Книга в формате epub! Изображения и текст могут не отображаться!
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Владимир Дараган, 2018
Эта книга рассказывает о трех автомобильных путешествиях по Италии. Десятки городов в Сицилии, Тоскане, Умбрии, Марке, где нет толп туристов, где средневековье перемешалось с двадцать первым веком. Автор влюблен в Италию и постарался разделить с читателями это чувство.
ISBN 978-5-4490-1614-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Если играть в ассоциации, то после слова «Сицилия» почти каждый скажет «мафия». Когда мы с МС («моя спутница» или «моя спортсменка», как кому нравится) решили объехать Сицилию на машине, то каждый второй знакомый пришел в ужас, а каждый первый сказал, что это дело хорошее, мы будем разведчиками, а вот они уж потом. И только один задумался и предложил на деньги, которые мы приготовили для поездки, снять дом на озере, чтобы днем задумчиво смотреть на волны, а вечером жарить мясо и не менее задумчиво смотреть на закат.
— Не боишься? — спросил я МС.
— Я сейчас больше думаю: взять розовую кофточку или желтую?
— Бери обе!
На том и порешили.
Самолет Рим–Палермо прилетел по расписанию. Не по расписанию прилетели наши чемоданы. Вернее, они совсем не прилетели. Сосредоточенный сицилиец долго смотрел в экран компьютера и потом около пяти минут объяснял нам что-то по-итальянски. Из всего монолога мы уловили только слово «Белград» и поняли, что проблема, какую кофточку надеть завтра утром, уже решена. Нам всучили бумажку с телефоном, и мы пошли искать поезд, который должен был отвести нас в центр города. В этом центре находилась наша первая база.
Базы — это места, откуда мы планировали совершать радиальные вылазки. Всего таких баз у нас было запланировано четыре, по числу сторон света: на севере острова, на западе, юге и востоке. База в Палермо называлась северной. Хозяин базы, Джорджио, обещал нас встретить на вокзале.
— Без меня вы никогда не найдете мой дом, — пояснил он во время переписки. — Он в центре города, но вы не сразу поймете, что это и есть центр.
— А как мы узнаем Джорджио? — поинтересовалась МС, когда мы вышли на маленькую площадь.
Над нами светили звезды и уличные фонари. Несмотря на это, сама площадь была темной, безлюдной и загадочной. Мы крутили головами, а я еще проверял на месте ли бумажник и мечтал о каком-нибудь чуде. И чудо свершилось.
— Меня зовут Джорджио, — вдруг раздалось из темноты. — Вы не меня ждете?
Мы радостно закивали, радуясь, что Джорджио нашелся и что он прилично говорит по-английски. Джорджио оказался худым, подвижным и деловым. Даже его улыбка выглядела деловой.
— Привет, а где ваши чемоданы?
Мы развели руками.
— Понятно, Ал Италия опять отличилась. Но это даже к лучшему. Пошли к моей машине.
Мы не поняли, почему без чемоданов к лучшему, но решили на ночь глядя не забивать головы никакими проблемами и отправились вслед за хозяином базы.
Мы уселись в машину, Джорджио нажал на газ, завизжали шины и наша компания понеслась по ночным улицам.
— В Сицилии очень простые правила движения, — сказал Джорджио, когда обернулся и увидел наши бледные лица, — надо посмотреть, не задавишь ли кого, и ехать, куда тебе нужно, с максимальной скоростью.
— А на перекрестках какие правила? — спросил я, пытаясь представить себя за рулем.
— Аналогично! Если ты видишь, что никому не мешаешь, то проезжаешь его так быстро, как можешь.
— А светофоры?
Джорджио пожал плечами, и я устыдился своей непонятливости.
— А почему лучше, что мы без чемоданов? — поинтересовалась МС.
— Без чемоданов вы похожи на моих гостей, а с чемоданами вы туристы, а значит, будете платить деньги. А я не хочу, чтобы соседи подсчитывали мои доходы.
— Налоговая инспекция?
— Хуже, — грустно ответил Джорджио.
— Мафия, — прошептала МС. — Та, которая бессмертна.
Я кивнул и на всякий случай еще раз проверил свой бумажник.
Мы проехали мимо темных заброшенных зданий, раздавили пару пластиковых бутылок, которые ветер гонял по улицам, и остановились у серого пятиэтажного дома. Квартира, куда мы вошли, была бы мечтой москвича во времена развитого социализма. Просторный коридор, высокие потолки, много дверей, ведущих в комнаты. Одна их них была нашей: дверь на балкон, огромная кровать, шкаф со скрипучими дверцами, комод, столик, заставленный пыльными безделушками.
— Эта квартира мне от деда досталась, — пояснил Джорджио. — Я ничего не трогаю, память…
— Антик! — восхитилась МС. — А кто еще живет с нами в квартире?
— Американец и два немца. Они совсем тихие, вам будет спокойно. Вот ключи, ресторан в ста метрах от дома, к завтраку я приеду и угощу вас кофе со свежими булочками.
Джорджио ушел, мы переместились на балкон, где была тишина, теплая майская ночь, ветерок и запах незнакомых цветов. Внизу четверо подростков молча подкидывали ногами мешочек с песком. Я вспомнил, что в детстве тоже пытался играть в такой мешочек, но у меня не получалось, и я тогда решил, что эта игра скучная. Вскоре к подросткам подошли еще двое. Их начали обнимать и похлопывать по плечам. От умиления я даже забыл зажечь сигарету.
— Я чуть не прослезился. Такое чувство, что в Палермо живет одна большая семья.
— Во главе с Доном Карлеоне?
— Дон Карлеоне давно умер. И вообще он жил в Америке, в голове Марио Пьюзо. Тут Коза Ностра, другой крестный отец, надо в интернете посмотреть. А то вдруг спросят, а мы не в курсе.
— Давай это потом, а сейчас пойдем ужинать.
Мы шли по пустынной, темной улочке мимо таких же темных, полуразрушенных домов. Казалось, что война закончилась совсем недавно. Уже потом выяснилось, что множество организаций жертвует деньги на восстановление Палермо, но эти деньги куда-то исчезают. Те, кто должен что-то строить и восстанавливать, по улицам не ходили. Они передвигались на машинах по дорогам, а дороги в Сицилии построили отличные.
В ресторане нас встретил полумрак со свечами. В этом полумраки белые скатерти казались ослепительно чистыми. За соседним столом устроилась большая семья, три поколения. Они что-то праздновали, но разговаривали шепотом. Даже тосты произносились так тихо, что было непонятно, закончена ли речь тостующего и не пора ли уже выпить. Мужчины периодически вставали, чтобы обойти стол и погладить по плечам сидящих.
— Какая идиллия! — МС была в восторге, что нет шума.
— Подожди делать выводы, у нас еще две недели впереди, посмотрим, что будет дальше.
У меня сложился устойчивый стереотип, что все южные итальянцы шумны и говорливы. Компания за соседним столом ломала этот стереотип.
Принесли наши заказы. Паста была отличной, но морепродукты пахли йодом и немного тухлятиной.
— Все очень свежее, — пояснил официант, — утром это еще плавало и ползало. Натуральный запах, рекомендую белое вино — оно усилит букет.
— Страшно подумать, что будет, если такой букет усилится, — испугалась МС. — Я лучше выберу красное вино.
Утром Джорджио заварил кофе, глоток которого останавливал дыхание и сердцебиение. Второй глоток все это восстанавливал, пробуждал желание жить дальше и задавать вопросы.
— А почему ты складываешь эти булочки в мусорный мешок? — спросила МС, глядя на хлопотливого хозяина.
— Это вчерашние булочки. Я их отвезу в квартиру, где я сейчас живу, и там выброшу в мусорный ящик.
— А почему не здесь?
— Соседи могут пересчитать булочки и задать неприятные вопросы.
— Боишься соседей?
— Я вчера вам все объяснил. Я не хочу платить проценты вежливым людям в темных костюмах.
Мы понимающе кивнули.
— Но ведь булочки еще хорошие, зачем их выбрасывать? — не унималась МС.
Джорджио недоуменно пожал плечами.
— Но ведь вы платите за свежие булочки, не так ли?
Вопрос о булочках решили замять.
После завтрака я вспомнил, что нужно срочно найти интернет-кафе — загрузить новые данные на вебсайт. Это мой бизнес, мой крест: каждый день надо выходить в сеть. Во время нашей поездки о вайфае в каждом доме можно было только мечтать.
— До кафе десять минут пешком, — сказал Джорджио. — Они каждый день работают, если повезет.
Последние слова мне не понравились, но я положил ноутбук в рюкзак и отправился на поиски. На улице светило солнце, освещая серые дома, деревья и мусор на тротуарах. Мусор был какой-то чистый и настроения не портил. Всё смотрелось мило, по-домашнему. Ведь и дома мы не делаем уборку каждый день.
Вскоре я вышел на оживленную улицу. Карта показала, что кафе с интернетом где-то поблизости. По улице носились машины, пестрели цветы в клумбах, тротуары сверкали чистотой. Я остановился у столика, где были разложены для продажи всякие мелочи: темные очки, брелки, сувениры… Продавца нет — бери что хочешь! А как же страшная мафия? Такое богатство и без присмотра. Мои мысли прервало появление продавца.
— Синьор хочет что-то купить? — спросил он по-английски, разом опознав во мне иностранца.
— Нет, я просто удивился, что вас нет поблизости.
Тут запас английских слов у продавца исчерпался. Он долго мне что-то объяснял по-итальянски, и я догадался, что место тут безопасное, все под контролем, а мне будет большая скидка. Я поблагодарил, пожелал ему хорошего трудового дня и отправился в кафе.
Мне не повезло — интернет-кафе оказалось закрытым, хотя по расписанию оно должно было быть открыто уже полчаса. Я решил подождать и заодно поглазеть на прохожих. Прохожих не было, стало скучно, но к моему счастью минут через пять появился молодой человек с бородкой, сказал «чао!», открыл дверь, показал на ближайший стол и исчез. Я подключился к сети, быстро закончил работу и начал искать человека с бородкой, чтобы заплатить. Никого не было ни в зале, ни в офисе. Я оставил два доллара у компьютера и ушел. Тут и правда безопасное место.
— А что ты хочешь? — удивилась МС, выслушав мой рассказ. — Город живет за счет туризма, мафия должна следить за порядком и безопасностью.
Отдохнуть после работы не удалось — меня потащили осматривать достопримечательности Палермо. На всякий случай я сформулировал задачу на этот день: не зайти ни в один музей. В музеях мне быстро становится дурно, хочется поскорее на улицу, где солнце и морская свежесть. Тут интересно и без музеев. Палермо — город со сложной судьбой. За 27 веков существования он побывал под финикийцами, римлянами, остготами, византийцами, сарацинами (арабами), норманнами, французами, испанцами. Только в 1860 году Гарибальди присоединил город к Италии. Главная улица города носит название Vittorio Emanuele или по-русски улица Виктора Иммануила — первого короля Италии Нового времени (с 1861 года). Почти в каждом итальянском городе есть улица или площадь с таким названием. Это как в СССР было множество улиц Ленина. Еще почти в каждом городе есть улица имени Умберто — это в честь второго короля.
Мы начали прогулку с Норманнского дворца — он был рядом с нашим домом. Красиво! Мощные стены, арки над окнами, статуи, у зеленых ворот пушки дулами вверх. Но ведь хочется большего — прийти сюда с портативной машиной времени. Дворец после норманнов перестроили испанцы. Главную красоту навели они. А как было до норманнов, при арабах? Ведь тут раньше стоял Дворец эмиров.
Я бегал вокруг дворца с фотокамерой в поисках наилучшего ракурса. Всю красоту увижу потом, на экране компьютера. А пока надо было экономить силы — истории тут много, в голове уже путаница. Вот только в одном месте я застрял: никак не мог оторваться от пушек у зеленых ворот. Решил, что это и будет главным кадром. Снимок парадного фасада не делал — берег силы. Таких снимков полно в сети. А вот пушки будут моими.
Щелк, щелк… Камера убрана в сумочку, с дворцом все ясно. Тут хорошо — рядом ботанический садик, пальмы, зазывающие скамейки, но надо идти дальше, к Новым воротам (Порта Нуово). Там другая история.
По пути мы заглядывали в все переулки. Это не для туристов. Обшарпанные стены, ржавые водосточные трубы, мусор на асфальте, на балконах сушится белье. МС вздыхала:
— Куда бы в Италии ни поехала, везде вижу, как на улице сушится белье.
— Так это замечательно, когда улица является продолжением квартиры, а не враждебным миром.
— Уговорил, теперь я буду радоваться, когда в следующий раз увижу белье на балконах.
Новые ворота перегораживали улицу Виктора Иммануила, оставляя для машин узкий проезд.
— Архитекторы хреновы, — проворчал я. — Вам надо в наш Владимир приехать, на Золотые ворота посмотреть, поучиться, как надо объезды таких ворот устраивать.
Архитекторы меня не услышали. Мы разглядывали на воротах барельефы четырех усатых мужчин, скрестивших руки на груди. Вернее, скрещены руки у двух, а у оставшейся пары руки отбиты. Как у Венеры Милосской. Усы у этих «венер» закручены наверх, на лицах счастье. Вероятно, это воины короля Карла V, работавшего в 16-м веке правителем Испании, а по совместительству еще императором Священной Римской империи. Воины только что освободили Тунис, отпустили на свободу тысячи обращенных в рабство христиан. По этому поводу ворота и поставили. Почему ворота называются новыми? Может тут раньше другие ворота стояли, без усатых мужчин?
Я ходил по улице и искал кадр. Прохожие с уважением смотрели на мой штатив. Зачем он нужен в солнечный день? В общем-то, не нужен. Но один мастер фотографии написал, что штатив помогает ему сосредоточиться и выбрать правильный кадр. Я был сосредоточен на штативе — нужно регулировать высоту ножек и уровень. Кадр — это уже вторично. Я снимал против солнца — потом это будет оправданием. МС ходила рядом с крошечным фотоаппаратом. Штатива у нее не было, она сразу сосредоточилась на выборе кадра. В результате лучший снимок ворот у нее.
Следующая остановка — Кафедральный собор Палермо. Маленькое чудо. Собор большой, но чудо хотелось назвать маленьким. Так звучало уютнее. Возле собора можно провести целый день. В нем намешано все, что было в истории Сицилии: арабский стиль, норманнский, готика и классицизм. На одной из колонн этого христианского собора цитата из Корана. Сейчас собор называется собором Успения Девы Марии, но хранятся там мощи святой Розалии. При жизни Розалия мало чем отличилась. Жила в 12-м веке, была набожна, ушла жить в пещеру около Палермо. Поклонение Розалии началось в 17-м веке, когда ее останки перенесли в собор и чума, которая свирепствовала в городе, отступила.
Вообще-то, я бы называл святыми тех, кто много работал, страдал за веру и приносил пользу людям, а не тех, кто проводил время в пещерах, но мое мнение никого не интересует, а может я что-то не понимаю в святости.
Все про Розалию я узнаю потом. Когда припекает солнце, сил хватает только на любование и цоканье языком. Идем дальше, проходим красивейший перекресток с фонтанами по углам. Подумал, что хорошо бы сделать снимок, куда вошли бы все четыре угла, но МС потянула меня к фонтану Претория — это рядом. Стиль барокко, обнаженные статуи, лесенки, зеленоватая вода. Здесь хорошо. В Палермо почти везде хорошо, но тут особенно. МС рассказала историю о жителях Флоренции, для которых был сделан этот фонтан и которых смутила обнаженность статуй. Жители Палермо наготы не испугались, и фонтан вместо Флоренции оказался тут. Меня обнаженность тоже не смутила, я был занят другим: увидел двух парней, сидевших на ступеньках. Черный верх, джинсовый низ, повышенная волосатость. Решил, что это типичные сицилийцы, попросил разрешения их сфотографировать. Они меня не поняли, но согласились. Я щелкал затвором камеры, говорил, что могу выслать им фото по почте. Попросил их электронный адрес. Парни услышали вопросительную интонацию, наморщили лбы, потом расслабились, сказали «gracia», и начали улыбаться. Они явно первые парни в Палермо, очень довольны собой, сидели как статуи, как дополнение к фонтану.
Когда беседа с первыми парнями Палермо была закончена, я еще раз посмотрел на фонтан. Если честно, то внимательно посмотрев на фонтан, дальше лучше никуда не ходить, чтобы не растерять впечатление. Фонтан красив не только сам по себе, но и своим окружением. Дома-дворцы на заднем плане создавали впечатление, что фонтан находится на сцене древнего театра, а мраморные фигуры — это артисты, ненадолго присевшие отдохнуть и поплескаться в прохладной воде. Завтра мы еще сюда вернемся. Такое у нас бывает редко, обычно мы несемся только вперед, не оглядываясь.
С сожалением пошли дальше. Тротуары практически пустые. Встречались только местные жители без фотоаппаратов и путеводителей в руках. Туристов возили на автобусах. Несмотря на жару, многие в плащах или в кожаных куртках.
— Странно, так тепло, а они одеты как осенью, — удивилась МС.
Я вспомнил Казахстан, аксакалов в теплых халатах и сказал, что так они сохраняют внутренний холод. МС согласилась, спорить никому не хотелось.
То и дело встречались группы беседующих мужчин. Беседы шли неторопливо, явно обсуждались приятные вещи. На лицах спокойствие и радость жизни. Вот так и надо жить! Беседовать о погоде, вине, женщинах и какой соус лучше всего подавать к макаронам. Я попытался вспомнить свои проблемы, проблемы не вспомнились. Воздух Сицилии действительно живительный.
Силы на исходе, сделали марш-бросок к Морской площади, к ее знаменитому саду с древними магнолиями. Магнолии огромные, таких я никогда не видел. Корни выпирали из земли, каждое дерево образовывало небольшую рощицу. Казалось, что ветви растут прямо из корней. Под деревьями тень, прохлада. На корнях сидели пожилые сицилийцы, а влюбленные фотографировали друг друга. Раньше тут проходили публичные казни, сейчас место отдыха. Да, вот она Сицилия! В саду время почти остановилось, в воздухе разлита лень и нега. Мысли текут в правильном направлении: где мы будем обедать?
Зашли в ближайший ресторан. Я заказал рисотто — вполне съедобно. МС рискнула и опять выбрала пасту с морепродуктами. Принюхалась.
— Неужели и эти морские гады утром плавали и ползали?
Официант кивнул, но сказал, что может принести что-нибудь другое. МС попросила что-нибудь другое.
Хотелось выйти к морю, подышать свежестью и послушать прибой. Для начала мы забрели в район Кастелламмаре. От слова «маре» пахнуло морем и романтикой. Я вспомнил Мексику, испанские слова, перевел «Кастелламмаре» как район Морского замка. Море мы не нашли и начали искать замок. Обнаружили здание с облупленными стенами и старой каменной кладкой. Решали, что это и есть замок. МС полистала путеводитель, и сказала, что этого замка в книге нет.
— Тем интереснее, — сказал я. — представь, что в одну из башен заточили сицилийскую Джульетту.
— Но в башне нет окон, и она узкая.
— Бывает и такое.
Вот переулок, поворот, и мы почти вышли к морю. «Почти» потому, что море вдалеке — нас отделял от него парк с тенистой аллеей, продуваемой прохладным ветром. Аллея была прекрасной, она нам сразу понравилась. И не только нам — мы увидели свадьбу. Невеста в белом, жених и его друзья в черном. Друзья сидели на спинке скамейки и внимательно наблюдали за долгим поцелуем жениха и невесты. Рядом фотограф, он возился с камерой и просил не прекращать поцелуй — у него не сработала вспышка. Все такое знакомое, понятное. Город открылся, мы почувствовали себя как дома. Думать про мафию больше не хотелось.
Путь домой шел через знаменитый рынок Палермо, но в тот день он не работал. Все убрано, подметено. Услышал, как меня окликнули:
— Синьор, вы сейчас пойдете через рынок. Здесь может быть опасно, есть карманники, я могу поработать вашим телохранителям.
Это щуплый парнишка в темных очках, темных брюках и белой рубашке. Я оглядел пустые проходы между торговыми рядами, пожал плечами и зачем-то согласился.
— Наверное, юный мафиози тренируется наводить порядок и поддерживать безопасность туристов, — предположила МС.
— Ладно, пусть тренируется.
Мы пошли через рынок, наш телохранитель сзади. На выходе он остановился.
— Удачного дня, синьор!
Попытался уйти. Я догнал его и протянул доллар. Телохранитель удивленно поднял брови, но доллар взял.
Вечером приехал Джорджио. По плану у нас бесплатная экскурсия по окрестностям Палермо — это входило в стоимость проживания. Мы сели в его машину, началась гонка по узким улочкам, потом выехали из города, покружили по серпантину, подъехали к небольшому сельскому ресторану. Это и есть экскурсия. Ресторан на горе, отсюда, наверное, ошеломляющий вид на город и залив. Сейчас уже темно, и мы верили, что днем так оно и есть. Джорджио начал рассказ про свою личную жизнь:
— Знакомлюсь с девушками, сначала все нормально, потом меня бросают.
— Как так? Молодой, красивый, энергичный, бизнес наладил.
— Вот из-за бизнеса меня и бросают. Как представят, что надо убирать за гостями, стирать постельное белье, булочки покупать, так и бросают. Я знакомился с деревенскими девушками, они все мечтали переехать в Палермо, но никто не хотел работать у меня горничной.
— Так ты жену ищешь или горничную?
— Жены должны помогать мужьям в их деле.
Джорджио был очень тверд в своих убеждениях. Мы с ним не спорили. Я уже писал, что на Сицилии спорить не хочется.
Поехали по ночному Палермо. Я рассказал, что мы недавно купили немецкую кофеварку, которая сломалась через три дня. Потом заменили ее на итальянскую и очень довольны. Джорджио оторвал руки от руля, начал бить обоими кулаками в потолок салона, и кричать: «Вива Италия!»
Приехали в незнакомый квартал. Старинные здания, еле различимые в темноте.
— Тут все связано с Гарибальди, — пояснил Джорджио. — Отсюда началось освобождение Италии.
Я попытался вспомнить уроки истории в школе: Гарибальди — национальный итальянский герой, но почему-то арестованный после его подвигов. Хотел это уточнить у Джорджио, но он забыл о Гарибальди, когда мы подъехали к симпатичному микрорайону с двухэтажными цветными зданиями.
— Вот моя мечта, — взволнованно сказал Джорджио. — Разбогатею — куплю здесь квартиру.
— Так у тебя шикарная квартира прямо в центре.
— Это бизнес, это святое. А тут все новое, современное.
Приехав домой, я позвонил в аэропорт, узнать судьбу чемоданов. Продиктовал номер квитанции. Долгое молчание, потом монолог по-итальянски с вкраплением английских слов. Опять слышу «Белград». Понял, что Белград — это чемоданная черная дыра. Легли спать с наивной надеждой, что завтра все будет по-другому.
Утром мы повторили прогулку по улице Виктора Иммануила. Уж очень нам вчера тут понравилось! Бродили по переулкам, нашли церковь, переделанную из мечети. Наверху у нее розовые мусульманские купола. Вообще с церквями на северо-западе Сицилии происходило много превращений. Изначально их строили христиане, потом сарацины переделывали их в мечети, затем мечети переделывали снова в церкви. В результате многие сицилийские храмы в этой области, не тронутой разрушительными землетрясениями, — это сплошная эклектика. Сначала этому удивляешься, потом привыкаешь.
На одной из улиц мы встретили полицейских, которых про себя назвали карабинерами. Полицейские охотно позировали для фотографии, пытались с нами поговорить, а потом, почти сразу поняв наше «ботанико гардино» (правильно будет «орто ботанико»), показали дорогу в Ботанический сад. Там я впервые увидел бутылочные деревья и сразу начал вспоминать, где их родина. Перед глазами мелькали то Австралия, то Южная Америка. Спросил у МС. Она пожала плечами, сказала, что уже все сфотографировала и теперь хочет посмотреть знаменитый театр Палермо. Я обреченно кивнул.
Наш путь лежал мимо вокзала. Жарко, хотелось сесть на лавочку и пить пиво, лениво поглядывая на расслабленных сицилийцев. Море где-то за полуразрушенными зданиями, а на привокзальной площади трещали мотороллеры и пахло пылью. Ничто не напоминало об отпуске и удовольствиях. В голове свербила необычная для меня мысль: мы свободны и можем делать то, что придет в голову. Мне не хотелось в театр. Хотелось почувствовать Сицилию как-то по-другому. Я резко свернул к вокзалу.
— Почувствовать по-другому — это как?
— По-другому — это сесть в поезд и поехать куда глаза глядят. У нас еще полдня свободных. Все равно без чемоданов мы отсюда не уедем.
— А куда глядят твои глаза?
— В Чефалу!
Через час мы уже шли по песчаному пляжу. На горизонте высилась огромная каменная глыба, над которой плыли белые облака. На вершине глыбы можно было увидеть крепостную стену, а внизу виднелись башни собора 12-го века и маленькие домики на небольшом мысу, уходящем в синее море. На пляже никого не было, казалось, что и море, и желтый песок, и разноцветные домики принадлежали только нам. Я чувствовал, что мне надо фотографировать, но сицилийская лень настолько заразна, что даже нажатие на кнопку фотокамеры представлялось тяжелой работой.
Было необычно тихо. Без треска мотороллеров стало казаться, что мы перенеслись на сто лет назад, и на улицах городка увидим синьорин в длинных платьях и услышим цоканье лошадиных копыт. Невозможно описать этот городок и не впасть в сентиментальность. Тишина, спокойствие, старинные переулки, медленно остывают каменные стены зданий.
На центральной улице видение испарилось. В магазинчиках там продавали всякую дрянь для туристов, синьорины ходили в джинсах, и был даже один мотороллер. Лысоватый синьор остановил своего железного коня около небольшой лавочки и долго торговался с серьезной продавщицей, покупая смешную куклу на веревочках.
— На Сицилии самые серьезные женщины в мире, — философски сказал я.
— Поживи с этими лентяями и сам станешь таким же, — ответила МС. — И вообще я есть хочу.
Незаметно наступил тихий и теплый вечер. Шелестел прибой, все вокруг было пропитано морской свежестью и запирать себя в полутемном ресторане не хотелось. Мы купили пиццу и пошли к старой крепости на мысу. Закат раскрасил городок в желтые цвета, затемнил синее небо и успокоил море. Мы устроились на теплых камнях и стали разглядывать древние стены, на которых, как нам казалось, были отпечатки кровавой истории этих мест. Неподалеку на лавочке сидела влюбленная парочка. Они не разговаривали. Да и мы молчали. Любое слово было бы лишним среди таинственной тишины, окутывающей неподвижную воду и теплый воздух, пахнущий водорослями и рыбой.
На вокзале Чефалу мы зашли в маленький павильон, сели на лавочку и начали любоваться яркими звездами. Пахло точно так, как на пригородных московских станциях. Наверное, все железные дороги пахнут одинаково. Разговаривать не хотелось, мы боялись растерять впечатления прошедшего дня. Завтра нам придется брать напрокат машину и ехать на запад. После мыслей о машине появились мысли о чемоданах, но они неприятные. Эти мысли мы прогоняли. Хотелось вспоминать синее засыпающее море и старые желтые стены.
— Ну что? — спросила МС, когда я положил трубку и развел руками. — Чемоданов нет?
— Есть три варианта: лететь в Белград и узнавать подробности там, забыть про чемоданы и купить здесь все необходимое или…
— Ехать в аэропорт Палермо и выбрать два чужих чемодана?
— Да, причем самых больших и дорогих!
Усталый работник в отделе пропаж посмотрел на наши квитанции, потом на экран компьютера и сказал, чтобы мы попытали счастья за углом. Мы пошли за угол и увидели счастье: наши чемоданы уютно расположились у стенки и делали вид, что стоят тут уже двое суток.
— Вот что значит разработать правильные варианты поиска! — сказал я с поучительным видом. — Теперь посмотрим, что нам предложат в конторе проката машин.
Предложение в прокате оказалось одно, именно то, что мы заказали через интернет. Оно было небольшим, четырехцилиндровым, сереньким и называлось «фордом».
— Ни одной царапины! — подчеркнул служащий. — Машина зверь, на любую гору залезет.
— И слезет, — добавил он, увидев мой скептический взгляд.
Я сел за руль, машинка и правда оказалась резвой. Выезд из аэропорта простой, на дорогу, ведущую на запад, мы попали почти сразу. Только два разворота сделали. На шоссе стало интереснее. Мы, как сицилийские новички, степенно ехали в правом ряду, наблюдая за проносившимися слева машинами.
— Мы что, стоим? — поинтересовалась МС.
Я нажал на газ и почувствовал, что готов объехать весь остров.
Мы ехали на западное побережье, к городу Трапани, известному своими соляными мельницами. В его окрестностях располагалась вторая база. Находилась она в усадьбе какого-то барона. Нам обещали отдельный домик в саду и завтрак в старинном зале. После ста километров шоссе кончилось, мы начали кружить по каким-то полям, садам и огородам. Навигатора у нас не было. МС, работавшая штурманом, постоянно сообщала, что я ее не слушаю и потому не туда заехал. Улица, обозначенная в адресе, если и существовала в действительности, то не удостоилась быть нанесенной на карту. Наши телефоны тут не работали, приходилось ориентироваться по абрису, который нашли в сети.
Наконец, чисто случайно нам удалось попасть на нужную улицу. Мы медленно перемещались вдоль старых каменных оград, надеясь увидеть хоть одну табличку с номером. Наконец, увидели — этот номер был похож на тот, какой мы искали. По левой стороне на полкилометра тянулась каменная стена высотой около двух метров. Что-то нам подсказало, что это и есть поместье. Глухие железные ворота закрыты, на звонок никакой реакции.
— Надо постучать, — догадалась МС.
Я постучал. С таким же успехом я мог бы стучать в двери рая. Пахло перезрелыми апельсинами, скошенной травой и пылью. В воздухе висела почти абсолютная тишина, нарушаемая только стрекотом кузнечиков и какими-то звуками, похожими на рыдания.
— Давай объедем усадьбу по периметру, — предложила МС, изучая карту.
Мы сели в машину, повернули на боковой проезд и стали объезжать бесконечную каменную ограду. Вскоре дорога уперлась в кучу мусора. Дальше расстилалось поле и голубые холмы. Здесь было жарко и тоже тихо.
Если верить и ждать чудес, то они обязательно случаются. История с чемоданами нас вдохновила. Мы присели на кучу мусора и стали ждать чуда.
И чудо свершилось — раздался треск газонокосилки!
Я залез на стену и увидел худенького мужичка, косившего траву около яблони. Мои энергичные жесты, показывавшие все, что я думаю о хозяевах поместья, испугали мужичка, он испуганно кивнул и убежал вглубь сада. Мы вернулись к воротам, которые сами, без каких-либо наших усилий, начали со скрипом открываться. В глубине, в тени лимонных и апельсиновых деревьев, проглядывался старый дом, украшенный бесчисленными пристройками. Мужичок, уже без газонокосилки, стоял в тени и робко улыбался. А на крыльце возвышался хозяин поместья — барон.
Это был красавец-брюнет лет сорока, в голубой рубашке и темных брюках. Он вальяжно улыбнулся, почесал грудь и спросил:
— Ко мне, что ли?
— Ага, — сказали мы хором.
— Пошли.
Барон не спеша повел нас к маленькому домику в глубине сада.
— Живите тут, вот ключи, — сказал он и ушел.
Мы огляделись и ахнули. Вокруг был не сад, а целый фруктовый лес. Лимоны, сливы, апельсины висели гроздьями, падали на землю и гнили. Все было пропитано сладковатым запахом. В саду тянулись заброшенные аллеи, попадались разломанные фонтаны и бассейны с мутной водой или заваленные старым барахлом. Где-то ржавел грузовик, где-то стояли поросшие мхом мраморные скамьи. Все это напоминало дворец из романа Маркеса «Осень патриарха». В загоне ходила красивая лошадка, которая, увидев нас, очень обрадовалась и стала пытаться просунуть голову сквозь широкие щели загородки. Из кустов показался огромный белый пес. Он зевнул, лениво гавкнул и улегся спать в тени старой груши.
— Ты веришь, что мы не спим? — спросила МС.
— Судя по чувству голода — верю, — ответил я.
— Ты будешь думать о своем желудке или о приключениях, которые нам сегодня предстоят?
— Я согласен на приключения, если в финале призом будет кусок жареного мяса.
Мы сели в машину и отправились навстречу приключениям, в Эриче.
Эриче — средневековый город-крепость, расположенный на вершине горы в северо-западной части Сицилии. Кое-что там осталось от пятого века до нашей эры, когда город основали элимцы — потомки выходцев из Трои. Но есть и более интересные истории об основателях города. Главным, в этим историях, был Эрикс — сын Афродиты. Его именем и назван город. Насчет отца Эрикса легенды были разные. По одной версии отцом был Посейдон, по другой — аргонавт Бут, убитый Гераклом. Геракл тут явно побывал — об этом мы потом прочитали во многих источниках. В этом городе побывал еще и Дедал (отец Икара и автор знаменитого лабиринта), прилетев сюда на своих самодельных крыльях с Крита.
В общем, место это среди богов и героев популярное, и вела туда дорога-серпантин, на которой местные жители оттачивали мастерство езды по горам. Иначе, я не мог объяснить, почему все закрытые повороты они проходили на бешеной скорости по центру дороги. Возможно они просто играли в «русскую рулетку», но спросить их об этом я не мог. После десятого поворота мой штурман закрыл глаза, и даже слабое «ой!» не прерывало звук воющего двигателя и мои ругательства. На вершине, у крепостной стены я почувствовал себя победителем: мастерство отточилось, в рулетку мы выиграли.
— Всё? — с надеждой спросила МС, когда мы остановились.
— Это только начало, — сказал я. — Впереди самое сложное — найти приличный ресторан.
Сначала мы осмотрели остатки крепостной стены, которая, как гласила табличка, была построена 25 веков назад. Для контраста или чтобы подчеркнуть связь времен, возле стены валялась пустая банка от «кока-колы». Стена была добротой, отколупнуть от нее ничего не удалось.
К ресторану вели не все пути. Мы почти заблудились в средневековом лабиринте узких улиц.
— Тут к градостроительству явно приложил руку Дедал, — ворчали мы. — Мало ему лабиринта на Крите, он и тут развернулся.
Попали на знаменитую узкую улочку, по который ходили рыцари, оставляя за собой снопы искр — им поневоле приходилось чиркать железными доспехами о каменные стены домов.
Описание ресторана я опущу. Помню только, что кофе и пирожные там были отличными, и у нас хватило сил обежать почти весь город. Здесь встречаются не только местные жители и туристы. Эриче сейчас еще и научный центр. Друзья-физики были тут на конференции и рассказывали, что мэр города — известный физик. Они подозревали, что он по совместительству еще и крестный отец местной мафии — иначе как объяснить, что встречные женщины, увидев его на улице, останавливались и норовили поцеловать ему руку.
Эриче — это мощенные мостовые, трава и маки между серыми камнями, безлюдье, мусульманские купола на одних церквях и готические башни на других, виды с высоты, от которых невозможно оторваться. Ты ходишь по царству теплого камня с чувством, что учебники по истории писали правду. Средневековье оказалось не только строчками, которые надо было прочитать и заучить к завтрашнему уроку. В Эриче его можно посмотреть и даже потрогать.
Завтрак у барона проходил в зале, стены которого были увешаны картинами и полочками с посудой. По углам стояли старинные буфеты, уставленные хрусталем, бутылками и безделушками. Подошедшая мать барона (мы ее прозвали баронесса) сообщила, что у них еще один бизнес: по вечерам, когда у них есть настроение, усадьба работает как ресторан и весь этот антураж служит созданию атмосферы старины и древних сицилийских традиций.
Прислуживала девушка испуганного вида, чем-то похожая на мужичка, косившего вчера траву. Баронесса сидела с нами, светски улыбалась и тихонько шипела на служанку. Посуда фарфоровая и старинная. И как-то хотелось видеть в этих тарелках и вазочках что-то посущественнее хлеба, масла, сыра и варенья. Я поинтересовался, есть ли в ресторане колбаса, чтобы украсить завтрак усталого мужчины, но баронесса сделала вид, что не поняла вопроса. Ладно, средневековый антураж скрашивал скудный завтрак, а колбаса была у нас в загашнике.
После завтрака мне нужно было подключиться к интернету. Я спросил у барона, где это можно сделать.
— У меня в офисе, — сказал барон, тяжело вздохнул и начал рассказывать, что у него сегодня много дел.
Оказалось, что он собирался проверить свою электронную почту. В офисе он посмотрел на компьютер, выпил вина, сказал, что на сегодня с него хватит и теперь ему надо как следует отдохнуть.
На этот день мы запланировали три важных дела: осмотреть город Трапани, побывать на соляных мельницах и поменять доллары на евро. Тогда мы еще были глупыми и возили доллары, а не дебитную карту, позволяющую без проблем получить нужную сумму в любом банкомате.
Начали мы с обмена долларов. В двух банках нам отказали, и направили в какой-то очень исторический банк в старом районе Трапани. В зале мы увидели очередь из трех человек, но нас утешили, сказав, что за час-другой они управятся. МС села читать путеводитель, а я задремал, чтобы набраться сил для дальнейших путешествий.
Шло время. На исходе второго часа нас позвали к заветному окошку.
— Доллары? — удивился клерк. — Я попробую, давайте ваши документы.
Мы отдали паспорта, клерк исчез, чтобы сделать фотокопии.
— Отлично! — сказал он, вернувшись. — А теперь надо заполнить бланки.
Он сунул на кипу бумаг и стал объяснять, как их заполнять.
— А к чему такая бюрократия? — спросил я, — У нас всего триста долларов.
— Так надо, — ответил клерк, взял у нас бланки и куда-то скрылся.
Минут через десять он вернулся с представительным мужчиной средних лет в красивом сером костюме.
— Я заведующий сектора банка, — представился мужчина и пожал нам руки. — Мы сейчас будем разбираться с вашей проблемой. Покажите ваши доллары.
Я протянул ему три зеленые бумажки. Заведующий долго рассматривал их на просвет, потом передал их клерку, и тот исчез.
— Будем снимать фотокопии, — пояснил он.
— Ничего не говори и ничему не удивляйся, — шепотом попросила МС, увидев мое перекошенное лицо.
Вернулся клерк с тремя листами бумаги. Заведующий осмотрел их, сравнил с оригиналами купюр и отослал клерка обратно.
— Молодой сотрудник, — объяснил он. — Копии надо снимать с двух сторон.
Наконец все было кончено. Мы получили евро и радостные вышли на улицу.
— Надо было спросить у заведующего, где тут приличный ресторан, — молвил я, с упоением вдыхая свежий ветер, пахнущий морем.
— Это мы сейчас узнаем, — сказала МС и стала оглядывать пустынную улицу в поисках хотя бы одного прохожего.
Минут через пять прохожий появился. Только он не шел, а бежал. Это был юноша в темном костюме, красном галстуке и в начищенных штиблетах. В его руках болтался портфель, от бега волосы растрепались, на раскрасневшемся лице застыла маска очень делового и занятого человека.
— Простите, — обратилась к нему МС, когда он поравнялся с нами. — Не подскажете, где тутхороший и недорогой ресторан?
Деловой юноша резко затормозил, пригладил волосы, деловая маска на лице стала постепенно растворяться.
— Ристоранте? — он задумался. — Да, я знаю такой! Идемте за мой, я покажу.
И мы направились в направлении, откуда он только что прибежал. Шли не спеша, деловой юноша, мешая английские и итальянские слова, по дороге пытался рассказать нам, в какой замечательный ресторан мы сейчас попадем.
— Вы, наверное, спешите, — смущенно сказала МС. — Вы нам только покажите направление, а дальше мы сами.
— Нет проблем! — ответил деловой юноша, явно забывший, куда и зачем он бежал.
— Вот она, Сицилия, — прошептала мне МС. — Мне тут всё больше и больше нравится!
Трапани — прекрасный город. Помимо красивых зданий в стиле барокко и смешных скульптур, там можно наслаждаться покоем и сицилийской расслабленностью. Да и что другого можно ожидать от города, который образовался на месте серпа, брошенного богиней плодородия Деметрой (у римлян Церера). Вообще в Сицилии почти все связано с богами и героями. Любили они это место!
Я не буду описывать все храмы и дворцы Трапани, а также историю города. Для тех, кто не был на Сицилии, это будет скучно, а бывалые туристы-историки могут рассказать больше и интереснее. Скажу только, что наибольшие эмоции нахлынули на меня возле Палаццо Каваретта, построенного в 17-веке и служащего сейчас зданием городской мэрии. Я долго разглядывал два огромных циферблата на фасаде и не мог понять, почему эти часы показывают разное время. Потом сообразил, что справа часы, а слева календарь в виде часов. В музеи мы не пошли, хотя путеводители их хвалят. У нас в плане еще были соляные мельницы и наслаждение морским берегом. Как никак, Трапани много лет был одним из важнейших сицилийских портов.
Берег залива украшали остатки крепости и желтые параллелепипеды старых домов. Синело море, яркие рыбацкие лодки качались на волнах возле берега. Я отснял много кадров, в надежде сохранить хоть тень моего восторга. Потом, уже дома, часто разглядывал эти фотографии, стараясь вспомнить, как замечательно нам было на пустынном берегу в тот теплый майский день.
Соляные мельницы — основная достопримечательность Трапани. Мельницы ветряные, они уже история, посмотреть на которую привозят туристов. Около мельниц стояли автобусы, которые мешали сделать снимок.
— Я сейчас с ними поговорю, — МС направилась к водителю автобуса, который загораживал нужный нам вид.
Я не знаю, на каком языке МС разговаривала с водителем, но видел, как он бросился в кабину, отогнал автобус куда-то в кусты и долго выглядывал из этих кустов, бросая гневные взгляды на другие автобусы, которые тоже могли помешать фотосъемке.
Около мельниц шла оживленная торговля мешочками с солью.
— Красивая соль, крупная — сказала МС. — Возьмем на память?
— Однажды я был голодным и купил на память шоколадку, — зачем-то вспомнил я.
Мы купили соль и направились внутрь одной из мельниц. Под каменными сводами прохладно и тихо. На полу огромные шестерни, жернова, колеса, на огромной тачке дырявая бочка, где когда-то хранили соль. Все очень исторично, натурально, интересно, но внутренние голоса подсказали нам, что время еще детское и мы сегодня можем успеть посмотреть чудесный храм в Сегесте.
Сегеста — это небольшой древний город примерно в 50 километрах к востоку от Трапани. Сейчас от древнего города, основанного элимцами, остались только храм, театр и развалины жилых домов. Главная достопримечательность — это дорический храм с сохранившимися колоннами и фронтоном. Стен нет, от чего храм кажется воздушным. Его так и хочется назвать «храмом воздуха», но это название уже есть в Кисловодске, так что я буду называть его просто храмом.
Храм греческий, хотя строили его не греки, а те самые элимцы с явно греческой культурой. Театр в Сегесте тоже греческого типа: зрители сидели на ступенях и видели не только сцену, но и потрясающую панораму окружающих гор, долин и моря. Возраст храма и театра 25 веков. На Сицилии постепенно привыкаешь к таким числам, но все равно каждый раз, когда прикасаешься к древним камням, обработанными древними мастерами, чувствуешь себя немного букашкой в бесконечном потоке времени.
Мы добрались до Сегесты, когда уже начало темнеть. Доступ к храму был закрыт, но мы не огорчились. Вечернее небо, дорога, вьющаяся между холмами, деревушка, высокая трава и храм, желтеющий в наступающем сумраке, — всего этого достаточно, чтобы просто радоваться тишине и спокойствию. Оно ведь так необходимо после суеты прошедших дней так похожих друг на друга.
Утром мы вернулись в Сегесту. По небу плыли облака, солнце периодически освещало храм, он вспыхивал желтым пламенем, звал к себе. От такого зрелища невозможно было отвести глаза.
Я и не отводил. Даже когда свернул не на ту дорогу и начал разворачивать на узкой площадке, чтобы подъехать поближе. Даже когда ехал задним ходом.
И тут… Машина куда-то начала проваливаться, я почувствовал удар о днище, затормозил, мы вышли. Задние колеса висели в воздухе, машина сидела на «брюхе». Одному поднять ее не было никакой возможности.
— Есть два варианта, — сказал я МС. — Наплевать на машину и пойти сейчас к храму. Второй вариант — пойти в деревню за помощью.
— Второй вариант лучше, — ответила МС. — Так и машину вытащим и к храму подъедем, а не подойдем.
Мы направились к ближайшему дому. Вот попробуйте, не зная итальянского, объяснить, что машина почти упала в пропасть и нужна помощь. Хозяин дома, спокойный мужчина лет сорока, долго слушал нашу англо-русскую речь, внимательно смотрел на жестикуляцию, потом махнул рукой, надел ботинки и отправился с нами. Увидев аварию, он почесал затылок и куда-то исчез. Вернулся с приятелем. Они долго ходили возле машины, что-то бурно обсуждали и исчезли уже оба. Минут через двадцать к нам подъехал маленький автобус, в котором сидело уже пятеро мужчин во главе с хозяином и его приятелем. Один из них говорил по-английски и объяснил мне, что они все работают в музее при храме, что музей временно закрыли, т.к. мне нужна помощь. Я слегка обалдел, сказал, что я заплачу, но мне намекнули, что деньги оскорбят все население деревни.
Я сел за руль, пять крепких мужчин на раз-два-три подняли зад машины, я нажал на газ и выкатился на дорогу.
— Вот и все! — сказал мужчина, говоривший по-английски. — Приезжай сюда хоть каждый день, мы рядом, поможем, если что.
Мы бродили между гигантских колонн, трогали шершавые поверхности, пытаясь представить, как 25 веков назад чьи-то руки тоже трогали эти теплые камни. С огромным сожалением мы оставили это чудное место и отправились пешком по узкой дороге, ведущей к театру. Это дорога заслуживает отдельного описания. Ее явно строили с расчетом, что перед театральным представлением зрители должны настроиться на лирически-торжественный лад, создаваемый окружающими горами и храмом, сияющим на фоне темных склонов.
В театре мы сели на ступени и долго смотрели на остатки сцены, на горы, зеленые холмы, поля, далекое море. Греки правильно строили театры: если на сцене было что-то не так, то они все равно получали удовольствие от созерцания. Так устроены все греческие театры: хочешь — смотри на сцену, хочешь — смотри на окружающую красоту.
Это, конечно, чудо, что землетрясения пощадили эти шедевры. Бродя по Сегесте, поневоле начинаешь верить в какую-то неведомую силу, способную не только разрушать, но и сохранять.
Отсюда не хотелось уезжать. Очень не хотелось. Идеальная погода, история, природа… Но нас труба звала на север, к морю, в город, связанный с сицилийской мафией.
Никто не может сказать, когда именно зародилась сицилийская мафия. Наверное, все началось в 19-м веке, когда Сицилия присоединилась к объединенной Италии. До этого большие земельные наделы принадлежали феодалам-баронам. Они имели возможность содержать персональную охрану, что позволяло спокойно спать, не думая о ворах и грабителях. Начиная с 1860-го года, государственные и многие церковные земли распределили между крестьянами. Наделы крошечные, доходы небольшие, возникла проблема защиты от угонщиков скота и кражи урожая цитрусовых. Что делать? Если есть проблема, то находятся люди, решающие на этом заработать. Так появились охранники-мафиози, которые брали под свое покровительство целые районы, гарантируя неприкосновенность собственности. Если воры все же «работали» в подконтрольном районе, то их быстро находили, заставляли компенсировать убытки хозяина и потом наказывали. Всё происходило быстро, без бумажной полицейской волокиты.
Дальнейшее понятно. Мафия не стала довольствоваться доходами от крестьян и начала рэкет лавочников, ремесленников, промышленников. Политики, известные персоны тоже стали находиться под «охраной». Дальше — больше. Государственные подряды, наркотики, оружие… Было время, когда сицилийская мафия Коза-Ностра контролировала 80% поставок героина на восточное побережье США. Интерес к строительным подрядам возник у мафии после Второй Мировой войны, когда после бомбардировок Палермо в городе оказалось 14 тысяч бездомных и начался строительный бум. Сейчас около 70% сицилийских бизнесов платят мафии за возможность работать спокойно. Взносы зависят от доходов бизнесмена. Мелкий лавочник платит около 200 евро в месяц. Верхнего предела нет.
Вот этого и боялся Джорджио, владелец квартиры в Палермо. В мафии есть не только боссы и «солдаты», но и масса помощников. Реально — доносителей. Им может оказаться ваш сосед, который сообщит о незарегистрированном бизнесе. Причем, не налоговой инспекции, что бесплатно, а мафии, где он получит вознаграждение.
Кастелламарре дель Голфо — родина многих мафиози. Самый известный, пожалуй, Сальваторе Маранцано, который стал большим авторитетом в сицилийской мафии и в 1925 году эмигрировал в Америку. Это по его приказу в Нью-Йорке в 1931 году был убит «босс всех боссов» Джо Массерия. Убит в ресторане, когда он играл в карты. Мертвым он сжимал в руке туза пик — символ смерти. После смерти Массериа Маранцано закатил банкет и назначил себя следующим «боссом всех боссов» — самым влиятельным мафиози в Америке. Через пять месяцев Маранцано тоже был убит, и с тех пор титула «босса всех боссов» в мафии больше нет. Противостояние Маранцано и Массерии называлось Кастелламмаровской войной, по названию города, куда мы с МС направились после Сегесты.
Кастелламмаре дель Голфо появился внезапно, когда закончились горы, где добывали мрамор. Мы остановились у края обрыва и ахнули. Сине-бирюзовое море, скалы, а внизу игрушечный город со своей знаменитой крепостью. Ее построили арабы в восьмом веке, потом к ней приложили руку норманны, сделав ее больше и неприступнее. Как-никак, Кастелламмаре являлся важным портом для Эриче — было для чего стараться. Название города так и переводится: морская крепость у залива.
Оставили машину, вошли в город. Если одним словом — светлый город. Пронизанный солнечным сиянием, которое усиливалось желтыми стенами домов. Улицы пустынные, мирные, сонные, какие-то очень домашние. Тягучий свет, усыпляющий, успокаивающий. Как-будто не было аварии, не было храма Сегесты. Кастелламмаре растворяет в себе, не отпускает. Не хочется никуда спешить. Это место, где не хочется работать, где хочется пить вино, любоваться женщинами и обсуждать меню следующего приема пищи.
Мы стали спускаться к крепости, надеясь найти там ресторан. По дороге встретили местного жителя. Это был мальчишка, сбегающий по ступеням одной из городских лестниц. Он прыгал, что-то напевая. Прыгал легко, почти летел. Я успел его сфотографировать.
— Эх, — вздохнул я, когда посмотрел фото на экране камеры. — У нас в фотоклубе был конкурс на тему «Вниз…». Эта фотография точно бы заняла призовое место. Где моя машина времени!
На берегу моря мы встретили второго жителя города. Житель сидел с удочкой и внимательно смотрел на набегающие волны. Улова рядом с ним не наблюдалось. «Вот оно, созерцание» — подумал я. — Какая тут рыба!».
Ресторан был закрыт, на стук вышел серьезный мужчина.
— Нам бы хоть бутерброд.
Мужчина кивнул, и пригласил нас занять столик на террасе ресторана. Через минуту принесли закуски и вино.
— Горячего нет, у повара сиеста.
Мы понимающе закивали головами.
Сан Вито Ло Капо — город на мысу к западу от Кастелламарре дель Голфо. На карте все было близко и понятно. Да, горная дорога с серпантинами, местами вдоль моря, через час приедем.
Ага, сейчас! Дорога и правда была горной и красивой. Но она почему-то быстро уперлась в море и закончилась. Мы вышли из машины и подошли к воде. Батюшки! Да тут коралловые рифы! Вот никак не ожидали. Похоже, что на Сицилии есть всё. Слева темнел огромный утес, за который зацепилась небольшая туча. Справа зеленели приветливые горы с белыми домиками фермеров. А перед нами плескалось теплое приветливое море.
— Хорошо-то как! — сказала МС.
— А где дорога? — поинтересовался я.
— Может спросим у кого?
Мы оглянулись. Такое чувство, что одни на целом острове. Но потом разглядели дорогу, ведущую в какие-то заросли. Поехали туда и наткнулись на небольшой дом.
— А где дорога к Сан Вито Ло Капо? — спросили мы вышедшего к нам мужчину.
Мужчина махнул рукой на запад. Мы посмотрели на карту — мужчина был прав. Наша цель была на западе.
— Спасибо!
— Прего!
И мы поехали на запад, петляя по проселочным дорогам. На Сицилии много чудес. Одно из них — нам всегда удавалось попасть в место, куда мы направлялись.
Сан Вито Ло Капо — это курорт: коттеджи, рестораны, сувениры. Очень все современно, организовано. Все пусто — не сезон. Радовал дикий песчаный пляж, окаймленный огромными белыми камнями. Берег изгибался дугой, на конце которой возвышалась огромная гора-скала. Над ней клубилось облако, но остальная часть неба приветливо голубела. Мы подремали на теплых камнях, послушали прибой и стали собираться к нашему барону. Завтра нам предстояло большое путешествие на юг острова, на нашу третью базу.
За завтраком я спросил у барона, сколько мы ему должны. Сумма была известная, но вдруг, подружившись с нами, он согласится на скидку.
— Я не могу так быстро сосчитать, — сказал барон. — Зайдем в офис, там у меня лучше с математикой.
В офисе барон включил компьютер и проверил почту. Почты не было.
— Так что у нас за проблема? — спросил он у меня.
— Я хочу расплатиться.
— Так расплачивайся.
— Требуется уточнить окончательную сумму.
Барон огорчился и задумался. Потом взял чистый лист бумаги и написал цифру «три».
— Три ночи? –уточнил он.
— Три, — подтвердил я.
— И сколько это получается?
Я протянул ему деньги.
— Сдачи не надо? — спросил барон.
Я отрицательно повертел головой. Барон облегченно вздохнул, не считая, положил деньги в ящик стола, потянулся за бутылкой вина и предложил отметить окончание переговоров. Я поблагодарил и отказался — предстоял трудный день.
До чего же хороши дороги в Сицилии! Идеальное покрытие, вокруг красота, городки на холмах, впереди новые приключения. Проезжаем Марсалу.
— Тут делают знаменитый портвейн.
— Вот именно, а мы его еще не попробовали!
Южное побережье. Пустынные пляжи, на песке немного мусора — отдыхающих нет, убирать незачем. Гор мало, пейзажи не такие живописные. Едем по побережью на восток.
Агридженто. Старинный город. Основан, как и многие другие, за несколько веков до нашей эры. Основали город греки с острова Родос, так что храмы тут греческие, настоящие. После греков, как и всюду, пришли римляне, потом арабы, норманны… От всех остались следы, но самые интересные следы оставили греки — дорические храмы. Их семь. Место, где они находятся, называется «Долиной храмов». Место чудесное, включено в список Всемирного Культурного Наследия ЮНЕСКО. Оттуда виден сам город, но туда идти не хочется — возле храмов приятнее.
Лучше всего сохранился храм Конкордия. Он вообще считается самым лучшим сохранившемся памятником греческой культуры. С одной стороны его окружали леса реставраторов, а с другой храм прикрывала огромная тряпка с нарисованными колоннами и фронтоном. Нарисовано было красиво, мы получили полное представление, что при древних греках тут было еще лучше.
Храм Зевса, бывший когда-то тут главным, оказался почти полностью разрушенным. Его камни использовали местные жители для своих нужд. А что, память-памятью, а дома строить надо. Зачем добру пропадать?
Шероховатые желтые камни нагреты солнцем. Между остатков колонн храма Зевса медленно бродят туристы. В стороне от толпы стоит молодая пара.
— Ты представляешь, Христос еще не родился, а эти колонны уже стояли.
— И что?
— Да ничего, это так… Едем дальше? У нас последние развалины остались.
На выходе из археологического парка впервые за время путешествия мы увидели чернокожего сицилийца. Он стоял под кустом и продавал блестящие товары: очки, часы, заколки, значки… Товары лежали на огромном платке, а платок лежал на земле. Товарами заинтересовались два молодых человека плотной наружности в темных очках. Они не спеша приближались к продавцу блестяшек, тот заметил их интерес, свернул платок, превратив его в мешок. Дальше мешок на плечи и в кусты. Движения были настолько отработаны и артистичны, что все вокруг зааплодировали. Молодые люди в темных очках, приняв аплодисменты на свой счет, скромно поулыбались и куда-то исчезли.
Едем дальше. За окном мелькают городки. Вот где-то тут полиция объявила войну мафии, вот тут неплохой ресторан, а тут красивый вид на море. Быстрее, быстрее, солнце садится, а нам искать третью базу, затерянную в горах. Проехали почти все южное побережье, поворачиваем на север, в горы.
Наконец, мы в городке Комисо у подножья огромного холма. Где-то там, у вершины этого холма затерялся наш будущий дом. Оглядываемся — солнечный диск наполовину скрылся за горизонтом. На улицы опускается тьма. Вспоминаем, что этот средневековый городок был разрушен землетрясением в семнадцатом веке и восстановлен уже в стиле барокко. Какое там барокко! Нам не до него. Ночью в горах мы не найдем наше будущее пристанище. Дорога вошла в город и растворилась в бесчисленных улочках и перекрестках. За окном храмы, старые дома… Вроде тут уже проезжали. Так, ясно — мы заблудились. Где север, где юг, где мы? Карта бесполезна, если не знаешь, на каких ты меридианах и параллелях. Ага, вот площадь, на площади лавочка, на лавочке сидят двое. Остановились.
— Синьоры, как мне найти дорогу до Рагузы?
— А синистра, а синистра, а дестра, дритто, дритто, а синистра…
— Чего?
— Следуйте за мной.
Тот, кто помоложе, встает с лавочки и бежит по дороге, показывая повороты.
— Синьор, садитесь в машину, — кричу я нашему провожатому.
— Нет, так мне привычнее!
Где-то после десяти минут петляния по городу, мы выезжаем на трассу.
— Спасибо!
— Прего, счастливого пути!
Ну как после этого можно не любить Сицилию?
Серпантин привел нас на вершину горы. По пути мы не увидели ничего, чтобы напоминало человеческое жилье. По описания в интернете мы должны были свернуть налево, не доезжая примерно треть пути к вершине, но никаких поворотов по дороге не проглядывалось.
— Поедем в Рагузу и заночуем в отеле?
— Давай сделаем еще одну попытку.
— О! Я вижу заправку, там должны все знать.
Заправщик суровый и усталый.
— Сальваторе? Анна? Да, кажется знаю. Они на горе живут. Дом у них каменный.
— И как туда попасть.
— Езжайте вниз и ищите первый поворот.
— Мы искали.
— Ищите лучше!
И мы начали искать лучше. Я ехал со скоростью двадцать километров в час, высматривая дорожки и даже тропинки. Ага! Вот еще одна дорога, идущая вниз по склону. Заметить ее раньше не было возможности: дорога уходила от основной под таким острым углом, что увидеть ее по пути вперед можно было только оглянувшись.
Поворот, еще поворот, еле вписываюсь. Так, вот дом, места для парковки нет: справа скала, слева обрыв. Сдал назад, нашел крошечную площадку, где могут разъехаться две машины. Все, приехали!
Вышли из машины и видим, как к нам несутся десяток собак. Радостные такие, хвостами виляют, лают, на руки смотрят — нет ли чего вкусненького?
— Так, ребята, у меня ничего для вас нет, сам с обеда не ел. Сальваторе тут живет?
— Гав!
— Понял, значит тут.
Дом стоял над обрывом. Солнце уже скрылось, но часть облаков светились темно-красным светом, создавая красоту и умиротворение. На лай собак вышел парень лет тридцати, в свитере, джинсах и грубых ботинках.
— Вы ко мне?
— Если вы Сальваторе, то к вам.
— Велком! Пошли за мной.
— Вас непросто было найти.
— У моего поворота электрический столб стоит.
— Аааа…
Возле дома к нашей компании присоединилось еще около двадцати кошек. Все облезлые, но не печальные, готовые сражаться за свои кошачьи права. Собаки на всякий случай отошли в сторону.
— Любите домашних животных?
— Это не домашние.
— А какие?
— Сами увидите.
Рядом с небольшим одноэтажным домом, покрытым оранжевой штукатуркой, высилась каменная пристройка с претензией на шикарность в будущем. Входная дверь с закругленным верхом, была декоративно обложена плиткой, а сбоку к стене прилеплен горшок, из которого торчало что-то засохшее. К двери вели ступеньки, возле которых росли цветы и стояла тачка с цементом.
— У меня стройка идет, но это вам мешать не будет. Я почти закончил отдельную кухню для туристов. Пусть сами готовят, это дешевле, чем по ресторанам ходить.
— Гениально! Твой дом называется «Балкон Сицилии». А где этот балкон?
— Через три минуты увидите.
Мы подняли по ступенькам и остановились у двери. Кошки подошли к ступеням вплотную и приготовились к прыжку. Собаки сели в отдалении и внимательно следили за происходящим.
— Я открываю дверь, вы быстро заходите внутрь и сразу закрываетесь на замок. Ваша комната вторая, дверь туда открыта.
— Мы попробуем.
Дверь открылась, я попытался сделать шаг и чуть не был сбит с ног огромным котом, который с воплями устремился по коридору и скрылся в темноте. За ним успели прошмыгнуть еще два кота. Остальных Сальваторе удалось задержать.
— Если найдете, гоните их в шею! — услышали мы совет, когда закрыли дверь.
Одного кота мы нашли легко. Он лежал на подушке и ждал, когда мы его накормим. Второй забился под кровать и не желал оттуда вылезать даже под угрозой утопления и сбрасывания в пропасть. Третий кот оказался самым умным. Он прибежал в третью комнату, которая служила хозяину складом постельных принадлежностей, залез на вершину стопки матрацев и делал вид, что он тут уже с утра, ничего не знает и знать не хочет.
— Кис, кис! — позвала его МС.
Никакой реакции. Кот потянулся и сделал вид, что заснул.
— Ладно, давай займемся другими котами.
Кот, лежавший на подушке, спустился на пол и стал тереться о наши ноги, то мурлыкая, то злобно урча. Сквозь джинсы, я почувствовал его косточки.
— Они все голодные, давай их покормим.
Колбаса и хлеб были сметены за несколько секунд. Прибежавшему третьему коту достались только запахи. Пришлось доставать резервный запас сыра. Сытых и разомлевших котов я за шкирку отнес на улицу. Их сразу окружили приятели, обнюхали и стали уважать, что было видно по той гордости, с какой наши коты прошли сквозь строй голодных собратьев и улеглись спать в клумбе.
— Поедем в ресторан? — предложил я.
— Только не в машину! У нас еще есть булочка и варенье. Давай у хозяев заварим чай и пойдем гулять.
Гулять мы пошли по дороге, ведущей к соседнему участку. Со стороны обрыва уложены камни, за камнями видны огни города Комисо. За Комисо бескрайние сицилийские просторы, погруженные в фиолетовый полумрак. С нами увязался один из псов. Он не спеша следовал за нами, останавливался, когда мы начинали любоваться окрестностями, потом ставил передние лапы на каменную ограду и тоже любовался этими окрестностями. За это он получил остатки булочки.
Я уже засыпал, когда МС привстала на кровати и спросила:
— Слушай, я где балкон? Я ни одного не видела!
— Давай завтра. Пусть это останется на сегодня неразгаданной тайной.
Тайна была разгадана утром.
— Смотри, — сказала МС, показывая за окно.
За окном утреннее солнце золотило долины и поле кактусов с плоскими листьями.
— Ниже смотри, там же балкон!
Ниже и правда простирался огромный балкон. Попасть на него можно было только через окно. Мы оценили замысел архитектора: балкон существовал, об этом можно писать в рекламных проспектах, но никто не мог осквернить его своим присутствием и заслонить прекрасный вид, открывающийся из окна.
Завтрак проходил на кухне, которая служила у хозяев еще столовой и гостиной. Мы постучали. Сальваторе приоткрыл дверь, посмотрел на кошек, собравшихся у входа, и прошептал:
— Заходите, только быстро!
Мы протиснулись в щель, которую оставил для нас хозяин, и с нами протиснулся огромный рыжий кот. Завтрак ожидал нас на столе. Я взял кусочек сыра, чтобы угостить ловкого кота, но Сальваторе покачал головой.
— Не надо, иначе мы пропадем.
— Так кошки голодные!
— Они голодные потому, что ленивые. Это же Сицилия, тут под каждым кустом полно еды.
С этими словами рыжий был отправлен на улицу, искать еду под кустами.
После завтрака Сальваторе сообщил, что он должен заняться стройкой, и пригласил меня поучаствовать. Я вспомнил, как строил дачу, понял, что строить давно разлюбил, но сицилийская стройка меня заинтересовала.
Сальваторе устроился на стуле около недостроенной кухне и стал внимательно наблюдать, как двое рабочих готовят раствор.
— Лучше мешайте, — скомандовал он, когда раствор был уже готов.
Рабочие стали мешать лучше. Затем они начали подтаскивать большие белые камни для фундамента и складывать их в кучу.
— Смотрите, чтобы камни не рассыпались, — скомандовал Сальваторе.
Рабочие стали смотреть, чтобы камни не рассыпались.
— Ну, а дальше вы сами, — сказал Сальваторе и направился к дому.
— Все надо держать под контролем, — объяснил он мне и спросил: — Вы сегодня куда?
— На Виллу дель Казале.
— Далеко это, — вздохнул Сальваторе. — Ну а я буду на стройке. Бизнес должен расти каждый день.
Я согласился, позвал МС, и мы направились к машине.
Машина тихо катилась между зеленых холмов, полей маков и зарослей кактусов. На холмах красовались средневековые городки, в каждый из которых хотелось заехать.
— Ты знаешь, почему мы поехали на Сицилию? — спросила МС.
— После фильма «Крестный отец»? — наивно предположил я.
— Ты уснул как раз в тот момент, когда там стали показывать Сицилию.
— Но ты-то смотрела?
— Смотрела, но решение пришло позже. Однажды я увидела в сети снимок одного такого городка на холме и поняла, что уже люблю эти места.
— Мне поворачивать на этот холм?
— Нет, давай сначала поедем на Виллу дель Казале.
Вилла дель Казале — это чудом сохранившаяся под слоем грязи древнеримская вилла одного из богатеев 4-го века нашей эры. Ее откопали и ахнули: мозаики, украшавшие стены и полы виллы, выглядели великолепно. Как будто мастер только вчера закончил работу. Сцены охоты, спорт, скачки, эротика, животные. Развлечения на любой вкус. Вокруг горы, долины, усеянные красными маками и желтыми ромашками, тишина… Тишину нарушали только туристы, приехавшие на экскурсионных автобусах. Они сразу рванули в кафе, образовали очередь, из которой отдельные личности бегали в киоски, покупать сувениры.
Мы решили, что это древняя традиция, встали в очередь и тоже начали бегать по киоскам. Мне сразу приглянулся магнитик на холодильник с древнеримскими девушками в бикини. МС посмотрела и ничего не сказала, решив, наверное, что они ей не соперницы.
— Эротику с голой попой я не купил, — на всякий случай пояснил я.
Описывать мозаику буквами — занятие неблагодарное. Мозаик было много и все они интересные. Интересным было и устройство дома: лабиринт комнат, бассейн, водопровод, колонны фасада… За нами по пятам ходила группа немецких пенсионеров, и я постоянно слышал: «Das ist fantastisch!». Может они еще что-то говорили, но я понимал только это.
Обойдя весь дом и его окрестности, немецкие пенсионеры снова направились в кафе. Мы переглянулись и тоже направились еще раз подкрепиться. Кстати, это кафе, внешне похожее на столовую времен развитого социализма в СССР, отличное! Так вкусно мы ни разу не обедали за всё время нашего двухнедельного путешествия по острову. А может это влияние древнеримских мозаик?
Из четвертого века мы перенеслись на тысячу лет вперед. Мозаику сменила керамика. Фантастическая керамика! И ее в Кальтаджироне много. Особенно на лестнице Санта Мария дель Монте со 142-мя ступенями. Где-то на сотой ступеньке я понял, что второй обед в Вилле дель Казале оказался весьма кстати. Иначе было бы невозможно разглядывать керамическую отделку каждой ступеньки. Чтобы совсем убить путешественников, по сторонам лестницы расположились магазинчики, где продавались раскрашенные керамические горшки.
— Только ничего не покупай! — взмолился я, увидев, как МС стала присматриваться к двери, около которых стояла глиняная красота.
Для убедительности я показал рюкзак, вес которого был уже неподъемным. Все-таки таскать с собой огромную фотокамеру, набор объективов и штатив — это не для Сицилии. По острову нужно ходить, заложив руки в карманы, вертеть головой и присвистывать от восхищения. Фотокамера для этого не нужна.
На вершине лестницы нас ждал маленький приз. Перед старинным зданием находилась еще одна лестница со стенкой, на которой из керамических плиток выложена картина: древние рыцари везут на телеге колокол, а вокруг стоят восхищенные другие древние рыцари во главе со священником.
— И где это колокол сейчас? — поинтересовался я у МС, когда перевел дух.
— Не знаю, — честно ответила МС. — Но нам тут еще надо посмотреть в одной из церквей картину Паладини «Пьета», посетить музей керамики, а потом можно и домой.
— Давай начнем с последнего пункта, — предложил я. — Посмотри на небо и вспомни, что фары нашей машины светят куда угодно, но только не вперед.
Небо покрылось тучами, солнце явно собралось спать, и мы решили, что картина с музеем сегодня нас не увидят.
Спустившись вниз, мы попали в уютнейший мир. В этом мире нас особенно впечатлила площадь со скамейками, на которых старички или просто дремали, или дремали, делая вид, что читают газеты. А вокруг на старинных улочках в силе барокко медленно текла жизнь. Где-то бушевали страсти, но это «где-то» находилось очень далеко, и страсти сюда не доходили.
— Куда сегодня? — поинтересовался Сальваторе за утренним кофе.
— Сиракузы.
— Это тоже далеко, — вздохнул он.
— А тебе надо бизнес развивать, — с пониманием сказали мы.
— Вот именно! — сказал Сальваторе и пошел сидеть на своем командирском стуле около стройки.
Мало кто слышал про сицилийские города Таормина, Трапани, Эриче. Но почти все знают про город Сиракузы. По своей темноте я был уверен, что это греческий город. Как-никак, там жил Архимед, а он точно грек. Я даже закон Архимеда помню:
Тело, впернутое в воду,
Выпирает на свободу,
С силой выпертой воды,
Телом, впернутым туды.
Оказалось, что Сиракузы в Сицилии. Когда МС предложила поехать на Сицилию, я посмотрел карту острова и увидел там Сиракузы, то был настолько потрясен, что сразу согласился на эту поездку. Архимед, как-никак!
Сиракузы был сначала греческим городом. Самым большим в Сицилии. Потом он перешел к римлянам. И царствовал там одно время жестокий правитель по имени Дионисий. Недоверчивый и мнительный. Чуть что — в кутузку. И сделал он кутузку в большой пещере, похожей на лошадиное ухо. Эта пещера уникальна тем, что если два заключенных, гремя цепями, тихонечко шептались в глубине пещеры, то их шепот, многократно усиленный, был прекрасно слышен при входе в пещеру. Дионисий был в курсе всех заговоров, головы летели направо и налево.
И еще для справки. Дамоклов меч — это тоже из Сиракуз. Жил при Дионисии прихлебатель по имени Дамокл. Как-то выпивали они с Дионисием, и сказал Дамокл, что мечта всей его жизни — пожить хоть один день, как правитель Сиракуз. Дионисий хмыкнул и быстренько все устроил. Дамокл хорошо ел, много пил, приоделся и развлекался с лучшими красавицами. А поутру с похмелья он увидел над своей кроватью меч, направленный острием вниз. И был этот меч привязан к потолку тонким конским волосом. Типа, дунь — и нет Дамокла. Тут и Дионисий подошел поздравить своего друга с добрым утром.
— Что за хрень? — спросил Дамокл и показал на меч.
— Вот так правители и живут, — ухмыльнулся Дионисий. — Сегодня жив, завтра нет.
Сейчас трудно проверить правдивость этой истории, но слова «Дамоклов меч» знают все уже много столетий. Так что будем считать, что это правда
Вооруженные этими знаниями, мы и отправились в Сиракузы.
— Нам надо найти место, где римский солдат убил Архимеда, — сказал я, когда на горизонте показались светлые здания города.
— И как ты будешь его искать? — поинтересовалась МС.
— Там должен быть песок, солдат убил Архимеда, когда он что-то рисовал палкой на песке.
— Аааа, — протянула МС, — А еще надо найти улицу, где голый Архимед бегал с криком «Эврика!».
— А её как искать?
— Сиракузы город маленький, надо обойти все улицы — одна из них та самая и будет.
Мы кружились по городу в поисках парковки.
— Медом тут что ли намазано, — ворчал я.
— А помнишь, когда мы въехали в город, то проезжали мимо порта, а рядом была огромная пустая парковка? Оттуда до центра десять минут пешком.
Мы поехали к порту, оставили машину и направились в центр Сиракуз через мост с красивым названием Санта Лючия.
В Сиракузах мы провели целый день. Было тепло, с моря дул какой-то вкусный, свежий ветер. Мы бродили по старым улицам, обедали в маленьком ресторане под пальмами, смотрели на разрушенный храм Аполлона, постояли у знаменитого прудика, где рос папирус. А потом долго не могли уйти с красивейшей соборной площади. Желто-розовые здания, залитые солнечным светом, старый греческий храм, переделанный в христианскую церковь, дворцы, светлые плиты на мостовой — это все сливалось в уникальнейший ансамбль. Нам немного не повезло: часть зданий и собор реставрировались, были закрыты лесами, но в момент написания этой книги реставрационные работы окончены, и на фотографиях в интернете можно любоваться полной панорамой одного из красивейших мест Сицилии.
Дошли до гавани, где Архимед, по преданию, сжег римскую флотилию, попросив всех женщин Сиракуз прийти с зеркалами на берег и направить солнечные зайчики на корабли. Гавань была мелкая, у воды сильно пахло водорослями.
К Уху Дионисия еле доплелись. В пещере темно и прохладно. Вспомнив легенды, мы хотели провести акустический эксперимент, но стая немецких туристов занималась тем же самым. Они непрерывно орали, и было непонятно, то ли сосед бубнит, то ли из глубины пещеры заблудившийся турист воет диким голосом.
Греческий театр мы проскочили быстро — на сцене готовили декорации к вечернему спектаклю, рабочие суетились, не было загадочной греческой атмосферы. Но вот на римском стадионе мы застряли надолго. Вечернее солнце согревало каменные ступени, можно было спокойно посидеть и подумать о веках, которые пронеслись над этими камнями.
Автор догадывается, что в этих заметках слишком часто употребляет слова «древние камни» и «теплые камни». Но сицилийские камни именно такие: древние и теплые.
На пути к машине нас догнала запыхавшаяся женщина.
— Я извиняюсь, — сказала она. — Вы тут по-русски разговаривали. Я чего спросить хочу, а тут женские товары продают где-нибудь?
На парковке нас ждал сюрприз. Под дворниками лежал бумага, исписанная по-итальянски. Я только понял, что послание написал полицейский.
— Вы не поможете перевести? — попросил я итальянку, которые тоже рассматривала аналогичную бумагу.
— Это о том, что мы с вами нарушили закон города Сиракузы и нам следует явиться в полицейский участок, так как мы запарковались на охраняемой территории без разрешения, — пояснила женщина.
— Кем охраняемой?
— Наверное тем, кто написал эти бумаги.
— И что нам делать?
Женщина скомкала свой листок и выбросила в урну.
— И что дальше?
— Вы не знаете итальянскую полицию. Им лень поднять задницы, но если вы туда сами придете, то огребете по полной.
— На ведь теперь мы в базе данных?
— Где вы? — изумилась итальянка. — Вы в Сиракузах, а не в базе данных. Тут таких слов не знают.
Путь домой был долгим, но радостным. По пути мы смотрели на новые городки, жалели, что туда не попадем, потом переставали жалеть. Все не пересмотришь, но мы честно к этому стремились и были очень собой довольны.
Утром уезжали от Сальваторе. Мы стояли у крыльца, окруженные собаками. Кошки тоже нас окружали, но издали, сидя на поленнице.
— Куда теперь? — спросил Сальваторе.
— В Таормину.
— Это далеко, — сказал Сальваторе.
И мы уехали.
Сначала путь был знакомым. Маковые поля и кактусы с плоскими листьями казались почти родными. Зеленые холмы как бы спрашивали, чем они нам не угодили, что мы их бросаем. Городки на холмах стояли грустными и одинокими.
— Заедем в Виццини? — предложила МС. — Это я его на фотографии увидела, когда решила поехать на Сицилию.
— Туда? — спросил я, показывая на игрушечный городок, еле видимый через заросли кактусов. — Конечно, а то всю жизнь будем вспоминать и жалеть.
Если в Кальтаджироне жизнь текла неторопливо, то в Виццини она просто застыла на месте. На центральной площади, возле старого дома, из стен которого росли ветки, стояли двое мужчин и смотрели на улицу, где ничего не происходило. Мы побродили по городу, никого не встретили и вернулись на площадь. Мужчины также стояли у старого дома и продолжали смотреть на улицу, где опять ничего не происходило.
— Что это? — шепотом спросила МС.
— Это Сицилия, — прошептал я. — Самое ее сердце.
Услышав наш шепот, мужчины не спеша повернулись и стали смотреть на нас. Мы переместились в тень, а мужчины продолжали смотреть на место, где мы только что были.
— Мы слишком быстрые для этого городка, — сказала МС. — Пойдем в собор? Там два полотна Паладини.
— Давай не будем портить впечатление. Где еще увидим застывшее время?
И мы поехали дальше.
Ехали на восток, к морю. У моря хорошо: оно шумит и успокаивает. На одной из развилок дорог пришлось притормозить, чтобы полюбоваться девушкой в короткой юбке, высоких сапогах и в почти расстегнутой кофточке. Она улыбалась и зазывно махала проезжающим автомобилям.
— Работает, — с видом знатока заявил я.
— А зачем у нее в руках такая большая фотокамера? — поинтересовалась у знатока МС.
— Для отвода глаз. Вот подъедет полиция, а она скажет, что просто стоит и фотографирует.
— А что тут фотографировать?
— Этну! Посмотри, какая красота!
Этна и правда была красивая. И большая. С этого момента она сопровождала нас вплоть до последнего дня на Сицилии. Как ее описать буквами? Довольно плоский конус, сверху немного белый — это снег. Нижняя часть конуса — зеленые склоны, на которых кое-где примостились дома фермеров. Почему они не боятся извержения? Возможно, что они в сговоре с дьяволом, который живет внутри вулкана и сообщает, когда опасность станет слишком большой.
Через сто метров мы увидели второго фотографа в короткой юбке. Потом еще одного. Фотографы отличались только марками фотокамер, цветом юбок и высотой сапог.
— Тут целый фотоклуб вышел на работу, — решили мы.
Около Ачи Кастелло мы подъехали к морю, которое называлось Ионическим. Вообще странно, что внутри Средиземного моря есть другие, «прибрежные» моря. Ну ладно, это отдельная тема.
Ачи Кастелло — городок около норманнского замка-крепости на скале. Крепость почти сливается с этой скалой, выглядит ее продолжением. Весьма величественно и красиво. Туда можно подняться, чтобы полюбоваться панорамой побережья и Этной, но мы поднялись на какой-то булыжник, увидели, что панорама состоит из бесчисленных прибрежных городков с весьма современными зданиями, и решили экономить силы. Впрочем, даже не экономить, а запастись энергией для продолжения путешествия.
Ресторанчик на одной из террас по пути в крепость был чудесным, но еда оказалась малосъедобной.
— Что-то в Сицилии неважно кормят, — философски заметил я.
— Места тут надо знать, а мы заворачиваем в первое, что попадется на туристской тропе, — защитила Сицилию МС. — У нас есть полчаса, надо добежать до Ачи Трецца. Там циклоп в свое время чуть не потопил судно аргонавтов.
Разбушевавшегося циклопа звали Полифемом. Это к нему в пещеру попал Одиссей со своей командой. Полифем отужинал несколькими членами команды и, к своему несчастью, задремал. Одиссей острым колом выколол ему единственный глаз и спрятался от гнева в стаде овец. Было от чего разбушеваться Полифему: найти Одиссея он не смог и решил потопить его корабль, бросая в море огромные камни, ставшие потом островами.
Не верите в эту историю? Приезжайте в Ачи Трецца — камни на месте, ими можно полюбоваться и даже сплавать к ним на водном велосипеде. Неромантические ученые, правда, говорят, что это камни вулканического происхождения и что Этна, а не Полифем, виновна во всем этом. Ну мы-то с вами знаем, что ученые любят испортить настроение тем, кто немножко верит в чудеса. А потом, сегодня ученые говорят одно, завтра другое,а Гомер, написавший «Одиссею», как однажды сказал, так до сих пор не изменил своего мнения.
Таормина — город сказка. Я всерьез опасаюсь, что скоро исчерпаю свой запас восторженных прилагательных для описания Сицилии. Приступая к описанию Таормины так и тянет написать то, что говорит большинство туристов: «Это словами не выразить, это надо увидеть». Но я попробую.
Представьте себе город, террасами спускающийся к теплому синему морю. Если на него смотреть сверху, то за красными черепичными крышами, разделенными островками зелени, за старым греческим театром видна красивейшая бухта, образованная двумя полуостровами. Именно здесь пели сирены, зазывая корабли не мели. Мудрый Одиссей залепил тут уши воском и приказал привязать себя к мачте, чтобы спасти свою экспедицию. Рядом вулкан со снежной вершиной. И еще бесконечные зеленые горы-холмы. В центре города почти каждый дом произведение искусства. Греки, римляне, арабы, норманны — все они оставили свой вклад.
Мы поднялись в верхнюю часть города по серпантину и остановились около двухэтажного дома с огромными верандами. Дом стоял на улице Леонардо де Винчи. В какой еще стране мира есть улица с таким названием?
Хозяйка, подвижная сухая старушка, показала нам комнату, наполненную старой добротной мебелью. У нас была еще открытая веранда, с которой открывался вид на город, море и вулкан.
— Я морально готов провести тут остаток дня, — это были мои первые слова.
— Отлично, — сказала МС, — только сначала нужно сдать машину, поужинать и прогуляться по городу.
Контора фирмы, где мы сдавали арендованную машину, располагалась у старых ворот города. Машину принимала красивая молодая сицилианка.
— Ну и как прошло путешествие? — спросила она.
— Без проблем, — соврал я, стараясь не вспоминать приключения около Сегесты.
Сицилианка обошла машину, провела пальцем по запыленному капоту и осталась довольна.
— Синьор — большой мастер! Ни одной царапины, как вам это удалось?
Я потупил глаза и покраснел от своей скромности.
— Всегда пользуйтесь услугами нашей фирмы, — услышали мы на прощание.
В Таормине мы провели три дня. Без машины, не как путешественники, а как отдыхающие, которые просто хотят радоваться жизни.
Да, конечно мы облазили старый греческий театр, зрители которого могли наслаждаться не только игрой актеров, но и видом на Этну и бескрайнее синее море. Заглянули во все храмы, в том числе поднялись к церкви Божией Матери в скале, чей крест, освещенный прожекторами, сиял ночью над городом. В Таормине в 1964 году побывала Анна Ахматова, приехавшая получать международную поэтическую премию. Этот город обожала Элизабет Тейлор, которая провела тут медовый месяц с Ричардом Бартоном. Список любителей этого города можно продолжить: Феллини, Гете, Климт, Вагнер, Коппола… Я их понимаю.
В туристических путеводителях пишут, что здесь легко войти в «состояние опьяняющей невесомости, когда даже спуск к побережью покажется ненужным усилием». Это так. После многодневной гонки по сицилийским дорогам в Таормине мы погрузились в рай, где даже сидение в ресторане казалось нагрузкой. Я приведу отрывок из книги «Женщины и мужчины», где описана наша лень:
Она не любила рестораны. Она обожала террасу их дома, стоящего на склоне крутой зеленой горы. Утром и вечером там можно было смотреть на море, на маленькие прибрежные городки и на вулкан, покрытый снегами. Вулкан был далеко и казался совсем не страшным. Над ним часто висело огромное облако, и тогда они смотрели на облако. К их дому вела узкая дорога, вьющаяся серпантином между желтых домов и кустов с розовыми цветами. А можно было идти по лестницам. Лестницы начинались у небольшого ресторанчика, где они покупали горячую пиццу, которую им тщательно запаковывали в большую коробку. На столе их уже ждала бутылка «Марсалы» — местного портвейна, который они считали тогда лучшим напитком в мире. Рядом с пиццей мирно уживалась тарелка с вареной колбасой, нарезанной тончайшими кружками, тарелка с соленой красной рыбой и миска с большими сладкими помидорами.
Все это казалось сначала несовместимым, но они смеялись и говорили, что если к этому добавить стакан портвейна и долго смотреть на темнеющее море, то это самая вкусная еда на свете.
Ночь наступала незаметно. Они еще видели светлые облака над морем, а когда оборачивались и смотрели на горы, то там уже горели первые яркие звезды. Тогда они надевали куртки, пили горячий чай, смотрели, как гаснут облака, вспоминали прошедший день и мечтали о следующем дне, который обязательно будет еще лучше.
Конечно мы спускались к морю в городок Маццаро, разглядывали под пальмами старые пушки, нацеленные в море, бродили по галечным пляжам, пили пиво в прибрежных ресторанах, обсуждали, где именно жили сирены и как они выглядели, что-то фотографировали, а что-то просто запоминали, так как даже доставать фотоаппарат из сумки было лень.
Сицилийская лень заразительна. И прекрасна. Тут ощущаешь, как надо правильно жить: не торопиться, не суетиться, думать о приятном или прекрасном. Сициийский герб, трискелион, — это три бегущих ноги, выходящих из одной точки.
— Почему три ноги, а рук нету? — спросили мы у продавца сувениров.
— Если есть руки, то надо работать, — пояснил продавец. — А как тут можно думать о работе?
При этих словах он оказал на море, горы, старые стены, цветущие кусты.
И мы согласились.
Однажды мы поднялись в городок Кастельмола, нависший над Таорминой. Старинные улицы, продуваемые теплым ветром, рестораны с видом на вулкан, несколько туристов, озабоченно искавших лучшее место для фотосъемок. Маленькое сонное царство. Красивое и уютное. Если не писать «восторженные строчки», то рассказать о Кастельмоле трудно. Лучше представить, что вы сидите в маленьком кафе, смотрите то на зеленые горы, то на Этну, то на море, и вам хорошо. Все заботы где-то далеко, они кажутся не такими важными, какими казались внизу, далеко за морем, где всяческая суета и непонимание, как нужно наслаждаться каждым днем своей жизни.
— Ну как? — спросили нас друзья. — Как мафия?
— Мафия? — переспросили мы. — Если там и живет мафия, то она выбрала очень правильное место, одно из лучших не земле.
— А чем это место лучше остальных?
Мы сначала хотели рассказать о зеленых горах, желтых скалах, греческих храмах, норманнских замках, синем море, прекрасных дорогах, приветливых жителях, о чувстве безопасности и лени… Но потом просто сказали:
— Это описать нельзя, это надо увидеть!
Задумали мы путешествие
С самого начала мы твердо решили отдохнуть. В моем представлении отдохнуть — это пребывать в романтически-мечтательном состоянии до начала отпуска, а потом провести две недели в романтически-расслабленном состоянии где-нибудь в красивом месте.
У МС (моей спутницы) понимание слова «отдых» было немного другое. Она решительно сняла глобус с книжных полок, раскрутила его, потом резко остановила и, показывая почему-то на Австралию, сурово спросила:
— А что ты знаешь про Апеннины и про Умбрию?
Я разволновался, посмотрел Википедию и выяснил, что Умбрия — это часть Италии, и она находится почти в центре Апеннинских гор. Там погиб Понтий Пилат, там родился и проповедовал Святой Франциск, там, в церквях, сохранились фрески великих итальянских мастеров.
— Ты еще посмотри страничку о Марке, — сказала МС, глядя на экран компьютера через мое плечо.
Марке граничила с Умбрией. Там было море, там оканчивалась знаменитая дорога Виа Фламиния, построенная императором Августом, там, в городке Урбина, родился Рафаэль, там…
— Теперь ты понимаешь, что мы просто обязаны побывать в этих местах! — сказала МС.
Я посмотрел на глобус, потом на решительную МС и кивнул.
Наш стиль
Мы разработали свой стиль путешествий. Учитывая мою нелюбовь к многочисленным сборам и разборам нашего хозяйства при переездах, мы используем систему баз с радиальными вылазками. База — это обычно квартира, которую сдают туристам. И стоит это дешевле, чем средний отель. Только не спрашивайте меня, почему все так хорошо — я не знаю.
На базе мы живем несколько дней, совершая радиальные путешествия. Если мы с машиной, то на машине. Если без машины, то на поездах или автобусах. И очень здорово возвращаться вечером «домой», где не надо ничего распаковывать, где можно искупаться в бассейне, где можно открыть бутылку сухого красного вина и сидеть с бокалом на балконе, наблюдая, как солнце прячется среди лесенки далеких горных вершин.
Рррромантика!
Перед вылетом
Я пью пиво в баре аэропорта города Чикаго. Через час взлетает самолет до Рима. Лететь он будет через океан, что мне чрезвычайно не нравится. Вспомнив об этом, я заказываю второй бокал и начинаю мечтать о времени, когда мне не надо будет спешить, а можно будет хоть раз пересечь океан в уютной каюте современного лайнера. Но это будет потом, а сейчас я решаю триединую задачу. Как одновременно напиться, чтоб не было страшно лететь, уснуть, чтобы прилететь свежим и красивым, и еще поработать в самолете, чтобы не терять зря одиннадцать часов жизни.
В данный момент я довольно успешно решаю первую задачу. Я знаю, что в самолетном кресле я не усну, а поработать удастся только в мечтах. Мелькнет какая-нибудь мысль, откроешь блокнот, чтобы ее записать, и тут же вспомнишь, что кто-то другой это уже говорил. Можно, конечно, с умным видом открыть компьютер, долго смотреть на белую страницу текстового редактора, написать какой-нибудь заголовок и с чувством выполненного долга убрать компьютер в сумку.
Рядом со мной пьет пиво симпатичная пара. Она — высокая шатенка с сильно накрашенными глазами, а он — немногословный, мускулистый, с короткой стрижкой. По разговорам понятно, что они тоже летят в Рим, и также понятно, что ему это нафиг не надо. Шатенка чувствует себя виноватой. Она тихонько что-то говорит и смотрит ему в глаза. Смотрит недолго, в руке у нее телефон, и она периодически поглядывает на экран. Он молчит и иногда кивает. Так они и разговаривают. Он молчит, она преданно смотрит на него и также преданно поглядывает на телефон, не меняя выражения лица.
В аэропорту Леонардо де Винчи
Как вы, вероятно, уже догадались, автор этих записок вышел из самолета Чикаго-Рим несвежим, некрасивым и недовольным, что одиннадцать часов полета были явно потеряны для человечества. Аэропорт в Риме носил гордое название «Леонардо да Винчи», третий терминал, куда нас пустили, был старый и не соответствовал типичному представлению об Италии, где все должно быть или пропитано историей, или быть супермодерновым. Из самолета мы выходили по трапу на летное поле, что напомнило мне далекие советские времена или аэропорты в латиноамериканских странах. Впрочем, зря я ворчу. Я помню аэропорт во Флоренции, где на краю летного поля паслась коза, и весь пол аэропорта был залит пахучей водой из туалета. Для пассажиров, правда, положили мостки, по которым мы ходили, тщетно пытаясь получить свой багаж. С багажом в Италии у нас всегда были проблемы, и сейчас мы прилетели с небольшими сумками.
Моя спутница достала электронную книжку и стала ее внимательно изучать.
— Тут умные люди написали, куда надо идти, чтобы взять машину напрокат, — сказала она, увидев мой недоуменный взгляд.
Если где-нибудь будет объявлен конкурс на лучшую подготовку к путешествию, то там будет разыгрываться только второе место и ниже. МС получит первый приз еще до начала соревнований. Кто еще способен собрать в электронную книжку не только историю городов, куда мы поедем, но и названия ресторанов, где мы будем обедать, все маршруты с точностью до «посмотрите налево», «посмотрите направо» и «ничего не говорите тому бородатому, что будет стоять на углу»!
— Нам надо идти по тому коридору, — сказала МС, и мы пошли по тому коридору.
Потом мы долго ехали на бегущих лентах по каким-то переходам, блуждали по лабиринтам огромной крытой парковки и, наконец, вышли к прилавку фирмы, где у нас была заказана машина. Я облокотился на прилавок и почувствовал, что сейчас усну.
— У меня есть международные права, — гордо сказал я, еле ворочая языком.
Международные права никого не интересовали. На меня очень подозрительно посмотрели, но потом показали на небольшой «фордик», скромно стоявший среди таких же малышей. МС показала на несколько царапин.
— Отметьте это, пожалуйста, мы нового не добавим, а чужого нам не надо.
— Да, уж, — подумал я и открыл глаза. — Вы это отметьте. А я уж добавлю.
В машине с навигатором
Навигатор, который приехал с нами из Америки, вселял уверенность. Он бодро говорил, что надо держаться слева, но повернуть вправо на первом выходе.
— Я так не умею, — ответил я навигатору.
— Маршрут пересчитывается, — сказал навигатор злорадным, гнусным голосом, показывая, что мы пропустили важнейший поворот. — Вам надо ехать семь километров, развернуться и дальше слушать меня более внимательно.
— Только спокойно, — сказала МС. — Будем дополнительно ориентироваться по солнцу и по дорожным знакам.
С дорожными знаками был полный облом. Где были названия улиц, которые мы пересекали, я не понимал.
— С названиями в Италии все просто! — подсказала МС. — В каждом городе обязательно есть улица Витторио Эммануэля — их первого короля нового времени, и еще улица Гарибальди. Все остальные улицы — это мелочь, не стоящая внимания.
— А как быть с ограничением скорости? — спросил я.
Мы каким-то чудом попали на главную дорогу Италии с номером А1. Дорога была платная, очень хорошая, но дорога в нашей американской деревне мне нравилась больше. Полосы на А1 узкие, разгонные участки короткие, не было привычных широких обочин. Неприятно лететь со скоростью 130 км в час в десяти сантиметрах от железного забора, обозначающего край дороги. Я изо всех сил старался понять, какая тут максимально разрешенная скорость, но никаких знаков и намеков я не видел. Были только щиты со страшными надписями, сообщавшими, что скорость на трассе контролируется электронными полицейскими и чтобы тут не баловались.
— Надо ехать, как все, — сказала МС.
Все ехали по-разному. Дедки-пофигисты спокойно катили на крошечных «фиатиках» с скоростью 40 км в час, не обращая внимания на спортивные машины, которые летели по левому ряду, как самолеты по взлетной полосе. Я решил, что 120 км в час — это нормальная скорость для нашей машинки, и телепался по правому ряду, удивляясь, откуда у итальянцев столько блестящих чудовищ, которые мелькали у меня в левом боковом окне. Но потом я решил не удивляться. Не за тем я приехал в Италию, чтобы думать о такой ерунде. Главное, что вокруг были зеленые холмы, на вершинах которых стояли замки или целые города, обнесенные крепостными стенами.
Почти приехали
Около Сиены мы съехали с трассы, и я с удивлением обнаружил, что сплю. Мне явно снился сон, как будто я, еще совсем мальчишка, еду на велосипеде по дорожке среди высокой травы и очень боюсь проколоть шину.
— Ты в порядке? — спросила МС и потрепала меня за ухо.
Мы проехали маленький городок и выехали в поле, очень похожее на то, что мне снилось. Я остановил машину и вышел. Далекие холмы были затянуты синеватой дымкой, вдоль дороги качали головами красные маки, в ста метрах от нас ровными рядами стояли оливковые деревья. Мы были в Италии!
— Садись за руль! — сказал я МС. — А то я тут могу проколоть шину у велосипеда!
МС ничего не сказала, вышла из машины и села на водительское сиденье. Я сел рядом и сразу заснул.
Спал я долго. Во сне я слышал, как навигатор советовал куда-то поворачивать, как трясло машину на грунтовой дороге, как навигатор начинал ругаться, что мы повернули не туда, произнося длинные итальянские слова на английский манер.
Проснулся от тишины. Я открыл глаза и увидел, что мы стоим посреди поля, где начинала колоситься еще зеленая пшеница. Ветер гонял зеленые волны, дорога, где стоял наш «фордик», была покрыта желтой щебенкой.
— Навигатор сказал, что тут находится дом, где мы будем жить первые четыре дня, — сказала МС. — Выбирай, где тебе больше нравится — в пшенице или вон в тех кустах.
Вот теперь — приехали!
Мне больше нравился дом, стоявший на ближайшем холме, куда нас зазывал указатель, сообщавший, что там находится не только ферма, но и домашний ресторан.
— Пива бы! — прошептал я пересохшими губами и показал на ресторанную вывеску.
— Давай пиво потом, а вот спросить дорогу не мешает, — ответила МС, и мы подъехали к ресторану, где были немедленно облаяны какой-то дрянной собачонкой.
На лай вышел улыбчивый мужчина средних пенсионных лет, посмотрел на адрес и начал энергично объяснять нам дорогу. Мы сразу поняли, что в этих краях говорят по-итальянски и только по-итальянски. Этот язык довольно простой, т. к. всегда сопровождается красноречивыми жестами. Минут через пять мужчина закончил свой монолог, взял у МС бумагу, показал пальцем на наш адрес и на дом, стоявший на соседнем холме.
— Спасибо! — сказали мы по-русски, по-итальянски и по-английски.
— Прего! — заулыбался мужчина и помахал нам рукой.
Через десять минут, выключив навигатор, мы подъезжали к дому, где нам предстояло жить.
На террасе
Непонятно, какое нам дело до того, что было две тысячи лет назад? Или даже пятьсот. И вообще, почему надо думать о проблемах того времени? А вот сижу я на террасе, пью красное вино, поглядываю на вечернее, уже мягкое и ласковое солнце, на зеленые холмы, чувствую, как нагретая за день каменная стена дома излучает тепло, и ощущаю некоторое беспокойство. Вдали, на одном из холмов, виден город Сиена. И хочется не просто пить вино, а еще и думать что-нибудь умное об этих холмах, о городе Сиена, о прошедших тысячелетиях, и о том, зачем вообще нас с МС сюда занесло.
Мы живем на вершине высокого холма на втором этаже дома, сложенного из больших желтых камней. У нас замечательная терраса. На три стороны света выходят каменные арки, и мы можем там не просто ужинать, но и контролировать все, что происходит вокруг. Вокруг ничего не происходит, и контролировать особенно нечего, но мы все равно очень довольны такой возможностью. Вокруг одни холмы. Посмотришь на них полчаса, и начинает казаться, что весь мир состоит из таких холмов. Так, в Арканзасе я однажды вышел из машины, посмотрел вокруг и увидел только абсолютно ровное кукурузное поле, упирающееся в горизонт. И тогда мне тоже не поверилось, что на свете бывают горы или хотя бы глубокие канавы.
Здесь в Тоскане, в сердце Италии, бесконечные холмы всех оттенков зеленого цвета. Они затянуты голубой дымкой в жаркие солнечные дни и покрыты клочьями тумана в холодные дождливые вечера. Некоторые холмы утыканы палками с проволокой, на которые накручиваются молодые побеги винограда. Кое-где небольшие рощицы, между ними вьются узкие полоски дорог. Около домов, вроде нашего, дороги обсажены кипарисами. У нас тоже растут кипарисы. Зачем это сделали — я не знаю. Раньше кипарисы сажали в память о погибших воинах. Теперь сажают для красоты, и, наверное, это тосканская традиция.
Один кипарис растет перед нашей террасой. В его крону постоянно ныряют мелкие птицы — это идеальное место для гнезд всякой мелюзги. Около дома летают ласточки. Они обожают залететь на террасу в одну из арок, сделать крутой вираж и вылететь из другой арки. Так они с нами общаются.
Но сейчас нам не до ласточек. Мы выяснили, что красное вино надо открывать за два часа до употребления.
— Это чтобы из него злой дух вышел, — говорит МС.
— А как же в ресторанах открывают бутылку на твоих глазах? — спрашиваю я.
— Дикий народ в этих ресторанах, — объясняет МС, разглядывая бокал с вином. — Они там деньги делают, а о злых духах не думают. Но я точно чувствую, что с каждым глотком вино становится вкуснее. Это потому, что из бокала злой дух уходит очень быстро.
Внизу хозяин дома дает указания работнику. Работник — красавец мужчина, похожий одновременно на всех героев любовников старых итальянских фильмов. Хозяин лысый, суетливый, но видно, что его суета — это просто маскировка полного безразличия и лени. Холмы уже покрываются легким налетом золотой краски заката, все располагает к расслабленным мыслям о горячем ужине, вине, женщинах. А тут надо напрягаться и придумывать работу для этого красавца. Наконец, у хозяина родилась мысль.
— Надо все полить! — говорит он.
— Как это все? — спрашивает работник.
Хозяин машет рукой, показывая, что надо полить все, что растет вокруг. После этого он зевает и уходит в дом. Работник бежит с тачкой, загружает в нее длинный, свернутый кольцами, зеленый шланг и исчезает со своим грузом за домом. Через пять минут он бежит с тачкой назад, где громоздится тот же свернутый шланг. Я сначала удивляюсь, как можно было так быстро все полить, но потом смотрю на начинающие темнеть холмы, на заходящее солнце и решаю, что это не моего ума дело.
МС закрывает электронную книжку и смотрит на оранжевый диск солнца, который начинает погружаться в низкие облака. В далекой Сиене зажигаются первые огоньки.
— Ты знаешь, что Сиену основали сыновья Рема? — спрашивает она. — Они бежали из Рима от Ромула, своего дядюшки-злодея, прихватив одну из статуй волчицы, которая спасла их отца и дядю. У одного брата был белый конь, а у второго — черный. Поэтому в Сиене так много черно-белых изображений.
Историй о коварных братьях много. Началось все с Каина и Авеля. Ромул и Рем тоже не поделили пустяк. Им надо было выбрать место для новой колонии по просьбе их деда Нумитора. Ромул хотел строить город на Палатинском холме, куда прибило корзину, где они лежали с братом и где их нашла и выкормила волчица. Рем, на свою голову, почему-то захотел начать строительство в долине между Палатинским и Капитолийским холмами. Долгая дискуссия окончилась убийством Рема и бегством его сыновей в Сиену. У меня почему-то подозрение, что Ромул избавился от брата из лингвистических соображений. Сейчас город называется коротко и ясно — Roma. А как бы мы называли его, если бы бы Рем принимал более активное участие в строительстве?
Вообще история с Ремом и Ромулом очень темная. Было в Италии место, называемое Лацией. Отсюда пошли все романские языки. Да и слово «лация» очень смахивает на слово «латиница». Правил Лацией Нумитор. Естественно, у него был коварный брат (еще одна «братская» история) Коварного брата звали Амулий, который сместил Нумитора и стал подумывать о наследниках. А тут под ногами коварного Амулия болталась Сильвия — дочь Нумитора. Девушка она была симпатичная, но незамужняя, и, чтобы случайно не родился наследник-соперник, Амулий определил Сильвию в весталки (девственные жрицы). Будучи весталкой, она не могла тридцать лет выйти замуж. Но тут начинаются совсем темные дела. Бог Марс заинтересовался Сильвией и, не обращая внимания на ее «вестальство», полюбил ее. И родила Сильвия близнецов — Ромула и Рема. Амулий, услышав писк новорожденных, велел посадить их в корзину и отправить вниз по реке Тибр.
Все-таки Амулий не был лишен остатков гуманизма. Брата своего, Нумитора, он оставил в живых, Сильвия тоже осталась живой, да и младенцам был дан шанс выжить, чем они и воспользовались. Дальше история общеизвестна. Сначала волчица, кормившая братьев, потом жена пастуха, нашедшая мальчишек и воспитавшая их, потом поход повзрослевших братьев к Амулию, когда ему за все его подвиги и легкомысленный гуманизм снесли голову и вернули на царство Нумитора.
Что было реальным в этой истории? Когда смотришь на холмы Тосканы, когда теплый ветер норовит унести полотенце, висящее на спинке стула, когда видишь древние дороги, огибающие еще более древние холмы, то начинаешь верить всему. И уже не кажется диким видеть на фасаде домов христианского города изображение волчицы, которая вскормила сыновей античного бога Марса. Пусть будет так!
И уже заходит солнце. Где-то внизу в пруду квакают лягушки. Хозяин дома приходит к нам и начинает что-то рассказывать по-итальянски. Мы с удовольствием что-то рассказываем ему по-английски. По-итальянски мы знаем слов тридцать. Хозяин по-английски знает только «окей». Но это не мешает нашей беседе. Благодаря древней Лации, многие слова в английском и итальянском похожи, и неторопливая беседа льется довольно плавно. Довольные друг другом мы расходимся. На небе сверкает молодой серп луны, пахнет цветами, и нам кажется, что впереди еще будет много интересного.
В винном магазине
— У вас есть вино, не очень терпкое, не очень сладкое, не очень кислое?
— Деликате, синьора?
— Ну да, только красное
— Россо?
— Да, из виноградников Монтепульчиано.
— Монтепульчиано Нобиле?
— А это деликате?
— Но, синьора!
— Это сильное вино?
— Си, синьора!
— А вот Монтальчино Россо?
— Си, синьора, есса молто деликате!
Я стою рядом и тихонько обалдеваю. Спрашивается, откуда у МС появились такие познания в винах? Она их сроду не пила! Что касается меня, то мои алкогольные знания сводятся к простой формуле: лучшая водка — это французский «Серый Гусь». Но и остальные сорта тоже ничего, если нет «Гуся». И еще я удивляюсь, что наше знакомство с древней Сиеной началось с винного магазина.
Пьяцца дель Кампо
Пьяцца дель Кампо — это название главной площади в Сиене. Туристы рассматривают готический дворец-мэрию 14-го века с красивой башней (Палаццо Пубблико), красивые однородные официальные здания, уникальный резной мраморный фонтан Гайя (фонтан радости) начала 15-го века. До 19-го века фонтан украшали статуи двух полуобнаженных женщин с детьми, которых отцы города четыре столетия спустя вдруг посчитали бесстыдными, и их убрали с площади. Сейчас они вместе с оригинальными барельефами фонтана находятся в местном музее. На площади обновленные копии. Так и во Флоренции: статуя Давида на площади Синьории — это копия. Оригинал в галерее Академии. Почему-то держать голого Давида на главной площади Флоренции не считают зазорным, а дам в легкомысленных накидках в Сиене обидели!
А я смотрю на центр площади — там интересно, там живые люди. Площадь немного наклонная, и тут принято на ней лежать и смотреть в серо-голубое тосканское небо. Можно и сидеть — это тоже приятно. Светло-красные плиты теплые даже вечером, между ними кое-где пробивается трава. Очень чисто, я видел, как на площади сидели в белых брюках. Я тоже пытался посидеть, но никаких умных мыслей мне в голову не пришло, и мы с МС поднялись наверх, где были кафе и прочие приятные заведения.
А на краю площади творилось что-то невообразимое. Сначала долго строились полицейские и военные, там явно была подготовка к какому-то событию. В чем состояло событие, мы так и не поняли — построившись, они разошлись. Потом строевым шагом прошли женщины в расцвете лет в форме медсестер с красными крестами на груди. Ходили какие-то монахи, школьники… Мы с МС тоже прошли почти строем, но на нас никто не обратил внимания.
Потом МС отправилась в Палаццо Пубблико смотреть фрески Мартини, а я стал фотографировать итальянок на площади. Вернувшись, МС посмотрела на снимки и спросила, почему у меня в коллекции нет мужчин.
— Потому, что у меня правильная сексуальная ориентация! — гордо ответил я.
— Аналогично! — сказала МС. — Ты уж для меня поснимай и итальянцев тоже.
Контрады
Контрады — это что-то вроде городских районов. В Сиене это не просто районы, это некие социальные образования. Раньше их было около 60, сейчас осталось 17. Контрада — это как большая семья. Все знают всех. Похороны, свадьбы, рождение детей — тут гуляет вся контрада. У контрад свои имена и символы. Так мы шли по улице, где на каждом доме были изображения улиток. Это была контрада «улитки».
А я подумал, что у нас в Пушкине контрады были в свое время пошибче. На свадьбах, правда, вся контрада не гуляла, и на домах никаких символов не было, но если ты вечером нагло сунул нос в чужую контраду, то ты или совсем дурак, или приезжий, или выпил слишком много.
Собор
Собор в Сиене — это нечто такое, что, раз увидев, будешь долго вспоминать бессонными ночами. Почти чистая готика с богатейшей фантазией архитектора. На фронтоне столько всего размещено, что нужно полдня, чтобы рассмотреть и понять. Но некоторым хватает пары минут. Мимо меня проходит мужчина плотного сложения в черной футболке и цепью с большим золотым крестом на шее. Рядом идет усталая блондинка средних лет, с немного помятым лицом. Мужчина громко, на всю соборную площадь, разговаривает по сотовому:
— Вован, прикинь! Утром во Флоренции, а сейчас уже хрен знает где!
— В Сиене! — подсказывает блондинка.
— Во, точно, в Сиене! Ты хоть знаешь, где это? Я тут на их церквуху смотрю, это же сколько тут прилеплено. В общем, я приобщаюсь.
Я тут тоже приобщаюсь. Собор начали строить в 12-м веке и строили 250 лет. Строили бы дольше, планы были большие, но из-за чумы строительство пришлось свернуть. Из-за чумы многое пришлось свернуть. До эпидемии Сиена была больше Парижа, и тут кипела жизнь.
Внутри собора фрески Пинтуриккио — он с Рафаэлем учился у Перуджино. Тем, кому интересен молодой Рафаэль, можно посмотреть фреску Пинтуриккио «Коронация», где на первом плане в толпе Рафаэль собственной персоной.
Вообще внутри собора все не менее фантастично, чем снаружи. Там есть комната, называемая библиотекой Пикколомини. На стенах фрески Пинтуриккио, изображающие жизнь папы Пия Второго. Тут же древние рукописи, греческая статуя «Три грации» (и это в католическом соборе!). На полу собора удивительные мраморные мозаики.
Я вышел из собора совершенно ошеломленный и почувствовал, что у меня осталось только одно желание: унести из этого города ноги и выпить хорошего вина. Впечатлений от собора мне хватило надолго, после него ничего уже не воспринималось.
Земную жизнь пройдя до половины
Я очутился в сумрачном лесу…
Эти строчки слышали все. Так начинается «Божественная Комедия» Данте. Мало кто дочитал ее до конца, ибо для этого надо иметь много свободного времени и не иметь хорошего воображения. Есть и другие соображения, чтобы не читать эту книгу. «Я в ад не собираюсь, зачем мне этот путеводитель!» — сказал как-то мой знакомый.
Мне непонятно, для кого писал Данте. И совсем становится непонятно, что ему навеяло сюжет про круги ада среди зеленых тосканских холмов, где лучше думается о бутылке терпкого красного вина и улыбающейся черноволосой красавице.
Упаси вас ехать одному ночью на север от Сиены и очутиться около городка Монтереджоне (Monteriggioni). У вас мурашки побегут по спине при виде огромного огненного кольца с зазубринами, плавающего в небесах. Нет, это не летающая тарелка, это освещенные крепостные стены и башни крошечного средневекового Монтереджоне.
Я не знаю правильной транскрипции названия этого городка и буду называть его так, как называл Михаил Лозинский — переводчик «Божественной Комедии». Сам Данте приехал сюда из Флоренции, посмотрел на стены и башни, и в тридцать первой песне «Божественной Комедии» появились строчки:
Как башнями по кругу обнесен
Монтереджоне на своей вершине,
Так здесь, венчая круговой заслон,
Маячили, подобные твердыне,
Ужасные гиганты,…
Это про кольцо гигантов, стоявших по пояс в глубокой яме на краю жуткой бездонной пропасти. Место это явно было невеселым в книге Данте, а мы с МС убедились, что и в реальной жизни с Монтереджоне происходят непонятные вещи.
Все началось весьма невинно. Мы утром сели в машину, МС занесла в навигатор первый попавшийся адрес в Монтереджоне, нажала кнопку «Gо» и стала смотреть в окно, где зеленые холмы сменялись красными полями цветущих маков. На карте все было просто. Нам надо было доехать до большой магистрали, немного проехать по ней, и искомая цель была в километре от съезда.
Навигатор решил, что мы еще мало ездили по местным тосканским дорогам, и вел машину по узким тропинкам, которые назвать дорогами у меня не поворачивался язык. Тропинки серпантином взбирались на вершины холмов, круто падали вниз, проходили под сводами старых дубов, пересекали крошечные безлюдные деревушки, где наш «фордик» почти касался стен суровых каменных зданий. Примерно через час, когда мы попали в небольшую промышленную зону, навигатор сказал, что мы прибыли.
— А где Монтереджоне? — спросили мы у мужчины, беседовавшего с приятелем около огромного мотоцикла.
— Вот! — сказал он, обводя руками окрестные заборы и линии высоковольтной передачи. — Это все Монтереджоне.
— А где у него центр? — спросили мы.
Мужчина за секунду задумался и начал рассказывать нам о маршруте, из которого я запомнил только то, что надо ехать туда, откуда мы приехали. А там спросить!
Тогда мы поехали, ориентируясь по солнцу и доверяясь моему внутреннему голосу и голосу МС, которая смотрела в карту, на экран навигатора и на синеющие вдали горы.
Вдруг я увидел через кусты спасительную магистраль, на которую мы каким-то чудом выехали. Через десять минут перед нами выросла огромная гора, на вершине которой серели крепостные стены и возвышались мрачные башни, готовые к бою с Флоренцией. Монтереджоне был городом-крепостью для обороны Сиены от жадных флорентийцев, которые постоянно хотели расширить границы своих владений. Мы не были флорентийцами и смело поехали по узкому серпантину, который привел нас к парковке под крепостными стенами.
Парковка была платной. Я честно бросал монеты в автомат и нажимал зеленую кнопку, чтобы получить билет. Автомат что-то писал на экране по-итальянски, но билета не давал. После пятого евро МС поинтересовалась, как долго я собираюсь так развлекаться. Я понял, что это происки злобных флорентийцев, и оглянулся в поиске помощи.
— Автомат не работает! — прочитала надпись на экране проходящая итальянка. — Вон там есть другой.
До другого автомата флорентийцы еще не добрались, и вскоре я шел назад, гордо сжимая купленный билет. Около меня остановилась машина. Ее водитель открыл окно и протянул мне парковочный билет.
— Вот, возьмите, — сказал он. — Тут сплошной грабеж, а у меня еще лишние три часа.
От парковки надо было подниматься в гору к узким воротам в толстой крепостной стене. Я представил себя воином, который несет штурмовую лестницу, и мне стало нехорошо. На крепостной стене кто-то стоял и смотрел на меня недобрыми глазами. Вернее, глаз я не видел, но как еще можно смотреть на человека, который тащит штатив и камеру с телевиком, что издали вполне можно принять за пулемет с оптическим прицелом.
Поднявшись к воротам, я расхотел почти все, что может хотеть человек. Мне только хотелось выпить холодного пива и лечь под любой из кустов, растущих возле городской стены. Светило солнце, дул свежий ветер, а я стоял, высунув язык, у ворот, осененный мыслью, что этот город был неприступным потому, что флорентийцы очень уставали, поднимаясь к подножью стен. На них даже не надо было лить расплавленную смолу. Достаточно было сказать: «Кыш, поганые, нет тут холодной воды и пива!» — и они бы ушли домой.
Пройдя через ворота, мы очутились на большой пустой площади, замощенной серыми камнями. Низенькие домишки с маленькими окнами, церквушка, пустой ресторанчик. Дома, сложенные из желтоватого камня, выглядели лет на восемьсот. Я заглянул в церковь, увидел распятие, пустые белые стены, сводчатые потолки, каменные тумбы, покрытые белыми скатертями, на которых стояли корзины с цветами. Все было бедно, но чисто.
От площади уходили две узкие и короткие, метров по сто, улочки, которые вели к другим воротам. Мы пошли по одной из них и вдруг ясно ощутили, что попали в чудом сохранившийся заповедник средневековья. Вскоре показалась вывеска четырехзвездочного отеля, около которого стоял серебристый «мерседес». Отель был очень маленький, но дорогой. Реклама гласила, что хозяева понимают, что в этом городке может быть скучно, но зато тут много романтики и очень вкусный завтрак.
Потом мы долго сидели в ресторане на площади, ели жареную баранину, которая быстро остывала под свежим ветром, пили горячий чай и смотрели на облака, бегущие по голубому небу. В этот день нас ждал еще один город, который уже много лет интриговал меня, но мне никак не удавалось туда попасть.
Мы с МС редко ходим в кино, хотя оба любим его. Хорошее кино — редкость. Но иногда, услышав о новом фильме, мы откладываем все дела и едем в ближайший кинотеатр, чтобы насладиться изображением на большом экране и высоким качеством звука. Это означает, что действия фильма происходят в Италии. Так в свое время мы попали на фильм «Чай с Муссолини». Фильм о немолодых англичанках (одну из них играла моя любимица Шер), которые во время войны спасали фрески и картины в городе Сан-Джиминьяно. Когда я увидел мастерски снятые башни этого города, то заочно влюбился в него, и у меня появилась мечта там побывать.
И вот мечта начала сбываться. Я не буду описывать, с какими приключениями мы добирались пятнадцать километров от Монтереджоне до Сан-Джиминьяно. Начну с того момента, когда мы вошли в городские ворота и увидели первую башню.
Я два раза был в горной Сванетии в Грузии и знаю, что находится в таких башнях. Крутая лестница ведет наверх, в комнаты, где хранятся запасы продовольствия, воды, оружия и боеприпасов. В башне можно отсидеться, когда придут враги или поссоришься с соседями. Зачастую комнаты в башне — это единственное место, где можно спать спокойно.
Чем выше башня, тем более уважаемый человек ее построил. Башни строили на случай всевозможных бед, а также для того, чтобы продемонстрировать свои возможности. Иногда они стояли так близко друг от друга, что можно было не только перестреливаться с соседями, но и переругиваться. В общем, башня вещь в хозяйстве полезная, особенно в смутные времена.
В Сан-Джиминьяно было более семидесяти башен, но зловредные флорентийцы при очередном захвате города заставили многие из них сломать. Сейчас их всего четырнадцать. Но любая из них заставляла мое сердце биться от воспоминаний, как мы с другом ночью шли по скалам на огонек в сванской башне — единственное, что светилось в ночи среди мрачных утесов…
Мы сидели в ресторане на главной площади, и я понимал, что много снимков я тут не сделаю. Площадь была забита туристами. Почти все они говорили по-итальянски, но это было маленьким утешением. Фонтан на площади был облеплен парочками, даже для голубей не осталось свободного места. Мы сходили в собор, потом МС унеслась в Палаццо дел Пополо смотреть фрески, вероятно, спасенные англичанками, а я остался дремать под теплыми лучами солнца и любоваться башнями.
— Обалдеть! — сказала МС вернувшись. — Я тут купила кошелек, и еще, представь, четырнадцатый век, а фрески не религиозные. Прямо комиксы про коварных проституток и глупых молодых людей. Мораль на каждой стене, тебе бы не мешало посмотреть на все это.
— Мне достаточно того, что ты все это рассказала, — сказал я. — Пошли искать хороший ракурс.
Я знал, что Сан Джиминьяно надо фотографировать с соседнего холма, тогда видны все башни и не видны туристы. Искать этот холм было поздно, и я поступил по-другому. Я доверился МС. Она утащила меня на головокружительную высоту, где стояла маленькая крепость. С крепости открывался вид на город почти со всеми его башнями. Там, наверху, дул теплый ветер, пахло сосновой хвоей, и где-то под нами летали ласточки.
А потом мы вернулись на свою террасу, пили вино и смотрели, как солнце скрывается за высоким холмом. Приключения на дороге стали забываться, перед глазами были только золотистые стены домов, темное дерево старых дверей, серые камни крепостных валов и башен. Было так хорошо, что не хотелось ни о чем думать. Даже о завтрашнем дне. Хотелось жить только этим моментом!
Сан Квирика д'Орчиа
Мы вошли в город и остолбенели. Во всем городе было два туриста: МС и я. И тишина! Никто не тараторил над ухом, не трещали мотороллеры, не надо было прижиматься к стенам домов на узких улицах, когда по ним проезжала машина. Мы ходили по городу, смотрели на теплые камни, на старую церковь и собор, двери которого вошли во многие книги об Италии. И еще мы смотрели на розарий, где никто, кроме нас, не любовался распустившимися цветами.
— Надо чаю тут попить, — сказала МС. — Хоть немного поддержать городской бизнес.
— С булочкой! — обрадовался я. — Поддерживать, так поддерживать!
Чай мы пили в кафе на площади, смотрели на старую церковь, на древние здания, которые гордо назывались дворцами, и тихо радовались теплому солнцу и предстоящей поездке в один из самых странных итальянских городов.
Банья Виньоне
Вы смотрели фильм Тарковского «Ностальгия»? Я смотрел. Этот фильм снимался, в основном, в Италии (поэтому я его и посмотрел), и главные сцены, где Писатель (его играет Янковский) встречается с Сумасшедшим, сняты в городке Банья Виньоне. Оператор постарался в этом фильме. Только ради его работы «Ностальгию» стоит посмотреть. Тарковский после этого фильма уже не вернулся на родину, и, зная это, смотришь фильм с каким-то грустным чувством.
Банья Виньоне назвать городом сложно. Там на главной площади сделан огромный бассейн. Рядом с городом находятся горячие серные источники, которые наполняют бассейн теплой водой. Температура воды около 38 градусов, раньше там купались — в фильме Тарковского это можно увидеть. Сейчас купаться на площади запрещено, но вокруг есть куча мест, где течет горячая сернистая вода, гдеможно погреть ноги и искупаться.
В холодную погоду над площадью стоит туман. Ветер его раздирает на клочки, и получается мистическая картина, которая и показана в фильме. Мы там были в теплую солнечную погоду, и над бассейном не было никакой мистики. Мы обедали в ресторане La Terrazza, пили вино, смотрели на старые здания, на цветники, на бассейн и отдыхали. Ресторан, кстати, отличный!
В голове у меня крутилась навязчивая идея. Раз уж мы тут оказались, то хотелось что-нибудь полечить в серных источниках. Лечить вроде было нечего, но идея была навязчивой. Мы обошли главный бассейн, прошли по улочке, состоящей из двух домов, и вышли на каменистое плато, где бежал ручей с лечебной горячей водой. Я снял кроссовки, закатал брюки, залез в ручей и стал ждать излечения от каких-нибудь скрытых от моего взора болезней. Минут через пять я решил, что достаточно здоров и подошел к месту, где ручей падал с плато водопадом в глубокое ущелье. За ущельем возвышалась гора с замком, окруженным небольшим городком. Вокруг горы зеленели холмы, переходящие в долину.
А потом мы долго ехали по долине вдоль реки Орчиа (Валь де Орчиа). Вся эта местность с ее холмами, кипарисами, домиками фермеров и бесконечным полями включена в список культурного наследия Юнеско из-за красоты ее ландшафта. И это правильно! Там и вправду красиво — раздолье для фотографов и художников. Только вот спешить там нельзя.
Дорога после лабиринта холмов казалась прямой, как стрела. Навигатор угомонился и довольно мирно подсказывал нам повороты уже не каждые три минуты, как раньше. Небо необычно чистое, почти без дымки, пейзажи мирные, машин на дороге нет, мы были сыты, пьяны, курить не хотелось, а впереди был город, обещавший новые сюрпризы. В машине стояли наши сумки — мы начали переезд на новую базу.
Отель
Навигатор упорно не хотел показывать отель, где мы планировали остановиться на одну ночь, так что мы вообще стали сомневаться в его существовании.
— Но ведь город Пиенза есть?
— Есть! — сказала МС и показала на крепостную стену.
— Улица есть?
— Мы по ней едем.
— Тогда…
Я повернул руль и заехал во двор какого-то дома, напоминавшего гостиницу. Из окна высунулась пожилая итальянка и с удивлением на нас посмотрела. МС вышла из машины и прокричала ей название нашего отеля. Итальянка показала пальцем через дорогу, поставила локти на подоконник, подперла голову руками и стала наблюдать развитие событий.
Нам обещали бесплатную парковку около отеля. Парковку я не нашел и заехал на тротуар. В темном холле отеля сидел пожилой мужчина и смотрел телевизор. Увидев меня, он снял очки, протер их, потом встал и включил свет.
— Добрый вечер, у нас заказано, — сказала МС.
Мужчина кивнул, не сводя с меня глаз, попросил наши паспорта, подержал их в руках и вернул нам.
— Дочка утром приедет и посмотрит. А пока наш бой покажет вам номер.
Боем оказался молодой китаец, который сказал, что парковка на другой стороне улицы, она общегородская, и если нам повезет, то мы можем получить бесплатное место.
Место было, и было оно последним. Когда мы поднимались с сумками в номер, старик стоял в низу лестницы, периодически включая свет, который норовил все время автоматически отключиться.
— Вы играли раньше в мадридском «Реале»? — шепотом спросил меня китаец. — Старик уверен, что вы один из нападающих — если нет, то ничего ему не говорите. Ему приятно так думать.
Теперь стало понятно, почему такая забота. Нам выделили шикарный номер. Там стояла огромная кровать с балдахином кровавого цвета, который, на мое удивление, не пах пылью. Из номера выходила дверь на большую тенистую террасу. Мы быстро откупорили бутылку вина, уютно устроились на стульях, стали смотреть на тихую улочку, где гуляла молодая итальянка с собакой, и думать, как хорошо живется футболистам из «Реала», которым предоставляют такие террасы.
Центр Пиензы
Пиенза — очень странный город. Прежде это была деревня Корсиньяно, где в пятнадцатом веке родился будущий Папа Пий II. Став Папой, он решил в честь самого себя построить город. Помогал ему в этой затее его друг — архитектор Росселино. Был он талантлив, но воровал и выпивал много. А кто тогда не пил? Короче, архитектор нарисовал Пию II город на бумаге, и началась стройка. К чести Пия, ни одной денежки не было взято из церковной казны. Все строилось на средства его клана — семейства Пикколомини. Назвали город Пиенза — в честь Пия. Если походить по городу, то герб семейства Пикколомини — пять лун в кресте — можно увидеть во многих местах.
Планы у Папы были большие. Пиенза должна была стать крупным религиозным и культурным центром Тосканы, но человек предполагает, а объективная реальность бывает суровой и грустной. Пий умер, город остановился в развитии, и сейчас только центральная площадь напоминает о грандиозных планах Пия. Эта площадь уникальна тем, что ее придумал и построил один архитектор. В результате получился законченный ансамбль, который взят под охрану Юнеско, но…
— Ты только посмотри, что они сделали! — МС кипела. — В чьем страшном сне родилась такая идея?
Мы стояли на площади Пия II, смотрели на собор, на здание городского совета, на дворец Пикколомини. Все было гармонично, радовало глаз, и мы, как и Пий II, простили Росселино его воровство и неправильный образ жизни. Но кому-то эта гармония показалась пресноватой, и на площади разбили огромную клумбу, насыпали гравий, закрывший древние каменные плиты, а в середину клумбы поставили журчащий фонтанчик. Площадь стала пестрой, исчез средневековый аромат. В город явно пришли дурные деньги, и их решили потратить таким образом.
— Прости, но я не могу на все на это смотреть! — сказала МС и нырнула во дворец Пия II, принадлежавший семье Пикколомини до 1962 года.
Я походил по городу, посмотрел сверху вниз на тосканские холмы, которые стали покрываться сиреневой дымкой, и заметил дорожку, ведущую вдоль стены, откуда была видна, наверное, половина Тосканы. МС вынырнула из дворца, и мы пошли по одному из лучших мест для пасседжиаты — вечерней итальянской прогулки.
Пасседжиата над холмами
Как найти слова, чтобы описать холмы, упирающиеся в высокие горы? Как описать вечерний свет и полупрозрачный туман, чуть смазывающий очертания кипарисов и домов из желтого камня? Как описать маленькую машину, поднимающую пыль на далекой дороге, торопящуюся к одному из домов, где уже зажглись огни, где водителя ждут, и уже накрыт стол для общего семейного ужина? Как описать нестерпимое желание прыгнуть с обрыва и полететь над полями, над темными рощами, над лентами дорог, над зеркалами прудов. Лететь туда, где синие горы, где начинается новая страна, где тебя ждут новые приключения.
Я нащелкал несколько десятков снимков, посмотрел на них и понял, что надо приходить утром. Слишком далеко были дома, дороги и кипарисы, которые мне так хотелось снять. Так далеко, что дымка, которая так радовала глаз, смазала изображения.
В шесть утра я снова был на этом обрыве. Солнце нагревало остывшие за ночь поля, я смотрел на переливы красок, ежился от утреннего ветерка и что-то фотографировал. Я знал, что снимки не передадут ощущения пробуждения природы, но не мог не снимать. Солнце уже поднялось высоко, когда я еще раз оглядел зеленые холмы и пошел в отель. Нам надо было собираться и ехать из Тосканы в Умбрию.
«Вина из Монтепульчиано обычно производятся легкие или со средним телом, незначительными танинами и кислотностью, лучше всего употреблять их молодыми» (из сети).
Монтепульчиано — это сорт винограда. И еще город в Тоскане — ее винный центр. И, учитывая, что без красного вина у нас уже не обходился ни один ужин, мы решили туда заехать. Наверное для того, чтобы в будущем каждый глоток вина не только радовал, но и вызвал определенные воспоминания.
Что должно находиться в центре города? Красивый собор, административные здания, дорогие рестораны и магазины?
Глупости все это. В Монтепульчиано в самом центре стоит дворец Контуччи, семьи, которая делает знаменитые тосканские вина более тысячи лет. Я уже писал, что дворцами в Италии называют все приличные дома. Дворец Контуччи — это не просто красивый дом. Он знаменит своим винным погребом, где можно как следует бесплатно напробоваться прекрасных вин.
После этого, если еще будете в состоянии, вы сможете пройти в подвал и посмотреть на сотни бочек с вином. Члены семьи Контуччи будут рядом с вами и объяснят, что дубовые бочки из Франции придают вину элегантность, а дубовые бочки их Хорватии придают мужественность. «А что делают бочки из итальянского дуба?» — спросите вы. Вам ответят, что местный дуб придает вину элегантность и мужественность одновременно.
Похоже, что виноделы — это последние романтики в нашем мире. Мы бродили по виноградникам в окрестностях города. Заботливо подрезанная лоза, аккуратные столбики, проволока для новых побегов, чистая, без сорняков, земля, залитая солнцем. Видно, что все растения обработаны с любовью. И эту любовь можно почувствовать в каждой капле вина.
Мы слышали, как в винном погребке, где проводилась дегустация вина, старый Адамо Контуччи рассказывал группе школьников о вине. Я понимал только отдельные итальянские слова, но язык жестов и выражения лица досказали недостающее. Так говорят о детях и о любимых женщинах. Я даже заволновался, что привыкну к вину и перестану пить водку, что вызовет недоумение у друзей.
А еще на площади был собор. Странный такой собор, с незаконченным фасадом. Там не было мраморных плит, резных фигур и красивых дверей. Только серые камни. Внутри, правда, все было ухоженно и красиво. Темно-бежевые мраморные полы, арки, своды… Но почему-то хотелось выйти наружу и погладить старые камни, из которых были выложены стены.
Уже по возвращении домой я прочитал, что соборов с простыми каменными фасадами много в Италии. Ну и ладно. Этот для меня был первым.
А потом мы въехали в Умбрию.
Сейчас, после приезда, я иногда закрываю глаза, чтобы лучше разглядеть картины Италии, еле удерживаемые ленивой памятью. Теплые улицы и площади, строгие стены соборов, тишина внутри них, итальянцы на велосипедах, гомон на рынках, мороженое в вафельных стаканчиках. Потом я смотрю на фотографии и вижу, что там нет теплых улиц и площадей, которые всплывали в памяти, там не ощущается тишины в соборах, местные жители уже сощли со своих велосипедов, мороженое съедено, рынки закончили работу, продавцы унесли свои товары, и лишь уборочная машина собирает последние бумажки с площади. И ты понимаешь, что в этот город надо вернуться, чтобы снова ожили теплые улицы, зашумел рынок, и красавица с распущенными черными волосами снова проехала мимо тебя на велосипеде.
Мы ехали из Тосканы в Умбрию, в наш новый домик, где нам обещали бассейн с подогреваемой водой, сказочный вид на предгорья Апеннин, бутылку местного вина и еще бутылку оливкового масла, которое лично сделал хозяин домика.
— Надо заехать в Орвието, это по дороге, — сказала МС, разглядывая карту. — Там собор, который должен увидеть каждый! По крайней мере, все молодые английские джентльмены, отправляясь в путешествие по Италии, посещали этот город. С его собором, кстати, связана очень таинственная история.
1263 год. Русские города еще не полностью возродились из пепелищ, оставленных конницей Батыя. Византия окрепла после полувекового периода упадка и раздробленности, начавшегося с разгрома крестоносцами Константинополя. А в небольшом городке Больсена, около Орвието, священник Питер Пражский стал публично сомневаться, что хлеб, преломляемый во время причастия, является частью тела Иисуса Христа. Но во время преломления хлеба над белым алтарным покрывалом Питер и сотни прихожан увидели, что из хлеба по рукам священника прямо на белоснежную ткань сочится кровь.
— Чудо! — крикнул Питер, и прихожане повторили это слово.
Покрывало с пятнами крови Питер привез в Орвието, где проездом был Папа Урбан IV. Узнав про необыкновенную историю, Папа объявил этот день праздником «тела Христа» и пообещал построить храм в Орвието, где будет храниться священное покрывало.
До сих пор раз в год покрывало выносят из собора и носят по улицам города. А построенный в Орвието собор является одним из самых красивых в Италии.
В конце 15-го века знаменитый Лука Синьорелли написал в соборе серию фресок с изображениями картин «Апокалипсиса». Тут и правление антихриста, и воскрешение мертвых, и страшный суд, и изгнание в ад… Если у вас крепкие нервы, то можно зайти в одну из капелл собора, чтобы увидеть страшные, очень реалистические картины. На эти фрески приезжали смотреть Микельанджело и Рафаэль. Они, правда, стоят того!
Солнце уже катилось вниз, когда мы вошли в крепостные ворота. Нам предстояла еще дальняя дорога почти в самое сердце Апеннинских гор. Мы торопились, многие рестораны в Италии закрываются в два часа, а кроме вина после завтрака мы еще ничего не пробовали. Ресторан нашелся быстро. На крошечной средневековой площади под зонтиками стояли столики. Между столиками ходил пожилой аккордеонист и играл вальс «Амурские волны». Я дал ему монету и приготовился слушать знакомую мелодию, написанную более ста лет назад простым капельмейстером в подарок любимой женщине. Аккордеонист сказал «грациа», закончил играть, положил монету в карман и ушел вниз по улице. «Оплачивать надо законченный труд», — раздосадовано подумал я.
А потом время ускорилось, мы почти бежали по брусчатке старых улиц. Вот площадь Республики, собор Святого Андрея, хрен знает какой век, но именно тут Папа в 1201 году провозгласил четвертый Крестовый Поход, и крестоносцы направились наводить порядок не в Палестину, как обычно, а в Константинополь (попросту грабить город). Щелк, щелк… Заглянем в собор, тут все просто, старые колонны, красный ковер на каменном полу, скрипучие скамейки, солнечные лучи льются из высоких окон, тишина… Тут хорошо, тут история, но надо быстрее дальше, на рыночную площадь!
— Ты видел рядом с собором уникальную двенадцатигранную башню? — спрашивает МС на бегу.
Я смотрю на снимки, башня зарезана, но переснимать времени нет. Вот рыночная площадь. Не повезло! Сегодня до обеда тут работал овощной рынок. Прилавки уже убраны, но площадь еще в мусоре, по ней едут машины-пылесосы. Так, вот уникальное здание бывшего дворца городской коммуны, сейчас тут конференц-зал. Времени нет — щелк, щелк! Теперь к главному собору.
Боже, что это? Вся площадь перед собором перегорожена, десяток крепких молодых людей разбирают какие-то металлические конструкции. Кругом розовые бумажки, обрывки плакатов. Тут сегодня окончилась недельная городская велогонка. В собор напрямую не попасть. Щелк, щелк! Идем, вернее, бежим в обход. Так, вот дверь… Фотографировать нельзя! Девушка, да вы не волнуйтесь, я не буду фотографировать, это я так ношу! Где знаменитое покрывало? Ух, как все богато! А где капелла с фресками Синьорелли? Вот вход! Да…
Бег остановился. Я задрал голову, открыл рот, забыв, что в такой позе человек выглядит идиотом, и смотрю на фрески. Сколько тут изображено людей! Вот они выходят из могил, вот они на страшном суде… да… и все это сделано одним человеком за пять лет.
Мы бредем к машине. Впереди несколько часов за рулем по горным дорогам. Но мысли не о дороге. Фрески Синьорелли стоят перед глазами. Хочется вернуться и еще раз все не спеша рассмотреть. В Орвието есть подземные ходы, уникальный колодец, да и сам город, стоящий на скале, смотрится издали как пришедший из сказки. МС просит, чтобы я нашел место на дороге, остановился и сфотографировал. Это все потом, когда вернемся сюда еще раз. А сейчас я нажимаю на педаль газа, и мы несемся к синим горам, к нашему домику, где на столе нас ожидает бутылка красного вина и свежее оливковое масло.
Навигатор стыдливо умолк, когда мы подъехали к узкой каменистой дороге, падающей куда-то вниз вдоль крутого обрыва. Дорога была размыта дождями, и я понял, что навигатор просто стесняется нас туда направить.
— Ой! — сказала МС.
— Поздно, — сказал я. — Тут уже не развернешься, теперь только вперед.
Машина шла медленно, переваливаясь из ямы в яму. Я старался прижиматься к скале. Вдруг обрыв отступил, показался большой дом, потом дом поменьше. Дорога немного расширилась, и над обочиной я увидел нечто, напоминающее крышу.
— Это наша парковка.
МС открыла глаза.
— Уже все? Приехали?
К нам приближался хозяин дома — Мауро. Он был немолод, но крепок и энергичен. Всклокоченные седые волосы и борода не старили его, а даже придавали ему какой-то шарм и мужественность. Красная куртка немного молодила, но что-то в его облике было такое, что говорило об отсутствии женщины в доме.
— Привет, жена в Милане, сдавала анализы, у нее все в порядке, — первое, что сказал Мауро.
Мы порадовались с ним за жену и прошли в наш домик. На столе стояла обещанная бутылка красного вина и пузырек с зеленоватым оливковым маслом.
— Свежее масла нет нигде, — сказал Мауро. — У меня 700 оливковых деревьев. Это мой бизнес.
Дом стоял на краю обрыва. Внизу оливковый сад, дальше поднималась гора, на склоне которой тоже росли оливки, на вершине горы стояла церковь и еще несколько домов. Все это было освещено темно-желтыми лучами вечернего солнца. Воздух был чистым, все краски казались неестественно яркими. За горой поднимался высокий горный хребет, который сейчас был в тени и казался черно-синим.
— Ну и как бизнес? — спросила МС.
— Хреново! — сказал Мауро. — Я почти постоянно в убытке. 700 деревьев — это мало. У меня ручной труд, когда идет сбор урожая, я плачу работникам по 100 евро в день… Нужно иметь тысячи деревьев и механический сбор оливок.
— А почему вы продолжаете такой бизнес? — спросил я.
— Я это люблю, да ничего больше и делать не умею, — сказал Мауро и махнул рукой. — Ладно, я вам лучше бассейн открою.
Он подошел к бассейну, от которого открывался вид на далекие горы и на оливковые сады, покрутил ручку и синий пластик, закрывавший воду, стал наматываться на огромный барабан. Вода в бассейне была голубая и теплая.
— У меня установлены солнечные батареи! — гордо сказал Мауро и показал на огромные пластины приемников солнечных лучей.
Я прикинул, сколько стоит эта система, но ничего не сказал. У каждого бизнеса свои секреты.
— Я вам обещал каждое утро свежий хлеб и газету на английском языке, например, Daily Herald… — пробормотал Мауро. — Но вот за такой газетой надо ехать…
— Газеты не читаем! — успокоили мы его хором.
— Как тут насчет интернета? — спросил я, вынимая из рюкзака нетбук.
— Хороший сигнал около моего дома, там столик под деревом, работать будет удобно, — сказал Мауро. — Пошли со мной, я поищу пароль.
Мы шли по тропинке мимо цветущих кустов, которые гудели от роящихся там пчел. Пахло цветущей липой, где-то куковала кукушка. Я насчитал четыре ку-ку и пробурчал, что отверну дурной птице голову, если она мне попадется. Кукушка как услышала меня. Она стала без устали куковать, предсказывая мне почти вечную жизнь.
— То-то! — довольно сказал я.
Часть двора была отгорожена забором из металлической сетки. Внезапно оттуда раздался бешеный лай крошечной собачонки. Пес покрупнее долго смотрел сначала на собачонку, которая явно старалась для него, потом на нас и тоже начал лаять. Мауро замахал на собак руками. Те на секунду замолкли, затем залаяли с удвоенной силой. Теперь они старались показать хозяину, что он их не зря кормит. Вдруг с противоположной стороны, где стоял старый сарай, тоже раздался какой-то странный хрюкающий лай.
— Это индюк, — сказал Мауро. — Он всегда лает за компанию.
Офис Мауро был завален постиранным бельем. Он пробурчал что-то вроде извинения, открыл ящик стола, вынул толстую стопку бумаг и долго в них рылся.
— Вот! — сказал он минут через пятнадцать. — Это запомнить невозможно, ты запиши.
Я записал пароль и вышел на улицу. Там и вправду стоял столик под старой черешней. Ягоды на ней были еще зеленые, но сидеть под деревом было очень приятно. Полупрозрачные светло-зеленые листья шелестели над головой, вокруг синели горы, ветерок был теплым и ласковым.
Когда я вернулся, мы открыли вино, достали сыр, копченую колбасу, хлеб, помидоры, перекусили и направились к бассейну. Мы плавали и смотрели на кусты с желтыми цветами, на небо, которое вдруг расчистилось от туч, и на горы, которые казались теперь совсем невысокими, когда на них не надо было забираться на машине по узкой дороге, вьющейся серпантином среди камней и кустов.
— Я такая счастливая, — сказала МС. — Я сейчас, наверное, самая счастливая на свете!
Утром мы вели себя как образцовые отдыхающие. Легкий завтрак, бассейн, шезлонг и созерцание горной гряды. Полагалось еще задумчиво попивать коктейль, но день обещал быть жарким, и я боялся, что меня развезет за рулем. Сигара тоже отменялась, я твердо решил ничего табачного в рот больше не брать.
— Давай никуда не поедем, — робко предложил я. — День-то какой, глянь!
Горы были залиты солнцем, ветер приносил запахи то одних, то других цветов. Для полного счастья не хватало самой малости — пледа и мягкой подушки.
— Ты еще насидишься за своим компьютером, — сказала МС, глядя, как я пытаюсь устроиться подремать на кушетке под оливковым деревом. — Думая о нашем здоровье, я предлагаю посетить три маленьких городишка.
— Один! — твердо, по-мужски сказал я.
— Два! — сказала МС. — Один городишко в долине, совершенно плоский — это вообще не считается.
И мы стали собираться.
Навигатор сначала загнал нас в мрачное ущелье, потом сообщил, что мы его неправильно поняли, долго кружил машину в каких-то джунглях, потом вывел на огромное плоское поле и направил по дороге, бежавшей вдоль маленькой речки с застывшей зеленой водой. Мы ехали в город Фолиньо, где во дворце Орфини находилась первая в Италии типография. Там в конце 15-го века была напечатана «Божественная комедия» Данте.
Итальянцы не были первыми. Самый первый первопечатник Гутенберг жил в Германии. МС провела год в Майнце, где жил и работал первопечатник, и кое-что знала о нем. Первая книга, которую напечатал изобретатель книгопечатания, была не Библия, как думают многие, а учебник латинской грамматики. Библию Гутенберг напечатал позднее, когда получил деньги от местного богатея, к которому потом перешла типография. В Италии начали книгопечатание с «Божественной комедии».
За окном машины мелькали скирды сена, виноградники, фермерские домики. Мы ехали по знаменитой умбрийской долине. В голове почему-то крутились мысли о Данте. Я вспоминал его дом во Флоренции, его изгнание, жизнь в Вероне. Не каждой стране повезло иметь книгу, которую знают во всем мире. Италии повезло. Потом мысли стали проще, я стал думать о бассейне, где сейчас, наверное, искрилась под солнцем голубая теплая вода, потом вспомнилось небо, такое прекрасное, когда лежишь на кушетке и смотришь на него сквозь ветки старой оливы, потом…
— Смотри, бесплатная парковка! — сказала МС и показала на белые линии при въезде в город.
В Италии три типа парковок. Белые линии — это бесплатные городские парковки. Синие — платные. Там надо поставить машину, найти автомат, купить билет и положить его на торпеду. Желтые линии обозначают зарезервированные для кого-то места, и туда лучше не соваться.
Было очень странно въехать в город без крепостной стены. Мы оставили машину и пошли в центр. Город мне казался беззащитным, а его жители легкомысленными. Вот так просто ходить по улицам, не думая о коварном Риме или Флоренции, которые норовили на все наложить свою лапу.
Сейчас город строился. Повсюду торчали подъемные краны, а по узким улицам пытались проехать огромные грузовики с камнями и песком. На главной площади я посмотрел на дворец Орфини, где располагалась та самая типография. Дворец был шикарный, наверное, типографское дело в Италии было с самого начала в надежных руках. Стройка была и тут, поэтому весь мой интеллект ушел на поиск места, откуда я бы мог поймать кадр без подъемных кранов и строительных лесов.
Уже когда мы выезжали из города, вспомнили, что забыли найти маленькую церковь с двумя фресками Перуджино начала 16-го века. Дворец кровавого Тринчи мы не стали смотреть принципиально. Возить по городу несколько десятков повозок с нарубленными человеческими остатками, чтобы показать свою власть и напугать всех жителей… Только за это не пойдем в его дворец! Лучше поехать в другой маленький мирный городок, стоящий на высокой горе и называемый балконом Умбрии. Мы выехали из Фолиньо и направились в Монтефалько.
Монтефалько — город-игрушка. Он расположен на высокой горе, окружен крепостными стенами, у него есть главная площадь с церковью и дворцами. От площади отходят пять улиц, которые кончаются небольшими садами и балконами, с которых можно увидеть семь умбрийских городов.
Самое главное в Монтефалько — это бывшая церковь Святого Франциска. В конце 15-го века сюда на три года приехал работать знаменитый Беноццо Гоццоли. К нему потянулись другие известные мастера, и незаметно маленький городок превратился в учебный центр живописи. Церковь Святого Франциска реально стала музеем, где были собраны фрески великих итальянских мастеров. МС сразу нырнула в эту церковь, а я почувствовал, что уже не в состоянии что-либо воспринимать. Я даже в больших магазинах отрубаюсь после второй витрины, а тут… Я знал, что МС все мне расскажет и даже покажет. Гоццоли, конечно, гений, но я решил приберечь остатки способности восприятия для собора в Ассизи, где были фрески моего любимца Джотто. Тем более что некоторые фрески Гоццоли, например, где дева Мария с младенцем изображалась рядом со Святым Франциском, вызывали у меня недоумение.
Я быстро обошел все пять улиц городка. Одновременно со мной гуляла девушка с собакой. Где бы я ни останавливался поглазеть на виды Умбрии с высоты птичьего полета или на старые улицы, освещенные фантастическим золотым светом, эта девушка вскоре появлялась из-за ближайшего угла. Собака, увидев меня, виляла хвостом, а девушка виновато улыбалась, как бы извиняясь, что город такой маленький и разминуться нам невозможно. Кроме нас двоих в городке на улицах было еще несколько человек: скучающие официанты, ожидавшие клиентов, и мама с дочкой, которые приехали на мотоцикле и тоже методично обходили все пять улиц. Через какое-то время появились еще три пары молодых людей, из церкви показалась МС, и в городе стало весьма оживленно.
А потом был тихий прекрасный вечер, когда мы плавали в бассейне, пили вино и смотрели на засыпающие горы.
Про гитлеровский план Барбаросса слышали все. А про самого Барбароссу? А ведь это был один из гигантов 12-го века. Король Германии, Италии, император Рима, король Бургундии. Он и король Ричард Львиное Сердце возглавили третий крестовый поход, где Барбаросса нелепо погиб — в тяжелых рыцарских доспехах пошел напиться к реке, упал в воду и не смог выбраться на берег.
— Не пойду в бассейн! — уверенно сказал я самому себе. — Рыцари такими глупостями не занимались, надо экономить силы.
— Сегодня у нас по плану только один город, — сказала МС. — Но это Сполето — он большой и сложный.
Она упорхнула в бассейн, а я опять задумался про Барбароссу. Этот король всплыл в памяти, когда я узнал, что он разрушил город Сполето за неуплату налогов. Да, налоговые инспекторы всегда зверствовали. Я вспомнил, сколько мы заплатили налогов в прошлом году, и совсем огорчился, что с утра недопустимо. Да еще овсянка на завтрак… Только тройная порция копченой колбасы подняла настроение до уровня «а вот возьму и поеду в Сполето!»
В Сполето были люди! Они ходили по улицам, заходили в магазины, звонили по сотовым телефонам, сидели в кафе и собирались в кучки, чтобы обсудить последние городские новости. А к тому, что в городе есть церковь 4-го века, все давно привыкли и бесцеремонно заставили ее машинами так, что мне не удалось сделать приличную фотографию.
Город Сполето — самый древний в Умбрии. Он стоял вблизи главной римской дороги Виа Фламиния и являлся важнейшей римской колонией. Сейчас в городе можно увидеть римский театр и старые колонны, чудом уцелевшие от гнева Барбароссы, почувствовать прошедшие тысячелетия.
— Надо перекусить! — мне пришла в голову блестящая мысль разбить обед на второй завтрак и основной обед.
Мы сидели на площади и смотрели на старые здания и на расслабленных, никуда не спешащих итальянцев. Мне было завидно, но не очень. Я знал, что в ближайшие двадцать минут мы тоже никуда не будем спешить.
Потом мы долго поднимались вверх по бесчисленным ступенькам узких улиц. На вершине горы дул сильный ветер, солнце уже не казалось таким жарким. Мы подошли к краю обрыва и увидели красивый мост над ущельем. Мост шел к небольшой крепости на соседней горе, заросшей лесом. Это был знаменитый Понте Торри, построенный на месте римского акведука. Мост впечатлял! Мы дошли до его середины, посмотрели вокруг и увидели горную Умбрию. Мы ее и раньше видели, но путеводитель говорил, что горную Умбрию надо рассматривать именно с этого моста. Мы очень внимательно все рассмотрели, увидели внизу старый монастырь, решили туда не идти и направились обратно.
Потом мы оказались на дороге, ведущей в главную крепость Сполето. Там до недавнего времени была тюрьма, куда были заключены многие члены Красных Бригад. Люди постарше, возможно, помнят нашумевшее похищение и убийство Альдо Моро — христианского демократа, который пытался наладить отношения с коммунистической партией Италии. После этого началась серьезная война. Полиция тысячами арестовывала членов Красных Бригад, но «сражающаяся коммунистическая партия» продолжала политические убийства и требовала, чтобы ее членов официально признали борцами за создание революционного государства, которое не будет ни в каких альянсах с загнивающими западными странами.
Я пробовал читать их манифесты. Какая-то мешанина наивных лозунгов с цитатами из классиков марксизма. Впечатление такое, что ребята просто хотели побыть у власти.
Сейчас Красные Бригады самораспустились, но постоянно рождаются Новые Красные Бригады, которые не так популярны и известны, но также вооружены и очень опасны. Вообще в Италии можно постоянно видеть на стенах коммунистические лозунги. И еще, судя по этим надписям, в Италии любят Путина. Но это в больших городах. В маленьких — стены чистые. Тут политики почти нет. И работы тоже.
Позже, по дороге из Умбрии в Марке, мы встретили украинскую девушку, работавшую на заправке. «Нравится тут?» — спросили мы. Она посмотрела на нас как на глупых детей, и сказала, что у нее есть работа, а остальное уже большого значения не имеет.
Внизу под крепостью находилась огромная соборная площадь — самая красивая площадь, которую я видел в этой поездке. В Сиене площадь большая и богатая. А тут было ровное место, окруженное строгими домами, которые создавали ощущение некой законченности… К площади вдоль стен домов спускалась огромная лестница, в конце площади стоял собор. Он не был таким помпезным, как в Сиене, но каменные розетки, керамические украшения, строгая колоннада — все это было сделано с большим вкусом. Возможно, кому-то больше понравится какая-нибудь другая площадь в Италии, но я влюбился в эту. Пока я глазел по сторонам, на площадь пришли родители с детьми, и начались игры. Было приятно видеть, что площадь не для автомобилей, не для официальных мероприятий, а для местных жителей и их детей.
Ну, а внутри собора… В одной из капелл храма в одиночестве сидел пожилой священник и смотрел на древнюю икону. Я обомлел. У католиков практически нет икон, а тут висела самая настоящая, с изображением Девы Марии, да еще писал ее, по преданиям, Лука-Евангелист!
Но это было еще не все! Священник встал и подвел нас к стене, где под стеклом висел оригинал одного из писем Святого Франциска! В Ассизи, где жил и проповедовал Франциск, ничего подобного нет!
— А вы не скажете, где саркофаг с телом Липпи? — спросила МС.
— СаркофАААго? — протянул священник и показал на стену главного зала храма.
Вот тут пора рассказать о самом известном жителе Сполето — веселом монахе Филиппо Липпи. Родился он во Флоренции, рано остался без родителей, постригся в монахи и стал заниматься живописью. Талант у него был выдающийся. Скажу только, что у него учился знаменитый Ботичелли. Но живопись не была на первом мести у Липпи. Он выкрал из женского монастыря молодую монашенку и добился, что Папа разрешил ему жениться на ней. Но и женившись, он продолжал разгульную жизнь. Когда судьба занесла его в Сполето, то, говорят, он соблазнил не одну девушку. После его смерти Флоренция просила у властей Сполето выдать тело художника, но получила отказ. Липпи был похоронен в соборе, который он расписывал вместе с Пинтуриккио. Вскоре произошло «чудо» — саркофаг Липпи опустел! Разные ходили слухи, но, скорее всего, родственники одной из соблазненных девушек похитили его кости и разбросали по окрестным ущельям.
Сейчас уже никто не знает правды, но в любом случае, останки Филиппо Липпи покоятся в Умбрии, пейзажи которой он с любовью изображал на своих фресках.
— По прогнозу после обеда дождь, гроза и ветер. Хорошо бы ускориться!
— Так я это… уже не еду, а лечу!
Я вдавил педаль газа в пол и храбро обогнал двух старушек-туристок, медленно идущих по обочине дороги и разглядывающих цветущие маки. Приближался какой-то поселок, и на дороге появились велосипедисты. Они ехали не спеша, разговаривали и занимали половину моей полосы. Пришлось и их обогнать.
Навигатор уверенно подсказывал повороты, машины, пешеходы и велосипедисты исчезли, светило солнце, я даже проснулся и начал разглядывать окрестности.
Что-то меня напрягло. Я смотрел на лысую гору с одиноким деревом на вершине — было такое чувство, что я это уже где-то видел.
— Дежавю, — пробормотал я.
Через несколько минут я обогнал двух старушек, бредущих по обочине. Мне они тоже показались знакомыми. Но когда я увидел велосипедистов, то повернулся к МС.
— Навигатор уверенно ведет нас в город Тоди, — сказал она, но на всякий случай стала разворачивать карту.
Я ехал вперед и уже не удивился, когда в третий раз обогнал старушек-туристок. Я опять повернулся к МС.
— Навигатор уверенно ведет нас в город Тоди, — сказала она и снова стала разворачивать карту.
— День сурка! — подумал я.
Уровень цивилизации в Тоди превзошел все мои ожидания. Городок появился как-то незаметно, вопреки всем нашим попыткам заблудиться на местных дорогах. Тоди стоял на горе, и от парковки нужно было подниматься несколько сотен метров, чтобы подойти к крепостным стенам.
— Ничего, — подумал я. — Штурмующим было еще хуже!
И тут мы увидели большую стрелку, показывающую на площадку, над которой висел плакат «Фуникулёро». Я протер глаза, но надпись не исчезла. Еще одна надпись сообщала, что фуникулер бесплатный.
— Вот так начинается коммунизм! — подумал я, и мы поехали наверх в маленькой стеклянной кабинке.
Туристов в Тоди я не заметил, но местные жители мне очень понравились. Было такое чувство, что весь город вышел на улицы, примыкающие к главной площади, чтобы погулять и посмотреть друг на друга. Тучи еще не пришли, все радовались погожему деньку, ходили не спеша, здоровались и останавливались поговорить. МС исчезла на электронной выставке картин Рафаэля, а я ходил по улицам и постепенно влюблялся в этот городок. Тут не было шедевров, тут не было музеев, тут просто было хорошо.
Следующий город был Беванья. Там было много чего интересного, но дождь хлынул именно в тот момент, когда я припарковал машину. Мы добежали до ближайшего ресторана и сели за столик. Рядом итальянская семья дружно ела спагетти. Вот тут и пришел тот звездный момент, когда я наконец понял главный итальянский секрет — как правильно есть спагетти!
До этого я думал, что надо воткнуть вилку в центр тарелки и накручивать спагетти, пока не надоест. Лишнее обрезать ножом, и то, что накрутилось, засовывать в рот. Но проблема в том, что накручивать спагетти на вилку надо правой рукой, а ножом в левой руке работать неудобно. А что делали итальянцы?
Они цепляли спагетти на вилку и поднимали их высоко над тарелкой. Потом опускали вниз и начинали накручивать. При этом накручивалось только то, что было поднято и потеряло сцепление с остальной массой. Никаких ножей, все быстро и элегантно!
Таким образом, главный секрет итальянцев состоит в поднимании того, что будет потом накручиваться. Иначе, как это бывало у меня, на вилку накручивается почти все содержимое тарелки.
Дождь то начинался, то заканчивался. На главной площади Беваньи клоуны развлекали местных школьников. Я не знаю, что они делали, но площадь была засыпана рисом, он размокал под дождем и прилипал к кроссовкам. На площади стоял уникальный собор, перестроенный из римского храма и сохранивший внутри древнюю колоннаду. Школьники кучковались и в соборе тоже. Потом они все перебрались на площадь, и мне удалось сделать снимок внутри собора.
Местные старички на улицах недовольно поглядывали наверх. Там ползли темные тучи, цепляясь за вершины гор, на которых стояли поселки и города, обнесенные крепостными стенами. Мы побродили по улицам, зашли в парк, где под деревьями было не так мокро, потом махнули рукой и сели в машину.
Дома было замечательно! Ветер гонял по ущельям клочья облаков, дождь хлестал по цветам, по крыше, полз каплями по стеклам и, самое главное, тщательно мыл наш «фордик». Мы сидели на террасе и пили вино. Я фотографировал капли, висевшие на листьях, а МС читала детектив, вместо того чтобы читать книгу про Святого Франциска и его родной город Ассизи, куда мы собирались поехать завтра.
Потом наступила ночь, но дождь не прекратился.
Утром дождь кончился, но над горами еще подозрительно низко висели тучи. Они были уже дырявые, сверху пробивались солнечные лучи, освещая куски долин и склонов. Потом подул теплый ветер и стал расчищать небо более основательно. Когда мы погрузили все сумки и пакеты в машину, небо стало совсем чистым. Мы прощались с любимым бассейном, с оливковым садом, с индюком, который научился лаять, с кукушкой, которая исправила свои ошибки и теперь, не переставая, куковала с утра до вечера. Наша следующая база располагалась в регионе Марке, но по пути мы хотели заехать еще в два умбрийских города. Один из них — Ассизи — город, где родился и жил легендарный Святой Франциск, основатель францисканского ордена монахов.
Франциск родился в городе Ассизи, в обеспеченной семье. И был он нормальным парнем, который хоть и не переворачивал окружающий мир верх дном, но и скучать этому миру не давал. Пропуская веселую часть его жизни, я перейду к моменту, когда ему понравилось нищенствовать. Он попросил знакомого священника поточнее перевести ему с латыни место из Библии, где Христос говорит об истинных, а не материальных богатствах. После этого он решил, что вот это — его. Он ушел из семьи, стал бродяжничать, питаться подаяниями и проповедовать. За ним потянулись сотни последователей. В основном это были бездельники, научившиеся говорить красивые слова, но это не так важно.
Когда учеников стало столько, что потребовалось некое управление, Франциск отправился к Папе и через некоторое время получил разрешение на создание ордена монахов-францисканцев. Нравы в ордене были крутые. Братьям не разрешалось владеть недвижимостью, нельзя было покидать орден, раз уж ты туда попал и т. п.
Начало тринадцатого века. В Азии бушевали войны крестоносцев, Чингисхан расширял и укреплял свою империю, а Франциск тихонько проповедовал и продолжал удивлять своих последователей. Он научился понимать язык зверей и птиц, после восхождения на одну из окрестных вершин у него появились стигматы (раны, как после снятия с креста). После смерти Франциск был канонизирован, и в Ассизи стали строить храм в его честь.
Путь к Ассизи был на удивление легок. Навигатор суровым голосом командовал водителем, а водитель смотрел на приближающийся город, стоящий, как водится, на горе. Пару раз мы останавливались, выходили из машины и смотрели на храм, который казался все больше и богаче по мере приближения.
— Да… — сказала МС. — Франциск проповедовал отказ от богатств, а тут просто дворец!
— Рассматривай это как памятник всем нищим, — высказал я умную мысль.
Тут я вспомнил, как одна цыганка меняла в железнодорожной кассе мелочь. Кассирша отсчитала ей примерно две повышенных стипендии МФТИ, что повергло меня в шок. Я только что видел ее в вагоне с малышом, где она рассказывала душещипательную историю, и даже я не устоял и сунул ей полтинник. После этого я нищим не подаю и к орденам нищенствующих отношусь с подозрением.
Мы уже встречали францисканских монахов в их коричневых рясах, подпоясанных веревкой. Рясы были с откинутыми капюшонами. Их физиономии вряд ли бы залезли в капюшон, да простит меня Святой Франциск!
В городе мы оказались довольно рано — туристические автобусы только начали разгружаться. Оглядев галдящую толпу, мы побежали на площадь перед храмом — я спешил снять ее до появления армии туристов во главе с бесцеремонными гидами.
Слава небесам, к храму вели все дороги от парковок,и найти его было не сложно. Я выбежал на площадь, поставил штатив, быстренько навел камеру на храм, нажал на спуск и только после этого выдохнул. Кадр получился кривенький, но дома его можно было поправить.
В храме фотографировать было нельзя. Мы ходили с одного этажа на другой, смотрели на фрески Джотто, который расписал в подробностях всю жизнь Святого Франциска. Нам удавалось избегать толпы и бубнящих гидов. Все, что было непонятно, мы спрашивали у священника, который следил за порядком и отнесся к нам с симпатией. Я нагло считал, что это потому, что мы уверенно отличали францисканцев от франк-масонов, но МС сказала, чтобы я не задирал нос — она у многих видела в руках такие книги про Святого Франциска, о существовании которых мы даже и не подозревали.
Мы вышли на улицу и посмотрели друг на друга. Впечатление от храма было настолько сильным, что его не хотелось ничем портить. Часть толпы уже вышла из собора и побрела по улицам старого города. Мы представили себя в этой толпе, и нам туда не захотелось. Мы спустились к парковке, сели в машину и направились на северо-восток Умбрии, в старый римский городок Губбио, куда не так часто приезжают автобусы с туристами.
Мы пересекали Апеннины. Навигатор вел нас по долинам, по ущельям, потом заставлял карабкаться по серпантинам наверх, где было так красиво, что хотелось остановиться и долго смотреть на уходящие к горизонту синие вершины. Окружающие горы были не так суровы, как на Кавказе или даже Урале. Покрытые лесом, лугами, виноградниками и оливковыми садами, они казались приветливыми и неопасными. Вдоль дороги росли огромные кусты с большими желтыми цветами, цвели маки и еще сотни цветов, названий которых я не знал. Мы несколько раз пытались останавливаться, но сильный ветер буквально сбивал нас с ног, и мы ехали дальше.
В Губбио мы вышли на центральную площадь — самую необычную из всех, что мы видели. Площадь находилась на огромном балконе. С нее открывался вид на бесконечные горные цепи и на небо, по которому стремительно летели большие белые облака. Мы сели за столик в уличном кафе, но преследовавший нас всю дорогу ветер и тут не давал покоя. Быстро выпив кофе, мы углубились в тишину узких улиц, чтобы найти старый собор и один из дворцов герцога Монтефельтро. В кафе нам сказали, что от главной улицы туда идет лифт. Мне очень захотелось прокатиться на лифте, и мы отправились его искать. Мы честно дошли по улице до городских ворот и увидели фуникулер. Металлические корзины медленно поднимались на вершину огромной горы, где находились только развалины старой крепости.
В полном недоумении мы пошли обратно и начали спрашивать прохожих о лифте. Английский язык знал только один молодой человек, который показал нам огромную лестницу, уходящую куда-то в небеса. И тут мы вспомнили, что слово «лифт» означает по-английски не кабину, поднимающую вас к желанной цели, а просто подъем. Вот на таком «лифте» мы и поднимались.
Мы ожидали, что собор и дворец будут расположены на красивой площади. Оказалось, что они стоят почти вплотную друг к другу, разделенные очередной узкой лестницей. Собор был похож на десятки других, а во дворец мы не пошли. Вышедший из него американец сказал, что смотреть там нечего. Мы удовлетворенно кивнули и отправились обедать.
Никогда больше я не буду брать в ресторанах свиную ногу! Даже в таких известных, как тот, в котором мы обедали в Губбио. Это так, заметка на память.
После обеда мы медленно бродили по римскому амфитеатру, смотрели на красивое чистое небо без обычной для Италии дымки, затем сели в машину и долго ехали на восток в надежде засветло попасть в наш следующий домик.
Навигатор сказал, что такого адреса в Италии нет. Наш новый дом в горной части Марке был в каком-то белом неисследованном пятне. Не было даже нашего городка и улицы.
— Ничего, я завела какой-то адрес в Урбино, это рядом, там мы спросим! — уверенно сказала МС.
Я ехал, раздираемый противоречиями между моим внутренним голосом, командами навигатора и советами МС, которая смотрела в бумажную карту, пыталась увидеть нашу улицу на экране навигатора и читала описание дороги к дому, которое нашли в интернете.
Дорога петляла серпантином между кустами, мы забирались на вершину очередной горы. Вдруг кусты расступились, и мы увидели большой дом, во дворе которого стоял пожилой мужчина, с большим интересом, наблюдавший за нашей машиной.
— Бон джорно, сеньор! — сказали мы, показали навигатор и назвали наш городок.
Мужчина с умным видом посмотрел на экран навигатора, потом внимательно рассмотрел МС, откашлялся и начал говорить.
Говорил он долго. По-моему, он начал рассказывать историю этого края, начиная с Ромула и Рема. Он махал руками, указывал на вершины окружающих гор, потом жестами изобразил, как мне нужно управлять машиной на горных дорогах, и вдруг я услышал слово «Паллино». Так назывался наш городок, и я включил все свое внимание. Но тут он махнул рукой по направлению каких-то кустов, отдал честь и удалился.
Я пожал плечами и поехал в указанные кусты. Там начиналась тропинка, по которой, вероятно, во времена Ромула и Рема пастухи гоняли коз. Коз явно было много, тропинка была утоптана и наш «фордик» урча стал забираться на вершину очередной горы. Потом кусты кончились, мелькнул какой-то забор, и мы выехали на асфальтовую дорогу, на которой стоял указатель, что мы въезжаем в город Паллино!
Наша улица многообещающе называлась Виа Панорамико. На ней стояло два дома с заборами из металлической сетки. Из-за сетки на нашу машину внимательно и неприветливо смотрели какие-то шавки типа дворняжек. За домами раскинулось поле, засеянное пшеницей, за полем тянулись ряды виноградников, около дороги стояли деревья, обсыпанные белой черешней, на ветках которых висели плакаты, что деревья чем-то опрысканы. Вдалеке виднелась гора, где стояли соборы, дворцы и дома города Урбино. Это было красиво, и мы согласились, что улица названа правильно.
И тут я увидел, что земля передо мной окончательно закруглилась, кончилась и дальше начиналось небо. «Чего только не померещится!» — подумал я и прибавил газ.
А вот это я сделал зря! «Фордик» неуклюже клюнул носом и стал падать. Вернее не падать, а как-то малоуправляемо нестись вниз. Я отчаянно крутил рулем, с трудом удерживая его на узкой полоске того, что называлось Виа Панорамика. Мелькали скалы, заборы, сараи, цветы и почему-то кувшины. И вдруг все кончилось. Мы чудом остановились в метре от пропасти и увидели большой дом, из которого вышла блондинка и сказала: «Чао! Я сейчас дам вам ключи от вашей квартиры!»
Нас поселили в небольшом доме, стоящем на самом краю обрыва. В квартире было две спальни, кухня-столовая-гостиная, ванная и огромная терраса. Я задержался на террасе, чтобы полюбоваться окружающими горами, над которыми всходила огромная серебряная луна. Даже не верилось, что мы сюда добрались. Мы выпили за успешный приезд красного вина и пошли платить за четыре дня, что собирались тут провести.
Одновременно с нами к хозяйскому дому подошел мужчина небольшого роста с заискивающей улыбкой, который нес большую миску, наполненную какими-то сморщенными грязными комками.
— Трюфели, — тихо сказал он и дал нам понюхать миску.
От миски пахло грибами, но вид у знаменитых трюфелей был неказистый. Мужчина рассказал, что ему помогала собачка, что у них есть ресторан, что он будет готовить эти трюфели на ужин, а завтра за завтраком покажет уникальные фотографии охотников за трюфелями.
Трюфели мы ели накануне. Я вообще грибы уважаю только в соленом виде и обязательно под водку, а запах трюфелей меня не вдохновил. МС тоже спокойно отнеслась к этому деликатесу, сказав, что белые грибы ей нравятся больше.
Тут началось самое сложное. Мне нужно было отдать 280 евро за наш постой. Я дал их три сотни и стал ждать сдачи. Мужчина с трудом написал, что он получил 300 евро и протянул мне расписку. Я на пальцах объяснил, что 70 умножить на 4 будет 280. Мужчина задумался и дал мне в качестве сдачи сто евро. Я покачал головой и сказал, что это меня не устраивает. Мужчина смутился, долго совещался с блондинкой, которая и подсказала ему правильную цифру.
Теперь нам стало совершенно ясно, почему итальянки красивы, женственны, но очень серьезны. А как тут не быть серьезными? В городе Тоди мы подошли к семейной паре уточнить дорогу. Мужчина взял нашу карту, долго думал, потом сказал, что его жена все знает лучше и отдал карту ей.
— Это потому, что тут мужчины пьют слишком много красного вина! — сказал я умную мысль.
Вообще итальянские женщины умницы. Впрочем, и не итальянские женщины тоже.
Пока мы занимались умножением 70 на 4, на улице стемнело, луна поднялась над горами и стала темно-желтой. Я сфотографировал ее, засек время и подумал, что завтра надо повторить снимок в момент восхода луны. Я никогда не видел восходящую серебряную луну.
Забегая вперед, скажу, что на следующий день в это время луны не было. Она взошла много позже, и всходила уже желтой, а не серебряной. Мы сначала были удивлены таким ее поведением, но потом вспомнили уроки астрономии, что-то на что-то разделили и поняли, что луна ведет себя так, как ей и положено. Она не петух, который поет в одно время. Луна — девушка загадочная, и предсказать ее поведение на небе не просто.
— Представь, вот тут Рафаэль выходил на улицу, шел по этим камням, смотрел на эти стены, проходил через площадь и заходил во дворец герцога, где работал его отец.
Мы вышли из дома семьи Санти в Урбино, где родился и рос Рафаэль. Его отец, Джованни Санти, был придворный живописец у герцога Монтефельтро. Во дворце и в квартире можно увидеть много работ Джованни, но они не трогают. По-моему, все они не стоят одной картины его сына. Я имею в виду «Сикстинскую Мадонну», но у вас, конечно, может быть свое мнение.
Я видел эту картину в Дрездене. Она висела в торце длинной анфилады, я шел к ней и не мог смотреть по сторонам, где висели другие картины. Вот она ближе, ближе… Вот уже видны невыносимо грустные глаза мадонны, широко открытые глаза малыша, где застыл ужас от неотвратимого будущего.
Я помню, что после Цвингера пошел в ближайшую пивную, чтобы забыть эти глаза. Рафаэлю достаточно было написать только «Сикстинскую Мадонну», чтобы стать бессмертным.
А теперь представьте мои чувства, когда я ходил по комнатам, где проводил свое детство и юность любимый художник. Старые каменные полы, внутренний дворик с колодцем, кухня, где сложный часовой механизм вращал вертел в печи, грубые скамейки и стол, богатые комнаты, где принимали гостей. Я мог бы провести там целый день, если бы мне разрешили фотографировать. А так… Только на кухне, в помещении, где обедали слуги, не было камеры наблюдения, и я храбро сделал один снимок.
Я бы мог много написать о Рафаэле, о его учителе Перуджино (от него Рафаэль перенял красно-синие одежды мадонн), о его друге Пинтуриккио, но вы это можете прочитать в других местах. Здесь я только хотел сказать, что я почувствовал на улице Via Raffaello.
Потом мы поднялись вверх по улице, посмотрели на памятник Рафаэлю, зашли в здание университета, где обучали «искусствам прекрасного», посмотрели на прикольные работы студентов, но мне все равно казалось, что главное в городе — это улица, по которой пятьсот лет назад ходил невысокий молодой человек с красивым женственным лицом. Чуть позже «рафаэлевское наваждение» стало спадать, и я увидел прекрасный город, полный истории и веселой студенческой жизни.
Если выйти на улицу и спросить у десяти встречных, кто такой герцог Монтефельтро, то я уверен, что все десять в лучшем случае пожмут плечами. Но если им показать фото диптиха Пьеро Делла Франческа с портретом герцога и его жены, то почти все скажут, что где-то это видели. Некоторые вспомнят, что эта картинка была в учебнике истории, где описывалась эпоха возрождения.
Да, эти портреты знают почти все. И, наверное, с них, вернее, с гениального Пьеро Делла Франческа, началась эпоха возрождения. Во всяком случае, мы с МС считаем так. Именно он, еще до Леонардо де Винчи, понял роль перспективы в картинах, именно его картины стали объемными, именно он был не только гениальным живописцем, но и теоретиком живописи.
Франческа провел в Урбино не так много времени. Его пригласил туда герцог Монтефельтро — редкий человек для своего времени. Профессиональный наемник, военный до мозга костей, он был образованнейшим человеком, собравшим огромную библиотеку, пригласившим для постройки своего дворца в Урбино известных архитекторов и художников. Урбино на какое время стал центром различных искусств. При его сыне в Урбино открылся университет, действующий до сих пор.
Дворец Монтефельтро занимает почти половину старого города. Сохранилась внутренняя отделка и даже деревянный альков, где спал герцог. Мы долго гадали, зачем герцогу был нужен этот деревянный ящик, потом поняли, его проще было обогревать в зимнее время, чем огромные каменные комнаты с высокими потолками.
На всех портретах герцог изображен в профиль — он потерял глаз на рыцарском турнире. Чтобы герцог мог лучше видеть и меньше крутить головой, ему сделали операцию по удалению верхней части носа. Так что его знаменитая «орлиность» имела хирургическое происхождение.
А можно забыть и про Рафаэля, и про герцогов, а просто ходить по улицам Урбино, смотреть на стайки студентов, на смешные статуи, на стены домов, которые кажутся теплыми даже в холодный ветреный день, на постоянно занятых продавцов мороженого, на скучающих официантов в ресторанах. Можно сидеть в уличном кафе на площади и смотреть на прохожих, можно подняться к крепости и разглядывать город с высоты птичьего полета.
Мы были в Урбино два раза. И это при нашем сумасшедшем графике! Вот ведь какой город, не отпускал никак. И еще хочется приехать! Спасибо герцогу из учебника истории.
Римляне любили строить дороги, и эта страсть передалась через много поколений. Больше дорог, чем в Италии, я не видел нигде. Едешь по горной дороге и думаешь, что уж тут она единственная. Но в самом опасном месте вдруг появляется развилка, потом еще одна, потом еще. И нет этих дорог на карте, куда хочешь — туда и поезжай, ориентируясь по солнцу и по состоянию твоей души.
Есть в Италии особая дорога — от Рима до Римини. Ее начали строить еще при Фламинии — политике и полководце. Его войска разбил Ганнибал в 217 году до нашей эры. Фламиний погиб в этой битве, но все равно он считается великим человеком, и эта дорога названа в его честь — Виа Фламиния.
Реально эту дорогу закончили при императоре Августе. Раньше она вилась между вершинами в узких ущельях. Позже ее спрямили, пробили многокилометровые туннели, и старую дорогу, замощенную огромными булыжниками, можно увидеть только в охраняемых археологами местах.
Фано — это город, где Виа Фламиния выходила к Адриатическому морю. Конец горной части дороги венчает арка, а рядом стоит скульптура императора Августа.
Император Август… сын Божественного Цезаря, Великий Понтифик, Консул, Отец Отечества…
Какое это было время! Гай Юлий Цезарь, Брут, Марк Антоний, царица Клеопатра, Агриппа, Вергилий, Гораций, Овидий… Борьба Августа против Антония, самоубийство Антония и Клеопатры… В это время в Палестине правление Ирода, рождение Христа… Если изобретут машину времени, то я первый запишусь на путешествие в этот период! Страшный, кровавый, но какие тогда жили люди!
Где находится арка, в Фано знали все. Я поразился, насколько хорошо она сохранилась. Верхушку, правда, за две тысячи лет кто-то уволок на хозяйственные нужды, но основа была в порядке, и арка работала. Через нее ходили любопытные, вроде нас, и просто горожане, не обращая на нее внимания и относясь к ней тепло, но без всякого пиетета.
А еще в городе было море. Его не было видно из старого города, море немного отступило за тысячи лет, но свежий бриз все равно продувал улицы, наполняя их свежестью и каким-то хорошим настроением. Более расслабленных людей, чем в Фано, я в Италии не видел. Тут улыбались даже обычно серьезные итальянки.
И еще тут было много велосипедистов всех возрастов. Вечером мы сидели около детского садика и видели, как молодые мамы приезжавшие на велосипедах, сначала долго болтали друг с другом, потом сажали малышей в кресла на рамах или багажниках и катили к себе домой.
Пляжи были почти пусты. Несколько женщин, не боясь онкологии, смело чернели под ярким солнцем. Зеленая холодная вода шуршала галькой, а на камнях пирса стояли рыболовы с огромными удочками. Около пляжей, как везде в мире, было полно ресторанчиков и баров, но сейчас был не сезон, и многое было закрыто. Если бы шел дождь, то было бы грустно и даже немного романтично. В этот день светило солнце, небо было безоблачным, и закрытые бары не выглядели грустно, они просто спокойно ждали, когда согреется вода в море, и толпы любителей пляжного отдыха заполнят этот берег.
Мы долго бродили по городу, сидели в кафе на главной площади, где утром гудел рынок, а после обеда площадь была пуста и чиста. Мы ждали четырех часов, когда должна была открыться церковь Святой Марии, где были работы Перуджино, но церковь так и не открылась. А потом случилось маленькое чудо — мы нашли что-то вроде служебного входа, священник открыл нам двери и пустил внутрь.
Это было то, о чем только можно мечтать! На стенах висели картины, написанные Перуджино, когда ему помогал юный Рафаэль. Именно тут, в этих стенах, Рафаэль получил главные уроки мастерства. Сколько стоили все эти работы, даже не хотелось думать. А мы были одни в красивом чистом помещении, из которого не хотелось уходить.
Фоссомброне — маленький городок, стоящий на Виа Фламиния. От римской дороги остались небольшие участки, огороженные забором и закрытые от посетителей ввиду их отсутствия. Мы долго крутились около забора, потом залезли туда, куда не положено, и сделали снимки куска дороги. Вот так посмотришь — лежат вкопанные булыжники. А потом подумаешь, сколько лет они лежат, и хочется посидеть и подумать о прошедших тысячелетиях. Однако думать, сидя на заборе с камерой и штативом, не очень удобно, и раздумья пришлось перенести на другое время.
В Фоссомброне есть красивый мост, откуда все делают фотографии зеленой воды и разноцветных зданий на берегу. Мы все это сделали и отправились на поиски туннеля, прорытого еще рабами Рима. Это чудо того времени находилось в живописнейшем ущелье Фурло. Туннель был короткий, но если представить, что его долбили кирками…
В самом ущелье было тихо и красиво. Зеленая вода, серовато-желтые скалы, кусты на берегу, узкая дорога, по которой почти никто не ездит. Конечно, можно сказать, что есть места и поинтереснее, но ведь можно этого и не говорить, а просто радоваться тому, что видишь в данный момент. Мы так и сделали!
Город Кортона по пути на запад, к Тирренскому морю. Мы бросили машину под городской стеной и вышли на площадку, чтобы сверху увидеть знаменитую долину на северном берегу Тразименского озера. Двадцать два века назад тут погибло 25 тысяч римлян и 12 тысяч воинов Ганнибала из Карфагена. Вода в озере была красной от крови. Тут погиб и знаменитый римский полководец Фламиний.
И ради чего все это? Какое дело было погибшим воинам да торговых противоречий между Римом и Карфагеном? Ради чьей выгоды Ганнибал угробил десятки тысяч своих воинов в итальянских походах? Вопросы риторические. Ответ знают все.
А Карфаген все-таки разрушили. И Юлий Цезарь построил на его месте римскую колонию. А тут, около стены города Кортона, бойкие гиды рассказывают про ловушку, которую устроил Ганнибал римлянам. Спокойно так рассказывают. Как будто описывают устройство мышеловки.
Средний американец понятия не имеет, где находится Сиена. Но почти все слышали о городке Кортона. Именно тут, неподалеку от Тразименского озера, купила виллу американская писательница Фрэнсис Мейес. Вилла была старая, ее надо было восстанавливать, потом знакомиться с соседями, учить язык, начинать участвовать в общественной жизни городка. Все это описано в ее книге «Под солнцем Тосканы», по которой был снят одноименный фильм. Прокат фильма принес 60 миллионов долларов, и Америка узнала про городок Кортона. Сюда специально приезжают фанаты Фрэнсис Мейес. А писательница живет то под Кортоной, то в Сан-Франциско. И продолжает писать книги о солнечной Тоскане.
Кортона — маленький городок. Выйдешь на главную площадь, пойдешь налево, потом направо и снова попадешь на площадь. Группа туристов из автобуса заполняет центр города так, что просто шагу некуда ступить. Потом все уезжают, и снова воцаряется идиллия. Можно сидеть в ресторане над площадью и быть в курсе всех событий в городе. Вот две девушки привезли звуковую аппаратуру и ставят ее при входе в ратушу. Зачем? А вот и ответ — на соседней площади, которая тоже прекрасно просматривается из ресторана, готовится свадьба. Свидетельница у невесты очень беременна. Тоже, наверное, справляла свадьбу тут. Невесту видно плохо, ее заслоняют высокие родственники. А вот пришла пожилая пара. Они молча пьют кофе в кафе на улице. Они молчат, для итальянцев это нетипично. Может, что-то у них случилось?
Черт возьми! Тут столько событий, а мы не в курсе! Тут не книгу, тут многотомную сагу можно написать!
Едем быстро на запад. Около Рима опасались пробок, но все обошлось. Объезжаем Рим по кольцевой дороге и продолжаем путь на запад. Там аэропорт, но мы еще не улетаем. Последний вечер мы проведем в городке на Тирренском море. Это курортный городок, там нет ни одной картины старых мастеров, нет ни одной исторической достопримечательности. Нам обещали уютный домик в саду в квартале от моря. Вот наша улица, дом 16. Высокий забор, глухие ворота. И так во всем городке. Некоторые калитки из железных прутьев, но за прутьями обязательно стоит собака препротивнейшей наружности и смотрит на всех недобрыми глазами.
Нам открывают ворота, я осторожно паркуюсь около дорогих машин хозяев. Двор абсолютно глухой. Соседей не видно. Много всяких ненужных предметов. Это, наверное, называется декор или садовый дизайн. Я бы выкинул две трети дешевых вазочек, раскрашенных ящиков, кувшинов и декоративных решеточек. Сразу бы появился воздух, пространство. Но это не мое дело. Мы отправляемся гулять. Идем медленно, сил после отпуска почти не осталось. Доходим до моря — там пустой пляж. Тысячи зонтиков ждут сезона. Море спокойное, солнце начинает садиться, на пляж приходят местные дамы с собачками. Мы смотрим на закат и уходим. Завтра нам надо встать в пять утра и ехать в аэропорт.
Все!
Нравятся ли нам такие путешествия? Наверное, да. По-другому мы не можем. Мы не любим ходить с группой, ждать очереди на разгрузку круизного теплохода, спешить на назначенную встречу у автобуса в 6:00. Мы не можем слушать гидов, меня они усыпляют. Мы не любим жить в гостиницах. Снимать квартиры или комнаты, общаться с местными жителями — это интереснее, удобнее и дешевле. Мы любим ходить в рестораны, но не более одного раза в день. И только на обед. Вытащить меня в ресторан на ужин можно, но очень трудно. Я лучше сам все приготовлю. А в гостинице это невозможно.
Такие путешествия требуют серьезной подготовки. И еще они требуют приличной спортивной формы. И еще смелости и наглости, ибо иначе найти что-либо в незнакомой стране очень трудно.
Приезжаешь после такого отпуска как выжатый лимон. Проходит неделя, и лимон уже не такой выжатый. А потом начинаешь все вспоминать и понимаешь, что ты увидел много прекрасного. И это будет с тобой всю жизнь!
Вот как-то так…
Желая отыскать спасенья двери,
Три человека, все святые в равной мере
И духом преисполнены одним,
Избрали для сего три разные дороги.
А так как все пути приводят в Рим,
То каждый к цели, без тревоги,
Пустился по тропиночке своей.
— Жан Лафонтен
На следующий год мы с МС решили повторить нашу путешествие по Тоскане и Умбрии. Почему? Наверное, эти места волшебные. Наверное…
С легкой руки Лафонтена все теперь знают, что от Рима спасения нет. Куда ни пойдешь — попадешь в Рим!
Но это было, наверное, раньше. От нашего дома в Умбрии вело четыре дороги. Одна уходила куда-то в темное ущелье, мы туда не ходили и не ездили. Сначала было страшно, а потом некогда. Другая дорога вела в поля, через городки с двумя или даже тремя домами. Только третья дорога вела в Рим. Точнее, из Рима. По ней мы чудом добрались до нужного места, несмотря на указания навигатора, который предложил нам остановиться в двух километрах от нашего дома и жить в зарослях можжевельника.
А вот четвертая дорога была самая коварная. Она ныряла в веселый светлый лес, где под руководством кукушки пели птицы, на обочине дороги краснели маки. В общем, там было сказочно и красиво.
Но красиво было первые сто метров. Потом дорога начинала падать в ущелье, становилась узкой, лес темнел, ветки нависали над машиной и нещадно ее царапали. Тот, кто был за рулем, все время молился, чтобы никто не выехал навстречу. На дне ущелья был хлипкий мостик через высохший ручей, потом дорога серпантином взмывала на гребень, где стояла заброшенная церковь и такой же заброшенный оливковый сад. С гребня мы ехали вниз, в знаменитую умбрийскую долину. Леса уже не было, мы смотрели на зеленые поля, на красные черепичные крыши умбрийских городов, на голубое небо и синие горы, окружавшие эту долину.
Первый город в долине был Беванья. Мы ехали вдоль крепостной стены, вдоль канала и вспоминали, как в прошлом году попали сюда в сильный дождь, который так запомнился, что вытеснил из памяти все городские достопримечательности, за исключением одного из ресторанов, где мы встретили русскую пару с собакой, путешествующих по Италии уже второй месяц. Там мы научились правильно есть спагетти, об этом я уже писал.
Беванья знаменита тем, что 1000 лет жила как хотела. Никто ее не трогал, пока знаменитый король Барбаросса не сжег ее в середине 12-го века. Зачем сжег? А затем, что надо жить не так, как тебе хочется, а как хочется Барбароссе. Вообще Барбаросса много чего сжег в Умбрии, и теперь мне понятно, почему Гитлер выбрал имя этого не очень доброго немецкого короля для названия плана нападения на СССР. Вообще-то он Фридрих I, а Барбаросса — это его прозвище в Италии (барба росса — рыжая борода по-итальянски).
На главной площади было много исторических штучек, но если я начну все описывать, то вы перестанете это читать. Поэтому я только о главном.
Бар-колонна. На самом деле это кафе-мороженое со столиками на площади около римской колонны, которую забыли разбить варвары. Говорят, что мороженое вкусное, но у меня диета, нервы-канаты, и мне давали только лизнуть или куснуть.
Чудо-фонтан. Фонтан не работает, но чудо не в этом. Верхняя его часть всегда светится каким-то неземным светом. Я, как физик, могу это объяснить, но это будет неромантично и неправильно. Правильно — фонтан светится потому, что это чудо-фонтан.
Церковь Архангела-Михаила. Михаил — это главный архангел. Во время апокалипсиса он будет воевать с семиглавым драконом. Согласно Иоанну Богослову, дракон будет побежден, но это еще не все. Звук его трубы заставит нас всех проснуться и идти на Страшный суд. Над дверью в церковь — изображение Михаила с мечом и дракона. Дракон какой-то маленький, но это потому, что для него на фреске осталось мало места. Я убежден, что все было много ужаснее.
Если не знаешь секрета церкви, то внутрь надо входить медленно и осторожно. Это потому, что вы будете поражены римским интерьером. Наружные стены церкви средневековые, что-то вроде простой готики, а внутри римская строгость — остатки римского храма.
Я, конечно, обшарил все уголки и залез в подвал, куда залезать не рекомендовали. Вот там было страшно! Посреди темного помещения со сводчатыми потолками стоял мраморный стол, покрытый белой скатертью. На стол падали лучи из маленьких окон, а вокруг чернота. И никого! Во всем храме мы одни. Тысячелетние стены испускали какие-то флюиды, от которых по спине бегали мурашки. Что-то в этом храме было нехорошее, скорее всего, в период преследования христиан. Но история об этом умалчивает, а мои мурашки только бегают и ничего не рассказывают.
Мы сидели в ресторане и ели жареную баранину. Баранина была вкусная, погода чудесная, вокруг средневековье и немножко двадцать первого века. За соседним столиком сидела американская пара. Американцы не могут сидеть и просто есть. Им надо со всеми перезнакомиться и все обсудить. Выяснилось, что они оба на пенсии, оба влюблены в Италию, у них бизнес — организация индивидуальных туров. Про Беванью они знали все, даже больше, чем МС.
— Хотите посмотреть римскую мозаику? — спросили они.
Мы слышали про эту мозаику, но она находилась в помещении, которое было закрыто на бесконечную сиесту.
— Следуйте за мной! — скомандовал мужчина, когда мы закончили обедать.
Мы устремились в какой-то переулок, наш провожатый нагнулся к полукруглому окну и поманил нас пальцем. Мы посмотрели и ахнули! На светлом полу были четко видны морские чудовища. Это оказалось старой римской баней. Две тысячи лет, а морские драконы, как будто вчера нарисованы! Сфотографировать через стекло мне не удалось, просто поверьте, что это было красиво!
Потом мы еще долго бродили по узким улочкам, безуспешно пытались обменять доллары на евро, смотрели на старые фонари, окна, двери. В городе, похоже, мы были одни. Почти все пять тысяч его жителей сидели дома. Наверное, чтобы нам не мешать.
Хорошо там было на улицах. Тепло и спокойно.
Я думаю, что императора Августа здорово припекло умбрийское солнышко, когда он, проезжая мимо крутого горного склона, где приютились домишки древних умбрийцев, решил, что в этой деревне надо сделать что-то типа санатория для ветеранов войн. Войн было много, и ветеранов, которые не могли больше махать мечами, тоже было немало. Многие из них были калеками, и выбор крутого горного склона для нового римского города Hispellum (сейчас Спелло) был не самым гениальным решением великого императора.
Но нам, смертным, не понять глубину императорских мыслей. Когда я дошел до середины города и понял, что мне еще столько же подниматься выше, то решил, что тут инвалидами становятся все, кто решился на такую прогулку. Может, в этом и была главная задумка великого Августа? Вот кто-то ерепенится, строит козни, а добрый император не отрубает ему голову, а посылает в Спелло, объявляя его инвалидом. И он таковым быстро становится, побегав вверх и вниз по главной улице.
Вот такая мысль бродила у меня в голове, когда мы доплелись до площади, где стоял главный собор города: церковь Santa Maria Maggiore. У меня была и вторая мысль — насчет выпить и поесть, но она была настолько постоянной, что была уже не мыслью, а неким мыслительным фоном, на поверхности которого мелькали новые мыслишки.
Я не случайно привел итальянское название этой церкви. Его стоит запомнить. Если судьба забросит путешественника в этот город бывших августовских инвалидов, то надо дойти до этой церкви, подойти к алтарю, повернуть голову налево, потом направо, потом оглянуться, обалдеть от того, что церковь пустая, и уйти, затаив дыхание.
Около алтаря стоят на подставках две картины Перуджино. От них щемит сердце и не хватает воздуха. Это его поздний стиль, таких картин у него немного. На одной Мадонна держит на руках младенца, на другой она держит мертвое тело Христа (этот сюжет называется «Пиета»). И все это на фоне светлых умбрийских пейзажей.
Чтобы лучше понять мое впечатление от посещения этой церкви, представьте маленькую деревеньку в российской глуши, пустую церковь, и там на гвоздике висит картина Андрея Рублева «Троица».
Раньше я читал и перечитывал книгу Владимира Солоухина «Черные доски». Я даже сам хотел поездить по русскому северу и если не купить, то хоть посмотреть на старые иконы. Потом мне объяснили, что дело это денежное, подсудное и занимаются этим не любители старины, а крутые и ловкие ребята. На север я не поехал, но интерес к религиозной живописи остался.
У католиков нет икон, но зато есть фрески и картины. Фантастические работы старых мастеров разбросаны по всему миру, но их настоящее место вот в таких маленьких соборах старинных городков на склонах Апеннин. Там они смотрятся естественно, на их фоне проходят воскресные службы, свадьбы, сюда заходят просто так, чтобы в тишине и прохладе собора побыть наедине с Богом. Эти фрески и картины помогают настроиться и сосредоточиться.
Эти старые изображения впитали в себя много людского горя и радостей. У этих картин и фресок другая энергетика, какой нет в музеях с кондиционированным воздухом и контролируемой влажностью. Они не отделены от людей пуленепробиваемыми стеклами, около них нет охраны. Они охраняют сами себя.
Можно еще много рассказывать о Спелло. О древних римских арках, о цветах, которыми заполонены каменные улочки, о ресторанах с видом на синие умбрийские горы, о толстых крепостных стенах и древних воротах, о фресках Пинтуриккио. Но это все можно увидеть на фотографиях. Вот только фотографии не передают того, что чувствуешь, когда находишься среди камней с тысячелетней историей, когда видишь работы старых мастеров, когда можешь коснуться их. Я попытался немного написать об этом. Но даже слова тут мало что передают.
Все же это лучше, чем ничего.
В больших городах вечно случается всякая дрянь. То эпидемия, то революция, то красные придут — грабят, то белые придут — грабят… А то и того хуже: найдет на жителей большого города затмение, и начнут они то стекла на автобусных остановках бить, то деньги любить больше женщин, а то и вообще в политику полезут.
А где-то рядом, в получасе езды по лесной дороге, стоит на скале храм. И никого вокруг, только внизу ручей прозрачный журчит да ивы шелестят своими длинными ветвями.
И стоит такой храм в горной Умбрии уже две тысячи лет, Сделали его римляне для своих богов, чтобы были эти боги добрее к увядающей империи. И не попался этот храм варварам под горячую руку, уцелел он, сохранив в себе память о прошедших тысячелетиях. Ценностей там никаких, только стены, колонны, да христиане попозже написали внутри фрески с ангелами и Иисусом. Храм маленький, ни окон в нем нет, ни дверей. Войти туда могут два человека. Там есть ступеньки, где можно посидеть и подумать о вечном, глядя на зеленую долину, на извилистую грунтовую дорогу, вьющуюся между кустами и уходящую за крутые холмы.
Шумит жизнь в больших городах, а тут всегда тишина, только перекликаются горлицы в соснах да шумит ветер в листьях тополей.
Историческая справка
Перуджа — столица Умбрии, центрального региона Италии.
От древних умбрийских племен ничего не осталось. Только названия, да немного артефактов из старых могил. Умбрию завоевали этруски — странные люди, пришедшие с запада на Апеннинский полуостров и основавшие там свое государство. Этрусков постепенно прибрали к рукам римляне, и жизнь потекла размеренно, пока не случилась гражданская война в 40 году до нашей эры. Октавиан Август и Луций Антоний (брат знаменитого Марка Антония) решали свои споры, и при этом Октавиан сжег Перуджу, где обосновались сторонники Луция. Сжег просто так, чтобы впредь никому неповадно было перечить, покушаться и разрешать прятаться врагам императора.
В средние века Перуджа воевала с соседними городами, а внутри города росли дворцы богатого семейства Бальоне. Это семейство правило городом много лет, пока это не надоело римским папам. Их войска осадили и захватили город, разрушили дворцы Бальоне и на их месте построили чудовищную крепость, поглотившую оставшиеся бальонские дома. Крепость назвали Рокка-Паолина, и она стояла несколько сотен лет, пока Перуджа не вышла из-под плотной папской опеки. Горожане с большим удовольствием разрушили папский дворец и что могли в крепости, сохранив ее большую подземную часть.
Почему заметки о Перудже короткие?
Заметки короткие, потому, что в Перудже часто отрубается сознание, а время течет какими-то рывками и клочками. Может, так бывает не у всех, но я помню только отдельные сцены, как при вспышке молний. У меня так было в Иерусалиме. Может, много пролитой крови на улицах так действует, или накануне надо меньше пить красного вина. Кто знает…
Короткие заметки
Под городской стеной парковка. Странная парковка. Очень удобные въезды оказывались тупиками, а главный въезд был замаскирован воздушным шаром. Он отвлекал внимание и мешал сделать нужный поворот.
Потом я понял, в чем дело. Жители города привыкли обороняться от супостатов и по старой привычке сделали парковку-ловушку для (вернее «от») непрошеных гостей.
От парковки ныряешь внутрь папской крепости Рокка-Паолина. Вот где мрак и ужас! Туннели, лестницы, камеры, крюки в стенах. Если бы не эскалаторы и стрелки к ним, то я бы там до сих пор плутал.
От Рокка-Паолина до главной городской площади идет центральная улица — Корсо Ваннуччи. Там происходит пасседжиата — вечернее гулянье жителей. Ваннуччи — это настоящая фамилия великого Перуджино. Он родился неподалеку от города и начал тут учиться живописи.
Все смешалось в выходной, когда мы приехали в Перуджу. Пасседжиата началась с самого утра, возглавляемая стайкой клоунов, которые старательно вовлекали в свои клоунские игры обалдевших прохожих.
Корсо Ваннуччи была заставлена палатками с едой и всякой ерундой, посреди улицы стояли столики ресторанов. Город намеревался веселиться не на шутку.
В местах массового скопления людей я сразу отрубаюсь. Из меня легко высосать энергию, особенно, когда ее нет. Что-то я фотографировал, куда-то шел, стараясь не отставать от МС, и дошел до главной площади.
На главной площади ремонтировали фонтан — один из самых красивых в Италии. Если честно, то я стремился в этот город ради этого фонтана. Я закрыл глаза, вспомнил фото без строительных лесов и сетки, и на душе стало легче.
На вершине фонтана стояла четырехрукая женщина. Две руки у нее были уперты в бока, показывая власть над сильным, но глупым полом, а две остальные удерживали над головой чашу, символизируя, наверное, покорность и работоспособность.
На ступеньках лестницы в Главный Дворец сидели влюбленные, целовались и рассматривали фото на своих телефонах.
В Главном дворце было красиво и торжественно. Я долго прицеливался, чтобы снять панораму окон, вызывая своим штативом и камерой уважение у заходящих туристов, которые пригибались, проходя мимо меня, чтобы не испортить кадр. Я его сам испортил, без их помощи.
Про галерею я напишу кратко: в моем любимом 21-й зале в галерее на стенах фрески Перуджино, которые еще не успели испоганить реставраторы. В этом зале можно провести полдня, если бы только там кормили и поили.
У фонтана открыли люк, и туда за деньги на веревке спускали всех желающих. Я не пожелал.
Еще были средневековые улицы, виды умбрийской долины с крепостной стены, что-то связанное с этрусками.
Почему-то этруски меня пока не интересуют. Это народ с непонятной письменностью пришел на полуостров с запада и растворился среди римлян. В легенду, что это предки славян, я не верю, да мало ли народов кочевало тогда по свету.
А потом были поля с маками и долгий спокойный вечер.
Историческое введение
Про Ассизи я уже писал. И про Святого Франциска, который там родился и проповедовал, я тоже писал. И про нищенствующих монахов, чьи физиономии не помещаются в капюшоны, я тоже писал.
А не писал я про средневековый город Ассизи, не связанный со Святым Франциском. Вы не подумайте, что я против этого святого. Он — личность, не в пример многим, которые пытались идти его путем. Организовать орден, утвержденный Папой, повести за собой сотни тысяч человек… Попробуйте это сделать!
Вообще мысль о Святом Франциске и ему подобным приходит в голову часто и называется кризисом среднего возраста. Причем, этот кризис может начаться в первый рабочий день вашей жизни и продолжаться до последнего дня перед пенсией. Сколько раз, сидя за компьютером, копая канаву, заворачивая гайки на конвейере или качая насос краскопульта, я мечтал все бросить, взять фотоаппарат и уйти куда глаза глядят. Например, в леса или хотя бы на дачу. Научиться разговаривать с животными, как это умел Святой Франциск, — это запросто! Они и без слов понимают, что кормить я их не собираюсь, и уходят, презрительно задрав хвосты.
Мечты, мечты…
Дождь в Ассизи
Мне нравится Умбрия даже во время дождя. Клочья тумана над горами смешиваются с низкими серыми тучами, в воздухе — влажность, пахнущая цветами и свежей зеленью. Светлеют города на холмах, шуршат шины по мокрому асфальту. МС объясняет, что в храм Святого Франциска надо приходить после четырех, когда уезжают автобусы с туристами. До четырех куча времени, я с умным видом киваю, говорю, что в храм я не пойду, что помню его по прошлогоднему визиту, смотрю на гору, где появляется красавец Ассизи. Чем-то он напоминаетИерусалим — такой же светлый и гордый. И туда хочется приезжать и приезжать.
Эскалатор не работает. Я не ворчу: подниматься в город по лестницам — это как дополнительный обряд, как прелюдия, так лучше представляешь, куда тебя занесло.
За крепостной стеной чувствуешь себя спокойно и уверенно. Теперь я понимаю новых русских с их трехметровыми заборами.
Мы пережидали дождь под аркой городских ворот. Рядом пара из Китая ремонтировала большой мужской зонт. Ремонтировала женщина, мужчина стоял и вздыхал. Когда ремонт был закончен, ветер разогнал облака и сломал зонт окончательно. Над городом засияло солнце.
Главная площадь
Почти в любом маленьком итальянском городке на главной площади есть стандартный набор: собор, дворец-горсовет (паллаццо комунале), фонтан, еще какие-то дворцы и кафе со столиками на улице. Все это было в Ассизи, плюс в тени одного из дворцов стоял железный конь с плавными богатыми формами. Это работа местного скульптора. Подарок городу? Реклама? По мне — пусть лучше реклама. Он тут лишний. Все туристы, проходя мимо этого коня, стучали по нему, убеждались, что внутри коня пустота, и, удовлетворенные таким соприкосновением с прекрасным, шли дальше.
Рядом с башней-колокольней притулился древнеримский храм Минервы. В Греции этот храм смотрелся бы как родной и назывался бы храмом Афины Паллады — богини мудрости и победы, покровительницы наук и искусств. Храм построен в первом веке до нашей эры. Колонны, коринфские капители, плинты, портик, светлые стены — все в прекрасном состоянии. Можно потрогать это чудо, простоявшее более двух тысяч лет.
Двери храма открыты, и внутри изумленному взору открывается вид богатой католической церкви в стиле барокко. Убийственный контраст между старыми стенами снаружи и золотыми украшениями внутри. Один шаг — и ты переносишься на пятнадцать веков вперед. Потом осмотришься, увидишь туристку, снимающую фильм про Ассизи своим iPad-ом, и перенесешься еще на пять веков вперед.
Для Гете, который потихоньку объездил почти всю Италию, посещение этого храма было шоком. Но мы не Гете, видали мы разные храмы, и шока у нас не было. Было просто чувство нереальности происходящего. Так бывает во сне.
И в Италии.
С этой площади не уйдешь. Я сижу в кафе и слушаю разговор двух русских туристок.
— Ну как?
— Как — как! Я всю жизнь мечтала побывать в Ассизи, и о чем теперь я буду мечтать?
— Разочарования нет?
— Я думала, тут желтые камни, а оказалось белые.
Я молчу, я знаю, что вечером весь город станет золотым. А если снова пойдет дождь, то он станет серым. А утром он будет розовым.
Святая Клара
Тринадцатый век, Ассизи. Франциск еще не стал святым, но приобрел авторитет. Около города расположен монастырь с монахами — последователями его учения. В богатой и знатной семье растет девушка по имени Клара. Ее двоюродные братья — первые помощники Франциска. Она слушает их рассказы и решает бежать из дома, чтобы стать первой женщиной монахиней-францисканкой. Она встречается с Франциском, он одобряет ее план и помогает побегу. После этого Клара потеряна для мира, она отдает свою жизнь Христу и Франциску.
Проходит время, Клара основывает монастырь, носящей ее имя. Туда приходит ее мать, смирившаяся с выбором дочери. У Клары тысячи последователей. В последние годы своей жизни она не может вставать с постели и участвовать в церковных службах, но она все службы прекрасно видит на стене своей комнаты. За это в 1958 году ее сделали покровительницей телевидения.
В городе Санта-Клара, что в Калифорнии, штаб квартиры компаний Intel и Sun Microsystem. Покровительница этого города — святая Клара Ассизская.
Вероятно, что в вашем компьютере находится процессор фирмы Интел. Представьте незримые нити между самой главной деталью компьютера и сумасбродной девчонкой из маленького городка в далекой Умбрии.
Клара Румянова, озвучившая более 300 мультфильмов, посетила Ассизи и увидела свою схожесть с портретом Святой Клары. Потрясенная, она крестилась, и религия помогла ей пережить последние одинокие годы.
Перед церковью Святой Клары в Ассизи, где хранятся ее мощи, всегда много народу. Это место обязательно для всех организованных экскурсий. Гиды рассказывают об истории женщины, которая не испытала женского счастья, над крестом церкви плывут облака, с балкона площади открывается вид на умбрийскую долину, на далекие горные хребты. Крутится карусель с размалеванными лошадками, рядом дети играют в мяч.
Шумно на площади.
Опять Сполето
Про Сполето я много писал в прошлом году.
Много — это по моим масштабам, по масштабам моей лени.
Почти целую страницу!
Я писал про веселого Липпи, про Пинтуриккио, про «Красные бригады», про крепость, про римский акведук над пропастью, про фантастическую площадь перед собором, про католическую икону, написанную одним из Евангелистов…
— Я хочу снова в Сполето! — сказал я как-то утром, глядя, как облако ползет вниз по горе и заполняет ущелье белым молоком.
— Ой! — сказала МС. — А я просто боялась тебе предлагать, мы ведь там уже были!
Если нас спросят, какие города в Умбрии самые интересные, то у нас сомнений не будет: это Ассизи и Сполето.
Так и хочется написать любимую фразу дилетантов и лентяев: «тутсловаминеопишешьэтонадовидеть». Это не так. Слов в русском языке много, и ими можно много чего описать. Я попробую.
Как пишут про Сполето классики
Сполето стал знаменит для русского читателя еще и тем, что там лично побывал (а) Макс Фрай, что зафиксировано в «Большой телеге». Он (а) заметил (а) в городе несколько беспризорных стульев, где он (а) мог (ла) «преклонить усталую ж.». Про фрески Липпи («хрена с горы») Фрай не писал (а). Про акведук и прочие глупости тоже. Наверное, настоящий писатель должен довольствоваться малым: пластиковыми стульями на улице и разговором с усталой русской женщиной в баре, которая не может никуда уехать из Сполето. Потому что у нее дочка и потому что нет денег. Решив, что женщина сумасшедшая, Макс Фрай унесся (слась) на вокзал, где «преклонил (а) усталую ж.» на беспризорный стул в ожидании поезда на Рим.
После «Большой телеги» МС стерла из своего букридера все, где встречается имя Макс Фрай.
А я это уже давно сделал.
Почему мы снова поехали в Сполето?
Дорога в Сполето необычайно хороша. Пустое шоссе, синие горы, алые маки на обочине, ожидание необычайного.
В прошлом году у нас не хватило времени и сил перейти ущелье по акведуку и подняться в гору, откуда видно все!
В прошлом году колокольня рядом с главным собором была в лесах и затянута сеткой.
В прошлом году на площади перед собором был детский праздник. Было весело, но хотелось побыть наедине с историей. Мне хотелось еще раз побывать в часовне с фресками еще одного «хрена с горы» — Пинтуриккио.
И вообще… В этом городе просто очень хорошо.
Везде!
В городе
В Сполето мы не пользовались картой. Там какой-то ангел незримо присутствует рядом и направляет путника наверх, к крепости, где балконы, где акведук, на который даже смотреть страшно, где собор и площадь, с которой не хочется уходить.
Узкие улицы разбегались от главной, где в огромных горшках стояли деревья, где были магазины, где продавалось мороженое и модные туфли, где жители города сидели за столиками уличных кафе и пили кофе.
Мы уходили в сторону, поднимались по каменным лестницам, которые гордо назывались улицами, спускались вниз, обнаруживая, что идем не по улице, а по мосту, и что внизу тоже какая-то жизнь. Вокруг чистенькое средневековье. Раньше, наверное, не было так чисто. Спасибо двадцать первому веку за возможность ходить по древним мостовым, на которые можно сесть, не боясь испачкать брюки. Сполето романтичен до комка в горле. Город в будний день почти пустой, и кажется, что он полностью принадлежит тебе и твоей спутнице.
На акведуке ветер. Смотреть вниз страшно даже бывшим альпинистам. На склонах белесая зелень оливковых деревьев, в небе свинцовые тучи, вдали ярко-синие горы. Все это нереально красиво, и хочется стать художником прямо сейчас. Не сходя с акведука!
За акведуком вверх уходит крутая тропа. Она вьется вокруг старых каменных стен, заросших темным мхом. Пахнет сыростью, прошлогодними листьями, молодой травой. Усталости нет, ноги сами хотят идти наверх, откуда акведук кажется узкой ленточкой, откуда видны далекие хребты, откуда видна крепость, монастырь, дороги, поля и маленькие дома фермеров.
После восхождения на гору надо спуститься к соборной площади, сесть на красные ступени огромной лестницы, подставить лицо нежаркому горному солнцу и закрыть глаза. Не надо спешить в собор. В собор надо зайти, когда в усталых членах снова появятся силы, когда из головы уйдут грешные мысли о кружке холодного пива, когда ты почувствуешь энергетику этого места.
И дело не в красивых зданиях, не во фресках на фронтонах. Тут, на высоте, где воздух чист и прозрачен, где тучи цепляются за крест колокольни, где приветливо открыты все двери, где никто не просит тебя спрятать фотокамеру, где вообще ты один на один с прошедшим временем… тут хочется сидеть долго-долго, понимая, что ты еще не скоро найдешь место лучше, чем это.
Пьеро делла Франческа
Если я начинаю долго думать об истории, то сразу хочется встретиться (читай «выпить») с друзьями, у которых хорошая память и которые обожают рассказывать и сопоставлять.
Историк обязан иметь хорошую память. Изучая, например, историю Киевской Руси, нужно четко представлять, что творилось в это время в других областях Европы. Иначе получается слишком слащаво или наоборот — брутально. С моей дырявой памятью лучше заниматься точными науками.
К чему это самобичевание?
Я собирался писать про город Ареццо. Этот город связан с двумя величайшими именами: поэта Петрарки и живописца Пьеро делла Франческа. Я хотел славить последнего как математика, открывателя законов перспективы, основателя научного подхода к живописи. Он это все сделал задолго до Леонардо, который или переоткрыл эти законы, или взял основные идеи у Франчески.
Но мой пыл остановило временное просветление памяти. Я вспомнил, что недавно читал статью об изучении прибора, который являлся точным календарем, показывал фазы луны, положение планет на небе и еще что-то. Там было много бронзовых шестеренок, и прибор напоминал часы века так 18-го или более позднего.
Но найдены часы были на затонувшем римском корабле и были изготовлены, судя по всему, в древней Греции!
У Франческа есть две знаменитые картины. Одна из них (в музее Перуджи) — это часть алтаря, она изображает, помимо религиозного сюжета, идеальную колоннаду, уходящую почти за горизонт. Вторая картина называется «Идеальный город» — она во дворце города Урбино. Там весьма современные здания, тоже идеальная перспектива и т. п.
Мы видели эти картины «живьем». Они впечатляют. Но, вспомнив про часы на утонувшем корабле, я подумал, что если бы показать эти картины любому древнегреческому архитектору или инженеру-строителю, то они бы пожали плечами и сходу нарисовали пару аналогичных эскизов, назвав их только не картинами, а строительными чертежами. И с перспективой у них было бы все нормально. И было бы это не в 15-м веке, а задолго до начала нашей эры.
Я люблю Пьеро делла Франческа не за математические расчеты. Мне нравятся люди на его картинах. Они живые, порой смешные (как спящий стражник во время воскрешения Христа — это автопортрет мастера), порой грустные, порой трагичные. И все это на фоне пейзажей любимых им Апеннинских гор.
В Ареццо надо ехать, если вы любите этого художника. Там есть собор с расписанным им алтарем. Фотографировать в соборе нельзя. Мне удалось снять только кусок стены с остатками фресок, но они другого мастера. Просто поверьте, что в соборе Святого Франческо очень хорошо. Хорошо, несмотря на покосившиеся стены, несмотря на драконовские меры по поддержанию порядка. Там чувствуешь прошедшее время.
Дом Петрарки
Дом, где родился Петрарка, находится в тихом переулке в двух шагах от центральной площади. На карте он был нарисован огромным, казалось, он занимает два квартала. Мы спрашивали у проходящих мимо местных старшеклассников про дом Петрарки. Они пожимали плечами, высказывали различные предположения, но никто не знал, где это. И это притом, что они учат стихи Петрарки.
Как мы его нашли — я не помню. Вроде случайно. Шли, шли и увидели объявление, что в доме Петрарки проводится какое-то литературное мероприятие. Оказалось, что объявление висит рядом с дверью, которую мы искали.
Дверь вела в уютный дворик с лоджией, все вокруг вылизано, и не верилось, что это постройка конца тринадцатого века. Вот в доме Рафаэля в Урбино все было натурально, чувствовалась подлинность каждого серого камня, каждой стертой ступеньки. Тут такого чувства не было.
На главной площади
В Ареццо мы влюбились в главную площадь. Она красавица! И храм Санта-Марии с его многоярусной колоннадой, которая гудит во время сильного ветра, и аркада, и простор, и золотистые здания, и отсутствие туристов…
Мы обедали в ресторане на площади и смотрели на колонны храма Марии. Одна из колонн была как-то странно преломлена. В путеводителях об этом ничего не было сказано.
— Что это? — спросили мы официанта.
— Это символизирует беременность Марии! — уверенно сказал официант и показал на свой живот.
Я хотел спросить, а что тогда символизируют остальные прямые колонны, но решил не выпендриваться.
В центре или в сердце
Вечером мы приехали в самое сердце Тосканы.
Я не ошибся. Я долго выбирал слово, чтобы назвать место, куда мы приехали. «Центр»? А кто знает, где у Тосканы центр! Почти все скажут, что во Флоренции. Ну и ладно! А сердце тут! Оно обязательно тут, где щемит в груди, где можно часами просто сидеть на стуле и смотреть на зелено-голубую бесконечность. Тут нет больших городов, тут по обочинам дорог бродят фотографы, тут поля красных маков, тут вечерние тени от золотых холмов, тут синие горы, тут кипарисы вдоль дорог, тут люди разбираются в сортах винограда и в винах лучше, чем в таблице умножения.
И это не только мое мнение. Если вы увидите открытки с видами Италии, то там обязательно будут холмы Валь де Орчия около городка Пиенза. А это в трех километрах от старой усадьбы, где мы будем жить оставшиеся дни отпуска. Совсем рядом стоит «дом с ушами», как зовет его МС — маленькая часовня с кипарисами по бокам, растиражированная на сотнях открыток. Ее снимали и зимой, и летом, и осенью, и в грозу, и в дождь, и в снег. По популярности среди фотографов эта часовня сопоставима с Ниагарским водопадом в Америке.
К нашей усадьбе вела километровая дорога с утрамбованным гравием. Дожди ее размыли, и наш «мерседесик» цеплял днищем за края ям. Сначала дорога шла через луг с красными маками, потом началась оливковая роща, мы проехали через ворота, спрятанные за кипарисами, и оказались около старого каменного дома.
Мы вышли из машины, ноги от усталости подкашивались, но тут в наши организмы сразу пошел спасительный адреналин. Мы попали в музей. Из-за каждого куста на нас смотрели произведения искусства. Простой столб вдруг оказался рогаткой с камнем, в огромной клетке сидел страшный петух, на стене висел велосипед из фильма ужасов, в стену была вмурована оранжевая голова молодого человека, изо рта которого торчал водопроводный кран.
Хозяин встретил нас в офисе, где стоял огромный шкаф с бутылками вина. Я протянул ему кредитную карту, и он надолго задумался о числах и цифрах. Это было явно не его. Тут со второго этажа спустилась очаровательная молодая женщина, быстро все оформила и замерла в ожидании новых проблем. Хозяин вздохнул и сказал, что он художник, а его сын — дизайнер. Поэтому мы не должны пугаться количества картин, скульптур и неожиданных дизайнерских решений на территории усадьбы. И вообще тут как в музее. Ходи, смотри, но руки не распускай. Этого он не говорил — это я сам подумал.
— А это моя невестка! — сказал он, показывая на женщину. — Мануэла умница, она все знает!
— Нам бы вина купить, — задумчиво сказал я, глядя на шкаф с бутылками.
— Что-нибудь полегче и повкуснее, если можно! — добавила МС.
Хозяин вздохнул еще раз и посмотрел на невестку. Она быстро достала бутылку и сказала, что лучше этого только то, что стоит на порядок дороже. Нам пожелали спокойного вечера, и мы отправились к себе в комнаты.
У нас была кухня-столовая-гостиная и две спальни. И еще крошечный персональный садик со столиком, шиповником и двумя креслами. И еще веревка с прищепками. Это на случай, если мы задумаем большую стирку. Внутри квартиры был пол с мраморными плитками и белый потолок. Наверное, там имелись еще и стены, но разглядеть их не удавалось. Все свободное пространство было завешано картинами хозяина.
Самая приличная картина висела у меня в спальне — милые обнаженные женщины с оторванными головами. Около обеденного стола стену украшали две картины. На одной, для поднятия аппетита, была изображена отрезанная голова свиньи, а со второй на нас смотрел серый волк с бензопилой. Рядом в клетке томилась голова Красной Шапочки.
МС внимательно рассмотрела женщин у меня в спальне и заключила, что у хозяина была интересная молодость.
Молодость хозяина, вероятно, закончилась лет двадцать назад, когда он купил эту усадьбу. Вместо дома были руины времен позднего Ренессанса, вокруг поля, заросшие высокой травой, и только бесконечные холмы волновали и вдохновляли сердце художника.
Год за годом восстанавливались дом и сад. Были посажены оливки, выкопан бассейн и придуманы неожиданные ландшафтные и архитектурные решения, которые пугали по ночам непривычных к современному искусству гостей.
Подрос сын, стал дизайнером и внес свою лепту. Теперь в усадьбе стало жутковато и днем, если случалось ходить среди кустов трезвым и без темных очков. К счастью, сын женился на девушке, далекой от искусства, и в дом пришла светлая сила, которая умерила фантазию двух мужчин-отшельников. Она активно стала им помогать в организации семейного бизнеса. Продажа оливкового масла была отвергнута — это не для творческих людей. А вот пускать в дом постояльцев — это то, что надо! Мануэла готовила завтрак, во время которого ее муж знакомился с гостями и продавал свои фотографии.
Вообще в этом доме была уникальная атмосфера. С одной стороны, общая расслабленность и нега, пронизывающая даже шланги для полива газона. С другой стороны, окружающие шедевры, от которых нельзя было спрятаться даже в своей спальне, вызывали томление души и желание что-то сотворить. Пусть не сейчас, но потом обязательно.
А вокруг на вершинах холмов гордо стояли древние города.
Но о них в следующей главе.
В Пиензе мы второй раз. Год назад в отеле меня приняли за нападающего мадридского «Реала». Помню, что я сначала обрадовался, а потом огорчился. Лучше бы приняли за Гарсию Лорку или Сальвадора Дали.
Пиензой город назвали в честь папы Пия II, который хотел свое родовое гнездо сделать главным центром культуры и религии в Италии. Как всегда, в таких случаях мешает смерть. Городок начал застраиваться на средства его семьи Пикколомини, но потом, когда папы не стало, все остановилось. Так он и стоит с пятнадцатого века. Время замерло внутри крепостных стен.
В прошлом году мы были разочарованы главной площадью Пиензы, города, входящего в список Юнеско. На этой площади местные власти разбили клумбу, посреди которой журчал пластиковый фонтан. Старый собор, дворец Пикколомини, пестрая клумба… бедный Росселино, автор архитектурного ансамбля площади, перевернулся бы в гробу, узнав про такое!
В этом году клумбы не было! Мы протерли глаза, повернулись на 360 градусов — клумба не появилась! Вечернее солнце золотило стены, по серой мостовой ходили пожилые пары. Все снова стало логичным, все снова радовало глаз, время снова застыло среди старых камней.
И тут мы второй раз. Есть места, куда хочется возвращаться. Банья Виньоне — одно из них.
И вроде ничего здесь нет! Бассейн посреди площади, несколько старых зданий, ручейки с теплой сернистой водой, обрыв, с которого видна гора с крепостью наверху. И еще маки.
И все!
Мы обошли бассейн, посидели на берегу ручейка, опустив в него босые ноги, посмотрели с обрыва, выпили кофе и уехали.
Зачем приезжали? В память о Тарковском, который снимал тут один из своих последних фильмов? Вспомнить наш прошлогодний визит? Увидеть что-то, что не увидели год назад?
Нет!
Просто тут хорошо. Очень хорошо. Главное в этом месте — не торопиться. Надо очень медленно обойти бассейн, с наслаждением погреть ноги в ручейке и не спеша выпить крепчайший эспрессо.
И после этого на душе станет спокойно, как будто ты понял что-то главное в этой жизни. Не зря Тарковский полюбил это место. Ох, не зря!
Это чудо стоит на вершине высокой горы. Его улицы выходят к обрывам, откуда видна половина Тосканы. На главной площади между теплыми камнями растет трава. Там гуляет горный ветер, светит солнце, мимо проплывают облака.
Мы подходим к церкви начала четырнадцатого века. Тяжелая дверь со скрипом открывается — и мы внутри. Кроме нас — никого. Прохлада, полумрак. На стенах старые фрески. Их никто не реставрировал сотни лет. В часовне небольшая доска с изображением Мадонны с младенцем. Это работа Пьетро Лоренцетти. Это уже не Перуджино, это времена Джотто! Это на сто пятьдесят лет раньше!
Я стараюсь себя ущипнуть, не верится, что такое может быть. Мы выходим из церкви, внизу холмы Тосканы, красные черепичные крыши, сверху голубое небо, а сзади нетронутые семь веков истории.
Остановись, мгновение, ты так прекрасно!
Коктейль «Роллс-Ройс»: одна часть джина, 0,5 части сухого вермута, 0,5 части сладкого вермута, 0,25 части бенедиктина. Все смешать с накрошенным льдом и налить в фужер для мартини.
Этот коктейль для гурманов. Юрка и Вовка, мои школьные приятели, пошли в ресторан и просто выпили там бутылку бенедиктина. Без всякого льда и вермутов. Домой они добрались с трудом, но зато рассказов о волшебном бенедиктине хватило на несколько недель.
Уже потом я узнал, что Бенедикт был одним из первых монахов, основателем католического монашеского ордена. И какое он имел отношение к волшебному французскому ликеру?
Оказалось, что очень маленькое. Ликер изобрели во Франции в начале 16-го века в монастыре монахов-бенедиктинцев и назвали его в угоду Богу «Бенедиктин», то есть «Благословенный».
Виртуальная бутылка бенедиктина со знаменитыми буквами D O M (Deo Optimo Maximo — Господу Лучшему Величайшему) крутилась у меня перед глазами, когда наш «мерседесик» взбирался по серпантину на гору Оливето, где находилось бенедиктинское аббатство Monte Oliveto Maggiore.
Там было фантастически интересно! Все открыто, приветливые монахи, чистота и богатство, уникальная природа и… И фрески. Десятки фресок Луки Синьорелли и Содомы о жизни Святого Бенедикта.
Лука Синьорелли — ученик Пьетра Делла Франчески. Я его сравниваю с Гете, Ньютоном и Эйнштейном. Им всем были открыты какие-то тайны. Обычный человек не может написать Фауста, не может первым понять законы механики и оптики, не может догадаться, что масса тела и течение времени зависят от скорости движения.
Обычный человек не может изобразить Апокалипсис так, как это сделал Синьорелли. В прошлом году в городке Орвието, мы стояли перед его фресками, и я чувствовал, что долго на это смотреть нельзя. Дома, на экране компьютера — сколько угодно. А в соборе от его фресок от ужаса сжимается сердце.
В этом аббатстве фрески были спокойны. Даже с юмором. Мы сначала пытались понять, что писал Синьорелли, а что Содома, но потом бросили. Содома заканчивал роспись стен и старался подражать Синьорелли. Все было гармонично, интересно, но много. Слишком много для одного раза. Как в музее. Потом мы увидели еще картины Содомы, в том числе его знаменитый автопортрет.
Вообще Содома был неявным учеником Леонардо. Его картины часто путали с работами великого мастера. Его «Святого Себастьяна» я считаю самым лучшим из всех картин на эту тему. И тут, на горе, среди лесов, среди кипарисовых аллей, в идеальном состоянии хранятся работы этих мастеров.
Мы бродили по комнатам монастыря, ошеломленные огромной библиотекой, богатыми залами, винным погребом… Рядом с винным погребом была лавочка, где продавали вино и прочие спиртные напитки местного производства. Продавал веселый монах, мало похожий на монаха, который периодически извинялся, хватал фотоаппарат и убегал из лавочки на улицу, бросая без присмотра и выручку, и дорогущие бутылки.
— Тут рядом сова спит на сосне! — объяснял он свое отсутствие.
На сосне и правда спала сова. Она иногда открывала один глаз, поглядывала на окружающих ее фотографов и снова засыпала. Около совы было хорошо. Она излучала спокойствие, которое так вписывалось в окружающую ее действительность.
А потом мы заехали в Ассиано. Крошечный городок рядом с аббатством. Тут я процитирую самого себя. Это я написал в блоге вечером того дня, когда мы вернулись из аббатства:
В городке Ассиано я стоял перед перекрестком. Налево наверх вела крутая улица к храму 12-го века. Направо улица шла вниз к парковке, где стояла наша машина, готовая отвести нас за 30 минут домой, в прохладу каменного дома, к белоснежным простыням, к двухчасовой сиесте. Я дрогнул и повернул направо.
А жизнь хороша не только тем, что можно путешествовать, но и тем, что можно иногда отдыхать от этих путешествий.
Последние комментарии
19 минут 58 секунд назад
8 часов 8 минут назад
10 часов 39 минут назад
10 часов 47 минут назад
1 день 22 часов назад
2 дней 2 часов назад