Светлейший князь 4 [Михаил Шерр] (fb2) читать онлайн

Светлейший князь 4

Глава 1

Первое сентября 1785-ого года. Полдень. Я в Мирском остроге встречаю начальника Особого Минусинского округа генерал-майора Аксенова.

Как это не удивительно, но это наша первая очная встреча. Достаточно интенсивная переписка на мой взгляд не в счет. Но я совершенно не волнуюсь. С ним много и часто общаются наши люди, больше всех конечно Лонгин и мой тесть. Лонгин у нас занимается столь многими делами, что меня иногда оторопь берет, когда он успевает.

Пару раз у меня закрадывались мысли, а не слишком ли много власти у него? Но тут же в ближайшую ночь активизировался товарищ Нострадамус и эти опасения тут же уходили. Оба раза меня сразу же приглашал к себе наш благочинный и прямым текстом говорил мне, что я не прав.

Сразу же после Петрова поста Лонгин наконец-то женился на младшей сестре Ксении Леоновой. Юная особа оказывается уже много лет в него влюблена. Терпеж у неё закончился и она призналась в этом старшей сестре, а та откровенно рассказала об этом Машеньке, специально приехав для этого в Усинск.

Светлейшая княгиня долго думать не стала и при первой же встречи рассказала это Лонгину, а тот, выйдя от княгине, тут же заслал сватов.

Наш конвой генерала Аксенова должен встретить в Порожном, а затем сопроводить по нашей тропе до Мирского острога. Командовать конвоем поехал конечно Лонгин Андреевич. Перед отъездом он сказал мне, что его молодая жена ждет ребенка.

С перевала только что прискакал гонец с известием, что Лонгин с господином генералом миновали его. Настроение у меня и так преотличнейшее, а тут еще в памяти всплыла история женитьбы нашего главного разведчика и дипломата.

Прошедшие три летних месяца после нашей победы над Чжан Цзинбао мы на мой взгляд использовали по максимуму и из ситуации выжали все что можно.

Хошун Ольчея теперь весь Урянхайский край отошедший к России в будущем 20-ом веке. Его население составляет примерно тысяч сорок-сорок пять. Западная граница фактически русский Алтай, южной границей являются хребет Танну-Ола.

Отряды нашего зайсана, вышедшие на восточные предгорья хребта, не остановились на линии гор Хань-тайга и Улань-тайга, а продвинулись до линии монгольских пограничных караулов. И мало того, они вдоль этой линии вышли к озеру Косо-голь, оставив за спиной горы Хардыл-Сард..

Я его знаю под другим именем — озеро Хубсугул. Дело темное, кто там живет на его берегах, тувинцы, монголы или вперемежку. Но Мерген приказал воинам поставить свою юрты рядом с монгольскими караулами вдоль всей пограничной тропы до реки Эйгин-Гол, вытекающей из южной оконечности озера.

Через неделю монгольские караулы ушли и тувинские воины прошли по монгольской пограничной тропе вдоль западного берега озера до русской границы к пограничным караулам Монды и Хангинский.

Это уже Иркутская губерния. Во избежания каких-либо возможных трений с казаками с тувинскими отрядами шел наш гвардейский десяток.

Но все произошло тихо и гладко, казаки скорее всего даже и на заметили смену хозяина на этом участке границы.

Захваченные трофеи были огромными и Ольчею с Мергеном не составило труда за лето восстановить разоренные кочевья, помочь всем нуждающимся и наградить отличившихся. Уже к началу августа никаких следов войны во владениях Ольчея уже не было.

Даа- и Бээзи хошуны остались без изменений, там даже не сменились нойоны, с ними только была проведена просветительная беседа об изменившихся правилах поведения под нашим владычеством. А вот дальше на восток от реки Шагонар, которая была границей Бээзи-хошуна произошли перемены.

Ольчей сформировал на тех землях четыре хошуна, один из которых, Дархатский, раньше не существовал. В него вошло и присоединенное нами озеро Косо-голь.

Население там было смешанное, монголо-тувинское. Но новые законы принесенные с запада сразу же переломили настроения в нашу пользу и абсолютно все местные кочевья тут же признали новую власть.

А вот с территориями южнее хребта Танну-Ола всё было сложнее. Мало того, что Оюннарский хошун расположенный на тех территориях был страшно разорен и большая часть населения бежала на север, так еще было совершенно непонятно кому там отдавать власть.

Амбын-нойон и по совместительству Оюнн-нойон просто исчез. Мы конечно предполагали, что его наступающая армия Чжан Цзинбао просто лишила жизни. Но это никак не помогало нам решить проблему местного начальника.

Ольчей категорически отказался брать эти земли под свою руку, в дальнейшем вполне возможно, но сейчас нет. Мерген категорически был против и сейчас и в дальнейшем.

И тут мне на помощь пришел Адар-оол, заместитель Лонгина. Он предложил кандидатуру зайсана Оюн Дажы. Я сразу же вспомнил рассказ Лонгина о его поездке за фикусами и решил попробовать.

Найти Оюн Дажы оказалось не сложно. Он в отличии от многих не бежал на север, а укрылся на территории хошуна и сразу же после изгнания врага занялся восстановлением разрушенного Самгалтайского хурээ.

Переговоры с ним вели Лонгин и Мерген и они очень быстро договорились.

Верховным правителем естественно стал я. Но условия подчинения мне были такие же как у Ольчея и Оюн Дажы сразу согласился.

Тем более, что под его руку отходила вся Убсунурская котловина. Южной границей его владений стал невысокий хребет Хан-Хухэй.

Как только появились известия а нашей договоренности с Оюн Дажы тувинские беженцы из-за Танну-Ола сразу же потянулись в родные края и в течение месяца к своим кочевьям вернулось около пятнадцати тысяч тувинцев.

Туву Ольчея стали называть Танну-Тува, а Оюн Дажы Оюнн-Тува.

К августу Оюн Дажы тоже успешно ликвидировал все последствия китайского вторжения, кроме восстановления разрушенных хурээ.

В самом начале вторжения Чжан Цзинбао меня разбирали большие сомнения когда Лонгин озвучивал размеры его армии. Сто двадцать тысяч для карательного похода на Урянхай это явно через чур.

Империя Цин уверенно и уже далеко не медленно движется к своему закату и выставить армию в сотню тысяч и более ей уже не под силу. В последней войне с Бирмой все китайские армия были намного меньше.

Нам сразу в этом ребусе разобраться не удалось, но после победы мы быстро разобрались в чем дело.

Главной задачей Чжан Цзинбао было навести порядок в Урянхае, лишив его в первую очередь особого положение в империи. Для этого император реально отрядил достаточно большую армию — около пятидесяти тысяч кавалерии и пехоты и сотню пушек. А больше пятидесяти всякие обозы и прочие тыловики.

Наведение порядка в Урянхае предусматривало окончательное решение вопроса с его населением, а на освободившихся землях должны должны были поселится китайские колонисты. Для этого в обозе наступающей армии шло больше десяти тысяч китайских семей. Часть из них уже даже начала оседать вокруг Убсунура. Они бежала прочь вместе с отступающей разбитой армией Чжан Цзинбао и к нам в плен не попали.

Ситуация с разорением монгольских кочевий очень играла нам на руку. Монгольские князья были в ярости, особенно в пограничном округе Кобдо и Сайон-аймаке. А тут еще неожиданно умирает старый Сайон-нойон Нардожав.

Когда мы отпустили пленных монголов и маньчжуров, у нас в плену осталось больше от пяти до десяти тысяч китайских семей и почти семь тысяч китайцев-воинов.

Никто из них не горел желанием возвращаться в Китай. Наши толмачи-китайцы, общающиеся с этой публикой, доложили, что они все уверены в том, что их казнят если они вернутся.

Как поступить с семейными мы решили очень быстро. Одна половина остается в Оюн-Туве осваивать Убсунурскую котловину, а другая будет развивать Танну-Туву.

Ольчей крайне отрицательно относился к идее поселения пленных на своих землях, да и мне, честно говоря, перспектива появления у нас нескольких тысяч не очень нравилась.

Те, кто у нас уже появился были под жесточайшим контролем и мы прикладывали немалые усилия для их ускоренной ассимиляции: никакой культурной автономии, в обществе только русский язык, почти треть уже приняли православие и самое главное, шаг вправо-влево считается побегом и высылка в Китай. Но сотня семей это одно, а несколько тысяч это совершенно другое.

Поэтому я решил, что сначала не состоявшиеся пленные колонисты будут какое-то время, не меньше года, строить на реке Элегест новые заводы. А дальше видно будет.

А вот что делать с настоящими пленными — семью тысячами китайских воинов!

Оюн Дажы на встрече со мною предложил вариант, который и было решено воплотить в жизнь.

Бывшим китайским воинам было предложено ими и остаться, но с некоторыми особенностями.

Для надежной защиты от соседа, который наверняка пожелает взять реванш, мы решили создать пограничную оборонительную линию на хребте Хан-Хухэй и при необходимости слева и справа от него.

На «танкоопасных» направлениях, то есть там где с юга и юго-востока к нам могут пройти большие массы конницы, поставить гвардейские станицы с перспективой размещение там по сотне гвардейцев.

В этих краях я однажды бывал. Во времена перестройки мне однажды предложили месячную поездку по Туве и северо-западу Монголии как бы для обмена опытом. Моя школа была на хорошем счету и по мнению каких-то умников я мог чему-то научить других директоров.

В итоге поездка длилась немного дольше, но я никогда об этом не жалел. Мне удалось побывать во многих уголках Тувы и Котловине Больших Озер, северной частью которой является и Убсунурская с центром озером Убсунур.

Поэтому с Оюн Дажы мне разговаривать было очень легко.

Мой собеседник хорошо знает местность, кто где живет и чем дышит. Юго-западнее озера в моей первой жизни там был достаточно крупный монгольский город Улангол. Города сейчас естественно нет, но вот люди на этом месте живут и причем более менее оседло.

Множество речек и речушек текущих с гор западнее озера сейчас более полноводны и кое-где есть даже зерновые поля.

Кое где намеки на оседлость есть и на востоке котловины на реках Нарын и Тэс. На всей остальной территории только кочевья.

Живут здесь монголы и тувинцы. Монголы преобладают в центре и на юге котловины.

Кортловина Больших Озер по мнению некоторых знатоков вообще какое-то сакральное место у монголов, место их силы. Отсюда якобы когда-то начал свои походы Чингисхан.

Но все это в прошлом, сейчас тут нет практически ничего и никого.

Пол непонятной мне причине маньчжурский или китайский, кто их там разберет, полководец свою тактику выжженной земли начал воплощать на подходах к Урянхаю и окрестностям Убсунура досталось по полной. Он даже послал большой отряд для наведения «порядка» в окрестностях Улангола и там постарались особенно рьяно, были например засыпаны родники на северо-восточных берегах Убсунура.

Многие монгольские кочевья бежали на север и оказалось у нас, особенно в не разоренных хошунах Да- и Бээзи-нойонов. Местные товарищи этим беженцам были совсем не рады, но Мерген с санкции Ольчея их предупредил, что верховный правитель, то есть я, будет очень недоволен если беженцев будут обижать.

Лонгин сразу же после окончания войны поехал в те края и встретился с монгольскими старейшинами. Им он пообещал помочь как мы помогаем беженцам-тувинцам если они вернутся к своим разоренным кочевьям и признают нашу власть.

Оюн Дажы сразу же продублировал предложение Лонгина.

Южной границей собственно Оюнского хошуна стали реки Нарын на востоке и Хойт-Гол на западе до перевала Улан-Даба. Засыпанные родники оказались на этой территории и были быстро приведены в надлежащее состояние.

Смерть старого Сайон-нойона была нам очень на руку. Дархатский край, разоренные земли Убсунура, Даа- и Бээзи хошуны остались как-бы бесхозными и это облегчило их переход над нашу власть.

Беженцы монголы думали не долго и приняли предложения Лонгина и Оюн Дажы.

А потом он предложил мне поселить пленных китайских воинов вдоль южной границы своих новых владений, в основном в предгорьях хребта Хан-Хухэй, между нашими предполагаемыми станицами и сторожевыми постами.

Так как большинство из них еще достаточно молодые люди, то главной наградой за службу будет разрешение завести семью. Причем самым отличившимся можно будет спутницу жизни искать не только среди своих соплеменниц, пленных несостоявшихся колонистов, но и среди тувинцев и даже русских. Естественно только при их согласии.

Лонгина сначала подняли на смех, когда он на очередном заседании Совета Лучших сделал это предложение. Наш Совет накануне был расширен до двенадцати человек и мне вернули второй голос.

Но неожиданно Лонгина поддержали Тимофей и мой тесть.

Тимофей последнее время очень много общался с нашими китайцами и стал у нас еще и главным китаеведом. Он категорически заявил, что это будет огромной наградой и стимулом для пленных китайцев.

Больше всех этим заявлением был ошарашен наш полковник.

— Тимофей Леонтиевич, давай объясняй нам сирым и убогим глубину своей мысли, — потребовал он категоричным тоном, не терпящим возражений.

— Охотно, уважаемый Ерофей Кузьмич. Только сначала ответьте мне на вопрос, как часто в европейских армиях, в том числе и в российской солдаты насилуют женщин. Особенно на территориях врага.

— Да постоянно, — хмыкнул Ерофей, — чего уж тут скрывать, солдат всегда этим озабочен.

— Вот в этом-то и дело, а китайский солдат в особенности. Войны, которые вели маньчжуры на востоке своей империи отличались особенным насилием в отношении женщин. Только из-за этого было несколько восстаний и не нужных войн с мусульманскими соседями, — Тимофей посмотрел на меня, согласен ли я с его утверждением.

Мы несколько раз во время наших бесед обсуждали эту тему, когда я рассказывал ему о завоеваниях маньчжуров. Ерофей посмотрел на меня и я молча кивнул, соглашаясь с услышанным.

— Это одна сторона медали, — воодушевленно продолжил мой шурин. — Другая сторона, это то, что китаец в своей стране третьесортный человек. Первый сорт — маньчжур, затем — монгол. И лишь затем китаец. Да помимо всего простому китайцу и хорошую женщину найти проблема. Все сливки снимают другие. Я не буду рассказывать, все и так думаю знают, какие зверства творятся в Поднебесной в отношении женщин.

На эту тему у нас действительно просвещать никого не надо. Члены Совета, а скорее всего и абсолютно все взрослые это знали. Тот же Тимофей на уроках истории рассказывал об этом.

— У нас они сейчас тоже третий, а то и четвертый сорт, — Тимофей начал делать закономерный вывод из своей речи. — А тувинская жен, а тем более русская, сразу же понимает его статус, не говоря уже про его детей.

— Про тувинок не говорю, просто в этом вопросе не знаток. Но какая русская баба пойдет добровольно за узкоглазого? — Ерофей просто так сдаваться не привык и привел еще один на его взгляд весомый аргумент против.

Помощь Тимофею пришла с совершенно неожиданной стороны. Его поддержала супруга нашего полковника.

— Не скажите, что не будет желающих. Вы, мужчины, плохо знаете психологию женщин, — я уже давно перестал думать как моё знание воспринимается и не ломал голову как что преподносить. Поэтому слово психология было всем понятно. — Среди этих узкоглазых есть достаточно привлекательные мужчины. Это раз. Они очень покладистые и трудолюбивые, это два. А самое главное, кто в этих семьях будет хозяином и главой семьи?

Дискуссия на этом была закончена. Софья Васильевна зрила как говорится в корень вопроса. Никаких притеснений тувинцев у нас не было. Но общаться с нами они сами стремились на русском языке, даже Ванча зачастую не знал как некоторые вещи объяснять им на родном языке.

В военном деле, любых производственных делах, в медицине все было по-русски. И пообщавшись с нами, тувинцы начинали потихоньку стремиться во всем быть такими же как мы. Я замечал, что некоторые даже ментально становятся похожими на нас, тот же Мерген со своей сестрой.

А уж китайцы уже живущие среди нас, в особенности. Те семьи, которые приняв православие, поселились в Усинске от нас немного отличались лишь чертами лица. А никаких поблажек бывшим пленным я давать не собирался. Наказание будет быстрое и неотвратимое — долой с пляжа.

Окончательное решение было таким. В бывшем Уланголе и на Тэсе, где река круто разворачивается на север ставим две крупных гвардейских станицы. В двух местах, где через хребет Хан-Хухэй есть достаточно проезжие дороги поставить для начала наши постоянные караулы.

Глава 2

К началу осени все наши планы были воплощены в жизнь, кроме конечно строительства новых заводов, но они были заложены и работа кипела.

Когда я последний раз был в Туве, мне даже не верилось, что три месяца здесь была самая настоящая война.

Никаких проблем с китайцами не было. Все таки они очень трудолюбивы и потрясающе послушны и покорны. Это как же надо их дошкурять, чтобы эти люди поднимались на бунт и устраивали восстания и гражданские войны которые длятся десятилетиями.

Русский язык они надо сказать усваивают на лету, жизнь просто заставляет это делать, на пальцах особо много на стройке не объяснишь.

Среди наших «старых» китайцев было достаточно уже образованных и по-европейски, поэтому у Тимофея было были помощники. А трок самых продвинутых предложили ему создать новую китайскую письменность на основе кириллицы, взяв за основу принцип — каждому звуку своя буква.

Я в это дело раньше времени вникать не собирался, сделают — тогда и будем смотреть.

Михаил Максимович Морозов приподнес нам большой сюрприз. Когда стал вопрос кого назначать главным на новой пограничной линии он неожиданно вызвался возглавить это дело.

Такая кандидатура нас устроила во всех отношениях, тем более что с ним должны были пойти двое младших сыновей: один в Улангол или Улангом, не знаю как правильнее говорить, другой на Тэс. За лето к нам пришло еще полтора десятка семей староверцев и они все пошли за Морозовыми.

Сначала у меня были сомнения, как без проверки посылать людей на такое ответственное дело. Но оказалось, что все они пришли к нам по приглашению Морозовых.

Среди нашего старого населения тоже оказались желающие и в новых, только что заложенных, станицах к началу осени оказалось ровно по двадцать пять семей. Мужики несли сторожевую службу, в свободное время занимаясь общественными и личными делами. До положенной численности эти сотни комплектовались командированными из долины.

Новые станицы напоминали осажденный военный лагерь, строгий пропускной режим, комендантский час и внутренние патрули.

Михаил Максимович распорядился военному делу обучить всех женщин, а молодежь обучать с четырнадцати, так чтобы к шестнадцати это уже были воины.

С Оюн Дажы они сразу же нашли общий язык и занялись хорошими совместными делами.

Все колодцы и родники были расчищены и облагорожены. Где есть возможность они начали строить пруды и рукотворные озера, а в Тэсе свой кирпичный завод.

Из Монголии и Китая никаких известий не было. Такое впечатление, что ничего не произошло. Даже более того, Лонгин забросил удочку на продолжение торговли и тут же пришел караван с чаем и тканями. Торговцы были монголы.

Они за свои товары попросили серебро, а получив его, тут же купили у нас заказанную заранее бумагу и металлические перья и наши шерстяные ткани.

Лонгин зарядил по всем своим каналам задачу: как избежать новой войны и наладить отношения с огромным Китаем. Ни о каких уступках с нашей стороны речи пока нет.

Никаких плохих предчувствий и мыслей у меня не было. И даже более того мне хочется петь.

Вчера вечером в Мирскую станицу, где я решил провести ночь перед встречей с окружным начальником, примчался заместитель Лонгина по разведке Адар-оол. Теперь правда это Семен Тимофеевич Адаров.

Два года назад он принял святое крещение и мы называем его исключительно по православному. У него такое потрясающее и совершенно секретное известие, что он не решился доверить его нашим средствам связи и решил привезти его лично, вдобавок взяв еще и конвой.

Надо сказать, что это того стоило.

Сразу же после разгрома Чжан Цзинбао источник из спальни великого цзяньцзюня, а по нашему генерал-губернатора с резиденцией в Улясутае, убыл в Пекин. И вот из Поднебесной пришла первая весточка от неё. То, что это женщина, единственное моё знание об этом источнике.

Императорские курьеры, не щадя лошадей, принесли теперь новости из другой спальни. Сейчас это самая важная спальня империи Цин — спальня Нюхуру Хэшэня.

Сейчас это почти всесильный фаворит стареющего императора Хунли, правящего под девизом «Цяньлун» — «непоколебимое, славное».

Императору скоро семьдесят пять и уже несколько лет реальная власть в стране всё больше переходит в руки его нового могущественного фаворита Хэшэня. Молодой манчжур за несколько лет сделал головокружительную карьеру от сюцая, персонального специалиста императора по китайской нумерологии и императорского телохранителя до фактического правителя государства. Сейчас он занимает уже несколько важнейщих постов в империи и готовится стать канцлером.

В дальнейшем он станет зятем императора и почти десятилетие будет фактическим правителем государства, войдя в его историю как величайший коррупционер.

Его век закончится сразу же после смерти Хунли. Арест и вынужденное самоубийство — таков будет конец главного негодяя китайской истории. Конфискованное имущество было оценено в сумму, сопоставимую с доходами государства за восемь лет. Крайне мерзким на мой взгляд было наличие у него шестьсот шести рабов и гарема, где держалось шестьсот наложниц.

Есть интересный лозунг или девиз: «Быть, а не казаться!» Так вот лозунг и богдыхана и всей империи Цин другой: «Казаться, а не быть».

Информатор Лонгина скорее всего была европейской женщиной и она дала совет, прислать посольство и попросить причислить нас к данникам Цинской империи. А то, что мы разбили их войско, так это не беда, это в истории Срединной империи уже было, в Бирме и во Вьетнаме. Но формальное признание первенства Поднебесной и выплата дани решили исход этих войн.

Я нечто подобное предполагал, но Хэшэнь назвал еще и четкую сумму дани и того, то должен получить лично он.

Поразительно, но главным требованием была выплата пресловутого пушного налога. И сверх этого десять тысяч лянов серебра одномоментно, а затем раз в десять лет. Лично Хэшэню тоже десять тысяч и ежегодно по тысячи.

Кроме этого мы должны будем принять участие в военном походе против среднеазиатских ханств если они нападут на Цинскую империю. Но выполнение этого обязательства с нас потребуют не раньше чем через пять лет.

Все наши завоевания остаются у нас, и территории и люди. Нам было обещано право торговать с Китаем. Для этого хоть каждый день мы можем присылать караваны в Улясутай.

Военный поход в Среднюю Азию это что-то завиральное, но через пять лет. Поэтому я решил пока себе голову этим не забивать. Тем более, что всё остальное просто пять баллов.

Горно-таежная тропа, по которой мы когда-то пришли в Усинскую долину, за эти годы превратилась в достаточно хорошую дорогу. Мы следили за ней и по ней можно проехать и зимой и детом. Зимой естественно могут быть проблемы со снегом. А вот сезонная распутица нашей дороге не страшна. На всех опасных участках лежат гати или отсыпаны камни.

Начинается она в нашем селе Порожном у Большого Енисейского порога. Семьдесят верст с небольшим до Усинска наши егеря верхом преодолевают легко можно сказать на одном дыхании. Повозка или телега при удачном раскладе от Мирского перевала до Порожного тоже может успеть за длинный летний световой день.

Но это задача непростая и в середине пути на переправе через Большой Тепсель сооружена большая остановочная площадка. Там всегда есть запасы сухих дров, одно из наших достижений — спички, запасы солонины в специальном холодильнике-леднике и готовые к использованию сигнальные костры для подачи дымов бедствия. Их при отсутствии низкой облачности видно с Мирского перевала.

Путей прибытия в долину со стороны России всего три: по Енисею в Усть-Ус, по Мирской тропе и по пограничной тропе через Хаин Дабан. На всех трех дорогах люди направляющиеся к нам оказывались в наших монастырях-крепостях: северном Хаиндабанском, западном Мирском на перевале и Усть-уском на берегу Енисея южнее Джимовой горы. Безвестный ручей, первый ниже Уса поэтому стал называться Монастырский.

Без вердикта монастырской братии ни один человек не мог пройти дальше в долину. Для весомости их слов в монастырях всегда стояли гвардейские караулы.

В монастырях было по пять монахов и соответственно отец — настоятель. Самый большой поток староверцев традиционно был по Енисею, зимой по льду, а летом почему-то на плотах вверх по течению. Почему они предпочитали такой сложный путь мне было неведомо, но факт оставался фактом.

Непримиримых фанатиков отсекали еще в Минусинске, У Лонгина на эту тему с окружным начальником в своё время был откровенный разговор. «Неслогласники» естественно были, но скажем так мирные. Они перед беседой в окружной канцелярии получали инструкции от доброжелателей и без проблем проходили собеседование.

Изначально все бумаги подписывались в Минусинске, но потом я предложил это делать у нас, зачем людей лишний раз вводить в грех.

Потенциальные «несогласники» без промедления заявляли об этом и мы, не задерживая их без уважительных причин ни на минуту, отправляли их в Туву. Там они уходили чаще всего в Тоджу, а некоторые к Морозовым.

Вот и сейчас с господином окружным начальником шел достаточно большой караван староверцев. Но будущих «несогласников» среди них почти нет, зато есть почти пятьдесят семей потенциальных кандидатов в гвардейцы в Оюн-Туву.

Но для меня главным было не это и я поехал встречать отнюдь не генерал-майора Аксенова, его можно принять и в Усинске после приезда.

Главным для меня было возвращение в долину отца Филарета. Он уехал через две недели после нашей победы и я знал с чем он возвращается.

Отец Филарет теперь Владыка и назначен на кафедру в новой российской епархии — Усинской.

Лонгин перед перевалом поехал вперед и мы с ним встретились до приезда генерала Аксенова.

— Рад вас видеть, Григорий Иванович, в добром здравии, — несколько неожиданно и витиевато поздоровался Лонгин.

— Здравствуй, Лонгин Андреевич. Полагаю, что вы немного поспешили, чтобы сообщить мне что-то интересное или неожиданное.

— Да, вы правы и думаю это вас нисколечко не расстроит. Генерал Аксенов вынужден срочно вернуться в Минусинск. Буквально полчаса назад нас догнал курьер из Красноярска. Помните того беспалого поляка, который в своё время дал денег подпоручику Чернову? — несколько дней назад я неожиданно вспомнил об этом человеке и подумал, неужели он никогда больше не появится на нашем горизонте.

— И каким образом этот беспалый проклюнулся?

— Он зачем-то хотел убить губернатора и нити заговора ведут в Минусинск, — новость достаточно неприятная, скорее всего у генерала Аксенова опять будут проблемы.

— Надеюсь он арестован?

— В том-то и дело что нет. Мало того, негодяй скорее всего попытается скрыться где-то в окрестностях Минусинска или в нем самом, — Лонгин явно был удивлен этой новостью. Да и как не удивляться.

Минусинск маленький городок, в нем населения около тысячи человек, спрятаться в его окрестностях можно только в подготовленном месте. Получается у беспалого поляка здесь есть берлога и сообщники. А если логическую цепочку раскручивать дальше, то можно прийти к выводу, что на свободе остались подручные графа Валенсы.

Так глядишь и ниточки к его потеряным источникам золота найдутся.

— Понятно, губернатор рвет и мечет. И как скоро господин генерал отправится восвояси? — окружной начальник несколько раз собирался посетить нас, но всегда что-то мешало ему. Видимо не судьба.

Лонгин похоже понял мою мысль и ядовито улыбнулся.

— Надо вообще-то разворачиваться сразу же. Но там следом идет большой обоз переселенцев и пока они не пройдут обратной дороги нет. Так что Мирский острог их превосходительство возможно успеют посмотреть и даже пообедают.

— А что верхами тоже нельзя проехать? — удивился я такому раскладу.

— Можно, да только генерал вчера неудачно упал и у него открылась старая рана, полученная в последней войне в турками. Так что верхами никак.

В итоге генерал Аксенов не попал даже в Мирский острог. Он отобедал в трапезной монастыря и как только дорога освободилась для проезда его коляски, их превосходительство отбыли в обратный путь.

Этот факт меня нисколечко не расстроил. Лишние глаза, тем более такие, мне совершенно не нужны. Генерал слишком умен, чтобы не понять некоторые вещи, которые он увидит. Одно дело увидеть наше оружие в чехлах, а другое подержать его в руках. Не говоря уже о демонстрации нашей артиллерии или экскурсии на завод.

Тем более самое главное, с моей точки зрения мы обсудили.

Я предложил ему строительство дороги до Минусинска силами наших китайцев. Желающие затем могут остаться в России при условии принятия православия и гарантиях их личной свободы. В том числе и экономической, никакого приписывания к заводам и тому подобному, а при желании право вернуться к нам.

Для сопровождения генерала я отрядил гвардейский караул с газовыми фонарями. Глядя вслед уезжающего окружного начальника, Лонгин сказал, как бы про себя:

— А интересно, можно ли сделать освященную дорогу? Поставить столбы и на них повесить газовые фонари.

Я уже думал над этим. Фонари на столбах вдоль дороги развесить конечно можно, вот только кто их будет зажигать, а потом тушить?

Владыка Филарет рассказал о своей поездке. Он был полон сил и даже помолодел. Еще бы, воплотились в жизнь такие смелые мечты. У нас учреждена отдельная епархия и теперь решение многих проблем зависит только от него и меня. Года через два у нас появится еще и викарий, по крайне мере так обещано. Вместе с ним приехало еще шесть монахов и пять иереев с матушками и малолетними детьми. Целых пять телег были нагружены багажом нового Владыки.

Мы с Лонгином неспеша ехали в Усинск, Владыка Филарет остался в монастыре и вернется позднее.

Выслушав о доставленном донесении из Пекина, Лонгин рассказал мне о своем «источнике».

Как я и предполагал, это оказалась европейская женщина. Семнадцатилетней девушкой она вышла замуж за русского офицера и уехала с мужем в Оренбург, где вскоре была со своей камеристкой похищена и продана в рабство в Коканд.

Там она быстро сделала «карьеру» в гареме одного из ханов, а потом была подарена правителю Кашгара и после покорения которого оказалась в Китае.

Во всех гаремах она была в числе любимых жен, а в Китае стала любимой наложницей великого цзяньзюня, маньчжурского генерал-губернатора Улясутая.

Спасая свою шкуру после нашего разгрома карательного похода Чжан Цзинбао, великий цзяньзюнь подарил свою любимую наложницу Нюхуру Хэшэню, который лет пять назад положил на неё глаз.

— Ты лично знаком с ней? — этот вопрос у меня вертелся на языке, как только Лонгин начал свой рассказ.

— Да, я с ней познакомился когда отдавал статуэтки. Это потрясающе красивая женщина, сейчас ей сорок. Назвалась она госпожей Клеопатрой. Монахи стали помогать нам в том числе и по её просьбе. Не знаю правда почему, но она пользуется огромнейшим уважением среди них. Года через два после Уюкской битвы я как-то приехал в хурээ на Сесерлиге и встретил там её камеристку. Эта женщина когда-то была её кормилицей, а затем няней. Она всегда была со своей воспитанницей, даже в рабстве и гаремах. Ей сейчас около шестидесяти, — рассказ Лонгина я я слушал как сказку. Но доставленное прошлым вечером донесение нашей разведки было не сказкой, при всей его фантастичности.

— Они обе достаточно хорошо говорят по русски, особенно Клеопатра. В ханских гаремах много русских наложниц и русский был языком общения этих несчастных. А в Китае он надежно защищает дам от лишних ушей. Так вот служанка или подруга, не знаю как нё правильно охарактеризовать, Клеопатры предложила мне сотрудничество. Они будут снабжать нас разведданными, а мы, когда наберем большую силу, поможем Клеопатре отомстить за смерть любимого мужа и изуродованную жизнь. С меня взяли слово, что я никому, даже вам, не расскажу о них. В послании пришедшем сразу после окончания войны, Клеопатра сообщила о своем переезде в Пекин и разрешила рассказать вам после получения следующего донесения. Что я и сделал.

Очередной роялище, только не в кустах. А у тебя в гостиной или столовой. Просыпаешься, туда-сюда и идешь завтракать. Ба, а там стоит.

— А что будет, если мы не пожелаем играть в эти игрища и совать голову в петлю? Совершить военный поход из наших краев в Среднюю Азию, это совершенно завиральная идея.

Лонгин пожал плечами и натянул поводья, останавливая лошадь.

— Нам ничего. А две несчастные женщины умрут в печали. Это у них фикс-идея прийти в Коканд с армией, освободить несчастных узников и наказать похитителей и работорговцев.

Глава 3

Вечером мы прочитали еще раз сообщение Клеопатры и Лонгин повторил свой рассказ. Он явно был не в своей тарелке, ему первый раз пришлось крутиться передо мной и объяснить почему он что-то от меня утаил.

Я на самом деле считал, что он поступил правильно. Давши слово в таком деле, надо его держать, тем более, что ставки оказались запредельными и все повышаются.

В её информации был еще один интересный момент который мы сначала как-то упустили.

Финансы Цинской империи уже сейчас поют романсы. Формально у них огромная по современным меркам армия, чуть ли не миллион в мирное время. Но по факту многие знамена, так называются самые крупные тактические соединения, что-то типа дивизии, уже сброд голодных, холодных и нищих солдат и офицеров. Многим знаменам жалование задерживают уже годами.

Армия, собранная против нас со всего Китая, была преимущественно из таких частей. В военном некоторые части были нулевыми, особенно чисто китайские.

Великий наместник конечно рассчитывал на победу, но большие потери его бы не расстроили. Все меньше потенциальных смутьянов. Но такой ошеломительный разгром в его планы не входил. Очень ценным для нас было то, что противник так ничего и не понял про возможности нашей артиллерии. Поднебесная уже настолько в техническом развитии отстала от Европы и России, что это было для них за пределами понимания. Реально это была армия образца каких-нибудь немцев времен европейской Тридцатилетней войны.

Поэтому на полном серьёзе речь велась о каких-то магиях, огнедышащих драконах и прочий бред.

Про другие источники и каналы связи с тем же Пекином я спрашивать не стал, только уточнил роль его заместителя новоявленного господина Адарова. Он, как я и предполагал, был простым конечным получателем информации от некоторых каналов. Некоторые соображения, высказанные им, были плодом его наблюдения и анализа, причем его выводы были правильные.

Еще раз подробно всё обсудив, мы решили что эту информацию надо сообщить некоторым членам Совета: светлейшей княгине, Ерофею, Леонтию и господам Маханову и Макарову.

После доклада Лонгина минут пять все молчали, обдумывая и переваривая услышанное. Первым заговорил Леонтий.

— Кто поедет в ножки богдыхану кланяться? — вопрос конечно очень интересный и не простой. Помимо того что очень опасно, так еще и навык надо иметь.

— Никто из нас поехать не может, — отвечать естественно начал Лонгин, — почему, объяснять думаю не надо. Также понятно почему это не Ольчей и не Мерген. На мой взгляд идеальная кандидатура и при том единственная Оюн Дажы. Ну и с ним поедет для контроля Адар с парочкой верных людей.

Предложение Лонгина было единственное и абсолютно верное, поэтому было принято без обсуждения. А вот потом начались жаркие дебаты, у меня даже сложилось впечатление что в поход на Среднюю Азию выступать надо завтра. Я даже немного растерялся, вот уж никак не ожидал такое услышать. Ладно Машенька. Она женщина и психология другой дамы жаждущей мщения ей понятна, но когда её поддержал Яков, я даже немного растерялся.

Ерофей сидел молча и внимательно всех слушал. Когда градус дискуссии стал падать и стали появляться паузы в речах, наш командующей гвардией откашлялся и спросил:

— Уважаемые господа, разрешите мне высказать своё мнение, — это было так неожиданно, что наступила гробовая тишина.

— Источник информации Лонгина Андреевича очень серьёзный и заслуживает полного доверия, тем более, что почти все мы можем в той или иной форме уточнить или проверить. Это первое. С военной точки зрения поход в Среднею Азию из наших краев не является чем-то невозможным. Пример тому история тех же монгольских завоеваний. Это второе. Третье. Нам четко сказано, что не раньше чем через пять лет. В любом случае нам надо развиваться и становится сильнее. Маньчжурская армия по сути это европейская образца середины прошлого столетия и разбить их как выяснилось вполне можно, даже при огромном численном превосходстве. Ханские воины на мой взгляд сейчас даже побоевитее, но в целом их армии еще более отсталые. Проблемы, если придется с ними воевать вижу в одном, огромные переходы через пустыни.

После выступления Ерофея говорить на тему гипотетического среднеазиатского похода говорить больше никому не хотелось, а информация Лонгина была как говорится принята к сведению.

Организация посольства в столицу Поднебесной на первом месте, поэтому мы сразу же вызвали нашего предполагаемого переговорщика — зайсана Оюн Дажы. Связь южнее Енисея пока по старинке, у Якова пока не получается сделать качественный провод из которого можно будет свить кабель для прокладке по дну рек.

Создание системы устойчивой связи на всех наших территориях ода из главнейших задач для решения которой мы опять же привлечем пленных.

Сразу же после окончания боев и тувинцы и наши гвардейцы испытывали к ним чувство ненависти, особо не разбирая кто перед ними, солдаты или не состоявшиеся колонисты. Тувинцы были готовы растерзать всех подряд не разбирая, даже женщин и детей пришедших со своими мужьями.

Я отлично понимал их. Очередной раз тувинцев хотели уничтожить всех подряд и наступающая армия оставляла после себя в буквальном смысле выжженную землю.

Но за прошедшие три месяца ситуация немного изменилась. К моему удивлению все последствия вторжения почти ликвидированы, лишь кое-где на месте сожженных кочевий, рядом с новыми, видны следы пожаров.

Еще перед началом боев Ольчей созвал лам со старейшинами и они решили всех павших соплеменников предавать земле или кремировать, а все остальное запретить. Тувинская погребальная традиция делать это как можно быстрее, поэтому они это делали очень быстро.

Вникать и соблюдать ритуальные традиции китайцев, монголов и маньчжуров у нас возможности не было да и откровенно говоря и желания. Поэтому первое к чему были привлечены пленные, было погребение огромного количества погибших в боях и при отступлении.

Решение вопроса где и как похоронить погибших врагов я решил отдать Ольчею и Мергену. Посоветовавшись со своими старейшинами, они решили сделать это в безлюдных просторах юго-востока Тувы в горах между Малым Енисеем, Ка-Хемом, и хребтом Остроконечный Танну-Ола.

Через две недели все было закончено. Я попросил Якова помочь и он с бригадой своих подрывников помог завершить эту неприятную процедуру как можно быстрее.

Пленные были тише воды ниже травы, безропотно выполняли все что от них требовали, проявляя потрясающую работоспособность. Лонгин отобрал среди наших китайцев два десятка, в надежности которых он не сомневался. Им было поручено руководить пленными и естественно поддерживать порядок.

Необходимость в их охране отпала очень быстро, ни о каких побегах никто и не помышлял. Более того, главным страхом у них была угроза выдачи цинским властям. Нахождение в нашем плену и работа даже по двенадцать часов в сутки, это оказывается лучшая доля по сравнению в тем, что их ожидает при возвращении домой.

В последних числах августа мы с Ерофеем съездили в гости к Ольчею. Выздоровевший Игнат уже сделал ему средство передвижения и с ним всегда было четверо помощников. Они помогали Ольчею преодолевать каккие-нибудь препятствия, садится на лошадь и сходить с неё.

Наш друг уже вполне адаптировался к своему новому положению и был полон сил. Для передвижений на большие расстояния ему наши умельцы построили такое же вардо как наше с Машенькой и он составил нам компанию.

Увиденное нас порадовало. Кругом мирная и довольная жизнь, в глаза бросилось увеличившееся количество различного скота, особенно лошадей и верблюдов. Ольчей развеял все мои опасения по поводу предстоящей зимовки, по его мнению народ Танну-Тувы уже к ней подготовился.

Когда нас угощали, то невооруженным глазом было заметно увеличение молочных продуктов на столе. Лонгин на мой немой вопрос тихо шепнул:

— Вам не показалось, именно так всё и есть. Поголовье коров у наших тувинцев значительно увеличилось.

На левый берег Енисея мы поехали без Ольчея, такие путешествия ему еще не под силу.

В Усть-Элегесте полным ходом шло строительство новых заводов: металлургического и химического и расширялись угольные шахты. Ближайшее месторождение железных руд Карасугское. Это рядом со ставкой Бээзи-зайсана. Мы говорим теперь зайсан, а не нойон. До строящегося в Усть-Элегесте завода по прямой сто сорок верст.

Месторождение уже обследовал Петр Евграфович и наметил дорогу до Элегеста. Он утверждает, что там возможна даже открытая добыча руды и считает её очень богатой. Господин геолог уже заложил небольшой карьер и начал строить там обогатительную фабрику.

Ольчей поделился своими планами перенести свою ставку на енисейскую стрелку и назвать её Хем-Белдыр, в русском варианте это означает соединение Енисеев. В моей первой жизни так несколько лет называли будущий Кызыл сразу же после революции.

Мы планируем в Танна-Туве построить несколько дорог: от Медвежьего через Туран до Хем-Белдыра. И от него на левобережье вдоль Енисея до устья Чаа-Хола, затем на юг до Карасуга на запад до ставки Даа-зайсана в местечке Чадан.

Затем дорога пойдет на юг до перевала Хундургуна на хребте Западный Танну-Ола и от него до Улангола. Другая дорога должна пойти на юго-восток от Хем-Белдыра до горного ущелья отделяющего Восточный Танну-Ола от Отроконечного. Затем поворот и почтистрого на запад до Самагалтая и от него вдоль реки до Тэса.

Лонгин уже начал вдоль будущих дорог ставить почтовые станции. На них будут оседло проживать две-три тувинских семьи, которые будет нашими служащими. Что это такое тувинцы уже знают и желающих море.

И всё это уже воплощается в жизнь. Едешь, всё это видишь и сердце радуется.

Но сейчас после получения послания от Клеопатры надо отложить всё и заняться олрганизацией посольства в Пекин.

Наш Великий Посол, так сначала шутейно назвал его Ерофей, прибыл в Усинск необыкновенно быстро, в вечерних сумерках четвертого сентября. У нас уже все было готово: пушной налог за этот год, серебро и конвой тувинских гвардейцев-добровольцев. Им командует гвардеец первого набора из рода Мергена — Нордулл-оол. Он в совершенстве владеет русским, пользуется абсолютным доверием наших зайсанов и Лонгина, многократно проверен в различных делах.

Гвардейцы и десяток наших лам будут сопровождать посольство максимум до Улясутая. Дальше предполагаются в сопровождающие десяток людей Лонгина во главе с Адаром. Нашего оружия, винтовок, ружей и пистолетов у них не будет, но с собой у каждого будет последний серьезный довод Уюского боя — динамитные гранаты. Они кстати будут и у гвардейцев — мало ли какая будет ситуация. А как оружие ближнего боя эти гранаты замечательно показали себя в сражении на Енисее.

Оюн Дажы всё понял с полуслова и сразу же согласился. Я видел что он очень доволен нашим выбором.

Утром восьмого сентября мы с Ерофеем, стоя у стен Медвежьего острога, смотрели на уходящий вдаль караван во главе с Лонгином.

В караване было не только посольство, Лонгин решил сопроводить в Улангол и Тэс пятьдесят семей староверцев приехавших за последний месяц, посетить «несогласников» на озере Кара-Холь и вообще проинспектировать Оюн-Туву, в первую очередь южную границу.

Оюн Дажы доложил нам, что первого сентября южнее предгорий хребта Хан-Хухэй появились монгольские караулы. До этого наши гвардейцы несколько раз обнаруживали подозрительных людей, которые от них сразу же бросались прочь.

Обозначенную нами границу монголы не переходили и гвардейцы решили, что те подозрительные люди были лазутчиками. Самые большие караулы встали на караванных дорогах ведущих из Кобдо в Улангол и из Улясутая к реке Тэс, как раз к тому месту где мы поставили гвардейскую станицу.

Когда караван превратился в приближающиеся к горизонту точки, Ерофей повернулся ко мне и нарушил стоявшую тишину.

— Тревожно у меня на душе, Григорий Иванович. Не верю я, что из этой затеи что-то путнее выйдет. Хотя вчера вечером Лонгин Андреевич меня просвещал о положении в Китае. Он, в отличии от меня, считает что всё получится, — Ерофей после окончания боев на какое-то время полностью отошел от дел. Никто не возражал против, Софью Васильевну все любили и понимали как она нуждается в заботе и ласке после полученного тяжелейшего ранения.

Ерофей почти месяц не отходил от неё ни на шаг и только в августе, когда Соня окончательно и бесповоротно начала выздоравливать, понемногу начал возвращаться к своим делам.

— Время покажет, — у меня совершенно нет никаких предчувствий, а точку зрения Лонгина я знаю.

Он считает, что объективно война в наших краях почти нож под сердце Цинской империи. У них конкретно подгорает с Вьетнамом. А тут такие неприятности. Против нас конечно были брошены не самые боеспособные части, но все равно удар по лицу приличный. И наше согласие остаться данниками очень хороший выход. Тем более, что к пушному налогу еще и серебряный довесок.

— И когда думаешь результат будет? —я думал, что на этом разговор закончен, но Ерофей похоже так не думает.

— А вот ответ мы получим не скоро, в этом я уверен. Повелитель Поднебесной такие дела быстро не делает.

Первый раз после попадания я боялся наступающей зимы. Десятки тысяч дополнительных ртов. Поэтому, когда ситуация стала более-менее понятной, я попросил тестя подготовить отчет о нашей готовности к приближающейся зиме.

Вернувшись с Медвежьего я зашел в нашу контору.

На месте штабной юрты уже давно был построен основательный пятистенок в котором разместилась наша штаб-квартира. Леонтий Тимофеевич сразу стал называть это учреждение конторой и с его легкой руки это название и прижилось. У гвардии в основной станице на Макаровке был свой Главный Штаб и абсолютно все военные дела были там.

Кроме этого было еще заводоуправление, которое стараниями господ Макарова и Маханова было превращено в наш технический штаб и мозговой центр, а в школе Тимофей Леонтиевич создавал что-то типа Академии Наук местного разлива.

Но все, что касалось повседневной жизни, было сосредоточено в конторе.

На ловца и зверь бежит. Когда я зашел, в конторе оказались все интересующие меня лица: тесть со своей благоверной и Лукерья.

Леонтий Тимофеевич сразу понял цель моего визита и выложил на стол большой лист бумаги. На нем была нарисована таблица в которую заносилась вся информация о наших запасов, необходимых для повседневной жизни.

Для наглядности в каждой графе графе было две цифры, необходимое на год и текущее.

С первого июля цифры необходимого на год резко возросли, но это мне было понятно и без слов: говоря военным языком на довольствие были поставлены все пленные.

Леонтий Тимофеевич подождал немного пока я посмотрел и оценил все цифры наших запасов и сказал, показав на новую графу, появившуюся этим летом:

— Главное, что у нас достаточно риса. Китайцы всерьёз собирались здесь обосновываться и в обозе везли много чего, — Леонтий Тимофеевич как и я знал значение риса для китайцев и сразу же озадачил наших гвардейцев, потребовав захватить рисовый обоз в целости и сохранности. — Я полагаю, этих трофеев нам чуть ли не на год хватит. Для себя тоже всего хватает, орехов у нас всегда с избытком, а ведь еще впереди осенние заготовки. Зерна всякого запас лежит на целый год, сена для своей скотины наготовили достаточно. Картошки в этом году судя по всему опять будет ого-го. А уж сколько в холодильниках мяса, да всяких солений и копчёностей.

Тесть провел рукой выше головы, показывая размеры наших запасов. Я уже и без его слов видел, что должно хватить. В графе рис кто-то сделал маленькую пометку: пять пудов на одного.

Но кроме риса меня интересовали доставшиеся нам запасы пшеницы, просо и ячменя, в китайской кухне они занимают тоже важное место. И также наличие всяких сушеных трав, ягод и фруктов. На одном рисе чуть ли не год не проживешь, неизбежно придут болезни.

Захваченные обозы были действительно огромными. Только больших четырехколесных повозок типа нашего вардо больше пятидесяти тысяч, не считая традиционных китайских одно и двух колесных тачек, часть из которых китайцы тащили сами.

Простые солдаты шли в поход со своими тачками, воинские обозы состояли из больших повозок командиров и конечно различных военных припасов. А караваны колонистов, шедшие вперемежку с арьергардом или в тылу армии, представляли занятнейшее зрелище.

Преобладали конечно повозки типа нашего вардо, в которых ехала семья будущих колонистов, багаж, орудия труда и какие-нибудь запасы. Достаточно большая часть ехала на двух повозках или везли дополнительно еще и тачки, большинство которых тащили на простейшем деревянном прицепе сзади повозки.

Некоторые повозки ехали на честном слове и были уже на человеческой тяге, но были и крепкие, можно сказать даже богатые, запряженные парой лошадей.

Весь этот «цыганский» табор в момент разгрома на Енисее уже втянулся в Убсунурскую котловину и просто остановился когда пришли известия о поражении и началось бегство маньчжурских и монгольских частей. Причем бегство было достаточно оригинальное.

В самом, самом арьергарде шло несколько маньчжурских ниру, это что-то типа нашей роты. Это были настоящие маньчжурские войска в небольшом количестве еще сохранившиеся в успешно загнивающей Цинской империи и они фактически были заградотрядами.

После разгрома на Енисее первым впереди паровоза бежали маньчжуры, а затем монголы. Заградотряды спокойно пропустили их и тут же закрыли пути отхода остальным. Китайские части армии вторжения были даже не из частей Зеленого знамени, а не совсем понятно что. Я бы назвал их какой-то территориальной милицией, набранной непонятно из кого. Всё таки китайские знаменные части были еще достаточно боеспособны и служба там часто была наследственной и почетной, дававшей определенные привилегии. А здесь же были какие-то шрафроты не имеющие право отходить и подлежавшие в этом случае уничтожению.

Отступившие за линию заградотрядов маньчжуры и монголы спокойно становились лагерем и отряхивали свои потрепанные перья. После чего небольшая часть усилила заградотряды, а остальные направились в свои Улясутай и Кобдо.

Когда к линии заградотрядов стали выходить наступающие отряды Мергена, они организованно отошли за Хан-Хухей, уступив нам даже северный берег достаточно соленого озера Хяргас-нур, самого большого уже из группы озер Большой котловины. Его ценность была в большом количестве родников.

Мерген, следуя моим инструкциям, нарываться не стал и продвинувшись от хребта верст на десять на юг, остановился. Все родники южных предгорий Хан-Хухея остались у него в тылу.

Когда командиры заградотрядов убедились, что Мерген остановился, они сделали то, что я никак не ожидал и даже не поверил первым донесениям, но факт от этого не изменился. Маньчжуры снялись и ушли!

Глава 4

Когда я начал понимать какой «цыганский» табор, в худшем смысле этого слова, достался нам в качестве трофея, меня почти охватила паника. Но сразу же после первого успеха на Енисее, мой тесть попросил меня дать ему полномочия готовиться к приему трофеев и для этого откомандировать из армии Тимофея, находящегося в госпитале капитана Михайлова и его супругу Ульяну. Из Усинска он вызвал свою Агриппину, а Машенька срочно вернулась в долину. Её руки на фронте больше не нужны, а вот хозяйству нужен присмотр и она вместе с женской гвардией срочно ушли домой.

Чем там начал сразу заниматься мой тесть я сначала даже не вникал. У нас было полнейшее доверие и глупостей или неправильностей он в любом случае не наделал бы, а кадровых потерь от выполнения его просьбы совершенно никаких. Илья сейчас после ранения не боец, Тимофея я от греха подальше и так собирался демобилизовать, без Ульяны наша медицина явно не развалится, а после возвращения Машеньки и Агриппину можно снять с хозяйства.

Через несколько дней я понял, что команда Леонтия Тимофеевича наше спасение. Они все имели богатый китайский опыт и вместе с Лонгином спасли нас от надвигающейся катастрофы под названием десятки тысяч пленных и огромные трофеи.

Тимофей быстро подобрал нужных людей среди наших китайцев, Лонгин естественно подключил кого надо из своих людей, а Казимир, принявший командование гвардией, обеспечил как говорят в 21-ом веке силовую поддержку.

В итоге катастрофы и хаоса не случилось и каждая частичка пазла заняла своё место. Конечно пришлось поработать с налаживанием учета доставшихся трофеев и переписью пленных. Но самой главной проблемой было предотвращения вспышки каких-нибудь болезней среди массы китайцев, попавших как кур в ошип. Но всё обошлось и со всем справились.

Сейчас в Оюн-Туве всем заправляет Илья Михайлов. Он как бы наш наместник южнее хребта Танну-Ола. Надобности вмешиваться в дела Оюн Дажы нет, но присмотр конечно нужен. Но это поле деятельности у Ильи не главное.

Господа Морозовы заняты исключительно военными пограничными делами, а Илья налаживанием гражданской жизни в Усунурской котловине русских и китайцев. С Оюн Дажы он очень плодотворно сотрудничает и по агентурным данным Лонгина оюннский зайсан нашим наместником очень доволен.

Жизнь в Убсунуре, так я стал называть ту часть Оюн-Тувы присоединенную с Оюннскому хошуну, к концу лета понемногу наладилась.

В своих родовых владениях новый зайсан Оюн Дажы быстро восстановил всё разрушенное. Я разрешил ему из трофеев взять всё, что он считает необходимым для его народа. Конечно я немного опасался, что аппетиты могут оказаться чрезмерными и это вызовет трения с нашими зайсанами.

Но ничего подобного не случилось. Ольчея интересовали только трофейные животные, в первую очередь лошади с верблюдами и в меньшей степени коровы, овцы и козы.

У Оюн Дажы интересы были немного другие. Его тувинцы убегали от наступающего врага очень быстро и почти вся мелкая рогатая живность и большая часть коров в итоге оказались брошенными. Всё это успешно было оприходовано захватчиками. А теперь произошел обратный процесс. Но эти трофеи были столь велики, что хватило всем и даже у китайцев осталось вполне достаточно, тем более, что свиньи и особенно птица для у тувинцев никакого интереса не вызвали.

Илья Михайлов поправился неожиданно быстро, забота жены и неожиданно на голову совершенно новое дело, оказали на него очень благотворное влияние.

Первые беседы с кандидатами из числа наших старых китайцев, отобранных Тимофеем, он провел еще на госпитальной койке. Его слово было решающим и одобренные им кандидаты сразу же отправлялись к Леонтию Тимофеевичу.

Через две недели Илья и сам со с последними членами своей новой команды тронулся на юг. Управлять лошадью ранеными руками он еще полноценно не мог, поэтому поехал в вардо серии «Комфорт». Так в сначала в шутку, а затем и серьёзно стали называть три десятка специально построенных почти точных копий нашего. Они использовались в основном для пассажирских перевозок на маршруте Усть-Ус-Усинск-Туран женщинами и детьми. В редкую стежку, иногда состояние дороги просто не позволяло, до Порожного по Мирской дороге.

Господа Морозовы в Убсунуре оказались раньше и уже занимались обустройством будущих гвардейских станиц и работали с пленными китайским солдатами.

Илья сразу же включился в работу и к концу лета в общих чертах закончил обустройство Убсунура. Были построены две опорные гвардейские станицы: Улангом и Тэс. Среди пленных китайцев была проведена работа и в итоге выявили достаточно много неблагонадежной публики: почти тысяча среди пленных воинов и почти пятьсот китайских семей из почти пяти тысяч.

Что с ними делать я не знал, все кто занимался с ними, особенно наши китайцы, в один голос говорили, что с ними у нас будут только проблемы. Но отправлять их в Улясутай у меня не поднималась рука. Лонгин категорически утверждал, что их там ждет смерть или в лучшем случае обращение в рабство.

В конечном итоге он предложил этой публике выбор — Улясутай или северные берега озера Хяргас-Нура.

Коренным населением Убсунура были так называемые ойраты, они можно сказать родные братья российским калмыкам и какие-то двоюродные или троюродные монголам. Чжан Цзинбао их тоже решил не щадить и бежали они от его армии также как тувинцы. Но на север ушло меньшинство, а большая часть бежала в горные районы на восток и на запад. После нашего появления в Убсунуре они думали не долго и сразу же заслали своих лазутчиков, а после переговорщиков быстро начали возвращаться.

Вариант, предложенный Лонгином, на мой взгляд был вполне приемлемый. Но только при небольших условиях: согласие на это уже вернувшихся туда ойратов, сохранение там нашего контроля и недовольные своим ходом без промедления следуют в Улясутай.

Ойраты согласились, но предупредили пришельцев, что просто вырежут их при возникновении конфликтов. Как они это смогут сделать для меня загадка, здесь их просто мало. Наши караулы хотя и отошли к горам, но продолжают постоянно патрулировать северные берега Хяргас-Нура. Ну а свободу на возвращения на юга никто не собирался ограничивать. Тем более, что дорога на север через Хан-Хухей для них закрыта.

Оставшиеся шесть тысяч пленных китайских воинов под контролем Морозовых расселились вдоль линии уже наших пограничных караулов. На западе это предгорья хребтов, название которых я не помнил, идущих на юг от границы Саян и Алтая, в том числе и важнейший перевал Улан-Даба.

Затем линия наших караулов шла вдоль предгорий этих хребтов и достигая ущелья по которому река Хоттотын выравалась на равнину,чтобы нести свои воды к Убсунуру, поворачивала на юго-восток и затем шла по южным предгорьям Хан-Хухея.

Достигнув восточной оконечности этого хребта, линия наших караулов поворачивала на северо-восток и выходила к реке Тэс километрах в тридцати пяти выше нашей строящейся станицы с таким же названием. В нашем тылу оставалось важное урочище Доны-Хунлий с колодцами в его южной части и две горы Баян-Ула и Дунгэн-Ула.

Высота последней более двух тысяч метров и это в этих краях одна из господствующих вершин, видимость с неё составляет целых пятнадцать километров. На её вершине Морозовы поставили сторожевой пост, караул которого меняется раз в неделю.

Караулы на нашей границы выставлял Лонгин с двумя десятками своих людей и тремя десятками гвардейцев. Выйдя у реке Тэс на линию монгольских караулов, они обнаружили оставленные монголами стоянки их караулов. А затем, продвигаясь по их линии и столкнулись с самими караулами.

Монголы при приближении наших гвардейцев не пытались сопротивляться и быстро уходили на юг. Вскоре Лонгин вышел к новому хошуну Ольчея — Дархатскому и повернул обратно. К своему изумлению он увидел, что попыток вернуться монголы не предпринимали и отступив в среднем километров на десять, останавливались и начинали сооружать новые стоянки, обустраивая перенесенную южнее линию своих караулов.

Здесь местное ойротское население свои кочевья не покидало и к появлению новых хозяев отнеслось спокойно.

* * *

Визит в контору меня худо-бедно успокоил. Трофейных зерна и риса нам должно хватить до следующего лета, а запасов всяких сушёных китайских трав, ягод и фруктов достаточно чтобы не начались всякие гиповитаминозы и прочие гадости случающиеся при рисовых монодиетах.

Положение дел в нашей долине у меня беспокойства не вызывало, уже лет пять мы себя обеспечивали абсолютно всем необходимым и без проблем могли в течении одного сезона увеличить своё сельхоз производство. В тех же Минусинске и Красноярске круглый год продавались излишки производимого в нашем уже огромном тепличном хозяйстве.

Зелень, огурцы, томаты, ремонтантная малина, лимоны на столах усинцев не переводились. Серафима Карловна обещала в ближайшее время землянику с клубникой. Виноград, груши, яблоки в сезон и по праздникам на трапезах в храмах, а болящим детям постоянно экзотика: цитрусы, персики, абрикосы и ананасы.

Пока мы не наладили своё производство продовольствия выручал купец Томилин. Его заслуги перед нами я ценил очень высоко и совершенно не желал иметь дело с другими. Никанор Поликарпович со своим Ипполитом были единственными, скажем так «иностранцами», кто бывал у нас. Да и то Ипполита можно называть условно. Через два года он попросил разрешения поселить свою семью в Усинске. Ни один человек пришедший в долину не пожелал уйти обратно, даже приглашенные умники не заикаются об этом.

Неоднократные попытки окружного начальника побывать у нас всегда оказывались неудачными, как говорится то понос, то золотуха. Вот как в этот раз. Все наши люди по какой-либо нужде выезжавшие за пределы долины, возвращались и в один голос говорили что лучше места нету.

Я и в этот раз уже подстелил соломку и Никанор Поликарпович уже готов подставить плечо в случае возможного голода. При необходимости он привезет нам зимой зерно из Минусинска.

За прошедшие годы купец Томилин разбогател так, что стал чуть ли не богатейшим человеком Сибири. Почти вся торговля с нами шла через его руки. А её обороты росли с каждым годом. Круглый год в Усинск шли и шли обозы с товарами. Всё, что нам было необходимо привозилось из России, а при отсутствии российского из Европы.

Платили мы золотом или меняли на свои товары. Например с каждым годом нам везли все больше и больше шерсти, льняной ровницы и различных полуфабрикатов из конопли. На нашей не очень большой, но достаточно производительной ткацкой фабрике построенной в Усть-Усе, из всего этого и конечно из своего сырья, делали усинские ткани.

Из качество по мнению Никанора Поликарповича было самым высочайшим и превосходило любые хваленые европейские и российские. Производили мы их немало, купец Томилин поставлял их во все концы, даже в Европу. Цена на них была очень немаленькая, но он говорил только одно слово: еще.

Кроме этого мы продавали бумагу, карандаши, металлические перья и конечно ревень. Многое из нашего шло в российскую казну и лишь затем продавалось скажем так потребителям. Так же как и многое необходимое для нас Никанор Поликарпович приобретал фактически у казны. В итоге в Петербург помимо нашей ежегодной дани текла поистине золотая река. Наше производство золота в прошлом году достигло фантастической цифры в три тонны м пока нам его хватало выше крыши, тем более что было еще и серебро с платиной.

Платина еще не ценится, но скоро придет и её время. Поэтому она пока просто складируется, этот товар не пропадает при длительном хранении. Перспективы роста золотодобычи у нас блестящие, Петр Евграфович нашел достаточно много его месторождений у нас и в Туве. Есть даже россыпи. Но пока необходимости наращивать золотодобычу нет, да и возможностей тоже. Людей для этого дела необходимо не мало.

Совершенно особой статьей нашего экспорта были овощи и фрукты из наших оранжерей, которыми лакомились в Минусинске и Красноярске, дальше всё это просто не доезжало. И конечно резина.

На вывоз мы производили в очень небольших количествах непромокаемые плащи и калоши. Половина резиновых изделий купец Томилин в Минусинске сразу продавал окружному начальнику и тот отправлял их сразу же в столицу.

Цены на них в том же Петербурге были огромными, а в Европе просто космическими. Пара колош и непромокаемый плащ считались подарком от нашей Государыни, который не зазорно было принять и коронованным особам.

Мы уже несколько лет прекратили добычу угля и железной руды в долине и ту же потребность в железных полуфабрикатах вполне могли покрывать поставками из России, но я этого делать не хотел по двум причинам.

Первой было нежелание полной зависимости от России, хотя конечно это была зависимость взаимная. Месторождение железной руды в горной долине верхнего течения Абакана уже было известно, местное население даже баловалось получением чего-то железного из неё. Но устравать там что-нибудь путное пока резонов не было, да и просто дорого.

А вот когда за это дело взялся купец Томилин оно, в отличии от проекта в Кузнецке, сразу пошло и уже четыре года мы получаем все необходимое железное сырье именно с тех краев. Большая часть идет к нам в виде чугуна. Не мудрствуя лукаво, я предложил возникший завод и поселок вокруг него назвать привычным мне именем Абаза.

До Таштыпа была построена дорога. От него до будущего Абакана шла хорошая тропа, которую с большой натяжкой можно было назвать дорогой.

Эту натяжку убрали и тропа на самом деле стала дорогой, по которой везли и везли продукцию Абазы, а встречно все им необходимое. Финансировалось это предприятие полностью нами и хорошо что оно хотя бы не приносило убытки. Побочным результатом этого дело был неожиданный рост достаточно жалкого поселения в устье реки Абакан.

За несколько лет там выросло достаточно зажиточное село Абакан. Опять же с с моей подачи его стали именовать именно так, а не Абаканским или Усть-Абаканским. В это дело Никанор Поликарпович встревать совершенно не стал, также как и во всякие торговые дела в Абазе, кроме непосредственно железных. И скорее только по этой причине это дело и пошло, слишком многие успевали подставлять ладошки под льющийся из нашей долины золотой дождь.

Первый два года всё, что произвела Абаза, ушло к нам, но потом наладилось какое-то пороизводство в самой Абазе и появилась переработка в Абакане. Вся эта продукция потреблялась на месте и часть уходила в Красноярск.

Два года назад местные товарищи начали строить ответвление от дороги на Абакан до селе Означенного на Енисее. Там когда-то по указу царя Петра должны были построить острог, но что-то не срослось и появилось только село. Нам это очень выгодно, дорога к нам будет без Абаканского крюка.

Второй причиной, для меня не менее важной, было не желание обижать местного производителя. Тоджинские крицы например были достаточны большим источником доходов для них, а Карасуг по любому надо развивать. Транспортное плечо в сто с небольшим километров это не хухры-мухры, а именно то, что сделает нашу металлургию и крайне выгодным делом.

Главной причиной поездки к нам окружного начальства было не его желание посмотреть на наши дела, он отлично понимал, что свои секреты мы всё равно не покажем, а личное обсуждение со мной перспективных экономических проектов, строительство ткацкой и бумажной фабрик в Порожном, дорог: ответвления до Означенного и Порожное-Минусинск. Главную цель своей поездки генерал Аксенов все равно осуществил, во время обеда в монастыре мы с ним всё подробно обсудили.

Я еще вынашивал проект строительства моста через Енисей, но где еще не решил. Поэтому эту идею пока не озвучивал.

И вот теперь, когда дела в Туве судя по всему наладились и мы отправили посольство в Пекин, можно спокойно всем этим и заняться.

Помимо ознакомления с делами продовольственными меня в конторе ждал и составленный план нашего развития. Леонтий Тимофеевич привлек всех кого надо и с явным удовольствием протягнул мне толстую папку с бумагами.

На обложке папки большими каллиграфическими буквами была надпись «план строительства дорог и развития села Порожного».

Раскрыв его я ахнул от изумления. Планом предусматривалось строительство не двух, а трех дорог, еще одну дорогу Леонов предложил построить от Усть-Уса прямиком до Абазы.

Все наши наполеоновские дорожные планы, а я в своим планах для внутреннего потребления мысленно говорил именно так несмотря на то, что юный Бонапарт только заканчивает Парижскую военную школу, зиждились на одном. И это называется динамит.

Яков наладил его крупное производство и мы там, где было возможно пробивались через горы и скалы с помощью взрывных работ. Найденный в долине диатомит или кизельгур быстро закончился, но к тому времени из России пришел первый обоз с диатомовой землей из Симбирской губернии. Леонов сам стал большим специалистом этого дела и подготовил два десятка высококлассных помощников.

Пробежавшись взглядом по листам плана, я задержался на итоговой цифре предполагаемого привлечения рабочих. Она была очень интересная.

Привлечение рабочих извне не планировалось, тем более инженерных кадров. Да и где их было взять, наши инженеры и техники во всем впереди планеты всей. Рабочие все свои и это большая часть не состоявшихся колонистов. Причем большая часть китайцев, а реально практически все и осядут вдоль построенных дорог на заводах и фабриках. Как это уже происходит в Туве. Особенно мне понравилось небольшое замечание сделанное скорее всего Яковом, было бы рабочих больше, мы бы и им нашли полезное дело.

Папку с планами развития я забрал домой, будучи уверенным в бессонной ночи и обсуждении их с супругой.

Глава 5

По дороге в Усть-Ус я естественно заехал на завод. Мы планировали поехать вдвоем, но заболел младшенький Михайлов, а они пока остались в Уинске и естественно у нас, Машенька все таки их родственница. Поэтому мне пришлось ехать одному.

Почти половину ночи мы действительно проговорили, обсуждая составленные планы развития. Машенька как всегда сделала резонные замечания, главным из которых было недостаточное внимание развитию медицины вдоль строящихся дорого, особенно на Абазу. Я пообещал ей тут же внести поправки в наш план.

Из моего обячного сопровождения в этот раз был только Прохор, Митрофан собирался очередной раз стать отцом и остался в Усинске, а мои тувинцы после войны убыли на родину. Такие кадры там сейчас на вес золота.

Великолепная сухая и теплая осенняя погода радовала глаз и ласкала душу. Ухоженная дорога, езда по которой сущее удовольствие, великолепные виды долины, поля вдоль дороги на которых заканчивалась уборка и полным ходом шла подготовка к следующему сезону — всё на что падал взор было великолепно. А ведь не прошло и десяти лет как мы появились в этих по настоящему диких краях.

На заводе меня с нетерпением ждали Яков и Илья. Они получили новый материал и ломали головы что c ним делать. Новый материал я ещё не видел, но из присланного описания сделал вывод, что они получили то, что в моем прошлом будущем называли карболитом или на иностранный лад бакелитом. У нас уже имелся эбонит, но его производство пока ограничено. Сырьем является каучук, а с этим пока проблемы и выбор естественно приходится делать в пользу резины и её производных, типа того паронита, которого наши мастеровые требуют в огромных количествах.

Но Яков будет сильно удивлен когда узнает, что не это у меня вызвало наибольший интерес в его работах, в всего две строчки в его письме.

Мне удалось нашу «великую» кучку сподвигнуть на открытие спектрального анализа и чуть ли первым ими был открыт гелий. Параллельно этому они занимались физикой низких температур и уже достигли поразительных успехов, почти одного градуса от абсолютного нуля. И здесь тоже одним из первых был гелиевый успех.

И вот теперь Яков написал, что он получил гелий из природного газа.

Я знал печальную историю добычи природного газа в в Минусинской впадине и как-то раз обмолвился, что там могут выходы на поверхность газа который горит. И тут вдруг Панкрат говорит, что такое место есть на метрах в ста на правом берегу Енисея в двух верстах выше Порожного.

В поисковую экспедицию мы отправились на следующий же день и без труда нашли это место. Оно было просто уникальным. В огромном каменном массиве была щель длиной почти три метра и шириной до полуметра. Её глубину мы естественно не смогли, но убедились, что выделяющийся бесцветный газ действительно горит. Огонь кстати легко сбивался самым простым способом — накидыванием большого плотной материи.

Наши умельцы тут же придумали как закрыть эту щель. Идея мне показалось завиральской, но других путей у газа не оказалось и мы быстро перекрыли это истечение подземных газов, но при необходимости может краник и открыть. И вот теперь Яков написал, что из кубометра этого природного газа он получил три литра гелия.

Прочитав это я сразу же подумал, что в принципе лет через пять военный поход в Среднюю Азию может стать реальностью если мы построим к примеру пяток дирижаблей.

И вот эту идею я первым делом и хочу обсудить сейчас на заводе с Игнатом, Ильей, Лаврентием, Петром Сергеевичем, Степаном и Яковом.

Для этого я попросил их всех приехать на завод и обсудить со мной одну важнейшую тему.

Такое приглашение светлейшего князя это приказ и все как штык были на заводе. Поздоровавшись я задал общий вопрос, что интересного было, на взгляд каждого, в последнем обзоре достижений науки и технике в Европе и России, то есть за 1783-ий год. Альманах с таким названием и самое главное содержанием, ежегодно приходил к нам из Питера уже пять лет подряд.

После не продолжительного молчания первым ответил Игнат.

— Лично я, ваша светлость, таковыми считаю достижения братьев Монгольфье и их соотечественников профессора физики Жака Шарля и маркиза дe Арланда с Пилатром де Розье, —все остальные промолчали, скорее всего по моей реакции было понятно что игнат попал в яблочко.

— Да, господа, вы абсолютно правы, именно для обсуждения этих достижений господ из Франции я вас и пригласил. Как вы думаете, что нами такая идея может дать? — я на все сто уверен, что сейчас первым ответит Яков и он скажет именно то, что я хочу услышать.

И я не ошибся. Яков слушал меня с легкой улыбкой и тут же заговорил.

— Все ваши мысли, Григорий Иванович, сейчас об одном. Поэтому я прочитав об этом, сразу же подумал, а как это мы можем применить для нашей обороны. Воздушные шары плохо управляемые, а вернее даже никак. Как всегда я посоветовался с Петром Сергеевичем и мы, на мой взгляд, нашли выход.

Итак началась одно из самых моих любимых и увлекательных занятий после попадания — мозговой штурм.

— В том же альманахе, — мысль Якова продолжил Сергей Петрович, — есть интересная инженерная идея тоже француза Жана Мёнье. Он предложил строить воздушные судна в форме эллипсоида и управлять им с помощью воздушных винтов на ручном приводе. Изменением объёма газа в своем эллипсоиде путём использования баллонета, такого специального мягкого шарика в который нагнетается воздух, можно будет регулировать высоту полёта дирижабля. Еще он предложил две оболочки — внешнюю основную и внутреннюю.

— Дирижабль на ручном приводе это чушь, — к дискуссии подключился Игнат, сразу же сделав безапелляционное заявление. Но меня поразило не оно, а употребление слова дирижабль. Насколько я знаю оно должно появится позднее. Но самое главное этому никто не удивился и более того восприняли как должное. — Паровую машину туда тоже не поставишь, только двигатель внутреннего сгорания о котором Григорий Иванович говорил в позапрошлом году.

Перед Рождеством 1783-его года я как-то рассказал об идее двигателя внутренного сгорания. Идеей просто загорелся Лаврентий и при любой возможности стал её заниматься.

Про перегонку нефти и получаемые из неё продукты наши умники знали, но сразу же решили, что это не для нас. Нефти поблизости нет, её доставка в нужных объемах вещь совершенно фантастическая. А вот светильный газ получаемый из угля или дров дело другое.

Пиролиз Яков открыл несколько лет назад и у нас уже были пиролизные котлы. Лаврентию с помощью других наших технических гениев достаточно быстро удалось создать то, что я назвал газогенераторным двигателем внутреннего сгорания. Иван помог построить действующую модель и теперь осталась самая малость: от модели перейти к реальному двигателю, который можно будет реально использовать.

После слов Игната все посмотрели на Лаврентия, хотя ход его работ не был тайной и более того редко кто на заводе в той или иной мере в них не участвовал. Всеобщее внимание смутило Лаврентия и он покраснел как молоденькая девица.

— Самая главная проблема, Григорий Иванович, нет хорошего машинного масла. Все что есть перепробовал, но не то.

— А что не то? — спросил Петр Сергеевич, он меньше всех был посвящен в тонкости работы Лаврентия.

— Поршни и цилиндры очень быстро разрушаются.

Моторные масла сейчас реально получать только из мазута. Нефть в небольших количествах в России перегоняют например для аптечных целей, но это все за Уралом в Европейской России.

Правда я со время войны видел не только советские авто и трактора с газогенераторными двигателями, но и немецкую технику работающую на углеводородах из угля и конечно знал принцип их получения. О нем я уже несколько лет рассказал Якову, но он молчит и ничего на эту тему не рассказывает.

Сейчас похоже подошел черед ему отчитываться об успехах в этом деле. Якоа улыбнулся и коротко ответил:

— Получение моторного масла и жидкого топлива из угля это не фантастика. Но пока об этом говорить рано. Моторные масла нужного качества нужно получать из мазута. Ну а его придется пока привозить, — коротко и ясно.

Надо вспоминать где тут ближайшие залежи нефти. Помню про нефть Кузбасса, но она глубокого залегания. В Туве нефти по моему нет. В Красноярском крае, Иркутской и Томской областях в местных Тмутораканях. Ну что же, это всего лишь проблема которую надо решать.

— Двигатель в принципе есть, моторные масла это конечно проблема, но решаемая, — я решил подвести черту под этой частью дискуссии. — Важнее другое, конструкция самого дирижабля и чем мы его будем наполнять. Тут конечно у нас есть успехи. Якоd Иванович вроде как из природного газа из под Порожного получил гелий.

— Да, из кубометра мы получили три литра гелия, — подтвердил Яков.

— Тогда конструкцию дирижабля разработаем мы с Игнатом, — опять подключился в обсуждению Петр Сергеевич. — Яков и Илья материалы. И как я понимаю, это один из наших приоритетов.

Акценты господин инженер расставил абсолютно правильно. Создание и последующее строительство дирижаблей это действительно один из наших приоритетов. Будет у нас воздушный флот — разобьем любого противника: Китай — если снова полезут, осуществим предлагаемый Клеопатрой поход в Среднюю Азию и даже разобьем Наполеона под Аустерлицем.

Эта мысль столь стремительно пришла мне в голову, что я даже явственно похолодел. А почему собственно нет. Всего лишь двадцать лет с одной стороны и целых двадцать с другой. Вполне реальная цель развития к которой надо стремиться.

Закончив тему дирижабль, мы обсудили план нашего развития и внесли в него один существенный корректив: изучение и разработка газового месторождения в Порожном. Нам нужен гелий, это раз. Два, нам нужно всё, что можно получить из газа и то, что может работать на нем.

Обо всем этом я размышлял когда не спеша ехал в Усть-Ус. Прошло всего девять лет, а мы уже обсуждаем и решаем такие проблемы. Даже самому не верится. Но факт есть факт.

Афанасий Леонов был можно сказать на низком старте. У него все готово чтобы перебежать по мосту на другой берег Енисея и начать вгрызаться с скалы и горы на пути к Абазе. Его поисковые партии уже ножками прошли маршрут и наметили как пойдет дорога. Он просит направить к нему почти тысячу китайских семей, конечно не сразу, а в течении года — главное создать людям сносные условия для жизни на том берегу.

За осень он планирует из почти ста шестидесяти километров, это если считать по прямой, пройти первые километров тридцать до первых серьезных гор. Предстоящей зимой надо будет заниматься строительством мостов на пройденном маршруте и первого достаточно большого села с почтовой станцией перед хребтом и конечно подготовкой броска через Саянский хребет.

Обсуждать что либо с Афанасием не надо, это пустая трата времени, у него все обсужденно и проверено. Только надо дать команду: «Вперед». Что я и делаю в буквальном смысле.

Леонов вышел из палатки на правом берегу Енисея возле своего моста и махнул рукой. В ту же секунду готовый к движению караван из тридцати телег тронулся в путь.

Первыми идет опытная и проверенная бригада пробивавшая еще недавно дорогу до Порожного по нашему берегу Енисея. Но сейчас их там сменила китайская бригада, которая должна доделать начатое. По мнению Леонова то, что там осталось делать просто легкота по сравнению с тем, что уже сделано.

Но китайская бригада в легком ужасе, похоже ничего подобного они и близко не видели и явно не ожидали таких работ. Интересно, чтобы они сказали если видели бы самое начало строительства дороги.

Надо сказать, что это у них впереди. Весной их сменит другая бригада, а эти, уже понабравшись опыта, пойдут с Леоновским авангардом через Саянский хребет.

Через два часа на левом берегу Енисея раздались первые взрывы — строительство дороги до Абазы началось. Мы же с Леоновым, дождавшись этого сигнала, двинулись по дороге, вдоль левого берега на север — в Порожное. Частично это еще тропа на участке от большого Тепселя. Но везде можно без проблем пройти. Китайская бригада и должна за осень и зиму довести всё здесь до ума.

По этому маршруту я уже ездил, но мне по прежнему не верится в его реальность, также как я до сих пор не могу привыкнуть к мосту через Енисей. Каждый раз я с каким-то умилением смотрю на него.

Афанасий пару раз забрасывал удочку со строительством моста над Большим порогом. Я ничего ему не говорю, но знаю что это реально. Хотя в его предложении есть совершенно фантастическая вещь — строительство опоры моста на самом пороге.

От Усть-Уса до устья Большого Тепселя Леонов поставил три почтовых станции, я предполагал, что на последней из них мы проведем ночь и ранним утром продолжим наш путь. Но Афанасий предложил ехать дальше. Проводник, несмотря на уже наступившие сумерки, уверенно повел нас по дороге и глубоким вечером мы добрались до цели — устья Большого Тепселя.

Это была примерно середина пути от Порожного до Усть-Уса, верст по тридцать в оба конца и здесь была поставлена самая большая почтовая станция на маршруте. Зимой обозы, идущие в обе стороны по льду Енисея, делали здесь остановки, также как и караулы, постоянно патрулирующие дорогу. После инцидента с Машенькой движение в одиночку было категорически запрещено.

Почтовых станций на берегу Енисея, кроме этой нет и к сторожевым постам от них идут хорошо наезженные тропы. Верховые там проходят без проблем, а вот телеги не всегда и приходится приспосабливаться, организуя на посты зимний завоз всего необходимого. Ну а то, что нельзя завезти про запас, ножками на себе или на вьючных лошадях.

Пока на почтовых станциях живут и работают наши люди, но в планах есть их частичная замена желающими китайцами. Илья Михайлов уже доложил, что кандидатов на это уже достаточно, непонятно почему, но среди них это высоко ценится. Скорее всего источником информации являются тувинцы живущие в леоновских пределах.

Рано утром следующего дня мы отправились дальше и через несколько верст я оценил разницу: до Тепселя это была дорога, а вот дальше местами тропа, да еще и плохо езженая. Работы здесь еще непочатый край и я даже поставил под сомнения планы Леонова закончить все работы к следующему лету.

На этом участке маршрута правда уже стоят три почтовые станции и они построены и оборудованы как положено. Движение на этой половине маршрута в непогоду еще почти подвиг и если бы не эти станции его бы вообще не было.

Но несмотря на все проблемы и трудности, мы еще засветло достигли Порожного и даже успели еще раз бросить взгляд на на место выхода на поверхность природного газа.

Яков выдвинул совершенно фантастическую идею: начать его добычу и построить там экспериментальный завод по его переработке, а в Порожное провести трубу и использовать природный газ для отопления, освещения и как топливо в паровых машинах на планируемых в Порожном заводах и фабриках.

Сергей Петрович с Игнатом уже занялись переоборудованием паровых котлов на газ. А с освещением вообще нет проблем, газ он и есть газ, не важно какой — светильный или природный.

Но во всех этих планах есть небольшое, но существеннейшее но. Называется оно гелий.

Сначала из природного газа должен будет извлеченэтот самый гелий и только после этого он будет подаваться в котлы и фонари.

Глава 6

Во время наших мозговых штурмов я часто слышал слова, что всё о чем я рассказываю можно сделать. Вопрос был только в цене, скорости воплощения идеи и конечно самой возможности этого действия.

Совершенно завиральские идеи я не толкал, все более менее максимум до уровня начала моей сознательной жизни в двадцатом веке. Но когда я прочитал предложения Якова, то полет его фантазии меня немного смутил.

Просверлить дырку в земле и вставить туда металлические трубы допустим для нас уже реально. Но как поднимать газ на поверхность. Правда Яков и господин Усольцев в один голос уверяют что газ будет идти самодавом, так я в шутку назвал его спонтанный подъём в силу высокого давления в газоносном горизонте.

Какое-то время давление будет высоким, а что надо будет делать когда оно неизбежно упадет? Я в геологии и добыче полезных ископаемых уже ничего путнего сказать не могу. Но на мой вопрос Яков неожиданно ответил, что он не знает и проблему будет решать по мере её поступления.

Они на пару составили для меня пошаговый план осмотра места выхода природного газа, попросили сделать это безотлагательно и тут же прислать результат с учётом которого был запланирован их выезд на место.

К осмотру предполагаемой скважины мы с Леоновым отнеслись со всей серьезностью и потратили на это целый день. А когда закончили, то незамедлительно отправили результаты в Усинск по Мирской дороге.

Я знал, что в за Уралом в России и Европе скоро грянут великие дела. Присоединение Крыма, Тамани и Кубани запустило подготовку к новой русско-турецкой войне и Петербургу требуется золота все больше и больше. Поэтому генералу Аксенову каждый месяц приходят требования изыскивать возможности увеличить поступления желтого металла.

Возможность для этого только одна — расширение торговли с нами, а для этого нужны хорошие дороги и из Минусинска до Шушенского строится дорога. Никанор Поликарпович сообщил нам, что с генералом Аксеновым разговор был как никогда требовательный и он теперь требует дойти до Означенного. Это почти половина пути до Большого порога и можно будет рассчитывать на завершение строительства через год.

Планы великие. Если конечно нагнать кучу народа, то за сезон вполне реально построить проезжую дорогу длиной сто верст по которой в сухую погоду можно будет проехать. Но это со стороны Минусинска.

Нам же надо строить в гористой местности, где много мелких речушек, а высоты хребта Борус превышают две тысячи метров. Леонов правда хочет обойти хребет справа, там где высоты максимум полторы.

Он уверен, что через год дорога и с нашей стороны дойдет до устья реки Сизая, что южнее Означенного и где намечена встреча с минусинскими.

Чтобы развеять мои сомнения, Афанасий предложил проехаться по подготовленной его людьми трассе будущей дороги. Они проложили её прямо почти строго на северо-запад до того места где истоки рек Абдыр и Голубой разделяет несколько сот метров и там есть хорошо хоженая тропа через Борус между этими двумя речушками, которая затем выходит к реке Голубой и вдоль неё идет до Енисея. А устья двух рек, Голубой и Сизой, разделяют всего три версты.

Мосты ни где строить не надо, достаточно хорошо оборудовать многочисленные броды. Почтовые станции Леонов планирует ставить самое большое через десять километров и до весны поставить их до Боруса.

От Большого порога до Дедушкиного семь километров по реке, но мы двигались не то Енисею, а по его правому берегу и я почти сразу же изменил свое мнение о возможности проложить дорогу к следующей зиме.

Трасса будущей дороги уже сейчас представляет тропу по которой вполне можно спокойно идти или ехать верхом. На берегу небольшой речки Слюдянки уже расчищено место для размещения первой почтовой станции после Порожного.

До Енисея здесь с полверсты и тропа до него хорошо расчищена. А с берега реки хорошо видно и слышно другой енисейский порог — Дедушкин. Где-то там стоит и наш сторожевой пост. После постройки дороги они почти все со временем будут убраны за ненадобностью, передвигаться по дороге станет проще, быстрее и безопаснее. Хотя возможно от Порожного до Усть-Уса, а затем до Староверского порога мы со временем откроем навигацию.

Дедушкинский сторожевой пост после той злополучной истории один из самых многонаселенных и одна из семей с поста уже решила начать обживаться на будущей почтовой станции.

До этого места дорога будет идти практически вдоль Енисея, а после брода через Слюдянку резко начнет уходить на северо-запад. Следующая станция должна будет стоять уже возле брода через реку Карын-Суг. Расстояние между почтовыми станциями здесь небольшое, не больше пяти верст и если бы не брод, то вполне можно обойтись и без неё.

На Карын-Суге я решил заночевать. Всякие летающие кусающие существа почти полностью угомонились и мы комфортно расположились на ночлег возле уже оборудованного большого каменного очага в центре будущей почтовой станции. Леонов разложил свою рабочую карту и приготовился отвечать на мои вопросы.

— Следующая станция будет на Большой Березовой, а затем на Малой, так? — на карте все ясно и подробно обозначено, но вопрос важнейший и лучше уточнить.

— Именно так, ваша светлость. Там между ними рукой подать и я так решил только из-за бродов. А вот через Говоруху, — Леонов показал следующую речку, — брод мы нашли очень простой брод и там станция не нужна. Потом выходим на Абдыр, тут станция нужна обязательно. От него до Голубой есть тропа. Она идет через хребет Борус. Он тут одно название, но небольшие горки есть и тропа поэтому извилистая. Но мы постараемся её спрямить по возможности.

— А на Голубой место для станции наметили? — этот вопрос обращен не к Леонову, а к главному нашему проводнику по этим краям — Луке Ивановичу Иванову, местному жителю пришедшему к нам.

Ему больше пятидесяти и он мне напоминает дедушку Фому. Ивановичем Ивановым распорядился его записать Степан, которого я не освободил от руководства нашей канцелярией.

— А как же, наметили. Тропа дальше вдоль Голубой идет до самого Енисея. Выходишь на него и почти напротив на другом берегу Майна. Только нам надо идти только по левому берегу Голубой. Тропа виляет, то на одном берегу, то на другом. Её когда прокладывали думали о простоте прокладки. А нам надо думать об удобстве проезда по ней, а какое удобство когда реку надо постоянно переходить? Придется мосты строить, — Лука Иванов скорее всего из тех русских которые появились здесь первыми и занимались поисками «золотых» курганов. Говорит он медленно и рассудительно, тщательно подбирая слова.

— Это мы, я думаю, окончательно будем решать весной, — я решил разговор на эту тему закончить, мне пришла в голову одна очень интересная мысль.

Мы сидели втроем: Леонов, Лука и я отдельно ото всех, немного поодаль расположился Прохор. Он поехал со мной один и поэтому службу бдит как никогда. Сообразив, что разговор о дороге закончился Афанасий встал и пошел проверять караулы.

— Скажи-ка мне, Лука, есть ли еще нераскопанные «золотые» курганы, например у нас в долине, в Минусинской впадине и под Красноярском? — Лука заулыбался и поворошил кочергой угли в костре.

— Конечно есть, ваша светлость. Тут курганов много, но не каждый золотой. Хотя есть и такие, где золота можно чуть ли не пуд найти, а то и больше. Мой дед рассказывал мне об этом. Ни мой батюшка, ни я сам этим уже не занимались. Грешно это, ваша светлость, усопших беспокоить. Золото это только горе приносит и души забирает, — Лука потянулся и поправил один почти не сгоревший дровик.

Я слушал его молча будучи уверенным, что сейчас получу ответ на все интересующие меня вопросы.

— Ведь глупого польского графа убили только из-за того, что решил лапу на это золото наложить. Ну перепало ему немного, да только где он теперь, как и те, кто эти курганы и раскапывал? — я слушал Луку и боялся даже глубоко дышать, чтобы не спугнуть. Еще бы, вот мне на блюдечке с золотой каёмочкой ответы на многие мои вопросы, не дающие покоя уже не один год.

— Наши мужики, знающие где копать, после той истории тоже все сгинули, — Лука тем временем продолжал свой неторопливый рассказ. — Я поэтому, ваша светлость, в Усинск и ушел. Кроме меня наверное никого не осталось, кто про курганы знает. Был еще один мужичок, да про него окружной начальник дознался и велел схватить. Его в тайне держали, но у польского графа уцелел сообщник и он каким-то образом узнал про этого мужика. Поэтому и заговор устроился против его Превосходительства. Да только пустое всё это. Умер Гаврила. И теперь никто не знает в каких курганах есть золото.

— А ты, Лука, разве не знаешь? — я решился задать уточняющий вопрос.

— Знал и я, было время. Да как ушел к вам, сразу забыл. Не хочу знать, это не душеполезно, вот Господь и забрал у меня это знание.

— А у сообщника графа нет пальцев на одной руке? — для меня лично это наверное последнее, что я хочу еще знать.

— Двух, ему их приказал отрубить покойный граф за самовольство, когда он сам решил наказать какого-то калеку. Тот вроде бы когда-то его сестру обидел. Они из-за этого в Сибирь убежали. Паночка тут умерла, а пан этот неожиданно этого тут калеку встретил ну и самовольство проявил.

Моё состояние после этих слов можно было описать только избитым литературным штампом: потерял дар речи. Но реально как мне было его не потерять, когда я совершенно неожиданно узнал то, над чем много раз размышлял в буквальном смысле часами. А тут тебе раз и ответы.

Посмотрев на возвращающегося Леонова, Лука добавил еще один штрих в нарисованную им картину.

— Думается мне что этот поляк сильно ошибается, надеясь в Минусинске схорониться. Там конечно сообщники у графа возможно и остались. Да только они его первыми и выдадут. Окружной начальник в Минусинске всех в страхе держит, только ваш купец, его приказчик Ипполит, да казачий хорунжий Петров, дружок вашего капитана, его не опасаются. А после допроса генералом Аксенов поляк тоже в мир иной отойдет. Гаврила как и все, кто знал о курганах, не просто так умерли. Среди казаков осталось много, кто был на них сердит.

— А за себя не боишься?

— Нет, ваша светлость, не боюсь. Я ведь только кое-что знал, да и то забыл, — еще раз твердо и настойчиво повторил Лука.

Когда я вернулся в Порожное, то поразился его преображению. Яков с господином Усольцевым прискакали туда на следующий день. Они, не дожидаясь моего посланца с результатами обследования естественной газовой скважины, решили побыстрее ехать туда налегке.

Прочитав мой отчет, Яков скорректировал отданные им на заводе распоряжения и продолжил свой путь, а гонец помчался в Усинск. На заводе экспедиция в Порожное стояла под парами, Петр Сергеевич кое-что и кой-кого добавил и не мешкая, отправил её в путь.

Она, в смысле экспедиция из Усинска, пришла в Порожное под руководством Ильи на несколько часов раньше моего возвращения с дорожной разведки. Но Яков к моему возвращению уже успел озадачить всех и вся.

Передо мной был поселок первопроходцев и исследователей новых земель. Все куда-то спешили, никто не стоял и не сидел на месте, а в воздухе чуть ли не материально ощущалась фраза: «Дело, господа, надо делать, дело».

Распечатав природную скважину, Яков с Ильей и целым десятком помощников измеряли её дебит, так они назвали количество газа выделяемого в час и его давление. Как это делается я даже не стал пытаться вникать, тут моя светлость уже пас.

Петр Евграфович рядом, буквально в десяти метрах уже начал сверлить новую скважину, привод был конный и людей на скважине было прилично. Он чем-то был недоволен и громко ругался на своих помощников.

Посмотрев на всё это со стороны, я решил не мешать и направился в более понятное мне место, на место предполагаемых швейной и бумажной фабрик.

Предварительные работы были выполнены заранее и ситуация была совершенно ясной. Можно было без раскачки начинать строить. Что я и увидел.

Илья Михайлов успел уже отправить в долину первую партию из двух сот китайских рабочих и они прибыли на следующий день после моего отъезда в Усть-Ус и не задерживаясь, примяком были направлены в Порожное.

Сотня ставила юрты для проживания, первое время они будут жить в них, десять человек уже работали на местном кирпичном заводе, а остальные что-то копали на одной из заводских площадок.

Два года назад в Порожном мы открыли кирпичный завод и он целый год производил кирпичи, которые идут на строительство и просто складируется. Сейчас они все пойдут на заводское строительство, как и большое количество уже заготовленного леса.

Порожное после той страшной трагедии значительно выросло и сейчас насчитывает полсотни дворов. Последние два года его жители готовятся к большому будущему, заготавливают и сушат лес, работают на кирпичном заводе и активно участвуют в подготовке к предстоящим заводскому и дорожному строительствам.

К началу зимы должны быть сооружены каркас будущего заводского корпуса, его надо подвести под крышу и достроена и запущена в работу первая паровая машина. Её строительство идет полным ходом с весны. Достаточно большой уже построенный корпус, в котором она строится, я назвал энергетическим цехом. Заводской корпус будет как бы пристраиваться к энергетическому.

Общее руководство начавшимся большим строительством в Порожном будет возглавлять Савва Денисов. Свою типографию в долине он оставил на старшего сына и по моей просьбе перебрался в Порожное, где я решил построить еще одну типографию. Она должна будет работать исключительно на экспорт.

Отец Филарет попросил попробовать начать печатать славянскую Библию и нашим печатникам удалось это сделать. Для этого правда пришлось предварительно провести титаническеую работу по привлечению из России нужных кадров и подготовке своих.

Подготовка к этому делу заняла три года и перед Пасхой 1783-его года Савва отпечатал первые экземпляры славянской Библии. Всего он отпечатал двести экземпляров и двадцать пять отец Филарет отправил в епархию в качестве подарка.

Там это произвело эффект взорвавшейся бомбы, половину тут же отправили в Петербург и вскорости отцу Филарету пришло письмо из епархии, а не может ли он организовать печатание десяти тысяч экземпляров Библии.

Загружать свою типографию таким заказом мы естественно не могли, вернее нам надо для этого её существенно расширить и Петр Сергеевич предложил построить еще одну типографию специально для печатания книг, как он выразился, на экспорт. Идея на мой взгляд очень здравая и мы решили её воплотить в жизнь, но не в Усинске, а в Порожном, сократив таким образом логистическое плечо. Ведь всё, что будет печатать эта типография пойдет в Россию и будет приносить нам не маленький доход.

Первые экземпляры Библии, отправленные в подарок были естественно бесплатными, а вот если мы будем печатать на заказ, то в письме была обозначена и цена её покупки у нас. Сумма получалась очень даже не маленькая и это однозначно было выгодное коммерческое предложение.

Савва вс удовольствием согласился, тем более что мы с ним обговорили ещё одну маленькую деталь, он будет там выполнять и заказы своих единоверцев-раскольников из России. Это дело конечно будет максимально секретным без какого-либо афиширования.

Как то само собой получилось, что Савва начав с типографии, вскорости возглавил и строительство паровой машины, а потом и все остальное. Его руководство нас полностью устраивало и мы ничего менять не стали.

Конечно были и другие кандидаты и среди подросших своих, и среди пришедших из России. Но пока я предпочитал опираться на старые испытанные кадры, а молодежь и новички пока за их спиной пусть набирается опыта.

Яков со своей командой все в работе безотлучно были на скважине и буровой и мое вмешательство только вредило бы делу. Отвлекать Савву тоже не дело, а медицинская инспекция у меня заняла всего часа три. Быть в роли болвана или свадебного генерала желания не было никакого и поэтому вполне удовлетворенный увиденным, я на следующий день, около полудня отправился по Мирской дороге в Усинск.

В нынешнем восемнадцатом веке дорогами называют немного не то, что в покинутом мною двадцать первом, особенно здесь в глухих районах Сибири. Можно проехать верхом и с горем пополам на телеге — уже дорога. Хотя в некоторых местах это даже проселком назвать не можно. В моих мозгах человека из будущего нет даже названия этому. Именно такой была дорога вдоль Енисея до Порожного.

Но это по большому счету дороги, потому что по ним мы проезжаем верхами, в повозках, на груженых телегах и во все времена года. Зимой конечно бывают проблемы, когда пути нет из-за снежных заносов.

Но бывшая Мирская тропа, а сейчас дорога, это действительно дорога. Она широкая и везде на ней полноценное двухстороннее движение. Полотно дороги укатано и утоптанно так, что его не размывают никакие дожди. Везде где это было возможно подстелили соломку: где отсыпали камнем, которого здесь кругом в речках и ручьях пропасть, а где и сделали гати. По такой дороге ехать одно удовольствие и вечером я вернулся в Усинск.

Глава 7

На возвращение нашего посольства раньше конца зимы я даже и не рассчитывал. Лонгин стал как щепка, мотаясь по Туве и каждую неделю приезжая в Усинск к своей супруге, которая ждала ребенка.

Молодая дама ведет себя очень достойно. Несмотря на достаточно юный возраст не ропщет и никаких претензий мужу не предъявляет. Понимает роль личности в истории, а конкретно значимость для нас дела, которое делает её супруг.

Ничего тревожного с южных рубежей не приходило. Михайлов и Морозовы лихорадочно, ценя каждую минутку, укрепляли наши рубежи. Просто в какие-то нереальные сроки уже построены гвардейские станицы в Уланголе и Тэсе. Лонгин с помощью Ерофея и пана Казимира укомплектовал сотни расквартированные в них и гвардейцы начали полноценное патрулирование линии наших караулов.

С бывшие китайскими пленными наконец-то до конца разобрались и они начали компактно селиться вдоль границы, придерживаясь постов на линии караулов.

В процессе уже выяснилось, что необходимо будет построить еще две гвардейские станицы. Первую надо поставить для прикрытия широкой седловины между собственно Хан-Хухеем и его небольшим западным соседом протяженностью не больше тридцати километров, но достаточно высоким. Его вершины больше двух тысяч метров. Через него удобно и просто идти к нам с северо-западных берегов Хяргаснура. С северо-восточных берегов озера к нам можно также просто и удобно пройти через другую седловину Хан-Хухея.

На северных берегах Хяргаснура поселились китайцы, «неблагонадёжные» с точки зрения Лонгина. Я его идею сначала воспринял в штыки, но поразмыслив, согласился. Всё таки кто-нибудь из них вполне может нанести нам удар в спину и лучше их действительно отделить от общей массы китайцев. Тем более, что наш контроль над той территорией никто не отменяет.

Не могу сказать как насчет температур, но сейчас, в восемнадцатом веке, здесь явно более влажный климат и везде побольше воды, а озера менее соленые. После восстановительных работ главным занятием китайцев стала мелиорация. Они начали углублять существующие колодцы, чистить родники, строить на них где возможно пруды и запруды на Тес-Хеме, Нарин-Голе и достаточно многочисленных мелких речках, многие из которых терялись в песках.

Озера Торе-Холь еще нет, но пески наступающие на небольшую, но достаточно полноводную речку, несущую свои воды в Тес-Хем, уже начали перекрывать её русло и Илья хочет этот процесс ускорить.

В итоге в обеих частях Тувы пока останется большая часть китайских семей. Кроме мелиорации в Убсунуре они заняты в основном на строительстве заводов и дорог. В конечном итоге, полагаю, их здесь останется еще меньше. Тувинцы на них смотрят косо и не думаю, что ситуация быстро изменится.

Около тысячи семей несостоявшихся колонистов постепенно начали перебирается под крыло Леонова. К концу сентября он стал у нас верховным строителем дорог и всего, что делается в Порожном. Большая часть китайцев уже оказавшихся в его владениях сейчас заняты подготовкой двух лагерей для будущих строителей.

Один в окрестностях Усть-Уса и на другом берегу Енисея около моста. Нынешней осенью и предстоящей зимой они будут заняты подготовкой к началу строительства дороги на Абазу. Сейчас они в основном валят лес, которого потребуется очень много.

Второй лагерь, который побольше, строится в окрестностях Порожного. Там рабочих рук потребуется намного больше и пребывающие китайцы сразу же включаются в работу.

Афанасий Леонов это великий человек. Он построил один уникальный мост через Енисей, его мы называем Усинским, и вынашивает план строительства такого же моста над Большим порогом. Его план предельно прост.

Большой порог — сильное скальное сужение Енисея на протяжении больше чем полверсты. В самом узком месте ширина порога не больше пятидесяти метров. На берегах реки он хочет поставить мощные устои моста и на них положить пролет, который сделать по примерно такой же технологии как на Усинском.

На правом берегу Енисея почти вдоль всего порога идет терраса, очень интересная в ботаническом отношении. Здесь сошлись растения Тувы и Саян, гольцов, степей и тайги: бадан и рододендрон даурский, три вида смородины — черная, красная и «каракан», черника, брусника, голубика, травянистые растения лесной и подгольцовой зон, разнообразные грибы. Тут водятся ядовитые змеи, которых особенно много вдоль берега реки.

Эту террасу мы решили сохранить и Порожное как таковое расположено по течению Казыр-Суга, вдоль которого мы начали строить и будущие фабрики.

В подготовку к будущим свершениям на строительстве фабрик и дорог я до наступления зимы решил особо не вникать, дуэт Афанасия Леонова и Саввы Денисова без всякого сомнения сумеет сработать по максимуму. А вот дела у господ Макарова и Усольцева совершенно другое дело.

Яков совершенно безапелляционно заявил, что давления газового пласта сейчас вполне достаточно чтобы газ самотеком поступал на поверхность. А дальше надо иметь какой-то приемный резервуар в котором будет накапливаться энный объём газа из которого он должен будет поступать так сказать потребителю.

Главной проблемой для нас внезапно стали металлические трубы. Наш металлургический завод в Туране благодаря стараниям Алексея Лаптева и Джона Келли сейчас впереди планеты всей в некоторых вопросах лет на сто вперед, но внезапно наши потребности в трубах резко выросли и завод просто не справляется с их выпуском.

Я только выдавал идеи, причем чаще всего через Якову или Петру Сергеевичу, а они уже транслировали их дальше. При том это касалось не только металлургии, но и абсолютно всего остального.

В итоге мы имеем уже мартеновское производство стали. Наконец-то довели до ума технологию получения высокопрочной стали, которую в покинутом мною 21-ом веке называли обуховской. Самое поразительное что сделал это молодой человек Дмитрий Чернов. Он был круглый сирота, как и я с малолетства бегал от властей и перед самым пугачевским бунтом был пойман и привезен на завод.

Бегать после этого он перестал и разделил судьбу заводчан.

Когда мы пришли в долины ему было шестнадцать. Степан записал юношу под фамилией Чернов, так почему-то назвался сам Дмитрий. На завод к Петру Сергеевичу попросился сам и из общей массы выделялся наблюдательностью и какой-то щепетильностью и тщательностью в работе.

Если ему поручали например сделать напильник, а хорошие и качественные они делались еще только в ручную, то он будет делать его долго, но качество будет идеальное. На чем либо он как-то долго не специализировался, занимаясь на заводе очень многим и только с появлением Алексея Лаптева окончательно стал заниматься металлургией и очень быстро добился первых успехов, доработав технологию получения высокопрочной стали.

Дмитрий завершил изучение полиморфных превращений в стали и точно определил критические точки её фазовых превращений. Их я знал как точки Чернова и у нас они стали называться так же.

Результатом этого стало, что мы освоили технологию литья оружейных и пушечных стальных стволов, которые сразу же дали нам увеличение дальности стрельбы и на испытаниях они показывали поразительную прочность.

На туранском заводе освоили производство чугунных труб методом вертикальной отливки, начали сваривать сложенные края стальных листов, получая из них сварные трубы.

Прокатные станы в Туране уже не примитив с которого мы начали, а уже нечто похожее на то, что я видел и наши металлурги приступили к экспериментам которые должны привести с получению бесшовных стальных труб.

В нашем медсанбате в сорок четвертом появился новый санитар. Ему было далеко за пятьдесят и он, как и я, в сорок первом пошел в московское ополчение с одного из столичных заводов. После очередного ранения дядя Вася, а звали его только так, остался у нас санитаром.

На заводе наш новый санитар работал сварщиком. У нас он, когда возникала необходимость, занимался кой-каким ремонтом техники нашего медсанбата. По случаю дядя Вася обзавелся сварочным аппаратом и во всю занимался этим делом.

Я как самый молодой совмещал свои непосредственные обязанности хирурга с общественной нагрузкой: организацией своими силами всяких ремонтов. И поэтому чаще других общался с дядей Васей.

Результатом этого было полученное мною знание предмета сварочного дела с его изобретения до начала первой пятилетки, дядя Вася прилично знал предмет и любил меня просвещать.

Особо дядя Вася ценил американские электроды Андруса и Стреса, появившиеся во время Первой Мировой. Стальной стержень их электрода был обернут бумагой, приклеенной силикатом натрия.

Главным достоинством этого электрода было то, что бумажное покрытие обеспечивало моментальное зажигание электрической дуги с первого касания и стабилизировало её горение. По мнению дяди Васи в наших условиях это было чуть ли не самое главное.

Якову я однажды изложил идею дуговой электросварки и всё что знал об этом. Он этим очень увлекся и понемногу заниматься сварочным делом.

В начале весны Яков демонстрировал свои достижения в этом деле и на мой взгляд вполне можно говорить, что у нас есть дуговая электросварка. Дело теперь за малым: нужно подготовить кадры, создать хотя бы несколько комплектов оборудования и конечно наладить изготовление электродов.

А вот где дела обстоят отлично, так это в бурильном деле. Россия здесь никогда не была в числе аутсайдеров и среди наших людей естественно оказалось достаточно тех, кто хорошо разбирался в этом деле.

Петр Евграфович за несколько лет собрал под свое крыло почти пятьдесят человек знающих горное дело. По его просьбе были приглашены не только русские горные инженеры, но и немцы.

У Фомы Васильевича во время его вынужденного проживания а Германии были очень хорошие отношения с племянником своего учителя. Он помог ему вернуться в Россию и они несколько раз писали друг другу.

После получения императорского помилования Фома Васильевич написал письмо Фридриху и получил ответ. В нем он в частности рассказал дедушке Фоме о тяжелой участи своих родственников в Саксонии.

Местность, где они жили, была очень разорена во время Семилетней войны страны и еще не восстановилась. Три больших семьи саксонских мастеровых никак не могли вновь встать на ноги и просто влачили нищенское существование. Самым разумным выходом для них была эмиграция, но для этого надо было иметь хоть какие-то деньги.

Фридрих слышал, что немцев приглашают ехать в Россию и попросил Фому Васильевича помочь им. Он из его письма сделал вывод, что это возможно.

Мы тут же снарядили посланца к господину окружному начальнику и через полтора года встретили сорок семь саксонцев разных возрастов решивших переехать к нам.

Девять взрослых мужчин были горными мастерами горного дела, а двое когда-то работали на знаменитой фарфоровой фабрике в Мейсене. Один из них во время её разорения пруссаками случайно узнал секрет приготовления знаменитой перцелиновой массы и с этого начались все злоключения этих семей.

Пруссаки хотели схватить его и отправить к своему королю, который мечтал обзавестись своим фарфоровым производством. Несчастному мастеру в конце концов удалось ускользнуть от их преследования и спрятаться у своих родных. Но им всем в результате пришлось жить тише воды, ниже травы. Гнева саксонского курфюрста они боялись больше всего.

Наше золото оказалось сильнее и саксонцы оказались в наших краях. Мы их радушно приняли и они были на седьмом небе от счастья. Им теперь не надо ничего бояться, их знания и умения очень ценятся, а дети сыты.

Саксонские мастера горного дела оказались действительно большими специалистами своего дела и значительно усилили команду господина Усольцева, а на моем столе через полгода появился первый усиновский фарфор. Он кстати быстро стал еще одним экспортным товаром, который с удовольствием брали в России.

Но как бы то ни было, господа Макаров и Усольцев с сотоварищами к ноябрю насверлили дырок в земле, вставили туда трубы и соорудили большой металлический резервуар на поверхности и в него по трубам стал поступать природный газ. До и после газгольдера построили две компрессорных станции, а от газгольдера в Порожное проложили газопровод.

Газ к следующей осени в Порожном будет основным топливом. Паровые машины будут работать на газу и наши конструкторы обещают создать бытовую газовую плиту. Её принципиальную схему я знаю, а тонкости сами додумают. К следующему Рождеству я рассчитываю на завершение и коммунальной революции в Порожном.

Весной Яков планирует начать строительство газопровода в Усинск. Изначально его планировали тянуть вдоль Енисея, но потом склонились к маршруту вдоль Мирской дороги.

Почти на всем протяжении трубу можно просто и удобно положить вдоль дороги, а енисейский маршрут очень сложный, во многих местах надо идти через горы и скалы.

Но практически все, что было у нас, сейчас меня напрямую не касаются. Как обычно еженедельные отчеты и личный контроль и участие только по необходимости, кроме получения гелия.

Я решил сейчас полностью заняться другими вопросами: созданием двигателя внутреннего сгорания, дирижаблей и электричеством.

В некоторых вопросах мы опережаем сейчас всё человечество почти на сотню лет, но реально лишь две, ну максимум три технологии будут самостоятельно жить без моих пинков. Думаю, что это производство бумаги, стекла и создание паровых машин.

Всё остальное пока элементарно экономически не выгодно и без моей подпитки идеями, а самое главное золотом, быстро зачахнет.

Поэтому я главной задачей для себя на сейчас поставил довести до ума газогенераторный двигатель внутреннего сгорания и если получится сделать его на газу. Это первое.

Второе это элетродвигатели.

Я хорошо знал устройство двух двигателей моего допопаданства на создании которых решил сосредоточить наши усилия.

Первый это двигатель постоянного тока Вернер фон Сименса. Второй это творение русский инженер Михаила Осиповича Доливо-Добровольского — асинхронный двигатель переменного тока.

С ним конечно намного сложнее чем с двигателем постоянного тока, но создать его нам вполне по силам, конечно не завтра.

Параллельно естественно создание электрогенераторов, постоянного и переменного токов.

Третье — это гальванические элементы, аккумуляторы. Это у нас есть. Но пока всё это кустарщина и ручное производство. Соответственно жуткая дороговизна и зачастую сомнительное качество с плавающими техническими параметрами.

Здесь на мой взгляд проблем нет. Дороговизна конечно пока останется, но создать мелкосерийное производство нам вполне по силам.

И последнее это наша электросвязь: телеграф и радио. Таже кустарщина и всё сделано на коленке. Поэтому например радиосвязь между Усинском и ставкой Ильи Михайлова представляет интереснейшую картинку.

Три одновременно работающих передатчика и три приемника. Радиограмма передается сразу в трех экземплярах и неоднократно. В конце концов кто-то её принимает и тут же отправляет ответ. Примерно также работает и телеграф: дублирование и повторы.

И последнее это создание дирижаблей.

Сразу же по возвращению в Усинск я занялся составлением плана работ для решения этих грандиозных задач. Здесь главная партия будет моя. Толкать гениальные идеи и осуществлять общее руководство здесь не получится. Вернее даже не так. Получится всё равно получится, вопрос когда.

Результат нужен как можно скорее. Вероятность большой войны с Цинской империей очень даже большая и они нас при нынешнем раскладе рано или поздно задавят. Поэтому мы должны их превосходить в развитии на десять голов.

Конечно скорее всего наши конструкторы справятся с поставленной мною задачей — созданием нашего варианта мосинской винтовки. Я долго думал что выбрать из двух вариантов: винтовка Мосина образца 1891-ого года или Маузер образца 1898-ого. И остановился в конце концов на «мосинке».

Главная причина моё знание этой винтовки. Во время войны я её изучил досконально. А потом за долгие годы жизни на краю света своё знание закрепил и развил.

Винтовку Маузера я знал, но скажем так более-менее. Да еще было и чисто теоретическое знание, что винтовка Мосина более простая, надежная и дешевая в производстве, что является для нас решающим плюсом.

Конечно она будет более легкая за счет укороченного ствола и на мой взгляд ей совершенно не нужен штык. Он конечно будет, но меньше, легче и короче. И никакого постоянного ношения и тем более пристреливания с ним.

Игнат, посмотрев на подготовленную мною документацию, сказал что это реально и пообещал опытный экземпляр сделать в ближайшее время.

Глава 8

Первого октября в Усинск вернулись Лонгин и Яков. Их возвращение совпало с окончанием работы над планом моей прогрессорской деятельности на энное количество месяцев или лет вперед.

Собственно сам план в общих чертах я составил за три дня, а затем «шлифовал» и работал над деталями и конкретикой. Возвращение в Усинск моих товарищей был просто сигналом: стоп машина, хватит копаться в мелочах.

Лонгин приехал первым и привез последние известия с границы и они были очень обнадёживающими.

Никаких тревожных известий о нашем посольстве пока нет. Монголы выставили новую линию своих пограничных караулов на расстоянии пяти-десяти верст от нашей линии. Никакой агрессии в отношении нас с их стороны не было и даже более того, караулы западной части их линии, подчиненные наместнику в Кобдо, вступали в контакты с нашими гвардейцами и были очень доброжелательными.

Накануне Лонгин прислал мне своё донесение о положении дел в нашем Убсунуре и развединформации о Монголии и самом Китае.

Убсунур успешно развивался. Началось строительство еще двух гвардейских станиц. Заработали два кирпичных завода, вот-вот начнется производство стекла в Улангоме который имеет шанс стать промышленным центром. По крайней мере в нем уже работает половина кузнецов Убсунура. Они например делают стальные трубы из заготовок которые понемногу возят из Турана.

Тэс скорее всего будет нашими торговыми воротами в Китай. Лонгин уверен, что когда возобновится торговля с Поднебесной делать это можно будет только по обычной китайской схеме — в одном единственном месте на границе. И с нашей стороны удобнее всего это будет делать в Тэсе, прямая дорога из Улясутая ведет в него, а не в Улангом.

Все колодцы и родники приведены в порядок и почти рядом с каждым из них построены пруды. Илья Михайлов, посмотрев как пески перегораживают русло безвестную речку, несущую свои воды в Тес-Хем, решил процесс ускорить и уже начало образовываться будущее озеро Торес-Холь.

Но самые масштабные мелиоративные работы он развернул на западных берегах озера Убсунур, решив свести множество речек и ручейков стекающих с западных гор в две достаточно мощных реки, которые понесут свои воды в озеро.

Одна из них будет протекать через Улангом. В его окрестностях просверлено уже полтора десятка скважин, которые уже поднимают на поверхность столько же воды сколько все ранее существующие колодцы и родники.

В Оюн-Туве все тихо и спокойно, в отсутствии Оюн Дажы всем заправляют ламы Самагалтайского хурээ. Они очень лояльны к нам и с нашей помощью успешно восстанавливают свой монастырь, по всем возникающим вопросам обращаясь к Илье Михайлову.

Зайти на северные берега Хяргас-Нура монгольские караулы даже не пытаются и получается неблагонадежные китайцы, ушедшие туда, всё равно оказываются под нашим контролем. Но он пока заключается только в регулярных визитах туда наших пограничных караулов.

Трений между Ильей Михайловым и Морозовыми нет, каждый занимается своим делом.

В монгольских аймаках подчиненных наместнику в Кобдо идет уже не брожение, а настоящее бурление. Монголы поголовно знают, что мы не берем никакой дани и не вмешиваемся во внутренние дела подвластных нам тувинских хошунов и сумонов Убсунура. Их очень впечатлила та помощь, которую получили пострадавшие кочевья. Воевать с нами эти монголы не желают и хотели бы для начала просто дружить с нами.

В Улясутае новый великий наместник. Он не знает, что ему делать, указаний из Пекина нет, а собравшиеся купцы требуют открыть торговлю с нами. Они отлично знают, что на нашем конце торговой тропы стоят ослы груженные золотом и серебром.

Главный вывод сделанный Лонгином очень обнадеживающий, он не видит пока признаков какой-либо агрессии со стороны Китая и уверен в благоприятном результате нашего посольства.

Яков выполнил свою газовую программу в Порожном и теперь нужны только трубы и резервуары в которых будет накапливаться гелий. По его мнению технологию получения столь нужного нам газа из поднимаемого на поверхность природного уже отработана на экспериментальной установке и остается только построить настоящую промышленную линию.

Я конечно очень доверяю Якову, но пока сам не увижу уже всё это в работе…

Кроме всего прочего Яков привез мне интересную информацию из Минусинска.

К нашему проводнику Луке Ивановичу пришел его хороший знакомый и рассказал о судьбе беспалого поляка.

Как и предсказывал Лука, беглец был сразу же схвачен и доставлен пред светлые очи окружного начальника. Следствие было коротким, жестоким и кровавыми, и поляк в итоге ответил на все вопросы.

После гибели Валенсы он тихо жил в Тобольске, как говорится не отсвечивая. Но потом поляк узнал, что генерал Аксенов все таки нашел того, кто знает тайну «золотых» курганов. А тут на беду внезапно начался любовный роман его сестры, из-за которой в своё время пострадал Лаврентий, с самим губернатором.

Что случилось никто толком не знает, но панечка взяла да померла и не как-нибудь, а в объятиях своего любовника.

Тут и завертелось. Заговора как такового не было, поляк просто неудачно пытался стрелять в губернатора, а потом пустился в бега. Скрыться он решил в Минусинске, рассчитывая узнать тайну «золотых» курганов и накопав золотишка, бежать в Европу.

Но единственная ниточка к курганам уже оборвалась, а беглого пана, как и предсказывал Лука, тут же выдали окружному начальнику стоило ему объявиться в деревне где жил Гаврила. Сделала это его дочь, получив за это большую награду.

Информация Луки о кончине Гаврилы была немного не точной. Несчастный кладоискатель не успел доехать до генерала Аксенова. Его везли со связанными руками и лошадь под ним неожиданно начала бесится и выбросила его из седла.

Гаврила упал с лошади, ударился головой о камень и тут же отошел в мир иной. Так что никакой информации о «золотых» курганах генерал Аксенов не узнал.

Вот таким неожиданным оказался финал истории золота графа Валенсы в котором оказался замещен еще и человек принесший в своё время горе нашему Лаврентию.

В середине октября на удивление стояла сухая и теплая погода. Уже прошел Покров, но снега еще ни разу не было и даже по ночам был легкий плюс.

Машенька хотела на завод ехать вместе со мной, но накануне опять разболелась Софья Васильевна и супруга осталась в Усинске.

Дорога до завода это широкое ровное шоссе с твердым покрытием и ухоженными обочинами. Вдоль него с обеих сторон посажены широкие лесополосы из елок с вкраплениями берез и лиственниц.

От дороги до лесонасаждений мы оставили достаточно большое расстояние, у меня была мечта посадить непосредственно вдоль дороги липы и туи.

Саженцы липы нам привез Никанор Поликарпович. Они были специально заготовлены в двух местах. Из предгорий Кузнецкого Алатау привезли липу сибирскую, а с Манского займища в окрестностях Красноярска еще один вид липы, который встречается только здесь и еще кстати не описан.

В тот же год ламы Сесерлигского хурээ сделали нам подарок — тридцать семь саженцев туи.

Лонгин увидел в оранжереи хурээ, а ей они обзавелись сразу же, достаточно большую тую, которая росла в горшке. Растение ему очень понравилось и он привез мне веточку. Я её естественно опознал и мечтательно сказал, что нам бы такими обзавестись. Туи мне всегда очень нравились. Первый раз я увидел их в Берлине и они запали мне в душу, всегда вызывая у меня воспоминания о счастливых днях мая сорок пятого.

И вот через полгода ламы неожиданно делают мне подарок. Когда я разглядел привезенные саженцы, то просто ахнул от восторга и удивления. Еще бы не удивляться, нам привезли туи всех известных мне пяти видов, в том числе американские и редчайшую сычуаньскую.

В золотых ручках Серафимы Карловны всё это богатство замечательно укоренились и благополучно было высажено вперемежку вдоль дороги.

Но это было не всё, что планировалось высаживать вдоль дороги. Прошлой осенью из Петергофа привезли несколько шишек с петровских голубых елей. И почти сотня будущих красавиц проросла в нашей оранжереи.

На заводе меня ждали с огромным нетерпением. По мере составления своего плана я посылал туда записки с просьбой что-то сделать или приготовить и всё это выполнялось.

Мои уроки физики и труда почти всегда были объединены. За это я много раз получал нагоняи и выговоры в роно. Пару паз меня даже хотели отстранить от работы, но заменить такого многостаночника было не кем, поэтому чиновники в конце концов смирились и оставили меня в покое. Тем более, что результаты моих учениковна различных экзаменах были всегда выше среднего по всему краю и постоянно были призовые места на всяких олимпиадах.

Занятия по химии были более теоретическими, все таки там мои знания не были столь глубокими да и для практической демонстрации очень многих химических процессов возможностей школьной лаборатории явно маловато.

Благодаря этому я неплохо представлял что и как нам надо делать в металлургии, отлично разбирался и очень многое умел сам в дерево и металлообработке, в совершенстве разбирался и все умел делать своими руками в электричестве и ни разу не обратился ни к кому за помощью с ремонтом автомобиля.

И даже более того, электрическое дело и ремонт машин мне доставляли удовольствие, я просто отдыхал душой и телом когда этим занимался.

Многие вопросы нашего развития возможно решались наверняка быстрее, если бы я сам что-то делал сам или более активно вмешивался. Но мне надо не просто получить какой-то результат, а чтобы его получили другие, чтобы появлялись новые носители знаний и умений.

Но сейчас наступил момент когда надо форсировать наше развитие, тем более что появилось достаточное количество умников и рукоделов готовых к усвоению моих знаний и умений. И кстати не будут задаваться вопросом, а с чего это вдруг их светлость Григорий Иванович такие вещи говорит.

Еще в конце зимы я заказал Игнату изготовление несколько машин и приспособлений без которых у нас не получится создание настоящих двигателей внутреннего сгорания и настоящего электрооборудования.

Илья получил задание на производство нужных резинок и подготовку к производству необходимых изделий из эбонита и карболита. Их получение у нас уже отработано.

Но самым сложным я считал выполнение моего задания металлургами. Они должны были получить сплавы из которых можно будет изготовить нужные нам подшипники и всякую всячину для двигателей внутреннего сгорания.

Процесс Фишера-Тропша позволяющий получать из каменного угля синтетические моторные масла и топливо я знал превосходно и даже проводил с ребятами лабораторную работу на эту тему. Конечно нам далеко было до получения настоящего результата, но было понятно что надо делать, чтобы повторить достижения нацистов получавших настоящий синтетический бензин и моторное масло.

Яков с Ильей сразу же по возвращению из Порожного умчались на завод и с нетерпением ждут моего приезда. У них всё готово к последним решающим экспериментам по отработке технологии получения синтетических топлива и моторного масла. Но это не первоочередное дело для меня.

У меня на первом месте стоит визит к Лаврентию и разговор с ним.

Как это не удивительно, но военные потрясения оказали на его здоровье очень благотворное влияние и его ноги стали сильнее, а самое главное послушнее. По крайней мере посторонней помощи при ходьбе ему больше была не нужна.

Лаврентий был в числе первых кого я приказал демобилизовать после разгрома цинской армии на Енисее и он вернулся на завод когда еще мы преследовали бегущего противника и местами вспыхивали нешуточные бои. То, что несколько человек были отозваны с фронта буквально на следующий день после сражения, абсолютно все расценили как очень правильное решение, хотя и вызвало некоторое недовольство самих отозванных.

Лаврентий своего отношения к этому никак не проявил и уже на следующий день вернулся к своим привычным занятиям. То, что я приехавши на завод сразу же поспешил к нему, никого не удивило. Но зайдя в личную мастерскую Лаврентия, я попросил позвать его брата, а остальных, кроме Насти, удалится. Она была в курсе абсолютно всего, что касалось её ненаглядного супруга.

Моим визитам они всегда были рады, но сейчас сразу же поняли, что в этот раз я пришел к ним с чем-то неожиданным.

Когда Иван плотно закрыл дверь кабинета Лаврентия, я сразу же спросил:

— Польскую панечку из-за которой когда-то сильно избили Лаврентия звали Каролиной, а её брата Войцехом?

Мой вопрос был похоже совершенно неожиданным, братья даже растерялись и мне неожиданно ответила Настя.

— Да, ваша светлость, — я этому не удивился, просто лишнее подтверждение, что между супругами полное доверие и взаимопонимание.

— Когда они, опасаясь ваших родственников, бежали, то направили свои стопы на восток, резонно полагая, что там их никто не найдет. Тем более, что им стал покровительствовать один дальний родственник, человек достаточно могущественный и очень страшный. Старый пан вскорости умер, — беспалого поляка допрашивали очень усердно и он рассказал много того о чем его поначалу и не спрашивали. В том числе им была рассказана и история злоключений братьев Ивана и Лаврентия.

— Здесь пан Войцех стал подручным своего родственника и однажды проявил не нужную инициативу, расправившись со своим врагами, которых неожиданно встретил в Сибири, то есть вами. За эту самодеятельность его наказали, отрубив ему два пальца. Его родственник стал нашим врагом, но ему не повезло и мы его уничтожили вместе с большинством его приспешников. А вот пан Войцех уцелел и затаился. Но на его беду пани Каролина стала любовницей губернатора и умерла с его спальне. Её брат стрелял в губернатора, а затем ударился в бега, решив спрятаться с Минусинске. Но был там схвачен, допрошен и тут же умер. Лаврентий, помнишь мои слова, что мы еще столкнемся с твоими врагом и мучителем? — Лаврентий слушал меня застыв как изваяние, но в его глазах я прочел «да». — Таким образом генерал Аксенов отомстил за тебя, Лаврентий.

Говорить на эту тему мне больше не хотелось, да и сказать больше было нечего. Наступившее неловкое молчание нарушил Иван.

— Спасибо, Григорий Иванович. Не знаю как Лаврентий, а я теперь буду спокойно по ночам спать.

Беседа с братьями Подковами сняла у меня какой-то тяжелый камень с души. После того давнего разговора, о котором я напомнил Лаврентию, мы не возвращались с этой теме, но я видел, что он помнить и его, и мое обещание найти врага.

Выдержав паузу, я хлопнул в ладоши и немного деланно-веселым тоном скомандовал:

— Ну, а теперь давайте докладывайте о ваших успехах.

Лаврентий довольно заулыбался, а Настя хитро прищурившись спросила:

— С чего прикажите начать, ваша светлость?

Но тут её ожидало большое разочарование. Иван оказался шустрее и перехватил инициативу.

— Они, Григорий Иванович, пусть пока на пару решат, чем хвастаться будут. А вы лучше к нам проследуйте и сначала на наши успехи полюбуйтесь.

Глава 9

А хвалится наши кузнецы решили куском блестящего, почти белого цвета металла, увидев который я почувствовал, что у меня в буквальном смысле перехватывает дух и останавливается сердце. Передо мной была маленькая чушка алюминия!

Года три назад я в разговоре с купцом Томилиным как-то рассказал о Кия-Шалтырском месторождении нефелина. В 20-ом веке это основная сырьевая база алюминиевых заводов Красноярского края. На успех я особо не рассчитывал, так как лишь приблизительно мог описать где его искать. Зацепкой было лишь то, что до открытия месторождения нефелина здесь были золотые прииски. Но я очень сильно ошибся.

Никанор Поликарпович уже был твердо убежден, что всё к чему дотрагивается светлейший князь достаточно быстро превращается в золото. И раз он сказал что оно там есть, значит сомнений быть не должно и вперед на скалы.

Моих достаточно скудных подсказок оказалось более чем достаточно и золото на притоке реки Кия было найдено, а затем и нужный мне нефелин. Золота там было не так уж и много, но для нынешней России, у которой век золотых находок еще впереди, даже такие прииски были очень значимы. Поэтому там сразу же началась золотодобыча, а попутные находки отошли купцу Томилину.

К началу 1783-его года у нас уже было достаточно нефелиновой руды и наши металлурги начали эксперименты по получению алюминия. В конце года Яков предъявил мне первые граммы полученного чистого нового металла, который я не мудрствуя назвал алюминием, а вот теперь Иван Подкова демонстрирует мне пятикилограммовую чушку.

Иван больше других увлекся задачей получения алюминия и последние полтора года занимался исключительно этим.

— Что тебе, Иван, сказать, молодец. Я тебе ничего не говорил, но сейчас скажу честно, на успех особо не надеялся, — это на самом деле было именно так.

Я ничего никому не говорил, но глядя на «успехи» Ивана никаких надежд не питал. Хотя если у нас появится алюминий это будет очень даже неплохо. Но это было не всё. Меня ждал еще один сюрприз. Его демонстрация тоже была поручена Ивану, хотя он в этом деле участия особо и не принимал.

Излишки мяса и рыбы мы уже лет пять консервировали в стеклянных банках с многоразовыми крышками с металлическими замками. Возможности для массового производства консерв у нас были, но я считал, что для этого необходимо наладить производство жестяных банок из стали и научиться их правильно запаивать боковым швом, так чтобы избегать контакта припоя и содержимого банки. Я хорошо знал трагические истории нескольких полярных экспедиций погибших от отравления свинцом.

Пока Иван демонстрировал достижения нашей металлургии подтянулись другие виновники торжества во главе с господином Махановым.

— Братцы, слов нет, молодцы. Теперь мы сможем наладить массовое производство консерв и через какое-то время создать их запас и не опасаться голода. Молодцы, — еще раз повторил я.

Сюрприз конечно приятный, особенно консервная банка. У нас уже однажды был кризис перепроизводства мяса и пришлось приложить героические усилия чтобы всё произведенное закоптить и посолить. Тогда-то мне и пришла в голову идея с консервами. Первые экспериментальные образцы в стекле очень всем понравились, но я лично был против стеклянной тары, у нас просто стекла еще не завались и предложил поработать над жестяными банками.

Алюминий это вообще сто баллов. Теперь надо научиться производить его достаточно много и дёшево. Одно его применение в будущих дирижаблях например будет ого-го. А там глядишь и самолеты подойдут.

Повосторгавшись своими успехами, все потихоньку разошлись по рабочим местам и мы остались втроем Игнат, Петр Сергеевич и я.

— Ну, что господа, это конечно хорошо, алюминий и консервная банка, годная для производства. Но меня интересует сейчас другое, — я вопросительно посмотрел на господина инженера, понимает ли он меня.

— Думаю, нам надо пройти в контору и там продолжить нашу беседу, — Петр Сергеевич меня отлично понял и сделал приглашающий жест.

В конторе он без лишних слов протянул мне тетрадь, раскрыв которую я увидел, что это конкретный план деятельности вытекающий из моих поручений, дополненный графой выполнено.

Быстро пролистав пять страниц исписанных плотным убористым почерком, я развел руками.

— Нет слов, господа. Делаю вывод, что мы можем прямо сейчас, без какой-либо раскачки, начать воплощать в жизнь мои планы.

— Кроме одного, — внес небольшую поправку Игнат. — Пока из Турана не приедет господин Чернов, мы не можем приступить с созданию двигателя внутреннего сгорания.

— Я думаю, — улыбнулся Петр Сергеевич, — у нас фронт работ более чем достаточный и если мы двигателем займемся немного позднее, беды в этом не будет.

Уже проделанная подготовительная работа меня откровенно порадовала. Были в основном готовы все необходимые механизмы, устройства и приспособления, без которых я никак не смогу обойтись. Мой огромный учительский опыт сработал на все сто, составленные инструкции были столь хороши, что наши мастеровые под руководством Петра Сергеевича без труда всё сделали.

Я закрыл тетрадь и отложил её в сторону.

— Отлично, господа. Завтра без раскачки начинаем работу.

Потянулись дни напряженной работы на заводе. Машенька с тестем освободили меня практически от всего, что не имело отношение к выполнению моих планов. Каждый субботний вечер супруга посвящала меня в положение дел у нас, достаточно подробно рассказывая обо всем. Иногда я бегло просматривал отчеты, которые как всегда регулярно поступали в канцелярию.

Степан Гордеевич деятельно участвовал в воплощении в жизнь моих планов и умудрялся оставаться руководителем нашей канцелярии. Как это у него получалось мне было не ведомо. Я частенько вспоминал как дедушка Фома рекомендовал своего внучка.

Незаметно наступила зима, прошло Рождество, а начался затем новый, 1786-ой год. В первых числах января пришло известие из Улясутая, что наше посольство скоро отправится в обратный путь. Лонгин из этого сделал вывод, что скорее всего результат положительный. Он однажды сказал мне, что если в Пекине скажут «нет», то наших мы скорее всего уже не увидим и придет известие о подготовке нового маньчжурского нашествия.

В начале февраля пришло два больших обоза с зерном. В основном это была пшеница, ячмень и овес. Своей пшеницы нам стабильно не хватало.

Традиционно птицу на Руси кормили зерноотходами, отрубями и всяким таким прочим. Обычно курица давала за год не больше пятидесяти-шестидесяти яиц, причем мелких. А чтобы курятина, хотя бы в каком-то двузначном приближении, была подобна привычной мне… Это чистой воды фантастика.

Примерно такое же положение было с другой птицей, да и со всей домашней скотиной.

Как это не удивительно, но положение дел в нашем животноводстве мне удалось изменить на раз-два. Воспользовавшись своим авторитетом мне удалось надавить на Лукерью и Пистимею и заставить их начать давать животным и птицам молотое и запареное зерно, естественно не ржаное.

И каково же было всеобщее удивление когда экспериментальные коровы резко прибавили удои, куры стали нестись заметно чаще и более крупными яйцами, а петухи заметно стали мясистее.

После этого все мои животноводческие и птицеводческие советы стали без обсуждений приниматься к исполнению. Года три тех же яиц у нас просто море, мы их возим в больших количествах в Минусинск, где они мгновенно разлетаются по каким-то невероятно высоким ценам.

А какая у нас появилась курятина! Это конечно еще не привычные мне бройлеры, но она вполне уже мясная и очень даже вкусная. Идет плодотворная работа с индюками и гусями. И отдельно с утками, здесь расчет на огромный Китай. Да и самому хочется полакомиться знаменитой уткой по пекински.

Всякая молочка с наших столов не сходит, даже масло перестало быть роскошью.

Во время постов естественно ничего этого на столах нет, но в скоромные дни пожалуйста.

Постоянный дефицит пшеницы мы пополняли исключительно её закупками в Минусинске. Платили за неё золотом и проблем с этим делом не знали.

Леонтий Тимофеевич тихой сапой строил большие зернохранилища. Он считал, что надо иметь большие запасы зерна, хотя бы на пару лет и потихоньку свой план претворял в жизнь.

Еще одной статьей нашего большого экспорта был картофель. Хотя с нашей легкой руки в том же Минусинске с каждым годом его выращивали всё больше и больше, наши ежегодные излишки по весне уходили в лёт, принося нам не малую копеечку.

Несмотря на то, что мы давно уже встали на ноги, никто даже и не заводил речи об индивидуальных хозяйствах. Всё у нас оставалось общественным, кроме личных лошадей. Они были естественно у каждого свои персональные. Правда большинство держали их всё равно на общественных конюшнях, кроме тех кому лошадь могла понадобиться в любую минуту. Например, те же гвардейцы или связисты. Мои личные лошади тоже были всегда под рукой.

В первых числах марта из Улясутая пришло известие, что из Пекина пришел большой караван с чаем, китайскими тканями и хлопком. Агентурная работа у Лонгина была на высоте и мы знали всё, что происходит там и в Кобдо.

А десятого пришло известие о прибытие из Пекина нашего посольства, которое не задерживаясь отправилось в родные пределы вместе с караваном.

К началу нового года мы собрали первые три радиостанции приемлемого качества и запустили их в работу. Одна была установлена естественно в Усинске. Её качество я оценил как самое высокое, можно сказать, что у меня не было никаких претензий к нему. Две других были в Туране и Уланголе, который по факту стал превращаться в центр Убсунура.

Индустриализация Убсунура шла полным ходом. Были смонтированы и начали работу две паровые машины: в Уланголе и Тэсе. В убсунурской «столице» был установлен и первый пятнадцативаттный электрогенератор, проходящий испытания.

Его я, как и усинскую радиостанцию, считал в наших условиях технически совершенным. Лучше и качественнее мы ничего пока сделать не сможем. Мелкие детали конечно не в счет. Самое главное, что он вполне удовлетворяет наши нынешние потребности. Мощность конечно желательно побольше бы иметь. Но я решил, что лучшее враг хорошего и распорядился временно остановить дальнейшие работы по созданию более мощных генераторов.

В инициативном порядке, в свободное время, конечно пожалуйста. Но в рабочее время давайте, господа, сейчас займемся другими проблемами.

Я собирался ехать в Туран, когда пришла радиограмма с Улангола о возвращении нашего посольства. Все работы по созданию двигателя внутреннего сгорания как-то незаметно сосредоточились там и господин Чернов стал его главным конструктором. К нему в командировку периодически ездили всё наши лучшие, Игнат например дважды был по недели.

И работы там продвигались высокими темпами, сразу же после нового года в Туран ездил Яков и вернувшись он сказал, что через полтора-два месяца будет готов первый экспериментальный двигатель.

Четырнадцатого марта мы были в Тэсе. Мы — это Ерофей, Лонгин и я.

Убсунур был похож на разкуроченный муравейник. Следом за первой радиограммой пришла вторая: монгольские караулы резко увеличили свою численность и Михайлов с Морозовыми сразу же адекватно среагировали.

На нашей пограничной линии тут же сыграли боевую тревогу и гвардейцы Убсунура приготовились к бою.

В долине была тут же проведена частичная мобилизация и через шесть часов два гвардейских полка, графа Каземира и Михайловский, устремились на юг.

Полки вел Ерофей. Илья сразу принял командование своим полком и встал в Уланголе, а Каземир в Тэсе.

Ожидание было недолгим. На рассвете пятнадцатого вернулась наша разведка и доложила, что караван с посольством на линии наших караулов надо ждать к вечеру, а часа через три-четыре должны подойти два передовых караула идущие перед посольством. Они не монгольские, а маньчжурские и судя по всему ими командует какой-то большой чин.

Мы тут же выехали на линию наших караулов. На торговой тропе, идущей из Улясутая, уже был построен кирпичный сторожевой острог. В нем при необходимости можно разместить артиллерийскую полубатарею и до сотни гвардейцев. На его смотровой башне была установлена наша самая совершенная оптика, а дежурство несли только наши гвардейцы. Их всегда было не меньше десятка.

Надежной телеграфной и радиосвязи еще не было и пока обходились испытанным световым телеграфом, многократным дублированием телеграфных сообщений и конечно посыльными.

Мы с Ерофеем не отходили от наших наблюдателей, которые без устали во все глаза наблюдали за окрестностями.

Лонгин же буквально ни секунду не сидел на месте. Он похоже поднял по тревоги все свои силы и его люди постоянно приезжали с докладами и тут же уезжали.

Ждать пришлось почти до полудня. Один из наших наблюдателей увидел какие-то точки на горизонте и тут же позвал меня.

— Ваша светлость, караул противника, — мы с Ерофеем переглянулись. Наш гвардеец невольно показал своё отношение к ситуации. Пока маньчжуры для него с товарищами противник.

Маньчжуры похоже мчались вперед, не щадя лошадей и когда мы с Ерофеем подошли к подзорным трубам их уже можно было хорошо разглядеть.

Рослые, на очень хороших лошадях, отлично, по меркам маньчжуров конечно, вооруженные и зкипированные. Впереди на полкорпуса ехал по-видимому командир. Он был по виду старше всех и хотя вооружением и экипировкой не выделялся, но что-то неуловимое выдавало в нем командира.

Не доезжая до нашего острога метров сто, маньчжуры как по команде дружно остановились. Старший выехал вперед, следом еще двое.

Несколько минут он молча разглядывал наше укрепление. Что он хотел увидеть мне было неведомо, кроме бойниц, стен, да двух караульных на них все равно ничего увидеть было нельзя. Это было нами проверено.

Поглазев на острог, маньчжур протянул назад руку и в нее вложили разложенную подзорную трубу. После чего разглядывание острога и его окрестностей длилось еще минут пять.

— А это, Григорий Иванович, похоже маньчжурские полки нового строя, — тихо проговорил Ерофей, оторвавшись от своей трубы.

— Это с чего ты такой вывод сделал? — удивленно спросил я.

— У них у всех новенькие английские мушкеты Браун Бесс, при том укороченные. Такими сейчас вооружена английская армия. На мой взгляд сейчас в мире нет лучше ручного оружия. Кроме нашего естественно. Сколько их всего? — вопрос задан в пространство, но я уверен, что ответ будет.

— С командиром пятьдесят, товарищ полковник, — тут же раздается ответ.

— С расстояния в триста метров от их стрельбы мало не покажется, если конечно хорошо обучены стрелять залпами, — Ерофей своё дело знает и с английским оружием знаком. Те же английские мушкеты Браун Бесс у нас кстати тоже имеются.

Удовлетворив своё любопытство, маньчжуры через некоторое время отошли на полверсты и стали лагерем, ожидая подхода каравана с посольством.

Караван долго не задержался и в четыре часа пополудни расположился на привал рядом с маньчжурским отрядом.

Наших послов мы увидели сразу же. Они ехали плотной группой посредине каравана. К ним подъехал один из маньчжуров и что сказав, махнул рукой в сторону острога. После чего наши переговорщики, не задерживаясь, прямиком направились в острогу.

Похудевшего и осунувшегося Адара Лонгин чуть не задушил в своих объятьях. Да и мы с Ерофеем надо сказать не сильно от него отстали.

— Ваша светлость, вы меня потом домучаете если будет желание. Давайте сначала с нашими друзьями решите. Господин Оюн Дажы спит и видит когда домой вернется. Вернее сказать он совсем не спит. Последние двое суток даже на чуток глаза не сомкнул.

Через полчаса все тувинцы отправились по домам, Лонгин решил дать отпуск даже своим людям, резонно рассудив, что они от него никуда не денутся и он через какое-то время с каждым из них переговорит.

С Оюн Дажы мы все-таки парой фраз перекинулись. Я поблагодарил его, а он персонально попросил сначала дать ему отпуск, тем более что все нити переговоров и их результаты были в руках и голове Адара.

Я сразу же согласился на такой вариант, тем более было видно, что зайсан держится на ногах буквально из последних сил, у него даже временами язык заплетался.

Лонгин приказал своим людям сопроводить зайсана в его ставку и отдельно приказал двум прикомандированным фельдшерам-тувинцам не сводить с него глаз пока он не восстановится.

Глава 10

Пока мы занимались с тувинцами наш посол привел себя в порядок, переоделся и превратился в Семена Тимофеевича Адарова.

— Семен, давай сначала о наших действиях в отношении этих, — Лонгин махнул в сторону каравана.

— Тут все просто, Лонгин Андреевич. Я вам докладываю о результатах своей миссии, если вы согласны, то еду к главному маньчжуру и говорю ему об этом. Он дожидается получения обещанного серебра, а затем едет в Улясутай, а караван идет к нам.

— И какие результаты, давай не томи, — такое нетерпение у Лонгина я еще ни разу не видел, ему даже не сиделось на месте и он лихорадочно ходил из угла в угол.

— Всё как договаривались. Только два уточнения. Наши купцы к ним ходить не должны. Они поставят свой караван-сарай рядом с нашим острогом и нам дальше ходить будет нельзя. В нем кстати в будущем будем вести переговоры, а их караваны будут ходить до Тэса.

— Ишь ты, хитрецы какие. Нам к ним нельзя, а они пожалуйте в нашу станицу, высматривать что и как у нас, — возмутился Ерофей.

— Да ерунда всё это, — я махнул рукой. — Пустое. Построим для них караван-сарай и будут они там сидеть чай пить, пока мы будем разгружать караван. А потом в обратный путь.

— Можно и так, — согласился Ерофей. — А второе уточнение?

— Они согласны на замену пушного налога, всего или части, на серебро.

— Ну что господа, думаю подобное уточнение тоже вполне приемлемо. Но давайте сейчас расставим все точки над и. Я имею в виду внимательное изучение подписанных документов.

Устные договоренности это конечно хорошо, но вот как это всё оформлено на бумаге. Это вопрос на самом деле важнейший.

Урянхайский край был территорией подвластной Цинской империи с некоторыми элементами самоуправления. А мы находились на территории Российской империи и по большому счету устроили войнушку двух империй.

Эту коллизию в Пекине разрешили очень изящно. Богдыхан своим указом расширил территорию Урянхая, предоставил ему полнейшую автономию во внутренних делах и разрешил заключать договора с другими державами не направленные против Поднебесной.

Внутренняя автономия подразумевала свои законы и своих правителей, выборы или назначение которых не зависели от Пекина. Был обговорен особый порядок торговли с Пекином, а с другими можно торговать по своему усмотрению.

Урянхай должен ежегодно платить пушной налог и серебро, как предварительно договорились. Особо было подчеркнуто обязательство через пять лет участвовать в войнах со среднеазиатскими ханами.

Мы вообще не упоминаемся в императорском указе и небольшая войнушка как бы внутреннее дело цинской империи, не большое недоразумение между своими.

— Какие будут мнения, господа? — я свое мнение составил еще в процессе чтения указа богдыхана, но мне важно что скажет Ерофей и Лонгин.

Полковник молча посмотрел на меня, пожал плечами и развел руками. Так у него пока мнения нет.

Лонгин взял текст указа и еще раз прочитал его. Он неплохо владел китайской письменностью и почти всегда обходился без переводчиков.

— Лично меня такой вариант пока устраивает. Про нас ни слова. Никаких обязательств перед Пекином тут нет, кроме тех, на которые мы сами согласны. В наши дела никто вмешиваться не будет. Урянхай получает по факту независимость, тут четко сказано — богдыхан не будет вмешиваться ни во внутренние дела, но во внешние, если политика не направлена против Китая. Только придется платить небольшие отступные какое-то время. Мы получаем передышку, возможно на много лет и спокойно развиваемся.

С каждым словом, сказанным Лонгином я целиком и полностью согласен. Особенно с последним, мы получаем передышку и это на мой взгляд главное.

— Ерофей Кузьмич, твое мнение? — я, выслушав Лонгина, повернулся к нашему командующему гвардией.

— Согласен, — коротко ответил Ерофей.

— Лонгин Андреевич, как обстоит с серебром? — доставку драгметалла должны обеспечить люди Лонгина.

— Уже доставили, Григорий Иванович, на двадцать пять тысяч лянов.

— Солнце еще высоко. Везите. И возьми с маньчжура расписку или что там положено в таких случаях.

Через час маньчжуры получили серебро, тут же снялись и оправились в свой Улясутай. Караван же не спешно поднялся и пошел в наши пределы.

Маньчжурский караул успел скрыться за горизонтом еще до захода солнца. Проводив его взглядом, я оторвался от подзорной трубы и повернулся а вернувшимся Лонгину и Адару.

— Ну, а теперь, Семен Тимофеевич, рассказывай о своих приключениях.

Тот улыбнулся и ответил совершенно неожиданно.

— А рассказывать особо и нечего. Ехали мы под конвоем от самого Улясутая. Не доезжая Пекина нас встретили и разделили. Все наши люди остались где-то под Пекином, а меня с господином зайсаном Оюн Дажы проводили в какой-то дом, в котором мы в отдельных комнатах сидели взаперти две недели. Потом ко мне ночью пришла эта женщина. Она достаточно хорошо говорит по-русски и я понял всё, что она сказала. На прием богдыхана нам рассчитывать не стоит, но меня и Оюн Дады примет господин Хэшэнь. Мы должны подтвердить, что являемся данниками императора и согласны выплачивать дань, — наш посол замолчал. Я представил как они взаперти сидят неизвестно где. Не очень приятное времяпровождения.

— На следующий день нас принял господин Хэшэнь. Всё, что он сказал нам, мы уже знали. Зайсан Оюн Дажы в ответ сказал, что он один из новых правителей Урянхая и они согласны платить дань богдыхану, — Адар-Семен рассказывал неторопливо, делая короткие паузы, как бы вспоминая прошедшее. — После этого нам сказали, что мы скоро получим императорский указ и тут же велели удалиться. Еще целый месяц мы ждали вручения указа. Правда теперь не взаперти, но выходить из дома было нельзя. Потом пришел китайский чиновник с толмачём и зачитал нам указ богдыхана. Господин Оюн Дажы свободно говорит на монгольском и толмач перевел ему текст указа. После этого нам опять завязали глаза, вывезли из Пекина и под конвоем везли до Улясутая как каких-то преступников. Эти узкоглазые вели себя так будто они победители, а не мы.

Пассаж про узкоглазых конечно это сильно. Хотя и очень понятно. Наш господин Айдаров таковым не является. У него лично абсолютно европейская физиономия. И на русском уже болтает бойко. Глядя на него подумаешь скорее о какой-нибудь балканской стране или той же Греции.

— Сильно из-за этого не переживай, Семен Тимофеевич. Это у них комплекс неполноценности так проявляется. Они по соплям получили, вот и надувают щеки. Реально вас чем-нибудь обидели? — вопрос на самом деле принципиальный. Мы все таки действительно победители.

— Нет, ваша светлость. Нас хотя и держали в взаперти, но обращались уважительно. И у всех какой-то страх в глазах стоит.

— Ну, вот а ты говоришь вели себя как победители. Да они и глаза вам завязали тоже от страха. Вдруг вы что-то там не то увидели бы, — Ерофей подвел резюме под нашим разговором. — Мне лично всё понятно. Дай Бог, чтобы мирная передышка лет десять была. А в том, что воевать с китайцами еще придется я уверен, как говорится, на все сто. Так что твоя задача, Лонгин Андреевич, присматривать за ними в три глаза.

Енисеи в наших краях вскрываются в конце апреля, а то и в мае. Поэтому пользуясь случаем мы с Ерофеем совершили заодно и инспекционную поездку по Убсунуру и левобережью Енисея.

Илья Михайлов с компанией просто молодцы, всё что надо строится и развивается в правильном направлении. У них одна просьба — побольше направлять к ним русских людей. Я ничего не сказал, но меня больше всего порадовали не успехи в каком-то строительстве или отлично налаженная караульная служба на границе.

Больше всего меня порадовали складывающиеся отношения между русскими, китайцами и местными. Они мне напомнили то, что я видел во время войны, когда мы все вместе били немцев и были действительно одним народом.

После Убсунура мы с Ерофеем поехали смотреть наши стройки, а Лонгин остался в Улангоме, ему необходимо дождаться очередного сообщения от Клеопатры.

Завод в Элегесте строится ударными темпами и это уже очень похоже на настоящий металлургический завод в моем понимании. После побега из лагеря я какое-то время скитался по Уралу и Сибири и видел старые заводы конца девятнадцатого — начала двадцатого века. И вот сейчас передо мной был строящийся именно такой завод.

Для конца восемнадцатого века это какой-то космос. Я уверен, что большинство металлургов мира, оказавшись у нас, не сразу сумеют понять как это всё работает. Мы ушли вперед на десятки лет.

На химическом заводе строится только нулевой цикл, но так и должно быть. Его мы начнем усиленно строить только по завершению металлургического завода.

Добыча железной руды и каменного угля идет полным ходом, но пока всё это просто складируется и пойдет в дело когда заработают наши новые заводы. Яков уверен, что мы сможем наладить переработку угля и получать синтетические углеводороды и моторные масла.

Он несколько раз демонстрировал мне работу своей опытной установки и я воочию видел, ощущал и осязал настоящий бензин и моторное масло.

Но одно дело эксперимент, а совершенно другое промышленное производство. На случай провала я утешал себя, что необходимое на первых порах количество моторного масла Яков на своей установке сумеет получить. Этого нам пока будет достаточно для работ по созданию опытных образцов двигателей внутреннего сгорания.

С автомобилями работающими на дровах я был на «ты». До того как я осел в Усинской долине, мне пришлось много раз сталкиваться с ними на бескрайних просторах Сибири, а в школе где я начал работать учителем УралЗИС-352 трудился до конца 80-х годов. С автомобиля работающими на природном газе я тоже был знаком.

Какие-то «чудики» в конце в середине 90-х решили прокатиться на переоборудованном под газ четыреста пятьдесят втором «УАЗе» до Кызыла по Усинскому тракту.

Не знаю, что у них за опилки были в головах, но они из Москвы на газу сумели добраться до Красноярска, а затем и до Минусинска. Каким-то образом они там заправились и отправились в Кызыл. Их путешествие неожиданно закончилось в Верхнеусинском, куда товарищи зачем-то решили заехать.

Дальше «УАЗик» ехать категорически отказался и за какие-то символические деньги был продан. Местные умельцы оживили его и сотни полторы километров он проехал еще на газу.

Так что как должны быть устроены автомобили я хорошо знал, осталось только воплотить это в жизнь.

Знаю историю отечественного автомобилестроения, особенно его довоенную и военную часть, когда первые образцы почти все были сделаны вручную и сугубо индивидуально, я рассчитывал что нечто подобное удастся и нам.

Надо сказать, что у нас пока что почти всё делается сугубо индивидуально и с большой долей ручного труда. Более менее взаимозаменяемость деталей и приемлемая точность есть только в производстве оружия и паровых машин.

Поэтому я рассчитывал что нам удастся создать работоспособные двигатели, пусть даже и они поначалу будут и очень индивидуальными. Главное чтобы работали.

И мой расчет оказался правильным.

Первого апреля мы с Ерофеем были у Енисейской стрелки. Ольчей уже перенес сюда свою ставку, назвав свою новую столицу как и планировал Хем-Белдир. На русский это переводилось как место слияния рек.

Енисей у стрелки уже достаточно мощная река, его ширина больше трехсот метров. По просьбе Ольчея Афанасий Леонов разработал проект строительства моста и дважды сам приезжал посмотреть на место будущей стройки.

Для будущего моста он выбрал место в трех верстах ниже слияния двух Енисеев, где сразу же закипела работа.

Ширина реки здесь составляет триста пятьдесят метров. На противоположных берегах намечены места для сооружения опор-устоев моста, но сейчас основные работы ведутся на льду, где сооружаются две больших опалубки для двух опор-быков моста.

Сейчас на месте каждого из этих быков во льду насверлено несколько десятков больших лунок в которых в дно реки забиваются массивные металлические сваи, вокруг которых сооружаются деревянные опалубки, которые сразу же засыпаются камнем.

Афанасий рассчитывает, что когда Енисей вскроется, эти опалубки заполненные камнем опустятся и сядут на дно реки. Непонятным мне образом он рассчитывает потом эти конструкции залить бетоном.

Весной и летом будут сооружаться опоры-устои моста. Они будут очень мощными и должны будут принять на себя основную нагрузку.

— А ты, Григорий Иванович, как думаешь, вот это всё, — Ерофей показал на строящиеся на льду опалубки быков моста, — не авантюра ли?

Я ухмыльнулся. Вопрос конечно интересный. Большинство авантюрами считали и строительство Леоновым предыдущих мостов, особенно через Енисей в районе острова.

— Конечно авантюра, Ерофей Кузьмич. Да только такой же авантюрой было и строительство моста через Енисей возле Усть-Уса. Так мост-то есть.

— Твоя правда, тут ничего не скажешь, — согласился Ерофей.

— А потом тут есть еще один тонкий момент. Это решение Ольчея и ты знаешь, Ерофей Кузьмич, мне почему-то совершенно не хочется в это дело вмешиваться, — тут я немного слукавил, на самом деле мне была понятна причина моего нежелания.

Основной рабочей силой были китайцы и это строительство уже изменило отношение к ним большинства тувинцев, в том числе и наших зайсанов Ольчея и Мергена. Поэтому я решил в это дело не вмешиваться, даже если оно и не выгорит.

Переправившись через Енисей мы поспешили в Туран. Всю дорогу я размышлял о правильности своего решения сосредоточится на создании двигателя внутреннего сгорания и соответственно автотранспорта и дирижаблей. Альтернативой было создание паровоза и парохода.

Я прикидывал все варианты, но итог моих размышлений был прежний. Паровоз и пароход конечно очень хорошо. Но с учетом возможных в ближайшем будущем войн иметь нам автомобиль и дирижабль намного лучше. Да и технических проблем с паром намного больше.

Подводные камни того же паровозостроения я не знаю. Это автомобиль для меня открытая книга, а различные пародвиги сплошная terra incognita. А ведь еще необходимо построить железную дорогу, вернее дороги.

Если взять создание парохода, то какие преимущества нам это даст? Скорее всего ничего принципиального.

Плюсы и преимущества развития автомобиля и воздухоплавания не идут ни в какое сравнение с паровозом и пароходом.

«Окончательное» решение этого мировоззренческого вопроса очень повысило моё настроение и в Туран я приехал в великолепном состоянии духа.

Во встретившей меня на туранском заводе команде Дмитрия Чернова ровно двадцать человек. Треть из них дамы, половина русские и по четверти тувинцы и китайцы.

Главный мозговой центр — Лаврентий. Его здесь нет, он на заводе в Усинске, но руку держит на пульсе, уже в этом году дважды побывав в Туране.

Сосредоточить работы в одном месте не получается, всякое железо для двигателей производится и частично обрабатывается здесь в Туране, да и с кадрами все не просто.

Лаврентий со своей командой не может оставить Усинский завод, они заняты массой других дел, так же и Чернов со своими.

Но тем не менее работа успешно идет и Дмитрий с гордостью демонстрирует мне три первых настоящих двигателя внутреннего сгорания. Это можно сказать первые предсерийные экземпляры.

Первый экземпляр это чисто газогенераторный двигатель, работающий и на дровах, и на каменном угле. Он можно сказать прошел стендовые испытания и без всяких но годится для работы.

Два других двигателя еще проходят испытания и к ним есть как говорится вопросы. Главный из них топливо.

Эти двигатели работают на природном газе, доставляемом в баллонах из Порожного и на синтетическом бензине, который в год по чайной ложке производит на своей опытной установке Яков. Вопросы по ним еще имеются и ответы будут когда будет достаточное количество топлива.

Господа мастера, демонстрирующие мне работающие двигатели, готовы были наверное от гордости из штанов выпрыгнуть. Еще бы у них наконец-то всё получилось.

Газогенераторная установка достаточно компактная и довольно таки изящно выглядит. Недостаток на мой взгляд только один: для её запуска в работу минут пятнадцать-двадцать надо крутить рукоятку пока не раскочегарится котел и не появится тяга. Со временем конечно появятся надежные стартер и электродвигатель для работы вентилятора просасывающего воздух по всем трубам, охладителям и очистителям установки.

Но пока этого нет и тяга создается вентилятором работающим на мускульной силе. Как вариант конечно можно подождать минут сорок-пятьдесят пока котел не раскочегарится естественным путем.

Глава 11

На этом совместная работа Турана и Усинска заканчивается. Лаврентий полностью переключится на электричество, дирижабли и новую винтовку, а двигатели будут окончательно доводить до ума и строить собственно автомобили Чернов со своей компанией.

Что и как делать у них есть подробнейшая инструкция. Вернее она есть у Дмитрия, он принадлежит к достаточно узкому кругу наших умников, которые не задают вопросов что, почему и как надо делать.

Их на самом деле немного: Петр Сергеевич, Яков, братья Подковы, Илья, Петр Евграфович, мой тесть, Тимофей, Ванча, Лонгин, Панкрат, Казимир, Василий Иванович, Лукерья, Кондрат, Игнат, Евдокия, Осип, Степан и конечно Ерофей. Чернов в этот круг вошел позже всех.

Главными мозговыми техническими центрами у нас считаются Петр Сергеевич, Яков, Лаврентий и Игнат. Года три назад Игнат как-то странно начал себя вести, я совершенно не мог понять в чем дело, молодой человек стал на меня вдруг смотреть каким-то совершенно сумасшедшими глазами.

Через пару недель вдруг после многолетнего молчания активизировался товарищ Нострадамус и я понял в чем дело: Игнат нашел ответ на вопрос. Что мне делать я размышлял не долго и при первом же посещении завода решил поставить все точки над и.

Выбрав удобный момент я задал молодому человеку прямой вопрос.

— Скажи-ка мне, Игнат Федорович, что ты думаешь об источнике моих знаний и умений и что тебе по этому поводу сказали старшие товарищи?

Я рассчитывал своим вопросом застать Игната врасплох, но не тут-то было, он похоже был готов к подобному разговору.

— Вы, ваша светлость, гость из будущего. Вашу душу Господь перенес сюда из двадцать первого века, вы там всё знали и умели, — выпалив всё это, Игнат с облегчением вздохнул.

— К этому выводу ты пришел сам или тебе помогли? — я почти уверен, что это умозаключение Игнат сделал самостоятельно, но надо убедиться в этом на все сто.

— Сам, ваша светлость. Когда эта мысль пришла мне в голову, я очень испугался и побежал к отцу Филарету. После беседы с ним успокоился и вернулся на завод. Вечером ко мне пришел Яков Иванович и говорит, ну что Игнат теперь душенька твоя спокойна? Я растерялся от такого неожиданного вопроса, а он говорит мне, мы с Петром Сергеевичем тоже в свое время в такой же растерянности пребывали, когда поняли в чем дело. После этого развернулся и ушел, — Игнат замолчал и как маленький начал шмыгать носом.

— Мне, Игнат Федорович, кажется ты еще то-то сказать хочешь? —на самом деле мне не казалось, я был уверен, что он еще не все сказал.

— Спасибо, Григорий Иванович, что вы у меня спросили об этом. Мне очень надо было ответ от вас услышать. Меня все равно сомнения гложили. Я после дважды исповедовался и отец Филарет мне посоветовал у вас напрямую спросить, да я всё не решался.

Наш откровенный разговор очень даже пошел на пользу и не только Игнату и мне. С Петром Сергеевичем и Яковом я тоже стал после этого говорить обо всем совершенно откровенно, что сразу жесказалось на результатах наших исследований и работ. Яков через некоторое время сказал, что работать когда знаешь что надо получить, а самое главное как, намного проще и легче.

Я стараюсь чтобы внешне мои идеи исходили от них и они надо сказать мне в этом хорошо подыгрывают. Тем более, что чем дальше, тем больше появляется самостоятельного творчества.

Перед демонстрацией наших достижений в Туране нам с Ерофеем связисты вручили пришедшее донесение Лонгина.

Он дождался связи с Клеопатрой и она сообщила, что Нюхуру Хэшэнь стал канцлером и теперь его власть в Пекине практически равна власти богдыхана. Для нас главным в её донесении была всего одна фраза: Хэшень обязательно потребует нашего участия в походе в Среднюю Азию, который он планирует совершить после женитьбы своего сына на десятой и любимой дочери императора, принцессе Хэсяо. Свадьба сына всесильного фаворита на императорской дочери должна состояться не позднее 1790-ого года.

Зачем Хэшеню нужен этот поход в Среднюю Азию Клеопатра не знает, но считает что это дело решенное. В случае отказа нам придется иметь дело с огромной цинской армией, которая реально будет в несколько сотен тысяч человек.

Прочитав донесение Клеопатры, Ерофей вопросительно посмотрел на меня. Донесение было в зашифрованной форме и шифр знал только я.

— В огонь, — Ерофей тщательно сжег лист бумаги и подойдя к окну пристальным взглядом посмотрел куда-то вдаль.

— А ведь эта дама немного врет. Она знает зачем Хэшэню нужен этот поход. Он ему не нужен, поход нужен её. Я таких дам встречал, которые своими прелестями некоторых мужчин делают своими рабами. А этот маньчжур именно из таких, — я достаточно много знал про главного коррупционера в истории Китая и как-то подробно рассказал об этом Ерофею. — Надо отдать ей должное, она дает нам время подготовится к походу, да и в глубине души мы все знаем, что это дело благое — попытаться освободить из бусурманского рабства десятки тысяч православных.

— Скорее всего ты, Ерофей Кузьмич, прав. Но это ничего не меняет. На мой взгляд мораль сей басни такова: через четыре года нас ждет очередная война и она будет очень даже не шуточная. Как говорится время пошло.

Товарищ полковник в процесс создания двигателя внутреннего сгорания особо не вникал, но после нашего обсуждения донесения Клеопатры к планам создания непосредственно автомобиля проявил очень большой интерес.

Мне даже стало жалко Дмитрия Ивановича, к Чернову в Туране все уважительно обращались исключительно по имени–отчеству, когда Ерофей целый час терзал его своими вопросами.

Я в этом процессе не участвовал, а лишь со стороны наблюдал как Чернов со своей командой выкручивались, отвечая на дотошные вопросы Ерофея. Экзамен, который он невольно устроил черновской группе, был очень даже полезнейшей штукой. Объясняя всё товарищу полковнику, они несколько раз прошлись по всей цепочке предстоящих работ и еще раз разобрали все тонкости предстоящего им инженерного подвига.

Наконец вопросы Ерофея Кузьмича закончились, наступила тишина и все повернулись в мою сторону, ожидая моего резюме.

— Ну что, господа, во–первых мои поздравления. У меня каких-либо замечаний и претензий по уже сделанному нет. Молодцы, оценка отлично, — все довольно заулыбались. Чудаки, неужели они полагали, что выполненная работа вызовет мои нарекания.

— Молодцы, — повторил я еще раз. — А теперь слушайте мои предложения по дальнейшей работе.

Сразу же наступила звенящая тишина. Дмитрий Иванович опустился на стул и как школьник сложил руки на столе.

— Итак, господа. Работы по двум образцам, — я показал на газовый и на бензиновый, — двигателя временно прекращаем, пока не будет достаточного количества топлива, газа и бензина. Это зависит только от господина Макарова. Вы же, мои дорогие, целиком и полностью сосредотачиваетесь на создании автомобиля.

Я достал из папки с чертежами эскиз грузового автомобиля нарисованного мною. Это было что-то похожее на знакомую мне легендарную полуторку времен Великой Отечественной.

— Вы занимаетесь только этим. Отчет о проделанном через день. Сначала делаем самый простой вариант. Задача сделать опытный экземпляр как можно скорее и начать его полевые испытания. Все предложения по улучшению конструкции и прочее фиксировать на бумаге и незамедлительно докладывать мне. Следующая задача после испытаний как можно скорее начать производство автомобилей. Если ничего принципиально не изменится, их производство будет здесь в Туране. Вот так ребятки у нас обстоят дела. В том, что вы справитесь, уверен.

Всю дорогу мы с Ерофеем ехали и рассуждали о возможных раскладах предстоящей войны со среднеазиатскими ханами. Наш товарищ полковник имел о предстоящем театре боевых действий крайне смутные представления. Его знания предмета я бы оценил на два с минусом. Поэтому наша беседа быстро превратилась в мою лекцию о Средней Азии, её истории и географии.

В мою отсутствие на заводе провели мозговой штурм и меня ждал подробно разработанный проект дирижабля.

Выражение потерял дар речи является литературным штампом. Но именно это произошло со мной когда я увидел этот проект.

Авторы проекта Игнат, Сергей Петрович и Яков. Воздушный корабль сигарообразной формы длиной пятьдесят метров и максимальным диаметром восемь. Полужесткий корпус, основная гондола тридцать на пять метров, две моторных два на три и фантастическая грузоподъемность — восемь тонн. Для движения использовать не меньше двух двигателей внутреннего сгорания. Лаврентий как бы технический эксперт, он давал заключение, что реально мы можем сделать. В переводе на русский это значит он сам.

Сказать что это завиральная идея, на мой взгляд значит ничего не сказать. Конечно в принципе в этом нет ничего невозможного. У нас уже есть много чего, что должно появиться в Европе и Америке только через десять-двадцать-тридцать и более лет, но такие дирижабли это начало моего двадцатого века.

Фильм «Красная палатка» почему-то обожала моя супруга и о трагической истории дирижабля «Италия» я прочитал наверное всё, что можно было, особенно после появления интернета. Долгими зимними вечерами я часто скрашивал своё одиночество этим чтением, которое воскрешало мои воспоминания о жене.

Поэтому мне не составило особого труда нарисовать схему дирижабля, когда у нас однажды с Яковом зашел разговор о воздухоплавании.

После памятного обсуждения сообщения Клеопатры, на котором впервые прозвучала идея возможного похода в Среднюю Азию, Яков однажды открытым текстом спросил у меня какие мировые события произойдут в ближайшее время и как они затронут нас.

Я после этого перестал включать дурака и обо всем мы с Яковом стали говорить открытым текстом.

Во время одного из таких разговоров мне и пришла в голову идея, а не попытаться ли нам вмешаться например в наполеоновские войны, предотвратить позор того же Аустерлица и не дать Бонапарту придти на Русь.

Вот тут-то мою светлую головушку и посетила мысль, а попробовать ли нам построить дирижабль и при удачном раскладе как-нибудь его использовать? Но такого проекта я никак не ожидал.

Придя в себя от изумления, я смог выдавить из себя первый комментарий.

— Я понимаю, что мои воспоминания о будущем вдохновили вас на совершение очередного технического подвига, но мне кажется что тут вы немного в облаках вытаете, — я не успел договорить, как Яков стремительно вскочил со стула и бросился к рабочему столу на котором были разложены чертежи и много всяких бумаг с расчетами и пояснениями. По его реакции я понял, что господин Макаров скорее всего главный разработчик амбициозного плана создания дирижабля.

— Не скажите, Григорий Иванович, Не скажите. Мы всё рассчитали, провели необходимые эксперименты и не видим никаких непреодолимых проблем.

— Хорошо, тогда давайте по порядку отвечайте на мои вопросы. Первое корпус дирижабля и гондолы, — Яков довольно заулыбался и сделал жест в сторону Игната, тот вскочил со своего места и уже уже хотел начать давать пояснения, но Петр Сергеевтч его остановил.

— Подожди, Игнат Федорович, — и начал на большой рабочей доске во всю стену, неторопливо развешивать чертежи. Закончив, он протянул указку Игнату.

— Пожалуйста, сударь, начинайте.

Небольшая заминка явно пошла на пользу Игнату, докладывать он начал спокойно и четко.

— Корпус дирижабля предлагается сделать полужестким. Килевую ферму сделать из стальных шпангоутов треугольной формы, соединённых стальными продольными стрингерами. Спереди к килевой ферме прикрепить носовое усиление, представлявшее собой, сзади — кормовое развитие. Их сделать из стальных трубчатых ферм, скреплённые поперечными кольцами. К килевой ферме должны будут подвешены гондолы: в большой будут рубка управления и пассажирские помещения, сзади мотогондолы.

На большом искусно выполненном цветном и подробном чертеже, вернее назвать его рисунком — чертежом, все было хорошо и понятно изображено. Внешняя оболочка дирижабля из трехслойного прорезиненного перкаля, внутри которого газовместилище из шести отсеков и баллонет — из четырех.

Газовые мешки предполагается заполнять гелием, а баллонет естественно воздухом.

Заметив, что я внимательно и пристально изучаю рисунок-чертеж, Игнат сделал паузу и вопросительно посмотрел на меня, продолжать ли?

— В общем-то мне всё понятно, вы тут, — я показал на рисунок-чертеж, — подробно нарисовали и расписали. А расчеты, какие-нибудь испытания и эксперименты делали?

— Делали, Григорий Иванович, — вступил в разговор Петр Сергеевич. — Построили макет длиной три метра, подъемный газом был гелий. Неделю на нем экспериментировали, как раз перед вашим приездом.

Петр Сергеевич смущенно заулыбался, я уже хотел было задать вопрос, а где он этот макет, но решил промолчать и дождаться конца рассказа.

— На нем был работающий макет двигателя, так он вчера отказал и дирижабль наш тю-тю. Сильный порыв ветра порвал веревку и унес наш макет в неизвестном направлении.

— Но полученных результатов на мой взгляд достаточно чтобы утверждать, что мы можем реально попробовать построить такой воздушный корабль, — Яков свой вывод изложил так резко и категорично, что я понял дискуссия закончена — начинаем работать.

Верфь для строительства дирижаблей решено было заложить напротив завода на другом берегу реки Терешкина, а до начала реального строительства дирижабля сосредоточить все усилия на трех вещах: создание необходимого двигателя, наработка запасов гелия и постройка еще одного макета для испытаний.

Его размеры должны быть не меньше пяти метров и обязательно с гондолой для пилота испытателя.

После совещания мы с Яковом пошли к его супруге. Я давно не был в её царстве и мне очень хотелось посмотреть на наш райский сад. Других ассоциаций её огромная оранжерея у меня просто не вызывала.

Если бы не наши паровые машины, которые в суровые зимы исправно отапливали почти пятьсот квадратных метров, то никакого райского сада не было. Больше половины оранжерее было занято фикусами, они вообще у нас росли везде, чуть ли не каждом подоконнике.

Наша ставка на них сработала и поучаемого от них сока хватало для удовлетворения наших неотложных потребностей в каучуке. А вот производство тех же калош, непромокаемых плащей и всего резинового, что вывозилось из долины, зависело от привозного сырья.

Накануне как раз еще по льду Енисея из Минусинска пришел огромный обоз с каучуком. Кроме этого с обозом пришел и последний отчет из Петербурга о мировых делах.

Через год после несчастья с Анфисой, Панкрат Рыжов попросил разрешения съездить в Россию, навестить сестру. Запрещать ему это никто не собирался и они с Анфисой быстро собрались в дальнюю дорогу.

Окружной начальник выправил все необходимые бумаги, мы дали им на дорогу достаточно серебра и золота, а Никанор Поликарпович написал рекомендательные письма к своим торговым партнерам в России. Для безопасности с Панкратом поехал десяток гвардейцев во главе с его верным земляком хорунжием Петровым.

Провожая их я спросил:

— Панкрат, скажи честно на Тихий Дон поедешь? — бывший донской казак неожиданно улыбнулся какой-то ребячьей улыбкой.

— Обязательно, ваша светлость. Хочу увидеть своих недругов, если они конечно еще не отдали Господу свои души и поклониться им в ноги. А потом сказать огромное спасибо, что наладили меня в своё время в Сибирь-матушку.

Вернулись Рыжовы через полтора года. На Тихом Дону они тоже побывали и Панкрат действительно сделал там то, о чем мечтал. Но главным итогом его поездки было другое.

Муж сестры Панкрата после подавления Пугачевского бунта из гвардии был командирован в Кубанский корпус к генералу Суворову, где отличился при строительстве одной из крепостей Кавказская пограничная линия.

Во время одного из набегов горцев был тяжело ранен и щедро награжден Государыней. Но службу ему пришлось оставить и он с семьей удалился в своё имение, где занялся науками.

И вот этот в прошлом блестящий гвардеец, стал присылать нам потрясающие ежегодные обзоры положения дел в Европе, Северной Америке и России, делая акцент на развитии науки и технике.

С последним каучуковым обозом пришел и отчет зятя Панкрата. На этот раз он был очень и очень подробным.

Глава 12

Ту часть, которая была посвящена развитию науки и технике я пробежал по диагонали. Ничего нет, чтобы говорило о каком-то отклонении от того, что я знаю. Упомянуты Шарль де Кулон с его первыми работами по электричеству, естественно Джеймс Ватт с паровой машиной и будущее светило русской химии Товий Егорович Ловиц. Пока никаких упоминаний об Александро Вольта и Луиджи Гальвани, их время придет позже.

А вот изложение истории появления США я прочитал несколько раз. Насколько я помнил даты и события всё пока идет без каких-либо отклонений от известной мне истории. Самым интересным моментом в изложении Американской войны за независимость был рассказ о британском майоре Патрике Фергюсоне и его казнозарядной винтовке. И здесь тоже нет никаких отклонений, майор погиб в бою, а его оружие стало жертвой британской спеси.

Во Франции пока внешне спокойно, но так и должно быть. Всё интересное там начнется через пару лет. А вот в нашем Отечестве интересное уже началось. Крым стал российским, основан Севастополь и всё идет к новой войне с турками.

Известия о российских делах порадовали меня больше всего. Самое главное они пока идут по известному мне сценарию и наша значимость для империи идет по возрастающей. Генерал Аксенов открытым текстом просит дать казне больше золота.

Петр Сергеевич и Игнат самый большой интерес проявили к научной и технической части отчета, а вот Якова больше заинтересовала ситуация во Франции и России.

Когда мы шли к Серафиме, он прямо спросил меня насколько нынешняя картина мира отличается от известной мне.

— Пока ни чем. Мы находимся в слишком глухом месте Евразии и никакого влияния до поры до времени на мировое развитие не оказываем. Все наши успехи очень локальны и то, что доходит до Питера, те же плащи и калоши, хорошая бумага и ткани, это всего лишь капля в море, — Яков закивал головой очевидно соглашаясь со мной. — Развитие общества имеет колоссальную инерцию. Великие цивилизации в исторический миг исчезают как домик на песке. У нас всё держится буквально на сотне человек, убери их и через двадцать лет от наших успехов останутся рожки да ножки, а через пятьдесят максимум какие-нибудь легенды.

— И это хорошо, Григорий Иванович. Даже очень хорошо. У нас народ подобрался весь много раз ученый жизнью и нашей Государыней. Поэтому чем позже о наших успехах станет достоверно известно, тем лучше. Каждый день мы становимся сильнее и сильнее. А приоритет в науках или еще в чем-то не важен. Тем более, когда станем по настоящему сильными и могучими, то можно будет об этом и заявить. Правда в этом деле будет на стороне сильного.

Я решил промолчать, да и что говорить, Яков Иванович прав сейчас абсолютно.

…

После памятного дирижабельного совещания дни не побежали, а просто полетели, складываясь в недели, которые превращались в месяцы, а затем в годы.

Каждый день начинался с необходимости решать целый ворох проблем и заканчивался еще большими, возникшими в течении дня. Казалось, что даже какой-нибудь значимый промежуточный итог наших действий становится недостижимой целью. Хотя конечно вся проблема была в том, что считать результатом.

Результаты нашего общего развития были просто великолепными. Буксовали три самых значимых для нашего выживания технологии: создание многозарядной винтовки, дирижабля и автомобиля.

В середине 1789-ого года от Клеопатры пришло донесение, что война с Аннамом заканчивается и империя Цин начинает подготовку к войне с ханствами Средней Азии.

А вот это для меня новость, да еще какая. Насколько я знаю война во Вьетнаме, а Аннамом в Китае называют северную часть страны когда-то уже захватываемую китайцами, это завершение наступательных захватнических войн маньчжурской империи, все последующее должно быть оборонительным. Одна из таких войн сейчас разгорается в Тибете, на который напал Непал.

Вот вам, батенька, первое серьёзное отклонение от знакомой вам истории. Интересно, а какой будет повод?

Через два дня пришло еще одно донесение, расставившее всё точки над и.

Торговые интересы в Цинском Китае давно уже стоят на первом месте, затмевая абсолютно всё, даже какие-то властные амбиции маньчжуров. Поэтому нам и удалось так неожиданно решить вопрос отношений с Пекином после казалось немыслимого — страшного военного поражения большой армии.

Правитель Коканда Нарбута-бий был мудрым правителем и его государство процветало. Он не собирался воевать с Китаем, но в соседней Кашгарии началось очередное восстание против маньчжуров и это может поставить жирный крест на торговле с Китаем, успешность которой залог процветания ханства.

Поэтому Нарбута-бий сам предложил Цинской империи союз для скорейшего подавления восстания, пока оно не охватило огромные просторы мусульманских владений Китая.

Цинская империя находится сейчас на пике своего видимого могущества. Но это уже на самом деле видимость. Реально маньчжуры уже три раза подряд терпели сокрушительные военные поражения, понеся при этом огромные военные потери. О нашей победе мало кто знал, а вот результат войн в Бирме и Вьетнаме известен всем врагам Срединной империи.

Император Цяньлунь всегда декларировал политику «мего», полное уничтожение взбунтовавшихся вассалов, каковыми он считал Бирму, Вьетнам и Урянхай. Но сейчас уже не та ситуация и когда фактические победители фиктивно признали свое поражение, согласившись платить дань, богдыхан сразу согласился.

Если отбросить всякую шелуху, то это наглядная демонстрация главного гнилого принципа любых торгашей: ничего личного, это всего лишь бизнес.

Для любой империи смертельно опасна любая внутренняя смута и Китай здесь не исключение. Надо набирать большую армию для начавшейся схватки с Непалом, закончившаяся война во Вьетнаме и успешное подавление восстание на Тайване позволяют это сделать. А вот новая начавшаяся смута пусть и на далеких рубежах, это нож под сердце.

Ситуация на западе Китая это постоянно кипящий котел у которого в любой момент может сорвать крышку. А сейчас вдобавок ко всему рядом война в Тибете. Поэтому Китаю жизненно важно скорее решить проблему взбунтовавшегося Кашгара и предложение кокандского хана было принято.

Во всем этом оказался один маленький нюанс, который не учли ни хан, ни китайцы. Воевать против единоверцев на стороне злейшего врага не камильфо и в итоге все участие кокандцев вылилось в блокирование дорог из Кашгарии на запад. Но и этого оказалось достаточно. Китайцы смогли локализовать восстание самим Кашмиром и его окрестностями.

Очень быстро блокада дорог из Кашгара на запад превратилась в фикцию и по ней повстанцы начали получать почти всё в чем нуждались. Конечно демонстрация того кто в доме хозяин для Китая вопрос времени. Цинская империя еще достаточна сильна и сумеет справится с этими вызовами. Но совершенно неожиданно в эту заваруху решили вмешаться англичане. В Кашгаре появились англиские мушкеты Браун Бесс, достаточно современная артиллерия и английские инструкторы.

Эти ребята оказались очень шустрыми и вокруг Кашгара началось строительство укреплений. По мнению Клеопатры для цинской армии их штурм огромная проблема.

Самому ли Хэшэню пришла мысль привлечь нас к подавлению восстания или кто ему подсказал, но он решил что наши драконы, которые разгромили армию Чжан Цзинбао, помогут китайцам взять укрепления Кашгара.

На этом месте донесения у меня все в буквальном смысле помутилось в голове, на меня накатила такая волна бешенства, какую мне раньше не доводилось испытывать и я разорвал в клочья лист бумаги с текстом донесения.

Это надо каким быть отмороженным, чтобы предложить нам участие в карательной операции на стороне нашего врага.

Но Лонгин Андреевич после небольшой паузы протянул мне новый лист с донесением и невозмутимо предложил продолжить чтение.

— Я понимаю вашу реакцию Григорий Иванович и целиком согласен с вами, но тем не менее дочитайте до конца.

Концовка донесения немного успокоила бурю в моей душе и голове. Клеопатра написала, что она понимает моральную неприемлемость подобного предложения для нас, тем более что в договоре речь идет о походе против ханств Средней Азии, а не о карательном против повстанцев. Но тем не менее она предлагает нам принять в этом мероприятии. Но поступить немного по другому.

Продемонстрировав восставшим свою мощь, мы должны вступить с ними в переговоры и предложить сторонам сделку. Все материальные и административные преференции цинских властей сохраняются, а Кашгар получает автономию, в первую очередь культурную и религиозную.

На этом я опять был готов растерзать и второй экземпляр донесения, но сдержался и просто откинул его в сторону.

— Ты мне, Лонгин Андреевич, скажи своими словами за какие плюшки на этот безумный вариант должны согласиться китайцы? И кто интересно по твоему мнению такое придумал?

— Если вы не против, я начну со второго вопроса. Автор этой идеи камеристка Клеопатры, — год назад Лонгин для каких-то секретных переговоров ездил в главный монгольский храм Эрдэни-Дзу на реке Орхон, расположенный немного юго-западнее Каракорума, легендарной столицу Монгольской империи.

Вернувшись, он попросил меня не задавать ему вопросов с кем он там встречался. Его переговоры опять были максимально конфиденциальными.

— Ты встречался с этой дамой в Монголии год назад и надо полагать опять дал слово, что это останется между вами, а теперь получил добро на откровенный разговор со мной, — несмотря на почти безграничное доверие к Лонгину, подобные ситуации меня прилично напрягали.

Умом я понимал, что такой подход к делу позволяет ему узнавать такие вещи о которых другой человек никогда не дознается, тем более европеец. Но каждый раз по спине пробегал неприятный холодок.

Лонгин понял мои мысли и улыбнулся. Улыбка у него получилась какая-то грустная и усталая.

— Мне невозможно вас предать или обмануть, ваша светлость. Вы сразу же это почувствуете и поймете. У вас есть какое-то внутренне чутье на это дело. И все у нас это знают, — Лонгин еще раз улыбнулся и продолжил отвечать на мои вопросы.

— Я совершенно не ожидал её там встретить, а когда она изложила мне план Клеопатры, то первое что мне пришло в голову, они сошли с ума.

— И что она тебе такого предложила? — я совершенно успокоился и даже с нетерпением ждал продолжения.

— Мы должны предложить кокандскому хану, а затем и другим продать нам всех русских невольников. На свободу они будут уходить через Кашгар и Китай. За этот транзит цинские власти будут получать золото или серебро, — мне эта идея и самому приходила в голову, но моё знание истории говорило о её завиральности.

— Идея класс, Лонгин Андреевич, не спорю. Но считаю её абсолютно не реальной. Сейчас с в тех краях около двадцати тысяч русских рабов, если считать абсолютно всех: мужчин, женщин и детей. Я имею в виду тех, кто возможно изъявит желание вернуться. Количество не пожелавших будет больше. Это принявшие ислам мужчины и в итоге неплохо устроившиеся, женщины ставшие женами у местных и их дети, — я оперировал цифрами известными мне по истории русского завоевания Средней Азии.

Сколько на самом деле там невольников из России точно ни кто не знал. Но насколько я интересовался этим вопросом всегда называлась примерно такая цифра. Ну, кроме естественно тех историков, у которых на Русь пришло три ста тысяч монголов.

— Думаю, что да. Примерно так и есть, — согласился Лонгин.

— Выкуп одного раба нам обойдется в килограмм золота, согласен? — Лонгин выпятил губы и замотал головой, не соглашаясь со мной.

— Дороже, думаю килограмма полтора, а то и два, аппетиты у этого Хэшэня еще те.

— Хорошо пусть два. Получается максимум сорок тонн золота. В принципе потянем, это же не одномоментно будет, тем более, что с китайцами можно расплачиваться и серебром, — мы неуклонно наращивали добычу драгоценных металлов и сейчас ежедневно бывает получаем одного золота по двести килограмм в день. — Но какой интерес Хэшэню, заплатим мы положим ему положим тонн пять, а потом всё. А автономия Кашгара останется.

— Так его потом, Григорий Иванович не интересует. А сейчас он получит огромное богатство — больше ста пятидесяти тысяч лянов серебра.

Это конечно верно. Этот персонаж живет одним днем, его не интересует будущее Китая, как говорят в моем прошлом будущем, от слова совсем.

— А не думаешь, что мы этим подстегнем работорговлю русскими. Это же будет выгодное дело. Степняки совершают набег, захватывают пленных, продают ханам, а те перепродают нам, — эта мысль мне пришла в голову сразу же, когда я первый раз задумался о выкупе русских невольников.

— Так ханов надо устрашить так, что они зарекутся покупать русских и будут сами отшибать бошки всем этим налетчикам.

— Да, планы у тебе, Лонгин Андреевич. Только подскажи как это сделать, — у меня есть кой-какие соображения на этот счет, но интересно что придумал Лонгин.

— Не скажу, Григорий Андреевич. Подожду до окончания испытания дирижабля.

С этим вопросом всё понятно, наверняка наши мысли совпадают — забросать противника бомбами с борта дирижабля.

Последние месяцы наконец-то появились успехи в создании надежного двигателя для дирижабля. Сам двигатель мы создали несколько лет назад, но для воздухоплавательных целей годится тот что будет работать на газу, специальной смеси пиролизного газа и природного.

На земле этот агрегат быстро начал работать так как надо, а вот в воздухе часто барахлил и даже глохнул. Причиной была не стабильная подача горючего из баллонета, который использовался и в качестве топливного бака.

Этот газ я назвал блау-газом. Так его называли в его в моем прошлом будущем. Почему честно говоря не знаю. Главной заманухой его использования была почти одинаковая плотность с воздухом и при использовании происходила простая замена содержимого баллонета.

А использование бензина резко снижало полезную грузоподъемность дирижабля, необходим дополнительный балласт и вообще балансировка подъемной силы и грузоподьемности дирижабля получалась еще тем геммороем.

Для меня лично это уже темный лес, я не настолько компетентен в этом деле, мои познания деле чисто любительские.

Главным строителем дирижаблей стал старший сын Харитона Карпова — Андрей. Юноша оказался очень умненьким и способным и мы ему постарались дать хорошее образование. Он еще на школьной скамье увлекся идеей воздухоплавания, даже экспериментировал с воздушными шарами и сразу же начал заниматься дирижаблями можно сказать с первого же дня.

Разработка двух реальных конструкций дирижаблей создаваемых у нас, это почти полностью его заслуга, так же как и их строительство.

Уже построены и почти успешно испытаны два дирижабля размерами двадцать метров. На первом Андрей отрабатывал и технологию строительства и учился летать на них. А вот второй можно смело называть предсерийным.

Экипаж этого дирижабля пять человек. Он поднимался на высоту пятьсот метров и продержался в воздухе целых шесть часов. Это рекорд, рабочее время пока максимум четыре часа.

Скорость этот дирижабль развивает фантастическую — до ста километров в час. А вот реальная полезная грузоподъемность небольшая, не больше центнера.

Но даже и эти дирижабли, если нам удастся довести их до ума и построить хотя бы десяток, дадут нам фантастические возможности. По крайней мере следующее нашествие китайцев мы точно отобьем с помощью летающих драконов.

Оболочку дракона мы разрисуем под тело дракона, а на носовом усилении будет его голова и там смонтируем какое-нибудь устройство для сброса гранат. Среди них будут и зажигательные. Так что дракон будет как и положено огнедышащий.

Безопасность гелиевых дирижаблей немного преувеличена, блау-газ также взрывоопасен как и водород и вопросы пожаробезопасности стоят у нас на первом месте. А вот в этом вопросе я большой специалист и пенный огнетушитель нам удалось создать без каких-либо проблем. Единственно с чем Яков повозился так это с получением сульфата алюминия.

Но в итоге он справился с этой проблемой и мы начали производство огнетушителей. Вскоре у нас везде, где была опасность какого-либо возгорания были огнетушители.

На дирижабле их было несколько. Андрей отнесся к этому деле очень ответственно, научился обращаться с ним сам и обучил всех своих испытателей и мало того даже четыре раза поджигал свой дирижабль, моделируя различные пожары на борту. Один из них он даже устроил в воздухе над большой заводью созданной выше Усинска в ходе наших преобразований на реке.

Пожар на борту благополучно удалось потушить и не пришлось ни самим прыгать в воду, ни экстренно приводнять дирижабль. Но в результате Андрей внес много изменений в конструкцию дирижабля и второй опытный образец был построен с учетом полученного опыта.

Глава 13

Второй дирижабль это уже можно сказать предсерийный экземпляр. Его полезную грузоподъёмность удалось повысить до двух с половиной центнеров и на борт он будет брать пятнадцать человек, пять человек экипаж и десять пассажиров. Если эти заявленные характеристики будут реальностью, то наше воздушное судно будет действительно боевым кораблем.

Главный моторист у нас сын геройски погибшего гвардейца первого набора, строителя и первого начальника Мирского острога Василия Пули — Георгий. Я хорошо помню как Егор в шестнадцать лет пришел на завод по приказу своего отца делать так нужное нам оружие.

Сейчас это уважаемый всеми Георгий Васильевич. Оружейник с него не получился, а вот по двигателям он у нас главнейший специалист. Причем практически во всем: в конструкции, непосредственном создании и эксплуатации.

Доведенные им до ума газогенераторные двигатели по моему мнению сейчас верх технического совершенства. Они безотказны в работе, достаточно неприхотливы, легко обслуживаются и работают на любом твердом топливе и практически любой влажности. В Туране даже провели эксперимент. Достали из воды дрова, дали с них стечь воде и загрузили в котел. Для розжига было всего два сухих полена.

Целый час два человека потратили на розжиг котла и запуск двигателя, но в конце концов успешно с этим справились. Исправный двигатель на сухих дровах водителем средней руки без проблем запускается за десять минут. Абсолютно все двигатели можно эксплуатировать на четырех видах топлива: дровах, бензине, двух видах газа, природном и блау и на спирте.

Переход с одного вида топлива на другой осуществляется с помощью специального прибора, который в дирижабле находится под рукой пилота. На нем переключатель вида топлива и две кнопки, включения-выключения и прокачки магистрали. Эту процедуру осуществляет автоматически с помощью электродвигателя, но на экстренный случай можно сделать и вручную.

На дирижабле три двигателя, два кормовых, которые создают тягу в полете и один дополнительный примерно в центре дирижабля, под гондолой. Его можно разворачивать на девяносто градусов и использовать для создания подъемной силы.

Емкость четырех бензобаков сто литров. Имеющийся бензин пока предназначен только для дирижаблей. Он у нас двух видов: синтетический и перегоночный, который мы получаем из нефти.

Нефть нам в бочках привозят китайцы, получая за неё серебро. Но у нас есть и еще один очень ценный канал поступления нефти. Секретными караванами её везут из окрестностей русского караула Монды. Там постоянного состава нет, а приходящий с Хангинского.

Так вот казаки стали добывать какими-то кустарными методами, найденную в тех краях нефть, наполняя ею бочки. Делали это они очень аккуратно, на бочках не было ни каких следов нефти и ни один посторонний человек не мог догадаться что в них.

Качество китайской нефти надо проверять в каждой бочке, иногда привозят откровенную гадость, Илью, который стал заниматься еще и переработкой нефти, иногда трясет от её качества. А вот иркутская нефть какая-то уникальная, по крайней мере с неё вырабатываются самые качественные у нас моторные масла.

Последнее донесение Клеопатры мы с Лонгином обсуждали в нашем доме на заводе. На сегодня намечено большое испытание второго дирижабля. Намечен шестичасовой полет с подъемом на высоту семьсот метров и прохождение маршрута Завод-Усинск-Железногорск-Медвежий-Туран-Хем-Белдир. Затем вдоль Енисея до Усть-Уса и возвращение на завод. Длина маршрута должна составить не менее четырехсот километров.

В полёте должны принять участие Андрей Харитонович Карпов, Георгий Васильевич Пуля, Лонгин Андреевич, Ерофей Кузьмич, моя светлость и конечно мой Прохор. По этому поводу у нас были бурные дебаты и на Совете и дома.

Но в этот раз я был непреклонен. От этого полета зависит слишком много, поэтому его возможности мы трое должны узнать лично. Никаких опасений у меня не было, тем более мой внутренний товарищ сообщил мне, что опасности нет, а Владыка Филарет благословил нас на полет с какой-то даже радостью.

У нас уже постоянно эксплуатируется почти тридцать газогенераторных автомобиля. Один из них в распоряжении штаба гвардии, но Ерофей принципиально пользуется автомобилем только в случае крайней необходимости.

Ерофей должен подъехать с минуты на минуту и стоило нам закончить разговор как за окнами раздался лошадиный топот, а следом и знакомый голос, интересующийся где я.

— Ну что, пошли Лонгин Андреевич. Время Ч. Не страшно? — я во время войны поднимался однажды на аэростате, да дважды летал в Москву самолётом на склоне лет. Но полет на дирижабле это совсем другое и лично мне мягко говоря не по себе.

Лонгин немного сменился с лица и глуховато ответил:

— Есть немного, Григорий Иванович, — и мы вышли во двор.

— Ерофей Кузьмич, позавтракать желаете или уже на борту отобедаем? — со смешинкой спросил я, показав наверх.

Полковнику нашему палец в рот не клади и он ответил мне в тон.

— Только там, — он в свою очередь вскинул к небу указующий перст, — чего уж мелочиться.

Через несколько минут мы поднялись в гондолу дирижабля. Экипаж и Прохор уже были на борту.

Для полетов оборудован большой азродром между заводом и Усинском. Между полетами дирижабль стоит а специальном ангаре. Рядом с которым стоит причальная вышка. С её помощью корабль взлетает и садится.

У дирижабля есть шасси, две пары маленьких резиновых колес, которые закреплены на гондоле и одиночное колесо на кормовом усилении. Пока не убирающиеся, но надеюсь на больших кораблях, а мы обязательно их построим, шасси надо будет делать убирающимися.

На причальной мачте дирижабль своим носом фиксируется в специальном причальном гнезде, которое движется по мачте вниз-вверх.

Подготовив корабль к полету, причальная команда выкатывает его на причальных канатах из ангара и фиксирует в причальном гнезде. Причальные канаты дополнительно фиксируется на земле.

Андрей два вечера мучил меня расспросами какие команды надо отдавать на старте и при посадке. В итоге он разработал свою систему команд.

Как только мы поднялись на борт корабля, тут же прозвучала команда:

— Люки задраить! — у гондолы два люка боковой и верхний. Двое пленов экипажа тут же выполняют команду: один проверяет верхний, а другой задраивает боковой.

— Верхний задраен, боковой задраен, — раздаются доклады о выполнении команд. Докладывать надо именно в такой последовательности.

— Пассажирам занять свои места, — на борту две категории людей: экипаж и пассажиры, независимо от ранга и цели нахождения на борту. Каждому заранее выделяется место в гондоле, которое можно покидать только с разрешения командира, капитана корабля.

Экипаж сейчас это командир-капитан, штурман, моторист и два матроса. Они выполняют кучу всего и помогают мотористу. При взлете матросы проверяют и контролируют пассажиров, в частности как они пристегиваются в своих креслах.

Кресло довольно таки жесткое, по с подголовником и ремнем безопасности. Это исключительно моя дель. Под бдительными взглядами матросов с ремнями все справились самостоятельно.

— Пассажиры к взлету готовы, — докладывает матрос, задраивавший боковой люк.

— Экипаж и команда по местам стоять! — команда занимает свои места и каждый по очереди докладывает:

— Штурман на месте, моторист на месте, первый на месте, второй на месте, — слово матрос опускается.

Слово команда это о причальной команде. В гондоле открыты две боковых форточки и капитана слышат и около дирижабля.

— Команда на местах, — это доклад начальника причальной команды.

— Контакт! — это команда мотористу и матросам.

Матросы включают магнето боковых двигателей, а моторист дополнительного.

— Первый есть контакт, второй есть контакт, —докладывают матросы мотористу.

— К старту готов, — докладывает моторист, включив магнето дополнительного двигателя и подойдя к своему пульту.

— Пуск! — это относится в мотористу, он одновременно запускает три двигателя, нажимая кнопку пуск на своем пульте. Для этого есть стартеры и аккумуляторная батарея. Двигатели тут же взревели. Но винты пока не крутятся, двигатели работают вхолостую, они должны прогреться.

— Есть пуск, — моторист докладывает об успешном запуске двигателей. Минуты через две раздается команда моториста.

— От винта! — это относится к причальной команде. Её начальник должен посмотреть чтобы никого не было возле пропеллеров двигателей.

— Есть от винта, — раздается доклад с земли. Моторист включает винты или пропеллеры двигателей и визуально убедившись в их работе, отключает и докладывает:

— К взлету готов.

Капитан еще раз все осматривает и дает следующую команду:

— Отдать концы!

— Есть отдать концы! — мы решили, что дублирование команд необходимо. Это гарантия, что экипаж и команда всё слышит и не ловит мух.

Причальная команда начинает постепенно травить, то есть отпускать, причальные канаты и дирижабль начинает постепенно подниматься. Подъем можно ускорить вручную просто надавливая снизу на причальное гнездо.

Причальная мачта невысокая, всего два метра и когда причальное гнездо поднимается до верхнего ограничителя, раздается следующая команда.

— Отдать якоря!

— Есть отдать якоря! — звучит с земли и причальная команда быстро отщелкивает все причальные канаты от дирижабля, кроме кормового и носового, они с якорями и принадлежат дирижаблю.

Для якорей есть специальные застежки. Они отстегиваются последними одновременно с застежкой причального устройства. Капитан за всем этом наблюдает, но ждет доклада.

— Якоря отданы! — докладывает начальник причальной команды и тут же раздаются новые команды:

— Поднять якоря! Задраить форточки!

Матросы ручными лебедками поднимают на борт причальные канаты с якорями, а капитан и штурман закрывают форточки. Всё, дирижабль начинает свободный взлет.

— Включить винты! Штурман курс, — моторист должен включить винты, а штурман уточнить курс по полетному заданию.

— Винты включены. Курс сорок пять, — моторист включил винты, а штурман уточнил курс и доложил капитану.

Капитан управляет дирижаблем с помощью штурвала. В окна гондолы нам хорошо видно как земля медленно уходит вниз и мы начинаем в движении немного разворачиваться.

— Капитан, курс сорок пять, — штурман докладывает что дирижабль лег на нужный курс.

— Скорость пятьдесят, — моторист увеличивает обороты и мы ощутимо начинаем двигаться быстрее.

— Капитан, скорость пятьдесят, — надо полагать, что наша скорость достигла пятидесяти километров.

— Так держать!

— Есть так держать!

— Высота сто! — капитан решает подняться на сто метров и отдает новую команду. Держать высоту полету тоже пока входит в обязанности моториста. Он что-то там нажимает на своем пульте и корабль достаточно быстро пошел вверх.

Мы как завороженные смотрим вниз и нам открывается потрясающая картина — наша долина с высоты птичьего полета. Она смотрится прекрасно, сложно оторвать взгляд от такой красоты.

Когда мы миновали Усинск, капитан начал постепенно набирать высоту и увеличивать скорость.

В горах дирижабль еще ни разу не летал и высота Медвежьего в тысячу двести пятьдесят метров это первое такое испытание.

Перевал мы прошли на высоте двести метров со скоростью пятьдесят километров через час после старта. После Медвежьего капитан Андрей Карпов разрешил пассажирам встать со своих кресел и вместе с мотористом Георгием Пулей показали и рассказали нам все о гондоле.

Полет проходил совершенно штатно, несколько раз мы меняли высоту полета и скорость. Над Тураном был обед. Прохор по очереди покормил нас и экипаж.

Давненько еда не доставляла мне такого удовольствия как в этот раз. Обед на высоте двухсот метров над землей это нечто.

Я знал, что фраза высота птичьего полета буквально означает пятьдесят-сто пятьдесят метров над землей. И как забавно было смотреть как от нас шарахаются ошалевшие птицы.

Лонгин освоился очень быстро и внимательно разглядывал картины открывающиеся внизу. Несколько раз он делал какие-то заметки в своей записной книжке.

В долине и Танну-Туве заранее была проведена работа и наш полет ни где не вызвал паники, а кое-где снизу что-то кричалии махали головными уборами. Особенно большой энтузиазм мы вызвали в Туране среди заводских, они все высыпали из цехов и громко кричали и махали кто чем мог, приветствуя нас.

Енисейской стрелки мы достигли через два с половиной часа. Картина открывшаяся нам была столь прекрасной, что в буквальном смысле невозможно оторвать взгляд.

Cтавка Ольчея Хем-Белдыр вполне тянет на статус настоящего города в моем понимании. Центральная площадь со зданием Великого Хурала в виде большой двухэтажной кирпичной юрты и тоже кирпичной юрты самого Ольчея.

Называть это юртами конечно несколько некорректно, но так стали говорить Ольчей с Мергеном.

Площадь на правом береге Улуг-Хема или Верхнего Енисея и от неё вправо, и перпендикулярно Енисею тянутся улицы из юрт, их главной и отличительной чертой от обычных тувинских были размеры и добротность. В общении с тувинцами мы Енисеи называем Хемами, а в своей среде только по-русски. Я несколько раз сделал замечаниями на эту тему и теперь в этой области полный порядок.

Две улицы плавно переходят в дороги, одна к мосту, другая в Туран. На туранской окраине расположен чисто русский городок. Это больница, школа и наша можно сказать военная база: казармы, конюшни, плац, склады и Арсенал.

В Танну-Туве у нас на постоянной основе расквартированы два гвардейских полка в Хем-Белдыре и Элегесте, а Туране отдельная сотня. Служат здесь и русские и тувинцы.

В школе тоже учатся наши дети и тувинские, а девочки наравне с мальчиками. Среднее образование обязательно для всех. А вот университет в Усинске, но у него есть технический филиал в Туране.

Гвардейцы двумя караулами постоянно охраняют мост через Енисей. Движение по мосту одностороннее с получасовыми риверсами. И гвардейцы строго за этим следят, так же как и за тем чтобы не было движения в ногу, за нагрузкой на мост — не более четырех тонн, скоростью движения по нему и просто за порядком.

Хем-Белдырский мост по прежнему вызывает у меня какой-то трепет в душе. Он во-первых действительно красавец, а во-вторых совершенно не реален. На дворе вообще-то 18-ый век и время того-же железобетона еще впереди. Кроме нас естественно.

Полет протекал нормально, каждый занимался своим делом, экипаж дирижаблем и его управлением, а мы разглядыванием открывающихся внизу картин. Разговоров ни каких не было, да и некогда было.

Лонгин постоянно что-то писал, а мы с Ерофеем делали уточняющие пометки на своих картах. Штурман тоже постоянно что-то уточнял на карте полета.

Через четыре часа полета, преодолев триста километров, мы достигли начала самой сложной части маршрута — входа в Енисейский коридор.

Лететь здесь надо строго над Енисеем, потому что местами прямо к воде подступают горы высотой по две тысячи метров.

Функции радиста выполняет штурман, он постоянно отправляет радиограммы с отчетом о нашем местонахождении. Это действует очень успокаивающе на всех. Экипаж конечно очень опытный и дирижабль знают как свои пять, но в таких условиях они еще не летали.

Два раза пришлось набирать высоту над уровнем моря больше полутора тысяч и однажды один из боковых двигателей чихнул. В этот момент под нами был очень сложный участок Саянского коридора и я первый раз подумал, что на самом деле полет в таком составе это мальчишество и безрассудный риск.

Самую сложную часть маршрута мы шли со скоростью меньше пятидесяти километров в час и только на исходе шестого часа полета мы достигли Усть-Уса и в этот момент моторист сделал очередной доклад по своей части.

— Капитан, блау-газ заканчивается, прошу разрешения перейти на бензин.

— Переходите.

— Есть! — эту ситуацию мы обговорили заранее. Здесь было два варианта перейти на бензин или отключить боковые двигатели и на одном дополнительном максимально тянуть.

Моторист аккуратненько переключил двигатели на бензин и капитан тут же приказал увеличить скорость и высоту полета.

Через два часа наш перелет был закончен. Четыреста сорок два километра мв преодолели ровно за восемь часов. На подлете к заводу капитан дал команду.

— Полный вперед! — моторист тут же ответил.

— Есть полный вперед, — и придавил обороты. Дирижабль ощутимо увеличил скорость и скоро моторист доложил.

— Капитан, скорость сто. Полагаю это максимум.

— Скорость пятьдесят, высота пятьсот, — цифры максимальной скорости мы тоже обговорили заранее, как и максимальную высоту.

Конечной точки маршрута мы достигли на высоте тысячи метров. Абсолютно все задачи нашего полета были выполнены и сделав круг над долиной мы снизились и начали приземление.

Снизившись до десяти метров и сбросив скорость до десяти километров, капитан начал приближаться к причальной стойке. Когда мы оказались над аэродромом, раздалась команда.

— Якоря за борт!

— Есть якоря за борт, — матросы тут же сбросили бортовые причальные тросы, которые моментально были подхвачены причальной командой.

Тут же последовала команда.

— Отключить винты.

— Есть отключить винты, — винты тут же остановились и двигатели еле слышно начали работать на холостых оборотах.

— Высота ноль, — это по сути последняя команда самого полета.

— Есть высота ноль, — в голосе моториста Георгии Пули звучит нескрываемое торжество. Еще бы всё его хозяйство сработало без сучка и задоринки.

Причальная команда быстро подвела дирижабль к причальной стойке и тут же жестко зафиксировала его нос в причальном гнезде.

— Есть тормоз, — это уже голос начальника причальной команды и тут же почти следом.

— Есть причальные якоря.

— Стоп машина, — эту команду капитан отдает по-прежнему четко, но как-то уже неспешно.

— Есть стоп машина.

Капитан крестится и отдает последнюю команду.

— Открыть люки. Пассажиры на выход. Экипаж и команда начать проверку.

Из дирижабля я неожиданно выхожу на ватных ногах и чувствую, что на лице у меня дурацкая улыбка.

Нас встречают как каких-то героев, мало того что здесь все заводские, так еще и наверное собралось пол Усинска. Вижу Машеньку с детьми, Ерофеевых, тестя с Агрипиной её невесткой и еще много знакомых лиц. Все радуются и поздравляют нас.

Я повернулся к Лонгину.

— Позови экипаж, успеют всё проверить. Это вообще-то их триумф.

Андрей с Георгием такой встречи явно не ожидали и откровенно растерялись, а я скомандовал:

— Качать молодцов!

Глава 14

Вечером на заводе был большой пир, а гулять расположились прямо на аэродроме. Я нисколько не сомневался, что скоро Андрей займется созданием и самолетов, по крайней мере теоретическая подготовка к этому у него идет полным ходом и уже начались робкие эксперименты.

В это дело я вмешиваться не хочу. Пусть сам до всего доходит.

Гулянье получилось на славу. С таким размахом наверное гуляли один раз — после заключения договора с Китаем.

Несколько раз я поймал взгляды Андрея и Георгия, они быстро «нагулялись» и им похоже не терпелось продолжать своё дело.

Улучив удобный момент, они подсели ко мне и в один голос спросили:

— Ваша светлость, а что дальше?

Вопрос конечно понятный, но я решил немного прикинуться «не понимахой» и изобразив удивление, спросил.

— В каком смысле дальше? — Георгий дернул губами, ему явно хотелось серьёзного разговора, а не игры в кошки мышки.

— С дирижаблем что будет? — нетерпеливо спросил Андрей.

— Как что? Летать будет.

— Я не об этом, ваша светлость. Будем мы другие строить?

— Так и спрашивать надо, а то что дальше, — игривое настроение у меня прошло и мне самому за хотелось поговорить с ребятами о наших перспективах. — Я вот что предлагаю.

В полете я набросал тезисы дальнейшего развития нашего воздухоплавания и сделал несколько записей в своей записной книжке. Достав её, я еще раз пролистал всё свои записи.

— Замечания делаете сразу же по ходу, — ребята молча кивнули и приготовились меня слушать.

— Итак смотрите молодцы, что мы имеем. Первый полностью готовый к эксплуатации дирижабль, прошедший полный цикл испытаний. Он будет у вас учебным. На нем будите готовить другие экипажи.

— У нас есть еще один экипаж, — сообщил, как мы договаривались по ходу, Андрей.

— У вас есть один экипаж. Ты и Георгий должны заниматься другим делом. Опытный полет в таком составе на самом деле действительно большая глупость и больше такого не будет. Сразу по поводу состава экипажа.

Пять человек это мало. После небольшой дискуссии решили, что на этих дирижаблях будет командир-капитан с двумя помощниками, штурманом, который будет старпомом и инженером, который будет отвечать за всё оборудование судна. У него тоже помощник — моторист.

Кроме этой четверки еще четыре матроса. Капитан с помощниками являются пилотами дирижабля.

После окончания экипажной дискуссии, я в записной книжке записал её первый итог.

— Отлично, господа, — я еще раз прочитал состав наших будущих экипажей. — Первый вопрос решен. Неделя, подчеркиваю неделя, на подбор кандидатов в состав четырех экипажей. И сразу без раскачки их подготовка. Вопросы?

Вопросов не оказалось, да и что тут спрашивать.

— В ближайшие два-три дня на стапелях необходимо заложить два новых «Стрижа», — проект первых построенных дирижаблей называется «Стриж».

Эта птица рекордсмен по времени нахождения в воздухе. Я читал где-то что рекорд составляет несколько месяцев.

Это мое предложение в своё время приняли без дискуссий. А вот название другого проекта- создание более крупного дирижабля, неожиданно вызвало короткие, но очень оживленные споры.

Я предложил название «Альбатрос». Но Андрей не согласился, его аргумент был очень весомый — где эти альбатросы и кто их видео. В итоге назвали проект «Орел».

У нас уже есть три стапеля для строительства дирижаблей и один из них можно сказать на вырост. Работы на нем закончились буквально пару дней назад.

— Насколько я понимаю, третий стапель уже готов, — Андрей кивнул утвердительно и буркнул что-то под нос. — А по сему, как можно быстрее закладываете и первого «Орла». Чтобы вам была понятна значимость вашей работы, сообщаю вам огромную государственную тайну. Через год нас ждет очередная тяжелейшая военная компания и ваши дирижабли в ней будут залогом нашей победы. Поэтому, несмотря на успех, «Стрижи» должны неуклонно совершенствоваться. В гондоле должен быть люк, через который мы будем сбрасывать на головы врагов бомбы.

Я с ног до головы оглядел молодых людей сидящих передо мной. Мальчишками они пришли в долину, здесь выросли и набрались ума-разума. Их родителей у нас знают все, в нашей школе рассказывают про их подвиги и вот теперь они, говоря высоким слогом, подставляют своё плечо.

— И последнее. Ты, Георгий, продолжай свои работы с двигателями, их нужно много и разных. А ты, Андрей, свои разработки других летательных аппаратов.

Раскачиваться Андрей с Георгием не стали, в течении следующих дней были заложены новые дирижабли и отобраны кандидаты в пять экипажей воздухоплавателей.

Первому дирижаблю дали собственное имя «Аз». Я недоуменно посмотрел на Андрея когда он предложил это, не понимая его логики. Он хитро улыбнулся и скороговоркой произнес.

— Аз, буки, веди, глагол.

На этом и порешили, аз — это первая буква славянского алфавита и по совместительству цифра один.

Первого «Стрижа» стали называть просто «Стриж один». Учебные полеты начались через три дня по маршруту Завод-Туран.

В этот же день я вернулся в Усинск и вечером собрался наш Совет в полном составе.

Сейчас это двенадцать человек: я — председатель Совета, Петр Сергеевич, Яков Иванович, Ерофей Кузьмич, Машенька с Софией Васильевной, Василий Иванович, Лонгин Андреевич Кузин, Лукерья Петровна, Леонтий Тимофеевич, Тимофей Леонтиевич, Игнат Федорович Курочкин, Степан Гордеевич, Афанасий Леонов и Илья Михайлов.

Сначала я рассказал о наших успехах в воздухоплавании и его перспективах, а затем слово взял Лонгин.

Какой-либо оппозиции или скрытого недовольства я не опасался. Не было ни малейших признаков недовольства моими действиями среди наших людей.

Просто мне хотелось, чтобы было понимание что, зачем и почему.

После сообщения Лонгина несколько минут стояла полнейшая тишина. Первой её нарушила Софья Васильевна.

— Надо полагать, что отвертеться от похода в Среднюю Азию нам ни как не удастся?

— Думаю, что можно, это на самом деле поход не против тех ханов, а тех кто рядом, — почти тут же ответил её супруг.

Скорее всего они дома это обсуждали и сейчас как бы продолжили.

— Да, только выбор не велик, — продолжил Ерофей. — Или мы идем в совместный поход с китайцами или после подавления восстания и окончания войны с Непалом нас ждет маньчжурское нашествие. Они соберут гигантскую армию и нам будет очень сложно. Тем более, что китайцы могут против нас настроить еще и Россию.

— Это каким же образом? — недоуменно спросил Яков.

— Через купцов в Кяхте, — на помощь Ерофею пришел мой тесть. — Я не очень в это верю, но там всегда найдутся желающие помутить воду. Тем более, что мы им прямые конкуренты. Через нас торговля все больше и больше.

— Неужели в Петербурге могут пойти на поводу и что-то предпринять против нас? — спросила Лукерья. Она редко говорила что-либо на заседаниях, все больше слушала.

Я пожал плечами. На мой взгляд вероятность этого ноль. Разве можно сравнивать плюшки торговли в Кяхте с нашими. Но на самом деле возможно всё.

— Вопрос, как мы можем пойти в карательный поход против тех, кто восстал и борется за свою свободу? — задал вопрос Петр Сергеевич. — Маньчжурсакая государство на мой взгляд в любом случае мерзкопакостнейшее и способно только угнетать.

Возразить конечно можно было. Цинская империя сейчас не хуже и не лучше любого государства на Земле. Но почти все присутствующие питали к ней особо недружественные чувства.

— Госпожа Клеопатра похоже хорошо понимает наши возможности, поэтому и предложила нам cвой план. Но я предлагается сделать очень хитрый ход, устрашить Кашгар и заставить его подчиниться на наших условиях.

— Это что за хитрость ты, Григорий Иванович, задумал? — удивленно спросил тесть.

— Наш гарнизон в Кашгаре, как гарантия выполнения договора. Они получают автономию, а китайцы, вернее Хэшэнь — золото. Он не устоит перед таким соблазном и согласится. Подумаешь какая мелочь наш гарнизон, тем более в их глазах мы вассалы богдыхана, да еще дело можно повернуть так, что ханы тоже платят дань.

— А что, это хорошая идея — чмыкнул Илья Михайлов. — Для них всех главное казаться. Создал видимость, что он главный, льстивые слова сказал, серебра дал, они в итоге почти на всё согласны.

— Это ты таким вот способом решаешь все проблемы с ними? — Софья демонстративно прищурилась и сжала кулачки.

— Что-то и таким способом приходится решать. Не воевать же мне с ними по каждому поводу.

— Ладно, пошутковали и хватит, — Ерофей накрыл кулачки жены своими лапищами. — Григорий Иванович дело говорит. Попробовать стоит. Не получится — придется готовиться к войне с Китаем. Хотя я думаю, что она по любому будет.

— Ты, Григорий Иванович, вот что скажи, а откуда мы столько золотишка возьмем? — Василий Иванович задал собственно именно тот вопрос ради которого я и решил собрать Совет.

— Яков Иванович, просвети нас в этом вопросе, — когда у меня впервые возникла мысль выкупить русских пленных, мы подробно я Яковом проанализировали наши возможности и он в любую минуту был готов ответить на этот не простой вопрос.

— Золото и серебро у нас идет ходом, но понемногу все равно накапливается. Нам надо иметь для этого дела, как Григорий Иванович прикинул, сорок тонн золота или две с половиной тысячи пудов.

— Батюшки, это ж откуда мы столько его возьмем? — в голосе Лукерьи был неподдельный испуг.

— Да не так всё страшно, вы, Лукерья Петровна, так не пугайтесь, — Яков достал свои бумаги. — Сейчас объясню.

Главной бумагой была карта залежей золота, составленная командой Усольцева. Они для этого обследовали всю долину и многие районы Тувы.

— Мы вышли на ежедневную выработку золота до пяти пудов в день, в килограммах это не больше восьмидесяти. В долине пока увеличить выработку не реально. По мнению наших геологов такими темпами мы сможем работать лет десять. Потом надо дополнительно искать и совершенствовать технологию.

На мой взгляд совершенствовать технологии это немного фантастика. Для этого надо иметь уровень развития химии просто немыслимый. А я реально смотрел на вещи. Мы и так за счет использования технологии плавки золотистого чугуна добились невиданной даже в моем прошлом будущем невиданной выработки золота.

Мы можем выйти на уровень развития первой четверти моего двадцатого века. Это сейчас максимум. Принципиально у нас еще нет паровоза, парохода, дизеля, телефона, рентгена, самолета, не открыта радиоактивность и не создан пулемет.

На это банально не хватает людей и материальных мощностей. Но всё перечисленное вполне реально и вопрос времени, потому что это развитие вширь, а не вглубь.

Чтобы дальше развиваться вглубь нам нужно стать большими, территориально и просто по количеству.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове во время небольшой паузы, сделанной Яковом. Он посмотрел на меня как бы ища поддержки и продолжил.

— Но сейчас мы этого сделать не можем. Поэтому я предлагаю начать выработку золота в Туве. Вернее не начать, а увеличить. Начать то мы начали.

— И что это нам даст? — живо спросил Степан. Он лучше всех владел цифрами нашего различного состояния и сразу же приготовился считать.

— Гарантированно сто килограмм в сутки через полгода, — твердо сказал Яков.

— Тогда реально получить искомые сорок тонн года за три, — быстро подсчитал Степан. — В год у нас сейчас уходит на все про всё двадцать тонн золота.

Такой цифры многие члены Совета не ожидали, а Илья даже присвистнул от удивления.

— А как же вы, господа, хорошие думали. За все мы платим золотом. С китайцами правда немного рассчитываемся серебром. А за нефть и хлопок они требуют только золото. Все огромные караваны из России- это золото. Постоянный приток людей — опять золото. Если посчитать все затраты, то мы за каждого пришедшего из России платим намного больше договоренного.

— Степан Гордеевич, не оправдывайся, это ни к чему, — прервал Степана Игнат. — Давай лучше цифры.

— Понемногу у нас всё равно золото накапливается. Сейчас накоплено примерно пятьсот пудов, а если быть точным восемь тонн шестьсот три килограмма четыреста двенадцать грамм. С учетом прибавки выработки, обещанной Яковом Ивановичем мы после выхода на такие показатели еще тридцать две тонны наработаем за два года.

— В том, что наработаем, я не сомневаюсь, тем более, что это же не сразу надо будет выкладывать. Меня больше другое интересует, — Леонтий Тимофеевич постучал пальцами по столешнице, призывая ко вниманию.

Все сразу насторожились, тихие разговоры перешептывания между собой прекратились и наступила. Тесть, довольный проявленным к его словам вниманием продолжил.

— А как мы ханов заставим невольников нам продать? Там три ханства: Хива, Бухара и Коканд. Коканд это рядом с Кашгаром. Хан там не дурак и с ним думаю все будет просто, да и русских рабов там мало. Им прямая выгода продать. А остальные, особенно Хива?

Леонтий Тимофеевич внимательно оглядел всех, понимаем ли мы все трудности этого «торгового» дела.

— Большинство рабов в Хиве. Они первые покупатели у киргизов и туркменов, у них запрещен выкуп русских рабов. Да и все там держится на рабском труде. Правда в большей степени на невольниках из Персии. Как мы их заставим? Как прекратим набеги на русские земли? Ведь может так статься, что это подхлестнет набеги, — тесть собирался похоже и дальше развивать свою мысль, но его жестко перебил наш товарищ полковник.

— Силой. Под Кашгаром мы продемонстрируем свою мощь бомбометанием с дирижаблей разрывных и зажигательных гранат. Надо будет сделать так, чтобы это хозяйство взрывалось в воздухе над головой врага, — далеко в горах что-то громыхнуло, скорее всего это работают наши геологи, но это так было в унисон сказанного Ерофеем, что у меня лично холодок по спине пошел.

— Потом надо будет устроить гонки с преследованием и уничтожением с воздуха прицельным огнем. А после этого предъявить ультиматум.

Картина нарисованная командующим гвардии жутковатая и похоже на всех произвела впечатление.

Я закрыл глаза и представил какую-нибудь Бухару, на которую сверху сыпется шрапнель и льется огненный дождь. А в это время где-нибудь в пустыне наш дирижабль настигает караван с невольниками и расстреливает охрану с воздуха.

— Картинку ты, товарищ полковник, нарисовал интересную, — немного растерянно прокомментировал услышанное Петр Сергеевич. — Думаю, что это будет убедительно.

— Все эти звери одним миром мазаны. Я на них достаточно нагляделся, мы однажды отбили сотни полторы этих несчастных, а торговцев в плен взяли. Там были османы, местные и арабы с этими из ханств. Так казачий сотник приказал своим всех их… — Ерофей крест накрест махнул рукой.

Машенька все это время молчала и внимательно слушала всех. Когда после последних слов Ерофея опять повисла тишина, она слегка кашлянула, привлекая в себе внимание.

— Думаю на этом надо ставить точку. С волками жить — по волчьи выть. Раньше надо было думать, во что это всё может вылиться.

Глава 15

Наше последнее совещание оставило у меня тяжелейшее впечатление. Мне сразу же вспомнились мечтания забиться в медвежий угол и тихо жить.

И вот прошло пятнадцать лет и мы тихо живя, совершенно не отсвечивая, навешали Китаю, фактически отхватили у него территорию равную той же Англии и теперь всерьез обсуждаем как поставить на уши почти всю советскую Среднюю Азию, хороший кусок Казахстана и китайскую Кашгарию.

В итоге ночь я не проспал, а промучался в каком-то полу забытье. Машенька неожиданно мне ничего не сказала, только утром обняла и молча поцеловала.

Следующий день я решил посвятить общению с Лаврентием. Он последнее время целиком и полностью занимался только одним — созданием многозарядной винтовки.

Как я и ожидал, опытный экземпляр нарисованной мною по памяти винтовки системы Мосина, был готов. Укороченный ствол без постоянно примкнутого штыка, а только по необходимости, с массой мелких усовершенствований, безотказная, легко разбирается и тут же собирается, магазин на пять патронов — одним словом почти чудо-оружие.

Но реально за месяц можно будут делать один экземпляр, потому что нужное качество деталей получается только в золотых руках Лаврентия, также как и необходимые для стрельбы унитарные патроны калибра 7,62 мм.

Наш мастер золотые руки и сам понимал что одна винтовка в неделю это очень мало. Поэтому демонстрируя свой шедевр, он не как обычно радостно улыбался, а был просто угрюмым.

— Ты, Лаврентий, на меня чего-то сегодня обижен. Обычно с радостью показываешь свои изделия, а сегодня чуть ли не сквозь зубы говоришь, — так говорить конечно с моей стороны не совсем хорошо, но надо попытаться подвигнуть его на очередной трудовой и изобретательский подвиг.

Но Лаврентий мою хитрость раскусил и грустно улыбнулся.

— Да вы, Григорий Иванович, сами все понимаете. Мы конечно молодцы, но я же понимаю, что требуется не одну призовую винтовку сделать. А наладить её производство пока не получается, — ключевое слово во фразе Лаврентия пока. Если он так говорит, значит какие-то соображения у него есть.

— Если я тебя, Лаврентий, правильно понял, то у тебя есть какие-то соображения как нам эту проблему решать.

— Есть у меня соображения, Григорий Иванович, — настроение Лаврентия сразу же стало меняться как только мы заговорили про его соображения. — Да вот только Петр Сергеевич со мной не согласен. И Игнат тоже.

— А ты можешь мне свои соображения сейчас коротко изложить, а я сейчас же с ними побеседую, — слова Лаврентия меня поразили, первый раз у нас были такие расхождения во мнениях.

— А чего рассказывать, вот тут, — Лаврентий достал из стола пачку исписанных листов, — всё написано.

План Лаврентия был на мой взгляд крайне разумным и единственно верным. Он считал, что проблема в одном: у нас банально не хватает производственных мощностей и обученных кадров для хотя бы мелко серийного изготовления многозарядных винтовок и новых патронов.

Поэтому он предлагает построить новый завод, который будет заниматься исключительно производством оружия.

— С твоими предложениями всё понятно. Но почему они с этим не согласны, ведь это же очевидно! — моему удивлению не было предела.

— Петр Сергеевич говорит, что у нас даже десятка свободных рук нет. Всё только дай говорят. И чтобы что то сократить ваше согласие требуется.

А вот это правда. Дефицит рабочих рук у нас на самом деле ужасающий. И похоже постоянное стремление расширяться может сыграть с нами злую шутку.

— Открою тебе Лаврентий страшную тайну, именно за этим я сегодня и приехал, — закончив на этом наш разговор, я поспешил в контору, где меня предсказуемо ожидали Петр Сергеевич, Игнат и Яков для продолжения моего разговора с Лаврентием.

Я с порога понял что они готовы к предметному разговору. Писанина Лаврентия была у меня в руках и можно было сразу же брать взять быка за рога.

— Хочу понять почему с такими разумными предложениями, — написанное Лаврентием я, зайдя в контору, сразу же положил на стол, — у нас некоторые господа не согласны?

Говорить начал Игнат, а не как обычно Перт Сергеевич.

— Лаврентий конечно прав. Это никто не отрицает. Но как выяснилось, производство разработанной винтовки и патронов к ней требует, совершенно другого технического уровня производства, — Игнат начал говорить очевидные вещи и я начал удивляться сложившейся ситуации.

— Это естественно и очевидно, Игнат Федорович. И мне не понятно в чем тогда дело, — я в недоумении развел руками. — Давайте создавать такое производство.

— Дело это не быстрое и хлопотное, — заговорил Петр Сергеевич. — Лаврентий нас не правильно понял. Он с этой винтовкой немного заработался.

Петр Сергеевич поудобнее устроился в своем кресле за рабочим столом, придвинул бумаги Лаврентия и достал свои.

— Я даже собрался на него жаловаться. Он с чего-то решил, что нам эти винтовки срочно нужны в большом количестве. Заявил, что надо чуть ли не всё остановить и заняться только ими.

— Это у него из-за Насти, — Яков до этого момента с непонятной улыбкой слушал наш разговор. — Она тут две недели в госпитале лежала с ребенком, у них малыш сильно температурил. А Лаврентий без неё не может. Но вы, Григорий Иванович, не волнуйтесь за него. Настя с минуты на минуту будет дома и у нашего мастера голова сразу же заработает правильно.

Объяснение как выяснилось не существующего конфликта меня даже немного поразило. Вот уж не думал, что наши золотые руки так свою жену любит, что без неё даже немного дурковать начинает.

Хотя если подумать, то ничего в этом удивительного нет. Только благодаря жене Лаврентий физически стал полноценным человеком.

— На этом считаем вопрос закрытым и начинаем обсуждение по существу, — подвел я итог достаточно глупому разговору. — Петр Сергеевич, что скажите?

— Повторю сказанное Игнатом Федоровичем. Лаврентий прав. Надо создавать новое отдельное оружейное производство.

Оказалось, что план создания нового производства у Петра Сергеевича есть. Он конечно не детально разработан, но вполне годится чтобы его принять как говорится за основу. И естественно это не его личное творчество, а разработка троицы ожидающей моего вердикта.

Мои товарищи предложили построить рядом со старым заводом на Терешкина новый, который будет заниматься только производством вооружения.

Этот завод они предложили назвать Арсеналом. Он должен будет выпускать только два вида оружия: многозарядную винтовку калибра 7,62 и артиллерийские орудия калибра 76 мм с длиной ствола 40 калибров и cоответственно унитарные патроны и снаряды к ним.

Петр Сергеевич предложил ограничиться выпуском только этих винтовок и орудий, отказавшись от производства всего остального: казнозарядных гладкоствольных ружей и однозарядных нарезных винтовок, пистолетов и орудий калибра 122 мм.

Казнозарядных гладкоствольных ружей и однозарядных винтовок мы произвели достаточно. Их хватит чтобы вооружить союзников тувинцев и наших людей. А гвардии надо со временем перевооружать на новые винтовки.

Для оснащения Арсенала Петр Сергеевич и Игнат разработали новые станки, которые позволят производить новые винтовки и необходимые унитарные боеприпасы к ним. Все полуфабрикаты для винтовочных и орудийных стволов отливать в Туране, закрыв полностью литейку в Долине.

Всего в Арсенале должно будет работать пятьсот рабочих, техников и инженеров. И вот тут начиналось самое интересное.

Такого количества рабочих рук у нас просто не было. Сворачивание старого оружейного производства и перепрофилирование литейки давали не больше двух сотен. Привлекать китайские кадры для работы в Арсенале наши инженеры категорически не хотели, как собственно и я. Максимум только на этапе строительства самого Арсенала.

— И какой выход из ситуации вам, господа, видеться? — у меня уже был вариант решения проблемы, но надо знать мнение могучей «тройки».

Роли у них похоже были заранее распределены, потому что на этот вопрос начал отвечать Яков, который до этого всё больше молчал.

— Временно остановиться, — Яков внимательно посмотрел на меня и начал своё объяснение. — В Порожном у нас работают ткацкая и бумажные фабрики, кирпичный завод, типография и добывается газ. Он идет в котельную, подается в дома и на переработку, где из него мы добываем гелий и получаем машинные масла и топливо, бензин, керосин и солярку. Здесь мы ничего не можем сократить, только притормозить все планы расширения.

Слушая Якова, я стал как бы со стороны смотреть на наши прогрессорские успехи. Это на самом деле совершенно невероятно, но мы действительно шагнули в конец известных мне девятнадцатого и начала двадцатого веков.

Яков же тем временем продолжал.

— Отдельно хочу обратить ваше внимание, господа, на дорожное строительство. Наш уважаемый Афанасий Леонов построил вполне приличные дороги Порожное-Мирский острог-Усинск и Порожное-Минусинск, достраивает мост через Енисей вблизи Большого порога. На мой взгляд дорогой можно назвать и то, что построено вдоль Енисея до Усть-Уса. У него планах продолжение дороги на Абазу и дальнейшее улучшение дороги через Мирский хребет. Я против этих планов не возражаю, особенно дороги через Мирский, там все-таки мы будем прокладывать трубопровод до Усинска. Но есть небольшой нюанс.

Тут я сразу же понял о каком нюансе говорит Яков.

У Афанасия должны начать появляться свободные рабочие руки и он наверняка вынашивает какие-нибудь планы строительства новых дорог.

— Полагаю, что у Леонова появились свободные рабочие руки и он наверняка хочет предложить новую дорогу? — решил я упредить докладчикаа.

— Именно так, Григорий Иванович, — подтвредил моё предположение Петр Сергеевич. — И мы считаем, что эти золотые кадры надо направить на строительство нового Арсенала.

— А главным строителем назначить самого Афанасия, — продолжил я высказанную мысль. — И больше вопрос об этом строительстве не поднимать. Главное задачу Афанасию правильно поставить.

Моё предложение было тут же принято, а я решил переключить докладчика немного на другую тему.

— Со строительством Арсенала считаю вопрос решенным. Афанасий нужные кадры найдет и всё во время построит. Кто будет работать? Вы говорили только о двух сотнях рабочих, техниках и инженеров. Где брать остальные три сотни?

— Резерв, Григорий Иванович, только один — наша молодежь. По мере строительства Арсенала на него направлять на работать большую часть окончивших учёбу. Это главная проблема на мой взгляд. И здесь только ваш авторитет, я имею в виду вас и Владыку, может убедить так поступить большинство нашей молодежи. У многих насколько я знаю планы другие.

— Да у нас в ближайшие год-два такого количества выпускников даже нет, — засомневался я. Получается что некоторые вещи прошли мимо меня.

— Конечно только своими решить проблему не получится, — подключился доселе молчавший Игнат. — Я на эту тему беседовал с Тимофеем Леонтиевичем и он со своими сотрудниками займется подбором нужных кадров среди молодых тувинцев и китайцев, которые учатся вместе с нашими. А чтобы гнилости и предательства избежат, так для этого у нас Лонгин Андреевич есть.

Эту тему мы с Лонгином обсудили и он сам предложил вариант, что временно за ним останется общее руководство разведкой, а непосредственно вся текущая работа будет на Семене Тимофеевиче Адарове, которому Лонгин полностью доверял. Сам же он пока полностью сосредоточится на внутренних делах, то есть на контрразведке.

Я сразу же согласился на его предложение, у меня последнее время появилось глухое предчувствие надвигающейся опасности именно со стороны кого-то из наших людей. Молчавший несколько лет мой внутренний страж последнее время активизировался.

— Хорошо, этот вопрос не к спеху, — я достал свою записную книжку и сделал об этом заметку. — На первое время кадры есть, а там видно будет. Давай-ка, Яков Иванович, для полноты картины доложи всё остальное. Ты я вижу к докладу основательно подготовился.

Перед Яковом лежала еще целая стопка исписанных листов. Он естественно к порученному делу составить отчетный доклад о наших успехах от появления в долине до сего дня отнесся очень сознательно и выполнил это добросовестно.

— Рассказывать долго. У меня подготовлено три экземпляра. Один тебе, Григорий Иванович, другой будет в конторе и третий для общего пользования в Совете. В общих чертах предлагаю следующее.

Яков протянул мне сшитые листы моего экземпляра и откашлявшись продолжил.

— Первое — связь. У нас рабочие радиоприемники в Усинске, Туране, Порожном, здесь на заводе, в трех монастырях, Усть-Усе, Хем-Белдыре, Уланголе, Тэсе и на дальней заставе на озере Косогол. Телеграфные линии Усинск-Туран-Хем-Белдыр-Элегест, Усинск-Мирский острог-Порожное-Усть-Ус-Усинск. Линии работают безукоризненно. Паровые машины с электрогенераторами работают у нас на заводе, в Усинске, Железногорске, Туране, Элегесте, Усть-Усе и Порожном, — какими героическими усилиями удалось начать электрическую революцию Яков говорить не стал, мы все это и так знаем.

Хотя конечно в моем понимании более-менее на ТЭС тянут только две заводские, в Туране и на Терешкина, да в Порожном. Остальные так, по большому счету на подхвате. Интересно как Яков оценит электрическую часть.

— Степан Гордеевич у нас сейчас занимается исключительно электричеством. Он наладил производство свинцово-кислотных аккумуляторов. Все свои экспериментальные образцы Степан изъял и везде работают его серийные изделия. Всего на вчерашний день произведено ровно двадцать штук. В неделю сейчас делается два аккумулятора. Кроме этого он создал вполне рабочую электрическую батарею состоящую из нескольких электрических элементов. Григорий Иванович предложил её называть гравитационной ячейкой для специалистов, а для пользователей электрической батареей Иванова, их производство тоже налажено по одной батареи в день, — знаменитую гравитационную ячейку Даниэля я знал как свои пять.

Созданная в 60-х годах 19-ого века гравитационная ячейка стала популярной среди американских и британских телеграфных сетей и широко использовалась до 1950-х годов. Я с ней близко познакомился во время моих скитаний по Сибири после побега. В нашей Усинской долине они тоже были и с ними работал на своих уроках до конца своей педагогической деятельности.

Так что написать подробнейшую инструкцию по её созданию и эксплуатации труда не составило, а уж потом по полной постарался Степан и мы сейчас имеем мелкосерийное производство этих ячеек, которое покрывает потребности нашей связи.

— Помимо этого выпущено четыре электрогенератора или динами-машин мощностью по двести киловатт, три из них в работе, один резервный. У нас налажено производство электрогенераторов постоянного тока мощностью один, пять и пятнадцать киловатт. В работе по десять штук каждого типа, однокиловаттные все ушли в Туран, они установлены на автомобили. Остальные распределены по заводам, — Яков сделал паузу и как-то странно посмотрел на Петра Сергеевича и я понял, что сейчас он начнет говорить на неприятную для них тему.

Я был потрясен когда они не смогли разобраться в тонкостях элементарного на мой взгляд вопроса — двигателе переменном токе. А вот Степан всё что касается электричества схватывает буквально на лету.

— Сейчас Степан Гордеевич лично занимается двигателем переменного тока. Эти работы вы, Григорий Иванович, знаете лучше нас, — разговора на неприятную тему Яков достаточно изящно решил избежать.

Про нашу электрическую часть Якову рассказывать было совсем не обязательно. Я непосредственно постоянно занимался различным работам по этой части и конечно медициной и сам могу подробно рассказать о положение дел в ведомстве Степана Гордеевича Иванова.

Положение дел в нашей металлургии было блестящим, причем со всех для нас значимых отделах: черной, цветной и драгоценной. Братья Маннесман возможно будут отдыхать, по крайней мере свои таланты им скорее всего придется прикладывать для других изобретений.

Можно смело сказать, что сейчас весь необходимый чермет у нас есть. Конечно очень многое просто золотое, но взять это совершенно не откуда.

Цветмет обеспечивает тоже обеспечивает нас всем необходимым. И здесь ситуация немного другая. Тоже производство меди и свинца у нас вполне конкурентоспособно например с Россией. Мы даже можем торговать этим, но пока нет необходимых объемов.

Потихоньку у нас налаживается производство алюминия, но это пока еще почти «золотой» металл. По капельке он производится и складируется.

Туран смело можно называть еще и центром нашего появляющегося автопрома. Пусть в час по чайной ложке, но автомобили у нас уже строятся. Все они пока с газогенраторными установками и я лично это не считаю это недостатком.

Конечно можно немного и ускориться с их выпуском, но надо сначала добиться определенного качества производства наших железных коней. И здесь главным является максимальная безаварийность автомобилей.

Яков впереди планеты всей минимум на сто лет, последнее его достижение открытие тринитротооуола или тротила. Он знает, что это взрывчатое вещество и сейчас работает над этим.

Им налажена достаточно глубокая переработка нефти и каменного угля, а всё что еще остается просто тоже складируется. Всё это сосредоточено в Порожном. Туда мы возим и доставляемую из Китая и иркутских пределов нефть.

Глава 16

Общее руководство канцелярией по-прежнему было за Степаном, это была данность и никому не приходило в голову, что этим должен заниматься кто-то другой.

А вот электрические дела у него были для души. Этим он мог заниматься без сна и отдыха сутками напролет. Личной жизни у Степана не было, женщины его не интересовали совсем, хотя я достоверно знал, что желающие пойти с ним под венец имеются. Это меня одно время сильно тревожило, молодой человек и абсолютное безразличие к прекрасному полу.

Однажды на эту тему состоялся разговор с Владыкой Филаретом. Он выслушал меня и очень мягко улыбнулся.

— Вы же, Григорий Иванович, знаете что означает слово перфекционист? — такого поворота нашего разговора я не ожидал и даже не сразу понял вопроса.

Сообразив же, несколько растерянно ответил:

— Конечно знаю.

— Так вот наш Степан Гордеевич таким является во всем. И свой женский идеал он еще не встретил, — Владыка сделал паузу и многозначительно закончил. — Пока не встретил, но думаю что это не за горами.

Все мои ближайшие помощники были по большому счету перфекционисты. Но Степан был им наверное в квадрате и это было главным, когда я решил поручить ему развитие электрических дел.

В какой-то момент доклада Якова у меня появилось непонимание происходящего, с какой целью он всё это говорит? С положением дел у нас можно в любой момент ознакомиться в канцелярии.

Яков видимо почувствовал это и тут же расставил все точки над и.

— Всё, что я говорю, конечно всем нам хорошо известно. Но думаю дать общую картину не вредно.

— Хорошо, Яков Иванович. Давайте на этом закругляться. Если вы не против, я подведу итог, — воду в ступе толочь можно до бесконечности, как и убеждать друг друга какие мы хорошие.

— Итак господа. С завтрашнего дня ни каких новых проектов, кроме строительства Арсенала. Доводим до ума то, что есть, особенно автомобили и связь. Все перспективные разработки пока тоже откладываем, кроме создания паровоза и парохода, — этим делом понемногу начал заниматься Игнат. — Задача через год быть готовыми к большой войне с Китаем. Если даже что-то путнее из Кашгарской авантюры и получится, очередного столкновения с Пекином нам не избежать.

Ерофей сразу же после заседания Совета решил провести инспекцию своего хозяйства и не откладывая дело в долгий ящик, вместе с Лонгином, Семеном Адаровым и Ванчей уехал в Туву.

Наш алтаец последнее время как-то незаметно тоже сосредоточился на работе с Лонгином.

В ходе войн с Джунгарией родственные ему народности конечно пострадали ужасно. То, что делали маньчжуры c джунгарами иначе как геноцидом не назовешь, но с тех пор прошло несколько десятков лет, руки мы тоже руки немного поукоротили и понемногу численность джунгаров стала восстанавливаться.

Алтайцы пострадали конечно не так, как джунгары, но тоже понесли существенные людские потери, как и их кровные родственники тувинцы. Теплых чувств они к маньчжурам совершенно не питали и поэтому с ними у них установились отличнейшие отношения.

Ерофей должен проинспектировать наши дальние рубежи, а Лонгин со своими помощниками организовать дополнительные каналы разведки в Китае. Задача — к весне достоверно знать о намерениях маньчжуров.

В Усинск я возвращался совершенно не торопясь. Мне почему-то захотелось вообще какое-то расстояние пройти пешком.

После коротких размышлений о поездке Ерофея я переключился на наши медицинские дела.

Здесь всё было вообще в шоколаде. Яков подогнал нам необходимые химикаты, наши умельцы по моим чертежам и наброскам наклепали все необходимое и наши хирурги во главе с Евдокией смело штурмовали высотыхирургии знакомые мне по моей послевоенной практике.

У нас уже были термометры, танометры, фонендоскопы, кардиографы, знакомый мне всевозможный медицинский инструментарий, в операционных были пусть и примитивные, но настоящие наркозные аппараты. А в госпиталях Усинска и Турана я создал прообразы будущих палат реанимации.

Наши клинические лаборатории при госпиталях также выдавали почти все знакомые мне по моей деятельности лабораторные показатели.

Единственное, где мы еще не достигли намеченного мною, было получение антибиотиков.

Пенициллин по большому счету у нас есть. Но это пока еще не тот препарат, который смело можно применять. Пока что это еще можно сказать полуфабрикат. Конечно несколько раз от безысходности мы его вводили и ничего страшного не случилось. Но я то знал, что это шутки с огнем.

Хорошо что у нас, благодаря гению Якова, уже был кортизон. И когда полгода назад был анафилактический шок после введения нашего «сырого» пенициллина, мы сумели не потерять больного.

Та история оказалась катализатором для доктора Павлова с его компанией и они резко ускорились в своих работах и к зиме обещают наладить наконец-то производство пенициллина необходимого качества.

И даже более того. На подходе тетрациклин, стрептомицин и стрептоцид.

С прививочным делом все обстояло отлично. В Усть-Усе у нас противооспенная лаборатория, которая исправно поставляла вакцину и у нас абсолютно все были привиты от этой заразы. Постепенно, благодаря усилиям и личному авторитету окружного начальника и нашего главного компаньона купца Томилина, вакцинируется население Минусинского округа, Абаза с окрестностями и Красноярск.

Из самого неотложного по медицинской части, надо скорее завершить комплектование и оснащение построенной больницы в Уланголе и можно будет полностью сосредоточится на строительстве дирижаблей. Это на мой взгляд сейчас главное.

Несколько месяцев пролетели незаметно — как один день. Пролетело Рождество, наступил новый 1790-ый год. Первого января из Петербурга наконец-то пришли с нетерпением ожидаемые мною последние европейские новости.

Как и должно быть во Франции началась Революция и она протекает по известному мне сценарию и своим чередом идет очередная война с турками. У меня, честно говоря, отлегло. Моё попаданство не изменило глобальный ход мирового процесса. Было еще и повторное изложение начавшейся истории США, но она меня пока совершенно не интересовала, тем более, что там тоже всё идет так как известно мгн.

Прошедшей осенью после многолетнего сна проснулся товарищ Нострадамус и быстро просто озверел. Чувство надвигающейся опасности в началу нового года стало постоянным, оно не отпускало меня ни на секунду.

Я знал, что в ближайшее время вскроется какое-то предательство в наших рядах и придет пренеприятнейшее известие из Китая.

Лонгин упитанностью никогда не отличался, а к концу года стал вообще как тростиночка. Мне казалось, что он совершенно перестал спать, днем и ночью будучи на своем боевом посту.

Еще в середине декабря господин Адаров получил весточку из Китая, что люди всесильного Хэшэня планируют захватить у нас образцы стрелкового оружия.

Сделать это они предполагают с помощью предателя в наших рядах.

Третьего января пришло очередное очень подробное донесение из Китая и секретное письмо из Минусинска. Никанор Поликарпович предупреждал нас, что в наших рядах возможно оказался предатель, вернее засланный казачок.

Письмо из Минусинска на первый взгляд было самым обычным — торговая переписка купца Томилина с нами, вернее даже не переписка, а отчет за одиннадцать месяцев прошедшего года. А в конце была небольшая приписка симпатическими чернилами. У нас по этому поводу есть договоренность.

У Лонгина наверное были какие-то смутные подозрения и он дал почитать полученные донесения и письма тестю.

Леонтий Тимофеевич на два раза прочитал секретное дополнение и вернул его Лонгину.

— Третьего дня ко мне приезжал Денис. Собрался он уже уезжать и вдруг спрашивает меня, а не видел ли я случайно староверов, пришедших к нам перед самым снегом? — Леонтий Тимофеевич сделал паузу и многозначительно оглядел нас.

Тема была животрепещущая и Лонгин пришел ко мне вместе с Ерофеем, который в начавшемся разговоре пока не участвовал, а молча слушал.

— Это имеются в виду те, кто пришли к нам через иркутские караулы? — наконец-то нарушил свое молчание Ерофей.

— Именно они, — подтвердил тесть. — Они же сразу остались у Морозовых и здесь их никто толком не видел. А Денис оказывается с Михайловыми в каком-то родстве состоит и ездил к ним в гости. Так вот он с этими староверами в Уланголе случайно столкнулся и один из них ему не понравился. У него сложилось такое впечатление, что он избегает попадаться на глаза. Всё наровил к Денису спиной поворачиваться. А самое главное, голосок очень знакомый и Денису неприятный. Вот только вспомнить, кто это он не может.

У меня внезапно резко и больно запульсировала в висках и я повернулся к Лонгину.

— Денису не показалось, я в этом абсолютно уверен. Сколько их пришло?

— Пятеро, один с семьей. Он попросился в Туран. Двое остались с Тэсе, двое в Уланголе.

— Вызывай Леонова и срочно в Туран. В Улангол приказ — взять всех четверых и везти в Туран. Не мне тебя, Лонгин Андреевич, учить что и как спрашивать, но языки ты должен им всем развязать.

— Задача, Григорий Иванович, понятна. Только разреши мне действовать по своему усмотрению.

— Это как? — удивился Ерофей.

— Если кто-то из них враг, то пока мы будем его возить туда-сюда, сообщники уйдут. А они я уверен есть. Поэтому я прикажу допросить их прямо там. Там у меня есть нужные специалисты.

— Хорошо, делай как знаешь. Только вражин этих сюда потом привези. А ты, Ерофей Кузьмич, еще раз проведи инспекцию нашего вооружения.

Лонгин и Ерофей тут же уехали, перед отъездом посоветовав мне тщательно изучить последнее донесение их Китая.

Правильнее это было бы назвать аналитической запиской о положении дел в Поднебесной. Клеопатра капнула так глубоко,что у меня даже дух перехватило.

Она, если это всё её творчество, а не кого-то другого неведомого нам человека, похоже большой специалист в военном деле, экономике и многом другом.

По её мнению эпоха больших армий в Китае закончилась во времена джунгарских войн и лет эдак сорок назад огромная военная машина оказалась совершенно не нужной и очень даже накладной. Молодой император Цяньлун провел реформу, сделав упор на небольшие летучие отряды, умеющие стрелять из ружей и луков и хорошо сражаются клинковым оружием. Поначалу они правда были обучены брать штурмом крепости.

И уже в крупнейших сражениях при завоеванию Восточного Туркестана с каждой стороны не было даже и десяти тысяч воинов.

Во Вьетнаме год назад была такая же картина, всего введённые туда войска составляли не более десяти человек.

Так что против нас действительно воевала огромная армия и больше такую армию для войны на далеких западных окраинах Китай выставить не сможет. Это уже сейчас колосс на глиняных ногах, который в первую очередь губит запредельная коррупция и государственное самомнение — мы самые сильные. Да только им невдомек, что сильные вы только в своем курятнике и любая европейская держава уже сейчас разобьет Китай, если очень захочет.

Если вдруг наше оружие попадет в руки китайцев, то ничего страшного в этом нет. Они сейчас не сумеют наладить его производство, уровень развития техники у них не тот. Поднебесная в этом деле уже отстала от Европы на много-много лет. Да и потребности в этом нет, все серьезные противники Китая повержены и они еще более отсталые.

Опасность в другом — наше оружие может попасть в руки китайских иезуитов, а те переправят его в Европу. А вот там могут быстро разобраться, оценить и наладить своё производство.

Бездымный порох есть только у нас. Качество европейских дымных порохов конечно уступает нашему, но вполне сопоставимо. Разобраться с нашими патронами европейские оружейники смогут очень быстро.

Так что в этом варианте гипотетически может возникнуть опасность для России если например в армии революционной Франции вдруг появятся в большом количестве наши казнозарядные ружья или винтовки. И тогда с ними даже и Суворов не справится.

Петр Сергеевич и Яков неожиданно для меня ни какой опасности в попадании нашего оружия в чужие руки не видели.

— Григорий Иванович, нигде в мире, — господин инженер слово нигде выделил голосом, а затем и повторил, — подчеркиваю нигде, по щелчку пальцев не смогут быстро скопировать наше оружие. Это только кажется, что его казенную часть можно сделать быстро и как вы говорите на коленке.

Я всегда удивлялся, почему такая простая оружейная система как винтовка Ремингтона появилась только во второй половине 19-ого века как и унитарный патрон. И Петр Сергеевич изящно мне это объяснил.

— Но это только кажется. Пятнадцать лет назад в мире еще не было таких технологий и думаю нет и сейчас. Здесь необходима высокая техническая культура и точность в обработке металла. В ручную конечно это сделать можно, наш Лаврентий тому пример, да и отдельные охотничьи ружья у нас и в Европе тоже. Но без наших станков и оборудования массовое производство невозможно.

Петр Сергеевич сделал паузу и подытожил.

— Не желательно конечно, но большой беды не будет если даже что-то и уйдет в чужие руки.

— Тогда, следуя вашей логике, Петр Сергеевич, — логически продолжил я его мысль, — мы можем смело продавать например наши гладкоствольные ружья и бумажные патроны к ним?

— Можем, — подключился к разговору Яков.

Он до сего момента молчал и только кивал головой соглашаясь с господином инженером.

— Но береженого Бог бережет. И до поры до времени этого делать не надо.

Через неделю Лонгин прислал депешу:

«Враг обезврежен, сообщников взяли. Подробности при личной встречи. Арестованных под конвоем везу в Туран».

Тюрьмы у нас не было, так еще ни разу не возникало необходимости в таком заведении, а вот кая гауптвахта была. На этом настоял Ерофей. Совершенно неожиданно для всех он однажды сразу же после последнего сражения на Енисее в очень категорической форме потребовал её появления заявив, что настоящей армии без губы не бывает. Тут я с ним был полностью согласен.

Когда началось преследование отступающих маньчжуров, один из младших командиров нашей гвардии выразил несогласие с приказом командира полка капитана Михайлова.

Всё это произошло на наших глазах, Ерофея и моих. Полковник тут же продублировал приказ и уже вечером пожалел об этом. Сержант всё равно сделал по своему и в результате погиб.

Эту историю мы сразу после окончания боев обсуждали на первом же Совете и Ерофей потребовал учреждения гауптвахты.

— Приказ начальника — закон для подчиненного. Мертвые сраму не имут, сержант конечно погиб героически, но этого не случилось бы, если он, просто не рассуждая, выполнил бы приказ. А мне дураку надо было раньше об этом думать когда два умника начали возмущаться зачем гвардейцы занимаются строевой подготовкой. Была бы губа, посадил бы их суток на пять и ни каких проблем.

Я с полковником был целиком и полностью согласен, но было видно что с ним большинство членов Совета не согласны. Полковник тоже это отлично видел и в качестве аргумента обвел всех взглядом.

Иногда он был у него таким тяжелым, что как говорится язык к небу прилепал при попытке возразить.

— Без гауптвахты дисциплины и соответственно армии не бывает. Мордобоем заниматься я не желаю, а так глупо людей терять — нож под сердце. Самому лучше голову подставить. Раз я командую нашей армией по вашему общему решению, то позвольте мне и решать как это делать.

После этих слов полковника решили все чисто армейские вопросы передать полностью с его компетенцию, в том числе и вопрос наличия гауптвахты.

Через полгода у нас их было целых две. К первоначально созданной губе в Усинске, быстро подавилось такое же заведение в Туране. Сделано это было по просьбе Ольчея.

Наводить строгий порядок среди своих воинов бесчеловечными методами монголов и маньчжуров он не хотел, а вот арест на губе, который был сопряжен с муштрой на плацу, ночными учебными подъемами и обязательным выполнением каких-нибудь грязных работ, оказался очень действенной мерой.

Глава 17

У нас за всё время на губе побывало девять гвардейцев. Два из них сидели там за самоволки. Это были совсем молодые ребята только что призванные на службу. Расставание со своими дамами сердца даже на несколько дней для них были невыносимы и пришлось лечить этот нетерпеж гауптвахтой.

Шестеро были говоруны и умники, обсуждающие приказы командиров. И один был случай совершенно вопиющий по моему мнению. Один из гвардейцев поругался со своей женой и напился в хлам. Сделал он это на службе.

Сутками на гауптвахте дело не ограничилось. Пан Казимир сразу же пустил в ход свои пудовые кулаки, да еще и лично погонял глупую бабу.

Самое интересное, что его действия вызвали всеобщее одобрение и гвардейская половина через какое-то время поклонилась ему в ноги за науку. Но Ерофей был в ярости и готов сам был навещать своему офицеру, но сдержался.

Казимир в итоге десять дней просидел на хлебе и воде под арестом в штабе, а на губе появилась офицерская камера.

Через какое-то время с подачи Ольчея на губу стали сажать и гражданских. У нас это почти всё были гуляки. Таких было мало, но к сожалению из песни слов не выкинешь.

А вот Ольчей своих этим способом лечим достаточно широко. Оюн Дажы быстро оценил этот метод и тоже стал его практиковать.

Вот на эту гауптвахту Лонгин и доставил арестованных: русского лжестаровера и трех китайцев.

Денис не ошибся. Засланного казачка он раньше встречал. Гадкий, беспринципный человечишко. В своё время принявший активное участие в разграблении оставленного имущества Леонтия Тимофеевича. Его в конечном итоге признали всё, кто пришел к нам с моим тестем.

На допросе он рассказал, что два продажных иркутских купца были наняты китайцами для организации захвата нашего оружия. Для этого один из самых верных сообщников под маркой старовера проник к нам. Остальные четверо из той группы были как говорится ни приделах.

Эти же купцы в своё время организовали и большое жизненное приключение своему конкуренту. Об этом негодяй признался так сказать попутно.

Китайцев-предателей самостоятельно вычислил Илья Михайлов. Когда ему доложили, что двое китайцев с северного берега Хяргас-Нура внезапно отправили свои семьи в Китай, он насторожился, приказал их тут же арестовать и допросить.

Китайцы раскололись тут же и сдали своего сообщника из Улангола, которого Илья уже брал вместе с Лонгином. У него кстати семьи не было.

Закончив допрос, я поплелся в наш штаб в Туране. Я именно плелся, а не шел. На душе была какая-то пустота. Лонгин и шел сзади и похоже у него состояние тоже не самое лучшее.

В штабе меня ждали Ерофей с со своей Софьей, Степан гордеевич, Шишкин, Леонтий Тимофеевич и все, пришедшие с ним. В помещении стоит чуть ли не звенящая тишина.

Никто, даже Ерофей с Лонгином, не поднимают глаза. Все понимают, что сейчас надо решать судьбу этих людей, которых по всему надо приговаривать к смерти. И тут Машенька подняла опущенную голову и посмотрела прямо мне в глаза.

«Родненький ты мой. Решать тебе, но я всегда с тобой», — в голове явственно твердо и участливо прозвучал голос жены.

Я оглядел присутствующих и отчеканил.

— Властью данной мне вами и подтвержденной Государыней Императрицей я, Григорий Иванович Крылов, Светлейший Князь Усинский, приговариваю изменников, обманувших всех нас, растоптавших наше доверие и вступивших в преступный сговор с врагами к смертной казни — расстрелу.

Я достал из своей командирской сумки написанный сразу же после последнего допроса текст приговора, взял перо, подписал его и протянул Степан. Тот молча прочитал текст, достал наше главную гербовую печать, аккуратно поставил на ней оттиск и вернул мне.

— Приговор привести в исполнение публично сегодня же здесь в Туране, — я продолжил говорить, протянув утвержденный текст приговора Лонгину. Подразумевая этим, что он будет техническим организатором приведения приговора в исполнение. — В войсках, на военных предприятиях и среди китайцев провести разъяснительные беседы. Отпечатать и во всех наших поселениях вывесить листовки с изложением сути дела. Проинформировать о случившемся Ольчея. И последнее, кто не согласен с моим решением?

Молчание знак согласия. Но неожиданно для меня заговорил Лонгин.

— Я согласен с вашим решением, Григорий Иванович. У меня вопрос. Со мной приехало пять китайцев, двое с Хяргас-Нура. Они заявили, что изменники заслуживают смерти и готовы казнить их. Пусть китайцев расстреливают они, а нашего я лично сам. Он нам много горя причинил.

Последней точкой в этом деле были два письма. Одно ушло в Минусинск, другое в Иркутск.

Торговля c нами приносила большие барыши. Наши товары в конечном итоге продавались с большими накрутками уже в Иркутске и Красноярске. А в Европейской России, Пекине или Европе стоили бешеных денег.

Поэтому я потребовал от властей Иркутска провести следствие и наказать виновных. Их я смело назвал изменниками. Что было абсолютной правдой, так как несмотря на уверения Петра Сергеевича, возможность внезапного массового копирования нашего оружия противниками России существовала.

А в письме окружному начальнику я вообще немного передернул, написав, что рассматривал возможность продажи небольших партий наших ружей властям округа. Но после этого ЧП передумал.

Наша агентура в Минусинске Красноярске и Питере не раз докладывала об интересе к нашему оружию. А здесь вдруг такая заковыка случилась. Так что разборка полетов в Иркутске должна быть на самом высоком уровне.

Попытка диверсии против нас дала совершенно неожиданный результат. Резко ускорились все работы по строительству дирижаблей и Арсенала. А в мастерской Лаврентия вообще совершили трудовой подвиг и первому марта он с гордостью доложил, что теперь они могут каждый месяц делать по три новых многозарядных винтовки а-ля Мосин.

Всё это Лаврентий успел мне сообщить когда я в полдень первого марта приехал на завод с Лонгином и Ерофеем, где нас ждали Петр Сергеевич, Яков и Игнат. Степан и Леонтий Тимофеевич немного отстали в дороге и должны поехать с минуты на минуту.

За последнее время как-то само собой сложилось, что все наши животрепещущие вопросы решались группой именно этих товарищей. Я полностью момредоточился на строительстве дирижаблей и Леонтий Тимофеевич стал у нас везде, где можно вторым лицом. Что кстати очень даже пошло на пользу, жалоб на него не было, а многие дела стали делаться быстрее и главное эффективнее.

Мой тесть как говорится слово знал, да и за наши общие дела болел всей душой. Машенька однажды обсуждая какое-то его спорное решение назвала отца эффективным менеджером.

Услышав это выражение, я как говорится выпал в совершеннейший осадок. Но она со смехом напомнила мне, что я когда-то употребил это выражение и объяснил его значение. Других аргументов у супруги кстати не было и я был вынужден с ней согласиться.

Я решил воспользоваться задержкой в дороге Степана и тестя и сначала заскочить на минутку к Лаврентию. В том, что он приготовил приятный сюрприз у меня сомнений не было.

И действительно в оружейной пирамиде мастерской стояли целых пять новеньких винтовок и лежало десять обойм на шесть патронов.

Я хорошо в своё время знал легендарную мосинскую винтовку, много раз стрелял из неё и сразу же увидел отличия а изделиях Лаврентия.

Первое, что бросилось в глаза, был укороченный ствол и отсутствие примкнутого штыка, который конечно наличествовал. Но он был отдельно от винтовки и его не надо было носить постоянно примкнутым.

Приклад на первый взгляд был поудобнее и винтовка производила впечатление достаточно легкого и удобного оружия. Самой большой гордостью Лаврентия была полнейшая взаимо заменяемость деталей винтовки. Он пообещал мне продемонстрировать её при первой же возможности.

Накануне Лонгин получил какое-то донесение из Китая и попросил срочно собрать совещание на заводе. Что за донесение он рассказать не успел. В Усинск его в буквальном смысле привезли в полубессознательном состоянии.

Ерофей приказал положить Лонгина спать и послал за мной в Мирскую станицу, где мне свои успехи демонстрировали наши конезаводчики. Лонгин возражений против не имел и в итоге когда мы приехали на завод после трех часов сна был бодр и свеж.

Когда я вернулся в Усинск, Ерофей молча протянул мне донесение полученное Лонгином. Оно уже было в Туране расшифровано и изложено на понятном нам языке.

Новости были крайне не приятные. До Пекина дошло известие о провале операции по захвату нашего оружия и расстреле лазутчиков. Как и предполагалось за всем этим действительно стояли оставшиеся в Китае немногочисленные иезуиты.

Хэшэнь от них получил очень большой аванс и теперь они требовали эти деньги обратно. Естественно всесильный фаворит отдавать их не хотел и был в ярости. Пикантность ситуации придавал сам факт требования.

Вся эта ситуация показала, что на деле он бумажный тигр и всесильный фактически только в Пекине и окрестностях. И ничего не может сделать ни нам, ни иезуитам, скрывающимся где-то в горах на западе Китая. Дела на фронте, то осада восставшего Кашгара шли тоже из рук плохо.

Да и осадой это назвать было сложно. Кокандский хан резко передумал участвовать в этом деле и его воины ушли восвояси. Но это было полбеды.

Второй половиной было возобновление торговли с Кашгаром и мало того, среди кашгарцев появились добровольцы из Средней Азии, пришедшие на помощь своим единоверцам.

Но императорский фаворит бумажным тигром себя не считал и начал собирать большую армию.

Хэшень о чем-то договорился с иезуитами и они опять появились в Пекине и их неожиданно оказалось достаточно много. Среди них не меньше двух десятков явно имеющих военный опыт, которым было поручена подготовка нескольких отрядов к военному походу.

НА этот раз всё делается очень быстро и четко. Армию начинают собирать в провинции Ганьсу. Из Макао уже везут достаточно много европейского оружия, всего должно быть не меньше пяти тысяч мушкетов и двадцать современных французских 12-ти фунтовых пушек.

Мушкеты в основном французские, но и английские «Браун Бесс». Оружие конечно уже не новое, но исправное.

Им полностью будут вооружены новая дивизия численностью пять тысяч человек. В ней всем заправляют иезуиты. Она полностью будет укомплектована маньчжурами, как собственно и вся армия. Их не щадно гоняют и они будут представлять достаточно грозную силу.

Всего в поход выступит не менее пятнадцати тысяч солдат, полностью из маньчжурских знамен, даже всевозможные вспомогательные подразделения. Начало похода сначала было намечено на первые числа июня, но европейские инструкторы заявили, что в такие сроки подготовить армия «нового стиля» невозможно.

От нас Хэшэнь потребует подготовить армию в пять тысяч человек и за два месяца до своего выступления немедленно выступить в поход, чтобы встретиться в Турфанской впадине.

После разгрома Кашгара, где ударной силой Хэшэнь планирует сделать наши полки, он собирается внезапно напасть на нас.

Для этого в Урумчи будет организована засада. Пока мы будем воевать в Кашгарии, Хэшэнь усилит его гарнизон и когда мы после обратного перехода через Тянь-Шань начнем подходить к городу, внезапно напасть на нас.

Наша армия по-любому понесет потери в войне с Кашгаром и будет достаточно истощенной и усталой.

Его главная задача: захват нашего оружия и летающих драконов, если даже мы и сумеем накостылять маньчжурам. Большого похода с нашей стороны на Пекин Хэшэнь совершенно не боится. Китая слишком велик и еще достаточно силен, а нас откровенно мало.

Хотя я великолепно знаю историю опиумных войн, когда англичане еще меньшими силами разгромили Цинскую империю. Правда была нешуточная поддержка флота, но у нас тотальное превосходство в стрелковом вооружении и артиллерии.

Идея сосредотачивать армию в Ганьсу была совершенно правильной. Там несколько лет назад было восстание и большая часть восставших были мусульмане. И в этом есть некоторая логика, восстание в Кашгаре вызвало опять брожение и сочувствие среди уцелевшего после подавления восставших.

От самого дальнего западного лагеря сосредотачивающихся цинских войск до Турфана верст шестьсот. Сейчас еще существует озеро Лобнор и исчезнет только лет через сто пятьдесят.

Озеро конечно соленое и его вода для питья не годится. Но в него впадает еще достаточно полноводный Тарим, который питают могучие ледники Памира и Тянь-Шаня. Тут я конечно могу немного ошибаться, что на самом деле особо-то и не принципиально.

Главное, что его притоком является Яркенд, а в него впадает река Кашгар. И город стоит на его берегу.

Вот на этот Тамир мы вместе с маньчжурами должны выйти после соодинения в Турфане и вдоль него настукать на Кашгар.

— У Лонгина есть еще какая-то информация, но с ней он поделится с нами когда проснется, — добавил Ерофей, когда внимательно прочитал донесение.

Ожидая Степана, все молчали, как бы сговорившись начать совещание когда прибудут все заинтересованные лица. Да и надо было сначала просто переварить написанное в донесении.

Ерофей с Лонгином не теряя времени раскладывали на столе карты и все приготовленные документы. Они к предстоящей войне конкретно начали готовиться сразу же после расстрела изменников.

Ждать Степана и тестя пришлось не долго и как только они появились, я начал совещание.

— Лонгин Андреевич, что ты имеешь еще нам сообщить?

Обычно Лонгин бывал повеселее, а сейчас создавал впечатление ощипанного воробья и помогал Ерофею не поднимая глаз.

Услышав мой вопрос, он поднял голову и в его глазах я увидел слезы.

— Клеопатра со своей камеристкой погибли. Она подслушивала совещания Хэшэня с иезуитами, но за ними уже следили и когда наш связной ушел из Пекина их схватили, пытали, а затем обезглавили. Семен хочет выкрасть их тела и доставить к нам, чтобы похоронить по христиански. У него есть еще агенты в Китае, которые и сообщили о гибели Клеопатры.

Кто такая Клеопатра из присутствующих достоверно знали кроме Лонгина я и Ерофей и об этом сказано об этом открыто, значит в их гибели сомнений нет.

Повисшее тягостное молчание длилось несколько минут. Ни кому похоже не хотелось что-либо говорить первым.

— Клепатра со своей подругой были нашими настоящими боевыми товарищами и нам надо сделать так, чтобы их смерть была не напрасной и выполнить её просьбу. Давай, Ерофей Кузьмич, докладывай свои соображения.

Полковник резко встал, поправил мундир и начал говорить.

— Мой план предельно прост. Мы проводим мобилизацию за три дня и через неделю выступаем в поход. До Турфана около полутора тысяч километров. Наша армия совершает переход к его берегам и становится укрепленным лагерем на предполагаемом пути наступления цинской армии. Когда они появляются, мы выдвигаем ультиматум, при невыполнении переходим в наступление и наносим поражение противнику.

Я, как и всё, от Ерофея немного другого и в растерянно посмотрел на него.

Ерофей улыбнулся и сделал приглашающий жест.

— Прошу подойти к карте предполагаемого театра боевых действий. Здесь я все нарисовал, подробно обозначил и расписал.

Ерофей постоянно занимался составлением подробный карт нашей долины, Тувы и окрестностей. После последней войны с Китаем он подобрал себе двух умненьких ходожественно одаренных юношей и поручили им заниматься картографией.

Все наши владения они обошли и объехали, где на лошадях, а кое-где на машинах. Прикомандированный к гвардейскому штабу автомобиль чаще всего использовали именно они. Благодаря этому у нас были подробные и точные карты всех мест от Минусинска до китайских пределов, в том числе и линия наших караулов до иркутской границы.

Несколько раз они совершили достаточно рискованные путешествия в глубь китайских владений до Кобдо и Улясутая. Поездки в Кобдо ни какой опасности не представляли. Наша ставка на проявленную милость к пленным монголам сыграла и к нашим людям властелин Кобдо относился дружелюбно, совершенно игнорирую императорский указ о запрещении контактов с иностранцами, в конкретной ситуации с нами.

А вот в Улясутай соваться было смертельно опасно. В его пределах нам можно появляться только в качестве послов, причем после обязательного предварительного уведомления.

Тем не менее наши картографы сумели лично объехать все территории до Улясутая и составить приличные карты.

В преддверии предстоящих столкновений с Китаем, а полковник был абсолютно уверен, что еще хотя бы раз нам придется воевать с Поднебесной, он поставил своим ребятам задачу составить карты бывшей Джунгарии, Кашгарии и провинции Ганьсу.

Здесь конечно источником информации были только рассказы людей с той стороны. Наше золото хорошо развязывало языки купцам и караванщикам приходящим из Китая. И очень ценными ли источники информации нашего Ванчи среди его земляков.

Вся получаемая информация тщательно проверялась насколько было возможно, сравнивалась с поступающей из других источников и лишь после этого наносилась на карту.

В итоге в нашем распоряжении была на мой взгляд достаточно достоверная и точная карта Западного Китая и окрестностей, под которыми я подразумевал знакомую мне Среднюю Азию, Казахстан, Афганистан и Тибет с Гималаями.

Глава 18

Конкретных дат выполнения на карте не было, но их вписать было дело не долгое.

Мобилизацию Ерофей запланировал провести действительно за три дня. Это было по состоянию нашей гвардии вполне реально. Непосредственно в поход против китайцев должны выступить два полка гвардии, по тысячи человек и две четырехорудийные артиллерийские батареи. Еще один полк должен будет обеспечивать выдвижение основных сил.

Обеспечение выдвижение будет заключаться в создании укрепленных лагерей на расстоянии сотни километров друг от друга, естественно плюс-минус. В них будут размещены по сотне наших гвардейцев и по две сотни тувинцев. С Ольчеем этот вопрос Ерофей уже согласовал.

Рядом с с нашим пограничным караулом на дороге Улангол-Кобдо будет первый укрепленный лагерь. Он будет главной тыловой базой для нашей армии пошедшей в поход.

Следующий, такой же крупный, будет в окрестностях Кобдо. Затем крупный лагерь перед перевалами Монгольским Алтаем.

Это главное и основное трудное препятствие на пути нашей армии. Из Кобдо прямых дорог в Джунгарию нет, горные тропы не в счет. Горные высоты тут достигают четырех тысяч метров и более. Поэтому все дороги и тропы идут сначала на юго-восток и лишь затем пересекают хребты Монгольского Алтая или вообще достигают даже Гобийского.

Для нас это лишние сотни километров и поэтому Ерофей планирует переход через ущелье Бодоч. Там высоты от двух до трех тысяч метров и вдоль реки Бобоч оказывается есть тропа по которой проходят даже повозки.

Её проложили маньчжуры во время Джунгарских войн и она вполне годится для прохода нашей армии. Протяженность ущелья около девяноста километров. Ванча разведал эту дорогу и уверенно заявил, что там пройдет наша кавалерия и удастся провести артиллерию.

На выходе из него будет еще один укрепленный лагерь. А затем на юго-запад около четырехсот верст до Урумчи через пустыню Джунгарский Гоби. В его окрестностях также необходимо создать укрепленный лагерь и два на маршруте через пустыню.

Затем бросок через Восточный Тянь-Шань на Турфан. Это еще около ста пятидесяти километров. Там мы ждем подхода цинской армии и соединившись с ними участвуем в карательном походе на Кашгар или сами атаковываем подходящих маньчжуров.

Закончив свой доклад, Ерофей сделал паузу и добавил:

— Но если мы будем действовать именно так, то железно потерпим фиаско.

— Это почему же, Ерофей Кузьмич? — удивленно спросил Леонтий Тимофеевич.

— Наша главная ударная сила, на которую мы уповаем больше всего — дирижабли. Но на этом маршруте, — Ерофей ткнул в карту, — нам надо пересечь две горных системы, а тот же Восточный Тянь-Шань своими высотами не уступает Альпам. Там есть вечные ледники, а это не меньше четырех тысяч метров. Ущелье Бодоч по моему разумению высокогорное и извилистое, так что дирижаблям надо подниматься выше гор.

— Через Восточный Тянь-Шань мы пойдем по горной впадине меж двух хребтов, там высоты меньше, — уточнил Лонгин.

— В этом ты, Ерофей Кузьмич, прав, полет над горами это большой риск потерять дирижабль. Надо гарантированно подниматься тысяч на пять, — согласился я.

— Вдобавок ко всему, — ухмыльнулся Ерофей, — больше четырех сот верст по пустыне до Урумчи. Если сначала будут преобладать камни, то южнее пески. Машины до ущелья пройдут, а вот дальше вряд ли. Так что все снабжение опять с помощью дирижаблей. А там еще и песчаные бури. Обойти и облететь горы не вариант, это не меньше тысячи километров и риск потери дирижаблей сразу же увеличивается. По маршруту полета должны быть наши посты для обеспечения безопасности.

— В этом ты, Ерофей Кузьмич, не прав. Если летать только над постами, то из нашей долины вообще носа не высунешь, — не согласился я с полковником. — Другое дело нужна будет дозаправка. А это организовать будет очень сложно, особенно в пустынях. И какие-то укрытия нужны будут на случай бури.

— Тогда получается, что наш поход чистой воды авантюра? — разочарованно спросил Петр Сергеевич.

— Нет, но похоже, надо будет делать немного по-другому и в другие сроки, — задумчиво ответил Ерофей. — Вот только их нам диктует противник, времени откровенно маловато чтобы действовать иначе.

— А что надо иначе? — Яков во время подобных совещаний в основном молчал, он не раз мне говорил, что не совсем понимает цели своего присутствия на них.

Но я считал, что его присутствии обязательно, так как от успехов и достижений его компании у нас зависело слишком многое, если не сказать всё.

Абсолютно везде где пахло химией без мнения Якова обойтись было просто невозможно. Уж на чтобы казалось за многие годы Илья стал суперспециалистом во всех резиновых вопросах, а с Яковом советуется постоянно.

Отвечать на вопрос Ерофей явно не спешил. Он подошел к окну, посмотрел на уже веселое весеннее солнце и не спешно вернулся к столу.

— Главное начать выпуск многозарядных винтовок и наладить массовое производство унитарных патронов к ним. Сейчас в нашем распоряжении гарантированно всего три «Стрижа», — цифру три Ерофей произнес очень акцентировано. — Я уверен, что такого количества дирижаблей мало. Нужны более мощные.

В вопросах дирижаблестроения все карты были в моих руках и Ерофей вопросительно посмотрел на меня.

— Ерофей Кузьмич совершенно прав, сейчас в нас действительно три «Стрижа» готовых к применению в военных целях. Дальность полета каждого из них пятьсот километров, экипаж девять человек. На борт они могут взять два десятка пассажиров и сто пятьдесят килограммов груза. Это максимум что может дать нам эта модель дирижаблей.

После первых испытательных полетов мы рассчитывали немного на другое, казалось что можно будет увеличить грузоподъемность и дальность полета. Но пришлось выбирать между дальностью полета и грузоподъемностью и остановились на золотой середине.

— А максимальная высота полета? — нетерпеливо спросил Леонтий Тимофеевич. Он пока с дирижаблями был знаком меньше всех.

— На четыре тысячи метров два экспериментальных подъема уже были, но это делал только один самый опытный экипаж.

— А вооружение? — тут же последовал следующий вопрос.

— Стрелковое и гранаты. Яков Иванович разработал запалы которые позволят производить бомбометание с высоты пятиста метров, — я достал из своей полевой сумки эскиз «Альбатроса» и положил его на стол.

— На верфи у нас сейчас три рабочих стапеля. На одном достраивается еще один «Стриж», на других заложены «Орлы». Через пару недель первый из них совершит опытный полет. Второй через месяц. Но до ума их можно будет довести к осени. По нашим расчетом к год на одном стапели реально строить по два «Орла». Расчетная дальность полета этой модели тысяча километров. Экипаж пятнадцать человек. На борт он будет брать до сотни пассажиров и полтонны груза. В чисто грузовом варианте около полутора тонн груза. По расчетам этот дирижабль будет подниматься на высоту до шести тысяч метров. Крейсерская скорость «Орла» должна быть такой же как у ' Стрижей', около ста километров в час.

Я с усилием провел по эскизу Нового дирижабля, расправляя немного помятую бумагу.

— Новый дирижабль может стать серьёзной боевой силой, — довольно хмыкнул Ерофей. — Если конечно его удастся довести до ума.

— В этом деле почти всё зависит от господина Курочкина, — я сделал легкий поклон головой в сторону молча сидевшего немного в стороне Игната.

Он, озадачив металлургов проблемой получения необходимых ему жаропрочных сплавов, подключился ко мне и прогресс последних месяцев в создании дирижаблей целиком его заслуга. Иногда правда Петр Сергеевич отвлекает его на какие-нибудь работы на строящемся Арсенале.

— На сто процентов не гарантирую, но к осени наши дирижабли, три «Стрижа» и два «Орла» будут работать почти как часы Лаврентия, — выражения «часы Лаврентия» у нас было как знак качества чего-либо. — Вооружены они будут дополнительно устройствами для бомбометания. Бомбы Яков Иванович разрабатывает двух видов: фугасные и осколочные. Яков Иванович, расскажите, пожалуйста.

— Фугасная бомба будет снаряжаться пять килограммами взрывчатки и ими мы сможем в конечном итоге разрушить любое укрепление. Осколочная будет снаряжаться килограммом взрывчатки и противник будет поражаться осколками корпуса бомбы и шрапнелью. Разлет осколков до ста метров.

— Это такими бомбами мы можем любую армию разгромить чуть ли не на марше, — недоверчиво покачал головой Ерофей.

— Если они как бараны будут идти или ехать плотным строем. Не надо быть гением чтобы придумать противоядие —рассыпной строй, — внес я свои пять копеек в начинающееся обсуждение тактики применения дирижаблей.

Яков похоже уже задумывался над этим и тут же ответил.

— «Орел» должен воевать а паре со «Стрижом», а лучше с двумя и у него самого на борту должны быть стрелки. Отбомбился, противник рассыпался, тут же снизиться метров до ста пятидесяти, ниже думаю опасно будет и начинать стрелять из стрелкового оружия.

— Картинку вы конечно нарисовали сладостную. Только надо еще обучить личный состав стрелять с воздуха, да и бомбы метко кидать. К лету ничего этого у нас не будет, — выразил свои сомнения Ерофей. — Вот если бы у нас было хотя бы полгода времени…

— Мечтать не вредно, вредно не мечтать. Петр Сергеевич а как обстоят дела с Арсеналом? — решил я немного сменить тему обсуждения.

— Лучше чем ожидалось. К осени, самый крайний срок начало октября, начнем производство многозарядных винтовок. Первая патронная линия уже практически готова, идет наладка механизмов. Так что первые многозарядные винтовки можно смело передавать в гвардию для начала испытаний. Патронов к ним уже достаточно.

— Лонгин Андреевич, — воспользовавшись паузой, Леонтий Тимофеевич еще раз вступил в разговор, — Ты у нас с разведчик и дипломат. Я вот слушаю всех и делаю вывод, что нам еще с полгодика посидеть тихонечко не мешало бы. Можно что-нибудь предпринять или нет, мысли то у тебя есть или нет?

— Есть Леонтий Тимофеевич, — Лонгин ответил очень и очень серьёзно. В глазах внезапно появилась жесткость, губы напряглись и превратились в узкую щель.

Я заметил, что последнее время с ним всегда происходят именно такие внешние изменения, когда ему приходится принимать какие-то тяжелые или неприятные решения.

— Я, ваша светлость, сегодня вечером доложу свои соображения на этот счет, — закончил Лонгин свою мысль, теперь уже обращаясь ко мне.

— Ситуация, господа, в принципе понятна. Некоторые детали осталось понять. Степан Гордеевич, — наш начальник канцелярии и электрический босс по совместительству как и Игнат сидел и скромно молчал, — я последние недели не имел возможности подробно знакомиться с отчетами по нашей деятельности. Поэтому меня интересует вопрос состояния нашего автопарка. Количество и насколько мы можем рассчитывать на них?

Все машины начали оснащаться аккумуляторами и стартерами и Степан по собственной инициативе взял весь автомобильный вопрос на себя.

— На сегодня у нас, Григорий Иванович, ровно тридцать полуторатонных автомобилей, готовых в регулярной эксплуатации. На них стоят обкатанные двигатели и есть элетрооборудование: стартеры и фары. Все они имеют пробег по три-четыре тысячи по Туве и Долине после последнего техосмотра или ремонта. Я лично считаю, что большего мы пока добиться не можем. Конечно хотелось бы испытать машины пробегом по пустыне, но…

Степан развел руками, показывая что это бесплодные мечтания.

— Нет, нет, — запротестовал Ерофей, — это один из наших козырей и раньше времени его демонстрировать не надо.

— Да никто это и не собирается делать, — я усмехнулся. Ерофей так среагировал как будто

мы действительно собираемся устроить автопробег и раньше времени показать китайцам нашу технику.

Они конечно уже знают о наших железных конях, извергающих дым, которые бегают быстрее лошадей и которым не требуется ни сено ни овес, а только дрова.

Но одно дело слышать об этом, а другое увидеть воочию. Поэтому пока обойдемся имеющимися микропустынями Тувы и песками Убсунура и не будем демонстрировать наши достижения противнику.

— Степан Гордеевич, а как дела обстоят с радиосвязью?

Пару месяцев назад Степан обещал Лонгину к марту закончить, как он сам выразился, первый этап нашей радиофикации и пришло время держать ответ.

Степан заулыбался и довольно ответил:

— Как и обещал, Лонгин Андреевич. Вчера закончили последние работы и могу доложить. В Усинске, Туране, Усть-Усе, Порожном и Уланголе у нас построены стационарный радиостанции. Связь между ними устойчивая и хорошего качества. Изготовлено двадцать переносных или передвижных, кому как нравиться говорить, радиостанций. Обращаться с ними необходимо очень бережно. На расстоянии двести пятьдесят — триста километров устойчивуюрадиосвязь с нашими стационарными радиостанциями гарантирую. Между собой километров сто.

— Для дирижаблей маловато, — разочарованно прокомментировал Ерофей.

— Для дирижаблей месяца через два-три будут специальные радиостанции, более мощные чем переносные. Они полагаю обеспечат не меньше трехсот, а то и четырех сот километров дальности связи.

— Хорошо. Раскрою небольшую тайну. Мне лично наше совещание было необходимо, чтобы сложилась целостная картина нашей готовности к очередной войне с Китаем, которая на мой взгляд неизбежна. Вопрос только когда, — я оглядел своих товарищей и закончил.

— Мне лично всё понятно и если нет других предложений, то на этом я предлагаю закончить наше совещание.

Вечером Лонгин пригласил нас с Ерофеем к себе на ужин, решив совместить приятное с полезным. Всем, кто участвовал в нашем совещании на заводе я полностью доверял, но надо обсудить и решить вопросы совершенно секретнейшие о которых не должен знать ни один посторонний.

— Итак, Лонгин Андреевич, давай выкладывай нам с Ерофеем Кузьмичем свои соображения что можно предпринять чтобы заставить Хэшэня отложить намеченный поход.

Лонгин поставил на стол стакан с чаем и внимательно посмотрел в темноту за окном.

— Клеопатру схватили не за шпионаж, а за измену Хэшэню. Среди тех, кого в Европе наняли иезуиты оказался её земляк, который когда-то был в неё влюблен. У неё с ним начался роман. Кончилось всё печально, — такого поворота истории я не ожидал и был откровенно удивлен.

Лонгин замолчал и выбил пальцами барабанную дробь, а затем потер свои кулаки.

— Так вот этот земляк Клеопатры похоже был в курсе её работы на нас и знал её связного, который пока еще остается в Пекине. Он хочет чтобы мы помогли ему выкрасть тело Клеопатры и её подруги и захоронить по христиански у нас. И горит желанием отомстить Хэшэню.

— Надо полагать, что вся информация о военных приготовлениях Хэшэня была от него? — ответ на вопрос Ерофея был очевидный и Лонгин кивнув, продолжил.

— Европейские инструкторы очень невысокого мнения о вояках, которых они перевооружают и муштруют. Просьбу этого, — Лонгин запнулся подбирая слово, — друга Клеопатры мы выполним, а его попросим организовать саботаж подготовки маньчжурских полков нового строя.

— И ты думаешь с этого что-то получится? — засомневался Ерофей.

— Уверен. На них у Хэшэня основная надежда. Именно они должны ударить по нам и нанести нам поражение.

— Хорошо, давай попробуем. Ерофей Кузьмич, ты как считаешь? — Я вопросительно посмотрел на Ерофея.

— А чего не попробовать. Давайте попробуем. Дерзай, Лонгин Андреевич.

Лонгин улыбнулся и дурашливо изобразил поклон. Но тут же посерьезнил и продолжил говорить о деле.

— Но это не всё. Помимо этого надо плотно поработать с хозяином Кобдо.

Глава 19

Предложение поработать с Кобдо Ерофею похоже было интереснее и ближе. Он сразу же как-то встрепенулся и оживился.

— Что ты, Лонгин Андреевич, имеешь в виду и самое главное, что предлагаешь?

— В Кобдо и в Урге должно быть два наместника или амбаня, один маньчжур, другой из местной монгольской знати. Зачем в Кобдо не понятно, полное дублирование полномочий, отличие одно: только маньчжуру подчиняется знаменный гарнизон Кобдо. Это самое большое человек триста маньчжуров, сейчас их всего сотня.

Лонгин почему-то начал издалека, зачем-то решив рассказать нам то, что мы с Ерофеем и так знали.

— Год назад амбаня маньчжура отозвали в Пекин и остался один местный монгол Эмгын-хан. В Кобдо должно быть двадцать сумонов, но так как Убсунур отошел нам, то по факту там сейчас реально не больше пятнадцати. Причем чисто монгольских не больше половины. А этот Эмгын-хан хоть и чингизид, но настоящий полукровка. Его мать чистокровная алтайка, а бабка джунгарка, — Лонгин ухмыльнулся, а Ерофей удивленно хмыкнул.

Да и было чему удивляться. Таких подробностей об Эмгын-хане я например тоже не знал. Он был каким-то пятым или шестым среди своих братьев и не понятно каким образом получил отцовское наследство, оставив по большому счету с носом своих старших.

— Ванча сумел протоптать в ставку Эмгын-хана сначала тропиночку, а затем и широкую дорогу. У них нашлись какие-то общие родственники. Я не совсем разобрался в их родстве, но воспитавшая Ванчу бабушка очень почиталась родственниками хана по матери, — продолжал просвещать нас Лонгин и это уже явно было ближе к делу.

— Так вот, — Лонгин сделал многозначительную паузу, показывая нам, что он переходит к сути дела, — последние полгода местный амбань Эмгын-хан, откровенно игнорирует Улясутай и не мешает другим налаживать отношения с нами. Оюн Дажы воспользовался этим и восстановил прежние доверительные отношения с тувинскими зайсанами округа Кобдо. И докладывает мне, что местная знать не желает больше воевать с нами, в том числе и чисто монгольская.

— То что монголы Кобдо не горят желанием снова воевать с нами нам известно, но как ты это собираешься использовать, чтобы отсрочить намеченный Хэшенем военный поход? — нетерпеливо спросил Ерофей.

— Терпение Ерофей Кузьмич, — Лонгин поднял раскрытую к полковнику ладонь, как бы оставливая его. — Сейчас объясню. Сегодня утром из Кобдо вернулся Ванча, я с ним общался буквально перед вашим приходом. Он очень устал и сразу же лег спать.

Возвращение Ванчи было большим сюрпризом и естественно приятным. Последний год я с ним практически не общался, он месяцами где-то пропадал, выполняя различные деликатные поручения Лонгина.

— Лонгин Андреевич, не тяни резину, — мое терпение тоже стало кончаться и я решил ускорить процесс, — давай выкладывай суть дела.

— Суть дела проста. Ванча был в Кобдо по личному приглашению хана и тот откровенно рассказал все, что ему известно о подготовки цинцев к войне. Принципиальных расхождений с информацией Клеопатры нет, так мелкие несущественные детали. И хан прямо спросил Ванчу можем ли мы что-то предпринять, чтобы её избежать.

— И как ты это хочешь использовать? — спросил я, хотя по глазам Лонгина мне и так было всё понятно. — Хотя чего спрашивать, и так понятно. Ты лично едешь к хану и там действуешь по ситуации.

— А не опасно? — засомневался Ерофей. — Может это засада, Приедешь, а тебя под белы ручки и в Пекин на беседу через палача?

— Уверен что нет, тем более в Кобдо у меня достаточно людей чтобы если что вмешаться. Тех же маньжуров разгонят в момент. Тем более, что есть еще одна причина самому ехать. Нам надо уже конкретно вступать в переговоры с Кашгаром, а в Кобдо есть нужные люди. Да и в Урумчи надо почву готовить.

— Что ты конкретно по поводу Урумчи предлагаешь? — очень живо отреагировал на последние слова Ерофей.

— А что тут предлагать? Ясно как божий день. Если мы решаем прямо воевать с китайцами, то Урумчи надо захватывать, закрепляться там и это будет наша главная тыловая и опорная база. Бить то их надо будет скорее всего в Турфане.

Через два дня Лонгин уехал в Кобдо. После бурных дебатов было решено сделать это максимально тайно. Они с Ванчей поехали порознь и самое главное по одиночке. Наш алтаец поехал в Северные Пределы, а Лонгин инспектировать строительство дороги на Абазу.

Я снова занялся дирижаблями, надо вровь из носа ускориться, Машенька начала ускоренную подготовку нашей медицинской службы, Петр Сергеевич с Яковом занялись ускорением работ на Арсенале, Игнат со Степаном нашим автопарком, а Ерофей конкретной подготовкой гвардии к войне.

Мы с ним решили, что непосредственно в поход пойдут два полка, лейб-гвардейский под командованием графа Казимира и один линейный под командованием Леонова.

Полк Казимира у нас официально назывался лейб-гвардейским. Он был полком постоянной готовности, всегда был полностью укомплектован и в нем был наибольший процент наших ветеранов. Остальные полки были можно сказать кадрированные, небольшой постоянный костяк и постоянно призываемые на сборы резервисты. Весь молодняк призывался в лейб-гвардию, если призывников оказывалось больше необходимого штата полка, создавалась временная учебная команда.

Такая система окончательно сформировалась года два назад и Ерофей считал её оптимальной. Кроме призывников у нас постоянно под ружьем было не больше двух тысяч человек. Это считая всех, гвардию вместе с артиллерией и наших так сказать пограничников. В том числе и староверов на всех наших рубежах. А вот наши воздухоплаватели с это число не входили.

Нагрузка на лейб-гвардейцев была просто бешенная. Они кроме своей постоянной рутинной службы постоянно привлекались на что-нибудь стороннее. То усиление пограничных караулов, то сопровождение важных караванов, последние пару месяцев чуть ли не ежедневные испытания чего нового.

Леоновский полк Ерофей решил развернуть не мешкая и начать его тут же готовить к походу. Кроме этого он запланировал постепенно подготовить еще один полк, который будет непосредственно во время походпа и резервным и вспомогательным. Этим полком будет командовать капитан Михайлов. А на время похода в Убсунуре его заменить старший Морозов.

Непосредственно в походе примут участие две четырехорудийные батареи 76-милиметровых орудий. Изготовленные 122-милиметровые орудия мы законсервировали.

Первая батарея тоже называлась лейб-гвардейской и была в постоянной готовности к бою. Вторая батарея была учебной, через неё проходили призывники и призываемые на сборы резервисты. Призывников-артиллеристов у нас совсем немного, так как было достаточно резервистов.

Ерофей решил загодя развернуть вторую батарею в постоянной готовности, а третью сделать учебной.

Помимо этого Ерофей замыслил провести у нас настоящую революционную военную реформу, создать две новых постоянных структуры: интендантскую службу и штаб гвардии.

Интендантская служба по его задумке должна будет обеспечивать все и вся необходимое гвардии в боях, в том числе и военная медицина. Какая будет численность этой службы ни кто не знал, решили что по ходу дела определимся.

А вот с личностью начальника определились сразу же. Леонтий Тимофеевич, которого Ерофей сразу же привлек для организации этого дела, однозначно заявил нам.

— Что бы с этого дела получилось что-то путнее, а не абы как, нужно правильного человека во главе поставить. И моё мнение этим должен заняться Денис Трифонович. Он и организует все как надо, людей подберет в том числе и постоянного начальника. И сделает это Денис очень быстро.

Мы с Ерофеем на минутку задумались и согласились.

С интендантской службой на самом деле всё было просто и понятно, она однозначно нужна и те же Агрипинна с Лукерьей во время наших прошлых военных компаний говорили об этом, когда случались полнейшие запарки например с организацией банальной кормежки гвардейцев в поле.

А вот со штабом всё было сложнее. Оказалось, что многие вопросы Ерофей представляет чисто теоретически и мне пришлось в это дело очень даже вникать.

В итоге создаваемый постоянный штаб назвали Главным. И его функциями стало то, чем войсковые штабы занимаются в покинутом мною времени. Но я настоял, чтобы это был не просто Главный Штаб, а еще и Генеральный, в том смысле как это я понимал.

Эта функция штаба Ерофеем не предусматривалась и мне пришлось достаточно долго и подробно разъяснять свою мысль.

В конечном итоге он согласился. Но тут же появилась огромнейшая проблема, проблема кадров, без решения которой хорошая идея имела все шансы стать профанацией.

Первыми сотрудниками стали картографы Ерофея. В потом я опять по совету тестя сделал ход конем — попросил временно по совместительству Начальником Главного Штаба стать Степана. Эта идея меня изначально немного мягко говоря ошарашила.

— Леонтий Тимофеевич, как вы себе это реально представляете? — после непродолжительной сцены «аля-к нам едет ревизор», спросил я. — Степан занят по двадцать пять часов в сутки. Он везет всё электричество и по-прежнему всю нашу канцелярию. А тут мы на него вешаем еще и штаб гвардии. Ладно это бы уже работало, но ведь надо всё это организовать и чтобы это вдобавок работало с первой же минуты.

— Вот в том-то и дело, Григорий Иванович, — Леонтий Тимофеевич даже встал и подбоченился, как будто собрался биться со мной. — Ты скажи мне, кто у нас лучшие организаторы любого дела? А? Молчишь, потому что согласен со мной, Денис и Степан. Денис Пока Главный Интендант, а Степану сам Бог велел заниматься штабом.

— Ты не горячись, Леонтий Тимофеевич, а объясни свою мысль, — рассмеялся я, глядя на тестя. — Ты прямо на кулачках со мной биться собрался.

— И побьюсь если что. Ты не гляди на возраст, я еще во…

— Хорошо, верю тебе на слово. Объясняй давай.

— Степан и сейчас в своей канцелярии все гвардейские дела под контролем держит и многое организует, так?

— Так,—согласился я.

— Всё это надо будет продублировать и передать в Главный Штаб, это раз. Наладить взаимодействие нового штаба и канцелярии, это два. И уесть Степана боевой опыт, это три,— тесть начал перечислять свои аргументы. Но я уже успел оценить это предложение и прервал его.

— Наверное ты прав. Но есть маленькое но, вернее два. Сам Степан должен на это согласиться и Ерофей.

Леонтий Тимофеевич был готов к моему возражению и тут же парировал его.

— Ерофею Кузьмичу по большому счету всё равно, лишь бы работало, — с этим я наверное буду согласен. Полковник подбор кандидатуры Начальника Главного Штаба негласно ухе как-то возложил на меня.

— По поводу Ерофея согласен, а Степан?

— А что Степан? — вопросом на вопрос ответил тесть. — Как ты однажды сказал, партия сказала надо, комсомол ответил есть.

Употребив это выражение, я не стал объяснять что такое партия и комсомол, но Леонтий Тимофеевич великолепно понял его смысл.

— Уговорил,— развел я руками услышав такой убийственный аргумент.

Степан к нашему предложению отнесся совершенно спокойно ми тут же как говорится взял под козырек, буквально сразу же начав работать.

В итоге буквально через пару дней у нас появился настоящий Главный Штаб гвардии. Недели через две в нем был оперативный отдел, боевой подготовки, планирования, связи и разведки. Главному штабу была подчинена создаваемая интендантская служба.

Ерофей от первых результатов работы Главного Штаба был в восторге, да и я честно не ожидал такого великолепного результата.

Организовав его работу, Степан не остановился на достигнутом и предложил нам создать еще две новых службы: инженерную и автомобильную, которые для начала будут подчиняться Главному Штабу и будут работать не на одну гвардию, а по мере возможности на все наше хозяйство.

За образец я решил взять Генеральный Штаб РККА и Ставку Верховного во время войны. Я в своё время очень этим интересовался и перечитал массу литературы, да и приходилось сталкиваться с людьми непосредственно из тех структур.

Для этого мне пришлось на какое-то время оставить все свои занятия и сосредоточится на помощи Степану в организации работы штаба. Некоторые задачи и функции этого учреждения Степан просто еще не представлял, да и саму схему его функционирования.

Когда у нас закипели начатые подготовительные работы, мы с Ерофеем поехали к Ольчею, решив, что пора его посвятить в складывающиеся ситуацию и вытекающие из неё наши планы.

Ольчей был извещен о нашем визите и ждал нас. Ему не здоровалось и гостей он принял лежа в постели.

После полученного ранения Ольчей болел достаточно часто и как-то само собой сложилось, что его заместителем и правой рукой стал Мерген. Вот и сейчас он был рядом со своим братом.

Наш рассказ о ситуации оба зайсана выслушали совершенно невозмутимо и судя по всему ничего нового мы им не сообщили, у них были какие-то свои источники информации.

А вот информация о нашем военном строительстве вызвала у них огромнейший интерес и нам они неожиданно для меня задали кучу вопросов.

Особенно дотошным был Мерген, что для меня было совершенно не удивительно. В моей прошлой жизни таких людей на моем жизненном пути было не мало, начинавших постигать грамоту и науки во взрослом состоянии и достигающих в итоге немалых высот.

Час вопросов и ответов закончился вопросом Мергена.

— Предполагается ли наше участие в задуманном военном походе?

У Ерофея было два варианта действий, с участием тувинцев и без. Конечно варианта полностью без на самом деле не было, во всех вариантах наших действий за кадром оставались действия Лонгина и его подчиненных, среди которых тувинцев было много тувинцев.

Но сейчас речь шла о другом, о непосредственном участии тувинских отрядах в походе и соответственно возможных боях с цинскими войсками.

Ерофей был готов к такому разговору, мы с ним эту тему подробно обсудили, но тем не менее ответил он не сразу, а скорее всего еще раз взвесил все за и против.

— Ваше участие желательно. Мы конечно готовимся, но опыта походов через пустыни у нас нет. И может статься, что нас победят не маньчжуры, а какие-нибудь безводные жаркие пески. Но у меня есть одно категорическое условие, с вашей стороны это должны быть только добровольцы.

— Хорошо, Ерофей Кузьмич, — Мерген явно был доволен ответом полковника. — Какова желательная численность наших войск?

— Не меньше двух, а то и трех тысяч.

Ольчей утвердительно кивнул и сделал жесть Мергену, типа продолжай.

— В этой связи и нас замечание по работе вашего Главного Штаба, — беседа у нас была строго конфиденциальной и тот же чай приходилось наливать самим.

Я в этот момент как раз наливал себе очередную чашку чая и от удивления чуть не выронил чайник.

— И какое же? — Ерофей похоже не меньше меня был удивлен высказыванием Мергена.

— В вашем Штабе нужен еще один отдел, тувинский. А все остальные должны учитывать наше наличие.

Я очень медленно сделал два глотка чая, наслаждаясь великолепным вкусом напитка. Это был не традиционный тувинский чай, а самый обыкновенный черный, заваренный специально для нас с Ерофеем.

— Мерген, давай поступим так. Ты срочно связываешься со Степаном Гордеевичем, излагаешь ему свои соображения и спрашиваешь кого с вашей стороны откомандировать для постоянной службы в Главном Штабе. Я в свою очередь сегодня же телеграфирую ему о своей поддержки твоего предложения. Устраивает такой вариант?

Мерген с Ольчеем довольно заулыбались.

— Есть еще один щекотливый вопрос, — неожиданно не уверенно начал говорить Ерофей. — Будем ли привлекать к участию в нашем походе Оюн Дажы и его людей. Все таки у тувинцев Оюн-Тувы и Убсунура сохранились крепкие связи с тувинцами Кобдо.

— По нашим сведениям, — Ольчей сделал акцент на слове нашем, подчеркивая наличия своих источников информации, — и информации Оюн Дажы, наши люди на той стороне не возражали бы если им предложили перейти под нашу руку. Сейчас, когда в Кобдо остался один амбань и им можно говорить без опаски, они как один говорят, что воевать с нами не пойдут.

Глава 20

Ольчей достал свиток исписанный китайскими иероглифами с приложенным переводом на русский.

— Оюн Дажы был у меня два дня назад. Он привез мне этот свиток, пришедший ему от родственников с той стороны. Я приказал перевести на русский.

Это было обращение трех тувинских зайсанов Кобдо с прямым вопросом, примем ли мы их кочевья, если они решат уйти в наши пределы в случае начала новой войны.

— Они очень рисковали, отправляя это к Оюн Дажы, — как то очень осторожно продолжил Ольчей. — Эмгын-Хан хотя и не скрывает своего доброго отношения к нам, но в Кобдо стоит маньчжурский гарнизон и он все равно подчиняется Улясутяю и Пекину.

— А каков настрой Оюн Дажы?

— Я спросил его и Оюн Дажы сказал, что лично он считает надо ответить да и его люди поголовно готовы к войне с маньчжурами.

— Отлично, господа. Результат нашего обсуждения сложившейся ситуации превзошел мои самые лучшие ожидания.

В Усинск мы cЕрофеем возвращались в отличном настроении. И дело было не только в успешных переговорах с нашими зайсанами.

Решив совместить приятное с полезным, мы проинспектировали Элегест. Первоначальные планы его развития многократно пересматривались и казалось что там идет какая-то вечная стройка.

Но на самом деле все было не так. Наше решение сосредоточиться на Арсенале и авиационном заводе немного притормозило работы в Элегесте и при самом благоприятном стечении обстоятельств наш новый металлургический завод даст нам свою первую продукции года через полтора-два.

Но то, что я увидел просто захватывало дух. Что такое мартеновский и бессемеровский процессы в металлургии я знал достаточно примерно, скажем так на уровне хорошего историка-теоретика интересующегося историей металлургии. Но господину Чернову с компанией и этого оказалось достаточно чтобы начать изобретать эти процессы.

В Элегесте достраивали две больших доменных печи и строился экспериментальный цех, в котором наши энтузиасты уже начали свои изыскания. Похоже, что господа сименсы и прочие мартены с бессемерами будут вынуждены через много много лет изобретать немного другое.

Рядом с металлургическим заводом строится другой завод. Я его для себя называю универсальным химическим. По всем раскладам на нем у нас будет сосредоточено абсолютно всё химическое производство и переработка углеводородов. Здесь работы не початый край, более менее видны только контуры коксохимической линии.

Абсолютно всё, что у нас было до настоящего времени, это кустарщина и делание шедевров на коленке, даже ткацкие и бумажные фабрики в Порожном, так как все везде держалось на энтузиазме и огромной доле ручного труда. Но наши нынешние потребности подобным образом с лихвой удовлетворялись.

Первым по настоящему промышленным предприятием, по моему конечно мнению, является дирижаблестроительный завод, затем на подходе Арсенал и конечно заводы Элегеста. Темпы строительство заводов а принципе можно и ускорить, но есть одно большое но — будущие экологические проблемы, которые через некоторое время неизбежно возникнут.

Мои помощники даже не сразу поняли о чем я говорю когда у нас впервые зашел серьёзный разговор на эту тему и только когда я привел пример обезлесивания просторов Приуралья, первым призадумался Петр Сергеевич.

Углежоги тамошних заводов уничтожали лес поистинне в промышленных масштабах и уже кое где это вызывало большие проблемы. Императрица Екатерина Вторая сразу же во восшествию на престол отменила все ограничения на рубку лесов и упразднила служба вальдмейстерств, лесных смотрителей, созданную когда-то Петром Первым. Теперь лес стал рассматриваться только как средство пополнения казны, а не как материал для поддержания боеспособности военного флота.

До катастрофического снижения уровня некоторых рек России еще далеко, но те же башкиры уже почувствовали эти изменения. За десять с е большим лет в их традиционных пределах леса было вырублено изрядно и это банально стало отражаться на их карманах, что кстати было одной из причин массовой поддержки Емельяна Пугачева башкирами.

После того, как я достучался до господина инженера, процесс пошел быстрее. Как только господа химики, Яков и Илья, по моему требованию отставили все свои дела, растолковать им суть проблемы труда не составило. А все остальные как всегда в непонятной ситуации, приняли и мою точку зрения как истину.

Как решать будущие экологические проблемы я примерно знал, но как конкретно воплощать мои идей вот в чем проблема.

Голова боится, а руки делают. Как только все светлые умы и рукоделы наших пределов осознали всю глубину стоящей перед нами проблемы, работа закипела и вскорости появились первые варианты всяких фильтров, уловителей и накопителей.

Господин Чернов, который три месяца назад стал главным начальником на строительстве заводов, заверил меня что в ближайшие дней десять закончится монтаж первых экологических систем и сразу же начнутся их испытания.

Помимо чисто производственных проблем была еще одна очень большая проблема. По расчетам Петра Сергеевича каждая домна будет способна выдавать нам почти двести пятьдесят тонн железной продукции каждую плавку.

За сутки это почти тысяча тонн cодной домны, так как каждая печка будет давать четыре плавки. Производственный цикл не меньшее трехсот суток. То есть за год может оказаться шестьсот тысяч тонн качественного чугуна, что превышает наши нынешние годовые потребности даже не знаю в какое количество раз.

Конечно на такую производительность надо будет еще выйти, это не реальные цифры нашей будущей работы после пуска завода, а во многом теоретические. Для такой работы у нас пока просто нет необходимого количества сырья.

Каменного угля необходимого качества в Туве завались и его добыча особого труда не представляет. А вот с железорудным сырьем всё не так просто.

Когда мы обсуждали возможность строительства нового металлургического завода в Элегесте, то главным был вопрос сырьевой базы, по-русски говоря, а что мы собираемся там плавить.

Ближайшее крупное железорудное месторождение — Абаза. Леонов без аппеляционно заявляет, что дорога Абаза — Усть-Ус будет. Это вполне сопоставимо по расстоянию от Абазы до Абакана и много меньше чем например до Новокузнецка.

Но от Усть-Уса сырье надо будет еще доставлять до Элегеста. По Енисею и вдоль него это двести двадцать километров.

Первые восемдесят километров только по Енисею и на пути Староверский порог. От начала Саянского коридора по левому берегу Вкрхнего Енисея дорогу проложить будет не сложно. Но путь вверрх по Енисею….

Есть конечно и другие месторождения, Ирбинское или Карбайское, например. Но серьёзно расчитывать на их разработку нельзя. Ирбинское очень скудное, а Карбайское в недоступных дебрях Западного Саяна.

Местные железные руды наши потребности сейчас пока покрывают. Но строить большой завод и расчитывать на серьёзную добычу скудных местных месторождений большая глупость. Проще тогда возить железо и чугун с Урала.

Конечно в Туве есть достаточно крупное месторождение Карасугское месторождение и оно достаточно близко от Злегеста. Но это в первую очередь редкоземы и добывать жедезное сырье там не просто.

Без особых надежд на успех я рассказал господину Усольцеву с компанией о найденных в конце 20-ого века тувинскими археологами районах древнего горно-металлургического производства на правом берегу Малого Енисея на реках Ондум и Бай-Сют и Копто.

В Ондумскую долину я три раза возил своих учеников и на берегах Бай-Сюта и Копто однажды тоже побывал. Там меня поразилидревние техногенные ландшафты,где давно сведеннаялесная растительность района заменилась непривычной для Тувы степью с богатой растительностью. Ученые мужи объяснили мне, что сие есть следствие наличие в почве больших остатковдревесного угля. В некоторых местах они намеряли содержаниеморганического углерода до 10 %.

Как только ушедшие в те края маньчжуры были пленены, наши геологи устремились туда. От стрелки Енисеев это можно сказать рукой подать, река Ондум где-то километров тридцать. И к моему огромному изумлению уже через несколько дней был положительный результат.

Наши геологи без труда нашли легко разрабатываемые железнорудные жилы, которые использовали древние металлурги и быстро оценили перспективы их разработки. Господин Усольцев безаппеляционно заявил, что этих месторождений хватит нам хватит лет на пятнадцать интенсивной работы.

Петр Евграфович на этом не остановился и продолжил свои поиски, которые быстро увенчались потрясающим успехом. Идя по следу железных жил Ондумской долины, он километах в пятнадцати от истоков реки обнаружил следы древнего вулканического извержения, где оказались богатейшие железные жилы. Содержание железа в них было совершенно фантастическое — почти семьдесят пять процентов. И этого месторождения нам хватит не один десяток лет работы.

Конечно начать разработки этого месторождения не просто, район достаточно дикий и труднодоступный. Но пока мы будем работать на рудах древних металлургов надо будет построить дорогу до открытого нашими геологами месторождения.

НО это были не все открытия Петра Евграфовича. Чугун, получаемый древними металлургами при остывании не ковался и по-видимому считался отходом производства, который просто бросался. Крупные чугунные болванки наши геологи находили везде, где были остатки древних домниц. Большое количество такого металла было брошено и крупные чугунные болванки можно увидеть и в настоящее время на эродированных участках долины реки Бурен-Хем Петр Евграфович нашел целые залежи.

Это богатство оперативно началось извлекаться из земли и доставляться в Туран. Но болванок оказалось столь много, что Петр Сергеевич решил начать их складирование около строящегося завода в Элегесте.

Решив проблемы с сырьем для будущего завода, мы тут же начали его строительство. И вот теперь эта гигантская для нас сторойка выходит на финишную прямую.

Инспектировать угольные разрезы мы не стали, результаты их работы и так были видны невооруженным глазом. Везде, где только можно, у нас и тувинцев использовался уголь.

Миссия, возложенная на господина Адарова, была самой cложной и ответственной. Лонгин все организовал максимально скрытно и даже я не знал кто в этом деле участвует.

Когда мы с Ерофеем собрались уезжать ихз Элегеста пришло донесение от Лонгина, что они с Ванчей благополучно добрались до Кобдо, где их очень радушно встретили.

В этом же донесении была и условная фраза о миссии в Пекин. Господин Адаров миновал Улясутай и напрвляется в китайский военный лагерь, где инструкторы-европейцы готовят полки «нового строя», которые должны разгромить нас.

— Григорий Иванович, я давно хочу у вас сспросить, почему вы нежеланте поделиться нашими технологиями и оружием с Россией-матушкой. Мне почему-то кажется дело не только в нашем общем прошлом, —задал мне совершенно неожиданный вопрос Ерофей, когда мы из Турпна направились в нашу долину.

— Да, дело не только с нашем тяжелом прошлом. Вы же знаете о нашем неудачном опыте с паровыми машинами в Кузнецке, — наши попытки заняться прогрессорством в России потерпели сокрушительный провал везде кроме Минусинска, Абазы и отчасти Красноярска. Порставленные в Кузнецк машины так и не заработали. Пришлось их демонтировать и забрать обратно. Естественно тут же умерла и идея развития будущего Кузбасса.

— Да это так, но наши товары идут в России на ура и я не понимаю в чем причина, — Ерофей недоуменно развел рукию

— Причина я думаю как раз именно в этом, — я много размышлял над этим вопросом и пршел к очень иетересному выводу. — Те причины, по которым в свое время ничего не получилось у Ползунова ни куда не делись. Все дело в том, что для этого была необходима соответствующая научно-техническая школа, а её в России нет и сейчас. Для этого необходимо перстроить для начала всю систему образовыания, начиная с начального. Денег таких в российской власти нет, да и желания.

— В этом ты прав, Григорий Иванович. У нас все держится на одном тебе. Хотя конечно уже что-то и начало меняться. Я в науках и технике не очень силен, но вижу, что кое-что придувается и открывается уже и без тебя, — Ерофей улыбнулся и лукаво посмотрел на меня.

— Но мы всю Россию не вытянем, вернее пока не вытянем. Тем более, что косность и корыстолюбме царских чиновеиков и придворной камарильи не куда не исчезли. Как и преклонение перед Западом. Какие-то лапотники из Сибири во главе со своим темным Светлейшим Князем не могут быть умнее всех.

— Тут ты, Григорий Иванович, абсолютно прав. Только наше золото заставляет считаться с нами. Я когда в Минусинск ездил, — Наш полковник три раза покидал долину, но дальше Минусинска ездить не рисковал, — видел как чиновники из Петербурга рожи воротят. Была бы их воля, они бы меня с Казимиром тут же на ремни пустили.

— А кроме этого не забывай, друг Ерофей, еще и о корыстном интересе очень многих людей, которые получают все дивиденты от торговли с нами. Эти люди сейчас плотной стеной стоят подле Государыни. А когда она отойдет в мир иной, императором станет Павел Петрович. Я лично ничего хорошего отнего не жду. Самодур он будет редкостный и вдобавок пруссакам в рот глядит. А Пруссия сейчас отсталое, полунищее государство, учиться у них не чему, в отличие от тех же англичан. Да и секреты нашего оружия, я думаю, быстро окажутся в руках врагов России.

— Перспектива совершенно не желательная, — покачал головой Ерофей. — У французов и так лучшая в мире артиллерия, после нашей конечно, а если у них окажутся еще и наши винтовки, совсем будет не весело.

— Начавшаяся во Франции революция сродни чуме, она принесет горе и страдания миллионам людей, — к различным революциям у меня отношение в течении моей прошлой жизни было различным, но сейчас я совершенно искренне сравнил начавшееся во Франции с самой страшной болезнью в истории. — И если даже в Северной Америке голодранцы разгромили английскую армию, то уж французы, поверь моему слову Ерофей Кузьмич, разнесут пол Европы и доберутся и до России.

Решив проблемы с сырьем для будущего завода, мы тут же начали его строительство. И вот теперь эта гигантская для нас стройка выходит на финишную прямую.

Инспектировать угольные разрезы мы не стали, результаты их работы и так были видны невооруженным глазом. Везде, где только можно, у нас и тувинцев использовался уголь.

Миссия, возложенная на господина Адарова, была самой cложной и ответственной. Лонгин все организовал максимально скрытно и даже я не знал кто в этом деле участвует.

Когда мы с Ерофеем собрались уезжать из Элегеста пришло донесение от Лонгина, что они с Ванчей благополучно добрались до Кобдо, где их очень радушно встретили.

В этом же донесении была и условная фраза о миссии в Пекин. Господин Адаров миновал Улясутай и направляется в китайский военный лагерь, где инструкторы-европейцы готовят полки «нового строя», которые должны разгромить нас.

— Григорий Иванович, я давно хочу у вас спросить, почему вы нежелание поделиться нашими технологиями и оружием с Россией-матушкой. Мне почему-то кажется дело не только в нашем общем прошлом, —задал мне совершенно неожиданный вопрос Ерофей, когда мы из Турана направились в нашу долину.

— Да, дело не только с нашем тяжелом прошлом. Вы же знаете о нашем неудачном опыте с паровыми машинами в Кузнецке, — наши попытки заняться прогрессорством в России потерпели сокрушительный провал везде кроме Минусинска, Абазы и отчасти Красноярска. Поставленные в Кузнецк машины так и не заработали. Пришлось их демонтировать и забрать обратно. Естественно тут же умерла и идея развития будущего Кузбасса.

— Да это так, но наши товары идут в России на ура и я не понимаю в чем причина, — Ерофей недоуменно развел рукию

— Причина я думаю как раз именно в этом, — я много размышлял над этим вопросом и пршел к очень иетересному выводу. — Те причины, по которым в свое время ничего не получилось у Ползунова ни куда не делись. Все дело в том, что для этого была необходима соответствующая научно-техническая школа, а её в России нет и сейчас. Для этого необходимо перестроить для начала всю систему образования, начиная с начального. Денег таких в российской власти нет, да и желания.

— В этом ты прав, Григорий Иванович. У нас все держится на одном тебе. Хотя конечно уже что-то и начало меняться. Я в науках и технике не очень силен, но вижу, что кое-что придувается и открывается уже и без тебя, — Ерофей улыбнулся и лукаво посмотрел на меня.

— Но мы всю Россию не вытянем, вернее пока не вытянем. Тем более, что косность и корыстолюбие царских чиновников и придворной камарильи не куда не исчезли. Как и преклонение перед Западом. Какие-то лапотники из Сибири во главе со своим темным Светлейшим Князем не могут быть умнее всех.

— Тут ты, Григорий Иванович, абсолютно прав. Только наше золото заставляет считаться с нами. Я когда в Минусинск ездил, — Наш полковник три раза покидал долину, но дальше Минусинска ездить не рисковал, — видел как чиновники с Петербурга рожи воротят. Была бы их воля, они бы меня с Казимиром тут же на ремни пустили.

— А кроме этого не забывай, друг Ерофей, еще и о корыстном интересе очень многих людей, которые получают все дивиденды от торговли с нами. Эти люди сейчас плотной стеной стоят подле Государыни. А когда она отойдет в мир иной, императором станет Павел Петрович. Я лично ничего хорошего от него не жду. Самодур он будет редкостный и вдобавок пруссакам в рот глядит. А Пруссия сейчас отсталое, полунищее государство, учиться у них не чему, в отличие от тех же англичан. Да и секреты нашего оружия, я думаю, быстро окажутся в руках врагов России.

— Перспектива совершенно не желательная, — покачал головой Ерофей. — У французов и так лучшая в мире артиллерия, после нашей конечно, а если у них окажутся еще и наши винтовки, совсем будет не весело.

— Начавшаяся во Франции революция сродни чуме, она принесет горе и страдания миллионам людей, — к различным революциям у меня отношение в течении моей прошлой жизни было различным, но сейчас я совершенно искренне сравнил начавшееся во Франции с самой страшной болезнью в истории. — И если даже в Северной Америке голодранцы разгромили английскую армию, то уж французы, поверь моему слову Ерофей Кузьмич, разнесут пол Европы и доберутся и до России.

— Да, картина конечно интересная. Поэтому ты, Григорий Иванович, решил немного погадить,

— Именно так, Ерофей Кузьмич. Тем более у нас сейчас есть другая более злободневная задача и от её решения зависят жизни и нас с тобой и всех наших людей.

Глава 21

Потянулись дни и недели ожидания. Лонгин из Кобдо регулярно присылал отчеты о проходящих переговорах и судя по всему, его миссия будет очень успешной.

А вот от господина Адарова не было ни каких известий. Косвенно можно было предполагать что он достиг цели своей миссии и успешно справляется с поставленной задачей, так как из Улятусая начали приходить известия о возможной отсрочке намеченного карательного похода.

Ерофей в буквальном смысле и днем и ночью готовил наш предполагаемый экспедиционный корпус к возможной войне с Китаем.

Но Главный Штаб от него получил очень интересные указания и поручения: начать собирать информацию о последних войнах в Европе и отдельно о происходящем во Франции. В Петербург ушел запрос, содержащий почти сто вопросов.

Похоже, что наш полковник сделал серьёзные выводы из нашего разговора и начал подготовку к будущему нашему вмешательству в европейские войны.

Я вернувшись в Усинск сразу же конспективно набросал всё, что знал о грядущих событиях в Европе и поразмыслив над своими записями, решил, что реально нам принять участие только в войну Третьей коалиции против будущей наполеоновской Франции. Конкретно вмешаться в ход будущего сражения под Аустерлицем.

Но для этого нам нужна длинная рука, чтобы быстро перебросить из Сибири в Европу несколько тысяч наших гвардейцев, вооруженных «трёхлинейными магазинными винтовками».

Так мы решили называть новые винтовки аля-Мосин. По-простому их тут же окрестили трехлинейками.

За предстоящие пятнадцать лет мы без всякого сомнения доведем до ума их производство и наладим необходимый объем выпуска патронов к ним. Естественно надо будет подготовить не меньше пять полков, вооруженных этими винтовками.

А самое главное создать мощный флот дирижаблей способных осуществить переброску нашей армии в Европу.

Здесь я разработал следующий план.

На авиационном заводе, я решил себе голову не забивать и называть это привычным для меня словом, у нас сейчас три стапеля. Третий, где сейчас достраивается второй дирижабль типа «Орел» оставить пока без изменения. На нем постепенно строить флот «Стрижей» и «Орлов». Чтобы их было не менее десяти штук каждого типа. Это так сказать для местного использования.

Два других стапеля переоборудовать и на них начать строительство третьей модели дирижаблей — «Альбатросов».

К этому названию я решил вернуться, потому что этот дирижабль должен будет способен совершать длительные полеты на большие расстояния.

В детстве я очень интересовался воздухоплаванием и прочитал кучу всего изданного в нашей стране, а книгу «Оборудование дирижаблей» 1939 года издания проштудировал не один раз. Одно время даже мечтал пойти учиться в МАИ, ходил заниматься в аэроклуб, но после окончания школы выбрал медицину.

Про свое детское увлечение дирижаблями я надо сказать напрочь забыл, вот как какой-то блок в мозгах был, а тут вдруг всё очень явственно вспомнилось.

Я разработал подробный проект нового корабля и передал его нашим «капитанам» промышленности, которые должны решить насколько реально воплотить в жизнь мой замысел. Конечно с их точки зрения, которая возможно разойдется с моей.

Новый дирижабль должен быть длиной около ста двадцати метров, максимальный диаметр около двадцати метров. Дальность полета должна составить не меньше трех тысяч километров.

Рама корабля должна быть сделана из нового материала который получил Яков, на мой взгляд это не что иное как дюралюминий.

Двухпалубный грузопассажирский отсек должен быть расположен внутри корпуса дирижабля примерно на четверть его длины. За один рейс можно будет перевезти в спартанских условиях две сотни гвардейцев с носимым снаряжением.

За пределы корпуса дирижабля будут выступать только гондола управления на носу корабля, моторные гондолы, причальные амортизаторы, рули управления и стабилизаторы полета. У дирижабля должно быть не меньше четырех двигателей.

Экипаж корабля должен будет составлять не меньше тридцати человек, грузоподъемность не меньше десяти тонн, что должно позволить нам в частности транспортировать и нашу артиллерию. В полуразобранном состоянии конечно.

На разработку проекта будущего «Альбатроса» я потратил ровно двое суток после возвращения в Усинск. Машенька без слов поняла, что я занят чем-то очень важным и старалась мне не мешать и не отвлекать.

Наш старшенький, Иван Григорьевич, в своих детских увлечениях был моей точной копией. Увиденный им дирижабль настолько очаровал его, что все разговоры у него в конечном итоге начали сводиться в одному: желанию покататься на этом воздушном корабле.

Супруга почему-то была категорически против и несколько месяцев героически держала оборону. Но Иван оказался большим хитрецом и в итоге все своё свободное время начал пропадать на авиационном заводе. Наверное благодаряему я и вспомнил о своем детско-юношеском увлечении воздухоплаванием, а лавина задаваемых им вопросов вытащили из глубин моей памяти все, что я когда-то читал и знал об этом.

В один прекрасный день он все-таки получил у Машеньки разрешение на один полет, после которого заявил, что станет конструктором и строителем воздушных судов.

Своё обещание Иван тут же начал воплощать в жизнь и через месяц представил мне на рецензию свой «фундаментальный» труд — рукописную книгу «Дирижабль», почти сто листов исписанных мелким убористым еще детским почерком с большим количеством рисунков. Листы сын собственноручно сшил и даже сделал обложку.

— Вот, батюшка, я написал книгу о дирижаблях, — уверенно и горделиво заявил он, протягивая мне свой труд для ознакомления.

Сдерживая себя чтобы не рассмеяться, я раскрыл его творение и ахнул от удивления. Оказалось, что Ваня не просто пропадал на заводе около строящихся дирижаблей, где для него высшим счастьем было разрешение помогать кому-нибудь и расспрашивать всех о дирижаблях.

Иван записывал всё, что узнавал о воздухоплавании и дирижаблях. После этого он устаивал допросы с пристрастием мне или при случае тому же Петру Сергеевичу с компанией. Любопытство сына мне льстило и я с удовольствием отвечал на его вопросы.

И вот теперь я держал в руках плод его любознательности и это была не детская шалость или какая-нибудь глупость. Иван, несмотря на юный возраст? сумел обобщить и систематизировать наши знания и умения в этом новом деле, начав по сути дела создание у нас новой науки — воздухоплавание и её практического воплощения.

Это было месяц назад. Труд нашего сына был мною тут же представлен для ознакомления всем нашим умникам, которые нашли в нем достаточно большое количество ошибок и неточностей, которые были тут же исправлены и наша типография получила срочное задание привести Ванин труд в идеальный вид и напечатать в количестве десяти экземпляров.

Иван же после этого получил право голоса на строительстве дирижаблей и был готов даже постоянно поселиться где-нибудь возле стапеля со строящемся кораблем. Вопрос с полетами решился как бы сам собой, такой специалист в области воздухоплавания естественно имеет на это право.

Все это Машенька разрешила при одном категорическом условии: идеальном поведении и отличной учебе.

Когда я начал разрабатывать конструкцию нового дирижабля, Иван Григорьевич почти весь день посвятил учебе и домой вернулся ближе к вечеру. Его появлению в моем рабочем кабинете было не удивительным, Машенька сама приносила мне чай и видела что я занят какими-то дирижабельными проблемами.

Зайдя в кабинет, Иван молча замер у двери, ожидая моей реакции. Я показал ему на стул и протянул уже написанное мною.

— Читай и сразу же пиши замечания, — я протянул сыну карандаш.

Через несколько минут Иван взял чистый лист бумаги и начал что-то считать. Закончив свои подсчеты, он кашлянул привлекая моё внимание.

— Батюшка, если вы помните, я рассчитал, что «Орлы» могут взять на борт сто человек пассажиров только при условии резкого уменьшения дальности полета и снижения допустимой высоты полета, — его расчеты вызвали самую бурную дискуссию у нас. Но практика критерий истины. И первые же испытательные полеты «Орла» показали его правоту.

— Ты хочешь сказать, что «Альбатрос» не потянет перевозку двух сотен гвардейцев? — я сразу же понял, что считал Иван.

— Потянет, но не три тысячи километров. Банально не хватит топлива. Надо увеличивать его запасы на борту. Но главная проблема не этом.

Похоже, что я не прав и Иван нашел какую-то ошибку в моих расчетах.

— И в чем, по вашему, Иван Григорьевич, разумению главная проблема? — неожиданно для меня Ивана после ознакомления с его опусом о дирижаблях на заводе все начали серьезно называть по имени-отчеству и на вы.

— Смотрите, батюшка, что получается, — Иван придвинул свой листок с записями ко мне. — Дирижабль должен сохранять равновесие во время движения. По мере расходования бензина, он будет становиться всё легче и легче. Какое-то время можно будет поддерживать постоянную высоту работая с рулями высоты. Но при этом будет теряться скорость и увеличиваться расход топлива. И, наконец станет необходимым компенсировать потерю веса, то есть расход топлива.

Пока рассуждения Ивана логически безупречны, посмотрим, что будет дальше.

— Самый простой способ для этого — выпустить в атмосферу достаточное количество подъёмного газа, то есть гелия. Но мы не можем пойти по этому пути по одной простой причине. Нам через какое-то время надо будет, а где мы его возьмем при полете в Россию, например на Урале? — вопрос конечно интересный и я на него ответил таким же вопросом.

— И где мы его там возьмем по вашему мнению, Иван Григорьевич.

— Ни где, батюшка. Поэтому надо придумать что-то другое.

— Ваня, — не выдержал я, — не тяни резину и говорю, что ты придумал.

— Нам нужен какой-то дополнительный баласт, но в полете взять его не откуда, кроме сбора воды — конденсата, образующегося из выхлопных газов двигателей дирижабля. Она должна собираться и отводится в специальные резервуары. При необходимости мы сливаем её, например при заправке топливом или экстренном наборе высоты.

— Да, сынок, у тебя, как говорится не голова, а дом советов, — мне неожиданно пришла в голову эта забытая поговорка из моего советского прошлого, которое некоторые использовали я для высокой оценки чужой эрудиции и интеллекта.

Иван удивленно узрился на меня, не совсем поняв, что я имею в виду.

— Я, батюшка, — не смело начал он, — не совсем понял…

— А тебе это и понимать не надо. Ты, молодец, я об этом совершенно не подумал. Давай, напряги интеллект и быстренько выдай как это делать.

— Да мы с Игнатом и ребятами, — Иван расплылся в довольной улыбке, — уже это сделали. Они думают как эту систему в «Орла» впихнуть. А в «Альбатросе» её сразу же надо предусмотреть.

— Тебе, дорогой, и карты в руки. Все мои наброски прорабатывай и вноси поправки. Ты у нас по факту главный спец по воздухоплаванию.

Все мои последующие записи по новому дирижаблю были творчески переработаны Иваном и на выходе получился вполне приличный проект.

Прочитав получившееся, я вызвал Степана.

— Степан Гордеевич, тебе срочное и ответственнейшее поручение. Вот это, — я показал на наше с Иваном творение, — надо срочно отредактировать и напечатать. Ты лично должен это контролировать, заодно и изучишь. Там про твою электрическую душу много чего.

Закончив свои «писательские» дела, я огляделся и понял, что кое-что прошло мимо меня.

Во-первых, Иван оказывается досрочно закончил очередной год своего обучения. У него была договоренность с Машенькой, что если он закончит год на одни отличные оценки, она не будет возражать если летом наш сынуля посвятит своему увлечению — дирижаблям.

Я против подобного договора не возражал, Ванино участие в строительстве дирижаблей было очень даже плодотворным.

Во-вторых, оказывается в медицине у нас случился огромный прорыв и доктор Павлов похоже действительно разработал технологию получения пенициллина в знакомой мне форме. Срочно требуется моя экспертная оценка.

В-третьих, меня ждет не дождется для беседы Владыка Филарет. У него какие-то дела связанные с монастырями, которые требуют моего решения.

Начать я решил с общения с Владыкой Филаретом. Мне общение с ним сейчас крайне необходимо. До этого он всегда укреплял меня в моих сомнениях и как потом оказывалось, подсказывал правильные выходы из не простых ситуаций.

Сейчас мне его совет нужен так же как при нашем первом общении. Мне снова необходимо принять судьбоносное для нас всех решение — идти ли на открытое противостояние с самым огромным на настоящий момент государством мира — Цинской империей.

Монастырские дела оказались легко решаемыми, Владыка просил моего разрешения и поддержки в деле основания православных монастырей за пределами Усинской долины — в Туве и Убсенуре. Для этого по его мнению надо провести переговоры с Ольчеем, Оюн Дажы и местными ламами. И Владыка просил меня лично помочь с этим делом.

С Ольчеем и Оюн Дажы я пообещал поговорить при первой же возможности, а вот переговоры с ламами я предложил отлдожить до возвращения Лонгина и поручить это ему.

Моё решение очень устроило Владыку и я с чистым сердцем начал столь нужный мне разговор.

Выслушав меня, Владыка долго молчал, а потом спросил:

— А есть ли возможность избежать столкновения с Китаем?

— На мой взгляд нет, — я на самом деле считал, что это неизбежно. Но в душе была искорка какой-то надежды, что это возможно.

— А тогда какие могут быть сомнения. Молитесь и Господь управит. Ваше дело правое.

Сияющий от гордости доктор Павлов был даже немного смешон. Он как никогда был суетлив и говорлив, рассказывая и показывая мне свои достижения.

Все говорило, что за то, что у нас действительно появился настоящий, знакомый мне по прошлой жизни пенициллин. В лаборатории специально для меня на столе было выставлено в ряд двадцать флаконов со стерильно упакованным, готовым к применению антибиотиком.

В каждом было по десять тысяч единиц антибиотика. Я знал что такое одна единица пенициллина и мы сразу же использовали именно этот оценочный критерий.

— Это всё? — пора начинать клиническую апробацию полученного лекарства и может статься, что такого количества окажется не достаточно.

— Нет, есть еще. Всего ровно сто флаконов, — Евдокия, а она естественно присутствовала, открыла шкаф-холодильник и показала остальные флаконы.

— Ну, что же мои дорогие. Начинайте работать дальше. ВЫ сейчас в этом деле разбираетесь наверное лучше меня. Мы с вами неоднократно это всё обсуждали. Мария Леонтиевна подготовила все методические рекомендации. Еще раз проштудируйте их, вдруг что-то упустили или например в чем-то ошиблись. Самое главное определитесь с контингентом больных и критериями применения.

Евдокия достала список больных и протянула мне. Я молча взял его и быстро просмотрел.

В списке было пять фамилий, трое взрослых и двое несовершеннолетних, ребята по двенадцать лет.

Один получил травму левого бедра еще осенью на сборе орехов и мы ни как не могли справиться с его вялотекущим гнойным процессом.

Другой был внуком одной нашей швеи. Мальчик с семи лет часто болел, ни один год у него не обходился без пневмоний, которые становились все тяжелее и тяжелее.

Вот и сейчас у него была очередная пневмония и он день ото дня тяжелел. Машенька, которая у нас стала главной еще и по педиатрии опасалась, что мальчик погибает.

У взрослых были различные инфицированные раны конечностей.

— Хорошо, начинайте сегодня же.

— Марию Леонтиевну дождемся, она должна подойти с минуты на минуту и начнем. Первыми будут ребята.

Глава 22

Иван был готов к отъезду на завод и как молодой нетерпеливый жеребец в стойле, бил копытами в ожидании отъезда.

Но отъезд пришлось задержать. Примчался посыльный от товарища полковника. Ерофей Кузьмич просил срочно навестить его для решения кадрового вопроса.

Этим вопросом было согласование кандидатуры на должность Начальника Главного Штаба Усинского княжества.

Кандидатура была одна единственная и вызывала одобрение всех заинтересованных сторон, даже родителей молодого офицера, особенно его матушки Анны Петровны Махановой.

Это был старший сын Махановых — двадцатилетний Андрей. Очень умненький мальчик, который наверняка был бы помощником отцу, решил избрать себе другую стезю.

Когда началась прошлая война, он как самый старший среди нашего подрастающего поколения, сбежал из дома на войну, сумел оказаться в боевых порядках полка графа Казимира, принял участие в бою, форсировании Енисея и начавшемся преследовании отступающего противника, в ходе которого получил легкое ранение..

Тут-то его граф Казимир и отловил. После госпиталя Андрей в армии остался до конца компании, но уже в нашей артиллерии. Там он со своими математическими способностями очень даже пришелся ко двору. Перед родителями и особенно полковником, пышущим гневом от такого своеволия, юного героя защитил граф Казимир.

После окончания войны Андрей естественно вернулся под матушкино крыло и продолжил учёбу, но категорически заявил, что пойдет постоянно служить в гвардию.

Анна Петровна поплакала, но в конце концов приняла выбор сына.

Петр Сергеевич поступил хитрее и мудрее, спорить со своим первенцем не стал, но в его образование внес коррективы. В итоге Андрей служить пошел, но в артиллерию и попутно начал тут же выполнять военно-инженерные задачи.

Вот он то и был первым кандидатом и самым лучшим на должность начальника Главного Штаба. Этот вопрос Ерофей решил бы и без моего участия, проинформировав меня просто о принятом решении, если бы не одно но.

Андрей Петрович был еще и первым, а самое главное единственным, кандидатом в главные военные инженеры создаваемой гвардейской инженерной службы.

Вот тут-то Ерофей Кузьмич и призвал меня на помощь, не зная как правильно поступить.

В помещении штаба меня ждали пятеро серьезных мужчин: командующий Гвардии полковник Пантелеев, трое его офицеров, граф Казимир, Панкрат Рыжов, Андрей Маханов и Степан Гордеевич.

— И что, любезнейшие, сидите похоже давно, — я кивнул на полупустые чайные и судя по всему уже остывший самовар, правда не тульский, а суксунский, в виде античной амфоры с высокоподнятыми изящными ручками.

— Что правда, то правда, Ваша Светлость, — ответил Степан Гордеевич. — Все чего-то ни как решить не можем.

— Странно мне это, товарищи офицеры, — Степан, как исполняющий обязанности сейчас тоже являлся офицером Гвардии. — Решение ведь, на мой взгляд очевидное.

— И какое же оно должно быть, Ваша Светлость? — удивленно-недовольно спросил Ерофей.

В этот момент дневальный по штабу принес свежезаваренный чай и новый самовар с еще кипящей водой.

Я, ожидая, пока за ним закроется дверь, неторопливо налил себе свежезаваренного чая и взял щипчиками кусочек наколотого сахара. Кусковой сахар у нас получался какого-то необыкновенного вкуса и я предпочитал чай пить с кусковым сахаром, по крайней мере первую чашку.

— Товарищ Маханов должен будет совмещать у нас две должности, Начальника Главного Штаба и начальника инженерной службы Гвардии. НА обе эти должности он первый кандидат. После создания инженерной службы Андрей Петрович, как Начальник Главного Штаб, подготовит себе, как начальнику инженерной службы, полноценную замену.

— А что, вполне нормальное решение, — первым тут же оценил его Панкрат.

Глядя на него сейчас трудно было поверить, что когда-то это был хоть и грамотный, но по своей сути простой донской казак.

Больше всего меня поражали его успехи в языках. Панкрат без всяких натяжек в совершенстве овладел монгольским и катайскими языками, свободно говорил читал и писал на них. И конечно тувинским. Естественно только устным, писали тувинцы на монгольском.

В этих языках Панкрат достиг таких высот, что в ходил в тройку главных специалистов в этой области, вместе с Лонгином и Тимофеем.

Тимофей последнее время увлекся идеей создать китайскую письменность типа кириллицы, грамотные китайцы наших пределов эту идею поддержали очень горячо и всемерно помогали ему. А вот идея этого принадлежала как раз Панкрату.

Так что то, что он первым оценил моё предложение было не удивительно, гибкость его ума меня поражала не раз.

— А справится? Работы что там, что там не в проворот и не совсем понятно что и как делать, — скептически очень медленно изрек Ерофей.

— Справится. Не сомневайтесь, товарищ полковник, — отчеканил Степан. — Я вон справляюсь и Андрей Петрович справится. Подготовлен он отлично, способности и хватка любой позавидует. Справится.

Второе «справится» прозвучало как окончательный вердикт по данному вопросу. Все дружно, как по команде встали. Ерофей скомандовал:

— Товарищи офицеры! — и повернувшись ко мне, сам вытянулся как струна по стойке «смирно».

— Товарищи офицеры! С этого момента полковник Маханов Андрей Петрович является Начальником Главного Штаба Гвардии Усинского княжества. Начальнику Канцелярии княжества Иванову Степану Гордеевичу поручаю срочно издать соответствующий указ. Впредь назначение на эту должность и освобождение от неё будет являться только моей прерогативой. Также издать указ о введение генеральского звания и присвоении его командующему гвардии Пантелееву Ерофею Кузьмичу. Слово командующий писать впредь исключительно с прописной буквы. Также издать указ о присвоении звания полковников графу Малевичу Казимиру Войцеховичу и Маханову Андрею Петровичу. Обязанности начальника инженерной службы на полковника Маханова Командующий Гвардии возложит своим приказом, это его прерогатива, как и то, кто из полковников будет его замещать в случае какого-либо отсутствия.

Степан тут же, не мешкая, ушел в свою канцелярию. Казимир с Панкратом поспешили продолжить свои служебные дела, которых резко стало не в проворот, а мы втроем остались.

Ровно час я говорил, объясняя новоиспеченному Начальнику Главного Штаба, как мне видится работа нашего создаваемого военного мозга.

После появления посыльного из канцелярии с текстами новых указов, мы сделали перерыв. Я внимательно прочитал их, не найдя ошибок тут же подписал и вернулся к Ерофею и Андрею.

— Я сказал всё, что хотел Товарищ генерал, у вас есть дополнения?

— Нет, Ваша Светлость, вы всё очень подробно и понятно изложили, — Ерофей положил руку на своё рабочий блокнот в котором он делал пометки во время моей речи.

— Тогда начинаем работать. Я уезжаю на завод и некоторое время буду постоянно там находиться. Нами, — уточнять конкретно кем именно я не стал, — разработан проект нового дирижабля.

Я достал рабочий рисунок «Альбатроса» с написанными под ним предполагаемыми характеристиками.

— Можете ознакомиться. Если наши господа-инженеры скажут что его строительство нам по силам, мы тут же начнем практические работы по этому проекту.

— «Стрижи» и «Орлы» будут выпускаться? — сразу же задал вопрос Андрей.

— Да, мы доведем их флот до нужного нам количества и будем его поддерживать. Эти дирижабли для местного использования.

— А новая модель в первую очередь для дальних рейсов, надо полагать? — понимающе с хитринкой улыбнулся Ерофей.

— Именно так, товарищ генерал.

— Ну что, дай-то Бог чтобы всё получилось. Но это всё достаточно далёкая перспектива, а нам сейчас надо срочно заняться делами текущими.

— Абсолютно правильно, поэтому на этом заканчиваем.

Перед отъездом я еще раз зашел в госпиталь. Там всё шло по намеченному плану. Первые инъекции нашим малолетним пациентам были уже выполнены и возле постели каждого из них был выставлен персональный медицинский пост, а Евдокия и Осип в тревожном ожидании сидели в ординаторской.

Я сходил к больным, ничего тревожного или настораживающего в их состоянии не увидел и отдав распоряжение держать меня в курсе событий, уехал.

На завод мы с Иваном в итоге приехали ближе к вечеру. О нашем приезде все заинтересованные лица были извещены и в заводской конторе нас ожидали.

Цель моего приезда всем была понятна и все необходимые материалы были заранее в таблицах, схемах, чертежах и рисунках развешены на рабочих лосках и стенах.

Когда мы с Иваном зашли, Андрей Карпов и Георгий Пуля сидя в уголке, что-то тихо обсуждали с Лаврентием, а остальные вели бурную дискуссию у чертежей «Орла» и ' Стрижа'.

Увидев Ивана, Андрей просиял лицом, у них были великолепные рабочие отношения и оба друг друга очень ценили.

— Приветствую вас, господа, — у нас сейчас реально на счету каждая минута и разводить долгие не торопливые разговоры обо всем понемногу не когда.

Выслушав ответные приветствия, я добавил:

— Все наши новости узнаете сегодня вечером из «Усинских ведомостей», а сейчас без раскачки начинаем работать.

Год назад Степан Гордеевич сумел воплотить в жизнь мою идею, создать электромеханическую пишущею машинку, на основе которой можно было создать то, что мне известно под названием телетайп.

Сейчас телетайп есть в Усинске, на заводе на Терешкина, в Усть-Усе, в Железногорске, Порожном и Туране. Каждый вечер в двадцать один ноль-ноль ведомство Степана Гордеевича рассылало большую ежедневный информационный бюллетень «Усинские ведомости».

— У меня два первоочередных вопроса. Первое, короткое резюме по Арсеналу, — задав вопрос, я посмотрел на Петра Сергеевича, он в этом деле первое лицо и ему отвечать.

— Строительство первой очереди самого Арсенала можно считать законченным. Идет установка, монтаж и наладка оборудования, подготовка персонала. Через три дня пробный запуск первой линии по производству винтовки. Если все заработает с первого раза, то один ствол в неделю для начала будет гарантировано. Через полгода будем иметь максимум наших возможностей первой очереди Арсенала: десять стволов в сутки, — Петр Сергеевич сделал паузу и внимательно посмотрел на ту часть доски, где под надписью «Арсенал» были развешены чертежи и схемы имеющие отношение к этому делу.

— С производством патронов как обстоят дела? — в подробности вникать времени не было, но в общих чертах я знал, что с этим делом еще не все гладко.

— В принципе можно сказать что патронная линия функционирует. Но полностью отказаться от не нужного ручного труда пока не получается. Линия постоянно сбоит и на каждой операции для страховки постоянно стоят люди. Но по этому вопросу лучше разговаривать с Лаврентием, — Петр Сергеевич изящно перевел стрелки на нашего «Кулибина».

Лаврентий достаточно бодро встал и откашлявшись, начал свою речь.

— Ничего критического, Ваша Светлость, на патронной линии нет. За пару недель все отладим и будет она работать как часы. Расчетная производительность до тысяча патронов в день. Сейчас максимум двести. Главной проблемой может стать только порох и латунь.

Краем глаза я увидел, что Иван достал лист бумаги с эскизом «Альбатроса» и пододвинул его нашим дирижаблестроителям. Проблемы производства оружия эту троицу сейчас совершенно не интересуют и они откровенно скучают.

— Хорошо, Лаврентий, этого мне больше чем достаточно, — мне самому хотелось скорее начать обсуждение вопрос строительства нового воздушного корабля. — Эту тему мы еще не раз подробно обсудим. У меня остался один и последний вопрос к Якову Ивановичу. Как обстоят дела с латунью.

— Хорошо, Григорий Иванович. Перебоев с её производством нет и не предвидится. Но стрелянные гильзы всё равно надо собирать и жестко это контролировать. С порохами тоже проблем нет и не будет в дальнейшем.

— Всё, господа, на этом временно обсуждение арсенальных вопросов заканчиваем и переходим к другому вопросу. Он меня сейчас интересует больше всего. Иван Григорьевич, заканчивай шушукаться и прошу вперед, тебе слово.

Ваня явно такого хода конем с моей стороны не ожидал и покраснел как спелый помидор.

Петр Сергеевич без слов понял что надо сделать и снял с доски материалы касающиеся Арсенала и начал помогать мне развесить приготовленные чертежи и схемы «Альбатроса».

Сынуля за это время взял себя в руки и вышел вперед, а Яков протянул ему указку.

Доклад Ивана длился почти час, а затем еще час мы с ним отвечали на вопросы. Наконец вопросы иссякли и наступила тишина.

— Итак, господа, позвольте подвести итог этой части нашего совещания. Как я понял вы все составили себе представление о проекте нового дирижабля. Теперь в кратчайшие сроки, думаю это будет неделя, каждый из вас должен составить своё, подчеркиваю своё, заключение и возможности его строительства.

Я сделал многозначительную паузу и внимательно посмотрел на каждого.

— В вопросы со строительством и пуском Арсенала я вмешиваться не буду. От этого будет только вред. Иван Григорьевич до первого сентября абсолютно свободен и получил родительское благословение и разрешение работать на строительстве и испытаниях дирижаблей. В разработанном мною проекте нового дирижабля много поправок внесенных Иваном Григорьевичем, поэтому я и поручил ему представить проект. Если наш общий вердикт будет что строительство «Альбатросов» не прожект, а реально выполнимая инженерная задача, то осуществлять её мы будем не один год.

Присутствующие слушали меня очень внимательно, Всем было понятно, что подобный воздушный корабль это не про полеты по окрестностям. Его задачи будут какие-то стратегические задачи далеко за пределами нашей долины.

— На этом по данному вопросу всё. Последнее. Андрей Харитонович, пожалуйста коротко по текущей ситуации со строительством нашего флота дирижаблей, есть ли отклонения от наших планов и графиков.

Андрей встал и быстро и коротко доложил.

— Принципиальных отклонений нет. Есть только рабочая ситуация с испытаниями «Орла». Вчера при первом испытательном полете была обнаружена не корректная работа клапанной системы. Испытания остановили. Причину уже установили. Полагаю в течении двух, максимум трех дней, устраним и продолжим испытания.

— Тогда у меня на этом всё. С завтрашнего дня я не которое время буду постоянно работать на строительстве и испытаниях дирижаблей. Это сейчас у нас возможно самое ответственное и критическое в нашей текущей деятельности.

Сразу же после окончания совещания связисты принесли пришедший сегодняшний «Усинский вестник» и персонально для меня сообщение от Евдокии.

После третьей инъекции пенициллина у наших больных молодых людей появилась положительная динамика в состоянии. У обоих началось снижение повышенной температуры тела, у одного сразу же изменился характер выделяемой мокроты, а у другого после местной обработки раны и удаления гноя новая гадость визуально почти не образуется.

Ликование наших докторов было видно по выражениям в каких был составлен доклад. Они подобного результата похоже не ожидала, я же был бы удивлен если было бы по другому.

Историю медицины и в частности мировую эпопею с антибиотиками я знал очень хорошо. Эти мои знания собственно и позволили нам получить такой блестящий и почти невероятный для конца 18-ого века результат.

На самом деле все наши достижения меркнут на фоне этого фантастического достижения. Все достижения в технике уже имели предпосылки в настоящем 18-ом веке. А вот с получением пенициллина мы просто прыгнули выше головы.

Глава 23

Следующий утром Иван подскочил с постели чуть ли не с восходом солнца и и почти сразу же с курьерской скоростью умчался на авиационный завод, который работал круглосуточно.

Я в отличии от сынули лег спать очень поздно до полночи занимаясь просмотром вороха различных отчетов, планов, чертежей по Арсеналу и авиазаводу. Поэтому встать с восходом солнца у меня не получилось.

Разведка в лице Прохора донесла мне, что свет в конторе горел далеко за полночь. Я этому не удивился, так как был уверен, что Петр Сергеевич не будет откладывать дело с долгий ящик и с нашим проектом ознакомится тут же.

Моё предположение подтвердилось когда Петр Сергеевич предложил мне совместный завтрак.

— Я естественно откладывать ознакомление с новым проектом не стал и после вашего ухода сначала просмотрел его вместе с Игнатом, а потом еще раз более внимательно в одиночку, — сообщил мне господин инженер как только мы закончили завтрак.

— Я в этом нисколько не сомневался, Петр Сергеевич, — улыбнулся я. — Было бы странно поступи вы по-другому.

Петр Сергеевич пропустил мое замечание мимо ушей и достал свой рабочий блокнот.

— Первое мое оценочное впечатление, а почему бы и нет. Второе аналогично. Хотя у меня вопросов и замечаний уже куча, — господин инженер открыл свой блокнот и показал две мелко исписанных страницы.

Я честно не мог сам себе объяснить почему нам надо так спешить с новым дирижаблем, но была твердая уверенность это надо делать без промедления.

— Хорошо, все это обсудим как договорились через неделю.

Еще из далека я увидел, что Иван что-то бурно обсуждает со своими «коллегами», Андреем и Георгием. Они настолько увлеклись, что даже не заметили моего появления.

Обсуждали проблему двигателей устанавливаемых на дирижабли. Андрей и Георгий доказывали что надо срочно начать разработку нового двигателя, более мощного и экономичного.

Иван доказывал им обратное, разработку нового двигателя свернуть, работать на имеющемся и доводить его до максимального совершенства.

Больше всех горячился Георгий.

— Ваня, неужели ты не понимаешь, что на этом двигателе дальние полеты «Альбатроса» невозможны, — говорил он в тот момент, когда я подошел к ним.

Иван хотел что-то ответить, но в этот момент троица увидела меня и дисскусия прекратилась.

— Лучшее враг хорошего. Слышали такую поговорку, господа спорщики? Ты, Георгий Васильевич, конечно прав, более мощный и экономичный двигатель это очень хорошо. Но если ты помнишь, мы решили сейчас ходить по земле. Все перспективные разработки только в инициативном порядке. Хочешь разрабатывать новый двигатель — пожалуйста, но пока сам, без привлечения других и в свободное время.

— Так у меня же его нет, Ваша Светлость, — Георгий возмущенно развел руками. — Нам же надо несколько десятков двигателей срочно собрать только для новых дирижаблей, да еще и ремонтный фонд должен быть.

— Вот ты сам и ответил на своё предложение. Не можем мы сейчас отвлекаться ни на что другое, даже очень перспективное, пока не разберемся с китайцами.

— А как же ваш проект нового дирижабля, — задал этот вопрос молчавший Андрей.

— Доля правды в вашем вопросе есть, спорить не буду, — я развел руками соглашаясь с его словами. — Просто вам придется поверить на слово. Все расклады, известные мне, я рассказать вам не могу. Да и согласитесь, я же предложил пока только подумать над нашим предложением. Нам в любом случае надо подготовить флот из уже существующих моделей дирижаблей.

Спорщики переглянулись и Андрей подвел итог.

— Пройдемте в нашу контору, Ваша Светлость, пока нет шефа, — на слове нашу он сделал ударение. — Посмотрите подготовленный вчера отчет. А потом на стапеля и в эллинги.

Шефом на авиазаводе все с легкой руки Якова называли Игната. Он его так однажды назвал и с тех пор так и повелось.

Война войной, а обед по расписанию. Игнат собрался жениться и сразу же после совещания вчера вечером умчался в Усинск.

По этой причине он немного выпал из общей работы и вчера например не проявлял никакой инициативы. Но сегодня он должен к полудню вернуться и включится в работу.

— Нет, Андрей Харитонович. Сделаем всё наоборот. Сначала эллинги, затем стапеля. А отчет думаю будет уже и не нужен.

Я последние недели на авиазаводе почти не был, другие заботы отбирали всё время и кое-что наверняка прошло мимо меня. Поэтому я решил сегодня начать с простого осмотра хозяйства.

А смотреть действительно было что. За не продолжительное время моего полуотсутствия оказывается изменилось очень многое.

На авиазаводе был совершен очередной трудовой подвиг. Все заложенные «Стрижи» оказались достроенными, а опытные были перестроены и доведены до уровня серийных.

В итоге флот дирижаблей уже получался вполне приличный. Восемь «Стрижей», один экспериментальный, один учебный и шесть можно сказать строевых, два из которых еще проходили ходовые испытания.

Экспериментальный дирижабль к «Стрижам» относился чисто условно. Он был весь уже битый перебитый и находящийся практически при последнем издыхании.

Учебный был третьим серийным «Стрижём». Он был в идеальном техническом состоянии и фактически представлял сейчас эталонный образец этой модели. Все остальные были или построены по его подобию или доведены до его уровня.

У экспериментального и учебного кораблей были одноместные персональные эллинги, строевые стояли парами в двухместных эллингах.

Возле каждого дирижабля копался экипаж. Сегодня с утра в отсутствие Игната полеты были отменены, что дало мне возможность познакомиться с каждым экипажем.

Самое интенсивное обучение было последние недели и окончательное комплектование и сколачивание экипажей почти полностью прошло мимо меня. Конечно говорить о полной готовности к выполнению задач всеми экипажами еще рано, но по мнению Андрея в ближайшие две-три неделю эта задача будет выполнена.

Всего в составе летной эскадрильи двести человек, сто двадцать летного состава, а остальные наземный персонал. Командует этим всем пока Андрей.

После жарких дискуссий дискриминации по национальному и половому признакам устраивать не стали. В итоге сейчас среди летного персонала почти два десятка девушек, тридцать тувинцев и пять китайцев. Девушки надо сказать все русские.

А вот наземный персонал только русский.

Чтобы попасть в летную эскадрилью надо было пройти очень строгий отбор в который входило и получение трех рекомендаций.

Рекомендующие несут ответственность за своих протеже и должны пользоваться доверием у меня и членов Совета.

Я лично не дал ни одной рекомендации, моя функция их только рассматривать и утверждать.

Пока я знакомился с экипажами из Усинска вернулся Игнат. Вид у него был настолько сияющий, что об него можно зажигать спички.

— Господин Курочкин похоже очень удачно съездил в Усинск, судя по его виду, — я сделал паузу, подбирая нужное слово и мне сразу же вспомнились слова в мой адрес, когда меня сравнили с токующим глухарем, — токующего глухаря. Надеюсь сегодня он будет в состоянии обсуждать полеты других птиц.

— В состоянии, Ваша Светлость, — не большая обида промелькнула в голосе Игната.

— Не обижайся, Игнат, — примирительно продолжил я. — Меня тоже так однажды обозвали, когда я познакомился с Марией Леонтиевной.

— Да я не обижаюсь, — уже другим тоном сказал Игнат и сам рассмеялся.

— Тогда слушаю твоё резюме.

— «Стрижи» можно сказать полностью готовы к эксплуатации и выполнению тех задач о которых мы говорили. Считаю, что сейчас лучше того, это получилось сделать невозможно, — последние слова Игнат сказал как гвоздь двухсотку одним ударом по шляпку вогнал.

— Ты, батенька, столь категоричен, что я даже опасаюсь тебе вопросы задавать, — я попробовал изобразить дрожь в голосе, но получилось плохо и все заулыбались, а Иван прыснул от смеха. Что с него возьмешь, молод еще и не понимает, что над Светлейшим нельзя надсмехаться.

Георгий первым стер улыбку с лица и кашлянув, обратил на себя своё внимание.

Он был чаще молчуном, в различных обсуждениях участвовал редко, предпочитая больше слушать. Но будучи достойным сыном своего героического отца, Георгий унаследовал и то уважение которое у нас все испытывали к Василию.

Поэтому когда младший Пуля просил слово его всегда внимательно слушали и считались с его мнением, тем более, что говорилось исключительно по делу. Не всегда конечно в итоге получалось как он считал, но выслушивали его очень внимательно и отвечали.

— Ваша Светлость, последнее время я несколько раз слышал упреки в наш адрес, что у нас занято слишком много людей. Даже на Арсенале работает меньше чем у нас. Я считаю это неправильным, — а вот это для меня большая новость, я ничего подобного не слышал и никто ничего подобного и близко в докладах и отчетах нет было.

— Хорошо, Георгий Васильевич, Я тебя понял и услышал. В ближайшие дни постараюсь эту точку зрения поправить. Сейчас на заводе и в летном отряде занято человек четыреста? — вопрос был адресован Игнату и он тут же подтвердил.

— Да, ровно четыреста со мной Андреем и Георгием. И многие у нас, как вы говорите многостаночники. Персонал летного отряда постоянно участвует в строительстве и обслуживании дирижаблей.

— Эту тему считаю закрытой и обсуждать её не будем. Повторюсь, я подумаю и разъясню народу почему так. Давайте-ка пройдем в вашу контору и там поработаем.

В конторе авиазавода был рабочий беспорядок. Везде были развешены чертежи и схемы, на столах лежали просто кипы исписанных и изрисованных бумаг. Не понятно как они в этом всем разбирались и находили нужное.

Правда на одном столе был образцовый порядок, кроме стопки чистых листов и письменных принадлежностей на нем ничего не было.

Это был мой рабочий стол и он немного сиротливо дожидался своего хозяина.

Я пригласил всех расположится за ним и начал задавать свои вопросы.

— Иван Григорьевич, днями прочитал мне не большую лекцию о балластной системе дирижаблей. И в этой связи у меня вопрос. Объем гелия в «Стрижах» величина постоянная и он не стравливается во время полетов по мере расхода топлива. За счет чего поддерживается высота полета, объясните мне пожалуйста.

Поразительно, но на этот вопрос я «железного» ответа не знал. Он как-то рассматривался везде вскользь или вообще не рассматривался. Получение водорода в эпоху дирижаблей в моей первой жизни не было проблемой и стоило это относительно не дорого. Поэтому дозаправка дирижаблей как бы подразуменвалась по умолчанию.

Игнат с Георгием дружно посмотрели на Андрея, как бы предоставляя ему право отвечать.

— В основном системой баллонетов и немного за счет рулей высоты. То, что предложил Иван будет хорошим дополнением к если удастся внедрить увеличит дальность полета и высоту полета. Но на первых двух «Орлах» я предлагаю это не использовать. На стапелях закладывается следующий «Орел», вот пусть он и будет экспериментальным.

— Согласен и всех прошу считать это принятым решением. Пока надо обеспечить минимальную численность воздушного флота для возможных боевых действий. По мнению Главного Штаба это две ударных группы и две группы поддержки.

Тут я немного слукавил, это было моё личное мнение с которым Ерофей и Степан, в качестве временного Начальника Главного Штаба просто согласились.

— Сейчас состав ударной группы олин «Орел» и два «Стрижа», группа поддержки — два «Стрижа», в последующем возможно будут изменения, — я расшифровал состав групп и оглядел присутствующих. — В свете этого надеюсь задача понятна.

— Понятна, — за всех ответил естественно Игнат.

— Второй вопрос. Если я правильно понимаю ситуацию, главная проблема это надежность работы двигателей. В отношении всех остальных элементов конструкции тех же «Стрижей» вы в один голос говорите и пишите, что она сейчас оптимальная и максимально надежная.

— Так точно, Ваша Светлость, — на этот вопрос ответил Игнат и опять так же категорично как это он сделал несколько минут назад.

— Тогда, вам слово Георгий Васильевич, — я немного развернулся за столом, Георгий сидел немного сбоку от меня.

— Все двигатели у нас проходят испытания на стендах. Те, что планируется использовать на дирижаблях собираются отдельно из самых лучших деталей, которые проходят еще одну дополнительную проверку. Если есть какие-либо замечания во время стендовых испытаний, то двигатель снимается и еще раз перебирается.

О жесткости Георгия во время испытаний мне докладывали. Тот же Степан считал, что он с этим делом перегибает палку.

— И каков твой вывод?

— Лучше и надежнее того, что сейчас, мы пока сделать не можем. Надежность работы двигателей, установленных на «Стрижах» я гарантирую, тысяча моточасов без техосмотра. Подготовку членов экипажей мотористов и их помощников оцениваю на отлично.

— Заявленную дальность полета? — я решил на все необходимые вопросы получить четкие однозначные ответы.

— Да, как и договаривались не менее пятиста километров, это зависит только от количества топлива на борту.

— Следующий и возможно последний вопрос по «Стрижам». Как они будут воевать и чем? Давай Игнат, думаю это к тебе относится.

Игнат принес и разложил на столе схему боевого применения наших дирижаблей. На «Стрижах» уже оборудованы по одному бомболюку и десять стрелковых бойниц, которые позволят вести огонь во всех направлениях.

— Как ты это представляешь в реальности? — Игнат с Яковом уже проводили опытные бомбометания и стрельбы, но результаты мне пока не докладывали, вернее заявили, что докладывать пока не чего.

— Мы с Яковом Ивановичем полагаем, что бомбометание необходимо производить с высоты триста метров, а для прицельную стрельбы снижаться до ста.

Сто метров высоты это уже опасно, хороший стрелок из мощного арбалета имеем все шансы достать дирижабль, а уж из хорошего штуцера гарантировано. А то, что у китайцев появится и то, и другое, пусть даже и не больших количествах я не сомневался если в это дело ввязались господа иезуиты.

— Этим делом надо полагать будут заниматься специально обученные люди, которых пока еще нет, — ответ на этот вопрос очевиден.

Помимо экипажа «Стрижи» на борт могут взять двадцать пассажиров. Вот они и будут боевой командой, бомбометателями и стрелками.

Я еще раз внимательно изучил все чертежи и схемы «Стрижей» и легенды к ним. Ну что пора принимать окончательное решение.

Делать это нужно стоя и я поднялся из-за стола, а за мной естественно и все Игнат со своими орлами и Иван.

— Моё решение таково. После завершения летных испытаний последних двух кораблей считать восемь «Стрижей» технически готовыми для участия боевых действиях. Задачи ставлю следующие, — все вытянулись по стойке смирно. Молодцы однако, понятие о дисциплины и субординации есть.

— Первое, в течение недели завершить летные испытания двухъ новых «Стрижей», — на самом деле по настоящему новым, то есть только что сошедшим со стапеля был только один.

Второй был из модернизированных первых опытных. Его капитально отремонтировали и довели до уровня серийных.

— Второе. Продолжить подготовку летного состава эскадрильи. Задача — умения и навыки довести до совершенства и добиться взаимозаменяемости на случай ЧС на борту. Время на выполнение месяц, по истечению которого провести аттестацию по итогам которой решить вопрос о персональном допуске каждого к несению службы в летной эскадрильи гвардии. Аттестация теоретическая и практическая. Сначала будет аттестация вас самих, а потом уже вы будите аттестовывать других, — идея о первоначальной аттестации самих себя мне пришло в голову в тот момент когда я начал об этом говорить..

Глава 24

— C первыми двумя задачами думаю всё понятно или есть вопросы? — вопрос конечно будет и он касается взаимной аттестации, как это будет выглядеть на практике. — Если он касается взаимной аттестации, то отвечаю — еще сам не знаю, но время у нас еще есть. Так что думаю решим.

Других вопросов непоследовало и я продолжил.

— Третья задача исключительно моя. Я сегодня же поручу Главному Штабу отобрать первые три сотни добровольцев для подготовки боевых команд дирижаблей. В состав боевых команд будут входить два бомбардира, десять стрелков, командир и два помощника. Всего пятнадцать человек. У командира корабля всегда будет резерв в пять пассажирских мест для выполнения другой попутной или параллельной задачи. Через месяц уже нужно иметь натренированные боевые команды, — Игнат недоверчиво покачал головой, вероятно считая месяц явно не реальным сроком.

— Спорить не буду, месяц это очень мало, но у нас господа ситуация такая, что возможно только с помощью дирижаблей мы можем выиграть очередную войну с китайцами. Для подготовки армии привлечены европейские инструкторы и те сейчас готовят несколько знаменных маньчжурских полков воевать по европейски, так сказать полки нового строя. А самое главное у них появилось европейское оружие. В частности штуцера и английские мушкеты Браун Бесс, — наши дирижаблестроители это знали, но лишний раз об этом напомнить не мешает.

— А какова численность этих новых полков? — спросил Андрей с тревогой в голосе.

— Точно не знаю, но скорее всего не меньше пяти тысяч.

— Ну пять тысяч-то мы побьем, — голос у Андрея заметно повеселел.

— Да ты не забывай, что будут и другие тысячи, — немного притормозил своего товарища Игнат.

Он шапкозакидательскими настроениями заражен не был и хорошо представлял надвигающуюся опасность.

— Мы на Енисее прошлый раз просто чудом разбили такую огромную армию. Если бы не опилки в их головах, — под опилками Игнат по видимому подразумевал байки про огнедышащих драконов, — нам бы пришлось очень туго.

— Тут возразить нечего. На этот раз это будет не просто огромная орда, а достаточно хорошо обученная, подготовленная и многочисленная армия. Её командиры уверен будут примерно представлять что такое наши огнедышащие драконы и одной из задач будет их захват и прочего нашего вооружения и снаряжения. Этих европейских инструкторов в Китай пригласили иезуиты. Когда Лонгин Андреевич появится в Усинске, я попрошу его прочитать вам лекцию о наших взаимоотношениях с иезуитами, — Игнат естественно в курсе этой «проблемы», а вот Андрей, Георгий и конечно Иван совершенно не представляют степени «любви» этой публики к нам. — Ты, Иван Григорьевич, конечно еще маловат для взрослых игр, поэтому подумай еще раз. Спрос с тебя будет как со взрослого.

Таких жестких и неожиданных слов Иван похоже не ожидал и его лицо запылало как огонь. Он что-то хотел сказать, но передумал и только сжал кулаки так что они побелели.

Я смотрел ему не мигая, прямо в глаза. Иван взора не отвел и тоже не моргнул. Улыбнувшись, я отвел взгляд.

— Следующий вопрос, — продолжил я как ни в чем не бывало. — Строительство новых дирижаблей. По моему разумению нам необходим флот из десяти «Стрижей» и не менее шести «Орлов». Свои расчеты объяснять не буду, это всё мои предварительные оценки. Возможно потребуется больше. Но давайте исходить из этого. Поэтому задача как можно быстрее достроить второго «Орла» и начать строить два следующих. Под это задействовать два стапеля. На третьем заложить «Альбатроса», если инженерный штаб решит что мы потянем его строительство. Если нет, то вопрос использования третьего стапеля решим позднее.

Я открыл свои записи и проверил себя не упустил ли чего-нибудь важного. Вроде все сказал, что собирался. Тогда пора заканчивать.

— Первоочередная задач скорейшее завершение ходовых испытаний «Орла» и «Стрижей», если по ним еще что-то надо делать. Иван помогает всем и во всем. Я занимаюсь преимущественно подготовкой боевых команд. Продолжаем строить, закладываем новые корабли, готовимся к «Альбатросам». Завершаем летную подготовку экипажей.

Дни опять полетели один за одним. Моё поручение Главный Штаб выполнил очень быстро и уже через два дня прибыли первые три десятка добровольцев кандидатов в воздушные стрелки, которые тут же начали тренировочные полеты на дирижаблях.

Игнат сумел резко ускорить работы на авиационном заводе, ходовые испытания «Стрижей» и первого «Орла» были проведены в ускоренном темпе, а второй «Орел» на стапеле рос буквально по часам.

В намеченный мною срок прошло еще одно совещание по «Альбатросу» и единогласно решили начать их строительство, а предложенная Иваном дополнительная балластная система должна пройти испытания на экспериментальном дирижабле.

Я был полностью занят боевой подготовкой экипажей дирижаблей и будущим строительством «Альбатросов» лишь иногда отвлекаясь на возникающие медицинские проблемы.

Клиническая апробация пенициллина прошла просто с совершенно потрясающим результатом, его применение было эффективно у всех больных. Особенно радостным было выздоровление мальчика с хронической пневмонией. Машенька в буквальном смысле плясала и пела от радости.

Теперь главное наладить достаточно крупное производство пенициллина и продолжать исследования для создания других лекарств.

В рабочем порядке решилась проблема с созданием аттестационной комиссии и её работой. Весь личный состав летной эскадрильи сдал экзамены на отлично и был полностью аттестован.

А вот с боевой подготовкой все оказалось намного сложнее.

Летную подготовку все добровольцы прошли успешно. Не обошлось конечно без курьёзов и даже обмороков, но в итоге отчисленных не оказалось.

Пока проходила обкатка будущих воздушных стрелков и бомбардиров мы с Яковом занялись экспериментами — определением безопасной высоты полетов в боевых условиях.

Неделю один из дирижаблей такал за собой специальный воздушный шар по которому стреляли с земли и под которым взрывали наши бомбы. Итогом наших экспериментов было утверждение безопасной высоты бомбометания триста метров, а стрельбы на наземным целям двести.

Оказалось что на высоте в сто метров экспериментальный воздушный шар легко поражается из штуцеров имеющихся в Европе. Всё зависит только от опыта стрелка. А вот на высоте двести метров ни один наш стрелок, даже из признанных снайперов, не сумел поразить мишень.

Параллельно с определением безопасной высоты мы начали отработку техники бомбометания. После окончания экспериментов с определением высоты этим продолжили заниматься уже отобранные бомбардиры.

Все добровольцы проходили предварительное собеседование с Ерофеем и Казимиром и ошибок в их рекомендациях практически не было.

В итоге параллельно с аттестацией летного состава началась работа с бомбардирами, воздушными стрелками и командирами боевых команд.

Своим чередом шли работы на Арсенале и подготовка гвардии к новой войне.

В середине июня были закончено строительство второго «Орла» и после небольшого совещания мы решили начать наш новый проект — дирижабль «Альбатрос».

Для этого на одном из стапелей начали закладку первого корабля. Он будет конечно экспериментальным, слишком много на нем будет новинок.

Второй стапель было решено перестроить под будущее серийное производство «Альбатросов». А третий стапель оставили как есть и на нем заложили очередного «Орла».

Каждый день начинался и кончался одним — мыслью когда же наконец будут новости из Китая и от Лонгина.

Сказать что новостей не было, значит соврать. Разведка, те же купцы приносили их ежедневно. Но это были не те новости, которые мы ждали.

С Лонгином была договоренность, что если переговоры идут в нужном нам русле никаких подробностей пока не сообщать. За границами наших пределов, да и уже на границах полно не нужных глаз и ушей. Поэтому мы договорились что раз в неделю он будет присылать нейтральное сообщение из одного зашифрованного слова «да».

А вот с миссией Семена Адарова все было сложнее. После полученного известия об их отъезде из Улясутая не было совершенно ни каких известий, ни хороших, не плохих.

Косвенным положительным известием было отсутствие любых официальных приказов, указов еще чего либо приходящих из Пекина в Улясутай касательно будущей войны.

Хотя наши лазутчики, рискуя своими жизнями, пробирались в окрестности военного лагеря, где готовилась новая армия вторжения. Они доносили что подготовка знаменных частей, которые мы стали называть полками «нового строя» идет полным ходом.

Особенно меня поразил доклад с описанием безжалостной строевой муштры. Можно как угодно к этому относится, но боевое слаживание подразделений начинается со строевой подготовки.

Я был поражен весной сорок пятого, когда увидел какое внимание уделялось строевым занятиям сформированных штурмовых подразделений нашей дивизии, которые потом прорывали оборону немцев и штурмовали Берлин. Хотя мой военный опыт говорил мне, что первый раз локоть боевого товарища начинает чувствоваться на плацу. Но чтобы ежедневно до седьмого пота отрабатывать строевой шаг бывалых фронтовиков…

Ерофей мою точку зрения разделял и в нашей гвардии строевой подготовке уделялось много внимания, несмотря на ворчание некоторых командиров.

Андрей Маханов оказался, как и ожидалось, большим молодцом и красавой и с поставленными задачами справился быстро, а самое главное блестяще.

Особенно мне понравилось, что он создал свои параллельные разведку и контрразведку. Они конечно были с военным уклоном, но и общие задачи Андрей им то же ставил.

Почти сразу же Главный Штаб попросил озадачивать экипажи дирижаблей разведзадачами во время испытательных и учебных полетов. А когда мы пришли к выводу о готовности нашего воздушного флота к боевой работе, дирижабли стали на постоянной основе совершать разведывательные полеты.

Полеты проходили вдоль наших рубежей. Далеко от границы мы не залетали, рисковать без необходимости не требовалось, да и кота за усы дергать не надо.

Экипажи дирижаблей уточняли наши карты, учились ориентации на местности, вели наблюдения и за последние две недели отметили усиление монгольских пограничных караулов.

Это было единственное тревожное событие на наших рубежах.

Главную скрипку на начавшемся строительстве «Альбатросов» сразу же начал играть Иван. Да иначе и не могло быть. Он этот проект знал лучше всех, за недели проведенные на заводе в этот раз вник во многие технологические тонкости и быстро освоил все премудрости пилотирования дирижаблями.

Вместе со всеми он сдавал квалификационные экзамены и по праву был аттестован в члены комиссии, так как в теории воздухоплавания наш сын оказался главным специалистом.

Ранним утром 15-ого июня на завод примчался запыхавшийся молодой связист. Юноша был из молодого пополнения и у него было первое самостоятельное дежурство. Связисты дежурили парами и старший доставить секретную телеграмму лично в руки Светлейшего Князя поручил, как положено по уставу, своему младшему товарищу.

Телеграмма была зашифрованной. Я быстро прошел в контору, плотно закрыл дверь и достал свою записную книжку в которой была шифровальная таблица для подобных сообщений.

Телеграмма была из Улангола. Час назад туда из Кобдо вернулся Лонгин.

Решение я принял мгновенно. За пару минут я составил и зашифровал короткую телеграмму. Лонгину отдыхать и ждать моего прибытия в Улангол на дирижабле.

Вручив телеграмму немного испуганному связисту, всё таки не каждый день приходится принимать секретные телеграммы и вручать их лично Светлейшему, я вызвал Андрея.

— Андрей Харитонович, через полчаса боевой вылет в Улангол двумя «Стрижами» первого звена, —окончательный расклад нашего боевого воздушного флота получился как мы и задумывали.

Две основных боевых группы с составе трех дирижаблей «Орла» и двух «Стрижей» и две вспомогательных. Группы стали называть звеньями.

Без необходимости «Орлы» пока для выполнения каких-либо задач решили не привлекать, поэтому я и приказал на вылет двумя «Стрижами».

Через полчаса два «Стрижа» поднялись в небо. Летный состав моего дирижабля действует слаженно и очень быстро, не показывая своего волнения. Они уже неоднократно вылетали на патрулирование границы и ничего нового в полете до Улангола для них нет.

И даже Светлейший на борту для них не новость. Именно с этим экипажем я летал для личного осмотра границ несколько недель назад.

А вот для боевой команды экипажа подобный вылет первый. Новичков среди них нет, всех я знаю лично, это гвардейцы отобранные графом Казимиром из личного состава своего полка. Все они люди опытные и обстрелянные, но всё равно немного волнуются.

Поводов для спешки и не нужного риска я не видел и поэтому полетели не напрямую через Куртушибинский хребет, а по обычному безопасному маршруту: вдоль Уса, затем вдоль Иджима до Медвежьего. От него строго на юго-восток обходя Уюкский хребет и затем напрямую через Танну-Ола до озера Убсу-нур и вдоль его северных и западных берегов до Улангола.

Всего ровно четыреста километров, время полета от четырех часов. Конкретно всё зависит от погоды, дирижабль такая штука скорость которой иногда очень зависит от ветра.

В Главный Штаб то же ушла моя шифрованная телеграмма и Ерофей, Казимир и Андрей Маханов на низком старте будут ожидать известий от меня.

Все благоприятствовало нашему полету, великолепная спокойная погода, легкий попутный ветер на просторах Тувы и ровно через четыре часа мы приземлились в Уланголе.

Меня встречали Илья Михайлов и один из братьев Морозовых. Дирижабли тут же были поставлены на прикол в эллинги, которые уже были построены в Туране, Злегесте, Хем-Белдире, Уланголе и Тэссе и экипажи начали готовиться в обратному полету.

Лонгин успел отдохнуть и ждал меня, свеженький как только что сорванный с грядки огурчик.

— Григорий Иванович, как же я рад вас видеть, да и вообще лица любых наших людей. Мне эти узкоглазые в печенках сидят. Я последние дни уже начал опасаться за своё здоровья. Иногда думал, ну всё сегодня завтра сойду с ума.

— Неужели всё было так сложно? — немного иронично спросил я.

— Да какие там сложности, Григорий Иванович. Там одна проблема: и хочется, и колется и мамка не велит. Хан просто по-человечески боится, а вдруг мы не совладаем с маньчжурами и тогда его ждет кол в Пекине. И в то же время вся местная верхушка давит, воевать с нами они не желают. Наше золото весь воинский дух из них вытеснило, наши плюшки важнее, а самое главное слаще, — на последних словах я почувствовал, что расплываюсь в довольной улыбке.

Обсуждая с Машенькой миссию Лонгина, я как-то сказал, что монголы Кобдо давно серьезно ни где не воевали, а мечи быстро тупятся когда долго не достаются из ножен. Торговля с нами приносила местным ханам очень даже не плохой доход, а самое главное они уже привыкли пользоваться благами цивилизации идущими от нас.

А это уже очень существенно, наши орудия труда, одежда и обувь, одни прорезиненные вещи чего стоят, великолепная бумага, которая на голову лучше китайской и многое другое. Птичка на хвосте принесла нам большую благодарность от ханских жен за знакомство с предметами женской гигиены. Оно было организовано год назад Машенькой, когда наши доктора ездили в Кобдо давить начавшуюся эпидемию кори.

Так что я лично серьезно надеялся что эта наша мягкая сила сработает и Лонгин сумеет договориться с монголами.

Глава 25

Мягкая сила конечно работала, это было видно по тому как в Кобдо развернулся Ванча, который везде был желанным гостем. В итоге нашему алтайцу удалось протоптать тропку в Урумчи, куда он и направил свои стопы в тот же день когда Лонгин отправился в наши пределы.

По мнению Лонгина, всё это время хан ждал какого-то сообщения из Пекина и стойко «оборонялся» от наседающих со всех сторон родственников и местной знати, которые уже открыто требовали союза с нами.

Но вести кулуарные разговоры и даже откровенные переговоры хан Лонгину и Ванче не мешал. Дошло до того, что Лонгин встретился с командиром маньчжурского гарнизона в Кобдо и тот откровенно назвал цену их измены и откровенно рассказал какого известия ждет хан.

— Оказывается среди маньчжуров много недовольных Хэшэнем. Одним не нравится его уже запредельная коррупция, другие просто им обижены. Особенно те, кого он наказывает, посылая в дальние гарнизоны и на не нужные войны, например с Непалом. Сейчас это все резко обострилось, когда всесильный фаворит начал плясать под дудку иезуитов. Европейские инструкторы откровенно и нагло оттеснили от командования маньчжурских генералов и готовят несколько знаменных частей как они считают нужным. Среди маньчжуров распространено мнение что наше оружие, а самое главное духи и огнедышащие драконы, которые на нашей стороне, делают нас непобедимыми и мы сможем уничтожить любую армию.

Лонгин начал излагать прописные истины, армия которая не верит в себя обречена на поражение даже с противником многократно уступающим в численности и военная история знает массу подобных примеров.

— В знаменных частях стянутых в провинцию Гансу для участия в новом карательном походе на запад, — продолжал тем временем свой рассказ Лонгин, — оказались почти все маньчжуры участвовавшие в походе Чжан Цзинбао и они распространяли панические настроения. Иезуиты об этом донесли Хэшэню и он по их требованию пресек эти разговоры, казнив несколько человек.

Лонгин рассказывал не торопливо и я четко начинал понимать картину которую он рисовал.

— Кто такие иезуиты мы, Григорий Иванович, хорошо знаем. Люди они очень умные и беспринципные у которых нет никаких ограничителей в достижении их целей. Какую-то информацию о нас и нашем оружие они сумели собрать и даже предположили что такое наши огнедышащие драконы.

— Надо полагать, что задуманная операция против нас это ход конем, который может позволить им восстановить орден, — предположил я. — А кто-то из привлеченных европейцев вполне может быть знаком с опытами братьев Монгольфье и наслышан о полете во Львове, где шар поднимался под действием огня горелки.

— Я тоже так думаю. Подтверждением этого служит то, что иезуиты сами настояли о переносе похода на год. Они решили, что подготовка полков «нового строя» не достаточна.

Я не вольно улыбнулся, услышав про полки «нового строя». Надо же Лонгин выразился так же как и я. Хорошо, что он не видел мою улыбку и мне не пришлось объясняться.

— Мало этого в Европу посланы гонцы и к следующей весне карательная армия будет усилена каким-то количеством европейских наемников.

— Да, противник у нас серьёзный. И что, все это ты узнал в Кобдо? Интересно бы знать кто источник твоей информации.

— Потерпите, Григорий Иванович, всему своё время. Сначала про наши дела с ханом. Так вот хан симпатизировал недовольным Хэшэнем и ждал весточки от своих единомышленников. Против императорского фаворита устроился заговор. Они желают поражения своей армии чтобы обвинить в нем Хэшэня и устранить его. Какое-то известие из Гансу хан получил, потому что открытым текстом сказал мне, что он и его монголы не будут воевать против нас. А чтобы это не выглядело предательством, хан предложил нам внезапно как бы напасть на Кобдо.

— Так, интересно получается, мы первыми начинаем войну с маньчжурами. Что-то мне в этом не нравится, — я внимательно прислушался к самому себе, но товарищ Нострадамус молчал. — А что например делать с сотней маньчжуров стоящих в Кобдо?

— Ничего. Их командир то же участник заговора и они сдадутся нам без сопротивления. И я полагаю кто-то из них даже будет нам помогать.

— Интересные расклады, — я недоверчиво покачал головой. — Даже с трудом верится. Давай-ка расскажи мне про источник информации о положении дел в Гансу и особенно иезуитах.

— Так тут и рассказывать нечего. Это всё наш уважаемый господин Адаров. Представьте моё изумление, когда позавчера передо мной представ его гонец. Он прибыл в Кобдо вместе с посланцем от заговорщиков.

От такой новости я в буквальном смысле потерял дар речи, чего чего, а такого я не ожидал.

— И что он еще передал? — выдавил я из себя после того как справился со своими эмоциями.

— Первую задачу за них выполнили сами иезуиты. Поход Хешеня будет не раньше конца следующей весны. Да и забыл еще сказать, есть вероятность, что он сам будет в нем участвовать.

— А вторая задача?

— Здесь сложнее. С другом детства Клеопатры они контакт установили. Но он с огнем играет, в частности участвует в заговоре. Поэтому Семен и послал своего гонца вместе с посланцем заговорщиков. Этот европеец не один, их как минимум трое. Они хотят похитить останки Клеопатры с её камеристкой и бежать к нам.

— Хорошо, будем надеяться, что у них всё получится. Помочь мы всё равно им ни чем не можем. Главное теперь мы знаем, что у нас есть почти год на подготовку, — Лонгин хитро заулыбался и я понял, что он еще что-то приберег, так сказать на закуску. — Хватит хитро улыбаться, выкладывай всё до конца.

— В заговоре участвуют и маньчжуры Урумчи. На переговоры с ними Ванча и поехал. Он кстати уверен в успехе и собирается еще и установить контакт с Кашгаром.

— Планы конечно грандиозные, не боишься провала?

— Вы знаете, Григорий Иванович, не боюсь. Можно сказать полностью уверен в успехе.

— Хорошо, готов к полету на дирижабле или еще здесь есть дела?

— Никаких и лететь готов.

К вечеру мы были в Усинске. Лонгин еще раз все рассказал Ерофею, графу Казимиру и Андрею. Я молча сидел в стороночке и слушал еще раз его рассказ. Вопросов они по сравнению со мной задали целую кучу, так как подробно о миссии Лонгина и Семена знал только Ерофей.

О второй задаче своего подчиненного Лонгин кстати не сказал ни слова. Надо полагать он решил, что береженого Бог бережет. В чем я кстати в ним был полностью согласен.

Уже наступал вечер когда заметно уставший Лонгин закончил отвечать на вопросы наших военных руководителей. Итог взялся подвести заметно повеселевший Ерофей.

— Итак, товарищи, можно почти со сто процентной уверенностью говорить, что у нас есть еще несколько месяцев для подготовки к новой войне с Китаем. К осени наш воздушный флот судя по всему будет полностью готов к участию в боях, — Ерофей посмотрел на меня, ожидая подтверждения своих слов.

— Бес сомнения, — подтвердил я слова слова Ерофея.

— Считаю, — продолжил Ерофей, — нам надо разработать планы взятия под контроль Кобдо и Урумчи. План по Урумчи конечно предварительный, его надо будет уточнить после получения известий от Ванчи и не откладывая это дело, в долгий ящик осуществить их. На то, что бы закрепиться, особенно в Урумчи, времени много уйдет. А опираясь на такую тыловую базу, мы я думаю, смело можем вступать с бой с наступающими китайцами.

На том и порешили, Главному Штабу было поручено в течении двух недель разработать план двух операций: захват Кобдо и Урумчи, а остальным продолжить подготовку к будущим походам.

Моей персональной задачей было скорейшее завершение ходовых испытаний второго «Орла» м постановка его в строй.

Стрелковых бойниц на этих дирижаблях было ровно тридцать и поэтому стрелковая команда была более многочисленная и бомболюков было два, а не один, как на «Стрижах». Поэтому с комплектацией боевых команд мне пришлось повозиться, но к концу ходовых испытаний нового корабля все проблемы были решены.

Как мы и договаривались, Главный Штаб через две недели представил предварительный план операций по захвату Кобдо и Урумчи. В захвате Урумчи основной ударной силой должны будут стать наши дирижабли, на которых будет переброшен десант для внезапной атаки. Но как это будет на деле зависело от успеха миссии Ванчи.

А Кобдо планировалось захватить лихим каваллерийском броском нашей гвардии при поддержки тувинцев.

Вскоре после возвращения Лонгина, наша разведка стала докладывать о резком усилении монгольских пограничных караулов со стороны Улясутая и начавшихся коротких рейдов в наши пределы при появлении в небе дирижаблей, судя по всему с целью слежки за ними.

Лонгину я приказал взять как минимум двухнедельный отпуск и наконец-то отдохнуть от забот и тревог в кругу семьи.

Тридцать первого июля неожиданно пришел из Минусинска внеплановое послание из Петербурга. Оно было коротким, но тревожным и очень информативным для нас.

Какие-то люди набирают в Европе наемников чтобы повоевать где-то за морями, предположительно в Китае.

Когда Панкрат навещал сестру, он оставил её мужу очень значительную сумму денег на случай каких-нибудь форс-мажоров. Такая вот ситуация и сложилась.

Во всем что рассказал Лонгин, я подверг сомнению только возможность осуществления плана иезуитов привлечь европейских наёмников в столь короткие сроки. Все таки на дворе 18-ый век и рекордные переходы из Китая в Европу за три-четыре месяца впереди, но за пять месяцев это уже вполне реально.

Подвергать сомнению полученную из Питера информацию я не стал. Просто напросто надо внести поправку в сведения полученные Лонгином, иезуиты скорее всего сразу же решили привлечь наемников и они возможно уже прибывают в Китай.

Да, это конечно ситуацию резко осложняет, несколько тысяч наемников из стран Старого Света, хорошо обученных и вооруженных современным европейским оружием, сила серьёзная и при определенном раскладе имеющая шансы одолеть нас.

Например навязать нам сражение в условиях когда мы не сможем использовать наше преимущество в дальности стрельбы и поддержку дирижаблей.

Для этого для начала нас надо выманить как можно дальше от Тувы, а затем… А затем осуществить задуманный Хэшэнем или иезуитами план.

Если мы начнем открыто действовать уже сейчас, то скорее всего Хэшэнь изменит свои планы и соберет действительно огромную армию, Цинская Империя еще может тряхнуть стариной и начнет наступление на нас традиционным маршрутом — через Внутреннюю Монголию и Улясутай.

Безжалостные и жестокие властелины Поднебесной еще могут быть и абсолютно не чувствительными к огромным потерям своих войск и ценой десятков тысяч дойдут до наших пределов.

Мы конечно можем встретить наступающую армию в нескольких сотнях километров от наших границ и устроить подлинное сафари, расстреливая их как в тире. Но как отдавать приказ устраивать такую бойню, я лично не представляю.

Да оно собственно любое наше сражение с китайцами это по сути сафари, кроме варианта когда мы окажемся на расстоянии выстрела их оружия или например дело дойдет до контактного боя. Но тут у нас шансов может не оказаться, маньчжуры и те же монголы достаточно серьезные воины и вполне могут одолеть нас, особенно при поддержке европейцев и подавляющем численном превосходстве.

Ночь на первое августа выдалась беспокойной, заснуть мне не удалось несмотря ни на какие ухищрения. Машенька как назло сегодня осталась дежурить в госпитале, накануне у неё было сразу двое тяжелых родов. Я в этом деле уже ни чем не мог помочь своим докторам, супруга как врач например в акушерстве и педиатрии на голову превосходила меня.

На рассвете я встал и пошел на утреннюю прогулку. Прохор как безмолвная тень шел сзади. Дойдя до берега Уса, я увидел стоящего как изваяние Ерофея.

— Доброе утро, Григорий Иванович, — поприветствовал меня Ерофей. — Вам я вижу тоже не спится.

— Да уж тут какой сон, Ерофей Кузьмич. Думы такие в голове, что… — я махнул рукой.

— Куда не кинь — всюду клин, — Ерофей махнул рукой. — Идеальный вариант замириться с китайцами по настоящему, даже возможно и какую-нибудь дань платить. Главное не участвовать в сомнительных военных компаниях за тридевять земель.

— А как мы можем без этого обойтись, — усмехнулся я. — Это было условиям окончания предыдущей войны. Если уж на то пошло, то нам изначально не надо было встревать в тувинские дела. А уж когда мы в это дело влезли вопрос столкновения с Китаем стал делом времени.

— Твоя правда, Григорий Иванович. Нечего голову пеплом посыпать, надо теперь думать как из этого всего выпутаться.

К завтраку из госпиталя вернулась Машенька и мы в гордом одиночестве отправились в столовую, детей дома не было, Иван был на авиазаводе, а остальные с дядей Тимофеем отправились на экскурсию на Мирский хребет.

Мы уже собрались вставать из-за стола когда за окном раздался голос веселый Лонгина, он спрашивал где я.

«Ванча», — подумал я и не ошибся.

На самом деле вернулся не Ванча, а очередной доверенный человек Лонгина. Сам алтаец отправился дальше в Кашгар. О результатах своих переговоров он составил секретное донесение, зашифровал его и оно то и было доставлено господину Лонгину лично в руки.

Донесение пришло несколько часов назад, но Лонгин решил сначала расшифровать его и лишь потом представить его мне.

Машенька молча тут же быстро вышла из столовой и я услышал её распоряжение отданное Прохору.

— Прохор, голубчик, встань на караул около дверей и никого не подпускай, когда в столовую зайдет господин Лонгин, — охранять подступы к окнам Лонгин уже успел приказать своим людям.

Он давно уже ни где не ходил один. Его всегда сопровождало минимум двое его людей. Это был мой приказ отданный несколько лет назад после двух нападений на него.

Хотя оба раза это было в Туве, но я, да и все остальные, хорошо помнил то страшное нападение на меня. Ничего подобного и близко в долине больше не было, но слов из песни не выкинешь. А террористическая тропка она такая, ступишь на неё и уже не сойдешь. Если пробовали это дело в Туве, то вопрос времени когда будет проба пера и в долине.

— Простите, Григорий Иванович, сразу же не доложил. Решил сначала расшифровать. А в этом деле помощников у меня не имеется.

Лонгин протянул мне донесение Ванчи, его расшифровку и шифровальную таблицу на случай если я решу проверить.

Я отложил в сторону само донесение, таблицу и по диагонали пробежался по тексту расшифровку. Подробно в деталях мы будем его изучать в секретной комнате Главного Штаба, а сейчас мне нужно понять его суть — каков результат миссии Ванчи в далеком Урумчи.

Донесение было достаточно большим. Сначала Ванча обрисовал ситуацию в Урумчи и местные расклады, затем написал о результатах своих переговоров и в конце сделал выводы и внес предложения по ведению будущей компании.

Предложение Ванчи от плана разработанного Главным Штабом принципиально отличалось только сроками, а не самими действиями. Он предложил действовать тоньше и хитрее и активным действиям перейти когда армия Хэшэня выступит в поход и нам поступит его приказ-предложение присоединиться к нему.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Пожертвовать