Ледяной ураган [Юлиана Тихонова] (fb2) читать онлайн

Юлиана Тихонова Ледяной ураган

Никтофобия

В ванной стало темно. Только капли воды и тяжёлое дыхание резали чёрную тишину. Последняя свечка догорела. Таня стояла с ковшом и в полотенце, балансируя в ванне-поддоне на ощупь. Наступив в тазик для помывки, она поскользнулась и чуть не свалилась на пол маленькой четырёхметровой ванной комнаты. По телу ударил холод через открывшуюся дверь, а в комнату повалил бы пар, но мыться пришлось едва тёплой водой. Было зябко. Таня аккуратно добрела до кровати, оделась в пижаму и закуталась в ворсяное одеяло.

Её глаза не могли уловить свет, даже привыкнув. В квартире не горели лампочки, как и не работали никакие электрические приборы, которые обычно мигают цветными сигналами. За окнами не зажглись фонари, хоть и было уже около девяти вечера. Таня не знала сколько времени. И сколько глаз хватало — полная темнота. Ни звёзд, ни луны, ни света из соседних квартир и домов, ни огней города. Изредка освещали комнату фары проезжавших машин. Таня хотела было уснуть, но гнетущие мысли не давали покоя да и шум… Каждые три минуты раздавался жуткий треск — это обледеневшие ветки деревьев ломались и с грохотом падали на лёд, которым было покрыто всё вокруг. "Разрушение" — подумала Таня. "А кто разрушитель? Сама природа?". Тане это казалось абсурдным. По её мнению было неправдоподобно, чтоб реки выходили из берегов, смерчи сносили деревни, ураганы ломали деревья и мосты. Как будто природа уничтожала саму себя и забирала всё живое с собой.

Иногда Тане казалось, что в комнате кто-то шевелится, но она прекрасно знала, что у неё нет даже кошки. Но всё-таки она силилась разглядеть: и тогда в глазах вспышками проносились красные и жёлтые пиксели. Напоминало это то, как видится, когда прижимаешь и надавливаешь пальцами на глаза. "Оптические и слуховые иллюзии" — решила Таня. А в голове всё равно продолжали наматываться мысли по кругу, словно струна на катушку у прялки: "Вчера, восемнадцатого ноября двадцатого года в двадцать три часа выключился свет на всём острове Русском, во всех его поселках. Люди ходили друг к другу, звонили в ЖЭК, но никто ничего не знал. В интернете было не понять что. Потом кто-то из местных дозвонился до родных, и все узнали, что на материке, во Владивостоке, тоже все обледенело. И света нет тоже, потому что оборвало кабели из-за погоды. Сегодня утром люди не смогли уехать на работу, так как Русский мост закрыт. "И что дальше? Что делать? У меня здесь знакомых немного. К кому обратиться? Горячей воды нет, магазины не работают, телефон сел ещё ночью. Я ставлю на зарядку его вечером. А тут выключился свет. Смартфон пару часов "пожил" на пяти процентах, и "умер"".

Таня укрылась с головой — из деревянных окон дул ветер, а в глазах всё ещё рябили "пиксельные чёртики". Она каждую минуту думала, что вот-вот сейчас загорится свет. Она даже включила все выключатели, хоть её и предупреждали, что от этого могут сгореть лампочки. Таня боялась темноты. Но ещё больше она боялась тихой темноты. Когда ей приходилось возвращаться вечером домой, то она слушала музыку в наушниках, так становилось легче, но вот лежать в тёмной, холодной и по-гробовому тихой комнате было невыносимо. Ей казалось, что она под землёй. Такую тьму обычно в книгах описывали герои, которые попадали в подвал или были похоронены заживо. В комнате Тани было огромное окно, из которого обычно лился ночью лунный свет, но сейчас было ощущение, что его закрасили чёрной краской или залепили пластиковой лентой, засыпали землёй дом до второго этажа.

"Сегодня уже вечер девятнадцатого ноября, н-да, в холодильнике мышь повесилась, ой, нет, только не мыши!" — перепугалась Таня, услышав в очередной раз шорох. Сегодня утром Таня пришла в магазин, чтоб купить баллоны и свечи, но ни того, ни другого уже не оказалось — всё было "разграблено" буквально у неё перед носом. Люди возмущались и плакали, оборачиваясь друг на друга. Какая-то женщина кричала: "У меня ребёнок, дайте хоть один баллон!". Упитанный мужичок лет сорока взял две связки баллонов, штук шестнадцать навскидку и обернулся, сказав: "Женщина, надо было раньше приходить!". Бабушки заходили в магазин и, узнав новые цены, выходили. Благо, у Тани была газовая раскладная печь, а иначе пришлось бы её брать аж по две тысячи. Но баллонов не было все равно, так что… Не оказалось в магазине и продуктов. Всё, что не скоропортящееся, тут же разобрали в первый час после открытия магазина, подпирая двери и создавая очереди ещё в семь часов утра. А всё, что быстро портилось без холодильника, протухло за ночь. Запах в магазине стоял трупный. Продавщица грязными руками и ножом от мяса нарезала остатки копчёной колбасы, цена за которую за ночь выросла вдвое, как и на всё остальное. Но на семь тысяч человек на острове Русском было всего четыре магазина на Подножье и парочка в других посёлках. И когда стало ясно, что мост закрыт, люди тут же начали сметать всё с прилавков, не смотря на откровенную обдираловку. Впрочем, обдираловка на Подножье, да и вообще на Русском острове почти всегда.

Больше всего Таню пугали три вещи. Первая — это то, что так как нет баллонов (единственный баллон она израсходовала за сегодняшний день, готовя макароны и нагревая воду на помывку, кипятя чай, пытаясь согреться) нельзя сделать питьевую воду, а бутилированной у неё осталось всего два литра. Воду в продуктовых также раскупили ещё рано утром в первый час, но она ходила в магазин семнадцатого ноября, за день до урагана, специально за водой, хлебом, маслом и приправами с яйцами. Само собой, тогда никто не знал о том, что будет ураган. Вторая вещь — это то, что на работу она не уехала вчера, в среду. Сегодня четверг. Завтра, двадцатого, пятница. И, само собой, она не сообщила о своём положении начальнику. Но надеялась (наивно), что в новостях уже передают о том как на Русском дела, и что Таню не уволят. Хотя, скорее всего уволят, даже не смотря на то, что это непредвиденная ситуация и вообще природный катаклизм. Третья вещь — у неё заканчивались наличные деньги, а проценты к зарплате, которые выплачиваются отдельно, должны будут выдать в понедельник, двадцать третьего ноября. Но переведут их на карту, если вообще переведут. А карты с некоторых пор стали просто пластиковыми и бесполезными — без электричества. Ещё сегодня утром и днём много людей создавали столпотворение около опустевших прилавков, показывая друг другу свои карточки, говоря, что у них нет налички. "Всегда носи с собой наличку, того, что у тебя нет в руках, того и нет вовсе" — всегда говорил Тане папа, как человек советской закалки, но Таня советов не слушала. Когда она сюда переехала восемь лет назад, то в глубине души она знала, что так когда-то случится: не только не придёт паром, не приедет автобус, но и вся земля рухнет, а морская вода будет вздыматься до неба. И вот этот день настал.

"Надо бы зайти к соседям, узнать что нового, взять хлеба и чай" — подумала Таня, в очередной раз коря себя за обособленность и стеснительность, из-за которой она мало общалась с островскими. И так редко делала запасы еды и прочего, так как надеялась, что она скоро переедет обратно на материк. "Может приедет мама? Нет, это вряд ли. Как? Амурский залив не замёрз ещё, мост закрыт, вертолёта у мамы нет… Ладно, как-нибудь доживу до понедельника" — думала Таня.

Вопль

По ощущениям часов в девять утра Таню разбудили крики плача. Они доносились с улицы. При отсутствии шума от работавших телевизоров, холодильников, стиральных машин, автомобилей и телефонов было слышно всё: начиная от шепота соседей, заканчивая разговорами на улице. А уж вопль услышать да через деревянные окна первого этажа — мёртвого поднимет.

Сон тут же отступил. Таня вскочила и посмотрела в окно. Никого. Но кто-то точно плакал, значит, что-то случилось. Какое-то стадное чувство охватило Таню, прежде избегавшую коллектива и отсиживающуюся на всех корпоративах, выпускных и прочих массовых сборищах, которые она считала только обязаловкой. Послышался топот по лестнице и голоса, говорящие наперебой, хлопание неработающей домофонной двери. И Таня тоже захотела пойти вместе со всеми. Она наскоро натянула брюки и свитер на пижаму, носки, впрыгнула в сапоги и куртку. Захлопнула дверь и выбежала. Около четвёртого подъезда стояла посреди двора бабушка лет семидесяти пяти. Она плакала, поднимая руки к небу. Двое молодых мужчин, лет тридцати, старше Тани буквально на несколько лет, подошли к пожилой женщине.

— Бабушка, что с вами? — спросил один.

— Вам плохо? — спросила Таня.

— Там мой… — она оборвалась на полуслове.

Из четвёртого подъезда вышел полный мужчина предпенсионного возраста и сказал, словно это его спросили:

— У неё муж умер.

— Где? — спросила Таня.

— Дома, — ответил он так, словно Таня задала глупый вопрос.

— Нонна Андреевна, потом во всём разберёмся, — сказал мужичок, доставая сигарету, — Я ж вам предлагал помочь, вы отказались, — сказал он, обнажив пальцы с большими кольцами, — По протоколу всё надо делать, — сказал он, выдохнув.

"Бывший милиционер что ли?" — подумала Таня.

— Я тогда не могла, — ответила женщина. Руки её тряслись, как и губы, глаза были красные от полопавшихся сосудов.

— Мы сейчас вам поможем, — сказал молодой мужчина.

— Как ты ей поможешь? — с вызовом встрял "Милиционер".

— Бабушка, как вам помочь? — сказала Таня, гладя её по тоненькому плечу.

— Моего похороните. Похороните, пожалуйста, — плакала она.

— Нонна Андреевна, я ж вам говорил, что мы право не имеем, — снова начал кругленький мужичок, — по закону мы не можем закопать вашего супруга, гражданка, и земля мерзлая. Пусть он лежит.

— Бабушка, пойдёмте, — сказал мужчина помоложе. И все вместе: двое молодых мужчин и Таня двинулись в дом номер тридцать на Подножье.

— Учтите, потом вы будете отвечать, — кинул им вдогонку "Милиционер".

Трое поднялись на второй этаж, следуя за Нонной Андреевной. Дверь была открыта, как и свою дверь Таня не запирала, так как никто ни у кого не брал ничего на её памяти, разве что разворовывали дачные участки. Да и тащить у Тани было нечего. Разве что воду, которая сейчас на вес золота.

— Проходите. Обувь не снимайте, — махнула на них рукой бабушка.

— Бабуль, что у вас тут? Расскажите.

— Моему Лёне стало плохо. Сердце, голова… Он лежал вчера, я просила вызвать скорую, у соседей генератор в гараже, телефон заряжен, но они сказали, что это на крайний случай. А человеку плохо — это что не крайний? И сказали что всё равно никто не приедет в такую погоду. Потом Лёня поел немного, пошёл покурить на балкон и не дошёл, — говорила Нонна Андреевна нараспев, словно священник в храме

В одной из комнат на ковре лежал дедушка. На боку в неестественной позе и с открытыми глазами.

— Он упал и стал задыхаться. И умер. Лежит так уже с вечера. И смотрит на меня, — цедила она.

— Бабушка, давайте мы его на балкон отнесём, чтоб… — осёкся парень.

— Чтоб он не пах, да? — спросила бабушка.

— Да.

— Мне этот пустослов-законник сказал, что переносить тело нельзя, хоронить нельзя. А то потом как установят, что это ненасильственная смерть? Что меня потом обвинят в том, что я его… Да у нас нечего взять! Никаких у нас нет этих, ни страховок, ничего, ни денег, вы уж мне поверьте. Дети мои, внуки — это всё что у нас есть. Зачем мне Лёню того? Мы с ним пятьдесят лет прожили…

Двое парней подняли диван, под которым прилип ковёр ещё с времён СССР. Было видно, что пенсионеры не увлекались ни ремонтом, ни перестановкой и всё стояло так, как это расставили много лет назад. Вытащив ковёр, они подкатили тело деда так, чтоб полотно можно было закрутить в рулет. Тело не поддавалось и было жёстким, что говорило о практически полном трупном окоченении. В итоге пришлось оставить его в той позе, что и был, только передвинув. Мужчины крутили труп в ковре, пока Таня успокаивала вдову. Затем они вынесли ковёр с трупом на балкон, изрядно запыхавшись. Спасибо тому обстоятельству, что у бабки с дедом не было денег, чтоб утеплить и застеклить балкон. И поздней осенью можно оставить там тело, чтоб оно медленнее разлагалось.

— Спасибо вам, спасибо, — плакала Нонна Андреевна, — я ночью глаз не сомкнула, казалось, он сейчас очнется, а потом поворачиваюсь, а он лежит на боку на полу, перевернулся как-то сам и смотрит на меня… — Может вы чаю хотите, голубчики? И ты девочка тоже.

— Спасибо, да, — ответил один. А второй только помахал головой.

— Да, спасибо, — ответила Таня.

— Бабуль, а можно только руки помыть? А то…

— А, от Лёнечки моего отмыться хотите? Что ж, это да, гигиена рук это важно, ванная у нас прямо.

Через десять минут, когда все уселись за стол, Нонна Андреевна сказала:

— Вот печенье есть у меня тут, чай Принцесса Нури, мармеладки, угощайтесь, а то без горячего сейчас плохо, в магазинах ничего нету. На клеёнчатой скатерти стояла кастрюлька с половником, только что с газовой плитки. Все с аппетитом хлюпали чаем с сахаром и лимоном, с мармеладом и печеньем.

— Свечки в магазине стоят сто пятьдесят рублей за штуку, мои хорошие, а ещё три дня назад были двадцать пять рублей. Газовых баллонов нет, а газовые плиты две тысячи семьсот. Совсем очумел наш "хозяин гастрономов".

— Вы хоть не голодаете, бабуль? — поинтересовалась Таня.

— Внучка, что ты! Уж что-что, а еда у меня дома всегда есть. Сейчас я вам корзинку соберу, подождите.

Нонна Андреевна достала из секретера печенье, чай, сахар, а потом во второй заход шесть баллонов, свечи и спички.

— Вот, мои хорошие, возьмите. Спасибо вам за помощь, — сказала хозяйка, разделив всё по ровну.

Таня была очень рада. Провизия была нужна, как никогда. С такими запасами она могла протянуть ещё дня два. А уж если доживёт до понедельника, то вообще ничего не страшно.

— У меня внучка старшая твоего возраста и волосики такие же пшеничные, глазки зелёненькие — говорила бабушка, поглаживая Таню по распущенным волосам, — Красивая, как ты.

Почаевничав, все трое попрощались с Нонной Андреевной и пошли искать новости про обстановку у местных. Спустя полчаса удалось выяснить, что скоро привезут дизельные генераторы, которые будут по очереди подключать к домам. Но когда это — неизвестно, как сказал рабочий из администрации острова. Прошёл слух, что Китай и Корея передали гуманитарную помощь жителям Владивостока, как это было кем-то сказано, с пафосом, но никакой помощи никто не получал. Ещё люди говорили, что мост закрыт из-за сосулек гигантского размера, буквально по полтонны размером. Звучало это просто невероятно, как часть сюжета из фильма-катастрофы. "А у нас ведь тут и правда катастрофа" — осознала окончательно Таня.

Возвращаясь домой, Таня стала свидетелем странного случая: молодой человек или даже ещё школьник пытался лопатой разбить лёд на дороге, расчистить её. Но пожилому сварливому соседу, который то и дело искал на кого накричать, это не понравилось, и он стал очень грубо разговаривать со школьником:

— А что ты там делаешь? Зачем? Что задумал?

— Я дорогу чищу, — спокойно ответил второй.

— Не-е-ет, это всё не просто так! Зачем ты её чистишь?

— Чтоб люди не падали.

— Ты это дело бросай! Это всё не просто так! Ты из ЖЭКа? Потом с нас деньги возьмёте! Проваливай! — кричал во всё горло сосед, перевалившись через перила.

Таня было хотела остановить этот спор, но он уже прекратился сам собой.

Последниие дни

Каждая минута тянулась, как час. А каждый час, как день. На часах было всего двенадцать дня, а Таня уже изнемогала. То она прислушивалась к ругани соседей, то к мяуканью кошек, то к лаю собак, то к смеху детей, которые задорно катались, как на катке (а по всему острову и правда был каток — лёд толщиной около десяти сантиметров, который покрывал всё), не смотря на опасность. Они падали, смеялись и опять вставали. Таня обычно не оставалась одна, наедине со своими мыслями, особенно так надолго. Не было способов себя отвлечь: ни компьютера, ни телефона. Да и в такой ситуации сложно просто расслабиться и, допустим, начать читать книгу, потому что всё время кажется, что ты что-то можешь сделать. Но что сделать Таня не знала. И решив, что это не в её силах, уговорила себя отвлечься физическим трудом. Набрав ведро ледяной воды, взяв тряпку, соду и засучив рукава, она открыла холодильник. "Здесь по-прежнему пусто, но хоть будет чисто" — подумала Таня. Холодильник был и правда очень грязный, особенно морозилка. Спустя два часа, она радостно приняла результаты своей работы — белоснежный металлический квадрат сильно выделялся на фоне неприбранной кухни. Таня решила вымыть и её, но обнаружила, что воду отключили. Она хотела было натаскать льда и дождавшись пока он растает, использовать эту воду, но чем разбить лёд, не представляля. "Уже два часа дня. Осталось дотянуть до восьми. Там надо будет ополоснуться, выпить чаю и лечь спать. А там глядишь и утро. И что-то изменится" — успокаивала себя Таня.

Она решила выйти и подышать свежим воздухом, в погоне за чудодейственными свойствами которого, приезжают туристы в любое время года, особенно летом. Собравшись, она вышла из подъезда и обнаружила удивительную картину. "Русскоостровская пастораль, не иначе" — сокрушалась Таня. Около помойки, точнее уже возле свалки, в которую она превратилась после пяти дней невывоза мусора, сидела кошка. Худенькая и, само собой, голодная, она доедала объедки. Со склона спускалась лиса, морда, нет, всё-таки лицо которой выражало что-то вроде: "Вы тут с ума сошли? Что происходит? Почему нет еды? Вы же меня обычно кормите?". И правда, начиная года с две тысячи двенадцатого, лисы были здесь как ручные, их часто подкармливали местные жители, да и студенты кампуса ДВФУ. Светло-рыжие лисы, почти бурые по окрасу, они совсем не напоминали тех, которых рисуют на иллюстрациях к детским сказкам. Местные лисы составляли большую конкуренцию котам, в результате чего те и другие вступали периодически в драки друг с другом.

Кошка зашипела в сторону приближающейся к свалке лисы. Таня очень хотела покормить оголодавших братьев меньших, но у нее ничего не было из того, что можно безопасно дать им. "Правильно говорил мой преподаватель по социологии: "Животное не ест гадость, оно не человек"". К этой парочке присоединился пёс на трёх лапах, которого Таня, регулярно подкармливавшая собак и кошек, видела впервые. "Наверное, он из другого двора" — подумала Таня. Он осторожно прыгал на трёх лапах, как бы разведываю обстановку. Где-то с балкона закричал мужчина, напугав животное: "Народ, кому нужен трепанг, краб, мидии?". И ему ответили с другого балкона: "Бесплатно?". "Нет, конечно. Две тысячи триста за кило. Хах, бесплатно, ишь чего захотели" — саркастично ответил "торгаш". За что получил в ответ пару ласковых от женщины с другого балкона. "Пир во время чумы" — подумала Таня. И тут её голову пронзило стихотворение, которое она написала сама пару лет назад, пророческое, получается:

"Телефон не гудит уж

вторую неделю,

старый пес на трех лапах сбежал…

в другой двор.

Мой сосед незаконно

торгует трепангом —

он поэт,

семьянин,

но не вор".

"Но уж этот такой бесстыдник, что точно вор" — разозлилась Таня. Она не знала этого соседа, но считала его выкрики и "товарные предложения" возмутительными в сложившейся чрезвычайной ситуации, в которой были они все, все в одной лодке. А все ли? Тут Таня увидела, как сосед с верхнего этажа подключил свой генератор к квартире через толстый кабель. "Значит, у них есть электричество" — в шоке поняла она. "Электричество" — звенело в её голове. "Это и плитка работает, и титан, и… " — у Тани закружилась голова. А через минуту она увидела как тот же сосед звонит по смартфону, и ей стало совсем страшно и обидно. Чтоб справиться с эмоциями, она бросилась прочь, к морю. Спустившись к пирсу у посёлка Подножье, она пошла вдоль берега, просто смотря на птиц и небо. Дышалось уже легче, море действительно исцеляет. Но треск обледеневших веток, которые ломались под весом льда, не прекращался уже третий день. И отвлечься от него было сложно, это был звук ломающихся костей. И каждые три минуты ломалось множество костей тела этого леса. Таню это приводило в ужас. На дороге грудой лежало много обломанных веток, которые приходилось обходить или шагать прямо по ним. "Иду по трупам" — подумала Таня. Было холодно, но солнечно, безветренно.

Так примерно прошло и двадцать первое ноября, и двадцать второе, двадцать третье. В понедельник двадцать четвёртого Таня совсем потеряла надежду, что их спасут, что мост откроют, что они всем островом не умрут с голоду. Кто-то умудрился на моторной лодке сплавать в город, прикупив немного еды себе и тем, кто дал деньги. Тане было нечем платить. И если бы не соседка по подъезду, которая дала Тане бутыль с водой на два с половиной литра, 4 яйца и муку, чтоб приготовить клёцки и пышки, то Таня бы уже могла бы только лежать и сходить с ума. Впрочем, ей казалось, что она уже не в своём уме. Недавно она вспомнила, что если подняться по дороге на холм от Свято-Серафимовского монастыря, то там есть родник. Она решила, что отправится завтра туда, потому что баллонов больше нет, свечек нет, а пить воду из крана она, учитывая их старые проржавевшие трубы, всегда боялась. Вообще Таня начала бояться всего: звуков, даже несильных, лая лис и собак, "песен" кошек во время драк, плача детей. Сосед из дома напротив, тридцать второго, умер. У него была гипергликемия (критическое значение сахара в крови), а потом всё… Диабетик второго типа без инсулина жить не мог. Сначала инсулин испортился, когда свет выключили ночью с восемнадцатого на девятнадцатое ноября, но и на улице при минусовой температуре хранится инсулин не мог. Четыре дня без инсулина достаточно, чтобы умереть.

Таня уже не знала, где ночь, а где день. Раньше её жизнь определяли: будильник, начальник, сообщения в Ватсапе и ролики на Ютуб. А теперь все дни слились в одно полотно, из которого не вычленить ничего. Просто час за часом проходило время, невозможно долгое и тягучее. Серое небо сменялось чёрной ночью, в которой ничего не видно, хоть глаз выколи, а утром все начиналось по-новой.

Таня проснулась от сильной долбёжки в дверь. Она не пошла открывать, но стук продолжался. Тогда она нехотя прошла в прихожую и спросила:

— Кто там?

— Лена! Открывай! — бодро говорила та.

— Открыто, — ответила Таня, которая не запирала дверь, так как боялась, что пропустит что-то важное.

— Собирайся срочно! Там баллоны выдают и свечки, спички, провизию! Полевые кухни около магазинов, там гречка, чай! Срочно бери паспорт и пошли!

Таня сначала не совсем поняла что говорила весёлая и взволнованная соседка, а когда поняла, то собралась так быстро, как это называли обычно "ноги в руки". Таня думала, что соседка, может, разыгрывает её, но всё равно радость проступала на лице. "Только бы это правда! Только бы не обман!" — навязчиво крутилось в голове.

— О, смотри, генераторы к домам подключают! — закричала Лена, когда они дошли до полевой кухни и тётечек с пакетами провизии (макарон, хлебцев, гречки, тушёнки, хлеба, печенья, риса) и баллонов, спичек, свечек.

— Девушки, гречку с чаем будете, хлеб есть? — сказал работник в палатке, наверное, из Росгвардии.

— Будем, — оживлённо ответили Таня и Лена.

И тут же наполнились пластиковые тарелки и стаканчики.

— Только горячее, девушки, аккуратно, — предупредил он, — Вот ложки.

— Так мы не умрём? — спросила Таня со слезами на глазах, попробовав "солдатскую гречку"?

— Как видишь, пока нет, — довольно ответила ей Лена.

Примечание автора: "Я сама непосредственно оказалась на острове Русский во время всех этих печальных событий. Лес не пришёл в прежний вид до сих пор — так и лежат горы сухих обломанных веток. До 24 ноября, начиная с 19 ноября, не было сообщения с городом, затем пустили паром на остров Поспелово. Свет от дизеля дали во все дома на Подножье 24 ноября, кроме Подножья 30. И света не было, а следовательно, и горячей воды, вдоль до 29 ноября, когда к нашему дому подключили генератор на 110 вольт. С 19 ноября до 26 ноября не вывозили, само собой, мусор. И даже зимой запах стоял страшный. Вечером 27 ноября раздавали возле дома баллоны по 4 штуки на семью. И только в декабре 2020 года отремонтировали мост и возобновилось автобусное движение. До того времени несколько дней пускали баржу и автобус, на которых можно было добраться до города за два с половиной часа, но зато бесплатно. Мост был закрыт сначала из-за сосулек по полтонны, а затем из-за обледенения и отрыва вантов (тросов, на которых держится мост). И для его ремонта вызывали специалистов из Франции, так как ситуация нестандартная.

Оглавление

Никтофобия

Вопль

Последниие дни