Тайна хрустальной вазы [Shuts-Balcevich Sonsaku] (fb2) читать онлайн

- Тайна хрустальной вазы 3.05 Мб, 53с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Shuts-Balcevich Sonsaku

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Shuts-Balcevich Sonsaku "Тайна хрустальной вазы"

Глава 1. Последний звонок

Академия Вечного Пламени провожала своих студентов. Вчера — выпускные экзамены, сегодня — распределение на практику, завтра — дорога.


Пустой класс после уроков был их любимым местом. Солнце садилось, окрашивая парты в золотистый свет, а по подоконнику важно расхаживал Фенек — крошечный лис с огромными ушами, питомец Агаты. Он то и дело воровал кусочки печенья, которое Кларисс раздавала всем из своего вечного запаса, она смотрела задумчиво в окно, наблюдая, как огромный кит из облаков, местное чудо — "Небесный Левиафан", медленно проплывает над шпилями Академии.


— Знаете, что говорят о тех, кто видит Левиафана в день выпуска? — Кларисс 18 лет, рыжая, будущий боевой медик, бросила камешек вниз. — Их ждёт путешествие, после которого они не вернутся прежними.

— Серьёзно? — развалился на стуле, закинув ноги на соседнюю парту. — Значит, нам точно повезло, — Марк 19 лет, коренастый брюнет, специализация — рунная защита лениво потянулся. — Потому что я не собираюсь становиться скучным архивным магом. После выпуска подаюсь в Искатели. Хочу найти те руины, что за Тумаными горами. Говорят, там артефакты старше самой Академии.


— Ты? Искатель? — Кларисс фыркнула, но в глазах мелькнуло что-то тёплое. — Ты же даже карту без магии прочитать не можешь.

— А я возьму тебя с собой, — Марк ухмыльнулся, нарочито медленно потягивая слова. — Будешь моим личным компасом.

— Как Серж? — намекнула Люсиль 18 лет, резко перебила блондинка, иллюзионистка, язвительно улыбнулась.

— Я не скучный, — Серж 19 лет, черноволосый, архивариус-криптограф не отрывался от книги. — Я опасный. Вы просто не знаете, что я читаю. — фыркнул он.

— Кстати, я уже договорилась о стажировке у мастера иллюзий в столице. — гордо заявила блондинка.

— О, значит, скоро будешь обманывать нас ещё убедительнее, — Серж сухо заметил, но тут же получил в плечо свёрнутым пергаментом.


— А ты? — Люсиль повернулась к нему, игнорируя его сарказм.

— Архивы, — Серж пожал плечами. — Кто-то же должен записывать, как вы все героически погибните из-за своей глупости.

— Ой, да ладно тебе! — Кларисс бросила в него печеньем, но Серж ловко поймал его ртом.

Марк засмеялся и наклонился к Кларисс, будто делясь секретом:

— Если он запишет, что ты пошла со мной в Искатели, это будет официально. Никаких отступлений.

— Ты невыносим, — Кларисс покраснела, но не отодвинулась.

Люсиль и Серж переглянулись.

— Может, вы уже поцелуетесь? — Люсиль язвительно подняла бровь.

— Да заткнись! — Кларисс швырнула в неё ещё одно печенье, но Люсиль увернулась, и оно попало в Фенека. Тот обиженно чихнул, и из его ушей вырвался маленький розовый дымок.

Все засмеялись. Только Агата 17 лет, новенькая, перевелась год назад, молча смотрела на Левиафана через очки. Её хрустальный амулет, никто не знал, откуда он, слабо мерцал.


— А ты куда, Агат? — спросил Марк.

— На север, — она ответила слишком быстро. — Изучать ледяные руны.

— Одиночка? — Кларисс нахмурилась.

— Нет. Со мной будет… гид. — мило улыбнувшись погладила лисёнка по шее.

Все переглянулись. Что-то в её тоне было не так. Все замерли когда Агата зашлась в страшном, пугающем, хриплом кашле от которого её согнуло пополам.


— Агата?!

Кларисс первая рванулась к ней, успев подставить ладонь, когда та откашляла чёрные лепестки. Они упали на парту и растворились в дыму.

— Всё в порядке, — Агата быстро вытерла губы, но её пальцы дрожали.

— Какой, к чертям, порядок?! — Серж резко встал. — Это уже третий раз за неделю.

— Может, к ректору? — Люсиль предложила испугавшись что это проклятье, но Агата резко покачала головой.

— Нет. Это… не поможет.


Наступила неловкая тишина. Даже Фенек притих, уткнувшись мордочкой в её рукав.

— Ладно, — Марк первым нарушил молчание, нарочито бодро хлопнув по столу. — Значит, сегодняшний вечер посвящаем Нам всем. Никаких мрачных мыслей.

— А что мы делаем? — Кларисс всё ещё смотрела на подругу с тревогой.

— Что-нибудь глупое, — Агата неожиданно улыбнулась, и в её глазах снова появился огонёк.

— Драка на перьях! — Серж достал волшебное перо из кармана и встал в позу дуэлянта, Марк тут же сделал тоже самое и двое парней озорно начали бросать это перо друг в друга заклинаниями.

— О нет… — Люсиль застонала уже улыбалась.


Через секунду перья взметнулись в воздух, а Фенек с визгом нырнул под парту. Агата смеялась заливисто и от души, казалось, что кашель забыт…Но чёрный лепесток на полу ещё тлел.

Глава 2. Особняк "Белый лебедь"

Пятеро выпускников стояли перед белоснежным особняком, который словно вымер.

— Нам точно тот адрес дали? — Марк скептически оглядел покосившийся забор. — Что за хрень?

Листок с направлением гласил:

"Практика: Исследование аномалии в библиотеке "Белый Лебедь". Владелец — маг Элиас Вейн, пропал 50 лет назад. Объект проявляет признаки спонтанной манической активности."

— "Спонтанной манической активностью" здесь пахнет за версту, — Серж достал амулет-детектор. Тот зашипел и засветился кроваво-красным. — Оно "фонит" так, будто здесь кто-то регулярно нарушает законы физики.

— Значит, нам сюда, — Люсиль шагнула вперёд, но Фенек внезапно вздыбил шерсть и зашипел, уцепившись когтями в её плечо.

— Ой! — блондинка дёрнулась. — Прекрати, пушистый!

— Может, он что-то чувствует? — Кларисс нахмурилась.

— Или просто увидел крысу, — фыркнул Марк поправив очки, но тоже достал защитные руны.

Агата молча смотрела на окно на втором этаже. Там мелькнула змеистая тень и шевельнулась шторка.

Белоснежные своды Библиотеки консульства встретила их волной теплого воздуха, пахнущего старой бумагой, воском и чем-то неуловимо сладким, как забытый сухоцвет. Высоченные своды тонули в мягком золотистом свете, льющимся невесть откуда — то ли от витражей на невидимых окнах, то ли от самих стеллажей, чье темное дерево будто напиталось солнцем за века. Воздух здесь был тихим, густым, как мед, и каждый шаг по ковру с причудливым синим узором казался бесшумным падением в сон. Кларисс, забыв на миг про возмущение Марка, замерла у входа, подняв лицо к этому светящемуся величию. Ее рыжие волосы вспыхнули медью, а глаза, широко раскрытые, отражали мерцание тысяч позолоченных корешков и азарт познания сиял в них.


— Практиканты Вечного Пламени, я полагаю? — Голос был сухим, тихим, но разнесся под сводами с отчетливостью падающей иголки. Из-за массивного дубового пульта возник Хранитель. Он был высок, невероятно худ, облачен в одежды глубокого синего цвета, сливающиеся с тенями. Лицо его, обрамленное седыми, аккуратно подстриженными бакенбардами, казалось вырезанным из слоновой кости — благородным, но лишенным румянца жизни. Улыбка была вежливой, профессиональной, но не достигала глаз, холодных и ясных, как горный лед. — Добро пожаловать в Хранилище Тайных Контрактов. Ваша задача на сегодня — каталогизация.


— Катало… что? — Марк, уже наступавший на пятки Кларисс, остановился как вкопанный. Его коренастая фигура напряглась — Нам сказали про практику! Расследование! Магию! А не про… — он с отвращением ткнул пальцем в ближайшую гору книг, — про это! Мы что, пылесосы магические? Читать?!


Хранитель даже бровью не повел. Его взгляд скользнул по Марку, как по неинтересному экспонату, он даже слегка наморщил нос брезгливо.

— Ката-ло-ги-за-ция, молодой человек, — произнес он с ледяной отчетливостью. — Основа любого расследования — знание. А знание здесь. — Он широким жестом охватил бесконечные ряды стеллажей. — Ваша задача — сверить инвентарные номера с реальным содержанием полок. Отделить зерна от плевел, так сказать. Инструкции на столах. Приступайте.


Возмущению Марка, кажется, не было предела. Он начал что-то горячо доказывать, размахивая руками, голос его, обычно громкий и уверенный, казался жалким писком в этой титанической тишине зала. Кларисс вздохнула, уже привычно готовясь его утихомирить или хотя бы оттащить в сторону, но ее внимание на миг приковал сам Хранитель. Тот слушал Марка с тем же бесстрастным видом, но уголки его губ чуть дрогнули — не в улыбку, а скорее в едва уловимой гримасе… усталости? Презрения? Его безупречно белые манжеты выглядели слишком ярко на фоне общей приглушенной гаммы.


Серж же словно растворился. Еще до окончания речи Хранителя он юркнул к ближайшему стеллажу, как змея в нору. Пальцы с благоговением скользнули по потертым кожаным корешкам.

— "Трактат о Невыполнимых Геометрах" Арастея Третьего… Одиннадцать томов "Сводов Забытых Клятв"… Боже, "Диалоги с Тенью" в первом издании! — его шепот, полный детского восторга, был слышен лишь книгам. Он забыл про группу, про задание, про весь мир, погрузившись в тихий рай библиофила. Аккуратно вытащил один увесистый том, прижал к груди и закрыл глаза, вдыхая запах древнего пергамента, будто это был самый дорогой аромат.

Люсиль, наблюдая эту сцену, обреченно опустилась на стул у одного из длинных читальных столов, покрытых темно-зеленым сукном. Подперла подбородок ладонью, ее бледные глаза следовали за Марком. Высокий, гневно жестикулирующий, такой живой и настоящий на фоне застывшего величия библиотеки и ледяного Хранителя. «Красивый дурак», — подумала она с невольной нежностью, задерживая взгляд на линии его напряженной челюсти, на том, как свет играет в его темных, взъерошенных волосах. Он был как глоток свежего воздуха в этом затхлом, пусть и прекрасном, склепе знаний. Пальцы девушки бессознательно поиграли с краем мантии, пытаясь отогнать внезапно накатившую волну тепла к щекам.


Агата вошла последней, не стремилась ни к стеллажам, как Серж, ни к столу, как Люсиль, ни в водоворот спора, как Марк и Кларисс. Она словно проплыла на второй этаж по широкой, плавно изогнутой лестнице, легкие шаги не оставили следа на глубоком ковре. С галереи открывался еще более захватывающий вид на бескрайнее книжное море, залитое тем же странным, нерукотворным золотым светом. Остановилась у балюстрады, ее вишневые глаза медленно скользили по залу, по фигурам друзей, по неподвижной фигуре Хранителя, по другим редким посетителям — нескольким молчаливым фигурам в темных одеждах, сгорбленным над столами в дальних углах.


Она отмечала все. И прежде всего — ту самую изнуренность, о которой думала раньше. В слишком глубоких тенях под глазами у молодого клерка, переписывающего что-то у окна. В болезненной прозрачности кожи пожилого мага, листающего фолиант с дрожащими руками. Даже в осанке самого Хранителя — за безупречной выправкой угадывалась какая-то нечеловеческая усталость, тяжесть веков, которые он явно не мог прожить. Люди здесь выглядели не просто уставшими. Они выглядели высушенными. Как будто сама библиотека, это прекрасное, светлое чудо, тихо, неумолимо высасывала из них капельку жизни с каждым вздохом, с каждым прочитанным словом. И было в этом что-то глубоко, неестественно потустороннее. Тиканье невидимых часов? Или просто кровь, стучащая в висках от непривычной тишины? Агата не могла сказать наверняка. Но холодок, пробежавший по ее спине, был совершенно реален. Ее рука непроизвольно сжала хрустальный амулет под одеждой, почувствовав его привычное, тревожное тепло.


Тишину библиотеки разорвал резкий, сухой щелчок пальцев Хранителя. Звук, казалось, отозвался эхом в самых закоулках бесконечных стеллажей. Из-за темной арки, сливавшейся с тенями книжных шкафов, метнулась фигура. Двигался с пугающей, птичьей резвостью — поджарый, сгорбленный мужчина в потрепанном камзоле цвета запекшейся крови. Лицо было узким, с хищно загнутым носом и маленькими, невероятно острыми глазами, которые мгновенно оценили каждого. Он потирал длинные, костлявые пальцы, словно предвкушая работу. Это был Кандальщик.


Не было слов, не было предупреждения. Только серия быстрых, отточенных движений. Кандальщик щелкнул пальцами у запястья Марка, потом Кларисс, Люсиль — и на каждом, с тихим звенящим звуком, словно выкованным из самой тьмы, сомкнулись браслеты из черного обсидиана. Они были холодными, как лед, и на их гладкой поверхности тут же зажглись приглушенные, зловещие руны — тускло-багровые, как засохшая кровь.

Хранитель шагнул вперед. Его безупречная осанка вдруг показалась неестественной, как у марионетки. Кожа на лице, прежде просто бледная, теперь отливала мертвенным, восковым блеском. Голос, когда он заговорил, потерял ледяную вежливость, обнажив бездонную, древнюю пустоту и холодную, всепоглощающую жадность:


— А теперь… к сути вашего нахождения здесь, пылинки. — растянул последнее слово, и оно повисло в тихом воздухе, тяжелое и унизительное. — Читайте. Переписывайте. Каждое прочитанное слово, каждый вдох страха, каждая капля вашей жалкой, мимолетной жизни… — медленно провел рукой по корешкам ближайших фолиантов, и те слабо засветились изнутри, будто в них зажглись крошечные звезды. — …кормит эти миры. Эти вечные, ненасытные, избранные миры. Вы — топливо. Скромное, но необходимое. Гордитесь.


Его монолог прервал шум из прохода между стеллажами. Сотрудник с повадками сурка — низкорослый, юркий, с бегающими глазками — тащил за шиворот Сержа. Архивариус висел в его руках как тряпичная кукла, без сознания. Лицо его было пепельно-серым, глаза запали, губы синие. Он выглядел высушенным, будто годы жизни вытянули из него за минуту. Но самое страшное — это был его браслет. Где у других горели тускло-красные руны, его обсидиановый обруч переливался чистым, теплым золотом, в центре которого пульсировал змеевидный изумруд невероятной яркости. Драгоценный камень жизни, выкачанной за считанные мгновения.


Хранитель подошел, его мертвенное лицо вдруг исказилось гримасой, похожей на восхищение. Он ловко выхватил из ослабевшей руки Сержа книгу. Тот фолиант светился изнутри тем же зловещим золотом, что и браслет, но свет был холодным, неживым. Хранитель прочел название вслух, и его голос вдруг стал мягким, почти ласковым, от чего по спине побежали мурашки:


— «Хроники Спящего Левиафана: Песнь Голода и Вечности». — Он погладил переплет, словно любимое дитя. — Редчайший экземпляр. Ваш друг… проявил необыкновенный вкус. — Он бросил взгляд на бледное лицо Сержа, и в его ледяных глазах вспыхнул голодный блеск. — И необыкновенно питательную душу. Его жертва… восхитительна.


— СЕРЖ! — Кларисс рванулась вперед, забыв про страх, ее целительский инстинкт сильнее ужаса. Люсиль вскрикнула, инстинктивно потянувшись к иллюзиям, но ее пальцы лишь беспомощно сжали воздух — магия была скована кандалами. Марк же… Марк взорвался. Его страх сменился яростью, чистой и животной. Он сжал кулаки, и вокруг них, несмотря на кандалы, начал клубиться сгусток дикой, необузданной энергии боевой магии — красноватый, как его ярость, трещащий искрами.


— Отпусти его, костлявая тварь! — проревел он, замахиваясь для удара, который мог бы снести голову и обычному человеку, и, возможно, не только.


Хранитель даже не взглянул в его сторону. Он лишь слегка шевельнул пальцем. Изумруд на браслете Марка вспыхнул ослепительно. Из черного обсидиана ударил сноп молний — не электрических, а тьмы, сгущенной до невероятной плотности, холодной и прожигающей до костей. Марк согнулся пополам с хриплым, бессловесным воплем боли. Его сгусток энергии погас, как свеча на ветру. Он рухнул на колени, трясясь всем телом, на губах выступила пена.


Кларисс и Люсиль застыли. Весь их мир сузился до этой точки: до лежащего без сознания Сержа, до корчащегося от боли Марка, до невозмутимого Хранителя со светящейся книгой в руках и хищно ухмыляющегося Кандальщика. Инстинктивно, дрожа от ужаса, они прижались друг к другу и к согбенной фигуре Марка, образуя жалкий, дрожащий островок посреди этого светлого, ненасытного ада. Их кандалы горели тусклым, предупреждающим багрянцем. Они были в ловушке. Совершенно беззащитные.


И только сейчас, сквозь накатившую волну паники, Кларисс прошептала, озираясь дикими глазами:


— Агата…? Где Агата?!


Между бесконечных рядов книг, поглощающих свет и жизнь, не было ни души. Даже следов. Только тишина библиотеки, внезапно ставшая гулкой и угрожающей, да безразличный взгляд Хранителя, уже скользящий по ним, как по следующей странице в меню.

Глава 3. Тьма за пеленой искр

Библиотека дышала. Не метафорой — тяжелыми, влажными вздохами, поднимавшимися из-под синего ковра с причудливым узором, который теперь казался сплетением застывших вен. Золотой свет, лившийся будто из самих стен, не согревал. Он был ненасытным, выхватывая из полумрака позолоченные корешки фолиантов и мертвенную бледность лиц читателей. Воздух, густой от запаха старой бумаги, воска и той сладковатой гнили, что пряталась за ладаном, обволакивал горло, как похоронный саван. Хрип стариков за соседними столами — звук легких, наполненных пылью веков. Каждый шорох страницы отдавался эхом в бесконечных проходах между стеллажами — темных, как звериные норы, уходящих вглубь, где свет мерк, а тени сгущались в нечто осязаемое и недоброе.

Кандальщик двигался как тень, размазанная по стеллажам. Костлявые пальцы сжимали запястья студентов с силой кузнечных тисков. Обсидиановые браслеты зашипели, как прикосновение холодной, мёртвой звезды, впиваясь в кожу ледяными зубцами.


— За парты. Сейчас же, — голос скрипел, как несмазанная дверь склепа, шелковистая пыль на полу — пепел исчезнувших миров.


Кларисс вскрикнула, когда ее бросили на резной дубовый стул. Запахло воском, пылью и… сладковатой гнилью, будто под коврами гнили забытые цветы. Люсиль ударилась коленом о столешницу, покрытую царапинами от чьих-то отчаянных ногтей. Марка волокли, как мешок — он бился в немой ярости, кровь сочилась из губ, пытаясь заглушить боль от темных молний.


— Не дергайся, Уголёк, — проскрежетал Кандальщик с насмешкой, пристегивая его наручники к железному кольцу на столе. Звон цепей слился с тиканьем невидимых часов. — Читайте. Громко, — прошипел Хранитель. Тень, неестественно длинная, лизнула белый пол, книги с грохотом упали из воздуха на стол перед учениками.


Первые строчки рождали чудовищную красоту. Над Кларисс поплыли миражные сады: яблони в цвету, фонтаны из жидкого света, поющие птицы из радужной дымки. Но с каждым словом сады темнели. Шелест страниц — как крылья пойманных мотыльков. Лепестки вяли, падая черными пятнами на страницы, а из книги тянулись невидимые щупальца, высасывая румянец с ее щек. Она читала о целебных травах, а чувствовала, как увядает сама.


Шершавость древних страниц — словно кожа неведомых существ. Серж погрузился в текст с мрачным азартом ученого на краю пропасти. Его мир за спиной был абстракцией: геометрические фигуры, пожирающие друг друга, формулы, вспыхивающие кровавым светом. Тиканье часов — не механическое, а влажное, будто капает кровь в пустоту. Но его пальцы чертили невидимые знаки на столе Он чувствовал, как энергия течет через браслет в книгу, как петли магической сети сжимаются вокруг них. Система замкнута. Источник — читающий. Проводник — текст. Приемник… где-то вне.


Марк скрипел зубами:

— При…принципы… рун…ной… — он выжимал из себя слова, как яд.

Его книга — «Гнев Камня» — оставалась мертвой. Миражи за спиной рвались, как грязные тряпки: обломки скал, клубы пыли.

— ГРОМЧЕ! — Кандальщик ударил его плетью из сгустка мрака.

Марк взвыл. Изумруд на его браслете вспыхнул, и в миржи ворвался яростный вихрь. Осколки скал полетели в демона!

— Нахал! — Взбешенный Кандальщик вновь ударил молнией. Марк сник, без сознания, голова упала на холодные буквы.

— МАРК! — Люсиль рванулась к нему, но цепи впились в запястья. Ее собственный мираж — бальный зал с хрустальными люстрами — погас, не успев расцвести. По щекам текли слезы. "Он всего лишь хотел защитить нас…"


Дверь в глубине зала распахнулась с грохотом. Кандальщик вволок Агату за ворот. Она была в пыли, очки треснули, платье порвано у плеча. Но в серых глазах горел холодный, взрослый огонь. Хранитель поймал ее за подбородок:

— А мы думали, ты удрала, пташка?

— Птицы не бегают по библиотекам, — парировала Агата, вытирая кровь с губ.


Ее приковали к последнему столу. Книгу открыли на странице с изображением зубастого колодца.

— Читай. Или… — Кандальщик провел лезвием по ее ладони. Алая полоса выступила на белой коже.


Агата сжала зубы, сидела прямо. Несмотря на пыль на щеках, треснувшие очки, дышала ровно. Ее серые глаза, лишенные обычной дымки загадочности, были ясны и холодны, как лезвие. Осматривала зал не как жертва, а как стратег, оценивающий поле боя. Пальцы, сжатые в кулаки, не дрожали. Странно спокойна, подумала Кларисс, ловя ее взгляд.

Кандальщик пихнул её в спину, и пролжил длинный порез на ладони углубляя его в вены.

— "…и из Бездны… восстали Голодные…"


Золотая дымка вырвалась изо рта и засветились страницы. За ее спиной возник не сад и не формула. Возник реальный колодец из мрака и влажного камня. Из него вытянулась чешуйчатая лапа с когтями, длинными, как кинжалы. Лапа впилась Агате в шею!

— Довольно! — Хранитель захлопнул книгу. Мираж рухнул. На шее Агаты остались кровавые полосы.

Тишина. Только хриплое дыхание пленников.


— Так ты Чтец, — прошипел Хранитель, его ледяные глаза вспыхнули алчностью.

— Не понимаю, о чем ты, — Агата выплюнула слова сквозь боль.

— Что значит "Чтец"? — Кларисс приподняла изможденное лицо. Тени под глазами были как синяки.

Серж откашлял, перебивая:

— Дар… непроизвольного оживления текста. Читаешь вслух — и слова становятся плотью. Или кошмаром. — бросил взгляд на Агату. — «Хроники Спящего Левиафана»… теперь ясно, почему она кашляет лепестками. Побочный эффект Перехода между слоями реальности.


Кларисс вспыхнула:

— Значит, наша Агата — героиня какой-то проклятой сказки?! — глаза её горели негодованием и болью — Лепестки — это твои слезы? Или осколки того мира, откуда ты пришла?!


Хранитель не слушал детей, смотрел на браслет. Обсидиан трескался от переполнявшей его энергии, светившейся жидким золотом.

— Принести еще книг! — приказал он Кандальщику. — Эта — ключ. Она наполнит Левиафана до краев.

И тут Агату скрутил кашель. Не просто приступ. Взрыв. Черные лепестки роз, крупные, вылетали из ее горла, падая на книгу и пол. Они дымились, как угли, и пахли прахом и морозом.

— Что это?! — Кандальщик отпрыгнул, будто от кислоты.

Серж, был бледен как смерть. Его волосы слипались от пода. Разум, острый и цепкий, уже вырвался из пут шока. Прикрыл глаза, делая вид, что близок к обмороку, но под приспущенными веками зрачки бегали. Чувствовал ритм. Ритм боли. Каждый удар молнии по Марку, каждый всплеск энергии из браслетов в книги — это была не хаотичная пытка. Это была система. Сложная, древняя, с четкими параметрами: сила сопротивления = сила отдачи. Ногой бессознательно выводили на пыльном полу руны контроля энергии. "Если найти резонансную частоту кандалов… если создать обратный импульс…"


Марк очнулся, тело ломило, каждая мышца кричала от ударов темной молнией. Голова гудела, как улей. Попытался пошевелиться — цепи звякнули, холод обсидиана впился в запястья.

— Черт… — вырвалось хриплым шепотом, поднял тяжелую голову и встретился взглядом с Люсиль сидевшую напротив, прикованная к своему столу с ледяной книгой иллюзий.


Ее бледные глаза были широко раскрыты, полны не просто страха — ужаса за него. На щеках блестели слезы, оставляя чистые дорожки на пыли. И в этом взгляде, таком отчаянном, Марк вдруг увидел то, что всегда пропускал в суете драк и походов за приключениями. Глубину. Преданность. Больше, чем дружба. Сердце, привыкшее биться в бешеном ритме, на миг сжалось от чего-то теплого и колючего одновременно. Он не глупец. Просто… никогда не останавливался, чтобы посмотреть. Он кивнул ей, коротко, жестко:

— Я в порядке. И ты держись. — увидел, как губы дрогнули в попытке улыбнуться. Эта крошечная надежда в ее глазах обожгла сильнее молний Кандальщика.


Кларисс наблюдала за ними сквозь пелену собственной измотанности. Энергия, высасываемая "Анналами Целительных Садов", оставляла под глазами синеву, будто от удара. Но материнский, неистребимый инстинкт защитницы бушевал в ней сильнее магического истощения. Видела ясный холод Агаты, вычисляющую сосредоточенность Сержа, немой разговор Марка и Люсиль. Они не сломлены. Значит, и она должна держаться. Поймала взгляд Агаты, пытаясь прочесть в нем ответ. Но та лишь чуть мотнула головой: "Не сейчас".


Хранитель стоял на своем возвышении у дубового пульта, статуей из слоновой кости. Ледяные глаза, лишенные человеческого тепла, скользили от одного стола к другому, оценивая "урожай". Над Сержем плясали кровавые формулы, над Кларисс увядали черные сады. Но дольше всего он смотрел на Агату. На ее браслет, который, несмотря на недавний приступ кашля и сопротивление, снова наливался тревожным, густым золотом. И на книгу перед ней — "Хроники Бездонных Колодцев". Тот самый колодец, что чуть не утащил ее в небытие, казалось, пульсировал на обложке темной жилкой.


— Чтец, — голос, тихий, режущий тишину как нож, заставил вздрогнуть даже безучастных теней за соседними столами. Он не обращался ни к кому конкретно, скорее констатировал факт для самого себя, но его взгляд буравил Агату. — Редкий цветок на болоте реальности. Твои слова… они не просто оживают. Прорывают. Нужно об этом доложить. — сделал паузу, тонкие, бескровные губы растянулись в подобие улыбки, от которой стало еще холоднее. — Продолжай. "Бездонные Колодцы". Глава третья. Громко.


Агата не шевельнулась. Ее взгляд был непоколебим. Кандальщик, словно тень Хранителя, материализовался у ее стула. Костлявая рука с грязными ногтями легла ей на затылок, впиваясь в волосы. Другая рука сжимала тонкое, черное как ночь лезвие. Поднес его к ее щеке. Холод металла заставил кожу покрыться мурашками.


— Читай, пташка, — проскрежетал он, и дыхание его пахло могильным тленом. — Или твои друзья узнают, как быстро может течь кровь… — острый взгляд метнулся к Марку.

Тот напрягся, готовый рвануться, несмотря на цепи и боль. Люсиль вскрикнула, подавленно. Серж замер, его расчеты рухнули перед лицом непосредственной угрозы.


Агата закрыла глаза на мгновение. Потом открыла. Взгляд ее был пустым, как гладь мертвого озера. Она опустила глаза на зловещую страницу. Губы дрогнули, но голос, когда он прозвучал, был низким, ровным, лишенным прежней дрожи:

— "…и Голодные в Бездне услышали Зов Падения…"


Золотая дымка снова заклубилась над книгой. За ее спиной пространство заколебалось, как вода перед штормом. Не мираж, не бледная визуализация. Ощущалось давление, зыбь реальности. Где-то в глубине прохода между стеллажами что-то скреблось о камень. Или о кость. Хранитель наклонился вперед вглядываясь в лицо девушки покрывающееся трещинами, его мертвенное лицо исказил голодный восторг. Кандальщик невольно ослабил хватку на затылке Агаты, чей голос звучал тихо в реальности, но будто доносился раскатами грома отовсюду.


Пространство за ее спиной вздулось, готовое разорваться. Библиотека затаила дыхание. В углах зала, за другими столами, шевелились. Вечные пленники библиотеки. Люди-тени. Кожа — пергамент, натянутый на кости. Глаза — тусклые угли в темных провалах. Их миражи были едва видны: блеклые пятна света, дрожащие силуэты городов, которых больше нет. Один старик, чья рука дрожала над книгой, внезапно рухнул лицом в страницы. Никто не шелохнулся. Никто не вздохнул. Только пыль медленно оседала на его согнутую спину. Они не замечали перемен, не реагировали на происходящее, будто были…пусты.

Глава 4. Разрушение как откровение

Пространство библиотеки взвыло. Золотой свет исказился в багровые спирали. Из трещин в воздухе, рвущихся, как гнилая ткань, полезли щупальца, когти, костлявые пальцы в истлевших перчатках. Исторические тени, падшие короли и безумные алхимики, тянулись к живым душам с тихим стоном вечного голода. Стеллажи рушились, древние фолианты взрывались облаками ядовитой пыли и ослепительных искр.

— ЩИТ! — рев Марка перекрыл грохот апокалипсиса.

Его руки, все еще в оковах обсидиана, взметнулись вверх. Стена алого пламени вздыбилась между друзьями и хаосом. По ней пошли трещины под ударами вырывающихся сущностей.

— Держись, дурак! — Люсиль вцепилась ему в плечо, ее иллюзии плетьми били по щупальцам, пытавшимся обойти барьер. Ледяные шипы росли из-под ее ступней, сковывая ползучие тени.

— Ты… что ты НАДЕЛАЛА?! — Кларисс встряхнула Агату, прижавшую амулет к груди. Целительная энергия, теплая и зеленая, как весенняя трава, лилась из ее ладоней на изможденную девушку, затягивая кровавые царапины на шее.

Агата подняла глаза. Взгляд был пустым и бесконечно усталым, но улыбка — кроткой, почти нежной.

— Решила прикинуться сумасшедшей? — рявкнул Марк, отбивая огненным кнутом коготь размером с телегу. — Мы на ПРАКТИКУ шли, а не в адский коридор!

Серж, игнорируя хаос, уже стоял перед мерцающим голографическим столом, вызванным его артефактом-криптографом. Пальцы мелькали, строча формулы в воздухе. Его голос был резок, как удар скальпеля:

— Агата. Кто ты?

Девушка вздрогнула под его пронзительным взглядом.

— Нарушитель, — прошептала она так тихо, что слова едва пробились сквозь грохот. — Я исказила время… чтобы изменить судьбу. Чтобы повернуть ход истории. — Она сжала амулет. Тот вспыхнул, и внутри хрусталя мелькнули силуэты их пятерых, смеющихся на крыше Академии под облачным Левиафаном, и в другую секунду словно порванная плёнка, все они мертвые в крови— Не хотела… чтобы нас засосало в этот коридор. Чистилище.

— Чистилище?! — Люсиль едва увернулась от летящего обломка мраморной колонны. Ее голос сорвался на визг. — Что значит пространство и время?!

Агата лишь улыбнулась. Она сорвала кулон с шеи. В капле хрусталя, всегда казавшейся просто красивым камнем, теперь кипел целый микрокосм — крошечные звезды, острова, океаны из света.

Ураган безумия нарастал. Высохшие пленники библиотеки метались. Один старик с восторженным криком бросился в ближайший портал, растворившись в багровой мгле. Двое других, плача, забились под рушащийся пульт Хранителя. Сам Хранитель, его благородное лицо искажено первобытной яростью, бил посохом по зияющей книге "Бездонных Колодцев", пытаясь заткнуть фонтан искаженной реальности. Кандальщик и юркий "сурок" метались, заклинаниями латая рвущиеся порталы, но каждый залатанный разрыв тут же рвался в двух новых местах. Воздух гудел, как гигантская оса, пол дрожал, а запах озона и тлена стал невыносимым.

— Кларисс… — Марк внезапно повернулся к рыжей, его щит дрогнул под очередным ударом. Глаза, всегда полные дерзости, были ужасно серьезны. — …я люблю тебя. С первого дня, как ты назвала меня идиотом за сломанный артефакт.

Он схватил ее за затылок и поцеловал. Грубо, стремительно, без права на отказ. Огонь щита вспыхнул алым заревом. Кларисс застыла, глаза расширились. Люсиль, увидев это, резко отвернулась. Ее ледяные барьеры дали трещину. Серж фыркнул, не отрываясь от расчетов:

— Романтика в разгар апокалипсиса. Типично для вашей парочки. Портал через три секунды! Держитесь!

Агата наблюдала за ними. С пола, куда она опустилась, прижав Фенека. Лисенок жалобно пискнул, лизнув ее окровавленную ладонь.

— Да… — прошептала она, гладя его огромные уши. — Мы лишние здесь. Пора уходить… и оставить этот мир в покое.

Она поднялась. Трещины, тонкие, как паутина, поползли по ее коже. Сквозь них просвечивало мерцание чистого хрусталя.

— Агата, стой! — Серж оторвался от стола, его аналитический холод сменился живым ужасом. Он бросился к ней.

Агата встретила его. Ее ладонь, холодная и твердеющая, как кристалл, коснулась его щеки, затем легла ему на грудь, над сердцем. Безмолвное признание. Прощание. Серж замер, растерянный, пораженный глубиной печали в ее глазах.

Потом она заговорила. Голос звенел, как разбитый хрусталь, складываясь в странное заклинание, она сжимала руку Сержа, находя отклик в его опаловых глаза. Её голо был тихим и робким, но слова чёткими:

* * *
Песок в часах вспять потечёт…

Горькое Сладким обернёт!

Целое — в осколки вдребезги!

Тетрадь Правд — закрой! Не грези!

Начатое — вспять, на нет!

Ночь мою возьми! Рассвет — им верни!

Зеркало — в щепки! Тресни, шар земной!

…Вношу… плату… Я… Вздох… что… глухой…


Агата глубоко вздохнула, ощущая как вокруг меняется поток затягивающего хаотичного урагана. Теперь уже она говорила уверенно, сжимая руку Сержа, её пальцы холодели, теряли полностью цвет:


Вздох… что… глухой… Я… плату… вношу…

Шар земной тресни, щепки в Зеркало!

Им верни Рассвет! Возьми мою Ночь!

На нет вспять Начатое — грези!

Не закрой! Правд Тетрадь! Вдребезги осколки в Целое!

Обернёт Сладким Горькое!

Потечёт вспять часах в Песок…


С последним словом ее тело взорвалось ослепительным светом. Не болью, а освобождением. Мириады осколков хрусталя, горячих и поющих, разлетелись по залу. Там, где она стояла, зиял врата — не портал хаоса, а туннель чистого, холодного света, ведущий… домой? Серж был так растерян, первые несколько секунд, что даже звука издать не мог от шока.

— ВПЕРЕД! — заревел Марк, хватая Кларисс за руку и таща ее к свету.

— Держитесь вместе! — крикнула Люсиль, подхватывая под руку шатающегося Сержа, все еще смотрящего на пустое место с немым вопросом в глазах.

Хранитель вопль ярости. Он и демоны ринулись к светящемуся туннелю, посылая сгустки тьмы, ледяные копья, щупальца чистой ненависти.

— За мной, твари! — Марк развернулся, выпустив огненного дракона из ладоней. Чудовищный поток пламени сжег летящие снаряды и опалил Кандальщика, заставив того отпрянуть с визгом.

Люсиль вскинула руки. Ледяная буря обрушилась на "сурка", сковывая его в глыбу с выражением вечного удивления на морде.

— ЖИВО! — Кларисс влила в них последние капли своей энергии. Сила хлынула в жилы, жгучая и спасительная.

Серж подоспел к магической панели, ударил кулаком по последней руне на голографическом столе.

— АКТИВАЦИЯ! — вскинул черную голову в сторону спасения.

Портал взревел, свет стал ослепительным. Но в этот миг тень Хранителя удлинилась, как копье, и метнулась к ним. Не физическая, а тень отчаяния, страха, вечного голода. Она обвила щиколотки Люсиль и Сержа, ледяной хваткой приковывая к полу.

— НЕ-ЕТ! — заорал Марк, пытаясь вырваться назад.

Кларисс рванулась помогать, но ее отбросил вихрь из портала. Фенек, оставшийся у разбитого пульта, завыл протяжно и жутко.

Портал затягивал Марка и Кларисс. Люсиль и Серж бились в ледяных путах тени, лица искажены ужасом. Хранитель, подняв посох для смертельного удара, шагнул вперед. Его глаза горели торжеством.

--

* пояснение, это стихотворение попытка написать его в стиле любимого мультсериала "Вуншпунш"

Глава 5. Пепел и хрусталь

Особняк встретил их гробовой тишиной. Воздух внутри был неподвижным, густым от пыли, пахнущей затхлостью и чем-то сладковато-кислым, как прокисшее варенье в заброшенном погребе. Золотые лучи закатного солнца, пробиваясь сквозь разбитые витражи, рисовали на паркете длинные, косые полосы света, в которых танцевали мириады пылинок. Но света не было. Был музейный полумрак, подчеркивающий пустоту. Ни следов недавнего хаоса, ни тел высохших пленников, ни даже осколков разбитых стеллажей. Только толстые слои серой пыли на всем, что когда-то было роскошью: на сломанных резных стульях, на опрокинутых мраморных постаментах для ваз, на портретах людей с лицами, стертыми временем и забвением. Магические аномалии висели в воздухе едва заметными дрожащими маревами — искорки статики у дверных проемов, слабые эхо-вздохи в углах, будто стены помнили крики.

Кларисс стояла посреди огромного, опустевшего холла, обхватив себя руками. Рыжие волосы, выбившиеся из привычного хвоста, казались единственным ярким пятном в этой монохромной серости. Смотрела в пыльную пустоту, а видела другое:

— Значит, это правда, — голос, обычно такой звонкий и уверенный, звучал глухо, разбито. — Мы попали в ту ловушку… из-за Агаты. Она ведь… — замолчала, не в силах договорить. Не из нашей реальности. Не совсем живая. Уже мертвая?

Марк не смотрел на нее. Методично, с каким-то почти звериным сосредоточением, обыскивал разбитый дубовый комод у стены. Мощная спина была напряжена, пальцы перебирали обломки фарфора, клочки истлевшей бумаги. Снял клинок ржавый со стены.

— Откуда такая уверенность? — бросил он через плечо, не отрываясь от находки. Голос был хриплым, но лишенным паники. Марк всегда действовал. Думать о непоправимом — не его стиль. Пока есть хоть шанс, будет искать путь назад.


Кларисс медленно опустилась на покрытый пылью бархатный пуф. Облачко серой пали поднялось.

— Она сама сказала, — прошептала, глядя на свои дрожащие руки, будто ожидая увидеть на них отблески хрустального взрыва. — Ты видел, Марк. Она… разлетелась на осколки. — Слова повисли в тихом воздухе, тяжелые и окончательные. — Серж. Люсиль. Остались там. С Хранителем и его голодными мирами… — прикрыла лицо руками.


Марк резко выпрямился. В руке он сжимал меч. Повернулся к девушке. Его лицо, обычно открытое и дерзкое, было суровым, тени под глазами казались глубже в пыльном полумраке. Но в глазах горел знакомый огонь — упрямый, не признающий поражения.

— Я пока не знаю, что видел, — сказал четко, отчеканивая каждое слово. Поднял руку и пропустил через лезвие свою магию, оно отозвалось на его прикосновение, вспыхнув алым пламенем, которое не жгло, а жило, обволакивая сталь, как вторая кожа. Стал похож на воина из древних баллад — паладина без крыльев, но с непоколебимой волей. — Знаю, что хочу вернуть Сержа и Люсиль. Сейчас. Любой ценой.


Кларисс подняла на него глаза. В них стояли слезы, смешиваясь с пылью на ресницах. Страх и безнадежность сжимали горло.

— Марк… — голос сорвался. — Что если мы их больше не… — не смогла договорить.


Он был рядом за два шага. Опустился перед на одно колено, рука в тяжелой перчатке что успел найти, легла на ее сжатые кулаки. Пламя на мече мягко освещало его лицо — решительное, знакомое до боли, и такое родное.

— Не смей раскисать, Кларисс, — голос был низким, твердым, но в нем не было упрека. Только непоколебимая уверенность. — Нам сейчас никак нельзя медлить и отступать. — наклонился, его губы коснулись макушки — жест внезапной, грубоватой нежности, от которого у Кларисс перехватило дыхание. — Нужно вернуться. И спасти ребят.


Она кивнула, пытаясь сглотнуть ком в горле, вытирая щеки тыльной стороной ладони.

— Да, — прошептала, чувствуя, как его уверенность подпитывает собственную угасающую силу. — Но мы не знаем как. Мы не знаем, куда идти… — Ее взгляд блуждал по пустому, пыльному хаосу холла. Ни двери назад в библиотеку-чистилище, ни намека на портал. Только немые стены и давящая тишина.


Марк поднял голову. Взгляд, острый, как у охотника, устремился к главному входу, к распахнутым тяжелым дубовым дверям, за которыми виднелся закат над покосившимся забором и запущенным садом. Он не улыбнулся. Лишь слегка дёрнул подбородком в ту сторону, и в его глазах вспыхнула дикая, почти безумная надежда, смешанная с изумлением.

— Мы — нет, — сказал тихо, но так, что каждое слово отозвалось в тишине. — Но она знает.


Кларисс резко обернулась, следуя его взгляду.

В золотистом свете заката, заливая проем двери, стояла Агата в пыльном луче закатного света, но не как призрак. Как живая бомба из плоти и магии, на грани распада. Тело было картой страданий: глубокие трещины, подобные высохшей глине на древней вазе, змеились по коже, пульсируя багровым светом изнутри. Трещины дрожали, как старая штукатурка под напором ураганного ветра — еле сдерживая напор чудовищной энергии, что рвалась наружу. Сквозь полупрозрачные участки кожи, там, где трещины расходились шире, были видны темные реки силы — сплетение нитей ослепительного золота и густой, как деготь, тьмы. Клубились, бились под кожей, как пойманные птицы, выжигая ей плоть изнутри.

Агата протянула к ним руку. Жест был не приветствием, а немым воплем утопающего. Пальцы искривлены судорогой, суставы белели от напряжения. На фоне сгущающихся в углах холла теней, фигура казалась хрупким, темным силуэтом, который вот-вот поглотит мрак. Только глаза горели. Не холодным светом призрака, а адским пламенем отчаяния и воли. В них читалась нечеловеческая боль и упрямое, безумное желание дотянуться.

— Не могу… — хрип вырвался из ее пересохших губ, звук скрежета камней. Каждый слог давался мукой. — Справиться… Не хватает… сил…


Рука дрогнула. Пальцы разжались. Из ослабевшей ладони выпал амулет — та самая капля хрусталя, в которой когда-то мерцал целый микромир. Он не упал на запыленный паркет. Завис в воздухе на мгновение, затрепетал. И взорвался ослепительной вспышкой, не огня, а сжатого времени и дерзкой магии. Когда свет схлынул, на месте амулета висел Золотой Маховик Времени.

Он был жутко прекрасен. Тончайшие спицы из мерцающего, словно жидкое солнце, металла сходились к оси, напоминавшей горлышко изящной вазы. Внутри вращающейся конструкции, за хрустальными стенками невероятной прочности, медленно, неумолимо пересыпался голубой песок. Каждая песчинка светилась холодным внутренним светом, как крошечная звезда. Висел в воздухе. С каждой пересыпавшейся песчинкой, с каждым едва слышным тик-тик его механизма, из трещин вырывались новые снопы искр, а темные реки под кожей бурлили яростнее. Девушка съеживалась, будто от удара, новый виток кашля вырвал из ее горла горсть черных, дымящихся лепестков.Маховик сиял ярче.

Это была плата. Плата за дерзость. За ломку незыблемых законов. За переходы не просто сквозь годы, а сквозь саму ткань реальностей. За желание вырвать друзей из когтей иной судьбы, иной гибели. Могучий и беспощадный Хронос, бог, для которого время было не рекой, а океаном, где тонули целые миры, не прощал таких оскорблений. Не просто требовал энергию. Выскребал ее из самого естества Агаты, капля за каплей, болью за болью, жизненной силой за силой. Каждый поворот Маховика, каждый переход — это был кусок ее души, плоти, бытия, отданный в жертву жестокому божеству хроноса. Агата знала истину, страшную и единственную: в той реальности, откуда пришла, друзья все уже погибли. И ради шанса, одного хрупкого шанса увидеть их живыми здесь, готова была позволить Времени выскоблить себя до последней капли. Ценой чего угодно. Даже если "что угодно" — это ее медленное, мучительное стирание из всех реальностей.

Кларисс замерла в шаге от Агаты. Пальцы все еще сжимали Золотой Маховик. Холод металла прожигал кожу, а внутреннее свечение голубого песка бросало мертвенные блики на ее лицо. Учебные иллюстрации всплывали в памяти: «Артефакт Пересечения Реальностей. Категория Апокалиптик. Питается жизненными ветвями носителя». Но картинки были мертвы. Здесь же пульсировала живая трагедия.

Агата стояла, закованная в собственное разрушение. Трещины глубже, чем венецианские каналы, бороздили тело. Сквозь них лился багровый ад — сплетение света и тьмы, пожирающих друг друга. Кожа вокруг ран стала пепельно-серой, сухой, как пергамент вековой давности. Когда она подняла руку, стряхивая пепел с локтя, Кларисс увидела пустоту. Не кровь, не плоть — зияющую черноту, как пролом в ткани мира. Внутри мерцали чужие звезды.

— Что это значит? — голос Кларисс сорвался на шепот, не спрашивала про артефакт, спрашивала про этот ужас, на теле подруги.

Агата едва пошевелила губами. Движение стоило волны спазмов:

— Я не… могу сдвинуться. Портал… откроется.

Сияющие глаза, два уголька в пепле лица, нашли Марка. Он стоял в пяти шагах, меч-пламя погашен, но кулаки сжаты до хруста. Взгляд метался между дырой хаоса на плече Агаты и лицом Кларисс, держащей Маховик. В нем кипела ярость, замешанная на беспомощности.

— Вы вернетесь… — Агата выдохнула клубок черных лепестков, — …остановите всех. Чтобы… не приходили сюда.


Марк шагнул вперед, голос — раскаленное железо:

— Чтобы мы подкармливали эту хрень? — ткнул пальцем в Маховик. Голубой песок внутри него ускорился, будто в ответ на агрессию.


Уголки губ Агаты дрогнули в попытке улыбки. Беззвучной, печальной.

— Нет. — отвела взгляд, будто стыдясь. — Я… буду питать. — пепел осыпался с виска, открывая еще один клочок мерцающей бездны. — Вы… остановите самих себя. От обреченного заточения… в Библиотеке Душ.


Кларисс ахнула, сжимая Маховик так, что металл впился в ладонь:

— Библиотека Душ… — Шепотом, но с озарением. Обрывки знаний сложились в чудовищную картину. Те высохшие пленники… не просто люди. Хранилища. Живые архивы миров, которые Хранитель пожирал.


Агата кивнула. Микроскопический жест. От него трещина на шее раскрылась, как ужасный цветок. Внутри — не кровь. Вихрь сверкающих осколков и черной пыли, кружащихся в безумном танце.

Марк отпрянул. Даже он, бесстрашный боец, почувствовал первобытный ужас. Это было не тело. Это был рубеж, тонкая пленка между бытием и небытием, и она рвалась. Кларисс не плакала. Слезы высохли. Остался леденящий ужас и невыносимая жалость. Она протянула свободную руку — не к Маховику, не к трещинам. К лицу Агаты. Дрожащие пальцы остановились в сантиметре от пепельной кожи.

— Зачем? — выдохнула рыженькая девушка, вся непостижимость этого безумия. Жертвовать собой? Ради чего? Ради них, которые сейчас в ужасе смотрят на нее, как на монстра?


Агата встретила ее взгляд. В глазах, горевших сквозь разрушение, не было ни боли, ни страха. Только бесконечная, тихая нежность. Как у матери, провожающей ребенка в опасный путь.

— Ради любви, — прошептала, голос был едва слышен, но каждое слово падало, как камень в тихий пруд. Улыбка стала чуть шире, чуть печальнее. — Просто… хочу, чтобы вы были счастливы. — сияющие глаза скользнули парню. — Вы все.


Слова ударили Марка, как физическая сила. Дёрнулся, будто от удара током. В памяти вспыхнули образы: Серж, корчащийся на полу Библиотеки Душ, его лицо, пепельно-серое от высосанной жизни. Люсиль, ее крик ужаса, когда тень Хранителя схватила за щиколотку, бледные глаза, полные преданности… к нему. Они были мертвы. Из-за Агаты? Из-за ее попытки их спасти? Гнев, вина и бессилие сомкнули горло стальным обручем. Он не мог вымолвить ни слова. Только смотрел на эту ходячую катастрофу, которая говорила о любви, рассыпаясь на глазах.

Кларисс не отводила руку. Пальцы так и замерли в воздухе. Мир сузился до лица подруги, до этих глаз, светящихся сквозь адскую паутину трещин. До тихого признания, которое звучало как приговор и как величайшая тайна. Любовь. Не романтика. Не страсть. Жертвенность. Безумная, всесжигающая, стирающая себя до пепла ради шанса на их счастье в другой версии реальности. В той, где они еще не попали в ловушку. В той, где Серж и Люсиль, еще живы.

Воздух вокруг Агаты загустел, завибрировал. Голубой песок в Маховике закружился вихрем. Портал открывался. Ценой еще одного куска истерзанной души.

Тиканье Маховика стало громче. Голубой свет залил пыльный холл. Портал звал. Выбор был за ними: шагнуть в сияющую бездну прошлого или остаться свидетелями окончательного распада и утраты.

Агата стояла, как живая руина. Пепельная кожа шелушилась, трещины пульсировали багровым адом, а голубой свет Маховика бросал на лицо мертвенные блики. Ее голос, когда он наконец прорвался сквозь хрип, был тихим, но неумолимым, как эхо из бездны:

— Вы… в тысячах реальностей…погибаете. — сделала паузу, будто перебирая в памяти бесконечные киноленты катастроф. Каждая — с их лицами в главной роли. — Разными способами. — глаза, горящие сквозь разрушение, на миг стали бездонно печальными. — Будь ваши души прибежищем инопланетных тел… или милых котиков, или ланей… — махнула рукой, жест, от которого посыпался серый пепел с локтя, обнажив еще лоскут мерцающей пустоты. — Всегда одно и то же. Жестокий. Печальный. Конец.


Взгляд внезапно заострился, в нем мелькнула старая, изъеденная горечью ярость:

— И этот придурок… вместе с вами… — Усмешка исказила пересохшие губы, горькая и бессильная. — Будто прикованный проклятьем на вечные страдания. Вечный спутник гибели.

Кларисс нахмурилась, пальцы бессознательно сжали Маховик так, что костяшки побелели. Интуитивный страх сжал сердце:

— Ты о ком? — Голос сорвался резко, требовательно.

Агата резко отвела взгляд. Маска на мгновение дрогнула, показав бездну усталости и чего-то еще…

— Ни о ком, — голос снова став ледяным и отстраненным. — Уходите. — подняла руку, указывая на рвущийся за спиной Кларисс и Марка вихрь света портала. Движение вызвало новый каскад трещин по предплечью. — У меня… не так много осталось. Чтобы попусту проводить время.


Последние слова прозвучали как приговор. Финальный отсчет.

Они шагнули. Не по своей воле, а повинуясь жертве. Портал всосал их — не в тоннель, а в водоворот ослепляющего золота и ледяного сияния. Их охватило не физическое движение, а каскад чужих жизней. Как это — быть мертвыми в тысячах реальностей? Мысли Кларисс метались, цепляясь за обрывки видений, пронесшихся, как вспышки молнии:

— Марк, падающий с обрыва в Туманых горах, его крик теряется в реве ветра.

— Серж, сгорающий заживо от прикосновения к запретной Книге Смерти, его очки плавятся на лице.

— Сама Кларисс, истекающая кровью на холодном полу темницы, шрам на руке пылает проклятым огнем.

— Люсиль, растворяющаяся в собственной иллюзии, ставшей слишком реальной.

И среди этого ада — один образ, повторяющийся, назойливый, как кошмар:

Они с Марком. Где-то теплом и уютно. Ее голова на его плече. На ее пальце — простое золотое кольцо. Его рука сжимает ее ладонь. Они женаты. Счастливы. А потом — взрыв света, крик, и… пустота. Всегда слишком рано. Всегда "всего ничего".

Эти видения обжигали. Краснели от стыда и нелепой радости при виде того кольца. Страдали от невыносимой боли преждевременной потери. Неужели им суждено? Неужели счастье — лишь короткая передышка перед неминуемым концом?

Марк сжимал руку любимой девушки так крепко, что кости ныли. Его дыхание было прерывистым. Видел то же самое. Свой труп в десятках вариаций. И их общую жизнь — короткую, яркую, оборванную. В глазах, когда они мельком встретились в сияющем хаосе, читался не только ужас, но и немой вопрос, и смутная надежда, смешанная с яростью против рока. Женаты? С ней? Возможно ли это? И как отнять у этой возможности "всего ничего"?

Свет схлынул.

Холодный утренний воздух. Запах мокрой травы и камня. Знакомый гул Академии Вечного Пламени за спиной. Они стояли на том самом месте, у подножия шпилей, где неделю назад сидели впятером и смотрели на Левиафана в облаках.

Марк и Кларисс все еще держались за руки. Пальцы сплетены так естественно, будто делали это всегда. Они медленно повернулись друг к другу. Глаза — широко раскрытые, полные остаточного ужаса от пережитого в портале, от вида распадающейся Агаты, от знания о бесчисленных смертях… и того единственного видения с кольцом.

Над ними, в высоком стрельчатом окне учебного корпуса, мелькнули знакомые силуэты. Серж, что-то увлеченно объясняющий, размахивая книгой. Люсиль, скептически поднявшая бровь, но слушающая. И… Агата.

В небе, величественный и безмятежный, плыл Левиафан — облачный кит, символ путешествия, после которого нельзя вернуться прежним. Он смотрел на них сверху. Безмолвный. Всевидящий. Вечный.

Их руки все еще были сплетены. Пульс Кларисс бешено стучал в висках, отдаваясь в ладони Марка. В его глазах, поверх ужаса и решимости, читалось что-то новое. Что-то, принесенное видением из портала. Что-то, заставлявшее ее сердце сжиматься от боли и… страшной надежды. Они вернулись. Но цена возврата висела над ними, как лезвие. А песок в Маховике Агаты все пересыпался. Где-то. В небытии.

Глава 6. Танец журавлей на краю пропасти

Портал захлопнулся за спинами Марка и Кларисс, как пасть гигантского зверя, поглотив последний отсвет золота. Ослепительная тишина, тяжелая и липкая, рухнула в Библиотеке Душ. На мгновение.

— НЕЕЕТ! — вопль Люсиль разорвал тишину, отчаянный, как крик раненой птицы. Тень Хранителя, холодная и невесомая, как паутина изо льда, все еще сковывала ее щиколотку. Серж, оглушенный, с окровавленным виском от удара при падении, лежал рядом.


Хранитель, его мертвенное лицо искажено нечеловеческой яростью. Кандальщик и "сурок", оправившись от ледяных оков Люсиль, ринулись вперед, их когтистые тени уже нависли над подростками. Безвыходность сжала горло стальным обручем.

И тогда Люсиль взревела. Не от страха… От ярости! От невозможности сдаться. Вскинула руки не для тонких иллюзий. Рванула саму влагу из воздуха, из каменных стен. Ледяной шквал, белый и ревущий, как разъяренный полярный медведь, обрушился не на демонов, а перед ними. Он — ослеплял. Тысячи острых кристалликов льда, взметнувшиеся вихрем, превратили пространство между ними и палачами в непроницаемую, режущую лицо и руки, стену. Слышался лишь яростный рев ветра и дикие вопли ошарашенных демонов, натыкающихся друг на друга в белой мгле.

— СЕРЖ! ДВИГАЙ! — Люсиль, не помня себя, рванула его за рукав. Адреналин придал сил.


Они кубарем скатились за ближайшую груду опрокинутых стеллажей. Книги, как спящие летучие мыши, с грохотом посыпались сверху, прикрывая их. Пыль вперемешку с ледяной крошкой забила рот и нос. Серж, давясь, попытался поднять руку. Пальцы дрожали. Он сконцентрировался, пытаясь вызвать голографический интерфейс своей кибер-магии — силовые линии, руны анализа, карту энергетических потоков библиотеки. Но разум, обычно острый как бритва, был пустым экраном с помехами. Слишком больно. Слишком страшно. Слишком мало сил. Магия высасывалась годами за минуту чтения.


— Не… не выходит… — прохрипел он, потирая запястье. Там, глубоко в мякоти ладони, торчали несколько осколков хрусталя — те самые, что вылетели при взрыве Агаты. Они складываясь в миниатюрное, болезненно знакомое созвездие Левиафана. Серж с горькой усмешкой провел пальцем по холодным граням. Звездная карта их гибели…

— Дай сюда, — голос Люсиль был тихим, но твердым, порвала подол своей некогда элегантной мантии. Полоска темно-синей ткани, теперь грязная и мокрая, стала импровизированным бинтом. Она ловко, с неожиданной нежностью, перевязала окровавленную ладонь, стараясь не задеть осколки. Пальцы касались кожи — ледяные, но удивительно аккуратные.


Тишина за баррикадой из книг была зловещей. Метель стихла. Слышались только тяжелые шаги и хищное сопение где-то совсем близко. Демоны искали.

Люсиль не поднимала глаз от перевязки. Говорила шепотом, будто боялась, что слова привлекут твари:

— Я… я его люблю, знаешь? — не назвая имени. Не надо было. Марк. Его образ висел между ними — дерзкий, яростный, живой. — С первого курса. Когда он вломился на лекцию по Иллюзиям, весь в саже после взрыва в лаборатории рун, и заявил, что это "просто фейерверк". — Губы дрогнули в попытке улыбнуться, но получилась лишь гримаса боли.


Серж смотрел на склоненную голову девушки, бледную шею, по которой стекала капля пота, смешанная с пылью. Его голос прозвучал удивительно спокойно, сухо:

— А я — Кларисс. — не смотрел на нее, а в темноту за стеллажами, где маячили движущиеся тени. — С того дня, как она вломила мне по лицу целительным скальпелем за то, что я назвал ее "рыжим торнадо". — попытался усмехнуться, но лишь сжал зубы от боли в руке. — Кажется, мы оба… идиоты. Любим тех, кто любит других, но не замечает нас.


Этот простой, страшный вывод повис в пыльном воздухе. Они знали. Все знали. Марк и Кларисс. Их собственную безнадежную влюбленность. И они сами это знали, просто прятали глубоко, под слоями дружбы, учебы, приключений. До этого момента. До края гибели в библиотеке, пожирающей души.

Глаза их встретились. Не с вожделением. С горьким, до боли чистым пониманием. Они были двумя островами в океане ужаса, потерявшими свои маяки. В глазах Люсиль стояли слезы — не только по Марку, но и по этой нелепой, жестокой ситуации. В глазах Сержа — усталость и та же щемящая жалость к ней, к себе, ко всему.

И тогда, движимые не страстью, а волной невыносимой нежности и печали от осознания, что следующий шаг демонов может стать последним, они наклонились друг к другу. Поцелуй был коротким. Тихим. Горьким, как пепел. Не было огня, лишь ледяное прикосновение губ, дрожь и ощущение чужого тепла, которое так отчаянно хотелось, но которое принадлежало другим. Это был поцелуй-прощание. Поцелуй-извинение. Поцелуй двух потерянных душ, делящихся последним, что у них осталось — человеческим теплом перед лицом нечеловеческого ужаса. В нем не было будущего. Только щемящая боль настоящего.

Они оторвались одновременно. Не смущенные. Опустошенные. В глазах Люсиль еще стояли слезы, но теперь в них читалась хрупкая решимость. Серж кивнул, его рука с осколками-звездами непроизвольно сжала ее пальцы на мгновение. И в этот миг из-за угла ближайшего стеллажа донеслось низкое, похожее на скрежет камней, рычание. Следом — шарканье когтей по каменному полу.

Они нашли.

Без слов, одним движением, Серж и Люсиль рванулись вглубь лабиринта павших книжных шкафов, оставляя за собой лишь шелест страниц-свидетелей и холодный след отчаяния на пыльном полу. Битва за выживание только началась.

Рычание Хранителя перешло в грохочущую ярость, от которой задрожали уцелевшие витражи. Но это был не звериный вопль. Это были слова. Древние, гортанные, полные такой ненависти, что воздух вокруг него закипел черными пузырями, как смола.

— Где они?! Эти мерзкие дети. Книги. Мои чудесные книги, он наказание будет нам за несоблюдение всех протоколов и контрактов. НАЙДИТЕ ИХ!

Его мертвенно-бледное лицо, искаженное бешенством, начало плыть. Восковые черты расползались, как свеча под паяльной лампой, а потом стягивались обратно, формируя знакомое, "человеческое" обличье — высокий лоб, седые бакенбарды, ледяные глаза. Но теперь в них горел не расчетливый холод, а адское пламя утраты и ярости. То же самое происходило с Кандальщиком и "сурком". Их хищные, искаженные черты сглаживались, принимая облик изможденных слуг в потрепанных камзолах, но движения оставались резкими, птичьими, а в глазах светился все тот же нечеловеческий голод.

С потолка, из самой темноты сводов, спустились цепи. Не железные, а сплетенные из теней. Они двигались сами, как живые змеи. Цеплялись за опрокинутые стеллажи, за груды книг, за полузасыпанных пылью пленников, которые не успели сбежать или предпочли мнимую безопасность хаосу. Цепи бесшумно вытаскивали людей-тени, как рыбаки вытаскивают улов. Те не сопротивлялись. Их глаза были пусты, будто сознание давно утонуло в иных мирах. Цепи укладывали их обратно за столы, открывали перед ними новые, нетронутые фолианты. Руки пленников автоматически тянулись к страницам.

Поваленные стеллажи с жуткой, нечеловеческой скоростью начали подниматься. Каменные глыбы фундамента скрежетали, занимая свои места. Книги, разбросанные ураганом хаоса, взмывали в воздух стаями черных птиц и аккуратно укладывались на полки. Трещины в полу затягивались, словно раны на живой плоти. Библиотека восстанавливалась. Быстро. Эффективно. Бесчувственно. Как механизм, возвращающийся к работе.

Под узкой, крутой лестницей, ведущей куда-то в верхние ярусы, наполненные светом, Серж и Люсиль прижались к холодной каменной стене. Серж дрожал как в лихорадке, неповрежденная рука была вытянута вперед, пальцы чертили в воздухе дрожащие, сложные знаки. Перед ними висел маскировочный щит — не иллюзия, а сложное переплетение светопреломляющих полей и магического статического шума. Щит был похож на дрожащее марево, на искажение воздуха над раскаленным асфальтом. Поглощал звук их дыхания, держал его уже Серж на чистой силе воли и боли отдающейся в онемевших кончиках пальцев. Пот стекал по его вискам, смешиваясь с кровью и пылью. Осколки хрусталя в ладони горели ледяным огнем.

— Они… все восстанавливают… — прошептала блондинка, глядя сквозь дрожащую завесу щита на кошмарную эффективность демонов, собственные силы были на исходе. Ледяной шквал стоил дорого. — Что нам делать? — голос был хриплым, полным усталости. — У нас нет оружия… Нет знаний, как их ранить… Они… они как сама Библиотека. Вечные.

Серж не ответил сразу. Острый, аналитический ум, скованный болью, цеплялся за детали. Как паук за единственную уцелевшую нить. Видел, как тенеподобные цепи бережно укладывают книги. Как "слуги" Хранителя, уже в человеческом обличье, нервно поправляют корешки на только что вставших стеллажах. Как сам Хранитель, все еще бормоча проклятия, прижимал к груди ту самую книгу — «Хроники Спящего Левиафана».


Книги. Вдруг, сквозь маску боли и истощения, на его лице появилась улыбка. Не добрая. Коварная. Острая, как лезвие скальпеля, которое он видел в руках Кларисс тысячу раз.

— Знаешь, чем они действительно дорожат? — прошипел так тихо, что Люсиль едва расслышала, Глаза его горели лихорадочным блеском, отражая мерцание щита. — Не душами. Не силой. Книгами. — кивнул в сторону бесконечных, аккуратно восстанавливаемых стеллажей. — Это их сокровищница. Их суть. Их… пища.

Люсиль смотрела на него, не понимая.

— Нужно устроить поджог, — продолжил Серж, и в голосе прозвучала ледяная решимость, которой она от него не ожидала. — Настоящий. Яркий. Хаотичный. В самом сердце их архива. — посмотрел вглубь темного прохода под лестницей, ведущего в недра Библиотеки. — Пока они будут тушить пожар… пока будут отвлекаться… у нас будет время.

— Время на что?! — схватила его за рукав. — Сгорим вместе с ними!

— Время найти выход, — перевел на нее свой горящий взгляд. — Портал. Артефакт. Щель в реальности. Что угодно! — сжал кулак с осколками, и созвездие Левиафана на его ладони вспыхнуло ярко-синим светом на мгновение. — Этот мусор… он реагирует на что-то здесь. На силу? Надо идти глубже.

Рев Хранителя стих. Шаги "слуг" затихли. Библиотека замерла, восстановленная, но напряженная, как струна перед ударом. Охотники затаились.

Щит Сержа замигал, его поля дрогнули. Силы кончались.

— Выбор прост, — прошептал Серж обернувшись, в них не было страха, только азарт отчаяния и тень той самой коварной улыбки. — Сгореть быстро… или медленно высохнуть за столом. Я выбираю огонь.

Он отпустил щит. Дрожащее марево исчезло.

— Бежим! — Серж рванул девушку за руку в черную пасть прохода под лестницей, в самое сердце белоснежного кошмара, оставив позади лишь шепот бесчисленных страниц и зловещую тишину возрожденной ловушки. Их единственное оружие теперь — огонь преступления и хрупкая нить надежды.

Они бежали. Не в порыве отчаяния, а в ледяном, расчетливом ритме выживания. Перебежками от уступа к уступу каменных стен, от тени одного исполинского стеллажа к другому. Каждый шаг отдавался болью в перетянутой руке Сержа, каждое приземление на цыпочках Люсиль заставляло ее стискивать зубы от усталости.

Это был танец.

Страшный, безмолвный балет двух обреченных журавлей. Серж рывком притянул Люсиль к себе, прижимая ее спиной к холодной, резной боковине книжного шкафа, когда в конце прохода мелькала тень, слышалось шарканье когтей по камню. В ответ девушка, резко дергала его за рукав, уводя в узкую щель между стеллажами, едва дыхание демона ощущалось на затылке. Они не смотрели друг другу в глаза. Смотрели вовне, сканируя угрозы, слушая шепот самой Библиотеки — скрип старых переплетов, похожий на сдавленный смех, шелест страниц, будто следящих за ними взглядами. Не было места романтике в этом предсмертном Па. Только синхронность и желание не дать себя схватить.

Люсиль слепо верила Сержу. Собственная магия была бесполезна, реальность была кошмарным обманом. Но его ум… Его ум был последним маяком. Все в их компании знали: Серж — гений. Не просто книжный червь, а живой компьютер, способный расколоть шифр древнего проклятия между глотком чая и перелистыванием страниц. И сейчас, сквозь боль, панику, леденящий страх, она видела, как его глаза, сканируют, анализируют. Он замечал то, что она не видела, никто не видел: Едва заметную разницу в цвете камня на полу; Слабую вибрацию воздуха у определенной полки; Закономерность в движении теней-охранников.

Его губы шевелились без звука, строча невидимые формулы, прокладывая маршрут в лабиринте стелажей. Он думал, несмотря на ад вокруг. Потом, позже, цена этой концентрации будет ужасна — нервный срыв, трясущиеся руки, кошмары, которые заставят кричать во сне. Но не сейчас. Сейчас его мозг был острым, как алмазный резец, единственным их оружием против нечеловеческого ужаса.

И Серж знал: спасти Люсиль — приоритет. Не из рыцарства, а из логики. У нее была семья. Дом. Люди, которые ждали, пусть даже она редко о них говорила. А у него? Книги. Старый, хриплый говорящий ворон в его каморке в приюте, который только и умел, что каркать цитаты из запретных трактатов и «Макбета». Комната в приюте — не дом. Просто место, где книги не гнили. Если ему суждено сгинуть, то так тому и быть. Но она…должна вернуться. Хотя бы ради того, чтобы кто-то знал правду о Библиотеке Душ. О Хранителе. Об…Агате.

Ловко поймал блондинку за локоть, снова прижав к стене, когда из бокового прохода донесся громкий щелчок, будто захлопнулась ловушка. Лоб Сержа покрылся каплями холодного пота, смешавшегося с пылью и кровью. Люсиль смотрела на него широко раскрытыми глазами — не со страхом, а с безоговорочным доверием. Видела сосредоточенность, как жертвует последними силами.

— Туда, — прошептал он, едва двигая губами, указывая подбородком в черную пасть еще более узкого прохода, уходящего вниз, под самые фундаменты. — В глубине… должен быть… источник.

Девушка кивнула, не спрашивая, откуда он знает. Просто доверилась гению, журавлю в их смертельном танце, где следующий шаг мог стать последним. Оттолкнулись от стены, готовые к новому рывку в неизвестность, оставив за спиной лишь шепот ненасытных книг и гулкое эхо их собственных, едва слышных шагов.

Центральный зал библиотеки лежал перед ними, как распахнутая пасть гигантского кальмара — бесконечные стеллажи-щупальца, уходящие в темноту сводов. Серж и Люсиль прижались к холодному каменному полу в нише за колонной. Пыль въедалась в потрескавшиеся губы, кровь со лба Сержа капала на схему.

— Вот… — Серж хрипло прошептал, тыча пальцем в перекрестье линий. Рука дрожала от напряжения и боли, но линии были точны — маршрут бега, точки обзора демонов, мертвые зоны. — Подожжем… здесь. — указал на глубокую расщелину между двумя исполинскими шкафами, заваленную древними свитками и папками с рассыпающимися корешками. Естественный растопочный материал. — Огонь увидят не сразу… Пока пламя перекинется на главные стеллажи… у нас минуты три. Четыре — максимум.

Люсиль кивнула, голубые глаза сканировали путь — лабиринт теней и бликов от вечного золотистого света, который теперь казался приторно-ядовитым. Девушка не спрашивала, как они выберутся.

Серж стянул с плеч потрепанное пальто поморщившись от простреливаемой боли, с внутренней стороны пальто болтались десятки мелких кармашков. Расстегнул один — внутри миниатюрный набор электрика-волшебника: цветные провода- паутинки, плоские батарейки-таблетки, мерцающие руническими знаками, крошечные отвертки с алмазным наконечником. Пальцы, окровавленные и дрожащие, двигались с гипнотической точностью. Вторую руку он больше не трогал, она онемела и бала сплошным огнём боли, на столько не различимым, что казалось чужой. Он скрутил два провода, вставил батарейку, прикрепил к крошечному кристаллу огненной руны, выдранному из кармана. Получился примитивный, но смертоносный запал.

— Держись рядом, — бросил он, не глядя на Люсиль, оставить в этом аду одну было равно убийству.

Пригнувшись рванули, мелькая между монументальными шкафами. Аналитический мозг просчитывал каждый шаг, поворот головы охранника, как шахматную партию со смертью. Люсиль следовала вплотную, ее дыхание — горячий шепот у него за спиной. Достигли расщелины — темной, пахнущей затхлой бумагой и пылью веков, Серж сунул самодельную бомбу в самую гущу хрупких свитков. Кристалл руны зашипел, начал тускло тлеть.

Рванули прочь. Не к выходу — его не было — а вглубь, к темным аркам. Через пять шагов раздался глухойвзрыв. Запахло горелой бумагой. Еще через мгновение — треск и… Библиотека взревела.

Это был не просто рев пламени. Это был голос тысяч проклятых душ, запертых в фолиантах. Огненные языки, алые и ядовито-зеленые, взметнулись к сводам не с тихим шипением, а с чередой оглушительных взрывов. Книги не горели — они детонировали, как бомбы! Обложки рвались, выбрасывая снопы искр и клубы черного, едкого дыма. Взвивались в воздух, горящими летучими мышами, и падали на соседние стеллажи, разнося ад дальше.

— ЧТО ПРОИСХОДИТ?! — донесся истошный вопль Кандальщика, потерявшего человеческий облик — его тень металась в дыму.

— НАРУШИТЕЛИ! ЭТО ТЕ ПРОКЛЯТЫЕ ДЕТИ! — ревел голос, похожий на скрежет камня.

Но страшнее демонов были сами книги. Те, что еще не горели, зашевелились на полках. Корешки вздувались, как гнойники, тиснение на обложках искажалось в злобные морды. Рычали, низко и вибрирующе, как разъяренные звери, чувствуя угрозу своему вековому покою. Полки дрожали.

— что нам делать?! — закричала шёпотом Люсиль, оглушенная грохотом, ослепленная дымом.

Серж судорожно озирался. Взрывы. Огонь. Рычащие книги. Мелькающие тени демонов. Его мозг, доведенный до предела, выдал решение за по минуты, но было видно, он в состоянии близком к обмороку.

— ТУДА! — рванул Люсиль за руку, не в сторону относительной безопасности, а навстречу одному из рвущихся из дыма теней-охранников.

Они мчались, спотыкаясь о падающие горящие страницы. Демон — уже не человек, а сгусток ярости и когтей — вынырнул перед ними, перекрывая узкий проход. Пасть разинул в немом рыке.

— ВНИЗ! — Серж рванул Люсиль к полу, одновременно подскочив и бросившись под демона, как игрок в регби, идущий в захват. Он не думал о себе. Только о том, чтобы протолкнуть ее вперед.

Люсиль вскрикнула, кувыркнувшись по камню. Серж почувствовал, как плеть из сгущенной тьмы свистнула в воздухе. Не успел увернуться, удар пришелся по спине.

Боль. Острая, жгучая, рассекающая. Пальто, кожа, мышцы — все разошлось под лезвием чистой ненависти. Воздух вырвался из легких со стоном. Перед глазами поплыли белые, искрящиеся круги, рухнул на колени.

— СЕРЖ! — девушка остановилась и обернулась, руки инстинктивно вскинулись. Из пальцев брызнули, жалкие сосульки инея. Бессилие сковало хуже цепей.

Демон навис над Сержом. Тварь дышала жаром и яростью. Когтистая тень занеслась для последнего удара. Серж резко развернулся и отталкиваясь пятками отползал, всегда такие умные и спокойные глаза, теперь сверкали не страхом, а чистой, нечеловеческой яростью. Он был загнанным зверем, но не сломленным.

Взорвавшаяся книга упала рядом. Древний фолиант в кожаной обложке. Серж, не отрывая взгляда от демона, схватил ее. Не думая. Действуя на инстинкте отчаяния, швырнул ее не в демона, а в стену огня позади твари.

— НА, ПОЖРИ! — прохрипел, надеясь, что демон, как хищник, рванется за "добычей", отвлечется.

Но демон лишь зарычал глубже, сделал шаг вперед. Плеть снова взмыла в воздух. Книги вокруг рычали хором, будто подбадривая палача. Рев библиотеки сливался в один нечеловеческий гул голода и мести.

Серж сжал кулаки. Спина горела адским пламенем. Он был в аду — и бросал вызов самому дьяволу.

Выстрел тени-плети свистнул в воздухе…

Глава 7. Стальные Вороны. Жертва и Щит

Тень-плеть свистнула вверху в воздухе, готовая рассечь Сержа пополам. Люсиль замерла, крик застрял в горле, а руки поднятые к лицу дрожали. Мир сузился до лезвия тьмы и спины друга, истекающей кровью на камне.

И тогда…воздух за спиной Сержа содрогнулся!

Не взрыв. Всхлип. Как будто сама реальность сделала глоток свежего чая. Пространство сморщилось, образовав микроскопическую черную точку, а потом — выброс.

Звенящая цепь, не из тени, а из холодного, сияющего металла цвета лунной стали, вырвалась из точки с скоростью мысли. Цепь пронзила демона не как копье, а как игла сквозь дым. Прошла сквозь его разинутую пасть, выйдя через затылок, не оставив раны — лишь мерцающий след, как от падающей звезды.

Демон замер, ярость сменилась глубоким, животным недоумением. Посмотрел на свою когтистую лапу, будто впервые видя ее. Потом тварь взглянула сквозь себя, туда, где цепь исчезла в стене огня. Раздался тихий хруст, как ломается сухая ветка. И демон… рассыпался. Не в пепел, а в мельчайшую, мерцающую пыль, которая на миг зависла в воздухе, словно звездная роса, а потом была сметена свирепым вихрем, рвущимся из той же черной точки.

Серж, видевший это краем затуманивающегося сознания, обрушился на камень лицом вниз с глухим стуком и выходом воздуха из лёгкий, будто нажали на подушку. Боль, усталость, чудовищное перенапряжение мозга и тела — все накрыло волной. Дыхание стало хриплым и прерывистым.

— СЕРЖ! — Люсиль рванулась, падая и не жалея разбитые колени, подхватывая его голову. Лицо парня было серым, холодным, всё в крови. Начала было трясти его, гладила по щеке, кричала имя, но глаза раненого оставались закрыты. Только слабый пульс у виска говорил, что он еще здесь. С ней. В этом рычащем аду.

Девушка подняла голову, готовая к новой атаке, к огню… и замерла.

Там, где секунду назад была черная точка и вихрь, зиял портал. Золотой, как у Агаты. Из него, не спеша, словно входя в знакомую, но давно покинутую комнату, шагнули двое.

Марк — не девятнадцатилетний дерзкий брюнет. Перед ней стоял воин. Высокий, мощный, прошитый бурями. Лицо пересекал шрам слева — глубокий, багровый, от виска до челюсти, будто коготь гигантского зверя едва не снес пол-лица. Одежда — не студенческая мантия, а практичная, темная боевая броня из закаленной кожи и усиленного эфирной сталью кевлара, с нашивками незнакомых Люсиль эмблем льва и гарпии. Взгляд был огненным омутом, в котором бушевали бури, но поверхность оставалась непроницаемой. В руке сжимал не огненный посох юности, а тяжелый меч, покрытый мерцающими рунами. Профессионал высшей категории.

Второй вышла Кларисс — рыжие волосы, некогда дикие и пышные, были туго собраны в сложный узел на затылке. Виски выбриты, открывая острые скулы и решительную линию челюсти. Никаких веснушек — только загар и тонкая сеточка морщин у глаз, говорящих о бессонных ночах и пролитых слезах скорби. Ее одежда — простой, но безупречно скроенный комбинезон из прочной ткани защитного зелёного цвета, без лишних деталей. На руках — перчатки из кожи, но не простые: по костяшкам и на предплечьях были вытканы сложные, светящиеся изнутри магические знаки — руны защиты, усиления способностей и подавления восприятия боли. На груди, поверх комбинезона, на прочной цепочке — висел Маховик Времени. Тот самый, с голубым песком внутри хрусталя. Металлические спицы выглядели прочнее, а песок внутри пересыпался медленнее, тяжелее, мерцая холодным, глубоким, мудрым синим светом. На нем виднелись новые гравировки — шрамы времени и бесчисленных переходов.

Они стояли плечом к плечу, оглядывая пылающий ад библиотеки, рычащие книги, Люсиль с почти безжизненным Сержем на руках. Ни удивления, ни страха. Только глубокое, усталое понимание и готовность.

Тишина длилась долю секунды.

Потом Библиотека взревела с новой, нечеловеческой силой. Не просто стон тысяч душ, это был рёв раненого божества, почувствовавшего смертельную угрозу. Стеллажи заходили ходуном извиваясь волнами, книги срывались с полок, не падая, а взмывая в воздух, как стаи разъяренных воронов с огненными глазами. Тени демонов, десятки, сотни, материализовались из каждой щели, из-за каждого угла, из самого дыма и пламени! Их вопли слились в один пронзительный, леденящий душу визг.

Фигуры Марка и Кларисс озарились алым отблеском всепожирающего пламени. Маховик на груди Кларисс вспыхнул в такт реву библиотеки издав угрожающий золотой импульс и лишь на секунду показалась, словно мираж огромная голова снежного барса с пылающими синим огнём глазами. Марк плавно поднял меч. Карие глаза нашли первую цель в набегающей волне теней и огненных страниц, саму летевшую на них разъяренно. Ведь эти детишки вторглись в Ад сами и начали разрушение.

Марк не просто шагнул вперед, под его ботинком образовался круг из сложных надписей, голограмм. Колени легко согнулись в полуприседе — не боевая стойка, а пружина, сжимаемая вековой яростью. Волосы плавной волной упали на лоб, он дунул на них и слабо улыбнулся в предвкушении славной битвы. Под его сапогами, пропитанными пеплом иных миров, вспыхнул круг. Кибернетические символы — острые, геометричные, мерцающие неоновым синим столбом. Они загудели, как перегруженный реактор и

Импульс!

Воздух взорвался, его бронированную фигуру вышвырнуло вверх, как снаряд, сквозь клубы едкого дыма. На пике прыжка вскинул руку, по ней как послушная змея заскользил поток пламени. Столб Инферно. Чистый, сконцентрированный ад. Бело-красный костер, испепеляющий не книги, а саму ткань реальности вокруг. Демоны, попавшие в луч, не сгорали, испарились вспышкой, оставив лишь вонь озона и выжженные силуэты на камне. Библиотека взвыла, как раненый титан.

Пока пламя Марка выжигало коридор в хаосе, Кларисс двигалась к Сержу и Люсиль. Не бежала, шла спокойно, как хирург входит в операционную. Выбритые виски, собранные волосы — гимн холодной эффективности. Перчатки на руках засветились теплом целительства, зеленым светом усиленный кибернетическими точными символами. Опустилась на корточки рядом с Сержем, не глядя на Люсиль. Пальцы в перчатках провели бесстрастными линиями вдоль его израненной спины. Появились увеличители, микро иглы и Клаисс, по которой было видно, делала это десятки раз, провела операцию в полевых условиях. Раны — глубокие, рваные, почерневшие по краям от тени — нехотя стягивались. Она убирала грязь средствами и чистыми бинтами, которые тут же испарялись в воздухе. Раны оставались не гладкими шрамами, а грубыми, живыми швами из светящейся биоматерии. Боль отступила, сменившись ледяным онемением. Серж открыл глаза.

Черные, всегда аналитичные глаза встретились с ее взглядом. Взглядом Кларисс, но не девчонки-медика. Женщины, закаленной, знающей цену каждой потерянной секунде. В ее глазах читалась бездна опыта и тихая радость.

— Кла…рис… — хрип вырвался из его пересохшего горла.

Женщина мягко улыбнулась, так улыбаются когда нашли давно потерянного старого друга. Наклонилась, губы коснулись его лба — коротко, прохладно, как прикосновение ветра.

— Ты в порядке, Архивариус, — ее голос был низким, спокойным, лишенным юной дерзости.

Серж смущенно отвернулся, чувствуя жар на щеках, не имеющий отношения к пожару.

— Спа… спасибо…

Люсиль, все еще прижимавшая его голову, хлопала глазами. Это был сон? Или мираж грани смерти…

Но сна не было. Демоны, обогнувшие испепеляющий столб Марка, ринулись на них. Не тени теперь. Плоть и ярость. Пасти развелись, обнажая спиралевидные щупальца, вращающиеся, как ножи мясорубки, и ряды кривых клыков, способных перемолоть кости.

Серж попытался вскочить. Инстинкт, ответственность, но тело, скованное швами Кларисс и чудовищной усталостью, не слушалось, ноги подкосились.

— Не двигайся, — голос колдо-медика был тихим, но непререкаемым, рука легла юноше на плечо — не для поддержки. Якорь. Другую руку она вытянула ладонью вперед.

Пальцы в перчатках вспыхнули ярче. В воздухе перед ними материализовался щит. Не магический барьер — кибернетический купол. Полукруг из переплетающихся силовых линий, геометрических сегментов и вращающихся рунических процессоров, мерцающих холодным синим и зеленым. Он загудел издав пугающий гул «угрожающей вселенной».

Сержа пронзило осознание.

— Это… это мои разработки! — выдохнул, глаза расширились от шока и восторга. — "Эгида-Прототип"! Но… как?.. Он был лишь в чертежах… и это… это в тысячу раз круче!

Кларисс не ответила, лицо было каменной маской концентрации. Первые демоны врезались в щит, не грохот — визг, как металл по калёному стеклу. Щит дрогнул, но выдержал. Зеленые сегменты замигали тревожно, поглощая удар. Кларисс не отступила ни на шаг. Она стояла, как непоколебимое древо, корнями вросшее в камень. Ветер, поднятый битвой и ревом библиотеки, трепал ее собранные волосы. Стены вокруг них ожили: каменные плиты выбросили острые шипы, потолок низко навис сталактитами-кинжалами, пол вздулся каменными глыбами-челюстями. Библиотека пыталась сжать, раздавить, сжевать. Щит гудел под нечеловеческим давлением.

Кларисс кивнула в сторону портала, стально-золотой вихрь вращался спокойно, как черная дыра в миниатюре, безразличная к аду вокруг.


Люсиль вышла из оцепенения, взгляд метнулся от щита, трещащего под атаками, к порталу, затем к Сержу.

— БЫСТРЕЕ! — ее крик перекрыл грохот. — МЫ ИМ МЕШАЕМ!

Серж смотрел на Кларисс, на ее профиль, напряженный в борьбе, на мерцающий Маховик у нее на груди. Губы дрогнули, попытался сказать то, что носил в себе годами:

— Кларисс, я… я всегда…

Женщина повернула к нему лицо, всего на миг, улыбка, мелькнувшая на губах, была бесконечно грустной и понимающей.

— Я знаю, Серж, — прозвучало тихо, но отчетливо, сквозь гул щита и рев демонов. — Но твоя судьба… не я.

Люсиль, не дав ему опомниться, рванула за руку.

Раздался взрыв. Центральный свод обрушился, выбросив фонтан адового пламени и обломков. Пол под ногами заходил волнами. Монстры в агонии кинулись друг на друга, рвали когтями, пожирая слабейших в безумной агонии вседозволенности и чувства скорой гибели. Книги, объятые огнем, взмывали в воздух, хватаясь горящими страницами за демонов, пытаясь вцепиться, сожрать хоть кого-то в последний миг.

Марк приземлился рядом с Кларисс, как падающая комета. Дым валил от его брони, лицо под шрамом было черным от сажи, но глаза горели яростной жизнью. Окинул Сержа и Люсиль быстрым, оценивающим взглядом, улыбнулся, не дерзкой ухмылкой, а обворожительной, опасной улыбкой воина, видевшего десятки разных чистилищ и вышедшего победителем. Одним мощным, точным движением он толкнул Сержа и Люсиль в грудь. Не грубо, но решительно, как отправляют в последний вагон уходящего поезда, зная что скоро встретятся.

Портал схлопнулся.

Тишина. Холод. Бесконечная, успокаивающая темнота.

Они плыли в нигде, держась за руки — спасенные ценой неизвестности. Ценой взрослых, которые знали их судьбы и выбрали свою. Ценой Маховика, чей голубой песок, возможно, отсчитал последние крупицы.

Портал выплюнул их, как ненужные кости. Серж и Люсиль рухнули на холодные, неровные ступени особняка «Белый Лебедь». Камень въедался в кожу, запах затхлости и пепла ударил в нос. Воздух был мертвенно-тихим, только ветер шелестел в запущенных кустах иссохшего сада.

Серж первым вскочил. Адреналин ярости и вины толкал вперед. Рванулся к массивным дубовым дверям, почерневшим от времени. Схватился за старые ржавые ручки и потянул на себя что было сил.

— МАРК! КЛАРИСС! — его крик, хриплый и отчаянный, разбился о глухое дерево. Он бил кулаками в неподдающиеся створки, сдирая кожу с костяшек. — ОТКРОЙТЕ! ОТЗОВИТЕСЬ!

Каждый удар отдавался в его свеже затянутых ранах, он глотал слёзы отчаяния. Они…остались там! В том аду, из-за него. Из-за его плана. Из-за его слабости! Из-за его чертовой идеи с огнем! Мысли путались: «Они пришли за нами… Они знали… Они пожертвовали собой…» — осел на землю обессиленно глядя в пол, на свою руку со шрамом в виде созвездия.

— Серж… — голос Люсиль был тихим, прерывистым, но не от страха.

Он нехотя обернулся.

В центре заросшего палисадника, была фигура из черного пепла. Едва держа форму — очертаниядевушки. Легкий ветерок сдувал с нее крошечные, истлевшие черные лепестки, унося их в серое небо. Кружились, как печальные снежинки, падая на бурые листья и мертвую траву.

Люсиль уже стояла рядом, не плакала, просто смотрела на пепельную статую с бездонной тоской в глазах. Потом медленно, как во сне, опустилась на корточки перед ней.

Серж подошел. Шаги были тяжелыми, угрожающими. Вглядывался в бесформенную массу. И осознал, не по разуму, по ноющей пустоте где-то под ребрами. По тому, как Люсиль протянула руку, но не посмела прикоснуться.

— Агата… — имя сорвалось с губ Люсиль шепотом.

Серж стоял рядом. Он протянул руку — дрожащую, окровавленную от ударов в дверь. Пальцы дрогнули в сантиметре от пепельного плеча. "Она рассыплется". Он это знал, одно неловкое движение — и от подруги останется лишь горсть праха на ветру. Рука сжалась в кулак, опустилась. Бессилие жгло сильнее ран.

Люсиль подняла на него заплаканные глаза, слезы оставляли чистые дорожки на запыленных щеках.

— Что нам делать? — ее голос был сломанным, детским. — Мы… всех потеряли… Марка… Кларисс… Агату… — не смогла договорить, снова вытирая щеки тыльной стороной ладони. — Конец пути. Конец всего.

И тогда пепельная фигура пошевелилась. Не телом, глазами. Из темных, безжизненных впадин, там, где должны были быть веки, открылись глаза, ярко-голубые. Чистые, как горные озера, и холодные, как ледники. Они светились изнутри, как два куска выточенного кристалла, вобравшие весь свет умирающего дня. Сначала эти кристальные глаза устремились на Люсиль, сидевшую внизу. Взгляд был бездонным, лишенным привычной печали или загадки. Потом они медленно, очень медленно, поднялись. Встретились с взглядом Сержа. Он смотрел на нее, на эту тленную оболочку с живыми, светящимися очами. Его собственные черные глаза горели болью, виной и немым вопрошанием.

— Полагаю, ты там не ответишь, что произошло, — его голос звучал хрипло, но без злобы. С горькой усталостью человека, стоящего над могилой. Махнул рукой в сторону особняка, в сторону неба — туда, где остался кошмар Библиотеки. — Может, хотя бы скажешь… как жить дальше? — сделал паузу. Глотнул воздух, ком подступил к горлу. Слова вырвались, острые, как осколки той самой вазы, — Из-за нас… из-за меня… погибли те, кого мы любим.

Голубые кристаллы глаз Агаты не моргнули. Только свет в них замерцал, как отблеск далекой звезды в разбитом зеркале. Ветер подхватил горсть черных лепестков, унес в серую даль. Тишина повисла тяжелее камня. Ответа не было. Только два горящих кристалла в лице пепла и бездонная тишина мертвого особняка, хранящего свою страшную тайну.

Люсиль беззвучно плакала. Серж упал на колени, сжав кулаки до побеления костяшек, его спина, перетянутая светящимися швами, напряглась под грузом невыносимой вины. Агата… лишь смотрела. Потом её взгляд дрогнул. От его слов, как будто невидимый кол вонзился ей в то, что когда-то было сердцем. Сияющие голубые глаза прикрылись на мгновение, тогда руки — хрупкие конструкции из пепла и праха — медленно отделились от груди. Пальцы, теряя форму, осыпаясь темным снегом, потянулись к Сержу. Один пепельный палец коснулся его щеки. Легко. Как прикосновение паутины. Оставил черный след — печать скорби и прощания.

Потом ее взгляд, вспыхнув ярче, устремился к огромным, мрачным дверям особняка. Оттуда, из щели между створками, хлынул свет. Не золотой, как прежде. Голубой, чистый, разрывающий ткань мироздания. Свет бил лентами, искрами, вырывающимися наружу с силой прорывающей небо. Пространство завихрилось, воздух загудел. Портал! Знакомый до боли, разверзся прямо перед ступенями.

И из него вывалились двое: Марк и Кларисс, студенты. Рухнули на каменные ступеньки, сплетенные в объятиях, покрытые сажей, с обгоревшими краями одежд. На груди Кларисс, туго прижатый к ней рукой, висел Маховик Времени. Сквозь хрустальные стенки просвечивала лишь белесая, мертвенная пустота. Песок Хроноса истек, цена заплачена до капли.

Они подняли головы, задыхаясь, вытирая копоть с лиц и увидели, Люсиль, застывшую в немом крике надежды. Сержа, на коленях с черной печатью на щеке, между ними несколько метров всего.

Тишина, лишь свист ветра в запущенном саду. Четыре пары глаз встретились. Неверие. Шок. Боль. Надежда, такая хрупкая, что казалось, она разобьется от вздоха. Потом вскрикнул Марк, резкий, дикий, животный вопль радости и освобождения. Он сорвался с места. Кларисс — следом, ее рыжие космы развевались. Серж и Люсиль вскрикнули в ответ, инстинктивно рванувшись навстречу. Они схлестнулись у подножия ступеней. Круг из четырех тел. Плач. Смех, прерываемый рыданиями. Объятия, такие крепкие, что кости трещали. Похлопывания по спинам, по плечам — проверка на реальность. Слова, сбивчивые, прерывистые:

— Живы… Вы… Как?… Не верится…

— Как было страшно потерять вас ребята!

Марк подхватил Сержа, раскрутил его в диком танце облегчения, смахнул слезу тыльной стороной ладони, поправил свои разбитые очки со знакомым, дерзким, но теперь смягченным до неузнаваемости выражением лица.

— Архивариус! Живой, черт возьми!

Люсиль и Кларисс обнимались, прижимаясь лбами друг к другу, их плечи тряслись от рыданий и смеха, глаза блестели, глядя на ликующих парней. Все обиды, все недомолвки, вся боль — смыло волной чистой, животворящей радости воссоединения.


Агата наблюдала, пепельное лицо, наполовину уже осыпавшееся, хранило милую улыбку принятия, без зависти или печали. Глубокого, безмолвного удовлетворения, работа была сделана. Они были вместе, целые, закалённые силой.

Кларисс осторожно, благоговейно, подошла к ней — в зелёных глазах океан благодарности и немой боли. Взяла за руку Марка, потом протянула руку к Сержу, кивнула Люсиль, включая ее в круг. Голос, когда она заговорила, был тихим, но звучал с победоносной дрожью, нотками боли и скорби:

— Мы пережили много жизней, прежде чем научились управлять неотвратимой судьбой, — сжала руку Марка, взгляд скользнул по Сержу и Люсиль. — Но теперь мы знаем: чтобы ни случилось… — сделала паузу —…Мы будем вместе. Ты не разрушила наши жизни, Агата. Ты скрепила наши сердца. Закалила. Огранила нас, словно бриллианты.

Агата коротко кивнула. От движения половина тела, плечо рассыпались темным дождем. Сердца четверых сжались в унисон. Боль. Немыслимая боль от невозможности остановить это.

— Агата, пожалуйста! — Кларисс бросилась вперед, инстинктивно протягивая руки, чтобы обнять, удержать. — Просто живи! ХВАТИТ! — голос сорвался на крик. Но руки, замерли в сантиметре от того, что осталось от подруги, ее пальцы дрожали в пустоте. — Просто… будь рядом… — выдохнула, слезы текли ручьями. — Он когда-нибудь сам поймет… Мы это видели… Правда…

Голубоглазая пустота печально улыбнулась. Последней, кроткой улыбкой. Из единственного оставшегося ярко-голубого глаза выкатилась слезинка. Капля чистого, концентрированного света и хрусталя. Упала на ступеньку перед рассыпающимся телом с глухим звоном и застыла. Не как стекло, а сгусток застывшего времени. Внутри, как в миниатюрном телескопе, было видно… мир. Идиллический, невозможный. Розовые облака и плывущего сквозь них, величавого и спокойного, Левиафана. Не зловещий символ рока, а знак мира. Знак того, что где-то существует покой.

Пепел, что был Агатой, окончательно рассыпался. Легкий ветер подхватил, смешал с последними черными лепестками, унес в серое небо над мертвым садом. Осталась только слеза-хрусталя на холодном камне, светившаяся мягким, утешительным голубым светом. И четверо друзей сохранивших память, держащихся за руки, их лица мокрые от слез, но глаза полные новой, скрепленной жертвой и любовью. Конец пути? Или начало новой легенды? Левиафан в хрустале плыл вечно.

Эпилог — Четыре стихии Времени

Пять лет.

Достаточно, чтобы раны стали шрамами. Достаточно, чтобы пепел особняка «Белый Лебедь» замели дожди, а черные лепестки растворились в земле, как последние слезы прощания. Достаточно, чтобы алмазные сердца закалились в огне повседневности.

Академия Вечного Пламени гордо высилась над городом. В ее тренировочных залах Марк Торрен двигался с грацией хищника и силой бури. Его коренастая фигура, отмеченная новыми шрамами, уже не от темных молний, а от честных клинков в настоящих битвах, была живым учебником боевой магии. Студенты шептались:

— Торрен? Тот самый, что выжил в Библиотеке Душ?


Он учил — яростно, безжалостно, с верой, что каждый ученик должен быть сильнее, чем он был тогда. Огонь Торрена горел ровно, осознанно. Теперь он Воин. Не просто студент, а Столп.

Рядом, в белоснежных стенах госпиталя Академии, Кларисс Вейл накладывала знак исцеления на сломанную руку первокурсника. Ее движения были быстрыми, точными, а глаза — спокойными, глубокими, как горные озера. Рыжие волосы были собраны в тугой узел. Целительный скальпель на поясе мерцал не аурой угрозы, а чистым светом спасения. Знала цену каждой капле крови, каждой секунде до смерти. Лучший боевой медик, не просто лекарь — Ангел-хранитель в броне.


Далеко на севере, в Ледяной Канцелярии Иллюзий и Государственных Дел, Люсиль Д'Арк склонилась над стопкой пергаментов. Бледно голубые глаза, теперь отмеченные мудрой усталостью, сканировали заявку на грант. Не иллюзии спасали мир, а чёртова бюрократия. Точная, честная, дающая шанс. Люсиль находила таланты в глухих деревнях, пробивала финансирование для гениев без связей, ее подпись на документах значила очень много и часто была решающей.

— Д'Арк? Та самая, что вытащила Вальтера из Ада? — шептались клерки. Она делала вид, что не слышит. Чиновник. Тихая революционерка, меняющая мир пером и справедливостью.

А в Гильдии Архивариусов и Техногенных Исследований, под сводами, напоминавшими библиотеку, и лабораторию будущего, Серж Вальтер снимал пробирку с кипящим раствором чистой маны. Его «прозвище» — Архивариус — стало легендой, ироничной маской. Под ней скрывался гений, подчинивший цифру магии. На столах мерцали голографические интерфейсы разработки — «Око Вальтера», анализирующее любую магическую аномалию. На стенах висели компактные щиты-генераторы «Потомок Эгиды», спасавшие жизни патрульных магов от проклятий и заклятий. «Походные наборы» электрика-волшебника эволюционировали в портативные реакторы, питающие целые кварталы. Вальтер в тылу, значит, шанс выжить есть. Под рубашкой, на в его груди, где билось сердце, спасенное Кларисс из будущего, висел на тонкой цепи пустой Маховик Времени. Холодный, без песка. Напоминание и ключ. Молчаливый свидетель цены. Ученый — не книжный червь. Титан мысли, перековавший реальность.


Свадьба Марка и Кларисс грянула через пять лет, как праздник наперекор всем бурям прошлого. Шафером был Серж. Его тост был краток, сух, но в глазах горел огонь, понятный только четверым:

— За то, что все годы мы были вместе, не смотря ни на что.

Подружкой невесты — Люсиль. Ее иллюзии в тот — стаи светящихся журавлей над головами молодоженов, символ их танца на краю пропасти, который они вытанцевали до конца.

Когда Марк целовал Кларисс, в его глазах, была глубокая, закаленная тишина океана после шторма. А она смотрела на него, как на свою судьбу, как на смиренного дракона с любовью смотрящего на своею принцессу.


Через год Люсиль и Серж обменялись кольцами не в пышном зале, а в тихой роще за Гильдией. Свидетелями конечно же были Марк и Кларисс. Серж нервно говорил о «синергии логики и чувства, как идеальной паре». Люсиль улыбалась, бледные глаза сияли теплом, которого не знали раньше. Когда они поцеловались, это было не поцелуем потерянных душ, а тихим обещанием дома, уюта и тепла.


На груди Сержа, под свадебным камзолом, по-прежнему висел пустой Маховик. Холодный и молчаливый, издавший тяжёлый вздох облегчения. Рыженький лис Фенёк, остался приятным духом воспоминаний, на его плече, как ласковое прикосновение шёлка к щеке.


Мир магии менялся. Не в одночасье. Но там, где раньше правили лишь грубая сила и древние ритуалы, теперь шелестели цифровые свитки Вальтера, мерцали голографические карты тактиков, жужжали магические дроны-разведчики его конструкции. На поясах целителей висели компактные мана-стабилизаторы Кларисс. В патрулях Искателей работали иллюзорные маяки Люсиль, указывающие путь в туманах. А на передовой, в жерле самых опасных аномалий, стояли маги-штурмовики, закованные в броню, усиленную рунами Марка и питаемую микрореакторами Сержа.


Не искали славы «сильнейших магов Времени». Но слава сама шла за ними, как тень. Четверо. Четыре Ветра Стихии Времени: Воин, Целитель, Иллюзионист и Архивариус.


Они прошли сквозь чистилище Библиотеки Душ, заплатили страшную цену, скрепили сердца в огне. Их закалила жертва Агаты, последняя слеза-хрусталья с плывущим в розовых облаках Левиафаном — символом мира, полученного такой дорогой ценой.


Их время только начиналось. Время сверкающих бриллиантов, ограненных любовью, потерей и невероятной силой тех, кто знает: главная магия — не в заклинаниях, а в нерушимой связи, любви и дружбе. В умении прощать. И в умении отпускать то…что дорого больше жизни. Счастье.


Оглавление

  • Глава 1. Последний звонок
  • Глава 2. Особняк "Белый лебедь"
  • Глава 3. Тьма за пеленой искр
  • Глава 4. Разрушение как откровение
  • Глава 5. Пепел и хрусталь
  • Глава 6. Танец журавлей на краю пропасти
  • Глава 7. Стальные Вороны. Жертва и Щит
  • Эпилог — Четыре стихии Времени