Это мгновение [К. С. Отем] (fb2) читать онлайн

Мои ноги дрожат, когда я бросаюсь по короткому коридору слева от кухни, следуя за источником музыки. Дойдя до двери его спальни, я резко останавливаюсь, моё зрение сужается, когда я осматриваю сцену перед собой. Клянусь, всего на мгновение мир становится красным.

Над кроватью Кайдена, полностью обнажённого и полностью возбужденного, стоит парень, которого я смутно узнаю. Он потягивает пиво из бутылки, в то время как его ногти прочерчивают красные линии на нежной коже обнаженной задницы Кайдена.

Кайден лежит с открытыми глазами, тупо уставившись вдаль, прижавшись щекой к простыням. Его губы приоткрываются, когда он видит меня, но он двигается только для того, чтобы убрать прядь волос со лба.

В моих венах раздается жужжание, похожее на хлопанье крыльев тысячи рассерженных пчел. Мои кулаки сжимаются и разжимаются, затем снова сжимаются, сжимая так сильно, что ногти впиваются в мягкую кожу ладоней. Моя челюсть напрягается, и я знаю, что не имею права на бурю эмоций, вспыхивающих внутри меня.

Нет права.

И все же…

Я бросаюсь вперед, мои руки касаются плеча парня, и, поскольку он меня не ожидает, он отшатывается в сторону. Бутылка пива выпадает у него из рук, проливая содержимое на ковер, и его лицо искажается злобным оскалом.

Он выпрямляется, расправляя плечи, и делает шаг ко мне. Он подходит так близко, что я чувствую запах дрожжей в его дыхании.

— Что за черт?

Капля слюны попадает мне на щеку, когда он кричит мне в лицо, достаточно громко, чтобы его было слышно сквозь оглушительную музыку.

Краем глаза я замечаю, как Кайден садится и сворачивается калачиком, положив голову на колени.

Парень прижимает одну руку к моей груди и толкает меня назад. Я опускаюсь на пятки, прижимая ноги к земле, и ему удается лишь слегка сдвинуть меня с места. Сжимая кулак, я поднимаю руку и отвожу её назад, готовый нокаутировать этого ублюдка, но, по какой-то причине, он отступает, поднимая руки в знак капитуляции.

Если он ожидал застать меня врасплох, ему это не удалось. Даже когда он делает шаг назад и выключает музыку, мои мышцы остаются напряжёнными для борьбы.

Тишина наполняет пространство, исчезнувший барабанный бой оставляет ощущение пустоты, и мой голос звучит громче, чем ожидалось.

— Тебе нужно уйти.

Губы парня кривятся в усмешке, и вдруг до меня доходит, откуда я его знаю. Он тот самый придурок, от которого Купер всегда предупреждал Кайдена держаться подальше. Оливер. Моя борьба тускнеет, когда я осознаю это по-настоящему.

Кайден ушел. Он оставил свою семью, свой дом, но он сохранил этого парня. Реальность этого поражает меня так сильно, что мне хочется развернуться и уйти.

Оливер не может прочитать смятение на моём лице — или, может быть, может, и ему всё равно, потому что его улыбка становится шире, и он поворачивает подбородок в сторону Кайдена. С другой стороны, Кайден просто сидит, его глаза мечутся между нами двумя.

— Приятель, — начинает Оливер, и от этого слова у меня встают волосы дыбом, — Я не его гребаная пара. Здесь всё по обоюдному согласию. — Он машет рукой от своей обнажённой груди в сторону съёжившегося Кайдена. — Парню нравится грубость. Обычно я бы не отказался от секса втроем, но от тебя я не улавливаю этой атмосферы, так что, если ты нас извинишь...

У Оливера хватает наглости хвататься за свой член одной рукой, в то время как другой он отталкивает меня от кровати.

— Не прикасайся к нему, блядь!

Кричу я, втискиваясь между Оливером и краем кровати. Он шире и выше меня, но моя ярость заставляет меня чувствовать себя чертовски огромным. Смерив его взглядом, я произношу слова медленно, с оттенком осторожности:

— Шаг назад. — моя рука касается его груди. — Прочь. — Я подхожу ещё ближе. — И убирайся отсюда, к чёртовой матери.

Я не знаю, что я буду делать, если он не уйдёт. Всё, что я знаю, это то, что он больше не прикоснётся к Кайдену. Я не понимаю этого внезапного чувства собственничества, которое охватывает меня, поэтому говорю себе, что это потому, что он близнец Купера, и защитить его — это то, чего хотел Купер. Я не могу допустить, чтобы это было чем-то большим, это не что-то большее. Это не так.

К счастью, Оливер не проверяет меня. Он бросает взгляд через моё плечо, затем пожимает плечами и хватает свою одежду, разбросанную по комнате. В дверях он поворачивается ко мне, но его слова предназначены Кайдену.

— Он не стоит таких хлопот.

Кайден вздрагивает, но не отвечает. То печальное выражение, которое я видел на его лице сотни раз прежде, мелькает в его чертах, и я отворачиваюсь, потому что это заставляет меня чувствовать что-то такое, о чём я сейчас слишком много думаю.

Когда я возвращаюсь, убедившись, что Оливер ушёл, и заперев входную дверь, Кайден лежит, свернувшись калачиком, на боку, подтянув ноги к животу и закрыв лицо руками.

— Кайден?

Он шевелит руками и смотрит на меня водянистыми, налитыми кровью глазами. Я неуверенно двигаюсь к кровати, но резко останавливаюсь, когда вспоминаю, что он полностью обнажён. Мои глаза, как будто самостоятельно, начинают скользить по его телу, изучая каждую впадинку, каждую татуировку, каждый обнажённый дюйм кожи. Моя грудь сжимается, и кровь начинает кипеть от чего-то другого, кроме гнева.

Но он пьян, а я здесь не за этим. Я качаю головой. Какого чёрта эти мысли вообще приходят мне в голову? Мы не... это не для этого... Поговорить? Загладить вину? Попрощаться?

Убедиться, что с ним всё в порядке? Да, это одна из причин.

Прочищая горло, я перевожу взгляд на картину над его головой. Оттенки чёрного и серого с вкраплениями синего и бирюзового. Они напоминают мне о том, что я смотрю на галактику, на место, находящееся далеко-далеко за пределами нашего понимания.

— Я принесу тебе воды, хорошо?

Он садится, и я наблюдаю, как он небрежно натягивает спортивные штаны, стараясь скрыть переднюю часть своего тела от моего взгляда. Затем он делает попытку подняться с кровати, но спотыкается, как только ступает ногой на пол. Инстинктивно я бросаюсь вперёд и ловлю его. Мои руки опускаются на гладкую кожу, покрывающую его ребра. Он задыхается и наклоняется вперёд, пока мы не оказываемся грудь в грудь.

— Ты вернулся. Ради меня, — шепчет он, его губы в опасной близости от моего уха.

Дрожь пробегает по мне, когда моё сердце пытается покинуть безопасное место в груди. Его биение становится громче в моих ушах, чем дольше я обнимаю его.

Губы Кайдена касаются моей шеи, прежде чем он снова говорит.

— Я думал о тебе. Сегодня. Сейчас. С ним. — Его слова звучат невнятно, когда он постукивает себя по виску. — Ты здесь. Тебя не должно быть здесь.

Мой рот открывается, затем снова закрывается, потому что, чёрт возьми, что мне на это сказать? Я закрываю глаза и откидываю голову назад. Паника захлестывает мою грудь, и я не могу отдышаться, потому что губы Кайдена на моей шее, а затем его шершавый язык облизывает линию поперёк моего горла, и это так чертовски приятно. Чертовски хорошо. Но всё это так неправильно. Так неправильно.

— О Боже, — внезапно выпаливает Кайден, прежде чем высвободиться из моих объятий и, спотыкаясь, направиться к двери. Он движется быстрее, чем я думаю, возможно, для человека в его состоянии. Наступая ему на пятки, я следую за ним и наблюдаю, как он падает на пол у подножия унитаза, склонив голову над ним.

Его рвёт раз, другой, потом третий, пока он не начинает издавать жалобный рвотный звук.

Опускаясь на колени позади него, я провожу рукой по его спине, вдоль изгиба позвоночника. Он дрожит, и его грудь вздымается, когда он тяжело дышит.

— Ты в порядке, Кайд — успокаиваю я. Его вздохи переходят в рыдания, и я отбрасываю свой вихрь эмоций в сторону, потому что, независимо от того, что я чувствую или не чувствую к этому мужчине или его брату, ему кто-то нужен. Я здесь, я могу быть тем, что удержит его вместе, пусть даже только на эту ночь. Большего и не нужно.

— Ты вернулся. Ради меня.

Он оттолкнул меня прошлой ночью, но я должен был знать, что Кайден всегда так поступает. Мне следовало остаться. Теперь я никуда не уйду.

Обнимая Кайдена за тонкую талию, я притягиваю его к себе и устраиваю так, чтобы он сидел у меня на коленях. Кайден погружается в меня, его тело смягчается, когда он прерывисто дышит.

— Ты в порядке, — повторяю я.

Прижимая его к груди на холодном полу ванной, я думаю о событиях, которые привели нас сюда. Возвращаюсь мыслями к тому дню, когда мы встретились, к тому дню, когда я влюбился в его близнеца, к тому дню, когда наш выбор стоил нам больше, чем мы когда-либо могли себе позволить. В тот день, когда я сказал ему, что хочу, чтобы он умер, в тот день, когда он ушел, а потом во вчерашний день, когда я смотрел, как он спит на больничной койке, сожалея о каждом злом слове. А затем и сейчас. К этому моменту, когда кажется, что он наконец-то там, где должен быть. Когда от него пахнет незнакомо, но он всё равно похож на мой.

Эта мысль пугает меня больше, чем я хочу признать.

Глава 21

Кайден

Меня будит грохот сковородок и запах подгоревшего. Мои глаза медленно открываются, привыкая к яркому утреннему свету, струящемуся сквозь окно.

Потягиваясь, я ощущаю тепло конечностей под одеялом, тяжесть в голове, сухость во рту.

Каждая мелочь прошлой ночи ясна, как безоблачное небо. Ни одна капля водки в мире не смогла бы стереть эти воспоминания.

Джейми.

Перекатываясь на живот, я вдыхаю мягкий льняной аромат простыней, оттягивая неизбежный разговор, который нам предстоит. Но сначала я тянусь к другой стороне кровати, прижимаюсь носом к подушке и вдыхаю глубоко, надеясь, что если почувствую его запах здесь — пойму, где он спал. Я и сам не знаю, чего жду.

Прошлой ночью он обнимал меня. Обнимал и укачивал, проводя мягкими руками вверх и вниз по моей спине. Мурашки бежали по коже, когда он сильнее сжимал меня за талию, позволяя своему теплу просочиться в меня.

А потом, когда мое дыхание стало ровным, а рыдания, перешедшие в икоту, стихли, он отвел меня в кровать, укрыл одеялом до плеч — и исчез. Я слушал, как он ходит по квартире, мысленно отслеживая его передвижения. И когда он вернулся, в его руках были стакан воды и теплая влажная мочалка.

Джейми легкими движениями вымыл мне лицо и шею. Мой член отважно дернулся, и я отстранился, перекатившись на бок, чтобы скрыть эрекцию.

Потом он провел рукой по моим волосам — один раз. Всего одно короткое, почти неуловимое прикосновение, но этого оказалось достаточно, чтобы мои веки затрепетали, а с губ сорвался выдох.

В темноте и неподвижной тишине комнаты я услышал его голос.

— Прости, Кайден, — прошептал он. Словно слова были обращены ко мне… но не совсем.

Последовавший за этим сон был без сновидений.

А теперь он у меня на кухне, делает Бог знает что.

Застонав и в последний раз потянувшись, я сбрасываю одеяло и волочусь в сторону источника резкого запаха подгоревшего.

Что бы я ни ожидал увидеть — это определённо не оно.

Джейми, в тех же шортах для бега, что и вчера, только теперь топлесс. Его каштановые волосы на затылке торчат, как будто он всю ночь провёл, ворочаясь на чем-то жестком. Он на дюйм или два выше моих пяти футов десяти, и хоть теперь его фигура немного стройнее, чем раньше, она всё ещё чертовски атлетична.

С этого ракурса я вижу, как напрягаются мышцы его плеч под кожей, пока он двигается вдоль прилавка, собирая всё необходимое. Затем он разбивает яйцо на сковородку.

Рядом стоит тарелка с сосисками, цвет которых вызывает у меня беспокойство. Очень тёмный цвет. Прямо скажем — уголь.

Яйцо с громким шипением попадает на перегретую сковороду, масло разбрызгивается, и Джейми вскакивает назад, вскрикнув. Лопатка падает на пол. Я не могу сдержать фырканье.

Он оборачивается и бросает на меня взгляд — свирепый, но в нём больше настороженности, чем злости. Словно он не знает, чего от меня ждать.

— Привет. Я покормил кота, — говорит он и кивает в сторону миски Форда. — Он не замолкал. А ещё у него, похоже, была вечеринка с хомяком. Всю ночь. В твоей гостиной.

Думаю, это отвечает на вопрос, где он спал.

Моя собственная спина тут же отзывается фантомной болью — я знаю, насколько неудобен мой диван для взрослого человека.

Я киваю.

— И теперь ты взял на себя смелость разгромить мою кухню?

Сделав несколько неуверенных шагов, я оказываюсь по другую сторону прилавка, ближе к нему. Он всё ещё смотрит свирепо. Или... может, он просто теперь всегда так выглядит — сварливый, угрюмый, колючий. Но его брови сведены вместе, и между ними залёг знакомый желобок. Я хочу коснуться его пальцем.

Эта мысль ударяет меня будто током — я отступаю резко, как от огня, пока спина не упирается в мраморную стойку.

— Нет. Я кормлю тебя.

Он говорит это с той же интонацией, как пару минут назад: я покормил кота. Будто делает мне одолжение.

Я не знаю, хотел ли он, чтобы это прозвучало дружелюбно. Но внутри у меня всё сжимается. Как будто меня уличили в слабости, в нужде.

— Мне не нужно, чтобы ты заботился обо мне, Джейми, — говорю я ровно, слишком ровно. Только голос слегка подрагивает, выдавая раздражение.

Я обхожу его, поднимаю лопатку с пола и кладу в раковину.

Лишь спустя секунду замечаю — он убрал за Оливером.

Ни пивных бутылок, ни крышек, ни липких следов. Только теперь — его собственный беспорядок. Яичная скорлупа с каплями белка, вскрытая упаковка замороженных сосисок, капли масла на плите, два тоста, выглядывающие из тостера. Масло с воткнутым ножом. Яйца, сухие и грустные, прилипшие к сковороде.

Я никогда не считал Джейми неряшливым.

Купер был таким — богом беспорядка. Джейми казался другим. Или, может быть, я просто не знал его так хорошо, как думал?

Может, он на самом деле точно такой же, как мой близнец. И именно поэтому они были идеальны вместе.

Мысль жалит. Сердце отзывается тугой болью.

Я кладу руки на столешницу, прижимаю ладони к холодной поверхности.

Смотрю по сторонам, позволяя взгляду скользить по всей кухне, слева направо.

И вижу не хаос. Вижу человека, который пытался сделать что-то хорошее.

Я отпускаю стойку, поворачиваюсь, и наши взгляды встречаются. Он по-прежнему насторожен. Готов к отступлению.

— Если не считать последних нескольких дней, — говорю я, — у меня всё было в порядке. Хочешь верь, хочешь нет, но я кормлю себя, Форда и Бэзила каждый день.

Ну… в основном. Но я не исправляю это вслух.

Он молчит, но я чувствую — он мне не верит. Раздражение тихо всплывает внутри, но я его глотаю. Лучше быть благодарным.

— Спасибо, — говорю я.

На долю секунды его глаза чуть расширяются, будто он не ожидал именно этих слов.

Я машу в сторону плиты.

— Это было действительно мило с твоей стороны.

Он слегка склоняет голову, и на щеках расцветает румянец. Невольно я улыбаюсь в ответ.

— Я не думаю, что это вообще съедобно, — произносит он с застенчивой, почти мальчишеской улыбкой.

— Может, и нет.

Я бросаю взгляд на подгоревшие яйца, затем открываю морозилку — в надежде, что там найдётся альтернатива. Пусто. Он уже испортил все мои яйца, и те, что остались на сковороде, выглядят обречённо: подгоревшие по краям, эластичные, и каким-то образом всё ещё сырые сверху.

Молока для жалкой порции хлопьев, что пылятся в шкафу, тоже нет.

Когда я заглядываю в пустой холодильник, Джейми оказывается прямо за моей спиной. Так близко, что я чувствую тепло его тела. От него пахнет сном и Эрл Греем — странная, но удивительно уютная комбинация.

У меня внутри всё замирает, но не от страха — от того, как тихо это всё происходит.

— Может, мне выйти и купить что-нибудь? — его голос — низкий и мягкий — звучит где-то у моего плеча.

Я качаю головой. Не думая, позволяю своему телу слегка отклониться назад, пока не касаюсь его. Он не отстраняется.

Мне вдруг интересно: он вдыхает меня, так же, как я вдыхал его?

— Нет, ты вскипяти чайник, а я сделаю тосты с джемом. — Я вытаскиваю из шкафа банку клубничного варенья — наполовину полную, но сгодится.

Он кивает, и его волосы касаются моей щеки, когда он отходит.

Мы двигаемся в унисон, почти без слов. Я — с тостами, он — с кипятком. Кухня по-прежнему в беспорядке, но мы притворяемся, что не замечаем этого.

Через пару минут на столе — две чашки крепкого чёрного кофе и тосты, ещё горячие, с вареньем, растекающимся по краям.

Беспорядок мы оставим на потом.

— Зачем тебе хомяк? — неожиданно спрашивает Джейми, нарушая тишину. Я чуть не подавился тостом — вопрос застал врасплох.

— Странный выбор для тебя. Он слишком… милый и пушистый.

— Ты говоришь так, будто знаешь меня, — отвечаю. Я пытался сказать это с долей шутки, но прозвучало неубедительно, и в комнате повисло неловкое молчание.

Чтобы его разрядить, я откашливаюсь и рассказываю ему историю Бэзила:

— Я нашёл его. Клетка стояла у мусорных баков на улице. Кто-то, и я не знаю кто, просто оставил его там. Выбросили, будто он не живое существо, будто он не дышит. Я забрал его домой.

— Чёрт, — тихо говорит Джейми. — Люди могут быть такими чертовски жестокими.

— Их проблемы. А он оказался потрясающим — насколько вообще грызун может быть потрясающим. И, между прочим, он вовсе не милый и не пушистый. Он — крошечный демон в хомячьей шкуре.

Джейми усмехается, и впервые с его возвращения я ловлю знакомый огонёк в его зелёных глазах.

Мы снова замолкаем, доедая завтрак. Напряжение по-прежнему витает в воздухе, как будто мы оба обходим стороной то, что на самом деле нужно обсудить.

Похоже, Джейми тоже это чувствует, потому что первым заговорил:

— Значит… насчёт вчерашнего. Оливер.

Я разворачиваюсь, опираясь бедром о стойку, и смотрю на него. Джейми делает глоток кофе, потом продолжает:

— Он был последним человеком, с которым я ожидал тебя увидеть.

Я бы предпочёл говорить о чём угодно, только не о нём.

— Почему нет? Отношения с Оливером... — не говори "сложные", потому что это неправда. Это так же просто, как игнорировать звонок. — Они… удобные, — говорю я вместо этого.

Джейми смотрит на меня пристально, а потом тянется и касается уголка моих губ. Я вздрагиваю, когда он убирает руку, демонстрируя джем на пальце.

А потом он подносит его к губам, облизывает, и я вижу его язык. От этого у меня внутри всё сжимается.

— Удобные, — повторяет он с хрипотцой. — Значит, это была не случайность? Ты часто его видишь?

Он подходит ближе, и я замечаю тонкий шрам у него на лбу.

— Он тебе не подходит, Кайден. Он просто... не тот.

Мой смех выходит сухим, без настоящего веселья.

— Ты знаешь только то, что рассказал тебе Купер. Может, он и не идеален, как ты, но он нормальный. У нас есть… договорённость. Это работает.

Я не должен оправдываться. И всё же делаю это, потому что ненавижу видеть в глазах Джейми этот взгляд — жалость и осуждение. Он жалеет меня.

И этого достаточно, чтобы во мне всё закипело.

Он тихо фыркает, недоверчиво. Я чувствую, как у меня по коже бегут мурашки от раздражения. Он не изменился. Всё тот же самодовольный, вечно осуждающий придурок.

Зачем, чёрт побери, я вообще хотел, чтобы он вернулся в мою жизнь?

Всё то смутное, неразборчивое, что я чувствовал к нему в последние дни, мгновенно сводится к раздражению.

Я ставлю кружку на стол, поворачиваюсь к нему спиной, хватаю тряпку и начинаю вытирать столешницу быстрыми, почти злым движениями.

Хватит. Пора перестать обходить стороной главный вопрос.

— Почему ты здесь, Джейми? — спрашиваю, не оборачиваясь.

Он не отвечает сразу. Я бросаю взгляд в его сторону и вижу, как он подходит к плите, снимает сковороду, соскребает обугленные яйца в мусорное ведро, потом относит сковородку в раковину и включает воду.

Металлическая щётка скребёт по поверхности, и этот звук действует на меня, как наждачка по нервам.

Я отворачиваюсь, стискиваю зубы. Он всё делает медленно, нарочно, будто тянет время.

— Ты позвонил мне, помнишь? Или это была больница.

— Отличное, блядь, решение, — бормочу себе под нос, достаточно громко, чтобы он услышал. Мы стоим слишком близко.

— Послушай, Кайден, — начинает Джейми.

Вода уже не течёт, а я всё продолжаю тереть одно и то же место на столешнице, словно это может стереть то, что между нами. Я не поворачиваюсь.

— Ты мог бы хотя бы взглянуть на меня? Пожалуйста.

Я резко выдыхаю, швыряю тряпку на пол и поворачиваюсь к нему. Кухня крошечная, и я отступаю назад, упираясь в край столешницы, чтобы хоть немного отдалиться.

— Я надеялся, что мы сможем поговорить. Может быть, найти какую-то нейтральную территорию. — Его руки опущены, пальцы всё ещё мокрые. Он делает движение, словно хочет протянуть одну из них ко мне, но передумывает. — Нам не обязательно быть врагами. И не обязательно быть братьями, если ты не хочешь. Но, может быть, друзьями?

Он делает паузу, втягивает воздух, опускает голову и вытирает ладони о ткань шорт.

И прежде чем я успеваю осознать, что он сказал, он добавляет:

— Купер бы не хотел, чтобы всё было вот так. Ни для тебя. Ни для нас.

Он смотрит мне прямо в глаза. Полные жалости. Потом его взгляд скользит по кухне, как будто выискивает всё, что во мне сломано.

Я не знаю, о чём он — о моих отношениях с Оливером, о моей жизни или об этом холодном расстоянии между нами. Но это не имеет значения.

С этими словами, с этим взглядом — всё, что могло быть между нами, рушится.

Потому что я, блядь, знаю. Мне не нужен Джейми Дюран, чтобы напоминать, насколько сильно я подвёл своего брата.

И тогда до меня доходит, как удар. Резкий, точный, в самое сердце.

Он здесь не из-за меня.

Я, идиот, на миг поверил, что он вернулся, потому что хотел быть со мной.

Но это не так. Никогда не было.

Он здесь, потому что чувствует вину. Потому что думает, что делает то, чего хотел бы Купер.

— Уфф, играешь в карту мертвого брата, — говорю я. Сарказм прорезается в голосе, маскируя дрожь. Злиться проще. Безопаснее. Лучше, чем позволить ему увидеть мою печаль и разочарование — в нём… во мне самом. Я качаю головой.

Люди будут только разочаровывать тебя.

— Зачем ты здесь, Джейми? По-настоящему. Это потому, что ты хочешь быть рядом? Или потому что чувствуешь себя должным Куперу?

Он молчит. И этого достаточно. Я киваю — ответ уже прозвучал в его тишине.

— Кайден, это не так. Я здесь, потому что… потому что ты не выглядишь счастливым, и…

— А, ты хочешь меня исправить? — перебиваю. — Сделать счастливым? Как ты? Думаешь, я не в порядке только потому, что не двинулся дальше так же легко, как ты? Потому что мне не удалось пережить смерть Купера щелчком пальцев?

Он открывает рот, и я вижу боль — короткую вспышку в глазах. Он начинает говорить: "Я не…", но я не даю закончить. Мой следующий вопрос — удар. Не только чтобы ранить. Я хочу знать. Хочу правду.

— Через сколько ты оказался в чужой постели? Неделя? Две?

Я делаю шаг вперёд. Между нами почти не остаётся воздуха. Я весь — из искр, гнева и боли.

— Сколько прошло времени, прежде чем ты вонзился в первую попавшуюся киску и просто забыл его? — Джейми резко вдыхает, ноздри раздуваются, он переминается с ноги на ногу. — Может, в этом всё и дело. Ты винишь себя за то, что пошёл дальше.

Я видел Джейми разным — раздражённым, грустным, злым. Но это… это другое.

— Заткнись, Кайден. Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, — огрызается он. Его челюсть сжимается, пальцы рвут волосы, будто пытаются выдрать корни боли.

— Да ну? — я наклоняю голову, будто изучаю его. — Думаю, ты просто хочешь утешить свою вину, спасая меня. Сделать что-то хорошее и сказать себе, что это ради него. Ради мужчины, которого ты, как ты говоришь, любил… но забыл без труда.

Он сжимает губы, и они теряют цвет.

— Скажи мне, Джейми, — произношу я тише, приближаясь вплотную, ощущая тепло его кожи. — Ты думаешь о нём… когда трахаешь её?

Он тяжело сглатывает, кадык дергается, и я провожу пальцем по теплой коже его руки.

— Или, может, ты здесь потому, что надеешься, что я заполню ту пустоту, что он оставил? В этом всё, Джейми? Хочешь лечить утрату через меня?

Это был удар ниже пояса. Я знал это в ту же секунду, как только слова сорвались с губ. Но уже было поздно — и, если быть честным, я не уверен, что хотел бы их вернуть. Я устал быть чьей-то заменой.

Мой палец скользит вверх по его руке, затем вдоль плеча, к впадине у ключицы. Его кожа горячая, но он вздрагивает от прикосновения.

— Кайден.

Мое имя звучит у него на губах, будто предупреждение.

Мы смотрим друг на друга, и на мгновение всё замирает.

Я не знаю, кто сделал первый шаг — может, никто. Возможно, мир сам наклонился и сбросил нас в это мгновение.

Его губы встречаются с моими в поцелуе — резком, неукротимом. Я вцепляюсь в его грудь, ногти впиваются в кожу, в поисках опоры. Его язык настойчив, дерзко вторгается, прикусывает мою губу. Я стону, не уступая, проникаю глубже, мой пирсинг задевает его зубы. Он ловит его губами, и от этого у меня перехватывает дыхание.

Где-то в самой тёмной и тихой части сознания бродит мысль, что я предаю своего брата. Но она слишком слаба, чтобы остановить меня. Возможно, позже это раздавит меня. Но не сейчас.

Рука Джейми поднимается между нами, его пальцы обхватывают мою шею, мягко, но с силой сжимая по бокам. Я замираю, глаза расширяются. Он отстраняется.

Его глаза потемнели, зрачки расширены, а губы распухшие и скользкие от слюны.

Проходит несколько секунд, мы оба тяжело дышим, и я понимаю, что вижу его в совершенно новом свете. Он издает звук, похожий на мучительный рёв, прежде чем снова накрывает мои губы своими, крепко держась за мою шею.

Мои руки обхватывают его плечи, пальцы скользят по мышцам, и он вздрагивает, но продолжает целовать меня.

— Да, — говорит он мне прямо в губы. — Думаю о нем. Всегда. Даже когда я с кем-то другим. Это то, что ты хотел услышать? — его нос касается моей щеки, и он проводит его к месту под ухом. — Но ты ошибаешься, чертовски ошибаешься. — Он посасывает это место, и дрожь пробегает по моей спине. — Тебе станет легче, если ты поймешь, что ты не единственный, чья жизнь рухнула в тот день?

Он кусает меня за мочку уха, и моя рука скользит по его боку, опускаясь ниже, к его упругой заднице. Я притягиваю его ближе, затаив дыхание, чувствуя, как его эрекция прижимается ко мне.

Я не буду лгать: мысль о Джейми в таком ключе мелькала в голове, но никогда не думал, что это станет реальностью. Он всегда был частью каких-то недостижимых фантазий, которые не должны были сбыться.

— Ты думаешь о нем сейчас? — спрашиваю я, хотя знаю, что этот вопрос может ранить. Может, я и сам высказал это, но не хочу, чтобы это было правдой.

Джейми разворачивает меня, прижимая к стойке, его грудь давит на мою спину, и я ощущаю тепло его тела, когда его член прижимается к моим ягодицам.

— Ты этого хочешь, Кайден? Ты хочешь, чтобы я думал о Купере?

Он хватается за пояс моих спортивных штанов, и я делаю то же самое. Вместе мы поспешно срываем их, моя голая задница трется о ткань его спортивных шорт.

— Или ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что нет, прямо сейчас я могу думать только о тебе. Что я пришел сюда ради тебя.

Он двигается позади меня, и я чувствую момент, когда его член высвобождается. Он горячий и твердый, когда прижимается ко мне.

—Что из этого заставит тебя почувствовать себя лучше?

И то, и другое. Ничего из этого. Я не знаю.

Джейми прижимается ко мне, и от исходящего от его тела тепла у меня по коже бегут мурашки. Он тянется к своему бумажнику на тумбочке возле моей головы и достает презерватив. Он обхватывает одной рукой мое лицо и кладет два пальца мне в рот. Я посасываю их, мои глаза закрываются от соленого вкуса и порочности этого действия. Затем он вырывает их у меня изо рта, просовывает руку между моих ягодиц и вдавливает покрытый слюной палец в мою дырочку. Я всхлипываю, когда он добавляет еще, прижимаясь лбом к столешнице и выгибая спину. Жжение нереальное, и я тяжело дышу и постанываю, пока он вводит их в меня и выводит.

—Скажи мне остановиться, Кайден. Скажи мне, что это неправильно. Скажи мне, Кайден, — умоляет он, и я игнорирую смятение в его голосе, потому что не могу позволить ему остановиться.

Так же, как не могу оттолкнуть его. Мы на американских горках, потерявших управление. Мы разобьемся, но не раньше, чем поездка закончится. Не раньше, чем почувствуем кайф, который приходит с падением.

Позади меня Джейми сплевывет, и я чувствую головку его члена у своей дырочки. Я едва растянут, и слюны едва ли достаточно для смазки. Он снова сплевывает — я чувствую, как слюна стекает по моей щели, прежде чем он втирает ее внутрь, прижимая палец к моему краю, где его член входит в меня.

— Блядь, блядь, блядь, — шепчу я.

Слезы наворачиваются на глаза, и я двигаю бедрами взад-вперед, чтобы заставить его двигаться. Он врезается в меня, держа одну руку на моей спине, так что я словно приклеен к мрамору. Джейми меняет угол наклона, перемещает руки на мои бедра и трахает меня сильнее. Его член касается моей простаты, и я вздрагиваю. Боль все еще очень сильна, но она проходит, заставляя мое тело разогреваться от ощущения удовольствия, которое начинается в пальцах ног и рикошетом распространяется по конечностям.

Джейми молчит позади меня, если не считать тяжелых вздохов, которые он делает, двигаясь внутри меня. Хотел бы я видеть его лицо, хотел бы я прочитать его выражение. Чья-то рука поднимается и обвивается вокруг моей шеи, и он использует свою хватку, чтобы поднять меня так, чтобы моя голова оказалась у него на плече. Другой рукой он касается моего члена, но я отбрасываю ее. Вместо этого он кладет ее мне на живот.

—Прости, прости, — повторяет он снова и снова в такт своим толчкам. —Мне чертовски жаль.

—Почему ты… ты…продолжай, — я пытаюсь выдавить из себя слова, но он вышибает воздух прямо из моих легких, — Извиняешься?

Он не отвечает мне, просто двигается быстрее и прижимается губами к моей шее. Судя по тому, как она щиплет, я уверен, что он оставляет засос поверх того, который Оливер оставил там вчера.

Мой член пульсирует, а яйца напрягаются, и я беру свой член в руку и делаю несколько сильных поглаживаний. У меня кружится голова, и все тело покалывает.

Он сильнее сжимает мое горло, он весь дрожит.

— Потому что…. Потому что ты ничего из этого не заслужил.

Сейчас я плачу. Плачу и плыву, и так близок к тому, чтобы кончить, что не могу

контролировать слова, которые вырываются из меня.

—Заслужил.. Я это заслужил. Я был плохим, я все испортил.

Его рука на моей шее ослабевает, и он наклоняет мою голову, так что я неловко смотрю на него в ответ. Его глаза мокрые, хотя похоть все еще там — глубокая, темная и жаждущая. Он качает головой, его каштановые волосы падают мне на лицо, затем прижимается губами к моим.

—Нет. Ты был чертовски хорошим.

Я кончаю, содрогаясь и задыхаясь. Толстые струйки спермы стекают по моей руке и кухонному столу. Он обнимает меня и прижимает к себе. Мое тело продолжает сотрясаться — смесь возбуждения и сожаления, бурлящий беспорядок внутри меня.

Джейми выходит из меня, и я разворачиваюсь, наблюдая, как он отступает. Он все еще возбужден, презерватив все еще надет, когда он натягивает шорты.

Он бледен и выглядит… черт. Он выглядит смущенным. Из-за того, что мы только что сделали. Это так больно.

Когда он молчит, это говорю я. Спасая нас обоих от реальности того, что мы натворили.

— Просто уходи, — говорю я, с тяжелым чувством смирения в сердце. О чем я только думал? На этот раз я не могу сказать, что не думал. Правда в том, что я забрал то, что никогда не должно было быть моим.

Джейми опускает голову и открывает рот. Я уверен, что он собирается возразить, поэтому качаю головой.

Он кивает, избегая смотреть на меня.

— Я... — начинает он, но я прерываю его.

— Я знаю, ты сожалеешь. Я тоже.

Честно говоря, я уже не понимаю, за что именно мы оба извиняемся. Слишком много ошибок, длинных как миля.

Джейми исчезает в холле и вскоре возвращается в футболке и ботинках. Подойдя к двери, он смотрит на меня.

— Тебе будет хорошо одному?

— Да, Джейми. Со мной все будет в порядке. Я не твоя проблема, о которой стоит волноваться.

Пожалуйста, не уходи. Скажи, что ты пришел сюда ради меня. Пожалуйста.

Звук закрывающейся двери эхом разносится по комнате, и я подхожу к ней, кладу руку на деревянную раму, прежде чем запереть и вернуться в постель.

Глава 22

Джейми

Десять шагов — именно столько нужно, чтобы пройти мой крошечный гостиничный номер. Двадцать пять, если двигаться от двери до изножья кровати. Я знаю это, потому что пересчитывал снова и снова за те часы, что прошли с момента, как я ушёл от Кайдена.

Развернувшись на каблуках, я начинаю сначала. Раз, два, три, четыре, пять… Потом снова поворот — и всё по новой. Руки бессильно опускаются, и каждый раз, разворачиваясь, я бросаю взгляд на телефон, лежащий на белоснежных простынях гостиничной кровати. Три пропущенных вызова — все от Рейчел. От Кайдена — ни одного. И почему это должно удивлять?

Шесть, семь, восемь… Мне нужно выбраться отсюда. Выглянув в окно, я наблюдаю, как сильный летний дождь барабанит по стеклу, а на тротуаре внизу — пестрое море зонтов. Я не против пробежки под дождём, но пугает то, куда могут занести меня ноги.

«Зачем ты здесь, Джейми?»

Да, Джейми… зачем?

Я всё ещё в этом чёртовом отеле, всё ещё игнорирую свою девушку, всё ещё срываюсь на себе за то, что не могу просто собрать вещи и уехать. Чёрт… я всё ещё здесь. И Кайден был в чём-то прав. Сначала всё действительно было из-за Купера — я знал, что он бы примчался, стоит Кайдену позвонить. Знал, что он хотел бы, чтобы я сделал то же самое. Именно поэтому я и приехал в Кингстон. Но остался я не из-за этого. И прятаться за его спиной — нечестно по отношению к нему.

Правда в том, что я так и не отпустил Купера. У меня не было шанса попрощаться — ни в день его смерти, ни на похоронах. В один момент он был рядом, любовь всей моей жизни, а в следующий — его уже не стало. Рейчел не заслуживает моего равнодушия. Ни одна из девушек, с которыми я переспал после его смерти, не заслужила его. И уж точно она не заслужила то, что я сделал с ней сегодня.

Кайден пробрался под мою кожу, и я позволил этому случиться. Позволил ему проникнуть так глубоко, что теперь боюсь — он увидит всё, что я скрываю, боюсь, что он заметит, насколько я всё ещё сломан. Кайден давил, и давил, а я только злился в ответ.

Это было не из-за Купера — всё дело в Кайдене. Я знаю, что этого не должно было произойти — и уж точно не должно повториться, — но я не могу заставить себя об этом пожалеть. Раньше мне казалось, что Кайден поступал эгоистично. Я злился, когда Куперу приходилось разбирать последствия. Но теперь... я не уверен, что сам стал лучше.

Мой телефон звонит, и я поворачиваю голову к кровати как раз вовремя, чтобы увидеть всплывающее фото Сейдж. Я хватаю его, поспешно отвечаю и опускаюсь на край кровати. Сейчас, когда у неё третий триместр, я готов в любую секунду услышать, что пора ехать.

— Сейдж, ты в порядке? Уже пора рожать? — голос срывается, слова сливаются, и я ощущаю, как напряжение медленно уходит, когда она начинает смеяться.

— Успокойся, дядя Джейми, малышка ещё не появилась, пока ещё рано. Я просто позвонила проверить своего лучшего друга. Назовём это материнской интуицией…

— У тебя она уже есть?

Сейдж смеётся.

— Почти уверена, что она появилась в момент встречи сперматозоида с яйцеклеткой. — Я смеюсь вместе с ней.

— Как я уже сказала, я позвонила, потому что волнуюсь за тебя. После нашего вчерашнего разговора я поняла, что толком не знаю, какие у тебя планы. Ты скоро вернёшься домой?

— Я переспал с ним, — выпаливаю я, падая спиной на кровать.

Она что-то бормочет — кажется, «ну конечно» — а потом говорит вслух:

— Пожалуйста, скажи мне, что "он" в этой истории — это не твой сводный брат. Близнец твоего умершего парня?

— Сейдж.

— Джейми, — вздыхает она так, что я отчётливо слышу это. — О чём ты думал? Я ведь говорила тебе — он не Купер. Ты не можешь лечить его как...

— Я знаю! — выкрикиваю я и тут же сожалею. — Прости. Это просто… случилось, понимаешь? И это не имело отношения к Куперу.

— Я не поверю в эти истории в духе “он споткнулся и упал на мой член”, — усмехается она. — Такие вещи просто так не происходят. Так что говори.

На линии наступает тишина, и я почти чувствую, как она сверлит меня взглядом.

— Я просто хотел о нём позаботиться. Я готовил ему завтрак.

— Ну вот, первая ошибка. Продолжай, — говорит она.

— Он рассердился, а потом обвинил меня в том, что я чувствую вину… из-за Рейчел. Из-за того, что хочу идти дальше. Потом он спросил, думаю ли я о Купе, когда я с ней.

— Оооо… — протягивает она. — И что ты ответил?

— Да. Чёрт побери, я знаю, что из-за этого выгляжу как последний подлец. Но да, всё время, ладно? Только не с...

— Не с Кайденом, — перебивает Сейдж. — И почему ты в этом уверен, Джей? Если дело не в том, чтобы заменить Купа его копией, то в чём тогда суть?

Я перекатываюсь на живот и зарываю лицо в простыни, всё ещё держа телефон у уха.

— Я не знаю.

Сейдж долго молчит, и я отодвигаю телефон, чтобы проверить, не разъединилась ли связь. Когда она всё же говорит, её голос мягкий, но прямой.

— Я люблю тебя, Джей. Ты знаешь это. Но Кайдену уже и так слишком часто причиняли боль. Ему не нужно, чтобы ты стал ещё одним в этом списке. Я знаю, ты бы не сделал этого нарочно, но всё может запутаться. Если ты хочешь наладить с ним братские отношения — сделай это. Чёрт, просто стань ему другом. Но всё остальное — плохая идея.

Со стоном я говорю:

— Ты права. Я это понимаю.

Я принимаю решение сразу. Мысль о том, что я — просто ещё один человек, способный причинить ему боль, словно упрощает всё. Он уже сам говорил это — я ему не нужен.

— Я навещу его завтра. Скажу, что сожалею обо всём. О похоронах, о сегодняшнем дне. Скажу, что надеюсь, мы сможем быть друзьями. Что он может звонить мне в любое время, если захочет. А потом я уйду. Вернусь в Девон. Вернусь к своей жизни.

У меня неприятно сжимается живот от всей этой ситуации, но Сейдж права — так будет лучше для всех.

— А что ты собираешься делать с Рейчел? — спрашивает она.

— Скажу ей правду. А потом, возможно, придёт момент, когда я наконец смогу попрощаться с Купером навсегда и попытаться по-настоящему двигаться дальше. Не притворяться, как делал всё это время.

Сейдж тихо мычит что-то вроде согласия.

— Я пойду с тобой, если хочешь. — Она знает, что я так и не нашёл в себе сил навестить его могилу. Так же, как я знаю, что она приходит туда каждый месяц и оставляет цветы — якобы от моего имени. — Никто не винит тебя за то, что ты не можешь отпустить, Джей. Мы все любили его, но никто — так сильно, как ты. Мне очень жаль, что ты его потерял.

Глаза проясняются, и я киваю, уткнувшись в простыни. Ком в горле мешает говорить.

— Зайди ко мне, когда вернёшься, хорошо?

Я издаю нечто похожее на утвердительный звук, и Сейдж заканчивает разговор. Уткнувшись лицом в подушку, я начинаю кричать — долго, до боли в горле. Потом встаю с кровати и направляюсь в душ.

Сделав воду почти обжигающей, я стою под струёй, пока кожа не начинает пощипывать и не становится ярко-красной. Прижав лоб к холодной плитке, я закрываю глаза, с лица стекают капли — и я позволяю себе вспомнить Кайдена. Позволяю себе хоть раз подумать о том, что между нами произошло.

Когда-то, много лет назад, бывали моменты: его взгляд, мимолётное касание рук, резкое ощущение его близости. И тогда казалось, будто между нами, в молчании, есть нечто неуловимое. Но я был так предан Куперу, что не придавал этому значения. Не позволял чувствам выйти за пределы кратковременной реакции тела. Это даже не было сексуальным желанием — точно так же, как и сегодня.

Но сегодняшний день ощущался иначе. Он был... более опьяняющим. Более глубоким. Более настоящим. Когда наши губы соприкоснулись, внутри что-то рвануло к нему. Потерянный в этом моменте, охваченный похотью и злостью, я хотел его сильнее, чем воздуха. Как мы дошли до этого — я не понимаю. Но, возможно, наш поцелуй был не случайностью, а итогом множествамелких выборов. Эффект бабочки.

Когда мне было тринадцать, мама объяснила мне, что даже самые незначительные поступки могут оказать огромное влияние — и что каждый из них формирует дорогу, по которой мы идём.

В качестве примера она рассказала, как встретила моего отца. В тот день она собиралась поехать на работу, но её машина отказалась заводиться. У неё был выбор — идти пешком или сесть на автобус. Из-за дождя она выбрала автобус. Именно там она села рядом с мужчиной, у которого тоже были проблемы с машиной.

Если бы не эта поломка, она бы никогда не встретила моего отца. И меня бы не было.

Любую ситуацию можно разложить на тысячу крошечных решений, каждое из которых сыграло свою роль в том, где ты оказался сейчас.

Я часто возвращаюсь к этой мысли — особенно после смерти Купера. Думаю о том, как всё, что происходило до того, привело к тому самому моменту, когда он отвёл взгляд от дороги.

Это то, что я всегда хотел сказать Кайдену. Именно поэтому я звонил ему снова и снова после похорон. Я знаю, он винит себя так же, как я винил его. И так же, как я до сих пор обвиняю себя.

Но всё сложнее, чем он себе представляет. Потому что были сотни, тысячи мелких решений, что в итоге сложились в один роковой момент.

Эти мысли крутятся в голове, когда я выхожу из душа, вытираю кожу досуха, натягиваю чистую одежду.

Я всё ещё мысленно прокручиваю шаги, что привели нас сюда, пока собираю вещи и набираю номер Рейчел.

Она радуется, когда я говорю, что вернусь завтра вечером.

Меня снова накрывает тошнота, и я опускаюсь на пол, обхватив колени руками и прижав их к груди.

Глава 23

Джейми

Прошлой ночью я так и не смог уснуть. Сколько бы ни старался — даже после пробежки вдоль реки и трёх кружек пива в баре.

А теперь вот я стою на пороге квартиры Кайдена, чувствуя себя так, будто собираюсь умереть.

Одна из его соседок выходит из своей квартиры. Я выдавливаю улыбку, стараясь не выглядеть странно — просто стою тут и пялюсь в его дверь. Она бросает на меня любопытный взгляд, шепчет “привет” и исчезает на лестнице.

Я смотрю под ноги — на коврик, на котором изображена чёрная кошка и крупная надпись “Заведение Форда”. Это тот случай, когда вещь, скорее всего, подарили — сам бы такое не купил.

Понимая, что уже слишком долго стою тут как привидение, я стучу. Желудок сжимается от нервов.

Я ведь всё отрепетировал. Перебирал слова в темноте гостиничного номера, прогонял про себя каждую строчку. Шаркая ногами по коврику, я бросаю взгляд на пустой коридор.

Проходит вечность, прежде чем замок щёлкает, и передо мной появляется Кайден.

И, чёрт возьми, это совсем не то, к чему я был готов.

Мои лёгкие опустошаются, в груди вспархивают бабочки.

На нём — моя толстовка.

Не раздумывая, я перешагиваю порог, хватаю его за бёдра и подталкиваю внутрь. Мы оказываемся в квартире, и дверь с грохотом захлопывается за нашими спинами.

Кайден вздрагивает, когда я прижимаюсь носом к тому месту, где ткань касается его ключицы. Он надел её тогда, после больницы, потому что было нужно. Но сейчас... сейчас это что-то другое.

Будто он выбрал её сам. Будто выбрал меня — часть меня, которую хотел сохранить, даже после того, как сказал уйти.

— Это моё, — говорю я, скользя ладонью по его боку, вверх по груди, пока не сжимаю ткань.

— Знаю. — Он чуть отстраняется. Я ловлю его взгляд — глаза задерживаются на моих губах, он облизывает свои. Затем поднимает взгляд, и чёрная прядь падает ему на лоб. — Зачем ты здесь, Джейми?

Тот же вопрос, что и вчера. Но я готов. Или, по крайней мере, был.

Только все те слова, тщательно выстроенные в моей голове, рассыпаются, как дым.

— Чтобы попрощаться, — выдыхаю я. Моя рука крепче сжимает его бёдро. Его ладони ложатся мне на талию. — Извиниться. А потом — уехать домой.

Кайден кивает.

— Тогда скажи это.

Он придвигается ближе, его нога скользит между моих. В груди — вихрь. Ни с того ни с сего, член дёргается, и я глотаю воздух.

— Попрощайся со мной.

Его взгляд не отпускает мой, и я позволяю себе изучать его лицо: строгие линии бровей, густые ресницы, обрамляющие сапфировые глаза.

Безупречно-бледная кожа, розовеющие щеки.

Попрощайся со мной.

— Хорошо, — говорю я.

Но ни один из нас не двигается. Я тоже не говорю ни слова. Мы просто стоим — напротив друг друга, тяжело дыша, и воздух между нами становится густым, почти зримым. Наши тела так близки, что я чувствую каждую его линию, каждый желобок, каждую мышцу, прижатую ко мне.

Я сжимаю ткань его толстовки, притягивая его чуть ближе.

За какое-то ничтожное время Кайден Кэррингтон перевернул мой мир вверх дном.

И это одновременно пугает, захватывает и сбивает с толку.

Я не имею ни малейшего представления, что с этим делать.

— Джейми, — наконец говорит он. Его голос мягкий, но внутри — что-то хрупкое. — Что это? Тонкая нота уязвимости. Тень скользит по его глазам, когда он добавляет:

— Я не Купер.

Боль пронзает грудь. Он думает, что поэтому я здесь. И как я могу его винить, если сам не дал ни единого повода думать иначе?

Сейдж была права. Я сделаю ему только больно. Возможно, уже сделал.

— Я знаю, — отвечаю я тихо, отпуская его.

Он смотрит на меня секунду, может, две — и отходит на кухню. Я остаюсь на другой стороне стойки, позволяя ей быть границей между нами.

Кайден двигается с удивительной грацией, достаёт кружки, включает чайник.

— Хочешь чего-нибудь? — спрашивает, не оборачиваясь. Он кладёт чайный пакетик в одну из кружек и замирает в ожидании. Воздух между нами тяжёлый, почти звенит. Я провожу рукой по волосам, просто чтобы занять себя хоть чем-то.

— Да… Эм. Чай. Спасибо.

Когда чай готов, он ставит мою кружку ближе ко мне и отпивает из своей, взгляд по-прежнему опущен.

— Когда умер Купер, — начинаю я, зная, что эта часть никогда не станет легче. — Я винил тебя.

Я жду, что он поднимет глаза, но он не делает этого. Вместо этого я смотрю на его непослушные, чуть влажные чёрные кудри, пока он сосредоточенно изучает содержимое своей кружки.

— Я обвинил тебя. Сказал кучу херни, которую ты не заслуживал. По правде говоря, я был так зол… на всё. На то, что мы вообще оказались на той вечеринке. Я прокручивал ту ночь снова и снова — как пластинку, заевшую в самом болезненном месте. Дни напролёт, после похорон. Что если бы мы не поехали? Что если бы я не ударил того парня? Что если бы за рулём был ты, а не Купер? Что если бы я не пил? Так много «что если», что меня тошнит от одной только мысли о них.

Голубые глаза Кайдена медленно поднимаются ко мне. В них — боль, печаль… И я не могу не задуматься: видит ли он то же самое во мне?

Он ничего не говорит. Просто смотрит, прикусив нижнюю губу.

— Я звонил тебе после похорон. Приходил к тебе на работу. Мне нужно было, чтобы ты знал… Что я сожалею. О том, что наговорил. О том, что когда-то — пусть и в слепой ярости — хотел, чтобы это был ты, а не он. О том, что первым делом обвинил именно тебя.

Я обхожу стойку. Оказываюсь рядом.

Кайден опускается чуть вперёд, упирается лбом в столешницу. Его спина выгибается, пальцы зарываются в волосы.

— Когда-то моя мама нашла меня в самом ужасном состоянии. Больного. Слабого. Полностью сломанного. Она злилась из-за того, как я повёл себя на похоронах… но всё равно дала мне время. Позволила горевать. А потом — сказала одну вещь, которую я до сих пор не могу забыть. Ты хочешь знать, что именно?

Он кивает. Почти незаметно, но я вижу.

— Она сказала, что всё это — неважно. Ни одно из “что, если” не имеет значения. Потому что мы не можем откатить время назад. Не можем переделать то, что уже случилось. В ту ночь Купер сел за руль. Он отвёл взгляд от дороги. А водитель грузовика уснул. Вот и всё. Холодные, жёсткие, неизменные факты. Никто не виноват.

Его дыхание становится резким, рваным. Я кладу ладонь ему на спину — и чувствую, как он дрожит под моим прикосновением.

— Я собираюсь уйти. Потому что знаю, что это то, чего ты хочешь. Но… когда я рядом с тобой — я не думаю о Купере. То, что случилось прошлой ночью, было потому, что я… хотел тебя.

Я тихо усмехаюсь, выдох смягчает слова:

— Я сам не понимаю, как мы к этому пришли. Я не знаю, что с этим делать. Но я не жалею. Ни секунды. Жалею только о том, если вдруг сделал тебе больно.

Я глубоко вдыхаю и провожу пальцами по его волосам. Он поднимает голову. Его глаза влажные, щёки залиты румянцем, словно он вот-вот сломается.

— Хотел бы я знать, почему ты тогда ушёл, — говорю я. — Но я хочу, чтобы ты знал: я хочу, чтобы ты вернулся. Мы так и не успели стать семьёй… И, может, уже не успеем. Но если тебе когда-нибудь понадобится друг — я бы хотел быть им. Для тебя.

Я наклоняюсь и оставляю лёгкий, нежный поцелуй на его щеке — там, где блестит слеза.

— Прощай, Кайден, — шепчу я.

Он встаёт. Его взгляд находит мой.

Я касаюсь его груди, чуть выше сердца — там, где ткань моей толстовки становится продолжением его тела.

— Оставь себе, — говорю. — Во всяком случае, на тебе она смотрится лучше.

Я уже у двери, когда он, наконец, говорит:

— Я не заслуживал быть частью твоей семьи.

Он шмыгает носом, голос срывается, и я сжимаю кулаки, чтобы не кинуться к нему, не заключить в объятия.

— Вот почему я ушёл. Ты. Дункан. Твоя мама. Купер. Вы были семьёй. А я… Я никогда не хотел быть частью этого. Как я мог вдруг занять чьё-то место, только потому что он умер?

Его взгляд вцепляется в меня, умоляя понять.

Но, чёрт, я не понимаю.

— Мы пытались, Кайден. Мы так старались. Купер особенно. Ты был тем, кто оттолкнул нас. Даже когда Купер был тем, кто всё время тебя тянул.

Я делаю паузу. Стараюсь говорить ровно, но голос всё равно дрожит. Слишком много боли в этих словах, слишком много того, что я так долго держал в себе.

— Ты мог остаться. Мог дать нам шанс. Ты мог хотя бы давать ему шанс, все те разы, когда он тебя просил. Но, похоже, ты списал нас задолго до того, как он умер.

Я хочу сказать ещё. Целую вечность слов. Но в этот момент дверь резко распахивается, и внутрь вваливается невысокий блондин с чашками кофе в руках и запахом утреннего кафе.

— Господи, Кайден, сколько раз я должен говорить тебе запираться…

Он замирает, увидев меня.

— О! Привет. Ты не Кайден.

— Ни хрена, — бурчу я сквозь зубы.

Мышцы напрягаются. Волосы на затылке встают дыбом.

Мгновенно приходит мысль: Он что, реально позвал кого-то после вчерашней ночи?

Но плевать. Это не моё дело. Не моё. Почти.

Блондин проходит мимо меня так спокойно, как будто я мебель, и легко похлопывает меня по щеке. Я моргаю, ошеломлён.

Он подходит к Кайдену и протягивает ему одну из чашек.

— Кайд, детка, кем бы он ни был — у него аура золотистого ретривера с приступом бешенства. Я одобряю.

На лице Кайдена появляется что-то вроде улыбки. Что-то, что разрывает меня пополам.

Блондин заключает его в объятия, шепчет ему что-то на ухо. Я не слышу слов. Только вижу. Как он гладит его по рукам. Как берёт его повреждённую кисть и осторожно закатывает рукав моей толстовки.

Я стою в дверях. И чувствую себя как полный идиот. Каждая часть меня рвётся: одна — уйти, другая — потребовать объяснений.

Они отстраняются, и Кайден смотрит на меня поверх плеча своего нового утешения. Его голос звучит тише, но я слышу каждое слово:

— Джейми, это Дариус. Мой лучший друг. — Он делает паузу. Кивает на меня, словно пытается подобрать слово. — А это… Джейми. Мой… эм… мой брат. Мой… ээ… это Джейми.

Дариус поднимает одну впечатляюще высокую бровь, переводя взгляд с меня на Кайдена и обратно.

— Джейми? Типа… сводный брат Джейми?

Вопрос простой, но почему-то он выбивает из равновесия.

Он знает обо мне. Кайден рассказывал о мне.

— Что ж, приятно познакомиться, Джейми. — Он поворачивается к Кайдену, слегка хмурясь: — Хотя… я говорил, что приеду в воскресенье. И, серьёзно, запирай свою чёртову дверь. Однажды это будет не я, а какой-нибудь псих с топором, ясно?

На губах Кайдена снова появляется та самая псевдо-улыбка.

— Убийца с топором? — фыркает он.

— Я слишком много смотрю документалок про убийства, — объясняет Дариус, закатывая глаза. — Этот хлам превращает меня в параноика с большой буквы "П".

В любом случае — я пришёл вытащить тебя на ланч.

Он тыльной стороной ладони касается лба Кайдена — точно так же, как моя мама делала мне, когда я болел. Это неожиданно цепляет.

— Только если ты в состоянии, конечно.

— Я в порядке, — отвечает Кайден, мягко отталкивая его руку. — Это было сотрясение, а не простуда. — Он бросает взгляд на своё запястье. — И, правда, я в норме. Обед звучит заманчиво.

— Отлично! — Дариус нагибается, чтобы почесать Форда за ухом — кот, как по сигналу, появился в дверях кухни. — Присоединишься к нам? — спрашивает он, взглянув на меня снизу вверх.

Мой взгляд снова встречается с взглядом Кайдена. Он слегка приподнимает бровь — жест не столько вопрос, сколько приглашение. Десять минут назад я собирался уйти. Уже почти закрыл дверь. Но эта внезапная реплика Дариуса — как будто он открыл мне временной люк. Возможность остаться. Хотя бы на обед.

— С удовольствием. Спасибо.

— Не благодари меня, приятель. — Дариус расплывается в широкой ухмылке. — Кайден платит.

Он толкает его плечом, и я внезапно понимаю — этот парень мне нравится.

Обед в пабе на берегу реки. В “The Beer and Barrel” снаружи висит доска, на которой жирными белыми буквами написано «Лучшее воскресное жаркое Кингстона». Это реклама, но я решаю испытать их. Заказываю жаркое из баранины, и мы устраиваемся за столом. Дариус и Кайден сидят напротив, шутят о том, как Кайден постоянно подбирает бездомных животных. Затем спорят, кто последний платил за обед. Их смех разливается по комнате, и мне неловко, что я не был частью этой картинки раньше. Я смотрю на них обоих, пока в руке у меня холодное пиво, ощущая странную легкость от того, как легко все между ними. Это та сторона Кайдена, которую я знал только через Купера. И хотя мне немного больно, что Кайден был вынужден уйти, чтобы найти себя, я не могу не радоваться, что в его жизни есть кто-то, как Дариус.

Но вот что странно. Когда Дариус вытаращивает на меня глаза и я понимаю, что соглашусь заплатить за счет, Кайден хлопает его по плечу, но не забывает бросить на меня кривую усмешку, от которой в моем животе что-то щелкает. Вся моя реакция на него в этом моменте — как реакция, которой не должно быть.

Я делаю огромный глоток пива, надеясь, что алкоголь немного затмит эту тревожную реакцию. Мне не нравится то, что происходит в моей голове, но я не могу остановиться. И я опять задаюсь вопросом, правильно ли это? Как мне вообще быть с этим? Влюбляться в близнеца твоего умершего парня — это что-то нормальное? Не по правилам, не по логике. Может, это просто облегчение? Всё это возможно… но мне так не хочется оправдывать свои чувства. Мне надоело лгать самому себе. Три дня назад Кайден был для меня лишь воспоминанием, а теперь… теперь его имя не выходит у меня из головы. Я не могу сосредоточиться. Он стал более настоящим для меня, чем кто-либо из тех, кого я когда-либо знал.

Дариус смеется, шутит, треплет Кайдена по волосам. Я отрываюсь от своих мыслей, и они оба — такие… нежные друг с другом. Играют, толкаются. Я уверен, что в их отношениях есть история, в которую я не посвящён. И эта мысль оставляет во мне пустоту. Я многого о Кайдене не знаю. Многое из того, что я знаю о нём, — это лишь истории других и мои суждения, основанные на том, что я слышал.

Мой телефон вдруг жужжит у ноги, но я игнорирую его. Звонок повторяется, и я ловлю себя на панике. Это может быть Сейдж. Когда я взглядываю на экран, вижу Рейчел. Стыд охватывает меня, и я прячу телефон обратно в карман. Поднимаю глаза и встречаю взгляд Кайдена. Его брови сдвинуты, он внимательно смотрит на меня.

— Чем ты занимаешься, Джейми? — спрашивает Дариус, и мой взгляд перемещается на него. Он кладет в рот луковое колечко и одновременно улыбается мне. Я ловлю себя на мысли, что никогда не замечал, как улыбка Дариуса может быть заразительной.

— Я офис-администратор в юридической фирме.

Я не встречаю взгляда Кайдена, вместо этого сосредотачиваюсь на капельке воды, стекающей по внешней стороне моего стакана. Дальше — тишина. Это, наверное, не то, что я хотел бы рассказать Кайдену, но в его присутствии слова как-то теряют форму, а я… я как-то сам себя забыл. Странное ощущение, когда весь мир словно замедляется, а ты остаешься на месте.

— Не архитектор? — спрашивает Кайден, и от удивления в его голосе мои щеки краснеют.

Не то чтобы я стыдился своей работы — это хорошая работа. Но мне стыдно за то, что мои мечты, когда-то такие яркие, сейчас кажутся далеким воспоминанием. Я невольно перехожу взглядом по столу, в котором нет ничего, что могло бы оправдать мои переживания.

— Эмм… Нет. Я так и не получил диплом. После… — я качаю головой, сбивая мысли. — Нет, не архитектор.

Вдруг за столом воцаряется тишина. Я ощущаю, как мои разбитые мечты тяжело висят в воздухе, как шершавое, больное чувство, которое я не могу проглотить.

— А как насчет тебя? — спрашиваю я Дариуса, пытаясь как-то отвлечься и перевести разговор в другое русло.

К счастью, это срабатывает. Дариус начинает рассказывать длинную историю, и я с облегчением отпускаю этот болезненный момент. История заканчивается словами Кайдена:

— Что он пытается сказать, так это то, что он ничего не делает. У него богатый папочка.

Дариус фыркает и толкает плечом плечо Кайдена, а я чувствую, как напряжение, которое было на мгновение, уходит.

— У меня богатый отец. Что совершенно отличается от того, чтобы иметь богатого папочку. — он подмигивает мне, и его глаза озорно сверкают, моментально нарушая мое недавнее уныние.

— Подожди, — говорю я, ловя момент. — Если ты богат, почему я заплатил за обед?

Дариус смеется, а Кайден закатывает глаза, как будто эта шутка уже на устах у всех, кто их знает.

— Потому что Ди скажет тебе, что он не берет деньги своего отца. Только если это не для оплаты аренды, праздников... — Кайден начинает загибать пальцы, отмечая пункты. — ...путешествия, одежда или продукты.

Дариус целует Кайдена в щеку, и я снова чувствую, как что-то неприятное сжимает мой живот. Это — неудобное ощущение, от которого мне не по себе.

— Ты так хорошо меня знаешь, детка, — говорит он, и их связь ощущается такой близкой и непринужденной, что я не могу не почувствовать себя посторонним.

После того как мы заканчиваем есть и начинаем болтать обо всем и ни о чем, Дариус вдруг встает и с лёгкостью уходит, догоняя кого-то, кого он заметил в другом конце паба. Я смотрю, как он обнимает этого человека, и понимаю, что, возможно, для него этот паб — не просто место для обеда. Это его мир.

— Ты все еще выступаешь на вечере с открытым микрофоном? — спрашивает Кайден, делая глоток воды. Его голос успокаивает, но в нем что-то есть, что меня настораживает.

Он почти ничего не съел, только перекладывает пирог со шпинатом и фетой по тарелке, прежде чем отодвинуть её в сторону.

— Ты знал об этом? — я не могу скрыть удивление в своем голосе. Мое сердце начинает колотиться, и я чувствую, как нарастающее ощущение тревоги смешивается с чем-то более глубоким, даже болезненным. Когда Кайден опускает голову и на его губах появляется небольшая улыбка, и что-то меняется.

— Я знал. Куперу нравилось говорить о тебе. Его идеальный, замечательный парень.

Он играет с кольцом на языке, щелкая им между зубами. В его голосе звучит привязанность, но что-то еще… Что-то более сложное, что я не могу точно понять.

— Ну, теперь он бы во мне по-настоящему разочаровался, — говорю я, пытаясь ослабить напряжение, которое накатывает волнами. — Бросил университет и теперь притворяюсь мошенником. — Я качаю головой и убираю со лба прядь волос. — И нет, я больше не пою.

Последний раз это было перед смертью Купера, и когда я думаю об этом, моя грудь сжимается. Я помню тот день, как будто это было вчера — как я записался на этот концерт, когда купил Куперу обручальное кольцо. У меня были такие грандиозные планы, такие наивные мечты… Я был глупым, влюбленным ребенком, который даже не мог представить, что мир так жестоко подкинет ему горькие уроки.

— Это у нас общее, — говорит Кайден, но его голос тихий и тягучий, словно на нем тоже лежит тяжесть этих слов. Он делает глоток воды, его руки начинают дрожать. В тусклом свете паба он становится еще бледнее, как будто с ним что-то случилось, и я хочу его утешить, но не знаю как.

— Ребята! — внезапно появляется Дариус, его энергия, как всегда, захлестывает нас. — Я встретил несколько друзей, они берут напрокат велосипеды и собираются кататься по Ричмонд-парку. Хочешь присоединиться?

Он смотрит на меня, затем на Кайдена, а затем снова на группу, ожидающую у двери. Его неподдельная радость кажется немного чуждой для этой атмосферы, где все наполнено скрытым напряжением.

— Вообще-то я неважно себя чувствую, — Кайден проводит рукой по волосам, и его лицо становится все более нахмуренным. — У меня снова раскалывается голова, так что, думаю, я просто закруглюсь на этом и немного отдохну.

Я чувствую, как у меня отзывается этот момент. Я хочу быть рядом с ним, позаботиться о нем, даже если он не просит об этом. Дариус как-то интуитивно понимает это и, как хороший друг, предлагает мне забрать Кайдена домой.

— Я отвезу его домой, — выпаливаю я, не давая себе времени передумать. В этот момент Кайден говорит:

— Нет, я справлюсь сам.

Но что-то в его голосе заставляет меня почувствовать, что это не так. Я хочу быть тем, кто позаботится о нем, хочу быть тем, кто проведет его до дома и убедится, что он отдохнул. Мое тело реагирует на эту потребность, и я не могу просто оставить его одного.

Мой телефон звонит именно в этот момент. Я чувствую вибрацию, но не сразу смотрю на экран, зная, что это — нечто, что я должен был сделать давно. У меня болит от этого, но я тоже осознаю, что то, что я хочу сделать, на самом деле важнее.

— Наслаждайтесь велопрогулкой, а я прослежу, чтобы он добрался домой, — говорю я, вставая и накидывая толстовку на плечо.

— Если ты уверен? — спрашивает Дариус, переводя взгляд с меня на Кайдена. Кайден пожимает плечами, и я киваю.

— Разве тебе не нужно возвращаться? — спрашивает он с легким сомнением.

— Нет. Я не спешу. Он у меня, — говорю я, на этот раз твердо, не оставляя места для споров.

Дариус обнимает меня, и я чувствую, как его слова остаются с нами, пока он приподнимается на цыпочках, чтобы шепнуть мне на ухо:

— Пожалуйста, не делай ему больно. Ты мне нравишься, Джейми, ты совсем не такой мудак, каким тебя изобразил Кайден.

Затем он отпускает меня, и я смотрю, как он уходит, заключив Кайдена в свои объятия, целует его в щеку и направляется к своей группе.

— Мудак? — я поднимаю бровь, смотря на Кайдена.

— Вообще-то я сказал "осуждающий мудак", — невозмутимо отвечает он, на его губах играет легкая ухмылка.

Это ощущение легкости как будто откликается в моей душе, несмотря на всю тяжесть, что пронзает мои мысли. И я не могу удержаться от того, чтобы не обнять его за талию, притянуть к себе, почувствовать его тепло рядом. Все внутри меня кричит, что я хочу быть рядом, и я не могу больше это скрывать.

— Давай отвезем тебя домой. Я приготовлю тебе суп, чтобы тебе стало лучше.

Он стонет, но его глаза вдруг становятся мягче.

— Пожалуйста, не надо, моя кухня не переживет этого.

Затем он улыбается, и эта улыбка кажется мне… ошеломляющей. И, черт возьми, как же он прекрасен. Я хочу поцеловать его.

Я чувствую, как внутри меня что-то начинает пылать, но в тот же момент я теряюсь в этих чувствах. Я до сих пор не знаю, кто мы друг для друга, и мне не мешало бы помнить, что у меня есть девушка, что у меня есть жизнь, в которой Кайден может не иметь места.

Но Боже, как же я хочу его поцеловать.

Глава 24

Кайден

Джейми суетится. Как только мы возвращаемся ко мне, он буквально подталкивает меня в душ, и когда я выхожу, у кровати уже стоит стакан воды и две таблетки парацетамола. Я беру их и запиваю остатками воды.

Вытираясь, я натягиваю пару черных спортивных штанов и его толстовку с капюшоном. Потом босиком иду в переднюю часть квартиры, где нахожу его стоящим ко мне спиной. Он перемещается от клетки Бэзила к моим полкам с растениями.

— Я пытался обнять твоего демонического питомца, но он укусил меня, — говорит он, как только замечает, что я вошел в комнату. Я подавляю смешок и не говорю, что предупреждал его.

— Мне нравятся твои растения, — заявляет он.

Сдерживаемый смех все-таки вырывается наружу.

— Тебе нравятся мои растения? Господи, до чего мы докатились, если уже обсуждаем это?

Он смотрит на меня и улыбается, и на его щеках появляются крошечные ямочки.

Даже когда я впервые встретил его, я подумал, что он красивый. Но когда он улыбается — и эта улыбка направлена на меня — это захватывает дух.

— Ты всё еще занимаешься ландшафтным дизайном? — он берёт несколько планов, сложенных на одной из полок, и бегло их просматривает. — А проектированием? Купер был так горд тем садом, который ты создал в доме престарелых. Он рассказывал о нём всем, с кем сталкивался. — Джейми поворачивается ко мне. — О своем удивительно талантливом близнеце.

Голос Джейми становится легче, когда он говорит о Купере, и по тому, как он произносит его имя, становится ясно, сколько мой брат значил для него. Моё сердце сжимается за него — за то, что он потерял в тот день. Я никогда по-настоящему не думал о Джейми в этом контексте — слишком был погружён в собственное горе, чтобы заметить чужое. Но теперь я вижу это. Вижу, с какой тяжестью он несёт свою утрату.

— Да. Наверное, это лучшее, что у меня сейчас есть, — говорю я, думая о своём начальнике, о сообщениях, которые я ему отправлял, и о том объяснении, которое, как мне кажется, я ему всё ещё должен. — Если я и это не просру, — добавляю я.

— Как ты обходишься без машины? Я имею в виду… тебе ведь нужны инструменты для такой работы, не так ли? — спрашивает Джейми.

— Я не так уж много времени провожу на стройке. В основном сижу в офисе — работаю над концепциями или участвую в тендерах. А если нужно выехать на объект, то мой коллега за рулём, и мы встречаемся уже на месте. До сих пор это срабатывало.

Я вспоминаю тот самый первый разговор с Хэнком, когда вскользь рассказал о Купере. Он отнёсся с пониманием, и моё беспокойство по поводу вождения никогда не стало тем, что вставало на пути.

Джейми тихо напевает себе под нос.

— Я рад, что ты занимаешься тем, что тебе действительно нравится.

В его голосе проскальзывает надлом — может быть, грусть, а может, и сожаление — прежде чем он аккуратно складывает чертежи обратно и переходит к следующей полке. Там он достаёт фоторамку, спрятанную между двумя пышными папоротниками.

— Вы оба выглядите как сплошная проблема, — размышляет он.

На фотографии нам с Купером лет шесть или семь, и мы играем в лесу за нашим домом. Мы измазаны в грязи, в волосах застряли ветки, колени — в ссадинах. Мы улыбаемся ярче солнца, обняв друг друга за плечи. Я помню тот день, будто это было только на прошлой неделе. Иногда я могу смотреть на это фото часами, а иногда даже взглянуть на него — слишком тяжело.

Ностальгия и тоска по тем, более светлым и лёгким дням поднимаются внутри меня, и мне приходится отвернуться и откашляться, чтобы справиться с внезапным комком в горле.

— Мы были как две капли воды. Лучшие друзья и злейшие враги в одном лице, — я задумчиво улыбаюсь. — А теперь он где-то там, наблюдает, как я шаг за шагом разрушаю свою жизнь, потому что не знаю, как быть наполовину человеком.

Джейми подходит ко мне сзади. Запах его Эрл Грея достигает меня раньше, чем его тепло касается моей спины. Он кладёт руку мне на плечо, и я позволяю себе раствориться в этом крохотном утешении. Уже сейчас я чувствую, как начинаю привязываться к пространству, которое он занимает в моей жизни — и это опасное, глупое чувство.

— Ты не наполовину человек.

Его голос тёплый, мягкий, и от него у меня наворачиваются слёзы. Я устал. Голова действительно раскалывается, а последние несколько дней были слишком насыщены болью и противоречивыми чувствами. Моя кожа зудит, и знакомое ощущение удушья давит на грудь. Руки мечутся вдоль тела, и желание засунуть одну в штаны, чтобы почесать старые шрамы, становится почти непреодолимым.

Моё дыхание сбивается, и я не могу понять, то ли на меня накатывает паника, то ли я вот-вот расплачусь, но, что бы это ни было, это отстой. Я стараюсь сделать глубокий вдох, наполнить лёгкие воздухом — и в этот момент сильные руки обвивают мою талию, притягивая к горячей, твёрдой груди.

— Я в порядке. Я в порядке, — повторяю я снова и снова, пока Джейми держит меня, его дыхание щекочет мне шею. Я не плачу, и он ничего не говорит. Через какое-то время он отпускает меня, берёт за руку и ведёт в мою комнату.

— Эта неделя была… тяжёлой. Последние три года были… блядь… с этим даже сравнить нечего. Поспи немного, ладно? — говорит Джейми, подводя меня к кровати.

Сидя на краю, я наблюдаю, как он кладёт свой телефон на комод, а потом подходит и встаёт между моих раздвинутых ног. Его телефон жужжит, отозвавшись вибрацией от дерева, и его челюсть напрягается, когда он смотрит на экран, но не двигается. Когда его взгляд встречается с моим, в нём легко прочесть нерешительность. Он пришёл попрощаться. Он собирается уйти — я это знаю.

Но не сейчас. Пока нет.

Меня часто обвиняли в эгоизме, но никогда прежде я не чувствовал этого так остро, как сейчас. Я прекрасно понимаю, что этот мужчина не мой, но всё равно хочу, чтобы был. Пусть даже на час.

— Останешься? — спрашиваю я тихо, с надеждой в голосе. — Пожалуйста.

Я отодвигаюсь, уступая ему место на другой стороне кровати. Джейми колеблется, ещё раз бросает взгляд на телефон, а потом стягивает джинсы, оставаясь в чёрных боксерах и серой футболке.

Он ничего не говорит, когда скользит под одеяло и поворачивается ко мне лицом. Наши головы покоятся на подушках, всего в нескольких дюймах друг от друга.

— Я не должен быть здесь. Мы не можем этого делать… Мне действительно пора идти. — Его слова говорят одно, а тело — совсем другое, потому что он двигается ближе ко мне. — То, что я должен уйти, не значит, что я этого хочу. Или что я вообще могу, — добавляет он, утыкаясь щекой в подушку. — Чёрт, Кайден, что мы творим?

— Шшш, — я прижимаю палец к его губам. — Давай просто не будем всё усложнять. Мы ведь просто разговариваем. Вот и всё. Так что давай. Расскажи, почему ты не получил степень?

Взгляд Джейми на секунду задерживается на моих губах, прежде чем он шевелится под одеялом — его нога случайно задевает мою.

— Я пропустил слишком много занятий, и оценки поползли вниз. — Он пожимает плечами. — Мне тогда было всё равно. Ни на себя, ни на своё будущее. Ни на что вообще.

— А сейчас? Что-то изменилось?

Он говорил, что не только я оказался сломан после смерти Купера. Мне нужно знать, как он справился. Как он продолжил жить. Смог ли он вообще двигается дальше?

— И да, и нет, — отвечает Джейми. — Мама настояла, чтобы я пошёл к врачу, и я пошёл. И к терапевту. Они оба помогли. Ну и лекарства тоже. Все вокруг меня тогда суетились. Мама, Дункан, Сейдж…

При упоминании моего отца я зажмуриваюсь, пытаясь подавить волну чувств, накрывшую меня. Сокрушительное сожаление. Всепоглощающее чувство утраты.

— Я не мог выносить их встревоженные взгляды, эту постоянную нужду что-то для меня сделать. Поэтому начал притворяться. Врать. Им, себе… Пока однажды это всё не стало выглядеть так, будто я справился. Будто продолжил жить.

Я открываю глаза и ловлю его взгляд. Его тёмно-зелёные глаза полны боли, и от этого у меня перехватывает дыхание. Джейми опускает руку чуть ниже моего подбородка, и я повторяю за ним, пока наши мизинцы не касаются друг друга.

Я понимающе киваю. Мы с ним не так уж и разные. Три года мы просто существовали. Прятались, притворялись, надевали маски, пытались найти своё место в мире, в котором больше нет Купера. Всё это — просто разные формы одного и того же. В итоге всё сводится к притворству.

— У тебя когда-нибудь было ощущение, что мы всё делали неправильно? — спрашиваю я наконец, придавая словам ту мысль, которая не покидала меня последние годы.

— Что ты имеешь в виду?

Сейчас ещё только ранний вечер — может, около семи, — но затемняющие шторы уже опущены, и в комнате горит лампа, отбрасывая мягкий свет на лицо Джейми. Его брови хмурятся, на лбу снова проступает глубокая морщина. В этот раз я не сдерживаюсь — провожу по ней кончиком пальца, затем следую по линии его подбородка, спускаюсь ниже — по шее, по плечу — и останавливаюсь на его руке.

— Купер умер, а мы нет. Но всё это время мы жили так, будто тоже не выбрались из той катастрофы. Просто тратили дни, которые получили после. Мы выживали, но не жили. Ты говорил, что Купер не хотел бы такой жизни для меня… Но ты никогда не думал, что он и для тебя этого не хотел бы?

— Постоянно, — тихо говорит Джейми. Его палец находит мой на кровати, обвивает его, и моё сердце замирает. Тепло разливается по венам.

— Может, пора начать жить по-настоящему, Джейми.

Он на несколько секунд замолкает, прежде чем ответить:

— Я начну, если начнёшь ты. И мы сделаем это для себя. Не ради кого-то ещё.

Я хочу спросить, сможем ли мы сделать это вместе, но вместо этого просто киваю, закрываю глаза и крепче сжимаю его мизинец одной рукой, а другой обнимаю за бицепс. Я уже почти сплю, когда чувствую, как его пальцы перебирают мои волосы, а губы прижимаются к моей щеке.

— Что я делаю?.. — шепчет он скорее себе, царапая ногтями мою голову.

Я утыкаюсь носом в подушку и позволяю сну окутать меня.

Я не знаю, что ответить на его вопрос.



Когда я просыпаюсь, с ужасом осознаю, что остался один. Лампа всё ещё горит, и в воздухе висит та гнетущая тишина, которая бывает только в ранние утренние часы. Где-то посреди ночи я снял толстовку Джейми — июльский воздух был горячим и тяжёлым в моей маленькой квартире. Вылезая из постели, я нахожу телефон на прикроватном столике и смотрю на экран. Только что пробило два часа ночи. Голова стала легче, но горло пересохло, а в животе урчит от голода.

Я передвигаюсь по квартире на автопилоте: захожу в ванную, потом иду на кухню, наливаю себе стакан воды и, сделав пару глотков, устраиваюсь на диване. Бэзил уже проснулся и крутится в колесе — скрип его петель звучит особенно громко в тишине. Форд замечает меня с того места, где спал, потягивается и поднимается, прежде чем запрыгнуть ко мне на колени.

— Похоже, мы снова одни, ребята.

Я кладу руку ему на спину, ощущая, как он вибрирует от мурлыканья, кружит вокруг и царапает мне ноги, пока не устраивается поудобнее.

Откинув голову на спинку дивана, я уставился в потолок, жалея, что снова позволил себе надеяться. Мы ведь договорились начать жить, а не просто выживать, но, видимо, Джейми решил, что это значит вернуться домой и разобраться со своей девушкой. Он так рвался остаться, а теперь, наверное, решил, что так будет правильно. Возможно, это и к лучшему. Я стараюсь почувствовать хоть какую-то радость за него, но, если быть честным, во мне только разочарование.

Мои глаза снова закрываются, но тут же распахиваются, когда раздаётся стук в парадную дверь. Сердце вмиг начинает бешено колотиться, я сбрасываю Форда с колен и вскакиваю. Благодаря Дариусу первое, что приходит в голову, — “убийца с топором”. Мысль абсурдная, но срабатывает инстинкт бегства, и я уже на полпути к ванной, собираясь запереться там, как вдруг дверь распахивается, и в комнату вваливается Джейми с пакетами из продуктового магазина в руках.

— Чёрт возьми, Джейми! — восклицаю я, прижимая ладонь к всё ещё бешено колотящемуся сердцу. — Что ты делаешь?

Он скидывает ботинки, ставит пакеты на кухонную стойку. Он запыхался, а подмышками на его серой футболке проступили тёмные пятна пота.

— Я же сказал, что приготовлю тебе суп.

Он начинает распаковывать продукты, а я стою с открытым ртом, не зная, что и думать. Всего полчаса назад я был уверен, что он ушёл, а теперь он здесь — и ведёт себя так, будто это самое обычное дело.

Он достаёт кастрюлю, ставит её на плиту, потом берёт телефон и прислоняет его к стене.

— Сейчас два часа ночи, — сообщаю я, на случай если он не в курсе, насколько безумно раннее утро.

Он поднимает взгляд от трёх морковок, которые разложил перед собой, и ножа.

— Я знаю, который час. Но я не мог уснуть. И я голоден. А ты нет?

Он начинает нарезать морковь с такой скоростью, что я всерьёз начинаю беспокоиться за его пальцы.

— Нет, я тоже голоден. Вообще-то, очень. — Я обхожу прилавок и встаю рядом с ним, плечом к плечу. — Что мне делать?

Джейми передает мне луковицу, и я без всяких инструкций начинаю её резать. Он заканчивает с морковью и кладет её в миску. Затем разогревает масло на плите, и как только лук готов, я сбрасываю его с тарелки в горячее масло.

— Завтрак был ужасным, но ты реально знаешь, как приготовить суп с нуля? — спрашиваю я, наблюдая, как он добавляет в кастрюлю чесночный порошок и воду.

Он хихикает и качает головой.

— Я понятия не имею, что делаю. Посмотрел одно видео и нашёл этот рецепт в интернете. — Он указывает на телефон. — Единственный магазин, открытый в это время, имел круглосуточную лицензию, но у них не было всего по списку, так что я импровизирую. — Он поднимает стеклянную банку с надписью “Итальянская приправа” на этикетке. — У них не было кориандра, но в этой приправе есть кориандр, и мы не будем обращать внимания на остальные вкусы.

Он добавляет приправу, уверен, что переборщил, а потом бросает в кастрюлю морковь и бульонный кубик.

Отступив на шаг, я внимательно наблюдаю за тем, как он помешивает в кастрюле. Я не говорю, что суп слишком горячий или что он забыл посолить, потому что таким расслабленным я его не видел с тех пор, как он вернулся в мою жизнь. Он больше похож на того Джейми, которого я помню — на щеках появляются ямочки, когда он улыбается Форду, который крутится у его ног, а затем, напевая незнакомую мелодию, снова добавляет воды.

— Думаю, оставим это на некоторое время. Когда морковь станет мягкой, измельчим и добавим сливки. Потом будем есть.

В его глазах светится что-то вроде гордости, и у меня не хватает смелости сказать ему, что у меня нет блендера.

Примерно через тридцать минут Джейми проверяет суп и решает, что он готов. Я намазываю маслом тосты, пока он добавляет сливки, косится на меня из-за отсутствия у меня блендера, а затем разливает густой суп по тарелкам. Мы идем в гостиную и садимся, скрестив ноги, по разные стороны дивана. Джейми выжидающе смотрит на меня, помешивая содержимое своей миски.

— Вкусно пахнет, — говорю я, затем дую на ложку. Сильный запах орегано наполняет воздух, и когда первый кусочек попадает на язык, я ощущаю насыщенный привкус чеснока, но морковь мягкая, суп прекрасно посолен и с лёгким привкусом кориандра. — На самом деле, это действительно вкусно, — говорю я, макая тост в суп и откусывая кусочек, прежде чем съесть ещё ложку.

— На самом деле? Ты сомневался в моих способностях?

Я улыбаюсь, держа ложку во рту.

— А ты нет?

Джейми смеется, затем приступает к еде, и мы сидим так до конца ночи. Едим густой чесночный суп и наслаждаемся тихой компанией друг друга.

Глава 25

Кайден

Спустя три дня после того, как Джейми проснулся посреди ночи, чтобы приготовить мне суп, он всё ещё у меня в квартире. Он сказал, что взял больше отгулов на работе — как и я. Мы провели эти три дня, разговаривая ни о чём особенно важном, но каждое слово казалось значимым. Никогда прежде мы не разговаривали так много, как в последнее время. Помимо разговоров, мы смотрели телевизор, гуляли вдоль реки и ужинали в пабе. По ночам Джейми забирается в постель рядом со мной и остаётся рядом — лишь изредка наши руки случайно соприкасаются.

Я сижу на диване с ноутбуком на коленях, когда Джейми выходит из спальни, одетый в спортивную форму.

— Тебе обязательно сегодня работать? — спрашивает он.

— Нет. Я возвращаюсь завтра. Вообще-то у меня сегодня позже сеанс психотерапии.

— Это было действительно быстро! Я думал, врач в больнице говорил, что есть список ожидания?

Ставлю ноутбук на журнальный столик, встаю и поправляю рукава толстовки, прежде чем пройти мимо него на кухню.

— У моей компании есть частный пакет медицинских услуг для сотрудников. Я созвонился после разговора со своим терапевтом и смог найти кого-то, у кого было свободное времясегодня. Я так долго откладывал разговор с кем-нибудь об этом, что больше не хотел ждать. А как насчёт тебя?

Достав два стакана, я наливаю нам обоим апельсиновый сок. Джейми кладёт хлеб в тостер, затем кормит Форда, и мы двигаемся по моей кухне совершенно синхронно. Мне это нравится больше, чем, возможно, должно бы.

— У меня есть ещё несколько выходных, — говорит он, гладя Форда по спине, а я сдерживаю желание спросить, какие у него планы. Я не хочу точно знать, когда он уйдёт, даже если понимаю, что это неизбежно. Его жизнь не здесь. Его работа, девушка, друзья — они остались в нашем родном городе, а не в Кингстоне.

— Я собираюсь одеться, — говорю я Джейми, быстро удаляясь.

В ванной я смотрю на себя в зеркало. Мои чёрные волосы длинные и растрёпанные, под глазами — глубокие круги. Я нервно постукиваю пальцами по столешнице, в голове крутятся мысли о предстоящем сеансе терапии.

Сегодня будет лишь вводная встреча, но, несмотря на это, я чувствую тревогу. В последний раз я был у терапевта за несколько дней до смерти Купера. Она мне понравилась, и мне казалось, что инструменты, которыми она меня снабдила, вместе с прописанными антидепрессантами, действительно помогали. Теперь я боюсь, что новый терапевт не поймёт меня так же, или будет упрекать за то, что я не обращался за помощью последние три года. Но больше всего я боюсь, что он просто не сможет мне помочь.

Эта тьма пыталась поглотить меня задолго до смерти Купера. Его уход лишь усугубил всё. Она стала настолько неотъемлемой частью меня, что я боюсь: а вдруг она слишком глубоко укоренилась, чтобы от неё можно было избавиться?

Я не тороплюсь собираться, и когда выхожу из ванной, Джейми сидит на моей кровати, уткнувшись в телефон. Его брови сдвинуты, когда он читает что-то на экране. Почувствовав моё присутствие, он поднимает взгляд — его глаза скользят по моей обнажённой груди, затем опускаются к полотенцу, обернутому вокруг талии, прежде чем вернуться к моему лицу.

— Как ты себя чувствуешь насчёт сегодняшнего дня? — спрашивает он, ёрзая на кровати и кладя руки на колени. Телефон он переворачивает экраном вниз и оставляет на простынях рядом с собой.

— Нервничаю. Волнуюсь. Напуган, — отвечаю я, опуская голову. Щёки заливает жар — от того, как слабо это прозвучало.

Джейми встаёт и подходит ко мне.

— Эй, — говорит он мягко, кладя руку мне на подбородок и осторожно поднимая лицо. — Это нормально — чувствовать себя так. Ты можешь идти к этому так медленно, как тебе нужно. Помни, врач просто хочет помочь.

Я киваю, его рука всё ещё держит меня за подбородок.

— Что, если она не сможет мне помочь? Что, если у меня всегда будут такие моменты, когда я чувствую, что тону, и ничто не помогает, кроме... — я не могу заставить себя произнести эти слова. Не могу признаться ему вслух в том, как справлялся все эти годы.

— Ты так себя чувствуешь? — спрашивает Джейми, и я снова киваю, глядя ему через плечо.

— Так вот почему ты поранился?

Мой взгляд останавливается на нём, и мне хочется отвернуться, когда я тихо бормочу:

— Да.

Но он смотрит на меня слишком пристально и держит меня именно там, где хочет, так что я не могу спрятаться. В его глазах нет ни осуждения, ни жалости. Но та нежность, которую я вижу вместо этого, делает с моим сердцем что-то такое, что заставляет меня хотеть, чтобы он всегда смотрел на меня именно так.

— Скажи ей об этом. И если она не сможет помочь — мы найдём кого-то, кто сможет.

Мы.

Интересно, осознаёт ли он, что сказал это. Мы найдём кого-нибудь. Не я, не врачи.

Мы. Мы двое. Джейми и Кайден.

— Хорошо, — говорю я, и ответная улыбка на его лице заставляет меня невольно улыбнуться в ответ.

— Хорошо, — повторяет он мои слова и целует меня в щёку. — А теперь иди. Не опаздывай.

— Ты будешь здесь, когда я вернусь?

— Я буду здесь, — отвечает он без колебаний.



Доктор Боуэн, частный психолог, которого мне посчастливилось найти в кратчайшие сроки, — женщина под пятьдесят. От неё исходит спокойствие, доброта и забота. Моя кожа словно гудит от напряжения, а ноги беспокойно двигаются, пока она записывает результаты первой части нашего сеанса. После нескольких вопросов о моём общем состоянии и о том, как я чувствую себя сегодня, она спросила, с чего бы я хотел начать.

К собственному удивлению, я начал с матери. С момента, как она ушла от нас, и до того дня, когда я видел её в последний раз.

Мы ещё не затрагивали тему Купера — кроме того, что я упомянул, будто он был моим близнецом и умер. И я не уверен, когда буду к этому готов. В какой-то момент мне всё равно придётся рассказать, как я наказывал себя за его смерть — как будто это был какой-то извращённый способ уравновесить чашу весов. Но не сейчас.

— Последний вопрос на сегодня, Кайден. Тебе не обязательно отвечать, — говорит она мягко, — но, пожалуйста, знай, что всё, что ты скажешь, останется конфиденциальным, если только я не почувствую, что ты представляешь опасность для себя или для других.

Я понимающе киваю.

— Ты всё ещё причиняешь себе вред?

Она уже спрашивала меня, есть ли у меня по-прежнему мысли о самоубийстве, и я ответил, что нет. Я объяснил, что это было всего один раз. Объяснил — не упоминая Купера — что я не хочу умирать. Я просто хочу перестать страдать.

Снова кивнув, я опускаю взгляд на свои руки, которые бесцельно потирают джинсы на бёдрах вверх и вниз. Это было всего один раз после больницы — в ту ночь, когда Джейми ушёл после того, как мы переспали на кухне. Я не рассказываю ей о нём, в основном потому, что сам не знаю, как об этом говорить, но ещё и потому, что хочу оставить всё, что связано с ним, при себе — хоть ненадолго.

Она что-то записывает в блокноте, но затем мягко улыбается мне.

— Хорошо. Спасибо, что был честен со мной.

Дальше мы попробуем метод, называемый когнитивно-поведенческой терапией. Мы будем работать вместе в течение следующих десяти–двенадцати недель, чтобы понять, что заставляет тебя причинять себе вред, и найти способы ослабить эти импульсы.

Речь не о том, чтобы тебя «исправить», Кайден.

Речь идёт о том, чтобы дать тебе инструменты, которые помогут самому справляться со своими мыслями и поведением. Мы будем двигаться в твоём ритме, и каждую неделю я буду давать тебе небольшие задания для самостоятельной работы.

Как тебе эта идея?

Я замолкаю, позволяя себе паузу, чтобы её слова успели улечься в голове. Она предлагает не просто помощь — она предлагает способ научиться помогать самому себе. Страх, который я чувствовал раньше, в основном утих, но всё же остаётся кое-что, что я должен спросить.

— Теоретически это звучит неплохо. Но что, если это не сработает? Что, если я слишком измучен и сломан, чтобы исцелиться?

— Если это не сработает, мы рассмотрим другие варианты, — спокойно отвечает она. — Здесь нет универсального решения. Но есть выбор, и я буду рядом столько, сколько потребуется, чтобы найти то, что действительно поможет. Главное — ты тоже готов работать со мной?

Я выдыхаю, сам не замечая, что всё это время задерживал дыхание.

— Хорошо. Я хочу попробовать. Да.

Мы с доктором разговариваем ещё немного, прежде чем моё время заканчивается. Я записываюсь на повторную встречу — каждое утро понедельника — и потом иду обратно к железнодорожной станции. Эмоционально опустошённый событиями последних нескольких дней, да ещё и измотанный отсутствием полноценного сна, я тащусь в свою квартиру с единственным желанием — сразу же лечь спать.

Джейми нет ни в гостиной, ни на кухне, когда я вхожу, и в моей комнате тоже пусто. Его голос разносится по коридору, и я иду на него к приоткрытой двери моей ванной. Он поет песню, которую я узнаю — и люблю — о том, что ты создан, чтобы любить кого-то. Это красиво, печально и глубоко, со словами, которые находят отклик глубоко в моей душе.

Говоря себе, что я могу совершить этот последний эгоистичный поступок, я снимаю рубашку, шире открываю дверь и захожу в ванную. Это маленькая комната, в которой есть только туалет, раковина и душ средних размеров. Вокруг меня клубится пар, когда я снимаю носки и нерешительно провожу рукой по джинсам. У меня были свои “правила” относительно того, какие части себя я показываю парням, и моя верхняя часть ног и бедра не входят в их число. Я знаю, что Джейми другой, и он знает обо мне то, чего не знают другие. Тем не менее, я не могу не беспокоиться, что я вызову у него отвращение, поэтому оставляю их и забираюсь в душ, вода быстро пропитывает мои черные джинсы.

Его пение прекращается, а дыхание сбивается, когда я обхватываю руками его живот и прижимаюсь губами к этому плечу, слизывая капли воды, стекающие с его волос.

Мои руки блуждают по его подтянутому животу, вверх по четко очерченным грудным мышцам.

—Это нормально? — я шепчу. Мой палец находит его сосок и очертывает круги. Его тело дрожит под мои прикосновения.

— Да, — говорит он, поворачивая голову и находя мои губы своими. Джейми стонет, когда я снова сжимаю его сосок, и мой член утолщается под моими слишком узкими джинсами, когда его язык скользит по шву моих губ, прежде чем проникнуть внутрь.

Это не самый удобный угол, и когда я обхватываю рукой его твердый член, он со вздохом отпускает мой рот, его голова откидывается назад, на мое плечо.

— О черт, – хрипло выдыхает он, когда я крепко глажу его одной рукой, в то время как другая скользит вниз к его заднице. Он раздвигает ноги, и я провожу двумя пальцами между его ягодиц, касаясь сморщенной дырочки. Его бедра двигаются, преследуя как руку, работающую с членом, так и ту, что постукивает по входу.

— Можно? — спрашиваю я, мой палец танцует вокруг его дырочки. Он ворчит “да”, и я просовываю кончик внутрь. Джейми вздрагивает, выгибает спину и обнажает передо мной длинную линию своей шеи. Я слизываю капельки воды с его кожи, затем вонзаю зубы в местечко чуть ниже его челюсти, одновременно продвигая палец глубже. Посасывая сильнее, я знаю, что оставляю след, и животная часть меня поет, прежде чем я, наконец, сдаюсь.

—Такой чертовски тугой. Еще? — спрашиваю я, прижимая палец к пучку нервов внутри него. Он стонет, громко и глубоко, и снова прижимается к моей руке, гоняясь за ощущением.

—Да, еще, дай мне еще, — повторяет он хриплым голосом. Когда я убираю обе руки с его тела, он смотрит на меня через плечо, зелень его глаз поглощается расширенными зрачками. С его ресниц свисают капли воды, а нижняя губа покраснела от его зубов.

Одной рукой я расстегиваю джинсы, а другой нажимаю на его спину.

— Положи руки на стену.

Он повинуется, подставляя голову под струи душа и прижимаясь к кафелю. Его задница круглая и упругая, и я мну выпуклости, надавливая большими пальцами на ямочки на его пояснице, прежде чем наклониться, чтобы поцеловать их. Он стонет, когда я покусываю, посасываю и покрываю поцелуями его ягодицы и спускаюсь по задней части бедер, пока не оказываюсь на корточках, и его сексуальная задница прямо у моего лица.

Раздвигая ее, я провожу языком по его дырочке, смакуя воду, текущую из душа и стекающую по его телу.

— Срань господня, блядь, да, вот так, — выдыхает он.

Мой язык снова пробегает по его краю, прежде чем свернуться и погрузиться внутрь, мимо тугого кольца мышц. На вкус он как мыло и мускус — вкус настолько опьяняющий, что я едва могу сдержать желание кончить.

Отпустив одну ягодицу, я вытаскиваю член из промокшего нижнего белья и глажу себя, покусывая и облизывая его дырочку, чувствуя, как она трепещет под моим языком. Мой член подергивается, удовольствие разливается от пальцев ног и вверх по позвоночнику, поэтому я останавливаюсь, не желая кончать на пол в душе, когда есть гораздо лучшие места для этого.

—Ты такой идеальный. Идеальный рот…твой язык... черт…Еще, пожалуйста, еще, — снова и снова лепечет Джейми, мышцы его руки напрягаются, когда он дергается длинными, сильными движениями. Встав, я просовываю свой член между его бедер, и он инстинктивно сжимает их вместе, создавая вокруг меня тугие тиски.

Вода становится холодной, поэтому Джейми выключает ее, и звуки шлепающей кожи и тяжелого дыхания эхом разносятся по моей крошечной ванной. Он продолжает работать со своим членом, пока я трахаю его бедра и покусываю его шею сбоку, оставляя на ней беспорядочный узор из укусов и синяков. Мои движения ускоряются, мои толчки совпадают с беспорядочным биением моего сердца.

— Ты позволишь мне трахнуть тебя? — спрашиваю я, целуя фиолетовое пятно, расцветающее на его шее.

Джейми стонет и ругаться, его тело дрожит, когда он кончает. Одна рука лежит поверх моей на его бедре, и он опускает голову на кафельную плитку, хихикая и говоря “черт возьми”.

Мое тело на грани оргазма, и я двигаю бедрами назад, когда он внезапно поворачивается и прижимает меня к кафельной стене, выбивая воздух из моих легких. Его губы нависают над моими, дыхание обжигает.

— Я бы позволил тебе сделать со мной все, что угодно, солнышко, — шепчет он. Мои джинсы неудобно прилипают ко мне, прикрывая остальные части ног, в то время как мой член выпирает из расстегнутой ширинки. Рука Джейми находит мою шею, в то время как его сперма стекает по моему животу, мышцы пульсируют и сжимаются под его легкими прикосновениями. Когда его рука оказывается прямо над моим членом, я напрягаюсь. Прошло очень много времени с тех пор, как я позволял парню прикасаться ко мне там, обычно я их отталкиваю, но я хочу этого — с ним.

— Все в порядке? — он проверяет, и я киваю, резко втягивая воздух, когда он кружит вокруг моего члена, покрывая меня своим оргазмом. Его рука плавно скользит вверх и вниз по моему члену, и мои ноги дрожат, когда удовольствие пробегает по позвоночнику. Я наклоняюсь вперед и прикасаюсь своими губами к его губам, затем просовываю свой язык ему в рот.

Движение его руки на мне кажется таким интенсивным и незнакомым, что с моих губ срывается стон, похожий на крик. Джейми посасывает кольцо у меня на языке таким непристойно эротичным способом, что по моим венам пробегают раскаленные добела разряды электричества.

Я превращаюсь в хнычущее, извивающееся месиво под прикосновениями Джейми, когда он дергает мой член и сжимает мою шею по бокам так, что у меня расплывается зрение.

Теплое дыхание Джейми касается моего уха.

— Вот и все, хороший мальчик. Отпусти. Я держу тебя.

Он подходит ближе, просовывая ногу между моими, и я чувствую его твердую длину рядом со своим боком. Моя голова откидывается на плитку, когда из меня вырывается наслаждение, и Джейми жестко и быстро доводит меня до предела.

Он отпускает мою шею, затем засовывает свои покрытые спермой пальцы мне в рот и трется ими о мой язык, прежде чем глубоко целует меня, разделяя мой вкус.

— Боже, ты восхитительный на вкус.

Он откидывается назад и смотрит на меня, его зеленые глаза темнеют и полны вожделения. Мое сердце замирает, потому что это моя заслуга. Хотя в глубине моего сознания мелькает маленькая назойливая мыслишка, которая говорит, что он видит Купера, когда смотрит на меня, но я отбрасываю ее и наслаждаюсь теплом его внимания.

— Я с тобой еще не закончил, — настойчиво говорит Джейми, беря меня за руку и вытаскивая из душа.

Мы оба все еще мокрые, вода стекает по нашей обнаженной коже и капает с моих джинсов, образуя лужи на полу. Мы целуемся и хватаемся друг за друга, врезаемся в двери и стены, царапаем ногтями, скрежещем зубами и языками, борясь за господство, пока не добираемся до моей комнаты.

— Мне нужно быть внутри тебя, — ворчит он, толкаясь в меня так, что я вынужден отступать назад, пока мои ноги не упираются в кровать, и я падаю на простыни. Джейми забирается на меня, нескоординированный и отчаянный, когда его тяжелое тело вдавливает меня в матрас. —Хочу кончить в тебя.

Его поцелуи становятся нежными, размягченными и страстными, когда он проводит рукой вверх и вниз по моему боку.

—Пожалуйста, не пожалей об этом, — умоляю я, в моих словах сквозит уязвимость.

Пожалуйста, не разочаровывай меня.

Глава 26

Джейми

—Пожалуйста, не пожалей об этом.

Кайден смотрит на меня яркими глазами, в которых читается не только затаенная похоть, но и легкий страх. Качая головой, я прижимаюсь губами к его щеке, затем провожу ими по его губам, пока не покрываю поцелуями другую щеку.

— Я никогда не смогу пожалеть о тебе. Я тебе это уже говорил, — обещаю я, медленно двигаясь вниз по его телу. Мой язык проводит по розе, вытатуированной на его правой груди, и вниз по виноградным лозам, которые вьются по его ребрам. С розы падают лепестки, а между ними на его коже вытатуированы крошечные звездочки.

Добравшись до расстегнутого пояса, я игнорирую его твердый член и покусываю кожу вокруг него. Он шипит и извивается на кровати, вращая бедрами. Мне требуется секунда, чтобы понять, что он пытается перевернуться. Я седлая его талию и кладу руки ему на бедра.

— Не двигайся, — приказываю я, протягивая руки к ткани его пояса. Когда я начинаю стягивать мокрую ткань, Кайден качает головой и прикрывает глаза тыльной стороной руки.

— Пожалуйста, прекрати. Прекрати, — умоляет он, и я соскальзываю с него и ложусь рядом. Я бы никогда не сделал ничего такого, чего он не хотел, но я уверен, что знаю, о чем идет речь, и мне нужно, чтобы он знал, что все в порядке.

— Посмотри на меня, — говорю я, отводя его руку от лица и переворачивая его на бок, так что мы оказываемся лицом к лицу. — Тебе не нужно прятаться от меня. — он моргает, затем снова, его ресницы потемнели от непролитых слез.

—Я никому не позволяю .... Я не могу позволить тебе увидеть, насколько я испорчен. Тогда ты поймешь, что я совсем не такой, как Купер. Я не могу быть им для тебя, не могу.

Его голос срывается, а щеки приобретают глубокий оттенок красного.

—Я не хочу, чтобы ты был кем-то другим, кроме себя, Кайден. Я знаю, тебе трудно в это поверить, но это правда. Просто будь моим сводным братом, занозой в заднице, с плохим отношением и ужасным музыкальным вкусом.

Это вызывает у него тихий, едва слышный смешок.

Когда Кайден перекатывается на спину, я накрываю его тело своим, моя рука снова находит его горло. Его глаза расширяются, голубизна скрывается в черных глубинах, когда он проводит языком между губами.

—Ты напуган, я понимаю, я тоже. Ты перевернул все с ног на голову, и в данный момент я едва понимаю себя, но я точно знаю это. Я не сравниваю тебя и не хочу, чтобы ты был им. Какими бы путями мы ни шли, они привели нас сюда, к этому моменту, когда я с тобой, солнышко. И это Ты. — положив руку ему на шею, я наклоняю голову и прижимаюсь губами к его губам в жестком поцелуе. — Ты не испорчен.

Двигаясь вниз по его телу, не сводя с него глаз, я целую его теперь вялый член, затем перемещаю руки к ткани его пояса.

Приподняв бровь, я дергаю за ткань, и он кивает, затем приподнимает задницу и позволяет мне стягивать их с него, пока они не оказываются на полу его спальни вместе с боксерами.

Мои глаза не отрываются от его лица, когда я говорю:

—Ты потрясающий и такой чертовски красивый.

Мой язык пробегает по складке, где соединяются его нога и пах, прежде чем коснуться губами серебристых шрамов на его левом бедре, осторожно избегая более новых, более красных.

— Ты сильный. — я перехожу к другому бедру и уделяю ему такое же внимание. Тело Кайдена дрожит от моих прикосновений, но он не отводит от меня взгляда. — Умный. — я раздвигаю его бедра и поднимаю ноги, пока они не оказываются на кровати. —Талантливый, — добавляю я, разрывая зрительный контакт, когда наклоняюсь и облизываю полоску на его яйцах. Он втягивает воздух и стонет, его бедра двигаются в погоне за моими губами, которые потянулись к его яйцам. —Восхитительный.

Я оттягиваю их, а затем беру одно в рот, издавая сладчайшие звуки. Когда я отпускаю его и облизываю его толстый ствол, он стонет, его руки грубо хватают меня за волосы.

— Джейми, пожалуйста, — хрипло произносит Кайден.

— Что тебе нужно?

Облизывая головку его члена, я погружаю язык в щель и слизываю соленую каплю преякуляции. Его бедра толкаются вверх, а руки надавливают на мою голову, пока его член не проскальзывает прямо мне в рот и не упирается в заднюю стенку горла, показывая мне именно то, чего он хочет и в чем нуждается.

Вбирая его глубоко, втягивая щеки, я сосу, пока его ноги не задрожат, а руки не расслабятся в моих волосах.

—Джейми, Джейми, Джейми, — повторяет он. Его дыхание учащается, и я отстраняюсь, прежде чем он успевает достичь этой неизбежной вершины.

Кайден скулит, и я снова сажусь на колени и потираю вверх-вниз его бедра.

Свет пробивается сквозь окно, окутывая его сиянием, отчего он кажется нереальным, неземным, как мечта, о которой я никогда не осмеливался мечтать. Купер, возможно, и был его идентичным близнецом, но все в Кайдене другое — более интенсивное — от звуков, которые он издает, до того, как он пахнет, до сладко-соленого вкуса его кожи. Мое тело гудит от смеси возбуждения и восторга, когда мои глаза наслаждаются его бледным, раскрасневшимся телом.

Мой член пульсирует, и я, наконец, обращаю на это внимание, поглаживая его несколько раз и потирая кончиком по его дырочку.

— Презерватив? — спрашиваю я.

Кейден замирает на секунду, его грудь поднимается и опускается с каждым неглубоким вдохом. Он качает головой.

—Я никогда... никогда им не пользовался, и я прошел тестирование после... того единственного раза.

Тот гнев, который я испытал в ту ночь, когда ударил парня, который причинил ему боль, появляется внезапно и нежелательно, закручиваясь у меня внутри, и я стискиваю челюсти и отворачиваюсь от Кайдена. Я не хочу, чтобы этот подонок испортил этот момент.

— Я тоже, — говорю я. — Прошло много времени с тех пор, как я обходился без…

Кайден не заставляет меня заканчивать предложение, он просто тянется к кровати рядом с собой и бросает мне смазку.

Я быстро открываю ее, наслаждаясь ощущением его тепла и всхлипываниями, которые он выдыхает, когда трахает себя моими пальцами. Когда он чувствует, что готов, я наливаю еще смазки на свой член и скольжу в нем. Он теплый и тугой, и мое сердце неровно бьется, когда я делаю паузу, чтобы дать ему время привыкнуть ко мне.

Накрывая тело Кайдена своим, я зажимаю его член между своим животом и его и толкаюсь глубоко и быстро, двигая бедрами. Потребность нарастает в моей крови, и мой разум кричит мне трахать его сильнее. Владеть им. Заставить его забыть всех до меня.

Ноги Кайдена обвиваются вокруг моих бедер, прижимая меня к нему, и я обхватываю одной рукой его горло, заглядывая глубоко в его глаза.

—Похлопай меня по боку, если тебе нужно, чтобы я остановился, хорошо?

Я усиливаю хватку, забирая его дыхание, но не настолько, чтобы он перестал дышать, но достаточно сильно, чтобы он почувствовал мой контроль.

—Взлети для меня, милый.

Глаза Кайдена закатываются, прежде чем закрыться, и я нависаю губами над его губами, не целуя его, а вдыхая его воздух. Делясь самой жизненной силой из его легких. Тепло разливается по моим венам, яйца сжимаются, внизу живота начинается покалывание.

Он вращает бедрами, встречая мои толчки, скуля глубоко, как нуждающееся животное, когда его руки хватаются за мои плечи в поисках опоры.

Мои движения ускоряются, и его губы находят мою шею. Он мучает меня укусами и поцелуями, пока не издает стон, и густая теплота не покрывает мой живот, когда он снова кончает на меня.

—Хороший мальчик, Кайден. Покрой меня своей спермой. Вот так.

Он вцепляется в мою шею карающей хваткой, зубы разрывают кожу, и мое тело напрягается, кровь шумит в ушах, когда удовольствие рикошетом проходит через меня. Я вхожу глубоко в него, опустошаюсь и покрывая его внутри. Я выхожу, провожу пальцами внутри него и зачерпываю свою сперму, затем неторопливо вытираю ее о его живот, смешивая с его. Его глаза расширяются, и я улыбаюсь его растерянному выражению лица и красным пятнам на его бледной, тонкой шее.

Мы липкие от пота и спермы, в комнате невыносимо жарко под июльским солнцем. Но все же я ложусь рядом с ним, заключая его в объятия и целуя в макушку.

—У нас полный бардак, — шутит Кайден хриплым голосом, и я напеваю себе под нос ответ. Не совсем уверен, имеет ли он в виду физически или в целом. Вполне возможно и то, и другое.



Купер улыбается мне. Он сидит на краю горячей ванны, за его спиной падает снег.

— Я мог бы остаться здесь с тобой навсегда, — говорит он, протягивая ко мне руку.

Я переплетаю пальцы с его и тяну его в воду, к себе на колени. Тёплая вода закручивается вокруг нас, и он смеётся, запрокинув голову от восторга.

— Мы можем сделать это, малыш, — шепчу я, целуя его в шею.

— Нет, Джейми. Мы не можем. Разве ты не знаешь, глупыш? У нас нет вечности.

Когда я откидываюсь назад, чтобы посмотреть на него, его уже нет. Он исчез.

Вода вокруг становится красной от крови, и я лихорадочно мечусь по поверхности, ища его.

— Купер! Купер! — кричу я, горло сжимает от слёз, и с каждым криком становится всё труднее дышать.

Кайден вытаскивает меня из воды, и я врезаюсь в него, цепляясь за его толстовку. По его лбу струится кровь, а на лице — грустная, тихая улыбка.

— Всё закончилось, Джейми. Всё…

Я вскакиваю в постели, весь мокрый от пота и охваченный паникой, на мгновение забывая, где нахожусь. Только когда кто-то шевелится рядом со мной, и я замечаю копну чёрных волос, веером раскинувшихся по подушке, я вспоминаю.

Кайден ворочается, но не просыпается. Моё тело дрожит, и по щекам катятся тихие слёзы, пока я соскальзываю с кровати и босиком бреду на кухню.

В ночных кошмарах для меня нет ничего нового, но в последнее время они стали чаще и страшнее, как будто что-то в них приближается. К счастью, Кайден спит крепко и ничего не замечает — мне бы не хотелось, чтобы он знал, что почти каждую ночь мне снится, как я теряю Купера.

Прошла неделя с тех пор, как он присоединился ко мне в душе — с этого начались дни, наполненные сексом, едой и ещё раз сексом. Мы разговариваем и смеёмся, но никогда не касаемся тем, которые действительно важно обсудить — ни того, что между нами происходит, ни что это значит. Ни слова о Купере, ни о наших родителях, ни о Рейчел. Думаю, мы оба слишком боимся лопнуть этот хрупкий мыльный пузырь.

Всё закончилось, Джейми. Всё…

Слова Кайдена из моего сна преследуют меня, пока я достаю газировку из холодильника.

То, что происходит между нами, то, как мы живём сейчас, по большей части игнорируя реальность, — это иллюзия. Временная, ненадёжная. Я это знаю. И он тоже.

Кайден каждое утро уходит на работу, а я делаю всё возможное, чтобы успевать работать удалённо.

Когда он возвращается, мы едим, трахаемся, спим и смотрим настоящие криминальные документалки, пока не вырубаемся. А потом просыпаемся и всё повторяется.

Когда звонит Рейчел — а это случается почти каждый вечер — я нехотя беру трубку, в очередной раз придумывая новое оправдание, в которое, я уверен, она уже не верит.

Я знаю, что должен всё закончить, но не могу заставить себя сделать это по телефону. Так же, как не могу просто уйти.

Поэтому я продолжаю притворяться. И каждый раз ненавижу себя за это.

Когда она заканчивает звонок словами «люблю тебя», и я отвечаю тем же, я чувствую это как нож в сердце.

Я не горжусь тем, что делаю. Но не могу остановиться.

Я злодей в её истории. И, как бы мне ни было жаль причинять ей боль — о нём я не жалею.

Три года назад Кайден Кэррингтон был занозой в моём заднице — нуждающийся близнец моего парня, которому постоянно требовалась помощь.

Я злился на него за это, за то, как легко он манипулировал Купером одним взмахом ресниц. И всё же, если оглянуться назад, туда, в то время, было что-то ещё. Какое-то другое чувство, которое пряталось глубже.

Оно проскакивало в том, как он провёл губами по моей ладони в новогоднюю ночь, и в тот день, когда я надел на него браслет и задержал свою руку чуть дольше, чем нужно. Оно звучало в крошечных ударах моего сердца — тех, что не имели отношения к моей любви к Куперу.

Если бы я верил в такие вещи, то подумал бы, что между мной и Кайденом уже тогда тянулась невидимая ниточка. Может, так оно и было — просто я не видел её, потому что был слишком влюблён в его брата.

Даже сейчас, просто подумав об этом, я чувствую себя паршиво. Потому что я люблю Купера. Или... любил?

Мои собственные чувства стали тусклыми, расплывчатыми. Раньше они были острыми, резкими, как выстрел.

На прошлой неделе я мог поклясться своей жизнью, что всё ещё люблю его.

А теперь... я не уверен. Может, моя любовь была настолько вплетена в воспоминания, что я уже не могу отличить её от самих воспоминаний.

Позади раздаются шаги, и тёплые руки обнимают меня за талию.

— Почему ты уже проснулся? Сегодня суббота, надо спать подольше, — бормочет Кайден, целуя меня в затылок. По моей коже пробегает дрожь.

Я поворачиваюсь в его объятиях и обвиваю его руками в ответ. Его лицо мягкое, немного смятое после сна, волосы с одной стороны растрёпаны, с другой — пушатся к щекам.

— Хотелось пить, — отвечаю я, протягивая ему банку. Он берёт её и свободной рукой ведёт меня обратно в постель.

— Поспи ещё немного, — говорит он и накрывает мои губы поцелуем. Его язык скользит внутрь, и всё быстро становится глубже, тише, медленнее. Он поднимается надо мной, его обнажённое тело прижимается к моему. Всё тягучее, томное. Он утыкается лбом в мою шею, и я провожу ладонями по его спине.

Через мгновение он уже спит, а я лежу, глядя в потолок, слушая, как его сердце стучит в такт с моим.

Солнце ярко светит в окно, когда Кайден, наконец, скатывается с меня, потягивается, как кот, и зарывается носом мне в подмышку.

— Хмм, доброе утро.

— Привет, солнышко. Как спалось?

Он перекатывается на бок и зевает.

— Неплохо. На этой неделе столько работы было, что, думаю, мне просто нужен был перерыв. — Он ещё раз зевает. — Дай мне ещё тридцать минут, и я встану. Что ты хочешь делать сегодня?

— Поехали со мной домой, — выпаливаю я, прежде чем успеваю передумать. Эта мысль пришла где-то ночью.

Его глаза тут же широко раскрываются, он немного отстраняется.

— Ненадолго, — добавляю я. — Мы можем вернуться уже завтра вечером. Нам даже не обязательно останавливаться у родителей, я найду отель.

Он встает с кровати и качает головой, прежде чем я успеваю сказать хоть слово.

— Нет, я не могу этого сделать, — говорит он и начинает потирать ладони, нервно, будто пытается стереть с них вину.

— Почему нет? — я приподнимаюсь и опираюсь на изголовье кровати. — Прошло три года, Кайден.

— Точно! — взрывается он. Он резко разворачивается и начинает метаться по комнате. — Купер умер из-за меня, а потом я просто… ушёл. Ты сам сказал, что я бросил тебя одного — собирать осколки, заботиться о моем отце. Кто так делает? Кто бросает своего отца в такой момент? Это... это полный пиздец. — Он хлопает себя по груди, будто хочет разбудить сердце, прежде чем снова пускается в пляс по комнате.

Я вскакиваю с кровати и перехватываю его за бицепс, останавливая.

— Ты сделал то, что должен был, чтобы пережить смерть брата. Твой папа это поймёт. Он любит тебя.

— Ты не понимаешь, Джейми. — Его голос надламывается. — Даже до смерти Купера. Даже до того, как ты появился в нашей жизни... я уже тогда был к нему ужасен. Я не заслуживаю его прощения. Я вообще ничего не заслуживаю.

— Не смей говорить, что ты не заслуживаешь семьи, — резко бросаю я. — Не говори этого, черт возьми. Да, твоя мать научила тебя, что любовь бывает только с условием. Но Дункан не такой. Моя мама тоже не такая. Может, пора перестать убегать, Кайден.

Он вырывается из моих рук.

— Это так легко слушать от тебя, — усмехается он, горько. — Когда ты перестанешь убегать? Ты думаешь, я не слышу, как ты зовешь его во сне? Или как ты говоришь своей девушке, что любишь её? Я всё это слышу, Джейми. Сколько ещё раз ты скажешь своей маме, что уехал в командировку, лишь бы не признаться, что живёшь со мной?

Моё сердце замирает. Пузырь, в котором мы прятались, медленно лопается, оставляя после себя оголённую тишину.

— Я расскажу ей о нас. Обязательно расскажу. Я просто… Я не был уверен, хочешь ли ты этого. Мы же никогда не говорим о том, чего на самом деле хотим. Откуда мне было знать?

— Чего я хочу? — пересекает он комнату, натягивая чёрные джинсы и мою чёрную толстовку. — Я хочу больше не говорить об этом.

Он направляется к двери, но я останавливаю его, положив ладонь ему на плечо.

— Куда ты идёшь? — тихо спрашиваю я.

Он замирает на секунду.

— Вон, — отвечает он. — Мне нужно… Мне просто нужно немного времени.

— Ты убегаешь, — говорю я с горечью, убирая руку и начинаю натягивать одежду.

Он ничего не отвечает. Только дверь хлопает за его спиной, и мне кажется, будто из комнаты выкачали весь воздух. Я знаю, что он боится. Знаю, что отталкивание — это его способ справляться со страхом. Поэтому я не бегу за ним. Я просто... жду. Дам ему время. Когда он будет готов — я буду здесь.

Я опускаюсь на диван, уставившись в чёрный экран телевизора, пока звонок телефона не вырывает меня из оцепенения.

— Привет, Джей, — в голосе мамы паника. — Это Сейдж... у неё начались схватки.

Страх пронизывает меня, словно холодная вода.

— Но ведь ещё слишком рано, — говорю я, уже поднимаясь и направляясь в спальню Кайдена.

— Я знаю, — отвечает мама. — Мы в больнице, её только что госпитализировали. Она спрашивает о тебе. Я звонила её маме, но та сейчас за границей. А её сестра родила в прошлом месяце — приехать не может.

План всегда был один: я должен был быть рядом, когда родится ребёнок. После того как биологический отец испарился, я пообещал Сейдж, что она не останется одна. И я не собираюсь нарушать это обещание.

— Я еду. Буду там так быстро, как смогу. Мам, я всё ещё в Лондоне — это займёт время. Останешься с ней?

— Конечно. Я с ней, обещаю. Только добирайся осторожно.

Она вешает трубку, а я тут же хватаюсь за телефон, чтобы набрать Кайдена — и тут слышу его рингтон. Он звонит... с кухни. Я бросаюсь туда, и, конечно, его телефон лежит на стойке.

— Блядь! — кричу я в пустую квартиру.

Я всё ещё чувствую на себе его аромат — янтарный, тёплый, как он сам — когда собираю вещи и жду, жду, надеясь, что он вернётся. Но проходит полчаса. Его нет. И я делаю выбор. Я ухожу.

Я даже не знаю, успею ли добраться до Сейдж до того, как всё произойдёт, но я больше не могу сидеть здесь и ждать.

Роясь в ящике его стола, я нахожу ручку и клочок бумаги. Быстро пишу:

У Сейдж начались схватки. Мне нужно было идти. Я позвоню тебе.

Я кладу записку на стол, беру свою сумку и выхожу за дверь, не оборачиваясь.

Где-то внутри себя я слышу, как наш крошечный мыльный пузырь с треском лопается.

Глава 27

Кайден

— Ты выглядишь дерьмово, — говорит мой лучший друг, как только я открываю ему дверь. — И, блядь, открой хоть одно окно, я сейчас обдолбаюсь просто от одного дыхания здесь.

Дариус косится на косяк в моей руке, прежде чем пройти мимо и распахнуть столько окон, сколько сможет. В квартиру проникают звуки автобусов, шаги прохожих и запах мокрой смолы, перемешанный с дождём.

Я игнорирую его бурчание и возвращаюсь на своё место на диване. Затягиваюсь, чувствуя, как голова становится лёгкой, туманной. Потом тушу остатки об пустую банку из-под газировки.

— Я дал тебе время поныть, — говорит он, — но всё, хватит. Поднимай жопу и прими душ, от тебя несёт, как от помойки.

Он пинает меня по лодыжке. Я бросаю на него мрачный взгляд — такой же, как Форд, когда его будят не вовремя.

— Я прекрасно пахну, — бурчу я и откидываю голову на спинку дивана.

Толстовка, которую я ношу, больше не пахнет Джейми, но я всё равно не стираю её. Каждая стирка будто бы стирает и его — слой за слоем.

Боже. Я стал такой… жалкой дурой. Когда это вообще случилось?

Дариус тяжело вздыхает и садится рядом.

— Прошло три недели, детка. Ты не думал, что, может, тебе стоит съездить домой? Хотя бы ненадолго. Очевидно же, ты скучаешь по нему.

— Я не знаю.

Я поворачиваю голову и смотрю на него.

У него те же тонкие морщинки по краям глаз, плотно сдвинутые брови, твёрдо сжатый подбородок. Но у него нет той бороздки на лбу, как у...

Не такой он. Не как Джейми.

— Он ушёл, и меня это устраивает, — говорю я и тут же чувствую, как язык становится горьким. — Я даже не думаю о нём.

Его бровь взлетает вверх, а потом — бах — он лупит меня кулаком в плечо.

— Не лги мне, чёрт возьми. Я почти не видел тебя с тех пор, как он ушёл. Твои сообщения короткие, будто их написал бот. И ты выглядишь и пахнешь как что-то мёртвое, что принёс Форд. Скучать по парню — это нормально.

— Напомни мне ещё раз, почему ты мой лучший друг? — криво усмехаюсь, потирая плечо, туда, куда он меня только что врезал. Он хмурится, пылающий и злой, как маленький тигрёнок с нервным срывом.

— Прекрасно. — Я откидываюсь назад. — Но я не лгу. Я не думаю только о Джейми.

Он ничего не говорит, просто смотрит. Ждёт.

Я вздыхаю, и пустота между нами начинает давить, как бетонная плита.

— Если тебе так интересно, я думал о том, что бы сказал, если бы снова увидел своего отца.

— И что?

— И, если честно, я не могу придумать ничего, что было бы... достаточно.

Он двигается ближе, и его голова оказывается у меня на плече. Его волосы пахнут яблоками, чисто и спокойно — и именно это заставляет меня снова вспомнить Джейми.

Чай с бергамотом. Сонные утренние поцелуи. Он пах, как начало нового дня.

— Может, достаточно просто прийти, — говорит Дариус тихо. — Он твой отец. Он, скорее всего, не ждёт пафосной речи или каких-то больших слов. Может, ему просто нужно увидеть, что ты ещё здесь.

— В твоих устах это звучит так просто, — отвечаю я. Я так часто думал об этом за последние несколько недель, и это пугает меня. Мысль о том, чтобы вернуться домой и впервые с тех пор, как умер Купер, посмотреть отцу в глаза, сжимает мои легкие. Это ощущение, как будто захлёбываешься, и становится трудно дышать.

— Потому что так оно и есть, — говорит Дариус, похоже, не замечая смятения, проносящегося сквозь меня, как торнадо. — Сидеть здесь весь день ничего не меняет. Будто Джейми ушел, а ты застрял.

Его намёк на то, что уход Джейми так сильно повлиял на меня, только усиливает груз, давящий на грудь, даже если в его словах есть доля правды. Мне было хорошо без Джейми три года — я справлюсь и сейчас.

— Я не застрял, — говорю я, сбрасывая Дариуса со своего плеча и вставая. — Я хожу на работу. Я хожу на терапию. Я прилагаю все усилия, чтобы справиться — с Купером, с родителями, со всем, что произошло.

Мой голос срывается, и я задыхаюсь от болезненного вдоха. Руки скользят по бедрам — растирающие движения в попытке успокоить учащённый пульс. Кожу покалывает, когда я тру сильнее, и в этот момент один из новых струпьев вскрывается, кровь медленно стекает по внутренней стороне ноги.

Дариус тут же вскакивает с дивана и подлетает ко мне.

— Кайден, эй. Всё хорошо. — Он притягивает меня к себе и начинает растирать мои руки. — Прости, я не хотел тебя расстроить. Сделай вдох, ладно? Дыши со мной.

Он ведёт меня, заставляя вдыхать и выдыхать в его ритме. Через несколько минут сердце перестаёт колотиться, будто хочет вырваться наружу, а лёгкие наполняются воздухом без боли.

— Прости, если показалось, что я давлю на тебя, детка. Я просто... хочу, чтобы с тобой всё было в порядке.

Голос Дариуса тёплый и успокаивающий. В глубине души я знаю, что он прав. Последние три недели я жил на автопилоте — ходил на работу, посещал своего психотерапевта и выполнял домашние задания, которые она мне давала. Я принимал лекарства, ел правильно, держался подальше от алкоголя. Я чувствую себя нормально... но одновременно чувствую себя привязанным — и не так, как когда чувствуешь себя в безопасности. А так, как будто оказался в ловушке… застрял.

— И я уверен, он не хотел уходить, — добавляет Дариус, стараясь облегчить мою вину из-за отсутствия Джейми.

Моя кожа зудит, конечности ломит от усталости, но всё равно я вырываюсь из его объятий и начинаю метаться по комнате.

— Ну, его же здесь нет, правда? — огрызаюсь я. — И он не сказал, что вернётся, так что… вот мы и пришли. — Я обвожу руками комнату, как будто это может показать, насколько Джейми здесь не хватает.

— Ты ведёшь себя как ребёнок с разбитым сердцем, — шутит он, уводя меня на кухню, где принимается возиться с чайником.

— У меня не разбито сердце. Я…

Я что? Обижен? Разочарован? Смущён? Гребаный идиот, который влюбился в парня своего покойного брата — парня, живущего в несколькихчасах езды, с девушкой и совершенно другой жизнью? Да, чёрт возьми, это подходит.

— Твоё сердце разбито. Но, детка, он ушёл только потому, что его лучший друг нуждался в нём. Мне бы хотелось думать, что ты сделал бы то же самое для меня.

Дариус наполняет две кружки чаем и доливает кипяток, а потом направляется к холодильнику, где его, скорее всего, ждёт разочарование — молока у меня нет. Я знаю это, но не говорю. Просто потому что... не хочу.

— Обещаю, если у тебя начнутся преждевременные роды и тебе понадобится партнёр для родов, я буду рядом, — сухо отвечаю я, чувствуя себя полной задницей, потому что Дариус прав — у Джейми действительно была веская причина вернуться домой.

Сейдж была всего на тридцать пятой неделе, когда у неё начались роды. Она была напугана и одинока — отца ребёнка не было в поле зрения, а её семья либо находилась слишком далеко, либо была занята собственными делами и нуждалась в поддержке не меньше.

Всё, что я знаю из его короткого сообщения, пришедшего на следующее утро, — это то, что и с Сейдж, и с ребёнком всё в порядке. Он пытался дозвониться до меня, но я игнорировал его, слишком поглощённый своими чувствами и тем фактом, что он ушёл, даже не попрощавшись по-настоящему.

— Не будь придурком. Ты понимаешь, о чём я, — говорит Дариус, добавляя щедрую порцию сахара в чёрный чай и протягивая мне чашку. Он одновременно горький и до тошноты сладкий, когда я делаю глоток. Дариус морщится, тут же выплёвывает свой в раковину и выливает остатки. — Ты вообще разговаривал с ним с тех пор, как он ушёл? Мне кажется, он скучает по тебе.

— Ты видел его один раз. Ты не можешь этого знать, — бросаю я, мою грязные кружки, вытираю их и убираю на место.

Дариус пожимает плечами.

— Он был как открытая книга, и на каждой странице был ты. Я видел это.

Правда в том, что Джейми пытался. Он присылал сообщения — спрашивал, как у меня дела, извинялся за то, что ушёл внезапно, не дождавшись разговора. Потом ещё несколько — с раздражением, что я не отвечаю. Он ни разу не предложил мне приехать, по крайней мере, после того, как я ясно дал понять, что не хочу, — и я сам не просил его вернуться. Я твержу себе, что это потому, что он сейчас там, где ему и положено быть. Где он всегда должен был быть.

Но, если быть честным, я просто боюсь услышать «нет». Боюсь, что он подтвердит мои худшие опасения — что мы были всего лишь мимолётной интрижкой. Два сломленных, грустных, одиноких человека, нашедших друг в друге временное утешение.

Он никогда не был моим.

— Неважно, — съязвил я. — Отвечая на твой вопрос: нет, я с ним не разговаривал. Он не мой парень. Мы просто переспали несколько раз, а потом он вернулся к своей настоящей жизни. Ему не нужен такой придурок, как я.

Не уверен, пытаюсь ли я убедить в этом себя или Дариуса, но его взгляд говорит ясно: он мне не верит.

— Ты такой упрямый засранец, — бормочет он, уткнувшись в телефон. — Во-первых, ты не облажался. Это чертовски больно, да, но это не фиаско. Во-вторых, тебе не повредит быть с ним уязвимым — просто скажи, что хочешь его увидеть. То, как ты отталкиваешь Джейми, делает тебя несчастным. А это, в свою очередь, делает несчастным меня. — Он показывает на нас обоих. — Так что, в интересах всего человечества, а особенно — меня, тебе стоит ему позвонить.

— О, прости, я не знал, что это о тебе, — фыркаю я.

Он не отвлекается, продолжая печатать. Потом говорит:

— Все шутки в сторону. Посмотри мне в глаза и скажи, что ты не испытываешь к нему чувств. Что не хочешь быть с ним. Скажи, что всё это, — он машет рукой у меня перед лицом, — не потому, что ты чертовски по нему скучаешь.

Я смотрю вниз, на свои ноги, и это всё, что ему нужно.

— Видишь? Я так и знал. Он не появится у твоей двери, потому что, скорее всего, думает, что ты не хочешь его видеть. А ты, тем временем, изображаешь призрака. Это, знаешь ли, производит впечатление. И, на секундочку, он там выигрывает награду «Друг года», притворяясь папашей.

Боже, как же я ненавижу, когда Дариус прав. И ещё больше — как сильно я скучаю по Джейми.

— Друг мой, мяч на твоей стороне. — Он показывает мне экран телефона. — Я заказываю пиццу и мороженое, чтобы хоть как-то справиться с последствиями твоего хренового эмоционального выбора.

Мой собственный телефон начинает жужжать на кухонном столе. Мы оба смотрим на него, и на экране всплывает сообщение от Оливера.

Я хватаю его.

— Может, хороший жёсткий трах — это как раз то, что мне нужно.

При одной только мысли о том, что ко мне прикасается кто-то другой, у меня в животе всё переворачивается. Но я игнорирую предупреждение в голосе Дариуса, когда он зовёт меня по имени, и закрываю за собой дверь спальни.

Оливер: Прошло слишком много времени, красавчик. Можно мне приехать?Предполагаю, что твоего Прекрасного принца нет рядом, чтобы надрать мне задницу.

Поколебавшись, я сажусь на край кровати и снова перечитываю сообщение. Оливер в безопасности. Я ничего к нему не чувствую. Он не выбивает меня из равновесия своей улыбкой. Его прикосновения не зажигают фейерверк в моей крови. Его поцелуи не отпечатываются на коже.

Он... никто для меня.

Я вздрагиваю, когда звонит телефон.

— Привет, секси, давно не виделись, — говорит Оливер низким, хрипловатым голосом. — Я думал о тебе. Могу я приехать и показать тебе, о чём именно?

Он тяжело дышит в трубку. Когда я молчу, он произносит моё имя, уже чуть менее наигранно.

— Давай, ты же знаешь, что хочешь. Я трахну тебя так, как тебе нравится.

Было бы так легко вернуться к старым привычкам. Позволить ему приехать.

По крайней мере, с Оливером я точно знаю, что чувствую, и что мы значим друг для друга. Здесь нет запутанной истории, нет сложных эмоций.

Он прост. Предсказуем. Поверхностный.

Его легко отключить.

Но он не то, чего я хочу.

— Я не... — начинаю я, затем выпрямляюсь, голос становится тверже:

— Нет. Ты не можешь прийти.

Может быть, пришло время начать жить по-настоящему, Джейми.

Я сделаю, если ты сделаешь. И мы сделаем это для себя. Ни для кого другого.

То, чего я хочу — кого я хочу — находится всего в нескольких часах отсюда. В нашем родном городе. С семьей. С жизнью, частью которой я мог бы быть.

Джейми твердил это снова и снова: они хотят, чтобы я был там. Что я нужен.

Единственное, что удерживает меня... это я сам.

Я — единственный барьер на пути ко всему хорошему, что может случиться со мной.

Семья.

Джейми.

Ни для кого, кроме себя, я не принимаю решение прекратить борьбу. Три года — это слишком долго. Достаточно времени, чтобы понять.

— Мы больше не будем этим заниматься, Оливер. Сотри мой номер и больше мне не звони, — говорю я решительно.

Я плетусь в ванную, снимаю одежду и включаю душ. Стараюсь не думать о тех временах, когда делил это пространство с Джейми, пока мою голову и намыливаю тело. Вместо этого сосредотачиваюсь на инструментах, которые мне дала моя психотерапевт, на наших разговорах о беспокойствах и тревожности, особенно о вещах, которые я не могу контролировать, например, реакции моего отца на встречу со мной.

Это нелегко, и в конце концов я сажусь на пол в душе, прислонившись к стене, позволяя дискомфорту и страху омыть меня вместе с теплой водой. Мой пульс учащается, а желудок сводит от тошноты, но я не пытаюсь от этого избавиться. Вместо этого я признаю, что неприятные ощущения — всего лишь способ моего разума защитить меня. Я держу себя в руках, и со мной все в порядке.

С новой решимостью, которая больше напоминает фальшивую браваду, чем настоящую уверенность, я заканчиваю одеваться и встречаю Дариуса на кухне. Он открывает рот, чтобы заговорить, но я качаю головой.

— С Оливером покончено.

Облегчение мелькает на его лице.

— Ты напугал меня на секунду. Я не собирался отбиваться от него, если ты пригласишь его к себе, — говорит он с ухмылкой. — В любом случае, двигаемся дальше. Пиццу скоро принесут, а я подумал, что завтра могли бы сходить на пляж.

— Я думаю... Я думаю, что завтра поеду домой.

Дариус улыбается, как гордый родитель, наблюдающий за выпуском своего ребенка — большого и беззащитного.

— Рад за тебя, детка.

— Ты думаешь, мой отец действительно поймет, почему я ушел? Или он простит меня за все те годы, когда я был абсолютным дерьмом по отношению к нему? — спрашиваю я Дариуса. Я хочу спросить Джейми, я хочу упасть в его объятия и рассказать ему все, что у меня на уме, но сейчас я решаю одно дело за другим.

Прежде чем я смогу даже подумать о том, что будет дальше для меня и для него, мне нужно разобраться в том, как я отношусь к своему отцу.

— Я думаю, ты должен выяснить это ради себя, — говорит Дариус.

— Именно это я и собираюсь сделать. Как бы мне ни было страшно.

— А как же Джейми?

— Судя по его последнему сообщению, он зол на меня. Я скучаю по нему и хочу быть с ним, но есть много неизвестного. Возможно, он все еще со своей девушкой, и я думаю, что он все еще любит Купера, так что есть все шансы, что в его жизни нет места для меня. Или в сердце. Куп как-то сказал мне, что Джейми — старый романтик, который верит, что у каждого есть родственная душа, одна настоящая любовь. Если Купер принадлежал ему, что это значит для меня?

Дариус изучает мое лицо, его голубые глаза сверкают.

— Ты влюблен в него.

Я качаю головой из стороны в сторону, но довольно скоро меняю направление.

— Даже мысль о Джейми и любви в одном предложении терзает меня чувством вины. Это похоже на огромное предательство.

— Ты никого не предаешь, Кайден, — улыбка сползает с лица Дариуса и превращается в суровый взгляд. Он не часто называет меня полным именем. — Сейчас это прозвучит чертовски грубо, но ты можешь это принять. Купер мертв. Он не вернется. Он больше не может любить Джейми, и ты не можешь предать его, потому что его нет рядом, чтобы его предали. Твой близнец любил тебя — я даже не знал его, но я уверен в этом. Ты можешь честно сказать мне, он предпочел бы, чтобы ты был несчастен, чем влюблен и счастлив с его бывшим?

Я закрываю глаза и представляю своего брата. Его голубые глаза, так похожие на мои, но наполненные жаждой жизни, которой я никогда не испытывал. Его широкая улыбка во все зубы и розовые щеки. Его нежные прикосновения и неистовый смех. То, как он держал меня, когда я разваливался на части, и то, как он обещал всегда быть рядом, чтобы удержать меня на плаву. То, как он так искренне и беззаботно любил Джейми, каждой своей частичкой.

Глядя на Дариуса затуманенными глазами, я качаю головой.

— Думаю, он бы хотел, чтобы мы оба были счастливы.

Глава 28

Джейми

Нова хрюкает во сне, и я поглаживаю ее по спине, тихонько напевая. Никто не говорил мне, что новорожденные во сне кричат, как маленькие поросята, поэтому первые несколько раз это приводило меня в замешательство, но теперь я понял всю эту историю с дядей и понимаю все ее звуки и крики. С сэндвичем и стаканом апельсинового сока на подносе и Новой, пристегнутой к моей груди в детской переноске, я присоединяюсь к Сейдж в гостиной.

Она сидит на диване, поджав под себя ноги, а на коленях у нее лежит книга по воспитанию детей. Сейдж мягко улыбается мне, и я сопротивляюсь желанию крепко обнять ее. Я так чертовски горжусь своей лучшей подругой. Рождение Новы было для нее тяжелой работой — долгие роды, которые начались слишком рано и закончились вспомогательными родами. К счастью, они провели в больнице всего пять дней, прежде чем вернуться домой. Теперь Сейдж и Нова часто навещают меня в моем доме — ну, в доме моих родителей — и чувствуют себя как дома, как будто они часть семьи. Что вполне подходит, потому что они моя семья.

— Тебе не обязательно прислуживать мне, и ты можешь уложить ее, Джей, — говорит Сейдж, забирая поднос.

Обхватив Нову руками, я собственнически прижимаю ее к себе.

— У нас все в порядке. Не так ли, маленькая звездочка?

Я целую ее в мягкую макушку, и она мычит в ответ, утыкаясь носом в мою грудь.

Сейдж смеется, прежде чем сделать глоток апельсинового сока и откусить большой кусок от своего сэндвича.

— Ты говоришь, что у тебя все в порядке, но у меня возникает подозрение, что ты используешь моего ребенка, чтобы отвлечься от жизни, — шутит Сейдж, и я открываю рот в притворном возмущении. — Не пойми меня неправильно, я ценю всю дополнительную помощь, но я не лгу. Я знаю, что ты делаешь.

— А что я делаю? Помимо того, что я лучший дядя в мире? — произношу я последнюю фразу, глядя вниз на сморщенное лицо, покоящееся у меня на груди.

— Давай посмотрим, — начинает Сейдж. — Притворяешься, что твоя девушка не бросила тебя эффектно и громко посреди больничной приемной, игнорируя чувства, которые ты испытал к определенному темноволосому задумчивому сводному брату, и откладываешь планы после того, как уволился с работы, когда больше ничего не было намечено. Ты, Джей, просто гребаное дерьмо.

Я закрываю уши Новы и свирепо смотрю на Сейдж, которая только нежно качает головой.

— Ей три недели от роду, она не понимает слова «дерьмо». Тебе нечего на это сказать? Ты даже не собираешься со мной согласиться?

Вздыхая, я отстегиваю Нову и устраиваю ее у себя на груди, когда сажусь на диван рядом с Сейдж.

— Нет, потому что ты права. У меня нет работы, моя девушка бросила меня — не то чтобы я ее виню — и я думал, что у нас с Кайденом было что-то особенное, но он ничего не делал, только игнорировал меня. Я понимаю, он разочарован тем, что я ушел, но я должен был.

Сейдж открывает рот, чтобы что-то сказать, но я прикрываю его рукой. Мы уже много раз спорили по этому поводу — и я говорил ей, что ни за что на свете не изменил бы этого — она нуждалась во мне, и я обещал быть рядом с ней. Я не собирался отступать от этого.

— Давай представим, что я не помчался домой три недели назад — что тогда? Я не мог оставаться с ним в его квартире, как бы сильно мне этого ни хотелось. Это было нереально, реальность всегда собиралась прийти и ударить нас по лицу. И я попросил его пойти со мной. Он единственный, кто сказал нет.

— Он сказал, что не может из-за своего отца, а не из-за тебя. Ты же знаешь, что все гораздо сложнее, чем ты себе представляешь, — напоминает мне Сейдж.

— Я понимаю это, но меня было недостаточно, чтобы переубедить его. Если бы я что-то значил, если бы мы что-то значили, он бы приехал с моими чертовыми телефонными звонками или хотя бы ответил на них.

Я знаю, что веду себя неразумно, но за последние три недели я перешел от грусти к иррациональности и гневу.

— Совершенно очевидно, что эти недели значили для меня больше, чем для него.

Сейдж вздыхает.

— Что мешает тебе вернуться сейчас? Теперь, когда Рейчел вне игры и без работы, что тебя здесь держит? И не говори "я и Нова", потому что я этого не потерплю.

Все или ничего.

Ощущение, что он не хочет, чтобы я был рядом. Внутреннее ворчание, которое говорит мне, что стремление к чему-то с Кайденом закончится только душевной болью. Тот факт, что я до сих пор не нашел в себе сил попрощаться с Купером или избавиться от веры в то, что он был для меня всем и нет никого другого, кого я мог бы полюбить. Слова застревают у меня на языке, я не уверен, как озвучить доводы, которые и сам не совсем понимаю.

— Я не знаю. Ты можешь позволить мне немного разозлиться и погрустить, прежде чем попытаешься заставить меня мыслить логически? Это нормально?

Я вырываюсь. Сейдж моргает, но ничуть не выглядит обиженной. Она уже привыкла к моему настроению.

— Я думаю, Нове нужно прогуляться.

Игнорируя жалостливый взгляд Сейдж, я пристегиваю Нову обратно к своей груди, затем проверяю, что на ней все еще два носка.

Я собираю на кухне детскую сумку, когда входит моя мама с продуктами в руках.

— О, это мой любимый человечек! — восклицает она, роняя все свои покупки. Она гладит Нову по голове, прежде чем похлопать ее по спине.

— Я тоже рад тебя видеть, мам, — шучу я, и она поднимает на меня взгляд, в ее глазах теплится нежность.

— Она симпатичнее тебя, и ты живешь здесь, я вижу тебя все время. — мама пожимает плечами. — Вы вдвоем собирались уходить?

— У Джейми была истерика, и он взял Нову с собой в качестве эмоциональной поддержки, — говорит Сейдж, прислонившись к дверному косяку. Я поворачиваюсь в ее сторону с ледяным взглядом, и она хихикает. — Пока тебя не будет, я собираюсь быстренько принять душ, — говорит она, прежде чем исчезнуть наверх по лестнице.

Я помогаю маме распаковать вещи, Нова мирно спит, пока я это делаю.

— Все еще расстроен из-за Рейчел? Мне жаль, что у тебя ничего не получилось. Она казалась милой, — говорит мама. Она не знает о Кайдене, я даже не сказал ей, что видел его.

Я планировал, я так и сделал, но когда он перестал отвечать на мои сообщения, я решил, что будет лучше ничего не говорить. В этом доме никому не нужны ложные надежды.

— Да, — говорю я без особой уверенности.

— Прости, любовь моя. Иди погуляй, прочисти голову, а когда вернешься, я испеку нам блинчики.

— Спасибо, мама.

— Как бы то ни было, — добавляет она, — я не думаю, что вы с Рейчел идеально подходили друг другу. Ты никогда не смотрел на нее должным образом.

— Что ты имеешь в виду?

Нова шевелится, и я переминаюсь с ноги на ногу, чтобы успокоить ее.

— Ты смотрел на Купера так, словно он вручал тебе солнце каждый раз, когда улыбался. Ты светился, как будто любовь, которую ты испытывал к нему, невозможно было сдержать.

— Купер был... он был для меня всем.

Мама грустно улыбается мне, делая то, что делают мамы, когда смотрят сквозь тебя и заглядывают в твои самые сокровенные тайны.

— Скоро увидимся, — говорю я, затем поправляю шляпу от солнца на голове Новы. — Пойдем, звездочка, погреемся на солнышке.

У входной двери я проверяю, на месте ли мой телефон, затем открываю его и сталкиваюсь лицом к лицу с парой сверкающих голубых глаз, которые имеют надо мной слишком сильную власть.

Кайден вздрагивает, поднимает руку, делает шаг назад, затем переводит взгляд с моего лица на ребенка, привязанного к моей груди. Он такой великолепный, и я жалею, что у меня поднялась температура, когда я замечаю, что, несмотря на летнюю жару, он снова надел мою толстовку. Через одно плечо у него перекинут рюкзак, который он неловко перекладывает на другую сторону.

— Что ты здесь делаешь?

Я не хочу, чтобы мой голос звучал сердито, или, может быть, так оно и есть, потому что, черт возьми, я зол. А еще я испытываю такое гребаное облегчение, увидев его, что это злит меня еще больше.

Он кашляет и прочищает горло.

— Это ребенок Сейдж? — он делает шаг вперед и протягивает руку, которую быстро опускает. Когда я не отвечаю, он говорит снова. — Я надеялся... хм... Я хотел увидеть своего отца.

Его взгляд метнулся через мое плечо, прежде чем снова остановиться на моем лице.

Скажи, что ты тоже пришел увидеть меня.

— Его здесь нет, он вернется завтра, — говорю я ему.

Я думал об этом моменте, и в моей голове Кайден обнимает меня, мы целуемся, и он говорит мне, как сильно он скучал по мне. Он говорит, что сожалеет, что проигнорировал меня, и мы обнимаем друг друга, и все снова становится на свои места, как в те дни, когда мы провели вместе в его постели.

Этого не происходит.

Кайден неловко переминается с ноги на ногу, между нами нарастает тошнотворное напряжение.

— О, хорошо, я могу вернуться завтра. — он поворачивается, чтобы уйти, но останавливается. — Прости, что не позвонил перед приездом, — наконец говорит он.

— Зачем тебе это, ты же со мной не разговариваешь, помнишь? — я усмехаюсь, мой голос жесткий и холодный, поэтому он не знает, как сильно он на меня влияет. Глаза Кайдена ненадолго закрываются, прежде чем снова поймать мой взгляд, голубые глаза изучают мои. Я изо всех сил стараюсь овладеть собой, сохраняя непроницаемое выражение лица.

— Ты злишься на меня, — заявляет он. — Я это заслужил, но я могу объяснить.

— Я не сержусь, я... — я качаю головой. — Твой папа будет рад, что ты здесь, — говорю я, меняя тему.

Он прикусывает нижнюю губу, затем облизывает ее, при этом кольцо на его языке высовывается наружу.

— Ты рад, что я здесь? — спрашивает он тихим голосом.

Тяжело сглатывая, я смотрю на Нову, а затем снова на Кайдена. Прежде чем я успеваю ответить, позади меня раздается тихий вздох, за которым следует дрожащий голос моей мамы.

— Кайден? — она подходит, чтобы встать рядом со мной, ее плечо натыкается на мою руку. — Не могу поверить, что ты здесь.

Когда я смотрю на маму, у нее влажные глаза и мягкая улыбка.

— Привет, Мария, — говорит Кайден. — Я хотел увидеть своего отца, но Джейми сказал, что его нет дома. Извините, что побеспокоил вас, я зайду завтра.

Кайден делает шаг назад, но моя мама бросается вперед и заключает его в объятия.

— Ты никому не мешаешь. Я так рада тебя видеть.

Ее светлые волосы резко контрастируют с его темными локонами, когда она крепче обнимает его. Мама что-то шепчет ему на ухо, и Кайден кивает, его собственные глаза блестят от непролитых слез. Я неподвижно стою у двери и смотрю, как мама берет Кайдена за руку и ведет его в дом.

— Кайден собирается остаться здесь на ночь, — говорит она. Мое сердце бешено колотится, так громко отдается в ушах, что я удивляюсь, как она не слышит этого.

Мама наклоняется ко мне и говорит строгим, без всякой ерунды голосом.

— Будь милым, Джейми. Я знаю, у вас двоих были свои проблемы, но сейчас он дома, и моему мужу это нужно.

Она понятия не имеет, как сильно я умолял его вернуться, как сильно я хочу, чтобы он был здесь. Не только ради Дункана, но и ради меня тоже. Вместо того чтобы что-то сказать, я просто киваю. Кайден бросает на меня застенчивый взгляд, прежде чем последовать за ней на кухню.

— Твой дядя Джейми испытывает что-то большое к этому человеку, — бормочу я Нове. — Но твой дядя еще и большой запутавшийся человек.

Она открывает свои голубые глаза и моргает, глядя на меня, прежде чем засунуть кулак в рот и снова заснуть.

Глава 29

Кайден

Джейми выглядит хорошо. Слишком хорошо — и ни капельки не рад меня видеть. Весь день он держится на расстоянии, приберегая все свои улыбки для Сейдж и ребёнка. То, как он ведёт себя с ними, заставляет меня чувствовать себя лишним. И если бы не тот факт, что я проделал весь этот путь, чтобы увидеть отца — на что ушли все мои силы, — я бы, наверное, уже уехал. Я сказал Дариусу, что Джейми вернётся к своей обычной жизни, и, похоже, оказался прав.

Я сосредотачиваюсь на Марии, стараясь сдержать ревность, когда Джейми снова смеётся над чем-то, что сказала Сейдж. Мария готовит вегетарианское угощение, и аромат чеснока с сыром наполняет всю комнату. Её тёплая улыбка и желание заботиться о нас напоминают мне праздничный ужин, который она приготовила для нас с Купером. Вся еда, подарки, любовь — всё, что она вложила, чтобы сделать тот вечер особенным.

Сожаление накатывает, когда я вспоминаю, как холодно вёл себя с ней раньше. Как даже не потрудился приехать на их свадьбу. У Марии было достаточно причин, чтобы не хотеть меня в своей жизни, и всё же она здесь — устраивает суету и болтает со мной, будто я никогда не убегал и не оставлял её с убитым горем отцом.

Наблюдение за тем, как Мария движется по кухне, невольно напоминает мне о том, как её сын делает то же самое — только менее грациозно и с куда большим количеством ругательств. Мысль об этом вызывает странное сжатие в животе, и по щекам разливается тепло, когда я вспоминаю другие вещи, которыми мы с Джейми занимались на моей кухне.

Мария протягивает мне тарелки, и я несу их в столовую, потом сажусь напротив Джейми.

— Надолго ты останешься? — спрашивает Сейдж, её взгляд скользит от меня к Джейми и обратно. Я уверен, что она в курсе всего, что произошло между нами, и этот вопрос адресован в равной степени и ему, и мне.

— Мне нужно вернуться на работу в четверг, так что пробуду здесь ещё пару дней. Мария говорит, что папа вернётся из поездки завтра. Думаю, всё будет зависеть от того, как он отреагирует на моё появление.

Я пожимаю плечами, и желудок сжимается при мысли, что он может не захотеть видеть меня.

— Я же говорила тебе, милый, твой папа будет в восторге, — говорит Мария, подходя к нам с огромной миской салата в одной руке и заправкой в другой.

— Джейми, принеси, пожалуйста, пасту с кухни?

Я смотрю вслед Джейми, выходящему из комнаты, и вдруг замечаю на стене большую фотографию, которая ускользнула от моего внимания раньше. Это снимок, который я знаю слишком хорошо — мы вчетвером лежим и смотрим на звёзды в ночь моего двадцатилетия.

— Это моя любимая фотография, — говорит Мария, заметив мой взгляд.

— И моя тоже, — отвечаю я. — У меня есть копия рядом с кроватью.

Хотя она спрятана в ящике, потому что смотреть на неё слишком больно.

Но сейчас, впервые с тех пор как мы потеряли Купера, я смотрю на снимок и вижу не только утрату — а то, что мы обрели. Семью.

Когда Джейми возвращается, мы садимся за стол. Больше всех говорят Сейдж и Мария, поддерживая лёгкую, уютную беседу. Джейми всё время держит Нову на руках, не сводит с неё глаз — она поразительно похожа на свою мать.

Мария спрашивает меня, чем я сейчас занимаюсь и где живу. Судя по тону, у меня складывается чёткое ощущение, что она не знает о нашей с Джейми встрече. Это становится окончательно ясно, когда она упоминает, что Джейми совсем недавно ездил в рабочую поездку — в тот самый город, где сейчас живу я.

После ужина Сейдж забирает Нову и, извинившись, говорит, что ей пора домой.

— Я могу подвезти тебя, — предлагает Мария. — У меня скоро книжный клуб, а он как раз рядом с твоим домом.

Джейми, а почему бы тебе не пригласить Кайдена куда-нибудь сегодня вечером? Поболтаете, проведёте время вместе.

— Даа, Джей, это было так давно. Уверена, вам есть что наверстать, — добавляет Сейдж, растягивая «даа» с намёком.

Джейми бросает на неё хмурый взгляд, но в ответ получает лишь её озорную ухмылку. Если Марию смутил комментарий, она виду не подаёт.

— Можешь остановиться в своей старой комнате. Джейми принесёт тебе свежее постельное бельё, — говорит Мария, вставая и начиная убирать со стола.

— Много указаний для Джейми, которыми можно разбрасываться направо и налево, — холодно отзывается он, вставая и забирая тарелки у матери. — У меня планы на вечер.

Он выходит из кухни, и я чувствую, как во мне сдувается весь воздух. Кажется, я совершил ошибку, придя сюда. Надеюсь, встреча с отцом будет хоть чуть-чуть теплее.

— Не обращай на него внимания, Кайден, — говорит Мария с грустной улыбкой. — Он тяжело переживает разрыв и многое держит в себе.

Как только она выходит из комнаты, я смотрю на свои руки, избегая взгляда Сейдж. Но она, конечно, не промолчит.

— Его настроение никак не связано с расставанием с Рейчел, — говорит она, и я поднимаю глаза. Нова у неё на коленях, она прижата к груди, и её крошечные голубые глаза смотрят прямо на меня.

— Но ты и сам это знаешь.

— Я знаю, — признаю я. — Он злится из-за меня.

— Бинго, — усмехается Сейдж. — Он думал, что ты — нечто особенное. А потом ты начал его игнорировать.

Она бросает взгляд на дверь, затем снова на меня.

— Джейми всегда знал, чего хочет. Он никогда не боролся с этим… до тебя. Ты всё перевернул вверх дном, а потом просто оттолкнул его.

— Я не хотел, — защищаюсь я. — Я просто… — качаю головой, потому что это прозвучит особенно плохо перед Сейдж. — Я просто расстроился, что он ушёл.

Мой взгляд опускается на ребёнка.

— Я понимаю его доводы, но он даже не сказал, что вернётся. Как будто всё, что было между нами, для него было просто увлечением.

Она кивает, и, к моему удивлению, совсем не выглядит обиженной.

— Ты просил его вернуться? Потому что, насколько я знаю, он просил тебя приехать сюда. Он показал, чего хотел, когда попросил об этом.

Джейми не заводит интрижек. Он не рисковал своим сердцем с тех пор, как потерял Купа.

Я вспоминаю, как он умолял меня поехать с ним тогда, как сильно мне не хватило храбрости просто согласиться. Жалею, что не попросил его вернуться. Жалею, что мы даже не поговорили об этом, не попытались найти способ быть вместе, несмотря на расстояние.

Но желания ничего не значат, особенно для меня.

Сейдж качает головой, поднимается с ребёнком на руках и сумкой через плечо, встаёт в дверях.

— Послушай, если хочешь знать моё мнение: вы оба не умеете говорить друг с другом. Он злится, потому что ты его игнорировал. А ты игнорировал его потому что… я даже не знаю, почему, но уверена — у тебя были свои причины. Что угодно.

Это неважно. Вы уже не дети — разберитесь с этим.

Она уходит, не говоря больше ни слова, а я думаю лишь о том, как повезло этому ребёнку, что у него такая мама, как Сейдж.



Я лежу без сна на своей кровати, прислушиваясь к тому, как мой сводный брат топает по своей комнате. Мария всё ещё не вернулась, и, насколько я знаю, он никуда не выходил, несмотря на заявленные планы.

Джейми не жил здесь, когда жил я, но Мария и мой отец всё равно выделили ему комнату. Спустя какое-то время после смерти Купера он переехал в неё. Сейчас он всего в нескольких футах от меня, но расстояние между нами кажется целым океаном.

Кожа зудит, ноги не находят себе места, я ворочаюсь, стараясь не обращать внимания на внутреннюю боль, которая просит одного — увидеть его. Прикоснуться. Поцеловать.

Игнорируя ту часть себя, которую неудержимо тянет к Джейми, я собираю всю волю в кулак, чтобы не постучать в его дверь.

Вдруг начинает играть громкая музыка. The Whole of the Moon разрывает тишину дома и просачивается в мою комнату. Звук становится громче, и я уверен — он делает это нарочно, чтобы подразнить меня. Когда песня звучит на повторе уже в третий раз, я с раздражением вылезаю из кровати и распахиваю свою дверь, в несколько шагов подхожу к его закрытой.

Он открывает её после пары громких ударов, и я задерживаю дыхание, когда вижу, насколько захватывающе он выглядит: в обтягивающей белой рубашке и синих джинсах.

— Ты не мог бы сделать потише, пожалуйста?

Он хмурит брови, разглядывая меня — я в чёрных джинсах и толстовке с капюшоном.

— Нет, — отвечает он прямо, достаточно громко, чтобы перекричать музыку. — Я всё равно скоро ухожу.

Джейми разворачивается и уходит вглубь комнаты, а я, не задумываясь, иду за ним. В его комнате пахнет им — сильно и узнаваемо. Кровать не заправлена, одежда грудами валяется на столе. Я осматриваю всё вокруг, прежде чем снова остановить взгляд на его плечах.

Он воплощение силы и уверенности, но в нём есть что-то мягкое, тёплое и спокойное — такое, что каждый раз, когда он рядом, мне хочется раствориться в нём без остатка.

Охваченный раздражением — и из-за него, и из-за себя, из-за этой болезненной потребности в сводном брате — я выключаю колонку из розетки. Комната погружается в тишину.

— Я думал, ты уходишь? — мой голос звучит твёрже, чем я хотел.

Когда он оборачивается, его глаза темнеют, и на лице появляется голодное выражение, от которого у меня учащается пульс.

— Да, — отвечает Джейми, делая шаг ближе. Я наблюдаю, как его грудь поднимается и опускается с каждым вдохом. — На свидание, — добавляет он.

— О. — Моё сердце падает, а разум кричит: уходи. Но я никогда не был тем, кто делает правильный выбор. — Она красивая?

Я не знаю, зачем продолжаю мучить себя этим вопросом.

Джейми подходит ближе. Его голова чуть склоняется набок, пока он внимательно меня изучает. Я выпрямляюсь, стараясь не показать, как дрожит моё тело. В воздухе повисает напряжение, горячее и плотное, как пар. Желание разливается по венам, затылок покрывается потом.

— Он, — говорит Джейми. — И да, он симпатичный.

Моё горло сжимается. Я с трудом сглатываю, и его взгляд тут же останавливается на моём кадыке.

— Ты собираешься трахнуть его?

Я сжимаю руки по швам, чтобы не дотянуться до него. Эта игра, в которую мы играем, внезапно кажется пугающе знакомой.

Поразительные зелёные глаза Джейми останавливаются на моих губах.

— Если он этого захочет, — говорит он, и его голос низко вибрирует между нами. Он так близко, что я чувствую жар, исходящий от его мускулистого тела. — Ты хочешь этого?

Расстояние между нами исчезает, и я остро ощущаю бешеный стук сердца и кровь, пульсирующую в ушах.

Он облизывает губы.

— Кажется, то, чего я хочу, больше не имеет значения.

Он заполняет собой всё: мои мысли, дыхание, желание. Я не могу остановиться. Я хочу его. Больше, чем хочу следующего глотка воздуха с его запахом.

Мои руки ложатся ему на грудь. Одна сжимает ткань рубашки, другая скользит под подол, поднимая её, пока мои пальцы блуждают по его упругому животу. У него перехватывает дыхание, и в тот же момент его руки находят мои бёдра, прижимая меня к себе с неумолимой силой.

Почему именно он? Почему моё глупое сердце должно было споткнуться — и упасть прямо в его руки?

— Чего ты хочешь, Джейми?

Мой лоб прижимается к его, и наши глаза остаются прикованы друг к другу.

— Скажи, что скучал по мне, — шепчет он. — Скажи, что хотел меня увидеть, даже если это будет ложь.

— Это не было бы ложью. — Я наклоняюсь и мягко касаюсь его губ. — Я скучал по тебе. Я хочу тебя. — мои губы резко прижимаются к его, и поцелуй становится жадным. — Я никогда никого не хотел так сильно.

Джейми углубляет поцелуй, его язык скользит внутрь, заглушая мои стоны.

— Я всё ещё злюсь на тебя, — выдыхает он, его руки скользят от моих бёдер к ягодицам.

Он притягивает меня ближе, наши напряжённые тела соприкасаются, вызывая мурашки. Его губы находят место под моим ухом, и я вздрагиваю от внезапной волны желания.

— Мне не нравится, когда ты меня игнорируешь.

— Прости, — шепчу я, пока он жадно сжимает меня. — Я думал, что больше не нужен тебе.

Он зарычал и снова впился в мои губы, а затем крепко обхватил моё лицо ладонями.

— Ты сводишь меня с ума.

— Позволь мне загладить свою вину, — говорю я, моя рука скользит к его паху.

Джейми лукаво улыбается, затем кладет руки мне на плечи и не очень деликатно надавливает, пока я не падаю на колени, мой взгляд останавливается на пряжке его ремня и выпуклости на джинсах. Он срывает с себя рубашку, и я любуюсь впадинами, которые доходят до краев его джинсов с низкой посадкой.

— Может, это неправильно, Кайден. Но ты мне нужен. — он расстегивает ремень и молнию на джинсах. — Возьми меня.

Утыкаясь носом в его расстегнутую ширинку, я вдыхаю его запах, затем делаю, как он приказал. Вытаскивая его твердый член из боксеров, я выпрямляюсь, а затем облизываю его от основания до кончика.

— Я хочу наказать тебя за то, что ты оттолкнул меня. — его руки находят опору в моих волосах, и я смотрю на него снизу вверх. — Но в то же время я хочу боготворить каждый дюйм твоего тела.

— Сделай и то, и другое, — предлагаю я, обхватывая губами его твердую длину. Он издает глубокий стон и крепче сжимает мои волосы, дергая до тех пор, пока у меня не начинают слезиться глаза.

— Вот и все, солнышко. Пососи меня. Покажи мне как сильно ты скучал по мне.

Втягивая щеки, я сосу сильнее, одновременно вбирая его глубже в свой рот. Его хватка в волосах становится все более болезненной, но это только подстегивает меня, заставляя мой собственный член пульсировать в джинсах.

Джейми смотрит на меня сверху вниз, его губы приоткрываются в идеальной букве О, в то же время он начинает двигать бедрами. Удерживая мою голову неподвижно, он трахает мое горло, его толчки становятся все более сильными с каждым движением. Разжав челюсть, я позволяю ему взять контроль в свои руки, давясь каждый раз, когда он попадает мне в горло.

—О, черт, черт, я собираюсь трахать твое горло так сильно, что ты будешь чувствовать меня там несколько дней.

Стон вырывается из меня, и я поспешно расстегиваю ширинку и освобождаю свой ноющий член, в то время как Джейми врывается в меня, как дикое животное. Он прижимает свой член глубоко к моему горлу, мой нос прижимается к жестким волосам у его основания, пока у меня перед глазами не начинает плыть. Затем он вырывается, и я резко втягиваю воздух, прежде чем он делает это снова и снова.

—Боже, ты такой идеальный. Давишься моим членом, как хороший гребаный мальчик.

Я всхлипываю от его слов — мой разум затуманен, тело теплое и податливое, я плаваю в море ощущений. Я теряю представление обо всем вокруг, и когда его движения сбиваются и густая, соленая сперма покрывает мое горло, я едва в состоянии проглотить все это. При кашле часть жидкости стекает из уголков моего рта на подбородок. Джейми вырывается, трется своим членом о мои губы и при этом бормочет ‘прекрасно’, затем поднимает меня с пола и бросает на свою кровать. Он срывает с себя оставшуюся одежду, затем осторожно снимает всю мою, пока я не оказываюсь обнаженный.

Джейми накрывает меня своим телом, его рот находит мою шею и прижимается к ней, пока кожу не начинает покалывать. Его истощенный член дергается у моего бедра, когда он целует мою шею и слизывает свою сперму с моей кожи.

— Посмотри на меня, — говорит он, покрывая целомудренными поцелуями равнины и впадины моего тела.

Он прикасается к каждой частичке меня, кожа оживает и покалывает от ощущений. Когда он раздвигает мои ноги и его язык находит мою дырочку, в то же время его рука сжимает мой член, мои легкие перестают работать, и я уплываю в дымке чистого, раскаленного добела удовольствия.

— Ты такой красивый, я не могу перестать смотреть на тебя. — он целует мой ободок, в то время как его рука совершает круговые движения вокруг моего члена. — Я не могу перестать мечтать о тебе. — Джейми лижет и покусывает мою дырочку. — Я не могу перестать думать о том, насколько ты идеальный. Для меня. Только для меня.

Его рука медленно двигается по моему члену, пока он лижет, сосет и исследует мою дырочку. Он не отпускает, пока слезы не текут из моих глаз, и я умоляю его заставить меня кончить.

Джейми останавливается, отстраняясь, чтобы осмотреть мое раскрасневшееся, потное тело, и я стону, разгоряченный, нуждающийся и желающий. Блядь, я так сильно хочу.

Он наклоняется надо мной, его рука ласкает мой член, а рот нависает над моим. От него пахнет мускусом, и я понимаю, что он пахнет ... как я.

— Ты хочешь этого? Быть моим?

Всхлипы срываются с моих губ, и мое тело извивается под ним, пока он овладевает мной, жестко и быстро.

—Скажи это.

—Да! — я вскрикиваю, удовольствие выплескивается из меня, когда я киваю головой — от его слов, от его прикосновения, от чистой правильности момента.

Мой. Это слово рикошетом отдается в моем сознании.

Джейми Дюран, возможно, никогда не собирался быть моим, но, возможно, жизнь не так пряма — возможно, то, чему не суждено было случиться, однажды может случиться. Когда он укрывает нас пуховым одеялом и я прижимаюсь к нему, я надеюсь, что я прав.

Все переводы собраны здесь:

#+ggHu7VlUyVczMzQ0

Глава 30

Джейми

— О боже, мне следовало постучать.

Испуганный голос моей матери вырывает меня из действительно прекрасного сна. Холодный воздух бьёт в бок, когда тёплое тело рядом со мной резко вскакивает. Открывая глаза, я вижу маму, которая с округлившимися глазами смотрит на Кайдена, раскрасневшегося до корней волос.

Чёрт.

— Мам, — стону я. — Ты не можешь вот так врываться! Уходи, пожалуйста.

Я натягиваю одеяло выше на голову, затем хватаю Кайдена за ногу и утаскиваю его обратно под одеяло. Его тёплая, обнажённая кожа прижимается к моей, и я утыкаюсь носом в его шею. От него пахнет теплом, сном и мной.

— Извини. Чёрт. Я просто хотела спросить, не видел ли ты Кайдена. Хотя теперь, очевидно, — бормочет она. — Дункан будет дома через пару часов, и я хотела ему сказать. Если можешь передать… Господи, это так неловко.

— Мам, ты не делаешь ситуацию менее неловкой. Он получил сообщение, просто уходи, пожалуйста, — говорю я.

Кайден смотрит на меня широко распахнутыми глазами, брови сведены, нижняя губа зажата между зубами. Я мягко оттягиваю её большим пальцем, а потом наклоняюсь и целую.

— Ладно, ухожу. Может, в следующий раз повесишь на дверь носок? Хотя нет, я просто постучу, — бормочет она. — Эм... Джейми?

Я улыбаюсь Кайдену и отвечаю ей, благодарный за большое пуховое одеяло, которое спасает нас от ещё большего позора.

— Да, мам?

— Это ведь не впервые, правда? Нет, не отвечай! Я слишком любопытна. Прости. Всё, я действительно ухожу.

Когда дверь закрывается, Кайден сбрасывает с нас одеяло и садится, тело у него напряжено. Он смотрит в ту сторону, где ещё секунду назад стояламоя мама.

— Прости. Мне, наверное, стоило вернуться в свою комнату.

— За что ты извиняешься?

Я целую его в щеку и переворачиваюсь, чтобы он мог прислониться спиной к моей груди.

— Потому что ты не хотел, чтобы они знали о нас. Я не говорю, что мы — это что-то серьёзное… Но ты понимаешь, о чём я.

Я тихо смеюсь, покусывая нежное местечко у основания его шеи. Его тело вздрагивает, и я снова целую туда, оставляя любовные отметины, пока он не начинает хныкать и прижиматься ко мне.

Перекатив Кайдена на спину, я устраиваюсь, положив голову ему на живот, и начинаю играть с его пупком, обводя пальцем татуировку, опоясывающую его, и глядя в его сапфирово-голубые глаза.

— Мне всё равно, кто знает. Но нам, наверное, стоит поговорить о том, что всё это значит. И чего мы хотим. Я бы хотел, чтобы это было больше, чем просто секс.

Губы Кайдена растягиваются в улыбке.

— Мне бы тоже этого чертовски хотелось.

— Хорошо, — шепчу я, прижимаясь носом к его животу, а затем целую чуть ниже, пока не раздвигаю его ноги и не провожу губами по коже внутренней стороны бедра.

— Они новые, — замечаю я, целуя особенно яркую царапину. Его мышцы напрягаются под моими прикосновениями. Я бы хотел забрать всю его боль, вытянуть её из него, но знаю, что исцеление так не работает. Оно не приходит за одну ночь, не лечится несколькими сеансами терапии и не исчезает только от любви и заботы другого человека. Это путь, которым он должен идти сам. А я просто хочу идти рядом и держать его за руку столько, сколько потребуется.

— Я знаю, — едва слышно говорит он. — Я стараюсь. Но иногда… всё равно не помогает.

Целуя его бедра в последний раз, я кладу голову на подушку рядом с ним, и он поворачивается, так что мы оказываемся нос к носу.

— Тебе не нужно мне ничего объяснять, — говорю я. — Но пообещай, что если тебе захочется с кем-то поговорить, ты это сделаешь. Я всегда готов выслушать, если ты выберешь меня. Мне нужно, чтобы с тобой всё было в порядке, Кайден. Я знаю, это звучит эгоистично, но я не могу... не могу потерять и тебя тоже. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив и в безопасности.

Он кивает, и его руки ложатся на мои бёдра.

— У тебя действительно должно было быть свидание прошлой ночью? — спрашивает Кайден, оставляя следы на моей шее своими губами.

— Может быть. А может, я просто хотел подразнить тебя — разозлить настолько, чтобы ты почувствовал себя обязанным поцеловать меня.

Кайден смеётся, всё ещё касаясь моей кожи губами, потом хлопает меня по животу.

— Мудак, — говорит он, отстраняясь, и на его лице появляется мягкая, тёплая улыбка.

— Я ведь злился на тебя, помнишь? Тогда это казалось вполне справедливым.

Он падает на меня, и я тону в его смехе. Он сладкий, как мёд, и тёплый, как летний ветер. Это редкое сокровище, которое удаётся увидеть немногим, и я хочу впитывать каждую секунду.

Когда он затихает, его голубые глаза сияют, искрятся светом.

Моё сердце подпрыгивает, а грудь наполняется лёгким трепетом. Кайден прижимается ко мне лбом.

— Как думаешь, у нас могло бы получиться что-то хорошее?

Я целую его. Сильно, глубоко. Надеясь, что этот поцелуй скажет ему больше любых слов — насколько, по-моему, мы можем быть чем-то настоящим.



Пока Кайден в душе, я спускаюсь вниз и нахожу маму в гостиной с kindle в руках. Из динамиков, встроенных в стены, негромко льётся музыка.

— Доброе утро, — говорит она, и на её губах появляется ухмылка, когда я плюхаюсь в кресло напротив. — Спокойная ночь?

— Мам, — говорю я невозмутимо. — Давай, говори всё, что хочешь. Задавай свои вопросы.

Я раскидываю руки, ладонями вверх.

— На самом деле, я даже не знаю, с чего начать. Я, конечно, заподозрила что-то, когда ты вернулся домой после своей рабочей поездки — она показывает кавычки в воздухе, — выглядел так, будто подрался с пылесосом, а потом в тот же день тебя бросила девушка. Но Кайден? — она трет затылок и смотрит куда-то мимо меня. — Я думала, ты с ним больше не общаешься. И вообще, что ты его ненавидел.

— Я не... Он просто позвонил. — Я не вдаюсь в подробности — кто именно и почему, это не моя история. — Я никогда его не ненавидел. У нас были разногласия, да, но с тех пор прошло много времени, и мы оба изменились. — Я потираю колени, глядя на тыльную сторону рук. — Я никогда не ожидал ничего подобного. Я просто увидел его — и... всё как-то само произошло.

Игривость в мамином голосе исчезает, когда она снова заговорила — уже серьёзно:

— Ты знаешь, мне всё равно, с кем ты встречаешься. Но, Джейми... ты уверен, что делаешь это по правильным причинам?

— Что ты имеешь в виду?

Я тут же напрягаюсь, руки сжимаются на коленях.

— Не лги мне, — говорит она твёрдо. — Я твоя мама, и я знаю, что ты годами лгал мне.

Её брови сходятся в прямую линию, и тонкие черты лица вдруг кажутся куда строже обычного. Но в глазах — беспокойство, не злость.

— Ты был на могиле Купера?

Этот вопрос вырывает из меня весь воздух. Всё это время я думал, что она поверила моей лжи. Что я всё хорошо спрятал. А теперь мне кажется, что я сам себе врал больше всего.

— Не смотри на меня так, Джей, — её голос мягче, но не менее серьёзен. — Я знаю, что это Сейдж оставляла там цветы. Я никогда тебя не осуждала — мы все справляемся с горем по-своему. Вот почему я и молчала до сих пор.

Она делает паузу, вглядываясь в меня.

— Но меня беспокоит, что ты можешь использовать Кайдена, чтобы заполнить ту пустоту, которую оставил после себя Купер.

Мои руки находят волосы, я дергаю себя за кончики, закрываю глаза, пытаясь унять водоворот эмоций, бурлящий внутри. Я ещё не справился со смертью Купера, но дело с Кайденом совсем в другом. Это не способ справиться. Это отдельно от того, что я чувствовал — или чувствую — к Купу.

— Я не жду, что ты поймёшь, мам. Но ты ошибаешься. Может, я и не отпустил Купера полностью… — я вздыхаю, — но Кайден — это не способ заполнить пустоту. Я не с ним, чтобы чувствовать себя лучше. Я не смотрю на него и не вижу Купера. И не потому, что они не похожи — все знают, что они похожи, — а потому что Кайден совсем другой. И чувства к нему другие.

Трудно объяснить маме, что именно я чувствую, особенно когда сам ещё не до конца это понимаю. Всё, что я знаю сейчас — когда я смотрю на Кайдена, я чувствую себя счастливым.

Мама опускается передо мной на колени, кладёт руки мне на колени. До меня доносится её запах лаванды, и на секунду я снова становлюсь тем маленьким мальчиком, который ищет у мамы ответы на все вопросы.

— Он мне нравится. Не из-за Купера, а из-за того, кто он есть. Он забавный, умный и, наверное, самый раздражающий человек, которого я знаю, но я всё равно хочу быть с ним. Разве этого недостаточно?

Она касается моей щеки, и я накрываю её ладонь своей рукой.

— Я не могу ответить за тебя. Я просто не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал. Господь свидетель, тебе этого хватило бы на всю жизнь.

— Я знаю, — шепчу я, прикусывая нижнюю губу. — Я не собираюсь причинять ему боль.

Я замечаю движение краем глаза, и мама встаёт, поправляя свой розовый сарафан. В дверях стоит Кайден — в своих обычных чёрных джинсах и аккуратно выглаженной тёмно-синей рубашке с короткими рукавами. Он играет с пирсингом в языке, его взгляд метается от моей мамы ко мне и обратно. Я не знаю, сколько он услышал, но по выражению его лица понимаю — он точно заметил тревогу в глазах моей мамы.

Встав, я подхожу к нему и обнимаю за талию, затем нежно провожу губами по его щеке.

— Ты выглядишь очень привлекательно, солнышко, — говорю я.

Он тихо вздыхает и прижимается ко мне. Его тело дрожит — совсем слегка, почти незаметно, но я чувствую это, потому что держу его близко.

— Ты в порядке? — шепчу я.

Он прижимается щекой к моей, так что его губы оказываются у моего уха.

— Чертовски нервничаю. А что, если он не хочет, чтобы я был здесь?

Я мягко высвобождаю одну руку из его объятий, беру его за ладони и веду наверх, обратно в свою комнату. Там я обнимаю его лицо ладонями, ощущая щетину на его щеках, в то время как его руки остаются на моей груди — одна над сердцем, другая скользит под рубашку, рисуя узоры на моих рёбрах.

— Ты имеешь полное право чувствовать то, что чувствуешь, — говорю я. — Но я обещаю тебе: твой отец будет рад видеть тебя. И я говорю это не для того, чтобы заставить тебя чувствовать себя виноватым.

Глаза Кайдена сужаются, у их уголков появляются крошечные морщинки, делающие его старше его двадцати трёх лет.

— За последние три года он говорил, как хочет увидеть тебя, столько раз, что я уже сбился со счёта. Он действительно этого хочет. Мы все этого хотим.

Его плечи остаются напряжёнными, но мои слова будто стирают часть тяжести с них. Его тело всё ещё немного дрожит, но губы растягиваются в медленной, осторожной улыбке. Я целую его в лоб, потом в нос, а затем — в фиолетовый след от укуса на шее.

— Это будет забавно объяснить, — шучу я, облизывая ушибленную кожу и вырывая у него сладчайший стон. Его глаза закрываются, и он проводит ногтями по моему животу, заставляя мышцы напрячься. Игриво я разворачиваю Кайдена и притягиваю его так, что его спина оказывается на одном уровне с моей грудью.

— Твой отец вернется меньше чем через двадцать минут, — говорю я, прижимаясь к его спине. — Как насчет того, чтобы немного отвлечься, снять напряжение?

Мои руки медленно скользят вверх и вниз по его груди, по гладкой ткани рубашки, которая идеально подчеркивает каждую линию его тела. Я прижимаюсь губами к его уху и шепчу:

— Думаешь, у нас есть время на пару минут уединения?

Я прикусываю мочку его уха, и он вздрагивает, мягко прижимаясь ко мне. Его дыхание становится тяжелее, и он находит мою руку, переплетая наши пальцы.

— Не знаю… — шепчет он с усмешкой. — Ты хорош, но, может, не настолько быстр.

Я усмехаюсь и провожу пальцами вверх по его груди, останавливаясь на шее, где ощущаю, как у него перехватывает дыхание. Моя ладонь замирает на его кадыке, и я легко прижимаю пальцы, ощущая биение его пульса.

— Ты не должен бросать мне вызов, солнышко, — говорю я с теплой, игривой хрипотцой. — Может, у тебя не останется сил дождаться отца.

Кайден хихикает и откидывает свою задницу назад, так что она трется о мою эрекцию. Одной рукой схватив его за шею, другой я вытаскиваю его член из боксеров, поглаживая его медленными, мучительными движениями.

— Мне не нравится, что ты не в моей толстовке, — шепчу я, потому что внезапно испытываю такое собственническое чувство к этому мужчине, что у меня возникает непреодолимое желание постоянно видеть его в моей одежде. В этой мысли есть что-то первобытное и неотложное, что заставляет меня подтолкнуть его к столу и поспешно расстегнуть джинсы. Непреодолимая потребность быть внутри него.

Мы работаем вместе, неистово двигая конечностями, пока он не оказывается обнаженным, его спина выгнута дугой, локти упираются в стол. Линия его позвоночника под безупречной бледной кожей возбуждает меня, и я провожу по ней языком от кончика, под его черными локонами, до основания, чуть выше круглой, пухлой задницы.

— Ты опьяняешь, — хрипло произношу я, позволяя своим рукам блуждать по его гладкой коже, забывая о том, что мы спешим. — Я не могу насытиться.

Моя рука скользит между его ягодиц, и он вздрагивает, его дырочка сжимается, когда мой палец нежно касается ее.

Звук закрывающейся дверцы машины и голоса у входа заставляют Кайдена резко выпрямиться, и он сталкивается со мной, почти теряя равновесие. Когда он оборачивается, его щёки окрашены в самый красивый оттенок розового, что я когда-либо видел, а в глазах читается смесь тревоги и решимости. Такие тёмные, притягательные... Я не могу удержаться — несмотря на то, что он пытается привести себя в порядок, я беру его за шею и притягиваю ближе, целуя с нежной решимостью.

Кайден стонет, и мои яйца болят, и я очень близок к тому, чтобы сказать к черту это и все равно наклонить его, когда он отстраняется и вытирает свои потрескавшиеся губы.

— Позже, — выдыхает он, пытаясь пригладить растрёпанные волосы. — Мне нужно сделать это сейчас. Пока не передумал.

— Позже, — повторяю я, обещая. Затем помогаю ему привести себя в порядок, чтобы он не выглядел так, будто только что едва не поддался искушению за пару мгновений до встречи с отцом после трёх лет разлуки.

С засосами уже ничего не поделать, но он поднимает воротник, пытаясь скрыть их, что придаёт ему вид слегка небрежного рокера — своего рода маска, за которой он прячет тревогу.

Сделав глубокий вдох, я наблюдаю, как он собирается с мыслями, бормочет себе под нос что-то ободряющее, затем тихо открывает дверь и выходит. Я иду за ним, готовый подхватить его, если всё пойдёт не по плану.

Глава 31

Кайден

Я не знаю точно, когда понял, что забыл, как звучит Купер. Чем дольше его не было, тем труднее вспоминать мельчайшие детали — его запах, звук его смеха. Я ожидал, что с отцом будет то же самое. Но когда захожу на кухню, первая мысль — он звучит так же, как и всегда. Его голос — тёплый, глубокий. Он никогда не был шумным человеком: твёрдым, когда нужно, он не кричал и не повышал голос, но и не говорил слишком тихо.

— Я до сих пор не могу поверить, что никто из его коллег не пришёл… Мне так жаль этого парня, — говорит папа Марии. Он стоит ко мне спиной и раскладывает сумку с ноутбуком на стойке. Когда я вхожу, она поднимает голову, и на её лице появляется улыбка. Папа замечает это и медленно поворачивается, следя за её взглядом.

Когда он видит меня, бумаги выпадают у него из руки и шурша падают на стойку.

— Кайден? — спрашивает он. Его голос дрожит, полон благоговейного неверия, словно он не может поверить своим глазам. Позади меня Джейми кладёт руку мне на поясницу и мягко подталкивает вперёд.

Папа делает шаг навстречу. Его глаза блестят, а подбородок дрожит.

— Привет, пап.

Эти два слова, должно быть, сильно ударили его, потому что у него подгибаются колени, и я тут же бросаюсь вперёд, хватаю его. Он выше меня, но намного худее, чем я помню. Его тёмные волосы тронуты сединой, особенно на висках, но он всё тот же мужчина, которого я знал. Тот, кто перевязывал мне колено, когда я упал с велосипеда, тот, кто трижды смотрел шоу Питера Пэна и в конце каждого раза вставал и подбадривал меня, и который никогда не разочаровывался во мне, даже когда я его отталкивал.

— Это реально, да? — говорит он, кладя руки мне на плечи и отодвигая меня назад. Его взгляд скользит по мне с головы до ног. — Я уже начал думать, что больше никогда тебя не увижу.

Слёзы текут по его лицу, скрываясь в темной бороде, которую он отрастил с тех пор, как я видел его в последний раз.

Кажется, мы обнимаем друг друга часами, ни слова не произнося. Я чувствую биение его сердца и прерывистое дыхание. Где-то на кухне кто-то включает чайник, и вдалеке лает собака. Но ни один из нас не отпускает другого.

— Прости меня, — всхлипываю я, уткнувшись лицом в его шею. — Прости за всё это. За то, что поверил маме, за то, что выбрал её, за то, что был таким ужасным сыном. Мне очень жаль. Я стоил нам слишком дорого, папа. Я стоил нам Купера.

— Эй, — говорит он хриплым от эмоций голосом, заставляя меня взглянуть ему в глаза. — Ты ничего подобного не сделал. Ты был ребенком, когда твоя мать ушла, и мы использовали тебя и твоего брата как оружие друг против друга. Это наша вина, а не твоя. Прости, что я был строг с тобой, я должен был быть лучше. Что касается Купа, — он вытирает слёзы с моих щек тыльной стороной ладони. — Купер погиб в результате несчастного случая.

Качая головой, я вырываюсь из его объятий. Почему никто не обвиняет меня? Почему никто — ни папа, ни Мария, ни Джейми — не видит, что это моя вина?

— Если бы не я, он бы не попал в аварию!

Каждое слово разрывает меня, когда я рассказываю своему отцу и Марии, которая сейчас стоит рядом с ним, каждую грязную деталь о том, что произошло той ночью и в месяцах, предшествовавших этому. О маме и о Кайле. Я говорю всё это, позволяя словам вырываться болезненными вздохами, оставляющими внутри меня пустоту и холод.

— Мне жаль, что это случилось с тобой, мой мальчик, — говорит мой отец, его голос полон сострадания. — Мне жаль, что этот человек причинил тебе боль. Я понимаю, почему ты винишь себя, но тебе нужно перестать это делать. В ту ночь могло случиться что угодно. За рулём мог быть ты — или Джейми. Мы могли потерять любого из вас или всех вас. Мы никогда не узнаем наверняка, и мы не сможем двигаться вперёд, если будем оглядываться назад.

Рука Джейми всё ещё на моей спине, и я прижимаюсь к её прикосновению. С ним я чувствую себя в безопасности. Полноценным и рациональным. Он даёт мне так много, всего одним прикосновением своей руки.

— Хотел бы я, чтобы на его месте был я, — признаюсь я, опустив голову. Джейми ворчит, и папа встает прямо передо мной, его черные носки блестящих рабочих туфель касаются кончиков моих носок. Он приподнимает мой подбородок, и я вынужден смотреть в те же шокирующие голубые глаза, что у нас с ним, и которые раньше были у Купера.

— Я не знаю, — он качает головой. Озарение приходит к нему, и он спрашивает: — Боже, Кайд, пожалуйста, скажи мне, что ты не провел эти последние три года, желая умереть?

Я задыхаюсь от своих слов, но выдавливаю из себя невнятное «да», затем показываю ему шрам на своем запястье. Мария ахает, и тихие слезы текут по щекам моего отца.

— Я скучаю по Куперу. Я просто хотел снова быть с ним. Если бы я умер в тот день вместо него или с ним, мне было бы не так больно. Всё болит, постоянно, — рассказываю я сквозь всхлипывания.

— О, Кайд... — папа берет салфетку, которую ему предлагает Мария, и промокает мои мокрые щеки. — Прости, что я не смог быть лучше с тобой. Я знаю, что не всегда был хорошим отцом, и я очень сожалею, что никогда не показывал тебе, как сильно я тебя люблю — может быть, если бы я это сделал, ты бы не ушел, когда мы больше всего нуждались друг в друге.

В поезде я сказал себе, что не буду чувствовать вины за то, что уехал, за то, что сделал то, что должен был сделать. И я не чувствую, но от этого тот факт, что меня не было рядом, когда я был нужен ему или когда я нуждался в нем, не становится менее болезненным.

— Мне нужно было уйти, папа, — наконец сдаюсь я и прислоняюсь к Джейми. Он обнимает меня за талию и кладет ладонь мне на живот. От меня не ускользает вопросительный взгляд моего отца, но он ничего не говорит.

— Я отталкивал тебя годами, и еще больше, когда ты женился на Марии, — я смотрю на красивую блондику, стоящую рядом с моим отцом, положив руку ему на плечо. Она всегда была со мной приветлива, а я отплатил ей плохим отношением и полным безразличием. — Как я мог остаться? С моей стороны было нечестно просить тебя помочь мне пережить худшие дни в моей жизни. Не тогда, когда я никогда не был рядом с тобой.

— Семьи не сводят счеты, Кайден, — говорит папа твердо, но без злобы. — И это именно то, что мы есть — ты, я, Мария, Джейми и Купер. Я знаю, что мы не та семья, о которой ты всегда мечтал, но мы то, что у тебя есть.

Мария встает перед ним и целует меня в щеку.

— Мы любим тебя.

Я не могу вспомнить, когда в последний раз моя собственная мать говорила мне, что любит меня — думаю, мне было лет пятнадцать или шестнадцать. Это было так давно, что я не помню, каково это — иметь мать, любящую меня. Слова Марии проникают в мое сердце, заполняя трещины, которые образовались задолго до смерти Купера.

— Почему? Я был так ужасен с тобой.

Она мягко улыбается и смотрит через мое плечо на Джейми.

— Я вырастила мальчика-подростка, я привыкла к плохому отношению. Тебе не нужна была мачеха и сводный брат, я сама была в таком положении, так что понимаю. Но ты не смог бы отпугнуть меня или помешать мне любить тебя и Купера, как своих собственных.

Джейми с обожанием усмехается, его дыхание обжигает мою шею, и я не могу сдержать ухмылку.

На кухне воцаряется тишина, пока теплое летнее солнце струится через окна и открытую заднюю дверь. Проходит несколько секунд, прежде чем мой папа снова говорит.

— Я действительно скучал по тебе. Спасибо, что вернулся домой.

Любовь…

Семья…

Дом...

Кажется, что всего этого слишком много и в то же время недостаточно. Я хочу сказать больше, вдохнуть больше их сладких слов и понимания, но мое тело и разум слишком устали.

Мои колени превращаются в желе, грудь сжимается, и я задыхаюсь от приливной волны слез, вызванных годами страданий. Мой папа забирает меня из объятий Джейми, прижимая к себе и позволяя мне плакать о каждом моменте моей жизни, который причиняет боль. За те разы, когда моя мать бросала меня и заставляла чувствовать себя никчемным, за те разы, когда я подводил своего близнеца, за моменты, когда мне казалось, что причинение боли самому себе было единственным ответом. Я оплакиваю брата, которого я потерял, и время, которое мы потеряли раньше, когда я мог бы смеяться с ним, но вместо этого утопал в выпивке и мужчинах. И я плачу за три года, которые я провел без этого — без своей семьи.

Когда у меня больше не осталось слез, и мое тело дрожало от непреодолимого изнеможения, я, наконец, отстраняюсь от отца и возвращаюсь на свое место в объятиях Джейми. Мария, которая, как и ее сын, прирожденный воспитатель, приготовила четыре чашки чая и разложила кусочки шоколадного торта. Каждый из нас берет по кружке и тарелке, а затем садится в гостиной. Мария и папа на большом диване, Джейми в кресле, а я на полу между его ног. Его руки перебирают мои волосы, пока я пью чай. Здесь тепло и уютно, и вместе с ощущением успокаивающего присутствия Джейми я чувствую себя более сосредоточенным и уравновешенным, чем за очень долгое время.

— Кто-нибудь когда-нибудь объяснит мне это? — спрашивает папа, указывая на меня и Джейми. Атмосфера в комнате меняется, и позади меня рука Джейми крепче сжимает мои волосы.

— Мама уже выразила свое беспокойство, — отвечает Джейми.

Я пропустил большую часть его разговора с мамой этим утром, поэтому не знал, что у нее были опасения.

Хотя я понимаю, как это может выглядеть для других.

— Тогда, я надеюсь, ты понимаешь, что мы хотим только лучшего для вас обоих, — дипломатично добавляет мой отец.

Мы оба киваем, и он продолжает:

— У меня в голове не укладывается, как вы двое вдруг стали терпеть друг друга.

Он расплывается в улыбке, снимая напряжение в комнате.

Джейми смеется, и я поднимаю голову.

— Я терплю его, потому что на самом деле он не такой уж сварливый осел. По крайней мере, большую часть времени, — говорит он, его голос полон нежности, и это вызывает смешок у Марии и моего отца. Я не произношу этих слов вслух, но мысленно думаю о них. Я обожаю этого мужчину. Он — солнечный луч, пробивающийся сквозь все мои самые темные тучи.



— Ты либо родился со странным талантом к Uno, либо жульничаешь, — шутит мой отец, бросая карты на стол. — С меня хватит. Пора заканчивать, завтра мне очень рано вставать.

Он встает, потягивается, затем наклоняется и шепчет что-то Марии на ухо. Она краснеет, улыбается нам, а потом встает и прощается.

— Они все еще по-дурацки влюблены, — замечаю я, когда они оба выходят из комнаты.

— Отвратительно, — отвечает Джейми.

Прошло два дня с момента моей встречи с отцом. Возвращаться в этот дом было... странно. Хорошо, но в то же время тревожно. С одной стороны, налаживание этих новых отношений с ним заполнило пространство внутри меня, которое пустовало годами. Приятно знать, что он хочет, чтобы я был рядом, и что он любит меня. Это чувство, которого я так часто искал у своей матери, не замечая, что он все это время предлагал мне его.

Но с другой стороны, я не чувствую, что вписываюсь сюда — не полностью. Не в этом месте, где Купер повсюду — дом, увешанный его фотографиями, его вещи, все еще хранящиеся в комнате, и миллионы маленьких воспоминаний, куда бы я ни посмотрел. Дело не только в доме — Купер никогда здесь не жил, а я жил, — но и в районе тоже. Мы с Купером выросли на другом конце города, но это та же набережная, которую мы посещали в детстве, тот же лес, по которому мы гуляли прохладными осенними днями, жалея, что у нас нет собаки на буксире. Все в этом месте напоминает о Купере, но еще больше — о том, что его больше нет.

Я знаю, что мои отношения с папой и Марией будут в порядке, несмотря на расстояние между нами. Но я беспокоюсь о Джейми. Мы еще не говорили о том, как все это будет происходить между нами, когда я уеду. Расстояние невелико, но все равно кажется, что нас разделяет океан, и я не уверен, что мы находимся в том месте, где большое расстояние может сработать.

Ты мог бы попросить его поехать с тобой. Это доминирующая мысль в моей голове, когда я думаю об уходе, но также и единственная, которую я не могу заставить себя озвучить. Могу ли я действительно попросить его сложить свои вещи и переехать ко мне, не зная наверняка, есть ли у нас будущее?

— Я думаю, это мило. Дает мне надежду, — задумчиво говорит Сейдж, отрывая меня от моих мыслей. Она держит на руках бодрствующую Нову, чьи голубые глаза, кажется, устремлены на меня, хотя Сейдж говорит, что она слишком мала, чтобы сосредотачиваться на предметах.

— Ты молода, Сейдж, и привлекательна. Ты встретишь того, кто, как я думаю, будет хорош для тебя и Новы.

Это заставляет Сейдж сердито посмотреть на Джейми, но он только смеется и уносит наши пустые стаканы на кухню.

— Ты можешь подержать ее секунду? Мне нужно пописать, — просит Сейдж, практически пихая малышку мне в руки. Все мое тело напрягается, спина выпрямляется как шомпол. Я никогда не держал на руках ребенка, а этот такой маленький и хрупкий на вид. И я не думаю, что я ей сильно нравлюсь. Сейдж выходит из комнаты прежде, чем я успеваю возразить, и я слышу, как Джейми возится на кухне, так что это оставляет меня наедине с Новой. Она начинает ворчать, ее лицо покрывается мелкими морщинками, прежде чем ее рот открывается, и она издает вопль.

У меня на шее выступает пот, я встаю и начинаю раскачиваться из стороны в сторону, как Джейми делал с ней на моих глазах. Она немного успокаивается, но все равно выглядит несчастной. Я пытаюсь вспомнить, как Джейми держит ее, и поворачиваю так, чтобы ее голова оказалась у моего плеча. Одной рукой поддерживаю ее за шею, а другой прижимаю ко мне всем телом. Затем я подпрыгиваю на каблуках и напеваю «Мерцай, мерцай, Маленькая звездочка» себе под нос, поглядывая на дверь, чтобы убедиться, что больше никто не подслушивает. Я не знаю всех слов, поэтому импровизирую, и довольно скоро Нова перестает хныкать и ерзать.

— Ты очень пугающая для такой маленькой девочки, — говорю я, но она не издает ни звука в ответ. Я не уверен, как общаться с младенцами. Казалось, ей понравилась моя песня, но у меня закончились куплеты, а других я не знаю. Вместо этого решаю завести с ней разговор. — Что ты думаешь о кошках? Не думаю, что ты понравишься Форду, он слишком территориальный. Ты бы понравилась Куперу — он действительно любил детей. С ним было хорошо, не то что со мной. На самом деле, я не умею ладить с людьми любого возраста.

Нова ворчит, когда я останавливаюсь, поэтому я снова подпрыгиваю на пятках.

— Купер любил звезды, а ты такая и есть — яркая маленькая звездочка.

— Черт возьми, это восхитительно, — говорит Джейми, входя в комнату, затем быстро достает телефон из кармана и делает фото меня и Новы.

— Сейдж сказала, что ей нужно в туалет, но она уже целую вечность, — говорю я тихо, чтобы не потревожить малышку.

— Сейдж на кухне, ест шоколадный торт, — размышляет Джейми, прежде чем разразиться смехом, заметив хмурое выражение моего лица. — Мне нравится, как ты выглядишь. — Он подходит ближе, его улыбка становится шире, когда он убирает волосы с моего лба. — Позволь мне пригласить тебя куда-нибудь сегодня вечером.

— Ты этого хочешь? Хочешь настоящее свидание?

Джейми проводит указательным пальцем по моим губам. Это очень отвлекает.

— Я не просто хочу трахнуть тебя, Кайден. Мы часто этим занимаемся. Сегодня вечером я хочу пригласить тебя куда-нибудь. Я хочу, чтобы мы поговорили, потанцевали и посмеялись, а потом, может быть, потрахались.

— Тебе следует ругаться при ребенке? Что? — спрашиваю я, мои щеки пылают.

— Не меняй тему.

Я судорожно сглатываю, чувствуя трепет возбуждения в груди.

— Мне бы этого хотелось.

Глава 32

Джейми

— Это то самое место, о котором ты мне рассказывал? — спрашивает Кайден, поджимая губы и очаровательно морща нос. Я оглядываю The Shed и думаю, что, должно быть, попал в портал или в параллельную вселенную.

Снаружи бар выглядит по-прежнему, но внутри — совершенно другой. Исчезли старые разношёрстные столы и стулья, музыкальные сувениры на стенах и тускло освещённая маленькая сцена. Их заменило нечто, что можно описать только как неуклюжую попытку создать аутентичный бар в ковбойском стиле.

На стенах теперь висят ковбойские шляпы и подковы, а над каждой деревянной кабинкой — убого нарисованные постеры с надписью "Разыскивается".

— Когда ты был здесь в последний раз? — Кайден звучит так же растерянно, как и я.

Я оглядываюсь, изучая новое оформление, и понимаю — ничего от старого места не осталось.

— Ни разу с тех пор как… с тех пор как…

Смерть Купера. Теперь всё делится на "до" и "после", как будто его уход стал переломной точкой в нашей жизни.

— Я видел табличку, что в начале года сменилось руководство, но не ожидал такого поворота.

— Может, пойдём отсюда? — предлагает Кайден.

Мы всё ещё стоим в дверях, не зная, что делать. Я думал, услышу о переменах от кого-то из друзей, но вряд ли кто-то из них бывал здесь в последние месяцы. Лео уехал работать в Нью-Йорк, Лулу вышла замуж и родила близнецов, а Доминик переехал в Бристоль. Я сам стал замкнутым, а значит, Сейдж сюда больше не ходила, и наши вечера в The Shed остались в прошлом. Странно, как казалось, что хотя бы это место не изменится — и вот, пожалуйста.

Музыка, что играет, совсем не в моём вкусе — я никогда не был фанатом кантри, — но на танцполе царит оживление, и, кажется, все отлично проводят время. Смех и болтовня сливаются с запоминающимися мелодиями и гармоничным вокалом.

— Нет, раз уж мы здесь, нужно извлечь максимум из этой ситуации.

Положив руку на поясницу Кайдена, я веду его сквозь толпу к задней части зала, где вдоль стены тянется длинная деревянная барная стойка. Под ней стоят табуреты с обивкой из искусственной кожи, стилизованной под коровью шкуру. Я замечаю два свободных места между группой девушек и пожилой парой.

— Я надеялся на старомодный вечер открытого микрофона. Даже рассчитывал исполнить тебе серенаду, — подшучиваю я.

— Ты правда собирался это сделать?

Мы сидим очень близко, наши колени соприкасаются, его рука лежит у меня на бедре. Второй рукой он опирается на стол, и я рассеянно играю с его браслетом.

— Теперь ты этого никогда не узнаешь.

Кайден смеётся, и всё его лицо словно озаряется светом — от этого внутри у меня тоже что-то вспыхивает. В животе странное ощущение — тёплое и мягкое, не совсем бабочки… скорее, нечто большее. Чем дольше он смеётся, сверкая своими голубыми глазами, тем сильнее я чувствую, как проваливаюсь в него.

— Раньше вот там была сцена, — говорю я, указывая на дальний конец бара. — Здесь играли лучшие группы — некоторые из моих любимых каверов на восьмидесятые.

— И вообще, откуда у тебя такая любовь к музыке восьмидесятых? — спрашивает Кайден, его пальцы лениво обводят моё колено, затем начинают рисовать круги по верхней части бедра, совершенно не задумываясь о том, как сильно его прикосновения влияют на меня.

— Это от мамы. Она включала мне их с того самого момента, как узнала, что беременна. В песнях того времени есть что-то очень настоящее. Новая музыка тоже хороша, но, кажется, ничто не задевает душу так же сильно.

Кайден ухмыляется:

— Ты, случайно, не музыкальный сноб?

— О, абсолютно! — шучу я.

Он снова смеётся, и, чёрт возьми, счастливый Кайден может разбить мне сердце только одним своим смехом. Оно уже стучит так, будто хочет выпрыгнуть из груди. Уши горят, и я готов поспорить, если взгляну в зеркало, то увижу ярко-красные пятна на щеках.

— Нам нужно выпить! — заявляю я, прочищая горло и потирая затылок.

Кайден остаётся охранять наши места, пока я иду к бару и заказываю два пива. Бармен — парень примерно моего возраста — принимает платёж и начинает наполнять бокалы, разливая пиво прямо из-под крана.

— Когда это место успело так преобразиться? — спрашиваю я его, пока он наливает.

Он бросает взгляд через моё плечо на толпу, собирающуюся за моей спиной.

— Наверное, месяца три-четыре назад. Первоначальные владельцы эмигрировали куда-то в тёплые края и продали бар этой паре. Те закрыли его ненадолго, а потом сделали вот... это.

Он похлопывает себя по тёмно-коричневой ковбойской шляпе.

— Интересное место, — произношу я, раздумывая.

Бармен усмехается.

— Местным нравится. Тематические вечера, дешёвые коктейли... говорят, хотят добавить механического быка. Лично я думаю, пока всё это немного сыро, но платят хорошо.

Он пожимает плечами, подвигает ко мне пиво, а потом переключает внимание на следующего в очереди.

— Извини, что так долго, — говорю я, возвращаясь на наши места. — Место может выглядеть иначе, но популярности оно явно не растеряло.

Мы ведём лёгкую болтовню, потягиваем пиво. Наши колени соприкасаются, когда мы слегка наклоняемся друг к другу. Но в конце концов я всё же решаюсь заговорить об очевидном.

— Во сколько тебе завтра уезжать?

Живот неприятно сжимается, и я делаю глоток, пытаясь заглушить колющий укол.

— Мой поезд в два. У папы с утра встреча, но он сказал, что вернётся к обеду, чтобы меня проводить.

— Ты думаешь, вернёшься сюда?

Этот вопрос крутится у меня на языке уже несколько дней, но я слишком боялся ответа. Кайден и Дункан сблизились удивительно быстро — у них теперь что-то настоящее, чего я раньше между ними не видел. Но не знаю, достаточно ли этого, чтобы он решил остаться.

Кайден оглядывает бар, а потом его синие глаза встречаются с моими зелёными.

— Я не знаю. Вернуться было приятно, но есть много вещей в этом городе, по которым я не скучаю.

Я понимаю. Наш прибрежный городок в Девоншире — маленький, не особенно богат на события, и, если не считать летних месяцев с наплывом туристов, он представляет собой всего лишь крошечную точку на карте. Кингстон, по сравнению с ним, лежащий на окраине Лондона, — это уже масштаб: большой, шумный, в нём всегда что-то происходит. Но часть меня всё равно не верит, что это единственная причина, почему он не решается вернуться.

Наступает короткая пауза. Мы оба знаем, что нужно бы сказать ещё что-то, но, как это часто бывает с нами, мы просто не поднимаем тему и отвлекаемся на другое.

— Потанцуешь со мной? — спрашиваю я, кивая на танцпол, где группа людей пытается двигаться в такт в ряд, ведомая пожилым мужчиной в кожаных штанах и шляпе, похожей на ту, что была у бармена.

— Ты серьёзно? — Кайден с недоверием смотрит на происходящее, качая головой. Я вскакиваю с места, беру обе его руки в свои.

— Я же говорил, что мы будем танцевать сегодня. Пошли.

Он хмурится, но это только игра — я чувствую, как он прижимается ко мне, вставая со стула.

— Я не занимаюсь такой фигнёй, — говорит он.

Я наклоняюсь и касаюсь губами мягкого участка за его ухом — того самого, что напрямую связано с его членом. Он тихо стонет.

— У тебя слишком много власти надо мной, — хнычет он с игривой жалобой.

— Мне нравится добиваться своего, — ухмыляюсь я, разворачиваю его и направляю к танцполу.

Мы присоединяемся к группе девушек, что сидели рядом с нами раньше, и проводим следующие несколько часов, отплясывая под Achy Breaky Heart и кантри-плейлист, в котором нет ни одной песни, знакомой мне. Мы оба взмокли, слегка навеселе и до безумия счастливы — настолько, что у меня ноют мышцы от постоянной улыбки.

Кайден явно родился с двумя левыми ногами и полным отсутствием чувства ритма, но, чёрт побери, он такой милый и до невозможности красивый — в этих своих чёрных локонах и с розовыми щеками — что я не могу отвести от него глаз. Каждый раз, когда он оступается и натыкается на меня, моё тело вспыхивает от одной только его близости.

— Я буду по тебе скучать, — говорит он, его слова чуть сбиваются. — Отношения на расстоянии могут сработать, ты не думаешь? Это же не так уж далеко. Мы можем видеться по выходным.

Попроси меня поехать с тобой.

Я думаю о всём, что держит меня здесь — а если честно, это почти ничего — и ловлю себя на мысли: а что, если начать всё заново где-то в другом месте, как это сделал он? Может, это именно то, что мне нужно.

Я уже открываю рот, чтобы сказать ему, но замолкаю, увидев человека, которого надеялся больше никогда не встречать.

Кайден стоит ко мне грудью, а спиной — к женщине, которая теперь наблюдает за нами с края танцпола. Почему она здесь? Почему именно сегодня? Почему он никогда не может просто спокойно пожить?

Мой мозг лихорадочно перебирает варианты, как бы увести Кайдена отсюда, пока они не заметили друг друга. Но я опоздал. Темноволосая женщина с чертами лица, так похожими на его, делает шаг вперёд.

— Кайди? Это правда ты, милый? — кричит она, перекрикивая музыку.

Вся группа замирает, и взгляды обращаются к нам.

Глаза Кайдена расширяются всего за секунду до того, как он резко разворачивается, лицом к лицу сталкиваясь с собственной матерью.

— Мама?..

Она бросается к нему, драматично обхватывая его за плечи — и всё это моментально вызывает у меня флешбек с похорон Купера. Кайден напрягается и отшатывается назад. Она отпускает его — к счастью, раньше, чем у меня появилась возможность силой оттащить её — и тут же хмурится.

— Не могу поверить, что ты здесь! — её голос скачет, будто кто-то щёлкнул тумблером внутри неё. — Ты игнорировал меня годами! — теперь голос резкий, злой, и Кайден вздрагивает, делая ещё шаг назад, пока его спина не утыкается мне в грудь. — Как ты мог так поступать со своей собственной матерью?

Слушать это — абсурд. Особенно от неё, учитывая, как она всю жизнь обращалась с обоими своими сыновьями, будто они были кем-то забытым и ненужным.

Кайден вздрагивает всем телом, его пальцы нервно тянутся к шраму на руке. Я чувствую, как он медленно уходит — по кусочкам, по миллиметру. Улыбки, смех, лёгкость — всё исчезло, будто их никогда не было. Вместо них — человек, которого я помню по тем временам, когда только Купер мог удержать его от полного развала.

— Прости, — шепчет он, достаточно громко, чтобы услышал только я.

Я обнимаю его, одной рукой прижимаю к животу, второй — к груди, накрывая ладонью его бешено колотящееся сердце. Я просто надеюсь, что моё прикосновение, моё присутствие, вес моего тела рядом — всё это сможет хоть как-то удержать его от того, чтобы рассыпаться на части. На такие, которые я уже не смогу собрать.

Он рассказывал мне, как тяжело работал над тем, чтобы принять — или хотя бы пережить — то, как его мать относилась к нему и Куперу. В последнее время ему стало проще говорить о ней.

Но видеть её — это совсем другая история. Я обнимаю его крепче, пока его мать медленно оглядывает сына, взгляд останавливается на том месте, где моя рука лежит на его груди.

— Ты забыл, что у тебя вообще есть мать, и имеешь наглость заявиться в мой бар с этим никчемным куском дерьма? — выплёвывает она. Мне нужна секунда, чтобы осознать её слова. А когда доходит — по венам вспыхивает горячая, белая ярость.

— Твой бар? — спрашивает Кайден, голос у него дрожит.

Она молчит, и я не выдерживаю:

— Я — кусок дерьма? Серьёзно? Слушать это из твоего рта — смешно.

Она полностью меня игнорирует. Смотрит только на Кайдена.

— Да, мы с мужем купили его, — говорит она и кивает в сторону мужчины в кожаных ботинках. Её муж.

Что-то в этих словах пробивает Кайдена до самого нутра — он срывается на всхлип, и у меня внутри всё скручивается. Каждая клетка требует одного — забрать его отсюда, как можно дальше.

— Пойдём, милый, — шепчу я ему на ухо. — Просто пойдём.

— Боже, Кайди, — добавляет она с презрительной усмешкой. — Я думала, ты у нас умный, не то что твой брат. А в итоге притащился сюда с его объедками.

Что-то надвигается на Кайдена — как тёмная туча, трескающаяся и разрывающаяся, пока на землю не обрушивается ливень с громом. Он вырывается из моих объятий и шагом влетает в её личное пространство. Его трясёт, но голос звучит чётко, ровно, почти спокойно — настолько, насколько это вообще возможно.

— Этот брат был лучшим человеком, которого я когда-либо знал. Он был слишком хорош для тебя. Он заслуживал мать, которая любила бы его. Которая хотела бы его. Мы оба этого заслуживали. Я вычеркнул тебяиз своей жизни, потому что ты — яд. А я не хотел умирать от тебя.

Он тянет руку назад, ловит мою ладонь, мягко, но уверенно дёргает, притягивая меня к себе. Мы теперь стоим рядом.

— Мне плевать, что ты думаешь обо мне. О Джейми. Да хоть обо всём на свете.

— Он проходит мимо неё, не оглядываясь. Я иду за ним следом, не отпуская его руку.

Я жду, что он развалится на куски. Его трясёт, зубы стучат, хотя воздух снаружи тёплый и тяжёлый. Но он не разваливается.

Я чувствую гордость. Он хрупкий, да. Но такой же сильный, как стекло — если не трогать, может выдержать всё.

— Я не могу вернуться. По крайней мере, не насовсем, — говорит он. В голосе — холодная, спокойная окончательность, от которой у меня внутри всё сжимается. — В этом городе слишком много Купера. Слишком много того, кем я когда-то был. А я… я слишком долго и тяжело работал, чтобы оставить того себя позади. Я буду приезжать. Я хочу быть с тобой. Но это больше не мой дом.

Он смотрит на меня в тусклом свете уличного фонаря. Его глаза — почти чёрные, глубже, чем я когда-либо видел.

— Мы справимся. Даже на расстоянии. Если придётся. Я хочу… — он осекается, прочищает горло. — Я хочу тебя. Я хочу быть с тобой.

— Тогда попроси, — говорю я и подхожу ближе. Прикладываю ладонь к его щеке, нажимаю, мягко, но настойчиво, пока он не встречает мой взгляд. — Просто попроси меня поехать с тобой.

— А как же твои друзья? Твоя работа? — спрашивает Кайден. Я судорожно сглатываю, всё ещё слишком смущённый, чтобы признаться ему, что я уволился. — Я не могу ожидать, что ты просто соберешь вещи и переедешь ко мне. Это слишком многое, чтобы ожидать от чего-то такого нового. Что мы вообще делаем, Джейми?

— То, что мы обещали. Мы живем.

Он прикусывает нижнюю губу, и я не могу удержаться — целую её.

— Спроси меня, — бормочу я, позволяя своим губам коснуться его губ. — Скажи эти слова, и давай сделаем это для себя. Давай посмотрим, насколько хорошими мы можем быть.

Кайден прочищает горло и встречается со мной взглядом.

— Поехали со мной. Живи со мной. — Он делает акцент на слове "живи", будто подчёркивает двойной смысл.

Всё в моём мире внезапно становится одновременно ясным и запутанным. В этот момент я начинаю сомневаться во всем, во что когда-либо верил о родственных душах, партнёрах и любви. Один взгляд на эту улыбку на лице Кайдена, и я начинаю задумываться, не ошибался ли я. Что если влюбляться можно больше одного раза?

Глава 33

Кайден

Если есть список вещей, о которых родители должны предостеречь своего ребенка, то переезд к партнеру, с которым вы спите и который, возможно, ваш парень (но вы не можете быть уверены, потому что ни один из вас ещё не использовал это слово), должен быть первым в этом списке. Или хотя бы в первой пятерке.

— Твоя музыка обязательно должна быть такой громкой? — спрашиваю я, морщась. Сейчас раннее утро пятницы. Снаружи листья деревьев медленно меняют цвет, становясь золотисто-коричневыми и падая на тротуары. Внутри мой парень — потому что давайте называть вещи своими именами — танцует по кухне в черных боксерах и белых носках. Его музыка, ревущая из динамиков, давит на мой мозг, который уже пульсирует от головной боли. Кухня снова в таком состоянии, что у меня чешутся глазные яблоки, а кот, несмотря на мои предупреждения, что человеческую еду есть нельзя, похоже, грызет куриную ножку.

Три недели, а точнее двадцать три дня назад, Джейми переехал из Девона в Кингстон и поселился в моей постели. Я чертовски люблю его в своём пространстве, люблю цепляться за него, как нуждающаяся коала, люблю просыпаться от его твердого тела рядом с моим и от его запаха, проникающего в каждую частичку этой маленькой квартиры. Я люблю наши неспешные и непринужденные беседы, а также ощущение его смеха, когда моя голова ложится ему на грудь, его урчание — успокаивающий, мирный бальзам.

Но Джейми без цели — это Джейми, который также довольно разочаровывает.

— Ты проснулся! — кричит он сквозь музыку, его сильные руки притягивают меня к себе.

— Не мог бы ты сделать немного потише? Я проснулся с жуткой головной болью, — говорю я.

Он нажимает что-то на своем телефоне, и в комнате воцаряется тишина.

Джейми целует меня в висок.

— Прости, милый. Давай я принесу тебе таблетку и что-нибудь на завтрак, — предлагает он.

— Нет, я в порядке. Мне скоро нужно идти на работу, захвачу что-нибудь по дороге.

Он смотрит на меня как побитый щенок за то, что я отказываюсь. Я хочу сказать, что он приготовил блинчики, но он только слегка кивает и оставляет еще один целомудренный поцелуй на моем виске.

— Ты собираешься пойти в университет? До нового учебного года осталось всего несколько недель, — спрашиваю я, готовясь к ответу, зная, что это щекотливая тема для него. Но, честно говоря, нам это нужно. Он не стал прежним с тех пор, как переехал сюда. Без работы или каких-либо перспектив на будущее он мало что делает, кроме как сидит дома или бегает. Боюсь, он довольно скоро возненавидит меня.

— Я займусь этим, — рявкает он, уже не в первый раз, когда поднимается эта тема. Он отпускает меня и собирается покинуть комнату. Я останавливаю его, кладя руку ему на предплечье.

— Ты говорил это каждый день на этой неделе, скоро у тебя не будет возможности поступить в этом году.

Он поворачивается ко мне, его ноздри раздуваются.

— И я сделаю это, когда буду готов. Перестань давить на меня.

— Кто-то же должен! Черт возьми, Джейми. Ты всегда мечтал стать архитектором, у тебя нет причин не записаться и не закончить курс. Ты был так близко. К чему все это сопротивление?

— Я не знаю, ладно? Думаю, я забыл эту часть себя где-то на этом пути.

— Тогда найди это снова! Ты не можешь продолжать сидеть сложа руки и ничего не делать со своей жизнью. Тебе еще нет и тридцати, а ты уже опустил руки. Мы должны были жить, и я единственный, кто делает это прямо сейчас! — кричу я. Он вздрагивает, его глаза расширяются, и у меня опускается живот.

— Прости, я не это имела в виду, — говорю я, протягивая ему руку.

— Да, это так. Посмотри на нас, — горько усмехается он. — Роли поменялись, у тебя одна жизнь, а у меня огромный гребаный беспорядок. Кто бы мог подумать?

Он прикрывает рот, как только произносит эти слова, но уже слишком поздно. Мое тело горит от гнева.

— Пошел ты, Джейми, у меня нет на это времени. — я беру ключи и бумажник со стойки и поворачиваюсь, чтобы уйти.

— Убегай, как обычно, — заявляет он.

— Я собираюсь работать, потому что у некоторых из нас есть дела за пределами этой квартиры.

С того самого дня, как я снова увидел его, я знал, что он скрывает свою жизнь. Я видел это по его печали в глазах, когда он упомянул о том, что бросил учебу, и по тому, как он менял тему разговора, если когда-нибудь речь заходила о его работе.

Часть меня надеялась, что он снова найдет свой путь, переехав сюда, но все, что он делал, это игнорировал это, и это заставляет меня чувствовать себя полной задницей из-за того, что я давлю на него.

— Звонить им или нет, решать тебе, но мне нужно идти.

Я не жду, пока Джейми скажет что-нибудь еще, прежде чем выхожу за дверь.

С тех пор мой день становится все хуже и хуже. Моя головная боль не проходит, и какая-то дама врезается в меня, когда я выхожу из кафе, разбрызгивая мой горячий напиток. Она извиняется и предлагает купить мне новый, но я отказываюсь и ухожу на работу, где дела не улучшаются.

— Гребаная кофеварка! — кричу я, ударяя рукой по кофеварке на кухне для персонала.

— Кто-то сегодня веселый, — замечает мой босс Хэнк, входя в комнату и обнаруживая, что я вымещаю свое разочарование на аппарате, который работает в компании дольше меня.

— Извините, босс. Неудачное утро.

Я отказываюсь от попытки влить в себя хоть каплю кофеина и вместо этого наливаю стакан воды.

Я не всегда работаю в офисе, но благодарен судьбе за то, что сегодня я занимаюсь дизайном, и мне не нужно выполнять никакой физической работы. Такое ощущение, что это тот день, когда я в конце концов что-нибудь случайно сломаю.

— Я бы спросил, не хочешь ли ты поговорить об этом, но я знаю, что это маловероятно.

Я заставляю себя улыбнуться человеку, который взял меня на работу много лет назад, не имея ни одной квалификации, необходимой для этой должности.

Однажды он сказал мне, что потерял жену всего за два месяца до того, как я переступил порог его дома, и увидел во мне то же горе и бесцельность, которые чувствовал в себе. Предложение мне работы, по его словам, было его способом признать, что жизнь должна продолжаться.

— Я знаю, что ты работаешь над дизайном дома отдыха миссис Катберт.

Хэнк возится с кофеваркой, заводит её, и довольно скоро кухня наполняется ароматом столь необходимого мне утреннего напитка.

Я киваю.

— И мне нужно уточнить цены на водные услуги отеля Starline, — напоминаю я ему.

— Мы попросим Габриэллу сделать это, — говорит он, имея в виду свою дочь, которая работает здесь администратором несколько дней в неделю. — Я придумал кое-что, что, думаю, тебе понравится. Может быть, это сделает твой день лучше.

Хэнк протягивает мне кружку черного кофе, которую я с благодарностью беру, дуя на нее, прежде чем сделать глоток. Я уже чувствую, как напряжение, накопившееся ранее, начинает спадать с моих плеч. Хэнк продолжает рассказывать мне о работе, которая появилась в поселке для престарелых на окраине Ричмонд-парка. Он хочет, чтобы я съездил туда на следующей неделе, точно выяснил, чего они хотят, и составил планы.

Когда я впервые начал работать ландшафтным дизайнером в Девоне, летом, когда мне исполнилось шестнадцать, я занимался мелким ручным трудом и самостоятельно осваивал элементы дизайна. Я мог бы учиться дальше — это открыло бы для меня больше перспектив получить ученую степень, но я предпочел этого не делать. У меня еще есть время, если бы я захотел продолжить карьеру дипломированного ландшафтного архитектора, но я счастлив и так, как есть.

Я думаю о Джейми и о том, как он был взволнован своей будущей карьерой. Тогда не осталось незамеченным, что у нас были схожие интересы в карьерах. Не в первый раз я надеюсь, что он снова находит в чем-то тот же уровень радости. Я перестал отождествлять то, что мы делаем, с тем, чего, как я думаю, Купер хотел для нас, потому что нет способа узнать наверняка. Однако я уверен, что ему было бы грустно узнать, как много потерял Джейми, когда Купер умер.

— А ты как думаешь? — спрашивает Хэнк, и я понимаю, что смотрела на него, прижав кружку к губам.

— Звучит заманчиво. Я отправлюсь туда в понедельник утром.

Он хлопает меня по плечу и направляется в свой офис.

Примерно через час приходит Габриэлла, как всегда, делает музыку погромче — они с Джейми бы хорошо поладили, — и я погружаюсь в работу. В какой-то момент мой компьютер выходит из строя, теряя файл, над которым я работал, и колесо на моем стуле проваливается.

Я бы посмеялся над чередой событий, если бы не был так чертовски раздражен и не был уверен, что это единственный в мире способ сказать мне, что я был действительно дерьмовым парнем. Достаю телефон, открываю ветку сообщений с Джейми.

Я: Мне очень жаль.

Когда он не отвечает, несмотря на то, что сообщение доставлено, я опускаю голову и смотрю на рисунок, разложенный на моем столе, прежде чем спросить Хэнка: «Ничего, если я уйду пораньше?» Это всего на час раньше моего обычного времени окончания, но с меня хватит этого дерьмового шоу на сегодня.

Когда я вхожу, в квартире тихо, а Джейми сидит в гостиной, уставившись в свой телефон. Форд, который обычно приветствует меня, когда я прихожу домой, бросает на меня один взгляд и несется по коридору в нашу спальню. Я не виню его, у меня такое чувство, будто я весь день ходил с мрачной тучей над головой. Ирония в том, что я продолжаю думать о Купере и о том, как сильно я хочу поговорить с ним обо всем, несмотря на то, что у меня проблемы с его парнем или бывшим парнем, я думаю. Я никогда не забываю, что на самом деле они не расстались. Смерть разлучила их, и я не думаю, что это одно и то же.

— Ты мне не ответил, — говорю я, когда Джейми видит меня. Он встает и медленными шагами пересекает комнату. — Я пытался извиниться, но ты проигнорировал меня.

Я бросаю ключи и бумажник на приставной столик с чуть большей силой, чем необходимо.

— Ты был не совсем любезен со мной этим утром, — говорит он, и, о Боже, он дуется? Я подхожу на шаг ближе, и да, парень дуется. Он расстраивает и ошеломляет, и мне хочется поцеловать его глупо надутые губы, но потом я вспоминаю, что он меня действительно чертовски раздражает. Следующие слова Джейми дают понять, что он раздражен не меньше.

— Ты сбежал, как ты всегда поступаешь, — продолжает он. — Мы не можем этого сделать — мы не можем устроить бурную дискуссию, а потом один из нас уйдет. Взрослые так не общаются, и честно говоря, Кайден, я устал от этого.

Его надутые губы исчезли, сменившись суровым выражением. Он не ошибается. Мы с Джейми умеем разговаривать телами, но не словами.

Я сокращаю расстояние в два шага.

— Ты прав. Мне следовало остаться и разобраться с этим. Прости, что я ушел, но ты не без вины во всем этом. — я вскидываю руки в воздух, мой голос повышается на октаву, раздражение в нем кристально чистое. — Я боюсь, что в конечном итоге ты обидишься на меня за то, что я пригласил тебя сюда, и прости, что я такой назойливый. Глупый я, что хочу, чтобы мой парень был счастлив. — моя рука опускается на его грудь. — Я ненавижу видеть, как ты сидишь без дела. Ты хотел, чтобы я лучше заботился о себе, и я хочу того же для тебя.

Пустое выражение, которое было у него несколько секунд назад, превращается в глупую, кривую ухмылку.

— Парень?

Конечно, это всё, что он вынес из тех последних нескольких минут.

— Не притворяйся удивленным. Мы живем вместе, спим вместе и удручающе зависимы друг от друга. Это делает нас парнями.

Его глаза блестят, а ухмылка становится шире, превращаясь в извращенную.

— Не смотри на меня так, я пытаюсь разозлиться на тебя, — парирую я. И разве это не история моей жизни? У меня никогда не получалось сдерживать свой гнев, когда дело касалось Джейми. — Джейми.

Я произношу его имя с притворным предупреждением.

— Кайден, — отвечает он за секунду до того, как прижимается своими губами к моим, поглощая меня обжигающим поцелуем, в котором только язык, зубы и голод. — Парень, — бормочет он мне в губы.

— Ты меня так чертовски злишь, — выдыхаю я, его руки находят край моей футболки и стягивают через голову.

— Как будто ты не делаешь то же самое со мной, солнышко. — он прикусывает мою нижнюю губу, одновременно расстегивая мои брюки-карго и ведя меня обратно в гостиную. Я снимаю с него одежду между жадными поцелуями, и к тому времени, как он бросается на диван, мы оба обнажены. —Я просто лучше справляюсь с твоим дерьмом, — размышляет он, широко расставляя ноги и сползая с дивана, чтобы выглядеть расслабленным.

— Иногда я забываю, каким ты можешь быть мудаком, — говорю я, вставая между его расставленных ног.

Он неторопливо поглаживает свой член, на покрасневшем кончике собирается капелька преякулята. Мой собственный член становится твердым и налившимся, пока он пристально наблюдает за мной, и я делаю три нежных поглаживания, наслаждаясь тем, как медленные движения заставляют мою кровь закипать.

—Тебе нравится, когда я веду себя как мудак, — говорит он с самодовольной ухмылкой на лице.

Правильно, я люблю, даже если я еще не произнес этих слов. Я люблю его, несмотря на то, что иногда он выводит меня из себя так, что я краснею.

—А теперь будь хорошим мальчиком для меня. Соси или оседлай его.

Он еще несколько раз дергает свой член, и я облизываю губы, но качаю головой.

— О нет, я думаю, сначала нам нужно сесть и поговорить. Общаться, помнишь?

Отступая, я поглаживаю свой член несколько раз и наблюдаю, как его глаза сужаются. Я изображаю чересчур театральный стон и откидываю голову назад.

—После. А теперь тащи свою задницу сюда, пока я не догнал тебя и не привязал к нашей кровати, — предупреждает он, и от образа, который приходит в голову, с моих губ срывается настоящий стон.

Я беру тюбик смазки с бокового столика и бросаю его рядом с Джейми, затем забираюсь на него, оседлав его бедра.

Поскольку он полулежит на диване, когда я приподнимаюсь на коленях, мой член оказывается на одной линии с его лицом. Крепко схватив Джейми за волосы одной рукой, я откидываю его голову назад, насколько это возможно, на подушку. Его адамово яблоко выпячивается и подпрыгивает, а зрачки расширяются.

Я тру кончик своего члена о его губы, смазывая их преякулятом и заставляя их блестеть.

—Открой, — говорю я, мое тело дрожит от силы моей потребности. Джейми снова ухмыляется, высовывая язык, чтобы облизать головку, дразня. — Я сказал, открой, — рычу я.

—Боже, ты такой горячий, когда командуешь, — говорит он, прежде чем открыть рот и плюнуть на мой член. Я стону, затем скольжу им по его языку в теплый, влажный жар его рта. Его руки опускаются на мою задницу и начинают массировать, пока я медленно вхожу в него и выхожу. Когда он тянет меня вперед, мои бедра подкашиваются, и мой член ударяется о заднюю стенку его горла, заставляя его задыхаться.

Ощущения невероятные, тугие и горячие, и, черт возьми, мне нужно больше. Все еще держа руки в его волосах, я удерживаю его лицо неподвижно, а затем жестко и быстро трахаю его в горло. Он стонет и давится, слюна стекает по его лицу. Одна из его рук исчезает из моей задницы, и я ахаю, когда она возвращается, скользкий палец находит мою дырочку. Мой пах напрягается, и я вырываюсь из его рта и сжимаю основание своего члена.

— Мне нужно притормозить, — прохрипел я, делая глубокий вдох.

Джейми засовывает палец глубже в меня и касается моей простаты. Я стону и смотрю на него сверху вниз, когда он добавляет второй палец. Он намеренно прижимает оба пальца к этому чувствительному пучку нервов, и электричество разливается по моим венам.

— Джейми, я кончу, если ты не прекратишь, — предупреждаю я. Все во мне напрягается, и я сильнее сжимаю свой член, чтобы сдержать взрыв, который, я чувствую, закипает.

— Дай мне свою сперму, Кайден, — требует он, затем снова поглаживает мою простату. Джейми открывает рот, и я толкаюсь обратно, насколько могу. Он добавляет третий палец, одновременно давясь мной. Ощущения ошеломляющие — жар его рта, стеснение в горле, покалывание в пальцах, смешанное с непрерывным постукиванием по моей простате, — все это настолько мощно в сочетании, что я чувствую, как лопается веревка, удерживающая меня вместе.

— Блядь! — кричу я, отстраняясь, мой член скользит по его языку. Дофамин заполняет мой мозг, оргазм накатывает с такой силой, что кружится голова. Я убираю руки с волос Джейми и хватаюсь за спинку дивана, чтобы успокоиться и отдышаться. Я все еще нахожусь на пике оргазма, когда руки Джейми находят мои бедра и тянут меня вниз, перемещая меня так, что тупая головка его члена упирается в мой вход.

Затем он целует меня, и я стону, когда он засасывает мне в рот то, что я только что дал ему. Мы целуемся, разделяя мой вкус, пока наши губы не болят, и он полностью не входит в меня. Сначала это причиняет боль, и мое тело слишком чувствительно, но он двигается медленно, давая мне время привыкнуть. Прерывая поцелуй, губы Джейми находят мою челюсть, обводя ее контуры.

Наши глаза встречаются, его зелень, которая обычно яркая, как драгоценный камень, сейчас темная, как глубокий, опасный лес.

— Оседлай меня, — говорит он, его руки направляют мои бедра вверх и вниз по его члену. Я перенимаю движения, скачу на нем, пока мои мышцы не заболят. Он выглядит так чертовски сногсшибательно подо мной. Его рот открыт, челюсть отвисла, пряди каштановых волос падают на глаза. Развратный, великолепный, и, черт возьми, он весь мой.

Джейми, не прерывая зрительного контакта, обхватывает рукой мой мягкий член. Я шиплю от прикосновения, но чувствую, что начинаю утолщатся в его хватке.

—Вот и все, хороший мальчик, стань снова твердым для меня, — говорит он, и все мое существо загорается.

Джейми заставляет нас сесть прямее, и когда его руки находят мои бедра, он притягивает меня ближе, прижимая мой член к своему напряженному животу.

—Держись, — говорит он, прежде чем завладеть мной.

Уступая своим низменным желаниям, он впивается зубами в мою шею, высасывая воздух из моих легких. Мои руки находят опору на его плечах, ногти впиваются в его кожу. Мурашки пробегают по всему моему телу, когда он облизывает укус, который только что оставил на моей шее.

—Поцелуй меня, — ворчит он. —Мне нужен твой рот, мне нужно больше тебя.

Разве он не знает, что у него уже есть каждая частичка меня?

Мои губы наклоняются к его губам, и следующий поцелуй прекрасен, но жесток, под стать ненасытности, с которой он трахает меня. Язык, зубы и чистое, разжигающее огонь желание. Мой член скользит по его животу, и тепло разливается внизу моего живота. Когда Джейми стонет и откидывает голову назад, предоставляя мне неограниченный доступ, мои зубы сжимаются, и я посасываю, чувствуя, как мной овладевает собственническое желание оставить такие же отметины на его теле.

Джейми вздрагивает, его движения становятся не скоординированными.

—Да, Кайден, ты чертовски идеален.

Он толкается еще несколько раз, затем рычит, запрокинув голову, когда кончает в меня.

Жар пробегает по моему позвоночнику, и я беру свой член в руку, плюю на него и поглаживаю несколько раз, прежде чем пройтись по гладкой плоти его живота, зверь—собственник внутри меня безмерно гордится отметинами на его шее и моей спермой на его коже.

Никогда в жизни я не чувствовал себя таким ненасытным, как с этим мужчиной. Я хочу быть с ним одновременно нежным и грязным, любящим и диким. Я хочу быть всем, чего он хочет, в чем нуждается и к чему стремится.

Джейми, не теряя времени, перемещает нас на дальнюю сторону дивана и подхватывает меня под мышку, прижимая мою голову к своему сердцу. Его рука находит мои волосы, благоговейно расчесывая их, его ногти мягко царапают кожу головы. Всё во мне расслабляется и наполняется теплом.

— Я счастлив, — говорит он, пугая меня, когда глаза начинают закрываться. — Сегодня утром ты сказал, что хочешь, чтобы я был счастлив, и я счастлив. С тобой.

Я напеваю и обвожу пальцем его сосок.

— Я рад этому. Но ты можешь найти свое счастье не только во мне. Это чревато катастрофой. Тебе тоже нужно найти это где-то еще.

Он на мгновение замолкает, в комнате ощущается тяжесть моих слов.

— Я знаю, что ты прав, и я позвонил им сегодня после твоего ухода. Они собираются перезвонить мне в начале следующей недели.

— Это хорошо, что ты сделал, но я не имел права давить на тебя. И если это не то, чего ты хочешь, тогда всё в порядке. Мы можем придумать что-нибудь другое.

Его руки продолжают перебирать мои волосы, и мои глаза поддаются желанию закрыться.

— Это то, чего я хочу, но, думаю, я боюсь хотеть слишком многого. Чем сильнее я цепляюсь за то, что делает меня счастливым, тем больше становится то, что я могу потерять, — он сжимает меня крепче и шепчет: — Кажется, я сломан.

Я целую его в грудь.

— Ну, значит, будем сломаны вместе. Но, как бы там ни было, я не думаю, что кто-то из нас сломан. Ты сам сказал, что я не повреждён, и я говорю — ты тоже. Мы просто люди. Бояться — это нормально, Джей.

— Я создан для того, чтобы заботиться о тебе, — тихо размышляет он.

— Да, но мы созданы друг для друга. Вот как это работает, вся эта история с парнями.

Он напевает под нос, прежде чем добавить:

— Нам нужно научиться лучше говорить о вещах. Не то чтобы мне не нравилось разруливать всё телами, но я хочу, чтобы мы по-настоящему старались, Кайден. Так что... давай ещё поговорим. Договорились?

— Договорились.

Он целует меня в макушку.

— Кстати, ты чертовски сексуальный, когда злишься и пытаешься командовать.

Я игриво бью его кулаком в бок, и он хватает меня, притягивает к себе, пока я не оказываюсь под ним, вдавленный в диван его тёплым, тяжёлым телом. Когда его губы касаются моих, я выдыхаю и погружаюсь в ткань, позволяя ему делать с моим телом всё, что ему захочется.

Мы разговариваем. В перерывах между едой навынос и дурачествами мы говорим, смеёмся и узнаём друг друга изнутри и снаружи, пока оба не почувствуем себя сытыми, счастливыми и измученными. То, что происходит между нами, — волнует. Пугает. Сбивает с толку. Это невероятно, восхитительно и по-настоящему захватывает. И это — наше.

Все наше.

Глава 34

Кайден

— Что ты хочешь на Рождество? — спрашивает Джейми, когда мы идем бок о бок по каменной дорожке в Кью Гарденс, огромном ботаническом саду площадью пятьсот акров на юго-западе Лондона. День ясный, небо голубое, несмотря на конец ноября.

Я делаю глоток горячего шоколада, держа его обеими руками, чтобы согреть пальцы.

Я уже сказал ему, что в этом году не хочу ничего особенного на свой день рождения, но о Рождестве ещё не думал.

— Мы дарим друг другу подарки?

Я никогда не встречался с кем-то достаточно долго, чтобы задуматься о подарках, и меня слегка удивляет сама мысль. Я представляю себе браслет на своей руке и вспоминаю чувства, которые он вызвал, когда Джейми подарил его мне много лет назад.

— Конечно! Но если ты не скажешь мне, чего хочешь, я могу пойти по самому беспощадному пути.

Он толкает меня плечом, и я опускаю одну руку с чашки, протягиваю её, чтобы взять его. Его холодная рука идеально ложится в мою, и я сжимаю её.

— Удиви меня, — говорю я, а затем добавляю: — А как насчет тебя?

Он ненадолго задумывается, останавливается, чтобы посмотреть на небольшой водопад, ниспадающий по многоярусному саду камней. Нас обдувает холодный ветер, и я слегка дрожу в своей куртке.

— Я не знаю. На самом деле я ничего не хочу.

— Тогда, наверное, я тоже пущусь во все тяжкие, — отвечаю я, мысленно перебирая варианты того, что мог бы ему подарить. От чего-то сексуального, как анальная пробка, до чего-то сентиментального, как гравюра на холсте с изображением нас двоих. Я качаю головой, когда понимаю, как сильно поглощен этой мыслью, хотя до принятия решения еще несколько недель.

— Я подумал, что мы могли бы подарить нашим родителям спа-ваучер или что-то в этом роде, а не вещи, которые им не нужны.

Я рад, что Джейми креативен, когда речь идет о Рождестве, потому что я в этом полное фиаско. Подарки для нашей семьи всегда организовывал Купер, и мы с ним каждый год обменивались всего лишь шутливыми подарками стоимостью менее 10 фунтов, что неизменно заставляло меня смеяться.

— Мне нравится эта идея.

Я отпускаю его руку, прячу свою в кармане, действительно жалея, что не взял перчатки.

Он поворачивается ко мне лицом.

— У тебя холодный нос, — говорит он, прежде чем согреть его поцелуем. — И у тебя очень розовые щеки, — он тоже целует их. — Готов отправиться куда-нибудь, где потеплее?

Кивнув, я снова беру его за руку, и мы продолжаем прогулку по садам, время от времени останавливаясь, чтобы прочитать вывеску или рассмотреть витрину, прежде чем выйти на мост Кью. Небо темнеет, и быстрый взгляд на мой телефон показывает, что уже почти четыре, когда мы добираемся до железнодорожной станции. И еще я замечаю сообщение от Дариуса.

Дариус: Мы с друзьями собираемся сегодня вечером на викторину в пабе. Хочешь?

Я уточняю у Джейми, который с большим энтузиазмом соглашается, а затем мы садимся на поезд обратно в Кингстон, заезжаем домой, чтобы покормить Форда, а потом перекусываем пиццей перед встречей с Дариусом и его друзьями.

Когда мы приезжаем, Дариус замечает нас и сразу подходит, обнимает меня.

— Рад, что ты пришел, детка. Разыгрывается приз в 250 фунтов, так что надеюсь, ты захватил с собой свою версию “умный парень!”

Я сдерживаю смех, глядя на своего нелепого друга, который носит рубашку, стоимость которой, вероятно, в три раза выше призового фонда, который он намеревается выиграть.

— Ты не возражаешь, если я поговорю с тобой минутку? — внезапно говорит он, глядя через мое плечо. Улыбка, которая была на его лице, исчезает.

Я смотрю на Джейми, а потом снова на Дариуса.

— Я принесу нам что-нибудь выпить, — говорит Джейми, и мы с Дариусом выходим на улицу, где темно, облака скрывают звезды и луну.

— Я пригласил сегодня вечером кое-кого еще, и не хочу, чтобы ты злился на меня.

— Океееей, — растягиваю я это слово, пытаясь понять, кого он мог иметь в виду.

— Парень одинок, и я знаю, что у вас есть история, так что это может быть неловко. И я думаю, что, возможно, нарушил какой-то братанский кодекс, о чем сожалею, и теперь я действительно чувствую себя дерьмовым другом, и, возможно, это была плохая идея, и...

— Ди, — прерываю я его бессвязный рассказ. — Ты должен сказать мне, кто этот парень.

Он закусывает губу и опускает взгляд на свои черные кожаные мокасины.

— Оливер.

Все во мне замирает, и я жду, что он скажет, что это была шутка, но когда он снова поднимает взгляд, я вижу конфликт в его глазах.

— Оливер? Откуда ты его знаешь?

Дариус знал о нашем “соглашении”, но я никогда не представлял их друг другу. Я всегда разделял свое прошлое и настоящее — до Джейми.

— Помнишь, когда ты ездил в Девон несколько месяцев назад? Он появился у тебя дома, когда я кормил кота. Он был искренне расстроен, что ты с ним порвал.

Мой разум переваривает эту информацию, я потираю затылок и отворачиваюсь от своего лучшего друга.

— Между нами ничего не было, если тебе интересно, — говорит он мне в спину. — Мы иногда тусуемся и разговариваем. Он хороший парень.

Что-то похожее на ревность поднимается в моей груди, и я сжимаю руки в кулаки, затем отпускаю их, прежде чем повторить действие. Хотя дело не в Оливере. У меня никогда не было к нему романтических чувств, и я никогда не чувствовал себя собственником по отношению к нему, но Дариус — мой лучший друг, и он скрывал это от меня месяцами.

Снова поворачиваясь к нему лицом, я говорю:

— Почему ты не сказал мне, когда я вернулся? Зачем скрывал это от меня?

— Потому что я знал, как ты отреагируешь. Ты бы сказал мне, что от него одни неприятности, и что я должен держаться от него подальше. И если бы ты сказал мне это, потому что у тебя были чувства к парню, я бы отступил. Но ты так часто говорил мне, что это не так.

— От него одни неприятности, — парирую я.

Но когда я пытаюсь придумать все причины, почему так вышло, я вижу в них только себя и слишком быстро понимаю, что мы с Оливером не такие уж разные.

— Я понимаю, что у вас с ним были не самые лучшие отношения. Может быть, даже немного токсичные. Но у нас все по-другому. Он милый, и добрый, и океееей, да, он высокомерный, самоуверенный и чертовски сварливый, но он также одинок и...

— И он тебе нравится, — перебиваю я, когда до меня доходит, что мягкость в его голосе теперь окрашена нежностью.

— Он мне нравится. Но ты мой лучший друг, и если ты не хочешь, чтобы я чего-то добился с ним, я этого не сделаю.

Моя инстинктивная реакция — сказать ему, чтобы он порвал с этим парнем, совсем забыл о нем, но потом я понимаю, каким лицемером это сделало бы меня. Почему Дариус не может быть с парнем, с которым у меня была интрижка, если это делает его счастливым? Я влюблен в бывшего парня моего покойного близнеца, вряд ли я в том положении, чтобы судить.

— Мне это не нравится, но я не стою у тебя на пути. Джейми будет абсолютно не в восторге от того, что он придет сегодня вечером, но я позволю тебе с этим разобраться. — я перекидываю руку через плечо Дариуса и взъерошиваю его волосы свободной рукой.

В ответ он тычет мне в рот кончиком пальца.

— Ты знал, что у тебя появляется глупая улыбка всякий раз, когда ты упоминаешь Джейми?

Я фыркаю.

— Неправда. Я улыбаюсь тебе.

— Конечно, как скажешь, любовничек.



— Остался последний вопрос, а потом мы подведем итоги и посмотрим, за каким столиком окажется победитель, — говорит ведущий викторины со своего места в задней части паба. Последний вопрос касается музыки и оценивается в десять баллов.

Дариус смотрит на Джейми и подталкивает к нему карточку с ответами и карандаш.

— Музыка — твоя специальность, не подведи нас.

— Никакого давления, — говорю я, наклоняясь и кладя руку ему на колено.

— Карандаши готовы. За десять очков: рок-звезда Дэвид Хауэлл Эванс более известен под каким именем? И за дополнительные десять очков: из какой он группы?

По всему пабу разносится шепот, и за нашим столом двое других членов нашей команды вместе с Оливером и Дариусом вопросительно смотрят на Джейми.

У Джейми такой самодовольный вид, что мне хочется стереть его поцелуями с его лица, когда он записывает ответ.

— Кто там? — шепчет Дариус. Чтобы не давать ответа никому из подслушивающих участников, Джейми переворачивает бумагу, чтобы показать нам ответ, в котором говорится: ‘The Edge, U2’. Когда Оливер заявляет, что он даже не знает, что это за группа, мой парень бросает на него убийственный взгляд, уже не в первый раз с тех пор, как вошел в паб.

Это нереально — сидеть здесь с ним, Дариусом и Джейми, и в какой-то степени я понимаю, что Дариус имеет в виду. Оливер нежен и мягко разговаривает с ним, совершенно не похожий на того мужчину, которого я знал со средней школы. Я бы использовал слово “влюблен”, если бы оно не звучало так непристойно для парня, который ни разу не проявил ко мне нежности за все годы, что мы встречались.

Мы меняем листы с ответами местами за соседним столом, чтобы никто не мог жульничать, а затем ведущий зачитывает ответы, и неудивительно, что, поскольку в политическом раунде мы знали только один ответ, мы не выигрываем.

— Ах, черт. Думаю, в следующий раз повезет больше, — говорит Оливер, постукивая кредитной карточкой по столу. — Где мои соболезнования?!!

За столом раздается смех, и когда музыка в пабе снова становится громче после окончания викторины, я устраиваюсь поудобнее на своем стуле, чтобы Джейми мог обнять меня за талию, принимая нашу любимую позу. Его губы находят чувствительное местечко у меня под ухом, и все кажется правильным.

— Разве это неправильно, что я все еще хочу врезать Оливеру в челюсть за то, что он вообще прикасался к тебе?

Я поворачиваю голову, чтобы снова посмотреть на Джейми.

— Ты ревнуешь, — констатирую я как факт. — Тебе не нужно ревновать. Он в прошлом.

— Я знаю. И все же мне неприятно осознавать, что он прикасался к тебе. — Джейми скользит рукой вниз, пока не начинает играть с поясом моих джинсов.

— Теперь ты прикасаешься ко мне, — говорю я, мой член становится толще, давит на молнию, решив встать по стойке “смирно”.

— Но этого мало…, — отвечает Джейми, кончики его пальцев медленно опускаются ниже пояса. Я кладу свою руку поверх его, чтобы остановить его движение.

— Как насчет того, чтобы пойти домой и исправить это?

Глава 35

Джейми

— Как дела в универе? — спрашивает мама, доставая из буфета две кружки и включая чайник. Кайден и его папа отправились за рождественскими покупками, а мы с мамой провели утро, заворачивая подарки и выпекая имбирные пряники — традиция, которую мы соблюдаем с тех пор, как мне исполнилось три года.

— Хорошо, напряжённо, но хорошо. Мне придётся снова подать заявки в несколько компаний на трудоустройство, но босс Кайдена сказал, что может связать меня с парой полезных людей.

После моего звонка в университет перед началом нового семестра, они перезвонили и предложили мне место в их программе по архитектуре. Получить место так поздно — редкая удача, поэтому мне действительно повезло. Все мои зачёты за предыдущие годы по-прежнему действительны, так что перевестись в университет рядом с квартирой оказалось довольно просто. Приятный бонус в том, что, помимо близости к дому, все мои занятия заканчиваются к полудню, что позволяет мне спокойно подрабатывать в местном кафе.

— Я горжусь тобой, Джей, — говорит мама, насыпающая в кружки щедрую ложку какао-порошка, а потом добавляющая горячую воду, молоко, сливки и крошку из имбирных пряников сверху. Мы усаживаемся в гостиной и болтаем, потягивая напитки. Она рассказывает о своём книжном клубе, а потом о новогодней вечеринке, которую устраивают наши соседи.

— Вы с Кайденом точно не можете остаться на Новый год? — спрашивает она, вытирая горячий шоколад с губ.

— Да, мам. Дариус заглянет к нам покормить Форда на Рождество, а потом у него вечеринка по случаю дня рождения в канун Нового года. Мы не хотим рисковать с поездами 31-го, так что уедем за день до этого.

— Кайден всё ещё избегает поездок на машине? — спрашивает она. Мы обо понимаем, что на машине было бы гораздо быстрее.

Я наклоняюсь вперёд и ставлю кружку на приставной столик.

— Да. И я не давлю на него. Сейчас у него всё хорошо, и его терапевт считает, что торопиться не стоит. Если он больше никогда не сядет в машину — это тоже нормально. Он счастлив, мам. И я тоже.

Слово «счастлив» — мягко сказано, учитывая, что я чувствую, когда мы с Кайденом теперь вместе по-настоящему. Иногда по утрам я просыпаюсь первым и просто смотрю на него — провожу глазами по его телу, от изгибов бёдер до линии подбородка, поражённый тем, как же это невероятно — знать, что он мой. Одно его прикосновение разжигает во мне пожар, заставляет дрожать от силы желания. Это не просто физическое — это глубоко внутри.

Я провожу рукой по волосам, которые отросли длиннее, чем я обычно ношу, и подаюсь чуть вперёд на диване.

— Вообще-то, я хотел с тобой кое о чём поговорить, пока мы одни.

У меня в животе лёгкое волнение, и я тереблю пальцы на коленях.

— О чём ты думаешь, Джей? — спрашивает мама, наклоняясь вперёд, зеркаля мою позу.

Облизывая губы, я говорю:

— Ты думаешь, я всё это время ошибался? Что я просто наивный романтик, верящий, будто у каждого есть только одна настоящая любовь? Если честно, мне кажется, я перестал в это верить ещё несколько месяцев назад, но почему-то мне важно знать, что думаешь ты. Даже если раньше мы не сходились во мнениях, ты всегда была тем человеком, к которому я обращался за советом.

— Ах, я как раз думала, когда мы снова вернёмся к этому разговору, — задумчиво произносит она. — Ты ведь знаешь, я всегда верила, что наши сердца достаточно велики, чтобы любить не один раз. И я до сих пор не понимаю, откуда у тебя появилась эта идея — что у человека может быть только одна настоящая любовь. Но ты верил в это с тех пор, как я себя помню. Даже после того, как мы с твоим отцом развелись. Ты был так упрям, когда мы расстались — говорил, что, значит, мы и не любили друг друга по-настоящему, потому что настоящая любовь не заканчивается. Ты злился, когда я сказала, что сердце устроено иначе. Но ты тогда был ещё ребёнком, упрямым и с идеалами, и с возрастом ты только крепче в них уверился.

Мама откашливается и отводит взгляд — я прослеживаю его до фотографии Купера на стене. Сердце сжимается, и я отворачиваюсь.

— Когда ты встретил Купера, ты сказал мне, что он — тот самый. Твоя родственная душа. Я так надеялась, что ты был прав. Надеялась, что он останется рядом с тобой навсегда. А когда мы его потеряли... — её голос дрожит. — Моё сердце разрывалось от одной только мысли, что ты, возможно, больше никогда не сможешь открыться для любви.

Она садится рядом, кладёт руку мне на ногу.

— Мне хочется верить, что в итоге мы оба были неправы.

Я встречаюсь с ней взглядом и, наконец, произношу то, чего боялся сказать вслух.

— Я думаю, что влюблён в Кайдена. Но мне страшно.

Мамина рука мягко сжимает мою ногу.

— Чего ты боишься? — спрашивает она.

— А что, если любовь к нему означает, что я никогда по-настоящему не любил Купера? Меня мутит от одной этой мысли. А вдруг Кайден тоже каким-то образом исчезнет из моей жизни? Я не переживу этого.

Я уверен, что то, что чувствовал к Куперу, — это была любовь. Но в то же время то, что я испытываю к Кайдену, совсем иное. Это сильнее, глубже и охватывает меня целиком — самым лучшим из возможных способов. И всё же... оно заставляет сомневаться во всём, что я когда-либо считал правдой о любви.

Мама вздыхает и говорит:

— Мой милый маленький принц, у тебя всегда были немного сказочные представления о романтике. Но жизнь — это не сказка. Ты влюбляешься, и если повезёт — эта любовь длится всю жизнь. А если нет, ты находишь в себе силы влюбиться снова. И новая любовь не стирает старую. Напротив — она помогает тебе по-новому ценить то, что у тебя есть сейчас.

Мои руки лежат на коленях — беспокойные, сжимающиеся в кулаки, — и она берёт их в свои, обхватывает ладонями, продолжая:

— Ты любил Купера. И это не значит, что ты не можешь снова влюбиться. Я любила твоего отца. И люблю Дункана. Я любила их в разное время — икаждого по-своему. Любовь к Кайдену не отменяет твоей любви к Куперу.

По щекам текут слёзы. Я быстро моргаю, пытаясь их остановить — но они упрямо катятся дальше.

— Любовь — это не конечная, неосязаемая вещь, которую мы отдаём один раз и теряем навсегда. Она бесконечна, возобновляема и существует в изобилии. И да, это пугает, потому что мы не знаем, что ждёт нас за углом. Но ты не можешь позволить страху остановить себя.

Я сижу в тишине, переваривая её слова. Прокручиваю их в голове снова и снова, пока они не начинают складываться во что-то понятное, личное.

Мне не стыдно признать, что я был неправ — что мои старые убеждения были чем-то вроде сказки, которую я сам себе придумал. То, что говорит мама, — имеет смысл. Это чувство внутри меня — это любовь.

Любовь к Куперу — и любовь к Кайдену. Просто разная.

— Джейми? — мягко зовёт мама, вытирая слёзы с моих щёк.

— Я влюблён в Кайдена, — говорю я с полной уверенностью.

Она улыбается так широко, что мне становится тепло.

— Хочешь, чтобы я изобразила удивление? Я рада, что ты сам до этого дошёл.

— Спасибо, мама, за твои слова. Я просто... не хочу, чтобы кто-то когда-нибудь подумал, будто я не любил Купа. Потому что я любил. Очень. С Купером это было мягко, спокойно, уютно. А с Кайденом — всё дикое, неприрученное... и, чёрт, наверное, я правда безнадёжный романтик, да?

Мама смеётся и говорит:

— Может, тебе стоит рассказывать это не мне?

Она права. Мне нужно найти момент, когда я смогу сказать это ему. Возможно, мои взгляды на любовь изменились, но в душе я всё ещё романтик. А первый раз… должен быть особенным.

В этот момент открывается входная дверь, и через несколько мгновений в гостиную входят Кайден и Дункан — оба в красно-белых шапочках Санты. Кайден хмурится, и от этого я, как ни странно, люблю его ещё сильнее.

— Кто вообще ходит по магазинам за два дня до Рождества? Это ад, — бурчит он, указывая большим пальцем за спину, в сторону двери. — Я был готов развернуться и уехать, пока мы только парковку нашли. Я скучаю по Куперу и его безграничной любви ко всему рождественскому. Он бы никогда не оставил всё на последний момент.

У Кайдена округляются глаза, он переводит взгляд с меня на отца и обратно. Это впервые, когда я слышу, чтобы он упоминал своего брата так… мимоходом, почти небрежно. Без боли в голосе. Как будто Купер больше не тень среди нас, а просто — тёплое воспоминание. Живое.

— Он был таким организованным, — добавляет Дункан, опускаясь на диван рядом с мамой. — Как-то раз он сказал мне, что уже купил все подарки к Хэллоуину, а потом не отставал, пока мы не поставили ёлку в начале ноября.

Все смеются. И вдруг узел в моей груди — тот, что поселился там после аварии — начинает развязываться.

Кайден стоит прямо передо мной, между моих ног, и я поднимаю на него взгляд снизу. Мои губы подрагивают, а щёки ноют от того, как сильно я улыбаюсь.

— Привет, — говорит он.

— Привет. Скучал по тебе, — отвечаю, притягивая его к себе и утыкаясь лицом в его живот. На нём снова моя толстовка, и мне нравится, как мягкой стала ткань и как сильно она теперь пахнет им.

Кайден проводит рукой по моим волосам.

— Почему у тебя в волосах тесто?

Я откидываюсь назад, а он протягивает ко мне палец. Я смахиваю тесто поцелуями и втягиваю его палец в рот, прежде чем выпустить с лёгким хлопком.

— Это наш фирменный пряник Дюран. Я угощу тебя кусочком.

Кайден вздрагивает и бросает взгляд на мою маму:

— Пожалуйста, скажи, что ты не оставляла его одного на кухне?

Мама смеётся, и этот мелкий засранец у меня на руках — тоже.

Я обнимаю его чуть крепче, и, хоть внутри ещё живёт страх, что я не смогу удержать его навсегда, я точно знаю одно: каждый день с ним стоит того.



Дорога огибает опушку леса, наша машина уверенно движется в темноте. Я смотрю в сторону и ловлю яркую улыбку Купера.

— Всё в порядке. Всё будет хорошо, — говорит он. Его голос спокойный и уравновешенный, пронизан уверенностью, которая должна успокаивать, но этого не происходит, потому что я не понимаю.

В замешательстве я оглядываюсь на пустое заднее сиденье. Что будет хорошо? Я не знаю, но это кажется важным, как будто я должен это знать. Мое сердце бешено колотится, когда я поворачиваюсь обратно к водительскому сиденью, а его уже нет.

— Купер! — я кричу, но мои слова выходят тихими, и я хватаюсь за горло. Яркие фары вспыхивают передо мной, и в их свете я вижу его всего в нескольких дюймах от передней части машины.

— Вы оба это переживёте. Берегите друг друга. Будьте счастливы.

На его лице нет ни страха, ни замешательства — только этот сладкий изгиб губ, который я так хорошо знаю.

Машина рванулась вперёд, и Купер растворился во вспышке дыма. У меня болит в груди, но когда я смотрю в зеркало заднего вида и мои глаза встречаются с глазами Кайдена, паника уходит, и замешательство тоже.

Теперь я понимаю.

— Мы это переживём. Всё будет хорошо, — уверяю я его, и он кивает, как будто всё знал с самого начала.

Мои глаза распахиваются, вглядываясь в темноту вокруг меня. Сны приходят все реже и реже, на самом деле с последнего прошла почти неделя, и даже тогда они уже не такие четкие.

Кайден крепко спит на животе, наполовину откинув одеяло, и я вижу его обнаженное тело. Он не шевелится, когда я пододвигаюсь ближе к нему, обнимая его рукой за спину.

— Я собираюсь быть рядом с тобой столько, сколько ты мне позволишь, — шепчу я.

Он переворачивается на бок, так что мы оказываемся лицом к лицу, но не просыпается. Мне кажется, что я лежу так часами, наблюдая за подергиванием его носа и движением глаз под веками. Когда мой взгляд перемещается через его плечо, я замечаю темное звездное небо за окном — никто из нас не подумал задернуть занавеску. Не в первый раз я задаюсь вопросом, действительно ли Купер смотрит сверху на нас, и если да, то доволен ли он тем, что видит.

Должно быть, я заснул, потому что на улице уже рассвело, когда горячее, твердое тело, прижавшееся к моей спине, заставляет меня открыть глаза. Горячее дыхание Кайдена касается моей шеи, прежде чем я чувствую поцелуи от верхней части позвоночника, вниз по всей длине и чуть выше моей задницы. Он снова продвигается вверх, пока его губы не встречаются с моим ухом.

— Хммм, — стону я. — Это хороший способ проснуться.

— Сегодня Рождество, — говорит он, его губы скользят по нежной коже моей шеи.

Дрожь пробегает по всему телу, мои мышцы напрягаются от этого действия.

— Я знаю, но еще только утро, и я устал.

Я зеваю и снова закрываю глаза. На самом деле это не так, но ему пока не нужно этого знать.

В голосе Кайдена слышится легкость, игривость, смешанная с голодом, от которого кровь кипит к жилам.

— Типа “очень устал” или “немного устал”? — спрашивает он, потираясь об меня своей твердой длиной.

— Я просыпаюсь все больше. Продолжай в том же духе, — ворчу я и зарываюсь лицом в подушку, наслаждаясь тяжестью его тела.

Приятно чувствовать его на себе, вдавливающего меня в матрас. Как напоминание о том, что он действительно здесь.

Он проводит пальцем по моему позвоночнику, опускает его между ягодиц и постукивает по моей дырочке.

— Можно? — спрашивает он. Я уже киваю, когда он уточняет: —Можно мне тебя трахнуть?

Мы не делали этого раньше, несмотря на разговоры об этом, но я хочу этого, хочу его всеми способами.

— Сегодня утром ты проснулся очень нуждающимся, — отвечаю я, мой голос звучит хрипло и тяжело со сна.

Чтобы ответить ему, я подтягиваю колени под себя, открываясь для него. Кайден стонет, и кровать сдвигается. Мгновение спустя замок на двери щелкает, и я слышу, как открывается и закрывается ящик.

Кайден опускается на колени позади меня.

— Я так долго этого хотел, — говорит он, пока его смазанный палец дразнит мою дырочку, прежде чем пройти мимо первого тугого кольца мышц. Это обжигает, и я стискиваю зубы. Он осыпает поцелуями мою спину, проникая пальцем глубже.

— Черт возьми, да, — ворчу я, когда он добавляет второй, а затем и третий, и скручивая, чтобы подготовить меня. Он раскрывает меня с большой осторожностью, лаская и дразня меня внутри и снаружи. Мое тело разгорячилось, и удовольствие разливается где-то внизу живота. — Я готов, — говорю я, когда больше не могу выносить поддразнивания. — Я хочу, чтобы ты был внутри меня, сейчас.

— Кто теперь самый нуждающийся? — он хихикает, шаркая ногами позади меня. Я на мгновение напрягаюсь, когда головка его члена прижимается к моему входу. — Расслабься ради меня, Джей. — выдыхая, я и не осознавал, что задерживаю дыхание, расслабляюсь, опускаясь глубже на кровать.

— Черт возьми, ты такой тугой, — выпаливает он, как только полностью входит в меня, замирая, чтобы дать мне возможность привыкнуть. Моя дырочка сжимается вокруг него, и он стонет, а затем начинает двигаться. Сначала медленно, но вскоре его движения ускоряются, и он входит и выходит из меня в идеальном ритме.

Руки Кайдена находят мои плечи, и он тянет меня вверх, так что мы оба стоим на коленях на кровати, его грудь прижата к моей спине. Его губы останавливаются на пульсе на моей шее, в то время как его рука пробегает по моей груди, по жестким волосам, окружающим мой твердый член. Когда он берет меня за руку, я ворчу и начинаю тихо бормотать ‘да, да, да’.

— Черт возьми, ты такой идеальный. Все в тебе. Твой вкус, твой запах, твои прикосновения, — говорит он, облизывая мою кожу и заставляя меня дрожать. Я стону от его слов и от ощущения, что он повсюду вокруг меня, прикасается ко мне, целует меня, контролирует меня. Мои бедра двигаются сами по себе, возвращаясь к его члену, а затем в крепкую хватку, которую он держит на моем члене.

— Вот и все. Такой твердый для меня, любимый.

Он произносит это ласковое слово так мягко, как будто это не заставляет мое сердце пуститься в пляс.

Когда мое дыхание становится затрудненным, а яйца туго сжимаются, я всхлипываю и говорю:

—Я собираюсь кончить.

Кайден отпускает меня и выходит. На этот раз стон, срывающийся с моих губ, громче и настойчивее.

— Перевернись, я хочу тебя видеть, — говорит он, похлопывая меня по бедру.

Я делаю, как он просит, и выражение его лица заставляет меня прикусить губу. Его глаза темные, с широкими зрачками, окруженными ярко-голубыми радужками. Его губы красные и влажные, кольцо на языке блестит, когда он облизывает их, и румянец бежит от кончиков ушей по щекам и вниз по груди. Его волосы растрепаны и падают на лоб.

— Ты такой чертовски красивый, — говорю я, когда он мотает головой, чтобы убрать волосы с глаз, и улыбаюсь, снова проскальзывая в меня.

— Я никогда не думал, что у меня будет шанс почувствовать это, — говорит он, прижимаясь ко мне. — Эту связь. Я никогда не думал, что кто-то когда-нибудь будет смотреть на меня или прикасаться ко мне так, как это делаешь ты. Я никогда не думал, что заслуживаю этого.

Он наклоняется и нежно целует меня, наше занятие любовью медленное и чувственное.

Мы молчим, за нас говорят наши тела.

Ты мой, говорят мои руки, очерчивая плоскости его мышц, впадины и впадинки ребер, опьяняя меня тем, как перекатывается его кожа, когда я касаюсь его боков, и тем, как он полностью выходит, а затем погружается обратно в меня.

Я твой, говорят его поцелуи, покрывающие мой подбородок, а затем спускающиеся вниз по шее. Как будто действительно не может насытиться моим вкусом.

Когда его движения начинают ускоряться, Кайден садится и откидывается назад, его глаза сканируют мое тело, его взгляд подобен физическому прикосновению, когда он останавливается на том месте, где мы соединяемся.

—Ты невероятный, — говорит он. Он берет мой член в руку и поглаживает, подергивая меня уверенными движениями. Когда он меняет ракурс и касается этого сладкого местечка внутри меня, мои мышцы напрягаются. С рукой на моем члене, он входит в меня, снова и снова ударяя по этому местечку, пока мое тело не воспламеняется.

Мой вход сжимается вокруг него, и я вскрикиваю, когда первая волна экстаза захлестывает меня. Глаза закрываются, и я выгибаю спину, ощущая тепло внизу живота. Кайден рычит, хватает меня за бедра и толкается раз, другой, затем замирает, когда входит глубоко в меня.

Когда он ложится, накрывая мое тело своим, я инстинктивно обнимаю его потную спину. У меня вертится на кончике языка сказать ему, что я люблю его, но я решаю, что не буду делать этого здесь. Я знаю, что он чувствует, как много в этом доме от Купера, и хотя он никогда не хотел бы, чтобы это менялось, я не хочу, чтобы все было таким, каким я ему говорю. Нет, когда я скажу ему, что люблю его, это будет момент, который будет принадлежать только нам, и место, которое будет принадлежать только нам.

— Счастливого Рождества, милый, — говорю я вместо этого.

Кайден скатывается с меня на спину. Я поворачиваюсь так, что моя голова оказывается у него на груди. Моя рука проводит по татуировке розы, следуя за виноградными лозами вниз по его телу.

— Расскажи мне о своих татуировках, — говорю я, проводя кончиками пальцев по его животу и останавливаясь у маленького отпечатка лапы на тазовой кости.

— Те, что на руках, действительно случайные. В них нет никакого смысла, — отвечает Кайден. — Роза была добавлена просто потому, что я её люблю. Они колючие, но красивые.

— Как ты, — шучу я. Он фыркает и ерошит мне волосы.

— Звезды я добавил после смерти Купера. Я хочу, чтобы их было больше — может, заполнить пробелы на руках, — он указывает на свое левое бедро. — Отпечаток лапы принадлежит Форду, потому что какое-то время он был всем, что у меня было.

— Помимо звезд, ты хочешь добавить еще что-нибудь?

Кайден поджимает губы, прежде чем ответить.

— Маргаритку.

— Это милый выбор, — размышляю я, наклоняюсь к нему и целую каждую татуировку по отдельности.

— Не потому, что это мило, а потому, что это сильно. Маргаритки могут пережить так много, и они могут расцвести в самых тяжелых обстоятельствах.

— Тоже как ты, — добавляю я.

— Я не знаю. Может быть, однажды я почувствую то же самое по отношению к себе. А как насчет тебя? — спрашивает он, поднимая мою руку, чтобы увидеть кольцо вокруг моего бицепса. — Ты планируешь сделать еще?

— Честно говоря, я не придавал этому особого значения. Я сделал это в очень мрачный день. Я не жалею об этом, но я также не почувствовал этого, был слишком ошеломлен, чтобы заметить.

Свободной рукой он проводит по кольцу, прежде чем оно заканчивается на имени Купера.

— Он любил тебя, ты знаешь? Той ночью он попросил меня передать тебе, он сказал: “Навсегда, передай Джейми”.

Моя рука сжимается там, где она лежит на бедре Кайдена, и он ерзает, приближая свой нос к впадинке у моей ключицы.

— Прости, что не сказал тебе раньше.

Его голос похож на тихий шепот.

Мое горло сжимается от наплыва эмоций, которые вызывают его слова.

— Все в порядке, я знал... — я прочищаю горло. — Я знал, что он любит меня, он никогда не позволял мне сомневаться в этом.

— Я должен был сказать тебе раньше, — шепчет Кайден хриплым голосом.

Целуя его в макушку, я говорю:

— Теперь ты мне все рассказал.

Мои глаза щиплет, и я моргаю, глядя в потолок, когда губы Кайдена прижимаются к моей шее, принося мне тихое утешение. Я пытался не думать о последних минутах жизни Купера, довольный тем, что он был не один, когда ушел, но есть что-то успокаивающее в осознании того, что он думал обо мне. Эти несколько слов, как будто, залечивают рану, оставленную той ночью в моей душе, и я крепче обнимаю Кайдена за то, что он дал мне это. Я не уверен, осознает ли он, как много он дает мне, возвращаясь в мою жизнь.

Некоторое время мы молчим, поглощенные своими мыслями, пока Кайден не отталкивает меня от себя и собирается встать.

— Нам нужно в душ. Мы не можем спуститься вниз, пахнущие сексом. — я хватаю его за талию и тащу обратно на кровать.

— Но ты пахнешь мной. Мне это нравится.

Он отталкивается назад, прижимая меня к кровати и закидывая мои руки за голову, одновременно наваливаясь всем своим телом на мое.

— Мне это тоже нравится, но я бы предпочел не обнимать наших родителей со спермой, высохшей у меня на животе.

Его голубые глаза блестят. В них есть счастье, и это что-то делает с моими внутренностями, зажигая их, как фейерверк. Кайден снова вдохнул в меня жизнь и счастье.

— Позволь мне вымыть тебя, — говорю я, поднимая голову, чтобы лизнуть полоску на его щеке.

Он прижимается своим тазом к моему, заставляя мой член дергаться. Затем одним быстрым движением он скатывается с меня и спрыгивает с кровати, открывая мне прекрасный вид на его бледную, идеальную задницу. Кайден смотрит на меня через плечо. Его черные волосы в беспорядке, и я ничего так не хочу, как запустить в них руки и притянуть его обратно к себе.

— Ты идешь?

Он разворачивается и неторопливо идет в мою ванную комнату.

Я не могу двигаться достаточно быстро.

Глава 36

Кайден

— Что ты получишь, если скрестишь вампира и снеговика?

Джейми читает с крошечного листка бумаги из своего рождественского крекера. Желтая бумажная шляпа свисает ему на лоб, и он поправляет её, а затем по очереди смотрит на нас, сидящих за обеденным столом.

— Я знаю, — отвечает Сейдж. — Это одна из любимых шуток Джейми.

Она сажает Нову к себе на колени и одновременно ковыряет вилкой морковь.

— У людей есть любимые шутки? — спрашиваю я, откусывая еще кусочек сырного печенья с цветной капустой.

— У Джейми есть, но он такой странный.

Это одна из вещей, которые мне нравятся в моем парне, но я не говорю этого вслух. По мере того, как мы строили нашу совместную жизнь, я видел все больше и больше прежнего Джейми, но также и совершенно новую сторону. Сторону, которая теперь полностью моя.

— В этом нет ничего необычного. У людей есть любимые песни и книги, почему бы не шутки? — Джейми качает головой. — Кто-нибудь собирается угадать? Не ты, Сейдж.

Он указывает пальцем на свою лучшую подругу, которая проводит пальцами по губам, имитируя замок молнии.

— Обморожение, — невозмутимо отвечаю я. Мария смеется, а Джейми моргает, глядя на меня, его губы растягиваются в кривой усмешке.

— Ты ни за что не догадался сам, — говорит Джейми, возвращаясь к своей еде.

— Я полностью справился, это было не так уж сложно. Я также не понимаю, почему это твое любимое.

— Хм, потому что это смешно?

— Ты смешон, — отвечаю я.

Мое сердце учащенно бьется в груди, когда Джейми наклоняется и кусает меня за щеку.

— Я покажу тебе, кто смешон.

Он издает рычащий звук, и я сдерживаю смех, который клокочет в моей груди.

— В этом даже нет никакого смысла.

— Отвратительно, нет, — перебивает Сейдж, бросая в нас остатки своего крекера. — Как единственный взрослый холостяк за столом, я запрещаю все это сегодня.

Она бросает на нас строгий взгляд, затем устремляет такой же взгляд на Марию и моего папу, которые только кивают и смеются.

Остаток ужина мы проводим, наслаждаясь непринужденной беседой и очередными ужасными шутками Джейми. В какой-то момент Нова засыпает, и Джейми берет её на руки, кладя её голову себе на плечо, пока Сейдж помогает Марии подавать десерт.

К тому времени, как мы переходим в гостиную, чтобы открыть подарки, солнце уже село, огни рождественской ёлки и потрескивающий огонь в камине создают идеальную картину на открытке. Мария вручает каждому по чулку с маленькими подарками, и мы по очереди открываем их, прежде чем перейти к более крупным.

— Моя очередь, моя очередь! — говорит Джейми, его рождественский джемпер мигает, когда он подбегает к ёлке и достает большую коробку, завернутую в красно-зеленую клетчатую бумагу. Он передает её своей маме, затем садится на пол у моих ног, запрокидывая голову в поисках поцелуя.

Мария отрывает бумагу, её улыбка сияет, когда она читает надпись на коробке.

— Караоке-машина!

Она яростно вскрывает коробку, и я усмехаюсь про себя, понимая, откуда именно Джейми черпает свой энтузиазм по поводу Рождества.

— Я увидел её на распродаже и не смог устоять. Ты можешь подключить её к своему телефону и скачивать любые треки.

— Мне нравится, спасибо, мальчики.

Мария встает и подходит, чтобы обнять Джейми, а затем меня. Я понятия не имел о караоке-машине, я знал о спа-ваучере, но этот аппарат и виртуальная гарнитура, которую он купил моему отцу, были для меня полной неожиданностью. Я кладу руку на плечо Джейми, и он кладет свою сверху, переплетая наши пальцы.

Следующая очередь — Сейдж.

— Вот, — говорит она, передавая Нову Джейми. Нова хватает его за пряди волос, свободно свисающие вокруг ушей. Её маленькие ручки сжимаются в кулаки и тянут, заставляя Джейми вздрагивать.

— Нет, маленькая звездочка, ты не можешь дергать дядю Джейми за волосы, — говорит он, стараясь ослабить хватку Новы, прежде чем развернуть её и поставить на пол между своих раздвинутых ног. — Давай посмотрим, как мама откроет твои подарки, — добавляет он.

Сейдж берет самый маленький подарок, и я внезапно чувствую, как в животе у меня порхают бабочки. Это первый подарок, который я когда-либо приносил кому-то, кто не был моим близнецом. Она вслух читает этикетку на нем, и мои щеки заливаются краской.

— Нове, с Рождеством, любимый дядя Кайден.

Все взрослые взгляды в комнате обращены на меня, и я смущенно наклоняю голову и отвожу взгляд. Когда я выбирал подарки, это был не тот случай, когда я покупал что-то просто так — впервые в жизни я выбирал вещи для своей семьи. Так что, может быть, да, я стал немного сентиментальным и всяким таким дерьмом, когда выписывал этикетки. И, возможно, весь опыт покупок — несмотря на его хаотичность — был вызван этими теплыми и неясными чувствами.

Сейдж разрывает бумагу, обнаруживая внутри очень мягкую и гибкую плюшевую зебру. Она поднимает её, чтобы все могли увидеть.

— Это действительно прекрасно, спасибо, Кайден, — говорит она, затем встает и целует меня в щеку.

— Посмотри на эту прелесть, Нова, — воркует Сейдж, передавая мягкую игрушку своей дочери. Мария, папа и Джейми поднимают большой шум из-за подарка и того, как Нова хихикает, когда Джейми крутит игрушку перед ней.

Весь шум в комнате — смех и болтовня, рождественская музыка, тихо играющая на заднем плане, счастливое бормотание Новы — всё это обволакивает меня, просачивается в щели и заполняет их, как жидкое золото. Это самое полное чувство, которое я испытал после аварии.

Это ошеломляюще, эти чувства захлестывают меня. В некотором смысле, это слишком.

— Ничего особенного, — говорю я, пытаясь сглотнуть, потому что горло пересохло. Мое сердце учащенно бьется, и я беспокойно постукиваю рукой по колену. Джейми, должно быть, замечает это, потому что он встает, передает Нову своей маме, а затем садится рядом со мной на диван и обнимает меня одной рукой.

— Ты молодец, солнышко, — тихо говорит он, прижимая лоб к моему виску. — Ты в порядке?

Я киваю, но моё горло сжимается от эмоций.

— Перерыв на горячий шоколад! — кричит Джейми, вскакивая на ноги и поднимая меня с дивана вместе с собой. — Вы все оставайтесь здесь, мы доведем это до конца.

Мария ловит взгляд Джейми, между ними что-то мелькает, прежде чем она вытягивает ноги и говорит:

— Я бы съела пирог с мясом.

На кухне Джейми разворачивает меня лицом к себе, ведя нас назад, пока моя задница не упирается в край столешницы.

— Что происходит в твоей хорошенькой головке?

Я пытаюсь отвести взгляд, но его нежная рука на моем подбородке останавливает меня.

— Я забыл, понимаешь?

Его брови хмурятся, появляется та морщинка на лбу, которую я так люблю.

— Что забыл?

— Каково это — не быть одному на Рождество. Каково это — быть частью чего-то. Раньше Рождество было не таким. — Выбор стороны, когда мои родители расстались, испортил все наши семейные праздники. — Это головокружительно, в хорошем смысле, но я боюсь, что это ненастоящее, как будто из-за того, что это так хорошо, это не может быть правдой.

Я шмыгаю носом и вытираю глаза.

Джейми целует меня в лоб, задерживая губы на моей коже на один, два, три удара сердца.

— Что тебе нужно?

Кладя одну руку ему на затылок, я наклоняю голову, пока его губы не прижимаются к моим.

— Мне нужно, чтобы ты поцеловал меня. Когда ты целуешь меня, все кажется реальным, как будто я не открою глаза и снова не буду оцепеневший и потерянный.

— Ты самое настоящее, что есть в моей жизни, — говорит Джейми, надавливая, пока наши губы не сливаются в медленном, чувственном поцелуе, который исцеляет другую часть меня. Он целует меня, пока тепло не разливается по моим венам, и я вынужден оттолкнуть его, чтобы напомнить себе, что нас всё ещё ждёт куча людей.

— Нам нужно приготовить горячий шоколад, — говорю я, затаив дыхание, кивая в сторону чайника.

Он улыбается, скользит ладонью вниз по моей руке и берёт мою ладонь, сжимая её, прежде чем, наконец, отпустить. Это молчаливое обещание того, чего я боялся желать, но наконец-то позволил себе поверить. Что это навсегда. Он и я. Я и он.



Делая очередной перерыв в открытии подарков, чтобы Сейдж могла уложить Нову в комнате для гостей, мы с Джейми помогаем папе на кухне — убираемся, а потом снова собираемся в гостиной, чтобы открыть последние три подарка.

Папа вручает Марии маленькую коробочку, завернутую в красную бумагу с огромным бантом в тон. Когда она открывает ее и достает изящную золотую цепочку с медальоном, глаза у нее блестят. Она целует папу в щеку, затем осторожно убирает украшение обратно в коробку.

Потом наступает моя очередь. Дрожащими руками я достаю из-под елки самый большой из двух оставшихся подарков и передаю его Джейми. Он держит его на коленях и ждет, пока я присяду рядом.

Разрывая обёртку, он вдруг замирает, смотрит на меня, потом снова опускает взгляд. Улыбка расплывается по всему его лицу, когда он достаёт совершенно новую чёрную толстовку, которую я для него выбрал. Она плотнее той, что я постоянно у него таскал, с небольшим фирменным логотипом, вшитым в подол, и мягкой флисовой подкладкой внутри.

Он кладёт её к себе на колени и резко бросается ко мне.

— Мне нравится, спасибо, — говорит он, целуя меня быстро и крепко, а потом отстраняется. — Это идеально.

А поскольку он Джейми и его рождественский энтузиазм зашкаливает, он тут же стягивает через голову свой праздничный джемпер и натягивает толстовку.

— Теперь мы подходим друг другу, — говорит он с нежностью.

Мария делает несколько наших снимков. На одном из них Сейдж развалилась у нас на коленях, в ярком джемпере, который Джейми только что снял.

— Ладно, последний подарок, — объявляет Джейми, тянется под ёлку и прикусывает губу. Я затаиваю дыхание, наблюдая, как он идёт ко мне, протягивая руки.

Он встаёт между моих ног и кладёт мне на колени маленькую чёрную коробочку. Она по размеру как конверт, только чуть толще — глубиной напоминает коробку с золотой цепочкой, которую Мария получила чуть раньше.

Мои руки дрожат, когда я поднимаю крышку и откидываю тонкий слой бумаги.

Сначала я не понимаю, на что смотрю. А потом до меня доходит смысл слов — и эмоции захлёстывают грудь.

— Это звезда. Ты купил мне звезду. — Из глаз текут слёзы, я вытираю их, не дав им упасть на свидетельство о регистрации. — Звезда по имени Купер.

Я достаю сертификат, а под ним — карту с координатами, с подробным описанием, как найти мою звезду.

Джейми опускается передо мной на корточки, его руки ложатся на мои бёдра. Теперь мы лицом к лицу, и я вижу шрам на его лбу, обычно скрытый под волосами, и золотые искры в его зелёных глазах.

— Ищи меня среди звёзд, — шепчу я, достаточно тихо, чтобы это услышал только он.

Джейми едва заметно переминается, на его лице — мягкая улыбка, ресницы влажные, тёмные.

— Теперь ты знаешь, где искать. Ты всегда сможешь его найти.

Я осторожно убираю сертификат со своих колен, словно он хрупкая роза, а потом обнимаю Джейми за плечи и прячу лицо у него в шее.

— Спасибо. Это лучший подарок, о котором я только мог мечтать.

Сердце переполняется, кожу покалывает от накрывших чувств, а слёзы текут по щекам, капая на его толстовку.

Ничто и никто не сможет вернуть мне моего близнеца, но теперь этот маленький кусочек вселенной принадлежит ему.

И это дарит мне невозможное — шанс видеть его там, где он сам хотел, чтобы я его нашёл.

— А ты, Кайден Кэррингтон, — говорит Джейми, — лучший подарок, о котором я даже не осмеливался мечтать.

И накатившее тёплое, тихое, глубокое спокойствие укрывает меня с головой — как волна, набегающая на берег.

Глава 37

Джейми

Моя рубашка задирается, и живот царапает деревянный пол, когда я тянусь дальше под диван. Рядом со мной Форд повторяет мою позу.

— Даже не думай об этом, — предупреждаю я кота. — Он меня убьёт, если ты прибьёшь Бэзила, так что отвали.

Мех касается кончиков моих пальцев, я делаю резкий выпад вперёд — настолько, насколько позволяет поза, — ладонь разжимается… и находит только воздух.

— Чёрт.

Входная дверь открывается и закрывается, и я сажусь на колени.

— Что ты делаешь? — спрашивает Кайден, входя в гостиную. Он всё ещё в рабочей одежде, скользит по мне взглядом. — Я думал, ты уже соберёшься. Нам выезжать через меньше чем час.

Форд делает попытку пролезть под диван, но, к счастью, ему это не удаётся. Я отталкиваю его открытой ладонью и не обращаю внимания на вопросительный взгляд Кайдена.

— Джей, что ты делаешь на полу?

Когда наши глаза встречаются, я уверен — он считывает с меня вину.

— Только не паникуй, но я выпустил Бэзила из клетки, и он убежал. Сейчас он под диваном, а твой чёртов кот намерен сделать из него закуску.

Я снова плюхаюсь на пол и шарю под диваном.

— Отличное завершение года — убить домашнего питомца, — бормочу, всё сильнее злясь на то, что не могу его достать.

Кайден опускается рядом.

— Он тебя укусил, да? — спрашивает он, сдвигая диван.

Бэзил выскакивает из-под него и несётся по комнате. Все трое — я, Кайден и Форд — срываемся с места, но Бэзил юрко прячется под телевизором.

— Да, он, блядь, снова меня укусил. Понятия не имею, почему он меня так ненавидит.

Краем глаза я замечаю движение, бросаюсь влево одновременно с Кайденом, и мы валимся в кучу на полу — я распластан сверху него.

— Привет, — говорю я, глядя в его завораживающие голубые глаза.

— Привет, — отвечает он, уголки губ едва подрагивают.

— Я скучал по тебе сегодня. — Я наклоняюсь и касаюсь его губ, на мгновение напрочь забывая, почему вообще оказался на полу. После поездки к родителям Кайден с головой ушёл в работу, завершал проект каждый день. К счастью, в начале нового года у него будет немного свободного времени. — Прости, что потерял твоего хомячка.

Он улыбается. И хотя теперь он делает это часто, каждый раз у меня перехватывает дыхание.

— Поймаем. Он у нас уже не в первый раз сбегает.

В этот момент Бэзил предпринимает дерзкий рывок через гостиную, прямиком перед моим носом. Я ныряю вперёд, одновременно неудачно заехав Кайдену коленом в бок. Он чертыхается, а я снова оказываюсь лицом вниз, одной рукой тянусь вперёд, второй упираюсь в пол.

— Он такой чертовски быстрый! Надо было завести черепаху. — Я бросаю взгляд на Кайдена, у которого на лице расплывается ухмылка. — Даже не думай. Никаких больше бездомных животных. И уж точно никаких рептилий.

Кайден забирается мне на спину, как чертовски пластичная обезьяна, обвивает руками мою шею.

— А если я очень вежливо попрошу? Ты ведь не сможешь мне отказать.

Я переворачиваю его, и он с грохотом падает на пол, смеясь так беззаботно, что это смехом проникает мне прямо в душу.

— Ты знаешь, что я прав. Ты сделаешь для меня всё, что угодно.

Он хлопает ресницами с преувеличенной невинностью, и я бросаюсь вперёд, чтобы укусить его за щёку. Видеть его таким счастливым — всё равно что сорвать джекпот. Он заставляет меня чувствовать себя самым счастливым парнем в мире.

— Верно, мистер Кэррингтон. Используй это против меня, если хочешь.

Он снова смеётся, а потом становится серьёзным:

— Мы правда опоздаем, если не начнём собираться.

После ещё нескольких безрезультатных попыток я валюсь на пол и пыхчу, будто только что пробежал марафон. Рубашка липнет к спине от пота. Форда мы заперли в спальне — никакой от него помощи, — а Кайден сбегал на кухню и вернулся с пакетом еды навынос и кусочком сыра.

— Последняя попытка.

Он поднимает оба предмета, показывая мне. Я беру сыр, он — контейнер. И вместе мы начинаем уговаривать демона выбраться из-под дивана. Его усы дрожат от напряжения, пока он осторожно ползёт за приманкой, которую я тащу по полу. Как только Бэзил хватает кусочек, Кайден срабатывает молниеносно — подхватывает его и бережно возвращает в клетку.

Он подходит ко мне, кидает взгляд вниз и говорит:

— В душ. Потом одевайся. Нам пора.

Его губы касаются моих, посылая электрическую волну голода по моему телу. Мое тело горячее, и не только от того, что я катался по полу. Его тело такое же теплое, и у меня возникает желание ощутить его обнаженную кожу на своей.

— Пять минут, — говорю я, моя рука приподнимает край его толстовки и скользит по впадинам его живота. Кайден задерживает дыхание, когда мои пальцы скользят ниже пояса его джинсов. — Это все, что мне нужно, обещаю.

Мои губы находят трепещущий пульс на его шее, и я осыпаю его поцелуями, одновременно расстегивая пуговицу на его джинсах.

Он качает головой.

— С тобой ничто не длится пять минут. Если мы опоздаем на вечеринку Дариуса, он не позволит нам забыть об этом. — он целует меня, не разжимая губ. — Иди, — еще один поцелуй, — Собирайся.

— С тобой не весело, — говорю я, пятясь к выходу из комнаты, не спуская с него глаз. Кайден ухмыляется и следует за мной, дразняще снимая с себя одежду и оставляя за собой шлейф из нее по коридору.

К тому времени, как он остается в черных боксерах, мой член становится твердым, и мы добираемся до ванной. Я снимаю с себя одежду, пока не оказываюсь полностью обнаженный перед своим парнем.

— Три минуты, — прошу я.

Кайден ничего не говорит, просто прикусывает нижнюю губу, снимает боксеры и включает душ. Он молча залезает в ванну, и я секунду наблюдаю за ним. Вода каскадами стекает по его подтянутым мышцам, по пухлой заднице и по икрам. Он добавляет шампунь в волосы, намыливает их, а затем поворачивается, чтобы показать мне свой твердый член, утопающий в темных, влажных волосах на лобке.

Он великолепен. Красив. В равной степени высокомерный и скромный, сочетание мягких изгибов и неровных краев, нежных прикосновений и страстных поцелуев.

Это моя любимая песня — мелодия, которая будоражит мое сердце, и ритм, который пульсирует в моей крови.

Открывая дверь душа, я захожу внутрь и прижимаю его к стене.

— Одна минута, — говорю я, прижимая свой член к его члену и обводя их обоих рукой.

— О, — выдыхает он, когда я начинаю поглаживать нас вместе. Его бедра подергиваются, и он двигается в такт со мной, отдаваясь в мои крепкие объятия.

Свободной рукой я размазываю гель для душа между нами, делая наши движения плавными.

— Я бы предпочел выключить воду и испачкать тебя, — стону я ему в ухо, моя свободная рука скользит по его пояснице. Его руки находят мои бедра и впиваются в меня, используя как якорь. Отпуская наши члены, я крепко прижимаю Кайдена к себе, прижимая наши члены друг к другу, пока мы растираем их вместе. —Я хочу покрыть тебя своей спермой и заставить носить ее всю ночь.

Покалывание блаженства начинается в пальцах ног, поднимается вверх по конечностям и вдоль позвоночника.

Кайден запрокидывает голову, вода брызжет ему в лицо, когда его хватка на мне усиливается, и он извергается, толстые струи спермы ударяют по моему члену и животу, прежде чем их быстро смывает. Мой желудок сжимается, и я закрываю глаза, когда он наклоняется и шепчет:

— Кончай.

Я издаю неразборчивый звук, когда удовольствие выплескивается из меня, подчиняясь его команде.

Я целую его просто потому, что могу, затем ополаскиваю нас обоих, прежде чем выключить душ.

— Это заняло больше пяти минут. — он улыбается, пока сушит волосы. — Если мы опоздаем - твоя вина.

Я обтираю свое тело, затем оборачиваю полотенце вокруг талии.

— Оно того стоило.



— Это место… вау. У меня даже слов нет.

Я оглядываю бальный зал, в который мы только что вошли, совершенно ошеломлённый тем, что это часть дома Дариуса.

Великолепное помещение с полами из тёмного дерева, чёрными стенами и тёмно-красными бархатными шторами. Огромные окна выходят на освещённую холмистую лужайку и бассейн. На одном конце зала установлена сцена: микрофоны, пианино, барабаны, а сбоку — диджей за вертушкой и ноутбуком, устроившийся на табурете.

— У него в доме есть бальный зал. Это как сцена из фильма.

Кайден пожимает плечами, выглядя при этом чертовски эффектно во всём чёрном — рубашке, галстуке и костюме-тройке.

— Я же говорил, у него богатая семья.

— Да, но одно дело просто быть богатым. А другое — «у меня бальный зал прямо за столовой» богатым.

Я быстро закрываю рот, осознав, что таращусь на всё это великолепие, как заворожённый ребёнок.

— У такого тоже есть свои минусы, — говорит Кайден, но не успевает вдаваться в подробности — к нам подходит Дариус, весь в белом, с перьевыми «крыльями ангела» за спиной поверх безупречного костюма.

Кайден обнимает его, и мы по очереди поздравляем с днём рождения.

— Я уж думал, вы заблудились, — говорит Дариус, переводя взгляд с одного на другого.

Кайден фыркает:

— Мы не так уж сильно опоздали. Джейми потерял хомяка — это его вина.

— Не знаю, что это за эвфемизм, но я рад, что вы пришли. Вы оба выглядите сногсшибательно, — Дариус окидывает нас взглядом с ног до головы. Я смотрю на свой тёмно-синий костюм и белую рубашку, и да — мы, чёрт возьми, отлично выглядим. Особенно вместе.

— Формально это моя вечеринка, — продолжает Дариус. — Но я почти никого здесь не знаю. Всё благодаря моему отцу — думаю, он снова пытается с кем-нибудь меня свести.

Он приподнимается на цыпочки и осматривает толпу. Его взгляд останавливается на двери справа от нас, и на лице расплывается медленная улыбка. Щёки, уже покрытые румянцем, вспыхивают ярко-малиновым.

— Если вдруг столкнёшься с моим отцом — а я сомневаюсь, что он вообще здесь, — помни: Оливер здесь просто как твой друг, хорошо?

Дариус говорит это нам, но при этом его внимание приковано куда-то за нашу спину.

Мы с Кайденом оборачиваемся как раз вовремя, чтобы увидеть приближающегося Оливера — в чёрно-красном и с парой пластиковых дьявольских рожек на макушке.

— Ты не рассказал о нём своему отцу? — спрашивает Кайден.

Дариус качает головой:

— Он бы никогда не одобрил.

Оливер не обращает на нас внимания, подхватывает Дариуса на руки и сжимает в крепких объятиях.

— Привет, ангел. С днём рождения, — говорит он достаточно громко, чтобы мы услышали.

Только потом, вспомнив, что они не одни, Оливер оборачивается и здоровается с нами, хотя всё его тело словно продолжает тянуться к Дариусу.

— Итак, программа вечера, — говорит Дариус, хлопая в ладоши. — Буфет и бар вон там, — он указывает на дверь в дальнем конце комнаты. — В гостиной дальше по коридору — казино. Там играют на реальные деньги, так что будьте осторожны.

Он делает паузу, и в этот момент я замечаю сцену, подготовленную для группы.

— Позже — живая музыка и караоке. А в полночь… — он поднимает глаза на гигантский диско-шар над нашими головами, — …всё это завершится балом, и нас окутает дождь из блестящих лент.

Он сияет.

— Ах да, и здесь ещё есть фонтан с шампанским.

— Ты обо всём подумал, — размышляю я вслух.

— Мой папа делает всё возможное ради своего единственного ребёнка.

В его словах, в поджатых губах — что-то такое, что придаёт этому комментарию оттенок грусти. Я постараюсь не забыть потом расспросить об этом Кайдена.

— Если вы нас извините на минутку... — Дариус берёт Оливера за руку, оглядывается, будто проверяет, кто рядом, и добавляет: — Нам нужно… эм… кое о чём поговорить, — бормочет он, краснея до корней волос.

Кайденхлопает друга по спине, и мы смотрим, как они вдвоём исчезают в толпе, рука Оливера скользит к пояснице Дариуса.

— Ты не против? — спрашиваю я, кивая в их сторону.

Кайден поворачивается ко мне, его ладони ложатся мне на талию.

— Удивительно, но нет. В какой-то степени это странно... но Дариус заслуживает быть счастливым. И кто я такой, чтобы мешать?

Я обвиваю его руками за спину, подтягивая ближе, и мы медленно движемся в сторону танцпола.

— Караоке? — поднимаю бровь.

— Нет.

Мы крепче прижимаемся друг к другу, пробираясь сквозь танцующую толпу.

— Мы могли бы спеть дуэтом.

— Определённо нет, — ворчит он, и я снова вижу того сварливого красавца, в которого без памяти влюбился.

— Но ты потанцуешь со мной?

— Если деваться некуда, — его губы растягиваются в улыбке, когда я целую его в лоб и закручиваю нас в ритме музыки.

Следующие несколько часов пролетают, как в тумане: мы танцуем, выпиваем, веселимся по полной, перемежая это с разговорами и шутками с Дариусом и Оливером. Стараемся избегать последнего, но сложно полностью игнорировать его, когда он всюду следует за Дариусом, как потерянный щенок.

Я мокрый от пота, измученный и уже мечтаю найти, где бы сесть, когда на сцену поднимается Дариус. Мы хором поём С днём рождения, толпа шумно поддерживает и аплодирует, как только песня заканчивается. Дариус кланяется, как будто он на приёме у королевы, затем берёт микрофон и благодарит всех за то, что встретили Новый год вместе с ним.

Он уходит со сцены, и кто-то запускает караоке. Народ мгновенно вовлекается — я в восторге от общей энергии. Даже Дариус поёт две песни, читая текст с большого экрана сбоку от сцены. Потом он исчезает, и на его место выходит группа девчонок примерно нашего возраста — они больше хохочут, чем поют, и это заразительно.

Это, чёрт возьми, самое весёлое, что случалось со мной за долгое время. И пока я стою, слушая и тихонько подпеваю, я обнимаю Кайдена. Всё кажется таким правильным. Почти идеальным.

— Я хочу обнимать тебя всю оставшуюся жизнь, — шепчу я ему на ухо.

Я хочу прикасаться к нему, целовать его, готовить для него, смеяться вместе, рассказывать ему дурацкие шутки столько, сколько нам будет отведено.

Его голова резко поворачивается, глаза широко распахнуты, сверкают от света диско-шара.

Рот Кайдена приоткрывается, но он не успевает ничего сказать — Дариус возвращается, щеки пылают, а на шее темнеет свежий засос.

Кайден не сводит с меня глаз, и я чувствую это — то самое мгновение.

Я отпускаю его и поворачиваюсь к Дариусу:

— Присмотри за моим парнем.

Потом убегаю, прежде чем кто-то из них успевает что-либо сказать.

Передо мной в очереди всего несколько человек, но когда я выхожу на сцену, моё тело дрожит от нервов. Прошло много лет с тех пор, как я стоял перед толпой — и никогда перед такой. Но дело вовсе не в ней.

С микрофоном в руке я нахожу Кайдена в толпе. Он замечает меня, и, таща за собой Дариуса, пробирается ближе — прямо к подножию сцены.

Я сосредотачиваюсь только на нём, когда начинает играть фоновая мелодия Crack The Shutters от Snow Patrol.

Мне не нужны слова — я знаю их наизусть. Это одна из любимых песен Кайдена.

Каждое слово, которое я пою, — только для него. Публики будто не существует.

Слишком темно, чтобы разглядеть выражение на его лице, но я улавливаю проблеск улыбки в отблесках света от диско-шара.

Мы не отводим взгляда друг от друга до самого конца песни.

И с каждым куплетом, каждым тактом — я вижу это. Ярко, отчётливо.

Наше будущее.

То, о чём мы оба боялись говорить вслух. То, чего мы заслуживаем.

Потому что любовь не знает границ. Потому что у нас обоих есть так много, чем мы можем поделиться друг с другом.

Это — наша жизнь.

Это — то, что мы забираем назад у судьбы.

Это — мы. Джейми и Кайден.

Ещё до того, как песня заканчивается, я спрыгиваю со сцены и иду к нему.

Берусь за его лицо, ладонями обхватывая его щёки, большими пальцами нежно проводя по подбородку.

— Я люблю тебя.

Глаза Кайдена блестят, он часто моргает.

Я кладу руку ему на затылок, запускаю пальцы в его кудри, притягиваю ближе, и наши лбы соприкасаются.

— Я люблю тебя. Я не могу пообещать тебе вечность — мы оба знаем, что такие обещания не даются. Но я могу обещать тебе каждый вздох. Каждый удар моего сердца.

Моя свободная рука находит его и поднимает — я кладу её себе на грудь.

— Оно бьётся для тебя, Кайден.

Затем я перемещаю наши руки чуть выше, к грудной клетке, чтобы он почувствовал, как поднимается и опускается моя грудь.

— Для тебя.

Его рука тянется ко мне и ложится на затылок, точно так же, как моя держит его.

— Я тоже тебя люблю, — говорит он. — Думаю, я никогда не смогу выразить это словами... но я собираюсь доказывать это. Каждый день.

Я даже не заметил, как близко уже полночь — пока толпа не начинает отсчёт.

Десять. Девять. Восемь.

Я притягиваю Кайдена ближе, прижимаясь к нему, сводя наши ноги вместе.

Семь. Шесть. Пять.

Наклоняю голову и прикасаюсь губами к его губам.

Четыре. Три. Два. Один.

Я стираю оставшееся расстояние и целую его в тот самый момент, когда над нами взрываются серебристые ленты.

Он отвечает на поцелуй, и мы теряем первую минуту нового года в объятиях друг друга.

И с каждой секундой я влюбляюсь в него всё глубже.

Глава 38

Кайден

— Хотел бы я, чтобы этот дождь прекратился хоть на минуту, — говорит Джейми, прижимая ладонь к закрытому окну, выходящему на дорогу под нашей квартирой. Прошло уже четыре дня с начала нового года, а дождь лил без остановки с самой новогодней ночи. Моему парню, который каждое утро начинает с пробежки, совсем не нравится бегать под ливнем, поэтому он теперь целыми днями жалуется на погоду и мечется по квартире, как загнанный лев.

Несмотря на то что уже ранний полдень, небо остаётся тёмным, серым и злым, и где-то вдалеке гремит гром.

Я подхожу к нему со спины, обнимаю за талию и кладу подбородок ему на плечо. Мы вместе смотрим, как дождь барабанит в стекло. Через дорогу кто-то выскакивает из подъезда и прячется под крышей автобусной остановки.

— В такую погоду вообще хреново выходить на улицу, — замечаю я. — Хорошо хоть, что нам в ближайшие дни никуда не надо.

Джейми накрывает мои руки своими, сжимая их.

— Ты не будешь против, если я оставлю тебя на час и сгоняю в спортзал побегать?

Я качаю головой и целую его в шею.

— Нет, отличная идея. Я как раз собирался позвонить Ди.

— А когда я вернусь... — он многозначительно покачивает бёдрами. Я разжимаю руки, провожу ладонью по его боку и обвожу пальцами его загорелую щёку.

— Когда ты вернёшься? — поддразниваю я, продолжая гладить его по заднице.

Он разворачивается, поднимает меня, и мои ноги сами собой обвиваются вокруг его талии, пока я смеюсь. Джейми дал мне то, чего у меня никогда не было — любовь, настолько настоящую и сильную, что я чувствую её каждой клеточкой. Иногда разум всё ещё пытается нашептать, что это ненадолго, что всё это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но потом он целует меня, берёт за руку или просто касается — и сердце побеждает.

Он любит меня. Говорит это. Показывает это. У меня нет причин сомневаться.

А я... я безнадёжно влюблён в этого мужчину. Всё моё тело поёт вместе с ним. То давящее, изматывающее чувство, с которым я жил так долго, никуда не исчезло, оно всё ещё приходит, когда становится тяжело, но теперь я справляюсь. Всё реже тянусь к старым спасительным привычкам. Влюблённость — это охуенно, рекомендую. Но она не лечит тебя по щелчку. Просто рядом появляется тот, кто в твоём углу.

Прошлым летом, в больнице, я был уверен, что никогда больше не буду счастлив. Я ошибался. И чёрт возьми, как же хорошо, что ошибался. Потому что это — лёгкость, тепло, сияние — это моё. Джейми делает меня счастливым. Он делает меня сильным, даже если сам продолжает твердить, что сила — во мне самом. Из-за него мне хочется просыпаться утром, целовать его глупую мордашку и улыбаться, пока не начнёт болеть лицо.

Он заставил меня хотеть того, в чём я давно себе отказал. И он убедил меня, что я этого достоин.

Джейми несёт меня на кухню и усаживает на столешницу. Я не убираю ног с его талии, когда он наклоняется ко мне и ищет мои губы. Когда наши рты встречаются, я раскрываюсь, позволяя его языку проникнуть внутрь. Он врывается с тихим стоном, я отвечаю, и мы оба будто соревнуемся, кто кого. Через какое-то время он отрывается, прижимая лоб к моему.

— Кино и еда на вынос, когда я вернусь?



— Так он пытался тебя подставить? — спрашиваю я Дариуса, пока он стонет на другом конце провода.

— Без понятия, детка. Парень был жирнее, чем мешок картошки фри, и темнее, чем тень под старым дубом. Но его отец почему-то важен для моего отца.

— И что ты сделал? — я закидываю ноги на кофейный столик и глажу Форда по спине.

— Я пошёл с ним на свидание.

— Чёрт, Ди, а что Оливер думает обо всём этом?

Дариус на мгновение замолкает, прежде чем неохотно отвечает:

— У него нет права голоса, мы не вместе. Мы просто тусуемся.

Звучит неубедительно, но я не давлю. Отношения у Дариуса — вечная серая зона.

— Кто-нибудь в итоге пострадает, — тихо предупреждаю я. Он отвечает неопределённым мычанием, и на этом разговор затихает.

В этот момент открывается входная дверь, и я быстро прощаюсь, завершая звонок. Поднимаюсь с дивана и иду в прихожую, где стоит мой насквозь промокший парень. Его волосы прилипли к раскрасневшемуся лицу, а по коже пробежали мурашки от холода.

— Снаружи какой-то апокалипсис, — дрожа, говорит он.

Вода капает на деревянный пол, когда он снимает спортивную форму и направляется в ванную. Я следую за ним, прислоняясь к стене, пока он залезает в душ, постанывая, когда тепло согревает его озябшие мышцы. Я наблюдаю, как он намыливает свое подтянутое тело, позволяя своему взгляду скользить по каждому дюйму его обнаженной, влажной кожи.

— Ты не присоединишься ко мне? — спрашивает он, демонстративно вытирая свой мягкий член.

— Нет, я успел принять душ, пока тебя не было, и еда уже на подходе. Я заказал из того нового итальянского ресторанчика неподалёку.

— Мило, — говорит Джейми, разворачиваясь к тёплому потоку воды и подставляя лицо.

Где-то гремит гром. Я бросаю взгляд в маленькое окно ванной — дождь усилился, небо тёмное и угрюмое.

— У тебя есть мелочь? Думаю, тот, кто доставит нам еду в такую погоду, заслуживает солидных чаевых.

Джейми наливает шампунь на волосы и начинает намыливать их, пена скатывается по его рукам и плечам.

— Да, посмотри в моём кошельке или в верхнем ящике стола. Я бросал туда пару монет на прошлой неделе.

Он начинает вполголоса напевать, а потом его чудесный голос наполняет ванную. Я касаюсь пальцем краешка улыбки на своём лице и выхожу.

В комнате я первым делом проверяю его бумажник — пусто. Затем заглядываю в ящик. Там куча всякого хлама: старые квитанции, книжка с марками, шестигранный ключ, пара монет — почти недостаточно для нормальных чаевых. Я продолжаю рыться, отодвигаю в сторону странные носки и фотоальбом, пока не замечаю маленькую серебристую жестянку размером с телефон. Она звенит, когда я её поднимаю. Я снимаю крышку — внутри десятка, несколько монет и ещё один предмет, от которого у меня замирает дыхание и учащается пульс.

Кольцо. Серебряное, может быть, платиновое.

В дверь стучат. Я резко реагирую, прячу кольцо в карман и бегу открывать. Даю чаевые курьеру и забираю еду так быстро, как только возможно.

Вернувшись в комнату, достаю из кармана кольцо и верчу в пальцах. В голове что-то щёлкает.

Это обручальное кольцо.

Колени подкашиваются, сердце подскакивает от догадки, от значения того, что я только что нашёл.

Кажется, это слишком скоро. А может, наоборот — самое время. Это чертовски правильно.

Джейми хочет выйти за меня.

У меня дрожат руки, внутри всё закипает от волнения. Я оглядываюсь и примеряю кольцо, любуюсь тем, как оно сидит на моём тонком пальце. Притвориться, будто я ничего не знаю, будет непросто. Надеюсь только, он спросит об этом в ближайшее время.

Звук выключающегося душа заставляет меня поспешно снять кольцо. В спешке я едва не роняю его — и всё-таки роняю. Оно глухо ударяется о пол.

— Чёрт, — бормочу я, поднимая его и замечая, что на внутренней стороне что-то выгравировано.

Когда я подношу кольцо к свету и читаю гравировку, моё сердце замирает.

Воздух покидает лёгкие, и я клянусь — раскат грома, прокатившийся по квартире, звучит, как моя душа, разрывающаяся надвое.

Джейми и Купер. Навсегда.

Я перечитываю эту фразу снова и снова, цепляясь за мысль, что это ошибка. Всё во мне сжимается, кричит, умоляет поверить, что это не то, чем кажется.

Но я знаю лучше. Я всегда знал. Потому что Джейми никогда не был моим.

Он всегда принадлежал Куперу.

Джейми и Купер. Навсегда.

Кольцо тяжело лежит у меня на ладони. С такой болью, как сейчас, меня могла бы пронзить и пуля.

— Прости, что так долго возился в душе. Понадобилась целая вечность, чтобы согреться. Я ни за что не выйду в такую грозу, — говорит Джейми.

Я поднимаю взгляд от металла в руке и встречаюсь с ним глазами. Он хмурится, на лбу появляется складка, и когда он замечает, что я держу, лицо его бледнеет.

— Я могу объяснить.

Он делает шаг ко мне. Я отступаю, поднимаю свободную руку. Другая — сжимается в кулак, не отпуская эту проклятую вещь.

— Ты хотел выйти за него? — мой голос едва слышен, глухой, сломанный.

Джейми сглатывает и кивает.

— Да.

Холод проходит по моему телу, как ледяная волна. Я медленно киваю в ответ.

— Я идиот.

— Эй, нет, не говори так, — Джейми подходит ближе, и у меня нет сил его остановить, когда он берёт меня за подбородок, поднимая лицо. — Я люблю тебя.

— Как ты можешь это знать, если до сих пор держишься за него? — я поднимаю кольцо, держа его двумя пальцами.

— Я забыл о нём, клянусь. Даже не помню, куда его положил. Кайден, я забыл. Я не держусь за Купера. Он — моё прошлое. А ты — моё будущее.

В его глазах та же влага, что и в моих. Я отказываюсь плакать, смахиваю слёзы с щёк.

— Я думаю, ты врёшь, Джейми.

Он качает головой, твердя:

— Нет. Нет. Нет. — снова и снова.

— Однажды ты хотел выйти за него, а на следующий день он исчез. Когда вы вообще попрощались? Потому что я знаю, ты так и не был на его могиле — я слышал, как твоя мать говорила об этом. Тогда я не понимал, почему… но теперь понимаю.

Он молчит. Его плечи опущены, слёзы катятся по лицу.

— Ты так и не попрощался с ним. Ты держался за это… а Купер держал твоё сердце. — Я протягиваю кольцо, прижимаю к его груди и отпускаю, позволяя ему упасть. Протискиваюсь мимо. — Я хотел твоё сердце, Джейми. Хотел, чтобы ты любил меня так, как ты любил его. Нет, чёрт возьми! Я хотел, чтобы ты любил меня больше, чем когда-либо любил его.

— Я люблю, — сквозь слёзы выдавливает он. — Я люблю тебя так сильно, как никогда не любил Купера.

— Как ты смеешь говорить это? — я уже кричу, каждый вдох как ожог. — Как ты можешь меня любить, если ты до сих пор не отпустил его?! Я ненавидел себя за то, что хотел тебя. Мне казалось, будто я предаю его. Но знаешь, что я понял? Знаешь, что ты помог мне увидеть? — я не даю ему вставить ни слова. — Я понял, что заслуживаю, чтобы меня любили всем сердцем. Я думал, что это ты. — Я бью себя в грудь, потом сжимаю кулак, будто пытаясь унять боль. — Я заслуживаю всего тебя. Не вторую версию. Я заслуживаю быть не вторым выбором.

Я опускаю голову. Слова, которые я говорю, ломают меня так, как я даже не мог себе представить:

— Я не могу этого сделать.

— Кайден, пожалуйста, нет... — Джейми в двух шагах от меня. Я не могу на него смотреть. — Ты владеешь всем моим сердцем, правда. Пожалуйста, поверь мне.

Чёрт, я же знал, что так будет. Я знал, что Купер для него всё, и всё равно притворялся, что это не так. Хотел Джейми себе, как жадный ублюдок. Я эгоист. И это то, что происходит с такими, как я.

— Нет, — шепчет он снова. — Не делай этого. Не отталкивай меня. Прошу, не делай.

Его тёплые руки касаются моих щёк, он прижимает лоб к моему. Я закрываю глаза, не в силах встретиться с его взглядом, полным мольбы.

— Пожалуйста.

— Когда я увидел кольцо… — я сглатываю. — Я понял, что скажу «да». Потому что я увидел с тобой всю свою жизнь. Но если ты был создан только для того, чтобы полюбить его?..

Джейми целует меня в лоб, и я впитываю его прикосновение, как последнюю память — на случай, если больше никогда не почувствую этого.

— А если я был создан, чтобы любить вас обоих? По-разному. В разное время. Что, если всё, что мы с тобой прошли с того дня, как встретились, — это путь сюда, в это мгновение… когда я люблю тебя сильнее всего на свете, а ты — любишь меня в ответ?

Он снова пытается поднять мое лицо, но я вырываюсь из его объятий и отступаю, увеличивая между нами расстояние.

— Я не знаю... Я правда не знаю. Мне нужно... Мне нужно немного пространства. Просто подышать.

Я отступаю, пока не чувствую за спиной стену, и соскальзываю по ней вниз. Запускаю пальцы в волосы и прячу лицо в колени.

— Между нами ничего не кончено. Я не позволю этому случиться, — голос Джейми дрожит, но полон решимости. — Ты был прав. Я действительно не попрощался. Но не потому, что не хотел отпустить его. Я отпустил Купера в ту минуту, когда понял, что хочу тебя сильнее, чем собственный следующий вдох. В тот день, когда моё сердце сказало: это ты. Только ты.

Я слышу, как его шаги удаляются, шарканье по полу разносится эхом по квартире, но я не поднимаю головы, пока он снова не заговорит:

— Но ты был прав. Это кольцо, — он поднимает его, — часть прошлого, за которое я цеплялся, даже не замечая. Я должен исправить это. Мы с тобой не заканчиваем, Кайден Кэррингтон.

Он опускается передо мной на колени.

— Каждый вдох. Каждый удар сердца. Помнишь?

Он целует меня в макушку, и только тогда я замечаю, что он обут.

— Между нами не всё. — Его голос твёрже. — Я никогда тебя не отпущу. Я всё исправлю. Обещаю.

Он встаёт. Уходит. Из комнаты. Из квартиры.

А я остаюсь на полу, не в силах шевельнуться, пока холод не пробирает меня до костей и тело не начинает дрожать.

Когда я наконец заставляю себя подняться, меня накрывает прилив энергии, замаскированной под гнев. Я выдвигаю ящик его тумбочки и высыпаю всё содержимое в комнату и на кровать. Грустные, разочарованные, разъярённые слёзы текут по моим щекам. Я пинаю его вещи, не разбирая, что именно летит в стены.

Затем я разворачиваюсь к своему ящику и делаю то же самое. Повторяю снова и снова, пока не начинаю задыхаться, хватая ртом воздух.

Мои колени бьют в пол. Гнев уходит, оставляя после себя пустоту.

Моё внимание привлекает фотография с моего дня рождения. Я не поднимаю её — просто провожу пальцем по лицу Купера.

— Я скучаю по тебе, Куп... — мой голос срывается. — Я научился жить без тебя.

Я улыбаюсь. Это горькая, почти извиняющаяся улыбка.

— Думаю, ты бы гордился мной. Прости, если я причинил тебе боль. Но я не жалею, что влюбился в него.

Голос почти шёпотом:

— Ты ведь тоже его любил... так что, думаю, ты бы понял.

Умиротворённое лицо Купера смотрит на меня с фото. Я прижимаю его к груди, ощущая, как она сдавливается от всех чувств сразу.

Я смотрю на беспорядок, который оставил после себя. Слишком устал, чтобы наводить порядок.

Я забираюсь в постель. Ложусь на сторону Джейми. Вдыхаю его запах с простыней. Закрываю глаза. И гадаю, что будет дальше. И будет ли вообще мы.

Глава 39

Джейми

Дождь не прекращается, делая условия для вождения далеко не идеальными. Мои дворники работают на пределе, но вода по-прежнему заливает стекло, размывая обзор, пока я мчусь по автостраде. Я знаю, мне следовало дождаться утра, пока не рассветёт, прежде чем уехать, но мне нужно было идти. Немедленно. Нужно было всё исправить. Видеть побеждённое, убитое горем лицо Кайдена — невыносимо. А знать, что я причина этой боли, — это как соль на открытую рану. Жгучая, пронизывающая боль, от которой не скрыться.

Я не лгал, когда сказал, что забыл о кольце. Когда я переехал к Кайдену, я просто сгреб свои вещи из дома родителей в коробку, а потом засунул её в ящик, не думая. Хотя, если честно, это не оправдание. Я должен был избавиться от кольца давно. Так же, как должен был попрощаться с Купером ещё до того, как всё стало серьёзным с Кайденом.

Если быть до конца откровенным с собой — я должен был отпустить его задолго до встречи с Рэйчел.

Купер был огромной, значимой частью моей жизни, и сначала я просто не мог заставить себя пойти на его могилу. Не мог даже думать о том, чтобы выбросить кольцо. Я не знаю, когда именно я перестал думать о будущем, которое мы потеряли, или о его лице в тот последний момент. Но я точно знаю, что перестал. И это произошло из-за Кайдена. Потому что он — всё для меня.

Он — моя вселенная.

После двух часов в дороге мои глаза наливаются тяжестью, тело устало, темнота и нескончаемый дождь делают поездку изнурительной. Я заезжаю на парковку, выхожу из машины и бросаюсь к входу, стряхивая воду с волос, когда оказываюсь под навесом. Заказав самый большой кофе в меню, я сажусь в одной из кабинок на фуд-корте, прислоняюсь к стене и делаю большие глотки, надеясь, что кофеин сработает быстро.

За маленьким столиком напротив сидит пожилая пара. Женщина в мятно-зелёном джемпере и чёрном шарфе наклоняет голову в мою сторону. Я отвечаю ей тем же, потом отвожу взгляд в окно, наблюдая, как капли дождя рисуют узоры на стекле.

Я вырываюсь из своего оцепенения, когда чья-то рука ложится мне на плечо. Моргаю. Потом снова моргаю, провожу взглядом по руке и встречаюсь глазами с той самой женщиной. Она ставит передо мной новую чашку кофе.

— Извини за беспокойство, — говорит она, — ты выглядишь так, будто тебе не помешала бы ещё одна. — Она кивает на напиток, а затем мягко спрашивает: — Ты в порядке?

Я обхватываю ладонями тёплую чашку, подношу её к губам и делаю глоток. Напиток горячий, с молоком. Первый глоток обжигает язык, но я тут же делаю ещё один, прежде чем поставить чашку на стол. Женщина садится напротив меня.

Я смотрю на её спутника — он пожимает плечами и возвращается к своему напитку. Затем я снова встречаюсь с ней взглядом. Её глаза — золотисто-коричневые, как мёд. Тёплый мёд.

— Думаю, да, — отвечаю я, всё ещё немного сбитый с толку интересом этой незнакомки к моей жизни.

— Хорошо. Я рада, — говорит она, постукивая пальцами по месту над сердцем. — Что-то внутри подсказывало мне, что нужно спросить. Ты идёшь домой? Или куда-то ещё?

Она обводит рукой окружающее пространство, и я следую за её жестом, рассматривая людей вокруг. Семьи в ресторанном дворике, несколько человек у газетных киосков, длинная очередь в закусочной. Все куда-то направляются, и я вдруг понимаю — я один из них. Один из тех, кто в пути.

Я делаю ещё один глоток горячего кофе.

— Мне нужно кое-что сделать, прежде чем я смогу вернуться домой.

— А, понятно, — мягко говорит она.

Я опускаю взгляд на свои руки, потом на чёрную толстовку — ту самую, что мне подарил Кайден. Потом снова смотрю на неё.

— Сегодня у нас с Бертом годовщина. Пятьдесят лет, — продолжает она, и я прикрываю лёгкую ухмылку рукой, ошеломлённый тем, что совершенно незнакомая женщина просто села ко мне за стол и начала говорить.

В мире, где все куда-то бегут, такие люди — как редкое золото. И она с её бриллиантовыми серёжками, пушистым мятным джемпером и теплыми глазами — одна из них.

— Я встретила его, когда мне было двадцать два. И сразу влюбилась.

— Вау, пятьдесят лет — это серьёзно, — говорю я, скользя взглядом к её мужу. Он не обращает на нас внимания, но его тело повернуто к ней, будто тянет к себе магнитом.

— Я бы взяла ещё пятьдесят, если бы могла, — говорит она и улыбается. — Но, знаешь, это не всегда легко. Мы тоже не раз ошибались.

Она цокает языком и качает головой, глядя на него с лёгкой усмешкой.

— Я даже года не был со своим парнем, — отвечаю я, — а чувствую, что уже наделал тысячу ошибок.

— Знаешь, если бы кто-то спросил меня, в чём секрет этих пятидесяти лет, я бы ответила всего одним словом.

Я поднимаю брови.

— Да? Какое?

Она улыбается.

— Любовь. Больше ничего. Нет ничего сильнее любви, которую мы разделяем. Когда случаются ошибки, когда всё летит к чертям — кто-то из нас всегда борется за другого. Вот и весь секрет. Прощения, извинения, обещания — всё это важно. Но это потом. Главное — любовь.

Она легко хлопает меня по руке, вставая из кабинки.

— Ты любишь его?

— Больше всего на свете, — отвечаю я без малейшего колебания.

— Хорошо. Тогда сделай то, что должен, а потом иди домой и убедись, что он это знает. Было приятно поболтать с тобой, но нам с Бертом пора в путь.

Берт подходит и обнимает её за талию.

— Ты всегда даёшь жизненные советы незнакомым людям в случайных местах? — усмехаюсь я.

Берт хихикает, явно довольный, и целует её в щёку, прежде чем ответить:

— Она так делает. Всё время. Нашим детям это кажется неловким, но именно так мы и познакомились. И я бы ни за что не стал её менять.

— Веди машину осторожно, — говорит она, оборачиваясь.

— Вы тоже, — кричу я им вдогонку, наблюдая, как они уходят в темноту, держась за руки.

Допив кофе, я встаю, достаю телефон и, направляясь к машине, пишу сообщение Кайдену

Я: Я понимаю, что инстинктивно тебе хочется оттолкнуть меня, но я не отступлю, хорошо? Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Если ты больше ни во что не веришь — поверь в это.

Сообщение почти сразу отображается как доставленное и прочитанное, и через несколько ударов сердца приходит ответ:

Кайден: Я тебе верю.

Напряжение спадает с моих плеч, и я расправляю их, затем потираю шею, прежде чем сесть обратно в машину.

Кайден: Ты возвращаешься?

Мой желудок сжимается, когда я читаю эти два слова.

Я знаю, что его мать так и не вернулась.

Я знаю, что его брат-близнец ушёл навсегда.

Я знаю, что Кайден отталкивает людей, когда они нужны ему больше всего.

Глубоко в нём укоренилось ощущение, что за ним никто не вернётся.

Я: Ничто не сможет удержать меня от тебя. Мне нужно сделать одну вещь, а потом я вернусь домой и больше никогда не покину тебя.

Я: Я люблю тебя.

Я бросаю телефон в бардачок, не дождавшись ответа, слишком сильно надеясь добраться до нужного места, сделать то, что нужно, и вернуться домой к своему мужчине.



Приехав к Сейдж вчера поздно вечером, я изо всех сил пытался заснуть, и мне удалось поспать всего несколько часов, прежде чем встать и поехать сюда. Я сидел в своей машине до восхода солнца, и садовник открыл ворота сразу после семи. Сейчас, стоя на коленях перед могилой Купера, я не обращаю внимания на холодную, влажную землю, которая просачивается мне под джинсы, и провожу пальцами по высокой траве у основания его надгробия. Дождь падает мелкой моросью, а холодный ветер треплет мою промокшую одежду, заставляя меня дрожать. Солнце отважно пытается пробиться сквозь темные тучи, окутывая кладбище жутким сиянием.

— Привет, Куп, — говорю я, затем оглядываюсь, словно ожидая, что он ответит, но натыкаюсь на тишину. — Прости, что мне потребовалось так много времени, чтобы приехать и увидеть тебя. Я плохо перенес твою смерть. По правде говоря, я развалился на части…

У меня сжимается горло, и щиплет в глазах, но я продолжаю, не тратя больше времени, чтобы сказать то, что должно быть сказано.

— Я был зол на тебя, на Кайдена, на себя. Я не видел пути дальше без тебя. — сделав глубокий вдох, я продолжаю. — Я любил тебя, Купер. С того момента, как я увидел тебя, я понял это. Я хотел… Я хотел провести с тобой остаток своей жизни. Я хотел выйти за тебя, просыпаться рядом с тобой каждый день. У меня были все эти планы на нас. Всегда и навеки — вот что мы сказали. Я никогда не думал, что между нами не будет вечности, но потом ты ушел, и вот так просто наше будущее закончилось. Прости, что я не смог спасти тебя. Прости, моей любви было недостаточно, чтобы удержать тебя здесь. Я хотел, чтобы это было так. О, Боже, Купер, я хотел, чтобы этого было достаточно, чтобы спасти тебя.

По моим щекам текут слезы, смешиваясь с дождем. Я кладу руку на надгробие Купера.

— Я провел три года в роли этой оболочки человека, которой, я думаю, тебе не понравилось бы. Но затем произошло нечто неожиданное, но удивительное. Или на самом деле кто-то.

Я вытираю слезы тыльной стороной ладони.

— Кайден вернулся в мою жизнь, — говорю я, — думаю, это было как раз тогда, когда мы больше всего нуждались друг в друге, и я влюбился в него. Я в него влюблен. Могу представить, как ты сейчас смеешься, Куп, из-за того, как мы тогда вели себя друг с другом. — Я хихикаю сквозь слезы, представляя заразительный смех Купера. — Но это реально, настолько реально, что иногда пугает меня. Дело в том, что он не думает, что я могу любить его, не полностью. Не раньше, чем я попрощаюсь с тобой. Я знаю, что мои чувства к тебе изменились, но Кайден думает, что я цепляюсь за наше прошлое, а он заслуживает того, чтобы кто-то любил его всей душой, и я хочу дать ему это. Я собираюсь отдать ему все.

Я подвигаюсь ближе, так что обе мои руки оказываются на плоской поверхности его надгробия, а затем прислоняюсь головой к холодному, влажному мрамору.

— Я видел, как ты любил его, поэтому предпочитаю верить, что ты был бы счастлив за нас. Я выбираю смотреть на звезды и знать, что ты улыбаешься нам сверху, болеешь за нас.

Я сажусь обратно на колени, мои джинсы промокли до самой кожи, и зубы начинают стучать.

— Ты бы так гордился им, Куп. Он сильный, храбрый, забавный, и у него самое большое сердце. — Я плачу, но в то же время мои губы приподнимаются. — Он идеален, и я собираюсь любить его так, как его следует любить. Я буду любить его за нас обоих и никогда не позволю ему чувствовать себя одиноким.

Мои пальцы обводят его имя, дату рождения и дату смерти. Внизу я читаю слова «Навсегда любимый» и «Никогда не забыт».

— Сейчас я говорю прощай будущему, о котором когда-то мечтал для нас. Прощай любви, которую мы разделили.

Я роюсь в кармане, достаю кольцо, целую его один раз, а затем кладу на его надгробие.

— Ты всегда будешь моим братом, моим другом и моей первой любовью. Я никогда не забуду тебя, Купер. Я надеюсь, где бы ты ни был, ты спокоен и счастлив.

Встав, я вытираю руки о джинсы и убираю с лица растрепанные мокрые волосы. Оглянувшись в последний раз, я иду обратно к своей машине.

Ветер усиливается, поет в кронах деревьев, растущих вдоль всего кладбища, как часовые, охраняющие мертвых, прежде чем воздух становится неподвижным и безмолвным. Если бы я верил в приметы, я бы сказал, что это был способ Купера сообщить мне, что он рад за нас. Это заставляет меня вспомнить мой последний сон о нем — о извилистой дороге, темном лесу и яркой улыбке на его лице, когда он сказал мне, что все будет хорошо.

Пора возвращаться домой.

Но сначала я хочу сделать еще одну вещь, прежде чем снова увижу Кайдена.

Глава 40

Кайден

От флуоресцентных ламп в супермаркете боль в глазах усиливается, а веселая музыка, льющаяся из динамиков, совершенно не улучшает моего настроения. Я опускаю взгляд на свою корзину: две замороженные пиццы, бутылка водки и плитка шоколада с орехами. Весь день я убирался в доме, пытаясь вернуть хоть какой-то контроль, который я потерял прошлой ночью. После этого я вышел подышать свежим воздухом. В квартире слишком тихо без Джейми. Без шума сковородок, когда он пытается готовить, без его пения и тяжелых шагов. Его не было всего день, а я уже ненавижу эту пустоту.

Джейми: Я скоро буду дома.

Это последнее сообщение, которое я получил от него более четырех часов назад. Четыре часа, в течение которых я застрял в этом разочаровывающем подвешенном состоянии, между желанием, чтобы он оставил меня в покое, и отчаянным желанием почувствовать его объятия. Он так и не сказал, куда направляется, но я довольно точно догадываюсь, и эгоистичная часть меня чувствует облегчение. Это не мешает чувству вины закрадываться в сердце. Не сказав ни слова, я поставил Джейми ультиматум — я или его прошлое. Я или Купер. Я знаю, что он любит меня, но кольцо было яркой неоновой вывеской, напоминающей мне, что я делю его с призраком того, что было.

Я не хочу делить Джейми ни с кем.

Проходя мимо отделов с фастфудом, я добавляю в свою корзину баночку харибо и пакет чипсов, а потом направляюсь к кассе самообслуживания. Опустив голову и натянув капюшон, я выхожу из магазина. Снаружи так же уныло, как и прошлой ночью — тучи затемняют небо, скрывая луну и звезды, а тяжелые капли дождя падают на бетон, заливая тротуары и превращая их в мутные лужи.

Мои ноги двигаются быстрее, чтобы добраться домой. Я прохожу мимо группы подростков, укрывшихся у входа в пиццерию, старика, выгуливающего свою собаку под большим зонтом, и пары, смеющейся, но тщетно пытающейся объехать лужи. Все мы отходим в сторону, когда мимо проезжает автобус, расплескивая грязную воду.

Когда я подхожу к дому, мои кроссовки промокают насквозь, а пальто, которое должно было быть непромокаемым, тяжелеет от дождя. Я поднимаю глаза и замечаю Джейми, который идет с противоположной стороны. Один взгляд на него, и я вырываюсь из состояния неопределенности — я хочу, чтобы он обнял меня, а не оставил одного. Я ненавижу быть без него. Джейми останавливается, как только видит меня, и, несмотря на капли воды на моих ресницах, я вижу, как улыбка расползается по его лицу. Он сокращает расстояние между нами несколькими длинными шагами.

— Ты вернулся, — говорю я.

Одной рукой он снимает с меня капюшон, а другой тянется ко мне, скользя по моей шее. Он надавливает, подтягивая меня, пока наши губы не встречаются, а теплое дыхание сливается, образуя белое облачко в холодном ночном воздухе. Без слов Джейми целует меня, его язык настойчиво требует проникновения, и я открываю рот, позволяя ему войти и поглотить меня. На вкус он как кофе, дождь и сам Джейми. Мой Джейми.

Гром гремит, и я дрожу — от холода, от эмоций, от желания. Джейми отстраняется на мгновение, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что знал, — говорит он.

— Это может подождать, пока мы не окажемся внутри? — спрашиваю я, кивая в сторону входа в здание. Единственный уличный фонарь освещает его глаза, и он качает головой.

— Нет. Я должен был сказать тебе это, когда осознал. Я не собираюсь ждать ни секунды дольше.

— Ладно, продолжай.

Я убираю влажную челку с его лба, проводя пальцем по маленькому шраму.

— Мне нужно, чтобы ты знал, что Купер был моим миром.

Я резко втягиваю воздух, не ожидая этих слов.

— Он был всем, что я видел, и я сильно влюбился в него. Но, Кайден, это было ничто по сравнению с тем, что я чувствую к тебе. — Джейми меняет позу, раздвигая ноги шире, прежде чем положить одну руку мне на сердце, а другую на щеку. — Возможно, когда-то он и был моим миром, но ты — моя вселенная. Ты — солнце, луна и всё, что между ними. Ты — величайшее событие, которое когда-либо случалось со мной, и величайшая любовь, которую я когда-либо знал.

Я открываю рот, не зная, что сказать. Мой разум лихорадочно перебирает его слова, пытаясь найти что-то в ответ, но Джейми продолжает, не давая мне возможности вмешаться.

— Мы совершили ошибки, чтобы дойти до этого момента, и я знаю, что совершим еще тысячу, потому что мы люди, а жизнь порой хаотична и несправедлива. Но я никогда не перестану бороться за нас и за тебя.

Гром гремит громче, а небо освещается яркой молнией, как бы подтверждая его слова.

— Я люблю тебя, — говорю я, слегка замирая. — Спасибо тебе за то, что ты упрям, не позволил мне оттолкнуть тебя и выбрал меня.

Моя неуверенность всё ещё прячется слишком близко к поверхности, но я стараюсь с каждым днём всё больше верить, что заслуживаю всего хорошего, что со мной происходит.

Джейми наклоняет голову вбок, а затем прижимает холодные губы к моему подбородку.

— О, милый, у меня не было и шанса. Был только ты, — отвечает он, прежде чем взять меня за руку и потянуть в квартиру.

Когда мы наконец оказываемся дома, я кладу продукты на кухонный стол, снимаю куртку и поворачиваюсь к Джейми. Его кожа бледная, а губы слегка посинели от холода. Я обхожу стойку и снимаю с него толстовку. Он делает то же самое со мной, пока мы оба не оказываемся в футболках и боксерах, мокрые от дождя и усталые, но с тем особым чувством, что мы наконец-то дома.

На этот раз я первым сокращаю расстояние между нами, обнимаю его за талию и притягиваю его крепкое тело к своему.

— Куда ты ходил? Я думаю, что знаю, но...

— Попрощаться, — перебивает он, подтверждая мои догадки. — Ты был прав, мне нужно было это сделать, покончить с этой частью моей жизни. Теперь я хочу смотреть только вперёд.

Мои руки скользят от его талии вверх, проходят по его спине, обводят плечи и опускаются на грудь. Он вздрагивает, и я опускаю руки, вопросительно приподнимая бровь.

— Что случилось? Ты ранен?

— Нет. — Джейми снимает футболку, и у меня отвисает челюсть, когда я замечаю новые татуировки на его коже. — Но это немного нежнее.

— Когда... что? Не знаю, что сказать.

— Ты не обязан ничего говорить. Это просто один из способов показать тебе, что я полностью согласен, Кайден.

— Это прекрасно.

На его груди, прямо над сердцем, вытатуировано моё имя, набранное чёрным, закрученным шрифтом, и выходящее из середины созвездия, как сгусток космической пыли и энергии. Звезды выведены чёрно-белыми чернилами, а пурпурный и тёмно-синий вихрь обвивает окончание моего имени, словно водоворот.

— Это вселенная. Моя вселенная — ты.

— Это идеально, — говорю я. — Как тебе удалось сделать это так быстро?

Он ухмыляется.

— Я нашёл кое-кого. У меня было представление о том, что я хочу, и татуировщица оказалась невероятной, она придумала этот дизайн.

Я обнимаю его за плечи.

— Ты и моя вселенная тоже, понимаешь?

— Да? — его нос утыкается в мягкое местечко под моим ухом.

— Да. Может быть, мне стоит сделать такую же.

—Хммм, мне нравится идея нанести мое имя на твою кожу. — он посасывает з ухом, затем с хлопком отпускает кожу. —Мое имя на твоей груди, мои отметины на твоей шее. — рука Джейми встает между нами, поглаживая мой быстро растущий член. — Моя сперма у тебя в животе.

—Ммм, — я издаю неразборчивый звук — что-то среднее между рычанием и хныканьем, — и жар распространяется от кончиков моих ушей к щекам. — Да, пожалуйста. — я просовываю свою ногу между его ног и трусь об него своим членом.

— Черт возьми, ты такой хорошенький, когда краснеешь. — Джейми хватает меня за бедра, чтобы остановить мои движения. — Прежде чем мы перейдем к этому, есть ли что-нибудь еще, о чем нам нужно поговорить? Если нет, я отнесу тебя в постель и буду заниматься с тобой любовью, пока не прекратится дождь.

Кивнув, я говорю:

—Я не могу обещать, что не попытаюсь оттолкнуть тебя, когда расстроюсь, но я обещаю позволить тебе взобраться на стены, которые я воздвигаю. Я люблю тебя, Джейми.

—Ты не смог бы воздвигнуть стену, достаточно большую, чтобы не впускать меня. Теперь ты застрял со мной.

— Обещания, обещания, — шучу я. — В спальню?

Джейми разворачивает меня и игриво толкает по короткому коридору в нашу комнату и на нашу кровать.

Он хватает тюбик смазки, затем перелезает через меня, его тяжелый вес вдавливает меня в матрас.

— Нам нужно быть голыми.

Я хватаюсь за его боксеры, и он садится и снимает их, затем помогает мне сделать то же самое, прежде чем стянуть с меня футболку через голову, пока мы не оказываемся горячими, кожа к горячей коже.

Губы Джейми находят мои, и мы целуемся до тех пор, пока оба не возбуждаемся и не начинаем стонать друг другу в губы. Он первым отстраняется, скатывается с меня и садится, прислонившись спиной к изголовью кровати.

— Иди сюда, — командует он. Забираясь на него, я седлаю его талию и кладу руки на каждое плечо. — Я хочу, чтобы ты подготовился для меня.

Он поднимает смазку, и я протягиваю ему руку, позволяя покрыть два пальца прохладным гелем. Руки Джейми хватают меня за ягодицы, раздвигая их для меня. Егоглаза потемнели, и он прикусил нижнюю губу, когда я наклонилась вперед, кладя одну руку ему на грудь, избегая его татуировки, а другую заводя за спину и скользя пальцем по тугому кольцу мышц.

— Вот и все, солнышко. У тебя так хорошо получается.

Наши глаза остаются прикованными друг к другу, когда я добавляю второй палец, двигая бедрами и потирая свой твердый член о его живот.

— Я готов, — выдыхаю я, и он использует свои руки на моей заднице, чтобы направить меня на свой член. Он скользит внутрь одним медленным, мучительным движением.

—Бляяяяя.

Он растягивает это слово, потянув меня вниз, пока не усаживает полностью. Затем его руки обвиваются вокруг моей спины и сжимают плечи. Между нами не остается места, когда он начинает двигать бедрами, кружась и приподнимаясь, все это время крепко держа меня.

Наши губы встречаются, и я закрываю глаза и погружаюсь в ощущение того, как он вторгается во все мои чувства. Электрические разряды шипят в моих конечностях, удовольствие нарастает в основании позвоночника, когда мы целуемся и двигаемся вместе в медленной, чувственной песне.

— Я люблю тебя, — шепчет Джейми мне в губы. — Я хочу заниматься этим всю ночь.

Он двигается неторопливо, нежно скользя во мне и выходя из меня, пока мы оба не покрываемся потом и не начинаем дрожать от желания перейти эту грань.

Когда я думаю, что больше не смогу этого выносить, когда наслаждение сжигает меня насквозь и мне достаточно одного удара, я начинаю умолять.

—Прикоснись ко мне, пожалуйста. Положи свою руку на мой член, пожалуйста, пожалуйста.

— Шшш, — говорит он, все еще крепко держа меня. — Я держу тебя.

Джейми отпускает меня, затем перекатывает нас так, что я оказываюсь под ним. Он перестает двигаться и выходит, заставляя мою дырочку сжиматься от пустоты, когда стон срывается с моих губ.

Он начинает целовать мои бедра, живот, по ребрам, а затем снова вниз.

— Джейми, пожалуйста. — мне не стыдно за то, насколько жалко это звучит, но никакие просьбы на него не действуют.

— Пока нет, — говорит он, затем снова вдавливает свой член в меня.

Джейми плюет себе на руку, обхватывает ею мою эрекцию и поглаживает в такт своим движениям.

Другой рукой он прослеживает узоры моих татуировок, прежде чем его ладонь находит мою шею, и он нежно, успокаивающе надавливает.

Мои мышцы напрягаются, дыхание становится неровным, все во мне сжимается, готовое взорваться.

—Джейми. — его имя — мольба, обещание, вопрос на моих губах. —Джейми.

Когда он перестает двигаться и снова выскальзывает из меня, я стону.

— Не останавливайся, пожалуйста, не останавливайся.

— Пока нет, Кайден.

Он наклоняется и осыпает целомудренными поцелуями мой лоб, щеки и подбородок, прежде чем его член касается моей дырочки, и он снова входит.

— У нас впереди вся ночь.

Я теряю счет времени, когда он продолжает в том же духе, оставляя следы на моей коже, хваля меня сладкими словами и приближая меня к оргазму, прежде чем прогонять его снова и снова. Он изучил мое тело и играет на нем, как на музыкальном инструменте, пока каждое нервное окончание не начинает искриться от ощущений, а из моих глаз не текут непрерывным потоком соленые слезы.

Когда он перекатывает меня на живот, мои руки вытянуты передо мной, ноги прижаты к кровати, я хнычу, когда простыни царапают мой чувствительный член.

Он снова забирается внутрь и укрывает меня, переплетая наши пальцы на подушке над моей головой.

— Кончи для меня, любимый, — наконец шепчет он, и я упираюсь бедрами в простыни, когда он прижимает меня к себе и входит сильнее. Когда моя задница сжимается вокруг него, он издает рычание. —Хороший мальчик, такой чертовски хороший.

Я кончаю, и это непохоже ни на один другой раз до этого. Это как миллион взрывов фейерверков — раскаленных добела и мощных, — от которых у меня перехватывает дыхание и я становлюсь вялым и удовлетворенным. Джейми замирает, его руки сжимают мои, когда он кончает с моим именем на губах.

— Это было ... трахни меня ... Это было потрясающе, — говорит он, затаив дыхание, прежде чем сесть рядом со мной, поворачивая меня так, что мы оказались нос к носу.

Я уверен, что на моем лице появляется глупая улыбка, когда я говорю:

— Мы в некотором роде потрясающие, Джей. Что-то хорошее.

Все переводы собраны здесь:

#+ggHu7VlUyVczMzQ0

Эпилог

Джейми

Пять лет спустя

— Дядя Джейми, как ты думаешь, Звездочке Куперу нравится мое платье?

Нова разворачивается, ее темно-каштановые волосы падают на лицо. Я присаживаюсь на корточки перед маленькой девочкой.

— Думаю, ему нравится. Ты самая красивая цветочница, которую я когда-либо видел.

Рядом с нами стоит Кайден, выглядящий великолепно в черном костюме с фиолетовым жилетом и галстуком-бабочкой. В руках у него букет розовых роз и белых ромашек.

— Нова, детка, не хочешь подарить это Звездочке Куперу? — спрашивает он, вручая ей цветы. Она нетерпеливо кивает и берет их, затем направляется к могиле Купера, где наклоняется, погружая колени — белые колготки и все такое — в траву.

— Держи, надеюсь, они тебе понравятся. И я надеюсь, тебе понравится мое платье, — говорит она. Она вскакивает на ноги и снова разворачивается, прежде чем замечает свои грязные колени. — Черт, — говорит она, и я сдерживаю смех.

— Не используй это слово, Нова, — выговаривает Сейдж с позади.

— Дядя Джейми так говорит! — кричит Нова, когда я хватаю её и перекидываю через плечо.

— Ябеда!

— Дядя Джейми взрослый, помнишь? Пойдем, у меня есть запасная пара, давай переоденем тебя, прежде чем тебе придется идти к алтарю.

Я передаю Нову её маме, и они оставляют нас с Кайденом одних у подножия могилы Купера.

Сейдж переехала к нам поближе, когда Нова была маленькой. Примерно год назад Нова увидела сертификат на нашем холодильнике и спросила о Купере. Мы рассказали ей все о нём, и с того дня она называет его Звездочка Купер.

Я беру Кайдена за руку и смотрю на него. Потеря Купера была самым тяжелым событием в нашей жизни, но мы нашли свой путь, и он всегда будет частью нашей истории.

У нас обоих хороший период в жизни — мы вместе основали компанию, занимающуюся дизайном садов и домов, у нас всё ещё есть Форд, а также щенок, три кролика и черепаха — все спасены, — новый дом, и мы вместе объехали много стран Европы. Кайден продолжает принимать лекарства и раз в месяц консультируется со своим психотерапевтом, и какое-то время я тоже ходил к психологу. Он еще не полностью преодолел свой страх садиться за руль машины. Он сядет в один из них — в качестве пассажира, — но это не обойдется без повышенного уровня беспокойства.

Он медленно оправляется от травмы, полученной в результате несчастного случая, но мы смирились с тем, что та ночь изменила нас в некотором смысле, который невозможно отменить.

Самое главное, что мы счастливы. Счастливы и влюблены, а не просто выживаем. Мы живем так, как обещали себе много лет назад.

— Привет, брат, — говорит Кайден. — Сегодня особенный день, посвети нам ярко, хорошо? Я буду тебя искать.

Я сжимаю его руку.

— Готов?

— Стать твоим мужем? Никогда не был так готов.

КОНЕЦ