Умельцы военной поры [Анатолий Михайлович Киселев] (fb2) читать онлайн

- Умельцы военной поры 1.22 Мб, 178с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Анатолий Михайлович Киселев

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Анатолий Михайлович Киселёв Умельцы военной поры

Предисловие

Наш народ исстари славится природной смекалкой, изобретательностью. Даже в мрачные времена самодержавия замечательные российские умельцы вписали немало страниц в историю развития мировой техники. Их было бы во много крат больше, если бы они могли в полную силу проявить свои способности. Однако экономическая и техническая отсталость дореволюционной России, преклонение царских чиновников перед всем иностранным, их пренебрежительное отношение к отечественным новинкам — все это являлось непреодолимым барьером для творческой мысли. Лишь немногим талантливым одиночкам из народа удавалось воплощать свои замыслы в жизнь. Удивлял мир выдающимися творениями механик-самоучка XVIII века И. И. Кулибин, но и его не миновала тяжкая судьба. Бесконечными искусственными препонами изобиловал творческий путь русского самородка, который провёл последние годы жизни в крайне тяжёлых материальных условиях.

Как тут не вспомнить высказывание В. И. Ленина: «Капитализм душил, подавлял, разбивал массу талантов в среде рабочих и трудящихся крестьян. Таланты эти гибли под гнётом нужды, нищеты, надругательства над человеческой личностью. Наш долг теперь уметь найти эти таланты и приставить их к работе».

С первых же послеоктябрьских лет Коммунистическая партия активно претворяла ленинские слова в жизнь. Развивалось техническое творчество, росло число народных умельцев. Вскоре новаторское движение в нашей стране превратилось в подлинно массовое.

Характерно, что творческий поиск изобретателей и рационализаторов постоянно связан с жизненно важными требованиями времени. Поистине, неоценимый вклад внесли они в разгром фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны, своим самоотверженным трудом приближая победу. По далеко не полным данным, только в действующей армии за 1942–1944 годы поступило 90 тысяч предложений, из которых использовано свыше 76 тысяч.

Техническое творчество новаторов-фронтовиков получало высокую оценку командования. Подтверждением тому являются приказы и директивы Наркомата обороны СССР, командующих фронтами и армиями. Так, в директиве заместителя Наркома обороны маршала артиллерии Н. Н. Воронова от 2 марта 1943 года отмечалось, что бойцы, командиры и политработники, не имея необходимых условий и времени, в боевой обстановке изобретают новые средства и приёмы борьбы, совершенствуют существующие образцы вооружения, рационализируют процессы ремонта, хранения и эксплуатации имущества и процессы учебно-боевой подготовки, создавая тем самым условия для ускорения победы над врагом.

В числе реализованных разработок, подчёркивалось в этом документе, десятки крупных изобретений, которые помогли оснастить Красную Армию новыми эффективными средствами борьбы с противником, а также тысячи технических усовершенствований и рационализаторских предложений, направленных на повышение боевой способности действующих частей и подразделений.

Нередко новшества рождались людьми, непосредственно не связанными с созданием оружия, военной техники, боеприпасов. Творили они для фронта по своей личной инициативе, по зову сердца.

Однако деятельность многих народных умельцев военной поры мало известна. О некоторых из них рассказывает в популярной, доходчивой форме автор этой книги, в основу которой положены документы Центрального архива Министерства обороны СССР. Думается, её с удовольствием прочтут и люди старшего поколения, и молодёжь. Особый интерес представит она для тех, кто прошёл по трудным дорогам Великой Отечественной войны, кто сейчас служит или готовится служить в Советских Вооружённых Силах.


Генерал-майор А. САФРОНОВ, начальник Отдела изобретательства Министерства обороны СССР

Три грани таланта

В антракте на спектакле «Черные и белые» в Московском драматическом театре имени Н. В. Гоголя я совершенно случайно оказался свидетелем любопытного разговора между мужчиной лет тридцати пяти и его юной спутницей.

Она: Я слышала, что автор этой интересной пьесы к тому же талантливый шахматист.

Он: Абсолютно точно. Котов ещё до войны имел звание гроссмейстера. Случалось, самого Ботвинника обыгрывал в ответственных матчах. Впрочем, он не только шахматист и драматург. Им написано несколько увлекательных книг. Две у меня есть. Если желаете, охотно дам почитать. Уверен, понравятся.

Она: С удовольствием.

— Извините за вмешательство в вашу беседу, — не удержался я. — Котов, помимо того, что вы о нем сказали, ещё и талантливый конструктор. Под его руководством был модернизирован 120-мм миномёт, получивший наименование «120-мм миномёт образца 1943 года».

Он: Вы, видимо, путаете автора пьесы с каким-то другим Котовым. Изобретательство — сфера деятельности, ничего общего не имеющая с шахматами и литературой. А один человек не может объять необъятное.

На этом разговор прервался. Третий звонок настойчиво призывал занять места в зрительном зале.


…Окончив обход цехов, главный конструктор завода Александр Александрович Котов вернулся в свой кабинет. Едва сел, даже не сняв пальто, за письменный стол, как сразу уснул. Дала о себе знать усталость. Шутка ли, третьи сутки не покидал завода, и за все это время удалось отдохнуть не больше 3–4 часов.

Разбудил телефонный звонок. С проходной сообщали, что с ним желает встретиться медсестра из военного госпиталя.

— По какому поводу? — недоуменно спросил Александр Александрович.

— Не знаю. Поговорите с ней сами. Передаю трубку.

Котов слушал сосредоточенно, стараясь вникнуть в суть просьбы. Поняв наконец, чего от него хотят, воскликнул:

— Да вы что, голубушка! Какие сейчас могут быть шахматы?!

…Уже за полночь завершив неотложные дела, Александр Александрович решил забежать домой. Возле проходной его задержал дежурный: показал на худенькую девчушку в короткой шинели и огромных подшитых валенках, растерянно поднявшуюся со скамейки.

— Здравствуйте, — едва слышно произнесла она чуть не плача. — Это я вам звонила про шахматы… Раненые бойцы так мечтают встретиться с гроссмейстером. — И с неподдельным отчаянием, словно от решения этого усталого человека зависело что-то очень важное в её жизни, скороговоркой прокричала: — Не можете же вы им отказать! Не имеете никакого права!

Александр Александрович, ошеломлённый внезапным изменением интонации, не возражая, покорно спросил:

— Где и когда?..

…В госпиталь он приехал в точно назначенное время. Приятно удивился, когда его тут же проводили в палату, полностью подготовленную к «бою»: на длинном, накрытом красной материей столе находилось двенадцать досок с расставленными шахматными фигурами. Двенадцать «противников» в больничных халатах горели желанием сразиться с гроссмейстером.

Во время игры выяснилось, что многие её участники знали о гроссмейстере раньше, разбирали проведённые им в различных турнирах и чемпионатах партии. Соскучившись о любимом досуге, Александр Александрович играл с подъёмом. В одиннадцати партиях победил, ничейный исход последней — двенадцатой — не вызывал сомнений. У этой доски и собрались, кажется, все, кто мог передвигаться.

Герой турнира, смущённый всеобщим вниманием, застенчиво, растерянно улыбался, не спуская глаз с фигур. На подсказку особо нетерпеливых болельщиков неизменно отвечал:

— Я уж сам как-нибудь.

Было ему не больше двадцати. Правая рука, забинтованная от кисти до самого плеча, покоилась на перевязи, перекинутой через шею, и юноша неуклюже переставлял фигуры левой рукой.

Ещё несколько ходов — и партия в самом деле завершилась вничью. Гроссмейстер, осторожно пожав руку достойному сопернику, похвалил его:

— Вы хорошо играете. После войны советую заняться изучением теории шахматной игры. Уверен: дело у вас пойдёт.

— Коля у нас молодец, — поддержал высокий черноволосый человек с повязкой на голове, одним из первых сдавший свою партию. — Целеустремлённый парень. Он и сейчас часами за шахматами просиживает. Вернёшься, Коля, в свой полк, похвастаешь, как ничью с самим гроссмейстером Котовым сделал. Есть чем гордиться.

— Если бы выиграл…

— Ишь чего захотел — выиграть! Я с гроссмейстером до войны встречался. На собственном опыте убедился в его силе.

— Где же это? — полюбопытствовал Котов.

— На вашей родине — в Туле. Мы ведь земляки, Александр Александрович. Я-то из Белева. Как-то довелось мне играть с вами. Вы тогда давали сеанс на двадцати двух досках. Позиция у меня — вот так же, как теперь, сложилась безнадёжная. Уж очень мешала одна пешка. Никакого хода другим фигурам не давала. Дай-ка, думаю, я её приберу, вряд ли один человек способен запомнить все фигуры на стольких-то досках. Смахнул украдкой. Подошли вы, поглядели на доску — и… «А куда отсюда пешка девалась?»

— Не удалось словчить! — заметил кто-то под общий смех.

Котова, конечно, долго не хотели отпускать. Расспрашивали о жизни, интересовались, трудно ли стать гроссмейстером. В который раз посмотрев на часы, Александр Александрович виновато развёл руками:

— Извините, дел много. Да и вам пора отдохнуть.

— Наверное, в другой госпиталь спешит, не до рассказов ему, — прозвучал чей-то ехидный голос. — Хороша работёнка — фигурки передвигать. Не пыльно, по денежно, и снаряды вокруг не рвутся.

— Уймись, Хрюкин, — резко перебил черноволосый.

— Не обращайте на него внимания, Александр Александрович. Такой уж уродился — зол на весь мир. Кого угодно обидит. К тому же противник шахмат.

— Да нет, я не обижаюсь, — сказал Котов. — Что же, пожалуй, он прав — работёнка у меня действительно не пыльная. Правда, к шахматам не имеет никакого отношения. На фронт же не пускают, хотя и неоднократно просился. В тылу нужен, — объясняют.

— Что же это за работёнка? — опять постарался уколоть Хрюкин, не уловивший в словах гроссмейстера нескрываемой иронии.

— Ерунда — всего-навсего главный конструктор завода.

Палата содрогнулась от дружного смеха. Смущённый Хрюкин готов был сквозь землю провалиться:

— Видать, по глупости обидел вас. Уж больно здорово играете. Подумал, другой профессии не имеете. Что же вы конструируете, если не секрет?

— Разное: ухваты кухонные, прочую домашнюю утварь.

Шутке посмеялись, но, чувствовалось, ждали серьёзного ответа.

— Хорошо, расскажу о себе, хотя ничего интересного в моей биографии нет. Вы, наверное, не сомневаетесь, что родился я в семье, члены которой все свободное время проводили за шахматами…

— А разве не так? — искренне удивился Николай.

— Нет, не так. Отец мой потомственный тульский оружейник. 42 года проработал на оружейном заводе. Мастер был на все руки: и слесарь, и токарь, и механик, и столяр. Однако жили мы впроголодь, хуже некуда — из десяти моих братьев и сестёр уцелело только трое. О том, что существуют шахматы, узнал в школе. С завистью наблюдали мы, малыши, как старшеклассники с глубокомысленным видом передвигали загадочные красивые фигурки, которые притягивали нас, как магнит. Но где их взять нам? Изготовили самодельные, конечно, далёкие от совершенства. Зато свои. Едва освоив правила игры, сражались везде, где только могли: во дворе, городском сквере, в школе на переменах.

Игра мне правилась все больше и больше. Начал знакомиться с теорией, разбирать напечатанные в журналах и в газетах партии мастеров. В 14 лет завоевал право участвовать в турнире на звание чемпиона Тулы. Занял, помнится, четвёртое место. Шестнадцати лет стал чемпионом города. Как раз наступила пора распрощаться со средней школой, подумать о будущем. Впрочем, будущее моё определилось давно. «Котовы из поколения в поколение — рабочие, — говорил отец. — Теперь пора выходить в инженеры». Это отвечало и моему желанию. Правда, с поступлением в институт пришлось годок повременить — больно молодым окончил я среднюю школу. Но и этот год не пропал даром — на заводе освоил специальность слесаря. В Тульском механическом институте сперва отказывался от шахматных соревнований — студенческая жизнь захватила целиком. Но с третьего курса опять выступал в различных турнирах. Оказалось, игра и учёба уживались между собой. Более того, шахматы развивали способность логически мыслить, привычку к усидчивости.

— Простите, что перебиваю, — неожиданно вмешался Николай. — Интересно, что вы тогда считали для себя важнее: игру в шахматы или занятия в институте?

Котов улыбнулся:

— Помните, у Некрасова:

Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан.
С лёгкой руки кого-то из наших студентов мы перефразировали некрасовское двустишье:

Маэстро можешь ты не быть,
Но инженером быть обязан.
Вот, пожалуй, и ответ на ваш вопрос, Коля. Шахматы — это не профессия, как считает товарищ Хрюкин, а игра, увлечение. Если бы игра мешала учёбе, я без колебаний пожертвовал бы ею. Впрочем, случались и конфликты. Перед окончанием института, например, высшая шахматная квалификационная комиссия присвоила мне первую категорию и включила в полуфинальную группу чемпионата Москвы. Начинался он в апреле 1934 года — мне тогда шёл 21-й год. И тут-то возникла сложность. В мае в институте завершался теоретический курс. Нужно сдавать экзамены, защищать курсовой проект. Ситуация складывалась как в пословице: «За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь». Удалось-таки поймать обоих зайцев. Для такого совмещения, естественно, потребовалось максимально уплотнить свой день, трудиться с предельным напряжением.

Перед защитой дипломного проекта здорово волновался. Его тема — проектирование сборочного цеха для ежегодного выпуска двух тысяч токарно-винторезных станков «ДИП–200». С заданием я справился: проект мой оценили отлично, а мне присвоили квалификацию инженера-механика.

Назначили меня конструктором в московское конструкторское бюро. Должность интересная, творческая. Но и шахмат не забывал. В 1936 году в Московском чемпионате занял седьмое место, в 39-м стал чемпионом столицы. Вскоре, о чём, оказывается, многим из вас известно, в чемпионате страны стал вторым после Ботвинника. Тогда-то за сочетание спортивных и творческих успехов мне присвоили звание гроссмейстера…

Провожали гроссмейстера тепло, сердечно. Просили приезжать ещё, хотя понимали, что вряд ли он сумеет выкроить для них «окошко». Ведь на главном конструкторе завода лежит огромная ответственность, особенно в военное время. И уж, конечно, не домашнюю утварь он конструировал — это само собой разумелось.

А Котов, едва вышел за территорию госпиталя, сразу же погрузился в раздумья, далёкие от шахмат. Мозг полностью переключился с игровых комбинаций в мир схем, инженерных расчётов, технических творческих поисков. Многогранность таланта некоторых людей, по-видимому, и объясняется прежде всего умением изменять, когда нужно, направление своих мыслей.

Завод, главным конструктором которого несколько месяцев назад назначили Александра Александровича Котова, среди другой военной продукции давал фронту 120-мм миномёты образца 1938 года. Это грозное оружие, автором которого был талантливый конструктор миномётного и реактивного вооружения, впоследствии Герой Социалистического Труда Борис Иванович Шавырин, наносило гитлеровцам серьёзный урон. Действующей армии требовалось все больше миномётов, и инженеров завода мучил вопрос: нельзя ли упростить конструкцию, удешевить её, сделать менее трудоёмкой, чтобы полнее удовлетворять нужды фронта? Наконец главный конструктор решил попробовать внести в миномёт существенные изменения.

Нашлись скептики.

Позвольте, — говорили они, — мы ведь не уходим с завода сутками, а тогда нам и суток не хватит. Почему заводское конструкторское бюро берет на себя не свойственные ему функции — разрабатывать новый образец вооружения? Это дело специализированных конструкторских организаций.

— Не годится так рассуждать, — возражали энтузиасты, солидарные с Котовым. — Идёт война, и не время делить обязанности между организациями. Возникла у нас идея, — значит, нам её реализовывать.

Котов внимательно проанализировал некоторые прикидки. Собрав подчинённых, объявил:

— Поставим точку на полемике. Начнём ударно трудиться над миномётом. Непосредственно заниматься им — будет специальная группа конструкторов, а их повседневные обязанности мы распределим между собой. Придётся ещё уплотнить свои рабочие часы. Завтра доложу наши соображения руководству.

Дирекция, партийная организация завода, военные специалисты с большим интересом отнеслись к замыслу конструкторов. Все старались помочь им, всячески способствовали тому, чтобы в кратчайшие сроки осуществить обширный комплекс задач: выполнить чертежи, изготовить и испытать опытные образцы, оснастку, отладить технологию и, наконец, начать серийное производство новых миномётов.

Группу разработчиков возглавил А. А. Котов. В неё пошли высококвалифицированные конструкторы завода, а также офицер Артиллерийского комитета Главного артиллерийского управления инженер-подполковник Г. Л. Владимиров. Вокруг только удивлялись, когда удавалось этим одержимым людям хоть немного отдохнуть.

Вскоре они отпраздновали свою первую творческую удачу: получили от Наркомата обороны СССР авторское свидетельство на изобретение нового образца 120-мм полкового миномёта. Его отличительной особенностью было признано, так называемое, стреляющее приспособление — простое, удобное в эксплуатации, надёжное в боевых условиях.

Однако внедрялось новшество не совсем гладко. Правда, сбои, неудачи не повергали авторов в уныние, а лишь раззадоривали, заставляли трудиться с двойной нагрузкой. Особенно разочаровало испытание первого опытного образца. Столько надежд возлагалось на него! Когда же попробовали разобрать миномёт после стрельбы способом, отработанным изобретателями, детали оказались словно приваренными друг к другу электросваркой. Пришлось воспользоваться молотком, выколотками и даже зубилом. Стреляющего приспособления в том виде, в каком оно выглядело до стрельбы, не существовало. Его детали потеряли по только размеры, по и форму. Почему? Из-за непомерно высокой нагрузки на миномёт? Так ведь по расчётным данным конструкция должна была выдержать её.

Что же делать? Признать себя побеждёнными? Отказаться от своей идеи? Ни в коем случае! Опять — поиски, творческие дискуссии, ночные бдения.

Испытания второго образца порадовали. Авторы чувствовали себя именинниками, принимали поздравления, но об отдыхе не помышляли. Группу Котова волновали уже новые заботы. Решена лишь главная задача. Впереди — основной объем работы: подготовка производства. Именно в этот ответственный период, накануне выпуска партии новых миномётов, гроссмейстер-изобретатель по убедительной просьбе напористой медицинской сестры выехал в госпиталь.

…Вернулся на завод поздно. Стряхнув с пальто снег и потерев прихваченные морозом уши, вошёл в конструкторское бюро. Здесь, как всегда, оживлённо. Кто трудится за кульманами, кто склонился за столом над расчётами. Едва увидели главного, сразу же полюбопытствовали:

— Как успехи, товарищ гроссмейстер?

— Нормально.

— Какой счёт?

— 11,5 из 12-ти. А где Александров?

— Вызвали в механический.

Конструктора вызвали в цех. Такое случалось теперь особенно часто. При освоении производства нового образца, да ещё в военное время, возникало множество разнообразных вопросов, снять которые подчас мог только конструктор.

— Я в сборочный, — предупредил Котов.

В сборочном работа буквально кипела. Словно черепахи, распластались на полу миномётные плиты. В конце цеха стояли почти готовые миномёты. Пройдёт совсем немного времени, и они отправятся на фронт. Александр Александрович любовно оглядел их, похлопал ладонью по гладкому холодному стволу, придирчиво осмотрел механизмы.

— Хороша машина, главный, — одобрительно заметил сборщик.

— Рано хвалить. Подождём, что скажут фронтовики.

— То же самое скажут. Уж я-то знаю.

Подошёл начальник цеха. Не виделись они всего несколько часов, а неотложных вопросов накопилось немало. Не ладилось пока с регулировкой горизонтирующего механизма. Для пружин на заводе не оказалось нужной марки стали — возможна ли замена? В нескольких деталях допущены небольшие неточности в размерах — как быть с ними? Когда все утряслось, наступила уже полночь. Только теперь Котов вспомнил, что с самого обеда ничего не ел. Вернулся в опустевшее конструкторское бюро, закусил сухарями, выпил стакан холодного чая и, не раздеваясь, лёг на узкую, застланную солдатским одеялом койку.

…Государственный Комитет Обороны обязал изготовить первую партию миномётов новой конструкции в декабре 1943 года. В эти дни Котов почти не покидал завода. На ходу разрешал технические вопросы, по возможности изменял размеры, заменял одну марку стали другой, отшлифовывал технологию производства. Лишь в канун Нового года собрался домой пораньше. Не получилось.

«Сейчас одиннадцать часов вечера, — напишет он позднее в автобиографической книге „Записки шахматиста“, — все уважающие себя люди идут встречать Новый год, а я, отпустив конструкторов, разговариваю со слесарями, налаживающими самый хитрый механизм. Эту труднейшую работу выполняют два опытных слесаря: как их все зовут на заводе, дядя Федя и дядя Серёжа… Сейчас они объединились вместе против меня. Я общий „враг“, это из-за меня они последние дни не бывают дома, не знают сна и отдыха. Я виноват, что в канун праздника они ещё работают на заводе.

— Нечего сказать, придумал, — ворчал дядя Серёжа. — Из-за твоей машины нам жизни нет. Носки не могу переменить, лицо вымыть как следует. Сам не спит и нам не даёт. Тебе-то поделом, а мы за что страдаем? Свалился на нашу голову, играл бы лучше в шахматы…»

Конечно, упрёки эти высказывались не всерьёз. Скорее любя. Своим главным конструктором рабочие гордились. Ещё бы: дать фронту более совершенное оружие! А достоинства его, как выяснилось, велики.

В одной из объяснительных записок, хранящихся в архиве, говорится о том, что заводское конструкторское бюро, создавая новый образец миномёта, ставило своей задачей вооружить Красную Армию наиболее совершенной конструкцией оружия подобного класса.

Что же конкретно для этого было сделано?

Во-первых, разработан оригинальный стреляющий механизм, который обеспечивал быструю разборку и чистку казённика без снятия миномёта с огневой позиции и без необходимости свинчивать казённик со ствола.

Во-вторых, устранены предпосылки к поломке деталей при откате во время выстрела.

В-третьих, улучшен процесс наводки, усовершенствована конструкция уровня, увеличена скорость горизонтирования.

В-четвёртых, миномёт стал значительно проще и дешевле в изготовлении. По подсчётам количество станкочасов для производства нового образца миномёта равнялось 54 процентам от станкочасов на миномёт старой конструкции. Кроме того, существенно экономились высоколегированные, качественные стали.

Но и это не все. Авторы добились взаимозаменяемости деталей. В результате упростились сборка миномётов на заводе и их ремонт во фронтовых условиях. «Красная Армия получает надёжную боевую машину, удобную и простую в обращении, могущую с успехом применяться в любых боевых условиях в разное время года, — заканчивалась объяснительная записка. — Изготовление этой машины в массовом порядке позволит нашей промышленности удвоить выпуск миномётов без приращения мощностей и при этом значительно снизить себестоимость».

Первые миномёты нового образца начали поступать в действующую армию. Авторов конструкции во главе с А. А. Котовым пригласили в Кремль. Кажется, никогда ещё Александр Александрович не чувствовал себя таким счастливым, как в ту минуту, когда Н. М. Шверник, вручая орден Ленина, горячо поздравлял его, желал новых успехов и в изобретательских, и в шахматных делах.

…Вскоре после войны в одном из гарнизонов гроссмейстер давал сеанс одновременной игры. Разговорился с офицерами. Моложавый, со старательно прикрытым чёлкой волос шрамом на лбу капитан отрекомендовался командиром батареи 120-мм миномётов.

— Ну и как миномёты? — спросил Котов.

— Доброе оружие, — похвалил капитан. — Особенно последней модернизации. — И тут же взглянул на гроссмейстера с пристрастием: — А почему вы интересуетесь миномётами?

— Да просто так, ради любопытства.

Офицер и предположить не мог, что его собеседник — невысокий, в потёртом гражданском пиджаке человек, «гроза» шахматистов — руководитель группы конструкторов, осуществивших модернизацию миномёта.

С 1946 года шахматная жизнь вступила в свою привычную колею. Наши шахматисты на международных турнирах одерживали одну победу за другой, доказывая преимущества советской школы. Вскоре мировую шахматную корону завоевал Михаил Ботвинник.

Успешно участвовал в турнирах и А. А. Котов. В составе советской команды он выступал в Праге, Будапеште, Венеции, Стокгольме, Париже, Цюрихе, Гааге, в странах Южной Америки, в Соединённых Штатах Америки, Канаде… Посетил свыше тридцати столиц планеты. Эти поездки обогатили его множеством интересных впечатлений. Александр Александрович старательно записывал их в блокнот, с которым никогда не расставался, а потом попробовал опубликовать короткие заметки в периодической печати. Получилось. Редакции газет и журналов начали заказывать гроссмейстеру материалы, предлагали стать их специальным корреспондентом. Увлекательные, пронизанные топким юмором корреспонденции, подписанные А. Котовым, содержали не только оценку шахматных баталий, но и путевые наблюдения.

Наконец Александр Александрович почувствовал в себе силы всерьёз взяться за книгу. В 1960 году в Тульском книжном издательстве вышли его «Записки шахматиста». О том, как читатели приняли первый крупный литературный труд гроссмейстера, можно судить хотя бы по тому, что очень скоро книга эта превратилась в библиографическую редкость.

Позже увидели свет новые произведения А. А. Котова. В 1965 году издательство «Молодая гвардия» выпустило «В шутку и всерьёз», в 1967 году — «Белка в колесе».

Свои первые книги Котов считал лишь пробой пера. Они послужили своеобразным подступом к реализации основного замысла, вынашиваемого много лет, — рассказать о своём тёзке, великом русском шахматисте Александре Александровиче Алёхине — чемпионе мира с 1927 по 1935 и с 1937 по 1946 год.

Конечно, очень сложно вести повествование о человеке, покинувшем Россию в 1921 году, прожившем на чужбине четверть века. Нужно было глубоко понять всю трагедийность положения, в котором очутился шахматный гений, глубоко осознавший свою вину перед Родиной.

Во время зарубежных поездок Котов нестерпимо скучал о Москве, о её шумных родных улицах, о своём доме, хотя отлично понимал, что через несколько дней снова вернётся к привычной жизни. И тем острее постигал внутренний мир, настроения Алёхина.

В Париже Александр Александрович часто прогуливался по улице, где жил Алёхин, беседовал с людьми, помнившими замечательного мастера, знакомился с его перепиской. Сидел в кафе, за столиком которого чемпион сражался с Ласкером, Капабланкой, другими шахматными корифеями. После тщательной поисковой, исследовательской работы появился правдивый, глубоко психологичный роман «Черные и белые», посвящённый А. А. Алёхину. А потом и пьеса, восторженно встреченная зрителями.

Путь к признанию

Американский еженедельник «Ньюсуик», сравнивая применение советского оружия с американским во Вьетнаме, писал: «Но ещё более надёжным, чем ракетные снаряды или миномёты, оказался неразлучный спутник вьетконговца (так в буржуазной печати назывались южновьетнамские партизаны, — A.К.) — короткий автоматический карабин АК–47 советского производства. Он проявил себя как оружие куда более надёжное, чем капризная американская винтовка М–46… Этот карабин настолько хорош, что американские солдаты, которым посчастливилось захватить АК–47 в бою, продолжают пользоваться им, рассчитывая на трофейные боеприпасы».

За рубежом, 1967, № 14, с. 12.
Такая оценка буржуазной печатью автомата Калашникова — подобных высказываний можно процитировать немало — не случайна. Имя конструктора Михаила Тимофеевича Калашникова по праву заняло место среди имён таких крупнейших изобретателей-оружейников, как С. И. Мосин, В. Г. Фёдоров, В. А. Дегтярёв, Ф. В. Токарев, С. Г. Симонов, Г. С. Шпагин… Его творческий труд высоко отмечен Родиной. Доктор технических наук полковник запаса М. Т. Калашников — дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий, неоднократно избирался депутатом Верховного Совета СССР. О нем написано множество статей, очерков, ему посвящены книги.

Однако немногим известно, что творческая биография Михаила Тимофеевича далека от классической схемы: высшее учебное заведение — производство — конструкторское бюро. Калашников не имел институтского образования, не получал задания сконструировать автомат и, естественно, не располагал ни временем, ни возможностями заниматься этой работой. Начал он с собственной инициативы, опираясь на глубокую веру в успех её реализации.

К созданию своего первого автомата Калашников приступил, когда ему едва перевалило за двадцать, — в такие годы будущие конструкторы обычно только ещё овладевают науками на студенческих скамьях. Его наукой была армейская служба, потом фронт. Автомат рождался не за кульманом в светлых комнатах конструкторского бюро, а в походах, на учениях, тактических занятиях, стрельбах, чуть позже — в танковых сражениях, окопах, землянках, после ранения — на госпитальной койке.

Какими же помимо таланта силой воли, неудержимым стремлением к достижению цели, верой в себя нужно обладать, чтобы в своих творческих поисках превзойти маститых корифеев!

Об истоках пути к изобретательскому Олимпу уроженца далёкого алтайского села Курья красноречиво повествуют архивы военной поры. В мои руки попало дело тех лет, которое до сих пор почему-то ускользало из поля зрения исследователей. В нем есть любопытные документы. Например, служебная характеристика на младшего сержанта Калашникова Михаила Тимофеевича, подписанная 9 марта 1941 года заместителем командира батальона по политической части политруком Руденко. Уместно заметить, что батальон этот дислоцировался в Западной Украине неподалёку от границы, где гитлеровцы сосредоточивали войска для нападения на нашу Родину. Вот полный текст характеристики:

«Калашников М. Т., рождения 1919, член ВЛКСМ, по происхождению из крестьян, образование среднее, в РККА с 1939 года, политически грамотный, выдержанный, дисциплинированный, исполнительный, является отличником боевой и политической подготовки. С первых же дней по прибытии в РККА принимает активное участие в изобретательской и рационализаторской работе. В результате упорного труда изобрёл прибор, показывающий работу мотора в часах на месте и в движении, что облегчает правильность учёта моточасов. Разработал и упростил схему смазки танка Т–34, вместо многокрановой и многомаслопроводной системы сделал её более простой. В последнее время работает над усовершенствованием пистолета Токарева. К технике тов. Калашников относится добросовестно. Предан делу партии и социалистической Родине».

Кстати о приборе, упомянутом в характеристике. Им заинтересовались как военные, так и гражданские специалисты. Калашникова принял командующий войсками Киевского Особого военного округа генерал армии Г. К. Жуков. Будущий прославленный маршал детально осмотрел прибор, изготовленный кустарным способом, с большим интересом выслушал обстоятельные, глубоко аргументированные пояснения двадцатидвухлетнего автора, который, несмотря на все старания взять себя в руки и не стушеваться, явно волновался — слишком уж много начальства присутствовало при докладе.

Прибор понравился, а эрудиция изобретателя, его техническое мышление буквально восхитили. Решено было откомандировать Калашникова на один из заводов доводить дело до конца.

Газета Киевского Особого военного округа опубликовала в рубрике «Люди Красной Армии» очерк «Изобретатель Калашников». Хочется привести здесь строки о том, чем занимался Михаил Тимофеевич на заводе: «Очень часто в цехе рядом с конструкторами рабочие видят небольшого роста подвижного красноармейца. От его взгляда ничего не ускользает, он ревниво следит за изготовлением каждой детали.

И вот уже знают в цехе, что конструктор нового замечательного прибора — красноармеец Калашников — придирчиво требователен. Он неизменно говорит:

— Если уж делать, товарищи, то делать на совесть. И так, чтобы прибор работал как часы».

Опытный образец успешно выдержал лабораторные испытания. В Главное бронетанковое управление Красной Армии отправили документ, подписанный главным конструктором завода, где отмечалось, что по сравнению с существующими приборами калашниковский проще по конструкции, надёжнее в работе, легче по массе и меньше по габаритам.

Завершался документ заключением: «Основываясь на простоте конструкции предложенного т. Калашниковым прибора и на положительных результатах лабораторных испытаний, завод в июле месяце с. г. отработает рабочие чертежи и изготовит образец для окончательных всесторонних испытаний его с целью внедрения на спецмашины».

Всесторонние испытания, однако, не состоялись. Документ датирован 24 июня 1941 года — спустя два дня после нападения фашистской Германии на нашу Родину. Изобретатель поспешил в свой полк. Вскоре Михаил Тимофеевич мужественно сражался на тридцатьчетверке с врагом…

Теперь обратимся к документу, адресованному 10 ноября 1943 года начальнику бюро по делам изобретений Наркомата обороны СССР инженер-полковнику В. В. Глухову и подписанному начальником отдела боевой подготовки Среднеазиатского военного округа:

«Сообщаю, что согласно заданию Артиллерийского комитета Главного артиллерийского управления Красной Армии конструктор Калашников М. Т. изготовляет на базе… заводской образец ручного пулемёта по сделанному им самим образцу. Представленный им первый образец был рассмотрен и признан вполне отвечающим тактико-техническим требованиям.

Срок готовности второго образца — 15 декабря 1943 года, и по проведении предварительных испытаний тов. Калашников будет командирован к Вам с образцом для окончательного заключения.

Прошу санкционировать оплату расхода по изготовлению второго образца приблизительно 2000 рублей и выплату зарплаты конструктору Калашникову из указанного Вами расчёта».

Разрешение В. В. Глухова последовало незамедлительно — телеграфом:

«Оплату образца Калашникова и выплату жалования полторы тысячи месяц санкционирую три месяца».

Трёх месяцев хватило, чтобы завершить весьма сложную, трудоёмкую работу над экспериментальным образцом.

Два последних документа отделяет от первого совсем небольшой срок — менее двух с половиной лет. Но какими трудными, насыщенными оказались эти годы для Калашникова! Михаил Тимофеевич участвовал в жестоких боях с гитлеровскими захватчиками, получил тяжёлое ранение, лежал в госпитале. Чуть подлечившись, приехал в длительный отпуск в Алма-Ату, где трудился до призыва в армию. Здесь времени зря не терял — наладил контакт с эвакуированным сюда Московским авиационным институтом, в мастерских которого приступил к осуществлению своей мечты.

И вот первый образец направлен в Москву, на суд специалистов. Приговор они вынесли суровый. «Никакими преимуществами перед состоящими на вооружении автоматами данный образец не обладает, — говорилось в официальном отзыве на пистолет-пулемёт. — По этой причине рекомендовать пистолет-пулемёт для дальнейшей доработки нецелесообразно».

Было от чего опустить руки. Однако в пакете Михаил Тимофеевич нашёл ещё письмо от доктора технических наук, профессора генерал-лейтенанта артиллерии А. А. Благонравова. Анатолий Аркадьевич тактично рекомендовал: «Вам, товарищ Калашников, надо учиться и обязательно продолжать работать, так как при упорном и настойчивом труде Вы, несомненно, добьётесь больших успехов…»

Выдающийся учёный не ограничился лишь советами. Спустя немного времени Калашников получил повестку в областной военкомат. Как выяснилось, там уже знали о его изобретательских делах — предложили продолжать службу на испытательном стрелковом полигоне.

Конечно, Михаил Тимофеевич с радостью согласился. Вскоре экспериментальный образец автомата заслужил отличную оценку на серьёзном экзамене в Москве.

Читая эти, многолетней давности, документы, я невольно вспомнил другую известную из архивов историю, случившуюся в 1916 году с неким механиком Гоголинским.

Авиационный двигатель его конструкции вначале заинтересовал самого великого князя. Автора послали на завод для изготовления опытного образца. Спустя пять месяцев Гоголинский адресовал в канцелярию великого князя письмо, которое как нельзя лучше свидетельствует об отношении к изобретателю: «…не обладая другими источниками средств, кроме своего скромного жалования, и не получая его, я в данный момент нахожусь без дальнейших средств к существованию. Несмотря на мои неоднократные личные ходатайства урегулировать вопрос о своевременной мне высылке его, а также на мои последующие телеграммы, характеризующиеся безвыходностью моего положения, я получил телеграфный ответ о каком-то лишь запрещении на следуемое мне жалование…»

Процитированная выдержка — наглядная убедительная иллюстрация резкой контрастности положения изобретателя из народа, начинавшего свою творческую деятельность до Великого Октября, и судьбы народных талантов в нашей социалистической стране.

Наверное, не все восторженно встретили идею младшего сержанта Калашникова. Но никто и ничто не могло помешать внедрению ценного новшества. За его реализацией следили заместитель Наркома обороны СССР главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов, президент Академии артиллерийских наук генерал-лейтенант артиллерии А. А. Благонравов и многие другие военачальники и специалисты.

Создание автомата непрерывно контролировал инженер-полковник В. В. Глухов, непосредственно подчинённый Н. Н. Воронову.

В дни сессии Верховного Совета СССР, посвящённой обсуждению проекта новой Конституции СССР, мне поручили согласовать с Калашниковым текст его статьи для журнала «Техника и вооружение» после небольшой редакционной правки. Мы договорились побеседовать в московской гостинице «Россия». Михаил Тимофеевич только что вернулся с заключительного заседания сессии, переполненный впечатлениями. Внимательно прочитал статью, задумался и, прежде чем размашисто подписаться, добавил, несколько строк. Думается, весьма мудрых: «Но самое главное в жизни — труд, труд и ещё раз труд. В этом я убедился на собственном опыте. Только упорным трудом, глубоким проникновением во все, даже самые мелкие, вопросы той области, в которой работаешь, можно добиться поставленной перед собой цели».

Как и при прежних встречах, Калашников был немногословен, прост, до застенчивости скромен. Я смотрел на него и удивлялся: каким же талантом и обаянием наградила человека природа! Сколько мыслей, идей, оригинальных конструктивных решений рождено его незаурядным умом!

Всю свою жизнь посвятил Михаил Тимофеевич развитию стрелкового оружия. В самом деле, на базе 7,62-мм автомата Калашникова образца 1947 года (АК) под руководством неутомимого конструктора созданы: 7,62-мм модернизированный автомат (АКМ), 7,62-мм ручной пулемёт (РНК) и их разновидности со складывающимся прикладом (АКМС и РПКС), 7,62-мм пулемёт (ПК), 7,62-мм пулемёт для танка (ПКТ) и для бронетранспортёра (ПКБ) и ряд других образцов, обладающих высокими боевыми качествами. Характерно и то, что это первая в мировой практике серия унифицированных образцов стрелкового оружия, имеющих идентичный принцип действия и единую систему автоматики.

На минных полях

Несколько лет назад издательство «Московский рабочий» выпустило в серии «Богатыри» книгу журналистки Г. Бакшеевой «Танки идут на мины». Её содержание — рассказ об изобретательской деятельности и подвигах Героя Советского Союза, лауреата Государственной премии П. М. Мугалёва — автора минного трала.

Книга эта не залежалась на магазинных прилавках. Интерес читателей и критики явился одной из причин, побудивших меня включить в настоящий сборник очерк «На минных полях». Кроме того, хотелось обнародовать и новые материалы, обнаруженные мною в архивах и дополняющие уже известную историю создания трала.


Карельская зима славится своими холодами. Но декабрь 1939 года, по утверждению местных старожилов, не имел себе равных: завернуло так, что минус 25 по Цельсию и за мороз-то всерьёз никто не принимал.

Вот в такое относительно «тёплое» утро неподалёку от переднего края несколько штабных офицеров после завтрака шли по опушке леса, покрытого причудливыми снежными шапками. Толковали о жестоких боях, суровой стуже, о товарищах, погибших или находившихся в госпиталях… Незаметно беседа переключилась на Москву, и тут вниманием завладел военинженер 2 ранга — лет тридцати, невысокого роста, прибывший несколько дней назад из столицы. Он едва успевал отвечать на вопросы: «Что идёт в московских театрах?», «Какая погода?», «Какие станции метро планируется открыть в ближайшее время?».

Разговор прервал подошедший батальонный комиссар, который пристально посмотрел на рассказчика. Дождавшись паузы, полуутвердительно произнёс:

— Никак, земляк, житомирец, объявился? Если не ошибаюсь, Павел Мугалёв?

Удивлённый взгляд военинженера тут же сменился радостной улыбкой:

— Не ошибаетесь, товарищ батальонный комиссар. Точно, ваш земляк, житомирец.

Офицеры с любопытством наблюдали за этой встречей.

— Поди, больше десяти лет не виделись, — вслух прикинул комиссар. — Какими судьбами? Помнится, ты из Житомира в Москву подался, в Бауманское училище. И вдруг — военная форма.

— Что поделаешь, жизнь вносит свои коррективы. Окончил Военно-инженерную академию, хотя поступал в Бауманское училище. Ты ведь тоже по профсоюзной линии работал, а теперь вот армейскийполитработник.

— К нам в Карелию назначение получил?

— Нет. В командировке из академии. Я в адъюнктуре.

— Что же за командировка, если не секрет?

— Не секрет. Приехал по своей просьбе — рапорт подавал.

— Не иначе что-то обмозговал. Верно?

— Угадал, — улыбнулся Мугалёв.

— Как не угадать… — И, обратившись к офицерам, комиссар пояснил: — Он ещё мальчишкой техникой увлекался. Каждой найденной на улице железке применение находил.

— Ну кому это интересно? — перебил Мугалёв, недовольный тем, что разговор целиком переключился на него.

— Почему же, — не согласился комиссар. — По твоей биографии можно людей политграмоте обучать. Ты уж не обижайся, я кратенько расскажу товарищам о тебе. Так у нас принято — подробно знакомиться с новыми людьми. Я ведь хорошо помню твоё житье-бытье. — И уже для офицеров продолжал: — Семилетним мальчуганом, остался он со старшим братишкой без средств к существованию. Определили их в детский приют, да не понравилось там ребятам — сбежали. Беспризорничали какое-то время, а потом вернулись в родной Житомир. Начали приобщаться к плотницкому ремеслу, занимались в трудовой школе. В учёбе Павел преуспел. Как наиболее способного и активного, паренька направили в губсовпартшколу.

Здесь он вступил в комсомол. После окончания школы его назначили на комсомольскую и профсоюзную работу, помнится, в места комсомольской деятельности Николая Островского. Но хотелось повышать образование. Потому-то и возвратился в Житомир. Опять пришёл на фабрику плотником, посещал рабфак. Позже — курсы «профтысячников» по подготовке в ВУЗ. Спросите: откуда мне все это известно? Вместе на курсах учились, после них и расстались. Вот какой путь у человека: от беспризорника до военного инженера.

— Профсоюзная и комсомольская закалка помогла, — добавил Мугалёв.

— Верно. Теперь, надеюсь, член партии?

— С 1931 года.

— Все закономерно, так и быть должно. Прошу извинить, что прервал ваш разговор о Москве. Продолжайте, я тоже с удовольствием послушаю.

Послушать, однако, не довелось. На опушке, примерно за километр, офицеры различили кухню-двуколку. Возница решил, видно, сократить путь через заснеженную поляну.

— Эх, не там едет! — прозвучал чей-то встревоженный голос.

Мугалёв не успел ещё сообразить, чем вызвано такое замечание, как раздался сильный взрыв там, откуда приближалась кухня. Когда рассеялся дым, не было ни лошади, ни повозки, ни бойца.

Эту первую, увиденную им жертву войны Павел Михайлович запомнил на всю жизнь. Его настолько потрясла нелепая гибель человека, наверняка не думавшего в те минуты о смерти, что он долго не мог успокоиться. Всю ночь, не сомкнув глаз, перебирал связанные с командировкой события последних дней.

…За разрешением выехать в Карелию Мугалёв обратился с рапортом к начальнику Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева. «Чтобы быть полноценным преподавателем Военной академии, — писал он, — прошу направить меня в действующую армию для накопления опыта».

Несмотря на дефицит преподавателей, на не очень убедительные доводы, которые, кстати, повторялись во многих рапортах — все хотели попасть в действующую армию, — просьбу Павла Михайловича удовлетворили. Командование не сомневалось — не только для накопления опыта стремится в войска офицер, предложивший несколько месяцев назад схему высокопроизводительной машины для прокладки фронтовых дорог. Где же, как не в реальной боевой обстановке, можно наиболее точно, детально определить требования, предъявляемые к такой машине? Потому-то в письме, адресованном в штаб инженерных войск Ленинградского военного округа начальником академии, подчёркивалась необходимость направить Мугалёва на «несколько характерных участков».

В штабе одобрили планы, которыми поделился адъюнкт-изобретатель. Однако заметили:

— Машина ваша инженерам, бесспорно, нужна, но есть проблема куда актуальнее. История войн не знала столь массового применения противником мин, как теперь. Поедете на передовую, сами убедитесь. Надёжное средство борьбы с противотанковыми и противопехотными минами — вот что необходимо иметь инженерам.

Мугалёв убедился. Теперь, что бы он ни делал, мысленным взором видел сидевшего на передке кухни бойца, погибшего от этой самой мины. А сколько ещё жизней оборвут скрытые носители смерти, если разразится большая война!

Вспомнились слова одного из преподавателей о том, что диалектика развития военной техники полна противоречий, непрекращающегося состязания между средствами нападения и средствами обороны. «Мы, — говорил преподаватель, — являемся свидетелями и даже в некоторой степени участниками соревнования между авиацией и средствами противовоздушной обороны, радиосредствами и устройствами, создающими радиопомехи, подводными лодками и средствами противолодочной обороны. Задолго до начала второй мировой войны началась длительная и склоняющаяся то в ту, то в другую сторону „борьба“ между броней и противотанковой артиллерией. Одной из главных угроз танков в современной войне будут противотанковые мины».

Позже Мугалёв узнал, как настойчиво искали конструкторы «противоядие» для такой угрозы. Вспомнили об испытанном временем эффективном способе уничтожения минных заграждений на море — тралении. Конечно, механически этот способ на сушу не перенесёшь, но все же… Появились первые конструкции тралов, предназначенные для расчистки проходов в минных полях.

Скрупулёзно изучал Мугёлев конструкции отечественных и зарубежных тралов: катковых, дисковых, бойковых. Присутствовал на испытании одного из образцов. И все яснее понимал, насколько далеки они от совершенства. Одни конструкции, обладая высокой надёжностью, имели недопустимо низкую скорость передвижения, другие быстро выходили из строя, третьи были громоздки, тяжелы, недостаточно манёвренны. Бойковый трал, например, представлял собой металлический барабан, к которому крепились цепи с грузами на концах. При вращении барабана грузы с большой силой ударяли по грунту, чтобы сработали взрыватели мин. Поднимавшаяся пыль, комья земли, снега затрудняли управление машиной.

…Трагический случай с походной солдатской кухней на заснеженном поле изменил планы Павла Михайловича. Теперь все его мысли связывались с тралом. Обычно общительный, в эти дни он выглядел задумчивым, уединялся, садился за стол — или писал, или набрасывал схемы. Ночами долго не засыпал, придирчиво анализируя все, что выкладывал на бумаге днём. Словно наяву видел накатывающиеся на мину диски будущего трала, слышал мощный взрыв, рисовал картину растекающихся в разных направлениях потоков газов — продуктов взрыва. Мугалёв обладал удивительным даром исследователя-творца чётко представлять себе не только пока ещё не существующую машину, но и происходящие в ней физические процессы.

Спустя несколько дней на стол начальника инженерных войск 8-й армии полковника Шурыгина легли эскизные наброски трала, убедительно аргументированные теоретическими расчётами. Несведущему человеку могло показаться, будто ничего нового адъюнкт не изобрёл. Однако детальное рассмотрение проекта убеждало — найдено совершенно оригинальное техническое решение, позволившее создать относительно лёгкий по весу трал, способный придать тральщику достаточно высокую скорость передвижения, надёжность действия.

«Предложение заслуживает безусловного внимания и, мне кажется, немедленной реализации на заводах Ленинграда», — высказал своё мнение полковник Шурыгин в письме начальнику инженерных войск Ленинградского военного округа. К этой точке зрения присоединился и находившийся на петрозаводском направлении заместитель начальника кафедры Военно-инженерной академии полковник Овчинников.

Архивные документы сохранили перечни опытных образцов, изготовленных на заводах Ленинграда в 1939–1940 годах по предложениям изобретателей и рационализаторов. Среди них есть и мугалёвский трал. Первый его образец испытывался в 1940 году. Танка не было, и Павел Михайлович горя нетерпением подцепил трал к трактору. К сожалению, он недооценил силы взрыва: если диски трала остались целыми, то ничем не защищённого, сидящего за рычагами трактора Мугалёва контузило. Пришлось несколько дней провести на госпитальной койке.

Кое-кто уже склонялся к тому, чтобы считать эксперимент неудавшимся, а всю затею с тралом — ненужной. Работа над ним прекратилась. Лишь сам изобретатель придерживался иного мнения: в начале 1941 года продолжил испытания. На этот раз ему сопутствовал успех. Трал признали изобретением.

Однако порой успешный эксперимент отделяют от серийного производства годы. Нечто подобное намечалось в истории с тралом. Возникло много различных «но», грозивших затянуть внедрение изобретения. Как нередко случается, нашлись скептики, упорно отрицавшие полезность новшества. В марте 1941 года один из руководящих работников инженерных войск, от которого зависела судьба изобретения, недвусмысленно назвал идею Мугалёва негодной. И все же Павел Михайлович не терял надежды практически продемонстрировать её большие преимущества по сравнению с существующими конструкциями.

Началась война. Военно-инженерная академия имени В. В. Куйбышева эвакуировалась из Москвы во Фрунзе. Мугалёв выехал туда чуть позже — в конце 1941 года, после выполнения ответственного задания. В феврале 1942 года его направили на строительство Северного Ташкентского канала. За ударный труд на канале Павлу Михайловичу вручили Почётную грамоту Президиума Верховного Совета Узбекской ССР.

Чем бы ни занимался Мугалёв, смысл жизни по-прежнему видел в завершении работы над тралом. Сколько писем отослал в различные инстанции, доказывая его достоинства, — не перечесть. И добился-таки исполнения своего заветного желания. В начале марта 1942 года Мугалёва пригласил в Москву начальник, инженерных войск Красной Армии генерал М. П. Воробьёв.

— Есть решение закончить разработку и подготовить к серийному производству ваши тралы, — сообщил он. — Поезжайте на Тульский завод Народного комиссариата путей сообщения и принимайтесь за дело. Предварительно зайдите к первому секретарю Тульского обкома партии Василию Гавриловичу Жаворонкову, с которым уже все согласовано, доложите ему о своих планах, о том, какая вам понадобится помощь в выполнении задания. О ходе испытаний докладывайте мне.

Несмотря на крайнюю занятость, В. Г. Жаворонков встретил Мугалёва приветливо, вместе с ним посетил завод, которому предстояло освоить серийное производство тралов сверх плана. Выступая перед заводским коллективом, первый секретарь обкома пояснил их назначение.

— Знаю, трудно вам: недосыпаете, недоедаете, — заключил Жаворонков. — А кому теперь легко? Надо… Фронту надо. Решайте сами: можете отказаться от этого заказа — план и без того напряжён. Но, думаю, понимаете, насколько важно изготовление тралов.

Единодушно решили выполнять заказ в срочном порядке. Появился призыв: «Чем больше дадим тралов, тем меньшие потери понесут танковые войска».

Речь шла пока об опытных образцах. Заводчане не жалели сил, чтобы наилучшим образом справиться с заданием. Трудились по-ударному, дружно, и уже в августе 1942 года Мугалёв получил возможность отправиться с двумя тралами на Воронежский фронт для их испытания в боевых условиях.

Однако осуществить проверку в полном объёме помешало на этот раз тяжёлое ранение изобретателя. Ему разбило кисть руки, пострадали зрение и слух.

После первого этапа лечения в московском госпитале Павла Михайловича перевели в подмосковный санаторий. Оттуда он «выписал» сам себя досрочно — попросту говоря, сбежал, а 8 марта 1943 года прибыл с партией танковых тралов на Северо-Кавказский фронт.

Появление новой техники фронтовики встречали всегда с особым интересом. Многие образцы, поступавшие на испытание, вызывали два противоположных чувства: надежду и известное недоверие. Так же встретили в войсках и тралы. Сумеют ли диски, с грохотом двигавшиеся впереди танка-тральщика, защитить боевые машины от грозного их противника — наземных мин или сами не устоят перед ними?

Результаты превзошли все ожидания. Там, где действовали тралы, ни линейные танки, ни САУ не подрывались на минах. И вдруг ЧП: подбитый артиллерией противника тральщик оказался на ничейной территории. Трое суток вели фашисты огонь по пятачку, чтобы отрезать путь к тральщику. Отцепив под прикрытием ночи и высокой травы трал от танка, они подтащили его тросом к себе. Об этом случае вспоминал в своей книге «На службе военной» главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов:

«Бывали неприятности и покрупнее. Один из изобретателей внёс хорошее предложение: создать навесные тралы, с помощью которых танки смогут проделывать для себя проходы в минных полях. Эти тралы сберегли бы жизнь многим сапёрам, которым со смертельным риском приходилось вручную обезвреживать минные поля противника. Кроме того, работа сапёров сразу выдавала противнику наши участки прорыва. Предложение изобретателя обеспечивало внезапность прорыва вражеских заграждений.

Тралы были быстро сконструированы. Командование бронетанковых войск почему-то решило провести испытания их на фронте, в реальной боевой обстановке. Но испытания организовали безответственно, один танк с тралом застрял на минном поле и попал в руки противника. Меня вызвали в Ставку. Я выслушал строгое нравоучение Сталина и его угрозу наказать меня за передачу государственной тайны врагу. С трудом удалось доказать мою непричастность к происшедшему».

К счастью, как выяснилось впоследствии, ничего страшного не произошло. Трал попал «в плен» сильно повреждённым, что не позволило гитлеровцам разгадать секрет изобретения. К тому же вскоре после освобождения Тамани он вернулся обратно в качестве трофея.

К июню 1943 года было готово около 100 тралов. «Войска хорошо отзываются о тралах Мугалёва и просят о более широком их внедрении в танковые соединения, — говорилось в одном из документов того времени. — Тралы Мугалёва на сегодня являются самым действенным средством, помогающим танкам преодолевать минные поля без потерь от мин…»

О том, насколько быстро завоёвывали тралы популярность, можно судить по отчёту о боевом их применении 4-м отдельным гвардейским танковым полком прорыва, составленному 28 августа 1943 года командиром полка и его помощником по технической части.

Полк получил тралы во второй половине июня. Поступили они в разобранном виде. При монтаже оказалось, что некоторых деталей нет: то ли не положили при отправке, то ли потерялись в пути. К тому же система крепления тралов предназначалась для танка Т–34, а полк имел танки KB–1С. Но благодаря простоте конструкции трала отсутствующие детали (серьги, звенья и другие) легко изготовили на месте собственными силами.

Трал подвергся всестороннему испытанию, за которым наблюдал командующий 11-й гвардейской армией генерал-лейтенант И. X. Баграмян. Новинка понравилась. И все же командование полка не обрело полной уверенности: справятся ли тралы со своей задачей в боевой обстановке?

Главный экзамен начался 12 июля 1943 года в 6 часов утра после мощной артиллерийской подготовки. В течение пяти месяцев фашисты возводили и совершенствовали сильно укреплённую полосу северо-западнее Орла в районе реки Жиздра между посёлками Дудино и Панево. Неоднократные попытки наших войск прорвать её успеха не имели: атакующие танки либо попадали под огонь фашистской артиллерии, либо подрывались на минах.

И вот двинулись вперёд тральщики. Они прокладывали дорогу танкам и пехоте в сложных условиях. Подъем местности достигал 27–30° на протяжении свыше 1,5 километра. Мины, большей частью новой конструкции, в деревянных ящиках располагались по смешанной системе очень густо.

Танки устремились вслед за тральщиками, которые, сметая проволочные заграждения, благополучно преодолели первое минное поле противника длиной около двух километров. На их пути сработало более 200 противотанковых и противопехотных мин.

«Без применения тралов, — гласили выводы акта, — данный прорыв мог оказаться неудачным и танки подорвались бы на минах у проволочных заграждений… Тралы сохраняют танки и их экипажи… Личный состав полка из противников тралов сделался их патриотами».

Производство тралов, выпускавшихся под маркой ПТ–3, наращивалось. Возникла проблема: как лучше их использовать? Кому придать танковые тральщики? Целесообразно ли иметь в составе армий специальные части наземных противоминных тральщиков? Мугалёв размышлял, прикидывал, советовался с товарищами. Так родилось предложение: сформировать опытный полк. Его одобрили. Образованный в середине 1943 года 166-й инженерно-танковый полк возглавил отважный, опытный офицер-танкист подполковник Николай Михайлович Лукин. Заместителем командира по спецтехнике назначили Мугалёва.

Первая серьёзная проверка выпала на долю части при форсировании Днепра. Гитлеровцы рассчитывали, что Советские войска не сумеют преодолеть эту Сложную преграду в условиях сплошной завесы заградительного огня и тем более пробиться через зону многочисленных оборонительных укреплений на правом берегу реки. Наших воинов ждала ожесточённая схватка с противником, к которой они тщательно готовились. Среди них — и 166-й полк, входивший в 3-ю гвардейскую танковую армию. Солдаты и офицеры в любое время суток видели приземистую, плотную фигуру подполковника Мугалёва — Павел Михайлович неторопливо, спокойно, чётко давал необходимые рекомендации, советы.

— Какими судьбами? Ты ведь служишь в академии, как мне известно, — искренне удивился полковник М. В. Онучин, случайно встретив в те дни адъюнкта — однокашника по академии — на берегу Днепра. — Может, провинился в чём?

Мугалёв рассказал о себе.

— Завидую, по-хорошему завидую, — произнёс на прощание Онучин. — Не всякий изобретатель способен забраться со своим детищем в самое пекло.

В двадцатых числах сентября тихий, обычно в такую пору плавно кативший воды Днепр кипел от разрыва снарядов, бомб, мин, от пуль. От непрерывного гула закладывало уши, поверхность реки скрылась в густой пелене дыма, гари, пыли. Однако подразделения минных тральщиков почти без потерь переправились через реку вместе с другими частями армии в Букринской излучине, активными действиями помогали укреплять и расширять плацдарм. Благополучно перебазировавшись, танковые тральщики в буквальном смысле подорвали вражескую оборону, расчистив дорогу нашим войскам на Запад.

Родина высоко оцепила заслуги полка в боях за Днепр, за овладение букринским плацдармом, за освобождение Киева. Части присвоили почётное наименование Киевской, многих воинов наградили орденами и медалями, а подполковник П. М. Мугалёв и командир роты капитан А. 3. Петушков стали Героями Советского Союза. «В этих боях, — отмечалось в одном из документов, — тральщики получили полное признание как мощное средство прорыва, рождённое в нашей стране в период Отечественной войны».

Боевые дела 166-го полка предрешили формирование новых инженерно-танковых частей. П. М. Мугалёв, формально числившийся в штате академии, почти не отлучался с фронтов — Воронежского, Донского, 1, 2, 3-го Белорусских. В удостоверениях, подписанных маршалом бронетанковых войск Я. Н. Федоренко, должностным лицам предписывалось оказывать ему содействие в сколачивании и боевом применении частей минных тральщиков — так неофициально назывались инженерно-танковые полки. Их командиры — Лукин, Сотников, Суздалов, Солтер, Войновский — весьма лестно характеризовали деятельность изобретателя. Вот, к примеру, отзыв Лукина: «Тов. Мугалёв упорно доказывает жизненную необходимость применения этого нового средства вооружения и перспективность его развития. Несмотря на полученное в боях ранение, он упорно продолжает работать над тралом. В 1943 году по заданию командования тов. Мугалёв сформировал первую танковую часть тральщиков. Много сил и энергии он затратил на обучение экипажей и сколачивание подразделений части».

«Тов. Мугалёв, — сообщал в одном из донесений Солтер, — находился непосредственно в боевых порядках части… помог обеспечить форсирование минных полей, и ни один линейный танк главных сил, наступающих на участке части, не подорвался на минах».

Инженерно-танковые части прошли с боями большой путь. И на всех участках уверенно ломали оборону противника. Подтверждений тому множество. Так, начальник штаба бронетанковых и механизированных войск 1-го Белорусского фронта писал: «Благодаря большой работе, проделанной в предбоевой период т. Мугалёвым, и несмотря на трудно проходимую местность (болота), а также на сильное огневое сопротивление противника, тральщики, поддерживающие части в момент прорыва, действовали чётко и слаженно. Поставленные задачи тральщики выполнили с минимальными потерями. Ни одна машина не подорвалась в полосе движения тральщиков».

«В период октября — декабря 1943 года, — докладывал командующий 3-й гвардейской танковой армией генерал-лейтенант П. С. Рыбалко, — часть тральщиков доказала свою жизнеспособность при прорыве современных укреплений рубежей противника».

Славные боевые подвиги воинов инженерно-танковых частей, преимущества тралов отмечал и командующий 5-й ударной армией генерал Н. Э. Берзарин. Южнее Варшавы тральщики проложили при наступлении 10 проходов в минных полях, подорвали 120 противотанковых и около 350 противопехотных мин. Это позволило нашим атакующим войскам без задержки и почти без потерь миновать зону вражеских заграждений, развить тактический успех в глубине долговременной, хорошо укреплённой обороны противника. В боях за Кюстрин внезапным штурмом, предпринятым с помощью тральщиков, наши части быстро смяли сопротивление гитлеровцев и вышли к центру города.

На подступах к Берлину тральщики преодолели 10 минных полей, расчистили 21 проход, подорвали до 250 противотанковых мин. «Танковые тральщики себя оправдали», — лаконично заключил генерал Берзарин.

Опыт применения минных тральщиков с июля 1944 года по май 1945 года обобщило командование 8-й гвардейской армии. Аргументированные выводы, утверждённые командующим армией гвардии генерал-полковником В. И. Чуйковым, излагаются здесь с незначительными сокращениями.

Рубеж обороны западнее Ковеля противником был заранее подготовлен и имел сильно развитую систему траншей и ходов сообщения, прикрытых минными полями значительной плотности как на переднем крае, так и в глубине.

В этой операции тральщики действовали поротно в составе 4-го и 28-го гвардейских стрелковых корпусов, имея задачу проделать четыре сплошных прохода на глубину до пяти километров в полосе каждого корпуса. Для более надёжного пропуска войск и боевой техники через проделанные тральщиками проходы инженернотанковому полку в виде опыта был придан инженерно-сапёрный батальон. Результаты совместных действий полка и батальона оказались весьма успешными.

В упомянутой операции тральщики, пройдя проволочные заграждения, проделали 8 сплошных проходов в минных полях противника, подорвав свыше 50 противотанковых и до 100 противопехотных мин. За успешное выполнение задачи полк был награждён орденом Красного Знамени.

На левом берегу Вислы противник также занимал оборону длительное время и создал сильно развитую сеть траншей и ходов сообщения, прикрытых смешанными минными полями и проволочными препятствиями большой плотности.

В этих боях полк действовал в составе первых эшелонов прорыва. Тральщики действовали совместно с сапёрами в составе группы разграждения. Боевая работа тральщиков по проделыванию проходов одновременно явилась и разведкой наличия минных полей в полосе наступления.

В день операции тральщики выявили 3 полосы минирования, проделали в них 11 колейных проходов и подорвали свыше 60 противотанковых, противопехотных мин и фугасов.

На участке одного из одерских плацдармов все основные направления обороны противника были минированы. Полк тральщиков действовал поротно в составе 4-го и 28-го гвардейских стрелковых корпусов с задачей проделывания проходов в минных полях для пропуска войск и боевой техники. Задача была полностью выполнена: подорвано до 50 противотанковых и противопехотных мин.

В этих операциях, подчёркивается в выводах, тральщики оправдали своё назначение, и для успешного преодоления танками зоны минирования тралы совершенно необходимы. Их должны иметь все танковые части и соединения как табельное средство.

Содержалась и рекомендация промышленности выпускать танки с соответствующими приспособлениями для прицепа к ним тралов, позволяющими после прохождения зоны минирования быстро их отсоединять. Освобождённый от трала танк превращался в обычную боевую машину.

Сослуживцы Мугалёва поражались многогранности знаний, высокой работоспособности, упорству изобретателя, сочетавшего в своём характере такие замечательные качества, как творческий поиск, отличные организаторские способности, отвага и героизм, талант командира и педагога. Даже после тяжёлых ранений, не долечившись в госпиталях, он возвращался на фронт. Мне известны его самоотверженные поступки и в ситуациях, не имеющих никакого отношения к тралу. Орденом Красного Знамени, например, Павел Михайлович награждён за то, что вынес с поля боя тяжелораненых командира полка и трёх сержантов.

Когда на одном из участков фронта большие снежные заносы значительно затруднили подвоз боеприпасов к передовой, Мугалёв нашёл простое и оригинальное решение. По его предложению на железнодорожную колею приспособили грузовой автомобиль, к которому прицепили две восемнадцатитонные платформы со спаренной пулемётной зенитной установкой. С помощью такого транспорта бойцы на передовых позициях получали боеприпасы бесперебойно.

В феврале 1943 года в районе Дмитриев-Льговского на реке Свапа под руководством Павла Михайловича восстанавливались свайные мосты под тяжёлую нагрузку. К наградам изобретателя добавился орден Красной Звезды.

…После войны танковые тралы продолжали совершенствоваться. Мугалёвские конструкции сменились новыми, отвечающими современным требованиям.

В 1962 году советские воины-сапёры, верные интернациональному долгу, участвовали в разминировании на многострадальной алжирской земле. Со зверским педантизмом «удобрили» её колонизаторы смертоносными «сюрпризами», исчисляемыми миллионами.

Мощные взрывы, вызванные советскими танковыми тральщиками, напомнили о недавно закончившихся здесь сражениях. Прозвучало много, очень много таких взрывов: через каждые 2–3 минуты движения тральщика по заминированному участку воздух порой содрогался до 30 раз. Наши воины с присущими им героизмом, отвагой, изобретательностью уничтожали все, что мешало алжирскому народу спокойно жить и трудиться.

…Мы сидим с Павлом Михайловичем в его квартире. Рассматриваем старые фотографии, документы, диплом лауреата Государственной премии, присуждённой Мугалёву в 1946 году. Вот фотография взрыва: это мина срабатывает при испытании трала в 1940 году. Удостоверения, в которых предлагается должностным лицам многих фронтов оказывать инженеру П. М. Мугалёву всемерное содействие в работе. Авторские свидетельства на изобретения. Уместно заметить, что немецкие конструкторы стремились любыми способами если не свести на нет, то хотя бы снизить технические и тактические качества мугалёвского трала: меняли форму мин, их расположение на минном поле. И всякий раз изобретатель, совершенствуя свою конструкцию, выходил победителем.

Павел Михайлович полон новых задумок, новых планов.

— Знаете, о чём часто думаю? — говорит он.

— О том, что всевозрастающая сложность боевой техники вовсе не сократит число изобретателей в Вооружённых Силах. Наоборот, их ряды будут непрерывно пополняться. Ведь главный принцип новаторства — идти не проторёнными путями, а там, где, кажется, невозможно найти решение. Значит, никогда не заглохнут родники технического творчества. — Чуть помолчав, задумчиво глядя в окно, добавляет: — Это тоже военно-технический потенциал страны. Мощный, боевой, грозный. Нужно, чтобы молодые воины учились на опыте фронтовиков действовать в самых трудных ситуациях, порождаемых боевой обстановкой, так же творчески, инициативно…

В интересах боевой готовности

За годы войны воины 2-й воздушной армии подали около 2300 рационализаторских предложений, из которых почти 1900 реализованы. Активно занимались рационализацией более 600 человек, среди них 113 человек награждены орденами и медалями.

Главной заботой людей творческой мысли являлось поддержание авиационной техники частей и соединений армии в постоянной боевой готовности. Свой поиск они в основном направляли на повышение эксплуатационной надёжности самолёта и мотора, сокращение сроков подготовки машин к боевым вылетам, улучшение тактикотехнических характеристик авиационной техники, механизацию трудоёмких процессов, экономию материалов, запасных частей, боеприпасов, ускорение ремонта материальной части и повышение его качества, расширение ремонтных возможностей.

С 5 мая 1942 года, когда была сформирована армия, по 9 мая 1945 года её полевая ремонтная сеть вернула в строй около 186,3 тысячи самолётов и до 34,4 тысячи авиационных моторов (один и тот же самолёт или мотор ремонтировался неоднократно). Средняя производительность достигла 149 самолёто-ремонтов в сутки. Кроме того, за это время через мастерские прошло более 1700 пушек всех типов, свыше 3300 пулемётов, около 24 тысяч навигационных приборов. На восстановление повреждённых в боях и вышедших из строя деталей, а также на изготовление запасных частей затрачено более 136 тысяч человеко-часов.

Крайне напряжённо трудились технические экипажи и ремонтники в период крупных операций, когда части армии обеспечивали стремительное наступление войск Воронежского и 1-го Украинского фронтов. Выполняя задания по разгрому и уничтожению оборонительных сооружений и рубежей, живой силы и техники противника, авиаторы встречали его яростное сопротивление. Неудивительно, что в январе 1945 года, например, количество самолёто-ремонтов в сутки возросло до 300.

Для характеристики самоотверженного труда ремонтников приведу ещё три обстоятельства, которые на первый взгляд могут показаться отступлением от темы. Однако в действительности они имеют к ней самое непосредственное отношение.

Во-первых, в глубокий тыл технику отправляли на ремонт лишь в исключительных случаях. Специалисты фронта прилагали все своё умение к тому, чтобы даже сложные повреждения устранять на месте собственными силами.

Во-вторых, за всю войну не произошло ни одной катастрофы, ни одной аварии, вызванной некачественным ремонтом. Это ли не убедительное свидетельство его высочайшего, в буквальном смысле слова, уровня!

В-третьих, мастера, как правило, работали в самых неблагоприятных условиях: на необорудованных полевых аэродромах, в непогоду, под огнём вражеской авиации, а иногда и артиллерии. К тому же — частое перебазирование, большой дефицит запасных частей, агрегатов, материалов…

Эти обстоятельства непомерно усложняли ремонт, увеличивали его трудоёмкость. И все-таки плановые задания из месяца в месяц намного перевыполнялись. Любопытно заметить, что неисправная материальная часть составляла только 5,7 процента ко всему самолётному парку.

Архивные документы, подтверждают: важная роль в достижении таких успехов принадлежит техническому творчеству. Для того чтобы справиться в труднейших, условиях с огромным объёмом ремонта, зачастую не предусмотренного никакими наставлениями, руководствами и инструкциями для полевых мастерских, армейские специалисты придумали и изготовили приборы, установки, стенды, приспособления, контрольно-поверочную аппаратуру, инструмент самого различного назначения, разработали новые технологические процессы и ввели в действие новые производственные участки. Именно благодаря непрерывному поиску коллективы подвижных авиационных ремонтных мастерских (ПАРМ), например, освоили восстановление повреждённых блоков моторов, отливку поршней, изготовление поршневых колец, заливку подшипников, капитальный ремонт винтов холодным и горячим способами и многие другие операции.

Правофланговыми в строю новаторов среди других ремонтных органов армии, пожалуй, можно считать ПАРМ–35 № 11, которые возглавлял умелый организатор, человек пытливой мысли инженер-подполковник Иванов Иван Григорьевич. За годы войны здесь внедрили 410 рационализаторских предложений. Творческая смекалка помогла оборудовать подвижной цех гальванических покрытий, литейно-термический цех на шасси автомобиля ЯЗ–3, ремонтно-инструментальную кладовую в автобусе и прицепе, подвижную лабораторию для испытания материалов, электростанцию мощностью 100 киловатт, размещённую в прицепе.

Применение горячей химической чистки деталей двигателя в моторном цехе на 2,5 часа сократило время выполнения этой операции на каждом моторе. Благодаря оригинальному приспособлению, сделанному умельцами, использовалось немало цилиндров, которые прежде списывались в брак. Придумали в цехе и способы восстановления старых уплотнительных резиновых прокладок, вышедших из строя корпусов карбюраторов, головок цилиндров, задних крышек картеров, коробок газораспределения, маслосборников и других деталей.

Весьма ощутимый эффект принесло внедрение более 140 новшеств в самолётном цехе. Производительность труда на отдельных трудоёмких операциях возросла в 2–6 раз, сбережено значительное количество дефицитных материалов. Так, старший сержант Кочергин сконструировал ряд штампов и приспособлений, устранивших ручной труд. Десятки килограммов аэролака экономила ежемесячно технология окрасочных работ на самолёте По–2, предложенная капитаном авиационно-технической службы Пилипчуком.

Рационализаторы слесарно-механического цеха успешно расширяли номенклатуру запасных частей. Если в 1942 году на ремонт одного самолёта в среднем выпускалось 75 наименований, то в 1945 году — 386, на ремонт одного мотора — соответственно 24 и 168. Только на счету инженер-капитана Плешивова 16 предложений, в частности технология изготовления абразивных изделий для хонингования цилиндров, станок для бесцентровой шлифовки деталей, автоматическая подача к внутришлифовальному станку, специальная развёртка для направляющих втулок толкателей.

За время войны ПАРМ–35 № 11 превзошли плановое задание по ремонту самолетов в 2,5 раза, по ремонту моторов — более чем на 80 процентов. Производительность труда по сравнению с довоенной возросла вдвое, старые нормы остались далеко позади. Не будет преувеличением сказать, что главная причина таких успехов — рационализация.

Кроме того, в результате внедрения новшеств сэкономлены тысячи метров авиаполотна, сотни килограммов целлулоида и дюралюминия, тысячи килограммов бензина, масла и другие материалы.

Командование, партийная организация мастерских старались привлечь к рационализаторской деятельности всех воинов, направить их мысли в нужное русло, способствовали незамедлительному воплощению в жизнь удачных технических усовершенствований. Существенную пользу приносили технические конференции и совещания рационализаторов. Подчас они имели очень узкую тематику, когда требовалось сообща найти неотложное техническое решение. К примеру: «Как устранить течь масла из толкателей мотора?», «Как наладить отливку поршней?». Коллективное обсуждение подобных вопросов всегда оправдывало себя.

Рационализаторы мастерских не ограничивали круг своих творческих поисков стремлением быстрее, масштабнее, качественнее восстанавливать авиационную технику. Выполнялись и не связанные с ремонтом задания. Среди них хочется выделить превращение спортивного и учебного самолёта По–2 в грозную боевую машину, по праву названную ночным бомбардировщиком… «Изготовление опытных образцов бомбардировочного вооружения к этим самолётам, — говорится в архивном документе, — командование фронта возложило на ПАРМ, которые в течение нескольких суток сконструировали в полевых условиях самостоятельно и изготовили: 1) кассет для зажигательных бомб „БАСС“ — 57 штук; 2) балок бомбодержателей для бомб весом от 10 до 100 кг — 42 штуки. Сконструированные рационализаторами бомбодержатели и замки к ним впоследствии были приняты на вооружение самолёта По–2».

Закончим краткое сообщение о ПАРМ–35 № 11 ещё одной выдержкой из того же документа: «Заслуга рационализаторов велика в том, что часть удостоена награды — ордена Красной Звезды».

Плодотворно трудились новаторы и других ремонтных частей армии. Под руководством инженер-майора Павла Михайловича Котова коллектив подвижных авиационных мастерских ПАМ–40, размещавшихся в железнодорожных вагонах специального эшелона, реализовал в период войны 218 предложений. Это ручная тележка для транспортировки моторов М–105, тележка для транспортировки плоскостей самолётов, изготовление брусков для хонингования гильз и цилиндров мотора и много других ценных разработок. За активную рационализацию ремонтного производства старший техник-лейтенант Губарев удостоен ордена Красной Звезды, сержанты Щербаков и Ермаков — медали «За боевые заслуги».

Неутомимый творческий поиск многократно умножал достижения ремонтников строевых частей и подразделений. В одном из архивных документов отражён результат самоотверженного труда воинов спецслужб 2-го истребительного авиакорпуса: «Благодаря разработке и внедрению приборов для проверки радиоаппаратуры и накопленного опыта технический состав наравне с мелким ремонтом мог проводить средний ремонт радиоаппаратуры, в результате чего всю Отечественную войну части корпуса обеспечивали боевые операции без вмешательства стационарных мастерских, так как последние находились за несколько сот километров, а батальоны запчастей для войскового ремонта к радиооборудованию не имели».

Рационализаторам ремонтных подразделений удавалось найти выход из самых затруднительных положений. Так, осенью 1943 года в частях 1-го гвардейского штурмового авиакорпуса из-за отсутствия шнурового асбеста застопорилась подготовка материальной части к зимней эксплуатации. Возникла серьёзная проблема, за решение которой взялся техник-лейтенант Суворов. Предложенный им заменитель асбеста — специальная теплоизоляционная масса — по своим свойствам оказался вполне приемлемым: обладал высокой устойчивостью к действию воды, бензина, масла.

Творческое отношение к служебным обязанностям отличало воинов армии в большом и малом. Их смекалка помогала совершенствовать авиационную технику, подсказывала конструкторам, где, что и как пересмотреть, улучшить, позволяла широко использовать трофейные оружие и боеприпасы.

Интересен такой факт. В марте 1945 года лётчики армии сбросили на объекты противника 111 928 трофейных немецких авиабомб, что равнялось 43 процентам от массы израсходованных отечественных бомб. В апреле процент возрос до 55. Если же выразить количество сброшенных за два месяца трофейных бомб в массе, то она составит 4,8 тысячи тонн.

Эти внушительные цифры содержатся в отчётах о работе службы вооружения армии в завершающем периоде войны. Легко понять, насколько кстати пришлись трофеи. Они высвободили множество железнодорожных вагонов, необходимых для подвоза отечественных авиабомб из глубокого тыла, облегчили авиационным частям выполнение боевых заданий. В отчётах подчёркивалось, что применение трофеев предотвращало срывы в боевой работе из-за перебоев в снабжении отечественными бомбами.

Подготовка трофейных бомб к использованию сопровождалась серьёзными трудностями. Обратимся снова к отчёту: «С первых дней применения немецких авиабомб выявилась нехватка взрывателей, предусмотренных инструкциями. В связи с этим в частях армии были проведены испытания переделанных взрывателей, конструктивно рассчитанных для снаряжения только отечественных бомб и имеющихся на складах в достаточном количестве. Испытания дали положительные результаты по действию с постоянным 22-секундным замедлением, а также мгновенно. В настоящее время части армии при отсутствии нужных взрывателей применяют переделанные, которые действуют безотказно».

Судя по перечисленным здесь технологическим операциям решение подобной задачи никак нельзя отнести к разряду простых. К тому же рождалось оно не в конструкторском или технологическом бюро, а офицерами-фронтовиками в боевых условиях.

Много инициативы, творческой выдумки вложили в чёткую организацию и осуществление столь сложного процесса инженер-подполковник Вепюков, инженер-майоры Малышев, Трошин и другие офицеры. Практика подтвердила безупречное качество взрывателей. «Благодаря большой работе, проведённой инженерами по вооружению инженерно-авиационной службы армии, — констатирует отчёт, — за весь период применения трофейных бомб и переделки взрывателей были полностью исключены возможные аварии и катастрофы, а также отказы бомб при сбрасывании с самолётов». Определённую роль сыграл, конечно, и тщательный инструктаж всего инженерно-технического состава.

Можно было бы рассказать ещё много интересного о новаторской деятельности воинов 2-й воздушной армии. О том, например, как рационализаторы 4-го бомбардировочного авиакорпуса увеличили боевую нагрузку одного из типов самолётов, как во 2-м истребительном авиакорпусе их усовершенствования повысили устойчивость радиосвязи лётчика с землёй, или о том, какой эффект дало применение в 1-м штурмовом авиакорпусе сконструированного здесь автомата включения фотоаппарата во время бомбометания…

Предвижу вопрос: «Ну хорошо, ценное предложение быстро внедрялось там, где оно родилось. А как скоро узнавали о нем соединения и части, имеющие на вооружении однотипную технику?» Ответ — в тех же архивах. Материалы по таким новинкам незамедлительно высылались в соответствующие службы армии и потом, если нужно, в управления ВВС. Кроме того, опыт рационализаторской работы за период войны обобщался на 4 постоянных и 11 временных технических выставках. Так, в 1944 году армейскую выставку, на которой демонстрировалось 949 экспонатов рационализаторов сети полевого ремонта, посетило 5 тысяч человек. По их отзывам, она «дала большой толчок в поднятии культуры ремонта и организации рабочих мест при ремонте самолётов».

Мне довелось полистать архивы ряда других воздушных армий. И всеони с не меньшей убедительностью, чем и архивы 2-й воздушной армии, повествуют Об огромной роли изобретательства и рационализации в боевых условиях, о замечательных результатах технического творчества воинов-фронтовиков. Невольно думается: почему бы с наиболее интересными предложениями не ознакомить сегодняшних специалистов инженерно-авиационной службы и новаторов-авиаторов? Могут возразить: техника, мол, теперь не та, что более сорока лет назад, — на смену поршневому самолёту пришёл реактивный, иное вооружение, иное оборудование, значительно совершеннее ремонтные средства. Все это так. Но верно и то, что в наши дни новаторы подчас трудятся над решениями, найденными их отцами и дедами — фронтовиками. Да и кому, из людей, познавших радость творческого труда, испытавших сложность поиска, неизвестно, сколь важен импульс для развития возникшей идеи? А таких импульсов в архивах содержится немало.

Успехи новаторов 2-й воздушной армии, их крупный вклад в поддержание постоянной боевой готовности авиационной техники в немалой степени объяснялись чёткой, глубоко продуманной организацией рационализаторской и изобретательской деятельности, заботливым отношением к ней командиров, политработников и особенно офицеров, возглавлявших технические службы. Архивы, в частности, свидетельствуют о том, какое большое внимание уделяли развитию технического творчества, его направленности главный инженер армии генерал-лейтенант инженерно-авиационной службы, ныне генерал-лейтенант в отставке, А. В. Винокуров, его заместители по эксплуатации инженер-подполковник, ныне генерал-полковник, Н. Д. Гребенников и по капитальному ремонту инженер-подполковник, ныне полковник в отставке, М. В. Колесов.

Возникло желание попросить кого-то из этих товарищей посмотреть мою рукопись. В совете ветеранов армии мне сообщили адрес и телефон А. В. Винокурова. Александр Владимирович любезно согласился прокомментировать очерк. В своём ответе он пишет: «Было бы неплохо, если бы Вы нашли время и силы, используя архивные, материалы, написать книгу о самоотверженной деятельности личного состава инженерно-авиационной службы воздушных армий и Управления главного инженера ВВС Красной Армии в Великой Отечественной войне. Такая тема в печати не освещалась, и книга была бы полезной как для инженеров и техников современной фронтовой авиации, так и для авиационных военно-учебных заведений».

А вот его комментарий, который я привожу почты без сокращения:

«Советский народ, следуя призыву ленинской партии „Все для фронта! Все для победы!“, направил в ряды боевой советской авиации преданных Родине, отлично подготовленных авиационных инженеров, авиатехников, авиамехаников и производственников — мастеров различных специальностей, которые в составе инженерноавиационной службы авиачастей и соединений 2-й воздушной армии, как и других воздушных армий, своим самоотверженным, героическим трудом обеспечили лётчикам Красной Армии боевые успехи в борьбе с гитлеровцами на фронтах Великой Отечественной войны. Многие из них овладели несколькими специальностями, что было очень важно для работы на боевых аэродромах в сложной фронтовой обстановке. Но самое главное, что все они, независимо от национальной принадлежности, были патриотами нашей Советской Родины, обладали творческой инициативой, смекалкой, смелостью, не жалели своих сил и даже жизни для выполнения поставленной боевой задачи.

836 тысяч боевых самолёто-вылетов было произведено лётчиками-истребителями, штурмовиками, ночными и дневными пикирующими бомбардировщиками 2-й воздушной армии на боевом пути от Ельца до Норлина и Праги в составе Воронежского и 1-го Украинского фронтов.

В особо напряжённых боях лётчики делали по 6–7 вылетов в день, и для каждого вылета самолёты готовились техническими экипажами и другими специалистами инженерно-авиационной службы полков в любое время суток в соответствии с боевыми задачами, поставленными командованием лётному составу.

После каждого боевого вылета в среднем 41–42 процента самолётов возвращалось с различными повреждениями от огня противника. Некоторые из повреждённых самолётов долетали до своей территории только благодаря высокому искусству лётчиков и большому запасу прочности отечественных самолётов и моторов.

Нередко самолёты возвращались с рулями хвостового оперения, буквально превращёнными в лохмотья, с частично сорванной верхней частью обшивки крыльев, с неуправляемыми элеронами, пробоинами фюзеляжа диаметром до 10 сантиметров, с пробоинами лонжеронов крыльев и центроплана. Часто приходилось лётчикам производить посадку на фюзеляж, так как было невозможно выпустить шасси вследствие повреждения механизма управления ими, а при таких посадках получали повреждения воздушные винты и носок коленчатого вала авиадвигателей. Нередко лётчики вынуждены были производить посадки вне аэродромов — на пашни, в лесах и болотах, и в этих случаях для эвакуации самолётов направлялись команды технического состава полков.

Невозможно перечислить бесконечное множество комбинаций повреждений самолётов после возвращения с боевого задания, поэтому ремонт во фронтовых условиях требовал в каждом случае своего подхода, своей индивидуальной технологии Творческая инициатива, изобретательность солдат и офицеров инженерно-авиационной службы были непременным условием, как для максимального сокращения срока нахождения самолётов в ремонте, так и для обеспечения прочности и сохранения лётно-технических характеристик ремонтируемых самолётов. Творческая инициатива инженерно-технического состава авиационных частей, полковых и армейских ремонтных органов проявлялась и в переделке самолётов По–2 и Р–5 для перевозки раненых, и при изготовлении некоторых видов запасных частей к самолётам и двигателям, и во многом другом…

Ознакомление технического состава современных авиационных частей с опытом инженерно-авиационного обеспечения боевых действий авиации в Великой Отечественной войне безусловно полезно и необходимо».

Защитники московского неба

В одном из архивных дел мне попался документ, подписанный начальником научно-исследовательского отдела Центрального штаба войск ПВО Красной Армии. Процитирую его начало: «Ознакомление с изобретательской работой, в соединениях, частях и подразделениях Московской особой армии ПВО в 1943 году, с выставками образцов изобретательских предложений, а также с отчётами по итогам этой работы говорит о больших достижениях личного состава в области изобретательского творчества и ставит армию среди других соединений войск ПВО в ряд передовых…»

Из документа следовало, что в то время изобретательскую работу в армии возглавлял первый заместитель командующего генерал-майор артиллерии А. В. Герасимов, впоследствии генерал-полковник артиллерии. Естественно, появилось желание побеседовать с ним. Мы встретились. Вот краткое содержание ответов Антона Владимировича на мои вопросы.

Вопрос: Прежде чем начать разговор об изобретателях и рационализаторах, не могли бы вы, товарищ генерал-полковник, хотя бы коротко рассказать о действиях воинов противовоздушной обороны, защищавших в годы войны воздушные рубежи нашей столицы?

Ответ: Войска Московского фронта ПВО (с июля 1943 года — Московской особой армии ПВО) решали ответственные и сложные задачи. Гитлеровское командование поставило перед своей авиацией варварскую цель — разрушить Москву до основания. Свидетельством тому служат многие документы. Так, в телефонном сообщении начальника штаба оперативного руководства фашистских вооружённых сил, переданном 8 июля 1941 года главнокомандующему сухопутными войсками, указывалось: «…фюрер категорически подчёркивает, что он намерен сравнять Москву и Ленинград с землёй. Это, по его словам, можно начать осуществлять с помощью авиации».

14 июля 1941 года тот же начальник штаба извещал: «Фюрер говорит о необходимости бомбардировки Москвы, чтобы нанести удар по центру большевистского сопротивления и воспрепятствовать организованной эвакуации русского правительственного аппарата».

Или, к примеру, запись, сделанная 8 июля 1941 года в своём личном дневнике начальником генерального штаба сухопутных войск гитлеровской армии генерал-полковником Ф. Гальдером: «Непоколебимо решение фюрера сравнять Москву и Ленинград с землёй, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которое, в противном случае, мы потом вынуждены будем кормить в течение зимы. Задачу уничтожения этих городов должна выполнить авиация».

В ночь на 22 июля 1941 года четыре эшелона вражеских самолётов настойчиво пытались прорваться к Москве. Тщетно. Сплошная завеса зенитного огня, решительные, самоотверженные действия советских авиаторов вынудили стервятников сбросить бомбы куда попало… Многие гитлеровские машины не вернулись на свои аэродромы.

Спустя пять часов Всесоюзное, радио сообщило: «…первый массированный налёт немецко-фашистской авиации на Москву отражён нашими доблестными лётчиками и зенитчиками…»

С той ночи противник систематически стремился пробиться в небо нашей столицы. Нетрудно представить себе, какой тяжёлый урон потерпел бы город, если бы фашистская авиация господствовала под Москвой в воздухе. К счастью, этого не случилось. Героические действия советских соколов, меткий огонь зенитчиков, яркие стрелы прожекторов, китообразные тела аэростатов заграждения, чёткая служба частей и подразделений ВНОС — словом, отвага, мужество, бдительность, мастерство, изобретательность защитников московского неба обеспечивали надёжную охрану нашей столицы. В 1941–1942 годах войска ПВО, оборонявшие Москву, уничтожили более 1300 самолётов противника.

Вопрос: Как вы, Антон Владимирович, оцениваете деятельность офицеров — инженеров и техников частей и подразделений?

Ответ: Их деятельность заслуживает самой высшей похвалы.

Надо отметить, что техника и оружие ПВО и в те годы были достаточно сложными и разнообразными. Но я не помню ни одного случая, чтобы при обслуживании и ремонте допускались недоделки, приводящие к отказу материальной части. Чувство огромной ответственности, отличное знание своего дела, высокое мастерство — эти качества отличали каждого инженера, техника, мастера.

Неоценимый вклад в повышение боевой готовности наших частей внесли творческая смекалка и изобретательность воинов. Именно инженеры и техники играли первую скрипку в изобретательских делах.

Вопрос: Расскажите, пожалуйста, подробнее об организации изобретательской и рационализаторской работы.

Ответ: Этой работе большое внимание уделяли командование, Военный совет фронта (потом армии). Они непрерывно заботились о том, чтобы ценные предложения как можно быстрее находили практическое применение, чтобы творческая мысль постоянно направлялась на решение технических задач первостепенной важности.

Обширные организаторские функции возлагались на фронтовую комиссию по изобретательству. Она включала девять офицеров — представителей основных родов войск и служб. За один только год — с июля 1943-го по июль 1944-го — комиссия рассмотрела на своих заседаниях более 600 предложений, из которых 360 приняла к внедрению в масштабе армии, 60 — передала в вышестоящий штаб. Помимо того, на заседаниях систематически отчитывались председатели комиссий по изобретательству соединений и частей, а также начальники родов войск.

Деятельность большинства комиссий заслужила высокую оценку. Для обмена опытом в тот же период вышло два сборника рационализаторских предложений, а в ноябре 1943 года лучшие предложения демонстрировались на слёте изобретателей и рационализаторов.

Вопрос: Это единственный слёт за время войны?

Ответ: Нет, их было четыре. Первый состоялся в июне 1942 года, второй — в марте 43-го, четвёртый — в октябре 44-го. Творческая активность воинов, ценность их разработок возрастали из года в год. Так, если на первом слёте показывалось более 300 новшеств, на втором — свыше 400, то на третьем 650, а на четвёртом — более 800. Их осматривали многие солдаты, сержанты, офицеры. В 1944 году, например, выставку посетило около трёх тысяч человек. Внимательно ознакомилась с её экспонатами группа военачальников во главе с главным маршалом артиллерии Н. Н. Вороновым. Он оставил тёплую запись в книге посетителей, отметив крупные достижения наших новаторов.

Вопрос: Какие же задачи решали изобретатели и рационализаторы?

Ответ: Самые разнообразные. Назову лишь основные направления их творческого поиска. Это — улучшение тактико-технических характеристик техники и оружия ПВО, совершенствование средств и способов управления боем и огнём, изыскание новых средств борьбы с воздушным противником и средств слежения за ним, разработка эффективной учебно-материальной базы, повышение качества обслуживания и ремонта материальной части и ускорение этих процессов, экономия моторесурсов, горючего, смазочных и других материалов и т. д. Перечни конкретных заданий утверждались Военным советом и доводились до личного состава артиллерийских, пулемётных, авиационных, прожекторных частей, частей ВНОС, связи, аэростатов заграждения. Работа над этими заданиями рассматривалась командирами всех степеней как дело первостепенной важности. Да это и неудивительно. Ведь внедрение каждого из предложений, как говорилось в призыве Военного совета, помогало либо своевременно и точно обнаруживать и уничтожать вражеские самолёты, либо повышать эффективность воздушного боя и зенитной стрельбы, либо улучшать конструкции самолётов, орудий, снарядов, прожекторов, приборов, средств связи, а следовательно способствовало выполнению задач, поставленных перед частями и подразделениями противовоздушной обороны.

Вопрос: Принимались ли меры, чтобы быстрее и качественнее осуществлялись такие задания?

Ответ: Мероприятий проводилось много. Например, в родах войск, в соединениях и частях создавались так называемые исследовательские группы, которые объединяли опытных специалистов, способных решить весьма важные и сложные технические проблемы. Так, исследовательские группы 2-й зенитно-пулемётной дивизии разработали типовое оборудование огневой позиции, зенитно-пулеметную линейку, универсальную лиру, позволившую намного легче и быстрее определять входные данные, улучшить тренировки зенитчиков.

Большое внимание уделялось стимулированию рационализаторской работы. Авторы ценных предложений получали вознаграждения, наиболее активные рационализаторы и организаторы творческого поиска отмечались орденами и медалями.

Были у нас и свои лауреаты Государственной премии. Это старшие лейтенанты Д. Борисов и Н. Вольман. Борисов участвовал в разработке новой аппаратуры связи, Вольман — в создании радиоустановки новой конструкции. Армейская газета «Тревога» посвятила лауреатам передовую статью.

Вопрос: Антон Владимирович, эта газета довольно часто писала о новаторах. Только в номерах за 1943 год я насчитал 230 материалов об изобретательстве и рационализации. Не могли бы вы назвать наиболее ценные предложения, внедрённые в боевую практику войск армии?

Ответ: Сделать это довольно трудно. И не только потому, что с тех пор прошло много времени. Ведь каждое внедрённое предложение — а их тысячи — по-своему важно и ценно. Взять, к примеру, предложения группы офицеров 139-го отдельного полка связи. Их использование расширило частотный диапазон передатчиков радиостанций РСБ, работавших в особо важных сетях на большие расстояния. В результате значительно повысились устойчивость и надёжность связи, качество приёма, уменьшились помехи.

Много ценных предложений дали зенитчики. Они сконструировали простой сигнализатор максимального отката 37-мм зенитной пушки, предохранявший детали от серьёзных поломок; приспособление для закрепления 12,7-мм пулемёта на любых углах возвышения; полигон для тренировки стереоскопистов; планшет и линейку, повысившие эффективность стрельбы заградительным огнём; имитатор для тренировки операторов станций орудийной наводки и многое другое.

Майор Стукалов во 2-й зенитно-пулеметной дивизии стал автором простого, доступного для изготовления силами любого расчёта выравнивателя ленты к крупнокалиберному пулемёту. Применённый во всех расчётах дивизии, выравниватель втрое ускорил процесс набивки ленты.

В 3-й дивизии аэростатов заграждения предложили простую по конструкции и безотказную в работе лебёдку, которой могли легко управлять девушки-мотористки. Благодаря реализации новшеств рационализаторов-аэростатчиков потолок аэростатов по сравнению с предусмотренным проектом удалось поднять на 20 процентов.

Техник-лейтенант Мансветов в 1-й дивизии ВНОС создал пульт связи командного поста с оповещаемыми объектами. Пульт позволил производить кроме индивидуального вызова и разговора с каждым из объектов циркулярный вызов и передачу оповещения всем абонентам. Кроме того, поступал и обратный сигнал от абонентов о том, принято ли донесение.

Широкое применение в истребительной авиации нашли сконструированные рационализаторами армии автоспуск к пулемёту ШКАС, кнопка запуска передатчика в точке сектора нормального газа, приспособление, ускорившее проверку авиационных приборов и повысившее её точность.

Можно без конца перечислять плоды труда наших замечательных умельцев. Их творчество очень помогало войскам ПВО надёжно охранять воздушные, рубежи Москвы…

Мансветов

В своём интервью генерал-полковник артиллерии А. В. Герасимов назвал техника-лейтенанта Мансветова — автора пульта связи командного поста с оповещаемыми объектами. В архивах мне довелось обнаружить несколько документов, свидетельствующих и о других ценных предложениях этого офицера.

Наше знакомство с Мансветовым состоялось заочно — по телефону. Я сказал Анатолию Васильевичу о своём желании увидеться, не вдаваясь в объяснения, чем оно вызвано.

— Если не возражаете, приезжайте ко мне на работу, на учебный кожкомбипат. Здесь и поговорим, — предложил Мансветов.

В условленный день и час я прибыл на кожевенный комбинат.

Внешне Мансветов ничем примечательным не отличался от большинства мужчин своего возраста. Однако пока мы шли от проходной по территории комбината, обмениваясь короткими фразами, я успел уловить некоторые особенности его натуры: неторопливость в движениях, расчётливость в выборе слов.

— Это лаборатория автоматики — моё место работы и мой второй дом.

Анатолий Васильевич гостеприимно пропустил меня вперёд. Помещение заполняли станки, приспособления, электроагрегаты, измерительные приборы, устройства, напоминающие блоки радиолокационных станций.

— Никогда бы не подумал, что кожевенное производство нуждается в такой сложной аппаратуре, — обозревая комнату, удивлённо заметил я.

— Почему же? Теперь в автоматике нуждается любое производство. Не является исключением и наше. Без неё не добиться ни высокой производительности труда, ни отличного качества выпускаемых изделий. Когда в 1941 году я уходил с этого комбината на фронт, об автоматике мы только мечтали. Вернулся сюда после демобилизации в 1947 году. На моих глазах комбинат перестраивался. Этой лаборатории тогда и в помине не было.

Мансветов любезно предложил мне ознакомиться с её оборудованием, взяв себе роль экскурсовода. Моё внимание привлёк замысловатый прибор с загадочным названием АСВМ–1.

— Автоматический смешивающий подогреватель воды, — расшифровал Анатолий Васильевич и пояснил: — Технология обработки кож предусматривает их вымачивание в чанах довольно большой ёмкости. Температура воды до конца процесса должна сохраняться постоянной. Её изменение сверх допустимых пределов неизбежно вызывает брак. Вот этот прибор и предназначен для того, чтобы автоматически регулировать температуру: если нужно — добавить горячей или холодной воды.

— А как было раньше?

— Раньше температуру поддерживал человек. И он, конечно, уступал автомату.

Когда я поинтересовался, что означает буква «М», Анатолий Васильевич ответил односложно:

— Начальная буква фамилии изобретателя.

«Автоматический смешиватель воды Мансветова — модель первая», — разложил я про себя сокращение АСВМ–1.

Это не единственное изобретение начальника лаборатории. Получено, например, авторское свидетельство на прибор, с помощью которого сапожник может быстро, не опасаясь травмы, выявить, нет ли внутри ботинка после крепления подошвы торчащих гвоздей. До создания прибора такая проверка, осуществляемая вручную, порой завершалась больничным листом.

Рационализаторским же предложениям Анатолий Васильевич попросту счёт потерял. С каждым годом буквально разбухает папка, куда, собираются удостоверения на них. По оценке специалистов, все они имеют народнохозяйственное значение, что подтверждается и на практике.

Но мой визит на комбинат вовсе не носил экскурсионного характера и предпринимался не для знакомства с автоматизацией кожевенного дела. Шёл я на встречу не с нынешним Мансветовым — начальником лаборатории, а с Мансветовым — начальником связи 8-го полка ВНОС Московской особой армии ПВО. Это его 12 ноября 1943 года наградили за активную рационализаторскую деятельность именными часами. Как писала армейская газета «Тревога» в сентябре 1942 года, предложения Мансветова «сделали боевую работу ВНОСовцев еще более эффективной».

В архивах моё внимание привлекли три предложения: ротный концентратор поста, телефонный аппарат Т–11 и пульт связи командного поста — тот самый, о котором упомянул А. В. Герасимов.

После беглого осмотра лаборатории мы и завели разговор на эту тему. Прежде, однако, хочу пояснить, что на службу ВНОС возлагались весьма сложные функции: своевременно обнаруживать самолёты как свои, так и противника, определять их курс, количество, тип, оперативно сообщать данные на Главный пост ВНОС, а также частям истребительной авиации, зенитной артиллерии, соседним районам противовоздушной обороны. Иными словами, посты ВНОС считались ушами и глазами частей истребительной авиации и зенитных артиллерийских частей. Об остроте их слуха и зрения можно судить по оценке, данной в приказе Народного комиссара обороны боевым действиям ВНОСовцев во время отражения первого массированного налёта противника на нашу столицу:

«В ночь на 22 июля немецко-фашистская авиация пыталась нанести удар по Москве. Благодаря бдительности воздушного наблюдения (ВНОС) вражеские самолёты были обнаружены, несмотря на темноту ночи, задолго до появления их под Москвой…»

Всему личному составу службы Нарком объявил благодарность. Мансветов бережно хранит её как дорогую реликвию.

Для того чтобы обнаружить вражеские самолёты в радиусе, исчисляемом многими десятками километров, а затем в кратчайшие сроки передать нужную информацию, требуется помимо мастерства, слаженности в работе всех звеньев ВНОС соответствующая техника. На значительном удалении от Москвы смонтировали незадолго до войны специальные стационарные установки, предназначенные засекать любую воздушную цель, следовавшую к столице.

— Что же подтолкнуло вас придумывать свои средства оповещения? — поинтересовался я.

— А вот что. Фашистские войска приближались к Москве. Разве могли мы допустить, чтобы сложная и дорогостоящая техника попала в руки врага? Поступило распоряжение срочно демонтировать её, вывезти в глубокий тыл. Этой работой какое-то время занимался и я. Когда вернулся в свой полк, убедился, что технические средства, которыми он располагает, оставляют желать много лучшего. Кому же, как не нам, техникам, их усовершенствовать? Пришлось изобретать.

— Например, концентратор? — спросил я и зачитал выдержку из архивного документа: — «Концентратор ротного поста (три типа) служит для ведения с одного рабочего места разговора со всеми постами ВНОС и другими прямыми абонентами. Позволяет одновременно вести до трёх разговоров, производить соединение для связи между собой включённых в них абонентов, вести циркулярную проверку времени, осуществлять индукторный и фонический вызов абонентов и производить основные электрические измерения линии связи».

Мансветов внимательно выслушал меня. После паузы подтвердил:

— Да, все верно. С концентратором помучились мы с лихвой. Ведь его требовалось не только сконструировать, но самим изготовить из подручных средств. Без помощи товарищей один я вряд ли справился бы. Помнится, активно подключился к этой работе лейтенант Бодунов — теперь он полковник.

А прибор такой требовался до зарезу. Время, ценившееся на войне буквально на вес золота, для ВНОС, можно сказать, являлось главным мерилом. Концентратор во многом решал проблему. Мы сделали так, что поступившие на ротный пост донесения сразу же сообщались истребителям. Помню, такие передачи вёл у нас Васильев, расторопный, толковый солдат, ветеринар по доармейской профессии. В полк приезжали лётчики, интересовались, как нам удаётся быстро наводить их на цель. Меня вызвали в Москву, предложили организовать производство концентраторов для других частей армии и научить начальников связи пользоваться ими.

— Ну а телефонный аппарат? Почему возникла необходимость его создавать? Разве их не хватало в полку?

— Хватало, конечно. Только ведь аппарат Т–11 по своему устройству предназначался для начальника ротного поста. При всей компактности он позволял подсоединять к нему до одиннадцати телефонных линий, вызывать любого из включённых абонентов, поговорить с ним. Аппарат обладал высокой чувствительностью, утечка тока была ему не страшна. Это важный фактор. Имелись и другие особенности. Например, когда производился вызов, у абонента помимо звонка на пульте вспыхивала лампочка. Световой сигнал загорался и у того, кто выходил на связь.

Подробно рассказал Анатолий Васильевич о назначении пульта связи командного поста, индикатора настройки работы радиостанции, о других своих новшествах. Применение приборов, сконструированных Мансветовым, существенно повышало оперативность работы ВНОС в частях армии.

Летом 1944 года Советская Армия освободила Минск. Страшные раны нанесли оккупанты столице Белоруссии. Ни одного целого здания не сохранилось в центре города. Полностью не действовала связь, столь необходимая для нормальной деятельности государственного и партийного аппарата. Правительство республики обратилось с просьбой к военному руководству прислать хороших специалистов связистов. Среди тех, кто приехал в Минск, оказался и A. В. Мансветов, на долю которого выпала ответственная задача — оборудовать пульт связи. Анатолий Васильевич сумел решить её наилучшим образом и в короткий срок, заслужил благодарность.

…Наша беседа длилась уже довольно долго, когда я забеспокоился, не отрываю ли Мансветова от неотложных дел.

— Не отрываете, — улыбнулся Анатолий Васильевич.

— Сегодня первый день моего очередного отпуска. И отдых мой не нарушили. Мне все равно нужно было прийти в лабораторию.

С комбината я возвращался в приподнятом настроении. Ещё бы! Познакомился с интересным человеком, чью жизнь можно назвать творческим подвигом.

Захотелось поговорить о Мансветове с кем-нибудь из его бывших однополчан. К моей радости, обнаружилось, что начальник Московского радиоклуба полковник в отставке И. А. Демьянов в годы войны был комиссаром того самого полка, где служил Мансветов. Позже он возглавлял политотдел дивизии, в состав которой входил полк.

— Иван Александрович, помните ли вы старшего техника-лейтенанта Мансветова? — спросил я.

— Как же не помнить! Такие люди не забываются. Талантливый изобретатель, отличный товарищ — скромный, отзывчивый, доброжелательный. Сколько пользы принёс он полку, дивизии, всей армии!..

О чём рассказали военно-морские архивы

Мне, армейскому офицеру, занимавшемуся на протяжении всей войны восстановлением полевой артиллерии, миномётного и стрелкового оружия, приходилось нередко общаться на фронте с ремонтниками — авиаторами, танкистами, автомобилистами, связистами, инженерами. С моряками же иметь дело не довелось.

Спустя много лет после окончания войны кратковременное посещение военных кораблей разного ранга и назначения, ремонтных военно-морских предприятий породило горячее желание узнать, как осуществлялся ремонт в боевых условиях на флотах, какими возможностями располагали тогда военные моряки для проявления технического творчества, как влияло оно на выполнение боевых задач. Ведь флотская жизнь имеет свою специфику.

И вот в моих руках папка с архивными материалами Военно-Морского Флота. Первый же документ заставил забыть о времени. Пожелтевшие листы с выцветшими от длительного храпения машинописными текстами, чернильными или карандашными строчками повествовали о событиях многолетней давности, о людских судьбах, о замечательных характерах, одарённости советских военных моряков. Они захватывали так, словно я читал не официальные отчёты, донесения, приказы, директивы и другие служебные бумаги, а увлекательнейшие литературные произведения.

Своими впечатлениями мне и хочется поделиться. Конечно, мой рассказ не претендует на полноту изложения. Ведь просмотрена лишь незначительная часть архивных дел Северного, Черноморского флотов и Беломорской военной флотилии. Да и та представлена лишь несколькими эпизодами. Хорошо, если бы кто-то из опытных морских инженеров взялся подробно осветить творческую деятельность флотских специалистов — наверняка получится интересный объёмистый том. Но и он не охватит её целиком, потому что, как справедливо отмечают в своей книге «Тыл правого фланга», выпущенной Мурманским книжным издательством в 1976 году, ветераны войны Ф. Буданов и Н. Дубровин, «никто не знает, сколько людей не смыкало по ночам глаз, чьи предложения, изобретения, приспособления оказались первыми…».


И школьнику известно, какую большую опасность таят в себе морские мины для кораблей, бороздящих океанские и морские просторы. До сих пор нет-нет да и обнаружит себя это коварное смертоносное оружие.

Фашисты не скупились щедро начинять минами моря и океаны. Как свидетельствует зарубежная печать, их число достигло 120 тысяч штук. Значительная доля приходилась на прибрежные районы наших морских границ. Конструкторы гитлеровской Германии изощрялись в выдумках, создавали образцы один мудрёнее другого. Самонадеянно полагая, что их секреты никто разгадать не сможет, фашисты стремились причинить непоправимый урон нашему Военно-Морскому Флоту.

Немецкое верховное командование придавало особое значение минному оружию, всемерно поощряло и форсировало эти работы. Оно делало ставку на новизну мин, на внезапность их массированного применения, рассчитывая таким образом сковать силы советского флота.

Принципы действия мин и их устройства противник хранил в строгой тайне. Использовались различного рода ловушки, вызывавшие взрыв мин при попытке их разоружения, а также разнообразные типы неконтактных взрывателей.

Планы гитлеровцев, однако, не оправдались. Несмотря на самые, казалось бы, хитроумные мины, поставленные в районах наших баз, советские корабли выходили в море. Командование ВМФ своевременно в широком масштабе приняло меры, обеспечившие оперативное создание и внедрение весьма эффективных средств и способов обезвреживания вражеских мин. Эту задачу успешно решали крупные научно-технические силы — учёные страны, специальные конструкторские бюро, научно-исследовательские институты, флотские специалисты-минёры.

Так, с первых же дней войны в Севастополе начала работу группа учёных-физиков Ленинградского физикотехнологического института под руководством будущих академиков А. П. Александрова и И. В. Курчатова. Чуть позже был образован опорный научный центр по борьбе с минной опасностью на флотах на базе лаборатории Института автоматики и телемеханики Академии наук СССР, руководимой Б. С. Сотсковым, впоследствии членом-корреспондентом АН СССР.

Весьма ощутимый вклад вносили сами моряки — непрерывным творческим поиском, героизмом, мужеством, отвагой.

В ходе войны фашистская Германия применяла мины либо контактного, либо неконтактного действия. Контактные, или ударные, мины взрывались от непосредственного соприкосновения с корпусом корабля, неконтактные — от магнитного, акустического или гидродинамического поля корабля либо от комбинированного воздействия этих полей. Неконтактные взрыватели чаще всего устанавливались на донных минах. Чутко реагируя на приближавшийся к мине корабль, они безотказно срабатывали в нужное время. Коварство неконтактных мин заключалось в трудности их обнаружения.

Чтобы предохранить корабль от магнитных мин, его размагничивали. Процесс этот был кропотлив: вокруг корабля укладывали электрический кабель, пропускали ток. Возникало магнитное поле, имеющее направление, обратное направлению собственного магнитного ноля корабля. Таким образом величина магнитного поля корабля уменьшалась до необходимых пределов.

Основным средством борьбы с минами противника служили тральщики — корабли, оборудованные специальными приспособлениями для обнаружения и уничтожения мин. На их долю выпала главная тяжесть по очистке морских и речных фарватеров.

Возглавляли минно-торпедную службу на флотах минно-торпедные отделы, на флотилиях — отделения того же названия. Особенно большая ответственность возлагалась на коллективы этой службы на Северном флоте и Беломорской военной флотилии. Им поручалось обеспечить свободное плавание не только своих кораблей, но и транспортов союзников, которые доставляли в наши порты грузы по Северному морскому пути. Выполнение этой задачи потребовало помимо умения и отваги незаурядной творческой смекалки.

Когда началась война, Беломорская военная флотилия не располагала необходимым количеством тральщиков. Командующий флотилией приказал начальнику минно-торпедного отделения старшему лейтенанту Овсянникову сформировать отряд речных деревянных катеров для траления Беломорского канала.

Отличный специалист и организатор, Овсянников отобрал 4 малых и 4 больших катера, которые решил вооружить магнитными тралами. В короткий срок было разработано и изготовлено оборудование. Однако пользоваться самодельными тралами не спешили. Проверка степени напряжённости магнитного поля, создававшегося массой мотора катера, подтвердила, что в условиях траления канала необходимо размагничивание судов. Успешно справиться с этой операцией специалистам флотилии помогла бригада Ленинградского инженерного физико-технологического института. Только после размагничивания катера-тральщики, отправленные в Беломорск, двумя группами быстро осуществили траление канала.

Определённые трудности возникли на реке Северная Двина. Поскольку глубины здесь колебались в пределах 8–18 метров, при тралении приходилось часто менять оттяжки глубины. Выручил изготовленный умельцами флотилии магнитный трал, который при тралении независимо от глубины сохранял расстояние, равное 2 3 метрам от грунта.

Очень хорошим подспорьем явился для моряков флотилии придонный миноискатель собственной конструкции. Он безошибочно обнаруживал на дне рек, морей и водоёмов донные мины или иные предметы как из магнитных, так и немагнитных металлов.

В отчёте о деятельности тыла флотилии с 1 апреля по 1 октября 1942 года отмечалось: «Проведённые испытания материальной части тральных средств, смонтированных минно-торпедным отделением на кораблях флотилии, и боевое траление фарватеров показали, что эти средства работают безотказно. В районе горла Белого моря и у Северо-Двинского маяка вытравлено и уничтожено 6 неконтактных и 4 якорные мины, очищен фарватер для входа в Кандалакшский залив, при этом вытравлено и разоружено 9 мин, а при работе акустическим тралом в районе Югорского Шара уничтожена неконтактная мина».

Специалисты флотилии неустанно занимались совершенствованием средств и поиском более рациональных способов траления. Одной из выполненных наиболее актуальных задач по минно-тральной части, читаем мы в отчёте о деятельности тыла флотилии за второе полугодие 1943 года, явилось завершение проектирования, монтажа, испытаний и отчётной документации по электромагнитным и акустическим тралам. Вооружение кораблей флотилии этими новейшими для того времени тралами имело исключительное значение. Боевое траление в районе острова Диксон и в Югорском Шаре наглядно продемонстрировало, насколько велика эффективность одновременного применения тралов обоих типов при уничтожении неконтактных мин.

Для траления приспособили сторожевые корабли (СК). Благодаря несложным переделкам — установке лебёдок с магнитными тралами — корабли осуществляли не только функции дозора, но и при необходимости — траление неконтактных мин.

«В условиях исключительно большой протяжённости театра, флотилии вооружение дозорных кораблей тралами явилось удачным мероприятием и в значительной степени способствовало поддержанию оперативного режима, особенно на отдалённых рейдах, куда не всегда возможно выслать тральщики», — читаем в отчёте о деятельности тыла флотилии с 1 июля 1943 года по 1 января 1944 года.

Дотошные воины минно-тральной службы, пренебрегая опасностью, раскрывали тайну за тайной в минах противника. Только в районе острова Колгуев с 16 августа по 18 октября 1943 года было обезврежено 9 мин трёх типов. Наиболее замысловатой оказалась неконтактная магнитно-якорная мина. При её разоружении удалось сохранить все приборы, находившиеся внутри корпуса.

О плодотворных творческих поисках убедительно свидетельствуют и архивные документы Северного флота. Так уж получилось, что в начале войны флот не имел нужного количества средств для постановки и выборки сетей заграждения. Минно-торпедный отдел флота мобилизовал творческую мысль и усилия специалистов на то, чтобы приспособить под сетевой заградитель деревянную плоскодонную баржу — плашкоут водоизмещением около 80 тонн. В течение трёх дней на барже настлали площадку для монтажа и постановки сетей, настил верхней палубы поддерживали пиллерсы (вертикальные стойки). Кормовой срез и срез люка оборудовали роликами для облегчения постановки сетей. На верхней палубе закрепили мерные стойки, минрельсы, кормовой скат, оснастили баржу водоотливными и буксировочными средствами.

Хотя внешне заградитель выглядел не очень изящно, он позволял быстро осуществлять первоочередные сетевые заграждения. Позднее же умельцы дали более совершенную металлическую сетевую баржу водоизмещением до 500 тонн.

На флоте превратили в тральщики 15 рыболовных траулеров. При этом их оборудование переконструировали так, что значительно упростился перевод трала с одного борта на другой. Здесь что ни узел, что ни деталь, то выдумка. Для постановки, выборки и маневрирования тралами удачно применили двенадцатитонную лебёдку, бортовые полуклюзы. С помощью удлинённых оттяжек буксира трал быстро переводился с борта на борт при обратных галсах (курс судна относительно ветра). Работу змейковым тралом на полуюте (кормовая надстройка) облегчал рым (металлическое кольцо), за который укрепили динамометр и коренной конец буксира.

Не менее интересны документы Черноморского флота. Первые же минные постановки противника потребовали быстрейшего создания неконтактных тралов, поскольку к началу войны флот их не имел. За короткий срок были сконструированы и построены довольно совершенные по тому времени тралы, боевое использование которых полностью себя оправдало. Несмотря на то что фашисты применяли мины различных типов в массовом количестве, они почти не причинили ущерба.

Процитируем полностью выдержку из отчёта минноторпедного отдела флота:

«Характерной особенностью минных операций противника было то, что при шести проведённых им основных операциях каждый раз ставились новые образцы неконтактных мин, а именно: а) минирование Главной базы — Севастополя и Очакова в июле 1941 года магнитными минами, не имеющими предохранителя от взрыва соседних мин. Мина имела незначительный успех до её разоружения, а после разоружения все мины легко вытравливались; б) минирование Одесской бухты в августе 1941 года магнитными минами с фотоэлементами боевого эффекта не имело в силу несовершенной её конструкции; в) минирование Феодосии и Новороссийска в августе 1941 года магнитными минами одностороннего действия, имеющими предохранители от взрыва соседних мин, имело незначительный успех до разоружения мины, после разоружения подрыва кораблей не наблюдалось; г) минирование Главной базы — Севастополя — в сентябре 1941 года акустическими минами боевого успеха не имело — мины были легко вытравлены катерами; д) минирование Севастополя в январе 1942 года магнитно-акустическими минами успеха не имело; все они были уничтожены; е) минирование Керчи и Керченского пролива в апреле – мае 1942 года магнитными 15-ти импульсными минами, не имеющими предохранителя от взрыва соседних мин, дало противнику некоторый успех и то по причине недостаточного соблюдения дисциплины наблюдения и кораблевождения».

Как уже говорилось, огромная роль в создании средств и способов борьбы с неконтактными минами принадлежит учёным, специалистам промышленности.

Новаторы флота стремились не только свести к нулю действие вражеских мин, но и найти пути повышения тактико-технических характеристик тех мин, которыми снабжала флот наша промышленность. В первые же месяцы войны, например, мины типа «Рыбка» перестроили для меньших, чем предусмотрено техническими условиями, глубин. В Дунайском горле применили около 30 мин с повышенной чувствительностью, специально подготовленных для постановки автоматическим способом. Такие же мины и некоторые другие образцы, переделанные под плавающие речные мины с повышенной чувствительностью, использовались на Днепре.

Два образца мин рационализаторы приспособили для самовзрыва при всплытии на поверхность. Это существенно затрудняло их вытравливание противником и совершенно исключало возможность разоружения. Плавающий фугас, разработанный на флоте, оказался очень эффективным для ликвидации гитлеровских переправ и плавсредств.

Особенно напряжённо, поистине изобретательнотрудились торпедные мастерские, организованные по инициативе и усилиями флотских специалистов в самом начале войны. На Северном флоте производительность такой мастерской росла из месяца в месяц. Если в первом полугодии 1941 года здесь отремонтировали 71 торпеду, то во втором — 252, а за первую половину 1942 года — 315 торпед.

За первый год войны ремонтники-торпедисты выполнили на подводных лодках средний ремонт 181 торпедного аппарата и текущий ремонт 114 труб. Они смонтировали и опробовали 60 приборов беспузырной (скрытой) торпедной стрельбы, вернули в строй торпедные аппараты на пяти миноносцах. Только благодаря творческой смекалке группа торпедных электриков под руководством капитана. 3 ранга Сильченко отрегулировала приборы управления торпедной, стрельбой и заменила кабели на месте путём их сращивания в горячем виде. Чтобы надёжно предохранить торпеды от обмерзания в сильные холода, мастерская Обеспечила все надводные корабли вместо старых электрогрелок новыми — собственного изготовления.

В уже упоминавшейся книге Ф. Буданова и Н. Дубровина есть любопытные цифры. На долю североморцев пришлось 63 процента торпед, израсходованных за годы войны подводниками Военно-Морского Флота. В среднем на один потопленный или повреждённый корабль североморцы тратили 3,05 торпеды, тогда как американцы в 1941 году — 11 торпед, в 1943 году — 12,7, в 1945 году — 20,7 торпеды. У англичан же цели достигала лишь каждая пятая торпеда. Одной из причин столь высокой результативности советских торпед является изобретательность моряков, творческий труд коллективов минно-торпедных мастерских.

Весьма красноречивы архивы, повествующие о делах ремонтников. С первого же дня войны произошла Коренная перестройка их работы. Началась такая ломка традиций мирного времени, что, читая документы многолетней давности, невольно поражаешься столь резким изменениям в течение буквально нескольких дней. Да что там дней — часов!

Речь здесь идёт не только и не столько о забытых выходных днях, потерянном счёте времени, огромном напряжении физических сил. Главное — характеры наших людей, проявивших такие творческие возможности, такое высокое чувство ответственности за порученное дело, такое стремление к подвигу, что любое по сложности задание выполнялось с удивительной быстротой и самым наилучшим образом.

За фантастически короткие сроки были основательно реорганизованы ремонтные органы, пересмотрена технология, изготовлено множество новой высокопроизводительной ремонтной оснастки. С работой, которая ещё вчера казалась немыслимой для флотских мастерских, сегодня оправлялись как с давно привычной.

…Субботним вечером 21 июня Архангельск жил ещё мирной жизнью. Военные моряки, получившие увольнение на берег, гуляли по набережной красавицы Северной Двины с жёнами, детьми, невестами, собирались хорошо отдохнуть в воскресный день. Радовались лету, на редкость погожему дню. В понедельник одних ждали занятия на берегу, других — море, третьих — корабли, находящиеся в ремонте.

Вероломное нападение фашистской Германии на нашу Родину поломало все планы. Каждому флотскому коллективу определили конкретные, чёткие задания, выполнить которые ещё вчера считалось бы почти нереальным. Получило их и техническое отделение Беломорской военно-морской базы, преобразованной в начале августа 1941 года во флотилию. Ему предстояло осуществить огромный объем работ, а именно: в минимально короткие сроки привести в боевую готовность корабли, находящиеся в ремонте; оборудовать для боевых действий гражданские суда в сроки, предусмотренные мобилизационным планом, а также ускорить темпы оборудования судов, выделенных Базе сверх плана торговым и рыболовным флотом; оперативно перестроить мастерские, мобилизовать их коллективы на быстрейший навигационный и аварийный ремонт кораблей; обеспечить техническими материалами входившие в строй корабли, береговые батареи и войсковые части, используя при этом местные ресурсы; расширить ремонтную базу за счёт передаваемых флотилии местных промышленных предприятий; без промедления организовать выполнение специальных оперативных заданий.

Одним из таких заданий явился ремонт крупного вспомогательного судна «Ямал», которое намечалось буквально через сутки отправить в первый морской поход. Хотя на «Ямале» были разобраны все механизмы, в том числе главные, судоремонтные мастерские благодаря поистине самоотверженному труду сумели уложиться в этот исключительно жёсткий срок. За рекордно короткое время справились флотские специалисты с восстановлением механизмов на миноносцах «Урицкий» и «Куйбышев», демонтажом и ремонтом деталей на подводных лодках, многими другими сложными работами.

Ударные темпы достигались главным образом не физическим напряжением, а в результате совершенствования технологии, чёткой организации и рационализации ремонтного производства. Специалисты-офицеры стремились так наладить дело, чтобы одновременно осуществлять возможно большее число операций, указанных в ремонтных ведомостях. Особо контролировались те, которые грозили срывом сроков.

В Баренцевом море возле Иоканги, расположенной на Кольском полуострове, затонул наш морской буксир «Северянин», наскочивший на вражескую мину. Его подняли, привели в порт, тщательно осмотрели. Корабль получил множество повреждений. Серьёзные раздумья вызвала лопнувшая в нескольких местах чугунная рама главной машины. Как быть? Ведь если отливать и обрабатывать новую, нужно не меньше 5–6 месяцев.

И все-таки специалистам мастерской удалось найти решение. На ремонт рамы и корпуса упорного подшипника вместо 150–180 суток ушло всего 12. Их хватило и для того, чтобы заменить электросеть, поправить камбуз, мебель.

На Северном флоте подорвалась на мине подводная лодка М–174. В одном из её торпедных аппаратов передняя труба по верхней направляющей дорожке лопнула на расстоянии двух метров, в фундаменте под казённой частью возникла трещина, тяга открывания передних и задних крышек погнулась, во фланцах, соединяющих передние и задние части торпедных труб, образовалась течь.

Поначалу в аппаратной мастерской, определив характер повреждений, усомнились, реален ли ремонт. Однако, как гласит народная мудрость, глаза боятся, а руки делают. Отсутствие нужного оборудования, ограниченность производственных возможностей компенсировались творческой энергией, страстным желанием возвратить лодку в строй. Здесь, как и во многих других подобных случаях, выручила смекалка.

В документах мне не встретилась общая цифра поданных и внедрённых изобретений и рационализаторских предложений на флотах в годы Великой Отечественной войны. Наверняка она внушительна, поскольку складывалась из весьма красноречивых показателей многих подразделений. Так, за второе полугодие 1944 года лишь на предприятиях, подчинённых техническому отделу Северного флота, поступило 83, принято 67 и реализовано 62 рационализаторских предложения, позволивших сэкономить сотни тысяч рублей, а главное, выполнить сложные ответственные задания.

Обстановку, в которой трудились судоремонтники на Севере, никак нельзя было назвать спокойной. Опасность грозила как с воздуха, так и с моря. Вражеская авиация систематически пыталась уничтожить ремонтные базы. За один только налёт на судоремонтные мастерские в одном из районов фугасными и зажигательными бомбами противник разбил и наполовину сжёг причал, повредил, горячий цех и склад. От прямого попадания сильно пострадал мотобот, сгорели принадлежавшие мастерской рыболовные мотоботы «Кит» и «Диана», парусник «Навигатор». Погибли 14 работников мастерской, 12 человек получили ранения.

Такая запись сделана в журнале боевых действий технического отдела флота 18 июня 1942 года. Всего же на Мурманск, как пишут в своей книге Ф. Буданов и Н. Дубровин, за время войны фашистская авиация сбросила 4100 фугасных и 181 тысячу зажигательных бомб.

Командование высоко оцепило труд судоремонтников. Многие инженеры, техники, мастера награждены орденами и медалями, их плодотворная деятельность отмечалась на флотах в приказах.

Вот, к примеру, приказ начальника тыла Северного флота от 6 марта 1944 года:

«За время Отечественной войны инженер-капитан-лейтенант т. Четвертаков проделал большую работу в деле вооружения новыми приборами и аварийного исправления корпусной части подводных лодок. Значительно упростил конструкцию чертежей по установке АЗД, что дало возможность удешевить и по срокам сократить работы. Большую работу провёл по восстановлению носовой оконечности на подводной лодке М–174, форштевня на подводных лодках Л–15 и С–55. Добросовестно и оперативно обеспечивал постановку подводных лодок в доки и исправление аварийных повреждений в короткие сроки их корпусов. Провёл ряд сложных работ по ремонту и модернизации корпусных устройств на подводных лодках флота. Все задания командования выполнял добросовестно, энергично, с инициативой, проявляя при этом высокое сознание своего долга.

За проделанную работу по ремонту подводных лодок инженер-капитан-лейтенанту Четвертакову М. М. объявляю благодарность.

Приказ объявить всему офицерскому составу тыла».

Другим приказом поощрялась группа воинов магнитной контрольной станции, аварийно-спасательной службы и корабля МИП–1, возглавляемая инженер-капитан-лейтенантом В. Мухановым. Коллектив станции освоил сложнейший ремонт оборудования, который раньше выполнялся лишь в специальных мастерских, а затем с помощью водолазов и корабельных специалистов установил это оборудование на корабле.

О том, что успех в судоремонте достигался главным образом благодаря смекалке, изобретательности, свидетельствуют и документы Черноморского флота. Судоремонт в военное время по сравнению с мирным, прочитал я в документе первой половины 1942 года, характерен применением «необычных, особенных методов ремонта кораблей, интересных по замыслу и смелых по техническому решению и реализации». Несколько позже руководство тыла флота отмечало: «…работа судоремонтных мастерских технического отдела характерна тем, что нужно было решать задачи, которые в условиях мирного времени считались непосильными».

В самых затруднительных положениях черноморцы умели найти оригинальное решение. В частности, возникли сложности с докованием кораблей в связи с ограниченностью судоподъемных средств и невозможностью использовать сухие доки в Севастополе. Тогда ремонтники основательно потрудились над тем, чтобы перекрыть прежние нормы для эллинговых тележек и дорожек. В Поти на шестисоттонной дорожке эллинга (место на берегу, оборудованное для ремонта судов) доковались корабли, в 2–3 раза превышавшие по своей массе (водоизмещению) грузоподъёмность дорожек. На пятитысячетонном плавучем доке успешно завершились докование и подъем крейсера «Красный Кавказ», получившего серьёзные повреждения от бомб противника. Поднимали крейсер необычным способом — при дифференте корабля и дока на 3°.

Флотские специалисты впервые в ремонтной практике произвели сложные расчёты по устойчивости корабля в доке, разработали мероприятия по его раскреплению, предусмотрев все силы, действующие на систему. Использование плавучих доков для частичного подъёма судов большого водоизмещения, выполненное по предложениям офицеров И. Я. Стеценко и Н. Е. Сысоева, неоднократно применялось на флоте для устранения боевых повреждений кораблей.

Широко осуществлялись кессонные операции при одновременной разработке, производстве расчётов и изготовлении кессонов. Кессонирование, например, оказалось эффективным при исправлении разбитых форштевней двух крейсеров, одного эсминца.

Оправдала себя электросварка при устранении аварийно-боевых повреждений. Исправление таким методом форштевней, причём без ущерба качеству и прочности, сократило время стоянки ряда кораблей в ремонте, а следовательно, способствовало обеспечению важных боевых операций флота.

Немалых усилий потребовало освоение подводного судоремонта. В частности, по инициативе офицера Г. М. Клинова были созданы станции подводного судоремонта, что упростило и ускорило трудоёмкие операции — замену винтов, ремонт отдельных конструкций.

На подводной лодке С–32, эсминцах «Беспощадный», «Сообразительный» и некоторых других кораблях технология, разработанная специалистами флота, помогла устранить сложные повреждения гребных винтов, которые прежде списали бы и сдали в лом. Впервые в ремонтной практике под руководством ремонтного отделения технического отдела осуществили термическую правку погнутых гребных винтов на крейсере «Красный Кавказ» и эсминце «Беспощадный».

Кстати, о «Красном Кавказе». Вспоминается опубликованная в «Красной звезде» 13 августа 1976 года корреспонденция капитана 1 ранга в отставке К. Агаркова, много лет прослужившего на этом корабле. «В дни труднейших испытаний, в жестоких боях с гитлеровцами, — писал офицер, — каждый краснокавказец стремился сделать все возможное для победы над врагом. Эти славные традиции гвардейского крейсера „Красный Кавказ“ бережно хранит и умножает личный состав современного гвардейского большого противолодочного корабля „Красный Кавказ“. Хотелось, чтобы гвардейцы помнили и о тех, кто не раз возвращал к жизни прославленный корабль».

Судоремонтники-черноморцы неутомимо изыскивали рациональные методы, чтобы выполнять сложные работы намного быстрее, чем предусматривала типовая технология. Судоремонтной мастерской № 1, например, поручили заменить форштевень на крейсере «Молотов». В мирное время это потребовало бы не менее двух месяцев с обязательной постановкой корабля в док. Командование флота, естественно, такой срок не устраивал, а мастерские не могли отковать новый форштевень, поскольку не имели нужных материалов и прессового оборудования. В результате умелого применения электросварки, автогенной резки и сварки и других средств и способов обработки металла корабль возвратился в строй всего через… 13 суток.

Отсутствие необходимых материалов зачастую вынуждало ремонтников прибегать к самым разнообразным комбинациям с заменителями, а следовательно, создавать новые конструкции, новую технологию.

Пример тому — ремонт пароперегревателей трёх котлов эсминца «Бойкий», на которых пришли в негодность трубки. Их восстановление предполагало замену всех петель. Новые трубки взять негде — на складе нет. Вот и пришлось изобретать, как самим изготовить петли. Придумали заодно собственную технологию и снятия трубок, и закрепления на место петель без вырубки пучков труб в котлах, и расшивки верхней палубы. Ходовые испытания подтвердили отличное качество ремонта, хотя сроки его значительно сократились…

Заменить ствол 76-мм пушки могут несколько человек. Для замены тела 305-мм орудия береговой артиллерии требуется семидесятипятитонный кран. Ну а что предпринять, если кран неисправен? Ведь орудие не должно молчать…

Ответ на этот вопрос искала специальная оперативная группа артиллеристов-ремонтников в период обороны Севастополя. И нашла. Чтобы перевезти к башне на 1500 метров тело орудия, приспособили тележку козлового крана, с поворотным кругом в верхней её части. К орудию проложили железнодорожный путь. Для снятия старых и постановки новых тел применили железнодорожные домкраты, тали, трактора с системой блоков. Вроде бы просто, даже примитивно. Однако времени затратили вдвое меньше, чем если бы располагали специальным краном.

Случалось таким способом заменять тела орудий неподалёку от позиций противника, отделённых всего полутора-двумя километрами. Работали столь осторожно, ловко, что ничем не обнаруживали себя перед фашистами.

Не меньше смекалки проявили артиллеристы-ремонтники, получившие другое ответственное задание — создать артиллерийские рубежи на подступах к Крыму. Особенно отличились здесь бригады артиллерийского ремонтного завода, возглавляемые майорами Жилой и Боевым.

В условиях бездорожья, при отсутствии механизированных и грузоподъёмных средств, под огнём артиллерии и миномётов противника, днём и ночью с помощью расчётов орудий устанавливали и перемещали они артиллерию с одной позиции на другую в районах Евпатории, Перекопа, Керчи.

В начале ноября 1941 года завод перебазировался из города Севастополь. В грязь и двадцатиградусный мороз под вражеским артиллерийским и миномётным обстрелом коллектив филиала завода самоотверженно оснащал артиллерией нашу оборону на подступах к Севастополю. За февраль – март 1942 года специалисты разместили под Севастополем 26 батарей, заменили 12 тел орудий среднего калибра, отремонтировали 6 лейнеров.

Объем работы завода за год наглядно отражают цифры: отремонтирована 831 артиллерийская система, в том числе 200 подверглись капитальному ремонту, 40 зениток, свыше 10 тысяч единиц стрелкового оружия, множество приборов управления стрельбой и оптических приборов. Оснащение кораблей различными образцами боевого оружия и приборов позволило повысить их боевую мощь и тактико-технические характеристики.

На огневые позиции систематически направлялись ремонтные фронтовые бригады наиболее опытных мастеров. Им приходилось не только восстанавливать вооружение, но и прямо подключаться к боевым действиям. Именно такая обстановка возникла, когда в распоряжение командования Дунайской флотилии приехали мастера Рогачёв, Лукьянчук и Калмыков. На канонерской лодке «Дон» Калмыков занял место вышедшего из строя командира орудия, а позже заменил раненых установщика трубок и стреляющего.

Настоящими энтузиастами технического прогресса зарекомендовали себя специалисты артиллерийского флотского завода, объединившего в начале войны артиллерийскую и оптическую мастерские. Тон в творческих поисках задавали начальник технического отдела завода военинженер 2 ранга Николай Фёдорович Пинин, начальник артиллерийского цеха майор Николай Лукич Жила и другие офицеры. При их непосредственном участии был спроектирован термический цех, разработаны чертежи термической печи, оборудован участок антикоррозионных покрытий, сконструирован гидропресс для испытания перископов, изготовлена технологическая оснастка, расширившая ремонтные возможности предприятия и обеспечившая высокую производительность труда при отличном качестве ремонта.

Творчески, вдохновенно трудились и ремонтники-артиллеристы Северного флота. В начале войны флотской мастерской по ремонту вооружения поручались лишь несложные операции. Офицеры артиллерийского отдела флота, коллектив мастерской не смирились с таким положением. Уже в первом военном году мастера не только устраняли в орудиях сложные повреждения, но и оперативно монтировали артиллерийские системы разного калибра для вновь сформированных береговых батарей. Монтаж хочется выделить особо, поскольку производился он в условиях необорудованных рейдов, при отсутствии причалов. Тяжёлые системы выгружали на плоты, а затем поднимали на крутые скалы. Ни дорог, ни специальных подъёмных средств не существовало. Конечно же, одной физической силы, одной «дубинушки» здесь явно бы не хватило, если бы не смекалка.

Чтобы успешно и оперативно справляться с ремонтом, в мастерских освоили производство сложных запасных деталей к пушкам всех калибров, имевшихся на вооружении флота. Кроме того, изготовили станки для чистки и обжима гильз, много другого ремонтного оборудования.


Архивы изобилуют интересными фактами, свидетельствующими о большом вкладе флотских новаторов в повышение боевой мощи кораблей, улучшение тактико-технических характеристик оружия. В первый же день войны военным морякам передали значительную часть гражданского морского флота. Не так-то оказалось просто превратить вчерашние рыболовные траулеры, торговые суда в военные корабли — оснастить соответствующим вооружением, устроить погреба для боеприпасов, выполнить массу других работ, причём в сжатые сроки.

Вот где развернулась творческая инициатива флотских инженеров и техников! На Беломорской военной флотилии они в течение 10 суток сумели вооружить пушками К–21 морские боты «Нерпа», «Норд», «Полярник». Кроме того, сделали фундаменты, оборудовали погреба для хранения боезапаса и шесть стеллажей под малые глубинные бомбы на девять мест каждый. Аналогичным преобразованиям подверглись гидрографические корабли «Мороз» и «Ост». За трое суток коллективы судоремонтных мастерских смонтировали пушку на СКР–81, а накануне завершили крупные корпусные работы, связанные с подкреплением палуб и изготовлением фундаментов под бомбомёты на кораблях СКР–71, СКР–72 и СКР–81. Впервые корабли этих типов получили новый образец вооружения — бомбомёты БМБ–1, которые монтировались в кормовой части надстройки по одному с каждого борта. Испытания в боевой обстановке продемонстрировали прочность монтажа.

Отлично проявили себя бомбомёты на тральщике ТЩ–42 и сторожевых кораблях СКР–13 и СКР–14, установленные под руководством офицеров минно-торпедного отдела Северного флота.

Подобных примеров вооружения гражданских и перевооружения военных кораблей множество. Но это лишь одна сторона деятельности умельцев-североморцев. По проектам офицеров минно-торпедной службы флота на предприятиях Мурманска были реконструированы миносбрасывающие устройства на подводных лодках типа «К», что повысило надёжность их срабатывания. На шести катерах появились торпедные агрегаты бортового сбрасывания, а также минные скаты для постановки мин заграждения.

Подлинно творческого труда судоремонтников потребовала сложная и важная проблема — оборудование ледовой защиты эсминца «Урицкий», осуществлённое в январе 1942 года по проекту инженера-капитана 2 ранга Дубровина. Суть её изложена в отчёте о деятельности тыла Беломорской военной флотилии за период с 22 июня 1941 года по 1 марта 1942 года, подписанном начальником тыла капитаном 2 ранга Будановым. Борта корабля зашивались двумя слоями досок, сверху накладывались стальные листы. Деревянная и железная обшивки пробивались ершами. Такой пояс не только предохранял от повреждений льдами, но и увеличивал прочность борта при общем сжатии ими корабля. «Решение вопроса плавания лёгких кораблей в ледовых условиях и производственное его осуществление являются новым вкладом наших технических сил флота в дело обороны», — констатировал отчёт.

Весной выяснилось, что при ходе эсминца по чистой воде со скоростью 18–20 узлов полубак и даже мостик заливаются водой. В таких условиях обслуживать носовое орудие оказалось невозможно. Командующий флотилией приказал в недельный срок изменить конструкцию носовой части, отремонтировать повреждённую при плавании во льдах обшивку.

Выполнение задания предполагало не только обновление конструкции, но и работы без дока с плотов методом поочерёдного кренования и дифферентования корабля. Изготовление плотов потребовало бы около 200 кубометров леса и 10 плотников. Для ускорения решили вместо плотов использовать противокатерные боны. Ходовые испытания корабля, начавшиеся на два дня раньше, чем планировалось, показали, что недостаток ледовой обшивки полностью устранён и эсминец готов к боевым операциям.

Несмотря на большую загруженность, флотские офицеры занимались и научными изысканиями. Так, в техническом отделе Северного флота проводились исследования по темам: «Влияние тока гребных электродвигателей и аккумуляторных батарей на магнитное состояние подводных лодок типа „С“ и „Ч“», «Эффективность работы электромагнитного трала кораблей типа „АМ“ в одиночном и парном тралении», «Изменение магнитного поля обмотки, уложенной на понтонах», «Исследование антикоррозионных и палубных красок» и другим.

Внедрение многих ценных предложений флотских рационализаторов способствовало более эффективному использованию оружия, совершенствованию приборов управления стрельбой. На Черноморском флоте, в частности, эти приборы дополнило устройство, повысившее эффективность стрельбы в ночных условиях при значительной качке корабля.

Как выяснилось в процессе боевых действий, открывать внезапный огонь приходилось не только ночью или при плохой видимости, но и в солнечный день. Поэтому почти все корабли флота получили прибор, увеличивший пределы дальности стрельбы с 30 до 50 кабельтовых (кабельтов — 185,2 метра, кабельтов для артиллерийских целей считается равным 182,9 метра).

Для ведения зенитного огня на флоте сконструировали специальную установку под пулемёт. Смонтированная на канонерской лодке «Буг», она обеспечивала вращение пулемёта в вертикальном и горизонтальном направлениях.

Среди новшеств, предложенных умельцами, заслужили хорошую оценку новые, более совершенные конструкции кольцевого визира для крупнокалиберного пулемёта ДШК, установки, позволявшие крепить эти пулемёты на палубе корабля. На лидере «Ташкент» переделали для большего удобства рукоятку перезаряжания пулемёта, а на корабле «Белосток» изменили конструкцию патронных ящиков, увеличив их ёмкость с 50 до 100 патронов.

Всех больших и малых усовершенствований боевой техники и оружия в годы войны, конечно, не перечесть. Хочется лишь ещё раз подчеркнуть, что творчество флотских изобретателей и рационализаторов оказало существенное влияние на повышение боевой мощи нашего Военно-Морского Флота.

Вторая огневая точка ИЛ–2

«Самолёт был сразу спроектирован в расчёте на лётчика и воздушного стрелка. По этому поводу я дважды (в июне и ноябре) писал в ЦК. Последнее письмо передал 7 ноября 1940 года. Через месяц меня вызвали в Кремль проинформировать о новом самолёте. Объяснил. Мне в свою очередь сказали: „Военные настаивают на одноместном варианте. Они считают, что броня сама по себе неплохое оборонное средство, зачем, мол, ещё стрелок“.

Пришлось доказывать обратное, но убедить не удалось. Так и начали выпускать штурмовик в одноместном варианте… Вскоре с фронта стали приходить известия: вражеские истребители сбивают „илы“. Противник, конечно, сразу же раскусил недостаточную защищённость самолёта сзади.

В феврале 1942 года меня вызывает И. В. Сталин. Он пожалел о прежнем решении запускать в производство Ил–2 в одноместном варианте и предложил: „Делайте, что хотите, но конвейер останавливать не разрешаю. Немедленно дайте фронту двухместные самолёты“.

Мы работали как одержимые. Спали, ели прямо в КБ. Ломали голову: как, не меняя принятой технологии, перейти на изготовление машин с двухместной кабиной?..»

Эти строки, взятые из книги П. Я. Козлова «„Илы“ летят на фронт», принадлежат известному советскому авиаконструктору, трижды Герою Социалистического Труда академику С. В. Ильюшину.

Гитлеровским истребителям удалось сравнительно легко выявить уязвимое место у советского штурмовика. Незащищённый в хвосте огневыми средствами, Ил–2 являлся хорошей мишенью для «мессершмиттов». Вопреки ожиданиям малонадёжной оказалась и броня.

Отличный по всем тактико-техническим характеристикам самолёт имел существенный изъян, который требовалось незамедлительно устранить. Сами авиаторы пытались восполнить эту слабину путём отработки тактических приёмов боя. Например, в отчёте о боевой деятельности 74-го штурмового авиационного полка за первый год войны сообщалось, что, хотя штурмовик и не предназначен для воздушного боя, он не беспомощен перед истребителями противника. Для активной обороны самолёты должны замкнуть круг — так, чтобы каждый штурмовик прикрывал «хвост» впереди идущего товарища. Однако на практике отнюдь не всегда возникала возможность сохранить такой строй, а при его нарушении «хвосты» теряли защиту.

Техники-фронтовики придумали другую хитрость. В книге П. Я. Козлова говорится о том, как работники отдела эксплуатации и ремонта завода, выпускавшего «илы», вскрыв фронтовую посылку — громоздкий свёрток, извлекли из него… деревянный макет пулемёта. Выяснилось, что в штурмовом полку эту болванку размещали в хвостовой части самолёта. Расчёт был прост: вражеский лётчик-истребитель примет подделку за пулемётную установку и не рискнёт атаковать с близкой дистанции. Однако даже самая искусная имитация большого эффекта дать не могла.

Между тем решение вопроса о защите хвостовой части не терпело ни малейшего отлагательства. Выход нашли опять же фронтовые умельцы. «Кое-где в боевых частях лётчики и техники стали сами переделывать одноместные машины в двухместные», — пишет по этому поводу журналист Герман Смирнов в книге «Рассказы об оружии» и тут же цитирует воспоминания Героя Советского Союза полковника А. Карпова:

«С волнением поглядываю на техника, сидящего сзади с пулемётом в руках (по штату стрелки для одноместных Ил–2 не были предусмотрены. Их роль на переоборудованных самолётах первое время выполняли техники или механики. — А. К.). А вот и „мессершмитты“. Обнаружив штурмовики, они сразу же идут в атаку. Техник, предупреждённый мною, зорко следит за ними, выжидает удобный момент. А фашист нагло подходит вплотную. И вдруг всегда молчавший хвост штурмовика оживает. Одна, вторая, третья очереди — виден вспыхнувший ярким пламенем „мессершмитт“. Победа!»

Кто же все-таки первым взялся за переделку — очень нужную, сложную, ответственную, к тому же сопряжённую с большим техническим риском? И как справились с ней люди во фронтовых условиях с их ограниченными возможностями и дефицитом свободного времени, если работникам КБ, чтобы оснастить самолёт двухместной кабиной, приходилось трудиться буквально не покладая рук?

На эти и другие вопросы, связанные с переделкой, отвечают архивы 143-й штурмовой авиационной дивизии. В одном из документов, озаглавленном «Работа по оборудованию одноместного самолёта Ил–2 дополнительной огневой точкой», читаем: «Установка была вызвана значительными потерями наших штурмовиков от истребителей противника из-за отсутствия защиты задней полусферы самолёта… Вначале дополнительными огневыми точками было оборудовано 19 самолётов, затем ещё 47. Впоследствии, когда коллектив инженеров был переброшен на сталинградское направление, было оборудовано ещё 100 самолётов. Установка огневой точки сразу же резко уменьшила потери от истребителей противника, которые стали производить атаки на дистанции не ближе 500–600 м. При попытке атаковать с коротких дистанций воздушными стрелками было сбито немало истребителей. Помимо этого, стрелки имели возможность вести огонь и по наземным целям…»

Занималась переделкой группа офицеров под руководством старшего инженера дивизии инженера-майора Николая Степановича Екимова. Хотелось узнать имена всех авторов. Назвать их мог Екимов. Кадровики ВВС сообщили мне, что Николай Степанович в звании инженера-полковника уволился из армии ещё в 1955 году и встал на учёт в Ленинградском облвоенкомате. Запрос в Ленинград принёс новые данные: Екимов переехал в Брестскую область. Брестский облвоенком известил — Н. С. Екимов проживает в городе Пинске. И вот наконец письмо Николая Степановича:

«243 шад (штурмовая авиационная дивизия. — А. К.) в 1942 году стояла под Старой Руссой на Северо-Западном направлении. Со мной в группе установкой второй огневой точки на Ил–2 занимались Иван Андреевич Антошин, Николай Иванович Алимов и Смирнов (имени, отчества не помню). Вот пока и все, что могу сообщить Вам по оборудованию огневой точки. Если будет возможность, приезжайте в Пинск. Тогда можно поговорить более подробно».

Однако надобность в поездке отпала после встречи с инженером-подполковником в отставке Н. И. Алимовым — работником совета ДОСААФ одного из районов столицы. Показал ему письмо Екимова. Николай Иванович дополнил его интересными подробностями:

— Верно, всех, кто занимался этим делом, Николай Степанович назвал. Что касается Смирнова, помню только его имя — Всеволод. По отчеству мы его и не величали. Где он — не знаю. С. Антошиным же связь долгое время поддерживал, по потом она прервалась.

С «илами» первого выпуска настоящая беда была. Уходили лётчики на задание с одной думой — только бы с «мессерами» не встретиться. Нащупали фашисты больное место наших штурмовиков — приближаются сзади чуть ли по впритирку и бьют по хвосту. Пригласил нас, четырёх инженеров, командир дивизии Иван Васильевич Дельнов, порекомендовал подумать над оборудованием второй огневой точки. Собрались мы раз, другой, обсудили варианты, как лучше справиться с заданием, расчёты инженерные выполнили. Они подтвердили, что, если закрепить сзади пулемёт и посадить стрелка, центр тяжести в самолёте сместится в общем-то в пределах нормы. Все остальное вооружение самолёта сохраняется.

Приступили к переделке. Сняли обтекатель, прорубили в фюзеляже отверстие для ленты, поставили патронный ящик на 750 патронов, пулемёт водрузили на турель с самолёта У–2, смонтировали сиденье для стрелка… Конечно, такие изменения следовало бы вносить с разрешения главного конструктора, да времени на согласование не было — каждая минута дорога. Командование же армии одобрило нашу затею. Так вот и смонтировали мы пробную вторую огневую точку, испытали её.

— Отчёт о результатах испытания в 288-м штурмовом авиационном полку есть в архиве, — прервал я рассказ Алимова. — Вот послушайте: «Пулемётная установка стрелка на самолёте Ил–2 испытывалась в полку, но в воздушном бою не проверена. Сделано пять вылетов без встреч с истребителями противника. Но проведённые полёты подтверждают первоначальные предположения, что наличие стрелка в задней полусфере улучшает наблюдение, надёжнее прикрыт хвост, чем создаётся лучшая свобода манёвра».

— Спасибо, вы мне хорошо помогаете вспомнить события многолетней давности, — улыбнулся Алимов. — Речь здесь идёт о самых первых испытаниях. А потом мы держали экзамен в боевой обстановке. Обнаружились минусы. Турель, взятая с У–2, не могла нас, вернее лётчиков, удовлетворить из-за ограниченного сектора обстрела.

— И это известно из архивных документов, — опять вмешался я. — Из того же полка спустя два месяца после первых испытаний сообщали: «Задняя огневая точка стрелка полностью себя оправдала, но несовершенность установки (ограниченность в секторе обстрела) значительно снижает её эффективность».

— В том-то и дело, — подтвердил Алимов. — Пришлось пересмотреть конструкцию. Турель с самолёта У–2 мы заменили турельной установкой самолёта Пе–2, у которой сектор обстрела чуть ли не 180 градусов. Опробовали — вроде неплохо получилось. На первом же боевом вылете стрелки сбили два «мессера», которые, не подозревая об опасности, нагло приблизились к нашим штурмовикам. Обожглись фашисты, начали вести себя осторожнее. Правда, все самолёты мы сразу переоборудовать не могли, но и то, с чем успели справиться, в основном решало проблему. Всякий раз строй «илов», отправлявшихся на задание, непременно замыкали машины, имевшие вторую огневую точку.

Когда перестройка развернулась, как говорят, полным ходом, в дивизию поступило указание перегнать модернизированную машину в Москву на Центральный аэродром для представления специальной комиссии…

В конце 1979 года газета «Красная звезда», опубликовала мою корреспонденцию о замечательной творческой инициативе этой четвёрки. И тут откликнулся Всеволод Смирнов. Его письмо тоже появилось на страницах «Красной звезды»:

«Трудно передать словами волнение, охватившее меня, когда я прочёл в вашей газете очерк „Конструкторы с фронтового аэродрома“. Не думал, что спустя почти сорок лет вспомнят ту далёкую фронтовую историю. Газетная публикация ещё раз оживила в памяти те давние события, заставила перелистать фронтовые письма, дневники, ещё внимательнее вглядеться в старую фотографию, на которой запечатлены боевые друзья. Бесконечно рад, что теперь представилась возможность встретиться с ними».

Позже мы увиделись со Смирновым. Всеволод Васильевич рассказал, что вместе со своими товарищами переоборудовал в дивизии за 6 дней 19 самолётов, что лётчиком первого же сбитого «Мессершмитта–109» оказался ас, награждённый двумя железными крестами. Наша беседа завершилась тем, что вскоре он прислал мне объёмистый пакет — попытался подробно изложить нахлынувшие воспоминания. Они продолжат рассказ Николая Ивановича Алимова.

«…Мы не могли уснуть всю ночь… У каждого были взвинчены нервы. Мы строили самые разные предположения о том, кто будет осматривать наш самолёт и какие выводы будут сделаны комиссией.

…На другой день с раннего утра начали готовить самолёт к отлёту. Для этого была выделена самая лучшая машина с лучшим пилотом, дважды орденоносцем Павленко. Для пояснений лететь должен Антошин.

…Прилёт Антошина и Павленко из Москвы 11 сентября 1942 года был настоящим триумфом. Как только самолёт сел, прилетевших сразу окружила толпа. Наперебой засыпали их вопросами.

Антошин и Павленко рассказали, что самолёт внимательно осмотрела комиссия, возглавляемая главным инженером ВВС Красной Армии. Комиссия дала высокую оценку нашей установке — так эффективна, проста и удобна она была. К тому же не ухудшала, а улучшала лётно-технические данные самолёта».

9 сентября 1942 года начальник отдела управления опытного строительства ВВС Красной Армии писал командующему 6-й воздушной армией генерал-майору Д. Ф. Кондратюку и подполковнику И. В. Дельнову: «В течение 7–8 сентября сего (1942) года на Центральном аэродроме имени М.В. Фрунзе был осмотрен представленный вами самолёт Ил–2 с дополнительной задней огневой точкой под пулемёт ШКАС калибра 7,62 мм… Все присутствующие оценили инициативу 243-й штурмовой авиадивизии по установке огневой точки и считают возможным самолёты Ил–2, находящиеся в частях, оборудовать установкой. Конструкторскому бюро тов. Ильюшина поставлена задача — учесть опыт вашей дивизии и разработать более усовершенствованную заднюю кабину».

И снова из воспоминаний Смирнова: «По заданию командования мы сразу же приступили к составлению инструкции. Через несколько дней она, снабжённая чертежами и фотографиями, была готова и нарочным отправлена главному инженеру ВВС».

Спустя годы бывший командующий 6с 1943 года) 6-й воздушной армией Герой Советского Союза Ф. П. Полынин в книге «На Северо-Западном фронте» с теплотой напишет: «Много сотен вражеских самолётов сбили стрелки из второй кабины штурмовика. Лётчики с благодарностью вспоминали инициативу подполковника И. В. Дельнова».

Думается, не случайно мысль о переустройстве самолёта Ил–2 принадлежала И. В. Дельнову. Газета «Красная звезда» опубликовала 31 мая 1983 года статью полковника в отставке П. Самсонова «Секунды бессмертия». Из нее мы узнаем, что ещё в 1938 году в представлении старшего лейтенанта Дельнова к присвоению внеочередного воинского звания майора отмечалось: «Склонен к научно-исследовательской работе». Вместе с боевыми друзьями Иван Васильевич разработал и внедрил эффективный противоистребительный манёвр штурмовика — хорошо известную змейку.

15 марта 1943 года отважный лётчик не вернулся с боевого задания, когда возглавляемые им экипажи стремительно атаковали гитлеровский аэродром. В машину Дельнова угодил зенитный снаряд. «Командир группы был подбит, — говорилось в журнале боевых действий 784-го авиаполка. — Видя безвыходное положение, ведомый беспредельной преданностью и любовью к Родине, на максимальной скорости врезался во вражеские стоянки самолётов…»

Авторы второй огневой точки были награждены орденом Красной Звезды, а командование ВВС Красной Армии выдало им удостоверения на техническое усовершенствование. Приказом заместителя Наркома обороны главного маршала артиллерии Н. Н. Воронова от 14 декабря 1944 года Н. Екимову, Н. Алимову, И. Антошину, и В. Смирнову объявлена благодарность «за усиление огневой мощи самолёта Ил–2…».

Мы — ремонтники

Известно, что за годы войны восстановлено около 1 641 тысячи орудий и миномётов, произведено 622 тысячи ремонтов танков и САУ, 82,3 тысячи капитальных ремонтов танковых двигателей, около 1 597 тысяч ремонтов всех типов самолётов и 382,6 тысячи ремонтов авиационных моторов, около 2 миллионов средних и капитальных ремонтов автомобилей и более 8,8 тысячи ремонтов кораблей. Все это означает, что почти каждый из этих видов оружия и техники за годы войны в среднем 3–4 раза проходил ремонт, что в значительной мере дополняло общий вклад нашей экономики в победу и явилось ещё одним источником обеспечения Вооружённых Сил.

Значительная доля этого вклада принадлежала ремонтникам-фронтовикам, их изобретательности. Между тем, скажем прямо, наша литература, посвящённая Великой Отечественной войне, не очень-то балует их своим вниманием. Наверное, так получилось потому, что сами ремонтники выступают в печати крайне редко. Да и кое-кто ещё, к сожалению, ошибочно полагает, что за токарным станком или слесарным верстаком, орудуя резцами, молотком, зубилом, сварочным аппаратом или напильником, особых подвигов не совершишь.

Так думали и мы, несколько молодых гражданских специалистов, мобилизованных в армию сразу же после вероломного нападения фашистской Германии на нашу Родину и оказавшихся в последних числах сурового июня 1941 года на просторном дворе одной из средних школ города Ржев. Все парни, которые собрались тогда там, ждали и жаждали отправки на фронт. Ежедневно во дворе появлялся командир и выкрикивал номера военно-учётных специальностей (сокращённо — ВУС). Те, у кого ВУС совпадала с названной, поспешно строились, а затем покидали двор. На их место приходили другие.

В моем листке значилась ВУС под 113-м номером — «металлист». Прошло уже несколько дней, но никто не обнаруживал интереса к этой специальности.

Таких, как я, было ещё несколько человек. Мы терзались неопределённостью своего положения, возмущались тем, что в такое время вынуждены слоняться без дела. Изучив номера других ВУС, мы пытались встать в строй станковых и ручных пулемётчиков, артиллеристов, стрелков, но командиры неизменно разоблачали нас и, словно сговорившись, рекомендовали терпеливо ждать своего часа. Тщетно уверяли мы, что отменно владеем стрелковым оружием, быстро освоим обязанности любого номера орудийного расчёта.

На пятый или шестой день наконец-то вызвали нас и отвезли к железнодорожной ветке на окраине города. Здесь в тяжеловесных специальных вагонах располагалась подвижная артиллерийская мастерская (ПАМ), которая после укомплектования личным составом должна была поступитьв распоряжение командования артиллерии Западного фронта.

Облачившись в заветную военную форму, мы начали осваивать должности. Однако вскоре почувствовали разочарование, побудившее подать рапорты с просьбой отправить нас на передовую. Это совпало с днём, когда мастерскую посетил генерал из штаба фронта (к сожалению, забыл его фамилию). Он пригласил нас на беседу. Начал с вопроса: чего мы, собственно, хотим?

— Сражаться с фашистами, — ответили. — Так сказано и в рапорте.

— Ну а если конкретнее?

— Поясним конкретнее, — решился один из нас, заметно волнуясь. — До мобилизации я, например, работал начальником цеха крупного машиностроительного завода. Теперь меня назначили механиком отделения этой мастерской. Отделения, в котором не наберётся и десятка единиц простейшего оборудования. Если рассматривать вопрос с точки зрения целесообразности использования меня как техника в столь трудные для нашей Родины дни, то, безусловно, на заводе от меня будет больше пользы, чем здесь. Но я, как и мои товарищи, далёк от мысли просить вернуть меня на завод. Наш долг, наше желание — бить фашистов. Потому мы просим отпустить нас на передовую.

— Похвальное желание, — заметил генерал, терпеливо выслушав наши доводы. — Только ведь фронт помимо стрелков, пулемётчиков, артиллеристов нуждается и в оружии, которое на войне, как вам известно, довольно часто выходит из строя. Чтобы вновь сделать его боеспособным, требуются мастера, специалисты-ремонтники, а их не подготовишь за несколько недель и даже месяцев. — Внезапно переменив отечески-назидательный тон, генерал, словно экзаменуя нас, строго спросил: — Какое решение приняли бы вы по рапорту врача, обратившегося с аналогичной просьбой?

— При чём здесь врач? — недоуменно произнёс бывший начальник цеха.

— Разве вы не улавливаете сходства между профессиями врача и ремонтника? Оно в том, что оба лечат: один людей, другой — технику и оружие. — И уже с металлом в голосе продолжал: — Что вы, молодые люди, знаете о полевом ремонте, о миссии, ожидающей вас? Ровным счётом ничего. На этих десяти единицах оборудования, о которых вы так пренебрежительно отозвались, вам придётся творить чудеса, к тому же зачастую в непосредственной близости от переднего края, под огнём противника, где нет времени на раздумья и вряд ли можно рассчитывать на чью-то помощь в работе, на чей-то технический совет. От вашего мастерства, изобретательности, сообразительности, умения быстро найти — выход из затруднительного положения, решить сложный вопрос будет зависеть оперативное и качественное восстановление повреждённых в боях пушек, миномётов, пулемётов, автоматов, винтовок, а следовательно, и успех боевых операций. Скажу прямо: справиться со столь сложными задачами способен далеко не каждый. Они по плечу только высококвалифицированным, смекалистым людям. И смелым, физически здоровым. Потому что ремонтом вам придётся заниматься не в мирной тиши, не в цехе завода и не «от» и «до»…

Наша беседа завершилась тем, что мы прониклись сознанием важности и ответственности своего предназначения. Рапорты, конечно, забрали. Через несколько дней мастерская, полностью укомплектованная, двинулась в сторону фронта, где вскоре её первые ремонтные «летучки» разъехались по соединениям и частям.

С каким тёплым чувством вспоминали мы позже беседу с генералом! Часто нас беспокоили вражеские самолёты, особенно в первые месяцы войны. И если ни один вагон не получил серьёзного повреждения, если от бомбардировок противника почти не редели наши ряды, то объяснялось это прежде всего продуманным выбором места дислокации, изобретательной маскировкой, надёжными средствами защиты.

На вагонах мы соорудили несколько пулемётных точек, из которых отпугивали фашистских стервятников, вынуждали их сбрасывать бомбы в стороне от железнодорожных путей. На стоянках дружно стреляли по низколетящим целям из карабинов, стараясь точнее «брать» упреждение. Однажды, когда противник открыл с бреющего полёта пулемётный огонь по станции, наш огонь из карабинов оказался более эффективным. От меткого попадания гитлеровский самолёт потерял управление, врезался в землю и взорвался. Не раз инициатива, находчивость, мастерство, смелость выручали нас прямо-таки в критических ситуациях.

Ремонт полностью завладел нашими мыслями. В горячие дни не только поспать, присесть на минуту не удавалось. Нередко вместе с пушками прибывали и их расчёты. Бойцы внимательно наблюдали за работой мастеров, помогали им, многому учились. Одно присутствие фронтовиков заставляло ремонтников трудиться не покладая рук.

Устранить повреждения артиллерийских систем, располагая лишь имеющимися у нас средствами, порой казалось немыслимым. Разбитые противооткатные устройства, искривлённые станины, изуродованные прицельные приспособления, поворотные и подъёмные механизмы — все это подчас выглядело совершенно безнадёжно. Тем не менее ремонтники изыскивали способы возвратить орудие в строй. И миномётное, стрелковое вооружение, поступавшее в самом плачевном виде, также опять обретало в мастерской способность разить врага.

Ремонтники сконструировали и изготовили множество оригинальных устройств, приборов, приспособлений, инструментов, применение которых позволило расширить наши возможности, ускорить ремонт, повысить его качество. Я почти убеждён, что, если бы оформлялись заявки на всё изобретения мастеров ремонта, отечественный патентный фонд ныне был бы значительно богаче. Но тогда для таких «мелочей» попросту не хватало времени.

Правда, творческая мысль новаторов мастерской в порядке обмена опытом отражалась на страницах бюллетеней рационализаторских предложений, издававшихся отделом боевой подготовки Брянского фронта, в составе которого мы находились определённое время. К примеру, описывалась конструкция новой винтовочной протирки, придуманная красноармейцем Андреевым и позволявшая экономить цветной металл, поскольку выполнялась она комбинированной: на стальной стержень надевались бронзовые или латунные втулки. В том же бюллетене излагалась технология изготовления приёмников трофейных пулемётов МГ–34, предложенная оружейным мастерам Тарасовым. При отступлении фашисты бросали немало таких пулемётов и боеприпасов к ним, но предусмотрительно вынимали приёмники, чтобы привести оружие в негодность. Приёмники Тарасова по качеству ничуть не проигрывали немецким.

Бюллетени рационализаторских предложений пользовались на франте большой популярностью. Их материалы, призывы вдохновляли на новые творческие поиски. К примеру: «Товарищ, помни! Каждое изобретение, каждое рационализаторское предложение, сделанное у тебя в части, немедленно передавай другим частям. Этим ты укрепляешь мощь нашей Красной Армии».

Помимо планового ремонта нашей мастерской поручались и другие самые различные задания. В частности, изготовить в кратчайшие сроки 25 тысяч винтовочных штыков для укомплектования карабинов. Трудность заключалась в том, что мы не имели ни прессового оборудования, ни печей для термической обработки, ни фрезерных станков, ни контрольно-поверочной аппаратуры. Пришлось создавать принципиально новую технологию с учётом местных условий и возможностей.

Сопутствовал нам успех и в другой работе, которую контролировал лично командующий фронтом, — сконструировать устройство, позволявшее вести дистанционный огонь сразу из нескольких пулемётов и автоматов одному человеку, находившемуся от них за сотни метров. На огневой позиции устанавливались пистолеты-пулемёты ППШ и станковые пулемёты ДС. В блиндаже на солидной дистанции воин нажимал на соответствующие кнопки лёгкого переносного пульта, и оружие оживало. Причём каждый пистолет-пулемёт имел свой сектор обстрела, а огонь из станкового пулемёта мог направляться с пульта в нужную цель. И это ещё, не все. Барабанный магазин ППШ, вмещавший 71 патрон, заменили новшеством — приёмником под трофейную металлическую ленту на 300 патронов. Действовал он безотказно.

В последние месяцы войны я служил в артиллерийской ремонтной мастерской прославленной 3-й ударной армии — армии, воины которой водрузили Знамя Победы над поверженным рейхстагом. Наша мастерская объединяла 6 спецмашин ЗИС–6. Изо дня в день её коллектив — до 30 человек — демонстрировал образцы самоотверженности, мужества, творческого ратного труда. Так, вскоре после передислокации армии из Прибалтики на 1-й Белорусский фронт в феврале 1945 года «летучка» мастерской, возглавляемая старшим техником-лейтенантом Ю. Чайковским, выехала на висленский плацдарм. За короткий срок под ожесточённым огнём противника она вернула в строй 21 артиллерийское орудие, получившее сложнейшие повреждения, с оценкой «отлично».

В марте того же года, когда войска армии сражались с противником на территории гитлеровской Германии, мастерская осуществила средний ремонт свыше 1400 винтовок и карабинов, 572 пистолетов-пулемётов ППШ, 220 ручных и станковых пулемётов, 40 миномётов, около 70 пушек разного калибра, другого оружия и военного имущества. Отремонтировать все поступившее стрелковое и артиллерийское вооружение оказалось возможным благодаря не только огромному напряжению сил, но и непрерывному творческому поиску. Так, упрощённый метод ремонта оси стойки поворотного механизма 76-мм пушки позволил быстро производить его в полевых условиях. В активе наших новаторов — способ устранения пулевых и осколочных вмятин в каналах стволов 76-мм пушки и 122-мм гаубицы, способ восстановления регулируемого кольца тормоза отката 76-мм пушки, технология отливки в полевых условиях бронзовых заготовок для втулок полуосей 76-мм пушки и многое другое. Ремонтных дел мастера 3-й ударной стремились не только лучше, быстрее «оживлять», но и совершенствовать оружие, расширять его тактические возможности. Наглядным подтверждением тому служат лаконичные, теперь уже архивные записи: «Станок для стрельбы из ручного пулемёта приказом по третьей ударной армии принят на вооружение»; «Изменение крепления вилки поворотного механизма 45-мм противотанковой пушки, устранившее тугой ход, одобрено отделом боевой подготовки фронта» и т. д.

В конце 1945 года в частях армии проверяли организацию изобретательской и рационализаторской работы. «Изобретатели и рационализаторы частей 3-й ударной армии вполне понимают важное значение изобретательства и рационализации, — читаем мы в акте. — Они работали в основном над новыми методами ремонта вооружения и транспорта в полевых условиях, а также над вопросами изучения и усовершенствования боевой техники, что, безусловно, помогло войскам в их боевой деятельности…»

Слава о многих ремонтниках распространялась в армии с удивительной быстротой. В какую бы дивизию, какой бы полк, например, ни приезжал с «летучкой» артиллерийский мастер старший сержант Григорий Самойлов, всюду был желанным гостем. Никто не сомневался: теперь повреждённые пушки в тыл отправлять не придётся и долго в ремонте они не задержатся. Любил Григорий делать все добротно, красиво: после его ремонта орудие выглядело так, будто только что с заводского конвейера.

Любил… До сих пор тяжко произносить в прошедшем времени имя этого никогда не унывавшего человека, имевшего золотые руки, светлую голову, добрую душу.

Как все случилось? В дивизию вызвали ремонтную «летучку», с которой отправился Самойлов.

— Гриша, друг! — радостно встретили старшего сержанта товарищи. — Ты нам позарез нужен. Вся надежда на тебя. Посмотри, как фашист разворотил орудия. А время-то горячее…

Подошёл начальник артснабжения дивизии:

— Может, перекусите слегка, товарищ старший сержант, или как?

— «Или как», — отшутился мастер. — Прежде погляжу, а потом за обедом прикину, что и как…

Закипела бессменная работа. Трудно сейчас вспомнить, долго ли она продолжалась и сколько пушек возвратилось на огневые позиции. Уже завершался ремонт последней пушки, когда вокруг начали рваться вражеские снаряды. Уйти в укрытие, переждать Григорий не пожелал. Торопился — «летучка» требовалась в другой дивизии. И случилось непоправимое: мастера сразил осколок.

Дорого обошлась гитлеровцам гибель старшего сержанта. Под утро наша артиллерия принялась обрабатывать передний край обороны противника. Всякий раз командиры расчётов отремонтированных Самойловым пушек, подавая команду, повторяли: «За Гришу Самойлова — огонь!»

Похоронили Григория с воинскими почестями на развилке трёх дорог. За отвагу, проявленную в боях с фашистскими захватчиками, он посмертно награждён орденом Отечественной войны II степени, который вручён его родным в Калуге. А на орудии, политом кровью артиллерийского мастера, появилась бронзовая пластинка с памятной надписью, красиво выгравированной другим талантливым умельцем — земляком Самойлова оружейным мастером, позже оружейным техником Виктором Аманшиным.

Об этом человеке особый разговор. Впервые я услышал его фамилию, когда в нашу мастерскую поступили на ремонт ручные пулемёты системы Дегтярёва. «Диагноз»: износ частей в результате интенсивной стрельбы. Способ «лечения» один — требовались новые боевые упоры с увеличенными размерами, иначе пулемёт не заговорит. Но если нужных упоров нет и изготовить их силами мастерской нельзя? Как ни ломали голову мастера, придумать ничего не могли.

А время подгоняло. Потому легко понять, как обрадовало всех сообщение из штаба армии: проблему решил младший техник-лейтенант Аманшин. Офицер предложил удивительно простой и мудрый способ: сточить до определённых размеров рабочую часть бывшего в употреблении боевого упора, потом нарастить её, подогнать по боевому выступу затворной коробки, и пулемёт готов к бою…

О мастерстве и смекалке Аманшина рассказывали поразительные истории, в которые даже с трудом верилось. Лишь позже, когда мне довелось служить с ним в одной части, я убедился — все чистейшая правда, ни капли вымысла. Вот уж кто поистине мастер на все руки. Пользуясь слесарными тисками, молотком, зубилом, набором напильников и свёрл, Виктор Петрович филигранно изготавливал деталь любой конфигурации. Он умел работать на любом металлообрабатывающем станке: токарном, строгальном, фрезерном, шлифовальном, сверлильном, в совершенстве владел искусством сварки, пайки, термической обработки металла.

Помню, в мастерскую привезли сложный механизм от прибора управления огнём зенитной артиллерии. Осколком бомбы у него пробило корпус и повредило шестерню — миниатюрную деталь, которую иначе как на специальном станке не изготовить. Механизм этот практически не изнашивался и ремонту не подлежал. К нам его отправили на всякий случай: вдруг мастера сотворят чудо.

Долго изучал Аманшин устройство. Что-то примерял, рассчитывал, рисовал на бумаге, потом разобрал его до винтика.

А к утру механизм заработал как часы. Вручную, используя придуманный им же уникальный инструмент, Аманшин сумел выполнить точнейшую и тончайшую, прямо-таки ювелирную операцию.

Работал Виктор Петрович неторопливо, вроде бы даже медленно. Но очень скоро первое впечатление рассеивалось. С любым делом справлялся он настолько быстро, что, казалось, никакими научно обоснованными нормами нельзя предусмотреть всех тонкостей его труда. Поражали рассчитанность движений, глазомер. Там, где иной мастер проводил замеры несколько раз, ему хватало одного. Главное же, пожалуй, что отличало Аманшина, — неистощимая изобретательность, творческое мышление.

Чем дольше мы общались с Виктором Петровичем, тем сильнее убеждались, какой это разносторонний специалист, замечательный товарищ, человек редкой скромности, щедро одарённый природой. Искусный резчик по металлу, отличный гравёр, талантливый художник. В своём вещевом мешке Аманшин хранил альбом с зарисовками, выполненными в редкие свободные минуты.

После войны Виктор Петрович ещё несколько лет служил в кадрах. Уволившись в запас, приехал в Калугу, где опять пошёл на родной завод слесарем. Был делегатом XXIV съезда КПСС, заслужил высокое звание Героя Социалистического Труда. О нем писали журналы и газеты, рассказывала телевизионная передача «Поиск». В 15–20 раз повысили производительность труда станки-автоматы конструкции В. П. Аманшина. Его картины, скульптуры, памятные медали, посвящённые 100-летию со дня рождения В. И. Ленина, 600-летию Калуги, К. Э. Циолковскому, демонстрировались на художественных выставках. Речь Виктора Петровича звучала с Красной площади на траурном митинге, когда страна провожала в последний путь прославленного полководца Маршала Советского Союза Г. К. Жукова.

До 1977 года я часто встречался с Виктором Петровичем. Навещал в онкологической клинике. Несмотря на тяжёлую болезнь, о которой он знал, держался стойко, шутил, строил планы, увлёченно говорил о новых задумках.

В летний, погожий день 1977 года пришло скорбное известие.

Дочь Виктора Петровича Алла сообщила: «Папы больше нет. Боролся со смертью до последнего дня. Верил в жизнь, писал картины жизнерадостные… Мечтал ещё много сделать».

Алла вложила в конверт и некролог — специальное приложение к заводской газете. В нем отмечались ратные и трудовые подвиги знатного калужанина. В. П. Аманшин был одним из организаторов создания на заводе образцового участка автоматической штамповки, давшего десятки тысяч рублей экономии, исключительно много и плодотворно занимался модернизацией и усовершенствованием оборудования, инструмента, обучил не один десяток молодых рабочих сложной профессии слесаря-инструментальщика. Активно участвовал в партийной и общественной жизни — избирался членом обкома КПСС, членом бюро городского комитета партии, членом парткома завода, членом Центрального совета Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов, членом редколлегии заводской многотиражки. И находил время для любимой живописи, изготовления уникальных сувениров. Картина Аманшина «Праздник русской зимы» отмечена премией на выставке художников Российской Федерации. Ряд картин экспонируется в художественных музеях страны. Им создан настольный барельеф К. Э. Циолковского, утверждённый в качестве калужского сувенира.

«Многое он мечтал ещё сделать для родного завода, для Родины, — заключал некролог. — Он не мыслил свою жизнь без труда, без коллектива…»

Я рассказал подробно только об одном талантливом артиллеристе-ремонтнике. А сколько их было на фронте — людей увлечённых, самоотверженных, подлинно народных умельцев, своим творческим трудом приближавших победу над врагом!

«Живая техника»

«Подразделения собак-миноискателей в составе четырёх взводов, действующих совместно с батальонами 40-й инженерно-сапёрной бригады, за время с 13 января по 5 февраля 1945 года проверили на мины 170 км дорог, проверили и разминировали 6 населённых пунктов, сделали 11 и проверили на мины 9 проходов в минных полях противника, обнаружили и разминировали 6 минных полей противника. Всего обнаружено и обезврежено 2749 мин».

Из инженерного донесения начальника штаба инженерных войск 3-й гвардейской армии
«Под руководством подполковника Голубева за период с 12 мая по 5 июня 1945 года было обследовано около 300 кварталов, 824 особо важных здания, проверено около 600 км дорог, и большое количество земельной площади. За время работы минёрами при помощи собак было обнаружено и обезврежено около 2 тысяч различных взрывных заграждений. Благодаря тщательной работе минёров подрывов людей и зданий в городе не было».

Из боевого донесения военного коменданта города Праги
Какой быть собаке, зависит от человека. В его власти выдрессировать её доброй или злой, смелой или трусливой, доверчивой или лицемерной, спокойной или раздражительной, замкнутой или общительной… В зверя превращается она на службе у злодея, другом становится у хозяина, живущего по законам человеческой морали. Надёжным помощником делает собаку долгое и терпеливое обучение высшему предназначению — приносить людям реальную пользу.

Вот для такого обучения ещё в довоенные годы была создана Центральная военно-техническая школа дрессировщиков. Здесь собаки, можно сказать, получали самое разнообразное образование. «Выпускали» их, в зависимости от подготовки, санитарами, связистами, проводниками, разведчиками, истребителями танков, для пограничной, розыскной, караульной служб.

Летопись военного собаководства изобилует многочисленными любопытными фактами, заслуживающими внимания, уважения и даже восхищения. Вот некоторые примеры.

29 августа 1944 года начальник Главного военно-санитарного управления Красной Армии сообщал в приветственном письме по случаю двадцатилетия школы: «За истекший период Великой Отечественной войны на собаках было вывезено 500 тысяч тяжело раненных офицеров и бойцов, и теперь этот вид транспорта получил общее признание».

Вдумайтесь, пожалуйста: полмиллиона человек помогли спасти наши четвероногие друзья!

Заметки о действиях четвероногих помощников во время войны не раз публиковали газеты. «На фронте большой известностью пользуется собака Турбан, — писала 29 декабря 1944 года „Красная звезда“. — Вместе со своим вожатым… Турбан участвовал в 22 вылазках на территорию врага и помог в захвате шести немецких солдат и офицеров».

Вершиной профессионального мастерства в дрессировке собак следует, пожалуй, считать приобщение их к минно-розыскному делу — делу, которое имеет непосредственное отношение к изобретательству. Замысел открыть при школе «факультет» для подготовки собак-миноискателей родился суровой зимой 1939 года на Карельском фронте, где белофинны довольно широко применяли противотанковые и противопехотные мины. Их появление, «как и всякое мероприятие противника, направленное на задержание продвижения действующей армии, — сообщалось в одном из документов штаба Ленинградского военного округа, — вызывало массовый приток предложений. В ответ на сплошные минные поля противника рационализаторы предложили десятки конструкций миноискателей, при помощи которых быстро обнаруживались и обезвреживались мины».

Это были приборы, разнообразные по своему конструктивному исполнению, сложности, принципу действия. Одни изготавливались на предприятиях промышленности, другие, наиболее простые, — силами частей.

Оказавшись по служебным обязанностям на Карельском фронте, начальник школы дрессировщиков полковник Г. П. Медведев серьёзно заинтересовался конструкциями миноискателей, применяемых в инженерных частях и подразделениях. Он скрупулёзно изучал их устройство, внимательно наблюдал за работой. «Зачем все это знать человеку, непосредственно не связанному с минно-розыскным делом?» — искренне недоумевали сапёры.

Поблагодарив за подробные объяснения, Медведев загадочно произнёс:

— Хорошие приборы, но…

Что скрывается за словом «но», умолчал. Про себя же прикинул: хорошо бы придать в помощь всем этим магнитным, электромагнитным и иным приборам «живую технику». Она кое в чем способна даже превзойти их. Для собачьего нюха, к примеру, безразлично, из какого материала изготовлен корпус мины — металла, дерева, пластмассы и т. п.

Георгий Пантелеймонович решил пока не обнародовать свой замысел, который буквально преследовал его все дни, проведённые на фронте. С ним Медведев вернулся в школу, прихватив с собой несколько обезвреженных сапёрами противотанковых мин. В феврале 1940 года эти экспонаты демонстрировались на специальном совещании специалистов-собаководов. Обсуждался один вопрос: возможность использования собак по новому назначению. Никто из участников не высказался против предложения быстрее начать опыты. Однако приступать к ним имело смысл лишь при наличии тщательно продуманной методики дрессировки.

Иными словами, требовалось процесс подготовки собак-миноискателей теоретически обосновать. С такой задачей могли справиться люди не только изобретательные, с творческим мышлением, но и хорошо разбирающиеся в характерах, способностях собак.

Специфика дрессировки заключалась в том, чтобы развить, стимулировать и закрепить у собак повышенную чувствительность к различным взрывчатым веществам, установив её связь с пищевым раздражителем. Причём острота чувствительности не должна снижаться при колебаниях температуры и влажности воздуха, зависеть от каких-либо посторонних факторов.

Разработать методику, применение которой на практике позволило бы обучить собаку обнаруживать предметы с взрывчатыми веществами и безошибочно отличать их от всех других предметов в любой обстановке, Медведев поручил большим знатокам служебного собаководства — капитану В. Голубеву и интенданту 1 ранга А. Орлову. Польщённые доверием, офицеры с рвением взялись за дело. Чуть ли не каждый вечер приглашал их начальник школы в свой кабинет, где они просиживали допоздна: делились задумками, спорили, опровергали друг друга, пока не рождалось единое мнение.

В горячих дебатах складывалась методика дрессировки собак для поиска противопехотных и противотанковых мин, которая легла в основу всей дальнейшей исследовательской и изобретательской работы. Именно изобретательской. Ведь авторы решали сложную техническую задачу. И недаром впоследствии офицеры получили авторское свидетельство на изобретение, именуемое «Способ определения местонахождения мин, фугасов и зарядов ВВ в металлических, деревянных и иных оболочках или без таковых».

Но признание пришло позднее. А пока, в 1940 году, методика проверялась практически на десяти собаках. Их не отбирали, так как эксперимент на особо одарённых животных — такие в школе были известны — не отвечал исчерпывающе на вопрос, можно ли «профессию» собак-миноискателей сделать массовой.

Как и предполагалось, в десятку включили «учеников», проявивших разные способности. Наиболее быстро курс обучения прошли овчарка Каро и эрдельтерьер Лор — уже через несколько дней после начала занятий безошибочно находили под десятисантиметровым слоем снега мины, установленные несколько суток назад. Вскоре приобщились к поиску и другие собаки. Первый шаг на пути к цели оказался удачным.

21 сентября 1940 года компетентная комиссия провела пробные испытания. Завершились они успешно, заслуженной положительной оценкой.

Необходимость открытия при школе нового «факультета» особенно остро возникла в декабре 1941 года. Разгромленные под Москвой фашисты не только опустошили временно оккупированную территорию, но и густо нашпиговали её минами. На воинов инженерных частей и подразделений легла огромная ответственность — очистить советскую землю от смертоносной начинки.

Морозным декабрьским днём 1941 года в школу дрессировщиков приехал Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. Требовалось окончательно решить: включать или не включать в арсенал известных средств разминирования «живую технику».

Маршал внимательно наблюдал за действиями собак, интересовался подробностями дрессировки. Удовлетворённый результатами, обратился к начальнику школы:

— Все, что мы видели на полигоне, получилось хорошо. А как в боевой обстановке? Это я поручаю выяснить лично вам. Отправляйтесь в действующую армию.

И вот опытное подразделение минно-розыскных собак держит путь в армию. Прибыв в её штаб, Медведев доложил командованию о готовности приступить к разминированию. Выделенный участок дороги, недавно отбитый у противника, оказался небольшим, но довольно сложным.

Медведев сам тщательно проинструктировал опытных вожатых Салкеева и Лебедева. Убедившись лишний раз в безупречном знании ими методики поиска, добавил:

— Я хочу, чтобы вы хорошо поняли серьёзность момента. Достаточно пропустить одну только мину, и все наши старания пойдут насмарку. Нужно выполнить задание наилучшим образом.

Вожатые, конечно, понимали. Их собаки Джек и Фрося смотрели на полковника умными глазами, словно хотели заверить, что тоже не подведут.

Не подвели! Через несколько минут на участке появились красные флажки, укреплённые Салкеевым и Лебедевым. Фрося обнаружила 16 мин, Джек — 12. Контрольная проверка подтвердила: экзамен во фронтовой обстановке собаки выдержали отлично.

Подготовка и формирование подразделений собак минно-розыскной службы развернулись полным ходом. Вскоре трёхмесячные курсы выпустили первых специалистов, призванных применять, «живую технику» на фронте. Всего было образовано 8 отдельных батальонов и 20 отдельных рот.

В школе создали сводный отряд, объединивший 3-й и 5-й учебные батальоны, который действовал на Степном фронте. Возглавил его опытный офицер подполковник П. Васин. За два месяца — с 8 августа по 7 октября 1943 года — воины отряда и их четвероногие помощники, обследовав 880 квадратных километров, обнаружили и разминировали 381 минное поле, обезвредили 85 360 мин, 3039 фугасов и сюрпризов, проверили и очистили от мин 733 километра дорог. К тому же при выполнении этой опасной и трудной работы почти не имелось потерь в личном составе и собаках от подрыва на минах.

Особенно отличился взвод младшего лейтенанта Ермошина, обезвредивший 19 191 мину. На счету отделения старшего сержанта Прилукова 9079 найденных мин.

Как свидетельствуют документы военного времени, население шести районов Курской и Харьковской областей, на территории которых действовал отряд, горячо благодарили сапёров за их нелёгкий, самоотверженный труд. В многочисленных заявках местные организации и частные лица, возвращавшиеся в. родные места, просили проверить отдельные строения, развалины домов, земельные участки. Колхозники не начинали уборки хлебов до тех пор, пока по полям не пройдут сапёры с собаками.

Оправдали надежды собаки и на других фронтах. В составе 3-й гвардейской армии подразделение 2-го Отдельного полка спецслужбы, например, летом 1943 года провело сплошное обследование 40 квадратных километров, проверило 1227 километров дорог, обнаружило и обезвредило 48 394 взрывных заграждения. Лучшим вожатым проявил себя ефрейтор Зибров — вместе с собакой Еликом занёс в свой актив 2613 заграждений. Рядовой Жданов с собакой Мальчиком нашёл 2561 заграждение, ефрейтор Застрожнев с собакой Джери — 2042 заграждения.

О больших достижениях 38-го отдельного батальона, имевшего собак-миноискателей и истребителей танков, сообщал в 1943 году начальник оперативной группы управления оборонительного строительства Западного фронта. В отзыве он писал о том, что одна из рот батальона, разминируя полосу обороны с июля по сентябрь, сняла около 25 тысяч мин, остальные выполняют правительственное задание по очищению колхозных полей от мин. Батальон с собаками-миноискателями, говорилось в отзыве, при выполнении задания по разминированию в тылу фронта освобождает до тысячи человек квалифицированных сапёров, в которых ощущается острая необходимость в передовых частях.

Впрочем, не менее успешно, чем в тылу, действовали собаки и на переднем крае. Так, рота 1-го полка под командованием капитана Липовца успешно справилась с ответственным поручением — очистить проходы в минных полях для продвижения наших войск. 19 ноября 1943 года один из её взводов, проложив проходы перед передним краем, способствовал наступлению танкистов. Под огнём противника бойцы взвода с помощью собак обнаружили и сняли 998 мин. Особое мастерство продемонстрировали вожатые сержанты Рассказов и Иванов, рядовые Нотрин, Козловский, Титов, Горбунов, Осипов. Весь личный состав взвода отмечен государственными наградами.

А вот послужной список неразлучных друзей — сержанта Маланичева и овчарки Дика, переданной в школу в 1941 году Воронежским клубом служебного собаководства. Они участвовали в разминировании объектов Сталинграда, Лисичанска, Праги и других городов. Начиная с ноября 1942 года обследовали 108 километров дорог, 169 особо важных зданий, отыскали многие сотни мин. Даже после контузии Дик вернулся к работе. Маланичев удостоен орденов Красной Звезды, Славы III степени, медалей «За отвагу», «За оборону Сталинграда», «За взятие Берлина», «За освобождение Праги».

Отгремели победные салюты. Но для подразделений миноискателей война ещё продолжалась. В освобождённой нашими войсками столице Австрии — Вене фашисты основательно потрудились над тем, чтобы нанести городу тяжёлые раны в наступившие мирные дни, посеять панику среди населения. О том, какую беду помогли предотвратить собаки, повествуют цифры, приведённые в отзыве военного коменданта Вены: 64-й отдельный инженерный батальон с помощью собак-миноискателей обнаружил на спецобъектах, вывез за пределы города и уничтожил 945 мин, 2357 артиллерийских снарядов, 4289 гранат, 453 фаустпатрона и много других боеприпасов.

Несмотря на то что в некоторых зданиях побывали сапёры с миноискателями и щупами, 64-му батальону поручили контрольную проверку. И не зря. Наши четвероногие друзья указали своим хозяевам немало взрывчатых веществ, закопанных в землю и замурованных в стены. В двух особняках 18-го района города, например, с помощью собак были найдены тщательно замаскированные в степах подвалов два сейфа и ещё два сейфа, зарытые в землю. Их содержание — 200 килограммов динамита, 350 килограммов тола, 20 килограммов пороха, 800 метров бикфордова шнура, 1100 капсюлей-детонаторов — красноречиво свидетельствует о преступных, диверсионных целях фашистов.

Благодаря тонкому чутью собак удалось обезвредить целый склад взрывчатых веществ в воронках, образовавшихся от авиабомб, на территории бывших казарм СС. Только одного тола эсэсовцы заложили до 4 тонн.

Итак, в Вене собаки обнаружили то, что не могли уловить другие технические средства. Так случалось и раньше. Недаром, оценивая действия отряда подполковника Васина в 1943 году, начальник инженерных войск Степного фронта генерал-майор А. Д. Цирлин пришёл к такому выводу: «Собак-миноискателей нужно рассматривать как наиболее надёжное контролирующее средство в руках инженерного начальника, прекрасно дополняющее используемые обычно войсками щуп и миноискатель. Только собака даёт достаточную гарантию за полную очистку местности от мин на наиболее ответственных участках…»

Множество примеров тому свидетельством. Вдоль и поперёк обследовали сапёры щупами блиндаж, затопленный водой, — ничего подозрительного. Собаки же заставили насторожиться своих вожатых: в блиндаже оказалось около 60 мин.

Или такой прямо-таки уникальный случай. При проверке небольшого участка леса собака задержалась у развесистого дерева. «Ищи-здесь» — словно говорили её выразительные глаза. Пустили в ход миноискатель, потом щуп. Безрезультатно. Когда попробовали отвести собаку подальше от дерева, она опять возвратилась на прежнее место. Теперь в её взгляде угадывалась обида: почему, дескать, не доверяете.

— Давайте копнём, — предложил вожатый.

Копнуть — значит осторожно снять несколько слоёв земли, чтобы приблизить миноискатель к объекту поиска. Никаких тревожных сигналов. Начали тщательно осматривать все вокруг. И тут кто-то заметил между суком и стволом дерева на высоте двух с небольшим метров чёрный предмет. Неразорвавшаяся мина. Как она очутилась там, никого не удивило: война щедра на подобного рода сюрпризы. Все буквально поразились безошибочному чутью собаки.

Интересный факт припомнил бывший командир 37-го специального батальона А. П. Мазовер. После войны офицер возглавил контрольную группу разминирования территории. В городе Жиздре жители сообщили ему, что где-то на их улице в земле должна находиться то ли мина, то ли бомба. Александр Павлович не очень охотно согласился на поиск: слишком уж часто слухи о заминированных объектах не подтверждались. На этот раз, однако, они оправдались. Собака Гектор, шедшая вначале спокойно, внезапно заволновалась, закрутилась на месте и, наконец, села с виноватым видом. Вторая собака — Альфа — повела себя примерно так же, но опустилась на землю несколько поодаль. Когда сняли полуметровой толщины грунт, миноискатель подал сигнал. Извлекли металлическую ложку, кусок немецкой пулемётной ленты, а на глубине около двух метров различили контур крупной авиационной бомбы. Теперь только поняли, почему заколебались собаки: Гектор показал на присутствие бомбы в её головной части, Альфа — в хвостовой.

Среди дрессировщиков собак-миноискателей находилось немало отважных девушек — воспитанниц Осоавиахима, добровольно вступивших в армию. Дина Волкац, Алла Бурова, Нина Евкина и их боевые подруги выполняли ответственные задания по разминированию.

«Живой технике» посвящались благодарные строки стихов и песен. Вот, в частности, четверостишие Н. Евкиной:

Товарищ мой лохматый
Еще не раз стране
Послужишь ты солдатом
И верным другом мне.
А рядовой Б. Рагозин воспел подвиги четвероногого друга:

Мы, дрессировщики,
Опору прочную
Своим бойцам даём в бою.
В борьбе за Родину
Работой точною
Прославим технику свою.
В своём очерке мне хотелось рассказать о том, чем прославилась «живая техника»…

Жидкость КС

«…В 1942 году в боях под Харьковом мне пришлось встретиться с таким грозным оружием, как самовоспламеняющаяся жидкость в бутылках, и применять его против фашистских танков. Если попасть бутылкой в танк, он обязательно загорится. У меня возникла мысль, а нельзя ли эту жидкость залить в мины, снаряды или бомбы?..»

Это предложение поступило в 1965 году в Министерство обороны СССР. Называя жидкость грозным оружием, автор письма нисколько не преувеличивал. Заключённый в бутылку самовоспламеняющийся состав, известный фронтовикам под названием КС, внешне выглядел совсем безобидно. Он был похож на воду, керосин, спирт — на что угодно, только не на джинна, который, вырвавшись наружу и соприкоснувшись с воздухом, способен причинить большую беду. В его далеко не безопасных свойствах мне довелось убедиться на собственном горьком опыте. Ранней весной 1942 года по нелепой случайности капля КС попала на мою рукавицу, и та сразу же затлела, а потом и воспламенилась. Лишь быстрота реакции, удесятерённая реальной угрозой, спасла меня от госпитальной койки: в мгновение ока рукавица оказалась в луже, образовавшейся от талого снега. Пока она оставалась влажной, КС не проявляла себя. Но чуть подсыхала — и снова возникал «очаг пожара».

Вернёмся, однако, к письму. С ним автор, по имеющимся у меня данным, опоздал по крайней мере без малого на четверть века. О применении жидкости КС в авиации я прочитал в архивных документах. Позже авиаторы-фронтовики подтвердили:

— Да, была такая жидкость — в специальных ампулах, сокращённо именуемых АЖ–2 (авиационные жидкостные).

Ампулы будто бы поступали на аэродромы в снаряжённом виде. Вероятно, впоследствии так и происходило. Однако в докладе начальника штаба 11-й гвардейской штурмовой дивизии об использовании зажигательных и дымовых веществ штурмовой авиацией шла речь о том, что дивизионные инженеры немало потрудились и поразмыслили над тем, как превратить эту жидкость в конкретное оружие…

В конце 1942 года измотанные в боях гитлеровцы, перейдя к обороне, усиленно строили полевые укрепления. Командование дивизии изыскивало наиболее эффективные средства уничтожения врага, притаившегося в укрытиях. Не забыли и о КС. Но, как уже говорилось, с этой жидкостью шутки плохи. Тщательно обдумали офицеры инженерно-авиационной службы технологию зарядки ампул смесью КС, способы доставки их к самолёту и укладки в люки, порядок подготовки машины к вылету, предусмотрели мероприятия, обеспечивающие безопасность работы с жидкостью и дымовыми веществами, определили правила пользования визиром при ампулометании, методы обучения воинов тому, как обращаться с КС, наиболее оптимальные варианты ампулометания.

На один самолёт Ил–2 загружалось около 150 ампул, каждая из которых, разбиваясь при падении, разбрасывала смесь. Таким образом создавались сплошной огонь и плотная дымовая завеса.

Наиболее широко КС в ампулах части дивизии впервые применили в Орловско-Курской операции. По наблюдению экипажей, фотодокументам и опросам местных жителей выяснилось, что легковоспламеняющиеся объекты под действием жидкости загорались незамедлительно. Гитлеровские солдаты и офицеры получали тяжёлые, труднозаживавшие ожоги. Немалый урон причинялся и вражеской технике, особенно автомобилям и танкам. Попав в моторную группу, жидкость вызывала очаги пожара, которые при всем старании невозможно было ликвидировать.

Всего части дивизии сбросили в разное время десятки тысяч ампул. При этом преследовались различные цели: ослепление зенитной артиллерии противника, поджог автомобилей, танков, строений, железнодорожных составов, лесов, в которых наблюдалось скопление живой силы и техники врага, выкуривание фашистов из окопов, траншей и т. д.

В докладе содержатся конкретные убедительные факты, свидетельствующие об эффективности применения КС.

11 июля 1943 года 12 Ил–2, ведомые подполковником Лысенко, вылетели штурмовать скопление, гитлеровских танков и автомобилей в районе деревни Ржавец. Четыре машины группы снабдили ампулами с КС, остальные — фугасными и осколочными бомбами. Поблизости от цели их встретил огонь зенитной артиллерии противника. Вынужденные перейти в пикирование, «илы» обстреляли объект из пушек и реактивными снарядами, а уже на выводе сбросили ампулы, действие которых заставило вражеских зенитчиков замолчать. Сделав ещё три захода на цель, наши соколы благополучно возвратились на свой аэродром. Гитлеровцы же понесли большие потери, августа того же года Герой Советского Союза гвардии старший лейтенант Балакирев повёл самолёты Ил–2, среди них три с ампулами на борту, для уничтожения, отступающей колонны противника. Сгрудившись у моста через реку, фашистские танки, автомашины, артиллерия, повозки с боеприпасами образовали пробку. Наши лётчики накрыли колонну на участке в один километр. Поливая её свинцом из пулемётов, сбросили сериями АЖ–2 и бомбы. В результате было уничтожено 8 танков, 10 автомашин, 11 орудий, 23 повозки, до 60 гитлеровцев. Кроме того, возникло два больших очага пожара.

…августа группе из девяти самолётов Ил–2, возглавляемой Героем Советского Союза капитаном Рожновым, поручили подавить вражеские артиллерийские и миномётные батареи на северном берегу реки Усожа, в 25 километрах севернее города Севск. Спустя 45 минут с тем же заданием ввоздух поднялись ещё 12 самолётов, которые вёл подполковник Лысенко. В первой группе три машины несли на борту ампулы АЖ–2, во второй такой же груз имели четыре самолёта.

Обе группы задачу выполнили отлично. Благодаря правильному применению КС возникла плотная дымовая завеса, ослепившая боевые порядки и огневые точки противника. Этим успешно воспользовались наши наземные части: форсировали реку и овладели сильно укреплённым пунктом фашистов.

13 января 1944 года шесть самолётов Ил–2 (ведущий младший лейтенант Абрамов) штурмовали гитлеровский железнодорожный эшелон. Четыре «ила» сбросили бомбы, два — ампулы с жидкостью. Враг потерял 20 вагонов с грузами. Ослеплённые расчёты зенитной артиллерии, по наблюдению экипажей, побросали свои орудия и разбежались.

А вот выводы доклада: «Боевая работа частей нашей дивизии в полной мере показала несомненную целесообразность и большую пользу применения зажигательных и дымовых веществ, как при ведении воздушной разведки, так и при выполнении тех или иных конкретных задач. Для этого всегда, в зависимости от поставленной задачи и обстановки, в снаряжаемую группу штурмовиков выделялось 20–30, а иногда и более процентов самолётов, загруженных зажигательными и дымовыми авиационными бомбами».

Бывший командир 11-й гвардейской штурмовой авиационной дивизии, ныне генерал-майор авиации в отставке, И. В. Курский комментировал доклад:

— Да, все это было. Наши лётчики ампулами с КС причиняли фашистам много беспокойства, большой урон наносили им…

«Максим» перед отставкой

Немногие образцы боевой техники и оружия могут конкурировать по долгожительству со станковым пулемётом «максим». Из стрелкового оружия, созданного в конце прошлого и начале нашего века, пожалуй, лишь мосинская винтовка пережила своего боевого собрата.

Верой и правдой служил «максим» в боях. Недаром о нем написано столько добрых, благодарных слов и даже поётся в песнях… Помните?

Очень точно наводит наводчик,
А «максим», словно молния бьёт…
«Так, так, так», — говорит пулемётчик.
«Так-так-так», — говорит пулемёт.
Теперь он уже достояние истории. Увидеть его можно лишь в музеях, на картинах, на кино- и телеэкранах С годами отодвигается все дальше, уходит в архивы, история создания и боевого применения «максима», хотя название это не одно ещё десятилетие будет хранить людская память…

В слове «максим» всего две гласные. В зависимости от ударения — на «а» или на «и» — смысл его неузнаваемо меняется. Ударное «а» придаёт слову иностранное звучание, с ударением на «и» это исконно русское мужское имя.

Любопытно, что в нашей армии пулемёт называли двояко: «макси́мом», «ма́ксимом» и даже ласково, словно живое существо — «максиМушка», «максимка». Кто же допускал ошибку? Никто. Возьмём на себя смелость утверждать, что оба произношения можно считать правильными.

Первым получил патент на автоматическое оружие английский изобретатель Максим. Его имя присвоили пулемёту. Однако в русской армии детище англичанина подверглось таким преобразованиям, что превратилось в совершенно новое оружие.

Русские умельцы затратили немало усилий, творческого труда, приспосабливая максимовский пулемёт для широкого практического применения на полях сражений.

У него появились удобные прицельные приспособления, механизм наводки. Офицер Жуков существенно изменил работу автоматики, повысил её надёжность и живучесть деталей. Вместо тяжёлого, похожего на пушечный лафет станка капитан русской армии Соколов сконструировал новый, более лёгкий и удобный. Значительный вклад в создание русского образца пулемёта внесли Пастухов, Третьяков и другие изобретатели.

Так в 1910 году на вооружение русской армии был принят станковый пулемёт, переименованный её солдатами в «максима». До своей отставки, последовавшей лишь в конце 1943 года, он претерпел лишь незначительные конструктивные переделки.

В ожесточённейших боях с врагом «максим» проявил себя с самой лучшей стороны. Метко, безотказно строчил по фашистам в годы минувшей войны. Но, как говорится, всему своё время. Армия особенно остро ощущает влияние научно-технического прогресса. Развитие одного вида оружия неизбежно влечёт за собой коренное изменение тактико-технических характеристик другого. Это испытал на себе и «максим».

С появлением танков на поле боя в роли непосредственной поддержки пехоты (НПП) ускорились темпы наступления. Моторизация армии повысила мобильность, подвижность пехоты. И хотя в позиционной войне «максим» по-прежнему считался надёжным оружием, нередко он тормозил натиск пехоты.

С массой тела «максима» можно было ещё мириться. А вот перетаскивание более чем тридцатикилограммового станка слишком обременяло расчёт. Один из документов штаба Ленинградского фронта, датированный 1942 годом, гласил: «Опыт последних боев частей фронта показал, что станковый пулемёт „максим“ со станком Соколова оказался слишком тяжёлым в условиях наступления в лесисто-болотистой местности. Как правило, большинство пулемётов отстаёт от боевых порядков пехоты и тем самым задерживает её продвижение. В некоторых случаях станковые пулемёты применялись в бою без станков. Стрельбы производились с пней, кочек, брёвен, с плеча или с колена номера расчёта».

Конечно же, эффективность такого способа стрельбы весьма мала. Командование фронта прибегло к проверенному средству, обратившись к войсковым рационализаторам. На этот призыв отозвались быстро. Части, участвовавшие в наступательных боях, представили в штаб фронта взамен станка Соколова несколько образцов облегчённой треноги, которую мог легко переносить один человек. Наиболее совершенной конструкцией признали треногу — станок, разработанную умельцами 43-й стрелковой, дивизии. Её вес равнялся всего 5,6 килограмма, время изготовки к стрельбе — 22–24 секундам. Правда, кучность боя при стрельбе, с треноги-станка несколько ухудшилась, но на практике это почти не чувствовалось.

Командование решило «принять на вооружение облегчённый станок для применения его при наступлении и атаке, в условиях лесисто-болотистой, сильно пересечённой и гористой местности, а также в походном охранении». Эти указания сопровождались чертежами. Простота конструкции позволяла организовать производство треног-станков дивизионными средствами. Вместе с тем в других видах боя и при удержании занятого района предлагалось вновь заменять треноги станком Соколова, который должен следовать во втором эшелоне.

По всей вероятности, чертежи не дошли до других фронтов, а необходимость облегчения пулемёта ощущалась там столь же остро, как на Ленинградском. Об этом свидетельствует, например, Информационный листок № 6, изданный оперативным отделом штаба 18-й армии в октябре 1944 года, когда наши части и подразделения начали наступление в Карпатах:

«Каждый лишний килограмм веса, носимого в горных условиях, затрудняет передвижение. Средняя нагрузка в предгорье с высотами до 3000 м над уровнем моря согласно руководству действия войск в горах не должна превышать 22–24 кг. Это теоретически. Практически же приходится носить большую тяжесть. Так, если взять расчёт станкового пулемёта (пять человек), то каждый его боец кроме положенного ему вещевого, шанцевого, продовольственного груза, превышающего 20 кг, должен переносить, учитывая вес пулемёта — 66 кг и 6 коробок со снаряжёнными лентами — до 62 кг, ещё 20 кг, а всего с запасными частями и принадлежностями около 50 кг».

Здесь же содержится рекомендация пулемётному расчёту, как снизить изнурительную физическую нагрузку. Повторяется ужо известный нам способ — заменить станок треногой, по… собственной конструкции. Её изобрели рационализаторы 1157-го стрелкового полка 351-й стрелковой дивизии под руководством майора Анкудинова. Они сумели добиться даже намного меньшей, чем в 43-й стрелковой дивизии, массы треноги — всего 1,5 килограмма. Для того чтобы переместить на неё тело пулемёта со станка, требовалось лишь 5 минут. Появлялась возможность вести круговой обстрел при значительном угле возвышения.

Применялась тренога только при боевых действиях в горах. На равнине же вновь использовался станок, который находился в батальонном тылу.

«Единственный недостаток конструкции, — отмечалось в Информационном листке, — нет приспособления для тонкой наводки. Но для хорошего наводчика это не имеет значения. Испытание треноги показало её хорошую устойчивую и быструю изготовку расчёта к бою».

В 1943 году наша армия получила на вооружение новый, более лёгкий пулемёт системы П. М. Горюнова. По-боевому сдал ему вахту заслуженный ветеран — «максим», уходивший после долгой службы в почётную отставку.

Внезапность

«…Лыжная установка для противотанкового ружья даёт возможность легко перевозить его, вести огонь без отдачи в плечо и без нарушения экстракции (извлечения стреляной гильзы), легка и проста в изготовлении, применялась в боях за Великие Луки в 31-й бригаде».

Из ведомости изобретений и рационализаторских предложений, поступивших от воинских частей в штаб 3-й ударной армии
— …Теперь потянутся дремучие леса на сотни километров, — словно для себя мечтательно проговорил мой сосед по купе, всматриваясь в мелькавшие за окном вековые деревья, скованные ядрёным морозом и опутанные паутиной инея. — Благодатные места.

— Живете здесь? — полюбопытствовал я.

— Когда-то жил. И воевал. А теперь вот изредка наведываюсь сюда побродить — зимой с ружьишком, летом с лукошком по лесу. Пообщаешься с карельской природой и здешними людьми — на целый десяток лет помолодеешь. Богат этот край и дарами своими, и душевной теплотой человеческой.

Мы познакомились. Мой попутчик, небольшого роста, пожилой, но крепко сложенный мужчина, оказался генерал-майором в отставке. Неподалёку от мест, по которым мчал наш поезд, зимой 1942 года командовал стрелковым полком.

Услышав о моей фронтовой профессии, уважительно заметил:

— Благородным делом вы занимались. Без ремонтников нам, строевикам, на войне никак не обойтись. В полку, а позднее в дивизии, которой мне довелось командовать, они составляли мой технический штаб. Хорошая была опора. Ребята все как на подбор — смекалистые, изобретательные.

— Может, вспомните какой-либо эпизод, связанный с их делами? — попросил я.

— С удовольствием, если это вас интересует, — охотно согласился генерал. — В моей военной практике немало случаев, когда выдумка, изобретательность мастеров помогала выполнять ответственные боевые задания. Кстати, один из них произошёл вот в этих лесах.

Полк мой занимал оборону на участке Карельского фронта. Оборудовали, как полагается, землянки, блиндажи. Напротив в небольшой деревушке оседлали шоссейную дорогу фашисты.

Зима в том году выдалась на редкость лютая, снежная. Активных действий ни мы, ни противник временно не предпринимали. И вдруг получаем приказ: выбить гитлеровцев из деревни, овладеть ею, а следовательно, и дорогой.

Задача не из лёгких. Атаковать врага в лоб значило пойти на большой риск. Разведданные свидетельствовали о прочности фашистской обороны по фронту — избрать это направление, хотя и наиболее удобное, мы, сами понимаете, не могли.

Привлекал другой вариант — подобраться с левого фланга, там, где лес почти смыкался с деревней. Совершить марш чуть ли не по двухметровому снегу способны лыжники — автоматчики и ручные пулемётчики, только их сил явно не хватило бы, чтобы сломить сопротивление противника. Иное дело внезапный удар с поддержкой по крайней мере миномётов и станковых пулемётов. А как тащить их по сугробам? Кто-то из штабных офицеров предложил — поставить оружие на лыжи. Я и сам об этом думал. Мысль-то хороша, да как её осуществить — вот вопрос. Требовались ведь специальные лыжи, которых конечно же мы не имели.

Вызвал своих оружейных и артиллерийских мастеров, посоветовался. О приказе молчу, о лыжах своих соображений тоже не высказываю. Попросил лишь поделиться мнениями, каким бы образом организовали они марш пулемётной роты и миномётной батареи по глубокому снегу.

Подумали немного, а потом чуть ли не хором отвечают:

— Конечно, на лыжах, как же ещё?

— А где такие лыжи взять, чтобы пулемёты и миномёты перевозить? — спрашиваю.

— Так ведь у вас в полку есть НЗ (неприкосновенный запас) обыкновенных лыж, да и дивизия поможет. Приспособить их мы сумеем, — твёрдо заверил начальник мастерской, чернявый, бойкий лейтенант. Погиб в 1943 году. Фамилию его никак, к сожалению, не могу вспомнить.

Кто-то из мастеров, словно догадываясь, в чем дело, убеждённо вдруг заявил:

— Может, товарищ подполковник, со стороны леса к фашистам подобраться незаметно да шарахнуть не только из пулемётов и миномётов, но и из пушек? Какая бы каша заварилась! Приспособим пушки тоже на лыжи.

— Хорошо бы, — соглашаюсь. — Да не за нами окончательное решение. Приступайте пока к делу — мастерите лыжные установки. Ваша задача — скорее и лучше их приготовить.

Работа закипела без промедления. К вечеру по одному «максиму», 120-мм миномёту и противотанковому ружью водрузили на лыжи, а к утру и для 45-мм противотанковой пушки соорудили установку — любо-дорого смотреть. Попробовали потаскать по снегу — получилось неплохо. Пулемёты и ружья укрепили так, чтобы стрелять, не снимая их с лыж. Помню, из дивизии приезжали ознакомиться с идеей моих мастеров. Командование одобрило план нашей «снежной операции».

Удалась она как нельзя лучше. Полк почти не имел потерь, зато противнику туго пришлось. Никак не могли сообразить фашисты, откуда вдруг из неприступного леса навалилась на них такая сила. Мы взяли тогда немало пленных и трофеев…

От станка — на передовую

«…Красноармейцы и командиры высказывают восхищение противотанковым ружьём. Чтобы овладеть им, потребовалось несколько часов. В танк можно стрелять со значительного расстояния, укрывшись в безопасное место».

Из заметки «Противотанковое ружье — замечательное средство борьбы с немецкими танками». — «Красная звезда» 11 ноября 1941 года
«На нашем участке фронта противник ведёт беспрерывные контратаки большими силами танков. Воины нашего соединения в этих боях за последние 10 дней подбили около двухсот танков, около половины из них подбито бронебойщиками, вооружёнными противотанковым ружьём Вашей конструкции».

Из письма редактора газеты «Армейская правда» Авдюшина конструктору противотанкового ружья Василию Алексеевичу Дегтярёву. — Г. Нагаев. Русские оружейники. М., 1966, с. 421
Подобных похвальных отзывов о ружье прославленного изобретателя и конструктора В. А. Дегтярёва можно привести множество.

Бронебойщики считали, что против фашистских танков нет оружия грознее противотанкового ружья. Да что бронебойщики! И пехотинцы под их защитой чувствовали себя как за каменной стеной. Разбуди любого фронтовика, только-только заснувшего после трёхсуточного бодрствования, и попроси расшифровать четыре согласные — ПТРД, он без запинки отчеканит — «противотанковое ружье Дегтярёва»…

В 1942 году на одном из участков Брянского фронта с ружьями стало твориться что-то неладное. Словно эпидемия охватила это безотказное простое оружие. Порой оно отказывалось стрелять в самые критические минуты, когда неумолимо надвигалась вражеская стальная махина. Вдруг ни с того ни с сего заклинивалась гильза в патроннике, и сколько бы ни старался бронебойщик, открыть затвор не мог. Тогда в спешке он ударял по рукоятке затвора первым попавшимся твёрдым предметом. Не помогало и это. Заканчивалось тем, что из-за столь неделикатного обращения рукоятка отламывалась, а ружье годилось лишь для рукопашной схватки, да и то в руках человека, обладавшего недюжинной силой.

Причину дефекта выяснили быстро. Боевой выступ затвора заклинивало в уступах ствольной коробки так, что без больших усилий их не разъединить.

А вот почему заедало — специалисты фронта определить не могли. То ли конструктор дал слишком большие допуски на размеры деталей столь тонкого свойства, то ли виной производственный просчёт, то ли ещё что, но часть ружей утрачивала боеспособность. Их следовало обнаружить, собрать и постараться как можно быстрее возвратить в строй.

Как это сделать, предстояло решить прибывшей с завода на Брянский фронт бригаде конструкторов и технологов, которую возглавлял, генеральный конструктор В. А. Дегтярёв. Проверив калибрами размеры и сравнив их с чертежами, они выявили, какие ружья нужно отправить на завод для исправления. Получилось немало.

Правда, ремонт требовался совсем пустяковый: в ствольной коробке самую малость закруглить угол скоса уступа. На заводе выполнить такую операцию проще простого — там специальные станки имеются. Да только путь до завода и обратно займёт несколько дней. А на переднем крае без ружей даже часа не обойтись. И без того скудные складские резервы основательно поредели после проверки.

Артиллеристы-ремонтники, хорошо осведомлённые о сложившейся ситуации, начали ломать голову, как выйти из создавшегося положения. На первый взгляд казалось, что станочное оборудование фронтовых мастерских не поможет.

Однако все-таки нашёлся умелец — помнится, мастер токарного дела, старший сержант… Фамилию, к сожалению, память не сохранила. Назовём его Красавиным.

Скрупулезно рассматривал Красавин чертёж ствольной коробки, мысленно стараясь прикинуть, как лучше подобраться к месту, где снять совсем небольшой слой металла, чтобы вернуть ружьям боеспособность. Вначале обдумал приспособление для закрепления в патроне токарного станка ствольной коробки, потом приступил к самой сложной части замысла — какими замысловатыми и точными движениями резца достигнуть уступов и придать им нужную форму.

Всю ночь, не смыкая глаз, проработал воин за верстаком, а утром удивил своей смекалкой офицеров-техников и коллег — мастеров. Предложенный им копир по праву мог считаться изобретением. Лишь из-за напряжённости момента не оформили заявку, хотя по общему признанию подобной конструкции никому видеть не приходилось.

Приехали к Красавину специалисты из других мастерских. Делали карандашные наброски копира, смотрели как ловко орудует на станке Красавин, устраняя дефект детали, а потом спешили к машинам, чтобы побыстрее наладить такой же ремонт у себя.

И вот прямо от станков на передний край стали поступать ружья, которые заговорили на этот раз уверенно, безотказно.

Спустя несколько дней перед строем воинов мастерской генерал объявил приказ и вручил Красавину государственную награду. Вручая её и пожимая изобретателю руку, проникновенно произнёс:

— Подбитые за последние дни из исправленных противотанковых ружей танки врага — и ваша заслуга, товарищ Красавин. Большая вам за это благодарность.

Сотрудники конструкторского бюро В. А. Дегтярёва, серьёзно заинтересовавшись копиром, приглашали мастера после, войны к себе на работу. Убеждали:

— Талантливый конструктор из вас получится.

Неизвестно, принял ли Красавин это предложение. А интересно было бы знать, как сложилась дальнейшая его жизнь.

Партизанский инженер

Путь человека порой совершает такие крутые повороты, которые не способно нарисовать самое богатое воображение. Именно так случилось с инженером Тенгизом Шавгулидзе.

Поначалу жизнь его складывалась как нельзя лучше: 1937 год семья Шавгулидзе отметила радостным событием: Тенгиз успешно окончил Московский электромеханический институт инженеров транспорта. Особую гордость ощущал отец Евгений Ананьевич — машинист локомотива, талантливый изобретатель-самоучка.

— Вот и сбылась моя мечта, — растроганно говорил он, любуясь дипломом сына. — Теперь у нас в семье есть свой инженер-железнодорожник. Ты, Тенгиз, достиг того, к чему я всегда стремился. Но что поделаешь: моя молодость проходила в годы, когда о таком образовании наш брат мог лишь мечтать. Теперь, сын, все зависит от тебя самого. Недостаток знаний здорово мешал мне заниматься изобретательскими делами. Перед тобой — открытая, светлая дорога. Только не ленись.

Вскоре молодой Шавгулидзе зарекомендовал себя достойным преемником своего отца. В первый же год после института вместе с отцом нашёл важное техническое решение, а чуть позже получил самостоятельное авторское свидетельство.

Семейный фонд изобретений наверняка продолжал бы пополняться, если бы не война. Она поломала далеко идущие планы, нарушила размеренную жизнь, заставила выбросить из головы идеи, которые в недалёком будущем обещали воплотиться в реальные конструкции.

28-летний инженер надел военную форму. Возглавив тяговый взвод железнодорожной бригады, лейтенант Шавгулидзе оказался в самом пекле ожесточённых боев, а потом и в окружении. Не всем посчастливилось выйти из него. Раненный, потерявший сознание, Тенгиз попал в фашистский плен. В лагере все свои помыслы он подчинил лишь одному желанию — бежать. Вырвавшись наконец на свободу, оказался в партизанском отряде, действовавшем на территории Белоруссии.

Имя добродушного, весёлого, общительного сына солнечной Грузии, буквально начинённого техническими идеями, приобрело широкую известность среди белорусских партизан. Первое же его участие в боевой операции убедило, что на этого человека можно положиться в любой, самой опасной и критической ситуации.

Однако на свои горячие просьбы отправить его вместе с диверсионной группой на боевое задание Тенгиз получал неизменный отказ. Командование высоко ценило Шавгулидзе за незаурядную техническую смекалку, столь необходимую в отряде. Не случайно за ним закрепилась репутация «главного изобретателя» и даже «главного инженера».

Творческая мысль, мастерство Тенгиза проявились, в отряде в первые же дни, когда командование поручило ему организовать ремонт и восстановление оружия и военного имущества. Товарищи искренне удивлялись, как легко возвращал Шавгулидзе в строй вроде бы безнадёжно разбитый пулемёт или автомат, осваивал трофейное оружие.

А спустя ещё немного времени по его инициативе в белорусских лесах и деревнях, свободных от оккупантов, заработали партизанские мастерские: токарные, столярные, кузнечные, слесарные. Они не только выполняли срочный ремонт, но и производили по заказам партизанского командования сконструированные им, Тенгизом, предметы вооружения, боеприпасы.

Первый заказ поступил от подрывников. В 1942 году железные дороги оккупированной Белоруссии были перегружены фашистскими воинскими эшелонами. С небольшими интервалами поезда, забитые солдатами, танками, пушками, боеприпасами, автомашинами, тянулись на Восток. Рискуя жизнью, партизаны старались сделать все для того, чтобы как можно меньше составов достигали места назначения. Даже израсходовав последнюю взрывчатку, подрывники, возглавляемые отважным командиром, впоследствии Героем Советского. Союза Григорием Аркадьевичем Токуевым, не прекращали своих опасных операций. Вооружались ломами, гаечными ключами, извлекали из Шпал костыли, нарушали соединения рельсов. Порой такая затяжная работа прерывалась встречей с фашистскими патрулями, перестрелками, после которых редела группа подрывников.

— Без взрывчатки, как без рук, — сетовал Токуев в разговоре с Шавгулидзе. — Придумал бы что-нибудь, инженер.

— Напрасно считаешь, будто это меня самого не заботит! Ещё как заботит! Сколько ночей не спал! И, кажется, не зря. Попробую изготовить заменитель взрывчатки. Только добудь мне, пожалуйста, кусок рельса.

Токуев недоверчиво посмотрел на Тенгиза. Нет, судя по выражению лица, тот не шутил. Неужели правда? Тут же пообещал:

— Рельс будет завтра же.

На следующий день подрывники притащили кусок рельса, снятого с бездействующей железнодорожной ветки.

Несколько часов провёл Шавгулидзе в кузнице, пока искусный колхозный, а теперь партизанский кузнец Алексей Иванович Шевцов не отковал по его эскизам то, что позже назвали «клином». Показал Токуеву.

— Вот, смотри, приспособление, которое надо прикрепить к рельсу. Переднее колесо паровоза накатится на наклонную плоскость, поднимется по ней, буртик бандажа выйдет из соприкосновения с рельсом, сдвинется в сторону и… Смекаешь?

Токуев слушал, словно зачарованный. Взволнованно обнял инженера:

— Ну и голова у тебя, Тенгиз! Спасибо тебе. Сегодня же попрошу разрешения командира отправиться на задание.

— Только условие, — предупредил Шавгулидзе. — Добейся, чтобы и я пошёл с тобой. Автор, по-моему, имеет право первым испытать своё приспособление?

Токуев добился. Хотя не без труда…

Под покровом темной осенней ночи друзья подползли к железнодорожному полотну. Тенгиз долго приспосабливал клин к рельсу, но безуспешно.

— В чём дело-то? — нетерпеливо спросил Токуев.

— Не подходит. Рельсы-то здесь немецкие, а вы принесли мне кусок нашего. По профилю и размерам они разные. Погоди, вроде кое-как закрепил. Поглядим, что получится.

Пригибаясь, партизаны быстро спустились с насыпи, отбежали к лесу. Ждали недолго. Из-за непроглядного мрака лишь по звуку определили: пыхтя, паровоз тянул на малой скорости тяжеловесный состав. Вскоре послышался металлический лязг, паровоз сошёл с рельсов. Большого крушения, однако, не произошло.

— Досадная промашка, — сокрушался Григорий Аркадьевич. — Хорошая ведь каша могла получиться. Обязательно добудем немецкий рельс.

Второе, испытание проводилось уже зимой. До железной дороги добирались по глубокому рыхлому снегу. Когда-то здесь лес подступал почти к самому полотну, но страх перед партизанами вынудил гитлеровцев вырубить его метров на триста вглубь. Открытое пространство преодолели ползком: ночь выдалась светлая. Хорошо ещё, что вьюжило. Переждали, пока скроется вражеский патруль, вскарабкались на насыпь. Холодный металл обжигал руки, гаечный ключ выскальзывал из окоченевших пальцев. Только предварительные тренировки в отряде да точная подгонка клина по рельсу помогли быстро приладить приспособление.

Уловив шум приближавшегося поезда, Шавгулидзе и Токуев мгновенно скатились под откос, отбежали немного, зарылись в снег. Оба тревожились об одном и том же: выдержит ли на этот раз экзамен их «адская машина».

Словно невидимый гигант с удивительной лёгкостью столкнул локомотив с рельсов. Следом повалились, наскакивая друг на друга, нагруженные вагоны. Скрежет, крики, стоны, ржание лошадей… Как выяснилось позже, на Восток перебрасывалась кавалерийская часть.

— Отходим! — скомандовал Токуев.

Шавгулидзе, утопая в снегу, заспешил к опушке леса. Едва достиг её, окрестность осветили повисшие в небе ракеты. Тенгиз распластался и не шелохнулся. Лишь когда ночь поглотила вспышку последней ракеты, приподнял голову — Гриши нигде не было.

…Токуев появился внезапно, будто из-под снега. С клином в руках.

— Ты уж прости меня, что заставил поволноваться, — проговорил, чуть отдышавшись. — Не дарить же врагам такую ценность. До чего же толковую вещь ты изобрёл, Тенгиз!

— Как сумел Гриша забрать приспособление, он и сам потом не мог объяснить.

Подрывники незамедлительно приняли «клинья» на вооружение. Особенно пришёлся им по душе третий вариант конструкции «клина», массовое производство которого было налажено в 1943 году. В боевой характеристике Т. Е. Шавгулидзе, подписанной командиром партизанского соединения И. А. Бельским и начальником штаба соединения Г. В. Гнусовым, сообщалось:

«За время действий в партизанских отрядах т. Шавгулидзе работал над изобретением средств борьбы по разрушению тыла и коммуникаций противника. Тогда, когда не было взрывчатых веществ, он изобрёл „клин“ для производства крушения вражеских эшелонов и сам с группой подрывников этими „клиньями“ произвёл два крушения вражеских эшелонов с живой силой и передвигающейся кавалерийской частью противника к линии фронта. Изобретённые т. Шавгулидзе „клинья“ применялись партизанскими отрядами Минской области в зиму 1942/43 г.».

Самому же автору впредь запретили участвовать в опасных вылазках. Узнав, что Токуев после успешного испытания клина ушёл на очередное задание, Тенгиз тут же отправился к начальнику штаба соединения Гнусову.

— Па-а-чему меня не послали? Не да-а-веряете, да? Ба-а-итесь, струшу, да? — голос дрожал от негодования, усилившего обычно лёгкий грузинский акцепт.

Гнусов невозмутимо выслушал возбуждённую речь:

— Успокойтесь, инженер. И не городите чепухи. Откуда вы взяли, что вам не доверяют? Думаете, мне не хочется пойти на задание? Ещё как хочется! Но, сами видите, не иду. Выходит, я и себе не доверяю?

— Вы руководитель, — чуть сбавил тон Шавгулидзе. — А я кто?

— Вы инженер. Каждый из нас должен заниматься тем, что нужнее, важнее. Впрочем, не возражаю, — внезапно согласился Гнусов. — Подыскивайте на своё место человека, который и мастерскими бы руководил, и гранаты конструировал, и оружие ремонтировал. Найдёте себе такую замену — отпущу на любое задание. Завтра утром сообщите свои соображения по кандидатуре.

Естественно, ни утром, ни позже Шавгулидзе не появился у начальника штаба. При нечаянной встрече тот напомнил ему, пряча улыбку:

— Ну как, есть кандидатура?

В ответ удивлённое пожатие плеч.

— Где же я в лесу добуду инженера?

— А как дела с гранатами? — уже серьёзно поинтересовался Гнусов.

— Полный порядок. Завтра испытания.

Гранаты считались узким местом в партизанском соединении. Их мечтал иметь как можно больше каждый партизан: разведчик, подрывник и просто боец. Того количества, которое пересылалось с Большой земли, явно не хватало.

Шавгулидзе понимал: чтобы организовать массовое производство ручных гранат собственными силами, нужно прежде всего придумать подходящую конструкцию. Начал с эскизных набросков, математических расчётов. Одновременно подбирал материалы: трубы определённого размера для изготовления корпусов гранат, капсюли-детонаторы, бикфордов шнур. Нашлась и взрывчатка: при очередной вылазке партизаны захватили вражеский склад с авиабомбами, начинка которых вполне удовлетворила инженера.

Однако практически осуществить замысел оказалось далеко не просто. Встретилось немало «но». Ведь требовались гранаты, безотказные в действии, безопасные в обращении, эффективные, лёгкие и непременно простые в изготовлении. Кроме того, их намечалось выпускать не десятки, не сотни — тысячи штук, что в свою очередь рождало немалые трудности в разработке технологии.

Словом, задача содержала множество неизвестных, и решал её не коллектив специального конструкторского бюро, а инженер-железнодорожник, не имевший ранее никакого отношения к созданию боеприпасов. Шавгулидзе добился успеха там, где по меркам мирного времени понадобилось бы объединить усилия специалистов разных профессий, располагавших технической литературой, экспериментальной базой.

Испытания опытной партии гранат превзошли все ожидания. Ознакомившись с их результатами, первый секретарь ЦК КП (б) Б П. К. Пономаренко написал в штаб соединения: «Необходимо широко внедрить это изобретение среди белорусских партизан». Вскоре партизанские мастерские освоили массовое производство «партизанских гранат Шавгулидзе» под непосредственным контролем их автора.

«Первая мастерская, открытая в одной из партизанских бригад, ежедневно изготовляла десять – пятнадцать гранат, — вспоминает один из руководителей партизанского движения в Белоруссии, Герой Советского Союза Р. Н. Мачульский в книге „Люди высокого долга“. — Тенгиз Шавгулидзе за короткое время организовал мастерские по изготовлению гранат в бригадах имени Пономаренко, имени Александра Невского и других».

По распоряжению Минского подпольного обкома партии образцы гранат доставили в Центральный штаб партизанского движения, где их тщательно проверили, всесторонне испытали. Заместитель начальника оперативного отдела штаба инженер-майор А. И. Иволгин 9 июля 1943 года писал в заключении: «…самое ценное свойство гранаты — возможность изготовления её на месте. Представляется жизненно необходимым всякую попытку наладить местное производство в условиях партизанских отрядов не только поддержать, но и поощрить».

Заключение А. И. Иволгина содержало практические советы, как достичь ещё большей простоты, эффективности, надёжности гранат.

Так проблема с гранатами была успешно решена. Добровольные помощники партизанского инженера оперативно добывали по намеченному им перечню нужные материалы — они не являлись дефицитом. Специальная технология, разработанная Шавгулидзе, позволила быстро освоить в мастерских не такие уж сложные операции, связанные с изготовлением деталей и сборкой гранат. При этом строго соблюдались правила безопасности.

В архиве хранится отзыв Центрального штаба партизанского движения о гранате.

«…Т. Шавгулидзе, — говорится в нем, — изобрёл ручную гранату трёх типов: ПГШ–1, ПГШ–2, ПГШ–3, которые изготовляются в массовом количестве в организованных т. Шавгулидзе партизанских мастерских. Всего в партизанских отрядах Минской области изготовлено этих гранат более 7000 штук.

О технико-экономическом значении работы Шавгулидзе можно судить по тому, что на переброску такого количества гранат потребовалось бы 10 самолетовылетов, около 50 тонн бензина, не говоря уже о стоимости гранат и о потерях, понесённых противником».

А Тенгиза волновала уже другая проблема. Партизаны попросили придумать приспособление, которое позволяло бы при необходимости превратить карабины в гранатомёты. И хотя Шавгулидзе в общих чертах представлял себе штатное устройство для стрельбы ружейными гранатами из винтовки, многое пришлось домысливать. Основу самодельного приспособления он видел в 45-мм стреляной гильзе. Прикинул, рассчитал, изготовил опытные образцы. Проверил их. Получилась то, что нужно. Партизан устраивали и дальность полёта гранат — 400–500 метров, и радиус поражения. Какая паника поднималась на шоссейных дорогах, когда на машины с фашистами сыпался из леса град таких «гостинцев»!

Обратимся снова к архивному документу:

«В сентябре 1943 года т. Шавгулидзе изобрёл гранатомёт ПРГШ. Эти гранатомёты штабом руководства партизанскими отрядами Минской области приняты на вооружение и изготавливаются в партизанских мастерских в массовом количестве».

Творческие и боевые заслуги инженера высоко оценила Родина. Они отмечены орденом Красного Знамени, медалью «Партизану Отечественной войны» II степени. В 1945 году по приказу главного маршала артиллерии Н. Н. Воронова Шавгулидзе выплачено крупное денежное вознаграждение. «Автор разработал и применил в тылу врага несколько типов партизанских боевых средств, — говорилось в этом документе. — Указанные средства применялись партизанами Белоруссии и дали хороший боевой эффект. В условиях тыла противника стало возможным в партизанских мастерских изготовлять эти средства и обеспечивать боевые задания». По характеристике бывшего первого секретаря подпольного Минского обкома КП (б) Б В. И. Козлова, руководителя белорусского партизанского движения, все изобретения Шавгулидзе «вошли в историю партизанского движения Белоруссии…». Ныне можно ознакомиться с ними в Центральном музее Вооружённых Сил СССР.

В 1944 году Советская Белоруссия была очищена от фашистских захватчиков. По-разному складывались дальнейшие судьбы партизан. Одни в составе регулярных частей продолжали сражаться с врагом, другие занялись возрождением разрушенного войной хозяйства. Т. Е. Шавгулидзе отозвали в Наркомат путей сообщения.

И снова начал действовать семейный дуэт талантливых умельцев. Слитые воедино практика и теория давали отличные плоды. Одно за другим авторские свидетельства пополняли семейный патентный фонд. Созданные совместно отцом и сыном, в соавторстве с товарищами и единолично, конструкции разных систем всякий раз являли собой новое слово в технике, быстро внедрялись в жизнь. Вот, например, о чём гласил один из приказов заместителя министра путей сообщения в 1950-х годах: «Принять сигнализатор сист. Шавгулидзе к постановке на всех кранах машиниста Казанцева, как вновь выпускаемых, так и находящихся в эксплуатации». До сих пор на каждом локомотиве стоит сконструированный в 1958 году Е. А., Т. Е. Шавгулидзе и В. А. Гринио кран вспомогательного тормоза, значительно улучшающий управление.

Надёжные устройства разработал Тенгиз Евгеньевич для поездов метрополитена. Теперь они оберегают пассажиров метро от неприятных неожиданностей, гарантируют быстрое и плавное гашение скорости поезда при торможении.

Одно из таких устройств — воздухораспределитель, над созданием которого Шавгулидзе трудился без малого 15 лет. Его можно с полным основанием назвать мозгом всей тормозной системы, управляющим процессами остановки поезда, обеспечивающим её плавность, стопроцентную надёжность, короткий тормозной путь.

Широкое применение нашёл срывной клапан автостопа, сконструированный Тенгизом Евгеньевичем совместно с Н. С. Бунаковым, В. А. Агафоновым и другими авторами. Если по какой-либо случайности машинист поезда своевременно не отреагирует на запрещающий сигнал, клапан без всякого вмешательства человека сам вызовет экстренное торможение.

Шавгулидзе и Бунакову мы обязаны наличием в поездах метро электропневматического клапана автостопа (ЭПК). Этот важнейший элемент системы обусловливает безопасность движения поезда при любых неисправностях в электрической цепи. Электропневматический авторежим — детище Е. А. Шавгулидзе, Т. Е. Шавгулидзе и В. Н. Чеховича — надежно регулирует тормозную силу в зависимости от массы поезда.

Все образцы, вышедшие из конструкторского бюро, которое возглавлял Тенгиз Евгеньевич, успешно используются в нашем народном хозяйстве.

Вот уже более десяти лет назад Т. Е. Шавгулидзе получил право на заслуженный отдых, государство назначило ему персональную пенсию. Да только не такой это человек, чтобы довольствоваться покоем. Правда, годы и тяжёлые испытания, выпавшие на его долю, дали о себе знать. К тому же захотелось иметь побольше свободного времени для осуществления своих идей. Потому и решил переключиться на рядовую конструкторскую работу. По-прежнему теснейшим образом связан с родным заводом, где очень дорожат им. Активности, энергии Тенгиза Евгеньевича можно по-хорошему позавидовать. Творчески мыслящий инженер вместе с тем неутомимый общественник: часто выступает перед молодёжью, помогает своим младшим товарищам овладевать сложной профессией конструктора, участвует в партийной работе. Он член совета ветеранов завода, член заводского совета Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов, член Общества советско-румынской дружбы.

Когда писался очерк, на счету заслуженного изобретателя РСФСР Т. Е. Шавгулидзе было 85 изобретений. Но цифра эта не окончательная. Уже поданы новые заявки. Поиск продолжается.

Мины М2П…

В 1942 году летнее наступление на различных участках Восточного фронта, и особенно на сталинградском направлении, гитлеровцы планировали, возлагая большие надежды на железнодорожный транспорт как основное средство переброски войск и техники на дальнее расстояние. Однако путь вражеским эшелонам преграждали отважные партизаны. Их действия принимали угрожающий характер, вызывали серьёзные опасения верховного главного командования фашистской Германии.

…В оккупированный гитлеровцами Киев прибыл имперский министр путей сообщения и связи. В далёкий небезопасный вояж высокопоставленный чиновник пустился не по своей охоте. Он выехал по приказу самого фюрера с особой миссией: выявить на месте размеры потерь, понесённых железнодорожным транспортом от партизан, а главное, обеспечить бесперебойность воинских перевозок.

Министр начал с того, что потребовал от генеральной дирекции путей сообщения «Восток» группы армий «Центр» подробный доклад о положении дел. Факты, содержавшиеся там, превзошли даже самые мрачные его предположения. Особенно внушительно выглядел непрерывно возрастающий размах операций партизан: в январе 1942 года они совершили пять налётов на железные дороги, а за 25 дней июля — уже 304. Авторы доклада, делая прогнозы, предполагали, что в августе эта цифра достигнет 360.

Судя по докладу, наибольший урон причиняли противопоездные мины, которые неуловимые партизаны устанавливали под железнодорожными путями. На них подорвались 200 паровозов — ровно такое количество могла дать за месяц вся паровозостроительная промышленность Германии.

В докладе сообщалось, что «потери в людях, и особенно в драгоценнейшей материальной части, очень велики», и делался вывод: «Положение может быть улучшено только активным подавлением партизан, а не усилением охраны, что обеспечит лишь временное облегчение».

Прочитав заключение, министр раздражённо подумал: «Что это — наивность или попытка дирекции снять с себя ответственность? Неужели им не ясно, что даже, „обеспечить временное облегчение“, то есть усилить охрану, не в его власти, а уж о подавлении партизан и говорить не приходится. Однако без каких-либо конкретных мер, которые помогли бы упорядочить работу транспорта, нечего и думать о возвращении в Берлин».

После множества заседаний и совещаний в железнодорожной дирекции пришли к мысли отказаться от ночных перевозок, хотя это вело к резкому сокращению общего их объёма. Но именно под покровом темноты партизаны уничтожили большую часть воинских эшелонов противника, державших путь на Восток. Чтобы локализовать действие мин, снизить наносимый ими ущерб, гитлеровцы решили на наиболее опасных участках с наступлением рассвета пропускать между станциями так называемые контрольные поезда — своеобразные тральщики. Расчёт был прост: подорвётся контрольный поезд на мине — невелика потеря, и для восстановления повреждённого участка дороги много времени не понадобится. Зато весь день, разумеется при наличии охраны, можно с полной нагрузкой подвозить к фронту живую силу и технику. Какое-то время так и «вылавливались» партизанские мины. Но потом…

Как обычно, ранним утром по одной из магистралей, прорезавшей лесные просторы, двинулся очереднойвражеский своеобразный противоминный железнодорожный трал — нагруженная балластом дрезина. Когда она благополучно преодолела перегон между двумя узловыми станциями, за ней, развивая большую скорость, устремился воинский эшелон, затем второй, третий. И вдруг земля вздрогнула от мощного взрыва, окрестность огласилась лязгом металла, грохотом раскалывавшихся друг о друга вагонов, криками и стонами раненых. За какие-то секунды состав превратился в груды обломков.

В последующие дни отправились под откос ещё несколько эшелонов. Попытки гитлеровцев докопаться до истины ни к чему не привели. Чётко уяснил противник лишь одно — контрольные поезда — потеряли всякий смысл.

…«Докладываю о результатах испытания опытной партии противопоездных мин М2П. Было установлено 19 мин, из которых 17 взорвались под вторым поездом и две при попытке разминирования. При помощи М2П было уничтожено паровозов — 15, вагонов с разным грузом — 130, дрезин — 1, убито и ранено 503 солдата и офицера, тактико-технические требования мина оправдала блестяще…

Начальник инженерно-технического отдела Белорусского штаба партизанского движения инженер-майор Л. Иволгин».

Кто же придумал мины М2П, иначе — мины второго поезда?

Связался с А. И. Иволгиным. Александр Иванович — человек известный, довольно часто выступал в печати, написал несколько интересных книг. От него я узнал, что авторами М2П являлись молодые тогда московские конструкторы Н. С. Носков и Б. М. Ульянов.

— Кстати, это не первый и далеко не единственный образец, созданный талантливыми инженерами за годы войны по заказу руководства партизанского движения, — добавил Иволгин. — Разыщите Ульянова. Он живёт в Москве. Работает, хотя возраст у него, вероятно, уже пенсионный. Ему есть о чём рассказать. Николая Сергеевича Носкова, к сожалению, уже нет — умер…

И вот я дома у Бориса Михайловича Ульянова. Показываю ему обнаруженные в архивах отзывы о минах, результатах их боевого применения на войне. Борис Михайлович молча читает, иногда удивлённо покачивает головой, улыбается, словно радуясь встрече со старым знакомым. Потом говорит:

— О чём вы, собственно, хотите писать? Ничего выдающегося, героического мы не совершали. Во время войны каждый старался внести свой посильный вклад в победу над врагом. К тому же разработка мин для нас — чистая самодеятельность. Оба мы по образованию инженеры-механики. А до того, как получить высшее образование, один трудился электриком, второй — слесарем. Подрывным же делом занимались на досуге. Это было, как теперь принято называть, наше хобби.

Ничего себе «хобби»! Оказывается, ещё в мирное время Б. М. Ульянов предложил противотанковую мину, которую в самом начале войны испытывал на Северо-Западном фронте. Н. С. Носков придумал инерционный замыкатель, применённый впоследствии в образцах им же созданных мин.

В августе 1941 года оба пришли в военкомат. Попросили отправить их в действующую армию, горячо убеждая, что не к лицу им, здоровым, тридцатилетним инженерам, пользоваться броней, тогда как люди постарше сражаются с фашистскими захватчиками. Военком посоветовал не тратить по этому поводу слов и времени. Пообещал: «Когда понадобитесь — призовут».

Осенью того же года вместо фронта Б. М. Ульянов приехал на Урал, куда эвакуировалась часть учреждения, в котором он работал. Сразу же поразили непривычная тишина, отсутствие маскировки. Война здесь ощущалась в напряжённом трудовом ритме, неустроенности быта, ограничениях в снабжении продуктами. Но на Урале инженер не задержался: телеграммой ему предлагалось срочно вылететь в Москву.

На следующий же день, наскоро простившись с женой, четырехлетним сынишкой, Борис Михайлович поспешил на аэродром. Всю дорогу мучился догадками о причине вызова.

— В Москве меня встречал Николай Носков. «Поручают нам, — сообщил он, — то есть мне и тебе, ответственное задание — конструирование диверсионных мин для партизан. Нужно приступать немедленно». «Справимся ли? — спрашиваю. — Ведь не такие уж мы большие специалисты». «Обязаны справиться. Сам знаешь: не боги горшки обжигают», — ответил Николай. Как выяснилось из разговора, Носков уже беседовал с представителем штаба партизанского движения, от которого получил конкретные инструкции, чего именно от нас ждут.

Так начали мы выполнять партизанские заказы, само собой между нами произошло определённое разделение труда. Носков хорошо разбирался в радиоделе, потому отвечал за радио- и электросхемы. Я вёл всю механическую часть конструкций.

Жили подобно большинству москвичей, на военном положении, спали там, где трудились. Теперь невольно удивляешься: откуда только силы брались?! Даже ночью, случалось, один будил другого, чтобы поделиться возникшей идеей. Тогда уж про сон и не вспоминали.

Первый партизанский заказ поступил на универсальную, компактную мину, которая должна срабатывать при сдвиге. Над чертежами немало поломали голову. Ведь требовалась не только удобная в обращении, надёжная мина, но и простая, дешёвая в изготовлении. К тому же сроки поджимали. Однако придумали. В папиросную коробку «Тройка» вмонтировали несложный механизм, начинили её взрывчаткой.

Первые испытания провели прямо во дворе своего предприятия. Сначала с частичным зарядом, потом осмелели и, конечно соблюдая все меры предосторожности, подорвали мину с полным зарядом. Администрации не очень понравились эти эксперименты, и нас попросили найти другое место. Заканчивали проверку в Измайловском парке.

Опытную партию через линию фронта отправили к белорусским партизанам.

— Одну минуту, — прервал я рассказ Бориса Михайловича, раскрыв свою записную книжку. — В архиве есть такой документ: «Первая опытная партия, 50 штук, была заслана в партизанские отряды. Мина зарекомендовала себя среди партизан… положительно. Так, например, будучи установлена в коляске мотоцикла, она взорвалась при посадке немецкого офицера, который был убит, стоявшие с ним два офицера также были убиты. Мина, положенная в ящик письменного стола, взорвалась при открывании последнего». Это об универсальной мине идёт речь?

— О ней, — улыбнулся Ульянов и добавил: — А я, признаться, уж и не помню такого отзыва. Но наша работа над миной не ограничилась изготовлением опытной партии. Главная трудность заключалась в том, где наладить серийное производство. Промышленные предприятия, перегруженные в ту пору сверх всякой меры, вряд ли смогли бы дополнительно взять на себя заказ партизан, да ещё выполнить его в сжатые сроки.

«Доведите дело до конца», — попросили нас в штабе партизанского движения. Легко сказать: «Доведите». Это значило — наладить производство не десятков — сотен и тысяч мин. А параллельно — думать над новыми конструкциями.

Мы обратились за помощью к сотрудникам своего учреждения. Администрация выделила помещение, инструмент, материалы. Фабрика «Дукат» снабдила нас в нужном количестве папиросными коробками. Добровольцев объявилось больше чем достаточно, хотя мины изготавливались в нерабочее время, да и определённые навыки требовались. Помню, копировщица Зина Лопатина и инженер Мария Сергеевна Утешева освоили за ночь пайку, сборку, прессовку шашек из тротила. Пальцы их покрылись ожогами, ссадинами, но женщины словно ничего не замечали. Суток через пять сотни папиросных коробок фабрики «Дукат» с нашей начинкой перебросили через линию фронта.

Вслед за ними мы сконструировали малую неизвлекаемую мину. На испытаниях опытных образцов подтвердились её надёжность, удобство в обращении и установке.

— «Применение в боевых операциях только 15 опытных экземпляров позволило уничтожить 3 эшелона с горючим, 23 цистерны с бензином, 8 вагонов, 3 паровоза, спиртзавод, 188 тонн спирта», — дополняю я Бориса Михайловича архивными сведениями.

Ульянов внимательно выслушал меня, кивнул:

— Точно. Потом дали нам новый заказ — найти заменитель дефицитной импортной мины, так называемой липкой. Справились и с ним.

— «Мина, прикреплённая под столом в офицерской столовой, взорвалась, когда там находилось несколько человек. При боевом использовании только 21 мины уничтожено: автомашин — 10, мотоциклов — 2, вагонов с боеприпасами — 4; повреждено паровозов — 2; убито и ранено 24 солдата и офицера. При этом ни одна мина не оторвалась» — эти цифры тоже из архива.

Всего неутомимые конструкторы изготовили до десятка диверсионных мин различного типа, заслуживших у партизан высокую оценку. Однако наибольший успех принесла все же та самая М2П, что перехитрила фашистов в битве на рельсах.

— Она не совсем «второго поезда», — пояснил Ульянов. — Когда представитель Белорусского штаба партизанского движения растолковал нам, что означают контрольные поезда, и высказал пожелание иметь мину, которая срабатывала бы под вторым эшелоном, спрашиваем: «Ну а почему именно под вторым, а не под третьим, четвертым, пятым?.. Ведь не исключено, что гитлеровцы раскроют секрет мины „второго поезда“, и тогда все придётся переделывать заново». «Конечно, хорошо, — соглашаются с нами, — рассчитать взрыв, чтобы он происходил в нужный момент, к примеру, под четвертым или пятым составом. Только возможно ли это?»

Честно говоря, мы и сами тогда не знали. Но ведь надо… Не успокоились до тех пор, пока не добились своего. Правда, получилась мина не простой. Обращаться с нею без специальных занятий в партизанских соединениях не научишь. Мы уговорили начальство, что нам в качестве инструкторов необходимо выехать за линию фронта, к партизанам. С этими доводами согласились, но во вражеский тыл мы так и не попали. Подготовку минёров организовали в нашей фронтовой полосе. Мне довелось работать под руководством опытнейшего подрывника полковника Ильи Григорьевича Старинова. Носков поступил в распоряжение Белорусского штаба партизанского движения.

Борису Михайловичу хорошо запомнились эти дни. Чуть позже я беседовал о том же со Стариновым и не заметил разногласий. Вот как развивались события.

В начале 1943 года Ульянова пригласили в управление Наркомата обороны, где он встретился со Стариновым.

— Завтра вылетать. Вы готовы?

— Готов.

Старинов попросил находившегося в комнате офицера подобрать для инженера офицерскую форму, накормить его, обеспечить сухим пайком на путь следования. Ульянов, пожалуй, впервые за много месяцев плотно и вкусно поел.

На следующий день самолёт поднялся с московского аэродрома и взял курс на юг. Через трое суток машина приземлилась в районе, где дислоцировался батальон особого назначения, подчинённый Старинову.

Закипела напряжённая работа. Борис Михайлович готовил две группы минёров, которые в ближайшие дни, вооружившись противопоездными минами, собирались отправиться во вражеский тыл. Завидуя им, Ульянов обратился к Старинову с просьбой разрешить примкнуть к одной из групп.

Полковник строго посмотрел на инженера:

— Героизм проявить захотелось? Похвальное желание. А подумали о последствиях? Если что с вами случится, кто будет обучать людей, конструировать новые мины? Нет, дорогой мой, каждый призван выполнять свой долг там, где он нужнее.

Только четыре месяца спустя Ульянов вернулся в Москву. По дороге на какой-то станции купил месячной давности номер «Правды». Проглядывая перечень работ в области науки и техники, удостоенных Государственных премий, прочитал вдруг строки, смысл которых не сразу осознал:

«…Носкову Николаю Сергеевичу, Ульянову Борису Михайловичу — за изобретение новых видов инженерного вооружения».

Государственная премия — не единственная оценка заслуг инженеров-изобретателей. Они награждены орденом Красной Звезды, медалью «Партизану Отечественной войны» I степени.

Много лет минуло с тех пор, как талантливые конструкторы доложили о завершении последнего партизанского заказа. Тяжёлая болезнь в 1969 году оборвала жизнь Николая Сергеевича Носкова. Несмотря на пенсионный возраст, продолжает трудиться Борис Михайлович Ульянов. На заслуженном отдыхе находится инженер Мария Сергеевна Утешева, а копировщица Зиночка Лопатина, освоившая за одну ночь профессию паяльщика, ныне Зинаида Николаевна — секретарь руководителя крупного учреждения.

Полковник Илья Григорьевич Старинов в отставке. Бодр, здоров, полон творческих планов. О его боевых делах можно прочитать в воспоминаниях руководителей партизанского движения на Украине.

Здесь не названы многие энтузиасты — и те, кто помогал в работе Н. С. Носкову и Б. М. Ульянову, и те, кому их продукция помогала непосредственно громить врага. Чтобы рассказать об этих замечательных людях, нужен не очерк — книга!

Для народных мстителей

Как-то раз мне довелось присутствовать на слёте юных следопытов — учащихся средней школы, которые пригласили в гости бывшего партизана. Человек с тремя рядами орденских планок на груди рассказывал о незабываемых суровых днях войны, о жестоких схватках народных мстителей с оккупантами. Украдкой наблюдая за своими соседями, я понял — его воспоминания буквально заворожили ребят. Их напряжённые взгляды, затаённое дыхание говорили о том, что в эти минуты пионеры мысленно пробираются вместе с ветераном по потаённым тропам непроходимых болот, лесным дебрям, подкладывают под железнодорожное полотно заряды с толом, совершают налёты на вражеские гарнизоны.

Выступали и сами следопыты. По-военному чётко, лаконично докладывали о результатах своих поисков, называли имена забытых героев, воскрешали их подвиги, с удивительной лёгкостью ориентировались на крупномасштабных картах, указывая места действий партизанских отрядов. Вихрастый, лет четырнадцати подросток зачитал запись своей беседы с партизаном. Речь шла о том, какое беспокойство причиняли фашистам зажигательные гранаты, которыми снабжал отряды штаб партизанского движения. Благодаря этому оружию народные мстители уничтожили немало военных объектов, живой силы и техники противника.

Зажигательные гранаты! Отдельные сведения об истории их создания я узнал из архивных дел. Сохранилась, например, короткая выписка из документа Белорусского штаба партизанского движения, составленного в 1943 году: «Ручная зажигательная граната РЗГ Мильчакова показала хороший результат. При помощи 40 штук РЗГ сожжено железнодорожных вагонов с грузом — 4, мельница с зерном, склад с зерном, конюшня, склад с боеприпасами и продовольствием, платформа с автомашинами».

То была опытная партия. Другие документы подтверждали, что после столь успешной практической проверки гранаты нового типа поступали к партизанам большими партиями. Именно о них говорил теперь юный следопыт.

Когда объявили о закрытии слёта, я подошёл к пареньку и поинтересовался, известно ли ему, кто изобрёл зажигательную гранату. Искренне удивившись, он без малейшего раздумья ответил: — Наверное, какой-нибудь изобретатель, — и тут же пояснил: — Мы ведь интересуемся участниками Великой Отечественной войны, теми, кто отличился в боях, дрался с фашистами.

Такое же примерно недоумение уловил я и во взгляде Игоря Васильевича Мильчакова, когда после долгих поисков встретился с ним. Просьба прокомментировать многолетней давности документ явно озадачила моего собеседника:

— Собственно, чем я могу помочь? Мы занимались обычной прозаической работой. На фронте мне воевать не довелось, героических подвигов не совершал. О чём я должен рассказывать?

И все же…

К началу войны инженеру лаборатории одного из учреждений химической промышленности И. В. Мильчакову, ныне доктору технических наук, исполнилось 27 лет. На фронт его не взяли — подкачало зрение. С мирных дел коллектив лаборатории переключился на выполнение заказов военного ведомства, а позднее и партизанских заданий.

В начале сентября 1942 года Игоря Васильевича, к тому времени возглавившего лабораторию, пригласил руководитель учреждения.

— Есть важное поручение, — сообщил он. — По телефону из Наркомата предупредили, что завтра в Кремле проводится совещание, посвящённое созданию средств партизанской борьбы. На вас я заказал пропуск. Послушайте, о чём там будут говорить, а если понадобится, доложите о своих работах и планах лаборатории. Вернётесь, обо всем меня подробно проинформируете.

— О чём докладывать-то? — то ли спросил, то ли возразил Мильчаков. — Пока нами сделано очень мало из того, что могло бы заинтересовать совещание. Не лучше ли поехать вам самому? Во всяком случае, представительнее…

— Не лучше, — категорично произнёс руководитель. — Приказано присутствовать исполнителю, а им является ваша лаборатория. Да и то, что у вас уже есть, привлечёт внимание партизан. К тому же поделитесь новыми задумками.

Столь ответственное поручение вызвало смятение мыслей в голове Мильчакова. Шуточное ли дело — докладывать члену Государственного Комитета Обороны, прославленному полководцу К. Е. Ворошилову! И о чём? О планах говорить, наверное, преждевременно — неизвестно пока, как они реализуются. А вот об уже созданных зажигательных шашках, предназначенных для стрельбы из ракетницы по горючим целям, — можно. К тому же предусмотрено их использование непосредственно на объектах противника, подлежащих уничтожению огнём. Правда, требовалась ещё определённая доработка зажигательной смеси с учётом специфики применения. В каком направлении её лучше вести, Игорь Васильевич и намеревался уточнить на совещании.

Однако никакого совещания в общепринятом понимании, как оказалось, не готовилось. К Ворошилову пригласили только двух человек: Мильчакова и представителя конструкторского бюро.

— Беседа с Климентом Ефремовичем длилась около двух часов, — вспоминал Игорь Васильевич. — Встретил он нас очень радушно. Едва мы вошли, поднялся из-за стола, пожал каждому руку, предложил сесть, поинтересовался самочувствием. Заметив наше волнение, начал рассказывать о своём участии в революционной борьбе, которую вели рабочие с царизмом, о том, как придумывали и изготавливали самодельные гранаты. Словом, подвёл разговор к нужной теме.

От такого непринуждённого, дружеского приёма мы быстро освоились с обстановкой. Я доложил о зажигательных средствах для партизан — термитно-зажигательной шашке с замедлителем и зажигательном патроне под ракетницу. Не умолчал и о слабых местах, устранение которых позволит повысить эффективность поджигающего действия, о том, что хорошо бы проверить эти средства на практике.

Маршал подробно интересовался техническими характеристиками наших разработок. Посоветовал подумать о подробных рекомендациях, способных помочь партизанам наладить изготовление зажигательных средств из подручных материалов.

— Ваши шашки — нужная вещь, — заключил Ворошилов. — Продолжайте их совершенствовать. Да не медлите. Время не ждёт, его теперь на минуты считать приходится. Итак, до скорой встречи.

Мильчаков тогда не предполагал, что состоится не одна, а ещё две встречи и действительно очень скоро: первая снова в Кремле в том же сентябре на совещании с участниками партизанского движения, вторая на подмосковном полигоне, где держали экзамен средства партизанской борьбы.

На полигоне Климент Ефремович приветливо поздоровался с Игорем Васильевичем:

— Как дела, инженер? Сдержали своё слово?

— Привёз отработанные образцы зажигательного патрона к ракетнице, — чётко отрапортовал Игорь Васильевич.

Нетерпеливо ждал Мильчаков, пока дойдёт очередь до испытания этих образцов. Минуты казалось, тянулись бесконечно. В голову лезли самые мрачные мысли. Куда-то исчезла прежняя уверенность в успехе. Мозг навязчиво будоражила фраза, брошенная перед отъездом одним из сослуживцев: дескать, самая надёжная конструкция по закону подлости подводит в присутствии большого начальства. И хотя Мильчаков старался забыть о шутке, сердце не покидала тревога.

Занятый своими сомнениями, он не заметил, как к нему приблизилась группа людей, сопровождавшая маршала. Коротко доложил об устройстве и назначении образцов, получил разрешение открыть стрельбу из ракетницы. Мишенью служил сооружённый неподалёку штабель из деревянных ящиков. Солдат выстрелил несколько раз, но поразить цель не сумел. Шашки вспыхивали то ближе, то дальше штабеля, то в стороне от него.

Ворошилов подошёл к солдату, взял ракетницу, негромко произнёс:

— Зачем же так волноваться? Дайте-ка я попробую — вспомню молодость.

Первая же выпущенная им шашка попала в цель. Ящики сразу охватило пламя.

— Вот видите, могли опорочить стоящее дело, — упрекнул Климент Ефремович. Обращаясь к Мильчакову, похвалил: — Молодец, сдержали слово. Передайте мою благодарность всем, кто причастен к созданию боеприпаса, столь необходимого партизанам. Теперь нужно изготовить и послать им небольшую партию. Пусть проверят в деле. Обеспечите?

— Непременно! — радостно подтвердил Мильчаков.

Пожимая Игорю Васильевичу руку, Ворошилов почему-то поинтересовался:

— Наверное, на фронт просились?

— Хотел в народное ополчение вступить в 1941 году, — ответил Игорь, — да медицина не пропустила из-за сильной близорукости. Оставили по броне на трудовом фронте.

— Правильно, что оставили. Теперь все рвутся на фронт. Только ведь с голыми-то руками победу не завоюешь. Кто-то должен фронт снабжать. Своими работами вы причиняете фашистам урон куда больший, чем если бы служили в ополчении. На войне у каждого своё место для того, чтобы с максимальным напряжением сил выполнить свой долг. Вам же мой совет — расширьте область применения зажигательных средств. Только не беритесь за решение проблем, требующих длительных сроков и солидных затрат. Партизаны надеются получить как можно скорее простое, но эффективное оружие самого разного назначения. Смелее используйте в своих проектах подручные, недефицитные материалы.

Через несколько дней после этих испытаний Мильчакова пригласили к председателю Госплана СССР Н. А. Вознесенскому. Николай Александрович, хорошо, видимо, осведомлённый о задачах лаборатории, уточнив некоторые детали, сообщил, что есть мнение принять специальное решение ГКО об организации производства зажигательных средств для партизан, и попросил написать подробный доклад. Такое решение вскоре было принято. А в декабре 1942 года Игорь Васильевич узнал, что его творческий труд отмечен орденом «Знак Почёта». Этот год ознаменовался для него ещё одним важным событием — вступлением в ряды ленинской партии.

Темпы, с какими создавались новые зажигательные боеприпасы, можно с полным основанием назвать рекордными, тем более что деятельность Мильчакова и его товарищей не ограничивалась лишь заказами партизан. Одновременно они выполняли другие работы для фронта, занимались технологией, помогали ликвидировать узкие места производства.

В июле 1943 года на подмосковный полигон, где испытывались новые технические средства партизанской борьбы, приехал начальник Центрального штаба партизанского движения генерал-лейтенант П. К. Пономаренко.

Лаборатория Мильчакова представила мины двух образцов — ту самую РЗГ, о которой шла речь на слёте следопытов, и фугасно-зажигательную, сконструированную на основе штатной фугасной магнитной мины. При подрыве цистерн или бочек с горючим штатные фугасные мины не обеспечивали, однако, его надёжного воспламенения. Снаряжённые специальной начинкой — над ней в лаборатории «колдовали» меньше месяца, — они превратились в подлинную грозу для вражеских эшелонов с горючим: взрыв сопровождался мощным очагом пожара.

Немало полезных для партизан новинок, весьма эффективных в борьбе с фашистами, родилось в стенах лаборатории. Вот, к примеру, зажигательная граната, изготовленная на базе корпуса ручной дымовой картонной гранаты. На первый взгляд вроде бы несложная переделка, но на пути к ней опробовалось множество вариантов в поисках зажигательного состава. Параллельно придумали специальный запал к нему.

Не забыла лаборатория и о пожелании К. Е. Ворошилова — подготовила подробные рекомендации для изготовления зажигательных средств из подручных материалов. Центральный штаб партизанского движения использовал их при издании инструкции.

Оперативное качественное выполнение столь важных, ответственных заданий на высоком техническом уровне стало возможным благодаря слаженной, поистине самоотверженной работе небольшого дружного коллектива лаборатории. Каждый человек независимо от квалификации, возраста, должности мобилизовывал все свои силы и знания для общего успеха, не только по долгу, а и по совести отвечал за порученное дело. С полнейшей самоотдачей трудились, например, над поиском эффективных зажигательных средств инженеры лаборатории Валерий Александрович Бажанов, Михаил Васильевич Гаранин, Мария Александровна Сидорова, Зинаида Емельяновна Скуратова.

По зелёной улице, без малейшей задержки, зачастую даже с опережением сроков проходили партизанские заказы в производственной мастерской. Отсюда первые образцы и партии направлялись на испытания и в тыл врага.

Поиск ведут медики-фронтовики

«В сборнике отражён опыт обширного коллектива врачей, работавших в полевых условиях почти на протяжении трёх лет Великой Отечественной войны на Северо-Западном фронте.

В то время врачам приходилось сталкиваться с многочисленными организационными и специальными лечебными затруднениями. Несмотря на сложность обстановки и трудности организации медицинской помощи в полевых условиях большая часть этих трудностей была удачно преодолена…

…Эти достижения связаны с большой упорной работой и творческой инициативой наиболее квалифицированных специалистов. Все их ценные рационализаторские предложения, значительно облегчающие и улучшающие обслуживание раненых, мы собрали для издания специальным сборником, с тем чтобы распространить ценный опыт и сделать его достоянием всех врачей».

Из предисловия к Бюллетеню санитарного управления Северо-Западного фронта «Рационализация и изобретательство». Бюллетень вышел под редакцией автора предисловия главного хирурга фронта, заслуженного деятеля науки, профессора генерал-майора медицинской службы Н. Н. Еланского
Следует оговориться — изобретательство и рационализация в годы войны широко развернулись в медицинских учреждениях не только Северо-Западного, но и других фронтов. Творческими усилиями личного состава медсанбатов, полевых госпиталей создано и применено в лечебной практике множество эффективных и вместе с тем простых способов и устройств. Они, эти способы и устройства, сыграли немаловажную роль в успешной работе медико-санитарной службы.

Статистика свидетельствует, что за годы войны возвратились в строй 72,3 процента раненых и 90,6 процента больных солдат и офицеров. Столь внушительный показатель в немалой степени объясняется достижениями врачей-новаторов. Знакомишься с их творчеством и невольно поражаешься глубокой продуманности, высокому уровню решённых ими сложных технических задач. Поражаешься потому, что знаешь — врачей никто не обучал профессии конструктора, они не оканчивали технических вузов. Осваивали столь далёкое от медицины дело, как создание различных приборов и приспособлений, по необходимости, самостоятельно да ещё при невероятной занятости во фронтовых условиях.

Особенно преуспели в этой области хирурги, которым пришлось на войне излечивать от ран, не встречавшихся в мирной жизни, к тому же в «операционных» и «палатах», весьма далёких от совершенства. От выдумки, технического творчества очень часто зависели успех сложнейших операций, быстрое заживление ран. Убедительное свидетельство — предложения, описанные в Бюллетене. Расскажем о некоторых из них.

В хирургической практике нередко приходилось иметь дело с огнестрельными ранениями грудной клетки и повреждениями лёгких. Одна из ответственных операций при их лечении — дренирование полости плевры, — хорошо известная ещё до войны, не в полной мере удовлетворяла фронтовых хирургов, поскольку оказывалась малоэффективной в запущенных случаях, при большом скоплении гноя в полости.

Под руководством Н. Н. Еланского врачи-новаторы придумали способ, оправдавший себя в полевых и эвакуационных госпиталях: в полости плевры создавалось отрицательное давление, что в свою очередь позволяло быстро удалять гной. Удивительно простой выглядит аппаратура для дренирования. В её основе — стеклянная банка, две ампулы для переливания крови и резиновая трубка длиной 1,5 метра. Практически любой госпиталь мог внедрить такое предложение.

Рационализаторы внесли ещё существенное конструктивное дополнение в процесс дренирования. Чтобы исключить при дыхательных движениях обратное засасывание через дренаж воздуха или жидкости из сосуда, в который стекает гной, на конце дренажной трубки смонтировали перекрывающий клапан.

Майор медицинской службы Карашев рекомендует в Бюллетене простой способ удаления жидкости из плевральной полости. Раньше для этой процедуры в госпиталях использовался сложный, нуждавшийся в особом присмотре аппарат, а если он отсутствовал — шприцы, применение которых занимало много времени. Благодаря новому способу отпала надобность в сложной аппаратуре, плевральная полость быстро освобождалась от жидкости. Его сущность легко понять человеку, не имеющему никакого отношения к медицине.

На один конец резиновой однометровой трубки надевают иглу, на другой — воронку ёмкостью 45–60 см3. Все приспособление тщательно стерилизуют. Ассистент врача поднимает воронку со стерильным физиологическим раствором, а врач иглой делает прокол в плевральную полость. Когда в воронке останется 1/з жидкости, её опускают ниже уровня прокола, и физиологический раствор, смешанный с плевральным содержимым, возвращается обратно. Заполненную воронку опорожняют в измерительный сосуд.

Такое приспособление вполне заменило сложный насос. К тому же теперь жидкость удалялась под постоянным давлением, что очень важно. И ещё одно преимущество — его можно было применять в любых условиях.

В медицине термин «иммобилизация» означает создание неподвижности повреждённой части тела. Нет необходимости пояснять, насколько важна иммобилизация при тяжёлых ранениях, особенно шейной части позвоночника и черепа.

«Мы сконструировали из тонкой доски (фанеры) накладываемую на заднюю поверхность верхней части туловища и головы шину», — сообщает в Бюллетене Н. Н. Еланский.

Простота изготовления шины из подручных материалов не единственное её достоинство. Она ещё и портативна, удобна, быстра в наложении, совершенно устраняет сгибательные и боковые движения головы, способные вызвать тяжёлые, иногда даже необратимые последствия.

Шина использовалась при транспортировке раненых от батальонных медицинских пунктов до фронтовых госпиталей. Поскольку для её наложения требовался лишь бинт, экономились перевязочные материалы.

Майор медицинской службы Ильин поделился в Бюллетене опытом, как в медико-санитарном батальоне сделать разнообразные транспортные шины из подручных материалов. Эти шины, успешно применённые при эвакуации раненых из войскового района, отличались простотой изготовления, надёжностью в иммобилизации, сокращали расход перевязочного материала при наложении.

Накануне войны сотрудники Украинского рентгено-радиологического, института в Харькове создали «торохобаллоскоп» — аппарат, предназначенный для точного определения при помощи рентгеновских лучей места нахождения и глубины залегания инородного тела, его локализации. Однако практического применения из-за несовершенства конструкции он не нашёл. Доработать же аппарат не удалось — началась война и институт эвакуировался в глубокий тыл.

В конце 1942 года врачи Северо-Западного фронта майоры медицинской службы Эттингер, Постоев и лейтенант медицинской службы Миткевич взялись изготовить аппарат того же назначения своими силами. Хотя возникло немало трудностей из-за отсутствия нужных материалов, местные ресурсы позволили осуществить замысел. Уже в начале 1943 года аппарат отлично проявил себя на испытаниях. Его применение исключало предварительную рентгенографию — сберегалось большое количество дефицитной плёнки. Хирург же, если его правильно сориентировать, получал возможность максимально щадить ткани при операции.

В Бюллетене сообщалось, что только за три месяца с помощью аппарата было удалено 112 осколков у 108 раненых.

Быстрому выздоровлению раненых в значительной степени способствовала лечебная гимнастика. Правда, отдельные штатные снаряды из-за их громоздкости по всегда удавалось приспособить к фронтовым условиям. Капитан медицинской службы Мешинский рассказал в Бюллетене о сконструированном при его непосредственном участии портативном универсальном приборе для суставной гимнастики, который годился для любой обстановки. Сделали его выздоравливающие раненые из подручных материалов. Преимущества прибора очевидны: доступность изготовления в полевых условиях, портативность, возможность одновременных занятий с группой раненых.

Таковы некоторые разработки, выполненные медиками Северо-Западного фронта и рекомендованные Бюллетенем для внедрения. Описания новшеств, подробные, технически грамотные, сопровождались не менее квалифицированными графическими материалами, с указанием основных размеров. На практике они без особого труда воплощались в реальный образец.

В наши дни военные медики приумножили успехи своих фронтовых предшественников. Ныне в медицинских учреждениях армии и флота ежегодно внедряются десятки изобретений, сотни рационализаторских предложений, многие из которых принадлежат изобретателям Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова. Только за 1984 год сотрудники академии получили 30 авторских свидетельств на изобретения.

Подполковнику медицинской службы А. Несмеянову, например, выдано авторское свидетельство на способ электрообезболивания тканей зубов, получивший широкое распространение в клиниках академии и других лечебных учреждениях. Он запатентован в США, Англии, Японии, Канаде. А. Несмеянов удостоен почётного звания «Заслуженный рационализатор РСФСР».

По предложениям сотрудников кафедры офтальмологии, возглавляемой Героем Социалистического Труда, профессором генерал-майором медицинской службы В. Волковым, созданы инструменты для микрохирургии глаза, новые оптические устройства. Большинство из них признаны изобретениями.

Широко привлекается к техническому творчеству молодёжь академии. Ни одна центральная выставка научно-технического творчества молодёжи — этот всесоюзный смотр лучших работ молодых новаторов страны — не проходит без участия изобретателей и рационализаторов академии. И всякий раз их творения удостаиваются высоких оценок — награждаются медалями ВДНХ СССР. Это убедительно свидетельствует о том, что славная кузница военно-медицинских кадров воспитывает высококвалифицированных, творчески мыслящих специалистов. Активно занимается техническим творчеством медицинский персонал военных госпиталей. Большие успехи в этой области достигнуты, в частности, в Главном военном клиническом госпитале имени академика Н. Н. Бурденко. Разработки лауреата Государственной премии СССР полковника медицинской службы П. Аржанцева — способы реконструктивной хирургии челюстно-лицевой области, полковника медицинской службы Н. Сергиенко — способ одномоментной аденомэктомии и другие существенно улучшили лечение некоторых заболеваний и травм. Они широко применяются в военных и гражданских медицинских учреждениях страны.

Тепло и свет

«За заслуги в области рационализаторской деятельности присвоить почётное звание „Заслуженный рационализатор РСФСР“ Кривошееву Ивану Александровичу».

Из Указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 7 января 1972 года
На счету И. А. Кривошеева десятки практически применённых технических новинок. Среди них и те, что рождались в тяжёлые военные годы. О них-то и пойдёт речь.

Попробуем мысленно перенестись из уютной, тёплой, залитой ярким светом квартиры, где мы проводим вечер у телеэкрана, за книгой или другим любимым занятием, в нетопленую, тёмную землянку либо блиндаж. Устойчивые крепкие морозы, которыми изобиловала на Волховском фронте зима 1942 года, не позволили бы нам хотя бы на короткое время освободиться от полушубка, валенок и шапки, а долгая зимняя ночь без проблеска огня показалась бы бесконечной. Правда, в частях имелись движки, призванные давать хоть немного света и тепла, но они бездействовали из-за отсутствия жидкого горючего — снежные заносы серьёзно затрудняли его доставку. А использование дров или торфа вблизи противника демаскировало бы наши объекты.

Над тем, как снабдить блиндажи, землянки, полевые госпитали жидким горючим или твёрдым бездымным топливом и светильниками, наладить их производство во фронтовых условиях из подручных сырья и материалов, задумался Кривошеев.

По образованию Иван Александрович инженер-электрик, а решение задачи, за которую взялся, требовало помощи технологов. Получить квалифицированную консультацию или справку на фронте негде — ни специалистов по соседству, ни технической библиотеки. Хорошо ещё, что гражданские организации охотно откликнулись на просьбы Кривошеева, выслали нужную литературу, но в основном выручала его собственная смекалка.

Последовательно, шаг за шагом, шёл инженер к намеченной цели. Начал с того, что добыл дёготь из бересты, содранной со спиленных ещё до войны берёз. Ничего нового, конечно, при этом не открыл: такой немудрёный продукт получали для разных нужд и наши далёкие предки.

Впрочем, дёготь-сырец пока ещё не горючее — годится лишь для смазки сапог да колёс конных повозок. В топливо превращает его дальнейшая перегонка, которой и занялся изобретатель. Теперь уж он не помнит, сколько опытов, труда потребовал этот нелёгкий поиск, увенчавшийся в конце концов успехом.

В результате перегонки дёгтя-сырца образовалось горючее разного качества. Из четырёх полученных фракций две первые вполне заменяли керосин, третья и четвертая могли использоваться вместо топлива для нефтяных двигателей.

Командование фронта распорядилось направить все эти образцы на лабораторный анализ в Центральный научно-исследовательский институт авиационного топлива и масел. Отзыв не задержался: качество добытого на Волховском фронте горючего оценивалось высоко.

Сконструировал Кривошеев и светильники — удобные, простые, экономичные. А главное — на их изготовление не затрачивалось ни грамма олова.

О достижениях Ивана Александровича рассказывалось в газете «Фронтовая правда», на фронтовой выставке. Начальник Главного управления тыла Красной Армии генерал-полковник А. В. Хрулёв издал приказ о том, чтобы «керосиновый фонарь типа „Б“ и „В“ конструкции инженера-капитана Волховского фронта И. А. Кривошеева, сделанный из жестяной консервной банки со стеклом и из упрощённой семилинейной горелки, внедрить в войсковых частях переднего края до дивизионного тыла включительно. Указанные типы светильников изготовлять на местах в войсковых частях, госпиталях… из подручного материала».

Что же касается жидкого горючего, то найденное решение окончательно не снимало этой проблемы. Береста не могла служить подходящим сырьём, способным полностью удовлетворить нужды войск в горючем. Даже на Волховском фронте, изобилующем лесами, губить берёзы было бы непростительным расточительством.

Но ведь имелся торф. Много торфа. Он-то и привлёк внимание изобретателя. В одной из частей фронта Иван Александрович соорудил из местных материалов опытную установку для преобразования торфа в жидкое горючее. Не вдаваясь в детали её конструкции и производственной технологии, назовём лишь основные узлы: шахтная печь, холодильник, вентилятор, перегонный куб с крекером, ректификационная колонка, промежуточные ёмкости, мешалки. Как видно из перечисления агрегатов, конструктор поломал голову основательно.

Опытная установка оправдала ожидания. Однако смонтировать промышленный образец силами и средствами фронта, без посторонней помощи, оказалось весьма затруднительно. На выручку пришли учёные Академии наук Белорусской ССР.

Вскоре установка, построенная в городе Тихвин, заработала на полную мощность. Только за первые месяцы она дала 45 тонн смолы, предназначенной для перегонки в керосиновую фракцию, 18 тонн жидкого моторного топлива, 5 тонн парафиновой массы, 160 тонн добротного, совершенно бездымного кокса, обладающего высокой теплотворной способностью и вполне пригодного для обогрева землянок и блиндажей, в какой бы близости от противника они ни располагались. Попутно добывался газ, который применялся и для газогенераторных двигателей и для бытовых нужд, и для обогрева шахтной печи установки.

Огромное моральное удовлетворение испытывал Иван Александрович Кривошеев. Ещё бы! Ведь благодаря его смекалке, творческому труду воины переднего края могли теперь согреться у печки, заполненной бездымным топливом, в свободную минуту написать письмо на родину или почитать газету у светильника, заправленного горючим, полученным из торфа, — его топлива, его светильника, его горючего!

Из архивов

Командир минно-подрывного взвода старший лейтенант П. Николаев сконструировал осколочную мину натяжного действия с гидроизоляцией из обрывков цементно-асбестовых труб. Средствами взвода изготовлено 450 штук. Все они установлены на минном поле.

Из донесения начальника ВОСО Ленинградского фронта о предложениях, поступивших от бойцов, командиров и политработников железнодорожных войск с 22 июня по 31 декабря 1941 года
Военинженером 1 ранга В. Подозёровым предложен тип герметичного заряда и зажигательной трубки для подрывания рельсов порошкообразными взрывчатыми веществами.

Заряды могут быть применены и для других целей. Заказ передан в производство. Им же совместно с Государственным институтом прикладной химии разработан ряд составов взрывчатых веществ для зарядов бризантного действия. Произведены большие опыты, давшие весьма положительные результаты. Заказ передан институту.

Из перечня изобретений и рационализаторских предложений, поступивших отбойцов, командиров и политработников железнодорожных войск Ленинградского фронта, подписанного начальником БОСО фронта 31 декабря 1941 года.
Обязать коммунистов и комсомольцев организовать сбор рационализаторских предложений; для рассмотрения и применения их на практике образовать комиссию из 5 человек; обязать коммунистов и комсомольцев принять активное участие в создание всех условий рационализаторам для работы; окружать их почётом и уважением; обязать секретарей парторганизаций и комсоргов периодически обсуждать вопросы о состоянии рационализаторской работы.

Из протокола открытого партийного собрания, состоявшегося в 280-м отдельном ремонтно-восстановительном батальоне 20 декабря 1941 года
В целях улучшения изобретательской и рационализаторской работы в НКО…

Бюро изобретений НКО при начальнике Главного артиллерийского управления Красной Армии переформировать в бюро по делам изобретательства Наркомата обороны Союза ССР с подчинением его заместителю Народного комиссара обороны генерал-полковнику артиллерии тов. Воронову…

Сформировать при главных и центральных управлениях НКО отделы и отделения по изобретательству, подчинив их непосредственно начальникам управлений…

Начальникам главных и центральных управлений принять все меры и обеспечить в кратчайшие сроки реализацию и внедрение ценных изобретательских предложений.

Из приказа Народного комиссара обороны СССР от 5 апреля 1942 года
…Массовое изобретательство среди войск и населения Ленинграда возникло в связи с войной стихийно. «Все знания на помощь фронту» — таков был лозунг в начале войны с немцами. При горкоме ВКП(б) образовалась комиссия, работа которой была тесно связана с фронтом. В эту комиссию сотнями стали поступать предложения. Все оставшиеся в городе институты в той или иной мере связаны с фронтом и с энтузиазмом выполняют работу, которая им поручается. Разрабатывается много оригинальных предложений.

Из сообщения начальника отдела боевой подготовки Ленинградского фронта — январь 1942 года
Изобретательская и рационализаторская работа бойцов, командиров и политработников в частях фронта оказывает реальную помощь командованию воинских частей в решении боевых задач по разгрому фашистских оккупантов.

Из приказа войскам Сталинградского фронта от 13 сентября 1942 года
Товарищи бойцы, командиры и политработники! В трудную минуту, в необычной обстановке, в перерыве между боями создавайте, совершенствуйте технику Красной Армии…

Каждое рационализаторское предложение и изобретение облегчают и ускоряют выполнение задачи нашей Родины — остановить, измотать и уничтожить немецких захватчиков.

Из Бюллетеня рационализаторских предложений № 5 за 1942 год Брянского фронта
К числу рационализаторских мероприятий в области судоремонта относятся: использование старых котельных дымогарных труб путём наварки и очистки их на станке от накипи и гари; проточка коллекторов генератора на месте; ремонт головных подшипников главных двигателей без снятия коленчатого вала. Всего за отчётный период отделом плавсредств и гаваней было реализовано 47 рационализаторских предложений. Особого внимания заслуживает переоборудование речных барж для морских перевозок.

Из отчёта о работе органов тыла Черноморского флота за первые 8 месяцев войны
Наряду с плановым судоремонтом осуществлено переоборудование линкора «Красная горка» и производственного корабля «Кубань» на нефтяное отопление, что диктовалось малым запасом угля на Кавказском побережье и значительными запасами нефти. Этот опыт будет перенесён и на другие корабли.

Из доклада технического отдела Черноморского флота за второй квартал 1942 года
16 августа 1942 года состоялась конференция рационализаторов ВВС Северо-Западного фронта совместно с рационализаторами автобронетанковых войск. Была организована обширная выставка, продолжавшаяся до сентября. На конференции был заслушан ряд докладов и выступлений по обмену опытом. Были вручены правительственные награды лучшим ремонтникам.

Из отчёта по ремонтным мастерским 6-й воздушной армии за август 1942 года
Основная трудность — отсутствие запасных частей заводского изготовления (поршни, подшипники, поршневые кольца, конические шестерни, клапаны, пружины клапанов и т. д.). Несмотря на примитивное оборудование, отсутствие необходимых условий и материалов… батальон освоил изготовление 139 наиболее ответственных деталей. Сконструировано 22 приспособления, с помощью которых стало возможным изготавливать сложные запасные части.

Из доклада командира 39-го армейского ремонтно-восстановительного батальона от 27 октября 1942 года
В октябре 1941 года с наступлением холодов остро встал вопрос о доставке горячей пищи бойцам, находящимся в окопах. На фронтовых базах термосов не было. Интендант 2 ранга Сивоклоков предложил делать их своими силами и совместно с воентехником 2 ранга Сазоновым разработал термос. В отличие от заводского его ёмкость 10 литров, футляр имел выгиб для удобства переноски на спине (в заводском — нет). Термос имеет внутреннюю коробку, выполненную из белой жести (а не из меди и биметалла), полуды не требует… Коробка может быть быстро заменена или отремонтирована. По весу термос легче заводского. Изоляция применена новая — из отходов хлопчатопрядильпой промышленности…

Термос был принят армиитендантом и одобрен Военным советом армии и войсковыми частями. Всего силами мастерских изготовлено с 20 октября 1941 года по 31 января 1942 года 950 штук, что дало возможность удовлетворить потребность по доставке пищи от кухни до отдельного бойца, находящегося в окопах.

Из донесения интенданта 23-й армии полкового комиссара Захарова
Тов. Чекалин разработал очень простую конструкцию дополнительного магазина, который ускоряет время зарядки оружия в три раза. Сейчас изготавливается необходимое количество таких магазинов для обеспечения ими всех расчётов. Красноармейцу Чекалину присвоено звание младшего сержанта и объявлена благодарность.

Газета «Тревога Московского фронта ПВО» 3 августа 1942 года
Военная обстановка вызвала невиданный взлёт творческой мысли советских патриотов во всех областях техники. Наших учёных и изобретателей окрыляет сознание того, что каждый маленький вклад в дело обороны помогает Красной Армии и Военно-Морскому Флоту умножать наши силы и приближать победу над злейшим врагом человечества — Гитлером.

Командир подразделения морской пехоты тов. Куников
(тот самый легендарный майор Куников, под командованием которого штурмовой отряд захватил плацдарм на Мысхако (Малая земля) и удерживал его до подхода главных сил. 13 февраля 1943 года скончался от ран. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза, он навечно зачислен в списки части, в которой служил. — А. К.), внёсший в поисках наиболее эффективного оружия немало ценных предложений, регулярно ведёт переписку с известным советским учёным, академиком П. Л. Капицей.

Одно из писем знаменитого академика мы приводим ниже (даётся в сокращении):

«Дорогой товарищ Куников!

Был очень рад, получив Ваше письмо, такое бодрое и энергичное. Вижу, что Вы воюете вовсю. Думаю, что непосредственное участие в войне дает много счастья и сил… Мне будет всегда интересно получать от Вас вести, в частности узнавать, в каком направлении нам нужно работать… Интересно будет знать, как Вам удалось применить средства борьбы с переправами, о которых мы с вами думали?..

Искренне Ваш П. Л. Капица».

Из обзора «По страницам краснофлотских газет» — газета «Красный черноморец» 27 ноября 1942 года
От реализации изобретений и рационализаторских предложений в 1942 году Красная Армия получила большую помощь в борьбе с врагом и экономию сотен миллионов рублей.

Из доклада заместителя Наркома обороны СССР маршала артиллерии Н. Н. Воронова 24 апреля 1943 года
Практика обмена опытом изобретательской работы путём выпускаемых фронтами и военными округами периодических бюллетеней себя оправдала и подтверждает их большую пользу. Начинания в этом деле Брянского, Донского, Карельского фронтов заслуживают одобрения и рекомендации для других фронтов и округов.

Из письма начальника бюро по делам изобретательства НКО СССР от 10 ноября 1943 года
В декабре 1942 года была организована техническая выставка достижений в области ремонта артиллерийского вооружения… Представленные экспонаты наглядно отразили опыт работы ремонтников и засвидетельствовали их зрелость и умение смело и технически грамотно решать поставленные перед ними задачи — с одной стороны. С другой стороны, выставка явилась ценным вкладом в дело совершенствования и движения вперёд техники ремонта артиллерийского вооружения.

Из приказа командующего артиллерией Западного фронта от 5 февраля 1943 года
Итоги за 1942 год показали, что изобретательская и рационализаторская инициатива командиров и бойцов оказала эффективную помощь войскам в их боевой деятельности на войне.

За 9 месяцев 1942 года в Отдел боевой подготовки фронта поступило 1008 предложений, из них принято 627, реализовано 499, направлено в главные управления Красной Армии 150. За вторую половину 1942 года фронтом издано 5 бюллетеней «Изобретатель и рационализатор», в которых помещено 95 ценных предложений.

Из приказа войскам Донского фронта от 7 февраля 1943 года
…Части и учреждения фронтового подчинения дали целый ряд ценных изобретений и рационализаторских предложений, которые рассмотрены и утверждены соответствующими фронтовыми управлениями и отделами, реализованы и дали большую экономию материалов, времени и рабочей силы…

Отдел боевой подготовки фронта через своего инспектора по изобретательству и рационализации (им был майор М. Королев), подавляющее большинство других фронтовых управлений и отделов развернули работу по пропаганде изобретательства и рационализации, по выявлению, оформлению и реализации изобретательских и рационализаторских предложений…

Из приказа войскам Северо-Кавказского фронта от 10 ноября 1943 года
При Ленинградском горкоме ВКП(б) создана комиссия по реализации оборонных изобретений, состоящая из 12 человек. С 1 мая по 15 декабря 1943 года было проведено 33 заседания, на которых рассмотрено 370 предложений, из них принято к использованию 64.

Из акта проверки от 20 декабря 1943 года
С начала развёртывания рационализаторской и изобретательской работы по фронту творческая инициатива рядового и офицерского состава оказала эффективную помощь войскам. Только за 8 месяцев наш фронт дал более 1000 рационализаторских предложений и изобретений. Многие из них имеют не только фронтовое, но и всеармейское значение.

В результате активной работы изобретателей и рационализаторов исключительный эффект дали предложения по ремонту и восстановлению техники и вооружения и предложения по учебно-боевой подготовке войск.

Из приказа войскам 4-го Украинского фронта от 28 декабря 1943 года
Командирам корпусов, дивизий и отдельных частей армии пересмотреть состав ранее назначенной комиссии (по изобретательству), а если не было таковой, назначить своим распоряжением из числа наиболее грамотного офицерского состава…

Довести до сведения изобретателей «Темник изобретений и рационализации», давая персонально вопросы каждому рационализатору с учётом его специальности и способностей.

Поощрять изобретателей и рационализаторов за принятые изобретения и рационализаторские предложения, вплоть до представления к правительственной награде…

Из директивы командующего 11-й гвардейской армией от 4 сентября 1943 года
Проведённые на полигоне Инженерного комитета Красной Армии испытания приспособления для пробивания проволоки из пистолетов-пулемётов ППД (пистолет-пулемёт системы Дегтярёва) дали положительные результаты и безотказность при любом натяжении проволоки. Приспособление применимо и к ППШ (пистолет-пулемёт системы Шпагина); в принципе оно остаётся таким же с небольшими изменениями, вызванными отличиями в кожухе.

Благодаря простоте, конструкции приспособление может быть изготовлено в войсковых мастерских.

Из письма начальника штаба инженерных войск Брянского фронта от 21 августа 1943 года
…Весь парк держится на рационализаторских мероприятиях частей и подразделений. Одно только перечисление этих мероприятий и различных ремонтных и реставрационных операций составляет список в несколько сот наименований. А количество офицеров, сержантов и рядовых, в той или иной мере связанных с реализацией всех этих рационализаторских предложений, превышает 1000 человек.

Из итогов работы отдела автотранспорта 3-й воздушной армии за 3 года войны
На флоте насчитываются сотни рационализаторов и изобретателей.

На одном из кораблей старший лейтенант Халазий внёс ценное предложение, которое позволило намного эффективнее использовать наше оружие против самолётов врага.

Старшина 2-й статьи Кошевой с того же корабля изготовил щит, который прикрывает дальномер и дальномерщика от осколков и пуль.

Много внимания рационализации уделяется на гвардейском крейсере «Красный Кавказ».

Из передовой статьи «Больше изобретений и рационализаторских предложений» газеты «Красный черноморец» 7 июля 1943 года
Вся рационализаторская мысль специалистов ПАРМ–1 направлена на улучшение технологии ремонта и сокращение трудоёмкости ремонтных работ… Наиболее значительными рационализаторскими предложениями являются: пульверизатор для окраски самолётов, изменение технологии ремонта бензиновых баков, способ правки лонжеронов самолёта Ил–2 после посадки с убранным шасси, металлический колпак, предохраняющий от попадания пыли в карбюратор, способ гибки фигурных стёкол…

Из отчётного доклада отдела полевого ремонта по инженерно-авиационной службе 16-й воздушной армии за декабрь 1943 года
Актив рационализаторов нашего соединения работал над увеличением высоты подъёма аэростатов заграждения и над обеспечением безаварийной работы в частях. По этим вопросам внесено несколько предложений. Например, разработанные рационализаторами фаши для крепления аэростатов позволили освободить 50 процентов личного состава от дежурства в сильный ветер, а предложенная сержантом Агеевым конструкция шайбы выдерживает нагрузку более чем в два раза по сравнению с шайбой заводского изготовления.

Из выступления офицера 3-й дивизии аэростатов заграждения майора Воскресенского на 3-м слёте рационализаторов Московской особой армии ПВО 13 ноября 1943 года
Техник-лейтенант Пестов, старший сержант Труфанов и сержант Козлов сконструировали и изготовили ценное приспособление, с помощью которого радисты ещё лучше выполняют свои обязанности. Приспособление уже применяется в боевой работе. Пользуясь им, радисты навели наших лётчиков на несколько самолётов врага. Атакованные советскими истребителями, стервятники были сбиты.

Газета «Тревога» 3 апреля 1943 года
Механик по вооружению старший сержант Юзов и механик по электрооборудованию сержант Фадеев разработали и установили на самолёте Як–1 электроспуск пушки ШКАС с управлением на ручке сектора газа. Электроспуск опробован личным составом. Отзыв положительный. Установка кнопки даёт возможность лётчику в воздушном бою, не покидая сектора газа, вести прицельный огонь с большой точностью, управляя при этом мотором и огнём.

Из доклада о работе инженерно-авиационной службы 16-й воздушной армии за май 1943 года
Готовясь к зиме, инженер-капитан Полищук решил изменить конструкцию теплопроводящих труб лампы АПЛ. По его чертежам они были изготовлены силами части.

Комплект получился несложным и портативным. Вся система теперь занимает один метр вместо трёх. Значительно уменьшен её вес. Небольшие габариты позволяют перевозить лампу в самолёте. Работает лампа отлично.

Она рекомендована к широкому распространению.

Газета «Доблесть» 16-й воздушной армии 18 октября 1943 года
Товарищи изобретатели и рационализаторы!

Не успокаивайтесь на достигнутых успехах. Непрерывно совершенствуйте вверенную вам страной боевую технику. Выявляйте малейшие недостатки того оружия, прибора или аппарата, с которым вам приходится воевать или которое вы изготавливаете. Упрощайте и совершенствуйте конструкции, удешевляйте производство. Направляйте вашу мысль на улучшение эксплуатационных свойств, на увеличение сроков службы агрегатов и их отдельных узлов и деталей, на изыскание более эффективных способов ремонта.

Все ваши ценные предложения послужат делу скорейшего разгрома злейшего врага нашей Родины и всего человечества — фашизма.

Из вступления к Сборнику тематических заданий Главного артиллерийского управления изобретателям и рационализаторам по стрелковому и артиллерийскому вооружению на 1944 год. В Сборник включено 144 темы
Опыт Великой Отечественной войны показал, что изобретательское и рационализаторское движение оказывает огромную помощь командованию при выполнении боевых задач при условии правильного использования этого движения.

В войсках противовоздушной обороны изобретатели и рационализаторы упорно совершенствуют технику, методы использования её, ремонт и содержание…

Из предисловия к темнику для изобретателей и рационализаторов ПВО на 1944–1945 годы
Значение изобретательства и рационализации в период Отечественной войны, способствующих обороне нашей великой Родины, трудно переоценить… Есть части, где рационализаторская и изобретательская мысль связистов принесла ценнейшие результаты… Работа изобретателя и рационализатора — это не только их упорный труд, но и труд людей, помогающих авторам, и прежде всего командира части и комиссии по изобретательству…

Товарищи связисты! Включайтесь в работу по изобретательству и рационализации! Задача перед вами большая, поле деятельности широкое.

Из предисловия к темнику, рекомендованному изобретателям и рационализаторам Главного управления связи Красной Армии на 1944 год и на первую половину 1945 года и утверждённому начальником управления маршалом войск связи И. Т. Пересыпкиным
Проверка выполнения приказов фронта, а также отчёты по изобретательской работе показали, что в 1943 году проделана большая работа: значительно увеличилось количество поданных и реализованных рационализаторских предложений, по ремонтным базам фронтового подчинения освоены реставрация и изготовление 500 наименований деталей…

Из директивы войскам 4-го Украинского фронта от 4 мая 1944 года
Рационализаторская работа признана хорошей… С 9 по 25 мая проведена выставка изобретательских работ бронетанковых и механизированных войск фронта (демонстрировалось 382 экспоната). На базе выставки проведены сборы помощников командиров по технической части и лучших рационализаторов.

Из акта проверки рационализаторской работы в войсках 1-го Белорусского фронта от 28 июня 1944 года
В исключительно тяжёлых и сложных условиях боевой деятельности войск изобретатели и рационализаторы усиленно продолжают работу по усовершенствованию, ремонту и восстановлению боевой техники, создавая тем самым условия для успеха наших войск в борьбе с немецкими захватчиками.

Из отчёта об изобретательской и рационализаторской работе в войсках 1-го Белорусского фронта за первое полугодие 1944 года
Рационализаторские предложения охватывают широкий круг вопросов технического усовершенствования средств связи, замены дефицитных деталей и материалов, использования трофейных аппаратов. Такие предложения, как расширение диапазона волн рации РСБ и внедрение специальных антенн для связи в звеньях «фронт — армия — корпус», демонстрировались на сборах заместителей и помощников начальников связи армий и корпусов по радио.

С 1 июля по 31 декабря 1944 года по связи поступило 400 предложений, из них реализовано 355.

Из отчёта по изобретательской работе в войсках связи 1-го Белорусского фронта за второе полугодие 1944 года
Благодаря рационализаторским предложениям появилась возможность улучшить качество ремонта, повысить производительность труда и хорошо поставить работу по изготовлению и реставрации автодеталей, что особенно важно при недостаточном обеспечении запчастями.

Главные из рационализаторских предложений: реставрация радиаторов автомобиля ЗИС–5; приспособление для расточки вкладышей шатунных и коренных подшипников; приспособление для сверловки отверстий в бобышках поршней для поршневых пальцев; изготовление сепараторов для аккумуляторов; приспособление для изготовления поршневых колец; изготовление кокилей для отливки поршней автомашин всех марок. Десять лучших рационализаторов отмечены правительственными наградами.

Из объяснительной записки и сводки о состоянии рационализаторской и изобретательской работы в автомобильной службе 2-й танковой армии по состоянию на 10 августа 1944 года
В период с 15 по 20 ноября проводится фронтовая техническая конференция по вопросам изготовления и реставрации деталей, рационализации и изобретательства в области ремонта танков и танковых двигателей. Надлежит: 1) подготовить экспонаты, представляющие технологию изготовления и реставрации деталей, освоенные ремчастью, а также материалы о результатах их эксплуатации; 2) доработать и представить технологические карты на те детали, которые намечены к освоению в производстве в ближайшем будущем; 3) провести тщательную проверку всех наличных рационализаторских предложений и изобретений, имеющих практическое значение, доработать и представить технические описания по возможности с образцами, подготовить к выступлению на конференции лучших рационализаторов для личного доклада о своих предложениях; 4) подготовить докладчика по вопросам плана реставрации и изготовления деталей и его выполнения, обсуждения мероприятий по расширению номенклатуры и усилению работы по рационализации.

Из письма управления бронетанкового снабжения и ремонта 4-й гвардейской танковой армии 12 ноября 1944 года
Экономия от реализации предложений в подвижных артиллерийских мастерских составила 70 522 человекочаса, а это в условиях мастерских выражается в выпуске из ремонта сверх плана 35 261 винтовки или 540 орудий дивизионной артиллерии. Кроме того, реализация предложений позволила сэкономить 1522 тонны различных материалов. За отчётный период награждено правительственными наградами 48 авторов.

Из доклада о состоянии рационализаторской и изобретательской работы в частях, подчинённых управлению артснабжения 1-го Белорусского фронта, за 1944 год
Наши мастерские много и упорно работают над совершенствованием производства, сокращением сроков и повышением качества ремонта. Об этом говорит рост рационализаторской работы. Старший техник-лейтенант Юрченко сконструировал уравниватель звеньевых лент, красноармеец Черненко — специальную фрезу, старший техник-лейтенант Мелов — установку для проверки работы подъёмных механизмов самолётов, старший техник-лейтенант Рукавишников — пульверизатор для окраски самолётов…

Газета «Доблесть» 17 марта 1944 года
Подполковник А. Попов и старший техник-лейтенант Э. Меликопуло предложили гибкую противотанковую мину для снаряжения групп истребителей танков. Изготовлено 20 мин. Их преимущество — лёгкость без уменьшения взрывной волны, удобство в переноске.

Из отчёта о рационализаторской и изобретательской работе в 897-м отдельном сапёрном батальоне за 1944 год
При дивизионной комиссии по изобретательству создано техническое бюро из трёх человек, в обязанность которого входило составление чертежей и схем. Все предложения рассматривались в течение 5–7 дней… Все принятые предложения проверены в практической боевой работе и полностью оправдали себя. На них оформлена техническая документация, которая послана на утверждение главного инженера армии.

Из отчёта о рационализаторской работе в 321-й бомбардировочной авиационной дивизии за 1944 год
Одновременно с выполнением ежедневных заданий личный состав батальона много работает над рационализацией технологического процесса. Для руководства работой по изобретательству и рационализации в батальоне создано бюро по внедрению рационализаторских предложений под председательством помощника командира батальона по технической части с участием лучших рационализаторов.

Из доклада о производственной деятельности 280-го отдельного ремонтно-восстановительного батальона 30 мая 1944 года
Слесарь ПАРМ–1 Смирнов предложил производить притирку воздушных кранов шасси самолёта Як–9 на зеркально отшлифованной плите и сам освоил эту операцию. Результат отличный. Притёртый по способу Смирнова край держит воздух при 60–70 атм. Этот опыт перенесён во все ПАРМ–1 полевой ремонтной сети 6-й воздушной армии.

Из отчёта начальника отдела полевого ремонта 6-й воздушной армии за май 1944 года
В отчётном докладе за июль 1944 года Вами прислано описание установки для намотки, подгонки и проверки сопротивлений приёмников электротермометров ТМЭ–41, сконструированной в ПАРМ № 255 сержантом технической службы Акимовым И. И. После рассмотрения этого предложения в Управлении полевого ремонта указанная установка признана чрезвычайно удачной и заслуживающей широкого распространения в полевой ремонтной сети для специализированных ПАРМ. Вашу инициативу по налаживанию производства этих установок для своих СПАРМ всячески одобряю. В целях обобщения Вашего опыта и организации изготовления этих установок в других воздушных армиях предлагаю срочно выслать в Управление полевого ремонта подробные чертежи, а затем один экземпляр самой установки.

Из письма начальника Управления полевого ремонта ВВС Красной Армии начальнику отдела полевого ремонта 6-й воздушной армии от 28 сентября 1944 года
В 67 СПАРБ младший лейтенант Сучков изготовил и применил токарный станок для часовых работ. С этой целью был использован электромотор МУ–100. При испытании станок дал хорошие результаты. Сейчас он эксплуатируется в СПАРБ.

Из отчёта начальника отдела полевого ремонта 6-й воздушной армии за октябрь 1944 года
Направляем материал по рационализаторскому предложению оружейно-пулемётного мастера сержанта А. Е. Кабанова о реставрации затворов пулемёта ДШК, одобренному комиссией по изобретательству полка. Предложение реализовано в полку и дало хорошие результаты.

…Реставрированные затворы находятся в эксплуатации с апреля 1944 года и выдержали испытания при стрельбе по вражеским самолётам от двух до трёх тысяч выстрелов.

Из докладной начальника штаба 1954-го армейского зенитного артиллерийского полка начальнику штаба 5-й гвардейской армии 21 ноября 1944 года
Значительный интерес представляет применённый в 14-й инженерно-сапёрной бригаде способ подрыва низководных мостов противника при помощи изготовленных под руководством инженера-капитана Кучера плавучих мин. Пять штук таких мин были пущены по реке. На рассвете в районе моста, занятого противником, произошёл сильный взрыв, которым было разрушено пять мостовых пролётов, каждый длиной 3 м. Факт подрыва подтверждён авиаразведкой.

Из краткой сводки № 7 обобщённого боевого опыта войск 2-го Белорусского фронта в ноябре 1944 года
На эсминце «Куйбышев» были произведены работы по установке бомбосбрасывателя оригинальной конструкции, который хорошо показал себя в эксплуатации и получил одобрение со стороны личного состава БЧ–3. Одновременно на этом корабле подкильные цепи для постановки караванов были заменены более удобной в обращении конструкцией типа «скользящий башмак».

Из отчёта о деятельности тыла Беломорской военной флотилии с 1 июля 1943 года по 1 января 1944 года
За период войны хорошо была развёрнута изобретательская и рационализаторская работа в подвижных ремонтных органах фронта и армий, позволившая решить ряд проблем сложного ремонта вооружения, мехтяги и реставрации деталей в полевых условиях. За 1944 год от артиллерийских ремонтных органов поступило 348 рационализаторских предложений, из них реализовано 329.

Из директивы заместителя командующего артиллерией Группы советских войск в Германии 12 июня 1945 года
Основной упор в работе был взят на то, чтобы каждую инженерную новинку, каждое рационализаторское предложение, каждый новый метод и новый приём в том или ином деле, позволяющий, не снижая качества, повышать производительность труда и сократить расход рабочей силы, довести до каждого офицера, сержанта и рядового в отдельности, до каждого подразделения и каждой части, сделать это достоянием всех и неуклонно проводить в жизнь.

Из донесения начальника штаба инженерных войск 8-й гвардейской армии 5 марта 1945 года
Благодаря разработке и внедрению приборов для проверки радиоаппаратуры и накопленному опыту технический состав спецслужбы наравне с мелким ремонтом мог проводить средний ремонт радиоаппаратуры, в результате чего всю Отечественную войну части корпуса обеспечивали боевые операции без вмешательства стационарных мастерских…

Из краткой истории инженерно-авиационной службы 2-го истребительного корпуса за 1942–1945 годы
В конце марта 1945 года в частях бригады проведены совещания изобретателей и рационализаторов, а 3 апреля — бригадная конференция.

Выявлен ряд предложений, улучшающих работу штурмовиков. Среди них копёр для одновременной забивки всех свай опоры, предложенный майором Маховым. Он был применён при забивке в тяжёлых условиях пятисвайных опор моста грузоподъёмностью 30 т через р. Вислу и оказался в 1,5–2 раза производительнее, чем забивка свай со стремянок, к тому же качество забивки намного выше.

Из донесения начальника штаба 2-й штурмовой инженерно-сапёрной бригады РГК 11 апреля 1945 года
Ефрейтор Зотов, использовав от разбитой веялки зубчатую передачу, сконструировал станок, с помощью которого в четыре раза быстрее, чем вручную, стало возможно снимать с линии кабель и сматывать его в катушки. Ефрейтор Назаров усовершенствовал этот станок, применив шарикоподшипники, подобранные на поле боя. Он установил на станок Зотова двойную шарнирную передачу и добился того, что линию стало возможно снимать со скоростью движения машины.

Газета «Красная Армия» 1-го Белорусского фронта 1 января 1945 года
Самолёт № 1110 собран мной при участии гвардии техника-лейтенанта Левина в полевых условиях ещё в 1942 году из подсобных материалов и деталей списанных самолётов. Номер этот мы присвоили сами, завели формуляр и установили ресурс. Это был наш подарок к годовщине Октября. По аэродинамическим и эксплуатационным качествам он не уступил заводскому самолёту.

Лётчики нашей части на этой машине налетали более одной тысячи часов, сбросили с неё много тонн бомб на врага. Мы гордимся тем, что до сих пор этот лёгкий бомбардировщик находится в боевом строю. На его фюзеляже ярко выделяются большие белые буквы «Подарок к 25-летию Октября». Таких самолётов мы с Левиным собрали уже три по своей собственной инициативе и своими руками.

Из корреспонденции старшего техника-лейтенанта Б. Шекирьяни — газета «Крылья Советов» 4-й воздушной армии 8 января 1945 года
Одной из задач, поставленных рационализаторам, были разработка и изготовление заслонки на водорадиатор самолёта Як–1 с целью облегчения взлёта самолётов с загрязнённых аэродромов. Эту задачу выполнил механик гвардии старшина Косарев, предложивший заслонку с механическим управлением из кабины пилота.

Из доклада о работе материальной части и её эксплуатации в частях 8-й воздушной армии за февраль 1945 года
Прибор для испытания уборки и выпуска стоек шасси и щитков закрылков предложил старший техник-лейтенант Феоктистов. Раньше испытание производилось с обязательным запуском мотора. Автор использовал гидропомпу высокого давления, спаренную с электромотором. Использование прибора даёт экономию горючего, моторесурса, обеспечивает безопасность в работе и ускоряет выход самолётов из ремонта на одни сутки.

Из объяснительной записки к отчёту ПАРМ–3 № 843 за апрель 1945 года
Мой миномёт «кочующий» стоит на переднем крае. Нам часто приходится вести огонь в ночное время. Могу ли я пользоваться здесь хорошим освещением? Нет. Этим я себя могу выдать. Это и заставило меня призадуматься и предложить новый способ наводки…

Из корреспонденции младшего сержанта Лапченко — газета «Советский боец» 5-й ударной армии 6 апреля 1945 года
В числе наиболее ценных рационализаторских предложений — качающаяся фотоустановка старшины Яковлева на истребителях. Она даёт возможность производить аэрофотосъёмку одним заходом с захватом полосы большой ширины, тогда как при установке неподвижной для производства фотосъёмки ширины, равной с качающейся установкой, самолёту пришлось бы произвести два захода. Предложение принято на вооружение. Яковлев за это и ряд других предложений в области аэрофотографирования награждён орденом Красной Звезды.

Из доклада о рационализаторской и изобретательской работе, проведенной в частях 3-го истребительного авиационного корпуса за период Великой Отечественной войны 18 сентября 1945 года

Оглавление

  • Предисловие
  • Три грани таланта
  • Путь к признанию
  • На минных полях
  • В интересах боевой готовности
  • Защитники московского неба
  • Мансветов
  • О чём рассказали военно-морские архивы
  • Вторая огневая точка ИЛ–2
  • Мы — ремонтники
  • «Живая техника»
  • Жидкость КС
  • «Максим» перед отставкой
  • Внезапность
  • От станка — на передовую
  • Партизанский инженер
  • Мины М2П…
  • Для народных мстителей
  • Поиск ведут медики-фронтовики
  • Тепло и свет
  • Из архивов