По смерти бабушки, Илью Василича хотели отпустить на покой, но старик на это не согласился и даже рассердился, когда отец мой сказал ему: довольно, Илья, послужил ты нам верой и правдой, пора старым костям твоим отдохнуть на теплой печке.
-- Разве уж я и не гожусь никуда? разве уж я из ума выжил? отвечал старый дворецкий, -- грех вам, батюшка Павел Матвеевич, обижать верного слугу вашего! воля ваша господская, а я домой на печи валяться не пойду. За что я даром стану барский хлеб есть? Какие еще мои года?
А Илье Василичу было давно за 60!
-- Ну, что с тобой делать! сказал мой отец; есть охота служить, служи, пока сил хватит.
И Илья Васильевич по прежнему, в своей неизносимой серой ливрее, с приличною дворецкому важностью и с салфеткою в руке, являлся в гостиную доложить, что кушать поставили и с тарелкой под мышкой становился за мой стул. По смерти бабушки, старик взял меня на свое попечение: мел и убирал мою горницу, пересматривал мое белье и платье, чтоб увидеть, все ли чисто и все ли в порядке. "Кто после покойницы Анны Васильевны присмотрит за нашим бедным сиротинкой?" говорил он про меня, вздыхая.
Раз занемог наш обозничий; это было в страшную зиму, когда стояли такие морозы и дули такие метели, что по дорогам то и дело находили замерших людей, собак и птиц; а подходило время посылать мужичков с обозом в Москву. Вот отец мой за обедом и спрашивает которого-то из братьев: -- кого бы нам нарядить вместо больного Петра?
-- Да чего вам лучше? пошлите меня с обозом, сказал Илья Василич, имевший привычку часто вмешиваться в барский разговор. При покойном батюшке вашем Матвее Васильевиче я был главным обозничим, и теперь не хуже всякого молодого сведу обоз в Москву, продам хлебец на Болоте, доставлю вам сохранно денежки до последней полушки и отчеты все подам, как следует. Да уж кстати и с внучкой Аксюшей, что за вольным столяром за мужем, повидаюсь; лет десять не видались, а она у меня одна. Илья Василич был старик еще бодрый, умный, честности испытанной, и перестал держаться чарочки с тех пор, как упал из окна; к тому ж крестьяне и уважали его, и побаивались -- отец мой и решил: послать его обозничим в Москву.
И поехал Илья Василич с обозом; на шестой день благополучно прибыл в Москву, за неслыханную цену продал хлеб, деньги зашил в ладонку, повесил ее на крест и в тот же день отправился в обратный путь. Как опытный обозничий, он ехал на последней подводе, чтобы все остальные были у него всегда перед глазами. Проехали и Каширу. Вдруг поднялась метель, понесло и с верху, и с низу; до постоялых дворов было еще далеко, а стало темнеть; Илья Василич и приказал крестьянам, как можно громче, перекликиваться, чтобы в темноте не растеряться. Но скоро вьюга сделалась так сильна, что начала заглушать голоса и наконец их и вовсе не стало слышно. Острым снегом залипало старику глаза, да и смотреть-то было не на что: один снеговой вихрь кругом.
-- Плохо дело! подумал Илья Василич, -- хоть бы привел Бог добраться до какой-нибудь избенки и в ней переночевать, а обоз завтра рано утром нагоню: рыжая-то у нас конь богатырский, битюкский.
А вьюга бушевала все сильнее и все неистовее и бедного путника сильно начала прохватывать дрожь. Вдруг рыжая подняла голову, фыркнула и понеслась во всю прыть.
-- Или волки, или ночлег близок, подумал Илья Василичь.
В самом деле, не прошло и десяти минут, лошадь, как вкопанная, остановилась у ворот какой-то избы; не вдалеке, в снежном воздухе, чернеется церковь, барский дом, сад.... всего этого старик по дороге в Москву, помнится ему, не видал.
-- Сбился с дороги, подумал он, да и за то спасибо: не попади я сюда, к утру замерз бы непременно. С трудом вылез он из саней, подошел к окну и начал стучать в него, что было мочи.
-- Кто там? спросил из избы голос, не отворяя окна.
-- Проезжий! впусти обогреться, мерзну! отвечал Илья Василич.
-- Ступай себе с Богом, откуда пришел! сказал голос, -- здесь у нас в селе ночью никто тебя не пустит: ономнясь пустили к себе проезжих, а проезжие-то были конокрады, 10 лошадей из села свели, а нас мир выпорол.
-- Да я деньги заплачу! вскричал Илья Василич и окоченевшими пальцами начал неистово тереть отмерзавший нос.
-- Отваливай и с деньгами-то! был ответ.
Попытался старик постучать в другое, третье окно, обошел все избы, -- все тот же ответ, а иногда и вовсе ответа не было. Что было делать! Илья Василич махнул рукой, лег опять в сани, накрылся веретьями, перекрестился и приготовился умирать.
Вдруг где-то за селом блеснул огонек, и у старика отлегло от сердца.
-- Бог не без милости, подумал он, сем ко еще попытаюсь. Он прищелкнул языком, тронул возжами, и добрый конь повез его шибкой рысью.
Огонек светился в избушке за околицей; вот он становится все виднее, все больше, вот наконец, освещенное красным светом, обрисовалось окно. Илья Василич выпрыгнул --">
Последние комментарии
11 часов 19 минут назад
12 часов 10 минут назад
23 часов 36 минут назад
1 день 17 часов назад
2 дней 6 часов назад
2 дней 10 часов назад