейла и так неудачно вышла замуж?

Йен привычно пробормотал себе под нос:

— Вот же дохлые феи… Шантаж… Неужели все так просто и очевидно?

— Прости? Не понимаю связи с Шейлом, его женой, бывшей Стендфорд, и шантажом. Уж скорее для решения финансовых проблем надо было выдавать дочь за богача, закрывая глаза на его происхождение, чем вот так пристраивать влюбленную дурочку.

Йен признался:

— Она никогда не встречалась с Шейлом. Никогда с ним не пересекалась и не слышала о нем до самой свадьбы под виселицей.

Клауд прикрыл глаза:

— Забавно… Ты уверен?

— Абсолютно. — мрачно сказал Йен. — Лэса Аликс сама мне это сказала.

«А я обидел её почти ни за что…» — добавил он про себя, размышляя дальше, а стоит ли извиняться?

— Ого… А я все гадал — как Стендфорду удалось извернуться и вернуть все долги… — Он быстро принялся пояснять: — Меня аккурат недели три назад попросили помочь в расследовании одной махинации — там Стендфорд был замешан по самые уши. Он создал товарищество для выращивания и продажи продовольствия. Большая плантация в Аланаде, планировалось, что там будут выращивать табак, апельсины и кучу еще чего. Сам же знаешь — это дико прибыльное дело. Когда из новых заморских колоний хлынул поток продуктов, половина наших ларов, занимающихся тем же, разорилась и пошла по миру… Стендфорд обещал дикие прибыли и втянул большое количество своих друзей. Он и сам вложился немало — почти пятьдесят тысяч митт.

Йен присвистнул от неожиданности — он не ожидал, что лэса Аликс и её родители были настолько богаты.

Клауд кивком подтвердил, заметив его удивление:

— Да, Стендфорды были богаты, не по меркам лар, но выше, гораздо выше среднего класса… Земли в колонии стоили до смешного дешево, Стендфорд уверял всех, что это из-за того, что о предстоящей продаже никто не знает, а у него свой человек в правительстве колонии. Мол, только-только открытая плодородная долина, железнодорожную ветку как раз через неё ведут, и надо хватать, пока есть… В результате выяснилось, что купили они громадный кусок пустыни и предгорий. Да, там все цветет и растет. Раз в пять лет, когда там дожди. Вместо того, чтобы честно признать себя банкротом, Стендфорд еще с полгода вел привычный образ жизни, залезая во все большие долги, пытаясь привлечь новых людей, которые бы вложились в дело, спасая его, подделывал отчеты и до последнего утягивал за собой на дно своих друзей… Кончилось это плачевно. А потом, когда ему грозила долговая тюрьма, он резко вернул все долги по товариществу, еще и предложил новый план хозяйственной деятельности, что-то там связанное с лечением или отдыхом, я точно не знаю.

— М-да…

— Я тебе вот что скажу — все зло от телефонов и телеграфов. Раньше двести раз подумаешь, прежде чем куда-то вкладывать свои деньги, а теперь надо решать все быстро, за час и того меньше — скорости жизни стали безумными. Стендфорду повезло, что он смог выпутаться из такой истории. Знать бы еще — кто деньги предоставил взамен за лэсу Аликс.

— Значит, шантаж… — задумчиво повторил Йен.

— Лэса Аликс умеет полное право подать в суд и потребовать развода, если факт шантажа подтвердится. И тогда правосудие все же восторжествует.

— Дохлые феи… — Йен взял со стола сэндвич и вгрызся в холодную, жесткую баранину.

— Чем-то недоволен? Тебя что-то еще тревожит?

— Не знаю, — честно признался Йен. Не скажешь же ему о сливе, которого не должно было быть.

— Хочешь, я посоветую лэсе Аликс хороших адвокатов?

— Спасибо, я передам ей твое предложение… Если оно ей нужно.

Клауд положил локти на стол и потянулся вперед:

— Вуд? Сознавайся, что тебя тревожит. Ты хорошо вел расследование, ты нашел преступника. Не твоя вина, что он ушел от наказания. И если лэсу Аликс уговорить, Шейла все еще можно достать… О-о-о! Кстати! Вспомнил! Ты все переживал, что нет связи между Шейлом и первым убийством Гатри и маленькой лары Хейг! Помнишь?

— И? — Йен подобрал крошки от хлеба, нападавшие на стол, и машинально сунул их в карман пальто — потом воздушникам скормит на какой-нибудь из площадей.

— И я нашел возможную связь. Правда, в суде это не прозвучало, да и в дело не вошло — Дафф был в ужасе от возможного мотива убийства. Там дело было не в Гатри, там дело было в малышке Хейг. Предположительно… Девочка была незаконнорожденной дочерью Шейла.

— Да быть того не может! — не поверил Йен, — лар Хейг не маг, а Шейл… Он обязан был потребовать процедуру установления отцовства. Он же огненный маг. Он…

— Да ладно тебе. Хейг признал дочь как свою, Шейл отстал от лары Маргрет, не вмешиваясь в жизнь возможной дочери, потому что скандал был бы грандиозный — лара Маргрет, если ты не в курсе, дальняя кузина короля. А все скандалы, связанные с королевскими родственниками, бросают тень и на короля, чтонедопустимо. Да и ребенок девочка — девочки не бывают магами. Это всем известно. Родись мальчик — ни процедуры установления отцовства, ни скандала было бы не избежать. Но родилась девочка. Подумаешь, родятся потом у неё маги — главное, выдать замуж за такого же потенциального мага и никакого скандала не будет. Так что не переживай — связь лара Шейла с первыми жертвами была, ты был абсолютно прав с самого начала. Шейл знал каждую свою жертву и действовал планомерно, уничтожая неугодных. Поговори с лэсой Шейл о шантаже, и правосудие восторжествует, стоит только доказать шантаж семейства Стендфорд. Показаний самой лэсы Аликс хватит за глаза, чтобы получить развод.

Йен встал:

— Спасибо, ты мне очень помог. Пойду я…

— Заниматься своей очаровательной бандой? — не удержался от легкого подтрунивания Клауд.

— И ею тоже. Кстати… Почему Дафф так нервно реагирует на любые попытки проникновения в архив?

— О… Было дело. Мерзкое дело. Тогда Дафф еле усидел на своем месте. Года три назад было убийство лара Экклса, третьего графа Роуздейла. Его убили ударом чем-то острым под нижнюю челюсть. Дафф тогда настаивал на быстром расследовании, нашли забеременевшую от Экклса горничную, которая в конце концов во всем призналась. Её осудили и повесили… Дело сдали в архив, а через год на территории участка на Роу-стрит произошло подобное же убийство — так же острым предметов под челюсть. Один из наших и поднял старое дело об убийстве лара Экклса, перенаправляя его на Роу-стрит… Сам понимаешь… Магические слепки орудия убийства совпали. Даффа тогда спасло только то, невинно обвиненная была простой горничной из такой-то далекой-предалекой деревни.

— Дохлые феи! — снова выругался Йен.

Клауд подтвердил:

— Точняк. С тех пор Дафф неровно дышит к архиву и никого туда без своего ведома не пускает — как бы опять чего не выплыло.

Йен сокрушенно замотал головой:

— Ладно, пойду я. Дел до отвратительного много. Придет Кеннет — будь другом, скажи ему, чтобы все показания напечатал — я займусь ими завтра же с утра.

Йен вышел на улицу и тут же выругался — проехавшая мимо карета обрызгала его смесью снега и грязи. Он прикрыл глаза, сдерживая проклятья — из-за деда они и сбыться могли, когда сказал в сердцах. И вместо того, чтобы направиться по Примроуз-сквер в поисках воров, он пошел в сторону моста через угольный канал — ему нужно было попасть в Университет магии. Нужно прояснить о случившемся сливе у Шейла все, что можно.

«И, наконец, успокоиться, что Шейл гораздо более отвратительная тварь, чем я думал раньше».

Магия не выбирает пол. Магия не решает, кому достаться, а кому нет. Если в роду были маги — магия проснется в потомках, так или иначе, слабее или сильнее.

Никто из обывателей не пытается даже задуматься о том, что магия за равноправие. Никто не обращает внимания, что среди нелюдей магия есть и у женского пола. Все маги человеческого типа сидят в резервации, а в мелких тварях обыватели не разбираются, им все равно воздушник или воздушница на их глазах пользуются магией. Знают правду только маги, да и то не все.

До пяти лет дети-маги растут как все нелюди — магические потоки текут сквозь них, не задерживаясь, и лишь в пять лет переходят изменения — начинает формироваться резерв. Именно в этот период и проводят проверку на магию. Мальчиков начинают обучать управляться с резервом, а девочек… А девочкам магию запечатывают, потому что никто в мире не знает, что делать с магинями, а вдруг они мужские права себе потребуют? Да и зачем женщинами магия… Мир создан под мужчин, удел женщин сидеть дома и создавать уют.

Все маги знали — любой ребенок от них, рожденный в браке или нет, должен пройти проверку в пять лет на магию, до манифеста и первого слива. Шейл оказался в трудной ситуации — он знал, что ребенок возможно от него, но не мог ни провести проверку на родство, ни провести проверку на магию, а тем временем малышке Хейг было четыре с половиной года, и времени до формирования резерва и слива, если ей не повезло родиться магом, почти не оставалось. При сливе, который бы не удалось утаить, вся правда о происхождении лары Хейг всплыла бы наружу, и скандал бы двойной — и из-за измены, и из-за утаивания сведений о магии. Да и… Тогда бы выплыла многолетняя ложь магов о том, что магинь не бывает. Это взорвало бы привычный устоявшийся мир ко всем дохлым эльфам и феям.

Шейл это знал. Он жил и ждал, когда же его предполагаемой дочери исполнится пять лет. Жил и боялся? Жил и готовился к скандалу? Или… готовился к её убийству? Был ли слив спонтанным при виде раздражавшей и угрожавшей его существованию малышки или слив был тщательно продуман? И убивал ли Шейл потом не в силах контролировать сливы или ему понравилась безнаказанность, понравилось убивать после слива?

Кто он — безумец, не удержавший магию, или хладнокровный убийца, который после первой жертвы вошел во вкус?

Глава 7 Полет с крыльца

До Университета магии Йен решил добираться на метро — так гораздо быстрее, чем трястись в кэбе через весь город. Университет в целях безопасности находился на окраине города, впрочем, ненасытная столица, разраставшаяся, как на дрожжах, уже вплотную подобралась к оплоту магии. Та же университетская ветка метро, планировавшаяся как тупиковая, уже готовилась вырваться дальше Университета в Зеленые холмы — новый престижный район.

Йен быстро спустился в метро, купил билет и направился на платформу, по которой важно прогуливались беременные лэсы — последнее время столичные доктора прописывали своим подопечным лечение сернистыми газами в метро, якобы это помогало общему оздоровлению и развитию плода. Йена удивляло только одно — как при этом доктора игнорировали многочисленные смерти машинистов, которые по работе постоянно дышали сернистыми газами и по идее должны были быть самыми здоровыми людьми на свете, но ведь умирали на долгих перегонах, видимо, докторам на зло.

Раздался грохот прибывающего поезда, Йена обдало паром, и, медленно затихая, как огромный огнедышащий дракон, поезд из трех вагонов остановился. Йен поспешил в средний вагон — он почти всегда был пуст, из него было дольше всего добираться до выхода с платформы. Раздался свист, лэсы и пассажиры поспешили на эскалаторы — паровоз тронулся в путь, обдавая всех не успевших покинуть платформу жирным черным дымом и жаром.

В вагоне, как и во всей подземке, было ужасающе жарко, даже несмотря на вентиляцию. Жар от работы паровозов накапливался в туннелях, поднимая температуру окружающих земель, и маги уже предсказывали появление новых разновидностей нелюдей, а то и чудовищ, порожденных этим чудом техники. Многие ратовали за перевод поездов на магию, но пока это было экономически невыгодно — магов, способных создавать кристаллы-накопители, источник энергии для магомобилей и маговозов, было мало.

Мимо окна, словно в насмешку подтверждая пророчества магов о чудовищах, пронеслась какая-то тварь, сияющая для магического зрения Йена вспышками синего и алого. Вуд даже как следует тварь рассмотреть не смог, лишь замечая, что она чем-то напоминает распластавшегося по стене паука. Кажется, жаль, что метро отказалось от вагонов без окон — пассажирам было бы спокойнее, хотя… Люди могли и не замечать этих тварей. А ездят ли маги на метро, Йен не знал.

Мерный перестук поезда, вышедшего на большой перегон под отчаянно широкой в устье Даркери, укачивал Йена, и тот почти заснул — все же надо было воспользоваться предоставленным после больницы отпуском, но сидеть дома в четырех стенах было невыносимо.

На конечной его разбудил помощник машиниста с парой синяков на лице — кабины паровозов были без переднего стекла, и рабочей бригаде частенько прилетали в лицо мелкие камешки:

— Эй, нир… Вставай! Приехали!

Йен сонно зевнул и не стал поправлять, что он не представитель низшего сословия — глупо придираться к обращению. Он кивком поблагодарил парня и вышел на платформу, тревожно оглядываясь в темный туннель, словно ожидая, что та странная тварь с паучьими лапами может выползти на платформу.

Он вышел на поверхность, тут же ежась от холода после жары метро. На площади перед университетом было шумно — спешащие на лекции профессора, уличные продавцы еды, мальчишки-рассыльные и оккупировавшие бортик фонтана многочисленные студенты, спешно доучивавшие заклинания… И множество-множество-множество воздушников — их отсюда не гоняли. Шум, суета и знания, недоступные Йену — он отчаянно любил Университет магии и столь же отчаянно понимал — ему сюда ходу нет. Все знания мира о магии для него недоступны. Он может войти в университет только как полицейский, не более того. Ему никогда не сидеть на бортике фонтана и не дочитывать недоученное, ему никогда не оседлать на день мага статую Маржина Величественного, стоящую прямо перед Университетом на высоком постаменте, ему никогда не напялить на мраморную голову Маржина бонет, как принято у выпускников, ему никогда…

— …и нечего об этом жалеть, — оборвался сам себя Йен, привычно бормоча себе под нос.

Он направился в сторону правого крыла университета — именно там была расположена кафедра истории магии. С профессором Галлахером ему помогли встретиться магия, везение и в большей части все же документы инспектора.

Его приняли почти сразу же, запуская в полный книг и тайн, и непонятных механизмов на многочисленных столах кабинет мага-историка.

Профессор Галлахер, склонившийся над каким-то манускриптом, лежавшим на высокой конторке, махнул рукой, подзывая Йена к себе.

— Идите сюда, молодой человек! — он не стал при этом стаскивать с себя гогглы, машинально обернулся на Йена и тут же поправился: — о, простите! Эльф, конечно же! Идите сюда, молодой эльф.

Йен в который раз за день выругался себе под нос, но подошел и даже представился:

— Инспектор Вуд, участок Примроуз-сквер.

Профессор, выглядевший как всклокоченный, немножко помешанный на науке Морозный Дед — весь белоснежный от седины с длинной бородой и кустистыми бровями — поинтересовался:

— Могу я спросить ваше настоящее имя?

Йен натянуто улыбнулся:

— Эль Фаоль.

Профессор тут же охнул:

— Ох, за что же вас так…

Йен пожал плечами:

— Сам был хотел знать.

«Эль Фаоль» в переводе с языка нелюдей означало Лесное дитя.

— Бедный мальчик, понимаю, почему вы держитесь за человеческое имя. Лесные эльфы иногда умеют портить жизнь своим потомкам говорящими именами. — Он вновь склонился над манускриптом, внимательно рассматривая его, — так чем могу помочь, Эль Фаоль?

Йен скрипнул зубами:

— Лучше все же Вуд, если вам нетрудно.

— Да-да-да, — рассеянно сказал профессор, снова махая рукой, — присаживайтесь где-нибудь, если хотите и если найдете где, Эль Фаоль.

Все многочисленные стулья в кабинете были заняты книгами.

Йен улыбнулся — тут пахло пылью, человеческим теплом и уважением, тут было отчаянно хорошо, тут не хотелось говорить о Безумце и его преступлениях. И обижаться на профессора за неправильное обращение тоже не хотелось.

— Я постою, профессор…

— Так что вас привело ко мне? — Галлахер не стал поворачиваться к Йену — манускрипт его волновал больше.

— Меня интересует история магии…

— О! — профессор даже гогглы от удивления приподнял, рассматривая Йена своими цепкими, неожиданно зелеными глазами, — это всеобъемлющий вопрос, занимающий тысячу академических часов… Может, вы сузите область своего интереса?

Он опустил гогглы на глаза и вновь занялся манускриптом:

— Понимаете, мне тут принесли бумаги предположительно руки самого Маржина, хотелось бы вплотную ими заняться…

— Простите, что отнимаю у вас время.

— Не извиняйтесь — ваша работа как полицейского не менее важна! Прошлое можно оставить прошлому, а вот настоящее оставлять без присмотра нельзя. Только вот… — он снова посмотрел на Йена, — чуть-чуть побыстрее.

— Меня интересует возможность двух обширных магических сливов у мага за один день.

— Ого! — профессор на миг снова повернулся, рассматривая Йена. Даже гогглы приподнял. — Теоретически или практически?

— И так, и так… И, — уточнил Йен, — речь идет о взрослых, хорошо обученных магах, лэс Галлахер.

Профессор важно кивнул и даже выпрямился:

— Теоретически — все может быть. Маги уровня Маржина накапливали колоссальные объемы магии в себе. Пожалуй, у них могли быть сливы по два раза на дню. А вот практически… Маржины остались давно в истории, маги такого уровня, как основатель магической науки Маржин, давно не рождались. Я никогда за свою бытность магом не слыхал о двух сливах даже раз в неделю. Но! — он приподнял указательный палец вверх, словно был на лекции, — я могу навести справки у своих коллег из других университетов, тогда это будет более достоверно, чем просто мои слова и наблюдения. Так вас устроит, Эль Фаоль?

— Я не хотел бы вас утруждать, лэс Галлахер…

— Вы не утруждаете меня, Лесное Дитя. Мне будет приятно поболтать со старыми знакомыми по телефону. Справка будет готова дня через два-три, никак не раньше. Вас это устроит?

— Конечно, лэс.

Профессор вновь натянул гогглы и склонился над манускриптом:

— Тогда я пришлю к вам в участок мальчишку с запиской, как все будет готово. Или приходите сами через два дня, ближе к обеду. Поболтаем, надеюсь, в следующий раз у меня будет больше времени, чем сейчас.

Он махнул рукой на прощание. Йен пробормотал положенные слова благодарности и пошел на выход, уже зная — ему придется кровь из носу поднять дело Шейла из архива. Дафф будет просто взбешен, особенно в конце расследования — тут дело шло не о горничной, а о потомственном ларе, и дело закрывал сам Дафф, когда как Йен писал в больнице свое особое мнение о случившемся.

— Дохлые феи, настолько злить Даффа я не собирался.

Он постоял пару минут на крыльце университета, осторожно переходя на магическое зрение — напоследок хотелось полюбоваться площадью, полной магии. Он редко тут бывал, когда еще случится такое.

Магические потоки, текущие под землей, скользящие в воздухе и струящиеся с водой фонтана просто поражали своей силой — тут было сердце магии, тут когда-то рыцари сели за один общий стол и признали друг друга равными, тут когда-то Маржин возвел на престол первого короля тогда еще Дубрии, позже разросшейся до Островного королевства, над которым никогда не садится солнце — от края и до края мира простирались колонии королевства. Большинство людей для Йена тут же превратились в яркие разноцветные солнышки: зеленые — это маги земли, синие — многочисленные водные маги, прозрачно— голубые — воздушные, белые — маги льда, коричневые — бытовики, даже пара черных солнышек попалась — маги смерти. Алого цвета нигде не было — огненная магия одна из самых редких. Все небеса заходились от голубых всполохов — там во всю танцевали и веселились мелкие воздушники. Йен даже несколько чешуйников нашел, хотя больше там было стрекозников и жукокрылов. В протянутых ладонях Маржина Величественного обосновалась парочка чешуйников с красивыми ультрамариновыми крыльями как у махаонов. Кажется, эти воздушники собирались нагло нарушать общественный правопорядок — уж больно они страстно целовались.

Йен отключил магическое зрение — обычно он им старался пользоваться аккуратно, видеть то, что не видит большинство окружающих довольно опасно — так и себя можно выдать. Площадь стала заурядной, растеряв всю свою магическую красоту, но все равно она была такой же притягательной для Йена и недоступной. Он собрался с силами и направился в метро — ему еще нужно продумать беседу с лэсой Аликс.

Из метро Йен вышел на станцию позднее, чертыхаясь себе под нос — чуть зазевался из-за разноцветной стайки беременных, вдыхающих благородный целебный сернистый газ, и этот газ нагло осел на нем черной копотью паровозного дыма. Быстро платком вытирая лицо от сажи, Йен вышел на площадь Согласия, уже сияющую волшебными фонариками грядущих праздников. С тоской подумав, что надо начинать откладывать деньги на подарки матери и сестрам, Йен поправил длинный шарф, плотнее закутывая шею от поднявшегося с моря холодного ветра, и направился вниз по Примроуз-сквер. Подарки… Ему еще надо как-то найти денег на покупку нового зонта — пока небеса были к нему благосклонны, но погода в столице всегда непредсказуема: сейчас светит солнце, а через четверть часа может полить дождь.

У опечатанного особняка Шейла Йен остановился — сейчас на его крыше колыхался сине-золотой флаг, объявляя дом собственностью короля. Собственность была явно очень ценной — король не поскупился на защиту: вокруг дома сияла антиворовская завеса магии. Рядом звякнул канализационный люк, и кто-то звонко чихнул от пыли. Йен резко обернулся на звук — люк тут же с грохотом упал. Молодой подземник, похожий на переростка-крота с серо-черной гладкой шерстью, предпочел спрятаться от ненужного внимания. Йен спешно рванул к люку, присаживаясь возле него на колени и стуча. Прохожие: две чопорные дамы во вдовьих платьях и молодой человек в мантии студента — предпочли перейти на другую сторону улицы, не сталкиваясь с Йеном. А тот все ждал отклика, снова и снова настойчиво стуча. Люк так и не дрогнул и не открылся.

Йен выругался, отряхнул помятые брюки и отправился на поиски подходящей палки — зонта-то у него не было. Ничего подходящего не нашлось, а ломать ветку в парке Йену показалось недопустимым, так что ему пришлось останавливаться возле каждого канализационного люка и снова садиться, стуча в него. Безрезультатно.

Руки в вязанных перчатках быстро продрогли, и Йен уже подумывал сдаться, как на боковой улочке снова звякнул, приподнимаясь люк, и уже другой подземник, старик с седой шубкой и грубым шрамом поперек остроносой мордочки, шепотом спросил:

— Чего надо, нир? Чё буянишь?

Йен спешно направился к люку, садясь на корточки:

— Добрый день, достопочтимый подземник. Мне надо поговорить с вами…

— Руку протяни! - скомандовал подземник, щурясь от яркого для него дневного света.

Йен послушно снял перчатки и безропотно протянул руку к самой пасти подземника — зубы у того были длинные и острые, и очень опасные — прокусить руку могли запросто.

— А-а-а… — благодушно улыбнулся подземник, — Эль Фаоль тут шумит… Чего надо-то, эльфа?

— Я не эльф, — поправил его Йен.

Подземник, все так и не представляясь, рассмеялся:

— А то я не чую… Чего надо?

— Надо проникнуть в запечатанный магией дом.

— Невозможно. Ты слишком большой. — Люк стал угрожающе закрываться. Пытаться остановить его, протискивая в щель пальцы или свой ботинок, было чревато переломами, ловить подземника за руку было еще опаснее, и поэтому Йен просто зачастил:

— Не мне. Мне лишь нужна одна вещь оттуда! Я хорошо заплачу!

Люк вновь приподнялся, и подземник выбрался наружу. Его длинной шерстью тут же принялся играть ветер, заставляя старика морщиться от холода — из одежды на подземнике был только шарф:

— Быстрее! Что за вещь?

Объяснять не пользующемуся одеждой нелюдю можно было долго и безрезультатно, и Йен рискнул — чуть зачерпнул магии, вкладывая картинку запонки в голову подземника:

— Вот эту вещь. Точь-точь такую — иные, с другим рисунком на щитке не интересуют.

Подземник зафыркал длинным носом:

— А то глупее вас родились! Будет вещь — принесу. Не будет — не принесу. С тебя три желудя.

Йен скрипнул зубами — странная оплата, которую с него просили нелюди, всегда его поражала:

— Хорошо, три желудя.

Подземник заволновался, словно прогадал с ценой:

— Тех самых желудя, Эль Фаоль!

Йен, чтобы не расстраивать старика, достал из кармана пальто один из желудей и протянул его подземнику:

— Предоплата. Учти — дело срочное.

Тот цепко схватил желудь, быстро обнюхивая его и блаженно улыбаясь всеми своими острыми зубами:

— Договорились! — он ловко поднял крышку люка своими мощными передними руками с длинными когтями и рванул в канализацию. — Будет что — принесу…

Йен встал — он знал, что иного ответа добиться от подземника невозможно. Все же они были слишком нелюдьми. Он как мог привел в порядок свой костюм и направился в сторону дома барона Гровекса. С парадного крыльца его явно не примут — слишком непрезентабельно он выглядел к середине дня, но попробовать через черный ход можно было. Он проверил мелкие монетки в кармане — они затерялись там среди желудей и хлебный крошек, которые он забыл скормить воздушникам у Университета.

«Ничего, дома Забияка только так съест», — подумал он, все же находя пару четверть-репсов — одну можно будет потратить на ужин и дорогу домой, вторую сунуть кухарке или лакею, прося о встрече с лэсой Аликс. Иногда проще действовать подкупом, чем долго и упорно трясти своими документами инспектора.

Девочке-посудомойке, открывшей заднюю дверь особняка, Йен, естественно, не стал предлагать четвертак — он перепал солидной, пожилой кухарке, настороженно разглядывающей Йена с головы до ног:

— И чевой вам надоть от нашей лэсы, а, иншпектор? — Тут, на кухне, куда Йена привела посудомойка, кухарка чувствовала себя главной, тут все зависело только от неё. Тут даже дворецкий подчас был не в силах что-то указывать.

— Мне нужно с ней поговорить с глазу на глаз о деле её мужа, уважаемая нира, только и всего.

Горничная, пившая послеобеденный чай за огромных кухонным столом, тихо напомнила:

— Грета, не лезь — лар запретил что-либо рассказывать лэсе о ТОМ САМОМ деле.

Грета уперла руки в бока, довольно солидные, кстати:

— Эмма, а ну не лезь, куды не просют! Живо подняла свой зад и привела в буфетную нашу птичку…

Горничная тактично кашлянула:

— Грета…

— Я так думаю — помирать, дык зная от чьей руки! Говорить, что лар Валентайн душка — это врать перед богами… Лучше знать, чево грозит, чем закрывать глазоньки. Иди, Эмма — приведи нашу птичку в буфетную, там никто и не догадается её искать. — Для ускорения процесса переговоров в руке кухарки мелькнул бывший четвертак Йена.

Эмма покачала головой:

— Это опасно!

— Опасно жить с Безумцем и не знать это, — буркнула кухарка. — Иди! Самой-то не страшно? Это же тебе езжать на Ледяные острова с нашей птичкой. Это тебе жить в одном доме-то с Безумцем, прости небеса…

Эмма побелела и вышла с кухни. Кухарка перевела взгляд на Йена:

— Ты это… Скажи девочке как жить-то, а? Страх же берет, как подумаю… Ишь, удумал лар наш пакость такую — она ж птичка такая глупенькая…

Йен утешающе сказал кухарке, неподдельно схватившейся за сердце:

— Не волнуйтесь, нира Грета — нир Шейл ни причинит лэсе Аликс вреда.

— Касатик, — вздохнула кухарка, — твои слова да Созидателю в уши… Он же… Лар-то наш бывший… Стольких порешил.

— Сердцем клянусь. — твердо сказал Йен. — Лэсе Аликс ничего не грозит.

Грета расплылась в улыбке:

— Ну, чевой ты стоишь… Пойдем, отведу тебя в буфетную — чаю хоть попьешь, а то замерз поди как цуцик. Не любит вас начальство, ой не любит…

***

Лэса Аликс спустилась в буфетную, располагавшуюся в подвале, как все помещения для слуг, спустя полчаса.

Йен тут же вскочил со стула, на котором дремал после горячего чая с пышками:

— Лэса Аликс, еще раз здравствуйте… — сказал он неловко, сжимая в руках шляпу и чувствуя себя ужасно неопрятным на фоне лэсы — та сияла чистотой в своем белом, кружевном чайном платье. Лишенное немодного ныне турнюра платье плотно облегало её фигуру, не давая простора для воображения, отчего Йен сглотнул — Аликс была само совершенство. «Хотя согласен с поборниками нравственности — подобные одежды следует запретить! Это же не платье, это… Сплошной соблазн!» — подумалось Йену.

Аликс недоверчиво посмотрела на инспектора и все же мягко сказала:

— Добрый день, инспектор Вуд.

Она сама, заставляя Йена краснеть за свои манеры, выдвинула стул из-за стола и села. Ему присесть она, конечно же, не предложила. Настаивать Йен не стал — он был не в том положении:

— Лэса Аликс, я пришел попросить у вас прощения — я повел себя в участке не лучшим образом.

Она сухо и явно обиженно сказала:

— Извинения приняты. И... Вы же понимаете, что они совершенно бесполезны?

Йен был вынужден спросить:

— Вы уверены, что готовы узнать правду о своем муже?

— А вы не хотели бы знать правду о том, с кем делите свою постель?

Йен закашлялся:

— Лэса Аликс, так не говорят в приличном обществе.

— Я сейчас не в том положении, чтобы играть словами, инспектор. Я не знаю, чего мне ожидать... Я, пусть это глупо, но я боюсь... Я боюсь за свою жизнь. И, присядьте уже, пожалуйста.

Обычную присказку благородных ларов, оправдывающих вопиющее нарушение этикета в виде сидящего при них полицейского: «Мне неудобно задирать на вас голову!» — она добавлять не стала. Может, действительно, ждала, что он сам присядет, как делал каждый лар и лэс в её присутствии?

Йен старательно мягко сказал:

— Вам нечего бояться, лэса Аликс. Ваш муж сейчас абсолютно безопасен.

— Вы так уверенно это говорите... — она опустила глаза вниз, явно пытаясь прогнать непрошенные слезы. — Мне страшно, лэс Вуд. Я ничего не знаю, а все еще и скрыть правду от меня пытаются.

— Я знаю — Шейл абсолютно безопасен для вас. — Не видя в её глазах веры в его слова, он повторился: — Я точно знаю это, лэса Аликс. Шейл безопасен. Он не способен сейчас на убийства.

— Вы его кулаки видели?

— Он... — Йен подался вперед, пристраивая локти на стол, — хорошо... Давайте все по порядку. Станет дурно или страшно — сразу же говорите. Мои намерения — помочь вам, а не напугать.

Аликс храбро улыбнулась, правда не Йену, а столешнице:

— Инспектор, пока что вы все больше и больше пытаетесь меня запугать.

— Простите... Здесь на Примроуз-сквер орудовал мульти-уби... — Заметив непонимание на лице Аликс, он тут же поправился, — убийца, на чьем счету около десяти жертв.

Аликс подняла на него совсем потерянный взгляд:

— Столько невинных жертв... Небеса... И всех их убил... Вэл? Их убил мой муж?

— Я совершенно точно знаю, и мои слова подтверждены уликами, что Шейл убил одного человека. Но почерк во всех убийствах одинаков, что позволило присяжным признать лара Вэла виновным в убийстве десяти человек и нападении на полицейских.

— Присяжным? Вы сказали — присяжным, вы не сказали, что уверены в этом сами.

Йен честно сказал:

— Я… Я не заканчивал дело, его передавал в суд суперинтендант Дафф. Я не могу с полной уверенностью говорить о виновности Шейла во всех убийствах. Но… На момент неудачной попытки ареста лара Шейла, я был уверен в его виновности.

— Вы интересно играете словами, инспектор Вуд.

— Я не люблю говорить то, в чем не уверен. Особенности профессии.

— Хорошо… Десять или один убитый человек — это все равно на одного больше, чем нужно. И вы уверены, что одного Вэл точно убил. И при этом вы все же сказали, что я в безопасности... Это как-то не сочетается друг с другом... Что остановит его... Что может предотвратить мое убийство, когда мы с ним уедем на Ледяные острова? Я отнюдь не его идеал, я вообще не идеал чьей-либо жены... А избавиться от меня в суровых условиях северных островов легче легкого. Но вы говорите, что я в безопасности...

Йену были понятны переживания Аликс — он помнил, как страдала, сомневалась и рыдала от собственного неверия в человека, с которым прожила полжизни, его мать, когда отца обвинили в убийстве и отправили на виселицу. Он рискнул и пояснил для Аликс:

— Безумец... Так прозвали убийцу с Примроуз-сквер, убивал по известной мне причине — он убивал из-за временного помутнения рассудка, вызванного сливом магии.

— Чем, простите?

— Бывший лар Вэл — маг, у магов периодически возникают проблемы с переизбытком магии. Иногда маг теряет контроль над своим резервом и сбрасывает магию в окружающий мир, это и называется сливом. Лар Вэл терял рассудок от слива магии и убивал. Мне кажется… — он покривил душой и соврал специально для Аликс, — он не отдавал себе отчета в том, что совершает в тот момент.

— Хорошо… — Аликс кивнула, — я поняла вас, но причем тут моя безопасность?

Йен скрипнул зубами — ей и этого не сказали!

— Шейлу заблокировали магию. Он больше никогда не сможет магичить, а значит, и сливов у него не может быть. Нет сливов — нет безумия.

Аликс задумчиво и неожиданно для Йена сказала:

— Есть вероятность обхода…

— Блокировки? — подсказал Йен.

— Да. Он может как-то вернуть себе магию?

Врать Йен не стал:

— Все возможно. Можно сорвать защитные плетения браслета-блокиратора. Есть спрос — есть и предложение, только найти мастеров для взлома сложно. Да и срывать блокиратор чертовски больно — говорят, я точно не знаю, что после срыва такого браслета до суток, а то и больше маги становятся беспомощны из-за боли.

Аликс храбро улыбнулась:

— Тогда еще один вопрос… Как-то немагу можно понять, что браслет-блокиратор больше не действует?

— Можно, конечно. На браслете появляются трещины, теряется его зеркальная гладкость, возможны изъяны или ржа.

— То есть… Если я буду внимательно наблюдать за браслетом мужа, я могу понять — вернул ли Вэл магию?

— Да, лэса Аликс, все верно.

Она нахмурилась:

— И что же мне делать, когда я замечу такие изменения?

Йен достал из кармана пальто свою визитку:

— Спешно обращаться ко мне. Если это присутственный день, то меня легко найти в участке. Если это день богов, то на визитке написан мой домашний адрес — отправьте мне записку с посыльным, и я тут же приеду. Главное, ничего не бойтесь — полиция сможет вас защитить.

— Это тут, инспектор Вуд. Боюсь, что на Ледяные острова это не распространяется.

Йен решительно сказал:

— Вы можете подать на развод. Доказать факт шантажа вас и вашего семейства можно. Даже если ваша семья вас не поддержит, ваших показаний хватит за глаза. Если решитесь на развод, то тут же обращайтесь ко мне, я помогу вам.

Аликс горько сказала:

— Подать на развод… И тогда моя семья пойдет по миру.

Йен обошел стол и протянул Аликс визитку:

— Но вы получите развод, и Шейл не сможет вас убить. Речь идет о вашей жизни, лэса Аликс.

Она встала и поблагодарила его, пряча визитку в рукаве платья для надежности.

— Спасибо, инспектор Вуд.

Он, непозволительно глядя ей в глаза, сказал:

— Пока нет ни единого признака, что Шейл попытается снять блокиратор. Вы безопасности, понимаете? Без магии он не опасен.

И словно в насмешку над его словами дверь с грохотом открылась, и на пороге буфетной возник разъяренный Шейл:

— Какая неожиданная встреча, инспектор Вуд!

Аликс отважно сделала шаг вперед, но Йен опередил её, прикрывая собой — сейчас Шейл выглядел опасным и способным на все:

— Добрый вечер, Шейл. — Называть его лэсом он не захотел, унижать правильным обращением «нир» не счел нужным. — Я хотел бы переговорить с вами…

Шейл прищурился и процедил:

— Вам не кажется, что это немного неуместно в данной ситуации? Ведь это вы отправили меня на виселицу!

Йен старательно спокойно сказал:

— Не я подсунул вашу запонку убитому…

— Вон отсюда! — буквально прорычал Вэл.

Йен не оставил попыток воззвать к его разуму:

— Шейл, прошу вас, выслушайте меня — нам надо поговорить.

Вэл обернулся к двум рослым лакеям, стоящим в коридоре, и приказал:

— Вышвырните его из дома!

Аликс резко выдохнула и старательно твердо сказала:

— Вы забываетесь, НИР Вэл! Это недопустимо… — но даже её заступничество не спасло Йена от полета с крыльца. Хорошо еще, что это был черный выход. Там того крыльца — пара ступенек.

Глава 8 Я не Безумец

Вэл не пошел на крыльцо, чтобы убедиться, что его распоряжение выполнили — не настолько он и кровожаден. Даже несмотря на то, что его кости еще до конца не зажили после кошмарных ночей в «Веревке», которыми он был обязан Вуду, он все же лар по факту рождения, и королю этого не отнять, это не земли и не титул. Это то, что передается с кровью, это достоинство, это присущее любому живому существу нежелание видеть унижение своего врага, нежелание торжествовать над ним. Он обернулся на застывшую, побелевшую от страха Аликс и старательно мягко, чтобы не напугать её больше, приказал:

— Пожалуйста, никогда больше не встречайся и не разговаривай с инспектором Вудом. Я прикажу слугам — его никогда больше не пустят на порог.

Аликс твердо, глядя ему в глаза, сказала:

— Я сама решаю — с кем мне встречаться и с кем разговаривать, а от кого стоит держаться подальше. — Она демонстративно сделала шаг в сторону от Вэла, как от прокаженного. — И слугам ты ничего приказать не можешь — это не твой дом, НИР Шейл.

Она явно специально вновь подчеркнула его социальное положение, обратившись как к отбросам общества. Он вдруг понял, что то, что он принял за страх, страхом не было. Она его не боялась. Это была ярость. Аликс дрожала от… гнева. Или презрения.

Вэл, решив, что обижаться на неприятное лично ему обращение, глупо, попытался настоять на своем, снова с трудом подавляя в себе гнев на Вуда, отправившего его в «Веревку» — Аликс-то тут ни при чем:

— Я твой муж. Это мое неотъемлемое право указывать тебе с кем стоит общаться, а с кем нет. Ты моя жена. Я отвечаю за тебя.

Аликс все так же неожиданно жестко согласилась с ним:

— Хорошо.

Только это прозвучало так, что Вэл понял — уступать ему не собирались.

— Аликс, пожалуйста!

Она кивнула:

— Я твоя жена — это неоспоримый факт. Только давай обсудим — кто чья собственность. Раз уж ты поднял эту тему. Я твоя жена, я принадлежу тебе, но... Именно я выкупила тебя там на помосте. Это ты принадлежишь мне.

— Это так не работает, — старательно подавляя рычащие нотки в голосе сказал Вэл — такую откровенную глупость услышать от Аликс он не ожидал. Впрочем, он отдавал себе отчет — она совсем еще ребенок, наивный и ничего не понимающий. И на это стоит делать скидку — одно только её Детское дерево чего стоило… Она кроткая овечка, которая пошла на поводу своей любви, не подумав о том, что эта самая любовь не обязана проникнуться к ней нежными чувствами лишь от одного факта спасения от виселицы. И ему с этим теперь жить.

Кроткая овечка тем временем поставила Вэла в тупик — она заявила:

— Ты и твоя жизнь принадлежат мне, пока я замужем за тобой. Стоит мне только обратиться в полицию и заявить о шантаже моей семьи, как наш брак будет расторгнут. Я снова буду свободна, а ты будешь принадлежать... Принадлежать... — и тут голос Аликс её подвел — хладнокровно отправить на виселицу человека она все же не смогла. За неё закончил потрясенный Вэл:

— Виселице! Я понял твою мысль. Но все, что я делаю — я делаю только ради тебя, ради того, чтобы защитить тебя.

— Спасибо, но не надо.

Вэл зашел с другой стороны:

— Инспектор Вуд не самый умный человек на свете. И не самый воспитанный. Это нельзя отрицать. Это не тот человек, дружбой с которым можно гордиться.

— Полагаю, тоже самое можно сказать и о тебе. Ты не самый воспитанный человек, и не тот муж, которым можно гордиться на данный момент.

Вэл удивленно рассматривал свою жену и не узнавал её — еще утром она была другая: напуганная, отвратительно послушная и благочестивая.

— И откуда столько яда? Ты же была кроткой овечкой, а сейчас...

— У овечек есть рога!

Остатки гнева Вэла растаяли от этой глупости — все же не до конца он ошибался в Аликс:

— Это у баранов рога.

— Тогда у овец — копыта, — ребячливо сказала Аликс. — Может, спор по биологии оставим на потом, когда на Ледяных островах у меня хотя бы будет возможность изучать новые разделы науки пусть не по учебникам, а на натуре?

— Хорошо… Образование до сих пор не то, что считается нужным для девушек. И на правах старшего — это ты не можешь отрицать, и на правах более образованного и, значит, более рассудительного, я все же продолжу настаивать — Вуд опасен. — Вэл не привык останавливаться в том, что он считал правильным. — Держись от него подальше. Он чертовски опасен.

Аликс тихо сказала:

— А он о тебе другого мнения. Он сказал, что я тебя могу не бояться. Он сказал, что ты абсолютно безопасен.

— Он так сказал?!

Она гордо прошла мимо него, не отвечая и оставляя потрясенного мужа в буфетной — она сказала лишь часть правды, но не сказала же откровенную ложь.

***

— Рогатые эльфы и все их проклятые потомки!!! Все смески до седьмого колена и даже больше… — прокричался Вэл, только и это не помогло.

Он прикрыл глаза. Он не понимал слов Аликс. Он отказывался верить ей — проще признать: инспектор Вуд еще и лжец. Сперва объявляет его Безумцем всему миру, а потом нагло лжет Аликс, чтобы успокоить. Нет, Вэл знал, что не опасен, он же не Безумец, но какой же Вуд ублюдок — так лгать… Так… Обнадеживать.

Вэл старательно продышал гнев, закрыл дверь буфетной и направился на первый этаж — искать Верна. Про Вуда можно подумать позже — вряд ли этот наглый инспектор угомонится. Его даже слив не убил и не отвадил от привычки припираться в дом, где находился отправленный им на виселицу человек. Вэл продолжал надеяться — за Спенсера он мог при определенной удаче попасть на каторгу, это за остальных, которых он не убивал, его приговорили к смертной казни.

Верн нашелся в оранжерее — он неспешно занимался подрезкой роз.

Вэл встал в дверях и оперся спиной на дверной косяк — проходить в оранжерею, где было душно и влажно, не хотелось — ему хватило на годы вперед жары в шагальне.

Верн приветственно махнул рукой, на секунду отвлекаясь от очаровательного экземпляра розы сорта «Совет равных», выведенный к юбилею первого содружества рыцарей, основавших их королевство и ставших прародителями лучших родов ларов, в том числе и Редфилдсов. Когда-то первый Редфилдс сидел за одним столом с Маржином как равный с равными. Вэл грустно подумал про себя, что последний Редфидлс чуть не сплясал всем на потеху на веревке — вот же превратности судьбы.

Верн, обрезая лишнюю веточку розы, спросил:

— Дружок, что такой грустный? Поссорился со своей птичкой?

Вэл нахмурился:

— Это так заметно?

Верн рассмеялся и снова вернулся к своей розе:

— Это было так слышно. Особенно твои ругательства.

— Значит… — Вэл сложил руки на груди, — так даже будет проще… Верн…

— Да, дружок? — он продолжил заниматься розами.

— Оставь в покое свои розы и поговори со мной!

Тот отложил в сторону ножницы и повернулся к Вэлу, изображая внимание:

— Да?

Вэл понимал, что сейчас, быть может, навсегда разрушает их дружбу и теряет благоволение единственного сочувствующего ему человека, но он иначе не мог. Словно делая шаг в пропасть, он спросил друга:

— Ты шантажировал семью Аликс?

— Вэл, прекрати... — обиженно сказал Верн.

И Вэл вспыхнул от гнева — Верн не отрицал, он просто отмахнулся. Аликс не врала — её заставили выйти за него замуж шантажом. Пальцы сами сжались в кулаки — события последних недель дались Вэлу тяжело. Один только шрам на левом запястье чего ему стоил.

Вэл еле удержал свой голос под контролем:

— Ты понимаешь, что до сих пор жив по одной простой причине — мне нельзя убивать?!?

— Вэл... — Верн побелел, но признаваться не спешил.

— Ты шантажировал Аликс?

— За кого ты меня держишь?! — наконец вспыхнул Вернон.

— Ты точно не шантажировал её?!

— Я лишь попросил оказать мне э-э-э… услугу взамен э-э-э… моей услуги. Я хорошо им заплатил. Это не шантаж. Это взаимовыгодное сотрудничество. Да… Сотрудничество! — извернулся Верн.

Вэл прикрыл на миг глаза — как шантаж не назови, иным, чем принуждением для Аликс, это не станет.

— А как же сказочка про её влюбленность в меня? То-то я никак не мог вспомнить эту девочку!

Верн поправил его:

— Девушку, точнее теперь женщину.

— Иди ты!

— Я не шантажировал их... — снова повторил Верн, но Вэл зло оборвал его:

— И ты не приложил руку к разорению её семьи? А то удачно получается — р-р-раз, и среди кузин тут же находится семья, нуждающаяся в деньгах, как по волшебству!

Этого друг не перенес — Верн сложил руки на груди и выпрямился, очаровательно обиженный:

— Я не разорял их — их отец сам с этим отлично справился. Я вытащил Стендфордов из таких долгов, что тебе должно быть стыдно.

— И все же? — настаивал Вэл.

— Ты знаешь, сколько семей мне пришлось объездить, чтобы найти это чудо?! Более сорока!

— У тебя столько кузин нет.

Верн стащил с себя перчатки, бросил их на стол и направился вон из оранжереи. Проходя мимо Вэла, он еле слышно сказал:

— Она мне не кузина. Я солгал.

— Проклятые эльфы! — в который раз за день выругался Вэл.

Верн вспыхнул до корней волос и заглянул в глаза друга:

— Я солгал ради тебя и дальше буду лгать. Ты мне дорог, потому я буду держаться зубами за малейший шанс для тебя. Понял, дружок? Я буду врать, я буду договариваться хоть с самими демонами, а не что со Стендфордами, я буду носиться в трущобах в поисках мага-ренегата для тебя, но я не сдамся, я всегда буду на твоей стороне. Смирись с этим.

Гнев Вэла тут же пропал от обескураживающих, таких откровенных слов:

— Верн... Прости за подозрения... Я... Эти последние недели тяжело мне дались.

— Прощен. Я и не такое могу простить другу. Чем хочешь поклянусь — я не разорял и не шантажировал семью Аликс. Я лишь предложил нужный мне выход из долгового тупика. Остальное сделал Стендфорд. Все. Не считая того, что Аликс мне не кузина.

Верн прошел в гостиную, отделанную в белых цветах, и рухнул без сил в ближайшее кресло. Вэл подошел и сел в кресло рядом. Он закрыл лицо ладонями и пробормотал:

— Небеса, ты хоть представляешь, в какую беду ты меня загнал?

— В беду? — удивился Верн. — Нет, я понимаю — она совсем не в твоем вкусе, ни фигуры, ни стати, ни особой красоты... Я метил в старшую сестру Аликс — вот та красотка! Но что поделать...

Вэл безнадежно сказал:

— Она совсем ребенок...

— Не ребенок. Ей почти девятнадцать лет.

— Сущий ребенок, которого взяли и бросили мне на растерзание...

Верн рассмеялся:

— Да ладно, не наговаривай на себя — почти все слуги слышали, какой она сущий ребенок. Она бодро с тобой пререкалась, а, между прочим, сегодня первый день твоего брака, и ей положено лежать в постели и страдать — лары не готовы к суровой реальности супружеских отношений.

— Иди ты... Ей даже мать ничего не сказала!

— Значит, Аликс повезло, что ей попался ты.

— Повезло. — согласился Вэл и внезапно выдал: — Она мне не жена.

— Что?! — Верн подался вперед. — Вас же проверяли...

— Проверяли кровь на родство. Естественно, что кровь из пальца Аликс соответствует крови на простыне. Это элементарно.

— Вот же проклятые льды... А если бы тебя раскусили?! — Верн встал и направился к столу, где стоял графин с вирньяком. Он налил себе бокал и залпом выпил. Потом одумался, налил еще, в этот раз в два бокала, и один предложил Вэлу. Тот выпил вирньяк одним глотком и протянул бокал другу, требуя еще. Верн, опускаясь в кресло в обнимку с графином, снова разлил вирньяк.

Вэл горько сказал:

— Не раскусили же. Я не мог... Понимаешь? Не мог... Она же совсем ребенок, причем я её совершенно не знаю. Девятнадцать лет это… Это совсем ни о чем.

— На Медоуз-стрит тебя такое не останавливало.

— Прости, но бабочки знают, на что идут. Аликс же... Ты ей даже доктора не вызвал!!!

— Я думал, что ты справишься сам, без посторонних. Ты ж у нас тот еще жеребец…

— Не справился. Одно дело, если бы я хотькаплю её знал...

— У тебя будет куча времени, чтобы узнать и соблазнить-таки свою жену.

— Или развестись с ней, — предложил свой вариант Вэл, отбирая у Верна графин и снова наливая себе вирньяк.

— Эм... Не думаю, что это вариант, Вэл. Об этом лучше даже не думать — смирись, Аликс птичка не в твоем вкусе, но вкусы воспитывают. Она молода, еще сделаешь из неё то, что тебе понравится — все мои деньги к твоим услугам… Так что давай не будем о грустном… Давай лучше поговорим, что ты намерен делать дальше — у тебя мало времени. Всех твоих слуг, кого ты просил, я разыскал и оповестил, Сержу тоже отправил телеграмму — он должен вернуться из Ларисии на днях. Мага для тебя ищут надежные люди… Но… Дальше-то что? Тебе дали всего месяц на улаживание дел в столице, дальше ты должен отбыть в свое имение.

— Я должен восстановить свое доброе имя.

Верн еле сдержал смешок:

— Знаешь, это несколько поздновато... После того, что ты натворил, отбелиться не получится.

Вэл потрясенно посмотрел на друга:

— Верн?

— Да? — тот не понял дрожи в голосе Валентайна.

— Верн... Ты действительно считаешь, что я — Безумец?

Верн, словно это какая-то безделица, отмахнулся от него:

— Разве это важно? Да, я знаю, что ты Безумец, но что поделать…

— И тогда зачем ты помогаешь мне обрести свободу?!

— Ты мой друг — сколько раз это говорить.

— И ты... Ты готов терпеть рядом с собой Безумца, готового в любой момент сорваться и убить?

— Вуд сказал, что ты неопасен.

— Он это сказал Аликс, и он это сказал СЕГОДНЯ! И подслушивать нехорошо!

Верн решительно произнес:

— А ты мой друг всегда. И я не подслушивал — вы с Аликс слишком громко говорили. Окна буфетной находятся почти под этой гостиной, если ты не знал… Безумец ты или нет, это не отменяет того, что ты мой друг. Я еще помню, как ты десятилетним мальчишкой заслонил моего отца от убийц... И меня тоже, кстати…

— Я был не мальчишкой, я уже был маг!

— И что? Магов не убивают, Вэл?

— Я…

Верн улыбнулся:

— Смирись, Безумец, ты мой друг.

Вэл тоскливо признался:

— Знаешь, а я ведь не Безумец.

— Тем более смирись… — и тут до Верна дошло: — да всех нелюдей тебе в постель, Валентайн… И что же теперь делать?

— Искать Безумца — кем бы он ни был, — горько сказал Вэл.

Глава 9 Разговор по душам

Аликс сидела в постели и сокрушалась — она допустила оплошность. Непоправимую оплошность. И виной её язык и несдержанность, как и предупреждала мать. Но в тот момент, когда лакеи потащили прочь несопротивляющегося Вуда, Аликс иначе не могла — ей и в голову никогда не приходило, что такое обращение с людьми возможно. И она не сдержалась… Как теперь она узнает, пытается ли Вэл снять блокиратор, ведь все остальное время, кроме ночи, его запястья скрыты рубашкой. Не подглядеть и не узнать. Хотя, с другой стороны, что-то хорошее в ссоре было — вряд ли теперь муж придет в спальню для супружеского долга. Нахождение в одной постели, когда супруг бесстыдно раздет, не способствует хорошему сну.

Она отложила в сторону книгу сказок, которую безуспешно пыталась читать. Весь вечер Аликс провела в постели, пользуясь правом новобрачной. Она даже к ужину не спускалась, боясь встречаться с мужем. Эмма принесла ей еду в спальню. Впрочем, аппетита у Аликс не было — слишком многое произошло, отбивая его. В голове вертелись глупые планы о примирении с мужем, но она совершенно не умела флиртовать и боялась, что Вэл легко раскусит её наивные попытки.

Аликс погасила лампу на прикроватном столике и легла удобнее в кровати, слушая, как за окном в темноте поет дождь — погода к ночи сменилась, стало теплее. Хорошо бы, чтобы к утру дождь закончился — можно будет сбежать из душного, пугавшего её дома на прогулку.

«Если муж меня отпустит, конечно же…» — вспомнила она, досадуя — теперь всю жизнь слушаться его и спрашивать разрешения.

Аликс уже дремала, когда Вэл все же пришел. К счастью, в этот раз одетый в ночную рубашку и нижнее белье. Вэл поставил переносную лампу на столик и принялся снимать с себя бархатный халат.

Аликс тут же села в постели и прилежно, как её учила мать, улыбнулась и приготовилась извиняться. Вэл тяжело опустился на край кровати, рассматривая её исподлобья. От него пахло одеколоном, свежим мылом и отчаянно вирньяком.

— Лэс Вэл... — в этот раз она решила ему польстить — её статус обеспечивал более высокий по положению отец, она имела право по-прежнему называться лэсой, это Вэл теперь осужденный и, по сути, никто. Только он это еще не осознал.

— Вэл. — поправил её он.

Аликс еще старательнее расплылась в улыбке и снова сказала, мягче мягкого:

— Вэл...

Он положил свою ладонь поверх её пальцев:

— Можно я буду первым?

— Лэс...

— Вэл, — обреченно повторился он. — На крайний случай — Валентайн. Лучше так, чем всякие лары, лэсы, ниры… И все же, могу я сказать первым?

— Да, — согласилась Аликс, опуская виноватый взгляд вниз, она знала все, что ей сейчас выскажут. Мать не раз ей выговаривала. — Конечно.

— Я был неправ.

Аликс вздрогнула и подняла глаза на мужа:

— Вэл?

Он грустно улыбнулся:

— Я был неправ. Извини меня. Обычно у меня хорошее самообладание, но я не учел, что события последних месяцев лишили меня его. Я не имел права кричать и требовать. Я лишь хотел донести до тебя свою точку зрения — Вуд не тот, с кем стоит общаться. Не более того.

Вэл замолчал, продолжая рассматривать Аликс, и та еле выдавила из себя, ошеломленная поведением мужа:

— Извинения приняты. — Потом она подумала, что это прозвучало слишком холодно, и она добавила: — я не сержусь. Я сама вела себя не лучшим образом. Я не должна была...

— Ты имела полное право знать обо мне все. Жаль, что я вынудил тебя обратиться к полицейскому.

— Я...

— Впредь я постараюсь честно отвечать на твои вопросы. Я сегодня понял одно — иногда даже самый лучший друг, который тебя знает сотни лет и которого ты знаешь как облупленного, может думать о тебе такое, что становится страшно.

Аликс мало что поняла из покаянной и немного сумбурной речи, но все же сделала шаг навстречу мужу:

— Впредь я тоже постараюсь вести себя...

Он рассмеялся:

— Я не люблю кротких овечек. Будь самой собой — так будет проще. И не бойся меня, даже если я повышаю голос… — Он поддел её: — ведь твой инспектор Вуд сказал, что я неопасен.

— Вэл... И все же я была нахальна. И невыносима. И...

— И заставила меня думать, в чем же я неправ.

— Хорошо, — согласилась она. Говорить что-то про Вуда она не стала — слишком опасно для внезапного хрупкого мира.

— Может, тогда просто ляжем спать? Денек был тот еще.

Она испуганно посмотрела на него, и Вэл напомнил:

— Твой инспектор сказал, что я неопасен. Клянусь, я не обижаю женщин... Кроме сегодняшнего дня, конечно же. Тебе нечего бояться.

Аликс снова глупо повторила:

— Хорошо. — Ничего более безопасного ей в голову не шло. О наказании Эммы и кухарки она поговорит позднее, когда муж отдохнет и будет еще более благодушен.

Вэл откинул одеяло и старательно аккуратно лег на самом краю кровати. Аликс вздохнула — длинные рукава рубашки закрывали браслеты мужа, так что что-то придется придумать, чтобы отслеживать состояние блокиратора. Знать бы еще — что? Что в прошлый раз заставило её мужа раздеться в постели?

Вэл закрутил вентиль на лампе и заворочался в темноте, удобнее укладываясь.

Аликс свернулась клубочком под одеялом — так было теплее, но сон не шел. Видимо, не спалось не только ей — внезапно в темноте прозвучал голос Вэла:

— Я все понять не могу — с чего этот Вуд сделал такой странный вывод о моей безопасности, Аликс? Последнее время он только тем и занимался, что пытался доказать всем, что я опасный преступник.

Аликс тихо ответила ему:

— Он сказал, что дело в твоей магии — он считает, что именно она сводила тебя с ума, заставляя тебя совершать… Совершать…

— Я понял, — быстро сказал Вэл. — Но всем известно, что огненная магия не сводит с ума!

— Сливы. Он говорил, что ты допускал сливы.

Вэл расхохотался:

— Я так и знал, что этот Вуд непроходимый тупица! Сливы! Сливы… Я в состоянии себя контролировать. Я никогда… — он подумал и все же поправился: — я лишь раз допустил слив, и то от неожиданности.

— Но… Вуд говорил, что слив возникает от переизбытка магии, а не от... — она не договорила.

Вэл пояснил, чтобы успокоить Аликс:

— Да, сливы бывают — это бич и кошмар каждого мага. Но я всегда контролировал свой резерв, все излишки, чтобы не допускать спонтанных сливов, я заливал в амулеты.

То, что изготовление таких амулетов запрещено, кроме как в лабораториях Университета магии, потому что король хотел иметь полный контроль над магией и магами, Вэл пояснять Аликс не стал. Зачем ей лишние знания? Ей и так нелегко.

Он удобнее взбил подушку и вытянулся на кровати:

— М-да, мне-то этот Вуд все про потерянный собакой возле моего дома след рассказывал, да про остроносые ботинки, похожие на мои, а дело оказалось в магии, в которой Вуд ничего не понимает… Идиот! И, к сожалению, от таких идиотов, как Вуд, зависят жизни горожан. Спокойной ночи, Аликс…

— Спокойной ночи, Вэл… — Ей тоже сначала инспектор показался недалёким, но идиотом она его не назвала бы. Он… Он был… Скрытным и себе на уме, да, вот так вернее. Аликс легла на бок, поворачиваясь к мужу спиной. Супружеский долг долгом, но спать к нему лицом она не собиралась.

Сон от неё бежал. Она прислушивалась к поющему за окном дождю, к тяжелому, хриплому дыханию Вэла, к редким всхрапам, к его ворочанью и не могла заставить себя расслабиться и заснуть. Когда он вдруг заорал что-то неразборчивое во сне, она даже подскочила в кровати, случайно будя его.

— Вэл, все хорошо? — она с тревогой рассматривала его белое, в капельках пота лицо.

Он скривился, явно не желая признаваться:

— Просто плохой сон… Напугал?

— Ты так страшно кри… — она благоразумно оборвала себя — вряд ли мужчине польстит такая правда о себе. Впрочем, Вэл сам все понял. Он сел в постели, приглаживая рукой мокрые от пота волосы: — Видимо, все гораздо хуже, чем мне казалось этим вечером.

— Это... Ничего. Я все равно не спала.

— Наверное, чтобы не пугать тебя, мне лучше спать в гардеробной — там есть диван.

Аликс взяла его за руку:

— Не надо. Кошмары бывают у всех. Ложись в кровать, пока она не остыла. Хочешь, я принесу тебе теплого молока с мёдом? Это помогает от кошмаров.

Он удивленно посмотрел на неё:

— Аликс… Не стоит лишних хлопот. — Он потянулся к сонетке, висящей у изголовья кровати, — я попрошу горничную принести молоко.

Она тихо рассмеялась — кажется, этот бывший лар совсем не знал, как устроена работа такого большого дома:

— Сейчас все спят. Пока еще посудомойка разбудит горничную, потом та оденется, придет к нам, сходит за молоком — утро уже наступит. А я быстро!

Аликс вскочила и первым делом зажгла масляную лампу, стоявшую на столе — краем глаза она заметила, как Вэл сделал странный жест пальцами, явно привычный и… разочаровавший его — он даже руку в кулак сжал и в отчаянии стукнул по матрацу. Аликс внезапно стало жалко Вэла — магия была частью его мира, это было то, что к чему он прибегал машинально, не задумываясь… И его её лишили.

«И только это защищает меня от его безумия!» — Аликс спешно накинула на себя пеньюар и босиком пошла к двери — на ночь горничные выставляли туфли в коридор, чтобы мальчишка-чистильщик мог привести их в порядок. Утром их возвращала назад девочка-посудомойка, занимавшаяся каминами.

— Аликс… — тихо позвал её Вэл.

Она обернулась в дверях, держа лампу в руке:

— Я быстро…

Она выскользнула в темный коридор, где у окна громко похрапывал в своем шкафу коридорный лакей, а мальчишка-чистильщик как раз занимался туфлями Верна, обитавшего в спальне напротив.

— Доброй ночи, лэса! — прошептал сонный мальчишка, сам удивленный своей храбростью — обычно он никогда не сталкивался с хозяевами.

— И тебе доброй ночи…

— Вам что-то принести? — мальчик на вид лет восьми отложил в сторону щетку с остро пахнущей ваксой и с готовностью встал. — Я это… Мигом…

Аликс, обувая домашние туфли, улыбнулась:

— Спасибо, я сама. Утром только скажи кухарке, что молоко и мед взяла я, чтобы никого из слуг не наказали, хорошо?

— Хорошо, лэса… Я передам… — Он вновь опустился на пол и продолжил заниматься обувью. Аликс же направилась на кухню.

Знала бы она, зажигая чайную свечу для разогрева молока, ища само молоко и мед, мешая их и наливая в кружку, о чем сейчас думал Вэл, то пришла бы в ужас. Или… Или загордилась бы собой.

Вэл лежал в постели, глядя в бархатный полог и вспоминал своих любовниц. Роскошную Маргрет, томную Элизабет, роковую Кэролайн, глупую, ушедшую к Алану Сесиль… Им бы никогда не пришло в голову спускаться ночью в кухню за теплым молоком… Даже мать, иногда сидевшая у его постели в детстве, когда он болел, не ходила сама на кухню, а посылала горничную. А эта хрупкая птичка пошла сама, потому что так быстрее. Быстрее! Быстрее…

Может, действительно, как и говорил Верн, все не так страшно, и все еще может наладиться между ним и Аликс, до сих пор предпочитающей из всех книг, наличествующих в огромной библиотеке Гровексов, сказки. Если, конечно, суровая погода Ледяных островов не прикончит её. Надо быстрее найти Безумца, надо быстрее со всем разобраться, пока он тут, в столице. В изгнании это будет сделать гораздо сложнее. Надо нанять хорошего ангела, способного утереть нос этому глупцу Вуду. Надо же придумать! Надо же быть таким идиотом, чтобы, услышав у кого-то из магов, обследовавших места преступления Безумца, о сливах — а ведь эту информацию сочли явно лишней, её даже на суде не озвучивали, — записать в преступники единственного живущего на Примроуз-сквер мага. Вуд в своей глупости превзошел все представления Вэла о полиции и людях, там служащих.

— Проклятые эльфы, за что мне все это… — он прикрыл глаза.

Аликс отправила в мойку грязную посуду, вернула в ледник бутыль с молоком и направилась наверх, в спальню.

Она осторожно, на цыпочках вошла в комнату — пока она ходила, Вэл, кажется, заснул. Он лежал, закинув левую руку за голову, рукав сбился, обнажая запястье, и Аликс не выдержала. Поставив на стол лампу и кружку с молоком, она склонилась над Вэлом, рассматривая безупречно зеркальный блокиратор. Бинт, наложенный на запястье, уже сняли, и на чуть смуглой коже явственно был виден красноватый поперечный шрам, пересекавший руку. Аликс вздрогнула — она вспомнила, как бежала через холл бледная Полин, прижимающая к себе коробку с пистолетами, как они вдвоем прятали её в шкафу, чтобы отец не совершил непростительного, а Вэл… Аликс сглотнула… Он… Он… Она отшатнулась в сторону, натыкаясь на стол.

Вэл открыл глаза, замечая её испуг.

— Аликс?

— Вы… Ты… — она не смогла сказать это вслух. Он проследил её взгляд и сел в кровати, одергивая манжеты рубашки:

— Да, я еще и грешник, Аликс.

Она подала трясущимися руками кружку с молоком:

— Нельзя же так…

Вэл ядовито сказал, беря кружку:

— Нельзя вешать людей на потеху толпе. Нельзя ходить на казни, как в театр. Нельзя тыкать пальцами в обреченных и делать ставки, сколько тот протанцует на веревке. Вот это точно нельзя… — он поднял больные, растерянные глаза на Аликс и потер запястье. — Тогда мне это показалось выходом, может и неправильным. Там в тюрьме все видится иначе.

Он залпом выпил молоко и поставил кружку на стол:

— Спасибо, Аликс… И ложись в кровать — тебе надо поспать, дни у нас, как на подбор, тяжелые.

Вэл дождался, пока Аликс послушно вернется в постель, и погасил лампу, в этот раз вспомнив про вентиль и не пытаясь прибегнуть к магии.

Дождь за окном закончился, остался лишь громкий стук капель, падающих с сандрика над окном. Ветер разогнал тучи, и в комнате на полу появились квадраты призрачного лунного света. Аликс лежала на боку, рассматривая тени и не могла заснуть. Её чуть потряхивало от происходящего. Перед глазами так и стояли заплаканная Полин и растерянный отец, который чуть не совершил непоправимое, а ведь потом приехал кузен, и все наладилось! А отца уже могло и не быть, и клеймо самоубийцы навсегда бы легло на всю семью… Вспоминался шрам на запястье Вэла, горечь в его голосе, слова Вуда о том, что Вэл, возможно, ничего не понимал из того, что творил… И ребенок, уже возможно живущий у неё под сердцем, и если… Если… Если Вэла не будет, то что тогда будет ждать их с малышом вдвоем? Она не сможет противостоять королю, она не сможет отстоять своё дитя. И отец не придет ей на помощь — пусть она и спасла семью, но втянула их в такой скандал, что они будут держаться от Аликс как можно дальше, чтобы Полин смогла все же удачно выйти замуж… Кажется, Аликс плакала — квадраты лунного света расплывались перед глазами… Или она просто очень хотела спать. Или… Как Вэл, убежать из этого мира…

Вэл тихо прошептал в темноту:

— Проклятые эльфы…

Зашуршало одеяло, кровать прогнулась, и теплые руки обняли Аликс со спины, укачивая:

— Тише, тише, малыш… Я не обижу тебя.

— Пожалуйста… Больше не надо… Больше не пробуй, хорошо? — голос её все же дрожал от слез.

— Аликс?

— Не пробуй больше — отец чуть не совершил подобное, но в семье все наладилось! Понимаешь? И дело даже не в богах и их заветах, а в том, что никогда не знаешь, что будет дальше, Вэл… Я… Я не вынесу, я не смогу защитить нашего малыша в одиночестве.

Руки на миг на её плечах резко сжались, а потом расслабились. Вэл тихо прошептал куда-то:

— Небеса, за что мне это…

— Вэл, пожалуйста… Вуд сказал, что без магии ты не Безумец, он сказал, что ты не понимал, что творил. Я могу… Я могу это понять и принять. Все будет хорошо. Просто… Сам прими случившееся, и не делай так, как… В тюрьме… Больше…

— Малыш… — Вэл отпрянул в сторону, но лишь затем, чтобы удобнее улечься в кровати, а потом притянул Аликс к себе, прижимая к груди и укачивая. — Я уже сказал… А я всегда держу свое слово. Я не допущу, чтобы моих детей отняли. Даже королю это не позволю. Это главное. Хотя нет, главное другое — мы с тобой не ждем малыша. Это совершенно точно. Мы не ждем малыша. Поверь, когда мы решим завести ребенка, ты такое точно не пропустишь. Просто запомни на будущее — такое пропустить не получится. Еще… Я клянусь, что не доставлю Вуду радости и не совершу глупости — вот сейчас точно это было бы чрезвычайно не вовремя. Я буду бороться до конца, я восстановлю свое честное имя. Пусть я убил одного человека, пусть за это мне отвечать перед Созидателем, но клянусь своим сердцем — я не Безумец, Аликс. И я докажу это. Я верну себе магию и докажу, что Вуд — идиот, каких мало, что он незаслуженно занимает место инспектора.

Аликс замерла — такой откровенности она от Вэла не ожидала, хотя он обещал ничего от неё не скрывать.

— Валентайн…

— Ничего не бойся, малыш. Я совсем справлюсь, клянусь честью. Я справлюсь, от тебя же я жду одного — просто держись от Вуда подальше. Как можно подальше.

Аликс промолчала и не стала напоминать, что, если бы не Вуд, Вэл ничего бы не знал о сливах и о том, что обвинение его в убийствах основано на ложных данных.

«Если, конечно, словам Вэла можно верить», — вдруг с отчаянием подумала Аликс. Это была страшная мысль, её всю жизнь учили, что слову джентльмена нужно верить. Только и отец был джентльмен, но оказалось, что ему не всегда можно верить, особенно в денежных делах.

***

Проснулась она от невыносимой жары — еще никогда так жарко не было, словно заснула возле хорошо растопленного камина. Аликс попыталась пошевелиться и не смогла — оказывается, она так и заснула в объятьях мужа, а тот во сне не выпустил её, словно она была его любимая игрушка, спасающая от кошмаров.

Совсем рассвело, и в зыбком утреннем свете было заметно, как изменился Вэл — шрам на виске зажил, становясь узкой, еле заметной вблизи полоской, синяки на лице сошли, кожа приобрела здоровый вид, а щеки уже не вваливались, как у безнадежно больного. К Вэлу приходил цирюльник, и сейчас волосы были аккуратно подстрижены по последней моде — чуть ниже середины уха. На подбородке пробивалась щетина, но его это не портило. Вэл был невероятно красив и притягателен.

Аликс с детства внушали, что порок всегда оставляет свою печать на лице, только вот… Лицо Вэла было абсолютно безмятежным и чистым. И кому верить — викарию храма Трех богов или собственным глазам, Аликс не знала. Сейчас Вэл выглядел как один из самых достойных джентльменов страны.

«И самый сонный», — с улыбкой подумала она, когда Вэл прошептал, чуть приоткрывая глаза и рассматривая Аликс сквозь свои длинные, словно завитые ресницы:

— Малыш… Ради всего святого скажи, что еще не утро?

— Спи… — прошептала она.

Он зарылся лицом в её волосы:

— И нечего так меня рассматривать…

— Как?

— Любопытно… — он на миг крепче прижал её к себе, а потом словно опомнился, кто перед ним, и отпрянул. Аликс постаралась не показать своего разочарования. Не то, чтобы ей нужны были его объятья, но все же не настолько она и отталкивающе выглядит.

Она села в постели, подгибая ноги под себя. Вэл, наоборот, зарылся под подушки, еще и одеяло на себя натянул, маниакально укутываясь.

— Ты сказала, что еще не утро… — донеслось из глубин кровати странно по-детски, странно нелепо.

«И никакой печати порока…» — это в Вэле было самое обидное, сейчас было крайне легко забыть, что он преступник. Аликс, словно он был её младшей сестренкой, отчаянно нежелающей просыпаться, подоткнула одеяло у его груди и живота, и мужчина тут же отпрянул от её руки прочь. Хоть это было почти ожидаемо, но все равно разочаровывающе. Впрочем, Аликс тут же поняла все сама — пусть вчера они помирились, но она не сказала мужу самого главного. Может, на Вэле и не отразился порок, но вдруг викарий все же не лгал. Сама становиться шантажисткой она не хотела. Она осторожно прикоснулась к его плечу:

— Вэл…

— Я сплю…

— Хорошо, спи… Я вчера угрожала пойти в полицию и заявить о шантаже.

Вэл все же выбрался из-под одеяла, хмуро рассматривая её:

— Это… Твое право, Аликс, — голос его странно сел.

— Я не пойду в полицию, Вэл. И пугать тебя этим, и шантажировать не буду. Надо было сразу сказать, но я была сильно зла на тебя.

— Это все же твое право — требовать развод.

— Может быть, — кивнула она. — Но я хочу, чтобы ты знал и не боялся, что я пойду в полицию. Я не хочу, чтобы ты каждый раз, когда я собираюсь на прогулку, гадал и боялся — куда же на самом деле я иду. Я больше никогда тебя не буду этим шантажировать — это было неправильно.

Вэл сел в постели:

— Спасибо, Аликс. Я на такое даже не смел надеяться.

Глава 10 Прогулка

Аликс, как никто другой, умела унимать желание — даже лучше холодной ванны, уж это Вэл заметил еще в первую брачную ночь. Когда она заговорила про полицию и шантаж, все хорошее настроение Вэла после ночи без кошмаров как рукой сняло. Он даже выругаться как следует не смог — не при Аликс же.

И хорошо, что сдержался. Хорошо, что не вспылил отчаянным усилием воли. И хорошо, что магии у него пока еще не было — слив был бы гарантирован. Не с магом огня так разговаривать — Вуд на практике в таком убедился, убеждать Аликс таким же способом в планы Вэла не входило.

Хорошо, что удержался — получил еще одно доказательство, что все же ему повезло с женой. Пусть не сейчас. Пусть позже, когда привыкнет к нему, когда расцветет. Все еще может наладиться.

«Хотя с таким подходом Аликс сообщать хорошие новости, и мужской силы можно на корню лишиться!» — он встал с кровати, чтобы не мешать горничной заниматься туалетом Аликс. Сам он еще с вечера предупредил лакея, что привык одеваться сам и в его услугах по утрам не нуждается. Стаскивая с себя пропотевшую за ночь рубашку и направляясь в ванную комнату, он оглянулся на Аликс. Она стояла спиной к нему, терпеливо ожидая, когда горничная поможет ей с одеждой.

Аликс была такая хрупкая в мягком зимнем солнечном свете. Тоненькая, грациозная, с явно воздушными корнями — крылья на спине так и просились. Жаль, что все воздушники погибли в войне.

— Проклятые эльфы… — все же не выдержал Вэл — сволочной Вернон явно покупал белье для Аликс в «Грешных ангелах» — самом престижном и самом развратном магазине столицы. Белье джентльмены там выбирали для любовниц. Жен в такое не оденешь. А то повторно влюбишься в жену, а это дурной тон, говорят.

Вэл как раз закончил с галстуком, когда внизу раздался громкий гул гонга — приглашение к завтраку. Он одернул манжеты рубашки, в голове в который раз промелькнула уже привычная цепочка воспоминаний: запонка, Спенсер, кулак, влетающий ему в живот, собственный пьяный шепот: «Это тебе за Сесиль!»…

Он плотно закрыл глаза, до боли, до ярких вспышек под веками, но это не помогало — он знал, что от собственной совести не сбежать. Он знал, что, как не стискивай зубы, как не ругайся в небеса, как не ори от бессилия и злости на самого себя, это будет преследовать его всю жизнь. Он совершил недопустимое, и от самого себя не сбежать. Даже шагни через реку забвения к богам — это останется с ним, даже боги не лишат его памяти о случившемся. Нет, Вэл, конечно же, убивал и до этого, но это всегда был бой, когда ты стоишь на стороне закона, а кто-то идет против него. С Аланом все было иначе.

Второй сигнал гонга заставил Вэла собраться с силами и все же спуститься вниз, в утреннюю столовую, где лакеи уже подали завтрак. Верн жил на широкую ногу, и в его доме стол всегда накрывали по-ларисийски — щедро и глупо. На завтрак подали овсяную кашу с фруктами, картофельную запеканку с бараниной, пирог с телятиной, поджаренные до хрустящей корочки почки, пышный омлет, тушеные овощи, легкий салат из зелени, пирожные со взбитым кремом, гренки, булочки и множество мелких сэндвичей. Слишком расточительно — Вэлу сразу вспомнилась водянистая каша, которой он питался последний месяц и которая половине жителей столицы, проживавших за гранью нищеты, представляется самым желанным блюдом по утрам, потому что горячая и сытная, и недостижимая им по деньгам. Аппетит тут же пропал — ему никогда не вернуться в Парламент. Все его преобразования и проекты так и останутся на бумаге.

Верн и Аликс уже сидели за столом. Вэл извинился за опоздание и присел рядом с женой. Лакей тут же подошел со спины, чтобы помочь, но Вэл отказался — он сам наложил себе кашу, отказываясь от остального. Тюрьма научила его самостоятельности. Лишенному поддержки семьи, ему пришлось самому учиться обслуживать себя.

Верн явно старался за столом заменить солнце — он сиял улыбкой и привычно разговаривал за двоих… Впрочем, за троих — Аликс, выбравшая на завтрак омлет и овощи, тоже не была настроена на пустые разговоры. Вэл пропускал мимо ушей размышления о погоде, подготовке к начинающимся зимним праздникам, обсуждение Королевского Новогоднего бала… Кажется, он пропустил что-то еще, потому что Аликс деликатно прикоснулась к его руке:

— Валентайн?

Он дежурно улыбнулся, заставляя себя загнать мысли о Спенсере, тюрьме и Парламенте куда подальше:

— Простите?

Верн благодушно пришел ему на помощь, повторяя свой вопрос:

— Какие планы на это замечательное утро, дружок?..

Вэл пожал плечами:

— Я хотел позаниматься в библиотеке — нужно освежить в памяти знания по юриспруденции.

Верн рассмеялся:

— Ты словно не новобрачный… А ты, Аликс? Есть планы?

Она отложила в сторону столовые приборы:

— Я хотела прогуляться. Погода сегодня замечательная.

Вэл посмотрел в окно. Там то сияло тусклое зимнее солнце, то спешно скрывалось за тучами, сыпавшими колкий, мелкий снег.

— Аликс, может, останешься дома? — предложил он.

Верн пришел ему на помощь:

— Кажется, погода не располагает к прогулкам. Может, Аликс, ты предпочтешь оранжерею? Там сейчас хорошо… Можно расположиться в кресле с книжкой и представить, что ты где-то на Южном континенте.

Вэл проглотил просящиеся на язык слова — Южный континент славился не только курортами, куда любили ездить лары, но и каторгой — все благополучие этой колонии зиждилось на труде осужденных. Возможно, он и сам бы там вкалывал, не приплети Вуд к убийству Спенсера преступления Безумца.

Аликс расплылась в умильной улыбке, и Вэл в очередной раз пытался понять, когда же его жена настоящая — сейчас, когда так глупо улыбается, восхищая Верна, или все же сегодня ночью, когда была совсем другой — теплой и живой.

— Спасибо, кузен, но я предпочту прогулку.

— Тебе не понравилась книга сказок, которую я тебе подарил? — поинтересовался Верн.

— Что ты, она прекрасна. Помнится, когда мне было десять лет, я мечтала об этом издании, но Морозный дед принес мне мольберт и краски.

Верн кивнул, не чувствуя подвоха:

— Да, мечты должны сбываться.

Аликс уткнулась в тарелку, спешно гоняя по тарелке оставшуюся от овощей горошину. Горошина попалась упорная, но Аликс, явно расстроенная тем, что не удержалась от колкости, которую даже не заметили, была упрямее. Вэл положил свою руку поверх её пальцев, наконец-то понявший тайну так расстроившей его книги:

— Аликс… Если хочешь, то можем позаниматься в библиотеке вместе. У Верна чудесное собрание книг — лучшее на Примроуз-сквер.

Верн махнул рукой, откладывая салфетку в сторону:

— Скажешь тоже… Подходящих для Аликс книг там днем с огнем не найти.

Аликс было оторвала взгляд от тарелки с одинокой горошиной, но потом явно с трудом заставила себя промолчать, и горошине наконец-то не повезло.

Вэл пришел на помощь жене:

— На площади Согласия есть хороший книжный магазин. Я любил его посещать. Быть может, Аликс, тебе что-то там понравится? Можешь записать на мой… — он осекся.

Верн тут же подхватил фразу, спасая Вэла от позора:

— На мой счет — я все оплачу. Вы же мои гости. Так что Аликс, если ты серьезно по поводу прогулки, то ни в чем себе не отказывай, выбирая книги.

Аликс отвлеклась от тарелки, оставив символом победы над собой наколотую на зубчик вилки горошину, и улыбнулась:

— Благодарю, кузен, я постараюсь быть необременительной.

— Боги с тобой, — махнул рукой Верн, — это такая ерунда. Главное, вернись к часу дня — умоляю! Вчера ты опоздала почти на час. Сегодня финальная примерка, вдобавок, приедет приказчик дома «Паолини и сыновья» — привезет твою обувь. Аликс, не подведи меня, хорошо?

Она лишь кивнула. Вэл улыбнулся — он сам не любил примерки и мучительный выбор одежды. Хорошо, что последнее время этот удар за него принимал Серж, заботясь обо всем — от туфель до костюмов, от запонок до бриолина. Скорей бы он вернулся из Ларисии — это была его родина, там до сих пор жила его мать.

Верн тем временем нанес неожиданный удар:

— Дружок, тебя это тоже касается! Сегодня привезут твои костюмы.

Вэл рассеянно заметил:

— Все мои мерки есть у Бурнуа. Не вижу смысла в приезде портных сюда.

— Это ты не видишь, а я вижу. И лэс Бурнуа, которому я заказал твои костюмы еще неделю назад, видит смысл в приезде — сегодня главная примерка. Ты, между прочим, немного изменился без нагрузок.

Вэл подмигнул Аликс, заставляя её почему-то краснеть, и сказал:

— И, правда, погода нынче замечательная — я, пожалуй, составлю тебе компанию, Аликс. Сидеть дома нет никакого смысла.

За окном как раз снег перешел в мелкий, противный дождь.

Вэл встал из-за стола и подал руку Аликс:

— Верн, не теряй нас — мы прогуляемся…

— Чтобы в час были дома! — грозно сказал Верн. — И возьмите мой магомобиль — быстрее будет.

Вэл обернулся в дверях:

— Пожалуй, мы пройдемся пешком — больше времени займет!

Верн взмолился:

— Дружок! Не веди себя как ребенок — простынете же! И опоздаете!

— В этом и весь расчет! — Вэл пропустил в дверях спешащую покинуть столовую Аликс. За себя он не боялся — привык спорить с Верном. Тот лишь вздохнул, откидываясь на спинку стула и расстегивая сюртук:

— Знаешь, дружок, у меня и планов на детей пока никаких нет, а, гляжу на тебя, и уже не хочется!

В коридоре Аликс тихо спросила:

— Он будет сильно злиться?

— Нет, — отмахнулся Вэл. — Чуть подуется и смирится. И снова захочет детей, и снова пригласит модисток, портных и еще кого пострашнее — этот может.

— Кого, например? — с опаской уточнила Аликс.

— Свою бабушку… Вот там наш побег бы пресекли еще на этапе: «Погода на окном хорошая!»

Погода хорошей не была — дул постоянный, противный ветер, снег сменялся дождем, но зато Примроуз-сквер была почти пуста. Почти, потому что редкие прохожие все же случались, и Вэл привычно приподнимал в приветствии кончик шляпы. Он старательно пытался не замечать ответных недоуменных или злых взглядов, не слышать громкий шепот за спиной, не видеть, как спешно прохожие переходили на другую сторону дороги, стоило им заметить его. Примроуз-сквер способна простить все — и кражи, и соблазнение горничных, и прижитых на стороне детей, и убийства, если они остаются за дверями дома. Примроуз-сквер не прощала одного — когда все это выносится на улицу, когда это становится известно всем, а все — это остальной мир за пределами Примроуз-сквер. И сейчас Примроуз-сквер и его обитатели старательно отмежевывались от оступившегося Шейла.

Рука Аликс на его локте стала совсем невесомой — кажется, Вэл умудрился испортить ей прогулку. До этого мало кто связывал Аликс с его именем, теперь об этом узнают все.

— Прости…

Он чуть ускорился — ему было важно дойти до дома Спенсеров. Только потом они свернут на боковую улицу и прогуляются до площади Согласия по идущей рядом с Примроуз-сквер Роуз-стрит.

«Хотя бы для того, чтобы не видеть свой бывший дом!» — мрачно подумал Вэл. Сейчас ему хватит встречи с домом Спенсеров. Встречу со своим домом он может и не перенести.

Аликс храбро улыбнулась:

— Ничего, мы это переживем. Это…

Вэл оборвал её:

— Я это заслужил, а вот ты нет.

Аликс предпочла промолчать — врать она не хотела, а говорить правду сейчас было для Вэла больно.

У дома судьи Глейзера Вэл попросил Аликс подождать его — сам он зашел на боковую дорожку у пустого сейчас особняка Спенсеров — лара Оливия, видимо, уехала в поместье, подальше от гудящей от слухов и пересудов Примроуз-сквер. Тут любили покопаться в ещё свежих ранах, называя это утешительными визитами.

Вэл встал у кустов, отделявших дорожку от Примроуз-сквер. Сейчас у него не было магии, чтобы найти следы слива, если они, конечно, сохранились спустя три недели, и если слив вообще был — Вуд не блистал умственными способностями. Он мог все понять не так… Вэл закрыл глаза, вспоминая… Удар, собственное хриплое дыхание… Кулак Алана влетает ему под подбородок. Боль. Он бьет в ответ, и Алан сипит: «Сволочь, какая же Сесиль сволочь… И ты тоже!»… Вэл пропускает удар, пьяно не понимая, почему его прекрасная Сесиль сволочь… Алан бьет под дых, и Вэл чувствует спиной холод каменной кладки — его отбросило ударом на забор. Он сполз на дорожку, чувствуя спиной каждый выступающий камень, а Алан, шатаясь и ругаясь, пошел прочь.

Валентайн открыл глаза — забор дома Глейзеров был из кирпича. И Вэл не помнил, чтобы продирался через кусты. Это было не тут.

Он дрался с Аланом не тут. Оставался главный вопрос — мог ли он потащиться за Аланом снова? Мог? Или не мог?

На Примроуз-сквер раздались тяжелые приближающиеся шаги, и Вэл продрался через кусты к Аликс, предложил ей руку и повел в сторону Роуз-стрит подальше от внимательно рассматривающего их в спину констебля.

Аликс отбросила в сторону прилипший желтый листик с рукава пальто Вэла. Шейл вздохнул — он точно не продирался тогда через кусты, а ведь должен был. Отчаянно хотелось верить, что это значило одно — он невиновен, но… Потерянную запонку со счетов не спишешь. Эта пара запонок досталась ему от отца, она была семейной реликвией — ей было больше трехсот лет. Одна глупая драка, и честь одиннадцати поколений герцогов Редфилдс была перечеркнута.

Аликс подняла глаза на Вэла:

— Хочешь об этом поговорить?

Он отрицательно качнул головой:

— Об этом точно нет.

— Может... — все же продолжила Аликс. — Поговорим о чем-то другом? Я понимаю, нас ждут года разговоров на Ледяных островах, но, может, стоит уже начать сейчас?

Вэл удивленно посмотрел на неё:

— И… Что тебя интересует?

— Не знаю. Из безопасных тем мне ничего не приходит в голову, — честно сказала она. — Может, что-то интересует тебя?

— О, — он улыбнулся, заставляя себя вспоминать, что это он напросился на прогулку и испортил настроение Аликс. — Меня многое интересует в тебе, но ты имеешь полное право задавать вопросы.

Она качнула головой:

— Не хочу портить тебе прогулку.

— Спасибо.

Она передернула плечами:

— Даже не знаю, что сказать. Лучше задавай свои вопросы…

Вэл серьезно посмотрел на неё:

— Будет не слишком нагло спрашивать тебя о том, что ты хотела от жизни до того, как на тебя свалился я? Что-то же ты хотела. Что-то представляла. Дом, семья, дети?

Она рассмеялась и честно сказала:

— Я выведена в свет два сезона назад. И жениха так и не нашла.

— Гм, — напомнил о себе Вэл.

— Да, не считая тебя. Я была обречена... Я думала, что, может, стоит пойти в гувернантки? Или попытать счастья на другой какой-нибудь работе.

— Работе? Все мечты — о работе? Это странно для семнадцатилетней девушки.

— Восемнадцатилетней, — поправила его Аликс. — Мне почти девятнадцать — через месяц будет. Меня вывели в свет позже на год, в пятнадцать я была еще совсем гадким утенком.

Вэл тактично сменил тему — Аликс и сейчас не блистала красотой:

— Что-то же кроме работы тебя интересовало?

— Курсы. — внезапно даже для себя призналась Аликс. — Я всегда хотела пойти на курсы....

— И что же тебе мешало? Дай догадаюсь — отец был против?

— Мать. Она не могла представить, что целых четыре часа в день придется обходиться дома без одной из трех горничных. Это же невозможно!.. А нанимать для посещения курсов компаньонку для меня она не желала. Деньги на ветер все это образование, говорила она. Блажь и глупость...

— Прости... Прости, что невольно разрушил твою мечту.

Аликс ничего не сказала — знала же, что бывший лар её не поймет.

Вэл добавил:

— За оставшийся нам с тобой в столице месяц мало что можно узнать на курсах, но… Я полностью в твоем распоряжении — некоторые предметы у меня хромают, иногда на обе ноги, как, например, история искусства, но опыт чтения лекций и проведения занятий у меня есть. Как только… — он поправился, — если мне удастся вернуть свое доброе имя, если нам будет позволено вернуться в столицу, то ты сможешь пойти на курсы, причем уже хорошо подготовленная. Как тебе такое предложение?

Она внимательно рассматривала Вэла, пытаясь найти хоть один признак розыгрыша, но мужчина был серьезен.

— Это замечательное предложение, но…

— Но?

— Но история искусства меня не интересует — я получила хорошее домашнее обучение: естествознание, история королевства и искусство во всех его проявлениях — от истории до пения… Кстати, голос у меня ужасный и слабый.

Вэл не удержался от смешка — это у потомка воздушников слабый голос?! Скорее, что-то с учителями Аликс было не то.

Они вышли на чуть более оживленную Роуз-стрит, и Вэл удивленно проводил взглядом молодых мужчин в форменных плащах магов, строем шедших от площади Согласия в сторону угольного канала. То ли учения, то ли случилось что-то.

Аликс тоже чуть замедлила шаг, ничего не понимая.

Вэл успокаивающе положил свою руку поверх её пальцев у себя на локте:

— Наверное, что-то случилось с защитной сетью.

За спиной раздался звонкий детский крик:

— Срочные новости! Срочные новости! Нападение банды воздушников на полицейский участок! Покупайте спецвыпуск «Вечерней столицы»! Срочные новости! Суперинтендант Дафф, герой, разоблачивший Безумца, в одиночку бросил вызов банде воздушников!

Вэл, благодаря небеса за такого доброго друга, как Верн, который умудрился сунуть в пальто Шейла портмоне с деньгами, сказал Аликс:

— Сейчас купим газету, и все узнаем! — он достал двухрепсовик и махнул рукой, подзывая мальчишку.

Глава 11 Забияка

Йен встал и отряхнул пальто и брюки. Колено, принявшее на себя основной удар, болело, ладони саднило — он не успел надеть перчатки, и мелкие, острые камешки впились в кожу. За спиной улюлюкали грумы. Он запретил себе оборачиваться — да, у него было право вернуться сюда с ордером на арест и лакеев, и Шейла — тот, кажется, еще не понял, насколько изменилось его положение в обществе, но никому легче от этого не станет — особенно Йену, которому еще объяснять придется Даффу, как он оказался в компании с Шейлом.

Йен медленно пошел в сторону полицейского участка, решая является ли распухшее колено достаточным основанием уйти домой пораньше — на целый час. Ему все равно возвращаться ночью на Примроуз-сквер, чтобы прекратить мелкие кражи в районе.

Вдобавок, небо затянуло черными тучами, и полило как из ведра — Йен еле успел поймать кэб, чтобы добраться домой. Кэбби высадил его у площади Равных, отказываясь заезжать на Скарлет-стрит — улица, где жил Йен, пользовалась дурной славой.

Пришлось под проливным дождем ковылять до дома, утопая в лужах. У дождя был лишь один плюс — вниз, к реке, ручейки несли мусор, очищая улицу. Резко потемнело, а фонарей на Скарлет-стрит никогда не было и вряд ли планировалось ларом-мэром. Пальто промокло, ноги тоже, ударенное колено ныло, а самое противное, если Забияка согласится помочь, то планы на ночь теплую постель отнюдь не включали. А хотелось горячего супа, бодрящего кофе из желудей и отдыха.

Йен открыл ключом старую, немного разбухшую от влаги дверь, и стараясь не шуметь, чтобы не будить Забияку, вошел в дом, тут же стягивая с себя промокшие сапоги и мокрые носки. Свет зажигать он не стал — он прекрасно видел в темноте. С носками в руках, стараясь не сильно марать пол грязными ногами, Йен направился в кухню — в гостиной он предпочитал не разводить камин, чтобы экономить на угле. На кухне все равно топить печь, чтобы приготовить ужин и просушить одежду.

Видимо, Забияка не спал. С кухни разносилась громкая песенка — у воздушников те еще голоски, звонкие до противности:

— Купался фей в кастрюльке

У старенькой бабульки.

Не знал, что внуки огры

У этой злой карги!

Йен тихо вошел в кухню и взвыл от досады — голый Забияка, сидя на краю единственной приличной кастрюли Вуда, в которой он привык варить себе еду, стирал свою худую одежку. С мылом! В воде, которую Йен загодя налил в кастрюлю, чтобы ночью не тащиться к колодцу — водопровода в этом старом доме отродясь не было.

— Ах ты ж дохлая фея! — Орудием возмездия в руках разозленного, уставшего и больного Йена стали мокрые, грязные носки — он ими наотмашь ударил воздушника по спине, заодно отправляя Забияку искупаться в кастрюле. — Что ж ты творишь!

Забияка, отфыркиваясь, вынырнул из кастрюли:

— Эй, что за обращение, Эль Фаоль?! Я тут сижу, никого не трогаю, а ты?!

Он отряхнул стрекозиные крылышки и перевалился за край кастрюли, мокро шлепая ногами по чуть теплой, нагретой магией плите — Забияка не стеснялся пользоваться магией, его, чтобы отправить в резервацию, сперва догнать надо. Он был из редкого ныне племени летунов — они полностью напоминали своим видом и строением людей, только очень маленьких, не более фута в высоту. И с крыльями, конечно же. Забывая, чтоон голый, мокрый и тщедушный, летун упёр кулаки в бока:

— Что за обращение с лучшим другом?!

Йен вместо ответа протянул ему платок:

— Вытрись!

— Иди-ка ты, Эль Фаоль!

— Куда? — растеряв весь пыл, уточнил Йен.

— Тоже сохнуть! — грозно сказал Забияка, принявшись заматываться в платок наподобие большого пледа горцев. — Тоже мне, герой нашелся. Сам мокрый, так всех мочить надо? Я, может, только вчера купался!

Летун отжал свои длинные светлые волосы и, сверкая обиженными зелеными глазами, принялся плести косу.

Йен, стаскивая с себя мокрые вещи — шарф, пальто, пиджак, штаны, и развешивая их на сушилке над плитой, буркнул:

— Купался тоже в кастрюле?

— И-и-и..? — исподлобья смотрел на него Забияка.

— Поздравляю! Сегодня утром мы наелись каши, сваренной на обмывках после тебя!

Летун неожиданно прикрыл двумя руками свой рот и рванул в угол, где стояло ведро для мусора. Кажется, Забияку рвало.

Йен меланхолично заметил:

— Поздно. Каша уже давно переварилась!

— Предупреждать же надо!

Присаживаясь перед плитой в одном белье, тоже, кстати, мокром, и разжигая заранее приготовленные дрова, Йен отозвался:

— Уточнять прежде надо, где стоит купаться, а где нет. И сколько лет мы ели сваренное на грязной воде?

Забияка поселился у него лет пять назад, с теплом всегда куда-то улетая на свободные хлеба и возвращаясь только к холодам, когда спать на улице становилось некомфортно.

Летун отозвался из угла:

— Тебе лучше не знать…

Йен стащил с сушилки старые сухие носки, штаны и свитер, быстро оделся и, прихватив ведро, направился на улицу — к колонке за свежей водой.

— М-да, и ведь знал, кого пускал в дом.

Забияка буркнул:

— Эль Фаоль… Прости, а?

Йен обернулся на летуна в дверях кухни:

— Не зови меня так, хорошо?

— Ты знаешь, что со мной сделает Дуб, если я не буду тебя так звать?

— Дуб далеко, а я рядом.

— Дуб все знает.

— Ага, все-все, например, как я в больнице валялся — все-все знает. Не зови меня Эль Фаолем…

Этот разговор повторялся и повторялся, приводя к одному и тому же результату —- Забияка дернул голым плечом и принялся развешивать свою одежду на сушилке:

— Эль… — Это был единственный удовлетворяющих их обоих вариант имени Йена. — Эль… Пойми, если ты что-то не знаешь, это не значит, что Дуб не знает все.

— Кстати, я тебя простил… — Йен закрыл дверь кухни, чтобы не выстужать помещение, и пошел на улицу. — В конце концов я мог раньше на пару лет прийти домой так рано.

Вернувшись домой, Йену снова пришлось отправлять на сушилку штаны, носки и свитер — погода разошлась не на шутку. Если дождь не утихнет к полуночи, то завтра Йену нечего будет предъявить Даффу в качестве банды «Белых наколок». Сходив в спальню на втором этаже и поменяв мокрое белье на свежее, неприятно царапавшее кожу, он спустился вниз, на кухню.

Уже одевшийся в чистое — простые холщовые штаны и рубаху, Забияка проявил несвойственное ему милосердие и, стоя на кофемолке, мрачно крутил ручку:

— Ковшик поставь — я тебе желуди размолол.

Стаскивая с сушилки последние сухие штаны и натягивая их на себя, Йен лишь уточнил:

— И как же моя просьба? Я же запретил тебе прикасаться к корзинке, где лежат желуди.

На буфете, где хранилась посуда и мешочки с крупами, на одной из полок стояла корзинка, куда Йен складывал многочисленные подарки от деда — всегда и постоянно желуди.

Забияка дернул плечом:

— Я свои помолол. Ты мне должен три желудя.

— С чего бы? — Йен слил грязную воду из кастрюли и принялся её мыть. Хотелось супа, чтобы тепло и чувство сытости быстрее разошлись по телу, но суп так долго готовить, что, пожалуй, проще снова сварить кашу. — На кофе надо всего два желудя.

— Третий — за услуги кофемола! — буркнул Забияка. — Я тебе, что, мельник, что ли?

Йен, кочергой ловко сняв чугунные кольца с конфорки, поставил на плиту кастрюлю и забросил в неё овсянку, заливая водой. Забияка вздохнул и слетал за солью, щедро кидая её в кастрюлю.

Йен улыбнулся:

— Ты не мельник, — он стащил кольца и с мелкой конфорки, пристраивая ковшик с водой, куда Забияка принялся ссыпать толченые желуди, таская их при помощи магии.

— Ща скажешь — нахлебник. — Забияка обожал бухтеть и задирать.

Накрывая кастрюлю с кашей крышкой, Йен отрицательно качнул головой и наконец-то позволил себе опуститься в свое любимое кресло у обеденного стола — колено уже не ныло, оно завывало от боли, требуя внимания.

— Ты же знаешь — я таким не попрекаю.

— Ага. Знаю. Вслух не скажешь, но подумаешь. — Летун опустился к печной дверце и принялся уговаривать огонь — воздушники легче находили с ним язык, когда как все лесное в Йене привычно подрагивало от страха.

— Ты бы осторожнее… — начал было Йен об огне, но Забияка его оборвал, поняв по-своему:

— Не трясись! Сегодня приходил маг — проверял меня, ворча, когда же ты нахлебника выкинешь наконец-то! Устал он, видите ли, каждую неделю приходить и проверять — я ли магичу. Кстати, ты бы это… Помагичил — еще чуть-чуть, и утром колено не согнешь из-за скопившейся крови в суставе. Кто тебя так?

— Да ерунда! — отмахнулся Йен.

— Ерунда не ерунда, а колено-то поберег — тебя-то жизнь крыльями не одарила.

Кофе в ковшике радостно забулькал, выплескивая пену на плиту.

— Дохлые феи… — выругался Йен, и Забияка вновь стал подозрительно заботлив:

— Сиди уже. Сейчас сам все сделаю…

Йен зевнул, и плед, послушный магии Забияки, опустился на него, укутывая.

— Спасибо. Ты сегодня такой милый — даже страшно становится.

Забияка дернул плечом:

— Так… Кастрюля же.

— Я же сказал: я тебя простил. Тут и моя вина есть — надо было предупреждать. Подозревал же, что в лужах вы не от большой любви к ним моетесь.

Забияка, магией отправляя вкусно пахнущий напиток в кружку перед Йеном, мягко и ласково улыбнулся, но только так, чтобы тот ничего не заметил.

— Пей, — он привычно буркнул, — пей, Лесное дитя.

— Перестань, а? — Йен придвинул к себе сахарницу, стоявшую перед ним на столе, и щедро добавил себе три чайных ложки сахара.

Забияка, проверив кашу, чуть побулькивающую в кастрюле, перелетел на колено Йену и принялся поправлять потоки магии, уменьшая боль и опухоль:

— Ничего-то ты сам не можешь, Эль Фаоль. Горе ты луковое, а не Эль Фаоль…

— Просил же.

— Хорошо — Эль.

— Кстати, — прихлебывая горячий кофе, напомнил Йен, — что ты там о деде говорил? Который якобы всегда в курсе? Ты, что ль, шпионишь для него?

— Как можно?! — возмутился Забияка. — Я?! Не для этого меня мама родила — шпионить… Скажешь тоже! Он сам все знает. Думаешь, когда ты в больнице овощем две недели лежал, это тебя целитель от Шейла вылечил? Да ничего подобного — дед твой приходил. Неделю пешком шел, между прочим. Пришел и потом два дня тебя водой лесной отпаивал. Так что… Смирись, Эль Фаоль. Иначе тебя никак не назвать. Пришибет меня твой дед и скажет, что так и было. А я жить, между прочим, только-только начинаю.

Йен промолчал, мелкими глотками выпивая напиток — воздушники жили до отвратительного мало. Забияке было уже больше пяти лет, значит, еще полгода, от силы год, и Йен снова останется один. На фоне такой короткой жизни ссориться из-за какой-то кастрюли было глупо.

Походив по колену Йена и оттоптав его, Забияка побурчал для вида и рванул к кастрюле — заниматься кашей. Йен пошевелил ногой, проверяя колено, и все же встал — пошел доставать из буфета масло. Нога, на удивление, разнылась, но совсем чуть-чуть.

— Спасибо, Забияка, — поблагодарил летуна Йен.

— Ну-ну, спасибо — не желудь. Само не прорастет!

— Вымогатель, — улыбнулся Йен, раскладывая кашу по двум тарелкам — в одну совсем мелкую немного каши для Забияки, и в глубокую для себя. Летун тут же сел на столе, подгибая ноги под себя:

— Вот что мне нравится в тебе, Эль, так это твоя щедрость — приличный людь сперва себя обслужит, а потом остатки хохликам кинет, а ты не такой… Совсем не такой, Эль Фаоль.

Йен достал из буфета остатки хлеба и поделился куском с Забиякой:

— Угощайся…

— Угу… — не отказался от хлеба летун. — Но про желуди не забудь!

— Не забуду. Хочешь… Заработать еще желудей?

Зеленые глаза сверкнули под косой, неровной челкой:

— Куда ты в этот раз вляпался, Лесное дитя? Так и знал, что нельзя тебя в эту дыру магическую отпускать. Ты без пригляда на этой Примроуз-сквер дуба дашь, а я и не узнаю, пока подземники твой разлагающийся труп не притащат.

Йен отложил ложку в сторону:

— И тебе тоже приятного аппетита, Забияка!

— Всегда пожалуйста, — отозвался летун. — Так куда ты влип?

— Я не влип. Влипли твои сородичи.

— Кто?

— Жукокрылы, а что?

Забияка отмахнулся:

— А… Этих не жалко.

Йен нахмурился — такого от Забияки он не ожидал:

— Это что еще за заявления? Вы все — воздушники.

— О, только вот этого не надо, — Забияка языком облизал тарелку и полетел за добавкой, исподтишка рассматривая возмущенного Йена. — Они предатели. Их не жалко.

— Давай, ты свои клановые разборки ставишь где-то за порогом моего дома. Предатели — не предатели, меня они не предавали. Они могут оказаться в беде, а я бы этого не хотел.

— Десять желудей, — Забияка приземлился обратно на стол, принимаясь есть кашу.

— Что? Раньше ты за три соглашался помочь.

— Так… Жукокрылы же. — напомнил Забияка. — Они предатели. В тебе же лесная кровь течет — не болит она только от слова «предатели»? Они в битве предали Лесного короля. Тебя, между прочим, это тоже касается — ты сам лесной.

— Война была полвека назад. Тогда ни меня, ни моего отца даже не было. Меня они не предавали. Тебя, кстати, тоже не было. Тебя тоже не могли предать.

Лицо Забияки на миг скривилось, но летун усилием воли заставил себя улыбнуться:

— И не болит сердце? И не кипит оскорбленная лесная кровь?

— Забияка… Я так понял, что тебе три желудя не нужны.

Летун отложил уже пустую тарелку в сторону:

— Десять. Я прощать не умею.

— Учись, — серьезно сказал Йен. Забияка вздохнул:

— Да я учусь, только плохо получается. Пять желудей. И то, если твое задание мне понравится.

Йен облизал ложку:

— Понравится-понравится. Это когда ты еще отказывался похулиганить…

— Эль? Подробности.

Йен принялся объяснять:

— На Примроуз-сквер в защитной сети дыры…

Забияка даже вскочил на ноги:

— И ты все это время молчал?!

— Расслабься, если все получится, то уже завтра дыр не будет.

— Изверг ты, Лесное дитя, — Забияка вновь сел на стол. — Давай дальше.

Он помрачнел, словно Йен помешал ему обокрасть Королевскую казну, не меньше.

— На Примроуз-сквер участились кражи. Дафф требует, чтобы я быстро разобрался с этим делом и закрыл его, обвиняя в воровстве лакеев или горничную.

Забияка заинтересованно подался вперед:

— Она хорошенькая?

— Кто? — не понял его Йен.

— Горничная-воровка, конечно же! Та, которую ты выгораживаешь.

— Я никого не выгораживаю — я точно знаю, что воруют на Примроуз-сквер жукокрылы.

Летун скривился:

— М-да… Ты и женщины — это глухо…

— Так радуйся — ни с кем делить этот дом не придется. Вдруг я жену приведу, а она тебя невзлюбит?

Забияка радостно рассмеялся, похлопывая себя ладонями по коленям от удовольствия:

— Это меня-то?! Да я само очарование и воспитанность!

— Кажется, ты себя плохо знаешь, Забияка.

Тот просмеялся и махнул рукой:

— Ладно-ладно, давай дальше…

— А дальше все просто. Ты проникаешь в восемь утра через дыру в защитном плетении на Примроуз-сквер, там дыра как раз над домом с башней — пропустить невозможно. Я сажаю тебя в мешок, как будто самолично поймал и тащу тебя Даффу. Он заглядывает в мешок, а там, увы, ты, как свидетельство того, что воруют на Примроуз-сквер воздушники. Разрешено все — как можно больше наводишь шороха в кабинете Даффа и улетаешь через каминную трубу в моем кабинете.

— О, так это месть! — обрадовался Забияка. — Так бы и сказал! Три желудя, и я вместе со своим клинком весь твой!

Йен его крайне серьезно поправил:

— Во-первых, не месть, во-вторых, ты туда идешь без своей зубочистки — я не хочу, чтобы потом со всех розыскных листков на меня с укором смотрела твоя рожа с обвинением в нападении на полицейского. Понял?

— Я подумаю. — уклончиво сказал Забияка. — Давно мечтал познакомиться с сим примечательным джентльменом, укравшим у тебя дворянство.

— Забияка, я серьезно — Даффа не трогать. Иначе я найду других воздушников.

— И засыплешься — они же тебя за митту сдадут. Не-е-ет, я от такого веселья не откажусь.

— Хорошо. Тогда еще одна просьба — поговори с жукокрылами. Предупреди их, чтобы они убрались с Примроуз-сквер до прихода магов. Я тебе десять желудей дам.

Забияка угрюмо сказал:

— Прости, это выше меня. Я не буду говорить с жуками. Не буду.

Йен не удержался:

— Гордый, как Дубовый Листок! — так когда-то звали королевскую гвардию — охрану Лесного короля, когда он еще был жив.

— А то! — рассмеялся Забияка. — Гордость не пропьешь, а честь не продашь, Эль. Жукокрылам же удалось и то, и другое. И… Иди-ка ты спать.

— Я в полночь на Примроуз-сквер вернусь.

— Зачем? — не понял его Забияка, снова при помощи магии отправляя грязные тарелки в таз и заливая водой из ведра.

Йен встал из кресла и потянулся:

— Потому что я не Дубовый Листок, Забияка. И жукокрылов я предупредить просто обязан.

— Ну-ну… Иди… Я разбужу тебе в полночь, так и быть.

Йен, пораженный поведением Забияки, похромал на второй этаж в спальню.

Летун же вздохнул и пробормотал себе под нос:

— Глупое дитя, ты — Эль Фаоль. И это значит куда больше, чем какой-то Дубовый Листок. — Он дернул ворот рубахи, словно застарелая ненависть к жукокрылам все еще душила его.

Глава 12 Банда Белых наколок

По ночам Примроуз-сквер была дивно безмятежна — сезон балов давно закончился, многие лары разъехались по своим поместьям, чтобы встретить Новогодние праздники на лоне природы, а ночная жизнь столицы — пабы и мюзик-холлы обходили эту улицу по большой дуге.

Дождь стих, свет газовых фонарей отражался в многочисленных лужах, ветер спал в тропических, мерзнущих пальмах и драценах. Луна то и дело проглядывала в просвете облаков. Йен прогулялся по всей Примроуз-сквер, особо долго замирая перед домом Гровексов — он проверял особняк на магию. Мало ли, вдруг Шейл не удержится и решит вернуть себе магию. Жить без неё — и врагу не пожелаешь, уж это Йен знал.

Особняк Гровексов был тих и спокоен — магические потоки легко плыли через него, нигде не вызывая завихрений. Показав подошедшему констеблю Крузу свои документы, Йен пошел прогуливаться по улице дальше — он надеялся поймать жукокрылов, но их не было.

Пришлось для наблюдения за дырой в защите забираться на облюбованный домушниками высокий дуб, растущий на стыке Роуз-стрит и мелкой улочкой Учеников, пересекавшей Примроуз-сквер аккурат у дома с башней. Говорят, эта башня была построена еще при Маржине, и выдержала и людские войны, и войну с нелюдями.

Жукокрылов пришлось ждать очень долго — те, видимо, не решались пролетать через защитную сеть при свете луны, выжидая более плотных облаков. Йен тем временем осторожно сплел из потоков магии ловушку — надежды, что жукокрылы послушаются его и добровольно прилетят поговорить, было мало.

Только часа в четыре ночи небо опять обложило плотными тучами, скрывая луну, и в прореху в сети скользнул жукокрыл — мелкий, юркий, тут же угодивший в ловушку Йена. Воздушник молча, игнорируя брошенные ему слова Йена о том, что он Эль Фаоль и не обидит его, упорно пытался вырваться, но Йен был сильнее.

Он все же подтащил к себе воздушника, больше похожего на мелкого рыцаря в доспехах из хитина. Если присмотреться, то даже можно было рассмотреть тонкие ремешки креплений и золоченые пряжки.

Йен старательно мягко повторил, заглядывая в сиявшие через узкую щель рогатого шлема алые глаза:

— Я Эль Фаоль. Я не обижу тебя.

Жукокрыл, выпрямляясь на широкой дубовой ветке, сложил руки на груди и гордо сказал:

— У меня хороший слух.

Йен удивился:

— М? И почему же не откликнулся? Обычно это работает.

— Не в моем случае, — отозвался жукокрыл. Йен присмотрелся — на поясном ремне, бывшим явно общим целым с хитиновым доспехом, болтался длинный меч. Подобно Забияке, обожавшем свою «зубочистку» — смешную копию прямого меча-полуторника, этот воздушник тоже пользовался оружием.

— И все же… Поговорим?

— Говори, — разрешил жукокрыл.

— Может, представишься? Я-то тебе свое имя назвал, — напомнил Йен.

Жукокрыл рассмеялся, у него от смеха даже плотные закрылки на спине приподнялись:

— Это не имя.

— О, ты первый, кто это понял! На самом деле меня зовут Йен Вуд, я инспектор участка на Примроуз-сквер. Может, все же скажешь свое имя?

Воздушник пожал плечами — наплечники с шипами по краям приподнялись:

— Если тебе это так важно… Предатель из рода Предателей.

— Это не то, что я хотел услышать. — хмыкнул Йен — ему этого от Забияка сегодня хватило. — Может, тогда… Жукокрыл? Эм…

— Это не то, что хотелось бы услышать МНЕ, — воздушник выделил последнее слово.

Йен вздохнул:

— Что ж. Тупик. Меня не устраивает имя, которое ты назвал, тебя не устраивает имя, которое мне пришло в голову… Тогда, может… Рыцарь? — ведь именно его больше напоминал жукокрыл в своей хитиновой броне. — Ты будешь Рыцарь. Как там в легендах? Я нарекаю тебя Рыцарем. Не нравится — иного имени я уже не придумаю. Так… Приятно познакомиться?

Алые глаза недоверчиво смотрели из прорези шлема:

— Это ты меня назвал Рыцарем?

— Ты себя в зеркале видел? — отшутился Йен, не подумав.

Жукокрыл тут же гордо выпрямился и сказал:

— Эль… Это злая шутка.

— Прости, я не подумал, но ты очень похож на Рыцаря.

Тот помолчал, ожидая продолжения, но Йен тоже взял паузу. Пришлось жукокрылу начинать первым:

— Давай уже ближе к делу, инспектор.

— Ближе так ближе — у меня к тебе убедительная просьба: постарайся предупредить всех своего племени, чтобы завтра к восьми утра тут никого из воздушников не было.

— А причем тут я? — старательно безмятежно сказал воздушник.

— При том, что завтра после восьми тут будет о-о-очень много магов, штопающих прорехи. Кто не успеет убраться с Примроуз-сквер, рискует попасться магам в руки. Знаешь, что они делают с вашим братом?

— Знаю — отрывают крылья и вывозят в поля. Тебе-то какое дело? Ты же полицейский, ты должен ратовать за наказание. Да еще ты эль фаоль… Ты должен ликовать, что нас становится все меньше и меньше.

— Рыцарь, понимаешь, я не люблю несправедливость… Люди, живущие тут, потеряв и тысячу серебряных ложек, не обеднеют, а твоему народу это месяц жизни без голода. Жертвуй местные обитатели деньги на дом и еду для воздушников, я бы еще погонялся за вами, неблагодарными… Но ведь этого нет, вам не помогают и отовсюду гонят.

— С чего ты взял, что в мире должна быть справедливость? Её нет!

Йен пожал плечами:

— С того, что что-то в клятве полицейского было — служить на благо общества и всеобщей справедливости. Как-то так.

— Значит… Завтра после восьми? — уловил самое главное Рыцарь.

Йен кивнул:

— Да, лучше уйти заранее — тут будет большой кипеж завтра. Те, кто не успеет улететь, пусть уходят через ходы подземников — я постараюсь их уломать вас принять.

Рыцарь сделал шаг в сторону Йена и удивленно спросил:

— Эль… Ты точно эль фаоль?

— Я же сказал — я Йен Вуд, не больше и не меньше. Кстати… Из-за устранения прорех, вам некоторое время придется туго. Возьми, это тебе.

Он покопался в кармане пальто и протянул желудь.

Рыцарь горделиво сложил руки на груди:

— Я Предатель из рода Предателей.

— Вот заладил! — выругался Йен. — Прекрати ненужный пафос. Не нужен желудь — так и скажи, я кому другому, сговорчивее и не такому гордому, отдам.

— Эль Йен Вуд, ты отдаешь себе отчет, кому ты предлагаешь желудь из Заповедного леса?

— Тебе и твоим друзьям. А что? И не надо повторять про Предателя из рода Предателей. Лично меня ты не предавал, а мои действия отразятся на тебе и твоих сородичах. Я предлагаю тебе временный выход с желудем. Так возьмешь?

Рыцарь неожиданно произнес:

— Я Предатель из рода Предателей принимаю этот дар и клянусь, что буду служить тебе честно и верно.

— Эм… Во-первых, я просил без лишнего пафоса, во-вторых, я не просил мне служить, в-третьих, смени уже имя, раз Рыцарь не нравится. И последнее — я живу на Скарлет-стрит, дом номер семьдесят. Если у тебя нет крыши надо головой — прилетай, место всегда найдется.

Рыцарь прижал к своему нагруднику желудь:

— Ты приглашаешь меня к себе домой?

Йен не удержался от насмешки, может, и не нужной:

— Предатель из рода Предателей, да ты живо соображаешь! Скарлет-стрит семьдесят, залетай через камин в гостиной — он никогда не топится. И главное не забудь…

— К восьми утра тут не должно быть воздушников…

— Нет! — оборвал его Йен. — Желудь должен прикасаться к коже. В твоем случае к доспехам, чтобы он пророс.

— А он… Может… Прорасти, эль Йен Вуд?

— А разве может быть иначе, лар Рыцарь? Лети уже.

Прижимая к своей груди желудь, больше похожий в его руках на хорошую дыню, Рыцарь спешно полетел. А потом вернулся, когда Йен, кряхтя из-за разболевшегося колена еле спустился с дерева.

Рыцарь замер в воздухе перед лицом Йена, басовито жужжа крыльями:

— Здесь воруем не только мы, эль Йен Вуд.

— Ты меня премного обрадовал — я думал, что с ремонтом прорех все закончится.

— Нет. Тут воруем не только мы. В темноте будь внимателен — под ногами могут попадаться теневые пауки.

— Кто?

— Ты их узнаешь, как только увидишь, эль Йен Вуд.

— Слушай, сократи уже имя — или Эль, или Йен. Вместе звучит пафосно.

— А эль не любит пафос.

— Догадался-таки! И подземники знают о теневых пауках?

— Думаешь, откуда они вылезли? Подземникам давно худо от пауков, аккурат как подземку вырыли, как пауки и полезли… — Рыцарь, не прощаясь, сделал петлю в воздухе и понесся прочь, только и гудели басовито крылья.

Остаток ночи Йен потратил на поиски других жукокрылов, кроме Рыцаря, таинственных теневых пауков и подземников, готовых с ним разговаривать. Нашлись с горем пополам только последние, пообещав за три желудя проводить воздушников с Примроуз-сквер в безопасный район. Про запонки ему так ничего и не сказали — видимо, не нашли, а отказываться от уже полученного желудя не хотели.

К восьми утра продрогший и промокший Йен направился в сторону дома с башней на встречу с Забиякой. Сыпал мелкий, колкий снег, иногда переходивший в морось, и Йен волновался, что Забияке будет трудно лететь.

Башня, сложенная из темного, нетесаного камня, сейчас вся покрытая мхами, гордо вздымалась над пристроенным позже домом в поздне-имперском стиле. Глядя на башню, пережившую и Маржина, и лесного короля, легко представлялось, что именно тут когда-то был последний оплот человеческих земель — дальше за рекой Даркери начинался Заповедный лес, земли лесных нелюдей и прочих тварей. Йен вздохнул — ни следа не осталось от приютивших беженцев с континента нелюдях. Даже чертоги лесного короля, стоявшие на том берегу реки снесли. Сейчас там красовался Новый Королевский дворец, над которым гордо реяло сине-золотое знамя, а кругом вместо заповедных дубов росла каменная столица.

Йен пошел вдоль невысокого забора, огораживавшего дом с башней, в поисках Забияки. Тот нашелся почти сразу — он сидел на одном из квадратных каменных зубцов забора и болтал грязными босыми ногами, напевая песенку:

— Пусть я старый дубовый листок,

Пусть меня несет ветерок,

Я не сдамся ему, я умру по утру,

Только честь не отдам никому!

Йен привык, что этот летун постоянно что-то напевает, так что старая песня Лесной Королевской гвардии его не удивила — его удивили грязные ноги Забияки. Воздушники почти никогда не ходили по земле, им это было и не нужно, мылся летун не далее, как вчера вечером, одновременно со стиркой, так что… Где он замарал ноги, было непонятно, а, самое главное, его самого об этом не спросишь — отшутится и уйдет от разговора. В который раз подумалось, что Забияка далеко не так прост, как хочет казаться. И вряд ли Йен за оставшиеся полгода-год жизни летуна разгадает его секрет.

— Доброе утро, Забияка!

Тот приветственно махнул рукой:

— И тебе! Нашел жукокрылов?

— Нашел, — кивнул Йен, подходя ближе и опираясь на каменный зубец.

Забияка улыбнулся всеми своими ровными, словно человеческими зубами:

— И я нашел. Дурные, глупые и совсем жучиные. Выпнул их подальше — нечего им добропорядочных граждан королевства обкрадывать. Я молодец?

— Молодец, молодец, — согласился Йен. — Теневых пауков не видел?

— Так… Полно же в паутинах. Мне, что, считать их надо было и докладывать тебе про дома с нерадивыми горничными?

— Можно подумать, ты меня не понял. — с укоризной в голосе сказал Йен, но летуна этим было не пронять.

— Неа-а-а, — зевнул он, — не понял.

И только глаза, настороженные и тревожные, выдали его.

— Кста-а-ати, — летун еле подавил очередной зевок. — Тут в особняке у Гровексов повар-маг завелся, а еще какой-то болван сплел под утро воздушный кокон и ловил жучару. Мог и попасться.

Йен пожал плечами:

— Не попался же.

— Еще не вечер, — вскочил на ноги Забияка. — Ты тут с магией поосторожней, Эль. Дома, значит, под моим прикрытием он боится, а тут — расхрабрился, видите ли!

— Я стараюсь осторожно. Иначе жукокрыла было не поймать.

— Угу, я заметил, как ты стараешься. Ну, где твой мешок? Надеюсь, дырку в нем ты сделал, если твой Дафф откажется заглядывать в мешок?

— Сделал, конечно. И… Забияка, будь осторожнее. Не надо лишних подвигов, ты в конце концов далеко не дубовый листок.

Летун подернул спадающие простые штаны и хмыкнул:

— Ха! Что нам какая-то бездарно сдохшая гвардия… Давай свой мешок — пора веселиться!

Повеселился Забияка на славу — стоило Йену только рассказать удивленному Даффу историю о том, как на куче мусора он нашел спящего жукокрыла, как суперинтендант, выговаривая про глупость некоторых инспекторов, тут же сунул свой нос в мешок, отказываясь верить, что на Примроуз-сквер возможно такое безобразие.

Забияка теряться не стал — яркой шутихой он выскочил из мешка, принявшись метаться по комнате, круша все подряд с помощью магии. Летало все — веселый Забияка, бумаги, чернила, папки, пальто Даффа, ручки и перья… В комнату на рев возмущенного суперинтенданта ворвались несколько констеблей, принявшись своими кожаными шлемами ловить летуна, но тот уходил от них, как заговоренный.

Закончилось все неожиданно — яркой вспышкой, ослепившей всех, нокаутированным Даффом, упавшим на ковер и улетевшим прочь Забиякой. Йен был готов поспорить на что угодно — он видел, как Даффа отправил в нокаут кто-то высокий, как человек, но уловить, кто из констеблей решился на такое, он не успел.

Кеннет Смит, благополучно переждавший всю эту кутерьму в коридоре, только и вздохнул:

— Собираем все дела о кражах и передаем магам, инспектор?

Йен кивнул, помогая Даффу подняться с пола — правый глаз суперинтенданта быстро заплывал синевой:

— Да, я сейчас быстро распечатаю обоснование для вызова магов.

Глава 13 Лекция

Снова посыпал мелкий, нудный дождь, и Валентайн раскрыл над Аликс свой зонт-трость, спасая от непогоды. Газету он держал под мышкой, чтобы не мешала.

Аликс бросила украдкой взгляд на мужчину — ей снова и снова приходилось себе напоминать, что все далеко не так просто, как ей кажется. Он все же убийца, это надо помнить. Это надо всегда держать в уме, хоть Вэл и обходителен, обаятелен и обещает воплотить мечты самой Аликс в жизнь. Надо всегда помнить, а удавалось это с трудом, что он может оказаться Безумцем. Только… Это все равно не мешало ей жалеть его. Он держался хорошо, игнорируя любые косые взгляды, любые пересуды за спиной и громкий шепот в расчете на то, что Шейл услышит мнение обитателей Примроуз-сквер о нем. Наверное, точно так же сейчас шептались за спинами её родителей и её сестер. И от этого становилось еще больнее — она точно знала, что в том, что случилось с её семьей, вины сестер и матери уж точно нет. Но шептаться за их спинами от этого не прекратят.

Шейл остановился на перекрестке, и мальчишка-подметальщик тут же рванул убирать конский навоз, чтобы можно было перейти дорогу. Вэл достал из кармана шестирепсовик и бросил мальчишке за усердие.

— Аликс, тут рядом есть парк с прелестными беседками — там можно будет отдохнуть и прочитать новости. — Вэл, убедившись, что дорога пуста, сделал шаг с тротуара.

Аликс старательно заставила себя улыбаться — она знала, как это будет выглядеть: Вэл будет читать газету, а потом милостиво расскажет ей то, что посчитает нужным. И промолчит о том, что женщине знать не надо.

Напоследок Вэл все же не утерпел и оглянулся на магов, быстро рассредоточивающихся вдоль Роуз-стрит. Неприкрытая зависть так и читалась в глазах Шейла.

Аликс не удержалась и спросила раньше, чем подумала:

— Ты тоже так?.. — она не знала, как назвать происходящее. — Отзывался на призыв короля?

Вэл рассеянно кивнул:

— Я же боевой маг… — Он скривился и поправился: — Я был боевым магом. Я был готов каждую минуту быть призванным королем, чтобы защищать и спасать.

Любопытства в Аликс было больше, чем такта — умная женщина уже замолчала бы, щадя мужа, но не Аликс:

— И… Что же ты делал?

Тихо подстраиваясь под мелкий, семенящий шаг жены, Вэл пожал плечами:

— Много чего… Зачистка остатков заповедных лесов, борьба с мятежниками в колониях, ловля антимеханитов, уничтожавших фабрики и заводы. Летом чаще, конечно, вызывали на пожары. Особенно в колониях, где это бич… Странный ритм существования, потому что приходилось часто перемещаться порталами в разные часовые пояса, но мне нравилось. Я чувствовал себя нужным.

Мимо снова прошел кто-то знакомый — Шейл приподнял шляпу, получая в ответ гордый незамечающий взгляд.

Аликс тут же спросила вновь, отвлекая Вэла:

— И в каких колониях ты был?

Он тихо рассмеялся:

— Пожалуй, проще сказать, где не был.

— И где же?

— На Ледяных островах — никогда до этого судьба меня не забрасывала в Северную резервацию. Зато теперь побываем и там.

Аликс поджала губу — не так она хотела отвлечь мужа. Она заставила себя улыбнуться и заглянуть в глаза Вэла:

— Что ж, закроешь последнее место на карте, где не был.

Он лишь кивнул, внезапно белея даже через свой южный загар. Аликс сперва решила, что это из-за её слов, а потом проследила помертвелый взгляд мужа.

Им навстречу с аллеи парка шла высокая, безумно красивая дама. Кукольное лицо. Тщательно уложенная прическа, где каждый завиток был на своем месте. Дивное платье, не скрывающее ничего — роскошная грудь, крутые бедра, талия в две ладони Вэла — Аликс не удержалась, посмотрела на его крупные, но все же красивые кисти.

Дама прошла, не заметив Вэла, а тот даже оглянулся ей вслед, приподнимая растерянно шляпу.

Кем ему была эта прекрасная лара? Возлюбленная? Невеста? Любовница? Пожалуй, Аликс не хотела этого знать, хоть и понимала, что Примроуз-сквер хранит много вот таких неприятных лично для Аликс встреч — вкус Вэла был безупречен, и она ему никак не соответствовала.

До беседки они дошли в полной тишине, каждый погруженный в свои мысли. На фоне прекрасной лары Аликс чувствовала себя страшной замухрыжкой — так дома её звала старая няня, привезенная из деревни. И почему-то после такой встречи страхи Аликс об её убийстве, порожденные словами судебного экзекутора, возродились вновь — ради влюбленного взгляда такой прекрасной лары можно пойти на многое.

О чем размышлял Шейл, Аликс старалась не думать — тот с трудом вернул самообладание.

Первая попавшаяся на их пути беседка-ротонда оказалась занята влюбленной парочкой, во второй отдыхал и наслаждался погодой какой-то седовласый джентльмен. Им повезло только с третьей беседкой — правда, там, под высоким куполом спрятался мелкий замерзший воздушник.

Шейл подождал, когда присядет Аликс, и только тогда опустился на холодную мраморную скамью сам, периодически поглядывая на воздушника из рода чешуйников — у него были блеклые, наверное, когда-то желтые крылья и легкий пушок по всему телу, заменявший воздушнику одежду.

Аликс молчала — молчал и Шейл, который вдруг расстегнул пальто и снял с себя тонкий кашемировый шарф. Он положил его на дальний край скамьи и тщательно выговаривая слова, словно боялся, что его не поймут, сказал:

— Малыш, возьми — это тебе. Замерзнешь же этой зимой.

Воздушник лишь отрицательно качнул головой.

Шейл старательно мягко продолжил уговаривать:

— Возьми — я не обвиню тебя в краже. Клянусь жизнью эль фаоля.

Воздушник и не думал спускаться за шарфом. Вэл растерянно посмотрел на Аликс:

— Может, прогуляемся до другой беседки? Малыш не возьмет шарф, пока мы тут. Он боится обвинения в краже. Их сурово карают даже за мелкое воровство.

Аликс тут же встала:

— Конечно! — она была поражена решением мужа — такого от резкого и вспыльчивого Шейла она не ожидала. — Не хочу, чтобы этот нелюдь замерз.

— Людь, — грустно поправил её Вэл. — Когда-то мы были взаимоскрещиваемыми видами, просто в процессе эволюции пошли чуть разными путями. Так что и воздушные жители, и лесные, и водные — все, по сути, люди. Или мы все нелюди. Так тоже можно говорить.

Он вновь раскрыл зонт, спустился на одну ступеньку беседки и подал руку Аликс:

— Пройдемся до книжного магазина или все же до беседки?

— До беседки, я хочу узнать, что написано в газете, — сама поразилась своей храбрости Аликс.

— Конечно, мне и самому интересно. — он обернулся — чешуйник уже слетел на скамью и вцепился грязными руками в шарф, спешно наматывая его на себя.

Аликс тихо спросила:

— Ты сказал, что мы могли… Что мы… Один вид с ними… Но они же такие мелкие.

— Это посмертное проклятье Лесного короля, — пояснил Вэл.

— Расскажешь?

Заметив, как загорелись глаза у Аликс, Вэл кивнул:

— Но для начала ты расскажи, чему сейчас учат на уроках истории о прошедшей войне молодых лэс?

— А разве можно учить разному? Война же была одна… — растерялась Аликс.

— Точки зрения бывают разные — с одной стороны фронта и с другой…

Аликс медленно начала, пока они под накрапывающим дождем шли до другой беседки, расположенной на перпендикулярной аллее:

— Лесной король был недоволен притеснениями своего народа, считая, что люди не могут претендовать на его земли. Они напали первыми — мы чудом сдержали удар, не допуская человеческих жертв. Нам тогда помогли воздушники, перешедшие на нашу сторону и выдавшие Лесного короля.

— Все ясно… — усмехнулся Вэл. — Точка зрения на умы молодых лэс не поменялась. Хочешь знать историю войны, которую знают маги и верховные лары? Нам нужны были земли — мы медленно, но верно вырубали заповедные леса, деля и дробя их по собственному усмотрению. Лесной король возмущался, но терпел — он был не сторонник военного решения, в отличие от нас. Заповедные леса, расположенные вокруг столицы, вокруг Питтауна и Георгбурга — важных индустриальных центров, мешали нам развиваться. И мы напали первыми — мой дед, огненный маг, принимал участие в расчистке территории столицы. Он потом говорил, что это была бойня — водные люди не пришли на помощь лесным, и тем нечего было противопоставить нам. Воздушники предали Лесного короля, и мы победили. Только это была Лиррова победа. Тебе же знакомо это выражение?

— Да. Победа слишком высокой ценой.

— Вот и мы заплатили слишком высокую цену. — Он зашел в пустую беседку, сложил зонт и жестом предложил Аликс сесть, сам же остался стоять, прислонясь к колонне, словно читал лекцию в университете. — Мы приобрели новые земли, мы получили нужное нам для развития пространство, но потеряли подаренную лесными жителями магию. И те воздушники, которые остались верны своему королю, тоже забрали свой дар.

Аликс тут же возразила:

— Но у нас же остались земные маги.

— Земные — да. Прокопать туннели, взорвать горы — это магия земли. Но не магия леса. Магия лесных жителей была другая — это магия жизни. Это плодородные поля, это тучные стада. Это целительство… Те целители, которые сохранили свой дар — бледные тени былых лекарей. А воздушная магия… Лесной король, погибая, проклял тех, кто предал его, и они вымирают. Когда уйдет последний жукокрыл, чешуйник или стрекозник, умрет и воздушная магия, потому что летуны, оставшиеся верными Лесному королю, перед своей гибелью забрали у нас свой дар. Сейчас наши дирижабли еще одни из самых быстрых и маневренных, но придет время, когда они будут послушны ветрам. Придет время, когда целители уйдут, и придется лечить по старинке — скальпелями и травами. Придет время, когда земля будет мало родить, и, если не завоевывать новые и новые колонии, мы будем голодать. Придет время, и все поймут, что Заповедный лес мы уничтожили зря. Это Лиррова победа, потому что ни магия огня, ни магия смерти, которые мы обуздали, не несут жизни. Они способны лишь убивать.

— Это… Неожиданно.

— Да, неожиданно. И это не та правда, которую хочется знать, да, Аликс?

Она сказала тоже самое, что говорила Йену:

— Я не люблю прятать голову в песок. Лучше знать, что было и чем это грозит в будущем, чем жить в розовом мире грез, а потом оказаться на его развалинах.

— Ты умница, малыш. Ты большая умница. Мне повезло, что судьба подарила мне тебя.

Аликс отвернулась в сторону и принялась рассматривать пустые аллеи парка, чувствуя, как заливается ненужным румянцем от похвалы. Мимо беседки промчался мелкий жукокрыл, в его лапах блестела мелкая ложка — видимо, где-то украл. Все знали, что воздушники те еще воры. Аликс с трудом заставила себя разжать нервно сжатые пальцы — и сама не заметила, когда это произошло:

— Вэл… А проклятье… Его можно как-то снять?

Шейл, тоже провожая взглядом жукокрыла, пожал плечами:

— Этого никто не знает.

Аликс подняла на Вэла глаза:

— А пытаются? Хотя бы пытаются узнать?

Мужчина качнул головой и сложил руки на груди:

— Не уверен.

Он явно знал что-то еще, но Аликс поняла — ей он этого не расскажет.

— Можно еще вопрос?

— Конечно, Аликс.

— Ты клялся жизнью эль фаоля. Это кто? Почему воздушник поверил тебе?

— Эль фаоль… Это сказка. Это то, чего уже нет, но то, что нельзя отнимать у воздушников. Это надежда.

— Вэл?

Мужчина улыбнулся:

— Готова выслушать еще одну лекцию?

Аликс уверенно кивнула, с удивлением замечая — Шейла она была готова слушать долго и вдумчиво, в отличие от своей скучной, невыносимо занудной гувернантки лэсы Бланш, на уроках которой хотелось только одного — спать.

— Тогда, — ободряюще улыбнулся Вэл. — Немного политики, совсем каплю, чтобы тебя не отпугнуть. Современная доктрина утверждает, что лесные люди были косны в своих традициях, не способны к развитию, не понимали прогресса и его необходимости. Раз данное родовое имя передавалось у лесных людей из поколения в поколение, как это было с Эль Орелем и Эль Фаолем. Это якобы признак ограниченности, природной тупости лесных людей. Зачем что-то придумывать, если и так хорошо?.. Именно поэтому они оказались на грани вымирания.

— У тебя другой взгляд? — тут же уточнила Аликс. Вэл кивнул:

— Мой дед одно время жил в Заповедном лесу. Изучал его. И он считал, что лесные люди считали нас иными и опасными, не открывая многих знаний. Он считал, что они нам не доверяли даже имена.

— Почему?

Вэл пожал плечами:

— Суеверие? Или… — у него даже глаза загорелись от энтузиазма. — Новый вид магии, о котором нам не рассказали. То же проклятье — посмотри… Оно задело только предателей, не всех воздушников подчистую. Только тех, кто предал — мы так не умеем. Мы или проклинаем персонально, или сразу всех по общим признакам. Проклятие же Лесного короля было не таким — оно не затронуло невиновных в предательстве…

Он посмотрел на замершую Аликс и улыбнулся:

— Ладно, оставим это на потом… Сейчас же вернемся к Эль Фаолю. Лесных королей всегда звали Эль Орель. Считается, что это их родовое имя, передающееся из поколения в поколение. Все короли — Эль Орели. С нашей точки зрения — глупее не бывает. Но если подумать, то эль орель всего лишь значит — лесной старший или лесной глава, или лесной взрослый, смотря как перевести. Эль фаоль — всего лишь «лесное дитя». Или младший по отношению к орелю.

— Как у нас король и принц?

— Верно! — указательный палец Вэла торжественно уперся в сторону Аликс. — Верно, малыш! Если смотреть на это не как на имена, то это всего лишь…

— Титул?

— Титул. Тогда становится понятно, что над нами ловко издевались, не называя имен. Тот же последний капитан Лесной королевской гвардии Иль Син. Его имя в переводе на человеческий означало — Воздушный Задира, воздушный бретер. Его лучший друг-побратим был всего лишь Паладин. Звучит не как имя, а как кличка, прозвище… Не думаю, что матери лесных людей отличались извращённым чувством юмора — вот этого назовем рыцарем, а вот этого заразой или забиякой. Мне кажется… Как и моему деду, что нам не доверяли даже имен, словно зная о том, что мы для них враги.

Аликс нахмурилась:

— Значит, эль фаоль — это всего лишь титул принца? Или официально — имя лесного принца. И ты им поклялся. Но почему для воздушников такая клятва священна?

— Это их надежда. Никогда и никого нельзя лишать главного — надежды. Это их надежда на прощение. Лесной король погиб. Эль Орель больше никогда не взойдет на трон, хотя бы потому что корона лесных людей хранится в человеческой сокровищнице, корона лесных людей принадлежит ныне королю Алистеру Третьему. Лесной принц по слухам был сильно ранен в битве и то ли был спасен Иль Сином, то ли все же где-то погиб позднее от ран. Никто не видел его больше. Оставил ли он потомков — мы не знаем. Но воздушники хотят верить, что где-то эль фаоль все же есть, что он вернется, вернет титул, вернет свои земли, вернет им надежду на возрождение. Они хотят верить в прощение, у них нельзя отнимать надежду на Эль Фаоля. Для них клятва этим титулом или именем священна. Они надеются когда-нибудь получить прощение.

— Это было бы… — Аликс не нашла подходящего слова — все было не то. Да и Вэл разбил её надежды, сухо сказав:

— Только это из области сказок — лесных людей почти не осталось. Всех, кто выжил, проверяли не раз наши маги — эль фаоля найти не удалось. Мага порядка Эль Фаоля или Иль Сина не так-то легко спрятать, рано или поздно они бы выдали себя — без магии не прожить, особенно когда магия не что-то привнесенное из-вне, как у нас, а незыблемая часть тебя. Вот как-то так, Аликс. Что-то еще? Или узнаем, что же случилось на Примроуз-сквер?

— Пожалуй, — призналась Аликс, — пока с вопросами все — я слишком мало знаю, чтобы задавать их и дальше. Давай узнаем новости.

Она приготовилась изображать восхищение красотами парка, пока Вэл читал бы газету, но он присел рядом с ней, обнимая рукой и прижимая к себе так тесно, что она щекой почувствовала немного колючую шерсть его пальто. Что-то теплое скользнуло по её виску, и Аликс с удивлением поняла, что Вэл её поцеловал. На улице. При всех… Впрочем, парк был почти пуст. Поцеловал так восхитительно тепло и дерзко.

И прежде, чем Аликс смогла что-то сказать, ажитированная поцелуем, Вэл расправил газету перед ними так, чтобы им было удобно читать её вдвоем. Он с улыбкой заглянул Аликс в глаза:

— Тыже не имеешь ничего против мятых газет?

— Нет, конечно. — Она смущенно перевела взгляд на статью, принявшись читать, хотя строчки так и скакали перед глазами — в их обществе приветствовалась холодность даже между супругами, и этот поцелуй… Это было возмутительно приятно, особенно если вспомнить ту кукольную лару на аллее.

…стая воздушников орудовала в районе Примроуз-сквер, совершая дерзкие ограбления…

…Инспектор Вуд арестовал жукокрыла…

…суперинтендант Дафф выдержал бой…

…маги наводят порядок и ищут остатки банды…

…жители Примроуз-сквер могут больше не бояться за свое имущество и жизни!

Вэл прочитал статью явно быстрее — он побелел и напрягся, ничего не говоря. Пальцы его подрагивали, от чего газета колыхалась, хотя это можно было списать и на ветер. Едва Аликс закончила читать, Вэл встал, комкая газету и кидая её в урну, и прошелся по беседке, ругаясь себе под нос:

— Проклятые эльфы! Придурок в расследовании — придурок во всем!

Аликс недоумевающе посмотрела на мечущегося мужа:

— Вэл?

Шейл замер, покаянно опуская голову:

— Прости, не сдержался, но… Этот Вуд омерзителен — достаточно было позвать магов, чтобы обнаружили прорехи в защитной сети, но нет! Надо поймать, надо наказать… Знаешь, какое наказание назначают провинившимся воздушникам? Проклятое прецедентное право — отголоски средневекового мракобесия! Им… Им обрезают крылья и высылают в поля, чтобы они никогда не смогли вернуться в города. Отсылать этих малышей в зиму — это однозначная смерть... Пожалуйста, услышь меня — Вуд чудовище, не разговаривай и не общайся с ним. Ты же видела чешуйника в беседке — он абсолютно беззащитен. Какой уж тут бой! Понимаю еще, если бы Вуд и Дафф приняли бой с самим Дубовым листком Иль Синем, так нет же, какой-то мелкий жукокрыл…

Он тяжело вздохнул:

— Что-то я все порчу сегодня — вся прогулка насмарку. Зря я купил эту газету. Прости еще раз. Может, пойдем в книжный магазин? Книги сложно испортить…

Аликс встала:

— Да, конечно, Вэл. И я даже знаю, что я хочу изучать первым делом — я хочу познакомиться с настоящей историей, а не версией для лэс.

Глава 14 Ангел

В книжном магазине Аликс понравилось. Здесь было тихо, уютно и пока еще пусто — в такую погоду предпочитают находиться дома, а не прогуливаться по магазинам.

Пахло деревом, немного пылью, чем-то горелым, и почему-то кофе с ванилью.

Харрис, хозяин магазина, был высоким, как жердь и ужасающе худым. Под кустистыми белоснежными от возраста бровями прятались живые, пытливые глаза. Выправкой и манерами Харрис больше напоминал бывшего военного, чем книжного червя.

Он приветливо улыбнулся, выходя из-за прилавка:

— Лэс и лэса Шейл! Какая приятная встреча!

Аликс украдкой посмотрела на мужа — тот словно сбросил с себя тяжелый груз, протягивая руку для приветствия:

— Лэс Харрис, добрый день! Разрешите вам представить — моя жена Аликс Шейл.

Она протянула руку для поцелуя, но Харрис внезапно пожал её:

— Приятно познакомиться, лэса Шейл. Говорят, вы держались молодцом на эшафоте. Поверьте, история всех рассудит, и вас будет ждать слава той, кто спасла самого лара Шейла — гордость нашего времени.

— Лэс Харрис, вы… — Аликс не договорила, чувствуя, как заливается краской от странной похвалы. Харрис по-отечески улыбнулся:

— Полноте, лэса. Это заслуженная похвала. Вы молодец! Спасти от веревки невинно осужденного — это трудный шаг, ведь общество всегда готово осудить и заклеймить, чем понять и самостоятельно думать… — Старик улыбнулся: — так чем могу вам помочь?

Вэл внимательно рассматривал книжника, но заговаривать о важном для себя в присутствии Аликс явно не хотел:

— Лэса Аликс хотела выбрать книги по истории иных людей островов.

— О, любопытная и сложная тема — историю ловко научились выкручивать в выгодном только для себя виде. — Харрис указал рукой в зал, — пойдемте, лэса Шейл, я покажу вам полки, где вы сами выберете книги с интересующим вас взглядом на историю. А вы, лэс Шейл, пока можете отдохнуть тут, на диване. Я скоро вернусь и принесу вам чай.

Аликс медленно бродила среди полок, наугад вытаскивая то одну, то другую книгу, не зная, что найдет. Из угла, где сидели Вэл и Харрис доносились приглушенные голоса — Аликс хотела оказаться там, но понимала, что при ней беседа просто заглохнет. При лэсах не принято говорить на серьезные темы. Вэл, старательно показывающий перед Аликс широту своих взглядов на права и ум женщин, на самом деле не далеко ушел от обычного обывателя. Это было в нем самым разочаровывающим — то показывать Аликс, что она ровня ему в разумности, то срываться и вести себя как привычный лар: «Я знаю лучше тебя!» Да, потом он снова, вновь и вновь будет приходить и извиняться, но не изменится. Как с тем же инспектором Вудом — тот пришел с миром, а оказался выгнанным на улицу самыми неприятным образом.

Аликс старательно встала спиной ко входу и принялась рассматривать картинки в книге, на обложке которой были изображены желуди — именно они и привлекли внимание Аликс в первую очередь. Книга называлась обычно — «Предания Иных». Аликс понравилось, что ни твари, ни нелюди, ни хохлики в книге не упоминались. Все лесные, воздушные, водные создания назывались людьми. А еще книга чуть грела её холодные, замерзшие на улице пальцы. Наверное, это всего лишь показалось Аликс — женщины не владеют магией, а ничем иным это тепло, шедшее от книги, быть не могло.

Харрис сделал глоток чая:

— Вам не приходило в голову, что вас просто подставили?

Вэл сухо сказал:

— Естественно, я даже знаю того, кто это сделал. Инспектор Вуд — его глупость бесконечна.

— Я слышал об этом инспекторе другое, — уклончиво сказал Харрис.

— Может, где-то кому-то и повезло в более простом деле, но в моем Вуд сломался. Простите, я не верю в его замечательный ум.

— Что ж… И так бывает… Рядовым инспекторам во многие места путь закрыт, а без точной причины случившегося сложно разобраться в обрывках показаний и улик дела. Даже ангелы не всегда справлялись с трудными делами, а ведь у них не было проблем с деньгами и доступом куда-либо. Вы думали о причинах случившегося, лэс Шейл?

Вэл дипломатично сказал, явно не делая откровенничать с простым хозяином книжной лавки:

— Я много что думал, но это пока не помогло.

— Может, это связано с особым королевским поручением? С поисками наследников Эль Ореля?

Лицо Шейла тут же окаменело:

— Ничего об этом не знаю.

Старик поставил чашку с чаем на невысокий столик перед ним:

— Да будет вам — шило в мешке не утаить. Слухи о поисках уже год как ходят. С тех самых пор, как к королю попался ТОТ самый желудь.

— Я ничего об этом не знаю, — твердо сказал Вэл, так же отставляя в сторону недопитый чай. — Но могу посоветовать одно — держите язык за зубами, королевские тайны опасны.

— Королевские тайны… Это уже далеко не тайны, лар Шейл. Ох, простите, вы же были в тюрьме в этот момент. Неловко вышло.

— И что же я пропустил? — Вэл позволил себе проглотить наживку — Харрис вообразил себя главным, но это было отнюдь не так.

Старик не стал играть словами — он сказал главное, то, что заставило Шейла нахмуриться и задуматься:

— В Королевском парке на ТОМ самом месте, если вы понимаете меня, вырос дуб.

— И? На островах полно дубов.

Аликс даже дышать перестала, чтобы все хорошенько расслышать.

Харрис еле слышно сказал:

— Тот самый дуб. На месте трона Лесного короля. И вырос дуб всего за одну ночь. Грядут великие перемены, и грядут великие дела. Пока о дубе знает немного людей, только самые осведомленные, но рано или поздно это прорвется в народ.

— И как же тогда про дуб стало известно вам?

— Я… — Харрис полез в карман пиджака, достал и показал значок. — Я детектив с Ангел-стрит.

— О, вы ангел… Это… Неожиданно.

Харрис рассмеялся:

— Бывший, уже на пенсии, но, как выяснилось из-за вашего дела, бывших детективов с Ангел-стрит не бывает. Я на вашей стороне.

Вэл качнул головой:

— Увы, пока не подпишем контракт — я не считаю, что вы на моей стороне.

— Справедливо. — согласился Харрис.

— Мне нужен маг-детектив.

— Вы же знаете, что с магами нынче сложно — практически всех подгребла под себя корона.

— Мне нужен маг — мне нужно проверить все места преступлений Безумца на предмет магии. Есть слухи, что там сливали магию. И меня не волнует — законно работает маг или нет, меня устроит и отступник.

Харрис кивнул:

— Я постараюсь вам найти мага, лэс Шейл. — он оглянулся в зал и тихо сказал: — Кажется, лэса Аликс уже выбрала себе книгу. В честь вашего возвращения и с надеждой на благополучный исход вашего дела — примите от меня её в подарок, лэс Шейл.

Вэл поднялся:

— Благодарю, лэс Харрис. Буду ждать вашего человека — я остановился в особняке барона Гровекса.

— Я знаю, лэс Шейл. Я знаю. Постараюсь к вечеру вас навестить с хорошими вестями.

Вэл громко позвал:

— Дорогая! Кажется, нам пора — еще чуть-чуть и Верн может разозлиться за опоздание…

Аликс, прижимая книгу к груди, подошла к ним — она заметила, как кривился от её выбора Вэл — кажется, название книги ему напомнило подаренные Верном сказки, но Аликс ничего не могла с собой поделать — ей понравилась именно эта книга. Она ей была нужна.

— До свидания, лэс Харрис, — попрощалась со стариком Аликс.

— И вам хорошего дня, лэса Шейл, — Харрис на прощание приложил руку к сердцу. — Заходите еще, тут вам всегда будут рады.

Аликс вышла из магазина под руку с Вэлом. На площади было полным-полно народу — о происшествии на Примроуз-сквер стало известно, и на улицу высыпало множество желающих приобщиться к случившемуся. Будет потом о чем посплетничать и в курительной, и в дамской гостиной, и на кухне…

Вэл, ободренный разговором с Харрисом — наверное, единственным, кроме Верна, кто безоговорочно верил в его невиновность, гордо приветствовал на ходу бывших знакомых, не утруждая себя замечать их реакцию.

Заметив цветочницу, возле которой стояло несколько дам и мужчин, Вэл улыбнулся Аликс:

— Я на секунду, малыш!

И Аликс даже поверила, что Вэл решил побаловать её скромным букетиком последних в этом году цветов, но… В толпе у цветочницы мелькнула высокая красавица, чем-то неуловимо схожая со встреченной на аллее… Она даже помахала Вэлу рукой в приветствии.

Аликс заставила себя улыбаться — мужчины, привыкшие ухаживать за прекрасными ларами, даже женившись, не меняют своих привычек. Лара благосклонно наклонилась, что-то интимно шепча Вэлу, и Аликс была готова поклясться, что коротенькая записка перекочевала из одной перчатки в другую. Из женской в мужскую.

Было больно. Особенно от сравнения себя и той лары. Вкус Шейла и впрямь был безупречен — лара была отчаянно хороша в своем облегающем синем костюме для прогулок. Красивая блондинка с очередным кукольным лицом. И Аликс это терпеть годами, особенно если окажется, что Шейл невиновен. На Ледяных островах её хотя бы ждали уединение от этих кукольных лар и, быть может, смерть, если верить экзекутору, а вот в столице — одиночество среди кукольных лиц любовниц. Развода в браке под виселицей не бывает. Уж лучше смерть, чем попытки в благополучный брак, трещащий по швам.

Вэл подошел, сияя как новенькая монетка. Он протянул Аликс букетик фиалок:

— Это тебе, малыш, в качестве извинений для испорченную прогулку.

Аликс заставила себя принять цветы с улыбкой — ни лара, ни лэса не имеют права показывать гулящему мужу свои истинные чувства. Общество не прощает вырывавшихся за пределы семьи скандалов, тем более Примроуз-сквер. Все нужно терпеть с улыбкой и плотно сжатыми губами, чтобы ни слова негодования не прорвалось.

— Благодарю, — тихо сказала Аликс, направляясь в сторону дома кузена. Спрашивать, кто была та прелестная дама, она не посмела.

Дома их ждали волнующийся Верн, модистки, примерки, платья, шляпки, новая еще неудобная обувь и глупое желание остаться в одиночестве и просто разреветься по-детски навзрыд. Но нужно держаться, нужно улыбаться и восхищаться обновками — иначе Верн не переживет такого пренебрежения к его подаркам.

Поздний ужин накрыли в синей столовой — холодной, ледяной и чопорной, в которой хотелось кутаться в теплую шаль, хоть зала и была хорошо протоплена.

Стол был щедро накрыт, но у Аликс не было аппетита — она угостила своих модисток чаем с сэндвичами и сейчас есть не хотелось. Она лишь положила себе немного окорока и пудинга. Вэл задумчиво наблюдал за ней, но пока молчал.

Верн привычно щебетал за троих — иначе и не скажешь, кузена было не прошибить ничем, когда дело касалось светской беседы. Вэл отвечал Верну односложно, Аликс предпочитала отмалчиваться.

Внезапно в середине ужина из холла зашел лакей и что-то прошептал Верну на ухо. Кузен при этом расплылся в широкой улыбке и скомандовал:

— Проси! И накрой еще одно место!

Вэл вопросительно выгнул бровь, но Верн закачал головой:

— Увидишь!

Аликс предпочла промолчать.

В столовую широким шагом вошел молодой человек лет двадцати пяти, может, чуть старше. Высокий, хорошо сложенный, с типично ларисийской внешностью — смуглой кожей, черными кудрями, темными глазами, с горбатым, слишком большим носом и очаровательной улыбкой.

Он приветственно сказал, кланяясь Верну:

— Милар Верн, вы вызвали меня телеграммой, и я приплыл первым же дири… жа… — он запнулся и побелел, как покойник — его взгляд уперся в улыбавшегося Вэла. Тот вскочил со своего стула и бросился обнимать вошедшего:

— Серж! Я так рад тебя видеть! — Вэл хлопнул ларисийца по спине, — ну что ты, прекрати на меня смотреть, как на покойника. Я жив. Разве тебе Верн этого в телеграмме не указал?

Серж закачал головой, в ответ хлопая Вэла по спине:

— А я уж, грешным делом, подумал, что вижу твое привидение, Валу! Этот интриган ни слова ни написал о тебе! А в Ларисии с островными газетами трудно, сам же знаешь — там не любят островные новости… Небеса… Ты жив… Это что-то невероятное… Я же… Я же… Я не смог находиться на островах после приговора… Я боялся, что не смогу поехать попрощаться с тобой… И боялся, что буду малодушным, если не поеду. — Цвет медленно возвращался на лицо Сержа. — Я сбежал к матери — она сообщила, что надо править какие-то документы… Небеса… Как же я… Рад…

— Может, вернетесь за стол? Хватит уже обниматься — Аликс и заревновать может! — Верн расплылся в улыбке, — Серж, знакомься, это Аликс Шейл — жена Вэла и моя кузина. Аликс, это Серж Виардо — секретарь Вэла, его конфидент, его друг и по совместительству боксерская груша во время тренировок. Я могу наконец-то вздохнуть с облегчением — меня теперь не будут использовать в диких средневековых избиениях, почему-то именуемых Вэлом спортом и тренировками.

Аликс порадовалась за мужа — приятно, когда в окружении есть такие преданные друзья.

Верн же продолжил:

— И твой дворецкий Нильсон, и твой камердинер Марк Дэвис так же должны приехать сегодня, дружок. Всех, кого ты просил вернуть, я разыскал.

Аликс спрятала разочарованную улыбку, промокая губы салфеткой — никого из девушек, работавших на него, Вэл и не подумал возвращать — только мужчин. Это было ожидаемо и обидно — слова Шейла в который раз разошлись с делом. О мужчинах он позаботился, о женщинах даже не вспомнил, а им найти работу гораздо сложнее.

Стол Аликс покинула при первой же возможности — мужчины, кажется, были рады остаться в одиночестве.

Вечер она провела в своей комнате, посвятив его чтению книг — мужчины ушли в курительную и что-то обсуждали там за закрытыми дверями.

Перед сном Вэла впервые обслуживал незнакомый Аликс лакей — как все слуги высокий парень-брюнет со строгим, не умеющим улыбаться лицом. Это был Марк Дэвис — бывший камердинер Вэла.

Поцеловав Аликс на ночь, Вэл погасил прикроватную лампу:

— Прости, малыш… Очень устал — безумный в плане эмоций день. — Он почти тут же заснул, а ведь Аликс хотела поговорить с ним о наказании Эммы — ту лишили оплаты за неделю работы из-за Вуда.

Что ж… Придется поговорить об этом утром.

Ночью она проснулась в постели одна. Половина, где спал Вэл, уже даже остыла. Не зажигая лампу, в темноте Аликс заглянула в гардеробную — диван был пуст. Запрещая себе думать, что Вэл проводит время с той кукольной ларой, она вернулась в постель. В конце концов есть другое, более пугающее объяснение происходящему — Вел мог попытаться снять блокиратор.

Аликс лежала в постели, дрожа от страха и не смыкая глаз до утра — пока веры одного Харриса в невиновность Вэла было маловато. Скорее верилось мнению суда и словам Вуда. Только как бы еще встретиться с инспектором, которому запретили доступ в дом.

***

Вэл очнулся на диване в кабинете Верна и долго всматривался в потолок, ничего не понимая. Комната была освещена рассветными лучами солнца, а ведь должна была быть ночь. Верн, заметив, что друг наконец-то пришел в себя, перебрался из кресла, в котором дремал, на диван.

— Ну и напугал ты меня, дружок… — Верн взял Вэла за руку и легонько пожал. — Это было страшно…

— Верн… Блокиратор сняли? — еле прохрипел Вел — голос сел после долгих криков у мага.

Верн нашел в себе силы только отрицательно качнуть головой. Он тут же занялся холодным компрессом, лежавшим на лбу у друга.

— Нет?! Не сняли?! Но… Как же…— Вэл от обиды и боли даже глаза закрыл.

Верн вздохнул:

— Маг сказал, что у тебя не выдержит сердце. И я… Я отказался продолжать процедуру.

— Как ты мог… — злые слезы покатились по бледным щекам Вэла.

— Я не мог тебя потерять. Времени еще много — успеем снять блокиратор. Сегодня ночью не получилось, так позже получится. Тебе надо отлежаться пару дней, потом вновь повторим попытку — за деньгами дело не встанет.

— Ты не понимаешь — времени мало, его отчаянно не хватает. Я должен вернуть свое доброе имя.

— Ты вернешь, не волнуйся. Просто помирать, чтобы его вернуть, глупо. Завтра ночью возьмем с собой целителя и вновь поедем к магу. Только и всего.

Вэл еле нашел в себе силы признаться:

— Я не вынесу… Я не вынесу опять столько боли, Верн.

— Я буду рядом, дружок.

Вэл открыл глаза и скрипнул зубами:

— Дохлые феи, ты не представляешь, как меня бесит твое обращение. «Друж-ж-жок!» Это же отвратительно.

— Терпи, — посоветовал Верн. — Времени вернуть магию и восстановить твое доброе имя много.

— Времени, чтобы остановить Безумца нет совсем, Верн! Ты забываешь — Безумец не я, а значит, он уже выбирает себе жертву. Или выбрал. Я должен его остановить до нападения, Верн. Мне нужна магия. Я не хочу, чтобы погибал опять кто-то важный для меня. Я не хочу, чтобы кто-то опять лишился жизни из-за знакомства со мной.

Верн обреченно вздохнул:

— Ладно. Этой ночью. Но если ты умрешь от остановки сердца, так и знай — я буду следующим, и буду отчаянно портить тебе послесмертие.

Дверь отрылась без стука, и горничная доложила:

— Лэса Аликс спрашивает разрешения навестить лара… Лэса Шейла, милар.

— Просите, — разрешил Верн.

Вэл прикрыл глаза:

— И как это объясним ей?

Верн встал и мстительно сказал:

— А я предупреждал: прогулки под дождем ни к чему хорошему не ведут! Ты простыл, так что лежи и страдай, пока Аликс будет хлопотать над тобой.

Глава 15 Старые друзья

— Почему… Ну почему никто не учит историю… Никто не делает выводов из неё, никто не старается даже понять, что творит своими руками… Небеса!!! Как же я все это ненавижу…

Хорошо, что в доме никого не было.

Хорошо, что это никто не слышал.

И плохо, что он был один. Полвека один, когда привык к надежному плечу друга, который всегда поможет и поймет.

Он сидел за столом, подперев голову рукой. Было больно — сегодня ночью все могло закончиться. Сегодня ночью его месть была бы закрыта. Он так долго шел к этому, он так долго отслеживал все это проклятое семейство Шейлов! Он смог выстоять в поединке против Девятого герцога Редфилда, хотя перед глазами так и стояла стена из пламени, в котором сгорал лес, сгорали его друзья и надежды. Он тогда выстоял на дуэли. Он смог побороть свой страх и отомстить за короля тому самому Шейлу, уничтожившему Заповедный лес. Он смог отправить на тот свет и Десятого герцога Шейла — за то, что тот сын предателя. За то, что сын того самого Шейла, уничтожившего их мир. С Одиннадцатым герцогом случилась заминка — он оказался куда сильнее и одареннее, чем его отец и дед. И гораздо осторожнее — ни вызвать на дуэль, не подловить в подворотне. Этого Шейла пришлось долго гонять, чтобы отомстить, чтобы сердце перестало болеть и гореть. Чтобы он мог наконец закрыть глаза и не видеть, как умирал его мир. Не видеть сгорающего Даринеля, не видеть умирающего короля, забыть шагнувших следом в смерть за мужьями и сыновьями лесных дев. Все забыть со смертью последнего Шейла. И снова ему не удалось.

Сперва помешал дождь — под проливным дождем не умел летать даже он. Потом помешала она… Воздушная дева, лежавшая в объятьях последнего Шейла. И в этом была извращенная насмешка судьбы — быть может, эта воздушница, ставшая женой Шейла, уже носит следующего, Двенадцатого герцога, которого тоже нужно будет убить. Наверное, надо было переступить через собственные принципы и все же ворваться в спальню, убивая обоих. Даже… Троих. Его, её и их будущее дитя. Но он… Не смог. Что-то от старого Дубового листка помешало. Что-то, что, казалось, сгорело в огне, порожденном Шейлом, долгие годы притворявшимся другом лесных людей.

Он до сих пор боялся закрывать глаза — перед глазами нет-нет да и вспыхивало то пламя. Он долгие годы учил себя не бояться. Он долгие годы учился управлять огнем. Он научил себя бороться с ним. Но не победил воспоминания. И не победил свою честь, честь Дубового листка. Он так и не смог, сидя на окне под сандриком, выслушивая затихающую капель дождя, ворваться в спальню и убить его на глазах той девочки. А уж убить саму воздушницу, даже носившую под сердцем следующего Шейла…

Забияка хрипло рассмеялся — он бы не смог. Что ж.

Игра еще не окончена. Еще не сделан последний ход, он еще отомстит всем Шейлам за друзей, за короля, за своего эль фаоля.

Нужно просто чуть-чуть подождать и сделать следующий ход.

И все же… Нельзя не признать — судьба любила смеяться над ним и над Йеном. Это же надо было такое придумать — именно эль фаоль выслеживал Шейла, именно он отправил последнего Редфилдса на казнь. Судьба любит смеяться, а воздушные девы не любят историю, иначе Алиш Стенд-чего-то-там знала бы, что выходить замуж за Шейла ни за что нельзя. Нельзя воздушнице быть женой того, чей род истребил Заповедный лес, чей род предал дружбу, чей род убил короля и почти уничтожил разум последнего из эль фаолей, родившегося в Заповедном лесу. Йен был рожден уже на землях людей.

В гостиной раздался странный шорох, словно кто-то лез через каминную трубу, и Иль Син, последний капитан Дубовых листков, рожденный с именем Аирн, взлетел со стула, на лету выхватывая свою зубочистку. Это его дом, это его территория, и за неё он будет стоять до конца.

Из каминной трубы, осторожно оглядываясь, вылетел жукокрыл — такой наглости от жучиных даже Забияка не ожидал. Он резко налетел на жука, упирая свою зубочистку тому в лицо — бить жуков надо было в узкую глазную щель. Почти упирая, к сожалению — жукокрыл успел выхватить свой меч и отразить удар.

— Меня позвал сюда эль фаоль Йен! — прорычал этот наглец.

Забияка уставился на жукокрыла, держа свой меч верхним хватом:

— Вон отсюда, предатель!

Жукокрыл, не атакуя и держась в воздухе как можно дальше, сказал:

— Я имею право находиться тут. Меня позвал сам эль фаоль.

Забияка буркнул и рванул в атаку:

— Эль фаоль — тупица, каких мало!

Жукокрыл успел отлететь спиной назад — крылья у него были мощнее, гонять его можно было долго. Он насмешливо отсалютовал рукой, закованную в броню вплоть до кончиков пальцев:

— Не боишься, что я ему передам твои слова?

— Сперва попробуй, предатель!

— Я не предатель. — Жукокрыл вновь увильнул от удара мечом спиной назад, даже не глядя, куда летит.

Забияка прошипел:

— Ты сын предателя, внук предателя… Дальше продолжать?

Жукокрыл приземлился на каминную полку и поставил свой тяжелый меч перед собой, в любой момент готовый атаковать — для этого ему было достаточно пнуть свой меч ногой в броне, тот сам найдет неудачно оказавшуюся рядом цель.

— Если прадед сделал неправильный выбор, то это был его выбор. Я не несу ответственности за его выбор.

Забияка завис в воздухе над жукокрылом, заставляя того задирать голову:

— Тогда личико покажи, жук?

— Тебе прекрасно известно, что я не могу этого сделать.

— Потому что ты предатель! — Забияка и не скрывал своего злорадства.

Жукокрыл не остался в долгу — он холодно сказал:

— Потому что лесные эльфы не умеют прощать — это всем известно.

— Предатель никогда не получит прощения. — Забияка приземлился на полку рядом с ним.

— Знаешь, я все это расскажу эль фаолю — он должен знать, кто находится рядом с ним.

— Ну, попробуй! Эль — тупица, он тебе не поверит! И тебе здесь нельзя находиться!

— Меня позвал эль фаоль, — веско повторил жукокрыл.

— Докажи!

Жукокрыл достал из-под белоснежной котты маленький желудь на веревочке:

— Видишь? Он дал мне желудь…

— Вот же тупица… — выругался Забияка. — Дуб узнает — эля не простят.

— Мне плевать на Дуба. Я служу только эль фаолю — он дал мне желудь, и желудь признал меня!

— Он не пророс в тебя, так что не признал. — Забияка убрал свой меч в ножны — против желудя ему не идти.

— Еще не время просто. — Голос жука все же выдал — он чуть дрогнул, показывая сомнения жукокрыла. — Он прорастет, потому что эль фаоль позвал меня и принял мою клятву.

— Пафос… — отмахнулся Забияка. — Откуда столько пафоса из уст предателя и жука? Небеса…

Кажется, жукокрыл все же устал от его подколок — он только выругался:

— Иди ты…

— Ты бы сам пошел, а? Это не твой дом, вы не заслужили своего очага после предательства — проклятье короля еще не изменилось. — Забияка был сильно растревожен этой ночью и предавшей всех воздушников Алишей, иначе он бы ни за что не признался, шепча себе под нос: — как же я вас ненавижу… Мы там сдыхали, мы погибали под плотным человеческим огнем, мы падали и разбивались, но держали ряды, а вы просто ушли! Предатели!

Жукокрыл напомнил, тоже убирая свой меч в ножны:

— Меня там не было — я не отвечаю за своих предков. И, думаешь, тебя не за что ненавидеть?

— Меня-то за что? — обиделся Забияка. — Я клятве верен до сих пор. Королевская гвардия не сдается.

— Она только минимизируется и мимикрируется под других.

— Ну-ка, поговори мне еще?! — забывая о желуде, признавшем жукокрыла, взвыл Забияка. — Меня тебя выкинуть или сам уйдешь?

— Сам сказал — королевская гвардия не сдается. Я не уйду. Можешь убить меня — я не уйду.

— Я тебя раздавлю, как жука. И никто не узнает, что был когда-то глупый Иль… Как тебя там зовут?

— Иди ты! — снова не сдержался жукокрыл.

Забияка злорадно продолжил:

— …Иль Иди Ты жил, ненавидел и боялся.

Но жукокрыл уже взял свои эмоции под контроль. Или только голос. Он гораздо спокойнее сказал:

— Я не боюсь тебя. И не ненавижу, хоть есть за что. Тебе столько уже? Семьдесят? Сто? Сто двадцать лет? Но выглядишь ты все тем же болваном, не умеющим прощать и забывать, не умеющим прекращать ненавидеть…

— Мне семьдесят пять. — высокомерно сказал Забияка, жукокрыл не повелся, не вспылил, лишь устало признался:

— А мне всего три года, но выгляжу я старше тебя. И ты проживешь еще сотни лет, когда я уже через год буду нуждаться в милосердии своего племени, чтобы выжить. Ты жил в небесных чертогах, мы лишь слышали о них, как о невероятной сказке… Ты сейчас пристроился в теплом доме, а мы выживали на улице… Но я не ненавижу тебя — это глупо. Пусть мой далекий предок сделал неправильный выбор, это на его совести. Я делаю свой и лишь я отвечаю за него — правильный он или нет. Я не предатель. И не сын предателя, и даже не внук — сменилось более десяти поколений, десяти поколений, которые все больше и больше вырождаются, теряют память, теряют разум, и лишь потому, что лесные эльфы и король не умеют прощать. Так что, королевский гвардеец, посмевший пережить короля, молчал бы, а? Ты тоже совершил предательство — ты пережил своего короля…

Забияка насупился и внезапно сказал:

— Ладно, оставайся. Пока не придет эль — ты тут гость, но не более того. И не смей называть себя гвардейцем — тебе Дубовым листком никогда не быть.

— Я имею право вступить в гвардию — мой предок там служил.

— Имя? И не врать — я всех Дубовых листков помню… Всех… До последнего…

— Дариэль по прозвищу Рыцарь.

— Ох ты ж тварь… Ты лжешь! Дариэль сгорел. Он не предавал!

— От твари слышу. Я Дариэль, и отец мой Дариэль, и отец моего отца — Дариэль.

Забияка зарычал и набросился на жукокрыла, прижимая того к стене:

— Тварь!!! — он тряс и тряс несопротивлявшегося жукокрыла, и не мог остановиться. — Дариэль не мог предать!!! Ты не можешь быть его потомком!

— Я Дариэль. — не пытаясь даже вырваться из рук Забияки сказал жукокрыл. — А тебе теперь с этим жить, Дубовый листок Аирн. Это же ты? Ну вот и познакомились, Аирн.

Глава 16 Тайный совет

День у Йена выдался суматошный, впрочем, как и у всего участка на Примроуз-сквер. Сперва они уговаривали героически пострадавшего Даффа отбыть домой, потом собирали по участку все дела о кражах, даже не совсем подходящие, но глухие, потом сдавали их магам, потом Йен выдержал долгий и совсем непонятно почему дотошный разговор о найденном воздушнике, хорошо еще, что досконально перед этим изучил кучу мусора возле дома с башней, где якобы и нашел жукокрыла. Лишь после обеда Йен смог вырваться из участка в сопровождении констебля Кеннета Смита, чтобы заняться своими делами — он же не только дело о кражах вел, еще на Вуде висело дело о клевете бывшей горничной лара Уолша, якобы прижившей ребенка от него. До рождения ребенка дело было глухим — лар не признает факт связи с горничной ни за что, а если и признает, то бедная горничная сама виновата окажется — нечего по утрам, принося завтрак, выглядеть так соблазнительно перед джентльменом — и идиоту ясно, что сама только и мечтала о том, как оказаться в одной постели с хозяином. И вообще, это неотъемлемое право джентльменов по утрам развлекаться с горничными, не к женам же с таким идти.

Кеннет Смит, тот самый лакей из особняка Спенсеров, уволенный то ли за слишком длинный язык, то ли по причине отъезда лары Спенсер в усадьбу, долго крепился и молчал — почти всю Примроуз-сквер до бывшего особняка Шейлов. Йен как раз остановился и присел на корточки, чтобы завязать на ботинке новомодный шнурок, который развязался. На самом деле Йен пытался понять, за что заслужил за своей спиной топтуна? Причем не одного топтуна — один, в черном пальто прошел мимо, останавливаясь на перекрестке и подзывая чистильщика обуви, второй топтун решил отдохнуть на скамейке, читая газету.

Кеннет, принятый в полицейский участок по одной простой причине — за свой болтливый язык, точнее за умение быть своим среди слуг и за способность достойно общаться с ларами, еще был совсем зеленый и необученный — он не заметил слежки. Он остановился рядом, терпеливо выжидая, пока инспектор оборет сопротивлявшийся шнурок, и все же не выдержал, спросил, разглядывая особняк Шейлов.

— Инспектор… А правда говорят, что вы продолжаете копать под лара Вэла?

Йен выпрямился и поправил на шее старый, вязанный шарф:

— Неправда.

Лицо Кеннета вытянулось от удивления:

— А говорили, что копаете.

— Лгали. — коротко отрезал Йен, надеясь, что разговор на этом затихнет.

Смита это не остановило:

— Я знаю одну горничную, которая встречается с лакеем, который дружит с грумами барона Гровекса.

— Вот дохлые феи, — только и выругался Йен, направляясь в сторону площади Согласия — там проще оторвался от топтунов и в свою очередь попытаться проследить за ними. Своими действиями после выхода из больницы он никак не заслужил слежки. Если только Шейл раскошелился, только зачем бы ему это? С точки зрения Шейла все было закончено — инспектора выкинули из дома и запретили впускать впредь. Проще жалобу суперинтенданту направить на наглого полицейского, чем оплачивать слежку. Йен готов был добровольно поделиться с Шейлом тем, что знал о деле Безумца, если слова профессора Галлахера окажутся правдой.

Кеннет крайне тактично сказал:

— Все говорят, что вы держались достойно.

— Ха! — не выдержал Йен. — Я старался лететь несильно далеко, если они об этом…

— Инспектор, не берите в голову, лакеи же подневольные люди, они это не от желания досадить вам делали.

Йен кинул косой взгляд на Кеннета:

— Что, честь бывшей ливреи говорит?

— Нет, лэс инспектор… Просто, я же знаю эту кухню, знаю, как это работает. Ты или выполняешь все прихоти — выкидываешь неудобных, отвечаешь на ухаживания хозяйки или хозяина, послушно идешь в постель или… Вылетаешь из дома без рекомендации и без единого шанса найти новую работу. Все, как и в полиции, или пляшешь под дудку Даффа, или вылетаешь со службы.

— И то верно, — согласился Йен. — И я… Я лишь пытаюсь помочь лэсе Шейл — она приходила в участок и просила о помощи.

— А… Ясно…

— А что? — заинтересовался Йен.

— Да нет, просто немного странно все. Я все думал и думал о Алане Спенсере, все пытался понять, и что-то не складывается у меня картинка. А у вас сложилась?

— Я в деле Безумца пропустил все самое интересное. — напомнил Йен, замечая в огромных окнах особняка Картеров, как топтун «Черное пальто» обогнал их по противоположной стороне улицы и замер на площади, выбирая букет у девочки-цветочницы. Цветы чуть пожухли на холоде, как и продававшая их девочка — погода была та еще, дождь постоянно переходил в мелкий, надоедливый снег. — Так что картина у меня обрывочная, а что?

— Да так… Я так и не понял, зачем лар Спенсер сцепился с Шейлом из-за лары Сесиль.

— Любовь? — как вариант предложил Йен. — это сильное чувство, как и ревность, и ощущение превосходства, и предвкушение победы.

Кеннет удивленно приподнял брови:

— Так Спенсера этим было не заинтересовать.

— Почему же?

— Потому что… Я же вам намекал — Спенсер не был ходоком по женщинам. Он хотел посвятить себя Богам, но оказался единственным сыном… Я же…

Йен даже остановился, якобы потрясенный его словами, на самом деле он заметил, как из книжного магазина выпорхнула совершенно очаровательная лэса Аликс, прижимая к груди книгу. Высокий, широкоплечий Шейл нависал над ней как гора, неся в руках раскрытый зонтик.

— Очаровательно… — не удержался Йен — Алиш была невероятно красива.

— Что? — не понял Кеннет.

Йен посмотрел на него, с трудом отводя взгляд от лэсы Аликс в сторону — ему только ревности Шейла сейчас не хватало.

— Очаровательно, говорю. Алан Спенсер не был ходоком по женщинам, но умер из-за них… Или глупой ревности. Странно… Зачем ему это нужно было?

— Ну-у-у… Спенсер сам никогда не приударял за девушками, даже когда мать настаивала соблюдать приличия… Но вот принимать ухаживания он мог, чтобы успокоить мать.

— Особенно когда мог позлить своего политического оппонента. Забавная версия, а что говорила по этому поводу на суде лара Сесиль?

— Ничего. Она уехала из города в поместье сразу же после убийства. Кажется, её даже не допрашивали по поводу ссоры Спенсера и Шейла.

— Вот же дохлые феи… Теперь придется ехать к эльфам на рога, чтобы узнать, зачем все это нужно было ларе Сесиль. И кто её мог надоумить на такое.

Кеннет возразил:

— Да почему сразу надоумить… Лар Спенсер был безопасный вариант позлить Шейла — ухаживания примет, в постель не полезет.

— Разве о пристрастиях Спенсера было так широко известно? — уточнил Йен. — Тогда бы лар Шейл так не вспылил.

Кеннет удивленно кивнул:

— О ларе Спенсере и его добровольном монашестве слухи почти не ходили — вы правы. Жаль, сейчас уже не узнать — кто из наших проболтался.

— И с какой целью, м-да… Знать бы — это глупая затея одной лары, сломавшая несколько жизней, или продуманный ход. И чей.

Йен собирался пройти через шеренгу магов, окруживших Примроуз-сквер, но замер из-за примененной магии — ему спутали чем-то ноги. Чем именно он не знал — еще с утра он предусмотрительно перестал пользоваться магическим зрением, чтобы не увидеть чего-то лишнего при магах. Так завалиться было бы обидно.

Кеннет успел протянуть руку, спасая Йена от падения:

— Инспектор?

Тот изобразил изумление — обыватель не часто сталкивается с магией:

— Сам ничего не понимаю — ноги словно отнялись!

К ним с констеблем уже спешил маг в черном, официальном мундире:

— Инспектор Вуд?

— Да, лар… — кивнул Йен — маги поголовно были ларами. — С кем имею честь говорить?

— Маг Сеймур, у меня к вам несколько вопросов в связи с делом воздушников.

Йен выругался про себя — такого интереса от магов он не ожидал, в участке уже вытрясли из него душу. Чего им еще нужно? Неужели Забияка был прав, и Йен наследил своей магией, ловя жукокрыла ночью?

***

Йена посадили в магомобиль на заднее сиденье. С двух сторон сели молчаливые, почти одинаковые в своей серьезности парни в черных мундирах со знаками дознавателей. Йен знал, куда его везут, только не понимал, чем заслужил такую честь? Вроде вел себя аккуратно, за исключением истории с Забиякой. Да за четыре дня, которые он провел вне больницы, вообще сложно было что-то серьезное натворить. Неужели Шейл решил задействовать старые связи и запугать Тайным Советом? Да проще подметное письмо было отправить в участок, чем стрелять из пушки по воробьям, одним из которых и был Йен — он прекрасно понимал, что на фоне Шейла, он никто, даже не шашка, которая может когда-нибудь вырваться в дамки. И все же… Его везут в Тайный Совет. Самое неприятное было то, что права Совета, занимавшегося религиозными и магическими делами, не были урезаны королем до сих пор. Право карать даже без улик и признания за дознавателями не было отменено. Утешало одно — наручники на него не надели, так что шанс выкрутиться у Йена все же был.

Желудь под одеждой уже не просто грел — он обжигал. Боль обвилась вокруг шеи, вдоль веревочки, на которой болтался желудь. «Ну, что, безумная белочка, допрыгался со своими запасами на зиму…» — не удержался от смешка Йен. Маги почти синхронно покосились на него, не понимая, что такого курьезного произошло. Йен был с ними согласен — смешного было мало: если найдут желудь, то мало может не показаться — не дай боги за амулет примут. Амулеты в Островном королевстве строго контролировались. Носить даже простой противозачаточный амулет запрещалось без выписанного магом разрешения.

Даркери пересекли по туннелю под рекой — там реже бывали пробки. На поверхность магомобиль вырвался у Королевского парка — остатков Заповедного леса. Правда, вместо старых дубов тут росли чахлые березы, с почерневшими от туманов столицы стволами, и робкие осины с дрожащими на ветру серебряными листьями. Выехав на широкий проспект Мучеников, магомобиль резко набрал скорость. Правый берег столицы выгодно отличался от старого левого. Левый берег — берег древних построек, узких улочек и диких трущоб, единственным сокровищем которого была Примроуз-сквер. Правый берег — новый город, город, строившийся по чёткому плану. С широкими улицами, с бульварами, с парками и громадными площадями. С новым Королевским дворцом, построенном на остатках дворца Лесного короля, с новым Судом и новым Тайным Советом. Парламент остался верен себе — он остался на левом берегу, там, где давным-давно будущие могущественные лары сели на общий равный стол переговоров с королем.

Здание Тайного Совета блистало стеклом и бетоном — новое слово в строительстве, подхваченное с Западных колоний. Хотя лифт, которым пришлось воспользоваться, уже противно скрипел на своих полозьях.

Все так же молчаливые маги проводили Йена в кабинет на десятом этаже, откуда открывался вид на Даркери, всю в дымках пароходов, и левый берег, над которым возвышался собор Возрождения. Жаль, что туманного, вечно неспящего Титанического океана отсюда не было видно — Йен любил его, хоть и редко бывал на побережье. Все его детство было связано с океаном — отец был моряком, мать — рыбачкой, она сама ходила в море за рыбой и никогда не возвращалась на своей утлой весельной лодке без улова. Все детство Йен провел под неумолчную песнь океана — он до сих пор ночами снился, напевая свою песню. Вот и пойми, откуда у квартерона-лесника тяга к морю.

Йен осторожно огляделся — кабинет был просторный, светлый, с большим, чертовски огромным окном. Вдоль одной из стен шли открытые полки с многочисленными механизмами, которые так и тянуло потрогать и изучить. Только… Если механизмы были выставлены так открыто — бери и беги, а то и бей дознавателя, это означало одно — их защищала магия.

Дознаватель, кстати, сидел за столом, расположенным у окна, и с интересом рассматривал Йена. Тот в свою очередь пытался понять — кто же перед ним, впрочем, безуспешно. Дознаватель был молодой, с тщательно уложенными назад каштановыми волосами, с острыми усиками и щегольской бородкой. По возрасту — где-то ровесник Йена, может, чуть младше. Он был одет в элегантный цивильный костюм, так что догадаться о его звании и положении в Тайном Совете не представлялось возможным.

— Присаживайтесь! — вместо приветствия сказал дознаватель, указывая на стул, которым Йен и воспользовался — испытывать границы дозволенного и терпение магов не хотелось. Может, где в ином месте он бы и попытался, но не в Тайном Совете. Жить хотелось отчаянно.

Маги остались у двери — встали с двух сторон от проема, словно неживые андроиды. За все время пути — ни слова, ни эмоции, только раз на смешок Йена и отреагировали.

— Значит, инспектор Йен Вуд, участок Примроуз-сквер. Тридцать один год, лесной квартерон. Верно?

Йен кивнул:

— Верно.

— Хорошо… — Представляться дознаватель не спешил — было у них и такое право. — Вы понимаете причину, по которой вы оказались тут?

Йен улыбнулся — он сам частенько применял эту практику на допросах, и загонять себя в угол, признаваясь в эльф знает в чем, не собирался:

— Не имею ни малейшего понятия, лар.

— Вы же только пятый день как после больницы, верно?

— Верно.

— Хорошо выглядите, — странно-задумчиво сказал дознаватель, но Йен решил счесть это комплиментом.

— Благодарю.

Дознаватель поставил локти на стол и сцепил пальцы, рассматривая Йена поверх них.

— Хорошо выглядите для того, кто попал под огненный слив, — уточнил он.

— Меня уже допрашивали по этому поводу в больнице недели полторы назад, лар. Мне просто повезло.

— И в чем же вам повезло? Нир Шейл был один из самых сильных огненных магов.

— И самый опытный, лар. Потому слив не был сильным. Сильный оставил бы от нас головешки.

— И все же на вас ни следа ожогов. Объясните?

Дверь внезапно открылась, и в кабинет быстрым шагом прошел солидный мужчина лет пятидесяти — короткие рыжие волосы на висках уже посеребрила седина. И этого тайного советника Йен даже знал — огненный маг лар Брент Маккей. Йен его почти неделю ловил у Парламента, чтобы узнать запах егомагии. Маккей пах грозой, он пах озоном и влагой, как ни странно. И он был главой Магического Совета и третьим советником короля — первым был премьер-министр, вторым — архиепископ Дубрийский.

Лар Маккей проигнорировал предложенный дознавателем стул и встал у окна, прислоняясь к стене и складывая руки на груди:

— Лариц, что я пропустил?

Йен быстро сообразил, что единственным ларисийцем в Тайном Совете был лар Дюпон-Леру, отвечавший за отдел магических расследований. Главному дознавателю пришлось чуть развернуться в своем кресле, чтобы одновременно отслеживать и Маккея, и Вуда. Старательно удерживая улыбку, Дюпон-Леру сказал:

— Ничего, лар Брент, абсолютно ничего. Мы как раз завершали обмен любезностями о здоровье инспектора.

— И как оно? — серые глаза Маккея впились в Йена, внимательно его рассматривая и замечая и еще короткую после больницы прическу, и худые щеки, и легкую небритость — Йену утром в участке было не до бритья, о чем он сейчас пожалел. — Выглядите, честно, не очень. Хотя если учесть то, что вы глупо спровоцировали огненный слив, то, может, и терпимо.

— Благодарю вас, лар. — сухо сказал Йен, проигнорировав яд в голосе Маккея.

Дюпон-Леру повернулся к Йену:

— Мы как раз подошли к интересному вопросу: где же ожоги после слива?

Йен спокойно пояснил:

— Меня заслонил констебль Хеттер — он как раз направлялся к Шейлу с наручниками. И, если вас так интересуют ожоги, то как раз у констебля осталось очень много рубцов от глубоких ожогов. Что-то еще?

— И все равно, подозрительная везучесть, инспектор Вуд, — настаивал Дюпон-Леру.

— Везучесть? Целители говорили, что я подарил особняку Шейлов и конкретно каминной полке очень много мозгов, а каминная решетка чуть меня не добила. Если вы называете это — «легко отделался», то это сильно преувеличено, лар.

Вмешался Маккей:

— Вы пользуетесь амулетами?

— Нет, лар. Я всего лишь инспектор. Мне они не положены.

— И все же? — Дюпон-Леру даже подался вперед. — Покажите содержимое своих карманов.

Стараясь удержать свою улыбку, Йен принялся доставать из карманов пальто все свои мелочи — он уже знал, что попался.

На стол перед главным дознавателем легли документы инспектора, коробок спичек, моток бечевки, печать, сургуч, плотная бумага для упаковки улик, платок, вязанные перчатки, при виде которых оба мага покоробились — как же, они лары, они носили только кожаные перчатки. Последними на стол легли желуди, перемазанные серым мякишем — Йен так и забыл в кармане хлебные крошки, они сперва намокли вместе с Йеном, потом высохли, потом снова намокли, прилипая к желудям и покрываясь веселенькой плесенью…

Дюпон-Леру брезгливо посмотрел на желуди:

— Зачем вам… Это?

Маккей указательным пальцем подозвал одного из магов и ткнул в желуди. Маг беспрекословно взял один из них, перепачканный в мякише и потерявший свою шляпку, и пошел к полке, где стояли магические приборы. Йен похолодел — сказки о волшебных дарах лесных людей были знакомы всем. В том числе и магам Тайного Совета. Доказать, что это не амулеты, Йену не удастся ни за что.

Дюпон-Леру пальцем постучал по столу, привлекая внимание Йена:

— Так зачем вам это?

— Это желуди… Если их собрать в лесу, очистить от кожуры и помолоть, то можно сварить вкусный напиток, напоминающий кофе. Вкусно жить же не запретишь, лар.

— Зачем… Молоть… Это? Можно же купить жареный ячмень — вкус гораздо лучше.

— Ячмень надо купить, а желуди сами валяются под ногами — только и надо, что собрать.

Маг брезгливо вернул на стол желудь:

— Чисто, лар.

Йен еле сдержал вздох — не привык он быть допрашиваемым.

Маккей напомнил:

— Так что по поводу амулетов?

— Я уже сказал, лар, я не пользуюсь амулетами…

— Разденьтесь, пожалуйста. — улыбнулся Дюпон-Леру, и Йен знал, что тут бесполезно доказывать свои права. Тут правы только маги.

Йен медленно встал, стаскивая с себя пальто и бросая его на спинку стула:

— И до чего раздеваться, лар?

— Вам скажут.

Молчаливые сопровождавшие Йена маги подошли ближе и принялись тщательно проверять каждый предмет одежды — от пальто до нижней рубашки, от запонок до булавки для галстука. Из одежды разрешили оставить только кальсоны, при этом старательно проверив и Йена.

Желудь, который раз за разом заставлял носить при себе Забияка, чтобы тот прорастал, куда-то исчез. Радовало одно — значит тот желудь, который попал с Йеном под слив огненной магии, не был украден в больнице. Он тогда просто исчез, как и этот. Вместе с веревочкой, на которой он висел, — это было крайне любезно с его стороны. Объяснять, что должно было болтаться на веревке и куда оно делось, Йен мог закончить и в пыточной.

Маги разочарованно переглянулись и отступили в стороны — найти ничего не удалось. Дюпон-Леру выглядел откровенно расстроенным. Эмоции Маккея было невозможно понять — он был гораздо опытнее своего коллеги.

— Одевайтесь, — скомандовал Дюпон-Леру уже успевшему покрыться от холода гусиной кожей Йену.

Маккей вновь вмешался:

— Вы живете с мелким воздушником по прозвищу Зараза…

— Забияка, лар. Его зовут Забияка. И я бы не сказал, что я живу с ним. Скорее я его не могу выжить из дома — эта тварь крайне наглая и привыкшая возвращаться несмотря ни на что.

— Почему вы тогда его поселили?

— Район такой. — утопая в вороте рубашки и радуясь, что его лица не видно, соврал Йен. — Часто воруют. Обносят все. Кто-то заводит собак, кто-то кошек. А у меня поселился воздушник.

— И когда он у вас появился?

— Лет пять назад. Его хорошенько потрепала собака — он почти умирал, когда я обнаружил его на заднем крыльце. Подумал, что даже воздушной твари тошно умирать в одиночестве, вот и взял в дом. — Он застегнул рубашку, поправил подтяжки и подтянул рукава под плечевые пружины. — А он выжил и стал стеречь дом.

— Говорят, он сильный маг.

Йен спрятался в вязанном жилете, надевая его через голову:

— Лентяй он, вот это точно. А так… Я в магии не разбираюсь. Об этом надо спрашивать нашего приходского мага — он регулярно приходит и проверяет Забияку. Мелких воздушников не отправляют в резервации.

Голова разболелась, и Йен не знал, должно ли так быть и стоит показать, что ему дурно, или так не должно быть — его могли скрытно проверять на магию. Оставалось одно — терпеть.

Он надел пиджак и пальто.

— Его настоящее имя вы знаете? — спросил Маккей.

— А разве у воздушников бывают имена? — делано удивился Йен. — Я думал, у них, как и у лесных тварей только клички и бывают. Меня вон в деревне все Фаолем кличут. Это «дитя» по лесному. Так в деревне трое Фаолей — я, сосед лет пятидесяти и старик. Лесные одарили кличкой — любят же вечно обращаться «Человеческое дитя»!..

— Значит, настоящее имя воздушника вы не знаете?

— Не спрашивал никогда, а он и не говорил. Может, и сам не знает? — Йен разложил по карманам свои вещи и простодушно спросил, не присаживаясь обратно на стул: — так я могу идти?

— Сядьте! — надменно скомандовал Дюпон-Леру, и Йен сел, гадая, кто именно заинтересовал Тайный Совет: он сам, Забияка или его дед… Хуже только был вариант, что сразу все трое.

Его отпустили только в сумерках. Собор Трех странников звал на вечернюю службу.

Голова продолжала раскалываться.

Живот крутило от боли, а, может, от страха — среди обитателей дна левого берега ходили страшные слухи о ментоскопах, выворачивающих мозги и все тайные мысли наружу. И Йен не знал — он допрыгался или подставил Забияку. Или Дуба, что тоже может быть.

***

Маккей не удержался и спросил бледного, как мертвеца, Дюпона-Леру:

— И зачем же вы так поспешили?

Тот нервно улыбнулся:

— Я не спешил — я решил воспользоваться подвернувшейся возможностью из-за банды воздушников. Допрос Вуда в таких условиях выглядел логично.

— Я же предупреждал, что хочу поговорить с Вудом вне стен Совета. Я же предупреждал, что завтра у профессора Галлахера мы встречаемся с Вудом на обеде. Зачем же так откровенно пытаться меня обойти, Лариц?

— Я не… — Дюпон-Леру дернул-таки воротник — про Маккея ходили слухи один другого страшнее. В кабинете явно стало жарче. Маккей холодно улыбнулся, как раз напоминая о самом последнем слухе:

— Участь Шейла вам ни о чем не говорит?

— Это вы его подставили? — уточнил Дюпон-Леру.

Маккей рассмеялся:

— Что вы. Я такими глупостями не занимаюсь. Он прекрасно подставил себя сам, я даже не вмешивался в расследование.

Лариц понял его:

— Вы просто попросили короля не мешать.

— Верно. Я попросил короля оставить правосудие, как и положено, суду. Лар, не лар, накуролесил — отвечай по закону. Только и всего. За вами тоже есть грешки, Лариц. Просто они не такие страшные, как у Шейла, но ведь они копятся, и, если вы вновь проявите ненужную инициативу — вас будет ждать справедливый суд без вмешательства короля.

Лариц старательно сдерживался, понимая, что рано пошел против Маккея. Не учел печальный опыт Шейла.

— Просто проклятье не может ждать — тут каждый час на счету.

— Король живет с ним уже пятьдесят лет, проживет и пару месяцев. Пока мы ищем Эль Фаоля — медленно и осторожно. Вам напомнить, чем аукнулась королю поспешность с войной? И поспешность с поисками Эль Фаоля? Вам напомнить, что, если мы ошибемся с Эль Фаолем, то следующими под проклятье можем попасть мы с вами. И нам никто не подарит спасительный желудь.

Дюпон-Леру все же выдавил:

— К эльфам осторожность — её королевское высочество может не дождаться…

— А это не наши проблемы. Мы ведем поиск. Тщательно и верно, отсеивая ненужное. Что-то еще?

— Вы…

— Вам не кажется, Лариц, что проклятый король на троне и возвращение настоящего Лесного короля — тут крайне сложный выбор. И выбор не в пользу… Сами знаете кого. Так что там показывают приборы?

Лариц спешно встал и подошел к полке, проверяя прибор за прибором и успокаиваясь — еще придет время, и он таки свернет гору по имени Брент Маккей. У Шейла не получилось, но у него просто обязано выйти. Надо лишь опередить Маккея в поисках Эль Фаоля.

— Пусто. В Вуде нет магии леса. Ни капли.

Маккей задумчиво произнес:

— Или просто он её пропускает через себя — мы уже с этим сталкивались.

— И приборы говорят, что он чистокровный человек.

— А вот этого не может быть. Все жители деревни подтверждают, что Вуд — квартерон. Тот странный умалишенный Дуб — его дед.

Лариц обернулся на Маккея:

— Но приборы не лгут — Вуд не октарон, и даже не седецимион. Он чистокровный человек.

— Этого не может быть. Вы же видели его уши и глаза.

— Сами смотрите, — пожал плечами Дюпон-Леру. — Если вы что-то понимаете в механической магии, конечно же. А что люди говорят… Так люди обожают сплетничать, особенно о чужих прелюбодеяниях. Вуд максимум тригинтадуон.

— Забавно… — прищурился Маккей. — Крайне забавно. Особенно время появления Задиры в доме Вуда.

— Это может быть совпадение, — вздохнул Лариц. А ведь какая красивая версия русалу под хвост пошла. Все было одно к одному — донесение Галлахера, воздушник Забияка и желуди. При воспоминании о проросших, склизких желудях Ларица передернуло — как можно такую гадость вообще таскать в кармане, да еще и пить потом напиток из них?

***

Домой Йен возвращался долго — сперва пришлось хромать до подземки, её станций не было вокруг Королевского дворца, чтобы не тревожить покой знатных лар. По пути Йен выкинул в парке желуди из кармана в надежде, что им все же хватит сил прорасти. Они прорастут — как обычные дубы по весне и будут долго набираться сил, чтобы стать теми самыми дубами Заповедного леса, потому что их сильно осквернила враждебная магия.

Голова у Йена все еще болела, разбитое колено настоятельно требовало отдыха, а еще хотелось есть — из-за Тайного Совета он пропустил и обед, и ужин. А дома Забияка, который, кроме как петь и купаться в кастрюлях, больше ничего не умел. Надеяться, что он приготовит ужин, было глупо. Покупать готовый гороховый суп у уличного торговца дорого — Йену только-только хватило денег на дорогу домой.

Йен открыл дверь дома и с удивлением принюхался — пахло не то, чтобы вкусно, но определённо съедобно. Йен разулся у двери и пошел через темную гостиную в кухню.

Забияка, конечно же, и не думал что-либо готовить. Он сидел на краю стола и звонко распевал песенку про кастрюлечку. Готовил… Готовил суп Рыцарь.

Йен прислонился к двери и умилился происходящему — Рыцарь, сменив свой длинный меч на ложку, размешивал суп, балансируя на краю кипящей кастрюли.

— Всем добрый вечер, лэсы. Рыцарь, я рад, что ты не проигнорировал мое приглашение.

— Добрый вечер, Эль Йен, — мягко сказал Рыцарь. — Скоро ужин будет готов.

— Благодарю — я на такую заботу и не смел надеяться.

Рыцарь явно смутился и опустил голову в рогатом шлеме вниз, мешая суп.

Йен перевел взгляд на летуна:

— Как ты, Забияка? Легко убрался с Примроуз-сквер?

Забияка лишь фыркнул вместо ответа — у него бы да не получилось?!

— Как провел день? Чем был занят?

Летун бодро отрапортовал:

— Я и сейчас занят — ввожу в курс дела новичка! Видишь ту кастрюлю, жукокрыл? Да-да, на которой стоишь! Ни за что не смей в ней купаться!

— А что, какой-то идиот попытался это сделать? — холодно поинтересовался Рыцарь, не поправляя Забияку.

Тот скрипнул зубами, за него ответил Йен:

— Нет, никто не пытался в ней купаться. Это Забияка тебя разыгрывает. Носок для сна я тебе выдам. Рыцарь, можешь спать тут. Здесь самое теплое место. Магией пользоваться аккуратно. Не хамить, не сорить, не ссориться — других правил тут нет.

Забияка, переставая болтать ногами в такт песенке, пробурчал:

— И не предавать — ты забыл добавить… Правда, Йен, дома отвратительно воняет предателями? Точнее сыном предателя, или его внуком, или его пра-пра и так далее…

Йен укоризненно посмотрел на воздушника:

— Забияка, дома в кои-то веки вкусно пахнет едой. Понял?

— Угу. Не боишься, что еда предателя может оказаться ядовитой?

Йен подошел к столу и сел в свое любимое кресло, вытягивая ноющую ногу. Голова продолжала трещать, так что он честно сказал Забияке:

— Так… Где дверь — все знают. Так что отныне в этом доме запрещены разговоры о предателях и прочем. Все ясно? К черту такое! Потому что по твоей логике, Забияка, я, сын убийцы, сам получаюсь убийцей.

Забияка вскинулся:

— Твой отец не убийца!

Йен веско сказал:

— Его осудили за пьяную драку, приведшую к смерти. И казнили за убийство.

Забияка прикусил губу и с трудом смолчал. Йен же продолжил:

— Сын убийцы — не убийца. Сын предателя — не предатель. Никто не отвечает за отца или деда. Или далекого прадеда. Рыцарь, для меня ты не предатель. Забияка, еще раз скажешь такое и…

— …и?

— И нам придется расстаться. Такие мерзкие идеи о коллективной ответственности или родовой ответственности отвратительны, и я их не поддерживаю.

Забияка надолго замолчал, но за желудем полетел, заметив, как морщится от боли Йен. Воздушник старательно медленно чистил от кожицы желудь, потом молол его на кофемолке под внимательным взглядом продолжавшего молчать Рыцаря. Все так же молча, Забияка принялся варить напиток.

Йен прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной — ему опять ночью не спать. Во-первых, хотелось найти тех самых пауков, про которых говорил Рыцарь, а во-вторых, проследить за Шейлом. И, быть может, поговорить с подземниками о запонках. Кажется, он задремал, потому что проснулся укрытый пледом, а рядом на столе стояла чашка с супом и кружка с желудевым напитком. Сонно приоткрывая глаза, Йен первым делом поинтересовался:

— Себе еду наложили?

— А то как же. — буркнул Забияка, тем не менее выделивший свою запасную тарелку Рыцарю.

— Приятного аппетита, лэсы. — тихо сказал жукокрыл, приступая к еде. Забияка поворчал и тоже застучал ложкой. Йен же сперва медленно выпил горячий напиток, а потом поставил на плиту ведро с водой — мыться после Тайного Совета хотелось отчаянно. Только после этого он вернулся за стол и принялся за еду, отдавая должное таланту Рыцаря:

— Небеса, а это вкусно! Честно, очень вкусно, Рыцарь.

— Угу, — отозвался Забияка, — это у Дариэлей потомственное. Дар к готовке… — на всякий случай добавил он, чтобы не подумали, что он снова о предательстве.

***

Йен, кое-как отмывшись в лохани на кухне под двумя изучающими взглядами воздушников, пошел спать, прося разбудить его часа в два ночи.

Забияка устроился на своем привычном месте на буфетной полке. Рядом, настороженно сверкая в темноте алыми глазами прилег на носок Рыцарь. У него ничего своего, кроме меча, не было.

Обоим воздушниками не спалось. Забияка слишком долго был один и теперь с трудом привыкал к чужому дыханию под боком, а Рыцарь лежал и прислушивался к незнакомым звукам дома.

Первым не выдержал Забияка:

— Знаешь, что самое противное?

— Даже хуже того, что ты знал Дариэля?

— Угу.

Рыцарь еле слышно сказал:

— Дай угадаю — враг на всю жизнь?

— Хуже… Гораздо хуже. — вздохнул Забияка.

— О, друг на всю жизнь? — Рыцарь даже приподнялся, опираясь на шипастый локоть.

Забияка кивнул:

— Ага. Противнее было бы, если бы мы были родичами.

— Не бойся, я тебе другом на всю жизнь не стану.

— Как скинешь доспехи, так и деру дашь?

— Не дам. Я буду служить Эль Йену, пока он сам не освободит от клятвы.

— О, пафос-пафос-пафос… — хохотнул Забияка.

— Я знаю, он его не любит.

— Учти, теперь ты служишь в том числе и Дубу. Дуб запретил рассказывать что-либо своему Эль Фаолю. Бережет его от правды. Понял?

— Мерзкая позиция.

— Работаем с тем, что есть, Дариэль…

— Иди ты… Мне Дуб не указ.

— Угу. Ты служишь только эль фаолю. Только это так не работает.

Рыцарь отвечать не стал. Повернулся спиной к Забияке и попытался заснуть, но не тут-то было. Забияка вновь начал:

— Меня всегда поражает его способность прощать, что бы я не делал…

— Значит, ты все же пытался купаться в кастрюле для еды? — отозвался Рыцарь.

— Ага! И он меня простил, даже не выдал тебе. Это что-то невероятное. И не дрейфь, Дариэль. Рано или поздно доспехи снимутся. Пусть не у тебя, но у твоих детей уже точно. Эль фаоль умеет прощать.

— Мне плевать, что под доспехами.

— Под доспехами ты.

Рыцарь повторился:

— Плевать. Главное, чтобы другие воздушники наконец-то получили прощение и жили, как положено.

— Я видел Дариэля… Я знаю, что у тебя под шлемом.

— Я в курсе. Бледная кожа, острые зубы, алые глаза, острый подбородок. Что-то еще?

Забияка оперся на локоть и с явным удовольствием в голосе поправил:

— Темная, загорелая кожа, как бронза — Дариэль любил солнце. Темные волосы, мужественное красивое лицо — все придворные дамы были у его ног. И ярко-синие глаза!

— Ничего общего со мной — было бы о чем страдать.

— Эй, жукокрыл… Там под шлемом ты. Понимаешь?

— И что с того?

— Рано или поздно ты увидишь себя.

Рыцарь продолжил:

— …потому что эль фаоль умеет прощать. Сколько раз повторять — пусть простит лучше всех воздушников. Я могу и с жучиной мордой жить. Вот беда-то!

Глава 17 Новые обстоятельства

Ночь на Примроуз-сквер прошла тихо — найти пауков так и не удалось. Единственный результат — Йен под утро видел, как лар Вернон куда-то ездил с Шейлом на магомобиле. Проследить за ними не удалось бы — кэбу никогда не догнать магомобиль, а полиции машины были не по карману. Воздушников же, которые могли отследить магомобиль, в районе не было. Так что Йену лишь оставалось дождаться возвращения Шейла, чтобы проверить — не вернул ли он магию? Вряд ли они ночью с ларом Верном катались к любовницам.

Магию Шейл не вернул — его через час без чувств занес на руках в дом, проклиная все, Верн. Йен даже пожалел барона — Шейл был той еще оглоблей, но предлагать свою помощь Йен не стал. Он направился в участок — нужно было позавтракать и приступать уже к официальной работе.

Дождь зарядил с самого утра — мелкий, нудный, холодный, пробирающий до костей. В кабинете Йена, даже несмотря на горящий камин, было прохладно и сыро. А ведь надо было ехать в Университет на встречу с профессором Галлахером, и еще как-то добыть из канализационных ходов подземников — сколько можно уже ждать: не смогли найти запонки, так бы и сказали, чем избегать его. Не отберет же он желудь в самом деле.

— Надо было подземников просить зонт вернуть, он-то точно в доме остался.

Йен потянулся и решительно встал со стула — хочешь-не хочешь, а ехать надо. Надо все же окончательно определиться — виновен Шейл или нет.

Он натянул на себя пальто, которое так и не просохло с утра, хоть и висело перед камином, надел шляпу и храбро вышел под дождь. Он поискал в кармане мелочь и пришел к неутешительному выводу — если он и дальше будет так интересоваться делом Шейла, то надо ходить пешком, или завязывать с Шейлом — для его бюджета это было слишком разорительно. Он потуже затянул длинный шарф, чтобы дождь не затекал под него, и направился прочь от стоянки кэбби — прогулки, говорят, полезны для здоровья. Заодно можно будет пройти мимо дома барона Гровекса, проверить как там Али… Шейл, то есть.

Еще в начале Примроуз-сквер его нагнал мальчишка с криком:

— Инспектор Вуд! Инспектор Вуд!!!

Йен остановился, дожидаясь, пока тот подбежит — мелкий, голенастый, лет восьми.

«И полностью промокший!» — подумал про себя Йен. В такую погоду хороший хозяин и пса из дома не выпустит, а вот такие мальчишки вынуждены бегать в любую погоду, боясь словить чахотку — для них каждый репс, даже половинка репса были важны для выживания.

Мальчишка в огромных, явно снятых со старшего брата ботинках, отважно прыгая через лужи, догнал Йена и остановился в попытке отдышаться.

— Вам… Вот… От проф… От проф… Галлахера… Ответ… Ездить к нему не надыть…

Йен достал из кармана половинку репса и дал мальчишке, забирая плотный конверт из непромокаемой бумаги:

— Благодарю.

— Не… Не за что… — мальчишка улыбнулся щербатым ртом — у него только-только выпали передние зубы. — Ещё… Ещё, значится, он очень просил передать прощения.

— Что? — убирая конверт за пазуху, не понял его Вуд.

— Дык так и сказал… Передай, значится, что он, сам стал быть… Профеххор. Значится… Прощения просит и дико это… Извиняется. Вот… — Мальчишка дернул голым плечом, вылезшим из широкого горла свитера, — так я это… Пойду, да? Или передать чего?

— Ничего не надо, — растерялся Вуд — гонять мальчишку из одного конца города в другой по дождю ему показалось негуманным. — Спасибо!

Мальчишка кивнул еще разок, поправил кепку на голове и помчался прочь, прыгая по лужам.

Дождь припустил сильнее. Ботинки с чинеными не раз подошвами тут же промокли, и Йен всерьез уже подумывал вернуться обратно в участок, но ему нужны были подземники, да и… Вдруг ему повезет встретиться с лэсой Аликс…

Уже у дома барона Гровекса Йен скривился — он явно был любимцем судьбы. Перед лэсой Аликс, он умудрялся показываться в не в самом авантажном виде. Шляпа промокла, с неё откровенно текло, шарф невыносимо вонял мокрой шерстью, сырые брюки прилипли к ногам вместе с бельем.

Зато лэса Аликс, шедшая со стороны площади Согласия под зонтом, который держала высокая горничная, была само совершенство —- тонкая и элегантная. Она обрадовалась, заметив Йена и тут же отправила свою горничную в дом, оставив зонт при себе.

Йен быстро подошел к лэсе, чувствуя себя влюбленным идиотом на первом свидании:

— Добрый день, лэса Аликс.

Она застенчиво улыбнулась:

— Я… Я искала вас…

— Алиш, — голос почему-то сел, по-детски глупо. Йен же понимал — она искала не его, она искала инспектора полиции. Будь он простым мужчиной, на него никогда бы не обратили внимания. Даже будь он инспектором, а Алиш не в беде, то она бы его никогда не заметила, быть может даже при случайной встрече перешла бы дорогу на другую сторону, как от прокаженного: полиция — это же низший класс, ниже только ассенизаторы и подземники…

Ветер дернул зонт из рук Аликс, и Йен его тут же поймал за ручку, случайно прикасаясь холодными пальцами к руке молодой женщины. В обществе, где все прикосновения строго регламентированы и по большей части запрещены, это было вызывающе и так интимно, что Йен не выдержал и густо покраснел, чуть не отпуская зонт. Аликс тут же отпрянула в сторону, позволяя держать зонт Йену. Она прошептала, хотя в округе не было никого, кто мог бы их подслушать:

— Вэл хочет вернуть магию…

— Не бойтесь — это не так-то и просто. — Йен протянул ей желудь, чувствуя себя безумной белкой. — Возьмите, он должен прикасаться к коже… Это на удачу.

Желудь послушно исчез за отворотом перчатки.

— Он не ночевал сегодня дома, — все так же шепотом продолжила Аликс. — А с утра плохо себя чувствует.

— Он пока не вернул магию, слово чести, лэса Аликс.

Йен посмотрел в окно первого этажа, где, отодвинув штору, стояли двое мужчин — Шейл и такой же высокий, крепкий Серж — его секретарь откуда-то из Ларисии.

— Идите, пока ничего дурного не вышло.

Она кротко кивнула и пошла прочь.

— Лэса Аликс, — напомнил Йен, — вы зонт забыли…

Она оглянулась на ступеньках крыльца:

— Мне всегда подадут новый.

И точно, лакей, уже ждавший её на крыльце, тут же быстро сбежал по ступенькам, раскрывая над ней зонт и провожая в дом.

Она грациозно поднялась по ступенькам, не оглядываясь на Йена, а он замер, глупо счастливый под чужим зонтом. Только когда дверь за ней закрылась, он пошел дальше, стуча в каждый попадающийся на пути люк канализации.

Ему повезло у площади. Рядом на боковой улице звякнул канализационный люк, и из-под земли выбрался молодой подземник, вздрагивая от крупных капель дождя:

— Эй, это ты Эль Фаоль? — прошептал он, оглядываясь — улица была пуста.

— Я, — кивнул Йен и подошел ближе, присаживаясь на корточки. Полы длинного пальто тут же намокли.

— Тогда это тебе. — пробурчал подземник, морщась — одна капля упала ему прямо на нос. В лапах он держал небольшой бумажный пакет, перевязанный бечевкой. — С тебя два желудя еще.

— Я помню, — Йен спешно протянул два желудя, получая в руки пакет.

Подземник, не прощаясь, тут же нырнул в канализацию, только люк и звякнул на прощание.

Йен выпрямился и не удержался, разрывая пакет — на ладонь выпали одинаковые запонки с узнаваемым гербом на щитке.

— Дохлые феи, почему их четыре?!

Он запихал запонки обратно в пакет и громко свистнул, подзывая кэбби — с площади как раз выезжал один. Усталая вороная лошадь флегматично остановилась, подчиняясь кучеру, возле Йена. Ему даже повезло — колеса не обрызгали его.

Йен поднял глаза на кэбби, сидевшего высоко за кабиной для пассажиров.

— Форест-стрит, ломбард Тотти.

— Пол-митты, — сонно отозвался мокрый, как воробей, под своим плащом кэбби.

Йен согласился — это было чертовски далеко, да и не факт, что кэбби там найдет себе пассажира — район считался опасным. Не трущобы, но скупщики краденного уже вольготно чувствовали себя на Форест-стрит.

Йен сложил зонт, прикоснулся к деревянной дверце кэба и замер — знакомый запах огненного слива — дуб и вирньяк, полоснули его. Он вновь поднял глаза на кэбби:

— Нир, с этим кэбом не случалось ничего странного в последнее время? Какие-то происшествия, эм… Странные гибели пассажиров?

Кэбби явно напрягся, и Йен достал свои документы:

— Инспектор Вуд, участок Примроуз-сквер.

— Да ничего такого, инспектор… Садитесь, не бойтесь — не убивец я.

Йен продолжил настаивать:

— И все же? Что-то необъяснимое? Что-то странное? Я же могу вас и в участок притащить…

— Инспектор… Никто не погибал, вот честное-пречестное слово.

— Яркие вспышки наподобие пламени? Попадали в такое? — Йен еще добавил для верности, — но тогда вашим словам не поверили.

Кэбби крякнул и поправил капюшон на голове:

— А вот это верно говорите. Было такое. С год назад. Аккурат в это же время, туточки же. Ехал ночью, никого не трогал, а тут раз, как полыхнет все, думал — ослепну. Лошадь как понесло — чуть не убились тогда. Хорошо, что та зима теплая была, будь наледь — точняк убились бы. Я жалобу подавал магам в Центральное управление, только… — кэбби так печально вздохнул, что Йен сам все понял:

— …сказали: «Пить надо меньше!».

— Ваша правда, инспектор. Так что… Едем, аль боитесь теперь?

— После смены заедете в участок… — Йен заметил, как поскучнел кэбби, и передумал. — Впрочем, я сам ваше дело подниму. — Он посмотрел на бляху кэбби, запоминая имя. — Если что, вам компенсация будет положена за нападение с применением магии.

Кэбби сразу повеселел и улыбнулся:

— Хорошо. Четвертак, и я вас довезу до Форест-стрит в лучшем виде.

Йен открыл дверцу и сел в кэб, прячась от дождя. Лошадь довольно споро пошла по Примроуз-сквер вниз, через угольный канал, мимо собора Возрождения в район одинаковых, серых домов с мелкими лавочками на первых этажах, где предлагалось все — от курительный смесей до спутниц на ночь, от фотографий разной степени пристойности до краденых украшений.

Йен распечатал письмо от профессора Галлахера и с удивлением прочитал сухие строчки: «Ответ по вашему запросу строго отрицательный. Не обнаружилось доказательств возможности происходящего». Вкупе с извинениями профессора это смотрелось странно. Может, вчерашний допрос в Тайном Совете был связан именно с этим? А ведь такой располагающий к себе человек этот Галлахер, прям как Морозный дед… Вот и верь Морозным дедам…

Йен аккуратно сложил записку себе в карман:

— Дохлые феи, Шейл невиновен. И он меня к себе не подпустит, чтобы доказать это.

Он устало потер лоб — после вчерашнего допроса голова продолжала побаливать. Хорошо еще, что расположение лэсы Аликс удалось сохранить. Йен достал из кармана запонки и принялся их рассматривать, правда, ничего необычного на взгляд полицейского найти не удалось. Может, ювелир найдет что-то интересное.

Йен прикрыл глаза — ехать ещё было далеко. Все его выводы были изначально неправильны. Если учесть запонки… Если учесть слив… Если учесть то, что жертвы умирали тихо — не было свидетелей криков о помощи, то… Картина могла выглядеть совсем иначе. Не слив, избиение, а потом убийство. Могло быть по-другому. Убийца подкрадывался и сворачивал шею жертве, потом имитировал борьбу и слив. Это объясняло отсутствие случайный свидетелей, привлеченных звуками борьбы.

«Йен, признай — ты полный придурок! Ты понял все не так.»

И началось все не полгода назад — минимум год, дерево кэба до сих пор помнило слив. Что-то случилось год назад, после чего Безумец понял свою безнака…

— Тьфу, дохлые феи! Не свою безнаказанность. Безнаказанность Шейла. Именно поэтому понадобились запонки. Или что-то еще, что указывало на Шейла.

Йен помнил — не все трупы обнаруживали сразу, не всем, как Спенсеру, повезло быть не ограбленным. Сколько таких вот запонок или еще чего-то утащили таинственные пауки, которых упоминал Рыцарь, страшно было предположить.

Кэб выехал на Форест-стрит, обычно оживленную, но даже тут дождь разогнал всех праздношатающихся, а, значит, и все карманники, бабочки, торговцы краденным тоже попрятались, греясь в подворотнях или подъездах серых, нахохлившихся домов.

Кэб остановился, Йен бросил четвертак кэбмену и направился в ломбард Тотти — им заведовал иноземец из скряг — то ли лесных, то ли подгорных жителей мелких княжеств континента, кто их там всех разберет. Все скряги были невысокие, не более четырех футов в высоту и все, как на подбор, прижимистые, хитрые и лукавые, не упускающие своей выгоды никогда.

Йен спустился вниз по крыльцу на пару ступенек и открыл дверь в ломбард — небольшой, хорошо освещенный торговый зал был перегорожен высоким прилавком, за которым восседал сам Тотти, одетый в белоснежную рубашку с черными нарукавниками, красный жилет и такие же ярко-красные бриджи. За его спиной возвышался шкаф со всевозможными украшениями, странными механизмами и статуэтками — все, что законно приносилось в ломбард. Незаконное, вроде амулетов, лежало не тут, и предлагалось отнюдь не всем посетителям.

Охранник из людей, сидящий у двери, окинул недовольным взглядом Вуда, но пропустил.

Йен подошел ближе, здороваясь с хозяином. Тот отправил на затылок дорогие магические гогглы, отложил в сторону часы, которые перед этим изучал, и принялся разглядывать инспектора:

— Опять пришел портить бизнес?

Йен улыбнулся:

— Нет, я пришел за помощью, Тотти.

— Помощь оказывает храм — по улице вниз до упора, не пропустишь. Если чем иным страдаешь — бабочки к твоим услугам. Я же своих не продаю и с Томми не работаю.

— Я оплачу, — сказал Йен, кладя на прилавок четыре запонки и митту в качестве оплаты.

— Краденое не скупаю, — отрезал Тотти.

— Это не краденное. Мне нужно твое мнение о запонках.

— Еще раз — краденное не покупаю. Это вниз по улице — брось в храме, боги потом отплатят.

— Тотти, хватит бурчать — я же прошу просто посмотреть.

Низкорослый скряга, крючконосый и морщинистый, как все из его племени, сперва взял монету, сунул её в карман жилета, а потом, натянув себе гогглы на глаза, принялся рассматривать запонки.

Спустя пару минут он их бросил на прилавок:

— Тебя надули. Одна… — он указал узловатым пальцем на запонку, — настоящая, три — подделки. А теперь уходи.

Йен нахмурился:

— Подожди. Что значит — подделки? Как ты это понял?

— Митты маловато.

— Тотти, мы же друзья…

— Вуд, никогда не были и не будем, к счастью. И только ради дружбы… Настоящей запонке более ста лет. Остальные — новодел, им не больше года. Сделаны из эльфийского золота — еще пара лет и истают. Сам же знаешь — эльфийское золото непрочное.

— Руку мастера, изготовившего подделки, можешь узнать?

Скряга обиделся за свою профессиональную гордость:

— Конечно, могу.

Йен даже подался вперед, облокачиваясь на прилавок:

— И это?..

Тотти отрезал:

— Я своих не сдаю. А ты своим присутствием портишь мое реноме — кто-то поглупее может решить, что я работаю на тебя. Ты портишь мое дело. Ты лишаешь меня моей законной прибыли. — У скряг страшнее обвинения не было.

— Мне нужно лишь…

Тотти деловито заметил:

— Пять диней, и я подумаю над твоим вопросом.

— Сто пять митт?! — опешил Вуд. — Ты думаешь, что я по ночам подрабатываю фальшивомонетчиком?! Да у меня жалование — шесть митт в неделю.

Тотти радостно улыбнулся, показывая длинные, почти кроличьи зубы:

— Вот поэтому пять диней, и ни миттой меньше. Я своих не сдаю.

— Ты их просто дорого продаешь. — не удержался Йен.

— Это бизнес, ничего лишнего.

— Мне всего-то нужно, чтобы тот, кто выполнял этот заказ, описал заказчика. Только и всего. Словесный портрет. Если будет имя — еще лучше.

— Пять диней и ни миттой меньше.

— Имей совесть, речь идет о жизни лара Шейла. Речь идет о его добром имени.

— Двадцать диней, — тут же поправился Тотти.

— Так… Я не понял, почему так возросла оплата?

Скряга благодушно пояснил:

— Лар Шейл очень богат.

— Сейчас он беднее храмовой крысы. Сейчас он не в состоянии заплатить такие деньги.

— Заплатишь ты — и я даже промолчу, сколько я взял с тебя — ты можешь и сотню диней с него стрясти. За честное-то имя.

— Кажется, мы друг друга немного не поняли.

— Да, я заметил — ты не понял меня в тот момент, когда я сказал, что не продаю своих людей.

— Ты их продаешь ОЧЕНЬ дорого.

— Это бизнес. Двадцать диней, и описание заказчика с фамилией твои. Если, конечно, фамилия упоминалась.

Йен уперся взглядом в прилавок. Таких денег ему ни за что не достать. Можно, конечно, самостоятельно отправиться искать ювелира, сделавшего копии запонок, но сколько времени это займет! А ведь Безумец… Настоящий Безумец ждать не будет. И новая смерть будет на совести Йена.

Он запустил руку в карман и решил, что была-не была!

На прилавок лег желудь.

— А если оплатить так?

Глаза скряги загорелись.

— Это?..

— Тот самый. — кивнул Йен.

— Из… леса?

— Не из парка же.

Скряга нервно поправил на затылке гогглы и принялся всматриваться в Йена:

— Так это правда про эль фаоля?

— Он перед тобой.

Скряга протянул было руку к желудю, но тут же отпрянул:

— А он… Не испортится?

— Зависит от твоих намерений.

Скряга вскинулся:

— Самые простые — защита, конечно же. Посажу возле своего дома… Подземные жилы… Тот самый желудь. Тот самый эль фаоль… Только, прости недра, на того самого эль фаоля ты не тянешь. Что-то в тебе не то. Лоска, что ли, не хватает. Или… — он глядел мокрую одежду Йена. — Сухости.

— Спасибо, — Йен старательно спрятал сарказм. — Три желудя. Один сейчас, два потом. И отдельный желудь за фамилию. Слово чести, меня не интересует личность исполнителя заказа. Я не буду просить его давать показания в суде. Мне только нужно знать — для кого он выполнял этот заказ. Понимаешь?

Скряга кивнул. Желудь уже исчез в кармане его красного жилета.

— Через два дня я пришлю тебе описание. В участок. Устроит?

— Более чем. — согласился Вуд. С этим уже стоило работать — через два дня у него наконец-то будет описание Безумца или того, кто на него работает. С этим уже можно будет идти к Шейлу.

«И опять лететь с крыльца», — почему-то тут же пришло в голову.

Глава 18 Убийство

Серж задумчиво сказал, глядя как под дождем уходит прочь инспектор Вуд:

— Валу, ты заметил, как этот Вуд прикасался к Аликс?

Вэл прищурился — он заметил все, и это ему очень не понравилось, только признаваться в таком не хотелось:

— Не волнуйся — я договорился, его постоянно пасут. Он под присмотром.

— Тебе не кажется, что он… Неровно дышит к Аликс? Да и она так смотрела на него…

Вэл прикрыл глаза:

— Серж. Я уже сказал. Его пасут. Он больше не вмешается в расследование. Он никто. Он неопасен. А Аликс… Она просто ищет ответы, и я постараюсь со временем объяснить ей все.

Серж пожал плечами:

— Как знаешь… — он окинул оценивающим взглядом Вэла и ткнул пальцем в направлении дивана, — ложись-ка ты обратно — на тебя страшно смотреть. Взлом браслета тебе тяжело дался. Отдыхай, со всем остальным я разберусь сам.

Вэл кивнул и молча вернулся на диван, тут же закрывая глаза и проваливаясь в мутный, тяжелый сон. Расстраивать друга тем, что он еще не вернул магию и все еще только предстоит, он не стал — Сержу и так нелегко дались все перемены в его жизни.

***

Аликс скинула короткое пальто в руки лакею, ему же отдала перчатки, желудь при этом перекочевал в карман платья.

Из кабинета Верна вышел Серж, он улыбнулся с легким поклоном, внимательно рассматривая Аликс:

— Милэса, прогулка пошла вам на пользу — вы выглядите очаровательно.

Аликс, вынимая шляпные булавки, протянула лакею чуть промокшую шляпку:

— Благодарю. — Почему-то верить в комплименты Сержа не хотелось. Он сильно напоминал Вэла — такой же сильный, уверенный, лощеный, с культурными замашками, только у Вэла это было частью натуры, а у Сержа чувствовалось, что это наносное и легко исчезающее.

— Вы где-то потеряли свой зонт? Эмма вернулась без него.

Аликс заставила себя улыбнуться:

— Отдала нуждающимся.

Серж серьезно кивнул:

— Да, инспектор Вуд именно так и выглядел — жалко, как нуждающийся. Или нищий. Он что-то от вас хотел?

Аликс строго сказала:

— Это вас не касается.

— Я могу вам помочь — Вуда сложно приструнить, но я в силах заставить его не приставать к вам.

— Он не приставал. Это была случайная встреча, Серж. Еще что-то?

Серж расплылся в приторной улыбке:

— Повторюсь — вы очаровательны. Особенно когда негодуете. И платье вам очень идет. Милар Вернон хорошо о вас заботится.

Аликс не стала переубеждать его — она не рискнула бы одеть в такую дождливую погоду ни одно из платьев, которое ей подарил кузен — очень было жалко замарать трен, так что на прогулку она ходила в своем старом платье. Оно всего-то на сезон отставало от моды.

— Серж… Как там Вэл?

Тот, словно цепной пес, перекрыл дверь в кабинет:

— Он спит. Сильно простыл и теперь спит.

— Это ему не мешало подглядывать в окно за мной.

— Он волновался о вас — погода все же…

— Ничем не хуже, чем вчера. — оборвала его Аликс. — Его поручение я выполнила. Документы отнесла лэсу Харрису.

— Он что-то просил передать?

Аликс спокойно ответила:

— Просил. Лично Вэлу. Вас, Серж, это не касается! — она прошла мимо него по коридору, ища Верна — этот цепной пес Серж стал её раздражать.

Верн привычно нашелся в белой гостиной — той самой, что примыкала к оранжерее. Он составлял букет из роз. Увидев Аликс, он расплылся в радостной улыбке:

— Птичка моя, ты уже вернулась! Даже в такую погоду ты порхаешь и делаешь мир ярче!

Аликс заставила себя улыбнуться в ответ:

— Верн… Ты как всегда любезен. Не мог бы ты сделать для меня одну безделицу?

— Конечно, птичка! Все, что угодно. — он отставил в сторону вазу, оставшись доволен получившейся композицией.

— Тогда передай моему супругу, что, если он отчаянно болен, то должен находиться в супружеской постели, где я могу за ним ухаживать, а не валяться на неудобном диване в твоем кабинете.

Верн чуть опешил и первым делом попытался оправдать свой диван:

— Он удобный, честное слово… А Вэл не то, чтобы сильно болен — пара дней, и он придет в себя. Это всего лишь простуда, Аликс. Легкая простуда.

— Тогда это тем более не помешает ему подняться в спальню и не заражать тебя, лежа на твоем удобном диване в кабинете.

— Гм… Птичка…

Аликс расплылась в умильной улыбке — на Верна это всегда действовало безотказно:

— Пожалуйста! Или ты тоже боишься цепного пса?

— Кого? — нахмурился Верн.

— Сержа.

Верн рассмеялся:

— Ох, Аликс, не ревнуй. Их с Вэлом связывает долгая дружба… Серж появился в трудный для Вэла период — он тогда как раз потерял отца. Того убили на дуэли. Страшное дело, как вспомню — столько крови… Столько жестокости… — Он посмотрел на Аликс и опомнился: — прости, птичка, это ненужные для тебя знания. Вэл тогда был сильно разбит, почти уничтожен случившемся. Именно тогда и появился Серж. Это чудо, что они так сошлись характерами и подружились.

— У Сержа… Странный характер.

— Но не скверный. Сделай ему скидку на его происхождение. Его мать — певичка из кабаре в Ларисии… Это как у нас мюзик-холл. Сама понимаешь, низкие нравы, множество мужчин, Серж даже своего настоящего отца не знает, столько мужчин было в постели его матери. Она была из воздушниц, а те не страдают верностью к одному мужчине… Ох, я опять говорю не то.

Аликс честно попыталась представить это — себя в постели не только с Вэлом, но и с почему-то первым пришедшим в голову Йеном, и замотала головой, чувствуя, что краснеет. Она тут же заменила его Верна, или Сержа, и похолодела от одной мысли, что это отвратительно. И почему некоторые на такое идут? Один мужчина ужасающе может храпеть, а уж два или три… И спать с ними, чтобы потом гадать — кто из них отец её ребенка…

— Аликс, — мягко сказал Верн, — не бери в голову. Серж такой, какой есть, зато за Вэла будет стоять горой. Да, чуть невоспитанный, хотя Вэл на него благотворно подействовал, но зато верный как… — Он вспомнил её сравнение и повторил: — как цепной пес. Это хорошо, с учетом того, что вам придется уехать на Ледяные острова.

Она кивнула:

— Может быть, но не забудь — передай Вэлу, что я жду его у нас в комнате. Я купила для него мазь от простуды, я умею ухаживать за больными — у меня две младшие сестры, Верн.

— Хорошо, я передам ему, птичка.

***

В ожидании послеобеденного чая, Аликспереоделась в легкое домашнее платье с помощью Эммы и, вспомнив, что ту наказали из-за неё, предложила:

— Эмма… Я подумала — мои платья чуть устарели, но еще в хорошем состоянии. Их даже перелицовывать не надо, чтобы носить. Я хочу отдать их тебе.

На глаза Аликс попались и коробки с новой обувью:

— И все свои туфельки тоже — они чуть потертые, но подошву еще ни разу ни чинили.

Эмма охнула:

— Милэса… Все свои пять платьев?!

— Я знаю — ты выше меня, но можно будет на днях сходить и докупить отрез ткани, чтобы надставить низ.

— Милэса… Но это так много для меня одной…

— Можешь поделиться с другими горничными. С той же… Джейн — мне кажется, мы с ней одного роста.

Эмма тут же кивнула:

— И правда — вы очень похожи. И ножка у неё меньше, я-то деревенская, нога, что ласта у тюлене-людей. А Джейн должны подойти ваши туфельки… — И Эмма даже почти не сожалела об этом — ей и трех платьев за глаза хватит, ну или четырех, если Джейн отдать всего одно.

— Делите сами, — улыбнулась Аликс, — я не буду вмешиваться — вам виднее, кому что подойдет.

Дверь в спальне чуть скрипнула, и Аликс, подхватив с комода заранее приготовленное свежее белье для Вэла, порхнула в спальню.

Вэл, все еще бледный и осунувшийся, испытывающе смотрел на Аликс, стоя в дверях.

— Верн сказал, что ты хотела меня видеть.

Голос его был хриплым, и Аликс даже поругалась на себя — как она могла подумать, что он притворяется с простудой, скрывая снятие блокиратора.

— Ложись, пожалуйста, в постель — ты плохо выглядишь, Вэл. И сними с себя верх — все вплоть до нижней рубашки.

Он вопросительно выгнул бровь:

— Аликс?

— Я буду тебя лечить. Я заходила в аптеку и купила мазь — в детстве она быстро ставила меня на ноги, как тяжело бы я не была простужена. Ложись, прошу…

Аликс присела на край кровати, открывая баночку с мазью — запахло остро и пряно аптекой и южными островами. Вэл чуть скривился, и Аликс улыбнулась:

— Ничего, что запах неприятный, зато быстро пойдешь на поправку.

Она осторожно провела кончиками пальцев по груди Вэла, растирая мазь. Вдоль ключиц, чуть заходя на горло, где быстро билась жилка, снова по горячей, немного неровной от многочисленных шрамов коже. Что-то в этом было странное и волнующее… Наверное то, что прикасаться днем к не совсем одетому мужчине, даже пусть это и муж, не принято.

Она, мягко втирая мазь, опустила глаза вниз, пряча взгляд, потому что Вэл слишком пристально на неё смотрел. У него даже дыхание изменилось — стало чуть рваным и хриплым. Наверное, он злился. Ему, наверное, не нравилась мазь. Или её забота.

Пальцы, как назло, скользили медленнее, потому что… Потому что… Почему — Аликс не знала и сама, ей просто не хотелось прерывать контакт. Это не походило на прикосновение Йена. Тогда, на улице, её как молнией поразило, когда его холодные, сильные пальцы столкнулись с её рукой. Она даже зонт от неожиданности чуть не выронила — никогда до этого она не испытывала таких удивительных чувств. Скажи он ей тогда: «Пойдем со мной!» — она бы пошла и не жалела бы об этом. Сейчас же было иное. Словно солнышко разгоралось где-то в груди, пекло и манило, обещая, как во снах, защиту и что-то еще.

Аликс, все так же скрывая взгляд, боясь, что Вэл прочитает в них её смятение, вытерла руки платком и еле слышно сказала:

— А теперь надо лежать и отдыхать.

Вэл подался к ней, вдруг целуя в губы, как там, на эшафоте. Только там губы были жесткие, обветренные, злые и чужие. Тут, сейчас, они оказались податливыми и теплыми, зовущими и заставляющими солнышко в сердце гореть ярче.

Аликс растерялась — она не знала, куда деть руки, она не знала, допустимо ли прижиматься к мужу так, что его сердце отзывалось ударами в её сердце, она не знала, почему так хочется прикусить его губу и не отпускать. Пальцы все же нашли свое место — левая рука зарылась в черные, жесткие волосы, а правая скользила по скуле, по гладко выбритой щеке, по подбородку, по шее и груди Вэла. Он поймал её руку и, чуть отстранившись, заставляя Аликс пытаться обуздать бешено бьющееся сердце, поцеловал самые кончики пальцев… Его рука еще сильнее притянула Аликс к себе, затаскивая почти на колени, и тут…

Слезы брызнули у Вэла из глаз, и он с трудом прохрипел:

— Воды… Аликс… Ради всего святого — воды!

Она быстро отстранилась и подала бокал с водой с прикроватного столика, уже все понимая:

— Мазь… Прости, она очень трудно стираемая. Я как-то плохо отмыла руки и случайно прикоснулась к глазам.

Вэл с хохотом, с брызжущими слезами, с покрасневшими щеками откинулся назад на подушку:

— Аликс… Ты неподражаема… В который раз… Проклятые эльфы, в который раз ты усмиряешь мой пыл…

Вытирая слезы ладонью, он вновь поймал руку Аликс и безопасно поцеловал её в запястье:

— Малыш… Ты неподражаема.

Аликс, подавая ему ночную рубашку, уже не была уверена, что это комплимент, а потом она заметила, помогая Вэлу застегнуть рукав рубашки, как изменился блокиратор — его поверхность словно затянуло инеем. Сердце гулко пропустило удар, а затем бешено понеслось вскачь, напоминая, что Вуд всего лишь инспектор, а не маг. Пусть он поклялся своей честью, но он не мог точно знать — вернул ли Вэл магию. Аликс поняла, что если она хочет выжить рядом с Безумцем, то полагаться ни на чью помощь нельзя.

Она резко встала, не зная, куда идти и что делать… Ей в спину хрипло прозвучало:

— Малыш? Что-то случилось?

Аликс замотала головой:

— Нет-нет… Просто… Наверное, тебе хочется поспать… Или я могу почитать тебе что-нибудь … — Мысли путались, голова горела, а маленькое солнце в груди погасло и превратилось в камень — она должна помнить, она всегда должна помнить, что Вэл убийца. Что он избежал наказания и не будет прощен людьми. Простят ли такое боги, она не знала. Она должна это помнить… — Только я не помню, куда я положила книгу.

Вэл мягко сказал:

— В кресле у окна, малыш.

— Да… Да… Конечно… — Она взяла книгу в руки и по-детски забираясь с ногами в кресло, попыталась спрятаться от Вэла за обложкой книги. Аликс откашлялась, чтобы голос предательски не дрожал и начала читать первую открывшуюся страницу. — Про лесные дары много что говорили… Да не все их видели… Говорят, феи-восприемницы приносят три желудя. Один — первый — это оружие. Второй — это богатство, и третий — великий дар, но третий желудь — редкость, мало кому его удавалось заполучить. Говорили, что желудь должен быть только из Заповедного леса. И были года, когда крестьяне обирали все дубы, забирая желуди, но найти те самые так и не могли. Бывали неурожаи, и дубы не родили ни одного желудя, но у фей-восприемниц они никогда не кончались — ни когда крестьяне забирали все желуди леса, ни в годы неурожая. Говорят, однажды Эль Орель, желая отблагодарить рыцаря, взял из кормушки для свиней желудь, и тот оказался с великим подарком. — Дыхание все же перехватило от глупого ожидания — вдруг… Вдруг… Вдруг Вуду когда-то подарили такой желудь, ведь он полукровка, а он… Он его отдал ей. Оружие. Оружие против Безумца.

— Знаешь, — Вэл закашлялся, с трудом прочищая горло. — А эта книга не так и глупа. Автор знал, о чем писал. Просто не всю правду, но многое… Я читал, что первый желудь — не оружие. Это защита. Защита от боли, от страха, от несправедливости, от врагов и чужого оружия. Иногда, конечно, рыцарям и впрямь попадались непобедимые клинки в желуде, но это скорее исключение, чем правило.

Аликс, как любопытный лисенок, вылезла из-за книги, рассматривая Вэла поверх неё — его голос, даже чуть осипший, завораживал. И солнышко в груди вновь трепыхнулось.

— Второй желудь — не богатство, хотя бывали там и деньги, и украшения, и даже наряды… Второй желудь — это семья. Это признание того, что тебя принял Заповедный лес. Говорят, некоторые капитаны Дубовых листков получали такой желудь, и у них глаза меняли цвет — с голубых, как у всех воздушников, на зеленый, как у эльфов.

— А третий?

— А третий желудь, книга права, его мало кто получал. Маржин — ему подарили доступ к магии, и он щедро поделился ею с ларами. Джек из сказки — он получил дворец… Лар Орландо — говорят, он получил прощение за то, что прощать нельзя. Но это скорее тоже сказка — лесной народ не умеет прощать. На это способны только люди.

***

Ночь прошла быстро — Аликс спала, как ребенок, не просыпаясь и видя цветные сны, так похожие на реальность.

Уходящие в небеса деревья — раскидистые, мощные дубы, сосны — великаны, белоствольные березы и другие деревья, чьи названия не сохранились…

Изумрудный папоротник — высокий-высокий, с головой скрывающий под своим резным пологом, через который пробивались тонкие солнечные лучи…

Заливистый смех, зовущий за собой…

Летящие по ветру пушинки и разноцветная пыль…

Твердая рука на талии, прижимающая к себе крепко-крепко, но при этом бережно…

Ласковые губы, мягко уступающие ей и позволяющие прикусывать их…

Аликс резко открыла глаза. Это был не Вэл. Сердце до сих пор гулко билось в груди, солнышко где-то внутри просто обжигало, но… Это был не Вэл. Во сне она целовала Йена.

Она посмотрела на зажатый в ладони желудь, который на ночь клала под подушку, и замерла. Наверное, это все из-за него.

Рядом в рассветном сумраке, было около восьми часов, судя по уже горящему камину, раздался хрип — Аликс быстро села в постели, рассматривая Вэла. Ему было совсем плохо — щеки снова ввалились, по лицу тек холодный, обильный пот, глаза под тонкими веками метались — кажется, ему опять снился кошмар.

Аликс осторожно прикоснулась к его лбу — он был ледяной.

— Вэл… Валентайн…

В ответ раздался хрип:

— Не… Бойся… Малыш… Пройдет… Я… выдержу…

Он приоткрыл красные, больные глаза:

— Малыш… Обними… Меня…

От этой такой откровенной мольбы горло сжало так, что не продохнуть. Аликс лишь смогла кивнуть. Она легла рядом с ним, позволяя себя обнять и прижать, словно она любимая игрушка. Желудь в ладони обдал жаром, и Аликс взмолилась про себя: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, помоги…» Она своей ладонью прижала желудь к холодной коже Вэла на шее:

— Пожалуйста…

Вэл открыл мутные глаза:

— Не бойся…

И сейчас Аликс было все равно — простуда это, или последствия срыва блокиратора — главное было, чтобы Вэл пошел на поправку.

Второй раз она проснулась поздно — солнце светило уже прямо, освещая комнату, а значит, время перевалило за полдень. Вэлу стало лучше. Он спокойно спал — прошел пот, дыхание выровнялось, и жилы на шее уже не бились в диком ритме. Желудь, как ни искала его Аликс, исчез.

Она осторожно встала с постели, чтобы не разбудить Вэла и дернула за сонетку, висящую у кровати — было странно, что Эмма не пришла в десять часов и не разбудила её. Уже потом Аликс вспомнила — сегодня же храмовый день. Все слуги в этот день вместе с хозяевами посещали храм. Странно, что Верн не попросил их разбудить. Может, волновался из-за болезни Вэла?

Эмма пришла почти сразу — с красным носом, с такими же красными, словно заплаканными глазами.

Аликс удивленно спросила вместо приветствия:

— Эмма, что-то случилось? Тебя кто-то обидел?

Горничная, ставя поднос с поздним завтраком на стол, лишь отрицательно закачала головой.

— Эмма, — настаивала Аликс, — я же вижу — что-то случилось с тобой.

— Не… Не… Не со мной, милэса… И милар Верн запретил это обсуждать с вами и лэсом Вэлом… Простите… — голос у Эммы все же дрогнул, и она расплакалась.

Аликс сжала губы:

— Значит… Верн… — Она тут же распорядилась: — Помоги мне привести себя в порядок — я сама поговорю с Верном.

— Милэса… Не надо…

Аликс твердо сказала:

— Не бойся, Эмма. Я не сдам тебя, я всего лишь поинтересуюсь, почему мы пропустили поездку в храм.

— Милэса… — Эмма хлюпнула носом. — Наверное, это неправильно, но смолчать еще неправильнее… Джейн… Джейн упала с лестницы и сломала себе шею. Поэтому поездку отменили…

Аликс подошла к горничной и обняла её:

— Тихо, тихо, малыш, — вспоминая слова утешения Вэла, сказала она. — Так бывает… Все мы смертны…

Эмма расплакалась еще горше:

— Вы не понимаете… Джейн… Джейн была в вашем платье. Она надела ваше платье. Со спины вас с ней было не отличить… Даже этот высокомерный Серж, рассматривая тело Джейн, сказал, что надо вызвать полицию. Даже он заметил, что пытались убить вас… Вас, милэса… Но милар Верн вызвал коронера, и тот подтвердил, что смерть была случайностью. Милар Верн не подпустил к коронеру Сержа, хоть тот и настаивал. Милар Верн запретил говорить, что убить хотели вас — Джейн шла не по лестнице для слуг. Нас ждали у парадного крыльца — милар Верн всегда разрешает горничным ездить в храм в коляске. Сам он ездит на магомобиле… — Эмма посмотрела на Аликс, — бегите… Бегите, если вам дорога ваша жизнь. Он же… Он же… Он же убьет вас и даже не дрогнет. Даже Серж так сказал на кухне. А ведь Серж верен лэсу Шейлу. Но даже он сказал, что вы в опасности.

— Я… — Аликс прикрыла глаза, запрещая себе нервничать и устраивать истерику — она потом выплачется, она потом подумает, все потом… Не сейчас. Сейчас ей нужна уверенность и силы. Ей нужно было добраться до Вуда. Вуд обещал помочь. Если бы не храмов день, он был бы в участке… Придется ехать к нему домой. — Эмма, ты можешь мне одолжить денег на кэб? Мне нужно…

Эмма вытерла слезы:

— Конечно, лэса… Только бегите, и храни вас боги! За что же это все… — она бросила взгляд на спящего Вэла. — Как можно быть такой… Таким… — она прикусила губу. — Давайте-ка одевайтесь, я выпущу вас с заднего крыльца — никто и не узнает, что вы уехали.

***

Аликс вышла на заднее крыльцо, осторожно осматриваясь — здесь она никогда не бывала. У конюшен сновали грумы, но они были далеко и не обращали внимания на Аликс. Вдоль каменной стены, отделяющей сад от хозяйственных построек, стояли многочисленные клетки с живыми птицами, только-только привезенными с рынка. Рядом с ними сидела на корточках девочка-посудомойка и чистила от перьев убитую курицу. Перья летели в корзину, стоящую перед ней, но чаще разлетались во все стороны по замощенному двору. Полноватая Грета качала головой, глядя на работу девочки, но не вмешивалась. Аликс нахмурилась — проходя через подвал с кухней, она слышала, как кто-то там работал — стучал ножом, что-то быстро шинкуя. Но Грета была тут…

Эмма тихо пискнула за спиной у Аликс:

— Удачи, лэса… — Дверь тут же закрылась.

Грета обернулась на звук и тут же охнула, заметив Аликс:

— Птичка моя… — прозвучало не очень, учитывая занятие посудомойки. Грета быстрым шагом пошла к Аликс. — Берегите себя, птичка… — К её сильным, полноватым рукам прилипли перья, нервируя Аликс, — я уж измолилась вся небесам да богам… День-то какой… Еще не вечер, а ужо утро всех убило…

— Грета… Мне Эмма рассказала про Джейн. — тихо сказала Аликс.

Та громко вздохнула и отвернулась, локтем вытирая непрошенные слезы:

— Да, увезли уже нашу вторую птичку… Отпелась наша Джейн — теперь на небесах будет хвалу трем богам петь. Не уследили за ней. Фургон вот только увез девочку в храм Возрождения…

— Эмма говорила, что на Джейн было мое платье.

Кухарка кивнула:

— Оделась она нарядно, видать, хотела кому-то понравиться… Но будет нравиться теперь богам. Вы… Куда-то собрались?

— Грета, я не хочу, чтобы у вас были неприятности…

— Ах, — махнула рукой кухарка, — мне ужось ничего не страшно. Милар наш нового повара пригласил, говорит: нынче модно готовить с магияй. Ну и пусть ужо ест свою магию, я и по-старинке могла не хуже готовить… Уйду я скоро отсюда — уволют меня. А уволют — я таки пойду в палицаю, все скажу, скрывать не буду… — она оглядела одетую в прогулочный темно-зеленый костюм Аликс и спросила: — Вы пешком куда собрались аль в кэбе поедете?

— Я хотела поймать кэб…

— Пойдемте, птичка, я вам поймаю кэб. Вы поди, и свистеть-то не умеете… А они ужо наглые стали — пролетают мимо, только свист стоит… Пойдемте… Только берегите себя — сами себя не побережете, никто беречь не будет… Этот вона… Безумец, стал быть… И ночью по дому шастал, мне Гарри, чистильщик наш говорил, и утром, значится, бледный, как вомпер, ходил — сама видела… И вот, доходился — нету теперь нашей Джейн. Может, оно и нещастный случай, как хоронер говорил, но не верю я таким хоронерам, когда горничная и лэса похожи… Ох, не верю…

Глава 19 Крах всех надежд

От Тотти до участка Йен добирался пешком — дождь почти прекратился, но улицы еще были пусты. Он высматривал, куда же делся его хвост «Черное пальто» — на Примроуз-сквер, Йен был готов поклясться, за ним не следили. Или слежку за ним прекратили, или вели более профессионально — никого обнаружить не удалось, хоть Йен и готов был поклясться, что нет-нет да и чувствует тяжелый взгляд в спину.

В небесах, еще плотно затянутых серыми, угрюмыми тучами, уже во всю веселились воздушники. Особенно много было жукокрылов — те не боялись летать в морось, что для тех же чешуйников было смерти подобно. Обычно эту часть города воздушники не жаловали — они любили жить возле Университета магии, откуда их не гоняли. В какой-то момент Йену даже показалось, что жукокрылы следят за ним, хотя никакого интереса он для них не представлял — у него нечего красть, кроме булавки для галстука, но её же сперва вытащить надо. У Йена не было даже часов и бумажника. Да и… Йен стал внимательно присматриваться в пролетающих мимо жукокрылов — ему не удалось засечь два раза одного и того же. Это для обывателя все жукокрылы на одно лицо, на самом деле они отличались окрасом, шипами на теле и совершенно разными рогами на шлемах. Вряд ли воздушники смогли договориться, чтобы как по эстафете передавать слежку за ним от одного до другого. Жукокрылы не жили большими стаями, предпочитая одиночество. И Забияка, и Рыцарь, с явным трудом уживавшиеся в его доме друг с другом, были этому ярким примером.

По пути Йен пытался понять, каким боком к делу Безумца приплелись слежка и допрос в Тайном Совете, но ничего умного в голову не приходило. Чем он, лично Йен, мог привлечь внимание Брента Маккея, глыбы в политике, которого не один год уже пытались сдвинуть с его места, он не понимал. Политика не была коньком Йена, хотя если дело Шейла было связано не с его действиями в Парламенте, а с магией… Не даром же Шейла подставляли именно со сливами, то есть с неспособностью огненного мага контролировать свою магию… А если подумать чуть шире… Если копали не под Шейла, а пытались скомпрометировать всех огненных магов? В том числе и Маккея?

Йен чуть не упал, не заметив бордюр. Если копали под Маккея, то Шейла уже можно было по второму разу хоронить — эти не остановятся. Самое противное было то, что, как показали запонки, преступник или преступники действовали изнутри дома — так просто запонки не добудешь и не подделаешь. А значит, Алиш в опасности, а он только-только её убедил, что ей ничего не грозит. Он спешно принялся вспоминать список всех обитателей бывшего особняка Шейлов. И теперь вычеркивать из списка женщин было нельзя. Хорошо еще, что большинство слуг не имели доступа к спальне Шейла. Конюхов, грумов, личного водителя, кухонных рабочих можно было смело вычеркивать из списка. Важны были горничные, лакеи, камердинер, дворецкий, коридорный, секретарь — все, кто мог беспрепятственно попасть в спальню и гардероб Шейла. И надо заловить подземников — надо выяснить, в чьей комнате они нашли запонки. Только как это выяснить, Йен не представлял — его самого в доме Шейла не пускали выше первого этажа, и где чьи комнаты, а, главное, как это будут объяснять подземники, никогда не жившие в домах, он не знал.

— И надо запросить в полиции Ларисии сведения на Сержа — чем дохлые феи не шутят… — пробурчал он себе под нос, снова хромая из-за ударенного колена. В прошлый раз он не интересовался прошлым Сержа, точно зная запах магии Шейла. Теперь Йен не был уверен ни в чем.

В участке он первым делом нашел Кеннета, прикидывая, под каким предлогом его можно попросить об одолжении, а потом, угостив констебля купленными на улице пирожками с требухой, честно сказал:

— Кеннет, мне нужен список тех слуг, кого Шейл вернул себе на службу. Твоя горничная, которая встречается с лакеем, который дружит с грумами Гровекса, может помочь? Я хорошо заплачу за эти сведения.

Кеннет хекнул и честно сказал:

— Я попытаюсь, конечно, но сами знаете — завтра храмовый день…

— Мне не к спеху, но, хотелось бы скорее…

— Может, к завтрашнему вечеру, инспектор… Так вас устроит?

— Более чем, — кивнул Йен. — Я как раз собирался завтра во второй половине дня наведаться на службу.

— Да, инспектор, — поразился Кеннет верности Вуда долгу. — Я постараюсь.

***

Рыцарь опередил Йена всего на пару минут. Он ворвался через камин в гостиной и влетел на кухню, замирая — на плите уже лениво добулькивала каша, вдобавок грелось ведро воды для мытья.

Рыцарь понятливо хмыкнул:

— А, все же кто-то боится потерять уютное местечко.

Забияка хмуро сидел на краю стола:

— Где был?

— Там меня уже нет, — холодно сказал Рыцарь, — а ты где был?

— Там, где меня уже нет. Учти, Рыцарь, предашь эль фаоля — тебя уже ничто не спасет.

— Какой ты грозный, аж страшно.

— Мне тоже страшно, Рыцарь. Зачем ты следишь за эль фаолем?

— А ты зачем следишь? — вопросом на вопрос ответил Рыцарь.

— Я слежу, чтобы защищать. А ты?

— По-моему, очевидно, чтобы ради того же — защищать. Для этого и придумали Дубовых листков. Только ты как-то выборочно его защищаешь. Тут защищает, тут нет… Я так не умею.

— На Примроуз-сквер нынче не попасть.

Рыцарь пожал плечами:

— Было бы желание — попасть можно куда угодно!

Забияка нахмурился, но ничего ответить не успел — Йен пришел домой.

***

Иногда хотелось простого — выспаться. В честь выходного дня Йен позволил себе поваляться в постели подольше. Все равно Кеннет раньше вечера не соберет нужные сведения о вернувшихся слугах Шейла. Йен мысленно поблагодарил небеса, что для него времена с единственным выходным днем закончились вместе с повышением до инспектора.

Судя по теням, время перевалило за полдень — все-таки два дня почти без сна легко не даются даже нелюдям.

В доме было тихо, даже на кухне, что удивляло — все же Забияка трудный в общении, его сложно переубедить. Йен, подгоняемый холодом, быстро оделся в домашнее — натянул штаны поверх нижней рубахи, поправил кожаные помочи и надел кардиган — иногда военные придумывают замечательные вещи, способные не только убивать. Замерев перед зеркалом, он причесал все еще короткие волосы и рукой провел по заросшему подбородку — надо бы побриться, хотя… Забияка вполне переносил такой его вид, Рыцарю тоже ничего не было страшно после его двух попыток помыться на кухне — уговорить воздушников удалиться из теплой кухни было невозможно. Ничего, перенесут, да и прачка, приходящая в храмовый день за бельем, была привычна ко всему.

Йен спустился вниз, на кухню, удивленно застывая — воздушников тут не было, зато на столе стояла тарелка, накрытая салфеткой. Пахло горячей кашей. Влияние Рыцаря на Забияку было просто неоценимо.

Йен быстро позавтракал и собирался уже отправиться искать своих воздушников, как в парадную дверь постучали. Решив, что это прачка пришла пораньше, Йен направился к двери, замирая на открытом пороге.

Самообладание удалось сохранить с трудом. Улыбка позорно сбежала, а когда напуганная и явно растерянная Аликс поздоровалась с ним, ушли и последние остатки надежды. Если иногда, глядя на Алиш, можно было мечтать о чем-то совсем невероятном, то сейчас надежда погибла с шумным треском. Красивая, элегантная, одетая по последней моде, нереальная и очаровательная она была чужой тут в неприкрытом царстве бедности, разглядывая дом с нескрываемым ужасом. Дощатый некрашеный пол, который раз в неделю чистила поденщица, старые продавленные кресла — такими они достались от прежнего хозяина, которому не повезло задержать оплату, черный зев камина, который никогда не разжигали в целях экономии… И он сам, притворяющийся лэсом, потому что где-то на верхах решили, что к полицейским следует обращаться вежливо, иначе их не будут уважать. Йен нервно одернул кардиган и признался самому себе — он нир, который, как упрямый таракан, забрался на самый потолок его класса, и дальше путь ему закрыт. И мечтать о чем-либо ему нельзя. Его от падения вниз защищает всего одна заработная плата — именно столько внесено за дом, как раз до конца года. Не будет у него работы — уже через месяц он легко пополнит многочисленную армию нищих.

Йен заставил себя приветливо улыбнуться — когда он давал лэсе Аликс свою визитку, он думал, что она всего лишь пошлет мальчишку с запиской. То, что она приедет сама, было неожиданностью.

— Лэса Аликс, добрый день… — Он глянул на перегородивший улицу кэб. Усатый кэбби в свою очередь неодобрительно рассматривал Йена, подозревая, что лара явно ошиблась с адресом. — Лэса Аликс… Мне оплатить кэб?

Она нервно улыбнулась:

— Я заплатила митту, но, быть может, этого мало?

— Пройдите в дом, лэса, я сам разберусь.

На крыше дома вдруг нарисовались две крылатые тени. Йен вышел на улицу, кэбби воинственно дернул кнутом. Чтобы избежать никому не нужных телесных повреждений, Йен представился:

— Я инспектор Вуд, участок Примроуз-сквер, нир. Какие-то проблемы с оплатой?

— Я подожду лару тут, лэс, если вы, конечно, лэс…

— Воля ваша, кэбби, но не боитесь, что с вашим кэбом может что-то случиться? Тут лихой район, могут и обворовать. Обычно кэбби ждут на площади Равных, вам есть резон ехать туда — там постоянно дежурят констебли. Я лично провожу лэсу после разговора до площади и помогу поймать кэб. Дождетесь лэсу там — митта сверху за оплату дороги ваша.

Кэбби сухо сказал:

— Я подожду полчаса. Если через полчаса вы не приведете лару на площадь — познакомитесь с настоящей полицией.

Кнут свистнул подозрительно близко от Йена, но кэб тронулся в путь.

Йен вздохнул и закрыл дверь, тут же сталкиваясь с задумчивой Аликс. Больше портить в их и так несостоявшихся отношениях было нечего, так что Йен указал рукой на дверь кухни:

— Пожалуй, лэса Шейл, нам стоит поговорить на кухне — там теплее и удобнее.

Она молча пошла за ним — кажется, она уже который раз пожалела о своем решении приехать сюда.

Йен предложил ей сесть в свое любое кресло, сам же занялся напитком из желудей — кажется, они как никогда сейчас были нужны:

— Лэса Аликс, надеюсь, вам удалось добраться до моего дома без неприятностей?

— Да, благодарю… — Аликс даже смогла улыбнуться и добавить: — погода нынче приятная, дождь унялся, и ветра почти нет.

Её глаза рассматривали давно небелёную кухню, старую плиту, рассохшийся буфет с двумя валяющимися по разным углам полки мужскими носками, и, кажется, она впервые поняла, кто же перед ней находится. Не инспектор с чуть чудаковатым после больницы видом, а мужчина из низшего класса. Никогда еще Йен так быстро не скатывался по социальной лестнице вниз.

Йен поставил на стол две чайных пары, других у него не было, и сахарницу, заодно закинул два спальных носка воздушников в буфет.

— Лэса Аликс, думаю, нет смысла в вежливых разговорах — вряд ли вашему мужу известно о вашем пребывании тут.

Она кивнула и внезапно все же спросила:

— Почему вы не переедете в более приличный район?

Йен, медленно помешивая на плите желудевый напиток, чтобы он не пошел шапкой пены, честно признался:

— Это то, что мне по карману, лэса.

— Тогда надо найти работу, где лучше платят, конечно же!

Йен заставил себя погасить улыбку — Аликс не говорила ничего предосудительного. В храмах на проповедях говорили тоже самое.

— Это не так-то и легко. — Йен взял сито и принялся разливать напиток по чашкам.

— Всегда можно обратиться в трудовой дом — там предоставляют достойную работу и даже жилье.

Рука у Йена все же дрогнула, чуть не проливая напиток мимо своей чашки:

— Лэса Аликс, это очень сложная проблема, которой я не хотел бы касаться.

Аликс пытливо посмотрела на него:

— Инспектор Вуд… Когда еще кузен Верн не пришел нам на помощь, я обдумывала разные варианты своего будущего. Трудовой дом мне казался…

Йен прикрыл глаза, заставляя себя посчитать до десяти и успокоиться:

— Лэса Аликс… Прошу, просто поверьте на слово — трудовой дом не то место, где стоит оказаться любому из людей и даже нелюдей. Ни женщине, не мужчине, ни тем более детям. Лично я предпочту нищенствовать на улице или оказаться в тюрьме, чем попасть в трудовой дом. Просто поверьте на слово, лэса Аликс: трудовой дом — не выход. Это место, где забирают детей, это место, где твоя жена больше никогда не будет только твоей, это место, где стирают личности — ты там только винтик, способный приносить прибыль. Не принес прибыль — о еде, положенной тебе по закону, можешь забыть… — Он с силой сжал пальцы в кулаки, заставляя себя остановиться — не время и не место, и уж тем более не та слушательница для таких откровений. — Простите еще раз, зря я затеял эту тему.

Он присел на табурет и пододвинул чайную пару Аликс:

— Может, вы все же расскажете, что случилось в особняке Гровекса, что заставило вас приехать ко мне?

Кажется, там случилось что-то страшное, потому что прежде, чем что-то пояснить, Аликс сделала глоток желудевого кофе.

— Я не знаю, насколько это касается вас… И сможете ли вы помочь.

Спасая Йена от попытки оправдываться, что профессионализм никак не связан со степенью оплаты труда, в кухню из гостиной влетели два воздушника. Они приземлились на буфет и даже нашли в себе силы прилично поздороваться. От Забияки Йен такого не ожидал, это Рыцарь был всегда корректен и вежлив, когда дело не касалось его якобы вечной измены.

Аликс, поражая Йена, так же серьезно и вежливо поздоровалась с воздушниками в ответ — мало кто держит мелкий народец за равных. Йен собирался представить своих друзей, как Аликс неожиданно подалась вперед, рассматривая Забияку:

— Небеса… Вы капитан Дубовых листков! Неужели тот самый, который защищал Лесного короля и его принца в последней битве?

Йен удивленно уставился на своего привычного и, казалось, знакомого Забияку, а тот отрицательно качнул головой:

— Что вы, прекрасная лара, я всего лишь обычный воздушник…

Аликс не позволила ему солгать:

— Мне Вэл рассказывал, что только у принятых в Королевскую семью воздушников глаза меняли цвет. Вы или последний капитан Дубовых листков Забияка или… Кто-то даже старше его.

Забияка сделал единственное, что было возможно — он просто улетел прочь, обрывая разговор. Рыцарь извинился на лету, устремляясь за ним:

— Не берите в голову — я верну нашего беглеца… Просто никто из нас не любит вспоминать прошлое. Оно подчас пугает не меньше будущего.

Йен задумчиво проводил глазами Рыцаря, вспоминая даты. Пять лет назад холодным летним утром одиннадцатого июня, на заре на дуэли погиб Десятый герцог Редфилдс, отец Валентайна Шейла. И пять лет назад теплым летним вечером одиннадцатого июня Забияка оказался на пороге его дома. Утешало одно — к случившемуся с Одиннадцатым герцогом Забияка не имел никакого отношения. Прорехи в защитной сети появились позднее.

Йен посмотрел на смутившуюся Аликс и деликатно улыбнулся:

— Не волнуйтесь, он вернется. Это его дом. И может, все же расскажете, что случилось в доме Гровекса?

Аликс залпом допила чуть подстывший кофе, словно это был вирньяк:

— Сегодня утром упала с парадной лестницы и сломала себе шею горничная Джейн. Простите, фамилию не знаю. Не подумала уточнить. Она была одета в мое платье… Я ей его подарила за день до этого. Точнее, передала через другую горничную Эмму.

Йен задумчиво уточнил:

— Врача к погибшей вызывали?

— Ни мне, ни Вэлу ничего о случившемся не доложили, Эмма даже сказала, что наоборот, велели молчать о Джейн… Но Эмма и Грета… Это кухарка… Они сказали, что вызывали коронера. Он признал смерть случайностью и разрешил отпевание и похороны.

— Куда тело отвезли, вы знаете?

— Храм Возрождения. И еще… Серж, это сек…

— Я знаю — это секретарь Шейла, скользкий тип, за хозяина пойдет на многое.

— Он сказал, что хотели убить… Меня… — Аликс сжала ладонь в кулак, и Йен не удержался, положил свои пальцы поверх её, приободряя:

— Лэса Аликс, вам есть чего бояться в доме барона Гровекса, но Шейл…

Аликс резко вскинулась, вспоминая главное:

— Вэл вернул себе магию.

Йен осторожно погладил пальцами перчатку Аликс:

— …Вам не стоит его бояться. Одно я знаю точно — Валентайн Шейл пал жертвой заговора. Есть улики, подтверждающие его невиновность.

— Но в прошлый раз тоже были улики!

— Неправильно мной расшифрованные, лэса Аликс, — попытался успокоить её Йен, закрывая глаза на Даффа и на то, что именно тот закончил дело. — Даже если не верить в невиновность Шейла, ему ваша смерть невыгодна. Особенно сейчас.

— Но он вернул магию, инспектор.

— Неудачное совпадение для Шейла, но на невиновность его это уже никак не повлияет. Я сейчас соберусь и съезжу в храм, сам осмотрю тело горничной. Ведь это мог быть и несчастный случай, а может и нет. Если вы не побрезгуете, то вы можете остаться в моем доме, пока я буду ездить и разбираться.

— Нет, простите, мне нужно ехать домой. Если я не вернусь в ближайшее время, то у Эммы будут неприятности. Я не хочу, чтобы её уволили из-за меня. — Она гордо встала, но на этом её решительность закончилась, она посмотрела на Йена: — вы уверены, что Вэл невиновен?

— Слово чести, лэса Аликс. Рядом с ним вам ничего не грозит — он сможет защитить вас.

***

Йен высадил Аликс за три дома до особняка Гровекса и настоял на том, чтобы дождаться, когда Аликс скроется на территории сада. Больше он для неё пока ничего сделать не мог. Оставалось надеяться, что Шейл сможет защитить свою жену. Хотя будь его воля, Алиш домой к Гровексу он бы не пустил. Был бы грандиозный скандал, но Шейл потом бы сам спасибо сказал, когда бы удалось доказать его невиновность. Пока же оставалось молиться сразу всем трем богам, надеясь, что Серж ошибся, и все случившееся — несчастный случай, часто встречающийся в старинных особняках.

Кэб покатил вниз, к угольному каналу и храму за ним. В участок пока не было никакого смысла заходить — данных от Кеннета еще быть не могло. Оставалось только гадать, что же случилось в особняке Гровекса — никому такая странная смерть была не нужна. Если только… У кого-то отказали нервы.

В часовню-покойницкую Йена пустили неохотно — храмовник долго рассматривал документы Вуда, словно тот их мог подделать. В конце концов ему разрешили пройти в полумрак часовни, освещаемый немногочисленными свечами, где стоял сейчас всего один гроб с подготовленным для погребения телом.

Йен с трудом заставил себя спокойно сказать:

— Откройте гроб — я должен осмотреть тело.

Это уже ни на что не влияло — потоки взбаламученной магии были видны и сквозь дерево. Джейн убили, используя заговоренные туфли — именно вокруг них до сих пор рассеивались потоки магии.

Храмовник грустно улыбнулся:

— Не тревожьте сильно тело. Все уж и готово — завтра по утру улетит душа к богам… — Мужчина открыл крышку гроба, показывая неприглядный вид жертвы, который всегда оставался после Безумца — посиневшее лицо и свернутая шея. — Душа уже ждет встречи с богами.

Йен лишь для проформы приподнял покрывало, скрывавшее тело — с лица никто бы не назвал Джейн похожей на Алиш, но со спины… Наверное, они были очень похожи — это и смутило Сержа, а ведь дело было совсем не в одежде. Дело было в заговоренных туфлях, которые ночью, как всегда, оказались в коридоре для чистки, где были доступны всем, а потом утром или днем были подарены горничным. Случайность, что погибла не Алиш, случайность, что смерть нашла другую жертву.

Йен сунул руку в карман, хватая и крепко сжимая в ладони первый попавшийся желудь — он не в силах такое предотвратить. Он не в силах остановить смерть, но он хотя бы попытается.

— Я забираю тело — совершено убийство. — Йен достал из пальто бумаги и принялся быстро заполнять нужную форму. — Я сейчас в участок, оттуда пришлют фургон и заберут тело. К телу не прикасаться и не пытаться что-либо забрать — это уголовно наказуемо.

Он отдал бумагу храмовнику и вышел прочь. Из полумрака на свет.

К черту все. К черту магию, к черту предосторожности! Он тут гадает, он тут пытается выгородить себя, а погибают все новые и новые невиновные люди. Пока он пытается защитить себя, он обрастает своим личным кладбищем! Жертвами, которых могло и не быть.

Уж защитить Алиш и этого бедового герцога он в состоянии.

Глава 20 Трудный разговор

Йен быстро взбежал по парадной лестнице и позвонил в звонок. Пока он размышляет и гадает, Алиш и Валентайн в опасности, хотя спасти последнего проще всего — уговорить поделиться сведениями, и Безумца можно взять. Судя по сведениям Кеннета, с которым Йен столкнулся в участке, в доме всего трое старых слуг — камердинер Марк, дворецкий Нильсон и секретарь Серж. Трое подозреваемых, и один из них Безумец.

Лакей, открывший дверь, долго и недоуменно рассматривал Вуда, чтобы все же вспомнить:

— Инспектор Вуд, милар Гровекс запретил вас пускать.

Он стал закрывать дверь, но Йен магией ударил его под подбородком, отключая. Йен поймал ставшее тяжелым тело и, проскользнув в дом, затащил лакея в ближайшую комнату, пристраивая его в кресло. Лакей еще проспит с полчаса, а Йен успеет за это время найти Алиш и Вэла. Или хотя бы Алиш — ей сейчас угрожает главная опасность. Кто знает, на что может пойти перепуганный Безумец.

Йен осторожно пропустил воздушные потоки магии через себя, тут же ругаясь себе под нос:

— Дохлые феи, он даже не пытается скрыть срыв блокиратора!

На втором этаже, видимо в спальне, золотом сиял огонь. Еще прорва магии сияла где-то в районе кухни — видимо, так лар Верн пытался прикрыть своего друга Шейла — немногие лары могут себе позволить повара-мага с континента — местным магам было запрещено идти в услужение. Магически одаренных слуг выписывали с континента, чаще всего из Ларисии.

Тихий огонек души Аликс нашелся на первом этаже в комнате, в которой Йен еще ни разу не бывал. Судя по расположению в задней части дома, скорее всего это была дневная гостиная с выходом в сад или оранжерею.

Йен поспешил туда — если ему сейчас не удастся спокойно переговорить с Шейлом, то… Оставался один выход — ему придется как-то уговорить Аликс уехать в никуда с почти незнакомым ей мужчиной. То, что мужчина при этом и полицейский, все усугубляло — приличные лэ... Лары... Йен кивнул себе — надо признать, что она лара, потому что Шейл был невинно осужден, а значит, земли и титулы ему рано или поздно вернут. В любом случае, приличные лары от полицейских держатся как можно дальше.

Аликс занималась цветами — подрезала кончики цветов и составляла букеты. Комната, как и предполагал Йен, переходила в зимний сад. Двери не были закрыты, и оттуда приятно пахло летом, влагой и любовью... Йен проклял свою четверть нелюдской крови — влюбленность была совсем ни к чему, тем более в лару, тем более в чужую жену.

Йен тихо прикрыл дверь, чтобы сюда никто не смог войти, и кашлянул, привлекая внимание:

— Лара Аликс...

Она, в своем белом чайном платье похожая на лучик солнца в ненастный день, быстро развернулась на голос:

— Йен? — Аликс тут же поправилась, — инспектор, что вы тут делаете? Кто вас пустил? Я думала, что вы пришлете записку… У вас не будет неприятностей?

Он направился к ней через всю комнату, полную легкомысленной, похожей на садовую, мебели в белых тонах.

— Не волнуйтесь, лара Аликс, мне не страшны неприятности. Я проверил тело Джейн. Вы были правы — это убийство. И простите за дурные новости, но вам опасно находиться в этом доме — пытались убить вас, Джейн погибла случайно. Вас могут снова попытаться убить.

— Вэл? — почему-то испуганно сказала она.

— Нет, он невиновен, это уже неоспоримо… Это кто-то другой, кто-то, кого я не знаю, кто-то, кого ни я, ни вы, ни лар Вэл даже не подозреваем. Мне нужно поговорить с ларом Шейлом.

— Это немного невозможно — он очень предубежден по вашему поводу.

— Но, лара Аликс…

— Может, можно придумать что-то иное? Без Вэла?

— Без его помощи расследование застопорится, лара Аликс. Вы будете в опасности, и рано или поздно попытка убийства окажется удачной. Простите, что пугаю вас, но в таком случае вам лучше уехать — я могу позаботиться о вас, Аликс.

— Но...

Он покаянно склонил голову:

— Я понимаю, как это звучит — приличная дама никогда не позволяет себе сбежать из дома с полицейским. Это скандал, не иначе... Но лар Вэл смирится и промолчит, не в его интересах такое озвучивать, а потом, когда я найду настоящего убийцу, он простит вам все. Аликс, вам надо уехать — сейчас даже лар Вэл не может гарантировать вашу безопасность — он доверяет этим людям, понимаете?

Она не заметалась в истерике, не стала заламывать руки и падать в обморок. Она лишь прикусила губу и задумалась. Йен мягко сказал:

— Я клянусь — у меня нет никаких дурных мыслей по вашему поводу, я лишь хочу защитить вас. Все упирается в один единственный вопрос: вы доверяете мне, Аликс?

— Я... Я доверяю вам, Йен... Только...

— Это займет всего пару дней, может, чуть больше — не волнуйтесь, я сам все объясню лару Вэлу... Хотя лучше было бы, если бы мы честно могли с ним все обсудить.

Дверь с грохотом распахнулась, и разъяренный Шейл старательно тихо, подавляя рык, сказал:

— Может, именно сейчас этим и займетесь, инспектор? Или вам понравилось летать с крыльца?

Магия ярким огнем горела в сердце Шейла.

Аликс подалась вперед:

— Вэл, пожалуйста, выслушай...

— Ал-л-ликс... Будь так добр-р-ра — иди к себе в комнату! Я сам тут разберусь!

— Вэл... — Аликс не смогла договорить — Йен быстро заслонил её своим телом:

— Алиш, — от волнения он назвал её по-эльфийски. — Алиш... Из-за моей спины никуда! Будет надежнее, если ты...

— Вон отсюда, Вуд! Я тебя предупреждал!

— ...обнимешь меня за талию... — объяснить он ничего не успел — лар Вэл уже привычно вспыхнул алым огнем, не давая время на раздумья. Воздух был полон влаги, и Йен быстро создал завесу из льда. Та почти моментально рассыпалась паром, но дала те необходимые секунды, чтобы развернуться и прижать к себе Аликс, защищая от падения — Йен еще помнил, как больно спорить с каминной полкой. Ударная волна магии отправила их на пол — Йен успел перегруппироваться, падая первым, Аликс больно приземлилась сверху, локтями и коленками выбивая из него дух. Хорошо, что он все равно не собирался жениться — после удара Аликс левой коленкой это было бы весьма затруднительным.

Он еле выдохнул через алую пелену боли:

— Алиш? Ты в порядке?

Она быстро кивнула, заглядывая ему в ставшие совсем зелеными глаза:

— Это и есть слив?

Йен выдернул из её волос эгрет с подпаленными перьями:

— Надо признать, лар Вэл прицельно сливает магию на меня.

Он попытался чуть изменить положение — Аликс все же была угловата и тяжела. А еще она была чужая жена. Аликс приподнялась на локтях, вызывая в Йене дикое желание выругаться — локти были острыми.

— Алиш...

Где-то возле двери раздался грохот, голос лакея, интересовавшийся происходящим, крик лара Вэла: «Вон! И не мешать!», апотом наступила тишина — магический полог отсек гостиную от всех любопытствующих.

Над ними навис ошеломленный Вэл:

— О небеса... Вы живы?! — он протянул руку Аликс, помогая ей встать и тут же прижимая к себе и шепча в испорченную прическу: — прости, прости, прости... Я виноват, я не хотел пугать...

— Ты же... — голос ей все же отказал. — Ты же... говорил, что сливаешь излишки в амулеты....

— Я не успел... Мне негде было этим заняться.

Йен, наслаждаясь покоем и мягким лириэльским ковром, простонал:

— Амулеты... Дохлые феи, как все очевидно! Амулеты... Да вы, лар Вэл, закоренелый преступник! — он внимательно отслеживал поведение лара Вэла, пытаясь найти хоть один признак неадекватности, хоть один признак помутнения рассудка из-за слива, но маг был до противного разумен и адекватен, а это означало одно — преступник разыграл Йена как по нотам. Он обвел его вокруг пальца, заставляя верить в виновность лара Вэла.

Тот пробурчал, помогая Аликс присесть в кресло и наливая ей в бокал оранжад из кувшина, стоявшего на одном из многочисленных столов:

— Конечно, я же этот... Безумец с вашей легкой руки. И не называйте меня ларом — сейчас я по своему положению гораздо ниже вас. И встаньте уже — от вас пахнет паленым.

Йен, проглатывая ругательства и старательно пытаясь продышать боль, встал, чтобы тут же рухнуть на диван — его туда весьма недружелюбно отправил ударом в грудь лар Вэл.

— Инспектор, хоть одно слово, хоть один намек на то, что я снял блокиратор, и Северная резервация ждет вас — вы незарегистрированный маг!

— Лар Вэл... — Йен облизнул сухие губы — он тоже не отказался бы выпить, даже простой воды.

— Прекратите, — оборвал его мужчина. — Я вас уже просил — у меня сейчас выдержка ни к эльфу.

Йен стащил с себя испорченное пальто, ругаясь про себя, что оно было единственным, а зима только-только началась.

— Это вопрос времени, лар, когда вам вернут ваши титулы и земли.

Лар Вэл удивленно рассматривал его:

— Вы считаете, что я невиновен?

— Хуже, я это знаю.

— И давно вы это знаете?

— Совершенно точно с сегодняшнего дня. Начал подозревать — как только пришел в себя в больнице.

— Проклятые эльфы... — Вэл просмотрел в зеленые глаза Йена и мстительно добавил: — и их смески тоже!

Йен предпочел проигнорировать его ругательства:

— Я отправлял свое особое мнение в суд — я был в больнице и не мог сам давать показания по вашему делу, так что я передал свое мнение о том, что дело рано передавать в суд, через суперинтенданта Даффа.

— Ложь!

Йен пожал плечами:

— Можете потребовать поднять дело из архива — мне это сделать не позволяют, но ваши друзья могут настоять и прижать суперинтенданта Даффа. В деле будут бумаги с моим особым мнением.

Вэл налил в бокал оранжад, Йен даже сглотнул от его яркого летнего аромата, а потом удивленно уставился на зависший перед ним бокал.

— Пейте, — почти приказал лар. — И на суде не зачитывалось ваше особое мнение, уж поверьте — я там был и все слышал.

— Да-а-афф... — мрачно проворчал Йен. — И так тоже бывает... Приношу свои искренние извинения, лар Вэл.

— Это моя вина — именно я отправил вас на больничную койку.

Йен большими глотками выпил оранжад — лар такого высокого положения в обществе извинялся перед ним впервые. Впрочем, лар вообще извинялся перед ним впервые.

Аликс осторожно кашлянула:

— Что ж, если нам удалось достигнуть понимания, то, может…

Зря она о себе напомнила — Вэл моментально развернулся к ней и старательно мягко сказал:

— Аликс, пожалуйста, иди и поговори с Верном — успокой его, а потом поднимись, пожалуйста, к себе — я сам тут разберусь.

Йен не стал вмешиваться, давая Аликс время самой отстоять свои права — заступиться он успеет всегда.

Она не подвела — кажется, неуязвимость перед сливом придала ей сил:

— Вэл, я имею право находиться тут. Я имею право знать то, что касается тебя — косвенно это задевает и меня.

Вэл нахмурился:

— Если ты о случае с горничной, то я уже в курсе. Все необходимые меры уже предприняты — тебя охраняют, я теперь даже знаю, где проживает инспектор. По-хорошему за визит в такой район с вас, Вуд, шкуру спустить мало!

— Это не нищий район. Это далеко не трущобы, — хмуро сказал Йен, в глубине души признавая право лара негодовать.

Вэл спокойно продолжил:

— С Верном я переговорю позже — глупо пытаться скрыть такое происшествие, как с горничной. Тело Джейн Смит уже осмотрели в храме, выводы будут сделаны позже. Тебе не о чем беспокоиться, Аликс.

— И все же… — голос её предал.

Йен спокойно закончил за неё:

— Лара Аликс имеет право знать, что происходит вокруг вас. Если бы мы могли сложить ваши и мои знания о случившемся, мы бы быстрее нашли виновника случившегося.

— Я уже один раз пошел вам навстречу. Напоминать, чем это закончилось? Я оказался в «Веревке». Весьма поучительное времяпрепровождение, инспектор. Все, что я хочу и могу вам сказать — я нанял ангелов. Они сейчас входят в курс дела и, думаю, разберутся в нем гораздо быстрее вас.

— Вэл… — вновь попыталась вмешаться Аликс, — но так же нельзя — тебе протянули руку помощи.

— Я уже пытался принять помощь от инспектора — с некоторыми это не работает. У нас с Вудом непреодолимые разногласия, Аликс.

Вуд встал — тяжело вести светскую беседу, когда один из собеседников нависает, как скала, над тобой. Он заглянул в карие, сейчас почти черные глаза:

— И все же вам придется меня выслушать. Даже против своей воли — речь идет о жизни вашей жены.

Вэл прищурился:

— У вас пять минут. И защитить я её смогу, причем гораздо лучше вас.

— Вы знаете Безумца. Вы с ним даже быть может дружите. У него есть доступ ко всем вашим тайнам — он знал, кем вам приходилась малышка Хейг. У него есть доступ к вашим вещам — он подделал ваши запонки и кто его знает, что еще. Он пользуется вашими амулетами — в них скрыта ваша магия, он их активирует на месте преступления — вот почему я сразу знал, что Безумец — вы. Я знал аромат магии, который применяли вы, я знал аромат магии в амулетах. Он умеет зачаровывать вещи — обувь лары Аликс была зачарована, проверьте всю её обувь — от и до. От старой, которую она отдала, до новой.

— Уже, — просто сказал Вэл.

— Хорошо, что ж, я смею надеяться, что у вас хватит сил найти Безумца самим. Если нет — я не оставлю это дело просто так, я продолжу его расследовать, пока настоящий Безумец не сядет за решетку.

— Что-то еще?

Йен вновь попытался донести до лара главное:

— Не верьте никому. Это кто-то из ваших знакомых. Близких знакомых.

— Например, Верн, — с плохо скрываемым сарказмом сказал Валентайн. — Я понял. Если смотреть на все, что вы сказали — Верн мой злейший враг. Только одна проблема — ни Марку, ни Сержу, ни Верну, ни тем более Нильсону это не нужно. Понимаете?

Йен прикусил губу — у него было столько вариантов для главной причины случившегося, но ни одной верной. Он чуть наклонил голову в бок и смотрел в никуда, чтобы найти те самые слова, способные убедить лара Вэла. За окном мелькнула небольшая тень. Йен нахмурился — это могла быть птица, чужие птицы на Примроуз-сквер не залетали, но свои-то тут жили десятилетиями. Только у птиц не бывает по четыре стрекозиных крыла. И тут все встало с ног на голову. О канализации мог первым придумать не он. Следить за жертвой, прячась среди мебели, легче легкого. А красть… Воздушники непревзойденные мастера краж. Быть может, искать преступника надо было возле себя…

— Йен? — тихо позвала его Аликс.

— Простите, — отозвался Йен. — Задумался.

Шейл напомнил:

— Ваши пять минут истекли. И, прежде чем начнете строить новые безумные идеи, примите к сведению — я всегда сливал излишки в амулеты, но доказать мою причастность к ним не удастся — я тщательно скрывал то, что вы глупо называете ароматом магии. Я не знаю ни одного великого мага современности, которому бы удалось его засечь, а вы, простите, на гения магии не тянете. Ни при каких условиях. И еще — все амулеты были защитного типа. Они активировались на магию, на атакующую магию. Понимаете? Среди моих друзей нет ни одного мага.

Йен напомнил о себе:

— Я же случайно затесался, и вы меня даже не опознали.

— Сегодня опознал. И я буду знать, кого отправлять в Северные колонии, если станет известно о срыве моего блокиратора. Это, надеюсь, ясно?

— Предельно. — Йен достал из кармана два желудя. — Возьмите, один вам — на удачу. Я буду первым в рядах тех, кто поздравит вас с поимкой Безумца, если это вам удастся, конечно же. А второй… — он прицельно бросил Аликс в руки, — чтобы все было хорошо.

Вэл прищурился:

— Вы издеваетесь?!

— Отнюдь…

Бывший лар указал рукой на дверь:

— У вас пара минут, чтобы дойти до тротуара самому. Иначе…

— Да-да, огненный слив… — Йен открыл дверь, за которой их уже ждали трое — лар Вернон, лакей Марк и Серж. Чуть дальше столпились остальные — пара дворецких, лакеи, горничные, даже трое дюжих конюхов, неведомо как сюда занесенных. Видимо, дверь выбивать.

Вэл объяснил всем:

— Инспектор Вуд уходит. И не вернется…

Йен обернулся на Аликс — хоть один взгляд, хоть одна просьба и… Впрочем, он криво улыбнулся — почему кто-то вечно должен просить за себя и свою безопасность?

Он подмигнул Вэлу:

— Да, лар Шейл, я сейчас же пойду к королевскому судье и запрошу ордер на арест Безумца. Сейчас, когда стало известно его имя, нет смысла и дальше ждать…

Он прошел через холл в полной тишине и сам открыл дверь — даже лакей у входа забылся.

Быть может, сейчас Безумец пойдет за Йеном, впервые выбирая себе жертву, способную с ним побороться. Большего и не надо — все трое подозреваемых услышали его. Даже четверо, если он пять лет назад ошибся, предлагая дружбу одному из воздушников…

***

Аликс стояла возле дивана и в упор рассматривала Вэла. Он чувствовал, что сейчас от грозы его защищает лишь присутствие посторонних людей — все же Аликс была воспитана в духе времени и выплескивать скандалы за пределы спальни не умела. Он обернулся на Верна:

— Я с тобой еще поговорю. А пока я провожу Аликс в нашу комнату — она устала.

Она спокойно, без возмущения в голосе сказала:

— Аликс не устала — это просто кое-кто не хочет и не умеет разговаривать!

Она прошла мимо него, лакеи и горничные тут же расступились, давая ей дорогу. Вэл все же догнал её у лестницы и взял под локоть:

— Я все объясню в спальне. Я понимаю — тебе тяжело в чужом доме, где из доступных тебе комнат только спальня, но скоро все наладится — у тебя будет огромный дом, и он будет только твой.

Он распахнул дверь спальни перед ней:

— Аликс, прошу — каплю терпения и понимания. Ты ничего не знаешь о большом мире, ты…

Она резко развернулась к нему:

— Я знаю одно — Йен пытался тебе помочь. И именно его помощь ты отверг.

— Ты его совсем не знаешь, Аликс.

— И чья в этом вина?

Вэл снова начал, стараясь не терять самообладание — с ним у него последние дни было сложно:

— Аликс, ты не знаешь Вуда, не знаешь его скрытых мотивов, ты не ориентируешься в большом мире, ты ничего не знаешь об отношениях между мужчинами и женщинами, ты ничего не знаешь о супру… — он вовремя остановился. Говорить, что Вуд применял к ней запретную магию леса будет глупо.

Аликс снова повторила свой вопрос:

— И чья в этом вина? Моя? Или тех, кто раз за разом отстраняет и говорит — рано! Не знаешь! Не умеешь! Не лезь, не берись, не суйся, не попадайся под руку. Не суди и прочая, и прочая, и прочая… И, поверь, ты один из них. На словах все гладко — ты рад, что я хочу развиваться, что я хочу учиться, что я хочу знать больше, но на деле, стоит мне чуть проявить инициативу, как ты сразу же говоришь: «Аликс! В свою комнату!».

— Я так сегодня сказал первый раз.

— Уже два раза. Причем оба раза я была права — ты отказываешься принимать помощь с упрямством достойным осла.

Он долго смотрел ей в глаза, словно пытался найти в них страх или истерику, или сомнения.

Аликс, устало опускаясь в кресло, призналась:

— Хочешь найти во мне ужас? Мне ужасающе страшно, Вэл. В том числе и от твоего поведения. Особенно от твоих двойных стандартов… Когда жене нельзя ничего, чтобы даже защитить себя — я всего лишь съездила к инспектору полиции, а ты спокойно принимаешь записочки от скучающих лар! Потому что в моем случае речь идет почему-то об измене, а в твоем — о развлечении.

Он опустился перед ней на пол, заглядывая в глаза снизу вверх:

— Аликс?

— Ты думаешь, это было незаметно? Твое общение с кукольной ларой, прекрасной, как… Как заря…

Вэл рассмеялся:

— Я передам ей твои сравнения — она будет польщена.

— О, так у тебя еще и проблемы в эпистолярном жанре? Обращайся — всегда подскажу!

Он уткнулся ей в колени и попытался продышать смех, но не удалось. Он все же разу раз фыркнул, а потом так и оставив голову на коленях, повернул её на бок:

— Это моя сестра. Это была моя сестра. Изабелла. Младше меня на полтора года. Когда мы сидели в книжном магазине, я попросил Харриса доставить записки моим сестрам. Я не знал, кто откликнется, я не знал, рискнет ли вообще кто-то из них прийти. Пришла только Изабелла — она прогуливалась с мужем и передала мне письмо. Как и я ей.

— Почему такая секретность?

— Потому что я знаю — Безумец рядом, он отслеживает мои шаги, а мне нужно защитить тебя — как только Изабелла отпишется, что готова принять тебя в своем доме, я сразу же перевезу тебя туда. Об этом на данный момент знаем только мы втроем — ты, я и Изабелла.

— Еще её муж.

— Да, и он. И Верн — когда понадобится помощь с твоим переездом. Видишь, у меня все под контролем. Вместо погибшей Джейн Верн примет на работу новую горничную — за неё головой отвечает Харрис. Представляешь, он говорит, что твоя новая горничная Лилиан — ангел. В смысле она детектив. Я думаю — тебе будет интересно с ней пообщаться.

Аликс нахмурилась:

— А Верн? Йен говорил…

Вэл её перебил — он решительно сказал:

— У Верна передо мной долг жизни. Я никогда его не предъявлял и не требовал, но он относится к этому очень серьезно. Кто-кто, а он точно не предаст, Аликс. Только не он. Еще вопросы, малыш?

— И все же почему ты отказываешься принять помощь Йена?

Он выпрямился, продолжая все так же сидеть на полу:

— Потому что он полицейский. Потому что дело касается близких мне людей, за каждого из которых я готов отдать жизнь. Мне очень дорог Серж — он помогал мне выжить после гибели отца. Мне дорог Марк — мы с ним прошли столько дорог в походах. Он всегда прикрывал мою спину, и я готов прикрыть его несмотря на то, что он всего лишь лакей. Я не могу доверять жизни своих людей Вуду — хотя бы из-за его чисто формального отношения к воздушникам… Я не хочу, чтобы формальный подход Вуда все испортил. Очень часто вместо веревки можно предложить другой выход, тяжелый, но ведущий к исправлению. Я не хочу, чтобы Вуд все испортил. За тобой будет присматривать Лилиан и Изабелла, за домом тоже есть присмотр, даже за Вудом присматривают. Я стараюсь все предусмотреть, слепо ждать поимки Безумца, как в прошлый раз, я не буду. Аликс, пожалуйста, чуть-чуть веры в меня.

— Вэл…

Он снова вместо слов положил свою голову ей на колени:

— Ничего не бойся — я справлюсь. Я обязан справиться. А сейчас… Будь хорошей девочкой, оставайся в спальне — мне нужно съездить по делам. И, прошу, когда я вернусь — по-прежнему будь тут…

***

До боли знакомый Тайный Совет — тут заловить Маккея было проще всего, хотя Вэл не был уверен, что его примут. Его приняли — даже долго ждать на первом этаже у стойки с клерками не заставили.

Кабинет Маккея не изменился. Впрочем, как и сам Маккей — такой же солидный, массивный, непробиваемый, а ведь когда-то казалось, что его можно сдвинуть с места, если чуть-чуть постараться.

Маккей, не отрываясь от бумаг, которые читал, качнул головой на стул перед столом:

— Присаживайся. — Так ли были важны бумаги, Вэл не знал — Маккей любил помучить людей ожиданием.

Вэл спокойно достал из кармана пиджака желудь и просто положил его на стол, а потом направился к двери — ждать, пока Маккей наиграется, у него не было настроения — его дома жена ждет.

— Стоять, Шейл!

Тот развернулся почти в дверях:

— Желудь тот самый. Своими руками сильно не трогайте, чтобы не испортить, и все. Что делать с желудем — вы и так знаете не хуже меня.

Маккей встал и грузно подошел ближе:

— Что хочешь взамен?

— Я не торгаш. Я всегда служил стране и королю. Служу и сейчас.

— Хорошо… Позже все обсудим — когда желудь поможет. И если поможет.

— Я же сказал — сами его особо не трогайте, только и всего. И еще… Уж коль интересует оплата — заберите тело некой Джейн Смит из участка на Примроуз-сквер. Там совершено преступление с применением магии — сами полицейские с ним не справятся.

Шейл пошел прочь — ему еще с клубком проблем дома разбираться.

Маккей вернулся за стол и поднял трубку:

— Соедините с королем… Да мне плевать, что занят — это срочно!!! — уже гораздо спокойнее он сказал, здороваясь с их королевским величеством: — Добрый день, милар… То, что вы так долго ждали, у нас. Сейчас посылку со всеми предосторожностями переправят вам во дворец… Отличился молодой Шейл… Да-да, тот самый. Я думаю, он заслужил возвращение титулов и земель. Дело с Безумцем закрыто — кажется, Шейл осознал, что так поступать нельзя… Да, милар… Да… Владелец идентифицирован с большой долей вероятности. Я буду ждать положительного результата — в этот раз ошибки нет, милар… Да… Да… Да, конечно, после положительного результата я лично ликвидирую владельца посылки. Вы правы — он чрезвычайно опасен, милар.

Он повесил трубку на рычаг, а потом со всей силы скинул телефонный аппарат со стола.

— Опасен… Особо опасен!!! У вас принцесса подрастает!!! Меньше чванства — и не было бы двух королей на Островах! Опасен этот Вуд…

Глава 21 Безумец

Странно, но на него никто так и не напал. Йен специально шел в Королевский суд дальней дорогой, он специально после суда, где просто посидел и отдохнул в холле, высматривая возможных топтунов, исходил все узкие проулочки вокруг Примроуз-сквер, прежде чем вернуться в участок, но на него никто не напал. Кажется, Безумец оказался не таким и безумцем, как полагал Йен, и как теперь выманить его без жертв, он не знал. Ждать помощи от Шейла было бесполезно. Оставалась надежда только на Тотти. Он же захочет получить два остальных желудя. Или Безумец все же созреет и признается сам…

В участке Йен столкнулся с Клаудом — тот сегодня был дежурным инспектором. Клауд махнул рукой, подзывая к себе в кабинет:

— О, хорошо, что ты вернулся!

— Да, зашел забрать кое-какие документы.

Йен замер на пороге кабинета, не собираясь заходить. На самом деле он собирался взять антимагические наручники для… Для… Для Безумца.

Клауд кивнул:

— Хорошо, не буду задерживать. Тут приезжали маги из Тайного Совета — забрали тело твоей Смит. Прости, я ничего поделать не мог. — Клауд развел руки в стороны.

Йен понятливо качнул головой — такой выход был даже лучше, он так и не придумал, как обосновать то, что он забрал тело Смит из храма.

— Ерунда. Пусть они голову ломают.

Клауд внимательно посмотрел на него и все же спросил:

— Безумец, да? Ты все продолжаешь работу над этим делом…

Йен лишь пожал плечами, не собираясь утверждать или лгать.

Клауд понятливо хлопнул его по плечу:

— Удачи… И придумай что-нибудь с глазами.

— С глазами? А что с ними не так? — Йен устало потер немного сонные глаза. — Я в последнее время мало сплю, может, поэтому они такие красные…

— Они зеленые, Йен. Они изумительно зеленые.

Йен выругался себе под нос:

— Дохлые феи…

Клауд незло рассмеялся:

— Точно про тебя! Фея и крайне дохлая. Шел бы ты домой — тебе выспаться надо.

— Да. Пожалуй, ты прав. Завтра не жди — буду отсыпаться.

— Ха! Завтра день богов — уймись, завтра даже меня не будет на службе!

Йен попрощался и, захватив в кабинете наручники, направился все же домой.

На площади Равных, где его высадил кэбби, он замер — в округе было слишком подозрительно много жукокрылов. Они сидели на скатах крыш, они обосновались кое-где под сандриками, они, басовито жужжа, пролетали мимо. Парочка даже оседлала памятник Равных — трех рыцарей на конях, прообраз будущих ларов. Когда взгляд Йена случайно задерживался на каком-нибудь жукокрыле, то тот выпрямлялся и салютовал.

— Дохлые феи, что тут творится… — пробормотал Йен себе под нос и направился домой — сколько неприятности не оттягивай, от них не убежать.

Уже возле дома на него с крыши спикировал небольшой чешуйник с бледно-желтыми крыльями, одетый в новый теплый шарф. Малыш завис в воздухе и неожиданно протянул мелкую, грязную лапку, напоминающую паучью. Если у пауков, конечно, бывают пятипалые руки. Сразу вспомнилось, что пауков, про которых рассказывал Рыцарь, он так ни разу и не увидел.

Малыш висел в воздухе и чего-то весьма требовательно ждал.

Йен похлопал себя по карманам — ничего съестного у него не было. Только парочка желудей. Он протянул один малышу, и тот радостно взмыл вверх, тут же куда-то уносясь, а Йен замер перед дверью дома.

Он долго не мог решиться и открыть дверь. Он до последнего надеялся, что Забияка догадается и улетит. Просто улетит. Хоть на все четыре стороны, лишь бы подальше от столицы, подальше от Примроуз-сквер, подальше от Шейла, подальше от разрушающей его мести.

Он надеялся зря.

Забияка сидел в кухне на краю стола, неожиданно большой. Неожиданно в человеческой одежде — рубашке и костюме, чуть топорщившемся на спине, там, где крылья. Неожиданно другой. Чужой. Незнакомый. Пропахший лесом.

Йен, словно зеленый новичок только-только на службе после приезда из деревни в столицу, не знал, как начать разговор. Точнее, как начать допрос.

— Эль? — Забияка наклонил голову на бок, рассматривая Йена из-под косой, неровно стриженной челки.

— Ты… — Йен замер, понимая, что сейчас рушится не только его привычная жизнь, не только будущее Забияки, но и будущее всех воздушников — капитан Дубовых листков был не мелким летуном или стрекозником, он был воздушным человеком. Быть может, одним из последних.

— Эль?

— Не зови меня так…

— Эль!

— Хорошо. Эль, так Эль. Я видел тебя у особняка Гровексов.

— Я видел, что ты видел. Потому и… — Забияка обвел рукой себя всего. — После лэсы Аликс и её чрезвычайно наблюдательных глаз глупо уже скрывать… Нам надо поговорить.

— Надо, — согласился Йен. — Это ты убил Девятого герцога Редфилдса?

Забияка поджал губы. Напрягся. Его руки сжались в кулаки, а потом все же разжались. Он твердо сказал:

— Дуэль была по всем правилам.

— Хорошо. — кивнул Йен. — Это ты убил Десятого герцога Редфилдса?

Глаза Забияки потемнели:

— Дуэль не была по правилам, но… Да. Это я его убил.

— Ты пытался убить Одиннадцатого герцога Редфилдса?

— Пытался. — Если Йен надеялся услышать в его голосе раскаяние, то его не было.

— Ты можешь дать мне клятву, что ты больше никогда ни за что не будешь преследовать Редфилдса и его потомков?

Забияка внезапно горячено взмолился:

— Эль… Прошу… Не надо! Прошу!

— Прошло полвека. Время мести и войны давно закончено. Уже давно идет мир…

— Ты не понимаешь!!! — почти закричал Забияка, выпрямляясь. — Ты же был та… — он осекся. Йен ничего не понял, рассматривая воздушника, но тот замолчал, не собираясь продолжать.

Йену самому пришлось начать:

— Я понимаю одно — ты заигрался в месть. Война давно закончена. Лес проиграл. Ты выжил. Ты можешь так много, но сосредоточился на ненужном никому. Надо жить дальше.

— Я не могу, эль.

— Надо…

Йен подошел к задней двери и открыл её. Он все же не мог отправить бывшего друга на виселицу. Просто не мог.

— Уходи. Как можно дальше от столицы. Просто уходи. Я знаю, так неправильно… Вернешься — я буду вынужден тебя арестовать.

Забияка сложил руки на груди:

— Если это твой приказ, то я выполню его — я не трону никогда Шейла и его потомков, но это неправильно. Кстати, я не уйду. Мое место тут.

— Тогда я буду вынужден арестовать тебя.

— Назови хоть одну причину. — Забияка так резко подался вперед, что Йен не выдержал и выхватил наручники:

— Ты обвиняешься в покушении на честь, свободу и жизнь Валентайна Шейла. Ты обвиняешься в одиннадцати убийствах, совершенных на Примроуз-сквер. Все, что ты скажешь, может использоваться против тебя в суде.

Йен защелкнул наручники на ошеломленном Забияке.

— Знаешь, эль… Ты крупно сел в лужу. С первым обвинением я согласен. С остальными — абсолютно нет.

— Ты… Я… — в Йене словно перегорело что-то. Слова закончились, дело Безумца закончилось, привычная жизнь Йена тоже закончилась, и что будет дальше, он думать не хотел. Надо, конечно, будет позаботиться о Рыцаре, но что будет потом после того, как он отвезет Забияку в Королевский суд, он не знал.

В этот момент во входную дверь отчаянно заколотили. Казалось, еще чуть-чуть и дверь просто вышибут.

Йен посмотрел на Забияку, тот приподнял закованные в наручники руки вверх:

— Иди, я-то никуда не денусь, а тебе тут еще жить. И кто такой настырный ломится? Ты случайно ничью жену не соблазнил, эль?

Йен, с сомнением оглядываясь на Забияку, пошел открывать дверь. Стоило ему отодвинуть в сторону засов, как дверь буквально отлетела в сторону, и разъяренный Шейл вошел в гостиную, которая моментально прогрелась.

— Где. Моя. Жена?!

Йен не стал напоминать, что его помощь не приняли. Йен не стал вспоминать угрозы Шейла. Йен не стал бередить раны лара о то, что тот обещал сам позаботиться об Аликс — тот был вне себя от волнения и опять стоял на пороге слива.

Он лишь указал рукой на весь дом:

— Её здесь нет, но можете проверить сами.

— Вы… — Валентайн все же попытался взять себя в руки. — Я прощу вас, если она будет здесь… Просто скажите, что она здесь.

Забияка оперся на дверной косяк:

— Её здесь нет. Не вы ли доказывали, что способны защитить свою женщину? Не вы ли под угрозой насилия… И не смотрите так дико — два лакея, сбрасывающие с лестницы — это насилие… Не приняли помощь Йена?

— Кх, — кашлянул Йен, пытаясь остановить Забияку, но тот, обещая не трогать Шейла, не обещал щадить его нервы.

— Не вы ли… Впрочем, — Забияка все же решил становиться, но не грозный взгляд Йена был тому причиной, а как раз сам Йен. — Вуд тоже был поразительно глуп тогда.

Вэл смерил тяжелым взглядом Забияку, останавливаясь на наручниках.

— Кто. Вы?

— Друг, — коротко ответил Йен.

А Забияка махнул руками:

— Как раз пробовали наручники — удержат Безумца или нет? Выяснилось, что нет. Кстати, я Аирн.

— Аир? — удивился Йен — он впервые слышал имя воздушника.

— АирН. — поправил друга Забияка. — Но это так, мелочи. И что будем делать — где искать лару Аликс?

— Вы, — специально выделил слово Йен, — делать ничего не будете, а я сейчас поеду в участок, дам объявление о похищении женщины и…

— Нет. — резко сказал Вэл. — Этого делать нельзя. Честь…

Йен посмотрел на него:

— Вы готовы рискнуть жизнью лары Аликс, лишь бы не подпустить к расследованию меня?

— Нет, — уже мягче сказал Шейл. — Не вас. Полицию. Нельзя привлекать полицию, иначе тут были бы констебли, а не я. Нельзя портить репутацию Аликс.

Забияка коротко сказал:

— То есть на жизнь все же плевать.

— Кажется, нам стоит пройти на кухню и поговорить в более удобных условиях, — кротко сказал Йен, подавая пример. Первым делом, пока Шейл ошеломленно осматривал кухню, он снял наручники с Забияки:

— Прости, был неправ.

— В первом обвинении — прав. И помни — я дал клятву. Я его не трону. А если кто-то тронет, то не я.

— Очень смешно, — пробурчал Йен, разглядывая, как Шейл уселся в его любимое кресло и пытается устроиться поудобнее. — Кстати, где Рыцарь?

— Не знаю — он должен был прикрывать тебя на Примроуз-сквер.

— На меня не напали, — сказал Йен, пытаясь понять — могли ли напасть на Рыцаря? Мелкие воздушники не представляли большой угрозы людям, хотя неприятностей могли нанести кучу. Он задумчиво пошел к буфету уже привычно за желудями для напитка.

Шейл не удержался от ремарки:

— Почему не смените район? На более благополучный.

Доставая желуди и кидая их в кофемолку, пока Забияка набирал в небольшую чашку воду и ставил на плиту, Йен ответил:

— Мне этот район по карману, и не стоит предлагать трудовой дом.

Шейл поднял на него глаза:

— Сжечь дотла. Вот что нужно сделать со всеми трудовыми домами. А еще лучше было бы инициаторов этой реформы по борьбе с нищетой отправить на недельку в трудовой дом — пожить и прочувствовать все на своей шкуре. Жаль, что они уже все шагнули в иной из миров.

Забияка фыркнул, забирая из кофемолки ящичек с желудевой мукой и кидая её в воду:

— Надо же, у вас двоих все же нашлось что-то общее — ненависть к трудовым домам. Или, точнее, к нищете.

Йен проигнорировал и внимательный взгляд Шейла, и насмешливый Забияки, он лишь поставил на стол две чайные пары и сказал:

— Лар Шейл, может, все же расскажете, что случилось? Мы сейчас в одном положении — ничего не знаем о Безумце и его планах, и оба хотим найти лару Аликс живой и невредимой.

Тот скривился, но все же понял, что отступать сейчас глупо:

— После вашего ухода, я поехал по делам, оставив Аликс в спальне под присмотром Верна. И не надо так смотреть — у Верна долг жизни передо мной. Он никогда ни за что не пойдет против меня. Он… Он честно верил, что я и есть Безумец…

— Дальше, — деликатно попросил Йен. Забияка разлил желудевый напиток, предлагая его Шейлу и Йену, тот качнул головой и прошептал: — это тебе. Пей.

— Меня не было дома около трех часов. Когда я вернулся, то Аликс в спальне не было. Её вообще в доме не было. Я допросил Эмму и Гретту — эти две служанки вечно покрывали Аликс и лгали мне. Они все отрицали — не видели, не слышали и прочее. Уже привычное вранье. — Шейл осторожно сделал глоток напитка, удивленно приподнимая брови. Видимо, вкус его удивил в лучшую сторону.

Йен спросил:

— Вы не думаете, что в этот раз они вам говорили правду? В спальне были следы борьбы? Или следы спешных сборов? Что-то необычное? Записка, быть может?

— Ничего. Абсолютно. Как и в прошлые два раза, когда Аликс встречалась с вами.

— И вы решили, что она вновь поехала ко мне? Почему? Исчезло пальто или другая её верхняя одежда? Вы проверяли её обувь — сменила ли она туфли на ботинки?

— Нет, — честно сказал Шейл. — Не проверял. Я поговорил с Сержем и с Марком…

Йен вздрогнул:

— Что?! Они ОБА были в доме? И Нильсон? И не покидали его?

Шейл вскинулся:

— А что вас удивляет? Ни Серж, ни Марк — не Безумцы. И да, Нильсон тоже был в доме. И да, они не покидали дом, пока меня не было, может, отлучались на пару минут, не больше.

Йен проигнорировал его — сейчас спасти Аликс могла только скорость. Только… Выполнит ли Забияка его просьбу?

— Аирн… Прошу…

Тот грустно улыбнулся:

— Уже лечу. Не волнуйся — я справлюсь. Заодно Рыцаря поищу!

Одежда Забияки опала на пол, а сам он, на лету подхватив с буфета мелкие штаны и рубашку, полетел к задней двери на кухне — её как раз распахивал Йен.

Вслед улетающему мелкому воздушнику Шейл мрачно сказал:

— Дубовый листок Забияка — надо же, какая встреча! — впрочем, после желудя, того самого желудя, он уже ничему не удивлялся.

Йен обернулся к нему:

— Он вам не враг. И… Вы же понимаете, что сейчас только он может спасти Алиш?

Шейл тут же встал:

— Не понимаю — она пропала уже несколько часов как.

— Её именно сейчас вывозят из особняка Гровекса! Потому что Безумец или Марк, или Серж! — Йен выскочил из кухни и понесся за пальто. — Бегом! Мы, может, еще успеем его остановить…

Шейл тут же пристроился за его плечом:

— Я ничего не понимаю…

— Вы и не обязаны — вы же не детектив! — Йен запер дверь дома и почти бегом направился в сторону площади Равных, на ходу наматывая шарф на шею. — У вас есть день...? О, простите…

— Нет, хороший вопрос, — внезапно рассмеялся Шейл, — я сейчас не богаче вас, но деньги на кэб у меня есть. Верн позаботился.

— Тогда на площадь, а по пути расскажете все остальное.

— Что остальное? — не понял его Шейл.

— Кто родители Марка?

Шейл вздохнул:

— Он подкидыш. Воспитывался в приюте. Проявил себя прилежным мальчиком, его прочили в храмовники — умный, смышленый, хорошо читал и писал. Случайно попал на глаза Нильсону, когда тот отвозил в приют вещи. Мне тогда как раз нужен был лакей в дом — я набирал новых людей после гибели отца… Нильсон и взял Марка на службу. — Он вздрогнул — Йен залихватски свистнул, подзывая кэб. — Ничего себе…

Йен улыбнулся уголком рта:

— Могу научить.

— Ловлю на слове, Йен. — Шейл вдруг понял, что перешел на ты. Почему-то только от одной грустной, чуть растерянной улыбки. Про́клятая магия леса!

Йен сел в кэб, скомандовав:

— Примроуз-сквер, особняк барона Гровекса. — повернувшись к Шейлу, он оказал ответную любезность — тоже перешел на имя: — Вэл, у Марка есть примесь нелюдей?

— По виду он тянет на квартерона, не больше.

— Он, насколько я помню, брюнет.

— Я не набираю слуг исходя из цвета волос. Не все мои лакеи — блондины.

— Я не про это — он может быть незаконнорожденным сыном твоего отца. Как и Серж. А учитывая наличие у Безумца магии, то по закону и законнорождённым сыном…

Вэл скривился:

— Я не знаю. Отец сам отслеживал своих детей. Если ты думаешь, что он делился: «Вот ту лару я покорил в восемнадцать, а с той спал три года подряд!» — то ты глубоко ошибаешься. Мы таким не делились. Да, когда пришло время, он сам отвел меня на Медоуз-стрит, выбирая женщину, но не более того. Я не лез к нему с этим, он не лез ко мне.

— …и не контролировал твоих детей.

Вэл скрипнул зубами — Йен был эльфийски докапист:

— У меня была только одна внебрачная дочь, и та под вопросом. Лара Хейг была весьма непоследовательна — она была и со мной, и с мужем. Так что… Малышка могла быть моей, а могла и нет. Этого теперь не узнать. Что-то еще?

— Серж. Что ты знаешь о нем. Я сделал запрос в Ларисию, но ответ придет не раньше начала недели…

— Он тоже не знает своего отца — ведь тебя это прежде всего интересует? Его мать — певичка кабаре, квартеронка якобы воздушных корней, но могла и приврать для красивой легенды. Глаза у неё зеленые, Серж говорил как-то, так что она может быть и лесных корней. У неё было множество романов, когда она была помоложе. И да, отец часто ездил в Ларисию, они могли пересекаться — он обожал кабаре, кафешантаны и погребки — все, что связано с богемой... Большего я не знаю. Ни Серж, ни отец не говорили об этом никогда.

— И никогда не пересекались тут, на островах.

— Да, Серж в моей жизни появился после смерти отца. Что-то еще?

— Зачем ты соврал об амулетах? — Йен развернулся и всматривался в Шейла.

— Я не лгал.

— Лгал. Ты сказал, что они все активировались в ответ на магию, но я знаю — это не так.

Вэл нахмурился:

— Я не лгал… Мои первые амулеты… Первые, дай небеса памяти, им уже больше четырех лет… Да, в первых не было условия активации в ответ на магию. Они реагировали на любую угрозу. Но причем тут это? Они уже давно выдохлись, наверное. Я давно не проверял тайник с ними — этим заведовал Марк… Да, у нас такая с ним степень доверия. Была. Он знал об амулетах.

— И ты раздавал, конечно же, свои амулеты своим близким? Тем, кого ты считал близкими.

— Да. Моя семья — мать, сестры, их мужья, мои друзья вроде Верна или Сержа…

— Серж знал о тайнике с амулетами?

— Знал — он помогал менять разряженные амулеты на свежие. И не надо так смотреть на меня — я не идиот.

— Нет, меня просто поражает твое положение в обществе и способность к доверию… Обычно это не сочетается… Год назад… Вспомни, ну вдруг… Год назад Марк или Серж попадали под кэб?

— Что?

Йен, замечая, что кэб подъезжает к площади Согласия, повторил:

— Приблизительно год назад на Примроуз-сквер кто-то чуть не попал или попал под кэб — я нашел кэбби, который заметил вспышку от твоего защитного амулета, но не разглядел виновника. Дерево кэба до сих пор помнит твою магию. Именно это происшествие, возможно, и стало начальной точкой истории Безумца, если, конечно, я вновь не ошибаюсь с мотивом. А я могу, к сожалению.

Вэл медленно сказал:

— Как раз перед Новогодними праздниками Серж довольно сильно расшибся. Он говорил, что неудачно скатился на горке на площади… — Он кивнул на деревянную, залитую льдом витую горку, мимо которой как раз проезжали. Сейчас, в темноте зимней ночи, освещенной множеством газовых фонарей, здесь шло веселье — молодежь во всю каталась с горки и пила горячий фай. Йен скривился — тут часто расшибали головы, что было, то было. — А после праздников Марк пострадал — упал на коньках. В обоих случаях я поверил на слово о причине несчастья, у меня не было причин им не верить.

— Амулеты?

— Я их тогда не проверял — у них и так был доступ к ним.

Кэб уже катил вниз по Примроуз-сквер.

Вэл обреченно спросил:

— Что-то еще?

Йен прикусил губу — он усиленно думал. Кэб остановился перед домом Гровекса, и Вэл первым сошел на тротуар, расплачиваясь с кэбби. Йен медленно начал — он все же решился:

— …год назад — происшествие с кэбом. Безумец узнает, что может легко тебя подставить, симулировав огненный слив. — Йен пошел следом за Вэлом к особняку мимо мёрзнувших на подъездной аллее пальм. — Он обнаруживает, что сохраняется аромат твоей магии — магии огня, которую боятся все лесные нелюди. Он долго выбирает жертву… Жертва должна быть связана с тобой, и он останавливает свой выбор на малышке Хейг. Он убивает её вместе с гувернанткой… О, еще же у него должен быть доступ к твоему расписанию, к твоим бумагам и…

— И Марк, и Серж знали особенности моего почерка. Они запросто сами могли организовать нужные мне… И им встречи.

— …только после убийства Безумец остается в недоумении — магию на месте преступления не обнаруживают, и соответственно не находят связи с тобой. Он перемудрил себя в выборе жертвы. Вторую жертву он выбирает более понятно для всех — политического противника лэса Годара, но вновь осечка — магию на месте преступления чувствуем только мы — маги-нелегалы из-за своего лесного происхождения. А мы предпочитаем о таком молчать. Тогда, не знаю, на каком преступлении его осеняет — он делает запонки, но жертв нагло обкрадывают. Со Спенсером он решил не рисковать — он как-то подговорил лару Сесиль заставить тебя ревновать и закрутить роман со Спенсером, он точно был уверен, что ты клюнешь на это и устроишь скандал.

— И я клюнул… — горько сознался Вэл, поднимаясь по ступенькам особняка. — Как последний идиот приревновал.

— И тут впервые Безумцу везет — тело находят почти сразу. И сразу же находится твоя запонка. Только я хоть убей не понимаю — причем тут Тайный Совет, лар Дюпон-Леру и лар Маккей.

Вэл позвонил в электрический звонок:

— Под Маккея копал не только я. Дюпон-Леру тоже не прочь занять его место.

Дверь открыл бледный, в синеву Марк с перевязанной головой, и Вэл все понял:

— Серж, проклятые эльфы, это Серж…

Марк сглотнул, запуская их в холл:

— Мне очень жаль, милар… Мне очень жаль… Стоило вам уехать, как Серж словно взбесился — он вырубил меня и, видимо, куда-то уехал на магомобиле в нарушении вашего приказа. Мне очень жаль, милар…

Из кабинета вышел Верн, удивлено рассматривая Вэла в сопровождении Вуда:

— Дружок, ты не смог найти нашу птичку, да?

Йен осмотрел холл, но присутствия Забияки не обнаружил:

— Найдем. Обязательно найдем. Лар Вернон, присмотрите за Вэлом… За ларом Вэлом, — тут же поправился он, — а я сейчас быстро кое-что осмотрю и отправлюсь на поиски.

— Я с тобой! — твердо сказал Вэл.

— Я с вами! — вмешался Вернон.

— Оба останетесь тут. — осадил их Йен.

— Меня с собой возьмете? — мрачно спросил Марк.

— И ты тоже останешься тут — в трущобах вам всем не место.

— Я кузен Аликс! — взвился Вернон.

— А я боевой маг! — добавил Вэл.

— Что я в трущобах не видел? — возмутился Марк, но его остановил Вэл:

— Вот ты точно в постель и выздоравливать. Терять и тебя я не намерен.

***

Отбиться от Вэла не удалось — Йену пришлось взять его с собой на поиски. Утешало одно — он хотя бы Забияку смог приструнить. Тот прилетел к ним сам, когда Йен и Вэл вышли из дома, и отчитался, зависая перед ними в воздухе:

— Я не смог отследить магомобиль. Я потерял его из виду, пока выбирался с Примроуз-сквер через канализацию. Подземники те еще копуши. Прости, Йен. Он поехал куда-то за угольный канал. Что будем делать?

— Ты ищешь Рыцаря, — напомнил ему Йен.

— Я твой те… — Забияка глянул на заинтересованного Вэла и поправился: — я с тобой.

— А я сказал — ты ищешь Рыцаря и топтуна из ангелов, который за мной ходил по приказу Вэла. Они оба могут быть при смерти — если попытались идти против Безумца.

— Я…

— Рыцарь! Пожалуйста…

Вэл тихо вмешался:

— Я присмотрю за ним — не волнуйся, Аирн.

— Гм, — многозначительно произнес Забияка.

Вэл добавил:

— Говорят, из огненных магов получаются лучшие телохранители.

Воздушник мрачно сказал:

— Тогда учти: прошляпишь — нарежу на ленточки, но жизнь при этом сохраню. — Он посмотрел на Йена. — Я на поиски Рыцаря и топтуна, уговорили. Но потом сразу же к вам! И не волнуйся — я найду, я из-под земли тебя достану, Йен, если нужно будет.

Он, не прощаясь, полетел прочь, проверяя все проулки.

Вэл внимательно посмотрел на Йена:

— И какой план?

Тот вздохнул:

— Нанесем визит к Пауку. Он держит этот район.

— Что?! — возмутился Вэл, тут же вздрагивая от свиста — Йен подзывал кэб. От коляски Верна он отказался наотрез — не в ларских колясках разъезжать по некоторым районам.

Йен глянул на Вэла и повторил:

— Он держит этот район. Тут везде есть точки его ш… э-э-э наблюдателей, — поправился он. — Если вы не жалуетесь на грабежи, это не значит, что их нет. Это значит, что вы предпочитаете решать все за спиной полиции. Но в свою очередь это не означает, что полиция об этом не знает. Только и всего.

Он бросил остановившемуся возле них кэбби:

— Площадь Соколов. Плачу вдвойне за скорость.

— Домчу быстрее ветра, — отозвался кэбби, старательно давя зевок.

Йен забрался в кэб, рядом пристроился Вэл, закрывая дверцу, защищавшую ноги от грязи.

Вэл тихо спросил:

— А дальше что? После Паука?

— И до Паука и после — ты полностью слушаешься меня. Молчишь, никуда не лезешь, ничего не видишь, никак ни на что не реагируешь. Тебя нет — понял? Иначе я тебя с собой не возьму — оставлю на площади с кэбби.

— К чему такие предосторожности?

— К тому, что мне потом тут еще работать, и к тому, что там, куда мы едем, влегкую проломят череп только из-за твоего пальто — слишком красивое и дорогое.

— Постараюсь быть незаметным и осторожным. Мне тебя еще Забияке сдавать.

— Это мне тебя сдавать Алиш… — пробормотал Йен себе под нос — он замолчал: ему многое еще нужно было обдумать. Например, с чего Безумец решил, что Вэл примчится и прикончит его за Алиш? У Вэла не было ни единого повода для ревности — кто он, и кто Йен. Только кажется, Безумец так не считал. Хотя… Да нет… Двери, конечно, досталось, но в целом, Вэл хорошо себя контролировал.

Йен скосил взгляд на Вэла — тот сидел напрягшись, словно решал какую-то сложную задачу и все время порывался спросить ответ, но все же терпеливо молчал.

Йен похлопал себя по карманам пальто, проверяя деньги и желуди. Первых было мало — он взял из дома все три своимитты, ему мало заплатили из-за больницы. Зато желудей в кармане было привычно много. Только Паук не тот, кому хочется платить желудями. Совсем не тот.

Улицы становились все уже и уже, движения по ним почти не было. Газовые фонари встречались все реже — иногда между ними были ярды и ярды густой зимней тьмы — снег еще не выпал, и на улицах царил кромешный мрак, который чуть разгонял фонарь кэба.

На площади Соколов кэб остановился. Вэл опередил Йена, оплачивая поездку.

— Получишь еще динею, если дождешься, — тихо сказал Вэл, не заметив по дороге сюда ни одного кэба.

— Да, лар… — отозвался кэбби. — Я поезжу тут кругами, а то мало ли… И пригнитесь, лар — от вас деньгами на лигу тянет. Ткнут ледком, и знай, как звали.

Кэбби прищелкнул кнутом и медленно поехал прочь. Мрак сгустился сильнее, и Вэл машинально прищелкнул пальцами — газовые фонари в округе неожиданно зажглись. Он обернулся на Йена:

— Чем ткнут?

— Ничем хорошим, — отозвался Йен, приподнимая воротник пальто и горбясь. — Повторяй за мной — горбись и не кажись благополучным. Хорошо?

— Хорошо…

— Тогда, пошли. — Он направился в дальний проулок, из которого несло смесью лука и чего-то подгорелого. На брусчатке, опираясь спинами на стены домов, вповалку спали люди. Точнее, Йен надеялся, что они спали.

Прежде, чем открыть дверь захудалого паба, Йен вновь напомнил:

— Ни слова, ни жеста, ни попыток самому разобраться. Здесь моя территория, и мне здесь потом работать.

Вэл вздохнул:

— Почему нельзя разобраться раз и навсегда с таким?

— Потому что трущоб сотни, а нищих еще больше. Мы можем перевешать полстолицы за бродяжничество и воровство, но всегда придут новые…

— То есть…

— Люди просто хотят жить. Мы позволяем им это, потому что правительство не дает им других шансов. Что-то еще?

— Нет, я все понял — я буду вести себя тихо.

Йен добавил вскользь, открывая дверь:

— Кстати, я читал твой закон о детском благополучии… Хороший.

— Спасибо, — удивился Вэл — от него он такого не ожидал. Чтобы какой-то полицейский интересовался законопроектами, это было странно. Хотя… Если учесть желуди…

Паб был прокуренным, грязным и явно дешевым. Воняло еще хуже, чем в проулке — пивом, потом, чем-то прокисшим. Деревянные шаткие столы, табуреты вместо стульев или диванов, с десяток разной степени опьянения парней весьма непрезентабельного вида, длинная стойка, за которой никто не сидел. За ней стоял невысокий, морщинистый мужчина, седой, патлатый и одноглазый — пустую глазницу пересекал уродливый шрам.

Мужчина при виде Йена скривился и сплюнул в плевательницу:

— Ну вот, весь вечер испорчен! — он взял с полки бокал для пива и принялся его протирать полотенцем.

Йен сел за стойку, Вэл пристроился рядом, копируя его позу — расслабить плечи, сгорбиться, податься вперед на стойку.

— Доброй ночи, Паук. — поздоровался Йен. — Мне нужна твоя помощь.

— Иди ты! Благотворительностью не занимаюсь, эль фаоль. Оплату вперед, только потом просьба.

Вэл посмотрел на Йена, а потом на Паука, и нарушил свое обещание, встревая с вопросом:

— Эль фаоль? Он — эль фаоль?

Паук ему подмигнул — учитывая один глаз, смотрелось это странно:

— Прикинь, а он даже не в курсе!

Йен вздохнул и повернулся к Вэлу:

— Да, я Эль Фаоль. Это мое имя. Так меня назвал мой дед Дуб, у него все люди вокруг — человеческие дети. Как-то так.

Паук хохотнул:

— Прикинь! Он ни черта не знает! — Он посмотрел на Вуда. — Три желудя — и мои парни мигом решат все твои проблемы.

Йен старался не смотреть в сторону Вэла — знал, что увидит в его глазах, но платить тут желудями было нельзя. Что-то вставало внутри темной волной — нельзя! Почему-то вспоминалась детская сказка про испорченные дары.

— Нет, желудей ты не получишь. Могу предложить пару митт — мне всего-то надо знать, куда поехал один магомобиль — Примроуз-сквер держат твои парни. Просто один вопрос. Зато получишь пару митт.

— Нет. Или желуди, или ничего. Тотти ты дал желудь — я знаю. Чем я хуже? А иначе… Ни я, ни мои парни ничего не видели и ничего не слышали. Нас вообще на Примроуз-сквер не бывает. Ты что… Это же такой район! Там на каждом углу по томми.

Вэл спокойно положил на стойку золотую динею, и Йен выругался про себя — тут убивали за меньшее в карманах! А Вэл тем временем положил сверху следующую динею.

И вся толпа за ними ожила, подалась вперед, оценивая содержимое карманов Шейла.

А тот, как ни в чем ни бывало, положил третью динею:

— Хватит?

Паук довольно рассмеялся:

— Похоронить тебя хватит. Тебе эль фаоль не говорил, что это за район? Тут за митту убивают. Но я сегодня добрый. Я лично оплачу тачку — твой труп выкинут поближе к Примроуз-сквер, чтобы родичи смогли тебя оплакать. А эль фаоля так и быть отпустим — его трогать нельзя. — Он криво улыбнулся Йену: — придурок твой дружок! Что ж ты его не предупредил, что с кошельком сюда не ходят.

— Предупреждал — он не поверил. Паук, прекрати пугать его. Давай поговорим серьезно.

— Да я серьезный, я-то лишь попугаю, а они-то, — он кивнул на зал, — плевать хотели на мою серьезность. Их-то я не контролирую…

— Паук, прекрати. Мне нужно всего лишь знать, куда направился магомобиль. Это стоит сущие репсы, но ты тут ломаешься, как бабочка на Медоуз-стрит.

— Нет желудей — нет информации. Я все сказал.

По стойке медленно и вызывающе потек огонь. Он вспыхнул на дверях — передней и задней, на окнах и побежал по стенам и потолку. Йен снова выругался:

— Дохлые феи, Вэл, я бы договорился.

— А я не могу ждать. Короче. — Вэл встал, оглядываясь на замерших в зале парней. — Кто не понял — я огненный маг. Сжечь дотла мне как плюнуть. Кто не в курсе — я Безумец. Отсюда никто без моего ведома не выйдет, и уж тем более никто даже пальцем не прикоснется ко мне или Йену. Гореть… — Он похлопал ладонью по стойке, прямо по пламени, — будет долго — до утра, минимум. Вопрос в одном — с вами или рядом с вами. Кстати, гореть будет, даже когда я уйду. Гореть будет, даже если меня убить. Не верьте, что заклятия заканчиваются со смертью мага… Это чушь! Кто-то что-то хочет сказать про красный магомобиль, отъехавший от особняка барона Гровекса сегодня вечером? А еще лучше о пассажирке этого магомобиля. Меня интересует — где она сейчас. Ответите — три динеи ваши. Не ответите… Пожалеете. Мне терять нечего.

За спиной Йена осторожно кашлянул Паук:

— Слышь, эль фаоль, ты своего этого… В рамках держи. И куда повезли девку, я не знаю — магомобиль бросили на Вражке, мои парни его уже прибрали. Знали бы, что ваш — не тронули. Но вот про девку я не знаю. Я ж не знал, что она тебе так дорога. А теперь попроси его пламя-то убавить.

Йен холодно улыбнулся:

— Чтобы вы тут же нам глотки перерезали? Нет, гореть будет до утра. А мы…

Вэл с надеждой посмотрел на него, ожидая следующего шага. Йен быстро перебирал следующих своих знакомцев — он понимал, что время утекает сквозь пальцы, времени катастрофически не хватает… А Алиш в руках Безумца, и что он там для себя решил, известно только ему и богам. Только боги далеко и не защитят Алиш.

— …а мы, пожалуй, пойдем.

Йен показал пример — на подгибающихся от страха ногах он прошел через горящую дверь. И огонь пропустил его, не касаясь.

Кажется, за ними кто-то следом попытался выскочить — в пабе раздался дикий крик боли. Йен вздрогнул, но промолчал.

Вэл пояснил:

— Ничего с ним страшного не будет — повоет чуть от боли и отлежится. Я же не Безумец… Йен… У тебя же есть план?

— Есть, — коротко сказал Йен, который из-за этой истории с Безумцем уже нарушил все свои запреты и забыл об осторожности. — Пойдем-ка к кэбу — нам сейчас нужно будет быстро перемещаться к Алиш.

— К Аликс? Ты понял, где её найти? Этот Паук все же что-то намекнул, да? — спросил Вэл, оглядывая площадь.

Йен в который раз за вечер свистнул и, в ожидании кэба, прикрыл глаза — он надеялся, что желудь пророс в Алиш. Что желудь все же дал свой побег, соединяя его и её. Что в него желудь пророс уже давно, он и так знал. Это только Забияка каждый раз настаивает, чтобы он носил желудь у себя на груди.

Он представил перед закрытыми глазами росток, тянущийся из него к Алиш, которая где-то там, где-то далеко и нуждается в помощи.

Вэл резко выругался:

— Проклятые эльфы… Ты и точно эль фаоль…

Йен открыл глаза:

— Что ж… Если ты его видишь, то чего стоим? Подсвети его для кэбби, и поедем.

Тонкий зеленый росток… Ниточка? Веточка?... тянулся из груди Йена куда-то в темноту.

Глава 22 Человейник

Лошадь довольно уверенно шла вслед за летящим в воздухе светлячком, а трущобы все тянулись, тянулись и тянулись.

— Где мы? Ты хоть ориентируешься в этой темени? — спросил Вэл.

— Район доков, — пояснил Йен — ему темнота помехой не была.

— Проклятые эль… Дьявол, пора менять ругательства… Прости, я говорил тебе, что ты не тянешь на гения магии, так вот — я ошибался. Ты гений. То, что ты делаешь сейчас, гениально.

Йен сухо сказал:

— Это не моя заслуга. Это все дед и его желуди.

— Это ты! — горячено возразил Вэл. — Ты! А не какой-то мифический дед.

— Что ты, дед настоящий, лесной, чуть с прибабахом, но свой.

Вэл внимательно посмотрел на него:

— Я ценю все, что ты сегодня делаешь, и постараюсь тебе помо…

Йен его оборвал:

— Не надо. Это мой выбор. Ты тут ни при чем. И я тоже должен извиниться. Я знал, что ты боевой маг, но твоя репутация на Примроуз-сквер меня смутила. Я думал, что ты дальше дворцов никуда. Я…

Вэл рассмеялся:

— Я люблю дворцы… Я люблю балы, лар, ухаживания, хорошую одежду и еду… Я люблю жизнь и роскошь, но я бываю не только во дворцах. Я бонвиван, как говорят в Ларисии, но я не жуир… Я прошел через все колонии, служа стране и королю. Я не боюсь грязи и умею за себя постоять. И прости, если из-за меня у тебя будут проблемы с Пауком.

— Не будут, — возразил Йен. — И за это уж точно не нужно извиняться.

Мимо неслись какие-то темные склады. Невыносимо воняло мазутом и тиной. Вэл сморщился:

— Куда Сержа занесло, однако…

— Он сейчас как загнанная крыса — бежит сломя голову и на ходу меняет планы. Он сильно напугался… И, боюсь, сейчас у него нет четкого плана, а когда плана нет, всякое может случиться.

Вэл качнул головой:

— Я не понимаю его. Совсем не понимаю… Приди он ко мне — я не оставил бы его без поддержки! Он же… Брат… Возможно, брат… Но…

— Он выбрал иное. Он выбрал все, вместо кусочка пирога. Так бывает, Вэл. Даже с родственниками.

— Знать бы, что он для себя решил.

— Я бы на его месте предложил обмен — наше молчание на жизнь Алиш. Он же… Он может попросить и больше. Это непредсказуемо. Ты же видел его комнату — он перевернул все верх дном, собирая свои вещи, но ничего важного, ни одной зацепки не оставил — он надеется вывернуться.

— К эль… К… дьяволу! Пусть выворачивается! Пусть бежит, только бы не тронул Аликс. Все прощу — Аликс не прощу ему.

— Вэл…

— Я себя хорошо контролирую — не волнуйся. Слива не будет. Хотя эльф меня… задери, я так и не понял, как ты раз за разом выживаешь после моих сливов.

— Не знаю. Сам не знаю. Может, меня спасают желуди?

— Желуди — часть магии леса. Магия леса боится огня. Она ему не может противостоять.

Ни Вэл, ни Йен не знали, что эль фаоль приносил желуди с единственного выжившего после битвы в Заповедном лесу дуба — этот дуб прошел огненное посвящение и выжил.

— Тогда не знаю, — пожал плечами Йен. — Да это и неважно уже.

— Но это же… Впрочем, ты прав — пока это неважно.

Йен усмехнулся про себя — как они по-разному смотрели на будущее. Для него было уже неважно, а для Вэла — пока неважно.

Светлячок резко рванул вперед и замер перед каким-то темным, ни капли света не пробивалось через окна, домом. Он был высокий и узкий, больше ничего в темноте Вэл рассмотреть не смог.

— Что это? — спросил Вэл, пока кэб медленно подъезжал ближе.

— Нам повезет, если это потогонка. Там можно договориться с хозяином… А если это человейник — тот тут два варианта. Обычный съемный человейник — мы спокойно пройдем и заберем Алиш. А если это рабочий человейник, то ты досконально слушаешься меня: куда идти, куда наступать и прочее. В рабочих человейниках, где собирается всякая шваль типа фальшивомонетчиков и фальсификаторов, полно ловушек. Всегда смотри, куда наступаешь.

— Хорошо, — согласился Вэл, старательно не напоминая, что он боевой маг. В человейниках он до этого не бывал.

Кэб остановился. Вэл привычно сунул кэбби динею:

— Еще получишь, если покатаешься вокруг.

— Да, лар, не стоит беспокоиться — туточки я буду. Кругами поезжу, мало ли. Места лихие, лар. Берегите себя!

— Спасибо, — Вэл пошел следом за Йеном к двери, возле которой уже потух светлячок. Кэб уехал, и сразу стало темнее.

Йен присел на корточки, изучая замок на двери. Вэл молча приложил ладонь к замку, вспыхнул огонь, и замок сам вывалился из двери.

— Добро пожаловать! — шепотом сказал Вэл. Йен качнул головой и проскользнул в темноту и смрад человейника. Вэл шагнул следом, даваясь ругательствами — внутри было ни зги не видно. Даже привыкшие к темноте глаза ничего не улавливали. Только и слышно шорохи, сдавленный хрип и какие-то звуки борьбы. Вэл осторожно зажег светлячок на ладони, но Йен уже сам справился с сидящим в засаде охранником человейника, вырубив его ударом в челюсть.

— Ты в порядке? — уточнил Вэл.

Йен, тряся рукой, болящей после удара, качнул головой:

— В порядке. Пойдем — я вижу Алиш, точнее её след в потоках магии — верхний этаж, совсем под крышей. Самая дальняя комната по коридору.

— Она?.. — Вэл подался вперед от ожидания и страха.

Йен успокаивающе хлопнул его по плечу:

— Алиш жива — просто без сознания. Иди за мной след в след — это рабочий человейник. Смотри, куда наступаешь! Всегда убедись, что пол под тобой надежен, что ступенька или половица не подпилена.

Он медленно пошел вперед по длинному, узкому, чуть шире плеч взрослого мужчины коридору с множеством закрытых дверей в сторону хлипкой лестницы, периодически переступая через половицы. Вэл тут же уточнил:

— А что там под подпиленной половицей может быть?

— Никогда не знаешь. Там может быть канализация, и тогда считай, что тебе повезло. Там могут быть колья, и тогда тебе не повезло, а могут быть и собаки, натасканные на людей. Впрочем, собаки могут быть тут везде.

— Собаки легко себя выдают лаем. — возразил Вэл.

— И вот потому у них голосовые складки удалены.

— Проклятые эльфы… Черт…

Рука Йена предупреждающе ткнулась Вэлу в грудь:

— Тут целых пять половиц — осторожно!

— Понял, — Вэл послушно перешагнул, не видя в темноте никакой разницы в половицах. — И сколько тебе за это платят?

— За что? — Йен даже оглянулся на Вэла.

— За рейды.

— За рейды — нисколько. Это же работа. Кстати, сейчас будет лестница. Следи за ступеньками. — Йен принялся подниматься по лестнице. Ступеньки скрипели, грозя рассыпаться, но пока выдерживали вес.

— Тогда в неделю? — уточнил Вэл, послушно переступая через казавшиеся Йену подозрительными ступеньки.

— Шесть митт. А что?

Вэл удивленно заметил:

— У меня ужин подчас больше десяти митт стоит.

Йен снова обернулся:

— Это же замечательно — вкусный, видать, ужин.

— Шесть чертовых митт!!! А магам за рейд от десяти диней дают в зависимости от сложности. Бывает, до сотни доходит.

— С чем тебя и поздравляю, — Йен задрал голову вверх, рассматривая следующий пролет лестницы. Для Вэла все пряталось в темноте — он боялся зажигать сильный светлячок, чтобы не привлекать ненужного внимания. — Ловушки с подпиленным полом закончились — до подъема на последний этаж, конечно же. Можешь смело идти. Только за перила не держись — могут лезвия быть.

— Параноики…

— Они защищают себя как умеют.

Вверх, вверх и вверх по почти крысиным каким-то лестницам, лазам, проходам, вызывающим клаустрофобию и желание сжечь все тут к эльфи… к чертовой матери. Местные обитатели почти не попадались — парочка попыталась было напасть, но Вэл вырубил их магией быстрее Йена.

На последнем этаже было тихо.

Йен снова напомнил:

— Пол! Вот тут гарантировано можно к собакам провалиться.

Вэл обреченно кивнул — с этой стороной жизни столицы он почти не сталкивался, и она ему уже осточертела.

Йен остановился перед подозрительно хлипкой дверью и шепотом сказал:

— Тут.

Вэл прищелкнул пальцами, и дверь опала серым пеплом. Йен чуть замешкался — огонь его продолжал пугать, и Вэл первый влетел в мелкую, узкую комнатушку, где из мебели был только колченогий стол и табурет.

Йену пришлось плечом отодвигать в сторону Вэла, что-то рычащего в лицо припертому к стене Сержу:

— Он ответит перед судом! Займись Аликс…

Вэл неохотно отпустил Сержа, прикрывая глаза — кажется, он мысленно про себя считал.

Йен надел противомагические наручники на побелевшего Сержа и все же не выдержал, сказал:

— А ведь мог доказать, что владеешь магией и был бы законнорождённым сыном, был бы одним из Шейлов…

Серж тут же взвился:

— Я и так Шейл! Но что в том проку, если родился вторым?! К черту ваши острова и ваши невозможные законы! Половина земель Редфилдса мои! Мои по закону!

Йен качнул головой:

— Здесь майорат. Здесь законы континента не действуют.

Вэл, еле беря голос под контроль, выдавил:

— Ты мне и так был как брат… Неужели ты думаешь, что я бы пожадничал выделить тебе достойное содержание?! Как ты мог… Я же тебе доверял… Я тебя и так считал братом!

— И смотрел всегда свысока — как же, герцог! Это я герцог! Я же всего лишь хотел получить свое! Неужели жизнь твоей драгоценной Аликс не стоит Редфилдса? Я бы отпустил её живой… Она бы жила. В обмен на Редфилдс. От тебя требовалось одно — обменять её жизнь на то, что мое по закону!

Йен качнул головой и промолчал — человеческие законы наследования и его ставили в тупик.

Он усадил Сержа на стул и принялся разбирать бумаги, которые были на столе. Проще было забрать их все, и позже в участке пусть их посмотрят, но Йен понимал — это его последний шанс понять, что же произошло на самом деле, да и надо было дать время Вэлу и Аликс.

Йен старательно не поворачивался в тот угол, где на полу среди грязного тряпья лежала Аликс. Вэл опустился на колени и быстро огнем уничтожал веревки, которыми были перевязаны её руки и ноги.

— Потерпи, малыш. Чуть-чуть потерпи. Все уже закончилось. Все страшное уже позади… Ну же, малыш… Осталось совсем чуть-чуть, и ты будешь дома в безопасности…

Йен же сжимал зубы и заставлял себя читать бумаги — свидетельство о рождении Сержа Виардо, записка, написанная от руки за подписью Десятого герцога Редфилдса с какими-то любовными стихами, адресованными матери Сержа, бумаги, заверенные у нотариуса, где были показания нескольких людей о связи герцога и певички Виардо, официальная бумага из Министерства магии Ларисии, где подтверждалось, что у Сержа Виардо обнаружены магические способности лесных нелюдей — ниже среднего, но и этого было достаточно, чтобы признать его Шейлом — вид магии значения не имел, предсмертная записка от имени Вэла с раскаянием, на ней не хватало только даты.

— Ты, оказывается, собирался покончить с собой, — задумчиво сказал Йен. — А еще Серж умело копирует твой почерк.

Вэл встал, подхватывая Аликс на руки:

— Да, я признаю — я идиот, слепо доверяющий не тем.

— Я этого не просил. И доверие — это сильная сторона личности, просто не все умеют его оправдывать.

Йен сунул бумаги себе в карман пальто и дернул Сержа за руку вверх:

— Пойдем. И не пытайся наступить не на ту ступеньку — я тебя даже из канализации достану. Мне за это платят.

На улице их уже ждали — у огромного тюремного магомобиля стояло двое полицейских и маг в форменном плаще. Все же топтуны от Тайного Совета все это время ходили за Йеном, просто более умело, чем «черное пальто».

Серж, заметив, как Йен спокойно протянул констеблю руки вперед, чтобы их сковали наручниками, дико, истерично захохотал. Он смеялся все время, пока его запихивали в кузов магомобиля.

Йен постарался забраться в кузов сам. Он напоследок обернулся — услышал, как взмолилась Аликс на руках Вэла:

— Нет, нет! Почему?! Вэл, сделай же что-нибудь! Прошу… Умоляю… Вэл…

Йен отрицательно качнул головой, заметив, как на ладони Вэла заплясал огонь:

— Я знал, на что иду и ни о чем не жалею.

Двери магомобиля захлопнулись, и поэтому Йен не услышал ответ Вэла:

— Я что-нибудь придумаю, Аликс. Честное слово, я что-нибудь придумаю.

***

Рыцаря Забияка нашел в куче мусора только из-за чуть выступавшего из-под опавших листьев тела детектива, следившего за Йеном и так некстати попытавшегося противостоять Безумцу — ангелу просто мимоходом свернули шею. Рыцарю повезло меньше — его чем-то прихлопнули, на левую сторону тела без слез было не взглянуть — латы погнулись, кое-где треснули и из-под них сочилась, не переставая, кровь. Забияка подхватил на руки тело друга и что было сил понесся в сторону канализации. Счет жизни шел на часы, если не минуты. Но в этот раз Забияка был не намерен уступать судьбе — кто его знает, оставил ли этот чопорный и холодный Дариэль на этом свете следующего Дари. Да и привыкать к новому другу всегда труднее.

— Только попытайся снова улизнуть — сам убью!

Подземники оказались так любезны, что вывели Забияку на поверхность на площади Равных, а молодой подземник даже донес до дома Рыцаря, бережно держа его в лапах, ему это было всяко удобнее, чем Забияке.

Дома, уложив тело друга на столе, Забияка увеличился в размере и быстро принялся готовить напиток — сейчас только он мог спасти Рыцаря. Лететь за эль фаолем было рискованно — Йен просто мог не успеть прийти и спасти.

Пока при помощи магии напиток закипал, Забияка стащил с сушилки белье Йена и натянул на себя — тот и не такое прощал, простит и это. Забияка наклонился над Рыцарем и осторожно потянул на себя шлем. Он снялся легко, словно никакого проклятья не существовало.

— Эль… У тебя все же вышло… Проклятье, у тебя все же вышло…

Он разглядывал новое лицо друга и в чем-то узнавал Дариэля, а в чем-то нет. Короткие черные волосы, светлая кожа, мягкий, безвольный подбородок, почему-то пухлые, порочные губы… Со всем можно смириться, лишь бы Рыцарь жил.

На плите зашипел, сбегая напиток, и Забияка быстро процедил его через ситечко и принялся выпаивать по капельке Рыцарю.

— Пей, пей, Дари… Это должно помочь. Это просто обязано помочь — лес снова признал тебя и пророс в тебя. Ты — это я, а я — это снова ты… Помнишь, ты так говорил? Дари… Только живи…

Каплю за каплей, снова и снова почти без веры, но с дикой надеждой.

Забияка постелил на столе носок, перенеся тело друга на него. И снова капля за каплей… Пока шнуровки и застежки не проступили так явственно, что Забияка не удержался и принялся стаскивать ненужный рыцарский доспех — без него хотя бы раны можно перевязать. Осторожно, медленно, кое-где доспехи отставали с трудом, словно приклеенные, но Забияка справился. Снимая последнее — длинную до колен кольчугу, он выдохнул от неожиданности:

— Дари… Да ты девушка… Вот же… Я тупица… — Он стащил с сушилки платок Йена и накрыл им вместо одеяла девушку.

Дари чуть приоткрыла один глаз — ярко-голубой:

— Как… звал… того?

И Забияка соврал:

— Риэль.

— Пойдет… — согласилась Дари, снова теряя сознание.

***

Падал снег. Крупный, ленивый, пушистый. Оседал на одежде, запутывался в волосах затихшей Аликс, капельками оседал на коже… Вэл прижимал девушку к себе, держал её на руках и знал — не его. Она не его. Пусть сейчас тут, рядом с ним, пусть по закону она его, и сложно будет оспорить бракосочетание, пусть пока она тихо лежит в его объятьях и только всхлипывает — плачь закончился еще на Башенном мосту, но она была не его. Всеми своими мыслями она была не тут. Она была там, с ним. С этим эльфийским Йеном, задери его все эльфы мира… Эль фаоль — ну кто же ожидал такого от какого-то полицейского.

Кэб катился по правому берегу Даркери — кэбби не решился возвращаться тем же путем и выбрал более безопасный новый город. По прекрасным ярко-освещенным проспектам, мимо спящих в снежном сне парков, через широкие площади в цветной предновогодней иллюминации, по новому красивому городу, в котором нет темных проулков, нет потогонок, нет трудовых домов, нет человейников — это все прячется на левом берегу, там, где осталось старое сердце города — Примроуз-сквер и Деловой центр.

— Вэл…

— Шшш, малыш, я сделаю все, что могу. Честное слово.

Аликс тихо, но крайне упрямо сказала:

— Вэл, ты злишься на меня?

— Что ты… Нет, конечно.

— Я правда не знаю — как там оказалась. Я пила чай, который принесла Эмма, а потом вдруг ты обнимаешь меня в каком-то странном доме…

— Неважно, Аликс. Это не твоя вина.

— Я честно собиралась тебя дождаться, Вэл.

— Я знаю — ты же обещала…

— Вэл… Ты злишься на меня?

— Нет, малыш. Я что-нибудь придумаю. И не кори себя — это только моя вина и мое излишнее доверие.

Аликс зашебуршалась в его руках, заглядывая в глаза — близко-близко, так что захотелось её поцеловать:

— Только не смей его терять! Только не думай больше не доверять людям. Только не смей больше никого к себе не подпускать.

Он приподнял брови:

— Мне казалось, это очевидный и хороший выход из сложившейся ситуации.

— Вэл… Не надо, прошу… Останься самим собой.

И он не удержался — подался вперед, осторожно целуя и согревая её холодные губы. И она не отстранилась, как боялся он, и даже неумело, но крайне жарко ответила, снова, как тогда прихватывая его губу и чуть кусая. Кажется, она это любила делать.

Он прижался лбом к её лбу, уже ничего не понимая.

— Аликс… Если Йен позовет… Ты?...

Она вздрогнула — Йен с Вэлом были такие разные… Йен — как вспышка, как молния — от каждого его прикосновения её бросало в жар, но в тоже время она знала — он спокойный и рассудительный, все понимающий и прощающий, с ним легко будет идти по жизни… Вэл — маленькое солнышко разгоралось каждый раз в её груди, маленькое, теплое, желающее чуть больше, чем дано супругам в этом мире. Только с ним трудно — с ним надо спорить и отстаивать себя, иначе подомнет и сам все решит за неё.

— Вэл…

— Аликс, не бойся меня… Если он позовет?

— Я пойду… — честно сказала она.

— А если я попрошу остаться?

— Я останусь. — она прошептала уже в его плечо, не в силах смотреть ему в глаза.

Вэл тихо рассмеялся:

— Ясно… — «Что ничего не ясно», — добавил он про себя. — Не бойся, малыш, я вытащу Йена, я не позволю его отправить в Северную резервацию. Это было бы замечательно раньше, когда мы собирались на Ледяные острова, но теперь, когда мы остаемся в столице, я отстою Йена, чего бы мне это ни стоило.

***

Еще даже не рассвело, а Вэл, оставив Аликс заботам сонного, так и не ложившегося спать всю эту длинную ночь Верна, вышел из дома. Он остановился на ступеньках, заглядывая в окно кабинета — там стояла Аликс и с надеждой ждала его обратно. Верн приобнял её за плечи и помахал на прощание. Даже что-то сказал. Наверное, пожелания удачи со своим вечным, жутким «дружком». Марк расправил зонт над Вэлом, чтобы продолжавший падать снег не испортил новое пальто и шляпу — Верн настоял, чтобы Валентайн отправился в Тайный Совет при полном параде.

Паб у Паука час как перестал гореть — Вэл решил, что этого более чем достаточно, так что перед подъездной аллеей уже стоял красный магомобиль — Марк его успел проверить и остался доволен его состоянием.

Марк открыл дверь со стороны водителя и в который раз сказал:

— Может, я все же с вами, милар?

Вэл хлопнул его по плечу:

— В постель и выздоравливай! Кстати… Принимайся за изучение состояния наших дел — ты больше не лакей. Ты мой секретарь.

— Так может мне тогда с вами?

Вэл сел в магомобиль и напоследок посмотрел на Марка:

— Не наглей. В постель — а то вернусь и Аликс на тебя напущу. Она любит лечить.

Марк захлопнул дверь и вернулся на тротуар.

Магомобиль мягко стронулся с места, направляясь в сторону храма Возрождения. Правда, далеко уехать он не успел — в неба спикировали две огромные фигуры с крыльями и остановились на дороге перед магомобилем. Фары высветили фигуру рыцаря в старинных доспехах, нагло упершего тяжёлый двуручный меч в асфальт. Вэл ударил по тормозам, но все равно перед магомобиля с жутким скрежетом наехал на меч, и тот его разрезал пополам почти до середины капота. Рыцарь при этом ни сдвинулся ни на дюйм — так и остался стоять на дороге, словно играючи держа меч. Рядом с ним стоял в современном, хоть и потрепанном костюме-тройке Забияка, небрежно держа свой меч на плече.

— Проклятые эль фаоли и их охрана! — выругался Вэл, выскакивая из магомобиля.

Забияка ткнул своим мечом в сторону Вэла:

— Ты обещал вернуть эль фаоля живым. Ты не выполнил обещания.

— Я еду за ним. Ехал, — поправился он, рассматривая магомобиль.

Рыцарь небрежно пнул обутой в сабатон стопой магомобиль, откатывая его назад. При этом все с таким же печальным скрежетом магомобиль смыкался обратно, словно меча и не было.

— Мы с тобой, — сказал Забияка. Он хлопнул по плечу рыцаря: — моя девочка!

Девочка… Если в доспехе рыцаря была девочка, конечно же… легко дернула рукой в шипастой перчатке в сторону Забияки. Один из шипов красноречиво замер перед глазами Дубового листка.

— Не надо так говорить. Я не твоя.

— Я все равно тебя покорю!

— Только через мой труп.

Забияка скривился:

— Я его видел, и он мне не понравился. Ни тогда, ни сейчас. — Он открыл заднюю дверь магомобиля: — прошу, пока Валентайн не передумал нас брать.

— А я могу, — подтвердил Вэл, тем не менее возвращаясь за руль и дожидаясь, пока его незваные пассажиры рассядутся. — Кстати, Аирн, вот именно за такое поведение — неожиданное и ничем не спровоцированное нападение с воздуха с мечом, вас и боялись, и ненавидели.

Он завел двигатель и быстро набрал скорость — Йен может не дождаться помощи.

— Мало боялись, — буркнул Забияка. — Иначе бы не напали… Кстати, позволь тебе представить прекрасную воздушную деву, первый Дубовый листочек Рыцарь по имени Дариэль.

— Ого, — только и сказал Вэл — историю отношений Забияки и Рыцаря, точнее Паладина он знал.

— Молчать. — процедил Забияка. — Для всех остальных, кроме тебя, Вэл, Дари — Рыцарь. Имя вне семьи называть нельзя.

Вэл приподнял от удивления брови — он не ожидал, что его включат в понятие семьи.

Забияка рассмеялся:

— Сам в ужасе — кого семьей называю, но ты сам вызвался стать Дубовым листком, так что куда деваться… Сейчас главное — спасти Йена… Ты же справишься, Валентайн? Я по камешкам разберу ваш Тайный Совет, но для Йена может быть поздно.

— Я постараюсь, я очень постараюсь, Аирн.

— Спасибо, — только и сказал Забияка. Он сам все прекрасно понимал. Эль фаоль, будущий король Заповедного леса был как кость в горле Алистеру Третьему, королю Островного королевства.

***

Внутренний двор, где проводились казни, сейчас был освещен единственным светлячком, подвешенным в воздухе — его создал Лариц Дюпон-Леру, сейчас задумчиво прохаживающийся взад и вперед по двору.

Йен стоял по центру, засунув руки в карманы брюк, которые держались на честном слове — у него отобрали все, от шнурков до подтяжек, оставив из одежды только нижнюю фланелевую рубашку и брюки. Босые ноги мерзли на каменной мостовой, он старательно поджимал пальцы и терпел — все детство бегал босиком, так что выдержит. Тут осталось-то… Он, конечно, ждал отправки в резервацию, а не вот этот двор, но судьбу не выбирают, а с Тайным Советом не спорят. Он ни о чем не жалел, почти. Ни о не случившемся поцелуе с Алиш — это вообще из области невозможного, ни о так странно закончившейся жизни, ни о применении магии — ведь мог же отсидеться, дождаться ответного хода Безумца… Впрочем, об одном жалел — он не успел раздать все желуди, что подарил дед.

Маккей стоял, прислонившись к стене и рассматривая Ларица и Йена по очереди. Он словно выбирал.

Лариц, нервно посматривая вверх, где на фоне светлеющего неба бились и пытались прорваться через защиту две крылатые фигуры с мечами, не выдержал:

— Сколько уже можно ждать? Приказ есть приказ.

Маккей пожал плечами:

— Нужно подтверждение от короля, что желудь подействовал. Его будят. Я не понимаю вашей спешки, Лариц.

— Не понимаете? — он ткнул рукой в небеса. — Вы правда не понимаете? Если они прорвутся… Мы уже ничего не сможем сделать.

— Там на крыше — множество магов. Не прорвутся. Ждем подтверждения от короля. Он только вчера принял желудь — нужно подтверждение, что проклятие снято.

— К черту… — не выдержал Лариц, когда вниз посыпались яркие искры какого-то заклинания.

Следующее для Йена произошло почти одновременно: Дюпон-Леру прищелкнул пальцами, формируя заклинание, Маккей тоже кинул огненный шар, и дверь, ведущую во двор, кто-то выбил, врываясь внутрь.

Йен лишь выругался:

— Дохлые феи…

Маккей, склоняясь над мертвым Дюпон-Леру, согласился с ним:

— Иначе и не скажешь. Забавно становятся предателями, Эль Фаоль… Вам так не кажется? Всего одно движение пальцами, и ты предатель.

Он выпрямился, поворачиваясь к ощенившемуся огнем Валентайну:

— Шейл… Вы опоздали. Что у вас за привычка — опаздывать? Я думал, вы придете быстрее и сами спасете свое сокровище. Пришлось делать грязную работу за вас.

Шейл чуть притушил пламя на ладонях, поворачиваясь к Йену:

— Ты как?

Тот пожал плечами:

— Жив.

Вэл повернулся к Маккею:

— Мы сейчас с Йеном медленно и аккуратно выйдем из Тайного Совета и покинем острова навсегда, а вы забудете о существовании эль фаоля — взамен я сохраню вам жизнь.

Маккей отрицательно качнул головой, и Вэл моментально вновь вспыхнул огнем, пугая Йена до одури — его сердце понеслось вскачь, словно он уже такое видел. Когда-то. Он стоял перед длинным строем людей, а за ним был Заповедный лес. И точно так же, как сейчас, тогда в небе бились Дариэль и Аирн на его стороне. Только тогда Шейл был по другую сторону от него. Сейчас он бился за него.

— Не шутите со мной, Маккей. — твердо сказал Вэл.

— Я не шучу. Место Эль Фаоля тут, на островах. Это его дом. Это его забота — вернуть Заповедный лес и его магию. Потушите уже огонь — вы пугаете Эль Фаоля. Знаете же, что для лесных людей страшнее огня ничего нет.

— Мак. Кей. — Вэл подошел к Йену, гася заклинания.

— Слушайте внимательно — повторять дважды не буду, — начал Маккей. — Тайный Советник Шейл выполнял важное поручение — искал сеть предателей в Совете. Ими оказались шпионы Ларисии. Как удачно, что ваш брат Серж Шейл — ларисиец! И еще… Раз уж заговорили о вашей семье, Шейл, — проверьте своего Марка Дэвиса на родство. Ваш папаша был крайне любвеобильный, впрочем, вы это тоже унаследовали. И тряхните своего Нильсона — он, в отличие от вас, весь список бастардов вашего отца знает. Думаете, ему случайно приглянулся Дэвис в приюте? Черта с два! Ладно, хватит о ваших семейных делах. Вы, Шейл, случайно раскрыли Ларица Дюпон-Леру, как шпиона ларисийцев, и вас подставили с убийствами, выводя из игры. Заодно наглые и беспринципные ларисийцы подставили честного инспектора полиции Йена Вуда, лишь исполнявшего свой долг. Постарайтесь впредь своей магией, Эль Фаоль, так откровенно не светить. По крайней мере пока не войдете в силу. И разберитесь в самом себе — как вы, чистокровный человек, умудрились стать Эль Фаолем. Что еще? Ах, да… Шейл, вам вернут все ваши титулы и земли. Взамен вам вручается Эль Фаоль — берегите его, как зеницу ока. Все будущее магии в ваших руках. Все будущее магов в ваших руках. Лично шкуру сниму, если не уследите. И учтите, прибирать за вами, как сегодня, больше не буду. Все всем ясно?

Шейл скривился и сказал:

— Так точно.

— Рад, что вы все поняли со службой. И… Домой, лары, домой! Мне тут за вами еще прибирать и прибирать… Молодежь — ничего в интригах не смыслите.

Вэл взял Йена за руку и потащил за собой прочь со двора для казней, тихо спрашивая:

— Били?

— Жить буду.

— Шкуру спущу со всех!

— Лучше желуди верни… Пожалуйста.

***

Снег все продолжал падать, превращая жизнь в сказку и обещая новые чудеса. Магомобиль плавно подъезжал к Примроуз-сквер. На одном плече Йена, словно демон, сидела Дариэль, на другом нагло спал Забияка — в драке его сильно ранило, и он потерял много крови.

Вэл остановился у Зеленой чайной — отсюда уже начиналась защитная сеть.

Забияка осоловело зашевелился, опираясь локтем на ухо Йена и заставляя того морщиться:

— Что? Опять канализация? Да что ж за жизнь такая…

Вэл без слов вышел на улицу и… Подхватив все защитные линии сети, дернул их на себя.

— Гип-гип-ура! — радостно воскликнула Дари, заставляя Йена жалеть, что разрешил воздушникам уменьшиться — воспользовались его плечами они без спроса.

Вэл вернулся и снова сел за руль:

— Вот так-то лучше.

Пока Вэл парковался на аллее перед особняком Гровексов, из дома выскочила Аликс — без пальто и зонта. За ней в припрыжку бежали Эмма с пальто в руках и Марк с зонтом наперевес.

Йен знал, что бегут не к нему, но на миг можно было представить, что несется Аликс, чуть подлетая на красивых стрекозиных крыльях к нему… Она что есть сил врезалась в него, прижимаясь крепко-крепко и робко целуя в угол рта:

— Йен… Никогда больше так не пугай… Никогда…

Эмма замерла с пальто, Марк, заметив босые ноги Йена, спешно направился обратно в дом, понимая, что зонт тут не спасет. Ошеломленный Нильсон тоже спустился с крыльца, ничего не понимая.

— Милар Вэл…

Тот вышел из магомобиля и указал рукой на Йена:

— Нильсон, вручаю вам под вашу опеку Йена — приготовьте ему все необходимое для джентльмена…

— Конечно, милар…

Марк уже поставил перед Йеном чьи-то домашние туфли:

— Обуйтесь, холодно же. Милара… Вы…

Аликс испуганно отпрянула в сторону, и Эмма все же накинула пальто ей на плечи.

Марк улыбнулся:

— Вот так-то лучше.

Вэл подошел и обнял Аликс, целуя в макушку — она же обещала остаться, если он попросит… Из дома вышел и Вернон, кутаясь в пальто и морщась от падающих снежинок.

Йен знал, что его будет ждать дальше из-за вмешательства Маккея — половина слуг и вечная сословная граница между ним и Аликс. Между ним и Вэлом. Это то, что не преодолеть. Даже если он получит повышение, даже если когда-нибудь дослужится до личного дворянства, они всегда будут помнить, что он нир по происхождению. Но сейчас хотелось верить, хоть на пару минут, на пару секунд, что он им ровня. Что его тут любят и ждут. Что тут его семья — все они… А не только парочка сумасшедших воздушников.

Он подошел к одной из пальм — ветер сорвал и уронил на землю её плоды, которые горничные еще не успели убрать. Йен поднял плоды и кинул Вэлу в руки уже два желудя:

— На удачу… Тебе и Алиш.

Он пошел в дом — на улице было отчаянно холодно. Его пара минут в семье закончилась. Оставалось надеяться, что привидевшиеся ему крылья у Алиш, найдутся в этом третьем для неё желуде.

За Йеном потянулись и остальные. Полетели Дари и Аирн, Марк с зонтом предложил помощь Аликс, Эмма последовала за ними.

Верн как на готовую взорваться шутиху уставился на желудь в руках Вэла:

— Это… Первый?

Вэл простонал:

— Второй…

— О черт.

— И не говори…

Верн улыбнулся:

— Дружок, тебе пойдут зеленые глаза.

— Молчи…

— Дружок, ты сам в это влез.

— Я? Йен сам приперся… Не я. Это он… — Вэл вздохнул и пошел к лестнице.

Йен в холле шагнул было к двери для слуг, как оскорбленный в лучших чувствах Нильсон буквально прошипел:

— Лэс Йен… Я думаю, вас ждут на гостевой половине дома.

Эпилог

Ветер трепал длинные белоснежные дюны, океан шумел — он готовился к шторму. Небо затягивали низкие зимние тучи.

Забияка шел, утопая в песке по щиколотки.

В этот раз Дуб ушел очень далеко — зов океана был слишком силен, чтобы ему сопротивляться. Принц и так почти сотню лет сопротивлялся его зову. Иногда это было непосильной ношей. Забияка и представить не мог — как это, почти век быть в разлуке с любимой. Она не могла жить на земле — Эль Орель запретил ей ступать на сушу, у лесного принца должна была быть другая невеста. Эль Фаоль не мог жить в море. И вечно по кромке, по самому краешку океана, там, где еще есть силы устоять перед мощью прибоя.

Забияка склонился на одно колено перед Дубом. Тот стоял по щиколотку в воде — дальше заходить не решался, шел шторм.

— Эль фаоль…

Дуб с трудом повернулся за звук, пытаясь вспомнить.

Забияка вновь напомнил о себе:

— Эль фаоль…

— Да. Я. Эль. Фаоль. — все же вспомнил Дуб.

— Эль фаоль… Эль фаоль вам прислал дар.

— Мне? — удивился мужчина.

— Вам, эль фаоль. Вы же помните, что тот эль фаоль — это тоже вы.

— Не я… — качнул рукой мужчина. — Не я.

— Душа леса, подаренная вами, проросла все же в человеческое дитя, эль фаоль. Ваша душа проросла в Йена Вуда. Он передал вам дар в ответ.

— Мне? — снова удивился мужчина. — Ах, да. Человеческое дитя с душой леса и способностью прощать. Я помню.

— Дар, эль фаоль, — Забияка все так и стоял на одном колене, протягивая в ладони желудь.

— Не нужно. Уже не нужно. — Он повернулся к океану, ища в волнах её. — Все уже бесполезно.

— Эль фаоль! — Забияка плюнул на церемонии и встал. С потерявшим свою душу ради будущего леса Дубом было сложно — он себя-то не помнил. — Эль фаоль!

Он силой вложил желудь в руку Дуба:

— Йен очень просил быть счастливым… Очень.

Мужчина удивленно посмотрел на желудь в своей руке, быстро дающий росток и впивающийся в кожу, а потом схватился за горло, не в силах сделать вдох. Он сделал шаг, еще шаг в бушующий океан… А потом только мелькнул серебристый хвост в волнах и тут же ушел на глубину.

— Будь счастлив, Дуб… Ты сделал все, что мог и даже больше… Ты заслужил…

Оглавление

Глава 1 Примроуз-сквер

Глава 2 Новое преступление

Глава 3 Неудачный арест

Глава 4 Свадьба под виселицей

Глава 5 Приход экзекутора

Глава 6 Правда о браке

Глава 7 Полет с крыльца

Глава 8 Я не Безумец

Глава 9 Разговор по душам

Глава 10 Прогулка

Глава 11 Забияка

Глава 12 Банда Белых наколок

Глава 13 Лекция

Глава 14 Ангел

Глава 15 Старые друзья

Глава 16 Тайный совет

Глава 17 Новые обстоятельства

Глава 18 Убийство

Глава 19 Крах всех надежд

Глава 20 Трудный разговор

Глава 21 Безумец

Глава 22 Человейник

Эпилог

Пожертвовать