Диоген. Человек-собака [Ян Маршан] (fb2) читать онлайн

Ян Маршан Диоген. Человек-собака

© Les petits Platons, 2017

© Александра Соколинская, перевод, 2017

© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2017

© Фонд развития и поддержки искусства «АЙРИС»/IRIS Foundation, 2017

* * *

Наша история разворачивается в Греции почти две тысячи сто пятьдесят лет назад. Дело происходит на Эгине – маленьком островке, расположенном напротив Афин. Однажды Онесикрит, богатый житель острова, обратился к своему младшему сыну с такими словами:

– Сын мой, ты хорош лицом, ты силён, никто не сравнится с тобой в метании копья и в беге, но самое важное тебе ещё только предстоит освоить.

– Что ты имеешь в виду, отец? – удивился Андросфен. Ему было странно слышать, что после стольких лет школы он постиг ещё не все премудрости.

– Ты должен познать свою душу! Потому я решил отправить тебя в Афины. Там ты увидишь роскошные храмы и красивейшие скульптуры, но главное – ты будешь слушать величайшего философа!

– О ком ты говоришь?

– Разумеется, о Платоне! Ты поступишь в его школу и по окончании обучения выйдешь оттуда мудрым и находчивым. Так ты добьёшься успеха в жизни.

Молодой Андросфен взял руки отца в свои и пообещал стараться изо всех сил. В глубине души он радовался, что поедет в Афины – чудесную столицу Греции. Говорили, что этот город полон удовольствий.

– Для начала, – продолжил Онесикрит, – возьми циркуль и угольник и начерти прямые. Платон отказывается учить тех, кто не силён в геометрии!

Андросфен поморщился: он не слишком любил геометрию, но уж больно ему хотелось отправиться в Афины! Он побежал на пляж, опустился коленями на песок и принялся чертить фигуры: треугольники, квадраты, круги… После нескольких недель занятий он был готов.

И вот он в Афинах. Его обволакивал мягкий воздух. Город был ослепителен и полон жизни. Его обитатели щеголяли в красивых одеяниях. Рыночные прилавки ломились от всевозможных товаров. Возвышались великолепные храмы, выстроенные в честь богов. На каждом углу стояли приветливые таверны, в которых можно было отведать лучшие греческие вина. Андросфен уже чувствовал, что город ему понравится. Но сначала надо было найти школу Платона. Пока он спрашивал дорогу у афинянина, кое-что привлекло его внимание: по рыночной площади бродил нищий, размахивая зажжённым фонарём, хотя солнце находилось высоко на небе. Несчастный безумец кричал, не обращая внимания на толпу:

– Ищу человека! Ищу человека! Где ты? Я тебя нигде не вижу!

Андросфен окинул нищего высокомерным взглядом. Что за странный персонаж! Граждане Афин опускали головы и притворялись, что ничего не замечают.

Школа Платона носила название Академии. Здание возвышалось посреди огромного сада. Платон принял молодого человека и тут же поинтересовался:

– Ты хотя бы знаешь геометрию?

Андросфен повторил то, что выучил наизусть. Он рассказал об углах, отрезках, площадях и периметрах. Удовлетворённый, философ разрешил ему посещать школу. Другие ученики уже сидели на скамьях. Вид у них был самый серьёзный. Затем учитель начал занятие…

– Мои дорогие ученики, – заговорил Платон, – сегодня я вам расскажу об идеальном городе…

Все делали заметки. Андросфен блуждал глазами по комнате. Он даже не взял с собой чем писать; он ничего не понимал и чувствовал, как на него накатывает скука. А Платон всё говорил и говорил. Так прошли часы.

Андросфену хотелось закричать, позвать кого-нибудь на помощь. Ему надоели речи про идеальный город, он предпочёл бы прогуляться по Афинам, где приятно пахло морем и маслинами.

Он начал было клевать носом, когда вдруг заметил нищего с фонарём: тот слушал лекцию через окно. Платон тоже обратил внимание на любопытного и метнул в его сторону гневный взгляд. Нищий рассмеялся.

– Зачем ты сюда пожаловал, Диоген? Сейчас же прекрати смеяться! – воскликнул Платон.

– Разве я виноват, что твои рассуждения очень смешны?

Грязный и взлохмаченный нищий облокотился об окно. Вид у него был хитрый. Платон продолжал свою речь. Он приступил к …надцатой теме и принялся говорить о человеке, спрашивая себя, можно ли ему дать определение.

– Человек – не вещь и не растение. Следовательно, это животное.

– Верно, – хором поддакнули ученики.

– Можно ли сказать, это животное ходит на четырёх, трёх или двух ногах?

– На двух ногах! – воскликнули ученики.

– Следовательно, человек – это животное, которое ходит на двух ногах. Но внимание! Птицы тоже двуногие, но они не люди.

– Точно! – вскричали ученики.

– Итак, человек – это беспёрое животное, ходящее на двух ногах.

Ученики зааплодировали. Андросфену было странно, что он беспёрое двуногое животное.

– Превосходно! – вскричал Диоген. Посмеиваясь, он стал удаляться от окна. – О божественный Платон, ты меня просветил! Теперь я знаю, кто достоин носить имя человека!

Платон продолжал говорить ещё добрых полчаса. За это время Диоген успел куда-то сбегать и вернуться с петухом, которого он тщательно ощипал. Он приблизился к философу и бросил петуха на землю.

– Держи, великий мудрец, вот твой человек.

Ученики не смогли сдержать улыбку. Платон, унижен-ный и пунцовый от гнева, принялся кричать:

– Ты мне надоел, Диоген! Оставь меня в покое! А вы, – пригрозил он ученикам, – прекратите улыбаться, как глупцы!

Платон ненавидел, когда с ним вступали в спор, особенно на публике. В этом случае он считал всех невеждами. Итак, он объявил урок законченным.

Андросфен был счастлив выйти на улицу. Он охотно дал бы нищему монету в благодарность за обретённую свободу! Он продолжил прогулку по Афинам. От морского бриза чуть подрагивали вершины деревьев. Женщины и мужчины направлялись на рынок. Чуть дальше собралась толпа. Какая удача! Анаксимен собирался держать речь. У него репутация одного из мудрейших людей Греции. Андросфену не хотелось пропускать это событие. Но, когда он подходил к подмосткам, его обогнал Диоген.

Нищий выменял свой фонарь на селёдку, которой и разма-хивал среди толпы. Не желая пачкать свои наряды, люди недовольно расступались в разные стороны. Удивлённый движением в толпе, Анаксимен умолк. Тогда Диоген воскликнул:

– Видишь, Анаксимен: у тебя есть власть своими речами собирать народ. А селёдка может всех разогнать. Кто из вас двух сильнее? Ты или селёдка?

Анаксимен побледнел от гнева. Лысый человек, возмущённый этой провокацией, закричал:

– Но одежду, пахнущую рыбой, очень трудно отстирать. Тебе, разумеется, на это наплевать. Твой плащ уже в таком состоянии…

– Поздравляю твои волосы, они правильно сделали, что покинули такую безобразную голову, – ответил Диоген и принялся приставать к другому человеку, стоявшему чуть поодаль.

Это развеселило Андросфена, и он спросил у лысого человека, всегда ли Диоген такой.

– Всегда. У нас нет ни дня покоя. Что ни сделаешь, он тут же появляется и всё портит. То, что ты видел, – ещё невинные шалости, мой мальчик. Однажды на глазах у публики, собравшейся послушать оратора, он скинул свой плащ и присел на корточки, чтобы опорожниться. Так он выразил своё отношение к речи…

А в другой раз он обидел моего племянника. Все восхищались его плащом из шерсти, а он сказал, что это скорее баран заслуживает аплодисментов.

Однажды он зашёл настолько далеко, что его поколотили. Желая отомстить, он написал имена обидчиков на табличке и повесил её на шею. Так все афиняне могли насмехаться над трусостью этих знатных граждан, которые скопом набросились на бедного нищего.

Он невыносим даже на соревнованиях. Вместо того чтобы спокойно сидеть на трибуне, он стоит на ступенях и встречает гиканьем атлетов из всех городов! Когда-нибудь он перейдёт все границы и будет приговорён к смерти, как Сократ!

Розовый закат ласкал мраморные храмы. В час вечерней прохлады афиняне собирались группками и болтали между собой. Андросфен неторопливо шагал по улицам, думая об этом забавном Диогене. Внезапно он увидел перед собой вывеску таверны. Разве он не приехал в Афины, чтобы немного развлечься? Он вошёл в таверну и заказал себе вино с острова Хиос, славившееся крепостью и мягким вкусом.

Он поднёс кубок к губам, когда вдруг в таверне появилась знаменитость – сам великий Демосфен. Его речи были великолепны, Андросфен знал их наизусть. Когда он расскажет своим приятелям с Эгины, что видел Демосфена, ему никто не поверит.

Внезапно входная дверь громко хлопнула и на пороге возник Диоген. Демосфен, боясь быть застигнутым в недостойном для себя месте, попытался спрятаться в глубине зала. Но Диоген его заметил:

– Вот ты куда забрался!

Посетители таверны покатились со смеху. Великий философ, красный от стыда, забормотал:

– Я… Я имею право доставить себе удовольствие!

– Пить вино с отщепенцами – это ты называешь удовольствием? Эти удовольствия хотя бы делают тебя счастливым?

– Да, делают, – подтвердил Демосфен, к которому вернулась вся его уверенность. – Это вино великолепно, и, когда я его пью, я совершенно счастлив! Иди сюда и составь мне компанию.

– Это маленькое удовольствие обойдётся мне очень дорого.

– Что ты имеешь в виду? Тебе это ничего не будет стоить. Я тебя угощаю.

– Скажи мне, сколько страданий стоит это удовольствие?

– Да нисколько!

– Нисколько? Ведь кто-то собрал и подавил этот виноград, сок залили в кувшины, которые изготовил гончар, кувшины были погружены на тележки, сделанные ремесленником. Вино пересекло моря! Оно выдержало бури и нападения пиратов. И все эти люди – ремесленники, моряки, крестьяне – потели, жарились на раскалённом солнце, ранили себе руки своими инструментами, тяжело гнули спины; некоторые утонули, другие были проданы в рабство, и всё это ради чего? Ради кубка вина! А теперь скажи мне, кому это вино доставляет удовольствие?

– Ну… мне, – пробормотал Демосфен.

– Только подумай, во сколько трудовых дней тебе обходится это маленькое удовольствие! И теперь, когда ты уже осушил этот кубок, уверен, ты мечтаешь отведать более дорогого вина – вина с острова Лесбос. А после вина с острова Лесбос какого напитка ты будешь желать? Напитка бессмертных? Знаменитого нектара? Говорят, что он пьянит, если выпить одну каплю, и даёт вечную молодость. И сколько дней тебе придётся трудиться, чтобы заплатить за этот нектар? Скольким владыкам тебе придётся польстить, чтобы набрать денег, достаточных для покупки этой амброзии? Скольких друзей придётся предать, чтобы составить себе состояние? Видишь, к чему тебя приводит гурманство. Самое пустяшное из твоих удовольствий требует огромных страданий.

– Диоген, ты лишился ума. Эти удовольствия не имеют для меня никакого значения! Я просто хочу выпить немного вина, и всё!

– Ещё минуту тому назад ты говорил, что это удовольствие делает тебя счастливым, а теперь ты заявляешь, что оно не имеет значения. Я уже ничего не понимаю. Ты хочешь сказать, что тебе не важно, что ты счастлив?

– Ты мне надоел, Диоген. В твоих речах нет никакого смысла!

– Мне кажется, ты начинаешь ощущать горечь вина.

Посетители таверны понимающе улыбались. Демосфен, побеждённый и не знающий, куда глаза девать от стыда, покинул заведение, даже не притронувшись к своему кубку.

Диоген принялся оглядывать помещение.

– Когда меня мучит жажда, я пью воду. Это бесконечно приятнее всех вин на свете. Что может быть проще, что может быть легче, чем смочить губы в источнике? Мне не приходится трудиться или заставлять трудиться других. Мне не нужно огромное состояние и не нужно бояться его потерять. Мне не приходится общаться с тиранами или с кем-то ещё. Когда я пью свою воду, я знаю, что смогу её пить когда захочу, всю свою жизнь. Странно желать вина, каждая капля которого смешана с морем слёз!

Толпа безмолвствовала.

Диоген подошёл к Андросфену:

– Я тебя видел в школе Платона. Ты наверняка очень умён, раз посещаешь занятия такого великого учителя. Ответь мне, предпочитаешь ли ты пить воду из горсти или ждать, когда с острова Хиос прибудет вино, трудиться, строить козни, компрометировать себя, сражаться на войне – и всё это ради того, чтобы смочить свой язык каплей вина?

– Ты безусловно прав. Проще пить воду из сложенных ладоней.

– И я могу наслаждаться водой сколько угодно раз, то есть мне не надо ничего ни у кого просить, вот что самое приятное. Или я ошибаюсь? К другим вкусам примешивается пот, опасности и ложь. На самом деле это яды.

– Но никто не может позволить себе так жить! – осмелился возразить молодой человек. – Даже боги полностью не отказываются от удобств.

– Но я не хочу подражать богам! Я хочу подражать собакам. Вот кем я хочу стать: не знающим устали животным, способным вынести все лишения и радующимся пустякам. Мой нектар – это горстка воды, когда меня мучит жажда. Моя амброзия – это кожура овоща, когда меня мучит голод. Вот мои удобства! И когда я вижу людей вроде вас, которые заваливаются в таверну, чтобы упиться вином, которые думают только о нелепых удовольствиях, мне хочется лаять и кусаться.

Посетители не осмелились ответить.

– Собаке требуется только самое необходимое для жизни. Вода. Воздух. Солнечное тепло. Сахар из фрукта. Ей хочется только то, что доступно, и ей всегда всего хватает. Для неё земля – это ломящийся от яств стол, а её дом – это весь мир.

С этими словами Диоген оставил таверну. Посетители вздохнули с облегчением и принялись перешёптываться.

У Андросфена, поражённого услышанным, пропало желание заказывать вино. Он думал о жизни, описанной нищим: простой, чистой, избавленной от хлопот. Он пробормотал себе под нос: «А что, если он прав?» Взглянул на свой плащ. Зачем нужна вышивка? Оглядел свои руки. Зачем нужны кольца? Зачем нужно бриться, аккуратно причёсываться, пить из серебряного кубка? Разве жизнь счастливее, когда человек хорошо одет, чист, надушен? Разве больше счастья у тех, у кого есть красивый дом, мебель и рабы, прислуживающие за столом?

В ночном небе ярко светила луна. Андросфен слонялся по улицам Афин. Внезапно тишину нарушил крик, заставивший его подпрыгнуть:

– Эй, люди! Эй, люди!

Подумав, что кто-то зовёт на помощь, молодой человек побежал на голос со всех ног. И что же он увидел? Посреди пустынной площади стоял Диоген.

– Опять ты! – Диоген потряс палкой. – Я зову людей, а не недоносков.

Андросфен, уязвлённый, ответил грубостью. Но Диоген только рассмеялся:

– Ты не настоящий человек!

Молодой человек, задетый за живое, что-то проворчал.

– Что, по-твоему, я должен сделать, чтобы заслужить имя человека? – спросил он.

Не говоря ни слова, Диоген взял руку молодого человека в свою и стащил с неё все кольца.

– Выкинь лишнее, – сказал он. – Оставь только то, чему ты можешь без труда найти замену. В начале моего учения у меня было немного деревянной посуды. Оказалось, я был чрезмерно богат. Однажды я увидел, как ребёнок пьёт из сложенных ладоней, и выбросил свою кружку. На следующий день мне попался ребёнок, который ел чечевичную похлёбку из куска выеденного хлеба. И я выбросил миску.

– Значит, у тебя вообще ничего нет? – спросил Андросфен.

– Нет, есть: это я! Я обладаю собой. А ещё у меня есть этот плащ… Никак не могу от него избавиться. Он мне служит и зимой, и летом. Я его разворачиваю, чтобы укутаться в него в холод, и сворачиваю, когда жара становится невыносимой. Но я бы и его хотел выбросить. Когда-нибудь, я это знаю, я буду ходить обнажённым и переносить любой климат. Чтобы этого достичь, я каждый день упражняюсь. Зимой я босиком хожу по снегу и обнимаю заледеневшие статуи, привыкая к морозу. Летом я голышом катаюсь по раскалённому песку, привыкая к сильной жаре. Вот. Больше мне нечему тебя научить.

– А зачем тебе нужна палка? – поинтересовался Андросфен.

– Это не палка, а мой скипетр. Я ведь царь.

– Царь? Ты больше похож на нищего.

– Я и есть нищий. Я ненавижу всё то, что люди считают важным: славу, богатство, любовь. У меня нечего взять, и никто мне не может ничего дать. У меня есть всё, что мне нужно. Моя наставница – природа. Это она мне подсказывает, когда мне есть, пить или спать. В остальном я никому не подотчётен, сам себе хозяин. У афинян есть прекрасное слово, оно указывает на это состояние достаточности: автаркия. Я совершенно свободен. А кто может быть свободнее царя?

Андросфен взглянул на свои кольца, валявшиеся на земле. И сказал сам себе, что не будет их подымать. Он не вернётся в таверну, не пойдёт в школу к Платону. Однако его снедало любопытство:

– Но ведь у тебя есть дом?

– Действительно, ты прав, – откликнулся Диоген, выпячивая грудь. – Я живу во дворце. Хочешь его увидеть?

Андросфену было интересно попасть в логово Собаки, и он принял приглашение. Двое мужчин пересекли спящую Агору и направились на запад, к Метроону – древнему святилищу на возвышении, использовавшемуся также как городской архив.

– Вот мы и пришли! – воскликнул Диоген, торжествуя.

– Как? – удивился Андросфен. – Ты живёшь в Метрооне?

– Что бы я делал с мраморным полом, колоннами, мягкими подушками и скамьями? Нет, моё жилище здесь, – Диоген показал пальцем на большую амфору.

– Ты живёшь внутри? – воскликнул молодой человек.

– И мне очень удобно! – ответил Диоген, укладываясь в сосуд. – Если ты станешь собакой, у тебя тоже будет такое же прекрасное жилище.

Андросфен, опустив руки, больше не промолвил ни слова. Диоген принялся кричать:

– Ты не решаешься стать собакой. Я прекрасно вижу, что тебе дороги удобства. Иди, возвращайся к Платону, этому гордецу, который делает вид, что учит мудрости, но на самом деле купается в роскоши и общается с тиранами, чтобы самому стать тираном. Стань как он, а потом ты мне скажешь, счастлив ли ты.

Молодой человек развернулся и убежал.

Придя на постоялый двор, он обнаружил, что оставил свои кольца лежать в пыли.

– Стал ли я более несчастен оттого, что у меня нет колец? – прошептал он.

На следующий день он сбежал из Академии. В голове его крутилось множество вопросов: надо ли стремиться к богатству, чести и славе, как часто говорил ему отец? Семья у него богатая и могущественная, но счастлива ли она? Видел ли он, как отец и мать смеются вместе? Нет. У них всегда озабоченный вид. Неизвестно, какое облачко омрачает их мысли. Не пришла ли пора решиться?

Повстречав нищего, он снимает свой плащ и выменивает его на одежду бедняка. Днём он отдаёт свой кошелёк. Поскольку он больше не может оплачивать жильё, ему приходится ночевать на улице. Он дрожит от холода. Немного жалеет о сделанном. В животе его начинает бурчать от голода.

Он в тоске бродит по улице, умирая от голода; принимается мечтать о мягкой постели и жарком очаге. Но в то же самое время он говорит себе, что может делать всё, что угодно, идти туда, куда ему захочется, не отдавая никому отчёта. Афиняне смотрят на молодого человека с долей восхищения, поскольку нужно иметь смелость, чтобы жить как Собака. Андросфен, прислонившись к колонне, тяжело вздыхает. Ему кажется, что он сейчас упадёт, когда вдруг появляется Диоген. На его лице больше не написана суровость.

– Ты только что вышел из гинекея и попал в мир людей, – говорит он.

Затем, желая поддержать его дух, Диоген рассказывает о том, как мышь спасла ему жизнь.

Это было давно. Однажды вечером он обедал сухой галетой и вздыхал, видя праздничные Афины. У людей был очень довольный вид. Они ели, пили, читали стихи, шли на спектакли. Ещё немного, и он бы присоединился к нарядной толпе, но тут к нему прибежала мышь – она хотела угоститься упавшей на землю крошкой. И он сделал себе внушение: «Эй, Диоген! Вот мышь, которая радуется крошке, а ты ещё жалуешься? Если ей удаётся довольствоваться столь немногим, тебе это тоже удастся». Животное ему напомнило: свободным можно быть только тогда, когда ты не являешься рабом своего желудка. Чтобы устроить праздник с угощением, надо трудиться, вставать тогда, когда решит хозяин, проводить день, слушая приказы хозяина, и ложиться спать тогда, когда это позволяет хозяин. А сам хозяин, чтобы сколотить себе состояние, должен слушаться других начальников! Андросфен спросил у Диогена, не разрушителен ли для здоровья этот режим, пригодный для мыши.

– Я считаю, – сказал Диоген, – что роскошь, тучность, изнеженность, тревога, порабощение – более серьёзные болезни, чем моя худоба и расширение вен. Самая опасная болезнь – это стремление разбогатеть любой ценой.

Андросфена волновал ещё один вопрос: одиночество. Он спросил, есть ли у Собаки друзья. Диоген воскликнул:

– Собака дружит с целым миром! У неё нет царя, нет и владений. Ей подходят все люди. У неё нет врагов. Она любит персов точно так же, как лакедемонян или фиванцев. Она может отправиться куда угодно, не взирая на границы. Она встречает всех с распростёртыми объятиями. Дом её настолько просторен, что может вместить каждого. Все Собаки таковы: они считают себя гражданами мира, а не только Афин, Спарты или какого-нибудь местечка. Бывают ли лучшие друзья? Я ничего не желаю, не гонюсь за богатством, землями, званиями. Я живу, встречаю людей, что-то обсуждаю с ними, не заботясь о том, что думают другие. Когда я обращаюсь к кому-то, я не требую ни услуг, ни денег, не хочу нечто продать или выставить себя в лучшем свете. Я говорю, потому что мне это доставляет удовольствие, и это всё. Если же беседа не приходится мне по нраву, я умолкаю и ухожу. И я считаю, что людям нравится моя искренность и простота.

Но Андросфена заботит другое. Он всегда любил женщин и спрашивает себя, что надо сделать, чтобы избежать любовных мук.

– Ты хочешь любви! Но это великолепно, мой мальчик! Только я вот что тебе скажу: пара – это сложное устройство, которое всегда заставляет страдать влюблённых. Сколько нужно приложить усилий, чтобы соблазнить, поладить друг с другом. Сколько приходится расточать слов, чтобы научиться уживаться вместе! Если бы природа хотела, чтобы мы существовали парами, она бы нас соединила по размеру. Вот что я тебе посоветую: поступай как рыбы. Они трутся о камни, когда им не хватает женского пола.

– Но тогда Собака не может иметь детей, – опечалился Андросфен.

– Ничего подобного! – воскликнул Диоген, – у тебя будут тысячи детей! Собака даёт лучшее воспитание любому ребёнку, девочке или мальчику, а не только своему. Скажу, что правы были древние лакедемоняне: они воспитывали всех своих отпрысков вместе, не говоря им, кто их отец и мать, и не говоря родителям, кто их сын или дочь. Так каждый становился отцом или матерью всех детей, а дети становились общими сынами или дочерьми. Только представь себе город, в котором каждый приходится тебе отцом, матерью или ребёнком. Какая прекрасная большая семья! Собака не довольствуется двумя или тремя детьми. Она хочет их иметь тысячи, миллионы! Я люблю тебя как родного сына, и каждый мой ровесник мне как брат, каждый старик мне как отец, а старуха – как мать. Если бы речь шла только обо мне, я сыграл бы огромную свадьбу и поженил бы всех мужчин на всех женщинах, а всех детей собрал бы вместе.

Все эти советы окончательно укрепили Андросфена в жела-нии стать Собакой. Со временем он научился переносить холод, жару и голод и чувствовал себя более свободным. Каждая вещь, даже самая маленькая, наполняла его огромной радостью. Что может быть лучше капли воды, когда ты страдаешь от жажды, лучше фрукта для желудка, долго лишённого пищи? Прошло несколько месяцев. Молодой человек совершенно забыл об Эгине, забыл о своём прошлом. Но однажды на рыночной площади он нос к носу столкнулся со своим старшим братом Филоскосом. Тот его крепко обнял:

– О мой брат, ты жив! Я с ума сходил от волнения! Ты не давал о себе знать! Я тебя повсюду искал! Какой у тебя ужасный вид!

И действительно, вместо красивой одежды его плечи покры-вал плащ нищего. Ноги казались чёрными от грязи. Волосы, когда-то завитые и надушенные, были взлохмачены и кишели вшами. Меч, изготовленный лучшим эгинским кузнецом, уступил место палке, грубо вырубленной из сука дерева.

– Что с тобой? Во имя Зевса! Ты превратился в нищего! – воскликнул Филоскос.

– Ничего подобного, – рассмеялся Андросфен.

– Значит, тебя продали как раба?

– Совсем наоборот, – кротко ответил Андросфен, – я стал самым свободным человеком в Афинах.

Филоскос попятился. Он подумал, что его брат сошёл с ума.

Андросфен отказался возвращаться на Эгину. Он рассказал, как сделался Собакой. Старший брат слушал его внимательно.

– Хочешь познакомиться с человеком, который меня освободил? – спросил Андросфен.

Филоскос согласился. Вдвоём они направились к большой амфоре. Свернувшись калачиком, как собака в будке, Диоген спал. Вот он – величайший философ, худой, грязный, съёжившийся в клубок.

И тем не менее…

– Какой у него спокойный вид, – прошептал Филоскос. – Мне хочется его разбудить и поговорить с ним.

Но Андросфен его предупредил:

– Не буди его, если не хочешь получить палкой по спине! (Учитель именно так его встречал.) Мне частенько самому доставалось, когда я его тревожил по пустякам. Для тебя он не сделает исключения. Если ты хочешь сохранить свою голову в неприкосновенности и сделаться мудрым, посмотри, как он живёт. Он как живой спектакль. Подражай ему. Философия у него самая простая: достаточно стать самим собой. Останься хотя бы до вечера, я тебя ему представлю. И вы сможете побеседовать.

Несколько дней спустя старший брат сбросил плащ, отдал кошелёк первому встречному и снял сандалии.

Он тоже стал Собакой.

Платон умер. В честь покойного вечером устраивался большой праздник. Диоген, так любивший погрызться с умершим, казался опечаленным. Он стоял в стороне. Андросфен и Филоскос, наоборот, воспользовались случаем, чтобы упрекнуть афинян, предававшихся разгулу. Внезапно они услышали:

– Во имя Зевса, мои сыновья, мои сыновья! Наконец-то я вас отыскал!

Братья узнали отца. Онесикрит Эгинский был здесь. Старик не помнил себя от радости. Невзирая на преклонные лета, он бросился к ним, как оленёнок.

– Но что с вами случилось? – спросил он, оглядывая ужасные одеяния сыновей.

– Я послушался твоего совета, – ответил Андросфен. – Я искал мудрость. Я поступил в Академию Платона, чтобы слушать его лекции. Я даже видел Демосфена. Но я решил последовать учению Собаки.

– Во имя Зевса! Твоим учителем стала собака? – удивился отец.

– Не просто собака. Та, о которой я веду речь, имеет человеческое тело.

– Человеческое тело! Но какая женщина могла произвести на свет это чудовище?

– Эту женщину зовут Философия, а имя чудовища – Диоген.

– Диоген! – воскликнул отец. – Я только и слышу о нём с первой минуты приезда. Все считают его безумцем!

Две молодые Собаки переглянулись со смехом. Они были довольны, что так взбудоражили отца.

– А теперь шутки в сторону. Вы вместе со мной возвращаетесь на Эгину! Я не жалел денег, хотел дать вам лучшее образование – и взгляните на плоды моих хлопот! Нищие! Вот в кого вы превратились!

Старик взял сыновей за запястья, точно мальчуганов, которых уводят домой. Андросфен ударил его палкой.

– Караул! – завопил Онесикрит. – Сыновья меня убивают!

Подошёл Диоген, наблюдавший за спором издали. Он распахнул объятия:

– Эй вы, слушайте старика-отца! Мне всегда хотелось отправиться на Эгину! Там есть масса людей, которых можно покусать!

– Как? Ты и впрямь думаешь, что я тебя возьму с собой? – спросил старик.

– Если Диоген поедет, мы тоже согласны следовать за тобой, – сказали сыновья.

Онесикрит задохнулся от гнева. Но мог ли он отказать?..

Сделка была заключена. Собаки погрузились на корабль, и тот поплыл к маленькому острову. Но едва он вышел из афинского порта, как на него напали пираты. Экипаж был заключён под стражу. Онесикрит плакал, умолял и просил пощады. У него отобрали кольца, ожерелья, разорвали одежду. Он кричал так, будто ему отрывали руки или ноги.

– А вы трое, – спросил главный пират у Собак, – что вы можете дать?

– Всё, что нужно, чтобы стать человеком, настоящим человеком, – ответил Диоген.

– Поглядим, как ты будешь шутить, когда тебя продадут в рабство! – отрезал главный пират, поражённый дерзостью этого нищего.

Онесикрит был подавлен тем, что корабль взял курс на Крит, где проходили большие невольничьи рынки. Прощай, богатство, еда, вино, мягкие ковры. Он горько причитал, меж тем как Собаки спокойно болтали, словно ничего не произошло.

– Неужели вы не боитесь? – хныкал старик.

– Чего нам бояться? – спросил Диоген.

– Быть проданным в рабство!

– Ах, в рабство! – ухмыльнулся Диоген. – Мне на это наплевать. Я никого не собираюсь обслуживать, даже богов. Мне даже жаль того, кто купит Собаку.

Пираты тем временем совсем измучились. Как только один из них показывался на палубе, Собаки не могли удержаться от того, чтобы вдоволь над ним не поиздеваться. А когда им угрожали, они отвечали, что им безразлично, жить или умереть. Чтобы их наказать, пираты решили урезать им рацион, но они со смехом переносили лишения. Они даже делились пищей с другими пленниками. Экипаж не понимал, как они выживают, питаясь такими крохами. Когда корабль причалил к Криту, Собаки окончательно распоясались: едва оказавшись на берегу, они стали насмехаться над всеми покупателями, собравшимися на рынке. Диоген кричал во всё горло: «Кто хочет купить себе Собаку?» Андросфен обратился к элегантному молодому человеку: «Эй, если тебе дома нужен человек, я здесь!» Филоскос окликнул прохожего: «Купи себе хозяина по цене раба!»

Онесикрит не мог не восхититься свободой сыновей. Он признал, что ни одна школа не научила бы их такой самоуверенности.

Пираты продали всех рабов, кроме трёх Собак и Онесикрита, который был слишком стар. Они не знали, что им делать, когда Диоген вдруг заговорил с богатым гражданином Коринфа.

– Эй, аристократ! Купи меня, и я буду управлять твоим домом.

Сражённый дерзостью незнакомца, Ксениад – а именно так звали этого человека – решил купить всю шайку. Пираты назначили ему низкую цену, поскольку они торопились избавиться от этой своры безумцев.

Онесикрит, покорённый свободой, которую давала жизнь Собаки, задал тысячу вопросов сыновьям и Диогену. Во время путешествия в Коринф он обдумывал свою жизнь, потерянные годы, свою любовь к власти и деньгам. Он чувствовал, что смешон. Прибыв в порт, он сбросил сандалии в море. Сыновья обняли его и расцеловали.

Прошло десять лет. Онесикрит жил вместе с сыновьями. Он был беден, но свободен и больше не называл их сыновьями, а они не называли его отцом.

Что до Диогена, то тот сделался другом и советником Ксениада. Богатый дом стал очень простым. В нём не было ни мягких ковров, ни богато вышитой одежды. Дети научились пить не вино, а воду, есть не говядину, а салат и не жаловаться и предавать, а смеяться.

Слухи о доме Ксениада расползлись по всей Греции. Они даже дошли до ушей Александра, царя Македонии и всей Греции.

Диоген лежал на земле, принимая солнечную ванну, когда вдруг раздался голос:

– Я Александр. Проси у меня чего угодно, нищий. Царь всё тебе даст.

– Ты загораживаешь мне солнце! – откликнулся Диоген, размахивая рукой, будто отгоняя назойливую муху.

И Александр отошёл в сторону. Все, кто присутствовал при этой сцене, были безумно удивлены. Диогену удалось добиться словом того, что не удавалось ни одному народу Греции со всей армией: он заставил отступить Александра. Царь, бывший по своей природе холериком, заметил:

– Как ты посмел со мной так разговаривать? Неужели ты меня не боишься?

– Ты плохой царь? – спросил Диоген.

– Разумеется, нет! – возмутился Александр.

– Значит, ты хороший царь. Быть хорошим царём – это добро?

– Конечно.

– Так зачем мне бояться добра?

Александр был сбит с толку, но он оценил самоуверенность Собаки. Он пообещал доставить Диогену полную миску костей.

– Вот настоящий царский подарок, – вздохнул Диоген.

Царь огляделся по сторонам. Жители Коринфа не смогли сдержать смеха. Молодой Александр признал себя побеждённым. Он перестал выпячивать грудь и наклонился к Диогену:

– Я убивал людей и за меньшие дерзости, но, клянусь Афиной, ты умён, друг мой! Если бы я не был Александром, то хотел бы быть таким, как ты!

На этом Александр отправился покорять Азию, чтобы снискать себе славу и богатство, а Диоген остался жить в Коринфе в доме своего друга Ксениада. Но вместо того чтобы пребывать в мире и покое, он решил больше не пользоваться огнём, чтобы стать настоящей собакой и принимать пищу сырой. Сначала он довольствовался овощами, затем стал жевать зерно. Но и на этом он не остановился. Желая приучить себя к животной пище, он стал есть сырое мясо и подбивал других Собак следовать его примеру. Все заболели. Но Диоген упорствовал: однажды утром, рассматривая добычу рыбаков, он заметил на дне корзины осьминога. Он его схватил и отправил в рот…

С Диогеном случились сильнейшие желудочные колики, и он умер. Так человек, по силе сравнимый с Гераклом, Собака из собак, в возрасте восьмидесяти шести лет дал себя убить осьминогу.

Товарищи Диогена размышляли, что делать с его телом. Андросфен считал, что его надо бросить на улице и дать на съеденье собакам, пусть устроят себе пирушку. Филоскос предлагал его приготовить и разделить между друзьями. Действительно, Диоген утверждал, что человеческое мясо ничем не хуже любого другого. Но последнее слово было за Ксениадом. Прежде чем умереть, Диоген шепнул ему свою последнюю волю. Он просил себя похоронить… лицом вниз…

– Какая странная мысль! – воскликнул Онесикрит. – А почему вниз лицом?

– Потому что Диоген считал, – ответил Ксениад, – что всё нижнее однажды окажется верхним.

Никто не знает, осмелился ли Ксениад исполнить желание покойного, но в честь этого человека, ставшего животным, в честь этого животного, ставшего богом, в честь этого человека, ставшего человеком, граждане соорудили огромную гробницу, на которой установили… мраморный памятник собаке.