Александр Добрый Барс-19. Начало
Умирая, не умрёт Герой - Мужество останется в веках. (Муса Джалиль) Во время войны нельзя говорить плохо о своих. Никогда. (Сергей Бодров-младший) Войну надо вести по-настоящему или её совсем не вести. Середины тут быть не может. (В.И. Ленин)Предисловие
Горячая Молитва идёт из самых потаённых и давно забытых глубин Души, ты чувствуешь её всем телом, разумом, таким вдруг хрупким позвоночником, дрожащими руками и искренними слезами в глазах. Она обжигает горло, губы, напрочь сушит слёзы и неожиданно взрывается в мозгу яркой, страшной и мучительно долгой вспышкой… Отборный мат клокочет из обожжённого горла — очередная мина упала ещё ближе и ты чувствуешь, как украинский миномётчик поправляет буссоль и заворачивает твой квадрат по «улитке», в центре которой окоп… твой окоп и ты сам. Судорожно вгрызаешься в землю малой пехотной лопатой, стараясь врыться ещё глубже и глубже… Выход!.. Ты считаешь — два, три, четыре… голова вжимается в плечи, подтягиваешь ноги, обнимая руками колени, как у мамы в утробе, очень стараешься занять, как можно меньше места… Кровь течёт из прокушенной губы, немеют пальцы в сжатых кулаках, крошатся зубы и ноют стиснутые челюсти — Удар!.. Дрожь Земли, как живого раненого существа, жар и волна адреналина пронизывает всё нутро, сосёт под ложечкой, тошнит и раскалывается голова… Непослушные пальцы ощупывают внезапно чужое своё тело — вроде цел… Хлопаю по каске, по бронику, стряхивая грязь, размазывая её по лицу, протираю глаза, обнимаю автомат, бью себе по губам за недавние ругательства — Господи, поми!.. Выход!.. Два, три… Неведомая сила выбрасывает меня из окопа, я перекатываюсь и едва успеваю упасть в соседний… Удар!.. «Чёрный Султан» 120-ой мины величественно распускается на фоне ярко-равнодушных небес… Иссечённые осколками, жжёные обрубки деревьев с интересом заглядывают ко мне в траншею… Картина маслом… Выход!.. Неутомимый миномётчик забрасывает следующую и следующую мину — бесконечно тянется время, накатывает апатия и усталость — самое опасное, после паники, чувство на войне. Бью по щекам, возвращая внимание — два, три, четыре… Удар!.. Вдруг, как из параллельного мира захрипела рация: — Добрый — Факелу, Добрый — Факелу, ты где пропал? Непослушными пальцами нащупываю тангенту — жму… Колючие слова застревают в пересушенном горле: — На Пятом посту — «дождик» у меня, аж головы не поднять… Недолгая пауза: — Зонтик прислать? — язвительно несётся с параллельного мира… Нехотя выползаю на край окопа, заставляю себя вслушаться, осмотреться… Работают по нам с одних и тех же нескольких позиций — понять бы, с какой именно… Надо дать корректировку, иначе смерть! Мерный колокол настойчиво швыряет мой мозг об черепную коробку… Выход!.. Скатываюсь обратно под защиту Земли-матушки… Отсюда ни черта не видно и не слышно — в ушах настойчивый колокол бьётся с всепоглощающей ватой, а соседи молчат… Факел ждёт координаты — три, четыре, пять… Удар!.. Всё более равнодушная Бесконечность медленно разворачивает свои змеиные кольца — моё нутро устало противится её объятиям… — Факел — Молодому, Факел — Молодому, — задорный голос возвращает меня к жизни, — точка 1275 плюс пятьдесят, ноль! — Принято! Работаем! Скоро ответка, уже скоро… Истерический смех облегчения, густо замешанный пылью и кашлем, сотрясает всё тело — как прекрасен этот Божественный мир на трижды проклятой войне! Пошли наши 152-ые — я злорадно представляю того миномётчика, который бросил свою никчёмную «трубу» и судорожно жмётся на дне ближайшего окопа, молясь и матерясь на том же русском языке, ища укрытие и стараясь занимать как можно меньше места…
(фото из личного архива А. Доброго) Уважаемый читатель, я приоткрыл Вам полог, что скрывает Бездну, в которую я и мои товарищи смотрим уже долгие восемь лет. И жители Донбасса смотрят в эту Бездну восемь лет и каждый день. Дети там выросли, не видя мирного неба, а только страшную и грязную войну — они и новогоднюю ёлку украшают патронами… А самое главное, что Бездна уже восемь лет смотрит на всех нас — на тех, кто встретил её с открытым лицом и на тех, кто считает, что их это не касается, и кто попытался убежать и спрятаться от Войны. Она их догонит, как догнала всю «Белую эмиграцию» в своё время, и когда им опять пришлось выбирать сторону — сопротивляться ли европейскому фашизму или примкнуть к его «освободительному» походу на нашу Родину, подобно Краснову и Шкуро. Придётся выбирать и сейчас. «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Еккл. 1:9) Для Запада хороший русский — мёртвый русский. Никаких различий между нами и, уничтоженными им индейцами, он не видит — ведь коренное население обеих Америк и Африки, и Азии уничтожали все представители «цивилизованного» европейского Запада. И окраинцы для них такие же русские, но предавшие и отвернувшиеся от своих корней и своей родни — а поэтому особо презираемы. Считайте, что окраинцев уже списали — никто на Западе предателей беречь не будет. А я пишу о тех, кто заставил себя взглянуть в лицо Бездне.
Ветер
С началом Специальной Военной Операции я пытался вернуться в свой отряд «Суть Времени», но границу с ДНР после признания независимости плотно прикрыли. Вместе с друзьями гуманитарщиками съездил в Ростов-на-Дону и Таганрог, где снова был большой наплыв, на этот раз предусмотрительно эвакуированных с территории войны, женщин и детей — всё как в далёком уже 14-ом. Мы привезли одежду, обувь, средства гигиены, продукты. С жадностью ловили новости фронтов. По возвращении домой сходил в военкомат, рассказал кто я, где воевал, каким оружием владею — мне поставили печать о снятии с воинского учёта по возрасту и снисходительно улыбнулись. Сейчас уже Российская Армия перешла к атакующим действиям и в услугах ополченцев-добровольцев она не нуждается. Я всё-таки настоял, чтобы записали мой телефон на всякий случай, потому что разухабистые действия Российской Армии, по типу «шапками закидаем», вызывали оторопь и неприятные предчувствия. Годы войны на Донбассе громким голосом кричали, что нас с цветами не ждут на просторах бывшей братской Украины. Коллективный Запад выбрал Окраину полем боя ещё восемь лет назад. Ему удалось стравить русских друг с другом — исполнить свою вековую мечту и договариваться Запад уже не собирался. Мы и в 2015–2016 годах часто сталкивались с поляками, немцами, шведами, хорватами и, конечно, с англичанами и американцами — ничего нового, каждый век так. Никто и не отрицал их военную «помощь» окраинцам. А народ той самой Окраины, забывший кто он и наскоро соединённый отрицанием общих с нами Истории и корней, был обречён. При каждой войне тот народ делился надвое, подобно своему полу-шведскому жовто-блакитному флагу — одни вспоминали, что они русские, другие охотно ложились под ту же Польшу, Швецию, Австрию, Германию, теперь США. Но и нам предстоит выигрывать здесь, чтобы не воевать на всей территории огромной России друг с другом, как сто лет назад в Гражданскую. Я помню, как смеялись восемь лет, что Окраина воюет с Россией, а та на войну не явилась. Явиться пришлось… И пока мы не заберём всё поле боя — этот кошмар не закончится! Не буду отплясывать на ошибках и просчётах первых месяцев войны. Ветер перемен мощно подул в феврале 2022 года — Система, наконец, приняла спасительное для себя и для нас, бесповоротное и судьбоносное решение. А в первых числах июня мне позвонили из военкомата. И я с такими же «пенсионерами» пятьдесят плюс ещё советского разлива и воспитания оказался на полигоне добровольческого батальона БАРС. Снова, как в юности, прошёл укороченный КМБ со стёртыми мозолями, сбитыми железом костяшками, в пропитанной крепким потом армейской «цифре» и дубовых берцах. Смешно было наступать на те же подзабытые «грабли» плохо подогнанной обувью и не плотно затянутыми шнурками. Жизнь заходила на ещё один круг… Мы полным ртом глотали густую пыль, жарились на солнце, разбивали пальцы, мышцы и суставы, тянули сухожилия; но престарелые парни снова были в деле, снова были нужны своей стране. На полигоне патронов и гранат не жалели — мы в хорошем настроении, но с естественным отсевом «не рассчитавших свои силы». Неотёсанная толпа постепенно, день за днём приобретала очертания боевого подразделения. Домашние лица грубели, обжигаемые горячим ветром с запахом нагретой земли, пота, оружейной смазки, бодрящего пороха и неистребимого зубоскальства, видавших многое в этой жизни, мужиков. Командовал всем этим цирком по приведению к нормальному бою возрастных и лысеющих гражданских, с избытком лишнего веса и самомнения в ущерб дисциплине и трудолюбию, энергичный и громкий полковник с подходящим позывным Ветер. Хотя «Ураган» подошёл бы лучше. Волевое лицо, зычный голос и слегка презрительный холод в глазах. Он не на миг не проникся нашим «самоотверженным порывом» идти на войну — гонял нас, как молодых, и язвительно спрашивал, понимаем ли куда собрались. Справедливости ради скажу, что мои новые товарищи в подавляющем большинстве не имели никакого боевого опыта. А Ветер зло и ехидно предрекал нам невероятные цифры «200», «300» и «500». И ведь у него был весомый опыт формирования, отправки и возвращения восемнадцати батальонов перед нашим Девятнадцатым — и спокойный взгляд волчьих глаз не давал повода сомневаться в серьёзности его слов. Я знал, что такое «200» и «300» — многих выносил на руках ещё в Ополчении, но в количество не хотелось верить. По крайней мере, надо сделать всё возможное и невозможное для уменьшения этих цифр. Опыт боёв на Донбассе давал многое, но война, её правила и характер, да и сам противник менялись на глазах. И вы не представляете, какая огромная разница в самом подходе — мы в Ополчении, получая приказ, решали сами, каким способом его выполнять. Сказывалась малая численность подразделений, а самой важной задачей командира было сберечь людей и удержать фронт. Сейчас же бездушный маховик Войны запущен на полную амплитуду. И выигрывать смертный бой Системы с Системой придётся без оглядки на жизнь отдельного человека. Армия цельный, тяжёлый, часто неповоротливый механизм, каким была тысячу лет назад и будет тысячу лет вперёд. Она похожа на огромный и страшный каток, который перемалывает противника, его укрепления, технику и волю к сопротивлению. Так же она перемалывает и нас — тех, из кого и состоит этот каток. Другого способа выиграть войну никогда не было — похоже, никогда и не будет. А «Худой мир лучше доброй войны» часто оборачивается «Горем побеждённым». Время Мира ещё не наступило — отвратительное чудовище под именем Война ещё не насытилось. Нам представили командира батальона. Невысокий, худощавый майор лет шестидесяти, абсолютно седой. Он был такой же доброволец, как и мы — одет в такую же форму и обувь. Разговаривал спокойным тихим голосом — я вообще не помню, чтобы он на кого-нибудь кричал. Слегка хромал, потому что натёр ногу — видимо, тоже забыл, как затягивать шнурки на дубовых берцах. Тёмные солнечные очки плотно сидели на орлином носу под широким козырьком кепки. Посмотрим, на что он годится… Короткий ввод в теорию на полигоне быстро подошёл к концу. Короткое построение, напутствие, короткая служба с окроплением Святой водой. Тяжёлая поступь батальона в полной боевой экипировке с личным и групповым оружием. «Прощание славянки» и по машинам. 21-ого июня 2022 года защитного цвета колонна под Красными флагами вышла на М-4 «Дон» — попутный ветер трепал волосы, неся прохладу, а люди с проезжающих машин махали и сигналили нам вслед.
(фото из личного архива А. Доброго) Я снова еду в параллельную и жуткую реальность с твёрдыми убеждениями, но призрачными перспективами. Вокруг натянутые шутки и напряжённый смех тех, кто в первый раз. Немногие бывалые едут молча, разглядывая что-то недоступное за горизонтом…
Пыль
За свою, более-менее известную, тысячелетнюю историю эта многострадальная Земля видела бесчисленное множество коротких боёв и решающих сражений, военных походов, гибельных поражений и славных побед. И пеших, и конных, на гусеницах ли, на колёсах — она встречала воинов запутанной паутиной дорог и направлений, неожиданными оврагами и безымянными высотами, которые всегда давались тяжёлой и кровавой ценой.
(фото из личного архива А. Доброго) Раздолье и просторы Великой Степи быстро терялись в клубах бесконечной, въедливой и всепоглощающей фронтовой пыли. Она толстым слоем покрывала кусты и деревья, машины, оружие, одежду и лица солдат, превращая их в серые одинаковые маски. Теперь наша очередь входить в эти густые облака потустороннего мира. Выйти получится не у всех… Мы переночевали на территории военного аэродрома в Миллерово под прикрытием ПВО. Всю ночь и утро самолёты взлетали и садились, разрывая воздух своими турбинами. Сразу вспомнил срочную службу ещё в Советской Армии на далёком острове Сахалин — там я служил в роте охраны вертолётной эскадрильи. Через сутки ночные полёты и особенно крепкий солдатский сон под гулкий стрёкот «Мишек» — значит всё в порядке… Короткие остановки в Славяносербске и Червоногвардейском, где такие сладкие вишни — ветки гнутся под тяжестью сочных плодов, только руку протянуть. Там мы встретили бойцов на восстановлении — парни только что вернулись «оттуда». Они медленно и задумчиво, подбирая слова, рассказывали, как жёстко отхватили на какой-то длинной прямой, перед каким-то огромным Заводом, что с наскока не взять… И потери — большие… Раздача боеприпасов, получение приказа и скорый марш к передовой. Непередаваемое дыхание фронта быстро приближалось — сожжённая техника, подбитые танки, отчётливый гул канонады, обрубки деревьев, разрушенные дома, гарь, копоть и очень плотное движение по напрочь убитым дорогам. Пыль, замешанная стальными гусеницами, обращалась пудрой, в которой тонули ноги пеших и колёса машин.
(фото из личного архива А. Доброго)
(фото из личного архива А. Доброго) Часть колонны отстала — между нами вклинились чужие грузовики, а когда отвернули в сторону, пыльный след передних машин уже рассеялся. И ребятам пришлось ночевать в разбитой Тошковке. Мы не стали их ждать — увеличили скорость и внаглую, походным порядком решили проскочить южнее, занятого противником, Лисичанска. На первом повороте валялась брошенная «Рапира», на втором нас встретили, разорванные в клочья, два «Урала» — видимо были под завязку нагружены БК. Дорога шла вдоль населённого пункта, с неуместным ныне названием Мирная Долина — слишком прямая и совершенно открытая для, стоящего на возвышенности, большого укреплённого города. Множество воронок указывали на то, что каждый метр был пристрелян. Наглость в первый раз сыграла нам на руку, мы проскочили Подлесное и вечером 28-ого июня остановились ночевать в удобной и относительно спокойной зелёнке. За своими отставшими бойцами комбат отправился на следующее утро, но не нашёл и вернулся. Мы поехали на поиски уже вместе — тогда я и познакомился с Димкой Молодым. За рулём УАЗика сидел Ганс, комбат Китолов рядом, а на заднем сидении смешной парнишка в неудобном бронике, с автоматом и, лежащей на коленях, громоздкой 159-ой рацией, запасными АКБ и гарнитурой с длинной антенной. Всё это хозяйство он разложил вокруг себя в полной уверенности, что поедет один. Мы с Родей бодро заскочили с разных сторон, зажав парня посередине, вдруг такого тесного, сидения — сопровождение командира входило в наши прямые обязанности. Дима сгрёб свои сокровища в охапку, стараясь уберечь их от наглых и бесцеремонных попутчиков, и стал ещё смешнее. Видя его смущение, мы стали незлобно подтрунивать над внешним видом, пунцовыми щеками и позой «осьминога», в которой тот пытался обеспечить связь. Я спросил, есть ли у него позывной — Дима, заикаясь от волнения, сказал, что ещё не выбрал, но раз он самый молодой во взводе связи, то и позывной будет таким же. Парень слегка картавил и я, смеясь, уточнил: «Может лучше — Джуниорррр?» Димка надулся и покраснел ещё больше. Жаркий июньский день и теснота кабины вызывали страшную духоту, пот катился градом и молодой связист в неудобном бронике зло пыхтел и думал, как бы лучше ответить этим двум наглым старикам. Дима Молодой возмужает, станет настоящим воином, добрым и надёжным братом, не раз докажет свою храбрость и умение, дважды выйдет на самый горячий Пятый пост — а второй раз идти туда согласится далеко не каждый… Всё это будет совсем скоро, но свой звонкий позывной он заработал именно так.
Дима Молодой, Барс Джуниорррр и УАЗик на заднем плане (фото из личного архива А. Доброго) Тем временем мы ехали и думали, где искать потерянную часть колонны. Вдруг наперерез выскочил солдат, активно махая руками — ребята догадались выставить пост прямо на дороге и высматривали нас во всех проезжающих машинах. Сообразительный командир Третьей роты Андрей Валуй собрал всех «потеряшек» прямо перед поворотом с брошенной «Рапирой», одну машину притащили на жёсткой сцепке. Через Мирную Долину решили ехать на рассвете. Второй раз нашей медлительной колонне с миномётной батареей, полной БК, с прицепами продовольствия, кухней и водовозкой противник лютой наглости уже не простил. Мы представляли собой отличную мишень и очень быстро увидели разрывы танковых и артиллерийских снарядов между наших машин. Педали в пол — в кузовах тяжело подпрыгивали, в два слоя наваленные, мешки, канистры и ящики с водой, боеприпасами, горючим, продуктами, оружием. Ребята держались за борта, скамейки, друг за друга — разбитая в хлам дорога грозила оторвать колёса, но мы проскочили! Военное счастье было на нашей стороне, а может — помогла густая клубящаяся пыль. Остановились под прикрытием небольшого леса, стали делиться незабываемыми впечатлениями, когда между наших машин на полной скорости въехал чужой БТР. Крики: «Доктора, доктора сюда!» — заставили поспешить на помощь. Мы подскочили к борту и приняли трёх тяжёлых — здесь же, на земле перетягивали жгутами, вкалывали антишок и накладывали повязки. Горячая кровь текла по рукам, адреналин зашкаливал, в нос ударил тяжёлый запах боли и отчаяния — но мы довольно быстро справились. Командовал всей этой каруселью наш медик — маленький толстый кореец, больше похожий на мячик, в очках с толстым стеклом. Несмотря на комплекцию, он резво прыгал между ранеными, успевая давать указания одновременно на три стороны. Порадовали спокойствие и слаженность наших мужиков — возраст и опыт победили суету и панику. БТР с другого подразделения ехал сзади, не мог обогнать неповоротливую колонну и вынужденно встроился в неё. Украинские артиллеристы всё же нашли свою цель — весомые осколки снарядов легко прошили броню. Благо сама машина осталась на ходу и вывезла бойцов из-под огня… Очень быстро приехала медицинская «Линза» — мы погрузили трёхсотых и продолжили свой путь.
(фото из личного архива А. Доброго) В последующие два месяца я часто буду заниматься эвакуацией раненых — практически каждый день. Не раз наблюдал за неторопливыми, уверенными и точными движениями медиков — как они стабилизировали пострадавших, накладывали шины, останавливали кровотечение, возвращали жизнь в неподвижные тела. Намного спокойнее, когда рядом были эти отважные ребята на своей чудо-машине, которую они любовно называли «Ласточка» — поклон вам, парни, земной! А колоннами мы старались больше не ходить… Два дня, проведённых в лесополосе, пока нам искали новое место дислокации, запомнились достаточно близким прилётом пакета «Града». Фронт дышал уже прямо в лицо выхлопными газами, проезжающих мимо военных машин, бесконечной пылью и гарью от близких разрывов. На горизонте густо и по-чёрному чадил Лисичанский Нефтеперерабатывающий Завод. Горящая день за днём, нефть вызывала оторопь и недоумение — с каждого подразделения летел один и тот же вопрос: «Нам действительно туда надо?». Батальон начали перебрасывать на Завод 30 июня. НПЗ станет для нас надёжным домом на долгое время. Я несколько дней перетаскивал весь отряд в новое жилище — две машины туда, две машины обратно. Паутина запутанных пыльных дорог вела через Лоскутовку и посёлок с поэтичным названием Волчеяровка, сквозь и вдоль похожих друг на друга лесополок со множеством развилок и снующей туда-сюда «бронёй». И в этой паутине лишь одна-две дороги были чистыми от мин — мы заходили вслед штурмующим подразделениям, по только что забранной под себя земле, окружая Лисичанск с юга. Перед самым НПЗ была та самая долгая прямая, на которой атакующая Армия потеряла много техники и людей. Однажды на этой прямой и мы встретили, медленно двигающийся нам навстречу, танк с, хищно направленной, пушкой на прямую наводку в противоположную зелёнку. Несколько долгих мгновений мы смотрели ему в ствол из высокой кабины, оказавшись прямо на линии огня. А впереди перед нашей машиной уже валил густой дым. Противник ПТУР-ом подбил второй танк и мы на полной скорости неслись мимо, горящего факелом, «слона», ожидая новый удар в бок. Щемящее, противное чувство бессилия сжимало сердце! Из люков вырывались длинные языки жаркого пламени — Смерть цепко держала в объятиях свою жертву и помешать ей не представлялось никакой возможности… А на обратном пути у сгоревшего остова увидели уже знакомую картину — откинутую взрывом боекомплекта, башню. Много колёс мы оставили там, подорванных на «лепестках». На этой дороге потеряли и первый свой КамАЗ.
Дядя Игорь (фото из личного архива А. Доброго) Дядя Игорь, водитель этого КамАЗа, самый старший из состава батальона — маленький, худенький, говорит скромно, негромко и сам почти незаметный. Но он всегда оказывался в нужное время и в нужном месте — настоящий профессиональный гонщик, отлично разбирался во всех механических агрегатах и мог реанимировать практически любой из них подручными средствами. На фронте, где дефицит всего, чего не хватись — очень ценное качество. За умение и готовность всем помочь, его и называли — дядя Игорь. Становились в очередь на ремонт, независимо от заслуг и величины погонов, как с нашего БАРСа, так и с других подразделений. Откуда он брал время и силы на всё это, для меня оставалось загадкой — тем более, что я мог поднять его на выезд в любую минуту дня и ночи.
(фото из личного архива А. Доброго) Как обычно, я шёл старшим на первой машине — дядя Игорь в клубах пыли следом. Можете себе представить — ничего не видно. Пыль опускается медленно, поэтому очень долго ничего не видно! Отставать нельзя, чтобы не потеряться и не свернуть на неизвестную дорогу. Прижиматься тоже нельзя, чтобы не влететь в задний борт впереди идущего. Вправо не уйти — обочина с множеством мин, принять влево — на узкой колее можно вписаться в бронированную встречную. Первого, быстро приближающегося, «слона» я, конечно, видел и мы благоразумно прижались вправо, насколько возможно. Неожиданно появилась пушка второго, который тоже шёл в клубах пыли от первого и даже нас не заметил. Дядя Игорь, похоже, не видел их обоих — вплоть до удара… Мы спохватились не сразу — лишь перед полуразрушенным мостом, который проходили на малой скорости. Объездили всю Волчеяровку, боясь, что Игорь свернул не туда. А когда вернулись на ту самую прямую, нашли наш КамАЗ, реально согнутый небольшой дугой. Ошалевший Игорь сидел рядом — к счастью, цел и невредим. Говорит, что со всех сторон чудились неуловимые ДРГ противника. Танки ушли не останавливаясь и не замечая помехи.
(фото из личного архива А. Доброго)
НПЗ
Ещё на полигоне меня, Родю и Деда определили в разведку — мы все уже были ранее на Донбассе, были знакомы с предстоящей работой, быстро сладились и понимали друг друга с полуслова. Родя — немногословный, крепко сбитый, коренастый казак, уверенно стоящий на своих двоих — по спокойным глазам и размеренной речи видно, что человек повидал достаточно и воевать умеет. Дед же являл собой полную противоположность, хоть тоже был казацких кровей — щуплый, маленький, но быстрый в словах и действиях. Молодые не по возрасту глаза смотрели задорно и весело сквозь неизменные очки в тонкой оправе. Если надо было что-то узнать, достать, починить или придумать нестандартный ход, то лучше Деда никто бы не справился. Короче, мои новые товарищи отлично дополняли друг друга — они часто ругались, потом мирились, воевали дерзко и уверенно, не раз прикрывали мне спину. Я знал, что всегда могу на них положиться и отправить хоть к чёрту в пасть — эти двое нашли бы способ выполнить задачу и вернуться.
Родя и Дед (фото из личного архива А. Доброго) Пока я занимался переправкой батальона на Завод, мои друзья-разведчики участвовали в завершении зачистки, выборе места нашей дислокации, обретением и распределением трофеев — благо, украинская армия щедро поделилась с нами западными амуницией, экипировкой, сухпайками, транспортом и вооружением. Я не сразу узнал этих довольных, чистеньких, одетых с иголочки, парней у импровизированного стола, заваленного орехами, шоколадом, курагой, заморской тушёнкой, аппетитной кашей и вкусным соком — такому снабжению позавидует любой супермаркет. Рядом стояли красный «Вольксваген» Т-4 и защитного цвета «Опель Фронтера» без заднего стекла — в остальном целые и абсолютно рабочие. Перед машинами лежали две кучи новых броников, разгрузок, берцев, штанов и футболок со всего «цивилизованного» мира — Польша, Швеция, Германия, Испания, Чехия, США… Одна куча была для разведки, другую они задумчиво и с расстановкой раздавали всем, кто обратился за обновками. После полигона и марш-броска выданная форма у многих пришла в негодность — так что вынужденная «любезность» ВСУ, при их скором отступлении, оказалась очень кстати. Сам я после полигона переоделся в своё — то, что тщательно выбирал и подгонял под себя ещё дома. Отдельное спасибо Ольге, с которой меня познакомил в Донецке Валера Старый — Царствие ему Небесное — ещё в 15-ом году. Она помогала с экипировкой, обмундированием и средствами защиты всему нашему отряду «Суть Времени». Помогла мне и в этот раз.
(фото из личного архива А. Доброго) Дед повёл меня на экскурсию — Лисичанский НПЗ, чёрный от копоти, побитый снарядами и ракетами, огромный город-призрак, полный мрачного сюрреализма, являлся наглядной картиной Апокалипсиса. В то же время его громада вызывала удивление и восхищение советской инженерной мысли — наши деды умели строить гражданские грандиозные сооружения для мирного развития, но с оглядкой на прошедшую Великую Войну. Все промышленные предприятия, что я видел на Донбассе, были с надёжными стенами, подвалами и укрытиями — верой и правдой служили как нам, так и противнику даже в современной войне.
(фото из личного архива А. Доброго) Удивительно хаотичная и в то же время ритмичная какофония «входов» и «выходов» нашей и вражеской артиллерии, наполняя причудливым эхом весь Завод, заставляла меня замирать на месте и, пренебрегая опасностью, внимать и даже наслаждаться фантастической и суровой симфонией Войны. Дед дёргал меня за рукав — буднично и обстоятельно, в такт выстрелам, сверкая линзами своих очков, рассказывал: где наши позиции, где соседи, где он раздобыл трофеи, где горстями валяются «лепестки», а где преданы земле недавние враги.
Дед на НПЗ (фото из личного архива А. Доброго) Первых пленных после зачистки Тополёвки притащили ребята Джаза из третьей роты. Пять украинцев с хорошим и вежливым русским языком, но бомжового и придурковатого вида — одеты кое-как, но с двумя новенькими шведскими NLAW. Говорят, что мобилизованные, воевать не хотят, ПТУР-ами пользоваться не умеют, сдались добровольно — никто их не бил, дали воды и сигарет, а утром отправили в тыл компетентным товарищам. Это потом мы узнали, как противник мобильными и обученными звеньями по пять человек, облачёнными в обноски на случай плена, охотился за нашей «бронёй» в многочисленных лесопосадках — и довольно успешно охотился. Через пару дней у Верхнекаменки нам достались ещё три украинских ПТУРа — на этот раз «Стугна» с целыми станком и проводами. Вот только звено операторов не успело убежать или сдаться — лежали рядом и уже изрядно пахли. Похоже, их накрыли ответным огнём, а нам оставалось только собрать трофеи, которыми мы позже смогли и воспользоваться. Правда и сами попали под плотный миномётный обстрел — пробили все колёса на КамАЗе и «Урале». Пришлось побегать по лесополкам, а за целой машиной я отправился уже пешком. Потом перебросил два взвода с Верхнекаменки в Золотарёвку и забрал из зелёнки с повреждёнными машинами первых «пятисотых» — видимо ребята представляли себе войну как-то по-другому. Отказников за время этой командировки было достаточно много — трудно и страшно приспосабливаться к реалиям потустороннего Мира. Но многие из них вернутся потом на эту долгую войну, чтобы оправдаться, в первую очередь, перед самим собой и доделать недоделанные дела. Транспорт на пробитых колёсах эвакуировали уже без меня. А ещё через неделю — с той же Верхнекаменки мои разведчики уже КамАЗом вывозили немецкие гранатомёты.
Родя со «Стугной» в Т-4 (фото из личного архива А. Доброго) Наступление продолжалось и мимо нас проходили танки, БМП, грузовики с пехотой — Русская Армия двигалась всё дальше на запад.
Обратите внимание на заднее колесо КамАЗа (фото из личного архива А. Доброго)
(фото из личного архива А. Доброго) Под прикрытием НПЗ «Грады» и «Солнцепёки» отрабатывали по украинским укреплениям, обеспечивая это самое наступление по взятию Лисичанска в клещи. Вскоре, не выдержав, противник бросил позиции и ушёл из города через узкое горлышко на Белогоровку и далее в Григоровку. В результате, образцово проведённой генерал-полковником Лапиным, операции нам достался практически целый Лисичанск с местным населением, стариками, женщинами и детьми. Такое на текущей войне редкость, поэтому я и акцентирую ваше внимание — по сравнению со штурмами и городскими боями в Волновахе, Мариуполе, Северодонецке, Попасной и последующей «мясорубкой» в Бахмуте. Если мне скажут старую истину Хельмута Карла Мольтке, что надо уничтожать вражескую армию, а не города брать — то я отвечу: в полях и редких лесопосадках уничтожать противника легче, чем в густонаселённых и укреплённых городах. А раз нет сил разгромить врага в поле — то тем более их нет, чтобы ввязаться в городские бои с тяжёлыми обоюдными потерями. И я Вас уверяю — таких сил у нас точно не было при освобождении Лисичанска. Моё художественное повествование в значительной степени документальное, хоть и с субъективной точки зрения. Мы не стреляли по городу, сберегая жизни людей. А Лапина до сих пор, даже после его отстранения и незаслуженных обвинений, уважают в войсках, нося литеру «Л» внутри буквы «О» Центрального Военного Округа на красных шевронах. Противник же местное население совсем не жалел, памятуя о майском Референдуме 14-ого года, считая их «колорадами» и «руснёй» — выйдя из деревень и посёлков, он разворачивал свои орудия и сносил застройку с жильцами под ноль, зная, кто там находится, ещё вчера квартируясь и обедая у этих людей. Особым вниманием украинских артиллеристов пользовались немногочисленные родники, удобные спуски к речкам и действующие колодцы, где жарким летом всегда много народа и расположение которых хорошо известно — ведь недавно они сами пили воду из этих источников. Так было и с Золотарёвкой — богатое село на живописной горочке, школа, церковь, въезд по улице Абрикосовой… После её освобождения по этой самой улочке с прекрасным названием, наши бойцы под непрерывным миномётным огнём вывозили стариков и женщин с детьми. Мои разведчики на скоростном и вёртком Т-4, уходя от обстрелов, сновали туда и обратно, вытаскивая людей, в том числе больных и лежачих. Привозили на нашу базу, а затем уже на грузовиках отправляли дальше в тыл. Я продолжал изучать на практике паутину пыльных дорог — наш БАРС менял армейские подразделения 21-ой бригады 2-ой Армии и 74-ой бригады 41-ой Армии ЦВО в Верхнекаменке, потом в Золотарёвке и Белогоровке, занимаясь налаживанием обороны и позволяя армейцам отойти в тыл, чтобы восстановить свои силы для следующего броска. Прямо с колёс ребята занимали позиции, а я уводил громоздкие неповоротливые машины с узких улиц посёлков и открытых полей из-под вражеского огня, пробивая эти самые колёса, борта и лобовые стёкла — за следующими и следующими взводами престарелых, но отчаянных добровольцев. Мы петляли, уходя от миномётов и арты, внезапно останавливались под каким-нибудь навесом или в зелёнке и потом снова давили на газ до упора.
(фото из личного архива А. Доброго) На умелых и отважных водителей я нарадоваться не мог, а они — пожалуй, все, кто был в отряде, не раз ездили со мной к передовой и обратно. Уверен, что каждый из них вспомнит пару-тройку моментов, где мы чудом, но с хорошей долей дерзости и юмора «Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули», как с пониманием военной реальности писал когда-то Владимир Семёнович… Ну а потом они опять бортировали свои колёса. Естественно противник обстреливал не только машины, но и наш НПЗ из более серьёзных калибров — тем более, что схему Завода и наши возможные располаги на нём он прекрасно знал. Я очнулся на полу, сбитый неизвестной силой с импровизированного лежака из двух ящиков с 82-ыми минами и, снятой с петель, двери. Жутко раскалывалась голова, перед глазами огненно-белые, как из раскалённого металла, страшные кляксы, которые причудливо расползались, превращаясь в тяжёлую, густую, почти осязаемую, тьму… Едкий дым стелился по полу, заползая в нос, горло, глаза, мешая соображать и двигаться. Рядом копошились и пытались встать мои товарищи — повсюду хрип, стоны, сдавленная ругань. Осколки битого толстого стекла хрустели под ногами, коленями, ладонями — мы вытряхивали их из одежды и волос. Казалось, что нет выхода из этой душегубки, чем-то похожей на заполненный дымом аквариум. Мысли натужно и осязаемо ворочались в черепной коробке, тщетно пытаясь осознать происходящее. Я как будто выбрался из самого центра чудовищного взрыва — растерянно и недоумённо оглядывался вокруг, не понимая, что мне дальше делать в этой странной и подвисшей вселенной. Причём себя я видел как то со стороны и вверх ногами. Медленно и неохотно густая пыль и непостижимо зловонная гарь, подобно огромным извивающимся змеям, уползали прочь, уступая место свежему ночному воздуху, что торопился к нам через разбитые окна.
(фото из личного архива А. Доброго) Наконец я сумел подняться, держась обеими руками за, неудержимо разлетающуюся в разные стороны, голову. Уже отчётливо слышались возгласы, шутки и тихий осторожный смех сквозь дикий кашель. Ребята подбадривали друг друга, помогая встать, отряхнуться и почувствовать радость прекрасной Жизни, которую мы снова вдыхали полной грудью. Из утреннего тумана величественно выплывала новая огромная воронка с грудой выкорчеванной земли, арматуры и асфальта. «Хаймерс» не долетел десяток метров, ушёл вглубь, а мощные стены выдержали страшный удар. Возможно, причудливые и неудобные постройки Завода помешали противнику точно навести ракету, но, скорей всего, Ангел-Хранитель опять проявлял чудеса изобретательности и великодушия. В эту командировку Ему пришлось работать значительно чаще, чем во все предыдущие…
(фото из личного архива А. Доброго) Через месяц нашим соседям повезло гораздо меньше. К ним пришло пополнение — непуганые и беспечные бойцы, не обращая внимания на предупреждения, часто слонялись без дела перед своим расположением. Их берегли, держа подальше от передовой, занимаясь обучением и слаживанием, но законы скрытности и маскировки своих позиций, передвижения, а тем более массового нахождения личного состава, изучить не успели или не захотели. К тому времени фронт отодвинули от НПЗ, но в современных реалиях это не безопасное расстояние. На войне часто гибнут из-за глупых элементарных ошибок и просчётов командиров, из-за неуместных построений на виду дальней аэро и космической разведки противника, из-за лени солдат копать и строить укрепления, из-за несоблюдения тишины эфира, камуфляжа и укрывания техники, из-за отсутствия дисциплины, пререканий и халатного несения службы. Я уж молчу о бесконечной борьбе с употреблением «храброй воды»… Прошу прощения у парней — я не знаю, что именно послужило причиной, скорее по совокупности… Серьёзный и обученный враг не прощает ошибок — несколько «Хаймерсов» прилетели точно в цель, принеся много горя, а ребята даже не дошли до линии боевого соприкосновения. Подобных примеров я видел слишком много на этой войне. После нашего счастливого спасения перед глазами плавно и неспешно поплыли картины прежних командировок, опасных моментов, смешных и трагических историй, казалось бы, безвыходных ситуаций, улыбок и лиц, ушедших навсегда, друзей. Потом в памяти всплыла крайняя встреча, собранных в военкомате, добровольцев. Жизнерадостный военком рассказал, что такое Боевой Армейский Резерв Страны — БАРС. Что в нашей отваге и умении снова нуждаются и готовы купить билет в один конец до полигона в уездном городе Н. После такого немудрёного разговора из одиннадцати пришедших остались всего трое — я, отставной офицер Лёша Моряк и совсем не военный, добродушный скромняга с застенчивой улыбкой Петя Сергушин. Они шли в первый раз и внимательно слушали уже мой — более подробный сказ. Я охотно делился с ребятами наработанными знаниями — что брать с собой, как выбирать обувь, одежду, экипировку, как подгонять их под себя. И хоть нам обещали всё выдать на месте, я настоятельно рекомендовал подумать о себе заранее и как можно тщательнее. Петя смешно поднимал брови, наивно удивляясь боевой «азбуке»… Мы пытались держаться вместе, хоть нас и определили в разные подразделения — Моряка в такую всегда нужную, но вечно недоступную связь, Петю в окопы Первой роты. Встречаться стали реже, но старались не упускать друг друга из вида — особенно Петра, вся внешность которого совсем не подходила для войны. Это потом я узнал, как он в 14-ом году уехал из родной Украины, понимая — к чему она катится. Здесь в России нашёл любимую жену, с которой родил двоих по-хорошему дерзких и весёлых сыновей. Он буквально начал жизнь заново — как ему казалось, навсегда оставив прошлое позади. Потом пришёл февраль 2022 года и он — совсем не военный человек — принял сознательное решение идти на эту, такую личную для себя, войну. Также обращался в военкомат, но по возрасту смог пойти только в июне вместе с нами. Верный и надёжный товарищ Пётр Сергушин честью и правдой будет выполнять свой воинский долг. Он погибнет в Золотарёвке ЛНР при артобстреле 5-ого июля 2022 года.
Петя Сергушин (рисунок А. Доброго) По горькой иронии судьбы в этот же день ранило ещё одного бойца Первой роты, с семьёй которого я тоже общаюсь до сих пор. Маленький осколок попал ему в висок — похоже, от кассетного боеприпаса. Но Игорь Елесин отказался от эвакуации, решив, что его ранение незначительное и важнее остаться на позиции со своим подразделением, которое уже понесло потери. Машина с другими ранеными ушла, бой продолжался, держа бойцов в напряжении — адреналин в такие минуты придаёт силы. Когда же выстрелы смолкли и самое страшное, казалось, позади — Игорь потерял сознание. Пока пришёл транспорт, пока его вывезли на НПЗ, а потом в госпиталь — упустили очень много времени. Ему даже успели сделать операцию, но Игорь не выжил. Ещё с Ополчения помню, как некоторые ребята приезжали на войну, обманывая родных, что едут на долгую рыбалку, охоту или какую-нибудь вахту. Стараясь уберечь их от беспокойства, лишали себя и семью очень важных, объединяющих и сакральных вещей. Игорь тоже не сказал, куда едет — тем больший шок испытали его близкие. Гораздо правильнее просить благословения у родителей, супруги и детей — всё это сложное время чувствовать, что тебя любят и ждут, молятся и поддерживают. Ты же не на прогулку собрался… Уверен, что любовь семьи не раз помогала и мне вернуться из очень непростых ситуаций. Дочь Игоря спрашивает меня, пытается разобраться: почему он принял такое решение, почему поехал на войну, почему отказался от эвакуации и остался со своими товарищами — что двигало её отцом? Наверное, как и всеми нами — память предков и ответственность перед своими детьми и внуками. А вот свою внучку Игорь так и не успел увидеть…
Игорь Елесин (рисунок А. Доброго) Как и прежде — едва знакомых людей я близко, словно родных, узнаю уже после гибели через фотографии, рассказы и мучительную боль их семей. Часто в суматохе военных сборов, походов, боёв, обстрелов чужие лица бегут мимо длинной чередой — вот они побритые и ещё домашние с, впервые неумело выбранными, позывными вместо имён. Затем уже пыльные, грязные, заросшие щетиной, ошалевшие от того, что увидели и узнали в параллельной Вселенной. Проходит время и некоторые из них становятся добрыми, надёжными друзьями — с ними хоть в разведку, хоть на край света. Но пока это время пройдёт, многие растворяются в небытие — одни, не выдержав чудовищного напряжения, уезжают домой, фактически бросив своих товарищей (справедливости ради скажу,что почти все из них возвращаются, когда дома, в тишине не смогут договориться со своей совестью — я подобное видел и часто держал на контроле). Другие получают ранения или гибнут, не успев оставить свой личный след в моей душе — только саднящее чувство вины, что ты, именно ты не предусмотрел, не доделал, не успел и где-то ошибся… Лишь немногие из них становятся близки, как Игорь Елесин или совсем родными, как Женя Пятница в 15-ом году — благодаря общению с их семьями. Хуже всего, когда ребята гибнут и остаются лежать в бесконечных лесополках, уже занятых противником. И ты знаешь, где они лежат, а достать не можешь. И боль, горе и отчаяние их родных не имеет сравнения ни с чем — эта страшная запись: «Пропал без вести»… После нашего отъезда домой, второй набор БАРС-19 вместе с бойцами «Ахмата» и 2-ого корпуса ЛНР попал в окружение. Стремительная атака противника застала их врасплох. Часто думаю, сумели бы мы — хорошо знавшие эту местность — противостоять подобной атаке. Ведь и в наше время ВСУ неоднократно предпринимали такие попытки. Я не знаю наверняка, как тогда всё произошло — картину составлял уже по рассказам очевидцев. Одиннадцатого сентября 2022-ого года — ровно через четыре месяца боёв за неё — многострадальную Белогоровку наши войска сдали полностью, вслед многим территориям Харьковской и Луганской земли. Ребята выбирались кто, как мог. Одни успешно обменяли двух захваченных пленных на «зелёный коридор» из окружения, другие выходили поодиночке и вместе с соседними подразделениями. Остатки ГОПа вывел Бабай, хорошо знакомый с местностью. А вот группа Море выйти не смогла — они там и остались, в той зелёнке, на позиции «Шайба»… прими, Господи, их Души… Война продолжает жестоко учить нас, собирая кровавую жатву, но наделяя необходимым опытом. Делая из нас холодных и циничных людей, мало пригодных к жизни в «цивилизации», но способных выжить и победить в нечеловеческих условиях, она художественно лепит из податливой глины отдалённое своё подобие… Позже таким же осколком, как и Игорь, был ранен в лоб мой механик-водитель Юха. Ракета взорвалась в воздухе и начинка кассет легко прошила насквозь железные ворота нашего гаража в Белогоровке, дьявольским фейерверком разбрызгалась, ударившись о броню БМП. Это было ещё одно моё личное Чудо!
(фото из личного архива А. Доброго) Перед самым разрывом зазвонил телефон и я снял трубку, стоя за крепким бетонным, но достаточно узким столбом, на котором справа и слева висели эти массивные железные ворота. В один миг оказался в центре смертоносного ливня, с удивлением глядя на искры огромного «бенгальского огня». В первый раз никто не пострадал — я успел добежать до укрытия, ребята сели за надёжную броню нашей «Бэхи», когда раздался второй взрыв и осколок рикошетом попал Юхе прямо в середину лба.
Юха со своей «Кошкой» (фото из личного альбома А. Доброго) Он тоже отказывался от эвакуации, отчаянно матерясь, натирая лоб и говоря, что без водителя БМП не поедет — да и вообще — нахер надо… Давно знакомый истерический смех облегчения постепенно разбегался по всему гаражу, разряжая недавнюю угрозу. Я практически насильно отправил парня в госпиталь — Юха выжил, правда, в батальон уже не вернулся. Коварный кассетный осколок глубоко проник в кости черепа и после серьёзной операции бойца отправили домой. А за рычаги «Бэхи» сел уже новый мехвод Зак, с которым мы насобирали столько злых и добрых приключений, что хватило бы на отдельную книгу!
(фото из личного архива А. Доброго)
ГОП
На войне разговаривают матом, цифрами и аббревиатурой — это сильно сокращает время передачи информации и стороннему человеку абсолютно ничего не понятно. Тем сложнее мне перевести то, что я видел и участником каких событий являлся, на обычный человеческий язык. Простой пример — если гражданского человека спросить: «На сколько километров 122мм дальше, чем 120мм», он разведёт руками ввиду абсурдности вопроса. Немногие «эксперты» и пропагандисты, что вещают нам с телевизора о динамике боевых действий на фронтах СВО, найдут, что ответить. Математик скажет 122(mm)/1е+6=0(km) и то же самое про 120(mm). Человек из окопов, который на «приёме» этих болидов и ориентируется на слух, попросит уточнить — разговор идёт о Д-30 или БМ-21? Артиллерист же спросит, какой износ ствола и тип снаряда, начнёт сыпать уже совсем непонятными 2А18, 2Б16, 2С1 с пушкой 2А31 и всё это будет перемешано добротным матом для лучшего усвоения… С командиром Группы Огневой Поддержки 1-ой роты Игорем Маугли мы знали друг друга заочно через общих знакомых волонтёров. Ещё на полигоне наши кровати стояли рядом и я часто был свидетелем весёлых, шумных и горластых сборищ ГОПников. Костяк группы подобрался один к одному — вокруг Маугли постоянно кучковались такие же активные Эд, Кот, Бабай, Карташ, Панда, Слава Татар и Белый-старший. Слаженность работы мужиков позволяла быстро перемещать тяжёлое вооружение, изготовиться к бою, создавала «чувство локтя» и уверенность в товарищах. Вскоре эти хорошие качества, наработанные с полигона, стали незаменимыми на поле боя. Но иногда их излишняя забота и громкость этих самых товарищей изрядно доставали. Взяв за привычку предупреждать окружающих о работе вражеской артиллерии, которую все и так прекрасно слышали — они орали: «Выход!» даже ночью, когда часть бойцов спали в блиндаже в перерывах несения службы. По идее, этот возглас позволяет приготовиться к «приёму» украинского снаряда и успеть найти укрытие, но бойцы уже давно научились сами определять, откуда и чем стреляет противник, чего опасаться, а на что не обращать внимание. Особенно громким и заботливым был Эд. Что-то дополнительно предпринять в таких случаях не представлялось возможным, а крики Эда лишь прерывали недолгий сон. В ответ неслись недовольная ругань и язвительный мат. Когда блиндаж от близкого разрыва подпрыгивал вместе со всем содержимым, Эд орал ещё громче: «… И вам приятных снов!» В принципе, все ГОПники точно отражали название своего подразделения. Отчаянные и дерзкие, порой бедовые, воевали легко и залихватски — правда, особых проблем не доставляли, решая все вопросы самостоятельно.
Белый-старший (фото из личного архива А. Доброго) Серёга Белый-старший — это высокий, крепкий казачий есаул с густым баритоном, окладистой бородой и всегда серьёзными глазами, на высеченном, как из камня, невозмутимом лице. Он даже байки рассказывал с серьёзным видом, поправляя указательным пальцем съезжающие очки — шутить любил… Однажды и с ним Судьба зло пошутила — когда Петя Сергушин погиб, кто-то из штабных записал фамилию Белого, перепутав позывные. Только через несколько дней мне стал известен этот «косяк», когда мы с Лёшей Моряком, наконец, узнали о гибели друга — просто в шоке! Но надо позаботиться и о Серёге — телефоны на фронте бесполезны, связи нет. Я забрал Белого с позиции и отвёз к одному знакомому генералу, чтобы казаку дали позвонить домой и успеть предупредить родных до прихода страшных известий. На войне очень близко смерть и жизнь, горе и радость, свет и тьма — они плотно смешиваются, путаются и чередуют друг друга пёстрой чередой. Только успевай уворачиваться… Как-то Белый раздобыл два мешка грецких орехов — выменял их на тушёнку. На видавшем виды велосипеде Серёга развёз орехи ребятам по постам — он и воду с родника возил и продукты, аккумуляторы к рациям и новости… Когда вернулся — увидел, что Кот сидит на бруствере окопа и колет эти орехи «Эфкой». Рядом Эд стоит — смотрит внимательно и задумчивым своим хриплым голосом медленно говорит: «Ты бы хоть запал выкрутил…» А Кот плечами пожимает в ответ: «Да что с ней будет — она же ручная».
1-ый ГОП Эд, Кот и Маугли (фото из личного архива А. Доброго) С этими бесшабашными парнями мы часто и успешно работали все два месяца, а вот в серьёзную передрягу я попал со 2-ым ГОП-ом. События развивались с огромной скоростью — с первого по третье июля мы уже занимали позиции на НПЗ, в Верхнекаменке и Золотарёвке, а третьего вечером я отправился дальше… Али наш начштаба, с которым у нас были общие воспоминания ещё по Донецку — где он служил танкистом у Панциря в батальоне «Восток», передал мне приказ выдвинуться с ГОП-2 в Белогоровку. Я ещё там не был и сопровождения нам тоже не дали. А насчёт карты местности я помню байку ещё с советских времён — если военные остановились и разложили карту, значит скоро будут дорогу спрашивать… Ни Али, ни тот, кто отдавал ему приказ, на этой дороге никогда не были. С картами вообще в Русской Армии хроническая нехватка на каждой войне — что при царях, что при коммунистах — и эта не была исключением. Али водил пальцем по столу, поясняя, где зелёнка, косогор и следующая зелёнка, а потом я увижу Белую гору, перемахну бетонку и там уже промзона Мелового завода, на которой наши, а дальше посёлок, где пятьдесят на пятьдесят — смотри, не перепутай… Короче, с того дня я еду и иду в первый раз по незнакомой местности только с сопровождением того, кто тут уже был! Только траншеи противника и серую зону мы занимаем, топая ножками, превращаясь в зрение, слух и комок нервов. Все дороги, свои и чужие позиции, мосты, колодцы, расположение зелёнок и домов держу только в своей голове — даже картам не доверяю! Сам обязательно сопровождаю соседей и сменщиков по знакомым дорогам и тропам, потому что безразличная Смерть в виде бесчисленного количества мин таится за каждым поворотом даже в относительном тылу… Ехать должны были на «Урале» Байкера — но то ли кузов у него показался меньше, то ли кабина уже… С самого начала всё наперекосяк! Перегрузились в КамАЗ — Петрович водитель, рядом я и командир Второй роты Ваня Демон, что не любит ездить в узких кабинах. В кузове 23 бойца с вооружением, БК, водой и провизией. Выехали с НПЗ, прошли Золотарёвку и вышли на то, что называлось дорогой. Гусеницы и колёса нашей и вражеской техники, которая ещё недавно перемещалась на этих просторах, оставили свои следы во всевозможных направлениях. Густая вездесущая пыль делала эти пути абсолютно одинаковыми. Во фронтовой зоне движение совсем не такое интенсивное, как было на подъезде к Лисичанску и ждать попутку бесполезно. Спросить не у кого — да и обычно бойцы знают только ту местность, что видят перед собой. А за ближайшей зелёнкой у них лес дремучий и пугающая неизвестность. Начинало смеркаться, мы пытались отличить более наезженную колею от старых и второстепенных. Я вспоминал недавние целеуказания «пальцем по столу» и переносил их на «вид за окном». Та самая пугающая неизвестность держала в напряжении. Однажды я уже поменял решение о выборе пути — и надо было бы вернуться, но приказ есть приказ. Итог оказался вполне закономерен — я выбрал не тот поворот! Мы выскочили на косогор, прошли по-над зелёнкой и перед спуском налетели на минный шлагбаум… Тяжёлую машину подбросило в воздух, как щепку. Чёрный и кислый смрад наполнил кабину, покрывая треснувшие стёкла, руль, торпеду, ломаные сиденья и нас самих. Я нащупал ручку, открыл дверь и буквально вывалился наружу — за мной Демон и Петрович с какой-то вдруг гнутой СВД. Постоянный наш спутник, натужный кашель рвал горло и лёгкие. Тент на машине куда-то испарился, из разбитого кузова прыгали ошалевшие ребята. Несколько человек тут же залезли обратно и стали передавать нам на руки раненых, которых мы оттащили подальше от машины и наскоро перебинтовали. Потом достали оружие и ящики с БК. Часть бойцов заняла круговую оборону, потому что «неожиданно» мы оказались на горочке между своими и чужими. Рация, как часто бывает, не работала и я побежал в Золотарёвку за помощью.
(фото из личного архива А. Доброго) Я влетел в домик к Тридцатому, быстро рассказал о происшествии и он начал искать транспорт по соседям. Мы подорвались на достаточно высокой точке между нашими и вражескими позициями — от глаз противника всё это безобразие отделяла только редкая зелёнка. Сначала я залез в БТР на соседней улице, но ребята вдруг передумали со мной ехать — рисковать лишний раз выездом на всеобщее обозрение им не хотелось. Удалось уговорить пару отзывчивых парней на БМП. Они въехали на косогор, но продвигаться вдоль лесополосы благоразумно отказались — мина там была далеко не последняя. Наши ребята на руках донесли двух тяжелораненых, погрузили на машину, ещё двое залезли в сопровождение, чтобы удержать трёхсотых на броне. БМП быстро развернулась и полным ходом понеслась к НПЗ. Я вернулся к КамАЗу — мы каким-то чудом передними колёсами проскочили два ряда ТМ-62 и весь удар принял на себя средний мост. Машину подбросило и задние колёса, к счастью, даже не коснулись остальных мин — остановилась же она метров через десять за воронкой. С трудом представляю, что бы с нами случилось при других исходных, если средний мост с дисками 21-ого диаметра и военные шины высокого профиля и мощного протектора просто-напросто исчезли от разрыва одной единственной мины.
(фото из личного архива А. Доброго) С Золоторёвки уже прибежали на помощь несколько парней с Первой роты и фельдшер Третьей роты Юра Фёдоров, который быстро стабилизировал раненых. Двух тяжёлых мы загрузили на «Бэху», ещё двух средней тяжести, а также лёгких и всех остальных я отправил в посёлок пешком, пока совсем не стемнело. Сам остался с двумя трёхсотыми, которые не могли идти, но могли дождаться утра. Готовность провести весёлую ночь с нами в серой зоне изъявил Вова Леший, ставший после этого хорошим и проверенным другом. Надежда у нас была лишь на то, что противник просто не понял, что с нами произошло.
Наши медики Юра Фёдоров и Зульфат Бай (фото из личного архива А. Доброго)) Ночью вколол раненым ещё по одному Промедолу — какое счастье, что он был! В аптечке нашёл болеутоляющие таблетки из дома. Спать нам как-то не хотелось — мы с Лешим пару раз проверяли кусты, прикрывая друг друга, после подозрительного шума. А над головой в обе стороны бесконечным «бадминтоном» всех калибров и всю ночь продолжалось очень красочное, световое и звуковое шоу от миномётов, артиллерии, стрелкового и редких вертолётов противника, которые дважды отработали НУРСами куда-то за наши спины. Ещё с Ополчения помню обилие живности на линии фронта. Несмотря на смертоносное железо, летающее со всех сторон — лисы, зайцы и косули бродят здесь по неотложным делам, фазаны выгуливают своих курочек, хищные птицы охотятся на расплодившихся грызунов, громко топают ежи, а кабаны с поросятами стрелой проносятся через окопы к ближайшему лесу. Видимо, звериный шум по кустам и тревожил наш, обострённый адреналином, слух. Раненые постанывали, но мужественно держали себя в руках, забываясь коротким сном на, прогретой за день, земле. Вздрагивая от громких выстрелов, тревожно всматривались в наши лица, на которые мы рисовали ободряющие улыбки, и пытались заснуть вновь. Симфонический оркестр пушек наполнял глубинным эхом весь огромный природный амфитеатр, одновременно играя на тонких струнах души, вызывая благоговейный трепет и немые мольбы к Творцу о благополучном исходе этой такой для нас важной, но незаметной в тысячелетней Истории, ночи… Под утро стрельба успокоилась, ребята подошли с первыми лучами солнца — на руках унесли раненых и благополучно доставили в госпиталь. Ну а мы с Первой ротой ещё полдня таскали оружие и боеприпасы. Позже спецы на «Тайфуне» подорвались, проскочив следующий поворот — до которого мы тогда не доехали. С гораздо более плачевными результатами. По всем этим дорогам я потом много раз ездил на различных видах бронетехники, сопровождая группы с различными заданиями и офицеров с различными погонами. Поясняя предельно внимательным и напряжённым мехводам повороты и прямые — где надо притормозить, а где прибавить газу и прорываться, несмотря на «Чёрный Султан» 120-ой мины, что не раз поднимался по ходу машины на пристреленных участках. Первый «подарок» враг кидал заранее, заставляя неопытного водителя тормозить и прятать машину в ближайших деревьях — обычно на повороте, где не разогнаться и который был, хорошо подготовленной, ловушкой. Тогда в дело вступала вся батарея, разнося в щепки неподвижную машину, сжигая груз и гоняя по кустам очумевший экипаж… Люди же опытные, увидев многочисленные воронки, прибавляли газ, входя в поворот с приличным креном и не обращая внимания на близкие разрывы. Правда, эту науку я освою совсем скоро — потеряв ещё один КамАЗ! В Белогоровку я попал уже вечером 4-ого. Мы с комбатом расположились на броне БМП, что наконец-то специально прибыла за нами. Молодой тувинский экипаж белозубо улыбался нисходящему солнцу, отпуская шуточки и сверкая белками весёлых глаз на чумазых лицах. Оборачиваясь на тяжёлые КамАЗы и «Уралы», они выбирали быстрый путь с меньшими поворотами, срезая дорогу даже по полю. Если по моим рассказам Вы решили, что пишет знающий и бывалый солдат, то спешу Вас разуверить — на корму «Бэхи» я залез, как «желторотик». Получая в лицо всю грязь и пыль из-под гусениц, я ещё пытался сквозь щёлочки прикрытых глаз запоминать дорогу, по которой надо будет сопровождать машины. Только потом узнал, что садиться на броню нужно спереди, рядом с пушкой, чтобы получать удовольствие от поездки — гораздо легче ориентироваться в пространстве и обстановке, подставляя лицо чистому встречному ветру… Мимо проплыл косогор с разбитой машиной 2-ого ГОП, потом сожжённый танк с противоминными тралами — тувинцы пояснили, что его подбили ПТУР-ом — как раз мимо этого танка мы и прошли по полю. Позже на этом месте ещё один ПТУР прошелестел извивающейся змеёй уже над моей машиной. Заехали на промку Мелового завода у подножия той самой Белой горы. Нас встретила удивительная композиция из двух грузовиков — один вверх колёсами странным образом расположился в кузове другого…
(фото из личного архива А. Доброго) Я слез с брони чёрный и грязный, тихо матерясь и пытаясь отряхнуться. Комбат же чистенький и аккуратный насмешливо смотрел за моими потугами с командирского места, которое ему любезно предоставил экипаж БМП. Когда у меня появится своя такая же «Бэха», на этом месте с видом знатока сидеть уже буду я… Весь наш транспорт загнали в большой гараж, что станет домом на всё время пребывания в Белогоровке. Отсюда мы будем выставлять, менять и передвигать посты по всему селу и далее — в сторону Григоровки; отсюда будем снабжать ребят боеприпасами, водой и продуктами, а потом ротировать на другие группы; сюда же будем привозить погибших и раненых, чтобы потом отправлять их дальше в тыл. Ранним утром мы занялись, как и прежде, сменой армейцев на постах, обустройством позиций и переходом к активной обороне — за полтора месяца наш Барс продвинется на 4–6 километров по всему фронту, занимая окопы врага вслед атакующей Армии. Но наступательный ресурс заканчивался, впереди уже маячили тяжёлые оборонительные бои на всём Харьковском, а также Краснолиманском направлениях — в том числе и у нас. В сентябре эта оборона с истощением резервов и усталостью войск обернётся широким отступлением. Армейские подразделения отправят затыкать дыры на Харьковском фронте, а нашу Белогоровку передадут 2-ому корпусу ЛНР, который не сможет удержать то, что мы тяжёлым трудом и большой кровью завоёвывали. Об этом я расскажу в главе, которая так и называется — «Сентябрь». Но вернёмся в день текущий. После экскурсии по постам в Белогоровке с безмерно уставшим и флегматично философским экипажем БМП-2, мы с комбатом уже на своих машинах стали выставлять бойцов — и первыми двинулись старые знакомые с ГОП-1. Затем взвод Шмеля со Второй роты и миномётчики Рустама. В посёлке ещё сохранялись посты 21-ой, 15-ой и 74-ой армейских бригад.
Комбат Китолов и машина ГОП-1 (фото из личного архива А. Доброго)
ГОП-1 разгружается (фото из личного архива А. Доброго) После того, как мы расставили Барсов по позициям, я отправился обратно к НПЗ показывать дорогу на борту БТР с раненым комроты соседей. Но перед этим получил тот самый урок, заплатив вторым сгоревшим КамАЗом. Иваныч — кряжистый, крепко сбитый, пожилой мужичок с жилистыми крестьянскими руками и цепким взглядом из-под косматых бровей — водитель миномётной батареи и я повезли вторую группу миномётчиков на пост. Разгрузились, поговорили — я пояснил расположение противника и соседей. Собрались обратно, к нам в кабину подсел командир батареи Рустам, чтобы доехать до своего первого поста — потихоньку тронулись… Что такое «Чёрный Султан» становится понятно, когда он, подобно джинну, медленно поднимается перед капотом твоей машины.
(фото из личного архива А. Доброго) Мы сдали назад и воткнулись в зелёнку, ошибочно полагая, что спрятались… Никогда так быстро не ползал! Мы втроём — то на пузе, то на карачках — уверенно нарезали замысловатые фигуры по много раз жжёной и узкой лесопосадке, всё дальше и дальше от машины, стараясь увернуться от частых разрывов. Чувствовал себя неуловимым сусликом в американском игровом автомате, по которому чей-то шалун настойчиво долбит молотом. Ты слышишь свист приближающейся мины и стараешься угадать, с какой стороны она долбанёт по наковальне — звук незабываемый. Вот только спасительных норок у нас поблизости не наблюдалось. Но милостивый Всевышний за многие века собрал под эту зелёнку толстый-толстый слой украинского чернозёма, который проглатывал мину за миной, немного гася разлёт осколков и смягчая назревающую контузию. Вражеские миномётчики накидали штук тридцать «подарков», пока подожгли наш КамАЗ — я думаю, они щедро насыпали по квадрату, в надежде добить и нас. Но мы, грязные и чумазые, в рваной одежде, с царапинами на руках от веток и шипов акации, были абсолютно целёхонькие. Глядя на чёрный дым, в котором быстро исчезал наш огромный КамАЗ, мы, торжествующе скаля зубы во взаимных поздравлениях, хлопали друг друга по плечам и спинам. А мимо проносились танки и БМП — пользуясь суматохой, Армия уходила в тыл на восстановление, успешно передав нам свои позиции. Одна «Бэха» с безмерно уставшим и флегматично философским экипажем остановилась и разрядила весь боезапас по холмам напротив. Мы злорадно улыбнулись и внезапно остались совсем одни — безмятежно светило солнце, мирно пели кузнечики и цикады, щебетали птицы… Жизнь продолжалась, а мы, выходит, оборону Белогоровки торжественно приняли! Оставив Иваныча на одном посту, а Рустама на втором, я ножками по открытому полю поспешил на базу.
Вид на Белую Гору и прилёт кассет (фото из личного архива А. Доброго) Каждый день по КамАЗу — наверное, чересчур! Я вспоминаю события и, кажется, что они растянулись минимум на месяц. Специально пересмотрел видео и фото — насыщенность сумасшедших эпизодов за короткие дни просто зашкаливала. То ли ещё будет — я наглядно уяснил разницу между боевыми действиями 2014–2016 годов и текущей войной, которая развивается по бешеной спирали всё быстрее и намного страшнее… Моя работа оставалась бы прежней, но Его Величество Случай основательно решил вмешаться! В тот же вечер по рации передали, что ранены два Игоря — командир батальона Китолов и командир ГОП-1 Маугли. Я взял первый попавшийся КамАЗ и снова помчался в Белогоровку забирать трёхсотых. Парни решили высмотреть, откуда бьёт вражеский миномёт — наш гараж находился на одной гряде холмов справа от села, сама Белогоровка в низине, а противник работал с высот слева. Ребята взяли бинокль у дяди Игоря и через внутреннюю дверь вышли с обратной стороны боксов. Им показалось мало того, что они находятся с опасного края, да и миномёт никак не желал обнаруживаться… Тогда, чтобы лучше видеть и уж точно схватить удачу за хвост, залезли на какой-то верстак. Я так и представляю эту живописную картину. Мина прилетела гораздо быстрее, чем они что-то увидели. Комбат получил три осколка и реально истекал кровью, а Маугли схватил лишь один в ногу — казалось, ерунда, но осколок пробил насквозь кость и этого Игоря я увидел, только когда вернулся домой. Рядом с ними у стеночки стоял ещё Виктор из миномётки — более благоразумный — отделался лёгкой контузией и первыми яркими впечатлениями, которые Смерть оставляет шлейфом, проходя мимо. Подскочил дядя Игорь, помог затащить в бокс комбата — ребята стянули с него броник — осколки попали сбоку, между пластинами. Перевязали обоих и стали ждать эвакуацию. Маугли на фронт больше не вернулся, а Китолов после месяца в госпитале снова возглавит отряд.
Игорь Сиземов позывной Маугли (рисунок А. Доброго) Я сам довёл машину с ранеными до НПЗ, потому что дорогу водитель не успел запомнить, а уже активно темнело. Сдав их на руки медикам и приказав срочно везти в госпиталь, отправился обратно. Потом узнал, что Китолов на адреналине ещё полчаса ходил по ППД и давал «очень ценные» указания, пока не побелел лицом и не упал. Его снова быстро перебинтовали и наконец-то отправили — к счастью успели вовремя… Ну и теперь только я знал, где и какие посты у нашего отряда в, ставшей уже родной, Белогоровке. Так я там и остался руководить обороной посёлка и прилегающей территории и отвечать за действия, изрядно поредевшего, батальона — потери были как в Золотарёвке, так и в Верхнекаменке, которые тоже оборонял наш БАРС. Али стал и.о. комбата, а Эд возглавил ГОП-1. Пишу про Эда — перед глазами сразу возникает этот худощавый, дотошный и занудный парень, который душу вытрясет, потому что его ГОПникам вечно не хватает сигарет и воды. Он неспешной и вальяжной походкой спускается со своей отвесной горки, где у его парней сеть основательно подготовленных окопов и блиндажей, к моей машине — на ходу обдумывая, что же ему ещё «очень надо». Хриплым голосом, чуть покашливая, Эд неторопливо рассказывает последние новости, при этом внимательно сканируя глазами мешки и ящики, что разгружают его бойцы. Я широко улыбаюсь: «Всем всё поровну, братан — у нас ещё семь постов». Еду я однажды с одним знакомым генералом те посты проверять — он всегда внимательно доклады слушал, головой кивал, но любил подчинённых контролировать. Идём к Эду, а тот в одних трусах встречает, в тапочках и с автоматом. Как раз только обстрел закончился. Генерал глаза изумлёнными сделал — вежливо так спрашивает, кто Эда довёл до жизни такой, может жалобы какие есть, пожелания… Я пальцем у виска кручу, разглядываю что-то недостижимое в верхних слоях атмосферы. А Эд прокашлялся и рассказывает ему медленно и обстоятельно, как он постирался, только портки на кустах развесил и хохлы вдруг мины класть начали — по порткам, наверное. А вообще ему воды не хватает и сигарет тоже…
Мой близкий друг Эд (фото из личного архива А. Доброго)
Орда
Русские не национальность — это отдельная Цивилизация. Враги часто зовут нас «ватниками», «колорадами», «москалями», «кацапами», «орками» и Ордой. Если мы орки, то и окраинцы такие же орки, только предавшие свою родню за то, что им позволили называть себя «воины света». Хотя для Запада они такие же чужие, как и мы — те же, враждебные Европе и опасные для «демократической цивилизации», варвары. А насчёт милой моему сердцу узкоглазой Орды — я готов согласиться на все сто! Среди моих боевых друзей ещё с 15-ого года есть осетины и буряты, башкиры и цыгане, марийцы, грузины, белорусы, узбеки, украинцы, греки и татары. И сейчас в составе Русской Армии и своего отряда я с удовольствием вижу: калмыков, тувинцев, якутов, аварцев, армян, чеченцев, казахов, чувашей и всех, кого я не назвал, но они здесь — плечом к плечу с русскими солдатами. Да и каждый из нас может вспомнить среди своих предков и родни представителей огромного числа народностей, населяющих нашу Родину и в тяжёлые годы испытаний сами себя называющие русскими… Прежде, чем разгонять антимигрантские настроения в России; прежде, чем обвинять целые нации за преступления отдельных уродов, я хочу, чтобы Вы вспомнили — почему Ташкент, с лёгкой руки Александра Неверова, называют: «Город хлебный». Вспомнить, почему в республики Средней Азии Советская страна отправляла своих детей — ваших бабушек и дедушек — в голодные двадцатые и огненные сороковые… В том числе из блокадного Ленинграда. Русских детей там принимали, как родных. Моя мама родилась в Киргизии в 1944 году. Мне очень не нравится, когда нас начинают делить по национальностям, по Вере или на «красных» и «белых» — это попытки врага вернуть Великий Народ на сто лет назад, в горнило Гражданской войны. Правда частично им это удалось — на Русской Украине именно такая война и идёт, мы лишь сдерживаем её распространение с 2014 года. Противники говорят на одном языке, имеют одни и те же имена-фамилии, общую Историю и, надеюсь, общее Будущее — после выздоровления малороссов от угара окраинства и нацизма, как не раз уже бывало на этой Земле после братоубийственных, междоусобных войн. И не раз ещё будет… В руководстве батальона продолжались изменения — Демон стал НШ, вместо Али; Вторую роту возглавил мой добрый друг Олег Тихий, а Первую роту Серёга Гром, с которым мы тоже отлично сработаемся. Разведка наша изрядно поредела — был ранен Туман, в Золотарёвке у Тридцатого остался бурят Лесник, а я плотно занялся делами отряда в Белогоровке. В поддержку к Роде и Деду зашли в отделение достойные ребята калмык Очир и осетин Тамаз — оба пришлись, как нельзя кстати. Работа продолжалась, несмотря на жуткий конвейер потерь и вынужденных замен. Калмыки появились на полигоне перед самой отправкой за «ленточку». Их было человек десять-двенадцать и всех по остаточному признаку определили в миномётную батарею. Знаю, что и в следующей командировке уже в ДНР они работали по, освоенной в нашем БАРСе, профессии. Очир держался немного особняком и мы очень легко сдружились, как будто сто лет знакомы. Хитрые раскосые глаза нового товарища гармонично соседствовали с открытой улыбкой. Он охотно подключался к нашей работе, рвался на передовую и даже обижался, когда его первое время оставляли в резерве. Дед с Родей присмотрелись к нему, проверили на очередном выходе и потом тоже стали доверять. Поэтому мы воспользовались случаем и перетащили парня в разведку, где всегда идёт особенно тщательный отбор и случайные люди не задерживаются. У нас до сих пор отличные отношения и Очир после БАРСа идёт по нашей тропе, возглавляя разведроту уже в другом подразделении.
Разведка батальона с NLAW (фото из личного архива А. Доброго)
Родя, Тамаз и Дед в разбитой Тошковке (фото из личного архива А. Доброго) Осетины в моей военной судьбе всегда занимали особое место. Мой названный брат Беко приехал на Донбасс в 14-ом году возвращать Святой долг русским за 08.08.08. — и он не раз делил со мной краюху хлеба, все опасности и лишения войны. Мы вместе копали окопы, терпели обстрелы, вместе думали, как выполнять нашу тяжёлую солдатскую работу и сохранить жизнь подразделению. Ухмыляясь в свою чёрную бороду и медленно смакуя каждое слово с характерным кавказским акцентом, он что-нибудь рассказывал о своих горах и своей семье, не забывая при этом забивать пулемётные ленты, легко загоняя патроны ладонями в тесные звенья и любовно складывая их в короба. Его земляки тоже охотно принимали меня за своего — и эта поездка не стала исключением. Всегда одетые в чёрное, отчаянные «Сорви головы» были готовы на любой риск и на любой кипиш — воевали азартно, бесшабашно, но надёжно и упрямо. Моя «Дикая дивизия» могла и горы свернуть — главное уметь их кипучую энергию направлять в нужное русло. Тамаз, самый возрастной и опытный из них, был заботливым и мудрым «дядькой Черномором» для осетинских богатырей. Широкий и коренастый, с крепкой головой на мощной шее, цепким и колючим взглядом чёрных недобрых глаз для незнакомцев, он сразу расплывался в добродушной улыбке во всю широкую бороду, как только увидит своих братьев. Меня и разведку он считал за своих, живо делился впечатлениями, задумками, но замолкал и недовольно хмурился, как только подходил кто-то посторонний.
«Дикая дивизия» Иристон (фото из личного архива А. Доброго) После потери машины Иваныча у меня в распоряжении остались три водителя — Валя Троицкий и дядя Игорь на КамАЗах, Серёга Скобарь на «Урале». Мы и мотались по Белогоровке из конца в конец каждый день, обеспечивая посты всем необходимым. В состав моего импровизированного штаба в боксах Мелового завода ещё входили Саня Медик, Вова Нева, связист Коля Губер с Архары и Гоша с Красноярска. Чаще всего я выезжал с Валентином — открытое русское лицо, чуть печальный взгляд, он говорил тихим голосом с поволжским говором, слегка заикаясь, но это не портило его спокойное и вежливое изложение мысли. Старый солдат вселял уверенность, что не подведёт и выручит в опасной ситуации — родом из Чувашии, был пограничником, прошёл Афганистан. Валя надёжный и рассудительный, при обстреле сохранял невозмутимость, точно запоминал дорогу — это очень хорошие черты для водителя, от крепости рук и нервов которого зависели многие жизни. Я спокойно мог доверить ему самостоятельный выезд, когда сам был занят на другом краю посёлка. За эти насыщенные дни он стал для меня просто незаменимым помощником. Мы с ним взяли под опеку нескольких стариков в доме напротив — привозили воду, делились продуктами. В короткие промежутки звенящей тишины можно было посидеть на лавочке под защитой старого дома, вспомнить счастливые годы дружной советской юности. Валя хорошо разбирался в технике и они с дядей Игорем в свободные минуты колдовали над нашими машинами, которым часто доставалось осколками и не самыми лучшими дорогами. Нескольких бойцов укры чем-то траванули — прилетали носители со странными кассетами, после которых поднимались небольшие столбы белого газа. Проблемы со зрением, рвота, бессвязная речь, частичная потеря памяти. Перед самым выходом такое отравление получил и дядя Игорь, а тогда больше всех пострадал Рустам — пришлось его отправлять в госпиталь, а потом домой. Командование батареей перешло к СОБу Илье Валдаю, который вскоре будет сдавать очень ответственный экзамен по управлению боем. Меж тем полковник Военной полиции Алишер Бурый стал часто появляться у нас, передавая приказы командования фронтом о занятии всё новых позиций. Мы сдружились, вместе ездили по постам на его «Тигре», который был быстрее и маневреннее моих больших и неуклюжих машин. Вместе с ребятами заходили на новые места, чтобы всё проверить. Бойцов Эда передвинули на высоту 94,7 на правом фланге к окопам 21-ой и 15-ой бригад, где парни должны были пару дней осмотреться, закрепиться, а потом и заменить армейцев. До самого выхода она останется у нас как Первый пост. Отделение Панды выставили на окраине Белогоровки слева, контролируя выезд на Григоровку с обоих направлений — а совсем скоро им предстоят и первые ближние бои с противником. Восьмого июля мы с Эдом отправились на НПЗ, где утверждались новые командиры подразделений и ставились новые задачи. Остались ночевать. А утром девятого по рации передали, что Панда погиб. Мы на «Урале» Байкера помчались обратно… Сбивчивый рассказ бойцов Шестого поста позволил обрисовать примерную картину событий. Панда заступил на дежурство перед рассветом — остальные спали. Проснулись они от заполошной пулемётной стрельбы, которая позволила вовремя вскочить и занять оборону. Когда парни увидели своего командира, Игорь Кольцов позывной Панда уже лежал с прострелянной грудью. Большой отважный человек с добродушной и широкой улыбкой, неизменной чёрной банданой и седой бородой, весельчак и балагур остановил проход врага по утреннему туману, принял свой первый и последний бой в одиночку, защищая товарищей.
Игорь Кольцов позывной Панда (рисунок А. Доброго) Эд остался перекраивать свою, вновь поредевшую, группу — и на место старшего позиции решено было оставить Славу Татара. Это была далеко не последняя попытка прорыва в Белогоровку. А мы с Байкером повезли Панду на НПЗ. Когда прошли узкую проходную, прилетели две 120-ые мины и разорвались прямо по курсу — разлёт осколков от асфальта значительно сильнее, чем с земли. Мы увеличили скорость, в поворот вошли с визгом шин, наперерез нам проскочил танк, также уходя из-под обстрела — мы еле увернулись от столкновения. Ещё две мины разорвались по ходу движения — корректировщик явно учитывал нашу скорость. Мы резко встали под небольшим навесом, а после очередных прилётов снова — газ до упора! И последующие разрывы оказались уже за спиной. Когда мы, наконец, влетели в боксы — Байкер горько пошутил: «Уважаемые пассажиры, прошу передать плату за проезд».
Игорь Байкер (фото из личного архива А. Доброго) Усилились обстрелы. Противник перебросил на наше направление свежие бригады, которые стали активно прощупывать оборону Барсов. Все ротации на фронте быстро становятся известны противоположной стороне и всегда используются для усиления накала и возможного штурма. Утром одиннадцатого июля мы с Колей Губером и Игорем Крафтом на машине Валентина поехали по постам, чтобы довезти воду, продукты и двоих парней со Второй роты на позицию к Шмелю. КамАЗ поставили у маленького мостика через ручей на Первомайской улице. Мы уже там останавливались под кронами двух деревьев — потом надо было идти пешком метров пятьсот. Валя, Коля и Игорь остались ждать у машины, а я отправился с бойцами — надо было показать дорогу, заодно помочь донести коробки, мешки и проверить пост. Шмель хотел, чтобы я увидел место, где они нашли останки бойца в нашей форме, который лежал там уже не один месяц. Надо попытаться его вывезти… После разгрома русской колонны на переправе Северского Донца 11 мая, Белогоровка не сходила с новостной ленты. Кровопролитные и упорные бои велись и до нашего захода и после. Вполне возможно, что парень был в одной из штурмовых групп, возможно его притащили сюда ещё живого, а потом добили. Посёлок перешёл под наш контроль всего несколько дней назад. Не успели дойти, как начались знакомые удары молотом по наковальне — 120-ые мины ложились ближе и ближе. Мы заскочили в подвал дома, потом в короткий перерыв перебежали в окопы Шмеля. Обстрел затянулся на полчаса — через десять минут ещё полчаса. Они часто работали с перерывом, чтобы выманить нас из укрытий, но сейчас это было особенно долго. Как только обстрел стих, я поспешил к машине — она стояла на прежнем месте целая и невредимая. Ребята не уехали, а остались ждать моего возвращения. Из-под мостика вылез Коля — лицо белое, глаза страшные, молчит и машет рукой… Он пытался сам вытащить раненого Игоря, но тот оказался слишком тяжёлым. Мы вдвоём дотянули Крафта до машины, с трудом закинули на борт… Когда начался обстрел, парни залезли под мостик, укрываясь от мин. Казалось, что асфальтовая дорога по мосту и отвесное русло ручья создавали достаточно надёжное укрытие. Но мина попала прямо в ручей со стороны Валентина и Всевышний сделал свой, одному Ему понятный выбор — после разлёта осколков Коля остался цел, Игорь был ранен, а Валя погиб мгновенно, заслонив собой товарищей… Коля сел за руль — хорошо отрегулированный КамАЗ завёлся сразу, сдал назад и понёсся на базу. Я на ходу перетягивал раны Игоря, придерживая голову на узких крутых поворотах — мы быстро довезли его до гаража и сразу отправили в госпиталь. Только вернувшись домой, я узнал, что Игорь Крафт был доставлен в Ростов, потом в Москву, но так и не выжил — добрая ему Память… А забирать Валю поехали Губер с дядей Игорем. Коля так и останется у меня связистом и одновременно водителем, став таким же незаменимым, как Светлой Души человек и воин Валентин Троицкий.
Валя Троицкий (рисунок А. Доброго) Через несколько дней взвод Шмеля я перевёл в другое место. В ежедневной тяжёлой работе на линии фронта мы так и не нашли возможности вывезти останки того солдата — похоронили в саду, поставили крест… Я, конечно, докладывал наверх, но мне обещали, что займутся такими делами, только когда Белогоровка окажется в тылу. Белогоровка так тылом и не стала — ни у нас, ни у противника, который контролирует её уже весь 2023 год.
Сентябрь
Эту главу я буду писать со слов её непосредственных участников — как моих боевых товарищей, что остались в составе батальона БАРС-19, как со слов новых бойцов нашего подразделения, прибывших на замену в сентябре. Так и по результатам общения с родными погибших и пропавших без вести, по собранным ими материалам, по опубликованным противником показаниям наших солдат, попавших тогда в плен. Очень помогли со сбором информации командир ГОП-1 Эд, командир 5-ой группы Игорь (Гоша) и Люба, сестра Вани Ломидзе. Крайне тяжело писать эти строки, но считаю своим долгом начать повествование, не откладывая его «на потом». После нашего отъезда 16 августа в батальоне осталось человек двадцать пять. Они базировались на НПЗ и ждали пополнения. Новый набор в БАРС-19 прибыл 1 сентября в количестве ста пятидесяти человек — их вооружили и разделили на группы по восемь бойцов. Вскоре 41 Армия будет отправлена на Харьковское и Краснолиманское направление, а наш БАРС переподчинили 2-ому корпусу ЛНР, который заводил подразделения на замену армейцам. 4-ого сентября две группы ушли на позиции, что располагались перед Меловой горой. А наши прежние посты на господствующих высотах за Белогоровкой и с видом на Григоровку уже оказались потеряны. 5-ого сентября вышли ещё две группы. Все ребята были новенькими и абсолютно не ориентировались на местности. В проводники им дали по одному-двум бойцам ЛНР. Они сразу попали подминомётный обстрел — и в результате три раненых. Следующие две группы решено было заводить 6-ого сентября перед рассветом. КамАЗы неспешно продвигались по ухабистой и пыльной дороге, мерно раскачиваясь в такт тяжёлым мыслям Гоши. Они совсем недавно прибыли на базу батальона, прошли короткий и даже поспешный курс подготовки, а его уже назначили старшим группы. Он был на этой войне весной и понимал, что ждёт впереди. Смотрел на лица товарищей и думал — понимают ли они, куда едут. Молодые зубоскалили, ожидая приключений, пожилые сосредоточено смотрели в пустоту перед собой. Через щель в тенте по утреннему туману плыли косогоры, лесополосы, перекрёстки незнакомых дорог. Прибыли на базу ЛНР, где им обещали проводников — прождали до рассвета и выдвинулись уже засветло. Отсюда к постам их отправляли на «Буханках». Наконец-то приехали к белой Меловой горе — дальше идти пешком по едва заметным тропам вдоль зелёнок. Ребята с собой набрали продуктов, БК, воду по максимуму — толком не знали, на какой срок заходят. Пока разгружались, недавно знакомые друг с другом люди перепутались и пошли за проводниками в разные стороны: «у кого как Бог на душу положит»… К группе Гоши прибились ещё трое — Грешник, Сеня и Хомут. Одиннадцать бойцов выдвинулись на дальний рубеж «621» с одним провожатым. Ребята со 2-ой группы ГОП Андрея Классика с двумя ЛНРовцами на позицию «Утёс». Днём позже 1-ая группа ГОП Коли Наума позывной Море отправится на «Шайбу»(617 пост), ещё одна — на позицию «Угол».
(Фото из личного архива А. Доброго) Основную часть продуктов и воды пришлось оставить — идти далеко и решили, что вернутся позже. Придя на место, бойцы Гоши выбрали участок зелёнки погуще и стали окапываться. Проводник посчитал, что его задача выполнена, пожелал удачи и бодро ретировался под удивлённые взгляды ребят — дальше сами… Игорь оставил пятерых на посту, а сам с Герычем, Плотником, Иванычем, Филином и Евреем отправились за оставленными продуктами. Налегке добрались быстро, основательно нагрузились и пошли на пост. Держать дистанцию в 15 метров между собой, с тяжёлой ношей и вечным русским «авось», оказалось тяжело, и парни шли друг за другом достаточно плотно. Впереди Филин, за ним Гоша, потом Еврей и все остальные… Гоша быстро вспомнил, как свистят мины, которых стоит опасаться, а на которые можно не обращать внимания… Поднявшись на горочку и услышав характерный, пробирающий до костей звук, он успел крикнуть: «Ложись!» и упал сам, прикрывая голову руками, старательно вжимаясь в землю. Нагруженные поклажей люди, неуклюже падали, до конца не веря в происходящее — слишком неожиданным оказался переход на ту сторону реальности. Раздался взрыв — близкая волна горячо прошлась по пальцам, по спине, оглушила и присыпала землёй! «Все живы?!» — размазывая грязь по лицу, Гоша оглянулся на Еврея. Тот лежал на правом боку с широко открытыми глазами, неестественно откинутая, левая рука рассечена до кости… Подполз к нему, проверил пульс… Еврей был мёртв — осколок прошёл через плечо и подмышку, прямо в сердце — броник не помог! Молодые глаза из-под густых бровей по-детски удивлённо смотрели в бесконечное небо.
Володя Лучанко позывной Еврей (рисунок А. Доброго) Обернувшись, Игорь стал кричать Филину, чтобы полз сюда — нужна помощь! Тот лежал лицом в землю — не дышал и не двигался… Очередная мина вздыбила землю справа от них — чёрная гарь, извиваясь, скользила по траве, цепляясь за поломанные ветки. Гоша быстро пополз вперёд, стараясь успеть до следующего разрыва. Когда он перевернул Филина на спину, сомнений уже не осталось. Видимых повреждений он не нашёл, но и пульс на сонной артерии тоже не прощупывался… Мины продолжали ложиться совсем рядом — батарею явно корректировал беспилотник. И дальнейшее поражение группы было лишь вопросом времени — ближайшего времени. Надо быстро уходить с проклятого места. Бросили свои мешки, скатились вниз — под защиту Белой горы, где миномёт не доставал. Нашли плащ-палатку, чтобы забрать погибших, но ещё два часа не могли к ним подойти. Ребята молча смотрели друг на друга — кто бы мог представить такое начало. Слишком быстро суровая действительность опустошила их души, оставив горькое послевкусие на прокушенных губах… Беспилотник улетел, но мины время от времени продолжали сыпаться — противник ждал, что парни вернутся, и проверял пристрелянное место. Погибших товарищей им всё же удалось дотащить до пункта эвакуации, где уже ждал КамАЗ, и отправить домой… Пришёл проводник — сказал, чтобы дожидались вечера. Ребята вернулись на проклятое место — двигаясь между воронок и комьев земли, собрали тушёнку, остатки крупы из порванных мешков, воду и затемно пошагали на позицию. Шли по посадкам, прикрываясь осенней листвой, спотыкаясь и царапая лицо шипами акации. Длинный день лениво закатывался на запад. Темнота быстро догоняла, корнями деревьев хватала за ноги, физически наваливалась на плечи, заставляя наклоняться ниже и ниже под тяжёлой ношей. Луна ещё не показывалась — впереди, хоть глаз выколи, по бокам вязкая мгла сжимала свои тиски, делая тропу зыбкой и неуверенной. Они нашли старые окопы и упали в них ночевать. Интересно, что передумали за эту ночь пятеро бойцов, оставленные утром на дальнем посту… От голода и усталости кружилась голова. Открыли тушёнку — наскоро поели. Неподвижные глаза Еврея смотрели на них с мрачного неба, врезавшись в память на всю оставшуюся жизнь. Спать не получалось, сердце колотилось от каждого шороха. События прошедшего дня диким хороводом водили по замкнутому кругу, не позволяя расслабиться хотя бы на несколько минут. Резиновое время упруго тянулось, превращаясь в бесконечность. Казалось, его можно потрогать, но пальцы проваливались в пустоту… Наконец свежий ветерок потянул тяжёлую ночь за собой. Утренний свет нехотя заглянул под густую тень акаций, стал продираться сквозь слипшиеся веки, прямо в воспалённый мозг — приводя в чувство взбудораженное и угнетённое сознание. Настроение гадкое и паскудное, но надо идти… С рассветом добрались до своих — в их глазах читалось явное облегчение, несмотря на печальные новости, что парни принесли с собой. Девять человек молча и сосредоточенно стали окапываться, тщательно выбирая каждому место для лучшей защиты и лучшего обзора. Объяснять ничего не надо — всем всё понятно. Перпендикулярно опушке, по краю которой бойцы копали, шла просёлочная дорога, а за ней широкое поле с какой-то травой в человеческий рост. Мягкий ветерок выписывал по траве узоры, успокаивая и смягчая взгляд во время коротких перекуров. Сквозь серое небо проглядывало солнце, даря надежду и согревая после холодной ночи. Окопались, назначили дежурство по три человека. Гоша с Иванычем облазили все прилегающие посадки, множество старых блиндажей и окопов — собирали всё, что могло пригодиться.
Гоша (фото из личного архива А. Доброго) Очередной день 9 сентября катился к закату. Уставшие ребята легли в свои окопы — трое, как обычно, несли дежурство. Вдруг в уши ворвался, леденящий душу, вой! Он быстро приближался! Ослепительная вспышка и мощный взрыв смешали все мысли и чувства — оглушили, заставили прижаться к земле на дне, вовремя вырытых, убежищ. Что-то очень тяжёлое упало метрах в пятидесяти от них. Огненный смерч, воздушная волна и осколки снесли всю листву, повалив небольшие деревья. Гоша, как старший, первым стряхнул оцепенение, заставил себя подняться и вылезти из окопа. Обручем давило голову, звенело в ушах и першило горло. Надо идти проверять остальных. Винни, здоровый мужик под 120 килограмм весом, лежал на бруствере и тяжело хрипел — пол лица не было, лишь голый череп… Гоша, подавляя шок от увиденного, вколол ему «Промедол». Винни хрипел ещё пять минут — всё медленнее и медленнее, пока не затих совсем. Игорь тихо выругался, кляня свою должность и, свалившуюся на голову, ответственность — никогда больше он не будет никаким командиром, не будет принимать за других решения, а потом мучиться, бесконечно перебирая в голове все возможные варианты и последствия! Нервно теребя карманы, он нашёл блокнот и добавил очередную скорбную запись в список группы — 9 сентября 22:45. В чувство ребят привели ещё три внезапных взрыва на поле спереди. Бойцы быстро заняли оборону, напряжённо вглядываясь в призрачные тени. Послышалась какая-то возня. Прилётов никто не слышал — похоже, ДРГ противника подорвалась на минах, а потом занималась эвакуацией. Возня стихла, но напряжение неуклонно росло, рисуя апокалиптические картинки, противным холодком пробегая по позвоночнику. До утра никто не сомкнул глаз — ждали атаку. С рассветом проверили воронку после вчерашнего взрыва — в неё легко мог бы поместиться танк. Исчезла вся листва, что прикрывала нарытые позиции — голые чёрные ветви тянулись к небу в немой молитве. Герыч показал свой телефон из нагрудного кармана — тот был разбит осколком и, выходит, спас ему жизнь. В ушах запеклась кровь — две порванные барабанные перепонки и контузию Гере диагностируют уже потом в госпитале. Единогласно решили копать новые окопы, но глубже в лес — метров на тридцать, чтобы видеть поле, а самим скрыться в тени деревьев. Это интуитивное решение вскоре очень им поможет. Винни положили в спальный мешок и завязали. Связь молчала который день — для «Азарта» нужна сеть станций или ретранслятор на высоте. Похоже, о них все забыли и непонятно, что происходит вокруг. Ребята бегали с рацией по лесу, лазили на деревья, но тщетно… Они всё ещё ждали обещанную смену. Потом станет известно, что 41-ая Армия, уходя в один день по приказу, заберёт часть группового оружия и все ретрансляторы, которые обеспечивали связь с позициями. Недалёкие умом, но исполнительные связисты снимут свои, а заодно и ретрансляторы батальона БАРС. К сожалению, достаточно часто бестолковое исполнение вполне правильных приказов приводит к трагедиям. Одни уходят, а что будет с остающимися дальше — «хоть трава не расти». А воинские части, принимающие посты, смогут настроить устойчивую связь значительно позже, чем было необходимо… Вода быстро кончалась. Рядом бежал ручей, но в нём лежала мёртвая корова. Гоша с Иванычем пошли на соседнюю позицию к Классику. Ночью туда приходила ЛНРовская «Буханка» с провизией. Их встретили, накормили, дали с собой воды и продуктов. На душе значительно полегчало — товарищи рядом и жизнь продолжается. Кое-как связались с командованием — им ответили, чтобы своего «200» выносили сами, никто за ним не приедет! До точки эвакуации было километра четыре, до Классика всего полтора. Решили Винни тащить к Классику, а ночью его заберёт «Буханка». Утром, как только рассвело, примотали Винни к двум крепким жердям. Тяжёлую и объёмную ношу посадками не пронести — вшестером побежали по краю поля, меняя друг друга. Отнесли, передали, простились с Винни и обратно — к обеду уже снова копали окопы. Послышался гул техники — из-за ландшафта местности непонятно, где и сколько. Гудело долго. Парни даже подумали, что наши пошли в долгожданное наступление и их скоро поменяют — наивные, насмотрелись дома по телевизору, что у хохлов все танки кончились! Со стороны «Утёса», где они только что были у Андрея Классика, началась стрельба! Ребята растерянно смотрели в глаза друг друга — за посадкой ничего не видно, что делать непонятно… Прошла ещё одна ночь. Вчера утром, во время короткой связи, им сказали, что менять будет «Ахмат». Сидят, ждут — на душе кошки скребут — что-то глобальное происходит, а они, как на Необитаемом острове среди бушующего океана. Наконец, вдоль зелёнки показалась группа вооружённых людей — человек пятнадцать. Идут со стороны тыла — «нарядные» все, «упакованные», дорогие каски, броники, разгрузки. Повязок нет… Смена, не смена — хрен поймёшь, кто такие. Связи тоже нет, высовываться не хочется, а эти мимо прошли молча и скрылись за бугром. Были б свои — окликнули бы, обозначились… Сидят парни дальше… 13 сентября слышат разговор в посадке — опять кто-то идёт, но из-за кустов не видно. Бойцы смену ждут — поближе подтянулись. Показались две головы — идут спокойно, друг с другом разговаривают… Поднимаются в горочку, уже видны плечи, грудь, рукава — а на них зелёные повязки! Не сказать, что неожиданно — события последних дней готовили к подобному исходу. Но крушение надежды каждый ощутил на себе — холодный озноб сменился горячей волной адреналина! Гоша двадцать лет в МВД, в группе задержания проработал — рефлекс мгновенный — затвор передёрнул, мат-перемат, стоять-бояться, руки в гору, валим сразу!!! Эти оружие побросали, руки подняли, стоят ошарашенные… Пользуясь моментом, всей группой навалились — в лес отволокли, обыскали, экипировку сняли, связали! Все в шоке! Хохлы из нашего тыла шли вальяжно, как у себя дома — по той же дороге, по которой они сами сюда пришли. А другой дороги никто и не знает! Допросили. Пленные говорят, что за ними отряд человек в шестьдесят — эти двое впереди шли головным дозором и никого не ожидали увидеть. Старые нарытые окопы у дороги показали противнику, что позиция брошена, а её защитники убежали к своим — никто и представить не мог, что защитники просто не знали, куда бежать! Вот так внезапно они оказались в плотном и глубоком окружении… Пока парни беседовали с пленными, Гоша с рацией бегал — искал связь. И случилось чудо — ему отозвались! Видимо, ретранслятор установили. Он стал говорить условными кодами, которые получил перед выходом на пост: «У меня в гостях «530» (ДРГ противника), нужно «230» (эвакуация)…» На том конце тупят — ничего не поймут… Понятно только, что рано или поздно хохлы своих искать начнут. Рации у пленных отобрали — выключили. Гоша разделил группу — послал троих с ПК на другой конец посадки, чтобы не обошли. Сидят, ждут, с хохлами мирные разговоры ведут — один контрактник 23 года, позывной Малёванный, лейтенант совсем молодой 21 год, позывной Динамо. Пленные тоже наших спрашивают — за что воюете, за что умирать готовы. Предложили обмен — у них человек десять в плену, готовы поменять на себя любимых. Темнеть стало. Попытались снова выйти на связь, но «Азарт» упрямо молчал — отложили разговор на утро. Хохлы на русском говорили без акцента. Как и пленные, взятые в июле, они были с Харькова. В 14-ом году их Русский город поднялся против Майдана и новой власти, как Луганск, Донецк, Мариуполь и многие другие. Но этот весенний порыв оказался без поддержки Большой России и вскоре был жестоко задушен. Они с полным основанием считали, что их бросили и предали по каким-то иллюзорным политическим и, хуже того, экономическим мотивам. Теперь мы воюем с ними — такими же русскими — озлобленными, упрямыми, идейными и мотивированными…
Шеврон одного из пленных (фото из личного архива А. Доброго) Эту ночь снова никто не спал. Слышали, как на старую позицию зашли хохлы. Ребята предлагали сходить их завалить, но Гоша не разрешил — перевес явно был на той стороне. И он ждал — ждал, что командование что-нибудь придумает и предпримет… Напрасно! 14 сентября. Только солнышко взошло — из кустов орут: «Русня, сдавайтесь!» Ребята к этому готовы — давно ждут: «Русские не сдаются! Идите нахер!» Началась стрельба, гранаты в ход пошли — стали наших зажимать, но расставленные по обе стороны «Покемоны»(ПК) свою роль сыграли на отлично. Хохлы откатились, стали ВОГами из подствольников закидывать. Ну, вот и всё — пора прощаться… Сейчас хохлы миномёт наведут и раскатают с безопасного расстояния. Сдаваться и в мыслях не было — БК много и гранатка у каждого на груди припасена… Никто слабину не дал, не покинул поле боя! По рации стали снова вызывать своих: «У нас «777» (стрелковый бой)». Только помощи не будет — «Наши не придут»… Вспомнили про пленных — говорят: «Кричите своим, что хотите, только громко!» Лейтенант оперативно перешёл на украинский — орёт: «Це Динамо, це живой!» Не сразу услышали, но постепенно стрелять перестали. Парни включили украинскую рацию, дали лейтенанту, говорят: «Выходи на командира — скажи, что в плену! Только по-русски говори!» Комбат их ответил, позывной Суббота — спрашивает: «Чего хотят? Пусть сдаются! Обещаю нормальное обращение». Пошёл дождь, а накал зашкаливает, сердце из груди выскакивает, пульс прямо по ушам бьёт. Гоша орёт: «Так не годится — будем до последнего херачиться, а потом вместе с вашими хохлами подорвёмся!» После недолгой паузы Суббота предложил им «Зелёный коридор» в обмен на своих. Гоша не верит — думает, что те какую-нибудь пакость готовят. Почти час по рации бодались, пока не дошли до «Слова пацана!» Параллельно по «Азарту» с нашими говорят. Связь, на счастье, устойчивая. Спрашивают разрешение на обмен, а командиры в штабе сидят — пленных ждут, руки потирают… Только на обмен согласились — миномёт работать начал! Кричат хохлам: «Ваш миномёт?!» Те в отказ! Наших спрашивают — тоже нет! Чей же он тогда?!! Кое-как выяснилось, что с соседнего подразделения увидели «движуху» и решили поучаствовать. Хорошо, командир БАРС-17 помог — он все переговоры по «Азарту» слышал — дозвонился до соседей и заткнул миномёт. Вроде договорились, но как на слово врага положиться? Парни кричат Гоше: «Другого шанса не будет! Решай!» Игорь по рации говорит Субботе: «Всё. Выходим!» Вещи побросали — с собой только оружие и БК. Вышли из посадки на дорогу — там разбитая «Буханка» стоит, возле неё и сами встали. Напротив из посадки хохол выходит без оружия, его пулемётчик и снайпер прикрывают. Ребята пленных показали, ими и прикрылись. Гоша навстречу пошёл тоже без оружия — под ложечкой сосёт, колени в такт шагам подрагивают, но идти твёрдо надо! Теперь всё только от его уверенности зависит! На полдороге встретились. Хохол чистенький, «нарядный», рация в руке, Гоу-Про на каске: «Комбат сказал вам Зелёный коридор дать». Гоша грязный после недели в окопах, но наглый: «Коридор хорошо, но идти-то куда?» Тот планшет свой достаёт, карту показывает, спрашивает: «Разумеешь?» А Гоша без очков, ни хрена не видит: «Чё ты мне карту суёшь? Ты рукой махни направление…» Хохол на пальцах всё объяснил, направление показал: «Двадцать минут хватит?» Гоша говорит: «У меня половина старички — давай тридцать». Тот по рации комбата запрашивает, потом передаёт, что Суббота тридцать минут дал. Вернулся Гоша к «Буханке», пленных возле неё оставили — договорились, что те стоять будут, пока наши за поворот не зайдут. И пошли по дождику с Божьей помощью… Игорь Гоша впереди — мало ли, мины. За ним через пятнадцать метров остальные: Игорь Иваныч, Юра Плотник, раненый Герман Герыч, Миша Затейка, Паша Грешник, Андрей Сеня и Дима Хомут.
Грешник (фото из личного архива А. Доброго)
Сеня (фото из личного архива А. Доброго)
Плотник (фото из личного архива А. Доброго)
Хомут (фото из личного архива А. Доброго)
Герыч (фото из личного архива А. Доброго)
Затейка (фото из личного архива А. Доброго) Прошли наши окопы — бывшую позицию «Угол» — всё брошено. Вещи, продукты, БК валялись в художественном беспорядке — парни явно уходили в спешке. На бруствере красиво стоял забытый ПК. Посидели в блиндаже, наблюдая за дорогой, по которой пришли — поели, напились воды. Нашли Красное Знамя — забрали с собой. Внезапно навалилась усталость — напряжение последних дней отпустило, хотя до безопасного места ещё не добрались. К чести Субботы, хохлы своё слово сдержали — только через полчаса стали миномётом по прямой накладывать, да после дождика туман сгустился. Парни сразу взбодрились — в сторону ушли и дальше по оврагу. Понять бы, теперь куда идти… По рации орут: «На трубы НПЗ идите». А труб то и не видно… Но и здесь Боженька довёл своё спасение до конца — раздвинул туман на пару секунд — вот они трубы родимые и показались… Вышли бойцы на Золотарёвку 14-ого сентября как раз к Храму святых Константина и Елены на Восточной улице. Туда двумя месяцами ранее и мы выходили после подрыва КамАЗа ГОП-2.
Церковь св. Константина и Елены (фото из личного архива А. Доброго) Вот такая не совсем героическая история получилась со слов их командира Игоря, но точно про настоящих Героев под Божьей Благодатью. Парни использовали единственный шанс, чтобы выжить и вернуться, проявили стойкость и хладнокровие, друг друга не бросили — вот и явилось им Чудо! На войне, как известно, атеистов нет. Или они ещё не пережили достаточно, чтобы Благодати той коснуться…
Сентябрь (продолжение)
Когда бойцы Гоши доставили Винни к Андрею Классику — его парни, по договорённости, понесли скорбную ношу дальше. Начал моросить дождик. До бетонки, куда «Буханка» должна приехать, шли вдоль посадки, прикрываясь тенью от деревьев. Импровизированные носилки несли молодые — Дугар, Бесёнок из ЛНР, сам Классик и ещё кто-то. Рядом, для подстраховки, Гадя с пулемётом. Дошли до края посадки, сели передохнуть, прислонившись спиной к ещё тёплым древесным стволам. В памяти побежали картинки недавних дней — как они прибыли на НПЗ, как с ними проводил занятия Эд из первого состава БАРСа. Гонял их днём и ночью, стараясь подготовить в отведённый срок. Эд их и перекрестил, когда утром две группы загрузились в КамАЗ и поехали на первое боевое задание. Добрались до Меловой горы, где их выгрузили и малыми группами стали перебрасывать на «Буханке» к постам. Ребята из ЛНР, которых меняли, оставили им два ПК — единственное оружие в придачу к автоматам. А вот обещанной рации у них не оказалось — типа тыловая позиция. И Андрей позже отдаст свои аккумуляторы Гоше, когда тот придёт за водой и продуктами. Ещё на НПЗ Классик попрощался со своим другом и земляком Ваней Ломом. Они просились в одно подразделение, но их развели по разным позициям — сказали, что будут прикрывать друг друга. Андрея назначат старшим на пост под Белой горой «Утёс», а Ваня с группой Коли Море уйдёт на «Шайбу», ближе к лесу. Парни крепко пожали руки и расстались — как оказалось, навсегда… Три дня было довольно тихо — только вражеская «птичка» летала над зелёнкой. А потом пришёл Гоша и принёс тяжёлый груз «200». И теперь уже они его тащат, чтобы отправить Винни домой — война оказалась совсем рядом, показывая свой жуткий оскал за призрачной тишиной. Звонкий лязг траков вернул к действительности. Время было примерно 11:10 — парни легли в тень. Мимо проехала «шестьдесят четвёрка» с белым крестом на броне. Танк двигался от их позиции, где остались ребята, в полной тишине. Никто не стрелял! Всё происходящее напоминало немое кино… Следом за танком показались две «Бэхи» и одна из них открыла огонь по лесополосе. Немое кино сразу превратилось в грохочущий боевик со всеми возможными спецэффектами! В нос ударил едкий запах сгоревшего пороха, толстые сучья с громким треском ломались над головой, падая на спины и плечи. 30-миллиметровая пушка, казалось, разрывала мозг, кося посадку, как прошлогоднюю траву, своими ОФЗ. Бесёнок с пробитой головой упал навзничь. Парни искали укрытие, скатываясь на обратную сторону неширокой зелёнки. «Бэха» прочесала всю посадку вдоль и поперёк. Стрельба столь же неожиданно прекратилась. Бронированные машины, ревя двигателями и лязгая гусеницами, развернулись и понеслись через поле в сторону леса, в сторону «Шайбы»! Ватная тишина до краёв залила растерзанные уши, наполнив всё пространство серым дождиком по самый горизонт. Подошли растерянные и обескураженные ребята с основной позиции. В глазах читалась паника, беспомощность и немой вопрос — что делать? Второй ЛНРовец тоже был мёртв. Винни остался лежать в посадке рядом с Бесёнком. Ползком и мелкими перебежками группа Классика двигалась вдоль Меловой горы к бетонке. Они часто будут возвращаться в тот день, пытаясь найти ответ на так и нерешённый «немой вопрос»! И самыми строгими судьями для себя будут они сами… Бронегруппа противника на полной скорости расстреляет, а потом раскатает гусеницами позицию «Шайба» с её защитниками. Яростный и скоротечный бой шёл больше пятнадцати минут! А потом всё стихло… Коля Наум позывной Море, Ваня Ломидзе — Лом, Саша Иванов — Фартовый, Эльмир Хусаинов — Танкист, Багдат Бекбулатов — Бека, Дима Белоклоков — Малыш, Кирилл Клюсов — Раптор, Олег Кондраев — Баган навсегда останутся на своём посту, пополнив Небесное воинство.
Коля Наум позывной Море (рисунок А. Доброго)
Ваня Ломидзе позывной Лом (рисунок А. Доброго)
Багдат Бекбулатов позывной Бека (рисунок А. Доброго)
Эльмир Хусаинов позывной Танкист (рисунок А. Доброго)
Александр Иванов позывной Фартовый (рисунок А. Доброго) Никто уже никогда не расскажет, как именно происходил бой на «Шайбе», но одно известно точно — ребята бой приняли, не отступили и не сдались — все там легли. Я пишу эти строки в марте 2024 года — Белогоровка до сих пор под контролем противника, а группа Море до сих пор в той лесопосадке и их семьи молятся лишь об одном… Чтобы просто найти и похоронить родных людей. Парни с позиции «Угол» услышат активную стрельбу и, потом будут наблюдать со своего поста вражескую технику на том месте, где была «Шайба». Именно была, потому что общий вывод окажется трагичен: «Шайбы больше нет!» Из подразделения Классика трое попадут в плен и их специально проведут через то место, чтобы показать тела убитых бойцов группы Море. Сам Андрей Классик и ещё четыре его парня смогут вернуться на НПЗ, выйдя из окружения разными дорогами с такими же отступающими. Когда Гоша взял в плен украинского лейтенанта, у него в руках оказалась флешка этого офицера и на ней были точно отмечены все позиции обороняющихся — кроме БАРСа, в окружение попали бойцы 2-ого корпуса ЛНР и спецотряда «Ахмат». Очень странное и наглое поведение бронетехники противника, когда они безбоязненно, не опасаясь противотанковых средств, давили гусеницами окопы и позиции русских бойцов, объяснялось просто — противотанковых средств на постах практически не было. Многие парни говорили, что им обещали групповое оружие, но там его не оказалось, а привезённые в КамАЗах два АГС и два Корда были возвращены на НПЗ за «ненадобностью»… После описываемых событий приезжали разбираться компетентные товарищи — у меня, конечно, нет данных по итогам их работы, но, я надеюсь, правильные выводы были сделаны. Повторяю, отвоёванная нами большой кровью в июле 2022 года Белогоровка, была бездарно сдана командованием этого участка фронта за несколько дней сентября и до сих пор не отбита обратно. А её защитники до сих пор лежат в многочисленных посадках. 7-ого сентября два опытных бойца из первого набора БАРС-19 Ваид Бабай и Сергей Калина с командиром взвода, из сентябрьского захода, Мишей и одним ЛНРовцем заступили на пост вдоль улицы Ново-Подгоровская около колодца в Белогоровке. АГС и Корд, что они привезли с собой — уехали обратно. Им сказали, что пост несёт лишь наблюдательную функцию. Рядом у моста на улице Школьной располагались позиции восьми ЛНРовцев. Группового тяжёлого оружия ни у тех, ни у других не было — только автоматы, на посту у моста ещё был ПК.
Слева направо — Бабай, Кот с «Кордом», Эд. Белогоровка август 2022 (фото из личного архива А. Доброго) Одиннадцатого сентября около 17 часов, после артобстрела, с Григоровской дороги, мимо здания Поселкового совета с горочки на полном ходу пронеслась украинская БМП и прямиком врезалась в позицию около моста, разметав гусеницами окопы, мешки с песком и обороняющихся солдат. За ней пронеслась вторая БМП, абсолютно не опасаясь, обычного в таких случаях поражения — ни одного противотанкового выстрела навстречу и никаких минных заграждений не было выставлено на прямой асфальтовой дороге. Потом пикап с крупнокалиберным пулемётом добивал оставшихся в живых и раненых. Следом за ним прошли два танка и бывшая позиция стала походить на перепаханное поле. Ваид с тремя бойцами смотрел на эту жесть, в бессильной злобе сжимая в руках бесполезные автоматы. Только когда следующий пикап высадил семерых украинцев на зачистку, они открыли огонь и завязался бой. Бронетехника ушла на Меловой завод, где тоже слышалась ураганная стрельба. С тыла у наших бойцов нарастал гул моторов — вторая бронегруппа заходила с посадок на Ново-Подгоровскую улицу. Парни стали отступать вдоль ручья, огибая Меловую гору справа. В небольшом лесу встретили ещё пятерых солдат и остались там до темноты. Парни будут выбираться двое суток по ночам, ползком и перебежками, избегая дороги и возвышенности. Они будут видеть украинцев с фонариками на бывших позициях наших войск — и болью в сердце отзовётся каждый одиночный выстрел. Ваид разрежет на себе всю одежду, отмечая лоскутами мины, которые он обнаружит щупом на минном поле — следом по мокрой слякоти будут ползти Калина, Миша и остальные. Они доберутся, наконец, до НПЗ в количестве шестнадцати человек из разных подразделений, не встретив ни одной оборонительной линии!
Выход Ваида из окружения (фото из личного архива А. Доброго) Гоша, который выведет группу на Золотарёвку, тоже, с удивлением, увидит абсолютно пустой посёлок — лишь Макс Тридцатый, хорошо знающий эту местность, приедет за ними на КамАЗе… У противника просто не хватило сил и личного состава, чтобы проглотить такой большой кусок территории — они не ожидали, как легко им дастся это продвижение. Ведь наступали они от Григоровки — снизу вверх, на достаточно крутые склоны высот, которые можно было бы оборонять бесконечно долго, имея должное умение, решимость и волю к победе. Сейчас Русская Армия безуспешно штурмует те высоты уже полтора года! У меня немного вопросов к простым солдатам, что выходили из окружения ползком и перебежками, прячась в кустах, оглядываясь на каждый шорох, бросая оружие и павших товарищей — паника заразительна и очень трудно вести бой, когда бездействуют те, кто должен руководить этим боем. А вот к тем, кто должен руководить, кто обязан расположить позиции в прямой видимости друг друга, с оружием, дальность которого достаточна для оказания помощи друг другу (а такое оружие было)! С прикрытием артиллерией, миномётами и БМП (а все эти средства прикрытия были)! С обеспечением средствами связи, чтобы эту артиллерию и миномёты наводить и корректировать! С инженерными заграждениями из противотанковых мин (а время для их установки имелось и данные разведки о подготовке украинского наступления тоже имелось)! С ежедневными проверками постов, обеспечением их водой и продуктами, с обязательным вывозом погибших и раненых! С пояснением личному составу «системы огня в обороне», расположения соседних позиций и запасных путей отхода! Лично у меня вопросов много!
Продолжение следует…
Последние комментарии