Темные искры [Ольга Зима] (fb2) читать онлайн

Ирина Чук, Ольга Зима Темные искры

Читателям Мира Под Холмами, нашего с Зимой, долгоиграющего, сложного, благого и неблагого — спасибо, что вы есть!!!

Волчья спальня

Дженнифер, пожалуй, впервые пришла к Алану сама — домой, без приглашения, и все равно будучи уверена, что он ждет встречи с ней тоже. Утреннее солнышко весело проглядывало за окнами, там золотилась первая настоящая, волшебная осень на памяти многих ши, в том числе — самой Дженнифер. Ее тянуло гулять, отмерять неутомимыми волчьими лапами лиги пути в любую сторону от Черного замка…

Алану, однако, путешествовать не светило, а без Алана Дженнифер и вовсе никуда не хотелось. Зато с ним — куда угодно, даже в замковый сад, даже на ознакомительную прогулку по темницам, даже… в облако пыли?

Дженнифер заозиралась, улавливая обонянием все одно больше, чем глазами. Да, в воздухе висела пыль, да, это были покои Алана — им тут пахло отовсюду, да, начальник замковой стражи никогда не казался ей неряхой!

Она прикрыла дверь и тут же вздрогнула: в соседней комнате раздался хлопок. Волчица поспешила туда заглянуть… Чтобы своими глазами увидеть, как Алан застилает постель.

То есть вот прямо Алан и прямо застилает.

Гибкий и тонкокостный волк казался силуэтом из тех, что остаются на окне зимой — тонкий, изящный, а тронешь рукой, исчезнет, разрушится. Поэтому Дженнифер и не спешила трогать, замерла в дверном проеме. Прислушалась. Нет, не показалось, Алан еще довольно хмыкал, кажется, временами мурлыкая что-то вроде старинной баллады.

— Тебя иска-ать не прекращу-у, в грозу-у, в дожди-и ищу-у, та-ла-ла-ла, я стану громовым огнем, ищу-у все де-ень за дне-ом, — при этом Алан недвусмысленно встряхнул простыню еще раз, до хлопка, переложил матрас, почистил с одной стороны, с другой.

Глаза невозможно было отвести — двигался ее супруг так же выверенно, как в бою, просто красиво, завораживающе. Дженнифер в очередной раз подивилась, за что ей такое счастье: влюбиться в него могла каждая, но чтобы он сам полюбил в ответ!

— Тебя не све-етит не найти-и, хоть сто дор-рог пр-ройти, — теперь Алан взбивал подушки, по очереди вытягивая их на руках за окно. — Твой свет меня-а приве-е-ол и тьма-а, а мо-ожет, ты сама-а!

Подушки перетряслись и устроились на матрас прежним выверенным порядком, как солдаты на параде. Дженнифер полюбовалась на подушки, потом на расстилающего простыню Алана и все-таки решилась обозначить свое присутствие.

— Алан? Скажи, мне кажется, или ты перестилаешь кровать?

Начальник замковой стражи обернулся неторопливо, улыбнулся заговорщически, приветливо кивнул и опять наклонился, подтыкать ткань.

— Нет, Дженни, нисколько, твоя наблюдательность все еще при тебе. Встречный вопрос: а ты думала, кто мне перестилает кровать?

— О, Алан, меня долгие годы мучила мысль о твоей кровати вообще и той, что занимает пространство рядом неприлично часто, — супруг хмыкнул, оценив построение фразы, — и я пришла к выводу, что это была особенно везучая служанка!

— О, Дженни, — Алан точно передразнивал ее! — Ты должно быть шутишь, льстишь своему старому и седому мужу! Я не похож на особенно ухоженного волка, да еще и со служанкой! К тому же, сама подумай, пришлось бы как-то объяснять или прикрывать ошейник…

Сердце забилось чаще и с пронзительной нежностью — Дженнифер и сама не представляла, насколько правдоподобной считает ту мифическую служанку.

— В общем, мороки не оберешься! — Алан подоткнул один край и обошел кровать, ближе ко второму.

— Но кровать-то! Кровать, Алан! Мог бы и попросить кого! — удивление не собиралось проходить.

Начальник замковой стражи перестилает кровать и поет любовные баллады над матрасом. Картина сказочная!

— Например? — Муж оживился, поднял глаза, темно-серые, насмешливые. — Джареда? Это будет еще более нелепо. Неуместнее тут смотрелся бы только Майлгуир с краем пододеяльника в зубах! Правда, тогда от ткани мало что осталось бы… К чему это я? А! К тому, дорогая жена, что волчьих королей не следует допускать до постельного белья, а волки вообще непредсказуемый народ!

Поцокал языком, покачал головой, выпрямился и обеими ладонями разровнял складки на ткани.

Оглядел комнату, недоверчиво хмыкнул, переложил квадрат чистого белья, обернулся вокруг себя, вздохнул.

— И раз уж ты тут, не могла бы мне посодействовать? Я, видишь ли, забыл наволочки. Они там, в дальнем комоде, нижний ящик, ты увидишь, — и махнул, примерно указывая направление. — А меня ждет противоборство с пододеяльником, ох…

Дженнифер бросила любопытный взгляд на мужа, но удалилась за затребованными наволочками. Где стоит комод, она помнила хорошо, найти их не представлялось трудным делом, и действительно, все обнаружилось на том месте, которое Дженнифер помнила.

Нижний ящик, несмотря на приличный возраст мебели, выдвинулся без усилий, пусть был тяжелым, как всякая деревянная вещь. Наволочки лежали странно — одна была сверху, а вот вторая все никак не желала попадаться Дженнифер на глаза. Волчица недовольно заворчала, переложила белье глубже… и наткнулась на какой-то старинный листочек, то ли вырванный из фолианта, то ли изначально представлявший собой обрывок бумаги.

В самых быстрых штрихах на одной стороне красовался узнаваемый Советник, а на второй простым и хорошо читаемым почерком Алана было выведено «Не реагировать, когда стражники хихикают при виде рисования», потом какая-то фраза была замалевана густо, ниже значилось «делать вид, что не знаю советника — еще хуже», а совсем по краю змеилась надпись «вроде бы похоже, мне нравится, но лучше припрятать».

Дженнифер еще раз перечитала строки, осознавая, что писались они в те стародавние времена, когда Алан не был начальником стражи и близко! «Припрятать»! Вот ничего себе! Наверное, поэтому он до сих пор невысоко ценил свои рисунки!

Наволочки, однако, требовали нахождения второй, а потому Дженнифер отложила аккуратно двухтысячелетний обрывок прошлого и зарылась глубже… чтобы наткнуться на целую кипу древних листочков.

Похоже, Алан никогда не отступал от своих слов, написал «припрятать» — и припрятал! Наволочка не искалась, муж напевал что-то из спальни, и Дженнифер поддалась порыву любопытства.

Сверху виднелись какие-то странные схемы со стрелочками и почеркушками, словно Алан силился усвоить внутреннее строение Благого двора, со всеми хитросплетениями весов и противовесов, что были задействованы на главной арене политических войн.

Под ними почти сразу начинались наброски, угольные, обычные, но Дженнифер казалось, что она видит древних волков как наяву. Тех самых, что застали Первую Эпоху, ту, до Проклятья, полную магии, воистину необъяснимых чудес и любви. Ну, по крайней мере, так говорили и писали в сказках!

Первым, конечно, лежал портрет Майлгуира, тогда еще Мидира — прекрасного и ужасного волчьего короля, неистового, неостановимого, и тем не менее нашедшего повод спасти Алана. Супруг до сих пор был благодарен прежнему волчьему королю, а потому служил верой и правдой что ему, что его сыну.

Второй портрет, однако, смотрелся живее — тут улыбался еще ужасно юный советник, Джаред, довольно беззаботный, но уже советник. Дженнифер против воли умилилась.

Третьим был принц Мэллин, такой же, каким он запомнился Дженнифер по ранним визитам в Черный замок и потом, когда Мэй частенько пропадал в «Доме Волчонка». Принц был воистину неуловимым — и это тоже до странного отчетливо передавал обычный угольный рисунок.

Потом портреты стали повторяться, часто мелькали какие-то закоулки замка, Воган, король-советник-принц, иногда в мизансценах, потом появилось изображение человеческой женщины, и Дженнифер подивилась, как древняя королева была похожа на ши. По крайней мере Алан в ней недостатков не видел. Разве что вздорный и своенравный характер — ни одна поза женщины не выражала покорности.

Портреты сменялись, но новых персонажей не мелькало, Дженнифер уж совсем было собралась сложить все аккуратно обратно, когда на листе, полностью заштрихованном углем, мелькнул портрет самого Алана.

В отличие от прочих, ее супруг изобразил себя крупно, подробно, а еще — белыми бликами по совершенно черному фону. Черные глаза, обведенные белым, лихорадочно поблескивали на изможденном и худом лице; чернели волосы, довольно длинные, свесившиеся прядками по бокам; узкие губы как будто складывались в вопрос, не понять только было, какой именно. Дженнифер не была уверена, что хочет понимать.

— Вот, что бывает, стоит женщину попросить помочь с постелью, — голос Алана раздался совсем близко, практически над ухом.

Дженнифер вздрогнула, подалась назад, удивленно разглядывая не просто подошедшего, но заглянувшего поверх ее плеча мужа.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это было довольно давно, а я еще не знал, ни кто я, ни — к чему предназначен. Это теперь все просто, — улыбнулся именно ей, мягко и неуловимо утешающе.

— Но! Алан!

Признаться, ей хотелось как-то ему помочь.

— Дженни, я же говорю — это было давно, — отнял рисунок из ее рук, расправил и уложил обратно. — А сейчас другое дело. Сейчас совсем другое дело! Сейчас, Дженнифер, мне могут помочь только наволочки!

Волчий офицер

Чем больше Дей наблюдал спасенного офицера пятого гарнизона, тем больше ему нравилось, что этого волка он спас. Гволкхмэй или, как он отрекомендовался, Мэй был представителем того исключительно прекрасного племени настоящих офицеров, которые находятся на своем месте.

— Брэдли! Не туда! В хвосте колонны будем мы с принцем, туда дополнительный догляд не нужен! Поставь свободных по средней части и к началу! По средней новоприбывших!

Выхваченный приказом посреди ошибочного действия Брэдли смутился, что Дей заметил и за закрытым шлемом, оно проглядывало в манере.

— Я думал, вы пойдете в начале, офицер Мэй…

— В начале пойдут разведчики, Брэдли, пусть осматривают и чистят дорогу, иначе волокуши не пройдут, а мы проследим, чтобы никто не потерялся.

Сержант понятливо кивнул и умчался выполнять приказ, а стоящий возле Мэй договорил, устало потирая лицо:

— Фоморы у нас тоже вообще-то позади остались, — вспомнил, что рядом стоит монаршая особа, не так давно причем спасшая ему жизнь, вскинул глаза, спеша объясниться не только про себя. — То есть, принц, я хотел сказать, что и самый опасный край в хвосте колонны, а силы у вас и вашего отряда явно свежее, чем у моего.

Еще и голову склонил, соблюдая приличия и отдавая дань высшему руководству.

Дей почувствовал себя одновременно польщенным и оскорбленным, и чтобы смазать в себе эти не очень-то благие чувства, похлопал офицера по плечу, намекая: все это он понял и так, не против, даже поддерживает. Дей с удовольствием намял бы ребра еще кому-нибудь, да вот беда, враги закончились еще несколько часов назад.

— Спасибо, мой принц, — волк стянул шлем, встопорщивая странного цвета волосы, наклонился, зачерпнул снега и растер лицо. — Я вас так толком и не поблагодарил, а вы спасли нам жизнь.

— Не всем, — некоторые волокуши были предназначены не для раненых, для павших. — Но я рад, что мы успели спасти хоть кого-то.

Офицер сумрачно кивнул, оглядывая выстроенных в колонну лошадок деевого отряда: их запрягли в сделанные на скорую руку волокуши из еловых лап. После того, как Дей прибыл в гарнизон, помог отразить фоморскую атаку на укрепление, выяснилось, что в крепости не хватает офицера, а с ним — полусотни волков. Защитники гарнизона при упоминании командующего впадали в печаль, настаивали, что офицер Мэй жив, несмотря на глухое трехдневное отсутствие и полное впечатление, что его с отрядом заловили на открытой местности. После пятого подобного разговора Дею стало весьма интересно, чем так уж отличается офицер Гволкхмэй от прочих виденных им офицеров. Засвидетельствовать любимцу всего гарнизона свое почтение волчий принц решил лично, на всякий случай прихватив свой отряд и самых выносливых волков из местных, то есть тех, у кого еще были силы сражаться.

Уж очень хотелось, чтобы при засвидетельствовании почтения офицер Мэй был еще жив.

Защитники крепости отнеслись к решению принца так восторженно, а вслед смотрели с такой яркой надеждой, что Дей решил непременно найти офицера, хотя бы даже из-под земли.

А теперь ни о чем таком не подозревающий волк стоял возле него, растирая лицо снегом, стараясь не тревожить особенно помятый правый бок, то и дело поправляя на спине сломанный щит.

— Я крайне вам благодарен, мой принц, — взгляд его тоже обратился к волокушам и потемнел. — Если бы не вы, к этому часу живых из нас не осталось бы вовсе.

Над головой занимался рассвет, розоватое небо напомнило Дею о Лили, а первые лучи солнца заставили мысль устремиться к нежной красавице еще вернее — после схватки, после настоящего боя, как никогда ясно виделись непреложные ценности этой жизни. Одной из которых, до сих пор смущавшей Дея, была любовь. Смущала она его, разумеется, не самим фактом присутствия в жизни: как любой другой волк он переживал душевные страсти с полной самоотдачей, не ускользая и не уворачиваясь от необходимых, иногда неприятных или сложных решений! Любовь к Лили смущала Дея потому, что ровный и теплый ее огонь отшибал всякую охоту проводить юность в обрывании подолов, новых поисках и новых находках, ведущих лишь к новому поиску. Любовь к Лили казалась вечной и настоящей, а так, если судить по окружающим волкам, в шестнадцать лет быть не могло!

Стоящий рядом офицер неожиданно покачнулся, Дей перехватил его за грудь и плечо прежде, чем успел это осознать или хоть подумать о помощи.

Смотреть на Мэя, как выяснилось, было проще и непонятнее, чем поддержать его: через прижатую к груди волка ладонь Дей ощутил дрожь напряжения, измученный стук сердца, боль ран и серьезную кровопотерю — об этом с одного взгляда не могла сообщить ладная волчья кольчуга. Отпускать Мэя расхотелось, хотя офицер уже смущенно кашлянул в кулак.

Дей аккуратно выпрямился, отстраняясь, но не убирая руку с волчьего плеча — уверенности, что измотанный Мэй удержится на ногах сам, у Дея больше не было. Колонна двинулась вперед, волокуши содрогнулись и поехали по неровно сбитому снегу, патрули разведчиков переместились дальше, а принц и офицер остались замыкающими. Теперь Дей думал, что офицер пятого гарнизона выбрал себе эту позицию не только из-за фоморов или пригляда, но также потому, что здесь некому было смотреть Мэю в спину. Никто бы не заметил, что офицер выглядит не так уж браво, не заметил, не пожалел, не усомнился.

Насколько успел понять он сам, Мэя бы скорее перебросили через седло коня, тащили друг на дружке, сложили в отдельную волокушу, чем усомнились или с облегчением бросили. Впрочем, как выяснилось, Мэй это тоже понимал!

— Мой принц, — волчий офицер склонил голову и улыбался, что отвлекшегося Дея насторожило, — спасибо вам, но, думаю, тут на нас специально оборачиваться никто не будет, можете меня отпустить, на боевой дух это никак не повлияет!

Дей оценил потрепанного волка на вид, перехватил плечо поудобнее, притянул ближе:

— Смотря на чей!

В первый момент офицер удивился, потом смутился и опустил глаза, похоже, додумавшись до смысла, который вкладывал в свои слова Дей. На всякий случай принц дома Волка распространил его, сделал подоходчивее.

— Тебя, Мэй, высоко ценят в гарнизоне, да и в меня тоже вселяет новую бодрость духа осознание — на страже границ стоят действительно толковые волки. Во главе с толковыми офицерами.

К большому удивлению Дея, воин, о котором говорили, что он обхитрит любого фомора, залился краской, невольно вызывая мысли — не так уж и много крови он потерял! Раз хватает на румянец стыда!

— Вы, мой принц, слишком добры ко мне, — даже глаза отвел. — А в гарнизоне уж очень много болтают! Будто не волки на боевом дежурстве, а специально обученные сплетницы! При этом когда понадобится, слова не вытянешь специально!

Первый наследный принц дома Волка сначала недоверчиво фыркнул, потом улыбнулся и рассмеялся: Мэй действительно не поверил!

— Очень интересно, впредь попрошу при мне и посплетничать! — Дею доставляло удовольствие наблюдать, как проверенный многими стычками воин остается беззащитным перед словами. — Я не шучу, офицер Мэй, если бы не твои разговорчивые волки, я бы даже не знал, где искать твой отряд!

— Как только дойдем, скажу спасибо их длинным языкам! — на этот раз стеснением и не пахло, как бы то ни было, офицер действительно был боевым.

Дей специально присмотрелся, но нет, не казалось: Мэй, видимо, приходил в себя, поставив задачу собраться, а посему решительно менял тон и манеру. Дею в принципе нравилась метаморфоза, а особенно нравилось, что Мэй из-под руки не выдирался. Волчий принц небезосновательно полагал, что у офицера на самом деле нет сил.

Расстояние до крепости рисовалось довольно большим даже на взгляд Дея, хотя он отдавал себе отчет: его силы скорее всего нетипично велики среди волков побитого отряда и его собственных воинов. К тому же им нельзя было перекинуться зверем, сокращая дорогу, убыстряя ее. Измотанные волки поспешили бы к очагу со всех лап, а оставлять волокуши без присмотра не годилось. Вдобавок волчьего принца глодало подозрение: не все смогли бы, обернувшись, контролировать своих зверей, уж очень мало осталось душевных и физических сил.

Мэй внезапно нагнулся, заставляя Дея вскинуться и тоже всмотреться в утоптанный снег импровизированной дороги — там чернело что-то маленькое, как он разглядел в следующий момент, небольшой холщовый мешочек с затягивающимся ниткой горлышком и яркой, стоило его перевернуть, вышивкой в центре. Сейчас нитка была разорвана, и офицер ловко ее связывал, ухватив за оба размохрившихся конца.

— Брэдли-Брэдли, — офицер покачал головой удрученно, огляделся в поисках сержанта, окрикнул ближайшего волка из охраны. — Передайте Брэдли, пусть не убивается понапрасну, его отклик у меня!

Волк из охраны понятливо склонил голову и припустил к центру колонны, а Дей заинтересованно перегнулся через плечо офицера, внимательнее вглядываясь в предмет.

— Отклик? — от вопроса тоже было сложно удержаться, и Дей не удержался. — Что это?

— О, это небольшая традиция приграничья, мой принц, — Мэй раскрыл ладонь, показывая мешочек со всех сторон, но еще подтянув завязки и точно не собираясь открывать его ни перед кем. — Откликом мы зовем небольшой предмет из дома, что-то вроде талисмана, у каждого свой, у кого случайный, у кого специальный, но свой и особенный.

— Талисман? — значение слова было понятно, но для чего талисман мог пригодиться воинам-волкам, Дей не понимал. — Это же магия? А магии у нас давно нет!

— Мой принц, я уверен, это все-таки магия, — в посветлевших глазах офицера проступили звездочки. — Однако иная по сравнению с той, что существовала в прошлом. Этот предмет, отклик, незримо связывает любого волка с его домом, обещая новую встречу и выступая залогом ожидания: когда есть, куда возвращаться, может быть выигран и самый безнадежный бой.

— И потерять его?.. — наверняка это означало что-нибудь плохое.

— И потерять его дурная примета, мой принц, — Мэй вздохнул горестно, — хотя ничего ужасного в этом, кроме потери холщового мешочка и знаковой безделушки, вроде как нет.

Спрашивать дальше показалось Дею неуместным: к ним спешил тот самый сержант, легко огибая охрану и волокуши, быстро оказываясь возле своего офицера.

— Обзаведись уже приличным шнурком, Брэдли! Сколько можно его терять? В следующий раз найду и оставлю себе!

Сержант потоптался виновато, запыхтел, отводя глаза, помялся, обещая что больше офицеру Мэю не придется отвлекаться и подбирать эту несчастную штуку…

— Мне не в тягость, — пегий волк перебил путаные извинения-просьбы подчиненного, — но постарайся больше не терять отклик, договорились?

Извинения переплавились в горячую благодарность и пламенные заверения, тряпичный мешочек прижался к груди обеими руками, а Мэй заулыбался:

— Иди давай, деловой!

Осчастливленный Брэдли исчез, а Мэй проворчал:

— Вот уж точно «Широкий лес»! Душа у него широкая, и оттого рассеянность, тоже потрясающих размеров!

— Но ведь дослужился до сержанта? — Дей ответил, сообразив, что офицер общался скорее с самим собой, опять дернулся, но остался на месте и объяснил, словно так и задумывал.

— Он очень исполнительный и умеет организовать волков, только Брэдли нужно быть уверенным, что он прав, а уже для этого ему нужен вышестоящий офицер, — тяжело вздохнул.

— И часто он теряет свой отклик?

— Уже третий раз за полгода, мой принц, — Мэй нахмурился.

Не желая развивать неприятную и грустную тему, особенно в перспективе ближайшей волокуши с павшими, Дей решил уточнить интересный момент:

— А что выступает откликом? Я так понимаю, что-то маленькое, но наверняка есть и другие условия? — мысль о доме неизбежно возвращала его к Лили, но образ солнечной девочки был слишком ярок, а как взять его с собой во всей полноте Дей не представлял.

— Есть несколько видов откликов: связанные с другими ши, с местом или каким-то временем, — офицер деловито подобрался, и Дей заподозрил, что Гволкхмэй периодически пересказывает один текст всем новоприбывшим стражам рубежа. — Связанные с местом обычно формируются из предметов, характерных для этого места. В ход идет все, камни, шишки, хвоя, травы, веточки, предметы из обстановки, если это комната, или части этой обстановки, если зала. Со временем связаться сложнее, но некоторым удается — детские вещи, ароматы того, что легко протягивает нить к дому…

— Ароматы? И так бывает?

Мэй только улыбнулся.

— Был у нас один волк, от которого всегда пахло ванилью, особенно остро после того, как приходилось забираться в воду. Ни для кого не было секретом, что служит его откликом, а когда кто-то ради шутки сдернул с его шеи шнурок, намереваясь досыпать туда ванильного порошка, выяснилось, что мешочек давным-давно пуст! Поварская приправа растворилась в нем и осела на самом волке настолько стойко, что заместила его собственный запах!

Дей недоверчиво фыркнул, но от идеи хранить на груди запах отказался. Да и невозможно бы это было. Как, ну вот как, скажите на милость, упаковать в тряпицу свежесть раннего ясного утра? Золотой и счастливый аромат солнца над снегом и верхушками терпких елей?

— А с ши все многократно сложнее и проще, мой принц, можно попросить с собой какую-нибудь личную вещь, однако есть вероятность получить отказ. Тогда мы берем портрет или что-то свое, прочно соединяемое в сознании с нужным ши. Например, мой отклик прочно связывает с домом и семьей, — офицер вытянул подобную тряпичную подвеску, но с белой вышивкой, и вытряхнул на ладонь красивую сережку. — Это мамина вещь, вторая давно потерялась, а эту я нашел сам.

Волчий принц с интересом принюхался, разглядывая серьгу: тонкая, как будто медная проволока сверху заплеталась с темно-зелеными бусинками полукругом, а снизу расходилась наподобие веера, тоненько позвякивая светло-зелеными и рыжими стекляшками.

— Красивая, — Дей наклонился еще поближе, не решаясь трогать и желая рассмотреть. — А их можно показывать другим? Я так понял, что нельзя?

— Вы спасли жизнь, мой принц, мне, моему отряду и моей крепости, — голос офицера теплел от признательности. — Вам — можно.

Наглядевшись на сережку и обсудив еще кое-какие детали с Мэем, Дей крепко задумался. Ему очень хотелось перенять этот обычай и тоже заполучить от Лили какую-нибудь маленькую примету ее присутствия рядом, ожидания обратно и душевного расположения. Мысли стекались к медальону с портретом — подобный тряпичный изыск будет излишне приметен в костюме наследника, а медальон не бросится в глаза никому. И если заполучить туда еще локон Лили…

За мечтами и мыслями Дей шел легко, чего нельзя было сказать об остальных волках. Тем не менее дорога сама стелилась под ноги, фоморы не давали о себе знать, а офицер вздрагивал периодически, но твердо шагал рядом, не сбрасывая руку с плеч и не пытаясь с принцем спорить, кажется, единожды уяснив, что действие это бесполезно, а Дей не собирается менять свое решение. Дея в таком положении дел все устраивало, и все же когда в перспективе показались черные стены пограничной крепости, он вздохнул с облегчением.

Волки стали перекрикиваться и перешучиваться, горячка боя и напряженное ожидание покидали их — рядом виднелся дом. Мэй под рукой вздохнул с таким облегчением, что принц поначалу испугался: как бы не испустил дух прямо тут! Еще через несколько лиг они встретились с патрулем от крепости, те перехватили волокушу с самыми тяжелоранеными и уехали вперед колонны, спеша помочь и предъявить едва дышащих воинов лекарям.

Дей еще раз испытующе покосился на офицера: до целого он тоже не дотягивал, но раз проделал весь обратный путь на собственных ногах, до крепости точно дойдет! Не было нужды подзывать других патрульных или пересаживать его на освободившуюся от волокуши лошадь.

Радость возвращения к дому неожиданно захватила и принца — общее настроение заражало быстро, хотя его дом был больше и находился гораздо севернее пятого гарнизона. Послеобеденное солнце высвечивало голубые тени от елей, морозные искры на снегу и как будто празднично приподнимало небо, мир казался как никогда радостным и живым.

Со стен крепости, от караулки перед воротами заждавшиеся в неизвестности стражи нетерпеливо окликали идущих в голове колонны, и голоса их отдавали все большей тревогой пополам с недоверием. Дей насторожил уши:

— Где офицер Мэй?

— Там, позади… Да не дергайся ты так!

— Ага, не дергайся! Позади обычно двигаются боевые потери! Ты на это намекаешь? Он что, умер?!

— Типун тебе на язык, Орта! Офицер Мэй с принцем Деем следят, чтобы никто не отстал!

Дальше названный Ортой бурно возрадовался, по большей части выражаясь непристойно, неприлично и со всех сторон занятно: Дей, переживший королевское воспитание, с интересом прислушался. Мэй хмыкнул, видимо, часть тирады долетела и до него.

— Орта! — выкрик получился по-настоящему командным и звучным. — Я тебе сколько раз говорил, младший лейтенант, не выражаться площадной бранью на службе!

— Живой! Живой, эге-гей, слышали? — лейтенант, похоже, кричал остальным стражам гарнизона. — Офицер Мэй жив!..

Волки загомонили различимее, с явным облегчением. Дей угадывал в ликующих выкриках свое имя, имя Мэя, и удивлялся все больше — так неприкрыто волки праздновали возвращение, хотя и понимали, явно понимали, что потери есть.

Наконец деревья расступились, колонна вывалилась на опушку, впереди, очень близко, замаячила стена крепости. Совсем рядом суетился высланный на подмогу патруль, в котором выделялся облеченный званием сквернослов: Орта оказался поразительно смуглым, будто лесовик или степняк, и нетипично темноглазым для волка.

— Орта! Сколько раз я просил! И даже приказывал! — Мэй тут же высказался насчет манер лейтенанта, а услышавшие знакомую песню волки загалдели вовсе счастливо. — Не ругаться принародно!

— Твою благую маму, офицер Мэй! Еще раз так пропадешь, я не только этот приказ нарушу! И как тебя угораздило взять только пятьдесят волков?! — Орта подступился ближе, не решаясь, впрочем, вырывать своего офицера из-под руки принца. — Эти фоморовы выродки клялись своим синерогим божеством, чтоб у них языки поотсыхали, будто ты отдал искру предвечному пламени! В доказательство бросили нам твой щит! Твой! Узнаваемый! Щит! Твою благую маму, офицер Мэй!

— Так вот он где, я думал, совсем ушел, а запасной сломался, — Мэй повел плечом, улыбаясь Орте и всему миру. — На нас прихлынули, и первая волна была неожиданной, я потерял щит, но Джесс и Ларс до сих пор живы!

Младший лейтенант с тремя когтями на груди опасно запыхтел, желая как-то подоходчивее донести Мэю, что за него волновались. Дей с любопытством подметил, что Орта вообще очень сильно напоминает степняка, особенно вблизи — черноватая смуглость, матово блестящие, темные крупные глаза, неизбывная привычка жителей великой степи хвататься за рукоять кинжала на поясе… И как он, в таком случае, оказался офицером волчьего гарнизона?

— Твоя мама, офицер Мэй, почтенная женщина, а ты вынуждаешь меня поминать ее светлый образ в темных тонах! — смуглый палец обвиняюще ткнулся в кольчугу на груди командира. — Короткоживущий, рожденный не с той стороны мира, и тот понял бы, что находка твоего щита, не самый ключевой момент фразы «они бросили нам твой щит, доказывая твою смерть»!..

— Я понял, понял, Орта, а теперь прекрати выставлять меня полным олухом перед нашим добрым принцем, не замечающим таких маленьких деталей, как сквернословие и неподчинение, — Мэй слегка покачнулся, но Дей успел перехватить его поудобнее. — Пора домой!

— Простите, мой принц, — обращался этот странный офицер тоже вполне по-волчьи, глядел прямо, — наш офицер не виноват, что его благая мама родила его малость неблагим на всю голову! Его пегую недалекую голову! Предназначенную быть прекрасной подставкой для шлема!

Успокоить это страстное создание явно было не проще, чем пришедшего в ярость волка.

— О-о-орта-а-а-а! — Мэй уже натурально стонал.

— Я учту, младший лейтенант, — Дей решил включиться в разговор: сил у Мэя не прибывало, следовало довести его быстрее. — И вы тоже учтите, ваш офицер на ногах не первые сутки.

Полукровка успокоился резко, будто ледяной водой плеснули, подладился под руку своего офицера, и они двинулись дальше втроем. При этом полустепняк не прекращал бухтеть ругательства, неприлично часто поминая чьих-то благих мам.

По мере приближения к крепости все больше волков подходили, чтобы заглянуть офицеру в лицо, окликнуть Орту — самого располагающего к общению из всей троицы. Откликался при этом через раз Мэй, а Дей наблюдал всю обстановку и понимал, отчего в нем возникло ощущение дома: волки переживали друг за друга как за ближайшую родню. Брэдли поддразнивали потеряшкой, Орту издали окрикивали сквернословом, про Мэя почтительно, благоговейно молчали — действительно любили, видели, что едва держится, не тревожили понапрасну.

За воротами уже можно было расслабиться: все волки вернулись, волокуши разбирали по принадлежности ши миру этому или теневому, незанятые на дежурствах стражи толпились у решетки, опустившейся после закрытия тяжелых створок. Мэй с тяжким вздохом оторвался от Дея и Орты, прошел во двор, оглядывая крепость с облегчением, похлопал примолкших волков по плечам, улыбнулся им, сразу всем, поприветствовал, самим своим присутствием вселяя веру в лучшее.

…А потом Дей едва успел поймать боевого офицера за шиворот, благо, шел за ним — отключился Мэй тоже легко, очевидно, осознав, что пришел наконец, добрался, все в безопасности, никому ничего не грозит.

Стражи всполошились было, загомонили, но после нескольких окриков Орты унялись, притащив носилки, погрузив на них офицера и с осуждающим ворчанием переместив его в лазарет. Дей надеялся, что в лазарет, ну или хоть в комнаты Мэя. Орта двинулся за носилками, а возле Дея оказался знакомый сержант.

— Ну что, Брэдли, где тут у вас гостевые покои?

— Я вам как раз покажу! — рассеянный волк вскинулся обрадованно. — Но сначала на обед!

В этот визит крепость понравилась Дею больше, чем прошлой ночью, когда ее пришлось отбивать из осады фоморов, почти штурмовать ворота и с радостью видеть волчьи лица. Трапезная тут была меньше, чем в Черном замке, зато устроена ровно так же: несколько рядов с большими столами и длинными лавками, где волку любого чина и звания предлагалось занять то место, которое ему попросту понравится больше других. Дей с удовольствием поел, а потом и его догнала усталость, пришлось перебивать разговорившегося Брэдли, вежливо раскланиваться с едва вернувшимся Ортой и убывать в сторону спальни.

До вечера Дей проспал совершенно без сновидений, проснулся ради ужина, опять подкрепился, перекинулся словом с офицерами, узнав, что Мэй так и спит, уже перевязанный и подлеченный. Выслушал одну за другой несколько благодарностей за спасение командующего, отчего стало неловко: благодарить его не переставали, как будто каждый считал своим долгом изъявить ее Дею лично. Возможно, так и было — нравы границы и столицы точно разнились. Взять хоть эти их отклики!

После ужина Дей опять завалился спать, зато проснулся рано, задолго до зари, во тьме зимней ночи, еще полной светом маленьких ярких звезд. Гулять по крепости не хотелось, но хотелось найти Мэя, проверить офицера, поэтому Дей выбрался из покоев, принюхался, напал на след и пошел по нему, как по невидимой нити. Нить привела его в противоположную часть форта, к одной из типичных для постройки крепких деревянных дверей с железными полосами. При захвате каждая такая дверь могла стать элементом обороны. Дей аккуратно постучал, чувствуя себя глупо, но не имея возможности так вопиюще отступить от вколоченных за шестнадцать лет манер. Джаред бы им гордился.

Как ни странно, ему открыли. И сделал это сам Мэй, приложивший палец к губам. Дей удивленно приподнял брови, на что офицер выразительно скосил глаза в угол. На неудобном стуле, почти незаметный в черных тенях комнаты, дремал Орта, обхватив себя руками и заложив ногу на ногу.

Удивление было так велико, что Дей не сдержался, прошептал:

— Что он тут делает? — если бы кто-то из офицеров вздумал караулить, например, Алана или советника, закончилось бы все взысканием. — Ему не влетит за такое?

Сказал и тут же прикусил язык, нравы столицы и границы разнились заметно, к тому же решать вопрос о наказании местного офицера мог только командир гарнизона, к которому офицер относился. То есть сам Мэй.

— Надо понимать, Орта меня сторожит, — Мэй слегка нахмурился, но тут же посветлел лицом, что-то разглядев в самом Дее. — Нет, наказывать его за это я не собираюсь, думаю, вы тоже, мой принц, — и еще поклонился!

Никогда не страдавший отсутствием уверенности в себе Дей тут неожиданно замялся, и с радостью шагнул вслед за Мэем, когда офицер поманил в следующую комнату, прикрыл за ним дверь, чтобы не тревожить разговором спящего.

— Не подумайте, пожалуйста, что у него вовсе отсутствуют манеры, Орта достойный волк и толковый офицер, пусть позволяет себе иногда лишнего, но здесь никто не грешит особой тонкостью обхождения, вы, наверное, уже заметили, — офицер гостеприимно пригласил Дея сесть к столу, возле ярко горевшей и невероятно уютной лучины.

— А он вообще волк? — вопрос, конечно, был очень личным, но Дей надеялся, что никого особенно жутко не оскорбит. — На вид совершенный степняк!

Как ни странно, Мэй улыбнулся, устроился поудобнее, выдвинул поближе скрывавшийся в тени поднос с едой — явно подтащенной хворому командующему в заботе о его пошатнувшемся здоровье.

— Угощайтесь, мой принц, угощайтесь и слушайте, — вздохнул, отщипнул мяса, чисто механически, не отдавая себе отчета. — Орта представляет собой случай совершенно особый. Конечно, он волк, хотя при этом степняк. Нашему младшему лейтенанту повезло родиться до того, как при Благом дворе триста лет назад стали массово рождаться дети, причем, повезло ему исключительно — матушка Орты никак не могла родить от своего мужа-степняка, и, отчаявшись, отправилась на Лугнасад в столицу. В столице ее чаянья сбылись, и сбылись с лесовиком.

Дей ужаснулся собранной в одном ши наследственности и решил, что волком такому быть вполне подходит: бурный нрав лесовиков, помноженный на горячность Степи образовывали непредсказуемое сочетание. Задумчиво пережевал пирожок, лишь тут обратив внимание, что занят едой. Отодвинул тарелку подальше, чтобы ненароком не объесть офицера, придвинул к себе салфетку — вытереть руки и успокоиться.

— Как вы понимаете, мой принц, ребенок, хотя и полукровка, хотя и лугнасадный, вересковый, все одно радость в семье. Орту воспитывали строго, как настоящего степняка, учили как первенца, жестоко и крепко, стараясь смирить его характер, его лесные черты, об этом не скажет сам лейтенант, мой принц, об этом скажут его шрамы. Я их видел, — Мэй очень тяжело вздохнул, опять отщипывая от крылышка птицы. — А потом, пятнадцать лет спустя, на весь Благой двор снизошло благословение старых богов, вспомнивших о своих детях — и у Орты появился чистокровный брат.

Дей дожевал пирожок и нахмурился. Нет, определенно, дети были к лучшему всегда, но прозвучало как-то безрадостно и глубинно нехорошо. Перед глазами словно сам собой нарисовался стеклянный витраж, собравший в себя основные приметы дома Степи — и Орта туда совсем не вписывался. Дей свел брови сурово, стараясь уместить своенравного полустепняка-полулесовика в рамку, но ничего не вышло.

— Я вижу, принц, вы понимаете, — говорил Мэй совсем невесело, вздохнул опять, пододвигая блюдо с закусками поближе к ночному гостю. — Зачем одному из лучших воинов Степи сын-полукровка, если проклятье богов, кажется, миновало, унося их гнев, как облако по небу? Осталось только избавиться от напоминания.

В крылышке птицы попалась кость, проскрипела по зубам, Дей поспешно пережевал и запил, чтобы не прерывать рассказ невместным хрустом. Отец за такое наказал бы, а офицер Мэй наконец заулыбался. Нравы на границе точно были проще.

— Орта стал для своего отца птичьей косточкой, мой принц, но, по счастью, нашего лейтенанта не пережуешь столь просто! — в голосе Мэя затеплилась гордость, а глаза блеснули желтизной. — Орта разругался с родителями вдрызг, с полной самоотдачей, а ругаться, мой принц, он умеет. Развернулся и ушел, куда его послали в запале, то есть — к отцу из лесовиков, чей мерзкий характер он унаследовал если не в полной мере, то большей частью. То есть, ему так сказали, хотя, например, мне кажется, степняки тоже не подарок.

Дей согласно кивнул, доедая закуски: ему доводилось уже общаться со степняками, и это было трудно! Недоставало отцовской уверенности и его же решимости, впрочем, Дей пока и королем быть не собирался, а для принца ему всего хватало с лихвой.

— Беда только, Орте хронически не везло: и среди степняков его не держали, и к лесовикам примкнуть не получилось, так как его лугнасадный батюшка, мой принц, тоже обзавелся семьей, на радостях полюбил жену пламенно, отчего они ожидали прибавления. И как вы понимаете, — переставил пустой поднос, сняв только кувшин и пару кубков, — прибавление в виде Орты их не порадовало. Одним словом, наш младший лейтенант оказался предоставлен сам себе, но не потерял головы, это с ним вообще происходит очень редко, мой принц, а потому заявился в столицу и нахально упросил начальника стражи взять его волком!

Дей выпил воды, чувствуя себя чрезвычайно довольным и сытым… А сытым-то с чего?! Сын Мидира осмотрелся и ощутил жгучий стыд: сметелил всю еду с подноса! Гость называется!

— Не переживайте, принц Дей, вы мне очень помогли, — Мэй улыбался, — а то волки уж больно страстные создания, что в любви, что во вражде, что в заботе, один я бы все это не съел до конца недели!

— Тогда ладно, а впредь, офицер Мэй, будь добр о подобных тонкостях предупреждать! — постарался погрозить пальцем строго, но подозревал, что на боевого офицера жест не произвел должного впечатления.

— Обязательно, — покладисто кивнул еще!

Волчьего принца мучило подозрение, что его бессовестно обманывают, но повод был настолько ничтожным — цепляться к интонации было бы глупо. Да и Мэй ему нравился, можно было пропустить кое-что мимо ушей. На всякий случай, однако, Дей покосился подозрительно.

— Начальник замковой стражи, конечно, фигура видная, хотя и невидимая, — Мэй тепло улыбался, — но принимать решение о пополнении дома Волка не может, а потому Алан выбрал момент и предъявил бесстрашного юнца вашему батюшке, мой принц. Момент был выбран верно, и Орте удалось не раздражить нашего короля, хотя, думаю, язык лейтенант не прикусывал. Когда Орта боится, он становится только более наглым, да вы сами видели.

— Видел, — Дей качнул головой, соглашаясь, — и слышал еще.

— Я прошу вас его извинить, — Мэй сразу забеспокоился. — Он за меня волновался, каждый раз ругается! Не подумайте, что он…

— Я не думаю, — на этот раз жест подействовал на боевого офицера как надо, — не извиняйся за него, я понял. Значит, у нас в гарнизоне есть полустепняк-полулесовик! Ничего себе!

На табуретке можно было очень удобно раскачаться, но Дей смирил несерьезный порыв, чтобы отвлечься, спросил о другом, мелькнувшем интересе:

— А ты сам назвал Алана по имени, откуда знаешь? — нет, начальника стражи знали многие, но Дей впервые слышал о нем настолько далеко от двора. — Его нечасто поминают на границе.

Похоже, ему удалось смутить боевого офицера, Дей в удивлении рассматривал отвернувшегося Мэя, ухватившегося за кубок, чтобы потянуть паузу. Выглядело так, будто Мэй решал, сказать или не сказать что-то личное. Дей не торопил, просто смотрел — обстановка к этому располагала, а рычать на всех подряд во всех ситуациях он не умел и учиться не хотел. Иногда, вот как сейчас, можно было помолчать и добиться большего, чем самым отчаянным рыком. Офицер не подвел и все-таки решился.

— Алана я знаю потому, мой принц, что он является другом нашей семьи, начальник замковой стражи очень помог в свое время моей великолепной Дженнифер, то есть матушке, — исправился быстро, заменяя личное на правильно понимаемое, — и мне, признаться, тоже исключительно помог, рос-то я без отца.

Сказано все было обычным тоном, ничуть не отличающимся от прежнего, но Дей все равно едва успел собрать в кулак все свое королевское воспитание — и не открыть от удивления рот.

— Так бывает?

— У Орты все вышло гораздо загадочнее, мой принц, мою историю и рассказывать-то после его приключений скучно, — Мэй правда не испытывал никакого неудобства. — Мама говорила, отца задрали виверны, при этом выражение лица у нее было довольно кровожадное, даже слишком кровожадное для белошвейки, мой принц, так что я склонен ей верить.

Дей против воли фыркнул, хотя предмет обсуждения вовсе не был веселым или смешным вообще. На душе, однако, воцарился мир, за окном постепенно светлело, рассветные сумерки пробирались лучше всяких лазутчиков, наступая единым фронтом — и крепость, весь пятый гарнизон постепенно сдавался на милость наступающего утра. Внизу пропел петух, закопошились кашевары и хозяйственники, сонно заржали лошади, вдохнули и выдохнули лекари: кто пережил ночь, скорее всего, не уйдет в мир теней…

Жизнь налаживалась, снова входила в свое обычное русло, рядом сидел волчий офицер, задверью дремал второй, а Дею казалось, более мирного места в мире не найти. При свете занимающегося рассвета стало видно, что лучина у Мэя горела ночью не зря: офицер ради визита Дея отложил письмо, почти дописанное — сейчас он, пользуясь паузой, набрасывал последние строки. Дописал, посыпал написанное песком, мелким, белым, с берегов Айсэ Горм. Сложил и запечатал, не обращая внимания на Дея и его пристальный интерес. Впрочем, оно и понятно, заглядывать через плечо принц не стремился, в строки отдельно не вглядывался, а прочее секретом не было.

Однако следующая последовательность действий принца заинтересовала гораздо больше: Мэй поднялся, аккуратно, медленно, так же медленно дошел до полок, где устроил дописанное письмо под тяжелый фоморский шлем, сверху пачки точно таких же писем!

— Офицер Мэй? — обернулся, готовый ответить на любой вопрос. — А почему писем так много?

— О, мой принц, мы все-таки не в столице, мы на границе с фоморами, тут нечасто бывают гости, такие гости, которые на обратном пути заглянут в Черный замок! — усмехнулся, отошел ближе к окну, оперся на подоконник обеими руками. — Письма я пишу всякий день, на границе весьма высока вероятность, что меня случайно убьют, мама волнуется, а нарочные бывают нечасто… Так что письма ждут оказии!

Офицер обернулся и вздрогнул, судорожно вцепившись в подоконник, испуганно отстраняясь от подошедшего Дея. Возможно, дело было в том, что Дей подошел бесшумно или слишком близко, поэтому пришлось брать себя в руки и вежливо отстраняться.

— Мой принц?.. — глаза у Мэя опять посветлели до звездочек.

— Кхм, — озвучить это оказалось сложнее, чем подумать, — так вот она, оказия, то есть я, то есть — можно же передать со мной!

— Мой принц?! — судя по округлившимся глазам офицера, Дею удалось его удивить. — Да как можно?!

— Очень легко! Берешь письма, передаешь их мне в руки, говоришь, кому доставить и как найти! — Дей для наглядности еще указал на фоморский шлем и на себя. — Про маму я понял, наверное, ее зовут Дженнифер, к тому же, она белошвейка, но мне будет гораздо проще, если я буду знать не только это, а где она живет! Хотя! — его осенило. — Я могу уточнить у Алана!

Челюсть офицера Мэя отпала беззвучно и очень красиво.

— Да не переживай так, я предлагаю помощь сам, предлагаю не абы кому, офицеру одного из пограничных гарнизонов, едва выжившему офицеру! И хорошо, что выжившему! В награду за героизм и доблесть! Итак?

Позже, покидая гостеприимную крепость, радуясь, что познакомился с новыми волками, такими разными и такими одинаково близкими, Дей размышлял, что посмотреть на матушку офицера Мэя будет край любопытно. Поэтому передавать письма через Алана он не станет!

Можно ему узнать, в конце-то концов, как визжат от радости кровожадные белошвейки?

Волчий новый год

Джаред направлялся как обычно в конце дня к себе, Самхейн завершался практически без потерь в моральном и материальном планах, никто не пострадал, жаждавшие прогулок на поверхность, в Верхний мир, нагулялись и вернулись, неурядицы вокруг праздника разрешились мирно… можно было пойти отдыхать! Джаред чувствовал себя исключительно заслужившим упомянутый отдых. Советником он был еще совсем недолго в масштабах вечного двора, а устал так, будто от сотворения мира.

Уже на полпути к себе его перехватил какой-то странный зов — словно кто-то из волков искал именно его. Искал при этом ненавязчиво, не надеясь, не рассчитывая найти. И в целом все выглядело так, словно по Джареду тосковали.

Советник Благого двора припомнил свой занятый и занятный день: с Мидиром они открывали празднества, украшали портал до Верхнего, проводили прием. Несколько раз доискивались незаметного Алана, чтобы привлечь стражу… День был слишком переполненным, чтобы Джаред сейчас смог вычленить повод своего беспокойства. И все же он попытался. Позвал непонятного волка в ответ, подождал, но все было тихо. Тогда советник выбросил из головы все лишнее и снова направился к себе.

Через несколько поворотов, правда, ему попался на глаза Алан, такой же уставший, но тепло улыбнувшийся советнику и помахавший рукой. Джаред против воли расслабился: с Аланом жить было проще, чем без Алана, а его искренняя приязнь к советнику и королю не вызывала сомнений. Алан был верным защитником и толковым начальником стражи.

— Ты уже освободился, Джаред? — Алан подошел ближе. — Успел побывать в Верхнем, как планировал?

— Вот уж нет, лучше в другой день сбегаю, сам развеюсь.

Джаред всегда планировал этот выход, но так и не собрался ни разу. Воспоминания детства были неприятными и оставили глубокую, неприятную рану. Джаред просто туда не хотел, но волкам было положено бывать в Верхнем, и всякий раз Джаред тщательно планировал визит так, чтобы опять туда не попасть.

— А ты, Алан? Успел попраздновать? — тихого волка Джаред еще ни разу не видел расслабленным, не настороженным и не за какими-то делами.

— Да вот тоже, знаешь, Джаред, как-то не сложилось, — улыбнулся мягко и махнул рукой, отстраняясь от повода для предполагаемых волнений. — Как раз думал тебе предложить, знаешь, ну, собраться небольшой стайкой, только вдвоем, и выпить. Праздник почти миновал, прошел, только вот мимо.

Джаред удивленно приподнял брови, прислушался к ощущениям и по-новому вгляделся в нерешительно замершего Алана. Сейчас начальник стражи явно готовился пойти на попятный. Советник еще раз прикинул все, что знает об этом волке: черный, непонятно чей, хорошо сражается и командует, плохо идет на контакт, мало кому позволяет себя видеть. Неясно, что случилось в Верхнем, отчего его спасал когда-то Мидир, но Джаред с удивлением понял: Алан тоже ни разу не возвращался на поверхность.

И друзьями этот волк так и не обзавелся! Не считать же таковыми самого Джареда с Мидиром!

А теперь тосковал, как всякое разумное и одинокое существо.

— Если у тебя другие планы… — с извиняющейся улыбкой шагнул назад, собираясь исчезнуть.

— Нет! То есть, погоди, Алан, я просто задумался. Конечно, пошли! Признаться, я тоже праздника не почувствовал, — и забросил слова на пробу: — Честно сказать, в Верхний мне не захотелось ни разу так, чтобы по-настоящему сильно. Наверное потому еще и не добрался туда.

— Я могу тебя понять, — Алан встряхнулся радостно, повел рукой, приглашая с собой. — Не иначе как счастливой случайностью у меня оказалась бутылка настолько прекрасного вина, что его грех пить в одиночку. Составишь компанию?

— Всего одна? — Джаред насмешливо фыркнул.

— Может быть, и парочка, — Алан смешно наморщил нос, сознаваясь. — Я надеялся, ты согласишься.

Комнаты Алана находились где-то на стыке флигеля и основного крыла, выходя окнами на некрутой скат крыши. Гостиная начальника стражи оказалась невероятно уютной, настолько, что Джаред чуть не ушел сначала — так испугался расслабиться не дома. Впрочем, Алан радостно суетился вокруг, подбрасывал дров в камин, к которому удобно было вытянуть ноги, расставлял кубки, серебряные, обычные, тоже какие-то родные… И Джаред смирился. В конце концов, если что, уйти он всегда успеет!

— Спасибо, — начальник стражи серьезно кивнул и вернулся опять к делам.

Джаред слабо удивился эхом, но тут же отвлекся, помогая Алану выставить на стол закуску в достатке. Среди обычной мясной нарезки невероятного количества видов затесались несколько тарелок с зеленью — в чем безусловно узнавался Воган.

Значит, вдобавок, не отравлено!

Наконец, все было выставлено, а сами ши — хозяин и гость — расселись по креслам, с облегчением вытягивая ноги в сторону огня.

— Предлагаю выпить за праздник, — Джаред поднял кубок, — как за повод встретиться безотносительно всяких тревог!

— Поддерживаю, — Алан чокнулся с ним краем своего кубка и с удовольствием зажмурился, отпивая. — Приятно бывает собраться без всяких общедворовых проблем, там не расслабишься…

— О да, с ними только расслабься! У меня однажды был случай… — Джаред подумал, что никому никогда курьезы начала своей карьеры не пересказывал, но тут захотелось. — Меня, представляешь, приняли за волчонка Ллвида, каким-то неблагим образом украденного или утерянного, я разбираться не стал! Потому что сочувствующие Ллвиду небесные, наши витязи, блюстители морали, решили меня выкрасть! И вернуть предполагаемому родичу!

Алан аж поперхнулся вином, закашливаясь и все равно фыркая от хохота.

— Тебя?! Выкрасть?! Небесные?!

— Сам не ожидал! — Джареду было приятно, что он может так удивить Алана и заставить его смеяться. — Они меня отравили своим небесным параличом, украли и почти вынесли из замка, когда я отошел и воспротивился! Приглашенный туда же для передачи Ллвид чуть с ума не сошел, когда меня узрел — мешок-то бы из-под муки, вылез я весь белый…

Алан закрыл лицо руками и затрясся от хохота уже откровенно.

— Да-да! Сначала все замерли — небесные решили, что я превратился в призрака и попытались затолкать обратно в мешок! Ллвид опешил, рассудив, будто ему предъявляют наивно перекрашенного черного волчонка!

Начальник стражи застонал, представив высокомерного старейшину северных волков и вывалянного в муке советника.

— А я, сам понимаешь, плохо видел от муки, в общем, выкрутил руку небесному о вопросил, где я и чего им от меня надо! Вышло немного потусторонне, глуховато, и парочка небесных упала в обморок, а Ллвид побледнел под цвет волос и назвал меня именем прежнего короля!

— Судя по портретам, ты похож на Джаретта, — Алан отнял руки от лица и теперь радовал своим румяным от продолжительного смеха лицом. — Неудивительно!

— И вот этот новостями пришибленный Ллвид! Принявший меня за душу старейшего короля, зарычал так, словно кинуться хотел! А я его спросил, не подскажет ли он, как пройти в библиотеку, ничего более отстраненного в голову не пришло!

— Джа-а-а-аре-е-е-ед! — Алан расхохотался опять, постанывая на поворотах.

— И вот мы стоим, ночь, полная луна, кругом вьется белая мука, я в ней с ног до головы, Ллвид опешил, небесные замерли…

— Нет! Нет, только не говори! — Алан уже, похоже, догадался.

— Да, да, все верно, и тут появился Мидир, которого заинтересовала подозрительная возня у ворот замка! Чтобы не подставлять небесных еще больше, я вышагнул из мешка и заявил, что это процедура знакомства белого волка со старейшиной белых волков, Ллвиду пришлось подтвердить, хотя как он на меня смотрел, ты бы видел, Алан, ты бы только видел!

Джаред не выдержал и засмеялся сам, покачивая головой, до сих пор не веря, что он отчебучил и как все повелись!

— А потом, Алан, самое смешное — потом Ллвиду пришлось узаконить процедуру, сделать ее законом своего клана! Потому что дядя заподозрил недоброе, да и подтвердив явную неправду, Ллвид потерял бы силы!

Алан смахнул слезы и фыркнул еще пару раз:

— Да уж, Дж-жаред, кто бы знал, чего от наших придворных ожидать!

— Предлагаю выпить за удачное стечение обстоятельств! Чтобы мы всегда могли взять ситуацию в свои руки и вывести, куда требуется!

Джаред сам потянулся к Алану, чокнулся с ним краем кубка, рассмеялся невпопад, просто потому, что ему нравилась сама ситуация: то, где и с кем он находился. Праздник получался каким-то серьезно праздничным!

— Да, Джаред, стоит сказать, ты просто неукротим! Поставить на место Ллвида! Сразу после того, как ты его напугал! Старейшина, наверное, выпучил на тебя свои широко расставленные глаза, как неприличный фомор!

Советник опять расхохотался: да, видок у Ллвида был тот еще!

— А меня однажды, Джаред, приняли за призрака Нуаду, — пожал плечами, сам собой удивленный и слегка смущенный. — Я тогда еще недавно находился в замке, мне было сложно оставаться наедине с собой. Пока я был среди других ши, я помнил, что я тоже ши, а вот по вечерам меня давило ощущение мира волком, приходилось смирять свою звериную сущность!

Алан вдруг завыл и опять фыркнул, теперь уже от выражения лица Джареда:

— Да шучу я шучу, теперь не так, — покосился темно-серыми своими глазами хитро. — И вот чтобы не сходить по вечерам с ума, я уходил в тренировочный зал, прыгать с мечом всегда хорошо получалось, да и успокаивало опять же, — пожал плечами. — Одним словом, я так увлекся, что не рассчитал и обрашил одну за другой несколько стоек с железным, боевым оружием! Грохоту было-о! На весь замок!

Джаред зажмурился, отчетливо представляя: оружия в тренировочном зале было донельзя много!

— Грохот поднялся до небес, наверное, даже до неблагих долетело! Стража примчалась тут же! А я был слишком взбудоражен, чтобы не попасться им на глаза, по крайней мере — долго! Перенадел дублел шиворот-навыворот, подхватил какой-то шлем, нацепил, и завыл потусторонне, то становясь видимым, то исчезая из их поля зрения!

— О-о-охо-хо, — Джаред рассмеялся, — Ала-ан, да из тебя Нуаду правдоподобнее настоящего!

— Вроде того, — Алан отвел глаза и пожал плечами, но Джаред видел — ему приятно. — Я еще грохнул мечом об щит, вызывая их на поединок и приблизился вплотную так, что все дружно от меня шарахнулись! А когда очнулись, я уже выбрался из зала и вернулся в казарму, делая вид, что прилично спал!

— Ха, я помню тот случай, стража бегала, как подстреленная! — Джаред теперь действительно вспоминал. — Искали Нуаду, пересказывали в красках! Мидиру пришлось всех успокаивать и изгонять духа опять!

— В некотором роде, — Алан мягко улыбнулся, — у него не вышло, я все еще здесь!

Джаред фыркнул и поднял кубок в третий раз:

— Тогда выпьем за то, чтобы мы оставались на своих местах, действительно своих!

Они с удовольствием выпили, закусили, Алан мясом, Джаред — обнаруженным и затесавшимся по случайности яблоком. Дальше беседа пошла еще привольнее, каждый рассказывал что-то, не касающееся насущных дел, и подобных случаев на их памяти скопилось достаточно, чтобы беседа затянулась до утра, а под стол отправилась пустой уже не вторая и не третья бутылка действительно очень хорошего вина. По крайней мере — пятая, но Джаред боялся промахнуться в расчетах.

Они так и уснули, перед камином, никуда не спеша, не торопясь и расслабившись чуть больше, чем целиком. Напряжение отпустило и скрылось. Засыпая, Джаред знал, что завтра начнется другой день, и ему снова нужно будет собраться, но также знал и то, что отныне у него не будет ощущения брони, приросшей к коже.

Как выяснилось, броня снимается, давая возможность дышать легко и полной грудью.

Сомнения волчьего повара

Очередной ничем не примечательный день внезапно оказывается для Вогана полным сюрпризов: мало того, что возвращается из Верхнего основательно запропавший король, так еще притаскивает с собой одну малоприятную персону из прошлого — Воган сразу узнает его по запаху.

Всякое благодушное настроение пропадает, и младший из перворожденных набычивается, ожидая ответного узнавания «милым братом».

Только Эр-Харт никогда не был милым.

Однако даже после официального знакомства с исхудавшим, изменившимся Сердцем стаи, тот Вогана не узнает. На имя не реагирует, протягивает руку, стараясь быть осторожным, пожимает, настороженно зыркает, держится по большей части в тени…

Воган бы решил, что это одно огромное видение, но запах отбивает подобную возможность на подлете.

Перед ним несомненно Эр-Харт, который ведет себя слишком мило, чтобы носить прежнее имя. Мидир наконец представляет гостя: Алан, ну надо же!

Время тягуче и неразличимо для бессмертных, но Воган не всегда был бессмертным, и он замечает, видит, следит за «Аланом» в оба глаза. Воган всегда был зорким, однако новый стражник, потом офицер, потом старший офицер дома Волка ничем не проявляет свою живодерскую натуру. Разве иногда растворяется посреди пустого коридора.

Воган следит, и наконец получает возможность пообщаться с «Аланом» по душам: старший офицер нарушает порядок в трапезной, неожиданно зверея, переворачивая накрытый стол и царапая горло лесовику, а оказавшийся поблизости Воган сводит все к обычному взысканию: пять ведер брюквы и работа поваренком на сутки.

Изловленный за руки «Алан» даже не сопротивляется.

Уведенный на кухню нарушитель порядка смотрится крайне раскаивающимся. Тихим сдавленным голосом попросил не сообщать советнику и королю.

— Да что тут сделаешь, не скажу я — скажут другие, — Воган нарочито простодушно басит, наблюдая за собеседником во все глаза.

Эр-Харт изрядно смущается и еще ниже опускает голову, Вогану даже кажется — плывет в очертаниях, несмотря на то, что стоит далеко от жаркого воздуха печей.

— Не тушуйся, — Воган толкает Эр-Харта в плечо со всеми предосторожностями, отчетливо помня, на что был способен «старший брат», и не желая лишаться руки. — Я-то про тебя все знаю…

Эр-Харт вскидывает голову с такой невероятной, необъяснимой надеждой, что Воган умолкает и срочно вспоминает новое имя старого волка.

— Алан? Что случилось?

— Прости. Показалось, будто ты про другое, — опять опускает темные глаза и хмурится сильнее. — Я ведь так и не нашел свой род… Что я должен делать?

— Для начала помоги мне с закуской, — Воган поводит плечами, выпрямляется и смотрит на Эр-Харта сверху вниз. То есть, конечно, на Алана. — Нужно кое-что порезать…

— Это я могу, — тот вздыхает пободрее, поднимает глаза, но тут же опускает опять. — Это мне нравится…

— Ничуть не сомневаюсь, — Воган сначала произносит, потом спохватывается. — Все волчьи офицеры любят резать!

Алан кивает и уходит к умывальнику тихим размытым шагом, а Воган думает, что если Эр-Харт забыл себя, ему лучше и не напоминать. Ши он был неприятным.

Насчет волчьих офицеров Воган, разумеется, не врал, но даже его поражает, до чего этот волк оказывается ловок с ножом. Сноровка не помнящего себя ши удивляет и не обещает ничего хорошего, буде Эр-Харт себя признает.

Нынешний Алан сидит за столом и весьма быстро кромсает все, что предложено. Выходит очень мелко.

Воган аккуратно отклоняет предложение помощи в потрошении пары рыбин, опасаясь, что извлечение внутренностей из свежих еще тел принесет Эр-Харту ненужную память.

Сам Эр-Харт даже не думает возмутиться пренебрежением к своим способностям. Стучит ножом по доске вхолостую, затем играется, вращая его в пальцах, легко подбрасывает и ловит, вызывая завистливые вздохи поваров. С большим вниманием следит, как Воган бросает овощи в котел, а рыбу отправляет на зажарку.

Масло на сковороде шкворчит как обычно, однако впервые Воган ощущает неудовольствие этим фактом.

Внимательный взгляд Эр-Харта лишил привычные действия их законного обаяния!

Неудовольствие самого повара закономерно выливается в пережаренную рыбу, которой покаянно хрустит Эр-Харт, воспринявший более ранний и слегка подгорелый ужин частью своей повинности.

К счастью, на кухне было полно и других дел: принести воды, почистить котлы, приготовить приборы, последить за частями разных блюд, помочь, подержать, вылить или налить, снова набрать воды, следить за соусом в оба глаза, ловить убежавший соус…

Эр-Харт не ропщет, с искренним смирением воспринимая равно успехи или неудачи. Конечно, лучше всего он именно режет. Кто бы сомневался. Впрочем, офицер к тому же оказывается изрядно ловок, а это изрядно облегчает жизнь повару, равно как и потеснившимся в обязанностях прочим поварятам.

Во время ужина Эр-Харта вызывает с кухни юный советник, крайне серьезный и совершенно неулыбчивый для своих без малого ста лет.

Воган, разумеется, отпускает наказанного офицера, создавая себе возможность подслушать секретные беседы, чтобы выяснить — каков Эр-Харт для тех, с кем общается каждый день в Нижнем мире.

Обрывки разговора без слов сообщают Вогану не менее искренне, чем сам Эр-Харт: или этот волк дивно притворяется, или действительно перестал быть жестоким чудовищем, обожавшим потрошить живых противников и убивать всякого, кто ведёт себя иначе, чем приказывает Эр-Харт.

Воган нарочно выглядывает из кухни, чтобы убедиться, ему не кажется: Эр-Харт стоит перед невыразимо юным советником, опустив голову, заложив руки за спиной, смиренно слушая указания, вежливо отвечая на вопросы и скромно предлагая что-то изменить.

Справиться с ошеломлением оказывается непросто. Воган меланхолично отводит нож от рыбы и проводит по собственному предплечью. Приходится сильно порезаться, чтобы отвлечься от видения старшего, древнего, жестокого живодера, мягко улыбавшегося беззащитному перед ним советнику, изволившему нынешнего офицера даже воспитывать на тему неподобающего поведения.

— Мало ли, кто и что скажет про короля! — советник вздымает перст указующе. — Надо сказать мне, а не царапать горло лесовику!

Алан поддакивает, покачивая головой, то есть соглашается на словах, но будет делать как задумал. У их короля появился крайне верный волк.

Все происходящее смахивает на дурную шутку или затянувшийся сон.

Как бы ни обстоит дело с Эр-Хартом, запах собственной крови, боль пореза, захлестнувшее удивление, деловой советник — все оказывается реальным.

Вернувшийся обратно на кухню Эр-Харт вздыхает печально, втягивает воздух, чуя порез Вогана даже через бинт, и вопрошает: как так вышло. Бессменный повар Черного замка отбрехивается сложным характером некоторых старичков, выразительно проводя по ножам на поясе, но не отводя глаз от Эр-Харта.

Тот не интересуется продолжением беседы, спрашивает новое задание. На кухне жарко, тот сбрасывает тяжелый плотный дублет, оставаясь в рубашке, белой, слегка просвечивающей. Если знать, куда смотреть…

Стоит Эр-Харту отвернуться, сесть к Вогану спиной, тот «случайно» толкает под локоть несущегося с водой поваренка, так что весь ковш выливается на спину Эр-Харта, обрисовывая шрам в виде морской звезды. Сомнений быть не может — перед ними древний ши. Сердце Стаи.

Никто из поварят ничего не понимает, кроме странной неаккуратности главного повара, но Воган помнит этот шрам — с левой стороны спины, за сердцем.

Когда-то Нуаду возжаждал вырвать сердце у зарвавшегося Сердца стаи, успел вонзить когти в шкуру, свести их щепотью, собираясь проломить ребра, но Эр-Харт, конечно, не дался.

Зато у древнего остался шрам, старый, приметный, запечатлённый в книгах и манускриптах.

По которому его легко опознать, и сам Эр-Харт наверняка смог бы вспомнить себя. Если доложить Мидиру, то ещё неизвестно, что победит, желание защитить одного, пусть крайне преданного волка, или уберечь весь Дом.

Как Воган и думает, совершенно оголяться Эр-Харт не желает. Выходит, отжимает рубашку и возвращается, по виду переживая, что попался под руку.

С этим ши нужно что-то решать.

Никто в замке, кроме Вогана, не осознает затаившуюся в нем опасность. Беспамятный волк, баснословно хорошо владеющий разными стилями боя, давно никого не удивляет. Алан вписался в Дом, словно всегда был ему родным — как, собственно, и было!

Припомнив длинный кровавый список, повар решает: это все же Эр-Харт, он не выйдет с кухни. Случайно порежется одним из ножей насмерть. Если это другой волк, незнамо как объявившийся в теле Эр-Харта и не обладающий характером и памятью старого живодера, Воган выпустит офицера невредимым.

Первой проверкой стала рыба, потом — потрошение поросенка, потом разделка говяжьей туши, потом, чуть не искупанного в крови офицера Воган ставит перед необходимостью нарезать ливер.

В основном — сердца.

Остается лишь стоять над волком, придирчиво наблюдая за процессом. Случайно удерживая один из своих ножей крайне неудобно, зажав его вместе с ручкой сковороды в кулаке.

Поначалу повар ощущает лишь растущее напряжение, потом принимается приглядываться к сидящему волку, обращает внимание на старый, знакомый хват ножа и на новые шрамы, проглянувшие из-за намокшей рубашки и склеившихся сосулек волос.

Очень широкая, старая полоса, обернувшая шею. Не пропавший даже в Светлых землях след от рабского ошейника.

Воган шумно вздыхает.

Мир встает на свое место.

Гордый и кровавый ши не смог бы бесследно пропадать в Верхнем мире столько тысячелетий. Гордый и кровавый ши не вынес бы подобной муки и унижения. А это означает, что гордого и кровавого ши давно нет. Облегчение накатывает дурной волной, настолько сильной, что Воган чуть не падает, хватаясь за плечо этого подозрительного волка. Повар и сам не знал, что напряжение было столь огромным. Волк не отдергивается.

Воган зовет на пробу:

— Э… Алан?

Волк поднимает совершенно серые, ни капли не желтые глаза, напоминающие об Эр-Харте только формой да насыщенностью цвета радужки. Вот только смотрит с абсолютно иным выражением.

— Я делаю что-то не так? — тихий голос оказывается разборчивым и в шуме кухни. — Нужно мельче? Крупнее?

— Нет-нет, — Воган встряхивает головой, разражаясь грохающим смехом облегчения. — Я как раз хотел сказать: сердца ты режешь просто идеально!

Новый Алан, прежний Эр-Харт недоуменно-мягко улыбается, явно не решив, комплимент это или издевка.

Все хорошо в Благом мире, кроме этого фоморового шрама.

Воган возвращает свои ножи в ножны все, переставляет сковороду, поудобнее перехватив вскипевший ковш: если перед ним сидит не Эр-Харт, нужно оставить древнему как можно меньше шансов напомнить о себе. И тем более вернуться. Нельзя исключать таковую возможность.

Подгаданный жест, неловко попавшийся под ноги поваренок — и выплеснутый кипяток летит туда, на узнаваемый шрам Эр-Харта, все еще метящий спину Алана.

Офицер вскрикивает, дёргается, закостеневает спиной, затем падает на стол грудью. Поварята замолкают, на кухне воцаряется почти тишина: жутко продолжают шипеть и хрипеть котелки и блюда, доготавливаясь. Только никто не дышит.

Новый волк содрогается, приходя в себя после краткой потери сознания — выносливость у него совершенно эр-хартовская.

Поварята словно боятся приближаться к пострадавшему, изо всех сил пытающемуся не скулить, всего лишь скребущему стол едва выпущенными когтями. Воган вновь убеждается в правильности своих действий. Решительно шагает к… Алану.

Волк вздрагивает когда большая ладонь Вогана обхватывает его шею.

— Терпи!

Бывший Эр-Харт косится темно-серыми, еще более темными от боли глазами, безмолвно ожидая окончательной расправы. Или это просто так кажется повару.

— Терпи! — Воган повторяет, уже стыдясь своего стремления подстраховаться.

Быть древним волком, кроме всего прочего, означает кое-что еще: у Вогана есть силы, чтобы перелатать половину замка, но можно употребить их все и на одного волка. И попросту нарастить ему новую кожу на спине.

Магия рвется бурным потоком, нашедшая применение, достойное ее мощи, Алан дёргается, скользит по сиденью, пытаясь вырваться, увернуться: боль возрастет, старая кожа с треском слезает, новая растет, обхватывает мышцы, прикрывает рану, гасит, утишивает…

Алан вздрагивает и бьется, скребет по столу вытянувшимися целиком когтями, огромными, под стать Мидиру, черными — как и полагается Эр-Харту.

Воган безжалостно лечит, стараясь не обращать внимания на проклюнувшееся сочувствие, вызывая из памяти картины прошлого с демонстрацией жестокости Эр-Хартом. Однако эти картины оказываются бесполезными. Они никак не прикладываются к этому волку, бьющемуся от боли за чужие прегрешения.

Темно-серые глаза начинают закатываться, так и не становясь желтыми, Воган встряхивает Алана, пытаясь вернуть, додержать его в сознании.

— Стой! Терпи! Сейчас уже все! — наклоняется, обеспокоенно заглядывая в лицо.

Как ни странно, помогает именно это, словно прорвавшееся сочувствие что-то офицеру доказывает. Он прикрывает глаза, соглашаясь, сжимает бескровные губы и перетерпевает последнюю волну лечения, не выпадая никуда — ни в сон-жизнь, ни в жизнь прошлую, ни в бессознательное состояние нежизни вообще.

Когда Воган отпускает вылеченного волка, поварята вокруг выдыхают разом, а сам Алан утыкается в столешницу лицом совершенно, прикрывает руками голову и тяжело дышит. На правах временного лекаря повар задирает рубашку, осматривая спину.

Совершенно гладкую, обычную спину, слегка белую, еще обескровленную, но в целом ровную и ничем не отличающуюся от спины любого ши.

Прикасается к месту бывшего шрама, Алан содрогается явно, не переставая мелко дрожать.

— Знаешь что? Иди-ка ты отдыхать, королевский волк, — Воган вновь глубоко вздыхает. — С моими извинениями, Алан. Я заставил тебя пережить то, что ты не должен был.

Темно-серые глаза показываются над сложенными руками — офицер приподнимает голову в недоверии.

— Никто не хотел зла тебе на этой кухне. Надеюсь, мы не отбили тебе охоту общаться с поварским сословием? — Воган широко улыбается, принимая нового волка со старым лицом, но совершенно иным характером.

— Разве что во время кипячения, — тот выговаривает сквозь дрожь, обхватывает себя руками.

— Тебя надо проводить, — Воган приобнимает Алана, оборачиваясь и выискивая не очень занятого поваренка.

И с удивлением замечает застывшего в дверях бледного советника.

— Что. Тут. Произошло? — когда Джаред нервничает, то говорит совершенно железным голосом, ровно как папаша.

Правда, папаша говорил так всегда, а вот в волчонке куда больше живого и настоящего.

— Ох-х, Д-д-дж-жар-ред-д-д-д! Прости! — Алан неловко разворачивается и тут же опять перекашивается от боли.

— Вы, — указывает пальцем советник, — облили его дважды! Я в негодовании!

И переживает за Алана, как за… Друга?

— Нелепая случайность, советник, — Воган разводит руками, продолжая подпирать сидящего. — Это ужасно, а теперь мы вашего офицера полечили, теперь не должно быть ужасно, однако ему требуется отдых. Вы его не проводите?

— Конечно, — отрывистый кивок, ледяной взгляд на шипящего Алана, — провожу. Но. Воган. Мне потребуются объяснения. Много объяснений!

— Как скажете, советник, — уж этого добра у повара хватит на все поколения джаредовой семьи. — Будут объяснения. Проводите его только, совсем расклеился, бедолага! Осторожно, офицер, осторожно, не надо так со стула резко спускаться!

Алан, однако, мало того, что не падает, так еще цепляет негнущимися пальцами свой дублет и доходит до советника как по ниточке, хотя и белеет от боли.

— Я тебя спрошу, Воган, так и знай, — ледяной взгляд Джареда почти замораживает Вогана. — Потом!

Все-таки советник очень мудр, хоть и юн: приоритеты ставит правильно, то есть спешит подхватить Алана, поддержать его и увести с глаз остальных.

Воган шугает поварят, а сам отвлекается, протирая новые борозды на повидавшей многое столешнице.

В принципе, если говорить именно об Алане, новый офицер дома Волка ему очень нравится.

* * *

Этот ужин на природе Вогану не понравился сразу. Как не понравились и взгляды степняков, и отстраненность лесных — как обычно, ловко подставляющих других под чужие удары. Грести жар руками других домов — любимая игра дома леса!

А Мидир был слишком вымотан и слишком устал. Он, единственный, как маг самого высокого уровня, мог спасать души почти погибших ши. А внезапно, ни с того и с сего сошедших с ума каменных троллей было много. И погибших волков было бы много, если бы не Мидир.

Джаред, эта малявка по меркам ши, стоял по струночке. Временами проверял, в порядке ли сюрко и волосы, и строго выговаривал что-то советнику дома Леса. Тот медленно закипал от бешенства, но, видимо, подходящих слов подобрать не мог.

Во избежание неприятностей и ради спокойствия степняков столы были выставлены во дворе дома Волка.

Алан тревожился. По нему это не было заметно, но Воган, отдавая очередную команду поварятам, окидывал взглядом худую фигуру с иссиня-черными волосами.

А тот все свое внимание отдавал стражам и двум группам ши из разных, и не сильно дружественных домов. Ши разговаривали громко, привлекая внимание волков.

За короля Воган не волновался.

Но Мидир был далеко, до Мидира было не добраться.

Наконец Вогана осенило. Джаред! Молодой, но несгибаемый советник! Его отвлекли, отвели в сторону. Нет, не лесные. Наверняка, степняки! Дадут виру королю, и не более того. Ведь Джаред не числится в королевской семье!

Подозрительное шевеление все больше настораживало Вогана. Но опасность пришла, откуда не ждали.

С девятой стены в сторону Джареда, неумолимо и неостановимо летел клинок.

Воган охнул. Мидир вытянул руку открытой ладонью, из которой вырвался зелёный луч, но лезвие не изменило своего пути. Напоенное магией смерти, оно, крутясь приближалось к немного отошедшему и теперь замершему на месте Джареду, смотревшему на клинок широко раскрытыми глазами.

Серая тень метнулась вперед — быстрее ветра, опаснее смерти. Алана отбросило назад и влево, из плеча — по счастью, не из сердца! — торчала светлая костяная ручка клинка степняков.

Мидир взревел, отбрасывая всех, кто был рядом.

Лесовики, взявшись словно бы из ниоткуда, сбросили со стены неудачливого степняка.

— Алан, — шепнул король. — Терпи.

Ох, эту фразу Алан явно слышал больше, чем нужно.

Отмерший советник тоже кинулся к лежащему, стража расчистила место.

Мидир выдернул нож, из раны хлынула кровь. Король тут же свел края. Черным огнем полыхнул шов, и начальник стражи выгнулся, не застонав, но опять знакомо выпустив обсидиановые когти и яростно царапая ими камень.

— Что это было? — яростно повернулся к степнякам Мидир.

Те бросили к его ногам отсеченную голову. Старший принц забормотал о вире и том, что младший…

Мидир не стал слушать.

— Прием окончен! Жду вас завтра с утра. С объяснениями!

Воган, командуя поварятами и следя за тем, как они шустро убирали котлы и еду, подумал: лучшего доказательства не надо.

Эр-Харт никогда не подставился бы за другого. Скорее, прикрыл бы свое сердце!

Алан закрыл собой советника.

Наверное, этот клинок степняков убил последние сомнения в Вогане.

Старом боге, который совсем немного еще и умеет готовить.

Оглавление

Волчья спальня

Волчий офицер

Волчий новый год

Сомнения волчьего повара

Пожертвовать