Бабий Яр. Реалии [Павел Маркович Полян] (fb2) читать онлайн

Кишинев

The Historical Expertise 2024

Полян Павел

Бабий Яр. Реалии. — Кишинев : The Historical Expertise, 2024. — 692 с., ил.

ISBN 978-3-9107-4157-7

Киевский овраг Бабий Яр — одна из «столиц» Холокоста, место рекордного единовременного убийства евреев, вероломно, под угрозой смерти, собранных сюда якобы для выселения. Почти 34 тысячи расстрелянных всего тогда за полтора дня — 29 и 30 сентября 1941 года — трагический рекорд, полпроцента Холокоста! Бабий Яр — это архетип расстрельного Холокоста, полигон экс-терминации людей и эксгумации их трупов, резиденция смерти и беспамятства, эпицентр запредельной отрицательной сакральности — своего рода место входа в Ад. Это же самое делает Бабий Яр мировой достопримечательностью и общечеловеческой трагической святыней.

Жанр книги — историко-аналитическая хроника, написанная на принципах критического историзма, на твердом фактографическом фундаменте и в свободном объективно-публицистическом ключе. Ее композиция жестко задана: в центре — история расстрелов в Бабьем Яру, по краям — их предыстория и постистория, последняя — с разбивкой на советскую и украинскую части. В фокусе, сменяя друг друга, неизменно оказывались традиционные концепты антисемитизма разных эпох и окрасок — российского (имперского), немецкого (национал-социалистического), советского (интернационалистского, но с характерным местным своеобразием) и украинского (младонационалистического).

Открывается книга автобиографическим вступлением («На берегу Бабьего Яра»), завершается — разделом «Бабий Яр как хроническая болезнь». Концовка книги задумывалась как оптимистическая, ведь «хронический больной» явно шел на поправку и до вожделенной достойной мемориализации Бабьего Яра было уже рукой подать. Но после 24 февраля 2022 года эта задача, как и все что ни есть нормального в мирной гражданской жизни, лишилась приоритетности и вновь встала на паузу. Планетарная трагедия, так и не увенчавшаяся до сих пор, на девятом десятилетии после себя, своей достойной мемориализации, по-своему феноменальна и трагедийна.

Волей-неволей книга вопиет и о сегодняшних рисках гуманитарной и культурной деградации. Написанная по заданию Клио, она рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся историей Второй мировой войны, Холокоста и антисемитизма в Украине и в России.

© Полян П., 2024

© Издательство «The Historical Expertise», 2024

(Отсканировал и обработал:

Якову Бердичевскому

Советский гуманизм, немецкий гуманизм, ассирийский гуманизм, марсианский гуманизм — о, сколько же их на белом свете, и каждый прежде всего стремится перестрелять как можно больше людишек, начинает с Бабьих Яров и кончает ими. Бабий Яр — вот истинный символ и культур ваших, и гуманизмов.

Анатолий Кузнецов

...Мы с ними [евреями] еще поквитаемся. Они запомнят меня!..

Адольф Гитлер (в передаче А. Шпеера)

...забыть есть взаимное дело. Мы тоже забыли когда-то, что мы евреи. По воскресениям Розенблат надевал черный фрак, цилиндр на голову, садился в коляску и ехал в кирху. Немцы улыбались мне и говорили: «Гутен таг». И я улыбался немцам, приподнимал цилиндр и говорил: «Гутен таг». Но на другой день после прихода Гитлера оказалось: немцы не забывали, что я еврей. Они уже не говорили мне: «Гутен таг». Нельзя забывать, мальчик, что ты еврей, раньше, чем это забудут другие.

Владимир Порудоминский

Никто не может понять ни глубину, ни объемы этой псевдочеловеческой ямы.

Яков Бердичевский

Нет ничего. Одна зола

По-человечески тепла.

Илья Эренбург

НА БЕРЕГУ БАБЬЕГО ЯРА. Вместо предисловия

...В недалеком будущем состоятся торжественные сеансы уничтожения иудейского племени в Будапеште, Киеве, Яффе, Алжире и во многих иных местах. В программу войдут, кроме излюбленных уважаемой публикой традиционных погромов, также реставрирование в духе эпохи: сожжение иудеев, закапывание их живьем в землю, опрыскивание полей иудейской кровью и новые приемы, как то: «эвакуация», «очистки от подозрительных элементов» и пр.

Илья Эренбург

Цицерон считал историю учительницей жизни, Гегель ему возражал, утверждая, что уроки истории состоят в том, что они ничему не учат. Может быть, когда-нибудь в этом заочном споре победит римлянин, но пока прав немец...

Георгий Касьянов

Я Вам прочту нечто рискованное, но тем не менее я это прочту...

Иосиф Бродский

Сущность историзма в том, чтобы прошлое воспринимать с живостью текущего момента, а современность мыслить исторически.

Семен Дубнов

Давайте не промолчим хотя бы во второй раз.

Эли Визель

Между Аушвицем и Бабьим Яром

Одна из моих книг — 2010 года издания — называлась довольно претенциозно: «Между Аушвицем и Бабьим Яром. Размышления и исследования о Холокосте».

Об Аушвице в ней было и впрямь много, а о Бабьем Яре — лишь пять страниц. Всего 5 из 550, меньше процента, да и те — путевые записи! Диспропорция? — Нет, аванс!

В Киеве я, москвич, был всего несколько раз в жизни. Впервые — кажется, в 1974 году, на съезде Географического общества СССР. Во второй раз — уже в 1980-е гг., на какой-то другой конференции, и тогда-то я впервые посетил Бабий Яр. Увидел зеленую впадину-лужайку размером с футбольное поле, а посередке какую-то бронзовую фигурную группу с героическим моряком в центре. Подумалось уже тогда: а при чем здесь расстрел евреев?

В следующий раз я добирался сюда уже на метро и все удивлялся тому, что станция называется почему-то «Дорогожичи», а не «Бабий Яр». Лужайка с футбольное поле как-то ужалась оптически, ее окружил по периметру кустарный коммеморативный самосев-самострой, а в парке за метро огорчила даже «Менора». Окруженная какими-то пыльными задворками и отмеченная тогда лишь нарциссической табличкой о спонсорстве «Сохнута» и «Джойнта», она смотрелась как скромный еврейский вклад в этот не прекращающийся морок исторической бестактности и агрессивного беспамятства.

Но самое глубокое переживание поджидало меня в 2019 году, когда мы вместе с Дмитрием Бураго, жизнерадостным киевским поэтом и издателем, подготовили и провели «Мандельштамовские чтения в Киеве». Они проходили с 30 апреля по 1 мая и были посвящены 100-летию прекрасной и нетривиальной даты — 1 мая 1919 года — дня знакомства и первой встречи Осипа Мандельштама и Надежды Хазиной!

Процитирую аннотацию тех чтений:

Поэт и его жена, поэт и его подруга, их любовь и их союз со всеми проблемами и трудностями, вплоть до трагических, — одно из великих таинств судьбы и великих тем поэзии. Но пара «Осип Мандельштам и Надежда Мандельштам» занимает в этом контексте особое место. Он — один из величайших русских поэтов XX столетия, 19 лет из своей 47-летней жизни счастливо проживший со своей женой, образуя с ней на удивление гармоничный жизненный симбиоз. После его смерти Она — героически сберегла, в том числе в собственной памяти, поэзию мужа, корпус его поздних стихов, запустила их в самиздат и в тамиздат, сохранила, в меру возможного, часть архива поэта и передала его на хранение в надежный Принстонский университет. Но этим Надежда Яковлевна не ограничилась — она и сама стала писателем: ее мемуары — не только свидетельство близкого человека и беспощадный анализ времени, в котором ей и Осипу Эмильевичу выпало жить, но еще и великолепная русская проза сама по себе.

1 мая 2019 года исполняется 100 лет со дня встречи и знакомства в Киеве петербуржца Осипа Мандельштама и киевлянки Надежды Мандельштам (тогда еще Хазиной). Это была любовь с первого взгляда, неотрывная от топографии Киева — города, в котором произошла эта встреча. В программу чтений входят экскурсия по мандельштамовского-хазинскому Киеву, поэтический вечер-концерт с исполнением стихов Мандельштама в переводе на разные языки, фрагментов вокального цикла В. Сильвестрова на стихи Мандельштама, фрагментов видеофильмов об Осипе и Надежде, а также научная конференция...

Познакомил же меня с Бураго мой старинный друг — замечательный поэт и переводчик Шекспира, Бараташвили и многих других — Семен Заславский. А с Сеней, в свою очередь, меня познакомил — Лев Озеров: имя в контексте Бабьего Яра не случайное.

Вот они и начались — лабиринты сцеплений и шестеренки-колесики судьбы!

Весной 1982 года мы встретились с Сеней в Москве, и тот, совершенно меня обаявший, предложил проведать его летом в Крыму: каждое лето он устраивался на несколько месяцев рабочим-землекопом в археологическую партию Херсонесского музея. В том, 1982-м, году они копали на речушке Алсу.

И я приехал, — и прожил с ним несколько недель, запечатлевшихся в моих «Стихах о неизвестном поэте», посвященных С. Заславскому:

...Меловые столовые горы,

беловые наброски души,

и в палатке ночной разговоры —

беспорядочны и хороши.

И в бреду безответных вопросов,

после гряд беспорядочных лет,

убежал ты к дриаде утесов,

безымянный алсуйский философ,

неизвестный бродяга-поэт!

В мире совести, что в море соли,

но недаром соленым зовут

горьковатое, честное море

и в его первозданном растворе

первозданную истину пьют.

Верь, дружище, мы станем другими,

неизвестным сердцам дорогими, —

все не зря, хоть и страшной ценой!..

И я горд тем, что знал твое имя,

что бродил по Тавриде с тобой!

Там, у костра Сеня рассказывал мне про академика Шафаревича — духовного предка нынешнего национал-большевизма, пригретого и усыновленного российской властью. Его вышедшей в самиздате «Русофобией» тогда, в начале 1980-х гг., взахлеб зачитывалось все российское антисемитство. Сеня же, представитель того самого «малого народа», который, согласно Шафаревичу, для ритуальных своих перекусов предпочитал нежную плоть русских царей и царевичей, где-то ее уже прочитал и, присвистывая и похохатывая, пересказывал какие-то ее постулаты. Постулаты я выслушал, правда, вполуха, прямоту и откровенность оценил, а вот ни мысли, ни мышление высоколобого антисемита интересными не показались.

Куда ярче впечатлили такие, например, эпизоды. Сторожиха яблоневого сада возле Алсу, подвыпив, объясняла причину своей радости: «А братка вернулся. 15 лет сидив». — «А за что?» — «Та в жыдив палыв». Как-то заглянул в лагерь с горилкой и сам братка — полуслепой старик с белыми глазами. Посмотрел своими бельмами внимательно на Семена и беззлобно так и так буднично пошутил: «Семэн Абрамович, а я бы вас с удовольствием расстрелял!..»

А вот занимаешься историей погромов, и вдруг узнаешь, что другого безжубого старика, Пинхоса Красного, декоративного петлюровского экс-министра по еврейским делам, большевики вместо расстрела отправляют в киевскую психушку, где его застают немцы и, не моргнув, сбрасывают в ров, возможно, даже живым, — и уж точно не поняв, кого они только что ликвидировали.

...Но вернемся в 2019 год. Дмитрий Бураго был не первым в Киеве, к кому я обратился с идеей объединить усилия и отозваться на такую красивую дату, как 100-летие знакомства Осипа и Надежды. Мне по жизни был немного знаком круг, сформировавшийся вокруг Киево-Могилянской академии и издательства «Дух і літера» — Леонид Финберг, Константин Сигов, Иосиф Зисельс: именно к ним я и обратился ранней осенью 2018 года. Идею они, правда, оценили, но ни восторга не выказали, ни отказа не заявили — обещали подумать и написать.

Спрашиваю: друзья, а в чем трудности? Свободная же страна, и красота-то какая!..

Стоп, отвечают: во-первых, нужны деньги, а главное — нужно еще понять, насколько это сейчас своевременно...

Деньги? Хорошо. Той же осенью в Сараево, на встрече выпускников Института Кеннана, я договорился об оплате билетов в Киев нескольким мандельштамоведам из нескольких стран. Воодушевленный, сообщаю об этом своим киевлянам, и снова утыкаюсь в ту же стену: да, хорошо, да, красиво, да вот только — ко времени ли!..

Это теперь я понимаю, что их держало на таком коротком поводке: заканчивалась первая каденция Порошенко, инструментализировашего Евромайдан 2014 года откровенно пронационалистически, и очень многое для украинского еврейства зависело от того, переизберут его или нет. А Мандельштам для тамошнего уха прежде всего русский еврей и уже потом — мировой поэт-классик.

Ох уж эта мне категория — «своевременно/несвоевременно»!

Что это? Попытка угадывания — или заклинания? — завтрашней розы ветров? Страх неудобного прошлого или неуютного, колючего будущего? Предчувствие — или упование? — того, что против шерсти сегодня вдруг перестанет быть им завтра? Или мудрый расчет на то, что вся эта шерсть к намеченной дате отлиняет сама?..

О сколько же раз сталкивался я с этой фигурой речи, особенно в догорбачевские 1980-е годы, когда хлопотал о гласности для текстов бедного Осипа Эмильевича!

Но рассуждения моих киевских собеседников о своевременности мероприятия в 2010-е годы, — мол, а не рано ли? — поразили меня еще больше. Где же — в каком таком сердечном желудочке или в извилине мозга — притаился сей волшебный прибор с мелко дрожащими стрелками на шкале страхов?

И не сыскать слов моей благодарности Дмитрию Бураго, тоже киевлянину, украинцу и поэту, сумевшему в тех же самых условиях взять на себя все риски и, обойдясь без страхметра, обогнуть все рифы и прекрасно все организовать!

Бабий Яр. Рефлексия

...Весной 2020 года я случайно узнал, что в Бабьем Яру наконец-то какая-то ó и что руководит ею Илья Хржановский, сын Андрея Хржановского, с которым я очень поверхностно, но был в свое время знаком. Сына я через отца разыскал, несколько раз с ним поговорил, симпатией к проекту искренне проникся — и потом, в меру опыта и сил, даже сумел чем-то помочь будущему мемориальному центру с его архивными разысканиями в разных странах.

Но ничего похожего на общение и диалог с Хржановским-юниором не получилось. Я тогда еще не до конца сознавал, что в вертикальных, граничащих с фюрерством, оптиках такие жанры, как разговор или дискуссия, хотя и предусмотрены и технически возможны, но, как правило, глючат и не активируются.

Оставшись таким образом без собеседника, с которым, по наивности, всерьез намеревался обмениваться суждениями, я невольно избежал и груза его авторитета. Зато приобрел отличную возможность походить вдоль оврага один, без поводырей и посредников, поразбираться в кровавом лёссе его нарративов. Отсюда, собственно, и первоначальное заглавие этой книги — «На берегу Бабьего Яра».

Между тем чем глубже я зарывался в контент и в контекст этого страшного места, тем опасней кренился и заваливался сам — в «свой» Бабий Яр. Небольшой «шурф» в литературную рефлексию трагедии сразу же показал, что триадой из стихов Евтушенко, прозы Кузнецова и музыки Шостаковича ни литературная антология, ни общехудожественная рефлексия этого оврага не ограничиваются.

Инстинктивно начал собирать тексты и впитывать судьбы-сюжеты, на которые, бродя вдоль берега, время от времени натыкался — истории Сени Звоницкого, Яши Гальперина, Люси Титовой, Льва Озерова и других.

И уже летом 2020 года я отважился на первое публичное выступление о Бабьем Яре. То была онлайн-лекция 10 июля 2020 года из Музея ГУЛАГа — презентация моего вѝдения, тогда еще довольно наивного («Хржановский как клизма» и т. п.), хода мемориализации Бабьего Яра^[1].

И, грубо говоря, первый синопсис настоящей книги.

Ее появлению предшествовали два других книжных проекта.

Первый — это двухтомная антология «Овраг смерти — овраг памяти»: один томик — антология стихов о Бабьем Яре (на русском и украинском языках), другой — «Эхо Бабьего Яра» — мои эссе, комментирующие эти стихи^[2]. То, как Дмитрий Бураго и я готовили антологию к изданию и как она, вопреки всему, успела выйти в свет к концу сентября, — отдельная новелла, и, напиши я ее, жанр вышел бы пафосно-героический.

Но, появившись на свет, антология негаданно столкнулась с опалой на свой второй том (мои эссе) и цензурным запретом со стороны Мемориального центра Холокоста «Бабий Яр» (МЦХ)^[3] на его распространение и презентацию.

Второй проект — книга «Бабий Яр. Рефлексия», вышедшая в издательстве «Зебра Е» в октябре 2022 года, спустя год после выхода киевского двухтомника. Она вобрала в себя иную версию антологии — полностью русскоязычную (включая сюда переводы на русский с идиша, украинского и немецкого), строже отобранную и с расширением тематики стихов.

Бабий Яр. Реалии. Об этой книге

Очевидно, что настоящая книга — «Бабий Яр. Реалии» — не просто перекликается с предыдущей, но пребывает в тесной связи и перекличке с ней, а оба названия тянутся к названию фильма Сергея Лозницы — «Бабий Яр. Контекст»^[4]. Часть контента «Рефлексии» вошла и в «Реалии», где организована, однако, совершенно иначе — не пожанрово, а хронологически.

Жанрово я определил бы книгу как независимую историко-аналитическую хронику, написанную без сантиментов и ресентиментов — на принципах критического историзма^[5], на твердом фактографическом фундаменте и в свободном объективно-публицистическом ключе^[6]. «Честное исследование», как отозвался об этом жанре один из коллег. И в этом качестве оно перекликается с другими царапающими книгами о «неудобном прошлом», разбирающимися с историческими табу.

«Еже писах писах».

Композиция книги задана самим Бабьим Яром, если понимать под ним не узко-картографический топоним и не антропо-геоморфологическое урочище, а некий трагический событийно-временной комплекс — метафорическое пространство смерти и беспамятства, полигон экстерминации людей, эксгумации их трупов и последовательного удушения или недопущения памяти о них. Несмотря на высшую сакральность Бабьего Яра как узла чудовищной мировой трагедии, налицо явное фиаско с его достойной мемориализацией: разобраться в природе этого феномена — главный импульс предпринятого исследования.

При этом существенная часть фактографии пересмотрена и переосмыслена здесь заново, в том числе хронология расстрелов непосредственно в Бабьем Яру, а кое-что ставится как проблема или вводится в научный оборот впервые: например, мемориализация жертв погромов периода Гражданской войны или судьба Пинхоса Красного, последнего петлюровского министра по еврейским делам.

Пространство книги рассечено по оси времени натрое — «До Бабьего Яра», «Во время Бабьего Яра» и «После Бабьего Яра», причем последняя часть жестко потребовала для себя дополнительного раздвоения — отдельно для советского и постсоветского периодов. В каждой части — по нескольку разделов, в каждом разделе — по нескольку глав.

Период «До Бабьего Яра» — это все, что предшествовало немецкой оккупации Киева 19 сентября 1941 года. Хронологически это самый большой отрезок времени, — в книге же это самая скромная по объему часть. Соответствующий раздел получил подзаголовок: «“Союз русского народа”, или Интернационал погромщиков». Это, если угодно, загрунтовка всего последующего, позволяющая следить за его истоками и корнями, держать их в поле зрения в зеркале заднего вида.

Часть вторая и центральная — «В Бабьем Яру» — имеет подзаголовок: «“Союз немецкого народа”, или Овраг смерти». Этот метафорический проброс от реального «Союза русского народа» к условному «Союзу немецкого народа» указывает на новую антисемитскую доминанту — человеконенавистническую идеологию национал-социализма, неотделимую от его людоедской практики.

Третья и четвертая части — это все, что было «После Бабьего Яра». Третья часть — все, что после освобождения Киева и до распада СССР, — посвящена уловлению того «гулкого эха», что породил Бабий Яр, т.е. рефлексии на него со стороны государства, общества и культуры. Отсюда его подзаголовок — «“Союз советского народа”, или Овраг беспамятства». Четвертая — продолжение третьей, но уже после распада СССР, когда государственная власть стала украинской. Отсюда ее название — «После империи» — и ее подзаголовок: «“Союз украинского народа”, или Овраг враждующих символов».

Открывается и завершается книга автороцентричными разделами, озаглавленными — «На берегу Бабьего Яра. Вместо предисловия» и «Вместо послесловия. Бабий Яр как хроническая болезнь». Концовка задумывалась как оптимистическая, ведь «хроническому больному», казалось, становилось все лучше, и он явно шел на поправку и даже на выписку, до вожделенной мемориализации Бабьего Яра, казалась, было уже рукой подать. Но 24 февраля 2022 года, когда все перевернулось и в постковидном бреду заметался весь мир, хроника перешла в хтонику, и эта задача, как и все нормальное в мирной жизни, лишилась приоритетности и встала на чрезвычайную паузу. С этим же связано и добавление в книгу, в качестве своего рода приложения, постскриптума от Павла Нерлера («Фугасмерти»), в центре которого — новый перевод «Фуги смерти» Пауля Целана.

Таким образом, книга охватывает предысторию, историю и постисторию расстрелов в Бабьем Яру. В фокусе постоянно оказывалась одна и та же традиционная константа — антисемитизм. Точнее, сменяющие друг друга, как в эстафете, антисемитизмы разных окрасок — российский (имперский), немецкий (национал-социалистический), советский (интернационалистский, но с местным душком) и украинский (младонационалистический). Степени их отрефлексированности неодинаковы: ведь знание и память никогда не абсолютны, они всегда баланс раскапывания и закапывания, оглашения и утайки, увековечения и предания забытью. Но тут важно понимать, что неотъемлемым условием каждого из антисемитизмов была социальная и статусная униженность и экзистенциальная беззащитность евреев, делающая из них идеальных жертв — всегда под рукой, хорошо заметны и априори лишены малейшей возможности постоять за себя и дать сдачи.

Еще томик моих эссе «Эхо Бабьего Яра» в киевской двухтомной антологии 2021 года вызвал бурную и неадекватную реакцию, породив самую настоящую цензуру — изъятие руководством МЦХ из макета важнейшего очерка — о коммеморативных процессах в Бабьем Яру накануне 80-летия годовщины трагедии. Порождено это было гипотетическими опасениями либерального начальства МЦХ лишний раз не угодить ожиданиям украинской патриотической общественности в сложном балансе их взаимоотношений.

Уже сами эти опасения многое говорят о горячечной температуре избранной темы. За время войны она могла только раскалиться. Не приходится сомневаться, что и эта книга будет встречена демагогически-эмоционально — как «проукраинским» лагерем, так и «проимперским». Каждый из лагерей, скорее всего, постарается инструментализировать фактографию книги на свою корысть. Что ж, за фактографию я отвечаю, а от таких попыток, памятуя о прискорбном опыте Арона Шнеера^[7], наперед и с твердостью отмежевываюсь.

История, как и искусство, подмандатны профильным музам, а не комитетам. Равняюсь поэтому не на политическую масть и не на «своевременность» высказывания, а на его верность Клио — честность и объективность, верифицируемость источников, аргументированность гипотез, убедительность умозаключений, открытость к научному диалогу.

Модного тезиса-отговорки: «Ну погоди!» — призыва к тому, чтобы все разделяющее и второстепенное отложилось на некое «потом», на куда-то там после войны, я не разделяю. И не потому, что такое «потом» прямо граничит с «никогда» — просто контент этой книги «разделяющим и второстепенным» не считаю. Наоборот, я торопил ее выход — в наивной надежде, что сказанное вдруг да поможет кому-то избежать новых ошибок, вдруг да убережет от гражданской распри (самому смешно).

Ну и еще потому, что, зачатая в свое — еще относительно мирное — время, книга уже прошла все стадии беременности и заслужила роскошь нормальных, в положенный срок, родов, а не военно-полевого аборта.

Термины и понятия

Немного о понятиях и о терминах.

Антисемитизм — это национально и эмоционально негативное отношение к евреям. Не обязательно ненависть и погромобесие, достаточно и зависти, неприязни или недоброжелательства.

Не в силах дифференцировать и различать внутриеврейскую структурность, — все эти подмножества верующих и секулярных, конфессиональных и этнических, ашкеназских и сефардских, горских и грузинских или бухарских, крещеных и марранов, — антисемитизм склонен не заморачиваться и адресован еврейству в целом, всей совокупности его различных подмножеств.

Впрочем, для «перекрестного опыления» и рутинного бытования антисемитизму много и не надо. Иной раз даже и евреи не нужны. Достаточно пары-тройки мифологем — о христопродавстве, об употреблении крови христианских младенцев, о недостаточной почтительности к пророку или о геноциде арабов-палестинцев.

Антисемитизм может быть государственным, корпоративным или индивидуальным (личным). И именно в соотношение этих разновидностей в каждой стране в определенное время и стоит вглядываться для характеристики эволюции антисемитизма в ней.

Россия, например, специфична тем, что в ней почти всегда преобладал антисемитизм государственный. Без него она прожила лишь полвека с небольшим — в 1917-1939 и в 1991-2022 годах он таковым не был.

Корпоративный антисемитизм, пожалуй, особенно пассионарен и опасен: его сочетание с «Отвернувшимся» в нужный момент государством, как в середине 1900-х гг., или просто со слабым, де-факто отсутствующим государством, как во время Гражданской войны, — важнейшая предпосылка переваливания на евреев всех бед и неудач власти и, как следствие, еврейских погромов. В стране, в которой не все хорошо, евреи могут еще очень даже пригодиться — в привычном качестве виноватых.

Личный же антисемитизм — хоть он и самый броский, креативный и пассионарный — все же самое меньшее из зол. Он по-своему неистребим, но в ситуации, когда государственный антисемитизм отставлен, как правило, ослабевает и он.

Антисемитизм — всегда дискриминация, но не обязательно геноцид, хоть он и важнейший его фактор. Всякий всплеск антисемитизма — индикатор социального неблагополучия в стране, и тем полезнее знать не только фактографию, но и предысторию вопроса (она же всегда история чьей-то болезни), дабы лучше понимать его природу и отдавать себе отчет в возможных проявлениях^[8].

Война, по Карлу фон Клаузевицу, есть продолжение политики мирного времени, но иными, насильственными, средствами. Это вооруженный конфликт между государствами в лице их армий и флотов с целью оккупации территории противника и навязывания ему своей политической воли. Но, как сказал поэт:

Различным животным дают имена

По облику их и породе.

Гиену за то, что гиена она,

Гиеной прозвали в народе.

Так каждую вещь в обиходе своем

Назвали мы словом похожим.

Поэтому кошку мы кошкой зовем,

А кошкой собаку — не можем^[9].

Поэтому называть войну не войной, а как-либо еще — любым паллиативным эвфемизмом — историку весьма затруднительно. Пакт Бриана — Келлога, или Парижский пакт, вступивший в силу 24 июля 1929 года, собственно, и указывал войне на дверь. Германию в Нюрнберге осудили в том числе за грубейшее нарушение пакта. Но ни одна из ратифицировавших его стран договор не денонсировала, хотя многие норовили собаку назвать кошкой.

Еврейский погром (погром) — погром, объектом которого являются евреи. Правильнее, наверно, было бы говорить «антиеврейский погром», но словоупотребления «еврейский погром» и, как его синоним, просто «погром» являются твердо устоявшимися.

История — условно застывший фактографический каркас динамического прошлого. За счет накопленного знания она инерционна, но и потенциально изменчива — благодаря открытиям или уточнениям в сфере ее эмпирики. Но это не постмодернистский диалог между неподвижным прошлым и интерпретирующей современностью, ежесекундно возобновляющейся и перманентно нуждающейся в концептуальном пересмотре^[10]. География в таком случае есть пространственная структура этого каркаса^[11].

Историомор^[12] — это торжество политики, пропаганды и антиисторизма (беспамятства) над собственно историей, памятью и правдой. Его основные проявления — табуирование тем и источников («Не сметь!»), фальсификация и мифологизация эмпирики («В некотором царстве, в некотором государстве...») и отрицание, или релятивизация, установленной фактографии («Тень на плетень!»).

Понятия «в Украине» и «на Украине» — не альтернативные маркеры геополитических предпочтений, а тупо разные понятия: «в Украине» — указывает на принадлежность к украинской государственности, хотя бы и советской, «на Украине» — на принадлежность к украинскому историко-культурному ареалу.

Понятия «Холокост» и «Шоа» используются как синонимы. Это система физического — в идеале тотального — уничтожения немцами и их кол-лаборантами европейских евреев, включая евреев-военнопленных. Видовым понятием тут является этноцид, а родовым — геноцид, т. е. действия по физическому уничтожению какого-либо национального, этнического, расового или религиозного контингента.

Даты в тексте: начиная с 14 февраля 1918 года, — по григорианскому календарю (новый стиль), до этой даты — по юлианскому (старый стиль).

Павел Полян и Павел Нерлер — одно и то же лицо: Нерлер — литературный псевдоним Поляна.

Тексты надписей на памятных знаках в Бабьем Яру и, шире, в Киеве, как правило, сделаны на украинском языке: в книге они даются в переводе на русский, специально это не оговаривается.

В «Литературу» включены только те источники, ссылки на которые в тексте встречаются не менее двух раз. Ссылки на проект «Прожито» — по запросу «Бабий Яр» с указанием года^[13].

Мета, ОУН и УПА признаны в РФ экстремистскими организациями.

Война серьезно затруднила работу над этой книгой, возможность проверить иные факты или тексты имеется не всегда. За любые указания на закравшиеся неточности буду признателен и благодарен.

Слова благодарности

Эта книга посвящена Якову Исааковичу Бердичевскому — мудрейшему человеку, старейшему киевлянину, знатоку жизни книг и жизни нас, людей, читателей этих книг. Ему же — слова благодарности за многочисленные разговоры, что мы подолгу вели с ним на самые разные темы.

Сердечно благодарю тех, кто взял на себя труд критического чтения и обсуждения рабочих версий этой рукописи — Марину Андрееву, Галину Арапову, Александра Верховского, Юлию Волохову, Инну Герасимову, Леонида Гиршовича, Евгения Городецкого, Ефима Гофмана, Льва Гудкова, Михаила Кальницкого, Георгия Касьянова, Наума Клеймана, Леонида Комиссаренко, Виктора Кондрашина, Александра Круглова, Александра Ласкина, Михаила Мицеля, Игоря Петрова, Адама Поморского, Сергея Романова, Габриэля Суперфина, Ника Терри и Анну Шмаину-Великанову.

Как спасибо и всем тем, кто охотно помогал автору — архивною ли находкой, фактологическою ли справкой, критикой или советом, полемикой или как-то еще. В этот широкий круг вошли — И. Альтман, В. Белкин, К. Беркоф, А. Берлянт, А. Беседин, Д. Бураго, Д. Вайль, В. Ветте, В. Георгиенко, П. Голе, М. Гольд, М. Денисенко, О. Дигонская, Э. Долинский, Ю. Домбровский, А. Дунаевский, В. Дымшиц, Б. Забарко, А. Загорянский, Я. Журавлев, С. Заславский, И. Зисельс, Я. Златкис, Р. Кавацюк, В. Казарин, В. Кантор, Ю. Ковальский, А. Когут, Л. Комиссаренко, В. Левин, А. Лейзерович, С. Лозница, А. Любимов, А. Мармашов, П. Матвеев, С. Машкевич, М. Мельниченко, Д. Муратов, О. Мусафирова, В. Нахманович, А. Нейман, С. Нехамкин, А. Никитяев, Р. Оверманс, М. Панова, С. Полян, В. Порудоминский, А. Пучков, М. Рабинович, С. Симакова, Л. Смиловицкий, И. Смолкин, С. Соловьев, Л. Терушкин, К. Титов, И. Трахтенберг, С. Трухачев, Л. Финберг, М. Фридман, А. Фурман, Э. Фурман, Б. Хоппе, И. Хржановский, И. Чернева, Б. Черни, Шлаен-Ревенко, О. Шовенко, Л. Штанько, М. Шустова и М. Яковер.

Автор особо благодарит издательство «Нестор-История» и его сотрудников — Сергея Эрлиха, Елену Качанову, Анну Никитину и Льва Голода — за всестороннее понимание и помощь в подготовке книги и ее выходе в свет.

В оформлении обложки использованы сделанная 29 сентября 1950 года фотография сидящей на склоне Бабьего Яра Л. Садовской, мать которой, И. Цейтлин-Садовская, погибла в Бабьем Яру (Бабий Яр. Человек. Власть. История, 2004. С. 340), а также автограф стихотворения Е. Евтушенко «Бабий Яр» (Национальная библиотека Израиля). В качестве остальных иллюстраций использованы общедоступные архивные документы, издания и исторические карты.

Все иллюстрации даются по открытым книжным, архивным или сетевым источникам (детали, как правило, раскрываются в тексте книги). Отдельная благодарность Ю. Волоховой, И. Герасимовой, Е. Городецкому, М. Кальницкому, А. Круглову, А. Мармашову, С. Машкевичу и А. Симонову, а также МЦХ, предоставившим фотографии из своих рабочих архивов.

ДО БАБЬЕГО ЯРА. «Союз русского народа», или Интернационал погромщиков

От врагов Христовых не желаю интересной прибыли.

Елизавета I

В Киеве произошло убийство Андрея Ющинского, и возник вопрос об употреблении евреями христианской крови.

Александр Блок

...Я знаю доброту твоей земли.

Как подло, что, и жилочкой не дрогнув,

антисемиты пышно нарекли

себя «Союзом русского народа»!

Евгений Евтушенко

...Встань, и пройди по городу резни,

И тронь своей рукой, и закрепи во взорах

Присохший на стволах и камнях и заборах

Остылый мозг и кровь комками...

Хаим Бялик

И тени страшные Украины, Кубани...

Осип Мандельштам

ДО РЕВОЛЮЦИИ: ВОКРУГ ЧЕРТЫ ОСЕДЛОСТИ

До Черты: пролегóмен

История евреев на территории нынешней Украины началась на удивление рано — более тысячи лет назад. В 1962 году среди рукописей Каирской генизы — крупнейшего архива средневекового еврейства, вывезенного в Кембридж, — вдруг обнаружилось так называемое «киевское письмо», написанное в X веке аккурат в Киеве — на иврите и с концовкой по-хазарски!^[14]

Был при Мономахе в Киеве целый Жидовский квартал: в нем, очевидно, и останавливались те иудеи-хазары, что в 988 году участвовали в кастинге конфессий и соблазняли в свою веру князя Владимира. Кастинг, как известно, они проиграли: строговато. Как только в Киеве утвердилось православие, объявились и нехристи — необходимый субстрат для паро-, пухо- и кровопускания. А стало быть, начались и погромы, да такие, что на какие-то отрезки времени евреи из летописей выпадали, а если вдруг появлялись, то благодаря погромам же: «Кияне же разграбиша двор Путятин, поидоша на жиды и побиша» (1113)^[15].

В конце XV века, после массового изгнания сефардов — так и не пожелавших креститься евреев Южной Европы — Испании, Сардинии, Сицилии и Португалии, — последние растеклись по миру, оседая в более-менее толерантных странах, главным образом в Оттоманской Турции. Еще раньше текучее и тикучее состояние испытали и ашкеназы^[16] — евреи из той части Европы, что была к северу от Альп — из Германии и Северной Франции: их приветили католические суверены Северо-Восточной Европы — польский король и великий князь литовский. Так и жили они в своих широтах, почти не соприкасаясь: развеселые и рыжие сефарды — поюжней, скорбноликие и смольновласые ашкеназы — посеверней.

Важно не упускать из виду, что пространство нынешней Украины не всегда было исторически подроссийским и что значительная его часть подолгу была то под польско-литовской, то под австро-венгерской коронами, а то и под турецким тюрбаном.

Начиная уже с XVI века евреи густо заселили территорию Левобережья Днепра, повсюду соседствуя — но и конкурируя: не без того! — с надменными и беднеющими шляхтичами и щирыми украинцами. Вечнозеленому свободолюбию последних сподручнее всего было манифестировать себя жидомором, т.е. погромами: чубы ссорятся — пейсы трещат! Вот и «Хмельниччина» — антипольское, казалось бы, восстание гетмана Богдана Хмельницкого в 1650-е годы — обернулась уже не погромом даже, а самым настоящим — продолжительным и систематическим! — «Гзерот тах»^[17], фактически — «Холокостом». Цена вопроса — от 40 до 100 тысяч еврейских жизней, включая 10 тысяч единоразово в местечке Полонном на Волыни. Масштабы, уже соизмеримые с погромами Гражданской войны. Причем каждая смерть садистская, индивидуальная, «авторская».

Следующее по времени антипольское восстание, — и снова массовый юдоцид: «Колиивщина» 1768 года, с Иваном Гонтой и Максимом Зализняком во главе! Уже этимология корня — как бы говорящая: слышатся и «колоть» (штыком), и «заколоть» (свинью), и «колья/дреколья» (плебейское оружие), и «колы» — инвентарь для садистской казни. «Колиивщина» была хоть и скоротечней, и пожиже «хмельниччины», но зато и позвериней: в одной только Умани — около 7 тысяч еврейских жертв, но не убитых, а умученных: так называемая «Уманьская резня». (Она же послужила поводом для того, чтобы знаменитый хасидский цадик — раб Нахман (1772-1810) — переселился незадолго до своей смерти из Брацлава в Умань и завещал похоронить себя на местном еврейском кладбище посреди могил жертв той резни. «Души умерших за веру ждут меня», — говорил он.)

Воистину: паны ссорятся, а у евреев шейные позвонки трещат. Что у ляхов, что у хохлов^[18] — все едино: второй сук с петлей — завсегда пожалуйста — любезно наготове для дорогого жида!

Незавидной, впрочем, со временем стала судьба и самих ляхов. Габсбурги, Гогенцоллерны и Романовы вмешивались в их шляхтичевы усобицы, и в результате трех разделов Речи Посполитой польская государственность века так на полтора сгинéла, как и украинская, хоть какая-нибудь, автономия.

Еврейская политика Московии была совершенно иной. Последние Рюриковичи и первые Романовы не находили в себе тогда столько толерантности к евреям, как польские Ягеллоновичи и выборные короли, премного от этой толерантности приобретшие.

Евреи тем не менее потянулись и в Смоленск, и в Вязьму, и даже в Москву.

На просьбу польского короля допустить в нее еврейских купцов царь Иван IV Грозный отвечал в 1550 году так: «От жидов лихие дела, как наших людей и от христианства отводили и отравные зелья в наше государство привозили».

А если евреев-иностранцев и запускали иногда на Русь, то чаще всего пускали им потом кровь или же прогоняли. А за миссионерство и совращение в иудаизм на Руси, согласно Уложению 1649 года, казнили.

Но, с другой стороны: отсутствие евреев — не лучшая ли это гарантия от погромов?

Так было при Рюриковичах. А что при Романовых?

Государь Алексей Михайлович виленскому своему воеводе Михаилу Шаховскому грамотку в 1658 году слал, где наказывал: все права и привилегии виленских граждан, что у них были при Речи Посполитой, сохранить! Но за одним исключением: «А Жидов из Вильны выслать на житье за город...»

А вот государь Федор Алексеевич 12 сентября 1676 года объявляет приказ:

Которые Евреяны впредь приедут с товары утайкой к Москве, и умнуть являться и товары свои записывать на Московской Большой Таможне: и тех Евреян из приказу Большого Приходу присылать в Посольский Приказ, и товаров их в Таможне не записывать, для того, что по Указу Великого Государя Евреян с товары и без товара из Смоленска пропускать не велено.

Петр Первый был к евреям лоялен (насмотрелся в Европе), а вот Екатерина Первая — не слишком. Указом № 13 от 26 апреля 1727 года «О высылке Жидов из России и о наблюдении, дабы они не вывозили с собою золотых и серебряных Российских денег» она выпроваживала за границу чуть ли не всех наличных евреев-горожан:

Жидов, как мужеска, так и женска пола, которые обретаются на Украине и в других Российских городах, тех всех выслать вон из России за рубеж немедленно, и впредь их ни под какими образы в Россию не впускать и того предостерегать во всех местах накрепко; а при отпуске их смотреть накрепко ж, чтобы они из России за рубеж червонных золотых и никаких Российских серебряных монет и ефимков отнюдь не вывезли; а буде у них червонные и ефимки или какая Российская монета явится и за оные дать им медными деньгами.

Благо, за строгостью исполнения этого указа, по российской традиции, особо не следили.

При Петре II и при Анне Иоанновне допускалось поселение евреев во внутренние губернии Малороссии — «в видах обывательской в том пользы» и «для купеческого промысла». Зато в 1738 году сработал указ о наказании за прозелитизм: 3 июля в Петербурге публично и под личным присмотром Анны Иоанновны состоялось тройное аутодафе — сожжены были, по обвинению в отпадении от христианской веры, отставной капитан-поручик Александр Возницын и его «совратители» — еврей Борух Лейбов и зять его Шмерль.

Елизавета Петровна евреев и вовсе не жаловала: указом от 2 декабря 1743 года она объявила всех иностранных жидов персонами нон грата и потребовала их, кроме выкрестов, эстрадикции. В результате 35 тысяч евреев были изгнаны в 1753 году из городов, местечек и сел левобережной Украины. На ходатайства с мест допустить приезд и пребывание евреев императрица ответила интересной резолюцией: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли».

Тем не менее в 1769 году — уже при Екатерине Великой — евреев стали пускать в Россию, точнее, в Новороссию. То были первые «свои», а не иностранноподанные евреи,евреи-резиденты, первые россияне иудейской веры.

Новые свои земли Екатерина II нарекла сходными именами — Малороссия, Белорусия, Новороссия, а в нагрузку к именам и к остальным аборигенам получила под скипетр — множество евреев, странно одетых и говорящих на своем жаргоне-идише. Указом от 1786 года им была гарантирована свобода вероисповедания, но тотчас же началось и подталкивание их к христианству, — совершенно не успешное до поры до времени. Впрочем, всё лучше, чем гайдаматчина!

1791 годом датируется и рождение такого государственного института, как «Черта еврейской оседлости», эдакого доморощенного русского Египта для перемолотых бесконечной галутой ашкеназовых колен.

Вольно было историку еврейства обобщить эти тысячелетия замечательно красивыми словами, адресованными от лица своего народа всем фараонам:

...Вы взяли себе пространство, а я взял себе время. Вы владеете огромными территориями в разных частях света, а я расположился в веках, на всем протяжении всемирной истории!^[19]

На самом деле поколения евреев рассеяния не оторвать от навязанного им пространства, и все их перемещения во времени пропечатывались скитаниями и по земле.

126 лет существования Черты ушли на взаимное российско-еврейское смотрение друг на друга сквозь ее незримые рогатки и решетки. Только при этом Россия все эти годы не переставала быть субъектом, а евреи — объектом самой разнообразной и узаконенной дискриминации. Они испытывали на себе все прелести этого естественного, освященного небесами государственного антисемитизма — с погромами в качестве кульминации.

Начав приблизительно с 334 тысяч душ (оценка Ю. И. Гессена^[20]) на старте черты оседлости, еврейское население России выросло ко времени ее конца в десятки раз. Интересно, что из 5,2 млн евреев по итогам общероссийской переписи 1897 года^[21] лишь чуть более 300 тысяч смогли прорваться за черту самостоятельно. Российское еврейство составляло тогда примерно половину общемирового, при том что солидную часть последнего уже составляли еврейские иммигранты из России.

Самое поразительное, что хотя бы отчет в этом не отдавал себе почти никто: как русское, так и еврейское большинство настолько свыклись с этим, что находили и черту оседлости, да и другие наложенные на евреев ограничения и заслуженными, и нормальными. Русские — с чванливым и предрассудочным убеждением в том, что все евреи, паушально и коллективно, суть носители целого букета страшных грехов (христопродавства, употребления крови христианских младенцев и прочей лабуды). Евреи — из-за комплекса галуты, изгнанничества и изгойства, воспринимавшихся ими как насланное самим Богом наказание за их канонические грехи и недостаточное рвение в молитве.

Борьба за эмансипацию евреев в России всерьез началась только в XIX веке, на волне Гаскалы — еврейского просвещения, впервые и решительно расщеплявшего сам монолит российского конфессионального еврейства на совершенно новые для него — светские, национальные и иные — структурные элементы, а точнее — задававшие еврейской идентичности параметры ее множественности.

Черта оседлости была де-юре отменена Временным правительством только в марте 1917 года, а де факто — самой историей — ходом Первой мировой войны — немного раньше: в 1915 году.

Островок в Черте и погромные волны

Итак, Екатерина Великая для своих евреев учредила в 1791 году «Черту еврейской оседлости» — особый инородческий статус, ограничивающий ареал их легального расселения. Киевская губерния были в ней с самого начала, но в 1827 году Николай I изъял Киев из черты и повелел евреям самовыселяться. Останавливаться в нем евреям было можно, но только торговому люду, только на ограниченный срок и только в особой части города. В примечательном для России 1861 году в Киеве было всего около 1500 евреев^[22].

Александр II, освободитель крестьян, освободителем евреев не стал, — или, может, не успел стать. При нем в том незримом заборе вдоль черты оседлости одна за другой стали открываться калитки и пролазы — то для евреев-купцов, то для евреев-ремесленников, то для кого-то еще. И именно Киев — не Петербург, не Москва, а Киев стал решительно выбиваться в главный еврейский город России. К 1913 году он стянул к себе и в себя более 81 тысяч евреев (около 15% всего населения), тогда как в столицах евреев было не более чем по 20 тысяч в каждой (т. е. менее чем 1 %).

Прирост численности российских евреев, как и его темпы, были просто феноменальны. За 1800-1914 годы их численность скакнула в 6,4 раза (с 820 тыс. до 5250 тыс. чел.), а с учетом (некорректным, разумеется) от 1,5 до 2 млн евреев-эмигрантов — то и чуть ли не в 9 раз! В итоге доля евреев — самого дискриминированного инородца в России — в ее населении — достигала 4 %.

И все это, — несмотря на погромы и на всю гнусь дела Бейлиса 1911-1913 годов!

Несложно выделить несколько погромных волн — главным образом на Юге России, в черте оседлости^[23]. Самый первый настоящий погром случился еще в 1821 году — в Одессе, после похорон убитого в Стамбуле турками патриарха Григория V. Толпа греков решила выместить свою злость на евреях, которых обвинили в соучастии в этом убийстве. 17 евреев тогда были убиты, более 50 ранены.

Второй и третий погромы стряслись все в той же Одессе — в 1854 и 1871 годах. Оба приходились на православную Пасху, причем субъектом нападения был союз греческих и русских лабазников. В 1871 году жертвами погрома стали шестеро, еще 21 еврей был ранен, пострадали сотни домов и лавок:

...Погромщики разрывали перины и подушки в еврейских квартирах и пускали по ветру пух и перья, которыми улицы были покрыты как снегом^[24].

Эти первые погромы были единичными, и ни погромной волны, ни массовой эмиграции евреев не породили.

Поводом для массовой волны 1881 года послужило убийство народовольцами Александра Второго 13 марта 1881 года. В слухи о том, что царя убили евреи, в антисемитской стране верилось как-то особенно легко, и волна набухала. Первые — и снова «пасхальные» — всплески случились в Елисаветграде (15-17 апреля) и Кишиневе (20 апреля). В Киеве первый погромный выплеск — 23 апреля — был пресечен войсками, выплеск же 26-27 апреля пресечен не был. Собственно, это и есть Киевский погром — самый жестокий из всех, что были в 1881 году: убито было несколько евреев, изнасиловано около 20 евреек, разгромлено — более 1000 еврейских домов и магазинов^[25].

Первая погромная волна в целом была сравнительно «небольшой» — около 150 инцидентов. Но «небольшой» или слабой она могла показаться только на фоне второй и всех последующих волн^[26].

Качественный сдвиг — от полустихийного погрома к спровоцированной резне — явил собой едва ли не самый «знаменитый» — Кишиневский — погром, состоявшийся 6-7 апреля 1903 года — на стыке двух Пасх, еврейской и православной.

Тогда было убито — исключительно холодным оружием! — 49, а ранено или искалечено 586 человек, в подавляющем большинстве евреев, повреждено более 1500 домов, или около трети застройки города. Было арестовано около 800 погромщиков, из них 300 преданы суду, губернатор-попуститель фон Раабен уволен, а Россия — лишилась возможности размещать свои госзаймы в США^[27].

Почти семь сотен (sic!) погромов — и снова, как правило, при попустительстве властей — прокатились по Российской империи сразу же после публикации царского Манифеста от 17 октября 1905 года о даровании Конституции! Свобода, какой ее сочли черносотенцы-антисемиты, — это же свобода громить и резать проклятых пархатых. А то, как Россия воспользовалась этой «свободой», дало историку основания назвать ее — в аду общемировом — адом специальным^[28].

После 1905 года погромы окончательно отвязались от Пасхи. Из всех погромов этой волны самым кровавым — около 300 убитых — был Одесский, а самым «мощным», аж с пулеметной стрельбой и огромным «красным петухом», — Киевский. На волне слухов о поруганном жидами портрете царя и об изнасилованиях ими монашек в единый кулак соединились тогда за три и на три дня — с 18 по 20 октября 1905 года — все ненавистники евреев: русские черносотенцы, всяческие лавочники и, по выражению В. Шульгина, «хохлы разного рода»^[29]. На защиту евреев, кроме них самих (крепкие отряды самообороны), встали разве что некоторые православные иерархи. Полиция же изо всех сил держала «нейтралитет», зато ее нижние чины были замечены среди громил. В итоге в Киеве погибло 47 человек, около 300 было ранено, до 2000 еврейских лавок, мастерских и домов разграблено, а целый район — Подол — частично сожжен.

Несколько последних погромов, так или иначе связанных с революцией 1905 года, состоялось летом 1906 года, в частности в Белостоке и в Седльце. Их отличительной особенностью стало непосредственное и активнейшее участие в насилиях местных гарнизонов российской армии. При этом и сама армия постепенно становилась новым полигоном антиеврейского насилия: призыв на русско-японскую войну породил новую разновидность погромов — мобилизационных, когда еврейских рекрутов били и унижали на призывных пунктах и прямо в армии^[30]. Окончательно репутация российской армии как самой антисемитской институции страны сложилась в годы реакции и упрочилась в годы Первой мировой^[31].

Своеобразным следствием Первой русской революции стала консолидация и самоорганизация будущих погромщиков-черносотенцев — «Союза русского народа» и «Союза Михаила Архангела», открытыми симпатизантами которых были и последний на Руси царь-батюшка, и многие его министры — от Плеве до Щегловитова, и даже захудалый комсомольский поэт Алексей Марков-Третий, набросившийся с рифмованным дрекольем на Евтушенко^[32]. Важными вехами стали введение в юдофобский оборот в 1903-1905 годах «Протоколов сионских мудрецов» — этого нового антисемитского катехизиса, и киевский процесс Бейлиса 1911-1913 годов по кровавому навету.

В итоге самым знаменитым киевским евреем имперской поры стал не филантроп (скажем, Лазарь Бродский) и не философ (скажем, Лев Шестов), и не поэт (скажем, Илья Эренбург), и не музыкант (скажем, Владимир Горовиц), а именно Менахем-Мендель Бейлис (1884-1934) — зауряднейший приказчик кирпичного завода, облыжно обвиненный в ритуальном убийстве отрока Ющинского. После чего, как съязвил Мандельштам, читая «Возмездие» Блока: «...И возник вопрос об употреблении евреями христианской крови!» Извечный и гнусный вопрос...

Погромы как экзистенциальный волнорез

Не обошлось без еврейских погромов на просторах современной Украины и в Первую мировую, когда рассеянное по всем враждующим странам еврейство накрыл еще один облыжный навет — военный: обвинение евреев в предательстве и в шпионаже! Тогда выделился Лембергский погром 27 сентября 1914 года. Галицийских жидов от души погромили наступавшая тогда русская армия (казаки) и... примкнувшие к ним украинцы, подданные Австро-Венгрии! Причина — новая, но все такая же вымышленная: якобы стрельба евреев в спину русской армии. Итоги — 17 трупов, 500 раненых, 7000 разграбленных семейств^[33].

Первая мировая закончилась Версалем и Компьеном 11 ноября 1918 года. Неформально она переросла во множество протуберанцев — региональных и гражданских войн. Так что следующими громилами тех же львовских евреев оказались не казаки и не «хохлы», а «ляхи» из регулярной «Польской организации войсковой». Тотчас же по истечении перемирия с Украинской Галицкой армией — 22-24 ноября 1918 годов — они вошли в оставленный украинцами город и, инкриминировав евреям недопустимый с их точки зрения нейтралитет, учинили трехдневный погром. Итоги — 70 трупов и 500 раненых.

Был у этого погрома и еще один итог — формирование в Тернополе Жидовского куреня Галицкой армии под командой Соломона Ляйнберга, храбро сражавшегося и с поляками, и с Красной армией^[34]. Галицкая же армия, как, впрочем, и украинская при Скоропадском, погромами себя не запятнала.

В 1916 году правительство попыталось закрепить за евреями еще один облыжный навет — в истреблении ими запасов продовольствия в видах усиления дороговизны и подготовки революции! Мало им, гадам-шпионам, военных неудач русской армии на своей совести, так на ней же еще и тыловые фокусы — дороговизна, голод и грядущей бунт^[35]. И первый погром с такой мотивацией случился уже в апреле 1916 года в... Красноярске!^[36]

Погромы периода Первой мировой, начавшись сразу же после ее начала, не прекратились по ее завершении, а плавно перетекли в еще более страшные погромы периоды Гражданской войны, причем их география после слома де-факто Черты оседлости обогатилась за счет и таких мест, как Тамбов, Козлов или Балашов^[37].

Эти еврейские погромы с их многотысячными, как во времена хмельниччины и Колиивщины, жертвами стали для дореволюционного российского еврейства своеобразным волнорезом^[38].

Одна часть, оставаясь в своих местечках, возле кладбищ с родительскими могилами, — чаяла не только поштучно преодолеть индивидуальные барьеры черты, но и разрушить ее саму, заставив царя и правительство отказаться от нее. Убеждаясь на каждом шагу в невосприимчивости к таким капризам, еврейская молодежь массово и истово шла в Революцию.

Другая часть российского еврейства — окончательно разуверившись в своей будущности в России, голосовала ногами — и устремилась в эмиграцию. За 1881-1914 годах из России выехало около 2 млн евреев, из них более 80% в США, а в Палестину, например, всего 2%¹. На приблизительно 6 млн российских евреев, составлявших в этот период лишь около 4 % населения Российской империи, пришлось 44% всей эмиграции из России и до 70% всей еврейской иммиграции в США ^[39].

Семен Дубнов нашел для эмигрантов библейские аллегории:

Мы стоим на вулкане, который уже поглотил десятки тысяч еврейских жертв и кратер которого еще дымится... Люди охвачены великим смятением, они бегут вон из страны, где вся бездна мрака и гнили раскрылась, чтобы отравить свежие веянья свободы. Наибольшая масса беглецов направляется по старому пути из российского Египта, через пустыню Атлантического океана, в обетованную землю Америки, где можно тотчас получить свободу, а после тяжелой борьбы и кусок хлеба... И теперь, когда Россия, готовясь стать страною свободы, не перестает быть страною погромов, наш вечный странник идет туда же, за океан. Удержите ли вы его, скажете ли ему, чтобы он остановил свой стремительный исход из Египта (в 1905 г. эмиграция в Америку приняла огромные размеры), чтобы он ждал падения фараонов, гибели «черных сотен» в волнах Красного моря? Нет, вы этого не скажете мятущейся массе, преследуемой кровавым призраком погромов, вы не можете предсказать светлый безоблачный день после зари, взошедшей в кровавом тумане... Есть еще страна, родная страна предков, озаренная лучами нашей далекой национальной юности. Туда рвутся тоскующие сердца, но ноги не идут. Тоска еще не превратилась в напряженную волю, порыв сердца — в активную энергию масс. Совершится ли когда-нибудь это превращение, приведет ли к осуществлению грандиозной мечты сионизма? Увы, диаспора никогда не исчезнет, но осветить диаспору хотя бы небольшим факелом, зажженным на вершине Сиона, создать в исторической колыбели еврейства хотя бы небольшой национальный духовный центр — это уже задача великая^[40].

Сами евреи-эмигранты мыслили, разумеется, не столь масштабными образами и категориями, а исходили из жизненных интересов и перспектив своей конкретной семьи или, чуть шире, мешпохи («большой семьи»).

И, как сказал мне один мудрый киевский еврей с равно широким и глубоким кругозором: уж коли евреям из Киева-Египта-Егупца уезжать, — то в девятьсот пятом!..

ПОГРОМЫ И РЕСЕНТИМЕНТЫ

Погромы и Гражданская война

Смутное время Гражданской войны пропесочило Киев, как и всю Украину, калейдоскопом властей и кровавым пухом погромов. 14 раз город переходил из рук в руки, и всякая новая власть так или иначе самовыражалась в еврейском вопросе, щедро вымещая на евреях любые свои комплексы и импульсы.

Всего в Украине за годы Гражданской войны зафиксировано не менее 1300 погромов, унесших жизни, по разным оценкам, от явно заниженных 30-60 до, возможно, завышенных 150-200 тысяч евреев. А сколько среди уцелевших изнасилованных, раненых, калек, сирот!^[41]

Логика и подоплека погрома всегда одна: «Если в кране нет воды, значит выпили жиды!». Малейшего упрека — не так посмотрели в спину отступающим или в глаза наступающим — совершенно достаточно: пеняй теперь на себя, жидовская морда! Ты, жидокоммуна, виновата во всем — теперь за все и ответишь!

В условиях Гражданской войны все евреи — их человеческое достоинство, их гражданское имущество и само их физическое существование — воспринимались воюющими сторонами как законная и желанная военная добыча. При этом, пожалуйста, не надо портить погромщикам праздник — никаких отрядов еврейской самообороны, ни в коем случае! Одним — убийцам — нагайки, сабли, топоры и маузеры, другим — беззащитным — подушки, визг, страх, отчаянье и покорность в глазах!

На фоне таких не слов, а дел — что комиссаров-интернационалистов, что белопогонников-имперцев, что украинских и польских самостийщиков, что атаманов всяких мастей — банальные немецкие оккупанты Киева образца 1918 года, особенно в комбинации с гетманом Скоропадским, их ставленником, смотрелись многажды цивилизованней и человечней. При гетмане, т.е. в мае — ноябре 1918 года, еврейских погромов не было, тогда как при тех же немцах, но при Петлюре, погромы возобновились. Не было погромов и в ЗУНР^[42]. Это вообще-то в принципе и как феномен интересно: жизнь, оказывается, возможна и без погромов!

Но в январе 1919 года, вскоре после свержения гетмана и очередного всплытия Украинской народной республики (УНР), — на сей раз в ипостаси петлюровской Директории, — еврейские погромы на Украине возобновились (Житомир и Бердичев). Две трети из них — национально-украинские по исполнителям, но самой охочей до еврейской крови и еврейского праха с большим отрывом оказалась именно Директория^[43].

Головным атаманом ее войска и флота был образованнейший и чуть ли не музицирующий Симон Васильевич Петлюра (1879-1926), умеренный, как он, возможно, себя постфактум и сам воспринимал, украинский национал-социалист и чуть ли не филосемит, любивший поговорить о высоком и вечном с каменец-подольским раввином.

С этим решительно был бы не согласен Пинхос Красный — последний из петлюровских министров по еврейских делам, готовый, если позовут, приехать в Париж на суд по делу убийцы Петлюры.

Симон Петлюра войдет в историю с Каиновою печатью единственного в своем роде, никем не превзойденного, «головного погромного атамана».

...Сколько требовалось лицемерия, бесстыдства, подлости, как низко надо было пасть, чтобы уметь, с одной стороны, палец о палец не ударить, дабы спасти хоть одну погромную жертву, а с другой — стремиться нажить на тех же жертвах политический капитал рассылкой таких телеграмм громимым еврейским общинам. Одним глазом подмигивать погромщикам: мол, молодцы, ребята, а из другого, обращенного к еврейским общинам, выдавливать лицемерную слезу над их несчастьем. Между тем этот случай поразительно типичен для определения всей погромной сути петлюровщины. Так она все время умела сочетать страшные средневековые погромы со словами, полными сочувствия к «многострадальному еврейскому народу»...^[44]

22 января 1918 года — дата четвертого Универсала Центральной Рады. Украина отложилась от России, отныне она незалежная, ура!

В феврале — на немецких и австро-венгерских штыках — Центральная Рада отбила у большевиков большую часть Украины и устремилась в Киев, в который зашла 1 марта. И как едва ли не первое проявление исполнения мечты о незалежности — трехнедельный «тихий» еврейский погром в столице. Вот он, настоящий Симон Петлюра — еще не головной атаман и даже не военный министр, а всего лишь командир полка гайдамаков!

Вот что, ссылаясь на Элиаса Чериковера, об этом погроме 1-20 марта 1918 года пишет израильский историк Эфраим Вольф:

... В пропагандистских целях немцы решили, что первыми в Киев войдут два украинских отряда: один — под командованием генерала Присовского, а второй — под командованием Петлюры. В связи со слухами о погромных настроениях среди солдат приближающихся к Киеву украинских отрядов социалистическая фракция Киевской городской думы выслала им навстречу свою делегацию с просьбой не допускать в Киеве никаких эксцессов.

Солдаты и офицеры отряда Присовского встретили делегацию злобными и кровожадными антисемитскими выкриками. Поясняя настроения своих солдат, генерал Присовский сказал: «Когда мы оставляли Киев, его население оскорбительно-равнодушно нас отпустило. Нам стреляли в спину, нас преследовали крестьяне в деревнях». И добавил: «Еще хуже настроение того отряда, который ведет в Киев Петлюра: там гайдамаки».

Делегация отправилась ко второму отряду, встретилась с Петлюрой и доложила ему о своих опасениях. Петлюра сказал, что он не может ничего гарантировать. Настроение солдат ему известно, но он видит здесь только жажду мести, а не антисемитизм...

Ознакомившись с настроениями украинских солдат, член делегации у. с.-д. Левко Чикаленко сказал: «Они задушат украинскую свободу в еврейской крови...»^[45]

Что и произошло — 20 дней в Киеве бушевала погромная вольница:

Как только гайдамаки вступили в Киев, началась сильная погромная агитация и пошли самовольные аресты и расстрелы. Гайдамаки и отряды «вильного казачества» с криками «Всех жидов перережем» хватали посреди улицы мирных жителей-евреев, под предлогом ареста «жидовских комиссаров», уводили их в казармы и чаще всего расстреливали. Офицеры разъезжали по городу и нагайками избивали евреев... Местом тайной расправы стал Михайловский монастырь, где находился штаб гайдамацкого^[46]отряда. Там евреев пытали, истязали, расстреливали. Эксцессами прославилась в то время также и Владимирская горка. Большое число жертв было в еврейских кварталах на окраинах города — на Подоле и на Демиевке.

Сведения об эксцессах стекались в специальную комиссию, образованную Киевской городской думой. Комиссия эта зарегистрировала десятки убитых, десятки пропавших без вести, сотни искалеченных. Но остановить эксцессы она была бессильна, как и некоторые гласные думы — украинские социалисты, которые «приняли самые энергичные меры к прекращению эксцессов, объезжая арестные места, пытаясь освободить арестованных евреев». Украинские депутаты думы обратились к казакам со специальным воззванием, в котором писали: «Не запятнайте Украину самосудами и массовыми насилиями над человеческими правами. Мы верим, что солдаты-украинцы хранят завет своих дедов-казаков: безоружного не бьют. Мы верим, что вы не допустите грабежей и насилий над мирными жителями, к какой бы они нации ни принадлежали».

Киевская городская дума решила выступить с официальным протестом против антиеврейских эксцессов... Делегация еврейской общины города Киева посетила премьер-министра УНР В. Голубовича и вручила ему меморандум о кровавых событиях в городе. В меморандуме, в частности, говорилось, что под видом гонения на коммунистов расстреливают почти исключительно евреев. Голубович заверил членов делегации, что курс правительства остается прежним и что будут приняты меры для пресечения антиеврейских эксцессов.

Однако меры были приняты не сразу, и 6 марта газета «Нойе цайт» в своей передовице «Почему они молчат?» писала: «Правда, что украинское правительство неповинно в нападениях на евреев. Оно, несомненно, не науськивало на них украинских солдат. Но, и это надо признать, оно пока относится "нейтрально" к ужасным событиям...»

Наконец против эксцессов резко выступил сам председатель Центральной Рады М. Грушевский. Затем украинские власти издали ряд приказов, требующих от казаков прекратить самочинные акты расправы, и эксцессы постепенно прекратились.

Однако «ни о каких мерах наказания виновных не могло быть тогда и речи: казаки вернулись в Киев как "избавители от большевиков", как опора национального движения и были осыпаемы приветствиями...»^[47]

Тот же Вольф зафиксировал и такой эпизод — в разгар Житомирского погрома, продолжившего собой серию петлюровских «эксцессов»:

Бывшие депутаты Житомирской городской думы Яков Коломиец и Пейсахович показали следственной комиссии, что еще до начала погрома во Врангелевку, где находился Петлюра, прибыли председатели русской, украинской и польской общин Житомира Пивоцкий, Яницкий и Дзевалевский (представитель еврейской общины Иванчук был задержан по дороге). Они рассказали головному атаману о предпогромной атмосфере в Житомире и просили его приказать гарнизону принять меры по предотвращению погрома.

Ответ Петлюры сводился примерно к следующему: «Армия знает, что надо делать. Я ей полностью доверяю и не вмешиваюсь в ее внутренние дела»^[48].

Иными словами: не мешайте моим гайдамакам громить ваших жидов, зря они бить не будут, — а я, Симон Петлюра, им доверяю!

И кто же, зная всю эту историю до конца, поверит в искренность петлюровской юдофилии и в весомость его Министерства по еврейским делам, в серьезность его приказов-слезниц и фарисейских репрессий против своих громил, а равно и в его громы и молнии в адрес антисемитов-деникинцев?!..

Деникинский погром

Но, пожалуй, самым знаменитым был другой Киевский еврейский погром — тот, что учинили Добровольческие войска в октябре 1919 года, когда Белая гвардия, некогда сплошь офицерская косточка, люмпенизировалась и полуразложилась^[49].

Добровольцы вошли в Киев 31 августа 1919 года, и на протяжении всего сентября в городе шел эдакий ползучий «тихий погром» . Погромщики — армия, банда или население — собирались малыми группами и уходили трясти жидов, а военная администрация им это как бы не позволяла, но так, что раз за разом у нее это все хуже получалось — не позволять. Жертвы у «тихого погрома» в сентябре были, но — считаные единицы.

Но 14 октября дерзкий красноармейский налет, пусть и совсем ненадолго, но выбил белых из Киева. Спасаясь от большевиков, жители вместе с войсками А. М. Драгомирова покинули город и засели на левом берегу, в Дарнице: около 60 тысяч киевлян, среди которых почти не было евреев. Поползли слухи: евреи — предатели, евреи — восторженно встречали Красную армию, евреи — стреляли по отступающим войскам, евреи — обливали их из окон кипятком и кислотой (sic!) и т.п.

И когда деникинцы, рассвирепев, уже назавтра начали отвоевывать Киев, то за ними с 14 по 19 октября потянулся ночной погромный шлейф. Именно ночной, потому что погромщики — а большинство среди них составляли нижние чины Вооруженных сил Юга России, рядовые казаки да кубанцы из полка Шкуро — опасались светиться днем. Было тогда убито, по разным оценкам, от 300 до 600 человек, массовыми были изнасилования.

Погромщики ходили по домам и квартирам ватагами по 5-6 человек в каждой. Вслед за армейскими часто — чисто по-шакальи, «второй волной» — приходили и местные. Отрядов еврейской самообороны как таковых не было, и своеобразным инструментом защиты стала тогда «акустика»: дружный крик и вой громимых и стук по металлу — и так целыми домами и даже кварталами! Этот концерт навсегда запомнил и запечатлел в своих мемуарах Илья Эренбург:

В черных домах всю ночь напролет кричали женщины, старики, дети; казалось, что кричат дома, улицы, город^[50].

Этот сводный звук заменял сирену, и когда — и если — на звук прибывали драгомировские офицерские патрули, погромщики всегда рассеивались и таяли в ночи.

Проскуров и Фельштин: погромы от Петлюры

...Но даже на столь широком багровом фоне Проскуровский^[51], от 15 февраля 1919 года, погром отчетливо выделялся^[52]. И не тем, что примерно половину населения города составляли тогда евреи, и не тем, что пришелся он на шабат, и даже не выдающимся масштабом числа жертв, о чем еще будет сказано^[53].

Более всего Проскуровский погром выделялся другим — своей принципиальной геноцидальностью! Рядовые гайдамаки присягали под знаменем — присягали в том, что грабить еврейское добро они не будут, что насиловать еврейских баб они не будут, а сосредоточатся на главном и только на нем — на убийстве, убийстве, убийстве и еще раз на убийстве евреев, причем не абы каким, а только холодным оружием, без траты пуль! Любо!..

Власть в Проскурове менялась чаще, чем в Киеве, но до февраля 1919 года погромов здесь не было. Композиция местной власти выглядела так: городской голова Сикора, поляк, председатель городской Думы — доктор Ставинский, тоже поляк. Военный комендант — Киверчук, бывший фельдфебель царской армии: именно он и стал главным вдохновителем и подстрекателем к погрому. Комиссар — бывший народный учитель Таранович. Город охранялся милицией, подчиненной коменданту, но городское самоуправление ей и ему не доверяло и организовало собственные вооруженные отряды самообороны, состоявшие преимущественно из евреев, — так называемую квартальную охрану с христианином Гурским и евреем Шенкманом во главе. Естественно, Киверчук чинил самообороне всяческие затруднения, а за три недели до погрома хитростью заставил их самораспуститься, обещав жителям обеспечить в городе надежный порядок.

5 февраля в город — для отдыха после боев и несения гарнизонной службы — вошли Запорожская казацкая бригада Украинского республиканского войска имени Головного атамана Петлюры и 3-й Гайдамацкий полк (со шлейфом погромной репутации) под общим командованием атамана Ивана Семесенко (1894-1920).

6 февраля атаман известил городскую думу о том, что приступает к исполнению обязанностей начальника гарнизона. В тот же день по городу был расклеен следующий его приказ:

1. Объявляется осадное положение в Проскурове и уезде. Всякое движение после семи часов вечера разрешается лишь по письменному разрешению штаба Запорожской бригады...

...6. Предлагаю населению прекратить свои анархические взрывы. У меня достаточно сил, чтобы бороться с вами. Больше, чем других, я предостерегаю жидов. Знайте, что вы — народ всеми нациями нелюбимый, а вы творите такие беспорядки между христианским людом. Разве вы не хотите жить? Разве вам не жаль свою нацию? Пока вас не трогают — сидите молча, а то такая несчастная нация баламутит бедный люд.

Ознакомившись с этими «тезисами», встревоженный Шенкман отправился к Семесенко, чтобы лично с ним познакомиться. Тот его принял очень любезно и в видах предотвращения погромов и грабежей обещал снабдить квартальную охрану оружием и оказать ей всяческое содействие.

Между тем в начале февраля 1919 года большевики уже изгнали петлюровскую Директорию из Киева, сам Петлюра перебрался в Винницу, а большевики, эсеры и левоэсеры-боротьбисты готовили вооруженное восстание против него во всей Подольской губернии. Намечено оно было на ночь с 14 на 15 февраля и начаться должно было в Житомире. Но туда неожиданно прибыли значительные петлюровские силы, после чего начало восстания перенесли в Проскуров, где на казарменной основе квартировали уже разагитированные большевиками солдаты 15-го Белгородского и 8-го Подольского полков.

В ночь с 14 на 15 февраля большевики начали восстание силами всего в 200 человек. К ним присоединилась лишь незначительная часть гарнизона, ибо сведения о большевистском брожении в нем были преувеличены.

Восставшие, арестовав офицеров и коменданта Киверчука, двинулись на железнодорожную станцию, где в вагонах квартировали казаки. Но семесенковцев оказалось куда больше, чем ожидалось, и солдаты, практически не вступая в бой, при первых же выстрелах вернулись в казармы. Семесенко за несколько часов разгромил восстание, а главные заговорщики — больше вики — все разбежались!

Освободившийся из-под ареста Киверчук на вопрос, кто его арестовал, провокационно соврал: «Жиды из квартальной охраны». На самом же деле среди восставших были кто угодно, но вину возложили на проскуровских евреев, не подозревавших ни о восстании, ни о своей близящейся участи.

Выставив своим казакам и гайдамакам на вокзале пышное угощение с водкой и коньяком, Семесенко обратился к ним с речью. Он говорил им, что жиды, эти самые опасные враги украинского народа, собирались вырезать всех казаков и гайдамаков и что теперь необходимо им достойно отомстить.

Он заставил гайдамаков поклясться перед украинским знаменем, что они вырежут всех жидов Проскурова, не применяя огнестрельного оружия, не грабя жидовского добра и не насилуя жидовок! Поставленная им задача — убивать, убивать и еще раз убивать, используя при этом только холодное оружие: шашки, штыки и т. п. Запротестовал только один сотник, что едва не стоило ему жизни.

С самим погромом (иногда его называют еще «кровавой баней») не затянули: он состоялся в тот же день, 15 февраля, тотчас же после обеда. Присягнув перед знаменем, казаки и гайдамаки выстроились и с песнями и музыкой направились от вокзала в город...

В два часа пополудни на главной улице Проскурова появился конный отряд красношлычных гайдамаков численностью в 450 человек^[54]. Когда он поравнялся с еврейским кварталом, раздался свист командиров и гайдамаки спешились. Оставив лошадей под присмотром дежурных, группами в пять-восемь-десять человек они рассыпались по еврейским улицам и вламывались в еврейские дома. Организованно, по команде принялись за дело, прибегая только к холодному оружию. Шли из дома в дом и резали, кололи, рубили всех подряд. Действовали так тихо и спокойно, что евреи на соседних улицах и не подозревали, что происходит. На перекрестках стояли гайдамаки и убивали бегущих евреев.

Резня закончилась, как и началась, свистом командиров. Гайдамаки побежали к своим коням, вскочили на них, выстроились и с песнями и музыкой вернулись на вокзал.

В тот же день, 15 февраля, петлюровцы зверски зарубили вставшего на защиту еврейского населения 37-летнего протодьякона Проскуровского кафедрального собора Климентия Васильевича Катчеровского (это его настоящая фамилия), отца троих малолетних детей от 2 до 9 лет. Во время погрома многие другие украинцы, русские и поляки, соседи и друзья, с риском для себя самих спасали евреев, прятали их в своих домах и подвалах.

По одним сведениям, резня продолжалась три-четыре часа, по другим — шесть с половиной. Погибло, по разным оценкам, от 1600 до 4000 человек, ранено не менее 700, не менее 900 детей стали сиротами.

Вот как смачно описывал Проскуровский погром очевидец, а возможно, и сам погромщик, ставший потом классиком украинской советской поэзии, — Владимир Сосюра:

Старшины говорили, что это евреи сагитировали белгородцев^[55]. Говорили, что казаки первого куреня поклялись под флагом денег не брать, а только резать. Они пошли в город и вырезали почти всю проскуровскую еврейскую бедноту. Портных и сапожников. В буржуазные кварталы они не заглядывали. Был один казак, который знал еврейский язык. Он подходил с товарищами к запертой двери и обращался к перепуганным жителям на еврейском языке. Ему открывали...

Одной гимназистке воткнули между ног штык... А расстреливали так: стреляют и смотрят не так, чтобы попасть смертельно, а как-нибудь, дают залп и наперегонки бегут к еще живым расстрелянным. И хватают из одежды то, что перед залпом каждый наметил на своей жертве^[56].

На следующий день, 16 февраля, было расклеено второе воззвание Семесенко;

В ночь с 14 на 15 февраля горстка людей подняла восстание против нас. Это дело одних жидов. Я принял необходимые меры для его подавления.

И тогда же собрались гласные Думы, которым Семесенко рассказал, как он «расправился» с восставшими большевиками. В ответном слове Т. Ф. Верхола, глава Земской управы и украинский патриот, назвал то, что произошло в Проскурове, несмываемым позором для Украины, а самого Семесенко заклеймил атаманом разбойников: «Вы боретесь против большевиков. Но разве те старики и дети, которых ваши гайдамаки резали, были большевиками? Вы утверждаете, что евреи дают большевиков... Разве вы не знаете, что есть еще больше большевиков и среди украинцев и других наций?.. Атаман, ты думал построить Украину на еврейской крови, так знай, что этим ты погубил Украину...»

Семесенко «обещал» убийства прекратить и потребовал срочно, в течение двух дней, захоронить убитых. На территории проскуровского Еврейского кладбища была вырыта огромная братская могила. Закончили все только 18 февраля, причем многие трупы стали жертвами еще и мародерства: с них снимали одежду, обувь, срывали серьги и кольца.

«Обещая» прекратить убийства, Семесенко уже позаботился об их продолжении. Он запросил местные власти в Ярмолинцах, Фельштине и других местечках и селах Проскуровского уезда на предмет наличия у них большевиков. Все поселения заверили его, что большевиков у них нет и что их еврейское население весьма благожелательно относится к петлюровской власти. Один только начальник Фельштинской почты Басюк телеграфировал, что тут у них большевистское гнездо, которое нужно уничтожить. После чего Семесенко отправил туда отряд гайдамаков, который прибыл в село 17 февраля, заночевав в том числе и у местных евреев.

Тем временем все тот же Верхола узнал об этом и потребовал у Семесенко отозвать из Фельштина свой карательный отряд. Семесенко даже послал в Фельштин новую телеграмму с приказом своему отряду не устраивать в местечке погром, но Басюк скрыл ее.

И вот в воскресенье, 18 февраля, погром — прямое продолжение проскуровской резни — повторился в Фельштине. Там, по минимальным подсчетам, было убито 500 евреев и ранено 120, из которых около 100 впоследствии умерло. Присяги на казаках здесь не было, так что в Фельштине погромщики не только убивали, но и грабили и насиловали, несколько домов подожгли. Крестьяне из ближайших сел по своей гиенской привычке не участвовали в погроме, но охотно — в грабеже домов, повозками вывозя имущество евреев, иногда они преследовали евреев-беглецов. Но были и случаи спасения: целые семьи прятались у соседей. Как впоследствии оказалось, Басюк мстил фельштинским евреям, которые месяц назад написали на его откровенный антисемитизм жалобу. Узнав о жалобе, Басюк сказал: «Они написали на меня донос черными чернилами, а я напишу на них донос красными». И свою угрозу выполнил...

...Сам Семесенко докладывал Петлюре — видимо, несколько привирая — о 4000 уничтоженных евреев, включая, очевидно, и Фельштин. По приблизительному подсчету А.И. Гиллерсона, уполномоченного Отдела помощи погромленным при Российской организации Красного Креста на Украине, всего было убито свыше 1200 человек, кроме того — умерла половина из более чем 600 раненых^[57]. По данным С. Гусева-Оренбургского, в Проскурове убито 1600 (плюс 300 умерших из 600 раненых), а в Фельштине 435 евреев^[58]. Уточненные же данные Л. Малюковой и Е. Розенблата по убитым: вместе с Фельштином — 2235 человек^[59].

Семен Дубнов, узнавший о февральском проскуровском погроме только в апреле, заметил:

Новая гайдаматчина хуже старой, потомки Гонты превзошли предков^[60].

А еще через четыре месяца — в июне 1919 года — в Проскурове был еще один погром. И снова противостояние петлюровцев и Красной армии, снова поражение красных и снова — еврейский погром, во время которого было убито «всего-то» 40 евреев:

Сравнивая эти цифры с итогами февральской резни, проскуровские евреи с горькой иронией называли этот погром «милосердным»^[61].

Тетиев: еще один погром от Петлюры

Вот еще один «знаменитый» петлюровский погром — от 26-28 марта 1920 года — в Тетиеве, что в 150 км к юго-западу от Киева: там и тогда проживало около 6 тысяч евреев. Собственно, погромов в Тетиеве было три: первый — еще в августе 1919 года, в исполнении отряда (банды) братьев Дмитрия и Алексея Соколовских. Возможно, в бою именно с этими погромщиками погиб командир местной еврейской самообороны Гирш Турий.

Второй — в конце марта 1920 года, когда бывшие петлюровские офицеры — Куравский, Островский, Чайковский и другие, при непосредственном участии местного Союза кооперативов и районного отделения Укрбанка, — организовали летучий отряд, или попросту банду численностью в несколько десятков человек. 23 марта в 11 ночи они налетели на Тетиев, в котором пост начальника советской милиции сумел занять один из них — Чайковский. Он заранее снял патрули, банда окружила комиссариат и начала обстрел. Красноармейцам удалось тогда нападение отбить, но часть из них присоединилась к нападавшим. И 26 марта, когда бандиты вновь напали на Тетиев, красноармейцы, оказавшись в меньшинстве, вынуждены были отступить.

Куравский собрал сход жителей, а его заместитель, Островский, произнес горячительную речь, в которой призвал:

...уничтожить всех евреев от мала до велика, от ребенка до старика девяносто лет, и тогда лишь они сумеют жить спокойно... Подняв два пальца, призывал всех поклясться, что ни один из них не пощадит никого и не польстится никакими деньгами. После речи Островского они рассыпались по местечку и началась оргия убийства, поджога и грабежа. Жгли и убивали беспощадно всех. В синагогах все чердаки были запружены спрятавшимися там евреями. Повстанцы, окружив синагогу, подожгли их и не выпустили ни одного... Из горевшей синагоги выскочил один весьма популярный среди крестьян еврей М. Пекер. Бандиты схватили его и принялись рубить шашками; когда некоторые из крестьян попробовали его защитить — Куравский, начальник банды, подошел и сказал: "Пусть он будет лучший, но раз он еврей, его надо уничтожить». И Пекер былразрублен на мелкие кусочки. Все, кто был в синагогах, сгорели.

Кому удалось спастись из пожара, тот не спасся от шашек, ружей, лопат и вил бандитов. Маленьких детей подбрасывали, и, ударившись об мостовую, они разбивались, обдавая всех окружающих кровью и мясом. Маленьким детям выкалывали глаза. Были выставлены заградительные отряды, и, если кому-либо удавалось бежать, его задерживали и убивали. В диаметре нескольких верст были разосланы конные разъезды, и, если поймали кого-нибудь из евреев, его уничтожали. В окрестностях Тетиева до сих пор валяются сотни разлагающихся трупов.

Прибывшему Погребищенскому отряду красноармейцев удалось спасти около 1500 человек, а остальные, свыше 4000 душ, были поголовно уничтожены... Самое энергичное содействие повстанческому движению оказывают Тетиевский Раенбанк и все местные поляки^[62].

Фрума Красная чудом уцелела в Тетиевском погроме, но — в третьем! Он состоялся 12 апреля 1920 года, движущей силой были не петлюровцы, а все местное — сплошь русское — крестьянское население местечка и окрестных сел, недовольное большевистской властью. Именно тогда, а не во второй погром, судя по ее рассказу, тысячи людей были сожжены в синагоге. Командовали погромом Степанский, Бонгар и Перевалов, стрельба и мародерство поощрялись.

Цитирую ее свидетельство:

Через два месяца я возвратилась в м. Тетиев, чтобы отдать свой последний долг родителям. Местечка не узнала. Не уцелело ни одно здание. Повсюду простиралось открытое место; кое-где еще торчали обгоревшие пни и развалины, повсюду валялись ничтожные остатки имущества и целые груды костей. Лиц уже нельзя было узнать. Тел уже не было, были одни только скелеты, кости. Повсюду валялись человеческие руки, ноги, туловища. От той синагоги, которая сделалась братской могилой стольких невинных людей, остались одни колонны, все это место было завалено целыми грудами человеческих черепов, костей. Это было какое-то мертвое поле, какая-то безумная могила. Повсюду валялись остатки одежды, свитки изорванной Торы. На одной колонне возле печки с поднятыми вверх руками висел еврей. Он, как видно, хотел слезть с чердака, но его подстрелили. И он, зацепившись за колонну, так и застыл. Было что-то безумное, что-то страшное в этой фигуре^[63].

Интересно, что и в Тетиеве — та же, что и в Проскурове, фанатичная заточенность на убийство. Только к холоду клинков здесь прибавился жар сожженной синагоги, что и привело к рекордному числу жертв^[64].

Совершенно очевидно: банды от силы в сотню человек за считаные дни могли уничтожить тысячи душ только при всесторонней помощи и «поддержке» местных и окрестных жителей — не-евреев. Они-то уж точно не подписывались ни под каким «мораторием на мародерство»! Некоторые из них поэтому делали свой хозяйский обход разоренных погромщиками еврейских домов и квартир. А некоторые, наоборот, спасали тех евреев, которых еще можно было спасти.

И еще одно обобщение. Политические предпочтения евреев во время Гражданской войны были, разумеется, разнообразными: их можно было встретить, в том числе с оружием в руках, в отрядах едва ли не всех ее участников. Тем не менее позиция враждующих сторон по отношению к евреям, в частности нацеленность и заряженность на еврейские погромы (назовем это погромобесием), несомненно, была определяющей в выборе евреями «своей» стороны конфликта. Каковой в большинстве случаев оказывалась Красная армия.

Поэтому не так уж и случайна сама склонность погромщиков ассоциировать евреев с коммунистами, объединяя их в своем сознании в некое единство. В ту самую «жидокоммуну», тот самый «жидобольшевизм», который с многократной силой еще выстрелит, еще аукнется спустя 20 лет — в годы Второй мировой.

Шварцбард, Донцов и Жаботинский

...25 мая 1926 года, на углу бульвара Сан-Мишель и рю Расин в Париже доселе безвестный еврейский часовщик и террорист-одиночка Шолем Шварцбард (1886-1938) застрелил Симона Петлюру. Разрядив в него свой 6-зарядный «Мельё», Шварцбард и не думал прятаться: подоспевшей полиции он сразу заявил, что мстил за петлюровские погромы, жертвами которых стали 15 членов его семьи в Балте.

Петлюра был искусный демагог, легко говоривший разным собеседникам противоположные, несовместимые друг с другом вещи: евреям, которых «любил», — одно, евреям, которые просили за евреев, — другое, а гайдамакам, которым «доверял» еврейские судьбы, — третье.

Жаботинский, которого так по-партийному, — чуть ли не за сговор с Петлюрой, — клеймил Пинхос Красный, писал:

Петлюра был главой украинского правительства и украинской армии в течение двух лет и больше; почти все это время продолжались погромы; глава правительства и армии их не подавил, виновных не покарал и сам в отставку не подал. Значит, он принял на себя ответственность за каждую каплю пролитой еврейской крови. Это так ясно, что тут не помогут никакие отговорки^[65].

В преломлении современных адептов и фанатов Петлюры выстроены целые линии его мифозащиты. О нем накатом выходили и выходят книги, статьи и фильмы^[66] под общим девизом: «Нашего Симона очернили, а с ним и всю Украину!..» Мол, Шварцбард стопудово был в альянсе то ли с ОГПУ, то ли с еврейской закулисой, то ли с обоими! (Когда бы так, чего же часовщик столько мучился, выслеживая Петлюру со смятой газетной фотографией из старого «Тризуба» в кармане?)

Мол, Петлюра, едва узнав о погромах, якобы чуть ли не лично расстрелял за это двух полковников. И вообще евреев уважал и лелеял, а в его правительстве — без всяких-яких — были даже евреи-министры: железобетонное алиби!

Но давайте переспросим об отношении к евреям самого Петлюру. В его последней книге, изданной всего за несколько месяцев до смерти, он косноязычен, но откровенен:

Когда же вспомнить об украинских жидах, то много из них тоже на большевицкую сторону подались, надеясь, что здесь они наверх выплывут, силу будут иметь, на первые места достучатся. В старину им путь не давали, то они думали, что за большевиками самыми старшими станут. Так вот много жидов, а особенно молодых — сопливых, побольшевичились и коммунистами сделались^[67].

Что касается Шварцбарда, то он провел в тюрьме полтора года предварительного следствия. Суд начался 18 октября 1927 года, и спустя восемь дней его оправдали присяжные^[68].

Не столько на смерть Петлюры, сколько на приговор Шварцбарду горячо откликнулся Дмитрий Донцов (1883-1973) — главный теоретик украинского интегрального национализма, легшего в основу и идеологии, и политики, и практики Организации украинских националистов (ОУН). Вся интегральность учения Донцова сводима к одной и очень простой формуле — и всего лишь из нескольких слов: «Украина для украинцев! Но и украинцы для Украины!»^[69]

А ведь как Донцовым зачитывались все националисты-практики — те же Петлюра, Коновалец, Мельник, Бандера, Шухевич!..

Евреев Донцов считал не самостоятельными политическими игроками, а агентами русского империализма, купившимися на революционные перспективы эмансипации в русском государстве (никакой другой структурности, кроме национальной, — такая уж оптика — Донцов в упор не видел).

Ну а вердикт присяжных вывел его из себя:

А что, собственно, случилось?.. Это чем так раздражены гиены? Ах, погромами... А какими такими погромами? Не было на Украине погромов! Была гражданская война, на которой убито много евреев, москалей и украинцев... Жиды же называют погромом любой протест против еврейской колонизации Украины. Но это евреи выбрали Украину для своего мессионизма...^[70]

Вот он — дисциплинированный ум филозофа! Что за чудная четкость и что за дивная простота! И никакой камуфляж не нужен, всякие там «с одной стороны» / «с другой стороны»! Ну стряслась, например, большая война, и на ней, в одной из многих ее кровопролитных битв, — скажем, под Проскуровым в 1919 году или под Бабьим Яром в 1941 — полегло немало жидов.

Ничего личного или антисемитского: война и война!..

Евреев Донцову хоть и не жалко, но он их не ненавидит: ненавидит он русских, а евреи ему несимпатичны своею, как ему кажется, органической связью с русскими:

Евреи, конечно, виноваты, страшно виноваты тем, что помогали консолидации русского командования в Украине, но не еврей виноват во всем. Русский империализм — вот кто виноват во всем!

Только после падения России в Украине мы будем в состоянии решить еврейский вопрос в нашей стране на основании интересов украинской нации. Как это будет сделано — неизвестно. Но в любом случае, это будет сделано из перспективы того опыта, что выпал Петлюре, — получившему семь пуль и проклятия своей памяти от всего еврейского сообщества за его политику в вопросах еврейских министров и автономии... Едва ли теперь найдется украинский политик, который последует его примеру в еврейских делах^[71].

Так-то вот! Дали вам шанс — а вы! Нет вам, жиды, больше никакого доверия!

Давайте выучим несколько уроков на будущее: не давайте культурную национальную автономию «меньшинствам», ибо все это кончается Шварц-бардами. В то же время не надо прибегать к погромам, потому что это социализм для дураков^[72].

Поясним последнюю фразу: Донцов не против погромов, он — против единичных, разовых погромов. Он за нечто более системное и систематичное, эффектное и эффективное — за сплошную ковровую резню, за тотальное уничтожение, он за геноцид:

Колонизация Украины еврейством, осуществленная без согласия и вопреки воле украинского народа, на штыках русского правительства и за миллионы нью-йоркских капиталистов, — эта колонизация будет ликвидирована без колебаний так же, как турки ликвидировали греческие поселения в своей стране, а греки — турецкие — в своей^[73].

Колонизацию тут надо понимать буквально: «Агроджойнт» — советско-американская попытка еврейского аграрного переселения в Причерноморье и другие места — представлялась ему наглым покушением евреев на украинские черноземы!

Таковая ликвидация, по Донцову, и, если без эвфемизмов, это не локальный погром, а тотальная резня! То есть Холокост!

Троица еврейских алиби

У Симона Петлюры была не одна, а целая троица еврейских «алиби».

Это, прежде всего, «институция-алиби» — Министерство (во времена Центральной Рады — Генеральный секретариат) еврейских дел^[74]. Это, во-вторых, «закон-алиби», а именно уникальный «Закон о национальной и персональной автономии» 1918 года, принятый Центральной Радой 10 января 1918 года. И это, в-третьих, сами его министры по еврейским делам — ручные, карманные «евреи-алиби»! Объединяет их всех одно — декоративность.

Министерство/Секретариат еврейских дел — это один из секретариатов Генерального секретариата Центральной Рады или одно из министерств Совета народных министров УНР, которое занималось, понятно, делами еврейского населения. Создано оно было в июле 1917 года, после получения Украиной автономии от Временного правительства России, и в порядке обеспечения автономных прав национальных меньшинств в Украине.

Секретарь/министр еврейских дел входил по должности в Генеральный секретариат / Совет народных министров УНР. Секретариат был ликвидирован 18 июля 1918 года правительством гетмана Скоропадского, отменившим и закон о национально-персональной автономии.

Этот закон считался одним из высших достижений прогресса и либерализма в вопросах национальных меньшинств на территории бывшей Российской империи. Он претендовал на то, чтобы гарантировать свободу национально-культурного развития всем национальным меньшинствам Украины. В случае евреев он явно не мог и не смог защитить их от погромов, тогда как при ликвидаторе этого закона — при Скоропадском, — собственно, и погромов не было!

Покуда же закон действовал, Министерство еврейских дел отвечало за вопросы еврейской культуры и образования, организации выборов и общественного еврейского самоуправления на местах, издавало циркуляры и постановления, касающиеся его деятельности, выдавало удостоверения и ведало статистикой.

С 10(?) по 16 января 1918 года Генеральный секретариат еврейских дел возглавлял Моисей (Мойше) Зильберфарб (1876, Ровно — 1934, Варшава) — видный украинско-еврейский общественный и государственный деятель и журналист (публиковался под псевдонимом М. Басин). Уроженец Ровно, гимназию заканчивал в Житомире, химию изучал в Киевском политехникуме, медицину в Берлине, а юриспруденцию в Киеве и Берне, где получил докторскую научную степень. С юности втянулся в общественно-политическую деятельность, стремился теоретически обосновать правильное, на его взгляд, отношение социалистов к еврейскому вопросу, с увлечением разрабатывал принцип автономизма, или национально-политической автономии, выдвинутый С. Дубновым. Это принцип светской — не религиозной! — еврейской общинной организации, самоуправляющейся на демократической основе в условиях национально-культурной и персональной автономии. Разные общины и общины разного уровня могут или должны объединяться в советы (Ваады). Проблемами же мирового еврейства должен был бы заниматься Всемирный еврейский конгресс^[75].

После Первой русской революции Зильберфарб входил в проэсеровскую политическую группу «Возрождение» и в левую Социалистическую еврейскую рабочую партию (так называемые «сеймовцы»), противостоявшую «Бунду», сионистам-социалистам и религиозным ортодоксам. После Февральской революции 1917 года он переехал в Киев и возглавил Объединенную социалистическую еврейскую рабочую партию. С марта 1917 года он член Украинской Центральной Рады от этой партии, член Малой Рады.

27 июля 1917 года вошел в состав Генерального секретариата Украинской Центральной Рады УНР как товарищ (заместитель) генерального секретаря (министра) межнациональных дел Сергея Ефремова от евреев. Зильберфарб был одним из разработчиков первого в мире закона «О национально-персональной автономии», принятого Радой 10 января 1918 года. В декабре 1917 года был назначен министром еврейских дел УНР, но вскоре — уже 16 января 1918 года — вместе со всем правительством Винниченко ушел в отставку.

В его сменщики, возможно, планировался публицист Израиль Рафаилович Ефройкин (Эфрен, 1884-1954), входивший в руководство «Фолкспартей» и сионистской социалистической группы «Возрождение»¹. Что касается Зильберфарба, то с 1918 по 1920 год он возглавлял Еврейский народный университет и Общество содействия развитию еврейской культуры («Култур-лиге», или «Культур-Лига») в Киеве; при Скоропадском и Деникине подвергался арестам. В 1921 году он переехал в Варшаву, где продолжал активно участвовать в еврейской жизни, стал председателем ОРТ (Общества ремесленного и земледельческого труда среди евреев России), занимался журналистикой. В 1930-е годы сблизился с «Бундом», печатался в его изданиях ^[76].

Министерство между тем продолжало функционировать и при гетмане, в период Украинской Державы, т.е. с лета 1918 года, — де-юре в виде исполнительного органа Временного еврейского национального собрания, в котором были представлены основные еврейские партии и организации^[77].

Оно было воссоздано в декабре 1918 года структурами Директории, и первым министром еврейских дел в правительстве самого Петлюры стал Вульф Лацкий-Бертольди. После его отставки, с 26 декабря 1918 и по 9 апреля 1919 года министерство возглавлял Авраам Ревуцкий, а с февраля 1919^[78]и по апрель 1920 года — дольше всех — Пинхос Красный.

Эстафету министерского представительства еврейства в правительствах УНР перенял Вольф (Яков Зеев Вольф) Ильич Лацкий-Бертольди (1881, Киев — 1940, Тель-Авив), деятель еврейского рабочего движения и журналист (писал на идише). Учился в Рижском политехническом институте, откуда в 1901 году был исключен за участие в революционном движении. Уехал в Германию, поселился в Берлине, стал сионистом и принял участие в создании сионистской социалистической организации «Херут». В 1902 году вернулся в Россию, в Киев, став одним из основателей группы «Возрождение» (1903) и Социалистической еврейской рабочей партии (1906).

После Февральской революции 1917 года стал одним из руководителей «Фолкспартей» («Народной партии»), сооснователем и идеологом которой в России был историк Семен Маркович Дубнов (1861-1940)^[79]. В этот период партия расширила свое влияние, но не выдержала конкуренции за еврейские голоса с другими еврейскими партиями, прежде всего с «Бундом». Успешной она была только на Украине, где Лацкий-Бертольди и Красный, оба функционеры «Фолкспартей», поработали в правительстве Директории УНР в должности министра УНР по еврейским делам. В частности, Лацкий-Бертольди — вплоть до 26 декабря 1918 года.

В 1920-1925 годах он снова в Германии, где стал активным сторонником идей «территориализма», т. е. переселения евреев не в Палестину, а куда-нибудь еще — в другое хорошее место, например в Африку или Южную Америку^[80]. Автор книги «Иммиграция в еврейские общины Южной Америки» (1926, на идише). В середине 1920-х годов разочаровался в территориализме и перешел на позиции сионизма. В 1925 году много мигрировал сам: поселился сначала в Риге, где начал издавать ежедневные газеты на идиш «Дос фолк» и «Фриморгн», а в конце 1925 года — в Палестину, где вступил в партию «Мапай» и играл активную роль в рабочем движении, был заместителем директора архива Гистадрута — главного израильского профсоюза.

Третьим министром по еврейским делам УНР был Аврам Самийович Ревуцкий (1889, Смела — 1946, Йонкерс, США), еврейский журналист и украинский политический деятель. Из Смелы его семья переехала в Палестину, в Реховот, а затем вернулась в Россию, в Белгород-Днестровский. Учился в Одессе и Вене, писал на идише и на русском, позже на английском языке. В 1916 году окончил физико-математический факультет Новороссийского университета в Одессе, работал в газете «Одесский листок».

Состоял в левой еврейской социал-демократической партии «Поалей-Цион». С декабря 1917 года был товарищем (заместителем) обоих министров еврейских дел УНР, а с 26 декабря 1918, после отставки Лацкого-Бертольди, и по 9 апреля 1919 года побывал в министрах и сам. Представляя еврейские партии на Трудовом конгрессе 22-28 января 1919 года в Киеве, Ревуцкий говорил, что исторической миссией социалистических партий в Украине является их переориентировка не на победителя момента — большевиков, и не на необратимое прошлое — единую Россию Керенского, а на неизбежное будущее — возрождение украинского народа. Тем не менее из протеста за не перестающее быть печальным настоящее — из-за еврейских погромов, захлестнувших УНР, и полного своего бессилия перед ними — он покинул свой министерский пост.

В 1920 году Ревуцкий переехал в Палестину, но из-за острой критики британских властей в 1922 году был ими оттуда выслан. Ревуцкий поселился в Берлине, а в 1924 году переехал в США, где примкнул к правому крылу партии «Поалей-Цион». Был видным публицистом, писал на английском и идише. Автор воспоминаний «В трудные дни в Украине. Заметки еврейского министра», выходившие в 1924 году в Берлине на идише и — в английском переводе — в 1998 году в Канаде^[81]. В 1935 году в Нью-Йорке вышла его книга «Евреи в Палестине», выдержавшая несколько изданий и переводов.

Пинхос Красный

И, наконец, Пинхос Абрамович Красный (1881-1941) — один из лидеров еврейской общины Украины и последний — де-факто четвертый по счету — министр по еврейским делам, а за времена Директории — третий.

Он родился в год первого киевского погрома — в селе Софиевка Каневского уезда Киевской губернии, в семье торговца. В 1904-1905 годах — гласный Бердичевского уезда и Киевской губернии, в 1905-1908 годах состоял в «Бунде», а затем в партии «Фолкспартей»: руководил ее отделением в Бердичеве, организовывал на Украине школы для еврейских детей (при этом сам Красный всю свою жизнь прожил холостяком, без семьи).

С апреля 1918 года Красный — член Президиума парламента Украины — Центральной Рады — Малой Рады. С февраля 1919 и по ноябрь 1920 года — т.е. ощутимо дольше своих предшественников — министр по еврейским делам. Как и они, он пытался и, как и они, безуспешно — бороться с погромами, «операторами» которых выступали собственные вооруженные силы Директории и их прокси-атаманы на аутосорсе. Упорно добивался он создания чрезвычайной государственной комиссии для расследования погромов и привлечения виновных к уголовной ответственности: но добился он только постановления о ее создании, а на практике этой комиссией ничего сделано не было.

15 июня 1919 года Совет народных министров Украины, заслушав его доклад о распространении погромной литературы, поручил министру внутренних дел и военному министру принять меры к обеспечению спокойствия. Но похвастать нечем и тут, разве что тем, что министру по еврейским делам было предоставлено право назначать специальных представителей при инспекторах войсковых частей украинской армии.

Следующий эпизод говорит не столько о бессердечии или трусости Красного (хотя и о них тоже), сколько об осознании им, министром по еврейским делам УНР, реального своего в этих делах на Украине полного бессилия! Согласно свидетельству Дона Исаковича Фраера (1904-1975)^[82], в 1919 году, когда Красный был в Казатине в гостях, несколько молодых евреев прискакали верхом из соседнего Самгородка и сообщили, что там идет погром. Естественно, они попросили Красного как министра немедленно поехать с ними и прогнать погромщиков. Красный же, не прекращая пить чай, якобы ответил: «Революции без крови не бывает». Произнес он эти слова или нет, но ни в какой Самгородок он не поехал!

Спустя девять лет после этого эпизода, в своей книге о петлюровских погромах, готовившейся к началу суда над убийцей Петлюры в Париже, Красный писал:

Истекало кровью, билось в ужасных смертельных муках отданное на поток и разграбление трехмиллионное еврейское население Украины. Металось, искало выхода, спасения, но его нигде не находило. И, как утопающий за соломинку, хваталось за своих министров, которым ничего не оставалось, как расписаться в своем полном бессилии что-либо сделать в этом вражеском окружении, в этой захлестнувшей все и вся вакханалии, на кровавых знаменах коей уже открыто красовался лозунг: «бей жидов»...

Мы знаем — петлюровская эмиграция постарается теперь, как она уже не раз это и до сих пор делала, укрыться на суде от обвинений в устройстве еврейских погромов, как за ширму, за факт прокламирования ею когда-то, в дни своей, так сказать, зеленой юности, национально-персональной автономии, существования министерств по еврейским делам, автономных общин и т.д. и т.д. Да, это мы хорошо знаем. Но мы также знаем, что мир не видел, мир не знал более подлого, более коварного правительства^[83].

В том же 1919 году Красный и сам оказался в беде: 19 декабря 1919 года в Бердичеве он был арестован Особым отделом 12-й армии — Красный в руках у красных! Теперь уже он сам нуждался в помощи и солидарности, каковые и получил — в виде поручительств от Марка Мироновича Бланка и еще нескольких граждан, не только евреев. В результате 11 января 1920 года его освободили из-под стражи примерно с такой формулировкой — за неимением в его жизни и в его деле предосудительных материалов о деятельности против Советской власти^[84].

Освободившись из бердичевской тюрьмы, Красный разыскал тем не менее Петлюру и присоединился к его правительству. В 1920 году он даже сопровождал товарища министра иностранных дел Сергея Васильевича Бачинского в его поездке в Одессу для переговоров о заключении договора с Антантой^[85].

В конце 1920 года эмигрировал вместе с правительством в Польшу, где жил сначала в Тарнуве, а потом в Варшаве и Лемберге. В январе 1925 года был арестован варшавской «дефензивой» — как «иностранец, ведущий разрушительную политическую деятельность».

В марте 1925 года вышел из тюрьмы — завербованным польским агентом, после чего был переброшен в СССР. В своей завербованности он признавался — возможно, что под побоями или иным давлением следователя — на допросах по своему следующему и последнему делу — в 1939 году. Но, высылая Красного — неважно, агентом или нет — в СССР, поляки оставили себе весь его архив.

В СССР Красный поселился в Харькове и работал в «Укржилосоюзе», а потом в ОЗЕТе — Обществе землеустройства еврейских трудящихся, ставившем своей целью обустройство советских евреев на земле, в сельском хозяйстве и легально работавшем в СССР в 1925-1938 годах.

После того как в мае 1926 года Шварцбард застрелил Петлюру, в конце лета — начале осени 1926 года на Украину приезжал французский писатель^[86]и общественный деятель Бернар Лекаш (1895-1968). Он был командирован сюда газетой «Котидьен» (Quotidien) и, по поручению Комитета в поддержку Ш. Шварцбарда и французской Лиги прав человека, созданной в свое время для поддержки Дрейфуса, собирал дополнительные свидетельства о петлюровских погромах. Их Лекаш использовал в собственной книге о погромах, вышедшей в Париже в конце марта 1927 года^[87], за полгода до начала процесса над Шварцбардом.

Разыскал Лекаш в Харькове и Пинхоса Красного и даже спрашивал его, не согласится ли он приехать в Париж на суд в качестве свидетеля защиты. Но в Париж Красного то ли не пригласили, то ли не пустили, то ли не выпустили, а вот книгу — «Трагедия украинского еврейства (к процессу Шварцбарда)» — в Харькове в 1928 году, т.е. уже после суда, издали^[88]. В ней Красный обвинил Директорию и ее председателя Петлюру не просто в глухоте или слепоте в вопросах еврейских погромов, но в организации самих погромов, а его преемника — бывшего генерал-прокурора Директории Андрея Левицкого в том, что он никогда — ни единожды — погромы не расследовал.

Впрочем, советская власть, выдоившая из Пинхоса Красного все, что ей только было нужно, не забыла заклеймить и самого Красного:

Выступая с настоящей брошюрой в роли свидетеля в связи с предстоящим процессом убийцы Петлюры в Париже, автор и до сих пор не понимает, какую роль в качестве представителя еврейского национализма он играл в правительстве Петлюры, и не отмежевывается от своего прошлого, хотя и хвалит Советскую власть, единственную власть, разрешившую правильно национальный вопрос на основе сотрудничества трудящихся масс всех национальностей, — он и теперь думает, что пресловутая национальноперсональная автономия есть не реакционная затея националистических мещан обоих лагерей (украинского и еврейского), а «радикальнейшая», «широчайшая» реформа...

Разоблачая теперь погромную политику петлюровского правительства, автор невольно разоблачает и роль той еврейской мелкой буржуазии, представителем которой он был, сидя в министерском вагоне...

Эти воспоминания-разоблачения имеют ценность, поскольку дают некоторые факты, освещающие погромную деятельность тех контрреволюционных прихвостней империализма, которые и поныне мечтают, держась за хвост английской контрразведки, снова сыграть свою черную роль.

Но напрасны их мечты. Наш свободный союз освобожденных народов отрубит руки всем погромщикам, если они осмелятся нарушить нашу мирную работу социалистического строительства^[89].

Никакого процессуального значения книга П. Красного, разумеется, не получила.

Как не получила и в его собственном процессе, где его деятельность в правительстве Петлюры играла явно второстепенную роль.

28 ноября 1938 года Красный был арестован и, как пишется в большинстве справок, в 1939 году расстрелян по обвинению в создании антисоветской сионистской террористической организации и руководстве ею. Но это не так, расстрелян он не был — по крайней мере в 1939 году^[90].

9-11 мая 1939 года Военный трибунал Киевского особого военного округа в закрытом судебном заседании в г. Киеве вынес приговор № 0099 — признал П.А. Красного виновным в совершении преступлений, предусмотренных статьями 20-54-8, 54-11 и 54-13 УК УССР и приговорил к тюремному заключению сроком на 10 лет, с поражением в политических правах на 5 лет и конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества. Наказание он отбывал в общей тюрьме № 1 УНКВД по Киевской области.

29 мая, после кассации, дело было направлено на дорасследование. И 11 июля 1939 года Военная коллегия Верховного суда СССР сочла его недостаточно расследованным и вынесла, за № 002435, определение, передающее дело на новое рассмотрение со стадии предварительного следствия^[91].

Но вскоре в судьбу Красного вмешались врачи, а вернее, болезни. 21 сентября 1939 года з/к Красного обследовала тюремный врач-психиатр Гальперина. Ее диагноз: галлюцинаторно-параноидный синдром, т. е. состояние, характеризующееся наличием псевдогаллюцинаций и/или маниакального эффекта. Ее рекомендация: Красный нуждается в стационарном исследовании в судебном отделении Психиатрической больницы им. И.А. Павлова в Киеве^[92].

Туда его и перевели 8 октября 1939 года, а 21 ноября следователь Кивман на основании заключения Гальпериной временно приостановил следственное дело Красного за № 123223.

В датированном 1 марта 1941 года акте судебно-психиатрической экспертизы, подписанном председателем комиссии профессором Залкиндом и членами — доктором Фарбером и доктором Гальпериной — следующая картина состояния Красного:

В психиатрической больнице находится с 8 октября 1939 г. Сведения о себе дает очень скудные. Известно, с его слов, что он журналист по профессии, холост. Болел туберкулезом шейных желез, нервно-психическими болезнями не страдал. Со стороны ФИЗИЧЕСКОЙ туберкулез шейных лимфатических желез. Двустороний эфецит. Эмфизема легких, артериосклероз и кардиосклероз. Склероз хрусталиков глаз. ПСИХИКА: ориентировка в окружавшем, в своей личности сохранена. Настроение тревожное, с оттенком депрессии. Интереса к своему положению не выявляет. Высказывает бредовые идеи: ему привили в больнице сифилис, в сосуды ему вливают яд, его желудок забит калом, не действует желудочно-кишечный тракт. Поведение направляется бредовыми идеями. Бывает суетлив. Аффективно напряжен. Сопротивляется исследованию. Время проводит в постели. С окружающими не общается. Бредовым образом истолковывает все происходящее вокруг. В суждениях — бессмысленные утверждения. Круг интересов ограничен. Интеллектуально деградирован. На основании изложенного комиссия приходит к ЗАКЛЮЧЕНИЮ, что КРАСНЫЙ ПИНХУС АБРАМОВИЧ страдает душевной болезнью в форме пресенильного психоза. За свои действия не отвечает^[93].

Пресенильный психоз — это изменение поведения человека в результате грубого расстройства восприятия им реального мира.

Пинхосу Абрамовичу Красному с таким диагнозом жить оставалось шесть с половиной месяцев. 22 июня Германия напала на СССР, 21 сентября немцы взяли Киев, 29-30 сентября они расстреляли почти 34 тысячи киевских евреев, а в расположенную поблизости Павловскую психиатрическую больницу заявились в октябре, 14 числа.

Первыми были ликвидированы 308 душевнобольных-евреев, предварительно установленных по немецкому запросу — якобы для отправки в Винницу. Всех их перевели из разных отделений и разместили в отделении № 8, расположенном близ больничной ореховой рощи, где они находились три дня безо всякого питания или обслуживания. 14 октября 1941 года в больницу прибыла эйнзатцкоманда 5 и, выводя их группами по 10-15 человек, расстреляла под проливным дождем всех физически здоровых, предварительно их раздев; слабосильных же и лежачих сбрасывали в яму живыми^[94]. Одним из таких слабосильных и лежачих, несомненно, был и 60-летний Пинхос Красный.

Такая вот Винница и такой вот Бабий Яр!

Так — под знаком Холокоста — закончилась жизнь человека — последнего петлюровского министра по еврейским делам, — чье душевное здоровье было разрушено погромами, ни один из которых, даже самый малый, он не в силах был предотвратить или остановить.

ГОЛОД И ГОЛОДОМОР

Двадцать лет без права на погромы

Выход из Гражданской войны был отмечен военным коммунизмом, продразверсткой и чрезвычайным по силе голодом, который принято — и напрасно — ассоциировать главным образом с Поволжьем и не принято называть Голодомором.

Ликвидация черты оседлости как институции послужила мощным фактором взрывного роста еврейской мобильности внутри СССР, миграций евреев из местечек в города, в том числе и в столичные. Это вело к ускоренной концентрации еврейского населения в крупнейших городских центрах, и за считаные десятилетия народ из местечек стал самым урбанизированным из всех народов огромной многонациональной державы, какой являлся СССР.

На какое-то время российский антисемитизм^[95] перестал быть государственным, державно-имперским. А с воспоследовавшим затем крахом самого материка российской государственности, с распадом его на архипелаг из десятков постоянно перекраиваемых и воюющих друг с другом островов — эфемерных республик, держав (гетманств), директорий, эмиратов, ханств и прочих гуляй-полей — государственный антисемитизм возродился и взбух в большинстве из них, что вновь привело к погромам периода Гражданской войны, неслыханным по своим масштабам и жестокости на фоне всей российско-еврейской истории.

В новую, советскую жизнь победители-большевики антисемитизм вроде не звали, да он и правда после Гражданской войны, в которой все главные погромщики евреев потерпели поражение, поослаб или, точнее, попритих. Но все же зацепился за что-то и в новую реальность как-то спланировал, проскользнул.

Двадцатилетие между Гражданской и Второй мировой — первое в России без черты оседлости — обошлось без погромов. Киев (как, впрочем, и перехвативший у него надолго украинскую столичность Харьков) притягивал к себе и успешно переваривал все новые и новые десятки тысяч еврейских Мотэле и Фишеле из шолом-алейхемовских и мойхер-сфоримских повестей и местечек.

Но с укреплением государственности советской — с постепенным переводом ее стрелок с де-юре классовых на де-факто национальные рельсы — антисемитизм вернулся и в государственную политику СССР. Еще бы! Как удобно иметь под рукой яркий и пассионарный контингент, на который всегда можно переложить ответственность за то или другое. И не случайно максимум доморощенного антисемитского энтузиазма в 1920-е и 1930-е годы наблюдался там, где евреев было особенно много, — в пределах отмененной черты, в частности и в особенности — на Украине.

Между тем Киев только приумножил свое лидерство — к 1939 году этнических евреев в нем было уже за 225 тысяч! И большинство — так называемые «зайды», т.е. новосельцы, приезжие, перебравшиеся в главный еврейский город России уже после отмены черты. И, разумеется, из черты. Многие, сделав карьеру в Киеве или Харькове, набирали в легкие воздуха и устремлялись еще дальше — в манящие Ленинград или Москву.

Мешпохи не отменялись, но горизонты еврейского бытия раздвигались стремительно. В школах и институтах еврейские мальчишки и девчонки учились вместе с украинскими, русскими, польскими и прочими парнями и дивчинами, влюблялись друг в друга, ссорились друг с другом, писали друг другу стихи^[96].

До революции смешанные межнациональные браки у евреев были отмечены разве что в столицах империи (около 7-8 % перед Первой мировой). Но сразу же после Гражданской произошел скачок, особенно сильный — в Европейской части РСФСР, где доля таких браков в 1924 году составляла 17,4 у мужчин и 8,9% у женщин. К 1936 году эти показатели составляли уже 44,2 и 35,2%, т.е. приблизились к половине! Аналогичные уровни в Украине и в Белоруссии тоже росли, но были ощутимо ниже — в Украине (1924 и 1936 гг.) — 3,7 и 4,4 и 18,2 и 16,8% и в Белоруссии (1923 и 1937 гг.) — 1,0 и 2,7 и 10,3 и 14,7%.

Естественно, что преобладающими партнерами в смешанных браках с евреями в РСФСР были русские (1924 и 1936 гг.): соответственно 86,6 и 88,6% для евреев-женихов и 79,0 и 81,1 для евреек-невест. В Украине же доля украинцев существенно ниже (соответственно, 49,2 и 62,7% для женихов и 53,5 и 57,6% для невест, причем в 1924 году серьезными «конкурентами» женихов-украинцев были русские — 41,7%), Белоруссия заняла промежуточное положение^[97].

Как бы то ни было, смешанные браки постепенно перестали быть исключениями и стали обыденностью. Вместе с тем и предубеждение против них оставалось сильным с обеих сторон, служа источником острейших внутрисемейных конфликтов. «Это что же получается? Мои внуки жиденятами будут?», — спрашивал один известный военный инженер Т.-Б. у своего сына-архитектора, собравшегося жениться — по любви! — на еврейке.

И женившегося на ней!

Голод и Голодомор

Репрессии начала и середины 1920-х годов — на фоне предшествующих и последующих — казались какими-то необъяснимо вегетарианскими: «философский пароход», «лишенчество» и т. п. Лейтмотивом было уточнение соотнесенности той или иной корпорации с классом-победителем.

К концу же декады мир провалился в кризис и притормозил. Сталин, ловя момент, бросился догонять — вот что такое индустриализация. Платить за нее можно было только золотом, лесом и, главное, зерном. И именно зерно стало главным источником твердой валюты для индустриализации.

Крестьянам же за зерно можно было почти ничего не платить, особенно если согнать их в колхозы (коллективизация), как следует и по-своему расселить (кулацкая ссылка) и, давя сапогом на кадык, отнять у них урожай (хлебозаготовки). Так что, не дожевав НЭП (вкусно, но долго), партия и государство первыми объявили классовую гражданскую войну — крестьянству.

То была следующая многоходовка:

1930 год. Начало коллективизации и отъема урожая у крестьянства — в ситуации большого урожая за этот год.

1931 год. Продолжение коллективизации и отъема урожая у крестьянства, но только теперь — в ситуации засухи и низкого урожая.

1932 год. Попытка того же самого, только теперь крестьяне уже поумнели и больше хлеба не дают.

Осень 1932 — весна 1933 года. Голод по всему ареалу хлебопашества. И реакция государства: «Ах вы, сволочи, прячете от нас хлеб, не отдаете, из дому от нас бежите!?.. Ну тогда мы придем к вам и накажем, сами все отберем, а вас запишем на “черные доски”, выставим на дорогах заградотряды. И вот тогда, кулачьё, будет у вас уже не Голод, а Голодомор!»

Что и произошло.

Александр Бабенышев (Сергей Максудов), один из историков-первопроходцев этой темы:

Факт голода... сегодня ни у кого не вызывает сомнения. Также бесспорно, что голод был прямым следствием политических действий правительства СССР. В первую очередь коллективизации. Отобрав у крестьян землю и скот, государство уничтожило заинтересованность сельского жителя в результатах труда и тем самым резко снизило уровень производства. При этом власть получила монопольное право распоряжаться всей сельскохозяйственной продукцией.

В этом страшном новом мире не существовало никаких обязательств государства перед сельским жителем... Период 1931-1933 годов был столкновением этих чудовищных правил и не готового им подчиниться селянства. Голод был кульминацией этой борьбы. Осознав, что сопротивление ведет к неминуемой гибели, сельский житель сдался.

В этой неравной битве правительством были изданы десятки законов и распоряжений, которые демонстрируют не только желание получить свою долю урожая, но и намерение наказать крестьянина, нанести ему чувствительный ущерб. Была запрещена торговля хлебом и зерном на рынках в областях, не выполнивших государственный план сдачи зерна...

Эти чудовищные приказы, очевидно, могут быть названы актами геноцида крестьянства, поскольку принимавшие их руководители знали, что их реализация приведет к гибели множества людей. Но невозможно согласиться с тем, что жертвами их были люди только одной национальности или граждане одной республики. В Украине под их действие равно подпадали и украинцы, и русские, и евреи, и болгары. Большие потери понесло население Крыма, не входившего тогда в состав УССР.

А украинская Донецкая область находилась в самой высокой категории снабжения, куда, кроме нее, входили только Москва и Ленинград...

Сильно пострадали от голода Ростовская область, Ставропольский и Краснодарский края, Среднее и Нижнее Поволжье, и Казахстан, где была в это время запрещена хлебная торговля. В то же время 23 января 1933 года был снят запрет с колхозной торговли хлебом в Киевской и Винницкой областях, выполнивших план хлебозаготовок. Таким образом, ни Украину, ни собственно украинцев нельзя выделить как отдельный объект геноцида. Они страдали так же, как и многие другие сельские и городские жители СССР, в одних случаях намного больше, в других — меньше^[98].

Исторически это был геноцид хлебопашцев зерновых областей, но не одной лишь Украины, а также Крыма, Кубани, Поволжья, Урала, Западной Сибири и Казахстана. Понятно, что на аграрной территории, каковой Украина и была, в которой большинство населения — украинцы, они же будут доминировать и в статистике жертв.

Но такими же жертвами Голодомора были и другие хлеборобы! Среди них на Украине были и русские, и немцы, и евреи, последние — особенно в трех еврейских национальных районах на юге республики (Калининдорфском, Ново-Златопольском и Сталиндорфском^[99]), а также в Киевской области, специализировавшейся, как это подметил Г. Касьянов^[100], не на зерновых, а на технических культурах и получившей поэтому лишь минимальную помощь из центра.

То же можно сказать и о таком репрессивном инструменте, как «черные доски» — феномен, известный как на Украине, так и на Дону и Кубани. Это занесение целых районов, сельсоветов, населенных пунктов или колхозов в специальный список — в порядке их наказания за «саботаж» хлебозаготовок. «Черные доски» означали запрет для их жителей на торговлю излишками и навыезд за пределы своих репрессированных районов, что сопровождалось буквальным «огораживанием», т.е. блокадой территорий и изъятием зерна и продуктов питания у домохозяйств.

Опубликованные документы дружно подтверждают: в 1931-1933 годах в СССР действительно был голод, причина которого — в коллективизации и в экспорте лучшего зерна в видах закупки оборудования для индустриализации Союза. Объективно был и Голодомор, т.е. управляемый, манипулируемый голод, но объектом его не были ни украинцы как единственный этнос, ни УССР как единственный регион.

Временной очаг концентрации Голодомора на территории Украины — это интервал от осени 1932 года и по весну 1933 года, когда голод стал массовым. Это была крестьянская трагедия и геноцид полиэтничного населения всех областей, где царил Голод.

Первые симптомы голода начались еще в «благополучном» 1930 году — и не только в Украине, но и, например, в Туркмении, Дагестане (Рутульский район) и Казахстане, где сразу же всплыла тема и так называемой «укочевки», т.е. ухода из СССР со скотом и семьями за границу (из Туркмении — в Персию, из Казахстана — в Китай). Кстати, о терминологии от ОГПУ: «укочевка» — это наподобие эмиграции, а то, что напоминает внутреннюю миграцию, называется иначе: «откочевка»! Бесподобен и эвфемизм голода в одном из документов: «...значительное увеличение фактов отсутствия хлеба у колхозников и единоличников»^[101]! Чем это хуже нынешнего «отрицательного взлета»?

Поэтому постановка вопроса о Голодоморе как о геноциде — в отличие от вопроса о Холокосте — правомерна только в целом, в отрыве от зауженных этнических или территориальных рамок. Это геноцид крестьянства, т. е. социоцид. А коли так, то и вопрос о признании сугубо украинского Голодомора, как его формулирует Украина, некорректен.

Разброс оценок по числу жертв Голодомора в границах современной Украины огромен: у историков он — от 2 до 4-4,5 млн человек (по СССР в целом — около 7 млн), а у «политиков» — от 8 до 15 миллионов! Если брать по абсолютным цифрам, то на первом месте (в разрезе союзных республик), действительно Украина, а если по относительным — то Казахстан (до 50 % населения).

Голодомор лег в основу целого ряда широких историософских концепций и политических кампаний, настаивающих на помещении гитлеровских и сталинских преступлений в один и тот же стакан. Одни полагали Холокост чуть ли не возмездием жидобольшевизму за устроенный им Голодомор, другие, наоборот, считали Голодомор и Холокост равнопорядковыми феноменами и требовали равного наказания за их отрицание.

Широко известна концепция «кровавых земель», выдвинутая Тимоти Снайдером^[102]. Концепция довольно проста. В пространстве берется примерный ареал советских земель, оккупированных немцами в 1941-1943 годах, а во времени — интервал между 1930 и 1953 годами, в который попадают все массовые преступления гитлеровского и сталинского режимов: Голодомор, Большой Террор, Холокост и др. Затем все перегородки отбрасываются, все цифры складываются, а в итоге все перемешивается так, что ни жертву от палача, ни Сталина от Гитлера уже не отличишь.

При этом хронологические рамки герметичны, и изнутри концепции трудно понять, почему ее нижняя временная граница проведена по сталинской коллективизации, а не, скажем, по Гражданской войне или по Первой мировой с их незнаменитыми сегодня погромами в тех же самых местах (а по-хорошему — так и еще гораздо раньше): кровушки еврейской и тогда было пролито немеряно. Но пролито не Сталиным и не Гитлером, что разрушает публицистическое ядро концепции и размывает стержневой образ.

Аннексия Галиции

В августе 1939 года случилось нечто роковое и непоправимое: Сталин и Гитлер сговорились об очередном разделе Польши и уже в сентябре забили и освежевали бедняжку. При этом Сталин, недурно, может быть, разбиравшийся в троцкизме и в заплечных играх с ядами и альпенштоками, в истории с этнографией ориентировался хуже — и переоценил себя и переваривающую силу марксистско-ленинского полупустого желудка. Заглотив Восточную Галицию и Волынь, а затем и Северную Буковину, он ни разу не икнул и не поморщился, но и не учуял подвоха. Притачав их крупным стежком на живую нитку к остальной Украине, он хотел, как и всех остальных аннексированных, запугать и советизировать, а вместо этого открыл шлюзы для своей новой беды и головной боли — для «украинизации украинцев», так сказать^[103].

Вот уж поистине «троянской» кобылкой оказались эти «западéнцы»! И все-то у них не такое, как по-над Днепром, Ингульцом или Севéрским Донцом, все-то у них свое. И язык, и песни, и усы, и манера заправлять брюки в сапоги и вообще одеваться — ну всё-всё-всё!

И даже антисемитизм свой — не слезливый, как имперско-российский, а физически жесткий, почти садистский, по безжалостности не уступающий немецкому, тогда еще проявлявшему себя не во всей красе. Благо погромные волны двадцатилетней давности и без выстрелов Шварцбарда были еще живы в памяти и у жертв, и у палачей!

И хоть раскулачивания и Голодомора как таковых на украинском западе не было, но перевести на «жидов» стрелки за раскулачивание и Голодомор все равно было очень интересно и выгодно.

Оголившись под немецким сапогом, эти факторы внесли веские коррективы и в украино-еврейские отношения. Всё чаще обходясь без гетто с их жизнесберегающей рутиной, оккупированные области стремительно лишались своего еврейского, а затем цыганского, а со временем и польского, как на Волыни, населения. Да и немецкого («фольксдойче») тоже — и из-за советских депортаций (хоть они и не поспевали за продвижением вермахта), и из-за немецкой мобилизации в вермахт и полицию, а позднее и из-за эвакуации фольксдойче в Рейх.

Так что, если отвлечься от немцев-оккупантов и от украинок-остовок, Украина словно бы саморасчистилась для собственно украинцев — строго по первой части формулы Донцова. Дистиллированная национальная идея в очередной раз одолела дистиллированную социалистическую, а выдерживать испытание пассионарной конфессиональностью ей на этот раз не пришлось.

В БАБЬЕМ ЯРУ. «Союз немецкого народа», или Овраг смерти

...Они ушли вдвоем, она его держала за руку, а он ел грушу...

Ида Пинкерт

Яр — с кривыми краями, огромная рваная рана...

Юрий Каплан

Вот и все. А мы живем еще. И не понимаем, откуда у нас вдруг появилось больше прав на жизнь, потому что мы не евреи.

Нина Хорошунова

Здесь лежат мои евреи...

Пауль Блобель

Эту войну нам нельзя проигрывать...

Эрих Швинге

ГЛОБУС НЕНАВИСТИ

Людоеды

Независимо от того, вынашивал Сталин собственные агрессивные планы против Гитлера или нет, Вторая мировая началась не 22 июня 1941 года, а 1 сентября 1939 года. И начал ее Гитлер, одержимый двумя бесами-комплексами — геополитической неполноценности Германии после Версаля и расовой полноценности арийцев.

Первый бес обернулся яростной и бесчеловечной семилетней схваткой военных армад двух коалиций, конфигурация которых окончательно определилась только после Перл-Харбора.

Второй — невиданными расистскими идеологией и пропагандой с человеческими жертвоприношениями на сей гнусный алтарь. Выявлению и безоговорочной ликвидации подлежали все умственно неполноценные, все евреи, все сталинские политофицеры, а если попадутся на глаза — то и цыгане. О себе этот второй бес заявил в первый же день войны — 22 июня^[104].

Для рациональной концентрации и технологичной ликвидации евреев на просторах Европы постепенно создавалась широкая панъевропейская сеть из тысяч транзитных лагерей, гетто и комендатур, из нескольких десятков зондер- и эйнзатцкоманд СД в обозе вермахта и из 6-7 (как считать) технопарков массовой, конвейерной смерти: Аушвиц, Майданек, Треблинка, Собибор, Белжец, Хелмно, Штутгоф...

В этом свете оставление части евреев и цыган в живых — лишь временная мера, диктуемая соображениями экономической целесообразности (отложенная смерть через трудоиспользование), реже — потребностью в «обменном фонде» (например, «вип-кацет» в Берген-Бельзене).

Ну, или недосмотр (чтобы не сказать «саботаж»!) румынской администрации в Транснистрии. Большинство евреев, переживших Холокост под оккупацией, т. е. в руках убийц, — именно оттуда.

Для прочих нелояльных корпораций — социалистов и асоциальных, коммунистов и националистов, а также свидетелей Иеговы — существовал архипелаг рядовых и на этом фоне чуть ли не уютных концлагерей СС с их бесчисленными рабочими филиалами под смиренным девизом «Arbeit macht frei!».

Оккупация и «инкорпорация» десятка европейских стран неизменно сопровождалась жесткой дискриминацией тамошних евреев, нередко погромами и убийствами, как, например, в Польше или Греции, но хотя до 22 июня 1941 года весь этот агрессивный антисемитизм уже был инициативным и спонтанным, но системным — еще нет, а стало быть, не был и Холокостом. И только с нападением на Советский Союз он Холокостом стал — сначала на быстро растущей оккупированной территории на востоке, а ближе к концу 1941 года — и на западе Европы.

Холокост — это всего лишь одна из попыток, оседлав рациональную зависть и иррациональную ненависть, стереть с лица земли древний еврейский народ. Довольно удачная, замечу, попытка: еврейство — главным образом, европейское — не досчиталось тогда половины!

Вторая мировая явила миру, бесспорно, наихудшую из разновидностей антисемитизма — немецкую. Это антисемитизм расовый, системный, тотальный и индустриальный. И, самое страшное, — людоедский!

Свастичный поход: союз меча и кинжала

Советская историографическая школа, пожалуй, права: Великая Отечественная война (или, в немецкой терминологии, Ostfeldzug, т.е. Восточный поход) — это нечто совершенно особое. Но не в том смысле, что она сама по себе, а Вторая мировая — сама по себе. Уникальной Великую Отечественную сделали не ужимка советской пропаганды (мол, это — наша война, а все что до 22 июня — нет, Гитлеру мы руку не пожимали и ни разу с ним не союзники!), а идеологическая начинка и беспрецедентная прививка ненависти, исходившие от самого агрессора: «Война мировоззрений!» «Война на уничтожение!» «Крестовый поход против жидобольшевизма!»

Крестовый (точнее, свастичный) поход — не просто метафора, но метафора, стремящаяся материализоваться! Ни коммунистическому классовому государству, ни еврейскому населению не место на этой земле! Только — в этой земле, только трупами!

Конечно, и в Первую мировую две империи-самоубийцы — Россия и Австро-Венгрия — ничтоже сумняшеся отводили душу на мирном населении прифронтовых зон, объявляя подчас целые этносы (например, евреев или поляков) предателями и шпионами и то депортируя их, то попустительствуя их погромам, то подвергая другим репрессиям. Свой первый этноцидный опыт — колониальный — у Германии уже был: народности гереро и нама в Германской Юго-Западной Африке, восстававшие против немцев соответственно в 1904 и 1905-1907 годах. Но с патентом на первостатейный массовый этноцид — армянский и греческий — вырвалась тогда далеко вперед четвертая империя-самоубийца — Османская, причем при полной поддержке третьей — Германской.

В этом смысле фюрер — ученик скорее султанов, чем кайзеров. Выступая перед своими высшими янычарами под звуки альпийской грозы в Бергхофе 22 августа 1939 года, Гитлер, предвкушая и смакуя событие завтрашнего дня, неспроста говорил им: «В конце концов, ну кто сейчас говорит об уничтожении армян?»^[105]

Сам он думал о поляках и о евреях, но при этом надеялся на географическое разрешение не только польского, но и еврейского вопроса («Вон из Рейха, вон из Новой Европы!»), а не на биологическое («В расход!»). Сделанное Рейхом Советскому Союзу и датированное февралем 1940 года любезное предложение принять в дар два с лишним миллиона польских, чешских и немецких евреев^[106] — одно из усилий именно в этом направлении.

Иррациональный переход от «географического» решения еврейского вопроса к «биологическому» наложился у Гитлера на другой иррациональный шаг: напасть на ненавистного и заклятого, но все же сообщника по распилу Восточной Европы. Когда в конце 1940 года он приказал Генштабу спланировать этот самый «Восточный поход» (Ostfeldzug), разработчики «Барбароссы» явно недопонимали и недооценивали ту страшную новизну смыслов, которая им в это закладывалась^[107]. Отсюда те дополнительные переговоры, которые вермахту и СС пришлось вести друг с другом весной — летом 1941 года, дабы еще на берегу уточнить цели кампании и согласовать взаимные обязанности^[108].

В свете этого важной и понятной новацией и особенностью Восточного похода стало специфическое участие в нем, наряду с армией как таковой, еще и Waffen-SS — де-факто самых боеспособных солдат Рейха. Генетически связанные с охранным функционалом концлагерей (дивизия СС «Мертвая голова»), они заместили рёмовские СА, разгромленные в 1934 году. Официально они были конституированы осенью 1939 года, уже по завершении польской кампании. Во французском походе они хоть и принимали участие, но еще ничем не выделялись на фоне вермахта^[109].

Важный водораздел с вермахтом проходил по кадрам: в вермахт призывались только рейхсдойче, а в «Ваффен СС» — кто угодно: и фольксдойче, и любые арийцы или годные к аризации. Со временем это привело к формированию национальных дивизий, полков и батальонов СС, не исключая даже индийского!

Другой водораздел проявился исключительно в Восточном походе. Специфика действий «Ваффен СС» в СССР заключалась в готовности — чтобы не сказать в заточенности — на то, чтобы легко и просто идти на любые военные преступления и преступления против человечности. Вермахт же от этого по возможности дистанцировался.

Оперативно подчиненные вермахту (яростному противнику их создания!), военнослужащие СС хорошо помнили о том, кем были рождены и вскормлены. А Гиммлер, в свою очередь, рассчитывал на то, что и вермахт проникнется пониманием и величием миссии его руно- и черепоносцев на востоке — избавить арийский мир от еврейского. И, если потребуется, его охранные и военно-полицейские части поддержат братские эйнзатцкоманды СД в их труднейших для арийской психики расстрельных акциях — ну там постоят в оцеплении, а иной раз и со взведенными курками и на линии огня — у не до конца еще заполненных трупами ям, яров и рвов.

Военные этому как могли противились, но линия компромисса ожидаемо прошла не по усвоению сотрудниками СС и СД рыцарских манер и замашек, а по деградации вермахта, что ярко проявилось и в двух совершенно новаторских — и абсолютно преступных — приказах, изданных еще накануне Восточного похода.

Первый — «О военной подсудности и особых мероприятиях войск» от 13 мая 1941 года — освобождал военнослужащих даже от тени судебной ответственности в оперативной зоне армии: индульгенция наперед за любое убийство или насилие против мирных граждан!^[110] Охотников попользоваться такою «не-подсудностью» в вермахте, не говоря о ваффен-эсэсовцах, оказалось немеряно. Безнаказанность быстро превращала хорошо воспитанных юнцов из культурных немецких городов и цивилизованных деревень в самых настоящих беспредельщиков — бешеных псов (овчарок!) или зверей: недаром для описания всего того, что они вытворяли на советских оккупированных землях, не нашлось слова лучшего, чем «зверства».

6 июня 1941 года был выпущен приказ Гитлера «О комиссарах» («Инструкция по обхождению с политическими комиссарами»), предписывавший всем войскам при взятии в плен красноармейца и идентификации его как политкомиссара или политрука — ликвидировать его сразу, на месте!

К чему, собственно, и приступили со рвением уже 22 июня, и первыми — именно военнослужащие, в том числе и из «Ваффен СС», а не профи из СД. Принять соответствующее решение, оно же приговор, мог только офицер: но какой офицер, оболваненный валом старой и новой пропаганды о евреях, большевиках и жидокомиссарах, смог бы отличить комиссара или политрука от еврея, а еврея-политрука от не политрука?

Так что в вермахте повелась селекция любых евреев в массе военнопленных с их последующей безоговорочной ликвидацией. Именно соединения «Ваффен СС» — в лидерах по исполнению «Приказа о комиссарах». И именно этот приказ раскрутил колесики Холокоста как немецкой государственной программы систематического уничтожения евреев как расы.

Отчего 22 июня смело можно считать открытием сезона государственной охоты на евреев, т. е. датой начала Холокоста. После чего вскоре, еще летом, убийство не просто еврейских мужчин призывного возраста, но и женщин, а потом и детей приобрело системность и систематичность.

Архипелаг Anus Mundi

Открывая банки с «Циклоном Б» или передергивая у рвов и у яров свои автоматы и пистолеты, убийцы, конечно же, не задумывались о том, что на этих местах когда-нибудь возникнут мемориалы, к которым будут приходить люди — для того чтобы в тишине почтить память безвинно убиенных еврейских жертв и проклясть их убийц, то есть — их.

Неспешно, постепенно, но это происходит. Сетью памятных знаков, монументов, музеев, исследовательских и учебных центров охвачен весь мир, а не одна только Европа со всей своей холокостной аутентичностью. Ей следует и вторит широкая палитра памятования^[111] — от безличных брам Аушвица, пропустивших через себя миллионы душ, до крошечных «Stolpersteine», или «камней преткновения», — латунных квадратиков, вжатых в тротуарную брусчатку или в асфальт немецких городов, поименно напоминающих о тех конкретных людях, что жили вот в этих вот домах до того, как их депортировали в лагеря смерти или в транзитные лагеря на пути туда.

С огромным запозданием происходит это и в Восточной Европе, в частности на постсоветском пространстве, где, собственно, и начался Холокост как величайшее в мировой истории народоубийство и зло. Не как географическое, т.е. половинчатое и сугубо оптическое, а как биологическое, т. е. окончательное и системное, решение еврейского вопроса!

Однако есть на этом глобусе ненависти несколько мест с совершенно особым статусом. Это узлы высочайшего символического напряжения и значимости — своего рода кульминационные точки и одновременно исторические архетипы Холокоста, говорящие не только о себе, но и о Катастрофе в целом, как бы за всех и от имени всех жертв.

Это, во-первых, Аушвиц (или, по-польски, Освенцим) — место изобретения, апробации и постановки на поток самого технологичного — конвейерно-химического — способа массового убийства (1,1 миллиона трупов, из них миллион — еврейские). На протяжении почти трех лет сюда, как в воронку, затягивало и засасывало евреев со всей Европы — от Гюрса в Пиренеях до белорусского Минска и от норвежского Тронхейма до греческого Ираклиона.

Это, во-вторых, Варшава с ее восставшим 19 апреля 1943 года гетто и с беспрецедентным героизмом и упорством восставших. Может быть, это Амстердам с его Домом Анны Франк — памятником семейному масштабу Холокоста и всем тем, кто попытался укрыться от жидомора, пересидеть его, попытался — да не смог.

И это, наконец, киевский овраг Бабий Яр — место рекордного единовременного убийства евреев, вероломно, под угрозой расстрела, собранных здесь якобы для переселения. Почти 34 тысяч трупов и всего за полтора дня — 29 и 30 сентября 1941 года: и это, возможно, без учета детей!.. Полпроцента Холокоста! Да еще ручная, в отличие от конвейерного Аушвица, работа! Столько же примерно евреев пали жертвами целой хмельниччины и столько же — примерно — гугенотов было вырезано католиками хоть и за одну всего — Варфоломеевскую — ночь, но по городам и весям всей Франции!

Варшавское гетто, несмотря на разгром восстания, — маркер скорее героический и положительный. Дом Анны Франк — по крайней мере до предательства и ареста — тоже история относительного успеха. Аушвиц же и Бабий Яр, напротив, — маркеры предельно отрицательной сакральности, оба — исчадия Зла, резиденции Смерти и своего рода Anus Mundi (буквально: «задницы мира») — Места входа во Ад.

Это делало их мировыми святынями и достопримечательностями, причем не только еврейскими, но и общечеловеческим. Мемориала с музеем в двух этих местах поэтому просто не может не быть! Это же как дважды-два-четыре, нечто само собой разумеющееся, не так ли?

Да, хотя путь к музеефикации Аушвица и Варшавы в Польше уже пройден, простым он не был. В конце 1945 года, после того как в бараках бывшего концлагеря, сменяя друг друга, перебывало несколько советских госпиталей и фильтрационных лагерей, его территория была возвращена Польше, а та собралась здесь, в Освенциме и Бжезинке, создать государственный музей. Фактическое его открытие состоялось 14 июня 1947 года, в 7-ю годовщину прибытия в Аушвиц-1 первого транспорта с первыми заключенными-поляками, и это одно уже неплохо выражало концепцию того музея, или, как сейчас бы сказали, его базовый нарратив.

Выглядел тот нарратив примерно так: «Дорогие посетители, вы находитесь в самом чудовищном из существовавших при нацизме концентрационных лагерей... Здесь сидели и погибали многие десятки тысяч храбрых польских патриотов, героически боровшихся с нацистами за свободу Польши и тяжко за это пострадавшими... Да-да, евреи здесь тоже были, да, с миллион или чуть больше, да, правда, их изверги тоже обижали, да, це так, так, но не забывайте: главные жертвы и главные герои — мы, поляки!» Ну и немножечко о Красной армии — освободительнице, — чтобы не дразнить московских гусей.

Со временем оценка погибших в Аушвице людей была уточнена — не 4,5, а 1,5 миллиона трупов. Нарратив подтянулся к реальности, цифры на плитах исправлены^[112], а израильские туристы стали едва ли не самым заметным контингентом в кругу посетителей мемориала. Но и до сих пор руководство музея отказывается провести серьезный зондаж почвы вокруг развалин крематориев^[113], а если надо, то и раскопки (в последний раз они были в начале 1960-х), чтобы узнать уж наверняка, не хранит ли сыра земля в этом проклятом месте хоть что-нибудь еще, говорящее о жертвах и палачах.

О вечнозеленый, о молодой «национализм»! О святые наши пальчики, сквозь которые, умиляясь его мужественной пушистости, мы на него смотрим!

Символ расстрельного Холокоста

На Украине это и вовсе дискуссионный вопрос, за признание которого надо еще бороться и рубиться.

Вся история увековечения памяти того входа во ад, что отверзся в Бабьем Яру, от всего этого еще печальнее. Прошло более 80 лет, но и по сей день в Яру нет достойного мемориала-музея, что и вопиюще позорно, и позорно вопиюще.

Заменить его не в силах ни лживый советский монумент 1976 года, ни те несколько десятков отдельных памятников и памятных знаков, возникших здесь самосевом и самостроем и безо всякой общей идеи или хотя бы попытки эстетического взаимоучета. Любым же усилиям по преодолению этого зияния противостоят асимметричные старания — государственные или, когда государство уходит в тень, общественные — но с неизменной целью: торпедировать такие усилия!

Как и Аушвиц, Бабий Яр стал местом нарицательным. А именно — точкой отсчета, мерой вещей и историческим архетипом «расстрельного Холокоста», или, в терминологии Патрика Дебуа, «Холокоста от пуль», что по-русски звучит несколько неуклюже. Католический священник и президент созданной в 2004 году ассоциации «Яхад-ин унум», директор Епископального комитета по католическо-иудейским связям под эгидой Французской конференции епископов, Дебуа посвятил свою жизнь изучению Холокоста, борьбе с антисемитизмом и укреплению отношений между католиками и евреями.

Его организация отправляет поисковые группы на Украину, в Россию, Беларусь и Польшу для проведения бесед с пожилыми местными жителями, которые были очевидцами массовых убийств своих соседей. Вскрытый им с помощью «умных интервью» пласт информации — важное и недостающее звено в документации Холокоста. В 2008 году Дебуа издал обобщающую книгу «Холокост от пуль: Путешествие священника в поисках правды об убийстве полутора миллиона евреев»^[114].

Вопреки названию, главное в этом поисково-полевом проекте не в акценте на способе убийства евреев (пули, расстрел), а в общей нацеленности на изучение Холокоста в сельской местности на Украине, в многочисленных местечках. Архетип этот маркируется мобильностью палачей и их упорным следованием за жертвами, нанесением палачами смертоносных визитов жертвам как в больших городах, так и в малых селах. Другие маркеры — «короткие» гетто, пешие марши (иногда — на телегах или грузовиках) к местам убийств и переход к расстрелу всех поголовно, а не одних только мужчин, как это практиковалось в самом начале.

И определяющим в его генезисе и уникальности является не ведомственная принадлежность палачей (разные управления РСХА), а осознанное сочетание функции народоубийства с основным функционалом войны, встраивание первого во второе, но и, поелику возможно, второго в первое. Именно отсюда — мартовский, 1941 года приказ Гитлера о комиссарах и июльские боевые приказы Гейдриха и все эти перманентные попытки РСХА, хорошо и повсеместно представленного в боевых частях контрразведывательными отделами «1с», запятнать мундир вермахта, помазать еврейской кровью и вовлечь в свои будничные палаческие зверства.

На степном и не слишком лесистом юге Европейской части СССР всякий «государственный стыд» за совершаемое перед местным населением был отброшен, отчего площадки для осуществления казни выбирались без учета угроз душевному здоровью аборигенов, а единственно из соображений логистического удобства палачей. Как в крупных городах, так и в небольших селах евреев расстреливали пусть и на периферии, но еще в пределах городской черты или прямо за нею.

При этом особой тайны из происходящего немцы не делали, более того — к рытью и закапыванию могил часто привлекалось местное население, с которым, как правило, делились одеждой, реквизированной у убитых. Сами места расстрелов после их завершения уже не охранялись, что недвусмысленно провоцировало местных жителей — вчерашних соседей убитых и сплошь набожных христиан! — становиться «копачами», т.е. мародерами еврейских могил в поисках золота и драгоценностей, как знать, припрятанных евреями на себе и не доставшихся немцам. «Холокост от лопат», так сказать.

Аушвиц — маркер другого Холокоста — «Холокоста от газа», т.е. комбинации из «долгих» гетто, «длинных» депортаций, штучных (всего-то несколько!) лагерей смерти, селекций на их рампе и связки «газовая камера — крематорий». Это, конечно, принципиально другой уровень технологичности и эффективности убийства людей, обеспеченный не только конструктивным совершенством газовых камер и многомуфельных крематориев, но и принципом подвоза жертв к палачам, а не палачей к жертвам, как это имело место на оккупированных просторах СССР при «Холокосте от пуль».

С «Холокостом от газа» невольно рифмуется и «Холокост от газвагенов»: количество их жертв неизвестно, но это точно не десятки, а сотни тысяч, по инерции списываемых на пули^[115]. В таком случае появление на востоке — в Киеве и Риге — уже в конце 1941 года первых машин-душегубок, или «газвагенов» с использованием выхлопных газов^[116], — это модернизация и «гуманизация» убийства. Гуманизация, разумеется, не для жертв, а для палачей: эсэсовцам не нужно было ни в кого целиться, стрелять или пристреливать — достаточно было включить зажигание и проехать за рулем 15-минутный маршрут (разгрузку же и очистку машин от нечистот, как и предание трупов земле, можно было — в отличие от автомата и пистолета — доверить и самим жертвам или военнопленным). На бумаге в «выигрыше» должны были оказаться и жертвы: предполагалось, что при определенном режиме поступления угарного газа в кузов они не задыхались бы в страшных муках, а мирно засыпали бы и отходили в мир иной в сладком сновѝдении!

Своим появлением душегубки отчасти обязаны визиту рейхсфюрера СС Гиммлера 14-15 августа 1941 года в Минск — в группу армий «Центр». Приземлились в Барановичах, где делегацию^[117] встречали командующий тылом группы армий генерал Шенкендорф и высший командир СС и полиции «Россия-Центр» группенфюрер СС фон дем Бах (Бах-Залевски). Пообедали и поехали на автомобилях в Минск, в Ленинхауз^[118]. За сытным ужином, к которому присоединился командир эйнзатцгруппы^[119] «В» бригадфюрер СС Артур Небе, разговор зашел о расстрелах евреев. Гиммлеру спонтанно предложили самому проинспектировать такую экзекуцию, и рейхсфюрер храбро кивнул головой.

Ничего не оставалось, как подготовить для него за ночь такое спецпредставление, что и было оперативно сделано. Сразу же после завтрака кавалькада машин отправилась в 30-километровое путешествие на восток — или в Смиловичи, где был дулаг, или в Смолевичи, где находился армейский сборный пункт для советских военнопленных: и там, и там, очевидно, имелся достаточный контингент из евреев-военнопленных и политруков, содержавшихся, словно скот на убой, в отдельных загонах. Образцово-показательная экзекуция нескольких десятков, а возможно и сотен — ради Гиммлера нисколько не жалко! — несчастных изможденных издевательствами и голодом людей, среди которых было и две женщины (перестарались?), — рутинное в общем-то для рядового эсэсовца и даже иного вермахтовца зрелище. Но, согласно одной из легенд, впечатлительного и потливого рейхсфюрера, неженку и двоеженца, зрелище как таковое и долетевшая до него капелька мозга повергли в столь сильный нервный шок, что рвотные массы в его холеном и рыхлом теле пришли в движение, а мундир в негодность.

Несколько смущенные, члены делегации расселись по машинам и к двум часам дня вернулись в Минск, где переоделись, пообедали и продолжили свою инспекцию — посетили Минское гетто и лечебницу для душевнобольных в Иванково, в 6 км к северо-востоку от Минска.

В результате всего увиденного и пережитого Гиммлер приказал Артуру Небе разработать более гуманные методы убийства, нежели расстрел. Да еще, по возможности, и более экономные. Группенфюрер СС Небе — бывший начальник всей уголовной полиции Рейха — фигура тут не случайная, не просто так подвернувшаяся под руку. С 1940 года он отвечал в СС за оптимизацию стерилизаций и убийств евгенически «неполноценных» немцев в рамках программы «Т4» — эвтаназии (эдакий национал-социал-дарвинизм, или инструмент ускорения естественного отбора). И для этой, относительно скромной задачи (консенсусная оценка числа жертв внутри Рейха — «всего» 70 тыс. чел., а с учетом других аналогичных программ, например, в немецких концлагерях, то и все 90-100 тысяч) Небе склонялся к газу, в частности к комбинации угарного газа и кремации^[120]. Но и в Минске, даже посоветовавшись с экспертами, он так и не придумал для 120 пациентов из Иванково ничего лучшего, чем применить для их убийства 18 сентября 1941 года сладчайший угарный газ.

Но окончательное решение еврейского вопроса, от одного вида которого траванул даже Гиммлер, не могло быть достигнуто инструментарием и масштабированием эвтаназии с ее многоуровневыми администрированием и враньем родственникам. Тут требовалась совершенно иная, более массовая, логика и более жесткая и откровенная логистика.

В конечном счете это и определило выбор газовой химии в качестве основного способа массовых убийств. В Аушвице в августе — сентябре начались эксперименты с «Циклоном Б», а в Минске и Могилеве — с выхлопными газами, что в конечном счете — уже в следующем году — обернулось строительством монструозных газовых камер и обустройством лагерей смерти на западе^[121] и опытно-серийными газвагенами (автомобилями-душегубками) на востоке, постепенно вытеснявшими садистские оргии расстрельных команд в тылу восточных групп армий.

ВЫЖИВАНИЕ КАК ГЕРОИЗМ

Героизм — общею меркой

В 1899 и 1907 годах в Гааге были подписаны различные конвенции об обычаях сухопутной и морской войны, сформировавшие костяк международного права в военной области. Первая мировая была вполне уже тотальной, т.е. отмеченной высокой степенью вовлеченности гражданского населения в конфликт. Если отвлечься от немецких премьер газовых атак и вероломства и оккупантских зверств по отношению к нейтральной Бельгии, первая фаза войны прошла сравнительно цивилизованно, под знаком стремления к соблюдению Гаагских конвенций 1907 года, нашедших свое опытно-абстрактное усовершенствование в Женевских конвенциях 1929 года. Этнические эксцессы «ограничились» (sic!) тогда погромами, заложниками и депортациями мирного населения в примыкающих к линии фронта зонах, но практически не затронули личный состав воюющих армий.

Совершенно иной оказалась Вторая мировая! Принципиальное ее отличие в том, что в качестве конечных политических целей войны — впервые и априори — рассматривались не только военнослужащие противника, но и его «цивилисты» — мирное население враждебных стран. Главной премьерой стал национальный и идеологический ракурс: все человечество воспринималось под углом зрения «арийской» расовой теории и вытекающих из нее сугубо этнических эмоций — от братской солидарности (с арийцами всех стран) и даже любви (к фольксдойче) до брезгливого презрения (к славянам) и лютой ненависти (к евреям и цыганам).

Оставим здесь побоку обусловленные этим — разной степени добровольности — угоны гражданского населения завоеванных стран в качестве принудительных рабочих в видах их хозяйственного использования в Третьем рейхе. Если в плане депортаций и эксплуатации гражданского населения (равно как и по жестокости отношения к военнопленным!) Япония могла еще и фору дать Германии, то в культе государственной ненависти к евреям, яро исповедуемой и истово практиковавшейся Германией, она безнадежно «проваливалась». Впрочем, собственных евреев в Японии практически не было: во всяком случае их было меньше, чем их спас японский консул в Литве Тиунэ Сугихара полулиповыми своими транзитными визами на Кюрасао.

Гитлер же, не преуспев с географическим решением еврейского вопроса (Мадагаскар, Уганда, Люблин-Ниско, Биробиджан!), накануне войны перестроился на более радикальное его решение — биологическое, оно же окончательное. После 22 июня 1941 года это распространялось на всех евреев, включая и немецких с австрийскими, но, правда, исключительно на евреев по расе, а не по вере (что оказалось спасительным для большинства караимов и части горских евреев в оккупированных областях СССР). Остальных надлежало собирать в гетто и лагеря смерти и систематически убивать, убивать и еще раз убивать, при этом «полезных» евреев, т. е. классных специалистов, — позже, чем остальных.

Впрочем, известны и яркие исключения: генерал-фельдмаршал люфтваффе Эрхард Мильх (1892-1972), банальный мишлинг по отцу, был настолько нужен Герингу и Рейху, что ему даже подправили генеалогию, уговорив мать признаться в «грехе» с немецким аристократом (sic!)! Так что Геринг отвечал за свои слова, когда якобы говорил своим кадровикам: «Кто тут еврей, решаю я!»

Уничтожение европейского еврейства было одной из главных целей Гитлера на востоке — целью, для достижения которой к восточным — польским, советским, румынским — евреям постепенно были «подверстаны» и остальные — западные евреи, включая немецких.

При такой конфигурации, когда на кону судьба целого народа, меняется очень многое, даже в проблематике героизма. Общая мерка ратных подвигов на полях сражений тут не годится, хотя евреев в составе армий Коалиции, как и совершенных ими традиционных ратных подвигов, было немало.

Впрочем, и с общей, нееврейской, меркой, евреи-воины смотрятся достойно.

По данным переписи 1939 года (проведена в январе, т.е. до начала Второй мировой и первых советских аннексий), три с небольшим миллиона советских евреев были седьмой по численности национальностью в СССР — после русских, украинцев, белорусов, казахов, узбеков и татар (1,77%). А по погибшим на войне они были пятыми (142,5 тысяч, или 1,64 %)¹, как пятыми были они и по числу Героев Советского Союза в РККА, т.е. в сухопутных войсках: 108 Героев^[122], а один — полковник Давид Драгунский — даже дважды Герой! В обоих случаях впереди них были только русские, украинцы, белорусы и татары. Если нормировать эти цифры числа Героев по довоенному населению, то евреи будут даже четвертыми.

Интересно, что самые первые герои-евреи — генерал-полковник Григорий Михайлович Штерн и генерал-лейтенант авиации Яков Владимирович Смушкевич — получили свои звезды еще за Халхин-Гол, причем у Смушкевича это была уже вторая (первая — за Испанию). Оба погибли в один и тот же день — 28 октября 1941 года, в разгар немецкого наступления на Москву.

Их расстреляли... чекисты на даче НКВД в поселке Барбыш под Куйбышевым (Самарой)! Такой вот еще и «Барбышевский фронт»!

«Прагматики» и «герои»

Простодушный детский дневник виленской школьницы-еврейки Маши Рольникайте ставит самые что ни на есть трудные взрослые вопросы. Самый главный из них — отношение евреев к своей судьбе, к экзистенциальной задаче выживания в навязанном им аду.

Желание выжить совершенно понятно, но как это сделать? Как это — выживать и выжить под нацистами?! Какая внутренняя политика для этого эффективнее — та, что у большинства юденратов, готовых откупаться все новыми и новыми евреями, — или политика партизан-сопротивленцев, предпочитающих «смерти на коленях» «гибель, но стоя в полный рост»?

С высоты сегодняшнего знания ревизии подвергается центральный вопрос политики еврейского выживания в людоедских условиях немецкой оккупации — он же и центральный вопрос историографии еврейского Сопротивления: играть или не играть в шахматы с дьяволом? Или: что стратегически правильнее — боясь смерти, терпеть, унижаться и выторговывать каждую еврейскую жизнь за счет еврейской смерти — или, не боясь смерти, бороться за каждую жизнь с риском погибнуть в бою?

Владимир Порудоминский, автор предисловия к книге Григория Шура «Евреи в Вильно», поляризирует и противопоставляет эти две линии друг другу, кристаллизируя их в следующих категориях — «прагматики» и «герои»^[123]. При этом он фокусирует внимание на человеческих психологии и обременениях совести — и тех, и других. Ведь не только «прагматики» имеют на совести бессчетно катакомб из стариков и детей, отданных как отступное за жизни стариков и детей из своей мишпухи, а также молодых и трудоспособных. Но и за каждый партизанский подвиг жизнями рассчитывались заложники в тюрьмах и собратья-невольники в гетто. Лучшим из них по плечу такой шаг, как подвиг Ицика Виттенберга, уподобившегося Иисусу Христу и принесшего себя на заклание немцам как искупительную жертву во спасение всего гетто^[124].

В действительности этих полярных крайностей как чистых типов не существует^[125]. Они перемешаны друг с другом, а точнее, сосуществуют внутри каждого еврея, и решающим становится то, какую меру пластичности и какую пропорцию этих полюсов он находит в себе или для себя допустимой.

«Героям» без «прагматиков» трудно с чисто практической точки зрения: для успеха их деятельности всегда полезно иметь прикрытие в виде удостоверения полицейского или иной хорошей ксивы. Но и «прагматикам» позарез нужны «герои»: все они признают и сопротивление тоже, но как последнюю возможность, как крайнее средство, к которому прибегают тогда и только тогда, когда все остальные себя исчерпали, не оправдав надежд.

Сопротивленцы и партизаны в глазах «прагматиков» — опасные сумасшедшие и провокаторы, играющие с огнем. Их бессмысленные героизм и жажда подвига во имя еврейского народа вызывают у них отторжение и протест, ибо мешают проводить мудрую, как им кажется, политику малых уступок и полезности палачам. Они как бы спрашивают у оппонентов-«героев»: «Ну что, много евреев спаслось после Варшавского восстания?»

Но и «герои» (останься они живы) могли бы чуть позже у них спросить: «А много ли спаслось в вашем гетто?» Сегодня мы уже твердо знаем, что все большие гетто — все до единого! — ликвидировались: последним из них было гетто в Литцманнштадте-Лодзи, окончательно проглоченное, — в том числе аушвицкими газовнями и крематориями, — только в августе 1944 года.

Иными словами, вся борьба «прагматиков» сводилась, в сущности, к установлению очередности смерти и управлению этой «очередью». Блатной закон «Умри ты сегодня, а я завтра», в сущности, ничем от этого не отличается. (Что ж, и это, в глазах «прагматиков», имело смысл: как знать, а вдруг завтра, а может, послезавтра произойдет нечто такое, что спасет? В то же время слабое место в рассуждениях «прагматиков» — необъяснимая уверенность в «добропорядочности» СС, и прежде всего в том, что кто-кто, а именно они умрут последними — и «послезавтра».)

И когда «прагматика» — представителя (де-факто фюрера) гетто Якоба Генса ликвидировали вне очереди, то даже такой его недоброжелатель, как Григорий Шур, увидел в его смерти неожиданное — утрату Вильнюсским гетто своего последнего шанса на восстание. Отныне «в гетто не было никакой организаторской силы, никакого авторитетного человека, вокруг которого могли бы собраться остатки молодых сил, уцелевшие еще в гетто, частью сгруппированные в кружки». И далее — приговор: «Обнаружилась ошибочность тактики Генса, который все время шел по линии уступок немцам и выдавал по их требованию новые и новые тысячи людей, которых под разными предлогами вывозили из гетто. Он не только не организовал евреев в гетто для борьбы с врагом, а наоборот, ослабил их, довел до того плачевного состояния, в котором они оказались в последний день»^{title="">[126]}.

Шур при этом забывает, что «партизанам» в концепции «прагматиков» места нет, отчего Генс не кооперировался с Виттенбергом и Ковнером, а боролся с ними. Зато наличие такой промежуточной фигуры, как Глазман, долго сидевший на обоих стульях^[127], — как бы намек на действительно упущенную возможность сосредоточения всех еврейских рычагов — юденрата, полиции и партизанского штаба — в одних мудрых руках.

Сегодня мы уже твердо знаем, что все большие гетто — все до единого! — были ликвидированы: последним из них было гетто в Лицманштадте-Лодзи, окончательно проглоченное только в августе 1944 года. Те гетто, что уцелели на Буковине и вообще в румынской оккупационной зоне, — не в счет: их «защитили» румынские неисполнительность и некровожадность, а также интуитивная смекалка, инстинктивно готовившая себе аргументы для будущей защиты на неизбежном, как казалось, румынском «Нюрнберге» (так и не состоявшемся из-за покровительства Советов, не дававшего в обиду ни собственных палачей — например катынских, ни «усыновленных»).

Тем самым мы понимаем, что надеяться было не на что и что вся борьба «прагматиков» сводилась, в сущности, к установлению очередности смерти и управлению этой «очередью». Блатной закон «Умри ты сегодня, а я завтра», в сущности, ничем от этого не отличается. Что ж, и это, в глазах прагматиков, имело смысл: как знать, а вдруг завтра, а может, послезавтра произойдет нечто такое, что спасет? В то же время слабое место в рассуждениях «прагматиков» — необъяснимая уверенность в «добропорядочности» СС и прежде всего в том, что кто-кто, а именно они умрут последними — аж «послезавтра».

Но у «прагматического» подхода есть и другая слабость — его этическая сторона. Порудоминский пишет о «нравственном пределе, переступив который, человек обрекает себя на жизнь, утратившую главные человеческие ценности, самый смысл бытия...»^[128]

Существование этого предела признает и Генс, мало того — он сам обозначает его и даже кается в том, что его переступил: «Господа, я просил вас собраться сегодня, чтобы рассказать вам об одном из самых страшных моментов в трагической еврейской жизни — когда евреи ведут на смерть евреев... Неделю тому назад пришел к нам Вайс из СД с приказом от имени СД поехать в Ошмяны... Получив этот приказ, мы ответили: “Слушаемся!”... в Ошмянах было собрано 406 стариков. Эти старые люди были принесены в жертву... Еврейская полиция спасла тех, кто должен был остаться в живых. Тех, кому оставалось жить недолго, мы отобрали, и пусть пожилые евреи простят нас... Они стали жертвами ради других евреев и ради нашего будущего... Но я говорю сегодня, что мой долг — пачкать свои руки, потому что для еврейского народа настали страшные времена. Если уже погибло 5 миллионов человек, наш долг — спасти сильных и молодых, молодых не только годами, но и духом, и не поддаваться сентиментальности... Я не знаю, все ли поймут и оправдают наши действия, — оправдают, когда мы уже покинем гетто, — но позиция нашей полиции такова: спаси все, что можешь, не считайся с тем, что твое доброе имя будет запятнано, или с тем, что тебе придется пережить. Все, что я вам рассказал, звучит жестоко для наших душ и для наших жизней. Это вещи, которых человеку не следует знать. Я открыл вам тайну, которая должна остаться в ваших сердцах... Мы будем думать обо всем этом потом, после гетто. Сегодня же мы должны быть сильными. Во всякой борьбе цель оправдывает средства, и иногда эти средства ужасны. К несчастью, мы должны использовать все средства, чтобы бороться с нашим врагом»^[129].

Но Генс не понимал, вернее, не признавал того (и даже приводил в свое оправдание аргументы!), что переступил сей нравственный порог гораздо раньше — задолго до ошмянских стариков и без соучастия в их расстреле. Каждая чистка в гетто — это пролог к смертоносной селекции в Аушвице.

Праща Леонида: новый еврейский героизм

Нет, еврейский героизм в годы Второй мировой — особенный: у евреев была своя война — битва за выживание народа — и свое отчаянное, героическое сопротивление! Шла она на всех уровнях соприкосновения с врагом — в каждом гетто, в каждом эшелоне с депортируемыми, в каждом лагере смерти, в каждом партизанском отряде, где командовали или просто находились евреи.

И тут евреям есть что предъявить и чем гордиться: восстания в лагерях смерти — в Собиборе, Треблинке и Аушвице-Биркенау, восстания в гетто — Белостокском, Варшавском, Новогрудковском, еврейские партизанские отряды (братьев Бельских в Белоруссии), «марш жизни» двухсот долгиновских евреев, выведенных русским партизаном Николаем Киселевым из оккупированной территории к своим — через Суражские ворота к линии фронта^[130].

При этом каждый еврей держал еще и свой личный, индивидуальный фронт в битве за победу — для него это еще и битва за личное выживание. Ибо каждый выживший еврей — это Давид-победитель в поединке с Адольфом-Голиафом.

Вот один такой случай — солдатская судьба киевлянина Леонида Исааковича Котляра. Она не просто нетипична — она уникальна!

Но не тем, что его непосредственное участие в боевых действиях ограничилось всего одним месяцем и свелось к почти незамедлительному попаданию в плен — таких красноармейцев 5,7 миллионов! И даже не тем, что в плену он выжил, — это было и впрямь непросто, но удалось каждым двум из пяти, так что и таких счастливцев еще миллионы!

Котляр был евреем, и его и без того распоследний в иерархии пленников статус советского военнопленного (какие, к черту, Женевские конвенции и прочие нежности?!) должно умножать на «коэффициент Холокоста» как однозначного немецкого ответа на решение еврейского вопроса. Иного, кроме смерти, таким как он немцы не предлагали^[131].

Мало того, именно советским военнопленным-евреям выпало стать первыми де-факто жертвами Холокоста на территории СССР: их систематическое и подкрепленное немецкими нормативными актами физическое уничтожение началось уже 22 июня 1941 года, поскольку «Приказ о комиссарах» от 6 мая 1941 года целил, пусть и не называя по имени, и в них^[132].

Таких — еврейской национальности — советских военнопленных в запачканной их кровью руках вермахта оказалось не менее 85 тысяч человек. Число уцелевших среди них известно не из оценок, а из репатриационной статистики: это немногим меньше 5000 человек^[133]. Иными словами, смертность в 94% — абсолютный людоедский рекорд Гитлера!

Недаром пресловутое «Жиды и комиссары, выходи!», звучавшее в каждом лагере и на любом построении, звенело в ушах всех военнопленных (а не только еврейских) и запечатлелось в большинстве их воспоминаний.

Но Леониду Котляру посчастливилось попасть в число этих уцелевших. Вот он — один из подлинных, хотя и неприметных еврейских героев, вот он, Давид-победитель!

Но как же он этого достиг?

Смертельная опасность поджидала его с первого же дня плена, но ближе всего смерть со своей косой стояла к нему в Николаевском шталаге во время хитроумной селекции «затаившихся» евреев и комиссаров.

Селекция шла посредством сортировки всех военнопленных по национальностям:

...Из строя стали вызывать и собирать в отдельные группы людей по национальностям. Начали, как всегда, с евреев, но никто не вышел и никого не выдали. Затем по команде выходили и строились в группы русские, украинцы, татары, белорусы, грузины и т.д. В этой сортировке я почувствовал для себя особую опасность. Строй пленных быстро таял, превращаясь в отдельные группы и группки. В иных оказывалось всего по пять-шесть человек. Я не рискнул выйти из строя ни [тогда,] когда вызывали русских и украинцев, ни, тем более, — татар или армян. Стоило кому-нибудь из них усомниться в моей принадлежности к его национальности — и доказывать обратное будет очень трудно.

Я лихорадочно искал единственно правильный выход. Когда времени у меня почти уже не осталось, я вспомнил, как однажды в минометной роте, куда я ежедневно наведывался как связист штаба батальона, меня спросили о моей национальности. Я предложил им самим угадать. Никто не угадал, но среди прочих было произнесено слово «цыган». За это слово я и ухватился, как за соломинку, когда операция подошла к концу и нас осталось только два человека. Иссяк и список национальностей в руках у переводчика, который немедленно обратился к стоящему рядом со мной смуглому человеку с грустными навыкате глазами и огромным носом:

— А ты какой национальности?

— Юда! — нетерпеливо выкрикнул кто-то из любителей пошутить.

Кто-то засмеялся, послышались еще голоса: «юда! юда!», но тут же все смолкло, потому что крикуны получили палкой по голове за нарушение порядка. В наступившей мертвой тишине прозвучал тихий ответ:

— Ми — мариупольски грэк.

Последовал короткий взрыв смеха.

Не дожидаясь приглашения, я сказал, что моя мать украинка, а отец — цыган. И тотчас последовал ответ немца, выслушавшего переводчика:

— Нах дер мутер! Украйнер!

— Украинец! — перевел переводчик.

Приговор был окончательным, и я был определен в ряды украинцев. Теперь любой, кому пришла бы в голову фантазия что-либо возразить по этому поводу, рисковал схлопотать палкой по голове. Немцы возражений не терпели^[134].

Так еврей Леонид Котляр «переложился» в Леонтия Котлярчука, украинца по матери и киевлянина по месту жительства. Отметим не только успешность, но и нетривиальность сделанного им в Николаеве выбора: случаи маскировки под русских, украинцев, армян, татар или грузин в этой же ситуации относительно часты, а вот под цыган, составляющих собственную группу экзистенциального риска, — единичны^[135].

Тогда, в Николаевском шталаге, Котляр-Котлярчук вытащил дважды счастливый билет. Лагерная комиссия под руководством «особиста» из СД освободила его из военного плена и отпустила, отныне свободного цивилиста^[136], из Николаевского шталага домой, в Киев, снабдив на дорогу хлебом и «аусвайсом»!^[137]

«Домой», понятно, «Котлярчук» не спешил, по дороге он застревал и кантовался где только мог — сначала в селе Малиновка Еланецкого района Николаевской области — при пасеке, а потом на хуторе Петровский соседнего Братского района — пастухом. Но осенью 1942 года Украину накрыла очередная (третья по счету) волна заукелевских вербовочных кампаний, и 3 октября староста Петровского закрыл спущенную ему разнарядку двумя прибившимися к хутору «оцивиленными» военнопленными, в том числе и Котлярчуком.

А тот, благополучно пройдя два чистилища медосмотров (обоих врачей, кроме отсутствия признаков венерических болезней, ничто более не заинтересовало), уже через несколько дней сидел вместе с другими угнанными в эшелоне, направлявшемся из Вознесенска в Германию, куда и прибыл (в Нюрнберг) уже 12 октября. Попав по распределению на завод «Зюддойче Кюлерфабрик Юлиус Фридрих Бер» в Штутгарте, изготовлявший всевозможные радиаторы для двигателей внутреннего сгорания, он проработал на нем слесарем все полтора года, что отделяли Штутгарт от 19 апреля 1945 года — дня освобождения города американцами.

Селекция в Николаеве — лишь один из эпизодов, связанных с выяснением национальности автора. Всего же таких «эпизодов» было как минимум шестнадцать: шесть в лагерях для военнопленных, восемь во время вольного батрачества по украинским селам и еще два — медицинские проверки на пути в Германию. Каждый из них запросто мог завершиться разоблачением и смертью.

Но ни один из эпизодов не был чистым везением, отнюдь! Всякий раз Котляр делал или говорил то и только то, что могло бы отвести опасность и спасти. И это не было актом инстинктивного или интуитивного выживания — это было его сознательной борьбой и его подвигом, смыслом его жизни и, если хотите, его пращою Давида. Он писал:

Если еврей — с сентября 1941 -го все еще не разоблачен немцами, если он проявил столько изобретательности и воли, мужества и хладнокровия, и Господь Бог ему помогал в самых безнадежных ситуациях, то он уже просто не имеет права добровольно отказаться от борьбы. Такой поступок означал бы акт капитуляции человека, дерзнувшего в одиночку вступить в единоборство с огромным, четко отлаженным механизмом массового истребления евреев.

И Леонид Котляр не капитулировал — и выжил!

Крошечный еврейчик Давид одолел-таки немца-жидоеда Голиафа!

ПОЛПРОЦЕНТА ХОЛОКОСТА: ПАЛАЧИ БАБЬЕГО ЯРА

Трехглавый дракон

В оперативном пространстве нападения на СССР вермахт живо напоминал фигуру трехглавого дракона. Головы — это три группы армий: «Север», «Центр» и «Юг», нацеленные каждая на крупнейшие столичные города СССР — Ленинград, Москву и Киев. Так и понеслись они, плюясь пламенем и сея смерть, к тройке своих «суженых», и, казалось, ничто их не остановит! К Ленинграду подобрались в сентябре, к Москве — все-таки самый дальний маршрут — в октябре, ну а Киев — Киев в сентябре уже с легкостью взяли!

Произошло это так быстро потому, что 21 августа центральная из голов — по единоличной воле фюрера — резко и на всем ходу заложила вираж на юг, в сторону Черного моря^[138], украинского урожая и вальяжного Крещатика. Костяк группы армий «Центр» фон Бока оставался на московской колее, но притормозил, чтобы лучше перемолоть и сжевать миллионный Брянско-Вяземский котел (одних только военнопленных — 688 тысяч!). Но две армии — 2-я танковая Гудериана и 2-я пехотная Вейса — оторвались от «Центра» и устремились на юг, чтобы стать северной клешней другого, не менее впечатляющего котла — Киевского (665 тысяч военнопленных). Южная же клешня была прочерчена группой армии «Юг» фон Рунштедта.

16 сентября у Лохвицы танки Гудериана поцеловались с танками фон Клейста. Четверо красных командармов (а с командующим Пинской флотилией, контр-адмиралом Д.Д. Рогачевым, так и пятеро) едва унесли ноги из этого котла. Генерал-майор Михаил Потапов (5-я армия) попадет в немецкий плен, а командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Михаил Кирпонос — в пафосно-нелепом ожидании письменного приказа Сталина — безрассудно застрянет и понапрасну погибнет, утянув за собой в могилу едва ли не весь свой штаб. Гудериан же и Вейс еще успеют вернуться к средней драконовой голове аккурат к началу операции «Тайфун»...

И вот наступило 19 сентября 1941 года — день оккупации Киева.

Вся Кирилловская улица (при советской власти она называлась улицей Фрунзе, но название не прививалось), была, сколько видно в оба конца, забита машинами и повозками. Автомобили были угловатые, со всякими выступами, решетками, скобами.

У каждой машины есть лицо, она смотрит на мир своими фарами безразлично, или сердито, или жалобно, или удивленно. Так вот эти, как и первая, что увезла пушку, смотрели хищно. Отродясь я не видел таких автомобилей, и мне казалось, что они очень мощные, они заполнили улицу ревом и дымом.

Кузова некоторых грузовиков представляли собой целые маленькие квартиры с койками, привинченными столами.

Немцы выглядывали из машин, прогуливались по улице — чисто выбритые, свежие и очень веселые. Будешь свежим и веселым, если у них пехота, оказывается, не шла, а — ехала! Они смеялись по любому поводу, что-то шутливо кричали первым выползающим на улицу жителям. Между фурами со снарядами и мешками лихо юлили мужественные мотоциклисты в касках, с укрепленными на рулях пулеметами.

Доселе нами не виданные, огромнейшие, огненно-рыжие кони-тяжеловозы, с гривами соломенного цвета, медлительно и важно ступая мохнатыми ногами, запряженные шестерками, тянули орудия, будто играючи. Наши малорослые русские лошаденки, измордованные и полудохлые, на которых отступала Красная армия, показались бы жеребятами рядом с этими гигантами.

В ослепительных белых и черных лимузинах ехали, весело беседуя, офицеры в высоких картузах с серебром. У нас с Шуркой разбежались глаза и захватило дыхание. Мы отважились перебежать улицу. Тротуар быстро наполнялся, люди бежали со всех сторон, и все они, как и мы, смотрели на эту армаду потрясенно, начинали улыбаться немцам в ответ и пробовать заговаривать с ними.

А у немцев, почти у всех, были книжечки-разговорники, они листали их и кричали девушкам на тротуаре:

— Панэнка, дэвушка! Болшовик — конэц. Украйна!

— Украина, — смеясь, поправили девушки.

— Йа, йа! У-край-ина! Ходит гулят шпацирен битте!

Девчонки захихикали, смущаясь, и все вокруг посмеивались и улыбались^[139].

Киев же был обречен, и для 6-й армии генерал-фельдмаршала фон Рейхенау давно уже не смотрелся крепким орешком. Когда 19 сентября город пал, то назавтра, 20-го, фон Рейхенау обратился к войскам:

Взятие Киева имеет определяющее значение. Мужество, вождизм и ни с чем не сравнимая храбрость всех частей позволили нам за чрезвычайно короткое время создать здесь крепчайший оплот. Враг пережил убийственное поражение. Путь на Восток нам отныне открыт. Я благодарю пехотного генерала фон Обстфельдера^[140], командующего этим наступлением, и его бравые дивизии.

Фельдмаршалу тогда и в голову не могло прийти, что он и сам не протянет на этом свете дольше четырех месяцев! После занятия Киева он пойдет на повышение и 1 декабря сменит фон Рунштедта на посту командующего группой армий «Юг», а его самого в 6-й армии заменит Паулюс, впрочем, тоже еще не подозревающий о своем грядущем Сталинграде. Что касается Рейхенау, то 14 января 1942 года, после зимней, на 40-градусном морозе, охоты под Полтавой его, 57-летнего спортсмена, хватит инсульт, а 17 января — при перелете в клинику в Лейпциге — он умрет прямо в самолете...

Радикализация в Рейхе

Между прочим, 19 сентября — знаменательный день и для немецких евреев. То был день взрывной дополнительной радикализации еврейской политики непосредственно в Рейхе. День, когда немецким и австрийским евреям было вменено в обязанность носить, как и евреям в гетто на востоке, «желтые звезды»:

С этого дня надо было носить с собой гетто, словно улитка свой домик, — звезду Давида. Над входной дверью висели бумажки с нашей фамилией: над моей — «звезда», под именем жены — «арийка»... Теперь я был у всех на виду, изолированный своим опознавательным знаком и беззащитный. И как же мучительно это постоянное напоминание о том, что, казалось бы, никак не может влиять на жизнь филолога по призванию и немецкого патриота по убеждению!..^[141]

Десятки тысяч евреев, в том числе и прочно и осознанно ассимилированных (как тот же Виктор Клемперер — глубоко убежденный христианин-протестант), были не просто отвергнуты, обижены и унижены, но и подвергнуты такой же точно дискриминации, как и их отцы и деды, — сброшены обратно в нелюбимое ими, и, казалось, в уже покинутое родовое, сиречь расовое, еврейство.

...Эх, нам бы их заботы, — могли бы подумать те же киевские евреи, если б узнали о клемпереровых переживаньях. Но сами «рейхсъюден» еще долго не понимали, что латка с магендовидом на груди и спине была знаком куда более зловещим, чем визуальная дискриминация. Что клетка Третьего рейха захлопнулась за ними за всеми и что время пришло и им, отныне промаркированным, приготовиться к самому худшему — к панъевропейской и панъеврейской судьбе.

Эйхман на следствии рассказывал, что примерно через три месяца после начала войны (т.е. примерно в 20-х числах сентября) Гейдрих сообщил ему о решении фюрера перейти к физическому уничтожению всех евреев, что означало в том числе и прекращение усилий эйхмановского отдела IV.B.4 РСХА по реальной «эмиграции» евреев.

7 декабря разразился Перл-Харбор, и Америка вступила в войну. 12 декабря 1941 года Гитлер произнес речь, в которой объявил о решении уничтожить все европейское еврейство. Для так и не эмигрировавших еще из Рейха немецких и австрийских евреев — это означало конец: всё — мышеловка захлопнулась!^[142]

Впрочем, первые транспорты с немецкими евреями уже в октябре — ноябре 1941 года потянулись на восток — сначала в Вартегау (в Лицманштадт, бывшую Лодзь), а с ноября и дальше — в Рейхскомиссариат Остланд (в Минск, Ригу и Ковно, а также в эстонскую Раазику).

Немецкие палачи

Но вернемся в Киев и к Рейхенау. Он не сомневался в «бравости» не только своих вояк, но и своих карателей, постепенно съезжавшихся в Киев.

Еще 19 сентября прибыли 53 человека передового отряда зондеркоманды 4а под началом оберштурмфюрера СС Августа Хэфнера; остальные, во главе с командиром группы штандартенфюрером СС Паулем Блобелем (1894-1951), задержались на еврейской акции в Житомире и прибыли в город только 25 сентября, одновременно со штабом всей эйнзатцгруппы «С» (начальник — бригадефюрер СС д-р Отто Эмиль Раш).

Блобель вступил в НСДАП еще в 1931 году^[143]. Это, кстати, год первых электоральных успехов этой партии, год ее кровавых уличных битв с коммунистами и — какое совпадение! — год первых еврейских погромов в Германии, покамест без трупов: «В сентябре 1931 г. гитлеровцы громили в центре Берлина, на Курфюрстендамме, выходивших из синагог и гулявших по случаю праздника Рош-гашана евреев»^[144]. До Йом-Кипура в Бабьем Яру оставалось всего десять лет!..

Блобель служил муниципальным служащим в Золингене и Дюссельдорфе. С 1933 года — Блобель в гестапо, с 1935 — в СД, в ноябре 1938 года — конфисковывал имущество сгоревших в Хрустальную ночь синагог в Ремшайде, Золингене и Вуппертале. С 22 июня 1941 года Блобель на Восточном фронте — командир зондеркоманды 4а, чей кровавый след протянулся через всю Украину. До Киева — это Сокаль, Луцк, Ровно, Житомир, Радомышль, Коростень, Фастов и Белая Церковь, после Киева — Чернигов, Яготин, Лубны, Полтава, Харьков, Сумы и Белгород.

Айнзатцгруппа С действовала в это время в Киеве и вокруг, включала в себя две зондеркоманды (4а и 4Ь) и две эйнзатцкоманды (5 и б). Каждая айнзатцгруппа вместе с подчиненными подразделениями включала от 500 до 800 душ.

Тут следует пояснить специфику зондеркоманд и эйнзатцкоманд внутри эйнзатцгрупп СС. Первые двигались вместе с вермахтом или чуть позади, и их непосредственная и главная задача была в деятельности по горячим следам, в частности в охоте за функционерами, архивами и т.п. Карательная функция в их мандате — не первостепенная: она — прерогатива эйнзатцкоманд, прибывавших к местам своей службы, как правило, с большим или меньшим лагом запаздывания.

Тогда же в Киев прибыли штаб айнзатцгруппы С бригадефюрера СС и генерал-майора полиции Отто Раша с подчиненной ротой войск СС (командир — оберштурмфюрер СС Бернхард Графхорст), штаб полицейского полка «Юг» (командир — подполковник полиции Рене Розенбауэр) и два его батальона — 45-й резервный (штурмбаннфюрера СС Мартина Бессера) и 303-й (штурмбаннфюрера СС Генриха Ганнибала^[145]), две роты 82-го полицейского батальона (командир батальона — майор полиции Рудольф Эберт), группа ГФП 708 (командир — комиссар полевой полиции Бернхард Зюссе), часть штаба Высшего командира СС и полиции «Россия-Юг» обергруппенфюрера СС Фридриха Еккельна^[146]. Все они — общей численностью около 2300 человек — так или иначе были задействованы в «Гросс-акции» 29-30 сентября^[147].

Главная нагрузка, повторю, легла на зондеркоманду 4а Блобеля. Ей все это было не впервой. Среди того, что уже было у них за душой, выделялся расстрел 22 августа девяти десятков плачущих еврейских сироток в Белой Церкви, где накануне были расстреляны их родители. Своим нескончаемым плачем они покушались на покой солдат вермахта, на что, а также на антисанитарию (sic!) в помещении, где они находились, командующему армией пожаловался подполковник Гельмут Гросскурт, 1-й офицер штаба 295-й пехотной дивизии, которому в свою очередь пожаловались на это церковные капелланы^[148].

Вопрос этот блобелевцы, конечно, «решили», не подвели, а сироты подзадержались на этом свете всего на сутки. Были они, кстати, одними из первых детских еврейских жертв: до этого расстреливали мужчин, а затем — мужчин и женщин.

Немцев своих Блобель тогда пощадил, расстреливать приказал украинским полицейским. Оберлейтенанту Бингелю, наблюдавшему их за работой в Умани, где они расстреляли около 6000 человек, показалось, что убивали они «с удовольствием, словно занимались главным и любимейшим делом своей жизни»^[149]. Но и для некоторых из них расстреливать такой контингент было испытанием, иных даже била мелкая дрожь^[150].

...Покуда СД и СС только съезжались и обустраивались, окончательным решением в Киеве занимался сам бравый вермахт. Начиная с 22 сентября военные патрули (позднее к этой работе подключились украинские полицейские) охотились по всему городу за мужчинами призывного возраста: забирали всех — и гражданских, и окруженцев, и беглых военнопленных, а потом среди них выявляли евреев и комиссаров.

23 сентября весь Киев обклеили портретами Гитлера-освободителя, аза-одно и воззваниями ОУН про самостийную соборную украинскую державу и про Москву, Польшу и Жидову как ее главных ворогов: «Знищуй их!» В тот же день началась и регистрация населения Киева — главным образом на рабочих местах — причем количество записывавших себя украинцами зашкаливало: население, кажется, уловило связь явлений друг с другом.

А 24 сентября, ровно в полдень, началась страшная и многодневная диверсионная «радиоигра» Кремля с неудержимо взлетающими на воздух по радиосигналу, посылаемому, предположительно, из Воронежа, зданиями в центре города и пылающим Хрещатиком: первыми взлетели на воздух штаб 454-й охранной дивизии (бывший «Детский мир») и ортскомендатура^[151]. Несмотря на всю свою ожидаемость, игра явно застала расслабившихся немцев врасплох. Удары радиоуправляемыми минами Ф-10 были не только болезненны, но и для их всепобедительного духа оскорбительны^[152]. Под развалинами задохнулся и замысел переноса в Киев из Ровно столицы Рейхскомиссариата Украина^[153]. С таким-то Хрещатиком!

«Радиоигра» выкинула на улицу полусотню тысяч киевлян, которым срочно занадобилась крыша над головой. Так что идея не цацкаться с обустройством в Киеве такой роскоши, как гетто (судя по всему, оно и так не планировалось), а «переселить всех евреев», т. е. расстрелять их и как можно скорей всех — представив это как месть «за Крещатик» — напрашивалась!^[154] В тот же день — 24 сентября — в лагерь на Керосинной было доставлено 1600 евреев-киевлян^[155].

Идея встретила понимание, поддержку и детальную разработку на серии совещаний, посвященных, разумеется, и взрывам, и другим вопросам. Первыми — уже 24 сентября — собрали комендантов и командиров дивизий. Назавтра — 25 сентября — встречались Рейхенау с Обстфельдером. 26 сентября к вермахту (генерал-майор Курт Эберхард, с 29 сентября — новый комендант Киева^[156]) присоединились будущие палачи Бабьего Яра из СС и СД — Еккельн, Раш и Блобель. Основное бремя «гросс-акции возмездия» должно было лечь на зондеркоманду 4а, для поддержки которой (сгон жертв, внутреннее и внешнее оцепление места казни) Еккельн по просьбе Блобеля выделил дополнительно роту СС и два полицейских батальона — 45-й и 303-й (впрочем, не целиком, но отдельные его роты).

27 сентября — сразу два заседания. Первое — внутриармейское: Обстфельдер, Эберхард, Циквольф (командир 113-й пехотной дивизии, он же новый начальник киевского гарнизона) и майоры генштаба Винтер и Гебауэр. Второе — с участием офицеров абвера 29-го корпуса, подчиненных дивизий и городской комендатуры, представителей от СД, полиции, ГФП, министерства оккупированных восточных областей и рейхскомиссара Украины. Совещание вел начальник отдела 1с (разведка и контрразведка) 29-го армейского корпуса Ширмер: речь шла о тотальной «эвакуации», т.е. об убийстве всех евреев. Мотив «мести за взрывы» в этом кругу не нужен был (все понимали, что такое «эвакуация»), но между рядовыми немцами и украинцами он уже вовсю гулял по городу в порядке слухов.

Инфраструктура террора

Евреев, схваченных до взрывов на Крещатике, бросали в тюрьмы, а схваченных после 24-25 сентября — в дулаг 201, обосновавшийся в этот день прямо в городе, на стадионе «Зенит»^[157] — по адресу: Керосинная улица, 24^[158]. В качестве дулага лагерь просуществовал только до 11 октября 1941 года, после чего был переведен в Ромны и далее в Харьков, где и «задержался»^[159].

Но была в этом дулаге и «гражданская», она же еврейская, часть, куда собирали евреев. Вот впечатления о лагере:

Потом всех построили в колонну и повели в общий лагерь на Керосинную. Это был мой первый, но не последний лагерь, начало моих мытарств...

На Керосинной мы пробыли дней десять, наверное, это было что-то вроде перевалочного пункта. Узников здесь разместили в двухэтажном здании и в бывших гаражах — их было штук пять-шесть, по-моему. Раньше в них стояли пожарные машины, здесь была пожарная команда.

Военнопленных держали отдельно от гражданских. Первые пять дней нас вообще ничем не кормили, только на шестые сутки дали какую-то баланду. Наливали ее кто в котелок, кто прямо в пилотку — у кого что было. Только потом вместо мисок появились привезенные из какого-то магазина ночные горшки. Ни о каких ложках и речи быть не могло, там из-за них чуть ли не драки возникали. Я наливал себе в пилотку, потом споласкивал ее.

Здесь каждый день умирало по тридцать-сорок человек, преимущественно пожилые люди. На седьмые сутки стали забирать молодежь — лет по 15-16, и машины с ними отправлялись в неизвестном направлении. Но мы слышали, что где-то стреляют. Сперва не поняли, в чем дело, а потом, когда те же машины возвращались с их одеждой, догадались, куда и для чего их увозили^[160].

Одновременно, начиная с 25 сентября и до середины октября 1941 года, в Киеве примостился другой дулаг — 205^[161], подчинявшийся, как и дулаг 201, 454-й охранной дивизии^[162]. Он размещался в Дарнице, в 12 км от Киева, на левом берегу Днепра, на месте бывших казарм РККА на огромной — 1,5x1 км — территории.

В том же октябре 1941 года место дулага 205 в Дарнице занял стационарный лагерь для советских военнопленных — шталаг 339 (его еще называли Stalag Kiew-Ost, или шталаг Киев-Восточный^[163]). Периметр лагеря, окруженный 3-4 рядами колючей проволоки, охранялся снаружи немцами, изнутри — украинской полицией. Максимальная заполненность составляла 15-20 тыс. чел. При лагере имелся лазарет для советских военнопленных. Шталаг просуществовал здесь до 19 июля 1943 года, но с апреля (по другим данным — до июня) 1943 года — уже как шталаг 384[164]. При шталаге 384 имелся еще и отдельный лагерь для советских летчиков-перебежчиков^[165].

Расположенный на левом берегу Днепра шталаг 339 практически не взаимодействовал с «правобережьем»: общее количество погибших в нем военнопленных составляло, по оценке ЧГК, 68 тыс. чел.^[166]

А незадолго до оставления Киева в городе промелькнул еще и филиал ду-лага 214. Возможно, это и есть тот загадочный лагерь на Тираспольской улице (в районе Сырца), упомянутый С. Аристовым^[167], или лагерь на Борщаговке, в который угодил Капер?

Возле Киева — в Жулянах, по улице Земской, — был еще один стационарный лагерь для советских военнопленных. Он располагался близ аэродрома в Пост-Волынском и администрировался не вермахтом, а люфтваффе: в нем, надо полагать, содержались пленные летчики.

Уход дулага 201 с Керосинной улицы в октябре 1941 года вовсе не означал ликвидацию лагерного пространства и лагерной инфраструктуры: просто их переняла другая организация — СД, в просторечии и не вполне точно именуемая гестапо^[168].

В этой «юрисдикции» лагерь на Керосинной просуществовал до весны 1942 года, после чего, очевидно, был переведен в Сырец, в самой непосредственной близости от Бабьего Яра. Территория, которую лагерь там занимал, была весьма значительной — около 3 км^[164]. На ней разместилось сначала 16, а потом и 32 полуземлянки-полубарака: имелись отдельные зоны — еврейская (барак №2), партизанская, женская (человек на 300). Квалифицированные еврейские узники Керосинной/Сырца использовались также на строительно-ремонтных работах как минимум на двух городских объектах — на Институтской улице, 3-5 (еврейский рабочий лагерь), и на улице

Мельникова, 48, где они ремонтировали общежитие СС^[169]. Имелся у Сырца еще и загородный филиал — подсобное хозяйство СД в поселке Мышеловка в 18 км от Киева (ныне в черте города, Голосеевский район): там заключенные использовались на сельскохозяйственных работах^[170].

До середины 1943 года он официально именовался сначала лагерем принудительного труда (Zwangsarbeitslager), а потом — транзитно-арестным лагерем (Durchgangshaftlager) — своего рода аналогом следственного изолятора^[171]. Это отличало его типологически от концлагеря, являвшегося местом отбывания наказания, но без транзитного потока. В остальном де-факто разница была не слишком большой.

Сырецкий лагерь функционировал с мая 1942 до сентября 1943 года. Он подчинялся командиру полиции безопасности и СД в «генеральном округе Киев» оберштурмбаннфюреру СС Эриху Эрлингеру^[172]. Комендантом лагеря — и человеком с явно садистскими наклонностями — был штурмбаннфюрер СС Пауль-Отто Радомски (1902-1945), неразлучный со своей собакой — немецкой овчаркой по кличке Рекс^[173]. Его заместители — унтерштурмфюрер СС Пауль Паатц и рыжеволосый ротенфюрер Ридер, переводчик — фольксдойче Рейн, староста лагеря — чех Антон. Охраняли лагерь украинские полицейские из состава 23-го полицейского батальона (Schutzmannschaft-Bataillon 23), командиром которого в январе — декабре 1942 года был шарфюрер СС Альберт Байль, а с января 1943 года — унтерштурмфюрер СС Виллибальд Регитчник (1912-1947)^[174].

По состоянию на 4 августа 1943 года в лагере содержалось около трех тысяч заключенных. В нем царили террор и безграничный произвол начальства. Заключенных расстреливали из-за потери трудоспособности, в качестве заложников, за попытки побегов и просто так, по капризу садистов-начальников. После освобождения Киева на территории лагеря были обнаружены шесть расстрельных ям, из которых было эксгумировано 650 трупов.

Контингент узников формировался не только в Киеве, но и по всей Киевской и Полтавской областям: его составляли партизаны, коммунисты-подпольщики и те, кого подозревали в связях с ними. Отдельный контингент и обособленную зону в лагере составляли трудоспособные мужчины-евреи: это или те, кого разоблачили и схватили в городе, или евреи-военнопленные, в том числе евреи-моряки Пинской флотилии^[175]. Один из них, С.Б. Берлянт, бывший парикмахер Пинской флотилии, прославился активным участием в восстании части зондеркоманды «1005» из Бабьего Яра.

Сохранилось несколько фотографий евреев-моряков, сделанных на днепровской набережной в Киеве, — видимо, вскоре после их пленения^[176]. На них видно около десятка человек, очевидно, под охраной, но охранников не видно. Ясная солнечная погода и характер одежды на фотографиях позволяет уверенно датировать их концом сентября — началом октября 1941 года. Очевидно, что эта группа не имеет никакого отношения к другой группе моряков — ставшей одной из героических легенд Бабьего Яра^[177].

Украинские коллаборанты

Созданная в 1929 году Организация украинских националистов была программатически фашистской партией и национально-освободительным движением одновременно. Она боролась за украинскую государственность, но одной только державы-государства ей было заведомо мало: золотая ее мечта — не просто украинская земля, но и украинский порядок на украинской земле. Из чего и вытекал ее агрессивный настрой как против населяющих Украину (какой они ее понимали) других народов, в том числе и евреев, так и против стран проживания остальных украинцев.

Первый руководитель ОУН — Евгений Коновалец, заслуженный полковник-петлюровец — был убит Павлом Судоплатовым в мае 1938 года. Вторым головой ОУН в августе 1939 года был избран Андрей Мельник, но уже в начале 1940 года организация раскололась надвое — на относительно умеренную ОУН(м) («мельниковцы») и радикальную ОУН(б) («бандеровцы», от их вождя, Степана Бандеры). Уже 30 июня 1941 года ОУН(б) провозгласила во Львове свое самое искомое и заветное — создание украинского государства, чем вызвала нешуточные гнев и репрессии Третьего рейха против своих сторонников.

В отличие от бандеровцев, доминировавших в Галиции и вообще в Западной Украине, мельниковцы видели в Германии не только тактического союзника, но и стратегического партнера. Ареал внутриоуновского преобладания мельниковцев — все, что восточнее Житомира и Винницы, Киев в первую очередь. Бандеровцы и мельниковцы между собой конкурировали и враждовали, первые даже пошли на политическое убийство 30 августа в Житомире Николая Сциборского (1898-1941), видного теоретика украинского национализма и члена ОУН(м).

Один из очевидцев немецкой оккупации Киева — журналист Николай Моршен (Марченко)^[178] — вспоминал спустя неполное 10-летие об украино-центричной атмосфере начала немецкой оккупации в Киеве:

Еще до прихода немцев в Киев, т.е. в августе — сентябре 1941 (немцы вошли в Киев 19.9.41) по Киеву ходили слухи о том, что «немцы восстанавливают Украинскую республику». Говорили о том, что будто бы в Житомире уже сидит украинское правительство... Поэтому, когда в Киев вошли немцы, то никого не удивило то, что сразу же повеяло «украинским воздухом»: послышалась украинская речь, появились всюду желто-блакитные флаги и т.д.

«Щирые» к тому времени захватили все те пункты, которые можно было захватить при немцах: всю Городскую управу, Днепросоюз (объединение укр[аинских] кооперативов), сахаротрест и его предприятия, аптекоуправление, Укрбанк (Госбанка им немцы не дали), прессу и ряд других областей. Появились сотни людей явно не местных: это были галичане из Галиции и Буковины. Они держали себя очень заносчиво, очень самоуверенно и сразу возбудили к себе неприязнь. Начался явный антагонизм между «западниками» и «надднепровцами», т.е. между пришлыми и местными украинцами. Этот антагонизм чувствовался, о нем говорили...

У меня и близких людей создалось тогда такое впечатление: где-то на Западе (во Львове?) есть некоторый штаб, который всем руководит и направляет своих людей. Цель этого штаба — политическая: создание Украинской республики...^[179]

Первым начальником Киевской городской управы, т.е. местным бургомистром, был Александр Петрович Оглоблин (Мезько, 1899-1992), вчерашний профессор Киевского университета и будущий — Гарвардского.

В Киеве, как и везде, деньги и ценности убитых евреев конфисковывались в пользу Рейха, их одежда предназначалась частично для местных фольксдойчей, а частично оставалась в распоряжении управы. Так, «трофеи» Бабьего Яра свозились в здание 38-й школы, где на первом этаже складировали продукты, на втором — белье, на третьем — верхнюю одежду, а на четвертом — шубы, часы и ювелирные изделия.

Большая часть принадлежавшего евреям жилья и имущества перешла тогда в руки фольксдойче и украинцев.

Кое-что украинцы прибирали себе сами, не спрашиваясь, вводили явочным порядком. Например, рядом с немецкими, красными, — жовтно-блакитные флаги над управами и над Софийским собором. Или антирусские таблички с надписями «Только для немцев» и «Только для украинцев».

Моршен точно подметил, что на украинизацию привычным образом намазывался хорошо знакомый масляный слой коррупции:

Получилась амальгама: с одной стороны — идейно-национальный антагонизм... (не думайте, будто я описался: именно национальный антагонизм между «галичанами» и «нашими»!), а с другой стороны — разлагающее влияние беспринципной и морально неустойчивой массы советских «рвачей» (особая и весьма распространенная порода), которые подбавили в украинскую идею весьма значительную порцию коррупции^[180].

Дрожжи коррупции, к слову, не миновали и школу № 38, т. е. склад вещей расстрелянных в Бабьем Яру евреев. Там начались махинации, что-то оттуда стало мелькать на базаре, о чем стало известно в комендатуре. Вызванный в гестапо на допрос Оглоблин со страху упал в обморок и даже «ховался» в психушке, т. е. чуть ли не прямо в Бабьем Яру. Убивать профессора не стали, но уволить уволили. В должности бургомистра он продержался лишь месяц с небольшим!

За этот месяц он успел основательно сблизиться с ОУН в ее мельниковском изводе и даже вошел в Украинскую национальную раду, таинственную организацию под председательством профессора-экономиста Николая Ивановича Величковского (1882-1976) — полувиртуальный орган самоидентификации украинства на случай необходимости представлять себя перед немцами. В Киеве Рада была создана явочным порядком 5 октября, запрещена немцами 17 ноября, но продолжала тайно существовать и в 1942-1943 годах^[181]. Первую скрипку в ней, наряду с Величковским, играл поэт и археолог Олег Кандыба (Ольжич; 1907-1944), в январе 1944 года — после ареста Андрея Мельника — занявший его место в иерархии всей ОУН(м).

Неудивительно, что Оглоблин всячески поддерживал украинскую «патриотическую» прессу — шипяще антисемитскую и антирусскую: газета «Українське слово» («Украинское слово») под редакцией западенца Ивана Андреевича Рогача (1913-1942) и литературное приложение к ней — журнал «Літавры» («Литавры») под редакцией Елены Телиги (1906-1942) — начали выходить еще в сентябре 1941 года^[182].

Де-факто оба издания были не столько городскими, сколько чисто оуновскими. «Украинское слово» выходила трижды в неделю, поодному-двум листам в номере. Гнусность ее поистине не знала границ. Бешеный антисемитизм служил ей и легкими, и воздухом, и лицом, и изнанкой, и идеологией, и физиологией. Не было такой гнусности о жидах, перед которой здесь остановились бы или хотя бы поморщились, — напечатали бы любую.

Литературно-художественный журнал «Литавры» формально был приложением к «Украинскому слову» и, соответственно, имел ответственным редактором все того же Ивана Рогача. Но хозяйкой журнала была ее редактор, поэтесса Елена Телига. Предполагалось, что 16-страничный журнал будет еженедельным, но на практике он выходил нерегулярно, свет увидело всего несколько номеров, да и те в более куцем формате. Де-факто «Литавры» были органом основанного Телигой Союза украинских писателей^[183]. Упомянутый запах в журнале, разумеется, тоже был, но гораздо слабее, чем в газете.

Политика преференций украинцам со стороны немецких оккупантов была поначалу и широкой, и системной. Так, при взятии заложников — с хорошей перспективой быть расстрелянным — брали почти исключительно евреев, иногда русских, а украинцев старались не брать.

При попадании в плен красноармейцев-украинцев массово высвобождали из статуса военнопленного, выдавали им пропуска и отпускали до родимых хат, если таковые были позади, а не впереди фронта^[184]. Основания — приказ генерал-квартирмейстера ОКХ Э. Вагнера от 25 июля 1941 года о высвобождении из плена представителей ряда «дружественных» национальностей — фольксдойче, украинцев, прибалтов, белорусов, румын, финнов и даже «кавказцев», распоряжение ОКВ от 14 октября 1941 года о проверке советских военнопленных на предмет их принадлежности к «привилегированным» национальностям^[185] и др. Конец акции намечался на февраль 1942 года^[186], но фактически она продолжалась еще некоторое — небольшое — время. Не приходится удивляться тому, что, согласно статистике ОКХ, среди высвобожденных доминировали украинцы: так, по состоянию на 1 апреля 1942 года, всего из плена было высвобождено 290 270 чел., из них украинцы — 277 769, или 96 %. Далее, с колоссальным отставанием, шли эстонцы и фольксдойче^[187].

Собрав в кулак последние остатки наивности и романтизма, Третий рейх по-отечески рассматривал украинских националистов как свою опору на Украине и исходил из того, что и последние удовольствуются своей ролью и ограничатся такой функцией. Свое наивысшее покровительство и защиту украинцы находили у рейхсминистра по делам восточных территорий Альфреда Розенберга (1892-1946), но из Ровно Украиной рулил враг и политический антипод Розенберга рейхскомиссар Украины — Эрих Кох (1896-1986). Будучи одновременно и гауляйтером Восточной Пруссии, он имел прямой выход на Гитлера по партийной линии и, заручившись поддержкой фюрера, нередко переигрывал Розенберга бюрократически. А представления о добре и зле были у них чуть ли не противоположными: под прикрытием расовой теории, немецкой дисциплины и немецкой справедливости (синоним отсутствия сентиментальности!) Кох по отношению к населению оккупированной территории Украины проводил чрезвычайно жесткую линию. Репрессии против ОУН конца 1941 — начала 1942 года не могут быть правильно поняты вне контекста этого противостояния.

Оуновцы же в сентябре — ноябре завели при немцах и с немцами такой «театр»: преданно глядя им в глаза, выслушивая приказы оккупационных властей и кивая понятливо головой, щелкали каблуками и брали под козырек, а на самом деле — все делали по-своему и только изображали, что выполняют рейхову, а не свою волю.

Но если все это немцы какое-то время еще готовы были терпеть, то фактическое формирование под прикрытием Киевской управы национального украинского — теневого — правительства и объявление без спросу в газете о восстановлении конституции петлюровской Украинской народной республики 1918 года цистерну их терпения переполнило. Уже в ноябре 1941 года уверенность в нелояльности оуновцев окрепла настолько, что начались их аресты. «Медовый двухмесячник» коллаборации и толерантности в отношениях нацистов-немцев и националистов-украинцев закончился.

Не сразу, но со временем немцы оуновский «театр» раскусили — их вызывающую, под маской лояльности, нелояльность, сходу переходящую в двойную игру и в саботаж. Им стала мерещиться даже такая химера, как союз против них патриотов-украинцев с подпольщиками-коммунистами при руководящей роли последних!..

О слухах, которыми полнился тогда Киев и о репрессиях, которые обрушились тогда на оуновцев, тот же Морщен вспоминал:

В конце ноября или в начале декабря я поймал слух: идут, якобы, какие-то тайные переговоры между украинцами, которые «у нас», и украинцами, которые находятся в Англии, США и особенно в Канаде: создается единый украинский фронт, который собирается противопоставить себя будущему победителю, кто бы он ни был... Но как Вы знаете, немцы весьма ревниво относились к каким бы то ни было попыткам связаться с «англо-американцами» и, конечно, этот слух они поймали. Было ли последующее следствием этого слуха и того, что под ним крылось, или оно было вызвано иными причинами (тем, что немцы и не собирались допустить никакой самостоятельной Украины), но в середине декабря произошел крах: все крупные украинские деятели были арестованы. Состав Городской управы был изменен, пресса была передана в другие руки и по городу пошли слухи о многочисленных расстрелах в Гестапо. Приехавших галичан сразу же как вымело... После этого все украинское движение перешло в подполье, а поэтому сведений о нем стало и еще меньше...^[188]

Иными словами, даже относительная «умеренность» ОУН(м) в сочетании с активностью в проведении собственной национальной повестки представлялась Рейху достаточно радикальной для того, чтобы на стыке 1941 и 1942 годов очень жестко погромить ее сеть по всей Украине. Но прежде всего — в Киеве, где были арестованы и, как правило, казнены все активные члены ОУН(м), в том числе сотрудники городской администрации — этой, по словам Э. Коха, «цитадели украинского шовинизма», во главе с самим бургомистром — Владимиром Пантелеймоновичем Багазием (1902-1942), бывшим и при Оглоблине вице-бургомистром. Впервые в отчетности СД он возникает 2 февраля. Вслед за констатацией высокой инфильтрации в ряды украинских националистов большевистских агентов читаем: «Во все это оказались замешаны бургомистр Киева и первый секретарь Академии наук»^[189].

Киевская часть следующего «Сообщения» — №164 от 4 февраля 1942 года — начинается с признания СД в том, что отныне центр тяжести ее борьбы с антинемецким подпольем все больше смещается от коммунистов.

к националистам. Багазий здесь не упоминается, но говорится о таких оуновских очагах, как нелегальная Рада и легальные Союз писателей во главе с Еленой^[190] Телигой, Академия наук и Церковь во главе с архиепископом Холмским и Подлясским (позднее митрополитом) Илларионом (Огиенко)^[191].

Багазия арестовали в начале февраля 1942 года, причем, как пишет рейхскомиссар Э. Кох рейхсминистру Розенбергу, новость эта достигла Берлина раньше, чем Ровно, ибо уже 6 февраля из министерства поступило распоряжение — дело расследовать, но с должности не снимать. Непосредственно арест Багазия и ряда других работников Киевской управы состоялся 7 февраля^[192]. Следственные действия, по Коху, только подтвердили все худшие подозрения о Багазии — от коррупции до нелояльности Рейху^[193]. Кох в своем меморандуме прямо обвинял Розенберга в покрывательстве этого злостного предателя.

Под руководством Багазия Киевская управа стала гнездом и оплотом украинского шовинизма. В каждом ее отделе штаты были намеренно раздуты и заполнены сплошь националистами. Багазия обвиняли в инфильтрации своих людей в полицию и в Красный Крест, превращенный в нечто наподобие курьерской службы националистов, в сборе данных об экономической политике немцев на Украине, в особенности о ее неудачах, и даже... в спекуляции бензином! Припомнили, конечно же, и преподавание до войны в еврейской школе, и частные уроки детям Никиты Хрущева!^[194]

Так или иначе, но Багазий пережил в тюрьме практически всех своих однодельцев-оуновцев и повесился у себя в камере 3 октября 1942 года^[195].

Помимо управы, сугубыми рассадниками национализма и неоправданным собесом для своих выглядели и Академия наук с Союзом писателей, причем Академия, как и Православная церковь, обе тянули на то, чтобы смотреться эдакими ипостасями распущенной Национальной Рады.

Под раздачу попали и журналисты, в том числе редакторы Рогач и Телига. 12 декабря вышел последний номер «Украинского слова», а уже 14 декабря — первый номер «Нового украинского слова». Новый редактор — Константин Феодосьевич Штеппа (Штепа, 1898-1958). А вот объяснение для аудитории:

К нашему читателю! С сегодняшнего дня украинская газета будет выходить в новом виде, под названием «Новое украинское слово». Крайние националисты совместно с большевистски настроенными элементами сделали попытку превратить национально-украинскую газету в информационный орган для своих изменнических целей. Все предостережения немецких гражданских властей относительно того, что газета должна быть нейтральной и служить лишь на пользу украинскому народу, не были приняты во внимание. Была сделана попытка подорвать доверие между нашими немецкими освободителями и украинским народом. Было произведено очищение редакции от изменнических элементов^[196].

Преемник Багазия на посту бургомистра Киева — Леонтий Иванович Форостовский (1896-1974), крепкий хозяйственник и покровитель непобедимой футбольной команды «Старт», перекладывал всю вину за эти репрессии и вовсе на коммунистов-подпольщиков, якобы просочившихся в немецкие органы, чтобы уничтожать украинцев немецкими руками^[197].

Альянс немцев-оккупантов с украинскими националистами разрушился в ноябре 1941 года — отныне оуновцы и враги, и жертвы. Немцы инкриминировали оуновцам одновременно и безудержный сепаратизм, и чуть ли не союз с коммунистами против себя.

В Киеве на стыке 1941 и 1942 годов несколькими широкими волнами прошли сравнительно массовые аресты и расстрелы украинских националистов — не украинцев, а именно украинских националистов. Первой волной — еще 12 декабря 1941 года — накрыло Ивана Рогача, последней — 9 февраля 1942 года — Елену Телигу, расстрелянную 21 февраля^[198].

Десятки человек^[199] были тогда расстреляны — но не в Бабьем Яру^[200], а во дворах двух тюрем на улице Короленко — тюрьмы СД (Короленко^[201], 33) и тюрьмы городской полиции (Короленко, 15). Где хоронили расстрелянных, неизвестно. Но скорее всего это могло происходить в противотанковом рву на Сырце^[202]. А это хоть и близко к Бабьему Яру, но все же не Бабий Яр!

Зато совершенно достоверно, что бургомистр Багазий первым вписал свое имя в длинный ряд благоустроителей Бабьего Яра посредством его преобразования в свалку и засыпки мусором. 15 ноября 1941 года он издал постановление «Об упорядочении санитарного состояния города», в котором Бабий Яр фигурирует в качестве постоянного места для вывоза бытового мусора с последующей его утилизацией путем компостирования на полях и свалках, а также для сваливания снега и льда^[203].

Экс-бургомистр Оглоблин, с подачи коллеги-историка Константина Штеппы, ставшего ректором Киевского университета, получил в университете профессорскую должность. До этого Штеппа служил у Оглоблина заведующим отделом культуры и просвещения, так что в ректоры он фактически назначил себя сам, сохранив при этом и позицию в управе, и пост директора Музея-архива переходного периода^[204].

Ассистенты палачей

Холокост — не чисто арийское мероприятие. Без слаженного аккомпанемента локальных вспомогательных полиций — украинской, белорусской, прибалтийской, русской, фольксдойчной — и без энтузиазма местных дворников-активистов никакому Гиммлеру или Блобелю был бы не под силу столь впечатляющий рекорд, как в Бабьем Яру: полпроцента всего Холокоста всего за полтора расстрельных дня!

И не случайно, что и второй по скорострельности результат — расстрел 30 августа 1941 года в Каменец-Подольском 23600 евреев — был достигнут тоже на Украине^[205]. Собственно, это больше, чем в Бабьем Яру за одно только 29 сентября!

Сходное взаимодействие было, конечно, и в Польше, и в Латвии, и в Литве, но только на Украине имелась своя парамилитарная структура — Украинская повстанческая армия (УПА), открывшая для евреев свой собственный корпоративный расстрельный «счет».

Убивала евреев, не спросясь в Берлине, и Служба безопасности ОУН. Пополнялся этот счет, правда, уже в 1943-1944 годах — под самый конец немецкой оккупации, когда проводники ОУН одновременно и призадумались: а не пора ли евреев начинать жалеть, дабы не перегрузить их кровью свои будущие переговоры с американцами и англичанами?^[206]

Даже с учетом названных ограничений накопилось на этом счету немало: по оценке Арона Вайса — 28 тысяч еврейских жертв^[207], а по оценке Джона-Поля Химки — около 15 тысяч^[208]. В. Нахманович, как всегда, снисходителен к репутации ОУН и готов признать всего одну тысячу. К цифре в 1-2 тысячи склоняется, согласно Химке, и польский исследователь украинских националистов Григорий Мотыка. Сам же Химка в своей последней книге — «Украинские националисты и Холокост» — сознательно уходит от количественных оценок и ограничивается таким пассажем: «Оценка в первые тысячи человек далека от того, чтобы претендовать на точность»^[209].

Но разве и тысяча человек — ничтожная, не стоящая разговора цифра? Особенно если вспомнить, что это лишь крошечная добавка к тем сотням тысяч евреев, которых оуновцы убили, будучи облачены в мундиры частей СС или в прикиды украинских полицаев — от имени и по поручению Третьего рейха?

Исторически роль украинских националистов в Холокосте неоспорима: беспощадные палачи, а многие еще и садисты, они яростно боролись не только с «ляхами» и «москалями», но и с «жидами». Так что юдофилия их никогда не шла дальше того, что евреи не главные их враги, а «второстепенные» — ближайшие приспешники их главных врагов^[210].

Организационно эта роль и эта ненависть текли сразу по нескольким каналам и протокам — каждая в своей униформе. Например, через национальные подразделения СС («Нахтигаль», «Галичина»). Или через УВП и органы местного самоуправления, создаваемые оккупантами в помощь себе самим, в том числе и по еврейской миссии: и в СС, и в полицию, и в управы ОУН массово делегировала или кооптировала своих людей. И, наконец, через собственное военное крыло — УПА.

При этом бесстрашными борцами с собственно немецкими оккупантами мельниковцы не были, до советских партизан в этом отношении им было очень далеко. А вот самодовольными соучастниками расстрелов беззащитных евреев — завсегда и с радостью — были.

Но вернемся в Киев...

«Наиглавнейший враг народа — жид!» — название статьи в киевской городской, фактически оуновской, газете «Украинское слово» (редактором в ней и служила Телига). В номере за 2 октября некто «Р.Р.» чуть не захлебнулся от восторга по поводу состоявшегося буквально позавчера бенефисного расстрела в Бабьем Яру: «...Но нашлась сила, которая сорвала их [жидовские. — П.П.] планы, которая мстит за гекатомбы жертв жидовского владычества. Вся Европа борется теперь с этой заразою. Жиды не знали милосердия. Пусть же теперь и сами на него не рассчитывают»^[211].

Украинские соучастники «Гросс-акции» стали стягиваться в Киев еще задолго до нее. Раньше всех — еще 21 сентября — из Житомира прибыла передовая команда: 18 человек во главе с Богданом Коником.

23 сентября прибыла казачья сотня Ивана Кедюлича. Это ее, по-видимому, увидел в Киеве 16-летний Костя Мирошник:

На второй день появились украинские полицейские с желто-голубыми повязками и надписью О.У.Н. — организация украинских националистов. Они стали следить за порядком в городе^[212].

Подтянулась — из Житомира — и украинская полиция. 27 сентября 1941 года 454-я охранная дивизия передала киевской, 195-й, полевой комендатуре сотню обученных украинских полицейских из Житомира «со знанием киевской специфики» (sic!) под командой капитана Дидике^[213]. Для их перевозки было выделено три грузовика, отправление от казармы 28 сентября в 8 утра. В Киеве — полдня на устройство и подготовку к своим действиям на завтрашний день.

Один из этой сотни, взводный Олег Стасюк (1911-?), летом 1946 года показывал на допросах в МГБ, что по приезде в Киев их разместили сначала в школьном здании на бульваре Шевченко недалеко от Евбаза, а позднее — в казарме на Подоле. В расстреле 29 сентября его взвод принимал, по его словам, конечно же, самое пассивное участие: собирал, грузил на машины и охранял площадку, где были сложены вещи расстрелянных, перед этим, разумеется, проходивших через эту площадку. Сам Стасюк, паинька, под грузом свидетельств признал за собой лишь то, что взял всего-то пару еврейских сапог и часы, а золотое кольцо и вовсе купил потом у фольксдойче-галичанина^[214].

29 сентября из Житомира на подмогу были посланы еще 200 полицаев, итого житомирских перед «Гросс-акцией» — всего 300^[215].

В Киеве между тем набиралась и своя, киевская, вспомогательная полиция — под командой оуновцев, поручика Андрея Орлика^[216] и сотника Григория (Петра?) Захвалинского (с ноября 1941 по ноябрь 1942 года)^[217]. Набирали в нее как гражданских (в идеале — имевших зуб на советскую власть), так и содержащихся в лагерях для советских военнопленных, особенно среди перебежчиков. В обоих этих контингентах преобладали украинцы, так что официальное поименование охранной полиции украинской — не такая уж и неточность, как это иной раз понапрасну пытаются оспорить^[218].

В начале ноября полицейское пополнение поступило и с Западной Украины — это так называемый Буковинский курень во главе с Петром Войновским. Долгое время считалось, что именно буковинцы ассистировали немцам 29-30 сентября в Бабьем Яру. Оказалось, что это не так. В. Нахманович привел веские аргументы в пользу того, что буковинцы прибыли в Киев лишь 4 ноября 1941 года^[219]. Но вопросом, а чем же занимался «курень» до прибытия в Киев и чем занимался в Киеве после, исследователь не заморочился. А занят он был своим любимым делом — жидомором, выявлением и ликвидацией евреев. То есть тем же, от обвинения в чем — но только применительно к Киеву в комбинации с 29-30 сентября — его «защитил» Нахманович!

Существенно, что мельниковцы-буковинцы были радикальнее мельниковцев из Житомира или Киева, так что их десант в Киев вполне мог помочь тому, чтобы терпение немецких оккупантов лопнуло несколько быстрее, навлекая аресты и расстрелы на оуновцев на стыке 1941-1942 годов^[220].

Да, непосредственно в овраге немцы распоряжались и расстреливали сами. Что ничуть не означает факультативности роли, пассивности поведения и, соответственно, минимальности ответственности украинской полиции в эти горячие палаческие деньки: мол, только оцепление, всего лишь сбор, охрана и транспортировка вещей расстрелянных — т.е. сугубая логистика, ничего более!^[221]

Да и в оцеплении их функционал был куда шире. Дина Проничева и другие спасшиеся вспоминали о том, что после завершения расстрела по трупам ходили люди, говорившие по-украински. Они светили фонариками в поисках еще живых, пристреливали, если находили, и засыпали верхний слой трупов песком. Проничевой даже запомнилась фраза: «Демиденко! Давай прикидай!»^[222]

Другая часть украинских полицейских рыскала в эти два дня по Киеву в поисках тех, что посмели проигнорировать столь лестное для евреев приглашение дружественных властей на свою казнь: обнаруженных избивали и доставляли в полицию или на сборный пункт в подвале дома на Ярославской, 37 или прямо в Бабий Яр.

Цитирую допрос одного из таких полицейских, Федора Захаровича Си-роша, в МГБ в 1947 году:

...Григорьев подошел к немецкому офицеру и заявил: «Мы Украинская полиция — привели жидов». Сначала немецкий офицер не понял Григорьева, но женщина-еврейка, что стояла рядом, перевела ему слова Григорьева. После того офицер позвал другого немца и приказал ему отвести нас дальше в поле, где всех раздевали... Когда пришли на это место, я, Сирош, Григорьев, Гришка и Щербина начали раздевать всех людей, которые шли мимо. После того, как с того, кто проходил, было снято всю верхнюю одежду, он проходил вперед, а мы раздевали следующих. Примерно через час к нам подошел немец и приказал прекратить раздевать людей и начать грузить вещи на авто^[223].

Конечно, даже среди полицаев находились люди с противоположным поведением — и чуть ли не претенденты на «Праведников Бабьего Яра»^[224].

Диктатура дворников и соседей

В самом Киеве, на низовом — дворовом и домовом — уровне, клокотало и булькало еще и другое варево.

Василий Гроссман словно услышал голоса и заглянул в недобрые глаза тех, кого сам назвал «новыми людьми»:

И словно вызванные приближающейся черной силой, в переулках, темных подворотнях, в гулких дворах появились новые люди, их быстрые, недобрые глаза усмехались смелей, их шепот становился громче, они, прищурившись, смотрели на проводы, готовились к встрече. И здесь, проходя переулком, Крылов впервые услыхал потом не раз слышанные им слова: — шо буле, то бачилы, шо буде, побачимо^[225].

То же самое интуитивно чувствовала и имела в виду 15-летняя Софа Маловицкая, когда писала 9 сентября из Киева в Воронеж Азе Поляковой, своей эвакуировавшейся подруге: «...Мы остались на верную гибель»^[226].

В первые же часы оккупации — еще задолго до расправы — Киев превратился в адову диктатуру этих «новых людей», прежде всего дворников и управдомов — диктатуру над евреями, коммунистами и членами их семей.

Превосходно, но жутко описал это Наум Коржавин, чьи родители погибли в Бабьем Яру, и в чьем дворе дворником был Митрофан Кудрицкий, из раскулаченных:

Он не изменил ни судеб мира, ни судеб страны — только намеренно и изощренно отравлял последние дни людям, ничего плохого ему не сделавшим. Не более чем двадцати. Лично превращал их жизнь в сплошной кошмар и лично получал от этого удовольствие. То, что он над ними совершал, простить может только Бог [и еще] те, над кем он измывался. Но они лежат в Бабьем Яре. Так что прощать некому...

Я говорю не о юридическом прощении. Их убили немцы, а не он, а он лично, насколько мне известно, никого не убил, не служил в лагере, не стоял в оцеплении во время немецких акций по «окончательному решению», не был оператором в газовой камере или шофером душегубки. Он был только дворником. И работал только сам от себя и для себя, для собственного удовольствия...

Немцы вошли в Киев 19 сентября, расстрелы в Бабьем Яре начались 29-го. Все эти десять дней родные мои жили под властью не столько Гитлера, сколько Кудрицкого. У Гитлера были еще другие заботы, у Кудрицкого, видимо, только эта. Он устроил им персональный Освенцим на дому, и ему было не лень следить за его «распорядком», чтоб не забывались. И хотя погибли мои родные не от его руки, но измывательства его были таковы, что, вполне возможно, эту гибель они восприняли как освобождение. От него. То, что он им устраивал перед смертью, было, по-моему, страшней, чем сама смерть... Ему для удовлетворения и крови было мало. Надо было еще и мучить^[227].

Это ж надо: гибель в Бабьем Яру — как меньшее из зол, как освобождение!

А 29 сентября — главный день расправы — стал праздником сердца для всей этой дворничьей сволочи.

Согласно приказу, сбор евреям был назначен на 8 часов утра. Но дворники и управдомы не дали своим евреям даже выспаться напоследок: они их будили в четыре утра! Немцы этого совсем не требовали, но смысл этой дворничьей инициативы совершенно ясен. Евреев выпихивали из их квартир, забирали у них ключи (под обещание передать ключи немцам, с чем они потом не спешили), — лишь для того, чтобы у евреев было поменьше времени на сборы, а у них, у дворников — побольше времени на грабеж.

Вот характерное признание Федора Лысюка, управдома нескольких домов на улицах Жилянской и Саксаганского. На одном из допросов после своего ареста он так описал свои обязанности и свой «интерес»:

На управдомов были возложены обязанности следить за тем, чтобы в их домоуправлениях не остались евреи, и обеспечить их явку на сборные пункты... С этой целью я сам лично ходил по квартирам, где проживали евреи, и проверял, все ли ушли, а квартиры в соответствии с указаниями райжилуправы опечатывал... В домах моего домоуправления оказалось трое больных евреев, две женщины-старухи и мужчина. Эти люди вообще не поднимались с кровати, поэтому самостоятельно явиться на сборный пункт не могли... Моя функция заключалась в том, что когда прибыли подводы, я организовал людей, которые вынесли больных с их квартир и положили на подводы... Когда я пришел в квартиру с целью вынести из нее старуху [Хаю Гершовну Урицкую. — П.П.], то со мной также вошли люди, которые должны были ее вынести. Я предложил старухе быстро одеться, но она одевалась долго, тогда я дал указание взять ее и завернуть в одеяло и так вынести на подводы. Несмотря на просьбу старухи, я не позволил ей одеть пальто... Я это сделал потому, что, во-первых, видя отношение немцев к евреям, был настроен антисемитски, во-вторых, я знал, что так или иначе эта старуха будет немцами расстреляна, а в-третьих, я был заинтересован в том, чтобы чем больше одежды и других вещей осталось, так как имел планы использовать их для себя с целью наживы^[228].

Комендант украинской полиции А. Орлик издал приказ № 5, предписывавший всем домуправам и дворникам в течение 24 часов выявлять в своих домах евреев, сотрудников НКВД и членов ВКП(б) и сдавать их в полицию или в еврейский лагерь при лагере для военнопленных на Керосинной улице. Тем же, кто посмеет евреев укрывать, тем расстрел^[229].

От дворников не отставали и соседи-жильцы. Не дожидаясь ордеров от управы, они выволакивали жидов-соседей из их комнат, плевались, передразнивали жаргон, били, душили, иногда убивали. После чего, лоснясь от свершившейся справедливости и сияя от радости, заселялись в опустевшее жилье.

Вспоминает военврач Гутин:

А один из двора, где жили потом, рассказал о нашей соседке по общей квартире, женщине по имени Степа: «В комнате, где вы живете, жил старый больной еврей, двигаться не мог и в Бабий Яр не пошел, так Степа его собственными руками задушила, вышвырнула на улицу и заняла комнату»^[230].

Такая же участь — у Сарры Максимовны Эвенсон — редактора выходившей в Житомире газеты «Волынь»^[231] и первой переводчицы романов Лиона

Фейхтвангера. Украинцы просто выбросили ее, старую и больную, из окна ее квартиры на третьем этаже на улице Горького, 14^[232].

Большинство этих «новых людей» сочетали в себе ненависть и корысть: они и после войны так и остались в «своих» — бывших еврейских — квартирах или комнатах, в окружении «своей» — бывшей еврейской — мебели и обстановки.

Но встречались и чистые, беспримесные антисемиты, готовые постараться даже за голую идею, безо всякой личной материальной выгоды. Пещерная ненависть, жадность, зависть заставляли этих людей не просто доносить на евреев, но активнейшим образом искать и находить их, соучаствуя в уничтожении.

Вот один из таких персонажей — Петр Денисович Дружинин (1919— 1945), дезертир и агент. После «Гросс-акции» он вселился в еврейскую квартиру на Пушкинский, 31, кв. 13 и приоделся. Он самозабвенно охотился за евреями, как и за коммунистами и партизанами. А когда евреи «кончились», то взял след украинки Марии Хлевицкой, заподозренной им в скрытом еврействе!^[233] Приговорили Дружинина на основании УПВС от 19 апреля 1943 года к каторжным работам сроком на 20 лет с поражением в правах еще на пять лет.

GROSSAKTION: «ВСЕ ЖИДЫ ГОРОДА КИЕВА...»

Давид Заславский: сами виноваты!

...Знал ли Илья Григорьевич Эренбург (1891-1967), в какое кривое и кровавое зеркальце он заглядывал, когда — для публикации в качестве газетного объявления — в уста мастера Хулио Хуренито вкладывал следующий текст?

В недалеком будущем состоятся торжественные сеансы уничтожения иудейского племени в Будапеште, Киеве, Яффе, Алжире и во многих иных местах. В программу войдут, кроме излюбленных уважаемой публикой традиционных погромов, также реставрирование в духе эпохи: сожжение иудеев, закапывание их живьем в землю, опрыскивание полей иудейской кровью и новые приемы, как то: «эвакуация», «очистки от подозрительных элементов» и пр. и пр.

Написано это было в 1921 (sic!) году, а спустя 20 лет «пророчество» — вплоть до Киева и «эвакуации/переселения» — сбылось!.. А фраза «Нет больше евреев ни в Киеве, ни в Варшаве, ни в Праге, ни в Амстердаме» из выступления на митинге в конце мая 1942 года^[234] звучит как перекличка с процитированным фрагментом^[235].

Другой киевлянин, Давид Иосифович Заславский (1880-1965), журналист-правдист и первый в стране специалист по персональным травлям (среди его жертв — Осип Мандельштам в 1920-е, Дмитрий Шостакович в 1930-е, Борис Пастернак в 1950-е годы!). Оказавшись в декабре 1943 года в Харькове, на процессе над немецкими преступниками, он в своем дневнике за 12 декабря так высказался о евреях, оказавшихся под немцами, в знакомых руках блобелевой зондеркоманды 4а:

Мы смотрели те места, где в декабре — январе 1941 -1943 гг. жили, а потом были зверски уничтожены все евреи Харькова. Это — бараки за Тракторным заводом и Добрицкий Яр.

...Кто эти евреи? Этого мы никогда не узнаем. Среди них есть такие, которые не могли уехать из-за болезней, не могли двигаться, не попали почему-либо в эшелоны. Надо отметить, что евреев сажали в эшелоны при эвакуации предпочтительно перед другими [ложь! — П.П.], потому что еврею остаться при немцах значило погибнуть наверняка. Не подлежит сомнению, что часть евреев осталась добровольно, веря, по-видимому, в то, что немцы не всех убивают. Часть не хотела расстаться со своими вещами, со своей квартирой. Можно думать, что среди оставшихся были мелкие ремесленники, которые рассчитывали на то, что проживут ремеслом и при немцах, бывшие торгаши, не примирившиеся с советскими порядками и верившие в то, что немецкие жестокости как-нибудь пройдут, а капиталистические порядки останутся. Слухи о немецких зверствах эти евреи принимали, вероятно, за «пропаганду». Старые евреи-торговцы, вероятно, помнили время немецкой оккупации 1918-1919 гг., когда немцы относились к евреям не только терпимо, а даже покровительственно. Как бы то ни было, эти евреи жестоко расплатились за свое легковерие. Они не хотели принять серьезно предостережение, которое делалось советской печатью [ложь! — П.П.], раскрывшей зверства немцев... К тому же поголовные истребления евреев начались только в оккупированных советских районах. До того немцы ограничивались организацией гетто.

Евреи, оставшиеся в Харькове, допускали, что их переселят в гетто и подвергнут унижениям. Они не думали о поголовном истреблении. А часть из них предпочитала унижения при немцах, но с торговлей, с восстановлением старых нравов, с синагогой и т. п. Может быть, до них доходили слухи о том, что евреи все же живут и торгуют в Германии, в Польше. Они готовы были претерпеть лишения, но оказаться снова в атмосфере буржуазного порядка и вольной наживы. Были среди них, конечно, и такие, которые претерпели от советской власти, затаили глубоко в душе ненависть и лично для себя не делали большой разницы между немцами и большевиками. Наконец, могли быть и эвакуированные из Белоруссии, Западной Украины, которые рассчитывали теперь вернуться к себе домой, исходя из того, что немцы и война — это зло временное, и сносная жизнь как-нибудь наладится, хотя бы и с унижениями, но ведь и к унижениям эти евреи привыкли.

Все это предположения. А несомненно то, что погибшие составляли самую неустойчивую, наименее достойную часть советского еврейства — часть, всего более лишенную и личного и национального достоинства. Еврей, который по тем или иным причинам остался при немцах и не покончил с собой <sic!>, сам приговорил себя к смерти. И если он еще к тому же из личных выгод оставил при себе детей, обрекши и их на смерть, он предатель^[236].

Эх, вот порадовался бы Геббельс, прочти он сокровенные мысли этого коллеги-подлеца, даром что еврея!

Накануне «Гросс-акции»: первые жертвы Бабьего Яра и краткое расписание расстрелов

Может показаться, что именно в Киеве немцы перешли важную для себя внутреннюю черту — от выборочной ликвидации евреев (одних только мужчин!) к тотальной — всех!!! Но это не так: грань эта стерлась все же раньше!

Но Киев действительно первый и, пожалуй, единственный столь крупный и столь столичный оккупированный город, где не стали ни гетто разводить, ни с селекцией по трудоспособности и прочими церемониями возиться.

В расход! Причем не дифференцируя — всех!^[237]

Есть разного рода свидетельства о сильно ранних датах первых расстрелов в Бабьем Яру — тут и 28^[238], и 27^[239], и 25, и 24, и 22^[240] и чуть ли не 20 сентября даже!^[241]

Представляется, что все даты, что предшествуют субботе 27 сентября, — элементарно недостоверны. Иначе был бы недостижим тот поразительный эффект, когда в ответ на приказ собраться и явиться пожаловали не пять-шесть, как ожидалось, а почти 35 тысяч киевских евреев! Сколько бы их было, знай евреи о своей участи загодя и наверняка?

Непротиворечивой же представляется такая реконструкция.

Самыми первыми жертвами расстрелов в Бабьем Яру стали, вероятно, евреи-заложники, схваченные в городе в первые же дни оккупации^[242], в том числе и в синагоге в шабат, 26 сентября. По некоторым сведениям, общее число заложников, накопившихся в двух тюрьмах на улице Короленко, составляло 1600 чел.^[243] Их еврейскую часть скорее всего и расстреляли уже в субботу, 27 сентября, заодно примерившись к топографии местности.

Вторыми — 28 сентября — стали евреи-красноармейцы — военнопленные, окруженцы, особенно политофицеры, охота на которых велась с первых же дней оккупации. В дулаге на Керосинной, как мы помним, было специальное отделение, заполненное исключительно евреями и комиссарами, числом около 3 тысяч человек. Быстрое заполнение отсека новыми кратковременными гостями какое-то время было гарантировано теми сотнями тысяч военнопленных и окруженцев, которых породил Киевский котел. Расстреливать на Керосинной было негде, вот лагерь и разгружали регулярно от ненужных постояльцев.

Зато де-факто публичной была сама «Гросс-акция» — массовые расстрелы 29-30 сентября непосредственно в Бабьем Яру, про которые можно сказать, что палачи подготовились, изучили местность и чувствовали себя уверенно, а их логистика выглядела продуманной до мелочей.

Поверившие и смирившиеся

Для осуществления «Гросс-акции» необходимо было в определенном месте собрать людей. А для этого надо было напечатать и расклеить по городу тысячи объявлений!

27 сентября две тысячи штук напечатали на грубой оберточной бумаге серого или, как вариант, синего цвета в полевой типографии «Ост-Фронт» 637-й пропагандной роты вермахта. А в середине дня 28 сентября 1941 года эти листовки были расклеены Украинской вспомогательной полицией (УВП) по всему городу.

Вот что можно было прочесть на трех языках — русском, украинском и немецком (соответственно, крупным, средним и мелким шрифтом):

Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол Мельниковой и Доктеривской [Дегтяревской. — П.П] улиц (возле кладбищ).

Взять с собой документы, деньги, ценные вещи, а также теплую одежду, белье и пр.

Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян.

Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян^[244].

Об этой листовке Ирина Александровна Хорошунова (1913-1993), летописец оккупации Киева, написала так:

Проклятая синяя бумажка давит на мозги, как раскаленная плита. А мы абсолютно, абсолютно бессильны!..^[245]

Грубый и никем не подписанный приказ «всем жидам города Киева» — собраться и, не уклоняясь и не опаздывая, прибыть на свой расстрел 29 сентября. Киевские евреи поразились не только содержанию приказа, но и самому его тону и анонимности. Они разделились на две большие группы: на тех, кто писаному поверил и стал собираться в путь, и на тех, кто не поверил, кто сразу понял, что это — приглашение жертв на казнь!

Первые — а таких явное большинство — внутренне подчинились предписанию и побрели назавтра к указанному перекрестку Мельникова и Дегтяревской. Внутри этой группы большинство испытывало всевозможные сомнения, но опция уклониться, бежать, спрятаться была ими под страхом расстрела отвергнута. Мол, ничего не поделаешь! Многие еще помнили «хороших» немцев-оккупантов в 1918 году — по сути защитников евреев от петлюровских погромов, и дичайшая мысль о смертельной западне такими даже не отметалась — не приходила в голову.

28 сентября Нина Герасимова, русская девушка, записала в дневнике:

20:00. Каждый час новости. В середине дня был вывешен страшный для евреев приказ: чтобы завтра 29/IX все они явились к 8 ч утра на Лукьяновну (в Бабий Яр) с документами, теплыми вещами. Кто не явится, тот будет расстрелян.

Как видно, все они будут высланы из Киева. Волнение среди евреев страшное. Тяжело видеть страдания людей. Многие из них думают, что они идут на смерть. Пришла Мария Федоровна, страшно взволнованная, и сказала, что они евреи и завтра им нужно идти. А паспорта у них были русские, но она их потеряла. Тяжело было смотреть, как плакал Филипп Игнатьевич, стараясь скрыть слезы. Я дала ему валерьянку. Евреи этого никак не ожидали. Вечером пришел Виктор и позвал Ф.И. играть в дурака. Я отговаривала, но он боялся не пойти, чтобы не вызвать подозрений, т[ак] к[ак] все соседи их считают русскими. Скоро вернулся. Люда мне сказала, что ей сказал Ароньчик, что евреев вышлют в Советский Союз. Я радостно прибежала и сказала своим. Ф.И. поверил, был страшно рад и сказал: «Ниночка, вы у меня с души камень сняли, позвольте мне вас поцеловать», — и поцеловал в щеку. Я, кажется, этот поцелуй никогда не забуду. Пошел лично поговорить с семьей Арона.

Я уговорила завтра отправить только старуху, а самим пока не идти. Все равно в один [присест] не отправят, а там видно будет.

Старухе 80 лет. Она просила, чтобы я никогда не расставалась с подаренной мне пудреницей и всегда помнила, что ее молитва всегда со мной. Приготовила ей белые сухари на дорогу^[246].

Большинству же соседей было не до сухарей. Они-то поняли немецкий приказ безошибочно и с гнусной любезностью помогали растерявшимся или беспомощным евреям собираться в их последний путь. Сами же все норовили оказаться в их комнатах и доброхотно брали «на хранение» мебель, посуду и все-все-все. А иные, подсадив «старичье» на свою подводу, даже подбрасывали их до Бабьего Яра.

Вот картина, запавшая в душу профессору Владимиру Михайловичу Артоболевскому (1874-1952), директору Киевского университетского Зоологического музея. 29 сентября он шел по Гоголевской улице к себе в музей:

Особенно запечатлелась в моей памяти фигура одной женщины. Я проходил мимо дома, парадное было раскрыто, перед ним стояла подвода, а на подводе на вещах стояла женщина, старая, ее седые волосы были растрепаны, вид выражал крайнее отчаяние, ее жалкие тощие руки были подняты, и она что-то кричала. Что она кричала, я не знаю, так как она кричала по-еврейски, но вся ее фигура — безумный ужас, предел человеческого отчаяния, что не выразить словами. Нельзя это рассказать, только искусный скульптор мог бы воплотить ту муку и страдания, которые выражали ее вид и жесты. Было больно, было тяжело и было стыдно почему-то видеть эту фигуру, видеть все это шествие евреев, обреченных на неведомое будущее^[247].

До пункта невозврата: провожающие — домашние и соседи

Иные евреи решили проводить и отправить стариков, а сами — будь что будет! — вернуться и остаться с детьми (случай Дины Проничевой, между прочим).

До «пункта невозврата» — первого немецкого поста около противотанкового ежа и заградки из колючей проволоки у перекрестка Мельникова (бывшей Большой Дорогожицкой) и Лагерной (Дорогожицкой) провожать родных и близких можно было без риска для сопровождающих.

По другим сведениям, точка невозврата была у перекрестка улиц Мельника и Пугачева (Академика Ромоданова). Вот одно из свидетельств Дины Проничевой (1946):

Шли утром, в 7 часов утра для того, чтобы к 8 попасть к месту, иначе нам грозил расстрел. Народа было столько, что о том, чтобы добраться до 8 часов, не могло быть и речи. Стоял шум, гул, мы шли с Тургеневской улицы... Мы дошли к половине дня до ворот еврейского кладбища, шли по улице Мельника, в самый конец. Почти у самых ворот еврейского кладбища находилось заграждение из противотанковых ежей,недалеко было и проволочное заграждение. Туда проходили все совершенно свободно, но обратно выйти нельзя было^[248].

Неевреи из смешаных семей с понурой покорностью, но дисциплинированно провожали своих еврейских супругов и детей до роковой точки и, уже слыша выстрелы, разворачивались домой, как если бы в сумочках у их жен или мужей лежали путевки в санаторий, а у них у самих сертификаты высшего правомочия на продолжение жизни от Гитлера-освободителя, только что освободившего их от самых близких и любимых людей.

Частыми провожающими были и соседи: событие-то неординарное, да и не дотащатся старики в одиночку со своей поклажей — надо же им помочь, бедным, проводить, поднести. Вот впечатления поэтессы Людмилы Титовой. Она провожала мадам Лурье, свою 80-летнюю соседку по коммуналке^[249], кстати, полагавшую, что их всех повезут... в Палестину! Вместе они долго шли по указанному маршруту, невольно замедляясь во все более и более густой толпе. Но как только старуха поняла, что это за выстрелы слышны впереди, она остановилась, отобрала у Люды чемодан и прогнала ее домой. Оказалось, что она зашла уже достаточно далеко, за точку невозврата, и немцы ни за что не хотели ее выпускать, сколько она ни показывала им свой паспорт с графой «русская». Жизнь ей спас украинский полицейский (не пан ли Гордон?), восхитившийся ее молодостью и красотой.

Дома же Людмилу ждал «второй Бабий Яр» за день — домашний:

Она пришла домой, двери комнаты мадам Лурье были распахнуты — соседи торопливо растаскивали барахло. «Что вы делаете?! — закричала Люда. — Когда она вернется, вам стыдно будет!» «Она не вернется», — криво усмехнувшись, сказала одна из соседок. Глаза их встретились, и Люде стало не по себе. Она прошла в свою комнату, закрылась изнутри, опустила шторы. Она не желала ничего больше видеть, ей просто не хотелось жить. Так она провела четыре дня^[250].

Поведение Люды Титовой не было типичным. Характернее были соседские насмешки, злобные или глумливые, и оскорбления:

Когда выходили из дома, у ворот увидали дочку дворника. Ни свет ни заря она вышла посмотреть на спешащих к месту сбора людей. Стояла, лузгала семечки. С ухмылкой посмотрела на нас и, лениво сплевывая шелуху, сказала: «Вот дурни, спешат на тот свет. Да вас же там всех поубивают»^[251].

«Гросс-акция»: 29 сентября и маршруты жертв

Евреи шли изо всех частей города, но основных потоков было два. Первый — из нагорных частей города, по улицам Львовской и Дмитриевской, второй — из нижней части, с Подола, по Глубочицкому шоссе. Оба маршрута сходились в начале Лагерной (современной Дорогожицкой) улицы, около Лукьяновского базара, в один общий поток — «заполняющий оба тротуара и мостовую широкой улицы. Люди шли тесной толпой, как при выходе со стадиона после футбольного матча, и казалось, что не будет конца этому страшному шествию»^[252].

А вот свидетельство Сергея Таухнянского (1980):

Когда [мы] вышли на улицу Мельника, то она была просто запружена людьми, продвигающимися в сторону пересечения улиц Мельника и Пугачева... Люди двигались сплошным живым потоком. Многие несли на себе сделанные в виде рюкзаков мешки, некоторые катили перед собой тележки с больными, не способными двигаться самостоятельно. Матери везли в колясках грудных детей, а более старших — несли на руках или держали за руку; абсолютное большинство идущих были старики, подростки, женщины и дети. Люди плакали от страха перед грядущим неизвестным...^[253]

От названного в объявлении перекрестка улиц Мельникова и Дегтяревской дальнейший маршрут — по улице Мельника — был уже общим.

От точки невозврата евреев — пока еще самотеком, но уже под конвоем — направляли к восточной ограде соседнего Братского воинского кладбища. Там у них отбирали шубы и пальто, драгоценности и документы. Затем разбивали на группы в несколько сотен человек и, уже в сопровождении немецких полицейских, гнали вдоль южной ограды воинского кладбища, прямо на двойную цепь из эсэсовцев с овчарками. Попадавших в этот узкий коридор людей избивали палками, заставляя их, под ударами, бежать к широкой площадке, упирающейся в большой юго-западный отрог Бабьего Яра.

Здесь, избитых и деморализованных, их заставляли еще раз разуваться и раздеваться — до белья, а то и догола. У края площадки были возвышения, а между ними — узкие проходы-лазы, переходящие в тропы, ведущие на дно оврага. Там их поджидало три сменных расстрельных команды по 4 ствола каждая из состава роты войск СС, зондеркоманды 4а и 45-го полицейского батальона, распределенных по тальвегу оврага. В оцеплении же стояли 303-й полицейский батальон^[254] и украинская полиция, занимавшаяся еще сортировкой вещей и их погрузкой на машины.

Оберштурмфюрер СС Август Хэфнер, командир подкоманды зондеркоманды 4а, свидетельствовал на суде в Дармштадте в 1967 году:

...Евреи гуськом подходили к яме... Они должны были там стать на колени и притом таким образом, чтобы они согнули спину к коленям, наклонили голову и сложили руки [кровь или мозги тогда не брызгали на палачей. — П. П].

Стрелок становился за ними и с близкого расстояния производил из автомата выстрел или в затылок, или в мозжечок. После того, как первые евреи были расстреляны, в яму гуськом приходили другие. Они должны были становиться на колени на пустые места, оставленные уже расстрелянными, и были расстреляны таким же способом.

Так заполнялось дно лощины. После того, как дно лощины было заполнено, расстрел дальше происходил так, что в этой яме были расстреляны послойно пласт за пластом. Стрелки стояли на трупах. Евреи, которые подходили гуськом и с края ямы видели расстрел, шли без сопротивления в яму и были расстреляны вышеописанным способом...^[255]

Ноу-хау такого типа массовой экзекуции, когда жертв расстреливали и укладывали компактными пластами, принадлежит обергруппенфюреру СС Еккельну. Сам он цинично называл это «укладкой сардин».

Расстреливали в овраге одновременно в разных местах, поэтому в пределах одного дня убивали по-разному: есть свидетельства о пристрелянных пулеметах с противоположного склона, но чаще все же — стреляли в затылок из поставленных на одиночные выстрелы «Шмайсеров»^[256].

К шести вечера 29 сентября эсэсовцы остановили расстрел и отправились отдыхать. Под вечер, уже в сумерках, согласно Дине Проничевой, наступал черед украинской полиции: они спускались вниз, светили вокруг фонариками, шли по трупам на доносившиеся стоны и пристреливали недобитых.

Понимаем ли мы, где именно в Бабьем Яру все это происходило?

В. Нахманович, проанализировав всю доступную ему информацию, пришел в 2004 году к выводу, что расстреливали на площадке близ устья западного отрога, при соединении его с главным руслом Бабьего Яра^[257]. С ним не согласился исследователь исторической топографии Бабьего Яра Лев Дробязко, отнесший место расстрелов к расширению этого оврага несколько выше^[258]. К мнению Дробязко впоследствии присоединились историки Мартин Дин и Александр Круглов, опиравшиеся на разработки по трехмерному моделированию Бабьего Яра Максима Рохманийко, директора Центра пространственных технологий МЦХ.

А. Круглов предположил, что место расстрела, установленное В. Нахмановичем, было отвергнуто из-за меньшего своего размера после того, как стало ясно, что евреев собирается гораздо больше, чем ожидавшиеся 5 тысяч^[259]. А разве что-то мешало немцам использовать оба расстрельных места?

«Гросс-акция»: 30 сентября

Но что же делать с теми евреями (около 11-12 тысяч человек), которых еще не успели убить? Их смерть отложили на несколько часов и, загнав в танковые гаражи неподалеку от Яра, оставили ждать до завтра.

Там же, в гаражах, оказались и те из поверивших объявлению, кто поверил в него с энтузиазмом и слепо, на все 100 и больше! Как и мадам Лурье, они домыслили себе и конечную цель железнодорожного маршрута: Лукьяновка — Палестина! А коли так — то ведь мест может на всех и не хватить, и надо не быть дураками и оказаться в первых и лучших рядах! Такие направились не к перекрестку, а прямо к станции Лукьяновка, где, по их представлениям, уже стояли составы^[260]. Немцы сначала даже растерялись, но потом нашлись и, отобрав у умников (а было их, по некоторым оценкам, чуть ли не 10 тысяч!) весь багаж и документы, сбили их в большую колонну и проводили куда надо. Там их — вместе с теми, кого чисто физически не успели расстрелять до 6 часов вечера 29-го, — заперли на ночь в тех самых танковых гаражах.

Узники танковых гаражей и составили большинство тех, кого расстреливали во вторник 30-го сентября — непосредственно в еврейский Судный День (Йом-Кипур). Никто из евреев в этот день, вопреки иным мемуаристам, уже по городу сам не шел, некоторых приводили — чаще подвозили — это тех, кого дворники и полицаи обнаружили сегодня или вчера к концу дня. Некоторое количество евреев накапливалось в подвалах зданий городской и районной полиции, некоторые — в подвале сборного пункта на Ярославской улице, 37.

Убийцы тоже немного расслабились — все крепко выпили, а некоторые, напившись, выкрикивали что-то вроде «Наколино» или «Наголино!»: это транскрипция команды, которую палачи как могли выучили и кричали своим жертвам по-русски: «На колени!» (То есть: встать на колени, на трупы нижнего ряда — и умереть так, чтобы улечься, согласно ноу-хау Еккельна, «сардинами»!).

На вермахт, кстати, была возложена еще одна миссия — инженерная поддержка работы СС. В самом конце дня 30 сентября саперы точечно подрывали склоны, чтобы махом присыпать землей двухдневную выработку палачей — эти горы убитых и недобитых евреев на дне оврага...

Земля там буквально шевелилась...

О том, что произошло в Бабьем Яру 29-30 сентября, киевляне узнали практически сразу:

2 октября. Уже все говорят, что евреев убивают. Нет, не убивают, а уже убили. Всех, без разбора, стариков, женщин, детей. Те, кого в понедельник возвратили домой, расстреляны уже тоже. Так говорят, но сомнений быть не может. Никакие поезда с Лукьяновки не отходили. Люди видели, как везли машины теплых платков и других вещей с кладбища. Немецкая «аккуратность». Уже и рассортировали трофеи!

Одна русская девушка проводила на кладбище свою подругу, а сама через забор перебралась с другой стороны. Она видела, как раздетых людей вели в сторону Бабьего Яра и слышала стрельбу из автомата.

Эти слухи-сведения все растут. Чудовищность их не вмещается в наши головы. Но мы вынуждены верить, так как расстрел евреев — факт. Факт, от которого мы все начинаем сходить с ума. И жить с сознанием этого факта невозможно.

Женщины вокруг нас плачут. А мы? Мы тоже плакали 29-го сентября, когда думали, что их везут в концлагеря. А теперь? Разве возможно плакать?

Я пишу, а волосы шевелятся на голове. Я пишу, но эти слова ничего не выражают. Я пишу потому, что необходимо, чтобы люди мира знали об этом чудовищном преступлении и отомстили за него.

Я пишу, а в Бабьем Яру все продолжается массовое убийство беззащитных, ни в чем неповинных детей, женщин, стариков, которых, говорят, многих зарывают полуживыми, потому что немцы экономны, они не любят тратить лишних пуль...

А на Бабьем Яру, выходит, правда, продолжаются расстрелы, убийство невинных людей.

Было ли когда-либо что-либо подобное в истории человечества? Никто и придумать не смог бы ничего подобного. Я не могу больше писать. Нельзя писать, нельзя пытаться понять, потому что от сознания происходящего мы сходим с ума....

Вот и все. А мы живем еще. И не понимаем, откуда у нас вдруг появилось больше прав на жизнь, потому что мы не евреи.

Проклятый век, проклятое чудовищное время!^[261]

В первый день «Гросс-акции» — в понедельник 29 сентября — было расстреляно 22 тысячи евреев, а во второй — около 12 тысяч (впрочем, мы не знаем наверняка, учитывались при этом дети или нет, а детей среди расстрелянных, согласно свидетельству В. Ф. Кукли, было до четверти).

«Гросс-акция»: чудом спасшиеся

Нескольким евреям и еврейкам, оказавшимся за точкой невозврата, посчастливилось уцелеть и выжить даже в ней. «Вариантов» тут было всего два: первый — упросить кого-то из палачей поверить, что ты не еврей (а правилом было скорее не-еврея расстрелять, чем помиловать), второй — уцелеть под пулями, после чего выбраться из-под трупов и спастись благодаря милосердию окрестных жителей и своих близких (случай Дины Проничевой).

Например, о начальнике следственного отдела городской украинской полиции и члене ОУН Романе Биде (Беде) под псевдонимом «Гордон», чей пост 29 сентября был около стены Лукьяновского кладбища, есть свидетельство В. Альперина, тогда пятилетнего мальчика. Его, вместе с матерью и бабушкой, вывел почти из-под пулемета за пределы Бабьего Яра «украинский полицай с печальными глазами», назвавшийся «паном Гордоном». Потом он помог этой семье и с фиктивными документами и даже смог получить для них ордер на поселение в другой квартире^[262].

Аналогичные свидетельства есть и о немцах-палачах из нижних чинов. Вот история 12-летнего Сергея Таухнянского, уже на ровной площадке перед самым Бабьим Яром разлученного с матерью, крикнувшей ему: «Беги!» (перед выходом из дома какая-то женщина-соседка дала ей небольшой крестик с цепочкой, а мать повесила его сыну на шею):

Я стал метаться во все стороны, не зная, что делать, но вскоре заметил стоявшего отдельно от оцепления гитлеровского солдата. Обратившись к нему, я стал просить и объяснять ему, что я не еврей, а украинец, попал сюда совершенно случайно и в подтверждение стал показывать упомянутый крестик. Солдат после небольшого раздумья показал мне на валявшуюся неподалеку пустую хозяйственную сумку и жестами приказал мне собирать в нее советские деньги, которые ветром относило от того места, где раздевали обреченных. Насобирав полную сумку денег, я принес их солдату. Он велел спрятать деньги под кучу одежды, а самому мне отойти на небольшой глиняный бугорок, сесть там и никуда не уходить, что я и сделал. Недалеко от меня стояли две автомашины — легковая и крытая металлом, без окошек, грузовая, такие машины назывались «душегубками». Людей в этих машинах не было. Возле них прохаживалось несколько офицеров в черной форме с эмблемами СС и черепами на кокардах фуражек. Они, по моим наблюдениям, давали жестами какие-то указания солдатам, находившимся в оцеплении места расстрела. Вскоре неподалеку от меня остановилась еще одна легковая машина, в которой были солдат и офицер в темно-зеленой форме. Солдат, заставлявший меня собирать деньги, подошел к офицеру и о чем-то переговорил, затем жестом позвал меня и велел сесть в машину, я выполнил это. Рядом со мной села девушка лет шестнадцати, и автомашина направилась в центр города. На улице Саксаканского офицер нас отпустил, и мы разошлись. С той девушкой я не знакомился, и кто она такая, мне неизвестно...^[263]

А Ревекка Ароновна Шварцман вспоминала о 29 сентября:

По дороге и шоссе шло много людей, везли вещи и парализованных на тачках. Немецкие каратели ехали на мотоциклах с пулеметами на плечах, и на груди их блестели цепи с какими-то орлами. Лица их были смеющиеся, а мы шли, плакали, не знали, куда мы идем. Уже подошли к Бабьему Яру. Там заслоном стояли немецкие солдаты и подгоняли людей. Соседи с нами попрощались и быстро вернулись, а девочки Леночка и Валечка понесли Славика на руках дальше. С нами они потом тоже попрощались, отдали мальчика.

Немецкий солдат обратил внимание на нас. На руках у меня был маленький белобрысый ребенок, и он обратился ко мне: «Юда?» Я ответила: «Я, пан». Он проговорил: «Цурюк, капут, шейн блонд клейн кинд, цурюк». Мы с сестрой Сонечкой поняли, что он подсказал, что нужно убежать, он чуть не вытолкнул нас из толпы. Я со Славиком еле выбралась из толпы, забыв о родных. Мы очутились на кладбище и спрятались в склепе. День 29 сентября был жаркий, а в склепе холодно. Мы пересидели там^[264].

Не забудем и о том своеобразном милосердии и толерантности, проявленных другим немецким охранником по отношению к Дине Проничевой и еще нескольким женщинам, утверждавшим, что они не еврейки, а украинки. Он оставил их в живых до вечера, и только главный распорядитель расстрела (по всей видимости, Еккельн) распорядился всех их, казалось бы, уже спасенных, немедленно расстрелять!

Не поверившие — оставшиеся дома или спрятавшиеся

...Но были в Киеве, разумеется, и такие евреи, кто сами сразу все поняли и ни на букву не поверили гнусному приказу. По некоторым оценкам, таких было около 17 тысяч, или каждый третий киевский еврей.

Иные из них — немногие — осознав всю безвыходность положения, решили больше не тянуть и убили себя сами — так или иначе. Таким, между прочим, «повезло»: немцы хоронили их на кладбище.

Большинство же просто остались дома: или потому что были не в состоянии идти, или потому что решили обождать, осмотреться, не торопиться, или потому что надеялись потом укрыться у кого-то в городе или в деревнях.

Вот один такой случай — семья Пеккеров. Муж — Соломон Абрамович Пеккер (1884-?), жена — Ольга Романовна Мухортова-Пеккер (1902-?). Как только 28 сентября они увидели приказ, то первым делом вычистили свое еврейство из паспортов, быстро собрались и вчетвером (с ними были еще два мужниных друга) отправились в Святошино, где Ольга заранее сняла квартиру у некоего М. и даже выплатила аванс. Однако, когда все они туда заявились, М. категорически отказался им помогать. В Киеве уже шел комендантский час, так что ночевать пришлось в лесу. Назавтра Ольга сходила в Киев и вернулась с ужасными новостями о расстреле. Устроив мужчин на несколько дней в Святошине у матери своего первого мужа, она сама вернулась в Киев и, как погорелица, получила ордер на другую квартиру, куда все четверо и перебрались. Но полиция приходила за ними и туда. Некоторое время они прятались в склепах Байкова кладбища, а потом снова в Святошине и снова в Киеве, где сумели нелегально прожить до освобождения^[265].

На евреев, оставшихся в Киеве, уже 29 сентября без устали охотились. Именно ими — вместе с евреями-военнопленными и схваченными подпольщиками или партизанами — заполнялись расстрельные рвы или кузова газвагенов в октябре — ноябре: рутина для прибывшей в Киев несколько позднее (около 15 октября) айнзатцкоманды 5^[266], продолжавшей ловить и — чуть ли не по расписанию^[267] — убивать врагов Рейха в течение всей оккупации.

В отдельных случаях обнаруженных евреев просто линчевали на месте — по-садистски и, как правило, в присутствии нескольких немцев-гуманистов, относившихся к происходящему как к забаве, но и не отказывавшихся, по долгу службы, в какой-то момент прекратить потеху и пристрелить жертву. Задачу упрощало наличие в городе множества ям-щелей, вырытых во многих парках и садах в качестве укрытий от бомбежек.

Среди таких волонтеров-убийц были и Егор Денисович Устинов, Никифор Алексеевич Юшков и Венедикт Евсеевич Баранов^[268], а также маляр Сергей, дворник Алексей, некто Григорий и другие. На допросе 21 декабря 1943 года Устинов показал:

...Примерно 12 октября вечером я участвовал в закопке евреев в садике напротив д. 30 [по] ул. Верхний Вал... Вечером я нес ведро вина к себе на квартиру... По пути я услышал шум в садике и свернул туда. Подойдя ближе, я увидел, что люди закапывают пойманных евреев. Особенно активно распоряжался маляр Сергей. Этот Сергей потом забрал себе теплое одеяло и продукты этих евреев. Увидев это, я оставил ведро с вином своему сыну Николаю, а сам сбегал за лопатой и стал помогать закапывать. Всего мы закопали 6-7 человек, некоторые из них были еще живые, кричали и просили нас не закапывать их, но мы их били лопатами по головам и закопали. Особенно кричала и просила нас молодая девушка лет 20 и старушка, которую притащили к яме с разбитой головой. Немецкий офицер, присутствующий тут, ранил ее из пистолета, а в яме уже добил солдат из автомата.

Из показаний Юшкова:

В конце сентября 1941 г. вечером я возвращался домой с Александровской улицы. Подходя к садику около моего дома, я увидел толпу народа и услышал шум. Подойдя ближе, я увидел, что тут избивают и закапывают евреев. Я застал яму уже наполовину засыпанной, добивали около ямы молодую девушку лет 20, которая кричала и молила о пощаде. Эту девушку в тот вечер так и не добили, а утром на другой день ее пристрелил немец. Самыми активными в этом деле были Устинов Егор Денисович и Григорий, фамилии его не знаю. В конце женщины, фамилии их я не знаю, отобрали у Устинова и Григория лопаты и не дали им закапывать полуживую девушку. На другой день утром в другую яму в том же садике дворник дома 37 по ул. Нижний Вал по имени Алексей стаскивал избитых полуживых евреев из д. 37, которых немцы пристреливали уже в яме.

Свидетель А. Герасимова, проходившая тем же вечером мимо того же садика, заметила «толпу детей, вооруженных немцев и работавших лопатами мужчин». Подойдя ближе, она увидела:

...мужчины закапывали яму, в которой находились живые люди — по-моему, — человек 6-7. В большинстве это были старухи и среди них один здоровый мужчина. Яма эта была вырыта как щель для укрытия. Когда я подошла, в яму было набросано несколько земли, люди еще могли передвигаться, они со слезами бегали по могиле, обнимались друг с другом, плакали. Мужчины, которые закапывали яму, говорили ребятишкам, чтобы те бросали камни в яму, чтобы не закопать людей живыми, а убить их. Я увидела, как один из закапывавших лопатой ударил наполовину закопанного человека по голове, потому что последний все время старался выбраться наверх. Человек в могиле осел от удара и сразу опустился^[269].

Но все же главную опасность для них представляли их собственные соседи и дворники — все эти гроссмановы «новые люди». Вот уж где был интернационал!

Как это ни ужасно, среди таких ловчих встречались и сами евреи — те, кто уже имел «заступу» и успел обзавестись добротной ксивой и легендой.

Когда в Берлине возникла аналогичная — еще не людоедская — задача найти и схватить всех прячущихся нелегалов-евреев, то появилась и такая специальность: «грайферы»^[270], т.е. «ищейки», а если буквально, то «хватуны». Было их человек 30, но «лучшей по профессии» была знаменитая Стелла-Ингрид Гольдшлаг. Работали они чаще вдвоем, лучшего из ее напарников звали Рольф Изаксон. Охотились они, например, на еврейских кладбищах, но наилучшим рабочим местом был уличный столик в кафе на оживленной улице, за которым они сидели, попивая кофе, и рыскали глазами. Завидя «своего», т.е. жертву, останавливали ее, разговаривали, угощали кофе, удостоверялись в своем знании или догадке и — арестовывали (им доверяли даже пистолеты) и отводили в гестапо. А оттуда их жертвам — а это сотни человек! — было уже рукой подать до Терезиенштадта или Аушвица^[271].

Грайферов с чашечкой кофе в штате киевского СД не было, но евреи-сыщики были, и один из них, Левитин, выловил и сдал поэта Якова Гальперина (Галича), например^[272]. Зато в тренде были «шмальцовщики» — это те, кто шантажировал знакомых или доверившихся им евреев, вымогая у них деньги, вещи и драгоценности, а после того, как «шмалец вытопится», т.е. когда все это у жертвы кончится, сдавал полицаям^[273].

Тем не менее выловили и убили не всех киевских евреев. Уцелели те, кого прикрыли и спасли их нееврейские родственники или друзья, соседи или священники и те, кто сумел выправить себе правильные ксивы.

Проблема тут в том, что таких спасителей — тех, кому потом при жизни или посмертно Яд Вашем присваивал звание «Праведника Мира», — были лишь сотни на всю Украину, а тех, кто евреев немцам сдавал — сразу или, как шмальцовщики, с отсрочкой, — десятки тысяч!

Вот один эпизод из насыщенной событиями жизни Эренбурга.

Высшую награду страны — орден Ленина, которым он был награжден к 1 мая 1944 года, — ему вручал 12 мая «всесоюзный староста» — Михаил Иванович Калинин. Месяца за два до этого — в марте — Эренбург писал ему из Дубно о В. И. Красовой, вырывшей под своим домом такой подпол, что в течение трех лет прятала в нем и в итоге спасла 11 евреев. Эренбург попросил Калинина наградить ее орденом или медалью. Когда церемония награждения кончилась, совестливый Калинин сам подошел к Эренбургу и сказал: «Получил я ваше письмо, вы правы — хорошо бы отметить. Но, видите ли, сейчас это невозможно...». (Несвоевременно!) Эренбург заканчивает этот пассаж так: «Я почувствовал, что ему нелегко было это выговорить»^[274].

Так что почет, которым после 1991 года стали окружать тех, кто спасал евреев, существовал в Украине далеко не всегда.

Затаившиеся: Яша Гальперин и Яків Галич

 1

Выше говорилось о давидовой победе Леонида Котляра над немцем-жидоедом Голиафом.

В такой же поединок, оставшись в Киеве под оккупацией, поневоле вступил и поэт Яков Гальперин. Но, увы, победил Голиаф...

...Яша (Яков Борисович) Гальперин родился 16 июля 1921 года — предположительно в Киеве. Семья — отец, мать, он сам и сестра — жили на Малой Васильковской улице, в двух смежных комнатах в коммуналке. Мы почти ничего не знаем о семье (знаем, что мать, Любовь Викторовна, была учительницей и что кто-то из предков был караимом), но понимаем, что семья была гуманитарной и что домашним языком был русский.

Учился Яша в 6-й трудовой школе на Урядовой (Михайловской) площади^[275]. Все преподавание в ней шло на украинском языке, ставшем для Яши вторым родным. Превосходное владение и несомненная любовь к этому языку послужили не только Яшиному творчеству (он был поэтом-билингвом — нечастый случай! — и одинаково хорошо писал по-русски и по-украински), но и элементарной защитой на протяжении последнего жизненного довеска в полтора года — под немецкой оккупацией.

У Марка Бердичевского сохранилась единственная его фотография, Марку же мы обязаны и словесным портретом Якова: невысокий, круглолицый, с кудрявыми темно-русыми волосами и умной, немного язвительной улыбкой. Имел привычку плотно сжимать губы — видимо, чтобы придать лицу выражение твердости. Прихрамывал.

Яша ходил в литературную студию при Киевском дворце (по-украински — палаце) пионеров и октябрят, размещавшемся в изящно стилизованной пристройке к зданию бывшего Купеческого собрания^[276]. Студией руководил молодой литературный и театральный критик Евгений Георгиевич Адельгейм (1907-1982). Его, шведа по национальности, невежды-антисемиты явно держали за еврея. Во всяком случае он сполна испытал на себе все прелести персональной травли, которой в конце 1940-х щедро удостаивались «безродные космополиты».

Кроме Гальперина, студийцами Адельгейма в Палаце в разное время были поэты Сергей Спирт (1917—1941)^[277], Павел Винтман (1918-1942), Муня (Эмиль) Люмкис (1921-1943) и Анатолий Юдин — эти четверо все погибли на войне. В 1942 году страшно — осколком мины в живот — был ранен и Семен Гудзенко (1922-1953), ранение доконало и его. Он автор прекрасного стихотворения «Нас не нужно жалеть, ведь и мы б никого не жалели...»

А потом еще троица помоложе — Эмка, Гриша и Люсик, перебравшиеся в Палац после того, как закрылся аналогичный кружок при газете «Юный пионер», который вела Ариадна Григорьевна Громова^[278] — совсем еще юная сама. Ее больного мужа, такого же еврея с фальшивыми документами, как и студиец Гальперин, выдала гестапо лифтерша, и он попал в Бабий Яр^[279].

Эмка (Эма) — это Нехемье (Наум) Моисеевич Мандель (псевдоним Коржавин; 1925-2018), поэт и внук цадика. В начале войны он с семьей был в эвакуации в г. Сим Челябинской области, в 1945 году поступил в Литинститут, в 1947-1956 годах находился под различными репрессиями. Известность ему принесла поэтическая подборка в «Тарусских страницах» (1961). В 1973 году он эмигрировал в США. В 1992 году в №7 и 8 «Нового мира» опубликовал воспоминания о довоенных киевских годах, где о Гальперине написал так:

Судьба его хоть по сюжету и не типична, но очень существенна для понимания нашего времени и нашей, в том числе и моей, судьбы.

Гриша — это Григорий Михайлович Шурмак (1925-2007), автор знаменитого народно-тюремного шлягера «Побег» («Па тууундре, па железнай дорооге...», 1942), а Люсик — это поэт и переводчик Лазарь Вениаминович Шерешевский (1926-2008)^[280]. Был еще и Павел Винтман, первым из этой поэтической «компании ребят» погибший — под Воронежем — на войне.

Люмкис, Гудзенко, Бердичевский и Коржавин, поступив в московские вузы, перебрались в Москву. На войне уцелел один только Марк Наумович Бердичевский (1923-2009) — поэт и геофизик, доктор технических наук (1966), профессор МГУ (1969), один из создателей отечественной глубинной геоэлектрики. И верный друг своих друзей, особенно Гальперина!

Именно он, Яков Гальперин, был признанной звездой адельгеймова Палаца. Его поэтический талант, его творческая витальность проявлялись во всем. У него было много книг и много друзей, была прелестная невеста, одноклассница Надя Головатенко, на которой он чуть позже женился. В общем, дышал полной грудью и, как заметил Коржавин, «жил полной жизнью».

К литературе и к себе в ней он относился достаточно серьезно, о чем говорит факт обзаведения литературным псевдонимом: «Яков Галич». Модификации подверглась только еврейская фамилия, замененная на подчеркнуто украинскую, что оказалось так на руку позднее, когда ему, жиду, кровь из носа нужно было переложиться в хохла (тогда уже и Яков стал Яків).

Гальперин начал публиковаться в 1938 году, но эти публикации не разысканы (впрочем, их никто толком и не искал). В 1939 году стал участником — и лауреатом! — Всеукраинского литературного конкурса к 125-летию со дня рождения Тараса Шевченко, за что был премирован стипендией Народного комиссариата просвещения УССР.

Большинство дошедших до нас его стихотворений датированы 1940— 1941 годами, когда Яков учился на филфаке Киевского университета им. Т.Г. Шевченко. Среди его тогдашних преподавателей были и профессора А. П. Оглоблин и К. Ф. Штеппа, с которыми ему еще придется пообщаться в годы оккупации.

В гальперинских стихах этого времени — «такое трагическое предчувствие надвигающейся войны, что даже сегодня... оторопь берет»^[281], — писал Бердичевский. Впрочем, война уже шла — в Финляндии, и киевские поэты из Палаца уже воевали в Карелии (Павел Винтман, 1918-1942).

Впрочем, самое тревожное и гнетущее стихотворение Гальперина — «Сміх» («Смех»):

... А я говорю ей — ты судьба,

с тобою жизнь пройду.

Слышу — беду... Вижу — беду...

Предвижу — беду... беду...

...Возьми бесконечную эту боль

и не причитай над ней.

Я принимаю тебя, весна

надежд, страданий, смертей.

Я принимаю тебя, весна,

и дыханьем последним клянусь —

я еще, людоньки, посмеюсь...

люто еще посмеюсь...

Стихотворение, даже если оно не написано весной, явно навеяно ею. Вышло оно на украинском в конце ноября 1941 года^[282].

В первые же недели войны вся поэтическая ватага Палаца как-то рассеялась. Большинство ушло на войну, кого-то (Манделя, например) родители увезли в эвакуацию^[283]. Это о них, об этой компании мальчишек-поэтов, Коржавин напишет:

Я питомец киевского ветра,

младший из компании ребят,

кто теперь на сотни километров

в одиночку под землей лежат.

Яков Гальперин не был военнообязанным по состоянию здоровья — хромота как следствие перенесенного в детстве полиомиелита. Но его мобилизовали, кажется, в истребительный батальон для вылавливания парашютистов-диверсантов, но главным образом для рытья окопов и противотанковых рвов. Так что остаток лета и пол-сентября 1941 года он провел на земляных работах, не имея возможности покидать Киев.

Держали Яшу так и не проясненные еще отношения с Надей. Она — по каким-то причинам (старики-родители, например) — уезжать из Киева не могла или не хотела.

Так что — удивительно это или нет, но в эвакуацию Яша не рвался. Сразу отбросим за нелепостью догадку, что его мог оставить подпольный обком для саботажа и диверсий. Скорее, ему приспичило «посетить сей мир в его минуты роковые», о чем он прямо говорил Марку Бердичевскому: «Я должен увидеть, как немцы войдут в мой Киев». А Эма Мандель при прощании подметил: «Настроение его было приподнятое, как у человека, чей звездный час приближается»^[284].

Что ж, он увидел это — чужие солдаты входят в Киев, киевляне грабят магазины, солдатня грабит киевлян, летит на воздух и звонко пылает Крещатик, а через неделю — нескончаемые шеренги евреев идут со своим скарбом в Бабий Яр, идут на расстрел.

2

Мы ничего не знаем о судьбе родителей и сестры Яши. Судя по тому, что его мама, Любовь Викторовна, с подачи И. Левитаса попала в базу данных «Имена» Мемориального центра Холокоста «Бабий Яр»^[285], вероятность того, что они все собрались и пошли по предписанному «жидам города Киева» маршруту на смерть, очень велика.

Яков же не пошел, ибо к этому времени он, возможно, уже горько пожалел о своем капризе. Просясь в очевидцы истории, он явно не учел то, что минуты роковые могут захотеть посетить и его — и не для знакомства, а для убийства.

До Яши наконец-то дошло, что на кону — страхи уже не шолом-алейхемского Менахема-Мендла, еврея из маленького местечка, нелегально попавшего в Егупец, где деньги делаются даже из воздуха, и где самое главное — не попасться на глаза приставу. На кону — сама жизнь, отныне запрещенная для евреев, и отныне уже нельзя просто так оставаться в своем дому и дворе (memento dvornik!), нельзя даже находиться в своей квартире, а надо — что-то придумывать и как-то скрываться.

Теперь, наверное, он позавидовал бы Семену Гудзенко, знай он эти его стихи:

Нас не нужно жалеть, ведь и мы б никого не жалели,

Мы пред нашим комбатом, как пред Господом Богом, чисты.

На живых порыжели от крови и глины шинели,

На могилах у мертвых расцвели голубые цветы.

Расцвели и опали, проходит за осенью осень,

Наши матери плачут, и ровесники молча грустят.

Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,

Нам досталась на долю нелегкая участь солдат.

Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,

Поднимались в атаку, и рвали над Бугом мосты.

Нас не нужно жалеть, ведь и мы б никого не жалели,

Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.

При всей их жесткости (даже жестокости) и прямоте, зависть вызывала простота (вернее, упрощение) внутренней коллизии, где еврейство не имеет значения, а Господь Бог и Россия запросто сводимы и отождествимы с комбатом (спасибо, что не с политруком или с особистом).

В этой парадигме Яше Гальперину — еврею — следовало бы, наверное, пустить себе пулю в лоб — и все, точка! Но разве не было бы это исполнением долга не столько перед своими, сколько перед немцами? Ибо как раз твоей смерти они-то и хотели — спасибо, жидяра, что самоубился, помог нам.

Так что для еврея в оккупированном и населенном антисемитами городе ситуация была неизмеримо сложней. Иллюзий уже больше нет, он уже понял, что ошибся и что с установившейся в Киеве расистской властью его жизнь несовместима. И что его смерть приветствуется, являясь одним из целеполаганий режима. И что отныне он — перманентная мишень для ведомств, отвечающих за его поимку и смерть, а заодно и для всех кудрицких и прочих энтузиастов жидомора.

В таких обстоятельствах само выживание еврея утрачивало и заурядность, и рутинность, превращаясь в героическое по сути деяние, в подвиг. Ибо каждый уцелевший, каждый выживший в этих условиях еврей — был для Рейха тяжким поражением, сокрушительным фиаско!

Несомненно, что Яков Гальперин начал действовать именно в этом смысле и в этом направлении. Его задачей отныне стало — уцелеть, для чего ему следовало любым эффективным способом закамуфлироваться и смимикрировать — сменить смертельно опасную идентичность, переложиться во что-то еще, безопасное.

Он уже не мог не то что продолжать жить в родительской квартире, но даже появляться во дворе дома, где он жил и где все, а не только дворники, знали, какой он «караим»! Да и комнаты, наверное, были уже давно опечатаны или заселены.

Стало быть, нужно устраиваться где-то и как-то еще.

И, поднапрягшись, Яша сделал это, причем защиту обрел в весьма неожиданном месте — у украинских националистов. Пусть у довольно умеренных националистов и у лично порядочных людей, но все же у тех, кто в целом, как движение с идеологией, никаких симпатий к евреям не испытывали. Плотно сотрудничая с немцами, они если и были с ними неискренни, то никак не в еврейском, а в украинском вопросе: ну как это в Берлине могут не пойти навстречу скромнейшему из украинских требований и не захотеть украинского государства, наподобие хорватского или словацкого!

К спасителям Гальперина следует отнести сразу несколько человек из оуновской среды (иных, возможно, мы просто не знаем).

Первые двое — это Святозар Драгоманов, сын одного из главных идеологов украинского национализма, и его кузина — Исидора Косач-Борисова, украинская публицистка, врач и родная сестра Леси Украинки.

Именно в их семьях Якова Гальперина буквально прятали первое время — до тех пор пока ему — и ими же, прежде всего Драгомановым! — не было учинено удостоверение личности на имя «Яків Галич», т.е. на его довоенный литературный псевдоним! Заодно уж «легализовали» и покойного Гальперина-старшего, объявив его приемным, а не биологическим отцом «щирого украинца» Якова Галича^[286]. С такой ксивой можно было уже кое-что себе позволить, но все же лучше было лишний раз не светиться.

Первые месяцы оккупации Яков провел в доме Святозара Михайловича Драгоманова (1884-1958, США) — экономиста, архитектора и публициста. Активную проукраинскую общественную деятельность он начал еще во времена УНР и Петлюры. При советской власти — ректор Киевского архитектурного института, проректор Киевского художественного института, сотрудник Киевского горисполкома. В конце 1935 года он был «вычищен» со всех постов, перебивался случайными заработками. В течение 1941— 1943 годов работал в Управе, в том числе в Музее-архиве переходного периода и в Комиссии для рассмотрения вопроса об украинской эмблематике. В сентябре 1943 года он выедет с семьей из Киева во Львов, оттуда в Прагу, а в апреле 1945 года окажется в лагере Ди-Пи в Регенсбурге. В 1951 году переберется в США, станет профессором и первым ректором Украинского технического хозяйственного института в Нью-Йорке.

В киевской Городской управе Драгоманов, начиная с 6 октября, работал одним из руководителей архитектурно-планировочного отдела при всех трех бургомистрах^[287]. 6 декабря 1941 года, узнав, что его сын, Михаил Драгоманов, умирает в лагере для советских военнопленных в Ракове близ Проскурова, он обратился к бургомистру Багазию с просьбой разрешить ему поездку за сыном — и был командирован туда на 11 дней, с 8 по 18 декабря 1941 года^[288].

Возможно, на время командировки Драгоманова Яков переезжал к Исидоре Петровне Косач-Борисовой (1888—1980, США). В 1937 году ее приговорили к 8 годам исправительно-трудовых лагерей, но в 1940 году дело пересмотрели, и она вернулась в Киев. До оккупации работала во 2-м Медицинском институте на кафедре гистологии. Во время оккупации стала членом Украинской национальной рады, созданной оуновцами-мельниковцами. В феврале 1942 года за националистическую пропагандистскую деятельность она была арестована гестапо, но через некоторое время освобождена. В 1943 году выехала в Германию, а оттуда, в 1949 году, в США.

Между тем уже в октябре Яков Галич-Гальперин начал публиковаться в городской оккупационной периодике^[289]. И снова под псевдонимом, но, коль скоро старый был «потрачен» на фамилию, то заведен был новый — «Микола Первач». В интервале между октябрем 1941 и январем 1942 года он напечатал под этим именем шесть публикаций на украинском языке — три поэтических и три публицистических, пять в Киеве и одну в Подебрадах (Протекторат Чехия и Моравия).

В Киеве он печатался в «Украинском слове» и в «Литаврах». Казалось бы, печататься в таком листке еврею, хотя бы и катакомбному, пусть и спасающему свою жизнь, не то что западлó — физиологически немыслимо! Но Яков Гальперин пошел — вынужден был пойти — на это, дав посмертным своим ненавистникам основания называть себя «отвратительным ренегатом»^[290]. Мне же тут видится шекспировская коллизия, трагизм которой недоступен разве что черно-белому главпуровскому сознанию энтузиаста-начетчика!^[291]

В номерах «Украинского слова» за 14 и 18 октября вышли заметки Якова Галича «Сквозь пот, слезы и кровь» и «Слова и дела Иосифа Сталина». В них вполне справедливые слова о коммунистической диктатуре и о культе личности Сталина, до которых, похоже, он доходил сам, а не на пропагандистских семинарах, коих не посещал. Ах, если бы еще не этот ужасный контекст, не этот невыносимый запах, которым насквозь пропахла эта гнусная газетенка!

В трех номерах «Литавр» — публикации Миколы Первача. Очерк с критикой социалистического реализма и два прекрасных стихотворения — «Вьюга идет» и «Смех». Очевидно, что Телиге Яша обязан и шестой своей публикацией этих месяцев — в подебрадском журнале «Пробоем», где еще раз вышла половинка стихотворения «Вьюга идет».

Журнал, напомню, был органом основанного Телигой Союза украинских писателей. Членом этого Союза, кстати, стал и Яків Галич — шаг, давшийся ему тем легче, что сам он был двуязычным — украинским владел как родным, писал стихи и по-русски, и по-украински, а поэзию украинскую знал и любил, как и русскую поэзию. Союз имел помещение (на улице Десятинной, 9) и проводил публичные вечера, но что-то сомнительно, чтобы Галич был их завсегдатаем.

Елена Телига, при всем своем выпирающемнационализме, была, кажется, и неплохим поэтом^[292], и порядочным человеком. Ее поэзия — это в основном незатейливая и человечная лирика. Она хоть и содержала образы типа «выстрел по врагу — музыка для националиста», но в целом была литературоцентрична и не кровожадна.

Своей творческой вершиной — любовной лирикой — поэтесса обязана бурному роману с Дмитрием Донцовым. Он же, узнав о ее смерти, не сподвигся — даже в 1953 году! — ни на что-то более человеческое, нежели эссе «Поэтесса огненных рубежей. Елена Телига» — холодный теоретический этюд об аристократизме и женском рыцарстве (оксюморон?) некоторых украинских пани^[293].

Трудно сказать, знала ли Телига о тайне Галича-Первача, но, наверное, о чем-то она догадывалась^[294]. Уже после запрета начала первых арестов среди киевских оуновцев — в письме от 15 января 1942 года к деятелю ОУН В. Лащенко, одном из ее последних текстов вообще — она поделилась: «Я[ков] засыпает меня теперь очень добрыми стихами с посвящениями и без посвящений мне, но стихами насквозь “нашими”»^[295]. Загадочные слова!

Но еще более «загадочны», чтобы не сказать прозрачны, слова ректора университета, Константина Штеппы, до своего ареста в 1938 году историка-медиевиста, а в годы оккупации — завотделом городской управы и ректора университета, а также сменщика ликвидированного Рогача в функции главреда главной оккупационной газеты Киева, переназванной в «Новое украинское слово».

Коржавин много рассуждает о Штеппе и приводит как широкоизвестное следующее его высказывание: «Известно, что он говорил о Яше: “Гальперин — умный человек. Он, хоть и сам еврей, понимает историческую необходимость уничтожения еврейского народа”. Какие основания дал Яша для этого глубокомысленного утверждения? Поддакнул ли к месту, понимая, что потерять расположение этого человека — значит потерять жизнь? Или просто, будучи деморализован всем, что открылось, не смог противостоять пропагандистскому напору? Это навсегда останется тайной. По-видимому, эти слова были сказаны после Бабьего Яра и отражают стремление Штеппы и близких ему людей приспособиться к психологии и действиям “дорогого союзника” в борьбе за независимость Украины. До Бабьего Яра тотального уничтожения еще никто не представлял»^[296].

Между тем источник этой фразы Штеппы — или хотя бы знания об этой фразе — не раскрыт, и я воспользуюсь своим правом усомниться в ней. Если же с ней примириться, то в Штеппе тогда открывается весьма специфический начетчик, чей мозг — мясорубка, пропускающая через себя любое множество «исторических необходимостей уничтожения»: и царской семьи, и буржуазных партий, и белогвардейцев, и кулаков, и подкулачников, и евреев — да кого угодно!

Яша же Гальперин — поэт и думающий человек — совершенно не таков. Да, конечно, советская школа, обрабатывая и его мозг, пыталась вмонтировать в него такую же «мясорубку», как и у профессора Штеппы. Но как только он оказался в ситуации, когда советская пропаганда перестала на него влиять, а немецкая и украинская пропаганда — в лице этой самой зловонной прессы — так и не смогли начать это делать, он остался внутренне свободен и продолжал думать самостоятельно. И именно поэтому, а не из конъюнктурных (шкурных) интересов или в порядке «стокгольмского синдрома» он отмежевался именно от сталинских преступлений. И уж точно не в порядке еврейского самобичевания — признания еврейской вины за Голодомор и другие преступления Сталина.

Ни прототипом, ни провозвестником современного движения «евреи за Бандеру» он точно не был, хоть и нашел у живых оуновцев-мельниковцев реальную поддержку. Преступления же гитлеровские, как и оуновская готовность к ним подключиться, и не нуждались ни в каком осмысливании: они были наглядны и очевидны — достаточно было взять в руки «Українське слово» или прогуляться к Бабьему Яру: local call, так сказать.

Если же Гальперин писал об этом стихи и если показывал или читал их Телиге, то именно этот настрой мог оказаться близким и ей, с явным удовольствием написавшей «своему» о «наших» стихах этого «чужака».

Между тем в Киеве на стыке 1941 и 1942 годов несколькими широкими волнами прошли сравнительно массовые аресты и расстрелы украинских националистов — не украинцев, а именно украинских националистов. Якова Галича эти групповые репрессии не коснулись. Чем занимался он сам после февраля 1942 года, мы и близко не знаем. Но знаем, что вместе с ним погиб огромный архив.

Общение с украинскими писателями подарило ему и нескольких новых друзей, избежавших гонений и искренне оценивших его поэтический дар. Одним из них был поэт Борис Каштелянчук — человек, по Коржавину, «в высшей степени благородный и талантливый». Другим — некий Евгений Герасимов, бывший, по-видимому, еще и Яшиным одноклассником. У них-то поэт прятался и кантовался всегда, когда в этом возникала необходимость.

3

Рискну предположить, что после того как Яша — с правильной ксивой в кармане — простился с Драгомановыми и Косачами, он переехал куда-то в район Михайловской улицы — к Наде Головатенко. Когда они еще были женихом и невестой, красивой всем на зависть парой, и тогда, когда они стали мужем и женой, ни он, ни она, конечно же, не рассчитывали на то, что им предстоят такие испытания — не бытом, не верностью и не НКВД, а войной, немцами и Бабьим Яром. Под таким гнетом браку несложно перестать быть счастливым, а потом и вовсе распасться. Тою степенью понимания и готовности подставить плечо, какая, например, обнаружилась у ее землячки и тезки — Нади Хазиной-Мандельштам, Надя Головатенко, по-видимому, не обладала. Но разве можно ее в этом упрекнуть?

К весне 1943 года отношения были уже настолько сдавлены и спрессованы, что напоминали залежалый, весь в черных точечках и желтых промоинах, мартовский снег.

Как-то Яша увидел жену в обществе венгерских офицеров и, вероятно, заподозрил измену. После невыносимо тяжелой для обоих ссоры он собрал вещи и книги и ушел — перебрался к Каштелянчуку и Герасимову.

Вскоре после этого, уже в апреле, Яша встретил случайно на улице знакомого еще с юношеских лет парня-соседа — Левитина. Ну поговорили — и разошлись. Левитин же — сам напополам еврей и украинец — подвизался переводчиком в гестапо. Опаснейшая комбинация: такого сказкой про караима Галича, если что, не убедишь. Выслушав рассказ об этой встрече, друзья уговорили Яшу залечь на дно и ни в коем случае не выходить на улицу! Да чего там уговаривать: Яша и сам так думал!

Между тем оба — и Надя, и Яша — страдали от разлуки, оба — инстинктивно — стремились к новому разговору, и оба очень надеялись, что к примирительному. Надя, конечно же, знала Яшин адрес, но говорить с ним в чужих стенах, видимо, не хотела. Она передала Яше записку (интересно — как?) и пригласила к себе, на Михайловскую. Яша же, получив записку, опрокинул все моратории и обеты и помчался к ней сломя голову!

И все — он уже не вернулся!..

Друзья знали, куда он пошел, отчего к Наде вскоре явился Борис Каштелянчук. Надя — в слезах и с рассказом, что Яша был у нее, что они хорошо поговорили, после чего он ушел. А когда она провожала его взглядом через окно, то увидела, как к Яше подошли трое — Левитин с двумя немцами — и увели в гестапо.

Все это и правда смахивает на западню (она что — знала Левитина и раньше?). Но вероятнее, что о приходе Яши стукнул кто-то из Надиных соседей, мотивированных Левитиным. Будь провокатором Надя, ничто не помешало бы ей сдать и всех Яшиных спасителей, а она этого не сделала.

4

...Якова схватили 16 апреля 1943 года и сдали на Короленко, 33.

Там его, возможно, допросили — и расстреляли в тот же день.

В «Перечне записей, произведенных на стенах и предметах оборудования тюрьмы СД и гестапо в городе Киеве содержавшимися в ней заключенными», в разделе, посвященном камере № 17^[297], под № 72 есть и его процарапанная запись:

Яков Галич, [родился] 16.7.1921, расстрелян 16.4.1943^[298].

P.S. Две фотографии

Чудом сохранились две поразительные фотографии евреев, идущих в Бабий Яр (см. во второй вкладке). Обе сделаны 29 сентября, сделаны немцами и, судя по всему, — на улице Мельникова: одна утром, другая днем.

Утренняя обнаружена в архиве г. Ансберга в Баварии, среди материалов суда над членами 303-го батальона полицейского полка «Юг». Густой людской поток движется по обоим тротуарам, не покушаясь ни на проезжую часть, ни на трамвайные пути, оставленные немецкому автотранспорту. Об этом фото замечательно написала Катерина Петровская:

Когда мы вглядываемся в старые фотографии, в лица из далекого прошлого, мы знаем, что этих людей больше нет, они умерли. На любом старом снимке лежит печать смерти — обретение живого изображения и смерть завязаны в один узел. Но в фотографии, что перед нами, есть одно существенное отличие: все эти люди умрут не когда-то потом, в конце жизни, а сегодня, через несколько часов. <...> Они находятся в непосредственной близости от смерти. Смерть освещает идущих, и, видимо, они сами начинают это понимать.

Вторую — приобрел в интернете Стефан Машкевич. На обороте — выразительная карандашная надпись по-немецки: «Последний земной путь евреев. Киев, в сентябре 1941».

Улица не запружена, запечатлен момент, когда людской поток где-то впереди притормозил, и все остановились. Весь поток легко уместился на одной стороне улицы: пешие — на тротуарах, а телеги на брусчатой проезжей части пришвартованы к земляному, как кажется, бордюру. Все подводы доверху нагружены скарбом, но на каждой, кроме возниц, еще по двое — по трое неходячих. Справа на фотографии нос немецкого грузовика: скорее всего, он едет порожняком, торопится к Бабьему Яру — на очередную «загрузку». И тогда осознаешь, как тесно было потом всему этому скарбу на одном-единственном этаже одного школьного здания!

На телегах среди поклажи — безразмерные матерчатые тюки и узлы. Чемоданы и баулы несли в руках, это сейчас они ненадолго на земле. Легко представить, в какой нервозности и спешке буквально всю последнюю ночь все эти емкости укладывались!

День 29 сентября был довольно теплым и солнечным, но мы видим, что люди одеты во все самое зимнее, транспортируя на себе и пальто, и шубы. Еще бы: им же предстоит дальняя и долгая эвакуация!

О том, насколько коротким будет их маршрут, они еще не вполне догадались.

УБИТЫЕ ПОСЛЕ «ГРОСС-АКЦИИ»

Евреи

2 октября в Киев с инспекцией приезжал Гиммлер — в новом, надо полагать, мундире^[299]. Еккельн лично доложил ему о результатах «Гросс-акции», а через 9 дней Гиммлер, заново перетасовав тузов в своей кадровой колоде, — рокировал рабочие места Еккельна и Прютцмана: Еккельн отправился в Ригу, а Прютцман — в Киев.

Расстрелы же в Бабьем Яру возобновились — точнее, продолжились — уже 1 октября. Самое меньшее — на два-три дня, так как грузовики зачастили уже не только с Керосинной, но и с улицы Короленко, где, по соседству друг с другом, в двух завидных зданиях на этой улице располагались СД, или гестапо (Короленко, 33) и украинская полиция (Короленко, 15). В Киеве, на Лукьяновке, находилась большая городская тюрьма, но в обоих зданиях имелись подвалы с камерами для подследственных, в обоих происходили не только допросы и пытки, но и казни. Так что под тентами грузовиков могли находиться как живые обреченные, так и уже мертвые. И не только еврейские, разумеется!

Последовательность расстрельных событий после «Гросс-акции» поддается такой реконструкции.

1 октября — третий день расстрела. Жертвы — по-прежнему исключительно евреи — гражданские и военнопленные, но числом всего лишь в тысячи, а не в десятки тысяч. Перед убийством их укладывали компактно — блобелевским методом «сардин». Военнопленные были задействованы на присыпке рядов, но самый верхний ряд вечером присыпан не был, а оставался на ночь так.

2 октября — военнопленные вновь задействованы на засыпке этого последнего ряда. Фотографии военкора Йоханнеса Хёле, на которых не видно трупов, но видны советские военнопленные, а также одежда убитых, в которой копошатся эсэсовцы и полицейские, а местные жительницы мирно беседуют с охраняющими овраг полицаями, зафиксировали скорее всего именно этот день и именно эту фазу^[300].

После 2-3 октября — и до оставления города — казни продолжились, но утратили свою ежедневность и массовость. Есть указания, например, на расстрелы 3-4, 8, 11, 26 и 27^[301] октября.

Вот индивидуальное свидетельство о Бабьем Яре из отчета Эйсмонта. Автор — советский военнопленный А. Н. По[пов?], сумевший потом убежать из своего лагеря (вероятно, дулага 201). Он описывает ситуацию в овраге, сложившуюся, скорее всего, по состоянию на 1 октября — назавтра после завершения «Гросс-акции»:

Утром немцы разбили пленных на группы и объявили, что поведут на работу. В нашей группе было около 200 человек. Выходя из города, мы увидели огромные кучи верхней одежды. Тут же лежала груда паспортов. Нас подвели к глубокому оврагу, который назывался Бабий Яр. На краю оврага лежали такие же громадные кучи одежды, груды паспортов, удостоверений. Это была одежда расстрелянных. Много одежды женской, детской... В овраге, куда нас загнали, лежало несколько тысяч полуголых трупов мужчин, женщин, детей. Они были чуть-чуть засыпаны песком. Из песка торчали оторванные руки, ноги, клочья тела. Нам приказали закапывать эту огромную и страшную могилу^[302].

Торчащие из земли человеческие конечности — явно результат подрыва саперами склона оврага, что, по-видимому, не привело к полной засыпке трупов землей, как того хотели добиться. Военнопленных подогнали, чтобы лопатами навести здесь «порядок» после подрывников.

Вместе с тем тысячи свежих трупов, кучи одежды и груды паспортов свидетельствуют именно о новых расстрелах (одежда жертв расстрелов 29-30 сентября не оставлялась на земле, а сразу же энергично вывозилась на склад).

Где-то на стыке октября — ноября большие партии еврейских контингентов, вероятно, исчерпались, и расстрелы в самом Бабьем Яру прекратились. Средние партии обреченных погибнуть киевлян — в несколько десятков или первые сотни человек (и это уже не только евреи!) — практичнее было расстреливать в противотанковых рвах, траншеях и окопах.

Основным местом массовых расстрелов стал огромный — 300-400 м длиной и около 3 м шириной^[303] — ров на Сырце, прорытый от Лукьяновского кладбища вдоль левой стороны Дорогожицкой (бывшей Лагерной) улицы и пересекавший ее в том месте, где она поворачивала в сторону Дегтяревской улицы и Брест-Литовского проспекта^[304].

Ярима Чернякова стала случайным очевидцем того, как 3 или 4 октября 1941 года ко рву подъехало 6 или 7 открытых грузовиков, груженных людьми, — всего человек около 500, в основном евреев-мужчин:

Когда первая автомашина подошла к площадке, то гитлеровцы стали сгонять на землю по 4-5 человек, раздевать их до нижнего белья и, нанося несколько ударов палками, подгоняли к окраине рва, где этих граждан расстреливали стоявшие в шеренге автоматчики. В таком же порядке гитлеровцы уничтожали мирных граждан, подвозимых на следующих автомашинах^[305].

Вот свидетельство другого военнопленного из той же сводки НКВД (его имя не приводится):

В сопровождении сильного караула нас погнали закапывать расстрелянных. На окраине Киева у противотанкового рва стояла колонна полуголых мужчин и женщин, не менее 700 человек. Многие были избиты до крови. Офицер объявил: «Сейчас во рву начнем расстреливать евреев. Кто из вас будет бояться — расстреляем и его». Немцы отобрали 50 человек, повели их в ров и заставили лечь лицом вниз. Потом в ров спустились немецкие автоматчики и расстреляли всех лежащих. Прострелив несколько раз головы, туловища и ноги, автоматчики вышли изо рва и стали пить приготовленное для них вино. Нас заставили слегка присыпать убитых землей. Затем отсчитали другую партию, тоже 50 человек, и положили их на трупы тоже лицом вниз. Снова автоматчики вошли в ров и расстреляли лежащих. Из одной партии, расстрелянной и засыпанной землей, встал один мальчик лет 12, весь окровавленный. Он протирал глаза от грязи, смешавшейся с кровью, и кричал: «Но я не еврей». Немец подбежал и из автомата выстрелил в упор прямо мальчику в глаза. Расстрел продолжался весь день. 15 или 16 раз немцы отсчитывали, загоняли и укладывали в ров группы по 50 человек. Землей засыпали не только теплые трупы, но и тех, кто еще шевелился^[306].

Наконец, еще одна фиксированная еврейская дата — 14 октября: в этот день расстреляли 308 душевнобольных-евреев, правда, не в Бабьем Яру, но поблизости — на территории Павловской психбольницы^[307]. Одним из них был и Пинхос Красный.

К ноябрю резервуар потенциальных еврейских жертв почти исчерпался. С утратой массовости модифицировался и основной способ убийства обреченных. Для казни полусотни-сотни жертв рациональнее машины-душегубки (газвагены).

В августе — сентябре 1943 года, в разгар «Операции 1005», газвагены снова зачастили в Яр: трупы не закапывали, а сразу сжигали.

Душевнобольные

Как писали профессор Е.А. Копыстинский и группа других врачей в акте ЧГК от 30 ноября 1943 года: «Произошло небывалое в истории насилие над несчастными душевнобольными, перед которым бледнеет весь ужас средневековья»^[308]. Профессор имел в виду тотальную ликвидацию душевнобольных пациентов Кирилловской психиатрической больницы им. И. А. Павлова, в сущности их геноцид.

Для немецкой карательной машины избавление от человеческого балласта было рутинным делом^[309]. На момент оккупации Киева в ней находилось на излечении около 1500 психически больных людей, а также медперсонал во главе с директором — Павлом Петровичем Чернаем. Больница во время оккупации была подчинена здравотделу городской управы и контролировалась гарнизонным немецким врачом Рыковским^[310].

Первыми, как уже было сказано, были ликвидированы 308 душевнобольных-евреев, предварительно установленных по немецкому запросу — якобы для их отправки в Винницу. Всех их перевели из их отделений и разместили в отделении № 8, расположенном близ больничной ореховой рощи, где они находились три дня безо всякого питания или обслуживания. 13 октября в больницу пригнали военнопленных, которые выкопали поблизости большую яму. 14 октября 1941 года^[311] в больницу прибыл отряд айнзатцкоманды 5 под руководством Мейера. Выводя больных группами по 10-16 человек, убийцы расстреляли под проливным дождем всех физически здоровых, предварительно их раздев. Слабосильных же и лежачих, а именно таким был и Пинхос Красный, сбрасывали в яму живыми.

Позднее были арестованы и убиты и все евреи-врачи^[312].

7 января 1942 года была ликвидирована следующая партия хронических душевнобольных — не-евреев: 508 человек, отправляемых на сей раз якобы в Житомир. Их убивали в газвагенах-душегубках, партиями по 50-60 человек. Потрясающая деталь от Натальи Александровны Левшиной, секретаря больницы: трупы из этой партии не побросали в траншее как придется, а разложили аккуратно, рядами; снег падал и тут же таял, и изо рва поднимался пар^[313].

Еще две ликвидации были осуществлены позднее — 27 марта и 17 октября 1942 года.

Из пациентов клиники уцелело лишь около 400 человек — это те, кого их лечащие врачи, разобравшись в том, что происходит и что еще будет происходить, срочно выписали из больницы в первые дни октября 1941 года.

Заложники

В октябре — ноябре 1941 года в Киеве систематически — несколько раз — расстреливали заложников: официально — в порядке возмездия за поджоги и саботаж. Информации о расстрелах за подписью коменданта Эберхарда появлялись в ближайших номерах газеты «Українське слово».

Так, 21 октября 1941 года 304-й полицейский батальон расстрелял 80 украинцев, «кроме того, 9 женщин и 3 детей»; последние, как отметил А. Круглов, явно были евреями. Эта же партия, по его мнению, упомянута и в октябрьском отчете отдела 1с 454-й охранной дивизии от 2 ноября 1941 года: «Повреждение кабеля в Киеве привело к расстрелу 92 евреев и политически подозрительных»^[314].

2 ноября 1941 года Эберхард объявил о расстреле в этот день 300 киевлян — за взрыв накануне здания бывшего Киевского горкома КП(б)У, ранее здания Киевской городской думы. Эта цифра, по-видимому, учтена в отчете СД о событиях в СССР № 143 от 8 декабря 1941 года, где указан расстрел айнзатцкомандой 5 в течение недели между 2 и 8 ноября 1941 года 414 заложников^[315].

А 29 ноября 1941 года Эберхард объявил о расстреле еще 400 мужчин — и снова за порчу средств связи. Эту партию расстреливали уже не в Бабьем

Яру и не на Лукьяновском кладбище, а, скорее всего, в учебном окопе Сырецких лагерей, вырытом еще до войны^[316].

Общее число убитых заложников составляет около 900 человек^[317].

Военнопленные, в том числе моряки

Героическая группа расстрелянных якобы в Бабьем Яру зимой 1941/1942 года моряков не имеет никакого отношения к другой группе военнопленных моряков — бойцов Пинской флотилии. Этих моряков в некоторых свидетельствах называют почему-то одесситами и черномор-флотцами. Их расстреляли, собственно, не в Бабьем Яру, а в Сырецком противотанковом рву в январе 1942 года. Эта группа (возможно, две разные группы) состояла из нескольких десятков человек и оказала своим конвоирам и расстрельщикам самое отчаянное моральное и физическое сопротивление.

Вот несколько свидетельств о них — в порядке хронологии^[318].

Н. Горбачева (28 ноября 1943 года): «Зимой 1942 г., не помню точно, в каком месяце к Бабьему Яру немецкие солдаты привезли 65 пленных краснофлотцев. Руки и ноги у них были скованы цепями так, что они с трудом могли передвигаться. Пленных гнали совершенно раздетыми и босыми по снегу в большой мороз. Местные жители бросали в колонну пленных рубахи и сапоги. Но пленные отказались их брать, а помню, один из них сказал: “Погибнем за Родину, за Советский Союз, за Сталина”. После этого заявления пленные краснофлотцы начали Интернационал, за что немецкие солдаты стали избивать их палками. О том, что это были моряки, можно было узнать по морским фуражкам. Приведенные в Бабий Яр краснофлотцы были расстреляны немцами».

М. Луценко (27 декабря 1945 года): «Помню также случай расстрела гестаповцами 40 человек моряков в противотанковом рву за русским кладбищем. Зимой 1942 г. при сильном морозе они шли в тельняшках и трусах, босые, под усиленной охраной. Все они были расстреляны».

Л. Заворотная (11 февраля 1967 года): «Недалеко от оврагов Бабьего Яра был вырыт противотанковый ров длиной примерно 300-400 м и шириной до 3-х метров. В конце 1941 г. или в начале 1942 г., зимой, помню, что было холодно, и лежал снег, я видела в этом рву трупы сотен расстрелянных людей, среди которых выделялись трупы 70-80 расстрелянных моряков. Руки у них были связаны колючей проволокой. На головах у многих из них видны были следы побоев, раны. Жители нашего района рассказывали, что моряки перед расстрелом дрались с немцами, оказывали им сильное сопротивление».

Н. Ткаченко (13 февраля 1967 года): «Мне, например, дважды приходилось наблюдать, как расстреливали матросов, которых одну группу подвезли к “Бабьему Яру”, и там их расстреливали, а вторую группу расстреливали в противотанковом рву. Матросы сопротивлялись, но немцы их избивали и всячески над ними издевались».

А. Евгеньев (14 февраля 1967 года): «В январе 1942 г. видел, как гитлеровцы в направлении противотанкового рва вели 18 человек моряков, которые были раздеты (шли они в одних тельняшках, босиком). Руки у них были связаны колючей проволокой».

Больших противоречий между ранними и поздними свидетельствами нет, кроме разве что слов Ткаченко о расстреле одной группы не в Сырце, а в Бабьем Яру^[319].

Цыгане

Отдельно стоит сказать о расстрелах цыган в Бабьем Яру или, шире, в Киеве. Имеются устные свидетельства самих цыган о том, что несколько таборов было расстреляно на углу современных улиц Телига и Ольжича еще осенью 1941 года, а еще 30 женщин с детьми — в 1942 году^[320]. Никаких документальных подтверждений этому в госархивах не выявлено, но об облавах на цыган сообщали Анатолий Кузнецов и Владимир Бамбула^[321].

В самом Киеве, по данным И. Левитаса^[322], уже в первые дни оккупации, еще до расстрела евреев, т.е. в 20-х числах сентября 1941 года, за Кирилловской церковью были расстреляны три табора куреневских цыган. Это решительно расходится с воспоминаниями Л. Заворотной (во время войны жила возле Бабьего Яра), которая в 1997 году рассказывала, что цыган расстреляли в Бабьем Яру, и она сама видела, как мимо ее дома ехали цыганские кибитки, но было это уже значительно позже расстрела евреев^[323]. Другой свидетель, профессор Киевского лесохозяйственного института И. Житов, также показал, что цыган расстреляли «примерно месяца через два-три» после расстрела евреев, т.е. в конце 1941 — начале 1942 года.

По переписи населения, проведенной городской управой, в Киеве на 1 апреля 1942 года еще проживало 40 цыган. Возможно, и они разделили судьбу своих соплеменников, погибших зимой 1941/1942 года^[324].

«ОПЕРАЦИЯ 1005»: СКИРДОВАНИЕ ТРУПОВ

От упоения безнаказанностью к «Операции 1005»

Уже буквально через несколько дней после 22 июня 1941 года — в Паланге, Каунасе, Вильнюсе, Львове — от евреев-красноармейцев, жертв «Приказа о комиссарах», перейдут к первым собственно еврейским «экзекуциям» на гражданке и безо всякого приказа: трупы, пока их было немного, закапывали прямо на месте казни, иногда даже в городских садах. Уже в июле 1941 года вышли боевые приказы Гейдриха, легитимизировавшие будущие «акции» (т.е. массовые расстрелы) — с образованием гетто или без оного. Сами расстрелы, как и захоронения жертв, производились во рвах и оврагах близ самих этих мест (Понары, 9-й форт, Румбула, Бабий Яр, Змиёвская балка и т.д.). Гиммлеру, торившему свой путь к катастрофе по целине, летом 1941 года и в голову не могла прийти мысль о необходимости думать еще и о ликвидации самих трупов — вместо их депонирования в земле.

Преступный, но оттого тем более и уверенный в себе, озверевший от крови и трупного яда, наглеющий от все новых и новых побед, Третий рейх поначалу был не слишком озабочен заметанием следов своих преступлений: «А кто узнает?» «Война все спишет!» «Победителей не судят!» «Ну кто сейчас говорит об уничтожении армян?» — вот универсальные мантры триумфатора-подонка.

Даже грубые просчеты коллег из НКВД в Лемберге (Львове) и других местах, не успевших при отступлении не только уничтожить трупы своих жертв, но даже захоронить их, не толкали рейхсфюрера к этой мысли. Подтолкнуло же — контрнаступление Красной армии зимой 1941/1942 года под Москвой и особенно на юге, означавшее не только отдачу нескольких городов и провал блицкрига, но и конец мифа о непобедимости и о безгрешности немецкого оружия, а стало быть, и о его неподсудности никому и никогда.

Сообщения об эксгумациях в Керчи (Багеровский ров, 7000 трупов)^[325] и в Ростове-на-Дону (2000 трупов)^[326], да еще, как во втором случае, с называнием имен непосредственных палачей стали для РСХА истинным шоком. Реакцией на него стало своеобразное «Никогда больше!» в интерпретации Гиммлера — всё сделать для того, чтобы подобный провал больше не повторился.

Собственно, «Операция 1005» и есть то самое «всё»!

...Помните штандартенфюрера СС Пауля Блобеля — экс-архитектора и запойного алкоголика? 13 января 1942 года его сняли с должности командира айнзатцгруппы 4а^[327]. В марте 1943 года, показывая Бабий Яр Альберту Харлю, эксперту гестапо по церковным делам, с какой-то извращенной гордостью он произнес: «Здесь лежат мои евреи»^[328].

Блобель в это время был уже при новой должности и, главное, миссии.

В марте 1942 года его вызвал к себе начальник РСХА Р. Гейдрих и приказал заняться деятельностью поистине инфернальной — эксгумацией и кремацией трупов давно уже расстрелянных евреев. По-немецки это называлось Enterdung (русского аналога этому слову нет, но если буквально — что-то вроде «разземления» или «изземления» — «извлечения из земли»).

Вся акция получила кодовое название «Операция 1005»^[329]. Технологически задача распадалась на стадии — восстановить на востоке места расстрела сотен тысяч евреев^[330], эксгумировать трупы (точнее, останки), сжечь их, раздробить и размельчить не прогоревшие кости и, по возможности, избавиться и от пепла^[331].

Иными словами, требовалось срочно и повсеместно «исправить» грубую логистическую ошибку, допущенную в 1941 и в начале 1942 года, и уничтожить материальные следы всех массовых экзекуций, где бы и как они ни происходили, хотя бы постфактум^[332]. Вместе с тем и классика криминалистики: преступника неудержимо тянет к месту преступления!

Из-за затруднительности работы над заданием в зимнее и весеннее время и из-за покушения на Гейдриха и его смерти 4 июня 1942 года Блобель приступил к исполнению приказа только летом 1942 года. Весь остаток года он «трудился» на бывших польских землях, начав с могильников в лагерях смерти — Собиборе, Хелмно, Белжеце, Треблинке и Аушвице.

Узники соответствующих бригад, непосредственно занимавшиеся эксгумацией, назывались чаще всего «грубенкомандо», или «лайхенкоммандо» (от немецких Gruben и Leichen — «рвы», или «траншеи», и «трупы»). У последнего обозначения, несомненно, был прозрачный, но двойной смысл: трупы были объектом этой работы, но трупами, т.е. обреченными на смерть, были и ее субъекты. Существовала инструкция, предписывавшая как трупы и останки, так и самих рабочих называть «фигурами»^[333]. Эсэсовцы сразу расширили область применения этого термина за счет этих живых полупокой-ников — рабочих-эксгуматоров^[334].

Повсюду, покончив с трупами, кончали и с теми, кто их выкапывал и сжигал. Типологическим исключением был разве что Аушвиц, где «Операция 1005» была встроена в функционал еврейской зондеркоманды в зоне крематориев. Но вполне возможно, что массовая «ротация» этой команды в начале декабря 1942 года — не только реакция на попытку группового побега, но и дань этому негласному правилу.

Разумеется, Блобель искал технологический идеал для своей миссии. Но если мобильные газовые камеры были возможны и даже существовали, то крематории на колесах — нет. В Хелмно были опробованы фосфорные зажигательные бомбы, но огонь перекинулся аж на близлежащий лес. В итоге самым эффективным был признан способ гигантских костров-штабелей^[335]: тела и дрова, слоями и в определенном порядке уложенные на железных решетках, покоящихся на рельсах. В ноябре 1942 года в Берлине, в РСХА, Блобель обобщил свой опыт и прочел лекцию для группы коллег и товарищей — тонких специалистов по окончательному решению еврейского вопроса.

В первой половине 1943 года «Операция 1005» переместилась в Вартегау и на оккупированные территории СССР: Львов, «9-й форт» в Каунасе, Малый Тростенец. На стыке июля — августа 1943 года Блобель со своим адъютантом (де-факто заместителем) Хардером прибыли в Киев. При поддержке бригадефюрера СС д-ра Макса Томаса, уполномоченного РСХА на Юге, сформировали в Киеве «зондеркоманду 1005» под началом штурмбаннфюрера СС Ганса Зонса. Зондеркоманду сразу же разбили на две части: подкоманду «1005а» под началом оберштурмфюрера СС Юлиуса Бауманна — для Киева и подкоманду «1005б» под началом хауптштурмфюрера СС Фрица Цитлофа — для остальных расстрельных площадок на Украине.

Для общего руководства всей акцией на южном участке фронта Томас предложил штурмбаннфюрера СС Зонса, отозвав его из Запорожья. Блобель ввел его в курс дела, особо подчеркнув секретность операции в целом и необходимость избавляться от членов рабочих команд после завершения работ. Личный состав самой «зондеркоманды 1005» формировался в контакте с генералом фон Бомардом, командиром местной полиции правопорядка, выделившим для этой команды около 60 человек.

Интересное ноу-хау исполнителей «Операции 1005» — так называемый «метеоключ», т.е. попытка приспособить погодные параметры для докладов в РСХА об эксгумации, маскируя их под своего рода дневник фенолога. Количество сожженных трупов или останков, например, — это высота облачности и т.д. Довольно неуклюже, но оригинально^[336].

Изземление и его логистика

Непосредственно в Бабьем Яру работами командовал унтершарфюрер СС Генрих Тофайде^[337]. Личный состав «зондеркоманды 1005а» — а это около 60-70 человек — был укомплектован исключительно высокоидейными чинами из состава СС (8-10 человек) и полевой жандармерии. Разместили их в приспособленном под казарму двухэтажном каменном здании бывшей администрации Еврейского кладбища наверху оврага, там же был и офис «зондеркоманды 1005».

Два контура охраны района работ — внутри оврага и по его краям, КПП на въезде в овраг, сторожевая будка с пулеметным гнездом напротив выходов из землянок (немцы называли их бункерами), по периметру ходили часовые с собаками. Количественная пропорция: один эсэсовец на пять-шесть «фигур», т.е. узников.

Сам по себе фронт работ в Бабьем Яру предполагал несколько фаз. Первая — как бы предварительная, инфраструктурная — началась в начале августа и продолжалась до 17 августа: строительство самого лагеря и установка по всему периметру оврага трехметровых маскировочных щитов. Окружающую территорию объявили запретной зоной и засадили деревьями, чтобы скрыть от любознательности советской авиации. Всей этой подготовкой занимались первая бригада — 100 мужчин и 13 женщин из Сырецкого лагеря — приведенная в овраг еще в начале августа: частично она была возвращена потом в Сырец.

Вторая — тоже подготовительная — фаза включала в себя поиск и обнаружение братских могил, а затем выкапывание трупов. В это время вовсю использовался одолженный у «Организации Тодт» экскаватор фирмы «По-лиг», вскрывавший в поисках могильников своего рода грунтовый саркофаг — верхний слой земли, достигавший в некоторых местах 4-5 метров (саперы из 6-й армии взрывчатки в свое время не пожалели).

Эта фаза началась 16-18 августа, а 25-27 августа уже приступили к третьей фазе — к собственно кремации. Ее элементами и были штабеля-костры, сложенные по самой передовой методике от Блобеля и Тофайде. На плане такой штабель — прямоугольник 5 на 10 м, иногда — квадрат со стороной около 10 м^[338]. Фундаментом служила мозаика из мощных гранитных плит с разоренных еврейских могил, приволоченных с близрасположенного Лукьяновского еврейского кладбища. На плиты ставились рельсы, а на них литые чугунные решетки^[339] — они же некогда ажурные оградки с могил все того же еврейского кладбища!

Надгробия и решетки оттаскивали в Бабий Яр — в тот его отрог, что упирался в склон под кладбищем, но самые тяжелые камни грузили на машину и через центральный кладбищенский вход (со стороны Репьяховского яра) везли через овражный КПП к будущим кострам^[340]. Рациональные немцы первыми «разрабатывали» те могилы, подобраться к которым было проще. Поэтому, если не считать мест, где по краям кладбища были установлены гнезда немецких зениток, больше всего пострадали могилы вдоль центральной аллеи, проезжей для грузовиков, — там их попросту не осталось.

Мало было Гитлеру еврейской крови и плоти — так занадобились еще и еврейские трупы для ликвидации в огне и еврейские мацевы и могильные оградки — для строительства и эксплуатации штабелей-костров!

Это важная символическая деталь — манифестация наивысшей ступени оккупантского беспредела и неподсудности, а также очевидного возвращения понятия «вандализм» к своим историческим — германским — истокам.

...Но вернемся к кремации и ее технологии. На решетки из оград — слоями — укладывались трупы (или останки) и политые нефтью и керосином сосновые дрова (плахи) и хворост. Нижний слой — тот, где рельсы, — пустой: он отвечал за хорошую тягу. В каждом слое трупов — головами наружу — было примерно по 250, а самих слоев, постепенно, на конус сужающихся, могло быть от 10 до 20.

Общее количество трупов в одном штабеле колебалось в таком случае от 2,5 до 4 тысяч, а высота самих штабелей-костров составляла 2-2,5 метра, но могла доходить и до 3-3,5 метров. Для того чтобы взгромоздить трупы и дрова так высоко, возводились временные леса-сходни. Трупы, как выразился В. Кукля, «скирдовались» («Как скирдуют хлеб, точно так же мы и людей скирдовали»).

Всего же таких прогоревших штабелей, согласно Л. Островскому, было 25-30, а согласно Кукле, 70-80, т.е. зажигался как минимум один печной штабель в день. Факельщики поджигали нижний слой с разных сторон: первыми загорались волосы, и только потом занималась плоть. Штабель горел сутки или полторы, на его месте оставалась куча золы и пепла. Ее просеивали через сито и решето — искали золото и драгоценности^[341]. Кстати, и перед закладкой в штабель трупам в челюсти заглядывали «дантисты»: нет ли золотых фикс?^[342]

Но оставался не только пепел, но и не прогоревшие кости. Могли уцелеть, не поддавшись огню, головы, кисти рук или другие фрагменты, находившиеся с самого края штабелей^[343]. Их нельзя было оставлять — улика! Их полагалось дробить и перемалывать — и, как правило, вручную, обыкновенными ступками-трамбовками — и все на тех же гранитных плитах с кладбища. Пепел и костную муку рассеивали прямо в яру.

...Когда первый штабель-костер был разожжен и из него повалил густой черный дым, сразу же приехала городская пожарная команда. Но ее попросили больше не беспокоиться и не беспокоить. Ночью облака отсвечивали заревами этих гигантских костров-печей.

Из оврага понесся невыносимо омерзительный, сладковатый трупный запах. Охранники из СД и сами не могли подолгу его выдерживать: они все время курили и пили шнапс. Если в обонятельном букете возникал римейк жареной отбивной, это значило, что огонь лизал не полуразложившиеся останки двухлетней давности, а «свежезабитую» плоть тех, кого немцы — живыми или мертвыми — привозили сюда, в Бабий Яр, из киевских тюрем. Трупы уже не бросали в ямы и рвы, а сразу же сжигали.

Впрочем, их по тюрьмам и не расстреливали тоже. В распоряжении киевской полиции и городской СД были газвагены, или душегубки. Полицейский водитель подвозил такой воронок с живыми еще смертниками до КПП в овраге и передавал руль и ключи зажигания офицеру из «1005а». Тот подгонял машину в глубь оврага, поближе к подготовляемому штабелю. Там останавливался, переключал выхлопную трубу газвагена на кузов, но двигатель не глушил; наоборот, ставил его на полную мощность. Минут 5-10 из кузова доносились душераздирающие звуки — убиваемые кричали, тарабанили по железу, а потом все стихало, и за 10-15 минут умирали практически все.

Тех живучих, кого не прикончил газ, поджидал огонь. Узники открывали кузов, вытаскивали трупы со всеми их выделениями и несли к штабелю. После чего тот же офицер отгонял душегубку на тот же КПП, где сидел и, заткнув нос, курил ее первый водитель.

Вторая, с литерой «б», подкоманда «Операции 1005» под началом Цитлофа была поменьше первой — около 40-50 человек. Она развернула свою деятельность в Днепропетровске и, вероятно, в Никополе. Но 5 сентября 1943 года ее возвратили в Киев и влили в ряды тех, кто занимался «изземлением» евреев в Бабьем Яру. Две команды при этом не перемешивались, а распределялись по днищу оврага, растянувшись примерно на 2,5 км.

Кандалы на босу ногу

Сама рабочая бригада «1005» в Бабьем Яру, хоть по своему функционалу и была классической Leichenkommando, называлась иначе: «Baustelle» (стройплощадка), или «Bau-Batallion» (строительный батальон). Жилой лагерь ее узников состоял из двух срубленных из бревен землянок, врытых поперек склона, и хозблока с кухней. Длина землянки — метров 15, высота — метра 4, нары в два ряда. Вход и выход — сквозь зарешеченную прутьями дверь с закрываемым снаружи большим примитивным замком, перед дверью — несколько крутых ступенек.

Начинали с сотни «фигур», затем, почти сразу, полторы или две сотни, но скоро вышли на численность в интервале от 320 до 350 человек. Торопились, считали дни!

Ядро команды составляли узники Сырецкого лагеря — функционального побратима концлагерей в Рейхе. Всех, кто стечением обстоятельств попал сюда 17-18 августа или позже, размещали в уже готовых землянках. Одна большая группа, в 80 человек, по сообщению Н. Панасика, прибыла в Сырец из Белой Церкви и, возможно, Полтавы: доставили с комфортом — на газвагене (sic!) как на транспортном средстве! Назавтра всю группу отвели из Сырца пешком в Бабий Яр, в лагерь «1005»^[344].

О кормежке и гигиене. Утром и вечером — по неполному литру несладкого кофе, на обед — такой же литр баланды из нечищеной картошки, на ужин — просяной суп с «лушпайками» (отрубями), без сала, 250 грамм хлеба. Воды — никакой — ни питьевой, ни технической, так что узники не мыли даже руки — никогда, ни разу!

Но хуже всего приходилось их ногам. Первое, что происходило по прибытии в овраг, — узников заставляли разуться и расстаться со своими полными вшей ботинками (их сжигали). А взамен — кандалы на босу ногу!

И это не метафора! Каждого подводили к слесарю и стоявшему рядом с ним ведру с цепями. И каждому полагалась змейка в 60-70 см длины, состоящая из 22 звеньев-колец, скрепленных с примитивными железными хомутами на ногах, на какие обычно крепятся колодезные ведра^[345]. Такая ножная «бижутерия» позволяла передвигаться в полшага икак-то работать, а вот сбежать, не расковавшись, уже не получится! Трижды в день охранники проверяли эти кандалы. Ноги же не мерзнут: август, тепло!

Руки были хотя и грязны, но все же свободны. Рукавицами их, разумеется, не обременяли. Зачем инвестировать в здоровье тех, кому и жить-то всего с пару недель!

Вот несколько ярких свидетельств с рабочих мест:

...Первая партия была раздета, остальные трупы были одеты. Детей там было очень много, больше четвертой части. Лежит, например, убитая мать и держит на руках ребенка, прижимает его к себе. И видно, что ребенок просто задохнулся под землею. Отдельно маленьких детей не было расстрелянных. Были убитые дети лет 10-12. Молодежи среди общего количества было примерно четверть. Вообще разобраться хорошо нельзя было, потому что трупы разложились. Трупы брали просто руками, помогали баграми и топорами (В. Кукля).

...Там нельзя было стоять на ногах, голова кружится от запаха, но их приходилось брать руками. Были кручья по полметра^[346], ими били по голове, и кручок вонзался в голову, и вытаскивали труп и тащили на кучу. В помощь нам был прислан экскаватор, который брал кубометр земли, а потом расчищали вручную. Идешь по людям, встаешь на голову, волосы слезают, ноги проваливаются в грудь. Для того, чтобы быстро не умереть, каждый старался надеть на ноги что-нибудь. Я снял с трупа сапоги и туда всадил свои ноги и пошел. Таким образом мы откапывали трупы и складывали в штабеля на особых площадках (Н. Панасик).

...Однажды, когда мы вытаскивали трупы, произошло какое-то замешательство, подойти посмотреть было нельзя. Оказалось, что один из наших узников узнал свою жену и своих детей, которые были уже убиты в 1941 году. Он был еще не совсем уверен, пока детей не отделили от матери, а когда ее повернули лицом, он узнал шрам на ее шее, который у нее был после операции, перенесенной до войны. Когда вечером мы вернулись в землянку, он очень плакал и рассказывал, что жена и две девочки, 10 и 12 лет, не успели эвакуироваться и остались в Киеве. А сам он с первого дня пошел на фронт, попал в плен и очутился здесь. О судьбе своей семьи он ничего не знал. И вот произошла эта страшная встреча (Я. Капер).

СД обращалось со своими «фигурами» крайне жестоко, требуя от них только одно: работу! Перекуры не приветствовались, но и заболеть было никак нельзя: иначе — в «госпиталь», т. е. в горящий штабель: а коли помирать, то, перефразируя, — чем сегодня, так лучше завтра. Впрочем, и здорового убить ничего не стоило: из Сырецкого лагеря тотчас пригонят замену.

Такая занятость была, наверное, самой омерзительной работой на свете. Конкуренцию ей мог составить только функционал членов еврейских зондеркоманд в Аушвице и других лагерях смерти, вынужденных обслуживать весь тамошний конвейер массового отрешения от жизни, включая газовые камеры и крематории. Да и тамошнюю «Операцию 1005», впрочем, тоже!

Наперегонки со смертью

Желание бежать прочь от столь атрактивного и комфортного рабочего места и от столь серьезного работодателя можно понять. Первый, кому это удалось, — причем в одиночку! — был советский военнопленный Федор Степанович Завертанный (1913-1988). Произошло это, по всей видимости, 26 августа.

Шофер по своей мирной профессии, он был приставлен к компрессору, по шлангам подававшему к штабелям солярку для сжигания тел. Был жаркий день, охранники с автоматами были в шортах или трусах. При приближении начальства на «Мерседесе» они стали судорожно одеваться.

Чем и воспользовался Завертанный, попросившись до ветра. Быстренько расковал себя железнодорожным костылем — и был таков... Два-три дня он скрывался в одном из склепов Лукьяновского кладбища, а потом ушел из Киева^[347].

В газетах же было напечатано объявление:

К сведению населения!

26 августа 1943 года из киевской тюрьмы сбежал Завертанный (Завертай) Федор, рождения 1912 года, из села Бузовка на Белоцерковщине. По профессии — шофер. Внешность беглеца: рост 1,65 метра, худощавый, волосы черные, круглолицый, глаза темные. Одет в гимнастерку и ватные заношенные штаны, на голове фуражка, босой. Беглец был осужден за целый ряд тяжелых преступлений. Это грабитель и убийца, который причинил населению много горя.

10.000 рублей получит каждый, кто сообщит полиции о том, где он сейчас прячется. Денежное вознаграждение получит также и тот, кто сообщит, где видел этого преступника после побега. Фамилия того, кто сообщит о преступнике, будет сохранена в строжайшей тайне... Полиция безопасности^[348].

За этот побег были расстреляны 12 узников и один или два недосмотревших за беглецом полицая-охранника^[349].

Согласно Л. Островскому, в это же примерно время — в конце августа — готовился и групповой побег, но нашлись предатели, и побег не состоялся. Вторая попытка была конспиративнее и потому успешней.

Собственно, трупы в овраге практически «закончились» 28 сентября (sic!) 1943 года, т.е. прямо накануне двухлетия «Гросс-акции» 29-30 сентября 1941 года. Последним был вскрыт могильник останков пациентов Павловской психиатрической больницы.

В этот же день начали демонтировать маскировочные щиты и заложили последний штабель — всего на несколько сот трупов. Укладывая рельсы на плиты, узники отчетливо понимали, что этот штабель предназначался для них!

Более того: в этот же вечер приступили и к ликвидации. Добрая половина узников — около 150 человек^[350], целая землянка, — были расстреляны возле этого последнего штабеля — порциями по 10-20 человек. А назавтра к прощальному костру должны были присоединиться и остальные...

Но расслабляться и праздновать столь радостное событие, как завершение миссии «1005» в Бабьем Яру, палачи начали уже в эту ночь. Находя это макаберным и забавным, они даже принесли своим завтрашним жертвам две кастрюли вкуснейшей вареной картошки: каково?!

Но всем этим они только помогли успеху побега обитателей второй — еще не ликвидированной — землянки. Впрочем, помогли и роскошный туман, опустившийся ночью в овраг, и заморосивший под утро дождь...

Но самое главное — было чему помогать! Во второй землянке была небольшая группа (Ершов, Стеюк, Давыдов, Кукля, Капер, Трубаков), которая уже давно готовилась к побегу, воспринимая его не как шанс, а как императив. Самый план держался в тайне до самого конца, иначе наверняка кто-нибудь да заложил бы, как уже было.

В план же входило вот что.

Первое — открыть наружный замок, для чего у трупов 1941 года были одолжены ключи от ненужных им больше квартир. Один из ключей (его нашел Будник) подошел к замку, в чем Кукля смог удостовериться еще 16 сентября.

Второе — расковаться, для чего были припасены два перочинных ножичка и большие ножницы, также позаимствованные у трупов и хранившиеся в песке под спальным местом Панасика^[351].

Третье — всем выскочить прочь, броситься из настежь открытой двери-решетки — навстречу смерти или свободе — уж как кому повезет!

Четвертое: тем, кому повезет, кто уцелеет, — рассыпаться по оврагу, рассеяться по окрестностям! И, по возможности, собраться в лесу у Пущи-Водицы.

И, представьте, — план этот весь сработал, побег этот отчаянный — вопреки всему удался!!!

На то, чтобы открыть замок, у Кукли ушло два часа, считая от полуночи. Когда расковались все желающие (не более — sic! — 40 человек!), т.е. примерно в пол-четвертого (по другим данным — в 4:45), инициаторы распахнули рывком и настежь решетку и, по двое — по трое узники стали выскакивать из землянки.

Когда сверху, из караульного помещения и казармы, пошатываясь, стали вываливаться, трезвея, эсэсовцы, а в сырое небо полетели осветительные ракеты, беглецы уже разбежались, рассыпались по Бабьему Яру.

«Я бежал извилисто», — скажет о себе потом Владислав Кукля.

Охранники же охренели настолько, что пулемет на вышке застрочил не сразу, а, застрочив, довольно быстро израсходовал боезапас. То, что погибло от его пуль всего шесть человек^[352], сомнительно, погибло больше, в том числе и один из главных организаторов побега — коммунист Федор Ершов. Убежало, избежало пуль и спаслось человек, наверное, 20-25.

И не надо называть то, что здесь произошло, побегом: побег здесь лишь часть целого, а само это целое — настоящее героическое восстание! Как всегда, безнадежное и отчаянное, но, вопреки всему, успешное и победительное! Слава восставшим!

Пятнадцать охранников из ночной смены были арестованы, допрошены и брошены в тюремные камеры на Короленко, 33. Мысленно они приготовились к собственному расстрелу (мыслишка о том, что они тоже носители страшной тайны, всегда лежала на донышке их сознания). Но через полторы недели их освободили и отправили догонять свою подкоманду в Белую Церковь и в Кривой Рог^[353].

После восстания

Точное число убежавших тогда обреченных в точности неизвестно, как неизвестно и то, кого из бежавших немцы схватили (задерживали, кстати, многих, но чаще всего их препровождали в полицию или даже швыряли в остарбайтерские эшелоны на запад, откуда беглецы бежали сызнова и уже запросто). Те, кто был из Полтавы или из Белой Церкви, вероятно, потянулись в свои края, залегли там в схронах и норах и больше уже не подавали голоса, в том числе и после освобождения Киева 6 ноября.

«Киевские» же после освобождения города вылезли из своих укрытий и голос подавали! Их допрашивали киевские следователи, интервьюировали московские журналисты, расспрашивали историки из Комиссии Минца, выслушивали судьи на процессах в Нюрнберге, Дармштадте и Штутгарте, некоторые написали воспоминания!

Из этих свидетельств известно около 30 персоналий — членов узнической «бригады 1005», включая и тех, кто — наверняка или предположительно — при побеге погиб.

Вот сохранившиеся имена и крупицы сведений о его героических участниках, а также других членах бригады.

Личные данные	Воспоминания, статьи и интервью, выступления в судах, допросы и другие свидетельства
Баженов Георгий, строительный инженер, военнопленный. Погиб во время восстания
Берлянт Семен Борисович (1910, Киев — 1971, Киев), парикмахер Пинской флотилии, военнопленный-еврей. После восстания прятался в схроне — трубе Кирпичного завода при поддержкеФ. Власюка	Статьи: Киевский процесс (Демерц И. Смертник з Бабиного Яру // Київська правда. 1946. 26 января). Свидетельствовал на Киевском процессе в январе 1946. Допросы: НКВД, 16.11.1943 (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 6.Л. 1-3; ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 8. Л. 65-69), НКВД, 22.11.1943 (ГДА СБУ. Ф. 5. Оп. 46.Д. 772. Л. 35 - 35 об.), НКГБ, 04.01.1946 (ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 8. Л. 70-74)
Бродский Исаак Моисеевич. Мобилизован, пленен под Пирятиным, побег из шталага в Дарнице. Сырецкий лагерь.В 1944 году мобилизован, погиб на войне	Заявление в ЧГК от 12.11.1943 (ГА РФ.Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 6. Л. 17-18; ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 8.Д. 1.Л. 57-60)
Будник Давид Иосифович (1911, Белая Церковь — ?), электроинженер. После восстания прятался в схроне — трубе Кирпичного завода при поддержкеФ. Власюка. Жил в Киеве. Жена — Нина Васильевна Малкина	Воспоминания и записки: В Сырецком концлагере, 1945; Будник, 1993. Свидетельства в судах: Нюрнберг (1946) и Штутгарт (07.01.1969). Допросы: Прокуратура УССР, 14.02.1967 (ГДА СБУ.Ф. 7. Оп. 8. Д. 1. Л. 129-132); КГБ УССР, 22.05.1980 (ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 8. Д. 1.Л.133-138)
Вилкис Ефим (Хайм, Филипп) Абрамович (1910, Одесса — 1944). После восстания прятался в схроне — трубе Кирпичного завода при поддержке Ф. Власюка. Сохранился его рассказ, заснятый военными документалистами в октябре1943 года.	Устный рассказ иностранным журналистам, ок. 20.11.1943; Заявление в НКВД,12.11.1943 (ГДА СБУ. Ф. 5. Оп. 46. Д. 772.Л. 42-43); Допрос в НКВД, 28.11.1943 (ГДА СБУ. Ф. 5. Оп. 46. Д. 772. Л. 44 - 44 об.)

Личные данные	Воспоминания, статьи и интервью, выступления в судах, допросы и другие свидетельства
Мобилизован Кагановическим райвоенкоматом г. Киева, лейтенант, врио командира батареи: погиб на войне (ОБД Мемориал. URL: https://obd-memorial.ru/ html/info.htm?id=66154442)
Гавриленко Георгий Иванович (1914,Киев — ?). В овраге — с 20 сентября. Украинец, беспартийный, образование4 класса, штамповщик одного из киевских предприятий, в армии не служил	Упом. в статье, помещенной в газете «Радянська Україна» от 28.11.1943. Допрос НКВД 02.12.1943 (ГДА СБУ. Ф. 5. Оп. 46.Д. 772. Л. 46-46 об.)
Давыдов Владимир Юрьевич (1915,Киев — ?), техник-строитель. Жена, Тарнавская Ирина Антоновна, и сын Юрий — в эвакуации в Ташкенте. С 25.03.1943 — в Сырецком лагере. После восстания его, вместе с Л. Харашем, прятала Н. Горбачева. Проживал в Киеве	Воспоминания, записки, литература: В Сырецком концлагере, 1945; Воспоминания бывшего заключенного Сырецкого концлагеря В. Давыдова, помещенные на выставке «Комсомол и молодежь Советской Украины в Отечественной войне» в Историческом музее г. Киева (1945); Давыдов В.Л. Лагерь смерти // Правда Украины. 1946.17 января; и в романе «Бабий Яр» А. Кузнецова; и в: Шлаен, 1995. С. 202-204. Устный доклад Н.С. Хрущеву 11.11.1943 (упом. в: ДАКО. Ф. П-4. Оп. 2. Д. 85. Л. 176-182). Свидетельство на суде в Штутгарте (07.01.1969). Допросы: НКВД, 09.11.1943 (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 6. Л. 13 - 16 об.); НКВД, 27.11.1943 (ГДА СБУ. Ф. 5.Оп. 46. Д. 772. Л. 36-41); Прокуратура УССР, 09.02.1967 (ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 8.Д. 1.Л. 101-104)
Десятник, портной
Дмитренко
Долинер Леонид (Иосиф) Яковлевич (1913, Брусилов Киевской губ. — 1953, Киев), кустарь, жена — Геливер Анна Ивановна. До ареста по доносу 03.02.1943 работал в мастерских Горздравотдела. Бежал с одной цепью на ноге. Его укрыла и спасла А. К. Козленко	В Сырецком концлагере, 1945; Сообщения и допросы: ЧГК, [11.] 1943 (ГА РФ.Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 241. Л. 186 - 186 об.); НКВД, 04.02.1944 (ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 8.Д. 1. Л. 50-56)
Завертаними Федор Степанович (Завертай; 1912, с. Бузовка Киевской губ. — 1988, Киев), советский военнопленный, шофер-механик. Его героический одиночный побег датируется 16.08.1943. После освобождения Киева Завертанный вернулся в город и снова вступил в РККА — в 7-й отдельный автополк (ЦАМО. Ф. 303335. Д. 2), войну закончил в Праге. Сохранилось его фото от 29 сентября 1978 года в группе со Стеюком, Трубаковым, Капером и Будником на фоне советского памятника в Бабьем Яру. В 1985 году был награжден орденом Отечественной войны II степени	См. о нем и о его подвиге статью в газете «Радянська Україна» от 28.11.1943, подробнее - в: Шлаен, 1995. С. 263-272
Ершов Федор, сотрудник НКВД, подпольщик, секретарь ЦК КП(б)У. Главный разработчик плана побега. Погиб при побеге	См. о нем в романе «Бабий Яр» А. Кузнецова. См. о нем: Гродзинский К. Смертники Бабьего Яра, которые выжили. Организатор «восстания смертников» Федор

Личные данные	Воспоминания, статьи и интервью, выступления в судах, допросы и другие свидетельства
Иовенко Григорий А. (1906, Макарово Киевской губ. —?), шофер в МТС.В 1967 году проживал в г. Макарове под Киевом. После восстания отсиживался в Буче	Ершов (часть VII) // Київ Власть. 2021.17 травня. URL: https://kievvlast.com.ua/ mind/smertniki-babego-yara-kotorye-vyzhili-organizator-vosstaniya-smertnikov-fedor-ershov-chast-viiДопрос в КГБ 02.07.1955 (ГДА СБУ. Ф. 5. Оп. 53. Д. 528. Т. 4. Л. 80-81, 86-87)
Кадомский Леонид, нач. отдела на киевской ткацкой фабрике, его сестра — секретарь Сталинского райкома КП(б)У. Мобилизован, погиб на войне
Калашник (Калашников). Из Сталинградской области. Возможно, погиб во время восстания
Капер Яков (1914, Любар Житомирской области — ?). После восстания прятался в схроне — трубе Кирпичного завода при поддержке Ф. Власюка. Передал в Фонд обороны 50 золотых рублей, найденных у расстрелянных в Бабьем Яру, но не отданных немцам. Проживал в Киеве	Капер, 1993; Falikman I. Der lebedike eydes [Фаликман И. Живой свидетель] // Эйникайт. 1944. 10 февраля. С. 3; Свидетельство на процессе в Штутгарте (07.01.1969). Допросы: Прокуратура УССР, 13.02.1967 (ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 8. Д. 1. Л. 139-142); КГБ УССР, 23.05.1980 (ГДА СБУ. Ф. 7.Оп. 8. Д. 1.Л. 143-147).
Кирович, до 1941 г. работал на фабрике головных уборов
Котляр (Котляров?) Владимир (? —1965, Киев). После восстания прятался в схроне — трубе Кирпичного завода при поддержке Ф. Власюка
Кричевский. Погиб во время восстания
Кузнецов Иван
Кукля Владислав (Владимир) Францевич (1917-1970, Киев). Русский, не военнослужащий. Попал под оккупацию в Пирятино, добрался через Киев до Ракитно, к жене, М. С. Лобко. Пробыл там до ноября 1942, а когда начали угонять в Рейх, бежал в Киев. Работал в госпитале, готовил диверсию. Бежал, скрывался, арестован 28.07.1943. После восстания скрывался в Киеве, в доме А.Д. Иванова, затем в Ракитно и в лесах Таращанского района	В Сырецком концлагере, 1945; Допросы и беседы: НКВД, 04.02.1944 (ГДА СБУ.Ф. 7. Оп. 8. Д. 1. Л. 42-49); Беседа с секретарем Киевского обкома Комсомола Украины П. Грунько, 01.03.1944 (Архив ИРИ РАН. Ф. 2. Р. VL Оп. 10. Д. 27; Копия: ЦДА ГОУ. Ф. 7. Оп. 10. Д. 3. Л. 123-135)
Матвеев Михаил Федорович, из Рослоевичей. После восстания был арестован в Святошино. Назвался военнопленным и был отправлен в Германию, бежал, дожидался РККА в Боровом. В 1944-1946 годах служил в РККА	Интервью, взятое Т. Евстафьевой (12.10.2000: Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 390-392)
Орлов (Орленок?), инспектор Васильковской мельницы

Личные данные	Воспоминания, статьи и интервью, выступления в судах, допросы и другие свидетельства
Островский Леонид Кивович (Константинович; 1913, Ржищев — ?), еврей, с 1930 года жил в Киеве, работал на фабрике головных уборов. С июля1941 года — военнослужащий, 25.09.1941 попал в плен, оказался в еврейском загоне в лагере на Керосинной. После восстания прятался в схроне — трубе Кирпичного завода при поддержке Ф. Власюка	Допрос НКВД, 12.11.1943 (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 6. Л. 4—5; ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 8. Д. 1. Л. 32-38); Конспект рассказа Комиссии по составлению хроники Великой Отечественной войны, [1944] (ЦДА ГОУ. Ф. 7. Оп. 10. Д. 3. Л. 136-139)
Панасик Николай Васильевич, радиотехник. Жил в пос. Боровая Киевской обл. 28.08.1943 был арестован гестапо и помещен в тюрьму в Белой Церкви. Перед освобождением — комиссар партизанской группы Васильевского партизанского отряда 4-го батальона соединения им. Хрущева под командованием Хитриченко	Беседа зав. группой информации пропагандистского отдела ЦК КП(б)У Слинько, 20.03.1944 (Архив ИРИ РАН. Ф. 2.Р. VL Оп. 10. Д. 24); Дарда В. Поверення з пекла. Киев: Советский писатель, 1970; Гродзинский К. Смертники Бабьего Яра, которые выжили. Организатор «восстания смертников» Федор Ершов (часть VII) // КиївВласть. 2021. 17 мая. URL: https:// kievvlast.com.ua/mind/smertniki-babego-yara-kotorye-vyzhili-organizator-vosstaniya-smertnikov-fedor-ershov-chast-vii
Раппопорт А. — «гольдзухер» (проверял у трупов рты в поисках золотых зубов), погиб	12(15?) ноября 1943, 11 июня 1980 и начало 1990-х годов
Стеюк Яков Андреевич (Штейн Яков Абрамович: «поддельные документы» на Стеюка, молдаванина; 1915, Хотин —?, Калуга). Радиотехник, в «Операции 1005» — переводчик. До войны проживал в Черновцах, отслужил в румынской армии. Арестован 07.06.1943 в Киеве, обвинен в еврействе. Из тюрьмы СД отправлен в Сырецкий лагерь 25.06.1943, в землянку №2. С 18.08.1943 — на «Операции 1005». После восстания прятался у коллег по бывшей работе — Адамчука и Свидерского	Допросы: НКВД, 12.11.1943 (ГА РФ.Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 6. Л. 6-8; ГДА СБУ.Ф. 7. Оп. 8. Д. 1. Л. 204-209); НКВД, 15.11.1943 (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65.Д. 6. Л. 29-34; ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 8. Д. 1.Л. 210-215); КГБ УССР, 11.06.1980 (ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 8. Д. 1. Л. 225-230)
Трубаков Захар (Зяма) Абрамович (1912, Киев — 1998, Ришон-ле Цион, Израиль). «Гольдзухер» (проверял у трупов рты в поисках золотых зубов). Проживал в Киеве, с 1990 года в Израиле	Записки и воспоминания: В Сырецком концлагере, 1945; Петрашевич Ю. Тіні Бабиного Яру: Нові факта і свідчення очевидців // Київ. 1994. №2. С. 95-104; №3/4. С. 127-136; №5/6. С. 100-112; Трубаков З. Тайна Бабьего Яра. Тель-Авив, 1997. Допросы: Прокуратура УССР, 14.02.1967 (ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 8. Д. 1. Л. 148-153); КГБ УССР, 28.05.1980 (ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 8. Д. 1. Л. 156-159)
Хараш Леонид. После восстания его, вместе с В. Давыдовым, прятала Н. Горбачева. В 1944 году мобилизован, погиб на войне
Шевченко Л. Уцелел во время побега.В 1944 году мобилизован, погиб на войне
Ярославский Б. Уцелел во время побега.В 1944 году мобилизован, погиб на войне
Ясногородский Семен, заболел и был застрелен СС еще в августе 1943 года

Как видим, большинство мобилизовали в армию, и многие погибли на фронте (ценность их свидетельств родина явно недооценила!). Но погибли — пав за родину в бою, от рук вермахта, а не в Бабьем Яру, от рук СД!

Ефим Вилкис, стоя в ноябре 1943 года над Бабьим Яром, говорил корреспондентам о 12 известных ему спасшихся. На самом деле их было больше, но как минимум 12 из них — Берлянт, Будник, Вилкис, Давыдов, Долинер, Капер, Кукля, Матвеев, Островский, Панасик, Стеюк и Трубаков — оставили те или иные свидетельства о своем овражном опыте. Это допросы и расспросы, выполненные от лица Еврейского антифашистского комитета, ЧГК, НКВД Украины, Исторической комиссии АН СССР по составлению хроники Великой Отечественной войны, отдельных парторганов в Киеве.

Воспоминания двоих из них — Давида Будника и Якова Капера — стали ядром книги, в 1993 году опубликованной в немецком Констанце^[354], а Зиновий Трубаков выпустил документальную повесть «Тайны Бабьего Яра» — сначала в 1994 году в Киеве, в журнале «Киев», а в 1997 году уже в Израиле, отдельной книгой^[355].

29 февраля 1944 года в «Известиях» было опубликовано «Сообщение ЧГК о разрушениях и зверствах, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в г. Киеве»^[356], большой фрагмент которого был основан именно на их свидетельствах:

В 1943 году, чувствуя непрочность своего положения в Киеве, оккупанты, стремясь скрыть следы своих преступлений, раскапывали могилы своих жертв и сжигали их. Для работы по сжиганию трупов в Бабьем Яру немцы направляли заключенных из Сырецкого лагеря. Руководителями этих работ были офицер СС Топайде^[357], сотрудники жандармерии Иоганн Меркель, Фохт и командир взвода СС Ревер.

Свидетели Л.К. Островский, С.Б. Берлянд, В.Ю. Давыдов, Я.А. Стеюк, И. М. Бродский, бежавшие от расстрела в Бабьем Яру 29 сентября 1943 года, показали: «В качестве военнопленных мы находились в Сырецком концлагере, на окраине Киева. 18 августа нас в количестве 100 человек направили в Бабий Яр. Там нас заковали в кандалы и заставили вырывать и сжигать трупы советских граждан, уничтоженных немцами. Немцы привезли туда с кладбища гранитные памятники и железные ограды. Из памятников мы делали площадки, на которые клали рельсы, на рельсы укладывали, как колосники, железные ограды. На железные ограды накладывали слой дров, а на дрова слой трупов, на трупы снова укладывали слой дров и поливали нефтью. С такой последовательностью трупы накладывались по несколько рядов и поджигались. В каждой такой печи помещалось до 2500-3000 трупов.

Немцы выделили специальные команды людей, которые снимали с трупов серьги, кольца, вытаскивали из челюстей золотые зубы. После того как все трупы сгорали, закладывались новые печи и т.д. Кости трамбовками разбивали на мелкие части. Пепел заставляли рассеивать по яру, чтобы не оставалось никаких следов. Так мы работали по 12-15 часов в сутки. Для ускорения работы немцы применили экскаватор. За время с 18 августа по день нашего побега — 29 сентября было сожжено примерно семьдесят тысяч трупов. Здесь же сжигались и вновь привозимые трупы мужчин, женщин и детей, убитых в газовых автомашинах».

По поручению Чрезвычайной Государственной Комиссии после освобождения Киева от немецко-фашистских захватчиков были произведены раскопки в местах массовых истреблений советских людей в Сырецком лагере, в Бабьем Яру, в Дарнице и других местах. В раскопках приняли участие немецкие военнопленные.

В «Сообщении» упоминаются 150 трупов, выкопанных уже немецкими военнопленными. Возможно, это и есть сотоварищи беглецов, та самая первая, уже расстрелянная, но еще не сожженная «землянка» в лагере 1005. Шокированные побегом немцы, похоже, были уже не в состоянии сами сжечь их трупы.

Да и стратегический смысл самого этого занятия утратился. Ведь публикация сообщения ЧГК 29 февраля 1944 года, когда войне оставалось еще долгих 15 месяцев, явилась новой и уже окончательной демаскировкой — и, соответственно, провалом — миссии «Операции 1005».

Впрочем, она обессмыслилась еще раньше — до мест массовых расстрелов в Ростове-на-Дону, Краснодаре, Кисловодске, Ессентуках, Минеральных Водах, Ворошиловске (Ставрополе), Таганроге и других городах «Операция 1005» и близко не дотянулась.

КИЕВ БЕЗ ЕВРЕЕВ

Первые отголоски трагедии в СССР

Одним из первых на оккупацию немцами Киева откликнулся Илья Григорьевич Эренбург (1891-1967) — 27 сентября, т.е. за два дня до расстрела в Бабьем Яру, — и не подозревая о нем:

На войне нужно уметь переносить горе. Горе питает сердце, как горючее — мотор. Горе разжигает ненависть. Гнусные чужеземцы захватили Киев. Это — горе каждого из нас. Это — горе всего советского народа...

Сожмем крепче зубы. Немцы в Киеве — эта мысль кормит нашу ненависть. Мы будем за многое мстить, мы отомстим им и за Киев...

Мы освободим Киев. Вражеская кровь смоет вражеский след. Как птица древних Феникс, Киев восстанет из пепла, молодой и прекрасный. Горе кормит ненависть. Ненависть крепит надежду. Сомкнем ряды. Нам есть за что драться: за Родину, за наш Киев^[358].

Есть некая ноябрьская оценка числа еврейских жертв, восходящая, возможно, к неустановленному американскому журналисту, побывавшему в Киеве в октябре или ноябре 1941 года — еще до Перл-Харбора.

17 ноября 1941 года Московское радио, со ссылкой на ТАСС и News Chronicle^[359] с их надежными источниками, сообщило об убийстве немцами в Киеве 62 тысяч евреев^[360]. Эту же информацию — с поправкой в цифре — дали «Известия» в заметке ТАСС от 19 ноября 1941 года из Нью-Йорка (sic!), озаглавленной «Зверства немцев в Киеве»:

Как сообщает корреспондент агентства «Оверсиз Ньюс» из одного пункта в Европе, из достоверных источников получены сведения, что немцы в Киеве казнили 52 тысячи евреев — мужчин, женщин и детей^[361].

Тем не менее крошечная заметка в «Известиях» не прошла незамеченной — по крайней мере советскими евреями. Уже 21 ноября М.Л. Биневич, вводя свой «коэффициент достоверности», пишет жене в эвакуацию о 150 тыс. евреев, расстрелянных в Киеве:

Смертей кругом много: умерла Фира, умерла твоя мамаша, убит Борис, муж петроградской Жени, убит Корнилов, неизвестно куда пропала моя мамаша, расстреляны 150 тысяч евреев в Киеве и 300 тысяч евреев в Одессе и т.д. и т.п. Смерть в настоящее время явление обычное, и мы все же ее не чувствуем, пока не заденет нас лично. Человек всегда человек^[362].

29 ноября, т.е. 10 днями позже «Известий», отозвалась и «Правда». Ее оценка — пониже (52 тысячи), а главное — с таким «уточнением»: «...И среди них были не только евреи»^[363]. Такие поправки неизменно возникают тогда, когда людям недоговаривают или лгут, — ведь полуправда лишь разновидность лжи.

Между тем правда была советскому руководству вполне известна. В датированной 29 декабря 1941 года спецсводке Политуправления войск НКВД СССР «О зверствах и издевательствах немецких захватчиков над пленными и населением» начальник 1-го отдела политуправления бригадный комиссар М.А. Эйсмонт докладывал начальнику Главного управления войск НКВД (по совместительству — исполняющему обязанности командующего войсками НКВД СССР) генерал-майору А. Н. Аполлонову именно о евреях:

В Киеве в конце сентября всем евреям приказали явиться на окраину города — Лукьяновку для эвакуации с вещами и продуктами. Люди, обрадованные возможностью вырваться, уйти от кровавого кошмара, явились по указанному адресу. Евреев пришли провожать знакомые русские и украинцы, многие русские и украинцы охотно объявили себя евреями, лишь бы эвакуироваться из Киева. Всех прибывших на Лукьяновку немцы уводили на находящееся по соседству кладбище и расстреливали. Тысячи семей были расстреляны фашистскими автоматчиками на Лукьяновском кладбище^[364].

Евреи тут присутствуют, на то она и внутренняя информация НКВД, еще заточенная на реальность, а не на пропаганду.

Через неделю описание расстрела в Бабьем Яру — немного путаное в деталях и без называния самого оврага — и все те же 52 тысяч жертв появляются во внешнеполитическом документе — ноте НКИДа от 6 января 1942 года:

Страшная резня и погромы были учинены немецкими захватчиками в украинской столице — Киеве. За несколько дней немецкие бандиты убили и растерзали 52 тысячи мужчин, женщин, стариков и детей, безжалостно расправляясь со всеми украинцами, русскими, евреями, чем-либо проявившими свою преданность советской власти.

Вырвавшиеся из Киева советские граждане описывают потрясающую картину одной из этих массовых казней: на еврейском кладбище гор. Киева было собрано большое количество евреев, включая женщин и детей всех возрастов; перед расстрелом всех раздели догола и избивали; первую отобранную для расстрела группу заставили лечь на дно рва, вниз лицом, и расстреливали из автоматов; затем расстрелянных немцы слегка засыпали землей, на их место вторым ярусом укладывали следующую партию казнимых и вновь расстреливали из автоматов^[365].

Отметим, что хотя количество жертв — 52 тысячи — здесь и повторено, а евреи упомянуты, но упомянуты уже последними. Как и прозвучавшая применительно именно к ним цифра жертв, они уже растворены в нарративе «интернационализма» — еще не сформулированном, но интуитивно уже навязываемом Главпуром.

Сам нарратив, как видим, еще не окреп и не окостенел. Изредка, но евреи упоминаются и в более поздних свидетельствах, в частности, в оперативных сообщениях о Бабьем Яре, поступивших от разведчиков-партизан:

С первых же дней немцы отличились в Киеве своими погромами и расстрелами. На еврейском кладбище за один день было расстреляно и казнено 40.000 еврейского населения. Взрослое население расстреливалось из пулеметов, стариков и детей живьем бросали в Бабий Яр^[366].

В июле 1942 года спецкор «Правды» Я. Макаренко оценивал общее число жертв оккупации в Киеве — в 86 тысяч, в том числе десятки тысяч в первые же дни^[367].

15 октября 1942 года Эренбург поместил в выходившей на идише в Куйбышеве газете ЕАК «Эйникайт» статью «Обетованная земля», в которой процитировал дневник убитого немецкого ефрейтора Герберта Бехера — одного из расстрельщиков в Бабьем Яру:

Я не помню такой трудной работы. Полковник объявил, что мы уничтожили таким образом 56 тысяч врагов Германии^[368].

Эту цифру (56 тысяч) знал, возможно, от Эренбурга, и Михл Танклевский — беглец из оккупированного Киева, в октябре 1943 года напечатавший в той же газете свои воспоминания о расстрельных днях^[369].

До освобождения Киева Бабий Яр изредка попадал и в другие газеты — от центральной до локально-партизанской. Но в них упоминаний о еврейскости жертв уже и вовсе нет! Вместо них — абстрактные киевляне:

В первые же дни оккупации немцы расстреляли в Бабином Яру — 65.000 киевлян. К 29 марта число убитых в этом яру достигло, по заявлениям самих немцев, 89.000 человек.

Очевидцы рассказывают, что раненые часто подолгу кричали из глубины яра. Один 6-летний мальчик, закопанный немцами живьем, вылез из могилы и пришел в город. Недавно немцы расстреляли его... Черная фашистская ночь нависла над Киевом^[370].

Но иногда этническая неокрашенность жертв комбинируется с ландшафтной фантастикой, как, например, в заметке Л. А. Коробова «Что творится в Киеве», опубликованной в самой «Правде» 15 мая 1943 года:

Бабий Яр — самое страшное место в Киеве. Раньше это был большой и глубокий овраг. Теперь здесь ровное место. Каждый день немцы на грузовиках привозили сюда мирных жителей. Палачи раздевали их, затем укладывали на дно оврага и расстреливали. Многие после того, как смолкала стрельба, еще кричали и просили о помощи. Но немцы наваливали на них следующий ряд обреченных, и снова начинали строчить автоматы. Так заравнивался Бабий Яр...^[371]

Художник Николай Адрианович Прахов в своем датируемом ноябрем 1943 года свидетельстве приводит, ссылаясь на слухи, такие две цифры числа расстрелянных в Бабьем Яру евреев — именно евреев: 72 и 80 тысяч^[372].

В оккупированный Киев время от времени приезжали иностранные журналисты, в том числе, до Перл-Харбора, и самые настырные — американские, так что от сопровождавших их представителей оккупационных властей требовалось немалое искусство для того, чтобы скрыть правду о том же Бабьем Яре. Искусством этим они владели не вполне, так что уже в октябре первые сведения о кровавой бане стали известны. В Киеве одним из таких сопровождающих был капитан Ганс Кох (1894-1959)^[373], но и он вынужден был признать, что журналисты уже «в курсе»^[374].

Поскольку очевидцы, а то и участники расстрелов иногда ездили из армии домой в отпуска, постольку эхо правды о Бабьем Яре докатывалось и до Германии. Так, Виктор Клемперер 19 апреля 1942 года записал в дневнике то, что его арийка-жена слышала от одного шофера-полицейского:

Чудовищные массовые убийства евреев в Киеве. Маленькие дети, которых убивают головой об стену, мужчин, женщин, подростков расстреливали тысячами и сваливали в одну кучу, после чего взорвали склон и погребли массу тел под взрывающейся землей^[375].

Докатывалось аж до Англии — вместе с немецкими военнопленными!

Немного источниковедения

Соотнесемся с этнодемографическими параметрами трагедии в Бабьем Яру и в Киеве.

Обратимся к источникам. Увильнуть, как от историографии, тут уже не получится, уж больно они своеобразны. Первый — банальный — слой: советские переписи и учеты, второй — небанальный: отрывочные данные учетов населения, дважды во время оккупации проводившихся, по согласованию с немецкой администрацией, Киевской управой бургомистра Л. Форостовского. Третий — историография, включая радиопередачи и газетные статьи.

Тематическая специфика недвусмысленно указывает на необходимость работы со статистикой жертв немецких преступлений, прежде всего насильственной смертности, — расстрелов оккупантами евреев, коммунистов-подпольщиков, военнопленных и других категорий потенциальных «врагов Рейха»^[376]. И тут источники — как первичные архивные, так и опирающиеся на них литературные — могут иметь самое разное происхождение.

Первая их группа — это советские документы: акты ЧГК^[377], допросы и другие следственные и судебные материалы процессов над немецкими преступниками. Вторая группа — аутентичный документооборот немецких (Третьего рейха) карательных, экономических и других органов. Третья группа — международная: следственные и судебные материалы процессов над немецкими военными преступниками — как международных (Нюрнбергский и Токийский трибуналы), так и национальных (в ФРГ, ГДР, Польше, США, Франции, Великобритании, Югославии, Израиле и др.). Грубо говоря, архетипически первая группа источников является частью третьей. И, наконец, четвертая группа: материалы, собранные и/или опубликованные различными некоммерческими общественными организациями и частными лицами, — как исследователями, так и коллекционерами. Чаще всего это различные эго-документы — дневники, воспоминания, интервью и прочие свидетельства участников или современников событий, иногда — подлинные документы.

Для нас особый интерес представляет вторая группа — своего рода бюрократическое селфи немецких карательных органов. И сразу же укажем тут на беспрецедентное по своей полноте и научному качеству трехтомное издание «Документы эйнзатцгрупп в Советском Союзе», составленное К.-М. Малльманом, А. Ангриком, Й. Маттеусом и М. Кюпперсом и подготовленное в дармштадтском «Научном книжном издательстве» в 2011— 2014 годах^[378].

Первый том охватывает все «Сообщения о случившемся» — сводки отчетов каждой из эйнзатцгрупп, отправляемые в Берлин, в РСХА, — за 1941 год. Каждый такой отчет содержит информацию по группе в целом и по отдельным командам, в том числе и статистику расстрелов и других карательных действий, часто с указанием городов и даже сел, где это происходило. Бесценный источник для краеведов, но, увы, для демографов в меньшей степени, поскольку континуальности в этих данных нет!

Первое «Сообщение» датировано уже 23 июня, а последнее в 1941 году — за № 149 — 22 декабря. Вплоть до ноября сводные «Сообщения» были вообще ежедневными, но в ноябре — декабре частота и ритмичность нарушились: было отправлено, соответственно, всего 12 и 10 «Сообщений».

В контексте Бабьего Яра существенно и другое. У каждой айнзатцгруппы внутри корпуса этих «Сообщений» была своя регулярность, а точнее, иррегулярность. Если айнзатцгруппа «А» представлена практически в каждом «Сообщении», то этого не скажешь об остальных, причем самой недисциплинированной оказалась именно интересующая нас айнзатцгруппа «С».

Что ж, тем важнее для нас каждая ее запись в «Сообщении». На протяжении всего времени оккупации Киева здесь находился штаб айнзатцгруппы «С». До середины ноября 1941 года — Киев и окрестности обслуживала зондеркоманда 4а, после чего ушла вслед за войсками на восток, а Киев и окрестности «курировала» уже айнзатцкоманда 5.

Многие сообщения содержат сведения о расстрелянных той или иной айнзатцгруппой за какую-то избранную неделю или две. Данные разрозненные, сводной динамической картины они не представляют, да и географическая привязка размыта. Единственная «константа» — структура расстрелянных, ее разбивка на три группы: «политические функционеры»^[379], «саботажники и грабители» и «евреи» (последние практически всегда доминировали в этой структуре).

Том второй содержит разнообразную документацию, являвшуюся приложениями к материалам тома первого. Что касается третьего тома, то он охватывает отчетность айнзатцгрупп за 1942-1943 годы. Он назван «Немецкие отчеты с востока» и содержит два типа сводок. Первый тип — это продолжение «Сообщений о случившемся», но они заканчиваются на № 195 за 24 апреля 1942 года. Далее, с 1 мая, начинаются — с недельной ритмичностью — «Сообщения из занятых восточных областей», последнее из которых — за №55 — датировано 21 мая 1943 года.

Так, в интервале между 13 и 19 октября 1941 года зондеркоманда 4а расстреляла 1047 евреев, 20 политработников и 21 саботажника, между 20 и 26 октября — соответственно 4372, 36 и 32, а между 26 октября и 1 ноября — 2658 евреев, 540 и 16. В первом из этих трех интервалов наверняка зачтены около 300 еврейских душевнобольных, а в третьем 414 расстрелянных заложника^[380], тоже главным образом евреи^[381].

В начале ноября зондеркоманда 4а покинула город, двигаясь вслед за вермахтом в направлении Харькова, и ее место «смотрящей за Киевом» переняла айнзатцкоманда 5.

Цифры, цифры, цифры: Гросс-акция

Перед войной население Киева составляло около 930 тыс. чел.^[382] По оценке А. Круглова, около 200 тыс. были мобилизованы и около 330 тыс. эвакуированы^[383], а около 400 тыс. были в городе и в день его оккупации 19 сентября 1941 года.

Точно оценить количество евреев среди них невозможно. Различные немецкие оценки, плавая в молоке, варьировали в интервале от 5-6 до 150 тыс. чел., но когда немцы готовились к своей «эвакуации», т.е. к ликвидации, то рассчитывали на более узкий интервал — между 20 и 50 тысячами:

Доказано, что к поджогам причастны евреи. Говорят, что евреев 150000 человек. Проверить эту информацию пока невозможно. На первой акции 1600 арестов^[384]. Начаты меры по переписи всего еврейства. Запланирована казнь неменее 50000 евреев. Вермахт приветствует меры и требует радикальных действий. Комендант города [генерал-майор Курт Эберхард] одобряет публичную казнь 20 евреев^[385].

Рационально-реалистичной нам представляется оценка в 60-70 тыс. чел. — гражданских лиц: это жители города, не сумевшие или не захотевшие эвакуироваться, плюс застрявшие в Киеве беженцы из других городов. Евреи-военнопленные в эти оценки не включены, но первыми в овраг легли^[386]именно они, а их суммарное количество в киевских лагерях в сентябре — октябре можно, кумулятивно и предположительно, поместить в интервал между 15 и 20 тысячами человек.

При этом одну твердую немецкую цифру — «33771» — мы хорошо знаем. Это число жертв «Гросс-акции» в Бабьем Яру 29-30 сентября. Ее 2 октября 1941 года сообщил в Берлин начальнику РСХА Гейдриху командир айнзатцгруппы «С», штаб которой базировался в Киеве.

Зондеркоманда 4а. Зондеркоманда 4а во взаимодействии со группен-штабом^[387] и двумя командами полицейского полка «Юг» экзекутировала 29-30 сентября 1941 года в Киеве 33 771 еврея^[388].

33771! Полпроцента Холокоста!

В тот же день — 2 октября — военный советник фон Фрорейх из штаба 454-й охранной дивизии докладывал о своем посещении 195-й полевой комендатуры в Киеве:

Евреям города было приказано явиться на определенное место с целью их массовой регистрации и размещения в лагере. Прибыло около 34000, включая женщин и детей. После того как у них были изъяты ценные вещи и одежда, все были убиты, что потребовало нескольких дней^[389].

О чем говорит такая — до единицы — «точность» числа расстрелянных? О скрупулезном учете жертв в указанном в воззвании месте встречи, т.е. на углу Дегтяревской и Мельниковской улиц, или, что было бы логичней, возле точки невозврата?

Но разве велся какой-то учет? Скорее всего — да, велся, но наверняка только грубо-примерный, только на глазок^[390]. Ведь статистики («учетчики смерти»), кстати, в айнзатц- и зондеркомандах были, и цифры фиксировались — в так называемом «Боевом дневнике» (Kriegstagebuch), в который заносились все акции команды: дата, населенный пункт, количество жертв, кто производил расстрелы. Во время самих акций выделялся специальный человек из членов команды, который подсчитывал жертвы.

Согласно И. Левитасу, 29-30 сентября учет велся, причем не СД (точнее, не только СД), но и киевской комендатурой, т. е. вермахтом. В частности, Левитас ссылался на рассказ Саши Бихеля, фольксдойче, служившего переводчиком при коменданте Киева генерал-майоре Курте Эберхарде. Тот рассказывал своему бывшему школьному учителю Дмитрию Пасечному (а последний пересказал Левитасу), что 29 сентября 1941 года он сидел в машине и считал проходивших, записывал их в блокнот по сотням. Понятно, что он мог как-то растеряться, сбиться, ошибиться, но скорее все же в сторону недоучета, чем переучета.

В конце дня у него получилось 95 тысяч человек. Подсчеты делали и другие сотрудники комендатуры. Саша видел на столе Эберхарда документ, в котором стояла цифра, близкая к той, которую назвал он, — 98 тысяч^[391].

На этом основании сам Левитас считал эти 33771 заниженной, даже сфальсифицированной оценкой. Но и оценка Бихеля не убеждает: столько евреев в городе просто не было. Даже если допустить, что он вел учет не на месте невозврата, а на объявленном месте сбора евреев, где проходили не только евреи, но и провожавшие их не-евреи, то тогда для соответствия цифре «33771» надо допустить соотношение первых ко вторым примерно как один к двум, а для соответствия 50 тысячам — как один к одному, но и то, и другое невероятно.

Важный вопрос: считал ли Бихель и шедших на расстрел детей?

И. Левитас полагал, что скорее нет и что немцы детей до семи лет в своей статистике смерти не учитывали. Тогда цифра убитых евреев еще выше, что, повторюсь, маловероятно. В то же время из свидетельств выживших узников «Операции 1005», выкапывавших и сжигавших останки расстрелянных 29-30 сентября, мы знаем, что дети составляли не менее четверти всех убитых.

Прикидки и оценки

Сколько же евреев «легло» в Бабьем Яру и, шире, в Киеве в целом в 1941 году — и за все время оккупации?

Ответа на этот вопрос мы не знаем, но некоторые оценки имелись уже в 1941 году и были упомянуты выше. Самая первая — это 62 тысячи одних только еврейских жертв из публикации в «Известиях» 19 ноября, вторая — 52 тысячи — была приведена в «Правде» 29 ноября, но с «уточняющей» отсебятиной: «...И среди них были не только евреи»^[392]. В Ноте наркоминдела В.М. Молотова от 6 января 1942 года эта же цифра снова приводится: но теперь, — растворенные в нарративе интернционализма, — евреи едва-едва удержались на третьем месте.

Близка к этому и опубликованная Эренбургом в газете «Эйникайт» в 1942 году цифра из дневника ефрейтора Герберта Бехера, одного из расстрельщиков в Бабьем Яру, — 56 тысяч человек^[393].

Художник Николай Адрианович Прахов в своем датируемом ноябрем 1943 года свидетельстве приводит, ссылаясь на слухи, такие две цифры числа расстрелянных в Бабьем Яру евреев — 72 и 80 тысяч^[394].

В июле 1942 года спецкор «Правды» Я. Макаренко оценивал общее число жертв оккупации в Киеве — в 86 тысяч, в том числе десятки тысяч в первые же дни^[395]. И даже эта цифра, взятая скорее всего из головы и охватывающая наверняка не только Бабий Яр^[396] и не только еврейские жертвы, не представляется нереалистичной.

Учеты Форостовского

Немецкая, по состоянию на 1 апреля 1942 года, регистрация населения в Киеве — одно из детищ Форостовского, третьего бургомистра Киева, — зафиксировала 352139 человек^[397]. Из них украинцев — 281613, или 80,0%. На втором месте — 50262 чел., или 14,2 % — русские, на третьем — 7884 чел., или 2,4 % — поляки, на четвертом — 5133, или 1,5 % — белорусы и на пятом — 2797, или 0,8% — немцы-фольксдойче^[398]. Оставшиеся 4450 чел., или 1,3% — это так называемые «прочие», но среди них глаз засекает три неожиданные категории (чел.): евреи — 20, караимы — 131 и цыгане — 40. Ведь по идее — по нацистской идее — ни живых евреев, ни живых цыган уже не должно было бы быть!

А вот караимы, заручившиеся в Литве и в Крыму охранной грамотой от немецких этнографов^[399], наоборот, могли бы, — если только это не разоблаченные евреи, косившие под караимов! В Литве и Крыму караимам действительно удалось спастись. Но вот помогало ли это в других местах? В Киеве, например, не помогло^[400], в Каунасе — тоже не помогло^[401].

Так что же тогда значит такая статистика?

А то, что решение по цыганам зимой 1941/42 года еще не было принято: их если и расстреливали^[402], то летом 1942 года.

А кто же эти 20 евреев? Их что — зарегистрировали и забыли расстрелять?

Предположил бы, что просто это евреи, к которым был применен геринговский принцип: «Кто тут еврей — решаю я!» Скорее всего это профессионалы высочайшего класса (например, в области городского хозяйства), необходимость труда которых временно перевешивала их расовую отвратительность^[403]. И было их, возможно, не 20, самих таких спецов, а меньше, ибо таким евреям в награду и утешение оставляли до ликвидации и членов их семей. Но надо, конечно, понимать, что, если ты не маршал авиации Мильх, то такой подарок, как жизнь, мог быть дан только на время — до минования надобности, так сказать.

И все-таки оно того стоило: любая отсрочка смерти всегда была чревата дополнительным шансом на жизнь — шансом на какое-то чудо, которое позволит вывернуться и уцелеть.

В киевскую двадцатку, возможно, входил Лазарь Федорович Коген — директор Киевского бюро эстрады, музыки и цирка, с весны и до осени 1942 года по совместительству еще и директор популярного у немцев театра варьете^[404].

Возможно, входили в нее и братья-художники Кричевские — евреи: классицист Федор Григорьевич (1879-1947; еврейкой была и его жена) и самоучка Василий Григорьевич (1872-1952). Федор возглавлял при немцах Союз художников. Впрочем, вероятней всего, что документы у братьев были просто нарисованы отменно, а доносить на них никто не стал^[405].

Но точно не было среди них тех примерно 135-150 евреев^[406] из Сырецкого лагеря, о которых вспоминали С. Берлянт и Л. Островский, сами входившие в их число. СД использовало их на реконструкции — фактически на новом строительстве — бывшего здания НКВД на Институтской улице, 5 и на других объектах, в том числе в подсобном хозяйстве гестапо в с. Мышеловка под Киевом^[407]. Последней «записью» в их послужном списке было бы — «Команда 1005», но им повезло: восстание и побег 29 сентября 1943 года — в последнюю ночь перед расстрелом — разрушили немецкую пропозицию.

Приписаны все они были к Сырецкому лагерю, в котором, наоборот, цена еврейской жизни была нулевой и культивировались беспричинные и жестокие издевательства со стороны сотников, как и убийства заключенных начальством лагеря. Что это — две взаимоисключающие стратегии: «безусловно-расточительная» в Сырце и «условно-бережливая» в рабочих командах СД на улице Короленко и других местах?

По состоянию на 1 июля 1943 года население Киева составляло, по Л. Фо-ростовскому, 295,6 тыс. чел.^[408] Столь заметная убыль населения, вероятно, результат еще и угона киевских «остарбайтеров» в Рейх.

После освобождения: снова прикидки и оценки

6 ноября 1943 года Киев был освобожден Красной армией. В конце 1943 года его население составляло всего около 180 тыс. чел.^[409] — почти вдвое меньше, чем в июле: эта разница — за счет массовой эвакуации немцами так называемых беженцев-коллаборантов, дополнительного угона остарбайтеров и, возможно, гражданских потерь накануне и во время освобождения.

Сразу же заработала ЧГК, и вот к каким результатам она пришла к концу февраля 1944 года. В городе, по неполным данным, было замучено, расстреляно и отравлено в «душегубках» более 195 тысяч советских граждан^[410], из них в Бабьем Яру — свыше 100 тысяч, в Дарнице — свыше 68 тысяч, в противотанковом рву у Сырецкого лагеря и на самой территории лагеря — свыше 25 тысяч, на территории Кирилловской (Павловской) больницы — 800, на территории Киево-Печерской лавры — около 500 и на Лукьяновском кладбище — 400 человек^[411]. Замечу, что цифры эти установлены путем опросов, а евреи в них никак отдельно не обозначены.

На этом фоне некоторый интерес представляют и оценки, данные выжившими членами узнической команды «Операции 1005». Так, согласно В. Кукле, число сожженных ими трупов (в тысячах человек) — около 150, в том числе 90-95 в Бабьем Яру^[412], 35 — в противотанковом рву на Сырце^[413]и 20 — из газвагенов^[414]. Оценки остальных узников ограничены самим Бабьим Яром: самые высокие — у В. Давыдова, С. Трубакова, Д. Будника^[415] и Я. Капера (120-125). Далее идут Л. Долинер, М. Матвеев и Е. Вилькис (около 100), Л. Островский (65-90), С. Берлянт и И. Бродский (по 70) и еще раз В. Давыдов (тоже 70). Самую низкую оценку давал Я. Стеюк (45), но она распространялась только на тот участок, на котором ему лично пришлось работать.

В этот же ряд следует поставить и цифры Даниэля Абрукина:

В первые же дни оккупации немцы расстреляли в Бабином Яру — 65.000 киевлян. К 29 марта число убитых в этом яру достигло, по заявлениям самих немцев, 89.000 человек^[416].

По оценке А. Круглова, опирающейся на комплекс немецких и советских данных, общее число гражданских лиц, расстрелянных в Киевской области^[417](не в Киеве!), составило 74600 человек, из них в 1941 году — 64000, в 1942 — 10500 и в 1943 — 100 человек^[418]. Киев и евреи в нем, к сожалению, в этих расчетах не выделены, но, по оценке А. Круглова, — это около 38 тысяч в 1941 — 1943 годах:

Общие потери среди гражданского населения Киева (без переселившихся в другие населенные пункты) в 1941-1943 гг. могут доходить до 53 тыс. человек. Примерно 71-72% общих потерь приходится на евреев^[419].

В этих оценках, однако, не учтены евреи из других расстрелянных контингентов, в том числе самого массового — евреев-военнопленных. Последних же, по моей оценке, было примерно 15-20 тысяч, не меньше одной-двух тысяч наберется и по другим контингентам (заложники, коммунисты-подпольщики).

Так что сводная оценка еврейских потерь в Киеве — примерно 50-55 тысяч, и это уже не полпроцента, а почти процент Холокоста!

После освобождения Киева с 1 по 25 марта 1944 года в городе была проведена перерегистрация населения. Она зафиксировала около 287 тыс. жителей, из них 79,5 тыс. детей до 14 лет и 207,5 тыс. человек взрослого населения, из них женщин в 2,3 раза больше, чем мужчин^[420]. Таким образом, за неполные полгода с момента последнего немецкого учета населения число жителей столицы Украины практически восстановилось.

Любопытные, но, видимо, не слишком точные данные находим в письме уполномоченного СДРК по Киевской области И. Зарецкого уполномоченному по УССР П. Вильховому от 16 февраля 1946 года:

Хочу коснуться дебатируемого у нас в Киеве вопроса, это открытия второй синагоги. Изучая этот вопрос, установлено, что с ноября 1943 года по январь 1946 года возвратилось и проживает в Киеве 110.000 еврейского населения. Плотно населенными местами этой группой являются: Подол, около 30.000, район Сталинки с прилегающими улицами, около 60.000. Эти районы противоположны друг другу. Беря при соотношении 110.000 только 10% верующих, получается довольно-таки внушительная цифра 11.000. Из наблюдения за подольской синагогой и посещения ее молящимися, в особенности в праздничные дни, цифра достигает 2,5-3.000 чел. Помещение синагоги, как верхний, так и нижний залы при полной уплотненности вмещают 1400-1500 человек. Верующие не могут попасть в залы, удовлетворяют свои религиозные потребности во дворе синагоги под открытым небом, а также организовывают так называемые «миньоны», в которых цифра присутствующих бывает от 50 до 100 человек. Борьба с «миньонами», которую мне приходится проводить, трудна и почти невозможна, так как, закрыв один «миньон», группа верующих перекочевывает в новый «миньон». Выявление организаторов и привлечение их к ответственности затруднено тем, что в этих группах существует круговая порука, а привлечь всех присутствующих на молитве будет неверным. По имеющимся данным о количестве синагог в Киеве до войны установлено, что их было 4, помимо которых имелись крупные и постоянные «миньоны». Еврейского населения тогда насчитывалось 500.000. Получалось: одна синагога приходилась на 100.000 человек населения. Сличая данные довоенного времени, то одна синагога может удовлетворить верующих, но есть и отрицательная сторона. Расположение окраинных районов разобщает места расселения, а при существующем положении с транспортом усугубляет создавшиеся условия. Этот вопрос скоро встанет передо мной в пользу открытия второй синагоги^[421].

Число евреев, спасшихся в Киеве под оккупацией, учету не поддается. Как и число евреев, якобы уцелевших непосредственно в «Гросс-акции»^[422].

Можно лишь перечислить категории спасшихся: спрятанные соседями, друзьями или благородными «шмальцовщиками», спрятавшиеся за измененную идентичность, ушедшие в сельскую местность или в партизанские леса. Крошечной, но доказательной категорией являются и... евреи, угнанные в Германию на правах остарбайтеров!

Среди спрятанных и спасенных большинство составляли, конечно, «свои» киевляне — родственники или соседи. Были среди них и единичные беглые военнопленные или окруженцы, впрочем, тоже, вероятно, «свои». Один из них, в частности, математик Семен Израилевич Зуховицкий (1908— 1994). С началом войны он ушел добровольцем на фронт, в сентябре — попал в плен. Бежав из плена, добрался до оккупированного Киева, где с риском для собственной жизни его укрывал его научный руководитель — профессор Юрий Дмитриевич Соколов, устроивший его — под украинским именем — дворником обсерватории. После войны Зуховицкий — создатель математического учебного центра в Киеве, кафедры прикладной математики в Московском инженерно-строительном институте и семинара по прикладной математике в Беэр-Шеве.

Если не стремиться к точным количественным демографическим оценкам — да они и невозможны, то главными качественными демографическими итогами немецкой оккупации Киева являются 5-кратное сокращение людности города и фактическая ликвидация еврейского сегмента его этнической структуры.

Или, если совсем лаконично, то Киев теперь малолюдный и — без евреев!

КИЕВ БЕЗ НЕМЦЕВ

Освобождение Киева и журналисты: прорастание главпуровского клише

Киев освободили 6 ноября 1943 года.

Еще до этого, 12 октября, Василий Гроссман публикует — одновременно в «Красной звезде» и в «Эйникайт» — по-русски и на идише — свой очерк «Украина». Как бы парным к нему станет другой очерк — «Украина без евреев», опубликованный в «Эйникайт» 25 ноября и 2 декабря 1943 года, а в газете «За Родину» — в сокращенном виде — 28 ноября^[423]. В первом из очерков Бабий Яр упомянут, во втором — нет, но незримо присутствует и в нем.

Эренбург как раз рвался увидеть свой родной город в первый же день и час его освобождения. Вместе с Константином Симоновым он прибыл на Юго-Западный фронт на стыке сентября и октября и провел на левобережье Днепра около трех недель, но так и не дождался форсирования реки и изгнания немцев^[424]. Но он уже хорошо знал, что такое Бабий Яр, и писал о нем как о главном символе немецких зверств и преступлений^[425].

«Кто ответит за Бабий Яр?», — спрашивал он у общесоюзного читателя еще 29 октября^[426]. А в другой, адресованной к сугубо еврейской аудитории статье позволил себе и ветхозаветный ответ — немцы, точнее, немецкие фашисты!

Вы, кто имеете винтовки, убивайте! За этого старца. За старую еврейскую мать. За Бабий Яр! За ямы смерти в Витебске и в Минске. За все горе наше^[427].

Чуть ли не ежедневно в «Красной звезде» или в других центральных газетах, как и в войсковых или в выходившей на идише «Эйникайт», появлялись его великолепные статьи и очерки. Один из эпистолярных корреспондентов Эренбурга — Л. Н. Романенко — назвал его «Иеремией нашей эпохи»^[428]. И по праву! Илья Эренбург — пророк, но пророк не плача, а гнева и возмездия!..

Он же стал инициатором и первым, на пару с Гроссманом, составителем «Черной книги», и давно уже получал страшные и честные письма о том, что происходило с евреями в Киеве и других местах Украины, о том, как вели себя фашисты и их добровольные помощники из местных, вошедшие в антисемитский раж при немцах, да так и не вышедшие из него после их изгнания и разгрома!

Но дождаться освобождения Киева от убийц и лично это засвидетельствовать Эренбургу не привелось.

Удалось это Николаю Бажану, Савве Голованивскому и Александру Довженко, побывавшим в Бабьем Яру уже 7 ноября. Бажан через несколько дней написал свой «Яр», вскорости переведенный Михаилом Лозинским:

Дыханьем смерти самый воздух выев,

Плыл смрадный чад, тяжелый трупный жар,

И видел Киев, гневнолицый Киев,

Как в пламени метался Бабий Яр...

Удалось и Борису Полевому, спецкору «Правды». Слегка привирая про бомбу и про «монолит человеческих останков», он наплел режиссеру Шлаену вот что:

...Мы вошли в Киев с первыми советскими частями... Город еще пылал. Но всем нам, корреспондентам, не терпелось побывать в Бабьем Яру. О нем мы слыхали за эти годы войны предостаточно, но нужно было увидеть все самим... Мы приехали на Бабий Яр и обмерли. Громадные, глубоченные рвы. Накануне бомбили город, и одна из бомб попала в откос яра. Взрывом откололо внизу кусок склона. И мы увидали непостижимое: как геологическое залегание смерти — между слоями земли спрессованный монолит человеческих останков... Более страшного я не видел за всю войну...^[429]

Очерк Полевого о Бабьем Яре не найден, но есть у него перед этой темой кой-какие личные «заслуги». Это он как главный редактор «Юности» напечатал роман Анатолия Кузнецова. Сделал он это по-варварски — роман был искорежен цензурой и лично им, Полевым^[430]. Но: без его редакторского садизма, без запытанного, вхруст изуродованного текста не было бы и авторского протеста такой силы, что пришлось бежать из страны — лишь бы стряхнуть вонючее цензорское тряпье и выпустить из тисков свою — авторскую, вольную — птицу-версию!..

Первым после 6 ноября текстом, в котором сказано было о Бабьем Яре и о евреях, был очерк военкора «Известий» Евгения Генриховича Кригера (1906-1983) «Так было в Киеве...»^[431]. Вся вторая половина очерка посвящена Бабьему Яру и евреям как его жертвам^[432].

Вот один фрагмент:

И все та же Львовская улица.

— Я был здесь 29 сентября 1941 года, — сказал Дмитрий Орлов, — через несколько дней после того, как в Киев вступили немцы. Толпы людей непрерывным потоком шли по Львовской улице, а на тротуарах стояли немецкие патрули. Такое множество людей с раннего утра до самой ночи двигалось по мостовой, что трудно было перейти с одной стороны Львовской улицы на другую. Я пришел туда на другой день, а люди все шли, и это продолжалось три дня и три ночи. Это немцы гнали евреев к Бабьему Яру. За Львовской улицей начинается улица Мельника, и там они шли, а дальше пустынная дорога, голые холмы и за ними — овраги, глубокие, с крутыми склонами. Бабий Яр. Что-то гнало меня туда, и я пошел и увидел всё со стороны Кабельного завода. Я выдержал десять минут, потом в голове у меня стало темно. Немцы заставляли людей раздеваться донага, верхнюю их одежду собирали, аккуратно складывали в автомобили и отправляли на вокзальные склады. Нижнюю одежду они тоже собирали и отправляли в прачечные, стирали и отправляли на склады. Из Бабьего Яра все попало в Германию. У голых людей, — там были женщины и мужчины, — срывали с пальцев кольца. Потом этих людей, дрожавших от холода или от близости смерти, ставили на край оврага и расстреливали, и они падали вниз. Маленьких детей немцы пулями не трогали, а сталкивали вниз живыми. Те, кто ждал своей очереди, или молча стояли, или тихонько пели, смеялись. Вот они, которые смеялись, они, я понял, были уже без ума. Но ведь и я сам ушел с того места, как полоумный. Все это продолжалось три дня — по Львовской улице люди толпами шли на смерть. И все, кого еще не успели погнать, знали, что их ожидает, и готовились к этому. Старики одевались в черное и собирались в домах для молитвы и потом шли на Львовскую улицу, немощных вели под руки, а иных несли на плечах. И всех их убили.

Совершенно иным оказался очерк «Бабий Яр» А. Авдеенко и П. Олендера, вышедший 20 ноября в «Красной звезде»^[433]. Александр Остапович Авдеенко (1908-1996) — прозаик, публицист, драматург, киносценарист, член Союза писателей СССР, автор многих книг. В 1942-1945 годах — фронтовой военкор дивизионных газет «За Отчизну» и «Сын Родины», иногда его очерки выходили и в «Красной звезде». Петр Моисеевич Олендер (1906— 1944) — сводный брат поэта Семена Юльевича Олендера (1907-1969). С 1939 года спецкор «Красной звезды» в Киеве, печатался под своей фамилией и под псевдонимами «Болохин» и «П. Донской». В 1943 году приказом по Совинформбюро был назначен корреспондентом «Вашингтон пост» (sic!) по совместительству^[434]. Погиб 4 марта 1944 года в деревне Лясовка (ныне Лесовка) Житомирской области в перестрелке с оуновцами (sic!).

Накануне освобождения Киева Олендер был на левобережье Днепра вместе с Эренбургом, впоследствии тепло написавшим о нем:

Когда военный корреспондент — писатель, прозаик или поэт, он невольно думает не о самом событии, но о его участниках. Корреспондент «Красной звезды» Олендер страстно любил поэзию. Я помню, как в приднепровском селе он читал мне стихи... Это был человек с большой военной культурой. Он видел в войне творчество, он прислушивался к дерзаниям, рутину он ненавидел и в поэзии, и в тактике. Он был фанатичным тружеником. Его статьи, подписанные псевдонимом полковника Донского, помогли многим молодым командирам разобраться в наступлении. Без малого три года проработал, точнее, провоевал Олендер, прошел с армией от Сталинграда до Западной Украины и погиб как солдат, от пули^[435].

У Авдеенко и Олендера в зачине сказано, что убитые в Бабьем Яру — это «евреи, коммунисты и работники ряда советских учреждений». После чего они сразу же переключаются на трагическую историю семьи Сергея Ивановича Луценко, сторожа Лукьяновского еврейского кладбища и свидетеля поневоле всего того расстрельного кошмара, что происходил буквально на глазах у него и его семьи. Сам рассказ — именно об этой семье, а не о том ужасе, который эта семья видела почти каждый день. Такой сюжет легитимен, конечно, но для монопольного раскрытия обозначенной в заглавии темы — Бабьего Яра — явно не представителен и поэтому лжив.

Большая ложь не обходится без тучи маленьких неувязок. Тут и похороны дочери и внуков сторожа, как бы отложенные до прихода журналистов, — спустя недели после убийства! Тут и их могилы, выкопанные на Еврейском кладбище: должность сторожа на этом кладбище все же не открывала перед ним никаких галахических возможностей, даже если б сторож полагал, что евреев в Киеве больше нет и никогда не будет. Тут и фосфорные (sic!) костры, и пятитонки (sic!) для перевозки одежды расстрелянных в четырехэтажную школу № 38 на Некрасовской улице, и — перл-чемпион — сам овраг, сам Бабий Яр, засыпанный почти до краев свежим песком!

Но ведь Авдеенко и Олендер наверняка и сами побывали в Бабьем Яру! Так неужели золотой песок — только ради красного словца?

Завершается их очерк так:

По пологому скату спускаемся на дно Бабьего Яра. На золотом влажном песке отпечатаны чьи-то следы. Идем по следу, а идти жутко, кажется, кости хрустят под сапогами, говорят, что немцы сожгли свыше ста тысяч трупов. Но, вероятно, не меньше еще здесь закопано.

Через века не забудется кровавая плаха Бабьего Яра и воровская малина в школе №38 — две стороны одной медали немецких выродков. Всей своей черной кровью они не смоют праведную кровь киевлян.

Очерки Кригера и Авдеенко с Олендером — самые ранние публикации, написанные после освобождения и специально посвященные Бабьему Яру. Но какие же они разные, просто полярные!

Первый — отличная журналистская работа, без внутреннего цензора в душе. Второй — чуть ли не основоположник главпуровской традиции Большой Кривды о Бабьем Яре, уже осознанной, но еще не сформулированной самим Главпуром.

Опытные пропагандисты, советские журналисты загодя уловили направление ветра и предвосхитили нормативы дальнейшего ужесточения государственной политики при обозначении евреев в официальных советских документах, состоявшегося как раз на стыке 1943 и 1944 годов^[436].

А вот один из первых — ставший классическим! — образчик этой политики: эволюция соответствующего фрагмента из заявления ЧГК «О разрушениях и зверствах, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в городе Киеве»:

Гитлеровские бандиты согнали 29 сентября 1941 года на угол улиц Мельникова и Дегтяревской тысячи мирных советских граждан. Собравшихся палачи повели к Бабьему Яру, отобрали у них все ценности, а затем расстреляли. Проживающие вблизи Бабьего Яра граждане Н.Ф. Петренко и Н.Т. Горбачева рассказали о том, что они видели, как немцы бросали в овраг грудных детей и закапывали их живыми вместе с убитыми и ранеными родителями. «Было заметно, как слой земли шевелился от движения еще живых людей». В 1943 году, чувствуя непрочность своего положения в Киеве, оккупанты, стремясь скрыть следы своих преступлений, раскапывали могилы своих жертв и сжигали их^[437].

Вот как саму эту мутацию, растянувшуюся аж на два месяца, описывает военный журналист Лев Александрович Безыменский (1920-2007):

Декабрь 1943 года. Был готов первый проект сообщения ЧГК, распространенный среди ее членов. В проекте содержался следующий, вполне адекватно отражавший реальные события абзац:

«Гитлеровские бандиты произвели массовое зверское истребление еврейского населения. Они вывесили объявление, в котором всем евреям предлагалось явиться 29 сентября 1941 года на угол Мельниковой и Доктеревской улиц, взяв с собой документы, деньги и ценные вещи. Собравшихся евреев палачи погнали к Бабьему Яру, отобрали у них все ценности, а затем расстреляли».

Сохранился полный текст этого проекта, завизированный 25 декабря 1943 года. Но далее началась сложная процедура согласования. 25 декабря 1943 года председатель комиссии Н.М. Шверник направил текст в ЦК ВКП(б) на согласование. Он писал в Управление пропаганды и агитации его начальнику Г.Ф. Александрову: «Направляю Вам проект сообщения Чрезвычайной Государственной Комиссии о разрушениях и зверствах немецко-фашистских захватчиков в г. Киеве. Прошу дать согласие на опубликование его в печати».

Текст находился у Г. Александрова долго — до 2 февраля, после чего он вернул его Швернику с просьбой «учесть редакционные замечания в тексте». «Редакционные замечания» на первый взгляд были чисто редакционными: несколько слов вычеркнуто, несколько добавлено. Однако в результате абзац выглядел совсем по-другому.

«Гитлеровские бандиты» уже не производили «массового зверского истребления еврейского населения». Они лишь согнали «29 сентября на угол Мельниковой и Доктеревской улиц тысячи мирных советских граждан». Последние слова были вписаны рукой Александрова. Он же и вычеркивал. Дальше — в том же духе: «собравшихся евреев» упоминать не надлежало, остались лишь просто «собравшиеся». Новый текст гласил: «Гитлеровские бандиты согнали 29 сентября 1941 года на угол Мельниковой и Доктеревской улиц тысячи мирных советских граждан. Собравшихся палачи повели к Бабьему Яру, отобрали у них все ценности, а затем расстреляли».

Получив эту новую «версию», Шверник, понимая смысл изменений, решил застраховаться и в тот же день 2 февраля направил новый вариант (Александров правил и некоторые другие абзацы проекта) на согласование В. М. Молотову:

«Направляю Вам проект сообщения Чрезвычайной Государственной Комиссии о разрушениях и зверствах немецко-фашистских захватчиков в г. Киеве. Проект согласован с т. Александровым Г.Ф. Прошу дать согласие на опубликование в печати».

Согласия сразу дано не было. Молотов запросил мнение секретаря ЦК ВКП(б) А. Щербакова. Ему текст был отправлен Молотовым 10 февраля с припиской: «Прошу решить». Другими «редакторами» стали Н.С. Хрущев и А.Я. Вышинский. 17 февраля текст был получен из Киева с визой Хрущева и других членов украинской комиссии. Н.С. Хрущев был очень внимателен, в абзаце о Бабьем Яре он переставил слова «улиц» перед их наименованием. Принципиально же новый смысл правки у него возражений не вызвал. Текст завизировали известные украинские писатели Максим Рыльский и Павло Тычина. Видимо, показывали его и членам московской комиссии (есть виза Алексея Толстого).

А. Щербаков был в курсе поправок Александрова о Бабьем Яре, так как в посланный ему текст была чьей-то рукой заботливо перенесена решающая правка. После этого Шверник 25 февраля снова обратился к Молотову... «По Вашему поручению я согласовал проект сообщения с тт. А. Щербаковым и Н.С. Хрущевым. Прошу Вас разрешить опубликование в печати».

Молотов передал документ своему заместителю А. Вышинскому. Тот внес «маленькие поправки» на с. 3,6, на с. 4 исключил одну фразу. В остальном он был согласен. После этого 28 февраля 1944 года секретарь Молотова И. Лапшов послал Швернику записку: «Тов. Швернику. Можно дать в печать. И. Лапшов».

В тот же день Н. Шверник отправил чистый текст в ТАСС — разумеется, с новым вариантом страницы, на которой говорилось о Бабьем Яре. Так документально можно считать установленным «рождение» на уровне ЦК ВКП(б) официальной версии всех будущих упоминаний — или, точнее, неупоминаний об уничтожении евреев — вплоть до будущего сообщения об Освенциме. Отныне надо было писать только о «мирных советских гражданах» или «гражданах стран Европы».

Повторяю: киевское сообщение подписали вполне достойные лица — Павло Тычина и Максим Рыльский, пользовавшиеся высокой репутацией и чуждые любым проявлениям антисемитизма. Они безусловно знали правду о Бабьем Яре хотя бы от своих друзей-евреев — Леонида Первомайского, Саввы Голованивского, Квитко. Но я могу себе представить, что на возможные недоуменные вопросы тому же Тычине высокопоставленные члены комиссии могли ответить: позвольте, разве новая формулировка неправдива? Разве не были киевские евреи гражданами Советского Союза? Разве вы хотите лишить их сего почетного звания? И так далее...

Как бы то ни было, подписи были поставлены. Быть может, в неведении того, что за одной неправдой последует другая. В действительности за фарисейскими уверениями в признании за советскими евреями их гражданского равенства скрывался давно задуманный переход от прокламированного интернационализма к практическому национализму и будущему государственному антисемитизму^[438].

Подытожим: еврейская трагедия в Бабьем Яру, сам Холокост под пером коммунистов-интернационалистов превратились в «тыкву» — в нацистскую репрессию против «местных жителей», а евреи в итоге в заявлении ЧГК даже не упоминаются. Тогда же, 1 марта 1944 года, выступая на первом заседании Верховного совета УССР с речью о страданиях советских людей под оккупацией, Н. С. Хрущев евреев тоже не упомянул^[439].

Так что не приходится удивляться и тому, что в эмоциональной записке инструктора отдела рабочей молодежи Киевского обкома ЛКСМУ Боженко Бабий Яр упомянут дважды, а вот евреи — ни разу^[440].

Советский пресс-показ и швейцарский пресс-конфуз

Не прошло и двух недель со дня освобождения Киева, как город посетила группа американских, английских и советских журналистов — в рамках так называемого пресс-тура, организованного скорее всего НКИД^[441]. Киев — вернее, то, что от него осталось по состоянию примерно на 19-21 ноября, — показывали и о нем рассказывали архитектор Павел Алешин, поэт Николай Бажан (в то время заместитель председателя Совнаркома УССР), университетские врачи и другие.

Делегацию иностранных журналистов возглавлял Поль Винтертон, главный редактор лондонской газеты «Ньюс Кроникл»^[442] и корреспондент «Би-Би-Си». В нее входили еще несколько североамериканцев — Билл Лоуренс («Нью-Йорк Таймс» и «Геральд Трибун»), Билл Доунз («Ньюсвик» и радио «Си-Би-Эс»), Генри Шапиро («Юнайтед пресс»), Морис Хиндус («Сент-Луис Пост Диспэтч»), Эдди Гилмор («Нэшнл Джеогрэфик Мэгэзин») и Джером Дэвис («Торонто Стар» и международное агентство новостей «Хёрст»)^[443]. Заметки Лоуренса вышли в «Нью-Йорк Таймс» раньше других — 29 и 30 ноября (в качестве даты их написания указано 22 ноября), причем статья от 29 ноября была озаглавлена так: «Сообщается, что в Киеве убито 50000 евреев»^[444]. 6 декабря 1943 года в «Ньюсвик» вышла статья Доунза — «Кровь в Бабьем Яру: история киевских зверств»^[445]. В мае 1944 года в «Нэшнл Джеогрэфик» вышла большая статья Гилмора «Освобожденная Украина»^[446].

В своих репортажах иностранцы использовали фотографии советского военного фотокорреспондента Алексея Давыдовича Иоселевича (1909-?), сделанные во время пресс-тура и оперативно переданные журналистам. На одной из них трое наших знакомцев — Ефим Вилькис, Леонид Островский и Владимир Давыдов в кепках и легких пальтишках — на фоне гребня Бабьего Яра, на другой — группа тепло одетых журналистов в ушанках, в ясный солнечный день идущих по дну оврага и смотрящих на что-то, что им показывают и объясняют едва различимые люди в кепках^[447]. Есть и кинокадры, снятые тогда кинодокументалистами Валентином Ивановичем Орлянкиным (1906-1999) и Григорием Александровичем Могилевским (1905-1964), на которых Вилкис на краю Бабьего Яра рассказывает журналистам о том, что он и его товарищи тут пережили^[448]. Да те, проходя по дну оврага, и сами все видят: под их ногами полно костей, детской обуви, других странных предметов.

Глазам своим доверяли не все из них. Два заголовка — «Сообщается, что в Киеве убито 50000 евреев» и «Кровь в Бабьем Яру: история киевских зверств» — хорошо передают ту палитру мнений, которой были охвачены западные журналисты. Все они без исключения отнеслись к услышанному с известным скепсисом. Во-первых, потому что поверить во все эти чудовищные зверства нормальному человеку вообще очень трудно. Во-вторых, потому что они хорошо знали замашки советского официоза и привыкли ему сходу не доверять. Ну, а в-третьих, потому что союзники сами только-только поставили свою пяту в Европе, причем в Южной Италии, где никакими гетто и концлагерями и не пахло. До собственных впечатлений, скажем, о Берген-Бельзене, Дахау или Бухенвальде было еще очень и очень далеко.

Тем не менее, разумеется, они отправили корреспонденции в свои редакции, и только Доунз, московский житель, не нуждавшийся для понимания сказанного в переводчике, сразу же поверил трем бывшим узникам и в своем тексте назвал Бабий Яр «двумя самыми чудовищными акрами на планете», а об имени, о топониме, Бабий Яр написал, что «отныне ему предстоит войти в мировую историю всем своим смрадом»^[449].

Но и это еще не все. Вольнó же тут сомневаться или соглашаться журналистам-англосаксам, чьи страны и без того воюют с Гитлером. А вот даже повторить рассказ об этом пресс-туре в печати Швейцарии — нейтральной и граничащей с Германией страны — уже стрёмно и рискованно.

Но именно так и сознательно поступила газета «Фольксштимме» в швейцарском Сант-Галлене, 15 декабря 1943 года напечатавшая статью «Убийство евреев в Киеве», основанную на репортаже в «Ньюс Кроникл», полученной по каналам телеграфного агентства «Эксчейндж телеграф», на сообщения которого газета была подписана. Сообщения же были двух сортов — те, которые можно сразу давать в печать, и, так сказать, для внутреннего пользования, не для распространения, причем сообщение о Киеве имело статус второго рода. Сочтя информацию по важности первосортной, газета осознанно пренебрегла этим нюансом и была наказана так называемым общественным предупреждением за создание угрозы претензий со стороны немецкой армии за распространение непроверенных сведений, допускающих нарушение Германией норм международного права (sic!) и за... распространение иностранной пропаганды!^[450]

Иными словами, «Операция 1005» все же возымела — пусть и ограниченный маленькой и нейтральной Швейцарией — но успех!

И безо всякой «эксгумации и кремации»!

БАБИЙ ЯР И ВОЗМЕЗДИЕ: ПРОЦЕССЫ НАД ПАЛАЧАМИ

1943. На скамью подсудимых: Указ от 19 апреля 1943 года

19 ноября 1942 года один немецкий университетский профессор-правовед и военный юрист, Эрих Швинге (1903-1994), писал другому военному юристу, своему давнему коллеге-камераду Эрику Вольфу (1902— 1977) — из Полтавы в Вену:

В Ровно до начала войны было 50 тысяч жителей, из них половина евреи. Из евреев не осталось ни одного, их всех «переселили» (как это принято там говорить), в том числе 17 000 за три дня в ноябре 1941 года и 4000 14 июля этого года. Коллеги могли бы добавить много впечатляющих деталей. Эту войну нам нельзя проигрывать, а то будет худо! Восточнее [Ровно. — П. П.] я вообще не видел ни одного еврея, они исчезли все до одного, а ведь в Киеве их должно было быть 100 000!^[451]

Все понятно, не правда ли? Сталинград еще впереди, но уже чует кошка, мур-мур, чем это все мяукнуться может... «Войну нам нельзя проигрывать!»

Вспоминается и раздражение фельдмаршала фон Рейхенау на служебную записку подполковника Гросскурта: «Лучше бы этой записке вовсе не появляться»!

Уже после войны, когда некоторые участники расстрельных оргий в Бабьем Яру предстанут перед следствием и судом, можно будет понаблюдать за тем, как они — сами ли, устами ли защитников — будут рьяно соревноваться в словесном изображении своей невиновности, непричастности и неосведомленности.

Во-первых, все это не они, их там чаще всего вовсе не было! А если и были, то они всегда внутренне протестовали против бесчеловечности своей миссии и с риском для жизни боролись за право не участвовать в ней. Во-вторых, они толком ни в чем и не участвовали: один — знай себе, не вылезая из кабины, крутил баранку, другой — только писал отчеты^[452], третий — только заряжал стволы для тех, кто стрелял, но сам — ни-ни! — не стрелял. Ну а если отбрехаться не выходит, то, в-третьих, деяния, в которых они, с их слов, участвовали только косвенно и маргинально, — деяния эти нисколько не противоречили международному праву!!!^[453]

Многим, разумеется, и повезло: их причастность к Бабьему Яру никак не засветилась и так и не всплыла! Вот, например, Герман Дидике, капитан (впоследствии майор) из 454-й пехотной дивизии. Это он командовал первым куренем УВП из Житомира, приданным карательным частям накануне расстрела. Родился он в 1894 году в Эрфурте, после Первой мировой учился в университете, знал греческий и латынь. С 1931 года — член НСДАП, до войны — служащий банка (следователь записал — директор банка). В плен его захватили красноармейцы около города Рунов в Чехии в самый последний день войны — 9 мая 1945 года (sic!). Освободился он из плена в 1948 году. Факт службы в 454-й дивизии, воевавшей на юге России, в его личном деле отмечен, но то, что сама эта дивизия была непехотной, как записано с его слов, а охранной, а стало быть, и факт личной причастности к палачеству Бабьего Яра — нет.

Интересный случай встречаем в дневнике бывшего советского военнопленного Александра Вейгмана, освобожденного американцами в районе Франкфурта-на-Майне. Он содержит указание на «следственные мероприятия» этого доморощенного частного детектива. Но, в отличие от непонятливых и потому арестовавших его за это американцев (не говоря о немцах-соседях), Вейгман аттестует свои действия не попыткой грабежа и мародерства, а «обыском» в чужой квартире в Оффенбахе, принадлежавшей, как показал — Вейгману — этот «обыск», бывшему начальнику шталага в Дарнице:

25 апреля. Среда. Встал пораньше, ибо спешил в клуб слушать утренний выпуск последних известий по радио. Особо знаменательно сегодня — это обыск в 15 часов квартиры СС-коменданта лагеря военнопленных г. Киева. Мной были найдены подтверждающие документы и фотоснимок его деятельности, издевательств и уничтожения советских военнопленных, особенное впечатление оказал на меня разрушенный памятник В.И. Ленина в г. Киеве, где на пьедестале памятника встал этот деспот, фашистский изверг, комендант лагеря Киев-Дарницы.

Однако немцы донесли на нас в американскую полицию, что мы якобы собрались грабить квартиру, и их полиция, не разобравшись, нас — Володю Храмова, Григорьина и меня арестовали и на машине «виллис» отвезли в тюрьму г. Оффенбах.. .^[454]

На самом деле свой столь высокоидеологичный — он же «разбойнообыскной» — визит Вейгман нанес в квартиру куда более скромного чина шталага 339, чем сей «охотник» за нацистами предположил. Ефрейтор Филипп Хильденбранд (1906-?; по мирной профессии — переплетчик) проживал как раз в Оффенбахе, по адресу Алисештрассе, 50; в лагере он был канцелярским служащим. Первым же (около месяца) комендантом лагеря был майор Шаллер (или Шиллер, или Шоллер), замененный полковником Лоренцем Шмидтом^[455].

Киевский процесс — это один из 20 состоявшихся в СССР открытых судебных процессов над военными преступниками и их пособниками. Соответствующие дела, в том числе и на советских граждан-коллаборационистов, рассматривали военные коллегии Верховного суда союзных республик. Решения коллегий направлялись в Комиссию по судебным делам Политбюро ЦК ВКП(б): там, как правило, соглашались с вынесенным приговором, но иногда вносили свои коррективы.

Общим основанием для осуждения на всех процессах служил УПВС №160/23 от 19 апреля 1943 года «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников родины из числа советских граждан и для их пособников» (с грифом «Не для печати»), действие которого было прекращено только в 1983 году.

Часть 1 этого Указа гласила:

Установить, что немецкие, итальянские, румынские, венгерские, финские фашистские злодеи, уличенные в совершении убийств и истязаний гражданского населения и пленных красноармейцев, а также шпионы и изменники родины из числа советских граждан караются смертной казнью через повешение.

Всего, по неполным подсчетам А.Е. Епифанова, за 1943-1951 годы по указу было осуждено не менее 81780 чел., в том числе не менее 24069 иностранцев (немецких военнопленных и некоторых других). При этом последним по времени годом осуждения по указу категории советских граждан стал как раз 1951-й, когда таких случаев было зафиксировано всего девять^[456].

Сам же указ не содержал юридических дефиниций и тем более процедур для определения, кого относить к «изменникам Родины», а кого — к «пособникам врага». Подвести под указ при желании можно было практически любого, кто оказался под оккупацией и хоть как-то работал — от уборщицы и наборщика до старосты и бургомистра. Тем более что отчетливым правоприменительным трендом было устрожение наказания.

Вместе с тем такого рода дефиниции разрабатывались и де-юре даже существовали. Так, Положением «О порядке установления и расследования злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников», утвержденным Прокурором СССР 26 июня 1943 года, «вводился примерный перечень признаков преступных действий нацистов с объективной стороны, которые военные следователи и дознаватели должны были раскрывать. Это были факты убийств мирных граждан, насилий, издевательств и пыток, учиненных захватчиками над беззащитными людьми (женщинами, детьми, стариками); увода советских людей в рабство; пыток и истязаний в отношении пленных, больных и раненых советских военнослужащих»^[457]. Смягчить это, вероятно, было призвано Постановление № 22/М/16/У/сс Пленума Верховного Суда СССР «О квалификации действий советских граждан по оказанию помощи врагу в районах, временно оккупированных немецкими захватчиками» от 25 ноября 1943 года за подписью председателя Верховного Суда И. Т. Голякова.

Указ от 19 апреля 1943 года стал юридической основой для первых показательных процессов над немецкими военными преступниками на территории СССР, нуждавшихся в несложной инструментализации осуждения.

Первым в этом ряду намечался Краснодарский процесс, состоявшийся уже в июле 1943 года. Но еще раньше указ был апробирован на советских гражданах. Так, бывший московский адвокат и, во время войны, секретарь военного трибунала Яков Айзенштат вспоминал, что одним из первых, если не первым осужденным по этому указу, был бывший начальник полиции Армавира Сосновский. Во время его казни произошло следующее:

Сосновский находился в кузове грузовой автомашины. Председатель Военного трибунала огласил приговор. На шею Сосновского надели петлю, автомашина отъехала и казнь свершилась. Но в этот момент произошло неожиданное. По Указу от 19 апреля 1943 года повешенный должен был висеть на площади три дня для публичного обозрения. Однако, как только автомашина отъехала, к повешенному подскочили инвалиды войны и стали палками и костылями его бить. В результате обнажилось тело. Этот инцидент был учтен и при последующих повешениях в Краснодаре и Харькове место казни тщательно охранялось воинскими подразделениями, чтобы не было подобных неожиданностей^[458].

Варварская публичная казнь, как видим, спровоцировала и варварскую реакцию.

Большинство осужденных в 1943-1946 годах были приговорены к смертной казни именно через повешение^[459], а большинство осужденных в 1947 году — к 25 годам каторжных работ. Причина в том, что 26 мая 1947 года смертная казнь в СССР была временно запрещена.

Однако 12 января 1950 года — по отношению к изменникам родины, шпионам и подрывникам-диверсантам — смертную казнь восстановили, но и каторжный «четвертак» при этом не отменили.

1946. Киевский и другие процессы

Самые ранние процессы — первые три — состоялись еще во время войны, в 1943 году: они прошли в Краснодаре (14-17 июля)^[460], Краснодоне (15-18 августа)^[461] и Харькове (15-18 декабря)^[462].

Все остальные проходили уже после окончания войны, из них три еще в 1945 году, в декабре: в Смоленске (15-19 декабря)^[463], Брянске (26-30 декабря)^[464] и Ленинграде (28 декабря 1945 — 4 января 1946 года)^[465].

Процесс в Киеве совпал по времени с четырьмя другими процессами, также проходившими в январе 1946 года — в Николаеве (10-17 января)^[466], Минске (15-29 января)  ^[467], Великих Луках (24-31 января)^[468], Риге (26 января — 2 февраля)^[469]. Еще 10 процессов состоялись в 1947 году, в октябре — декабре в Сталино (Донецке; 24-30 октября)^[470], Бобруйске (28 октября — 4 ноября)^[471], Севастополе (12-23 ноября)^[472], Чернигове (17-25 ноября)^[473], Полтаве (23-29 ноября)^[474], Витебске (29 ноября — 3 декабря)^[475], Кишиневе (6-13 декабря)^[476], Новгороде (7-18 декабря)^[477], Гомеле (13-20 декабря)^[478] и Хабаровске (25-30 декабря)^[479].

К этим публичным процессам примыкало множество непубличных, проходивших в закрытом режиме в самых разных местах. Например, состоявшийся 31 июля 1947 года в расположении спецлагеря №7 на оккупированной территории Германии. Все 15 обвиняемых на нем — немцы, служившие в 9-м полицейском батальоне, — были осуждены за свои преступления на оккупированной территории СССР, в том числе в Киеве, получив по 25 лет исправительно-трудовых лагерей. Среди них и один из расстрельщиков Бабьего Яра — Фридрих Эбелинг^[480].

Собственно Киевский процесс проходил с 17 по 28 января 1946 года в зале Киевского окружного дома офицеров. На скамье подсудимых сидели 15 немецких военнослужащих, среди них три генерала, девять офицеров и трое младших чинов.

Генералы — это группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Пауль Шеер (начальник охранной полиции и жандармерии Киевской и Полтавской областей), генерал-лейтенант Карл Буркхард (комендант тыла 6-й армии во время ее действий на территории Сталинской и Днепропетровской областей) и генерал-майор Экхард фон Чаммер унд Остен (командир 213-й охранной дивизии, действовавшей в Полтавской области, а впоследствии — комендант полевой комендатуры №392).

Офицеры — это оберштурмбаннфюрер СА (подполковник) Георг Хай-ниш (гебитскомиссар Мелитопольского округа), хауптштурмфюрер СС (капитан) Оскар Валлизер (ортскомендант Бородянской межрайонной комендатуры Киевской области), подполковник Георг Труккенброд (военный комендант Первомайска, Коростеня и ряда других городов), обершарфюрер СС (фельдфебель) Вильгельм Геллерфорт (начальник СД Днепродзержинского района Днепропетровской области), лейтенант Эмиль Кноль (командир полевой жандармерии 44-й пехотной дивизии и комендант лагеря военнопленных в с. Андреевка Балаклеевского района), зондерфюрер Фриц Беккенгоф (сельскохозяйственный комендант Бородянского района Киевской области), обер-ефрейтор Ганс Изенман (военнослужащий дивизии СС «Викинг»), обер-лейтенант Эмиль Иогшат (командир подразделения полевой жандармерии) и Вилли Майер (командир отделения 323-го отдельного охранного батальона).

Трое унтер-офицеров — Иоганн Лауэр (бывший военнослужащий 73-го отдельного саперного батальона 1-й немецкой танковой армии), Август Шадель (бывший начальник канцелярии Бородянской межрайонной ортс-комендатуры Киевской области) и Борис Драхенфельс-Кальювери (бывший зам. командира отделения полицейского батальона «Остланд»).

Прокурор требовал смертной казни для всех. Приговор же, вынесенный 28 января, был таков: генералам и офицерам — виселица, нижним чинам — длительные сроки в лагерях (15-20 лет каторги). Казнь была приведена в исполнение уже 29 января — на площади имени Калинина (современный Майдан Независимости) — главной площади города — в присутствии 200 тысяч населения.

Веревка на шее подполковника Труккенброда оборвалась. Вопреки неписаным правилам, жизнь ему не даровали. Нашли новую веревку и еще раз повесили^[481]. А один из молодых казненных офицеров, по свидетельству Я. Бердичевского, тогда мальчишки, нарушил регламент казни иначе — оттолкнул солдата с петлей, сам накинул ее себе на шею и шагнул с грузовика.

Стоит еще раз пояснить. Киевский процесс разбирался с преступлениями национал-социализма, совершенными не обязательно в Киеве, а по всей Украине. Из преступников самый старший по званию и одновременно «самый близкий» к Бабьему Яру фигурант — Пауль Шеер.

Еще выше по званию (обергруппенфюрер СС, или генерал полиции) и еще ближе к Бабьему Яру был Фридрих Август Еккельн. В июне — октябре — высший командир СС и полиции в группе армий «Юг»: именно он координировал расстрелы 29 и 30 сентября. Он был фигурантом другого процесса в СССР — Рижского: в Риге его и повесили 3 февраля 1946 года^[482].

В обвинительном заключении Киевского процесса упоминается данная ЧГК оценка жертв — 70.000 расстрелянных советских граждан еврейской национальности. Среди свидетелей одна — Дина Проничева^[483] — из самих жертв, спасшаяся непосредственно из оврага смерти. И, судя по всему, именно Еккельн, справившись о группе освобожденных от расстрела украинок, распорядился всех их, включая Проничеву, — казалось бы, уже спасенную — немедленно расстрелять! Другие свидетели: член «рабочей команды 1005» Семен Борисович Берлянт, профессор Владимир Артоболевский (очевидец того, как обреченные евреи шли в Бабий Яр) и Моисей Танцюра, бывший главврач Психиатрической больницы им. Павлова и очевидец ликвидации всех ее больных, в первую очередь евреев.

1945-1946. Международный Нюрнбергский трибунал

Помимо внутрисоветского контекста, у Киевского процесса, как и у самого расстрела в Бабьем Яру, был и другой правовой фон — международный. Начиная с 30 ноября 1945 года, т. е. за полтора месяца до начала суда в Киеве, в Нюрнберге начал заседать Международный военный трибунал над главными военными преступниками (МВТ), продлившийся до 1 октября 1946 года.

Это был юридически новаторский — буквально революционный — процесс. Решение о его проведении было принято на Московской конференции 1943 года министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, поручившей Европейской консультативной комиссии разработать ее устав. Им стал так называемый Лондонский устав^[484] — приложение к Соглашению об уголовном преследовании и наказании главных военных преступников держав Оси, принятый на Лондонской конференции 8 августа 1945 года — с участием уже Китая и Франции, великодушно принятых в победители. Он установил правила и процедуры проведения МВТ, применить каковые на практике предстояло уже через четыре без малого месяца.

Краеугольным камнем судопроизводства на МВТ стал так называемый «Пакт Бриана — Келлога»^[485], или Парижский пакт — договор об отказе от войны в качестве инструмента внешней политики стран. Он был подписан в Париже 27 августа 1928 года представителями 15 государств, к которым позже присоединились еще 48 стран, в том числе и СССР (уже 6 сентября 1928 года)^[486]. Формально договор вступил в силу 24 июля 1929 года. За его подготовку Келлогу в 1930 году была присуждена Нобелевская премия мира 1929 года^[487].

До его принятия война считалась приемлемым средством внешней политики. Пакт же объявлял неспровоцированное нападение на другую страну преступлением^[488]. Этот же принцип лег в дальнейшем в основу Устава ООН, признающего право стран на самооборону, в том числе и на коллективную. В соответствии с уставом ООН государства имеют право помогать жертвам агрессии или налагать санкции на агрессора, не нарушая при этом собственный нейтральный статус.

Считалось, что заключение Пакта Бриана — Келлога — первый шаг на пути создания системы коллективной безопасности в Европе. Он стал одним из правовых оснований на МВТ, на котором руководителям нацистской Германии было предъявлено обвинение в нарушении Пакта.

Подчеркнем: не Германии как государству, а ее руководителям! При обвинении в военных преступлениях занятие государственной должности уже не давало иммунитета. Персонализация ответственности за государственные преступления — еще одна из важнейших новаций МВТ!

Революционным был и принцип универсальной юрисдикции. Когда б не Нюрнберг, национальные суды не могли бы осуществлять преследование за преступления, нарушающие нормы международного права.

Подсудными МВТ были признаны «преступления против мира», «военные преступления» и — совершенно новый состав! — «преступления против человечности»^[490].

К числу последних относился и Холокост, но Холокост в целом, в том числе и преступления в Бабьем Яру, хотя и упоминались в Нюрнберге, в частности в обвинительном заключении — как место расстрела под Киевом свыше 100 тыс. мужчин, женщин, детей и стариков, но оказались явно не в центре внимания МВТ. Тем не менее перечень представленных суду документов о Холокосте солиден: это и документы эйнзатцгрупп (в частности, группы D, которой командовал Отто Олендорф, и сам допрошенный на МВТ), и так называемый «Отчет Штропа», задокументировавший ликвидацию восстания в Варшавском гетто весной 1943 года. Довольно много было сказано и об Аушвице-Биркенау: в их числе весьма откровенные показания Рудольфа Хёсса, коменданта лагеря смерти, а также его узников, например Мари-Клод Вайян-Кутюрье.

В середине февраля 1946 года, т.е. уже после завершения Киевского процесса, в Нюрнберге дошел черед и до Киева с Бабьим Яром. 14, 15, 18 и 19 февраля там проходили заседания, посвященные преступлениям против мирного населения — род преступлений, через который «просвечивал» и Холокост. Докладчиком по этим вопросам был помощник Главного обвинителя от СССР Л. Н. Смирнов^[491]. Предварительный список свидетелей, намечавшихся к вызову на Нюрнбергский процесс от СССР, обсуждался и утверждался в Следственной части НКГБ СССР в самом конце ноября^{1 [492]}. От Киевской области намечалось три кандидата — Будник, Давыдов и поэт Тычина, в то время министр образования УССР. Ездил один Будник^[493], прибывший в Нюрнберг только 21 февраля, тогда как Бабий Яр обсуждался 19 февраля, так что на процессе Будник лично не выступал, но его показания были зачитаны Смирновым и учтены. Смирнов же представил 19 февраля 1946 года аффидатив (письменное свидетельство) Герхарда Адамца из команды «1005б»!

Существенной инновационной особенностью первых же послевоенных антинацистских процессов стали их кинофиксация и кинодокументация: киноэкран впервые стал антуражем судебных залов. Так, фрагменты документальных съемок в Бабьем Яру и Сырце 1943 года были предъявлены: в Киеве — 24 января (несколько минут) и в Нюрнберге — 19 февраля 1946 года (около 30 секунд). Киевский процесс весь был заснят на кинопленку, фрагменты были показаны народу в виде спецвыпуска киножурнала. Нюрнбергский же процесс снимался целиком и одновременно несколькими национальными командами кинохроникеров.

1947: Нюрнбергский процесс против Олендорфа и других

Вслед за МВТ на немецкой земле прошла целая серия из 12 судебных процессов, последовавших за первым и главным, на которых к ответственности были привлечены непосредственные участники преступлений — военные, эсэсовцы, нацистские медики-экспериментаторы, юристы.

Это прежде всего процесс «Соединенные Штаты Америки против Отто Олендорфа и других» (дело №9), инициированный американской оккупационной администрацией. Он проходил во Дворце правосудия в Нюрнберге с 29 сентября 1947 по 10 апреля 1948 года. Созванный для этого военный трибунал заседал 78 раз, сам процесс продолжался около 9 месяцев: обвинительное заключение было предъявлено 3 июля 1947 года.

Все подсудимые занимали руководящие посты в айнзатцгруппах СС, практически весь служебный функционал которых состоял из «узаконенных» преступлений — уничтожения евреев, цыган, коммунистов и т. п. Четыре таких группы — А, В, С и D — были сформированы по приказу Гитлера и Гиммлера в мае 1941 года перед нападением на СССР. Они подчинялись Гейдриху — начальнику РСХА. Личный состав групп формировался из сотрудников СС, СД, гестапо (секретной государственной полиции) и иных полицейских подразделений.

На скамью подсудимых сели 22 обвиняемых, из которых 14 было осуждено на смертную казнь. Все они подали прошение о помиловании и замене наказания, но среди тех четырех, кого НЕ помиловал Верховный комиссар Мак-Клой и кого реально повесили, был и Блобель, командир айнзатцкоманды 4а и командир «Операции 1005» по эксгумации и кремации трупов расстрелянных жертв.

Кроме Блобеля, фигурантами процесса были и другие палачи Бабьего Яра, в частности, его переводчик — штурмбаннфюрер (майор) СС Вальдемар фон Радецки, и его непосредственный начальник — командир айнзатцгруппы С бригадефюрер (генерал-майор) СС Отто Раш.

Что только ни привлекал на защиту своего подмандатного д-р Вилли Хайм, адвокат Блобеля! Тут и прусско-хтонические добровольный отказ от индивидуальности, императив долга, субординации и следования приказам, а еще ярость благородная, вскипавшая при виде того, как жестоко Красная армия относилась к немецким солдатам. И даже его, Блобеля, бедненького, слабоватое здоровье — волынская лихорадка и другие болезни буквально не давали его подзащитному должным образом исполнять свои палаческие обязанности: так что спрашивайте с его заместителей! Хайм даже доказывал, что казни женщин и детей, проводившиеся зондеркомандой 4а, никоим образом не противоречили международному праву, так как русские в своей тщательно организованной партизанской войне безжалостно использовали для своих целей и женщин, и детей. Что же касается «Операции 1005», то, недоумевал Хайм, чем же, собственно, преступно сожжение или уничтожение мертвых тел?^[494]

4 марта 1949 года смертные приговоры через повешение были утверждены военным губернатором Мак-Клоем в отношении подсудимых Би-берштейна, Блобеля, Блюме, Брауне, Хенша, Клингельхофера, Науманна, Олендорфа, Отта, Зандбергера, Зайберта, Штаймле и Штрауха, а 25 марта 1949 — в отношении подсудимого Шуберта. Не стал бы исключением и Отто Раш, но он умер в тюремном госпитале Нюрнберга 1 ноября 1948 года.

В отношении Олендорфа, Науманна, Блобеля и Брауне смертные приговоры были приведены в исполнение в Ландсбергской тюрьме 7 июня 1951 года. Штраух же был выдан Бельгии, где был также приговорен к смертной казни, но умер в бельгийском тюремном госпитале 15 сентября 1955 года. Остальные осужденные после отбытия различных сроков заключения были освобождены.

1967-1968. Дармштадтский процесс против Каллсена и других

Весьма важное для истории преступлений в Бабьем Яру юридическое событие состоялось в Дармштадте — так называемый Каллсен-процесс. Со 2 октября 1967 и по 29 ноября 1968 года здесь шел суд присяжных — над 10 офицерами СС. Все подсудимые — члены блобелевской зондеркоманды 4а, так что без Бабьего Яра на следствии и в суде обойтись не могло. Заслушано было 175 свидетелей со всего мира, в том числе из СССР — Дина Проничева (выступала 29 апреля 1968 года). Осуждены были семеро — их приговорили, в общей сложности, к 61 году лишения свободы^[495].

Главный обвиняемый — бывший штурмбаннфюрер СС Куно Фридрих Каллсен (1911-2001). С мая по октябрь 1941 года он был заместителем Блобеля и командиром одной из двух подкоманд зондеркоманды 4а, в Киеве отвечал за связь с 6-й армией. В звании — тогда — гауптштурмфюрера СС был одним из непосредственных руководителей Гросс-акции, хоть и отрицал это на суде.

После окончания войны Каллсен скрывался под чужим именем. Весной 1946 года он перебрался вместе с семьей в Ной-Изербург. 10 сентября 1946 года был арестован и интернирован в лагерь в Дармштадте. Во время денацификации был классифицирован всего лишь как «последователь», после чего 30 января 1948 года был выпущен из тюрьмы. С мая 1950 года работал в отделе фирмы по продаже торговых автоматов во Франкфурте-на-Майне, занимался правовыми и коммерческими вопросами. Но 25 мая 1965 года вновь был арестован.

29 ноября 1968 года по обвинению в участии в массовом расстреле в Бабьем Яру Каллсен был приговорен земельным судом Дармштадта к 15 годам тюрьмы и 10 годам поражения в правах^[496]. Свой срок отбывал в тюрьмах в Буцбахе и Франкфурте-на-Майне. 20 января 1981 года он был взят на поруки и условно-досрочно освобожден — и еще дожил до 90 лет!

Другие шесть осужденных (причем не за преступные убийства, а только за споспешествование им) — это Курт Ханс (11 лет тюрьмы и 8 лет поражения в правах), Адольф Янссен (те же 11 лет тюрьмы и 8 лет поражения в правах), Август Хэфнер (9 лет тюрьмы и 5 лет поражения в правах), Александр Рисле (4 года тюрьмы и 3 года поражения в правах), Виктор Войтон (7 лет тюрьмы и 4 года поражения в правах) и Кристиан Шульте (4,5 лет тюрьмы и 3 года поражения в правах). А вот Георг Пфаркирхер, Эрнст Конзее и Виктор Трилл вышли из этой воды сухими.

Особенностью практически всех состоявшихся в правовой системе ФРГ процессов против нацистских преступников было априорное ранжирование преступников: основные (Гитлер, Гиммлер и Гейдрих и их ближайшие пособники) — и все остальные. В то же время именно в Дармштадте впервые была обозначена ответственность за Бабий Яр и подобные преступления не только СС и СД, но и вермахта.

Дармштадский процесс прошел при почти полном отсутствии интереса со стороны публики и прессы. Исключение составили разве что глобальная «Нью-Йорк Таймз», общенемецкая «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг» и городская «Дармштэдтер Эхо».

1968-1969. Штутгартский процесс против Зонса и других

После статей в советской и зарубежной прессе в ноябре — декабре 1943 года и публикации «Сообщения ЧГК о разрушениях и зверствах, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в г. Киеве» от 29 февраля 1944 года тайна эксгумации в Бабьем Яру и на Сырце в августе — сентябре, как и чудовищный характер ее осуществления, была раскрыта и разоблачена. После свидетельств в Нюрнберге Г. Адамца открылось и подлинное имя всей акции — «Операция 1005». После чего пара-другая добросовестных историков в мире, наверное, взяла себе это на заметку. Но никому из них и в голову не мог прийти весь масштаб и вся логистика «операции».

Они обнаружились лишь в 1958 году благодаря анонимному доносу на комиссара Отто Гольдапа, сотрудника Гамбургской криминальной полиции, обвиненного в национал-социалистическом прошлом. Расследование привело к Адольфу Рюбе, экс-референту по еврейским делам гестапо Минска, отбывавшему сполна им заслуженный пожизненный срок в тюрьме. Смесь зависти к своим более удачливым и зацепившимся за свободу экс-камерадам и надежда заслужить досрочное освобождение самому себе в феврале 1960 года развязала его язык. Он сдал и Гольдапа, причастного к осуществлению «Операции 1005» в зоне ответственности группы армий «Центр», и многих других, а главное — обозначил впечатляющие контуры всей операции^[497].

Процесс над членами зондеркоманды 1005 стартовал в Штутгарте 9 декабря 1968 года. Кроме Ханса Фридриха Зонса, на скамье подсудимых сидели хауптштурмфюрер СС Фриц Цитлоф, командующий подгруппой 1005б хауптштурмфюрер СС Вальтер Эрнст Хельфсгот — сменщик Цитлофа на этом посту, и штурмшарфюрер СС Фриц Кирштайн, делопроизводитель той же подгруппы. Формально в числе обвиняемых значился и Блобель, отсутствовавший по причине своей уже совершившейся казни. Но если бы он дожил или воскрес, то на этом процессе ему едва ли грозила бы смерть или хотя бы пожизненное заключение!

Судей интересовали почти исключительно две вещи. Первое — убивали ли подсудимые кого-нибудь лично? И второе: а знали ли они содержание секретного приказа — и, соответственно, знали ли они наперед, что всех членов рабочей команды как опасных секретоносителей по завершении работ предстоит ликвидировать?

Подсудимые, уловив этот крючкотворный фарватер, не вылезали из забывчивости, всячески отрицали свою вину и уклонялись от прямых ответов на большинство опасных для себя вопросов. Тот же Цитлоф, например, защищался — и довольно успешно! — тем, что, мол, отобранных для «Операции 1005» рабочих, коль скоро они были партизанами или евреями, все равно бы ждала смерть, — как если бы у каждого из них на руках был личный приговор! Хельфсготу удалось убедить их даже в том, что он то ли был сменщиком Цитлофа, а то ли не был — как посмотреть, все не так однозначно! Кирштайна же обеляло то, что он как делопроизводитель «Команды 1005б» денно и нощно заботился о быте своих камерадов и, стало быть, вне подозрений (ложные же показания о том, что и его видели на линии расстрельного огня с пистолетом в руке, по счастью, были отозваны свидетелем).

При этом само существо «Операции 1005» — как продолжение чудовищных этноциидальных расстрелов — почти не занимало присяжных.

Процесс широко освещался в прессе, и именно пресса была его активным популяризатором. В самом же зале суда слушателей было мало. Было допрошено 27 свидетелей, в том числе трое из СССР — Давыдов, Будник и Капер в феврале 1969 года^[498]. Но каким же контрастом этой тихой крючкотворной заводи были их показания!

Вынесение приговора намечалось первоначально на 30 января, а состоялось на полтора месяца позже — 13 марта 1969 года^[499]. Приговоры же такие: Зонсу — 4 года тюрьмы (вместо 7 запрошенных прокуратурой) за пособничество в убийстве не менее 200 человек, Цитлофу — 2,5 года за пособничество в убийстве не менее 20 человек, а Хельфсгота и Кирштайна — признать невиновными и освободить в зале суда, отнеся на счет государства расходы по судопроизводству над ними.

Андреас Ангрик, посвятивший самой «Операции 1005» фундаментальный труд с тем же названием — настоящий Opus Magnum! — закончил его такими словами:

Большинство тех узников из бригад смертников, что чудом выжили, вероятно, попытались вернуться к повседневной жизни, радоваться мелочам, наслаждаться алым закатом и больше уже не думать о тех пылающих кострах, хоть и зная нутром, сколь такое приспособление ненадежно. Так же и мучители их, уцелев, тоже хотели бы как бы исчезнуть, переложиться в людей с измененной и незаметной жизнью, не привлекая к себе внимание и в надежде на то, что их преступления не вскроются, забудутся, превратятся в великое «никогда такого не бывало». Отставив фантазии о господстве над миром, они рьяно занялись рулетиками да фрикадельками, хойзле с садиком и собственным авто. И только отдельные узники из бригад смертников — буквально единицы, подобные Вельсу и Файтельсону, — не стали соглашаться на это совместное договорное забытье и продолжили биться за расследование истины — и ради нее самой, и в память об убитых товарищах. Они и только они не дали «Операции 1005» благополучно завершиться успехом после войны и в конце концов сорвали этот большой нацистский план по уничтожению всех следов своих преступлений...^[500]

Самого же Ангрика, вместе с упомянутыми им узниками, стоило бы причислить к рыцарям Ордена Клио, если бы таковой существовал. Приговор суда и приговор истории — не одно и то же.

ПОСЛЕ БАБЬЕГО ЯРА. «Союз советского народа», или Овраг беспамятства

Смотри, Гаврила, настоящий еврей. Три года не видели настоящих...

Из разговора двух украинцев, Киев, Бабий Яр, 1944 год

Евреи хлеба не сеют...

Борис Слуцкий

..Да, погибли люди. Но погибли, собственно, бесславно. Не оказав врагу никакого сопротивления.

Неизвестный киевский литконсультант

Сионизм нас глупит...

Леонид Брежнев

Я встречала киевских евреев, по-южному подвижных и приветливых, но было у меня такое ощущение, что на них всех лежит уже навечно гибельная тень шашки Хмельницкого и Бабьего Яра. Ведь он всегда тут рядом, неподалеку, Яр, у Днепра, эта вечная кровавая рана нашего народа.

Нехама Лифшицайте

1943-1953: СТАЛИН И «КОСМОПОЛИТЫ»

1943-1944. Киев без немцев и евреев!

Как только Киев освободили, сюда потянулись его довоенные жители, в том числе и евреи.

Но как же изменился город за эти неполные 26 месяцев! И дело не только в руинах, в которых он стоял, а точнее, лежал. И не только в том, насколько к этому времени он обезлюдел. В глаза бросалось еще и зримо вопиющее отсутствие евреев в городе! Перефразируем Гроссмана: Киев — без евреев!

Но не только это стояло в воздухе: возвращение уцелевших евреев здесь не приветствуется!

Основания для такого рода сомнений в Киеве возникали с самого начала. Процитирую дневник Эренбурга, запись от 17 ноября 1943 года — и двух недель не прошло после освобождения:

Украинский Наркомвнудел: евреев не пускают на Украину и говорят: «Они хотят приехать на все готовое»^[501].

Ого! «На все готовое?!» Однако!!! — А что, кроме Бабьего Яра, было у них в Киеве готовым?

И какими — случайными или типическими, характеризующими — были следующие высказывания Александра Довженко и его жены Юлии Солнцевой, записанные 9 декабря 1943 года агентом НКВД «Яремой» (художник Микола Глущенко):

На мой вопрос: «Евреев ведь немцы уничтожили?» — Солнцева сказала: «И хорошо немцы сделали, что избавили Украину от этой заразы!» На что Довженко сказал: «Евреям доверять нельзя. Если бы немцы их оставили нам, то мы бы дождались от них предательств и пакостей» (Довженко и Солнцева знают и иногда встречаются с моей женой-еврейкой) ^[502].

При этом у не-киевлян Бабий Яр как овраг смерти на слуху тогда еще и не был.

Вот Давид Гам, белорусский еврей, оказавшийся в Киеве в начале января 1944 года, пишет 4 января сокрушенно своим родным о том невообразимом, что в Киеве произошло, но при этом сама топонимика ему незнакома, раз он заканчивает письмо так: «Местность называется Бабы-Яр»^[503].

Юрию Пинскому, напротив, ничего переспрашивать или объяснять не надо было — он киевлянин. Проездом, возвращаясь в свою часть из командировки, заехал он в Киев в июле 1944 года. 17 июля он писал И.Х. Пинскому (отцу?) в Копейск Челябинской области о том, что их сомнения (а точнее надежды) насчет их родственника, Иосифа с семьей, надо забыть, — все они «легли в Бабьем Яру». Тот Иосиф хотел было эвакуироваться, но «немка», т.е. учительница немецкого языка, отговорила. «Проходил мимо дома, где жили Злотн., дом — цел, кто там живет — не знаю, ибо туда не заходил. Вообще говоря, город Киев относительно цел и почти весь сохранился, только Крещатик до основания разбит, и прилегающие к нему улицы разбиты. Город, как и был до войны, многолюден и живет полной жизнью, все есть, всего вдоволь, можно достать и относительно недорого»^[504].

Но вот Мордехай Бродский, тоже киевлянин, 7 ноября (sic!) 1943 года пишет в эвакуацию Нине, своей жене (скорее всего, русской или украинке) о том, что он испытал, когда узнал об освобождении Киева:

Просто нет слов для того, чтоб выразить ту радость, которую переживаю в связи с сегодняшним освобождением Киева. Право, никогда не ожидал, что так скоро освободят родной город. Сегодня я написал несколько писем в Киев, папе, хотя я и не ожидаю, что получу от него ответ; написал я также в домоуправление и к Перепидиной, что жила ниже нас этажом, больше писать кому, я не знаю, потому что знаю — все выехали или погибли. Во всех письмах я просил писать ответ на твой адрес, так как я скоро должен буду выехать отсюда... Нина, если тебе даже представится возможность выехать в Киев, то ты не торопись с этим делом, а раньше хорошо обдумай и решай, как сама понимаешь. Потому что это вопрос серьезный и в отношении квартиры, и работы, и зимы, но как бы ты ни решила, я все равно одобрю твое решение. Будь здорова^[505].

Что же скрывается за столь ощутимой в этом письме тревогой? Боязнь конфронтации с ожидаемо жестокой правдой о судьбе родных и близких? Или интуитивная неуверенность в собственных перспективах в родном, но, возможно, по-прежнему враждебном к евреям городе? И то, и другое?..

И Гам, и Пинский упоминают Бабий Яр, где наверняка побывали. Овраг к лету 1944 года уже приобрел статус неофициальной городской достопримечательности. «Гидами» за отсутствием евреев выступали украинцы, не утратившие несмотря ни на что свой тонкий навык безошибочного отличения евреев от не-евреев.

Вспоминает военврач Гутин:

...Я прибыл в Киев 15 апреля 1944 года с военным госпиталем, в котором работал. Прямо с вокзала направился к Бабьему Яру. Где-то по дороге заметил: двое украинцев пристально в меня вглядываются. Потом один говорит другому: «Смотри, Гаврила, настоящий еврей». Три года не видели настоящих...

Около Бабьего Яра какой-то украинец стоял у сооруженной им будки, как заправский гид рассказывал окружавшим его евреям о том, что он видел, а для большего эффекта он зажег костер на дне оврага, чтобы виден был пепел, рассказывал и все выставлял свою соломенную шляпу, требуя оплаты. Окружавшие жадно ловили каждое его слово, в надежде хотя бы что-нибудь узнать о родных, близких...

На другой стороне оврага еще украинец, помоложе, тоже рассказывает и весьма красочно: одна женщина бросила своего ребенка стоящим недалеко украинцам, так немцы заметили, забрали его и в овраг бросили¹.

Ни тебе улыбнуться или поприветствовать «настоящего еврея» и земляка! У этого искреннего, во весь рот, удивления — «Смотри, Гаврила, настоящий еврей!» — как и у коммерческой театрализации памяти о расстреле — самый неприятный душок.

1944. Первый йорцайт

29 сентября — это «йорцайт» по Бабьему Яру, годовщина безвинной смерти его жертв. День, когда полагается в память о них зажигать свечи и читать кадиш.

29 сентября 1944 года — это третья годовщина расстрела евреев в Бабьем Яру и первая, когда совершить йорцайт стало возможно. С нее и повела свой отсчет традиция собираться в этот день в Бабьем Яру и поминать убитых.

Вернувшийся к этому времени в Киев поэт и член ЕАК Давид Гофштейн попытался согласовать митинг в Бабьем Яру, но разрешения не получил^[506]. О запрете панихиды в Бабьем Яру есть и в записной книжке Эренбурга — в заметке от 8 октября 1944 года^[507]. Тем не менее в овраге в этот день и без спросу собралось много людей, среди них и сам Гофштейн, и его давний знакомый Ицик Кипнис.

Вот что вспоминал Александр Александрович Шлаен (1932-2004), ровно в этот день — 29 сентября 1944 года — вернувшийся в Киев:

Так уж случилось, что приехали мы в Киев 29 сентября сорок четвертого года. Прямо с вокзала пошли на нашу Тарасовскую улицу. Дом был сожжен. Постояли у его девятиэтажного остова. Вспомнили тех, кого оставили здесь три года назад. А потом пешком — на Бабий Яр.

— Сынок, — сказала мама, — я хочу, чтобы ты навсегда запомнил эту дорогу. Чтобы никогда не забывал ее. И всегда думал о тех, кто прошел по ней...

Шли мы долго. Ведь это пешком из центра на далекую окраину. Подошли к еврейскому кладбищу. С трудом нашли могилы маминых родителей. Все вокруг было искорежено, искалечено. Памятников не оказалось. Не было их и на соседних захоронениях. Уже потом, через много лет, я узнал, подо что фашисты приспосабливали мраморные и гранитные надгробия отсюда, с кладбища.

Потом вышли с кладбища и побрели к Бабьему Яру. По узкой тропке, что вела туда, двигался нескончаемый человеческий поток. Там, у яра, собралось множество людей. Многие были в военной форме.

Одни бросали цветы прямо с откосов в бездонность яра. Другие укладывали цветы на самую кромку крутых обрывов. И все молча, молча. Только изредка чьи-то рыдания вспарывали ту жуткую тишину. Люди, казалось, даже дыхание затаивали, словно страшась потревожить покой погибших.

Вдруг глубоко внизу, где-то на самом дне яра, раздался какой-то истошный, нечеловеческий крик. Мы побежали на голос. Там стояла группа людей. В самом центре невысокая светловолосая молодая женщина. Она рыдала, что-то прижимая к груди.

— Лиза, Лизонька, сестричка моя! — сквозь душившие ее рыдания причитала она. В руках у нее был череп, обвитый темнорусой косой, скрепленной большим гребнем. По этой косе, по гребню с инициалами своей сестры она узнала то, что от той осталось.

Подошел военный с узкими серебристыми погонами врача. Посмотрел на череп. Сказал, что, судя по всему, погибшей было не более 17-18 лет. Женщина, не выпуская из рук эту страшную находку, достала из сумки паспорт и протянула людям. Она не могла выдавить из себя ни слова. И все увидали — в сорок первом ей, как и ее сестре-двойняшке, было семнадцать.

Три года назад, в сорок первом, отсюда, из Бабьего Яра, невозможно было спастись. Чудом уцелели лишь единицы. Единицы из десятков и десятков тысяч. Эта женщина была одной из них.

Череп захоронили тут же. И над крошечным свежим холмиком сразу же выросла гора цветов. Каждый в те минуты хоронил не только останки незнакомой девушки Лизы, но своих родных, своих близких. Мы с мамой стояли поодаль. Не было сил уйти отсюда. А люди всё подходили и подходили. Узнав, в чем дело, все так же молча возлагали цветы на свежую могилу из сорок первого года.

Еще долгие-долгие годы мне слышался тот крик^[508].

В этот же день, 29 сентября, в Бабьем Яру оказался старший лейтенант Азриил Штаркман — герой очерка Аврома Когана «Киевская “долина слез“» Он только что приехал в Киев с фронта и узнал, что его отца расстреляли в Бабьем Яру ровно три года назад. Штаркман спустился в овраг и «стоял удрученный и прислушивался к заупокойным молитвам, произносимым набожными евреями по его убиенным родным». Сам же он обращается к собравшимся с такими словами: «Я, Азриил бен Яков Гакоон Штаркман, клянусь вам, что буду резать убийц на куски. Я отправляюсь обратно на фронт... Верьте мне и верьте в мою месть...»^[509]

И в этот же день, в йорцайт, побывала в Бабьем Яру и Сарра Тартаковская:

...Мы вернулись в Киев из эвакуации в 1944 году. В третью годовщину гибели моего отца, мамы, сестры и близких, 29 сентября, мы пришли к месту их гибели, Бабьему Яру, спустились туда, на дно. Мы собирали обгорелые кости рук, ног, из склона я вытянула за волосы (они не успели сгореть) голову девушки с присохшим остатком платка, двумя косичками, двумя заколками, отверстием в виске. Я стояла, плакала: это могла быть моя сестра. Подошел ко мне мужчина, осторожно поднял мои руки с головой погибшей и громко крикнул: «Люди, не забудьте этого». Он сфотографировал меня. И сегодня я с трудом пишу об этом. Мы собрали гору костей, мы захоронили их около домика ребе, недалеко от Яра. Весь сорок четвертый я ежедневно ходила в Бабий Яр, мы все хоронили и хоронили кости. Потомначали свозить туда мусор, под ним осталось еще много костей^[510].

Там же побывал тогда и писатель Ицик Кипнис, в начале 1944 года вернувшийся в Киев из саратовской эвакуации.

...Сегодня 29 сентября. Люди идут со всех концов города к Бабьему Яру...

Неполных четыре года прошло, как мы не были дома. И теперь мы встретились все вместе в этот траурный день в этом печальном шествии. Съехались и сошлись со всех концов страны в освобожденный Дом. И родной город, как мать наша, должен нас обнять, приободрить и вернуть к жизни. Путь был тяжел и тернист, а время разлуки пропитано горечью и болью утрат.

Где-то глубоко в сознании проносится мысль, что каждый из нас тихо пробрался в свое оставленное гнездо без лишнего парада и шумихи... Всем понятно, что мешок с бедами и огорчениями у каждого свой, следует разгрузить постепенно...

Но как же это непросто, согласитесь! Хоть трагедия общая, но мешок-то у каждого свой:

...Мы приближаемся к пригороду. Группы людей подходят из различных дальних улочек, и мы узнаем друг друга. Те, кто не знает дороги, не спрашивают, потому что видят, что все идут туда.

И, глядя на залитый солнцем шлях, все отчетливее сознаем: — много женщин, мало — мужчин. И не удивительно — война ведь еще не окончена, хотя и близится к концу. И для нас это не малое утешение и гордость, что наши юноши и парни в красноармейских шинелях бьют врага, гонят его без передышки.

Люди держатся сообща, говорят мало. Ты всматриваешься в морщинистые лица и видишь, сколько горя, сколько мучений принес Гитлер каждому из нас. Начинаешь понимать, что у каждого, едва развяжется узелок терпения, горе хлынет наружу. Со стороны Яра уже доносятся рыдания. При этом лица людей темнеют и становятся напряженнее. Более слабые не могут сдержаться, вскрикивают, жалобно всхлипывают. Песчаные обрывы осыпаются под нашими ногами и тянут нас вниз... Большие заросшие овраги, глубокие ямы, кустарник.

— Где это мы?

— Здесь то самое место?!

Колени подгибаются.

Уже собралось много народу. Есть и пришедшие раньше нас. Но никто тут не говорит: «Доброе утро!» И если кто-то по ошибке произносит приветствие, то не получает ответа... Наши сердца сплотились и взгляды устремлены к большой заросшей площадке, похожей по форме на четырехугольную чашу. Сосуд, на дне которого не остатки недопитого вина, а кровь, от дождя и снега потерявшая свой цвет. Виден лежащий в низине смятый и потемневший кусок белой ткани. Это было когда-то рубашкой... Валяются клочья волос, старая фуражка, клоки вырванных бород вместе с засохшей кожей — всё это выглядит страшнее смерти...

Почти в самой середине, в центре, стоит мягкий стоптанный ботинок, свалившийся с ноги в тот последний невообразимый миг, тот миг, что мы с вами не пережили, и потому никакие слова наши не в состоянии описать, каким он был, этот миг; ботинок, с которым споткнувшаяся нога рассталась в то мгновение, когда само тело в котле смерти и ужасных криков расставалось с жизнью. Никто не прикасается к ботинку, никто не трогает его с места. Как и обломок черепа на другом конце ямы. Кусок кости, с одной стороны оголенный, с другой — покрытый пожухлой кожей и волосом. Он дико щерится в небо живым укором, этот обломок благословенного человеческого тела, этот посланец Бабьего Яра, свидетель целой замученной общины, сотен тысяч жертв. Он обвиняет и требует к ответу, не допускает компромиссов и не ждет милости. В противном случае он может со всем своим страшным оскалом вцепиться тебе в сердце. Да, тебе самому, хоть ты и близкий, хоть ты плоть от плоти и кровь от крови его.

Есть еще несколько «живых» свидетелей. Головешки, уцелевшие от огня. Они рассказывают о таком, что человеческий мозг не в состоянии вместить, и человеческий язык не может пересказать. Но люди стоят над ними с самого утра. Некоторым кажется, что они хоть что-то смогут постичь. Глаза у всех красны от слез, сердца — переполнены горем. Но все чего-то ждут, не хотят уходить — быть может, кто-то придет и обратится со словом к народу.

Это ведь первый йорцайт, никакого регламента или ритуала еще нет, но уже есть ощущение, что волю нужно дать не только чувствам, но и словам:

Мое сердце тоже изошло слезами, но я определенно знаю кое-что, о чем могу сказать открыто:

— Братья мои и друзья! Мы падаем лицом наземь, посыпаем головы пеплом, бьемся в истерике. Заходимся в плаче и рыданиях. И может ли быть иначе? И может ли кто прийти и сказать, что мы слишком предаемся горю, слишком терзаем себя, надрываемся и раздираем лицо в кровь о тернии (дикорастущие по сторонам рва), раздираем до боли, до истошного крика?..

И все же, кровные мои братья, хочется сказать каждому из вас:

— Евреи, дорогие мои, поднимемся же с земли, отряхнем с себя пепел жертв наших, воссияем тем особенным светом, что наш народ несет в себе!.. Человек, у которого отняли ногу или руку, даже один палец, уже чувствует себя неполноценным, униженным...

Но народ... Народ, от тела которого отхватили половину, даже три четверти, как это стряслось с нами, народ, словно капля воды или ртутный шарик, способен к восстановлению. Отними от него часть, другая часть тут же округляется, наполняется и становится целым.

Так встанем же с земли и выпрямимся во весь рост, и понесем высоко наше знамя!.. И вы увидите, как люди проникнутся к нам уважением за наше мужество, за нашу земную силу.

Кипнис описывает становление ритуала: собраться, помолчать, может быть — произнести перед собравшимися несколько слов о том, что их всех сюда привело и что их всех здесь объединяет.

По пути домой, на перекрестке улиц, ведущих из Бабьего Яра, я встретил молодого еврея. Ботинки его были покрыты слоем пыли, а в глазах — тень горестных переживаний.

Мы не знаем друг друга, но ведь это не мешает нам поговорить. Он видит людей, идущих по широкому шляху нам навстречу, и замечает:

— Немало евреев идет к Бабьему Яру.

— И евреи, — отвечаю я ему, — идут из Бабьего Яра, не сглазить бы, живые и невредимые.

Он понял мой намек. Все три года Бабий Яр был отторгнут от живых, был некоей бездной, откуда нет возврата. Как гласит библейское изречение: «Кол баэйя, ло ешувун» («Кто туда ушел, назад не вернулся»).

Враги радовались: Бабий Яр — последнее прибежище еврейского народа, последняя точка еврейского существования. Бабий Яр — это слово, означающее конец истории народа, так решил для себя нацизм три года назад...

Я прощаюсь с моим молодым другом и иду дальше.

Я порядочно устал и ослабел. Но силы прибывают. Мой шаг размерен, я ступаю медленно, но чувствую, как заново учусь ходить по земле^[511].

Вот она — сверхзадача йорцайта! Перерождение коллективной энергии неисправимой беды в vita nuova, какою бы она ни была, переплавка трагического прошлого в будничное настоящее, где столько еще всего надо сделать! А если повезет, то и в будущий музей, контуры которого смутны, но все же просматриваются.

В Бабьем Яру Катастрофа приобрела поистине библейский, ветхозаветный масштаб. И как знать, в самой этой дате — 29 сентября — и в этом спонтанном киевском йорцайте не вызревал ли прообраз какой-то важной для всего еврейства, но так и не проклюнувшейся даты памятования?

Пафос этот можно понимать и как смену императивов: вместо подвига выживания — будни быта и бытия, радости веры, дружбы и любви, сладость зачатия и тяготы родов — вот она, главная месть Гитлеру: еврейские дети, еврейские внуки!

Но можно понять и иначе, не уже, но иначе: еврей, идущий из Бабьего Яра, — это не просто уцелевший, выживший еврей, но еврей, отрясающий кровавую пыль с обуви и собирающийся в Израиль.

1944-1945. Интернационал антисемитов:

Старое еврейское кладбище...

Большинство тех, кто приходил к Бабьему Яру, по дороге заглядывал на Еврейское Лукьяновское кладбище и видел, как пострадало оно само — наполовину разрушено, наполовину превращено в совершенный хаос.

Вот как запечатлел это Анатолий Кузнецов:

Не осталось буквально ни одного не разрушенного памятника, склепа или плиты.

Казалось, что на кладбище ходили целыми ротами упражняться в стрельбе и ворочать тяжести. Лишь какое-нибудь сильнейшее, небывалое землетрясение могло бы причинить такие разрушения.

Кладбище было огромное, отличалось чрезвычайным разнообразием памятников и живописных уголков...

Последние даты захоронений обрывались 1941 годом^[512], но на некоторых, очень редких, могилах были заметны уже попытки восстановления: соскребен засохший кал, неумело склеена цементом расколотая плита, лежат увядшие цветы^[513].

Киевлянин Шимон Червинский оказался в родном городе буквально в день его освобождения — точь-в-точь 6 ноября 1943 года:

День был пасмурный, моросил мелкий дождь. Было мало людей. Только редкие военные бродили по пепелищу. И была страшная тишина. Это было настоящее пепелище. В пепле валялись разбитые решетки от могильных оград, кости взрослых и детей, черепа, полусгнившие детские туфельки. Я бродил среди разбитых памятников кладбища, заросшего диким кустарником, заваленного опавшими листьями. Когда стало темнеть, я ушел оттуда. Я не писатель. Передать словами обстановку и свои ощущения я не могу, да и не берусь, но картина того дня навсегда осталась у меня перед глазами...^[514]

Писатель Александр Бураковский в статье «Память нужна не мертвым...» так описал свои детские впечатления от посещения Бабьего Яра с отцом весной 1944 года:

Страх от первого посещения Бабьего Яра весной 1944 остался в моей детской памяти... В тот день отец взял меня с собой... Крутые овраги поросли колючим кустарником. Я сбегал по извилистым тропинкам легко и быстро, цепляясь за кусты. Отец же шел медленно, его правая рука еще не двигалась. Он шел — и плакал... Больше никогда я не видел его плачущим. В этих ярах покоились его старший брат с женой и пятью дочерьми, его старшая сестра с семьей, другие родственники. На дне изрытого и размытого дождями оврага было очень холодно. И страшно, будто в сыром подземелье... Позднее, когда я уже знал, что такое Бабий Яр и изредка приходил сюда один, почти всегда находил в разных концах оврагов высохшие, а иногда — свежие, будто случайно и незаметно уроненные, маленькие букетики полевых цветов, отдельных хризантем, иногда — красных роз^[515].

Лев Адольфович Озеров посетил Бабий Яр 25 сентября 1944 года — спустя неполный год после освобождения Киева. Вот цитата из его дневника:

25.IX. Едем днем в Бабий Яр. Место, где немцы расстреляли свыше 100.000 евреев. Зигзагообразный ров. С одной стороны его растет бурьян, за которым — свалка, с другой стороны — насыпь, песок, на ней ничего не растет. Говорят, что под этой насыпью трупы.

Пошли в ров. Я, Каган^[516] с женой и знакомым и художник Шовкуненко^[517] с женой. Страшно было ходить по трупам. Валяются угли, осколки костей, галоши, туфли, тряпки. Дамский платок. Ночной горшочек ребенка.

Обожженная рука с куском плеча и лопатки. Везде, словно спинки кроватей, валяются могильные решетки. Немцы клали на них трупы, а под ними разжигали костры. Но мир природы молчит обо всем этом. Страшно. Но ведь я все это уже прочувствовал там далеко — на Кавказе и в Москве. Осталось только посмотреть. Вот и посмотрел.

Так здесь запущено! Никто не охраняет это место, оно не огорожено. Вблизи — свалка, чуть подальше красноармейцы обучаются. Вдали дома наподобие складов или сараев^[518], в которые мученики складывали свои вещи — отдельно мужские, отдельно дамские.

Тишина. Мимо идут босые бабы с огородов. Солнечный день. Спутники мои говорят, что ветерок доносит запах мертвечины. У меня плохое обоняние.

Поехали на еврейское кладбище, которое находится вблизи от Бабьего Яра. Плиты валяются в беспорядке. Ограды разбросаны. Над могилами цадиков^[519] надругались. Разрытая могила. Цинковый гроб, в котором останки — кажется, сожженные. Плиты, поклеванные пулями. На одной из них надпись: «Дорогая мама, на твоей могиле был сын лейтенант К.А., честно защищающий свою родину. Клянусь мстить врагу до конца. Всегда помнящий о тебе твой сын Саша».

С другой стороны на этой же плите надпись: «День и ночь слежу за тобой, сукин ты сын, подстерегаю твою паршивую голову». Какая сволочь! Какая мразь!

Евреи плачут на могилах своих близких. Рыдают. Воют. Подошел к нам какой-то шамес^[520]: «Махн а муле?»^[521] А мне бы очень хотелось разыскать могилу бабушек, деда и хорошенько помолиться, поплакать, чтобы стало легче.

Уехали молча, было тяжело на душе^[522].

Светлана Петровская, вдова Мирона Петровского, так вспоминала 1946 год:

Впервые мама взяла меня в Бабий Яр в 1946 году. Там был пустырь, поросший сорняками, еврейское кладбище, вернее, его остатки, сохранилось, но и это уже разрушали. Я потом бродила по краю кладбища, видела разбитые памятники с надписями на непонятном мне языке, какие-то тягачи для расчистки территории. На пустыре стояли кучки людей в разных местах, разговаривали между собой, некоторые обнимались и плакали. Почему я пришла сюда, я знала, но разговоров не запомнила.

Зато запомнились разговоры о врачах-вредителях в университете:

— В Сибирь! — Расстрелять! — Выселить как кулаков! — Эти евреи все враги, вредители, их никто не любит!..^[523]

В 1960-е годы Сарра Колчинская вспоминала о конце 1940-х гг.:

...29 сентября 1948 года умер мой отец, он завещал похоронить его на старом Лукьяновском кладбище. Каждый год в этот день мы ходили в Бабий Яр. В то время это был еще огромный страшный яр, мы спускались вниз, рылись в земле, находили кости. С каждым годом все меньше и меньше приходило к яру. Однажды мы пришли с братом, майором, он был в гражданской одежде. Тут откуда-то явилась толпа хулиганов, они кричали: «Жиды пришли». Стало небезопасно приходить на кладбище и в Яр, были ограбления. Старое кладбище варварски уничтожили, дорогие памятники были разбиты^[524].

В 1949 году в Киеве, у Бабьего Яра оказался и 20-летний Роман Левин — единственный еврей, уцелевший в Брестском гетто. Увиденное поразило его:

То, что на этом месте никакого надгробного знака, это куда ни шло. Не успели поставить или еще что. Но то, что предстало перед глазами, привело в ужас, ошеломило. От кромки оврага и далее вглубь на месте расстрельного захоронения — мусорная свалка, гора отбросов: гнилое тряпье, банки, бутылки.

Мы с дядей замерли в отчаянье, сломленно опустив головы, словно на наших глазах, вслед за людьми, убитыми фашистами, расстреливали человеческую память, сострадание, разум и совесть живых^[525].

Похоже, что Левин с дядей и не подозревали о близрасположенном Лукьяновском еврейском кладбище: окажись они там, эмоций бы у них поприбавилось.

1944-1945. «Слетаются, как вороны...»: Ташкентский фронт Никиты Хрущева

Все этажи послевоенной партийной и советской власти в Киеве были пропитаны испарениями нарастающего государственного антисемитизма, с легкостью подхватываемого даже детьми.

Если у взрослых на устах и на кулаках — «Бей жидов, спасай Россию», то антисемиты-мальчишки, по свидетельству Леонида Комиссаренко, жившего тогда в Киеве, завидев на улице любого еврея, кривлялись и куражились так — издевательским парафразом русского перевода популярной еврейской песенки «Бай мир бист ду шейн» из репертуара сестер Берри:

Стярющка не спеща

дорёщку перещля...

О больно ранящем детском антисемитизме писала Эренбургу и Куперман^[526]. Откликаясь на его выступление на митинге представителей еврейского народа в Колонном зале Дома Союзов 2 апреля 1944 года, на рассказанный им, в частности, эпизод о спасении в селе Благодатном Днепропетровской области бухгалтером Зинченко 30 евреев, названный писателем проявлением дружбы между народами^[527], она возразила Эренбургу:

P.S. А насчет «дружбы» я с Вами не согласна. Тов. Зинченко — исключение. Эту «дружбу» я, мой сынишка и тысячи других детей-школьников чувствуют ежечасно. Я уже привыкла, а сынок обижен до слез. В Киеве [т.е. до войны. — П.П.] он этого не чувствовал и никогда не плакал из-за своего имени^[528].

Агрессивная вседозволенность по отношению к евреям и коммунистам, предназначение и место которых — или в гестапо, или в Бабьем Яру, за годы оккупации вошла в привычку: ведь за их убийство или выдачу можно было ждать только поощрения.

Коммунисты же, вернувшись к власти, принялись за квадратуру круга — за отковыривание себя от евреев в нацистской формуле «жидобольшевики». Получалось это только в том случае, если второй элемент формулы — «жидов» — или сгнобить, или получше спрятать. И новые антисемиты радостно откликнулись на запрос старых: мол, с половиной евреев расправились немцы, спасибо, а вот за другую половину пусть отвечают коммунисты, вот только — о, высокий, о, диалектический гуманизм! — убивать не обязательно.

Тем самым возникала и возникла новая вседозволенность. Конструкция ее была примерно такой: «Жиды, заткнитесь, оставайтесь там, где вы есть, к нам не едьте назад и не лезьте со своими требованиями! Скажите спасибо, что живы остались; это, блядь, мы вас спасли на хуй, так что теперь, жиды, — всё, ша: не рыпаться и молчать в тряпочку!»

И хотя в 1943-1944 годах далеко еще было до истерик с «безродными космополитами» и «убийцами в белых халатах», по стране вовсю уже гуляли ярлыки «Ташкентцы», «Ташкентский фронт» и байки типа «Пятый Украинский фронт взял Ташкент» или «Иван в окопе, Абрам в коопе^[529]». Мол, жиды в Отечественную не воевали, отсиживались суки, блядь, в тылу, в эвакуации, когда русские, блядь, за них кровь, блядь, проливали!

В этом контексте и сами слова «эвакуация» и «эвакуированные» (или, в антисемитской транскрипции, «выковыриванные») приобретали привкус презренной трусости и чуть ли не предательства: «Ишь, гады, сволочи выковыриванные, — понаехали из своих ташкентов!»

Борис Абрамович Слуцкий (1919-1986) — 40-летний гвардии майор, тяжело контуженный на войне, — так отозвался на этот новый, с иголочки, антисемитизм:

Евреи хлеба не сеют,

Евреи в лавках торгуют,

Евреи раньше лысеют,

Евреи больше воруют.

Евреи — люди лихие,

Они солдаты плохие:

Иван воюет в окопе,

Абрам торгует в рабкопе.

Я все это слышал с детства,

Скоро совсем постарею,

Но все никуда не деться

От крика: «Евреи, евреи!»

Не торговавши ни разу,

Не воровавши ни разу,

Ношу в себе, как заразу,

Проклятую эту расу.

Пуля меня миновала,

Чтоб говорили нелживо:

«Евреев не убивало!

Все воротились живы!»

Антисемитизм этот — антисемитизм под коммунистами — был нагл, подл, самоуверен и, как оказалось, бесу погрома ничуть не чужд. Вот Гитлер порадовался бы, услышь он о такой «антиеврейской революции» в СССР после войны^[530].

Слухи об этом новом антисемитизме проникали даже в архипелаг ГУЛАГ:

...Все это происходило не только в Москве, а еще в более сильной форме и на Украине, где такие веяния многим оказывались весьма по душе, уж больно много там оставалось бывших фашистских полицаев и прочей сволочи, сумевшей как-то укрыться от правосудия. Мы в лагере этого не ощущали, но Дикштейн как-то получил письмо от жены из Одессы: понимая, что прямо писать о таком неофициальном веянии нельзя, она написала иносказательно. После обычных фраз о родных и знакомых она сообщала: «А теперь тебя, Ефим, наверно, интересует музыкальная жизнь Одессы: так вот, в репертуаре нашего оперного театра произошли изменения: опера "Аида" больше не ставится, ее полностью заменили на "Иван Сусанин" и "Наталка-Полтавка"»^[531].

То же, что в Киеве, согласно информации ЕАК, происходило и по всей Украине. Хуже того: явно не рады были местные жители даже тем евреям, кого под боком у немцев героически, но некстати и зря спасали их соседи, тем, кто как-то переждал беду и уклонился от участи, на которую их, вжик-вжик, обрекали и немцы, и другие соседи — те самые гроссмановы «новые люди», так и рыскавшие глазами и носами в поисках катакомбных жидов.

18 мая 1944 года председатель ЕАК СССР Соломон Михоэлс и ответственный секретарь Шахно Эпштейн обратились к Вячеславу Молотову как к заместителю председателя СНК СССР:

Изо для в день мы получаем из освобожденных районов тревожные сведения о чрезвычайно тяжелом моральном и материальном положении оставшихся там в живых евреев, уцелевших от фашистского истребления.

В ряде местностей (Бердичев, Могилев-Подольский, Балта, Жмеринка, Винница, Хмельник, станция Рафаловка Ровенской области и других) многие из спасшихся продолжают оставаться на территории бывшего гетто. Жилища им не возвращаются. Не возвращается им также опознанное разграбленное имущество. После пережитой уцелевшими евреями катастрофы местные власти не только не уделяют им должного внимания, но подчас грубо нарушают Советскую законность, ничего не делая, чтобы создать для них советские условия жизни.

Оставшиеся на местах пособники Гитлера, принимавшие участие в убийствах и грабежах советских людей, боясь живых свидетелей совершенных ими злодеяний, всячески способствуют упрочению создавшегося положения^[532].

В том же письме Михоэлс и Эпштейн пишут о схожем «гостеприимстве» и к остальным евреям, — будь то эвакуированные или демобилизующиеся:

В распоряжении Комитета также имеются сведения о том, что трудящиеся евреи, временно эвакуированные Советской властью в глубокий тыл, встречают препятствия в реэвакуации на родные места. Несмотря на то что среди эвакуированных имеются квалифицированные кадры, которые могли бы оказаться весьма полезными в восстановлении разрушенных городов и сел, им не дают возможности вернуться.

Если некоторым и удается разными путями добраться в свои родные места, где жили их деды и прадеды, они находят свои дома заселенными при немецкой оккупации. Возвращающиеся, таким образом, остаются без крова. Не лучше дело обстоит и с предоставлением им работы и оказанием материальной помощи.

Обращает на себя внимание и тот факт, что получаемая Красным Крестом из различных стран помощь вещами и продуктами для эвакуированных и реэвакуированных, к нуждающимся евреям редко доходит. Следует указать на то, что зарубежные еврейские организации оказывают помощь пострадавшему от войны советскому населению без различия национальностей, но все же уделяют внимание районам с значительным количеством евреев. Удовлетворение пожеланий зарубежных еврейских организаций в отношении обеспечения помощью также этих районов послужит стимулом к еще большему развертыванию кампании помощи Советскому Союзу.

Исходя из этого вышеизложенного, мы считали бы целесообразным:

— Принять срочные меры к устранению всех ненормальных явлений в отношении уцелевших евреев в освобожденных районах, в урегулировании их правового положения, возвращении жилищ и имущества, предоставлении работы и оказании неотложной материальной помощи.

— Предоставить возможность эвакуированным трудящимся евреям вернуться на родные места, устранив всяческие препятствия, создаваемые некоторыми органами местной власти.

— Дать Красному Кресту специальную директиву об оказании систематической помощи и еврейскому населению, находящемуся в эвакуации, равно и населению в освобожденных районах.

— Ввиду особо тяжелого положения еврейского населения в освобожденных районах эвакуации было бы желательно создать при Еврейском Антифашистском Комитете или при другом советском учреждении специальную комиссию по оказанию помощи евреям, пострадавшим от войны^[533].

Резолюция Молотова на этом письме: «Тов. Хрущеву. Прошу обратить внимание и принять меры. Тов. Берия, которому я послал это письмо, сделал предложения относительно Украины, которые я посылаю Вам (См. приложение). В Молотов. 4.VI.[1944 г.]»^[534].

А вот что было в записке Берии:

1. Дать указания ЦК и СНК Украины — тов. Хрущеву принять необходимые меры по трудовому и бытовому устройству в освобожденных районах евреев, подвергшихся особым репрессиям со стороны немецких оккупантов (концлагеря, гетто и др.), в частности, в первую очередь определить в детские дома детей-сирот и детей остро нуждающихся родителей.

2. Командировать в Черновцы и Могилев-Подольский уполномоченного ЦК и СНК УССР, поручив ему проверить причины скопления большой группы еврейского населения и организовать помощь им в направлении к местам жительства. При этом определить места расселения для той части евреев, которые являются жителями еще не освобожденной территории, и направить их для расселения, оказать им помощь^[535].

Характерно, что борьба с антисемитизмом препоручается... самим антисемитам! Никита Сергеевич Хрущев (1894-1971) сосредоточил тогда в своих руках всю полноту власти в Украине. С февраля 1944 года он не только секретарь КПУ, но и председатель СНК УССР, замкнув тем самым на себя обе важнейшие украинские иерархии — партийную и правительственную^[536].

Его кадровая политика была откровенно антисемитской. Вот что в ноябре 1944 года на собрании Польского бюро печати в Москве рассказывала Мария Хельминская, польская еврейка и коммунистка, пережившая в Киеве оккупацию по поддельным «арийским» документам и прожившая там еще около года после освобождения.

Во время оккупации Киева она была связана с подпольем, а после освобождения города была принята на работу в секретариат Хрущева — с условием, что ее анкетные данные будут уточнены позже. Но после реального заполнения анкеты она была уволена, поскольку, согласно негласному указанию Хрущева, евреев на Украине в номенклатуру не брали. Тогда она пошла к нему на прием: разговор был напряженный, Хельминская разрыдалась, на что Хрущев — видимо, желая ее успокоить — разоткровенничился.

Я понимаю, что вы, как еврейка, рассматриваете этот вопрос с субъективной точки зрения. Но мы объективны: евреи в прошлом совершили немало грехов против украинского народа. Народ ненавидит их за это. На нашей Украине нам не нужны евреи. И, я думаю, для украинских евреев, которые пережили попытки Гитлера истребить их, было бы лучше не возвращаться сюда... Лучше бы они поехали в Биробиджан...

Ведь мы здесь на Украине. Понимаете ли вы? Здесь Украина. И мы не заинтересованы в том, чтобы украинский народ толковал возвращение советской власти как возвращение евреев. Все, что я могу для вас сделать, это вернуть вам анкету. Напишите другую без упоминания о вашем еврейском происхождении. Воспользуйтесь вашими фальшивыми документами, по которым вы чистокровная украинка^[537].

Сосредоточив в своих руках всю власть в Киеве, Хрущев мог позволить себе и узурпацию всей исторической объективности. Все эти пещерные тезисы («немало грехов...», «народ ненавидит за это...», «мы не заинтересованы...»!) толпились в его собственной голове, полной, как оказалось, не классовых, а именно националистических «тараканов»!

Об этом же — и Анатолий Кузнецов:

...Украинский ЦК партии, который тогда возглавлял Н. Хрущев, считал, что люди, расстрелянные в Бабьем Яру, памятника не заслуживают.

Я не раз слышал такие разговоры киевских коммунистов:

— Это в каком Бабьем Яру? Где жидов постреляли? А с чего это мы должны каким-то пархатым памятники ставить?^[538]

Спустя полтора десятка лет, 17 декабря 1962 года, отчитывая Евтушенко, Хрущев распинался о своей давней любви к евреям. Но как!

...Я воспитывался в Донбассе, я в детстве своем видел погром еврейский в Юзовке, и я только одно скажу, что шахтеры в своем абсолютном большинстве, даже шахтеры, были против этого погрома. И когда после погрома прокатилась волна забастовок, кто был в большинстве ораторов среди этих забастовщиков? Евреи. Они были любимы. Они были уважаемы.

То, как при Никите Сергеевиче любимы и уважаемы были в Киеве евреи, мы уже знаем, но здесь, в этом процитированном початке сознания, антисемита с головой выдает его коллективное бессознательное — «даже шахтеры»! Поясню: шахтеры, по Хрущеву, — это честные работники физического труда, у которых общем-то нет особых причин переживать за евреев, этих жуликоватых торгашей, но тогда, когда и если евреев громят, то работяги-шахтеры — даже они и даже тогда! — все равно против погромов! Такие красавцы!..

Спустимся теперь на пару ступенек, но не в шахту, а по партийной иерархии.

Аркадий Ваксберг пересказал примечательную историю Софьи Куперман, семья которой, по-видимому, вся легла в Бабьем Яру. Вернувшись после войны в Киев, она узнала, что ее квартира занята другими людьми. Обойдя безрезультатно все инстанции, она пробилась на прием к секретарю одного из киевских райкомов партии. Не дослушав ее до конца, но поняв, в чем дело, секретарь внезапно вспыхнул, отбросил ее заявление в сторону и выпалил:

Кто вас снабжает вражеской дезинформацией про мнимые мучения евреев? Поищите лучше ваших замученных родственников где-нибудь в Ташкенте! Сменили фамилии и живут припеваючи. Вы сами-то где прятались? Наверно, не в партизанских землянках. Отъелись в тылу, а теперь еще квартиру требуете. Я передам ваше заявление в Госбезопасность, там разберутся^[539].

Тут озвучены — враз и компактно — все основные положения нового советско-партийного антисемитизма. Первое: преследование евреев фашистами было лишь частью, да еще незначительной, преследований всех советских людей, отчего выпячивание «мнимого мученичества» евреев — это антисоветская националистическая пропаганда. Второе: большинство евреев во время войны отсиживалось в Ташкенте и других безопасных местах, тогда как русские, украинцы и другие народы проливали за них свою кровь на войне. И третье: и как это евреи, отсидевшись в тылу, еще имеют наглость, ссылаясь на свое «псевдомученичество», что-то там себе требовать, а?!^[540]

Чего тогда, в начале 1945 года, еще не было, так это негласного заступничества за местных жителей-националистов, что аккомпанировали гитлеровцам в Холокосте. Но и оно уже пустило ростки, причем на еврейской улице. Именно тогда Семен Лозовский и товарищи из ЕАК торпедировали «Черную книгу» в том виде, в каком ее себе представлял Эренбург. Вместо этого они предложили выпустить сразу две «Черные книги» — одну документальную и одну писательскую. Понимая, что прячется за этими разговорами — трусливое желание смикшировать правду об участии в Холокосте украинских, литовских и всех прочих предателей и коллаборантов, — Эренбург и вовсе отказался от участия в порожденном им же самим проекте, передав руль Гроссману.

Что же касается Хрущева и якобы случайности и несистемности воцарившегося в Киеве и на Украине антисемитизма, то ограничимся цитатой из мемуаров генерал-лейтенанта НКВД Павла Судоплатова. Он находился в кабинете секретаря компартии Узбекистана Усмана Юсупова в тот момент, когда тому позвонил Хрущев:

Хрущев... жаловался ему, что эвакуированные во время войны в Ташкент и Самарканд евреи «слетаются на Украину, как вороны». В этом разговоре, состоявшемся в 1947 году, он заявил, что у него просто нет места, чтобы принять всех, так как город разрушен, и необходимо остановить этот поток, иначе в Киеве начнутся погромы^[541].

И точно — начались: в сентябре 1945 года, хотя могли бы и раньше, в 1944-м!..

1944-1945. «Жиды возвращаются»: антисемитизм без границ

Как бы то ни было, но евреи все равно стали массово возвращаться в родной город. Рано или поздно каждый обнаруживал, что находится в отравленной антисемитизмом среде. И тогда они начинали бить тревогу и писать наверх, как, например, этот анонимный член партии, 25 сентября 1944 года обратившийся в ЦК КП(б)У:

Антисемитизм в Киеве принял большие размеры. Оставленная фашистская агентура немало работает над тем, чтобы разжигать ненависть к евреям. Всякое малейшее отрицательное явление раздувается и приписывается евреям. Больше того, замечается, что в учреждениях и предприятиях избегают приема на руководящие должности евреев, даже старых членов партии.

Очевидно, многие руководящие работники забывают, что: 1) наша великая коммунистическая партия воспитывает своих членов в интернациональном духе, 2) основоположник марксизма Карл Маркс — выходец из евреев. Это учение проводил в жизнь т. Ленин, а также проводит в жизнь наш вождь т. Сталин.

Я ничуть не сомневаюсь, что партия ведет борьбу с антисемитизмом как большим злом. Жертвой фашизма в первую очередь становятся евреи. Не успевшая эвакуироваться из Киева еврейская беднота и рабочие семьи в количестве нескольких десятков тысяч были вырезаны до одного и брошены в Бабий Яр.

Я считаю, что борьбой с антисемитизмом как большим злом должен заниматься каждый член партии. Поэтому я вношу предложение провести в Киеве закрытые партсобрания с повесткой дня о борьбе с антисемитизмом, так как он на убыль не идет, а увеличивается^[542].

Толку от подобных обращений было немного: референты докладывали их начальству, те расписывали их другим подчиненным, а уже те аккуратно складывали все под сукно. И ни на гран — реального сдерживания или хотя бы противодействия антисемитским настроениям.

Тем не менее такие обращения — сигналы о непомерно усиливавшемся антисемитизме — все продолжали и продолжали поступать. Вот еще один из них:

Уважаемый товарищ Никита Сергеевич!

Не могу понять, что случилось? На Украине развивается недопустимый антисемитизм, что очень сильно проявляется в аппарате ЦК КП(б)У и СНК Украины, как видно здесь имеет место, прососались украинские националисты на руководящую работу в аппарат ЦК КП(б)У, это скандал будет перед общественностью всего мира, а если это нормальное явление, добейте остатки евреев, или выпустите их в другую страну, нет более бесправной нации, надо об этом сказать так, как оно есть! Виноваты ЦК и НКГБ.

Герасун

14.7.1944. №02656/8^[543].

Мы не знаем, кто такой Герасун и отдавал ли он себе отчет в том, что, собственно, к главному антисемиту и обращается.

Лишь 29 августа — спустя 1,5 месяца после получения этого сигнала — Хрущев переслал его через заведующего Особым сектором ЦК ВКП(б)У Горохова в НКГБ и НКВД — наркомам Савченко и Рясному.

И похоже, что сигнал был взят в разработку и что ответом именно на него стало специальное сообщение НКГБ УССР «Об антисемитских проявлениях на Украине», датированное 13 сентября 1944 года и направленное в ЦК КП(б)У:

По мере освобождения территории Украины органами НКГБ УССР почти повсеместно в городах стали фиксироваться случаи резких антисемитских проявлений со стороны местного населения.

В последнее время в ряде пунктов УССР нашими органами отмечается нарастание антисемитских проявлений, в отдельных случаях имеющих тенденции к открытым выступлениям погромного характера. Анализируя причины, порождающие антисемитизм и его широкое распространение, следует сказать, что в основе этого в первую очередь лежат следы немецкой фашистской пропаганды и пропаганды украинских националистов, которую они вели в отношении евреев во время оккупации.

Эта пропаганда в известной мере наложила свой отпечаток на население, оставшееся на территории УССР в период немецкой оккупации.

В настоящее время, в связи с возвращением граждан, ранее проживавших в Киеве и других городах на Украине, в том числе и части еврейского населения, по отношению к ним зафиксированы антисемитские проявления, в основном исходящие от лиц, проживавших на оккупированной немцами территории.

Установлено, что руководители отдельных учреждений и предприятий, не понимая и искажая существо вопроса о подборе и воспитании национальных украинских кадров и комплектовании ими государственного аппарата УССР, иногда скатываются на антисемитские позиции.

Зачастую некоторые руководители учреждений и предприятий совершенно беспричинно отказывают в приеме на рядовую работу лицам еврейской национальности.

Незаметный в количественном отношении процент еврейского населения в рядах Красной армии, по сравнению с количеством лиц других национальностей, используется антисоветскими элементами для различных суждений, в конечном счете сводящихся к антисемитским проявлениям.

Наряду с этим следует указать, что в последнее время все чаще отмечаются факты провокационного характера, распространяемые отдельными элементами из числа лиц еврейской национальности, порождающие антисемитские проявления.

Эти факты провокации выражаются в распространении слухов о том, что якобы руководящие посты в государственном аппарате УССР должны в ближайшее время занять евреи, а украинцы будут изгнаны и наказаны за якобы проявляемый антисемитизм.

Больше того, со стороны отдельных лиц из числа еврейского населения начали распространяться различные провокационные версии о, якобы, антисемитской политике правительства УССР и лично товарища Хрущева, поэтому якобы в ближайшее время предстоят изменения в составе правительства УССР и т.д.

Такие рассуждения, попадая в среду неорганизованного населения, приводят к усилению и подогреванию антисемитских проявлений и к открытым враждебным высказываниям по отношению к евреям.

Кроме того, в г. Черновцы и других городах спекулятивно-торгашеские элементы из числа еврейского населения, уклоняясь различными путями от мобилизации в Красную армию и от поездки в Донбасс на работы, вызывают своим поведением возмущение со стороны граждан нееврейской национальности, которое зачастую облекается в форму антисемитских проявлений.

Некоторые авторитеты из числа еврейской интеллигенции встают на защиту евреев, уклоняющихся от призыва в Красную армию и на трудовые работы, выступая с явно противосоветскими заявлениями...^[544]

Далее шли многочисленные случаи антисемитских проявлений, объединяемых тем, что всякий раз толпа очень быстро собиралась и смыкалась на защиту именно антисемитов.

Однако честность и прямота чекистского отчета, составленного заместителем начальника 2-го Управления НКГБ УССР Герсонским, пришлась партийцам не по душе, и ЦК КПУ решил окоротить чекистов. Уже 28 сентября зам. зав. оргинструкторским отделом ЦК КП(б)У Алидин, зам. зав. отделом кадров ЦК Жуковский и зам. зав. отделом пропаганды и агитации ЦК Золотоверхий представили специальное сообщение «О якобы нарастании антисемитских проявлений на Украине и националистических проявлениях со стороны отдельных представителей еврейского населения» с грифом «Совершенно секретно», адресовав его прямому заказчику — секретарю ЦК Д. С. Коротченко.

Читаем:

Проверкой по существу установлено:

...наличие ряда фактов антисемитских проявлений, имевших место на протяжении последних 5-6 месяцев.

Эти факты носят случайный характер и возникали, как правило, на почве хулиганства или квартирных и других бытовых вопросов.

Следует отметить, что в основе этих антисемитских проявлений в первую очередь лежат следы немецко-фашистской пропаганды (или провокационной работы немецкой агентуры) и пропаганды украинских националистов, которую они вели в отношении евреев во время оккупации.

Вместе с этим примеры, приведенные в сообщении, не отражают подлинных политико-моральных настроений населения и не могут служить материалом для обобщений о проявлениях и тем более о нарастании проявлений антисемитизма со стороны местного населения на Украине^[545].

Так что назвать еврея жидовской мордой или набить ему эту самую морду — не антисемитизм, а меленькое хулиганство и пониженный культурный уровень говорящего или бьющего. Ведь не погром же!

А вот и обобщающие выводы:

1. Присланное в ЦК КП(б)У специальное сообщение НКГБ по вопросу «об антисемитских проявлениях на Украине» построено на собранных случайных фактах, является в своей основе неправильным и искажающим действительные настроения населения на Украине.

2. Материалы НКГБ, без оснований утверждающие наличие антисемитских проявлений на Украине и даже их нарастание, по сути отражают настроения сионистских элементов, которые распространяют провокационные слухи о наличии на Украине антисемитизма как политического течения и даже о якобы антисемитской политике правительства УССР.

3. НКГБ не ведет надлежащей работы по вскрытию немецкой агентуры и организаций украинских националистов, пытающихся сеять национальную рознь, а также ведет явно слабую работу по разоблачению сионистских элементов, которые за последнее время активизировали свою деятельность и даже пытаются вести организационную работу.

В связи со слабостью работы в этом направлении НКГБ оказался неизвестным такой факт, как попытка сионистских элементов организовать в гор. Киеве массовую демонстрацию еврейского населения в годовщину расстрела немцами в Бабьем Яру.

4. Все эти серьезные недостатки в работе НКГБ являются результатом того, что возглавляющий работу по оперативному обслуживанию интеллигенции — зам. нач. 2[-го] Управления НКГБ УССР Герсонский (он является автором указанного специального сообщения) недостаточно понимает политическое значение порученной ему работы и, впадая в крайности, допускает политические ошибки в работе.

5. Народный комиссар Государственной Безопасности тов. Савченко в силу отсутствия надлежащего контроля за работой 2[-го] Управления НКГБ вовремя не устранил эти недочеты, а передоверил Герсонскому и направил в ЦК КП(б)У не отражающую действительности информацию.

6. Установленные в процессе проверки отдельные факты антисемитских проявлений, как и отдельные факты националистической деятельности представителей еврейского населения, являются случаями и не характеризуют наличие массовых явлений в этом направлении на Украине.

В целях решительного пресечения этих случаев НКГБ следовало бы не накапливать материал по этим вопросам, а реагировать по мере их возникновения и своевременно о них информировать ЦК КП(б)У^[546].

Чтоже касается Герсонского, то его, как «допустившего крупные недочеты в работе», по результатам проверки сняли и перевели в харьковское управление.

1944-1946. «На всем готовом»: Киевский фронт Исаака Котляра

Надежда на то, что после Бабьего Яра Киев — полуразрушенный, но освобожденный Киев — примет своих уцелевших евреев с сочувствием и теплотой, не оправдалась. Встретил недобро, даже враждебно: уж слишком многие во время оккупации заселились по немецкой милости в чужие еврейские квартиры. И что же теперь? — освобождать их? возвращать им ихнее добро, этим пархатым ташкентцам?..

Ну уж нет! Давайте-ка, жиды, перевернем страницу и сохраним теперешний статус-кво! Валите обратно в Ташкент! Да это и в ваших, жиды, интересах: мы вас за это будем поменьше ненавидеть и пореже бить.

Кто понаглей — просто не пускали хозяев, ругали и пугали их, били им морды, подкупали дворников (тех же самых, помните?), подкупали судей, судились. И делали это тем уверенней, что чувствовали за спиной поддержку антисемитов-чиновников — борцов с охотниками приезжать «на все готовое».

Столкнулась с этим и семья Котляров: Исаак, Леонид и Роман — отец и два сына^[547]. Все трое уцелели — неслыханное везение!

И все трое — потянулись и вернулись — в свой родной Киев.

Но какая же это была эпопея!..

Отец — Исаак М. Котляр — сам был призван в армию уже в начале июля 1941 года, но на фронт не попал по состоянию здоровья. Но и демобилизовывать его не стали: присвоили звание старшего лейтенанта и держали в РККА. Лишь в 1943 году, после победы под Сталинградом, прикрепили его к одному из военкоматов в Узбекистане, на станции Денау в Сурхан-Дарьинской области, где в эвакуации жили две его сестры с детьми и его вторая жена, мачеха Леонида. Ввосьмером — четверо взрослых и четверо детей — они жили в недостроенном колхозном домишке: стены под крышей, два окна без рам и дверной проем без двери. Всей мешпохой работали в колхозе, откуда Котляра изредка отзывал военкомат для разных армейских забот, ловли дезертиров в горах, например.

В январе 1945 года Исаак, наконец, демобилизовался и вернулся в Киев.

Сразу же выяснилось, что в их комнату во время оккупации немцы поселили другого. Выезжать добровольно жилец ни за что не хотел, так что пришлось с ним отчаянно судиться.

Так законные хозяева превращались в просителей или истцов, отнимающих у солидных людей жилплощадь по липовым, наверняка купленным документам и наградным листам (мол, а как же оно еще у жидов возможно? Умеют устраиваться!).

А порядок тогда был такой: квартиры и комнаты возвращались эвакуированным лишь в том случае, если они могли документально подтвердить, что хоть кто-нибудь из членов их семьи, прописанных до войны по этому адресу, был красноармейцем и участником войны. У Котляров в армии были все трое, но о старшем сыне, Леониде, сведения были лишь те, что в 1941 году он пропал без вести: при этом перед войной он был уволен в запас второй категории, так что, по идее, воевать и не должен был бы.

Но воевал, попал в плен, выжил, а после освобождения американцами при первой же возможности начал искать отца и стал писать ему на их старый адрес: бульвар Шевченко, 62/13. Письма эти прекрасно доходили, а сволочь-жилец все их аккуратно получал, читал и — сжигал. Так что дошло до отца лишь то письмо, которое Леонид отправил на адрес Любы, своей одноклассницы.

Что касается службы младшего брата, Романа, то и тут у отца было негусто — одно лишь письмо от командира его стрелкового полка, в котором сообщалось, что младший лейтенант Котляр Роман Исаакович, комсорг 1-го батальона^[548], был тяжело ранен 26 января 1945 года и эвакуирован в госпиталь.

Но «жилец» и тут не растерялся: подкупил дворника и с помощью его лжесвидетельств оспаривал подлинность всех предъявленных отцом документов. И — находил понимание в разных инстанциях, где, издевательски грассируя звук «р», обычно задавали один и тот же вопрос: «Ну и где же этот ваш тяжело г’аненный и эвакуиг’ованный в госпиталь младший лейтенант Котляг’ Г’оман Исаакович?!» Документа о том, что он, комсорг, тяжело ранен в бою, суду было недостаточно — требовали предъявить его самого: может, он уже умер от ран в том же госпитале — какая такая комната тогда?

Убитый горем и потерявший, как он полагал, обоих сыновей на фронте, да еще оказавшийся без жилья, прописки и работы, Исаак Котляр с женой и дочкой ютился все это время у младшей сестры, в одной комнате с ее семьей^[549]. Сестре квартиру вернули сразу, поскольку ее муж — лейтенант и участник войны — уже вернулся домой.

По ходу тяжбы Исаак Котляр дошел до генпрокурора Украины Романа

Андреевича Руденко (1907-1981). Но это ему ничуть не помогло, поскольку прокурорская установка была в точности той же, что и на других ветвях или этажах власти, — недоброжелательной и издевательской.

Дело решилось лишь после того, как в мае 1946 года явилась Люба с письмом от «воскресшего» старшего сына и получением от него в июне всех необходимых для суда и военкомата справок и выписок. Но даже после этого понадобились еще полгода и вмешательство Руденко, так что в свое довоенное жилище Исаак Котляр с семьей смог вселиться лишь 4 декабря 1946 года!

Что касается Леонида Котляра, то свой репатриантский путь из Штутгарта в Киев он начал еще 7 августа 1945 года. Но дорога растянулась на бесконечные 16 месяцев, так что домой он приехал только 5 декабря 1946 года -буквально на следующий день после того, как отец с семьей смог вернуться в их довоенное жилье!

В целом на эту борьбу у Котляров ушло почти два года!

1944-1945. Предпогромная атмосфера

Когда Хрущев объяснял необходимость заслона возращению киевских евреев угрозой еврейских погромов в Киев, он знал, что говорил.

Столь тонко подмеченная им «случайность» киевского антисемитизма достигла при нем такой системности, систематичности и размаха, что не приходится удивляться тому, что произошло в Киеве с 4 по 7 сентября 1945 года.

А случился ни много ни мало самый настоящий еврейский погром — кажется, предпоследний в Европе в XX столетии!^[550]

На самом деле характеристика «случайности» может быть отнесена разве что к поводу, т. е. к самому событию, приведшему к погрому. Причиной же был все тот же универсальный киевский конфликт на жилищной почве — такой же, в сущности, как и в случае Котляров. Фоном — антисемитизм, наэлектризованный этим конфликтом, но в особенности — намеренным его игнорированием властями.

Казалось бы: разве мыслимо такое в Киеве, городе Бабьего Яра, в послевоенную пору?

А оказалось: еще как мыслимо — да легко!

Более того: случайность — скорее в том, что погром не состоялся много раньше — в конце июня 1944 года, например, когда и война еще была в разгаре, и газовые камеры Аушвица-Биркенау не собирались остывать.

Согласно справке начальника управления милиции г. Киева Комарова «Об антисемитских контрреволюционных случаях» от 8 сентября 1944 года, в городе начиная с июня 1944 года был зафиксирован «ряд антисемитских контрреволюционных случаев, направленных на обострение украинцев против еврейской национальности и наоборот, еврейской национальности против украинцев».

Вот, сжато, дайджест одного из описанных в той же справке случаев.

В 10-х числах июня 1944 года из Куйбышева, где она была в эвакуации, в Киев прибыла Елизавета Исаковна Лившиц, 68 лет, по национальности еврейка, по профессии акушерка. В Киеве у нее был сын — Семен Расконович Лившиц, работавший на кабельном заводе и живший по улице Ворошилова, 13. До войны Лившиц проживала по ул. Хоревой, 23, кв. 8. При немцах в ее квартиру поселилась Вера Никитична Хоменко, 52 лет, русская, инвалид 2-й группы, муж и сын убиты на фронте. Возвратившись в Киев, Лившиц явилась в свою бывшую квартиру и попросила Хоменко разрешить ей переночевать. После чего старая владелица квартиры, фактически подселившись к новой, обратилась в прокуратуру Подольского района о возвращении себе прав на проживание в ней.

Осознав эту угрозу, Хоменко обратилась за помощью к управдому, Николаю Ивановичу Бурнаю, с просьбой выгнать Лившиц из квартиры. 28 июня, в 12:00 Бурнай пригласил обеих к себе и предложил Лившиц в течение двух часов освободить квартиру. На что Лившиц предъявила разрешение милиции и прокуратуры на свое право проживания в своей бывшей квартире и о необходимости именно Хоменко освободить ее.

После чего Лившиц пошла к районному прокурору, а Хоменко вернулась в квартиру, располагавшуюся на третьем этаже дома. В 14:00 Хоменко была буквально выброшена в окно и через 30 минут скончалась в районной больнице. В справке не названы имена преступников, но причастность Лившиц к этому убийству соседям казалась самоочевидной. Пока умирающая Хоменко лежала на тротуаре, вокруг нее быстро собралась толпа — до трехсот человек, выкрикивавших «Бей жидов!». Вычислив Лившиц, толпа — под те же выкрики — стала ее избивать, а заодно и всех прохожих евреев.

Прибывшая милиция и комендантский надзор Днепровской флотилии рассеяли толпу, а избитых доставили в отделение милиции. Назавтра, 29 июня, на некоторых ларьках Житного базара, что на Подоле, были расклеены листовки такого содержания: «Бей жидов, спасай Россию. Да здравствует Красная армия» и «Бей жидов, уничтожай их. Да здравствует свободная Советская Россия».

В тот же день, 29 июня, в квартире 11 дома 22 по Межигорской улице случился еще один антисемитский эксцесс — массовая драка. Противоборствующие стороны точно такие же — вернувшийся в город еврей (красноармеец Яков Шмулевич Бык, 1923 года рождения) явился в свою бывшую квартиру, где проживала Екатерина Сергеевна Кальпета, на 11 лет его старше, по национальности украинка, нигде не работавшая, — явился, как он заявил, для опознания своей мебели, находящейся в этой квартире.

Кальпета Быка в квартиру не пустила, а когда он вернулся вместе с сотрудником прокуратуры, то не пустила обоих, а собравшиеся у дверей соседи — в строгом соответствии с тем, что они выкрикивали, — набросились на визитеров, которых подоспевшие милиционеры едва-едва успели защитить^[551].

Аналогичные ситуации возникали по всей Украине. Вот история Иосифа Марковича Петелевича, зубного врача из Днепропетровска. 25 августа 1944 года, с ордером на руках, он попытался вселиться в свою квартиру, в которой во время войны проживала Пелагея Орлова. Та отказалась выезжать, и на ее крики сбежалась толпа человек так в двести: они стали кричать — и классические «Бей жидов, спасай Россию!» и «Смерть жидам!», и лозунг местного изготовления: «37 тысяч жидов убрали, а мы уберем остальных» (37 тысяч — это число евреев, расстрелянных немцами в Днепропетровске)^[552]. После чего бесчинствующая толпа стала кидать в Петелевича камнями, а когда он скрылся у соседа Улановского, тоже еврея, толпа ворвалась и к нему, вырубив топором дверь. Бесчинства продолжались до тех пор, пока не прибыла милиция^[553].

...Настоящий же погром случился в Киеве четырнадцатью месяцами позже — 7 сентября 1945 года.

Мало того, летом 1945 года соткался — как же без него? — и свежайший кровавый навет! Чудом уцелевших хасидов попытались обвинить в столь типичном для евреев занятии, как ритуальное убийство! Правда, не в Киеве, а во Львове — столице присоединенной к СССР Галиции.

Выглядела эта карикатура на дело Бейлиса так. Львовская синагога, располагавшаяся в доме 3 по Угольной улице, стала естественным перевалочным пунктом для депортированных в свое время в СССР польских евреев, возвращающихся в Польшу (с надеждой не задержаться в ней, а проследовать далее, в Палестину). По городу якобы поползли слухи об убийстве детей в синагогальных застенках, а 12 июня кто-то даже заявил в милицию о заваленном трупами подвале.

И вот для проверки этих слухов 14 июня 1945 года, в шесть часов вечера, в здание синагоги по приказанию прокурора Львовской области тов. Корнеты заявляются старший следователь прокуратуры Львовской области юрист 1-го класса Лавренюк и начальник оперативной группы Управления милиции НКВД г. Львова старший лейтенант милиции Маляр.

Поставленная перед ними задача, как она описана в протоколе события — и далее цитата из него, — это:

...осмотр и установление наличия в здании и подвалах здания людских трупов и людской крови.

При осмотре присутствовали:

1. Священник (рабин) еврейской синагоги Тайхберг Берко Копылович, проживающий в гор. Львове по ул. Овоцова 4, кв. 9.

2. Староста синагоги Шварц Кароль Зуехович, проживающий в гор. Львове по ул. Жолкевской 3, кв. 9.

3. Сотрудник оперативной группы ХРАМОВ Николай Герасимович, проживающий в гор. Львове по ул. М. Сташица 3, кв. 9.

Здание синагоги каменное, состоит из большого зала с тремя балконами, кладовой и сарая, где на праздники режут кур, а также нескольких квартир, где живут жильцы.

При тщательном осмотре здания людских трупов не обнаружено, как в квартирах, зале синагоги, а также и в подвалах, и в канализационных колонках.

В сарае обнаружено большое количество куриного пера и капли крови от убоя кур. Каких-либо следов, чтобы свидетельствовали об убийстве детей, в синагоге не обнаружено, о чем и составлен настоящий протокол.

Осмотр закончил в 21:00^[554].

Это ж каким выдающимся и самоотверженным надо быть антисемитом, чтобы месяц спустя после завершения войны и Холокоста, во Львове — после июньско-июльских, 1941 года, погромов и Яновского лагеря — на основании каких-то слухов запустить столь блистательный процесс!

1945. Предпоследний в Европе еврейский погром

...Но вернемся к киевскому погрому. Как это было и как такое могло случиться?!

А вот как. Летом 1945 года в свою квартиру на Китаевской улице вернулась из эвакуации еврейская семья Рыбчинских. В их квартиру самовольно вселилась семья Грабарей, которых, по законному требованию Рыбчинских, выселяли из нее, причем — из-за их вопиющего самоуправства — без предоставления какого-либо жилья.

И тогда мать семейства попросила помощи у сына-красноармейца, Ивана Захаровича Грабаря, 23-летнего гвардии рядового. Тот немедленно выехал, прихватив с собой в помощь друга — гвардии младшего сержанта Мельникова Николая Александровича. За несколько дней до своей смерти Иван заходил в прокуратуру, где сказал: «Что же мы воюем, а наши квартиры жиды занимают?»^[555] Где и как он сражался за Родину, мы не знаем, но, судя по базе данных «Подвиг народа», боевые заслуги гвардейца перед отечеством ни орденами, ни медалями отмечены не были.

Но ничего не помогло — Грабарей все равно выселяли на улицу. И вот 4 сентября друзья напились с такого горя в пивной, после чего решили выместить накопившуюся злобу на каком-нибудь жидяре. Ни на какое сопротивление, возмездие или наказание приятели не рассчитывали: в Киеве, по их мнению, евреям полагалось только утираться, улыбаться, сплевывать зубы, помалкивать в тряпочку и идти подальше... А вот и он, жидяра, — одинокий и хлипкий: то, что им, храбрецам, надо! Как его звать-величать и кто он таков — неважно: однозначно жид, и щас ты, сука, нам за все ответишь, за все вашенское племя!

И в этом была их роковая ошибка! Ведь подвернулся им не абы кто, а офицер и сотрудник органов — старший лейтенант Иосиф Давидович Розенштейн, старший радиооператор отдела «Б» НКГБ УССР, 1912 года рождения, проживавший по Заводской улице, 30. В 17 часов 30 минут, одетый в гражданское, он возвращался из булочной домой и столкнулся нос к носу с пьяными гвардейцами. Те и правда начали его оскорблять и избивать (двое дюжих гвардейцев как-никак!), так что отбиться получилось только с помощью случайных прохожих.

Но Розенштейн не абы какой еврей, а чекист, он вскипел и пренебрег трусостью. Придя домой, надел свою форму, взял служебный пистолет «ТТ» и, в сопровождении жены, направился во двор дома матери Грабаря (видимо, знал ее адрес), где в это время находились оба обидчика. Разговор же был аффектно-короткий: тремя выстрелами он убил обоих.

А как только аффект прошел, бросился бежать, но его перехватили милиционеры и доставили в отделение. В это же время толпа набросились на жену Розенштейна и на случайного прохожего еврея, Спектора, и жестоко избила их.

Нападения повторились и 7 сентября, в день похорон. Собралась большая и агрессивная толпа, двинувшаяся на Лукьяновское православное кладбище, но не по прямой дороге, а через центр Киева, громя и сметая все на своем пути, избивая прямо на улице встречавшихся на пути евреев и разбивая камнями окна квартир, откуда, как кому-то казалось по испуганным выражениям лица, выглядывали евреи. Противодействия им со стороны милиции долго не было никакого. Зато противодействие было со стороны воровского «интернационала»: дойдя до Евбаза, т.е. Еврейского (Галицкого) базара, где погромщики намеревались от души покуражиться, они уткнулись в группу молчаливых людей с недобрыми взглядами и так называемыми «гестаповскими»^[556] ножичками в руках. После чего толпа потопталась, молча повернула и двинулась, оглядываясь, к кладбищу через вокзал^[557].

После погребения, по-прежнему не встречая ни малейшего противодействия, поредевшая толпа продолжала бить евреев и грозилась собраться назавтра с силами и продолжить. И лишь теперь милиция показала личико: на самом излете погром все-таки был остановлен.

Так что это был классический еврейский погром — с классическим же поведением чинов правопорядка^[558]. И антисемитская власть «народного гнева» антисемитов испугалась больше и пуще, чем реакции евреев.

И вот финал: 1 октября 1945 года Военный трибунал приговорил Розенштейна к высшей мере наказания, но без конфискации имущества. Сделано это было на основании пункта 2 Постановления ЦИК СССР «О подсудности военным трибуналам дел об убийствах частных граждан военнослужащими» №532/6 от 7 июля 1934 года:

Центральный Исполнительный Комитет СССР постановляет:

1. Дела о всех совершенных советскими военнослужащими убийствах частных граждан отнести к подсудности военных трибуналов.

2. При наличии особо отягчающих обстоятельств применять по этим делам высшую меру уголовного наказания — расстрел.

Председатель Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР М. Калинин.

И.о. секретаря Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР А. Медведев^[559].

Иными словами: угроза для погромщика в военной форме была применена к военнослужащему — жертве антисемитского нападения, а сама антисемитская провокация, оскорбления и распускание рук перед роковыми выстрелами сочтены были не смягчающими, а отягчающими вину «обстоятельствами»!

Это вам не буржуазный суд — не суд каких-то там присяжных в Париже, оправдавших, например, часовщика — убийцу Петлюры!

1945. Письмо евреев-фронтовиков

Этого приговора еще не могли знать четверо киевских евреев-фронтовиков — Котляр^[560], Забродин, Песин и Милославский^[561]. Около 8 октября 1945 года^[562] — за неделю до приговора Розенштейну — они обратились с письмом к Сталину, Берии и Поспелову (главреду «Правды»). То есть — к партии, к тайной полиции и к пропаганде!

Начинается письмо пафосно и эпически:

Закончилась великая и тяжелая Отечественная война. Усилиями всех народов СССР одержана невиданная в истории победа. Каждый советский гражданин вправе сейчас гордиться своей Родиной, своей большевистской партией, своим родным т. Сталиным, которые привели нас к этой победе.

Возвратившись после четырехлетнего отсутствия в наш родной гор. Киев для того, чтобы перейти к мирному труду и взяться за его быстрое восстановление, мы, группа демобилизованных коммунистов-фронтовиков, были удручены, когда узнали, что делается в Киеве, столице Советской Украины.

Мы, по правде сказать, не узнали наш город не только по его внешнему виду, но и по той политической обстановке, которая в нем сейчас существует. Мы не можем понять политического лица этого города. Как-то не верится, что мы находимся в столице той Республики, которая входит в великий Союз Советских Социалистических Республик.

Здесь сильно чувствуется влияние немцев. Борьбы с политическими последствиями их политического вредительства здесь не ведется никакой. Здесь распоясались всякого рода националисты, порой с партийным билетом в кармане. Здесь никак не чувствуется духа интернационализма, являющегося знаменем нашей партии и советской власти. Здесь свирепствует еще невиданный в нашей советской действительности АНТИСЕМИТИЗМ. Слово «жид» или «бей жидов» — излюбленный лозунг немецких фашистов, украинских националистов и царских черносотенцев — со всей сочностью раздается на улицах столицы Украины, в трамваях, в троллейбусах, в магазинах, на базарах и даже в некоторых советских учреждениях. В несколько иной, более завуалированной форме это имеет место в партийном аппарате, вплоть до ЦК КП(б)У. Все это в конечном итоге и привело к еврейскому погрому, который недавно имел место в г. Киеве.

Далее евреи-фронтовики пишут:

К нам в армию доходили вести о положении в Киеве, но мы в это не верили, а сейчас, к сожалению, пришлось в этом убедиться. Создавшаяся здесь в Киеве ситуация обязывает нас, коммунистов, воспользоваться правом, предоставленным нашим партийным уставом, где сказано, что член партии имеет право «обращаться с любым вопросом и заявлением в любую партийную инстанцию вплоть до ЦК ВКП(б)» и просить Вас о принятии срочных мер к оздоровлению той политической обстановки, которая создалась здесь, ибо дышится в ней весьма тяжело.

Весьма неприятным и скандальным для нашей партии и для нашей социалистической Родины является тот факт, что после нашей победы над коварным немецким фашизмом здесь, в Киеве, возник первый в условиях советской власти еврейский погром, о котором уже, по всей вероятности, стало известно и за пределами нашей Родины.

Что привело к этому погрому и как он мог возникнуть в нашей советской действительности? В результате разнузданного антисемитизма, свирепствующего в Киеве, много евреев ежедневно подвергается оскорблениям и избиениям, и никто из властей не становится в их защиту. В первых числах сентября с. г. на одного еврея, майора НКВД УССР, посреди улицы напали два антисемита в военной форме и после нанесения ему оскорбления тяжело избили его. Не выдержав всех этих издевательств и, видимо, морально тяжело переживая за все то, что сейчас переживают в Киеве все евреи, а вместе с ними и демократический элемент других наций в связи с разгулом антисемитизма, майор, находясь в состоянии аффекта, убил из револьвера двух антисемитов. Этот выстрел послужил сигналом к началу еврейского погрома. Похороны антисемитов были особо организованы. Их проносили по наиболее многолюдным улицам, а затем процессия направилась на еврейский базар. Эта процессия была манифестацией погромщиков. Началось избиение евреев. За один этот день было избито до 100 евреев, причем 36 из них были отвезены в тяжелом состоянии в больницы г. Киева, и пять из них в этот же день умерли. Попутно пострадали несколько русских, которые своей внешностью были очень похожи на евреев, и погромщики избивали их наравне с евреями.

После этих событий атмосфера в городе Киеве стала еще более накаленной. Погромщики начали подготавливать погром еще более солидный, видимо, вполне достойный масштабов столицы, но местные органы пока предотвратили это. Была установлена охрана синагоги, еврейского театра, еврейского базара и т.д. Но антисемитизм от этих мероприятий пока никак не думает уменьшаться. Антисемиты все же готовят новый погром, более разительной силы, вполне достойный их учителей Гитлера, Геббельса и др., и, если положение не изменится, то этот погром успешно будет проведен в жизнь. Вот какова сейчас обстановка в Киеве, столице советской социалистической республики. Это тогда, когда вся наша страна живет сейчас совершенно иными интересами: восстановлением народного хозяйства, пятилетним планом, международными проблемами. Как это могло случиться в одной из столиц советских республик?

Этот и следующие вопросы, конечно же, риторические:

Как все это могло случиться после столь успешно закончившейся войны над коварным немецким фашизмом, когда весь наш народ, независимо от расы и национальности, был един в этой борьбе и завоевал себе равное право на спокойную мирную жизнь? Это стало потому, что ЦК КП(б)У и СНК УССР не только не вели никакой политико-массовой и разъяснительной работы по отношению к евреям, к этой наиболее пострадавшей при немцах нации, но наоборот, возглавили разжигание национальной розни и проводили эту позорную и чуждую нашей партии и советской власти антисемитскую политику, приведшую в конечном итоге к еврейскому погрому, опозорившему нашу социалистическую Родину.

...За время Отечественной войны десятки тысяч евреев храбро сражались на фронтах Отечественной войны, многие из них погибли в боях за свою Социалистическую Родину, многие из них стали героями. Процент награжденных евреев во время Отечественной войны весьма высок.

За время Отечественной войны, видимо, ни один народ не пережил столько горя и несчастий, сколько пережил еврейский народ. В одном лишь г. Киеве, в Бабьем Яру, немцы истребили свыше 80 тыс. евреев, а в целом от рук фашистов во время войны погибло несколько миллионов евреев. Оставшиеся же в живых евреи в большинстве своем потеряли полностью или частично свои семьи, лишились своего жилья, имущества и влачат сейчас жалкое существование.

Почему же теперь, в условиях Советской власти, после столь блестяще одержанной победы над врагом, в которой принимали участие все народы СССР, в Киеве, столице Украины, начало проявляться такое ненавистное отношение к этому народу, народу-мученику, так недавно пережившему одну из самых тяжелых трагедий в своей истории? Почему так издевательски относятся сейчас на Украине к нуждам так тяжело пострадавших евреев, к их желаниям снова работать на благо нашей Социалистической Родины, к их стремлениям работать по своей специальности, по своим знаниям, образованию, квалификации, опыту и т.д.? Почему при подборе кадров на Украине перестали теперь придерживаться деловых признаков, а, главным образом, обращается внимание на НАЦИОНАЛЬНОСТЬ? Неужели в этом вся суть? Неужели так начали понимать на Украине ленинско-сталинскую национальную политику?

Вполне понятно, что Украинской республике надо создавать свои национальные кадры, надо строить национальную по форме и социалистическую по содержанию жизнь народов. Но разве такой ценой это должно проводиться в жизнь? А дело заключается в том, что на Украине, которой и в прошлом были свойственны большие политические ошибки, допущена новая политическая ошибка, допущено новое искривление генеральной линии нашей партии по национальному вопросу, но это искривление бледнеет перед всеми предыдущими политическими ошибками, имевшими место на Украине. В ЦК КП(б)У и в СНК УССР взят какой-то новый, совершенно чуждый нашей партии политический курс в отношении евреев, и это считается здесь одним из важнейших дел на Украине, это сейчас всех занимает, этим почти только и живут националисты из ЦК КП(б)У и СНК УССР. Вместе с тем этот «курс» имеет очень много схожего с курсом, исходившим ранее из канцелярии Геббельса, достойными преемниками которого оказались ЦК КП(б)У и СНК УССР.

...Трудно перечислить все те издевательства, которым подвергается этот измученный еврейский народ в данное время на Украине, и это называется «проведение» национальной политики, «осуществление» Сталинской конституции. Большего цинизма трудно найти.

Вот где причины, приведшие к погрому, вот где корни, дающие пищу для дальнейшего, еще более бурного развития антисемитизма на Украине.

В этом месте Котляр и соавторы переключаются на киевский антисемитский «актив»:

Кто же занимается, помимо ЦК КП(б)У и Совнаркома УССР во всех звеньях партийного и советского аппарата, проведением этой особого рода национальной политики, подбором кадров, а главным образом, насаждением антисемитизма?

Достаточно взглянуть на статистику этих кадров, то станет ясным, что большинство из них оставались на Украине при немцах, активно сотрудничали с немцами, а сейчас они, как и раньше, оказались на руководящих должностях. Им-то, оказывается, можно доверять больше, чем евреям, вполне понятно, что они совершенно не заинтересованы в том, чтобы уступить свое место тем евреям, которые работали раньше, до войны, на этих должностях и были либо на фронте, либо эвакуированы для работы в глубокий советский тыл. Эти «руководящие» кадры в большинстве своем люди со звонкой украинской фамилией, но зато с весьма сомнительной в прошлом политической репутацией, это люди весьма слабые, порой совершенно неграмотные по своей деловой квалификации, но зато это люди весьма опытные по делам украинского национализма, антисемитизма и других дел.

Таким образом, право на работу на руководящих должностях во всех звеньях завоевали люди с темным прошлым, воспитанные в условиях немецкого господства на Украине и неслучайно поэтому пропитанные духом антисемитизма и вражды к нашей партии и Советской власти.

Как отразилось на евреях это новое «открытие» в области национальной политики на Украине, столь активно проводящееся под непосредственным руководством ЦК КП(б)У и СНК УССР? Надо сказать, что на большинство евреев это подействовало с моральной стороны весьма тяжело. Для многих евреев этот новый курс является совершенно непонятным, непредвиденным, чуждым, и, видимо, многие из них забрасывают местные органы, Москву, а возможно, и заграницу всякого рода письмами и запросами по данному вопросу, но, к сожалению, не все письма доходят по назначению, и на них не чувствуется реагирования.

Есть случаи, когда здесь в Киеве отдельные евреи, познав на себе все прелести этого нового курса, кончали на этой почве жизнь самоубийством. Есть евреи-коммунисты, которые приходили в райкомы партии и рвали или бросали на пол партийные билеты, так как считали себя недостойными быть в рядах такой партии, которая проводит расовую политику, аналогичную фашистской партии. Есть евреи, которые бегут из Украины, из г. Киева, как очумелые, чтобы поскорее избавиться от этого антисемитского омута, чтобы спасти свою жизнь от антисемитов — продолжателей дела Гитлера, причем некоторые бегут в другие советские республики, а некоторые пытаются пробраться за границу: в Польшу, Америку и т.п. Видимо, за границей эти евреи порасскажут о Киеве и Украине так, что эта Республика станет весьма популярной на страницах международной прессы.

Есть евреи, которые раньше, до войны, живя в Киеве, считали себя интернационалистами и не чувствовали себя евреями, даже порой забывали об этом, ибо ничем это не вызывалось, и только теперь, в связи с этим новым курсом, исходящим из ЦК КП(б)У и СНК УССР, они почувствовали, что они — евреи, и в них заговорило свое национальное чувство. Это чувство заговорило тогда, когда его начали разжигать фашиствующие украинские националисты, несомненные враги народа и слепо идущие за ними некоторые весьма сомнительные коммунисты из руководящих органов Украины.

Эти так называемые «коммунисты» позорно тянутся в хвосте этих махровых националистов, не замечая, какую печальную славу они себе завоевывают.

Далее идет рассказ о последствиях — о внутрисемейных проблемах киевских евреев:

Есть евреи, у которых жены русские. И есть русские, у которых жены еврейки. Отдельные русские мужья не могут вызвать к себе своих жен, так как они еврейки, ибо им не дается разрешение на въезд. И вот в этих смешанных семьях на почве разжигаемой на Украине национальной розни и вражды начали происходить сейчас всякого рода семейные неурядицы и тяжелые моральные переживания. Особо тяжело этот новый курс переживают дети. Антисемитизм пробрался уже в пионеротряды, в школы, в фабзавуч. Ничего не знавшие до сих пор еврейские дети почувствовали к себе вражду со стороны тех детей, у которых родители националисты.

Среди молодежи начинают расти новые молодые кадры погромщиков, идущие по стопам своих отцов. Дух интернационализма у нашей молодежи на Украине начинает быстро исчезать. Часть евреев, не видя никакого другого исхода в борьбе за свое правое дело, не видя защиты местных властей, взялась за оружие и с ним защищает честь и национальную гордость своего народа против всякого рода антисемитов и замаскированных националистов. Только этим можно объяснить тот выстрел, который раздался в Киеве. Этот выстрел уже услышали далеко. Только ЦК КП(б)У и СНК Украины остались глухи к нему. Видимо, здесь не обладают достаточной политической чуткостью, несмотря на то что к киевским делам, к делам Украины прислушивается сейчас и зорко следит не только весь советский народ, но и весь мир.

Руководители ЦК КП(б)У и СНК УССР заняты сейчас совершенно иным, они заняты научным обоснованием положительных результатов, достигнутых в результате осуществления своей фашистской нацполитики, обоснованием великих достижений, полученных в результате изгнания евреев из советского и партийного аппарата.

...Мы обращаемся к Вам, т. СТАЛИН, к нашему большевистскому органу печати газете «Правда», к Вам, тов. БЕРИЯ, в надежде, что, может быть, кому-нибудь из Вас все же дойдет это письмо и Вам станет ясна причина прозвучавшего в Киеве выстрела, приведшего в дальнейшем к еврейскому погрому. Мы верим, что Вы своим вмешательством быстро положите конец тем издевательствам над советскими гражданами-евреями, которые с каждым днем принимают на Украине все более опасные формы.

Наша большевистская партия никогда не плелась в хвосте отсталых реакционных настроений. Ей всегда был чужд хвостизм. Она, наоборот, всегда со всей большевистской резкостью, невзирая на лица, своим вмешательством могла быстро исправлять те политические ошибки, которые допускались отдельными лицами, отдельными партийными организациями. Мы надеемся, что и сейчас Вашим вмешательством будет положен конец всем этим издевательствам над еврейским народом, а творцы этих издевательств, украинские националисты [и] враги народа, в соответствии с требованиями нашей Конституции СССР, понесут заслуженную кару. Этого ждут с нетерпением не только евреи, но и все демократические элементы, населяющие Украину.

КОТЛЯР, ЗАБРОДИН, ПЕСИН, МИЛОСЛАВСКИЙ, г. Киев.

Письмо было зарегистрировано в ЦК ВКП(б) 10 октября. Расписано Берией Маленкову, копии пересланы Хрущеву и Александрову. Из приписок интересна вот эта: «С письмом тов. Александров Г. Ф. ознакомлен. Зав. отделом Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Григорьянц. 16 ноября 1945 г.».

Тут важно сделать одно пояснение: антисемитизм, конечно же, был всесоюзным и всесоветским явлением, а не сугубо украинским.

Вот выразительный эпизод. Гирш Смоляр, один из руководителей подполья в Минском гетто, после освобождения Белоруссии столкнулся там с точно таким же по своим проявлениям антисемитизмом — бытовым и государственным, — что и на Украине. Оказавшись в Москве и посетив Эренбурга, он посетовал на это. Эренбург же в ответ показал ему на полуметровую стопку писем у себя на столе и сказал:

«Это письма со всех концов Советского Союза, также из армии, с разных фронтов. О чем пишут в этих письмах? Пожалуйста, читайте...»

Письма, которые случайно были извлечены с разных мест, рассказывали об одном и том же, но в разных формах — о зоологической ненависти к евреям^[563].

Кому-то в Киеве или Минске, возможно, казалось, что это все только местные проблемы, что надо только достучаться и докричаться до Кремля и до кремлевского горца, и тогда уж он задаст всем этим гужеедам окорот. Тем более что однажды окорот действительно дали: Остапу Вишне (Павлу Губенко), опубликовавшему 21 августа 1946 года в газете «Советская Украина» антисемитский фельетон «Разрешите ошибиться» — о том, как евреи отсиживались всю войну в Ташкенте и Фергане^[564]. Ему же самому пришлось фельетон и дезавуировать — уже 29 августа и не только в «Советской Украине», но и в «Правде».

Тем не менее то, что кульминация послевоенного советского антисемитизма — еврейский погром! — случился в Киеве и именно в Киеве, — закономерность, а не случайность. Ситуация в Киеве все же отличалась от той, что была в Минске или Ростове, — какой-то внутренней инициативностью и организуемостью низов и готовностью воспользоваться той негласной внешней толерантностью, что республиканские или областные верхи проявляли к их устоявшимся низменным инстинктам.

1945-1953. Раввины и миньяны

В начале декабря 1943 года — т.е. вскоре после освобождения Киева — большая группа раввинов из синагог Москвы, Киева, Риги, Харькова, Острув-Мазовецкего, Ташкента, Кременчуга, Бреста, Пинска и Житомира направила в Еврейское телеграфное агентство в Нью-Йорке заявление от имени своих общин о том, что позднее нарекут Холокостом:

Равной катастрофы и трагедии, подобного дикого явления мир еще не видал даже в самые мрачные эпохи истории человеческой.

«Голос крови наших братьев взывает к нам из-под земли», — мы также повторяем слова нашего библейского пророка: «Земля, не покрывай нашей крови! Мы жаждем мести и справедливого возмездия»^[565].

19 мая 1944 года СНК СССР принял постановление №572 об организации СДРК (Совета по делам религиозных культов при СНК СССР)^[566], возложив на него задачу осуществления связи между Правительством СССР и руководителями религиозных объединений, в том числе иудейских, — «по вопросам этих вероисповеданий, требующим разрешения Правительства СССР»^[567]. Эдакий государственный Синод со всеми мыслимыми исполнительными функциями.

СДРК имел свои представительства в союзных республиках и в областях. Эти территориальные органы, на пару с территориальными органами КГБ, стали коротким поводком в деле управления синагогами и основным инструментом контроля над иудейской конфессиональной жизнью. Уполномоченным по УССР был Петр А. Вильховый^[568] (он и его аппарат разместились в отдельном особняке по ул. Кирова, 14), а первым уполномоченным по Киевской области — И. Зарецкий.

Основными объектами третирования и гнобления иудейской религии были синагоги как легальные институты еврейской жизни^[569] и миньяны (миньоны), т.е. места сбора верующих у кого-нибудь на дому (как бы «частные подпольные синагоги»), как нелегальные ее формы. Впрочем, был еще Еврейский антифашистский комитет, неподмандатный СДРК. Но он был разгромлен и ликвидирован несколько позже, в начале 1950-х годов, да и не имел своих представительств вне Москвы.

Сама сеть синагог в послевоенное время была сужена до чрезвычайности — на всю Украину лишь около 60! Так, в октябре 1962 года была закрыта («снята с регистрации») единственная в городе Львовская синагога, возобновившая свою работу только через 26 лет — в 1988 году! Тогда же, в 1962 году, ставился вопрос о снятии с регистрации и единственной Киевской синагоги^[570].

В Киеве начиная с лета 1945 года функционировала одна-единственная синагога — «Синагога Розенберга» на Подоле, на улице Щекавицкой, 29^[571]. Раввином ее был Ицик Гершкович Шехтман (1887-1953), а после непродления СДРК в конце 1952 года его регистрации — Аврум Алтерович Панич (1881-1965). Ее молитвенный зал был рассчитан примерно на одну-две тысячи человек, расчетное число членов — около 5 тысяч, но по большим еврейским праздникам в 1950-е годы приходило до 25-30 тысяч верующих, переполняя двор и улицу.

Все до одной попытки открыть вторую синагогу были безуспешны. Более того, СДРК интриговал и добивался от общины и ее председателя, С. Бардаха, согласия на «добровольную» передачу первого (точнее, полуподвального) этажа здания общине евангельских христиан-баптистов. И наверняка добился бы, когда б не умер Сталин и если бы баптисты, осознав ситуацию и свою в ней роль, не отказались от такого соседства сами.

Что только чиновники из СДДРК не пресекали и с чем они только не боролись! И с выпечкой мацы (или, по-советски, «весеннего бисквита» от «Главхлеба»!), и с подлинными пальмовыми и лимонными веточками на Суккот (контрабанда!), и с кружками по изучению Торы, иврита или Талмуда, и с невыходом верующих евреев на работу по субботам (нарушение трудовой дисциплины!)! И даже с самим обозначением «Еврейская община»: уполномоченный по своему разумению требовал переименовать ее в «Религиозную общину иудейского вероисповедания» и заказать новые печати! И уж тем более с канонической фразой «В следующем году в Иерусалиме!», произносимой в одной из молитв: «До организации буржуазно-националистического государства Израиль эта молитва воспринималась именно как молитва, а в данное время она всемерно использовалась националистическими и сионистскими элементами в своих целях»^[572]. От Шехтмана потребовали дать строгое указание кантору не произносить этих страшных слов вовсе «с амвона синагоги»! («Амвон синагоги!» Sic! Степень общего бескультурья и конкретной безграмотности чиновников СДРК в сфере, рулить которой они были поставлены, неописуема!)

И все же главная вражина — это миньяны и возмутительное упрямство и самоуправство евреев, их тяга к тому, чтобы подпольно собираться на праздники в частных домах. Как только существование миньяна обнаруживалось, его тотчас же закрывали, а хозяев и гостей при поддержке МВД круто штрафовали.

Иностранные евреи, приезжавшие в Киев, — а как правило, это были журналисты, раввины, дипломаты или обыкновенные туристы, — обычно посещали и синагогу, и Бабий Яр, хотя члены общины, по негласной инструкции от Вильхового, их от этого и отговаривали. О каждом визите иностранцев необходимо было докладывать в СДРК.

Между тем Йом Кипур постепенно закрепился как неформальный синагогальный день памяти о Бабьем Яре. Многие визитеры стремились попасть сюда именно в этот день, но, разумеется, гости приезжали и в другие числа. Так, одна большая группа американских раввинов посетила Бабий Яр 15 июля 1956 года^[573].

В 1955 году на Йом-Кипур приезжал посол Израиля вСССР Алуф Йозеф Авидар (1906-1995). В прошлом бригадный генерал, он в 1955-1958 годах был послом Израиля в СССР, а в 1960-1968 — в Аргентине (sic! Эйхман!). Во время беседы в Киевской синагоге дипломат поинтересовался у раввина, а почему в СССР нет еврейских школ. И Шехтман был вынужден ему отвечать, словно Серый Волк Красной Шапочке, что все евреи хорошо владеют и русским, и украинским языками, отчего никакой потребности в отдельных еврейских школах просто нет. А на вопросы, почему в синагоге нет молодежи и почему в Бабьем Яру до сих пор не установлен памятник, раввин отвечал примерно так: потому, внученька, что еврейская молодежь Киева нерелигиозна, а Бабий Яр со временем расчистят и с Божьей помощью, возможно, построят там мемориал.

Случайную встречу с этим же самым Авидаром в 1960 году красочно описала Анна Семеновна Русаковская — еврейка, учительница географии средней школы №5 из Черновиц. Ее письмо в редакцию «Литературной газеты», датируемое приблизительно 23 сентября 1961 года, несет все черты агитационного памфлета. Например, заголовок: «С чужого голоса. Открытое письмо поэту Евг. Евтушенко (О стихотворении Евг. Евтушенко “Бабий Яр”, напечатанном в “Литературной газете” от 19 сентября 1961 г.)».

Обращаясь к Евтушенко, вот что она писала об Авидаре:

Приблизительно в сентябре — октябре 1960 г. я с матерью пошла в наш театр. Занимая свое место около одной пары, я услышала к себе обращение такого рода: «Как хорошо, что хоть рядом с нами будут сидеть евреи, а не русские». Эта фраза для меня прозвучала дико и чудовищно в наше время. Оказывается, моим соседом оказался секретарь израильского посольства в Польше Авидар с женой, прибывший в нашу страну в качестве туриста. Почему у этого человека такая ненависть к русским людям? Он заявил мне, что он возмущается [тем], что в нашей стране «евреи стали неевреями», дескать, дружат с русскими, украинцами и т.д. Его лицо перекосилось в ужасе, когда я сказала, что это наша гордость, что мы гордимся дружбой наших народов. И он окончательно изменился в лице, когда моя мать — 60-летняя старушка, сказала, что ее дочь, а моя сестра замужем за русским, что она его безумно любит, что он ей заменил погибшего на фронте сына.

Господин Авидар пытался утверждать, что в нашей стране существует антисемитизм, что будто бы в высшие учебные заведения не принимают еврейскую молодежь, и я на многочисленных примерах жизни нашего мединститута, университета, многочисленных техникумов, на примерах моих учащихся доказала, что это клевета, и мы легко можем назвать тысячи людей еврейской национальности, награжденных за доблестный труд в разных отраслях нашего хозяйства, науки и культуры. А с какой любовью в нашей стране отмечали 100-летие со дня рождения Шолом-Алейхема, о котором как раз в Израиле и забыли. Пьесы Шолом-Алейхема обошли многие русские и национальные театры нашей страны и были близки и понятны нашему советскому зрителю, так как творчество замечательного писателя связано с простыми и бедными людьми, с его родиной — Россией, с прогрессивными идеями и революционным движением — все то, что скрывается, искажается и охаивается в Израиле. И знаете ли Вы, т. Евтушенко, слова Тевье-Молочника:

«А что такое еврей и не еврей?

И почему они должны отличаться один от другого?»

А когда я спросила у господина Авидара, как он объяснит поведение

правительства Израиля, получающего репарации из ФРГ, этим самим спекулируя на памяти погибших людей, делая свой грязный бизнес. На это он мне цинично ответил известной еврейской поговоркой: «Гут фун а хазер агор»^[574].

И ничего не мог ответить дипломат, когда я ему вразумительно рассказала о нашей дружбе народов, которая противостоит той вражде, которая господствует в Израиле между евреями и арабами, между черными и белыми евреями, между евреями, давно живущими в Израиле, и евреями, сравнительно недавно приехавшими.

Так этого еврея-сиониста Вы тоже будете защищать?..^[575]

О, как же много, однако, может уместить талантливый пропагандист в столь краткие минуты рассаживания в театральном партере!..

В 1957 году случился еще один — и тоже весьма выразительный — контакт. 5 марта Бен-Цион Динур (1884-1973) — историк, уроженец Хорола в Полтавской губернии, министр образования Израиля в 1951-1955 годах и первый президент Яд-Вашема в 1953-1959 годах, — обратился к еврейской общине Киева с просьбой прислать в Яд Вашем мешочек с прахом жертв из Бабьего Яра. Вопрос был переадресован куда положено и в конце концов рассматривался в МИДе, откуда Вильховый получил и осуществил следующее указание:

Просьбу профессора Динура из Израиля целесообразно оставить без ответа. А представителям религиозной общины, если они обратятся за разъяснением, можно ответить, что евреи — жертвы фашистского террора — были советскими гражданами, и советские организации возражают против отправки их праха за границу^[576].

Все это прекрасно вписывалось в общесоветский тренд замалчивания трагедии Холокоста.

Одних советских людей противоправно убивали, а другие советские люди, узурпировав власть, успешно защитили прах убитых евреев, которых, кроме них, еще и Блобель называл «своими», от бессовестных притязаний несоветских людей, тянущих Бабий Яр на себя: «Нет, господа хорошие, Бабий Яр — наш! Бабий Яр — из советских людей — и для советских людей!»

Так-то...

1941-1952. ЭХО БАБЬЕГО ЯРА: ПЕРВЫЕ ОТГОЛОСКИ И РАСКАТЫ

1941-1942. Самые первые стихи и картины: Анстей, Титова, Елагин

Трагедия Бабьего Яра попала в повестку Нюрнбергского трибунала, как и многих других послевоенных судебных процессов против немецких военных преступников. Но предметом обобщающих исторических исследований она стала на десятилетия позже, т. е. с огромным опозданием.

Фактическими первооткрывателями самой темы и первопроходцами ее осмысления и рефлексии стали, увы, не историки, не представители науки, а посланцы искусства — поэты, писатели, художники, скульпторы, композиторы, музыканты, театральные и кинорежиссеры. Это относится и к такому великому проекту, как «Черная книга», порожденному и выполненному (только вовремя не изданному!) тоже ведь не историками, а поэтами и писателями — Эренбургом, Гроссманом, Озеровым и другими!

Кроме того, трагедии посвящено — а точнее, ею побуждено или вдохновлено — немало выдающихся произведений самых разных жанров. Алексей Макаров обратил внимание на то, что очень многие из них ровно так, тождественно, и называются — «Бабий Яр»! Иными словами, «авторы не нашли слов, которые бы назвали эту трагедию как-то иначе или отразили бы в целом их чувства по отношению к этому, само географическое название стало символом, стало говорящим само за себя»^[577]. Это справедливо, причем для всех жанров.

Вместе с тем и само искусство с самого начала было одной из главных арен борьбы государства с обществом и общества с государством за увековечение исторической памяти.

И все же, если говорить о художественной рефлексии, то первопроходцами тут явно были поэты! Первые стихотворные отклики появились еще в 1941 году, когда неимоверные ужас и отчаяние от произошедшего, когда скорбь по убитым ощущались еще из перспективы пребывания с ними в одном и том же — общем и неостывшем еще — времени.

В нем же пребывал и по крайней мере один художник — рисовальщик-этнограф Юрий Юрьевич Павлович (1870-1947), переживший всю оккупацию в Киеве. Он был единственным, кто зарисовал, можно сказать, с натуры еврейскую процессию к оврагу 29 сентября 1941 года. Он и после часто наведывался в Бабий Яр, где рисовал, рисовал и рисовал все, что фиксировал его глаз^[578].

Два самых ранних стихотворения о Бабьем Яре были написаны еще в 1941 году, и оба принадлежат двум поэтессам, пережившим немецкую оккупацию в Киеве^[579]. Обе — нееврейского происхождения (немка и русская), обе остались в городе под оккупацией и обе очень хорошо знали одного поэта — Залика Матвеева, он же будущий Иван Венедиктович Елагин (1918-1987). Настолько хорошо знали, что одна, Людмила Витальевна Титова (1921— 1993), еще летом 1937 года была его невестой^[580], а другая, Ольга Николаевна Штейнберг, более известная под псевдонимом Анстей (1912-1985), — в следующем году стала его венчанной женой.

Во время немецкой оккупации Киева Иван и Ольга остались в городе и жили у нее — в одной комнате с ее родней. Каким бы ни было это решение — вынужденным или спонтанным, но для сына безвинно расстрелянного отца и арестованной мачехи оно, скорее всего, было все же сознательным: «Судьба России решена. Гной вытек, но и сосуд разбит», — говорил он Люсе Титовой, своей экс-невесте, с которой дружески встречался и во время оккупации^[581].

Но оккупанты были Матвееву еще более отвратительны и ненавистны, чем коммунисты, — низость падения немецкого гуманизма он, как и Гальперин^[582], явно недооценил. Хрупкой, но защитой лично ему послужили переезд в комнату Ольги, а также его и ее фамилии («Матвеев» и «Штейнберг»), как и их «пятые пункты» в советских паспортах: «русский» и «немка». Залик возобновил учебу в медицинском (что защищало от угона в Германию) и работал на «скорой помощи». Ольга же служила у немцев, в аграрном отделе комендатуры, переводчиком и как фольксдойче имела ряд существенных привилегий.

Что касается Людмилы, то она тоже спасалась от угона и тоже по студенческой линии — училась в консерватории. Но вела дневник (большая часть его пропала) и писала язвительные стихи, например, такие: «“Deutsche, Deutsche über alles”, Вы б отсюда убирались!..»

Когда, наступая, к Киеву приближалась Красная армия, проверять на себе еще и советский гуманизм Ивану-да-Ольге не захотелось: одних только Ивановых репрессированных родителей или Ольгиных привилегий для фольксдойче было бы достаточно для мести и репрессий.

В декабре 1941 года Ольга Анстей написала стихотворение «Кирилловские яры», для которого даже придумала особую 10-строчную строфу^[583]. Стих весь пропитан инфернально-топографической символикой Бабьего Яра:

... Чаша последняя. Те же места,

Где ликовала дремотно природа —

Странному и роковому народу

Стали Голгофой, подножьем креста.

Слушайте! Их поставили в строй,

В кучках пожитки сложили на плитах,

Полузадохшихся, полудобитых

Полузаваливали землей...

Видите этих старух в платках,

Старцев, как Авраам, величавых,

И вифлеемских младенцев курчавых

У матерей на руках?

Я не найду для этого слов:

Видите — вот на дороге посуда,

Продранный талес, обрывки Талмуда,

Клочья размытых дождем паспортов!

Черный — лобный — запекшийся крест!

Страшное место из страшных мест!

Образ Голгофы в поэме подключает иную оптику и служит наложению современной еврейской трагедии на кульминацию христианской^[584].

Иной ракурс у Людмилы Титовой. Война застала ее далеко от дома — в Москве, куда она отправилась поступать в Литинститут. Пока она добиралась до Киева, ее мать и отчим, доцент университета, эвакуировались в Саратов. Командир авиадивизии, знакомый родителей, обещал увезти ее на своем самолете, но, видимо, не смог.

Никто не верил слухам о беде,

Всю ночь кошмарил город, и в кошмаре

Рождался новый, трудный-трудный день

И задыхался в копоти и гари.

Над городом стояла тишина,

Стеной стояли серые солдаты,

И чья-то участь в этот день проклятый

Была бесповоротно решена.

Впечатления Людмилы Титовой о Бабьем Яре в этот кошмарный и бессудный день — 29 сентября — были самые непосредственные. Ведь, провожая мадам Лурье^[585], она едва не осталась там сама!

Стихи, написанные в 1941-1943 годах, она воспринимала как цикл, назвав его максимально широко: «В плену». Есть в нем и стихи о Бабьем Яре, причем и для нее Бабий Яр не сводился к еврейскому горю ad hoc:

...Покуда баварцы, покуда саксонцы,

Стреляя по окнам, врывались в квартиры.

Стучали прикладами в двери и стены,

Ломились в театры, дома и музеи,

Смеялись, как лошади, и неизменно

Горланили хором не в лад «Лорелею»...

Ее утащили у Генриха Гейне,

Как брали хорошую вещь у еврея,

Ее утащили у синего Рейна,

И пели, от водки и крови зверея.

Ведь это еще и смерть европейской культуры, самоубийство и погребение Германии как «культурной» некогда нации.

...Залик же, Иван Елагин, умер в 1987 году, двумя годами позже Ольги Анстей и на шесть лет раньше Людмилы Титовой. Галахический еврей, он — единственный из троих — так и не отозвался ни на какой Бабий Яр. Хотя, возможно, как раз об этом — о гнете недосказанного (или и вовсе несказанного?) — в этих вот поздних и горьких стихах:

...Я был поэтом, я устал и умер,

А осень шла, шурша парчой тугой,

И потонул в ее багряном шуме

Сигнал трубы, пропевший мне отбой.

...Теперь я в странной сумрачной державе,

И нет конца моим тревожным снам,

И тяжко недосказанное давит

И не дает покоя даже там.

1942-1944. Интерлюдия еврейского самовыражения: Сельвинский, Озеров и Эренбург

Автором же вообще самой первой поэтической публикации о Холокосте, а именно о расстрелах в Багеровском рву под Керчью, стал Илья Львович Сельвинский (1899-1968), по национальности крымчак — представитель крымского еврейского субэтноса, скошенного немцами почти подчистую. Во время Керченско-Феодосийской десантной операции военкор Сельвинский оказался в Керчи уже в начале января 1942 года.

В Керчи же происходило следующее. В декабре 1941 года колонну евреев прогнали вдоль приморской набережной в городскую тюрьму. Оттуда грузовиками их вывезли на расстрел — к Багеровскому противотанковому рву, в нескольких километрах к западу от города. Расстреливали на километровом отрезке широкого и глубокого противотанкового рва, прорытого с юга на север перпендикулярно путям железнодорожной ветки Джанкой — Керчь и Вокзальному шоссе.

В дневнике Сельвинского читаем:

...Важно то потрясающее впечатление, которое производит Керчь после немцев... Город полуразрушен. Бог с ним, восстановим. Но вот у с. Багерово в противотанковом рву — 7000 расстрелянных женщин, детей, стариков. И я их видел. Сейчас об этом писать в прозе не в силах. Нервы уже не реагируют. Что мог, выразил в стихах^[586].

Можно не слушать народных сказаний,

Не верить газетным столбцам,

Но я это видел. Своими глазами.

Понимаете? Видел. Сам.

Вот тут дорога. А там вон — взгорье.

Меж нами вот этак — ров.

Из этого рва поднимается горе.

Горе без берегов.

Нет! Об этом нельзя словами...

Тут надо рычать! Рыдать!

Семь тысяч расстрелянных в мерзлой яме,

Заржавленной, как руда.

...

Рядом истерзанная еврейка.

При ней ребенок совсем как во сне.

С какой заботой детская шейка

Повязана маминым серым кашне...

Матери сердцу не изменили:

Идя на расстрел, под пулю идя,

За час, за полчаса до могилы

Мать от простуды спасала дитя.

Но даже и смерть для них не разлука:

Не властны теперь над ними враги —

И рыжая струйка

из детского уха

Стекает

в горсть

материнской

руки.

. . .

Ров... Поэмой ли скажешь о нем?

Семь тысяч трупов.

Семиты... Славяне...

Да! Об этом нельзя словами.

Огнем! Только огнем!

23 января 1942 года сначала в армейской многотиражке, а 27 февраля и в «Красной звезде» появилось стихотворение Сельвинского «Я это видел!», тотчас же перепечатанное в первом номере журнала «Октябрь» за 1942 год. Многими киевлянами в эвакуации это стихотворение воспринималось и как «свое» — как стихотворение о Бабьем Яре: его переписывали, заучивали...^[587]

Илья Эренбург отозвался на Холокост и стихами, и прозой. Его «Бабий Яр» стал первым стихотворением, написанным после освобождения Киева, в 1944 году, и почти сразу опубликованным в СССР — в январском номере «Нового мира» за 1945 год (увы, без названия)^[588]:

К чему слова и что перо,

Когда на сердце этот камень,

Когда, как каторжник ядро,

Я волочу чужую память?

Я жил когда-то в городах,

И были мне живые милы,

Теперь на тусклых пустырях

Я должен разрывать могилы,

Теперь мне каждый яр знаком,

И каждый яр теперь мне дом.

Я этой женщины любимой

Когда-то руки целовал,

Хотя, когда я был с живыми,

Я этой женщины не знал.

Мое дитя! Мои румяна!

Моя несметная родня!

Я слышу, как из каждой ямы

Вы окликаете меня.

Мы поднатужимся и встанем,

Костями застучим — туда,

Где дышат хлебом и духами

Еще живые города.

Задуйте свет.

Спустите флаги.

Мы к вам пришли.

Не мы — овраги.

Эренбург открыл собой длинный ряд тех поэтов, кто попытался идентифицировать себя с жертвами, переложиться в них, поставить себя на их место, смешаться с их толпой, прочувствовать то, что они испытали, подслушать то, что они говорят, — и пересказать, передать читателю.

В том же ряду и еще один уроженец Киева — Лев Адольфович Озеров (Гольдберг; 1914-1996). Его стихи — одни из лучших в антологии. Недаром их еще мальчишкой выделил и навсегда запомнил Евтушенко, назвавший свою личную антологию стихов о Холокосте не своей, а озеровской строчкой.

К теме Бабьего Яра Озеров обращался и в 1940-е, и в 1950-е, и в 1960-е годы. Самое значительное произведение — цикл, или, точнее, поэма «Бабий Яр» (1944). Как и стих Эренбурга, она была опубликована — в 1946 году, в журнале «Октябрь», №3-4.

В освобожденном от немцев Киеве Озеров впервые побывал в сентябре 1944 года^[589]. Именно он был автором очерка о Киеве для «Черной книги»

Эренбурга и Гроссмана^[590]. И очерк, и стихи имели общие корни — впечатления от посещения Бабьего Яра, расспросы и рассказы уцелевших киевлян об их погибших^[591] и об их собственной эпопее.

Поэма «Бабий Яр» — и под этим именем! — вошла отдельным разделом в первый послевоенный поэтический сборник Л. Озерова «Ливень», выпущенный издательством «Молодая гвардия» в 1947 году. Сохранилась авторизованная машинопись сборника, к тому же завизированная еще и Павлом Антокольским как издательским редактором. Текст в ней отличается от опубликованного, но в чем же суть правки?

Так, вместо «немцев» (слишком нейтрально?) повсюду появились «фашисты», а строчки —

Если есть бог, и он видел и слышал это, —

Зачем не хотел он со всеми погибнуть в Яру?

заменены на:

И юркий эсэсовец лейкой снимает все это.

И залпы.

И тяжкие хрипы лежащих в Яру.

В результате «Бабий яр» Льва Озерова приобрел трехчастное строение. Свободный, рваный ритм этого триптиха, его постоянная готовность к перебивам стопности премного способствовали тому сильному впечатлению, которое он производит.

Первая часть — это какой-то абстрактный, небесный Бабий Яр, где и поэт поэтому не просто белковое тело во плоти и с именем, а безымянный и тысячелетний иудей, некая отвлеченная сущность, еще ДО расстрела, но уже призванная кем-то — туда и тогда:

Я пришел к тебе, Бабий Яр.

Если возраст у горя есть,

Значит, я немыслимо стар,

На столетья считать — не счесть.

Я стою на земле, моля:

Если я не сойду с ума,

То услышу тебя, земля, —

Говори сама.

Как гудит у тебя в груди,

Ничего я не разберу, —

То вода под землей гудит,

Или души легших в Яру.

Часть вторая — перенесение в тот самый день, это дорога в Бабий Яр. Реальный киевский маршрут — от Львовской, через Мельника и кладбище — туда, к «предбаннику смерти», к оврагу, где «люди подходят и падают в яму, как камни» и «обессилев, проклятья хрипят».

...И девочка снизу: — Не сыпьте землю в глаза мне...

И мальчик: — Чулочки тоже снимать?

И замер,

В последний раз обнимая мать.

И тут же рядом — девочка или мальчик? —

— Дядя, не трогай, я песенки петь тебе буду!..

И вдруг, подпрыгнув как мячик,

Упал туда — в еще беспокойную груду.

И, наконец, третья часть, возвращающая нас (и своим размером в том числе) к части первой, но уже ПОСЛЕ трагедии:

Я пришел к тебе, Бабий Яр,

Если я с ума не сойду, —

Обрету беспокойный дар

Мертвецов вызывать в бреду.

Здесь и ныне кости лежат,

Черепа желтеют в пыли,

И земли белеет лишай Там, где братья мои легли.

Поэт слышит их голоса и различает их требования:

...У тебя ли не жизнь впереди?

Ты и наше должен дожить.

Ты отходчив — не отходи.

Ты забывчив — не смей забыть!

И ребенок сказал: — Не забудь! —

И сказала мать: — Не прости! —

И закрылась земная грудь.

Я стоял не в Яру — на пути,

Он к возмездью ведет — тот путь,

По которому мне идти.

Не забудь!..

Не прости!..

Важная деталь: стихи о еврейской Катастрофе Сельвинского, Эренбурга и Озерова (а также Павла Антокольского) были опубликованы вскоре после их написания и увидели свет в тот крайне непродолжительный промежуток времени между зимой 1945 и весной 1946 года, когда такие стихи еще выходили в толстых журналах и даже в книгах. Эта, по выражению М. Шраера, «интерлюдия еврейского самовыражения»^[592], была окончательно смята и снята запретом в 1947 году на издание в СССР «Черной книги».

1944-1948. Композитор Клебанов, художник Овчинников и другие

В музыке и в изобразительном искусстве первооткрывателями темы и — едва ли не первыми же пострадавшими за нее! — стали композитор и дирижер Дмитрий Львович Клебанов (1907-1987) и художник-монументалист Василий Федорович Овчинников (1907-1978), создавшие свои произведения в самые первые послевоенные месяцы и годы.

Клебанов еще в 1945 году написал свою «Первую симфонию. В память о жертвах Бабьего Яра», насыщенную еврейскими мелодиями. Ее апофеозом стал скорбно-траурный вокализ, напоминающий Кадиш (поминальную молитву). Первые два исполнения состоялись в 1947 и 1948 годах — в Харькове и Киеве, но все дальнейшие исполнения были строго запрещены. Клебанова сняли с должности председателя Харьковской организации Союза композиторов СССР, а в 1948-1949 годах уже вовсю клеймили «формалистом», «буржуазным националистом» и «космополитом».

Особенно усердствовал на съезде Союза композиторов Украины в марте 1949 года Валериан Довженко, член правления:

Имеются серьезные ошибки и в творчестве некоторых композиторов. Так, например: композитор Д. Клебанов написал проникнутую духом буржуазного национализма и космополитизма симфонию, которую он построил на старо-еврейских религиозных песнях. Ритуальные обряды древней Палестины, «Плач Израиля», синагогальные интонации — вот источники, которые вдохновили Клебанова на создание этой антипатриотической симфонии.

За Клебанова вступились тогда поэт Андрей Малышко и дирижер Натан Рахлин, но получили отповедь от В. Довженко:

Тов. Малышко говорит о симфонии Д. Клебанова «Бабий Яр», в которой композитор клевещет на русский и украинский народ. В этой симфонии, наполненной библейскими мотивами и проникнутой трагической обреченностью, Клебанов забывает о дружбе и братстве советских народов и проводит идею полного одиночества замученных немцами в Бабьем Яре советских людей.

В третий раз клебановская симфония была исполнена только в 1990 году

(29 сентября) — спустя 45 лет после своего написания и спустя три года после смерти автора! Это исполнение состоялось в киевском Доме политпросвещения в рамках программы памятования 49-й годовщины трагедии Бабьего Яра^[593].

С судьбой композитора Клебанова рифмуется судьба художника Овчинникова. Последний участвовал в первой послевоенной выставке украинских художников в Музее русского искусства в Киеве в мае (?) 1944 года. Там он был представлен графическим триптихом «Бабий Яр. Дорога обреченных». Слева направо — это картины «29 сентября», «Дорога обреченных» и «Бабий Яр». Ночью, накануне открытия выставки, неизвестные (sic!) порезали ножом центральное полотно («Дорога обреченных»). Его тогда наспех заклеили, но антисемит старался не впустую: с выставки по приказу ЦК убрали весь триптих!

Но само произведение люди все равно запомнили. В том числе и коллеги-художники. В мае 1949 года на расширенном VI пленуме Союза советских художников Украины Овчинников удостоился обвинений в «космополитизме», «буржуазном национализме», «антипатриотизме», а еще — но это отдельно и как бы по профессии — в «бойчукизме». Подоплека такая же, как и у Клебанова, — отрицание Холокоста по-советски:

В основу этого формалистического произведения положена фальшивая идея о том, что якобы жертвами германского фашизма стало только еврейское население, а не вообще советские люди...^[594]

Ближе к 1970-м годам Овчинников создал новый триптих — из двух новых картин — «Оккупанты в Киеве» и «За час до расстрела» — и одной старой — «Дорога обреченных»^[595]. В 1974 году в Музее западного и восточного искусства в Киеве, директором которого он долго работал, состоялась долгожданная персональная выставка Овчинникова. Но художник не дождался ее: он умер за 9 дней до вернисажа!

Еще в 1942 году Адольф Иосифович Страхов-Браславский (1896— 1979), художник-плакатист (автор плаката «Смерть фашизму», 1941), создал своеобразный скульптурный триптих — памятник «Бунт XX столетия», барельеф «Гонят в неволю» и горельеф «Ров смерти». Все они были представлены на художественной выставке в Киеве в 1944 году^[596], причем композиция горельефа воспринимались зрителем как сюжетика не просто трагическая, но и определенно еврейская. Еврейскими были и фигура молодой матери, из рук которой немец вырывает младенца, чтобы бросить в яму с расстрелянными, и мальчик, быть может, уже мертвый, беспомощно повисший на руках другого немца, который волочит его к тому же рву, и старцы с длинными бородами пророков^[597].

Рижский художник Йосиф Кузьковский (1902-1970) свою картину «Бабий Яр. Последний путь» начал писать в 1944 году в Ташкенте, а закончил — в 1948 году в Риге^[598]. На выставки картину не допускали, так что увидеть ее можно было только у художника дома, но таких посетителей, в том числе и иностранцев, было немало. В 1969 году Кузьковский эмигрировал в Израиль, где в 1970 году умер; картину же у него приобрел Кнессет — она установлена в одном из его залов^[599].

Как видим, рефлексия Бабьего Яра различных жанров искусства в сталинское время, особенно в поэзии, была достаточно сильной, но лишь малая ее часть смогла преодолеть заслоны государственного антисемитизма и выбраться на поверхность — к читателю, слушателю или зрителю. В отстающих был кинематограф, не оставивший никакого следа, кроме документальных съемок в самом Бабьем Яру после освобождения Киева или же съемок художественных картин на другие темы в овраге как на съемочной площадке (А. Довженко, М. Донской).

1946-1952. Гроссман, Павлова, Эренбург

С прозой о Бабьем Яре все было еще хуже. В интерлюдию 1945-1946 годов над ней в СССР реально работал один лишь Василий Семенович Гроссман (1905-1964), очерки которого — «Украина без евреев» (1943) и «Треблинский ад» (1944) — одни из первых и самых сильных опубликованных тогда текстов о Холокосте.

Сам Киев всплывает в его эпической дилогии «За правое дело» («Сталинград») и «Жизнь и судьба». Мать самого Гроссмана погибла при ликвидации бердичевского гетто, как и мать Виктора Штрума — одного из протагонистов автора в дилогии. В неопубликованной части романа «За правое дело» («Сталинград»), работа над которым началась в 1946 году, есть гениальное описание оставления Киева Красной армией и — одновременно, словно взгляд в зеркало заднего вида, — проступают контуры и надвигающейся армады вермахта, и шеренги киевских евреев, идущих к Бабьему Яру:

Водитель остановил машину у въезда в город, и Крылов пошел пешком. Он прошел мимо глубокого и длинного оврага с глинистыми осыпями и невольно остановился, восхищаясь тишиной и прелестью раннего утра. Вдоль оврага росли деревья, желтые листья устилали землю, и раннее солнце освещало осеннюю листву росших по склонам деревьев. Воздух в это утро был прохладный и необычайно легкий. Кричали птицы, но тишина в мире была так глубока и хороша, что крик птиц не нарушал ее, он только рябил глубокую и ясную поверхность прозрачной тишины.

Мир: земля и небо, замерли, радуясь своей красоте. Солнце прожгло сумрак оврага и склоны его казались отлитыми из веселой, молодой меди. Этот сумрак и свет, тишина и крик птиц, тепло солнца и прохлада воздуха создавали ощущение волшебства — вот, казалось, из оврага тихой поступью выйдут добрые тихие старики с посохами...

...Когда он спускался по Прорезной к Крещатику, ему показалось, что он попал в ад.

Войска покидали столицу Украины... Медленно двигались, во всю ширину Крещатика, пехота, обозы, кавалерия, пушки... Казалось, армия поражена немотой — люди шли, опустив головы, не оглядываясь по сторонам.

...И вся бесконечная пестрота и разнообразие оружия, знаков различия, военной формы, все различие лиц и возраста идущих было стерто одним общим выражением тяжкой и угрюмой тоски; оно было в глазах, в шаркающей поступи солдат, в склоненных головах командиров, в печальных знаменах, одетых зелеными чехлами, в медленном и унылом шаге лошадей, в приглушенном рокотании моторов, в тарахтении колес, подобном похоронной дроби барабанов...

...Ужасна была огромность уходившей армии, ужасна потому, что она рождала страх перед той силой, которая в этот час была огромней и сильней, торжествовала по всей Европе, стремилась без удержу на восток.

Ужасно было молчание идущих. Но еще ужасней были пронзительные вопли женщин, безмолвный ужас в глазах стариков, отчаяние смерти в лицах сотен и тысяч людей, выбежавших из домов на улицу....

А войска все шли, скованные молчанием, некоторые солдаты плакали и, казалось, еще мгновение и скорбный стон пройдет над уходящими из Киева войсками.

В эти минуты все ощущали с телесной очевидностью, что каждый шаг на восток уходящих советских войск роковым образом связан с движением еще невидимых немецких колонн. Они надвигались все ближе, методично, шаг за шагом, и каждый шаг уходящих к Днепру красноармейцев приближал к Киеву дивизии Гитлера^[600].

Впервые же Бабий Яр — не названный, но явно подразумеваемый, как образ беды и смерти, — вошел в ткань не только написанной, но и опубликованной прозы вскоре после конца войны. Это роман-хроника «Хрещатий Яр. Киев 1941-1943» украинской писательницы-эмигрантки Докии Гуменны (Евдокии Кузминичны Гуменной, 1904-1996), увидевшая свет предположительно в Зальцбурге в 1945 году. Печататься Гуменна начала еще в 1924 году, при советской власти, а во время оккупации она входила в Союз украинских писателей и работала в Музее-архиве переходного периода. Новелла построена на ее опыте жизни под оккупацией и полна сочувствия к жертвам и немецкой, и советской диктатур^[601].

В 1951 году писались и в начале 1952 года были опубликованы первые два прозаических произведения, в которых Бабий Яр был как бы впервые окликнут — назван по имени. Одно — в США, другое — в СССР.

Эмигрантом (на этот раз русским) было написано второе печатное произведение — с Бабьим Яром уже не в подтексте, а в тексте. Я имею в виду очерк Н. Павловой «Киев, войной опаленный», опубликованный в первом и втором за 1952 год выпусках ежеквартального «Нового журнала»^[602]:

Едва успели рассеяться клубы дыма над городом, как многие жители были встревожены приказом, щедро расклеенным на всех перекрестках. В нем всем евреям предлагалось немедленно явиться на сборный пункт за городом, у православного и еврейского кладбищ, захватив с собой самые ценные вещи.

Два дня тянулись толпы людей с чемоданами и узелками, два дня по Львовской ехали подводы с совсем еще библейскими стариками и старухами, которых обычно и на улицах не было видно. Прибегала прощаться толстенькая, миловидная Доня с добрыми вытаращенными глазами и картинно хорошеньким кудрявым сыном. С плачем и причитаньями собиралась в путь худенькая некрасивая Геня, измученная частыми родами. Приветливо кивала головой, прощаясь с пациентами, Елизавета Абрамовна, добросовестнейший врач, скромный и отзывчивый человек, в течение многих лет лечившая всю Лукьяновку и знавшая здесь всех от мала до велика. Одинокая, потерявшая отца где-то в подвалах Чека, она теперь покорно и спокойно шла навстречу незнакомой судьбе.

Проехали последние подводы со стариками и скарбом, прошли последние понуро бредшие люди... Обыватели смотрели на них из окон, собирались у ворот и обсуждали события. Говорили, что евреев куда-то вывозят, собирая в гетто, где они будут обособленно жить и работать.

На следующий день в наш тихий сад отчетливо доносилась несмолкаемая дробь пулеметов. Никто на нее не обращал внимания — неподалеку

за рощей и при Советах был маленький полигон, где проводилось красноармейское ученье. Очевидно, и немцы занимались тем же. Однако вечером из соседнего домика прибежала трясущаяся соседка и взволнованно проговорила:

— Евреев расстреливают... Знакомые ходили копать картошку, сами видели. Забирают у них все вещи, оставляют в одном белье и строчат, строчат без конца из пулеметов, а тела сбрасывают в Бабий Яр...

Перед глазами встал Бабий Яр, такой, каким я видела его прошлым летом. Молодые березы, орешник, крупные ромашки и колокольчики на дне оврага... Все вокруг дышало таким покоем и миром, что нелепой, неправдоподобной показалась картина, нарисованная взволнованной женщиной. Да и разве могут люди с Запада, потомки Баха и Вагнера, Канта и Гегеля, Гумбольдта и братьев Гримм, так нечеловечески расправиться с безоружными людьми, стариками, детьми? Конечно, это очередная паническая выдумка склонных ко всяким преувеличениям обывателей. Ведь как-никак свыше шестидесяти тысяч человек собралось у Бабьего Яра...

И в следующие дни стрекотали пулеметы. На улице какие-то темные личности показывали меха и драгоценности, отданные им евреями в последнюю минуту, когда у них уже не оставалось сомнения в ожидавшей их судьбе. А я все еще не хотела верить в возможность этого массового убийства. Особенно упорно ссылалась я на фразу о явке с самыми ценными вещами. Ведь тогда все происшедшее было бы не только неслыханным зверством, но и грабежом, цинически подготовленным ограблением мертвых...

Как-то, когда уже по-осеннему грустно пахло землей и сухими листьями, мы с Алешей пошли навестить дорогую могилу моей любимой подруги, похороненной на Лукьяновском кладбище. Дорога за городом тянулась вдоль стены еврейского кладбища, осененного тополями. Это была та самая трагическая дорога в Бабий Яр. Под ногами, в пыли, почти сплошным ковром валялись коричневато-серые маленькие книжечки советских паспортов, обрывки облигаций, документы. Так и оставались они там, эти последние свидетели страшного убийства, пока их не скрыл белый снежный покров.

Почти одновременно — в первых номерах «Знамени» за 1952 год вышел роман Эренбурга «Девятый вал».

Осип Наумович, боевой офицер и еврей, уроженец Киева, с Подола, после войны оказался в родном городе, где у него уже никого не осталось, и пошел в Бабий Яр — на место гибели своей матери, жены и дочери:

В хмурый дождливый день он пошел к Бабьему Яру: хотел еще раз побывать на месте, где погибли мать, Аля. Он шел по нескончаемой Лукьяновке и думал, как по этой улице шли старая Хана и маленькая Аля, которая не понимала, куда идет.

Долго еще стоял он среди белого песка Бабьего Яра, вспоминал мать, дочку, думал о судьбе Раи. Эти мысли уводили его далеко назад, приподымали...^[603]

Щепоткой радости, брошенной поверх разоренной немцами его жизни, виделось Осипу то, как поднимался и хорошел родной город. Он отправился в гости к боевому товарищу, легко нашел дом, а номер квартиры забыл:

В подворотне стоял человек низкого роста с длинными жидкими усами. Осип спросил:

— Не скажете ли, в какой квартире живет Воробьев, Александр Андреевич?..

Усач сплюнул и нехотя ответил:

— Во втором подъезде, направо... Папироски у вас не найдется?..

Осип полез в карман, вытащил коробку. Пустая...

— К сожалению, нет ни одной.

— У вас для других никогда ничего нет... Чего вы в Палестину не едете? У вас теперь свое государство...

Осип не сразу понял, переспросил: «Что?..» Ах, мерзавец!.. Но усач успел исчезнуть^[604].

Зима 1952 года — не самое, в общем-то, лучшее время для советских евреев. Члены ЕАК досиживали последние месяцы в своих камерах. Тем не менее Эренбург в «Девятом вале» поддел спицей не только Бабий Яр, но и антисемитизм!

1945. Идея памятника

Весной 1945 года — еще до окончания войны — в Москве, в Государственном издательстве политической литературы 30-тысячным тиражом была выпущена книга К. Дубины «Злодеяния немцев в Киеве»^[605]. Глава «Зверское истребление жителей города» начинается с обобщения:

Уже первые часы своего пребывания в Киеве немцы отметили диким разбоем. Бесноватый «фюрер», идеолог топора и плахи, звериного национализма и расовой ненависти, приказал своим диким ордам уничтожать русских, украинцев, белорусов, евреев^[606].

Евреи, как видим, упомянуты, а заодно показано и их место — четвертое, оно же последнее, — в иерархии жертв. Эдакое внутреннее развитие антисемитского инструмента в пользу его якобы «объективизации» (кстати, прижилось!).

Далее у Дубины следовали изложение содержания немецкой листовки от 28 сентября, с указанием на евреев как на ее адресата, и объективное описание событий 29-30 сентября, но уже без такого указания. А затем — описания других гитлеровских зверств по отношению к евреям (например, расстрелы евреев из лагеря на Керосинной и евреев-душевнобольных в Павловской больнице), но уже безо всяких еврейских коннотаций.

Той же весной того же 1945 года Эренбург получил от Бориса Брайнина — еврея, сосланного в Сибирь, откровенное письмо и один страшный «сувенир»:

Уважаемый тов. Эренбург!

Я Вам принес как своеобразный сувенир человеческие кости, собранные мною на дне Бабьего Яра.

Это место, где было убито свыше ста тысяч человек, находится в возмутительном запустении. Там пасутся коровы, а кости, как видите, валяются рядом. Прекрасный склеп над Бабьим Яром превращен в уборную.

В местной газете поднимался вопрос, не разбить ли парк «на живописных склонах Бабьего Яра».

По-моему, нужно поднять вопрос о воздвижении памятника погибшим там жертвам фашизма.

С уважением, Борис Львович Брайнин, псевдоним Sepp Österreicher^[607].

Конечно, идея памятника жертвам фашизма в Бабьем Яру напрашивалась. И, конечно, как никто другой Эренбург понимал всю сакральность события и всю знаковость места. Но — и тоже как никто другой — понимал

и всю трудность, точнее, безнадежность задачи. Молва приписывала саму идею Илье Эренбургу, но именно что молва и именно что приписывала: документальных подтверждений чьей бы то ни было инициации не обнаружено.

В последние военные и первые послепобедные месяцы Эренбург был в опале и балансировал на грани ареста. С одной стороны, министр госбезопасности Абакумов бомбардировал Сталина доносами о клевете писателя на доблестную Красную армию, «якобы» насилующую и мародерствующую, «якобы» малокультурную, а с другой — главный пропагандист страны Г. Александров опубликовал в «Правде» 14 апреля 1945 года полупамфлет-полудонос «Товарищ Эренбург упрощает». Это свело почти на нет солидный аппаратный вес «орденоносца Эренбурга», а стало быть, и шансы быть услышанным и поддержанным. Так что сомнительно, чтобы с идеей памятника в Бабьем Яру первым выступил именно он.

Тем не менее 13 марта 1945 года правительство и компартия Украины постановили построить в Бабьем Яру памятник^[608]. Были выделены средства (3 млн рублей) и заказан проект — архитектору Александру Васильевичу Власову (1900-1962), главному архитектору Киева, и скульптору Иосифу Круглову. Начало строительства памятника намечалось на 1946, а завершение — на 1947 год.

В 1947 году Бабий Яр и Сырец были внесены в госреестр исторических памятников Великой Октябрьской социалистической революции и Великой Отечественной войны по Молотовскому району г. Киева^[609].

И. Левитас связывал с этим решением появление в районе оврага «передвижной автолавки, куда куреневские мальчишки могли за небольшое вознаграждение сдавать вещи, собранные близ места расстрелов. В основном это были мелкие личные вещи: расчески, очки и прочее. Правда, с не меньшей скоростью инициатива государства сошла на нет»^[610].

Результаты работы «автолавки» позднее так и не обнаружили себя, что наводит на мысли скорее о чьей-то предприимчивости^[611], чем о коллекционерской или культуртрегерской инициативе. Возможно, что Илья Левитас как-то нашел этого бенефициара: ядро его собственной коллекции, не раз экспонировавшейся на выставках или при киносъемках, составляют именно такие мелкие артефакты.

Что касается памятника, то, по замыслу авторов, он должен был представлять собой трехгранную пирамиду из черного гранита с барельефом в центре и композицией, напоминавшей рельеф Бабьего Яра. Киевский горисполком и ведомство главного архитектора города (т. е. самого А. Власова) выделил место и поручил привести в порядок всю территорию Бабьего Яра, распланировав ее под памятник и парк, провести необходимые земляные работы, проложить дорожки, аллеи и посадить деревья^[612].

Уже 4 апреля в «Правде» появилась заметка ее киевского корреспондента:

Бабий Яр известен всему миру^[613]. Здесь от рук гитлеровских мерзавцев мученической смертью погибли многие десятки тысяч киевлян. По решению правительства Украинской ССР в Бабьем Яру будет установлен монумент жертвам немецких варваров. Принят проект памятника, разработанный архитектором А. Власовым. Монумент будет представлять собой облицованную полированным лабрадоритом призму высотой в 11метров. На поверхности монумента выгравирован акт Государственной Чрезвычайной Комиссии о зверствах немецких оккупантов. Барельеф из белого мрамора изображает мать с погибшим ребенком на руках. В цокольной части памятника будет находиться музей. У входа в него будут стоять две гранитные фигуры с вечно горящими светильниками^[614].

Назавтра, 5 апреля 1945 года, в «Правде» вышла статья о нацистских злодеяниях в Латвии, и в ней был помянут и проект памятника в Бабьем Яру: «Пусть знают грядущие поколения, какая опасность угрожала народам в грозную годину мировой истории и от какой катастрофы Красная армия и советский народ спасли свою Родину и все человечество»^[615].

Образ матери с ребенком непроизвольно указывал бы — точнее, опираясь на контекст, намекал бы — на национальную принадлежность большинства жертв. В газете «Эйникайт» даже появилась заметка скульптора Меера Айзенштадта о намечаемом строительстве мемориала расстрелянным в Бабьем Яру «140 тысячам жителям Киева, в основном евреям — женщинам, старикам и детям»^[616].

Увы: желаемое тут выдавалось за действительное, мечта за явь. Ибо даже такой глухой намек противоречил бы краеугольной советской идеологеме, сформулированной коллективным Главпуром: «Да, фашисты убивали, но не евреев, а всяких и разных — мирных советских людей!»^[617]

Министерство культуры СССР сочло проект Власова и Круглова неудовлетворительным. А позднее, в контексте борьбы с «космополитизмом», вопрос закрылся (а точнее, накрылся) как бы и сам собой.

Короля отныне играл Союз советского народа, со словом «интернационализм» на знамени. Для памятования Бабьего Яра это слово означало только одно: как национальную, как еврейскую, эту трагедию — строго-настрого забыть, и вспоминать не сметь, к теме больше не возвращаться!

Не побрезговали даже топонимикой: самый Бабий Яр переименовали тогда на всякий случай в Сырецкий Яр!

Да и до памятника ли, когда на протяжении последних пяти лет жизни Сталина по всей стране последовательно изничтожались все и любые очаги еврейской культуры? Едва ли не первым прямым нападкам подвергся Ицик Кипнис — за художественный очерк, в котором призывал сохранять верность еврейству^[618]. Жесткие обвинения в еврейском национализме прозвучали на встрече писателей в Киеве в январе 1948 года, после которой — уже в конце года — большинство писателей, писавших на идише, было арестовано, а многие со временем и убиты^[619]. В том же 1948 году и в том же Киеве был закрыт Кабинет еврейского языка, литературы и фольклора при АН УССР.

1945-1946. Мемориализация Холокоста в Белоруссии и в России

Что касается памятников убитым евреям, то те же тенденции, что в Киеве, отмечались и в РСФСР, и в Белоруссии. Справедливости ради следует сказать, что советское руководство не торопилось с коммеморацией не только жертв Холокоста, но и важнейших битв и героев войны. Так, памятник-ансамбль «Героям Сталинградской битвы» на Мамаевом кургане открыли только в 1967, а мемориальный комплекс «Хатынь» — в 1969 году.

Ярчайший случай — российский Ростов-на-Дону, где подавляющее большинство захваченных немцами евреев были расстреляны в Змиёвской Балке за два дня — 11 и 12 августа 1942 года.

На выцветшей, с желтизной, фотографии из частного архива^[620] — 1946 год, лето, Ростов-на-Дону, улица Алейникова, что на подходе к Змиёвской балке. Восемь человек — трое бравых мужчин (два красноармейца и один краснофлотец, все с боевыми орденами), четыре женщины и мальчуган с плюшевой обезьянкой в руках — обступили надгробный памятник со звездой вверху и едва различимой из-за качества фотографии надписью: «Здесь погребены Островская [Бас?]я Григорьевна 30 л[ет] с дочерью Тамарой 11 л[ет] и сыном Михаилом 5 л[ет], зверски замученные фашистскими извергами [11 ав]густа 1942 г. в г. Ростове».

Обступившие памятник, надо полагать, — уцелевшие родственники Островских. Точнее, это кенотаф — надгробие без захоронения, персональных могил перечисленных на табличке Островских не существует. Семья Островских — лишь малая толика из полутора десятков тысяч ростовских евреев, расстрелянных немцами в этой самой Змиёвской балке. Их история — одна из бесчисленных страничек в истории Холокоста с его массовым расчеловечением, смесью звериной ненависти с человеческими завистью и жадностью, с его добровольной готовностью откатиться по «подвижной лестнице Ламарка» на сколько угодно ступенек назад.

Долго этот памятник не простоял, а евреям, первые три года после войны собиравшимся возле него 11 августа, областной Совет по делам религий — тогдашний «Росхолокостнадзор» — строго-настрого это запретил: что за несанкционированные митинги за такие! Взамен него в начале 1950-х годов в устье Змиёвской балки были установлены два временных памятника — обелиск и типовая (так называемая «тиражная») скульптура «Клятва товарищей».

В начале 1970-х годов в соответствии с Генпланом развития Ростова в этом месте была запланирована автодорога, трасса которой должна была рассечь балку надвое. К 1973 году была проложена лишь часть трассы, но балку и она успешно расчленила. Тогда же было предложено установить взамен «Клятвы товарищей» и обелиска мемориал посолидней. Его и открыли 9 мая 1975 года, но за ним никто не следил: даже на государственную охрану мемориал был поставлен только в 1998 году. За десятилетия своего сиротства он пришел в упадок — экспозиция работала всего несколько дней в году, асфальт дорожек раскрошился, газ в горелку Вечного огня чаще не подавался, чем подавался.

Разногласия современных историков и еврейской общественности с современными местными властями возникли и по вопросу «сколько?», и по вопросу «кого?». В 2004 году — на основании постановления мэра города — здесь была установлена мемориальная доска с таким текстом: «11-12 августа 1942 года здесь было уничтожено нацистами более 27 тысяч евреев. Это самый крупный в России мемориал Холокоста».

Выражено неуклюже, так как в виду имелся не размер памятника, а самая крупная на территории РСФСР акция по уничтожению евреев. Но и такого ростовские интернационалисты стерпеть не могли: 28 общественных организаций дружно выступили против этой надписи и добились того, что в ноябре 2011 года мемориальную доску заменили другой, где Змиёвская балка была названа просто «местом массового уничтожения фашистами мирных советских граждан».

Полемика — и бурная — разгорелась вновь, и вот и ее результат: 28 апреля 2014 года на фасаде траурного зала Мемориала памяти жертв фашизма в Змиёвской балке была установлена новая мемориальная доска со следующим текстом:

Здесь, в Змиёвской балке, в августе 1942 года гитлеровскими оккупантами было уничтожено более 27 тысяч мирных граждан Ростова-на-Дону и советских военнопленных. Среди убитых — представители многих национальностей. Змиёвская балка — крупнейшее на территории Российской Федерации место массового уничтожения фашистскими захватчиками евреев в период Великой Отечественной войны.

Эволюцию текста можно интерпретировать так: здесь, в Змиёвской балке, были расстреляны разные контингенты, обижать перечислением никого не будем, но та мысль, что здесь поставлен рекорд по единовременному уничтожению евреев, нам тоже весьма дорога. Да, в балке расстреливали и не-евреев тоже — главным образом подпольщиков и душевнобольных, возможно, некоторое количество военнопленных (но главным местом их гибели в Ростове — гибели действительно массовой, был дулаг в районе Каменки). Да, часть таких расстрелов никак не задокументирована.

Советское ноу-хау в отрицании Холокоста заключалось не в отрицании как таковом, а в отказе от национальной идентичности жертв во имя их интернационализации, т.е. в намеренном растворении евреев в общей массе жертв, где они неизменно составляли незавидное большинство. Российское же, точнее ростовское, ноу-хау — еще тоньше: национальная идентичность не отрицается, но и не называется: мол, не одних «ваших» тут косточки лежат! Та же история, что и в Бабьем Яру, та же, что и в Катыни, та же идея, что Мединский и его РВИО хотело бы сегодня навязать карельскому Сандармоху — разбавить жертв Большого террора жертвами извергов-белофиннов.

Как видим, замалчивание Холокоста в Змиёвской балке было не только в советское, но и в постсоветское время: ростовские мэры даже при филосемите Путине не убоялись фронды с антисемитским душком.

Попытки Ростовской еврейской общины и Российского еврейского конгресса объяснить, почему линию компромисса в мемориализации Змиёвской балки надо провести иначе, с оглядкой на историю и только на нее, не только ни к чему не привели, но еще и были привычно оценены как стремление выделить жертв Холокоста среди всех жертв фашизма и разрушить тем самым основы исторической памяти многонационального российского народа, т. е. как сеянье национальной розни. Идея дополнить мемориал памятными плитами с выбитыми на них установленными именами убитых здесь евреев тоже была встречена в штыки: от инициаторов издевательски требовали предоставить сначала доказательства (sic!) подлинности имен и факта их гибели!..

А вот Белоруссия. На памятнике в Бресте, поставленном в 1945 году на месте расстрела свыше пяти тысяч евреев, инициаторы так и написали: «памяти евреев». Это возмутило власть, и, по сведениям Инны Герасимовой, надпись была заменена на обезличенную — ту, что станет потом стандартной для всех подобных знаков «Made in USSR»: «Здесь погребены советские граждане, зверски замученные немецко-фашистскими захватчиками в 1941-1945 гг.».

Зато история с памятником в так называемой «Яме», что возле Еврейского кладбища в конце Ратомской улицы^[621], смотрится счастливым и удивительным исключением из правила. 2 марта 1942 года здесь было убито около 5 тысяч узников Минского гетто. В августе 1946 года — причем (о чудо!) с разрешения властей — там был открыт памятник расстрелянным с надписью на двух языках — идише^[622] и русском: «Светлая память на вечные времена пяти тысячам евреев, погибшим от рук немецко-фашистских злодеев 2 марта 1942 г.».

Этот памятник, собственно, переделка крупного надгробия со стершимися надписями из некрополя Еврейского кладбища Минска. Инициаторами, по сообщению И. Герасимовой, были председатель правления Минской еврейской общины Моисей Аронович Ханелис и один из членов правления Дозорцев, автором надписи — поэт-инвалид Хаим Мальтинский, а камнетесом — Мордух Абрамович Спришен (кстати, тоже член правления общины): все они в 1951 году были репрессированы по сфабрикованным КГБ делам.

Сам же памятник неоднократно подвергался атакам как местных анти-семитов-вандалов, так и местных антисемитов-чиновников, замышлявших его снос. Минские евреи буквально дежурили возле него по ночам, ходили и писали в ЦК компартии Белоруссии и СССР, и именно Москва приказала Минску деэскалировать ситуацию и памятник не трогать.

Памятник существует и сегодня, хотя альтернативный проект, предложенный в конце 1990-х годов председателем Ассоциации еврейских общин Беларуси Леонидом Левиным, первоначально также предусматривал его снос. И вновь это вызвало решительные протесты, приведшие в итоге к соломонову решению с сосуществованием обоих памятников.

Новый памятник жертвам Холокоста из Минского гетто был открыт на «Яме» 10 июля 2000 года^[623]. Его композиционная и эмоциональная доминанта — бронзовая скульптурная группа «Последний путь» израильского скульптора Эльзы Лолак: 27 переплетенных между собой высоких фигур-теней, которые, спускаясь по некрутой лестнице, медленно идут на расстрел. По этой же лестнице в яму, представляющую собой круг, спускаются и посетители.

«Старый» же памятник оказался прямо напротив — на одной оси с лестницей. Наверху, перед спуском в «Яму», разбит парк с Аллеей Праведников мира с деревьями и табличками в честь тех жителей Беларуси, что спасали евреев (их около 800); при входе — памятный знак-менора с именами тех, кто помог с установкой памятника.

В Минской области сохранилось еще несколько аналогичных памятников с надписью на идише, поставленных скорее всего тем же самым камнетесом, — в Узлянах и в Куренце.

А вот с памятником жертвам Холокоста в Червене (Игумене) в Минской области вышел облом. На его инициатора — Владимира Исааковича Фундатора (1903-1986), заслуженного изобретателя СССР и одного из «отцов» знаменитого танка Т-34, — секретарь Минского обкома комсомола И. Е. Поляков написал форменный донос секретарю Минского обкома партии В. И. Козлову. После доноса Фундатора уволили с работы, а восстановили только после вмешательства Эренбурга.

Памятник все же открыли, но только в 1968 году — с надписью на русском языке и без упоминания о загадочной национальности жертв:

Здесь покоятся останки более 2000 советских граждан, расстрелянных в Червене немецко-фашистскими варварами 2 февраля 1942 г.^[624]

1954-1964: ХРУЩЕВ И «СОЮЗ СОВЕТСКОГО НАРОДА»

1950-1961. Замыв, или Завершение «Операции 1005»

Еще 6 сентября 1944 года, т.е. во время войны, Киевский горисполком принял решение о временном отводе карьероуправлению Горкомхоза земельного участка для разработки песчаных карьеров возле Бабьего Яра^[625]. Песок был нужен для двух рядом расположенных кирпичных заводов — так называемых Петровских^[626], а кирпич разрушенному городу — с его «Планом восстановления и развития городского хозяйства г. Киева на 1948-1950 гг.», «Генеральным планом реконструкции г. Киева»^[627] и 10-летним планом городского строительства на 1951-1960 годы — был нужен как воздух. Кстати, одним из парков, которые предстояло построить, виделся парк именно в Бабьем Яру, а среди улиц, которые предстояло срочно реконструировать, — были улицы Сырецкая и Лагерная!^[628]

Вскоре выяснилось, что разработка карьеров неизбежно порождала отвалы вскрышных пород, т.е. возникновение непроизводственных грунтов, от которых желательно и необходимо было бы избавиться. И тогда нашли элегантное, на первый взгляд, решение — замыв отрогов Бабьего Яра.

В начале марта 1950 года начальник отдела планировки и застройки г. Киева М. Козлов согласовал Киевскому отделению треста «Стройгидромеханизация» Минстроя УССР^[629] вопрос складирования пульпы в Бабьем Яру:

Отдел планировки и застройки города не возражает против замыва отрогов Большого Яра, подходящих к территории вскрыши Сырецких заводов, на полную глубину. При проектировании учесть, что вдоль низа яра, находящегося по ул. Фрунзе, должен быть обеспечен в будущем выезд, с уклоном не более 4%. В отношении возможности засыпки верховьев Бабьего Яра будет сообщено дополнительно^[630].

И той же весной 1950 года, т.е. еще при живом Сталине, работы по замы-ву начались^[631]. Грунт из карьеров перемещался гидромеханически — по трубам и в виде пульпы, т. е. смеси грунта с водой.

Целились при этом и во второго зайца — не только в избавление карьеров от головной боли с вскрышными породами, но и в выравнивание за их счет самой местности. Чисто экономическое решение — без тени мысли о том, в каком месте они собираются все это сделать^[632]. Или все-таки — именно с мыслью? И именно с этой? А точнее, с политической волей — замыть, засыпать, затоптать все следы и всю память о еврейской катастрофе 1941 года?

3 декабря 1952 года Исполком Киевского горсовета принял решение №2546 — во исполнение своего решения №2404 от 24 октября 1950 года — о гидронамыве (замыве) в 1953 году третьего отрога оврага Бабий Яр отвалами вскрышных пород упомянутых кирпичных заводов. Чтобы предотвратить сползание намытой почвы, строили дамбы, а для стока воды — колодцы и отводные каналы^[633].

Нарекания и проблемы были, что называется, на виду. Так, 11 февраля 1957 года начальник Специнспекции Подольского района г. Киева Глущенко писал начальнику Киевского отделения Гидромеханизации Ципенюку и директору заводоуправления Петровских кирпичных заводов Брацыло об аварийном состоянии канавы (сиречь оврага) Бабьего Яра:

Вследствие недостаточного надзора Вашими работниками на гидропульпе по вскрышиванию грунта, канава Бабьего Яра всегда находится в аварийном состоянии, особенно в зимнее время. Канава заливается, и вода вместе с песком выходит из берегов и затапливает прилегающие территории предприятий и организаций.

С получением сего в целях предотвращения убытков Вам надлежит принять следующие меры:

1. На территории производственной площадки оборудовать бассейн и воду выпускать только чистую, планомерно, небольшими дозами.

2. За состоянием канавы систематически вести надзор и в случае закупорки принимать немедленные меры к прочистке, особенно выход канавы за железнодорожной насыпью...

4. В случае затопления какой-либо прилегающей территории с нанесением материального ущерба, ответственность за последствия возлагается по вине гидромеханизации на Вас^[634].

Рельеф местности в Бабьем Яру постепенно менялся. Заполнялись, разумеется, не только отроги, но и основной овраг, поперек которого в конце 1958 года было решено протянуть автодорогу к новому запланированному кладбищу.

11 декабря 1958 г. председатель Киевского горисполкома А. Давыдов издал, за №703, распоряжение своему управлению благоустройства отсыпать в овраге насыпь за счет привозного грунта и ограничить замыв определенной отметкой^[635]. Насыпь (она же каскадная дамба) оказалась довольно хлипкой, к тому же земляной — вместо полагающейся в таком случае бетонной.

К 1961 году намыли более 4 млн кубометров пульпы, слой намыва достигал 30 метров. По сути — да и по виду — овраг превратился в заросший бурьяном пустырь, при каждом дожде превращавшийся в болото. По пустырю, когда он подсохнет, предполагалось проложить шоссе, соединяющее Лукьяновку и Куреневку, а выровненное пространство использовать под стадион и парк всяческих развлечений.

Замыв, вопреки проекту, не останавливался на зимнее время, насыпь была насыпана плохо, никуда не годным был и ее дренаж, и в дожди она элементарно текла. Те же самые мозги и руки, что не вспомнили о прошлом этого места, не задумывались и о его будущем.

Так что не приходится удивляться тому, что ровно в полдевятого утра 13 марта 1961 года замыв обернулся размывом и рукотворным селем. Миллионы кубометров пульпы и грязи прорвали плотину-заслон в яру и 15-метровой волной ринулись вниз. Неторопливый (скорость прохождения — всего 15 км в час), но беспощадный, рукотворный сель — сель-убийца — сминал и погребал под собой все на своем пути, в том числе 68 жилых и 13 административно-производственных зданий, включая целое трамвайное депо!^[636] Человеческих жертв этой крупнейшей до Чернобыля техногенной катастрофы Украины государство насчитало 145, а независимые эксперты — не менее полутора тысяч.

Процесс над виновниками катастрофы прошел в августе 1961 года. Шестерых — главного инженера треста «Укргидроспецстрой», начальника, главного инженера и начальника Петровского участка Стройуправления № 610, а также двух московских проектантов — приговорили к различным срокам за «злоупотребление служебным положением, повлекшим тяжкие последствия». Но самый главный и очевидный виновник — председатель в 1947-1963 годах Киевского горсовета Алексей Иосифович Давыдов — от ответственности ушел: в 1963 году умер от инфаркта^[637], но упорно говорили, что суицид.

Разумеется, в деле обнаружился и «еврейский след». Вот как шушукались между собой те, кто его сразу же и «разглядели»:

«Вы знаете, — понизила голос эта женщина, — говорят, это сделали евреи. Дело в том, что их там много расстреливали во время войны, они хотели, чтобы там был памятник, а так как им отказали, то они эту плотину то ли взорвали, то ли дырку проковыряли, короче говоря, они это подстроили для того, чтобы отомстить»^[638].

Проносясь мимо антисемитов — или сквозь них — сель, конечно же, не мог не задеть их сокровенные струны. Вот, суммируя, что они несли: «В Бабьем Яру закипела жидовская кровь, это жиды нам мстят, они всегда будут мстить!»^[639] Выходило, что евреям для этого даже не нужно было стараться, а всего-то что-то в земле проковырять! Так что сель — это их месть, чистая их месть — пусть не физическая, а мистическая! Евреи — они, оказывается, и так могут!

...Когда же пульпа внизу просохла — а без подпитки из труб просохла она скоро — решено было вернуть ее обратно в яр — но теперь уже снизу вверх, земляными массами, автотранспортом.

Еще в конце 1950-х гг. более 75 га территории бывшего Сырецкого лагеря и вокруг него перепланировали и застроили, с балконов домов открывался вид на места массовых расстрелов и зачистки их следов. Еврейское и другие кладбища окрест окончательно добили строительствами 385-метровой телебашни и спорткомплекса «Авангард», начатыми, соответственно, в 1962 и 1964 годах. Для этого Киевский горисполком принял 26 июня 1962 года решение о ликвидации трех кладбищ в Лукьяновке — Копыловского, Староеврейского и Караимского^[640].

Овраг же, в 1961 году изрыгнувший из себя пульпу и в последний раз временно — вместе с костями — обнажившийся, вскорости элементарно засыпали. Через него, как и планировали, проложили шоссе, а вместо него разбили к 1980 году Парк культуры и отдыха Шевченковского района площадью в 118 га^[641].

Короче: как геоморфологический артефакт (об историческом промолчим!) овраг Бабий Яр перестал существовать. Нетронутым агрессивным партийным антропогеном остался лишь небольшой отрожек-язычок близ нынешнего памятника-«Меноры» и синагоги-складня.

Так что радуйся, старина Блобель! Вот теперь киевскую часть своей «Операции 1005» ты уже смело можешь считать завершенной!..

1959: Некрасов: «Почему это не сделано?»

Между тем Киев — огромный, растущий и голодный на строительство город со всеми своими кранами и планировочными кульманами — уже положил глаз на свое лобное место — на Бабий Яр и его окрестности. Сулимое замывом «выравнивание» территории манило и притягивало к себе, порождая неудержимый градостроительный зуд.

В конце 1950-х годов началось строительство большого — площадью более 75 га — жилого массива в Сырце. Он быстро застраивался малоэтажными кирпичными и панельными домами, возникли совершенно новые улицы — Рижская, Щусева, Новоокружная (современная Телига), Грекова.

В начале октября 1964 года по ходу строительных работ в районе домов 18а и 22а по улице Грекова рабочие наткнулись на останки людей — расстрелянных здесь советских военнопленных. Там же детьми был обнаружен кусок оргстекла (плексигласа) размером 9 на 13 см с процарапанной на нем надписью на русском языке:

Нас в подпольн. группе было 47 чел. Командир Афанасев Иван Фед. Нас арестовали всех на 1 ночь предатель (указывается фамилия). Осталось 2 судьба их не извес это Морозюк Влдимер Василе безстрашный подрывник имя его хоть и сотню лет пройдет — должно быть увековечено как героя и солдата руского. Надворский Виталий Фраисович герой связист... Мы коммунисты верим в дело Ленина, Сталина верим в победу над врагом. Нас растрели подходит и наш черед. Командир сыну Жора мсти врагам. Я коми-сар майор Кудряшов Андрей Плато 1943 г. Нас ведут растел идут гады прощай родина.

Обнаруженные останки перезахоронили в пяти братских могилах на Лукьяновском кладбище, а при Киевском горсовете создали Комиссию по дополнительному расследованию фашистских злодеяний, выявлению других возможных мест братских могил и материалов о деятельности подпольных групп и организации мероприятий по увековечиванию их памяти^[642].

В течение многих послевоенных лет Бабий Яр пребывал в самом что ни на есть запущенном и плачевном состоянии: свалка да пустошь. Даже поставленный когда-то столбик с дощечкой «Сваливать мусор строго воспрещается, штраф 300 руб.» завалился, а потом и вовсе утонул в мусорной стихии^[643].

Еще в 1959 году инициативу и эстафету памяти взял на себя Виктор Платонович Некрасов (1911-1987), архитектор по образованию. 10 октября, т. е. вскоре после очередной годовщины расстрела, в «Литературке» вышла его статья — «Почему это не сделано? (О памятнике погибшим в Бабьем Яру)»:

...И вот я стою на том самом месте, где в сентябре сорок первого года зверски были уничтожены тысячи советских людей, стою над Бабьим Яром. Тишина. Пустота. По ту сторону оврага строятся какие-то дома. На дне оврага — вода. Откуда она?

По склону оврага, продираясь сквозь кусты, поднимаются старик и старуха. Что они здесь делают? У них погиб здесь сын. Они пришли к нему...

У меня тоже погиб здесь друг. В Киеве нет человека, у которого бы здесь, в Бабьем Яру, не покоился бы (нет, тут другое слово нужно) отец или сын, родственник, друг, знакомый...

Я стою над Бабьим Яром и невольно думаю о других местах, где так же, как здесь, от руки фашистов безвинно погибли люди. Лидице, Орадур-сюр-Глан, Освенцим, Майданек, Дахау, Саксенхаузен, Равенсбрюк, Бухенвальд... Я был в прошлом году в Бухенвальде. На высокой горе, над долиной, где уютно расположился Веймар, стоит памятник. Гранитные пилоны с названиями стран, сыны которых замучены были в этом лагере, над пилонами — башня. И беспрерывно на этой башне бьет колокол, чтоб люди никогда не забывали о том, что здесь произошло...

Недавно проводился международный конкурс на проект памятника в Освенциме. Полностью восстановлена Лидице, сровненная с землей гитлеровцами. У нас в Советском Союзе воздвигнут памятник в Луганске, в противотанковом рву, где были расстреляны сотни невинных людей, есть памятник жертвам фашизма в Кисловодске...

И, стоя над пустынным, залитым водой Бабьим Яром, я вспомнил, что и здесь предполагалось воздвигнуть памятник. Был даже проект этого памятника работы известного архитектора А.В. Власова — строгий, простой, в виде призмы. Над эскизами росписи, посвященной трагедии Бабьего Яра, работал художник В. Овчинников. Где сейчас эти проекты? Почему о них забыли?

Сейчас в архитектурном управлении города Киева мне сообщили, что Бабий Яр предполагается «залить» (вот откуда вода!), иными словами, засыпать, сровнять, а на его месте сделать сад, соорудить стадион...

Возможно ли это? Кому это могло прийти в голову — засыпать овраг глубиною в 30 метров и на месте величайшей трагедии резвиться и играть в футбол?

Нет, этого допустить нельзя!

Когда человек умирает, его хоронят, а на могиле его ставят памятник. Неужели же этой дани уважения не заслужили 195 тысяч киевлян, зверски расстрелянных в Бабьем Яру, на Сырце, в Дарнице, в Кирилловской больнице, в Лавре, на Лукьяновском кладбище?!^[644]

Помимо пафоса императивной мемориализации Бабьего Яра, отметим в этом тексте Некрасова несколько других важных черт. Аккуратно обходя все еврейское и все антисемитское, Некрасов публично заговорил о масштабности и всеобщности проблемы. Он отсылал к мировой практике сохранения памяти о трагическом и требовал не приносить Бабий Яр еще раз в жертву — в жертву сиюминутности и утилитарности. Бабий Яр — овраг смерти — он предлагал превратить в Бабий Яр — овраг памяти!

Но к концу года — 22 декабря — «Литературка» вернулась к теме и опубликовала письмо группы киевлян-фронтовиков, «поддержавших» Некрасова, но так, что от оврага со всей его сакральностью ничего не осталось бы. В двух словах: даешь парк в новом жилом районе города, а в парке этом — пожалуйста! — можно любой памятник возвести, а хоть и жертвам фашизма!

Свято чтит советский народ память о своих сыновьях и дочерях, погибших от рук немецких фашистов в годы Великой Отечественной войны. С вниманием и любовью охраняет он могилы погибших, и лучшие скульпторы страны создают памятники бессмертной славы героев.

Надо ли говорить, как это важно и значительно и для памяти погибших, и для воспитания подрастающего поколения в духе глубокого уважения к тем, кто отдал свои жизни на фронтах войны или пал жертвой фашизма. Думается, что в городах и селах — всюду, где есть могилы жертв минувшей войны, необходимо украшать их цветами, создавать памятники, разбивать у могил скверы.

Именно в этом — пафос статьи В. Некрасова, опубликованной в «Литературной газете» 10 октября 1959 года под рубрикой «Писатель предлагает». Естественно, что это выступление, касающееся трагически известного Бабьего Яра, привлекло особое внимание киевлян. В. Некрасов предлагает на месте расстрела установить памятник.

Мы также считаем, что это необходимо сделать в ближайшее время. Но, как нам представляется, предложение В. Некрасова требует некоторых коррективов.

У Бабьего Яра создается новый жилой район Киева, там строятся современные многоэтажные жилые массивы со всеми удобствами. Скоро этот отдаленный район будет связан троллейбусом с центром города. Территория Бабьего Яра будет благоустроена, здесь предположено разбить парк и в парке установить памятник жертвам фашизма.

Надо ли сохранять овраг, как он есть? Мы, авторы этого письма, все участники Отечественной войны, жители Шевченковского района, обсудив этот вопрос, пришли к твердому убеждению: нет, не надо. Ведь в той же Ли-дице не стали сохранять пепелище и место расстрела такими, как они были после изгнания фашистов, а разбили здесь розарий. Думаем, что и в данном случае в Бабьем Яру надо создать парк с памятником в центре.

В. Ярхунов, депутат Шевченковского районного Совета депутатов трудящихся, Н. Власов, А. Ермаков, В. Есипов, А. Кончиц, П. Курочкин, А. Михайлов, В. Сараев^[645].

А 3 марта 1960 года та же «Литературка» вернулась к теме и поместила материал, в котором уже не общественность, а начальство — заместитель председателя Киевского горисполкома — присоединилось к ветеранам и разъясняло читателям, что именно из-за неблагоустроенности самого района в Бабьем Яру до сих пор и не сооружен памятник.

Но — радуйтесь! Уже «в этом году начнутся работы по озеленению склонов Бабьего Яра, в ближайшее время там будет разбит парк, в центре которого, по решению правительства Украинской ССР, принятому в декабре 1959 года, будет в будущем установлен памятник-обелиск с мемориальной доской памяти советских граждан, замученных гитлеровцами в 1941 г.».

О том, к чему эта благая весть привела и во что она вылилась (буквально), сегодня хорошо известно: Куреневская катастрофа.

Тем не менее Некрасов четко поставил вопрос, а Евтушенко в 1961 году до предела его заострил, снайперски увязав то, что «над Бабьим Яром памятника нет», с подлинной и главной причиной этого отсутствия — с общесоветским антисемитизмом, помноженным на местный коэффициент.

Это же выражал и молодой поэт Юрий Каплан, еще в 1959 году написавший свою поэму «Бабий Яр». Она ходила в самиздате, имела своих поклонников^[646], но в печать не прорвалась. Да и не могла пройти, коль скоро автору, честно принесшему ее штатному литконсультанту в так называемый «Кабинет молодого автора», отвечено было так:

«О чем Вы пишете, молодой человек? Да, погибли люди. Но погибли, собственно, бесславно. Не оказав врагу никакого сопротивления»^[647].

«Но погибли бесславно!..» И это — о женщинах, стариках, детях, младенцах!..

1960. Бабий Яр могил

Проблемным еврейским местом в Киеве оставалось и Лукьяновское еврейское кладбище, на которое, как и на Бабий Яр, был устремлен горячий ликвидационный пыл городских властей.

К концу 1950-х гг. кладбище уже приобрело следующий, зафиксированный Виктором Некрасовым, жуткий вид:

... И еще одна трагедия.

Может быть, даже более страшная, чем смерть. Надругательство над ней. Дикое, постыдное, ужасное, непонятное...

Я иду по тенистой аллее. Тихо, пустынно, шуршат под ногами листья. А кругом... Кругом тысячи, десятки тысяч поверженных, разбитых, исковерканных памятников...

Сворачиваю в другую аллею, третью, четвертую... Та же картина. Многотонные гранитные, мраморные памятники в пыли, в осколках. Маленькие овальные портреты разбиты ударом камня. И так на протяжении... Не знаю, что сказать. Все памятники, все до единого, уничтожены. А их тут не сочтешь. Пятьдесят, сто тысяч... Город мертвых. В мавзолеях, склепах содран мрамор, на стенах надписи — лучше не читать...

Известно, что немцы в порыве слепой злобы уничтожили центральную аллею. На остальные не хватило сил и желания. Остальное совершено потом.

Кем?

Никто не знает или молчат.

Пьяное хулиганье? Но оно, вооружившись, допустим, ломами и молотками, могло справиться с десятком-другим памятников. Они сделаны добротно, на века, на свинцовом растворе.

Нет, это не хулиганье. Это работа планомерная, сознательная. С применением техники. Без бульдозера или трактора, а то и танка, не обойдёшься.

Иду дальше... Хоть бы один сохранился. Нет — все! И на дне оврага груды осколков. Не поленились подтащить и сбросить. За день, за два этого не сделаешь. Недели, месяцы...

И не в пустыне. В городе. Совсем рядом троллейбус, а в конце улицы Герцена (Герцена!), в полукилометре от кладбища, дача, в которой жил Хрущев...

Все это я обнаружил в конце пятидесятых годов. Случайно, гуляя... И онемел. Никто ничего мне об этом не говорил. А вот прошли годы. И у скольких людей там были похоронены отцы и деды. Значит, сюда приходили. И не только приходили. Некоторые из памятников, немного, может быть, сотня или две, были зацементированы в поверженном, лежачем положении, чтоб больше не сбивали...

Никто об этом не говорит. Молчат. Я спросил у жильцов домика при входе на кладбище. Возможно, бывшие сторожа. «Не знаем, не знаем... Ничего не знаем...» И глаза в сторону.

Я задаю себе вопрос. В сотый, тысячный раз. Кто они? Кто разрешил? Кто дал указание? Кто исполнил? И сколько их было? И когда они это совершили? И откуда эта лютая злоба, ненависть, хамство? Или, наоборот, — спокойный, хладнокровный расчёт: сегодня — отсюда досюда, завтра — отсюда до того вот памятника, к 20-му чтоб было закончено...

И все это во второй половине XX века, в славном городе Киеве, на глазах у всех...

Я побывал там сейчас. Перед самым отъездом. Через пятнадцать лет... Заросло кустарником. Поверженные памятники куда-то вывезены. Но не все. То тут, то там белеют среди бурьяна и зарослей недобитые пьедесталы, ступени, обломки мрамора и лабрадора.

И бульдозеры. Скрежеща и урча, пробивают на месте главной аллеи куда-то дорогу... Людей нету. Пусто. Мертво... И страшно^[648].

Еще одно свидетельство о кладбищенской ситуации летом 1961 года — от Алексея Симонова. Уверен, что именно она, эта «ситуация», а не пылящие

грузовики с мусором поставили Евтушенко в положение, когда не написать свою поэму он уже не мог:

В Бабий Яр мы поехали в будний день, ближе к вечеру... Причем поехали на машине — вроде как на экскурсию в уже намоленное местной интеллигенцией место, куда они по возможности привозили каждого приехавшего. Место это — на дальнем берегу оврага, не на том, где происходили расстрелы, а на противоположном, высоком и обрывистом, где еще с довоенных времен сохранилось еврейское кладбище. Здесь в войну размещалась немецкая зенитная батарея, для подходов к которой были методично снесены два ряда памятников, слева и справа от центральной аллеи, ведущей от входа к самому обрыву.

Это подтверждается первой же строфой его стиха:

Над Бабьим Яром памятников нет Крутой обрыв, как грубое надгробье...

Только отсюда, глядя с этой, доминирующей над местностью, стороны и никак иначе. А все дальнейшее возникло не в связи с почти идиллической картинкой, с этого обрыва открывающейся, а с тем невыносимым чувством позора, которое громоздилось за твоими плечами, обращенными к кладбищу. Я соврал, когда употребил слово «сохранилось». На этом погосте не было ни одного целого памятника. Ни одного! Ни одной целой фарфоровой фотографии, ни одной неиспохабленной эпитафии, — матерные визги, неспешно выбитые подручным инструментом на теле лежащих памятников. «Бей жидов» — на стенах склепов и усыпальниц. И, самое страшное и подлое в своей беспомощности, — сброшенные навзничь еврейские памятники-деревья с обрубленными бетонными сучьями, под которые, чтобы хоть место сохранить, подведены родственниками цементные подушки.

Только испытав шок от этого шабаша, можно воскликнуть: «Для всех антисемитов я — еврей!» — потому что, глядя перед собой, сказалось бы: «Для всех фашистов, для их приспешников». Словом, каким-то образом, отделяясь от современности и отзываясь на память, а тут — никакой памяти — прямое ощущение ужаса, позора и ненависти. И желание что-то сделать. Вот он и сделал: написал «Бабий Яр»^[649].

Но эстафета была продолжена постановлением №988 Киевского горисполкома от 26 июня 1962 года и решением № 1603 от 15 октября 1963 года: 27 гектаров территории ликвидированных Староеврейского и Караимского кладбищ передавались Управлению зеленой зоны для проектирования и строительства на ней парка отдыха и стадиона. В конечном счете на месте могил был начат, но так и не закончен стадион «Авангард», а рядом вознеслась на свои 385 метров самая высокая тогда в мире цельносварная конструкция — Киевская телебашня, пущенная в строй в 1973 году.

Заинтересованным гражданам, т. е. родственникам похороненных, предлагалось перенести своих покойников на новое, в 1959 году открытое Берковецкое еврейское кладбище или на другие кладбища (например, Байково), а те надгробные сооружения (памятники, плиты, ограды), что после 1 января 1963 года (уже через полгода!) останутся бесхозными, снять и оприходовать.

А легко ли могилам быть не бесхозными, если дети и внуки захороненных в них десятками тысяч были расстреляны в наиближайшем яру?

Неминуемо обнаружилось, что на кладбище есть могилы ряда выдающихся в том или ином отношении людей, таких как цадики и родственники раввина Тверского, сионисты Мандельштам, Борухов и Сыркин, герой-большевик А. Горвиц, мемориалы жертвам многочисленных киевских погромов, которые требовали к себе особого и политически выверенного отношения^[650]. В Киеве тогда все же нашлось с полторы тысячи еврейских семей, оказавшихся в состоянии за отпущенные им полгода перенести поруганные могилы своих предков на другие кладбища, но десятки тысяч выморочных еврейских надгробий, не пригодившихся никому, включая немцев, были Киевским горсоветом уничтожены или утилизированы.

Само решение мотивировалось еще и тем, что Еврейское кладбище, видите ли, одичало и заросло, а большинство могил разрушено еще во время немецкой оккупации. О поразившем Некрасова перманентном осквернении еврейских могил в военное и послевоенное время своими, домашними антисемитами в постановлении ни слова.

Больше всего мне тут нравится это «еще», без утайки выдающее известную преемственность. Антисемитизм, по сути, был приравнен к природным катаклизмам и явлениям неодолимой силы, а некрополь, который по своей величественности и исторической значимости мог бы стоять в одном ряду с сохранившимися еврейскими кладбищами Варшавы, Праги и других оккупированных немцами европейских столиц, приказал долго жить.

Антисемитская часть гражданского общества — те самые пересмешники-хохмачи с коронным номером «Стярющка не спеща...» — тоже не сидели сложа руки: они подросли и крушили уцелевшие после немцев еврейские могилы на любом еврейском кладбище, будь то старое Лукьяновское или новое Берковецкое, или старое, но общее (не-еврейское) Байково.

Так что не стоит удивляться: ситуация с еврейскими могилами на Байковом кладбище была немногим лучше! В октябре 1958 года неизвестные повалили там 39 еврейских памятников^[651], на некоторых оставляя надписи: «Начинаем с мертвых, кончим живыми», а перед Пейсахом 1962 года — разбили аж 50 памятников^[652].

1962 год смело можно считать одним из пиковых в контексте антисемитизма. Именно тогда, после осенних праздников, закрыли синагогу во Львове и едва не закрыли в Киеве. Тогда же, точнее, в 1961-1963 годах в Киеве, Львове и других городах Украины прошли процессы, связанные с так называемыми «экономическими преступлениями» и с многочисленными приговорами к расстрелу. На них в качестве обвиняемых проходило очень много евреев, а среди приговоренных к расстрелу их доля превышала 80 % (и это при 2 % в населении!)^[653].

Но не упустим и континуальности антисемитизма в СССР и, заодно, особой притягательности еврейских кладбищ для вандалов-антисемитов. Вот, например, вопиющий подмосковный кейс 1959 года.

4 октября, в первый день еврейского Нового года, православные пассионарии-антисемиты подожгли в подмосковной Малаховке местную синагогу — крошечную деревянную синагогу-избу, а заодно и сторожку смотрителя местного еврейского кладбища Голдовского. Синагогу спасли, а сторожка сгорела, причем в дыму задохнулась жена сторожа^[654]. Весь поселок и даже Казанский вокзал были обклеены тогда машинописными листовками с призывами «Бей жидов, спасай Россию», подписанными «Комитетом БЖСР [Бей жидов, спасай Россию]» или «ЦК ОРН [Освобождение русского народа]», с приписками о чрезвычайной богоугодности миссии избавления от евреев^[655].

Но здесь, в Киеве, на Лукьяновском еврейском кладбище, по-над Бабьим Яром, это ликующее и быкующее надругательство воспринималось иначе — по-особенному сверхсимволично. А именно — как эстафетное продолжение расстрела 20-летней давности и как торжество варварского интернационала антисемитов. Эдакое «Антисемиты всех стран, сортов и времен, соединяйтесь!».

Но тогда и вопрос: а не гитлеровская ли это, в конечном счете, победа?..

1958-1962. Синица, Дриз, Боярская и Лифшицайте

Стык 1950-х и 1960-х годов — это излет хрущевской оттепели в СССР и, одновременно, взлет и обострение антисемитизма на Украине. Это противоречивое влияние испытали на себе многие художники и музыканты.

Начнем с художников. Борис Иванович Пророков (1911-1972) — советский график, народный художник СССР, член-корреспондент Академии художеств СССР, художник «Крокодила» (с 1938). В 1958—1959 годах он написал серию «Это не должно повториться!», в том числе рисунок «У Бабьего Яра» (тушь, акварель).

В 1960 году полотно «Бабий Яр» в оригинальной технике флоромозаики создал еще один «бойчукист» — Григорий Иванович Синица (1908-1996). По легенде, он и сам чуть не угодил в Бабий Яр — случайно, провожая кого-то из своих еврейских друзей: такая же история, что и с Титовой. Гонения на самого Синицу в СССР пришлись на 1960-е годы. Из-за обвинений в «формализме», «национализме» и «абстракционизме» он вынужден был в 1968 году переехать из Киева в Кривой Рог, где после его смерти был открыт персональный музей художника.

А в 1962 году, отсидев свое в ГУЛАГе, свой цикл картин «Бабий Яр» написал Иосиф Наумович Вайсблат (1898-1979). Выделяется и его рисунок «Перед расстрелом»^[656].

1964 годом датируется скульптура Валентина Андреевича Галочкина (1928-2006) «Бабий Яр» (другое название — «Насилие»). Образ беременной женщины, рассеченной надвое, отсылает к памяти о жертвах не только Бабьего Яра, но и еврейских погромов.

Важным музыкальным подступом к теме Бабьего Яра стала замечательная песня композитора Ревекки (Ривки) Григорьевны Боярской (1893-1967) на стихи Шике (Овсея) Дриза «Колыбельная для Бабьего Яра»^[657]. И Ривка, и Шике — киевляне, стихи в оригинале — на идише^[658]. Песня была написана в 1958 году, ее единственное исполнение в Киеве состоялось 13 ноября 1959 года.

Исполнительницей была певица Нехама Юделевна Лифшиц (Лифшицайте; 1927-2017)^[659]. Ее, победившую на Всесоюзном конкурсе артистов эстрады 1958 года с репертуаром на идише (sic!), называли еще и «голосом оттепели»:

Я пела в Киеве 13 ноября 1959 года. В первый и в последний раз. Больше я не получила разрешения выйти на киевскую сцену, и в этом не было ничего необычного после того, как в 1948 и 1953 годах разгромили всю еврейскую культуру, да и вообще и до меня мало кого из еврейских исполнителей допускали в «священный Киев-град»...

Короче: я впервые в Киеве, меня захватывает красота вольного Днепра среди зеленых холмов, и это чувство неспособны испортить кренделеобразные безвкусные здания «новой советской архитектуры» на Крещатике. Только вот у Софиевского собора летящий с шашкой наголо Хмельницкий наводит на меня, вероятнее всего уже засевший в генах, ужас гибели.

Я встречала киевских евреев, по-южному подвижных и приветливых, но было у меня такое ощущение, что на них всех лежит уже навечно гибельная тень шашки Хмельницкого и Бабьего Яра. Ведь он всегда тут рядом, неподалеку, Яр, у Днепра, эта вечная кровавая рана нашего народа.

И я уже знала, что я буду им петь.

Ведь и намека на памятник не было в этом Яру.

И я думаю, единственным памятником в те дни была «Колыбельная Бабьему Яру» композитора Ривки Боярской и поэта Шики (Овсея) Дриза.

Я не знаю точной даты, когда создали они эту песню.

Думаю, май 1958 года, когда я впервые выступила в Москве, особенно стал для меня вехой в жизни, ибо я встретила поэта Шику Дриза. Он и повез меня к Боярской послушать «Колыбельную».

Ривка Боярская уже тогда была прикована к постели. Без надрыва, но с невыносимой глубиной, от которой окаменевают на месте, она «провыла» этот Плач.

Я сидела, окаменев, в ее убогой квартирке в запущенном доме, что напротив Московской консерватории, где она жила с мужем, театральным критиком Любомирским.

Я не могла подняться с места. Дриз почти вынес меня на улицу.

Я унесла с собой этот Плач^[660].

Нет, не только с собой! Она донесла этот плач и до своей публики:

Пианистка Надежда Дукятульскайте, которая тогда была со мной в Москве, сама потерявшая единственного ребенка в гетто Каунаса, нашла к песне строгие аккорды, и вместе с ней мы искали пути к исполнению, ведь это нельзя назвать ни песней, ни плачем, весь художественный и литературный опыт кажется фальшью. Это невозможно назвать ни звуком, ни словом, это как сплошная боль, которая еще усиливается от прикосновения. Как же было прикоснуться к ней, тянущейся в монотонной мелодии с неожиданно прерывающимися вскрикиваниями и затем каждый раз мертво замирающей и слабеющей в этом ужасном «Люленьки-лю-лю»?

«Кина» — вот как это называют в нашем народе — «Плач над Погибшим и Разрушенным»...

И затем просто голос, просто высокие рвущиеся к равнодушному небу звуки, все слабеющие, умирающие в «Люленьки-лю-лю...»

Только память десятков тысяч погибших, как наказ — «Помнить! Помнить! Не забывать!» — дала мне силы и право вынести этот Плач к слушателям. Я и сегодня, и в этот миг не могу отыскать слов, чтобы передать, что я тогда вынесла, что я чувствую сейчас, когда притрагиваюсь к этой Святыне.

Я была одержима какой-то Силой, и она приказывала:

— Стой, умри и пой!

И я пела...

Киевляне вместе со мной пережили эти минуты.

Не аплодировали. Только все встали с мест в молчании, в зале Киевского театра оперетты.

Я знаю: они не забыли этих минут, как и я их никогда не забуду^[661].

На этом месте воспоминания певицы обрываются.

Между тем другой мемуарист, Шломо Громан, подхватывает и как бы продолжает прямо с этих слов. После одного из ее концертов в Москве к Нехаме подошел идишский поэт Овсей (Шике) Дриз:

Он рассказал ей о родном Киеве, о трагедии Бабьего Яра и познакомил с другой бывшей киевлянкой, композитором Ривкой Боярской. Парализованная Ривка уже не могла сама записывать ноты, она их шептала. Диктовала шепотом, а студентка консерватории записывала. Так появилась великая и трагическая «Колыбельная Бабьему Яру», которую долгие годы объявляли как «Песню матери». Это был «Плач Матери»:

Я повесила бы колыбельку под притолоку

И качала бы, качала своего мальчика, своего Янкеле.

Но дом сгорел в пламени, дом исчез в пламени пожара.

Как же мне качать моего мальчика?

Я повесила бы колыбельку на дерево

И качала бы, качала бы своего Шлоймеле,

Но у меня не осталось ни одной ниточки от наволочки

И не осталось даже шнурка от ботинка.

Я бы срезала свои длинные косы

И на них повесила бы колыбельку,

Но я не знаю, где теперь косточки обоих моих деточек.

В этом месте у нее прорывался крик... И зал холодел.

Помогите мне, матери, выплакать мой напев,

Помогите мне убаюкать Бабий Яр...

Люленьки-люлю...^[662]

Голосом, словом, сдержанными движениями рук она создавала этот страшный образ: Бабий Яр как огромная, безмерная колыбель — здесь не тысячи, здесь шесть миллионов жертв! Она стоит такая маленькая, и какая сила, какое страдание! И любовь, и такая чистота слова и звука!

В Киеве — петь колыбельную Бабьему Яру? Тишина. Никто не аплодирует. Зал оцепенел. И вдруг чей-то крик: «Что же вы, люди, встаньте!» Зал встал. И дали занавес...

Реакция зала была соответствующей:

Не было еврейской семьи, сохранившейся целиком, не потерявшей части родственников или всей родни. Дети-сироты и взрослые-сироты. Сиротство тянуло к себе подобным. Для них просто собраться в этом наэлектризованном зале было пробуждением от оцепенения после всего перенесенного, самой действительности, вызволением души от гнета... Но были в зале и молодые, и совсем юные... Молодежи не с кем и не с чем было ее сравнивать. Нехама Лифшицайте (так ее звали на литовский лад) ударила в них как молния. Пожилые, знавшие язык, слыхавшие до войны и других превосходных певцов, говорили, что Нехама — явление незаурядное. На молодых она действовала гипнотически: знайте, говорила она, это было, нас убивали, но мы живы, наш язык прекрасен, музыка наша сердечна, мы начнем все сначала. Нельзя жить сложа руки...

...Послевоенное поколение молодых, слушавшее Нехаму Лифшиц, воспринимало это как призыв, прямо обращенный к нему. После гастролей Нехамы во многих городах создавались еврейские театральные кружки, ансамбли народной песни, хоры, открывались ульпаны, тогда же появился и самиздат. Нехама стояла у истоков еврейского движения конца 1950-х и 60-х годов XX века. Кто-нибудь сосчитал, сколько певцов исполняли вслед за Нехамой ее песни?

...Когда она, молодая женщина маленького роста, хрупкая и бесстрашная, стояла на сцене и пела, люди думали: если она не боится, если она сумела побороть страх, смогу и я, обязан и я. Молодежь начинала думать, а думающие обретали силу действовать^[663].

Кстати, палки в колеса Лифшицайте вставляли не только в Киеве. Вот еще минский эпизод. Когда в отделе культуры ЦК компартии Белоруссии ей сказали не без прямоты — мол, евреям и цыганам нет места в Минске — Нехама не растерялась: «А в ЦК какой партии это мы разговариваем?» — спросила она, и гастроли разрешили.

Впрочем, трудности с исполнением этой «Колыбельной» были и в Москве. В 1963 году певица гастролировала с двумя концертами в Москве — 5 и 9 июня, в Зале имени П. И. Чайковского: «На первом из них была исполнена “Песня матери” (“Бабий Яр”), на втором публика требовала повторения, но Лифшицайте, потупясь, только качала головой. Неисполнение — также превращалось в жест...»^[664]

В марте 1969 года «маленькая птичка выпорхнула из клетки» — Нехама Лифшиц эмигрировала в Израиль, где в 1981 году увидели свет ее воспоминания.

1961-1962. Поэма Евтушенко — от написания до признания

Евгений Евтушенко — поэт из яркой плеяды шестидесятников, чей талант был отмечен исключительными продуктивностью, разнообразием и эгоцентризмом. Он оставил свой след и в любовной лирике («Со мною вот что происходит...»), и в патриотике («Я часто брел по бездорожью...»), но прежде всего — в поэтической публицистике («Бабий Яр», «Наследники Сталина», «Танки идут по Праге...»).

Никогда у него не было иного первичного заказчика, кроме себя самого. Вторичный, впрочем, бывал, и высокий — ЦК КПСС, и кремнево-бескомпромиссным в доводке своих произведений Евтушенко тоже не был.

Он почти не знал кризисов, по крайней мере творческих, и всю жизнь вслушивался в колебания всего диапазона «радиоволн» — как внутренних, коротких и трудноулавливаемых, так и тех, что прекрасно доносятся на средних и длинных волнах. Но, являясь выразителем прежде всего собственного эго, миссию свою видел в диалоге не только с читателем, но и с начальством. В этом смысле он более всего напоминал сейсмограф, но не ограниченный функцией самописца, а посылающий — в режиме SOS — сигналы всем и вся.

Оказавшись в июне 1961 года — вместе с Анатолием Кузнецовым — впервые в Бабьем Яру, Евтушенко набросал об этом стихи. Возможно, он посетил Бабий Яр еще раз в августе, после чего что-то поправил в стихах и прочел их — впервые! — на своем вечере в Октябрьском зале в Киеве 23 августа^[665]. Второй раз в аудитории он читал свой «Бабий Яр» 16 сентября в Москве, в Политехническом^[666].

Впрочем, Евтушенко был неплохо подготовлен к своему «Бабьему Яру». Он уже давно собирался написать стихи именно об антисемитизме^[667], так что тема не родилась, а лишь довоплотилась в яру.

Первоначальную версию поэмы Евтушенко отнес в «Литературку». Валерий Косолапов (1910-1982), главный редактор, сразу же оценил полемический заряд «Бабьего Яра», как и то впечатление, которое — да еще накануне съезда КПСС — стихи произведут на читателей и на главного из них. Нет, не авторскому напору уступил Косолапов — он сам захотел напечатать поэму. Для чего, по-видимому, мобилизовал все свои связи и заручился наверху авторитетным «добрó»^[668].

После чего поэма и увидела свет — 19 сентября 1961 года: на последней странице, последней в подборке из трех стихотворений. Первые два — «На митинге в Гаване» и «Американское кладбище на Кубе» — политкорректные с любой точки зрения, а за ними шел «Бабий Яр» — ярчайшее в истории русской литературы произведение против антисемитизма.

Над Бабьим Яром памятников нет.

Крутой обрыв, как грубое надгробье.

Мне страшно.

Мне сегодня столько лет,

как самому еврейскому народу.

Мне кажется сейчас —

я иудей.

Вот я бреду по древнему Египту.

А вот я, на кресте распятый, гибну,

и до сих пор на мне — следы гвоздей.

Мне кажется, что Дрейфус —

это я.

Мещанство —

мой доносчик и судья.

Я за решеткой.

Я попал в кольцо.

Затравленный,

оплеванный,

оболганный.

И дамочки с брюссельскими оборками,

визжа, зонтами тычут мне в лицо.

Мне кажется —

я мальчик в Белостоке.

Кровь льётся, растекаясь по полам.

Бесчинствуют вожди трактирной стойки

и пахнут водкой с луком пополам.

Я, сапогом отброшенный, бессилен.

Напрасно я погромщиков молю.

Под гогот:

«Бей жидов, спасай Россию!» —

насилует лабазник мать мою.

О, русский мой народ! —

Я знаю —

ты

по сущности интернационален.

Но часто те, чьи руки нечисты,

твоим чистейшим именем бряцали.

Я знаю доброту твоей земли.

Как подло,

что, и жилочкой не дрогнув,

антисемиты пышно нарекли

себя «Союзом русского народа»!

Мне кажется —

я — это Анна Франк,

прозрачная,

как веточка в апреле.

И я люблю.

И мне не надо фраз.

Мне надо,

чтоб друг в друга мы смотрели.

Как мало можно видеть,

обонять!

Нельзя нам листьев

и нельзя нам неба.

Но можно очень много —

это нежно

друг друга в темной комнате обнять.

Сюда идут?

Не бойся — это гулы

самой весны —

она сюда идет.

Иди ко мне.

Дай мне скорее губы.

Ломают дверь?

Нет — это ледоход...

Над Бабьим Яром шелест диких трав.

Деревья смотрят грозно,

по-судейски.

Всё молча здесь кричит,

и, шапку сняв,

я чувствую,

как медленно седею.

И сам я,

как сплошной беззвучный крик,

над тысячами тысяч погребенных.

Я —

каждый здесь расстрелянный старик.

Я —

каждый здесь расстрелянный ребенок.

Ничто во мне

про это не забудет!

«Интернационал»

пусть прогремит,

когда навеки похоронен будет

последний на земле антисемит.

Принято различать публицистическую и эстетическую стороны этого стихотворения, причем большинство замечает только первый аспект — стихотворение как поступок. Эстетически, как стих, «Бабий Яр» совершенно типичен для поэтики Евтушенко. Он опирается на скоропись и ассонансность, что подразумевает — или допускает — осознанную неотделанность строк и приблизительность рифм. «Бабий Яр» как раз относительно менее «неряшлив», что выдает более основательную работу над текстом, чем обычно.

Стихи Евтушенко провоцировали, и действительно — завязалась нешуточная полемика — не литературная, а политическая, разумеется. Всего через три дня — 24 сентября — из газеты «Литература и жизнь» прилетела первая «ответка» на «Бабий Яр», а 27 сентября — вторая. В «двустволку» были заряжены поэт Алексей Марков (1920-1992) со стихотворением «Мой ответ» и критик Дмитрий Стариков (1931-1979) со статьей «Об одном стихотворении».

Вот антисемитская отповедь Алексея Маркова:

Какой ты настоящий русский,

Когда забыл про свой народ.

Душа, что брюки, стала узкой,

Пустой, что лестничный пролет.

Забыл, как свастикою ржавой

Планету чуть не оплели.

Как за державою держава

Стирались с карты и земли.

Гудели Освенцимы стоном,

И обелисками дымы

Тянулись черным небосклоном

Все выше, выше в бездну тьмы.

Мир содрогнулся Бабьим Яром,

Но это был лишь первый яр.

Он загорелся бы пожаром,

Земной охватывая шар.

И вот тогда их поименно

На камне помянуть бы в ряд.

А сколько пало миллионов

Российских стриженых ребят.

Их имена не сдует ветром,

Не осквернит плевком пигмей.

Нет, мы не требовали метрик,

Глазастых заслонив детей.

Иль не Россия заслонила

Собою амбразуру ту?

Но хватит ворошить могилы.

Им больно, им невмоготу.

Пока топтать погосты будет

Хотя б один космополит,

Я говорю: «Я — русский, люди!»

И пепел в сердце мне стучит.

Виктор Полторацкий (1907-1982), главред «Литературы и жизни», быстро понял, что первый выстрел — выстрел Марковым — холостой, что он лишь демаскирует антисемитизм стрелка, но бьет мимо цели.

Поэтому от Дмитрия Старикова — ждали, помимо атакующего задора и зубодробительности, еще и чего-то другого — основательности и солидности, что ли, выверенности и убийственности аргументов.

И Стариков засучил рукава. Если у Маркова претензия к Евтушенко всего одна — та, что он, упрекающий русских в антисемитизме, сам еще хуже — космополит, то у Старикова — уже целый ворох претензий: разжигание угасающих национальных предрассудков, отступление от коммунистической идеологии на буржуазные позиции, а главное — неуместный акцент на еврейской и только еврейской трагедии, что умаляет роль жертвенного русского народа в борьбе с фашизмом и оскорбляет память всех погибших советских людей.

При этом Стариков бьет исподтишка по «космополиту» Евтушенко «интернационалистом» Эренбургом:

Дабы придать убедительность своей критике и заодно внести смятение и раздор во враждебный «либеральный лагерь», Стариков... противопоставил выявленный им в «Бабьем Яре» буржуазно-националистический душок военной поэзии и публицистике И. Эренбурга. Но, обильно сдобрив свой текст фрагментами из произведений этого мэтра, Стариков достаточно вольно с ними обошелся: процитировал вырванные из контекста «выгодные» (в полемике с Евтушенко) строчки и произвольно опустил «невыгодные»^[669].

Кончает же Стариков традиционно — попыткой заклеймить вражину идеологически:

Коммунистическая партия борется со всеми пережитками национализма — и нельзя возносить на знамя что бы то ни было, кроме пятиконечной красной звезды, особенно «шестиконечную звезду Давида». Важно, что источник той нестерпимой фальши, которой пронизан его «Бабий Яр», — очевидное отступление от коммунистической идеологии на позиции идеологии буржуазного толка. Это неоспоримо.

В 2012 году Владимир Огнев так подытожил жизненный итог Старикова и его амплуа:

...Он постоянно был нацелен на травлю всего достойного и передового в литературе. Его натренированность по части провокаций и использование своего часа при дурных поворотах политических сюжетов была поразительна... Вот эта наглость лжи, иначе не скажешь, — поразительна, она — прямое производное вседозволенности, уверенности, что таким, как он, все сойдет с рук, а хозяевами авось зачтется. Зачлось. Да только не хозяевами — памятью культуры^[670].

И это тоже неоспоримо.

...Карибский кризис разрешился 28 октября, и Никита Хрущев снова мог позволить себе переключиться на внутренние фронты, в том числе и на культурный.

Между тем события на нем развивались «полифонично».

В середине ноября, прямо в разгар Пленума ЦК, вышел 11-й номер «Нового мира» с «Одним днем Ивана Денисовича»: партийцы разом смели все 2000 экземпляров, что были привезены на пленум в их блатной киоск. А 1 декабря Хрущев заглянул в Манеж на выставку «XXX лет МОСХа» и, выйдя из себя, погромил там Эрнста Неизвестного и других авангардистов.

В это время 13-я симфония Шостаковича вовсю готовилась к премьере, 16 и 17 декабря 1962 года в Большом зале Московской консерватории шли ее генеральные репетиции.

Но 17 декабря за дирижерский пульт, по прихоти Высшего Сценариста, снова взгромоздился Хрущев — с неизменным кукурузным початком в одной руке и ботинком фабрики «Скороход» в другой. И зазвучала, нарастая, знаменитая партия первого секретаря для барабана без оркестра.

В этот день, 17 декабря, в Доме приемов на Ленинских горах состоялась встреча Никиты Сергеевича с творческой интеллигенцией страны (человек примерно 300). И тут оказалось, что Евтушенко, Бабий Яр и антисемитизм занимали не только Шостаковича, но по-прежнему и его, Хрущева (процитируем его еще раз):

Этот вопрос очень важный — борьба с антисемитизмом... Я воспитывался в Донбассе, я в детстве своем видел погром еврейский в Юзовке, и я только одно скажу, что шахтеры в своем абсолютном большинстве, даже шахтеры, были против этого погрома. И когда после погрома прокатилась волна забастовок, кто был в большинстве ораторов среди этих забастовщиков? Евреи. Они были любимы. Они были уважаемы. Вот Бабий Яр. Я работал на Украине и ходил в этот Бабий Яр. Там погибло много людей. Но, товарищи, товарищ Евтушенко, не только евреи там погибли, там погибли и другие. Гитлер истреблял евреев. Истреблял цыган, но на следующей очереди было истребление славян, он же и славян истреблял. И если сейчас посчитать арифметически, каких народов больше истреблено — евреев или славян, то те, которые говорят, что был антисемитизм, увидели бы, что славян было больше истреблено, их больше, чем евреев. Это верно. Так зачем выделять, зачем порождать эту рознь? Какие цели преследуют те, которые поднимают этот вопрос? Зачем? Я считаю, это неверно^[671].

То, как при Хрущеве «любимы и уважаемы» были в освобожденном Киеве и на Украине в целом чудом уцелевшие евреи, читателю уже хорошо известно.

Вот уж действительно сумбур вместо музыки! Но и из сумбура стало ясно, что среди возмутителей начальственного спокойствия — не одни только абстракционисты, но и беспартийный коммунист Евтушенко с его наделавшим шороху прошлогодним стихотворением.

Тему подхватил и секретарь ЦК по идеологии, он же председатель Идеологической комиссии ЦК, созданной 23 ноября 1962 года, Леонид Федорович Ильичев (1906-1990), подключивший к разговору и Шостаковича:

Антисемитизм — отвратительное явление. Партия с ним боролась и борется. Но время ли поднимать эту тему? Что случилось? И на музыку кладут! Бабий Яр — не только евреи, но и славяне. Зачем выделять эту тему?

Кремль со Старой площадью, как видим, вполне себе сознавали, что Шостакович — фигура мирового масштаба и что его «дуэт» с Евтушенко способен повлиять на реакцию в мире на «еврейский вопрос» в СССР.

Евтушенко же 17 декабря вступился за атакованного Хрущевым Эрнста Неизвестного, а на критику в свой адрес отмолчался. Уж он-то помнил, что завтра у симфонии Шостаковича — премьера!

От него и так уже потребовали — под угрозой ее срыва? — корректив в тексте, на что он посчитал себя — «ради всего хорошего» — вынужденным пойти. Мужества же сказать об этом Шостаковичу поэт не нашел, чем чрезвычайно композитора огорчил.

21 декабря он описал это в очередном письме «дорогому Никите Сергеевичу»:

Тов. Лебедев подробно изложил мне содержание Вашего телефонного разговора из Киева: Ваше огорчение моим выступлением, а также замечания по поводу моего стихотворения «Бабий Яр», опубликованного полтора года тому назад.

Должен Вам сказать, что все это меня глубоко опечалило и заставило задуматься, ибо Вы для меня человек бесконечно дорогой, как и для всей советской молодежи и каждое Ваше слово для меня означает очень многое...

...Я размышлял буквально над каждым Вашим словом.

Ночью же, глубоко продумав все Ваши замечания, я написал для моей новой книги другой вариант стихотворения «Бабий Яр», и должен Вам с радостью сказать, что оно теперь мне кажется гораздо лучше и с политической, и с поэтической стороны...

Хочу Вас заверить, что Вы во мне не обманулись и не обманетесь. Пока я жив, все свои силы я буду отдавать делу построения коммунизма, делу Партии, делу народа, тому самому благородному делу, в которое Вы вложили столько труда и мужества.

Ваш Евг. Евтушенко^[672].

К письму была приложена новая — подписанная — редакция «Бабьего Яра», напечатанная автором на той же пишущей машинке, что и само письмо^[673]. Акцент радикально переменился — с мученичества евреев он перенесся на страдания всех советских народов.

Знакомство с первоисточником вносит в это представление довольно существенные коррективы.

При этом ни одна из строк первоначальной редакции не была отброшена, а исправлена из них была только одна: было — «насилует лабазник мать мою», стало — «лабазник избивает мать мою». Кажущийся тренд — ослабление натуралистичности, а на самом деле еще и смягчение отношения к «лабазникам». Вторая корректива — наращение самого текста, добавление в него — в двух разных местах — в общей сложности восьми (sic!) катренов.

И, наконец, третье изменение — общая структуризация текста. Обновленный — увеличившийся — текст разбит в оригинале на четыре части.

Вот эта редакция полностью — с нумерацией частей, сохранением графики строк, с выделением добавленных строф курсивом:

БАБИЙ ЯР

1

Над Бабьим Яром памятников нет.

Крутой обрыв, как грубое надгробье.

Мне страшно.

Мне сегодня столько лет,

как самому еврейскому народу.

Мне кажется сейчас —

я иудей.

Вот я бреду по древнему Египту.

А вот я, на кресте распятый, гибну,

и до сих пор на мне — следы гвоздей.

Мне кажется, что Дрейфус —

это я.

Мещанство —

мой доносчик и судья.

Я за решеткой.

Я попал в кольцо.

Затравленный,

оплеванный,

оболганный.

И дамочки с брюссельскими оборками,

визжа, зонтами тычут мне в лицо.

Встает Золя,

вас обвиняя, судьи,

как голос честной Франции моей,

но буржуа —

предатели по сути,

кричат, что я предатель.

Я еврей.

2

Мне кажется —

я мальчик в Белостоке.

Кровь льется, растекаясь по полам.

Бесчинствуют вожди трактирной стойки

и пахнут водкой с луком пополам.

Я, сапогом отброшенный, бессилен.

Напрасно я погромщиков молю.

Под гогот:

«Бей жидов, спасай Россию!» —

лабазник избивает мать мою.

О, русский мой народ! —

Я знаю — ты

по сущности интернационален.

Но часто те, чьи руки нечисты,

твоим чистейшим именем бряцали.

Я знаю доброту твоей земли.

Как подло,

что, и жилочкой не дрогнув,

антисемиты пышно нарекли

себя «Союзом русского народа»!

О, чистота народа моего!

Я знаю,

как он искренен и чуток,

и самому характеру его

всегда антисемиты были чужды.

И не забуду сорок первый я,

И русскую крестьянку тетю Катю,

стоявшую сурово у плетня

в изодранном эсэсовцами платье.

Ей офицер кричал,

как баба, тонко,

от немоты ее ожесточась:

«Ты прятала еврейскую девчонку

Ну, — говори же!

Где она сейчас?!»

3

И целый день потом в покое чинном,

Внушая страх бессильному врагу,

Она лежала,

мертвая,

на чистом,

как совесть ее русская,

снегу.

А девочку,

на рукаве пальтишка

носившую еврейскую звезду,

в деревне этой,

сумрачно притихшей,

передавали

из избы

в избу.

...Мне кажется —

я

— это Анна Франк,

прозрачная,

как веточка в апреле.

И я люблю.

И мне не надо фраз.

Мне надо,

чтоб друг в друга мы смотрели.

Как мало можно видеть,

обонять!

Нельзя нам листьев

и нельзя нам неба.

Но можно очень много —

это нежно

друг друга в темной комнате обнять.

Сюда идут?

Не бойся

— это гулы

самой весны —

она сюда идет.

Иди ко мне.

Дай мне скорее губы.

Ломают дверь?

Нет — это ледоход...

4

Над Бабьим Яром шелест диких трав.

Деревья смотрят грозно,

по-судейски.

Все молча здесь кричит,

и, шапку сняв,

я чувствую,

как медленно седею.

И сам я,

как сплошной беззвучный крик,

над тысячами тысяч погребенных.

Я —

каждый здесь расстрелянный старик.

Я —

каждый здесь расстрелянный ребенок

Я тут стою,

как будто у криницы,

дающей веру в наше братство мне.

Здесь русские лежат

и украинцы,

С евреями лежат в одной земле.

И чудится мне в шелесте и гуле —

Из-под земли туда, где синева,

Фашистские расталкивая пули

Из их сердец вздымается трава.

Я думаю о подвиге России,

Фашизму преградившей путь собой,

До самой наикрохотной росинки

Мне близкой

всею сутью

и судьбой.

Под пули шли в шинелях ее дети

спасти земной многострадальный шар,

чтоб жили все, как братья, чтоб на свете

не повторился больше Бабий Яр!

Ничто во мне

про это не забудет!

«Интернационал»

пусть прогремит,

когда навеки похоронен будет

последний на земле антисемит.

Еврейской крови нет в крови моей.

Но ненавистен злобой заскорузлой

я всем антисемитам,

как еврей,

и потому —

я настоящий русский!

Итак, с мученичества евреев и непримлемости антисемитизма в «Бабьем Яре — 1961» акцент в «Бабьем Яре — 1962» действительно перенесся на страдания всех советских народов и на героизм русских, ради спасения еврейки не щадящих живота своего.

24 и 26 декабря 1962 года — по следам встреч с Хрущевым — заседала Идеологическая комиссия при ЦК КПСС, пригласившая к себе на Старую площадь для продолжения разговора около 140 человек. Евтушенко, разумеется, был в их числе. На этот раз он высказался именно о «Бабьем Яре»: о переделке текста сказал, что предпринял ее после того, как «заново продумал» «глубоко дружеские» слова Хрущева, сказанные им 17 декабря, чем заслужил похвалу Ильичева в его отчете Хрущеву от 29 декабря: «В отличие от речи на встрече 17 декабря, на этот раз было гораздо правильнее и осмысленнее выступление Е. Евтушенко»^[674].

После эдакой полюбовности начальство сочло, что и этот «миникарибский кризис» с Евтушенко преодолен, и отпустило его на месяц — с 7 января по 5 февраля 1963 года — в ФРГ, по приглашению Герда Буцериуса, главного редактора гамбургского таблоида «Ди Цайт». 7 февраля третий секретарь Посольства СССР в Бонне В. Иванов написал весьма доброжелательный отчет о пребывании Евтушенко, в котором, в частности, отмечал, что «Бабий Яр» неизменно входил в поэтическое ядро выступлений поэта в разных городах:

В своих сообщениях отдельные комментаторы подчеркивали, что Евтушенко является ведущим молодым поэтом-лириком, пользующимся большой популярностью в Советском Союзе, в особенности среди молодежи. Они отмечали, что и в ФРГ к поэту проявляется большой интерес, что своими выступлениями он завоевал симпатии многих слушателей и многим открыл глаза на действительное назначение поэзии...

С чтением своих стихотворений и с ответами на вопросы Евтушенко выступил также на вечере-встрече с коллективами Посольства СССР и ФРГ и советского Торгпредства, прошедшем в теплой обстановке^[675].

Но милость и благодушие начальства переменчивы. И на следующей встрече первого секретаря с интеллигенцией — 9 марта 1963 года, когда разговор неожиданно снова вернулся к «Бабьему Яру», на Евтушенко налетел уже сам Хрущев:

...За что критикуется это стихотворение? За то, что его автор не сумел правдиво показать и осудить фашистских, именно фашистских преступников за совершенные ими массовые убийства в «Бабьем Яру». В стихотворении дело изображено так, что жертвами фашистских злодеяний было только еврейское население, в то время как от рук гитлеровских палачей там погибло немало русских, украинцев и советских людей других национальностей. Из этого стихотворения видно, что автор его не проявил политическую зрелость и обнаружил незнание исторических фактов.

Кому и зачем потребовалось представлять дело таким образом, что будто бы население еврейской национальности в нашей стране кем-то ущемляется? Это неправда. Со дня Октябрьской революции в нашей стране евреи во всех отношениях находятся в равном положении со всеми другими народами СССР. У нас не существует еврейского вопроса, а те, кто выдумывают его, поют с чужого голоса^[676].

После чего лающие голоса зазвучали с самых разных сторон.

Вот Мирзо Турсун-заде в статье «Высокая требовательность к себе», напечатанной в «Правде» 18 марта, преданно подвывает: «...непонятно, какими мотивами руководствовался Е. Евтушенко, когда он написал стихотворение “Бабий Яр”».

А вот Владимир Котов в «Учительской газете» поучает:

...«Бабий Яр». Это что? Стихи, порожденные пролетарским интернационализмом? Советским патриотизмом? Нет, это стихи, работающие против дружбы народов, оскорбляющие советский патриотизм, оскорбляющие русский народ, возглавивший разгром фашизма в годы Отечественной войны.

Можно на этих стихах учить молодежь коммунизму? Нельзя. Они работают против коммунизма^[677].

Реакция же самого Евтушенко на нападки первого лица была своеобразной — смесь обиды и возмущения. Мол, как же так?! Он, первый поэт великой страны, он — беспартийный коммунист, столько шагов сделавший навстречу партийному курсу, столько раз наступавший на горло собственной песне, — он и «Бабий Яр», переведенный на все языки мира, им в угоду перелицевал — а они!.. А они!..

Эта, в его глазах, «черная неблагодарность» толкнула его во фронду. И он задумал и быстро написал критический по отношению к СССР опус — «Незавершенную автобиографию». Оказавшись в феврале — марте снова за границей — во Франции, он ее продал парижскому таблоиду «Экспресс». На протяжении месяца с лишним — в четырех выпусках — там публиковались фрагменты из нее, снабженные каждый раз своими заголовками и комментариями.

В глазах же ЦК — как в недоброжелательных глазах, так и в покровительственных — поступок Евтушенко был даже не проступком, а предательством и самым что ни на есть грехопадением!

Полной «реабилитации» Евтушенко перед партией и Хрущевым послужила его поэма «Братская ГЭС». Но вот что писал о ее рукописи 26 января 1965 года секретарь ЦК КПУ Петр Шелест:

...В поэме также повторяются ошибки, которые имели место в стихотворении «Бабий Яр». Это стихотворение подверглось в свое время резкой критике со стороны общественности, но автор не учел ее и опять пытается в разделе «Диспетчер света»^[678] выделить еврейскую национальность в особенную, которая в силу многих чуть ли не исторических причин и страданий, особенно во время Великой Отечественной войны, призвана не к созидательным функциям, а больше к распределительным во всем, даже если это касается света, который в поэме перерастает в символ счастья, добра, торжества ленинских идей. Позиция поэта ошибочна. В данном случае гражданские чувства, чувства интернационализма изменили ему...^[679]

Как видим, и в 1963, и в 1964, и в 1965 годах — годы спустя после выхода «Бабьего Яра», стих Евтушенко удерживал внимание первого лица и прочего начальства. При этом Хрущев показал себя сторонником позиции

Старикова, а не Евтушенко. Он не только обвинил автора «Бабьего Яра» в политической незрелости и незнании исторических фактов, но и, по сути, повторил оскорбительный тезис Шолохова, брошенный им в 1953 году — на излете сталинских даже не дней, а часов — в лицо Василию Гроссману. Шолохов назвал тогда роман Гроссмана «За правое дело» плевком «русскому народу в лицо»^[680].

...Итак, номер «Литературки» с «Бабьим Яром» Евтушенко 19 сентября 1961 года был раскуплен вмиг, стихи эти прочла вся читающая страна — буквально^[681].

Прочитанные и перечитанные, стихи непроизвольно становились реликвией. В интеллигентных семьях, не избалованных советской властью ни смелостью, ни правдой, «Бабий Яр» нередко оставляли и сохраняли — или весь номер газеты, или страничку с публикацией, или вырезку с подборкой Евтушенко. Те, у кого не было живого номера, переписывали или перепечатывали себе текст на машинке — и, кинув листок в домашний архив, тоже хранили^[682]. В моей семье, например, под архив был приспособлен «Подарок первокласснику» — вместительная коробка из очень плотного картона, если не из папье-маше.

Евтушенко писал, что телеграммы от незнакомых людей стали ему приходить уже в день публикации: «Они поздравляли меня от всего сердца»^[683]. После телеграмм повалили письма — около десяти тысяч:

В течение недели пришло тысяч десять писем, телеграмм и радиограмм даже с кораблей. Распространилось стихотворение просто как молния. Его передавали по телефону. Тогда не было факсов. Звонили, читали, записывали. Мне даже с Камчатки звонили. Я поинтересовался, как же вы читали, ведь еще не дошла до вас газета. Нет, говорят, нам по телефону прочитали, мы записали со слуха^[684].

Несколько сотен писем пришло в «Литературку»^[685], часть из них была адресована лично Евтушенко.

Три сотни с лишним пришло и в редакцию «Литературы и жизни» — ни одна предыдущая публикация в этой газете не собирала столько читательских откликов^[686]. Подавляющее их большинство было едино в своем отрицательном отношении к опусам Маркова и Старикова.

Стихотворность выпада Маркова порождала у некоторых усиленное желание ответить ему и ответить стихами же. В этом жанре попробовали себя, наверное, полтора десятка человек, не меньше. Главной площадкой для легализации лучших из таких шальных текстов стали страницы первой антологии произведений о Бабьем Яре, вышедшей в Тель-Авиве в 1981 году. У Эфраима Бауха, ее редактора-составителя, есть для этого такое объяснение или обоснование:

Ошеломляющим был сам факт официальной публикации стихотворения в «Литературной газете». Интеллигенты, поднаторевшие в умении между строк улавливать намеки на намечающиеся повороты в «государственной политике», на этот раз поняли, что налицо просто некий недосмотр, который мог лишь возникнуть на излете «либерализации». Но даже такой малый недосмотр вызвал с одной стороны ярость, с другой — внезапную смелость после долгих лет согбения хотя бы на миг — выпрямиться^[687].

За неимением места приведем только один, но, бесспорно, самый лучший поэтический отклик на марковский «Ответ». Принадлежит он отнюдь не Маршаку, которому приписывался, а Даниилу Натановичу Альшицу (1919-2012). Фигура удивительная!

Специалист по истории России XI-XVII веков, археограф и источниковед, докторскую защищал об опричнине и самодержавии, а еще — прозаик и драматург, сатирик. Жизнь его прошла как бы под знаком мистификации, не исключая ареста (6 декабря 1949 года) и обвинения в антисоветской агитации, но в какой — с Иваном Грозным в сообщниках! А именно: работая над диссертацией о редактировании Грозным летописи, посвященной началу его царствования, Альшиц на самом деле якобы писал пасквиль на редактирование И. В. Сталиным «Краткого курса истории ВКП(б)»!

Сам Альшиц считал, что получил десятку не за Грозного, а за Пушкина. Свою главную — и реальную — мистификацию старший библиограф Отдела рукописей Публички Альшиц обнародовал — устно — всего за 10 дней до ареста. В архиве Павла Петровича Вяземского, сына пушкинского друга, он якобы «нашел» пять пушкинских листочков и «реконструировал» по ним 10-ю главу «Евгения Онегина», считавшуюся уничтоженной самим Пушкиным в 1830 году.

Сидел Альшиц в Каргопольлаге, а свои тюремные воспоминания потом назовет... «Хорошо посидели»! В компании с Даниилом Андреевым, великим мистиком и писателем, Василием Лариным, великим физиологом, и Львом Раковым, историком и бывшим начальником Альшица в Публичке, он скромно, но поучаствовал в замечательной интеллектуальной забаве — и тоже, кстати, славной мистификации — в «Новейшем Плутархе: Иллюстрированном биографическом словаре воображаемых знаменитых деятелей всех стран и времен»^[688]. Из составивших ее 44 пародийных, а ля энциклопедических статей одна — «Хрипунов О.Д., деятель опричнины» — принадлежала Альшицу.

На свободу он вышел в 1955 году, тогда же и реабилитирован. С ним на свободу, кажется, вырвался и дух мистификации. Его «реконструкция» X главы была обнародована — не им! — в 1956 году по копии, якобы сохранившейся у студентов, а затем, в 1983 году, еще раз в альманахе «Прометей». Пушкинисты были в ярости, зато математические лингвисты — в восторге!..

На свободе Альшиц, взявший себе — в честь Владимира Даля — литературный псевдоним «Д. Аль», стал драматургом (две пьесы написаны в соавторстве с Л.Л. Раковым), но не прекращал и исторических штудий. Он был профессором истории Ленинградского государственного института культуры имени Н. К. Крупской, а по совместительству — и исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

Так что не стоит удивляться сугубо литературным качествам антимарковского стихотворного памфлета Д. Альшица (он подписался фамилией, а не псевдонимом). Легко оседлав размер пушкинской «Песни о вещем Олеге», автор явил читателям свой поэтический талант, а Маркову («Маркову третьему») — указал на корни его антисемитизма:

МАРКОВ К МАРКОВУ ЛЕТИТ, МАРКОВ МАРКОВУ КРИЧИТ...

Жил в царское время известный «герой»

По имени Марков, по кличке «Второй».

Он в думе скандалил, в газетках писал —

Всю жизнь от евреев Россию спасал.

Народ стал хозяином русской земли —

От «марковых» прежних Россию спасли...

И вдруг выступает сегодня в газете

Еще один Марков, теперь уже третий.

Не смог он сдержаться: поэт — не еврей

Погибших евреев жалеет, пигмей!

Поэта-врага он долбает «ответом», —

Обернутым в стих хулиганским кастетом,

В нем ярость клокочет, душа говорит...

Он так распалился — аж шапка горит!..

Нет, это не вдруг! Знать, жива в подворотнях

Слинявшая в серую, черная сотня.

Хотела бы вновь недогнившая гнусь

Спасать от евреев «несчастную» Русь.

Знакомый поход! Символично и ярко

Подчеркнуто это фамилией Марков,

И Маркову «Третьему» Марков «Второй»

Кричит из могилы — «Спасибо, герой!»

Ленинград, 26 сентября 1961 года^[689]

Стихи, собственно, были приложением к письму, в котором Альшиц, в частности, писал:

Невыносима та гнусная клевета, которую А. Марков возводит на русский народ. Стоило Е. Евтушенко сказать, что русский народинтернационален, что величайшей подлостью горстки черносотенцев было именовать себя «Союзом русского народа», — как Марков яростно клеймит его космополитом, отказывает ему в праве называться настоящим русским. Стоило Е. Евтушенко выразить скорбь по поводу истребленных гитлеровцами евреев, как Марков заявляет, что тот забыл про свой народ.

По Маркову выходит, что «настоящий русский» должен иначе относиться к еврейским погромам, т.е. приветствовать их. После этого Марков восклицает — «Я русский!» Попытка воинствующего антисемита А. Маркова говорить от лица всего русского народа, как это всегда делали все черносотенцы, — является преступлением. Я утверждаю это как историк, посвятивший всю свою жизнь изучению истории русского народа с древнейших времен. Кстати, А. Марков (написавший в свое время поэму о В. И. Ленине), вероятно, хорошо знает, что Е. Евтушенко является далеко не первым «ненастоящим русским», придерживающимся столь ненавистных ему, Маркову, взглядов. Спрашивается, кто же после этого «пигмей»?

И еще одно я знаю очень твердо: если бы г-н Марков стал развивать свои «патриотические» взгляды у нас в ополчении в 1941 году перед теми «российскими стрижеными ребятами», память которых он берется защищать, — они отнеслись бы к нему, как к фашистскому агитатору, даже если бы он эти взгляды прикрыл парочкой антифашистских фраз, как он это делает в своем ответе.

Возмущение клеветой Маркова на русский народ вызвало к жизни то стихотворение, которое я Вам посылаю. Я не уверен, что его можно и нужно печатать. Но если его прочитают г-н Марков и иже с ним, я буду рад^[690].

Самому Евгению Евтушенко, по большому счету, плевать было на эту возню. Поэма «Бабий Яр» — именно она! — принесла ему поистине всемирную известность и даже славу. В его неоднократных, начиная с 1963 года, номинациях на Нобелевскую премию «Бабий Яр» и ее резонанс — неизменно основной аргумент. Ее перевели теперь уже на 72 языка, не считая музыкальных, а среди ее первых переводчиков — великий Пауль Целан.

Свой переводчик нашелся для поэмы даже у чекистов из ФБР, тупо «пасших» поэта во время его триумфальных туров по США^[691]. Рассекреченное недавно 400-страничное (sic!) досье на Евтушенко весьма порадовало бы их коллег-интеллектуалов из КГБ: ФБР держал поэму «Бабий Яр» за психологическое оружие в борьбе с СССР и американскими коммунистами^[692]. Спецагент ФБР Баумгартнер сообщал о «лютых нападках» на поэта в СССР и всерьез сравнивал их с травлей Пастернака. К своей записке он приложил перевод поэмы, выполненный нью-йоркским отделением ФБР, с соответствующим предисловием: так что Евтушенко почитывал не только Андропов, но и Гувер, директор ФБР.

А в 1983 году, спустя 22 года после первопубликации в «Литературке», реабилитации удостоился и текст стихотворения — в его первоначальной редакции.

Автограф стихотворения Евтушенко еще в 1969 году продал на аукционе в Лондоне за 320 фунтов стерлингов: анонимный покупатель передал его в библиотеку Иерусалимского университета, она же Национальная библиотека Израиля^[693].

Венцами же бытования самого стихотворения стали 29 сентября 1991 года и 15 ноября 2007 года. В эти дни Евтушенко читал свой «Бабий Яр» — в его первоначальной редакции — в двух примечательных местах: в Киеве, на открытии «Меноры» — того самого памятника, что над Бабьим Яром отныне есть, — и в Яд-Вашеме^[694].

1962. Шостакович: дуэт с Евтушенко

9 ноября 1943 года Дмитрий Дмитриевич Шостакович (1906-1975) написал Эренбургу:

Если Вы будете свободны 10-го ноября, то выполните мою большую просьбу: сходите в Большой зал консерватории и послушайте мою 8-ю симфонию^[695].

Просьбу Эренбург выполнил, после чего записал в дневнике:

Я вернулся с исполнения потрясенный: вдруг раздался голос древнего хора греческих трагедий. Есть в музыке огромное преимущество: она может, не упоминая ни о чем, сказать все^[696].

Как знать, возможно, концерт, состоявшийся вскоре после освобождения Киева, наложился и на это, — столь важное для Эренбурга, — событие, сказав о нем то самое всё!

Сам Шостакович впервые побывал в Бабьем Яру в 1955 году — сам, один, никого не предупредив и никого не взяв в провожатые^[697].

Неожиданное для всех появление в сентябре 1961 года стихотворения Евтушенко с его драматизмом, напором и гражданской позицией наложилось на этот визит.

Номер «Литературки» со стихотворением Шостаковичу в ленинградскую гостиницу принес его старый друг Исаак Давыдович Гликман. Стихотворение поразило и Шостаковича, став глубоким душевным переживанием, вдохновившим уже его самого на сочинение «Тринадцатой симфонии»^[698]. Он писал:

Многие слышали о Бабьем Яре, но понадобились стихи Евтушенко, чтобы люди о нем узнали по-настоящему. Были попытки стереть память о Бабьем Яре, сначала со стороны немцев, а затем — украинского руководства. Но после стихов Евтушенко стало ясно, что он никогда не будет забыт. Такова сила искусства^[699].

Шостакович начал сочинять еще в начале 1962 года, а в конце марта он позвонил Евтушенко. Назвал свое имя, представился, но доверия к себе у жены Евтушенко не вызвал: «Вечно тебе звонят какие-то наглецы. Сейчас позвонил кто-то, назвал себя Шостаковичем...»

Но это был действительно он — и со смиренной просьбой разрешить ему сочинить одну, как он выразился, «штуку» на стихи о Бабьем Яре. Штука, впрочем, была уже сочинена: в первом изводе симфонии фигурировал текст лишь одного стихотворения — собственно «Бабьего Яра»^[700]. При этом композитор согласовал с автором и внес в текст две микроскопические поправки:

Евтушенко, 1961	Евтушенко и Шостакович, 1962
Но надо, чтоб друг в друга мы смотрели Не бойся. Это гулы самой весны	Мне надо, чтоб друг в друга мы смотрели Не бойся. Это гул самой весны

Но вскоре Шостаковичу на глаза попался свежий сборник стихов Евтушенко «Взмах руки» (1962), и в нем он увидел материал для развития своей «штуки». Заинтересовали его четыре стихотворения из сборника — «Юмор», «В магазине», «Страхи» и «Карьера», причем текст одного из них, «Страхи», устроил его не полностью, и он даже попросил Евтушенко доработать текст, что тот и сделал^[701].

По свидетельству Максима, сына Дмитрия Шостаковича, отец считал Евгения Евтушенко «очень сильным поэтом, поэтом большой гражданской направленности... Он считал, что главное в его творчестве — голос правды, сильный голос правды, вот такого глашатая правды. И он привлек внимание Шостаковича, он очень любил этого поэта»^[702].

Дат завершения работы над 13-й симфонией несколько. Во-первых, даты работы над тем, что композитор называл «вокально-симфонической поэмой», т.е. работой единственно с текстом «Бабьего Яра». На клавире это 27 марта, а на партитуре — 21 апреля 1962 года (в эскизах — 23 марта)^[703]. Но замысел практически сразу разросся в масштабную симфонию, с привлечением еще нескольких стихотворений Евтушенко. В симфонии «симфоническая поэма» — лишь одна из ее частей, по итогу — первая. А вся работа закончилась 20 июля 1962 года, что тоже указано на последней странице партитуры. Вся работа над произведением с часовым звучанием шла с воодушевлением и заняла всего пять месяцев^[704].

Первым слушателем симфонии стал сам Евтушенко. «Шостакович кончил играть, не спрашивая ничего, быстро повел меня к накрытому столу, судорожно опрокинул одну за другой две рюмки водки и только потом спросил: “Ну как?”». Поэт, хоть и далек от музыки, но был умен, душевно широк и восприимчив. Он уловил, что «музыка смогла выразить большее, чем заключали в себе слова»^[705] и что судьба подарила ему редчайший дар — сотрудничество с гением, соприкосновение с вечностью.

Свое отношение к симфонии Евтушенко выразил в статье «Гений выше жанра»:

В 13-й симфонии... прочтение Шостаковичем моих стихов было настолько интонационно и смыслово точным, что казалось, он невидимый был внутри меня, когда я писал эти стихи, и сочинял музыку одновременно с рождением строк. Меня ошеломило и то, что он соединил в этой симфонии стихи, казалось бы, совершенно несоединимые: реквиемность «Бабьего Яра» с публицистическим выходом в конце и щемящую простенькую интонацию стихов о женщинах, стоящих в очереди, ретроспекцию всем памятных страхов с залихватскими интонациями «Юмора» и «Карьеры»^[706].

Но музыка, звучащая у себя дома, это одно, а вот музыка в концертном зале — совсем другое. И Шостакович начал готовиться к премьере. Формируя для нее наилучший исполнительский коллектив, он в своей смиренной манере в первую очередь обратился к дирижеру Евгению Мравинскому, традиционному исполнителю своих симфоний, и к Борису Гмыре, обладателю лучшего баса в стране. Гмыре он писал:

...Есть, правда, люди, которые считают «Бабий Яр» неудачей Евтушенко. С ними я не могу согласиться. Никак не могу. Его высокий патриотизм, его горячая любовь к русскому народу, его подлинный интернационализм захватили меня целиком, и я «воплотил» или, как говорят сейчас, «пытался воплотить» все эти чувства в музыкальном сочинении. Поэтому мне очень хочется, чтобы «Бабий Яр» прозвучал и чтобы прозвучал в самом лучшем исполнении^[707].

Предвидя особую остроту «еврейского вопроса» в Киеве и возможную предвзятость украинского певца, Шостакович все же рассчитывал на весомость своего имени и на его согласие. 22 июля он даже ездил в Киев, но внушить Гмыре требующийся энтузиазм так и не смог. Но то, что за ответом на сей вопрос артист обратится... к республиканскому начальству, поразило и его! 16 августа, после «консультации с руководством УССР», Гмыря, наконец, ответил Шостаковичу отказом, сославшись на то, что руководство категорически против.

Вот так: два месяца ушли в пустоту, зато сам Шостакович на своей шкуре испытал и силу, и болезненность антисемитизма ad hoc — побывал как бы в положении еврея: немец в еврейской шкуре! (Впрочем, большинство антисемитов и так держали его за еврея).

Это разозлило и раззадорило Шостаковича, после чего он отказался от Киева как места премьеры и энергично — с нуля, так как Мравинский тоже отказался, — начал готовить премьеру в Москве. Дирижер — Кирилл Кондрашин, бас — В. Т. Нечипайло, его дублер В. М. Громадский — малоизвестный тогда солист филармонии. Хор басов — из состава Республиканской русской хоровой капеллы, которой управлял А. А. Юрлов.

Премьера была намечена на 18 декабря 1962 года. Репетировали всю первую половину месяца, а 16 и 17 декабря — в Большом зале Московской консерватории.

Генеральная репетиция совпала со встречей партийного руководства с творческой интеллигенцией 17 декабря, на которой, в частности, ругали Евтушенко за «Бабий Яр» и не хвалили Шостаковича за странный выбор текстов для своей музыки.

Власти попытались сорвать и генеральную репетицию, и премьеру; надавили на Нечипайло, и тот в последний момент тоже отказался от участия. Но его прекрасно заменил дублер, Громадский. В перерыве репетиции Шостаковича вызвали в ЦК КПСС; вернувшись оттуда, он ни словом не прокомментировал ту дружескую встречу.

Назавтра утром Кондрашину звонил министр культуры РСФСР А. И. Попов, потребовавший исполнения без первой, самой «острой», части. Об этом же, видимо, просили накануне в ЦК и Шостаковича. Но ни дирижер, ни композитор навстречу не пошли.

Наконец, 18 декабря в Большом зале Московской консерватории премьера 13-й симфонии Дмитрия Шостаковича состоялась!^[708] Впечатление после исполнения было ошеломляющим, публика приняла симфонию восторженно, композитора, дирижера и примкнувшего к ним поэта не отпускали со сцены около часа. Триумф!

Вот впечатления самого Евтушенко:

И вдруг он... ступил на самый край сцены и кому-то зааплодировал сам, а вот кому — я не мог сначала понять. Люди в первых рядах обернулись, тоже аплодируя. Обернулся и я, ища глазами того, кому эти аплодисменты могли быть адресованы. Но меня кто-то тронул за плечо — это был директор Консерватории Марк Борисович Векслер, сияющий и одновременно сердитый: «Ну что же вы не идете на сцену?! Это же вас вызывают...» Хотите — верьте, хотите — нет, но, слушая симфонию, я почти забыл, что слова были мои — настолько меня захватила мощь оркестра и хора, да и действительно, главное в этой симфонии — конечно, музыка.

А когда я оказался на сцене рядом с гением и Шостакович взял мою руку в свою — сухую, горячую, — я все еще не мог осознать, что это реальность...^[709]

Симфония была воспринята «не как очередное произведение композитора, а как общественно-политическое событие. И в первую очередь из-за “Бабьего Яра”, прозвучавшего благодаря, как всегда, не столько пронзительной, сколько пронзающей музыке автора, как набат... Шостаковича и Евтушенко вызывали без конца.

А я поймала себя на мысли (как оказалось, не я одна, а очень многие), что после концерта и авторов, и исполнителей, и слушателей посадят в воронки и прямо из Консерватории препроводят на Лубянку»^[710].

А вот впечатления Марии Вениаминовны Юдиной, побывавшей на нескольких исполнениях симфонии. Суждения ее тем ценнее, что остались так и не сообщенными, так и не отправленными композитору!

Великая благодарность от меня и от всех, кто — уже умер, не вынеся всей суммы хождения по мукам, от евреев, с которыми Вы всю жизнь загадочным образом метафизически связаны... Полагаю, что я могу сказать Спасибо и от Покойных Пастернака, Заболоцкого, бесчисленных других друзей, от замученных Мейерхольда, Михоэлса, Карсавина, Мандельштама, от безымянных сотен тысяч «Иванов Денисовичей», всех не счесть, о коих Пастернак сказал — «замученных живьем» — Вы сами все знаете, все они живут в Вас, мы все сгораем в страницах этой Партитуры, Вы одарили ею нас, своих современников — для грядущих поколений...

Стихи Евтушенко Юдина назвала «безмерно, но заслуженно Вами [Шостаковичем. — П.П.] вознесенными, взятыми Вами в телескоп Вашего гения»^[711].

Но и власть не унималась. Еще до премьеры Л. Ильичев надавил на самого Евтушенко и «уговорил» его переработать текст «Бабьего Яра». Оправдываясь потом тем, что в этом был единственный шанс спасти премьеру, Евтушенко написал новую редакцию стихотворения.

Но на самой премьере это никак не сказалось: текст прозвучал в версии 1961 года. Но уже на втором и третьем представлениях симфонии в Москве (10 и И февраля 1963 года) новая редакция поэмы была «запущена в оборот».

Метаморфоза эта чрезвычайно огорчила Шостаковича — и сама по себе, как эмпирический факт, и по-человечески, потому что Евтушенко с ним это никак не согласовал. Но делать нечего: пришлось вносить в партитуру коррективы.

21 февраля первый секретарь Союза композиторов СССР Тихон Хренников буквально рапортовал Ильичеву об успехе 13-й симфонии Шостаковича:

Исполнение Тринадцатой симфонии вызвало большой интерес советских слушателей, концерты проходили при переполненных залах. Несомненный успех симфонии объясняется прежде всего глубиной и выразительностью музыки, где в полной мере проявились мастерство и талант композитора. Следует отметить, что в последних двух концертах первая часть симфонии «Бабий Яр» исполнялась с текстом, в котором композитором были учтены основные изменения, внесенные в эти стихи Е. Евтушенко. Не все части симфонии равноценны. Так, подавленность, излишне мрачный колорит свойственны тексту и музыке в 3 части «В магазине». В 1 части — музыка в целом воспринимается как скорбный реквием жертвам фашизма. Вместе с тем общему возвышенному строю музыки порой противоречат своей односторонней заостренностью отдельные реплики текста... Секретариат Союза композиторов, учитывая широкий резонанс, который получила новая симфония Шостаковича, считал бы целесообразным предоставить возможность исполнения этого произведения концертным организациям Советского Союза и зарубежных стран. Просим указаний по этому вопросу^[712].

После этого симфония начала свое трудное шествие по стране. Минский дирижер Виталий Витальевич Катаев (1925-1999) за ночь переписал комплект оркестровых партий, увез их и подготовил премьеру в Минске. Сольную партию исполнял Аскольд Беседин, хор собрали потихоньку из церковных певцов, хоровую партию конспиративно репетировали на частной квартире.

Планировалось три концерта в Доме офицеров, 19,20 и 21 марта 1963 года. На генеральную репетицию и на первое исполнение приехал и Шостакович. Первым делом он спросил Катаева, какой текст — старый или новый — будет исполняться. Ответом было: старый! Оба сознавали, какой это большой риск, — и оба, пожав друг другу руки, на это сознательно пошли.

— Авось пронесет?

Не пронесло! Первые два концерта состоялись, а третий уже нет!

А некто Н. Матуковский, член КПСС, главный редактор литературно-драматического вещания белорусского радио, написал 24 марта 1963 года секретарю ЦК по идеологии Ильичеву художественный донос на композитора и дирижера:

...Звуки симфонии как-то ощутимо разделили зал на евреев и не-евреев. Евреи не стеснялись в проявлении своих чувств, вели себя весьма эксцентрично. Кое-кто из них плакал, кое-кто косо поглядывал на соседей. В этих взглядах сквозила неприкрытая неприязнь... другая половина, к которой относился и я, чувствовала себя как-то неловко, словно в чем-то провинилась перед евреями... Потом чувство гнетущей неловкости переросло в чувство протеста и возмущения... Самое страшное, на мой взгляд, что люди (я не выделяю себя из их числа), которые раньше на были ни антисемитами, ни шовинистами, уже не могли спокойно разговаривать ни о симфонии Шостаковича, ни о... евреях... У нас нет еврейского вопроса, но его могут создать люди вроде Е. Евтушенко, И. Эренбурга, Д. Шостаковича. Тринадцатая симфония является убедительным подтверждением этой мысли. Она возбуждает бациллы не только крайне опасного еврейского национализма, но и не менее опасного шовинизма, антисемитизма. Разжигая национальную рознь, она льет воду на чужую мельницу... Конечно, запрещение Тринадцатой симфонии вызовет неблагоприятную реакцию, различные кривотолки и у нас, и за рубежом. Но из двух зол всегда выбирают меньшее^[713].

Письмо-донос в Идеологическом отделе прочли. Оно наложилось на травлю и примерную порку Евтушенко из-за публикации им на Западе своей «Непреднамеренной автобиографии», ни с кем не согласованной в СССР. Милость сменилась на гнев и в том, что касалось 13-й симфонии. Вот предложения Идеологического отдела:

В связи с критикой стихотворения «Бабий Яр» на встречах руководителей партии и правительства с художественной интеллигенцией получили распространение слухи об официальном запрете 13 симфонии. Подобные слухи раздуваются буржуазной прессой, развернувшей антисоветскую пропаганду вокруг безответственных заявлений Е. Евтушенко, что его стихотворение «Бабий Яр» у нас в стране горячо принято народом, а его критиковали только догматики. За рубежом широко комментировались также многочисленные интервью Е. Евтушенко в ФРГ и во Франции, в которых он характеризовал 13 симфонию как одно из самых человечных и «острых» по содержанию произведений современности... Политическая незрелость большинства использованных в ней стихов Евтушенко подвергается резкой критике и в письмах, направленных в ЦК КПСС после исполнения этого произведения в Минске... Тов. Матуковский сообщает, что во время исполнения этой симфонии в зале Минской филармонии сложилась крайне нездоровая обстановка. В связи с этим мы считали бы нецелесообразным широкое исполнение этой симфонии в концертных организациях страны. Следовало бы поручить Министерству культуры СССР (тов. Фурцева) в дальнейшем ограничить исполнение 13 симфонии Шостаковича... Считаем нецелесообразным удовлетворять заявки и передавать партитуру Тринадцатой симфонии в зарубежные страны^[714].

В сущности, Евтушенко прогибался зря. Даже в таком — «политкорректном» и де-юре приемлемом — виде исполнение 13-й симфонии в СССР при Хрущеве было де-факто запрещено.

При Брежневе этот запрет сняли, и 20 октября 1965 года симфония снова была исполнена в московской Консерватории, и снова — с огромным успехом. В 1972 году была осуществлена грамзапись симфонии (с новым текстом), была издана и партитура, что сделало симфонию доступной и зарубежным дирижерам, и оркестрам.

Но в Киеве — городе прямого запрета на ее исполнение, сообщенного в свое время Гмыре руководством УССР, — 13-я симфония Шостаковича впервые была исполнена лишь в марте 1988 года!^[715] Даже в 1991 году, когда в Киеве — впервые официально и широко — отмечалось 50-летие трагедии в Бабьем Яре, великая симфония Шостаковича по-прежнему оставалась musica non grata и в программу юбилейных событий не была включена, на что с возмущением обратил внимание Евтушенко^[716]. Негласный запрет все еще был — в негласной, но силе.

Точно так же, как и Шостакович, откликнулся на евтушенковский «Бабий Яр» и русский бард Александр Дулов (1931-2007). Сделал он это в 1962 году, резонируя непосредственно на публикацию поэмы^[717]. Подстраивая стихи под песню, Дулов не поскупился на вольности. Из 91 авторских строк он оставил для песни только 30 и свел их в шесть строф-куплетов, каждый из которых содержит своеобразное утроение нескольких первых слов каждого куплета:

Над Бабьим Яром, над Бабьим Яром, над Бабьим Яром памятников нет...

Куплетные пары переложены припевом-заставкой, состоящей из типичных для еврейских песен восклицаний: «Хий-яй-яй-яй...» и т.д. В целом песня получилась речитативной и, по точному выражению немецкой исследовательницы Доротеи Редепеннинг, царапающей^[718].

1964-1981: БРЕЖНЕВ И «ЕВРЕИ МОЛЧАНИЯ»

1965. Второй архитектурный конкурс: Дарница

Накануне 20-летия со дня трагедии ничто — ни статья Некрасова, ни поэма Евтушенко, ни симфония Шостаковича, ни даже грязевой сель-убийца — ничто не смогло изменить отношения властей к еврейским жертвам и их памятованию.

К слову: не было памятника и не-еврейским жертвам тоже!

И все-таки вода камень точит: с не-еврейских все и началось...

Уже на первом властном году Леонида Ильича Брежнева (1906-1982),

уроженца Украины, коммеморативные события начали принимать иной оборот.

Сначала, 30 мая 1965 года, ЦК КПУ принял постановление «О сооружении памятников-монументов в память советских граждан и военнопленных солдат и офицеров Советской армии, погибших от рук немецко-фашистских захватчиков в период оккупации г. Киева»^[719].

26 июля 1965 года председатель Совета министров УССР И. Казинец обратился в Совмин СССР с инициативой открытия сразу двух памятников — на месте шталага 339 в Дарнице и в Бабьем Яру. Добро — резолюция А.Н. Косыгина: «Согласиться!» — было получено уже 11 августа^[720].

После этого снова, как и в 1945 году, т.е. за год до очередной круглой годовщины, был объявлен закрытый конкурс на лучшие памятники. Положение о конкурсе предписывало:

...художественным образом отображать героизм и непреклонную волю нашего народа в борьбе за победу великих идей коммунизма, за честь и свободу Родины, мужество и бесстрашие советских граждан перед лицом смерти от рук немецких палачей, должен показать зверское лицо гитлеровских захватчиков. Монументы должны также выражать всенародную скорбь народа о тысячах незаметных героев, отдавших жизнь в годы немецко-фашистской оккупации^[721].

Выполнить все это в Дарнице оказалось гораздо проще. В 1968 году — видимо, к 25-летию изгнания немцев из Киева — в молодом сосняке, непосредственно на местах расстрелов (примерно в 1 км от самого шталага), открылся — NB! — «Мемориальный комплекс в память о советских гражданах, солдатах и офицерах Красной армии»^[722]. Перечтите это название: слова «военнопленный» в этой дюжине слов нет! А ведь шталаг — это стационарный лагерь именно для них! Но в 1968 году само это слово все еще было в опале и к рутинному употреблению не разрешено.

Первоначально комплекс представлял собой композицию из нескольких стоящих отдельно друг от друга знаков из серого гранита — двух, встречающих посетителя горизонтальных плит с надписями в окружении валунов, и пятиметрового стакановидного памятника в качестве коммеморативной кульминации.

На одной из плит — цитата из Александра Довженко, повествующая о том, что тысячи людей умирали в этом лагере невольниками на своей земле, на другой — такой текст:

В этом лесу осенью 1941 года гитлеровцами был организован концентрационный лагерь. Жестокий режим, голод, холод, болезни, постоянные расстрелы привели к массовой гибели узников. В Дарницкой земле до сих пор лежат сотни тысяч жертв фашизма. Вам, неизвестным павшим, вечное бессмертие.

Сам памятник — это сомкнутая по периметру «стакана» группа коренастых гранитных фигур, стоящих спина к спине и как бы держащих круговую оборону. На небольшой плите рядом с ним — еще одна надпись:

Здесь в 1941-1943 годах в фашистском лагере смерти замучено 68 тысяч советских воинов. Они отдали свою жизнь за тебя, за свободу советского отечества. Помни, какой ценой добыт мир.

Обратите внимание: во всех цитатах шталаг упорно выдается за концлагерь, а военнопленный статус узников ни разу не помянут даже вскользь.

В постсоветское время ансамбль пополнялся, но не слишком удачно и главным образом крестами. Около монумента — один деревянный, а неподалеку другой, черномраморный — в память о некоем протоиерее Виталии, настоятеле Георгиевской парафии Дарницкого района г. Киева. Едва ли сей священнослужитель был военнопленным и едва ли погиб именно здесь, но даже если вдруг он здесь и погиб, то на фоне многотысячной анонимности остальных жертв такая персонификация выглядит прислоненностью к чужой трагедии, т. е. вызывающе бестактной.

В 2000-е годы рядом с встречающей гранитной плитой встал еще один «крест». Точнее, четырехметровый столб из двух сваренных крест-накрест металлических швеллеров с колючей проволокой в самом верху, символизирующий столбы ограждения по периметру лагеря.

В 1990-е годы в Дарнице открылись два других памятных знака — на Привокзальной площади (каменная фигура солдата, разрывающего над головой колючую проволоку, и каменная доска на земельном цоколе монумента с надписью: «Неизвестным павшим вечное бессмертие») и в сквере на пересечении Харьковского шоссе с Симферопольской улицей. Обошлись хотя бы без крестов.

1965. Второй архитектурный конкурс: Бабий Яр

Но вернемся в 1965 год.

С Бабьим Яром^[723] тогда все оказалось куда сложней, чем с Дарницей. Указанная в процитированном регламенте постановка задачи не имела, увы, ничего общего с тем, что здесь происходило с евреями! Здесь напрашивался совсем иной по своему смыслу памятник:

...Памятник не героизму, непреклонной воле, мужеству и бесстрашию, а памятник трагедии беззащитных и слабых. Памятник в Варшавском гетто — это памятник восстанию, борьбе и гибели, в Дарнице — зверски расстрелянным солдатам, бойцам, людям, попавшим в плен сражаясь, людям в основном молодым, сильным. Бабий же Яр — это трагедия беспомощных, старых, к тому же отмеченных особым клеймом. История Второй мировой войны (а значит, и всех войн) не знала столь массового и сжатого срока расстрела^[724].

Тем не менее конкурс состоялся, и сам по себе это был без преувеличения выдающийся конкурс! Он прошел в два тура, в первом участвовало 20, а во втором — 12 проектов. Вернисаж проходил в киевском Доме архитектора в декабре 1965 года: выставка имела огромный успех, проекты бурно обсуждались, в том числе и в печати.

Среди участников устной дискуссии были Сергей Параджанов и, разумеется, Виктор Некрасов, которому самому, если перейти на уровень отдельных проектов, больше всего нравился проект под девизом «Черный треугольник» — две исполинские призмы, одна из которых чуть наклонена к другой^[725]. Может быть, еще и тем нравился, что явно перекликался с власовским проектом 1959 года.

Позднее, уже в Париже, Некрасов вспоминал:

Я просмотрел около тридцати работ. Передо мной прошли символы и аллегории, фигуры протестующих женщин, полуголых мускулистых мужчин, вполне реалистичные и более условные... Я увидел лестницы, стилобаты, мозаики, знамена, колючую проволоку, отпечатки ног... Увидел много талантливого, сделанного сердцем и душой. Это, пожалуй, один из интереснейших конкурсов, которые я видел, и мне вдруг стало ясно: места наибольших трагедий не требуют слов. Дословная символика бледнеет перед самими событиями, аллегория бессильна^[726].

Общественной — не государственной! — экспертизой лучшим был признан первый из трех проектов Ады Федоровны Рыбачук (1931-2010) и Владимира Владимировича Мельниченко (р. 1932) «Каменный венец мучений» (архитекторы А. Милецкий и М. Будиловский)^[727].

Вот как его описывает искусствовед и философ Карл Кантор:

...Когда два молодых тогда живописца, скульптора и архитектора Ада Рыбачук и Владимир Мельниченко представили на конкурс в 1965 году свой проект памятника Бабьему Яру, я сказал себе — такой нужен. И, возможно, только такой. И только для Бабьего Яра...

Воздвигая высокую стену из могучих каменных блоков, окружающую, обнимающую, охраняющую место погребения расстрелянных, скульпторы как бы возрождают замытый овраг. Вот он снова перед нами — исчезнувший было Бабий Яр. Спускаясь по широким ступеням к Урне с «прахом» убитых, ты не просто созерцаешь со стороны некий монумент, но как бы сам повторяешь путь тех, кто некогда был сброшен на дно оврага. А камни-блоки стены, вдоль которой идешь, вдруг словно бы оживают. Это ведь та самая череда покорно идущих на гибель евреев. И ты идешь вместе с ними...

Камни, из которых составлена стена, движутся сначала в мерном ритме; потом шаг сбивается, ритм рвется; камни начинают раскалываться, крошиться, оседать. Это падают расстрелянные, подкошенные пулями люди^[728]. Камни давят на душу; почти физически ощущаешь впившиеся в тело, в голову острые углы камней. Вспоминаешь терновый венец Христа, ибо эта стена — подобие каменному венцу вокруг чела избранного на страдания народа. Еще не видя тогда надгробных камней еврейских кладбищ, Ада и Владимир «угадали» их в своем проекте^[729].

Что-то близкое испытывал, видимо, и Исаак Трахтенберг:

В проекте Ады и Володи камни стены как бы начинают распадаться и крошиться, что ассоциируется с падением расстреливаемых героев... К сожалению, проект так и не был воплощен в жизнь. И никто не прочтет те горестные и трогательные слова, которыми Ада и Володя хотели сопроводить памятник. В книге они четко выступают на густом черном фоне, где белые буквы складываются в прощальные слова:

«Вам, павшим не на поле боя и не с оружием в руках, лишенным возможности защищать и защищаться, вам, погибшим безвинно и бессмысленно, нашим братьям и сестрам, матерям и отцам, друзьям детства, вам, которых мы не встретили, вашим жизням — вашей жизни этот памятник поставили живые — вашим мыслям, вашим талантам и способностям, ненаписанным книгам, несыгранным для нас симфониям, несделанным для нас открытиям, вашей любви и вашим надеждам, трудам ваших рук, которые мы не успели пожать».

И в этих словах присутствует глубочайшая человечность, гражданственность и почитание памяти ушедших...^[730]

По инициативе Януша Качмарского, председателя Варшавского отделения Союза художников Польши, этот проект экспонировался в Варшаве, в Доме художника, в декабре — январе 1967-1968 годов. На открытии выставки известный польский актер Войцех Семен прочел «Бабий Яр» Евтушенко.

Другим фаворитом публики был проект архитектора Иосифа Юльевича Каракиса (1902-1988) в сотрудничестве с художником Зиновием Толмачевым, скульпторами Евгением Жовнировским и Яковом Самойловичем Раж-бой (1904-1986):

Проект И. Каракиса представлял собой семь символических оврагов Бабьего Яра. Между ними перекинуты мостки (сохранившаяся часть Бабьего Яра превращается в заповедное место, куда не должна ступать нога человека), дно яра покрыто красными цветами (маками) и камнями — как напоминание о пролитом здесь море крови советских граждан. Центральную часть памятника-мемориала он предлагал в 3-х вариантах. Статуя скорби о погибших, в которой незаживающими ранами врезаны изображения героизма, страданий и гибели — это первый вариант. Второй — бетонный памятник — стена, пробитая силуэтом человека, вдоль правой стороны пандуса на бетонной подпорной стене размещены мозаичные панно из естественных гранитов на тему Бабьего Яра. Третий — группа каменеющих человеческих тел в виде расколотого дерева с двухярусным мемориалом внутри, где главенствующая роль была предоставлена фрескам Зиновия Толкачева^[731]. С левой стороны от входа за оврагом — мемориальный музей, частично врытый в землю^[732].

Согласно объяснению Жовнировского, приближаясь, посетители издали видели облик скорбящей Матери. Чем ближе, тем явственней проступали в камне статуи рельефы: сцены расстрела на дне Яра. Пандус уходил вниз, под уровень Яра. Небольшие по высоте, широкие ступени словно бы сами по себе замедляли шаг. Человек как бы уходил в Яр. Это создавало то траурное состояние, в котором находился каждый в этом страшном месте^[733].

...Основной мыслью было осознание того, что Бабий Яр — это огромная братская могила, по которой нельзя даже ходить. Следовательно, к скульптуре, которая представлялась авторам высотой в 15-20 метров, должна вести навесная бетонная дорога-пандус, в которую вдавлены следы от колючей проволоки. В конце дорога вздымается вверх как от взрыва — символ страшного пути, ведущего в никуда^[734].

Впрочем, интересными были и другие проекты, например собственный проект Авы (Авраама Моисеевича) Милецкого (1918-2004). Это комплекс, начинающийся гранитным блоком с надписью «Бабий Яр» на нескольких языках и заканчивающийся подпорной стеной с семью художественно оформленными оврагами-кручами. В одном из них лежал гриф скрипки, в другом — мячик, в третьем — разбитая коляска, зонтик и т.д.^[735]

Некрасов сетовал, что из-за разительного расхождения между регламентом конкурса и миссией памятника многие съехали на боковую дорожку и топчутся вокруг героических внешне лозунгов типа «Не забудем, не простим!» и «Это не должно повториться!». В то же время он понимал, что власть, решаясь поставить свой памятник, поставит на самый плохой или никакой, т. е. новый, внеконкурсный. Лазарь Лазарев зафиксировал такой разговор с ним об этом на выставке:

«А как ты думаешь, какой памятник поставят?» Я указал на какой-то маловыразительный, вполне традиционный памятник — из тех, что как две капли воды похожи на многие другие, уже установленные: «Наверное, что-нибудь в таком роде. Привычно». — «Наивняк, — воскликнул Некрасов, — какой наивняк! Это было бы ничего. Поставят самый бездарный — из тех, кто даже не попали на эту выставку, не пропустила конкурсная комиссия»^[736].

И как в воду глядел! Конкурс как таковой окончился ничем. Вывод властей: да, проекты интересны, но во всех — перебор трагедийности и недобор прописанной героической борьбы советского народа против оккупантов.

Был объявлен второй конкурс, уже под более общим девизом: «Дорога, Смерть и Возрождение жизни». Новое жюри угодливо выделило проект, изображающий фигуру с флагом (архитекторы Ю. Паскевич, А. Штейнберг, скульптор П. Хусид). Но и этот конкурс закончился ничем: все проекты были забракованы все по тем же критериям.

Республиканское руководство просто-напросто заказало памятник другому — своему — скульптору, но даже это произошло спустя чуть ли не целое десятилетие!

1966. Роман-документ Анатолия Кузнецова

Бесспорно, центральная в прозаическом «корпусе» Бабьего Яра — повесть (или, в авторском обозначении, роман-документ) «Бабий Яр» Анатолия Васильевича Кузнецова (1929-1979), написанная в 1965 году. Ярко выраженная автобиографичность у Кузнецова органично продолжена и проложена аутентичными документальными вставками — как бы в оправдание подзаголовка. Художественность же выражена не менее ярко и явлена в стилистике и композиции книги.

Я сидел, несчастный и злой, под рундуком на базаре, и ветер почему-то ухитрялся дуть одновременно со всех сторон, мои руки и ноги заледенели, моя вакса к черту застыла, но я уже не надеялся, что кто-нибудь явится чистить сапоги, потому что темнело, расходились последние торговки и близился комендантский час. Зарабатывал я на чистке сапог не больше, чем на папиросной бумаге или газетах, но не бросал этого дела, все чего-то ожидая. И я удивленно посмотрел вокруг, и с мира окончательно упали завесы, пыльные и серые. Я увидел, что поклонник немцев дед мой — дурак. Что на свете нет ни ума, ни добра, ни здравого смысла — одно насилие. Кровь. Голод. Смерть. Что я живу и сижу со своими щетками под рундуком неизвестно зачем. Что нет ни малейшей надежды, или хоть какого-нибудь проблеска надежды на справедливость. Ждать неоткуда и не от кого, вокруг один сплошной Бабий Яр. Вот столкнулись две силы и молотят друг друга, как молот и наковальня, а людишки между ними, и выхода нет, и каждый хочет лишь жить, и хочет, чтобы его не били, и хочет жрать, и визжат, и пищат, и в ужасе друг другу в горло вцепляются, и я, сгусток жиденького киселя, сижу среди этого черного мира, зачем, почему, кто это сделал? Ждать-то ведь нечего! Зима. Ночь. Уже не чувствуя рук, машинально стал собирать свои причиндалы чистильщика. Слышался стук копыт: через площадь ехала колонна донских казаков. Я даже не очень обратил внимание, хотя такой маскарад видел первый раз: усатые, краснолицые, с лампасами и богато украшенными саблями, словно явились из 1918 года или со съемок историко-революционного фильма. Комендант Эберхард подмогу вызвал, что ли?.. Поспешил домой, потому что быстро темнело. От казачьих коней в воздухе тяжело запахло конюшней; по дворам лаяли голодные собаки; в Бабьем Яре стрелял пулемет.

Что-то записывать в тетрадь Анатолий Кузнецов начал еще в оккупированном Киеве. Тетрадь с записями нашла во время уборки мать, учительница. Прочтя, она поплакала и посоветовала тетрадь хранить — с тем чтобы когда-нибудь написать книгу. Эти ее слова запали в душу, и роман-документ «Бабий Яр» стал миссией Кузнецова и его идеей-фикс. И, оказавшись в Туле, в сносных жилищных условиях, он был счастлив начать и завершить этот труд.

Отданная в журнал «Юность», рукопись встретила множество препятствий перед публикацией, ее рассматривал — и одобрил! — аж Идеологический отдел ЦК КПСС. В конце концов она вышла в сильно (на четверть!) сокращенном и изуродованном цензурой виде — в трех номерах «Юности» (с августа по октябрь 1966 года), а через год — книгой — в издательстве «Молодая гвардия».

После чего новой идеей-фикс Анатолия Кузнецова стало: увидеть свой «Бабий Яр» — книгой, но без цензурной порчи! Ради этого в конце июля 1969 года он бежал на Запад с фотопленками своей авторской версии, зашитой в зимнюю куртку. А для того чтобы стала возможной сама командировка в Лондон, во время которой он совершил побег, Кузнецов согласился даже на сексотство в КГБ. Юрий Андропов — тогда председатель КГБ — счел себя лично задетым кузнецовскими вероломством и неблагодарностью. Для того чтобы заполучить писателя обратно, он даже хотел шантажировать британскую разведку!^[737]

Писатель-патриот Сергей Семанов записал тогда в своем дневнике 9 августа, радуясь дискредитации не столько самого Кузнецова, сколько Бабьего Яра:

Полагаю, хорошо, что Кузнецов бежал. Пусть все видят, на что пригодны певцы Бабьего яра. Предательство никогда не имеет обаяния, какими бы словесами оно ни объяснялось и как бы ни обставлялось^[738].

То есть «Бабий Яр» — это и не проза даже, а происки врагов, вовремя не разоблаченные!

Между тем уже в 1970 году мечта Кузнецова сбылась: в издательстве «Посев» был опубликован полный текст «Бабьего Яра», снабженный авторскими предисловием и послесловием. Позднее Алексей Кузнецов, сын поэта, подготовил издание, в котором работа цензуры была наглядно визуализирована^[739].

Выход кузнецовского «Бабьего Яра», хотя бы и цензурированного, пробил солидную брешь в стене умолчания вокруг собственно Бабьего Яра и проторил дорогу тем другим, у кого было что сказать о трагедии, но кто не решался на это высказывание без твердой уверенности в его разрешенности.

Именно таким «другим» представляется прозаик Ихил Шмулевич Фаликман (1911-1977), писавший на идише. Два его романа — «Черный ветер» (1968)^[740] и «Огонь и пепел» (1975)^[741] — отстоят друг от друга почти на десятилетие, но составляют отчетливую дилогию с общими персонажами, как историческими, так и вымышленными. Бабий Яр в этой дилогии — фон и ключевое сюжетное звено. Если в первом романе описываются сдача Киева и Киев под оккупацией, немецкая и украинская администрация, пожары на Крещатике и расстрел в Бабьем Яру, то во втором — время, когда Красная армия победила на Волге и устремилась на запад, к Киеву, где с немецкими нацистами беззаветно борются подпольщики-интернационалисты.

В число сквозных вымышленных персонажей входила осевая для всей дилогии семья майора Даниила Кремеза, в особенности его сын Леонид, а также генерал фон Глеевиц, Шибаев и другие. Исторические же персонажи частично даются под своими реальными именами (нацистыГиммлер, Кох, Эйхман, Эберхард, Раш, Радомски в первом романе, а во втором — реальные советские люди из сопротивления: Маркус и Капер^[742], например), и только бургомистра Оглоблина Фаликман закамуфлировал в Озноблина.

Надо сказать, что, в отличие от кузнецовского «Бабьего Яра», фаликмановский опирается на гораздо больший пласт исторических источников, включая процесс над Эйхманом в Иерусалиме. Своим гигантским объемом — более 90 авторских листов! — и неторопливой словесной вязью дилогия Фаликмана напоминала другую переводную прозу — Джонатана Литтелла^[743].

Свой «Бабий Яр» в 1960-е годы был и у драматургов — это написанная в 1965 году пьеса «Дамский портной» Александра Михайловича Борщаговского (1913-2006). В 1946 году, перебравшись в Москву, он стал работать в «Новом мире» и в Центральном театре Красной армии^[744]. Но публикация 28 января 1949 года в «Правде» статьи «Об одной антипартийной группе театральных критиков» выбросила его из театральной и писательской жизни.

Сюжетный узел его пьесы — приход погорельцев с Хрещатика с ордерами от немецкой комендатуры в руках в квартиру, в которой проживали киевские евреи — те, кто наутро должен будет покинуть ее и отправиться якобы на железнодорожную станцию якобы для отъезда, а на самом деле в Бабий Яр на уничтожение. Исторически недостоверно, но это и не история, а литература. Психологическая коллизия тут чрезвычайная, сам Борщаговский называл этот сюжет «пронзительным»:

...Национальная рознь, приводящая к геноциду, крови и истреблению целых народов, — все это не может не потрясать. Оккупация 1941 и страсти 1949 годов обнажили прежде непонятные нашему поколению вещи, — и я начал искать материал трагический, но открывающий в людях силы добра... За одну ночь, вопреки тому, что жизнь сталкивает их в жестоком конфликте, вопреки всем различиям — социальным, возрастным, национальным, — люди становятся близкими, словно породненными^[745].

Пьеса увидела свет только в 1980 году^[746], и в том же году ее поставил Московский еврейский драматический ансамбль.

Сюжетообразующим был Бабий Яр и в повести «Автопортрет 66» Евгения (Гелия) Ивановича Снегирева (1927-1978) — актера, режиссера и сценариста, бывшего директора Киевской студии хроникально-документальных фильмов и диссидента, отказавшегося от советского гражданства, близкого друга Виктора Некрасова. Сюжет повести абсолютно документален: 29 сентября 1966 года Рафаил Нахманович и Эдуард Тимлин снимали митинг, посвященный 25-летию трагедии Бабьего Яра. Пленка была в тот же день изъята сотрудниками КГБ^[747]. Так же и рукопись «Автопортрета 66» изъяли у Снегирева при обыске в 1974 году, сам он умер в 1978-м. Реконструированная по черновикам сыном Снегирева, книга впервые увидела свет целиком в 2001 году^[748].

1966. 25-летняя годовщина: евреи молчания на митинге

В сентябре 1965 года, на еврейские праздники, в брежневский СССР отправился Эли Визель (1928-2016) — в двухнедельную командировку от израильской газеты «Хааретц». Он встретился с сотнями советских евреев, и впечатления от этих встреч выплеснул в книгу «Евреи молчания. Мой отчет о советском еврействе» («Jews of Silence», 1966), название книги распространялось и на тех, кто, помалкивая, жил и на свободном Западе, — и стало нарицательным^[749].

Был Эли Визель и в Киеве: «Киев наводит на мысли о Бабьем Яре. Киев и есть Бабий Яр». В книге запечатлелся тот страх, в котором спустя и четверть века после Бабьего Яра пребывало советское еврейство, боящееся раскрыть рот и сказать что-нибудь лишнее. Одновременно книга содержала призыв к мировым лидерам — протестовать против такой политики компартии и помогать евреям СССР в отстаивании их интересов: «Давайте не промолчим хотя бы во второй раз», — вот девиз книги.

Между тем по отношению к киевским евреям это было уже не вполне справедливо. Каждое 29 сентября, в годовщину трагедии, — походы к Бабьему Яру в одиночку и неформальные встречи там, у оврага, — пусть немноголюдные и молчаливые. Похожие встречи — в другие даты — происходили и в Прибалтике, в частности в Риге, Вильнюсе и Каунасе. Рижская еврейская молодежь в 1963-1964 годах первой стала приводить в порядок место массовых расстрелов в Румбуле, а в 1964 году даже установила на этом месте самодельный фанерный памятник^[750].

Но начиная с середины 1960-х годов традиция эта приобрела дополнительный аспект. Здесь стали собираться евреи, в основном молодые, которых, помимо памяти об убиенных, объединяло еще и другое — сильнейшее желание покинуть СССР — страну, упорно отказывавшую им в этом праве, как и в праве честно и спокойно вспоминать эту трагедию. Вспоминая мертвых, отказники выступали за свободу эмиграции для живых. Власть же внимательно следила за ними, выпускала редко и неохотно, клеймила «сионистами».

Апогея это неравное противостояние достигло в 1966 году, когда трагедии Бабьего Яра исполнялось уже четверть века — 25 лет.

В тот год памятование получилось как бы двуглавым.

Первый митинг прошел 24 сентября 1966 года — ровно за день до Йом-Кипура — в память о том, что в 1941 году тот солнечный понедельник 29 сентября был и кануном Судного дня. Около 17 часов в Бабьем Яру, точнее около Еврейского кладбища, собралось около полусотни человек, пробравшихся сюда через пролом в стене Лукьяновского Польского кладбища. Автором идеи и мотором ее осуществления был Эммануэль (Амик) Диамант (р. 1937), еврейский отказник-активист, один из создателей киевского нелегального «Еврейского клуба» (между прочим, племянник Ицика Кипниса). Никто не знал, что именно полагается делать, никто ничего не приготовил, если не считать плакат на белой ткани с надписями: верхний ряд — «Бабий Яр» (на русском) и «Ицкор^[751] 6 миллинов» (на иврите) и нижний ряд даты «1941 сентябрь 1966». Полотнище закрепили на кирпичной стене, и оно провисело нетронутым около недели (скорее всего, власти решили, что это разрешено Москвой). Все это было явно неожиданно для властей, отчего, собственно, милиции так долго не было.

Речей никто не произносил, но состоялось знакомство Амика Диаманта с Виктором Некрасовым: договорились о новой встрече 29 сентября, в те же 17 часов. Вот туда-то пришли уже сотни людей^[752].

На первом митинге тогда снимали две группы кинодокументалистов — киевская и московская (собравшиеся поначалу не сомневались, что это из КГБ).

Киевская группа — Рафаил Нахманович и Эдуард Тимлин (с ними был еще Виктор Некрасов) — поехала на митинг, где тоже познакомилась с Диамантом. Машину они поставили вдалеке от места съемки, камеру взяли без штатива, пленку зарядили самую чувствительную (категории «Б»), снимали много и крупным планом, из-за чего Диамант даже решил, что съемку ведет КГБ.

Все, что было отснято в этот день (а это около 80 метров пленки), Тимлин отвез на студию и отдал в проявку как пробу, т. е. без оформления. Получив в тот же вечер проявленное, он спрятал пленку у себя дома («под матрас»), где она и пролежала еще около четверти века.

Съемка 29 сентября была уже совершенно другой. Нахманович и Тимлин приехали рано, около полудня, снимали без штатива. Только-только начали снимать, как подошел кагэбэшник и вежливо пригласил в припаркованную милицейскую машину: изучив документы и предъявив свои, разрешил продолжать съемку, четко, видимо, понимая, что пленка эта никуда от КГБ не денется, а содержание, может быть, конторе пригодится.

Но это же самое поняли и документалисты. Они продолжали снимать, но делали только широкие планы, с природой, но без лиц людей. Когда они вернулись на студию с отснятым материалом (40-60 метров), их уже поджидали замдиректора, начальник 1-го отдела и гэбэшник: все отснятое было изъято, проявлено и забрано в КГБ. Директор, Тимлин и Нахманович получили тогда строгача^[753], Тимлину пришлось тогда уехать на три года в Узбекистан — «передавать опыт», а Р. Нахманович тоже около шести лет не работал на студии — только подрабатывал.

Со временем изъятую пленку вернули на студию: ту же четверть века она пролежала в сейфе директора студии Шкурина.

Шкурин, как и Тимлин, об этом помалкивал, и где эта пленка сейчас, неизвестно. Тимлинская же, подматрасная, всплыла в самом начале 1990-х годов: она была использована в фильме Рафаила Нахмановича «Виктор Некрасов на “Свободе” и дома» (1992), в картине Александра Роднянского «Прощай, СССР! Фильм первый. Личный» (1992)^[754] и в публикациях Э. Диаманта.

Московская группа — это сотрудники «Центрнаучфильма», прикомандированные к израильскому кинодокументалисту Маргарет Клаузнер^[755] (1905— 1975), снимавшей фильм о евреях в СССР (оператором у них был Вадим Львович Лунин)^[756]. Марго Клаузнер была основательницей и председателем Израильского объединения по культурным связям с СССР и владелицей одной из первых в Израиле кинодокументальных студий.

В середине 1960-х гг. она совершила несколько путешествий в СССР, и сама идея доброжелательного фильма о советских евреях и об их положении в СССР принадлежала ей. Ее партнерами были студия «Центр-научфильм» и Агентство печати «Новости»^[757] — советский пропагандистский орган, работавший на заграницу. Со стороны агентства фильм курировал Георгий Большаков, создавший в агентстве особую редакцию для обслуживания зарубежных компаний, заказывавших документальные киносъемки.

Легко представить, насколько сложной была реализация этого заказа. Работа растянулась на годы, в число которых попала и арабо-израильская война 1967 года! Тем не менее в 1969 году фильм «Мы здесь родились» (1969) режиссера Виктора Мандельблата^[758] и сценариста Бориса Шейнина (Ручьева) был готов. Он показывал еврейскую жизнь в СССР как бы глазами евреев-туристов из США и Канады^[759]. Нет, он не вышел на экраны, ибо знакомить самих советских евреев с фильмом о них в планы властей не входило, а вот за границей его показывали много и с большим успехом.

Маленькое чудо: в окончательную редакцию фильма попали и те кадры, что были сняты в Бабьем Яру 24 сентября 1966 года^[760].

Шейнин (Ручьев) вспоминал об этих съемках позднее:

Сегодня трудно понять, впрочем, и тогда было не легче, почему советские и партийные чиновники делали все, чтобы вытравить из памяти поколения факты сопротивления в гетто нацистским палачам? Почему? Почему любая попытка напомнить о трагедии киевских евреев, расстрелянных в Бабьем Яре, вызывала у украинских руководителей чуть ли не истерику? Возражения были до предела примитивными. Но они тиражировались и в газетах, и по радио: «В Бабьем Яре погибли не только евреи». Да, в конце концов, Бабий Яр стал братской могилой и для тысяч расстрелянных здесь наших военнопленных. Но разве этим перечеркивается факт, что в первые же дни оккупации Киева фашисты согнали сюда ВСЕ еврейское население города. И убивали людей только ЗА ТО, ЧТО ОНИ БЫЛИ ЕВРЕЯМИ!

И еще факт, о котором тоже не желали вспоминать: у гитлеровских палачей в этом деле были не менее жестокие пособники — украинские полицаи. С Маргот Клаузнер мы приехали в Киев в начале сентября — за несколько дней до печальной даты расстрела евреев в Бабьем Яре. Мы узнали, что есть люди, которые собираются отметить эту дату митингом. При нас они развернули и закрепили на кирпичной стене старого еврейского кладбища белое полотнище. На нем буквами еврейского алфавита было написано: «Бабий Яр».

То был дерзкий и смелый выпад против политики властей. За одно только это могли подвергнуть репрессиям. Что кстати впоследствии и случилось... Программа нашей поездки требовала возвращения Маргот в Москву. Я вылетал с ней. В Киеве мы оставили съемочную группу (тогда режиссером был Рафаил Гольдин). О том, что произошло через пару дней, я узнал уже из рассказа Гольдина. Несмотря на неоднократно повторявшиеся призывы властей к жителям Киева воздержаться от участия в митинге, к месту гибели киевских евреев пришло много людей — и евреи, и украинцы, и русские. На митинге выступил писатель Виктор Некрасов, который к тому времени уже находился в опале. Некрасов высказал убеждение, что придет время и жертвам Бабьего Яра будет поставлен достойный памятник. Наш оператор снимал лица людей — потрясенных и взволнованных. Но едва митинг завершился, как нашу группу окружили молодые люди в штатском. Они усадили режиссера с оператором и ассистентами в машину и доставили в отделение КГБ. Здесь отобрали весь снятый материал и велели немедленно возвращаться в Москву.

А через некоторое время в партийную организацию киностудии пришло строгое указание разобраться с «политическим лицом» создателей

фильма. Работал тогда на студии режиссер Мельник. Бывший фронтовик-моряк, он славился тем, что был резок и прямолинеен в своих высказываниях, нередко далеких от объективности. Возможно, однажды он позволил себе непочтительно отозваться о ком-то из коллег, и именно это дало повод обиженному и его друзьям объявить Мельника антисемитом. Так или иначе, но прилипла к нему та молва. И, очевидно благодаря ей, «мудрые» партийные руководители именно Мельнику поручили «разобраться и доложить». Казалось, никто на студии не сомневался, чем закончится его миссия.

Тем удивительнее было то, что произошло дальше. Побывав у Бабьего Яра, увидев своими глазами, как в Киеве методично вытравливают из сознания людей память о страшной трагедии, Мельник написал докладную записку самому Брежневу. Тогда Генсек еще не был маразматическим старцем.

По всем приметам письмо до него дошло. Через некоторое время начальник Главка документальных и научно-популярных фильмов Госкино СССР товарищ Сазонов пригласил нашу группу и высказал извинение за то, что произошло в Киеве. Нам он даже вернул арестованный и даже проявленный киевскими кагебистами материал. Правда, посоветовал в картину его не включать.

А сам Брежнев при очередном посещении Киева побывал у Бабьего Яра и принял участие в закладке камня на том месте, где теперь установлен памятник. Это было официальное признание первым лицом государства исторической важности того, что случилось в сентябре 1941 года. И мы не без гордости связывали такой поворот с нашей работой. Часть кадров из возвращенного нам материала всё же вошла при окончательном монтаже фильма в эпизод, посвященный Бабьему Яру.

Мы построили его на звучании симфонии Шостаковича, которую великий композитор положил на слова известного стихотворения Евгения Евтушенко. Надо ли снова напоминать, что мы были пионерами? Ведь до нас никто в советском документальном кино тему Бабьего Яра не поднимал!^[761]

Что касается М. Клаузнер, совершившей в 1960-е годы несколько путешествий в СССР, то ее имя в окончательных титрах никак не фигурирует. Правда, она лично несколько раз появляется в кадре в эпизодах, показывающих митинг в Бабьем Яру 24 сентября. Как бы то ни было, экземпляр этого фильма по праву оказался в архиве «Herzliya Studios» — основанной Клаузнер Израильской студии, расположенной в Герцлии в Израиле^[762].

...Вернемся на митинг 29 сентября 1966 года — уже не стихийный и весьма многолюдный. Это был еще и всплеск кампании против плана властей построить на костях расстрелянных спортивный комплекс. Работы уже было начались, но благодаря Некрасову, напечатавшему в центральной прессе резкую протестную статью, были приостановлены.

Сюда, помимо Некрасова, пришли и украинские диссиденты — Иван Дзюба (1931-2022), Борис Антоненко-Давидович (1899-1984) и Евгений Сверстюк (1928-2014). Митинг вскоре распался на спонтанные группки и площадки, где к собравшимся обратились — практически одновременно — несколько разных ораторов. Их было как минимум пятеро —Проничева, Некрасов, Антоненко-Давидович, Дзюба и архитектор Белоцерковский. Не было ни сцен, ни микрофонов, слова неслись буквально из толпы и в толпу, так что лучше уж уточнить: не ораторов, а говоривших.

Дзюба, работавший тогда над статьей «Интернационализм или русификация?», произнес примерно следующее:

Я хочу обратиться к вам — как своим братьям по человечеству. Я хочу обратиться к вам, евреям, как украинец — как член украинской нации, к которой я с гордостью принадлежу.

Бабий Яр — это трагедия всего человечества, но свершилась она на украинской земле. И потому украинец не имеет права забывать о ней, так же как и еврей. Бабий Яр — это наша общая трагедия, трагедия прежде всего еврейского и украинского народов. Эту трагедию принес нашим народам фашизм.

...Во времена Сталина были откровенные, очевидные попытки сыграть на взаимных предубеждениях части украинцев и части евреев, попытки под видом еврейского буржуазного национализма, сионизма и т.д. — обрубать еврейскую национальную культуру, а под видом украинского буржуазного национализма — украинскую национальную культуру. Эти хитро обдуманные кампании принесли немало вреда обоим народам и не способствовали их сближению, они только прибавили еще одно горькое воспоминание в тяжелую историю обоих народов и в сложную историю их взаимоотношений.

Как украинцу мне стыдно, что и среди моей нации — как и среди других наций — есть антисемитизм, есть те позорные, недостойные человека явления, что называются антисемитизмом. Мы, украинцы, должны в своей среде бороться с любыми проявлениями антисемитизма или неуважения к еврею, непонимания еврейской проблемы.

Вы, евреи, должны в своей среде бороться с теми, кто не уважает украинца, украинскую культуру, украинский язык, кто несправедливо видит в каждом украинце скрытого антисемита...

Путь к истинному, а не фальшивому братству — не в самопопирании, а в самопознании. Не отрекаться от себя и приспосабливаться к другим, а быть собою и других уважать. Евреи имеют право быть евреями, украинцы имеют право быть украинцами в полном и глубоком, а не только формальном значении этих слов. Пусть евреи знают еврейскую историю, еврейскую культуру, язык и гордятся ими. Пусть украинцы знают украинскую историю, культуру, язык и гордятся ими. Пусть они знают историю и культуру друг друга, историю и культуру других народов, умеют ценить себя и других — как своих собратьев...

Это наш долг перед миллионами жертв деспотизма, это наш долг перед лучшими людьми украинского и еврейского народов, призывавших к взаимопониманию и дружбе, это наш долг перед украинской землей, на которой нам жить вместе, это наш долг перед человечеством.

Таким образом здесь, на митинге в Бабьем Яру — первом, в котором, наряду с еврейскими национальными активистами-отказниками, приняли участие и украинские диссиденты-националисты, после чего состоялось примечательное сближение одних с другими:

Начиная с 1966 г., со времени первого митинга в Бабьем Яру, где открыто, в полный голос представители украинской интеллигенции заявили об антисемитизме и равнодушии государства к потребностям евреев, проблема Бабьего Яра приобрела новое измерение. Группа, от которой требовалось молчание или согласие с властями, устами активистов движения за право на эмиграцию стала выражать свои требования, в том числе — на создание мемориала^[763].

Йоханан Петровский-Штерн, специально изучавший этот сюжет, в том числе и в опоре на следственные дела разных активистов из архивов бывшего КГБ, — интерпретирует это даже как достижение взаимоуважительного консенсуса национально ориентированных украинцев и евреев^[764].

Возможно, на уровне интеллектуальных лидеров тех и других так оно и было, но в целом применительно к «национально ориентированным украинцам», это, увы, сильнейшее преувеличение. Взаимопонимание и даже приязнь группы мыслящих интеллигентных людей разных национальностей друг к другу естественны, но искомым единством еще не являются. Непросто говорить о «консенсусе», при котором украинские вандалы без устали и с неистовством громили еврейские могилы. Ментально ведь дистанция между еврейским погромом ad hoc и разгромом еврейского кладбища невелика: разве разгром не сублимация погрома?

Между тем власть, как ни странно, прислушалась к митингующим 1966 года. 19 октября 1966 года было принято совместное решение Киевского горкома КПУ и горисполкома «Об установлении памятных закладных камней на территории Бабьего Яра и в сквере на Привокзальной площади в Дарнице»^[765].

И уже в начале ноября, если не в конце октября, в яру появился закладной камень из гниванского гранита, и на нем надпись:

Здесь будет построен памятник советским людям — жертвам злодеяний фашизма во время временной оккупации г. Киева в 1941-1943 годах^[766].

На самом камне — текстурно — «две скрещенные линии, предопределенные структурой камня, как бы символически перечеркивают эту надпись, как бы ниспровергают смысл написанного»^[767].

С появлением камня само собой определилось место будущих сбора и встреч: «У камня»! Многие настолько привыкли к этой плите с перечеркнутой трещиной текстом, что стали воспринимать ее как сам памятник.

А вот как смотрел на камень Виктор Некрасов.

...но есть камень. Кусок полированного гранита не больше комнатного серванта, и на нем надпись, обещающая в будущем памятник. «Тут буде споруджено...»

Что «буде споруджено», сооружен памятник, особой уверенности нет — за тридцать лет не нашлось ни времени, ни средств... А может быть, это и лучший из выходов. И не потому даже, что уровень нынешней нашей скульптуры не сулит ничего хорошего, а просто потому, что в одиноком этом камне таится некая логическая закономерность. В его сиротливой скромности и безыскусности, в самой казенности высоченных газетных слов гораздо больше горести и трагизма, чем в любой группе полуобнаженных непокорных или, как теперь говорят, непокоримых — атлетов со стиснутыми челюстями и сжатыми кулаками^[768].

Не только опасения основательные, но и слова — пророческие.

1968-1970. Отказники, или Узники Сиона

Зарываясь в эмпирическую ткань событий, роившихся вокруг Бабьего Яра, — событий, ограниченных, как правило, если не Киевом, то УССР, и глядя, так сказать, себе под ноги, легко упустить значимые, но не на поверхности лежащие явления и факторы, действовавшие далеко и издалека, но оказавшие, быть может, колоссальное влияние и на то, что у тебя под ногами.

В контексте коммеморации Бабьего Яра укажу на три таких события.

Первое — это присуждение Нобелевской премии по литературе в 1966 году поэтессе Нелли Закс (1891, Берлин — 1970, Стокгольм) и Шмуэлю Йосефу Агнону (1888, Бучач в Галиции — 1970, Иерусалим). В том, что Шведская академия не прислушалась к рекомендации Нобелевского комитета, выдвинувшего японского писателя Ясунари Кавабату, а предпочла двух еврейских писателей, отразились не только симпатия к Закс как к «землячке» (в 1940 году Закс удалось эмигрировать в Швецию), к тому же еще и юбилярше (день вручения премии совпал с ее 75-летием)^[769], и не только учет того, что для Агнона это было уже не первое выдвижение, но и желание наконец-то откликнуться на Холокост и, в частности, на Бабий Яр: заседания Нобелевского комитета и газетное эхо трудного памятования 25-летия расстрела в киевском овраге совпали по времени и наложились друг на друга.

Второе — и, наверное, самое главное событие — это Шестидневная война (5-10 июня 1967 года), в которой Израиль буквально раздавил в военном отношении коалицию пяти арабских стран — Египта, Сирии, Иордании, Ирака и Алжира. Перед войной президент Египта Абдель Насер неустанно заводил себя и партнеров призывами атаковать Израиль и «сбросить евреев в море».

А. Шукейри, тогдашний председатель Организации освобождения Палестины, милостиво обещал, что уцелевшим евреям, конечно же, помогут возвратиться в страны их рождения. И, продолжая так рассуждать вслух, добавлял: «Но мне кажется, что никто не уцелеет».

Но — победили, но — уцелели! 10 июня 1967 года СССР разорвал дипломатические отношения с Израилем. Для советских евреев все это имело самые непосредственные последствия: во-первых, усиление государством дискриминационного давления на них и, во-вторых, мощный всплеск национального самосознания, проявившийся в усилении движения за право уехать в Израиль.

Третье событие — вторжение в Чехословакию 23 августа 1968 года. Оно не имело прямой еврейской коннотации, но послужило усилителем эмиграционных настроений в стране, перекинувшись из еврейского социума на более широкие круги. Это примерно тогда возникла присказка о еврее как средстве передвижения.

Важным маркером протеста против чехословацких событий стало стихотворение Евтушенко «Танки идут по Праге...»:

Танки идут по Праге

в закатной крови рассвета.

Танки идут по правде,

которая не газета.

Танки идут по соблазнам

жить не во власти штампов.

Танки идут по солдатам,

сидящим внутри этих танков...

А у евтушенковского «Бабьего Яра» вдруг обнаружилось одно неожиданное следствие-свойство. Многим советским евреям, особенно молодым и непуганым, он всерьез помог освободиться от личного когнитивного диссонанса между декларируемым в СССР интернационализмом и реальным антисемитизмом. Стихи освобождали от диссонанса, показывали выход из этого замкнутого круга конформизма и униженности: протри глаза, говори правду!

Подспудное, молчаливое несогласие с государственным антисемитизмом конвертировалось в протест против государства, а протест — в пробуждение национального чувства, ищущего себе выход и увидившего его в эмиграции. И даже несмотря на свое эстетическое неприятие поэмы Евтушенко, тот же Диамант признавался:

...Я по сей день обязан Евтушенко и тем его киевским стихам — он разбудил во мне понимание, что ответственность за все, что происходит со мной и вокруг меня, — с Бабьим Яром, с еврейским народом, с моим еврейством и со всем, что так или иначе связано с этими вещами, — ответственность за это теперь на мне. Не кто-то там за все в ответе, а именно я, я — может быть, последний еврей на земле, кого эти вещи еще волнуют^[770].

Пуганых и пожилых евреев доставало другое — «обрезание» синагоги и постановка религиозной жизни под постепенно ужесточающийся контроль Совета по делам религиозных культов. Это самое «обрезание» и было сутью политики этого Совета:

В 1960 г. еврейские религиозные организации СССР, по рекомендации Совета по делам религиозных культов при Совете Министров СССР, выступили с обращениями: «К верующим евреям всего мира» (о прекращении испытаний ядерного оружия) и «К евреям всех стран» (о полном и всеобщем разоружении).

Партийные и советские органы УССР в начале 60-х гг. широко развернули «атеистическую работу» среди верующих евреев, вследствие чего был искусственно инициирован процесс затухания деятельности иудейских религиозных общин. В 1959 г. в Украине действовала 41 иудейская община, а по состоянию на 10 ноября 1962 г. 15, причем только 13 из них имели молитвенные помещения (синагоги). За несколько лет прекратили свою деятельность 28 синагог из 41, состоявших на регистрации в 1959 г. Иными словами, иудейская религиозная сеть в Украине за 1959-1962 гг. сократилась на 70%. На Буковине осталась всего одна действующая синагога (в 1945 г. их было 25), на Львовщине ни одной. Предполагалось, что опыт Львова должны использовать партийные и советские органы Киева и Одессы.

К Судному дню 1962 г. от К. Полонника^[771] поступило указание областным уполномоченным принять меры к тому, чтобы руководители иудейских религиозных общин не оказывали никаких почестей единоверцам иностранного происхождения, отказывались от предлагаемых иностранцами подачек, а также к тому, чтобы праздничные богослужения проходили без «особой пышности», поэтому не следует радиофицировать их, приглашать на них квалифицированных певцов-канторов и раввинов из других городов.

К. Полонник считал, что, поскольку его рекомендации безусловны для исполнения руководителями религиозных общин, это должно отрицательно сказаться на посещаемости синагог в дни осенних праздников. Однако действительность внесла свои коррективы. Ситуация вокруг киевской синагоги неожиданно вышла из-под контроля. На Судный день 1962 г., во время визита израильского посла Гекоа, из толпы, собравшейся у синагоги на улице, послышались возгласы о том, что советская власть не дает евреям свободы, ущемляет их права на труд и образование. Собравшиеся стали требовать, чтобы дипломатические представители Израиля активно защищали права евреев.

Это демонстративное проявление недовольства действиями властей сопровождалось традиционными для послевоенного времени репликами, что одной синагоги недостаточно для еврейского населения Киева и необходимо ставить перед органами власти вопрос об открытии еще двух. Многие из участников стихийной манифестации говорили израильтянам о своем желании эмигрировать, возмущались отношением советских органов к проблеме Бабьего Яра.

Поскольку уполномоченный Совета по делам религиозных культов по г. Киеву Шарандак А.Е. полагал, что массовое недовольство евреев Киева, высказанное перед израильтянами, может привести к нежелательным для властей последствиям, он поставил вопрос о закрытии синагоги^[772].

Нелишне напомнить, что именно в Киеве — на украинском и на русском языках — выходили самые яркие перлы как антииудаистской пропаганды, в частности книги Трофима Кичко^[773], так и антисионистской.

Тут особенно существенно то, что уже в начале 1960-х годов вопросы Бабьего Яра, конфессиональной дискриминации и эмиграции в Израиль сложились в единый кулак — кулак, который советская власть, упрощая, называла «сионизмом». Недаром — уже в 1970-е годы — возникли и закрепились во внутрипартийном документообороте и, отчасти, пропаганде такие странные термины, как «сионистская пропаганда трагедии Бабьего Яра» и «клеветнические измышления сионистов вокруг Бабьего Яра». Довольно точно выразил это же единство и некий М. Марковский из Львова в письме от марта 1974 года, адресованном В. Некрасову (накануне его высылки) и осевшем в госархиве:

Вы собирались писать о Бабьем Яре. Может быть, Вы солидарны с симпатинами Израиля, с требованием о свободном переселении советских евреев в Израиль?^[774]

После июня 1967 года, когда Израиль в триумфальной Шестидневной войне разгромил коалицию поддержанных СССР арабских стран, еврейское движение за эмиграцию в Израиль, начинавшееся с песен на идише и иврите, получило мощный дополнительный импульс. По всей стране возникали ульпаны — подпольные кружки по изучению иврита и еврейских традиций: вы — нас не выпускаете, а мы — все равно готовимся к отъезду, и мы — все равно уедем!

Но у боевого триумфа Израиля оказалось неожиданное следствие: вопрос об официальном памятнике в Бабьем Яру снова усох.

Между тем в 1968 году в Киеве зародился объект (точнее, проект объекта), который мог бы претендовать, — хотя бы временно, — на функционал памяти о жертвах Катастрофы. А именно крематорий на Байковом кладбище, спроектированный Милецким, Рыбачук и Мельниченко и пущенный в строй в 1974 году. Прилегающая к нему территория должна была составлять Парк Памяти, зрительной доминантой которого была бы 213-метровая Стена Памяти, сплошь покрытая бетонным барельефами Рыбачук и Мельниченко. В начале 1981 года Стена Памяти была полностью готова, но Киевский горисполком и другие противники Стены добились решения о ее забетонировании: мол, тут городское кладбище, а не Бабий Яр! Инициаторами этого партийного варварства были Владимир Щербицкий и Юрий Ельченко, а исполнителем Ава Милецкий — экс-соавтор Рыбачук и Мельниченко. В мае 1982 года Стена была забетонирована, на что ушел кубокилометр качественного бетона.

В том же 1968 году, когда советская власть вышла из растерянности предыдущего года, она решила перехватить инициативу и — возглавила повестку митинга 29 сентября. Начиная с 1968 года на том же самом месте, где раньше собиралась отказники и интеллигенция, ежегодно стали проводиться казенные мероприятия с подиумом и трибуной — своего рода массовки Компартии. В 1968 году — на уровне Киевского горкома, а далее и вплоть до 1976 года, когда наконец-то открылся памятник, — на уровне пресловутого Шевченковского райкома. И не вечером, а в 14 или в 16 часов — так, чтобы народу поменьше пришло.

Выступления из публики не приветствовались, но в год премьеры еще допускались. И тогда слово взял радиоинженер Борис Львович Кочубиевский (р. 1936), до этого уже протестовавший на антисионистской лекции против обвинений Израиля в агрессии в Шестидневной войне 5-10 июня 1967 года на своем предприятии (радиозаводе)^[775]. В августе 1968 года — сразу же после вторжения в Чехословакию — он вместе с женой пришел в киевский ОВИР и, после отказа ему в выезде в Израиль, заявил об отказе от советского гражданства.

К этому времени в трех номерах «Юности» за 1966 год двухмиллионным тиражом уже вышел «Бабий Яр» Анатолия Кузнецова, а в Дармштадте осенью 1967 года начался новый процесс над палачами Бабьего Яра.

На митинге Кочубиевский сказал, что жертвы Бабьего Яра — это жертвы не просто фашизма, а геноцида, и что Бабий Яр — это символ еврейского народа. После митинга его задержали, а потом вызывали и допрашивали в КГБ, дома у него провели обыск.

28 ноября он обратился к Генеральному секретарю ЦК КПСС Брежневу и к Первому секретарю ЦК КПУ Шелесту с открытым письмом:

Я — еврей. Я хочу жить в Еврейском Государстве. Это мое право, как и право украинца жить на Украине, как право русского жить в России, как право грузина жить в Грузии.

Я хочу жить в Израиле. Это моя мечта, это цель не только моей жизни, но и жизни сотен предшествовавших мне поколений, изгнанных с земли предков.

Я хочу, чтобы мои дети учились в школе на еврейском языке, я хочу читать еврейские газеты, я хочу ходить в еврейский театр. Ну что в этом плохого? В чем мое преступление? Большинство моих родных расстреляно фашистами. Отец погиб и его родители убиты. Если бы они были живы, они бы стояли рядом со мной... Выпустите меня!

С этой просьбой я многократно обращался в различные инстанции и добился лишь увольнения с работы, исключения жены из института и, в завершение всего, — уголовного преследования по обвинению в клевете на советскую действительность. В чем эта клевета? Неужели это клевета, что в многонациональном советском государстве только один еврейский народ не может учить своих детей в еврейских школах? Неужели это клевета, что в СССР нет еврейского театра? Неужели это клевета, что в СССР нет еврейских газет? Впрочем, это никто и не отрицает. Может клевета то, что я более года не могу добиться выезда в Израиль? Или клевета то, что со мной не хотят говорить, что жаловаться некому? Никто не реагирует. Но дело даже и не в этом. Я не хочу вмешиваться в национальные дела государства, в котором я себя считаю посторонним человеком. Я хочу отсюда уехать. Я хочу жить в Израиле. Мое желание не противоречит советскому законодательству.

Вызов от родственников у меня есть, все формальности соблюдены. Так неужели за это вы возбуждаете против меня уголовное дело?

Неужели поэтому у меня дома был проведен обыск?

Я не прошу вас о снисхождении. Сами послушайте голос разума...

Выпустите меня!

Пока я жив, пока я способен чувствовать, я отдам все свои силы, чтобы добиться выезда в Израиль. И, если вы найдете возможным осудить меня за это, то все равно, если я доживу до освобождения, я согласен и тогда хоть пешком уйти на родину моих предков.

Кочубиевский^[776]

Долго себя ждать ответ не заставил. Уже 30 ноября (по другим данным — 7 декабря) Кочубиевского арестовали и предъявили обвинение в клевете на советский государственный и общественный строй^[777].

Вскоре после этого к мировой общественности обратилась группа киевских евреев:

Мы — евреи Киева, знающие историю Кочубиевского и его жены, решили обратиться к нашим братьям в свободном мире с призывом поддержать Бориса. Мы здесь безмолвны и немы, мы даже не уверены, удастся ли нам переправить за границу наше обращение и поддержат ли нас там. Не знаем мы и чем кончится борьба Кочубиевского, борьба за наше право свободного выезда на Родину — в Израиль.

Но мы знаем наверное, что власти имеют возможность поступать с нами по собственному произволу только благодаря уверенности в том, что в мире не узнают, а если и узнают, то промолчат, опасаясь за нашу же судьбу. Мы направляем этот призыв о помощи в надежде, что наши братья поймут, как важно разорвать эту круговую поруку, прекратить этот вечный шантаж.

Протестуйте, устраивайте демонстрации, бойкотируйте любые советские начинания, не успокаивайтесь до тех пор, пока нам не будет дано право свободного выезда в Израиль.

Свободу Борису Кочубиевскому!

Свободу евреям Советского Союза!

С 13 по 16 мая 1969 года в Киеве проходил суд над Кочубиевским. Прокурор Сурков нажимал на то, что отождествление жертв Бабьего Яра с еврейским геноцидом — это «сионистская, буржуазно-националистическая пропаганда».

Власти нагнали на процесс сотрудников того конструкторского бюро, в котором работал Борис Львович, и им, бедным, пришлось опускать глаза и сквозь зубы его осуждать. К их хору решительно не присоединилась одна украинка — Лариса Ушнурцева, студентка пединститута и жена Кочубиевского.

В своем последнем слове, обращаясь к судье, Кочубиевский сказал:

КОЧУБИЕВСКИЙ: <...> Вы теперь должны вынести мне приговор. Смысл и цель моей жизни был, есть и будет — уехать в государство Израиль вместе с моей семьей. Я никогда не говорил о государственном антисемитизме. Я говорил об отношении отдельных лиц к евреям. Я постоянно слышал не только от малокультурных и необразованных людей, но и от людей с высшим образованием: «Гитлеру нельзя простить того, что он не уничтожил всех евреев».

После упомянутой лекции на предприятии, где я работал, мне постоянно угрожали, посылали антисемитские письма. Антисемиты действовали открыто и безнаказанно. Но существуют и скрытые антисемиты, еще более опасные. Я могу привести очень много примеров таких людей. Они даже есть в зале. Но они не оставляют письменных подтверждений своей антисемитской деятельности и, если я назову имя такого человека, он возбудит против меня дело за клевету, ибо я не могу ничего доказать, и меня осудят...

(ПРОКУРОР: Дайте доказательства. Мы привлечем такого антисемита к ответственности.)

В нашей стране есть наследники Крушевана и организаторов дела Бейлиса. Именно о них я говорил. Антисемитизм неразрывно связан с фашизмом. Фашисты убили моего отца, дедушку, бабушку, а брата моего отца катили по улицам Одессы в бочке, утыканной гвоздями. Мои бабушка и дедушка были убиты антисемитами еще до прихода гитлеровцев. Антисемитизм, с которым не борются, особенно опасен. Осудив меня, вы только поощрите антисемитов...

<...>

КОЧУБИЕВСКИЙ: Стихотворение «Бабий Яр»...

СУДЬЯ: Подсудимый, вам была дана возможность сказать последнее слово в свою защиту, а не делать экскурсы в историю и литературу.

КОЧУБИЕВСКИЙ: Я прошу внести в протокол, что мне сделали выговор за упоминание стихотворения Евтушенко «Бабий Яр»... хотя все мои высказывания в Бабьем Яру полностью совпадают со смыслом и духом этого стихотворения...

Вы, граждане судьи, сказали, что у нас классовый суд. Но разве желание эмигрировать в Израиль делает человека классовым врагом?

Во время следствия и суда меня не спросили ни разу, когда и в какое время я был в Бабьем Яру. Но с явно провокационными намерениями мне были приписаны слова, касающиеся возможности уничтожения евреев. Я же говорил лишь о праве на эмиграцию в Израиль, основываясь на заявлении Косыгина от 5 марта 1967 года...^[778]

Решение ОВИРа не соответствовало словам А. Косыгина, который заявил в Париже, что евреям будет предоставлена возможность эмигрировать в Израиль и поэтому я подал жалобу на работников этого исполнительного органа.

...Моей единственной целью остается выезд в Израиль. По советским законам это ненаказуемо, но моя жена и я уже почувствовали эту «ненаказуемость».

За «сионистскую, буржуазно-националистическую пропаганду» суд приговорил Кочубиевского к трем годам исправительно-трудовой колонии^[779]. Так что «Бабий Яр» 1969 года (так у киевлян назывались ежегодные встречи 29 сентября) прошел без Бориса Кочубиевского, отбывавшего остаток своего срока на Украине, в Желтых Водах^[780].

Но мало ведь наказать отпетого сиониста, нужно еще и показать, что в Киеве, как и во всем СССР, нет и в помине самой проблемы — так называемого еврейского вопроса. И вот 24 апреля 1969 года, т.е. в разгар судебного процесса, Отдел агитации и пропаганды ЦК КПУ выпустил секретную информационную справку «О так называемом еврейском вопросе в УССР» на 90 страницах, где — главным образом самому себе — убедительно доказал, что такого вопроса в республике нет^[781].

А 9 августа 1969 года, спустя три месяца после суда, на страницах «Вечернего Киева» появился фельетон С. Фельдмана «С чужого голоса». В точном соответствии с тогдашними правилами травли Фельдман писал, что «люди слушали ораторов, клеймили позором гитлеровских уродов, которые уничтожили здесь, в Бабьем овраге, тысячи советских граждан — россиян, украинцев, евреев»^[782]. Кочубиевский же, по Фельдману, отщепенец и клеветник, слушать которого советские люди, в том числе и евреи, ни на митинге в овраге, ни в зале суда решительно не хотели: «Геть сионистского провокатора! Этот подонок плюет нам в душу. Нам с такими не по пути!..»

Между тем Бабий Яр как мощный символ еврейской катастрофы попрежнему притягивал к себе евреев со всей страны. Вот датированное 7 июля 1969 года свидетельство о посещении Бабьего Яра. Михаил Яковлевич Гроб-ман (р. 1939), москвич, российский и будущий израильский художник-авангардист, за полтора-два года до своей эмиграции записал вдневнике:

...Мы с Иркой поехали в Бабий Яр; он большей частью засыпан, все заросло новыми деревьями, еврейское кладбище разрушено в последние годы, короче говоря, сделано все возможное, чтобы замести все следы преступления и вообще сравнять все на этом месте. Но один из обрывов сохранился, высотой ок[оло] 30 м, мы прошли Бабий Яр от начала до конца^[783].

При этом Бабий Яр оставался и центром еврейских активистов, борющихся за право на эмиграцию. Киевляне-отказники, рискуя свободой, только усиливали свое давление на власть.

16-17 августа 1969 года в Москве состоялся первый в масштабах СССР нелегальный съезд активистов-отказников^[784]. Главным организатором съезда и — шире — моральным лидером советских «рефьюзников» был тогда Давид Моисеевич Хавкин (1930-2013)^[785].

В учрежденный на съезде Всесоюзный координационный комитет (ВКК) делегатом от Киева вошел Анатолий Иосифович Геренрот (1940?-2016). В киевской ячейке ВКК объединились представители всех существовавших в городе групп: Геренрот, Диамант, А. Фельдман, Бравштейн и Койфман. Все они летом 1969 года подали в ОВИР заявления на выезд в Израиль — и все получили отказы. В Киеве готовился третий номер журнала ВКК «Итон», для которого Диамант написал две статьи («Эйнштейн и евреи» и «Ханука — это не детский праздник»).

К надвигавшейся годовщине Бабьего Яра в 1969 году готовились и ВКК, и Киевский горком.

«Правильный» сценарий митинга, разработаный в горкоме, был согласован с ЦК КПУ:

Как стало известно Киевскому горкому КП Украины, некоторая часть националистически настроенных граждан еврейской национальности намерена провести 29 сентября этого года в Бабьем Яру сборище, возле памятного камня выложить из цветов шестиугольную звезду.

В связи с этим вносится предложение 29 сентября 1969 г. в 14 часов провести в Бабьем Яру, по примеру прошлого года, митинг представителей трудящихся Киева, посвященный памяти советских воинов и граждан, которые погибли от рук фашистов в период временной оккупации города.

Предлагается, чтобы митинг открыл секретарь горкома партии, а также выступили 2-3 участника Великой Отечественной войны (еврейской национальности), писатель, секретарь горкома комсомола.

Шевченковскому райкому КП Украины поручено провести подготовительную работу по проведению контрпропагандистской деятельности во время митинга.

Контакт с соответствующими административными органами по поводу проведения митинга установлен^[786].

9 сентября председатель КГБ при Совмине УССР Виталий Никитченко сообщил ЦК КПУ:

Комитетом госбезопасности республики получены оперативные данные о том, что на 29 сентября 1969 года еврейские националистические элементы города Киева намереваются устроить митинг в Бабьем Яру и придать ему сионистский характер.

Принимаются меры по предотвращению и пресечению нежелательных эксцессов^[787].

Петру Шелесту доложили об этом 12 сентября 1969 года.

И вот наступило 29 сентября.

Непосредственно перед этой датой ситуация вдруг обострилась — и с неожиданной для КГБ стороны. В этот день Никитченко сообщил в ЦК КПУ:

28 сентября 1969 года из Киева по почтовому каналу в адреса лиц еврейской национальности, проживающих в г. Киеве, направлено 175 документов с вложением, начинающимся словами «Помни! Ровно 28 лет назад были зверски умерщвлены тысячи твоих братьев и сестер». Далее в качестве эпиграфа взяты слова Ю. ФУЧИКА: «Люди! Будьте бдительны!», а затем в сокращенном виде изложено стихотворение Е. ЕВТУШЕНКО «Бабий Яр». Вложение изготовлено типографским способом, один экземпляр которого прилагается. Приняты меры к розыску автора и распространителя указанного документа^[788].

Можно предположить, что и автор, и распространитель так или иначе были связаны с ВКК. У которого, разумеется, был свой сценарий и на 29 сентября. КГБ знал о нем заранее, но пресечь в зародыше не смог:

...В этот же день около 19 часов со стороны улицы Д. Коротченко к памятному камню подошли 3 человека, которые несли венок из цветов в форме двух треугольников, один на другом — в форме 6-угольной звезды.

При попытке возложить этот 6-угольник у памятного камня присутствующие граждане еврейской и других национальностей начали высказывать свое возмущение поведением этих людей. Однако венок им все-таки удалось возложить. После этого они зажгли стеариновые свечи и стояли с ними несколько минут...

...Этих лиц задержали работники городского управления внутренних дел. Как оказалось, ими были: Койфман Исаак Израилевич, 1940 г. р., нигде не работает, образование высшее; Геренрот Анатолий Иосифович, 1940 г. р., ст. инженер Киевского специализированного ремонтно-наладочного управления, образование высшее; Казаровицкий Леонид Израилевич, старший инженер Днепросельмаш, образование высшее. С указанными гражданами соответствующими административными органами проведена необходимая работа^[789].

В результате кагэбэшники явно перенервничали и присутствие свое в овраге кратно усилили. Так, поздним вечером 29 сентября они категорически не хотели пускать к закладному камню Мирона и Светлану Петровских с цветами, но все же уступили напору Светланы и пропустили — правда, только ее одну^[790].

В 1970-е годы противостояние власти и еврейских активистов Бабьего Яра продолжилось.

Ситуацию на месте самого оврага начала 1970-х годов описывал ленинградец Юрий Окунев, ученый-радиотехник и публицист, эмигрировавший в США в 1993 году:

Я впервые посетил территорию бывшего Бабьего Яра где-то в начале 1970-х. Помню, что никто не мог толком объяснить его точное местоположение. В конце концов какой-то таксист, возивший прежде иностранных туристов, показал нам с приятелем то, что осталось от Бабьего Яра. Зрелище было невыразительным, унылым... Помойку, которую видел здесь Евгений Евтушенко в 1961 году, убрали, овраг залили пульпой и засыпали песком и землей. Через него проложили асфальтированную дорогу, разровняли место для парка и футбольного поля, поблизости строилось здание нового телецентра, на подступах виднелись стандартные жилые кварталы... Картина была успокоительно мирной... Как и следовало ожидать, никаких знаков случившейся здесь жуткой трагедии не было. Над останками несчетных и несчитанных тысяч убитых здесь людей мирно катились автомобили, играли в футбол мальчишки — среди них, возможно, и абсолютно невинные внуки тех украинских полицаев, которые убивали здесь еврейских мальчиков и девочек...

Глухая ярость закипала в душе от этой «мирной идиллии» — да будет проклят вовеки этот потерявший совесть безбожный режим, бесчувственно промышляющий на месте массового убийства еврейских детей извергами рода человеческого... Помнится, тогда, в начале 70-х, я решил — никогда больше не приду на это место глумления над памятью мучеников Бабьего Яра^[791].

1971 год — год 30-летия расстрелов в Бабьем Яру — был отмечен в овраге коллективной и краткосрочной голодовкой, состоявшейся 1 августа. В. Федорчук и Ю. Андропов, тогдашние председатели КГБ УССР и КГБ СССР, докладывали о ней в ЦК, соответственно, КПУ и КПСС:

Сообщаем, что 1 августа с. г. в Киеве около Памятного камня в Бабьем Яру группа сионистски настроенных евреев в количестве 12 человек в знак протеста против отказа в выдаче им разрешения на выезд в Израиль пыталась устроить десятичасовую «голодную» забастовку.

Об этих замыслах сионистских элементов органам госбезопасности стало известно заранее, и были приняты соответствующие меры по их упреждению. В частности, 29 июля указанным лицам, приглашенным в ОВИР УВД Киевского горсовета, объявили, что вопрос о выезде в Израиль может быть положительно решен при условии, если их семьи выедут из СССР в полном составе, включая родителей.

Проведенная в ОВИРе беседа поколебала намерение ряда лиц собраться в Бабьем Яру. Однако, подстрекаемые экстремистами, они явились в назначенное место, предварительно отправив телеграмму в адрес Президиума Верховного Совета СССР с заявлением об объявлении забастовки.

Принятыми мерами замысел сионистов был сорван. По согласованию с партийными органами участники провокации были задержаны за нарушение общественного порядка, подвергнуты денежному штрафу и аресту на 10-15 суток^[792].

Среди оштрафованных и задержанных — практически никого из состава ВКК. Исключение — Анатолий (Алик) Фельдман, фактически возглавивший новую волну протестного движения за еврейскую эмиграцию. И довольно эффективную волну — большинство арестованных получили израильские визы уже в августе — сентябре 1971 года, в том числе и А. Фельдман (правда, несколько позже других). 22 сентября 1971 года, находясь уже (или еще?) в Вене, Фельдман по просьбе Диаманта написал красочный и подробный отчет об этих событиях, раскрывающий и весеннюю предысторию событий 1 августа.

Процитирую ту его часть, что имеет отношение к Бабьему Яру:

К середине марта из Киева уехали практически все евреи, подававшие документы на выезд в предшествующие годы, в том числе наиболее активные люди, такие как Ан. Геренрот, Эм. Диамант, Евг. Бухина и др. Все они увезли с собой данные для вызовов желающих. Перед теми, кто остался, встала задача: подобрать новый актив, переформировать ульпаны, перераспределить литературу, а также найти новые методы работы в связи с изменившимися условиями.

В виде пробного шага мы предложили всем желающим выехать написать заявление в ОВИР с требованием разрешить регистрацию без вызовов, а также составили и подписали «Письмо 21» в Президиум Верховного Совета УССР. В конце марта каждый подписавший это письмо был вызван в ОВИР, и ему предложено подать вызов и другие документы. К концу месяца возобновили работу 3 ульпана с новыми преподавателями: И. Слободским, И. Ароновичем и Б. Бернштейн. Всего в них занималось 35-40 человек. Рост ульпанов сдерживался отсутствием учебников — те экземпляры «Элеф Милим»^[793], которые у нас были, изготовлялись на ротапринте в Москве, и пользоваться ими было небезопасно.

К середине апреля положение стабилизировалось; выделилась группа руководителей, пользующихся авторитетом и доверием со стороны остальных участников движения. 22 апреля, в День Катастрофы и героизма, мы решили собрать людей в Бабьем Яру с венками и цветами. Накануне, 21 апреля, в областное управление КГБ были вызваны четыре человека:

Э. Давидович, Б. Красный, В. Косов и я...

Беседа длилась около 3 часов. Вначале мне было заявлено, что желание выехать в Израиль и мои убеждения — это мое личное дело, но агитировать за выезд в Израиль и пропагандировать свои убеждения мне никто не позволит, что я уже был свыше четырех лет в лагере и легко могу попасть туда снова, если не пересмотрю свое поведение. В ответ на это я сказал, что если меня не арестовали до сих пор, то, вероятно, не из симпатии ко мне лично, а потому что в моих действиях не было состава преступления, а поэтому нет необходимости в пересмотре своего поведения. Мне сказали, что им все известно, в том числе и то, что я вел ульпан. Я ответил: «Нам нечего скрывать, мы имеем право изучать свой язык и свою культуру».

— Но почему вы это делаете подпольно?

— Это не так. Если бы существовали государственные курсы по изучению иврита, так же как существуют курсы английского, немецкого, французского, польского языков, то мы с удовольствием пошли бы на эти курсы и платили деньги за обучение.

— Вы можете изучать язык самостоятельно.

— Изучение языка требует разговорной практики. И что плохого в изучении иврита группами?

— Ульпаны — это частнопредпринимательская деятельность, наказуемая советскими законами.

— Разве мы с кого-нибудь брали деньги за обучение?

— А членские взносы?

— Их не было.

— Нам известно, что они были. На какие деньги размножались учебники? А почему все в ульпане имели клички?

— Клички имеют воры и осведомители КГБ. У нас есть имена, и те, кто носит нееврейские имена, переводили их на еврейский язык.

Затем меня спросили: Какую акцию вы наметили на завтра?

— Никакой акции мы не намечали. Если вас интересует, что я лично собираюсь делать завтра, то я могу сказать: я хочу пойти в Бабий Яр и возложить венок в память евреев, погибших там в 1941 г.

— Почему вы отмечаете память только евреев? Ведь там похоронены советские люди и других национальностей.

— Но только евреи погибли за то, что принадлежали к определенному народу. Это был геноцид. Замалчивать это — значит обелять фашистских убийц. Кроме того, когда мы приходим на кладбище, то подходим к могилам своих близких. Разве это означает неуважение к другим могилам? Мы скорбим обо всех жертвах нацистов, но не скрываем, что больше всего наша душа болит из-за погибших евреев. Разве это не естественно?

— Почему вы выбрали для траурной церемонии завтрашний день, когда все советские люди отмечают день рождения В. И. Ленина? Это может выглядеть как провокация.

— Это случайное совпадение. Еврейский календарь лунный, и в этом году День героизма и Катастрофы приходится на 22 апреля.

— А в будущем он придется на 1 мая?

— Нет, на 11 апреля.

— Почему вы не отмечали этот день в прошлом году?

— Когда вы правы, я с вами согласен. Это действительно наше упущение. Могу вам обещать, что это больше не повторится.

— Мы не советуем вам идти завтра в Бабий Яр. Возложение венков с надписями на незнакомом языке и вообще ваше вызывающее поведение может вызвать ответную реакцию со стороны нееврейского населения. Не боитесь ли вы этого?

— Нет, не боимся. Я знаю, что без вашего прямого указания этого не произойдет. А вам сейчас невыгодны эксцессы.

— Милиционер или дружинник, или любой советский человек не знает, что написано на венке. А если это антисоветский лозунг?

— В Киеве 150 тысяч евреев. Вы могли бы иметь сотрудника, знающего еврейский язык.

— Все же мы не советуем вам ходить. Кроме законов, есть советский правопорядок. Мы никому не позволим его нарушать и устраивать религиозные оргии в общественном месте.

— В ваших советах мы не нуждаемся. Если можете — запретите нам приходить в Бабий Яр.

— Запрещать мы не можем, но предупреждаем вас — проявите благоразумие.

— Благодарю за предупреждение, и позвольте мне предупредить вас — поскольку вам известно, что мы хотим возложить венки, то ответственность за все возможные инциденты будете нести вы.

На этом беседа закончилась. Аналогичного содержания беседы были и у других лиц, вызванных в КГБ. 22 апреля были возложены венки и цветы. Хотя поодаль находилась группа сотрудников КГБ в штатском, никаких инцидентов не было. Венки стояли до вечера следующего дня...

В июне продолжалась работа ульпанов. Все мы с напряжением ждали результатов судебных процессов. В конце июня стали поступать из ОВИРа отказы на наши просьбы о выезде. Разрешения получали только единицы, в основном это были женщины и старики. Многие из нас к тому времени потеряли работу. Мы стали задумываться над новыми формами борьбы. Нам казалось, что письма евреев из СССР в ООН и другие международные организации уже не достигают своей цели — то, что советские евреи хотят выехать в Израиль, стало уже банальной истиной. Нужны более драматичные формы борьбы. Мы решили провести 1-2 августа — в день Тиша бе-Ав^[794] — однодневную голодовку протеста против отказов в выдаче разрешений на выезд. Местом голодовки должен был стать Бабий Яр.

Главной задачей было обеспечить максимальную гласность. С этой целью мы просили наших друзей в Израиле звонить вечером 1 августа в Киев, а также воспользовались приездом в Киев американского еврея Леонарда Шустера, высланного из СССР 19 июля. В то же время 15 человек обратились с индивидуальными ходатайствами к Президенту 3. Шазару и министру внутренних дел Ш.-Й. Бургу с просьбами об израильском гражданстве. Письма об этом были отправлены по почте заказными с уведомлением о вручении и, по всей вероятности, были задержаны советской цензурой. Фамилии этих людей я передал в Израиль по телефону...

1 августа 11 человек начали голодовку, послав предварительно телеграмму об этом Председателю Президиума Верховного Совета Н. В. Подгорному. Через 3 часа они были арестованы милицией и затем осуждены народным судом на 15 суток за «мелкое хулиганство» — якобы за то, что они «мяли траву и вели себя вызывающе». Лишь 66-летняя женщина Татьяна Лейченко-Веледницкая была приговорена к штрафу в 10 рублей за «непристойное поведение»...

В тот же день о происшедшем мы сообщили нашим друзьям в Москве, а также я дал информацию по телефону в Лондон, Стокгольм и Израиль^[795].

Собственно юбилейное памятование в год 30-летия трагедии переехало в Лондон, где усилиями Англо-Украинского общества им. Мазепы 26 октября 1971 года состоялось публичное заседание с выступлениями О. Герберта, Мэтью Воли-Когена, А. Кузнецова и Л. Владимирова (Финкельштейна)^[796].

В контексте же внутрисоветского противостояния Кремля и «Сиона» 1972 год — немного особенный в череде лет. 5 сентября в Мюнхене, на Олимпийских играх, палестинские террористы взяли сборную команду Израиля в заложники и расстреляли. Киевские «отказники», вспоминает Светлана Петровская, среагировали на трагедию так:

...Они сплели громадный венок из белых гвоздик, который выглядел как треугольник, но, если его повернуть и развернуть, он превращался в ма-гендовид. Ребята поехали к Давиду Мирецкому, замечательному художнику, нашему другу, чтобы он подписал ленты к этим венкам на иврите. Давид выполнил все, о чем просили ребята. Они предложили и ему поехать в Бабий Яр и положить эти венки к камню, в знак траура по убиенным спортсменам. А где же в другом месте можно было бы оплакать евреев?

И они поехали. И положили венок. То ли гебешников предупредили, то ли там был постоянный пост, но они похватали всех ребят, затолкали

в машины и увезли... Они сидели в Лукьяновской тюрьме. Как выяснилось позже, машина их привезла прямо в суд и всех осудили за мелкое хулиганство — разбрасывание мусора (цветов) в неположенном месте. Их посадили в тюрьму на 15 суток. Даже «свидетели» нашлись.

По утрам их возили на работу — подметать улицы, перевоспитываться, потом, через 15 суток, выпустили, но свою основную работу все потеряли, всех сняли, лишив средств к существованию. Найти новую работу не представлялось возможным — не брали.

...Тогда очень многие уезжали. Поезд был битком набит людьми, которые уезжали, и теми, которые провожали своих родственников до границы. Это тоже был Исход, только без пальбы и видимой крови, а невидимой... только представить себе можно. Ведь не разрешали брать с собой не только боевые ордена, а просто фотографии родных и близких, записные книжки, старые письма, и еще требовали платить всякие налоги государству и прочее. Унижению не было предела. Нужно было мужество, чтобы пройти через все это^[797].

В следующем, 1973 году — очередное, новое обострение:

Еврейские активисты из разных городов Советского Союза не были допущены к траурному митингу в Бабьем Яре. Среди них Иосиф Аш и Иосиф Бейлин из Москвы, Яков Ариев из Риги, Александр и Людмила Мизрохины, Владимир Кислик, Марк и Наташа Луцкие из Киева. Анатолий Щаранский был снят с поезда по дороге в Киев, Михаил Магер, из Винницы, получил предупреждение, что если он выедет, то будет арестован. Однако двадцати активистам из разных других городов удалось прорваться, и они прибыли на траурный митинг.

Ицхак Циферблит, отказник из Киева, которому уже много раз было отказано в разрешении на выезд в Израиль, сообщил по телефону представителям Нью-Йоркского студенческого комитета по оказанию помощи советским евреям, что около 300 евреев присутствовали и возложили венки к памятнику на траурном митинге в Бабьем Яре в этом году^[798].

А октябрь 1973 года — это война Судного Дня, и бессильная злоба советского государства за неудачи арабских союзников-антисемитов. Как и Шестидневная, эта война основательно укрепила дух и решительность как еврейских отказников, так и тех, кто решил остаться.

1976. «Стало куда положить цветы». Мускулистый памятник

В 1974 году 86 евреев из разных советских городов обратились в ЦК КПСС с письмом по вопросу о памятнике жертвам Бабьего Яра. Критикуя политику властей в отношении Бабьего Яра, они предлагали создать фонд строительства памятника в Бабьем Яру, на который все желающие переводили бы добровольные пожертвования:

До сих пор Бабий Яр остается единственным в мире местом массовых убийств Второй мировой войны, в котором память невинно погибших не увековечена памятником. В последние годы в СССР воздвигнуты великолепные мемориалы жертвам нацизма в разных местах страны. Таким является комплекс Хатынь в Белоруссии, Саласпилс — в Латвии и ряд других, и только в Бабьем Яру, на месте гибели 100 тысяч людей стоит лишь жалкий придорожный камень.

Нельзя объяснить отсутствие памятника в Бабьем Яру забывчивостью властей Украины. Еще в 1961 году, в дни двадцатой годовщины расстрела, поэт Евтушенко осмелился напомнить об этом во всеуслышание стихотворением, ставшим широко известным в стране и за рубежом: «Памятника нет». Прошло еще 13 лет, памятник до сих пор не сооружен. Может быть, для него не хватает строительных материалов? Но при существующем в стране размахе строительства это — капля в море. Может быть, не хватает средств? Но памятник стоит намного меньше стоимости одного из тысяч танков, поставляемых бесперебойно вот уже в течение двадцати лет арабским странам. Если все же нет возможности сэкономить на поставках хотя бы одного танка, то нет сомнений в том, что евреи СССР готовы и сами собрать необходимые средства для сооружения памятника в Бабьем Яру. Уверены, что и неевреи примут участие в создании такого фонда, чтобы почтить память погибших. Для этого нужно лишь согласие властей. Мы знаем по опыту, что без согласия властей нельзя даже возлагать цветы на могилы в Бабьем Яру. Уже не раз евреев арестовывали и заключали в тюрьму за несанкционированное возложение венков в годовщину расстрела. Мы решительно настаиваем на безотлагательном решении вопроса сооружения памятника жертвам фашизма в Бабьем Яру. В связи с этим мы просим сообщить номер текущего счета, открытого для приема пожертвований в фонд строительства памятника в Бабьем Яру.

Токер Гирш, Полоцк Михаил и другие, всего 86 подписей^[799].

Заметили, как изменился тон письма? Ни тени просительности, одна лишь требовательность с иронией вприкуску. И Евтушенко — снова ничего не подозревающий Евтушенко! — как неизменный и неразменный глашатай чеканной правды!

Государство же, в ответ на нарастающее давление снизу, ощутило себя вынужденным зашевелиться.

4 октября 1971 года, т.е. накануне 30-летней годовщины расстрелов в Бабьем Яру, Киевский горсовет принял решение №1595 «О сооружении памятника советским гражданам и военнопленным солдатам и офицерам Советской армии, которые погибли от рук немецко-фашистских оккупантов в районе Сырецкого массива г. Киева» с выделением участка в 7 га ^[800].

Подготовительные работы начались, по некоторым сведениям, уже в 1972 году^[801], тогда же наверняка был готов и проект, коль скоро его автор — скульптор Михаил Григорьевич Лысенко (1906-1972)^[802] — успел умереть в том же году, т. е. за четыре года до открытия памятника! Сам же по себе проект — не что иное, как исковерканная конкурсная идея Е. Жовнировского и И. Каракиса^[803].

Строительство, если и шло, то ни шатко, ни валко. Но в 1974 году — в порядке «ответки» на сионистские происки — власти твердо решили его форсировать. Секретарь Киевского горкома КПУ А. Ботвин в письме в ЦК КПУ от 18 сентября 1974 года обосновывал это так:

В связи с тем, что в настоящее время лица еврейской национальности, так называемые «отказники», вынашивают идею создания общественного комитета по сбору средств для сооружения памятника в Бабьем Яре, в газете «Вечірній Київ»^[804] накануне 29 сентября будет опубликован материал о проекте памятника и его строительства^[805].

А 17 февраля 1975 года решением горисполкома № 166 были утверждены окончательный проект памятника и смета на его строительство^[806].

Прошло еще полтора года, и вот 2 июля 1976 года — через 35 лет после самой трагедии! — советская власть явила миру свой похабный и безальтернативный памятник, нисколько не отвечающий духу происшедшей здесь трагедии^[807].

Он представлял собой многофигурную бронзовую композицию высотой в 14 метров. Всего фигур 11, среди них — коммунист-подпольщик, солдат, моряк, влюбленная пара, мать с ребенком и старая женщина, но нет ни одной, хотя бы отдаленно напоминавшей еврея^[808]. Иосиф Бегун в своих воспоминаниях приводил слухи о первоначальных вариантах скульптур с узнаваемо еврейскими лицами, которых якобы заставили переделать в «интернациональные»^[809].

Название монумента — «Советским гражданам и военнопленным солдатам и офицерам Советской армии, расстрелянным немецкими фашистами в Бабьем яру, памятник». На бронзовой плите такой текст на русском языке: «Здесь в 1941-43 годах немецко-фашистскими захватчиками были расстреляны более ста тысяч граждан города Киева и военнопленных».

И снова ни слова о евреях, хоть и было их из убитых не меньше двух из трех и хоть и были они убиты потому лишь — что евреи. «Не мемориал, а всего лишь громоздкая, помпезная материализация лжи», — припечатал Наум Мейман^[810]. А Натан Эйдельман уточнил: материализация подлости. В его дневнике за 23 мая 1985 года читаем: «Затем — Бабий Яр, подлый памятник (лица, украинская сорочка)»^[811].

Тем не менее открытие происходило при огромном стечении народа. Выступали исключительно официальные лица и отобранные «представители народа», дружно говорившие о борьбе и победе над фашизмом. И, понятно, ни слова о гибели евреев^[812].

Фотографии памятника и репортажи с его открытия обошли все мировые газеты. Глядя на них, Виктор Некрасов, выступая по «Радио Свобода» 16 июля 1976 года, процитировал и прокомментировал одно из таких описаний:

...Читаю дальше: «Ступени ведут к 15-метровой скульптуре. Над оврагом застыли 11 фигур. Впереди коммунист-подпольщик. Он смело глядит в лицо смерти, в глазах твердость и уверенность в торжестве нашего дела. Крепко сжал кулаки солдат, рядом моряк заслоняет собой старую женщину. Девушка, под градом пуль, склонилась над своим любимым. Падает в яму юноша, не склонивший головы перед фашистами. Скульптуру венчает фигура молодой матери, символ торжества жизни над смертью, победы светлых сил и разума».

Как-то странно это все читать. В Бабьем Яру похоронены в основном старики и старухи, немощные, ничего не понимавшие, шедшие, как кролики в пасть удава. Их гнали эсэсовцы, гнали, гнали, гнали. И вот когда смотришь сейчас на эту фотографию, которая передо мной, и видишь этих крепких, мускулистых солдат, этих моряков, сотканных из бицепсов, из всех видов мускулатуры, которая есть. Когда видишь этого подпольщика со сжатыми кулаками, непонятно вообще. Как они, вот такие, как изображены на памятнике, как они просто не разметали весь этот конвой, который их гнет. Здесь сила, а Бабий Яр — трагедия, слабость, трагедия старости, трагедия детей, которые шли на смерть. И все-таки памятник есть. По фотографии трудно судить, по дошедшим до меня из Киева сведениям, какое-то эмоциональное начало в нем есть. Вот глядя сейчас на эту фотографию, я думаю, все-таки через 35 лет после этого варварского поступка, памятник воздвигли. Есть теперь куда класть цветы, и где молча постоять, может быть, уронить слезу.

Десять лет тому назад, 29 сентября 1966 года я был в Бабьем Яру. Там собрались люди, у которых кто-то погиб — дети, братья, отцы, деды. Они стояли, не зная, куда положить свои цветы, они плакали. И глядя на них, я вдруг почувствовал, что надо сказать несколько слов. Я не могу точно их воспроизвести. В тот же день очень хорошо выступал в Бабьем Яру Иван Дзюба, его речь есть, напечатана. Но я помню, что я в своем выступлении говорил о том, что не может быть, чтоб на этом месте варварского расстрела не было бы памятника — памятник будет. Мне потом за это крепко досталось, меня таскали на партбюро. Зачем я выступаю на сионистском сборище, зачем и все, но на это мне легко было ответить: «Не я должен был выступить, а в этот святой день — 25-ю годовщину, выступить кто-то из ЦК, из обкома, из райкома хотя бы — никого не было». Тем не менее, это выступление, особенно Ивана Дзюбы, настолько сильно прозвучало, что через десять дней на этом месте появился камень, который десять лет стоял. Сейчас памятник, на котором мы видим подпольщика, смело глядящего куда-то спокойно, мы видим женщину, которая олицетворение какой-то ясности, но мы не видим тех самых, того маленького еврейского мальчика или того старого еврея, старую бабушку — нет их. Мускулы, мускулы, мускулы, и протесты, ясное видение победы. И это в сентябре 1941 года.

Но памятник есть, есть куда положить цветы.

И надпись, и церемония, и, главное, сам памятник в точности соответствовали советской идеологеме Бабьего Яра: еврейские жертвы никак не обозначены, их вербальным заместителем служили выражения «мирные граждане» и, особенно часто, «советские люди». Холокост, мол, не уникален, а фашисты уничтожали советских граждан, среди которых были и русские, и евреи, и татары, и поляки...

В праве на свою отдельную память — даже в таком вопиющем случае, как Бабий Яр! — евреям было в очередной раз отказано. Борьба за восстановление справедливости уткнулась в жесткое идеолого-административное «нет».

В 1989 году по инициативе Антисионистского комитета советский монумент 1976 году обзавелся двумя дополнительными памятными плитами: на них — на русском и на идише — воспроизведен тот же самый текст, что и был на имевшейся уже плите.

Но, как было уже замечено: спасибо и на этом.

Все-таки стало куда хотя бы положить цветы...

1978-1984. Бабий Яр: уроки истории или правда о трагедии?

...Между тем интересные события происходили в США. Там по-настоящему всерьез о Холокосте в целом и о Бабьем Яре в частности узнала буквально вся страна. И произошло это благодаря кинематографу — важнейшему из всех искусств, как когда-то понял сам и завещал всем великий Ленин.

Прорывным тут оказался 1978 год и минителесериал «Холокост» американского режиссера Марвина Чомски (1929-1982) по сценарию Джеральда Грина с Мерил Стрип в главной роли, удостоенный «Эмми», «Грэмми» и любых других премий. Именно этот фильм ввел в широкий обиход само это слово — Хо-ло-кост!

Все четыре серии были показаны на канале NBC за четыре вечера подряд — с 16 по 19 апреля 1978 года. Сюжет сериала завязан на судьбах двух семейств — жертвенного (евреи Вайсы) и палаческого (немцы Дорфы). Вторая из серий была посвящена Бабьему Яру. Интересно, что в фильме состоялся кинодебют... Пауля Блобеля как «действующего лица» сюжета! (Позднее сценаристы не раз еще будут обращаться именно к нему как к своеобразному лицу гильдии палачей Бабьего Яра^[813]).

Этот сериал посмотрела вся гигантская телеаудитория США, включая президента Джимми Картера, предложившего построить в Вашингтоне национальный мемориал Холокоста, который стал бы символом трагедии^[814]. Для подготовки этой идеи к реализации и была назначена специальная Президентская комиссия по Холокосту под председательством Эли Визеля.

В этом своем качестве Эли Визель посетил Киев 2-3 августа 1979 года и составил себе резко критическое мнение о ходе и характере мемориализации Бабьего Яра. Он, в частности, заявил:

...в США помнят евреев в Бабьем Яру, чтут их память, молятся за них... это место задолго до сооружения памятника считалось священным... Перед вылетом в Москву Эли Визель выразил резкое возмущение тем, что на мемориальной доске у памятника вовсе не упоминается о том, что среди расстрелянных немцами советских граждан в большинстве были евреи. Заявил, что по возвращении в США будет этот вопрос поднимать перед своим правительством^[815].

Слова Визеля рифмуются с еще одной цитатой из «Прожито». Владимир Бессонов, запись от 23 октября 1980 года — неизменное отторжение от мускулистого советского монумента:

Доехал до Бабьего яра! Час бродил. Думал: неужели здесь расстреляли столько евреев! И ничего на этом месте нет! Нет никакого памятного знака...

Между тем в СССР сериал Чомски, конечно, не показали, но кто надо — в посольстве, в Минкульте, может быть, в ЦК — посмотрели, после чего возник запрос на советский художественный ответ на западную, буржуазную киноэкспроприацию нашего Бабьего Яра. Свидетельством чего явилось принятое в октябре 1978 года постановление ЦК КПУ «О дополнительных мерах по предупреждению негативных проявлений в республике», в котором, в частности, сочтено было необходимым

...выпустить в 1980 г. на русском и английском языках документальный фильм на материалах воспоминаний бывших узников Сырецкого лагеря — Островского, Будника, Трубакова и других, разоблачающих фальсификации сионистской пропаганды трагедии Бабьего Яра. Госкино УССР, Гостелерадио УССР, КГБ УССР^[816].

Между тем в преддверии 40-летия трагедии Бабьего Яра возник, точнее, обострился другой болезненный идеологический вопрос советской власти — эдакий клубок из безнадежно спутавшихся ниток сионизма, антисионизма, еврейской эмиграции, диссидентства и т. п. В недрах Идеологического отдела ЦК КПУ родилась идея пропагандистски оседлать Бабий Яр в резко усилившейся тогда борьбе с сионизмом, породившей такие, например, словеса, как «сионистская пропаганда трагедии Бабьего Яра» или «клеветнические измышления сионистов о Бабьем Яре», разгадка смысла которых и до сих пор затруднительна.

С небольшой редакционной правкой процитированные только что термины перекочевали в Постановление Секретариата ЦК КПУ «Об организации выполнения постановления ЦК КПСС “О мероприятиях по дальнейшему разоблачению реакционной сущности международного сионизма и антисоветской сионистской пропаганды”» от 19 марта 1979 года:

На основе документальных материалов и свидетельств бывших узников-евреев Сырецкого лагеря военнопленных создать короткометражный фильм, разоблачающий клеветнические измышления сионистов вокруг Бабьего Яра. Госкино УССР. 1980 г.^[817]

В январе 1980 года руководители целого ряда министерств и ведомств УССР подготовили информацию о ходе выполнения указанного постановления ЦК КПСС. Председатель Госкино УССР Юрий Олененко отчитывался тогда:

Тема «Бабий Яр» была предложена для реализации на студии «Укркинохроника» в одной части. Студия провела предварительную работу, определила кандидатуры авторов. Затем, по решению директивных органов, тему передали «Укртелефильму» с расширением ее до четырех частей^[818].

Леонид Кравчук (sic!), в то время заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК КПУ, оставил личную помету на полях: «Все три под вопросом». Как полагает Михаил Мицель, будущий президент Украины имел в виду три уже заказанных антисионистских фильма.

Между тем сценарий и режиссура фильма «Бабий Яр — уроки истории» уже находились в работе. Начиная с 1979 года на Киевской студии документальных фильмов проект вел Александр Александрович Шлаен (1932-2004)^[819]. Похоже, что — в пароксизме наивности? — он рассчитывал на то, что ему дадут снять нормальный, аутентичный, правдивый и честный фильм.

Но от фильма ждали совершенно другого! И уже в 1980 году авторский коллектив картины стали «укреплять», навязывая Шлаену в соавторы разных людей. Например, Виталия Коротича^[820] — сторонника своеобразного обезъевреивания Бабьего Яра: «Ну зачем, Саша, тебе эти евреи? Давай сделаем фильм про то, как это плохо вообще — убивать людей»^[821].

Или — по-видимому, более покладистого коллегу-режиссера — Владимира Николаевича Георгиенко (р. 1932 )^[822]. Сам Георгиенко, ни разу не назвав Шлаена как предшественника и обтекая все острые углы, позднее вспоминал, что в сентябре 1980 года его пригласили в Гостелерадио Украины и предложили возглавить творческую группу фильма.

Вся конфликтность и бурность выяснения отношений в процессе работы над фильмом запечатлелись в лаконичности титров к нему:

Над фильмом работали: В. Коротич, В. Георгиенко, Ал. Шлаен, А. Ващенко, X. Салганик, Г. Стремовский, В. Коляда, Ю. Лемешев, Э. Губский, Н. Надворный, Л. Гулевата, А. Кислий, А. Пугач, В. Николова, А. Садко, Е. Карабанов, Ж. Осипова, А. Гольдштейн, Л. Бондаренко, Д. Чимбр, Эрнст Генри.

Далее стандартное об архивах — и все! То есть: всех в одну кучу — глуше некуда, а шило так и торчит из мешка!

Вот, кстати, то же самое, но из перспективы самого Шлаена. Фильм, по сообщению его вдовы, Аллы Николаевны Шлаен-Ревенко, был совершенно исковеркан и искажен, при этом — вопреки твердо заявленной авторской воле. Шлаен даже пытался оспорить эти надругательства в советском суде (ответчик — студия «Укртелефильм»), возможно, он добивался снятия своего имени в титрах.

Не преуспев ни на студии, ни в суде, Шлаен решил переключиться на другой жанр — и стал перестраивать свой материал и свои мысли в формат книги. Но Политиздат, поначалу приняв рукопись, вскоре отказался от ее: «Что Вы все этих евреев поднимаете?» В январе 1982 года у Шлаена даже прошел обыск, а рукопись книги была элементарно арестована.

А что с картиной?

Заметка Георгиенко в неустановленном издании, названная им «Правда и полуправда», приподнимает завесу:

Когда черновой вариант фильма был просмотрен вышестоящими инстанциями, сейчас же поступили рекомендации ЦК КП Украины: «Для большей актуальности и придачи фильму политической остроты, необходимо показать преемственность фашистских тенденций и методов современным сионизмом».

Виталий Коротич, входивший в состав творческой группы фильма, настоял, помимо «развенчания израильского сионизма», ввести эпизоды «зверства американской военщины в Корее, Вьетнаме». Всякая попытка воспрепятствовать этому, попытка объяснить не только ему и остальным чиновникам, что это отразится не только на качестве, но и ограничит географию демонстрации фильма в странах Запада, была тщетной.

Фильм оказался под угрозой закрытия, дали о себе знать силы, которые очень хотели такого финала. Мне пришлось снова ехать в киноархивы Москвы и срочно разыскивать кадры «зверств американской военщины» и развенчания «израильского сионизма». В те времена «антисионизм» пышным цветом расцветал во всех странах Европы, особенно в СССР. Именно под давлением правительства Советского Союза ООН приняла декларацию, осуждающую Израиль, откровенно отождествляя его с расизмом. Лишь в 1992 году это дискриминационное решение было отменено^[823].

Понятно, из-за чего так бесился Шлаен, скорее всего и бывший той «силой», что хотела закрытия фильма. Но передавила другая сила — та, что хотела его выхода на экран и требовавшая — в нагрузку к Холокосту с немецкими палачами — еще и американскую военщину во Вьетнаме и израильскую в Палестине. И вся эта окрошка — в одной миске!

Но, несмотря даже на эту окрошку, фильм на Гостелерадио в Москве был принят кисло: приемку прошел, но заслужил лишь «вторую категорию». Не фиаско, конечно, но «очень было гадко на душе», вспоминал режиссер.

Но и это еще не все! На десерт «руководителю коллектива» выпало вот еще что:

Попал я вскоре на прием к секретарю Киевского горкома товарищу Главак, в прошлом первому секретарю ЦК ЛКСМ Украины. В конце беседы она и задает мне вопрос: «Объясните мне, почему вы в вашем фильме не сказали о том, что евреи шли в Бабий Яр, как скотина на убой. И захватили при этом с собой золото и серебро?.. Вы также не сказали, что никто из евреев даже не оказал сопротивления, им в голову не пришло уйти в подполье к партизанам. Да, Владимир Николаевич, вы подыграли евреям».

Так вот где собака зарыта... Вот он, ответ на мой вопрос, почему в Москве так прохладно была принята картина. Оказывается, все просто — «подыграл евреям!».

Наступил 1981 год, 40-летие трагедии. 55-минутный фильм «Бабий Яр — уроки истории» показали по всесоюзному (sic!) телевидению строго в намеченный заказчиками срок — 29 сентября 1981 года. Шлаен и дожившие до этого момента узники сырецкой зондеркоманды посмотрели его даже все вместе — дома у Якова Капера.

И всего через две недели — 15 октября! — фильм уже крутили в Нью-Йорке, в Секретариате ООН — как культурную инициативу Делегации УССР на 36-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН!^[824] Собралось около 250 дипломатов и журналистов. Представляя фильм, заместитель председателя делегации УССР Л.В. Черный упорно «акцентировал внимание на миролюбивой политике Советского Союза» и изо всех сил противостоял «попыткам определённых зарубежных кругов фальсифицировать историческое прошлое и современное нашего народа, в том числе и трагедию Бабьего Яра».

Просмотр вызвал чрезвычайный интерес... Представители прогрессивной русской и еврейской общественности попросили кинофильм для демонстрации в своих клубах. Руководители Лиги американских украинцев, которые вначале считали нежелательным показ фильма местным украинцам, поскольку он озвучен на русском языке, заявили, что обязательно покажут его в Нью-Йорке и в Арров-парке... Только один из участников просмотра, представившийся адвокатом, бывшим киевлянином, а ныне гражданином Израиля, сказал, что считает фильм неприемлемым для значительной части евреев потому, что еврейским жертвам в нем уделено недостаточное внимание^[825].

Так что Кравчук и иже с ним остались довольны. Фильм даже похвалили в постановлении Политбюро ЦК КПУ от 8 февраля 1983 года «О мероприятиях по усилению противодействия подрывной антисоветской деятельностизарубежных сионистских центров и антиобщественных элементов из числа просионистски настроенных лиц»:

Периодически демонстрировать по телевидению фильм «Бабий яр — уроки истории», шире использовать при проведении тематических вечеров по разоблачению сионизма документальную ленту «Я хочу рассказать правду»^[826].

Последняя по времени (14 сентября 1984 года) антисионистская попытка осмысления причин эмиграции — ориентировка отдела пропаганды и агитации ЦК КПУ «О тенденциях в подрывной антисоветской пропаганде зарубежных сионистских центров и мерах по противодействию ей» — едва ли не единственный еврейский след в этой проблематике, оставленный годичным правлением У. X. Черненко. Ни о каких инсинуациях со стороны сионистов в связи с Бабьим Яром упоминаний в нем уже нет:

В настоящее время, в связи с резким сокращением выездов евреев из СССР (в республике в сравнении с 1979 г. более чем в 40 раз), акцент в сионистской пропаганде перенесен на инспирирование движения за «свободное развитие еврейской национальной культуры». Изменения в тактике сионистских подрывных центров сказывается и на поведении просионистских лиц в республике. В партийные и советские органы поступают письма и заявления с требованием открыть «еврейские культурные центры», «еврейские школы, художественные коллективы»^[827]

Но пройдет еще полтора года, как снова — 26 апреля 1986 года — в районе Киева громыхнет! И уже не локальной Куреневкой, как четверть века назад, а глобальным Чернобылем!..

Версию Коротича — Георгиенко повторили по телевидению в 1986 году, на 45-летие трагедии, и, возможно, собирались показать — или даже показали — и в 1991 году — на 50-летие. Против этого Шлаен тоже протестовал и даже обращался в Генпрокуратуру СССР, но, кажется, не преуспел.

1966-1981. Фигурки Сидура, свинец Варги, эскизы Толкачева и первые антологии

В брежневское время увидели свет первые поэтические подборки или антологии, посвященные Бабьему Яру. Произошло это, разумеется, не в СССР, а за границей — в Лондоне и Тель-Авиве.

В раздел «Бабий Яр» в сборнике «Русский антисемитизм и евреи», составленном А. Флегоном и А. Наумовым (Лондон, издательство «Flegon-Press», 1968^[828]), вошли стихотворение «Бабий Яр» и отрывок из «Автобиографии»

Е. Евтушенко, а также отклики — стихотворение А. Маркова «Мой ответ», статья Д. Старикова «Об одном стихотворении», стихотворение «Анонимного поэта» под названием «Ответ Маркову на его злобный пасквиль по поводу стихотворения Евг. Евтушенко “Бабий Яр”» («В чем это, Марков, вы узрели...») и, под конец, фрагмент из выступления И. Дзюбы на 25-й годовщине трагедии в Бабьем Яру в Киеве.

Первая настоящая антология (а точнее, хрестоматия с элементами антологии) вышла в 1981 году, к 40-летию расстрела, в Тель-Авивском издательстве «Мориа»^[829]. Выпускающая организация — «Союз землячеств — выходцев из СССР», материалы собирались Киевским землячеством. Ответственный редактор — Е. Баух, технический — Р. Волицкая, автор фотографий — Г. Винницкий. Указаны и спонсоры: Фонд увековечения памяти жертв Бабьего Яра, Еврейское агентство (Сохнут) и Министерство абсорбции Израиля^[830]. Мотором издания был его ответственный редактор — Ефрем Исаакович (Эфраим Эцхович) Баух (1934, Тигина, Румыния — 2020, Петах-Тиква, Израиль), поэт, писатель, переводчик, журналист и общественный деятель, глава Федерации союзов писателей Израиля, Израильского ПЕН-клуба и др. В составленной им книге преобладают очерки, письма и документы, но есть и стихи (Л. Озерова, И. Эренбурга, О. Дриза, Е. Евтушенко, Ш. Розенберга и И. Пинкарт (Пинкерт), а также проза И. Кипниса). Язык публикации — русский, но отдельные вкрапления (например, стихотворения О. Дриза и И. Пинкарт) — двуязычны (на идише и по-русски), проза Кипниса дана в переводе.

Довольно плодотворными брежневские годы оказались и для художников и скульпторов.

Так, 1966 годом датируются замечательные деревянные композиции «Бабий Яр» всемирно известного скульптора Вадима Абрамовича Сидура (1924-1986)^[831]. Классические параметры его поэтики — лапидарность, обобщенность и экспрессивность — проявились в этих фигурках в полную силу.

В 1968 году свой «Бабий Яр» создал и известный венгерский скульптор Имре Варга (1923-2019), автор многих портретных памятников, а также памятника жертвам Холокоста перед будапештской синагогой. «Бабий Яр» — это небольшая (60 на 55 см) каменно-свинцовая композиция с грудами человеческих фигурок в каменных желобах^[832].

Зиновий Шендерович Толкачев (1903-1977) в 1919-1920 годах учился в Москве, во ВХУТЕМАСе, у П. Кончаловского и А. Осмеркина. Одним из первых в СССР, еще в 1945 году, он обратился к теме концлагерей и Холокоста и написал серии картин «Майданек», «Освенцим» и «Цветы Освенцима». В 1950-1960-е годы Толкачева клеймили за «безродный космополитизм», «буржуазный национализм» и «сионизм». В середине 1960-х годов он делал эскизы к своему проекту памятника в Бабьем Яру, а в 1968 году написал картину «Твоя мать»^[833].

Ефим Давидович Симкин (1915-2001), поэт-фронтовик, потерявший на фронте левую руку, и киевлянин, потерявший в Бабьем Яру родителей, две свои картины — «Бабий Яр» и «Перед расстрелом в Бабьем Яру» — написал в 1979 и 1980 годах.

И еще одно — неожиданное — имя должно встать в этот же ряд. Имя Александра Дмитриевича Тихомирова (1916-1995), ученика И. Г. Рыженко и А. А. Осмеркина, автора самых больших в мире (аж в 40-60 метров высотой!) фасадных билбордов В. И. Ленина. Оказалось, что он — тайно и десятилетиями, в 1950-1980-е годы — создавал трагические, исполненные переживания и боли графические циклы: «Холокост», «Освенцим» и «Бабий Яр»^[834]. Но при этом боялся показывать их — даже домашним^[835].

В количественном отношении конкуренцию Тихомирову мог бы составить Михаил Саулович Туровский (р. 1933), в 1979 году эмигрировавший в США. Работу над своим циклом «Холокост» он начал с серии гравюр еще в Киеве. Сейчас это более 80 монохромных картин и множество гравюр и рисунков. В 2001 году большая часть цикла была представлена на персональной выставке Туровского в Киеве^[836].

Еще один эмигрант в США — Михаил Леонидович Звягин (р. 1931) — советский художник, скульптор и писатель из Ленинграда. Одной из знаковых и принципиальных для самого художника работ этого периода стала масштабная картина-икона в красно-оранжевой гамме «Бабий Яр» (1981-1985)^[837]. Расстрел евреев — это «душераздирающая картина истязания человеческой плоти и гибели человеческого духа, противопоставление людей кровожадным зверям, воплощающим вселенское зло»^[838]. Впервые картина была экспонирована в 1991 году.

В брежневскую эпоху было сочинено лишь немного музыкальных произведений, посвященных Бабьему Яру. В частности, пьеса для фортепьяно, ударных и камерного оркестра (1970) чилийско-израильского композитора Леона Шидловского (1931-2022) и опус британского композитора Стива Мартлэнда (1954-2013), написанный в 1981 году.

1969-1992. Глобус Бабьего Яра

Коммеморация Бабьего Яра, столь зажатая и стесненная в советском и антисемитском Киеве, не могла не выплеснуться наружу, во внешний по отношению к СССР и Украине, но так или иначе связанный с еврейством мир.

Соответствующие государственные или муниципальные инициативы зафиксированы в США, Израиле и Австралии^[839].

В 1981 году, накануне 40-летия трагедии, архитектор Евгений Жовнировский, уже совершивший алию, в сердцах — или в отчаянии? — пробросил в сторону Москвы и Киева: «Памятник трагедии Бабьего Яра еще будет сооружен. И место его — в Израиле»^[840]. И — продолжим его мысль — уж точно не в СССР!

Самая ранняя из инициатив — американская. Мемориальный парк Бабий Яр (Babi Yar Memorial Park) в Денвере, столице штате Колорадо^[841], расположился на 12 гектарах, самый ландшафт которых по-своему увековечивал память о жертвах трагедии. Пересеченный рельеф, небольшой естественный овраг, солнечно-сухой микроклимат и даже растительность — живо напоминали собой «киевские» реалии.

Участок под мемориал был выделен в 1969 году мэром Денвера Вильямом Мак-Николсом-младшим под специальное место для тех жителей, кто хотел бы выразить где-то свой протест или беспокойство. Очень быстро функционал места трансформировался — из гайд-парка, пространства споров и дискуссий, в некое пространство скорби и солидарности.

Идея соотнести его именно с Бабьим Яром возникла в конце 1969 года, вскоре после того, как, не дожидаясь фильма М. Чомски, группа денверских евреев^[842] посетила Киев и Бабий Яр. Там, на своей бывшей, кровавой — и все-таки родной — Украине они застали крайнюю степень государственного антисемитизма, забвения и презрения к памяти жертв Холокоста.

Треск лживых речей проваренного в горкомовских инструктажах и в райкомовских собеседованиях гида заронил в сердцах денверских земляков боль, тревогу и самое настоящее отчаяние. Кто-то из группы, а может быть и все до одного, инстинктивно насыпали в свои носовые платки по горсточке земли из Бабьего Яра, и на такой случай у растерявшегося гида инструкций не было.

Инстинктивно — потому, что они не могли знать об официальном игноре официальной просьбы директора Яд Вашема Бен-Циона Динура прислать ему для музея немного земли из Яра^[843]. Напомню, что в 1957 году он обратился к еврейской общине Киева с просьбой прислать мешочек с прахом жертв из Бабьего Яра. МИД СССР тогда дал указание профессору не отвечать, а евреям, если спросят, разъяснить, что «...евреи — жертвы фашистского террора — были советскими гражданами, и советские организации возражают против отправки их праха за границу»^[844].

В искривленной советской оптике просьба из Яд Вашема не что иное, как воровство почвы — настоящее преступление! Но ни в колонию, ни под слой пульпы, как еврейские кости, отправить нехороших туристов за их самоуправство власти не могли, да и таможенники, если бы вдруг обнаружили эти платки, только подивились бы тяжести американских нестираных соплей.

Ссыпав по возвращении всю контрабандную овражью землю в один металлический запаянный цилиндр, денверские евреи — и тоже почти инстинктивно — решили разместить его где-нибудь у себя в городе как драгоценный сосуд памяти и как лекарство от кремлевского небытия.

Первоначальный замысел был скромен и ограничивался поименованием в честь Бабьего Яра одной из улиц в городе. Но вскоре выяснилось, что безымянных улиц в Денвере уже нет, тогда как безымянные зеленые участки еще есть. Так и возникла идея сквера или парка, после чего в 1970 году был создан «Фонд Парка Бабий Яр» под руководством Элен Гинзбург и Элана Глаза. Им удалось заручиться письменной поддержкой Евгения Евтушенко и Анатолия Кузнецова, а первые две строчки евтушенковской поэмы стали своего рода знаменем и девизом инициативы.

Узнав о проекте, к нему захотела присоединиться и денверская украинская община: мол, украинские же евреи в Бабьем Яру погибли — карикатура на нынешнюю войну вокруг памяти в Киеве. Но Комитет категорически против этого возражал — именно в свете той роли, которую в трагедии сыграли украинские полицаи. Фонд же — не возражал, но при условии, если украинская община внесет солидное пожертвование. Так что и отношения

Комитета с Фондом, как это, увы, принято у евреев, тоже напрягались время от времени. К слову: среди спонсоров Парка большинство — как раз не-евреи и нееврейские организации.

Между 1971 и 1983 годами денверский мемориальный парк «Бабий яр» развивался с акцентом на усиление природного и ассоциативного сходства с киевским оврагом. Со временем замысел этот развился и оформился в нечто зримое и тактильное: есть в нем и «Лес, который все помнит», и «Народная площадь», и круглый амфитеатр для дискуссий и споров, в самом центре которого установлен цилиндр с землей из Бабьего Яра. Открытие парка в его нынешнем виде состоялось в 1983 году: ежегодно в последние дни сентября здесь проходит церемония в память о расстрелянных в Бабьем Яру.

В 2005 году Фонд передал парк вместе с его инфраструктурой на баланс Денверского Мицель-Музея (Denver’s Mizel Museum), хорошо вписавшись в его профиль: социальная справедливость + преподавание истории Холокоста + современная еврейская культура. Уже в 2006 году музей объявил международный конкурс на новый дизайн парка, в 2009 году в нем победила архитектурная команда Юлиана Бондера и Кшиштофа Водичко. В содержательном плане переход под эгиду большого музея привел к расширению контента и пополнению проблематики Бабьего Яра в одноименном парке в Денвере событиями Голодомора (sic!) и 11 сентября 2011 года^[845].

Второй американский проект — и тоже парк! — в Нью-Йорке, в Бруклине, еще точнее — в районе Брайтон-Бич, населенном преимущественно еврейскими иммигрантами — выходцами из России и СССР. Это — «Треугольный парк Бабий Яр» (Babi Yar Triangle Park), заложенный и названный так в 1981 году. «Треугольный» он потому, что оконтурен тремя улицами — Brighton 14^th Street, Corbin Place и Ocean View Avenue, но на самом деле границы парка — не треугольник, а более сложная конфигурация, напоминающая скорее пентагон^[846]. На его реконструкцию были выделены серьезные муниципальные средства, работы были закончены в 1988 году, и в 1989 году парк был официально открыт, а на его открытии выступал Евтушенко.

Памятник жертвам Бабьего Яра имеется также на еврейском кладбище Филадельфии.

Теперь об израильских инициативах.

Первый израильский проект — сугубо частный и инициативный. Как и митинг в Бабьем Яру накануне Йом-Кипура в Киеве в 1966 году, это плод кипучей энергии Эмануэля (Амика) Диаманта. Если хотите — прямое продолжение того митинга.

В марте 1971 года Амику с женой и братом предложили в десять дней покинуть СССР. Уговаривать не пришлось.

В первую же годовщину Бабьего Яра на израильской земле Диамант опубликовал свои первые статьи о киевских митингах 1966 года в центральных израильских газетах — на русском^[847] и на иврите^[848].

С юношеским задором и гиперболизмом обозревая прошлое, он восклицал позднее:

Сказать, что это мы принесли с собой Бабий Яр в Израиль, что до этого ничего о Бабьем Яре в Израиле не знали, было бы сильным преувеличением. В Израиле знали о Бабьем Яре. Но знание это было умозрительным и поверхностным, со слов Евтушенко и Кузнецова (не самых надежных свидетелей положения в Бабьем Яре...). Мы принесли с собой новое знание о Бабьем Яре. Новую символику Бабьего Яра. Свое новое к нему отношение. Появившись в Израиле, мы принялись распространять это новое знание с азартом миссионеров, добравшихся наконец (живыми, через бури и штормы) до земли обитаемой и видящих в этом предназначение и перст судьбы^[849].

Поселились они на Голанах. В первый же год — а это 30-летие Бабьего Яра — Амик основал своеобразную традицию памятования киевской трагедии на израильской земле. В качестве памятных дней Бабьего Яра выбирались ближайшие к 29 сентября нерабочие дни, т. е. субботы. В этом не было ни религиозного, ни антирелигиозного подтекста, был же — сугубо технический, точнее, логистический: на то, чтобы добраться до Голан из Бер-Шевы нужно было как минимум 4 часа, а выходной в Израиле был тогда в неделю всего один — суббота.

О том, насколько наощупь приходилось действовать Диаманту в столь вожделенной, но совершенно незнакомой стране, свидетельствует этот отрывок:

Готовясь к своей первой церемонии памяти Бабьего Яра в Израиле, мы решили, что тут, в Израиле, наши памятные церемонии должны начинаться с молитвы. Что читать и как читать? — по своему абсолютному невежеству, мы, конечно, не знали. Поэтому решено было обратиться к специалистам — в 1974 году кроме кибуцев-первопроходцев на Голанах было уже несколько религиозных поселений (Рамат Магшимим, Нов, Хиспин). Туда-то мы и обратились. И нам не отказали^[850].

Но выбор субботы — решение светское и сионистское — для религиозных участников, как подчеркивал сам Диамант, был неприемлем. Выход был найден в том, чтобы религиозные приезжали заранее, еще до наступления субботы — со своими семьями, едой и посудой — и первым делом справляли как бы выездной шаббат. «А в назначенный час читали нам слова молитвы (слова пророка), открывая нашу памятную церемонию»^[851].

Надо сказать, что церемония эта решительно отличалась от того, что в первую очередь, думая о ней, ожидаешь. Вот как описывает ее сам Диамант:

Бабий Яр всегда был ареной, плацдармом боевых действий... Каждое посещение Бабьего Яра сопровождалось неминуемыми жертвами — внесудебные и административные преследования, преследования по месту работы или учебы, судебные преследования (10 судебных процессов — кто сегодня помнит об этом?).

Те, кто прошел это, те, кто вышел из Бабьего Яра и оказался на свободе, собирались (в те годы), чтобы вспомнить о прошлом, вспомнить о боях-товарищах и поддержать, хоть как-то, хоть издалека, своих оставшихся там соратников^[852].

В 1974 году Диамант со товарищи переселился в небольшое поселение-кибуц Алия-70 — тоже на Голанском плато, прямо на берегу Кинерета:

Переехал с нами на новое место и Бабий Яр: в 1974 году мы впервые отмечали эту дату в поселении Алия-70 (вместе с гостями и товарищами, собравшимися со всего Израиля)^[853].

А в 1975 году Алия-70 «раскололась» (евреи, одни евреи!), и диамантовский «Бабий Яр» перебрался вслед за ним на новое место — в мошав^[854] Аршах в Нижней Галилее, что рядом с поселком Альмагор, расположенным у впадения Иордана в Кинерет. Именно сюда в 1976-м, в 35-ю годовщину Бабьего Яра и 10-ю годовщину первого митинга в овраге, приезжал Виктор Некрасов. Диамант «выписал» его из Парижа, добившись для него через Аббу Эвена, экс-министра иностранных дел Израиля, и государственного приглашения, и авиабилетов в оба конца. В тот год, по сообщению газеты «Маарив», на церемонии присутствовало более 700 человек.

Собрания в Аршахе продолжались вплоть до 1979 года. Затем они перебрались в другие места, а в самый последний раз Амик и его друзья отмечали «свой Бабий Яр» в лесу Бен Шемена 29 сентября 1991 года.

И на этом 20-летняя диссидентская традиция пресеклась...

Второй израильский проект — тот самый кенотаф жертвам Бабьего Яра, установленный в Тель-Авиве, на городском кладбище Нахалат Ицхак, куда были перезахоронены кости, привезенные Диамантом из Бабьего Яра. Мемориал был открыт в 1972 году премьер-министром Израиля Голдой Меир.

Еще один израильский проект — это «Долина Уничтоженных общин» в Яд Вашеме в Иерусалиме — реквием-монумент в память о более чем пяти тысячах еврейских общин, уничтоженных во время Холокоста^[855]. Строительные работы начались в 1983 году. Первый участок монумента был открыт 26 апреля 1987 года, а 14 октября 1992 года комплекс открылся весь и целиком.

Это рукотворный каменный лабиринт, состоящий из 107 стен, сложенных из высоких скалоподобных блоков. Их периметр и перегородки повторяют карту Европы, а отсутствие крыш символизирует не только смерть, но и небо, т. е. вечную память.

На стенах — на четырех языках — высечены названия убитых общин, в том числе и киевской. А внизу, у подножья киевского блока, лежит еще один, полуутопленный в почву камень, на котором высечено: «Бабий Яр».

Мемориал жертвам Бабьего Яра был открыт 28 сентября 2014 года в Бонди, пригороде Сиднея, где проживает большая русскоязычная еврейская община. Это инициатива Исполнительного совета австралийского еврейства и его директора по связям с общественностью Александра Рывчина, уроженца Киева. Надпись на памятнике на английском языке гласит: «В память о евреях Киева, убитых в Бабьем Яру нацистами и их украинскими соратниками, и в знак признания страданий советского еврейства».

P.S.

В завершение глобального обзора — полукурьезный постскриптум об одной инициативе из Германии, соединившей в себе, на мой вкус, элементы донкихотства и чичиковщины.

В 1997 году киевский архитектор Альберт Машкович Крыжопольский (1942-2011) эмигрировал в Германию, в Бонн. Едва-едва обустроившись, он занялся проектированием Мемориала Бабьего Яра! Точнее — в его интерпретации — памятника-музея жертвам Холокоста: для Бабьего Яра, но — даже без упоминания Бабьего Яра в названии. Музей имел бы в плане форму шестиконечной еврейской звезды и как бы вырастал из холма, основанием уходя в землю, что должно было символизировать гибель шести миллионов евреев.

Крыжопольский дал несколько интервью, а в одном из них сообщил, что нашел спонсоров и преуспел в других компонентах музеефикации Бабьего Яра, и что дело теперь только за украинской стороной:

Мы отлично понимаем, что Украина сейчас находится в таком экономическом положении, что ей очень сложно строить такой музей. Поэтому в Германии в настоящее время де-факто существует уже организация, которая готова взять на себя все заботы по строительству музея: сбор средств, организацию строительства и так далее. Вот мы уже сделали этот проект, именно эта организация сделала. Что нужно от Украины? От Украины мы просим, чтобы нам выделили место в районе Бабьего Яра, где бы можно было это создать. Конечно, если Украина пожелает и сможет чем-то еще помочь, если сможет выполнить, допустим, «нулевой» цикл или любые другие работы — прекрасно!^[856]

Сведения об этой волшебной организации — ну, хотя бы ее название — архитектор Крыжопольский так никогда и никому не выдал.

1986-1991: ГОРБАЧЕВ И «ЕВРЕИ НАДЕЖДЫ»

1980-е. Перестройка и Левитас

В 1986 году неутомимый Эли Визель, лауреат Нобелевской премии мира за этот год, обратился к последнему генсеку КПСС и будущему (1990) лауреату той же самой премии Михаилу Сергеевичу Горбачеву (1931— 2022):

Там было убито 80 тысяч евреев — и ни слова о евреях нет. Я взываю к гуманизму Горбачева!

Горбачев, кажется, сделал вид, что не расслышал.

Между тем автор процитированной несколько выше «ориентировки» — заведующий отделом ЦК КПУ Леонид Макарович Кравчук (1934-2022), он же будущий первый президент Украины (sic!), невольно разглядел то, что через пять лет, к концу 1980-х годов, станет доминантой в развитии еврейской жизни в СССР.

Это та самая повестка, с которой выступал — и чрезвычайно успешно — Илья Михайлович Левитас (1931-2014). Историк, журналист, педагог, спортсмен, общественный деятель, основатель и главный редактор популярной всеукраинской газеты на русском языке «Еврейские вести»! Он же создатель и глава Еврейского совета Украины, Совета национальных обществ Украины, фондов «Память жертв фашизма в Украине», «Память Бабьего Яра» (он открылся первым, еще 22 октября 1988 года) и фонда Шолом-Алейхема.

Уроженец Ташкента, в Киев Левитас переехал только в 1945 году. С 1952 по 1992 год он работал учителем русской литературы и физического воспитания, стал отличником народного образования Украины (1978), отличником физкультуры и спорта СССР (1983), заслуженным работником культуры Украины (1991). В 1979 году в киевской средней школе №146 он организовал сразу три школьных музея — «Великой Отечественной войны», «Русской литературы» и «Олимпийской славы».

Но главным объектом кипучей энергии Левитаса всегда была еврейская тема. В 1988 году он организовал в Киеве первую в СССР государственную еврейскую библиотеку, в 1989 — Общество еврейской культуры Украины (в 1992 году вошло в состав Еврейского совета Украины), а в 1990 — общество «Украина — Израиль».

Начиная с 1989 года в Киеве 29 сентября проводятся Дни памяти жертв трагедии с маршем по Дороге смерти, начинающимся от мотозавода и заканчивающимся в Роще Праведников из 300 березок, высаженных в память о спасителях евреев^[857]. Заканчиваются Дни памяти траурным концертом и приспусканием флага Украины на здании Киевской мэрии^[858].

В 1991 году, к 50-летию расстрела в Бабьем Яру, по инициативе Левитаса была поставлена «Менора»^[859], открывшая собой серию «еврейских» памятных знаков вокруг Бабьего Яра. Он же автор и организатор первой в СССР выставки о Холокосте — «Бабий Яр» (1997), а также выставок «Еврейский народ в Великой Отечественной войне» (1988), «Праведники Бабьего Яра» (1992) и «Дети Бабьего Яра» (2011).

Он же, Левитас, инициировал открытие в Киеве мемориальной доски, памятника и музея Шолом-Алейхема, а кроме того — мемориальных досок таким киевлянам, как премьер-министр Израиля Голда Меир, писатель Д. Гофштейн, музыканты Н. Рахлин и И. Шамо, врач Д. Сигалов. Он добился посмертного присвоения подпольщице Т. Маркус и освободителю Аушвица капитану А. Шапиро (2006) званий «Героя Украины». Фонд «Память Бабьего Яра» присвоил звание «Праведника Бабьего Яра» более чем 2500 украинцам и представителям 13 других национальностей, в годы войны спасавших евреев, Левитас добился награждения 424 «Праведников Бабьего Яра» и «Праведников Украины» орденом «За заслуги».

Деятельность Левитаса не ограничивалась евреями. В 1989 году он основал Совет национальных обществ Украины при Президенте Украины, объединивший более 300 местных организаций 41 национальности, в 2001-2003 годах он был его председателем. Он входил в Совет по вопросам языковой политики при президенте Украины и основал два Всеукраинских фестиваля — «Все мы дети твои, Украина!» и «Шолом, Украина!».

Он же — автор и составитель десятков книг и сотен статей по истории еврейского народа, в том числе 12 книг о трагедии Бабьего Яра, среди них «Еврейской военной энциклопедии», «Книги памяти Бабьего Яра», «Книги памяти евреев-киевлян, погибших в Великой Отечественной войне» и др.

Стали открываться организованные им фонды и ассоциации, из них первым — 22 октября 1988 года — фонд «Память Бабьего Яра», начавший заниматься сбором информации о Бабьем Яре, а затем — в 1989-1990 годах — фонды «Героизм и Холокост» и «Память жертв фашизма на Украине».

Может сложиться впечатление, что в перестроечное время в Киеве уже установился долгожданный консенсус относительно Бабьего Яра и Холокоста. О том, насколько это не так, свидетельствует в своем предисловии к составленной им антологии Юрий Каплан:

Еще в 1989 году среди других обязательных ораторов^[860] — от рабочих, от колхозников, от интеллигенции — выступал и представитель палестинского землячества, яростно клеймивший израильских агрессоров^[861].

Так что противник, в понимании Левитаса, был и оставался силен. Пробивая все эти музеи и книги, мемориальные доски и фонды, Илья Михайлович никогда не шел напролом и никому не ставил ультиматумы. Наталкиваясь на явное или скрытное сопротивление чиновников, он задумывался над тем, как иначе можно обойти — или перепрыгнуть — встреченную преграду, с кем еще надо переговорить самому и чьим звонком или письмом заручиться и т. п. И со временем стало даже казаться, что евреи наконец-то выбили из ослабевших государственных рук свое законное право на память о своих, еврейских, жертвах.

Разумеется, Левитас был не единственным игроком на этом поле. Вот в 1989 году выпала киевским евреям такая, например, одноразовая уступочка. Перед мускулистым монументом в Бабьем Яру к русскоязычной плите подложили две аналогичные с идентичным текстом на идише^[862] и по-украински.

Инициировал это созданный в 1983 году Антисионистский комитет советской общественности. 16 мая 1989 года заместитель его председателя Ю. Колесников обратился к Л. Кравчуку, уже секретарю ЦК КПУ (по идеологии!), с просьбой об установке мемориальной таблицы на идише.

При этом Колесников на голубом глазу замечал:

В Антисионистский комитет продолжают поступать от отдельных граждан и групп еврейской национальности письма и заявления, в которых содержатся претензии в связи с «недостаточно интернационалистским» подходом к вопросу об увековечивании памяти евреев, погибших в годы Великой Отечественной войны. В частности, большие нарекания вызывает оформление мемориала в киевском Бабьем Яру, где в 1941-1943 гг. фашисты расстреляли более 100 тысяч советских граждан, преимущественно евреев^[863].

Вот уж поистине революционное сальто-мортале: антисемитский, по сути, памятник — теперь уже воспринимается национально-еврейским, чуть ли не сионистским! И беспокоиться, по мнению антисионистов, надо о другом — о том, что «вполне справедливое недовольство может вызвать со стороны лиц других национальностей то обстоятельство, что подобного памятника нет украинцам, русским, белорусам, понесшим огромные потери в результате гитлеровского геноцида»^[864].

Тоже ведь своего рода шедевр — низости и угодничества!

Поставив в 1976 году это страшилище стеречь Бабий Яр, да еще снизойдя

в 1989 году до плиты-уступки на коверканном идише, советская власть явно считала, что этим она закрыла тему, точнее, накрыла ее, как Чернобыльскую АЭС саркофагом.

Как бы то ни было, но вплоть до лета 1991 года — до появления «Меноры» — этот мускулистый и всесторонне подлый советский монумент оставался единственным памятным знаком трагедии в Бабьем Яру.

1991. Еврейская «Менора»

Получив из рук Горбачева разрешения на свободу слова, на свободу передвижения и на свободу собраний, закаленные в баталиях с его предшественниками из КПСС и «Союза советского народа»^[865], советские евреи сполна воспользовались и тем, и другим, и третьим. Стык 1980-х и 1990-х — это пик свободной еврейской эмиграции из страны, ради которой уже не надо было бодаться с КГБ, и пик свободной политической или культурной инициативы остающихся.

Важным узлом тут оказывалась тема Холокоста, точнее, правдивого ее освещения и памятования. На острие темы сразу же возникал Бабий Яр — как ее своего рода пробный камень и оселок.

Уже в 1990 году, в 49-летнюю годовщину трагедии, памятование впервые приняло необычайные для себя форматы и размах. Была разработана недельная программа — с 23 по 30 сентября — под эгидой культурно-производственного центра «Реут»^[866]. В программе — траурные митинги, шествие и молебны, пресс-конференция «Трагедия Бабьего Яра и современность» в Музее истории Киева, премьера фильма «Дамский портной» режиссера Льва Горовца с Иннокентием Смоктуновским в главной роли и выставка «Геноцид еврейского народа в годы Великой Отечественной войны» в Доме художников, а в Доме политпросвещения — премьера Первой симфонии Леонида Клебанова «Памяти мучеников Бабьего Яра», написанной еще в 1945 году^[867].

Можно сказать, что неделя памяти 1990 года стала генеральной репетицией 50-летнего юбилея трагедии в следующем, 1991 году. Тут уж подсуетились и правящая Компартия с правительством. Заблаговременно был создан Оргкомитет «Бабий Яр», обратившийся в ЮНЕСКО с предложением объявить 1991 год Годом Бабьего Яра^[868]. Оргкомитет возглавлял заместитель председателя Совета министров УССР академик Сергей Комисаренко^[869], но главным мотором юбилея был Илья Левитас. В подготовке участвовали, конечно, и другие, например, режиссер Александр Шлаен, председатель Международного антифашистского комитета. Все они, разумеется, выступали на митинге в Бабьем Яру.

Памятование было как бы двуглавым. 29 сентября оно было украинско-государственным, проходило, соответственно, у мускулистого монумента, ни одного еврея среди державших речи не было. Евреи совершенно очевидно не желали быть частью этого официоза, и, сославшись на Суккот, перенесли свои торжества на 5 октября.

И вот что им тогда сообща удалось. Первая конференция о Бабьем Яре с участием коллег из Яд Вашема! И еще две выставки — «Евреи в Великой Отечественной войне» на Крещатике и «Геноцид еврейского народа во Второй мировой войне» в Киевском городском историческом музее. Кинофестиваль «Бабий Яр. Нетерпимость» с фильмами Александра Шлаена и Евгения Евтушенко «Похороны Сталина» в Доме Кино, залы которого были украшены апликациями Ады Рыбачук и Владимира Мельниченко!^[870] Кстати, в Киев тогда приезжал израильский кинодокументалист Амос Гитай, собиравшийся снимать фильм о Бабьем Яре и о гибели еврейских местечек^[871].

К этой же дате вышло несколько важных книг — украинское издание «Черной книги» и три поэтические антологии, точнее, хрестоматии! Одна — в Иерусалиме: «Бабий Яр. К 50-летию трагедии 29, 30 сентября 1941 года» (на русском языке)^[872]. Ее составителями и авторами сопроводительных текстов выступили Шмуэль Спектор и Марк Кипнис. В этой книге три раздела: первый составили свидетельства палачей — выдержки из оперативных донесений айнзатцгруппы «С», второй — свидетельства жертв, а третий — литературный: проза (И. Кипниса) и стихи (И. Эренбурга, Л. Озерова и Е. Евтушенко).

Хрестоматией являлось и вышедшее в 1991 году в немецком Констанце 850-страничное и довольно хаотичное издание: «Шоа Бабьего Яра: Убийство немецкой зондеркомандой еврейского населения Киева в 1941 год. Вспоминая спустя 50 лет»^[873]. Ее составитель, Эрхард Рой Вин, через газету «Вечерний Киев» обратился к киевлянам с предложением присылать ему любые материалы для этого, посвященного Бабьему Яру, тома. В итоге он сконструировал книгу-мозаику из статей, документов и, нередко, факсимиле архивных и печатных источников.

Тогда же, в 1991 году, и не за границей, а в Киеве вышла первая и последняя в СССР классическая антология стихов о Бабьем Яре — «Эхо Бабьего Яра»^[874] — поэтическая антология. В ней 54 стихотворения 30 авторов, написанных на русском или украинском языках или переведенных на русский с идиша. Книга открывается четырьмя стихотворениями Людмилы Титовой — хронологически самыми ранними в ней, все остальные авторы выстроены в алфавитном порядке. Некоторые стихи и архивные фотографии, иллюстрирующие книгу, опубликованы здесь впервые.

Мотором книги — ее инициатором, составителем, автором вступительной статьи и даже издателем — был поэт-«шестидесятник» Юрий Григорьевич Каплан (1938-2009). Выпускник Киевского Политеха, он работал в строительстве (прораб, начальник участка, завотделом треста). С детства писал стихи, а в конце 1950-х годов написал поэму «Бабий Яр» и другие стихотворения о Холокосте, читал их в литературной студии «Молодь». Поэма разошлась в самиздате, а Каплана стало преследовать КГБ. Впервые поэма была опубликована только в 1989 году.

Одно время Каплан был заместителем председателя Национального союза писателей Украины, но в 2006 году вышел из него из-за обострившихся идеологических расхождений с коллегами-националистами. Он основал альтернативный Конгресс литераторов Украины, был его первым председателем^[875]. Став в 1990 году президентом издательства «РИФ», Каплан первым делом собрал и выпустил в свет названную антологию, причем огромным — 50 тысяч экземпляров! — тиражом. В предисловии он поблагодарил за бескорыстное содействие в составлении Льва Озерова и Риталия Заславского, а в подрисуночной подписи — редакцию газеты «Возрождение».

Но, бесспорно, самое главное и долгожданное достижение юбилейного года — первый за полвека еврейский памятник в Бабьем Яру — пирамидальная «Менора», открытая 5 октября 1991 года!^[876] Расположенная вдалеке от аутентичных площадок расстрела^[877], она стоит у отрога небольшого овражка, у обрыва которого ставят свечи и возлагают цветы.

Постамент в виде 15 ступенек, разбегающихся на четыре стороны, был выполнен из желтоватого гранита, напоминающего иерусалимский камень. На стеле — цитата из ветхозаветной книги Бытия: «Голос крови брата твоего вопиет ко мне от земли». Авторы «Меноры» — Юрий Авраамович Паскевич (1931-2007) при участии Якима и Александра Левичей^[878]. Главный хлопотун — Илья Левитас, главные спонсоры — американский «Джойнт»^[879] и израильский «Сохнут»^[880].

Раз появившись, «Менора» навсегда вросла в эту землю и стала концентром многих последующих событий, не исключая и 80-летие трагедии в 2021 году. Это своего рода памятник-уточнение — корректура к мускулистому монстру 1976 года. Она вернула Бабьему Яру его историческую и отчасти этническую идентичность. Помните, люди: доминирующий расстрельный контингент этого места — не абстрактные мирные люди, не советские граждане, а евреи — много евреев, но каждый совершенно конкретный и не безымянный!

Нынче от бывшей конторы еврейского кладбища к памятнику проложена вымощенная плиткой «Дорога Скорби»^[881], по ее бокам — мацевы, эти чудом сохранившиеся надгробия с еврейского кладбища.

В 1991 году в Киев на юбилей приехали президент США Джордж Буш-старший^[882] и большая делегация из Израиля^[883]. Ждали и Горбачева, тот вроде засобирался и даже поручил Анатолию Черняеву, своему помощнику, готовить текст выступления^[884]. Но первого и последнего президента СССР так и не дождались: не все послепутчевые травмы, видимо, были залечены.

...Вечером 2 октября, согласно дневнику Черняева, у генсека — как бы взамен Бабьего Яра — состоялся любопытный разговор с Шошанной Кардэн, деятельницей Всемирного Еврейского конгресса. Глубоко символично то, что даже Горбачев — последний руководитель СССР — и в 1991 году лично придерживался таких же норм «Союза советского народа», что и его предшественники:

Он начал с того, что перестройка была задумана «во благо» всех народов, в том числе и евреев. Она все время деликатно пыталась настаивать на том, что евреи — это все-таки «особый случай». По ходу разговора прямо его спросила, почему «советское руководство», осуществляя демократизацию, прямо и официально не осудило антисемитизм. Он (как уже не раз делал с другими собеседниками) опять ушел от ответа: я, мол, в официальных выступлениях решительно осуждал все виды шовинизма и национализма. Выделять же особо антисемитизм — знаете... У нас 120 национальностей в Союзе. Выделять кого-то значило бы кому-то отдавать предпочтение. А националистические проявления имеют место не только по отношению к евреям. Кардэн, тем не менее, улыбаясь, попросила Горбачева найти возможность и удобный случай «еще раз» выступить публично с осуждением антисемитизма. М.С. заверял мадам, что «атмосфера в этом отношении за последние годы заметно улучшилась». И вообще в народе «этого нет», хотя нельзя отрицать...

Кардэн напомнила о появлении у нас антисемитских газет, о бытовом антисемитизме. М.С. реагировал «с пониманием»: межнациональная ситуация у нас сложна, но не безысходна. Решение проблем — в дальнейшей демократизации, в повышении «культурного самосознания народа».

...Больше всего, я видел, его заботило — как использовать «благодарность евреев», о которой Кардэн так много распространялась, чтобы еврейская община США способствовала инвестициям в нашу экономику.

Кардэн напомнила, что Всемирный еврейский конгресс и «вообще евреи» с самого первого момента резко осудили ГКЧП. М.С. поблагодарил и сообщил, что из-за путча усилился отток евреев из СССР.

Как бы я оценил эту встречу? М.С. и раньше официально встречался с еврейскими деятелями... но речь шла о «делах», об экономических связях. .. На этот же раз встретился с дамой, которая официально представляла еврейскую организацию и говорила от имени всего еврейства и по «еврейскому вопросу».

В Киеве тогда за старшего оказался Леонид Кравчук, еще не президент, но уже и не секретарь КПУ по идеологии при Щербицком, а председатель Рады, пусть еще и коммунистической по своему составу^[885]. На открытии «Меноры» он — самокритично — сказал:

Перед всем миром заявляем о неприемлемости сейчас по идеологическим соображениям прежнего режима в Украине, который презирал права человека и права народов, скрывал от людей историческую правду о трагедии Бабьего Яра, о том, что большинство жертв массовых расстрелов здесь выпала на долю евреев... Это был геноцид, и вина за него лежит не только на фашистах, но и на тех, кто своевременно не остановил убийц. Часть ее мы берем и на себя. Сегодняшние печальные торжества — это одновременно и хорошая возможность извиниться перед еврейским народом, по отношению к которому было совершено столько несправедливостей в нашей истории. Тяжело. Но необходимо, чтобы люди признавали ошибки и извинялись. Без этого невозможно движение вперед. Творить добро лучше, чем сеять ненависть... Мир и счастье тебе, многострадальный еврейский народ! Шлем Айх Тайер идн!^[886]

Памятным было выступление и Евгения Евтушенко:

Четко, чуть нараспев, скандирует литые строфы своего стиха Евгений Евтушенко. Усиленные во сто крат микрофонами, разносятся авторские слова по всему огромному пространству, запруженному пришедшими на митинг. Его затем подхватывает Богдан Ступка на украинском языке, которого сменяет Хаим Тополь — на иврите, а Клифф [Робертсон] с Тони [Рендоллом]^[887] продолжают на английском. Величественно звучат слова впечатляющей поэмы.

Ритм и образ стихотворных строк, колеблющих густой воздух над толпой, вызывают невольный трепет у слушателей, внимающих этим словам. И хотя они, впервые произнесенные поэтом тридцать лет тому назад, большинству, вероятно, известны, но по-прежнему так же впечатляют и заставляют сопереживать^[888].

Между тем, по свидетельству самого Евтушенко, изначально его приезд никем в Киеве не предусматривался и не планировался:

Я планировал приехать из Америки и поклониться памяти жертв Бабьего Яра, хотя никто меня не позвал. Теперь же, когда не приглашают дажемузыку Шостаковича, считаю, что мой приезд был бы полной бестактностью^[889].

Выступили тогда и украинские поэты — Иван Драч и Дмитро Павлычко^[890]. После чего — протокольный банкет для избранных гостей. Вот он — глазами израильтянина:

Вечером всех пригласили в Бабий Яр. Там стояла временная сцена и ряды стульев. В Яр можно было пройти только через кордоны украинской милиции. Жены дипломатов сверкали бриллиантами. Кравчук извинился от имени украинского народа перед евреями за все кошмары прошлого, и, демонстративно спрятав текст в карман, «сымпровизировал» на смеси иврита и идиша: «Шалом, таире идн!» Вечер закончился концертом возле оврага, павильоном с шампанским и обильной закуской, чоканьем с женой финского посла, шутками Кобзона и заплетающимся фальцетом Евтушенко...^[891]

Он же — глазами своего:

...Власть спешно поставила в Бабьем Яру громадный павильон, пригласила актеров, устроила показательный «цирк». Я сам был участником этого цирка...^[892]

А это — из не испорченных банкетом воспоминаний об этом дне Светланы Петровской:

Тысячи и тысячи людей пришли в этот день... Шли целыми семьями, организациями, представителями разных партий, было очень много школьников и студентов. Шли в основном пешком от Крещатика, повторяя путь, который прошли те, в 1941-м, но только не до того страшного конца. Был уже и памятник, не официальный, а другой — Менора... Вдоль дороги старшеклассники из только что открывшихся еврейских школ и студенты с двух сторон дороги держали чуть приспущенные израильские флаги, были и новые, украинские. Такого печально-торжественного шествия я там больше никогда не видела. Казалось тогда, что мы все вместе — единый народ^[893].

В этой иллюзии единства как раз и затаилось главное лукавство этого дня и всех последующих десятилетий. Потому что на самом-то деле никакого консенсуса и никакого единения как не было, так и не стало!

В последние годы перестройки между двумя гонимыми при советской власти силами — украинскими диссидентами-руховцами и евреями — возникло и окрепло что-то вроде взаимной эмпатии:

Нельзя не отметить, что накануне развала СССР украинская политическая элита (в основном — усилиями РУХа, многие представители которого сразу же после провозглашения независимости Украины стали членами правительства и лидерами новых партий), все делала для того, чтобы наладить еврейско-украинские отношения, в частности и в вопросе мемориализации еврейского Бабьего Яра...^[894]

7-8 июня 1991 года в Киеве прошла международная научная конференция «Проблемы украинсько-еврейских отношений», и ее материалы увидели свет не где-нибудь, а в спецвыпуске «Пам’яті Бабиного Яру» главного руховского журнала «Світ» (1991. №3-4).

Но эта политика оказалась кратковременной, и микрофон в украинской партии вскоре перешел в руки солистов из другого националистического крыла — оуновского, и для них евреи — никакие не товарищи по борьбе с советской властью, а то же, что и всегда: евреи.

Вырвавшиеся, как и все, на свободу от советского диктата, украинские «младонационалисты» надругались над этой свободой, восприняв ее как неотъемлемое право пассионарного хозяйского большинства на безнаказанный беспредел. С радостью вернулись они и к тактике и практике антисемитского вандализма.

Не случайно начиная с 1991 года их главной мишенью в городе стала именно «Менора» — вкупе с добавленными к ней в 2006 году тремя информационными плитами от президента Израиля Моше Кацава. Наиболее популярные разновидности атак — опрокидывание и повреждение плит, малевание свастики, сожжение флага Израиля, обливание «Меноры» и плит краской^[895].

1990-1991. Рефлексия.

Стена плача и гобелен Рыбачук и Мельниченко

Памятования 1991 года одной «Менорой» и поэмой Евтушенко не ограничились. Но великая 13-я симфония Шостаковича в программу юбилейных событий не была включена. Она по-прежнему оставалась musica non grata, на что обратил свое возмущенное внимание Евтушенко^[896].

Но мало того: Шостаковичу была предложена альтернатива — семичастный «Кадиш-реквием “Бабий Яр”» украинского композитора Евгения Федоровича Станковича (р. 1942) на стихи Дмитрия Павлычко «Бабин Яр. Реквієм»^[897], так же, похоже, написанные — sic! — по госзаказу! Премьера состоялась 23 июня 1991 года в Колонном зале Украинской филармонии, еще два раза он исполнялся во время юбилейных дней^[898].

И все же 13-я симфония (ее начало) прозвучала и в Киеве тогда, — но не вживую, а на киноэкране, в фонограмме фильма Шлаена-Георгиенко «Бабий Яр. Правда о трагедии» (В. Георгиенко — режиссер, А. Шлаен — сценарист, выпускающая организация — Киевская студия документальных фильмов). Фильм был показан в Доме кинематографистов в рамках кинофестиваля «Бабий Яр. Нетерпимость», посвященного 50-летию трагедии.

Сам фильм — необычайно экспрессивный и эмоциональный, с интересным аудиодизайном^[899]. Дикторский текст — на украинском, эпизоды с Евтушенко и двумя очевидцами, пережившими тот расстрел, — с Раисой Генриховной Дашкевич и Давидом Григорьевичем Айзенбергом — на русском. В фонограмме — Шостакович и еврейские песни^[900]. Евтушенко читает там несколько строф из своей поэмы и произносит значимые слова:

Земля многострадальная наша — как огромная братская могила. А сколько в ней еще лежит тех, имена которых мы не знаем и, может быть, никогда не узнаем. Мы испытали ужасы фашизма, но разве сталинизм с его «Архипелагом ГУЛАГом», с его пытками и зверствами, не был в каком-то смысле нашим отечественным фашизмом? А разве мы, все мы, в быту, иногда будучи грубы и жестоки к ближним нашим, разве мы в какой-то малой степени не являемся фашистами по отношению друг к другу? Ни в коем случае не быть похожими, даже в малейшей степени, не быть похожими на тех палачей, которые когда-то зверствовали на нашей земле. И — не забывать, не забывать ни одного человека, ни одну невинную жертву. Как сейчас взывает к памяти нашей камень, который с Соловецких островов был привезен в центр Москвы и был поставлен на Лубянке. Как взывают к нашей памяти колокола Хатыни или только что обнаруженные жертвы в Катынском лесу. Вы знаете, понятия памяти, памяти исторической, и совести — неразделимы. Если мы впадаем в историческое беспамятство — мы начинаем незаметно для самих себя и терять нашу совесть.

В 1992 году В. Георгиенко — уже единолично и на «Укртелефильме» — смонтировал из сделанных ранее съемок документальную дилогию «Женщины с улицы Бабий Яр» («Спаси и сохрани» и «Кто творит правду») — об украинских праведницах Мира: сестрах Наталье Васильевне Ткаченко и Полине Васильевне Савицкой и их племянницах — Людмиле Игнатьевне Заворотной и Инне Михайловне Евгеньевой^[901].

Интересно, что накануне 50-летия трагедии Бабьего Яра своего рода зов документализма ощущался и на Западе. В 1989 году франкфуртская студия «Хронос» продюсера Бенгта цур Мюлена сняла первый немецкий документальный фильм о трагедии Бабьего Яра — «Процесс Бабьего Яра» (режиссеры Кристина Рюттен и Лутц Рентнер)^[902]. Фильм ценен свидетельствами Раисы Майстренко, Бориса Забарко, Владимира Проничева и др. Для восточноевропейского зрителя особенно примечательны уникальные немецкие кадры. В частности, материалы по истории 303-го полицейского батальона, выставленного в расстрельный день в оцепление на подходе к оврагу: это был батальон велосипедистов, формировавшийся в Бремене из кадров уголовной полиции города. Драгоценны и интервью с участниками — судьей и присяжными Дармштадтского процесса 1968 года, судившего членов зондеркоманды 4а.

В 1991 году, в январе, на Украинской студии хроникально-документальных фильмов (Киев) был выпущен получасовой фильм «Бабий Яр» (автор сценария и режиссер Израиль Гольдштейн). Из аннотации:

О страшных событиях 1941 года, когда в Бабьем Яру фашистами были расстреляны тысячи евреев — жителей Киева... Сентябрь. 1989 год. Церемония в Бабьем Яру. Большая толпа участников церемонии под Киевом, дети принесли цветы, свечи. Интервью с людьми, в том числе с ветеранами войны. Они говорят, что не обучали детей быть евреями, и вина — только на нас. Кантор и хор поют Эль малех рахамим. Комплекс статуй и памятников, построенный в Бабьем Яру. Все это — настоящее посвящение еврейскому сознанию в Советском Союзе сегодня^[903].

Тем же или следующим годом, по сообщению Э. Тимлина, датирован и небольшой (всего около 20 минут) документальный фильм «Бабий Яр» режиссеров Леонида Автономова и Светланы Василевской, посвященный, собственно, тому, как в Киеве в 1991 году отмечалось 50-летие трагедии^[904].

Еще за год до 50-летнего юбилея трагедии, в декабре 1990 года, вышел и первый советский игровой фильм о Бабьем Яре — киноверсия «Дамского портного» Александра Борщаговского режиссера Леонида Горовца^[905]. В главной роли — пожилого портного Исаака — снялся Иннокентий Михайлович Смоктуновский (1925-1994)^[906]. Режиссер не пробует ужаснуть зрителя, не заполняет кадр зверствами — коль скоро зверской является сама ситуация. В финале идущие на казнь евреи вместо улиц и обстановки исторического Киева 1941 года шагают по улицам современного города^[907].

Фильм был отмечен призами кинофестивалей 1991 года в Сан-Ремо (Италия) и Монпелье (Франция), но на экраны кинотеатров не выходил. Известен же он по телепоказам в России и на Украине, а также по обороту видеокассет.

Залы Дома кинематографистов, где в 1991 году проходил кинофестиваль, были украшены аппликациями киевских скульпторов и художников Ады Рыбачук и Владимира Мельниченко^[908]. Несмотря на восторженную критику, сами авторы аппликаций остались ими недовольны: не тот материал! И на протяжении шести (sic!) лет — безо всякого повода или заказа — из шерсти карпатских овец сами соткали уникальный черно-белый гобелен «Когда рушится мир» (4,5x2,5 м), выставить который им удалось только в 2002 году — в новом здании посольства ФРГ в Киеве.

Поэт Юрий Каплан так отозвался об этом гобелене:

Авторы подчеркивают всемирный, общечеловеческий характер Катастрофы.. . Детали гобелена едва уловимо подчеркивают именно этот нюанс.

Огромные, как серебряные рыбы (древнейший библейский символ), глаза на прекрасном лице Мадонны. И еще две пары глаз, «уплывших» от лица в разные стороны: графический эквивалент мятущегося взгляда, который не в силах вобрать в себя весь ужас происходящего. Рушащиеся в бездну тела причудливо изогнуты и напоминают литеры ивритского алфавита, из которых складывается страшное имя — Бабий Яр.

Хочу сказать еще об одном удивительном ощущении, возникающем, когда молча стоишь перед гобеленом. Необыкновенную силу духа, чувство собственного достоинства, просветленность излучает этот «шерстяной прямоугольник».

Не могу объяснить, каким образом авторам удалось достичь такого эффекта.

Может быть, лес устремленных к небу скрюченных в предсмертной судороге худых изможденных рук?

Может быть, единственное светлое пятно — взметнувшиеся вверх золотые волосы Мадонны...

Удивительное произведение. Цельное, как вдох. Даже не верится, что на него потрачено шесть долгих лет кропотливого труда.

...Генрих Гейне заметил как-то, что «Библия — портативное отечество евреев».

Мне кажется, что гобелен, созданный Адой Рыбачук и Владимиром Мельниченко, — это своеобразная «портативная» Стена Плача...

Вспомним еще раз начало Книги Бытия: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы».

Пусть сотканный из карпатской овечьей шерсти руками выдающихся украинских художников гобелен «Когда рушится мир» станет той хрупкой, но непреодолимой гранью, которая навсегда отделит свет от тьмы^[909].

К юбилею активизировались и другие художники. В 1988-1990 годах в рамках цикла «Воспоминания о войне» к теме Холокоста обратился и Исаак Иосифович Тартаковский (1912-2002), автор цикла картин о советских военнопленных-евреях. Среди его работ и «Слезы Бабьего Яра» (1992), в центре которой — образ меноры. В 1991 году свою картину «Бабий Яр» написал Илья Александрович Клейнер (1938-2018)^[910].

В 1991 году киевский график Аркадий Моисеевич Пугачевский (1937— 2021?), мастер цветной ксилографии, выпустил микротиражную бронзовую медаль в память о 50-летии Бабьего Яра^[911].

Как видим, тема «Бабьего Яра» не оставляла художников равнодушными с самого начала — с 1940-х годов. Тогда — в свете государственного антисемитизма и парадигмы «советского народа» в качестве жертвы нацистов — это было небезопасно для профессиональной карьеры.

На излете советской власти положение начало меняться, но сразу же, начиная с 1991 года появился совершенно другой риск — риск тривиализации и банализации самой темы, риск ее забалтывания. И приуроченность многих произведений к юбилейным датам служит тут фактором и индикатором одновременно.

ПОСЛЕ ИМПЕРИИ. «Союз украинского народа», или Гражданская война символов

Батько наш — Бандера, Україна — мати!..

Из украинской патриотической песни

Есть детские болезни новорожденных государств, достигших независимости после долгой борьбы с империями, часть которых они составляли. Прежде угнетенная нация, которая сама добивалась прав национального меньшинства, превратившись в национальное большинство в собственном государстве, начинает применять все методы господствующей нации, от ига которой она только что избавилась, и угнетает подчиненные ей национальные меньшинства.

Симон Дубнов

Бабий Яр — неустановленными лицами в неустановленное время, неустановленным образом неустановленными орудиями убийства в неустановленном месте совершено массовое убийство неустановленных людей, останки которых не найдены.

Креативный лозунг отрицательского сайта

Бабий Яр — это украинская земля, тут погибли украинские герои, тут наша, украинская власть и наш, украинский народ, обязанный чествовать память прежде всего украинцев... Строительство мемориала Холокоста в Бабьем Яру без героев ОУН — это антигосударственная и антиукраинская провокация.

Богдан Червак

Бабий Яр — это трагедия человечества, но произошла она на украинской земле. И поэтому украинец не имеет права забывать о ней так же, как и еврей... Мы должны всей своей жизнью отрицать цивилизованное человеконенавистничество и общественное хамство...

Иван Дзюба

ВЕРИГИ ПРОШЛОГО: ГЕОГРАФИЯ С ИСТОРИЕЙ

Вериги географии с историей

Украина самопровозгласилась, т. е. подала заявку на независимость 24 августа 1991 года, сразу же после провала путча в Москве. Оставалось, правда, «уговорить королеву», и до распада СССР она в нем еще некоторое время, вздрагивая по ночам на каждый стук, побыла.

1 декабря ее скрепил Всеукраинский референдум, дружно проголосовавший за развод с СССР. Но окончательный роддом поджидал Украину 8 декабря в Вискулях, в сугробах Беловежской пущи: две счастливых роженицы и одна грустная — Ельцин, Кравчук и Шушкевич — помахав миру ядерными памперсами и метриками от Бурбулиса, вынесли тогда на публику трех своих пеленашек. Беспорочное зачатие от трех отцов!

Весь остальной экс-СССР только присвистнул и ловко-ловко проскользнул между ног одноглазого Циклопа, нехотя охраняющего грановитую Царь-Ушанку в щедро загаженной пещере с марксовым брадатым манифестом, с ленинским картавым мавзолеем, со сталинскими усатыми гекатомбами, с хрущевской лысиной-кукурузиной и прикнопленной к ней фотокарточкой Гагарина, с бровастой брежневской нирваной и прочими химерами в ее сакральной глубине.

Распад СССР — эта, что в укоризненных глазах коммуниста Горбачева, что в стеклянных чекиста Путина, «крупнейшая геополитическая катастрофа столетия» — стала свершившимся фактом. Но за агонией кумачовой империи и обретением Украиной суверенитета отчетливо просматривалась альфа-мужичья атака властолюбца Ельцина на партийца Горбачева, но никак не оргазм бандеровского свободолюбия или там императив деколонизации.

Горбачев, порядочный человек, предпочел не почесть это мятежом и уступил власть, благородно избежав тем самым всех чреватостей гражданской войны, начать которую, наверное, мог бы, когда бы был властолюбив. Увы, кровь, сэкономленная им тогда, не вся пошла в рост — часть ее щедро пролилась или еще проливается при несентиментальных преемниках.

Что до освободившейся от кремлевских уз Украины, то свою суверенность она пробовала на зубок уже второй за столетие раз. Первый извод — на обломках двух империй — Российской и Австро-Венгерской: независимые Украинская народная республика со столицей в Киеве и в составе девяти малороссийских губерний (УНР) и Западноукраинская народная республика (ЗУНР) со скачущей столицей в Лемберге — Тернополе — Станиславе.

В Фастове 1 декабря 1918 года был даже подписан «Акт Злуки», т. е. договор об объединении, — но дальше односторонней его ратификации 3 января 1919 года в Станиславе^[912] дело не зашло.

Тактические шкурные интересы растащили заклятых «братьев»-украинцев по геополитическим вражинам друг друга: ЗУНР прислонилась к Деникину, а УНР — к Пилсудскому. Вина тут, очевидно, на Петлюре: его тайные переговоры с поляками вышли наружу и были в Галичине сочтены — и справедливо — позорным предательством.

Эти тянущиеся друг к другу из Киева и Лемберга руки, перехваченные смертельными врагами: одна — Деникиным, а другая — Пилсудским — самая настоящая, шекспировского накала, трагедия так и не сбывшейся мечты о «Злуке», о союзе восточных украинцев с западными. Воды сомкнулись тогда сначала над украинскими республиками, а со временем и над обеими силами-разлучницами.

Сама же УНР не продержалась и двух лет: с января 1918 по ноябрь 1920 года, а если вычесть булаву гетмана Скоропадского, то между апрелем и декабрем 1918 года — всего-то год с небольшим.

Лембергская же декларация Ярослава Стецько от 30 июня 1941 года тем более не в счет. Самопровозгласить, как известно, можно все что угодно! Хоть Херсонскую, хоть Баварскую народную республику!

Так что второй извод украинской государственности — сегодняшняя Республика Украина, состоящая из вчерашней УССР, Украинской советской социалистической республики.

Получив наконец-то — несколько неожиданно и для себя самой — свою свободу и свою самостийность, Украина враз оказалась лицом к лицу со своей географией и нос к носу со своей историей.

С юга, включая остров Змеиный, ее омывало — «самое синее в мире» — Черное море, за которым маячила Турция и в котором торчал Севастополь. С остальных трех сторон — семь сухопутных фронтиров: на востоке и северо-востоке — советский коренник-Россия, на северо-западе и на крайнем юго-западе — две советские пристяжные — Белоруссия и Молдавия с приднестровской и гагаузской занозами, а в раструбе между ними — восточноевропейский соседский квартет — Польша, Чехословакия (Словакия), Венгрия и Румыния.

Не менее удивителен был взгляд и внутрь периметра ее свежих границ. С административно-политической карты бывшей союзной республики сверкнуло крупногарусное одеяло-пространство, волею нескольких кремлевских горцев стачаное на живую нитку из крайне разных и подчас чужеродных латок. Тут и бывшее австро-венгерское Засбручье с внутренним делением на экс-польские^[913], экс-румынские и экс-словацкие земли. Тут и советские области, включая козаческую Украину (Донбасс) и, наконец, Крым, который Кравчук так удачно — и так опрометчиво — затвердил отказом от ядерного оружия^[914].

Строя себя в постсоветском изводе заново, полиэтничная, многоязычная и слабо-вертикальная Украина сразу же, в 1991-1992 годах, упустила свой золотой шанс на адекватный себе и апробированный формат государственности — конфедерацию «швейцарского» типа с двухпалатным парламентом, трехэтажным кантональным административным делением и, главное, с дружелюбным четырехязычием^[915].

Вместо этого она ограничилась автономией Крыма (не обижать же крымских татар еще раз!), но не часто вспоминала об этой республике крепких меньшинств, явно недопонимая, как подыгрывает этим Кремлю и что наступает на унитарные грабли — точно на такие же, на какие и Грузия наступила со своими тремя экс-автономиями, из которых удержать удалось только одну.

Впрочем, аналогичный шанс на пересборку и перезагрузку упустила и сама Россия-коренник, не прислушавшаяся к Андрею Сахарову с его конфедеративным проектом «Европейско-Азиатского Союза»^[916]. Последний состоял бы из тех и только из тех регионов, что добровольно объединились бы в такое — всем необходимое — содружество. Это автоматически означало бы и «Гуд бай, империя!», и «Адьё, воинственность!», и нормальную мировую сеть русского мира, ненавязчивую и состоящую из очагов русской культуры, свободных от ресентиментов и фантомных болей.

Но увы: принята была версия Алексеева — Шахрая — Румянцева — версия сильной унитарной пропрезидентской республики. Явно рассчитанная на совершенно конкретного, — при этом весьма слабого, малокультурного, пьющего и стремительно деградирующего — президента-мужика, она не содержала в себе никаких подстраховок от узурпации власти им или его преемником. Как и от перерождения сначала в автократию, а затем в тоталитарный режим и диктатуру.

В итоге все и закончилось конфедерацией, но весьма своеобразной: вторым — по диагонали — узлом самодержавной власти, наряду с Кремлем, стала феодальная деспотия Чечни, в которой живут, правят и заставляют жить других совсем по другим лекалам, уже и не имитируя российские даже для близиру. А если и есть в двуглавой стране тренд политической диффузии, то это скорее чеченизация России.

Вернемся к Украине. Тем недальновиднее поступила она, наступив еще на одни унитарные грабли, причем на самые для любых граждан болезненные — на государственный язык! Крайне важная развилка, которую стране-новичку, стране-подростку, собиравшейся из облезлой Российской империи направить стопы на сияющий запад, в сторону устойчивых демократических институтов и либерального европейского комфорта, умнее было бы не проскакивать.

Это вам не лобио кушать в Грузии, где язык титульной нации и так де-факто доминирующий. Моноэтничной и моноязычной Украина никогда не была, так что языковая толерантность и лингвофедерализм буквально напрашивались: в Киеве до недавних пор больше половины доносящейся на улице речи — русская. То же самое на фронте. Гибкое государственное и официальное многоязычие без аннексий и дискриминаций было бы естественной, компромиссной и, главное, взрослой и европейской опцией. А еще и благородно-красивой — обезоруживающей имперца-соседа, лишающей большую часть его пропаганды рутинной семантической силы.

Конечно, колониальный ресентимент относительно российской языковой политики не мог, несмотря ни на какие коренизации, не давить на украинское общество, но не уподобляться же вчерашнему угнетателю!

Как самые первые, так и самые последние законы Украины о языке^[917] вводили для неукраинских языков (для русского в первую очередь!) все новые барьеры и запреты — и не только на коммуникацию в центральных и региональных госорганах, но и на получение среднего образования, на работу СМИ, на издательскую деятельность и т.д. И это в стране, где русский язык как разговорный был распространеннее украинского!

Все это вело к маргинализации национальных меньшинств^[918], особенно русских, поставляя тем самым Путину на стол солидную надежду на «хлеб-соль», а его Генштабу и пропагандистам — «казусы белли» на блицкриги^[919]. Так и видишь злорадную усмешку Кремля, уже срегенерировавшего в себе железу новой имперскости (не просто сосед, но сосед-метрополия) и заправившего швабру в анус своей внутренней оппозиции. Уже наевшего себе геоглобалистический жирок, но проголодавшегося и жадно облизывающегося в предвкушении какой-нибудь киевской ошибки: «Ага, я же вам говорил...»! И — цап-царап!..

Увы! Гормоны подростковой государственности взбухали на Украине прямо на противоходе российскому стариканству — на геть-стратегеме «Растопчем все имперское, все колониальное, все москальское!». А, стало быть, и на тезисе «Прочь от русского языка!». В результате вместе с фекалиями кремлевского администрирования в черноморский сероводород потекли и ювенильные струи реально общей для двух стран русской культуры. Той высокой культуры, что всходила в Одессе, Киеве, Нежине, Коктебеле и десятках других мест на перегное той внутренней свободы, к которой Государство Российское никакого иного отношения не имела, кроме держимордности и гнобления. Той культуры, от которой и в самой России оставались лишь ручейки, а не реки.

Государственный пубертат — это стремление к политической этнопрофилированности, к одинокому верховенству титульной — теперь уже украинской! — атрибутики и символики надо всеми прочими. У такой акцентировки, у такого «переходного возраста», впрочем, своя осмысленность и свои — весьма глубокие и широкие — корни. Польша, Румыния, Венгрия, Литва, Латвия, Эстония — все они в межвоенное (между Первой и Второй мировыми) время проходили — и довольно болезненно — через подобный «младонацьонализм», и каждую из них в результате «санаций» неизбежно прибивало к институту сильнорукого национального лидера, до боли напоминающего собой не то фюрера, не то дуче^[920]. Западноевропейские же интеллектуалы — в пароксизме восторженной наивности — принимали издержки банальной подростковости за щепки и трудности построения молодой украинской нации — и с пеной у рта защищали любые «санации» от самих же себя, но вчерашних. Они же строго следили за тем, чтобы в печать, даже научную, не проникло ни единое слово, уклоняющееся от их нарратива.

Так и в новой, независимой Украине под сладкий стрекот самоопределения и самоутверждения в действительности разыгрывалась яростная борьба за власть и деньги — за право быть или хотя бы слыть новым «царем горы». Недальновидная стратегия разливалась в меха сомнительных тактик, в улюлюкающую пассионарность, в провокаторов и титушек, в коллективного Сашку Бѝлого, победительно учащего всех непонятливых правосекторной демократии в аудиториях мусорных баков.

При этом щирые и ярые националисты большинством в новой Украине никогда не были, а вот наглости и пассионарности им было не занимать. И это не просто наглость и пассионарность! В контексте российско-украинского противостояния, при Путине и Ющенко^[921] впервые и открыто принявшего форму противостояния колониально-имперского, оуновский национализм без труда приобрел дополнительную символическую окраску — а с ней и символическую силу! — окраску и силу не банального юношеского шовинизма, а окрыляющего свободолюбия. Но сам по себе такой сплав — свободолюбия с национализмом — чрезвычайно рискован, ибо чреват гражданской войной.

Именно поэтому упаси бог национализм запрещать или загонять его в лесные схроны! Пусть будет легально представлен в парламенте, если пройдет через выборы, как это однажды (но лишь однажды!) сдюжила антисемитская партия «Свобода» Олега Тягнибока^[922]. Ну, а не пройдет, то не будет представлен: обеспечьте честность выборов и доверьтесь народу как избирателю.

Это, так сказать, «география».

А что с «историей»?

Как ощущала себя украинская политическая нация, оказавшись на вершине горы? И как — оказавшись на дне оврага под названием Бабий Яр?

Увы, история политикой даже не нашпигована, как сало чесноком, а нафарширована, как гефилте фиш карпом. Украинская и еврейская ее составляющие — под тяжелым и пристальным стереовзором русско-имперской чугунной птицы — как же судорожно, с каким изуверским подагрическим хрустом в суставах, оказались они сцеплены друг с другом!

Ретроспективно это все больше история антисемитизма с чертой оседлости, с делом Бейлиса и гектолитрами пролитой в украинскую землю еврейской крови — Хмельниччина и гайдамаччина, погромные волны 1880-х и 1905 годов от Романовых и 1919-1920-х годов от Петлюры, Булат-Булаховича и прочих батькóв — и так вплоть до Холокоста и Бабьего Яра!

Впервые символическая константа негативного отношения к евреям Украины поменялась только в 1991 году, когда — стараниями Ильи Левитаса, которому президент Зеленский в 2021 году посмертно присвоил звание «Героя Украины», и других рыцарей Бабьего Яра — в Яру наконец появилась «Менора».

Еще раз подчеркнем: это лишь символическая константа — перелицовка, а не перелом. Или, как выразился один из моих корреспондентов: «Снявший советскую паранджу нацистский охлос бывшего УССР НИКОГДА не станет другим...» Ну чем антисемит Кравчук — секретарь ЦК КПУ по идеологии — разнится от Кравчука-президента?

Примечательно, что и после 1991 года Украина, увы, преуспела в сломе любых начинаний по увековечению трагедии Бабьего Яра. Только достигалось это теперь другими руками — не столько государственно-идеологическими, пропитанными казенным антисемитизмом, как в советскую пору, сколько общественническими и, увы, нередко еврейскими, пропитанными ложно понятым бременем новой конъюнктурной лояльности!

Результат и печален, и прискорбен — даже по-своему трагичен: за 50 советских плюс 30 с лишним украинских лет, прошедших после еврейских расстрелов, в Бабьем Яру так и не появился адекватный и достойный музей-мемориал. По сравнению с тем, что на этом страшном месте просто обязано было возникнуть, — самая настоящая пустошь памяти и материализовавшийся Историомор!

1990-1994: КРАВЧУК. ПРОРАСТАНИЕ СИМВОЛОВ

1992. Оуновский крест

Уже через пять месяцев после открытия в Бабьем Яре «Меноры» — 21 февраля 1992 года — на коллекту, собранную украинской эмиграцией в Канаде, — активисты ОУН установили над оврагом памятный дубовый Крест^[923] — в ознаменование 50-летия со дня расстрела немцами поэтессы Елены Телига и других оуновцев. В 1993 году расположенная поблизости улица Демьяна Коротченко была переименована в улицу Елены Телига, а улица Демьяна Бедного — в улицу Олега Ольжича, другого видного оуновца^[924].

В 2006 году к кресту были добавлены три гранитные памятные доски. На центральной высечен трезубец и следующий текст: «В 1941-1943 годах в оккупированом Киеве в борьбе за независимое украинское государство погиб 621 человек. Среди них — выдающаяся поэтесса Елена Телига. Бабий Яр стал им братской могилою. Героям слава!» Слева и справа — две каменные плиты с именами репрессированных немцами оуновцев^[925].

Отвлечемся ненадолго от рефлексии ради исторической субстанции.

Расстрелянные оуновцы — коллаборанты чистой воды: в основном это сотрудники городской администрации, арестованные и ликвидированные немцами на стыке 1941 и 1942 годов за вызывающую и ставшую для них неприемлемой нелояльность себе. Но эти репрессии ни разу не индульгенция и не талон на их переквалификацию из палачей (почитайте любой номер «Украинского слова»!) в жертвы нацистского оккупационного режима.

И ни разу не указание на их антинемецкий героизм, какового — в случае мельниковцев — практически не было^[926]. Так что — внутри оуновского социума — это еще и прихват мельниковцами частицы специфической бандеровской репутации, безосновательного причащения к их героизму: ведь бандеровцы время от времени действительно боролись и с вермахтом, и с Красной армией, тогда как мельниковцы в отношениях с немцами лишь колебались на шкале лояльности в интервале между бурным энтузиазмом и фигой в кармане. Впрочем, на готовности убивать евреев или помогать их убивать эта разница между ОУН(м) и ОУН(б) не сказывалась. Любо!

Напомним еще раз: арестованных и допрошенных оуновцев расстреливали в тюрьмах, точное место их захоронения неизвестно, им, вероятнее всего, был противотанковый ров на Сырце. Никаких иных «завязок» между ОУН и Бабьим Яром не было.

Между тем в качестве альтернативного места братской могилы Телига и других расстрелянных немцами оуновцев мифическая «Татьяна Тур»^[927] указывает на малинник близ одной из опор телевышки. При этом она ссылается на газеты «Украина» и «Либеральная газета» за 1993 год как на обладателей ноу-хау по установлению национальности погребенных под землей трупов по аэрофотоснимкам^[928]. Но оуновцы в 1992 году не подозревали о малиннике (а иначе — берегись, телебашня!) и установили свой крест в сотне с небольшим метров от мускулистого советского монстра, явно ориентируясь на его «заслуженную» известность и коммеморативный авторитет.

Теперь о цифре «621». В качестве ее источника историк ОУН Сергей Кот^[929]отсылает к украинским эмигрантским изданиям^[930], а практик ОУН Богдан Червак — к утверждению сотрудника Киевского городского архива Сергея Карамаша^[931]. При этом оба уклоняются не только от критической верификации, но хотя бы от цитирования или описания своих первичных источников. Реальных имен, зафиксированных на боковых плитах, набралось вдесятеро меньше — всего 62, включая и несколько случайных, попавших в этот ряд по недоразумению или, если и по умыслу, то ошибочно^[932].

Иными словами, в Бабьем Яру искусственно создавалась конфликтная историческая среда и поле для лобового коммеморативного противостояния.

Освободившиеся, как и евреи, от советского диктата, новые «молодые националисты» — прямые продолжатели идеологии и дела ОУН-УПА^[933] — восприняли обретенную всеми свободу как собственное право на безнаказанный беспредел и передел и с радостью вернулись к тактике агрессии и практике вандализма. А наглости и пассионарности, повторю еще раз, им было не занимать.

Резюмируем. Как сама цифра — «621», так и место установки оуновского креста — Бабий Яр — сугубо условны и даже не мифологичны, а агрессивно-мифологичны^[934]. Причисление оуновцев к жертвам Бабьего Яра — не историческая неточность или бестактность и даже не осознанная провокация, а наглый рейдерский захват чужой исторической памяти по липовым или отсутствующим векселям.

Только взирая на окружающее с уже захваченной высоты, можно позволить себе такое суждение:

Конечно, было бы несправедливо подвергать сомнению факты массовых уничтожений евреев во время войны в Киеве (sic!). В конце концов это никто и не делает. Однако историческая правда и справедливость требуют прежде всего достойного чествования украинских патриотов, которые не просто погибли в Бабьем Яру, а боролись за независимость своей Родины!^[935]

Существенно и то, что таким образом из бутылки был выпущен джинн самозахвата памяти, чему искренне обрадовались представители памяти о других категориях жертв Бабьего Яра. Вскоре это привело к такому феномену, как самосев памятников в пространстве памятования.

На смену тотальному регулированию увековечения памяти в советское время пришло целеустремленное своеволие и самоуправство новых субъектов коммеморации. С этим же, по-видимому, связан и преобладающий нулевой уровень художественности этого «самосева»: не до жиру тут — не шуранули бы!

Но не шуранули, и, не встречая отпора со стороны государства, самоуправцы наглели и радикализировались, провоцируя и себя, и своих оппонентов на акты банального вандализма.

1990-е: Мутации антисемитизма: отрицатели Холокоста

Эта конфликтная историческая среда создавалась — в идеологическом смысле — не на пустом месте. С первых же лет независимости осмысление темы Второй мировой войны на Украине приобрело ряд специфических особенностей. С одной стороны, отрицать или оспаривать масштабы убийства евреев на Украине было бы нелепо, а с другой — очевидная роль в этом украинских националистов как бы «обязывала» их сегодняшних единомышленников к активной защите их «доброго имени» и к превентивным атакам на тех, кто с этим не согласится.

После Стокгольмского совещания в январе 2000 года преподавание истории Холокоста было включено и в Украине в школьные программы. Это вызвало гнев со стороны украинских национал-шовинистов, воспринявших эту новацию как «невиданное зомбирование украинской молодежи, подготовку манкуртов, которых планируется использовать как рабочую силу на наших национальных черноземах»^[936].

В Украине к этому времени уже сложилась идеальная питательная среда для отрицателей Холокоста и кучкующихся вокруг этой темы ревизионистов^[937]. Исторические исследования Холокоста со всеми своими источниками и инструментарием для них — не более чем «экстерминизм», т.е. одно из течений в историографии, исповедующее то малоосновательное мнение, что Холокост якобы был.

Схожие процессы шли тогда и в России. При президенте Ельцине довершились разгосударствление антисемитизма и его полная «приватизация»: антисемитизм в России стал сугубо частным делом ее граждан. Как-то убаюкивало еще и то, что с годами антисемитизм утратил свою ведущую роль в контексте общей ксенофобии: как главные объекты вражды и неприязни в 1990-е годы уверенно котировались кавказские народы, или, как их тогда называли, «лица кавказской национальности».

Но те, кто испытывал внутри себя неодолимое влечение именно к фобии антисемитизма, мог предаваться ей сколь угодно самозабвенно — и, в общем-то, совершенно безнаказанно. Так, кубанскому губернатору и борцу с «сионистцкой закулисой» Николаю Кондратенко и генералу Альберту Макашову с рук сходили любые высказывания, даже такое выразительное:

Слово «антисемит» — это незаконно? Все, что делается во благо народа, — все законно. Народ всегда прав! Мы будем антисемитами и должны победить!.. Евреи так нахальны потому — позвольте я по-своему, по-солдатски скажу, — потому что из нас еще никто к ним в дверь не постучал, еще никто окошко не обоссал. Потому они так, гады, и смелы!^[938]

Полем повышенной антисемитской активности стал рунет: вот уж где современный антисемитизм расселся широко и вальяжно — по-хозяйски. Интересно, что антисемитизм в России оставался по-своему «консервативен», и такие его ипостаси, как мусульманский троллинг или маскировка под антисионизм или «критику» Израиля здесь скорее маргинальны^[940].

А вот отрицание Холокоста в России, как и на Украине, вовсю цвело и пахло. Начиная с 1996 года одной из главных трибун для отрицателей стала газета Юрия Мухина «Дуэль». На ее сайте можно было найти десятки статей и книг на эту тему, особенно переводных.

Уже в середине 1990-х годов на русский были переведены «труды» многих классиков отрицательства (например, Р. Гароди и Ю. Графа). А «Миф о холокосте. Правда о судьбе евреев во Второй мировой войне» Ю. Графа вышел как минимум дважды — сначала в 1996 году в газете «Русский вестник», а затем и отдельным изданием — попечением некоего Геннадия Кубрякова и с предисловием Олега Платонова — владельца и главного редактора издательства «История русской цивилизации». В 1997 году Платонов первым из отрицателей-россиян принял участие в ежегодной конференции Института ревизии истории; в том же году — одновременно с Ю. Графом и также первым из россиян — удостоился сомнительной «чести» войти в состав редколлегии «Журнала пересмотра истории». После чего Э. Зюндель на своем сайте объявил Россию чуть ли не обетованной землей ревизионизма!

И то: 26-27 января 2002 года Москва стала местом проведения Международной конференции по глобальным проблемам всемирной истории, в целом посвященной глобализации как сионистскому вызову. В 2003-2006 годах функционировал сайт «Ревизионизм холокоста» — интернет-ресурс «Славянского Союза» (автор и хозяин сайта — Н. В. Саламандров). Здесь можно было найти более 400 наименований текстов, так или иначе причастных к отрицанию Холокоста^[941].

На протяжении нескольких лет в «Нашем современнике» Станислав Куняев, главный редактор журнала, печатал свой публицистический Lebenswerk — книгу «Жрецы и жертвы Холокоста»^[942]. Холокост для Куняева не человеческая трагедия и даже не историческое событие, а новая религия, отчего он даже не отказывается писать его с большой буквы, а основной тезис — недопустимость создания «культа Холокоста в России»^[943].

В целом вклад российских отрицателей в мировую копилку минимален, чтобы не сказать ничтожен. Максимум того, на что они оказались способны, — очередное предисловие к очередному переводу из «классических трудов» да матерщина в блогах. Вершинные же по оригинальности достижения — это тезис о «Ташкентском фронте» с намеком на глубокий эвакуационный тыл как место отсиживания трусливых евреев во время войны и ернический термин-шарж «Лохокост».

Вброшен был и такой тезис-передержка: мол, советские евреи должны быть навечно благодарны Сталину и Красной армии за свое освобождение из концлагерей и спасение от Холокоста.

На самом деле такого долга — или бремени — «благодарности» у евреев нет: во-первых, у Красной армии специальной задачи — спасать именно евреев — ни разу не было^[944].Убивали — да, немцы, да, их, евреев, а вот освобождали (или эксгумировали) — наши уже не их, а советских людей. Во-вторых, среди спасателей, т. е. в самой Красной армии, было пропорционально много евреев, тогда как в освобожденных армией различных лагерях смерти евреев уже не было или оставалось крайне мало, поскольку это были лагеря смерти именно евреев.

Мощным транслятором идей ревизионизма и антисемитизма на Украину — о преувеличенности еврейских страданий и числа жертв Холокоста, например, — стала украинская националистическая диаспора, осевшая главным образом в Канаде. В ее ряды после войны влилось немало активных кол-лаборантов, таких, например, как Петро Мирчук. Их материалы в 1990-е годы охотно публиковали киевский «Вечірній Кїев» (когда им руководил В. Карпенко), львовские «За вільну Україну», «Сільські вісті» и «Идеалист», некоторые другие газеты.

Владимир Кательницкий, председатель Комитета по защите Ивана Демьянюка, утверждал, что легенда о Демьянюке как об «Иване Грозном» — самом жестоком охраннике-украинце — была сфабрикована КГБ ради дискредитации украинцев — выставления их отъявленными коллаборационистами и преступниками. А согласно статье Татьяны Тур «Правда о Бабьем Яре»^[945], не фашисты расстреливали там евреев, а евреи — работники НКВД — украинцев!

В. Нахманович не побрезговал придать этому примитивному антисемитизму статус «альтернативной концепции», столь вожделенный ревизионистам, и признать за ним воплощение некоего «украинского мифа» о Бабьем Яре, заключающегося в том, что в Бабьем Яру захоронены украинские жертвы Голодомора и противостоящего аналогичному «еврейскому мифу» (sic!) о Бабьем Яре. Мифу, которому, следовательно, он равновелик^{[946] [947]}. Браво!

Тогда, в 1990-е годы, протест полусотни «Праведников народов мира» против таких публикаций^[948] остался без какого бы то ни было ответа со стороны государственных инстанций. Сами же публикации и, главное, их безнаказанность побуждали их неистовых авторов и, в особенности, благодарных «читателей» к активизации любых провокаций, актов вандализма и нападений на евреев.

Неудивительно, что вал антисемитских публикаций о Бабьем Яре в 2000-е годы только усилился. Так, харьковчанин Эдуард Ходос публиковал в 2001 году «Открытое письмо Стивену Спилбергу», в котором его полумифический автор, Рожер Доммерг, восклицал:

Вы не найдете НИ ОДНОГО очевидца уничтожения шести миллионов евреев. Вы не найдете НИ ОДНОГО свидетеля того, что рядом с крематориями стояли газовые камеры, уничтожавшие тысячу, а то и две тысячи человек за раз... Что же касается воплей и слюней, испускаемых по поводу Холокоста сегодня, спустя полвека после войны — они не могут вызвать ничего другого, кроме чувства отвращения^[949].

Показательна история с книгой Р.Я. Мирского и А.Я. Наймана «Юдофобия против Украины», впервые выпущенной во Львове в 1998 году, а затем переизданной в Киеве в 2000^[950]. В конце 1998 года «Вечерний Киев» обвинил заместителя председателя Ассоциации «За межнациональный мир и согласие в Украине» Александра Яковлевича Наймана (р. 1945) в разжигании антиукраинских настроений. После чего Найман подал в Шевченковский райсуд Киева иск о защите чести и достоинства, на что газета, уверенная в своей безнаказанности, ответила травлей Наймана и встречным иском^[951]. Однако суд осудил именно газету, и В. Карпенко, а затем и другим антисемитам пришлось покинуть ее редакцию.

В августе 2002 года газета «Вечірній Луганск» поместила статьи, авторы которых утверждали, что «Холокост — это порождение военной пропаганды.

Евреев в концлагерях не убивали и даже заботились об их здоровье»^[952]. Авторы «Вечернего Киева», выступая в Шевченковском райсуде г. Киева, утверждали, что Гитлер и все его окружение все были евреями^[953].

30 сентября (sic!) 2003 года в крупнейшей львовской газете «Сільські вісті» с полумиллионным тиражом вышла статья Василия Яременко — главного пропагандиста «еврейской вины» перед украинцами за Голодомор и за Большой террор. В статье утверждалось, что на Украину с фашистами пришла «400-тысячная орда евреев-эсесовцев»^[954].

Кстати, публикация эта имела следствием резонансный иск А. Шлаена как председателя Антифашистского комитета Украины к этой газете, закончившийся ее закрытием. Судья Шевченковского суда Сапрыкина вынесла свой вердикт в начале февраля 2004 года. В защиту антисемитской газеты и «свободы слова-ненависти» выступили тогда оппозиционные Л. Кучме политики — А. Мороз, В. Ющенко, А. Луценко и Ю. Тимошенко, но ни один из них не выступил против тезисов самого В. Яременко^[955].

Тогда же резко активизировала нападки на евреев Международная академия управления персоналом (МАУП), сделавшая антисемитизм своим фирменным знаком^[956]. Это в ее издательстве вышла — кстати, по-русски! — классика отрицательства — книга Юргена Графа «Великая ложь XX века». А сам президент МАУП Георгий Васильевич Щекин в своей газете «Персонал плюс» повторил еще один затасканный тезис: «...в 1933 году мировой еврейский конгресс объявил войну нацистской Германии, поставив тем самым в положение “воюющей стороны” миллионы беззащитных евреев практически всех европейских стран и спровоцировав, по сути, их дальнейшее массовое уничтожение»^[957]. Кощунственная публикация Т. Тур также была перепечатана в этой газете^[958].

Специфическим «ноу-хау» МАУП стала пропагандистская мобилизация газет, выходивших на оккупированной нацистами Украине. Так, ссылаясь на газету «Переяславські вісті» за 1 мая 1943 года, тот же Г. Щекин описал «приход некоего “мстителя”, который за “многовековое поругание еврейства” уничтожит Европу... Все молодые женщины-украинки будут изнасилованы, прежде чем их убьют...»^[959]

Сходный источник — пирятинскую газету «Рідна нива» за 27 марта 1943 года — имеет и заявление представителя МАУП В. Капельникова в Печерском райсуде Киева, назвавшего «Антидиффамационную лигу» филиалом организации «Бнай Брит», созданной для активных действий против всех, кто сопротивляется сионистскому засилью. «Так трагедия нацистского геноцида, — отмечал А. Найман, — повторяется в наши дни в виде мауповского фарса»^[960].

Тогдашний президент Украины Виктор Ющенко был одно время почетным доктором МАУП. Но и он выступил с осуждением ее политики как учреждения, систематически пропагандирующего антисемитские взгляды. Он отказался от почетного докторства, но никаких иных санкций против антисемитской академии не последовало^[961].

В настоящее время классические украинские антисемиты-ревизионисты облюбовали в качестве своей площадки скромный блог «Бабий Яр. Киев» (https://babiyarkiev.blogspot.com/):

Существующая легенда о Бабьем Яре полна противоречий, нестыковок, фальсификаций, выдумок и откровенной лжи. Не существует ни единого документального или материального доказательства, подтверждающего реальность этой легенды, запущенной в оборот военными пропагандистами и подхваченной кгбистами и сионистами. В этом блоге изложены материалы, помогающие пролить свет на то, как, кто и зачем формировал миф о так называемой «трагедии Бабьего Яра».

И действительно: тут можно почитать разнообразные «разоблачения» — и свидетельств узников-участников «Операции 1005», и выставки «Холокост от пуль», и фотосессии И. Хёле и т. п. Что касается «Операции 1005», то отрицатели охотно опираются хотя бы на частичный ее «успех»: «...места реального массового захоронения евреев отсутствуют, а “местом уничтожения” можно объявить любую территорию и при этом указать любое число жертв, не вдаваясь в детали по поводу отсутствия их останков»^[962].

Девизом же всему отрицательскому постмодернизму вполне может послужить следующий креативный лозунг указанного сайта:

Бабий Яр — неустановленными лицами в неустановленное время, неустановленным образом неустановленными орудиями убийства в неустановленном месте совершено массовое убийство неустановленных людей, останки которых не найдены.

1994-2004: КУЧМА. ДИСКРЕДИТАЦИЯ СИМВОЛОВ

1998. Фиаско № 1. Ни гроша пока нет на память!

Начиная с 50-летнего юбилея в 1991 году, сентябрьские встречи возле Бабьего Яра из токсичных превратились в престижные: все украинские президенты, премьер-министры, председатели Рады и киевские мэры, выбираясь раз в год в Бабий Яр, клали первым делом цветы к памятнику 1976 года и шли к этой вип-«Меноре» — собирать морщины над переносицей и произносить проникновенные слова. Даже будучи чисто казенными, сказанными для галочки, слова эти не только поддерживали традицию, но и по-своему отражали нюансы той концептуальности, которую представлял и пестовал в украинском обществе тот или иной президент.

55- и 60-летняя годовщины Бабьего Яра пришлись на президентство Леонида Даниловича Кучмы (р. 1938) — единственного в Украине, кто провел у руля страны два президентских срока. Второй срок ознаменовался написанием — заметьте: на русском языке! — книги «Украина — не Россия», вышедшей в московском издательстве «Время» в 2003 году. Ее 560 страниц — это фиксация стратегического курса на размежевание со старшим братцем-имперцем и, как следствие, на перевод стрелок на интеграцию в Европу по галицкому мосту. Братец же, в свою очередь, стал топать ножками и представлять саму эту стратегему как неприемлемый сепаратизм (это о суверенном государстве-то!). Название книги в Москве переинтерпретировали в «Украина — анти-Россия»!

Именно при Кучме в школьную программу было включено изучение Холокоста и был дан старт усилиям украинского государства и общества по музеефикации Бабьего Яра — усилиям, и по сей день не добравшимся до финиша.

Исполком Киевского горсовета еще в 1992 году принял решение №26, согласно которому в Киеве должен быть открыт музей «Бабьего Яра» — филиал Музея истории города Киева^[963]. В 1995 году, накануне 55-летия катастрофы, аналогичное решение принял и Кабинет министров Украины. Мэр Киева Александр Омельченко выделил Еврейскому совету Украины (председатель Илья Левитас) в аренду часть нуждающегося в ремонте здания бывшего клуба им. Фрунзе на Московской^[964] площади, напротив автовокзала.

А в 1998 году город принял свою недвижимость назад — так и не отремонтированной и со списанием долгов по арендной плате.

Далее — горькая цитата из Левитаса:

Из выделенных 2500 кв. м 1060 кв. м целевым назначением отдавалось для музея «Бабий Яр», который становился филиалом Музея истории Киева, пребывая на его балансе. Однако за три года владения этим зданием мы не могли найти спонсора для его ремонта: ни еврейские организации, ни бизнесмены не дали ни копейки на ремонт. Все это время помещение пустовало, и за его сохранность Еврейский совет задолжал государству более 40 тыс. гривен. В итоге здание было возвращено городу, а мэр Киева

А. Омельченко списал накопившийся долг. Но вопрос о создании музея не снимался с повестки дня^[965].

В сущности, это была первая серьезная попытка создать в Киеве мемориал Бабьего Яра.

Но попытка совершенно провальная, зафиксировавшая полную несостоятельность — главным образом моральную и историческую — еврейского социума, неготовность к азам своей миссии в отпущенной на свободу Украине. И государство, и город в 1990-е были бедны, как синагогальные мыши, а украинско-еврейский олигархат все еще не насосался всласть и «ничего лишнего» — для души, хотя бы и еврейской — позволить себе не мог.

В иерархии приоритетов при распоряжении сверхприбылью еврейская и культурная филантропия шли у богатых евреев не в арьергарде, а в обозе — далеко позади интересов развития бизнеса, личного и семейного сверхпотребления или бирюлек престижности вроде футбольных клубов и отреставрированных храмов. Иначе, наверное, и быть не могло: не стоит подозревать классический олигархат на стадии раннего и дикого накопления в повышенном культурном уровне, — публика это специфическая, вечно балансирующая между палаццо и бараком, так что исключения тут в лучшем случае единичны. Ситуация начнет медленно меняться в 2000-е и, особенно, в 2010-е, когда все они оторвут свои губки и зубки от титек и, облизываясь, переведут дух. Всех-всех переплюнет, как всегда, Игорь Коломойский, поставивший у себя в Днепре в 2012 году за сто миллионов долларов крупнейший в Европе Еврейский общинный дом «Менора»!

Но во второй половине 1990-х никакой Коломойский, Рабинович, Фукс, Хан или Пинчук ни гроша в своих бюджетах на память о Холокосте не наскребли^[966]. Проект Музея Бабьего Яра напротив автовокзала закрылся (точнее, накрылся) в 1998 году, а город, повторю, списал Левитасу все долги за многолетнюю аренду.

Среди причин этого фиаско была еще одна — второстепенная, но тоже значимая: собственно местоположение предполагаемого Музея. Московская площадь — это слишком далеко от Бабьего Яра!

Забегая вперед: следующее фиаско, которое поджидало за поворотом, стрясется, отчасти, по причине прямо противоположной: уж слишком Бабий Яр близко!

1999-2004. Памятники 1999-2004 годов

В 1999 году «Киевпроект» разработал «Историко-градостроительный опорный план территории Бабьего Яра...», по которому были откорректированы границы охраняемых зон: «зона охраняемого ландшафта» (территория Бабьего Яра вплоть до улицы Олены Телиги) и «археологическая охранная зона» (территория Кирилловских богоугодных заведений, стадион «Спартак», больница).

Но начиная с 1992 года — с памятного креста оуновцам — памятники в Бабьем Яру стали появляться один за другим, словно грибы из грибницы. Каждая категория неохваченных ими жертв торопилась застолбить свои делянки, не слишком заморачиваясь основаниями для этого.

При этом сама зона уже не ограничивалась мысленной привязкой к несуществующему более оврагу, а захватывала прилегающие районы, в частности Сырца и Куреневки.

Еще в 1991 году на территории бывшего Сырецкого концлагеря^[967] должен был открыться памятный знак жертвам Сырецкого лагеря, огромные землянки которого в свое время возвышались (если это слово только применимо к землянкам) почти прямо над яром. Но произошло это, согласно В. Нахмановичу, только в 1999 году^[968].

Своеобразным символическим почином можно считать и памятование в 1995 году жертв Куреневской катастрофы. Перед зданием Подольского трамвайного депо (улица Кирилловская, 132) тогда была установлена памятная гранитная стела с надписью на русском (sic!) языке: «Тут на територии трамвайного депо им. Красина 13 марта 1961 года трагически погибли при исполнении служебных обязанностей во время Куреневской катастрофы...» — и далее 50 имен в два столбца — и в самом низу: «Вечная память!»^[969]

В 1999 году во дворе дома 22а по улице Академика Грекова открыли памятник расстрелянным киевским футболистам — гранитный куб с символически выбитой гранью, в котором застыл бронзовый футбольный мяч^[970]. Тут же металлическая табличка с надписью на украинском языке:

На этом месте во время немецко-фашистской оккупации города Киева в 1941-1943 годах были расстреляны военнопленные, футболисты киевского «Динамо» и мирные жители Украины. Вечная им память и слава.

Заметьте: несмотря на уже 1999 год, евреев как таковых в данном «шортлисте» жертв Бабьего Яра еще нет!

Вы спросите: почему этот памятник возник именно здесь? А потому что в 1964 году здесь были найдены останки советских военнопленных, и на одном из трупов якобы была... футбольная бутса!

Впрочем, вопрос этот явно из разряда лишних, коль скоро и сам тот прославленный футбольный «матч смерти», состоявшийся 9 августа 1942 года, в котором украинская команда «Старт», представлявшая хлебозавод, выиграла у немцев, легендарен лишь в том смысле, что мифологичен и кинематографически закреплен. Сюжет фильма 1962 года «Третий тайм» режиссера Евгения Ефимовича Карелова (1931-1977) по сценарию Александра Борщаговского восходит к серии футбольных матчей в Киеве между немецкими, венгерской, русской и украинской футбольными командами, состоявшимися в 1942 году. Изложенная в фильме версия событий к реальности отношения не имела, но сам фильм — о героизме футболистов-патриотов, не испугавшихся угрозы смерти и победивших в игре футболистов-оккупантов, что называется, зашел: в 1963 году в прокате его посмотрело 32 млн человек!

Этот же самый футбольный миф запечатлелся в Киеве (не в Бабьем Яру, но к годовщинам расстрелов 1941 года) еще двумя памятными знаками, поставленными в советское время: первый — гранитная скала с горельефными фигурами четырех футболистов — установлен 19 июня 1971 года на стадионе «Динамо», а второй — в 1981 году на стадионе «Старт» (бывший «Зенит»), на котором, собственно, и проходил тот матч^[971].

В 1999 году между улицами Рижской и Щусева на территории кладбища бывших немецких военнопленных в Сырце в память о них был поставлен памятный знак-крест. Рядом гранитная доска с надписями по-украински и по-немецки, но без необходимого пояснения, что военнопленные — немецкие: «Тут покоятся военнопленные — жертвы Второй мировой войны»^[972].

Если же вернуться в масштабы бывшего оврага «Бабий Яр», то в 2000 году — буквально в 30-40 метрах от «Меноры» — был поставлен еще один деревянный крест в память об архимандрите Александре Вишнякове, протоиерее Павле Острянском и схимонахине Эсфири. Они были убиты 6 ноября 1941 года за призывы оказывать немцам сопротивление. На кресте — строка из псалма на церковно-славянском: «Драгоценна пред Господом смерть святых Его». И тут же рядом — еще пять простых металлических крестов-кенотафов, посвященных другим священнослужителям. На металлических табличках надписи: «Архимандрит Александр Вишняков, расстрелянный в 1941», «Протоиерей Павел Острянский, расстрелян 6 ноября 1941 года», «Схимонахиня Эсфирь, расстрелянная фашистами 6 ноября 1941 года», «На этом месте убивали людей в 1941. Господи упокой их души» и «На этом месте в 2000 году состоялась Божественная литургия».

Считается, что они были убиты 6 ноября 1941 года за призывы оказывать немцам сопротивление, но вероятней всего, они были расстреляны в одной из групп заложников^[973].

Забегая немного вперед! В 2012 году, т.е. при Януковиче, рядом с крестами построили небольшую деревянную часовню, завершив тем самым формирование некоего православного «плацдарма» в Бабьем Яру. Рядом с ней — гранитная стела, на которой в день открытия красовалась плита с удивительной надписью: «Мемориальная часовня в память жертв геноцида и Холокоста украинских и еврейских жертв». Надпись эта, собственно, тоже была памятником — попытке президента Ющенко пристегнуть Голодомор к Холокосту. Годом позже (по другим сведениям — в 2015 году) плиту заменили, и теперь на ней — следующий текст:

Храм-часовня в честь священнослужителей, расстрелянных за призыв к защите Родины во время немецко-фашистской оккупации города Киева, архимандрита Александра Вишнякова, протоиерея Павла Острянского, схимонахини Есфири и других безвинно убитых граждан разных национальностей^[974].

В 2000 году близ советского монумента собирались поставить еще и бронзовый памятник-кибитку цыганам, расстрелянным в Бабьем Яру^[975]. Сооружался памятник методом «народной толоки»: проект выполнен бесплатно, кованые гирлянды и таблички с текстом на цыганском и украинском языках («Цыганам, уничтоженным фашистами. 1940-1945. РОМА») изготовлены за символическую плату, гранитные блоки завод практически подарил, студенты вырыли котлован и залили бетоном фундамент тоже бесплатно^[976]. Но тут архитектор района вдруг заартачился и отказал в землеотводе, трогательно сославшись на нежелательность визуальной конкуренции с мускулистым монстром^[977].

Однако поразительная душевная широта! Ведь конкретных фактических оснований для локализации упомянутых кенотафов — священнослужителям, футболистам или цыганам — в Бабьем Яру ровно столько же, сколько и у памятника-креста оуновцам!

Тем не менее, в отличие от прецедента оуновцев, здесь мы имеем дело не с рейдерскими покушениями на память Бабьего Яра, а сочетание желания и возможности — желания зафиксировать в знаковом месте память о «своих» жертвах немецкой оккупации в Киеве и возможности сделать это тихо, без оуновского треска. В результате Бабий Яр приобрел изначально несвойственную себе функцию — служить своего рода общекиевским Пантеоном всех жертв оккупантов-нацистов. Пантеоном, состоящим из одних кенотафов!

Промежуточную черту под 60-летними усилиями — часто потугами — по увековечению памяти жертв Бабьего Яра провело Постановление Кабинета министров Украины под №1761 от 27 декабря 2001 года «Комплекс памятников на месте массового уничтожения мирного населения и военнопленных в урочище Бабий Яр во время гитлеровской оккупации 1976— 2001 годов между улицами Мельникова, Дорогожицкой и О. Телига». Комплекс целиком был внесен в Государственный реестр недвижимых памятников Украины. Тем самым как бы подведена черта, и самосев признали!

В 2001-2015 годах очаг аутентичной коммеморации сложился на территории Кирилловской психиатрической больницы им. И.А. Павлова. Там было установлено четыре различных памятных знака погибшим пациентам и сотрудникам больницы.

Первым, в 2001 году, в память об уничтоженных немцами душевнобольных пациентах, в том числе и о расстрелянных первыми пациентах-евреях, была установлена небольшая гранитная плита с выбитым крестом, могендовидом и следующей надписью: «В знак памяти о 751 пациентах больницы, убитых гитлеровцами в 1941-1942 гг. Вечная память!»^[978]

Вторым, в 2003 году, открылся памятник — стела-свеча — уже всем расстрелянным пациентам, с надписью: «В 1941 году от рук гитлеровских оккупантов погибли 752 пациента психиатрической больницы. Помним про невинные жертвы».

А в 2004 году был поставлен еще и третий знак — врачам и сотрудникам психбольницы, спасавшим своих пациентов от смерти. Надпись на нем («Профессиональным врачам, самоотверженно служившим пациентам») обрамлена трезубцем и символом психиатрии.

Все три знака — из черного гранита, и стояли поначалу они в разных местах. Но в 2006 году на месте старейшего корпуса больницы, построенного в 1806 году, поставили памятный знак, к которому со временем переместили все остальные, составив таким образом мемориал двухвековой истории больницы.

Не позднее 2013 года — и несколько в стороне — появился крест в память о расстрелянных пациентах, но уже без могендовида. Со временем крестов стало три, а на первоначальном появилась металлическая дощечка с довольно сумбурной надписью:

1941 г. † 1945 г. Во время Великой Отечественной войны в 1941 г. именно на этом месте от рук гитлеровских оккупантов расстреляны 752 пациента психиатрической больницы имени Павлова. Вместе с медицинскими работниками — медсестрами, врачами и санитарами. Живые свидетели, очевидцы. Ференец Мария Яковлевна, Стасюк Александр Владимирович, семья защитников Отечества Шкура Петр, Ульяна, Маруся, Галина Евхимовны Высше-Дубечанского района Киевской области. Село Ошитки.

Мы поставили крест. Ни в чем невинные жертвы. Вечная им память. Ухаживают за крестами Валентина Васильевна Рыбчинчук. Ответственные: [семья] Шкура.

1999-2001. «Джойнт», или Танцы на костях

...В 1999 году, за два года до 60-летия трагедии, неожиданно замаячил новый «Большой Проект», свободный от главного недостатка старого — безбюджетья: холщовый мешочек от Санта-Клауса с надписью «Joint! 10 Mio $!» ласкал и взгляд, и слух, и, казалось, гарантировал успех.

То был проект строительства в Киеве, в районе Бабьего Яра, масштабного Общинного культурного центра «Наследие». Проект, увы, несвободный от собственных — врожденных и роковых — дефектов, главной из которых была порочность его центральной идеи — его idee fixe, а именно сомнительной синергетики от совмещения Еврейского общинного центра и Мемориала Бабьего Яра.

Сама идея вызревала в недрах «Джойнта», для которого гигантские общинные центры на бескрайних постсоветских просторах были своего рода коньком: наряду с Киевом, «Джойнт» вел переговоры или уже строительство в Одессе, Москве и Санкт-Петербурге. И всюду возникали проблемы — главным образом из-за того, что «Джойнт» патологически не улавливал разницу между этими точками на еврейском глобусе и, скажем, Бостоном или Филадельфией.

В Киеве инициатором и толкачом идеи был Амос Авгар, уполномоченный «Джойнта» по Центральной, Западной и Южной Украине, в Нью-Йорке его горячо поддерживал Ашер Острин, директор программ «Джойнта» в странах СНГ.

Уже в 1999 году они установили деловой контакт с киевской мэрией, с которой сразу же возникли на зависть теплые отношения наибольшего к себе благоприятствования. Одновременно был создан местный оргкомитет по строительству Еврейского общинного центра «Наследие» во главе с доктором архитектуры, действительным членом Украинской академии архитектуры, членом президиума ВААДУ и директором Института урбанистики, а по совместительству и автором будущей рамочной архитектурной концепции центра «Наследие» (sic!) — Генрихом Фильваровым^[979].

Оргкомитет зарекомендовал себя в точности таким, каким, видимо, и замышлялся, — сугубо карманным, не дискуссионно-консультативным, а буферно-трансляционным органом, органом-ширмой и органом-алиби. Внутри самого «Джойнта» он подпитывал иллюзию локальной всееврейской поддержки, нарушаемой единичными выходками и выпадами единичных оппонентов, скорее всего, почувствовавших себя обойденными.

Заместитель председателя ВААДУ Иосиф Самойлович Зисельс (р. 1946), возможно, изначально и сам входивший в Оргкомитет, вспоминал в 2002 году, что мэрия предложила в 1999 году на выбор четыре площадки. Делегация «Джойнта» объехала все четыре, после чего Авгар без колебаний выбрал именно ту, что у Бабьего Яра, — явно с учетом всемирной известности этого места и прекрасно понимая, насколько повышает статус центра такое соседство^[980]. Мэрия сказала: «О‘кей, Джойнт!», Оргкомитет сделал ручкой — и все вместе стали дружно готовиться к кульминации 2001 года — к 60-й годовщине расстрела.

27 апреля 2001 года мэрия согласовала выделение «Джойнту» земельного участка на углу улиц Мельникова и Оранжерейной в Шевченковском районе ориентировочной площадью в один гектар для размещения на нем общинно-культурного центра «Наследие»^[981].

Путь к реализации был открыт, что делало проект главной изюминкой памятований Бабьего Яра в 2001 году. Начались они задолго до самого юбилея: 25 июня 2001 года Бабий Яр посетил папа Римский Иоанн Павел И. Накануне юбилея открылись две выставки: «Киевская голгофа» в Музее истории города Киева и «Бабий Яр» в Музее истории Великой Отечественной войны.

А 30 сентября президент Кучма сказал у «Меноры» — не без самоупрека: «Не может сегодня быть кто-то выше, кто ниже, — какой бы национальности он ни был... Ну, а украинцам прежде всего, это — горький урок, не дай Господь, чтобы он повторился...»

В этих словах — честное признание президентом Украины фактографии украинского антисемитизма и даже искренняя попытка-призыв отмежеваться, наконец, от него.

Самая свежая «фактография» была, однако, у всех на слуху и была иной. Она, в частности, прозвучала из уст Александра Шлаена в резонансной радиопередаче «60 лет после Бабьего Яра» журналиста «Радио Свобода» Владимира Тольца, вышедшей в эфир 23 сентября^[982]:

Четыре года подряд Международный социологический институт проводит в Украине исследование по поводу ксенофобии. Так вот, последнее исследование этого года показало, что 30-40% населения Украины предрасположены к ксенофобии, из них 80%, самых непримиримых, проявляют откровенно антисемитские настроения. И 30% хотели бы, чтобы евреев вообще лишили украинского гражданства.

Но это еще не все. Народный депутат Верховной Рады Анатолий Матвиенко (кстати, бывший большой интернационалист, секретарь ЦК комсомола, естественно, член КПСС, естественно, член компартии Украины тех лет), недавно заявил, что в Украине должны политику делать только украинцы, руководить страной только украинцы, работать только украинцы. Народный депутат Украины Михаил Артюшнович заявил, что инородцев нужно выдавливать из управления, армии, системы власти. Анатолий Щербатюк в газете заявил, что «москали и жиды — это насекомые, которых нельзя вообще принимать как социум, потому что даже немцы им с брезгливостью делали уколы фенола». В Черновцах воздвигнут монумент Буковинскому куреню, тому самому Буковинскому куреню, который расстреливал евреев в Бабьем Яре. А командир куреня Петро Войновский, который долгие годы скрывался на Западе, в бегах был, военный преступник, приехал и был принят с почетом в Черновцах и был назван «почетным гражданином города Черновцы». И это еще не все. Владимир Катрюк, один из палачей Бабьего Яра, потом палач Хатыни, стал тоже почетным гражданином Черновцов. И это не все. Народный депутат Григорий Амельченко, бывший министр обороны и вооруженных сил Украины Константин Морозов и его тогдашний заместитель Владимир Мулява с благодарностью приняли почетные медали дивизионников дивизии СС («Ваффен СС»). Кстати, все они были в советские времена членами партии, Морозов был генерал-майором, Амельченко был кагэбистом, а Мулява был преподавателем марксистско-ленинской философии в житомирском пединституте. Вот вам — кольцо замкнулось.

Фактчекинг уточнил бы некоторые детали (о Буковинском курене, например), но здесь важнее сам характер аргументации. Альтернативную — и в этом качестве тоже типичную — оценку в той же передаче дал поэт Дмитрий Павлычко (в 2001 году посол Украины в Польше):

Антисемитизм в Украине явление историческое и, я думаю, умирающее. Антисемитизма в Украине, в мыслящей Украине, среди интеллигенции и даже среди самых простых людей нет. Антисемитизм был привнесен «черной сотней» в начале 20-го века, и погромы, в которых обвиняли украинцев, были организованы почти всегда не украинцами. Петлюра был убит в Париже за еврейские погромы, но мы же знаем, что Петлюра сам расстрелял двух полковников за проявление антисемитизма и никогда антисемитом не был. В правительстве Петлюры и в правительстве Винниченко были евреи-министры.

Я лично человек из Западной Украины, я видел, как евреи шли на смерть в Коломые, где я учился во время немецкой оккупации. Евреи шли умирать в лес, их расстреливали, а мы были как деревянные... То же самое происходило в Киеве, когда они шли в Бабий Яр.

То, что случилось в Бабьем Яру, то было дело рук немецких фашистов, но это было на нашей земле. И определенную ответственность, чувство вины я лично всегда ощущал в себе.

В тот же день, 30 сентября, Кучма и Черновецкий открывали в Бабьем Яру новые памятные знаки. Во-первых, памятник расстрелянным детям в парке возле метро «Дорогожичи»^[983]. И — через дорогу — красивый закладной камень Еврейского мемориально-просветительского общинного центра «Наследие» (для краткости его называли Общинным) — со следующей надписью на украинском, иврите и английском, размещенных на гранях стелы: «Я помещу Мой дух в вас, и вы будете жить»^[984]. Представители 150 еврейских общин со всей Украины положили в замывно-насыпной грунт оврага сосуды с землей из своих городов, символически солидаризируясь тем самым с проектом, выражая ему свою поддержку и санкционируя.

Никому и в голову поначалу не могло прийти, каким раздраем обернется это благородное и — как казалось: о счастье! — финансово обеспеченное намерение^[985].

Киевский еврейский социум немедленно раскололся на две партии, жарко сцепившиеся друг с другом — кто на ковре, кто под ковром. Сторонники «Джойнта» лепили из него образ благородного и застенчивого филантропа («Да не оскудеет рука дающего!»), противники — образ отвратительного и бесцеремонного богатенького старца, подсматривающего за Сусанной и втюхивающего киевскому еврейству дискотеку вместо музея («Кто заказывает музыку, тот девушку и танцует!»)^[986].

Кто же они, эти сторонники и противники?

Первые — это, конечно же, члены Оргкомитета, а также Вадим Рабинович (Всеукраинский еврейский конгресс), Александр Шлаен (Международный антифашистский комитет), главный раввин Украины Яков Дов Блайх, Александр Фельдман (Еврейский фонд Украины, Ассоциация национально-культурных объединений Украины) и другие. К горячим сторонникам на первом этапе вполне можно было причислить и украинские власти — президента страны, мэра и главного архитектора Киева.

Их основные противники — это Иосиф Зисельс, один из руководителей ВААДУ, Леонид Финберг, директор Центра исследований по истории и культуре восточноевропейского еврейства Киево-Могилянской академии, научный сотрудник Музея истории города Киева, исполнительный директор Еврейской конфедерации Украины и шеф-редактор газеты «Еврейский обозреватель» Виталий Нахманович^[987], несколько региональных общин (например, Харьковская во главе с Н. Вольпе), представители разнокалиберных еврейских институций в Украине^[988] и др.

Радовался происходящему и «Сохнут», потому что хорошо знал: скандалы и склоки в галуте всегда способствуют росту эмиграционных настроений. Вот как это отразилось в насмешливом отчете израильского журналиста:

Во всей этой истории парадоксальным образом можно увидеть торжество сионизма. Перед нами классическая схема умирания диаспоры — от смертности, которая в 12 раз превышает рождаемость евреев Украины, до психологической тяги к местам не-жизни (я бы направил половину местных активистов на прием к психоаналитику). Украинское еврейство само загоняет себя в гетто прошлых ужасов, идентифицируя свой витринный «ренессанс» с могилами и оврагами расстрелов. Геттоизация произойдет и в глазах украинского населения, ведь евреи добровольно выбирают для своего общинного центра тот участок, где до сих пор в звенящей тишине можно услышать лай овчарок и пулеметные очереди. Неживое не породит жизнь — галут окончательно пожрет сам себя. Если евреи Украины с помощью «Джойнта» и местных властей делают такой выбор, мы, израильтяне, не вправе мешать им^[989].

В начале 2002 года «Джойнт» пригласил в Киев архитекторов, заранее им отобранных, для участия в конкурсе. При этом, увы, среди них не оказалось ни одного из участников архитектурных конкурсов 1965-1966 годов, на что обратил сердитое внимание даже апологет Общинного центра И. Левитас. Впрочем, воспользоваться прекрасными старыми проектами как таковыми все равно не получилось бы — то были проекты памятника или мемориала, а о чем-то вроде общинного центра вопрос тогда и близко не стоял: спасибо, что не закрывали синагогу, за что тоже приходилось бороться.

Именно тем, что приоритетом «Джойнта» был именно общинный центр, а не музей, объясняется то полное равнодушие, которое «Джойнт» испытывал к двум уцелевшим аутентичным зданиям возле Бабьего Яра — конторе Еврейского кладбища (улица Ю. Ильенко, бывшая Мельникова, 44) и танковым гаражам (Дорогожицкая, 2).

На встрече с архитекторами Фильваров изложил свою рамочную концепцию центра, опубликованную накануне в виде брошюры. Там он, в частности, писал:

Центр «Наследие» объединит в своей структуре в единое целое историю евреев в Украине и мире, еврейские духовные традиции с требованиями, предъявляемыми современностью по наиболее эффективной организации еврейской общинной жизни. <...> Его местоположение в пространстве Мемориала «Бабий Яр» в Киеве позволит органично включить его деятельность в атмосферу самоосознания исторических судеб еврейского народа и необходимости возрождения его созидательного духа^[990].

Тут, по-моему, все достаточно откровенно и очевидно. Конкретный общинный центр и исторический мемориал — это же совершенно разные вещи: первый должен быть вписан в пространство второго — пространство, которого как не было, так и нет, и на создание которого тот же «дядюшка» «Джойнт», по недомыслию или по скромности, не претендовал. Быть может, он строил из себя простачка и с деланой наивностью полагал, что мемориал в Яру — это «мандат» украинского государства, а его, «Джойнта», мандат — это киевский общинный центр (при этом — дайте мне землю непременно у Бабьего Яра, пожалуйста!).

Такая «наивность» в украинской реальности — признак «заказчика музыки», а не профессионализма. Улыбку вызывали и такие детсадовские «дядюшкины» трюки, как сказка о якобы анонимном жертвователе, призванная микшировать протесты, и о конкуренции за выделенный участок (мол, если не с «Джойнтом», то получите сюда, евреи, настоящих тусовщиков!).

Именно первоначальное дистанцирование от сути этого места — сути настолько очевидной, что «Джойнт» и сам был не прочь к ней прислониться — и было, соглашусь тут с противниками проекта, серьезнейшим просчетом «Джойнта». Именно оно породило убийственный с точки зрения дискредитации проекта главный слоган его противников: «Танцы на костях!»^[991] Слоган, успешно работавший даже после того, как конкретная ошибка была осознана и насколько возможно смягчена.

В конце 2002 года тот же Фильваров уже оправдывался, поправлялся и не без лукавства заявлял:

Моя точка зрения с самого начала <sic!> заключалась в том, что этот объект — это не общинно-культурный центр, а это мемориально-просветительский общинный центр. Причем слово «общинный» я включал сюда, в это название не с точки зрения организации общинной деятельности, а с точки зрения принадлежности этого объекта общине, а не, скажем, Киевскому горисполкому или Киевскому горсовету^[992].

7 мая 2002 года «Джойнт» пригласил представителей киевской интеллигенции в Дом художников на общественное обсуждение эскизных проектов Еврейского общинно-культурного центра «Наследие». Открыл его Фильваров, представивший задачи и структуру будущего Центра, после чего каждый архитектор представил свой проект.

Затем началось обсуждение, тон которому задало выступление Татьяны Чайки, поэта и философа:

Я скажу как человек, у которого пятнадцать членов семьи лежат на этом месте. Для меня, как и для многих сидящих здесь, Бабий Яр навсегда останется, прежде всего, местом их гибели. И перешагнуть через это очень трудно. Я не знаю, кому принадлежит идея выбора места строительства этого общинного центра. Я понимаю, что это подарок, я очень благодарна за него. Но родители научили меня, что не все подарки нужно принимать с легкостью. Подарок на этом месте лично для меня — горький подарок. Принять его пока очень сложно^[993].

Эта мысль была очень созвучна пафосу статьи Ильи Цирмана «Цена подарка», вышедшей в «Еврейском обозревателе»^[994] в апреле 2002 года:

При мысли о занятиях танцкружка или студии рисования, или вообще о каких-либо развлекательных мероприятиях в будущем Центре, становится все-таки не по себе... Вряд ли от кого-то из еврейских лидеров мы услышим громкие протесты по поводу этого проекта. Он столь масштабен, что гарантирует занятость (или видимость занятости) очень многим еврейским структурам^[995].

После этого было еще много выступающих, но большинство их сводилось к вопросу: общинный центр — это хорошо, «Джойнту» спасибо, но вот только одно смущает — почему в Бабьем Яру?

Назавтра, 8 мая 2002 года, жюри закрытого конкурса отдало первое место проекту общинного центра «Наследие», предложенному израильскими архитекторами Даниэлем и Ульрикой Плезнерами. По мнению архитекторов и заказчика, главное назначение центра — соединять мемориально-музейную, научно-исследовательскую и общинно-культурную функции, символизируя возрождение силы еврейского духа и торжество новой жизни, возникающей из старых корней.

А теперь посмотрим, как этот синтез-симбиоз отразился в победившем проекте. Общая полезная площадь объекта — 7100 м[996] (на втором этапе строительства — 18 тыс. м[996]). Из них — NB! внимание! — на все музеи комплекса (Бабьего Яра, Холокоста, истории Второй мировой войны, еврейского искусства, истории евреев Украины) отведены 815 м[996], или 11% площади (собственно, для музея Бабьего Яра выделено 75 м[996], или 1 %!). Еще 8% — это библиотека, выставочные залы и исследовательский центр, итого на первые две функции из трех — аж 19% общей площади, т.е. меньше даже пятой части! Как-то негусто для феномена Бабьего Яра.

Остальные же 81 %, или четыре пятых, доставались театру с двумя залами на 350 человек, с площадкой для светомузыкальных представлений и летних концертов, синагоге^[997], клубным, учебным, детским и художественным классам и мастерским, кафе, магазину израильских сувениров^[996]. Сюда же переехали бы ветеранские организации и объединения узников.

И еще одно. Если достаточная историко-музейная квота в картине мира от дядюшки Джойнта — 20 %, то почему же Левитас в своих публикациях называл другие цифры — от 50 до 60 %? Чтобы поверить в них, надо или разучиться арифметике — или усомниться в чистоте замыслов.

2002-2003: Фиаско №2. Расколотый еврейский социум

Подавляющему большинству киевских евреев было, конечно же, глубоко наплевать на страсти кучки неравнодушных. Линии же расхождения между последними прошли сразу по нескольким трещинам.

Одни, понятное дело, были решительно за общинный центр «Наследие». Другие — категорически против!

С обеих сторон посыпались взаимные обвинения в«профессиональном еврействе»: сторонники — таковы, потому что денежные потоки пройдут через них, а противники — таковы же, что денежные потоки пройдут мимо них, а они хотели бы, чтобы через них.

У сторонников центра — аргументация бедняков!

«Евреи, это же роскошный подарок! Зачем смотреть ему в зубы? И глупо же не брать! Ну обидно же будет, если останемся без ничего! Ах, как бы “Джойнт” и его инкогнито-спонсор не передумали! Ах, как бы разрешение не передали другим претендентам на эту землю!»

У противников аргументация чуть богаче — да, бедных, но гордых.

Галаха в этом споре перемешана с геоморфологией, но заметно, как ими двигало в первую очередь неодолимое желание сокрушить побеждающего супостата. Сами они в Бабьем Яру чаще раза в год не бывают, но все равно — они против любого строительства в Бабьем Яру, хотя бы и музея. Русский Виктор Некрасов не побоялся при советской власти пободаться за еврейский овраг с горисполкомом, а после его отъезда против построенной над разоренным Еврейским кладбищем телебашни ни один из обличителей дядюшки Джойнта ни голоса не возвысил, ни пера не поднял.

В сущности, у противников даже не Бабий Яр — расстрельные места или костровища в овраге, а какой-то «Биг-Бабий-Яр», куда входит все — и противотанковый ров на Сырце, и эсэсовская казарма, и даже Куреневка, раз туда дошла пульпа. А поскольку кости, прах и пепел мусорками, селем и самосвалами были вспаханы-перепаханы, то нельзя ничего и нигде! Пурим или рабочее место в Бабьем Яру — это же танцы на костях и циничное кощунство над памятью погибших! Позор дядяюшке Джойнту, все подарки его — долой, гоу хоум!

Среди вторых были и третьи. Они принимали проект, но с одной оговоркой: мемориал в Бабьем Яру — пожалуйста, а общинный центр — где угодно, но только не здесь. Резонно: любое разведение двух конкурентных функций — мемориальной и общинной — немедленно лишило бы конфликт остроты, задав первым и вторым площадку для поиска и обретения компромисса.

Увы, это не сработало. Вместо того, чтобы употребить теплые отношения с мэрией на работу над ошибками и исправление их, «Джойнт» со своим Оргкомитетом лег на курс косметических поправок и продавливания своего плана.

9 июля 2002 года состоялась новая пресс-конференция Левитаса и Фильварова с представлением обновленного проекта Общественного центра. Она прошла под девизом «Мы тут все единомышленники — вы нам доверьтесь, а мы не подведем!». И для пущей убедительности в тот же день, 9 июля, была обнародована «анафема» Иосифу Зисельсу — заявление ведомого Левитасом Совета руководителей всеукраинских еврейских организаций Украины.

В августе 2002 года появилось письмо Зисельса, Финберга и еще двух десятков руководителей и представителей еврейских организаций Киева, Украины и СНГ с предложением разделения функционала проекта «Наследие» на мемориальную и общинную части и с вынесением последней в другое место Киева.

Но лукавил и Зисельс. В одном из интервью он утверждал:

...Создать мемориал в Бабьем Яру — наш общий долг. Надеюсь, найти в мире деньги для мемориала Бабьего Яра — не проблема. Более того, есть множество проектов, созданных в 60-70-е годы, я знаю, что есть архитекторы, которые и сегодня хотят создать мемориал. Я бы включился в такую работу и помог бы им найти средства и в Израиле, и в Америке, и в других странах на создание мемориала^[998].

Пустые слова! Когда все так просто — почему же не взял и не нашел? И дядюшка Джойнт бы не понадобился, и разговор бы другой был. А ведь даже на коллекту — слезный левитасовский проект Музея Бабьего Яра — не скинулся вообще никто! Странное — местечковое — впечатление на этом фоне оставил по себе иерусалимский меморандум Зисельса — Рабиновича от 17 сентября — своего рода «Акт о ненападении» невысоких договаривающихся сторон друг на друга.

В сентябре 2002 года по инициативе Александра Бураковского был создан Американский еврейский комитет «Save Babiy Yar», чьей главной задачей стало воспрепятствование намечаемому строительству. 29 сентября он организовал митинг памяти Бабьего Яра у входа в офис «Джойнта» в Нью-Йорке. Среди протестующих — немало эмигрантов-киевлян.

Вот теперь «Джойнт» и впрямь был напуган. В октябре 2002 года появляется обновленная концепция центра, с большими уступками, в которые, однако, уже никто не верит:

Центр «Наследие» планируется как научный комплекс с программами изучения исторического наследия евреев Украины. Общинные программы, предусмотренные концепцией Центра, должны продолжать и развивать музейно-мемориальную и научно-исследовательскую деятельность. Проведение каких-либо развлекательных и праздничных мероприятий в Центре не предусматривается^[999].

Подключился и Ашер Острин, джойнтовский начальник Авгара. В середине ноября он писал:

...Еврейский общинный центр «Наследие» будет уникальным Центром с мемориалом, посвященным потерянным жизням людей всех национальностей, погибших в Бабьем Яру, и будет совмещать в себе, в одном реальном здании, Еврейский Общинный Центр со множеством образовательных и культурных программ для всех возрастов, живой данью еврейскому прошлому. Музей послужит источником вдохновения возрождению... Создавая этот уникальный Центр, отдавая дань и еврейскому прошлому и закладывая фундамент еврейскому будущему возле такого памятного места, мы отдаем дань жертвам, укрепляем общину, которая является их наследием. Звук голосов еврейских детей и смысл энергичных и обновленных еврейских жизней бросает вызов Катастрофе^[1000].

В конце осени 2002 года появилась новая неформальная структура — Совет руководителей всеукраинских еврейских организаций, в который вошли исключительно те руководители, кто поддерживает идею сооружения общинного центра в Бабьем Яру^[1001].

И в это же время — в ноябре — декабре 2002 года — по инициативам Ивана Дзюбы и киевского общества «Мемориал» начался сбор подписей под двумя петициями против джойнтовского проекта. Среди подписавших — около сотни видных украинских интеллигентов и политиков, в том числе философ Мирослав Попович, физик Моисей Шейнкман, публицисты Тарас Возняк и Вадим Скуратовский, режиссеры Николай Мащенко и Рафаил Нахманович, дирижер Роман Кофман, скульптор Ольга Рапай, композитор Валентин Сильвестров, писатели Риталий Заславский и Мирон Петровский^[1002].

Крышка чайника начала дребезжать, давление росло и росло, свисток перерастал в сирену, и, наконец, не выдержав напора со всех сторон, — проект треснул. Первой — в начале декабря 2002 года — распалась связка с мэрией. Киевская рада сняла с рассмотрения вопрос о подтверждении выделения «Джойнту» земли в Бабьем Яру, а киевский мэр, Омельченко, потребовал провести еще одно публичное обсуждение проекта и отказался принимать решение до достижения компромисса.

На страновом уровне еще хуже: в январе 2003 года Комиссия по гуманитарным вопросам при Правительстве Украины отказалась предоставить статус гуманитарной помощи для 22 млн долларов, которые «Джойнт» хотел ввезти в Украину для финансирования строительства Общинного центра. В Администрации Президента представителям «Джойнта» недвусмысленно указали на то, что для украинского общества неприемлемо строительство «Наследия» в Бабьем Яру.

То ли по почину «Save Babiy Yar», то ли независимо, но и киевские противники Общинного центра вскоре тоже объединились. Произошло это уже в 2003 году, в начале апреля, когда в качестве общественного противовеса карманному Оргкомитету (в сущности, уже поверженному) возник Комитет «Бабий Яр» («Общественный комитет увековечивания памяти жертв Бабьего Яра») — своего рода киевский «Save Babiy Yar», или «Анти-Джойнт». Три его сопредседателя — академик-философ Михаил Попович и правозащитники Иван Дзюба и Семен Глузман при секретаре Виталии Нахмановиче^[1003].

В легислатуру Кучмы вовсю развернулась институционализация исследований Холокоста на Украине. В Харькове в 1996 году^[1004] был открыт первый частный Музей Холокоста. В 1999 году в Днепропетровске был создан Украинский институт изучения истории Холокоста «Ткума». В 2002 году при Институте политических и этнонациональных исследований НАНУ был создан Украинский центр изучения истории Холокоста^[1005] — один из активных участников дискуссий о памятовании Бабьего Яра. В том же 2002 году на Украине стартовал и проект католического священника Патрика Дебуа по идентификации и документированию мест расстрелов евреев на Украине. Активную просветительскую деятельность стал вести и Комитет «Бабий Яр», организуя выставки и круглые столы^[1006], издавать сборники научных статей и архивных документов.

В 2004 году эта деятельность увенчалась выходом тома «Бабий Яр: человек, власть, история. Документы и материалы», составителями которого выступили Татьяна Евстафьева и Виталий Нахманович. Задумано оно было серийным и пятитомным, и вышедшая книга, имеющая подзаголовок «Историческая топография. Хронология событий», — лишь первый из этих томов^[1007].

Этот капитальный труд наряду с фундаментальными аналитическими текстами составителей содержит значительный (163 единицы) массив исторических документов. Наряду с более поздними работами Карела Беркофа и, в особенности, Андреаса Ангрика и Александра Круглова, это издание — одна из общепризнанных вершин в историографии Бабьего Яра.

В предисловии к тому С. Глузман с заслуженной гордостью писал:

С распадом тоталитарного СССР трагедия Бабьего Яра мифологизировалась постоянно и интенсивно. Лишенные каких-либо исторических научных навыков случайные люди, пользуясь отсутствием живых свидетелей и документов, монополизировали право быть экспертами... В результате — появилась вполне «советская» идея построить на иностранные деньги еврейский общинно-культурный центр «Наследие» прямо в месте уничтожения тысяч и тысяч ни в чем не повинных людей. Не удалось, общественное мнение в Украине обрело голос.

Общественный Комитет «Бабий Яр» сумел защитить покой мертвых. И снять позор с живых. Но в остальном все оставалось по-прежнему: разрозненные факты и объективные свидетельства на фоне мощной, эмоционально подкрепляемой мифологизации темы. И тогда в Комитете началась серьезная работа. Историки, архивисты, социологи, геодезисты, архитекторы сумели отделить зерна от плевел. Первое профессиональное мультидисциплинарное исследование трагедии Бабьего Яра перед тобою, читатель^[1008].

И хоть джойнтовский проект едва ли можно назвать «вполне советским начинанием», суть конфликта выражена здесь вполне точно.

Победа — досталась общественному мнению, а «Джойнт» был вынужден отступиться и ретироваться.

Но, вдрызг разругавшиеся и всласть искусанные друг другом, но так и не докусавшиеся до компромисса, евреи — именно они — снова не допустили мемориализации в Бабьем Яру.

Зато скандал, господа, вышел на славу! Compliments!

И больше всего киевские евреи напоминали в этот момент коллективную пушкинскую старуху у разбитого корыта.

2004: Западня. «Украинские патриоты», или «Война символов»

А впереди их ждали новые испытания: первый Майдан с его «музыкой революции» и эффектом победы национального над имперским и коррупционным и собственно президент Ющенко с его неофитской, но чрезвычайно напористой историографией. Самые первые шаги навстречу которой — роковые шаги — еврейские лидеры безоглядно проделали сами.

В пылу борьбы вокруг джойнтовского проекта ни его сторонники, ни его противники не заметили, как «дискуссия» выплеснулась за пределы того сугубо еврейского социума, которому, собственно, была адресована. Обе стороны этой постыдной боротьбы активно искали себе союзников вовне — как за рубежом, так и на Украине, как у властей, так и у нееврейской части гражданского общества. И никто из них не почуял, как обе партии со временем стали заложниками этого поиска, дружно попадая в свои же капканы, любезно расставленные друг для друга!

Самым ценным и перспективным союзником поначалу показался украинский националистический сектор, будущий главный победитель на Майдане. Благодаря громогласной битве под Джойнтом проблематика Бабьего Яра оказалась и у них на слуху.

Конечно же, не украинцы виноваты в том, что происходит сегодня в Бабьем Яру. Вели бы себя иначе нынешние бессменные, неприкасаемые лидеры всеукраинских еврейских организаций, не были бы они «карманными евреями», очень выгодными любой власти, не работали бы по принципу «чего изволите», вели себя более достойно и принципиально — ничего бы этого не случилось^[1009].

Горькие, но справедливые слова.

Все же напомню еще раз предысторию: в оккупированном Киеве (в отличие от Львова, например) доминировали оуновцы-мельниковцы — точно такие же националисты и антисемиты, что и бандеровцы. Программатически полояльней к немцам (никаких украинских держав не провозглашали!), но все же не настолько, чтобы немцам, их контролировавшим, арестовывавшим и расстреливавшим, не было бы нужды их усилия не пресечь.

Между тем обе враждовавшие еврейские стороны выводили памятование ОУН-УПА за какие-то свои скобки. Обе отзывались об оуновцах — откровенных палачах евреев — почтительно, с придыханием, величали их «украинскими патриотами». Это в такой же степени справедливо, в какой «немецкими патриотами» были, например, Еккельн и Блобель.

Для заигрывания с ОУН-УПА (а крест оуновцам, напомню, еще с 1992 года стоял недалеко от советского памятника) «Джойнт» подписывался даже на православный храм неподалеку от Центра «Наследие»:

... На месте символического захоронения украинских патриотов — Олены Телиги и ее сподвижников по согласованию с служителями православной церкви воздвигнут мемориальную церковь. <...> В музее «Бабий Яр»... будут помещены материалы и о расстрелах цыган, украинских патриотов, военнопленных, киевлян, людей различных национальностей^[1010].

Зисельс же и Нахманович — из высших, разумеется, интересов — отнеслись к мифологеме расстрелов оуновцев в Бабьем Яру даже не толерантно, а почтительно — не приводя сами никаких доказательств и не требуя их от других.

Но Александр Бураковский взглянул на эту коллизию с другой стороны:

...А какого же мнения украинцы, которые до разгоревшейся между евреями полемики сохраняли нейтралитет? Каковы, спровоцированные еврейской дискуссией, их аргументы? Они, фактически, интегрированы в статьях М. Мариновича, Е. Сверстюка, Д. Затонского^[1011].

М. Маринович пишет: «Парад символов в Бабьем Яру со всей неизбежностью превратится в войну символов, которая затронет не только потомков покоящихся здесь жертв, но и всю общественность Украины. Было бы воистину роковым, если бы бензин в этот тлеющий огонь плеснули сами евреи».

На каком фундаменте строится эта фраза? Думаю, на следующем: евреи со своими еврейскими «символами» Бабьего Яра, то бишь — строительством здесь еврейского общинного центра, наверняка вызовут у украинцев роковую для «бабьеярских» потомков ответную реакцию! Им могут устроить очередной погром...

В словах М. Мариновича доминирует голос отчаяния и безысходности. Но разве эти чувства могут возникнуть в нормальном обществе? Разве они сопутствуют поиску истины? Разве они опираются на правду истории, на истинные события, имевшие место в Яру начиная с 29 сентября 1941 года?

Е. Сверстюк предлагает «заглянуть по ту сторону нашей суеты». Он призывает взять на вооружение «правдивость свидетельств, порядочность, человечность, совестливость и солидарность». Но строит эту «солидарность» на том постулате, что в Бабьем Яру лежат не только евреи. Автор отказывает евреям в этом страшном «приоритете», умалчивает, что отсюда начался Холокост, что здесь в убийстве евреев массово и организованно участвовали и украинцы. Он коллективизирует, обобществляет все могилы Бабьего Яра так же, как это делали много лет коммунисты и советская власть...

Академик Д. Затонский говорит: «В Бабьем Яру нацистские солдаты расстреливали людей самых разных национальностей, среди которых преобладали украинцы и русские...» А далее Д. Затонский произносит откровенно провокационную, погромную фразу: «Представьте себе, какое впечатление строительство еврейского культурного центра в Бабьем Яру произведет на местное население, особенно на украинскую, русскую и польскую ее составляющие... — там будут плясать на костях наших славянских предков! И они будут правы. И тогда камни озверевшей толпы полетят не только в синагогу Бродского, и не только ее раввинов всласть потаскают за бороды».

По-моему, приехали! Чем же отличаются мысли вслух академика Д. Затонского от речей в Думе в начале прошлого века черносотенца Маркова, антиеврейских проповедей 10 лет спустя писателя В. Шульгина в газете «Киевлянин», ранних речей Геббельса в начале 30-х годов? Наконец, далеки ли они от публикаций А. Щербатюка в газете «Слово» уже в начале 90-х, или современных публикаций Г. Щекина в журнале «Персонал», или некоего Маньковского в газете «Идеалист» и т.д.?^[1012]

Далее Бураковский — в ужасе от нецивилизованности украинского общества в целом — и сам с горечью прорицает скорую «войну символов», а не их «парад»:

Суть всех этих высказываний одна: сидите тихо, товарищи евреи, делайте то, что вам велит хозяин, иначе будет плохо! И забудьте о «еврейском Бабьем Яре», его никогда не будет. Мы не позволим учить нас жить и определять кто есть кто, и что хорошо, что плохо в нашем украинском доме. Дали вам возможность здесь жить, строить на нашей земле еврейские школы, выпускать газеты, праздновать свои праздники, цените это, не лезьте на стол. Кто вас трогает? Не трожьте и вы нас. Или катитесь на все четыре стороны, никто не держит!

Может быть, все это и справедливо с точки зрения украинца, действительно 350 лет не имевшего независимости и служившего другим панам. Но это при законе жизни: человек человеку — волк. Не для времени начала 21-го столетия. И тогда где здесь «человеческое достоинство и солидарность», о каком «боге» гутарим, при чем здесь «кости славянских предков», и о каком «бензине», каком «тлеющем огне», который евреи могут превратить в пожар, идет речь?..

В эту «войну символов» уже включились и политики. В. Ющенко, будучи в Израиле в ноябре 2002 г., предложил создать в Бабьем Яру «Центр украинской трагедии, который бы объединял в себе памятник жертвам Голодомора, музей Холокоста и монумент украинским праведникам». Но так можно дойти и до абсурда.

Почему памятник жертвам Голодомора должен быть в Бабьем Яру? В Украине нет других мест? Может быть предложить сосредоточить здесь и памятники всем героям Украины, начиная от С. Бандеры? И перенести в Бабий Яр мемориал убийцам евреев из «Буковинского куреня», который поставила в Черновцах уже нынешняя администрация?^[1013] Да и престижнее было бы присвоить «герою» П. Войновскому^[1014] звание почетного гражданина Киева, а не г. Черновиц, как это (уму непостижимо!) уже произошло...

И еще С. Глузман обронил фразу, которая, я думаю, объясняет многое в его, и моей, трактовке событий. Он говорит, что является украинцем еврейского происхождения. Моя же «колокольня» вовсе иная: я еврей украинского происхождения. И не хочу быть украинцем, русским, татарином... Моей родиной Украина останется навсегда, даже если она не мать мне, а мачеха.

Я понимаю, что вопросы, о которых я вслух сейчас говорю, у многих украинцев и евреев крутятся в сознании очень часто. Неужели без «войны символов» нельзя цивилизованно разобраться?

Это отмежевание Бураковского, одного из победителей в схватке с «Джойнтом», от другого победителя — Глузмана — принципиально. Тем интереснее вопрос: чем же одни евреи в благодарность титульной нации за ее поддержку в борьбе с другими евреями готовы будут поступиться?

Оказывается, очень многим — да почти всем!

Прикидки по этой цене «победы» находим в методологической вводной статье Виталия Нахмановича «Об ответственности историка»:

...Общественное почитание этого места связывалось именно с еврейской трагедией, при этом фактически игнорировались остальные жертвы. <...> Исключительность еврейской трагедии обосновывается тем, что «только евреев здесь убивали, потому что они были евреями». Это, возможно, не совсем удачная формулировка, поскольку и коммунистов убивали только потому, что они были коммунистами, а душевнобольных — только потому, что они были душевнобольными. Но подразумевается, что у евреев изначально не было выбора. В отличие от, скажем, коммунистов, они евреями родились, и возможность сменить свое еврейство на что-то более безопасное им не предоставлялась. Однако эта постановка вопроса не учитывает того, что и ромов убивали только потому, что они были ромами.

Увековечение памяти украинских патриотов, о чем вообще в советское время даже не упоминалось, сталкивается с жестким нежеланием, в первую очередь евреев, видеть в одном месте памятник «жертвам и палачам». При этом имеется в виду не только прямое участие украинских полицаев в расстрелах еврейского населения, но и призывы к его уничтожению, раздававшиеся со страниц украинских газет, в частности выходившего во время оккупации в Киеве «Украинского слова». Однако никого не смущает то, что, говоря о жертвах сталинского террора, мы автоматически включаем сюда значительное количество советских палачей самых разных национальностей.

Естественное психологическое сопротивление такой постановке вопроса использует, в первую очередь, обращение к довоенным советским реалиям, а именно к Голодомору, вина за который вменяется прежде всего евреям. Отсюда такое внимание, которое было уделено мифу о массовых захоронениях в Бабьем Яру жертв голода^[1015] и сталинских репрессий начала 1930-х гг. Этот миф, с точки зрения его создателей, должен был служить подкреплением утверждения о том, что евреев в Бабьем Яру вообще не расстреливали, но в силу указанных психологических причин он находит поддержку и у тех, кто не доходит до отрицания Холокоста.

Гораздо меньше внимания уделяется репрессивной политике Советской власти в Западной Украине после раздела Польши в 1939 г. Этот террор в не меньшей степени может служить историческим оправданием для позиции, занятой украинскими националистами после начала советско-германской войны. Однако, апеллируя к нему, есть риск получить еще один конфликт, на этот раз внутриукраинский, в котором оппонирующей стороной будут все те, кто сохраняет советские идеологические стереотипы^[1016].

Собственно, это манифест о праве историка на субъективность, т.е. на выборочную безответственность. Нахмановичу не западло не только релятивировать и девальвировать уникальность еврейской судьбы в Бабьем Яру сравнениями с коммунистами, душевнобольными и цыганами, не только повторять гнусный навет об ответственности евреев за Голодомор, но и завышать статус «украинских патриотов» (к тому же расстрелянных, повторю, не здесь!) за счет легитимизирующего, на его вкус, уподобления мартиролога нацистских жертв Бабьего Яра мартирологу жертв советских репрессий, из которого якобы не были вычищены палачи.

Зато миф о как бы естественной ответственности евреев за Голодомор понимание у Нахмановича явно находит! И только «внутриукраинский конфликт» — между западенцами и надднепровцами-слобожанами — его все еще немного смущает.

Вот еще один показательный методологический пассаж В. Нахмановича — из другой его статьи:

В истории Бабьего Яра, в истории Второй мировой войны на территории Украины (как и других стран) в целом существует очень болезненный вопрос, связанный с так называемым коллаборационизмом — сотрудничеством части местного населения с немецкими оккупантами. У этого вопроса есть несколько сторон.

Во-первых, для жителей Западной Украины, а также для эмигрантов и значительной части населения Восточной Украины, пережившего Голодомор и репрессии 1930-х годов, советская власть была не менее, а более враждебной, чем немецкая. Поэтому сотрудничество с немцами, особенно на первом этапе советско-немецкой войны, воспринималось ими как меньшее из зол, которое позволит добиться для Украины подлинной независимости.

Во-вторых, советские идеологические и карательные органы в ходе многолетней борьбы с украинским националистическим движением, сначала вооруженной, а затем относительно мирной, целенаправленно создавали образ «украинского предателя», «полицая-карателя» и «немецко-украинского буржуазного националиста».

В-третьих, поскольку в Советском Союзе проводилась политика целенаправленного замалчивания еврейского Холокоста, то соответственно вне сферы общественного внимания оставались и многочисленные факты спасения евреев мирными жителями на Украине.

Все это привело к тому, что, с одной стороны, масштаб сотрудничества (разного рода) с немцами на Украине был действительно велик, а с другой, к тому, что степень участия украинцев вообще и сознательных украинских националистов в частности, собственно в карательных акциях против мирного населения, а также масштабы предательства евреев со стороны мирного населения в послевоенной историографии (не только советской) оказались сильно преувеличенными^[1017].

Как видим, площадка для плавного перехода от советских стереотипов к оуновским уже четко намечена и основательно утрамбована, а «историческая необходимость» перехода украинских евреев на платформу «Евреев за Бандеру» чутко обозначена.

Сами антисемиты, отдадим должное, ни до каких вздохов и лавирований не опускались. Вот что говорил в 2004 году Тягнибок на одном из мероприятий, посвященных памяти бойцов УПА:

Они не боялись, как и мы сейчас не должны бояться, они взяли автомат на шею и пошли в те леса, они готовились и боролись с москалями, боролись с немцами, боролись с жидвой и с другой нечистью, которая хотела забрать у нас наше украинское государство... Нужно отдать Украину, наконец, украинцам. Эти молодые люди, и вы, седоголовые, это есть та смесь, которой больше всего боится москальско-жидовская мафия, что сегодня руководит на Украине^[1018].

Вот оно, откровение не мальчика, но мужа, не безусого младонацьяналиста, а матерого нациста. Куда там Макашову с его необоссанным окошком! За эти слова Тягнибока исключили из ющенковской партии «Наша Украина», отправив тем самым его «Свободу» в самостоятельное политическое плавание.

Тем пикантнее повестка круглого стола «Бабий Яр — от памяти жертв к единению памяти», состоявшегося в марте 2004 года, — еще при Кучме и в миг торжества вечной минуты молчания над танцами над костьми. Он был посвящен украинско-еврейским отношениям и, в частности, реабилитации ОУН-УПА и пополнению за их счет корпуса жертв национал-социалистических преследований, а также, по мысли устроителей, «искусственному раздуванию вопроса об антисемитизме в Украине».

Ну до чего же сентиментальны бывают антисемиты: мало им, что их семиты боятся, — так пусть еще и полюбят! И после этого подтвердят: ни антисемитов, ни антисемитизма на Украине нет! Только любовь и только дружба!

Хочется переспросить киевских евреев: а не пиррова ли в таком случае ваша «победа» над «Джойнтом», если за нее надо платить такими унижением и капитуляцией перед духовными наследниками палачей ваших предков?

2003-2006. Фиаско №3а

Мемориально-музейный комплекс «Бабий Яр» был создан еще в 2003 году, т.е. на излете первой жаркой битвы «под Джойнтом» и как бы взамен дискредитированного джойнтовского проекта. В число его основателей вошли члены созданного в 1997 году Вадимом Рабиновичем Всеукраинского еврейского конгресса — Александр Лойфенфельд, Марк Тальянский, Александр Левин (американский бизнесмен) и раввин Хоральной синагоги Асман Моше Реувен^[1019].

Строить мемориал предполагалось на средства украинских меценатов, для чего Рабинович, Пинчук, Коломойский и другие олигархи создали Фонд памяти «Бабий Яр». Ни дать ни взять — эдакий «Джойнт 2.0», только с персонально-отечественным, еврейско-украинским, а не анонимно-заморским капиталом!

В 2005 году Фонд получил от Киевской горадминистрации в аренду на 25 и 5 лет два земельных участка в Бабьем Яру: один — площадью в 5,5 га — на 25 лет и другой — в один гектар. Место это — рядом с бывшим Лукьяновским еврейским кладбищем. Планировалось высадить «Рощу Праведников» из более чем 30 тысяч берез (по числу расстрелянных в Бабьем Яру), построить музей и возвести храмы, причем уже не одной-двух, а целых четырех конфессий.

22 марта 2005 года Людмила Игнатьевна Заворотная, одна из героинь фильма «Женщины с улицы Бабий Яр», писала Владимиру Николаевичу Георгиенко, режиссеру этого фильма, в Дюссельдорф: «В Бабьем Яру музей еще не построили»^[1020].

Бедная Праведница народов мира! Если б она знала, что у Фонда памяти не только до Музея, но даже до его закладного камня руки так и не дойдут. А продолжить бесславную традицию закладок первого камня в Фонде намеревались, но лишь в августе 2006 года.

Но не произошло и этого! Бесславный конец «Джойнта 2.0», погружение его в Лету — и обманутые ожидания целого поколения.

1999-2003. Рефлексия: между пафосом и мелодрамой

В 1999 году композитор Владимир Птушкин (р. 1949), клебановский ученик, написал пафосный девятичастный «Украинский реквием» на стихи Степана Сапеляка (1951-2012) — аналог «Польского реквиема» Кристофа Пендерецкого. Он посвящен трагедиям украинского народа в XX веке: пятая и центральная его часть — это «Бабий Яр»^[1021].

60-летие трагедии Бабьего Яра в 2011 году отмечалось не так ярко, как предшествующие и последующие круглые даты.

Но к ней вышло две новых поэтических антологии — и обе в Киеве.

Во-первых, новое, дополненное, издание той, что составил в 1991 году Юрий Каплан: на этот раз более скромным тиражом (1000 экземпляров). Помимо стихов Ольги Анстей и других русскоязычных дополнений, Каплан добавил в нее и стихи о Бабьем Яре, написанные на украинском языке или же переведенные на него с идиша. Всего в книге представлено 77 стихотворений 52 авторов, выстроенных в алфавитном порядке. Украинский при этом стал титульным в библиографическом смысле: на обложке стояло —«Відлуння Бабиного Яру. Поэтична антология»^[1022].

Предисловиями послужили статья украинского писателя Ивана Дзюбы «Предостережение памяти» и стихотворение Марины Цветаевой «Евреям» («Кто не топтал тебя — и кто не плавил...», 1916), послесловием — заметка «От составителя» Юрия Каплана. Важный элемент книги — ее оформление: художница Ирина Климова использовала рельефы мацев — старинных еврейских надгробий.

Выпускающим на этот раз стало издательство «Юг»^[1023], в сотрудничестве с Институтом иудаики Киево-Могилянской академии. Спонсорами выступили Фонд содействия искусствам (Анатолий Толстоухов, его председатель, написал приветственное слово), Еврейский фонд Украины и «Джойнт».

Второй антологией 2001 года стала книга, озаглавленная: «Бабин Яр — у серце. Поезія» («Бабий Яр — в сердце. Поэзия»). Библиографически и оформительски она, так же как и антология «Эхо Бабьего Яра», украино-центрична, тематически — так же простирается на весь Холокост:

Сборник выходит за рамки темы Бабьего Яра. Он многопланово отражает трагическую судьбу евреев в годы войны — от Освенцима до безвестного украинского села. К ним, ушедшим навсегда, обращаются наши авторы. Всех их объединяет скорбь по безвинно погибшим: детям, старикам, женщинам, военнопленным, людям всех национальностей, закончившим свой земной путь в зловещих бабьих ярах. Бабий Яр стал символом величайшей трагедии моего народа. Его не вычеркнуть из памяти потому, что он — в сердце^[1024].

И даже тираж у нее такой же — 1000 экземпляров.

Но ее авторский коллектив существенно больше, чем у Каплана: 135 стихотворений 80 авторов, включая и переведенные на русский язык с немецкого стихи П. Целана или — с польского — М. Кани. Спонсорами выступили Еврейский совет Украины и созданная в 1999 году Еврейская конфедерация Украины, а мотором издания — в ипостасях редактора-составителя и автора сопроводительных текстов послужил Илья Левитас.

Встрепенулось и игровое кино, но с самого начала в освоении темы Бабьего Яра кинематографом во время каденций Кучмы возобладала мелодраматичность.

Первым игровым фильмом о Бабьем Яре, выпущенным в постсоветской Украине, стала двухсерийная украинская мелодрама «Бабий Яр» режиссеров Николая Засеева-Руденко и Оксаны Ковалевой (май 2003 года, студия «АВ-ВТ»). Засеев-Руденко и сценарист: для него это не проходной сюжет, а легенда того киевского двора, в котором прошло его детство и где жил Эмиль, его единственный друг, которого он, Коля, провожал 29 сентября до Бабьего Яра.

Спонсора и патрона для реализации своего проекта Засеев-Руденко искал семь лет — и нашел в лице Вадима Рабиновича и Людмилы Кучмы. В главной роли снялась Элеонора Авраамовна Быстрицкая (1928-2019). Ее героиня, Влада Волянская, побывала в 1941 году в Яре, но смогла выжить, спастись. Через 60 лет, став в Израиле богатой и влиятельной бизнес-леди, она приезжает в Киев, чтобы прийти в Бабий Яр, поклониться праху родных и найти ту украинскую женщину, что спасла ей жизнь. Она находит ее, вытаскивает ее из крайней нужды, но в гостинице встречает и своего палача, Эрвина Танца, ээсовца-художника из расстрельной команды, влекомого — совестью ли? инстинктом преступника? чем-то еще? — на место своего страшного преступления. Он тоже узнает ее и, конечно же, не выдержав, умирает от разрыва сердца на ступенях ночной Меноры. Мелодраматичнее не бывает!

Но за мелодрамой, как выяснилось на просмотре фильма в Штуттгарте в 2003 году, скрывалась иная — бессмертно-антисемитская — драматургия, о которой написал Яков Бердичевский:

...Главный казначей фильма Вадим Рабинович, тоже далеко не последний человек в нынешнем еврейском истеблишменте, с горечью признавал в интервью: «Я не уверен, что данный фильм нам удастся снять до конца». И ни слова, заметим, о финансовых затруднениях... Странно, если деньги есть, тогда в чем сомневаться? В чем же заминка?

Так, постепенно проясняется, о какого рода трудностях шла речь. Они, как представляется, весьма и весьма традиционны. Поразительно, даже через 60 с лишним лет после еврейской трагедии Бабьего Яра находится, видимо, в молодом постсоветском государстве еще достаточно влиятельных сил, желающих замолчать или опровергнуть отраженные в фильме события и факты. Даже в таком округленно-художественном изображении.

Поразительно и то, насколько силы эти жизнеспособны, могущественны, что для того, чтобы их урезонить и остудить разгулявшийся нигилистский пыл, нужно сиятельное вмешательство супруги президента державы.

И, если предположение верно, понятно, львиная доля творческих сил и энергии киногруппы уходила на преодоление подковерной обструкции их детищу. В этом случае картину надо оценивать не столько по художественным критериями, сколько по политическим. Пусть в отношении чисто творческом картина получилась, увы, посредственной. Зато самим фактом ее рождения кинематографисты «проломили крышу» одного из фортов старого идеологически-антисемитского бастиона. Это меняет дело. Несомненно, следующий фильм их будет лучше — до генетического фундамента крепости предрассудков еще далеко^[1025].

В том же 2003 году вышел черно-белый германо-белорусский фильм Джеффа Кэнью (р. 1944) «Бабий Яр» (2003; в немецком прокате — «Бабий Яр. Забытое преступление», продюсер — Артур Браунер (1918-2019)).

И здесь — прямая, лоб в лоб, коллизия стереотипов — стереотипов жертв, стереотипов палачей, стереотипов их пособников. Две киевские семьи — Лернеры и Онуфриенки — соседи. Третий коллектив — группа немецких офицеров во главе с Паулем Блобелем, планирующих детали убийства в Бабьем Яру. Лернер-старший работал в Берлине фотографом и все еще считает немцев культурным народом, он поначалу не допускает и мысли о немецких зверствах. Разобравшись, как оно на самом деле, он и его семья пытаются скрыться, но их сдает соседка. Главная тема фильма — потемки души, в которых зарождаются подлость, коллаборационизм, пособничество убийцам. Но Елену Онуфриенко снедает даже не антисемитизм, а всепоглощающая личная зависть к Лернерам: по Кэнью — это не одно и то же. Поэтому неудивительно, что удовлетворительным ему кажется и то «возмездие», которое происходит в фильме: вместе с Лернерами в Яре гибнут и Онуфриенки. Сюжет проложен документальными врезками со зверствами из хроники времен Второй мировой.

Интересно, что именно о документальном, а не о художественном формате задумывался в самом начале 2000-х годов Фридрих Наумович Горенштейн (1932-2002), размышляя над своим сценарием, напрямую связанным с Бабьим Яром. Рабочее название его фильма — «Место свалки Бабий Яр». Существенно, что в год Куреневской катастрофы — в 1961 году — писатель работал в киевском тресте «Строймеханизация» и поневоле был одним из свидетелей и ликвидаторов последствий Куреневской трагедии. В режиссеры планировался киевлянин Аркадий Яхнис: тот начал было подбирать материалы, но смерть самого писателя в 2002 году поставила на этом замысле крест.

Сам по себе «Бабий Яр» постоянно был в фокусе творческого внимания Горенштейна. Тем не менее в прозу он напрямую ни разу не попал, а опосредованно возник однажды в романе «Попутчики» (1985). Село Чубинцы к северо-западу от Киева — это одновременно и сам Киев, а тамошний Попов Яр — ипостась Бабьего:

...Попов Яр — вот где среди замученного, застреленного воронья лежит моя сероглазая женщина-красавица. Хоронить у нас есть где. Местность овражистая, яров много, и почва разнообразная. Немало песчаных холмов, боровые пески, сухие, удобные для рытья могил...^[1026]

В «Попутчиках» у Горенштейна наметился один примечательный сдвиг^[1027] — прицельное наведение писательской «оптики» на палачей и соглядатаев, остававшихся все это время на незаслуженной ими свободе или в незаслуженной ими тени:

В Берлине, рядом с гестапо и СД, скрываясь в подполье, гитлеризм пережило восемь тысяч евреев, а в Киеве — может быть, два десятка человек. Почему? Потому что в Берлине на евреев охотились только немцы, а в Киеве им с садистской радостью помогала значительная часть украинского населения, стремящаяся, к тому же, пограбить оставленные евреями квартиры, вопреки, кстати, запретам немецких властей^[1028].

Горенштейн то ли искал, то ли собирался искать потомков Пауля Блобеля и казаков Буковинского куреня^[1029]. На стыке 1990-х и 2000-х он совсем уже было настроился на книгу о Бабьем Яре, но, как пишет Мина Полянская, после знакомства с режиссером Аркадием Яхнисом переориентировался на документальный фильм. Для него он собирался написать сценарий, в набросках к которому отмечал:

Этот материал не только и не столько о жертвах... Материал должен быть об убийцах и их наследниках, который мог бы хорошо и своевременно прозвучать в документальном фильме... Очень важна музыка. Не мелкая, а героическая, близкая по духу Бетховену. Сейчас, по прошествии 60 лет, мне стало ясно, что фильм должен быть лирическим, со светлой печалью. Это должны быть не стоны и плач, а реквием по жертвам. Лучшим венком на общую могилу жертв Бабьего Яра должно было бы стать обличение и наказание убийц и их наследников, моральное уничтожение убийц, хотя бы средствами киноискусства^[1030].

Рассказ поэтессы Людмилы Титовой «Хана» был опубликован в 2006 году^[1031]. Это реконструкция судьбы Ханы и Илюши — молодой еврейки и ее шестилетнего сыночка, случайно уцелевших после расстрела в Бабьем Яру. В отличие от поэзии, в прозе это едва ли не единственное произведение, написанное от лица жертв.

Рассказ трагический, хоть, по сравнению с задокументированной реальностью, и сверхоптимистический. Во-первых, оба уцелели в овраге — и мать, легко раненная в бедро, и сын, совершено невредимый. Во-вторых, все время будучи на волосок от гибели, т.е. от того, чтобы встреченные ими люди — незнакомые и тем более знакомые, кто угодно, любой — выдали их полицаям или немцам, они уцелели и вне оврага.

При этом фабула не схематична, и всякий контакт не просто рискован, а как бы двулик: ангелы спасения, эти потенциальные Праведники Мира, борются в нем с бесами предательства.

В данном конкретном случае ангелу удалось не проиграть, но, если сложить все его победы с его поражениями, то счет будет разгромный в пользу бесов. Иными словами, это еще и психологическое исследование украиноеврейских отношений в экстремальной ситуации.

2005-2010. ЮЩЕНКО. ПАРАД СИМВОЛОВ

Глорификация Голодомора

Дрейфуя между якобы «европейским» и якобы «российским» полюсами, постсоветская Украина переживала и пыталась преодолеть не только экономический и политический кризисы, но и нечто более фундаментальное — родовой кризис самоидентичности. В Беловежском роддоме под рукой оказались только украинский язык, серьезная литература на нем и украинская советская государственность в том — весьма выигрышном для Украины! — виде, в каком ее, в своих — общесоюзных (т.е. имперских) — интересах, выстроила за свои 70 лет советская власть — тут тебе и Крым, и Донбасс, и Галиция с Волынью, и Северная Буковина, и Закарпатская Русь.

Что касается языковой политики, то именно при Ющенко доля обучающихся на украинском в школах впервые превысила долю этнических украинцев в населении.

Тем более и тем более срочно — после повивальной клиники на Майдане в 2004 году — затребованными оказались исторические «скрепы»: по возможности широкая ретроспектива корней украинской независимости и самостоятельности! Исторические реалии тут помогали мало. Все гетманы до единого, даже самые успешные и независимоот личной симпатии к жидомору — не более чем чьи-то закордонные вассалы и марионетки, отличавшиеся друг от друга только ориентацией в геополитическом силовом треугольнике «Россия — Польша (Речь Посполитая) — Турция (Крым)». На фоне погубернского деления и строгой, в украинском случае, унитарности все эти романовские коннотации — Малороссия, Новороссия — просто резали слух.

В то же время и украинская самостийность из лихолетья Революции и Гражданской войны — что тебе киевская Украинская народная республика, что харьковская Украинская народная советская республика Скрыпника, что Украинская Центральная Рада Грушевского, что Украинская Держава Скоропадского и что Директория Петлюры — в каждом своем проявлении уж слишком была несамостоятельна, эфемерна и краткотечна (так сказать, «скоропадочна»), так что всерьез и со славой опереться на них было непросто.

Но не говорить же спасибо «кацапскому» Советскому Союзу с его межславянской этнокартой, перетертой за XX век на сгибах насильственными миграциями, липовым интернационализмом и настоящими, по любви, смешанными браками!

В сущности, и царская Россия, и СССР были довольно странной империей — цельно-компактной и сухопутной, без заморских колоний. В ней были самодержавие и властная вертикаль, но не было ни четкого ареала-метрополии, ни колониальной периферии, все настолько перемешано, что на вершине пирамиды мог оказаться и грузин, и украинец. Украинский ингредиент в общесоветских властных вертикалях если и уступал русскому, то незначительно: одних только партийных иерархов с украинским бэкграундом не то каждый второй, не то каждый третий! Так что если Украина и была «оккупирована» кацапами, то среди «оккупантов» было немеряно хохлов, а среди оккупированных — москалей. И, может, сама Империя потому так и подзастряла на этом свете, что строилась не на заморских, а на соседских территориях.

И вот — напряженный поиск идентичности привел находящихся у власти «украинских патриотов», т.е. умеренных молодых националистов, плотно подпираемых неумеренными и старыми, к двум показавшимся им перспективными историческим «скрепам» — к страдальческому великомученичеству от вражьих козней (читай: советских, сиречь российских, читай имперских) и к героической борьбе с теми же Советами. И, соответственно, к двум историко-географическим узлам — Голодомору и Бандере.

Географическим потому, что рукотворного голода 1932-1933 годов не было на Западной Украине, а партизанского повстанчества ОУН-УПА, напротив, не было вне Западной Украины. Да и самих Мельника с Бандерой и Шухевичем ни от лукаво-гибридного коллаборационизма с немцами, ни от кровавого антиполонизма, антирусизма и антисемитизма не отмоешь, сколько ни драй. Ставка и установка на этих — по европейским критериям — крайне сомнительных персонажей была и остается заведомо тупиковой. Но уж больно любо и дюже гарно!

Именно поэтому самые первые и высокие котировки на бирже консолидирующих национальных идей — достались не ОУН, а Голодомору!

Но напомню, что приоритет инициации и заслуга первой серьезной, обеспеченной архивными данными разработки проблематики «раскрестьянивания» 1929-1934 и массового голода 1932-1933 годов в СССР принадлежит нескольким ученым или научным коллективам мирового класса извне Украины. Это прежде всего — еще с 1960-х годов — Виктор Петрович Данилов и его группа в широком смысле (включая Николая Ивницкого, Виктора Кондрашина, Елену Тюрину, Алексея Береловича и др.), Сергей Красильников и его группа (Наталья Аблажей и др.), Стэнли Уиткрофт плюс такие «одиночки», как Александр Бабенышев (Сергей Максудов). Данилов со товарищи и Уиткрофт опирались преимущественно на общесоюзные архивные источники, а Красильников со товарищи и Бабенышев — на региональные данные (соответственно, на западносибирские и на западно-российские, из так называемого трофейного «Смоленского архива»). Как на Украине, так и в России — под лозунгом «Слово документу!» — был опубликован колоссальный массив архивной эмпирики по Голодомору. Среди попыток обобщить весь этот материал выделяется книга Виктора Кондрашина «Голод 1932-1933 годов: трагедия российской деревни», содержащая и отличный историографический обзор по теме^[1032].

И только в таком отчаянно усеченном виде можно было пробовать общесоюзную трагедию выдавать за этнорегиональный — сугубо украинский — феномен, и даже за «геноцид» — пользуясь удобной гуттаперчевостью этого понятия. Наперсточничество, конечно, но тут историю от политики, как и Голодомор от Историомора, не оторвать.

Весьма любопытные предыстории и у памятования Голодомора, и у борьбы за его признание геноцидом.

Еще осенью 1933 года молебны в память об умерших от голода прошли в украинских общинах Канады, Берлина и Лемберга. Следующие по времени акции памятования прошли в Нью-Йорке в 1951, 1953 и 1973 годах, из них первые две — с участием великого польского и американского юриста-международника и российско-польского еврея Рафаэля Лемкина (1900-1959): его, выходца из местечка Безводно Гродненской губернии, первичные впечатления от еврейских погромов в родных местах и вторичные — от армянской резни в Турции, собственно, и толкнули на разработку понятия «геноцид».

Начиная с 1983 года, столицей памятования Голодомора стал канадский Эдмонтон, где был установлен первый в мире памятник жертвам Голодомора — «Разорванное кольцо жизни» — и где начали ежегодно проводить чтения памяти жертв Голодомора. Колоссальную роль сыграла вышедшая в 1986 году книга Роберта Конквеста «Жатва скорби: советская коллективизация и террор голодом», придавшая канадской любительщине долгожданные мировые солидность и реноме.

В 1993 году столица памятования Голодомора «переехала» в Киев: первый президент Украины Леонид Кравчук издал указ «О мероприятиях в связи с 60-летием Голодомора в Украине». Тогда же на Михайловской площади в Киеве был торжественно открыт памятный знак «Жертвам Голодомора 1932-1933 годов», долгое время выполнявший функции центрального места памяти жертв Голодомора. Весьма значимым стал и мемориал жертвам Голодомора в Вашингтоне, открытый 7 ноября 2015 года.

В 1998 году президент Кучма установил официальную мемориальную дату (четвертая суббота ноября) для «Дня памяти жертв Голодомора»^[1033]: считается, что в этот день каждый украинец должен зажечь и выставить в своем окне свечу памяти и помолчать у нее с минуту^[1034].

А 28 ноября 2006 года третий президент Украины Виктор Андреевич Ющенко (р. 1954) подписал закон «О Голодоморе 1932-1933 в Украине», заменив в его тексте «геноцид украинской нации» на «геноцид украинского народа» и исключив — в самый последний момент — норму об уголовной ответственности за отрицание Голодомора. Закон вступил в силу в тот же день.

В нем всего пять статей, процитируем первые две: 1) «Голодомор 1932— 1933 годов в Украине является геноцидом Украинского народа» и 2) «Публичное отрицание Голодомора 1932-1933 годов в Украине признается надругательством над памятью миллионов жертв Голодомора, унижением достоинства Украинского народа и является противоправным».

Но самое интересное даже не в этом. В преамбуле утверждалось, что «Голодомор признается актом геноцида Украинского народа как следствие умышленных действий тоталитарного репрессивного сталинского режима, направленных на массовое уничтожение части украинского и других народов бывшего СССР».

Из первой же статьи эти «другие народы» выпали. Насколько принципиален этот нюанс, можно не объяснять.

Именно при президенте Ющенко Украина впервые официально стала настаивать на таргетированной украинофобии Кремля и, стало быть, на эксплицитно украинском Голодоморе.

14 ноября 2007 года, выступая в израильском Кнессете, В. Ющенко призвал Израиль признать Голодомор актом геноцида, на что парламентарии деликатно, но выразительно промолчали. Трагедия — да, геноцид украинцев или Украины — нет, ибо уничтожалось полиэтническое крестьянство, и не в пределах Украины, а в гораздо более широком ареале^[1035]. А настаивание на Голодоморе как на этнотерриториальном геноциде — это уже Историомор.

Или, как писал Г. Касьянов:

Трактовка Голодомора как геноцида именно этнических украинцев — это политическая интерпретация исторического события, лишь частично соотносящаяся с тем, что можно назвать исторической реальностью. И те, кто стоит на этой позиции, просто интерпретируют факты в угоду политической целесообразности^[1036].

И, хотя ни ООН, ни ПАСЕ, ни ЮНЕСКО не признают Голодомор геноцидом украинского народа, более двух десятков субъектов международного права тем не менее это признали, в том числе Германия и Евросоюз — в ноябре и декабре 2022 года, а Франция — в мае 2023! Эти признания смотрятся как политические жесты солидарности с украинским народом, но от этого они не перестают быть исторически некорректными.

В Украине интерес к величанию геноцидом жестко привязан к Голодомору и только к нему. Согласно распоряжению Кабинета министров Украины от 22 апреля 2009 года в Киеве был создан Государственный музей — «Мемориал жертв голодоморов в Украине». 12 июля 2010 года в Киеве открылся «Мемориал памяти жертв Голодомора в Украине». А 8 августа 2019 года, в соответствии с решением Министерства культуры Украины, название музея было изменено еще раз и на следующее: «Национальный музей Голодомора-геноцида». На сегодня он существует в виде «Свечи памяти» (памятника), но собственно музейного здания до сих пор нет.

В постсоветской России — в исторически корректном контексте общесоюзной катастрофы — никаких федеральных коммеморативных шагов или инициатив вроде создания, например, Музея раскрестьянивания или хотя бы памятника его жертвам, не возникло. Единственное исключение — крошечная экспозиция в селе Топлын Мало-Сердобского района Пензенской области^[1037].

Геноцид как термин раздора и как девальвированное понятие

Надо сказать, что сам термин «геноцид» претерпел серьезные изменения с тех пор, как в 1943 году он впервые был введен Лемкиным в политико-юридический оборот. Свой официальный статус он получил в ООН в 1948 году в рамках «Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него». Он обозначал преступные действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую, причем следующими путями: а) убийство членов этой группы, б) причинение тяжкого вреда их здоровью, в) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в такой группе, г) принудительная передача детей и д) предумышленное создание жизненных условий, рассчитанных на полное или частичное физическое уничтожение этой группы.

Самая первая редакция «Конвенции...» (как, вероятно, и первое употребление термина «геноцид» у самого Лемкина) ориентировались на куда более широкий круг объектов геноцида и включала в себя и политические убийства, и социальные репрессии. Однако СССР и некоторые другие страны воспротивились и отказались считать действия, направленные против групп, идентифицированных по политическим или социальным признакам, геноцидом. Поэтому эти группы, или страты, из конвенции были исключены.

Иными словами, с самого начала термин «геноцид» был исторически заужен и политически инструментализирован. Его и без того широкое — да что там: широчайшее! — употребление — следствие значимости и распространенности самого явления и крайнего понятийного дефицита на стыке истории и юриспруденции.

Вопреки своей естественной лингвистической широте — уничтожение генофондов различных контингентов (а отнюдь не только этнических, расовых и конфессиональных) — термин «геноцид» в научно-практическом контексте получил существенно более узкую сферу применения^[1038].

Еще раз напомню, что дефиниция по версии ООН допускает геноциидальность даже в намереньи — намереньи уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую. Дьявол кроется в деталях, и тут такой деталью является определение «полностью или частично», начисто лишающее интересующие нас понятия какой бы то ни было конкретности и создающее возможность для понятийных девальваций и политических спекуляций: ведь любая, хоть единично-индивидуальная, репрессия в таком случае может быть преподнесена как акт геноцида. Самым правильным, с нашей точки зрения, был бы конвенциональный отказ от этого «частично» в аналитических процедурах и практических действиях. Очевидно, что именно в «полностью», т.е. в тотальности, и содержится принципиальное ядро обсуждаемых здесь понятий.

Еврейский геноцид — Холокост — общепризнан и неоспорим потому, что Гитлер и иже с ним вознамерились уничтожить не одного-двух или нескольких евреев из своих личных судеб, а именно всех — всех евреев до одного! А коли так, то остается лишь справиться у расологов: мишлингов-половинок — убиваем или не трогаем? евреев по религии, а не по расе, например горских евреев или караимов, — убиваем или не трогаем? А как только наука ответит и рамки контингента жертв станут ясны и понятны, тогда уж, майне херрен, битте! Засучивайте рукава и приступайте: всем взводить курки или вбрасывать «Циклон Б»! Так вот, глядишь, и недосчиталось мировое еврейство за четыре геноцидальных года примерно трети, а европейское — половины неполноценной своей популяции!..

Гораздо труднее ассоциировать с геноцидом такие репрессии, целеполаганием которых ни летальность, ни тотальность не являются. Даже такое сталинское государственное изуверство, как Голодомор, с историко-географической точки зрения не выдерживает «претензии» на геноцид украинцев или населения в пределах УССР периода коллективизации — в силу политизированного искажения своей целевой группы. Не являются геноцидом и такие бесчеловечные, но не летальные репрессии, как советские депортации, даже тотальные, коль скоро их целью не была ликвидация депортируемых. Но ими, безусловно, являются депортации турками армян в 1915 году и депортации немцами евреев в 1941-1943 годах, коль скоро они являлись составными частями Холокоста и Армянской Резни.

Тем не менее семантика геноцида в интерпретации ООН достаточно широка, чтобы оставлять простор для весьма свободной и широкой своей интерпретации. В последнее время на понятие «геноцид» запала и Российская Федерация. Здесь историческая площадка пересекается с Холокостом: это Великая Отечественная война 1941-1945 годов, а субъектом, как и в случае Холокоста, является Третий рейх вкупе с союзниками и коллаборантами, а вот геноцидальную объектность решили приписать «советскому народу», т. е. никогда и нигде, кроме пропагандистской метавселенной, не существовавшему симулякру^[1039]. Континуитет российского правопреемства по отношению к СССР ограничивался важнейшими международными договорами и зарубежным имуществом, активами и пассивами (долгами). Но он ни в коей мере не распространялся на население бывшего Советского Союза — ни в целом, ни в границах РСФСР.

Оформление претензий на «геноцид советского народа» — одна из заметных примет 2022-2023 годов^[1040]. Сам по себе запрос — чисто историоморный, то есть идеологический: закрепление госмонополии на прошлое и реставрация государственного единства а-ля СССР — в надежде, что из единства каким-то чудом возродится и сверхдержавная мощь СССР. Ну еще и своеобразная зависть к евреям: обогащение дискурса страны-победительницы дискурсом и субъектностью народа-жертвы.

Рядом с обкатанной еще Шафаревичем «русофобией» замелькал необъезженный термин — «русоцид», т.е. сакральный «геноцид русских в XX-XXI веках. Этот геноцид сегодня всё чаще называют Плахой. В каком-то смысле это аналог еврейской катастрофы — Холокоста — но, конечно, есть много отличий. Например, еврейская катастрофа уже завершилась, а русская продолжается на тех территориях, где запущена программа дерусификации и национальных чисток». Ничтоже сумняшеся со страниц официозной «Парламентской газеты» все это вещал Александр Щипков — советник председателя Госдумы РФ^[1041].

А бесстрашный Зиновьевский клуб, мало отличимый от Соловьевского,

23 апреля 2022 года проводил заседание на тему «Почему Россия права. Русофобия как новый Холокост». Главный спикер, благообразный член Совета по развитию гражданского общества и правам человека при Президенте РФ, профессор НИУ ВШЭ Леонид Поляков, бесстыдно сколачивал эту самую Плаху из любых подручных средств: в ход пошли и мессианство Бердяева, и кэнселлинг Большого Русского Гетто, то есть гнобимой Западом русской диаспоры, включая в кэнселллинг конфискацию зарубежной собственности у бедных чиновников и олигархов, и новая метафорика Марка Цукерберга и Славоя Жижека, и трагедия в Одессе 2 мая 2014 года^[1042].

Что касается «геноцида советского народа», то тут «эмпирической базой» послужили материалы 23 томов региональных сборников «Без срока давности», выпущенных единовременно в конце 2020 года к 75-летию начала Нюрнбергского трибунала. Они содержали как широко известные, так и специально рассекреченные (спрашивается: а почему только сейчас?) документы из архивных фондов ФСБ, впрочем, не добавляющие принципиально ничего нового к тем источникам, что были рассекречены в начале 1990-х годов^[1043].

Военные преступления, в том числе и рандомные бомбардировки и обстрелы гражданских объектов дальнобойной артиллерией, — это военные преступления: «претендентами» на геноцид они по определению являться не могут. «Претендентов» формирует прежде всего контакт оккупационной власти с мирным населением оккупированных территорий. Наиболее яркие эпизоды зверств оккупантов связаны, как правило, именно с Холокостом, с советскими военнопленными, в особенности с комиссарами и евреями из их числа, а также с пациентами психиатрических больниц. Кроме того, акцент делался на массовый угон мирного местного населения определенных возрастов в Германию, т.е. на депортацию: но и это на геноцид не тянет, да и сама смертность среди угнанных была даже ниже, чем смертность депортированных во время войны внутри СССР этносов (так называемых «наказанных народов»)^[1044].

Первый из серии региональных судебных процессов в России по признанию преступлений (зверств) немецко-фашистских оккупантов и их пособников против мирного населения и военнопленных в годы Великой Отечественной войны геноцидом состоялся 14-27 октября 2020 года в городе Сольцы Новгородской области^[1045]. Он был посвящен небольшой деревне Жестяная Горка Батецкого района на правом берегу Луги, где на протяжении двух лет дислоцировались сначала айнзатцкоманда 1, а затем карательный отряд ГФП при штабе 38-го армейского корпуса под командованием генерала артиллерии К. Герцога, проводившие здесь же, в полукилометре от деревни (в урочище Марьина Роща) систематические расстрелы около трех тысяч человек — враждебных элементов из числа мирного населения и окруженцев, свозимых сюда с территории Новгородского и еще нескольких районов области^[1046].

Второй такой же процесс прошел во Пскове и закончился 28 июля 2021 года. Третий состоялся 3-10 февраля 2022 года в Ростове-на-Дону — городе, в котором немецкие антисемиты-нацисты устроили свой «Бабий Яр» в Змиевой Балке, а современные антисемиты отказались признать национальность расстрелянных жертв и потребовали от еврейской общины неопровержимых доказательств (sic!)^[1047]. Четвертым по дате завершения — 25 июля 2022 года — был процесс в Краснодаре, начатый еще в 1972 году и возобновленный в декабре 2020 года.

Еще пять аналогичных процессов начались и закончились в 2022 году уже после 24 февраля — в Орле (22 апреля), в Белгороде (21 июня), в Симферополе (27 июня), в Брянске (14 июля) и в Санкт-Петербурге — дважды (10 октября — по области и 20 октября — по городу: блокада Ленинграда). В самом конце 2022 года аналогичный шестой процесс стартовал и 20 января 2023 года закончился — с тем же, разумеется, предсказуемым результатом — в Ставрополе^[1048].

Все эти 11 процессов были инициированы сверху — самим российским государством в лице его Генпрокуратуры. И процедурно, и юридически они производили странное впечатление: в сущности, речь шла о практически механической переквалификации хорошо известных зверств оккупантов в «областные геноциды»^[1049].

Между прочим, в этом отношении Россия даже несколько «отстает» от Беларуси, где начиная аж с 5 января 2022 года действует закон № 146-3 «О геноциде белорусского народа», причем под белорусским народом понимаются не белорусы, а все те, кто проживал в Белорусской ССР в годы войны. То есть фрагмент все того же химерического симулякра — «советского народа», от имени которого хотели бы заговорить и в РФ^[1050]. По такой модели можно говорить о геноциде туркмен или любой другой нации, титульной для советских союзных республик. Что касается самой Беларуси, то здесь еще в марте 2007 года белорусские нацболы потребовали у Германии признать геноцид белорусов и провозгласить 22 марта (день уничтожения жителей Хатыни) днем памяти геноцида аж всех славян^[1051].

Свою политическую цель ростовские юристы формулировали так: признание факта геноцида в годы Великой Отечественной позволит узаконить требование России не допускать героизации нацизма и пересмотра итогов Второй мировой войны^[1052]. На самом деле результатом этой кампании стало систематическое искажение понятия «геноцид» — в угоду расширения его контингентной базы за счет недобросовестного и неправомерного растворения в ней двух подлинных и общепризнанных геноцидов — еврейского и цыганского. Получается, что этими категориями жертв — евреями и цыганами — в России просто бесстыдно попользовались как временными ситуативными «союзниками», призванными послужить элементами упрощенных геополитических пропагандистских концепций.

Очевидным венцом всей кампании стало заявление Госдумы РФ «О геноциде народов Советского Союза Германией и ее пособниками в ходе Великой Отечественной войны 1941-1945 годов»^[1053], принятое 23 марта 2023 года единогласно^[1054]. Его инициаторы, председатели Комитета по международным делам Леонид Слуцкий и Комитета по обороне Андрей Картаполов, откликнувшиеся на горячий призыв не названных историков, настаивали на том, что в отношении советских граждан было совершено преступление, аналогичное Холокосту и геноциду армян в 1915 году, и западные страны должны это понять и принять, т. е. признать.

В перечне подразумеваемых стран агрессоры идут вперемежку с их жертвами и даже с союзниками СССР, коль скоро отдельные подразделения вермахта или СС были составлены из их граждан (спрашивается: а из граждан какой страны состояла Русская освободительная армия генерала Власова и другие русские коллаборантские соединения?)^[1055].

В понятийном смысле девальвация и профанация понятия «геноцид» возвращает к старым советским клише об абстрактных мирных советских гражданах как жертвах немецкой агрессии, которые уничтожались якобы без различия национальной и этнической принадлежности, что не только историческая кривда, но и заурядное отрицание Холокоста. Понимания того, что фокус с заворачиванием Холокоста в холщевое ряднó пансоветизма при наличии Государства Израиль уже никогда больше не прокатит, у адептов кампании не просматривается. Но это их не смущает, и на том же ростовском процессе прокуратура и суд пошли еще дальше и откровенно (но, кажется, безуспешно) попробовали еврейский геноцид (Холокост) «переписать» на... славян!^[1056]

Интересно сравнить геополитические особенности инструментализации понятия «геноцид» в трех восточнославянских странах.

Между Беларусью и Россией различие только одно, зато весьма характерное: белорусская версия геноцида распространяется на один лишь белорусский народ, под которым понимается ретроактивное множество резидентов БССР. Российская версия россиянами не ограничивается: тут вынь да положь весь советский народ, то есть население всего СССР, включая сюда и скромный белорусский народ. Вот оно — имперское бремя правопреемства!

О евреях — в обоих случаях — молчок: никакого отдельного или специального геноцида для них ни в Москве, ни в Минске не выделяют. Таким образом, у уцелевшего под оккупацией, допустим, гомельского еврея на руках оказывается как бы три векселя — один настоящий (еврейский, по нему даже платили) и два липовых — белорусский и советский (по ним троллят).

Совсем по-другому все в Украине. Там признают Холокост как геноцид евреев (разновидность: этноцид евреев одной только Украины), там тоже претендуют на геноцид украинского народа, но это совсем другой геноцид, нежели тот, что порожден Второй мировой. А именно — на геноцид-Голо-домор, суженный до геноцида одних этнических украинцев. «Сиротами» же безгеноцидными таким образом оставлены все нееврейские жертвы войны, в том числе, отчасти, и украинцы, избежавшие Голодомора.

Попытки украинского государства при Ющенко поженить Голодомор с Холокостом, объединить их в нечто если не целое, то единое или хотя бы в непротиворечиво общее (общий стакан) понимания у еврейской общины не нашли. Впрочем, из запытанных и расстрелянных гестаповцами — на стыке 1941 и 1942 годов — исторических оуновцев оуновцы современные (не государство!) уже пытаются сформировать отдельный геноцидальный полк, агрессивно конкурирующий с памятью о расстрелянных евреях, враждебный ей и уже воюющий с ней против такой памяти, в частности, на ристалище Бабьего Яра.

Сквозное и общее между тремя странами — это редукция Холокоста как геноцида. В Беларуси и в России это происходит за счет его растворения в «геноцидах титульных народов» (белорусского и советского), а в Украине — за счет конкуренции с еврейской памятью, конкуренции все более и более агрессивной, составляющей основную угрозу для завершения мемориализации Бабьего Яра. Там оуновцы уже затвердили за собой свою дату («21 февраля», день гибели Телиги) и борются за первую скрипку и в церемониале памятований «29 сентября».

Соткав в 2020 году химеру «геноцида советского народа», в России сразу же попытались «переписать» на него и мемориализацию геноцида. Министерство просвещения РФ предложило тогда включить в «Календарь образовательных событий на 2021/22 учебный год» и начать отмечать «День единых действий в память о геноциде советского народа», что бы сие ни значило по-русски!

Сам праздник был назначен на 19 апреля — дату под Указом Президиума Верховного Совета СССР № 160/23 «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников родины из числа советских граждан и для их пособников» (1943). По иронии истории в этот же самый день — 19 апреля 1943 года (14-й день месяца нисана по еврейскому календарю) — началось героическое восстание в Варшавском гетто.

Начиная с 1951 года 27 нисана — на 6-й день после Пейсаха и накануне Дня Независимости — в Израиле отмечается Йом ха-Шоа (День Памяти Катастрофы и Героизма), когда по всей стране, ровно в 10 часов утра, звучит двухминутная поминальная сирена, и всякое движение на эти 120 секунд замирает^[1057].

Одновременно с включением 19 апреля в свой «Календарь» Министерство просвещения РФ логично предложило исключить из него Международный день памяти жертв Холокоста, установленный ООН и отмечаемый во всем мире начиная с 2005 года, 27 января — в день освобождения Аушвица Красной армией. Рокировочка, как говаривал президент Ельцин! И лишь 26 января 2022 года, за сутки до памятной даты, Министерство смилостивилось и включило в свой всеядный календарь оба Дня, и бровью не поведя на их историческую и логическую несовместимость.

Неслучайность и даже системность отмеченной девальвации и рейдерской подмены понятия «геноцид» сомнения не оставляет. Но, спрашивается, «quo vadis?» — для чего все это российской власти занадобилось? Не для того же, наверное, чтобы досадить евреям и посеять в них сомнение в безупречности путинского филосемитства!?

Нет, конечно. Это составная часть программы по воображаемой реконструкции «Метавселенной СССР», задуманной Владимиром Мединским как главным военно-истерическим идеологом происходящих со страной имперских спазмов и колик. Это попытка припудрить гигантские человеческие потери СССР в годы войны и лавровый венок народа-победителя осенить еще и нимбом народа-жертвы^[1058]. Клише «геноцид советского народа» — еще и скрытая претензия России на представительство по липовой доверенности от украинцев, казахов и прочая на Страшном Суде. Оно же — реинкарнация «советского интернационализма», ставящего заслон как «националистическому», так и «космополитическому» масштабам Холокоста и придающего приятную округлость всей постимперской идеологии. Перенос же памятования с общемировой даты — 27 января на 19 июля — такая же попытка перемасштабирования истории — и все в том же имперском ключе.

Сакрализация новейшей российской истории в идеале сводится к одной-единственной дате — к 9 мая 1945 года. А все то героическое и катастрофическое, что к ней привело и что из нее вытекало, уж слишком пахло потом и кровью, в том числе — и отдельно — еврейской, чтобы это беречь, исследовать и запоминать.

Но никуда не деться от глубокой провинциальности такой реставрации и анахроничности такого геополитического мышления.

P.S. Впрочем, затушевывание и размывание Холокоста — ощутимо заметный тренд сегодня и на Западе, отдельный от его отрицания или ретуширования. В Германии, например, дата 27 января тихой сапой открепилась от собственно евреев и распределяется теперь «по справедливости» между всеми жертвами национал-социализма. Так, в 2023 г., в традиционный час поминовения Холокоста в Бундестаге само это слово — Холокост — не зазвучало: все заседание в этот день было посвящено преследованиям в Третьем рейхе сексуальных меньшинств. Эти преследования, как и Холокост, были сегментами человеконенавистнического гитлеровского режима, но и разница между ними масштабно отчетливая. Тема эта сама по себе важна, в Германии и во всем мире она широко и успешно изучается, к ней свободно, если пожелает, может обратиться и Бундестаг, но почему и зачем именно 27 января? Разве проблематика Холокоста и нового антисемитизма в той же Германии настолько исчерпала себя? Зачем же тогда вручную заводить механизм «конкуренции» жертв?

А с недавних пор к «акционерам» этой даты стали подключать еще и чернокожих жертв немецкой колониальной политики в Африке! Страшный геноцид намо и гереро в 1904-1908 годах — один из первых в новейшей истории этноцидов — торил тропинку и к Холокосту, но все-таки — при чем здесь 27 января?

Связь становится немного понятнее, если вспомнить о наиновейшей парадигме «системного расизма», настаивающего на тотальной ответственности всех ныне живущих представителей белой расы за все ее прошлые преступления по отношению к черной расе (или, шире, к расам цветным). Золотой гроб наркомана Флойда и бездумные коленопреклонения футболистов — лишь отдельные достижения этой парадигмы. Холокост же как расизм внутри белой расы смазывает искомую картинку межрасового расизма и как бы вступает с ним в конкуренцию: нехорошо!

Но если защищающийся от арабского терроризма Израиль причислить к системным расистам, то все снова станет на свои места, и антисемитам впору переобуться в котурны борцов с неоколониализмом.

Так что крайности сходятся, и впору (хоть и не смешно) улыбнуться и одними губами прошептать: «Антисемиты всех стран, объединяйтесь!»

Глорификация ОУН

Победив Виктора Януковича на остроконкурентных — и с перерывом на первый Майдан — президентских выборах, Виктор Ющенко осью своей президентской каденции сделал именно политику памяти, понимаемую как идеология, обращенная острием в прошлое Украины.

Начал он в 2005 году, казалось бы, с нейтрального монумента как бы всем жертвам нацизма, но по сути — с памятного знака сугубо украинским остарбайтерам^[1059]. На серой гранитной стеле — несколько надписей на украинском языке. На лицевой стороне — «Память во имя будущего», на тыльной — «Миру, изуродованному нацизмом» и «Поклонимся памяти 3 миллионов граждан Украины, насильно вывезенных во время Второй мировой войны в нацистскую Германию, многие из которых были замучены непосильной рабской работой, голодом, истязаниями, казнены и сожжены в печах крематориев» — говорят о миллионах советских граждан, вывезенных в нацистскую Германию. На последней надписи стоит штамп «OST» — как на нашивке, которую должны были носить остовцы и остовки. Примечательно, что все украинцы-остовцы переписаны тут из граждан СССР в граждан не существовавшей тогда Украины. Да и апостроф в слове «Память» сделан в виде латинской буквы «и», что означает «украинцы».

С приходом Ющенко на Банкóвую началась лукавая история повальной украинизации исторической памяти, в том числе и о Бабьем Яре. По примеру «Института памяти народóвой» в Польше, был основан аналогичный «Украинский институт национальной памяти» (УИНП) — идея, которую Ющенко приглядел и вынашивал, еще будучи премьер-министром при Кучме.

Вырвавшись из имперских когтистых лап СССР и отцепившись от России, т. е. как бы уравнявшись с ней в мире дипломатического гламура и официоза, глотнув свежего воздуха упоительной независимости и вселенской свободы, Украина наконец-то ощутила себя истинным государством, о чем она так мечтала! Но государством-грудничком, остро нуждающимся и в соске, и в соске, но больше всего в радикальном ребрендинге — в обновлении своей, украинской, идентичности. И именно с Ющенко связаны не столько ее поиск (он начался еще при Кучме), сколько ее выбор.

Ющенко растянул украинскую идентичность на двух скрепах-столбах — на виктимности, жертвенности украинцев и на их героизме. За жертвенность отвечал Голодомор, за героизм — борцы за свободу Украины и украинскую государственность. Вторая скрепа вела только к Петлюре и Бандере с Мельником, может быть, немножко к Мазепе. И тогда галицийско-троянский конь раскрыл свое чрево, и новые гоп-ахейцы, выпрыгивая и скача в поисках стоящего для себя дела, искренне возрадовались полузабытому оуновскому лозунгу: «Слава Украине! Героям слава!»

Украина при Ющенко проскочила важнейшую для себя развилку. Историко-культурный каркас нации она стала лепить не из Гоголя и Шевченко, Котляревского и Сковороды, Украинки и Франко, Стефаника и Земляка, даже из Щептицкого не стала, а поставила на другую — на багрово-кровавую и дружно антисемитскую — линейку из Хмельницкого, Гонты, Мазепы, Петлюры, Бандеры и Шухевича.

И это не просто сбой навигации по собственной истории, это еще и роковой съезд в идеологическую дилемму-западню — «Бандера или Шекспир?», в тот опасный капкан упрощения идентичности, за которым уже совсем распутица, бездорожье и риски неконтролируемого насилия и нечаемых гражданских войн. Украинская же культура, при Ющенко и по Ющенко, вся свелась к вышиванкам и поэтессе Елене Телиге, оуновке-мельниковке, расстрелянной немцами 21 февраля 1942 года^[1060]. 22 мая 2006 года Ющенко издал указ о праздновании 100-летия со дня ее рождения.

Леонид Вышеславский в своем очередном за долгую жизнь сальто-мортале еще в 2001 году пафосно откликнулся^[1061]:

Там, де Яру глибокого бачиться скрес,

там, де пам'ятні трави —

сторінки розкритої книги,

ми приходимо, щоб уклонитись Тобі,

Хрест Олени Теліги.

Гордий нації дух

серед сліз і тривог... [И так далее...]

А позднее, в 2017-м, Порошенко санкционировал и установку отдельного памятника ей в Бабьем Яру. У сторонников ОУН-УПА уже сложилась и даже устоялась традиция ежегодно, 21 февраля, собираться или у Креста, или у отдельного памятника поэтессе.

Но сама Телига дорога Ющенко и Порошенко не как поэтесса и не как культурный феномен, а как украинка и расстрелянная немцами патриотка, т. е. как национальный символ. А Черваку и иже с ним — еще и как сапог, вставленный в проем чужой двери и не дающий ей закрыться. Именно так — сапогом у порога — смотрятся и памятники оуновцам в киевском Бабьем Яру.

Точно такой же статус — только без привкуса агрессии, как в случае с ОУН, — и у целой поросли других памятников в районе этого оврага смерти — священнослужителям, цыганам и уж вовсе мифической категории — «футболистам». Все это манифестация того, сколь непрост сам по себе процесс коммеморации Бабьего Яра в условиях политического давления со стороны одного общественного движения, самопровозгласившего себя государственным мейнстримом.

Голодомор, ОУН и Холокост

Замечу, что обе скрепы от Ющенко — и Голодомор, и ОУН-УПА — каждая по-своему, неотвратимо утыкались и друг в друга, и в... Холокост!

Голодомор исторически был крупнейшей межрегиональной трагедией Юга СССР, включая Поволжье и Северный Кавказ. Ареалы Голодомора не совпадали ни с контуром УССР (тогда без Крыма, без Галиции, без Буковины и без Карпатской Руси), ни с границами этнического расселения украинцев. Голодомор, с такою же точно беспощадностью прошедшийся и по другим областям и народам, был объявлен в Киеве целенаправленным геноцидом украинцев и потому национальным достоянием Украины. Идея ответственности за него самих евреев — уж не как мести за оставшиеся безнаказанными погромы времен Гражданской войны, что ли? — была не чужда этому нарративу, как и идея интерпретации самого Холокоста как наказания всем евреям за комиссаров Голодомора.

23 марта 2007 года Ющенко внес в Верховную Раду вопрос об уголовной ответственности за публичное отрицание Голодомора, точнее Голодомора и Холокоста, в Украине. За такое деяние предусматривался бы штраф в размере от 100 до 300 не облагаемых налогом минимумов доходов граждан или два года заключения (если же эти действия совершены госслужащим или повторно, то четыре). Законопроект, правда, через украинский парламент тогда не прошел.

Однако оцените политическую тонкость и исторический такт: Голодомор — да в одну упряжку с Холокостом! Расчет же прост: относительно геноцидальности Холокоста сомнений ни у кого, кроме отрицателей и маргиналов-антисемитов, нет, и буде такой закон принят, он придает и авторитета, и легитимности Голодомору как геноциду, ставит их рядом и вровень. А то, что он бросал бы в такой упряжке на Холокост тень, не так важно: надо же и евреям когда-то начинать солидарность с украинской родиной проявлять! На это им еще сам Петлюра указывал!

В странах Балтии тоже раздавались голоса о преследовании за непризнание преступлений сталинизма или об их сопряжении с наказанием за отрицание Холокоста. За неимением Голодомора там в качестве геноцида пытались представить массовые аресты и депортации, обрушившиеся на них после аннексии 1940 года. При этом подлинный и бесспорный геноцид на территории стран Балтии и Украины — еврейский — не слишком котировался у местных политиков и историков, всячески старавшихся минимизировать участие «своих» национальных энтузиастов в чьем-то там окончательном решении кого-то там. Вместо этого — и отсюда — «ренессанс» и глорификация различных коллаборантских, в том числе и эсэсовских, соединений. Та же картинка, что и в Украине.

После облома Ющенко в Кнессете его ближайшие сподвижники, в частности Владимир Вятрович, в 2008 году возглавивший Архив СБУ, не нашли ничего лучшего, как поместить на сайте архива скандальный «список СБУ», не оставляющий у читателей сомнений в подлинной национальности многих «организаторов Голодомора»^[1062].

Зато о «связи» Холокоста с ОУН можно долго не распространяться. Расправляясь с жидами, аки с ляхами и москалями, оуновцы ни кровью не брезговали, ни в садизме себе не отказывали. Среди идеологов молодого украинского национализма, в отличие от марксизма и даже фашизма, евреев не было ни одного: они тут были пусть второстепенным, но однозначным и очень надежным врагом.

Но все же и свои «евреи-алиби» имелись — это евреи-врачи, насильно мобилизованные оуновцами лечить их раненых и больных, в том числе тех, чьи руки были по локоть в польской и еврейской крови. Врачей безо всякого сожаления убивали при малейших подозрениях в симпатиях к русским или красным.

2006: Троянско-галицийский конь

Когда на горизонте возникла 65-я годовщина трагедии Бабьего Яра и 45-я — Куреневки, Ющенко распорядился обеспечить качественную подготовку и проведение всех подобающих мероприятий.

Программа памятований в 2006 году в итоге получилась насыщенной. В марте — на обочине улицы Телиги — был открыт памятный знак жертвам Куреневской трагедии. Он представлял собой две гранитные доски с надписями на украинском языке. Текст на первой доске: «Вечная память невинно погибшим в результате Куреневской трагедии» завершается четверостишьем:

Трагедія ранить душу

Втрата бентежить серця

Пам'ять не вмерти мусить

Скорботі не знати кінця...

Текст на второй увековечивает исключительно инициатора и, предположительно, мецената и автора четверостишья, что на первой доске:

Установлена к 45-й годовщине Куреневской трагедии по инициативе и на средства «Партії Захисників Вітчизни» и Суслова Ивана Михайловича 13.03.2006^[1063].

Сентябрьская же программа 2006 года открылась 26 числа выставкой «Предостережение в будущее» в «Украинском доме» на Крещатике^[1064]. 27 сентября возле памятника жертвам Бабьего Яра состоялась официальная церемония

Памяти. В тот же день в Национальном театре оперы и балета прошел международный форум «Let my people live», организаторами которого вместе с правительством Украины выступили фонд «Всемирный форум памяти Холокоста» и Яд Вашем. А вечером вДоме кино — премьера двухсерийной мелодрамы Николая Засеева-Руденко «Бабий Яр» с Элиной Быстрицкой в главной роли^[1065].

Назавтра, 28 сентября, в том же Доме Кино — показ другого фильма точно с таким же названием: «Бабий Яр» Александра Шлаена^[1066], а в Национальном музее литературы — презентация третьего издания поэтической антологии «Відлуння Бабиного Яру». Ее вел составитель — Юрий Каплан, а выступали участники — Леонид Череватенко, Татьяна Чепелянская, Станислав Бондаренко, Анатолий Лемыш, Иосиф Спектор, Павел Вольвач, Валерия Богуславская, а также Борис Олейник, Петр Толочко, Александр Муратов, Ада Рыбачук и др.^[1067]

У «Меноры» тогда выступали президенты Украины и Израиля — Виктор Ющенко и Моше Кацав^[1068], привезший из Израиля две мемориальные плиты, поставленные вдоль одного из оснований пирамидки. Стоя рядом с Кацавом, Ющенко, словно упираясь в свои, украинские, скрепы, заговорил совершенно иначе, нежели Кучма, его предшественник и патрон.

Заговорил о том, что здесь, в Яру, убивали мучеников разных — через запятую — национальностей. А это хоть еще не «советские люди» главпуровской выпечки, но уже и не те евреи, которых здесь убивали без счета лишь за то, что они евреи.

О, здравствуй, здравствуй, незабвенный «Союз украинского народа»! И чем же ты тогда отличаешься от «Союза советского народа»? Выгнанный через интернационалистскую дверь, как же лихо впрыгнул ты в националистическое окно!

Ющенко тогда еще сказал:

Мемориал Бабьего Яра — священен. Украинское государство не допустит никакого осквернения памяти наших соотечественников и будет заботиться о надлежащей защите места их вечного покоя... Украинцы построили государство, в котором царит межнациональное согласие, взаимопонимание и взаимоуважение... Идя в будущее, помним о своих погибших, о страшной цене, которую мы заплатили за право быть свободными и независимыми. Будем ответственными, крепим наше единство ради счастья и безопасности грядущих поколений^[1069].

Увы, надлежаще защитить «вечный покой» жертв Бабьего Яра у Ющенко не получилось: потому, быть может, что и стараний особых не было. Пассионарии-антисемиты не переставали вандальничать на еврейских кладбищах и других объектах по всей стране, а на бедную киевскую «Менору» в промежутках между годовщинами было совершено с полтора десятка разных и безнаказанных покушений!

Впрочем, в каденцию Ющенко впервые проявилась и встречная агрессия. В 2009-2010 годах и «Дубовый крест» тоже подвергся атакам вандалов: неизвестные пытались его сжечь, спилить или свалить.

К памятованиям 2006 года примыкала и киевская премьера 13-минутной пьесы «Бабий Яр» для фортепьяно и камерного оркестра канадского композитора Дмитрия Куценко, состоявшаяся 15 ноября^[1070].

К дате был приурочен и фильм украинского режиссера-документалиста Сергея Буковского «Назови свое имя по буквам» (2006; правильнее было бы — «Повтори по буквам»). Материалом ему послужили видеосвидетельства переживших Холокост, записанные Фондом Стивена Спилберга (сам Спилберг любезно выступил ко-продюсером фильма, а спонсором — олигарх Виктор Пинчук)^[1071]. Это все визуально однотипные фронтальные поясные планы четырнадцати интервьюируемых людей, статично сидящих перед камерой и — как правило, монотонно — говорящих в нее. В таких случаях — гламурный и не всегда осмысленный западный стандарт! — к говорящим головам очевидцев добавляется щепотка хроники и говорящая голова одного-другого историка.

Этим же путем хотел было пойти и Буковский, на протяжении всего фильма пытающийся заполучить для этого историка Виталия Нахмановича, одного из лучших знатоков Бабьего Яра. Но не преуспел и лишь довольствовался телефонным разговором с ним. Щепотку хроники Буковский, правда, нашел, добавил к ней несколько добрых слов об украинцах — Праведниках

Мира, затем бессмысленный щебет откровенно дремучих волонтерок и зачем-то еще и грязный снег. Случайный, ничего не говорящий коктейль.

Ах, если бы ему заказали фильм о чем-то другом — о тех же Злате и Хайме Медниках, нищих и бессловесных «евреях молчания», представляющих собой всю послевоенную немоту советского еврейства и его постсоветской заброшенности, — вот бы он развернулся и вырастил бы из их молчания, словно из луковицы в банке на окне, что-то очень горькое, но очень толковое. А ему, черт возьми, заказали о Холокосте, о котором ему сказать решительно нечего — вот и отдуваются за него 14 спилберговых респондентов.

Кроме того, в 2009 году, т. е. при Ющенко, сеть мемориальных объектов в районе Бабьего Яра приросла еще тремя заметными памятниками.

Первый из них — Татьяне Иосифовне Маркус (1921-1943), советской подпольщице-еврейке, решительно сжавшей кулаки возле колючей проволоки^[1072]. Важно пояснить: памятник Маркус, еврейке по национальности, — это памятник не еврейке, а героической подпольщице — «грузинской княжне Маркусидзе» по легенде. Надпись на памятнике на украинском языке: «Татьяна Маркус. 1921-1943. Герой Украины. Известная киевская подпольщица».

Ее арестовали в августе 1942 года и примерно через полгода пыток убили. Маркус — единственная женщина, получившая посмертно звание «Герой Украины». Но произошло это в 2006 году — т. е. спустя 50 лет (sic!) после первых посмертных представлений на звание еще «Героя Советского Союза»!

Второй памятник — писателю Анатолию Кузнецову. Его открыли 29 сентября на углу улиц Кирилловской и Петропавловской, неподалеку от дома, где он жил. Скульптура изображает события, предшествовавшие массовым расстрелам: бронзовый мальчишка в кепке на низком постаменте читает приказ немецких властей «всем жидам города Киева» о том, куда и с чем им явиться утром 29 сентября 1941 года. Открыли памятник театрализованным представлением: улицу перекрыли колючей проволокой, на столбах развесили копии того приказа, из колонок звучали аутентичные записи на немецком и украинском языках, а актеры исполняли роли немецких фашистов и евреев, которые вели и которых вели на расстрел. Установку скульптуры оплатил некий меценат, пожелавший остаться неизвестным.

Третий — незаметный — это закладной камень будущего памятника погибшим в Бабьем Яру цыганам. И на ней следующий текст по-украински: «На этом месте будет установлен памятник жертвам Холокоста цыган». Через год вандалы разрушат этот закладной камень, а в 2011 году появится более чем скромный памятник с надписью: «В память о цыганах, расстрелянных в Бабьем Яру»^[1073]. И только в 2016 году прикатит сюда, наконец, из Каменца-Подольского и бронзовая «Кибитка», отвергнутая коммунистическими эстетами районного уровня аж в 2000 году.

В сентябре того же 2009 года — за четыре месяца до президентских выборов — политическими оппонентами Ющенко и мэра Киева Леонида Черновецкого была запущена и сработала утка о намерении городских властей построить на территории Бабьего Яра гостиницу для гостей чемпионата Европы по футболу в 2012 году. Тотчас же возникли скандал и протесты — ровно то, чего и добивались «оппоненты». Но уже сама грязная легкость, с которой политики готовы были инструментализировать символику Бабьего Яра, не могла не впечатлить.

Если не считать юбилейных памятований и попытки повязать Голодомор и Холокост общим законом, то каденция Ющенко отмечена специфическими, — но не глумливыми, — равнодушием к проблематике Холокоста вообще и Бабьего Яра в частности. Тут ничего антисемитского или глумливого: просто сил и средств не хватало даже на собственную — Голодомор да ОУН — повестку.

Как своеобразная реакция на этот игнор в Нью-Йорке в 2006 году возник Международный мемориальный совет по увековечиванию памяти жертв Холокоста во главе с А. Бураковским. Первым делом Совет объявил закрытый архитектурный конкурс на проект мемориала Бабьего Яра, намереваясь провести его еще до конца 2006 года. Но в связи с планами Правительства Украины о создании Национального историко-мемориального заповедника «Бабий Яр» (НИМЗ) возникла надежда на подключение государства к этому начинанию, из-за чего срок действия конкурса был продлен^[1074]. Надежда эта оказалась иллюзией, и объявленный и подготовленный конкурс так и не состоялся.

1 марта 2007 года Кабмин Украины действительно издал постановление № 308 о создании НИМЗ, подчиненного МКУ. При этом не были определены ни границы землеотвода, ни финансирование, ни штаты, ни полномочия. А ведь речь шла об огромной территории, пронизанной крупными транспортными артериями, в том числе линиями и станцией метро, застроенной громадными жилыми массивами, а также уникальными сооружениями, наподобие телецентра с телебашней, спорткомплекса и многого другого! О территории, принадлежащей к тому же не стране, а городу.

При этом сам заповедник, как горячую картофелину, перекидывали из МКУ то под эгиду созданного в мае 2006 года оуноцентричного УИНП, то снова того же министерства.

Существенный нюанс: подковерная передача НИМЗ и всех его сооружений в ведение УИНП датируется 11 марта 2008 года (распоряжение №2263/3/1/08), т.е. премьерством не Януковича, а Тимошенко:

Насколько же надо быть циничным, чтобы увековечивание памяти жертв БЯ возложить на людей, которые занимаются отбеливанием эсэсовцев. Почему бы не передать Заповедник — НАНУ, в составе которой есть институт, занимающийся исследованием Холокоста?.. Конечно, ни о какой памяти жертв фашизма здесь речи нет^[1075].

Той же весной 2008 года в Киеве, в Дипломатической академии при МИД Украины под традиционным патронажем представительства ООН в Украине и посольства Израиля состоялся очередной круглый стол на тему «Украинское общество и память о Холокосте: образовательный аспект». Директор Украинского центра изучения истории Холокоста А. Подольский тогда заметил: «Украинское общество с трудом осознает, что Украина не мононациональная страна». Но представитель Министерства образования и науки Украины не без издевки парировала: «Да вы шо! В украинских школах читается специальный факультативный курс, тема Холокоста присутствует даже в экзаменационных билетах!» Слышите, профессиональные евреи, скоротавшие три благоприятные президентские каденции в интригах и дрязгах, — даже в них! Звонче пощечины и не представить: садитесь, двойка!

И по-своему даже логично, что на воцарившемся безрыбье на Бабий Яр вновь надвинулся Анатолий Игнащенко — соавтор мускулистого памятника 1976 года и автор оуновского Креста 1992 года (sic!). Он соткался в 2006 году с идеей «космического» проекта:

Дно Яра покроем красным битым кирпичом, будто земля пропитана кровью, а откосы — белой галькой. Она должна напоминать о событиях времен Великой Отечественной войны и Куреневской трагедии в Бабьем Яру в 1961 году. Люди должны помнить... Тут ходить не будут. Я предлагаю проложить канатную дорогу от Бабьего Яра до склонов Днепра. Небо прорежут семь лазерных лучей наподобие Меноры. Они словно пересекут земную поверхность от Киева до Нью-Йорка, где случилась трагедия 11 сентября 2001 года...^[1076]

Такой «мемориал» в Бабьем Яру — это нелепый фарс и чистая профанация. Очередная попытка забалтывания и ухода от проблемы, растворение всемирной трагедии Холокоста в космических гуманитарных дебрях абстрактного человечества. Пренебреженье той горькой правдой, что отсутствие достойного мемориала в Бабьем Яру, как и отсутствие ясной концепции, ведущей к нему, — стало позором для Украины.

И тем не менее именно это решение и этот шаг стали главным и едва ли не единственным практическим шагом каденции Ющенко в деле коммеморации Бабьего Яра.

2011-2014: ЯНУКОВИЧ. ОТКАТ К СОВЕТСКИМ НАРРАТИВАМ

2011. Расстрелянные моряки против киевского мэра

Ежегодно посещал Бабий Яр в годы своего президентства (2010-2014) и Виктор Федорович Янукович, всегда — с нарочито скорбным лицом — возлагал цветы к советскому памятнику. Видимо, это хорошо коррелировало с его внутренней установкой на ресоветизацию исторической памяти. Но до «Меноры» он дошел лишь однажды, на юбилей 2011 года.

Казалось бы, как хорошо согласуется с этим появление в 2010 году (по другим сведениям — в 2011 или 2012 годах) на улице Телиги памятника советским морякам, расстрелянным в Бабьем Яру!

Но почему же тогда такая топорная неказистость у этого примитивного креста (sic!) с дешевой мраморной табличкой, явно сработанной в мастерской ближайшего городского кладбища?

На табличке, кстати, такой текст:

Здесь — земля, обагренная кровью мучеников, погибших за Родину. На этом месте немецкие фашисты в 1941-1942 гг. расстреляли наших военнопленных.

В 1942 г., в январе расстреляны одесские моряки, которых гнали босыми в большие морозы, скованных цепями за руки и ноги. Моряки пели: «Врагу не сдается наш гордый моряк, пощады никто не желает».

Есть живые свидетели. Пусть пролитая кровь наших людей превратится в цветы.

Вечная память павшим героям!^[1077]

А дело все в том, что это памятник вовсе не тому, о чем текст. Это памятник борьбе местных жителей, решивших воспрепятствовать планам мэра Киева Леонида Черновецкого построить на этом месте 25-этажный дом с паркингом. Точнее, их цинично-спекулятивный инструмент в этой — кстати, успешной — борьбе. На охрану своих интересов они призвали техногенную катастрофу, связанную с Бабьим Яром, — но не Куреневскую, 1961 года, в память о которой на улице Телиги, возле дома 37, уже стоит мемориал, а другую и много меньшую — 1969 года: была и такая.

Тогда, в 1969 году, киевские власти, не посоветовавшись ни с законом, ни с историками, ни с археологами, ни даже с геологами, санкционировали строительство здесь универсама (по улице Ново-Окружная, 50). В апреле 1969 года при забивке свай неожиданно сошел оползень, и образовалась 50-метровая воронка, из которой зафонтанировала вода, вынося на поверхность останки трупов жертв Бабьего Яра. По тому, что на ногах у них были обнаружены фрагменты колючей проволоки, в мэрии решили, что это трупы моряков, да еще почему-то из Одессы. Уж как они это определили, бог весть, да это и не имеет значения. Существенно то лишь, что останки использовали в качестве дубины в борьбе против мэра, в благодарность за что и воспользовавшись другой «бабьеярской» наработкой — метотодологией самосева памятников, установили на заповедной земле этот «монумент».

2011. Памятования 70-летия и фиаско №3б

...На каденцию Януковича пришлось и 70-летие со дня трагедии. 5 июля 2011 года Верховная Рада Украины приняла Постановление «Об отмечании 70-летия трагедии Бабьего Яра», предуказав — отныне и ежегодно — отмечать в Украине еще и каждое 27 января как День памяти жертв Холокоста. Правительству Рада наказала передать НИМЗ здание по адресу ул. Мельникова^[1078], 44 — для размещения в нем дирекции заповедника и тематических выставок и профинансировать разработку генерального проекта развития заповедника, включая научно-просветительский центр-мемориал и памятник жертвам. Сам текст постановления — откат к советским нарративам, к полузабытому, казалось, уже навсегда «интернационализму». Евреи в отдельную категорию жертв не выделены, а снова растворены в оборотах типа «люди разных национальностей» или «мирные жители».

Отмечалось 70-летие в 2011 году 3 октября. Днем Янукович, председатель его правительства Николай Азаров и лидеры еврейских организаций сошлись — как бы в порядке исключения — именно возле «Меноры», усыпали ее цветами и под кадиш раввина Блайха открыли еще несколько новых памятных знаков в Бабьем Яру.

Вечером 3 октября в Национальной опере^[1079] состоялся масштабный концерт-реквием, организованный МКУ совместно с израильской стороной^[1080] — на средства киевско-дюссельдорфского мецената Бориса Фуксмана. А 24-25 октября в Киеве прошла международная научная конференция «Бабий Яр: массовое убийство и память о нем», организованная Украинским центром по изучению Холокоста, Комитетом «Бабий Яр» и Городским комитетом по увековечению памяти жертв Бабьего Яра при поддержке Посольства Франции.

Вернемся к памятным знакам этого юбилея.

Самый художественно выразительный из них — инсталляция «Дорога смерти» в Лукьяновке, на развилке улиц Дорогожицкой и Мельникова, установленная на условном месте, символизирующем начало того участка последнего пути евреев, откуда уже невозможно было убежать. Памятник представляет собой поставленную вертикально трехметровую бетонную плиту с отпечатками многих и многих ног. Перед ним лежащая горизонтально небольшая черногранитная плита с надписью по-украински: «Тут начиналась “Дорога смерти”, которой 29 сентября 1941 года фашистские оккупанты гнали евреев на расстрел в Бабий Яр»^[1081].

Остальные знаки — либо очередные кресты, либо очередные закладные камни.

Начнем с крестов. Первый — жертвам Куреневской катастрофы 1961 года, поставленный на улице Телиги, возле входа в музей «Кириловская церковь». Тут же гранитная доска с надписью: «Установлен общественностью города Киева в память о земляках, погибших во время Куреневской катастрофы 13 марта 1961 года»^[1082]. Второй крест — уже упомянутый памятник советским морякам.

Закладные камни — своего рода «долговые расписки» перед будущим. По большинству этих векселей «заплачено» так никогда и не было.

Первый из них — уже упомянутая обновленная версия памятной стелы в память об убитых в Бабьем Яру цыганах^[1083].

Вторая и третья «расписки» — сугубо еврейские, точнее, украино-еврейские.

Это закладной гранитный камень будущего Мемориального музея «Бабий Яр», установленный на улице Мельникова, за домом 42. На камне — надпись:

К печальному 70-летию расстрелов в Бабьем Яру на этом месте был заложен первый закладной камень в здание Мемориально-музейного комплекса Бабий Яр. В этом месте был заложен комплекс. 3 октября 2011 года^[1084].

Обошлись, как видим, даже без упоминания евреев, а открыть музей планировали через пять лет — к 75-летию, т.е. в 2016 году.

Это закладной камень «Аллеи Праведников» — черная гранитная доска с текстом на украинском языке: «На этом месте будет построена Аллея

Праведников Бабьего Яра — украинцев, которые, рискуя жизнью, спасали евреев в годы Великой Отечественной войны». И в этом тексте передержка: пренебрегли тем, что среди спасителей киевских евреев были не одни украинцы (хотя их, конечно, было большинство), но и русские, поляки и кто угодно еще.

Первоначально «Аллея Праведников» мыслилась Левитасом в виде нескольких десятков гранитных плит с красной подсветкой, установленных вдоль уже существующей аллеи от станции метро «Дорогожичи», ведущей в глубь парка.

Упиралась бы она в «Памятник погибшим евреям», проект которого вроде бы даже был готов^[1085]. Это большая шестиконечная звезда, установленная под наклоном к земле. Из нее ввысь, примерно на 10 метров, уходят шесть наклоненных и не пересекающихся вверху колонн. Внизу, внутри звезды горел бы вечный огонь, а на колоннах разместились бы фотографии погибших в Бабьем Яру евреев.

На плитах же по бокам Аллеи были бы имена киевлян, прятавших и спасавших евреев[1086]. Но кому-то пришла в голову идея «развития» этого замысла — размещения здесь не Киевской, а Всеукраинской Аллеи Праведников Мира! И это — в отсутствие всеукраинской базы персоналий еврейских жертв и минимально достойного увековечения памяти самих жертв в том же Бабьем Яру!

«До такого, извините, маразма — превратить трагедию в фарс — не могла додуматься советская власть...» — возмущался Бураковский^[1087].

Только никакой это не маразм — и даже не бестактность, а целенаправленная попытка наступления одной исторической памяти на другую. Реконкиста советскости — ничего личного.

Подготовка к мемориалу началась даже несколько раньше. В апреле 2010 года на фоне традиционного бездействия государства Фонд памяти «Бабий Яр» объявил открытый международный архитектурный конкурс по созданию проекта мемориально-музейного комплекса «Бабий Яр» по увековечению памяти жертв Холокоста. Проектирование предлагалось вести на отдельном участке площадью в 22,3 тыс. м^[1086], отведенном еще в 1996 году благотворительному фонду «Бабий Яр» Киевсоветом — в районе памятного знака «Менора».

Конкурс был объявлен по интернету и адресован ограниченному кругу участников. В состав жюри из 11 человек входил лишь один архитектор (С. Бабушкин), один скульптор (Ф. Мейслер из Израиля), один журналист (В. Кацман), все остальные — раввины и светские «профессиональные евреи»^[1088].

Публичностью и демократичностью процесс не отличался, процедура и результаты конкурса остались общественности неизвестны. Ходили слухи, что появятся некая «Скорбная арка» и церкви различных конфессий, что в победившем проекте будет обыгран образ талеса и что В. Пинчук предлагал создать два отдельных музея — «Бабьего Яра» и «Холокоста», причем подземный характер помещений его лично не смущал^[1089].

Как бы то ни было, работы не начались.

Не потому ли работы не начались, а результат «засекретили», что Фонд памяти «Бабий Яр» («Джойнт 2.0») споткнулся о затхлый советский нарратив президента Януковича? Или потому, что снова проснулся условный «Антиджойнт» и вынул из рукава старую карту и бронебойно-лукавую «дискуссию» про безграничные границы Еврейского кладбища?

Скорее второе, ибо в 2012 году идея коммеморации Бабьего Яра снова обнаружила себя. В апреле 2012 года научно-методический совет по вопросам культурного наследия Минкульта Украины и Главное архитектурное управление Киева обсудили и одобрили проект Музея жертв Бабьего Яра, представленный творческой мастерской под руководством известного архитектора Ларисы Павловны Скорик (р. 1939). О связи проекта с конкурсом Левитаса — Рабиновича можно только догадываться, а поддержала ее другая институция — НИМЗ.

Проект предусматривал «Сад Праведников» (около 640 вечнозеленых «именных» туй), соединенный с «Аллеей Праведников Мира» (2600 «именных» табличек) восстановленными фрагментами «Стены Памяти», которую в 1968 году предложили в своем проекте на Байковом кладбище Ада Рыбачук и Владимир Мельниченко. Само здание музея, согласно проекту, расположено уровнем ниже Сада и Аллеи, оно словно парит в воздухе, представляя собой по контуру изломанную шестиконечную звезду. Покидать музей каждый посетитель будет в одиночестве, проходя по узкому, парящему над бездной стеклянному мостку. И, поднявшись вверх, мимо лапидария, выйдет к маленькой часовне, посвященной памяти православных священников^[1090].

Этот проект был традиционно раскритикован В. Нахмановичем за неуместный иудеоцентризм («Звезда Давида» — ну как такое можно!?^[1091]) и — автоматически — за недоучет остальных жертв.

В еще большей степени, по словам Нахмановича, проект Скорик был отторгнут еврейской общественностью, каковую снова смутило наложение контуров здания на контуры бывшего Еврейского кладбища: архитектор же утверждала, что в той части, где это наложение имело место, никогда не было могил^[1092].

А «Аллеи Праведников» в Бабьем Яру так и нет — до сих пор. Как нет и других объектов, о которых мечтал визионер-романтик Илья Левитас, — ни «Рощи Праведников»^[1093], ни «Мемориала Бабьего Яра», ни «Площади Согласия всех религий» в районе Куреневки, по четырем сторонам которой стояли бы четыре небольших храма — синагога, церковь, мечеть и костел. Последний замысел был сразу и дружно отвергнут чуть ли не всеми четырьмя конфессиями — ясный признак того, что вопрос «не созрел»^[1094].

На месте же «Аллеи Праведников» в 2016 году была открыта другая — «Аллея Мучеников»^[1095], отмеченная двумя бесхитростными досками из красного гранита. На той, что в дальнем конце аллеи, ближе к ее пересечению с «Аллеей скорби»^[1096], высечены три свечи и написано: «Вечная скорбь. Вечная память жертвам нацизма, расстрелянным в этом месте в Бабьем Яру в 1941— 1943 годы». А на той, что примерно посередине, — менора, могендовид и такой текст: «На этом месте во время немецкой оккупации в 1941-1943 годах были расстреляны десятки тысяч мирных киевлян еврейской национальности»^[1097].

Так или иначе, но, если оценивать по результату, то инициативу Рабиновича по созданию мемориала в Бабьем Яру можно смело зачислить по разряду очередного еврейского фиаско.

Р. S. На излете каденции Януковича произошло еще одно заслуживающее упоминания событие. В конце 2013 года, к 70-летию освобождения Киева, российский фонд «Историческая память» выпустил 27-минутный документальный фильм «Бабий Яр. Последние свидетели» (автор идеи — Александр Дюков, режиссер — Виктория Неучева, сценарист и шеф-редактор — Сергей Головченко). Идея фильма — в разоблачении тезисов отрицателей Бабьего Яра, опровергающих или самый факт расстрелов 29-30 сентября, или соучастие в нем украинской полиции. Звучат в нем поддержанные художественными кадрами свидетельства трех очевидиц расстрелов, в частности Раисы

Вадимовны Майстренко, Анны Бебих (Хуторской) и Инны Михайловны Заворотной. Ценен он и кадрами бабьеярских артефактов из собрания И. Левитаса.

Премьерная презентация фильма состоялась 5 ноября 2013 года в Киеве, в агентстве «Интерфакс-Украина». В России фильм показали только в феврале 2014 года. Кажется, фильм оказался относительно безрезонансным: на то, чтобы конкурировать с воспоследовавшими вскоре событиями второго Майдана, он рассчитан не был.

2014-2015. ПОРОШЕНКО-1. ХОЛОДНАЯ ВОЙНА СИМВОЛОВ

2012-2019. На волнах дерусификации

Между тем на полных парах надвигались катастрофические события 2014 года — второй, двухмесячный, Майдан, прошедший под лозунгами борьбы с коррупцией, украинизации языка и требований европейского, а не российского выбора. Виктора Януковича — этого заблудившегося промеж двух титек телка — затянуло в такой геополитический мальстрём, что он враз выпустил все сосцы и даже не досидел на золотом унитазе законный президентский срок.

После Майдана 2014 года, после бегства Януковича, после аннексии Крыма вежливыми и, в части Донбасса, невежливыми людьми, а также в результате досрочных выборов — президентом Украины на 2014-2019 годы стал Петр Алексеевич Порошенко (р. 1965) — экс-министр экономического развития и торговли при Януковиче и убежденный продолжатель дела Ющенко.

К власти Порошенко пришел на националистической волне, которую многие называют «языковой», сопровождавшейся резким усилением и радикализацией корпоративного антисемитизма в исполнении «правосеков» разных мастей^[1098]. Но всех переплюнул тогда не Дмитрий Ярош с его «Тризубом» и «Правым сектором», а «народный губернатор Донбасса» Денис Пушилин (или же кто-то сверхкреативный, воспользовавшийся его именем). Покуда в пред- и послемайданном Киеве или во Львове молодчики стайками нападали на одиноких евреев, возвращающихся из синагоги, в Донецке возле синагоги евреям раздавали листовку, скопипащенную с той, что развешивали по Киеву украинские полицаи накануне Бабьего Яра:

В связи с тем, что лидеры еврейской общины Украины поддержали бандеровскую хунту в Киеве и враждебно настроены в отношении православной Донецкой республики и ее граждан, Главный Штаб Донецкой народной республики постановил следующее: Всем гражданам еврейской национальности старше 16 лет, проживающим на территории суверенной Донецкой республики, необходимо в срок до 03 мая 2014 г. явиться к и. о. комиссара по делам национальностей в здание Донецкой ОДА каб. 514 для регистрации. Стоимость регистрации составляет 50 долларов США^[1099].

Недешево. Но вернемся В Киев, К подоплеке тамошней ЯЗЫКОВОЙ волны.

5 ноября 1992 года Совет Европы в Страсбурге принял Европейскую хартию региональных или миноритарных языков. Украина ратифицировала ее в 2006 году, а в 2012 году, в порядке имплементации в украинское право, с нарушениями процедуры, но приняла Закон «Об основах государственной языковой политики», он же закон Кивалова — Колесниченко^[1100]. Закон гарантировал использование на Украине «региональных языков», т.е. таких, которые считают родным более 10% населения региона. Этим правом воспользовались многочисленные русскоязычные, венгроязычные и румыноязычные регионы, районы и муниципалитеты страны: региональными языками в них могли пользоваться наравне с единым государственным — украинским — языком.

Закон Кивалова — Колесниченко, а точнее, его молниеносная отмена в Раде 23 февраля 2014 года, стала «одним из триггеров (разумеется, не единственным) начала гражданских беспорядков и внешней интервенции, приведших к потере Крыма и части Донбасса.... Несмотря на то что исполняющий тогда обязанности президента А. Турчинов так и не подписал закон об его отмене, сам факт его принятия Верховной Радой послужил удобным поводом для политической мобилизации русскоязычного населения Крыма, Донбасса и части Юго-Восточной Украины, быстрого подъема регионального сепаратизма и русского ирредентизма и внешнего вмешательства — политического и военного — со стороны России. Одной из причин (пусть и не основной) так называемой «русской весны» 2014 года был успешно инструментализированный миф о грядущих массовых притеснениях русских и русскоязычных граждан «киевской хунтой», «бандеровцами» и «правосеками»^[1101].

После аннексии Крыма и части Донбасса Украина сцепила зубы и нажала на педали идеологической, культурной и лингвистической гомогенизации общества. Из сарая с граблями был извлечен простенький лозунг-мем, но довольно расистский: русский язык — язык врага!^[1102] Общество тем самым сделало свою заявку на гражданскую лингвовойну.

За обществом с тем же самым потянулось и государство. В конце 2015 года Конституционный суд Украины начал рассмотрение запроса 57 депутатов Верховной Рады от правящей коалиции о несоответствии «закона Кивалова — Колесниченко» Конституции страны. Стратегической целью запроса была дерусификация украинской жизни через законодательное вытеснение русского языка.

То же можно сказать и о законопроекте «Об обеспечении функционирования украинского языка как государственного», оформившемся в закон только на излете каденции Порошенко — 25 апреля 2019 года:

Дух закона несколько отличался от буквы. Фактически все перечисленные задачи фокусировались на вытеснении русского языка из тех сфер, где он удерживал позиции (бизнес, торговля, интернет, издательская деятельность, массовые мероприятия)^[1103].

Но, пожалуй, самый большой отрицательный резонанс получил еще один закон — «Об образовании» (октябрь 2016 года):

...В процессе доработки по инициативе представителей фракции Петра Порошенко «Солидарность» (какая злая ирония в названии!) была изменена статья 7-я закона «Язык образования»... Именно эта статья «выстрелила»: согласно ей, обучение в государственных учебных заведениях на языках национальных меньшинств гарантировалось только в дошкольных учреждениях и младшей школе. В средней и старшей школах обучение должно вестись только на украинском. Эта статья вызвала демарши со стороны Румынии, Венгрии и России и недоуменные заявления Болгарии, Греции и Молдовы... Украинский МИД был вынужден направить злосчастную статью в Венецианскую комиссию, которая дала весьма нелицеприятные заключения. В частности, Комиссия отметила неравное обращение с языками национальных меньшинств...^[1104]

Но и это еще не все:

Еще одна инициатива государства в этот период — украинизация сферы медиа. В мае 2017 года были внесены изменения в закон «О телевидении и радиовещании», согласно которым вновь устанавливались квоты на объем вещания на украинском языке. Теле-, радио- и интернет-каналы общенационального масштаба наделялись обязанностью подавать не менее 75% вещания на государственном языке, местные — не менее 60%^[1105].

В феврале 2018 года, т.е. спустя три года после получения запроса, Конституционный суд Украины признал неконституционным закон закон Кивалова — Колесниченко. В результате все региональные и миноритарные языки этот статус утратили. А в начале октября 2018 года Верховная Рада в первом чтении приняла законопроект «Об обеспечении функционирования украинского языка как государственного», изъяв из него наиболее одиозные нормы (например, об институте «языковых инспекторов»).

Дальнейшие приключения закона развивались по сценарию политической трагикомедии. Он стал прощальным поцелуем президента Петра Порошенко, проигравшего президентские выборы под лозунгом «Армия, язык, вера» своему конкуренту и преемнику. Закон был принят порошенковским большинством парламента 24 апреля 2019 года, и выполнять его предстояло Владимиру Зеленскому^[1106].

Паралелльно с дерусификацией в Украине, особенно после 2014 года, шла декоммунизация — ликвидация советского наследия. Соответствующий пакет законов вступил в силу начиная с 21 мая 2015 года. Была запрещена компартия, демонтированы памятники советским государственным и партийным деятелям и полководцам (так называемый «ленинопад»), заменены советские топонимы.

Один только яркий пример. Город Кировоград (в прошлом Зиновьевск и Кирово, а изначально Елисаветград) в 2016 году был переименован в Кропивницкий. Переименован Верховной Радой вопреки выбору самих горожан, дружно проголосовавших на референдуме за первоначальное имя — за «Елисаветград». Название это новозаложенной крепости в 1754 году было дано даже не в честь какой-либо из двух царственных императриц, а в честь Праведной Елисаветы (через «с», а не «з»!), матери Иоанна Крестителя, в связях с коммунизмом марксистско-ленинского образца до 2016 года никем не замеченной.

2014-2015. Глорификация ОУН и «Евреи — за Бандеру»

Радикализировалась и коммеморативная политика.

Оставаясь при тех же, что и у Ющенко, скрепах украинской национальной идентичности — при Голодоморе и при Бандере — Порошенко переменил внутренние акценты: с жертвенности — на героизм и с Голодомора — на ОУН.

Начиная с первой же своей речи — на собственной инаугурации 7 июня 2014 года — он решительно двинул бойцов ОУН-УПА в главные герои украинской истории и в образец для подражания современных патриотов. С ходу, уже в 2014 году, он объявил 14 октября (а это день основания УПА) Днем защитника Украины — государственным праздником и нерабочим днем.

Симптоматичным было и возложение Порошенко цветов 29 сентября 2014 года, в годовщину «еврейского» Бабьего Яра, — к двум памятникам. Первый — тот самый советский, «мускулистый», а какой же второй? — Не угадали: нет, не «Менора», а памятник-крест в честь ОУН! Причем в твиттере президент записал: «Возложили цветы к памятному Кресту членам подполья Организации украинских националистов. Герои не умирают. Слава Украине!». И это все — еще раз! — 29 сентября!

При таких сальто-мортале почему бы и не заявить о Второй мировой как о «советском вторжении на Украину и в Германию», как это сделал порошенковский премьер-министр Арсений Яценюк 8 января 2015 года, да еще в Берлине?! Или, как это в апреле 2015 года сделал Иосиф Зисельс, адресуясь к еврейским рекрутам батальона «Азов», тогда еще не инкорпорированного в Нацгвардию Украины. Выражение «жидобандеровец», т.е. сочетание некогда низкого и бранного («жид»), а ныне высокого и героического («бандеровец») в порошенковской Украине приобрело, по удивительной мысли Зисельса, «новый смысл и позитивный оттенок»! Во как!..

Возможно, это же повторилось 30 сентября 2015 года, на вторую при Порошенко годовщину трагедии. Во всяком случае в этот день очень внятно высказался Богдан Червак — первый заместитель Государственного комитета по телевидению и радиовещанию и член Совета радикально-националистической партии «Свобода», он же глава современной ОУН и биограф Елены Телиги!^[1107]

По его мнению, пришла пора менять сам порядок поминовения жертв Бабьего Яра. Тут украинская земля, евреев с нее никто не гонит, но начинать церемонию в Бабьем Яру надо не с них, а... с украинских националистов! И стало быть: такой пустяк, как соучастие последних — косвенное и прямое — в убийстве евреев по всей Украине и в Киеве, никого уже не должно смущать^[1108].

Соответственно, и строительство мемориала Холокоста в Бабьем Яру без первородства героев ОУН было бы, по Черваку, антигосударственной и антиукраинской акцией — провокацией, разжигающей межнациональную рознь: «Мы никому не позволим не уважать наших героев!» Так примерно выглядит рейдерское понимание современными националистами справедливой политики памяти в современной Украине. И если, взятое в историческом контексте Бабьего Яра и Холокоста в целом, это не высшая степень корпоративного антисемитизма, то что?

15 мая 2015 года в ворохе законов о «декоммунизации» Украины^[1109] Порошенко подписал и специальный закон «О правовом статусе и чествовании памяти борцов за независимость Украины в XX веке»^[1110]. Закон легитимизировал и ускорил и так уже шедшую масштабную ревизию и политизацию украинской истории, уничтожение — под флагом «декоммунизации» — целого ее пласта и волну сноса советских памятников героям Великой Отечественной войны. Под горячую руку попадали и отдельные памятные знаки Холокоста, не говоря уж об усилившемся против них безнаказанном вандализме.

В учебном пособии «Украина во Второй мировой войне», как и на аналогичной выставке «Украинская вторая мировая», подготовленных УИНП в 2015 году, УПА и в целом коллаборационисты — едва ли не главные герои борьбы с нацизмом, что абсолютная ложь. А вот что правда — их соучастие в Холокосте — банально замалчивалось или отрицалось (мол, вся еврейская кровь — на немцах)^{[1111] [1112]}. То же и «Волынская резня» с десятками тысяч польских жертв — ну как ее разглядеть в такой фразе: «Особенно жестокие формы приобрело польско-украинское противостояние, жертвами которого стало и гражданское население с обеих сторон»?

Поощряя глорификацию главных украинских антисемитов столетия — ОУН-УПА Бандеры, Мельника и Шухевича, а также УНР Петлюры и ЗУНР Левицкого — Голубовича — Петрушевича, — закон одновременно криминализировал их критику. Котировки всего украинского взлетели круто вверх, а проукраинское и антирусское вдруг стали почти синонимами, наполняя ветром паруса и децибелами голоса воронов «Новороссии» и соловьев «Русского мира».

К самой же глорификации Бандеры, Шухевича и некоторых других «украинских патриотов» приступили уже давно: песни, концерты, памятные монеты, почтовые марки, минуты молчания, мемориальные доски и памятники, марши и шествия. Еще в 1990-е годы, при Кучме, в десятках городов Украины их именами стали называть улицы. Начиная с 1 января 2008 года в Киеве (в Киеве!) проводились факельные шествия в честь дня рожденья Бандеры, а начиная с 28 апреля 2016 года — во Львове и Ивано-Франковске (но со временем и в Киеве) — ежегодные марши памяти дивизии СС «Галичина», созданной 28 апреля 1943 года на Западной Украине и укомплектованной этническими украинцами^[1113].

Во время каденции Ющенко Шухевичу и Бандере посмертно были присвоены звания «Героев Украины» — первому в октябре 2007 года, а второму в январе 2010 года. Решения об этом вызвали бурные протесты как в Украине, так и в мире: они были оспорены в Донецком суде адвокатом Владимиром Оленцевичем и, докатившись до Верховного и Конституционного судов Украины, окончательно отменены^[1114].

Героизация убийц и палачей решительно не вязалась ни с провозглашенным Порошенко проевропейским — в пику пророссийскому — курсом, ни с еврейским автонарративом. Неудивительно, что коммеморативные реформы Порошенко вызвали и международное осуждение, и раскол в самом украинском обществе.

Раскол не миновал и еврейскую его часть, но весьма специфический. «Еврейские украинцы», они же «Евреи за Бандеру», встретили закон с подобающим пониманием и почтением. Когда корреспондент израильского политического портала спросил Зисельса: «А вас не смущает то, что в Украине героем Украины делается командир “Нахтигаля” — Шухевич?», тот, не моргнув, ответил:

Я сказал, Шухевич — не мой герой. Но я — еврей. Он не может быть моим героем по определению. А что значит, меня смущает или не смущает? Смущает — это что-то такое неуловимое. Но я знаю, что я могу добиваться в Украине того, что нельзя добиваться в других местах. В том числе и по этой линии. Я вообще считаю это внутриукраинским вопросом, будут улицы с такими названиями или не будут. Но, и это очень существенно: я хочу, чтоб сами украинцы это решали, а не евреи... Украинцы сами должны во внутреннем своем дискурсе противодействовать этому радикализму.

А по поводу присвоения Шухевичу в далеком 2007 году посмертного звания «Героя Украины» Зисельс пробросил о Ющенко:

Он со мной не посоветовался. Если бы он со мной советовался, я бы ему не посоветовал этого делать^[1115].

Ну, не посоветовался, ну, бывает: но почему же ты, еврей и один из еврейских лидеров, к тому же еврей-украинец, сам удержал себя за язык — и смолчал? Смолчишь и дальше? Ведь сам называешь такое «радикализмом» и твердо знаешь, что Шухевич — не герой, а палач!.. Интересно, чего хотел бы добиться на Украине политик-еврей Иосиф Зисельс, если глорификация Шухевича для него приемлема?

А некоторых протестующих (в частности, А. Монастырского с Еврейского форума Украины)возмутил не сам закон о декоммунизации, не чудовищное его непотребство, а его, видите ли, несвоевременность. То есть историческую неизбежность и даже необходимость антисемитизма мы, евреи, уже осознали, это ок, но вот только — а хорош ли, подходящ ли нынешний момент? Мол, не рано ли?

При Порошенко по всей Украине еще раз сгалопировала топонимическая глорификация вождей ОУН. В частности, на плане Киева появились проспекты Степана Бандеры (бывший Московский) и Романа Шухевича (бывший Ватутина): первый — в июле — августе 2016 года, а второй — в июне 2017 года. Киевский окружной административный суд отменял эти решения Киевской Рады, но городской апелляционный суд — восстановил и поставил этим точки над «і».

Символично, что проспект Бандеры в Киеве — одна из осевых магистралей города — рассекает и Куреневку, где пересекает в том числе и улицу Елены Телиги (бывшую Дмитрия Коротченко), ведущую прямо в район Бабьего Яра, где встречается с улицей Олега Ольжича (бывшей Демьяна Бедного, а в 1941 году — улицей Бабий Яр!^[1116]), ведущей к Сырцу. И Телига, и Ольжич — не просто убежденные оуновцы, но и украинские поэты, а Ольжич еще и археолог и политик, сменивший в ОУН(м) Мельника после его ареста: улицы в их память были переименованы еще в 1993 году, т.е. при Кравчуке^[1117].

В целом сложившийся оуноцентризм в топонимике Бабьего Яра не случайное недомыслие или невольная историческая бестактность. Это политическая — осознанная и провокативная — воля, для которой даже напрашивающееся переназвание станции метро «Дорогожичи» в «Бабий Яр» — не нежелательная новация, а недопустимая аутентификация.

2010-2019. Мемориализация жертв погромов на Украине

Прошло больше столетия со времени Гражданской войны, а стало быть, и с того времени, когда по всем ее фронтам и маршрутам один за другим вспыхивали еврейские погромы с десятками и сотнями тысяч убитых, покалеченных, ограбленных или затронутых их последствиями как-то еще иначе. Вместе с тем увековечение памяти об этом огромном историческом феномене, т.е. мемориализация крупнейшей после Холокоста еврейской трагедии XX века, более чем скромна.

Впрочем, памятные знаки жертвам предшествующих волн погромов в аутентичных местах еще более редки. Я смог обнаружить лишь четыре таких случая, из них три в Украине.

Первый — памятник жертвам еврейского погрома в Одессе в 1905 году. Он был возведен в 1907 году архитектором Яковом Троупянским на частные пожертвования на братской могиле евреев — жертв погрома на Старом еврейском кладбище. При сносе и уничтожении кладбища в 1978 году памятник был перенесен на 3-е еврейское кладбище и при этом сильно поврежден^[1118].

Второй — памятник на Багновском городском еврейском кладбище в Белостоке. Монумент из черного камня был установлен на братской могиле жертв погрома 1-3 июня 1906 года, на нем выбиты имена 70 погибших тогда евреев. Точная дата открытия памятника не установлена, но сам он сохранился до сих пор^[1119].

Третий — памятник жертвам погрома в апреле 1903 года в Кишиневе, установленный в 1993 году (дополнение к нему — в 2003 году)^[1120].

Четвертый — мемориальная доска на Соборной площади в Житомире, где 24 апреля 1905 года погромщиками был убит вступившийся за евреев русский студент Николай Блинов — русская жертва еврейского погрома: мемориальная доска, открытая здесь в 2018 году, посвящена ему как праведнику Украины^[1121].

Мне не удалось обнаружить ни одного памятного знака в память о жертвах погромов периода Гражданской войны на территории современной России и Белоруссии^[1122], а единственная страна, где такие знаки есть, — это Украина, а кроме нее — еще Израиль.

В Украине же я нашел всего семь населенных мест с такими знаками, так что их обзор много места не займет. Расставим все эти города и местечки по времени установки этих знаков.

Первый такой памятник поставили в Проскурове (будущем Хмельницком) еще в 1925 году, на современной улице Льва Толстого — на месте братской могилы жертв Проскуровского и Фельштинского погромов. Деньги на его сооружение собрали уцелевшие проскуровские евреи.

Сам по себе памятник — это 8-метровый, квадратный в плане, кирпичный обелиск, контуры братской могилы также выделены кирпичной кладкой^[1123].

Автор проекта — проскуровский инженер, скульптор и архитектор Израэль Самуилович Коренблит (1891-1972)^[1124].

Иногда встречаются странные указания: мол, памятник сохранился до наших дней в своем первозданном виде. Выяснить, как соотносятся изначальная и современная версии памятника на самом деле, так и не удалось, но даже самой бурной фантазии не хватит, чтобы представить, что памятник так и простоял при гитлеровцах. Скорее всего немцы — или украинская городская управа — как-то переиначили его смысл, сохранив внешний вид.

Как бы то ни было, но обелиск перестоял оккупацию и войну. На фотографиях 1950 года еще видны остатки могильных плит старого еврейского кладбища, а сам памятник в более-менее удовлетворительном состоянии.

В 1954 году город Проскуров был переименован в Хмельницкий, чем нарастил свои погромные коннотации. 11 марта 1972 года исполнительный комитет Хмельницкого областного совета депутатов трудящихся принял решение под № 66 о взятии памятника на учет и охрану как объект историко-культурного наследия^[1125].

Советская власть поддерживала внешний вид памятника регулярными косметическими ремонтами. Но одновременно шел и процесс его разрушения:

Штукатурка отслаивалась кусками, обнажая ярко-кровавые огромные пятна кирпича. Ежедневно тысячи машин проезжали мимо изувеченного временем монумента. Его внешний вид демонстрировал отсутствие средств на ремонт, а может, и отношение к памятнику. Снести его тоже непросто, ведь это объект историко-культурного наследия. «Специалисты» приняли решение: памятник снести, а вместо него установить памятный знак... Итак, горжилуправление получило задание составить смету затрат и оформить другие документы на снос памятника по улице Толстого^[1126].

Речь идет о 1998-1999-х годах. Усилиями городской еврейской общины и интернациональной группы поддержки этому очередному акту вандализма был поставлен заслон: вместо сноса город удовлетворился ремонтом, а финансово в проекте поучаствовал Вадим Рабинович.

И вот в 2000 году стараниями фонда «Хесед Бешт» города Хмельницкого памятник был отреставрирован. По сторонам — отныне бронзовые барельефы работы скульпторов Константина и Александра Коржаковых, а также надписи на украинском и английском (sic!) языках, описывающие трагические события 1918-1922 годов. На фасадной стороне, в частности, можно прочесть следующий текст:

15 февраля 1919 года в Проскурове состоялся еврейский погром: убивали стариков, женщин, детей. В этот страшный час на защиту невинных людей стали:

— Протодьякон Клементий Качуровский, который был смертельно ранен казаками.

— Чиновник городского суда Л. Биенко, который погиб вместе с евреями, которых укрывал.

— Доктор Полозов, гласный городской Думы, который призвал прекратить резню ради чести Украины.

Иными словами, это монумент героям-праведникам, проявившим себя во время погрома. Честь им великая, слава и хвала! Но где же адекватное памятование самих жертв?

В ночь с 27 на 28 марта 2014 года — впервые за свою историю — памятник подвергся нападению вандалов. Аэрозольной краской злоумышленники нанесли два «идеологических» профашистских граффити — «кельтский крест» с цифрами «14/88» (кодовый лозунг группировок, борющихся за чистоту белой расы) и так называемую «Идею нации» — латинскую букву «N», перечеркнутую вертикальной линией.

Во втором случае место погрома и место памятования оказались разнесены. Имеется в виду памятник жертвам еврейского погрома, учиненного петлюровцами в местечке Гросулово (современная Великая Михайловка) близ Одессы в 1919 году. Памятник же находится в... Израиле! Вопрос о памятнике был поставлен в середине 1930-х годов уцелевшими после погрома выходцами из Гросулово. Существующий сегодня обелиск из розового песчаника был возведен в 1955 году во дворе школы имени Бера Борохова в городе Гиватаим близ Тель-Авива по проекту скульптора Батьи Лишанской: на памятнике имена погибших и горельеф, изображающий евреев, пытающихся спастись от погромщиков^[1127].

Третий памятник жертвам еврейских погромов был открыт в октябре 2011 года в селе (бывшем местечке) Дубова в Черкасской области. После серии погромов, прошедших здесь весной и летом (17 июня) 1919 года — сначала петлюровского, а затем деникинского, из многочисленных евреев этого местечка в живых остались и спаслись бегством лишь 26 мужчин. Сердобольные соседи-крестьяне (не-евреи) упросили казаков не убивать евреев-кузнецов: мол, без них в жатву никак, и сердобольные казаки Соколовского^[1128] действительно не тронули кузнецов, после чего сердобольные крестьяне аккуратно разобрали еврейские дома и распахали их землю^[1129].

Инициатором установки памятника в Дубово выступил Всеукраинский благотворительный фонд «Тропа милосердия» в партнерстве с Евроазиатским еврейским Конгрессом, ВААДУ и бельгийским благотворительным фондом «Ло Тишках», а также с администрацией села (председатель сельсовета Юрий Кобизский)^[1130].

Четвертый такой памятник был открыт в 2012 году на месте еврейской колонии в селе Трудолюбовка Екатеринославской губернии (ныне Днепровской области). Это скромный, по виду цементный, паралеллограммовидной формы обелиск на коричневом постаменте на месте братской могилы жертв погрома, случившегося здесь 5 января — накануне Рождества — 1919 года. Об этом погроме сохранилось совсем немного свидетельств, процитируем одно из них:

Великое несчастье постигло наших братьев и сестер в еврейских колониях Трудолюбовке, Нечаевке и Сладководной. Ужасы мрачного средневековья, испанской инквизиции бледнеют перед тем неслыханным, чудовищно диким зверством, которое совершено над мирным земледельческим населением трех еврейских колоний. Банды разбойников, вооруженных винтовками, шашками и пулеметами, черной тучей ворвались в эти селения, мечом и огнем уничтожая мужское население от мальчиков-подростков до дряхлых стариков. В то время как одна часть озверелых людей сжигала живьем мужчин, другая часть насиловала женщин и девушек. Так, в колонии Трудолюбовке банда зверей-разбойников в 800 человек согнала прикладами всех мужчин до 150 человек в большой сарай, «якобы на сход» и, потребовав предварительно сдачи оружия, какое, быть может, хранится у каждого, заперли сарай и подожгли его со всех сторон. Нечеловеческие вопли неслись из пылающего сарая. Смрад горящего человеческого мяса, стоны и вопли жен, матерей и сестер, насилуемых озверелыми животными в образе людей, оглашали окрестность. А вооруженные бандиты стояли с оголенными шашками вокруг пылавшего сарая и закалывали всякого, кто пытался вырваться из пламени через крышу; так было заколото шесть человек^[1131].

После погрома еврейская трудовая колония на этом месте уже не возродилась. На окрашенной в белый цвет поверхности памятника черными буквами выведена надпись: «Тут похоронены жители с. “Трудолюбовка”, убитые бандитами в январе 1919 г.». Надпись, в которой первым бросается в глаза отсутствие указания на национальность убитых. Подразумеваемые же здесь бандиты — это, скорее всего, махновцы; возможно, это и бежавший от Махно эсеровский партизанский отряд из Одессы под командованием некоего Метлы^[1132].

Пятый по счету памятник был открыт в сентябре 2018 года в Боярке Киевской области. Шолом-алейхемовские, между прочим, места — тот самый Бойберик, что под Егупцом, где жил Тевье-Молочник. В Бойберике погромов не было, а вот в Боярке — 3 сентября 1919 года — был, погромщиками выступали деникинцы, убившие тогда более 60 евреев, в том числе родного дядю писателя — Мотла Рабиновича. Оставшиеся в живых местные евреи почтили память погибших скромным памятником на их братской могиле, но памятник этот не пережил войны и... Холокоста: возможно, что в эту братскую могилу были подхоронены и жертвы гитлеровцев, но это неизвестно. Сам же памятник во время войны был разрушен и после войны уже не восстанавливался: только сумасшедший мог бы предложить такое советской власти в УССР!

И только в следующем столетии — в 2015 году — стараниями Украинского союза еврейских студентов — памятник был все же восстановлен — но уже с текстом, напоминающим о еврейских жертвах Холокоста.

С ситуацией разобрался украинский историк Сергей Лазарев, а публичной ее сделала старшеклассница местной школы Саша Саржинская. Она написала статью в еврейскую газету о том, кому именно на самом деле был посвящен памятник, а еще о том, что, согласно семейной легенде, ее прапрабабушка, Варвара Науменко, спасла одну из жертв того погрома^[1133]. Оттого памятник был обновлен еще раз — в 2018 году — усилиями, кажется, Олега Вишнякова, почетного консула Израиля в Украине. Кадиш при открытии прочел Главный хасидский раввин Киева Йонатан Маркович^[1134].

В январе 2020 года (по другим сведениям, в 2019 году) в Глухове в Сумской области, при входе на Еврейское кладбище был открыт шестой по счету памятник в нашей импровизированной серии. Это символический кенотаф жертвам погрома 7-8 марта 1918 года с числом жертв, по разным оценкам, от 100 до более чем 500, причем погромщиками в этом случае были красноармейцы и местные крестьяне^[1135]. Но есть на этом кладбище и аутентичный объект: надгробие на могиле цадика Менахем-Нахума-Довида Шумяцкого в западной части кладбища является, как установила В. В. Захарова, коллективным мемориальным знаком жертвам этого погрома^[1136].

2014-2019. Тетиевский спор: память о жертвах — или «Погромщикам слава!»?

Памятник жертвам Тетиевского, в Киевской области, погрома получается в этом скромном и не претендующем на полноту перечне — седьмым^[1137]. Но и у него поразительная предыстория, тянущаяся еще с 2014 года, когда Руслан Майструк, мэр Тетиева, с подачи своего советника Елены Коцерубы^[1138]заинтересовался еврейскими страницами истории своего города и, в частности, чудовищным погромом 1920 года, о котором уже шла речь выше. Вникнув же, решил для себя, что история эта не просто заслуживает увековечения, а остро нуждается в нем. И дальше — стоял на своем как кремень!

Но мэр был не единственным, кто работал тогда в коммеморативном пространстве маленького, 13-тысячного по числу жителей, городка. Вдохновившись порошенковскими законами о декоммунизации, группа других активистов (в частности, руководитель методического кабинета при районной администрации Ольга Лях, она же помощник депутата горсовета от партии «Свобода») захотели увековечить как раз антигероя этой истории — палача тетиевских евреев Оверкия Куравского, потому что из местных «героев антибольшевистской борьбы» он, видите ли, самый крупный. И то: если Бандере и Шухевичу во Львове и Киеве столько всего теперь можно, то надо ж и о малых сих — об их предшественниках и соратниках — подумать! В 2015-2016 годах районная газета не раз публиковала тексты Романа Коваля, прославлявшего мнимые подвиги Куравского на ниве «декоммунизации»: погром, по Ковалю, произошел из-за того, что евреев отождествляли с советской властью. Писатель, добрая душа, даже допускал мысль, что пострадать могли и невинные люди, к ЧК или милиции отношения не имевшие!..

И вот, в июне 2016 года, в рамках проводимой на Украине все той же программы «декоммунизации», мэр предложил переименовать две улицы в городе в честь евреев — лидера еврейской самообороны Гирша Турия, погибшего во время «малого» погрома в августе 1919 года, и израильского поэта и драматурга Якова Орланда (1914-2002), в пятилетием возрасте ставшего свидетелем «большого» погрома¹. Процитируем тут С. Чарного:

Как рассказал «Лехаиму» источник, знакомый с ситуацией, но пожелавший сохранить анонимность <sic!>, если улицу Орланда все пропустили, то улица Турия у местных активистов вызвала просто приступ бешенства, — именно потому, что она рушила миф о «борцах за свободу», с которыми Турий и боролся. Один из активистов, и опять же помощник депутата от «Свободы» Игорь Савлук заявил мэру: «Мы, националисты, не выступаем против евреев. Мы против одного человека — Гирша Турия». Он заявил, что Елене Коцерубе, которая предложила этот вариант названия, «наплевать на мнение горожан. Ей главное, чтобы перед евреями выслужиться, чтобы те дали денег... То вы прогибались под Россию, теперь прогибаетесь под поляков и евреев».

Депутаты-«свободовцы» собрали подписи местных жителей и подали соответствующий иск в суд, который в начале ноября 2016 года отменил переименование, а апелляционный суд 16 декабря 2016 года утвердил это решение. Сам суд сопровождался антисемитским шабашем в соцсетях, где Майструка и Коцерубу назвали аж «оборотнями в вышиванках»!

Как бы подводя итоги всей эпопеи, Руслан Майструк опубликовал 13 апреля 2017 года в фейсбуке пост со своим официальным обращением. Он писал, что для него как для мэра «все тетивчане равны вне зависимости от национальности, вероисповедания, цвета кожи, пола, возраста или социального статуса. К моему большому удивлению и сожалению, группа лиц нашего города начала откровенно нацистские действия, легко распоряжаясь жизнями тетивчан другой национальности и пытаясь героизировать бандитов, которые в прошлом веке истребили половину города... Хочу напомнить в очередной раз: в 1919-1920 годах было убито от 1500 до 4000 тетивчан еврейской национальности. Почти каждая тетиевская семья знает от своих старших поколений, кто виновен в убийствах мирных тетивчан по национальному признаку. Фамилия Куравский передается из поколения в поколение, как и жуткие истории об ужасных убийствах, зверствах и грабежах, которые совершала его банда. Шокирует, что такое массовое и жестокое убийство произошло не в темные века дикого средневековья, а в начале двадцатого века. А еще больше шокирует, что убийц пытаются оправдать за то, что они убивали, прикрываясь лозунгами о борьбе за свободную Украину. Эти люди унижают украинцев, пытаясь сделать из Куравского героя. Но убийство мирных жителей города, женщин и детей остается убийством независимо от того, под какими лозунгами или флагами оно совершено. И еще мерзостнее, что убитых пытаются сделать виновными, распространяя кремлевские фальшивки про евреев-коммунистов».

Еще в июне 2016 года мэр объявил о восстановительных работах на еврейском кладбище. Выяснилось, что через кладбище местные проложили дорогу — прямо по могилам: тоже своего рода погром! Дорогу перекрыли и перенесли, а мэр объявил о своих планах по сооружению к 100-летнему юбилею погрома мемориала его жертвам. Готовясь, мэр и его команда искали себе союзников в многочисленных еврейских организациях Украины. Елена Коцеруба впоследствии вспоминала об этом:

Мы рассылали запросы по разным организациям, по еврейским тоже. Некоторые отвечали: мы будем очень рады, если вы это сделаете. Другие не отвечали вообще, а ВААД Украины, в частности, Йосеф Зисельс, нас отговаривал от этой затеи! Говорил, что надо «делать то, что объединяет, а не разъединяет», что это опасно для нашей жизни!.. Даже кладбище у нас отказались ограждать. Сказал, там буквально пара могил, в вашем районе вообще нет евреев по переписи, так что это никому не надо^[1139].

Что ж, встретиться с Зисельсом и в контексте памятования погромов было неожиданностью, но позиция его ничуть не удивила: лозунг «делать то, что объединяет, а не разъединяет» в этом контексте — не что иное, как предательство памяти жертв погромного садизма во имя призрачного мира с наследниками погромщиков. И не что иное, как «евреи еще и за Петлюру»!

Зисельса, наверное, поняла и поддержала бы блоггерша с ником «Svetlana Gornovskaya», которая, адресуясь к его украинским корреспондентам — чете Коцеруба, писала:

Выросли в нашем городке, ходили в школу и никогда евреев не упоминали... А теперь берут и топчут историю нашего прекрасного украинского народа... Не хотите быть украинцами в Украине, то езжайте в Израиль и будьте там евреями!

Мэр Майструк понимал, что, затеваясь с памятником, открывает новый раунд войны с земляками-антисемитами, тем более что и они, эти «патриотически настроенные» активисты, одновременно пробивали к тому же юбилею «славных дел» установку в городе альтернативного памятника — и не кому-нибудь, а как раз главному погромщику, Оверкию Куравскому.

Победил на этот раз, однако, мэр. Памятник хотели открыть в марте, точно к 100-летию со дня погрома. Но помешал карантин, и на свое место памятник встал тремя месяцами позже: его открыли 30 июня 2020 года^[1140]. Установили его на территории бывшего еврейского кладбища, где буквально «за спиной» — братская могила жертв Куравского^[1141]. Это первый в Украине памятник жертвам погромов, установленный по инициативе украинцев и на народные деньги. И это первый памятник, на котором высечены фамилии погибших: всего учтено 2258 человек, но на памятнике — не имена, а только фамилии, рядом с ними число погибших членов с одинаковой фамилией.

Вскоре после открытия — 2 июля — Руслан Майструк дал онлайн-интервью создательнице сайта о жертвах погромов www.jewishpogroms.info и исследовательнице еврейской генеалогии Наде Липес^[1142]. Интервью это взбесило не только районные власти, но и их городских единомышленников из партий «Свобода», «Батькивщина» и «Укроп». Они потребовали созвать внеочередную сессию горсовета «с целью установления объективности событий в Тетиеве в марте 1920 года и принятия решений в отношении увековечения их жертв». Мэра обвиняли в том, что в городе из-за его действий якобы возрастает общественное напряжение, и даже в том, что он давал свое интервью американке «на языке оккупантов во время российской агрессии на востоке Украины и аннексии Россией АР Крым».

Оживились и Ольга Лях с ее «альтернативными историками»: стремясь снять с украинских властей обвинения в погромах, они обвиняли в них и белых, и красных. И, разумеется, самих евреев, коль скоро они тогда, как и сейчас, недостаточно прониклись «украинской национальной идеей». Не погнушались и фальсификатом: взяли и «вписали» имя Гирша Турия в советский актив местечка, но это разоблачил Александр Коцеруба.

Еще одной темой, обнаружившей себя в социальных сетях, стала компенсация, точнее, страх перед тем, что евреи вернутся и потребуют назад свое или компенсацию за свое.

Впрочем, пусть и медленно, но сознание жителей Тетиева меняется. Если в начале большинство было настроено против еврейской памяти, то сегодня все больше голосов звучит в ее защиту.

Из сделанного обзора напрашивается как минимум два вывода.

Первый.

Вполне можно предположить, что памятники на братских могилах жертв погромов стояли во многих городах и местечках Украины и, возможно, Белоруссии и России. Но некоторые такие памятники и сами позднее подвергались своему «погрому» и уже не восстанавливались. Как, например, «Стена плача» — памятник на братской могиле жертв петлюровского погрома в Тростянце Подольской губернии (ныне Винницкой области) 10 мая 1919 года^[1143].

Или, другой пример: братская могила жертв сентябрьского, 1919 года, погрома в Новополтавке Херсонской губернии (ныне в Николаевской области), где погромщиками были разложившиеся красноармейцы, перебежавшие к батьке Махно^[1144]. На сохранившейся фотографии — холмик сухой земли вперемешку с мусором, взятый в каре черной металлической ограды. Рядом с местом для дверцы (она выломана) привязанный к решетке венок и памятная табличка с надписью, обошедшейся без евреев: «Прохожий, поклонись праху 120 погибших от рук махновских бандитов в 1919 г.»^[1145].

Немецкая оккупация и Холокост окончательно стерли эту хрупкую сеть мемориализации погромов с лица земли, а советская власть решительно не допустила ее восстановления (за исключением, кажется, одного — самого яркого — монумента в Проскурове). В 2010-е годы (впервые — при Януковиче, а позднее и при Порошенко, и при Зеленском) возник совершенно новый тренд — к восстановлению или установлению памятников жертвам погромов. Подспорьем тут наверняка послужили свидетельства об исчезнувшей сети, отложившиеся в архивах или локальных газетах за 1920-е годы: стоило только их целенаправленно поискать!

Вывод второй.

Проблематика погромов в коммеморативном плане представляет собой самую настоящую пустошь памяти^[1146]. Уже сами эти выражения — «давайте объединять, а не разъединять» или «все больше голосов...» — суть индикаторы тотального безразличия современного украинского общества, в том числе и еврейской его составляющей, к тем десяткам и сотням тысяч евреев, что стали жертвами этноцида задолго до Холокоста — в смутное лихолетье Гражданской войны. Уцелевшим их детям и внукам было не до мемориализации: они или сами стали жертвами Холокоста, или изо всех сил стремились к тому, чтобы ими не стать и покинуть эти жуткие кровавые места навсегда. А многомиллионный предсмертный крик тех, кто полег во всех бабьих ярах оккупированной части СССР, словно втянул в себя и двухсотысячный крик погромных жертв, заглушил его и затер на жестком диске истории их охваченные ужасом голоса!

Ну а если логику и аргументацию нынешних холокостоведов-украиноцентристов спроецировать на погромленных евреев, то потребовалось бы, во-первых, срочно запросить УИНП довыявить другие категорий погромленных, чтоб евреям не было так «одиноко» в их братских могилах, и дособрать сведения об украинских праведниках, спасавших евреев во время погромов, чтобы, выявив и собрав, начать мемориализацию первых с глорификации вторых^[1147].

Ибо, как полагали когда-то Днепров и Бандера, и, как полагают сейчас Червак и Зисельс, в Украине сегодня — главное и главные — этнические украинцы. А остальные пусть подстраиваются и встраиваются.

А тогда вопрос: сколько пройдет времени до того момента, когда Червак предложит украинству преклонить голову и вспомнить о многосоттысячных жертвах еврейских погромов периода Гражданской войны?

2016. Памятования в 75-ю годовщину Бабьего Яра

Между тем на президентство Порошенко пришлось памятование 75-й годовщины трагедии в Бабьем Яру в 2016 году. Накануне был создан Оргкомитет под руководством Владимира Гройсмана, премьер-министра Украины, еврея по национальности.

На одном из заседаний, когда речь зашла о памятнике Телиге, к Гройсману подошел Александр Найман. Положив ему на стол ксерокопию статьи из газеты «Украинское слово» за 1941 год, он произнес пламенную речь о несовместимости ОУН и Бабьего Яра, о недопустимости мемориализации ОУН в Бабьем Яру. Присутствовавший Червак назвал это выходкой и провокацией закавыченного им антифашиста:

В зале поднялся громкий шум. Эмоции людей, не воспринявших выступление «антифашиста», зашкаливали... Выходку «антифашиста» также не поддержал ни один из членов Оргкомитета, в том числе из представителей еврейских общественных организаций^[1148].

Но обратите внимание на красноречивую и не кажущуюся недостоверной деталь: никто из многочисленных прочих евреев в этом Оргкомитете еврея-антифашиста Наймана не поддержал! Ни один!..

И вот, наконец, 75-летие Бабьего Яра! Со всего мира в Киев съехалось много гостей, в том числе президент Израиля Реувен Ривлин, президент Германии Йоахим Гаук, президент Венгрии Янош Адер, председатели Евросовета и Европарламента Дональд Туск и Мартин Шульц и другие. Главными днями на этот раз стали 27 сентября, когда Ривлин выступал в Центральной Раде, и 29 сентября, когда все остальные посетили Бабий Яр.

В городе проходило около 50 различных мероприятий: выставок, вечеров, презентаций вышедших книг, в частности отличного англоязычного сборника «Бабий Яр: история и память»^[1149].

Выделим среди них них особо выставку «Бабий Яр: память на фоне истории», экспонировавшуюся в Музее истории города Киева^[1150]. Среди ее устроителей сам Музей истории города Киева, УИНП, канадская общественная инициатива «Украинско-еврейская встреча» (она же спонсор конкурса), Общественный комитет «Память жертв Бабьего Яра», Всеукраинский еврейский совет, музей «Героизм и Холокост» и Центральный государственный кинофотоархив Украины им. Г.C. Пшеничного.

Это была первая монографическая выставка о Бабьем Яре во всей полноте тематического репертуара — от дореволюционного и довоенного Киева и до диссидентских памятований и Куреневской катастрофы. Оформление традиционное: стенды и витрины, много картографического материала на полу. Своего рода цементирующую роль играли портреты детей, расстрелянных в Бабьем Яру, — из коллекции, собранной Ильей Левитасом.

В экспозицию встроены и проекты-победители международного открытого конкурса идей-концепций мемориального парка «Бабий Яр — Дорогожицкий некрополь». Заказчиком и спонсором конкурса выступил канадский благотворительный фонд «Украинско-еврейская встреча» во главе с Джеймсом (Константином) Тимертеем — канадско-украинским меценатом и филантропом, саму идею конкурса горячо поддержали Зисельс и Нахманович^[1151]. При всей симпатичности самой идеи рассматривать этот конкурс как одну из трех ведущих осей кристаллизации украинской политики памяти по отношению к Бабьему Яру — сильное преувеличение.

Другое дело, что сама работа над конкурсом отчасти легла в основу разработки «Концепции Мемориального музея памяти жертв Бабьего Яра». Главной целью конкурса была выработка идей по созданию в пространстве Бабьего Яра целостного мемориального паркового пространства как альтернативы хаотическому возведению отдельных памятников, воплощение проектов на местности никак не предусматривалась. Первое место присуждено не было, но двум проектам — словенскому и французско-колумбийскому — присудили каждому вторую премию (по 12 тысяч долларов). 28 сентября, в рамках недели «Бабий Яр. Почитание памяти», состоялась отдельная презентация семи лучших конкурсных идей в Концертном зале «Украинского дома».

С выставкой в Музее истории Киева теснейшим образом связана и другая экспозиция — 20 всепогодных стендов об истории Бабьего Яра под открытым небом, вдоль Аллеи Праведников в Бабьем Яру^[1152].

Из других событий памятований 2016 года выделим 30-минутный музыкальный перформанс «Свидетель» Святослава Игоревича Лунева для двух детских голосов, трех скрипок, шофара и ветра. Он впервые был исполнен в Бабьем Яру 29 сентября^[1153]. Авторы текстов — С. Лунев и Юрий Сак. Исполнители — дети: вокалисты (Анастасия Багинская и Александр Подолян) и скрипачи (Варвара Васильева, Александра Облако, Тимофей Бойченко). Главная метафора перформанса — образ ветра как «вечного свидетеля человеческой боли, преступлений и триумфа духа»^[1154]. В 2017 году «Свидетель» стал лауреатом фестиваля креативности «Каннские львы».

К 75-летию трагедии — по мотивам стихов Григория Фальковича «Бабий Яр» — была написана и хоровая симфония-реквием «Memento mori, memento vivere» клебановского ученика Михаила Аркадьевича Шуха (1952-2018). Впервые симфония была исполнена только 2 июня 2018 года, уже после юбилея и даже после смерти автора^[1155].

К юбилею, по-видимому, готовился и документальный фильм «Дорога в Бабий Яр. По следам неизвестного Холокоста»^[1156] израильского режиссера Бориса Мафцира (р. 1947), но вышел он только в 2018 году. Сюжет нанизан на конкретный маршрут, проложенный через города и местечки — точки и очаги изничтожения восточноевропейского еврейства. Он пролег через всю Украину, но завернул и в Польшу, и в Россию, а заканчивается маршрут в Киеве.

Нарочито спокойным голосом, в нарочито черном одеянии и черной шляпе, нарочито наивные вопросы задает сам Мацфир, немного косящий под Ланцмана. Его собеседники и собеседницы — не статичные говорящие головы, а жертвы и прочие очевидцы, историки и архивисты, более эмоциональные и менее, более компетентные и менее, но все же живые и непосредственные. Почти каждый рассказывал о локальном пособничестве местных украинцев немцам, будь то расстрел евреев, грабеж их имущества или соседское доносительство. Но Тимоти Снайдер любезно разрядил обстановку, пояснив, что такое не только на Украине, но и в других оккупированных областях бывало. — Ну тогда другое дело, спасибо!

2016. Холодный душ от Реувена Ривлина

Вернемся в 27 сентября. Пренеприятным сюрпризом — и холодным душем — стала для хозяев речь Ривлина в Верховной Раде! Пожилой израильтянин с украинскими корнями запросто заговорил об общеизвестном, но таком, что депутаты и дежурные «профессиональные евреи» в Киеве давно уже отвыкли говорить и избегали, даже морщась, слышать, — о пособничестве украинских коллаборантов в Холокосте:

Около 1,5 миллиона евреев были убиты на территории современной Украины во время Второй мировой войны в Бабьем Яру и во многих других местах. Их расстреливали в лесах, возле яров, сталкивали в братские могилы. Многими пособниками преступлений были украинцы. Среди них особенно выделялись бойцы ОУН, которые издевались над евреями, убивали их и во многих случаях выдавали немцам... Верно и то, что было более 2,5 тысячи праведников народов мира — те считанные искры, которые ярко горели в период темных сумерек человечества. Однако большинство молчали...

Отношения между еврейским и украинским народом направлены в будущее, но мы не можем допустить, чтобы история с ее как страшными, так и хорошими событиями забылась. Нельзя прославлять и реабилитировать антисемитов. Это не оправдать никакими политическими интересами.

И как же тут всполошились и порошенковский бомонд, и еврейский коллективный «Анти-Джойнт»!^[1157]

Ирина Геращенко — первый вице-спикер Верховной Рады — назвала эти слова некорректными, недипломатичными и не к месту сказанными:

Мы не замалчиваем ни героических, ни драматических и черных страниц нашей истории, но каждому слову, каждой оценке — свое время и свое место... Жаль, что некоторые руководители современных стран до сих пор пользуются штампами советской пропаганды времен замалчивания трагедии Бабьего Яра.

Но более всех распалились неутомимый Богдан Червак и лидер «Радикальной партии» Олег Ляшко. Первый назвал заявление Ривлина «плевком в душу украинцев» и призвал его не смотреть российское телевидение. А второй заявил, что президент Израиля унизил украинцев и по-кадыровски потребовал у него «извиниться перед нашим государством и нашим народом». А заодно призвал Израиль признать Голодомор геноцидом украинского народа — ведь Украина еще в 2008 году признала Холокост геноцидом евреев: «Ну что, евреи, — меняемся? Не глядя, баш на баш!?»

Извинений от Ривлина потребовал и Зисельс, предложив всем задетым украинцам на первое время собственные извинения за слова израильского президента. Одновременно он же всех и успокоил и все объяснил:

Израильский президент... пожилой человек. Он несет на себе стереотипы прошлого, историографию, которая на сегодняшний день не считается объективной <sic!>. Он воспитан на российской историографии. Израиль, по крайней мере старшее поколение, до сих пор живет под ее влиянием. Он не отражает мнение молодых. Ведь молодые, религиозные израильтяне у нас стояли на Майдане. Такие взгляды, как он сегодня высказал — это вчерашний день^[1158].

В итоге извиниться пришлось самому Зисельсу — непосредственно перед Ривлиным.

«Снисходительнее» всех оказался Владимир Вятрович — в 2016 году еще глава УИНП. Он даже не отрицал соучастия украинцев в Холокосте и не указывал на несвоевременность таких подозрений. Его тезис: украинское соучастие было не массовым, а эпизодическим, так что, господа, следите за языком и избегайте необоснованных обобщений.

Всплывали на поверхность аргументы даже и из классического отрицательского репертуара. Мол, коль скоро строгий Нюрнбергский трибунал победителей, осудивший тех-то и тех-то, оуновцев наших НЕ осудил, значит, всё — они ни в чем не замешаны, ни в чем не виноваты и упрекам не подлежат.

А чего удивляться, если сам президент Порошенко в юбилейной своей речи, не моргнув, спекульнул на Холокосте:

Как 75 лет назад страшная угроза была над еврейским народом, так и сейчас Украина подвергается агрессии. Во время Холокоста весь мир молчал — поэтому сейчас мир должен помочь Украине, объединиться единым фронтом против России^[1159].

Но вербальными ответками Ривлину дело не ограничилось, не обошлось и без материальной. Шайка юных вандалов принесла в Бабий Яр израильский флаг и сожгла его^[1160]. Вот тебе, Ривлин, за оскорбление героев! Все это было зафиксировано видеокамерами, но проказников не нашли, да и не искали.

2017. Памятник Елене Телиге. Так чей уже Бабий Яр?

Еще до 75-летия трагедии Бабьего Яра украинские националисты выступили с иницативой открытия в Бабьем Яру памятника Елене Телиге и присвоения ей звания «Праведник Бабьего Яра» за то, что это она якобы спасла Якова Гальперина-Галича^[1161].

Несмотря на протесты еврейских организаций, такой памятник был открыт в Бабьем Яру 25 февраля 2017 года — и ровно на тех же хлипких основаниях, что и оуновский крест.

К слову — уже второй в Киеве памятник поэтессе: в 2009 году на территории студенческого городка Киевского Политехнического университета была установлена скульптурная композиция из бронзы: поэтесса изображена сидящей на лавочке с тетрадью на коленях и цветком в руках.

Тогда же, в 2009-2010 годах, старый дубовый Крест несколько раз подвергался атакам вандалов: его пытались сжечь, спилить или свалить. Но 28 сентября 2009 года Крест с закрепленным на нем фотопортретом Телиги был открыт заново после реставрации. Обратите внимание на дату: самый канун годовщины еврейского расстрела! А в 2016 году деревянную версию Креста заменили каменной.

Новая бронзовая фигура Елены Телиги^[1162] появилась около станции метро «Дорогожичи», на пересечении улиц Телиги и Мельникова^[1163] — визави памятника героической еврейке-подпольщице Татьяне Маркус, поставленного в 2009 году! Прямо не Бабий Яр, а акционерно-мемориальное общество «Бабий Яр» какое-то! Кажется, это последний по времени скульптурно-архитектурный объект, появление которого в Бабьем Яру не было связано с МЦХ никак.

На открытии памятника поэтессе выступали министр культуры, директор УИНП и мэр Киева, сооружение освятил патриарх Киевский и всея Руси-Украины Филарет. Собравшиеся развернули лозунг с цитатой из Телиги: «Родину может спасти только украинский национализм»^[1164]. Всем раздавали газету современного ОУН со статьей, озаглавленной «Украинский Бабий Яр» и четко сигнализирующей: всё, с монополией евреев в этом месте и с Парадом символов покончено, начинается иное — Война символов! Начинается украинская Храмовая гора и украинская Интифада!

Непонятливым или неграмотным Червак пояснил устно:

Бабий Яр — это украинская земля, тут погибли украинские герои, тут наша, украинская власть и наш, украинский народ, обязанный чествовать память прежде всего украинцев... Строительство мемориала Холокоста в Бабьем Яру без героев ОУН — это «антигосударственная и антиукраинская провокация». Украинцы никогда не допустят унижения ОУН и Олены Телиги, надругательства над героями, память о которых неотделима от Бабьего Яра. Попытка без украинцев установить в Бабьем Яре какой-то «центр», «мемориал» или «комплекс» — путь к разжиганию межнациональной вражды. Мы никому не позволим не уважать наших героев^[1165].

Чем вдохновил Эдуарда Долинского, главу Украинского еврейского комитета, на такую реакцию:

Надо прислушаться к вождю ОУН и подумать о сооружении скульптурной группы посвященной «Неизвестному полицаю — члену ОУН». Будет уместно создать памятник главному редактору газеты ОУН «Украинское слово» Ивану Рогачу и его сотруднице Олене Телиге, указывающим евреям путь в Бабий Яр и раздающим им газету с известной статьей «Главный враг народа — жид»^[1166].

Смешно, конечно, но куда в большей степени грустно и тревожно...

Но вернемся к объявленной Черваком войне символов: она не замедлила со своей деметафоризацией! Вскоре после открытия памятника Телиге — в ночь на 18 марта 2017 года — неустановленные вандалы облили монумент черной краской^[1167].

Молодому и необъезженному украинскому национализму, почувствовавшему на губах вкус идеологической крови-покорности, непросто остановиться. К желанию деукраинизировать палачей добавилась охота к украинизации жертв! Мало отмыться от следов еврейской крови на вышиванках — обелиться, так давайте, евреи, еще и признайте нас в качестве жертвы — да не рядовой, а главной. И все тогда будет хорошо.

Бедная еврейская улица! И зачем ты пошла во время битвы под «Джойнтом» на поклон к «украинским патриотам»? Ведь это был всего лишь коготок!..

А теперь прискакал с Майдана Богдан Червак и — словно эманация бессмертного Сашка Билого^[1168] — положил под камеры на стол заряженный калаш и потребовал у мажоритарного акционера ООО «Бабий Яр» немедленно открыть сейф и отдать ему «золотую акцию»: «Бабий Яр — наш!» Как если бы евреи вовремя подсуетились исорвали куш Бабьего Яра на залоговом аукционе смерти и памяти, а теперь за акцией пришли те, кто за восстановление справедливости.

И остается бывшему мажоритарию что-то такое себе в утешение придумывать, чтобы легче было с этим смириться и как-то это себе и всем прочим объяснить. Что-нибудь в таком духе:

«Мы — евреи новой, независимой, молодой, демократической Украины. А на Украине — нет, простите: в Украине — главные это, разумеется, украинцы, их тут раньше угнетали, как и нас раньше угнетали, но они теперь главные, и мы, евреи, мы теперь за них. Мы с пониманием относимся к их (и, увы, к нашему) прошлому, но мы очень надеемся, что они, которые теперь главные, что они теперь другие, демократические, и что больше не будут с нами так поступать, как они это делали всегда». И сюда же — бессмертное, египетское: «Давайте не разъединять, а объединять!»

Страх (без кавычек) здесь закамуфлирован под «понимание» (в невидимых кавычках) и в «осознание исторической необходимости». Лояльность и послушность — в обмен на посуленные и ничем не гарантированные толерантность и безопасность.

Но именно таков нынешний консенсус, или, как сейчас выражаются, общественный договор. И та же внутриеврейская коллизия — «еврейские украинцы» или «украинские евреи»? — раз за разом решается в пользу первых!

Между тем ручные «Евреи — за Украину!» — заметное движение в современном еврейско-украинском социуме. Но острые еврейские язычки безжалостно передергивают и язвительно передразнивают: «Евреи — за Бандеру!», «Памятник неизвестному полицаю — в Бабий Яр!»^[1169]

Грустная картина, но и возразить на этот невеселый юмор нечего. Ибо подобное благоразумие («Loyality first!») и уничижительно-просительный взгляд снизу вверх всегда — со времен Египта и Вавилона — входили в арсенал приемов выживания еврейства в Галуте.

Спрашивается — безопасность от кого? Разве не от таких же, как незабвенные Петлюра, Бандера и — типаж посвежее и поярче — упомянутый Сашка Билый из «Правого сектора» с его синдромом «царя горы», литературным украинским языком и креативным правосудием от мусорных баков? Журналисты называли его пугалом для украинцев, но мне показалось, что, растиражированный ютубом, своей наглостью, жестокостью и неостановимостью особенно сильное впечатление он произвел на еврейских интеллигентов и мелких буржуа: одних — заставляя вжимать головы в плечи, вздыхать и приноровляться к этому новому «консенсусу», других — толкая к эмиграции.

Еврейству с его галутной пластичностью свойственно договариваться с самим собой и приспосабливаться к начальству и окружающей среде, вплоть до мимикрии.

Ну что же, если нам не выковать другого, давайте с веком вековать!..

Всегда и везде евреи Галуты старались не раздражать ни светские, ни духовные власти стран своего рассеяния, дабы не попасть в диссонанс или на кол, или в мусорный бак!.. (Правда, не помогало это, по большому счету, никогда).

Вот они — галутóвые грабли тишайшего меньшинства, ради мира и спокойствия детей согласного на любое с собой обхождение, лишь бы не провоцировать большинство на погром или резню. Помолиться скороговоркой в шаббат за здоровье членов Президиума ЦК КПСС? Или за здоровье Стражей исламской революции? Или провода ОУН-УПСО? — Да пожалуйста, только отстаньте, только не трогайте нас! «Амен»!

И вот интереснейший — чуть ли не оптический — феномен: на общеукраинских выборах националисты прошли в Раду, кажется, всего один раз и едва-едва (партия «Свобода»), но производимые ими шум, страх и воздействие на умы, уши и очи тех, кто однозначно тайно уже проголосовал против них, многократно превышали набранный ими ничтожный электоральный процент. Но все равно оставалось впечатление — особенно после каждого Майдана, что главные хозяева положения именно они, младонационалисты!

Не каждому, конечно, было дано, как Коломойскому, посмотреть в эту же сторону, но сверху вниз. Но и взгляд на украинских националистов снизу вверх показался части украинских евреев вполне перспективной стратегией. В этой новой, небывалой стране — Украине — так хотелось не просто отсидеться в тенечке, а оказаться вместе с победителями и на солнышке, стать, может быть, и самим бенефициарами перемен. Что некоторые и сделали, посмеиваясь, как и полагается евреям, над собой: вот, мол, мы кто такие — «жидобандеровцы»! Со временем юмор и новые смыслы повыветрились, а слово и заискивающая самоидентификация остались.

Цена, которую пришлось за это ненадежное солнышко заплатить, немалая. В нее вошли и самоопределение еврейской улицы в Украине как Украинской еврейской общины, и предательство памяти всех погромленных (а что еще другое означает этот лепет про «объединять, а не разъединять»?), и толерантность к проукраинскому антисемитскому героическому нарративу с Бандерой и Шухевичем на знаменах и факельными шествиями, а теперь еще и в войне символов с памятниками ОУН в самом Бабьем Яру!

При Порошенко антисемитский вандализм прибавил еще: 13 сентября 2015 года, накануне еврейского Нового года, «Менору» привычно, по-майдановски, обложили покрышками, облили горючей смесью и подожгли. И никакой Порошенко, как и никто из господ публичных «умеренных националистов» этих молодчиков, «исполнителей креатива», не только не остановил, но и не установил. Кажется, даже и бровью не повел — не возмутился!

Да и объективная социологическая картина с антисемитизмом в довоенной Украине была тревожная. По оценке Министерства по делам диаспоры Израиля, по антисемитским инцидентам, включая вербальные нападки, насильственные и агрессивные физические действия, систематический вандализм против еврейских или холокостных символов, Украина является лидером на постсоветском пространстве^[1170]. Только в 2017 году, по данным Института анализа и менеджмента политики, они были зафиксированы в Белгороде-Днестровском, Коломые, Березовке, Тернополе (дважды) и Черкассы (надпись «Толерантность — это слабость»).

Доклад Бортника и Семенова был раскритикован В. Лихачевым^[1171]. Но его собственный, Лихачева, доклад производит удивительное — тенденциозное — впечатление. Между тем разве не выразительны приводимые им самим эмпирические данные, особенно факт длительного существования устойчивой преступной группировки (С. Бахчеван, Д. Черодубравский, Б. Мущенко и Б. Шевченко), специализировавшейся на антисемитских деликтах?^[1172] И разве случайно, что всплески открытого антисемитизма в Украине пришлись на каденции Ющенко и Порошенко? При Порошенко антисемитский вандализм только пришпорил и прибавил. И это при том, что есть на Украине и другие антисемиты — так сказать, «классические», которым и дела нет до Бабьего Яра. Разумеется, при Порошенко разговорились и они. Вот, например, откровения Надежды Савченко, Героя Украины и депутата Рады, которыми она поделилась с человечеством в марте 2017 года:

Я ничего не имею против евреев. Я не люблю жидов. Я уже неоднократно говорила, что нет плохого народа. Есть плохие люди. <...> Украину тяжело назвать антисемитской страной потому, что на 2% евреев, которые проживают в Украине, у нас при власти евреев процентов 80^[1173].

Бедная Савченко! Если б тогда, в 2017 году, она знала, что уже в 2019 президентом ее страны, да еще с тремя четвертями голосов «за» и карт-бланшем в Раде, станет не то галахический еврей, не то жид из Кривого Рога!..

2015-2019. ПОРОШЕНКО-2. ХОЛОДНАЯ ВОЙНА НАРРАТИВОВ: ИЛИ УЖЕ ГОРЯЧАЯ?

2015-2019. МЦХ 1.0. Эпоха Бариновой

Между тем при Порошенко официально закончились и бесславные дни «Фонда памяти Бабий Яр», начавшиеся еще при Кучме. Один за другим все меценаты этого «Джойнта 2.0» выходили из предприятия. Из них Игорь Коломойский переориентировался на другой проект — единоличный и, самое главное, успешный, реализованный! В 2012 году в Днепропетровске (современном Днепре) открылся крупнейший в Европе еврейский общинный дом «Менора»^[1174].

22 мая 2017 года из «Фонда памяти» ретировался его главный застрельщик — Вадим Рабинович, и новым его главой стал Павел Фукс. В середине марта 2016 года, готовясь принять у Рабиновича руководство проектом, Фукс встречался с Виталием Нахмановичем. Основной темой встречи было место будущего строительства. Историк тогда показал инвестору все исторические карты, а олигарх изложил свою концепцию, которая для историка оказалась неприемлемой.

19 октября 2017 года состоялось подписание «договора о компенсации» между Фуксом и тогдашним генеральным директором МЦХ Мареком Сивецем. Согласно договору, на счета Фукса были переведены 2,7 млн долларов в гривневом эквиваленте. После чего из «Фонда памяти» вышел и Фукс, а все партнеры написали нотариально заверенные заявления об отсутствии к кому бы то ни было претензий^[1175].

Так за какие-то жалкие три без малого миллиона долларов были выкуплены — доставшиеся Рабиновичу, по словам журналистов, практически бесплатно! — права на аренду участка следующему инвестору-благотворителю.

Это и был МЦХ — новый игрок на старом еврейском поле — «Джойнт 3.0», так сказать.

МЦХ начинался с рабочей группы без статуса, созданной мэром Виталием Кличко 25 июня 2014 года — непосредственно в день его собственной инаугурации. Придавая этому проекту для Киева стратегическое значение, он впоследствии делегировал в Наблюдательный совет МЦХ своего брата Владимира. Тут существенно, что с самого начала МЦХ — это не частная инициатива, а частно-государственное стратегическое партнерство, первоначально с одной только мэрией Киева.

23 декабря 2015 года Кличко официально заявил: я верю в свою миссию мэра Киева, при котором, наконец, возникнет мемориал памяти жертв Бабьего Яра! 23 марта 2016 году к городу присоединилось правительство: премьер-министр Яценюк анонсировал открытие двух аллей — Аллеи Мучеников и Аллеи Праведников — к юбилейной дате^[1176].

Официально МЦХ конституировался 29 сентября 2016 года — ровно в 75-ю годовщину событий в Бабьем Яру, когда в Музее Шевченко состоялась церемония подписания декларации о его намерениях.

На памятованиях Бабьего Яра в этот день МЦХ был представлен лично президентом Украины Петром Порошенко, уравнявшим в своей речи положение украинцев перед лицом российской агрессии с положением евреев во время Холокоста.

Концепция самого МЦХ была выражена на четырех страничках документа под названием «Миссия». Это некоммерческая образовательная и исследовательская организация, призванная задокументировать и увековечить — научно и художественно — память о Холокосте, в частности о массовых расстрелах в Бабьем Яру в сентябре 1941 года.

При этом МЦХ декларировал следующие принципы: опора только на достоверные научные факты, приверженность современным интегрированным подходам к управлению, архитектурно-ландшафтному планированию и моделированию экспозиции и взаимодействие со всеми заинтересованными сторонами — с еврейскими и другими национальными и социальными группами, с государственными учреждениями и с религиозными общинами с целью выработки общего видения развития проекта.

Это международный, но прежде всего украинский и киевский, частногосударственный проект, независимый от партийных интересов.

Неформальным застрельщиком этого консорциума политиков, деятелей искусства и доноров-филантропов стал российский топ-миллиардер Михаил Маратович Фридман (р. 1964).

Фридман — еврей, уроженец Львова, жертвами Холокоста на Украине стали 17 членов его семьи. Это не могло не повлиять на него в том смысле, что в его «карьере» благотворителя и мецената отчетливый и осознанный акцент был сделан на еврейских проектах, в особенности на тех, что посвящены Холокосту. Еще в 2007 году вместе со С. Половцом, А. Кнастером, П. Авеном и Г. Ханом он основал благотворительный фонд «Генезис» («Genesis Philanthropy Group») со штаб-квартирами в Лондоне, Нью-Йорке и Иерусалиме. Фонд — системный спонсор Яд Вашема.

В мае 2016 года Фридман объявил о намерении потратить большую часть своего 15-миллиардного личного состояния на благотворительность.

И в этом смысле проект МЦХ соткался как раз вовремя. Его конечная цель — открыть достойный Бабьего Яра мемориал в 2021 году — к 80-летию трагедии. Позднее дата была передвинута, увы, на 2022, а затем и на 2023 год!..

Поражал размах, с которым МЦХ взялся за дело: звездный наблюдательный совет во главе с Щаранским, более чем внушительный бюджет (100— 120 млн долларов), солидный научный совет во главе с известным специалистом — голландским историком Карелом Беркофом, трудившийся над историческим нарративом, представительный международный конкурс архитектурных проектов и многое другое.

Высший орган МЦХ — Наблюдательный совет, официально конституированный в Киеве 19 марта 2017 года^[1177]. Он собирается два раза в год и принимает ключевые решения по стратегии развития, по кадрам, по бюджетам. Его глава — Натан Щаранский, бывший советский политзэк и правозащитник, бывший израильский министр и вице-премьер, бывший глава «Сохнута». Остальные его члены — бывшие и действующие — перечислены ниже^[1178]:

Светлана Алексиевич — белорусская писательница, лауреат Нобелевской премии по литературе. Вошла в Наблюдательный совет в 2020 году.

Яков Дов Блайх — Главный Раввин Киева и Украины, вице-президент Европейского еврейского конгресса, член исполкома Всемирного Еврейского Конгресса.

Ирина Бокова — исполняющая обязанности министра иностранных дел Болгарии, бывший Генеральный директор ЮНЕСКО.

Святослав Вакарчук — лидер рок-группы «Океан Эльзы», гражданский активист, народный депутат Украины.

Александр Квасьневский — бывший президент Польши.

Владимир Кличко — бывший чемпион мира по боксу в тяжелом весе, родной брат мэра Киева Виталия Кличко.

Леонид Кравчук — первый президент Украины, вошел в Наблюдательный совет в 2020 году (умер в 2022).

Рональд Лаудер — президент Всемирного еврейского конгресса, австрийский предприниматель, филантроп, известный коллекционер произведений искусства.

Джо Либерман — бывший сенатор США.

Виктор Пинчук — украинский предприниматель и филантроп.

Йошка Фишер — бывший министр иностранных дел и вице-канцлер Германии, профессор Принстонского университета.

Михаил Фридман — русский предприниматель и филантроп, в 2022 году из-за наложенных на него санкций покинул Наблюдательный совет.

Павел Фукс — украинский предприниматель и филантроп, в 2021 году из-за наложенных на него санкций покинул Наблюдательный совет.

Герман Хан — русский предприниматель и филантроп, в 2022 году из-за наложенных на него санкций покинул Наблюдательный совет.

Макс Яковер — украинский топ-менеджер, бывший генеральный директор МЦХ.

В структуре МЦХ предусмотрены еще два совета — Научный (о нем речь впереди) и Общественный.

Интересно, что Баринова в своих интервью охотно говорила о Наблюдательном и Научном, но ни слова — об Общественном. Думаю, не случайно, так как рассказывать было бы нечего. Был он, в сущности, пустым местом, и в этой декоративности, увы, и был весь его функционал. Говорю это уверенно, со знанием дела, ибо и сам одно время был его «терракотовым» членом!

История сама по себе занимательная. 14 сентября 2017 года со мной, по поручению Бариновой, связалась Алена Фоменко, сотрудница Еврейского музея в Москве и представитель МЦХ в России:

Добрый день, Павел Маркович! Наш общий знакомый Михаил Майзульс предположил, что, являясь несомненным специалистом по вопросам изучения Холокоста, вы можете заинтересоваться данным проектом. В настоящий момент мы формируем Общественный совет, который должен стать консультативно-совещательным органом и включить в себя профессионалов всего мира, заинтересованных в изучении и мемориализации трагических событий в Киеве в период оккупации и готовых высказывать свое мнение о еще формирующемся проекте. К письму я прилагаю информацию о миссии Мемориального центра «Бабий Яр» и об Общественном совете центра. Имею честь пригласить вас стать членом Общественного совета. Буду благодарна за ваш ответ. И готова ответить на любые вопросы — письменно, по телефону или при личной встрече^[1179].

Вопросы у меня, разумеется, были, и Фоменко перенаправила меня к Бариновой. Я написал ей и задал несколько вопросов, ответа на которые так и не получил. Тем не менее я был «зачислен» в члены Общественного совета, занял свое место на его сайте и — все: более обо мне и о моих вопросах никто ни разу не вспомнил!

Возникло ощущение солдата некоей фиктивной — терракотовой — армии, нужной только для галочки или картинки. Я написал заявление о выходе из совета, но ответа не получил и на него (sic!). А в 2021 году весь состав Общественного совета был аннулирован (разумеется, без оповещения об этом его бывших членов), после чего был сформирован новый — боюсь, что с похожим функционалом.

Теперь о менеджменте. Повивальной бабкой МЦХ была Яна Баринова — топ-менеджер социальных и культурных проектов с большим опытом работы в Европе и на Украине — сначала как координатор инициативной группы, а затем как исполнительный директор и директор по стратегии. Хроника новостей МЦХ зафиксировала ее кредо — «Пять ключевых ценностей современной мемориальной институции»:

Ценности и дух времени. Мы живем во времена, когда ценности перестали быть теоретическим понятием из курса этики или философии, а превратились в атрибут корпоративных культур, основу социальных институтов и даже идеологическую основу надгосударственных образований. Это не просто мода, а норма времени. Ведь запрос на ценности является запросом на идентичность, ориентиры деятельности и суть явления или человека... Разделять такие ценности, как верховенство права, гуманизм, равенство людей, свобода, уважение к разуму, является критерием принадлежности к Европе...

Мемориализация на основе ценностей. ...И в нашей работе невозможно обойтись без определения и соблюдения ряда ценностей... Например, Лиссабонская декларация «О поддержке культуры и музеев во времена глобального кризиса» говорит, что учреждения культуры должны выполнять социальную функцию и становиться центром жизни общества... Осознаю, что этот перечень не является исчерпывающим. Его обнародование в таком ракурсе может стать началом диалога о ключевых ценностях мемориальных, музейных или исторических институтов.

Память. ...Построение мемориальной институции базируется на уважении к исторической памяти. Именно живая память является залогом развития достойного общества, действенным средством для избежания ошибок, неотъемлемым элементом идентичности и основой формирования сознательного и ответственного гражданина, который будет понимать себя, свое происхождение и предназначение в мире... Именно память поколений гарантирует государству устойчивое развитие. Ни одно общество не достигнет успеха, если дети и внуки будут перечеркивать все стремления и намерения отцов и дедов.

Диалог и инклюзивность. Внимательное общение на основе взаимного уважения и вдумчивого вслушивания в слова, позицию и идеи другого является высшим проявлением демократичности. Во время диалога приобретаются новые знания, открываются возможности для коммуникации на качественно высшем уровне, чем во время полемики, споров или бесплодных дискуссий. Позиция мемориальных институтов должна быть предельно открытой и проговоренной с сообществом. Поскольку очень часто мемориальные музеи или центры формируют свою деятельность вокруг трагического нарратива, каждый желающий должен иметь возможность приобщиться к наработке этого нарратива. При этом... диалог должен происходить цивилизованно с соблюдением этических норм, а также с привлечением максимально широкого круга специалистов — историков, педагогов, художников, философов, журналистов, правозащитников и других заинтересованных сторон...

Мир. Мир как базовое условие безопасности и жизни является ключевой ценностью общества и человека. Именно мемориальные институции,

изучающие историю войн, революций, Холокоста, Голодомора, геноцидов и других преступлений прошлого и распространяющие знания о них, эффективны в сохранении мира. Понимание, примирение и популяризация идей мира является краеугольным камнем в работе любого мемориального музея, центра или института.

Научность и объективность должны быть основой всех программ и проектов мемориальных институтов. Работа со сложными страницами прошлого требует максимальной точности и деликатности. Идеологическая независимость и нейтральность институций являются залогом доверия к их деятельности. Ни на один музей не должны влиять ни политическая конъюнктура, ни частный интерес, ни популистские тренды. Неприемлемым в работе является любое искажение фактов, их замалчивание или тенденциозное изложение. Это далеко не всегда легко, ведь порой трудно установить границу между социальным интересом и популистским трендом. Но именно научный метод и доказательность гарантируют иммунитет от скандалов и являются обязательными для ответственной институции...

Верховенство права и справедливость являются теми ценностями, промоция и уважение которых должны пронизывать работу любой мемориальной институции... В частности, потому, что привлекают внимание общества к угрозам тоталитарной, экстремистской, националистической или расистской идеологий. Также очень часто мемориальные институции служат распространению ценностей свободы, достоинства и равенства, способствуют установлению справедливости в историческом контексте через научный поиск, называние вещей своими именами и выявление причастных к преступлениям. Не говоря уже о том, что им по силам находить и увековечивать память о героях, самоотверженных борцах, спасавших жизни и стоявших на страже человечности...^[1180]

Баринова проработала в МЦХ с 2014 года, с первого его дня, и вплоть до зимы 2019/2020 года, когда к руководству центром пришел Илья Хржановский^[1181].

Вот как она сама подытожила эти годы:

Начиная с названия, визуальной айдентики, миссии, изложенной на сайте, базового исторического нарратива, земельного вопроса, — весь фундамент, который существует, был сделан за прошедшие годы, с 2015 по 2019-й. Мы создали целый компендиум документов — политик, процедур, ценностей, миссий, — один исторический нарратив чего стоит. Был проделан титанический труд — для того, чтобы из идеи мемориальный центр начал приобретать очертания образцовой международной институции^[1182].

Координатором и первым генеральным директором МЦХ был Марек Сивец^[1183], вторым — Геннадий Вербиленко.

Отношения менеджмента с донорами и с членами Наблюдательного совета были прописаны и формализованы. С их стороны, по словам Я. Бариновой, никакого давления на менеджмент не оказывалось:

Никогда никто за спиной не подсказывал, как писать нарратив, какие проекты делать, какие не делать — наоборот, мы чувствовали свободу в принятии решений. Было ощущение, что нам делегировали возможность создать этот мемориал.

Шаг за шагом выстраивал МЦХ институциональные отношения не только в Украине, но и в Европе, и в мире. В апреле 2017 года он был официально поддержан Евросоюзом^[1184] и специальным посланником по вопросам Холокоста при Государственном департаменте США Томасом К. Яздджерди. С 20 по 23 июня 2017 года в Брюсселе, в Европарламенте экспонировалась выставка «Бабий Яр. Место скорби», подготовленная МЦХ совместно с киевским Институтом иудаики (директор Юлия Смилянская). В июне МЦХ подключился к работе Международного альянса в память о Холокосте, нацеленного на защиту и сохранение мест памяти о Холокосте. В середине октября Баринова приняла участие в международной конференции «Бабий Яр и другие “забытые” места Холокоста», состоявшейся в Германии. Рабочие контакты были установлены с Комитетом по сохранению еврейских кладбищ в Лондоне и другими еврейскими организациями.

Внутри Украины и непосредственно на территории бывшего Бабьего Яра принципиально значимыми для МЦХ были отношения с НИМЗ. В мае — сентябре 2017 года усилиями НИМЗ и МЦХ со дна Репьяхова Яра подняли более 70 мацев — чудом уцелевших мемориальных плит и надгробий из некрополя бывшего Лукьяновского еврейского кладбища. 27 сентября 2017 — к 76-летию расстрела — эти камни разместили вдоль «Дороги скорби», которая идет от здания на улице Мельникова, 44, где располагалась контора бывшего кладбища, к «Меноре». Получился классический «Лапидарий», т. е. экспозиция образцов краткого резного письма на камне, в том числе и на надгробиях. И ровно через месяц после своего открытия — 27 октября — лапидарий подвергся нападению вандалов, после чего семь мацев оказались поверженными на землю.

19 октября 2017 года состоялось второе заседание Наблюдательного совета МЦХ, на котором были озвучены итоги работы за год и рассмотрены результаты изучения потенциальных земельных участков под строительство Мемориала с тем, чтобы избежать строительства на территории бывшего еврейского кладбища^[1185]. Именно тогда, 19 октября, состоялось уже подписание «договора о компенсации» между Фуксом и тогдашним генеральным директором МЦХ Мареком Сивецем, по которому на счета Фукса были переведены 2,7 млн долларов в гривневом эквиваленте.

В тот же день руководители МЦХ встретились с премьер-министром Украины Владимиром Гройсманом, принципиально поддержавшим МЦХ и подчеркнувшим важность сохранения исторической памяти:

Считаю, что необходимо осуществить этот проект к 80-й годовщине трагедии. Важно также обеспечить открытую дискуссию и обсуждение всех вопросов, связанных с реализацией Мемориала. Наша сила в публичности, открытости и качестве^[1186].

Назавтра, 20 октября 2017 года, Президент Украины подписал Указ №331/2017 «О дополнительных мерах по перспективному развитию Национального историко-мемориального заповедника “Бабий Яр”», предусматривавший создание Оргкомитета по вопросам перспективного развития НИМЗ «Бабий Яр» во главе с В. Гройсманом и И. Райниным^[1187].

Именно НИМЗ стал основным представителем государства в частногосударственном партнерстве МЦХ и Украины в деле долгожданного мемориального комплекса памяти о Холокосте и трагедии в Бабьем Яре. 16 марта 2018 году оно упрочилось за счет подписания пятистороннего меморандума о сотрудничестве МЦХ с МКУ, Министерством образования Украины, Киевской мэрией и НИМЗ^[1188]. А 12 декабря 2018 года Н. Щаранский, Г. Вербиленко и К. Беркоф с успехом представили проект МЦХ в Верховной Раде, на заседании Комитета по вопросам прав человека, национальных меньшинств и межнациональных отношений^[1189].

Тогда же, в 2018 году, МЦХ была подхвачена — уже существовавшая в Киеве с 2004 года (каденция Кучмы) — традиция ежегодного памятования 2 августа Дня геноцида цыган — «Кали Траш»^[1190]. Традиция заключалась в комбинации траурного митинга в НИМЗ, опускания траурного венка в воды Днепра на Рыбацком острове и вечере памяти «Цыганские романсы над Днепром» в Мариинском парке.

К 27 января 2019 года — Международному дню памяти жертв Холокоста — была создана передвижная информационная выставка МЦХ «Бабий Яр: грань человечности», премьерный показ которой состоялся в Парламенте Великобритании^[1191].

В начале февраля 2019 года МЦХ приступил к работе над онлайн-архивом устных историй о Холокосте — масштабному проекту «Голоса. Свидетельства о Холокосте в Украине»^[1192]. Задача — записать еще не зафиксированные показания жертв и очевидцев Холокоста на территории Украины^[1193], а также собрать все имеющиеся устные истории в одном онлайн-архиве. Важным шагом стал договор об удаленном доступе с Fortunoff Video Archive — одним из крупнейших в мире онлайн-архивов свидетельств о Холокосте (хранится в библиотеке Йельского университета и содержит более 4000 интервью).

Осевым для всей деятельности МЦХ, несомненно, являлся архитектурный конкурс на лучший проект мемориального центра Холокоста «Бабий Яр». Он был объявлен 19 декабря 2018 года, независимым организатором была приглашена немецкая компания «[phase eins]». Конкурс чрезвычайно жесткий по времени: дедлайн — уже 31 января 2019 года!

Тем не менее результаты были озвучены уже 1 февраля на пресс-конференции в Украинском кризисном медиацентре. Всего из 165 заявок, поступивших от соискателей из 36 стран, было отобрано 10 лучших, созданных архитектурными бюро из Австрии, Дании, Нидерландов, Германии, США, Франции и Украины. Уже на 13 февраля был намечен семинар участников лонг-листа: им предстояло представить на рассмотрение жюри свои работы до 11 апреля, после чего во второй этап было отобрано 4-6 участников.

Болезненную — и хорошо знакомую нам по битвам с «Джойнт 1.0» и «Джойнт 2.0» — ситуацию вокруг границ старого еврейского кладбища рядом с территорией будущего центра прояснила Яна Баринова:

Наша организация начала подготовку к архитектурному конкурсу с исследования по определению границ еврейского кладбища, закрытого до Второй мировой войны. Мы это сделали 3 года назад в сотрудничестве с организациями, уполномоченными проводить такие исследования. Среди них израильская организация «Атра Кадиша», британская компания Committee for the Preservation of Jewish Cemeteries in Europe. Документы по результатам исследования мы передавали на рецензию картографам, консультировались с академическими украинскими институтами, представителями города и министерства культуры. Сегодня есть единое мнение о расположении еврейского кладбища. Оно заходит на участок, который в аренде у нашего фонда, и является частью мемориального пространства. Мы должны окружить его оградой, которая является составляющей конкурсного задания для архитекторов. Все это продумано, все происходит под наблюдением раввинов из Украины, Европейского союза, Израиля^[1194].

3 и 4 мая состоялось заседание независимого жюри, которое определило пять лучших проектов. Они прошли во второй — он же финальный — тур архитектурного конкурса. Победителя архитектурного конкурса планировали объявить 30 июля 2019 года. Но по результатам заседания 29 июля было решено отложить объявление победителя до осени, объяснив это отсутствием некоторых членов жюри (в частности, Даниэля Либескинда) на заседании^[1195].

6 сентября 2019 года жюри международного архитектурного конкурса выбрало наконец победителя. Выбрало единогласно! Победил проект архитектурного бюро «Querkraft Architekten» (Австрия) под руководством Гила Клооса в коллаборации с ландшафтно-архитектурным бюро «Kieran Fraser Landscape Design» (Австрия)^[1196].

После чего произошло беспрецедентное. Новая команда МЦХ — так сказать, «МЦХ 2.0» во главе с Хржановским — самостоятельно и не имея на то полномочий, — перечеркнула это достижение бариновского «МЦХ 1.0»! Проект, победивший в трехступенчатом конкурсе, был сочтен режиссером (еще даже не арт-директором) недостаточно феноменальным. Но дело скорее всего в том, что он реально не учитывал тот нарратив, с которым шел в МЦХ Хржановский.

Основанием для пересмотра послужил отзыв Ильи Осколкова-Ценципера, основателя Московской школы архитектуры и дизайна «Стрелка». Узнав об этом, Даниэль Лебескинд хлопнул дверью и вышел из состава жюри конкурса. Хржановский же обещал обсудить все вопросы с проектом-победителем в рамках серии рабочих семинаров — с тем чтобы внести необходимые поправки к заседанию Наблюдательного совета^[1197].

Это беспардонное поведение и хамское решение не только перечеркнуло всю работу команды Бариновой, но и выбило из графика, если не из-под ног, главную миссию МЦХ — скорейшую музеефикацию Бабьего Яра. Я бы сравнил такое пацанское продавливание результата в проекте априори демократическом — с пирровой «победой» президента Ельцина над российским парламентом в 1993 году: будь парламент хоть и сто раз неправ, но именно тогда и так была зачата фантомная Империя, хотя бы ее самодержцы об этом какое-то время еще и не догадывались.

Едва ли не последним шагом, осуществленным МЦХ без контроля будущего «Верховного», т.е. арт-директора, стали контакты Бариновой и Щаранского с премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху, посетившим Киев — а стало быть, разумеется, и Бабий Яр, — в обществе Владимира Зеленского 19 августа 2019 года.

2018. Парцеллизация Холокоста?

Нарратив Зисельса

Весной 2016 года был создан Международный благотворительный фонд памяти «Бабий Яр», объединивший вокруг себя большинство участников «Антиджойнта». Его учредителями были ВААДУ (сопрезиденты — Андрей Адамовский и Иосиф Зисельс) и Всеукраинский еврейский совет (президент — Александр Сусленский), партнером — подразделения Киево-Могилянской академии.

Уже в 2016-2017 годах фонд поддержал несколько выставочных проектов, посвященных памяти жертв Бабьего Яра, и подписал с МКУ и НИМЗ меморандум о сотрудничестве в создании Мемориального музея памяти жертв Бабьего Яра, готовил аналогичные меморандумы с другими потенциальными спонсорами.

Оценив проектную стоимость подготовительных работ по созданию музея в 300 тыс. долларов, фонд исходил из того, что половина этой суммы будет государственной (реконструкция здания), а половина — спонсорской и направленной на разработку концепции украинского проекта комплексной мемориализации Бабьего Яра^[1198].

Однако собрать требуемую сумму и на этот раз не удалось. В этом смысле перспективы МЦХ, обеспеченного финансированием, смотрелись гораздо лучше и пользовались поддержкой городских и федеральных властей.

При этом поначалу оба конкурента спокойно взаимодействовали друг с другом. Так, 9 июля 2017 года в МЦХ состоялось широкое обсуждение планов центра, с участием в том числе и Иосифа Зисельса, отметившего профессиональный подход МЦХ к проекту: «...нужно верифицировать исторические документы и показать народу правдивую и целостную историческую картину»^[1199].

А 20 ноября он принял участие в обсуждении базового исторического нарратива МЦХ — критическое, но совершенно мирное участие^[1200].

Тем не менее мир и идиллия продлились недолго, и самого Зисельса ни в соучредители, ни в наблюдатели, ни в операторы в проект МЦХ не позвали^[1201].

Ну а коли так, то трепещите, супостаты, — ждите его в вышиванке на тропе войны!

И вскоре Иосиф действительно вышел на нее вновь. Отныне МЦХ для него — это русско-троянский проект, а главная мишень — русско-еврейские олигархи, переквалифицированные им из «еврейских бизнесменов» в «путинские шестерки». Самая же красная из тряпок — Михаил Фридман: «Фридман — рука Кремля, Фридман — друг Суркова, Фридман — ватник из Лондона, Фридман — “Русский мир”! Ату его!»

Ошую и одесную Фридмана на рисуемом Зисельсом эпическом полотне красуются олигархи Генрих Хан (под украинскими санкциями) и Павел Фукс (под русскими):

...Я не против того, чтобы российские олигархи, даже близкие к Путину, как те, о которых мы говорим, Фридман, Хан и Фукс, финансировали мемориал Бабий Яр, если это украинский проект. Но нам навязывают проект из России, и я рассматриваю его как «троянского коня». Потому что, когда Россия воюет с Украиной, когда каждый день у нас есть убитые и раненые, вы можете себе представить добрую волю, что Путин разрешит своим «шестеркам» вложить здесь 100 миллионов долларов в нужный для всех проект мемориала и музея Бабьего Яра, что никакой задней мысли нет, никакого подвоха, никакой подлости нет в таком проекте? Я вижу эту подлость, причем очень отчетливо. Я предлагаю им компромисс: хорошо, давайте тогда сделаем общий проект. Ведь кроме концепции русского проекта, есть концепция украинского проекта по развитию территории Бабьего Яра, разработанная Институтом истории Академии наук. Я предлагаю: давайте соединим два проекта, будет общее финансирование, в том числе украинское государственное, но весь контроль за важными узлами этого проекта, за концепцией, за дизайном, за воплощением в жизнь, за экспозицией будет у украинской стороны, причем украинская сторона дает 51 процент финансирования. Они не хотят. То есть они боятся контроля украинской стороны. Следовательно, это косвенно подтверждает мою идею о том, что это «троянский конь», а не проект. А любая критика его воспринимается так, что Украина до сих пор является фашистской, нацистской страной и здесь процветает антисемитизм. То есть то, что вкладывается в головы с российской пропагандой уже пять лет, начиная с Майдана.

Я говорю: зачем нам русская концепция, когда есть намного более достойная украинская концепция? Я приведу очень маленький пример, но очень характерный. Русская концепция, появившийся австрийский архитектурный проект, который получил первое место на конкурсе, предусматривает создание рва двадцатиметровой глубины — аналога Бабьего Яра — ко входу в этот музей. Есть запрет строить на этом месте религиозных авторитетов из Лондона, раввина Шлезингера, еще с 2007 года, когда и в помине не было русского проекта^[1202]. Потому что, по религиозному своду законов, по Галахе, нельзя строить на еврейском кладбище. А русские это и делают, они хотят строить именно так, потому что у них 100 миллионов долларов, и им наплевать, что можно, а что нельзя, когда они могут всех купить. Украина — бедная страна, и 100 миллионов долларов здесь производят эффект разорвавшейся бомбы, у всех сразу перемыкает в голове, и у министров, и у мэра Кличко, который, кстати, не бедный человек, и все хотят постоять рядом с такой суммой. Это просто безобразие, на мой взгляд!^[1203]

Досталось и другим членам Наблюдательного совета МЦХ — все они, по Зисельсу, или желающие «постоять рядом с такой суммой», или «свадебные генералы», или «алиби», или «ширма»:

...Пригласили бывшего президента Польши Квасьневского, председателем наблюдательного совета Натана Щаранского, Йошку Фишера, еще каких-то известных людей, чтобы выстроить защитный частокол, ширму. Но сзади-то все равно остается Россия и Путин, и Сурков, который, по нашему убеждению, курирует этот проект, потому что они с Фридманом друзья, и потому что Путин не пустит проект осуществляться без надзора Суркова^[1204].

Надо ли доказывать, что вся риторика Зисельса слеплена из одних передержек, что она недобросовестна и даже злокозненна? Чисто еврейскую мотивацию, сентимент, желание увековечить поруганную память еврейских жертв, в том числе и своих семейных, Зисельс, кажется, в принципе ни в ком, начиная с себя, не допускает. Но та же Баринова свидетельствует: олигархи ни во что не вмешивались и не пытались повлиять на политику МЦХ (впрочем, очевидно и одно «исключение» — само катапультирование Хржановского на ее место).

Сегодня украинская концепция развития территории предполагает мемориальный парк на всей территории вместе с прилегающим кладбищем. Это район кладбищ, и в этом парке предполагается создание Музея Бабьего Яра. Именно Бабьего Яра. Зачем в Украине строить музей Холокоста? По русской концепции получалось, что центром Холокоста в Европе был Бабий Яр, Киев, и дальше концентрическими кругами все расходилось, потом перекинулось на Белоруссию, на Прибалтику, на Восточную Европу, на Северный Кавказ. Такую концепцию не в состоянии понять ни один украинский ученый. Это обещали исправить, но в итоге ничего не понятно. Концепция огромная, и она не обязательна к исполнению. Нас больше пугает то, что во время войны вдруг русские нам предлагают проект мемориала в Бабьем Яру^[1205].

Как видите, досталось и Научному совету МЦХ с его «Нарративом» — Зисельс прикидывается, что не понимает его структуру, а на самом деле просто поет осанну украиноцентризму, каким бы интеллектуально уязвимым тот ни выглядел. По Зисельсу, получается, что был специфически суверенный — украинский — Холокост, и поэтому, господа русские олигархи, руки прочь от нашего Бабьего Яра!

Для Гитлера же Холокост был панъевропейской операцией, а в мечтах — и глобальной. Аушвиц — это не польский, Озаричи — не белорусский, Понары — не литовский, а Змиева Балка — не русский Холокост! Он повсюду еврейский, в расовом смысле слова. В еврейском Бабьем Яру ни галахической, ни географической селекции не было, рядом с евреями-киевлянами легли в овраг и евреи-беженцы, в том числе из аннексированных частей Польши и Румынии. Немногочисленные не-евреи тоже были — члены смешанных семей и те провожающие, кто по любознательности или недомыслию зашел за кордон и не сумел вырваться назад. Шанс спастись возникал только при условии отказа, отречения от еврейства. Охотников же присоединиться к евреям в их роковой час не было!

К тому же и в других категориях жертв Бабьего Яра, в частности, у советских военнопленных, включая моряков Пинской флотилии, и у душевнобольных Павловской больницы внутренняя доля евреев среди их убитых была очень высока. Даже в «Концепции»^[1206] еврейская толика обозначена как две трети: с учетом еврейских подквот в других контингентах она еще выше, но не будем пробовать уточнять — примем 2/3 за минимум.

В то же самое время уцелевшие киевские евреи — и красноармейцы, и эвакуированные — воевали (и гибли тоже!) на всех фронтах, как и спасались и спаслись по всему тылу, — кто на Урале, кто в Средней Азии, кто где-то еще на просторах огромной советской страны.

Эта бесстыдная парцеллизация Холокоста — этот «Чей Холокост? Наш!» — тогда, когда еврейская мученическая смерть 80-летней давности спекулятивно демаркируется и присваивается — как бы национализируется — для сегодняшней политической утилитарности и боротьбы — нескончаемо отвратительна!

Как отвратительна и любая другая инструментализация Холокоста, в том числе та, что продемонстрировал Порошенков 75-ю годовщину Бабьего Яра.

Зисельсу вторит Анатолий Подольский, директор Украинского центра изучения истории Холокоста. Его в проекте МЦХ возмущает патернализм, с которым тот действует. Патернализм этот, в его глазах, — ипостасть российского империализма, поскольку своей активностью и инициативностью МЦХ служит, видите ли, упреком нашей Украине за ее 25-летнее бездействие и бесплодие в Бабьем Яру:

...Когда речь идет о финансовых источниках, когда это деньги из России, мне было очень тревожно — как историку и как гражданину. Это одна позиция. Вторая позиция — первоначальная концепция, которую сейчас уже меняют, — это такой колониальный подход к Украине. Отрицание моей страны как субъекта международного права. Мне говорили: «Смотрите, вы же ничего не сделали за 25 лет независимости для мемориализации территории Бабьего Яра!» (и не учитывались при этом три десятка памятников и мемориальный заповедник), «Мы вам построим тут "Яд Вашем" за полгода!» Если коротко — наличие российских денег, колониальный подход. Третья позиция — это сама концепция, в которой говорилось о том, что это Холокост на территории Советского Союза, в первоначальном виде даже слово «бывшего» не употреблялось. Совершенно не брался во внимание украинский исторический контекст, вообще контекст XX века. Важен и момент соучастия в преступлениях нацистов. Вначале это звучало так, что украинцы были коллаборационистами...^[1207]

Пусть мы и не торопыги какие-нибудь, но мы у себя дома, и не смейте нас и наших оуновцев упрекать или учить!

Иначе как комплексом неполноценности такую реакцию назвать трудно!

2017-2018. Нарратив Беркофа

В прощальном интервью Бариновой большое место занимает проблематика Научного совета и «Базового исторического нарратива» (часто просто «Нарратив»):

Основной принцип был — создать сбалансированный научный совет, в котором есть и представители Украины, и иностранные ученые, и мужчины, и женщины, и состоявшиеся историки, и начинающие исследователи.

Довольно причудливый сам по себе принцип — Ноева ковчега, что ли? Компетенции, как и богатства, имеют склонность концентрироваться, а не размазываться ровным слоем по полу, гендеру или эйджу. Чем восхищаться анкетной политкорректностью, не лучше ли было всерьез добиваться того, чтобы такие — одни из лучших в Украине и в мире — специалисты по Бабьему Яру, как Виталий Нахманович, Наталья Евстафьева и Татьяна Пастушенко, — при всем их устойчивом критицизме — все же приняли бы участие в работе совета?

Председателем Научного совета был назначен Карел Беркоф — серьезный историк из Амстердама^[1208], один из ведущих, наряду с перечисленными и Александром Кругловым, специалистов по Бабьему Яру, достойный носитель традиций европейской историографии. Именно он координировал многоступенчатую и многовекторную работу авторов и рецензентов над «Нарративом». Работу, с которой, на мой взгляд, он плохо справился, о чем я еще скажу отдельно.

Признаться, еще более насторожило другое признание Яны Бариновой:

Нарратив — не просто академический документ, который гарантирует достоверность исторических фактов. Это была форма достичь некого социального договора. Это очень важно для памяти трагедии Бабьего Яра: что мы помним, как мы помним, кого мы помним, как мы говорим о тех или иных событиях^[1209].

Стоп! Это что за социальный договор за такой, который важнее научных фактов? И что это за услышанные или неуслышанные стороны, претендующие на память? Оставляем калитку для популистских идей и мифов, если они целесообразны?!.. Странно.

Грош цена головокружительному бюджету без научной основы, без сформулированной, обсужденной и одобренной исторической концепции, вокруг которой, собственно, и должна была строиться вся деятельность МЦХ.

И, казалось бы, с чем-чем, а с этим у МЦХ все в полном порядке.

Уже в январе 2017 года была готова промежуточная версия нарратива, названная «На пути к разработке концепции Мемориального центра Холокоста “Бабий Яр”». В 2017 году четырежды — трижды в Киеве и раз в Берлине — проходили встречи членов Научного совета МЦХ и привлеченных ими международных научных экспертов^[1210].

Последнее из таких заседаний в Киеве состоялось 7-8 февраля 2017 года^[1211]. На нем обсуждался, по-видимому, промежуточный проект концепции будущего мемориала. В качестве «техзадания» историкам служил короткий документ «Миссия МЦХ».

Он был размещен на сайте МЦХ, и именно на «Миссию» реагировали 16 украинских историков^[1212], обратившихся к историкам МЦХ с коллективным письмом, в котором изложили собственную позицию относительно планов МЦХ и будущего мемориализации Бабьего Яра^[1213].

Это вежливое письмо-предупреждение, внешне не похожее на картель^[1214], но им безусловно являющееся. Поддержав саму идею создания в Киеве Мемориала Холокоста, они формулируют тезисы своего априорного несогласия с его концепцией (даже еще толком и не зная ее!) и обозначают на будущее рубежи неизбежных дискуссий и баталий.

В тезисах этого письма затронуты практически все спорные моменты, которые скоро выплеснутся наружу.

2. Мы считаем неприемлемым возведение мемориального центра в самом Бабьем Яру или на территории одного из бывших кладбищ. На сегодня, по имеющейся информации, сооружение центра планируется именно на участке разрушенного в советское время Еврейского кладбища, что подтверждают все исторические карты.

Но МЦХ ни разу не отрицало своего уважения к галахическим установлениям, и все планы строительства Музея аккуратно избегали контуры бывшего Еврейского кладбища. Манипулятивное подбрасывание оппонентам этого «тяжелого наркотика» — кладбищенского аргумента — и само по себе граничило с недобросовестностью, но распространение этого же принципа еще и на православное кладбище — настоящий новационный шедевр.

3. Мы считаем искусственным выделение так называемого «Холокоста от пуль» из общей истории Холокоста в Европе. Если такой подход будет принят, это станет очередной попыткой на уровне исторической памяти возродить единое советское цивилизационное пространство и таким образом использовать болезненную тему Холокоста для продвижения неоимпериалистических идей «русского мира».

Здесь смущает не столько имитация недопонимания того, что реализация Холокоста была разнообразной и что «Бабий Яр» и «Аушвиц» типологически разнятся, а императивная политизация исторического вопроса, подчинение его стратегеме борьбы с «Русским миром». А то, что это тактическая имитация, вытекает из прямого противоречия этого тезиса следующим двум, не вызывающим никаких особенных возражений:

4. Украинские земли во время Второй мировой войны были оккупированы разными государствами, а преследование и уничтожение евреев происходило здесь разными способами. В частности, до четверти из 1,5 млн погибших украинских евреев были убиты в нацистских лагерях смерти на оккупированной территории Польши.

5. Поэтому мы считаем правильным посвятить будущий музей всей истории Холокоста, что поставит его на уровень мировых центров такого рода. Вместе с тем и Музей истории Холокоста в Украине должен быть вписан в контекст истории Второй мировой войны и Холокоста в Европе, что будет содействовать комплексной инкорпорации этой проблематики в новую историческую память украинского народа.

Если не вдаваться в суть «инкорпорации», то это совершено спокойные, рабочие и обсуждаемые тезисы.

И еще два тезиса украинских историков, а фактически один:

6. Еврейская трагедия превратила Бабий Яр в мировой символ Холокоста, а евреи составили свыше двух третей из 90-100 тыс. расстрелянных и похороненных здесь жертв. Вместе с тем во время нацистской оккупации Бабий Яр стал местом расстрела не только евреев, а всех, кого нацисты считали своими врагами: ромов, украинских националистов, советских военнопленных и подпольщиков, узников Сырецкого концлагеря, заложников и душевнобольных. После войны Бабий Яр стал территорией техногенной Куреневской катастрофы, а также местом борьбы за право увековечить память жертв Холокоста.

7. Поэтому мы считаем ошибочными попытки ассоциировать Бабий Яр исключительно с историей Холокоста, игнорируя другие жертвы и другие драматические моменты его истории. Такой подход лишь заострит войну памятей, которая уже много лет ведется на территории Бабьего Яра.

И снова громкий стук в открытую дверь. Ни в 2017 году, ни позже МЦХ не давал поводов сомневаться ни в игнорировании в своей концепции нееврейских жертв, ни в осознании принципиальной центральности жертв еврейских. При этом Бабий Яр в истории Холокоста имеет универсальную и уникальную глобальную коннотацию, и запихивать его сакральность в страновые, региональные или локальные рамки в высшей степени некорректно и контрпродуктивно с точки зрения и самой украинской историографии.

И, наконец, последний, восьмой, тезис:

8. Хотя история уничтожения евреев Киева, очевидно, должна стать ключевой темой Музея Бабьего Яра, мы считаем, что музей Холокоста и музей Бабьего Яра должны быть отдельными учреждениями, которые раскрывают разные аспекты и разные контексты трагической истории XX в.

Тоже вполне обсуждаемый, рабочий момент.

До известной степени ответом на обращение украинских историков стало публичное обсуждение первой версии «Нарратива» 21 ноября 2017 года в Национальном университете имени Т.Г. Шевченко, в котором приняли участие многие подписанты письма историков и которое вел один из них, заведующий факультетом истории этого университета, Иван Патриляк^[1215].

Первым тогда слово взял В. Вятрович: нарратив, по его мнению, расфокусирован и нуждается в доработке — он хорошо вписан в историю Холокоста и Бабьего Яра, а надо бы — в историю Украины. Согласно Александру Лысенко, нарратив аморфен и неполон: к тому же совершенно непонятно, как опрокинуть его в музейность.

Жестче всех тогда выступил Нахманович. Не нарратив сам по себе важен, а то, что будет сделано на его основе, — Музей. И именно про это — в нарративе ни слова: мол, дальше — дело экспозиционеров. Анализ причин Холокоста неполон и неудовлетворителен: абстрактным антисемитизмом Холокост не объяснить. Почему такая «забота» о Сталине? Складывается впечатление, что нарратив написан на основе одной лишь «Черной книги», что это как бы нарратив от ЕАК. «Но сейчас другое время, — завершил Нахманович, — и поэтому обсуждаемый Нарратив, безусловно, прокремлевский!»

По Зисельсу, пропущены такие важные вещи, как отношение к коммунизму, как тотальная агрессия большевиков и их тотальная ложь: ведь зверства Большого Террора имели место до зверств оккупации, подготавливая тем самым и самый режим зверств. Поэтому за Холокост ответственен и СССР (sic!). С термином «коллаборационизм» тоже следует обходиться осторожней: разве житель Львова, не проживший в СССР и двух лет, может быть по отношению к СССР коллаборационистом? И что это за концентрическая структура: тогда что — Украина — главный центр Холокоста?

За разработчиков, названных первопроходцами, заступился раввин Блайх. Вписывать историю Холокоста в историю Украины, по его словам, затруднительно, ибо таковой истории все еще нет. «Самый большой враг хорошего, — заключил он, — это лучшее: эх, скорей бы музей!»

К этому — и очень эмоционально — присоединился Борис Забарко, председатель Всеукраинской ассоциации евреев — бывших узников гетто и нацистских концлагерей:

Мы последнее поколение евреев, выживших на Украине в Холокосте. Мы ждем, ждем и ждем, хотим увидеть музей. В 2001 году заболтали попытку, в 2011 году снова ничего не получилось. Сейчас третья попытка. Не надо специально вписывать Холокост в украинскую историю, а надо — построить музей при нашей жизни! Не надо политики, «русский след» и так далее. Упаси нас бог заболтать опять!

Что ж, ясное и выстраданное заявление!

Эстафету от Забарко подхватил Феликс Левитас, однофамилец Ильи Левитаса. Поблагодарив МЦХ за огромную проделанную работу, он поддержал Забарко: «Хорошо бы ускориться с музеем. Не хотелось бы еще одного дежавю!» Вместе с тем он поддержал и Вятровича — в том, что проблема Бабьего Яра должна быть вписана в украинский нарратив. Привел в пример памятник 1976 года: его основной образ, в интерпретации Левитаса, — украинская женщина с ребенком — это символ побед и поражений Украины!

По мнению Николая Княжицкого, нужно два отдельных музея — «Музей Бабьего Яра» и «Музей европейского Холокоста», а по мнению Татьяны Пастушенко — нельзя заканчивать 1945 годом: где же тогда диссиденты и где

Эйхман? Нарратив, по ее мнению, должен быть не хронологической линией, а спиралью, нанизанной на нее^[1216].

Микола Боровик одобрил работу в целом, но советовал переформатировать структуру. Нужен не киевский, а общеукраинский музей Холокоста, охватывающий и Харьков, и Богдановку. По Леониду Финбергу, маловато про богатую историю евреев Украины, ее не заменит история одного только Холокоста. И зачем нам говорить о Холокосте в Литве, о котором мы мало знаем, или о Холокосте в России, с которой мы воюем? По мнению Ю. Смилянской, недостаточно сказано о памяти, а по мнению С. Дяк из Львова, уж больно сухо и напоминает реферат диссертации. И еще: не провалиться бы в европоцентризм!

В конце выступили присутствовавшие в зале представители авторского коллектива. Выделю слова К. Струве: «Коллеги, не надо бояться “перегиба” в показе роли украинцев в Холокосте!» Закруглил все, не без иронии, ведущий: «Дорогу осилит идущий. Призываю осмыслить все сказанное. И давайте соберемся для обсуждения того Великого Нарратива, который всех устроит». То бишь: коллеги, хорош — больше не собираемся!

Как бы то ни было, но спустя неполный год, в октябре 2018 года, на сайте МЦХ появился обновленный продукт — «Базовый исторический нарратив мемориального центра Холокоста “Бабий Яр”»^[1217]. Это в итоге довольно объемное (14 авторских листов) коллективное научное произведение, разработанное в 2017-2018 годах под руководством Карела Беркофа. Авторский коллектив насчитывал 16 ученых^[1218], еще 16 человек давали на него письменные отзывы^[1219].

Будем считать, что этот отзыв — семнадцатый: с моей точки зрения, высокой своей миссии — быть научной основой всей деятельности МЦХ — этот «Нарратив» решительно не соответствует.

Прежде всего смущает необъяснимая и ничем не оправданная двойная анонимизация текста — авторская и историографическая. Персональная — авторская или соавторская — ответственность нигде и никак не обозначена, что для научного произведения по меньшей мере странно. Еще более удивительна тотальная «анонимизация» самого историографического субстрата, на котором покоится «Нарратив» как произведение, претендующее на научность: в нем нет ни единой (sic!) ссылки на источники — ни на научную литературу, ни на архивы!

Впрочем, можно себе вообразить, почему К. Беркоф и его соавторы предпочли от этого уклониться: литература о Холокосте настолько обширна, что ее полноформатный, по западным стандартам, учет и отражение неизбежно раздули бы объемы «Нарратива» до необозримости и неудобоваримости.

Между тем Холокост как научная проблема историографически не монолитен, он содержит в себе немало эмпирически непроясненных и, что в данном случае особенно важно, концептуально спорных и дискутируемых моментов. Это делает их игнорирование в «Нарративе» очень серьезным недостатком: «С кем вы, мастера культуры?!..», так сказать. Но не ищите в нем хотя бы указания на дискуссионность: ссылок, повторюсь, ни одной!

Анонимизация историографии возымела два пренеприятных следствия.

Первое. Ложное впечатление о том, что «Нарратив» — это канон, заведомо и наверняка вобравший в себя все самое главное в науке о Холокосте и отбросивший все второстепенное или сомнительное. Но это точно не так. На самом деле «Нарратив» — довольно неровный и внутренне противоречивый текст, в котором хорошо видны «швы» между вкладами разных, хоть и не названных авторов.

Второе. Такой подход смазывает содержащиеся в «Нарративе» конкретные фактографические ошибки и неточности, которых, в сущности, несложно было избежать. Например, отнесение отмены режимной дискриминации российского еврейства к февралю 1917 года, тогда как на самом деле указ Временного правительства вышел 20 марта (опубликован 21 марта), а по новому стилю это и вовсе апрель. А ведь отмена черты оседлости — не такая уж пустяшная и для киевских евреев дата!

Серьезные возражения вызывает и терминология. Например, «рóмы» в качестве эвфемизма «цыган»:

Ромы являются традиционно (однако далеко не всегда в современные времена) кочевой этнической группой, происходящей из Индийского субконтинента. Под этим названием они известны в современном англоязычном дискурсе, хотя не все ромы применяют это слово. Экзонимы Gypsy, Zigeuner (традиционный немецкий, который также использовался нацистами) и цыгане отражают пристрастность и невежество окружающего их общества.

Такая инфильтрация мейнстрима западной политкорректности в научную среду довольно спорна и весьма опасна. Да, действительно, современные общественные организации цыган в Германии (возможно, и в других западных странах, но точно не во Франции и не в Восточной Европе, например) рассматривают термин «цыгане» как некошерный, коль скоро им активно пользовались национал-социалисты. Но им пользовались и до нацистов, пользуются им и сейчас в большинстве стран. В качестве альтернативы в той же Германии предлагается комбинация «синти и рóма» (это два самых крупных цыганских субэтноса). На каком-то этапе «синти» отпали, и в качестве универсального эквивалента «цыган» остались — «Рóма»^[1220].

В этом их поддержали (точнее, этому не стали перечить) правительственные и международные организации, но категорически не поддержали ученые — историки, этнографы, антропологи, продолжающие пользоваться традиционной терминологией. Оставим в стороне неуклюжесть звучания слова «Рома» и его броскую омонимию, особенно в славянских языках. Семантически отказ от «цыган» и их замена «ромами» — то же самое, как если «евреев» величать «ашкеназами», тем самым попутно игнорируя «сефардов», «бухари», «крымчаков» и т.д.^[1221] Польским евреям почему-то не приходит в голову потребовать от человечества отказаться по схожим мотивам от слова «жид», являющегося основным для обозначения польских евреев, но в более восточных славянских языках имеющего отчетливую антисемитскую коннотацию.

С проблематикой ложно понятой политкорректности граничит и еще один — и куда более принципиальный — момент. Это ощутимое по всему тексту «Нарратива» желание максимально смягчить проблематику украинского соучастия в Холокосте на Украине, в том числе и в случае Бабьего Яра. Последовательность и степень, с какими это проводится в «Нарративе», такова, что это уже не деликатно-дипломатический реверанс в сторону сегодняшнего молодого украинского национализма, а недопустимый крен в сторону неравноправного историографического сосуществования с ним, а точнее под ним. Когда вся команда МЦХ и так заряжена пониманием всемирно-исторической необходимости украиноцентризма и приоритетности интересов украинской идентичности, тогда уже никакой внешний «Вятрович» не будет нужен! Между тем в «Нарративе» нет ни слова о прямом участии ОУН в Холокосте, и это тем удивительней, что в авторском коллективе мы видим и Д.-П. Химку, крупнейшего специалиста по этому сюжету.

Названная «деликатность» проявляется подчас и довольно причудливо: так, сознательно работая с разными масштабами Холокоста, «Нарратив» де-факто игнорирует такой его реальный уровень, как общесоветский (т. е. масштаб СССР), что приводит к досадным неточностям и передержкам.

Противопоставление восточноевропейского Холокоста западноевропейскому как основанному на депортации сильно упрощено и на выходе искажает суть дела. Не следует забывать, что: а) в лагеря уничтожения (в терминологии «Нарратива» — «дальний Холокост») время от времени отправляли и с территории СССР — и не только с территории бывших польских земель, аннексированных СССР, в том числе из Галиции, но и из Минска, например; б) среди «локальных» жертв было немало евреев-беженцев из более западных районов и в) для польских евреев плечи депортации были довольно короткими, а в местах назначения их, как правило, ждала не ликвидация, а селекция.

В абзаце, посвященном советским военнопленным-евреям, странно было встретить такое утверждение: «По меньшей мере 50000 жертв были евреями». В свое время я установил и многажды опубликовал (с пояснениями), что было их не менее 80-85 тыс. чел. (а новейшие исследования показывают, что их было еще больше). Тогда почему же в «Нарративе» — 50 тысяч? Вариантов ответа два, и оба неприятные: или незнание — или игнорирование^[1222].

Необычайно слабы, чтобы не сказать провальны, подглавки о военнопленных и об остарбайтерах — и это при том, что в авторском и рецензентском коллективах значатся подлинные специалисты в этих вопросах! Крайне поверхностны и страницы о положении евреев в послевоенном Киеве: историографически этот сюжет действительно разработан слабо, но серьезные материалы и публикации все же имеются.

Зато к удачам «Нарратива» я бы отнес попытку синхронизации событий Холокоста на разных территориях Восточной Европы, в частности бывшей Польши и оккупированных областей СССР: те глобальные и континентальные представления о Холокосте, которые нам оставил Рауль Хильберг в своем монументальном исследовании «Уничтожение европейских евреев» (1961), отнюдь не догма, накопилось немало фактографии, способной серьезно уточнить или дополнить эту общую картину.

Удручает, впрочем, удивительная поверхностность собственно анализа, в частности, демографических данных. Так, констатируя, что как в 1926, так и в 1939 годах в УССР проживало более 1,5 млн евреев, авторы не отмечают, что за межпереписной период число евреев в УССР и БССР уменьшилось (и произошло это главным образом из-за массовой еврейской миграции в Москву, Ленинград и другие индустриальные центры РСФСР). Тем характернее, что общеукраинский тренд еврейской «депопуляции» на Киев не распространялся.

Пропущен (а скорее проигнорирован) такой центральный для предыстории Холокоста эпизод, как письмо начальника Переселенческого управления при СНК СССР Е. И. Чекменева председателю Совета Народных Комиссаров В. М. Молотову от 9 февраля 1940 года. Вот его полный текст:

Переселенческим управлением при СНК СССР получены два письма от Берлинского и Венского переселенческих бюро по вопросу организации переселения еврейского населения из Германии в СССР — конкретно в Биробиджан и Западную Украину.

По соглашению Правительства СССР с Германией об эвакуации населения, на территорию СССР эвакуируются лишь украинцы, белорусы, русины и русские.

Считаем, что предложения указанных переселенческих бюро не могут быть приняты... Начальник Переселенческого Управления при СНК СССР Чекменев^[1223].

«Нарратив» заканчивается наивным и прекраснодушным текстом, названным не без патетики: «Холокост как вызов». Это манифест той однобокой интерпретации Холокоста, которая свойственна современной западной традиции. Она с пониманием относится даже к такому тезису, что «присутствие» Холокоста в сегодняшней политической повестке передозировано. И это — при том что авторы «Нарратива» сами участвуют в проекте мемориализации Бабьего Яра — места, где уже десятилетия тому назад, казалось бы, не мог не возникнуть мемориал, но где его нет до сих пор! Впрочем, прикладной аспект — мостик к музеефикации — в «Нарративе» вчистую отсутствует, что для программатического документа МЦХ совершенно неприемлемо.

Неуместным довеском к той же повестке является тема коммунистических преступлений — еще один вклад «украиноцентризма» в «Нарратив». Коммунистическая система преступна и бесчеловечна, но не геноцидальна: разница между ней и национал-социализмом такая же, как между советскими и немецкими депортациями. В советском случае это жестокие и необоснованные репрессии, заедающие жизнь, но не отнимающие право на нее, в немецком — это тотальная ликвидация еврейского этноса. Сравнивать национал-социалистическую и коммунистическую диктатуры и правомерно, и необходимо, но не понимать и всю разницу между ними — как минимум ненаучно.

Фацит. В своем нынешнем виде «Нарратив», к сожалению, НЕ соответствует своей миссии — быть «базовым нарративом», т. е. прожектором, дающим разработчикам МЦХ твердую историческую базу и освещающим своим уверенным лучом буквально все, с чем столкнутся эти разработчики в своей деятельности, — от политического контекста в Украине и вопросов архитектуры и строительства мемориального комплекса до вопросов формирования научного архива и музейной экспозиции.

Вместе с тем «Нарратив» по-прежнему используется МЦХ в качестве официальной доктрины и научной основы проекта. Используется безоговорочно, но сугубо номинально и формально. И в этом — та конструктивная фальшь и та концептуальная коррозия, что разъедает проект и угрожает не только чистоте его линий, но и элементарной остойчивости.

Тем не менее «Нарратив» задал определенную структуру и создал тот интеллектуальный каркас, на основе которых он вполне мог бы быть серьезно доработан и качественно улучшен.

2019. «Концепция» НАНУ

В качестве альтернативы «Нарративу» выступает «Концепция комплексного развития (мемориализации) Бабьего Яра с расширением границ национального историко-мемориального заповедника “Бабий Яр”» (далее «Концепция»). Она была опубликована под тремя грифами — МКУ, Института истории Украины Национальной академии наук Украины (НИУ НАНУ) и НИМЗ^[1224].

На «Концепцию» поступило около 50 различных отзывов и рецензий, как от украинских, так и от заграничных экспертов^[1225]. В своем нынешнем виде «Концепция» датирована июнем 2019 года, в ней учтены полученные к этому времени замечания^[1226]. Во многом она восходит к той концепции, которую еще в середине 2000-х годов разрабатывал и пропагандировал Виталий Нахманович.

«Концепция» содержит общую характеристику Бабьего Яра «как одного из наиболее трагических и запоминающихся символов Холокоста». Вместе с тем Бабий Яр «имеет ряд существенных отличий от других мест массового уничтожения евреев нацистами во время Второй мировой войны». Особенность эта... в том, что в годы оккупации Киева 1941-1943 гг. этот овраг стал «местом уничтожения и захоронения не только евреев, но и других групп, которые стали жертвами нацистских преследований по расовым, политическим и другим мотивам: ромов, украинских националистов, коммунистов, советских военнопленных, душевнобольных, гражданских заложников, украинских и советских подпольщиков, заключенных Сырецкого концлагеря. Они составляли почти треть от общего количества около 90-100 тыс. жертв Бабьего Яра, киевлян и жителей других регионов Украины».

В качестве еще одной категории жертв Бабьего Яра авторы, не моргнув, предлагают учитывать и погибших в Куреневской техногенной катастрофе 1961 года.

Представления о комплексности и поликонтингентности нацистских преступлений, совершенных в Бабьем Яре, как и включение периода Второй мировой войны в более широкие временные контексты сами по себе корректны и даже тривиальны, но уникальным на фоне других очагов Холокоста делают Бабий Яр все же не они.

Действительно, четыре из шести расположенных на территории современной Польши лагерей смерти — Собибор, Треблинка, Белжец и Хелмно — были специализированы на убийстве исключительно евреев. Но и в Аушвице, и в Майданеке — так же как и в Бабьем Яру — содержались и уничтожались с помощью отравляющих газов разнообразные контингенты — не только евреи, составлявшие, правда (и тоже как в Бабьем Яру!) подавляющее большинство, но и поляки, цыгане и советские военнопленные. То же можно сказать и о других местах массового уничтожения евреев на территории бывшего СССР (главным образом посредством расстрелов, но в некоторых случаях и отравлением выхлопными газами в «газвагенах»), в частности в Вильнюсе, Каунасе, Риге, Минске, Львове, Харькове, Ростове-на-Дону, Таганроге и др.

Соответствующие мемориалы и музеи существуют в Аушвице и в Майданеке уже более 70 лет, причем в первое время и там отмечались как завышенные оценки общей численности жертв, так и тренд на преуменьшение или тенденциозное замалчивание еврейской «квоты» в трагедийности этих мест. Это можно охарактеризовать как своего рода синдром «младонационализма», но в целом такое давление политики на историю со временем было преодолено, а значит, оно и сейчас преодолимо. В России в местах массовых расстрелов евреев никакой «конкуренции» с ними за «первенство» по массовости или по символической значимости не встречается, за исключением элементарно антисемитского кейса Змиёвской Балки в Ростове-на-Дону^[1227].

Во-вторых, авторы «Концепции» акцентируют внимание не столько на сложности состава и поликонтингентности жертв как таковых, сколько на поликонтингентности памяти об этих жертвах. И они совершенно правы, когда пишут о Бабьем Яре как о «месте постоянного столкновения между общественностью, прежде всего еврейской, а также украинской и русской, которая стремилась достойно увековечить память жертв Холокоста с одной стороны, и властью, которая сначала старалась вообще уничтожить сам яр и память о его жертвах, а со временем настойчиво превращала его в составляющую мифа о “безымянных жертвах” из числа военнопленных и “мирных советских граждан” — с другой».

Тем более правы они и тогда, когда отмежевываются от «попыток определенных маргинальных групп отрицать в целом трагедию Бабьего Яра и представить ее в виде еврейского мифа».

Эта советская мифологема объединяла через ее неприятие и отрицание различные группы ее противников — «украинскую», «русскую» и «еврейскую».

Но при переходе к постсоветскому периоду авторы не замечают — или делают вид, что не замечают, — того существенного обстоятельства, что произошла перегруппировка сил, и при этом у разных контингентов радикально поменялся их статус. Один из контингентов — а именно украинская национально ориентированная общественность — оказался в роли тех, кому он до этого, плечом к плечу с общественностью еврейской и русской, противостоял. И если и не занял место номинальной «власти» в этой констелляции, то осознанно стремился занять это место и диктовать всем остальным, включая евреев, свою политическую волю и концептуальность.

При президентах Украины Ющенко и Порошенко эти стремления и надежды украинской общественности практически уже оправдывались, но при других этого не происходило. В то же время ощущение причастности в этом диалоге именно к государству и к власти, а не к общественности, однажды возобладав, более не проходит. Все это, к сожалению, вело — и привело — к расколу интересов между вчерашними союзниками и к претензии, метафорически выражаясь, «украинской партии» (и примкнувшей к ней части «еврейской» — той, которую злые языки саркастически, но заслуженно называют «Евреи за Бандеру»^[1228]), на доминирование во всем, а в вопросах исторической памяти — особенно.

По состоянию на сегодняшний день Бабий Яр и близлежащий некрополь — это преимущественно неблагоустроенное пространство общественного парка и лесопарковой зоны, где в хаотичном порядке установлены 31 памятник, памятный знак, а также их группы, не составляющие никакого архитектурного и ландшафтного ансамбля. Количество этих памятных знаков увеличивается практически ежегодно. Еще свободная от застройки территория Бабьего Яра и исторического некрополя преимущественно входит в состав Национального историко-мемориального заповедника «Бабий Яр», Лукьяновского государственного историко-мемориального заповедника, который включает также Военное кладбище, парк-памятку садово-паркового искусства «Кирилловский Гай» и объект природно-заповедного фонда «Репьяхов Яр». Сейчас общественная и государственная инициатива перешла от установки отдельных памятников к проектам создания музеев, больших мемориальных комплексов, а также полному или частичному упорядочению мемориального пространства. Следует отметить, что до сих пор в Киеве не работает ни один отдельный музей или постоянная экспозиция в каком-либо из музеев, которые были бы посвящены истории и трагедии Бабьего Яра.

Далее в «Концепции» перечисляются причины столь неблагополучного состояния и бытования Бабьего Яра как исторического места. Они сгруппированы по субъектам интересов, причем под «государством и обществом» явно подразумеваются некий союз украинского государства и национально озабоченной части украинского общества:

Со стороны государства и гражданского общества это: отсутствие осознания собственной исторической ответственности за память о Бабьем Яре как символическом пространстве памяти общеукраинского и мирового уровня; отсутствие комплексного подхода к увековечиванию памяти и обустройству мемориального пространства; восприятие Бабьего Яра как места исключительно трагедий этнических меньшинств, прежде всего еврейского; попытки маргинальных политических групп опровергнуть трагедию Бабьего Яра, прежде всего ее еврейскую составляющую.

Со стороны еврейского сообщества это: стремление к эксклюзивной памяти о трагедии Бабьего Яра, как обратная реакция на советскую политику замалчивания еврейской трагедии; культивирование памяти о Бабьем Яре и Холокосте, прежде всего, через возложение ответственности на другие народы, в частности на украинцев, как средство предотвращения антисемитизма и антисионизма; стремление к символической «приватизации» мемориального пространства через возведение масштабных общинных сооружений как средство демонстрации исторического триумфа над нацизмом и антисемитизмом.

Со стороны других сообществ, прежде всего украинцев, ромов, киевлян, православных, это: стремление к отделенной эксклюзивной памяти о собственной трагедии времен войны в контексте конкуренции памяти.

Со стороны всех заинтересованных сторон это: отсутствие собственной внутренней потребности в создании инклюзивной модели общей памяти, даже при искренней готовности увековечивать память о «чужих» трагедиях; нехватка осознания абсолютной моральной недопустимости любого строительства на территории расстрелов и погребений.

В процитированном фрагменте хорошо видны как минимум два досадных тренда, или упрека.

Первый: стремление к сакральной монополизации Бабьего Яра. При этом приписывается оно не современному «государству и обществу», а «евреям» (формулировка в «Концепции»: «восприятие Бабьего Яра как места исключительно трагедий этнических меньшинств, прежде всего еврейского»). Приписывается несмотря на то, что в самой цитате отчетливо виден де-факто консенсус: основным контингентом-жертвой этого места были и остаются евреи. Даже если бы причастность тех же оуновцев к Бабьему Яру (их расстрел или захоронение в этом районе) были бы доказанными, то это не только не поставило бы их в тот же ряд, что и евреев, а являло бы собой попытку «релятивизации преступления, уравнивания жертв и палачей, которые сами стали жертвами»^[1229].

И второй: упрек еврейской «партии» в претензии на эксклюзивность и чуть ли не на монопольность коммеморации. Что однозначно несправедливо и недобросовестно: еврейская сакральная коннотация Бабьего Яра всегда — ВСЕГДА! — подразумевала учет и коммеморативный охват и всех других категорий жертв этого места — на базе вышеназванного консенсуса.

Собственно говоря, «Концепция» — не что иное, как манифест неготовности не на словах, а на деле признать этот консенсус. Явленное в нем упрямое нежелание «уступить» еврейству лидерство даже в этом столь ими выстраданном вопросе и на столь сакральном для них месте просто поразительно!

В заслугу «Концепции» следует поставить обоснование и характеристику базового понятия «Мемориальное пространство», или «Мемориальное пространство Бабьего Яра» (далее МПБЯ). Оно синтезирует некое топографическое единство места трагедии как такового и сложившихся на местности или в ближайшей окрестности коммеморативных практик разных контингентов жертв.

МПБЯ, согласно «Концепции», многослойно. Оно включает памятники, связанные с разными периодами истории Бабьего Яра, как то территорию существующих и уничтоженных кладбищ с историческими сооружениями (Кирилловского православного, Лукьяновского, Еврейского, Магометанского, Караимского, Братского, немецких военнопленных, Военного), зону расстрелов во время нацистской оккупации; территорию отделения лагеря для советских военнопленных на стадионе «Зенит» (современный стадион «Старт»), где были заключены евреи, коммунисты и политработники; путь евреев к месту расстрела 29 сентября 1941 года; бывшие гаражи танкоремонтного хозяйства, где удерживали евреев ночью перед смертной казнью; территорию бывшего Сырецкого лагеря для немецких военнопленных; территорию и исторические сооружения психиатрической больницы им. И.П. Павлова^[1230]; зону Куреневской катастрофы 13 марта 1961 года в Бабьем Яру и на территории трамвайного депо им. Л. Б. Красина (современное Подольское трамвайное депо); все памятники и памятные знаки, связанные с историей Бабьего Яра.

«Концепция» исходит из общей оценки количества жертв Бабьего Яра в 90-100 тыс. чел., из которых на евреев приходится приблизительно 2/3. На самом деле общая еврейская квота была ощутимо выше уже потому, что во всех перечисленных как нееврейские контингентах была своя существенная еврейская часть (кроме разве что цыган и оуновцев, общий счет жертв у которых шел на десятки, максимум на сотни человек).

Утверждения о степени участия или неучастия украинских коллаборантов в расстрелах 29-30 сентября воспринимаются сегодня как чуть ли не самые чувствительные и центральные в историографии, хотя поколебать фактографию этого участия решительно нечем. Тем не менее на протяжении всей «Концепции», пусть и с разной степенью нажима, проводится лукавый тезис о некоей равновесности и равнозначности всех жертв-контингентов.

Нет, это не пресловутые «мирные советские граждане» из арсенала советской пропаганды, это реально структурированное множество, все элементы которого, однако, предлагается воспринимать как теоретически равнозначимые. Практически, в плане реальной мемориализации трагедии, это выливается в доминантный перевес, наблюдающийся именно у нееврейских контингентов: из 31 памятника или памятного знака, уже установленных в МПБЯ, на памятники евреям или хотя бы частично им приходится от силы четыре-пять.

Но даже «равновесности» и, соответственно, «равноправности» этих контингентов авторам подчас кажется недостаточно. «Концепция» нарочито украиноцентрична, и такая оптика неизбежно сбивается на разного рода аберрации. Так, может даже сложиться ложное впечатление о том, что в годы войны Украина существовала не как союзная республика в составе СССР, а как автономное государство, самостоятельно противостоявшее немецкому агрессору.

Но это не так, и 70-летний период советской власти как масштабного политического проекта и эксперимента несводим ко временной «безгосударственности» Украины-колонии в условиях СССР-империи, несводим к издержкам коммунизма, походя приравниваемого к национал-социализму с его «издержками». К столь примитивной идеологеме реально сложную историю Украины в 1921-1991 годах никак не свести.

«Концепция» не только поликонтингентна, но и полимасштабна, и это хорошо. Но сама линейка масштабов очень странна: «Запад» — «Германия» — «Украина» — «евреи». А где же уровень СССР? Допустимо ли историку его не замечать или через него перепрыгивать?^[1231]

Действительность же была в том, что пространством судеб граждан СССР, в том числе евреев, была вся территория страны, а не только западная ее часть, оккупированная немцами. Десятки и сотни тысяч еврейских (как и нееврейских) жителей Киева и Украины, как и Белоруссии и РСФСР, так или иначе эвакуировались на восток страны, благодаря чему и спаслись от Холокоста.

При этом в разных масштабах разные понятия и срабатывают по-разному. Так, на уровне истории Германии «немецкий антисемитизм» смело называется по имени, а на уровне истории Украины антисемитизм не называется по имени, и его вроде и нет. Так не было или был?

Та же оптика заставляет авторов встраивать еврейский ад Бабьего Яра не в глобальную общечеловеческую или еврейскую историю, а в односторонне актуальный украинский нарратив. Такая искусственность портит общее впечатление от интересной и ценной попытки куда больше, чем любые отдельные неточности^[1232].

Согласно «Концепции», «Украинский музей Холокоста» и «Музей памяти жертв Бабьего Яра» будут представлять единый архитектурный комплекс. Место расстрелов 1941-1943 годов должно стать центром ландшафтного планирования будущего мемориального парка и смысловым стрежнем всего мемориального комплекса.

МПБЯ включает в себя мемориальный парк «Бабий Яр — Дорогожицкий некрополь» — своего рода природный контекст и природное продолжение экспозиций двух входящих в МПБЯ музеев — «Мемориального музея Бабьего Яра» и «Украинского музея Холокоста». Второму дозволяется сконцентрироваться на евреях, а первый должен представлять украинскую историческую память о Холокосте и не только о нем: тематически они «пересекаются» лишь на событиях 29-30 сентября 1941 года. Для первого предусмотрено небольшое помещение (контора бывшего Еврейского — sic! — кладбища), помещения для второго — нет.

Проблематичной является и установка на расширительность привлекаемых нарративов, в том числе и вовсе не имеющих кМПБЯ прямого отношения. Например, «историческое и культурное наследие украинского государства» или «памяти жертв советского режимов». В последнем случае непонятно даже то, кто, собственно, может иметься в виду — жертвы Куреневской техногенной катастрофы? Или все жители УССР на основании прискорбного факта их проживания в СССР?

В настоящее время в Киеве уже существует музейный комплекс, посвященный отдельно Голодомору. Легко можно себе представить и музей, посвященный Большому террору, депортациям и другим преступлениям СССР на Украине, но встраивать всю эту повестку в проблематику Холокоста и других преступлений немецкого национал-социализма определенно не стоит. Тем более что причинно-следственная связка «Холокост за Голодомор» до сих пор полощется на штандартах антисемитов-националистов попроще.

То же касается и господствующих идеологем, например, некоего особого украинского взгляда на Холокост. Так, авторы утверждают:

Особенностью формирования украинской политической нации является длительный период безгосударственности, в частности, господство советского тоталитарного режима... Сегодня 95% граждан исповедуют политическую, а не этническую самоидентификацию.

Между тем то, что это явно не так, включая и названную цифру, наглядно демонстрирует и сама «Концепция» с ее установкой на идеологизацию и политизацию истории. В этом смысле она ничем, собственно, не отличается в лучшую сторону от проклинаемых в ней ровно за это же самое советских идеологов-империалистов.

В «Концепции» немало здравых понятий и идей, их можно и обсуждать, и использовать при мемориализации Бабьего Яра. Но зацикленность «Концепции» на идеологемах и сомнительно-лукавых нарративах делает ее в целом непрактикабельной. И живо напоминает собой эксцессы «младонационализма» в музеефикации Холокоста на территории послевоенной Польши, в частности в Освенциме.

2018. Нарратив Нахмановича

Напомню, что душой и мотором «Концепции» был Виталий Нахманович: это его официальное и как бы служебное кредо. Но есть у него и личная концепция, развернутая в пространном интервью сайту Международного мемориального благотворительного фонда «Бабий Яр». Это тот же самый нарратив, только высказанный гораздо откровеннее и радикальней^[1233]:

...Поэтому имеем два вопроса: первый — место Холокоста в исторической памяти Украины по сравнению с Европой, второй — символика Бабьего Яра и место в ней Холокоста. А на самом деле главный вопрос — зачем Украине вообще обо всем этом помнить?.. Давайте откровенно. Про Бабий Яр и Холокост в Украине вспоминают 29 сентября. Сейчас начали еще вспоминать немножко 27 января, в Международный день памяти жертв Холокоста. Это у нас такая дата, как в советских отрывных календарях. Прожили, оторвали день, забыли. Это значит, что нет актуальной памяти. И дальше этот вызов будет только нарастать. Люди уходят, а большинство знает эту историю по рассказам родителей или дедушек с бабушками и плохо себя с этим соотносит.

Иными словами: не мешайте памяти о Холокосте кануть в Лету вслед за уже канувшей туда памятью о погромах! Отрывной календарь, роняющий свои листы в те же воды? Искренне, бессовестно, цинично.

Продолжим цитату:

Историческая память — это ведь не знание истории, а некая преемственность, понимание себя как народа: кто мы, откуда пришли и куда хотим идти, какое наше место в мире, чего хотели столетиями своего существования. Значит, первый вопрос: какое место Бабьего Яра и Холокоста в исторической памяти украинского народа и нужно ли это украинцам?

Очень распространено мнение, что это сугубо еврейская память. Да, у евреев была большая трагедия, мы сочувствуем и так далее... Вы же не думаете, что евреи в Израиле особо помнят о Голодоморе? Голодомор — это украинская трагедия, Холокост — еврейская. Среди украинцев и евреев очень много людей, которые хотят, чтобы все было строго раздельно. Когда начинаешь говорить, что во время Холокоста гибли не только евреи, а во время Голодомора не только украинцы, это воспринимается в штыки.

То есть — надо додавить или догнобить евреев до того, чтобы их или не было, или чтобы они хотя бы не помнили? То же, что у Зисельса с Тетиевым: давайте объединять, а не разъединять. Что ж, при такой парадигме и погромы, и Холокост имеют прямой смысл! Убей, а после добейся, чтобы убийство признали неслучившимся! Или терпеливо дождись, когда его и без насилия забудут, словно упавший в Лету отрывной лист.

Нахманович продолжает и, еще более снижая планку аргументации, отсылает к сомнительному в культурологическом контексте авторитету Каспара Уайнбергера, экс-министра обороны США:

...Россия не является частью западной цивилизации, потому что она не пережила Возрождения, Реформации и Просвещения. Украина с середины XVII века начинает входить в этот мир, а там действительно шла совершенно другая история. Не было ни либерализма, ни гуманизма. Даже как идеи. Поэтому, ну, Холокост. И десяти лет не прошло со времен Голодомора, а 1937-й был четыре года назад, недавно депортировали поляков, греков, немцев. Все устлано миллионами трупов. А что, после Холокоста прекратился террор? Нет, опять голод 1947-го, депортации крымских татар и народов Северного Кавказа. Евреев не успели депортировать — помер товарищ Сталин. Поэтому, да, Холокост — это страшно, но чем он отличается от всего остального?

Это уже абсолютная атрофия и чувствования, и понимания, да и знания тоже.

Да и зачем знание, если на одни и те же исторические реалии можно, по желанию заказчика, надевать разные мифы-одежды, точнее минимифы:

Тут я возвращусь к мысли, что история Бабьего Яра началась до расстрела евреев и продолжается сегодня. Все конфликты по поводу памяти Бабьего Яра — это отображение конфликтов, которые носит в себе Украина.

У нас в стране разные модели памяти, потому что разное видение будущего. Если вы хотите жить вместе с РФ в одном пространстве, будете вспоминать Великую Отечественную войну. Если хотите строить национальное государство — борьбу УПА. А если интегрироваться с Европой — Холокост. Это все было, но акценты расставляются под разные модели будущего. Историческая память — это же всегда миф. Не в смысле выдумка, а просто очень упрощенная и сокращенная история. Вы знаете мало, но это ключевые вещи для вас.

Что ж, отлично: остается только правильно определиться с будущим и с заказчиком, взять у него генеральную выкройку и заюлиться вокруг него с сантиметром в руке и карандашиком за ухом. Выбор Нахмановича — украинское государство, куда государствообразующая украинская политическая нация не откажется принять и украинских евреев. Но в самом выборе «будущего» самим украинским государством он, увы, так и не уверен:

Что будет или что должно быть на мой взгляд [в Бабьем Яру]? Что будет, зависит от того, что будет в Украине. Пока страна не определилась со своим будущим, она не определится со своим прошлым. Нам хочется, чтобы мы были частью Европы. Но это мне и вам хочется, а давайте выйдем на улицу и сделаем опрос. Там будет примерно 50% на 50%. Просто сейчас меньше людей говорит об интеграции с Россией, они сейчас «за суверенитет, чтобы мы были сами по себе». Наше будущее, к сожалению, — это до сих пор открытый вопрос.

Поэтому, какая у нас завтра будет историческая память, неизвестно, а значит, непонятно, что будет и с Бабьим Яром. Должна быть позиция государства, а ее нет. Да, на высшем государственном уровне, особенно после 75-летия трагедии, появляется понимание, что это не просто еврейское место, что нельзя пускать все на самотек. Это украинская земля и украинская история, даже если бы там расстреливали только евреев.

И вот кульминация интервью — объявление войны «русскому проекту», т. е. проекту МЦХ:

Я против русского проекта. Во-первых, не надо опять строить на кладбище. Во-вторых, они хотят создать музей Холокоста в бывшем СССР, где будет показана «выдающаяся» роль украинцев в Холокосте. Это очень популярная в последнее время идея, что ответственность пособников превышает ответственность инициаторов. То есть акцент смещается с Гитлера к местным полицаям. Москве это выгодно, потому что это дискредитация европейских постсоветских государств. Но это абсолютно деструктивно для Украины, не говоря уже о том, что с чисто научной точки зрения это весьма сомнительная концепция.

На мой взгляд, нужно создать музей Холокоста и музей Бабьего Яра, которые будут между собой как-то перекликаться и взаимодействовать. При этом показать Холокост как часть общеевропейской истории.

Как же неискренне из уст Нахмановича после всего сказанного выше звучит слезница о нарушении каких-то там еврейских сакральных норм. Он и не скрывает в интервью, что все это не более, чем инструмент в борьбе против усилий МЦХ, которые он с лукавым упорством называет «русским проектом».

И вот — фацит, с приложением методички:

...Должна быть создана общая концепция мемориализации Бабьего Яра. Уже даже есть распоряжение правительства о создании такой концепции. Ее должны разрабатывать украинские ученые из разных научных учреждений под эгидой Института истории Украины НАНУ. Потом ее надо отрецензировать в Украине и за границей, собрать максимум профессиональных точек зрения. В целом решить, каким должен быть символизм этого места, что там делать с пространством, с памятниками, с музеями, какие вообще должны быть музеи и где их можно строить. Затем — общественное обсуждение, с пониманием того, что на единую точку зрения выйти нельзя, но на доминирующее видение выходить нужно. А дальше все проекты должны осуществляться в рамках общей концепции. Но это, по-видимому, тоже не про Бабий Яр...

Консенсуса не будет, но он и не нужен «заказчику» для достижения своей цели — доминирования в этом овраге целесообразного беспамятства. Что ж, довольно цельное — и прояснительное — интервью.

Но оказалось, что даже у такой откровенной концепции могут быть свои вульгаризаторы, способные постучаться снизу. Например, Анатолий Подольский. Подключившись к радиопередаче Сергея Медведева о Бабьем Яре на «Радио Свободе», он забрызгал патриотической слюной и МЦХ с Хржановским, и Порошенко с Зеленским:

Вопрос не в Хржановском, а в этом фонде, который был создан в 2016 году, и бывший президент Порошенко, не разобравшись, дал ему зеленый свет. А нынешний президент, который профнепригоден, у которого нет ни соответствующего образования, ни понимания, продолжает это. Это беда! И украинская интеллигенция это понимает... Для нас мемориализация Бабьего Яра — это часть идентичности и борьбы против метрополии, против империи, из которой мы хотим наконец-то выйти. Хочется так и крикнуть: отпустите нас, дайте нам жить отдельной страной! Мы можем иметь соседские отношения, а не быть метрополией и колонией — это важно.. .^[1234]

Итак, Бабий Яр — не более чем инструмент украинской идентичности в ее борьбе против Империи, а все прочее лабуда. И тогда, естественно, и Щаранский, и Хржановский, и Кличко, и Лаудер, и Вакарчук, и Квасьневский, и Пинчук, и Блайх, и Алексиевич — агенты даже не коллаборанта Фридмана, а напрямую Кремля.

Еврейские активисты условного «Антиджойнта», научившиеся ломать, но не научившиеся строить, живо напоминают старуху из «Сказки о рыбаке и золотой рыбке». И, если эта их «борьба» и является продолжением какой-нибудь традиции, то это не традиция Эренбурга, Виктора Некрасова и Левитаса, как они, возможно, о себе иной раз думают, а традиция Хрущева, Подгорного, Коротченко, Щербицкого и других идеологов и практикантов девиза: «Над Бабьим Яром? Памятнику? — Нет!..»

Впрочем, ситуация еще хуже, значительно хуже.

Вот Виталий Нахманович не устает повторять, что не одних евреев тут косточки лежат, точнее, лежали бы, когда б не сожгли. И что не один на свете был еврейский геноцид, что был еще и цыганский. И что вообще: Бабий Яр — лишь толика потрясений, что происходили на Украине. Имея тут в виду Голодомор и Куреневский сель, он, как и украинская историография в целом, упорно не замечает погромы^[1235].

Нахманович — вот новое слово в методологии истории! — призывал разъевреить Бабий Яр и заморозить проблему, ссылаясь на предполагаемый им перекос данных о соучастии украинцев в Холокосте:

В рамках настоящего исследования мы стараемся не касаться лишний раз болезненной темы участия украинской полиции в расстрелах в Бабьем Яру. По возможности, при цитировании документов мы исключаем места, посвященные собственно исполнителям конкретных акций. Повторяем, это делается не для того, чтобы затушевать проблему, а для того, чтобы не поднимать походя вопросы, требующие обстоятельного и взвешенного подхода^[1236].

В более позднем тексте Нахмановича читаем:

Было бы ошибкой считать сложившуюся ситуацию результатом чьего-то злого умысла. Проблема заключается в принципиально разных взглядах на сам символизм Бабьего Яра. Еврейская община и мир за пределами Украины рассматривают Бабий Яр исключительно как символ Холокоста, тогда как для Украины это символ многих трагедий, произошедших во время нацистской оккупации.

Для города Киева это еще и символ всей его долгой истории до и после Великой Отечественной войны, в том числе захоронения жертв Голодомора и советского террора на кладбищах, прилегающих к оврагу, кощунственное уничтожение исторического некрополя, Куреневская трагедия и др. Отсутствие в современной Украине общей [модели] памяти о Второй мировой войне и о Холокосте делает невозможным окончание этого спора хотя бы на внутреннем уровне в рамках единой и общепризнанной модели. Нельзя сказать, что такая модель была бы приемлема для международного еврейского сообщества, которое до сих пор <sic!> является влиятельным участником всех непрекращающихся споров вокруг мемориального пространства Бабьего Яра.

Очевидно, что разрешение этой ситуации следует искать выше, на идеологическом уровне. Вызов Бабьего Яра требует существенно обновленных подходов, которые включали бы в себя такие радикальные шаги, как «встраивание» Холокоста во всеобщую мировую историю, его превращение из уникального события во всеобщий символ и, наконец, возвращение к истории Самого Бога <sic!> как высшего источника человеческой нравственности. Так же очевидно, что такая задача гораздо шире, чем вопрос о том, как устроить даже такое выдающееся место памяти, как Бабий Яр в достойном виде. Текущая ситуация в Украине и остальной мир не дают надежды на скорое решение этих глобальных проблем. Поэтому нам остается только охранять Бабий Яр для будущих поколений (выделено мной. — П.П.). Возможно, им удастся добиться того, чего не добились ни те, кто пережил самую страшную войну в истории человечества, ни их дети, которые не могут перестать смотреть на мир глазами родителей^[1237].

Тут, конечно, особенно трогателен принцип «возвращения к истории Самого Бога как высшего источника человеческой нравственности». У перечисленных выше советских атеистов-партийцев — супостатов памятования Бабьего Яра — такого внушительного союзника не бывало ни разу — в лучшем случае Сталин!

А вот признание в осознанности миссии охранения и сохранения Бабьего Яра для будущих поколений, в надежде, что ли, на большую индефферентность внуков к еврейской начинке оврага, выглядит не только искренним, но и довольно грозным. Оно многое объясняет в поведении историка в той войне символов, в которой он с самого начала активно участвует. Миссия не только холодильная, но и холодящая — с учетом того, что демография, алия и геополитика склонны довести само еврейство на Украине до исторического минимума.

В этой связи тем более примечателен, хоть и тем более лукав, призыв украинского философа Мирослава Мариновича к солидарности всех мучеников Бабьего Яра и признания за всеми их категориями жертвенной равноположности и равновесомости:

В Бабьем Яру казнили прежде всего евреев, но не только евреев. Все идеологии должны замолчать перед лицом этой солидарности мученичества... При формировании будущего коммеморативного пространства Бабьего Яра недопустимы «моно»-подходы, будь то мононациональные, монорелигиозные или моноконфессиональные. Вместо этого требуется сумма частных, дискретная чувствительность к чьей-то (любой) боли^[1238].

Но призыв этот — рейдерский! Зато — чистый бальзам на раны чувствительного сердца современного оуновца.

Вот ведь, оказывается, что: к отвратительной советской «интернациональной» модели жертв национал-социализма, возрожденной в глуповатом местечковом нарративе «порайонного геноцида советского народа», можно прийти и с еще одной — несколько неожиданной — стороны: с ультранационалистской!

Еще нарративы

Есть, впрочем, еще несколько «нарративов».

Первый — снобистский. Его суть: никакой мемориализации в этом страшном и святом месте не нужно, пусть каждый человек носит эту трагедию в себе и только в себе («Мой Бабий Яр», так сказать, — по лекалу книг типа «Мой Пушкин», «Мой Чехов» и т.п.). Так что, в сущности, и приходить сюда не обязательно, все и так есть у тебя в душе и на сердце, соедини проводки — и заискрит. А если надо подробнее — ищи в книгах. Для музея в такой конструкции и места нет: зачем?

Заметный представитель такого подхода — Йоханан Петровский-Штерн^[1239], никогда и ни за что, по его словам, не заглядывающий за ворота мемориалов Холокоста в Европе. Об этом он рассказал, в частности, 31 мая 2021 года в онлайн-лекции под названием «Бабий Яр: из оврага — тем, кто сверху»^[1240].

Казалось бы, зашкаливающая претенциозность названия — «De Profundis!» —предполагает глубоко выверенный философский и остраненный взгляд на презренную суету, на все то, что происходит где-то там наверху, на битвы партий и нарративов и прочие затеи ветреные. Но нет: для Хржановского у Петровского находится сколько угодно реакций и эмоций.

Ирина Щербакова после лекции задала коллеге законный вопрос: а как поступать с теми, кто ничего не знает, но пришел в мемориальное место ровно за тем, чтобы что-то узнать? С теми, кто — так уж в их жизни сложилось — элементарно не отличает еврейских букв от армянских?

Но до ответа — всем «тем, кто сверху», — коллега не снизошел.

Другой нарратив нежданно-негаданно сам предстал передо мной в сентябре 2009 года, когда Центрально-Европейский университет пригласил меня в Киев на семинар по методологии истории.

Программа была интенсивной, но не чрезмерно: четыре дня плотных дискуссий в одном из подвалов Киево-Могилянской академии, посередине недели экскурсия в Умань, от которой я сразу же отказался: перспектива проехать 200 верст, чтобы хлебать кисель вельможной пошлости и сусальности в допотоцкой «Софиевке», где я уже дважды был, не завораживала.

Между тем сроки проведения семинара счастливо совпали с двумя событиями — с еврейским Новым Годом и с годовщиной главных расстрелов в Бабьем Яру. О первом напоминали многочисленные «Шана Това!» в переписке и хасидские лапсердаки в самолете и в аэропорту «Борисполь», а о втором — пшеничные косы канатом-венком у Юлии Тимошенко и она сама в теленовостях — с государственным венком в руках у подножья государственного же памятника всем погибшим в Бабьем Яру.

Не сразу, но сообразил, что Шана Това и брацлавский раб Нахман — тоже ведь Умань. И решил съездить.

Прознав про некоторый наш интерес в автобусе к исторической могиле раба Нахмана, экскурсоводша с прической и манерами райкомовского инструктора ВЛКСМ вся вспыхнула, но сдержалась, не вспылила. Всю дорогу она мстила нам, истово крестясь на проезжаемые церкви и хрипя в микрофон о доблести шановних героив — гетьманов и гайдамакив. То, что никто ее не слушал, ее только заводило.

Ее надежды на то, что наш автобус просто не пропустят к могиле, с треском не оправдались: звонок накануне одного из киевских еврейских руководителей^[1241] мэру Умани сработал — и всюду, куда только можно было, мы без помех проехали. Милиции было много: около 400 человек, как нам потом сказали. Мы, историки-методологи в цивильных одеждах, женщины и мужчины, все с непокрытыми головами — мы зримо выделялись в паломнической толпе, так что милиционеры иногда останавливали нас и для порядка спрашивали, кто мы такие. А один даже поинтересовался сокрушенно: «Тоже ихней религии будете?»

Другой же, на просьбу подсказать точное местонахождение могилы, не только проэскортировал нас сквозь плотную толпу прямо к ней, но и выдал каждому, кто был без головного убора, по кипе — «с возвратом». Словно ледокол через торосы, провел он наш короткий караван сквозь плотную толпу хасидов, расступающихся в точности на нужные для прохода сантиметры, но не перестающих при этом энергично молиться и раскачиваться. Но еще более плотным был самый воздух — разогретый солнцем и жаркой молитвой.

Когда брацлавский раб Нахман, великий цадик и адмор, незадолго до своей смерти в 1810 году завещал навещать его могилу на Рош-ха-шана, он и представить себе не мог, настолько он будет услышан и во что это выльется!

Советская власть поставила на этом чуть ли не буквально крест. Но с распадом СССР паломничество возобновилось: сначала сотни, потом тысячи, а теперь уже и десятки тысяч хасидов из Израиля, США, Австралии, Аргентины, с Марса и Луны устремляются сюда целыми миньянами каждый год, плавают в Каменской запруде и молятся, никого не видя вокруг себя, — расставаясь с грехами за целый год и умоляя о чуде. Куда там нашей антисемитке-экскурсоводше с ее показной набожностью, деланой и ленивой!

Дух штеттла оживает здесь на несколько праздничных дней, и это «местечко на неделю» впечатляло своей истовостью, намоленностью и густотой.

А за несколько лет до нас какие-то хасиды были застуканы за рытьем подземного хода: похищение останков рабби было предотвращено. Другие хасиды потребовали от правительства Ольмерта договориться с правительством Ющенко о передаче святыни им. А что — арендовать на 999 лет или продать могилку за шекели и конвертировать в подходящий момент!

Самое интересное, что хасиды нашли бы понимание и поддержку в самой Умани! Дюже крепко за свою непрошенную достопримечательность уманьчане не держатся и охотно расстались бы с нею в обмен на что-нибудь более звонкое и материальное. На городском сайте ни о рабби Нахмане, ни о паломниках со всего мира — тогда — ни полслова!^[1242] Как, впрочем, и о других исторических событиях и достопримечательностях — ни о ликвидации 6-тысячной еврейской общины, ни об «Уманьской яме» — одном из самых страшных лагерей для советских военнопленных на всей территории Украины.

Всем паломникам было решительно наплевать что на Уманьскую Яму, что на Бабий Яр. Все, что не есть раб Нахман, им решительно, категорически неинтересно.

Теперь я понимаю, что в контексте Холокоста это, по-видимому, особый нарратив — но не гордыни и презрения, как в случае со Штерном-Петровским, а самозабвенного игнора — дабы не расплескать какую-то творимую здесь концентрацию на главном.

Нарратив нелепый тем более, что сам Нахман, напомню, историческому не был чужд и, перебираясь из Брацлава в Умань, чтил и памятовал тем самым жертв Колиивщины и Уманьской резни: «Души умерших за веру ждут меня».

А вот толпы его последователей и паломников со всего мира, кажется, начисто забыли и эти жертвы, и самый жест своего учителя: ни та резня, ни те расстрелы в Бабьем Яру для них просто не существуют! Вот уж кто начетчики самые настоящие!

Коллизия настолько поразила меня, что через какое-то время обернулась стихами^[1243]:

УМАНЬ И БАБИЙ ЯР

1

...Гул молитвы, базарная ругань,

помесь святости со шпаной.

Гайдамацкая, гойская Умань —

с Йом-Кипуром, блин, с Рош-Ха-шаной!

Этот гул — он уже не затихнет,

Посмотрите на эту толпу...

«А Вы тоже религии ихней?» —

Полицейский, дающий кипу.

Сколько жизни в могиле зарыто!

Реббе Нахман, давно ли Вы тут?

Двести лет без кола и защиты

пролетели, как двадцать минут.

И свиваются пейсы в колечко

визави фантастических сцен.

На неделю свернулся в местечко

Этот польско-радецкий райцентр...

И хасиды бредут, как в исподнем,

в помраченьи своем новогоднем,

бьют поклоны, качают права!..

С Новым Годом, блин! Шана-товá!

2

...О евреях ни слуху, ни духу.

Тишина, словно кляп, на слуху.

Здесь скосило не только мишпуху,

Но и треснувшую галаху.

Грош цена этой крови из ступки,

раз пристрелянный пулемет

двадцать тысяч убитых за сутки

Прошивает навылет и влет.

Синагога под небом разрытым,

раскуроченным, как Бытие.

Столько смерти в овраге сокрыто,

Что ничто не удержит ее!

И на выходе из каверны

Только кости и черепа.

Нет защиты от пульпы и скверны,

гидрография не слепа.

Эксгумированное преданье,

слева кривда и справа ложь...

И беспамятства напластованья

Экскаватором не свернешь.

3

...Только Умань и в ус не дует,

отбивает молитвенный шаг.

И хасидский трансфер минует,

Не заедет на тот овраг.

Неподвластные укоризне,

Новогодние схлынули дни.

Занесенные в Книгу жизни,

Книгу смерти забыли они.

И в расколотом небе незрячем

нам чужая резня нипочем...

И не молимся мы, и не плачем

между жертвами и палачом.

Одиночество горней меноры,

коры памяти, дыры и норы.

И неяркого яра огни —

Навсегда остаются одни.

От Завета и до Совета

Ни могилки, ни плошки света.

Каркнул ворон свое «Nevermore!..»

Жидомор и историомор.

Что ж, в разнообразии нарративам не откажешь!

Р. S. Но одно событие, одну дату — не нарратив! — я, прощаясь с Порошенко, хотел бы еще назвать. Это 18 мая 2018 года, высвобождение из щербицко-милецких бетонных уз первого фрагмента «Стены Памяти» Рыбачук и Мельниченко — головы женщины из композиции «Оборона Отечества»!

2019-2021. ЗЕЛЕНСКИЙ-1. ЗАМИРЕНИЕ СИМВОЛОВ?

2019-2020. От МЦХ 1.0 к МЦХ 2.0

Начиная с 20 мая 2019 года президентом Украины является Владимир Александрович Зеленский (р. 1978). Его отношение к мемориализации Бабьего Яра, разумеется, самое положительное, а вот к деятельности МЦХ поначалу скорее сдержанно-осторожное^[1244]. Возможно, из-за неправильно им тогда понятой личной коллизии: впервые в истории Украины ее президент — галахический еврей, причем — и это тоже впервые — имеющий квалифицированное большинство в Раде.

Казалось бы, полученный мандат позволяет многое, и сейчас он разберется и исправит все младонационалистические перекосы и косяки каденций Ющенко и Порошенко! Но, получив по эстафете гибридную войну с Россией и с русским языком^[1245], позволить себе это Зеленский не осмелился или не смог. Мало того, в 2019 году — впервые за постсоветское время — президент Украины даже не пришел в Бабий Яр на стыке сентября и октября.

Чем только увеличил «гибридность» внутриукраинских отношений. Зеленский между тем не мог не понимать, что «немножко» молодого национализма — не бывает. Как не бывает национализма без фанфаронства, как не бывает национализма-любви — без национализма-ненависти, без грубой прямоты и кровавой на-все-готовности ее энтузиастов. А если в стране что-то пойдет вразнос, национализм всегда готов взорваться, выйти из-под контроля, сварганить какое-нибудь всенародное вече а-ля Стецько или Величковский и — попытаться заполнить собой властный вакуум.

...Тогда же, весной 2019 года, в МЦХ впервые появился кинорежиссер Илья Хржановский, имя которого вскоре прочно свяжется с Бабьим Яром.

Кто он такой и как вообще возник в этом контексте?

Свой режиссерский класс Илья Андреевич Хржановский сполна раскрыл в картине «Четыре» (2004) — по сюрреальным мотивам Владимира Сорокина и русской загулаговской деревни-судьбы. А калибр своего провокативно-скандального пиар-потенциала явил в январе — феврале 2019 года — во время парижской премьеры бесконечноголового хэппенинга «Дау», где, по чрезвычайно меткому выражению того же Сорокина, «Постсовок вставил Совку»^[1246].

Этнографическое воссоздание за любые деньги доподлинности женского белья или фаянса электропроводки советской эпохи — задача одновременно циклопическая и утопическая. Реальный Тесак, играющий абстрактного Тесака, — вот он, гротеск и аутентизм, доведенные до абсурда и аутизма!

Мера, заданная великим Алексеем Германом-старшим, в «Дау» перекрыта в разы, т. е. не соблюдается: палуба неудержимо кренится, и все скатывается в «Дом-2». Главное же — эпоха, время, стиль, суть — все это не хочет цепляться к «настоящим» капроновым чулкам за одну только их 100-процентную капроновость, а куда-то ускользает, проваливается, громко намекая на то, что аутентичность ad hoc, голая калька, чистая фотографичность — лишь ширма, прячущая от зрителя внутренние ландшафты. А вот в «Грузе-200» Алексея Балабанова (2007) или в «Левиафане» Андрея Звягинцева (2015) — и даже в «Четырех» самого Хржановского — эти ландшафты как на ладони^[1247].

...В проект МЦХ «Бабий Яр» Хржановского пригласил Михаил Фридман — и с таким напутствием:

...Ты можешь посмотреть, как его можно сделать интереснее, эмоциональнее, исходя из того, как меняется мир? Как рассказать эту историю, чтобы люди могли что-то [по]чувствовать?^[1248]

Отдадим должное чутью и смелости стареющего и охваченного национальным сантиментом олигарха^[1249]. Апатичное, заторможенное, политкорректное и немного пресное развитие проекта на протяжении первых его лет не сулили ничего сверх тематически гарантированного вернисажного успеха и навевали определенную тоску, от которой уже загодя сводило скулы. Складывалось впечатление, что МЦХ потребен перезапуск — омоложение, переливание крови, диализ, хотя бы очистительная клизма, черт возьми!

Да простится мне следующая невольная психологическая реконструкция, но разве не скучно — при всем рыночном азарте — ворочать миллиардами, бесконечно рискуя, то взлетая, то падая, на незримой золотой оси между Лондоном и Москвой — и не оставить после себя триумфальную арку Фридмана! Плох тот мультимиллиардер, в налоговой декларации которого не лежит чек от мировой заслуги перед искусством, историей или медициной!

И мемориализация Бабьего Яра, окрашенная еще и семейной холокост-ной историей, в таком случае разве не идеальный проект для такой амбиции и инвестиции? Тогда — 45-летний звездный вау-режиссер, нарцисс с бульдожьей хваткой, эпатажный скандалист с прической молодого Шостаковича — разве не лучший шанс для успеха еще и в этом деле?!..

«Постсовок» же Фридмана не смущал: он и сам был его классической эманацией, только финансовой. Но запасть на «Дау», как Куртензис, и переложиться самому в советского минфина с институтским ромбиком на лацкане или в райфина в нарукавниках (а других финансистов в СССР и не было!), он, конечно, не мог. Зато профинансировать топовый джазовый фестиваль и глобальный панъеврейский мегапроект — мог! Это другое дело, это на века — да это и по душе, и по израненной совести тоже. Это — точно его!

О трудностях совместимости Постсовка и Холокоста, «Дау» и «Бабьего Яра», как и о рисках неминуемой новой отсрочки появления мемориала в Бабьего Яру, олигарх тогда не задумывался. Да и кто ж мог тогда предполагать 24 февраля и воспоследовавшие санкции? А что до несовместимости, то в его разумении это вопрос лишь цены ее преодоления.

Следующий, по Хржановскому, шаг был таким:

И тогда в какой-то момент мне от Наблюдательного совета (sic!) поступило предложение: «А ты иди и делай». От этого было невозможно отказаться, потому что такие важные темы появляются в жизни очень редко. Это очень ответственная история, и мне это понятно. Моя задача — найти язык и способ говорения об этом^[1250].

С этим Хржановский катапультировался в Киев и в МЦХ.

Впервые он встретился с Бариновой и другими в мае 2019 года — вскоре после своих дау-премьер^[1251]. Приехал не с пустыми руками и, говоря о возможном сотрудничестве, поделился тем, чем, по его мнению, можно было бы «оживить» деятельность их фонда, какой креативностью и эмоциональностью насытить.

Идеи эти — назовем их авансом «Нарративом Хржановского» — имели форму условной флешки с файлом-презентацией, предназначенной для циркуляции в сравнительно узком кругу. И с миссией провокативности в этом кругу термоядерная сия флешка справилась отменно!

Ознакомившись с ней, Баринова ужаснулась и — «по просьбе основателей проекта написала рецензию на эти идеи и вѝдение Ильи. Рецензия была рассмотрена, но насколько я поняла, не была принята к сведению, после чего стало понятно, что скоро я уйду»^[1252].

...Между тем исторический разговор Хржановского с Фридманом состоялся, и уже летом того же 2019 года Хржановский приехал в Киев не знакомиться, а надолго. И не предлагать свою креативность в распоряжение великой памяти о Бабьем Яре, а для того чтобы ею, этой памятью, завладеть и рулить.

Эскалация не заставила себя ждать. Причин было сколько угодно, но, наверное, главная — блокировка арт-директором объявленных 6 сентября 2019 года результатов архитектурного конкурса. Победил в нем австрийский проект — архитектурного бюро «Querkraft Architekten» (Австрия) с ландшафтным архитектором Кираном Фразером, но Хржановский тотчас же осознал, что его флэшка и проект-победитель плохо совместимы. И уже назавтра, 7 сентября, еще не имея в МЦХ никакого статуса, он просто не признал эти итоги — и «отменил» их, спустил в унитаз:

Этот проект должен дорабатываться и переосмысляться, он точно не окончательный. Проект разработали до меня: был проведен архитектурный конкурс, который он выиграл. Но здесь вопрос, прежде всего, в том, что происходит в этом музее. Я предполагаю, важнейшим в нем является опыт человека, который туда приходит. Он должен проживать свой собственный опыт и чувствовать что-то про себя.

У этого есть какие-то формы, которые уже сейчас существуют; и формы, которые, как мы предполагаем, будут свойственны и музеям будущего, и искусству будущего. Просто эти формы меняются, а суть — нет. Так устроен мир. И, конечно же, в момент настоящего времени всегда страшно, когда ты думаешь о чем-то, что не соответствует привычным формам. А потом, через какое-то время, эта форма становится обыденностью^[1253].

Этим демаршем Хржановский фактически дезавуировал всю деятельность «МЦХ 1.0»! Так что неудивительно, что первыми — еще в октябре — ноябре 2019 года — ушли топ-менеджеры — Баринова и Вер-биленко. Генеральным директором МЦХ стал тогда Макс Яковер, до этого менеджер ряда знаковых урбанистических проектов в Киеве^[1254], а его заместителем — с пиаром и политпризором в функционале — Руслан Кавацюк^[1255].

Сам же по себе демарш означал не только пренебрежение заранее декларированными процедурами, но и привычную диктаторам — не важно, политическим, финансовым или творческим — победу «понятий» над принципами и уставами. Это был ящичек Пандоры, открыв который, Фридман и Хржановский опрометчиво поставили в зону риска и проект, и себя — в случае, если понятия переменятся. (А они переменились в 2022 году!)

Как бы то ни было, но начался новый этап памятования в Бабьем Яру, связанный уже с Хржановским! Официальное назначение и вступление арт-директора в должность состоялись лишь на стыке 2019/2020 годов^[1256].

Одновременно в рост пошла властная вертикаль — революционное переподчинение должности арт-директора буквально всего и вся в МЦХ — от менеджмента до науки. Революционной выбраковке и конфликтогенной перековке подвергся даже офис: «старый» — в современном бизнес-центре «Гулливер» — был отвергнут, и коллектив переехал в другой, в котором ностальгирующий арт-директор, видите ли, некогда монтировал звуковую дорожку своего «Дау»^[1257].

Рядовые сотрудники подверглись наихудшим формам «офисного террора» — начальственным требованиям письменного самоотчета о проделанной работе за малые отрезки времени и пытке хронофиксажем. Нелегко давалось и испытание флешкой. Многие еще осенью распрощались со своими зарплатными листками и уволились^[1258], а в начале 2020 года вслед за топ-менеджментом посыпались и другие несущие конструкции.

27 февраля от проекта отмежевался Дэвид Богнер, известный австрийский специалист по музейному проектированию, куратор музейной коллекции и экспозиции МЦХ. Обращаясь к Наблюдательному совету МЦХ с открытым письмом, Богнер писал о недопустимости психологических экспериментов и симуляций этического выбора в коммеморации Бабьего Яра, о неприемлемости шокового обхождения с посетителем как с морально чистым, неисписанным листком или как с ребеночком из детсада. Это ему, Богнеру, «МЦХ 2.0» обязан самым ядовитым слоганом про себя — клеймом «Диснейленд»!^[1259]

В марте 2020 года с МЦХ распростился его главный историк — Карел Беркоф. С ним (точнее, за ним) ушли из Научного совета Дитер Поль и Кристиан Дикман — одни из ведущих немецких историков Холокоста. Все они осудили и нарратив Хржановского, и самого Хржановского за его, так сказать, «сомнительный моральный облик»^[1260].

В своем апрельском — прощальном — письме Беркоф писал:

Проект Мемориального центра Холокоста «Бабий Яр» ожидает очень сложное будущее... Я чувствую глубокую печаль из-за того, что было потеряно. Я привык чувствовать, что проект имеет определенные нравственные ориентиры, но это больше не так... Учитывая это, моя роль главного историка казалась неуместной или по крайней мере нуждалась в пересмотре... Я отклонил приглашение в роли советника возглавить Научный совет, и письменно заявил в марте, что больше не могу осуществлять публичную поддержку МЦХ по этическим соображениям, а также учитывая необходимость защищать свою профессиональную репутацию^[1261].

При этом «МЦХ 2.0», с удовольствием вбирая в себя все лучшие наработки от «МЦХ 1.0», не впадал в щепетильность и не спешил указывать на эту преемственность, создавая видимость работы новой команды как бы с чистого листа^[1262].

Понятно, что вокруг МЦХ 2.0 быстро склубился осиный рой враждебности. Моральный облик арт-директора вдруг «смутил» даже харьковскую прокуратуру, представившую себе Дау-Хржановского отъявленным садомазохистом и дьяволом во плоти. Она завела против него уголовное дело (sic!) из-за его якобы издевательств над детдомовцами во время съемок «Дау». Такого шулерского финта, как натравливание на врага прокуроров в истории битв нарративов Бабьего Яра друг с другом еще не было! Растем!..

И все же главным поводом для протестов Беркофа и многих других стала та самая флешка, т.е. концепция арт-директора. 27 апреля 2020 года этот рабочий драфт Хржановского выпорхнул из нее на свет божий — презентацию перепечатала большая украинская газета, сразу же породив фурор, хор-рор и скандал^[1263]. С одной стороны, конечно, нехорошо: публикация неавторизованная, опубликованное — лишь черновик концепции, ее набросок, эскиз, драфт, не предназначавшийся для широкой публики. А с другой — очень даже хорошо, поскольку, несомненно, это и есть подлинное ars poetica Хржановского, его кредо, направление его мысли и чувств в контекстном поле Бабьего Яра.

И уже по этому одному нарратив Хржановского заслуживал куда более серьезного обсуждения и куда более широкой циркуляции, нежели совковокулуарная. Так что и слава богу, что флешка с нарративом стала публичным достоянием: негодование оппонентов заставляет, при любом упрямстве, что-то пересмотреть и отказаться хотя бы от самого одиозного.

Обнародование этого нарратива породило множественное — в основном протестующе-возмущенное — эхо, к тому же глобальное (статьи в «Нью Йорк Таймс» и других мировых СМИ).

Кульминацией возмущения стало «Обращение украинской культурной и научной общественности относительно мемориализации Бабьего Яра», датированное 13 мая 2020 года и адресованное президенту В. Зеленскому, премьер-министру Д. Шмыгалю и мэру Киева В. Кличко^[1264]. Завершается обращение весьма патетично и «геополитично»:

Мы, украинцы, как политическая нация несем общую ответственность за сохранение памяти о трагедии, которая произошла в нашей стране. Наша способность справиться с задачей коммеморации этих мест является глобальным вызовом и современным экзаменом на национальную и политическую зрелость и одновременно проверкой того, насколько мы освободились от постколониального сознания, от комплекса неполноценности и от зависимости от других государств и групп, которые пытаются формировать эту историческую память вместо нас или навязывают нам собственные коммеморативные практики.

Будучи одновременно еще и своего рода петицией в поддержку «украинского» проекта («Концепции»), «Обращение» собрало более 1500 подписей!

Но, даже выслушав или прочитав все возражения, Хржановский, похоже, приверженности своему кредо не растерял . В одном из своих интервью 2020 года он представил это дело так:

... Было разработано определенное видение того, в какую сторону нужно смотреть. Собственно, то, что сейчас слили в интернет, — и есть это направление видения. Мой взгляд и предложения по развитию проекта показались наблюдательному совету наиболее интересными, и я получил предложение стать художественным руководителем мемориального центра.

Сколько же тут лукавства с обеих сторон! И «украинцы как политическая нация», вчистую проигнорировавшая коммеморацию еврейских погромов у себя в стране. И Наблюдательный совет МЦХ, который вместо обсуждения нарративов заслушивал по зуму бойкие отчеты сотрудников МЦХ и полагался на испорченный постсовком вкус артдиректора и бюджет от Фридмана.

2019. Нарратив Хржановского

Но в чем же, собственно, кредо Хржановского? Что там, черт побери, было на флешке? Ну сколько можно томить!..

Итак!..

Хржановский представляет себе будущий мемориал не как банальное собрание артефактов, а как масштабное иммерсивное^[1265] действо.

Экспозиция — лабиринт, по которому посетители разного возраста пройдут своими маршрутами, но каждый — цитата из драфта — «сложным и порой шокирующим эмоциональным путем, в центре которого — возможности этического выбора». Даже не столько они пройдут, сколько их проведут — с ними будут еще некие сопровождающие, следящие за тем, чтобы никто не сачковал.

В пути их поджидало бы «сильное эмоциональное воздействие» — с помощью звуков, влажности, низкой температуры, мягкого пола, запахов и т.д. Их ждут остановки с интерактивами, где им предстоит «делать важные этические выборы». В зависимости от их реакций (ответов) им будут начисляться какие-то баллы, формироваться какие-то индивидуальные психопрофили и предлагаться — с неприятной настойчивостью — участие в тех или иных социальных и психологических экспериментах.

Среди которых, в частности:

Стэнфордский тюремный эксперимент: в нем участники играют роли «охранников» и «заключенных», демонстрируя, что в зависимости от ролей, люди готовы проявлять насилие.

Эксперимент Милгрэма, который показывает, что слово начальника для человека может быть важнее, чем собственная совесть.

Эксперимент апатичного наблюдателя демонстрирует, что люди не готовы прийти на помощь, если рядом с жертвой есть другие люди.

Эксперимент «доброго самаритянина» показывает, что человек не готов помогать другому, если у него нет времени.

Эксперимент Роберта Кейва доказал, что в условиях межгрупповой конкуренции дети легко прибегают к дискриминации других.

Эффект Пигмалиона, суть которого в том, что люди неосознанно стремятся реализовать сценарии, которые им «напророчили» авторитеты.

Эксперимент «Третья волна», который в 1967 году провел американский учитель Рон Джонс: его десятиклассники легко согласились стать членами группировки фашистского типа с ним во главе.

Кроме того, посетителям предложат особые ролевые маршруты в виртуальной реальности, благодаря которым они смогут оказаться — по выбору — или в роли жертв, или в роли палачей, коллаборационистов или нацистов, или — а коли так, то почему бы и нет? — тех, кто должен был сжигать трупы жертв.

Сам Хржановский комментирует эту идею в уже процитированном интервью Саше Сулим такими словами:

Ты идешь налево или направо, ты входишь в дверь с этим словом или с другим. Готов ли ты увидеть какие-то жесткие вещи или не готов, готов ли ты слушать, готов ли ты чувствовать? Совершая этот выбор, вы встречаетесь и с историей, и с собой, но во всех случаях эта история будет рассказана, а как она будет рассказана — зависит от вас. Любой человек, который пройдет этот музей, получит некий опыт и некое знание, которое должно войти в его душу.

...Основной метод взаимодействия с посетителями связан с тем, что это должен быть индивидуальный опыт для каждого приходящего, человек должен что-то почувствовать и прожить там. Он должен что-то почувствовать к тому миру, который был уничтожен, — ведь еврейский мир в Украине, в Восточной Европе был практически уничтожен...

Это значит, что мир, который сейчас существует, — другой: не рождены дети, не получены знания, не созданы произведения, вещи, научные открытия, нет больше того запаха, нет больше экологической системы человеческих жизней. Значит, этот уничтоженный мир надо почувствовать, его нужно почувствовать и полюбить. Нельзя полюбить, не почувствовавши, и нельзя сопереживать, не полюбивши.

Для этого нужно найти язык, для этого нужно найти способ. Полюбить, почувствовать, прожить можно только через соприкосновение... В этом нам помогут современные технологии и даже так называемая big data, с помощью которой мы сможем говорить с человеком на том языке и о том, что он в состоянии воспринимать.

Мне представляется, что задача этого музея — дать человеку понять всю хрупкость мира как такового.

Навязчивость и сомнительность такого предложения арт-директора не слишком смущает.

Вот еще одна режиссерская ремарка:

Конечно, проект «Дау» стал одной из причин, почему меня туда позвали, — ведь это большая часть моей жизни. При этом, надо сказать, что я практически никогда не делал чужих проектов и всегда делал только свои. Здесь же было понятно, что это не просто проект — это большой сложный общественный проект, который нужно делать как свой, но при этом соблюдая огромное количество разного рода правил.

Что тут значит «как свой»? «И снова скальд чужую песню сложит, и как свою ее произнесет...»?

Нет, конечно. Исторически и тематически Бабий Яр — весь его трагический контент и контекст — давно и навсегда принадлежит всему миру и человечеству. Каждый творец волен делать с ним что пожелает, и мы знаем, что многие — Евтушенко, Шостакович, Кузнецов, тот же Литтелл и другие — этим воспользовались.

Объектом покушения и попытки узурпации у Хржановского является таким образом не контент, а сам будущий зритель, т.е. посетитель будущего музея.

Но разве не вправе господин посетитель отказаться от навязываемого ему — и, возможно, жестокого — психометрического эксперимента над собой, как и от самой необходимости делать такой выбор? Самое большее — его можно проинформировать о такой опции, каковая будет ему предоставлена лишь в случае его собственного к ней, к этой опции, интереса. Такие желающие и любопытствующие наверняка найдутся, но в общем потоке посетителей их будет совсем немного. Не понимать этого или игнорировать это — самоубийственно для музея как для публичного учреждения.

Но не на это ли заведомое меньшинство рассчитывал арт-директор в своей презентации и в своей претензии! Поэтому на флешке нет ни слова о разведении этих двух потоков на рукава, как ничего о том, что будет предложено неблагодарному большинству — тем, кто отвергнет садомазохистское предложение о самопрофилировании и самотестировании.

Закрадывалось ощущение, что выбор этот у посетителя Хржановский, будь на то его дау-воля, охотно бы отнял: пусть кем-нибудь — жертвой ли, палачом ли? — но побудет каждый посетитель! Любо!

Со временем, получив от своих врагов — напополам с ненавистью — ушаты справедливой критики, зато от Наблюдательного совета МЦХ — мандат и карт-бланш, Хржановский перестал оправдываться или огрызаться, а стал делать свое дело так, как его сам понимал. Одно время даже казалось, что он отбросил былые претензии на насильственное психоэкспериментаторство.

В действительности, увы, это оказалось не так. В интервью А. Генису, вышедшем на «Радио Свобода» 10 октября 2022 года, арт-директор расправил плечи и с упрямой ухмылкой Галилея заявил: уж лучше мои ужасные эксперименты, чем ваша ужасная война!

В чем меня часто обвиняли — и в «Дау», и в проекте про Бабий Яр? В том, что я активирую на территории искусства сильные, опасные, сложные, неприятные энергии. Зачем же, мол, нам с ними иметь дело? Но идея была в том, что лучше с ними иметь дело на территории искусства, чем иметь с ними дело на территории жизни. Потому что на территории жизни уже нет выхода, нет входа. Ты не можешь отрефлексировать происходящее, ты находишься в реальных искажениях, разломах, травмах. Если ты это делал на территории искусства, в зоне дополненной реальности, если ты проходишь через некий иммерсивный ритуал, неважно, в какой форме устроена иммерсия, в которую ты можешь погрузиться, то у тебя есть возможность^[1266].

Словом, не музей, а учебно-испытательный стенд и ритуальный тир для неприятных энергий. Сильная адвокатура!

К тому же Хржановский постоянно говорил о том, что это будет не просто мемориал, а мемориал для той эпохи, когда ни одного из переживших Холокост уже не останется в живых. Тогда необходимостью станет иной мост между поколениями, отчего нужно срочно искать для музея XXI века его новый язык. Над чем, собственно, он все время упорно и работает не покладая рук^[1267].

Хржановский и Литтелл

Появление Литтелла за столом, во время которого Фридман познакомил Хржановского и Баринову, не было случайностью. Невозможно пройти мимо поразительного идейного сходства музейного нарратива Хржановского и дискурса романа Джонатана Литтела «Благоволительницы» (2006, по-русски издан в 2019).

Среднестатистический хвалебный отзыв на роман непременно содержал в себе аплодисменты бесстрашию автора в обращении со злом. Литтелл действительно ретранслирует, — чтобы не сказать обрушивает, — на своего читателя приглашение к грехопадению. Он зазывает его в ад, подталкивает к мерзостной выгребной яме, в экскременты и сукровицу свежерасстрелянных, макает в абсолютное зло и вываливает в нем, как отбивную в муке, после чего бросает на шипящую сковородку совести и спрашивает: ну как вам наш ад? понравилось? ароматно?..

Читателя как бы просят протестироваться на адаптивность ко злу — сначала на иммунитет, потом на приспособляемость, потом на толерантность, потом на смирение к нему, потом на надежду, в случае чего, никакого зла не совершить, а в конечном счете — на готовность, в силу реальной или мнимой «безвыходности» положения, это зло все-таки совершить и, попривыкнув, совершать.

Это очень рискованный психоэксперимент, в котором читатель категорически не нуждается. Так и хочется воскликнуть вслед за Гришей Дашевским: «А почему, собственно?»

Тот опыт, ради которого (как говорят самые утонченные поклонники романа) стоит роман читать, — опыт познания зла как такового или, что то же самое, опыт самопознания — обещан читателю во вступлении. Герой начинает обращением «люди-братья» и говорит: «нельзя зарекаться "я никогда не убью", можно сказать лишь: "я надеюсь не убить"— и от этого переходит к: "я виноват, вы нет, тем лучше для вас; но вы должны признать, что на моем месте делали бы то же, что и я"». Никто и не зарекается, все мы так или иначе просим не ввести нас во искушение, потому что нельзя знать, как себя поведешь при встрече со злом, — но между «не зарекаться» и «на моем месте вы делали бы то же, что и я», лежит пропасть. Литература как раз и пытается навести через эту пропасть мосты и перенести читателя на «мое место» — но в романе такой перенос только декларируется. Ни разу на протяжении тысячи страниц читатель не вынужден сказать «да, я поступил бы так же»^[1268].

На самом же деле это ложнодостоевская западня для «твари дрожащей»: в конце лабиринта сидит в своем креслице Порфирий Петрович в халате и произносит с шамкающей улыбкой: «Вы и убили-с!»

А за ним, еще дальше — кто-то похожий на рейхсфюрера — добавляет: «Но это не страшно-с, так что вы свободны, штандартенфюрер, идите-с! Право имеете-с...»

Тот же Дашевский же проницательно замечает:

«Благоволительницы»... [это] умело устроенный аттракцион под названием «Холокост глазами оберштурмбаннфюрера СС»^[1269].

Целил-то он в Литтелла, а попал в его горячего поклонника — Хржановского. Для меня несомненно, что постмодернистская начинка, нарциссизм и внешний успех романа оказали сильнейшее влияние на арт-директора МЦХ с его собственными длиннотами и трансгрессией, искренне любующегося в своей «Дау-эпопее» даже не Дау-Куртензисом, а Тесаком-Тесаком и Ажиппо-Ажиппо.

Но Хржановский крупно заблуждается, полагая, что библией «Бабьего Яра» являются именно «Благоволительницы», а не роман Кузнецова, например.

Если Литтелла можно воспринимать как своеобразного исследователя генотипа национал-социалиста, то сам Хржановский в «Дау» наводит свою оптику на генотип советского человека. Их общий — не совместный — вывод: зло пассионарно, зло всесильно, зло безнаказанно! И эта сага о всесилии и безнаказанности зла — часть мифа о нем, быть может, важнейшая и подлейшая его часть.

Задачи непременного тестирования человека на готовность быть или, если припрет, стать добропорядочным подлецом или убийцей в обновленной недавно миссии-концепции «МЦХ 2.0» нет. От грубоватого экспериментаторства и провокаций, открыто угрожающих зрителю насилием, осталась всего одна — и, надеюсь, невинная — строка: будущий мемориал в Бабьем Яру — место для самопознания.

Хржановский понимает, что работает не для поколения жертв и убийц, а для поколения их внуков. Поколения, в котором все уже перемешалось так, что почти выветрился другой запах — запах трагедии и преступления, становящихся под напором времени и благоволительниц или абстракцией, или мантрой.

Поэтому, прибегая к гениальному хлебниковскому «И так далее...», он не связывает себе руки и формулирует свою цель максимально размыто:

Наша задача превратить это из абстракции во что-то живое, во что-то эмоционально воздействующее, во что-то, что может вызывать чувство сострадания, чувство любви к ближнему, чувство стыда за человечество, которое допустило такую историю, чувство нежности и боль утраты этого исчезнувшего, убитого мира, уничтоженного. Я говорю в данном случае про еврейский мир, и так далее^[1270].

2020-2021. Еще раз о Хржановском

За что, собственно, его атаковали? Какие в нем такие бубоны-узлы-фурункулы, что причиняют его критикам столь нестерпимую боль?

Ключевая претензия — неуважение к памяти жертв посредством подмены их трагического опыта брутальной игрой «18+». Не Холокост, а «Диснейленд» и «Дом-2», одним словом!

Коллизия с Хржановским и его кредо обостряет вопрос жанровой чистоты или, точнее, жанровой конвертируемости. Есть ли между жанрами четкие перегородки? Можно ли опыт одного жанра (кино) переносить на другой (памятование)? Требуются ли для этого какие-то свои процедуры? И вообще: является ли коммеморация особым жанром искусства? Если да, то в чем его специфика, каковы его этика, поэтика и идеология?

Баринова в своем интервью «Медузе»^[1271] набросала перечень таких — как мне кажется, сугубо жанровых — ограничителей:

В случае Мемориала — это дискуссия об этике, то есть о границах допустимого в коммеморации. Мемориал — нечто принципиально другое. Художник может провоцировать, эпатировать, экспериментировать. Мемориальный же музей работает в ситуации постоянной дискуссии о красных линиях.

...Пространство мемориала не должно пугать, подавлять, фрустрировать и отбирать у посетителей веру в человечество. Да, человек должен пройти по краю пропасти, в которой — ужас и безнадежность, заглянуть в лицо отчаянию, но не должен ему проиграть, не должен провалиться в эту пустоту.

Мы хотели достоверно, аргументированно и эмоционально рассказать про события, но так, чтобы оставить место для надежды, света, сочувствия, сопереживания, благоговения перед жизнью, отвращения к преступлению и, в конце концов, для победы справедливости.

Иными словами, памятование в Бабьем Яру — это идеологема, и менять ее проблематично — это не сменная обувь в мешочке с завязочками:

...Мы же не плоские функционеры, которые приходили, и нам все равно, что и где строить. Это идеологический проект. Люди, которые там работали, были адептами определенной философии. А тут была предложена абсолютно другая идеологическая платформа... В центре моей системы координат находятся права человека, ценность человеческой жизни и человеческое достоинство.

К Бариновой присоединяется Вадим Альтскан из Мемориального музея Холокоста в Вашингтоне:

...Концепция Хржановского бьет в одну болевую точку — ужас.

Мемориальный музей всегда обращен в равной степени и в прошлое, и в будущее. Мемориалы создаются и во имя памяти о погибших, и с надеждой на гуманность будущих поколений. Рассказать об ужасах войны — неотъемлемая задача подобных музеев. Но понимание, сострадание и почтение к погибшим — не менее важные и необходимые элементы. Мемориальный музей не должен быть местом усугубленного ужаса.

...Если музей посвящен Холокосту, голоду или геноциду — главные эмоции, на которые должен быть сделан упор — это человеческое сочувствие и желание понять боль и трагедию этих жертв. Испуг или потрясение ужасами — это из другого ряда. Истории можно ужаснуться, но делать это специально и преднамеренно, с моей точки зрения, неправильно и опасно.

...Я говорю почувствовать, но вряд ли это можно понять, поскольку «живым не понять мертвых», как писал уже упомянутый мною Эли Визель в своей рецензии на минисериал «Холокост» 1978 года. Эти чувства нельзя передать никакими интерактивными методами, аллюзиями и аудиовизуальными эффектами. Тут я абсолютно согласен с мнением Визеля, написавшим, что «Освенцим нельзя объяснить и визуализировать. Холокост — это кульминация и аберрация истории. Все в нем (Холокосте) внушает страх и приводит к отчаянию; мертвые обладают секретом, который мы, живые, не достойны и не способны от них заполучить». ...Музей и выставка, даже самый эффективный, не в силах изменить, а уже тем более искоренить природу зла, жестокости и ненависти в мире. Максимум, на что мы можем рассчитывать в данном случае — это «профилактика», которая дает небольшую, но тем не менее хоть какую-то надежду на предупреждение зла^[1272].

У Хржановского же, напомню, на уме и сердце совсем другое — и впрямь небывалое — спорное, но небывалое — в музейном деле. А именно: заполучить мандат на посетителя, принудить его к разбирательству с самим собой, т.е. к иммерсивному прочувствованию катастрофы, пропусканию ее через себя.

Впрочем, повторюсь, музеелогически лечится это просто. Двумя не мешающими друг другу рукавами в посетительском потоке: один, небольшой, для тех, кому такое принуждение мило и надобно, второй — для тех, кому оно не нужно. Но именно их — а это заведомо подавляющее большинство — Хржановский и не хотел бы иметь в виду.

2019-2021. МЦХ 2.0. Эпоха Хржановского

Сам Хржановский и его команда работали между тем не покладая рук. Деятельность МЦХ в области архитектуры малых форм с его приходом действительно приобрела контуры и заметно активизировалась.

При этом начал Хржановский с болезненной неудачи, с щелчка по носу. Одной из первых собственных инициатив «МЦХ 2.0» стала инициация в начале февраля 2020 года и лоббирование переименования станции «Дорогожичи» Сырецко-Печерской линии Киевского метрополитена в станцию «Бабий Яр» с оплатой всех возникающих при этом расходов из бюджета МЦХ. Это, по мнению МЦХ, позволило бы актуализировать память, поспособствовать переосмыслению киевлянами этой местности и ее превращению из места забвения в место памяти^[1273].

Идея, однако, уткнулась в индифферентность историков и урбанистов, в специфическую настороженность «еврейской улицы» и в яростное неприятие — со стороны «улицы украинской», рупором которой традиционно выступил УИНП^[1274]. В этом усматривали провокационное испытание границ общественного терпения, при котором на каждого возражающего ложится тень подозрения в антисемитизме. Сама эта реакция невольно подтвердила: все стороны, воюющие с евреями в Бабьем Яру за место и за ранжир, на самом деле прекрасно понимают, чей это овраг. Но в итоге мэрия не поддержала инициативу.

Хржановский сосредоточился на структуризации интеллектуальной инфраструктуры МЦХ как горизонтального семейства автономных институтов и проектов, на залечивании ран от ухода части сотрудников и на выстраивании и упрочении отношений МЦХ с городом, страной и миром.

Есть тут еще одна проблема: а что важней в мемориализации — идеологе-ма или маркетинг?

Так, переименование станции метро «Дорогожичи» в «Бабий Яр», по Бариновой, было бы маркетинговым, а не коммеморативным ходом:

Честно говоря, я не представляю, что буду ехать на станцию метро «Бабий Яр». У меня от этого мурашки. У сотен людей другое мнение, мол, что это актуализирует место и память. Но нельзя путать маркетинг и мемориализацию. Мемориализация — это глубокое бурение. Это работа с общественным мнением, работа с потомками тех, кого убили, работа с другими профильными музеями. Это каторжный труд.

И все же актуализация места памяти ни разу не маркетинг!

Зато Баринова — сама, безо всякого смущения и заминки, даже с пониманием — шла на то, что не без лукавства называла «социальным договором». Между тем учет «позиции украинского современного общества» — не что иное, как признание приоритета украиноцентричной историографии, что бы это де-факто ни значило.

Тем, кто еще не уловил, предъявим образчик имплементации «учета» такого приоритета:

Мы в какой-то момент точно поняли, что в названии нужно менять «Бабий» на «Бабин». Это пример того, как мы в свое время недооценили роль гражданского общества, но отследили реакцию и отреагировали. Изначально использование названия «Бабий Яр» было неким актом уважения к выжившим — в своих воспоминаниях и интервью они использовали именно это название. Но для современной Украины было значимо изменение названия^[1275].

Сказано на этот раз честно: отказ от «уважения к выжившим» (а в еще большей степени — от «уважения к убитым») — в пользу «украинских патриотов», акт уважения и книксен почтения к ОУН. И это уже самый настоящий конформистский маркетинг — только не экономический, а превентивнополитический, продиктованный опытом поражений «Джойнта 1.0» и «Джойнта 2.0».

Ну кому бы пришло даже в 1941 году украинизировать заурядный городской топоним? Бабий Яр он и при немцах «Бабий Яр». К 2019 году ситуация изменилась: теперь это «БабиН Яр»! «Дорогожичи» переименовать в «Бабий Яр» нельзя, а «Бабий Яр» в «Бабин Яр» — можно! И даже нужно!

Наметилось вытеснение русской транскрипции украинской даже в английском языке — Babyn Yar! А иногда — в пароксизме патриотизма — и в русском: «Бабин Яр»! Приехали!

У ОУН, напомним, еще с 1992 года в Бабьем Яру была своя отдельная повестка, усиленная поддержкой от «Евреев за Бандеру». Для этого альянса МЦХ — очередной «Джойнт», «Джойнт 3.0» — он же Карфаген, который должен быть остановлен и разрушен! И тогда из шулерского топографического рукава вынимается коронный вопрос о кладбищенских контурах, а стало быть, и полузаочная спецэкспертиза лондонского раввина Шлезингера, чей малоубедительный вердикт, пугая этническими напряжениями, враги МЦХ перебросили даже на бывший православный некрополь!

Между тем «МЦХ 2.0» как институция горой стоял за своего арт-директора и оборонялся не хуже «МЦХ 1.0». В заявлении Наблюдательного совета МЦХ от 6 мая 2020 года, подписанном Щаранским, читаем:

Целью фонда было и остается создание музея, рассказывающего о трагедии Бабьего Яра. Места массового убийства евреев, а также ромов, украинцев, людей других национальностей и социальных групп. Места, которое является символом попыток преступного нацистского режима Германии «окончательно решить еврейский вопрос». Бабий Яр стал не только символом этого геноцида, но и символом последующих попыток руководства Советского Союза стереть память об этой трагедии. Именно готовность независимой Украины вернуть истории память об этой трагедии сделала возможной нашу инициативу. У проекта есть уникальный шанс дополнить европейскую историю, историю Холокоста и историю человечества.

Мы уверены, что создание первого и уникального в Восточной Европе музея, который рассказывает о массовом убийстве евреев через расстрелы (Holocaust by bullets) в ярах Европы, а на его базе научно-исторического образовательного центра, не только важны для знания и понимания истории для восстановления исторической справедливости. Этот проект может укрепить положение Украины в семье свободных стран мира как страны, которая ставит уроки истории на службу сотрудничества и понимания народов сегодня и в будущем.

Вместе с концепцией музея был разработан исторический нарратив, написанный авторитетными международными историками, широко обсуждавшийся представителями украинской общественности. Ни концепция музея, ни исторический нарратив не менялись и не меняются в результате любых профессиональных назначений. Пути художественного воплощения идей музея разрабатываются профессиональными сотрудниками и будут представлены на обсуждение Наблюдательного совета и широкой общественности до конца этого года. Только после этого мы сможем справедливо оценить работу Ильи Хржановского и его команды.

Мы осознаем всю ответственность, которую взяли на себя, согласившись стать членами Наблюдательного совета Фонда. Каждый из нас имеет большой опыт общественной и политической работы в своих странах. У каждого из нас есть особая связь с Украиной, украинским народом и его историей. Своим участием в проекте мы гарантируем соблюдение этических и профессиональных норм научного подхода при создании этого мемориала.

Мы заинтересованы в широком участии украинской общественности в этом проекте. Мы хотим, чтобы Общественный совет не только возобновил свою работу, но и расширил ее. Очевидно, что ряд авторитетных деятелей искусства, культуры и науки, обратившихся к нам с критикой, волнует судьба этого проекта. Мы были бы рады видеть их в составе Общественного совета Фонда, участвующих в конструктивной критике нашей работы.

Мы понимаем важность сотрудничества Фонда с политическим руководством, поэтому повторяем свое предложение к руководству Украины назначить своего представителя в наш Наблюдательный совет.

Уже почти 80 лет сначала идеологические, а позднее бюрократические разногласия мешали возникновению этого проекта. Мы должны превзойти препятствия и построить этот мемориал во имя памяти о погибших и для наследия будущим поколениям!^[1276]

Итак, вопрос о жизнеспособности и судьбе «МЦХ 2.0» был перенесен на конец 2020 года.

В самом МЦХ между тем активно развивались горизонтальные проекты. В частности, проект «Имена» (руководитель Анна Фурман), т.е. базы данных о жертвах Бабьего Яра, о палачах, как и о праведниках-спасителях, а также сбор материалов по формированию собственного (преимущественно копийного) архива. В его онлайн-версии уже около 29 тысяч раскрытых имен еврейских жертв расстрелов в Бабьем Яру^[1277] и более миллиона сканов архивных документов, касающихся периода оккупации Киева, актовых книг ЗАГСов, справочных картотек, фондов районных управ и др. Браво!

25 января 2021 года Соглашение о сотрудничестве подписали МЦХ и Федеральный архив Германии — аналогичное тому, которое у МЦХ уже имелось с Яд Вашемом и с крупной образовательной институцией Centropa^[1278].

Ощутимым стал и новый прилив мемориализации Бабьего Яра. Впервые он осуществлялся не «самосевом», не от одного полуслучайного памятника к другому случайному, а напористо и системно, по заранее продуманному плану. Тут, правда, следует напомнить, что многое из этого плана — не с чистого листа, а в опоре на наработки «МЦХ 1.0» (команды Яны Бариновой) — обстоятельство, благодарными ссылками на которое не были перегружены при Хржановском ни сайт МЦХ, ни командные выступления «МЦХ 2.0» на зум-заседаниях Наблюдательного совета.

Одним из образчиков подобной преемственности явилась выставка-инсталляция французской художницы и профессора Сорбонны Ольги Киселевой^[1279] «Сад памяти». Она проходила с 6 февраля по 20 марта 2020 года в Киеве, в пространстве Креативного сообщества «Izone» (ул. Набережно-Луговая, 8).

Это совместный проект фонда «Изоляция» и МЦХ, учредившего под него специальное экспериментальное подразделение «Memory Lab». Сама инсталляция была создана при участии Университета Сорбонны и Национального центра научных исследований Франции (CNRS) и при поддержке Посольства Франции в Украине и Французского института в Украине^[1280].

Идея и идеология «Сада памяти» таковы:

Как работать с памятью о страшной трагедии, которая прошлась по разным странам Европы и оставила кровавый след в Украине? Стоит ли пытаться «вбросить» человека в прошлое, создавая условия, чтобы наш современник почувствовал себя в 1941 году? Не будет ли это ложью? Ольга Киселева выбирает путь проработки прошлого, а не его воспроизведения, путь надежды и взгляда в будущее.

Территория Бабьего Яра сейчас покрыта деревьями. Они будто являются хранителями памяти и поднимают из-под земли (из прошлого) то, что не стоит забывать. Их ветви — молчаливые свидетели истории. Дерево живет и является мощным символом продолжения жизни. Проект «Сад памяти» предлагает послушать деревья Бабьего Яра, пропустить через себя метафору дерева как капсулы времени, которая переносит знания из прошлого (из земли) к живым ветвям, найти надежду не в забвении, а в проработке страшного опыта. Память является посланием о будущем — о том, как сохранить человеческое в бесчеловечном мире.

Услышать голос дерева человек не в состоянии, этот голос позволяют «услышать» технологии. Инсталляция представит визуализацию «голосов» деревьев: на видеопроекции посетитель увидит графическую репрезентацию записей внутренних движений внутри ствола.

В проекте художница и исследовательница исходит из гипотезы, что с помощью молекулярного рассеивания все растения могут обмениваться информацией со своей средой. Киселева превращает эту зашифрованную коммуникацию в открытую сеть. В сотрудничестве с ученым Кристофом Петио она исследует возможность декодировать язык деревьев с целью углубления, сохранения и распространения знаний о трагических событиях, в частности, для будущих поколений^[1281].

Прекрасным образчиком этого стал мультипроект МЦХ «Взгляд в прошлое». Он состоит из серии инсталляций, в перспективе разбросанных по всему городу и объединенных использованием монокуляров как своего рода «машин времени», переносящих своего зрителя в другие исторические контексты.

Первые четыре такие инсталляции были открыты на территории самого Бабьего Яра в сентябре 2019 года. 27 января 2020 года, в Международный день памяти жертв Холокоста, в Киеве — на проспекте Победы, 10 (возле Министерства образования и науки Украины) — открылась инсталляция Анны Камышан «Взгляд в прошлое. Дерево». Между двумя каменными валунами лежит верхушка дерева — дерева без корней, что символизирует разрыв связи с историей. В камни вмонтированы монокуляры с заряженными в них фотографиями немецкого военного фотографа Й. Хёле^[1282]. Это две фотографии, что были сделаны им ровно на этом месте — одна напротив другой. На них можно увидеть тела двух неизвестных людей, убитых в трагические дни сразу же после расстрелов в Бабьем Яру.

Открывать инсталляцию приезжал президент Зеленский: «Мы чтим сегодня всех жертв Холокоста, жертв трагедии Бабьего Яра, всех жертв Шоа». В церемонии по видеосвязи приняли участие президент Израиля Реувен Ривлин, глава Наблюдательного совета МЦХ Натан Щаранский, председатель Американского еврейского конгресса, глава Американского совета мирового еврейства Джон Розен и Борис Забарко, председатель «Ассоциации евреев — бывших узников гетто и нацистских концентрационных лагерей». Автор — киевская художница и архитектор Анна Камышан^[1283] — сказала:

Моему дедушке, единственному из семьи, удалось выжить в Холокосте. Все остальные были убиты в Харькове, в Дробицком Яру в 1941 году. Вся жизнь, которая у него была до 11 лет, исчезла, была стерта. Эту хрупкость бытия важно понимать и нам сегодня. Цель этой инсталляции — посреди оживленной улицы хотя бы на мгновение остановить человека, который постоянно спешит по своим делам, дать ему возможность заглянуть в прошлое и почувствовать ценность и хрупкость настоящего^[1284].

Мультипроект продолжился инсталляцией Олега Шовенко «Взгляд в прошлое. Кирпич», открытой 12 марта 2020 года — к 60-й годовщине Куреневской трагедии. Она установлена на том месте, где в Бабьем Яру прорвало дамбу и где зародился смертоносный сель.

Памятный знак имеет форму увеличенного в десять раз кирпича с наполненным пульпой «аквариумом» наверху. Он состоит из сотни с лишним разновидностей кирпичей, в том числе знаменитых тугоплавких, из которых строился Киев в течение последних 200 лет. Самый старый кирпич в инсталляции — 1843 года, есть несколько с Зайцевского кирпичного завода, где работал приказчиком Мендель Бейлис. В Бабий Яр пульпу подавали по трубе с Петровских кирпичных заводов, расположенных в Сырце. На один кирпич расходовалось 0,6 литра воды, и в «аквариуме» собрано 600 литров пульпы — примерно столько понадобились бы для создания всех кирпичей из основы памятника. В монумент, как можно уже догадаться, вмонтированы монокуляры, а в них — документальные кадры Куреневской катастрофы, обнаруженные и смонтированные Сергеем Лозницей.

На церемонии открытия выступали мэр Киева Виталий Кличко, первый президент Украины Леонид Кравчук, первый заместитель министра культуры и информационной политики Ростислав Карандеев, и. о. генерального директора НИМЗ Роза Тапанова, автор инсталляции Олег Шовенко и украинский кинорежиссер Сергей Лозница.

Тапанова напомнила, что советская власть замалчивала последствия Куреневской трагедии точно так же, как и правду о расстрелах в Бабьем Яру. Сергей Лозница подхватил эту мысль:

Куреневская трагедия произошла в результате действий, направленных на сокрытие следов другой трагедии, трагедии Бабьего Яра. Одна тирания пыталась скрыть следы преступления другой тирании. Если и разрешено говорить об уроке, который мы вынесли из этого события, следы которого, в свою очередь, тоже были сокрыты, можно сказать, что беспамятство разрушительно не только морально. Попытки закопать нежелательную историю в бетон, пульпу, мусор от строительства «новой светлой жизни» заканчиваются катастрофой. У нас, к сожалению, нет другой истории. Надо иметь мужество, смелость и свободу сказать правду о том, что произошло в нашем городе, в нашей стране в те трагические годы.

Олег Шовенко пояснил, что это — «инсталляция о двух катастрофах: человеческой и природной. В этой трагедии, язык которой — язык канцелярских и инженерных отчетов, нет ни слова о том, что это за страшное место — Бабий Яр. И в данном случае техногенная катастрофа — это о том, что природа вдруг возвращает себе свою первоначальную мощь, которую человек пытался обуздать. Напоминание о том, что бережное отношение и уважение к природе — это не прихоть, но способ выжить. Пульпа в аквариуме — символ подчиненной природы: ежедневно полезной нам, даже пугающе красивой, а через момент — разрушительной»^[1285].

Подлинной кульминацией 2020 года стало, однако, 29 сентября — 79-я годовщина трагедии Бабьего Яра. В этот день был открыт впечатляющий арт-объект — аудиовизуальная инсталляция «Зеркальное поле». Это гигантский сферот («Древо жизни»), созданный художником Денисом Шибановым и звукорежиссером Максимом Демиденко. Его конструкция — отражающий небо зеркальный подиум-диск диаметром около 40 м с установленными на нем 10 шестиметровыми колоннами из нержавейки. И колонны, и диск прострелены тысячами пуль того же калибра, что использовались при расстреле в Бабьем Яру^[1286]. В результате человек, двигаясь по зеркальному полю, видит свое отражение, как бы иссеченное пулями.

В подиум встроен электроакустический орган из 24 труб, для которого разработан специальный алгоритм перевода имен жертв в звук. Круглосуточно звучат имена жертв, их перекрывают звуки и шумы исчезнувшего мира — архивные записи довоенного Киева, уникальные песни на идише 1920-1930-х годов, другая музыка.

В этот же день, 29 сентября 2020 года, правительство Украины и МЦХ подписали Меморандум о взаимопонимании и сотрудничестве в присутствии президента Украины Владимира Зеленского^[1287]. Частно-государственное сотрудничество тем самым вышло на новый — и наивысший за все это время — уровень.

Следующим архитектурным объектом в Бабьем Яру стала 11-метровая символическая синагога «Место для размышлений», открытая 14 мая 2021 года — в День памяти праведников-украинцев, спасавших евреев во время Холокоста^[1288]. Это здание-трансформер из векового амбарного дуба и с нарисованным ночным небом на потолке, сфокусированным на 29 сентября 1941 года, — не только место для размышления и молитвы, но и самый настоящий архитектурный шедевр, автор которого — швейцарский архитектор Мануэль Герц (р. 1969)^[1289]. В своем раскрытом виде здание напоминает детскую книжку-раскладушку, а ее тугой скрипучий механизм — старинные цепные ворота или корабельный руль^[1290]. Такая складнáя, походная память — символ компактности и пластичности, столь востребованных местом и временем своего появления.

МЦХ между тем задумался о своих непосредственных соседях — жителях Сырца, Лукьяновки, Дорогожичей и Куреневки. На протяжении всего лета 2021 года в рамках проекта МЦХ «Соседи» в Сырецком парке шли кинопоказы, лекции, встречи и мастер-классы под открытым небом, а также экскурсии по Бабьему Яру. Руководитель проекта «Соседи» Инга Заславская так объясняет его суть:

Благодаря проекту мы стараемся превратить Бабий Яр и прилегающие к нему территории, которые в период Второй мировой войны стали местом массовых преступлений нацистов, в место живой памяти. Мы хотим объединить наших соседей в сообщество неравнодушных людей, которые будут ответственно относиться к общему публичному пространству и друг к другу^[1291].

2020: Битва нарративов, или Дуэль на петициях

Между тем на стыке 2020 и 2021 годов коллективный «Антиджойнт», почувствовав раздрай и ослабленность «МЦХ 2.0», он же «Джойнт 3.0», резко усилил свое давление на своего очередного — столь лакомого и, казалось, столь уязвимого — врага. Так, 25 января 2021 года Зисельс в очередной раз рассказал об угрозах, исходящих от «российского проекта» мемориализации Бабьего Яра:

Украинская власть никак не отреагировала на многочисленные обращения культурной и научной общественности, которая выступает против российского проекта мемориализации Бабьего Яра....

На наши обращения не было ни одного адекватного ответа. А таких обращений было много — и в Наблюдательный совет российского проекта в апреле 2020 года, и к Президенту, и к мэру, и к руководителю правительства.

Последние два обращения, осенью и в декабре, касались строительства синагоги... Было письмо от руководителя Департамента охраны государственности СБУ Анатолия Дублика к министру Ткаченко, в котором подчеркивалось, что проект строительства синагоги может иметь очень негативные последствия для Украины. Проблема не в синагоге, а в конфликтогенности, которую могут использовать в первую очередь Россия, ФСБ и пророссийские силы в Украине. И мы уже видим, как они это используют...^[1292]

Синагогу между тем открыли, мир ею восхитился, признал, а негативные последствия от этого события для Украины ровно ничем себя не обнаружили: победа осталась за МЦХ. Но это была победа не над «Анти-Джойнтом» с его навязчивыми национальными комплексами. Это была победа принципа «строить» над принципом «поломать», победа творческого начала над энтропией суеты.

«Анти-Джойнт» в своих первых сражениях особенно был силен в создании и продвижении петиций и коллективных писем. Кульминацией этой практики можно считать майское, 2020 года, «Обращение украинской культурной и научной общественности относительно мемориализации Бабьего Яра», адресованном президенту В. Зеленскому, премьер-министру Д. Шмыгалю и мэру Киева В. Кличко^[1293].

Авторы, в частности, требовали от адресатов способствовать скорейшему завершению работы над «Концепцией» и вынесению ее на широкое общественное и международное обсуждение, а затем — на утверждение Кабинетом министров Украины, беря ее за основу для реализации государственных мер по мемориализации Бабьего Яра, выделения бюджета и т. п. Определить НИМЗ как базовое государственное профильное учреждение, ответственное за непосредственную реализацию утвержденных мер. Провести полную структурную реорганизацию НИМЗ, создать при нем Наблюдательный совет с участием, на паритетных началах, представителей украинского гражданского общества, государственных институтов, научного сообщества и меценатов, для последних — точнее, для их пожертвований — будет открыт, уж так и быть, специальный счет. Приведенный таким образом в полный порядок НИМЗ для верности предлагается снова переподчинить УИНП. На любое новое строительство в Бабьем Яру и на прилегающих к нему кладбищах и заповедных территориях предлагается ввести мораторий.

Единожды в этом письме поминается и МЦХ — но не как альтернативный проект, а как объект предлагаемой проверки законности решений о предоставлении ему земельных участков в аренду. Однако никакого официальной реакции инициаторы письма снова не получили.

Их противники, к слову, стали перенимать опыт своих оппонентов. 17 февраля 2021 года на сайте МЦХ появляется открытое для подписания обращение еврейских организаций и общественности к депутатам горсовета и мэру Киева в поддержку Мемориального центра Холокоста «Бабий Яр» — прием, к которому ранее прибегал исключительно «Антиджойнт»:

Мы вынуждены обратиться к вам в связи с очень тревожными новостями, которые наблюдаем в последние дни в публичном дискурсе вокруг проекта создания мемориала Холокоста в Бабьем Яру.

Серьезное беспокойство вызывает навешивание политических ярлыков на мемориал и попытки использования темы чествования памяти жертв Бабьего Яра в политической борьбе.

Мы призываем все политические силы прекратить спекуляции на теме Холокоста, прекратить разделять евреев, у которых погибли родственники от Шоа, на правильных и неправильных. Использовать память о такой трагедии в политической борьбе нельзя.

Нам известно об инициативах и работе Мемориального центра Холокоста «Бабий Яр», и мы хотим заявить о поддержке его создания. Мы также знаем и хотим обратить внимание на то, что мемориал поддерживают ключевые международные институции, которые занимаются вопросом памяти о Холокосте...

Работу Мемориального центра Холокоста «Бабий Яр» поддерживала и поддерживает государственнаявласть. В 2016 году его основание официально лично инициировал Президент Петр Порошенко. А 29 сентября 2020 года украинское правительство и Мемориальный Центр Холокоста «Бабий Яр» подписали Меморандум о взаимопонимании и сотрудничестве в присутствии Президента Украины Владимира Зеленского...

Бабий Яр — это символ страшной трагедии в истории еврейского народа и Украины. Поэтому все, что связано с этим проектом, привлекает внимание всех граждан Украины и всего международного сообщества в целом.

Мы видим волну манипуляций, которая искусственно создается вокруг ситуации с выделением трех земельных участков в Бабьем Яру, два из которых являются частью уничтоженного советской властью еврейского кладбища. Мы призываем вас проголосовать единогласно за это решение, демонстрируя таким образом уважение к погибшим и их памяти.

И далее — подписи Якова Дов Блайха, главного раввина Киева и Украины, Меира Цви Стамблера, председателя Совета Федерации еврейских общин Украины, главных раввинов всех остальных областей Украины, руководителей и членов многих еврейских светских организаций и просто частных лиц. Всего — более 250 подписей!^[1294]

Кстати, оба конкурентных исторических нарратива — как от Беркофа, так и от Нахмановича, весьма сырые каждый сам по себе — непримиримых концептуальных расхождений между собой не содержат. Напротив, частично они даже дополняют друг друга, так как в «Нарративе» нет концепции места, не прописана коммеморативно-прагматическая часть и т.д.

Нарочитое противопоставление «Концепции» «Нарративу» как эксплицитно «украинского» проекта эксплицитно «русскому» стало фирменным приемом специфической политизированной полемичности движения «Евреи за Украину»^[1295].

Натяжкой, кстати, является и тот тезис, что «украинский» проект, в отличие от «русского» — олигархического, — является сугубо государственным. Зисельс в одном из интервью охотно сообщает:

В течение года эта концепция была создана. Я знаю эту концепцию, я помогал этим ученым ее ну не то, чтобы создавать — я не ученый, но помогал различными действиями ее поддерживать: создал небольшой еврейский фонд, чтобы способствовать развитию этого проекта^[1296].

Спокойное обсуждение, внесение корректив и попытка синтеза концепций были бы — в отсутствие политического давления — вполне возможны. И уж точно были бы они продуктивнее всех вербальных громов и молний по поводу того, «чей» тут Холокост и «чей» это лик проступает за обнадеживающим бюджетом.

В этой связи тем удивительней и огорчительней было непримиримое отношение авторов «Концепции» к МЦХ как к коллективу, профессионально работающему в общем поле памятования Бабьего Яра.

Но ни «Нарратив», ни МЦХ почти не упоминаются на страницах «Концепции». А если упоминаются, то не как потенциальный партнер, а как очередное — уже третье по счету! — вражеское воинство и нашествие в череде нечистых панъеврейских покушений на святую украиноцентричную концепцию Холокоста. И еще как неприятная и сеющая национальную рознь инициатива российских олигархов (даром что еврейского происхождения) и даже — как российская агрессия против Украины! A la guerre comme а la guerre!

В этом скандальном противостоянии — то молчаливом, то громогласном — точку, наконец-то, решил поставить президент Украины^[1297]. Открывая 13 июля 2021 года Всеукраинский форум «Украина 30. Гуманитарная политика», Зеленский призвал превратить Бабий Яр из места забвения в достойное место памяти^[1298]. Он сказал, что подписал указ о мероприятиях к 80-й годовщине трагедии Бабьего Яра и о дополнительных мерах по дальнейшему развитию НИМЗ. На форуме выступили Илья Хржановский (девиз: «Невозможно делать просто стандартный музей, нужно делать место, где люди смогут встретиться и соединиться с историей») и Марина Абрамович, представившая свой арт-объект («Хрустальная стена плача»), который готовила к юбилею.

Как же она прошла, 80-я годовщина трагедии?

2021: Бабье лето и Бабий Яр

...Киев, стык сентября и октября 2021 года — настоящее бабье лето, каштаны под ногами.

Прекрасный столичный город по-над прекрасной и широченной («редкая птица...») рекой.

Силуэт города, увы, подпорченный 30-этажными стаканами-человейниками, вбитыми, словно сваи, в небесный пейзаж. Но глаз на них не задерживается, а спешит на свой праздник к золотым и зеленым склонам и куполам — Владимирская Горка, Лавра, Софийский, Михайловский, Андреевский соборы!.. Не надивишься великаньим ступеням, ведущим на хоры пустой Кирилловской церкви, как и дышащей живизне удивленных ликов на врубелевских фресках.

И решительно не укладывается в голове, что где-то совсем рядом — и Бабий Яр, и Сырец — вся эта топография и геоморфология киевского фрагмента Холокоста! Что здесь, совсем рядом, в овраге были уже расстреляны десятки тысяч евреев — невероятные, но сосчитанные 33 771 за два дня, а потом — еще не меньше 10-15 тысяч из числа евреев-военнопленных из дулага на Керосинной и тех, кого похватали дворники и полицаи.

Эпицентром памятования стал, естественно, Киев^[1299], а ее главными (хоть и не единственными) операторами — офисы президента Украины и МЦХ: высшая из ступеней частно-государственного партнерства и многообещающий союз, синтезирующий административные, спонсорские и творческие ресурсы.

Нелишне заметить, что накануне юбилея Владимир Зеленский подписал закон «О предотвращении и противодействии антисемитизму в Украине», принятый Верховной Радой 22 сентября. Закон содержал дефиницию понятия «антисемитизм» и предусматривал создание механизма для противодействия ему и предотвращения его проявлений для защиты прав человека, предотвращения случаев ксенофобии, расизма и дискриминации^[1300].

Из внекиевских сентябрьских событий, прямо посвященных 80-летней годовщине, первой в поле зрения попала небольшая онлайн-конференция 9 сентября, организованная Национальным музеем итальянского еврейства и Шоа в Риме.

12 сентября торжественное заседание, посвященное 80-й годовщине трагедии Бабьего Яра, провел Кнессет Израиля. Дважды отметился и Яд Вашем, вывесивший на своем сайте небольшую подборку чудом сохранившихся фотографий тех, кто погиб в Бабьем Яру.

В России откликов на это 80-летие тоже негусто: подборка на сайте РГАСПИ неизвестных документов из фондов архива под шапкой «Урочище Бабий Яр»^[1301] и серия статей и публикаций П. Поляна в «Литературной газете» и в «Новой газете» в июле — октябре^[1302]. И, уже несколько позже, в январе 2022 года (в рамках «Недели памяти»), интернет-страничка проекта «Хроники катастрофы» Российского еврейского конгресса^[1303].

В Германии накануне юбилея вышел спецвыпуск берлинского журнала «Osteuropa»: «Babyn Jar: der Ort, die Tat und die Errinerung» («Бабий Яр: место, преступление и память»)^[1304]. Номер, надо сказать, замечательный — любовно задуманный, со вкусом проиллюстрированный и профессионально сделанный. Вслед за добротной вводной статьей Б. Хоппе идет первый блок материалов — статья Ф. Дэвис о судебных процессах против палачей Бабьего Яра и свидетельство Д. Проничевой на Дармштадтском процессе, сделанное 29 апреля 1968 года (публикация К. Беркофа). Второй блок — о послевоенной судьбе Бабьего Яра как мемориального пространства и о разыгрывающихся вокруг него войнах памяти. Ее открывает соответствующая обзорная статья (В. Гриневича), а продолжают статья И. Петровского-Штерна о единении украинских диссидентов и еврейских активистов вокруг митингов в Бабьем Яру в 1966 году — на 25-летие Бабьего Яра (к статье примыкает публикация речи И. Дзюбы «Против ненависти», произнесенной в этот день), Д. Баджор («Ссора из-за Бабьего Яра. Мемориальный центр или Диснейленд Холокоста?»). Третий блок — о многообразии творческой рефлексии на трагедию Бабьего Яра: Д. Реппенинг разбирает музыкальные интерпретации в их ретроспективе, К. Петровская — семейные воспоминания как источник собственной прозы, К. Ботанова — фильм С. Буковского «Продиктуй свое имя по буквам» и, наконец, С. Марголина — о романе А. Кузнецова.

Кроме того, Посольство ФРГ и Гете-Институт в Киеве приняли участие в проекте «Один камень, одна жизнь — 80 камней преткновения для Киева», инициированного Украинским центром изучения Холокоста (директор А. Подольский) и поддержанного мэром Киева. В проекте, с которым, однако, стряслась накладка.

27 сентября 2021 года тревогу забил все тот же бдительнейший Эдуард Долинский:

Внимание!.. 30 сентября в Укринформе состоится пресс-конференция, в которой принимают участие посол Германии, мэр Кличко и Анатолий Подольский. Участники расскажут о проекте немецкого посольства «Один камень, одна жизнь — 80 камней преткновения для Киева» при поддержке мэра Киева, Goethe-Institut в Украине и вышеупомянутого активиста.

В рамках этого проекта в Киеве на улице Братской (Подол) будет установлен камень в честь нацистского коллаборанта Багазия. 29-30 сентября 1941 года Багазий был замбургомистра Киева и непосредственно участвовал в организации массового убийства евреев. Кроме этого, Багазий вместе с другими членами ОУН — организатор украинской вспомогательной полиции Киева — одного из ключевых инструментов Холокоста, и газеты

«Украинское слово», призывавшей к убийству евреев. Впоследствии был назначен бургомистром. Занимался грабежом еврейского имущества, раздавал квартиры убитых евреев. В 1942 году расстрелян нацистами^[1305].

Узнав о скандале, посольство Германии спешно убрало с сайта упоминание о своем «соучастии» в установке памятного знака Багазию, сообщив, что его биография недостаточно изучена, и тем самым признав, что одного лишь факта расстрела немцами недостаточно для глорификации как антинациста.

Очень похожий скандал однажды уже был — в 2017 году, когда УИНП выставил на посвященной Бабьему Яру всепогодной экспозиции на Крещатике (куратор — В. Нахманович) стенд, посвященный Ивану Рогачу — деятелю ОУН и редактору газеты «Украинское слово», на страницах которой, в том числе и из-под его, Рогача, пера, выходили антисемитские тексты и призывы к уничтожению евреев, а также и русских. Немцы, не моргнув, расстреляли и его.

Владимир Вятрович, тогдашний директор УИНП, признавая, что оуновцы причастны к уничтожению евреев, оправдывал появление стенда так:

Должны ли мы игнорировать этот факт из-за того, что Рогач писал в 1941-м? Нет. Должно ли упоминание о нем свидетельствовать о том, что мы считаем его тезисы правильными и достойными подражания? Нет, ни в коем случае. Мы говорим лишь о том, что Иван Рогач был в числе расстрелянных на земле Бабьего Яра^[1306].

Это в 2017 году в Киеве, при Порошенко, а вот что было в 2020 году в Галиции, но уже при Зеленском. Там полиция Ивано-Франковской области потребовала у еврейской общины Коломыи копию ее устава, а также список ее членов из числа студентов с их телефонами и адресами. Полицейские объяснили свое требование тем, что борются с транснациональными и этническими организованными группами. Глава общины Яков Залищикер ответил полицейским, что церковь в Украине отделена от государства, что устав есть в госреестре, а персональные данные членов общины можно получить только при открытых уголовных делах^[1307].

Но разве не пора уже насторожиться?..

...В самом же Киеве мероприятия растянулись на весь сентябрь и на пол-октября.

Первыми, еще в начале сентября, включились музеи города: в масштабном Музее истории Украины во Второй мировой войне открылась выставка «Холокост», а в скромнейшем Булгаковском на Андреевском спуске — выставка, посвященная Глаголевым-Егорычевым и Кончаковским-Листовничим — домохозяевам или соседям семьи Булгаковых по этому дому. В годы войны они спасали киевских евреев, в особенности отец Алексей Глаголев, чей приход находился на Подоле. Многие из них удостоены почетного звания «Праведника народов мира» (реестр ведется в Яд Вашеме, на Украине более 250 таких праведников) или учрежденного Ильей Левитасом звания «Праведника Украины» и «Праведника Бабьего Яра» (таких более 2500 человек).

1 сентября в МЦХ состоялась панельная дискуссия «Уроки Бабьего Яра: история, память и наследие», организованная совместно с брюссельским Домом Европейской истории.

15 сентября несколько сот человек, многие с портретами своих убитых родственников, собрались на митинг-реквием, созванный Вадимом Рабиновичем — народным депутатом Украины и сопредседателем партии «Оппозиционная партия — За жизнь»:

Если бы мы обладали духовным зрением, то мы боялись бы сюда — в Бабий Яр — подойти. Пролитая в этом месте кровь невинных мужчин, женщин, детей, стариков еще долго будет взывать к отмщению. Мы не допустим повторения этой истории, фашизм никогда не поднимет голову, а если и попытается, то мы тут же ему «отрубим голову»! Я не верю в Украину, которая не помнит Бабий Яр.

Украина же — в лице Нацбанка — ответила ему, увы, через губу: «Да помню, помню я, отстань! И не забывай: это вам не еврейский Бабий Яр, а наш — украинский». 27 сентября 2021 года Нацбанк ввел в обращение две однотипные памятные нейзильберные монеты, достоинством в 10 и 5 гривен, посвященные 80-й годовщине трагедии в Бабьем Яру. Из аннотации пресс-службы Нацбанка:

На аверсе монеты размещен: малый Государственный Герб Украины (справа), под которым вертикальная надпись под углом «Україна»; слева номинал — 10 гривень (вертикально под углом); в центре на фоне концентрических кругов, напоминающих мишень, и фрагмента топографического изображения Бабьего Яра, напоминающего струйки крови, — стилизованная композиция — пронизанное пулей сердце; надписи: БАБИН ЯР 1941 (вверху полукругом), год чеканки монеты 2021 (внизу).

Монета номиналом в 10 гривен из серебра посвящена 80-й годовщине трагедии, которая произошла в урочище Бабий Яр в Киеве во время Второй мировой войны. С сентября 1941 года до конца сентября 1943-года это было место расстрелов и захоронений. Более 100 000 людей были убиты здесь нацистами, жертвами которых стали преимущественно евреи <sic!>, а также украинцы, ромы, представители других национальностей^[1308].

Евреи («преимущественно евреи») наличествуют только в аннотации, на самих монетах еврейской визуальности нет. «Анти-Джойнт» это ожидаемо пропустил, а вот в МЦХ аверс заметили и даже немного возмутились — как попытке рассказать историю Холокоста без упоминания о евреях^[1309].

Днем раньше, 26 сентября, на Крещатике, 22 — все у того же Главпочтамта и «Украинского Дома» — открылась уличная выставка о Холокосте и Бабьем Яре, подготовленная Центром иудаики Киево-Могилянской академии^[1310].

27 сентября на лайтбоксах между эскалаторами станции метро «Дорогожичи» зажглась экспозиция из 84 снимков фотографа Антуана д’Агаты и 42 цитат из (sic!) Джонатана Литтелла.

29 сентября — собственно, главный мемориальный день — был отмечен всеукраинским «Уроком памяти» о Холокосте (коллаборации МЦХ с Мин-просом Украины).

29-30 сентября в Бабьем Яру, в районе советского монумента и оуновского креста состоялись памятные церемонии, организованные УИНП, НИМЗ, ИИУ НАНУ и Всемирным конгрессом украинцев. 29 числа в 10 часов утра на два дня был зажжен огонь памяти, а вечером состоялась межконфессиональная молитва с участием Митрополита Киевского и всея Украины Епифания, главы Украинской Греко-Католической церкви о. Святослава и главного раввина Киева и Украины Моше Реувена Асмана. (Номинально ОУН тут не засвечен, но именно такое памятование именно в этот — «еврейский» для всего мира — день само по себе живо напоминает концепцию Б. Червака о перехвате коммеморативной инициативы в овраге: осталось только дождаться такого президента, который начнет свой главный «бабьеярский» день с межконфессионального амвона, или — еще лучше — такого, который этим и ограничится!)

30 сентября на территории заповедника «Бабий Яр» прошел музыкально-поэтический перформанс режиссера Олега Липцына по книге Марианны Кияновской «Бабин Яр. Голосами».

И в тот же вечер — презентация в Доме актера антологии стихов о Бабьем Яре «Овраг смерти — овраг памяти». Антология двуязычна (стихи по-русски и по-украински), выпущена двумя издательствами (МЦХ и «Дмитрий Бураго»), состоит из двух книг — собственно антологии и книги эссе Павла Поляна о Бабьем Яре «Гулкое эхо» как своеобразного послесловия-комментария к стихам. Составителей тоже двое — П. Полян и Д. Бураго. В антологию включено 133 стихотворения на русском и украинском языках 95 авторов и переводчиков с идиша.

Выделяются два пика творческой активности. Первый — это 1940-е годы, когда 16 авторами было написано более 20 стихотворений, две трети из них — по-русски. Украинские поэты активизировались в 1960-е и 1970-е годы, когда между ними и русскими поэтами наблюдался фактический паритет. Взрывной всплеск внимания к Бабьему Яру произошел в 1990-е годы, когда количество посвященных ему стихов почти вдвое превзошло результат 1940-х годов. Это связано как с круглой юбилейной датой — 50-летнем расстрела в 1991 году, так и с распадом СССР, раскрепостившим творческий дух, снявшим табу с темы Холокоста и вырвавшим цензурный поводок у государства. Зато, кажется, сошел с дистанции идиш: после 1990 года переводы уже не встречаются — и, кажется, не потому что оригиналы не переводились, а потому что не писались.

С первым томом в руках выступали его составители и некоторые авторы-поэты, в частности Семен Заславский и Алексей Зарахович. Бесспорной кульминацией вечера стало исполнение украинской певицей Еленой Гончарук «Колыбельной для Бабьего Яра» Ривки Боярской^[1311].

Сама презентация была смазана (чтобы не сказать — омрачена и испорчена) рефлекторным решением Хржановского придержать второй том как источник возможного раздражения «украинской улицы» и презентовать только первый. Второй же том был де-факто «реабилитирован» лишь в ноябре 2021 года, но ни единого упоминания об антологии на сайте МЦХ так и не появилось.

С такой самоцензурой, перестраховкой и почтением к родовым комплексам «младонационализма», с таким неуважением к работе над книгой — никакой условный Зисельс не нужен! Это была самая настоящая цензура, ничем не отличающаяся от невыдачи российским Минкультом периода Мединского прокатных удостоверений фильму Хржановского «Четыре» или четырем (sic!) его фильмам из семейства «Дау».

Нехорошего символизма и иронии добавляли еще арест и заточение в совершенно пустом складе МЦХ всего тиража второго тома. Книги повынимали из родных коробочек и положили на полку: чем не реметафоризация известного советским киношникам выражения: «положить на полку»? Ни один экземпляр тысячного тиража так и не был никому продан. Лишь несколько десятков авторских и издательских экземпляров разлетелись по узкому кругу неслучайных коллег.

3 октября около тысячи человек прошли «Маршем памяти жертв Бабьего Яра» по скорбному еврейскому маршруту 1941 года — традиция, заново выросшая из пятилетней давности инициативы Евгения Городецкого, украинско-немецкого поэта и бизнесмена, и Дмитрия Юринова. С 7 по 17 октября в киевской еврейской библиотеке им. Ошера Шварцмана проходила выставка «Потерянная жизнь. Память», посвященная 30-летней истории легендарного памятника «Менора»^[1312].

Центральными же для всей программы стали события 5 и 6 октября.

5 октября состоялась научная конференция МЦХ «Массовые расстрелы Холокоста как уголовные преступления» в Государственной медицинской библиотеке с участием Патрика Дебуа, Мартина Дина, Александра Круглова, Андрея Уманского, Александра Радченко и др.^[1313], а также презентация украинского перевода книги Бориса Забарко «Мы хотели жить...» (назавтра там же презентовались и «Благоволительницы» Литтелла по-украински)^[1314].

В тот же день был официально запущен аудиопроект «29/09» — интерактивное спектакль-приложение «Бабий Яр», с помощью которого можно услышать и увидеть события прошлого, передвигаясь по территории памяти Бабьего Яра». Автор спектакля — Михаил Зыгарь^[1315], известный российский журналист и основатель «Мобильного театра-студии “История будущего”», сказал: «Наш спектакль не только о событиях в Киеве, но в целом об одном дне — 29 сентября 1941 г. Во время спектакля, когда вы пройдете по улице Ильенко и зайдете в парк — путь, которым шли евреи 29 сентября, — вы услышите не только их голоса, но параллельно и голоса людей, ничего не знающих о произошедшем; голоса жителей Киева, которые просто сидят у себя дома и не подозревают, что происходит в этот момент. До них доносятся какие-то противоречивые слухи, но в целом город ничего не знает; люди не сразу начинают подозревать, что происходит что-то страшное»^[1316].

6 октября утром состоялась встреча гостей юбилея и журналистов с теми членами Наблюдательного совета Центра, которые приехали в Киев или живут в нем. Каждый из них говорил о себе — о том, что лично его связывает с проблематикой Бабьего Яра или, шире, Холокоста (у певца Святослава Вакарчука, например, отец в годы войны спас двух евреек). И все они дружно, в один голос, говорили о том, насколько они за историческую правду и за объективацию нарратива, за то, чтобы в Киеве возник не рядовой, не проходной музей Холокоста, каких уже много в мире, а самый лучший, самый уникальный, самый современный — такой, что привлечет и новое молодое поколение. И еще о том, какие надежды они возлагают на креативность арт-директора Хржановского и компетентность его команды. Журналисты, разумеется, докапывались про деньги и про «Русский мир», но почти не интересовались гештальтом будущего мемориала.

Вечерние программы обоих супердней проходили в огромном пластиковом шатре-коконе, выстроенном вокруг «Меноры». 5 октября здесь состоялись две украинские премьеры — опуса «In Memoriam» (2020) всемирно известного киевского композитора Валентина Сильвестрова (в исполнении Киевского камерного хора под руководством Миколы Гобдыха) и документального фильма Сергея Владимировича Лозницы (р. 1964) «Бабий Яр. Контекст», выпущенного в предвоенном 2021 году голландской компанией «Atoms & Void» при поддержке МЦХ и премированного в том же году в Каннах.

Перед показом выступили министр культуры и информационной политики Украины Александр Ткаченко, зачем-то назвавший расстрелянных нацистами в Бабьем Яру «жертвами тоталитарных режимов» (sic!)^[1317], и сам Лозница, сказавший (по-русски), что надеется на дискуссию, которую породит фильм.

Дискуссию он, действительно, получил, правда, еще и с травлей в придачу^[1318].

Бабий Яр как контекст

Остановимся на самом фильме.

«Контекст» тут, собственно, жанровая идентификация, перенос акцента с демонстрации контента на его композицию. Лозница мыслит себя не человеком-глазом с киноаппаратом а-ля Дзига Вертов, а композитором за современным монтажным столом.

Лозница стремится восстановить и передать зрителю всю суть и весь ужас трагедии 29-30 сентября 1941 года косвенно — через пустоты и лакуны, выстраивая и разворачивая строгую временную последовательность аналогичных событий, как тех, что предшествовали «акции», так и тех, что следовали за ней! Поскольку и при таком подходе чистых кинодокументов на всю эту цепь не хватало, три центральных звена даны в фильме иначе — статично и замедленно, с помощью серий фотокадров, рассказывающих о том, что бывает перед расстрелом («фотосессия» в Лубнах, где сам расстрел был в октябре), и о том, что было реально после в самом Бабьем Яру (знаменитая «ландшафтная» фотосессия военкора Хёле с самим оврагом смерти и вещами убитых).

Сразу за ними еще один некиношный блок — намеренно, ради абсолютной ясности растянутая титр-цитата из очерка Василия Гроссмана «Украина без евреев» (1943). Привожу ее здесь в такой же графике, в какой она медленно проплывала в титрах:

Нет евреев на Украине.

Всюду — в Полтаве, Харькове,

Кременчуге, Борисполе, Яготине —

во всех городах и в сотнях местечек,

в тысячах сел ты не встретишь черных

заплаканных девичьих глаз,

не услышишь грустного голоса

старушки — не увидишь смуглого

личика голодного ребенка.

Безмолвие. Тишина.

Народ злодейски убит.

Убиты старые ремесленники,

опытные мастера: портные,

шапочники, сапожники, медники,

ювелиры, маляры, скорняки,

переплетчики; убиты рабочие —

носильщики, механики, электромонтеры, столяры, каменщики, слесари; убиты балаголы, трактористы, шоферы, деревообделочники; убиты водовозы, мельники, пекари, повара; убиты врачи — терапевты, зубные техники, хирурги, гинекологи; убиты ученые — бактериологи и биохимики, директора университетских клиник, учителя истории, алгебры и тригонометрии; убиты приват-доценты, ассистенты кафедр, кандидаты и доктора всевозможных наук; убиты инженеры — металлурги, мостовики, архитекторы, паровозостроители; убиты бухгалтеры, счетоводы, торговые работники, агенты снабжения, секретари, ночные сторожа; убиты учительницы, швеи; убиты бабушки, умевшие вязать чулки и печь вкусное печенье, варить бульон и делать струдель с орехами и яблоками, и убиты бабушки, которые не были мастерицами на все руки — они только умели любить своих детей и детей своих детей; убиты женщины, которые были преданы своим мужьям, и убиты легкомысленные женщины; убиты красивые девушки, ученые студентки и веселые школьницы; убиты некрасивые и глупые; убиты горбатые, убиты певицы, убиты слепые, убиты глухонемые, убиты скрипачи и пианисты, убиты двухлетние и трехлетние, убиты восьмидесятилетние старики с катарактами на мутных глазах, с холодными прозрачными пальцами и тихими голосами, словно шелестящая бумага, и убиты кричащие младенцы, жадно сосавшие материнскую грудь до последней своей минуты.

Все убиты, много сотен тысяч — миллион евреев на Украине.

Это не смерть на войне с оружием в руках, смерть людей, где-то оставивших дом,

семью, поле, песни, книги, традиции, историю.

Это убийство народа, убийство дома, семьи,

книги, веры. Это убийство древа жизни,

это смерть корней, не только ветвей и листьев.

Это убийство души и тела народа,

убийство великого трудового опыта,

накопленного тысячами умных,

талантливых мастеров своего дела

и интеллигентов в течение долгих поколений.

Это убийство народной морали,

традиций, веселых народных преданий,

переходящих от дедов к внукам.

Это убийство воспоминаний и грустных песен,

народной поэзии о веселой и горькой жизни.

Это разрушение домашних гнезд и кладбищ.

Это уничтожение народа,

который столетиями жил

по соседству с украинским народом,

вместе с ним трудился, деля радость и горе

на одной и той же земле.

Все это призвано передать хотя бы толику того оцепенения, которое охватывало жертв. Сам Лозница мнимо бесстрастен: бремя волнения и переживания он перекладывает на зрителя, заставляя его широко разверзнуть глаза и открыть сердце. Передает в абсолютной тишине или, лучше сказать, немоте.

Во всех остальных блоках звук есть: слышны или голоса (подреставрированные, разумеется) держащих речь людей, или воссозданный с помощью звукового дизайна фон: шумы самолета, грохот взрывов, лязг гусениц, треск огня, человеческий говор. Из именных «голосов» особо выделю генерал-губернатора Франка в Лемберге в июле 1941 года, генерал-лейтенанта Хрущева и полковника Армии Крайовой (sic!) Филипповского во Львове в июле 1944 года, а также участников процесса над нацистскими преступниками в Киеве в 1946 году — одного из обвиняемых (Изенмана) и трех свидетелей (Артоболевского, Оначко и Проничевой).

Превосходна работа с немецкими, российскими и прочими архивами^[1319]. Главные находки — из Красногорска, из Штутгарта и из частного архива Карла Хопкинса. Иные сцены — натягивание вместо галифе брюк только что отпущенным из немецкого плена и немного стесняющимся оператора солдатом-украинцем или же подача бабами-украинками соответствующих заявлений на своих (или как бы «своих») мужиков — могли бы даже смахивать на постановочные, когда б не полная невозможность для какого угодно режиссера, хоть с самой маниакальной страстью к доподлинности, подобрать такие «декорации», а для артиста — «сыграть» это самое смущение.

И то: что может быть правдивей и художественнее документа?!

Война — это сущий ад, говорят кадры. Горящие избы, взорванные дома, дым до небес, горы убитой техники, груды искореженного металла, горы не преданных земле трупов и — визуально едва ли не самое страшное — мириады мух над мертвыми лицами.

Сопоставляя, сводя разные источники, Лозница попытался придать им некий объединяющий композиционный ход. И несколько раз ему такие закольцовки удались. Укажу на три из них.

...Ах, как сдирали, веселясь, и как рвали портреты «жидобольшевика Сталина», как наклеивали на тумбы и на трамваи клейстером портреты «Гитлера-освободителя»! Точно так же весело рвали и сдирали потом портреты фюрера, крушили обухом топора немецкие дорожные указатели, нежно рисовали кисточкой и устанавливали свои знаки.

Или другой кейс. Август 1941 года, советская кинохроника. Киевляне роют за городом противотанковые рвы, насыпают мешки песком или землей, а красноармейцы строят из них фортеции на улицах города, увенчивая их противотанковыми ежами. 19 сентября, немецкая хроника. Танки движутся по той же улице, аккуратно объезжая оставшиеся почти не тронутыми фортеции и ежи.

И третий. Даже архетипы антисемитизма как бы случайно, но внятно проявились и сполна раскрыли себя. Вот молодой, даже симпатичный ефрейтор Ганс Изенман, четко, по-военному, без запинки и без эмоций отвечающий на вопросы судьи о его участии в одном из расстрелов евреев во Львове: «Яволь! Значит, так: шестеро из нас стреляют (пулемет, два автомата, три карабина), другие шестеро охраняют, потом меняемся». — «Сколько я убил лично? 120». Это же шестеренка, винтик приказательно-исполнительной машины! Личного, может быть, и вовсе ничего (под такое пытался в Иерусалиме косить и сам Эйхман).

А вот патриоты-«львовяне» образца 30 июня 1941 года — мужчины, женщины и даже дети (sic!), истово, с палками гоняющиеся за евреями и еврейками по тюремному двору (евреев заставили тогда выносить трупы жертв НКВД из подвалов тюрьмы «Бригидки», среди убитых чекистами были и евреи) и по всему городу, с наслаждением забившие тогда несколько сот ненавистных жидов.

Чувствуете разницу? Только не спешите с выводом, кто тут кого страшней. Еврейку Дину Проничеву, пришедшую в Бабий Яр, украинский хильфсполицай признал за украинку и, выведя из очереди за смертью, подсадил к группе таких же, как она (или не таких же, а настоящих) украинцев, чтобы отпустить их вечером домой. Но приехал под вечер немецкий офицер, справился об этой группе и... приказал всю ее (т.е. украинцев!) немедленно расстрелять. Что и было сделано — такими, как Изенман! (Единственная привилегия для такой, как Проничева, — не раздеваться перед смертью догола).

Кончается фильм своего рода постскриптумом — сообщением о решении Киевского горсовета от 2 декабря 1952 года о замыве Бабьего Яра пульпой из отходов кирпичного завода. Мы видим и саму пульпу, вяло текущую из трубы, и зловещее склизкое озеро, почти уже заполнившее грязью овраг, осталась разве что верхняя кромка — неширокая, но еще узнаваемая!

Подготовленный зритель уже понимает, чём все это скоро кончится — техногенной Куреневской катастрофой, грязевым селем 13 марта 1961 года, т.е. новой бедой. Эта сочащаяся пульпа в трубе — такая же манифестация убийственной рукотворной стихии, что и пламя из кадров военных пожарищ.

Своего рода продолжением — точнее, ответвлением — «Бабьего Яра. Контекста» Сергея Лозницы стал другой его фильм — «Киевский процесс». 106-минутный черно-белый фильм, созданный той же компанией и при поддержке МЦХ. Работа над фильмом началась весной 2021 года, а премьера состоялась в сентябре 2022 года на Венецианском кинофестивале (внеконкурсная программа).

«Киевский процесс» — это суд над немецкими военными преступниками, прошедший в Киеве с 17 по 28 января 1946 года^[1320].

В распоряжении режиссера оказались уникальные архивные кадры, позволяющие погрузить зрителя прямо в атмосферу суда, проходившего в зале Киевского окружного дома офицеров (и тут опять «фирменный» аудиодизайн). Лозница реконструировал, точнее, перекомпоновал, все ключевые моменты судоговорения: обвинительное заключение прокурора, выступления обвиняемых и свидетелей, приговор судей, реакцию публики и подсудимых. Если в исходниках подсудимые и свидетели говорят последовательно, в логике судоговорения, то Лозница развел их в две сплошные отдельные группы, что создало эффект концентрации эмоций.

Кончается фильм кадрами, уже знакомыми по «Бабьему Яру. Контексту» — съемками публичной казни 12 приговоренных к смерти генералов и офицеров. Это произошло 29 января — назавтра после вынесения вердикта — на площади Калинина (нынешний Майдан Незалежности) — при стечении двухсот, если верить оценкам, тысяч народа. Жертвы Бабьего Яра составили бы в таком случае около пятой части этой неоглядной толпы — масштабируйте в кадре сами.

Сгонять их сюда не пришлось — все пришли сами и, несмотря на зиму, загодя. Публичная казнь была для них не только исполнением приговора, но еще и театральным зрелищем, варварство которого не казалось им чрезмерным на фоне войны, в которой самим им посчастливилось уцелеть.

6 октября: кульминация памятования 80-летия

Важнейшим же стал день 6 октября, отмеченный и музыкальным, и политическим «хитами». Прежде всего — это 13-я симфония Дмитрия Шостаковича «Бабий Яр» — в исполнении Немецкого симфонического оркестра под управлением Томаса Зандерлинга и при солисте-басе Альберте Домене. Знаковое событие и, с точки зрения «вечности», — центральное во всем юбилее. Тут ведь та же история, что и с песней на стихи Дриза, — всего лишь второе исполнение симфонии в столице Украины! Товарищи Хрущев, Коротченко, Шелест, Подгорный, Щербицкий и иже с ними заерзали бы в гробах, когда б узнали, что великие — но столь им ненавистные — слова Евтушенко и ноты Шостаковича прозвучали прямо здесь — «над Бабьим Яром»!

Во время исполнения симфонии на боковых панелях сцены медленно перемещались вверх, сменяя друг друга, столбцы имен тех, кто был расстрелян в Бабьем Яру — симфония уже отзвучала, а мартиролог только-только перебрался из буквы «Г» в букву «Д»^[1321].

Между тем на сцену выходили мировые виртуозы — виолончелист Миша Майский и скрипач Гидон Кремер со своим «Балтика кремерата». По сути, они были на разогреве у совсем другого «хита» — политического. А именно — выхода к «Меноре» и к микрофону президентов трех неслучайных стран — Украины, Израиля и Германии^[1322]. Владимир Зеленский, Ицхак Герцог и Франц-Вальтер Штайнмаер были уже поблизости (их перемещение транслировалось в мир и на экран в «коконе»).

По дороге они и их свита поучаствовали в открытии еще одной инсталляции — «Хрустальной стены плача» сербской арт-дивы Марины Абрамович^[1323]. Это антрацитовый монолит сорока метров в длину и трех в высоту, в которую ритмически вмонтирована вставная челюсть из 93 подсвечиваемых в темноте кварцитных кристаллов-клыков. Клыки расположены в три ряда таким образом, чтобы десятки желающих могли бы, не мешая соседу, прижаться к ним сразу головой, сердцем и животом — дабы предаться приличествующим месту размышлениям, например, о всепрощении^[1324]. К арт-удачам будущего мемориала я бы этот объект не отнес: он феноменально оторван от сути места, в которое неуклюже воткнулся и ощерился^[1325].

...Президенты между тем остановились перед действительным шедевром — складной и скрипучей книжкой-синагогой швейцарского архитектора Мануэля Герца. Расположение звезд под ее куполом в точности соответствовало той композиции, что была в небе 29 сентября 1941 года^[1326]. В синагоге их ждал великий нью-йоркский кантор Йозеф Маловани (невероятная деталь: он родился в Тель-Авиве 29 сентября 1941 года — день в день с трагедией смерти в Бабьем Яру!). Незабываемым голосом он исполнил поминальную молитву «Эль малэ рахамим» и прочел кадиш.

После чего все три президента проследовали в «кокон», под который была забрана и «Менора». Все трое говорили речи, но, памятуя конфуз пятилетней давности с Ривлиным, в Раду гостей не пригласили. Тем более что ничего нового патриотам они сообщить не смогли.

И. Герцог явно учел ривлинский «конфуз» и заменил повсюду «украинских» на «местных».

За два дня пулеметы нацистских «эскадронов смерти» — и, с ними, увы, также и местных коллаборационистов — скосили жизни десятки тысяч евреев Киева и области. Были стерты целые семьи...^[1327]

Заканчивая, И. Герцог возгласил, что время памяти уже пришло. Зеленский в своей речи у «Меноры» не стал проводить параллели меж

ду Холокостом и войной России с Украиной на Донбассе (Петр Порошенко в 2016 году, на 75-летие Бабьего Яра, как мы помним, — стал; как, впрочем, стал и Дмитрий Гордон в 2021 году — в своем Laudatio Евтушенко и Шостаковичу перед исполнением 13-й симфонии).

Но для этого Зеленскому пришлось сполна отдать дань локальной политкорректности и уважить визитом и цветами всех громкоголосых акционеров ООО «Бабий Яр» — и коммунистов (тот самый брежневский мускулистый монумент 1976 года), и украинских националистов (порошенко-кличковский памятник 2017 года Елене Телиге), и даже цыганскую «Кибитку».

В этом было что-то от оуновского сценария, и президенту Украины можно только посочувствовать. Ибо памятование трагедии Бабьего Яра в одном стакане с глорификацией ОУН-УПА кощунственно! И ни геополитический троллинг со стороны России, ни даже состояние войны с ней — холодной или горячей — тут не меняет ничего!..

2022-2023. ЗЕЛЕНСКИЙ-2. БАБИЙ ЯР КАК ХРОНИЧЕСКАЯ БОЛЕЗНЬ

Вериги беспамятства

Господи, перманентному беспамятству в Бабьем Яру пошел уже девятый десяток!

На протяжении 50 советских и 30 с лишним постсоветских лет как интернационалистский, так и националистический — оба в той или иной степени антисемитские — дискурсы дружно препятствовали его достойной мемориализации. Правда, демократический характер независимой Украины гарантировал свободу дискуссии и диалога в поиске нужных решений, но обеспечить их принятие и реализацию не смог. В отличие от СССР, роль похоронной команды взяло тут на себя не государство, а гражданское общество, при этом непосредственно в Бабьем Яру разыгрался постыдный конфликт якобы национальных нарративов.

Советское государство, интернационализировав (то есть растворив и присвоив) еврейскую кровь, грубо денацифицировало еврейскую трагедию Бабьего Яра. Целых полвека оно и слышать не хотело ни о каком еврейском мемориале, хоть пару раз и вынуждено было это прилюдно обсуждать. Отфутболив все предложения, оно дважды заполняло сам овраг грунтом, пока не поставило в 1976 году свой мускулистый памятник-алиби, явно перепутав события в Бабьем Яру с событиями на Мамаевом кургане.

Но и надежда на то, что евреи после этого скажут спасибо и отвяжутся, не оправдалась, и в 1991 году — еще при СССР! — в Бабьем Яру появился первый еврейский символ — «Менора».

Украинское 30-летие не менее специфично. Все президенты Украины и все мэры Киева охотно приходили сюда каждый год с цветами и на банкет, благо гости на памятованиях Бабьего Яра — особенно на юбилеи — собирались солидные и лестные, вплоть до президентов США и папы Римского. Ни государство, ни город отныне не мешали еврейской общине строить свой Мемориал: выделялись здания, участки, согласовывались документы и чертежи. И только денег государство не давало, честно ссылаясь на свою бедность и намекая на еврейскую финансовую состоятельность.

Финансирование мемориала в Бабьем Яру было отдано евреям на аутсорсинг, и на протяжении первых 25 лет из 30 они его банально провалили. Целое десятилетие — все 1990-е годы — ушли на бесплодный фандрайзинг среди своих: миллиардеров тогда еще не было, а миллионеры ходили босяками и косили под церковных крыс. Результат — фиаско, а выделенное городом под честное имя Ильи Левитаса здание пришлось вернуть, да еще с неоплаченными долгами за эксплуатацию.

Первая половина 2000-х годов — пятилетка позора и скандала с общинным центром «Наследие», в котором никто — ни «Джойнт» с его деньгами, ни общественность с газырями, полными мочи и кала, — не искали консенсус и, естественно, не нашли: городу снова пришлось отозвать свои «оргвзносы». После чего началось долгое десятилетие с мутной концессией В. Рабиновича и других киевских олигархов^[1328] — вроде бы уже и не церковных крыс, а каких-никаких миллиардеров, — закончившееся сложной переуступкой полученных одними задаром прав другим за деньги.

Этими «другими» и был тот спонсорский пул из Наблюдательного совета МЦХ, что приступил к своей деятельности в 2016 году и, как казалось, всерьез преуспевал в ней. Преуспевал, несмотря на жесткий прессинг украинских националистов — охотников заново переосмыслить роль и место евреев в этой планетарной еврейской трагедии 1941 года и заставить их потесниться на пятачке Бабьего Яра и в регламенте памятований. С этой стороны на МЦХ посыпалась картечь жесточайших скандалов, но не финансовых, а историко-идеологических, выруливших под конец на низкопробную геополитическую брань: «Долой МЦХ!.. Фридман и Хржановский — кровавые руки Кремля!.. Нет ’’Диснейленду” и ”Дому-2”!.. Не одних евреев тут косточки лежат!.. Холокост наш!.. Даешь в Бабьем Яру всеукраинский мемориал всех жертв всех Бабьих Яров и Голодоморов!.. Слава Украине! Бойтесь данайцев, дары приносящих!»

Но, как бы то ни было, если евреям будет угодно ругатького-то за свое 30-летнее фиаско, то только самих себя...

И дело, разумеется, не только в деньгах и даже не в их количестве.

Печально, что эта 80-летняя война за память о Бабьем Яре — локальная схватка с беспамятством и рейдерскими амбициями — велась на костях и на пепле жертв. То, что она не увенчалась и до сих пор достойной мемориализацией, столь же феноменально, сколь и закономерно.

Эх, старуха, старуха!..

Хтоническая болезнь?

Что это? Хроническая, хтоническая болезнь?

А ведь в 2021 году — по ходу юбилейных памятований в Бабьем Яру — впервые возникла надежда, почти уверенность в том, что если и болезнь, то излечимая. Повышение статуса — с мэрского до президентского — и положительный опыт частно-государственного партнерства, явленные всему миру в Киеве в 2021 году — к 80-летней годовщине трагедии, как и та, в целом весьма впечатляющая, программа, которой она была отмечена, казались точкой некоего перелома и избавления от болезни. Прояснилась и будущность объектов, построенных, строящихся или проектируемых в этих рамках: все они будут принадлежать украинскому государству и муниципалитету Киева.

Итоги же юбилейного года и всей предыдущей деятельности МЦХ подвело заседание Наблюдательного совета 21 декабря 2021 года^[1329]. К этому времени было уже освоено порядка 25 млн долларов, на 2022 год выделялось еще 11, главным образом на музейно-строительные работы.

Неудивительно, что успехи МЦХ продолжились и после юбилея. 27 января, в международный День памяти жертв Холокоста, рабочая группа Европарламента «Бабий Яр — Память ради будущего» обнародовала декларацию, в которой приветствовала создание аналогичной группы в Верховной Раде и высоко оценила усилия руководства Украины и МЦХ по мемориализации трагедии Бабьего Яра^[1330].

Между тем последовательно запускались все новые и новые творческие и научные проекты, и ближайший из основных — музейное пространство «Курган памяти». Сам курган — около 80 м в длину и ширину и 12 м в высоту — представлял бы собой асимметричную пирамидальную конструкцию из металла и камня, как бы парящую в воздухе. Его крышу выложили бы камнями, собранными со всей страны, — отсыл к иудейской традиции, когда на могиле оставляют камни в знак памяти и уважения. С помощью 3D-моделирования курган должен был всесторонне воспроизвести историю расстрелов первых двух дней трагедии — 29-30 сентября 1941 года.

В самом конце 2021 года МЦХ получил от НИМЗ в аренду здание конторы бывшего Еврейского кладбища, а 27 января 2022 года — от мэрии — и тоже в аренду — три земельных участка на территории Бабьего Яра, смежные с тремя другими, уже находящимися у них в аренде. Их соединение друг с другом в единый ареал площадью в 132 га впервые создавало предпосылки для комплексного ландшафтного решения мемориала^[1331].

И уже 14 февраля МЦХ объявил открытый конкурс идей на обустройство территории Бабьего Яра. Конечная цель — разработать смелую и оригинальную концепцию будущего Мемориального комплекса в Бабьем Яру как единого целого, включающего множество объектов — музеи, арт-инсталляции, исследовательские центры, библиотеки, архивы и другие объекты. До трех победителей конкурса должны были получить по 20 тысяч долларов. Заявки следовало подавать до 15 апреля, а сами проекты — до 15 мая, объявление победителей — в июне 2022 года.

Открытие «Кургана памяти» планировалось на осень 2021 года. Сначала его перенесли на 27 января 2022 года, а потом на весну, на апрель — май. В июне стали бы известны победители конкурса концепций пространства Бабьего Яра. Казалось бы, дожидаться недолго — всего несколько месяцев!..

Сообщением о кургане и об итогах конкурса я и собирался завершить эти и без того затянувшиеся заметки... Но не завершил, подорвавшись на мине под названием «24 февраля».

2022: И что теперь?

...Ну а что же проект мемориала в Бабьем Яру?

МЦХ, увы, так и не исполнил свой мандат до начала войны. После чего в зеркало заднего вида набегают даже такие глупые мысли: а не ошибкой ли было менять коней на переправе в 2019 году? Ведь бариновский проект, оптимистически-гипотетически, мог бы уже и открыться к юбилею, хотя бы первыми залами?!..

Можно ли сегодня говорить о продолжении стараний МЦХ? «Что Троя вам теперь, ахейские мужи?..» До памятований ли сейчас, Клио?..

Известно, хотя и не широко, что в первые же дни беды МЦХ перевез часть сотрудников и ценные коллекции и архивы в более безопасное, нежели Киев, место, законсервировав все остальное и установив охрану инсталляций и других стационарных объектов. Работа продолжилась, но главным образом та, что могла вестись онлайн.

Судя по сайту, МЦХ перепрофилировал часть оперативных средств на помощь гражданскому населению, помог с эвакуацией многих переживших Холокост, как и праведников Бабьего Яра. Участвует он и в создании онлайн-мартиролога «Закриті очі» («Закрывшиеся глаза») — платформы сохранения индивидуальной памяти о тех, кто был убит во время российско-украинской войны 2014-2023 годов^[1332].

В марте 2022 года из Наблюдательного совета выбыли из-за санкций застрельщики МЦХ — Фридман и Хан, причем Фридман был и основным донором^[1333]. Предположу, что отключение от главного меценатского проекта своей жизни Фридман-филантроп переживал по-человечески остро.

Еще один член Наблюдательного совета — Кравчук, та самая повивальная дедка «беловежской» роженицы-Украины, в мае 2022 года умер, лишь ненадолго пережив второго (нет, третьего) из той акушерской команды — Шушкевича. Единственное пополнение Наблюдательного совета в 2022 году состоялось еще в первую декаду февраля: Макс Яковер, бывший гендиректор МЦХ^[1334].

Текущие оперативные расходы на поддержание в порядке уже построенного и достигнутого взял на себя Рональд Лаудер. Под самый конец 2022 года к финансированию МЦХ подключится семейный благотворительный фонд Леонида Блаватника, англо-американского миллиардера украиноеврейского происхождения^[1335].

Но что же теперь будет с развитием МЦХ? Проект поставят на паузу и замотают изолентой? Или корыто разбито настолько, что это его институциональный конец?

Отвечая Антону Долину^[1336] в августе 2022 года на этот честный вопрос, Илья Хржановский жонглировал именами и встречами, но ответа не дал^[1337]. Видимо, и сам не знал.

Снова отвечая на тот же вопрос — буквально накануне нового, 2023-го, года — в интервью Владиславу Давидзону, Хржановский заявил, что он попрежнему арт-директор, хотя и отказался от зарплаты сразу же после 24 февраля. Но в ситуации войны ему как арт-директору практически нечего делать, кроме как заботиться о сохранении уже сделанного. В целом же проект, сказал он, необходимо еще раз перепридумать, потому что сейчас, по его мнению, идет геноцид украинского народа, и вся Украина сейчас — один сплошной Бабий Яр: тезис, которым возмутится честный историк.

В этой ситуации решение вопроса о его собственной роли в проекте за украинским народом, не без пафоса сказал режиссер. Но и подчеркнул, что он артист-космополит и что гражданство у него не только российское, но и израильское. И что именно как израильтянин он в свое время трудоустраивался и в Харькове, и в Киеве. Ему кажется, что война, заново выпятив черты тоталитаризма, сделала его «Дау» еще более актуальным, а его «МЦХ» как бы оторвало от «узкоеврейской» темы и отнесло в сторону «широкоукраинской»^[1338].

Но чем тогда девальвированный («узкоеврейский») Бабий Яр отличается от нарративов его оппонентов?

Увы, поколение Бориса Забарко, Ильи Левитаса и моего отца так и не дождалось того момента, когда поседевшая евтушенковская строчка 62-летней давности — «Над Бабьим Яром памятников нет...» — утратила бы свою актуальность и осталась бы в веках литературным памятником советскому антисемитизму и самой себе.

А следующее, уже мое, поколение — не дождется и оно?!..

Сменяя Яковича, на должность гендиректора МЦХ заступил профессиональный маркетолог и топ-менеджер Максим Рабинович, до этого директор ООО «Нафтогаз Украины», заместитель гендиректора «Укрпочты» и др. Он сразу же высказывался о важности победы над культурными и коммеморативными российскими нарративами о Холокосте. Но что, собственно, он имел в виду? Борьбу с «русским культурным продуктом» и диковатую деколонизацию по-оуновски?..

Символизм и энергетика Бабьего Яра таковы, что к вопросу о мемориале его трагедии, несомненно, вернутся — и очень вскоре после окончания войны. Но неизбежная при этом пауза будет не просто заминкой. Уверен, что создавать его станет неизмеримо сложней.

Уже сегодня все громче голоса тех, кто требует закрыть наконец эту «российско-еврейскую нарративную лавочку» и передать проект в бережные патриотические руки. Охотники перепридумать проект — оседлать и раздербанить попритихшую под бомбами память — уже подавали голос. Они выйдут из этой войны скорее всего окрепшими, и будет ли тогда кому остановить их вандаловы инстинкты и погромный раж?

29 сентября 2022 года, в 81-ю годовщину еврейской трагедии Бабьего Яра — впервые у символической складной синагоги — в присутствии министра А. Ткаченко, мэра В. Кличко, гендиректора МЦХ М. Рабиновича, директора НИМЗ Р. Тапановой, дипломатов, еврейских и христианских религиозных деятелей состоялась межконфессиональная молитва. Главный раввин Украины Моше Реувен Асман тогда сказал:

Сегодня мир пришел в себя, и все больше и больше понимает, что если злу не противодействовать, то оно будет безнаказанно вести себя и дальше... И немного света разгоняет много тьмы. Я хочу здесь помолиться, чтобы Украина победила, чтобы больше никогда не было Бабьих Яров...^[1339]

В тот же день посетил мемориал и почтил память всех жертв Бабьего Яра и президент Зеленский. Он осмотрел инсталляцию «Черный куб», внутри которого «установлен макет Бабьего Яра, на котором идет визуальная проекция; также озвучиваются отрывки произведений украинских писателей, посвященных трагедии, а на мультимедийных экранах демонстрируются изображения, символизирующие трагические события Бабьего Яра. Главе государства рассказали о том, как Национальный историко-мемориальный заповедник “Бабий Яр” работает над сохранением памяти об этой трагедии для современных и будущих поколений украинцев»^[1340].

«Черному кубу» затруднительно быть чем-то иным, нежели ускромненной модификацией запланированного «Кургана памяти». Но в процитированном пресс-релизе бросаются в глаза отсутствие упоминаний МЦХ и подчеркнутое украинство писателей, намечаемых к цитированию в объекте под названием «Черный куб». Уж не просели ли акции МЦХ на посуровевшей украинской бирже памяти?

25 октября состоялось заседание Наблюдательного совета МЦХ, посвященное итогам 2022 года^[1341]. А уже 26 октября 2022 года Зеленский и Ермак встретились в Киеве с Щаранским и Пинчуком, к ним по видеосвязи присоединились еще три члена Наблюдательного совета МЦХ — президент Всемирного еврейского конгресса Рональд Лаудер, экс-сенатор США Джо Либерман и главный раввин Киева Яков Дов Блайх^[1342]. Отсутствие, даже по видеосвязи, Хржановского бросалось в уже попривыкшие к кэнселлингу глаза^[1343].

Обсуждая продолжение проекта МЦХ, Зеленский подчеркнул, как важно уделять еще больше внимания защите исторической памяти и извлечению выводов из масштабных трагедий XX века. Он поблагодарил за верность этой задаче и заверил: Украина о проекте помнит, она его обязательно реализует, но для этого ей сначала нужно защитить себя саму.

2023: Холодная война символов

Между тем холодная война символов, понемногу разогреваясь, не собиралась останавливаться и в 2023 году. 11 марта — «с целью деколонизации столичной топонимики», или, попросту, в видах дерусификации — депутаты Киевского горсовета (а мэр у Киева все тот же — Виталий Кличко, чей брат входит в Наблюдательный совет МЦХ) утвердили результат рейтингового электронного голосования в приложении «Киев цифровой» и постановили: улицу Столетова в Голосеевском районе переименовать в улицу Самчука.

Писатель, друг Ольжича и Телиги, Улас Самчук (1905-1987) был главным редактором ровенской (т.е. столичной!) оккупационной газеты «Волинь», которая на трагедию Бабьего Яра, в частности, отозвалась так:

...29 сентября в Киеве был великий день. Немецкая власть, идя навстречу пылким пожеланиям украинцев, приказала всем жидам, которых в Киеве еще осталось около 150.000, покинуть столицу.

Разве не ясно, чем сегодня закончилось бы пылкое «рейтинговое электронное голосование», например, о порядке памятования в Бабьем Яру?

Отсюда праздный, но не риторический вопрос: а не обернется ли такая война символов чем-то похлеще да погорячей? Ведь не каждая страна выдержит после «империалистической» еще и «гражданскую»!

Приглядимся к тому, что происходило и происходит в самом пространстве Бабьего Яра в 2023 году. Начнем с МЦХ.

В июне там еще раз поменялся исполнительный директор: на место Максима Рабиновича, пополнившего собой поредевший Наблюдательный совет, пришел Алексей Макухин, бывший продюсер инсталляции «Зеркальное поле».

В сентябре 2023 года об уходе с должности сообщил арт-директор Хржановский. Де-юре он покинул ее еще весной, а де-факто самоустранился и того раньше. Он не был в Украине с начала войны ни разу — дабы не раздражать собой и своей вмененной токсичностью украинское общество, глубоко расколовшееся по его поводу. Не было его — даже онлайн — и на встрече Наблюдательного совета МЦХ с Зеленским в 2022 году!

Быть может, последнее существенное, на что он реально повлиял, был выбор стратегии МЦХ на военное время^[1344].

До 24 февраля 2022 года, еще до войны, анонсировалось построение «Кургана памяти» и продолжение оцифровки архивов, в частности госархива Николаевской области. Но после арт-директор круто вывернул руль, и МЦХ, редуцировав «Курган памяти» до загадочного «Черного куба», отчалил от Второй мировой и от Холокоста. Во главу угла встала полыхающая вокруг война, ее военные преступления и гуманитарные аспекты. Патер Дюбуа с коллегами переключился на актуальные эксгумации в освобожденных районах Украины, а Анна Фурман возглавила проект «Закрытые очи» — мартиролог украинских жертв войны, охвативший уже более трех тысяч имен^[1345].

80 % уже утвержденного бюджета МЦХ было перераспределено в пользу именно этих проектов, еще 20 % — на консервацию и охрану имеющихся объектов. Коллектив МЦХ сжался до minimum minimorum.

Поначалу военная стратегема казалась и целесообразной, и оправданной, даже красивой, — хотя бы как отчетливый знак солидарности с защищающейся страной. Но после того как в марте 2022 года попавшие под санкции и ставшие для МЦХ токсичными Фридман и Хан вынуждены были выйти и из Наблюдательного совета, и из спонсорского пула, израсходовался запланированный бюджет. Испытанию подверглась и олигархическая солидарность, но Пинчук, Лаудер и Кличко, а также не входящий в Наблюдательный совет Блаватник обеспечили текущие расходы.

Между тем и переключившись на современность, МЦХ продолжал привычно получать все новые международные премии^[1346], причем именно за свой новый курс. В частности, Гран-при Red Dot Award: Brands & Communication Design 2022 года за мартиролог жертв российско-украинской войны «Закрытые глаза». А в 2023 году — даже две премии: премия Томаса Дж. Додда в области международного правосудия и прав человека и профессиональная интернет-премия «Вебби» в категории «Веб-сайты и мобильные версии сайтов (благотворительные организации и некоммерческие проекты)».

В том же 2023 году документальное наследие «Бабий Яр» добавили в Международный реестр программы ЮНЕСКО «Память мира»: Государственная архивная служба Украины и МЦХ получили соответствующие сертификаты.

И тем не менее любые красивые поступки и жесты блекли на фоне событий на фронте и быстро переставали быть маркерами успеха, престижа или уровня. Стратегический выбор МЦХ был, конечно, напрашивающимся, но он же стал и ловушкой.

С ним МЦХ уклонялся от своей непосредственной миссии и вытекающих из нее задач и мандата, а заодно и от тех драйва и коммуникабельности, которые были ему так свойственны в мирное время. Связаться с оставшимися сотрудниками стало практически невозможно, центр терял свою прозрачность, а его сайт терял свой контент, даже новостной.

В сентябре 2023 года, во время очередного визита в Украину, Щаранский снова, как и годом ранее, встретился с президентом Зеленским, и тот снова обещал поддержку именно проекту МЦХ и снова — только по завершении войны^[1347].

Очевидно, что именно Щаранский, как председатель Борда (так он называет Наблюдательный совет МЦХ), стал главным, если не единственным каналом коммуникации между МЦХ и руководством Украины по вопросам Бабьего Яра. Но вот вопрос: отстаивая концепцию МЦХ, ясно ли Щаранский себе представлял, в чем именно она сейчас — без Хржановского и Фридмана — заключается? Как, в чем и насколько она за время войны изменилась и изменится?

Между тем конкуренты и идеологические оппоненты МЦХ из вечного «Антиджойнта» весной 2023 года воспряли духом и перешли в наступление по всему фронту. 14 мая — в День праведников Украины — в здании бывшего спорткомплекса «Авангард», отремонтированном после российского ракетного удара^[1348], официально открылся выставочный центр НИМЗ «Живая память».

Премьерной его экспозицией стала международная выставка: «Exodus: Путь из небытия». Она проходила с 14 мая по 18 июня и объединила работы киевского художника Матвея Вайсберга («Тонкая красная линия») и литовца Даумантаса Тодесаса («Заповеди Моисея»)^[1349].

Открывая выставку, ее сокуратор^[1350] и и. о. генерального директора НИМЗ Роза Таланова подчеркнула, что стремится к тому, чтобы украинцы приходили в Бабий Яр не только дважды в год^[1351], отдавая дань памяти погибших, а к тому, чтобы Бабий Яр стал местом их размышлений и поиска ответов на вопросы современности.

Этот проброс в нынешний день и латентный игнор неукраинской публики, в том числе и глобальной, весьма выразительны. В пространстве Бабьего Яра они призваны стать своего рода саркофагом над этим холокостным Чернобылем, все еще излучающим свою историческую радиацию.

А 30 мая недалеко от здания «Авангарда» был открыт многометровый мурал^[1352] — высокий четырехгранный обелиск-трапеция, украшенная тремя внушительных размеров^[1353] панно, созданными во время войны. В цветовой гамме «желтое по темно-синему и черному» на них изображены: летящий ангел с мечом (авторское название «Ангел ВСУ»), менора, стилизованная под трезубец и, наконец, сам трезубец, вписанный в звезду Давида. Не менее остроумные экзерсисы несложно было бы проделать с чем угодно, хоть с серпом и молотом. Степень связанности мурала с Бабьим Яром — не выше, чем у Марины Абрамович с ее клыками в антрацитах. И зачем было нагружать пространственный пятачок Бабьего Яра еще один раз ложными и ненужными коннотациями?

В творческом отношении мурал Вайсберга бесконечно проигрывает инсталляциям МЦХ, зато, очевидно, выигрывает в идеологическом. Ткаченко, тогда еще глава МКУ, назвал лобовую наивность мурала знаковым маркером Бабьего Яра и единства в нем еврейского и украинского начал.

Ткаченке вторил и рецензент «Вечернего Киева»:

Еврейская и украинская истории здесь переплетаются в неразрывную мозаику. И все это окружает горький запах гари, что до сих пор наполняет пространство зала «Авангард». Это место дарит нам возможность осознать, что искусство умеет превратить войну в жажду жизни, а также донести до наших сердец философскую сущность того, что означает война, смерть и стремление к жизни^[1354].

Запах гари — это эпизод отнюдь не украино-еврейских, а совсем других отношений. С историческими же украино-еврейскими реалиями столь примитивная трактовка не стыкуется.

С 1 по 31 августа в том же пространстве «Живая память» проходила выставка «Бахмут. Лицо геноцида 1942/2022»^[1355]. Ее организаторы — Бахмутский краеведческий музей, Украинская ассоциация профессиональных фотографов при МКУ и неизменный НИМЗ. Посыл этой выставки хорошо высвечен ее названием: попытка отождествления убийства немцами 3000 бахмутских евреев в 1942 году — и сам Бахмут, стертый с лица земли в 2022. И то, и другое — трагедии, но они не рифмуются друг с другом.

Уничтожение сел и городов, пытки и убийства мирных жителей суть тяжкие военные преступления, но это не геноцид. Однако в рефлексии на нынешнюю войну такая некритическая подмена понятий и их широкая инструментализация стали идеологическим мейнстримом.

А 28 сентября 2023 года здесь же открылась мультимедийная экспозиция «Бабий Яр. Зеркала смерти», устроителями которой были НИМЗ и Музей истории Киева^[1356]. Идейным вдохновителем выставки сама Тапанова назвала Виталия Нахмановича, сотрудника Музея истории Киева. На открытии выступили Диана Попова, директор этого музея, Ростислав Карандеев, сменщик уволенного Ткаченко в МКУ, послы Израиля и Германии в Украине Михаил Бродский и Тим Пранге. И, разумеется, сама Роза Тапанова, явно полюбившая философские рассуждения:

Война заставила нас пересмотреть многие процессы, в том числе она показала необходимость новых подходов к мемориализации. Использование только двух форматов работы с памятью: кладбище или музей, привело к тому, что в 2021 году только 55 % украинцев знали, что Бабий Яр находится в Киеве, а 26 % признались, что им неизвестно его местонахождение. Поэтому мы определили формирование «живой памяти» ядром стратегии развития заповедника. Сегодняшней выставкой мы стремились привлечь внимание к «реинкарнации зла», которое меняет режимы и мундиры, но не меняет своей античеловеческой сущности. Именно так работает «живая память», которой заслуживают жертвы Холокоста...

Сама выставка представляла собой чересполосицу тематических стендов с текстами на украинском и английском языках, посвященных различным ипостасям государственного зла и насилия над людьми — Холокоста и Пораймоса, ГУЛАГА и депортаций, Голодомора и Катыни, Дарницы и Мариуполя и Еленовки. О том, как именно представлены и как соотнесены эти темы друг с другом, по видео и по отчетам судить непросто, но ощущается все тот же нарратив — искусственное уравнивание Бабьего Яра (и вообще Холокоста) с современными военными преступлениями.

Что это, как не своеобразная попытка музеефицировать снайдеровскую метафору «кровавых земель», при этом не упоминая погромы и растянув ее по самые наши дни?

Ни в одном из проектов НИМЗ МЦХ не фигурирует, несмотря на имеющиеся между ними договора на аренду МЦХ территории и зданий. Вчерашний младший партнер МЦХ, охотно подпитывавшийся из его бюджета, заповедник теперь встал к МЦХ в нарочитую оппозицию, чтобы не сказать не перешел в атаку.

20 октября 2023 года на Пятом канале Украинского телевидения вышел большой репортаж Анны Рыбалки^[1357]. Это «Иду на вы» отчетливо уже в заголовке репортажа: «Наше государство еще долго будет пытаться выбросить российский след из украинской памяти». Журналисты делано удивляются: как это может быть, что МЦХ — этот «скандальный проект с российскими деньгами» — и после 24 февраля все еще имеет наглость работать в Киеве! И это уже прямая конфронтация НИМЗ с МЦХ — своего рода контрнаступ, если хотите.

То, что проект априори международный и что среди членов Борда больше всех — пятеро — украинцев, значения не имеет: русский гибридный проект, иди лесом! А мы пока тут всех порвем!

Видя всю слабость и отрешенность МЦХ от своих корней и своего мандата, НИМЗ перехватил инициативу и пошел в наступление сразу по нескольким направлениям (выставки, инсталляции и др.). Заключенные с МЦХ договора аренды территории и зданий или расторгнуты НИМЗ, или отправлены все тем же лесом.

Главным донорам МЦХ — М. Фридману и Г. Хану — достается и за то, что они щедро финансировали проект, и за то, что, попав под санкции, перестали это делать. И еще отчетность финансовую засекретили, гады! Мешают себя на чем-нибудь да подловить, да заклеймить!

На раскрытии отчетности и на государственном стержне настаивает с экрана и Роза Тапанова:

Я ведь не могу видеть их финансовую и аудиторскую отчетности и каким образом у них были средства. Это была их концепция и то, что они делали в Бабьем Яру в 21 -м году, — если было какое-то другое финансирование, то должны им давать характеристику правоохранительные органы. С россиянами я не сотрудничаю. Мой брат в этой войне погиб в Лимане. У меня есть четкая позиция, что Бабий Яр — это национальный заповедник и что именно Бабьим Яром должно заниматься государство. И оно это делает!

Более практичный и циничный Зисельс ее поправляет, мол, хорошо бы при этом все же поживиться грязными русскими деньгами:

У заповедника денег нет. Если им перепадают какие-то деньги, то за счет как раз мемориала «Бабий Яр», за счет российского проекта. Проблема в том, что они немного затаились, когда началась война, потому что они поняли, что мы говорили все эти годы. Мы оказались правы. Что они действительно были частью гибридной войны.

В то же время глава УИНП обращает внимание на другое: ряд инсталляций, появившихся в Бабьем Яру, были построены, по его мнению, с неназванными нарушениями законодательства. Закрыть глаза общества на это удалось только благодаря публичной поддержке проекта первыми лицами страны, т.е., по Зисельсу, коррупционно.

...А что слышно в этом контексте о президенте Зеленском?

22 сентября 2023 года он посетил Канаду и оказался невольной жертвой то ли недоразумения, то ли, что вероятней, провокации. Спикер канадского парламента Энтони Рота, принимая украинского гостя у себя в Оттаве, не придумал ничего лучше, как пригласить на встречу с ним 98-летнего Ярослава Хунку (Гунько). И не просто пригласить, но еще и представить его как славного «участника героической борьбы с русскими» аж с 80-летним стажем и, в присутствии Зеленского, устроить овацию в честь ветерана дивизии Ваффен-СС «Галичина»! Разгорелся мировой скандал, Рота ушел в отставку. Сам Зеленский отмолчался, но не мог не убедиться еще раз^[1358] в том, как реагирует цивилизованный мир, в который он ведет Украину, на реабилитацию и глорификацию нацистских коллаборантов, да еще не на такую безбрежную, как в его собственной стране: тот же Гунько — с 2004 года почетный гражданин Бережан!

Но вот что поразительно: представители упомянутого движения «Евреи за Украину» (сиречь «Евреи за Бандеру») с некоторых пор распростерли свою просветительскую деятельность и вовне Украины, даже на Новый Свет, причем на их заступничество могут рассчитывать не только украинские коллаборанты-долгожители, но и памятные знаки в их честь. В частности, памятник ветеранам дивизии СС «Галичина», установленный на одном из кладбищ Филадельфии.

Несколько организаций, среди них Американский еврейский комитет, Антидиффамационная лига, Федерация еврейских общин Америки, обратились к местной украинской греко-католической общине с просьбой его убрать. В ответ митрополит Борис Гудзяк сообщил, что, хорошо, памятник будет временно закрыт, потому что католики дорожат отношениями с евреями и рассчитывают на диалог.

Но тут к американским евреям прилетело непрошеное письмо из Киева, подписанное знакомыми именами — Зисельсом, Финбергом и Подольским. По их просвещенному мнению, история еврейско-украинских отношений вся полна трагических эпизодов, отчего необходим крайне осторожный и сбалансированный подход. Коль скоро канадская комиссия Дешена постановила в 1987 году, что дивизия СС «Галичина» как военное формирование участия в Холокосте не принимала, и коль скоро все, что противоречит этому, — явные фальшивки КГБ, то в общем-то можно и не убирать памятники нацистам, тем более такие, на которых и символики-то СС нет. К тому же это никак «не соответствует формату дискуссии об исторических объектах в XXI веке». Так и не вспомнив, что Канада не Украина, три соавтора делятся тревогой о том, что инициатива снести этот памятник может привести к ухудшению отношений. А вот их главный гуманистический тезис: «Мы советуем вам озаботиться поиском понимания, а не поиском справедливости, потому что в истории этого практически невозможно достичь»^[1359].

Сразу же вспомнился похожий совет того же Зисельса мэрии Тетиева — не ворошите историю с погромами, не бейтесь за памятник, лучше поищите нечто такое, что украинцев с евреями не разъединяет, а объединяет. И сразу становится понятней мотивация самих советчиков, уже постигших «историческое значение уничтожения евреев». Одной только галутной пластичностью тут, пожалуй, не объясниться.

...Спустя неделю после Оттавы, 29 сентября 2023 года, в 82-ю годовщину трагедии Бабьего Яра, Зеленский приходил в Бабий Яр, к «Меноре»: поставил у ее подножья лампадку, послушал кадиш — поминальную молитву. Корзины цветов были положены от его имени еще к трем памятникам — советскому 1976 года, Елене Телиге и цыганской кибитке.

Вместе с Зеленским у «Меноры» были руководитель его офиса Ермак, праведник народов мира Назаренко, родственники и потомки еврейских жертв, бывшие узники гетто и нацистских концлагерей, раввины. Президент произнес небольшую речь, которую закончил не слишком оригинально: «Очень важно всегда помнить историю, не забывать. Потому что ’’Никогда снова!” — это не пустые слова».

В тот же день — 29 сентября — еще два традиционных события у «Меноры»: межрелигиозный молебен с участием православного, католического и иудейского духовенства (устроители — УИНП, Всемирный Конгресс украинцев и Госслужба Украины по этнополитике и свободе совести)^[1360]и восьмой по счету «Марш жизни», которым на этот раз прошло около 200 человек.

У МЦХ на этот юбилей была разве что такая новость: Марина Абрамович пополнила поредевшие ряды Наблюдательного совета.

У МЦХ на этот юбилей была разве что такая новость: Марина Абрамович пополнила поредевшие ряды Наблюдательного совета.

А нужен ли Бабий Яр после Бучи?

Но едва-едва у подножья «Меноры» отзвучали слова президента и такты кадиша и молебна, как в пространстве Бабьего Яра снова повеяло настоящей корпоративной битвой!

Дружный «Антиджойнт 3.0» — этот закаленный в боях альянс шовинистов и «евреев за Бандеру» — приготовился было штурмовать свою новую крутую высоту.

На 11 октября 2023 года УИНП запланировал провести в Киеве, прямо на выставке «Зеркала смерти», открытый микрофон на тему... — внимание! — «Нужен ли Бабий Яр после Бучи?» («Чи потрібний Бабин Яр після Бучі?»)! Модератором — Антон Дробович из УИНП, а участниками — журналисты Александр Зинченко («Украинская правда») и Айдер Муждабаев (канал ATR), историк и писатель Елена Стяжкина и, разумеется, Тапанова и Нахманович. Среди вынесенных на обсуждение вопросов — и такие: а оставит ли опыт текущей российско-украинской войны место для памяти и о трагедиях XX века? способна ли память о трагедиях прошлого пережить нынешнюю войну?

Объявление появилось на сайте УИНП (потом его убрали, но в кэше оно осталось), а также, в порядке информации, на сайте ИИУ НАНУ.

Ну как? Не перехватывает ли дух?

И все тот же бдительный Эдуард Долинский, узнав об этом, в очередной раз запустил «SOS!» и поместил в сети афишу мероприятия и свой комментарий к нему^[1361].

И только грубое вмешательство ХАМАСа 7 октября, привнесшего в арийскую историю Холокоста старинные погромные практики от петлюровцев и младотурков, сорвало эти высокие и смелые планы. Провокационность и истерическая тональность тут настолько очевидны, что Тапановой, если бы ее об этом спросили Щаранский с Зеленским, нелегко было бы им объяснить, что, ставя вопрос именно так и не иначе, она и ее коллеги, конечно же, имели в виду дать на него исключительно положительный ответ!

Но диспут так диспут, и кто-то, наверное, возражал бы, и уже в самом факте такого возражения — в этом пробиве дна и радикальной подвижке Рубикона — и заключался бы весь цимес затеи.

Так чего же тогда УИНП институт — памяти или беспамятства? Или — всего точнее — ресентимента?!

Да, открытый микрофон был отменен, но и то не сразу — только 9 октября, после остро-негативной реакции с разных сторон и со словами: «Наши сердца с Израилем!», которым уже не веришь.

А как бы понравился вам такой диспут: «Нужна ли Буча после Негева и Кфар-Азы?»

ДРЕБЕЗЖАЩАЯ СТРАНА, или ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЙ ЧЕРНОБЫЛЬ Вместо послесловия

Над Бабьим Яром памятника нет!..

Евгений Евтушенко

Ну что же, если нам не выковать другого,

давайте с веком вековать...

Осип Мандельштам

Кончилась, знать, любовь, коли была промежду...

Иосиф Бродский

Жил старик со своею старухой

У самого синего моря...

Александр Пушкин

Речь идет о вине Мандельштама перед Россией за то, что он живет в одно время со Сталиным? Большая вина?..

Борис Гребенщиков

Нарратив Русского мира

24 февраля отныне дата тектоническая и нарицательная — сродни 7 ноября, 22 июня или 11 сентября. Система несущих табу, на которых, поскрипывая и покачиваясь, худо-бедно держался мир после Потсдама и 1968 года, сорвалась с резьбы и полетела в тартарары. Предложения вернуться на стрелку в Ялту или хотя бы на тёрку в Тегеран остались — в силу своей неуместности в XXI веке — безответными, после чего началась широкая экспансия Русского мира, сменившаяся его дегустацией, вприкуску с двумя латинскими буквами на касках и ватниках. Из-за окрестинских буртов, увернувшись от тапка, все притоптывал картофельный батька да приговаривал: «Ах, красавцы!.. Ну что — перевернем страницу, а? Перевернем?..», а эхо откликалось цитатами из «Четвертой прозы»: «Вдарь, Васенька, вдарь!..» и еще откуда-то: «Распни его, распни!..»

Так вот они были про что — все эти панславянские майнкампфы и ретрогеографические экзерсисы!

Вот уж эксперимент так эксперимент: тут и масштаб, и иммерсивность, и психоделика, и баллистика (от слова «летально»). Какой там Стэнфорд или Милгрэм с их научной интеллигентщиной — никаких понарошку! Даешь заколотую de visu свинью и расплющенную кувалдой голову, даешь трофейный холодильник, даешь прилюдный минет под наброшенным одеялом и с приставленным к ее виску дулом, даешь трех клонированных извергов-богатырей — садиста Тесака, чекиста Ажиппо и холостителя Арошанова, даешь дегенерацию и денацификацию в одном стакане!

И в таком вот расчехленном виде «Русский мир» бумерангом вернулся в саму Россию, согнав с насиженных мест сотни тысяч мобилизованных. И еще трижды столько же бежавших от мобилизации куда глаза глядят и куда россиян еще пускают (точнее, откуда не выгоняют).

Бумеранг по прилете обернулся гантелей, вернее, ее грифом, вставленным садистом-омоновцем в анус Артема Камардина — поэта, эстетически неугодного гегемону-ОМОНу^[1362]. И тогда уже не за горами такие читательские приемы, как оскопление или окувалдивание опальных пацифистов под ангельское пенье «Любэ»...

Геополитический Чернобыль сразу же заслонил собой все трудности и конфликты мирной жизни. Но ответ чужой красавицы на вопрос, готова ли она расслабиться и, не правда ли, ей тоже нравится такое проникновение, оказался, вопреки ожиданиям, отрицательным. По жилам одних хлынули валы ненависти, оставленной без плотин и шлюзов, а по жилам других побежал переменный шок личной совести и корпоративного стыда, а у многих еще и вины, хоть и чужой.

Обнаружилось, что между разными войнами пульсирует какая-то общая плазма, какая-то мыслящая плацента, объединяющая их в одно, а именно память. Услышишь топонимы — Барвенково, Изюм, Бородянка, Ирпень, Дробицкий Яр — и невольно вздрагиваешь, утыкаясь в коннотации совсем другой войны!

Уже 25 февраля сгорело после шального попадания здание историко-краеведческого музея в Иванкове, что под Киевом, где хранились картины великой Марии Примаченко (она из этих мест), но сами картины спасли.

А 1 марта в пространство самого Бабьего Яра прилетели три уже не вполне шальные крылатые ракеты, целившие, видимо, в телевышку. О том, что между вышкой и «Менорой» лишь пара сотен метров, ракетчики, похоже, и не подозревали. Может быть, они и о Бабьем Яре не слышали, но вот корректировщики огня точно знали, куда вызывают смерть!.. СМИ сообщали, что ракеты убили осколками пятерых случайных прохожих^[1363] и повредили здания спорткомплекса «Авангард»: в обоих планировалось разместить музейные пространства будущего мемориала^[1364].

Главные еврейские эмоции в тот же день выразил киевский раввин и член Наблюдательного совета МЦХ Яков Блайх:

...Сегодня мы столкнулись с чем-то, что вне воображения кого-либо. Эти люди разбомбили Бабий Яр — кладбище, в котором покоятся люди, убитые нацистами... Такое нельзя допускать. Никто за 80 лет не позволял себе бомбардировать. Никто за 80 лет не позволял себе бомбить мемориалы Холокоста, кладбища сотен тысяч евреев, убитых нацистами, а сейчас они приходят и бомбят такое место, как это. Кажется, нет ничего хуже убийства людей. Но сколько раз вы собираетесь убивать одних и тех же людей?..

Нельзя молчать. Я кричу, умоляю, любой, кто имеет власть, — выйдите. «Никогда снова». Это был лозунг. Покажите, что он значит... Остановите это сейчас! Не ждите трибунала, сейчас время для действий^[1365].

Владимир Зеленский написал тогда в твиттере: «Обращаюсь к миру: какой смысл повторять 80 лет “никогда больше”, если мир молчит, когда бомба падает на Бабий Яр? Не менее 5 человек погибли. История повторяется...»

А Натан Щаранский заявил: «Мы, в Мемориальном центре Холокоста “Бабий Яр”, построенном на крупнейшем в Европе массовом захоронении времен Холокоста, работаем над сохранением исторической памяти после десятилетий советского подавления исторической правды, чтобы зло прошлого никогда не повторилось. Мы не должны допустить, чтобы правда — в очередной раз — стала жертвой войны»^{[1366] [1367]}. С резким протестующим письмом выступил и киевский коллектив МЦХ^[1368].

...Но 24 марта, на месячный юбилей, артиллерия обстреляла, как и в Киеве, харьковскую телевышку и, как и в Киеве, попала в мемориал жертвам Холокоста в Дробицком Яру — оригинальную круговую «Менору». Снаряд повредил ее, перекрутив конструкцию так, что позавидовал бы сам Вадим Сидур: именно такой харьковскую «Менору» лучше всего и оставить потомкам...

2 марта ракетой накрыло еврейское кладбище в Белой Церкви, а 9 мая — в Глухове под Сумами — то самое, где среди сотен фамильных камней больше столетия уберегалась — и убереглась! — братская могила жертв еврейского погрома 1918 года с памятным знаком об этом (а это большая редкость на Украине: подумаешь, погромы!)^[1369].

В этот же день (точнее, в ночь с 9 на 10 марта) снаряды упали рядом с харьковской синагогой (одной из крупнейших в Европе!), выбив все стекла. В это время в превращенном в бомбоубежище подвале находилось около ста членов общины, лишь по счастливой случайности никто не пострадал. Куда меньше «повезло» синагоге в Бахмуте и обеим синагогам Мариуполя — и той, что на улице Пушкина, и той, что на Георгиевской — обе разделили страшную судьбу своего убитого города^[1370].

А в ночь на 7 мая ракета ударила по музею Григория Сковороды в селе Сковородиновка Харьковской области — на малой родине философа, там же он и похоронен.

Какой-то вспышкой сознания высветило в кромешном помрачении стальное зеркало одной из инсталляций будущего мемориала в Бабьем Яру, уже прошитое загодя фашистскими пулями.

Высокоточные шальные ракеты, падая на монастыри, театры, музеи, синагоги, кладбища, базары, больницы и мемориалы Холокоста, цеплялись за колки и терзали единственную струну времени — историю. А та, сбегая вниз по октавам, дребезжала все гнусней и гнусавей, напоминая миру о том, чем реально чреваты отрешенные от культуры бесогоны, мифологемы и метавселенные — озвереньем! расчеловеченьем! налитыми ненавистью бельмами! фонтанчиками крови из сонной артерии! историомором!

Союз некрушимый Кремля и Бандеры...

Просто поразительно, насколько кремлевская имперскость и оуновский национализм, слетая, каждое, со своих катушек, дополняют, питаются и обогащаются друг за счет друга! Насколько они заточены и затачаны друг под друга — оба-два сапога пара!

Друг для дружки они играют незаменимую роль — чтобы не сказать исполняют миссию: простого, удобного и понятного, без тонкостей и околичностей, врага. Ну, где еще России, дон, для своей большой пропагандистской нужды, дон, отыскать себе таких злобных монстров-бандеровцев, дон, в трезубьих наколках, гойда? И где бандеровцам, слава, — для поддержания должного уровня ненависти, слава, — раздобыть таких первоклассных упырей-москалей, изготовившихся к прыжку, слава?!

Для России Украина — хтонический и фантомный альфа-имперский раздражитель, та самая красавица, которую, и не нравясь ей, очень хочется поиметь, дон. Ну уж очень хочется, очень...

И невдомек в Кремле — или некому шепнуть? — что империи как жанр уже вышли из моды, что вместо них — в лучшем случае символические постимперии типа Британского Союза. Что слова поэта о когда-то гибком, а теперь согбенном позвоночнике зверя, с грустью глядящего на «следы своих же лап», применимы и к имперским львам и медведям.

При этом даже сдувшиеся, стершиеся, потерявшиеупругость чресл и шамкающие гнилозубым ртом пост-империи, а точнее, экс-метрополии, обязательно должны научиться оставаться сексапильными — уметь притягивать к себе благодарные взоры, стопы и деньги их поднявшихся с колен экс-колоний. Пусть у всего «пост-гарема» останутся только лучшие культурные воспоминания, безвиз и соблазнительные проекты на мирное будущее!

Первой вступила на путь разымперивания Швеция — чуть ли не после Полтавы. Да, фантомные боли еще долго дают о себе знать, и развод, конечно, мог быть и небезболезненным, как, например, у Франции с Алжиром, но он не должен быть ни фиктивным, ни бесконечным! Англия она сегодня и без Индии Англия, а Франция — без Алжира, Италия — без Ливии, Португалия — без Бразилии, Бельгия без Конго и Голландия без Индонезии! И даже Сербия все реже строит из себя вчерашнюю Югославию, постепенно свыкаясь с жизнью без крошечного Косово — по ясной воле очевидного там сегодня большинства. А Гваделупа, Реюньон и Маврикий, заморские территории Франции (ах, марка Гваделупы: незабываемо!): когда им предложили на выбор — выйти из бывшей имперской детской и начать взрослую жизнь или остаться в ней? — все они в голос завопили и проголосили за обратно на горшок, за сладенькое парижево ярмо. Но сами — без лассо, трубы и аркана!

В свете такой дуальности не следует пренебрегать аргументацией каждого из сапогов. Она у них, конечно, лукавая, но у каждого своя.

Так, ферштееры вырвавшегося на свободу и ищущего себя молодого национального государства оправдывают его крайности и эксцессы трудным детством и эмоциональностью — тем, что это все возрастное, пубертатное, а потому простительное. Мол, это коллективный Сашка Билый шумит —пошумит, пошалит и постепенно цивилизуется, и перестанет безобразничать!

Точно?..

Или еще одно, убаюкивающее^[1371]: мол, Бандера — и не человек вовсе, а чистый символ — логотип украинского свободолюбия! Ну, а как человек сам Бандера — это патриот-страдалец, заксенхаузенский сиделец, эдакий голубь мира, он и винтовку, может, в руках не держал!^[1372]

Но ведь и Гитлер сам ни в кого не стрелял, да и Сталин тоже. Оба страшны своей идеологией и людоедскими политическими системами, заставлявшими миллионы других брать в руки оружие и стрелять в кого велят. Таков и Бандера. Про его отношение к чужому свободолюбию лучше не спрашивать: он его ни в грош не ставил, да и свободолюбие своих — украинцев — тоже не ставил ни в грош, если оно отличалось от его, бандеровского. Как и учил великий Донцов: «Украинцы для Украины!».

А про Шухевича и убаюкать нечем: и оружием владел, и щадить никого не щадил, и убивать любил, лично, даже очень. Настоящий герой!

Посол Мельник на той тропе, что мимо Европы

Стране, столь вероломно и брутально атакованной, стране, столь героически сражающейся, конечно же, неприлично делать замечания, покачивать укоризненно в ее сторону головой, строить козу или посылать косые взгляды.

Но один важный нарыв вскрылся и сам — благодаря бывшему послу Украины в Германии Андрею Мельнику, дипломату с внешностью то ли Чехова, то ли Чичерина, но с нутром Небензи. Это он изо всех сил троллил немецкого канцлера Шольца («обиженная ливерная колбаса» и т.п.) и президента Штайнмайера, подозревая их в лицемерии и упрекая за нежелание помочь истекающей кровью Украине.

30 июня 2022 года он дал длинное интервью^[1373] популярному подкастеру Тило Юнгу, разработчику формата «Jung und Naiv» («Юн[г] и наивен», игра слов), допускающего в эфире и тыканье, и прямые, без политкорректности, вопросы.

Незадолго до этого Мельник посетил могилу Бандеры в Мюнхене — после того как ее атаковали вандалы^[1374]. Вот Юнг и спросил Мельника о Бандере, а заодно выплеснул на посла все, что, готовясь к разговору, наскреб в интернете о художествах Бандеры в адрес евреев и поляков. Художества посол все до единого отрицал или отстаивал («неизвестно!», «не доказано!», «русский нарратив!», «а поляки тоже!..» и т.п.):

Я посещал его могилу, потому что он важен очень многим украинцам как олицетворение борьбы за свободу. Борец за свободу не подвластен никаким законам (sic!). Робин Гуд всеми нами почитается, а он тоже не по законам действовал^[1375].

Итак, Бандера это Робин Гуд, и ему потому ни закон, ни история не писаны и не нужны. И чем тогда Сталин не Гарри Поттер, а Гитлер не Дюймовочка?..

Возмущенных слушателей у подкаста было предостаточно: писали и про то, что лучшего подарка России, чем это интервью, сделать было нельзя. Живущий в Германии пианист Игорь Левит написал послу в твиттере по-немецки:

Украинский посол искажает часть своей истории в интервью Тило Юнгу. Он делает вид, что он не в курсе. Какое отрицание истории! Какой поворот истории! Какое лицемерие! Позор!

Мельник отвечал не всем, но музыканта с фамилией Левит не пропустил и срезал по полной:

Украинцам не нужны советы по постколониальной истории из Германии, которая несет ответственность за 10 млн украинских жертв нацистского террора. Вместо того, чтобы заняться переосмыслением нацистских преступлений против мирного населения в Украине, выбрали себе целью Бандеру^[1376].

И вот официальный улов от наивного интервью: три дипломатических демарша — от МИДов Польши, Германии и Израиля.

В каждом — с просвечивающим вопросом между строк: а нельзя ли, наконец, снять этого Мельника с должности посла? На что откликнулся четвертый МИД — Украины.

Во-первых, мнение Мельника о Бандере — его личное мнение, а не позиция страны, послом которой он трудоустроен. Во-вторых, посла из Берлина обязательно отзовут — но осенью. Правда, уже 9 июля вмешался Зеленский, попросту уволивший Мельника. Но не с выговором, а с переводом в замминистры! Такая вот репрессия — она же солидарность с фанатом Бандеры!^[1377]

Пакуя коробки и чемоданы, Мельник в разговоре со «Шпигелем» хоть и сказал, что интервью Юнгу было ошибкой, но назад не сдал. С нескрываемым упрямством он заметил, что в Германии царят предубеждения и клише против Бандеры, что немецкие историки смотрят на Украину через русские очки и что украинские историки не вправе, а просто обязаны отстаивать свою, украинскую, версию^[1378].

Но слово не горобец, и теперь Украине, вставшей на тропу, ведущую в Европейский Союз, не избежать конфронтации с возмутившим европейцев казусом глорификации Бандеры. Арно Кларсфельд, адвокат Ассоциации сыновей и дочерей депортированных из Франции евреев, четко заявил:

Если Украина хочет стать членом Евросоюза, она должна прекратить прославлять Степана Бандеру и других пособников нацистов... Нельзя возводить в Бабьем Яру памятник евреям, которых расстреляли не только нацисты, но и десятки тысяч украинцев, и в то же время прославлять тех, кто уничтожал евреев, это невозможно^[1379].

И это действительно так! В Европу с таким символом могут и не взять: поищите себе на знамя что-нибудь еще.

Европейский путь и глорификация Бандеры и иже с ним — несовместимы, в чем Украине пора отдавать себе полный отчет. Это все исторические фигуры, и они действительно часть истории, но главным образом позорных ее страниц. И они точно не «Герои Украины»!

Ну а если «Герои», то с таким самосознанием Украине не в Европу. Этим цивилизационным тупиком и этой душеловкой с вышиванкой страна обязана Ющенко и Порошенко, но из тупика все равно нужно будет выходить. Только разбираться с этим оставьте самой Украине — без похабных частушек и подсказок от крылатых ракет.

О цементировании Европы и украинской нации

24 февраля породило сразу и враз несколько неколебимых, казалось, тезисов, из которых на сегодня уцелел только один и самый банальный: вернуться в 23 февраля не получится никак — ни передом, ни боком, ни раком.

Соткались в тот же четверг еще два, претендовавшие поначалу на такую же прочность и чуть ли не на бесспорность. Увы, оба тезиса скорее иллюзия и самообман: возникли вместе и сразу, а испаряются с разной скоростью и поврозь.

Первый — о цементировании Путиным старушки-гедонистки Европы с ее полезным постмодернистским каннабисом. Мол, отныне Европа больше не рыхлая и многоликая путинферштеерша^[1380] — эдакая коллективная мутти Меркель, всегда-всегда чем-то российским — то Крымом, то Навальным, то преследованиями ЛГБТ — глубоко, очень глубоко обеспокоенная. Отныне она подтянутый, с трубкой в зубах и с кастетом на холеных пальцах — коллективный, стратегичный, волевой Черчилль или де Голль.

Но носка венгерского сапога, вставленного в проем двери нефтяного эмбарго от Европейского союза, оказалось достаточно, чтобы европейская солидарность закачалась. Устояла, — но закачалась. Всем захотелось еще плотнее прижаться друг к другу и под натовским зонтиком дяди Сэма сфоткаться у путинской теплой батареи, откуда просительно прокричать Зеленскому: «Ну дафай же, милок, дафай! Ну миру мир, ну, пашалуста, а!? Ну хотя бы перемирие, а! Ну карашо, а?..»

Второй тезис — о всемирно-исторической миссии Путина как повивальной бабки молодой украинской политической нации. Она и впрямь отчетливо обозначилась, только и она, боюсь, не кремень.

Горячая война, справедливая и национально-освободительная, это, конечно, лучшая анестезия, но что же будет, когда она кончится и антиимперская заморозка отпустит? Сохранится ли обозначившаяся украинская политическая нация как монолит — или стухнет и потечет по новой, т. е. — по-старому?

Профетичный Арестович, кстати, недаром заговорил о калибрах культур и о рисках «захлебнуться победой», утонуть в выгребной яме ненависти, украинизации и расчеловечения. Предположу и сам — со слабой надеждой ошибиться: в случае победы в горячей войне украинскому обществу предстоит еще, споткнувшись о коррупцию и блеф вожделенной моноэтничности^[1381], пройти через раскол и через холодную гражданскую войну между двумя разными очагами консолидации и сборки Украины — группировкой условных евроцентристов вокруг Зеленского, с одной стороны, и альянсом профессиональных националистов вокруг если не безусловного Червака, то условных Порошенко с Вятровичем, с другой^[1382]. Первых Арестович называет «еврооптимистами», а вторых — воинственными шовинистами, чморящими русских и русский язык^[1383].

Но и первым на время войны захотелось надеть вышиванки и стать неотличимыми от вторых, и вот высокопоставленный чиновник с по-гоголевски говорящим именем Тарас Кремень и на оруэлловской должности уполномоченного по защите украинского языка выписывает мэру русскоязычного Харькова Терехову штраф за использование русского языка в эфире! В результате, став гнобимым, русский язык в Украине только наращивает свой магнетический функционал помеси вечных граблей с минным полем.

Сужу об этом очень уверенно — по неумолкающим призывам и мерам по массовому этнокэнселлингу, будь то европейская мобильность россиян, русская культура, уничижительно переименованная украинскими националистами в «русский культурный продукт», советские памятники и сам русский язык в Украине. И по мерзким мультикам с отрезанными головами оккупантов под девизами «хороший русский — мертвый русский!». И по весьма специфической декоммунизации (читай: дерусификации) топонимов и памятных знаков в стране. И по деланому, с выморочных котурн, недоумению: а чего это русские не протестуют, чего не обливают свои ватники бензином на Красной площади и не чиркают зажигалкой?..

Вот несколько сюжетов или сцен, попавшихся лично мне на глаза или бросившихся в уши.

Бронзового Пушкина, 120 лет отстоявшего на харьковской площади Поэзии (бывшей Театральной), вымуровывают из мешков с песком, демонтируют и экстрадируют на некий склад — до победы. Посиди, солнышко, в подполе, посвети пока там, а мы, глядишь, тебя еще на переплавку и под макулатурный нож пустим!

Инициаторы релокации — поэт (правда?) Сергей Жадан и батальон «Кракен»!^[1384] Кэнселлинг тут задекорирован под заботу, а в заботчиках — сам поэт «Кракен» и батальон «Жадан»: мол, не дай бог с этим «вашим всем» что нехорошее случится, как когда-то с Хомой Брутом! А в качестве достойной, как им кажется, ответки на безразмерный кремлевский слоган — «бандеровцы» — для пророссийски культурно настроенных граждан Жадан предложил свою кличку-универсал — «пушкинисты»: и любо, и похоже на «вагнеровцев»!

А вот еще из мира штыковых перьев: анонимное требование-угроза Союза писателей Украины закрыть музей украинофоба Булгакова (Був Гакова на гопническом) на Андреевском спуске! Две киевские мемориальные доски мировому классику — на здании бывшей 1-й гимназии и бывшего медицинского факультета университета, где он учился, — уже сняты!^[1385] (á propos Шевченко: стоило ли Тарасу так попрекать Сковороду русским языком, когда он и сам большинство своих текстов и писах, и печатах на нем же?!)

А вот завистливые коллеги по киношному и театральному цехам гнобят живого, не бронзового еще Сергея Лозницу за недобор минимально чаемого украинолюбия, а оскароносного зэка Навального — за издержки его политической эволюции.

А вот Евгений Киселев, лоснясь от гипердемократической прожженности, вальяжно светит прокурорской лампой в глаза собеседнику — нобелиату Муратову и устраивает ему форменный разнос за ненадлежащее расходование средств Нобелевского комитета и неподобающее поведение другого нобелиата, еще живого тогда Горбачева^[1386].

А вот сопляк в жовтно-блакитной кепé, вообразив себя Рэмбо с острова Змеиный, тупо хамит пожилому коллеге-историку — и лишь потому, что тот из России.

А вот Янина Соколова, конкурентка Скабеевой по вульгарности срача и даже лидерка по скабрезности, угрожает Арестовичу:

В жопу великую русскую культуру, и не нужно потом у Фейгина жаловаться на меня и на активистов... Арестович все же философ и как философ он должен быть готов к тому, что его философию кто-нибудь пошлет на х.. .^[1387]

А вот бабка-галичанка, торгующая на тернопольском рынке творогом и отказывающаяся продать его беженке-харьковчанке, тоже ведь украинке, тильки за то, шо та не размовляет на украиньской мове.

А вот солдат ВСУ, прикрепляющий флаг Украины на острове Змеиный. И рядышком — красно-черный флаг УПА. То же в Херсоне и других местах. Зачем, почему? Или Украина уже Бандераштаат, а в ВСУ теперь политруки от Шухевича?..

Случайная, в сущности, и очень небольшая подборка, но выразительная.

Прекрасной Украине Будущего она уже в настоящем сулит острейшее внутреннее противостояние европейской и национальной парадигм.

Поневоле задумаешься: а будут ли Зеленский с Арестовичем и Баумейстером (если только они еще будут вместе) в состоянии победить на той далекой, на гражданской? По силам ли будет европейской партии с ее постмодернистскими замашками предотвратить триумф коррупции и неошовинизма и одолеть альянс простой тернопольской бабки с холеным вице-министром из Берлиничей, с культуркиллером из Кракенска и, главное, с солдатиком с острова Змеиный?

Судя по закону «О географических названиях», подписанному Зеленским 21 апреля 2023 года и названному в преамбуле «топонимической деколонизацией», Гражданская уже началась.

Ликующий Вятрович тотчас откликнулся на него (кстати, по-русски):

...Это системный документ об освобождении нашей страны от маркеров «Русского мира». Согласно закону, российская имперская политика является преступной и осуждаемой, пропаганда этой политики и ее символизма запрещена... В Украине больше не будет имен и образов, посвященных Суворовым и Кутузовым, Пушкиным и булгаковым, русским городам и завоеваниям. Ценные памятники будут переданы музеям...

И это уже не батальон «Кракен» со товарищи и даже не тетиевский или киевский горсовет — это парламент и президент страны! Но дает ли война право на одичание? Разве можно списать на войну этих «Пушкиных и булгаковых» с маленькой буквы, взгляд на них как на пропагандистов?

...Что ж, машинка «Бандера или Шекспир?» прокашлялась и заработала: «Конечно, Бандера!»

И тень преподобного Сашки Билого снова соткалась и надвинулась на страну...

Вериги будущего, или Перескок вируса

Пандемия пополнила наш опыт и нашу образную палитру новыми образами и терминами. Вот вирусы — живут себе припеваючи в чьих-то организмах, не испытывая ни тени тоски или печали по чему бы то ни было новенькому. Но при стечении обстоятельств вдруг бац — и оказываются способны на интервенцию — перескок из одной оболочки-среды в другую. Что, собственно, и проделал наш недобрый знакомец — коронавирус, соскочивший с осточертевшей ему летучей мыши на вкусного и питательного человека.

Людоед Гитлер, начиная войну со всем миром, с самого начала честно целился в евреев и коммунистов, отсюда «жидобольшевики»^[1388]. И во время войны, и еще долго после «большевики» старательно выковыривали себя из этого слогана-сплава, дабы оставить наедине с ненавистью, для которой он создавался, одних только «жидов». Но в Бабий Яр за компанию никто не просился.

А вот интернационалист Сталин, борясь с Гитлером, т.е. с Германией, перенес отношение, которого заслуживали только нацисты и фашисты, т. е. лишь часть немцев, на всех немцев — на немцев скопом, т. е. на любых. Отсюда и эренбургово «Убей немца» — именно немца, любого немца, а не индивидуала-фашиста-врага — Гитлера, Гиммлера, Геббельса или там Кальтенбруннера!^[1389] Так оно и проще, и доходчивей.

А дальше уже вирус работает сам, банализируя ненависть и преобразуя ее в новый штамм и чуть ли не в выстраданную норму. При этом антидот — та же мантра о двух Германиях, например, — долгое время не срабатывал.

После окончания Великой Отечественной многие, в том числе и моя мама, физиологически не могли даже слышать немецкую речь, кто бы там на ней до этого и что бы ни говорил или писал — будь то Гете, Бах или хоть сам Карл Маркс. Эта вмененная, инфицированная идиосинкразия — де-факто нацистская — со временем ослабла, даже прошла, но время понадобилось.

Стало быть, в условиях агрессии и пропагандистской антисанитарии и в атакующей, и в атакованной стране заводится, культивируется и бросается на людей опасный враг — вирус круговой ненависти, быстро — и в отсутствие гуманистических вакцин — переходящей в эпидемию! Эти страшные пары хорошо известны: «евреи — арабы», «турки — курды», «азербайджанцы — армяне», «тутси — хуту». Неужели докатимся до того, что этот багровый список пополнится еще и такой — «русские — украинцы»?

Пройти за несколько лет путь от метафорического если не родства, то свойства, путь от симпатии, улыбчивой приязни и бытового незамечания разницы (а это и есть высший пилотаж этнотолерантности!) до отторжения и культивируемой ненависти друг к другу — это ж как надо постараться! Десятки, если не сотни тысяч убитых и раненых, военнослужащих и гражданских, и среди них сотни детей, миллионы беженцев, эмигрантов или депортированных!..

Отказ «Русского мира» от модуса мягкой и только мягкой силы стал для его миссии роковым, а кровь, руины и холод, предлагавшиеся в нагрузку — неискупимыми. Не получится и вернуться на исходные рубежи. Как бы и когда ни наступил мир, культурно-лингвистическая идиосинкразия неизбежна, и рассеется не сразу, хорошо если в поколении внуков.

Вирусу, чтобы обессилеть, как и его жертвам, чтобы простить (о том, чтобы забыть, речь не идет), надобно время. То же относится и ко встречной повестке: только не забывать ни на миг, что вирус коварен, а безотчетные фобии рефлекторно ведут в ад — расспросите евреев.

Нет, не распад СССР в двадцатом веке, а то, что произошло и происходит сейчас между Россией и Украиной и между Россией и миром в двадцать первом — вот подлинная геополитическая катастрофа!

И не построенный к общему стыду мемориал в Бабьем Яру — лишь одна из бесчисленных ее жертв.

Самонаводящаяся кувалда

Итак, еще раз — центральный вопрос текущего момента: а не обернется ли нынешняя война символов чем-то похлеще да погорячей? И выдержит ли тогда страна после империалистической еще и гражданскую!

Шлях Украины в Европу, к Пушкину, Шекспиру и Сковороде, однозначно не проходит через Бандеру и шовинизм. Пока это не осознается, Украине не раз еще придется увертываться — или не увертываться — от самонаводящейся кувалды младонацьонализма.

Колоссальная ошибка Попечительского совета МЦХ во главе с Щаранским — некритическое восприятие феномена Хржановского и недальновидный и конфликтогенный перекос в сторону художественности. Насыщение тесного пространства артефактами и инсталляциями арт-директору, несомненно, ближе и интереснее музеефикации, но разве он работает для себя?

Степень элементарной неосведомленности населения о Бабьем Яре и Холокосте постыдна, но это медицинский факт. И для опаздывающего на 80 лет мемориала все это — грубейшая стратегическая ошибка, в конечном счете обернувшаяся фиаско миссии в целом.

Но и в рамках музеефикации у Хржановского — тупиковое кредо: не «банальное» и «скучное» просвещенческое, а очень крутое — иммерсивно-экспериментаторское, с навязываемыми посетителям рисками насильственного морального садомазохизма. «Клизмой», как я когда-то выразился, Хржановский, несомненно, стал, но и запором тоже.

Москва — Киев — Фрайбург, 2020-2024

ФУГАСМЕРТИ. Постскриптум от Нерлера

...Вот и закончился 2022-й год — наихудший за все мои годы. Выкарабкиваясь из бездны, разверзшейся 24 февраля, я перевел «Фугу смерти» Пауля Целана, написанную в 1944 году:

Черное млеко рассвета мы допьем его вечером

или может быть в полдень иль утром иль в полночь

пьем и пьем все не выпьем края не видно

может лучше могилу себе выкопать в небе

чтобы не так было тесно лежать

рядом с нами учитель живет он резвится со змеями

он все пишет и пишет покуда над рейхом сгущается тьма

о твои Маргарита златые власы

Что он пишет и что он вышагивал вокруг дома

если звезды-зарницы сверкнут он свистнет своим пацанам

и евреям прикажет мол дальше копайте

в сизом глее канаву и еще повелит танцевать

Черное млеко рассвета мы допьем тебя ночью

или может быть утром иль в полдень или под вечер

все не выпьем никак

тот учитель из этого дома он резвится со змеями

что он пишет покуда над рейхом сгущается тьма

о твои Маргарита златые власы

и пепельные твои Суламифь

мы бы вырыли лучше могилу на небе там лежать не так тесно

Но орет господин чтоб копали глубже на штык

в царство глины на штык а теперь еще спой и станцуй им

он расстегивает кобуру он взводит курок и глаза у него голубые

Черное млеко рассвета мы допьем тебя ночью

или может быть утром или в полдень иль ввечеру

все не выпьем никак, все никак

тот учитель что в этом доме живет и резвится со змеями

он все пишет и пишет покуда над рейхом сгущается тьма

о твои Маргарита златые власы

о пепельные твои Суламифь

он резвится с шипящими змеями.

Смерть послаще нам подобрал этот немецкий маэстро

с темной лающей скрипкой в руках он команды дает пацанам

мы возносимся вверх к той заоблачной нашей могиле

где не тесно лежать где и парить хорошо

Черное млеко рассвета

мы допьем тебя ночью иль днем

Смерть синоним маэстро из рейха

Мы допьем тебя утром иль вечером мы непременно допьем...

Смерть заплечных ремесел маэстро у него голубые глаза

Он на мушку возьмет мой висок и свинец не промажет

рядом с нами живет он учитель

о твои Маргарита власы золотые

пацанов он заводит уж тем что нас переправит

в нашу яму воздушную

сам резвится со змеями бредит о славе

наш маэстро заплечных ремесел из верхнего рейха

о твои Маргарита златые власы

и пепельные твои Суламифь

...«Фуга смерти» занимает в творчестве Целана примерно такое же место, как «Стихи о неизвестном солдате» в творчестве Мандельштама.

...Неподкупное небо окопное,

Небо крупных оптовых смертей...

«Фуга» сюрреалистична и реалистична одновременно. В ней и остывающий пепел синагоги на Фазаненштрассе в Берлине, возле которой 18-летний Павел Анчел случайно оказался назавтра после Хрустальной ночи. В ней и шевелящаяся от тифозных вшей рубашка, и свинцовый прочерк от пуль, которыми, возможно, были убиты в Гросулово под Одессой его родители и троюродная сестра — поэтесса Зельма Меербаум. Сам Целая оказался в другом лагере — в молдавских Табарештах, где переводил сонеты Шекспира. И какое еще некоторое царство-государство мог подразумевать он в своей «Фуге смерти» в качестве эпицентра зла, если не гитлеровскую Германию? — Отсюда и появляющийся в моем переводе рейх.

Набредя в ютубе на авторское чтение «Фуги смерти», еще отчетливее расслышал в нем именно фугу — многоголосие и вариацию тем, бесконечно догоняющих и развивающих друг друга, всякий раз при этом, хоть ненамного, но изменяясь и модулируя. Отсутствие у Целана пунктуации делало стих еще более свободным, пластичным и музыкальным.

И еще одно. При переводе не оставляло ощущение таинственной связи «Фуги» с еще одним мандельштамовским произведением — отрывком «Из уничтоженных стихов» (1931), коего Целан, разумеется, знать не мог:

Я больше не ребенок!

Ты, могила,

Не смей учить горбатого — молчи!

Я говорю за всех с такою силой,

Чтоб нёбо стало небом, чтобы губы

Потрескались, как розовая глина...

Стихотворение Целана представилось вдруг тем самым, уничтоженным, мандельштамовским стихом, где автор заговорил «за всех» — и «с такою силою» — что был убит, коль скоро, сука, не замолчал!

...Материк культуры вновь под водой, и лишь одинокие останцы — островки, маяки и колоколенки — торчат из воды архипелагом доброй надежды. Стихи зарываются в ил в ожидании отлива.

Оборачиваешься назад и не понимаешь, как и когда привычный всем селеновый движок втихаря заменили на марсов. После чего приливы и отливы заработали по-новому: раскачивая корни и основы нашей литоральной растрепанной человечности, накрывая нас с головой миазмами ненависти и, всё одновременно, таща, уволакивая, утягивая в разверстую кровавую пасть всю слежалую социумную ветошь, которой вместо сильной руки предложили сильную прямую кишку и цапков, и она, ветошь, согласилась.

Год прошел, но ни Пифон, клубясь, ни Левиафан, бия хвостом, не издохли, а, с благословения послушного большинства, этого нового Митрофана, продолжают скользить по опустевшим и посеревшим от обысков и арестов улицам, заставляя спотыкаться об изверженные ими массы, хлюпать их жижей, тыкаться в их гадские чешуи, мониторить боковым зрением их раздвоенные и снующие стереоязычки, холодеть от их мерзких щупалец, взглядов, сфинктеров и присосок...

Но, как пропел поэт, напитывая теплом и светом всенакрывающий мрак:

Не прячь глаза, придумай звук...

Спой песню светлую...

И ему, чиркающему зажигалкой, в ответ — издалека, может быть, из Атлантиды — доносится другой чиркающий звук — слабый, но непобедимый отголосок:

И спичка серная меня б согреть могла...

Павел Нерлер

СОКРАЩЕНИЯ

В настоящем издании приняты следующие сокращения:

АН — Академия наук

БССР — Белорусская советская социалистическая республика

ВААДУ — Ассоциация еврейских организаций и общин Украины, Киев

ВКК — Всесоюзный координационный комитет активистов-отказников

ГА РФ — Государственный архив Российской Федерации, Москва

ГДА СБУ — Государственный отраслевой архив Службы безопасности Украины, Киев ГУЛАГ — Главное управление лагерей НКВД СССР, Москва ГФП (от Geheimfeldpolizei) — Тайная полевая полиция ГЭС — гидроэлектростанция

Д. — архивное дело

ДАКО — Державный архив Киевской области, Киев

Ди-Пи (от англ. Displaced People) — перемещенное лицо

ЕАК — Еврейский антифашистский комитет

ЗК — зондеркоманда

НИУ НАНУ — Институт истории Украины Национальной академии наук Украины, Киев Комитет «Бабий Яр» — Общественный комитет увековечивания памяти жертв Бабьего Яра КГБ — Комитет государственной безопасности СССР, Москва

«Концепция» — Концепция комплексного развития (мемориализации) Бабьего Яра с расширением границ национального историко-мемориального заповедника «Бабий Яр»

КПУ — Коммунистическая партия Украины

КП(б)У — Коммунистическая партия (большевиков) Украины

КПСС — Коммунистическая партия Советского Союза

ЛГ — «Литературная газета», Москва.

ЛиЖ — газета «Литература и жизнь», Москва

МАУП — Международная академия управления персоналом, Киев

МВТ — Международный военный трибунал над главными военными преступниками, Нюрнберг

МГУ — Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, Москва

МИД — Министерство иностранных дел СССР, Москва

МККК — Международный комитет Красного Креста, Женева

МКУ — Министерство культуры и информационной политики Украины, Киев

МПБЯ — «Мемориальное пространство», или «Мемориальное пространство Бабьего Яра»

МЦХ — Мемориальный центр Холокоста «Бабий Яр», Киев

НАНУ — Национальная академия наук Украины, Киев

НА РБ — Национальный архив Республики Беларусь, Минск

«Нарратив» — «Базовый исторический нарратив мемориального центра Холокоста “Бабий Яр”»

НИМЗ — Национальнный историко-мемориальный заповедник «Бабий Яр»

НИУ ВШЭ - Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», Москва

НКГБ — Народный комиссариат государственной безопасности СССР, Москва

НКИД — Наркомат иностранных дел СССР, Москва

НСДАП (от Nazional-Sozialistische Deutsche Arbeitspartei) — Национал-социалистическая рабочая партия Германии

ОКУПЖБЯ — Общественный комитет для увековечения памяти жертв Бабьего Яра, Киев ОКВ (от OKW — Oberkommando der Wehrmacht) — Верховное командование вооружен

ных сил Германии

ОКХ (от ОКН — Oberkommando des Heeres) — Верховное командование сухопутных сил ООН — Организация Объединенных Наций, Нью-Йорк Оп. — опись (при описании архивных источников)

ОУН — Организация украинских националистов

ОУН(б) — Организация украинских националистов (бандеровцев)

ОУН(м) — Организация украинских националистов (мельниковцев)

ПО — партнерская организация

РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства, Москва РГАНИ — Российский государственный архив новейшей истории, Москва РГАСПИ — Российский государственный архив социально-политической истории, Москва РГВА — Российский государственный военный архив, Москва

РККА — Рабоче-крестьянская Красная армия

РСХА (от RSHA — Reichssicherheitshauptamt) — Имперская главная служба безопасности РСФСР — Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика СД (от SD — Sicherheitsdienst der SS) — Служба безопасности при СС СДРК — Совет по делам религиозных культов при СНК СССР, Москва СНГ — Союз Независимых Государств

СНК — Совет народных комиссаров

СП — Союз писателей

СС (от SS — Schützstaffel der NSDAP) — Охранные отряды национал-социалистической рабочей партии Германии

СССР — Союз Советских Социалистических Республик

США — Соединенные Штаты Америки

УИНП — Украинский институт национальной памяти, Киев

УПВС — Указ Президиума Верховного совета СССР

УССР — Украинская советская социалистическая республика

Ф. — архивный фонд

ФБР — Федеральное бюро расследований США, Вашингтон

ЧГК — Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР, Москва

ЦАМО — Центральный архив Министерства обороны РФ, Подольск

ЦДА ВОУ — Центральный государственный архив высших органов власти Украины., Киев ПДА ГОУ — Центральный государственный архив общественных объединений Украины, Киев

ЦК — Центральный комитет

ЮНЕСКО — специализированное учреждение ООН по вопросам образования, науки и культуры, Париж

ВАВ — Bundesarchiv, Berlin

ВА-МА — Bundesarchiv-Militärarchiv, Freiburg

FSOA — Forschungsstelle Osteuropa, Universität Bremen, Bremen

JCC — International Claimes Conference, New York

IfZ — Archiv des Institutes für Zeitgeschichte, München

USHMM — United States Holocaust Memorial Museum, Washington

YVA — Yad-Vashem Archive (Архив Яд Вашема)

ЛИТЕРАТУРА

Антология-2021 — Овраг смерти — овраг памяти. Стихи о Бабьем Яре. Антология: в 2 кн. / Концепция П. Поляна. Киев: Изд-во Мемориального центра Холокоста «Бабий Яр» — Издательский дом «Дмитрий Бураго», 2021: Кн. 1. [Антология] / Сост.: П. Полян, Д. Бураго; вступит. ст. П. Полян. 296 с.; Кн. 2. П. Полян. Гулкое эхо [Эссе]. 296 с.

Бабий Яр, 1981 — Бабий Яр / Сост. Киевское землячество выходцев из СССР; отв. ред. Е. Баух. [Тель-Авив: Мориа], 1981. 171 с.

Бабий Яр: человек, власть, история, 2004 — Бабий Яр: человек, власть, история: Кн. 1. Документы и материалы: [в 5 кн.] / Сост. Т. Евстафьева и В. Нахманович. Киев: Внешторгиздат Украины, 2004. 597 с.

Бабин Яр: масове убивство, 2017 — Бабин Яр: масове убивство і пам’ять про нього: Матеріали міжнародної наукової конференції. 24-25 жовтня 2011 р., м. Київ. Киев, 2017. 288 с.

Бирчак, Пастушенко. 2021 — Бирчак В., Пастушенко Т. «На второй день расстрела был выдан шнапс». Трагедия в Бабьем Яре глазами палачей, их пособников и выживших // Радио Свобода. 2021. 29 сентября. URL: https://www.currenttime.tv/a/babi-yar-svidetelstva-i-dokumenty/31482729.html

Бадьор, 2020 — Бадьор Д. Яна Баринова: «Нельзя путать мемориализацию и маркетинг» // Евреи Евразии. 2020. 28 апреля.

Бриман, 2002. — Бриман Ш. Над Бабьим Яром стройплощадки нет? // Вести. 2002.6 июня. URL: http://rjews.net/gazeta/Lib/briman/8-briman.shtml

Будник, 1993 — Будник Д. Я родился в рубашке // Будник Д., Капер Я. Ничто не забыто: Еврейские судьбы в Киеве, 1941-1943 / Hrsg. E.R. Wiehn. Konstanz: Hartung-Gorre Verlag, 1993. S. 17-55.

Бураковский, 2002 — Бураковский А. Бабий Яр сегодня: война символов? URL: http:// www.babiyar-diskus.narod.ru/Burakovsky.htm (с датой: 12 января 2002 г.).

В Сырецком концлагере, 1945 — «В Сырецком концлагере», записка бывших заключенных Сырецкого концлагеря Д. Будника, В. Давыдова, 3. Трубакова, И. Долинера и В. Кукли, от 20 мая 1945 г. // ДАКО. Ф. П-4. Оп. 2. Д. 85. Л. 176-182.

Вагнер, 2019 — Вагнер А. «Сзади стоят Путин и Сурков». Кто финансирует мемориал в урочище Бабий Яр // Радио Свобода. 2019. 29 сентября. URL: https://www. svoboda.org/a/30185426.html

Вольф, 2000 — Вольф Э. К истории украинского и еврейского национальных движений до 1917 года / Под ред. В. Левина и А. Торпусмана. Иерусалим, 2000. 222 с.

Герасимова, 2016 — Герасимова И., Марш жизни. Как спасали долгиновских евреев. М.: АСТ — Corpus, 2016. 352 с.

Гусев-Оренбургский, 1983 — Гусев-Оренбургский С. Багровая книга. Погромы 1919-20 гг. на Украине / Предисл. Р. Вронской. Нью-Йорк: Ладога, 1983. 252+VII+III с.

Диамант, 2011 — Диамант Э. Бабий Яр, или Память о том, как в народ превращалось строптивое племя // Мы здесь. 2011. 15-21 сентября. URL: https://www.academia. edu/43265556/Baby_Yar_or_a_story

Диамант, 2016 — Диамант Э. Снова эхом отзывается в памяти: Бабий Яр... Вып. 8 // Мастерская. 2016. 29 сентября. URL: https://club.berkovich-zametki.com/?p=25126

Дубнов, 2004 — Дубнов С. Книга жизни. Материалы для истории моего времени. Воспоминания и размышления. М.: Гешарим — Мосты культуры, 2004.

Зельцер, 2017 — Зельцер А. Тема «Евреи в Бабьем Яру в Советском Союзе в 1941-1945 гг.» // Бабин Яр: масове убивство, 2017. С. 83-100.

Евстафьева, 2017 — Евстафьева Т. Бабий Яр: послевоенная история местности // Бабин Яр: масове убивство, 2017. С. 21-31.

Евтушенко, 1998 — Евтушенко Е. Волчий паспорт. М.: Вагриус, 1998. 574 с.

Жовнировский, 1981 — Жовнировский Е. Конкурс на памятник // Бабий Яр. Иерусалим: Союз землячеств выходцев из СССР, 1981. С. 105-107.

Капер, 1993 — Капер Я. Тернистый путь // Будник Д., Капер Я. Ничто не забыто: Еврейские судьбы в Киеве, 1941-1943 / Ed. E.R. Wiehn. Konstanz: Hartung-Gorre Verlag, 1993. S. 131-186.

Касьянов, 2019 — Касьянов Г. Украина и соседи: историческая политика. 1987-2018. М.: НЛО, 2019. 284 с. (Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»).

Касьянов, 2021а — Касьянов Г. Украина как «национализирующее(ся) государство»: обзор практик и результатов // Социология власти. 2021. Т. 33. №2. Р. 123. URL: https: // cyberleninka.ru/article/n/ukraina-kak-natsionaliziruyuschee-sya-gosudarstvo-obzor-praktik-i-rezultatov

Касьянов, 2021б — Сеньшин Е. «Памятование трагедии превращается в абсурд». Голодомор — это геноцид украинского народа или часть общей беды СССР? Интервью историка Георгия Касьянова // Republik. 2021. 27 ноября. URL: https:// republic.ru/posts/102429?utm_source=republic.ru&utm_medium=email&utm_ campaign=morning

Каталог, 2017 — Каталог охоронних та інформаційних дощок, памятників і памятних знаків, повязаних з історією Бабиного Яру (станом на 1 червня 2017 р.) / Сост. В. Нахманович // Бабин Яр: масове убивство, 2017. С. 245-280.

Книга погромов, 2007 — Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны. 1918-1922 гг.: Сб. документов / Отв. ред. Л. Б. Милякова. М.: РОССПЭН, 2007.1032 с.

Коржавин, 1992 (с указанием номера) — Коржавин Н. В соблазнах кровавой эпохи // Новый мир. 1992. № 7. С. 154-212; № 8. С. 130-193.

Красный, 1928 — Красный П. Трагедия украинского еврейства. К процессу Шварцбарда. Харьков: Гос. изд-во Украины, 1928. 73 с. [Дата под текстом П. Красного — 21 сентября 1927 г.].

Круглов, 2002 — Сборник документов и материалов об уничтожении нацистами евреев Украины в 1941-1944 годах / Сост. А. Круглов. Киев: Институт иудаики, 2002.486 с.

Круглов, [2021] — Круглов А. О месте расстрела киевских евреев 29-30 сентября 1941 г. // Сайт МЦХ. [2021]. URL: https://babynyar.org/storage/main/15/5d/155daa2blfef9ce5 5fe22bdl6b64578f20433badcel061ba95a6ee673f31ela7.pdf

Кузнецов, 2010 — Кузнецов А. Бабий Яр: Роман-документ. М.: Астрель, 2010. 700 с.

Липес, 2020. — Липес Н. Как рождаются праведники // Лехаим. 2020.3 июля. URL: https: //

lechaim.ru/events/kak-rozhdayutsya-pravedniki/

Меньшагин, 2019 — Борис Меньшагин: Воспоминания. Письма. Документы / Сост. и подг, текста П. Поляна; сопроводительные тексты П. М. Поляна, С. Амелина и М. Дэвида-Фокса; комм. П. Поляна с участием Г. Суперфина, С. Амелина, В. Лашковой и Н. Поболя. М.; СПб.: Нестор-История, 2019. 824 с.

Мицель, 1998 — Мицель М. Общины иудейского вероисповедания в Украине. Киев, Львов: 1945-1981 гг. Київ: Институт иудаики, 1998. 264 с.

Мицель, 2004 — Мицель М. Евреи Украины в 1943-53 гг.: очерки документированной истории. Киев: Институт иудаики, 2004. 374 с.

Мицель, 2007 — Мицель М. Запрет на увековечение памяти как способ замалчивания Холокоста: практика КПУ в отношении Бабьего Яра // Голокост і сучасність. 2007. № 1. С. 9-30.

Некрасов, 1966 — Некрасов В.П. Новые памятники // Декоративное искусство СССР. 1966. №12. С. 23-27.

Насильство над... 2018 — Насильство над цивільным населенням України. Документа спецслужб. 1941-1944 / Сост.: В. Васильев, Н. Кашеваров, О. Лисенко, М. Панова, Р. Подкур. Кїев: Видавець Захаренко В. О., 2018. 752 с.

Окунев, 2011 — Окунев Ю. Предел и барьер Бабьего Яра // Свой вариант: Сайт Межрегионального союза писателей. 2011. Сентябрь. URL: http://www.runyweb.com/articles/ runyjews/jewish-histoty-and-traditions/babi-yar.html

Полян, 2022. — Полян П. Бабий Яр. Рефлексия. М.: Зебра Е, 2022. 606 с.

Порудоминский, 2000 — Порудоминский В. Знакомство полвека спустя // Григорий Шур. Евреи в Вильно. Хроника 1941-1944. СПб., 2000. С. 6-24.

Радченко, 2017 — Радченко А. «І тоді брати з Москви і брати-жиди приходили і оббирали братів українців до нитки»: Олена Теліга, Бабин Яр та євреї // Україна Модерна: міжнародний інтеллектуальний часопис. 2017. 27 марта. URL: https://uamoderna. com/blogy/yurij-radchenko/telihä

Смиловицкий, 2021 — Смиловицкий Л.Л. Холокост как военное преступление (на материале писем и дневников советских евреев 1941-1945 гг.) // Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века. М.: Яуза, 2021. С. 79-105.

Советские евреи пишут Илье Эренбургу... 1993 — Советские евреи пишут Илье Эренбургу. 1943-1966. Иерусалим: Центр по исследованию и документации восточноевропейского еврейства Еврейского университета в Иерусалиме — Яд Вашем, 1993. 539 с.

Стельникович, 2016 — Стельникович С. Житомирьско-Винницький регіон в умовах нацистської оккупації (1941-1944 рр.). Изд. 2-е. Житомир: О.О. Євенок, 2016. 592 с.

Тарасов, 2020 — Тарасов А. Фридмана точно нельзя «запихивать» в формулировку «русский олигарх». Интервью НВ с Ильей Хржановским // HB-Life. 2020. 23 февраля. URL: https://nv.ua/style/lyudi/ilya-hrzhanovskiy-intervyu-skazheni-psi-novosti-ukrainy-50071384.html

Трахтенберг, 2016 — Трахтенберг I. Бабин Яр. Минуле і согодення. Київ: Авіцена, 2016. 432 с.

Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941-1944), 1992 — Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941-1944): Сб. документов и материалов / Ред. И. Арад. Иерусалим: Яд Вашем, 1992. 424 с.

Форостівьский 1952 — Форостівьский Л. Київ під ворожими оккупаціями. Буэнос-Айрес: Изд-во М. Денисюка, 1952. 80 с. (Политическая библиотека. №2).

Хентова, 1993 — Хентова С. Удивительный Шостакович. СПб.: Вариант, 1993. 269 с. Чарный, 2020 — Чарный С. Депутаты против памяти жертв погромов // Лехаим. 2020.

4 августа. URL: https://lechaim.ru/events/deputaty-protiv-pamyati-zhertv-pogromov/

Шлаен, 1995 — Шлаен А. Бабий Яр. Киев: Абрис, 1995. 416 с.

Шур, 2000 — Шур Г. Евреи в Вильно. Хроника 1941-1944. СПб.: Образование — Культура. 2000. 224 с.

Angrick, 2018 (с указанием тома) — Angrick А. “Aktion 1005“. Göttingen: Wallstein Verlag, 2018. 1381 S. (Bd. 1: Spurenbeseitigung von NS-Massenverbrechen 1942-1945; Bd. 2. Eine “geheime Reichssache“ im Spannungsfeld von Kriegswende und Propaganda).

Aristov, 2015 — Aristov S. Next to Babi Yar: The Syrets Concentration Camp and the Evolution of Nazi Terror in Kiev // Holocaust and Genocide Studies 29, no. 3 (Winter 2015). Р. 431-459.

Babyn Yar: History and Memory, 2016 — Babyn Yar: History and Memory / Eds. V. Hrynevych, P. R. Magocsi. Київ: Дух и литера, 2016. 328 р.

Berkhoff, 2004 — Berkhoff К. Harvest of Despair. Life andDeath in Ukraine under Nazi Rule. Cambridge, Mass.; London: The Belknap Press of Harvard University Press, 2004. 463 p.

Berkhoff, 2009 — Berkhoff K. Total annihilation of the Jewish Population. The Holocaust in the Soviet Media, 1941-1945 // Kritika. Explorations in Russian and Eurasian History. New series. 2009. Winter. P. 63.

Encyclopedia of camps and Ghettos, 1933-1945, vol. IV, 2022 — Encyclopedia of camps and Ghettos, 1933-1945. Vol. IV. Camps and Other Detentionn Facilities under the the German Armed Forces / Eds. G. P. Megargee, R. Overmans, W. Vogt. Bloomigton: Indiana University Press, 2022. 757 p.

Deutsche Berichte aus dem Osten, 2014 — Deutsche Berichte aus dem Osten 1942/1943 / Dokumente der Einsatzgruppen in der Sowjetunion. Bd. IIІ / Hrsg. K.-M. Mallmann, A. Angrick, J. Matthäus, M. Cüppers. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 2014. 892 S.

Die “Ereignismeldungen UdSSR“, 2011 — Die “Ereignismeldungen UdSSR“ 1941. Dokumente der Einsatzgruppen in der Sowjetunion. [Bd.] I / Hrsg. K.-M. Mallmann, A. Angrick, J. Matthäus, M. Cüppers. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 2011.927 S.

Kinstler, 2022 — Kinstler L. The many oblivions of Babi Jar //Jewish currents. 2022. Winter — Spring. URL: https://jewishcurrents.org/the-many-oblivions-of-babi-yar

Klimova, 2016 — Klimova I. Babyn Yar in sculpture and painting // Babyn Yar: History and Memory, 2016. P. 259-274.

Nakhmanovych, 2016 — Nakhmanovych V. Babyn Yar: the Holocaust and Other Tragedies // Babyn Yar: History and Memory, 2016. P. 65-106.

Die Shoah von Babij Jar, 1991 — Die Shoah von Babij Jar 1941. Das Massaker deutscher Exekutionskommandos an der jüdischen Bevölkerung von Kiew 60 Jahre danach zum Gedenken / E.R. Wiehn (Hrsg.). Konstanz: Hartung-Gorre, 1991. 854 S.

Die Verfolgung und Ermordung, 2011 — Die Verfolgung und Ermordung der europäischen Juden durch das nationalsozialistische Deutschland. Bd. 8: Sowjetunion mit annektierten Gebieten II / Brb. B. Hoppe. München, 2011. 891 S.

Wette, 2001 — Wette W. Babij Jar. Das Verwischen der Spuren // Kriegsverbrechen im 20. Jahrhundert. [Festschrift für M. Messerschmidt] / Hrsg. W. Wette, G. Überschär. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 2001. S. 152-164.

Научное издание

Павел Маркович Полян

БАБИЙ ЯР. РЕАЛИИ

Корректор А. М. Никитина Оригинал-макет Л. Е. Голод Дизайн обложки И. А. Тимофеев

Издательство «The Historical Expertise»

Павел Маркович Полян —

историк, специалист по гуманитарным аспектам войн, географ и, под псевдонимом Павел Нерлер, филолог и поэт. Родился в 1952 году в Москве.

Лауреат премии им. А. Блока и финалист премий им. А. Гайдара, «Просветитель», «Новая словесность» и др.

Автор или составитель многих десятков книг по истории, географии и литературе, в том числе и о Бабьем Яре: «Между Аушвицем и Бабьим Яром. Размышления и исследования о Катастрофе» (2010), «Овраг смерти — овраг памяти. Стихи о Бабьем Яре. Антология» (2021, совместно с Д. Бураго), «Бабий Яр. Рефлексия» (2022).

Примечания

1

См. URL: https://gmig.ru/events/memorializatsiya-babego-yara-kak-khronicheskaya-bolezn-gibridnye-voyny-pamyati-i-bespamyatstva-glaza/

(обратно)

2

Антология-2021.

(обратно)

3

Илья Хржановский при этом повторял в переписке и по телефону примерно следующее: «Павел Маркович, это выдающееся произведение, но обязателен ли этот конкретный текст? Он же не добавляет к книге принципиально важного и неотделимого от нее содержания!»

(обратно)

4

А то, в свою очередь, восходит к названиям отдельных картин из дау-серии Ильи Хржановского: «Дау. Дегенерация» и т. п.

(обратно)

5

 В дубновском его понимании: см. эпиграф на с. 13 настоящего издания.

(обратно)

6

При этом все источники сами по себе подвергаются критическому анализу — как источники.

(обратно)

7

Израильский историк Холокоста, чьи неосторожные слова были с иезуитским цинизмом использованы для травли и запрета общества «Мемориал».

(обратно)

8

См. подробнее: Полян П. Антисемитизм в России: позавчера, вчера, сегодня, завтра... // Историческая экспертиза. 2022. №3. С. 104-126.

(обратно)

9

Из «Бестиария» Алексея Цветкова.

(обратно)

10

Концептуальность же последнего, как правило, политизирована, что создает риски и широкий простор для манипуляций, фальсификаций и прочего рысканья глазами, а также злоупотреблений правдивостью информации (монополия на правду порождает и монополию на стигматизацию, т.е. раздачу ярлыков типа «фейк», как и на называние, например, отступления не отступлением, а «отрицательным наступлением» и т. п.).

(обратно)

11

Авторское понимание географии в развернутом виде см. здесь: Полян П. Территориальные структуры — урбанизация — расселение: теоретические подходы и методы их изучения. М.: Новый хронограф, 2013. 784 с.

(обратно)

12

Метафорическое понятие, введенное в научный оборот автором. См.: Полян П. Историомор, или Трепанация памяти. Битвы за правду о ГУЛАГе, депортации, войне и Холокосте. М.: АСТ, 2016. 624 с.

(обратно)

13

См. по дате по ссылке: URL: https://prozhito.org/notes?date=%221969-01-01%22&diaryTypes=%5Bl%2C2%5D&keywords=%5B%22%D0%91%D0%B0%D0%Bl%D0%B8%D0%B9+%D0%AF%Dl%80%22%5D

(обратно)

14

Голб Н., Прицак О. Хазарско-еврейские документы X века. М.-Иерусалим, 2003.

(обратно)

15

См.: Петров Н.Н. Историко-топографические очерки древнего Киева. Киев, 1897. С. 12.

(обратно)

16

От Ашкеназа — названия Германии в средневековой еврейской литературе.

(обратно)

17

«Кары господни» (иврит).

(обратно)

18

Просторечные, с иронично-негативным оттенком, версии обозначения поляков и украинцев. Аналогичное для русских — москали или кацапы.

(обратно)

19

Дубнов, 2004. С. 616-617.

(обратно)

20

Гессен Ю.И. История еврейского народа в России. Пг., 1925. Т. 1. С. 84-85.

(обратно)

21

К началу Первой мировой эта цифра явно приближалась к шести миллионам!

(обратно)

22

В этой констелляции особую роль играла Слободка (она же Никольская слободка) на левом берегу Днепра, прямо напротив Киева. Административно она относилась к Броварской волости Остерского уезда Черниговской губернии, что позволяло ее жителям, из которых треть была евреями, обходить, точнее, обплывать режим оседлости посредством ежедневной переправы в Киев и обратно через неширокий тогда еще Днепр.

(обратно)

23

Их называли еще «суфот ба-негев» (иврит) — «бури на юге».

(обратно)

24

Дубнов, 2004. С. 623.

(обратно)

25

Klier J.D. Russians, Jews, and the Pogroms of 1881-1882. Cambridge: Cambridge University Press, 2011. P. 35-37.

(обратно)

26

См.: Миндлин А. Антиеврейские погромы на территории Российского государства. Изд. 2-е, исправл. и доп. СПб.: Алетейя, 2018.

(обратно)

27

На вдохновителя погрома Павалакия Крушевана, редактора черносотенной газеты «Бессарабец» и первопубликатора «Протоколов сионских мудрецов», киевским студентом-политехником Пинхусом Дашевским было совершено покушение, но ножевая рана оказалась не смертельной. Попытки кишиневских евреев оказать организованное сопротивление были малоуспешными, но уже во время Гомельского погрома 29 августа — 1 сентября 1903 г. с восемью убитыми и 135 ранеными евреями самооборона была настолько эффективной, что власти возбудили дела как о еврейском, так и о «русском» погроме! (Райский В.Я. Как это было? Еврейский погром в Гомеле 29 августа и 1-2 сентября 1903 г. // Евреи в Гомеле. История и культура (конец XIX — начало XX века): Сборник материалов научно-теоретической конференции. Гомель, 21 сентября 2003 г. Гомель, 2004. С. 91-97).

(обратно)

28

Дубнов, 2004. С. 404.

(обратно)

29

Шульгин В.В. Дни. М.: Новости, 1990. С. 91.

(обратно)

30

Дубнов, 2004. С. 282.

(обратно)

31

Ср.: Петровский-Штерн Й. Евреи в русской армии (1827-1914). М.: НЛО, 2003. С. 239-256.

(обратно)

32

См. Антология-2021. Т. 1. С. 147-208, 234-295.

(обратно)

33

Такие же казаки были движущей силой «тотального» погрома в Калуше в июне 1917 года (Дубнов, 2004. С. 419).

(обратно)

34

Многие его бойцы, совершив алию, влились со временем в Хагану и повоевали еще за независимость Израиля в 1948—1949 годах.

(обратно)

35

О соответствующем секретном циркуляре Департамента полиции от 9 января 1916 года и борьбе с ним см.: Дубнов, 2004. С. 388-392.

(обратно)

36

Дубнов, 2004. С. 394.

(обратно)

37

Ср. запись в дневнике С.М. Дубнова за 5 октября 1919 г.: «На днях узнал о погромах в Балашове и Козлове во время недавнего набега Мамонтова с казаками. В Балашове казаки спрашивали уличных мальчишек, где тут живут евреи; получив указание, врывались в дома, секли, рубили мужчин, женщин и детей, приговаривая: это вам за Троцкого, это за Свердлова! Вырезали 50 семейств, остальных выгнали из города... Таковы наши “спасители”» (Дубнов, 2004. С. 469).

(обратно)

38

Ср. запись в дневнике С. М. Дубнова за 9 февраля 1920 года: «Известия о еврейских погромах оказались страшнее всего, ранее слышанного. Сплошная резня во всей Украине, в тех самых городах, где гуляла гайдаматчина XVII и XVIII веков... 353 общины были уничтожены или рассеяны; убитых, раненых, изнасилованных женщин, замученных детей больше 30000 за одни летние месяцы 1919 года... Читал, а глаза застилались слезами, и я тихо шептал “Иизкор” над новыми мучениками, убиенными в 5679 году...» (Дубнов, 2004. С. 478).

(обратно)

39

Гительман Ц. Русские евреи на трех континентах // Иностранец. 1995.26 июля. С. 18.

(обратно)

40

Из статьи С. Дубнова «Уроки страшных дней» (1905). Цит. по: Дубнов, 2004. С. 296-297.

(обратно)

41

См. об этой волне погромов в целом: Гусев-Оренбургский, 1983 (Первоиздание: Харбин: издание Дальневосточного Еврейского Общественного комитета помощи сиротам-жертвам погромов, 1922). А также фотоальбом: Еврейские погромы. 1918-1921. М.: Школа и книга, 1926.

(обратно)

42

Не потому ли, что труды доктора Донцова еще не были так известны, а ОУН еще не была создана?

(обратно)

43

Украинские историки насчитали между 1918 и 1921 годами 1236 еврейских погромов в 524 украинских городах и селах, с общим числом жертв в интервале между 30 и 60 тысячами человек. Из них 42 % погромов пришлось на петлюровцев, 25 % — на других украинских батьков, 17% — на белых, 9% — на красных и 3% — на поляков (Гриневич В., Гриневич Л. Євреї України в роки революції та Громадянської війни // Нариси з історії та культури євреїв України. Київ: Дух і літера, 2008. С. 128-135). Вместе с тем ранее преобладала та точка зрения, что «чемпионами» тут были именно белые (см.: Kenez Р. Pogroms and White ideology in the Russian Civil War // Pogroms: Anti-Jewish Violence in Modern Russian History / Eds. J.D. Klier, S. Lambroza. Cambridge a. o.: Cambridge University Press, 1992. P. 293-313).

(обратно)

44

Красный, 1928. C. 18, 31-32.

(обратно)

45

Вольф, 2000.

(обратно)

46

Т.е. петлюровского!

(обратно)

47

Вольф, 2000.

(обратно)

48

Там же.

(обратно)

49

См.: Гусев-Оренбургский, 1983. С. 211-245.

(обратно)

50

Эренбург И. Люди. Годы. Жизнь. Т. 1. М., 1990. С. 68.

(обратно)

51

От г. Проскурова (совр. Хмельницкий).

(обратно)

52

См. подробно: Гусев-Оренбургский, 1983. С. 41-55; Книга погромов, 2007. С. 43-69. Со ссылкой на: ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 24. Д. 17. Л. 30-46 и др.

(обратно)

53

Раздел о погромах в Проскурове и Фельштине написан на основании следующих источников: Вольф, 2000; Мильман С.Л. К столетию Проскуровского погрома // Штетл: Литературно-публицистический сборник. Вып. 7. Хмельницкий: Хмельницкий благотворительный фонд «Хесед Бешт», 2019. С. 12-32. Эти источники, в свою очередь, опирались на архивные материалы Государственного архива г. Киева, Государственного архива Хмельницкой области, а также на «Отчет представителя Российского отделения Красного Креста А.И. Гиллерсона» (ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 24. Д. 17. Л. 30-46).

(обратно)

54

По другим данным — 300-400.

(обратно)

55

Т. е. поддержавших большевистское восстание солдат Белгородского полка.

(обратно)

56

Сосюра В. Третя рота. Київ: Знання, 2010.

(обратно)

57

См. в докладе представителя Российского отделения Красного Креста А. И. Гиллерсона (ГА РФ. Ф. Р-1318. Оп. 24. Д. 17. Л. 30-46). См. также: Губин Д. День в истории. 15 февраля: петлюровцы устроили крупнейший еврейский погром времен Гражданской войны // Украина.ру. 2019.15 февраля. URL: https://ukraina.ru/ history/20190215/1022692615.html. Присягу свою казачки, разумеется, нарушали.

(обратно)

58

Гусев-Оренбургский, 1983. С. 19.

(обратно)

59

Малюкова Л.Б., Розенблат Е. С. Погромы еврейского населения в годы Гражданской войны // Россия в Гражданской войне 1918-1922 гг. Энциклопедия: в 3 т. Т. 2. М.: РОССПЭН, 2021. С. 784.

(обратно)

60

Дубнов, 2004. С. 460.

(обратно)

61

Вольф, 2000.

(обратно)

62

Погром в Тетиеве (историческая справка). Цит. по: Чарный, 2020. Со ссылкой на: Архив YIVO (Нью-Йорк). Фонд Чериковера. GR 80 f186. Л. 572 (16243).

(обратно)

63

Книга погромов, 2007. С. 356-358. Со ссылкой на: ГА РФ. Ф. Р-1339. Оп. 2. Д. 18. Л. 59 — 59 об.

(обратно)

64

О памятовании жертв погромов см. ниже.

(обратно)

65

Жаботинский В. Петлюра и погромы, Письмо в редакцию // Последние новости (Париж). 1927.11 октября. Жаботинского упрекали за то, что в других публикациях он называл Петлюру «не-погромщиком».

(обратно)

66

Мне, например, на глаза попался фильм А. Галимова и Д. Сарычевой «Тайны великих украинцев: Симон Петлюра». URL: https://www.youtube.com/watch?v=rS8dX8Y2pxk

(обратно)

67

Петлюра С. Московська воша. Париж, 1926. С. 25-26.

(обратно)

68

Это рифмуется с убийством в Берлине 15 марта 1921 года армянским террористом Согомоном Тейлеряном, потерявшим в армянской резне 1915 года около ста родственников, бывшего министра внутренних дел Турции великого визиря Мехмеда Талаат-паши (№ 1 в рамках операции «Немезис» — систематического возмездия партии «Дашнакцутюн» за турецкий геноцид армян) и с последующим его оправданием. Он был признан невменяемым в момент покушения и освобожден.

(обратно)

69

Говорящи и названия его главных книг: «Национализм», «Крестом и мечом», «Дух нашей старины»!

(обратно)

70

Донцов Д. Memento. О парижском процессе // Литературно-научный вестник. 1926. № 11. С. 264 (пер. с украинского через английский).

(обратно)

71

Донцов Д. Симон Петлюра // Литературно-научный вестник. 1926. № 7-8. С. 327-328 (пер. с украинского через английский).

(обратно)

72

Донцов Д. Memento. О парижском процессе // Литературно-научный вестник. 1926. № 11. С. 267 (пер. с украинского через английский).

(обратно)

73

Devius [Донцов Д.]. Воюющий сионизм // Литературно-научный вестник. 1929. №10. С. 918.

(обратно)

74

В 1918 году в правительстве Белорусской народной республики под руководством эсера В. У. Ластовского (1883-1938) имелось Министерство еврейских дел, но вскорости оно было упразднено. В 1921-1923 годах, когда правительство находилось в Ковно в изгнании, существовало Министерство по делам национальных меньшинств, причем министром был еврей — Самуил Осипович Житловский (1870-?), скрипач по профессии (Герасимова И. Идея еврейской автономии и БНР // Деды. Дайджест публикаций о беларуской истории. Вып. 13. Минск: Харвест, 2009. С. 70-80). В самой Литовской республике также существовало Министерство по делам евреев (без портфеля): с апреля 1919 и по январь 1923 года министром был историк и публицист Менахем (Марк) Альбертович Соловейчик (1883-1957), затем его сменил историк и социолог Юлий Давидович Бруцкус (1870-1951).

(обратно)

75

Подробнее о возникновении культурного автономизма см. в: Дубнов, 2004. С. 247-254. Ср. запись об украинском государстве в дубновском дневнике за 20 мая 1920 г.: «С одной стороны, еврейская автономия, еврейское министерство в составе украинской Директории, съезды и пр., а с другой — страшные антиеврейские погромы, с десятками тысяч жертв... Странно действует это сочетание: осуществление моего идеала автономии для XX в. и погромы, рецидив 1648 года...» (Там же. С. 481. Рецидив 1648 года — отсылка к Богдану Хмельницкому).

(обратно)

76

Из литературного наследия Зильберфарба большую ценность представляет книга «Еврейское министерство и еврейская автономия на Украине» (Киев, 1919, на идише). Двухтомное собрание сочинений Зильберфарба было опубликовано уже после его смерти (1935, 1937).

(обратно)

77

В середине октября 1918 г., т.е. при Скоропадском, в Киев, в частности, перебирался Ефройкин (Дубнов, 2004. С. 448). В начале марта 1919 г. он вернулся в Петроград: в Киеве он «пережил падение и гетманщины, и Директории и бежал сюда обратно после перехода Украины к большевикам. Украинская погромная атмосфера душит, по его словам, больше, чем произвол коммунистов. Последние с трудом сдерживают юдофобские эксцессы, а когда они уйдут, будет еще хуже. Будет новая Хмельниччина под лозунгом: “Жиды-большевики загубили Украину”...» (Дубнов, 2004. С. 458).

(обратно)

78

Даты конца пребывания в должности Ревуцкого и начала пребывания в ней Красного не совпадают.

(обратно)

79

См. об этом: Дубнов, 2004. С. 309-312, 349 и 419.

(обратно)

80

О нем в Берлине см.: Будницкий О., Полян А. Русско-еврейский Берлин (1920— 1941). М.: Новое литературное обозрение, 2013. А также: Дубнов, 2004. С. 547.

(обратно)

81

Revusky S. Wrenching times in Ukraine: memoir of a Jewish Minister. Newfoundland; Labrador: Yksuver Publ., 1998.

(обратно)

82

В пересказе Л. Гроервейдла.

(обратно)

83

Красный, 1928. С. 19.

(обратно)

84

ЦГА СДА. Д. № 4920-П (Красный П.А. и Солодарь Г.Я.). При аресте у Красного был на руках еще и второй паспорт — на фамилию «Белый» (sic!).

(обратно)

85

Это утверждал единственно сам Бачинский, но это повлекло за собой перевод в Киев из Харькова следственного дела П. Красного №261855 в феврале 1941 г. См.: АП Управления СБУ по Харьковской области. Ф. 6. Д. 036019. Т. 1. Л. 284-285.

(обратно)

86

Между прочим, автор романа о польской эмигрантской семье во Франции — «Ра-дан Великолепный» (1927), блистательно переведенного на русский язык Осипом Мандельштамом.

(обратно)

87

Lecache В. Quand Israël meurt... Au pays des pogromes. Paris: n. d., [1927]. Дата по: The Assassination of Symon Petliura and the Trial of Scholem Schwarzbard 1926-1927: A Selection of Documents / Selected, translated, annotated, and introduced by D. Engel. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, [2016]. S. 286. Перевод на идиш: Lecache В. Ven dos folk yisroel shtarbt. Warsaw, 1927. Перевод на русский: Лекаш Б. Когда Израиль умирает... / Пер. Н. Янве; предисл. Ю. Ларина. Л., 1928.

(обратно)

88

Красный, 1928.

(обратно)

89

Заметка «От издательства» в: Красный, 1928. С. 6-7.

(обратно)

90

Горе переможеним. Репресовані міністри Украіньской революціі / Ред. Р. Подкур, В. Скальский, В. Василенко, Н. Григорчук, Н. Савченко. Киев, 2018. С. 90.

(обратно)

91

АП Управления СБУ по Харьковской области. Ф. 6. Д. 036019. Т. 1. Л. 270-271.

(обратно)

92

Там же. Л. 282. О предполагаемой гибели П. Красного в Бабьем Яру я впервые услышал от В. Нахмановича.

(обратно)

93

Там же. Л. 286.

(обратно)

94

См. подробнее ниже.

(обратно)

95

В первый раз это с ним случилось в 1917 году, в промежутке между двумя революциями.

(обратно)

96

См., например, трогательную историю Сени Звоницкого и Наташи Жук в: Антология-2021. С. 75-84. Со ссылкой на: FSOA. Bt. 98.

(обратно)

97

Денисенко М.Б. Евреи и немцы в СССР: Национально-смешанные браки в 1920-1930-е годы // Российский демографический журнал. 2002. № 1. С. 55-56.

(обратно)

98

Максудов С. Воссоздание памяти. Был ли голод 1932-1933 гг. на Украине геноцидом? // Московские новости. 2007. № 18; 11-17 мая. С. 30-31.

(обратно)

99

Их столицами были современные поселения Калиновское в Херсонской, Ново-Златополь в Запорожской и Выкулово в Днепровской области.

(обратно)

100

См.: Касьянов, 2021б.

(обратно)

101

Голод в СССР. 1930-1934 гг. / Сост.: О.А. Антипова, Е.А. Голосовская и др. М.: Росархив, 2009.

(обратно)

102

Snyder Т. Bloodlands: Europe between Hitler and Stalin. New York: Basic Books, 2010. Русский перевод: Снайдер T. Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным / Пер. с англ Л. Зурнаджи. Киев: Дуліби, 2015.

(обратно)

103

Нечто типологически схожее произошло и со «Свидетелями Иеговы», оказавшимися в составе СССР в результате присоединения Бессарабии. Их депортация в 1950-е годы в Сибирь нечаянно обернулась гигантским расширением поля для их миссионерской деятельности и буквально окрылила их.

(обратно)

104

См. подробнее: Полян П. Обреченные погибнуть: советские военнопленные-евреи — первые жертвы Холокоста в СССР // Между Аушвицем и Бабьим Яром. Размышления и исследования о Катастрофе. М.: РОССПЭН, 2010. С. 37-129.

(обратно)

105

Эта фраза присутствует только в одной из версий пересказа речей Гитлера в этот день (Baumgart W. Zur Ansprache Hitlers vor den Führern der Wehrmacht am 22. August 1939 // Vierteljahrhefte für Zeitgeschichte. 1968. Nr. 2. S. 119-149. URL: https://www.ifz-muenchen.de/heftarchiv/1968_2_2_baumgart.pdf).

(обратно)

106

См.: Полян П. Переписка ценою в два миллиона жизней. Третий Рейх предлагал СССР переселить евреев из Германии и Польши в Биробиджан и Западную Украину. А переселил в Аушвиц и Треблинку // Новая газета. 2020. №2. С. 16-19. URL: https://novayagazeta.ru/articles/2020/01/05/83357-perepiska-tsenoyu-v-dva-milliona-zhizney

(обратно)

107

Кейтель лично сторонником нападения на СССР не был. Противником был и министр финансов Лепольд фон Крозиг. См.: Полян П. Тринадцатый рейхсканцлер. Как тихий финансист стал последним главой нацистского правительства // Republik. 2023. 27 февраля. URL: https://republic.ru/posts/107387?utm_ source=republic.ru&utm_medium=email&utm_campaign=morning

(обратно)

108

См.: Полян П. Советские военнопленные-евреи — первые жертвы Холокоста в СССР // Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне. Воспоминания и документы. М.: Новое издательство, 2006. С. 9-70.

(обратно)

109

Едва ли не единственное исключение — зверский расстрел эсэсовцами дивизии «Мертвая голова» 27 мая 1940 года на ферме Ла Парадиз во Франции сотни английских солдат, сдавшихся в плен после упорнейшего боя. Все последующие преступления «Ваффен СС» в Западной Европе, такие как Орадур-сюр-Глан во Франции или окрестности Лукки в Тоскане в Италии, относятся к 1944 году, когда обороняющейся стороной стал уже Третий Рейх.

(обратно)

110

См. его текст: https://victims.rusarchives.ru/ukaz-verkhovnogo-glavnokomanduyus-chego-vermakhta-o-voennoy-podsudnosti-v-rayone-barbarossa-i-ob

(обратно)

111

Этот — не слишком распространенный — термин тем не менее представляется нам более благозвучным и удачным, нежели распространившийся в последнее время его синоним — «коммеморация».

(обратно)

112

Позднее научно обособленная оценка еще раз сдвинулась — к 1,1 млн человек, из них 960 тыс. евреи.

(обратно)

113

По сообщению А. Килиана.

(обратно)

114

См.: Desbois Р. The Holocaust by bullets: a priest's journey to uncover the truth behind the murder of 1,5 million Jews. New York: Palgrave Macmillan, 2008.

(обратно)

115

По экспертной оценке Г. Метцнера и С. Романова, самое большее — около 300 тыс. чел., учитывая и 160 тыс. умерщвленных в Хелмно, и акции в Землине в Сербии.

(обратно)

116

Душегубки с баллонами с углекислым газом (так называемые «Kaisers-Kaffee-Geschäft») применялись в Польше уже в 1940 году.

(обратно)

117

В делегацию входили также группенфюрер СС Вольф, высший командир СС и полиции «Россия-Север» группенфюрер СС Прютцман и еще 8 человек. См. об этом визите в: Der Dienstkalender Heinrich Himmlers 1941/42. Hamburg: Hans Christian Verlag, 1999. S. 193-195.

(обратно)

118

Так немцы называли Дом правительства в Минске.

(обратно)

119

От Einsatzgruppe (нем.) — группа специального назначения.

(обратно)

120

Самое первое нацистское отравление газом в закрытом помещении произошло еще в 1939 году в форте VII в Позене (совр. Познани). Существует бездоказательная версия о том, что еще в 1936 году — независимо от немецких изобретателей и раньше их — аналогичная инженерная идея была реализована в НКВД.

(обратно)

121

По отношению к Германии это, конечно, все равно восток!

(обратно)

122

Там же. С. 154. По другим оценкам, число евреев-Героев — от 157 до 177.

(обратно)

123

Порудоминский, 2000. С. 11-14.

(обратно)

124

Маша Рольникайте даже благодарит его за это в своем дневнике!

(обратно)

125

Точнее было бы сказать: почти не существует! Вот журналист Гершен Малакевич, друг Г. Шура, памяти которого тот посвятил свои записки. Этот человек в первые же дни оккупации понял, что предстоит евреям, и заявил, что не намерен умирать, как собака на живодерне. Он сам отправился в гестапо и высказал там все, что думал о национал-социализме, за что был немедленно и охотно расстрелян (см. его фото в: Шур, 2000. С. 5).

(обратно)

126

Шур, 2000. Запись за 23 сентября 1943 г.

(обратно)

127

Заместитель начальника геттовской полиции и активист Сопротивления одновременно.

(обратно)

128

Порудоминский, 2000. С. 11.

(обратно)

129

Из протокола совещания юденрата Вильнюсского гетто об акции в Ошмянах 27 октября 1942 года (Архив Морешет, Гиват-Хавива. D. 1.357).

(обратно)

130

См. подробнее: Герасимова, 2016.

(обратно)

131

На Нюрнбергском процессе Мильх яростно защищал Геринга.

(обратно)

132

Посему их первыми по времени палачами стали военнослужащие вермахта.

(обратно)

133

Ведь только по официальным данным Управления по делам репатриации при Совете Министров СССР, среди репатриированных после войны граждан СССР насчитывалось 11428 евреев, из них 6666 гражданских лиц и 4762 военнопленных (Полян П. М. Жертвы двух диктатур. Жизнь, труд, унижение и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на Родине. М.: РОССПЭН, 2002. С. 528).

(обратно)

134

Котляр Л. Воспоминания еврея-военнопленного. М.: Вече, 2011. С. 31-32.

(обратно)

135

Впрочем, и случаи селекции среди военнопленных по «цыганскому» признаку тоже неизвестны.

(обратно)

136

От нем. Zivilist — гражданское лицо. Таких «освобожденных из плена» тоже было немало — около 300 тысяч, но много ли среди них было евреев?!

(обратно)

137

От нем. Ausweis — пропуск.

(обратно)

138

Гитлера беспокоил Крым. Как непотопляемый авианосец, он угрожал румынской нефти, что было очень чувствительно для Рейха, не имевшего альтернативных источников бензина. С самим Киевом Гитлер не имел в виду церемониться, а предлагал стереть его с лица земли авиацией и артиллерией. В этом смысле спасительным для города явилось относительно слабое сопротивление РККА перед сдачей, отчасти маскировавшее тем самым минную западню, которую готовили оккупантам саперы (Arnold K.J. Die Eroberung und Behandlung der Stadt Kiew durch die Wehrmacht im September 1941: Zur Radikalisierung der Besatzungspolitik // Militärgeschichtliche Mitteilungen. 1999. Nr. 58. S. 23-63).

(обратно)

139

Кузнецов, 2010. С. 49-51.

(обратно)

140

Генерал пехоты Ганс фон Обстфельдер (1896-1976) — командующий 29-м армейским корпусом. В самые первые дни оккупации (до 27 сентября) — начальник киевского гарнизона.

(обратно)

141

Цит. по: Шимановский Д. «Язык — это больше, чем кровь». К 140-летию со дня рождения Виктора Клемперера // Еврейская панорама. 2021. №9. С. 30.

(обратно)

142

См.: Ланг Й. фон. Протоколы Эйхмана. Магнитофонные записи допросов в Израиле / Пер. с нем. М. Черненко. М.: Текст, 2002. С. 72,170.

(обратно)

143

Он был обладателем золотого партийного значка.

(обратно)

144

крики: “Jude, verrecke, Deutschland, erwache!” [“Сдохни, жид, проснись, Германия!” — П.П.]. Ровно год назад в день открытия рейхстага хулиганы разбивали окна в еврейских универсальных магазинах, теперь осмелели и разбивают головы» (Дубнов, 2004. С. 585).

(обратно)

145

Это был велосипедный батальон, укомплектованный кадрами полиции г. Бремена. Основу 45-го батальона составляли полицейские Гамбурга.

(обратно)

146

Позднее штаб переместился в Ровно, после разрушений в Киеве так и оставшийся столицей Рейхскомиссариата Украина.

(обратно)

147

30 сентября 1941 г. в Киев передислоцировалась айнзатцкоманда 5 (оберштурмбаннфюрера СС Августа Мейера).

(обратно)

148

Großcurth Н. Tagebücher eines Abwehroffiziers. 1938-1940. Stuttgart, 1970. S. 534-541. В своем донесении от 20 августа 1941 г. Гросскурт протестовал не против казни или содержания детей, а против нецелесообразного способа их осуществления. Рейхенау все равно одернул своего штабиста за то, что тот употребил в этом контексте слово «зверство», и начертал в конце своего комментария: «Этой записке вообще лучше было бы не появляться». Гросскурт попал в плен под Сталинградом 2 февраля 1943 года. К этому времени он был уже полковником и начальником штаба 11-го армейского корпуса все той же 6-й армии (РГВА. Ф. 468/п. Оп. 2. Д. 33733). В плену он прожил два месяца с небольшим и умер 7 апреля того же года от алиментарного заболевания.

(обратно)

149

[Показания оберлейтенанта Бингеля] // Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941-1944). С. 97-99. Со ссылкой на: Schönberner М. и G. Zeugen sagen. Aus Berichten und Dokumente über die Judenverfolgung im Dritten Reich. Berlin, 1988. S. 126-128.

(обратно)

150

[Показания оберштурмфюрера СС Хефнера] // Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941-1944). С. 96.

(обратно)

151

Взрывы продолжались пять дней. См. перечень разрушений в: Форостівьский, 1952. С. 20-25.

(обратно)

152

Интересно, что в конце войны советское руководство, следуя своей «катынской традиции», все эти разрушения попыталось переложить на немецкие плечи.

(обратно)

153

Создан 1 сентября 1941 года.

(обратно)

154

Тем более что обоснование расстрела евреев в порядке возмездия за советские зверства, будучи впервые примененным во Львове, распространилось очень широко.

(обратно)

155

«Донесения о событиях в СССР» №97 от 28 сентября 1941 года.

(обратно)

156

До этого комендант 195-й полевой комендатуры.

(обратно)

157

Соврем. стадион «Старт». Кстати, именно здесь 9 августа 1942 года проходил легендарный футбольный матч между советской («Старт») и немецкой («Flakelf») командами, названный потом «матчем смерти».

(обратно)

158

К лагерю относились и бывшие городские казармы в соседнем квартале. Комендант в это время — майор Павлиска.

(обратно)

159

Kruglov А. Durchgangslager (Dulag) 201 // Encyclopedia of camps and Ghettos, 1933-1945. 2022. Vol. IV. P. 106-107.

(обратно)

160

См.: Будник, 1993. S. 23-25.

(обратно)

161

Комендант в это время — полковник Яух.

(обратно)

162

Kruglov А. Durchgangslager (Dulag) 205. Р. 109-111.

(обратно)

163

Kruglov А. Mannschaftstammlager (Stalag) 339 // Encyclopedia of camps and Ghettos, 1933-1945. 2022. Vol. IV. P. 335-337.

(обратно)

164

Ibid. P. 382-383.

(обратно)

165

BA-MA. RH 22/119. ВІ. 27-30.

(обратно)

166

Обоснование этой цифры см. в Акте Киевской областной комиссии содействия в работе Государственной чрезвычайной комиссии о массовом истреблении военнопленных советских граждан в лагерях поселка Дарница Киевской области от 18 декабря 1943 года (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 235. Л. 426-450). См. также форум: https://www.sgvavia.ru/forum/79-564-l

(обратно)

167

Aristov, 2015. Р. 437.

(обратно)

168

СД и Гестапо являлись различными — IIІ и IV — отделами РСХА.

(обратно)

169

См.: Будник, 1993. S. 24-29; Капер, 1993. S. 134-147. Современный адрес — ул. Ю. Ильенко, 12.

(обратно)

170

Место совершенно не случайное: до войны здесь располагались радиостанция НКВД (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 235. Д. 3. Л. 82-85).

(обратно)

171

В этом смысле он аналогичен лагерю в Яновской Яме во Львове (Лемберге).

(обратно)

172

Определенную путаницу вносило упоминание некоего киевского филиала концлагеря Заксенхаузен, функционировавшего в Киеве с 1 июля 1942 до 1 апреля 1943 года (Aristov, 2015. Р. 432. Со ссылкой на статью «Киев» в: Encyclopedia of Camps and Ghettos 1933-1945 / Ed. G. Megargee. Bloomington: Indiana University Press in association with USHMM, 2009. Bd. 1. P. 317-318).

(обратно)

173

Начиная c 28 ноября 1943 года Радомский — комендант накопительно-пересыльного лагеря СС Хайдари близ Афин, где формировались эшелоны с греческими евреями, уходившие в Аушвиц. Здесь он проработал около года, и за это время было убито около 1800 человек. Здесь он продержался до февраля 1944 года, но после попытки застрелить собственного адъютанта был приговорен к 6 месяцам тюрьмы, понижен в звании до гренадера СС и отправлен на фронт. 16 марта 1945 года он был убит в Штульвайсенбурге (Секешфехерваре) в Венгрии и похоронен в Веспреме.

(обратно)

174

Согласно сведениям из учетного дела В. Регитчника, он со своим полицейским батальоном с 13 апреля по 27 июля 1944 года принимал участие в крупных карательных экспедициях против партизан и гражданского населения на территории Белоруссии. 30 октября 1947 года Военный трибунал Киевского военного округа приговорил Регитчника к 25 годам заключения в исправительно-трудовые лагеря, с назначением срока отбытия наказания, начиная с 18 октября 1947 года. Умер он 29 июня 1948 года в Воркутлаге МВД (РГВА. Ф. 475п. Д. 976).

(обратно)

175

Мармашов А.В., Гафаров С.В., Кислицын А.В. Пинская военная флотилия. Именной список личного состава. Т. 2. Д-И. Изд. 1-е. Киев: Библиотека Киевской общественной организации «Товарищество ветеранов разведки Военно-Морского флота», 2020.

(обратно)

176

По словам А. В. Мармашова, фотографии были найдены им в интернете.

(обратно)

177

См. в наст. издании, с. 151-152.

(обратно)

178

Его псевдоним в берлинском «Новом слове» и поднемецкой оккупационной прессе — «Н. В. Торопов», в эмиграции — «Н. Нароков».

(обратно)

179

Из письма Н. Моршена Б. Николаевскому от 18 октября 1950 года. См.: Пустяки и обрывки [Блог Игоря Петрова]. Запись за 28 января 2015 г. URL: https://labas. livejournal.com/1093643.html#cutidl. Со ссылкой на: Hoover Institution Archives. Boris I. Nicolaevsky Collection. Box 493. Folder 16.

(обратно)

180

См.: Пустяки и обрывки [Блог Игоря Петрова]. Запись за 28 января 2015 г. Со ссылкой на: Hoover Institution Archives. Boris I. Nicolaevsky Collection. Box 493. Folder 16.

(обратно)

181

Существовали еще Львовская, Карпатская и — дольше всех (до 1946 года) — Все-украинская.

(обратно)

182

По своему правовому статусу газета принадлежала товариществу из 10 человек, среди которых был и вице-бургомистр В. Багазий. См. подробнее: Газета «Українське Слово»1941 року / У поряд. О. Кучерук // Документи і матеріали з історії Організації Українських Націоналістів. Т. 10. Ч. 2. Київ: Видавництво імені Олени Теліги, 2004. С. 31-33 (характеризуя газету «Украинское слово», авторы-составители издания самым тщательным образом избегают разговора о центральной линии газеты — ее зверином антисемитизме и антисоветизме).

(обратно)

183

Союз имел помещение (на улице Десятинной, 9) и проводил публичные вечера.

(обратно)

184

Отпускали их с обязательством зарегистрироваться и трудоустроиться на родине, где их чаще всего зачисляли в «хиви» (от Hilfswillige — добровольные помощники вермахта) и использовали на разнообразных работах, не подразумевавших ношения оружия.

(обратно)

185

Gatterbauer Н. Arbeitseinsatz und Behandlung der Kriegsgefangenen in der Ostmark während des Zweiten Weltkrieges: Phil. Diss. Salzburg, 1975. S. 174, со ссылкой на: Dokumentationsarchiv des Österreichischen Wiederstandes in Wien. Nr. 8394.

(обратно)

186

См. приказы командующего тылом группы армий «Юг» №3924/41 от 25 и 27 декабря 1941 и 13 января 1942 гг. (ВА-МА. RH 22/119. Вl. 19).

(обратно)

187

ВА-МА. RH 3/150. Вl. 27.

(обратно)

188

См.: Пустяки и обрывки [Блог Игоря Петрова]. Запись за 28 января 2015 г. Со ссылкой на: Hoover Institution Archives. Boris I. Nicolaevsky Collection. Box 493. Folder 16.

(обратно)

189

Сообщение № 163 (Deutsche Berichte aus dem Osten, 2014. S. 131-132). Секретарем Академии был некто В.С. Чудинов, которого СД аттестует как авантюриста. Чудинов был на руководящих должностях в Академии еще в 1930-х годах (Білокінь С. Київська вчена корпорація (20-50-ті рр. XX ст.) // Україна XX ст.: культура, ідеологія, політика. Киев, 2008. Вып. 14. С. 297).

(обратно)

190

В тексте — Ядвигой.

(обратно)

191

Deutsche Berichte aus dem Osten, 2014. S. 133-136.

(обратно)

192

Cp.: «В субботу 7/11 пошла утром в распределитель Місьской Управы, а там на страже стоит немецкая охрана и никого не пропускает. Оказывается, в это время производились аресты некоторых видных работников Місьской Управы — Багазия, Волкановича и др. Одновременно произошла чистка и в “Черв. Хресті” [Красном Кресте. — П.П.]» (запись в дневнике Ефросиньи Красиной от 11 февраля 1942 г. FSOA. Bt. 30).

(обратно)

193

Об этом — в меморандуме Э. Коха А. Розенбергу от 16 марта 1943 г. (Trial of the major war criminals before the international military tribunal Nüremberg. 14 november 1945 — 1 October 1946. Nüremberg, 1947. S. 280-282. Документ PS-192 советского обвинения в Нюрнберге). См. также копию немецкого оригинала и русский перевод в: ГА РФ. Ф. Р-7445. Оп. 2. Д. 139.

(обратно)

194

Правда, в «Сообщениях из СССР» о февральских репрессиях против ОУН в Киеве нашли место и время рассказать с огромным опозданием — впервые лишь в сообщении № 191 от 10 апреля 1942 г. (Deutsche Berichte aus dem Osten, 2014. S. 290-292. Здесь и далее со ссылкой на: ВАВ. R 58/221). Надо отметить, что в 1942 году интервалы между «Сообщениями» увеличились, причем айнзатцгруппа С выделялась крайней неаккуратностью своей отчетности, что, возможно, объяснялось — и искупалось? — особенно большим фронтом работ на Украине, разбросанностью эйнзатцкоманд по территории и количественными успехами собственно Холокоста именно в зоне группы армий «Юг». Так, первые сообщения 1942 года появились лишь в «Сообщении» № 156 от 16 января.

(обратно)

195

Самоубийством в камере, по версии Л. Форостовского, покончила свою жизнь и Е. Телига (см. ниже).

(обратно)

196

В интервью от 12 февраля 1951 г. в рамках Гарвардского проекта К.Ф. Штеппа утверждал, что при нем как при главном редакторе слово «жид» исчезло из лексикона газеты, а компромисс прошел по обороту «иудобольшевизм» (цит. по блогу И. Петрова: https://labas.livejournal.com/tag/%D1%88%D1%82%D0%B5%D0%BF%D0%BF%D0%B0).

(обратно)

197

Форостівьский, 1952. С. 72-78. После разгрома оуновцев в органах местного самоуправления и полиции на смену им массово пришли другие, в частности, остававшиеся до этого в тени фольксдойче.

(обратно)

198

Л. Форостовский писал, что она перерезала себе вены в камере (Форостівський, 1952. С. 76).

(обратно)

199

Задокументирована судьба не более 60 расстрелянных, но современные оуновцы не устают говорить о более чем 600!

(обратно)

200

См.: Телига не была расстреляна в Бабьем Яру // Kiev Times. 2013. 9 ноября. URL: https://web.archive.org/web/20131109195907/http://thekievtimes.ua/society/ 271625-teliga-ne-byla-rasstrelyana-v-babem-yaru.html

(обратно)

201

Совр. Владимирская улица.

(обратно)

202

См.: Радченко, 2017. Встречается и предположение братской, на 300 или на 400 трупов, могилы на Лукьяновском кладбище (см.: Berkhoff, 2004. Р. 52, 68. См:. Дерейко І. Українські допоміжні воєнизовані формування німецької армії і поліції в генеральній окрузі Київ // Архіви окупації: 1941 — 1944 / Упор. Н. Маковська. Київ, 2006. С. 796-804), но последняя четче идентифицируется с расстрелом 300 заложников в ноябре 1941 года.

(обратно)

203

ДАКО. Ф. Р-2412. Оп. 2. Д. 3. Л. 196-197.

(обратно)

204

Пропагандистский музей, существовавший в апреле — октябре 1942 года и призванный собирать и экспонировать данные о преступлениях большевиков. Находился в доме 8 по Александровской (ныне Контрактовая) площади. Административно являлся одним из отделов Киевской городской управы. Его научными консультантами были А. С. Грузинский, С. М. Драгоманов и др. Убедившись в малой популярности музея (средняя посещаемость около 20 человек в сутки), немцы закрыли его.

(обратно)

205

Среди расстрелянных здесь — 14-16 тысяч депортированных сюда венгерских евреев.

(обратно)

206

Что не мешало им под конец оккупации избавляться в лесах даже от евреев-врачей, попавших под подозрение в нелояльности!

(обратно)

207

Вайс А. Отношение некоторых кругов украинского национального движения к евреям в период Второй мировой войны // Вестник Еврейского университета в Москве. 1995. №2. С. 106. См. также интересный отчет об очной дискуссии на эту тему В. Вятровича и его украинских оппонентов, состоявшейся 20 мая 2016 года: Радченко Ю. Отношение ОУН к евреям: дискуссия без «совместных деклараций» // Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры. 2018. №1-2. URL: http://wwwl.ku-eichstaett.de/ZIMOS/forum/inhaltruss29.html

(обратно)

208

См.: Вагнер А. Не в угоду России. Споры об ОУН, УПА и их участии в Холокосте // Радио Свобода. 2021. 30 июня. URL: https://www.svoboda.org/a/ne-v-ugodu-rossii-spory-ob-oun-upa-i-ih-uchastii-v-holokoste/31332288.html

(обратно)

209

Himka J.-P. Ukrainian Nationalists and the Holocaust. OUN and UPA’s Participation in the Destruction of Ukrainian Jewry, 1941-1944. Stuttgart: Ibidem-Verlag, 2021. P. 438. Несколько тысяч еврейских жизней — и на «корпоративном счету» охочих до еврейской смерти и еврейского имущества озверевших польских крестьян в Радзилове, Едвабне и других городках в Ломжинском повяте Белостокского воеводства в начале июля 1941 года (Гросс Я. Соседи. История уничтожения еврейского местечка. М.: Текст, 2002).

(обратно)

210

В этом смысле название книги А. Дюкова «Второстепенный враг» представляется довольно точным (Дюков Л. Второстепенный враг. ОУН, УПА и решение «еврейского вопроса». М.: Историческая память, 2009.).

(обратно)

211

Р.Р. Головніший ворог народу — жид! // Українське слово. 1941. 2 жовтня. С. 3.

(обратно)

212

Бабий Яр, 1981. С. 7.

(обратно)

213

ВА-МА. RH 26-454/28.

(обратно)

214

ГДА СБУ. Ф. 5. Д. 26304. Допросы между 26 июня и 14 августа 1946 года. С каждым новым допросом Стасюк вынужден был признавать все новые и новые обстоятельства.

(обратно)

215

Бирчак, Пастушенко, 2021.

(обратно)

216

³ Настоящее имя Дмитро Мирон (1911-1942), выходец из Львова, член ОУН с 1932 года. За участие в политическом покушении в 1933-1937 годов сидел в тюрьме. В 1941 году — в составе батальона СС «Роланд», затем в УПА. В конце 1941 г. был уволен из УВП, после чего застрелен на улице.

(обратно)

217

В «Нарративе» — почему-то Петр. Дмитрий Орлик (Петр? или его брат?) занимал аналогичную позицию в Житомире (ЦГАГОУ. Ф. 2360. Оп. 12. Д. 4. Л. 6-7).

(обратно)

218

Например, В. Нахманович, радостно вслед за оуновцем Ю. Тарновичем утверждающий: те, кого набирали в украинскую полицию в лагерях военнопленных, могли быть и не украинцами (Nakhmanovych, 2016. Р. 79-80). И то: штаны не попросишь спустить! Не только могли быть, но, несомненно, и были, и среди них даже евреи могли оказаться. Но снижения украинской квоты в ответственности за Холокост от этого не происходит.

(обратно)

219

Нахманович В. Буковинський курінь і масові розстріли євреїв Києва восени 1941 р. // Український історичний журнал. 2007. №3. С. 76-96.

(обратно)

220

Стельникович, 2016. С. 85-86.

(обратно)

221

См. об этом: Прусин А. Украинская полиция и Холокост в генеральном округе Киев, 1941-1943: действия и мотивации // Голокост і сучасність. 2007. № 1. С. 31-59.

(обратно)

222

Кузнецов, 2010. С. 134.

(обратно)

223

ГДА СБУ. Ф. 5. Д. 56756. Л. 14. При этом надо иметь в виду, что «раздевали» здесь эвфемизм: жестоко избивали и, избивая, заставляли жертв снимать и оставлять на земле свою одежду!

(обратно)

224

О некоторых таких случаях будет еще сказано ниже, в главке «“Гросс-акция”: чудом спасшиеся».

(обратно)

225

РГАЛИ. Ф. 1710. Оп. 1. Д. 22. Л. 29-30 (сообщено Ю. Волоховой).

(обратно)

226

См.: «Сохрани мои письма...» Сборник писем и дневников евреев периода Великой Отечественной войны. Вып. 6. М.: Холокост, 2021. С. 111.

(обратно)

227

Коржавин, 1992. С. 197-200.

(обратно)

228

Бирчак, Пастушенко, 2021. Со ссылкой на: ГДА СБУ.

(обратно)

229

ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 121. Л. 6. Копия: YVA. М 37/114.

(обратно)

230

Бабий Яр, 1981. С. 115-126. Со ссылкой на: Судебные процессы в Советском Союзе. Т. 1. Иерусалим: Еврейский университет, 1979.

(обратно)

231

Не путать с оккупационной газетой «Болінь», выходившей в Ровно в 1941— 1943 годах на украинском языке.

(обратно)

232

Дудаков С. Каисса и Вотан. Иерусалим, 2009. С. 104-105.

(обратно)

233

ГДА СБУ. Ф. 5. Д. 59316.

(обратно)

234

Второй митинг Представителей еврейского народа // Известия. 1942. 26 мая.

(обратно)

235

Ср. в «Сообщении о событиях в СССР» № 191 от 10 апреля 1942 г.: «В генерал-бецирке Волыния-Подолия евреи представляют собой — в местах, откуда они еще не переселены (sic!), — наиболее беспокойную и активную часть населения. Не только торговля, но и многие ремесла остаются в их руках. В Волынии-Подолии к настоящему времени переселено около 40 тыс. евреев... В Харькове, после их переселения, евреев практически не видно. Тем не менее немало евреев укрывает ся в сельской местности, как и в самом городе. Украинцы, осознавшие благодаря соответствующему просвещению все пагубное влияние еврейства, ежедневно обнаруживают и передают [нам] скрывающихся евреев и те семьи, которые их прячут» (Deutsche Berichte aus dem Osten, 2014. S. 287).

(обратно)

236

РГАЛИ. Ф. 2846. Оп. 1.Д. 80. Л. 5-15.

(обратно)

237

Хотя в Сталино и в Одессе, т. е. позднее, гетто были созданы!

(обратно)

238

Свидетельство С. Берлянта (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 6. Л. 3).

(обратно)

239

Тамара Михасева (Зельцер, 2017. С. 94).

(обратно)

240

Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 241 -243 (свидетельства Н. Петренко, впрочем, полагавшей, что сам расстрел состоялся не 29, а 24 сентября, и Н. Горбачевой).

(обратно)

241

Свидетельство И. Яновича (ГДА СБУ. Ф. 65. Д. 937. Т. 1. Л. 2).

(обратно)

242

Давид Будник, например, был схвачен 21 сентября.

(обратно)

243

См. протокол допроса С. Берлянта (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 6. Л. 3).

(обратно)

244

ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 121. Л. 2. Подписи немецкого коменданта Киева на листовке нет (Эберхард был назначен только 29 сентября), но ее нередко «пририсовывают» для порядка.

(обратно)

245

Хорошунова И.А. Киевские записки. 1941-1944 // Die Shoah von Babij Jar, 1991. S. 293.

(обратно)

246

Портал «Прожито». URL: https://prozhito.org/

(обратно)

247

ГДА СБУ. Ф. 5. Д. 55663. Т. 20. Л. 71-72.

(обратно)

248

На Киевском процессе 1946 года (ГДА СБУ. Ф. 5. Д. 55663. Т. 20. Л. 98). Согласно Баташевой, пункт невозврата был где-то между двумя названными.

(обратно)

249

Они жили по адресу: Крещатикский переулок, 13. Мадам Лурье, возможно, была теткой И. Эренбурга.

(обратно)

250

Заславский Р. «Была я неробкой, веселой и гибкой, как стебель...» // Пятнадцать поэтов — пятнадцать судеб / Сост. Р. Заславский. Киев: Радуга, 2002. С. 110-115.

(обратно)

251

Г.Я. Баташева. Цит. по: Шлаен, 1995. С. 113-115.

(обратно)

252

Дудин Л. В. В оккупации // Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы: Историко-документальный сборник / Сост. К. М. Александров. СПб.: Скрипториум, 2011. С. 277-278.

(обратно)

253

Из протокола допроса С. Таухнянского от 20 мая 1980 г. (ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 48. Л. 123-125).

(обратно)

254

Ганнибал отказался от предоставления своих подчиненных для участия в расстреле. О взаимодействии с украинцами в 1963 году свидетельствовал вахтмейстер 2-го взвода 3-й роты 303-го полицейского батальона X. Крон (ВArch В 162/5648, Вl. 1596-1597).

(обратно)

255

Бирчак, Пастушенко, 2021.

(обратно)

256

Скорее всего имеется в виду пистолет-пулемет МР-38/40, нередко, но ошибочно называемый «Шмайсером». Режима одиночного огня он не имел, но опытный стрелок мог отсекать одиночные выстрелы короткими нажатиями на спуск.

(обратно)

257

Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 84-163.

(обратно)

258

Дроб’язко Л. Є. Бабин Яр. Що? Де? Коли? Київ: Кий, 2009.

(обратно)

259

Круглов, [2021]. С. 26-28.

(обратно)

260

Но любопытно, что о Лукьяновской железнодорожной станции как о месте сбора евреев 29 сентября писал и Форостовский, третий бургомистр Киева (Форостівьский, 1952. С. 36-37).

(обратно)

261

Хорошунова И.А. Киевские записки. 1941-1944 // Die Shoah von Babij Jar, 1991.S. 293-294.

(обратно)

262

Коваль М. В. Трагедия Бабьего Яра: история и современность // Новая и новейшая история. 1998. №4. С. 28. Самого Р. Виду расстреляли в конце 1941 года вместе со многими другими оуновцами. См. о нем: Верига В. Втрати ОУН в часі Другої світової війни. Торонто, 1991. С. 73-74. О его довоенной роли в ОУН(м) см. также в протоколе датируемого концом апреля 1941 г. допроса члена ОУН(м) А.И. Куца (Украинские националистические организации в годы Второй Мировой войны. Т. 1. 1939-1943. М.: РОССПЭН. 2012. С. 262-288, с глухой ссылкой на архив Службы внешней разведки РФ. URL: https://istmat.org/node/38724).

(обратно)

263

Из протокола допроса С. Таухнянского от 20 мая 1980 г. (ГДА СБУ. Ф. 48. Оп.1. Д. 7. Л. 126-127). «Душегубки» прибыли в Киев позже и в гросс-акции не участвовали.

(обратно)

264

«Два года мы были в подвальном помещении...» Шварцман Ревекка (Киселева Раиса). (1921 г.) // Мы хотели жить. Свидетельства и документы. Кн. 2. / Ред.-сост. Б. Забарко. Киев: Дух і літера, 2014. С. 504-506. Продолжение этой истории: «На рассвете мы выбрались на дорогу, и я побежала в село Крюковщина. Там жили Милания с тремя мальчиками и Ирина с дочкой Маней. Они до войны приходили на Шулявку, на маленький базарчик, к нам в дом заходили, носили козье молоко. Они нас приютили, и мы два месяца были у них в подвале. А потом они прочли на станции объявление о том, что, кто будет прятать евреев, будут расстреляны вместе с евреями. Они испугались и отказали нам в дальнейшем пребывании. Дали нам два пирожка и бутылку молока, и мы ушли на Киев. По дороге я вспомнила, что по улице Пушкинской, 25, жили мамины приятели Радченки Ганна Ивановна и Савелий Климентьевич. Они были бездетные, верующие люди. Я к ним направилась с ребенком на руках. Они открыли, впустили, покормили. И я попросила, чтобы они забрали у меня ребенка, а я пойду, чтобы меня расстреляли, так как некуда было деваться. Мы у них переночевали. Ганна Ивановна поговорила с близкими людьми: Нечаем, Лузановым, Олексеевич. Они разместили нас в подвальном помещении, забрали ребенка и покрестили его в Свято-Троицкой церкви. Сожгли мой паспорт, в котором было написано Шварцман Реввека Ароновна, сделали мне новый паспорт на фамилию мужа Киселева, сменили имя и отчество на Раису Антоновну, написали «украинка» вместо «еврейка», и все подписались на случай облавы, так как немцы проверяли. Затем они поместили нас в подвальное помещение по улице Пушкинской, 2. Два года мы были в подвальном помещении. Нас кормили, помогали как могли. Я плакала и просила Бога, чтобы Бог помог немецкому солдату, который нас спас от Бабьего Яра, чтобы он остался живой, и чтобы мать его встретила живого и здорового...»

(обратно)

265

Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел VL Оп. 10. Д. 15а, 15б и 15в.

(обратно)

266

Начиная с сентября 1941 и по январь 1942 г. ею командовал оберштурмбаннфюрер СС Август Мейер.

(обратно)

267

По разным свидетельствам, по вторникам и пятницам, или по вторникам и субботам, или по пятницам и субботам, или по вторникам, четвергам и пятницам, понедельникам и пятницам (Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 139-140, 251, 270).

(обратно)

268

23 января 1944 года в Киеве, на ул. Верхний Вал Устинова, Юшкова и Баранова по приговору военно-полевого суда публично, в присутствии примерно 500 человек, повесили.

(обратно)

269

ГДА СБУ. Ф. 5. Д. 46837.

(обратно)

270

От нем. greifen — хватать.

(обратно)

271

См. о них: Kroh F. Stella К. Die Greiferin // Kroh F. David kämpft. Vom jüdischen Widerstand gegen Hitler. Hamburg: Rowohlt, 1988. S. 163-174; Wyden P. Stella. Simon & Schuster. New York, 1992.

(обратно)

272

Были, разумеется, следователи и агенты — не-евреи, специализирующиеся на поимке евреев и коммунистов. Например, Василий Покотило, одно время работавший личным шофером бургомистра В. Багазия, и Ф. Круль (см. их допросы, соответственно, в СМЕРШе 11 марта 1945 и 29 июня 1950 г. в: Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 261 и 282 (со ссылками на: ГДА СБУ. Ф. 5. Д. 43555. Л. 42-50; Д. 39664. Л. 57-63)).

(обратно)

273

См., например: Кречетников А. Трагедия Бабьего Яра: преступление и равнодушие // ВВС News. 2011. 27 сентября. URL: https://www.bbc.com/russian/ russia/2011/09/110927_babiy_yar_70anno

(обратно)

274

Эренбург И. Люди. Годы. Жизнь. Т. 2. М.: Советский писатель, 1990. С. 356-357.

(обратно)

275

Ныне Дипломатическая академия Украины им. Г. Удовенко при МИД Украины.

(обратно)

276

Ныне административные и репетиционные помещения Национальной филармонии Украины.

(обратно)

277

Единственный в этой компании, кто был хотя бы шапочно знаком с Заликом — Иваном Матвеевым (будущим Елагиным) и его кругом. Н. Коржавин, познакомившийся с Елагиным в США, даже удивлялся: «Поразительно, что мы с Елагиным жили в довоенном Киеве, писали и читали стихи и ни разу не соприкоснулись — даже кругами. А я ведь не жил замкнуто» (Коржавин, 1992. №8. С. 155).

(обратно)

278

Впоследствии Громова — автор одной из первых проз с упоминанием Бабьего Яра («Линия фронта — на Востоке», 1958) и известная писательница-фантаст. См. о ней в: Полян, 2022. С. 465-467.

(обратно)

279

Айзенштадт Я. Записки секретаря военного трибунала. Лондон: OPI, 1991. С. 57.

(обратно)

280

21 ноября 1956 г. из Горького (совр. Нижний Новгород) Шерешевский писал Громовой: «Озеров просил сообщить, какие вещи поэтов, киевлян и горьковчан, погибших на войне, мне ведомы... Надо разыскать Эму, он знает стихи погибшего Люмкиса, Гальперина и др. киевлян» (Центральный московский архив музей личных собраний. Ф. 194. Оп. 1. Д. 280. Л. 1).

(обратно)

281

Бердичевский М. «Младший из компании ребят, кто теперь на сотни километров в одиночку под землей лежат» // Новая газета. 2010. 14 мая.

(обратно)

282

Эта дата ввела переводчика, Бердичевского, в некий дружеский соблазн увязать стихи с Бабьим Яром, для чего свой перевод он назвал иначе, чем оригинал: «Весна в Бабьем Яру».

(обратно)

283

В эвакуации был и Адельгейм.

(обратно)

284

Коржавин, 1992. №8. С. 173.

(обратно)

285

URL: https://babynyar.org/ru/name/4609. Со ссылкой на: Бабий Яр: Книга памяти. С. 101. В аналогичном издании 1999 года ее еще не было.

(обратно)

286

¹ История, технически напоминающая легализацию Герингом фельдмаршала Мильха, еврея по отцу. И приписываемый Герингу мем: «Кто тут еврей, решаю я!»

(обратно)

287

См. соответствующее заявление от 2 октября 1941 г. Державний архів Київської області (далее: ДАКО). Ф. 2356. Оп. 1. Д. 43. Л. 9.

(обратно)

288

Там же. Д. 39. Л. 23-24.

(обратно)

289

См. библиографию Гальперина в: Полян П. Гулкое эхо. Киев, 2021. С. 105-108.

(обратно)

290

См.: Кацис Л. Коготок увяз // Лехаим. 2003. № 7.

(обратно)

291

Кацис Л. «А что делать, когда наши придут?» — Бабий Яр, нацисты, бандеровцы и евреи // Regnum. 2021.4 октября. URL: https://regnum.ru/news/society/3388342.html

(обратно)

292

Мнения людей, кому я в этом отношении доверяю, разошлись.

(обратно)

293

В странном чемпионате по одержимости идеей Божьего Провидения Донцов посмертно в этой статье присвоил Телиге второе, после Тараса Шевченко, место. По сообщению А. Поморского, ее взгляды вобрали в себя и идеи феминизма.

(обратно)

294

Попытки приписать ей роль чуть ли не спасительницы Якова, т.е. «Праведницы Бабьего Яра», не основываются ни на чем.

(обратно)

295

Цит. по: Теліга О. Листи Спогади. Кїев, 2004. С. 228.

(обратно)

296

Коржавин, 1992. №7. С. 178-179. В книжной версии этих воспоминаний (2005, 2007) эпизоды со Штеппой опущены. Сам Штеппа, судя по его дотюремным и тюремным воспоминаниям, ярым антисемитом не был. См.: Штеппа К. Ф. «Ежовщина» // XX век. История одной семьи. М.: РУСАКИ, 2003. С. 15-138. (Материалы к истории русской политической эмиграции; вып. 8). URL: https://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=6160. См. также: Штепа К., Гоутерманс Ф. Чистка в Росії / Пер с англ. Харків: Фоліо, 2000.

(обратно)

297

Со слов 3. Трубакова, арестованного украинскими полицейскими без униформы 3 февраля 1943 года, о камере № 17 известно, что это была особая камера для евреев (Die Schoáh von Babij Jar, 1991. S. 553). Анализ сохранившихся на ее стенах процарапанных узнических надписей этого не подтверждает: если и есть количественный перевес, то скорее уж польский, на латинице (ГДА СБУ. Ф. 13. Д. 438. Л. 4-6).

(обратно)

298

Київ у дні нацистської навали: За документами радянських спецслужб. Київ; Львів, 2003. С. 409. Со ссылкой на: ГДА СБУ. Ф.13. Д. 438. Л. 6. В публикации — ошибочная первая дата: «16.7.1943 г.».

(обратно)

299

Der Dienstkalender Heinrich Himmlers 1941/42. Hamburg: Hans Christian Verlag, 1999. S. 224. Третий и четвертый, последний, визиты Гиммлера в Киев состоялись 14 августа 1942 года (Там же. S. 516-517) и 21-22 февраля 1943 г. (Die Organisation des Terrors. Dienstkalender Heinrich Himmlers 1943-1945 / Hrsg. M. Uhl, T. Pruschwitz u. a. München: Piper Verlag, 2020. S. 158).

(обратно)

300

Д. Малахов относит их к 1 октября (Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 164-170). Гипотетически это тоже возможно, особенно если не считать, как это делаю я, 1 октября днем отдыха для расстрелыциков.

(обратно)

301

Упомянуто в: Хорошунова И.А. Киевские записки. 1941-1944 // Die Shoah von Babij Jar, 1991. S. 307,309.

(обратно)

302

Спецсводка № 1 Политуправления войск НКВД СССР «О зверствах и издевательствах немецких захватчиков над пленными и населением», 29 декабря 1941 года (РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 278. Л. 19 об.).

(обратно)

303

Свидетельство Л. Заворотной.

(обратно)

304

Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 81-83.

(обратно)

305

Допрос в КГБ 23 сентября 1980 г. (Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 326-327. Со ссылкой на: ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 8. Д. 1. Л. 241-243).

(обратно)

306

Спецсводка № 1 Политуправления войск НКВД СССР «О зверствах и издевательствах немецких захватчиков над пленными и населением», 29 декабря 1941 года (РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 278. Л. 19 об.).

(обратно)

307

См. об этом ниже.

(обратно)

308

ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп .65. Д. 5. Л. 263-268. См. также свидетельство главврача больницы М.Д. Танцюры от 24 декабря 1945 года (ГДА СБУ. Ф. 5. Д. 55663. Т. 16. Л. 50-53) и заявление С.Ф. Матвеева в НКВД по Киевской области (Там же. Л. 261-262). Кроме того: Насильство над..., 2018. С. 562-595.

(обратно)

309

См. в наст. издании, с. 79.

(обратно)

310

Федор Парфенович Богатырчук (1909-1984), шахматист и врач, выбранный киевским врачебным сообществом для представительства перед немецкой администрацией, контактировал с Рыковским и называет его в своих воспоминаниях «Р.». Со временем Богатырчук стал председателем Украинского Красного Креста (Богатырчук Ф.П. Мой жизненный путь к Власову и Пражскому манифесту. Сан-Франциско, 1978. С. 128-131).

(обратно)

311

Дата — по показаниям С.Ф. Матвеева, Г.А. Копыстянского и др. (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 5. Л. 85-93). Другая дата — 18 октября — в «Сообщении о событиях в СССР» № 132 от 12 ноября 1941 года (Die «Ereignismeldungen UdSSR», 2011. S. 777). Со ссылкой на: ВАВ, R 58/219.

(обратно)

312

См. в: Насильство над... 2018. С. 562-595.

(обратно)

313

Из недатированного письма художника Николая Адриановича Прахова (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 5. Л. 9). Н.А. Левшина была его невесткой и жила с ним в одной квартире.

(обратно)

314

Круглов А. Нееврейские жертвы нацизма в Киеве в 1941-1943 гг. // Проблеми історії Голокосту: український вимір. Дніпро: Інститут «Ткума»; Ліра ЛТД, 2020. Вып. 12. С. 57-61. Хотя нельзя не споткнуться о перемену окрасок в отчете военных: вместо украинцев — евреи и политически подозрительные.

(обратно)

315

Die «Ereignismeldungen UdSSR», 2011. S. 860. Со ссылкой на: ВАВ, R 58/219.

(обратно)

316

Ср.: «...Во время прокладки ул. Оранжерейной здесь были найдены многочисленные трупы, которые Л. Проценко отождествляла с телами расстрелянных фашистами заложников». По версии Г.А. Вишнякова, сына расстрелянного священника А. Вишнякова, там могли быть захоронены расстрелянные немцами священнослужители (Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 210-211). Более того, вполне возможно попадание непокорных священников в список заложников.

(обратно)

317

Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 310-312.

(обратно)

318

Цит. по: Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 243, 271, 294, 295, 298, 306.

(обратно)

319

Расстрел в большом овраге в зимнее время довольно затруднителен в том числе и технически.

(обратно)

320

Интервью Н. Бессонова с Людмилой Олеговной Трифоновой-Кирпаревой, дочерью Матрены Климашенко. Быково, Киев, 2001 и 2004 годы. Сообщено Н. Бессоновым.

(обратно)

321

Платонов В. Бабий Яр: трагедия о трагедии // Зеркало недели (Киев). 1999. № 39; 27 сентября — 3 октября. URL: https://zn.ua/SOCIUM/babiy_yar_tragediya_o_ tragedii.html

(обратно)

322

Но без указания источника.

(обратно)

323

См. обзор в: Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 86-87. В этом издании нет ни одного письменного свидетельства о расстрелах цыган в Киеве.

(обратно)

324

Круглов А. Геноцид цыган в Украине в 1941-1944 гг: Статистико-региональный аспект // Голокост и сучастность. 2009. №2. С. 99-100.

(обратно)

325

5 января 1942 года в «Правде» была опубликована первая информация об этом зверстве — анонимная заметка «Кровавые зверства немцев в Керчи». Назавтра, 6 января, была выпущена «Нота Народного комиссара иностранных дел тов. В. М. Молотова о повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях»,

(обратно)

326

Вышли на «Радио Москвы» 14 и 21 февраля 1942 года.

(обратно)

327

Блобель оставался командиром до прибытия преемника — оберштурмбаннфюрера СС Вайнмана — в конце марта 1942 года.

(обратно)

328

Reitlinger G. Die Endlösung — Hitlers Versuch der Ausrottung der Juden Europas

1939-1945. Berlin: Colloquium, 1956. S. 256-265.

(обратно)

329

Происхождение названия банально: это номер письма начальника гестапо Г. Мюллера дипломату М. Лютеру, советнику И. фон Риббентропа по еврейскому вопросу, от 28 февраля 1942 года.

(обратно)

330

Соответствующий регистр никто не вел.

(обратно)

331

Рассыпав его на поля или сбросив в реку.

(обратно)

332

Дополнительным мотивом были эпидемиологические риски в случае поступления трупных ядов из массовых могильников в грунтовые воды, а оттуда в городскую канализацию, что было актуально для Аушвица.

(обратно)

333

В Лемберге в ходу были и «куклы».

(обратно)

334

Angrick, 2018. Bd.2. S. 1172.

(обратно)

335

В эго-документах уцелевших членов «бригады 1005» их часто называют печами.

(обратно)

336

Angrick, 2018. Bd. 1. S. 365-366.

(обратно)

337

Несколько свидетелей запомнило его фамилию как Топайде. Предположение о том, что он был одним из участников расстрелов 29-30 сентября 1941 года, не нашло подтверждения. Впоследствии он был задействован в Белой Церкви и на других объектах «Операции 1005». По окончании войны его следы теряются в американском лагере для немецких военнопленных в Римини (Angrick, 2018. Bd. 2. S. 1189).

(обратно)

338

Согласно Л. Островскому — сомнительные 30 на 40 м.

(обратно)

339

По Островскому, металлические сетки.

(обратно)

340

На въезде в овраг был своеобразный эсэсовский КПП, дальше которого ни гражданским, ни военным шоферам было нельзя. Они вылезали из кабин, а за руль садился кто-то из дежуривших эсэсовцев: он отвозил грузовик под разгрузку и пригонял его обратно к КПП.

(обратно)

341

Гольдзухерами были А. Раппопорт и 3. Трубаков (Шлаен, 1995. С. 247-248).

(обратно)

342

Ср. у Н. Панасюка: «Были там золотоискатели, так как оставалось после сжигания много золота, особенно у евреев, которых расстреливали: часы золотые, портсигары, ложки, вилки, эти вещи отбирались немцами, и они жили за счет этих вещей. Каждый день собирали несколько кг золота».

(обратно)

343

Известен случай (в Треблинке), когда один такой артефакт — не сгоревшая и вставшая вертикально целая кисть руки, сжавшаяся в кулак, но с простертым вверх указательным пальцем, строго указующим на небо и как бы предрекающим Божий Суд, — поверг палачей в священный ужас (Angrick, 2018. Bd. 2. S. 1186— 1187. Со ссылкой на воспоминания Янкеля Верника, уцелевшего узника Треблинки).

(обратно)

344

Здесь и далее цитирую свидетельства Н. В. Панасика и В. Ф. Кукли (Архив Института русской истории РАН. Ф. 2. Оп. 6. Д. 24, 27).

(обратно)

345

Трубников первым догадался об удобстве сцепки цепи с ремнем проволокой.

(обратно)

346

Имеется в виду прочный загнутый крюк на округлом черенке длиной в 50-60 см — персональное изобретение Г. Тофайде, которым тот очень гордился (правильнее было бы называть багром). Крюк следовало вонзать в лицо трупа так, чтобы цеплять за челюсть: после чего становилось гораздо легче извлекать мертвеца из слежавшейся массы останков тел.

(обратно)

347

См. о нем и о его подвиге статью в газете «Радянська Україна» от 28 ноября 1943 года, подробнее — в: Шлаен, 1995. С. 263-272. После освобождения Киева Завертанный вернулся в город и снова вступил в РККА — в 7-й отдельный автополк (ЦАМО. Ф. 303335. Д. 2), войну закончил в Праге. В 1985 году был награжден орденом Отечественной войны II степени.

(обратно)

348

Газеты с объявлением о его розыске и поимке вышли: «Новое украинское слово» — 29 августа, «Последние новости» — 30 августа.

(обратно)

349

URL: http://amkob113.ru/bkv/tbk-3.html

(обратно)

350

Согласно Л. Островскому — 140. В оставленной на завтра землянке проживало, по Островскому, 180 чел. Общее число узников, по Буднику и Трубакову, — 327.

(обратно)

351

Исаак Бродский, один из уцелевших беглецов, захватил с собой и сберег хомуты, к которым крепилась цепь. Их он потом приложил к своим свидетельствам (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 6. Л. 18). Эти хомуты не сохранились.

(обратно)

352

Ср. показания Г. Адамца из «зондеркоманды 1005б» на Нюрнбергском процессе 1946 года.

(обратно)

353

Gerichtsentscheidungen Landesgerichts Stuttgart vom 13.03.1969, Ks 22/67 und BGH vom 17.08.1971,1 StR 462/70 //Justiz und NS-Verbrechen. Verfahren Nr. 701 (1968-1969) / Prof. Dr. C. F. Rüter, Dr. D. W. de MildtJuNSV. Bd. XXXI. Amsterdam, 1968. S. 723. URL: https://junsv.nl/westdeutsche-gerichtsentscheidungen

(обратно)

354

Будник, 1993; Капер, 1993.

(обратно)

355

Петрашевич Ю. Тіні Бабиного Яру: Нові факти і свідчення очевидців // Київ. 1994. №2. С. 95-104; №3/4. С. 127-136; №5/6. С. 100-112; Трубаков З. Тайна Бабьего Яра. Тель-Авив, 1997.

(обратно)

356

См. также: ГА РФ. Ф. Р-7445. Оп. 1. Д. 1683. Л. 210-213.

(обратно)

357

Правильно — Тофайде.

(обратно)

358

Эренбург И. Киев // Красная звезда. 1941. 27 сентября.

(обратно)

359

Ежедневная британская газета, выходила в Лондоне в 1930-1960 годах. О расследованиях западных журналистов в Киеве в 1941 году см.: Wette, 2001.

(обратно)

360

См.: Angrick, 2018. Bd. 1. S. 43.

(обратно)

361

Зверства немцев в Киеве // Известия. 1941. 19 ноября. С. 4.

(обратно)

362

«Сохрани мои письма...» Сборник писем и дневников евреев периода Великой Отечественной войны. Вып. 2. М.: Центр «Холокост», 2010. С. 90.

(обратно)

363

Степаненко П. Что происходит в Киеве // Правда. 1941. 29 ноября. С. 3.

(обратно)

364

Спецсводка № 1 Политуправления войск НКВД СССР «О зверствах и издевательствах немецких захватчиков над пленными и населением», 29 декабря 1941 года (РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 278. Л. 19 об.). Цит. по сайту: https://victims.rusarchives. ru/babiy-yar

(обратно)

365

Нота Народного комиссара иностранных дел тов. В.Я. Молотова о повсеместных грабежах, разорении населения и чудовищных зверствах германских властей на захваченных ими советских территориях // Правда. 1942. 7января. Перепеч. в: Зверства, грабежи и насилия немецко-фашистских захватчиков. Л.: ОГИЗ; Госполитиздат, 1942. С. 25.

(обратно)

366

Из докладной записки начальника Разведывательно-информационного управления Центрального штаба партизанского движения Н.Е. Аргунова «О положении в городе Киеве и районах Киевской области (по состоянию на 10.10.1942 года)» от 16 октября 1942 года (РГАСПИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 1079. Л. 41). Цит. по сайту: https://victims.rusarchives.ru/babiy-yar

(обратно)

367

Макаренко Я. Зверства гитлеровских разбойников в Киеве. 86 тысяч расстрелянных, повешенных, замученных // Правда. 1942. 4 июля. С. 3.

(обратно)

368

Эренбург И. [Обетованная земля] // Эйникайт. 1942. 15 октября. С. 2 (идиш). Поиск оригинала этой цитаты в фонде Эренбурга в РГАЛИ (Ф. 1204) пока не привел к успеху.

(обратно)

369

Танклевский М. Дер Киевер хурбн // Эйникайт. 1943. 5 апреля (идиш). Уже 14 апреля этот текст был перепечатан в идишской газете «Давар», выходившей в Палестине (sic!). Здесь по: Зельцер, 2017. С. 86-87.

(обратно)

370

Абрукин Д. Киев в неволе // Партизанская правда [Орган партизан Житомирской области]. 1943. 24 апреля. С. 2. Цит. по сайту: https://victims.rusarchives.ru/babiy-уаг

(обратно)

371

Коробов Л.А. Что творится в Киеве // Правда. 1943. 25 мая. С. 3. Цит. по сайту: https://victims.rusarchives.ru/babiy-yar

(обратно)

372

Прахов Н.А. Что было в Киеве при немцах (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 5. Л. 1а-12).

(обратно)

373

В 1918 году — штабной офицер армии ЗУ НР, в 1937-1939 годах — профессор, директор Института изучения Восточной Европы в Бреслау. В июне — октябре 1941 года — связной Рейхсминистерства по делам оккупированных территорий в группе армий «Юг», затем — офицер военной контрразведки, доверенное лицо Канариса, а после войны, в 1952 году, — директор-основатель Восточного института в Мюнхене. Тот самый, которого А. Шлаен «завиноватил» во всем!

(обратно)

374

Die Verfolgung und Ermordung, 2011. S. 324.

(обратно)

375

Klemperer V. «Ich will Zeugnis ablegen bis zum letzten» / Hrsg. von W. Nowojski unter Mitarbeit von H. Klemperer. Bd. 2: Tagebücher 1942-1945. Berlin, 1995. S. 68.

(обратно)

376

Другие репрессии — это, например, угон принудительных рабочих в Третий рейх.

(обратно)

377

Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР, Москва.

(обратно)

378

«Ereignisnieldungen UdSSR», 2011; Deutsche Besatzungsherrschaft in der UdSSR 1941-1945 / Dokumente der Einsatzgruppen in der Sowjetunion. Bd. II / Hrsg. K.-M. Mallmann, A. Angrick, J. Matthäus, M. Cüppers. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 2013; Deutsche Berichte aus dem Osten, 2014.

(обратно)

379

Это прежде всего коммунисты-подпольщики, героически сражавшиеся с оккупантами, но, возможно, и коллаборанты-оуновцы, служившие в немецких органах, но боровшиеся за независимость Украины: с ними СД начала жестко расправляться только в конце 1941 года. В Киеве расстрелянных оуновцев едва ли было больше 100 чел.

(обратно)

380

См. также специальную листовку коменданта Киева генерал-майора Эберхарда (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 148. Д. 6. Л. 1).

(обратно)

381

«Сообщения о произошедшем в СССР» № 133 от 14 октября и 135 от 19 октября 1941 г. (Die «Ereignismeldungen UdSSR», 2011. S. 777, 817. Со ссылками на: ВАВ. R 58/218; 58/219). В эти цифры, вероятно, включены жертвы не только из Киева, но и из его окрестностей.

(обратно)

382

История Киева. Киев, 1985. Т. 3. Кн. 1. С. 25. К. Дубина дает чуть более низкую оценку — ок. 900 тыс. чел. (Дубина К. Злодеяния немцев в Киеве. М.: ОГИЗ, 1945. С. 4).

(обратно)

383

В связи с эвакуацией населения следует указать на такой уникальный источник информации по эвакуированным, как Центр розыска и информации Российского Красного Креста (Москва, ул. Кузнецкий мост, 18/7). Его базовая рабочая картотека (от 7 до 9 млн карточек) содержит сведения о лицах, официально зарегистрированных государством для эвакуации внутри СССР. Кроме того, имеются отдельная детская картотека (около 2,5 млн карточек) и отдельная картотека на перемещенных лиц (концлагерники, остовцы, военнопленные), а также картотека розыскных дел, т.е. обращений в центр граждан или организаций (ок. 5 млн обращений о выдаче — на платной основе — справок, подтверждающих эвакуацию). В 2020-2022 годах Центр провел на портале www.planeta. ru две краудфандинговые кампании по сбору средств на приобретение новых стеллажей и каталожных ящиков для этой картотеки: см. URL: www.planeta. ru/campaigns/179770. См. также: URL: https://www.redcross.ru/news/centr-rozyska-i-informacii-rkk-sobiraet-sredstva-dlya-uluchsheniya-usloviy-hraneniya-arhivnyh/

(обратно)

384

Имеются в виду киевляне, арестованные в первую неделю оккупации, брошенные в тюрьмы полиции и гестапо и, предположительно, расстрелянные в Бабьем Яру 27 сентября.

(обратно)

385

См. «Сообщение о событиях в СССР» №97 от 28 сентября 1941 г. (Die «Ereignismeldungen UdSSR», 2011. S. 598. Со ссылкой на: ВАВ. R 58/217). Ср. в 10-дневном отчете Berück Süd в ставку ОКХ от 30 сентября 1941 года: «Необходимыми оказались большие меры против нежелательных элементов населения» (Ibid. S. 600).

(обратно)

386

Именно эта глагольная форма преобладает в высказываниях современников о Бабьем Яре. Не «похоронены», а «легли» или «лежат»!

(обратно)

387

Штабом айнзатцгруппы С.

(обратно)

388

См. «Сообщение о событиях в СССР» №101 от 2 октября 1941 года (Die «Ereignismeldungen UdSSR», 2011. S. 615).

(обратно)

389

Из отчета военного советника фон Флорайха из Отдела управления 454-й охранной дивизии от 2 октября 1941 года (Die Verfolgung und Ermordung, 2011. S. 306-307. Со ссылкой на: BA-MA. RH 26-454/28). В. Ветте подчеркивал, что это — единственное свидетельство о Бабьем Яре, источником которого является армия, вермахт (Wette, 2001).

(обратно)

390

Визуальная, например, «сотня человек» фиксировалась на бумаге точкой или черточкой, или комбинацией точек и черточек. После чего все эти значки суммировались.

(обратно)

391

Хазан Л. Рыцари Бабьего Яра // Бульвар Гордона. 2018. Сентябрь. URL: http:// bulvar.com.ua/gazeta/archive/s699/rytsari-babego-jara.html

(обратно)

392

Степаненко П. Что происходит в Киеве // Правда. 1941. 29 ноября. С. 3.

(обратно)

393

См. выше.

(обратно)

394

Прахов Н.А. Что было в Киеве при немцах (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 5. Л. la-12).

(обратно)

395

Макаренко Я. Зверства гитлеровских разбойников в Киеве. 86 тысяч расстрелянных, повешенных, замученных // Правда. 1942. 4 июля. С. 3.

(обратно)

396

В Киеве существовали и другие расстрельные места — Сырец, Голосеевский лес, шталаг 339 в Дарнице, Лавра, Павловская психиатрическая.

(обратно)

397

Die Ermordung der europäischen Juden / Hrsg. von P. Longerich. München, 1989. S. 122 f. Со ссылкой на: BA-MA. RH 26-454/28, Anlage 2 zum Tätigkeitsbericht der 454. Sich. Div. für den Zeitraum 1.-10.10.1941 vom 14.10.1941, Kopie: NOKW-2129. В 1942 г. 80% населения Киева составляли украинцы.

(обратно)

398

Форостівьский, 1952. С. 45-47.

(обратно)

399

хазарского (тюркско-татарского) этнического происхождения рассматривались обособленно от евреев. В Российской империи на них не распространялось дискриминационное антиеврейское законодательство, а в Третьем рейхе — Нюрнбергские антиеврейские законы. «Караимский вопрос» в Литве рассматривался в августе 1941 года в Тракае с участием хахама С. Шапшала и его заместителя Ш. Фирковича. В результате караимы Рейхскомиссариата Остланд, в том числе и каунасские, были выведены из-под угрозы тотального уничтожения (на Украине их статус находился в стадии перманентного изучения, отчего их положение оставалось двойственным и рискованным).

(обратно)

400

Ср. случай Корсунского, о котором Б. Слуцкому рассказал Гершельман (Слуцкий Б. Записки о войне. Стихотворения и баллады. СПб.: Logos, 2000. С. 44-45).

(обратно)

401

Так, попытка еврейской семьи Румшисских выдать себя в Ковно за караимскую была разоблачена, и они погибли в гестапо (Лазерсон В., Лазерсон-Ростовская Т. Записки из Каунасского гетто (Катастрофа сквозь призму детских дневников). Дневники. Очерки. Стихи. М.: Время, 2011. С. 9-10).

(обратно)

402

Немецких подтверждений этому нет.

(обратно)

403

Феномен такого рода «полезных евреев», нередко подстрахованных и выправленными для них ксивами, был достаточно распространен в украинских и даже немецких штабах и конторах (особенно в цене были переводчики, сапожники и портные). См., например: Стельникович, 2016. С. 140-143.

(обратно)

404

в августе или сентябре 1942 г. он был арестован и погиб в Сырецком лагере (см.: URL: https://labas.livejournal.com/1089230.html).

(обратно)

405

Новеллой этой я обязан Я. Бердичевскому.

(обратно)

406

Или «рабочих евреев» (Arbeitsjuden).

(обратно)

407

См. свидетельства уцелевших узников «Операции 1005» — С. Берлянта, Л. Островского, С. Трубакова, Д. Будника, Я. Капера и В. Давыдова в: Die Shoah von Babij Jar, 1991. S. 537-568.

(обратно)

408

Форостівьский, 1952. С. 52.

(обратно)

409

Киев. Энциклопедический справочник / Под ред. А. В. Кудрицкого. Киев: Украинская советская энциклопедия, 1982. С. 30.

(обратно)

410

Вдвое больше, чем по оценке Я. Макаренко.

(обратно)

411

«Сообщение ЧГК о разрушениях и зверствах, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в г. Киеве» от 29 февраля 1944 года (Известия. 1944. 29 февраля). Архивный источник: ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 149. Д. 18. От 09.12.1943.

(обратно)

412

Из них более четверти, по оценке Кукли, — трупы детей.

(обратно)

413

Главным образом военнопленные из шталага.

(обратно)

414

Это были главным образом партизаны и члены их семей. Евреев среди них практически не было.

(обратно)

415

Протокол допроса свидетеля от 22 мая 1960 года (ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 8. Д. 1. Л. 136).

(обратно)

416

Абрукин Д. Киев в неволе // Партизанская правда [Орган партизан Житомирской области]. 1943. 24 апреля. С. 2. Цит. по сайту: https://victims.rusarchives.ru/babiy-yar. Источник цифр не указан, но ссылка на «заявления самих немцев» провоцирует на продолжение поиска.

(обратно)

417

В границах 1941 года, т.е. включая и современную Черкасскую область.

(обратно)

418

Kruglov A. Jewish Losses in Ukraine // The Shoah in Ukraine: History, Testimony, Memorialization / Eds. R. Brandon, W. Lower. Bloomington; Indianapolis: Indiana University Press, 2008. P. 272-290.

(обратно)

419

Круглов А. Нееврейские жертвы нацизма в Киеве в 1941-1943 гг. // Проблеми історії Голокосту: український вимір. Реферований щорічний журнал. Вип. 12. Дніпро: Ткума; Ліра ЛТД, 2020. С. 78-80.

(обратно)

420

Мицель, 2004. С. 22-23.

(обратно)

421

Мицель, 1998. С. 56.

(обратно)

422

Часто повторяемая цифра — 29 человек — не выдерживает даже самой легкой критики.

(обратно)

423

По-русски при жизни автора этот очерк не выходил.

(обратно)

424

Прямое указание на это см. и в воспоминаниях его дочери (Эренбург И. Я видела детство и юность XX века. М.: Астрель, 2011. С. 252). Побывал тогда в тех же местах и Гроссман.

(обратно)

425

Впрочем, в двух других статьях Эренбурга, писавшихся в предвкушении освобождения Киева, — «Киев ждет» (За счастье Родины. 1943. 9 октября) и «Перед Киевом» (Красная звезда. 1943. 14 октября) — Бабий Яр упомянут не был.

(обратно)

426

Эренбург И. Дело совести // Правда. 1943. 29 октября.

(обратно)

427

Эренбург И. Немецкие фашисты не должны жить // Эйникайт. 1943. 4 ноября (идиш). По-русски: Биробиджанская правда. 1943. 26 ноября.

(обратно)

428

Советские евреи пишут Илье Эренбургу, 1943-1966 / Ред. М. Альтшулер. Иерусалим, 1993. С. 159.

(обратно)

429

Шлаен, 1995. С. 30-31.

(обратно)

430

О трагической истории публикации романа см.: Матвеев П. И ад следовал за ним...: Жизнь и судьба Анатолия Кузнецова. Киев: Саммит-книга, 2021. С. 47-88.

(обратно)

431

Кригер Е. Так было в Киеве... (От специального корреспондента «Известий») // Известия. 1943. 16 ноября. С. 2. С датой: 15 ноября.

(обратно)

432

Фрагменты о Бабьем Яре — с отсылкой к рассказу Дмитрия Орлова, наблюдавшего расстрел от Кабельного завода. Сами расстрелы, по Орлову, продолжались не два, а три дня.

(обратно)

433

Авдеенко А., Олендер П. Бабий Яр (От специальных корреспондентов «Красной звезды») // Красная звезда. 1943. 20 ноября. С. 3.

(обратно)

434

См.: http://calendar.interesniy.kiev.ua/Olender-Petr-Memories.htm

(обратно)

435

Эренбург И. Сила слова // Правда. 1944. 6 мая. С. 4.

(обратно)

436

Первое ужесточение в этой сфере, согласно И. Альтману, произошло сразу же после победы в Сталинградской битве (Беркоф К. «Поголовное уничтожение еврейского населения»: Холокост в советских СМИ (1941-1945) // Голокост і сучасність. 2010. № l.C. 67).

(обратно)

437

Известия. 1944. 29 февраля; Правда. 1944. 1 марта.

(обратно)

438

Безыменский Л. Информация по-советски // Знамя. 1998. №5. С. 196. Локация в архиве: ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 36. Л. 97. См. факсимиле на вкладке с иллюстрациями в: Помнить, чтобы жить! К 65-летию трагедии Бабьего Яра. Методическое пособие / Сост. А. Гербер, И. Альтман, Л. Пятецкий и Е. Беленькая. М., 2006 (Сер.: «Российская библиотека Холокоста»).

(обратно)

439

Мицель, 2004. С. 25-27. Со ссылкой на: Шварц С. Евреи в Советском Союзе с начала Второй мировой войны (1939-1965). Нью-Йорк, 1966. С. 185.

(обратно)

440

Боженко. Заметки из жизни города Киева во время немецкой оккупации. 19 сентября 1941 г. — 6 ноября 1943 г. [Не ранее ноября 1943 — не позднее 1944 года] (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 298. Л. 35-43).

(обратно)

441

После оккупации Киева немецкая администрация также приглашала иностранных журналистов в город, в частности итальянских (Berkhoff, 2004. Р. 51,238) и антисоветских русских (Николай Февр).

(обратно)

442

В 1960 году она слилась с газетой «Дэйли мэйл».

(обратно)

443

Lipstadt D.E. Beyond Belief: The American Press and the Coming of the Holocaust 1933-1945. New York, 1986. P. 245-247,349. Одного из иностранных журналистов, стоящих над Бабьим Яром и слушающих Вилкиса, К. Беркоф (устное сообщение) идентифицировал как первого чернокожего американского журналиста Гомера Смита-младшего (1909-1972), корреспондента «Ассошиэйтед Пресс» и «Ассошиэйтед Нигро Пресс» в Москве (19327—1946, псевдоним Четвуд Холл), автора книги «Черный человек в красной России» (Чикаго, 1964, на англ. яз.).

(обратно)

444

Lawrence W. Н. 50,000 Kiev Jews Reported Killed // New York Times. 1943.29 November. P. 3.

(обратно)

445

Downs B. Blood at Babii Yar — Kiev's atrocity story // Newsweek. 1943. 6 December. P.22.

(обратно)

446

⁷ Gilmor E. The Liberated Ukraine // National Geographic. 1944. Mai. P. 513-536.

(обратно)

447

Еще одна фотография, сделанная самим Э. Гилмором, воспроизведена на с. 521 его статьи вместе с небольшим комментарием.

(обратно)

448

Эти кадры, снятые в ноябре 1943, вошли в фильм С. Лозницы «Бабий Яр. Контекст» (см. в наст. издании, с. 575-580).

(обратно)

449

Downs В. Blood at Babii Yar — Kiev's Atrocity Story // Newsweek. 1943. 6 December. P. 22.

(обратно)

450

Roschewski Н. Babij Jar und die Schweiz // Die Shoah von Babij Jar, 1991. S. 135-154.

(обратно)

451

Die Verfolgung und Ermordung, 2011. S. 541. Со ссылкой на: Universitätsarchiv Freiburg. C 130/177.

(обратно)

452

Ровно это утверждал о своем подзащитном, Блобеле, его адвокат во время суда над айнзатцгруппами (см. в наст. издании, с. 208), заместитель Блобеля.

(обратно)

453

См. подробности этого ноу-хау ниже, в рассказе о защите Блобеля на процессе в Нюрнберге в 1947 году.

(обратно)

454

Из дневника Александра Вейгмана // «Сохрани мои письма...» Вып. 2. С. 189-190.

(обратно)

455

BAL. В. 162/8434. Вl. 30, 33, 36-39; допрос самого Хильденбранда состоялся 18 июля 1966 года в уголовной полиции Оффенбаха.

(обратно)

456

Одним из этих девятерых был и Борис Георгиевич Меньшагин, экс-бургомистр Смоленска (см. о нем: Меньшагин, 2019). В 1952 году было еще несколько осуждений по этому указу, но исключительно немцев, в том числе фельдмаршала Пауля-Людвига-Эвальда фон Клейста, умершего во Владимирской тюрьме 13 ноября 1954 года.

(обратно)

457

Епифанов А.Е. К вопросу об обосновании ответственности гитлеровских военных преступников на территории СССР // Концептуальные подходы к совершенствованию российской правовой системы: материалы международной научно-практической конференции (2016, Волгоград). Волгоград: Изд-во Волгоградского института управления, 2017. С. 42.

(обратно)

458

Айзенштат Я. Записки секретаря Военного трибунала. Лондон: OPI, 1991. С. 87-90.

(обратно)

459

Смыкалин А. С. Смертная казнь в форме повешения в СССР (историко-юридический анализ) // Институты государства и права в их историческом развитии: Сб. научных статей к 60-летию Владимира Алексеевича Томсинова. М.: Е-Зерцало, 2012. С. 238-252.

(обратно)

460

Подсудимые: 11 советских граждан, служивших во вспомогательных частях зондеркоманды СС 10а, в основном — на обслуживании газвагенов (автомобилей-душегубок). Приговор: 8 — к смертной казни через повешение; 3 — к 20 годам каторжных работ. Казнь: 18 июля 1943 года, в 13 часов на центральной площади Краснодара в присутствии около 50 тыс. чел. Сохранилась кинохроника.

(обратно)

461

Подсудимые: 3 коллаборанта, предатели и палачи «Молодой гвардии». Приговор: Расстрел. Казнь: 19 августа 1943 года в присутствии более 5 тыс. чел.

(обратно)

462

Подсудимые: 3 немецких военнослужащих и 1 советский коллаборант — водитель автомобиля-душегубки. Приговор: смертная казнь через повешение. Казнь: 19 декабря 1943 года на площади Благовещенского базара в присутствии свыше 40 тыс. чел. Сохранилась кинохроника.

(обратно)

463

Подсудимые: 10 немецких военнослужащих от унтер-офицера до ефрейтора. Приговор: 7 преступников приговорены к смертной казни через повешение, 3 — к каторжным работам от 12 до 20 лет. Казнь: 20 декабря 1945 года на Заднепровской площади в присутствии свыше 50 тыс. чел. Сохранилась кинохроника.

(обратно)

464

Подсудимые: 4 немецких военнослужащих — два генерала, обер-ефрейтор и ефрейтор. Приговор: 3 приговорены к смертной казни через повешение; 1 — к 20 годам каторжных работ. Казнь: 30 декабря 1945 года в 15 часов на городском пустыре в присутствии многих тысяч жителей Брянска.

(обратно)

465

Место проведения: Выборгский дом культуры. Подсудимые: 11 немецких военнослужащих от генерала до рядового. Приговор: 8 чел. — к смертной казни через повешение; 3 — к каторжным работам на сроки от 15 до 20 лет. Казнь: 5 января 1946 года в 11 часов утра на площади Калинина перед кинотеатром «Гигант» в присутствии тысяч ленинградцев.

(обратно)

466

Подсудимые: 9 (по другим данным — 10) немецких военнослужащих от генерала до рядового, в том числе оберштурмфюрер СС Ганс Занднер, присутствовавший на расстреле в Бабьем Яру (URL: https://babynyar.org/ru/encyclopedia/p-stylemargin-Oanatolii-pohorielovbrzlochynets-zandnerp). Приговор: 7 преступников приговорены к смертной казни через повешение; 2 — к 20 годам каторжных работ. Казнь: 17 января 1946 года в 17 часов на Базарной площади в присутствии 65-70 тыс. жителей Николаева.

(обратно)

467

Подсудимые: 18 немецких военнослужащих от генерала до рядового. Приговор: 14 преступников приговорены к смертной казни через повешение; четверо — к каторжным работам от 15 до 20 лет. Казнь: 30 января 1946 года на Минском ипподроме в присутствии 100 тысяч горожан.

(обратно)

468

Подсудимые: 11 немецких военнослужащих от генерал-лейтенанта до обер-ефрейтора. Приговор: 8 преступников приговорены к смертной казни через повешение; 3 — к каторжным работам от 15 до 20 лет. Казнь: 1 февраля 1946 года в 12 часов на Базарной площади Великих Лук в присутствии горожан и жителей окрестных районов.

(обратно)

469

Подсудимые: 7 высокопоставленных немецких военнослужащих от обергруппенфюрера СС до штандартенфюрера СС. Приговор: все — к смертной казни через повешение. Казнь: 3 февраля 1946 года на площади Победы в присутствии десятков тысяч человек.

(обратно)

470

Подсудимые: 12 немецких военнослужащих от генерала пехоты до рядовых исполнителей. Приговор: все — к каторжным работам (10 чел. — сроком 25 лет; 1 — к 20 годам и 1 — к 15 годам).

(обратно)

471

Подсудимые: 21 немецкий военнослужащий (от генерал-лейтенанта до унтер-офицера). Приговор: все к 25 годам каторжных работ.

(обратно)

472

Подсудимые: 12 немецких военнослужащих от генерал-полковника до обер-ефрейтора. Приговор: 8 преступников приговорены к каторжным работам сроком 25 лет; 4 — сроком 20 лет.

(обратно)

473

Подсудимые: 16 военнослужащих от генерал-лейтенанта до майора, из них 13 венгров и 3 немцев. Приговор: все — к исправительно-трудовым работам в Воркутлаге сроком 25 лет.

(обратно)

474

Подсудимые: 22 немецких военнослужащих — эсэсовцев из дивизии «Мертвая голова». Приговор: все — к каторжным работам, из них 21 — сроком на 25 лет и 1 — к 20 годам.

(обратно)

475

Место проведения: Драматический театр им. Я. Коласа на территории б. гетто. Подсудимые: 10 немецких военнослужащих из 53-го армейского корпуса во главе с генералом пехоты Ф. Гольвитцером. Приговор: все — к каторжным работам сроком на 25 лет.

(обратно)

476

Подсудимые: 10 немецких и румынских военнослужащих от генерал-майора вермахта до лейтенанта румынской жандармерии, из них 7 венгров и 3 немцев. Приговор: все — к исправительно-трудовым работам в Воркутлаге: 8 — сроком в 25 лет; двое — к 20 годам

(обратно)

477

Подсудимые: 19 немецких военнослужащих от генерала артиллерии до фельдфебеля. Приговор: все — к исправительно-трудовым работам в Воркутлаге сроком 25 лет.

(обратно)

478

Подсудимые: 16 немецких военнослужащих, в том числе 11 человек из 110-й пехотной дивизии во главе с генерал-лейтенантом Эберхардом фон Куровски. Приговор: все — к исправительно-трудовым работам в Воркутлаге сроком 25 лет.

(обратно)

479

Подсудимые: 12 японских военнослужащих — от главнокомандующего Квантунской армией генерала армии Отодзо Ямада до унтер-офицера и санитара «Отряда № 731», разрабатывавшего бактериологическое оружие. Приговор: все — к исправительно-трудовым работам, в том числе 4 — сроком на 25 лет; 2 — к 20 годам, а остальные — к срокам от 2 до 15 лет.

(обратно)

480

РГВА. Ф.460п. Д. 1878366. Л. 11-13.

(обратно)

481

Цалик С. 1946: как во время «Киевского Нюрнберга» казнили нацистов // ВВС News Украина. 2016. 29 января. URL: https://www.bbc.com/ukrainian/ukraine_in_ russian/2016/01/160129_ru_s_tsalyk_blog_historian

(обратно)

482

Подробнее см: Davies F. Babyn Jar vor Gericht. Juristische Aufarbeitung in der UdSSR und Deutschland // Osteuropa. 2021. 71. Jg. Hf. 1-2: Babyn Jar: Der Ort, die Tat und die Erinnerung. S. 28.

(обратно)

483

Известны и другие ее свидетельства, например допрос от 9 февраля 1967 года (ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 8. Д. 1. Т. 1. Л. 80-84). См. их обзор: Berkhoff К. Dina Pronicheva’s Story of Surviing the Babi Jar Massacre: German, Jewish, Soviet, Russian and Ukrainian Records // The Shoah in Ukraine. P. 291-317.

(обратно)

484

Иногда его называют и Нюрнбергским. Над его текстом трудились Р. Джексон,Р. Фалько и И. Никитченко

(обратно)

485

По именам инициаторов — министра иностранных дел Франции Аристида Бриана и госсекретаря США Фрэнка Келлога.

(обратно)

486

Договор не подписали Швейцария, Аргентина, Бразилия, Мексика, Колумбия и Саудовская Аравия.

(обратно)

487

Бриан получил аналогичную премию еще в 1926 году за Локарнские договоры.

(обратно)

488

Спустя 10 лет Германия в Польше и СССР в Финляндии наглядно продемонстрировали, как легко можно обходить этот принцип — с помощью подстроенных правдоподобных провокаций. Другой уловкой, нацеленной на то, чтобы избежать ответственности за развязывание войны, является переименование войны во что-нибудь еще, например, в «контртеррористическую операцию» или «специальную военную операцию».

(обратно)

489

(обратно)

490

См. подробнее: Marrus М. The Holocaust at Nuremberg // Yad Vashem Studies XXVI. 1998. P. 5-41. По своим процедурам МВТ был ближе к германскому праву, чем к англосаксонскому: рассмотрение дела судейской коллегией, а не судом присяжных и широкое использование внесудебных свидетельских показаний. Обвиняемым было разрешено представлять доказательства в свою защиту и подвергать свидетелей перекрестному допросу.

(обратно)

491

ГА РФ. Ф. Р-7445. Оп. 1. Д. 26.

(обратно)

492

ГА РФ. Ф. Р-9492. Оп. 1а. Д. 468. Л. 93-101. См. URL: https://nuremberg.media/ svideteli/20201127/38146/SSSR-otbiraet-svideteley.html

(обратно)

493

Об этом пишет А. Суцкевер, входивший в эту же делегацию (Sutzkever A. From the Vilna Ghetto to Nuremberg: memoir and testimony. Montreal: McGill-Queen’s University Press, 2021. P. 239-244).

(обратно)

494

См., например: Военные трибуналы Нюрнберга: Дело айнзатцгрупп: Сборник материалов [Электронное издание] / Пер. с англ. С.А. Мирошниченко. [Новочеркасск]: militera.lib.ru, 2018. URL: http://rummuseum.info/node/6389

(обратно)

495

См. приговор Nr. 694а. Tatkomplex Massenvernichtungsverbrechen durch Einsatzgruppen, Kriegsverbrechen. Tatort Berditschew, Bjelaja Zerkow, Charkow, Hrakow, Iwankow, Kiew (Babi-Yar-Schlucht), Luzk, Nowograd, Wolynskij, Radomysl, Shitomir, Sokal Wassilkow. Tatort 41 Gerichtsentscheidungen LG Darmstadt vom 29.11.1968, Ks 1/67 (GStA). BGH vom 05.04.1973, 2 StR 427/70 // K.D. Bracher (Hrsg.): Justiz und NS-Verbrechen. Sammlung deutscher Strafurteile wegen nationalsozialistischer Tötungsverbrechen 1945-2012. Bd. 31. München; Amsterdam, 2004. S. 10-26. Cm. также: URL: https://junsv.nl/westdeutsche-gerichtsentscheidungen

(обратно)

496

5 апреля 1973 года Федеральный Верховный суд ФРГ подтвердил приговор.

(обратно)

497

См: Angrick, Bd. 1.S. 11-13.

(обратно)

498

См.: Будник, 1993. S. 53-54; Капер, 1993. S. 184-186.

(обратно)

499

Gerichtsentscheidungen Landesgerichts Stuttgart vom 13.03.1969, Ks 22/67 und BGH vom 17.08.1971,1 StR 462/70//Justiz und NS-Verbrechen. Verfahren Nr. 701 (1968-1969) / Prof. Dr. C.F. Rüter, Dr. D.W. de Mildt. Bd. XXXI. S. 723. URL: https:// junsv.nl/westdeutsche-gerichtsentscheidungen

(обратно)

500

Angrick, 2018. Bd. 2. S. 1215.

(обратно)

501

См. комментарии к мемуарам «Люди, годы, жизнь» (Эренбург И. Собр. соч. Т. 8. М., 2000. С. 540).

(обратно)

502

Олександр Довженко. Документі и матеріали спецслужб. Т. 2. 1941-1989 / Сост. Р. Росляк. Киев: Лира-К, 2019. С. 288.

(обратно)

503

Смиловицкий, 2021. С. 88. Со ссылкой на: Архив военных писем в Музее диаспоры Тель-Авивского университета. Коллекция Л. Смиловицкого.

(обратно)

504

Смиловицкий, 2021. С. 103.

(обратно)

505

«Сохрани мои письма...» Сборник писем и дневников евреев периода Великой Отечественной войны. Вып. 1. М.: Центр «Холокост», 2007. С. 196-197.

(обратно)

506

Мицель, 2004. С. 56.

(обратно)

507

Эренбург И. Люди. Годы. Жизнь. Т. 2. М.: Советский писатель, 1990. С. 441. Комментарий.

(обратно)

508

Шлаен, 1995. С. 7-8.

(обратно)

509

Цитаты по: Зельцер, 2017. С. 96-97. Судя по всему, очерк не издавался. Оригинал (на идише): Kagan А. Kiever ‘tal fun trern’ dem 29 sentiaber 1944 y[or] (ГА РФ. Ф. Р-8114. Оп. 1. Д. 460. Копия: YVA, JM/26236).

(обратно)

510

Бабий Яр, 1981. С. 59-60.

(обратно)

511

Кипнис И. Бабий Яр (Цит. по: Антология-2021. С. 230-233).

(обратно)

512

Для новых захоронений кладбище было закрыто еще в 1937 году.

(обратно)

513

Кузнецов, 2010. С. 501.

(обратно)

514

Бабий Яр, 1981. С. 64-65.

(обратно)

515

Цит. по: Окунев, 2011. Есть не совпадающее по дате (лето 1945 года) другое его свидетельство: «Моя фотографическая память сохранила глубокий, мрачный, изрытый потоками дождевой воды, сухой овраг с очень крутыми склонами. И жуткая пустота, нигде ни души! Мы с трудом нашли узкую извилистую тропу, по краям которой рос колючий кустарник и высокий бурьян. На дне Яра едко пахло йодом, карболкой, до сих пор не могу объяснить причины этого запаха. И ветер гнал по дну, словно перекати-поле, пучки сбитых в кокон перьев, волос, сухих листьев. Я тогда еще ничего не знал о Бабьем Яре. Не знал, что там лежат два родных брата моего отца со всеми детьми, лежит сестра мамы со всей семьей, всего — около 30 человек самых близких родственников» (Бураковский, 2002).

(обратно)

516

Возможно, Юрий Каган, стихи которого включены в «Антологию-2021».

(обратно)

517

Государственной премии УССР имени Т.Г. Шевченко (1970). В 1935-1965 годах — профессор Киевского государственного художественного института.

(обратно)

518

Бывшие гаражи, в которых были оставлены до утра те киевские евреи, которых из-за наступления темноты не успели расстрелять 29 сентября 1941 года.

(обратно)

519

На Лукьяновском кладбище были могилы и двух цадиков (Каган А. Что я видел на Киевском еврейском кладбище около Бабьего Яра (пер. с идиш Д. Маневича) (ГА РФ. Ф. 8114. Оп. 1. Д. 89. Л. 177)). См. также: Каган А. На художественной выставке в Киеве (пер. на рус. Д. Маневича) (ГА РФ. Ф. Р-8114. Оп. 1. Д. 21. Л. 32).

(обратно)

520

Служка (идиш).

(обратно)

521

«Прочесть [букв.: сделать, сотворить] муле?» (идиш). Муле — молитва «Эйл муле рахмим», которую читают на похоронах и при посещении могил.

(обратно)

522

Лев Озеров. Стихи. Дневник. Ритиздат. 1941. 1944. 13.9-1.10 (Семейный архив Л. А. Озерова).

(обратно)

523

Неприкасаемая трагедия. Как в советские времена скрывали память о расстрелах в Бабьем Яру. Воспоминания Светланы Петровской / Подг. О. Канунниковой // Мемориал. Уроки истории. 2021. 20 июля. URL: https://urokiistorii.ru/ article/57969

(обратно)

524

Бабий Яр, 1981. С. 63.

(обратно)

525

Левин Р. Неугасимое: стихи, проза. Харьков: Майдан, 2012. С. 393. Потрясенный увиденным, он написал тогда стихотворение «Бабий Яр».

(обратно)

526

Возможно, та самая Софья Куперман, о которой писал Ю. Окунев (см.: Окунев, 2011).

(обратно)

527

Ср. цитату из речи Эренбурга на этом митинге: «Красная армия идет на Запад... Это идет суд... Теперь Германия трепещет перед неминуемым возмездием... Нет больше евреев ни в Киеве, ни в Варшаве, ни в Праге, ни в Амстердаме. Но вот в селе Благодатном 30 евреев нашло спасение. Рискуя своей жизнью, их спас бухгалтер колхоза Павел Сергеевич Зинченко. Не чернилами — кровью лучших написана клятва дружбы. Немцы думали, что евреи — это мишень. Они увидели, что мишень стреляет» (Правда. 1944. 5 апреля).

(обратно)

528

Советские евреи пишут Илье Эренбургу... 1993. С. 133.

(обратно)

529

Кооперативный магазин.

(обратно)

530

См., например: Померанц Г. Записки гадкого утенка. М.: Московский рабочий, 1998. С. 188-190.

(обратно)

531

Хургес Л. Москва — Испания — Колыма. Из жизни радиста и зэка. М.: Время, 2012. С. 737.

(обратно)

532

Мицель, 2004. С. 20. Со ссылкой на: ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 3851. Л. 2-4.

(обратно)

533

См. в: Насильство над..., 2018. С. 441-443.

(обратно)

534

См.: Там же. С. 562-595.

(обратно)

535

Мицель, 2004. С. 22.

(обратно)

536

Во главе КПУ Хрущев пробыл с января 1938 по декабрь 1949 года, с небольшим перерывом в марте — декабре 1947 года, когда первым секретарем был Лазарь Каганович. С декабря 1949 и по июнь 1953 года, т.е. в последние сталинские годы, секретарствовал Леонид Мельников. В послесталинское советское время у руля КПУ стояли Алексей Кириченко (июнь 1953 — декабрь 1957), Николай Подгорный (декабрь 1957 — июль 1963), Петр Шелест (июль 1963 — май 1972), Владимир Щербицкий (май 1972 — сентябрь 1989), Владимир Ивашко (сентябрь 1989 — 23 июня 1990) и Станислав Гуренко (23 июня 1990 — 30 августа 1991).

(обратно)

537

Мицель, 2004. С. 26. Со ссылкой на: Шварц С. Евреи в Советском Союзе с начала Второй мировой войны (1939-1965). Нью-Йорк, 1966. С. 257-258.

(обратно)

538

Кузнецов, 2010. С. 516.

(обратно)

539

Ваксберг А. Сталин против евреев. Секреты страшной эпохи. Нью-Йорк: Liberty Publishing House, 1995. С. 213-214.

(обратно)

540

См. также: Окунев, 2011.

(обратно)

541

Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950 годы. М., 1997. С. 474.

(обратно)

542

Мицель, 2004. С. 26-27. Со ссылкой на: ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 1394. Л. 5.

(обратно)

543

ГДА СБУ. Ф. 16 (Секретариат НКВД УССР). Оп. 37. Д. 2. Подпись (Герасун) довольно отчетливая, но тем не менее сильнейший акустический соблазн провести ниточку от «Герасуна» к «Герсонскому» (см. ниже) остается.

(обратно)

544

Мицель, 2004. С. 42-53. С ссылкой на: ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 1363. Л. 1-14.

(обратно)

545

Мицель, 2004. С. 53-63. С ссылкой на: ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 1363. Л. 15-20.

(обратно)

546

Мицель, 2004. С. 53-63. С ссылкой на: ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 1363. Л. 15-20.

(обратно)

547

См. выше, на с. 87-90.

(обратно)

548

Невыборная должность с повышенными рисками быть убитым, поскольку в ее функционал входило увлечение личным примером остальных бойцов в атаку.

(обратно)

549

По адресу ул. Саксаганского, 143, кв. 4.

(обратно)

550

Последним стал погром в польском городе Кельце 4 июля 1946 года с семью десятками еврейских жертв, а предпредпоследним — погром в Кракове 11 августа 1945 года с неустановленным количеством жертв: во всех «польских» случаях детонатором служил слух-навет о «ритуальном убийстве»! Послевоенные погромы прокатились и по арабскому миру (Каир, Алеппо, Аден), особенно страшный — в Триполи 5-7 ноября 1945 года, унесший 140 еврейских жизней.

(обратно)

551

Мицель, 1998. С. 38-40. Со ссылкой на: ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 3652. Л. 52-56.

(обратно)

552

Khiterer V. We did not recognize our country. The Rise of Antisemitismus in Ukraine before and after the Second World War, 1937-1947 // Jews and Ukranians / Ed. by Y. Petrovsky-Shtern, A. Polonsky. Oxford [u.a.]: Littman Library of Jewish Civilization, 2014. P. 371-372. Co ссылкой на: ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 21. Д.1363. Л. 5-6.

(обратно)

553

Совр. Днепр.

(обратно)

554

Мицель, 1998. С. 154. Со ссылкой на: Государственный архив Львовской области. Ф. 239. Оп. 2. Д. 63. Л. 3. Впервые опубликовано Я. Хонигсманом в газете «Шофар» (издание Львовского общества еврейской культуры, 1996, №3).

(обратно)

555

Мицель, 2004. С. 68. Со ссылкой на справку заместителя заведующего оргинструкторским отделом ЦК КП(б)У Алидина от 11 сентября 1945 г. (ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 2366. Л. 6).

(обратно)

556

Т. е. немецкими, автоматически после нажатия кнопки раскрывающимися.

(обратно)

557

Воровская среда была в принципе анациональна, евреев в ней было очень мало, но они были. Воровским паханом Евбаза в 1945 г. был «дядя Вася» (сообщено очевидцем события — Я. Бердичевским).

(обратно)

558

Из донесения Народного комиссара внутренних дел УССР Рясного секретарю ЦК КП(б) Украины Коротченко от 8 сентября 1945 года. По сообщению Л. Комиссаренко, проживавшего в это время в Киеве с матерью и младшим братом, мать забрала их к себе в больницу, где работала, и два дня держала при себе.

(обратно)

559

ГА РФ. Ф. Р-3311. Оп. 12. Д. 63. Л. 7. См.: Лепешкина О. Смертная казнь. Опыт комплексного исследования. СПб.: Юридический центр пресс, 2008.

(обратно)

560

Покуда имена-отчества авторов не установлены, уверенности в том, что фронтовик «Котляр» — это точно не наш «тыловик» Котляр, разумеется, нет. Более уверенно можно утверждать, что именно Котляр — не первый по алфавиту, но первый в этом перечне — был инициатором и, возможно, главным соавтором письма.

(обратно)

561

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 310. Л. 49-53. Подлинник. Резолюции и пометы: «Вх. №417/с от 12 октября 1945 г.»; «Тов. Маленкову. Л.П. Берия». «Архив. Копии направлены тт. Хрущеву Н.С. и Александрову Г.Ф. Д.Н. Суханов». «Справка на № 69909». «С письмом тов. Александров Г. Ф. ознакомлен. Зав. отделом Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Григорьянц, 16 ноября 1945 г.».

(обратно)

562

Входящие даты регистрации письма — 10 и 12 октября.

(обратно)

563

См.: Советские евреи пишут Илье Эренбургу... 1993. С. 227, в комментарии М. Альтшулера к письму В.Н. Рогова к И. Эренбургу от 21 марта 1945 года, со ссылкой на: Смоляр Г. Из Минского гетто. М.: Дер Эмес, 1946 (на идише. В 1947 г. — по-русски: Смоляр Г. Мстители гетто. М.: ОГИЗ, 1947). Сам Георгий Давидович Смоляр (1905-1993) в 1946 году репатриировался в Польшу, где редактировал идишскую газету «Фолькштимме». После падения В. Гомулки в 1948 году возглавлял

(обратно)

564

Вишня О. Дозвольте помилитись! // Радянська Україна. 1946. 21 серпня.

(обратно)

565

8 декабря 1943 года нарком НКГБ В.Н. Меркулов направил это письмо в ЦК ВКП(б) антисемиту А. С. Щербакову с просьбой об указаниях. Помета Щербакова: «Ответ дан». А судя по помете «В архив. 27.XII. 1943», хода это письмо не получило (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1366. Л. 62-63. Копия, машинопись). Факсимиле в: В штабах Победы. 1941-1945. Кн. 3: 1943. «Ломая упорное сопротивление врага...» М.: РОССПЭН, 2020. С. 542-545.

(обратно)

566

Его первым руководителем был И. В. Полянский

(обратно)

567

ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 4. Д. 1. Л. 1.

(обратно)

568

Находился в этой должности с февраля 1945 по июль 1959 года. Перед этим П.А. Вильховый работал председателем Киевского областного радиокомитета. Еще и прозаик, он писал об успехах колхозного строительства на Украине и строительства каналов в Узбекистане. В 1972 году, на пенсии, опубликовал на украинском языке роман «На берегах двух рек».

(обратно)

569

Формулировка М. Мицеля (Мицель, 1998. С. 11). Следует добавить, что, помимо раввинов, по сути наемных служащих общины, управление ею осуществлялось председателем ее общественного совета (или, в просторечии, «двадцатки»).

(обратно)

570

Мицель, 1998. С. 112. В 1962 году закрыли пекарню, и киевские евреи, по свидетельству Бенциона Гольдберга, зятя Шолом-Алейхема, остались на Пасху без мацы!

(обратно)

571

Зарегистрирована решением СДРК 17 июля 1945 года.

(обратно)

572

1 ГА РФ. Ф. Р-6991. Оп. 3. Д. 1040. Л. 47.

(обратно)

573

Мицель, 1998. С. 92. Со ссылкой на: ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 24. Д. 4339. Л. 55-58.

(обратно)

574

В буквальном переводе — «хорошо со свиньи волос», а вообще что-то вроде русской пословицы «С паршивой овцы и шерсти клок».

(обратно)

575

Антология-2021. Т. 2. С. 263-264. Со ссылкой на: РГАЛИ. Ф. 634. Оп. 1. Д. 245. Л. 67-74.

(обратно)

576

Мицель, 1998. С. 94. Со ссылкой на: ЦДА ВОУ. Ф. 4648. Оп. 2. Д. 338. Л. 20.

(обратно)

577

Макаров А. Бабий Яр: Память общества — забвение государства. 1941-1991: Курсовая работа студента 4-го курса. Науч, рук.: Зубкова Е. Ю. М.: РГГУ, 2006.

(обратно)

578

См. о нем: Klimova I. Babyn Yar in sculpture and painting // Babyn Yar: History and Memory, 2016. P. 259-260.

(обратно)

579

«Антологию-2022» открывало стихотворение Я. Гальперина «Смех», написанное — по-украински — еще за полгода до расстрела в Бабьем Яру, но полное смутных предчувствий трагедии (Полян, 2022. С. 41-42).

(обратно)

580

О ней и об ее отношениях с Заликом мы не знаем почти ничего сверх того, что она рассказала сама. Сборники ее стихов и воспоминаний увидели свет уже после ее смерти: Титова Л. Я хотела совсем иначе / Сост. и вступ. ст. Р. Заславского. Киев: ВИПОЛ, 1995; Титова Л. Мне казалось, мы будем жить на свете вечно... (Из воспоминаний об Иване Елагине): стихи / Сост. и коммент. Р. Заславского. Киев: Созвучие, 1995. См. также ее прозу: Титова Л. Хана // Радуга (Киев). 2006. №2. С. 117-130. А также о ней самой: Туманова М. «Он, мой единственный ценитель...». Людмила Титова и Риталий Заславский. Послесловие // Радуга (Киев). 2005. №11-12. С. 154-163.

(обратно)

581

Титова Л. Мне казалось, мы будем жить вечно... (Из воспоминаний об Иване Елагине). С. 157.

(обратно)

582

О Я. Гальперине см. в наст. издании, с. 134-145.

(обратно)

583

Впервые опубликовано в первой книге О. Анстей «Дверь в стене» (Мюнхен, 1947. С. 32-34).

(обратно)

584

О христианской образности в этом стихотворении см. также: Баруткина М. О. Мотив Моления о Чаше в русской поэзии периода Великой Отечественной войны // Уральский филологический вестник. 2018. №5. С. 82-90.

(обратно)

585

См. в наст. издании, с. 124.

(обратно)

586

Илья Сельвинский. Дневник. Январь 1942 (запись без даты; не позднее 15 января 1942 г.). Цит. по: Бабенко В. С. Война глазами поэта. Симферополь, 1994. С. 25.

(обратно)

587

Ольшанская Е. Мне жизнь подарила встречи с поэтом // Зеркало недели. 1998. №17. 24 апреля. URL: https://zn.ua/ART/mne_zhizn_podarila_vstrechi_s_poetom. html

(обратно)

588

В сущности, это часть большого цикла о Холокосте, наиболее полно представленного в книге Эренбурга «Дерево. Стихи 1935-1945», выпущенной 10-тысячным тиражом московским издательством «Советский писатель» в 1946 году. В цикл входят стихотворения «К чему слова...», «В гетто», «За то, что зной полуденный Эсфири...», «Додумать не дай...», «Есть время камни собирать...», «Запомни этот ров...» и «Светлое поле. Вечер был светел...».

(обратно)

589

См. в настоящем издании, с. 222-223, запись в дневнике Л. А. Озерова от 25 сентября 1944 года.

(обратно)

590

В фонде ЕАК сохранились две рабочие машинописи этого очерка (одна — с редакторской правкой Гроссмана), фиксирующие разные стадии его готовности к печати (ГА РФ. Ф. Р-8114. Оп. 1. Д. 135. Л. 12—24, 36-53). Над заглавием одной из редакций очерка — редакторская ремарка: «Краткий очерк Л. Озерова является предварительной сводкой незначительного числа показаний свидетелей массовой казни 70 тысяч киевских евреев 29 сентября 1941 г.».

(обратно)

591

В очерке фигурируют Гринберги и Сатановский — родственники поэта.

(обратно)

592

Шраер М. Илья Сельвинский, свидетель Шоа // Новый мир. 2013. №4. С. 148— 165.

(обратно)

593

В исполнении Государственного заслуженного академического симфонического оркестра УССР под управлением Игоря Блажкова (Возрождение (Киев). 1990. Сентябрь. №7. С. 1).

(обратно)

594

См. подробнее в сети: http://babiyar.org.ua/?p=663. А также: https://artchive.ru/ artists/32666~Vasilij_Fedorovich_Ovchinnikov Подготовительные материалы к триптиху хранятся в Государственном Украинском архиве-музее литературы и искусства в Киеве. См. также: Трахтенберг, 2016. С. 247.

(обратно)

595

Klimova, 2016. Р. 267-268.

(обратно)

596

См.: Выставки советского изобразительного искусства. М., 1973. Т. 3. С. 189. См. также: Степанчук Н.Н. Образ советского солдата в плакатном искусстве времен

(обратно)

597

Зельцер, 2017. С. 98.

(обратно)

598

Масло, холст. Размер 300x160. См.: Tcherneva I. A tableau of a crime taking shape under the viewer’s gaze: Trajectories of Yosef Kuzkovski’s The Last Way (1944— 1970) // S. Stach, A. Koch (eds.). Remembering Across the Iron Curtain: The Emergence of Holocaust Memory in the Cold War Era. Berlin; Boston (Mass.): De Gruyter (В печати).

(обратно)

599

Диамант, 2016. Об этой картине говорил в своей речи 6 октября 2021 г. и президент Израиля И. Герцог.

(обратно)

600

РГАЛИ. Ф. 1710. Оп. 1. Д. 22. Л. 29-30 (сообщено Ю. Волоховой).

(обратно)

601

Книга была переиздана в Киеве: Гуменна Д. Хрещатий Яр: Роман-хроніка / У поряд. О. Кучерук. Киев: Вид-во ім. О. Теліги, 2001. См. подробнее: Zakharchuk I. Babyn Yar in Belles Lettres // Babyn Yar: History and Memory, 2016. P. 215-219.

(обратно)

602

Павлова H. Киев, войной опаленный // Новый журнал (Нью-Йорк). 1952. Кн. 27. С. 202-224 [Начало]; Кн. 28. С. 213-227 [Окончание].

(обратно)

603

Эренбург И. Девятый вал // Знамя. 1952. № 2. С. 58.

(обратно)

604

Там же. С. 58-59. Воробьевы рассказали потом, что этот Копаненко, мерзавец, во время оккупации открыл свою комиссионку: «Такой с кем угодно пойдет, лишь бы ему было выгодно».

(обратно)

605

Подписана в печать 14 марта 1945 года.

(обратно)

606

Дубина К. Злодеяния немцев в Киеве. М.: ОГИЗ, 1945. С. 5.

(обратно)

607

Советские евреи пишут Илье Эренбургу... 1993. С. 294-295. С неточной датой: «1948». Архивный источник: YVA. Р. 21.2/21 (дата — «22 апреля 1945 г.» — в оригинале зачеркнута). Автор письма — Борис Львович Брайнин (Зепп Остеррайхер; 1905-1996), австрийский и советский поэт и переводчик-полиглот (знал 15 языков), австрийский коммунист и антифашист. В 1934 году, после поражения Венского восстания, бежал из Австрии в Польшу, а из Польши в 1935 году эмигрировал в СССР. В 1936 году арестован и приговорен к 6 годам лагерей, которые в 1937-1942 годах отбывал на Северном Урале. В 1943-1946 годах в качестве «директивника» в Трудармии, в 1946-1955 годах в ссылке в Нижнем Тагиле. По-видимому, в это время (весной 1945 года) он и посетил — скорее всего нелегально — Киев и Москву (Эренбург жил тогда в гостинице «Москва»). После реабилитации в 1957 году при содействии С.Я. Маршака Брайнин переехал в Москву. В 1992 году он репатриировался в Австрию. См. его мемуары «Воспоминания вридола» в журнале «Крещатик» (2010. №1; 2011. №3, 4; 2012. № 1. Вридол — временно исполняющий должность лошади). Спустя много лет — в 1984 году — Натан Эйдельман запечатлел, со слов Юлия Кима, окончание этой истории. Эренбург тогда буквально испугался и, вопреки совету своей домоуправительницы захоронить кости и подарить тем самым погибшей в Бабьем Яру родне как бы могилку, строго-настрого повелел Брайнину забрать кости обратно! (Запись в дневнике Н.Я. Эйдельмана от 21 мая 1984 года, портал «Прожито»).

(обратно)

608

Совместное постановление ЦК КП(б)У и СНК УССР №378 «О сооружении монументального памятника на территории Бабьего Яра» (ЦДА ГОУ. Ф. 4906. Оп. 1. Д. 6. Л. 63).

(обратно)

609

Евстафьева, 2017. С. 24. Со ссылкой на: ДАК. Ф. 1. Оп. 5. Д. 65. Л. 145,152.

(обратно)

610

Левитас И., Хорунжая Т. Мемориально-культурному комплексу быть // Еврейские вести. 2002. № 11/12. Июнь. С. 14.

(обратно)

611

Дробязко Л. Топография Бабьего Яра. Реальность и легенды // Форум наций. 2003. №9.

(обратно)

612

Евстафьева, 2017. С. 23.

(обратно)

613

Явное преувеличение для ситуации 1945 года!

(обратно)

614

Памятник погибшим в Бабьем Яру // Правда. 1945. 4 апреля. С. 3.

(обратно)

615

Палачам латышского народа не уйти от кары! // Правда. 1945. 5 апреля. С. 1.

(обратно)

616

Айзенштадт М. Памятник в Бабьем Яру // Эйникайт. 1945. 7 июля. С. 2 (идиш).

(обратно)

617

Позднее лозунг этот будет сочтен оригинальным советским вкладом в отрицание Холокоста.

(обратно)

618

Опубликован в варшавской идишской газете «Найе лебн» за 19 мая 1947 года.

(обратно)

619

12 августа 1952 года были казнены П. Маркиш, Д. Гофштейн, Л. Квитко, И. Фефер, Д. Бергельсон, Ш. Персов. Дер Нистер, И. Добрушин, И. Нусинов и Э. Спивак умерли в тюрьме, а М. Пинчевский — в ссылке, М. Бродерзон и Ш. Галкин — вскоре после освобождения.

(обратно)

620

Оригинал — в архиве Юрия Домбровского.

(обратно)

621

Современная улица Мельникайте.

(обратно)

622

Один из немногих в СССР памятников с надписью на идише.

(обратно)

623

Архитекторы — И. Дятлов, А. Копылев, Л. Левин и М. Сопасюк, скульпторы —

Э. Полак и А. Финский, инженер — В. Суслов.

(обратно)

624

См.: Смиловицкий Л. Это было в Червене. URL: http://ihumien.belinter.net/ monholo.shtml

(обратно)

625

См.: Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 399-400.

(обратно)

626

Не путать с другим ближним заводом — Зайцева, на котором когда-то работал Менахем Бейлис.

(обратно)

627

Одобрен в ноябре 1948 года.

(обратно)

628

См.: Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 401, 402.

(обратно)

629

Главный подрядчик — спецуправление № 610 треста «Укргидромеханизация» (согласно В. Пинчуку — «Украгидроспецстрой») Минстроя УССР.

(обратно)

630

См.: Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 411 -412.

(обратно)

631

Основание — решение Исполкома Киевского совета народных депутатов за подписью заместителя председателя исполкома Ф. Лукиенко и секретаря С. Мельника от 28 марта 1950 года (Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 415— 416).

(обратно)

632

Легенда, она же гипотеза, о том, что власти тем самым хотели еще и предотвратить ночное мародерство в овраге тех, кому все равно не до сна было при мыслях о еврейском золоте, слишком комплиментарна для властей.

(обратно)

633

Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 427-428, 440, 442.

(обратно)

634

Там же. С. 443.

(обратно)

635

Там же. С. 445-446.

(обратно)

636

Там же. С. 451-501.

(обратно)

637

См. подробнее: Савчук А. Пространство забвения. Как менялся Бабий Яр под влиянием советской власти // Заборона. 2020. 15 октября. URL: https://zaborona. com/ru/kak-meniualsia-babiy-yar-pod-vliyaniem-sovetskoi-vlasti/

(обратно)

638

Свидетельство Андрея Гаврилова. См.: [Толстой И., Гаврилов А.] «Алфавит Инакомыслия». Бабий Яр. Передача первая / Поверх барьеров с Иваном Толстым // Радио Свобода. 2011. 14 июня. URL: https://www.svoboda.org/a/24235464.html

(обратно)

639

См. письма С. Тартаковской, М. Гуральник, Л. Лурии-Клебановой в: Бабий Яр, 1981. С. 58-66.

(обратно)

640

Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 525-526.

(обратно)

641

Архитекторы В. Гопкало, В. Гречина, В. Коломиец. Интересная деталь: при разбивке парка земляные работы предусматривалось производить только ручным способом — с целью максимального выявления останков погибших (Евстафьева, 2017. С. 25. Со ссылкой на: ДАК. Ф. Р-1. Оп. 8. Д. 347. Л. 103).

(обратно)

642

Комиссию возглавил зам. председателя Горсовета Т. И. Скирда, но о реальных результатах ее деятельности ничего не известно.

(обратно)

643

Некрасов В. Камень в Бабьем Яру // Некрасов В. Арестованные страницы / Сост. Л. Хазан. Киев: Лаурус, 2014. С. 183-193. Благодаря публикациям Э. Диаманта известна фотография с этой дощечкой. Ее Диаманту подарил В. Некрасов, когда в 1976 году приезжал в Израиль.

(обратно)

644

Некрасов В. Почему это не сделано? // Литературная газета. 1958.10 октября. С. 2.

(обратно)

645

Некрасов В. Это необходимо сделать // Литературная газета. 22 декабря 1958. С. 2.

(обратно)

646

Так, ее не раз вспоминает Э. Диамант, отдающий не Евтушенко, а именно Каплану пальму поэтического первенства.

(обратно)

647

Каплан Ю. Пусть такое не повторится на Земле // Эхо Бабьего Яра: Поэтическая антология / Сост. и вступ. ст. Ю. Г. Каплана. Киев: РИФ, 1991. С. 4.

(обратно)

648

Некрасов В. Записки зеваки. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1976. С. 78-79.

(обратно)

649

Симонов А. Парень из Сивцева Вражка. М.: Новая газета, 2009. С. 63.

(обратно)

650

Мицель, 1998. С. 113-114.

(обратно)

651

Горсовет восстановил их за свой счет: убытки составили 30 тыс. рублей.

(обратно)

652

См.: Мицель, 1998. С. 146. «Иудаизм без прикрас». Как в Киеве «еврейский вопрос» при Хрущеве решали [Интервью Александра Файнштейна с Антоном Чисниковым] // Хадашот. 2019. №9. О еврейских кладбищах Киева см. также в блоге

(обратно)

653

Мицель, 1998. С. 150.

(обратно)

654

См.: Советские евреи пишут Эренбургу... 1993. С. 420-421. Уже 13 октября информация об этом инциденте попала в «Нью-Йорк Таймс», сами листовки были опубликованы в «Социалистическом вестнике» в декабре. Уже в ноябре 1959 и феврале 1960 годов инцидент был описан в научном журнале (Malakhovka Affair // Jews in Eastern Europe. 1959. November. P. 9-10; Malakhovka — A Soviet Admission // Jews in Eastern Europe. 1960. February. P. 15-16). И. Эренбург написал о нем в своих воспоминаниях, но эпизод не прошел через цензуру (впервые опубликован в «Огоньке» в 1988 г. См. в: Эренбург И.Г. Люди. Годы. Жизнь. Т. 3. М., 1990. С. 323-324). Представитель СДРК Вощиков утверждал, что поджог совершили неустановленные хулиганы и что материальный ущерб составил всего 200 рублей (Pinkus В. The Soviet Government and the Jews. 1948-1967. A documented study. Cambridge: Cambridge University Press, 1984. P. 139-141).

(обратно)

655

См. полный текст в: Бабий Яр // Русский антисемитизм и евреи / Сост. А. Флегон, А. Наумов. Лондон: Flegon-Press, 1968. С. 111-112.

(обратно)

656

Klimova, 2016. Р. 266-267.

(обратно)

657

Каталог Ленинской библиотеки подсказал еще одно музыкальное произведение о Бабьем Яре, написанное наверняка при Хрущеве — не позднее начала 1960-х годов. Композитор Совет (sic!) Афанасьевич Варелас — автор небольшого (26 страниц) сборника пьес для фортепьяно «Это не должно повториться», выпущенного в 1964 году в Ташкенте, в Гослитиздате Узбекистана. Среди пьес сборника есть одна, названная «У Бабьего Яра».

(обратно)

658

См.: Боярская Р. Песни на стихи еврейских поэтов. М.: Музгиз, 1966. 50 с.

(обратно)

659

В сети: www.youtube.com/watch?v=MJ l_ilW6XQs

(обратно)

660

Бабий Яр, 1981. С. 95-98.

(обратно)

661

Бабий Яр, 1981. С. 95-98.

(обратно)

662

Подстрочный перевод автора цитируемого текста. См. в «Антологии-2021» это же стихотворение в переводах А. Лейзеровича и Г. Сапгира. В «Антологии-2022» выбор был сделан в пользу перевода Лейзеровича.

(обратно)

663

Громан Ш. «Чтоб все видели, что я жива» // Новости недели (Тель-Авив). 2002. 14 ноября.

(обратно)

664

Хаздан Е. Наследие Нехамы Лифшицайте // Народ Книги. 2012. Октябрь. URL: http: //narodknigi.ru /journals/100/nasledie_nekhamy_lifshitsayte/

(обратно)

665

О вечере дважды писал «Вечерний Киев», впрочем, не упоминая «Бабий Яр» (сообщено С. Машкевичем). См. также: Полян, 2022. С. 335-338.

(обратно)

666

Об этом вечере см.: Полян, 2022. С. 338-341. А также: Кагановский Г. Евгений Евтушенко. Бабий Яр. Эпоха // Proza.ru. 2008. URL: https://proza.ru/2008/11/14/693

(обратно)

667

Евтушенко Е.А. Автобиография. London: Flegon press, 1964. С. 132.

(обратно)

668

Но развить успех дальше, например, добиться вынесения вопроса об антисемитизме на партийный съезд и осуждения на нем антисемитизма, — не удалось. «Руситы» ответили не только малоудачными публикациями в «Литературе и жизни», но и эффективными интригами на самом верху.

(обратно)

669

Костырченко Г.В. Тайная политика Хрущева: власть, интеллигенция, еврейский вопрос. М.: Международные отношения, 2012. С. 357.

(обратно)

670

Цит. по: Огрызко В. Надо контрнаступать: Дмитрий Стариков // Литературная Россия. 2015. 23 февраля.

(обратно)

671

Никита Сергеевич Хрущев. Два цвета времени: Документы из личного фонда Н. С. Хрущева: в 2 т. / Гл. ред. Н. Г. Томилина; отв. сост. М. Ю. Прозуменщиков. М.: Демократия, 2009. Т. 2. С. 547.

(обратно)

672

РГАНИ. Ф.3. Оп. 34. Д. 253. Л. 23-24.

(обратно)

673

Там же. Л. 25-28.

(обратно)

674

Из стенограммы заседания Идеологической комиссии при ЦК КПСС 24 и 26 декабря 1962 г. // Известия ЦК КПСС. 1990. № 11. С. 198, 199, 201.

(обратно)

675

РГАНИ. Ф. 3. Оп. 34. Д. 253. Л. 29-35. Хрущев этот отчет читал.

(обратно)

676

Хрущев Н. Высокая идейность и художественное мастерство — великая сила советской литературы и искусства. Речь на встрече руководителей партии и правительства с деятелями искусства и литературы 8 марта 1963 года // Правда. 1963. 10 марта (см. также: Известия ЦК КПСС. 1990. № 11. С. 197).

(обратно)

677

Котов В. За большую советскую поэзию // Учительская газета. 1963. 7 мая.

(обратно)

678

Диспетчером света в поэме является еврей Изя Крамер.

(обратно)

679

РГАНИ. Ф. 3. Оп. 34. Д. 253. Л. 187-188.

(обратно)

680

Никита Сергеевич Хрущев. Два цвета времени. Т. 2. С. 607. См. об этом в дневниковой записи В. Гроссмана от 3 марта 1953 года (Цит. по: Бочаров А. По страдному пути // Гроссман В. С. Жизнь и судьба. М., 1990. С. 8).

(обратно)

681

Типичная реакция: «Помню 1961: мой дед, отсидевший при Сталине, захлебывается, бежит БЕГОМ с этой “Литературкой”, чтоб почитать своим друзьям...» (Ю.А. Домбровский, эл. письмо автору).

(обратно)

682

Вот, к примеру, совершенно случайная находка на одном локальном (вяземском) форуме Союза возрождения родословных традиций (sic!), дата — 12 ноября 2008 года. Одна участница написала: «Кстати, в бумагах моего деда сохранилась от руки переписанная поэма Евтушенко о Бабьем Яре». И тут же отклик: «И у моего деда тоже, только напечатанная на машинке. При том, что дома об этом никогда... не разговаривали...». См.: URL: https://forum.svrt.ru/topic/2137-%D0%B5%D0%B2%Dl%80%D0%B5%D0%B8-%D0%B2-%D0%B2%D1%8F%D0% B7%D1%8C%D0%BC%D0%B5/

(обратно)

683

Евтушенко Е. Волчий паспорт. М.: Вагриус, 1998. С. 86.

(обратно)

684

Бузукашвили М. Евтушенко о «Бабьем Яре»: Интервью. URL: www.chayka.oig/ node/З104

(обратно)

685

РГАЛИ. Ф. 634. Оп. 5. Д. 67, 219, 245. Вполне вероятно, что при подготовке этих писем к передаче в архив «Литературки» приставленный к этому делу сотрудник избавлялся от опасного или от второстепенного контента (так, в подборке отсутствуют конверты). Но, судя по перенумерации архивной пагинации в делах, прореживанию эта подборка подверглась и в самом архиве.

(обратно)

686

РГАЛИ. Ф. 1572. Оп. 1. Д. 229 (отклики на А. Маркова). Плюс дела №230, 231 и 232 — отклики на статью Старикова. На этот массив писем часто опирается в своих публикациях В. Огрызко.

(обратно)

687

Бабий Яр, 1981. С. 79. Неподписанный комментарий.

(обратно)

688

Андреев Д.Л., Парин В.В., Раков Л.Л. Новейший Плутарх: Иллюстрированный биографический словарь воображаемых знаменитых деятелей всех стран и времен. М.: Московский рабочий, 1990.

(обратно)

689

РГАЛИ. Ф. 634. Оп. 5. Д. 219. Л. 3.

(обратно)

690

Там же. Л. 1-2. Несомненные литературные качества альшицевского памфлета, который он наверняка читал или дарил в дружеском кругу, способствовали его живучести. Всего через два месяца, 27 ноября 1961 года, уже «ЛиЖ» получила этот же текст напрямую, безо всякого посредничества соседей по этажу — в письме некоего Л. Мартовского, точнее, будучи этим письмом. Стихотворение озаглавлено «Наш ответ Маркову» и завершается такой припиской: «От сотен и тысяч возмущенных читателей. Большая просьба познакомить со стихотворением сотрудников Вашей редакции и передать его Маркову. Да здравствует пролетарский интернационализм!» (РГАЛИ. Ф. 1572. Оп. 1. Д. 229. Л. 94 — 94 об.).

(обратно)

691

Американский журналист Д. Сильверман обратился в ФБР с запросом о рассекречивании досье на русского поэта Евтушенко, если таковое существует, на основании Закона о свободе информации. Бюро предоставило ему копии документов из своего архива (часть информации в них удалена).

(обратно)

692

Само досье см.: URL: https://archive.org/details/YevgenyYevtushenko/File%202/ page/nl2/mode/2up. См. об этом: Абаринов В. Роман с ФБР. Евгений Евтушенко в Соединенных Штатах // Радио Свобода. 2020. 7 ноября. URL: https://www. svoboda.org/a/30931665.html. См. также: Туров А. «Из советских писателей только диссиденты — настоящие патриоты. Все остальные — шлюхи!» Как ФБР следило за Евгением Евтушенко // Republik. 2020. 15 октября. URL: https://republic.ru/ posts/98147

(обратно)

693

National Library of Israel, Music Reading Room. Nr. MUS 0112 D 236 (5). Впрочем, университетская газета, сообщая об этом, имя мецената назвала — некто Лел Грэхем (Scopus Review. 1969. No. 2, March). Уже в апреле на это обратили внимание в Отделе культуры ЦК (РГАНИ. Ф. 5. Оп. 61. Д. 84. Л. 169).

(обратно)

694

См. URL: https://www.youtube.com/watch?v=OlWWhLVDd80

(обратно)

695

Попов В. Илья Эренбург. Дела и дни (в документах, письмах, высказываниях и сообщениях прессы, свидетельствах современников). T. V. Война (22 июня 1941 — 10 мая 1945). СПб.: Библиотека Российской академии наук, 2001. С. 306. Со ссылкой на: РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Д. 2391.

(обратно)

696

Эренбург И. Люди. Годы. Жизнь. Т. 2. С. 324-325.

(обратно)

697

Хентова, 1993. С. 45, 52-54, 60, 62, 66.

(обратно)

698

Ее точное название: «Симфония № 13 си-бемоль минор, op. 113 для солиста, хора, басов и оркестра на стихи Е.А. Евтушенко», жанр — вокально-симфоническая поэма, исполнительский состав — басовой хор, симфонический оркестр и солист-бас. В последнее время к исполнению все чаще привлекаются смешанные хоры и соло-баритоны.

(обратно)

699

Цит. по: Евтушенко Е. Волчий паспорт. М.: Вагриус, 1998. С. 437-440.

(обратно)

700

Михеева Л. Жизнь Д. Шостаковича. М.: Терра, 1991. С. 302.

(обратно)

701

Хентова, 1993. С. 60.

(обратно)

702

«Говорят, что когда иссякает память — трагедии повторяются...» К 60-летию трагедии Бабьего Яра / [Сергей Данилочкин. Интервью с Максимом Шостаковичем] // Радио Свобода. 2001. 29 сентября. URL: https://www.svoboda.org/a/24226262. html

(обратно)

703

Якубов М. Тринадцатая симфония. Партитура. Комментарии // Шостакович Д.Д. Новое собрание сочинений. Т. 13. М.: DSCH Publishers, 2011. С. 282-288; Карачевская М. Тринадцатая симфония: от замысла к премьере // Новое собрание сочинений Шостаковича: в 150 т. Т. 28. М.: DSCH Publishers, 2012. С. 345-351.

(обратно)

704

Хентова, 1993. С. 62.

(обратно)

705

Розинер Ф. Тринадцатая Шостаковича // Бабий Яр, 1981. С. 102.

(обратно)

706

Евтушенко Е. Гений выше жанра // Юность. 1976. №9. С. 66-67. В книгу Евтушенко «Волчий паспорт» этот пассаж не вошел.

(обратно)

707

Из письма Д Шостаковича к Б. Гмыре от 19 июня 1961 г. (Хентова С. Шостакович: жизнь и творчество. Т. 2. М., 1986. С. 426).

(обратно)

708

Она, по сообщению Э. Каган, исполнялась во втором отделении, в первом же звучал Брамс.

(обратно)

709

Евтушенко Е. Волчий паспорт. С. 429-430.

(обратно)

710

Баранович-Поливанова А. Оглядываясь назад. М., 2001. С. 170-171.

(обратно)

711

Из неотправленного письма, датированного 22 сентября 1965 г. (Юдина М.В. Нереальность зла. Переписка 1964-1966 гг. М.: РОССПЭН, 2010. С. 284-287).

(обратно)

712

Цит. по: Евтушенко Е. Первое собрание сочинений: в 9 т. Т. 2. 1959-1964. М.: Neva Group, 1998. С. 505.

(обратно)

713

Письмо Секретарю ЦК КПСС Л.Ф. Ильичеву 24 марта 1963 г. Из архива ЦК КПСС.

(обратно)

714

Из записки зам. зав. идеологическим отделом ЦК КПСС В. Снастина, зав. сектором В. Кухарского и инструктора А. Михайлова от 15 мая 1963 г. Впервые: Евтушенко Е. Я пришел к тебе, Бабий Яр... История самой знаменитой симфонии XX века. М.: Текст; Книжники, 2012. С. 43.

(обратно)

715

Бураковский А. Есть ли у нас антисемитизм? // Эйникайт = Эднаня = Единение. 1990. №3. С. 2. Симфония была исполнена Государственным заслуженным симфоническим оркестром под управлением Владимира Кожухаря. Исполняли капелла «Думка» и Анатолий Сафиулин (Хентова, 1993. С. 87).

(обратно)

716

Евтушенко, 2015. С. 545, а также 251.

(обратно)

717

См. в сети: http://dulov.ru/songs2/. См. также: Александр Дулов. «А музыке нас птицы научили...» Избранные песни 1950-2000 гг. М., 2001. С. 62. (Библиотека журнала «Вагант-Москва»).

(обратно)

718

Redepenning D. Töne der Erinnerung, Musikalische Deutungen von Babij Jar // Osteuropa. 2021. 71. Jg. Hf. 1-2: Babyn Jar: Der Ort, die Tat und die Erinnerung. S. 147— 153. Спустя 30 лет, в 1991 году, Сергей Никитин взял дуловскую версию за основу и видоизменил ее — так, чтобы уйти от речитативности и придать ей мелодичность. В статье Д. Редепеннинг упоминаются и другие барды, певшие о Бабьем Яре, но дополнительные сведения о них не приводятся. Это Семен Чудовский (р. 1954) и Инна Труфанова (р. 1965), исполняющая песню на стихи А. Розенбаума «Долгая дорога в Лету», не включенные в «Антологию-2021».

(обратно)

719

Евстафьева, 2017. С. 25. Со ссылкой на: ДАК. Ф. Р-1. Оп. 8. Д. 347. Л. 103.

(обратно)

720

Там же. С. 26. Со ссылкой на: ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 31. Д. 2647. Л. 81-82.

(обратно)

721

Некрасов, 1966. С. 23-24.

(обратно)

722

Его авторы — скульптор В. И. Зноба и архитекторы А. И. Малиновский и Ю. Б. Москальцов.

(обратно)

723

При этом конкурс на памятник в Бабьем Яру официально назывался конкурсом на памятник в Шевченковском районе г. Киева.

(обратно)

724

Некрасов, 1966. С. 24-25.

(обратно)

725

Там же. С. 27.

(обратно)

726

Некрасов В. Записки зеваки. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1976. С. 76.

(обратно)

727

Другое название: «Когда рушится мир. Бабий Яр» (скульпторы В. Клоков и Л. Гордиенко). Описание ряда проектов см. в: Некрасов, 1966. С. 23-27.

(обратно)

728

Сами эти блоки испещрены дырами-кавернами, явно символизирующими следы от пуль.

(обратно)

729

Рыбачук А., Мельниченко В. Когда рушится мир... Киев: Юринформ, 1991. С. 11. Там же критическое замечание Кантора: «Моему ощущению мешают лишь несколько элементов фигуративности в стене. Воображение не нуждается в подсказках». Под фигуративностью здесь подразумеваются антропоморфные элементы в стене из блоков — фрагменты лиц, кисти рук и т. п.

(обратно)

730

Трахтенберг, 2016. С. 138-141.

(обратно)

731

См. эскизы 3. Толкачева к этому третьему проекту под названием «Расколотое дерево». См.: Вишеславський Г. Свідок Голокосту: Художник Зіновій Толкачов. Київ: Дух і Літера, 2022. С. 157-176.

(обратно)

732

Евстафьева Т. К истории установления памятника в Бабьем Яру // Еврейский обозреватель. 2002. Июнь.

(обратно)

733

Жовнировский, 1981. С. 105-106.

(обратно)

734

Лазарев Л. То, что запомнилось... О Викторе Некрасове и Андрее Тарковском. М.: Правда, 1990. С. 27.

(обратно)

735

Евстафьева Т. К истории установления памятника в Бабьем Яру // Еврейский обозреватель. 2002. Июнь.

(обратно)

736

Там же. С. 28.

(обратно)

737

«Обратно», т.е. в версию советской цензуры, мечтал бы вернуть текст романа А. Кузнецова его современный поклонник Дмитрий Колисниченко (Колисниченко Д. «Бабий Яр»: свидетельства и пропаганда Анатолия Кузнецова // Литературная газета. 2017. №36. 6 сентября. URL: https://lgz.ru/article/-35-6611-6-09-2017/ babiy-yar-svidetelstva-i-propaganda-anatoliya-kuznetsova/).

(обратно)

738

См. на сайте «Прожито». URL: https://prozhito.org/note/591494

(обратно)

739

Кузнецов А. Бабий Яр: Роман-документ. М.: Астрель, 2010. В этом издании фрагменты текста, исключенные цензурой при публикации в 1966 году в журнале, были выделены курсивом, а позднейшие авторские дополнения и ремарки — текстом, взятым в квадратные скобки. О трагической истории публикации романа см.: Матвеев П. И ад следовал за ним // Знамя. 2020. № 11. С. 167-190.

(обратно)

740

Русский перевод: Фаликман И.Ш. Черный ветер / Авториз. пер. с евр. И. Савенко и Д. Хайкиной. М.: Сов. писатель, 1968. 820 с. Его вторая часть называется «Бабий Яр», на нее приходится более половины текста.

(обратно)

741

Русский перевод: Фаликман И.Ш. Огонь и пепел / Авториз. пер. с евр. М.: Сов. писатель, 1977. 576 с. (вторая часть романа называется «И снова Бабий Яр», это более трети всего текста). Обе первопубликации на идише выходили и в журнале «Советише Геймланд».

(обратно)

742

В 1944 году Фаликман опубликовал статью «Живой свидетель» о Якове Капере, бывшем узнике «Операции 1005» (см. в наст. издании, с. 162-170).

(обратно)

743

См. в наст. издании, с. 547-549.

(обратно)

744

В качестве первого театрального отклика на Бабий Яр А. Зельцер, со ссылкой на М. Альтшулера, указывает на эпизод 1945 года во время спектакля Украинского ГОСЕТа «Я живу» по пьесе Мойше Пиневского — первого в Киеве спектакля послевозвращения театра из эвакуации. Когда раздвинулся занавес и на сцене появилась надпись «Ам Исраэль хай», разразилась длительная овация (Зельцер А.

(обратно)

745

Из интервью с А. Борщаговским // Неделя. 1990. № 14. 6 апреля.

(обратно)

746

Театр. 1980. № 10. С. 142-167.

(обратно)

747

См. в эссе «Кино и телевидение».

(обратно)

748

Снегирев Г.И. Автопортрет 66 / Подг. Ф. Снегирев. Київ: Дух і Літера, 2001. В 2000 году в том же издательстве вышел «Роман-донос» — главное произведение Снегирева.

(обратно)

749

Спустя 18 лет, в 1983 году, аналогичное паломничество в СССР совершит сэр Мартин Гильберт и вернется из него с книгой, озаглавленной уже иначе — «Евреи надежды»!

(обратно)

750

Диамант, 2011.

(обратно)

751

Помни (иврит).

(обратно)

752

См. подробнее: Диамант, 2011.

(обратно)

753

Гедзь К. Бабий Яр — 1966 [Интервью с Р. Нахмановичем]. URL: https://babiyar-zapoved.livejournal.com/12789.html

(обратно)

754

Не путать с одноименным фильмом 1994 года. Совместное производство студий ZDF и «Innova» (Германия), «Контакт» (Украина). Сценарий: А. Роднянский и А. Зотиков. Оператор: И. Иванов и др. Продюсеры: А. Роднянский и Б. Фукс-ман. Продолжительность: 57’10”. Лауреат ряда премий на фестивалях документальных фильмов. URL: https://www.youtube.com/watch?v=2jTDhdfVh7E&ab_ channel=RadianskeKino7

(обратно)

755

Марго Клаузнер (1905, Берлин — 1975, Тель-Авив) в 1929 году переехала из Германии в Палестину. Писательница, издательница, кинодокументалист, первый в Палестине директор театра «Габима». Основательница Израильского парапсихологического общества.

(обратно)

756

Диамант Э. Снова эхом отзывается в памяти: Бабий Яр... (Вып. 2) // Мастерская. 2016. 5 июля. URL: https://club.berkovich-zametki.com/?p=23759

(обратно)

757

В 1961 году оно заменило собой Совинформбюро.

(обратно)

758

По ходу съемок он заменил Рафаила Гольдина.

(обратно)

759

Остальной творческий коллектив фильма, согласно титрам: консультант С. Рабинович, операторы В. Ковда, Н. Сологубов, В. Бурлага, Я. Ревзин, В Лунин, Е. Небылицкий, А. Полуэктов, композитор М. Меерович, директор картины: Ю. Гаронкин, Оркестр Комитета по кинематографии при СМ СССР под управлением А. Ройтмана.

(обратно)

760

Режиссером киевских съемок был Рафаил Гольдин, оператором — Виктор Лунин. В объектив попала и сама М. Клаузнер.

(обратно)

761

См. подробнее в воспоминаниях Бориса Ручьева: Ручьев Б. Не дай умереть ребенку // Заметки по еврейской истории. 2005. №9. URL: https://berkovich-zametki. com/2005/Zametki/Nomer9/Sheininl.htm. А также: Шейнин Б. Не дай умереть ребенку: воспоминания киносценариста. М.: Типография Россельхозакадемии, 2010.

(обратно)

762

Сердечная благодарность Дэвиду Вайлю, сотруднику этого архива, за всестороннюю помощь.

(обратно)

763

Мицель, 2007. С. 15.

(обратно)

764

Petrovsky-Stem J. Ein Tag, der die Welt veränderte. Ukrainer, Juden und 25. Jahrestag von Babyn Jar // Osteuropa. 2021. Hf. 1-2: Babyn Jar: Der Ort, die Tat und die Erinnerung. S. 87-116.

(обратно)

765

Евстафьева, 2017. C. 26. Со ссылкой на: ДАКО. Ф. П-1. Оп. 22. Д. 136. Л. 50, 62.

(обратно)

766

Евстафьева, 2017. С. 27. В 1971 году закладной камень был взят под постоянное наблюдение.

(обратно)

767

Диамант Э. Снова эхом отзывается в памяти: Бабий Яр... (Вып. 3) // Мастерская. 2016. 11 августа. URL: https://club.berkovich-zametki.com/?p=24315

(обратно)

768

Из статьи В. Некрасова «Камень в Бабьем Яру» (1973). Впервые в: Некрасов В. Арестованные страницы: рассказы, интервью, письма из архива КГБ / Сост. Л. Хазан. Киев: Лаурус, 2014. С. 183-193.

(обратно)

769

Steinfeld Т. Literatur-Nobelpreis: Kein Anspruch auf Auszeichnung von solchem Rang // Süddeutsche Zeitung. 2017. 3 Januar. URL: https://www.sueddeutsche.de/kultur/ literatur-nobelpreis-kein-anspruch-auf-auszeichnung-von-solchem-rang-1.3319496

(обратно)

770

Диамант, 2011.

(обратно)

771

С осени 1959 года — Уполномоченный СДРК при СМ УССР, выходец из Главлита УССР.

(обратно)

772

Мицель, 1998. С. 36.

(обратно)

773

Кичко Т. Іудаїзм без прикрас. Киев, 1963; Кичко Т. Правда про іудейську релігію. Киев, 1965. Первая книга была настолько хороша, что вызвала международный скандал: на сессии Комитета ООН по правам человека в октябре 1964 года делегацию УССР прямо обвинили в антисемитизме, вопрос даже собирались выносить на Генассамблею ООН! Это заставило советскую власть дезавуировать антисемитские клише из нее.

(обратно)

774

Мицель, 2007. С. 19. Со ссылкой на: ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 25. Д. 1044. Л. 59.

(обратно)

775

Сразу после ее победоносного для Израиля завершения СССР разорвал дипломатические отношения с Израилем.

(обратно)

776

Здесь и далее по: Бабий Яр, 1981. С. 58-59.

(обратно)

777

Дело вел следователь Прокуратуры Шевченковского района г. Киева В. В. Дорошенко.

(обратно)

778

Что именно тут имелось в виду, установить не удалось. 5 марта председатель Совета министров СССР А. Н. Косыгин, вместе с Л. И. Брежневым, встречал руководство КНДР (Северной Кореи). 6 марта состоялась встреча Косыгина как кандидата в Верховный совет РСФСР со своими избирателями в Москве. Идентичные отчеты об этой встрече появились в центральных газетах (Ленинским курсом. Встреча избирателей с А.Н. Косыгиным // Правда. 1967. 7 марта. С. 1-2). Однако Израиль или вопросы еврейской эмиграции в этих публикациях ни разу не были упомянуты.

(обратно)

779

Антиеврейские процессы в Советском Союзе (1969-1971 гг.): Документы и юридический комментарий: в 2 т. Т. 1. Иерусалим, 1979. С. 11-12. Цит. по: Мицель, 2007. С. 15.

(обратно)

780

Кроме Кочубиевского, к узникам Сиона, связанным с Бабьим Яром, Амик Диамант причисляет также (в скобках — год осуждения): Александра Фельдмана (1973), М. Луцкера (1973), Винарова (1976), Кима Фридмана (1981), Владимира Кислика (1981), Станислава Зубко (1981), Льва Эльберта (1983), Иосифа Берштейна (1984) и Валерия Пильникова (?). См.: Диамант, 2016.

(обратно)

781

Мицель, 2007. С. 15-16. Со ссылкой на: ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 25. Д. 186. Л. 91.

(обратно)

782

Фельдман С. 3 чужого голоса // Вечірній Київ. 1969. 9 августа.

(обратно)

783

См. в проекте «Прожито»: URL: https://prozhito.org/notes?date=%221969-01-01%22&diaryTypes=%5Bl%2C2%5D&keywords=%5B%22%D0%91%D0%B0%D0 %B1%D0%B8%D0%B9+%D0%AF%D1%80%22%5D

(обратно)

784

См. о нем и о ВКК в: Костырченко Г.В. Тайная политика: от Брежнева до Горбачева: в 2 ч. Ч. 2: Советские евреи: выбор будущего. М.: Международные отношения, 2019. С. 192-193.

(обратно)

785

Сам Хавкин репатриировался вскоре после этого съезда — уже 1 октября 1969 года. Его имя посмертно присвоено одному из променадов в Иерусалиме.

(обратно)

786

Диамант Э. Снова эхом отзывается в памяти: Бабий Яр... Вып. 3 // Мастерская. 2016. 11 августа. URL: https://club.berkovich-zametki.com/?p=24315

(обратно)

787

Коллекция А. Гриневича. URL: file:///C:/Users/User/Downloads/Vladyslav_ Hrynevich.pdf

(обратно)

788

«Информационное сообщение КГБ УССР о почтовой рассылке стихов и документов в адрес лиц еврейской национальности» от 29 сентября 1969 г. Цит. по: Эстрайх Г., Полян А. Эхо «Бабьего Яра»: Отклики на стихотворение Евгения Евтушенко // Архив еврейской истории. Т. 10. М.: Политическая энциклопедия, 2018. С. 198.

(обратно)

789

Диамант Э. Снова эхом отзывается в памяти: Бабий Яр... Вып. 4 // Мастерская. 2016. 25 августа. URL: https://club.berkovich-zametki.com/?p=24411 Третьим, кто выносил треугольники к памятному камню, был Борис Озерянский, но его почему-то «соответствующие административные органы» не забрали. Зато забрали Казаровицкого, который ни до, ни после этого в еврейских кругах замечен не был: Койфман и Геренрот подозревали в нем «наседку», и повели себя соответствующим образом.

(обратно)

790

См. ее дневник в проекте «Прожито».

(обратно)

791

Окунев, 2011.

(обратно)

792

См. факсимиле этих писем и комментарии к ним в: Эммануил Диамант: Бабий Яр, 2021. Всматриваясь в будущее, можешь себе позволить обернуться и вспомнить прошлое // Мастерская. 2021.2 сентября. URL: https://club.berkovich-zametki.com/?p=64541

(обратно)

793

Учебник иврита.

(обратно)

794

День 9 Ава — национальный день траура еврейского народа в память о разрушении в этот день Первого и Второго храмов.

(обратно)

795

См.: Эммануил Диамант: Бабий Яр, 2021. Всматриваясь в будущее, можешь себе позволить обернуться и вспомнить прошлое.

(обратно)

796

Зеленко К. У 30-ліття злочину в Бабиному Яру // Український самостійник. 1971. №172.

(обратно)

797

См. «Прожито».

(обратно)

798

Здесь и далее — по: Бабий Яр, 1981. С. 142. Со ссылкой на немецкоязычную газету «Альгемайне Цайтунг» — орган Центрального совета евреев в Германии.

(обратно)

799

Евреи и еврейский народ: Петиции, письма и обращения евреев СССР / Еврейский университет в Иерусалиме. Центр по исследованию и документированию восточноевропейского еврейства; под ред. Я. Ингермана. Т. VIII. Иерусалим, 1979. С. 264-265.

(обратно)

800

Евстафьева, 2017. С. 28. Со ссылкой на: ДАК. Ф. Р-1. Оп. 8. Д. 1004. Л. 115.

(обратно)

801

Рыбачук А. Ф., Мельниченко В. В. «Когда рушится мир...»: Книга-реквием — книга-памятник. Киев: Юринформ, 1991. С. 45.

(обратно)

802

Соавторы: А. Витрик, В. Сухенко, архитектор А. Игнащенко, Н. Иванченко,

B. Иванченков. По некоторым сведениям, после смерти Лысенко памятник доводил до реализации его сын Богдан.

(обратно)

803

Гербер А., Прокудин Д. Мы не можем молчать // Школьники и студенты о Холокосте / Под ред. И. Альтмана. М.: Фонд «Холокост», 2005. С. 211-212.

(обратно)

804

Ср.: Федоров О. Навіки безсмертні // Вечірній Кїев. 1974. 27 сентября. С. 1, 3. В этой статье Бабьему Яру, впрочем, был посвящен всего один абзац, анонсирующий начало строительства «величественного мемориала» уже в следующем, 1975 году.

(обратно)

805

Мицель, 2007. С. 20. Со ссылкой на: ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 25. Д. 1044. Л. 148.

(обратно)

806

Евстафьева, 2017. С. 28. Со ссылкой на: ДАК. Ф. Р-1. Оп. 8. Д. 1379. Л. 293, 302.

(обратно)

807

В путеводителях мемориал фигурировал позднее и вовсе как «Памятник в Сырецком массиве» (Бабий Яр: К пятидесятилетию трагедии 29, 30 сентября 1941 года / Сост. Ш. Спектор, М. Кипнис. Иерусалим: PRISMA-PRESS, 1991. С. 183-184).

(обратно)

808

Рохлин А. Писатель и время // Некрасов В. В самых адских котлах побывал...: Сборник повестей и рассказов, воспоминаний и писем. М.: Молодая гвардия, 1991.

C. 385.

(обратно)

809

Бегун И. Еврейский венок: Холокост. Десятилетия молчания // Новое время. 1999. № 50. С. 29. Был еще и другой слух. Мол, перед открытием памятника произошел казус: кто-то бдительный заметил и настучал, что памятник расположен около видимой сверху шестиконечной звезды. Работы приостановили, сделали фотосъемку, но никакой крамолы не обнаружили.

(обратно)

810

Мейман Н. Монумент у Бабьего Яра // Континент. 1978. № 15. С. 181.

(обратно)

811

См. на сайте «Прожито».

(обратно)

812

Жовнеровский, 1981. С. 106.

(обратно)

813

Он же будет поджидать зрителя и во второй американской пробе пера о Холокосте. Эпизод с Бабьим Яром транслировался 23 ноября 1988 года в сериале «Война и воспоминание», шедшем на канале АВС в 1988 году (продюсер и директор — Дан Куртис, сценарист — Герман Вук). См.: Berkhoff К. Babyn Yar in Cinema // Babyn Yar: History and Memory... 2016. P. 245-246.

(обратно)

814

Мемориальный музей Холокоста США был открыт в 1993 году, во время президентства Б. Клинтона.

(обратно)

815

Мицель, 2007. С. 23-24. Со ссылкой на: ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 25. Д. 1970. С. ЮЗ-105.

(обратно)

816

Мицель, 2007. С. 25.

(обратно)

817

Там же. С. 25.

(обратно)

818

Там же. С. 25-26.

(обратно)

819

По версии В. Н. Георгиенко, руководителем творческого коллектива был именно он. См.: Плисс М. Бабий Яр. Крик безмолвия // Партнер. 2011. № 10. С. В44-В45. См. также: Георгиенко В. Бабий Яр // Наша память. От антисемитизма к Холокосту (Публицистические статьи еврейских авторов и стихи) / Ред.-сост. Ф. Золотковский. Гамбург, 2021.

(обратно)

820

В одной из статей Википедии фильм ошибочно датирован 1985 годом, а В. Коротичу и вовсе приписано его авторство (см. URL: https://en.wikipedia.org/wiki/ Babi_Yar_memorials).

(обратно)

821

Что на практике означало требование вставить в фильм о Бабьем Яре кадры об израильской или американской военщине.

(обратно)

822

Шлаену, по его словам, Георгиенко навязали вместо Виктора Олендера. Напрашивается и связь с передачей фильма от документалистов телевизионщикам.

(обратно)

823

Вестник. №5 (Неустановленный наборный источник. Из архива В. Георгиенко).

(обратно)

824

В. Георгиенко вспоминал, что существовал второй — «экспортный» — вариант фильма (скорее всего, предположил бы уже я, без разных «военщин»).

(обратно)

825

Информация Делегации от 30 октября (Из архива В. Георгиенко).

(обратно)

826

Мицель, 2007. С. 25-26.

(обратно)

827

Там же. С. 26-27.

(обратно)

828

Бабий Яр // Русский антисемитизм и евреи / Сост. А. Флегон, А. Наумов. Лондон: Flegon-Press, 1968. С. 86-110.

(обратно)

829

Бабий Яр, 1981.

(обратно)

830

Книга была переиздана в 1993 году, однако характер сделанных при этом изменений пока не уточнен.

(обратно)

831

Ее размеры: 168x117x70. См. URL: http://cultobzor.ru/2016/07/voyna-i-mir-vadima-sidura/06-2932/

(обратно)

832

См. ее фотографии в: Die Schoáh von Babij Jar, 1991. S. 471, 718. Оригинал — в музее художника в г. Обуде около Будапешта.

(обратно)

833

Темпера, 86,5x70,5. См.: Зиновий Толкачов. Живопис. Графіка. Киев: ВХ, [б.д.]. С. 16. URL: https://uartlib.org/downloads/ZinoviyTolkachov_uartlib.org.pdf

(обратно)

834

Подготовлена Фондом наследия художника А.Д. Тихомирова. Оригиналы были найдены наследниками в 2012 году при разборе архива дочери художника.

(обратно)

835

С 17 октября по 17 ноября 2013 года в Еврейском музее и центре толерантности в Москве эти работы были собраны в выставку — «Не предавая забвению...». Всего были экспонированы 61 графический лист и одна картина, из них 24 листа — из серии «Бабий Яр», даты под рисунками — самые разные: 1955,1969,1970. В цикле этом «плотно прижатые друг к другу фигуры объединены не ожиданием приближающейся смерти, а осознанием длины скорбного пути, который длится много столетий. Избранность народа заключается не только в его близости к Богу, но и в тех бедствиях, что выпали на его долю». См. подробнее: Бялик В. Холокост глазами Александра Тихомирова // Русское искусство. 2013. №4. С. 100-103.

(обратно)

836

См.: Климова И. Встречайте — Туровский // Еврейский обозреватель (Киев). 2002. Май. URL: http://www.jewukr.org/observer/jo09_28/p0701_r.html См. также: Память и скорбь (Графический цикл «Холокост» Михаила Туровского, США). URL: https://gella-arye.livejournal.com/221835.html

(обратно)

837

^э Холст, масло, 280x240.

(обратно)

838

Klimova, 2016. Р. 268.

(обратно)

839

Гражданские и частные инициативы (например, комитет «Save Babiy Yar» или антологии/хрестоматии) затрагиваются в других разделах.

(обратно)

840

Жовнировский, 1981. С. 107.

(обратно)

841

См. также сайт музея: https://mizelmuseum.org/exhibit/babi-yar-park-a-living-holocaust-memorial /

(обратно)

842

Все они, по-видимому, членствовали в Колорадском комитете по делам советских евреев (Colorado Committee of Concern for Soviet Jewry, или CCCSJ) и боролись за права своих собратьев-отказников, или «рефьюзников», как они говорили.

(обратно)

843

См. в наст. издании, с. 254.

(обратно)

844

Файнштейн А. [Беседа с А. Чисниковым] / «Иудаизм без прикрас». Как в Киеве «еврейский вопрос» при Хрущеве решали // Еврейская панорама. 2019. №12. URL: https://evrejskaja-panorama.de/article.2019-12.iudaizm-bez-prikras.html

(обратно)

845

См. подробнее: Rapson J. Babi Yar: Transcultural Memories of Atrocity From Kiev to Denver // The Transcultural Turn: Interrogating Memory Between and Beyond Borders. De Gruyter, 2014. P. 139-162. (Media and Cultural Memory / Medien und kulturelle Erinnerung; Bd. 15).

(обратно)

846

См. план: https://s3.amazonaws.com/media.nycgovparks.org/images/common_ images/capital-project-tracker/Babi%20Yar%20Triangle%20Playground%20 Reconstruction%20Schematic_20180409_B.jpg

(обратно)

847

Амик. Бабьему Яру — 30 лет // Наша страна. 1971. 28 сентября. На пристатейной фотографии — акт перезахоронения костей из Бабьего Яра на кладбище Нахалат Ицхак в Тель-Авиве.

(обратно)

848

Маарив. 1971. 29 сентября.

(обратно)

849

Диамант Э. Снова эхом отзывается в памяти: Бабий Яр... Вып. 7 // Мастерская. 2016. И августа. URL: https://club.berkovich-zametki.com/?p=24878

(обратно)

850

Диамант, 2016.

(обратно)

851

Из письма А. Диаманта автору от 11 января 2022 г.

(обратно)

852

Там же.

(обратно)

853

Диамант Э. Снова эхом отзывается в памяти: Бабий Яр... Вып. 7 // Мастерская. 2016. 11 августа. URL: https://club.berkovich-zametki.com/?p=24878

(обратно)

854

Тип сельского поселения в Израиле, в котором сочетаются «кибуцники» и единоличники.

(обратно)

855

Сама идея принадлежала Ицхаку Араду.

(обратно)

856

Земля помнит все, должны помнить и люди / Интервью с А. Крыжопольским. URL: http://www.babiyar-diskus.narod.ru/Kryzhopolsky.html См. также: Быть ли музею в Бабьем Яру? / Интервью Л. Ройтмана с А. Крыжопольским // Радио Свобода. 1999. 28 января. URL: https://www.svoboda.org/a/24202721.html

(обратно)

857

Начиная с 1991 года — у «Меноры».

(обратно)

858

Левитас И.М. Память не умирает // Книга памяти. Бабий Яр. Киев, 1999. С. 5-6.

(обратно)

859

О самом памятнике см. ниже.

(обратно)

860

Имеются в виду официальные митинги возле памятника.

(обратно)

861

Каплан Ю. Пусть такое не повторится на Земле // Эхо Бабьего Яра: Поэтическая антология / Сост. и вступ. ст. Ю. Г. Каплана. Киев: РИФ, 1991. С. 4.

(обратно)

862

Выбор идиша, по удивительному мнению В. Нахмановича, «сюрреалистичен» и не обоснован. А у Й. Петровского-Штерна к надписи другие (и скорее реалистичные) претензии — из-за нескольких ошибок в языке.

(обратно)

863

Мицель, 2007. С. 27. Со ссылкой на: ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 32. Д. 2558. С. 111.

(обратно)

864

Там же.

(обратно)

865

По аналогии с «Союзом русского народа».

(обратно)

866

Руководитель центра — Л. Табаков. См.: Возрождение (Киев). 1990. Сентябрь. №7. С. 1.

(обратно)

867

В исполнении Государственного заслуженного академического симфонического оркестра УССР под управлением Игоря Блажкова.

(обратно)

868

См. интервью с А. Шлаеном: Академия геноцида, или Монолог о Страшном суде // Комсомольское знамя. 1990. 8 мая. С. 4-5; «Бабий Яр»: к полной правде // Вечерний Киев. 1990. 12 октября.

(обратно)

869

Комисаренко С. О трагедии Бабьего Яра — во весь голос / Послесловие // Трахтенберг, 2016. С. 333-336.

(обратно)

870

Рыбачук А., Мельниченко В. «Когда рушится мир...» Книга-реквием. Киев: Юрин-форм, 1991 (языки: иврит, русский, английский, украинский).

(обратно)

871

Сообщение Н. Клеймана.

(обратно)

872

Бабий Яр. К 50-летию трагедии 29, 30 сентября 1941 года / Сост. Ш. Спектор, М. Кипнис; предисл. Ш. Спектора; послесл. М. Кипнис; обл. Т. Корнфельд. Иерусалим: Библиотека-Алия, Общественный совет солидарности с евреями СССР, 1991.

(обратно)

873

Die Schoáh von Babij Jar, 1991. Ее второе, видоизмененное и сокращенное издание вышло в 2001 году строго на немецком языке, в объеме уже вчетверо меньшем и уже без признаков антологии: Babij Jar 1941: das Massaker deutscher Exekutions-kommandos an der jüdischen Bevölkerung von Kiew 60 Jahre danach zum Gedenken / E.R. Wiehn (Hrsg.). Konstanz: Hartung-Gorre, 2001.

(обратно)

874

Эхо Бабьего Яра: Поэтическая антология / Сост. и вступ. ст. Ю. Г. Каплана. Киев: РИФ, 1991.

(обратно)

875

После смерти Каплана в 2009 году Конгресс учредил литературную премию его имени — «Каплантиду».

(обратно)

876

Один из инициаторов ее установления, А. Шлаен, сообщал, что среди киевских еврейских функционеров и тогда были сверхосторожные — противники выбора именно формы меноры для этого памятника.

(обратно)

877

Это место — фактически на территории бывшего Кирилловского православного кладбища, закрытого в 1929 году, — было указано А. Шлаеном ошибочно — на основании искренней, но ложной интерпретации исторических данных — как

(обратно)

878

Их проект победил в небольшом и краткосрочном конкурсе, объявленном 7 февраля 1991 года и проходившем в режиме блиц. Весной того же 1991 года, согласно А. Милецкому, был объявлен открытый (под девизом) конкурс на разработку эскизного проекта и мемориального комплекса «Бабий Яр». В конкурсе, по его словам, победил проект, выполненный А. Милецким, В. Дермером и В. Леви (Мелецкий Л. Наплывы памяти. Иерусалим: Филобиблон, 1998).

(обратно)

879

American Jewish Joint Distribution Committee, сокр. JDC, «Американский еврейский объединенный распределительный комитет» (англ.). До 1931 года — «Объединенный распределительный комитет американских фондов помощи евреям, пострадавшим от войны» — крупнейшая еврейская благотворительная организация, созданная в 1914 году. Штаб-квартира находится в Нью-Йорке.

(обратно)

880

Сохнут а-Йеудйт ле-Эрец-Исраэль (иврит) — «Еврейское агентство для Израиля» (JAFI) —международная сионистская организация с центром в Иерусалиме, занимающаяся Алией (репатриацией в Израиль) и помощью репатриантам, а также вопросами, связанными с еврейско-сионистским воспитанием и еврейской Диаспорой.

(обратно)

881

Архитектор А. Гайдамака.

(обратно)

882

12 мая 1995 года Киев и Бабий Яр посетил и президент Билл Клинтон.

(обратно)

883

Президент Израиля Хаим Герцог приехать тогда не смог.

(обратно)

884

См. на сайте «Прожито» в дневнике А. Черняева за 21 сентября 1991 года. В Киев же с наброском этой речи съездил А. Яковлев.

(обратно)

885

Накануне, на научной конференции «украинский историк выдал сенсацию: лидер Украины Леонид Кравчук в юные годы прятал на чердаке еврея в период

(обратно)

886

См. URL: http://kngu.org/ru/v-cem-otlicie-novogo-ukrainskogo-prezidenta-ot-ego-predsestvennikov-po-otnoseniu-k-pamati-zertv. К этому строю мыслей Кравчук в годы своего президентства больше не возвращался, сделав исключение разве что для своего выступления в Кнессете 12 января 1993 года.

(обратно)

887

Знаменитые американские киноартисты.

(обратно)

888

Трахтенберг, 2016. С. 18.

(обратно)

889

Хазан Л. [Интервью с Е. Евтушенко] // Свой вариант: Сайт межрегионального Союза писателей. 2016. 29 сентября. URL: http://mspu.org.ua/pulicistika/4635-beseda-s-evgeniem-evtushenko.html

(обратно)

890

На его стихи писал свой кадиш-реквием композитор Станкович (см. в наст. издании, с. 386-387).

(обратно)

891

Бриман, 2002.

(обратно)

892

Бураковский, 2002.

(обратно)

893

См. на проекте «Прожито».

(обратно)

894

Бураковский А. Мемориализация еврейской трагедии в Бабьем Яру: история и современность // Детектор-медіа. 2008 17 сентября. URL: https://detector.media/ kritika/article/40634/2008-09-17-memoryalyzatsyya-evreyskoy-tragedyy-v-babem-yaru-ystoryya-y-sovremennost/. Co ссылками на собственную кандидатскую диссертацию «Історія Ради Національностей Народного Руху України, 1989— 1993 роки. Політологічний аналіз», защищенную 6 апреля 1999 года в Институте политических и этнонациональных наук НАНУ, а также на книги: Бураковський О. Історія Ради Національностей Народного Руху України, 1989-1993. New York: IRSA Publishers, 2007; Бураковский А. Евреи и украинцы, 1986-2006: история и анализ еврейско-украинских отношений. New York: IRSA Publishers, 2007.

(обратно)

895

Докс Э. Над Бабьим Яром памятники бьют // Вести. 2004. 22 января. URL: http:// www.babiyar-diskus.narod.ru/Doks-1.htm

(обратно)

896

Евтушенко, 2015. С. 545, а также 251.

(обратно)

897

По некоторым сведениям, и поэта, и композитора консультировал раввин Подольской синагоги в Киеве.

(обратно)

898

Брезницкая Е. «Бабий Яр» — на всех языках звучит одинаково // Независимая газета. 1991. 6 октября; Хентова, 1993. С. 88. Подробнее всего см.: Kovrigina А. Babyn Yar In personal accounts // Babyn Yar: History and Memory, 2016. P. 264-267. А в 2006 году, к 65-й годовщине, композитор предложит обновленную версию, вобравшую в себя и перевод стихотворения на иврит, исполненную в 2011 году, к 70-й годовщине, и в Иерусалиме, в Яд Вашеме.

(обратно)

899

В чем-то он предвосхитил достижения С. Лозницы (см. ниже).

(обратно)

900

См. URL: https://www.youtube.com/watch?v=Sb613xMlVvk

(обратно)

901

См.: Плисс М. Бабий Яр. Крик безмолвия // Партнер. 2011. №10. С. В44-В45. В конце ноября 1992 года в «Украинском доме» на Крещатике прошла презентация этого фильма. Выступали режиссер и героини его фильма, вел презентацию И. Левитас (Нина Волынская (инт.). Мой дом, мой крест... // Вечерний Киев. 1992. 27 ноября. С. 4).

(обратно)

902

Впервые он был показан на канале MDR только в августе 1993 года.

(обратно)

903

Миславский В. Еврейская тема в кинематографе Российской империи, СССР, России, СНГ и Балтии (1909-2009). Фильмо-биографический справочник. Харьков: Скорпион П-ЛТД, 2013. №401.

(обратно)

904

Следы этого фильма обнаружить не удалось.

(обратно)

905

Совместное производство частных продюсерских студий «Фора-фильм» и «Прогресс».

(обратно)

906

За эту роль он получил «Нику» — главный приз российской киноиндустрии. Интересно, что он же, Смоктуновский, сыграл роль лейтенанта Фарбера, киевского еврея, в фильме «Солдаты» (1956; режиссер А. Иванов, сценарий В. Некрасова) — экранизации повести В. Некрасова «В окопах Сталинграда».

(обратно)

907

Л. Горовиц отсутствовал на премьере своего фильма в Москве, ибо за неделю до этого эмигрировал в Израиль!

(обратно)

908

Рыбачук А., Мельниченко В. «Когда рушится мир...»

(обратно)

909

Каплан Ю. «Гобелен плача» // Еврейский обозреватель. 2002. №21/40. URL: http://www.jewukr.org/observer/jo21_40/pl201_r.html

(обратно)

910

См. URL: https://www.ikleiner.ru/gallery/holocost/ А также: Klimova, 2016. Р. 271— 272.

(обратно)

911

Благодарю Я.И. Бердичевского, подарившего мне свой экземпляр этой медали.

(обратно)

912

Совр. Ивано-Франковск.

(обратно)

913

Важный нюанс: Волынь, в отличие от Галичины, Советский Союз принимал сугубо из польских рук, без австро-венгерского бэкграунда.

(обратно)

914

См. подробности в: Колесников А. Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара. М.: НЛО, 2022. С. 340-347.

(обратно)

915

Именно такое государственное устройство смогло защитить Швейцарский Союз от имперских посягательств со всех сторон — немецкого, австрийского и французского.

(обратно)

916

Или, иначе, Союза Советских республик Европы и Азии (см.: Конституционные идеи Андрея Сахарова / Ред. Л. Баткин. М., 1990). Ранее существовавшая прямая ссылка на текст сахаровского проекта на сайте «Конституции РФ» ликвидирована.

(обратно)

917

Например, законы «Об образовании» (2017) и «Об обеспечении функционирования украинского языка как государственного» (2019). Закон «Об основах государственной языковой политики» (2012), дававший русскому языку право быть признанным вровень с украинским хотя бы на региональном уровне, в 2018 году был признан неконституционным и отменен. См. подробнее ниже.

(обратно)

918

Энгель В.В. Является ли образовательная реформа на Украине инструментом насильственной ассимиляции национальных меньшинств? См. URL: https://www. ru.civic-nation.org/publikatsii/yavlyaetsya-li-obrazovatelnaya-reforma-na-ukraine-instrumentom-nasilstvennoy-assimilyatsii-natsionalnykh-menshinstv/

(обратно)

919

Но чтобы домогаться этой хлеб-соли с помощью штыков и ракет?!..

(обратно)

920

Ср.: «Устрашающий пример в этом отношении дала Польша. Мировая война дала ей полную независимость после полутораста лет порабощения тремя империями, а когда ее идеал осуществился, она стала играть в “великодержавность” и сделалась самым шовинистическим государством в Европе, угнетая свои меньшинства — украинцев, русских и особенно евреев» (Дубнов 2004. С. 614. Источник эпиграфа на с. 391 наст. издания — там же).

(обратно)

921

Точнее, на стыке легислатур Кучмы и Ющенко, т.е. после первого Майдана. Майдан до смерти напугал Путина и рассердил его — нет, разгневал! Тем не менее Путин предпринял еще одну «мягкую» попытку заиметь Украину — не силой, а куплей, соблазнив Януковича выплюнуть европейский крючок и взамен заглотить российский, закамуфлированный под мормышку. Рыбка-Янукович предпочел бы оба, но Второй Майдан перекрыл ему кислород и изорвал «мормышкой» губу.

(обратно)

922

Это ж надо — оттяпать себе такое слово на лацкан: свобода! Оттяпать, но не узурпировать. Тогда как словосочетание «украинский национализм» буквально сплавилось с Бандерой.

(обратно)

923

В 1994 г. на стене дома 8 по улице Ольжича была открыта гранитная мемориальная доска с надписью: «Улица названа в честь украинского поэта, ученого-археолога, проводника ОУН Олега Ольжича (Кандыбы), 1907-1944». Любопытно, что скульптор доски — архитектор А. Игнащенко, соавтор М. Лысенко по работе над памятником 1976 года.

(обратно)

924

Каталог... 2017. С. 252.

(обратно)

925

Плиты были добавлены в композицию попечением Фонда им. Олега Ольжича.

(обратно)

926

В этом смысле приравнивание их на шкале «жертвы — палачи» к советским под

польщикам, как это делают некоторые украинские историки, не только некорректно, но и абсурдно.

(обратно)

927

В. Нахманович полагал, что «Т. Тур» — это псевдоним группы американо-канадских авторов радикально-националистического толка (Nakhmanovych, 2016. Р. 69-70).

(обратно)

928

Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 62.

(обратно)

929

Кот С. Учасники підпілля ОУН(м) — жертви Бабиного Яру (1941-1943) // Бабин Яр: масове убивство, 2017. С. 110.

(обратно)

930

Інформаційний відділ ОУН. Втрати Організації Українських Націоналістів за панування німецького імперіалізму в Україні в роках 1941-1944. [Б. м.], 1946. С. 1-3; Полікарпенко Г. Організація Українських Націоналістів під час Другої Світової війни. [Б. м.], 1951. С. 144-145.

(обратно)

931

См. также: Карамаш С. Бабин Яр — у трагічних подіях 1941-1943 років. Історія і сучасність (історико-архівне дослідження). Київ: КММ, 2014. См. также его газетную статью, где упоминаются, впервые или нет, пресловутые «621 оуновцев»: Бабин Яр (архіви й документи) // Київ Шевченківський. 2001. №8. URL: http://1000years.uazone.net/babyn_jar.htm.

(обратно)

932

Например, Романа Фодчука, служившего переводчиком в вермахте и погибшего на войне, но совершенно в другом месте. См. критику этих цифр в: Радченко, 2017.

(обратно)

933

Подчеркнем ту дистанцию, которая отделяла их от националистов-диссидентов, таких как Вячеслав Чорновол, Василий Стус, Иван Дзюба или Леонид Плющ.

(обратно)

934

Типологически схоже с цифрой «28» из советского пропагандистского мифа о героях-панфиловцах.

(обратно)

935

Червак Б. Правда про український Київ у 1941 — 1942 роках. Київ: Видавництво ім. Олени Теліги, 2003. URL: http://www.kmoun.info/2016/10/23/681/

(обратно)

936

Патриот Украины. 2002. 10 апреля.

(обратно)

937

См.: Полян П. Отрицание и геополитика Холокоста // Отрицание отрицания, или Битва под Аушвицем. Дебаты о демографии и геополитике Холокоста. М.: Три квадрата, 2008. С. 21-102; Химка І.-П. Українсько-єврейські взаємини: від історії до пам’яті. Київ: Дух и Литера, 2019. С. 248-317.

(обратно)

938

Произнесено 20 февраля 1999 года в Новочеркасске, на конференции «Движения в поддержку армии». Комментарий и. о. прокурора Ростовской области С. Устинова к иску против Макашова: «К примеру, Макашов употребил слово “жиды”, но есть мнение, что еще со времен Пушкина так называли стяжателей, расхитителей, проходимцев и воришек. Вот пускай лингвисты и решают, можно ли в контексте выступления Макашова рассматривать слово “жиды” какпопытку разжечь национальную вражду». Из решения прокуратуры: «Анализ собранных материалов свидетельствует, что выступление Макашова не было направлено на возбуждение национальной вражды». В связи с этим в возбуждении уголовного дела было отказано. (см.: Антисемитизм узаконен. Макашов реабилитирован // Коммерсантъ. 1999. №41. 16 марта).

(обратно)

939

(обратно)

940

Хотя встречаются и они. Так, журналист Максим Шевченко известен своими обвинениями Европы в геноциде мусульман и Израиля в геноциде палестинцев.

(обратно)

941

Часть контента этого сайта перешла на специализированный и действующий до сих пор сайт «Ревизионисты»: www.revisionists.com

(обратно)

942

Книжное издание: Куняев С. Жрецы и жертвы Холокоста. Кровавые язвы мировой истории. М.: Алгоритм, 2011. 384 с.

(обратно)

943

Пишущий эти строки, как и Альфред Кох, его соавтор по книге «Отрицание отрицания, или Битва под Аушвицем. Дебаты о демографии и геополитике Холокоста» (2008), были причислены к жрецам этой религии, отвечающим за поддержание в порядке главной сакральной цифры «религии» — 6000000 (прописью: шесть миллионов) жертв.

(обратно)

944

Такие случаи, как вывод партизаном Н. Киселевым через линию долгиновских евреев — редчайшее исключение (Герасимова, 2016).

(обратно)

945

Тур Т. Правда о Бабьем Яре // Вечірній Кїев. 1996. 16 и 19 марта. Что касается судьбы самих евреев, то их, согласно Т. Тур, конечно же, немного потрясли

(обратно)

946

(отняли драгоценности и т.п.), после чего увезли на поездах, кажется, в Минск. Да и то потому только, что устраивать в самом Киеве гетто из-за взрывов передумали.

(обратно)

947

Nakhmanovych, 2016. Р. 69-70.

(обратно)

948

Еврейские вести (Киев). 1996. №5-6.

(обратно)

949

Ходос Э. Еврейский синдром. Харьков, 2001. С. 87-88.

(обратно)

950

Мирский Р.Я., Найман А.Я. Юдофобия против Украины. Киев, 2000. (на укр. яз.).

(обратно)

951

См. подробнее: Ройтман Л. Антисемитизм по-киевски: нападение — лучшая защита? // Радио Свобода. 2000.18 ноября. URL: https://www.svoboda.org/a/24202700. html

(обратно)

952

Век. 2002. 24 сентября.

(обратно)

953

Найман А. Они отрицают Холокост в Украине // Еврейский обозреватель. 2006. Январь. URL: http://www.jewukr.org/observer/eo2003/page_show_ru.php?id=1379

(обратно)

954

Цит. по: Денисенко В. Что же скажет парламент? // День. 2004. 3 февраля. URL: https://m.day.kyiv.ua/ru/article/den-ukrainy/chto-zhe-skazhet-parlament

(обратно)

955

См. у В. Малинковича: «Без ориентации на создание полиэтнической гражданской нации в Украине кандидату оппозиции будет очень трудно выиграть президентские выборы!» (Украинская правда. 2004. 2 февраля. URL: https://www. pravda.com.ua/rus/news/2004/02/2/4376779/).

(обратно)

956

См. также: Трахтенберг, 2016. С. 8.

(обратно)

957

Персонал плюс (Киев). 2002. №3. С. 7-8.

(обратно)

958

Персонал плюс (Киев). 2005. 16-22 ноября.

(обратно)

959

Персонал. 2002. № 3.С. 10.

(обратно)

960

Найман А. Вторая мировая война в освещении антисемитских изданий Украины // Друга світова війна і доля народів України матеріали Всеукраїнської наукової конференції. Київ, 23-24 червня 2005 р. Київ: Сфера, 2005. С. 100-107.

(обратно)

961

См. подробнее: Отрицание отрицания, или Битва под Аушвицем. Дебаты о демографии и геополитике Холокоста / Сост. А. Р. Кох, П. М. Полян. М.: Три квадрата, 2008.

(обратно)

962

Из статьи «Холокост от пуль» в электронной «Русской энциклопедии ’’Традиция”». URL: https://traditio.wiki/%D0%A5%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%BA%D0%B E%D1%81%D1%82_%D0%BE%D1%82_%D0%BF%D1%83%D0%BB%D1%8C

(обратно)

963

В музее был создан специальный отдел по Бабьему Яру, который возглавила Т. Евстафьева.

(обратно)

964

С 2016 года — Демиевской.

(обратно)

965

Левитас И. «Наследие» нам необходимо // Еврейский обозреватель. 2002. Сентябрь.

(обратно)

966

Левитас И. Мы становимся попрошайками // Еврейский обозреватель. 2002. Июнь.

(обратно)

967

Угол улиц Дорогожицкой и Тимофея Шамрыло (совр. Парково-Сырецкая).

(обратно)

968

Каталог, 2017. С. 250, 254. Авторы памятника — практически те же, что и у «Меноры»: скульптор А. Левич, архитектор Ю. Паскевич, инженер-конструктор Б. Гиллер. Его локация, по В. Нахмановичу, тоже не аутентична. Зато она была призвана помочь окрестным жителям сохранить парк, разбитый на месте бывшего лагеря.

(обратно)

969

Каталог, 2017. С. 253. Скульптор В. Собцов. Этот почин был продолжен в 2006 (Там же. С. 264) и 2020 годах.

(обратно)

970

Скульптор Юрий Багалика, архитектор Руслан Кухаренко.

(обратно)

971

Каталог, 2017. С. 246. Футбольные матчи стали проводиться на стадионе «Зенит» летом 1942 года, спустя некоторое время после того, как с территории стадиона был выведен в Сырец лагерь СД.

(обратно)

972

Каталог, 2017. С. 255.

(обратно)

973

В пользу именно этой, а не какой-то еще версии (о специальном расстреле священников, например) фактически говорит и письмо Г. А. Вишнякова, сына Г. Вишнякова, в Киевскую мэрию от 7 июня 2002 года (Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 210-211). Упоминаемый в письме «яр» — вовсе не Бабий Яр, а ров, вырытый на Лукьяновском православном кладбище специально для захоронения расстрелянных заложников.

(обратно)

974

Nakhmanovych, 2016. Р. 302-303. Ср. также: Каталог, 2017. С. 257, 270.

(обратно)

975

По проекту архитектора А. Игнащенко.

(обратно)

976

Платонов В. Бабий Яр: трагедия о трагедии // Зеркало недели (Киев). 1999. № 39. 27 сентября — 3 октября. URL: https://zn.ua/SOCIUM/babiy_yar_tragediya_o_ tragedii.html

(обратно)

977

В письме от 23 ноября 2000 года, за № 005-958, тогдашний заместитель городского головы Анатолий Толстоухов указывал: «...концепция архитектурно-планировочного решения мемориала состоит в том, что внимание зрителей концентрируется непосредственно на скульптурной композиции на фоне ландшафта. Монумент удачно вписан в аутентичную местность и отсутствие на сегодняшний день на этом участке дополнительных монументальных сооружений только подчеркивает его значимость» (Литовченко Т. Культурный центр «Бабий Яр»?! // Политика и культура. 2002. № 17. 21-27 мая. С. 43). В результате отлитая уже кибитка «откочевала» в Каменец-Подольский, откуда она вернулась в Киев и в Бабий Яр только в 2016 году, к 75-летней годовщине трагедии. Комментарий А. Толстоухова хорошо известен В. Нахмановичу, тем не менее он предпринял попытку — на мой взгляд, отвратительную — объяснить это решение неперсонализированным еврейским влиянием: «Как знать, не приложили ли тут руку иные общественные деятели, которым не хочется упоминаний любого другого геноцида, кроме еврейского?» (Nakhmanovych, 2016. Р. 301).

(обратно)

978

Здесь и далее: Каталог, 2017. С. 260-262.

(обратно)

979

В него вошли также И. Аксельруд (региональный директор «Гилеля» по Украине, Беларуси и Молдове), М. Брук (руководитель киевской организации «Эш а-Тора»), Н. Гомберг (исполнительный директор организации «Хесед Авот»), А. Злотник (Народный артист Украины, профессор, президент Религиозного объединения общин прогрессивного иудаизма Украины), Е. Зискинд (исполнительный директор Объединения иудейских религиозных организаций Украины), И. Коган (председатель Всеукраинской ассоциации евреев — узников концлагерей и гетто), И. Левитас (президент Совета национальных обществ Украины, президент Еврейского совета Украины, председатель фонда «Память Бабьего Яра»), А. Монастырский (исполнительный вице-президент Еврейского фонда Украины), А. Розенфельд (ректор Международного Соломонова университета), И. Сергеева (зав. отделом фонда иудаики Национальной библиотеки им. В. И. Вернадского), А. Шенгайт (исполнительный директор Киевской городской еврейской общины) и Л. Чернявская (председатель правления Киевской городской общественной еврейской организации «Мишпаха»). Не исключено, что на нулевом этапе в Оргкомитет входили И. Зисельс и кто-то еще из партии будущих противников Общественного центра.

(обратно)

980

Зисельс И. Выступление на Совместном расширенном заседании Координационного совета ВААД Украины и Сионистской федерации Украины 25 декабря 2002 года. Стенограмма.

(обратно)

981

Киевская Городская Рада, VIII сессия XXIII созыва. Решение №309/1286, п. 24 от 27 апреля 2001 года.

(обратно)

982

Эта и следующая цитаты даются, без фактчекинга, по: Тольц В. 60 лет после Бабьего Яра // Радио Свобода. 2001. 23 сентября. URL: https://www.svoboda. org/a/24204232.html

(обратно)

983

Памятник расстрелянным детям. Надпись на постаменте: «Детям, расстрелянным в Бабьем Яру. 1941». Скульптор В. Медведев, архитекторы Р. Кухаренко, Ю. Мельничук. 2001 год. В 2016 году перенесен на новое место — ко входу в метро «Дорогожичи» и в начало Аллеи Мучеников. См.: Каталог, 2017. С. 258.

(обратно)

984

См.: Каталог, 2017. С. 259. Цитата — из Книги Иезекииля, глава 37, стих 14.

(обратно)

985

См. замечательный архив этой «Первой иудейской» войны, бережно собранный и законсервированный бывшей киевлянкой Галиной Хараз (Иерусалим). См.: URL: www.babiyar-diskus.narod.ru (последнее обновление — 20 ноября 2005 года; значительная часть текстов, увы, уже недоступна из-за ликвидации тех ресурсов, на которых они были расположены).

(обратно)

986

См. большое эссе-обзор этой коллизии: Нахманович В. «Еврейская улица» и ее «герои». Групповой портрет в интерьере Бабьего Яра // Форум наций. 2003. №3.

(обратно)

987

В результате и по ходу конфликта с еврейских должностей его уволили.

(обратно)

988

Среди подписантов одного из протестных заявлений, например: М. Гурвиц (Ассоциация еврейских средств массовой информации Украины), Г. Шойхет (Ассоциация еврейских школ СНГ), Т. Мишиев (Бейтар СНГ), Ю. Слуцкий (Благотворительный еврейский фонд «Милосердие — Маген Авот»), М. Лысак («Бней-Акива»), А. Лапидус (Всемирное рабочее движение «Авода оламит», представительство в Украине), М. Брагинская (Дирекция программ Евроазиатского еврейского конгресса), Б. Эстеркин (Еврейский совет Украины), Е. Червоненко (Евроазиатский еврейский конгресс), А. Найман (Киевская организация «Бней-Брит»), С. Елисаветский (Киевское еврейское историческое общество), И. Онуфрийчук (Комитет по репатриации), Д. Шустер (Консервативное движение в иудаизме, представительство в Украине), В. Каминский (Сионистская федерация Украины), Ф. Прицкер (Европейский союз еврейских студентов, представительство в Украине), А. Подольский (Украинский центр изучения истории Холокоста), А. Юдковская (Фонд исторических видеодокументов «Пережившие Шоа», программа «Уроки Холокоста в школах Украины»), Я. Яновер (Центр еврейского образования Украины) и др.

(обратно)

989

Бриман, 2002.

(обратно)

990

Еврейский общинно-культурный центр «Наследие» в Киеве. Киев: Институт урбанистики, 2001. С. 2.

(обратно)

991

Другой слоган, меньшего калибра: «Или ради денег мы готовы на все?!»

(обратно)

992

Фильваров Г. Выступление на Совместном расширенном заседании Координационного совета ВААД Украины и Сионистской федерации Украины 25 декабря 2002 года. Стенограмма.

(обратно)

993

См. отчет о собрании: Хорунжая Т. Над Бабьим Яром? // Еврейский обозреватель. 2002. № 10 (29), май. С. 1.

(обратно)

994

До августа ее шеф-редактором оставался В. Нахманович, публиковавший материалы как противников проекта (к числу которых он сам, безусловно, принадлежал), так и его сторонников.

(обратно)

995

Цирман И. Цена подарка // Еврейский обозреватель. 2002. № 7 (26), апрель. С. 1-2.

(обратно)

996

Архитектурная мастерская Плезнеров. «Еврейский общинный центр "Наследие"». [Проект] // Хадашот. 2002. №5 (91), сентябрь. С. 4-5.

(обратно)

997

Рядом с центром предусматривалось место для мемориальной православной церкви, но строительство — за деньги самих православных.

(обратно)

998

Хадашот. 2002. Август.

(обратно)

999

Еврейские вести. 2002. № 19/20 (255/256). Октябрь. С. 7.

(обратно)

1000

Хадашот. 2002. № 6 (92). Ноябрь. С. 5.

(обратно)

1001

24 июня 2003 года этот Совет объявил И. Зисельса «персоной нон-грата в еврейской общине», лишенным права представлять еврейскую общину Украины.

(обратно)

1002

Слово интеллигенции Украины // Форум наций. 2002. №4 (6). Ноябрь. С. 2; №5 (7). Декабрь. С. 3.

(обратно)

1003

Среди его членов — М. Петровский, М. Маринович, Р. Заславский, Т. Возняк, Н. Яковенко, 3. Антонюк, Р. Кофман, И. Зисельс, Н. Плавюк, Д. Затонский, Л. Череватенко, Н. Рябчук, О. Рапай, А. Курков и Г. Алтунян.

(обратно)

1004

А в 2009 году (при Ющенко) и в Одессе.

(обратно)

1005

«Голокост і сучасність» («Холокост и современность»).

(обратно)

1006

Например, 3 октября и 19 декабря 2003 года. В круглом столе «Мемориальная культура Бабьего Яра», состоявшемся 19 декабря 2003 года, приняли участие 36 ученых разных специальностей. См. его программу в сети: http://www.babiyar-diskus.narod.ru/KC-Programma.html

(обратно)

1007

Последующих томов читатель, увы, не дождался. В 2020 году была выпущена превосходная электронная версия первого тома, «украинизированная» в заголовках отдельных документов. См.: http://history.kby.kiev.ua/

(обратно)

1008

Глузман С. Слово к читателю // Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 8.

(обратно)

1009

Бураковский, 2002.

(обратно)

1010

Левитас И. Мемориально-культурному комплексу быть // Еврейские вести. 2002. № 11/12 (247/248). Июнь. С. 14.

(обратно)

1011

Имеются в виду статьи украинских публицистов Д. Затонского «Бойся данайцев», М. Мариновича «Сакральное перед натиском профанного» и Е. Сверстюка «Чтобы положить цветы», опубликованные в 2002 г. в украинской периодике (Зеркало недели. 2002. №48. 14-20 декабря).

(обратно)

1012

Здесь и далее: Бураковский, 2002.

(обратно)

1013

Памятник «Буковинскому куреню» был поставлен в Черновцах в 1995 году. См.: Червак Б. Бабий Яр: Восстановить историческую правду // Историчная правда. 2017. 21 июня. URL: https://argumentua.com/stati/babii-yar-vosstanovit-istoricheskuyu-pravdu

(обратно)

1014

Петр Александрович Войновский (1913-1996) был командиром «Буковинского куреня».

(обратно)

1015

Внесем ясность. Вблизи Бабьего Яра, на бывшем Братском военном кладбище, хоронили единичных безымянных жертв голода 1932-1933 годов, прорвавшихся в Киев и подобранных замертво на его улицах. — П. Полян.

(обратно)

1016

Нахманович В.Р. Об ответственности историка // Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 16-17.

(обратно)

1017

Нахманович В. Р. Расстрелы и захоронения в районе Бабьего Яра во время немецкой оккупации г. Киева 1941-1943 гг. // Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 84-85.

(обратно)

1018

О. Тягнибок извинился за свои высказывания о «москалях» и «жидве» // Ліга Новини. 2004. 21 июля. См. URL: https://news.liga.net/all/news/o-tyagnibok-izvinilsya-za-svoi-vyskazyvaniya-o-moskalyakh-i-zhidve

(обратно)

1019

Одно время в него входил и Виктор Пинчук.

(обратно)

1020

Из архива В. Георгиенко.

(обратно)

1021

Подробнее см.: Kovrigina А. Babyn Yar In personal accounts // Babyn Yar: History and Memory, 2016. P. 267-269.

(обратно)

1022

Відлуння Бабиного Яру. Поэтична антология / Ред.-сост., предисл. Ю. Каплан. 2-е изд-е, доп. Киев: Юг; Институт иудаики. 2001.

(обратно)

1023

Между издательствами «РИФ» и «Юг» существовала определенная связь, коль скоро оба они в 2003 году сообща выпустили такую книгу: Рот И. Гебреї у мандрах / Пер. з нім. I. Андрущенко. Киев: РИФ; Юг, 2003.

(обратно)

1024

Бабин Яр — у серці. Поезія / Ред.-сост. И. М. Левитас; художник Е. Ю. Воевода; Еврейский совет Украины; Фонд «Память Бабьего Яра». Киев: Головна спеціалізована редакція літератури мовами національних меншин України, 2001. С. 6.

(обратно)

1025

Бердичевский Я. Преступление, наказание, умолчание // Заметки по еврейской истории. 2003. №33. 15 октября. URL: https://berkovich-zametki.com/Nomer33/ Berdichevskyl.htm. Жюри 4-го Ялтинского кинофорума не убоялось скандала, отказав фильму в принятии в конкурсную программу фестиваля в 2003 году из-за его филосемитского и пропагандистского, по их мнению, характера.

(обратно)

1026

Горенштейн Ф. Попутчики. Астрахань — черная икра. С кошелочкой. М.: Захаров, 2020. С. 63-64.

(обратно)

1027

Еще раньше такой же сдвиг — благодаря Клоду Ланцману с его фильмом «Шоа» (1985) — произошел в кинематографе.

(обратно)

1028

Горенштейн Ф. Как я был шпионом ЦРУ // Зеркало загадок. 1998. № 7. С. 4.

(обратно)

1029

Считалось, что именно его казаки ассистировали немцам в Бабьем Яру.

(обратно)

1030

См. подробнее: Полянская М. «Я — писатель незаконный...». Записки и размышления о судьбе и творчестве Фридриха Горенштейна. Нью-Йорк, Слово // Slowo. Без даты. Гл. 18. См. URL: http://www.belousenko.com/books/Gorenstein/gorenstein_ polyanskaya.htm#b192

(обратно)

1031

Титова Л. Хана // Радуга (Киев). 2006. №2. С. 117-130. Написан, предположительно, в конце 1980-х годов. В самой публикации даты или датировки нет, и поэтому отнесение времени его написания к перестроечному пятилетию весьма условно. Подробнее об авторе см. в наст. издании, с. 255-258.

(обратно)

1032

Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 годов: трагедия российской деревни. М.: РОССПЭН, 2008. С. 10-51. Обновленная версия переиздана в 2018 году. Были, конечно, и примитивные спекулятивные работы пресной геополитической закваски вроде книги Юрия Шевцова «Новая идеология: Голодомор», выпущенной издательством «Европа» в 2009 году — как реакция на ющенковскую политику исторической памяти. В предисловии к ней Глеб Павловский, главный редактор издательства и тогда еще первый интеллектуал Кремля, с характерным иезуитством писал: «Новая киевская идеология призвана воспитать нацию — жертву Голодомора, целью и единственным содержанием жизни которой станет месть. И имя Голодомор, жуткое, как Холокост, мифологически кодирующее подсознание, не случайно выбрано из других. Холокост — это зло, возникающее из ничего <sic!>. Из суммы обстоятельств, ни одно из которых не казалось зловещим... Бесспорно одно — тех, кто уничтожал евреев, до того десятилетиями убеждали в том, что это они являются “жертвами еврейства”. Нацист, расстреливавший киевлян в Бабьем Яру, и бандеровец, вспарывавший животы крестьянкам под Ровно, оба твердо знали, что мстят за “страшные преступления еврейства”. Идеология мнимой жертвы — мандат на будущий геноцид, втайне нацистский... И пока народы, дорогой ценой стряхнувшие прошлое, обучаются идеологиям “жертвы-мстителя”, второе пришествие зла не только возможно — оно неизбежно» (с. 5).

(обратно)

1033

Официальное название дня несколько раз менялось.

(обратно)

1034

Это то, что Г. Касьянов назвал «изобретенной традицией» (см.: Касьянов, 2021б).

(обратно)

1035

Касьянов, 2019. С. 191-192.

(обратно)

1036

Касьянов, 2021б.

(обратно)

1037

Сообщено В. Кондрашиным.

(обратно)

1038

В свое время для восполнения семантического дефицита, образовавшегося при упомянутом сужении действенности термина «геноцид», я предложил пользоваться термином «стратоцид» (и, соответственно, «стратоцидальность») как сочетающим в себе необходимую широту с достаточной ясностью. Сам по себе термин уже существует, но его трактовка ничем не противоречит нашей, увязанной с семантическими дефицитами термина «геноцид». Хочется надеяться, что термин «стратоцид» приживется: «геноцид», или, что точнее, «этноцид», являются его частными случаями.

(обратно)

1039

Исхожу из того, что факта хождения идентифицирующих ярлыков типа «советский человек», «советские люди» или даже «советское общество» недостаточно для формирования так называемой «исторической общности “советский народ”», каковая не возникает автоматически по признаку принадлежности к гражданству СССР.

(обратно)

1040

Сам термин — в контексте симулякра «советский народ» — всплывал и раньше, например: Першина Т. С. Фашистский геноцид на Украине, 1941-1944. Киев: Наукова думка, 1985.

(обратно)

1041

Щипков: Геноцид русских в XX веке называют «Плахой» // Парламентская газета. 2018.19 февраля. URL: https://www.pnp.ru/social/shhipkov-genocid-russkikh-v-khkh-veke-nazyvayut-plakhoy.html

(обратно)

1042

См.: Зиновьевский клуб: Почему Россия права. Русофобия как новый Холокост. URL: https://www.youtube.com/watch?v=6ylHObrwIeU&ab_channel=ZinovievInfo

(обратно)

1043

Презентация всей серии состоялась 20-21 ноября 2020 г. в Музее Победы на Поклонной горе в рамках Международного научно-практического форума «Уроки Нюрнберга» (презентер — секретарь «Поискового движения России» Е. Цунаева). Видео форума см.: https://victorymuseum.ru/playbill/events/uroki-nyurnberga/ days/day2.php

(обратно)

1044

Подробнее: Полян П. Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР / Послесловие А. Вишневского. М.: О.Г.И. — Мемориал, 2001. 326 с.; Сталинские депортации. 1928-1953. Документы / Сост.: Н.Л. Поболь, П. М. Полян. М.: Материк — Фонд «Демократия», 2005. 904 с.

(обратно)

1045

См.: В России начнется первый процесс о геноциде в годы Великой Отечественной // РИА Новости. 2014. 14 октября. URL: https://ria.ru/20201014/ genotsid-1579678028.html

(обратно)

1046

Колотушкин В.А. Жертвы Жестяной Горки (новые данные из документов государственных архивов Новгородской области) // Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века. М.: РВИО; Яуза-Каталог, 2021. С. 152-164.

(обратно)

1047

Полян П. Холокост-на-Дону. Историк Павел Полян о стремительном истребле

(обратно)

1048

Альтман И. «Я видел гораздо более печальное». Необходима историческая справедливость в решениях суда по делу о Холокосте на Ставрополье // Независимая газета. 2023.17 января. В сети: https://www.ng.ru/ideas/2023-01-17/7_8636_holocaust. html; Альтман И. Потомки жертв Холокоста все еще ждут справедливости. Чего не учел суд в Ставрополе по делу о «геноциде советского народа» // Независимая газета. 2023. 25 января. URL: https://www.ng.ru/kartblansh/2023-01-25/3_8643_ kb.html?ysclid=ldc5mts3vu720885604

(обратно)

1049

А в случае Жестяной Горки в Новгородской области — в геноцид чуть ли не районного и сельсоветского масштаба!

(обратно)

1050

См. URL: https://base.spinform.ru/show_doc.fwx?rgn=136994. А также: Зельцер А. Политика памяти о Холокосте в Беларуси продолжает советский подход, заявил сотрудник Яд Вашем // Лехаим. 2022. 11 января. URL: https://lechaim.ru/ news/politika-pamyati-o-holokoste-v-belarusi-prodolzhaet-sovetskij-podhod-zayavil-sotrudnik-yad-vashem/

(обратно)

1051

Герасимова, 2016. С. 39.

(обратно)

1052

нии ростовских евреев в августе 1942 года и затянувшемся увековечивании па

(обратно)

1053

Лексически словосочетание «геноцид Германией» — явная грамматическая инновация.

(обратно)

1054

О самой дискуссии см.: Альтман И. Следует различать термины «геноцид» и «преступление против человечности». Дискуссия в Госдуме как зеркало политики памяти о Великой Отечественной войне // Независимая газета. 2023. 10 апреля. URL: https://www.ng.ru/ideas/2023-04-10/8_8702_discussion.html

(обратно)

1055

Депутаты поискали прошлое в настоящем. Госдума дала оценку преступлениям гитлеровцев против советского народа // Коммерсантъ FM. 2023. 23 марта. URL: https://www.kommersant.ru/doc/5888941

(обратно)

1056

См.: Альтман И. Геноцид всегда против всех. В условиях информационных войн крайне важно не играть в слова // Независимая газета. 2022. 21 июня. URL: https://www.ng.ru/ideas/2022-06-21/7_8466_genocide.html

(обратно)

1057

Schacter J.J. Holocaust commemoration and Tish’a be-av: the debate over “Yom ha-Sho’a” // Tradition. 2008. Vol. 42. No. 2. P. 164-197.

(обратно)

1058

На этот идеологический оксюморон справедливо обратил внимание К. Пахалюк: Зачем в России придумали геноцид советского народа // The Moscow Times. Русская служба. 2023. 28 сентября. URL: https://d2n5vmplxfxpig.cloudfront. net/2023/01/28/zachem-v-rossii-pridumali-genotsid-sovetskogo-naroda-a32121 См. подробнее: Полян П. Холокост versus «геноцид советского народа». Как и зачем российская власть пытается ввести новое историко-пропагандистское клише // Republik. 2023. 27 января. URL: https://republic.ru/posts/1069187utm_ source=republic.ru&utm_medium=email&utm_campaign=morning

(обратно)

1059

Скульпторы П. Боцвин и Т. Давыдов.

(обратно)

1060

Или, по другой версии, наложившей на себя руки в тюремной камере.

(обратно)

1061

См.: Гість редакції // Слово просвіти. Всеукраїнське товариство «Просвіта» імені Тараса Шевченка. 2001. Січень. Ч. І. С. 13.

(обратно)

1062

См. об этой акции в статьях Александра Фельдмана, президента Украинского Еврейского комитета, опубликованных в 2008 году на портале «Украинская правда»: «“Доказательство от противного”, или Кому нужна антисемитская трактовка Голодомора?» (25 сентября) и «Еврейские страницы украинского Голодомора» (29 сентября).

(обратно)

1063

Каталог, 2017. С. 264. «Партія Захисників Вітчизни» (Партия защитников Отечества) — политическая партия, существовавшая в Украине в 1997-2020 годах. Самостоятельно на выборах в Раду ни разу не собрала больше 0,65% голосов; в 2006 году ее председатель, Ю. Кармазин, прошел в Раду по списку Блока

В. Ющенко «Наша Украина».

(обратно)

1064

Бывший Музей В. И. Ленина.

(обратно)

1065

Известно, что на премьере была попытка провокации и срыва просмотра. Но подробностями я не располагаю.

(обратно)

1066

Трахтенберг, 2016. С. 118-119. В октябре 2006 году в Киеве состоялась премьера и фильма С. Буковского «Назови свое имя» (См.: Botanova К. Ein Ort der Abwesenheit: Serhij Bukovs’kyjs Film Spell Your Name // Osteuropa. 2021. Hf. 1-2: Babyn Jar: Der Ort, die Tat und die Erinnerung. S. 185-196).

(обратно)

1067

Трахтенберг, 2016. C. 110.

(обратно)

1068

В церемонии тогда приняли участие также президенты Хорватии и Черногории, представители парламентов или правительств Азербайджана, России, Литвы, Болгарии и Словакии, а также ряда еврейских организаций, в частности президенты Российского еврейского конгресса (В. Кантор), Международного союза евреев — бывших узников фашизма (Е. Гологорский) и Еврейского совета Украины (И. Левитас). В израильскую делегацию входили также сотрудники Яд Башема во главе с директором А. Шалевом, главный раввин Тель-Авива И. М. Лау, представители Всеизраильской ассоциации «Уцелевшие в концлагерях и гетто» (Д. Таубкин и С. Сушон), Союза партизан, подпольщиков и борцов сопротивления (Б. Шуб) и др.

(обратно)

1069

К 70-летию трагедии в Бабьем Яру появятся четыре храма. См.: URL: https://www. unian.net/society/270560-yuschenko-napominaet-narodu-o-tsene-zaplachennoy-za-nezavisimost.html

(обратно)

1070

См.: Semenenko N. Babyn Yar in music // Babyn Yar: History and Memory, 2016. P. 285-289.

(обратно)

1071

См. о фильме: Botanova E. Ein Ort der Abwesenheit. Serhij Bukovs’kyjs Film Spell Your Name. S. 185-196.

(обратно)

1072

Мемориальная доска Т. Маркус, установленная в 1991 году на здании киевской школы № 44, где она училась, была похищена вандалами весной 2016 года (в конце 2015 года в Киеве были похищены мемориальные доски Б. Пастернаку и В. Горовицу!). Новая — аналогичная — доска была установлена в 2017 году. Автор памятника, как и доски на здании школы, — скульптор Валерий Медведев (архитектор Е. Костин). См. интервью с ним: М. Френкель. «...A искусство вечно» / [Интервью с В. Медведевым] // Еврейский обозреватель. 2013. 12 декабря. URL: https://jew-observer.com/imya/a-iskusstvo-vechno/

(обратно)

1073

Каталог, 2017. С. 267.

(обратно)

1074

Журнал «А + С» (Art + Construction, Архитектура и строительство) (Киев). 2006. № 3.С. 208; 2007. № 1.С. 102.

(обратно)

1075

Колесниченко: «Украинская власть установила связь ОУH-УПА с трагедией Бабьего Яра» // From-ua. 2008. 5 мая. URL: https://from-ua.org/news/131410-kolesnichenko-ukrainskaya-vlast-ustanovila-svyaz-oun-upa-s-tragediei-babego-yara.html

(обратно)

1076

Зінченко Н. Рани Землі. Міжнародний проект київського архітектора А. Ігнащенко почали втілювати в Ізраїлі // День. 2008. № 150. 22 августа.

(обратно)

1077

Каталог, 2017. С. 273. В качестве даты установки в этом каталоге приводятся, через запятую, 2011 и 2012 годы. Также указано, что надпись на левой доске заменялась в 2016 году: ни новый, ни старый текст, ни то, в чем суть замены, в описании не раскрыты.

(обратно)

1078

Совр. Ю. Ильенко.

(обратно)

1079

По другим сведениям, в концертном зале «Украина».

(обратно)

1080

Израильскую делегацию возглавлял Авигдор Либерман.

(обратно)

1081

Памятник в рекордно короткие сроки спроектировал Константин Скретуцкий, а профинансировала общественная организация «Киев. Стратегия 2025».

(обратно)

1082

Каталог, 2017. С. 271.

(обратно)

1083

Ее первоначальная версия была поставлена в 2009 году, но была разрушена вандалами. В 2016 году в Бабий Яр — из Каменца-Подольского — вернется и памятник-кибитка.

(обратно)

1084

Каталог, 2017. С. 272.

(обратно)

1085

Его автор — израильский скульптор Франк Майслер.

(обратно)

1086

Борис Глазунов, директор НИМЗ, видел бы по ее краям не просто плиты с именами праведников, а плиты с именами в форме раскрытых книг.

(обратно)

1087

Бураковский А. Доживет ли наше поколение до разумения Украиной сути трагедии Бабьего яра? // Заметки по еврейской истории. 2011. Декабрь. URL: https:// berkovich-zametki.com/2011/Zametki/Nomerl2/Burakovskyl.php

(обратно)

1088

Дехтярев M. «Бабий Яр» просит помощи // Зеркало недели (Киев). 2012. 28 сентября. URL: https://zn.ua/SOCIUM/babiy_yar_prosit_pomoschi.html

(обратно)

1089

Каневский А. Бабий Яр ждет мемориал [Интервью с В. Пинчуком] // Еврейский обозреватель. 2012. №1. URL: https://jew-observer.com/stavim-problemu/babij-yar-zhdet-memorial/

(обратно)

1090

Агрест-Короткова С. Длинный путь памяти. Мастерская Ларисы Скорик представила проект комплекса в Бабьем Яру // День. 2012.12 апреля. URL: m.day.kyiv.ua/ ru/article/den-ukrainy/dlinnyy-put-pamyati

(обратно)

1091

Невольно напрашивается сравнение с В. Щербицким, секретарем ЦК КПУ в 1972-1989 годах, лично инспектировавшим все подозрительные проекты и даже постройки на предмет того, не слишком ли длинны у фигур их носы и не напоминает ли что-то, хотя бы отдаленно, могендовиды.

(обратно)

1092

Nakhmanovych, 2016. Р. 308-309.

(обратно)

1093

Местоположение: ул. Мельникова, 44. Предполагалось посадить в ней около 300 берез — по числу установленных Праведников Мира, признаваемых и Яд Вашемом.

(обратно)

1094

URL: https://rus.lb.ua/society/2009/12/04/16107_k_7Oletiyu_tragedii_v_babem_ yaru.html

(обратно)

1095

Архитектор А. Гайдамака.

(обратно)

1096

⁵ Примерно там, где Левитасу виделся Памятник Погибшим Евреям. Собственно, нынешняя «Аллея скорби», идущая от восстановленных в 2018 году кирпичных ворот бывшего Лукьяновского еврейского кладбища к «Меноре» и с мацевами по бокам и есть видоизмененное воплощение замысла «Аллеи Мучеников».

(обратно)

1097

Напомню, что в начале аллеи, ближе к метро, — черногранитный закладной камень «Аллеи Праведников».

(обратно)

1098

См. один из обзоров в блоге Игоря Левенштейна. URL: https://mediananny.com/ blog_igoria_levenshteijna/2311454/#

(обратно)

1099

В Донецке под синагогой раздают антисемитские листовки // Сегодня (Киев). 2014. 19 апреля. URL: https://kiev.segodnya.ua/regions/donetsk/doneck-514316.html

(обратно)

1100

От имен Вадима Колесниченко и Сергея Кивалова, депутатов Верховной Рады от Партии регионов. Закон был принят с вопиющими нарушениями конституционных процедур, но все же вступил в силу 10 августа 2012 года.

(обратно)

1101

Касьянов, 2021а. С. 124-125.

(обратно)

1102

Эту сомнительную честь иные приписывают фейсбуку певицы Ирены Карпы (Володарский Ю. Сносители языка // Новая газета Европа. 2022. 13 февраля. URL: https://novayagazeta.eu/articles/2023/02/13/snositeli-iazyka).

(обратно)

1103

Касьянов, 2021а. С. 127-128.

(обратно)

1104

Там же. С. 129.

(обратно)

1105

Там же. С. 129-130.

(обратно)

1106

Касьянов, 2021а. С. 130.

(обратно)

1107

См.: Червак Б. О. Олена Теліга: життя і творчість. Київ: Изд-во имени Елены Телиги, 1997.

(обратно)

1108

Да и не смущает ничуть! Так, в городке Косово у подножья Карпат местный краеведческий музей превращен, по сути, в музей УПА. Расположен он в помещении бывшего дома косовских раввинов, но ни в музее, ни в городе нет ни единого упоминания не то что о хозяине здания, но вообще о косовских евреях, составлявших до войны половину городского населения! (См.: Bartow О. White Spaces and Black Holes: Eastern Galizia’s Past and Present // The Shoah in Ukraine: History, Testimony, Memorialization. P. 330-333).

(обратно)

1109

Полное название главного закона — «Об осуждении коммунистического и национал-социалистического (нацистского)тоталитарных режимов в Украине и запрет пропаганды их символики». См. анализ в: Касьянов Г.В. «Декоммунизация» в Украине, 2014-2021: процесс, акторы, результаты // Историческая экспертиза. 2021. №4. С. 174-200.

(обратно)

1110

См. о его имплементации в: Пересмотр итогов Второй мировой войны // Гражданская нация: Единство в многообразии. Интернет-платформа для изучения

(обратно)

1111

ксенофобии, радикализма и проблем межкультурных коммуникаций. URL: https://www.ru.civic-nation.org/ukraina/vlast/peresmotr_istorii_vtoroy_mirovoy_ voyny/

(обратно)

1112

1 июня 2015 года государственная комиссия в г. Ровно отказалась одобрить надпись на мемориале погибшим евреям в с. Острожец из-за того, что в надписи было указано, что нацисты убили евреев при поддержке местных коллаборационистов. Аргументируя свое решение нежеланием дать козыри российской пропаганде, комиссия явно не понимала, что именно подобные запреты дискредитируют Украину более всего.

(обратно)

1113

Во всех отчетах о маршах принадлежность дивизии к СС опускалась. Ее именовали просто «дивизия “Галичина”», наивно пытаясь тем самым «не выдавать» сторону, на которой она воевала.

(обратно)

1114

См. подробнее в: Касьянов, 2019. С. 87-88.

(обратно)

1115

Давид Эйдельман (инт.). Иосиф Зисельс: «Бандера и Шухевич — не мои герои» // РеЛевант. Портал актуальной политики. 2019. 3 мая. URL: https://www. relevantinfo.co.il/yosyf_zisels/

(обратно)

1116

О женщинах с этой улицы был даже снят фильм (см. наст. издание, с. 387)! Как же можно было не вернуть этой улице ее историческое название?

(обратно)

1117

В 2003 году, при Кучме, топонимика Киева пополнилась именем П. Скоропадского, а в 2009 году, при Ющенко, именем С. Петлюры.

(обратно)

1118

Существует план возвращения памятника на его прежний фундамент в рамках большого мемориального проекта памяти еврейских жертв Одессы.

(обратно)

1119

См. URL: https://web.archive.org/web/20120216144934/http:/www.bagnowka. com/?m=cm&g=show&idg= 1495

(обратно)

1120

Авторы: С. Шойхет и Н. Эпельбаум.

(обратно)

1121

См. об этом: Ласкин А. Дом горит, часы идут. СПб.: Алетейя, 2012 (переиздание: Житомир: Изд-во М. Косенко, 2012). Памятный знак о Блинове был установлен в 2012 году также в Ариэле (Израиль).

(обратно)

1122

Правда, своеобразной формой увековечения памяти о жертвах погрома на территории Белоруссии — так называемой «Пинской резни» (расстрел и погром, учиненный армией Польши в начале апреля 1919 года) — стал кибуц Геват (Гват) в Палестине (на севере современного Израиля), основанный в 1926 году еврейскими эмигрантами из Пинска в память о мучениках той резни.

(обратно)

1123

Для строительства был использован кирпич, изготовленный на заводе Гальперина. Впоследствии внутренняя поверхность братской могилы была закрыта асфальтом.

(обратно)

1124

См. о нем воспоминания его сына: Коренблит Э. Жестокий век. Кн. 1. Иркутск, 2005. См. URL: http://samlib.ru/k/korenblit_e_i/korenbjvdoc.shtmI

(обратно)

1125

«Братская могила жертв петлюровского погрома. Охранный и учетный №1». По решению Главной редакции коллегии Академии наук УССР, памятник включен в сводный список памятников историко-культурного наследия Хмельницкой области.

(обратно)

1126

Мильман С.Л. К столетию Проскуровского погрома // Штетл: Литературно-публицистический сборник. Вып. 7. Хмельницкий: Хмельницкий благотворительный фонд «Хесед Бешт», 2019. С. 25-27. Тут «специалисты» шли уже по накатанной лыжне: за плечами у них был опыт уничтожения бывшей Большой хоральной синагоги на современной улице Примакова, построенной на средства проскуровских евреев в 1897 году. В свое время она была закрыта, переоборудована сначала под кинотеатр, а потом под детскую спортивную школу: здание уничтожили и на его месте построили... снова спортзал, но уже в виде ангара: «Здание синагоги пережило немецкую оккупацию, сталинский тоталитарный режим и было уничтожено в независимой демократической Украине. Те, кто разрушал, знали, что по новым законам Украины здание Большой хоральной синагоги нужно вернуть еврейской общине города. Чтоб не возвращать — уничтожили...» (Там же. С. 26-27).

(обратно)

1127

Левитас Л. Кто поставил в центре Израиля памятник жертвам погромов на Украине // Вести. 2018. 16 августа. См. URL: https://www.vesty.co.il/ articles/0,7340,L-5329210,00.html

(обратно)

1128

Не из тех ли братьев-атаманов Соколовских, что отличатся в августе 1919 года и в Тетиеве?

(обратно)

1129

И.С. Брауде, уполномоченный Отдела помощи погромленным при Российском отделении Красного Креста на Украине, писал 10 июля 1919 года в свой Отдел: «Был я в маленьком м. Дубово, находящемся в 20 верстах от Умани. Погром и резня, длившиеся там с лишком полтора месяца, по своему характеру и степени жестокости так своеобразны, так богаты “погромным творчеством” и инициативой, что хочется верить, что Дубово — несчастное исключение в погромной хронике последних дней» (Книга погромов, 2007. С .203). См. также: Фейгенберг Р. Летопись мертвого города/ Пер. с идиша С.М. Гинзбурга. М.: Прибой, 1928. Издание на идише вышло в 1926 году.

(обратно)

1130

См. URL: http://jewseurasia.org/page6/news26265.html

(обратно)

1131

Еврейская мысль (Одесса). 1919. № 11. 14 февраля.

(обратно)

1132

См. URL: http://evkol.ucoz.com/pogrom.htm

(обратно)

1133

Саржинская А. Еврейская кровь. Деникинцы vs нацисты // Хадашот. 2015. № 10. URL: http://archive.hadashot.kiev.ua/content/evreyskaya-krov-denikincy-vs-nacisty

(обратно)

1134

Суханов М. В Боярке открылся мемориал жертвам еврейского погрома // Хадашот. 2018. № 10. URL: http://archive.hadashot.kiev.ua/content/v-boyarke-otkrylsya-memorial-zhertvam-evreyskogo-pogroma

(обратно)

1135

Дубнов, 2004. С. 438.

(обратно)

1136

Назарова В.В. Братская могила евреев, погибших во время погрома в Глухове 7-8 марта 1918 года // Сіверщина в історії України. 2020. Вып. 13. С. 62-66. См. также: Вайнер Б. Три дня, разделившие историю на «до» и «после» // Еврейская панорама. 2020. №1. Январь. URL: https://evrejskaja-panorama.de/article.2020-01. tri-dnya-razdelivshie-istoriyu-na-do-i-posle.html

(обратно)

1137

Чарный, 2020.

(обратно)

1138

См. о ней и ее муже Александре: Липес, 2020.

(обратно)

1139

Липес, 2020.

(обратно)

1140

Эта новость широко прошла по еврейской прессе: 30 июня в украинском городе Тетиев был открыт памятник жертвам погрома 1920 года // Лехаим. 2020. 30 июня. URL: https://lechaim.ru/news/30-iyunya-v-ukrainskom-gorode-tetiev-byl-otkryt-pamyatnik-zhertvam-pogroma-1920-goda/; Еврейская панорама (Берлин). 2016. Декабрь. С. 27; и др.

(обратно)

1141

расстреливал евреев, а затем бежал от возмездия в США, где и почил, удостоившись некролога в украинской эмигрантской прессе» ( Чарный, 2020).

(обратно)

1142

Интересно, что многие еврейские беженцы от погрома из Тетиева поселились в Кливленде.

(обратно)

1143

Ср.: «Стену Плача разорили, и евреев в местечке нет» (Из воспоминаний Д. Г. Ульяницкого) // Еврейские корни: [форум]. 2018.19 августа, со ссылкой на: USHMM: David Ulyanitsky papers RG-31.007). URL: https://forum.j-roots.info/viewtopic. php?t=3319&start=20

(обратно)

1144

См. свидетельство Мозиаса в совместном издании Государственного архива Николаевской области и Николаевском обществе еврейской культуры: Еврейское население на Николаевщине: Сб. документов и материалов. Т. 2. Николаев: Атолл, 2004. С. 55-56.

(обратно)

1145

См. фотографию в сети: http://evkol.ucoz.com/pogrom.htm. Время съемки не указано.

(обратно)

1146

Другой такой пустошью памяти был Голодомор 1921-1922 годов, так называемый «Голод в Поволжье». При этом отдельные очаги памяти возникли непосредственно сразу же после этого голодомора. Так, в Саратове в 1922 году, на углу Волжской и Соборной улиц, был открыт Музей Голода, созданный историком Б.М. Соколовым и разгромленный в 1937 году (см. URL: https://djhooligantk.livejournal.com/1366684. html). В 2002 году в Москве во дворе дома 6 по Большому Левшинскому переулку был открыт памятник Фритьофу Нансену, педалирующий не полярнические, а гуманистические его заслуги (см. URL: http://mosprogulka.ru/places/pamjatnik_fritjofu_ nansenu). В 2011 году в Бузулуке — в Сквере Скорби, что на 21-й линии, — была открыта мемориальная каменная стела с надписью: «Землякам-бузулукцам, жертвам голода 1921-1922 гг. и начала 30-х годов XX века. 4 ноября 2011» (автор коллажа и текста — Александр Лубенец, резчик по камню — Василий Морозов: сообщено сотрудниками Бузулукского краеведческого музея). Мемориальная доска жертвам голода и их спасателям установлена и в с. Грачевка Бузулукского района.

(обратно)

1147

Записать их, в-четвертых, в жертвы, наверное, не получится.

(обратно)

1148

Червак Б. Провокація проти України. Повчальна історія з пам’ятником Олені Телізі // Радио Свобода. 2017. 2 января. URL: https://www.radiosvoboda.org/a/28210123.html

(обратно)

1149

Babyn Yar: History and Memory, 2016. Украинское издание вышло годом позже.

(обратно)

1150

Улица Б. Хмельницкого, 7. См. ее мультимедийную версию: http://memory.kby. kiev.ua/main.html#ua:O,collages,44,0,0:mode1,-56

(обратно)

1151

Конкурс проводился при поддержке Международного союза архитекторов (UIA),

URL: http://www.uia.archi. Подобно Б. Фуксману в 2011 году, Д. Тимиртей в 2016 году явно претендовал на то, чтобы считаться де-факто главным спонсором памятований. Он же явился спонсором знакового издания: Бабин Яр. Історія і память / Гл. ред. В. Гриневич и П.-Р. Магочий. 2-е изд. Київ: Дух і Літера, 2017.

(обратно)

1152

Каталог, 2017. С. 279.

(обратно)

1153

Технически, как проект, перформанс готовили Украинский кризисный медиацентр совместно с общественной инициативой «Украинско-Еврейская встреча».

(обратно)

1154

Торба В. Голос боли, который не умолкает // День. 2016.29 сентября. URL: https:// day.kyiv.ua/ru/photo/golos-boli-kotoryy-ne-umolkaet

(обратно)

1155

Упоминается в: Туровский И. Музыка памяти // Еврейская панорама. 2021. Сентябрь. С. 52. См. запись исполнения академическим хором «Крещатик» под руководством П. Струця: https://www.youtube.com/watch?v=PtZf_TlHcIQ

(обратно)

1156

Украинская премьера состоялась 3 октября 2018 года в Колонном зале Киевской мэрии.

(обратно)

1157

См., например: Шустер Live. 2016. 30 сентября. URL: https://www.youtube.com/ watch?v=dpMcWhEgElw&t=172s

(обратно)

1158

См.: Израильский президент воспитан на российской историографии, — Иосиф Зисельс // Центр гражданских свобод Украины. 2016. 29 сентября. URL: https:// ccl.org.ua/ru/positions/yzraylskyj-prezydent-vospytan-na-rossyjskoj-ystoryohrafyy-yosyf-zysels/. Зисельс даже вспомнил в этой связи такую деталь визита Ющенко в Израиль в 2007 году: «Делегация пришла в мемориал Яд ва-Шем и попросила показать документы, которые свидетельствуют о причастности Романа Шухевича к подобным преступлениям. Но никто ничего не смог показать. Этот стереотип не предусматривает доказательств, будто все это знают. Нет, не все это знают. Я, например, не доверяю тому, что не стоит на подтверждении архивных достоверных документов» (Выступление президента Израиля вызвало критическую реакцию в Киеве // newsru.co.il: [портал]. 2022. 28 сентября. URL: https://www.newsru. co.il/world/28sep2016/rivlin_ua_107.html). Деталь в таком изложении совершенно фантастическая, не имеющая ничего общего с архивной работой.

(обратно)

1159

Цит. по: Приман Ш. Бабий Яр: войны, демоны и амбиции // Еврейская панорама (Берлин). 2020. №7. С. 28.

(обратно)

1160

См. URL: https://govoritmoskva.ru/news/77786/

(обратно)

1161

См. о нем выше, на с. 134-145.

(обратно)

1162

Авторы — скульпторы Виктор Липовка, Александра Рубан и Иван Ершов. Надпись на памятнике: «Пам’ятник Олені Телізі та її соратникам, що загинули за незалежність України».

(обратно)

1163

С 2018 года — улица Ю. Мельникова.

(обратно)

1164

У Бабиному Яру в Києві відкрили пам’ятник діячу ОУН, поетесі Олені Телізі // Радио Свобода. 2017. 25 февраля. URL: https://www.radiosvoboda.org/a/ news/28332116.html

(обратно)

1165

Глава Украинского еврейского комитета прокомментировал строительство мемориала в Бабьем Яре // Лехаим. 2017. 17 июля. URL: https://lechaim.ru/news/ glava-ukrainskogo-evrejskogo-komiteta-prokommentiroval-stroitelstvo-memoriala-v-babem-yare/

(обратно)

1166

Там же.

(обратно)

1167

См.: Радченко, 2017. См. также: https://vkieve.net/pamyatniki-skulptury/pamyatnik-elene-telige-v-babem-yaru

(обратно)

1168

Сашка Билый (Александр Иванович Музычко, 1963-2014) — председатель политсовета УНА-УНСО и координатор «Правого сектора» на Западной Украине. Бандит и рэкетир, «знаменитый» серией видео, на которых он «трясет» предпринимателей и госчиновников. Убит в Ровно в перестрелке с милицией в кафе «Три карася». См., например: https://www.youtube.com/watch?v=zcjPc7U8Dis

(обратно)

1169

Глава Украинского еврейского комитета прокомментировал строительство мемориала в Бабьем Яре // Лехаим. 2017. 17 июля. URL: https://lechaim.ru/news/ glava-ukrainskogo-evrejskogo-komiteta-prokommentiroval-stroitelstvo-memoriala-v-babem-yare/

(обратно)

1170

Только в 2017 г. они зафиксированы в Белгороде-Днестровском (дважды), Коломые, Березовке, Тернополе (дважды) и Черкассы (надпись «Толерантность — это слабость») (Бортник Р., Семенов М. Ксенофобия, радикальный национализм и проявления ненависти в 2017 году в Украине: Доклад Института анализа и менеджмента политики. С. 32, 33).

(обратно)

1171

Лихачев В. Антисемитизм в Украине, 2018: Доклад по итогам мониторинга. Киев: ВААДУ; Конгресс национальных общин Украины, 2019.

(обратно)

1172

См. о них: Арунян А. Антисемиты по вызову. Кто ответит за взрыв в центре Киева, поджог синагоги и осквернение могил // Заборона. 2019.17 января. URL: https:// zaborona.com/interactive/antisemity-po-vyzovu/

(обратно)

1173

Бортник Р., Семенов М. Ксенофобия, радикальный национализм и проявления ненависти в 2017 году в Украине. Ch. 8.

(обратно)

1174

Бюджет проекта — около 100 млн долларов.

(обратно)

1175

Украинский журналист [В. Крутчак] обвинил Рабиновича в захвате земли в Бабьем Яру // Украина.ру. 2018. 21 августа. URL: https://ukraina.ru/ news/20180821/1020885192.html

(обратно)

1176

Nakhmanovych, 2016. Р. 291.

(обратно)

1177

См. URL: https://babynyar.org/ru/news/283

(обратно)

1178

Здесь — по состоянию на 2022 год. Первым контактным лицом и официальным представителем государства в МЦХ (но не членом его Наблюдательного совета)

(обратно)

1179

См. также новость МЦХ от 4 октября 2017 года: https://babynyar.org/ru/news/218

(обратно)

1180

МЦХ. Новость от 28 декабря 2018 г. URL: https://babynyar.org/ru/news/130. См. также: Баринова Я. Память в современном мире. Как мемориальной институции построить диалог с посетителем // Korydor. Журнал про сучасну культуру. 2019. 1 августа. URL: http://www.korydor.in.ua/ua/stories/pamyat-v-sovremennom-mire-kak-memorialnoj-institucii-postroit-dialog-s-posetitelem.html

(обратно)

1181

В настоящее время Баринова возглавляет Департамент культуры Киевской мэрии.

(обратно)

1182

См. интервью с ней: Бадьор, 2020.

(обратно)

1183

С 23 февраля 2017 по 1 февраля 2018 года М. Сивец переведен в должность директора МЦХ по международным связям.

(обратно)

1184

Декларация «О памятовании жертв Холокоста и поддержке в создании Мемориального центра Холокоста Бабий Яр» собрала 135 подписей.

(обратно)

1185

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/297

(обратно)

1186

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/296

(обратно)

1187

См. текст указа в сети: http://www.president.gov.ua/documents/3312017-22866

(обратно)

1188

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/182. В рамках меморандума были запущены первые проекты: например, с Министерством образования — Всеукраинский конкурс стипендий для аспирантов, с МКУ — разработка техзадания для архитектурного конкурса и участие министра в жюри конкурса.

(обратно)

1189

См. URL: https://babynyar.org/ru/news/132

(обратно)

1190

название — «Пораимос» («Поругание»). Дата «2 августа» восходит к дате расстрела цыганского лагеря в Аушвице.

(обратно)

1191

В последующем ее демонстрировали в Брюсселе (в Европарламенте), в Регенсбурге и других местах.

(обратно)

1192

Руководитель проекта — Гелинада Гринченко, доктор исторических наук, профессор кафедры украиноведения философского факультета Харьковского национального университета им. Каразина, главный редактор журнала «Україна Модерна», глава Украинской ассоциации устной истории. См.: URL: https://babynyar. org/ru/news/124

(обратно)

1193

Уже к сентябрю 2019 года в рамках проекта «Голоса» было записано более 160 новых интервью.

(обратно)

1194

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/125

(обратно)

1195

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/61

(обратно)

1196

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/55

(обратно)

1197

Соответствующее заседание прошло 7 сентября 2020 г., во время которого звучали и недоуменные голоса (например, австрийского историка Хайдемари Уль см.: URL: www.youtube.com/watch?t=10863 &v=UhdQUylpf4U&feature=youtu.be).

(обратно)

1198

См.: URL: http://babiyar.org.ua/?page_icU474

(обратно)

1199

См. отчет об этой встрече: https://babynyar.org/ru/news/299

(обратно)

1200

Наиболее агрессивными противниками «Нарратива» проявили себя тогда В. Вятрович и В. Нахманович.

(обратно)

1201

Сам он — в переписке со мной — утверждал, что в проект его позвал Фукс, от чего он, Зисельс, отказался — из патриотических соображений, разумеется.

(обратно)

1202

За этим скрывается следующая эмпирика. В 2007 году комитет «Бабий Яр» инициировал экспертизу по установлению исторических границ Бабьего Яра, мест массовых расстрелов и близлежащих кладбищ. Такое исследование на основе ряда топокарт Киева было осуществлено на протяжении 2008-2010 годов специалистами из Львовского политехнического университета, Музея истории г. Киева, «Киевгеоинформатики» и Института картографии. Результаты были переданы в Комитет по сохранению еврейских кладбищ в Европе, расположенный в Лондоне. Глава этого комитета раб Эльяким Шлезингер направил в 2011 году в Киев своего представителя, который на месте изучил ситуацию на участке запланированного строительства. После чего рав Шлезингер дал заключение о неприемлемости, с точки зрения Галахи, данного проекта. Спрашивается: памятование трагедии Бабьего Яра — это разве религиозный проект? Можно ли будет приходить к мемориалу в шабат? Где и как ознакомиться с результатами светских топографов и с заключением Шлезингера текстуально? И почему это непроверяемое раввинское мнение, словно джокер из рукава, всегда выскакивает, когда нужно зарубить тот или иной проект?

(обратно)

1203

Вагнер, 2019.

(обратно)

1204

Там же.

(обратно)

1205

Вагнер, 2019.

(обратно)

1206

См. о ней ниже.

(обратно)

1207

Вагнер А. «Тревожно как историку и гражданину». Споры вокруг Бабьего Яра // Радио Свобода. 2019. 17 октября. URL: https://www.svoboda.org/a/30207494.html

(обратно)

1208

В 2017 году он был ведущим научным сотрудником Института исследований по истории войны, Холокоста и геноцида в Амстердаме.

(обратно)

1209

См. полновесное интервью с ней: Бадьор, 2020.

(обратно)

1210

Часть украинских историков, в частности В. Нахманович, отказывались войти в состав Научного совета или в число его экспертов.

(обратно)

1211

В нем, кроме К. Беркофа, В. Гриневича, Д. Думииру и Д. Поля — председателя и членов Научного совета МЦХ, приняли участие историки К. О. Бартов, профессор Браунского университета, США; Р. Брендон, сотрудник Фонда «Мемориал памяти убитых евреев Европы», Берлин; О. Будницкий, директор Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий НИУ ВШЭ, Москва; О. Долгополова, профессор кафедры философии Одесского национального университета им. И. И. Мечникова; А. Зельцер, директор Центра изучения советских евреев в годы Холокоста, Яд Вашем, Иерусалим; С. Нагиска, Мемориал Шоа, Париж; У. Ноймеркер, директор «Мемориал памяти убитых евреев Европы», Берлин; Ю. Радченко, директор Центра исследований межэтнических отношений Восточной Европы; А. Ротфельд, экс-министр иностранных дел Польши; П. Шапиро, директор Центра перспективных исследований Мемориального музея Холокоста США; Б. Энгелькинг, сотрудник польского Центра исследования Холокоста Института философии и социологии Польской академии наук. Т. Снайдер из Йельского университета не смог приехать на эту встречу.

(обратно)

1212

Г. Боряк, д. и. н., проф., зам. директора ИИУ НАНУ; М. Гон, д. п. н., проф., Ровенский государственный гуманитарный университет; П. Долганов, к. и. н., Ровенский государственный гуманитарный университет; Н. Зиневич, к. и. н., Институт украинской археографии и источниковедения им. М.С. Грушевского НАНУ; О. Козерод, д. и. н., Институт политических и этнонациональных исследований им. И. Ф. Кураса НАНУ; А. Лысенко, д. и. н., проф., ИИУ НАНУ; А. Майборода, д. и. н., проф., Институт политических и этнонациональных исследований им. И.Ф. Кураса НАНУ; И. Монолатий, д. п. н., проф., Прикарпатский национальный университет им. В. Стефаника; В. Нахманович, историк, Музей истории г. Киева; Т. Пастушенко, к. и. н., ИИУ НАНУ; И. Патриляк, д. и. н., проф., Киевский национальный университет им. Т. Шевченко; А. Подольский, к. и. н., Украинский центр изучения истории Холокоста; Е. Стяжкина, д. и. н., проф., ИИУ НАНУ; О. Суровцев, к. и. н., Черновицкий национальный университет им. Ю. Федьковича; И. Туров, д. и. н., Институт политических и этнонациональных исследований им. И.Ф. Кураса НАНУ; М. Тяглый, историк, научный журнал «Холокост и современность: штудии в Украине и мире». К сожалению, тексты полученных отзывов не публиковались.

(обратно)

1213

Музей «Бабин Яр». Відкритий лист-застереження українських істориків // Исторічна правда. 2017. 28 марта.

(обратно)

1214

Вызов на дуэль.

(обратно)

1215

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/201

(обратно)

1216

Это замечание как ценное отметил в своем заключении К. Беркоф.

(обратно)

1217

URL: https://babynyar.org/ru/historical-narrative/

(обратно)

1218

К. Беркоф (руководитель), А. Абакунова, В. Гриневич, М. Дин, К. Дикман, Д. Ду-митру, Б. Квинкерт, А. Круглов, Д. Поль, Ю. Радченко, И. Реброва, К. Струве, Д. Титаренко, А. Уманский, К. Феферман и В. Хитерер.

(обратно)

1219

И. Альтман, О. Бартов, Н. Боровик, О. Будницкий, Д. Вейдлингер, Г. Гринченко, Б. Энгелькинг, А. Зельцер, В. Лауэр, И. Патриляк, Э. Полонский, В. Солонари, О. Суровцев и Д.-П. Химка. Встреча экспертов в Киеве состоялась 31 марта 2017 г. См.: URL: https://www.youtube.com/watch?vMyPz4rbJ6ms

(обратно)

1220

Подчеркну: «Рóма» — с большой буквы и с ударением на первом слоге, а не «рóмы», как в «Нарративе». Этноним «Рóма» применяется к цыганам из Румынии, численно преобладающим в мировом масштабе.

(обратно)

1221

А заодно и еврейских «рóмов» — «романиотов» из греческого города Янины и его окрестностей, все еще говорящих на этнолекте «романо»!

(обратно)

1222

Склоняюсь ко второму, ибо заподозрить К. Беркофа в первом мне тем более трудно, поскольку у нас с ним в 2000-е годы была печатная полемика по вопросам военнопленных-евреев. См.: Polian Р. First Victims of the Holocaust: Soviet-Jewish Prisoners of War in German Captivity // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2005. Vol. 6. No. 4. Fall. P. 763-787; Polian P. To the Editors // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2006. Vol. 7. No. 1. Winter. P. 159-162.

(обратно)

1223

Полян П. Недостающее звено в предыстории Холокоста. Размышления над перепиской ценой в два миллиона жизней // Неприкосновенный запас. 2006. №3. С. 145-169.

(обратно)

1224

Утверждено решениями Ученого совета ИИУ от 7 мая 2019 года и Ученого совета НИМЗ от 4 июня 2019 года. Ее авторский коллектив составили: председатель — Г. Боряк; заместители председателя — А. Лысенко, В. Нахманович, А. Подольский; секретарь — Т. Пастушенко; члены: В. Гриневич, М. Гутор, Н. Кашеварова, С. Кот, В. Крупина, Ф. Левитас, И. Патриляк, И. Пошивайло, А. Сабецкая, В. Симперович, М. Тяглый, А. Шуляр и В. Яременко. Бросается в глаза, что В. Гриневич входит в обе конкурирующие команды!

(обратно)

1225

См.: URL: http://resource.history.org.ua/project/0000034. Сам по себе корпус этих рецензий чрезвычайно интересен. Критические замечания прилетали с самых разных сторон. Так, А. Диамант возмущается тем, что в «Концепции» нет ни слова о еврейской эмиграции и предлагает координировать все действия и шаги будущего музея с еще одним государством — с Израилем. Зато А. Козицкий заступается за Рейхенау и Обстфельдера и рекомендует «музеефицировать» Ицика Фефера как информанта НКВД! И т.д., и т.п.

(обратно)

1226

Отзывы продолжали приходить и поздней.

(обратно)

1227

См. подробнее: Чевеля Я. Змиевская балка. Вопреки. Ростов-на-Дону: Феникс, 2013. А также: Полян П.М. Холокост-на-Дону // Ведомости. 2019. 30 августа. С. 7.

(обратно)

1228

На эту системность еще в 2009 году обратил внимание даже канадский историк Иван-Павел Химка: «Существует множество украинских евреев, которые совершенно счастливы легендой о героических и демократических ОУН-УПА, друзьях евреев — к примеру, Моисей Фишбейн, Виталий Нахманович и Иосиф Зисельс» (Степан Бандера: герой или преступник? [Дискуссия] // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. 2010. №2-3. С. 137).

(обратно)

1229

Из отзыва Г. Касьянова на «Концепцию».

(обратно)

1230

Современная Киевская городская психиатрическая больница № 1 им. И.П. Павлова.

(обратно)

1231

Интересно, что этот же важный уровень демонстративно игнорируется и в «Нарративе».

(обратно)

1232

А они, разумеется, тоже есть: так, расстрелы евреев системно практиковались не только в СССР и в Сербии, но и в Греции, например.

(обратно)

1233

Литвиненко И. Виталий Нахманович: «Даже если бы в Бабьем Яру расстреливали только евреев — это украинская история» // Международный мемориальный благотворительный фонд «Бабий Яр». 2018. 29 сентября. URL: http://babiyar.org. ua/?p=678

(обратно)

1234

Аттракцион на месте ада? Каково будущее мемориала в Бабьем Яру? // Радио Свобода. 2020. 27 сентября. URL: https://www.youtube.com/watch?v=ry6sc2FB8ok

(обратно)

1235

В «Концепции» (см. ниже) погромы упомянуты, но всего 6 раз (для сравнения: Голодомор встречается 16 раз). В своих статьях Нахманович так же избегает темы погромов, опасаясь ослабления в таком случае убедительности собственного украиноцентризма.

(обратно)

1236

Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 91.

(обратно)

1237

Nakhmanovych, 2016. Р. 311.

(обратно)

1238

Маринович М. Сакральное перед натиском профанного // Зеркало недели (Киев). 2002. №48. 14-20 декабря.

(обратно)

1239

Специалист по еврейской истории и по украинско-еврейским отношениям, профессор еврейской истории Северо-Западного университета (Иллинойс, США).

(обратно)

1240

См.: URL: https://www.youtube.com/watch?v=j5G17zAu2ok

(обратно)

1241

Им был Иосиф Зисельс.

(обратно)

1242

Сейчас все иначе, разумеется.

(обратно)

1243

Стихотворение П. Нерлера, написано в 2009-2012 годах.

(обратно)

1244

См.: Horowitz D. A serious man: Zelensky bids to address Ukraine’s dark past, brighten its future // The times of Israel. 2020.19January (см. русский перевод на сайте МЦХ: https://babynyar.org/ru/news/30 ).

(обратно)

1245

Закон № 5670-Д «Об обеспечении функционирования украинского языка как государственного» был принят 25 апреля 2019 г., т.е. при Порошенко, а вступил в силу 16 июля — при Зеленском. См. анализ в: Касьянов Г. Украина как «национализирующее(ся) государство»: обзор практик и результатов // Социология власти. 2021. Т. 33. №2. Р. 117-145. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ ukraina-kak-natsionaliziruyuschee-sya-gosudarstvo-obzor-praktik-i-rezultatov. См. также: Касьянов Г. Предел политизации. Зачем Украина ужесточает языковое законодательство? // Московский центр Карнеги: [сайт]. 2021. 26 января. URL: https://carnegiemoscow.org/commentary/83726

(обратно)

1246

Владимир Сорокин. Перформанс «Дау» удался, Постсовок вставил Совку. Но я предпочитаю кино // The Insider. 2019. 14 февраля. URL: https://theins.ru/ opinions/the-insider/141187

(обратно)

1247

Точное указание на 1984 год в концовке фильма Балабанова многие восприняли как отсылку к роману Оруэлла «1984». Если и так, то это коннотация опровержения его идеи. Ад можно построить и без Большого Брата, без идеологии и без Министерства Любви. Как манифестации системного зла, оруэлловскому О’Брайену очень далеко до балабановского капитана милиции Журова, маньячность которого — не аномалия, а законная ниша в системе!

(обратно)

1248

Тарасов А. Фридмана точно нельзя «запихивать» в формулировку «русский

олигарх». Интервью НВ с Ильей Хржановским // HB-Life. 2020. 23 февраля. URL: https://nv.ua/style/lyudi/ilya-hrzhanovskiy-intervyu-skazheni-psi-novosti-

ukrainy-50071384.html

(обратно)

1249

По состоянию до 24 февраля 2022 года.

(обратно)

1250

Тарасов, 2020.

(обратно)

1251

Тогда, согласно Васильчуку, тогдашнему пресс-секретарю Бариновой, в Киеве на заседании Наблюдательного совета МЦХ был и Фридман. За ужином, в котором принял участие также и писатель Д. Литтелл (см. о нем ниже), Фридман и представил Хржановского Бариновой (Kinstler, 2022).

(обратно)

1252

Видимо, тогда же в Наблюдательный совет с опасениями насчет миссии Хржановского обращался и К. Беркоф. И тоже — безответно.

(обратно)

1253

Тарасов, 2020. Режиссер не сомневался в креативном обаянии продвигаемых им «непривычных» форм.

(обратно)

1254

См. интервью с ним: Бровинская М. Проект мемориала «Бабий Яр»: зачем Макс Яковер ушел в проект Пинчука, Фридмана и Кличко // Ліга.Бізнес. 2019. 13 декабря. URL: https://biz.liga.net/ekonomika/all/interview/proekt-memoriala-babiy-yar-zachem-maks-yakover-ushel-v-proekt-pinchuka-fridmana-i-klichko.

(обратно)

1255

Оба уволились после 24 февраля 2022 года, причем М. Яковер был кооптирован в Наблюдательный совет МЦХ.

(обратно)

1256

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/38

(обратно)

1257

Планировался и еще один переезд — поближе к Бабьему Яру.

(обратно)

1258

Среди них и Антон Дробович, сменивший на посту директора ИНПУ В. Вятровича, ставшего депутатом Рады.

(обратно)

1259

См. факсимиле оригинала в: 3 Меморіального центру «Бабин Яр» пішов куратор робочої групи з формуванню експозиції. Дітер Боґнер — один з провідних фахівців з проектування музеїв // LB.UA. 2020. 27 апреля. URL: https://lb.ua/ culture/2020/04/27/456280_memorialnogo_tsentra_babiy_yar.html

(обратно)

1260

В Научном совете (переименованном в Академический) Беркофа заменил П. Дебуа (см. выше).

(обратно)

1261

Карел Беркгоф: По этическим соображениям больше не могу публично поддерживать проект Мемориала «Бабий Яр» // Эспресо (Киев). 2020. 23 апреля. URL: https://ru.espreso.tv/article/2020/04/23/karel_berkgof_po_etycheskym_soo-brazhenyyam_bolshe_ne_mogu_publychno_podderzhyvat_proekt_memoryala_quot-babyy yarquot. Кроме того, Беркоф не смог договориться с новым руководством фонда о финансировании «Атласа Бабьего Яра» — своей обобщающей книги с бюджетом в 230 тысяч долларов. См.: Мемориал «Бабий Яр»: за что историк критикует проект Хржановского // Deutsche Welle. 2020. 4 июня. URL: https:// www.dw.com/ru/%D0%BC%D0%B5%D0%BC%D0%BE%Dl%80%D0%B8%D0% B0%D0%BB-%D0%Bl%D0%B0%D0%Bl%D0%B8%D0%B9-%Dl%8F%Dl%80-%D0%B7%D0%B0-%Dl%87%Dl%82%D0%BE-%D0%B8%Dl%81%Dl%8-2%D0%BE%Dl%80%D0%B8%D0%BA-%D0%BA%Dl%80%D0%B8%Dl%82%D0 %B8%D0%BA%Dl%83%D0%B5%Dl%82-%D0%BF%Dl%80%D0%BE%D0%B5% D0%BA%Dl%82-%Dl%85%Dl%80%D0%B6%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B 2%Dl%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE/a-53650552.

(обратно)

1262

Один из таких кейсов — проект, инициированный еще «МЦХ 1.0», — выставка-инсталляция «Сад памяти» французской художницы и профессора Сорбонны О. Киселевой, проходившая в Киеве с 6 февраля по 20 марта 2020 года (см. ниже).

(обратно)

1263

Бабий Яр. Музей жахів режисера Хржановского // Исторична правда. 2020. 27 апреля. URL: https://www.istpravda.com.ua/articles/2020/04/27/157398/

(обратно)

1264

Критика (Киев). 2020. №3-4. Май. URL: https://krytyka.com/ua/articles/ zvernennya-ukrayinskoyi-kulturnoyi-ta-naukovoyi-spilnoty-shchodo-memoriyalizatsiyi-babynoho

(обратно)

1265

Иммерсивность (от англ. immersive — «создающий эффект присутствия, погружения») — погружение в определенные, искусственно сформированные условия.

(обратно)

1266

Война и память. Илья Хржановский: «Россия живет в страшной сказке» // Радио Свобода. Генис: взгляд из Нью-Йорка. 2022. 10 октября. URL: https://www. svoboda.org/a/voyna-i-pamyatj-iljya-hrzhanovskiy-rossiya-zhivet-v-strashnoy-skazke-/32066094.html

(обратно) class='book'> 1267 Kinstler, 2022.

(обратно)

1268

Опыт неприятеля. Григорий Дашевский о «Благоволительницах» Джонатана Литтелла // Citizen. 2012. 6 февраля. URL: https://www.kommersant.ru/doc/1862035

(обратно)

1269

Там же.

(обратно)

1270

См.: URL: https://cc-ru.babynyar.org/

(обратно)

1271

СМИ признано иноагентом в РФ.

(обратно)

1272

Семенік О. «Музей Холокоста — это не комната или лабиринт ужасов»: Людмила Гордон и Вадим Алцкан о мемориальных музеях // Your Art. 2020. 8 мая. URL: https://supportyourart.com/conversations/about-memorial-museums/

(обратно)

1273

URL: https://babynyar.org/ru/news/25

(обратно)

1274

См.: Костеж С. «Бабий Яр» или «Дорогожичи». Переименовать нельзя оставить // Про буквы. 2020. 14 февраля. URL: https://bykvu.com/ru/mysli/babyi-iar-yly-dorohozhychy-pereymenovat-nelzia-ostavyt/

(обратно)

1275

См. интервью: Бадьор, 2020.

(обратно)

1276

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/9

(обратно)

1277

См.: URL: https://babynyar.org/ua/names

(обратно)

1278

URL: https://babynyar.org/ru/news/332

(обратно)

1279

Одна из ключевых фигур международного художественного направления «art&science», активно использующего медиатехнологии. С 1995 года — член Высшего института визуальных искусств при Центре Помпиду. Ее произведения находятся во многих крупнейших музеях мира.

(обратно)

1280

Кураторская команда проекта: Оксана Долгополова, Екатерина Семенюк, Яна Баринова и Екатерина Филюк.

(обратно)

1281

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/33

(обратно)

1282

Осенью 1941 года он сделал знаменитую серию цветных снимков в оккупированном Киеве.

(обратно)

1283

Инсталляцию сконструировала и изготовила мастерская «ТЫ (AU)» под руководством скульптора Романа Литвина.

(обратно)

1284

См. URL: https://babynyar.org/ru/news/327

(обратно)

1285

См. URL: https://babynyar.org/ru/news/348

(обратно)

1286

Такое стремление к достижению исторической достоверности посредством поверхностных внешних соответствий, в данном случае, за счет соблюдения доподлинного калибра немецких пуль, представляется мне отголоском той дау-поэтики И. Хржановского, согласно которой для съемок, манифестирующих 1950-е годы, вся обстановка должна быть воспроизведена даже не «а-ля 50-е», а один к одному «50-е» (вплоть до пробочной электропроводки на стенах и ватных трусов на женщинах).

(обратно)

1287

Меморандум был подписан министром культуры и информационной политики Украины А. Ткаченко и членом Наблюдательного совета МЦХ, Президентом Всемирного еврейского конгресса Р. Лаудером.

(обратно)

1288

Памятная дата, учрежденная Верховной радой Украины в феврале 2021 года.

(обратно)

1289

В 2021 году проект символической синагоги победил в номинации «Культурный объект» общественного голосования престижной архитектурной премии «Dezeen Awards 2021».

(обратно)

1290

На полное раскрытие створок уходит около 10 минут.

(обратно)

1291

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/359

(обратно)

1292

URL: https://www.ukrinform.ru/rubric-society/3177834-zisels-rasskazal-ob-ugrozah-rossijskogo-proektu-memorializacii-babego-ara.html. При этом Зисельс решил повысить ставки и столкнуть лбами тогдашнего руководителя СБУ И. Баканова, с одной стороны, и премьер-министра Д. Шмыгаля и руководителя Офиса Президента А. Ермака, с другой. Само по себе обращение бывшего диссидента за помощью именно в органы безопасности придает этой борьбе определенную символическую пикантность (в инсинуационности Зисельса превзошел разве что А. Коваленко, обвинивший М. Фридмана сразу в двух грехах — в поддержке МЦХ ради системной дискредитации украинцев как антисемитов и (sic!) в финансировании структур А. Навального, см.: Коваленко А. Российские агенты влияния используют

(обратно)

1293

Критика (Киев). 2020. №3-4. Май. URL: https://krytyka.com/ua/articles/ zvernennya-ukrayinskoyi-kulturnoyi-ta-naukovoyi-spilnoty-shchodo-memoriyalizatsiyi-babynoho. Соавторы текста письма — О. Забужко, Е. Захаров, Я. Грицак, В. Ермоленко, В. Кебуладзе, А. Курков, М. Маринович, В. Нахманович, А. Мокроусов, В. Речицкий, Н. Рябчук, Е. Стяжкина, О. Форостина, Ю. Шаповал, Й. Петровский-Штерн, О. Коцюба и А. Мотыль.

(обратно)

1294

См. в сети, 17 февраля 2021: https://babynyar.org/ru/news/343/zvernennia-yevreiskykh-orhanizatsii-ta-hromadskosti-shchodo-pidtrymky-memorialnoho-tsentru-holokostu-babyn-yar-do-deputativ-miskoi-rady-ta-miskoho-holovy-kyieva

(обратно)

1295

Это хорошо видно на примере уличного видеоопроса «Что знают киевляне о Холокосте, о Бабьем Яре и о политике национальной памяти в Бабьем Яру», проведенного в сентябре 2021 году студией «Діє-Слово» под патронажем ВААДУ и Международного конгресса украинцев. См.: URL: https://vaadua.org/news/ do-81h-rokovin-tragediyi-babinogo-yaru-bulo-zakincheno-video-opros-yakiy-buv-zapisaniy-pered

(обратно)

1296

Эта война — финальный аккорд в нашей борьбе за Независимость — Иосиф Зисельс // Радио Дэвидзон, США. 2021. [Сентябрь]. URL: https://www.vaadua.org/ news/eta-voyna-finalnyy-akkord-v-nashey-borbe-za-nezavisimost-iosif-zisels-na-radio-devidzon-ssha

(обратно)

1297

URL: https://babynyar.org/ru/news/377

(обратно)

1298

Через неделю, 21 июля, Рада примет инициированный уже самим Зеленским закон № 1616-IX «О коренных народах Украины», необходимый для процесса вступления Украины в Европейский Союз. В этом законе в качестве коренных прописаны крымские татары, караимы и крымчаки, но — под предлогом наличия у них титульных государств? — отсутствуют русские и евреи. То-то обрадовались пропагандисты в Москве! К слову: законопроект даже не направлялся в Венецианскую комиссию.

(обратно)

1299

См. также: Кальницкий М. «Есть теперь, куда класть цветы и где молча постоять, может быть, уронить слезу» // Факт (Киев). 2021. №39. 30 сентября — 6 октября.

С. 27.

(обратно)

1300

Странно, но горячая линия для столкнувшихся с проявлением антисемитизма (короткий номер 910, бесплатно с мобильного) оставлена в ведении Объединенной еврейской общины Украины.

(обратно)

1301

URL: https://victims.rusarchives.ru/babiy-yar

(обратно)

1302

Звенящая немота. 18+: Бабий Яр. Контекст // Новая газета. 2021. №78. 14 июля.

С. 20-21. В сети (с 12 июля): https://novayagazeta.ru/articles/2021/07/12/ zveniashchaia-nemota-18; Полпроцента Холокоста. За два дня — 29 и 30 сентября 1941 г. — в Бабьем Яру было расстреляно 34 тысячи евреев // Новая газета. 2021. №92. 20 августа. С. 22-23. В сети (с 15 августа): https://novayagazeta.ru/ articles/2021/08/19/polprotsenta-kholokosta; Любовь накануне зла. История безответных чувств мальчика Сени к девочке Нате незадолго до расстрела в Бабьем Яре // Новая газета. 2021. №97. 1 сентября. С. 20-21. В сети (с 31 августа): https://novayagazeta.ru/articles/2021/08/30/liubov-nakanune-zla; Достать из-

под земли! Как работали зондеркоманды, уничтожавшие трупы в Бабьем Яре // Новая газета. 2021. №101. 10 сентября. С. 18-19. URL: https://novayagazeta.ru/ articles/2021/09/09/dostat-iz-pod-zemli; [Нерлер П.] Поэт-сейсмограф. К 60-летию выхода поэмы Евтушенко «Бабий Яр», прославившей поэта во всем мире // Новая газета. 2021. №106. 22 сентября. С. 22-23. URL: https://novayagazeta.ru/ articles/2021/09/22/poet-seismograf; Шестой этаж: перестрелка с антисемитами. Публикация «Бабьего Яра» в «Литературке» стала реликвией // Литературная газета. 2021. №39. 29 сентября — 5 октября. С. 8-9. URL: https://lgz.ru/ article/39-6802-29-09-2021/shestoy-etazh-perestrelka-s-antisemitami/; Вериги истории. Что происходило в Бабьем Яру спустя 80 лет после трагедии // Новая газета. 2021. № 118. 20 октября. С. 18-19. В сети (с 18 октября): https://novayagazeta.ru/ articles/2021/10/18/verigi-istorii

(обратно)

1303

См.: URL: https://33771.novayagazeta.ru/

(обратно)

1304

Babyn Jar: Der Ort, die Tat und die Erinnerung // Osteuropa. 2021. 71. Jg. Hf. 1-2.

(обратно)

1305

Подробнее о В. П. Багазии см. в настоящем издании, с. 106-107 и др.

(обратно)

1306

Козаченко О. Вятрович попытался оправдаться за стенд с именами палачей евреев // Политнавигатор. 2017. 4 мая. URL: https://www.politnavigator.news/ vyatrovich-popytalsya-opravdatsya-za-stend-s-imenami-palachejj-evreev.html. Напомню, что достоверных сведений о расстрелах или хотя бы захоронениях расстрелянных оуновцев именно в Бабьем Яру нет.

(обратно)

1307

Об этом первым сообщил все тот же Эдуард. См.: Полиция требует у еврейской

общины Коломыи адреса и номера телефонов ее членов // Фокус. 2020. 10 мая. URL: https://focus.ua/ukraine/455201-politsiia_trebuet_u_evreiskoi_obshchiny_

kolomyi_adresa_i_nomera_telefonov_ee_chlenov

(обратно)

1308

См.: URL: https://www.ukrinform.ru/rubric-economy/3321440-nbu-vvodit-v-ob-rasenie-dve-monety-k-godovsine-tragedii-v-babem-aru.html

(обратно)

1309

См. на сайте МЦХ.

(обратно)

1310

На этом месте часто висят подобные выставки УИНП.

(обратно)

1311

Из репертуара знаменитой Нехамы Лифшиц (музыка Ривки Боярской, идишские стихи Овсея Дриза). См. об этом выше.

(обратно)

1312

См. о нем в настоящем издании, с. 381-382.

(обратно)

1313

Запланированная в 2019 году и намеченная на 23-24 сентября 2021 года в Киеве и под эгидой ИНПУ и ИИУ НАНУ конференция «Память Бабьего Яра и Холокоста: наука в современном политическом мире» не состоялась.

(обратно)

1314

С некоторым опозданием, весной 2022 года, уже во время войны, в Киеве вышел номер журнала «Егупец» (вып. 31), открывающийся большой подборкой материалов на украинском и русском языках, посвященных 80-летию трагедии Бабьего Яра. Общее название подборки — «Бабий Яр. К истории трагедии и борьба за память о ней», работали над ней Р. Гардашук, О. Гнатюк, Л. Финберг, Г. Хараз и А. Чеботарева. Первая ее часть малоинтересна — набор дайджестов: выборочные сведения по теме, несколько избранных стихотворений о Бабьем Яре (Л. Титовой, Н. Бажана, М. Фишбейна, М. Кияновской и О. Дриза), сведения о памятных знаках, уже имеющихся в пространстве Бабьего Яра, и аннотация «украинского» проекта мемориализации Бабьего Яра — т. е. того нарратива, что в этой книге обозначен как «Концепция». Гораздо интереснее вторая часть подборки — анкета «Бабий Яр: 80 лет спустя», составленная Л. Финбергом. На анкету отвечали польский поэт и переводчик А. Поморский, украинский дипломат Ю. Щербак, украинская поэтесса М. Кияновская, американский публицист Д. Саттер, историк и директор ИНПУ А. Дробович и поэтесса и художница И. Лесовая (когда-то, маленькой девочкой, она думала, что Бабий Яр — это вообще любое место, где расстреливали евреев).

(обратно)

1315

Признан иностранным агентом в РФ.

(обратно)

1316

См.: Переболеть историей. Интервью с писателем Михаилом Зыгарем о том, как рассказывать о трагедии Бабьего Яра по-новому // Настоящее время. 2021. 25 сентября. URL: https://nv.ua/ukraine/events/audiospektakl-pro-babiy-yar-i-novye-formaty-raboty-s-istoriey-intervyu-s-mihailom-zygarem-50184656.html. См. также: https://babynyar.org/ru/audio-performance

(обратно)

1317

На это отозвался Максим Бужанский, депутат Рады от партии «Слуги народа» (см.: Трачук Н. Украинская власть продолжает переписывать историю — Бужанский // Klymenko Time. 2021.6 октября. URL: https://klymenko-time.com/novosti/ ukrainskaya-vlast-prodolzhaet-perepisyvat-istoriyu-buzhanskij-nitr/).

(обратно)

1318

В марте 2022 года Украинская киноакадемия исключила его из своих членов за... «космополтитизм»! Отвечая на это, С. Лозница писал 19 марта: «“Сейчас, когда Украина изо всех сил отстаивает свою независимость, ключевым понятием в риторике каждого украинца должна быть его национальная идентичность”, — пишут

(обратно)

1319

Первоначально архивный поиск затевался Лозницей ради не документального, а игрового фильма о Бабьем Яре, но этот проект пока отложен.

(обратно)

1320

См. наст. издание, с. 201-205.

(обратно)

1321

Это своеобразный вклад в представление проекта МЦХ «Имена» (руководитель Анна Фурман): в доступной на сайте МЦХ базе данных — уже около 29 тысяч имен погибших в Бабьем Яру! См.: https://babynyar.org/ru/names

(обратно)

1322

Был и четвертый президент — Албании, но он не выступал.

(обратно)

1323

Она снималась у Хржановского в кинопроекте «Дау».

(обратно)

1324

Ср. ее слова на сайте МЦХ: «Я работаю с кристаллами очень давно. Всегда считала, что кристаллы способны собирать весь свет энергетической памяти земли. Если настроиться на энергию кристалла, вы почувствуете, как память способна отмотать себя обратно. Идея в том, что вы должны столкнуться с этими кристаллами. Вы просто должны быть достаточно сильными, чтобы по-настоящему почувствовать эту энергию и саму стену. Это не только Стена плача над тем, что произошло, но и Стена прощения, потому что нам нужно научиться прощать. Прощение — это освобождение от прошлого и новый взгляд на будущее». Наивные слова художницы (я бы под ними не подписался) были со временем замечены и извращены российской пропагандой: «Прощение для украинских нацистов нужно киевскому режиму, который уже седьмой год очищает себя от обвинений в нацизме и преступлениях против человечности — причем делает это под портретами Бандеры и Шухевича. Именно на это, очевидно, потребовалась солидная индульгенция, выписанная от имени современного искусства. Политический

(обратно)

1325

И тут я согласился бы с В. Нахмановичем, который, в пересказе Л. Кинстлер, отозвался об этой инсталляции как об апофеозе постмодернизма, когда каждый новый шаг не имеет связи с предыдущим. Согласился бы и с тем, что механическое умножение числа арт-объектов в пространстве Бабьего Яра ведет скорее к фрагментации этого пространства и усилению его хаотичности (Kinstler, 2022).

(обратно)

1326

Еще одна своеобразная дань воспроизведению реальности в дау-эстетике Хржановского?

(обратно)

1327

URL: https://www.gov.il/ru/departments/news/president-herzog-speech-at-baby-yar-80-years-niemorial-ceremony

(обратно)

1328

Вышедший рано из этого пула днепропетровский олигарх И. Коломойский вскоре построил в своем родном городе крупнейший в Европе еврейский комплекс «Менора» (синагога, общинный дом и многое другое).

(обратно)

1329

См.: URL: https://www.youtube.com/watch?v=Ya6KzHsnzV0

(обратно)

1330

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/486

(обратно)

1331

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/488

(обратно)

1332

URL: https://closedeyes.org/about

(обратно)

1333

Украина объявила об аресте связанных с М. Фридманом активов в украинском отделении Альфа-банка на сумму в $420 млн. См. URL: https://www.epravda.com. ua/; rus/news/2022/05/16/687098/

(обратно)

1334

См. URL: https://babynyar.org/ru/news/487

(обратно)

1335

Сергацкова К. Фонд мільярдера Леонарда Блаватніка став новим спонсором фонду «Бабин Яр» // Заборона. 2022. 28 декабря. URL: https://zaborona.com/milyarder-leonard-blavatnik-stav-novym-sponsorom-fondu-babyn-yar/

(обратно)

1336

Признан иностранным агентом в РФ.

(обратно)

1337

«Это тяжелый разговор, но Украина к нему готова». Как создавался мемориал Холокоста «Бабий Яр» в Киеве и как он работает во время войны. Рассказывает его арт-директор, режиссер Илья Хржановский // Радио Долин. 2022. 16 августа.

(обратно)

1338

On Putin and Babyn Yar. An exclusive Tablet interview with Ilya Khrzhanovsky by Vladislav Davidzon // Tablet. 2023. 2. February. URL: https://www.tabletmag.com/ sections/arts-letters/articles/ilya-khrzhanovsky-interview

(обратно)

1339

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/515

(обратно)

1340

См.: URL: https://www.president.gov.ua/ru/news/prezident-ushanuvav-pamyat-zhertv-tragediyi-babinogo-yaru-78113. Или: https://babynyar.org/ru/news/514

(обратно)

1341

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/517

(обратно)

1342

Официально мероприятие было названо «встречей с влиятельными представителями мировых еврейских общин, посвященной важности защиты общечеловеческих ценностей, гарантированию мира и сохранению исторической памяти». См.: URL: https://www.ukrinform.ru/rubric-polytics/3601146-prezident-vstretilsa-s-predstavitelami-mirovyh-evrejskih-soobsestv-o-cem-govorili.html

(обратно)

1343

Мое личное обращение к членам Наблюдательного совета с просьбой об интервью осталось без ответа. Отозвались двое — Н. Щаранский, отказавшийся от интервью, и М. Фридман, не отказавшийся.

(обратно)

1344

Возможно, и тут он находился под некоторым влиянием Литтелла, несколько раз съездившего в Бучу и занявшегося последствиями российской оккупации в Киевской области.

(обратно)

1345

См.: URL: https://closedeyes.org/

(обратно)

1346

Знание премиального ландшафта — безоговорочное преимущество МЦХ.

(обратно)

1347

О том, как проходила эта встреча, Щаранский рассказал в интервью Дмитрию Гордону. См.: URL: https://www.youtube.com/watch?v=uLOsNd80YKs

(обратно)

1348

Ул. Ю. Ильенко, 46а (актуальная нумерация, ранее: 44).

(обратно)

1349

Получается, что сразу две выставки с участием Вайсберга открылись в двух разных пространствах современного Бабьего Яра в один и тот же день. Впрочем, возможно, что это информационная аберрация: мониторинг даже событийной хроники в нынешних условиях крайне затруднен.

(обратно)

1350

Второй сокуратор — Олег Соснов.

(обратно)

1351

Намек на еврейские памятования 29 сентября, всегда массовые, и на сбор у памятника Телиге 22 февраля — в день ее казни, на который, кроме нескольких десятков активистов украинского нарратива, никто не приходит.

(обратно)

1352

От испанского muro, что значит стена. Здесь — обозначение настенной живописи как особого жанра.

(обратно)

1353

Размеры двух вертикальных панно — 8,25x5,50 м, горизонтального — 5,50x3,90 м.

(обратно)

1354

Маркив Н. У Бабиному Яру знаменитий художник створив символічний мурал // Вечерний Киев. 2023. 4 июня. URL: https://vechirniy.kyiv.ua/news/83752/

(обратно)

1355

См.: URL: http://babynyar.gov.ua/bahmut-oblychchya-genocydu-19422022

(обратно)

1356

См.: URL: https://mcip.gov.ua/news/u-kyyevi-vidkrylas-vystavka-babyn-yar-

dzerkala-smerti-do-82-h-rokovyn-tragediyi/. Также см.: URL: http://babynyar. gov.ua/28-veresnya-do-82-h-rokovyn-dnya-pamyati-zhertv-babynogo-yaru-multymediyna-dokumentalna-vystavka См. также: URL: https:/Hwww.youtube.com/ watch?v=LtWKy3qIeAM&ab_channel=UkrinformTV

(обратно)

1357

См.: URL: https://www.5.ua/ru/ukrayna/proekt-babyi-yar-za-rossyiskye-denhy-udastsia-ly-memoryalu-otbelyt-svoiu-reputatsyiu-vo-vremia-polnomasshtabnoho-vtorzhenyia-314456.html

(обратно)

1358

Случай дипломата Мельника едва ли выветрился из его памяти.

(обратно)

1359

Эту историю в газете «Бостонский пилот» раскопал все тот же Э. Долинский. См.: Christian Gina. Ukrainian Jewish leaders express support for U. S. Ukrainian Catholics in WWII memorial controversy // The Boston Pilot. 2023. September 15. URL: https://www.thebostonpilot.com/AMP/amp_article.php?ID= 195596

(обратно)

1360

Cm.: URL: https://meta.ua/news/society/89127-chestvovanie-zhertv-babego-yara-sostoitsya-obschaya-mezhreligioznaya-molitva/

(обратно)

1361

См.: URL: https://www.facebook.com/eduard.dolinsky/posts/pfbid0X75AjP8qVAP AKlT8TPGoFywf6mYP5AoMDUPPFU8Vrw6dNrkFHHnxDnCmas9gTXDtl

(обратно)

1362

См.: URL: https://www.pravda.com.ua/rus/news/2022/09/27/7369325/. А также: https://www.youtube.com/watch?v=rcIF7rPFlu8

(обратно)

1363

Среди погибших — 49-летний телеоператор канала «Киев LIVE», 32-летняя гражданка РФ, проживавшая в Киеве, и семья: двое взрослых и 11-летний ребенок (все сгорели заживо). Еще пять человек получили ранения.

(обратно)

1364

См.: URL: https://babynyar.org/ua/news/498/pid-chas-obstrilu-babynoho-yarurosi-iski-viiska-poshkodyly-budivliu-de-planuvalos-budivnytstvo-muzeiu-holokostu-uskh-idnii-yevropi

(обратно)

1365

См.: URL: https://news.depo.ua/rus/news/golovniy-rabin-ukraini-yakiv-dov-

blaykhzaklikav-svit-vidreaguvati-na-obstrili-babinogo-yaru-video-202203011430537 См.также:СтасКрючков.Вдох—Выдох. Интервью с И.Хржановским //Ходорковский

(обратно)

1366

Live. 2022. [Июнь]. В сети: https://www.youtube.com/watch?v=XPHPmKYlQz8 (М. Б. Ходорковский признан Минюстом РФ иностранным агентом).

(обратно)

1367

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/496

(обратно)

1368

См.: URL: https://babynyar.org/ru/news/495

(обратно)

1369

21 апреля пострадало и Берковецкое кладбище в Киеве.

(обратно)

1370

Дольше всего «держалась» — до 18 мая — так называемая старая синагога.

(обратно)

1371

От профессора С. Плохия и многих других.

(обратно)

1372

Попалось на глаза интервью с проживающим в Канаде внуком Бандеры. Ах, какой же его дедушка пушистик. А если где-то и жестковат был, то это надо, конечно, еще доисследовать или расспросить знатоков, но только не злобного канадского украинца Химку (на самом деле — кропотливого и честного историка) — лучше всего израильского поэта Фишбейна, верившего в любую развесистую лапшу, даже в санитарку-еврейку-оуновку Стеллу Кренцбах.

(обратно)

1373

См.: URL: https://www.youtube.com/watch?app=desktop&v=JVEGR7apzoI&bezug grd=CHP&utm_source=cp-kurzstrecke

(обратно)

1374

К слову: Андрей Мельник на могиле Степаны Бандеры! Сильная ироническая метафора сама по себе — не слабее зятя Путина с фамилией Зеленский. Ведь точно так — Андреем Мельником — звали и легального руководителя ОУН, преемника Коновальца, убитого в Париже Судоплатовым. Мельник был легитимным главой ОУН, а не признавший его раскольник-Бандера — нет.

(обратно)

1375

См.: URL: https://www.rbc.ru/rbcfreenews/62bceal69a79474e031c58fb

(обратно)

1376

См.: URL: https://www.dw.com/ru/v-frg-za-takoe-sudjat-slova-posla-ukrainy-o-bandere-vozmutili-nemcev/a-62329182

(обратно)

1377

Важная деталь для будущей холодной гражданской: оказывается, в МИДе и при Кулебе возможны замминистры-антисемиты!

(обратно)

1378

«Ich sah vor dem Computer und geweint»: Gespräch mit dem scheidenden iukrainischen Botschafter Melnik und seine Frau über ihre Erfahrungen in Deutschland // Spiegel. 2022. Nr. 41, 8 Oktober. S. 43.

(обратно)

1379

Антонов А. От Украины для вступления в ЕС потребовали прекратить прославлять Бандеру // Взгляд. Деловая война. 2022. 19 июня. URL: https://vz.ru/ news/2022/6/19/1163737.html

(обратно)

1380

От «Putinversteher» — буквально: человек, понимающий Путина.

(обратно)

1381

Т. е. о единой украинской политической нации, что невозможно в де-факто полиэтничной и многоязычной стране.

(обратно)

1382

«Самоназвание» его партии — «Европейский выбор» — звучит сегодня по-оруэлловски.

(обратно)

1383

Сам Арестович, отмежевываясь от обоих полюсов, разрабатывает так называемый «пятый проект» — утопию, которая синтезировала бы чаяния всех остальных «четырех» проектов — либерально-европейского, националистического, пророссийского и просоветского (см.: https://www.youtube.com/watch?v66=pgeWJGSLVwE).

(обратно)

1384

Кракен, согласно скандинавскому фольклору, огромный головоногий моллюск с тысячей щупалец и размером с остров. Второе значение близко к сквоттерству, — асоциальное движение квир-молодежи, ломавшей замки в пустующих жилищах и самовольно туда заселяющихся.

(обратно)

1385

Пикантность в том, что установили ее и открыли в 2017 году, при Порошенко...

(обратно)

1386

Муратова же в июне 2023 года на Глобальном медиафоруме «Немецкой волны» в Бонне попыталась запикать сиреной медиашпана, «будь ласка!».

(обратно)

1387

См. URL: https://www.youtube.com/watch?v=tQ3bFbxAyL4. Ей 11 мая 2023 года вторит Алексей Данилов, секретарь Совета национальной безопасности и обороны Украины, наводя на Арестовича карающие очи СБУ (URL: https://telegraf. com.ua/obshhestvo/2023-05-11/5790875-natyak-na-arestovicha-danilov-prosit-sbu-vidreaguvati-na-zayavi-pro-povernennya-rosiyskoi-movi).

(обратно)

1388

Гитлер, похоже, не знал, что все противники Брестского мира в России звали Ленина и тогдашних коммунистов «германо-большевиками»!

(обратно)

1389

Собственно говоря, такой устоявшийся советский термин, как «немецко-фашистский», лингвистически ничем не отличается от немецкого термина «жидо-большевистский». В обоих случаях налицо попытка жесткого синтеза — сплава — национального и идеологического начал.

(обратно)

Оглавление

НА БЕРЕГУ БАБЬЕГО ЯРА. Вместо предисловия

  Между Аушвицем и Бабьим Яром

  Бабий Яр. Рефлексия

  Бабий Яр. Реалии. Об этой книге

  Термины и понятия

  Слова благодарности

ДО БАБЬЕГО ЯРА. «Союз русского народа», или Интернационал погромщиков

  ДО РЕВОЛЮЦИИ: ВОКРУГ ЧЕРТЫ ОСЕДЛОСТИ

  ПОГРОМЫ И РЕСЕНТИМЕНТЫ

  ГОЛОД И ГОЛОДОМОР

В БАБЬЕМ ЯРУ. «Союз немецкого народа», или Овраг смерти

  ГЛОБУС НЕНАВИСТИ

  ВЫЖИВАНИЕ КАК ГЕРОИЗМ

  ПОЛПРОЦЕНТА ХОЛОКОСТА: ПАЛАЧИ БАБЬЕГО ЯРА

  GROSSAKTION: «ВСЕ ЖИДЫ ГОРОДА КИЕВА...»

  УБИТЫЕ ПОСЛЕ «ГРОСС-АКЦИИ»

  «ОПЕРАЦИЯ 1005»: СКИРДОВАНИЕ ТРУПОВ

  КИЕВ БЕЗ ЕВРЕЕВ

  КИЕВ БЕЗ НЕМЦЕВ

  БАБИЙ ЯР И ВОЗМЕЗДИЕ: ПРОЦЕССЫ НАД ПАЛАЧАМИ

ПОСЛЕ БАБЬЕГО ЯРА. «Союз советского народа», или Овраг беспамятства

  1943-1953: СТАЛИН И «КОСМОПОЛИТЫ»

  1941-1952. ЭХО БАБЬЕГО ЯРА: ПЕРВЫЕ ОТГОЛОСКИ И РАСКАТЫ

  1954-1964: ХРУЩЕВ И «СОЮЗ СОВЕТСКОГО НАРОДА»

  1964-1981: БРЕЖНЕВ И «ЕВРЕИ МОЛЧАНИЯ»

  1986-1991: ГОРБАЧЕВ И «ЕВРЕИ НАДЕЖДЫ»

ПОСЛЕ ИМПЕРИИ. «Союз украинского народа», или Гражданская война символов

  ВЕРИГИ ПРОШЛОГО: ГЕОГРАФИЯ С ИСТОРИЕЙ

  1990-1994: КРАВЧУК. ПРОРАСТАНИЕ СИМВОЛОВ

  1994-2004: КУЧМА. ДИСКРЕДИТАЦИЯ СИМВОЛОВ

  2005-2010. ЮЩЕНКО. ПАРАД СИМВОЛОВ

  2011-2014: ЯНУКОВИЧ. ОТКАТ К СОВЕТСКИМ НАРРАТИВАМ

  2014-2015. ПОРОШЕНКО-1. ХОЛОДНАЯ ВОЙНА СИМВОЛОВ

  2015-2019. ПОРОШЕНКО-2. ХОЛОДНАЯ ВОЙНА НАРРАТИВОВ: ИЛИ УЖЕ ГОРЯЧАЯ?

  2019-2021. ЗЕЛЕНСКИЙ-1. ЗАМИРЕНИЕ СИМВОЛОВ?

  2022-2023. ЗЕЛЕНСКИЙ-2. БАБИЙ ЯР КАК ХРОНИЧЕСКАЯ БОЛЕЗНЬ

ДРЕБЕЗЖАЩАЯ СТРАНА, или ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЙ ЧЕРНОБЫЛЬ Вместо послесловия

ФУГАСМЕРТИ. Постскриптум от Нерлера

СОКРАЩЕНИЯ

ЛИТЕРАТУРА

*** Примечания ***