Воркута [Ульяна Лобаева] (fb2) читать онлайн

Ульяна ЛобаеваВоркута

Глава 1 Хальмер-Ю

Пролог

Апрель 1994 года, шахта «Хальмер-Ю», Воркута

Василий на ходу скинул куртку-спецовку – под землей стояла сорокоградусная жара, и пока они добрались с Жорой до проходки, все взмокли. Жора, давясь от смеха, рассказывал ему, как бригадир подшутил над новеньким. Свет фонаря-коногонки на Жориной каске дрожал и дергался вслед приступам хохота.

- Этот дурачок подходит к бригадиру и говорит – где, мол, дяденька, у вас тут туалет? Туалет, блин, в шахте! Тот ему с серьезной мордой эдак – вон, мол, иди в закут, бери газоанализатор, меряй там уровень метана. Если в пределах нормы, сри на газетку, пакуй в кулек и с собой в клеть возьмешь, как смена закончится. Анальные газы, дескать, очень бурно контактирует с метаном, и ты нам можешь устроить тут нехилый взрыв!

А сам в конце смены позвонил диспетчеру и сказал, что новый работник подозрительно терся около взрывчатки, не иначе чет спиздил. Этого красавца, как поднялся, обшмонали, нашли этот кулек, а тот вцепился в него и не отдает! Когда разобрались в чем дело, парни лежали на полу от хохота!

Василий фыркнул коротким смешком, обозначив, что шутку оценил. Он продолжал тихо посмеиваться, когда они дошли до проходки, и Жора взял ломик и полез на площадку.

- Ну-ка, ебни по тому закольчику, - скомандовал Василий, указывая на кусок породы на потолке.

Жора принялся работать оборочным ломом, сковыривая опасные участки. Ударив несколько раз, он опустил лом, поправил фонарь на каске, вгляделся и громко выматерился.

- Че там? – крикнул снизу Василий.

- Василь Михалыч, тут срань какая-то…

Жора ударил ломом еще, упала с грохотом порода. Степан задрал голову, осветил кровлю своей коногонкой.

- Ебтваю мать! – ахнул он.

- Бригадира надо звать… – ошарашенно протянул Жора и опустил лом.

В туннеле, прорытом пару дней назад, в сером камне, который миллионы лет прессовало давление и время, проглядывало человеческое лицо – цвета тусклого графита, как и стены угольной шахты. Сжатые челюсти выражали напряжение и муку, из породы тянулись пальцы, вжимаясь в щеку. Жора снял респиратор, растер угольную пыль на влажном лице и пошевелил губами.

Когда в проходку пришел злой бригадир, уверенный в том, что звеньевой решил его разыграть, Жора обрушил с кровли еще несколько глыбок породы. Бригадир покрутил головой, шаря лучом коногонки по верхам. Обнажилось еще оно тонкое женское лицо и несколько рук, обвитых вокруг ее торса. Две фигуры росли из камня, тянулись руки, там и сям выступавшие из породы, словно щупальца спрута.

Воркута, январь 2020 года

Илья выдохнул, досчитал до десяти. Внешне спокойно сказал:

- Он мой брат. Родной.

- Он уголовник, алкаш и наркоман, – зло выплюнула Кира.

Последние слова она почти прокричала. Илья нажал на кнопку отбоя и поерзал на металлическом кресле. Вызвал такси, оглядел зал ожидания Воркутинского вокзала. Последний раз он был в родном городе двадцать лет назад, и сейчас все эти терминалы и мониторы резали глаз. Чужое, незнакомое.

Сердце еще колотилось от разговора с женой, которую злило само упоминание Воркуты и его прошлого. Если б она знала, что вероятность стать уголовником, алкашом и наркоманом была к Илье куда как ближе, и именно Вовка, младший брат, спас его от этого.

Брат освободился из колонии лет семь назад, мама умерла, так и не дождавшись. Илья высылал деньги соседке, тете Вале, чтобы та возила ему передачки, и после того как Вовка вышел, просил ее приглядывать за ним. Сам он звонил брату редко, разговор всегда выходил вялый, неловкий, смущенный. Илье казалось, что Вовка его осуждает за то, что он тогда подался за лучшей жизнью в Москву, бросил маму и его самого, и не приехал даже в день его освобождения. Илья не знал о чем разговаривать с братом – тот, чуждый ему и этому времени, набравшийся блатных словечек и ухваток, был ему неприятен. Это был не тот Вовка из детства, которого он помнил. Илья изредка звонил тете Вале, просил зайти к брату, досмотреть, купить ему продуктов. Та охотно соглашалась, а потом с причитаниями рассказывала про батареи бутылок и пьяный шалман у Вовки дома. И когда он перестал отвечать на звонки, Илья не особенно обеспокоился, а испытал даже что-то вроде облегчения. Но однажды Илья спохватился, что не слышал голоса брата несколько месяцев, хотя тетя Валя фальшивым голосом рапортовала, что у Вовки все в порядке.

- Теть Валь, я Вовке полгода назад выслал мамин портрет, у художника заказывал. Он говорил, что повесил его на стену. Висит он..?

- Да, да, висит! Ой, хорош, Женечка как живая!

Илья наскоро распрощался, посидел на диване с колотящимся сердцем пару секунд и кинулся к ноутбуку. Оплатил билет на ближайший воркутинский поезд, позвонил деловому партнеру, сказал, что берет отпуск. Не покупал он и не высылал Вовке никакой портрет. Тетя Валя врала.

Купе оказалось полупустым – на соседней койке расположился мрачный вахтовик, который перед отправкой сунул Илье огромную ладонь и скупо обронил:

- Серега.

Серега всю дорогу пил чай стакан за стаканом и на остановках бегал курить. Молча смотрел в окно, на попытки попутчика завязать разговор отвечал коротко и неохотно. «Ну и ладно, не больно-то и хотелось», - подумал Илья и уткнулся в телефон.

Он позвонил Кире, но объяснения не получилось – когда она услышала, что муж поехал в Воркуту из-за брата, просто бросила трубку. Кира ненавидела Вовку, ненавидела Воркуту и вообще все, что могло нарушить ее представления о респектабельности их семьи. Этот затрапезный, умирающий город, какой-то никому не нужный, забытый всеми уголовник и ее муж, одетый с иголочки, в дорогом авто, были из разных миров. И должны оставаться в разных, не смешиваться, как масло и вода.

После двух суток на неудобной полке в купе Илья ощущал привычное чувство нечистоты и разбитости, и когда показалось знакомое здание вокзала, он облегченно выдохнул. Молчаливый вахтовик Серега неожиданно тепло с ним попрощался, оставив телефон – «бывай, братан!». «Ну, братан, так братан» - усмехнулся на перроне про себя Илья, выдохнув в морозный воздух облачко пара.

В такси он крутил головой во все стороны – знакомые места вроде и остались такими же, но обросли рекламными вывесками, вдоль обочин стояли иномарки, и Илья испытал странное чувство, будто встретил старую знакомую, сделавшую пластическую операцию. Двор их сталинки вот совсем не изменился – даже металлические неубиваемые горки и лесенки для детей не обновили, не заменили на яркие китайские.

Илья остановился около двери на первом этаже, обитой потрескавшимся дерматином, помедлил с минуту, глядя на торчащие из-под обивки куски ваты. Сердце сильно и властно сжало, и первый раз с момент его приезда в Воркуту к горлу подступило и защипало глаза. Он вспомнил ключ на резинке, который по праву старшего висел на его груди, вспомнил, как ключ отскочил, ударил его по переднему зубу, отколов кусочек. Как смеялся Вовка, сложившись пополам: «Ты теперь будешь говорить, как дед Игнат?» Как дед Игнат… Илья вынул тот самый ключ и отпер старую дверь, ведущую в детство.

В квартире было все точно так же, как в момент его отъезда из города, только телевизор был плоский, хотя тоже безнадежно устаревший. Наверное, мать купила незадолго до смерти. Илья прошелся по комнатам – на мебели лежал толстый слой пыли, в воздухе витал гнилой затхлый запах. На стене висел ковер, завитушки на узоре которого он помнил с детства, продавленный диван, обтянутый засаленным флоком, был все тот же. На кухне Илья открыл хлипкую дверцу под мойкой и тут же отшатнулся – в нос шибанула волна вони. Горка мусора покрылась черными пятнами плесени. Илья набрал в легкие воздуха и задержал дыхание, перед тем как открыть холодильник. На полке стояла одинокая кастрюлька без крышки с черным, склизким на вид содержимым. Кочан капусты потемнел и ссохся, два дохлых таракана валялись в контейнере для овощей.

Очевидно, что Вовки не было давно, и так же очевидно, что он планировал вернуться. Илья подумал пару секунд, вышел в коридор и спустился на площадку между третьим и вторым этажами. Протянул руку под подоконник, нащупал нетвердо закрепленный кирпич. Илья с Вовкой обнаружили этот тайник в детстве, когда пьяный отец выгнал их в подъезд, и они дожидались матери со смены, прижимаясь к горячей батарее под подоконником. В дыре Илья нашел клочок бумаги, торопливо развернул. Скачущим крупным почерком брата было написано всего две строчки: «Тишманов Роман» и адрес.

Илья выбросил гниющий мусор, смыл омерзительную склизкую массу из кастрюльки, открыл окна и впустил свежий морозный воздух. Покуривая в форточку, он думал, что ему делать – кинуться ли к неведомому Роману или пойти к соседке и взять ее за горло. В сгущающихся сумерках поблескивал цветными новогодними огоньками ларек-забегаловка с вывеской «кафе Мечта». «Такая себе мечта», усмехнулся про себя Илья. Он решил, что соседка подождет, а ехать к Роману уже поздно. Щелчком послал окурок в темноту, оделся и вышел из дома.

«Мечта» оказалась именно такой, какой он ее себе представлял – на стенах покоробившийся ламинат, убогий потолок из пластиковых плиток, дешевые пластмассовые столики и стулья; барная стойка украшена новогодними огоньками и мишурой. В зале было достаточно людно – за сдвинутыми двумя столами гомонила компания горластых мужиков, ржали размалеванные девки, которых по очереди щупал хлыщ с сальными волосами. Около окна с бутылкой водки сидел узкоглазый парень в малице, расшитой поверх меха затейливым узором. Илья сел на убогий пластиковый стул, покрутил головой. Черт знает, есть тут официанты… Как бы в ответ на его мысли подошла плотная коренастая женщина неопределенного возраста в переднике. Вынула блокнотик, уставилась на Илью единственным здоровым глазом – второй перекосило, закрыло рваным рубцом. Глаз будто стекал по щеке. «Мда, сервис…» - подумал Илья, попросил бутылку текилы и закусон, который посвежее. Кривая официантка Надя, чье имя было напечатано на бейджике, наклонилась, прошептала:

- Текилу лучше не берите, там от текилы только бутылка.

Он вздохнул, выбрал коньяк. Наполнив стопку, столкнулся взглядом с парнем в малице, тот приподнял свой стаканчик, Илья тоже дернул рукой с рюмкой, кивнул ему. Парень подхватил бутылку с остатками водки и двинулся к его столику..

- Йилко, - представился он и, не спрашивая разрешения, сел рядом.

- Илья.

- Не местный, сразу видно, – с сильным северным акцентом сказал Йилко. – Зачем в Воркуту пожаловал? На вахтовика не похож.

- Я местный, родился тут. Лет 20 как в Москве.

- Аааа… - протянул ненец. – Ну и как оно, сильно тут все изменилось?

- Да не то что бы, - пожал плечами Илья и плеснул в стаканчик парня коньяка. Тот не протестовал.

- Уезжают все, - коротко сказал Йилко. – Я колбасу привожу из оленины, так лет пять назад всю разбирали, а сейчас половину только сбыл. Да и вообще… Странные вещи творятся последнее время.

- Эт какие? – уставился на него Илья.

- Да так, - неопределенно помахал рукой в воздухе ненец.

- А все же?

- Да болтают всякое… – Йилко опрокинул в себя коньяк, поморщился. – Знаешь такой поселок – Хальмер-Ю?

- Конечно. Двадцать кэмэ от Воркуты, давно заброшен, шахта закрыта.

- Закрыта-то закрыта, да вот, видать, не до конца. Надька вон вишь какая вернулась… - он кивнул на официантку, и она, почувствовав его взгляд, обернулась.

- Что?

Парень не ответил – к столику подошла кривая Надька, грохнула на столешницу графин с морсом.

- Хватит нести про меня херню, придурок косоглазый! – перекрикивая грохот музыки, сказала она и тряханула Йилко за капюшон малицы.

Ничего конкретного от ненца Илья таки не добился – тот, порядочно набравшись, нес какую-то околесицу про игры подростков в заброшенном Хальмер-Ю, закрытую шахту и колбасу из оленины. Ушел Илья из «Мечты» далеко за полночь, оставив Йилко, уложившим голову на стол.

На следующий день он проснулся с гудящей головой и мерзким привкусом во рту. Не умываясь, не пригладив всклокоченных волос, сварил кофе и открыл форточку. Кофеин и холод взбодрили, отступила головная боль и тошнота. Илья принял душ, пригладил редеющие пряди, наскоро позавтракал скудным бутербродом, запив несладким кофе – сахар он не купил, а в Вовкиной сахарнице обнаружился большой дохлый таракан.

Тишманов Роман жил в десяти минутах ходьбы от его двора, что даже по меркам небольшой Воркуты было близко. И на счастье Ильи он оказался дома – на решительный звонок дверь приоткрылась и высунулось очень юное, с неравномерно пробивающейся щетиной лицо.

- Вы Тишманов Роман? – с сомнением спросил Илья. Какие дела могли связывать Вовку с этим сопляком?

- Ну..? – осторожно протянул парень.

- Володю Градова знаешь?

Парень широко раскрыл глаза и распахнул дверь.

- Вы его брат? Он говорил, что вы можете прийти.

Илья высоко поднял брови и спросил:

- А лет-то тебе сколько?

Роман проводил его в свою комнату, увешанную плакатами, среди которых Илья узнал только Слипкнот – разница поколений, все-таки… Принес горячего чаю, высыпал в вазочку печенье.

- Мне двадцать лет, не такой я сопляк, как вы подумали - улыбнулся он. – Вовка-то не вернулся, похоже, раз вы пришли…

- Не вернулся откуда? Где он? Что происходит вообще?

Ромка потер прыщавый лоб, набрал в грудь воздуха и с усилием произнес:

- Ты… Вы, конечно не проверите…

- На «ты», - перебил его Илья. – Я ничему не верю, пока не получу доказательства. Так что рассказывай давай.

- Все дело в игре в казаки-разбойники…

- Что? – поперхнулся чаем Илья.

- Ну вот я же говорил, что не поверите.

- И как связаны детская игра и мой брат?

- Он в нее тоже играл. Многие играли, но не все смогли закончить игру.

Илья грохнул кружкой об стол:

- Что ты, блядь, несешь? Где Вовка?

- Короче, это длинная история. Вы не местный, не знаете ведь всего... Пять лет назад несколько пацанов залезли в развалины поселка Хальмер-Ю. Знаете такой?

- Конечно, знаю, закрытый ныне шахтерский поселок, – немного раздраженно сказал Илья. – И вообще-то я тоже местный, в Воркуте двадцать лет прожил.

- Так вот, там часто люди бывают. С материка приезжают поснимать, местные летом даже застолья устраивают – из числа бывших жителей, вспоминают юность. И вот эти пацаны решили там поиграть в казаки-разбойники. Ну, это когда стрелочки рисуешь и…

- Я знаю, как играть в казаки-разбойники, – процедил Илья. – Давай короче.

- Ну и вот… Один из парней начал рисовать стрелки, зашел в заброшку и пропал. Его искали две недели, спасательные отряды прочесали весь поселок, все развалины. Конечно, все думали, что он просто свалился в какой-нибудь гнилой пол, разбил голову и… Ну, в общем, понятно. Но ничего не нашли. А потом он вернулся и рассказал, как попасть в совсем другой Хальмер-Ю…

- Это какой-то бред. Ты хочешь сказать, что мой брат поехал в Хальмер, чтобы поиграть в казаки-разбойники, и там пропал?

- Да! – закивал Роман.

- Ясно, - Илья встал, отставив недопитый чай. – Значит, надо прочесать развалины.

- Это ничего не даст, ты не найдешь, – покачал головой Ромка. – Я могу показать место, с которого надо начинать поиски. Ты все равно не поверишь, пока не увидишь сам.

- Без тебя обойдусь.

- Вам… тебе же нужно туда доехать. У меня есть машина.

Илья в упор посмотрел на мальчишку и улыбнулся уголком рта.

Договорились выехать на следующий день рано утром, и Ромка с гордостью показал из окна на вишневый квадратный жигуленок, припаркованный около подъезда. «Машина» - с улыбкой подумал Илья.

В родительской квартире он не мог найти себе места. Отыскал в скрипучей рассохшейся стенке старые альбомы с фотографиями – на одной из них, выцветшей, нечеткой, он увидел Вовку в свитере в кривой вышивкой Босс. С широченной улыбкой от уха до уха, он обнимал пацана из их двора, чьего имени Илья не помнил. Вовке тут было лет тринадцать. На него опустилась глухая тоска – если бы Кира знала, что именно он виноват в том, во что превратился его брат. И что именно он должен был жить с клеймом сидельца в этом замороженном, умирающем городе.

Отец попивал всегда, и по пьяни становился совершенно сумасшедшим – куда-то рвался, приставал к прохожим, мгновенно ввязывался в драки и скандалы. А мать как будто подначивала его, не умела вовремя придержать язык, отчего и ходила частенько с фингалом то под одним, то под другим глазом. Когда Илья с Вовкой были маленькие, отца они ненавидели и боялись, и даже в те редкие момент его благодушия, когда он тянул их на турники или вел в кафе- мороженое, они оставались настороженными и молчаливыми. Отца в семье никто не любил, и долгое время Илья считал, что во всех семьях так. Когда они с Вовкой подросли, то обнаружили, что их силенок хватает, чтобы противостоять пьяным скандалам – уже они выгоняли отца из квартиры, и именно отец, а не они оказывался награжденным тумаками.

В тот день Вовка где-то пропадал со школьными друзьями, а Илья вернулся из шараги раньше чем обычно и застал отца в состоянии недопитости. Денег, запрятанных женой, продавщицей круглосуточного ларька, он не нашел, и поэтому был похмельно-мрачным, на самом пике раздраженной злобы. Он попытался вытянуть пару небольших купюр из рюкзака Ильи, на что тот ответил мощным тычком, и отец кубарем влетел на кухню. Где схватился за нож и бросился на сына. Тот легко перехватил его руку, вырвал нож и в закипающей ярости, не владея собой, прошил пару раз вогнутую отцовскую грудь и пару раз - живот. Именно в этот момент загремел ключами Вовка около двери, вошел, увидел окровавленного отца и старшего брата с ножом в руке. Он резво метнулся к соседям, у которых был телефон дома, вызвал скорую. Мгновенно примчавшаяся мать причитала на весь подъезд. Отец умер через три дня в больнице – Илья задел что-то жизненно важное в пропитом теле отца, и даже оперативно вызванная скорая не помогла. И там же в больнице хмурый Вовка тихо сказал Илье:

- Если будут спрашивать, скажем, что это я. Мне только шестнадцать, а тебе уже восемнадцать. Мне меньше дадут.

Дали конечно меньше, чем совершеннолетнему, но все равно по полной – шесть лет. А потом была драка, убийство парня в колонии. Срок растягивался и растягивался. Илья решил, что ничем не поможет брату, теряя шансы на нормальную жизнь в Воркуте, и уехал в Москву. А мама и Вовка остались. Без него. И огромная вина никуда не делась.

Илья быстро накинул куртку, вышел из дома и направился к «Мечте». Нади не было – с блокнотиком в кармане и подносом в руках бегала молоденькая симпатичная брюнетка со слегка раскосыми глазами. Илья окинул ее взглядом – красивая. Но сейчас ее красота как-то колола, била по глазам, и он предпочел бы, чтобы водку ему принесла кривая, кургузая Надька.

Накачавшись алкоголем, слегка покачиваясь, он добрался до дома, благодаря небеса за то, что квартира находится на первом этаже. Содрав кое-как одежду, кинув куртку на пол в комнате, упал на диван и накрылся одеялом, не вынув ни подушку, ни простыню. Он ухнул в тяжелый, мутный сон, и, засыпая, успел подумать краешком сознания про Вовку, представив его именно таким, каким помнил его на суде.

Очнулся Илья все с тем же гадким ощущением нечистоты, идущей откуда-то изнутри, и неясным беспокоящим чувством. Голова болела, к пересохшей гортани прилип шершавый язык. Он открыл глаза, попялился на отсветы переливающихся огоньков «Мечты» на потолке. До него не сразу дошло, что его разбудил тихий корябающий звук в окно. Птица? Кошка? Илья приподнял прострелившую болью голову и едва не заорал – в окне висело лицо, неразличимое из темноты комнаты.

- Эй ты, козел, – просипел он. – Я тебе башку расколочу, если ты оттуда не уберешься.

Встал с дивана, взял телефон и осветил лицо – это был молодой мужчина в старомодной кроличьей шапке, в дубленке, каких уже лет тридцать, наверное, никто не носил. Он бессмысленно смотрел в глубину комнаты, будто вовсе не замечая Илью, стоя, очевидно, в декоративной выемке на внешней стороне стены.

- Пошел отсюда! – гаркнул Илья, ударил пятерней по стеклу.

Но тот не пошевелился и не изменил направления взгляда. Из морозной дымки воркутинской ночи показался еще один – толстяк в нормальном современном пуховике, трикотажной шапочке, натянутой на лоб. Он покрутил головой, увидел висящего на приступке мужика и двинулся к нему.

- Пап, пойдем! – услышал от него Илья.

Толстяк в трикотажной шапке подошел к окну, тоже приподнялся на носках и принялся отдирать ночного гостя от окна. Заметив хозяина квартиры, он торопливо проговорил:

- Мы сейчас уйдем, простите! Пап, ну пойдем!

Он дернул мужика в шапке за плечо, и тот, наконец, слез с уступка и побрел через палисадник к улице. Все это было похоже на горячечный сон – мужику было на вид едва за тридцать, а толстяку – больше сорока. И – отец?

Утром Илья водил бритвой по щетинистой щеке, глядя в красные, с оттянутыми мешочками век, глаза.

- Пить надо меньше, – выдохнул он.

Натянул пропахший потом и сигаретным дымом свитер, сунул за ремень джинсов травмат. Черт его знает, в какие игры играют эти пацаны. Казаки-разбойники, ну разумеется. Он хмыкнул и уже хотел поднять так и валяющуюся на полу куртку, когда увидел на стекле, расцветшим морозными узорами по углам, отпечаток ладоней. Илья подошел к окну, потрогал отпечатки. Они были с той стороны, со стороны улицы.

Ромка подъехал на своем кашляющем жигуленке в назначенное время, и первым делом спросил:

- Перчатки, варежки с собой?

- Перчатки, – несколько удивленно ответил Илья. – А ты что, в мамочки записался?

- Ты идешь со мной, – серьезно сказал Ромка. – Я за тебя отвечаю. Тут типа кодекс выработался… Новичок под охраной опытного.

- Не замерзну, не боись.

Ромка завел своего старичка и тронулся, аккуратно выруливая со двора

- Слушай правила. Это очень важно. Ты нихера не поймешь, конечно, пока сам не увидишь, но когда мы будем уже там, некогда будет рассусоливать. Итак, первое – не трогай жителей голыми руками, только через перчатки, варежки. Второе – нельзя возвращаться, буквально ни шагу назад, только вперед. Третье – считается, что на этом уровне всегда есть пути спасения, он легкий. Но это только считается, на самом деле там куча народу сгинуло. Четвертое – нельзя разделяться, если идешь с кем-то, это верный путь остаться там навсегда.

- Господи, это что за геймерско-задротская херня? – хмыкнул Илья, достал пачку и выбил сигарету.

- Запоминай, блин! – воскликнул Роман. – И пятое – никакого оружия! Даже газовый баллончик нельзя, если что-то взял с собой, выкладывай в тачке.

- Угу, - кивнул Илья и, глядя в окно, подумал - «Как же, так и поступлю!».

Воркуту проехали быстро, это только в его памяти она осталась огромным городом, набитым воспоминаниями, где столько всего было и столько всего случилось. Только сейчас он понял, какая это крошечная и глухая провинция. Снежная равнина тундры действовала на Илью угнетающе – она снова и снова напоминала ему, насколько он был виноват перед Вовкой. В нарядной Москве вина как-то забывалась, становилась крошечной, уходя в далекую перспективу.

Хоть он и знал, что поселок представляет собой совершенные руины, увиденное его поразило. Ни одного целого здания, голые остовы стен, осыпавшийся кучами кирпич.

- Елки палки… - прошептал он, глядя на надпись на полуразрушенной стене: «Хальмер-Ю, мы тебя никогда не забудем!».

Илья подумал, хорошо, что голые руины поселка прикрыты толстым одеялом снега, летом здесь наверняка еще унылее. Он ожидал, что придется преодолевать завалы снега, однако дорога между развалившимися домами оказалась утоптанной множеством ног, в Хальмер-Ю определенно нередко наведывались.

Ромка вышел из машины, надел тонкие латексные перчатки, вынул из кармана баллончик с аэрозольной краской. Он нагнулся, нарисовал стрелку, направленную острием в поселок. Илья фыркнул:

- Серьезно?

- Абсолютно.

Ромка глянул на него без улыбки и пошел вперед, через несколько шагов снова нарисовал стрелку. Илья закатил глаза, но двинулся вслед за ним, ощущая, как впивается в живот твердая рукоятка травмата. В юности он был в поселке всего пару раз – ухлестывал за девчонкой, и в его памяти Хальмер-Ю остался хоть и небольшим, но людным и живым: деревянные бараки, высившиеся постройки шахты на горизонте полярной тундры, гомон около магазина. Сейчас поселок был похож на разложившийся труп. Плоть его – кирпичи рассыпающихся зданий, доски бараков – прели и гнили под снегом. А кости – балки, перекрытия – стояли мертвенно и пугающе, выбеленные ледяным ветром и морозом.

Ромка все так же деловито шел впереди, рисуя стрелки, и на секунду в Ильи мелькнула мысль – может, парень просто сумасшедший? Заманил доверчивого и вечно пьяного Вовку в это мертвое городище, скинул куда-нибудь на истыканные гвоздями деревяшки, а сейчас хочет разделаться с Ильей.

- Мы входим в поселок! Смотри! – крикнул Ромка.

Он ткнул пальцем вперед, и Илья увидел такую же нарисованную баллончиком стрелку, которую Ромка не мог сделать – он не дошел еще до этого участка дороги.

- Видишь? – торжествующе проговорил он.

- Ну и что? Стрелка. Ты же говорил, тут часто в казаки-разбойники играют. Кто-то нарисовал.

- Нет, - помотал головой Ромка. - Стрелки в нашем мире исчезают, как только человек входит. А внутри уже у каждого свой путь, чужих стрелок ты не увидишь. - Он сделал упор на слове «входит».

- Господи, какой бред, – пробормотал Илья.

Он уже раскаивался, что поехал с этим ненормальным парнем, помешанным на какой-то подростковой полумистической ерунде. Но его грела мысль, что Вовка пропал не так уж давно, и может быть, где-то в разрушенном здании можно будет отыскать его останки. На то, что брат мог выжить в ледяной тундре, он не рассчитывал. Честно говоря, он даже надеялся, что Вовка погиб, потому что тогда чувство вины, которое испытывал Илья, умерло бы вместе с братом.

- Ага, пока все идет по плану! – потер руки Ромка.

Стрелки – яркие, жирные, будто только что нарисованные, вели вперед. Илья увидел череду деревянных бараков, таких же, какие он помнил из своей юности.

- Деревянные дома сохранились? – поразился он.

Ромка усмехнулся, но ничего не сказал. Чем дальше они углублялись, тем все более плотно застроенной становилась улица, по обе стороны возвышались пятиэтажные сталинки с рухнувшими крышами и слепыми окнами без стекол. Лепные карнизы, входные группы с портиками, чуть облупившаяся голубая краска. Вскоре начали встречаться девятиэтажки, а на следующем доме Илья остановился как вкопанный: сколоченный из множества деревянных ящиков, тот ширился, словно улей и уходил в недосягаемую высь. Ящики разных размеров выпирали из неравномерного тела здания, будто кусочки неряшливо собранного детского конструктора.

- Охренеть… – поразился Илья.

Около одной многоэтажки стояла молодая женщина с коляской. Руки она держала около живота, сложив одну на другую, будто держа невидимого ребенка. Она покачивалась и напевала детскую песенку, укачивая малыша, которого не было. Женщина стояла на снегу в легких туфлях, одетая в летнее платье в оранжевый цветочек. От ее дыхания поднимался легкий парок, но она не обращала никакого внимания на мороз.

- Блин… Женщина, вы в порядке?

Он бросился к сумасшедшей, но Ромка удержал его за локоть.

- Не трогай ее, с ней все хорошо. Чем меньше входишь с ними в соприкосновение, тем проще будет пройти этот уровень.

- Простудится, замерзнет! И там, в коляске, наверняка ребенок!

Илья стряхнул с рукава Ромкину руку и поспешил к женщине.

- Не трогай ее голыми руками! – бросил ему в спину Рома.

Илья на ходу снимал пуховик, прикидывая, далеко ли до машины. Он накинул куртку женщине на плечи, и она белозубо улыбнулась ему. Илья заглянул в коляску – тем лежал кокон, свернутый из махрового полотенца, и бутылочка с молоком. Тряпки были полуистлевшие, выпачканные в черной пыли.

- Ее надо отвезти в город! Она явно не в себе! – сказал он подошедшему Ромке.

- Оставь ее в покое! Пожалуйста, пойдем! – взмолился тот. – Нельзя тут долго торчать на одном месте, надо двигаться!

- Да ты человек или нет?! Она же замерзнет насмерть!

- Я-то человек, а вот она – нет, – проворчал Ромка. – Смотри, что ты наделал…

Он указал на дорогу – к ним подходили две большие дворняги. Илья попятился, не смог сдержать матерка. У одной собаки глаз был на лбу, а другой – на боку, между ребрами. Другая, особо мохнатая, опиралась на снег человеческой рукой, которая у нее была на месте передней левой лапы. Мохнатая сделала шаг вперед, зарычала. Из-за угла дома выбежали еще две псины, выглядели они, правда, вполне обычно. Стайка одичавших собак с опаской приближалась к Илье с Ромкой. Мохнатая зарычала громче, недвусмысленно обнажив клыки.

- Пошли! – отчаянно крикнул Ромка. – Они отстанут, если идти по стрелкам!

Илья двинулся за ним, беспрестанно оглядываясь через плечо. Собаки следовали за ними, мохнатая свесила язык из пасти, роняя на снег слюну.

Стрелки вильнули вправо, и они увидели ровный ряд красных аппаратов, в которых в советские времена продавали газировку. Ромка замедлил ход:

- Блин, чет не нравится мне это… Я не видел раньше здесь такого, хотя слышал про эти раритеты.

Они двинулись дальше, и Илья, поравнявшись с первым аппаратом, едва не вскрикнул: древняя железка загудела, затряслась, и в граненый стакан полилась какая-то красная жижа со тошнотворными сгустками и соплями синих жил.

- Что это..?

- Черт знает, - пожал плечами Ромка. – Мясные помои какие-то.

По мере их продвижения аппараты оживали, извергая из себя багровое месиво. Илья едва сдержал рвотный позыв, когда в одном из стаканов всплыл дрожащий желтый сгусток, в котором он признал человеческий глаз. Собаки не отставали – они беспокойно тявкали, скулили, забегали вперед, возвращались к сталкерам. Наконец, мохнатая перегородила дорогу, рыча и угрюмо наклоняя голову при попытке ее обойти.

- Что дальше..? – Илья нащупал травмат под курткой.

- Стой… - Ромка остановился, напряженно глядя на собаку. – Она не кинется, ну, то есть, не должна…

- Кажется, она не в курсе, что она должна!

Илья выхватил травмат и два раза выстрелил в собаку.

Та перекувыркнулась, забила, засучила лапами на гладком утоптанном снегу. Подбежала вторая, громко залаяла.

- Черт! – воскликнул Ромка. – Да ты охренел! Не стреляй, иначе нам точно конец!

Илья опустил пистолет, не сводя глаз с кошмарной псины.

- Подожди, до меня кажется, дошло. Они наверняка хотят это, - Ромка подошел к автомату, взял стакан и выплеснул красные помои в сторону псов.

Две собаки подбежали к луже, начали жадно слизывать и чавкать. Ромка для верности выплеснул еще два стакана из ближайших автоматов и укоризненно кинул Илье:

- Я же сказал, никакого оружия. Здесь все реагирует на агрессию.

- Ты объяснишь, что происходит?! – придушенным голосом произнес он.

- Сейчас не время, расскажу, когда выйдем. Просто выполняй правила, а травмат свой в жопу засунь!

Они снова последовали за стрелками, которые нырнули влево, между двух сталинок. И хотя с дороги за домами виднелась снежная равнина, взгляду Ильи за поворотом открылась новая улица с такими зданиями, которых просто не могло быть в поселке Хальмер-Ю. Не могло быть никогда. Открыв рот, Илья крутил головой, рассматривая дома в десять, двадцать этажей, в разбитых окнах которых мелькали люди. Старуха с седыми патлами смотрела на них из пустого проема, двигая рукой с тряпкой, будто мыла стекло. Другой дом был вообще без окон и дверей, возвышаясь над полярными снегами глухой коробкой. Они прошли гигантский «Гастроном», в витрине которого в огромных корзинах лежали обнаженные люди, обмотанные стрейч-пленкой. Около гастронома высился сумасшедший монумент – в высокую башню из бетона были вмурованы десятки человеческих тел, руки и ноги, головы и задницы торчали под самыми неожиданными углами. Он чуть не закричал, когда седой мужик за 50 с намертво зафиксированной бетоном головой вдруг открыл глаза и посмотрел прямо на него.

- Блядь… – протянул Илья и ущипнул себя за руку. Допился он что ли?

Стрелки на снегу начали петлять, резко поворачивать, и Роман ускорил шаг. Наконец угольная стрелка остановилась около входа в подъезд самой обычной советской пятиэтажки. Окна первого и второго этажа были заколочены фанерой, а остальные плотно задернуты шторами. Ромка открыл дверь подъезда – стрелки вели вверх по ступенькам

- Блин, я нихрена не хочу туда подниматься… – просипел Илья. – Давай вернемся.

Он почти сделал крошечный шажок назад, но Ромка больно схватил его за руку и испуганно проговорил, широко раскрыв глаза:

- Ты помнишь правила? Назад нельзя! Ни в коем случае! Это верная смерть!

Илья зашагал по ступенькам самого обычного подъезда самой обычной советской блочной пятиэтажки. Краска крошилась на стенах и сходила струпьями, перил не было, кишки вывороченных проводов свисали из недр электрощитов. Стрелка остановилась около двери на третьем этаже, и Ромка решительно потянул на себя створку. Взгляду Ильи открылась разоренная, разрушенная временем и морозами комната. Все перегородки рухнули, о кухне напоминал только небольшой квадрат плитки в углу, где, очевидно, когда-то была мойка. Стрелки шли через всю квартиру к темному проему без двери, в котором виднелась плотная тьма, в углу около проема громоздилась куча грязного тряпья. По полу от тряпок протянулись несколько ржавых цепей, одни концы которой ближе ко входу ныряли в отверстие в бетонной плите, а другие исчезали в темном проеме.

- Вот черт… - простонал Ромка. – Если б ты не влез со своей пукалкой, прошли бы поселок насквозь, и никаких проблем! Я в Хальмер девчонок даже водил, все было нормально!

- А это что..? – кивнул на цепи Илья.

- А хер знает! Я тут не был никогда! И не слышал о таком! Мои стрелки шли по поселку, не заходя в здания…

Ромка сделал несколько шагов, осмотрелся, подошел к окну, с которого сползла догнивающая рама.

- Ну, пошли…

Когда они двинулись к темному проему, дернулась одна из цепей, будто кто-то из темноты потянул за конец.

- Как мне это не нравится, - снова произнес Ромка.

Илья с колотящимся сердцем сделал еще пару шагов, и в этот момент пошевелилась куча тряпья в углу около нужного им проема. Куча приподнялась, начала медленно поворачиваться, и Ромка взвизгнул. На них, скинув бурую лежалую ветошь на пол, смотрел голый лысый урод без бровей и ресниц. Шелушащиеся псориазные пятна цвели на голове, а когда он раскрыл рот и осклабился, то Илья увидел, что у него нет зубов; гениталий тоже не было - в паху бугрились кривые шармы. Прямо через ладони урода, через раны с кровавыми ошметками проходили те самые цепи, тянулись к ступням, пронзали и их и ползли в нужный им проем. Существо издало шипение, словно змея, игриво облизало языком губы и задвигалось, имитируя бег на месте, с большой амплитудой поднимая руки и ноги. Цепи натянулись, в глубине проема, в темноте, что-то тяжело застучало, задвигалось. Илья увидел, как в нужной им комнате блеснул и двинулся огромный металлический диск с зазубринами, закрутился, набирая обороты.

- Это жопа, - прошелестел помертвевший Ромка. – Я не знаю, как его обойти.

- Мы можем пройти через другие комнаты?

- Нет. Во-первых, для этого нужно повернуть назад, а во-вторых, мы должны идти только туда, куда указывают стрелки. Нам надо войти в темную комнату, но что делать с этой сраной пилой… Черт, вот это все из-за твоего травмата! Я сто раз был в параллельном Хальмере, и никогда в такой переплет не попадал!

Илья обвел комнату взглядом, задумался.

- Слушай, ты же сам говорил, что здесь из любого положения есть выход.

- Считается, что это так.

- Я думаю, и тут он есть. Смотри, – Илья указал на небольшой ржавый рубильник около входа в комнату, к нему тоже вела короткая цепь, которая исчезала в стене. – Мне кажется, рубильник связан с этим товарищем.

- Хочешь сказать, его надо выключить и это чучело остановится?

- Скорее всего.

- И как мы это сделаем? Мы не можем вернуться назад.

- Двигайся вперед, около окна лежит развалившаяся рама, там же железная палка гардины. Возьми ее и кинь мне.

Ромка потер лоб, понял, что он хочет сделать, и двинулся к окну.

- Подожди! – крикнул ему Илья, когда Ромка взял гардину и замахнулся. – Кинь сначала деревяху от рамы, примерься. Если ты промахнешься, нам пизда.

Ромка легко оторвал палку от рамы, кинул Илье. Палка пролетела чуть дальше, ко входу, а следующий кусок дерева упал почти туда, куда нужно. Ромка взял гардину, шумно выдохнул и осторожно, словно игрок в кегельбане, метнул в его сторону. Тот на секунду прикрыл глаза, а когда открыл, то увидел, что конец гардины оказался аккурат около его ботинка. Молясь, чтобы рубильник не был слишком тугим, Илья шарахнул концом гардины по ручке, и та на удивление легко и плавно подалась. Голый урод, еще несколько раз взмахнув руками и ногами, остановился, сник и снова сгорбился под тряпками в своем углу, и жужжащий диск в проеме начал сбавлять обороты. Видимо, им и правда давали шанс.

Когда пила смолкла и скрылась в темной глубине, в помещении загорелся свет. Ромка и Илья осторожно заглянули – пустая комната с серыми бетонными стенами без окон, с потолка свешивалась тоскливая лампочка на витом проводе. Черные стрелки шли в следующее помещение – точную копию предыдущего. Серые глухие стены, голая тусклая лампочка на проводе. Они шли через анфиладу комнат, и свет загорался, как только они переступали порог.

- Слышишь? – почему-то шепотом спросил Ромка, и пустые стены гулко отразили его шепот.

- Что?

- Какой-то звук…

Илья замер – в глубине коридора слышался едва различимый шорох, будто по твердой поверхности кто-то возил тряпкой.

- Это спереди или сзади? – озадаченно спросил он.

- Непонятно…

Ромка крутил головой, широко раскрыв глаза.

- О черт… - медленно произнес он, и Илья обернулся.

Сзади, из освещенной комнаты показалась фигура в брезентовой робе, какую носят пожарные. На существе была каска и защитные очки в резиновой оправе, стекла которых были разбиты, и Илья вздрогнул, когда увидел кровавое месиво вместо глаз. Существо тащило за собой пожарный рукав. Когда оно переступило порог, заверещала сирена, и Илья инстинктивно пригнулся. И правильно сделал, потому что кошмарная пародия на пожарного вскинула наконечник и их с Ромкой обдало ледяным крошевом – из шланга ударила мощная струя, которая заледенела в полете и врезалась в бетонную стену, оставив в ней щербатую выемку.

- Бежим..! – крикнул Ромка и рванул в коридор бесконечных комнат.

Но бежать им пришлось недолго – проскочив две комнаты, они попали в последнюю, и она оказалась тупиком.

- Господи, да что это такое! – всплеснул руками Ромка. – Мы как будто на третьем уровне! Я тут такого пиздеца никогда не видел!

- Должен быть выход!

- Должен, блядь! Много ты видишь тут выходов?!

Илья наскоро ощупал стену – ни трещинки, ни малейшей щели. Сзади послышался шорох пожарного рукава, и кошмарный, нереальный пожарник вскинул наконечник. Илья присел, а Ромка, который был ближе к существу, попробовал ударить его грубым ботинком по ногам – никакого эффекта это, конечно, не возымело, тот даже не шелохнулся. Илью вдруг осенило и он крикнул Ромке:

- Попробуй направить его шланг в стену! Я не могу вернуться, а ты как раз рядом с ним!

Тот обхватил пожарного сзади и положил свои ладони на его брезентовые рукавицы, направляя поток воды на стену тупика – к счастью, существо, словно послушная кукла, позволило это сделать. Илья присел и скрючился, прикрыв голову руками, и сильный поток ледяных камней ударил в стену, выбивая из нее куски бетона. Панелька не выдержала – скоро в комнату пробился сноп дневного света, и Ромка закрутил наконечником, стараясь увеличить отверстие.

- Ходу! – крикнул Илья. – Пролезем!

И первый ринулся в небольшую кривую дыру с торчащими обрывками арматуры. Вывалились они на снег, и Олег увидел, как черные стрелки ведут по утоптанному насту к деревянному бараку.

- Это конец пути! – радостно воскликнул Ромка и побежал вперед. – Вот, смотри!

На косяке входной двери на гвоздике висел большой ключ с бородкой и брелоком в виде кнопки, а на снегу около порога была нарисован жирный черный кружок. Ромка вставил ключ в дверь, открыл ее… и Илья шагнул в давно разрушенный и заброшенный поселок Хальмер-Ю, в то место, откуда они начали путь, рядом с жигуленком.

Ромка покрутил брелок:

- А это нам награда. Я читал, что некоторым ключи с этими кнопками достаются, но вот зачем они и какой в них толк… Никто так и не разобрался.

Глава 2 Дупликация

В Воркуту приехали уже затемно, купили в супермаркете коньяка, курицу-гриль на подложке и отправились к Ромке, в комнатку, увешанную дурацкими плакатами.

- Говорят, это началось в девяностые, - начал Ромка, отрывая золотистое крылышко от тушки. – Говорят, пара шахтеров в проходке обнаружили ну… типа человеческие тела. Знаешь, что такое проходка?

- Знаю, - коротко ответил Илья и разлил коньяк по стаканам – рюмок Ромка отчего-то не держал.

- Там народу понабежало – начальство, эксперты… Отправили эти тела в куда-то, чуть не в саму Москву, и охерели. То, из чего они состояли было одновременно и живой тканью и каким-то веществом, по структуре похожим на каменный уголь. Шахту облазили с лупами, какой-то аппаратурой, ничего не нашли. А потом понеслось – эти странные тела десятками появлялись то там, то сям, в проходках, в стволе шахты. Дальше больше – эту срань находили в терриконах, на горе, на отвалах, в оврагах. Шахту прикрыли, Хальмер-Ю приказано было расселить – ну ты знаешь, наверное, эту историю, выселяли людей с ОМОНом, уезжать мало кто хотел с насиженного места. В 2015-м в пустом поселке сделали полигон, разбомбили немногие уцелевшие здания. Но самое интересное началось лет пять назад, когда пацаны лазили по останкам Хальмер-Ю и решили поиграть здесь в казаки-разбойники. Стрелки привели их в тот поселок, который ты видел – странные дома, странные люди… Через какое-то время в Хальмер зачастили сталкеры, и обнаружилась такая штука – это место оно… как пластилиновое. Реагирует на прикосновения – если идти туда с мыслью о каком-то реальном человеке, то можно встретить его среди этих странных существ. Конечно, оно не будет в полной мере человеком, все они вроде этой девки в платье в цветочек. Будто бы люди, а будто и нет. Многие приезжали, чтобы увидеть давно умерших родных, это сейчас распространенное паломничество. Дочь, сын, брат, сестра, родители – ты можешь воссоздать в Хальмер ну как... голограмму. Единственное, их нельзя трогать, нельзя долго разговаривать с ними, на это поселок бурно реагирует, ну, ты видел же… Многие из сталкеров сложили там головы – знаешь, сложно сдержаться и не обнять, к примеру, сына, несколько лет назад умершего в автокатастрофе.

Мы называем это все Дупликацией, а этихнедолюдей - дуплерами. Ключ, который я тебе отдал, не только опирает дверь в наш мир, он открывает следующий уровень. Эта срань, она как будто множится, отражает зеркало в другом зеркале. Этот ключ ведет на второй уровень, а ключ из второго открывает третий. Каждый сложнее предыдущего, второй и третий, говорят, не всегда предоставляют шансы. А вот четвертый… Четвертый ведет в Комнату мертвеца. Есть в Воркуте квартира, в которой когда-то умер мужик – обычный одинокий мужик, помер и лежал себе тихонечко, пока вонять на весь подъезд не начал. Дом частично был заброшен, как и многие здесь, и по квартирам шарили мародеры. Его хату несколько раз вскрывали, он и понатыкал три замка. Три замка – три ключа, смекаешь?

- Чтоб туда попасть, надо пройти все три уровня?

- Точно. Только со второго и третьего уровня люди возвращались, а вот из Комнаты мертвеца – нет, никто.

- И Вовка..?

- Вовка отправился на четвертый уровень.

- Зачем?!

- Считается, что в Комнате мертвеца можно заткнуть эту дыру навсегда. Закрыть все уровни.

- Зачем это моему брату? Он обычный алкоголик, из колонии не так давно вернулся…

- Да я откуда знаю… - пожал плечами Ромка. – Он у тебя с каким-то обостренным чувством справедливости. Он считал, что Дупликация опасна. Во-первых, там мрут люди, а во-вторых, последнее время стало твориться странное…

- То есть? – спросил Илья, подавшись вперед.

- Раньше дуплеры из Хальмер-Ю никогда не выходили в наш мир.

- А сейчас?

- Сейчас выходят. Ну, то есть родственники их выводят, раньше у них не получалось, а сейчас – берут этих големов за ручку и выводят. Знаешь, одно дело – странный черный трупешник и совсем другое – лет десять назад померший чел, который мотается, как живой, по Воркуте. Твой брат считал, что это опасно.

- А это опасно?

Ромка посмотрел на него долгим взглядом и пожал плечами.

- Возможно.

- Я должен найти Вовку. Расскажи, что на других уровнях, как их пройти?

- Я там не был, - покачал головой Ромка. – И не собираюсь. Второй уровень еще куда ни шло, а вот с третьего мало кто вернулся. И советую не добывать ключи, а купить. Я тебе ссылок покидаю на группы, посмотри объявления, некоторые сталкеры продают ключи. На третий, правда, редко продают, и стоит дорого.

***

Дома Илья засел за планшет – несколько часов читал посты, где люди описывали свой опыт вхождения в Дупликацию, спорили, обильно матерясь и погружаясь в бурные срачи, как лучше пройти тот или иной уровень. Много писали о первом, меньше о втором и почти совсем не было постов о третьем. Из сброшенных Ромкой ссылок он узнал, где находятся входы на другие уровни, прошерстил объявления о продаже ключей – с первого было очень много, и стоили они недорого, а вот со второго Илья нашел только одно объявление от некоего Александра Осташа, личка которого была недоступна, а пост был выставлен на страничке группы с закрытыми комментариями.

- Ну и как к вам пробиться? – проворчал Илья.

Он пробежал глазами шапку группы – какое-то мракобесное сообщество с помпезным названием «Церковь Дупликации». Тут же был указан адрес и даты ближайших собраний, и он сделал скриншот и завел будильник на семь утра – адептам церкви, очевидно, не спалось.

***

Церковь Дупликации находилась в здании недавно закрытого детсада, и Илья мысленно усмехнулся, глядя, как прихожане рассаживаются по детским стульчикам с рисунками котят и щенков на спинках. В зальчике, где раньше, очевидно, проходили утренники у малышни, собралось с десяток воркутян, среди которых Илья выхватил взглядом очень толстую одышливую женщину в вязаной кофте и дутиках с разрезанными голенищами, огромного мужика с голой татуированной головой и давешнюю кривую официантку из «Мечты», при дневном свете оказавшуюся довольно симпатичной, круглолицей, с большими серыми глазами и ямочками на щеках. Когда она поворачивалась к Илье здоровой стороной, отвернув опущенное веко и шрам, то выглядела почти красивой, и он мысленно удивился, что официантка в первый раз показалась ему уродиной. Кира была совсем другой – с резким строгим профилем, черными глазами и вороньими волосами, но ее красота всегда виделась Илье какой-то чрезмерной, колкой, агрессивной. Официантка была полной ее противоположностью - уютной и кругленькой, с персиковой розовинкой румянца и малиновыми, сочными, спелыми губами. Илья подумал, что Кира, увидев ее, непременно бы фыркнула и назвала колхозницей.

Заросший до ушей неопрятной бородой старик сел в центр круга и сказал:

- Приветствую прихожан церкви Дупликации! Я вижу тут новеньких, поэтому представлюсь – меня зовут Борис, я первый пастор церкви. Просто Борис, без отчества. Я веду собрания и организую походы по первому уровню.

- Только по первому? – подал голос Илья.

Борис смерил его быстрым взглядом:

- Только по первому. Остальные небезопасны, и для наших целей вполне достаточно первого уровня.

- И какие же ваши цели?

Борис посмотрел на него исподлобья:

- Вхождение в контакт с дупликацией и осознание ее природы.

- Понятно, - сказал Илья, хотя ничерта понятно не было.

- Перед тем, как мы начнем, давайте вознесем молитву Дупликации – умильным блаженным голосом, который сразу взбесил Илью, произнес Борис.

Сидящие в кружок прихожане взялись за руки, и Илья, покрутив головой, протянул левую ладонь бритоголовому мужику, а правую – толстой тетке. Кривая официантка осталась сидеть поодаль и молиться со всеми, очевидно, не пожелала. Борис прикрыл глаза и начал мычать с сомкнутыми губами, за ним замычали и другие. Вскоре пастор прервал свое нытье и быстро, скороговоркой, что-то зашептал; из речитатива Илья выхватывал отдельные слова, но в его голове в осмысленный текст они не складывались. Впрочем, он был почти уверен, что Борис нес полную абракадабру. Наконец пастор открыл влажные сияющие глаза и произнес еще более приторным тоном:

- Дупликация была дарована нам, людям, чтобы бы подвести нас к осознанию божественной сущности бытия. Она не открывает нам все свои тайны, ибо мы еще не можем полностью принять их. Но первый этап - прикосновение к извечному, мы почти все прочувствовали или готовы к этому. Итак, кто начнет..?

Молодая женщина гладко зачесанными светлыми волосами подняла руку.

- Анна, прошу вас! Прошу внимания к Анне, недавно она посетила первый уровень с нашим проводником!

Девица мгновенно начала всхлипывать, и ее пышная грудь заволновалась. Толстая тетка с разрезанными сапогами погладила ее по руке и подала платок, она трубно высморкалась в платок и насморочным голосом начала:

- Ярику поставили диагноз в три года. До этого был ребенок как ребенок – говорил хоть и плохонько, картаво, но говорил. А потом вдруг знаете, как фитиль начали прикручивать – ушли улыбка и смех, речь сократилась до десятка простых слов, потом пропали и они. Врачи говорили, кризис какого-то возраста, невролог сказала, у малышей целая куча этих кризисов… А потом диагноз, как удар – аутизм. Я носилась по специалистам, платила, платила и снова платила, но прогресса не было никакого. Ярик стал агрессивным, плаксивым, мог по несколько часов колотить в стену кулачком, издавая при этом один монотонный тошный звук, похожий на крик осла.

Он любил ковырять пальчиками низко врезанный замок на входной двери, и мы с Олегом не препятствовали – он хотя бы затихал на время. Я только настояла, чтобы муж врезал задвижку повыше, чтобы Ярослав невзначай не открыл дверь. И знаете, я все равно не переставала его любить, хотя всех вокруг мой сын раздражал, бесил, даже Олега. Муж быстро сдался – он предложил мне сдать его «куда-нибудь». Он так и сказал – куда-нибудь. Сдать моего сына, как старую куртку. Сказал, что больше так не может, это не жизнь.

Ярик откатывался в развитии все сильнее, и знаменитое столичное светило, на которое мы ухнули последние накопления, не помогло.

Все закончилось в феврале – Ярик встал ночью, пошел в прихожую и принялся крутить замок. Я слышала, как он ковыряется, но решила не вставать, обычно сын, наигравшись с замком, ложился в постель и засыпал, так было много раз. Но не в этот. Утром я не нашла его в кроватке, зато обнаружила приоткрытую входную дверь. Задвижка не была заперта, Ярик открыл замок и ушел в одной пижамке… На мороз.

Я не пыталась себя уговаривать, не пыталась хоть на секунду представить, что Олег забыл закрыть задвижку. Конечно, он не забыл, он сделал это специально. Я подала на развод сразу после похорон, и Олег не спросил, почему. Разумеется, он понял, почему. Мы об этом ни разу не поговорили.

Знаете, если бы Ярик действительно погиб от болезни или несчастного случая, я могла бы это принять. Но так… Мне все время кажется, что я вижу его светлую головку среди сугробов.

И там, в Хальмер-Ю, у меня было такое чувство, будто я смогла попросить у него прощения. Конечно, эти перчатки, предосторожности, чтобы не коснуться… Но все равно… Он даже улыбнулся мне, хотя давно уже… Давно перестал улыбаться…

Анна разразилась серией сопливых всхлипов, толстуха завозилась в своей необъятной дерматиновой сумке, вынула огромнейший носовой платок и протянула ей.

Борис слушал, иногда кивая и не сводя серьезных глаз с Анны. Когда она закончила, он потер переносицу, значительно помолчал пару минут, видимо, отмечая торжественность момента, и наконец сказал:

- Хорошо ли ты подумала? Встреча с сыном на первом уровне - не просто возможность его увидеть, это возможность понять что-то большее. Нет ли у тебя мыслей использовать Дупликацию в своих, сугубо корыстных целях?

- Конечно, есть! – вдруг подала голос кривая официантка.

- О господи, Надька, опять ты… - пробормотала толстуха в разрезанных сапогах.

- Неужели ты думаешь, что этой дурехе есть дело до твоей ерунды? Какая еще возможность, чего там понимать! Все сюда ходят, чтоб их за недорого провели на первый уровень, где они и встретятся со своими детьми, родителями, мужьями, женами, первыми и последними любовями… И ты, старый козел, как будто я не знаю, сколько ты тут зарабатываешь на таких вот дурах, как она!

Надька ткнула пальцем в пунцовую Анну, изумленно раскрывшую рот.

- Пааааастор! – глумливым тоном произнесла она. - Сука ты распоследняя, а не пастор! Думаешь, никто не знает, что ты хочешь собрать все ключи и отправить очередного идиота в комнату мертвеца? Свербит, охота узнать, что ж там такое, может, возможность заработать побольше? Может там – решение всех проблем, вакцина от рака, совершенное оружие или вообще все тайны мироздания!

Последние слова Надька выкрикнула, абсолютно не владея собой. С искаженным лицом, прижимая кулаки к груди, она напирала на пастора, который, скрестив руки, насмешливо смотрел на нее.

- Не мешайте собранию, Надежда, - слишком спокойно сказал он. – Будет лучше, если вы примете Дупликацию и присоединитесь к нам. Насколько я знаю, у вас погибла дочь?

- Погибла! – заорала Надька. – Сгинула в этой ебучей Дупликации, на первом же уровне! Наслушалась ваших баек, начиталась ваших сраных групп! И пошла одна!

Сзади к Надьке подошел лысый татуированный мужик и, быстро завернув ей руки за спину, принялся толкать к выходу. Надька заверещала и задергалась, пытаясь пинаться, но лысый быстро выкинул ее за дверь. Следом за ней выбежал и Илья. Официантка стояла на крылечке детсада, потирая запястья, и, увидев его, злобно выкрикнула:

- А тебе чего надо, козел?!

- Меня Илья зовут, - сказал он, вынул пачку, выбил сигарету и протянул Надьке. – Хорош верещать, пошли, поговорим.

Та несколько секунд недоверчиво сверлила его взглядом, но сигарету взяла.

***

Для разговоров вполне подошло кафе с оригинальнейшим названием «Кафе» на первом этаже облезлого дома, когда-то, очевидно, бывшее очень красивым, белоснежным, с полуколоннами и многоступенчатыми карнизами. «Здесь все бывшее», - с горечью подумал Илья. Бывшие шахты, бывшие детские сады и школы, бывшая поникшая величавость сталинок.

Надька сняла пуховик, и он быстро скользнул взглядом по ее фигуре – она вся была какая-то крепкая, сбитая, с большой грудью и неожиданно маленькими трогательными детскими ладонями. Надька хмурила круглый лоб, водя глазами по замызганной бумажонке меню.

- Зачем ты туда ходишь..? – спросил Илья. – Если ненавидишь все это..?

- Не хочу, чтоб кто-то вляпался, как я, - Надька отложила меню, пригладила вьющиеся русые волосы. – Сопляки, которые были на первом и втором уровне, создали группы в соцсетях – там много их. И закрытых и открытых… Моя Катя все читала, друзья начали появляться из этих компаний. Я сто раз ей говорила, что если она туда пойдет, пришибу нахрен. Да разве их удержишь, в 15 лет кажется, что знаешь все лучше матери. Этот говнюк, который ее вел, сказал, что она че-то там нарушила, назад, что ли, пошла, на первом уровне ведь нельзя давать заднюю. Только я не верю – если кто-то из сцепки идет назад, то гибнут оба. А он вернулся. Я думаю, он ее бросил, когда дело запахло жареным, вот и все. Я домой к этому козлу ходила, выдрала ему клок волос. А толку-то, Катю мою не вернешь.

Надька потерла сухие красные глаза, кивнула девушке, поставившей перед ними две чашки с кофе.

- И ты пытаешься предостеречь паству церкви Дупликации?

- Не только их. Пишу в интернете во всех группах и пабликах, как это опасно, рассказываю историю Кати. Меня банят, а я делаю новый аккаунт и снова пишу. Там много подростков, почти детей… Они думают, это веселое приключение, байки разносят, что там всегда есть шанс.

- Ну, в целом это правда, про шанс, - перед глазами Ильи всплыло воспоминание – потный, сосредоточенный Ромка, кидающий гардину, как гранату.

- Этот шанс очень легко потерять, - Надька ткнула в свой сползающий глаз.

- Это оттуда?

- Я была на первом уровне. Когда Катя там сгинула, я сдуру бросилась туда. Одна. Думала, найду ее, вытащу. Только Дупликация не выпускает тех, кто не соблюдает правила. Если уж заграбастала, то навсегда. Еле выбралась, морду вон мне покоцали… Прикоснулась к дуплеру. А ты-то что за хрен с горы, чего тебе надо от Бориски? Тоже хочешь попасть в Дупликацию?

- Я был на первом уровне.

Надька по-бычьи нагнула голову и злобно глянула на Илью:

- Нахрена? Кого-то оживить хотел?

- Никого, я этой ерундой не занимаюсь. Брата ищу, он прошел все уровни и отправился в комнату мертвеца.

- Опа! – Надька чуть не расплескала кофе. – На кой черт он туда поперся?!

- Ты знаешь, что на четвертом уровне можно прикрыть эту лавочку?

- Слышала, но не верю. Оттуда никто не возвращался, вообще никто. В соцсетях иногда появляются дурачки какие-то, пишут, что прошли комнату, но их легко на чистую воду выводят. Откуда тогда известно, что там можно схлопнуть Дупликацию? Байки все.

- Может, - кивнул Илья. – Но ведь может же быть хоть крошечный шанс, что Вовка жив.

- Этот шанс стремится к нулю, - фыркнула Надька.

- Вот я и хочу убедиться, - он отхлебнул кофе и поморщился. – Слушай, может, чего покрепче возьмем?

И они взяли. Взяли сначала бутылку водки в кафе с названием «Кафе», потом Надька начала говорить все громче и громче, размашисто жестикулировать, на нее стали оглядываться. Илья потянул ее на улицу, и они купили в ларьке две бутылки коньяка у монументальной, карикатурной продавщицы с синими веками и башней из желтых пергидрольных волос. Вызвали такси, но оно почему-то не приехало, и пока он, сосредоточенно хмуря лоб, пытался вызвать еще, Надька хлопнула ладонью по его смартфону и сказала:

- Да хер с ними, тут идти-то…

Надькин дом оказался совсем недалеко, и через десять минут блужданий по сумрачным воркутинским дворам она привела его к блочной пятиэтажке, правая часть которого оказалась нежилой, мертвой. Светились только с пяток окон в подъезде слева.

- Отключили три подъезда, - Надька сделала широкий жест, размахнувшись бутылкой коньяка.

Они поднялись на третий этаж, и Илья в прихожей сразу же свез задницей подставку для ключей и пластиковый подносик с рекламными газетенками – отвык от этих кургузых крошечных прихожек, в которых одному-то не развернуться.

- Вот ведь медведь! - Надька сняла свою толстую куртку и взглянула на него снизу.

Они пили коньяк и закусывали его чипсами, и Илья на минуту испытал то самое уютное и теплое чувство, которое бывает только тогда, когда ведешь задушевные разговоры на кухне старой хрущевки. С Кирой так никогда не бывало, и он даже не мог вспомнить, когда они вот так просто болтали обо всем. Кухня была тоже крошечная, оклеенная бумажными обоями в розочку, с красными в банками в горошек на полках, с плафоном лампы, рассеивающим теплый желтый свет. В их с Кирой кухне, оформленной хорошим московским дизайнером, с глянцевыми хромовыми поверхностями, дорогой мебелью и сложной системой освещения не было места этим старым мещанским банкам в горошек. Их кухня была красивая, изящная, и – совершенно безжизненная. Никаких плетенок с булками, никаких недоеденных кусков печенья, никаких следов того, что тут обитают люди. Чисто, гладко, идеально – как сама Кира.

Илья вдруг взял и рассказал Надьке все – про отца, про нож в его животе, про Вовкин бесконечный срок, про Москву, про смерть мамы и про то, что его никогда не было рядом с родными. Он боялся, что она станет его утешать – мол, было давно, прости себя сам и все такое прочее. В Москве в его кругу не принято было никого осуждать, принято быть понимающим и толерантным. Но Надька округлила свой единственный здоровый глаз и презрительно сказала:

- Ну ты и сволочь… С отцом зассал, а потом вообще бросил их…

И почему-то от этого Илье стало легче, как будто он наконец перестал прятаться от какого-то страшного диагноза и посмотрел правде в глаза.

- Я сволочь, да, - качнул головой Илья. – И оправданий не ищу. Но я хочу найти Вовку, даже если он там погиб. Найти его тело, блин, ну или то, что от него осталось, и если правда, что там можно замкнуть Дупликацию, то…

- Ты готов ее уничтожить?

- Конечно.

Надька налила коньяка в рюмки, выпила, захрустела чипсами.

- Я пойду с тобой.

- Еще чего! – фыркнул Илья. – Мало тебе глаза?

- А, плевать, - она махнула рукой с зажатой в пальцах корочкой лимона. – У меня тут никого не осталось. Мама еще когда умерла, муж пропал, Катюха… Я совсем одна, никто не заплачет.

- А что с мужем?

- А черт знает! – с чувством бросила Надька. – История – чистый детектив! Мишка на шахте работал, как и многие здесь. Сварщиком. Однажды он не пришел после смены. Ну что я подумала? Что с мужиками забухал – у него бывало, нечасто, но бывало. А на следующий день мне позвонили с его работы, сказали, не вышел. Ох я побегала… Больницы, морги, бомжей каких-то обмороженных опознавала… Заявление в полицию… Всех его друзей по несколько раз обошла, в ногах валялась – если вместе пили, хоть скажите! Ничего, как испарился. Снял робу, подхватил сумку с тормозком, доехал до города на служебном автобусе и все, нет человека. Однажды прибежала соседка – говорит, видела моего на рынке с какой-то бабой. Я руки в ноги, рванула на рынок, десять кругов навернула, и не поверишь, нашла его! Вылитый мой муж – все его, лицо, фигура, куртка даже похожая. Закатила скандал, бабенке чуть волосы не повыдергала, ему хотела в морду дать, а он руки мои от своей куртки оторвал, и говорит – вы мол, гражданка, обознались. И показывает мне паспорт, где вот все данные его, день рождения такой же, а имя – другое. До сих пор не знаю, слинял ли он от меня таким способом или это и правда левый мужик был.

Илья слушал Надьку, упорно глядя ей в лицо неподвижными зрачками. Кира бы не стала никому бить морду, невозможно было представить ее потерявшей самообладание. Она могла кинуть ледяные, обидные, бьющие по самому больному слова, но переживать настолько, чтобы взорваться – нет. Где-то на дне ее души плескались вялые представления о приличиях, и это, вероятно, были единственные чувства, которые она испытывала.

Илья неожиданно для себя положил руку на Надькину пухлую ладонь, но она отстранилась и сказала:

- Давай-ка спать, светать уж скоро будет.

Надька постелила ему отдельно себя, на разложенном кресле-кровати, и когда он уже начал проваливаться в сон, вдруг сказала в темноту:

- Не обижайся.

«Я не обижаюсь», - подумал Илья и мгновенно уснул.

***

Утром, когда всклокоченная Надька поставила кофе на стол, усыпанный с вечера крошками от чипсов, он поморщился:

- Вот черт… Я же в эту церковь Дупликации из-за Осташа пришел, того лысого качка, что тебя вытурил. Он писал, что может продать ключи. Теперь придется опять туда тащиться…

- Не придется, у меня есть его телефон. Я этого козла знаю, хотела, чтоб он со мной пошел на первый уровень, а он такую цену заломил…

Илья снова вернулся домой с гудящей головой и разбитым ощущением недосыпа. Ковыряя ключом замочную скважину, он помедлил, оглянулся на дверь тети Вали. Он так и не узнал, почему она соврала, почему подставила Вовку. Илья, не отходя из зоны видимости дверного глазка, нажал кнопку звонка, болтавшегося на толстом проводе,

- Кто..? – глухо и коротко спросили из-за двери.

- Квитанции новые, за них расписаться надо, что проинформированы, - произнес он чепуху, первую пришедшую в голову.

Илья не боялся, что тетя Валя его узнает – между ним настоящим и им прошлым легла такая пропасть, что, казалось, его черты оплавились и сложились в какое-то другое лицо – респектабельное, «приличное». Щелкнул замок, но дверь не открылась – по ту сторону продолжали лязгать железным. «Сколько же там замков… И зачем…» - мелькнула мысль. В приоткрывшуюся щель показалось лицо тети Вали, и Илья невольно отшатнулся – вместо румяной, крепкой и полной женщины средних лет на него смотрела старуха с черными провалами под глазами. Она протянула руку:

-Ну..? Где там расписаться?

- Теть Валь, не узнаете меня?

Она ахнула и попыталась проворно захлопнуть дверь, но Илья быстро поставил ногу на порог и без труда втолкнул женщину в квартиру.

- Поговорить придется, - жестко сказал он.

- Ну что..? Что..? – с вызовом, задрав подбородок, выкрикнула тетя Валя. – Я что, нянька ему? Свалил все на старуху, деньгами откупился..! Да напился и уснул в сугробе, по весне откопают. Мало ли таких?

Илья взял ее за руку железными пальцами и потащил было в комнату, которая в его детстве называлась «зала», но взгляд его зацепился за входную дверь – она щетинилась всевозможными защелками, засовами и замками. В дверь другой, меньшей комнаты, где когда-то жил ее сын, тоже был врезан массивный замок и несколько защелок, и сама створка была заменена с хлипкой фанерки со стеклом на глухую металлическую. Воркута, конечно, была не самым безопасным городом, но все же не настолько, чтобы превращать квартиру в крепость, да и 90-е давно миновали.

- Что там..? – настороженно спросил Илья, кивнув на массивный замок маленькой комнаты.

- Вещи, - глухо сказала тетя Вера. – Торгую немного... сетевой маркетинг, знаешь? Если обворуют, не дай бог, кто возместит?

- Тогда открыть и показать мне товар не будет проблемой? Не белым порошком же вы там торгуете.

Тетя Валя сжала губы и не двинулась с места.

- Где ключ?

Зрачки ее чуть дернулись вправо, и Илья, проследив за движением глаз, уткнулся взглядом в тумбочку. Старую, с косо державшимся верхним ящиком. В этой квартире, почти как и в Вовкиной, мало что изменилось с его отъезда – стены были оклеены модным в советское время мягким материалом с дурацким названием пеноплен, похожим на губку; неровно окрашенный потолок, граненый допотопный светильник. Даже стойка для обуви была все та же – Илья помнил ее, они с Вовкой часто ходили к Славику, сыну тети Веры, в гости. А иногда и прятались в ее квартире от взбесившегося пьяного отца.

Илья дернул верхний ящик, и едва не вывернув его на пол, вынул плоский ключ от хорошего современного замка, здесь же лежала картонная упаковка латексных перчаток. И тут тетя Вера на него бросилась – она рвала ключ из его рук, рычала, выкрикивала бессмысленные маты. Опешивший Илья вяло отбивался, но когда она ногтями попыталась ткнуть ему в глаз, он сильно швырнул ее, шваркнув о стену. Тетя Вера охнула, похлопала глазами, подтянулась и некрасиво села прямо на полу, раскинув ноги так, что стал виден испод тощих ляжек в распахе халата. Она тихо расплакалась и сказала:

- Не надо, не открывай, Илюша…

Он толкнул дверь, решительно вошел и замер на полушаге: в полупустой комнате в углу сидел пацан лет 17-ти в мятой грязной футболке и старомодных широких джинсах-варенках. Илья приоткрыл рот, часто заморгал, выдохнул:

- Славка?! Это ты?

Парень улыбнулся жуткой пластиковой улыбкой, протянул к нему руки, как будто приглашая обняться. По стене тянулись черные угольные разводы, расходясь от угла и затухая под потолком – пацан словно был эпицентром пыльного взрыва. Воспоминания толчками всплывали в голове: дешевый гроб в нелепой ярко-розовой обтяжке, страшно воющая тетя Валя, кидающаяся на крышку грудью. Славка умер через месяц после того, как Вовка отъехал в колонию, передознулся какой-то дрянью в одном из страшных гнилых наркоманских притонов. Но Илья запомнил его улыбчивым, веселым, сыплющим шутками и скабрезными анекдотами. Глядя на его юное мальчишеское лицо, он понимал – что-то не так. Взгляд выхватывал поочередно: одна бровь уехала слишком вправо, крошечная левая ноздря, на мизинце три сустава.

Сзади подошла тетя Валя, глухо проговорила:

- У тебя-то все хорошо – живешь в Москве, семья есть, а я одна столько лет куковала. Ты не знаешь, как я тут жила, как все мы тут жили. Когда Славка помер, веришь, я даже веревку купила, решила, к чертовой матери, зачем мне это сраная жизнь. Мужа в шахте завалило, единственный сын от наркотиков сгорел… Не знаю даже, что остановило…

- Вы ходили в Дупликацию? – повернулся к ней Илья.

- Ходила. На первый уровень водят, берут немного.

- А как вы… - он не договорил, потряс головой. – Это же безумие. Это не человек.

- Я думала… - тетя Валя сглотнула. – Думала, обойдется как-то. Что он будет такой, как мой Славик. Все равно, зайду, погляжу на него, обниму когда – она кивнула на пару латексных перчаток на комоде. - Он ничего, иногда обнимает в ответ, улыбается.

Илья обвел взглядом комнату: из мебели остался древний диван с выступающими пружинами и облупившийся комод. На комоде стояла тарелка с двумя кусками сухого хлеба, бокал с остатками чайной пыли на дне. Пахло затхлым, будто в заброшенном доме. Те немногие вещи, что были в комнате, выглядели, как во сне сумасшедшего – на ручке бокала росла еще одна, поменьше, а на той совсем крошечная. Чеканная металлическая картина на стене, знакомая Илье с детства, изменила сюжет – теперь у девушки на лодке не было носа и рта, зато вместо глаз зияли две дыры, наполненные черной пылью. Комод перекосило, и он чуть не отпрыгнул, когда увидел, что на ножке пульсирует фиолетовая вена в окружении темных мелких сосудиков.

- О черт…Что это?!

- Они меняют все вокруг себя, - сказала тетя Валя. – Их лучше не выпускать никуда.

Илья закрыл дверь в Славкину комнату, но ключ тете Вале не отдал. В другой, нормальной комнате он усадил соседку на диван, накрыл ее высохшую руку ладонью.

- Теть Валь, вы же понимаете, надо его… Убрать. Если б Славка здесь сейчас появился, всыпал бы по первое число вам за такое.

Соседка покивала, сжала в горсть волосы на макушке, всхлипнула.

- Я сама думала… Не могу решиться. Ему не будет больно?

- Не будет, дуплер не чувствует ничего - обрубил Илья, хотя вовсе не был в этом уверен.

- Я ведь не говорила тебе про Вовку, чтоб ты сюда не приехал, не начал его искать. Знаю, он хотел прикрыть это все, ну, чтоб не было этой зоны, не было дуплеров. А ты всегда умней его был… И куда он, дурак, сунулся…

Тетя Валя покачала головой, по-бабьи прижав ладонь к щеке.

Дома он с наслаждениемскинул пропахший потом, перегаром и табаком свитер, упал на диван и позвонил Осташу. Тот обрубил его объяснения и бросил:

- Приезжай, обсудим.

Илья натянул последний чистый джемпер, быстро прошелся бритвой по заросшему подбородку и вышел из квартиры.

Давешний лысый бугай несколько секунд посверлил его маленькими глазками, прежде чем впустил в квартиру. Дома у Осташа было неуютно, царил беспорядок: на незаправленной кровати с несвежим бельем комом валялось одеяло, комнатные цветы давно ссохлись и опали, на подлокотниках белыми бельмами таращились круги от чашек, занавески пожелтели. Он кивнул Илье на кресло, сам прямо в джинсах уселся на кровать. Из-под кресла высунулся тощий рыжий кот с белой грудкой, потянулся носом к гостю. Осташ топнул на него и крикнул:

- Пшшел вон, сволочь! Одна шерстюга от него. Как мать померла, выкинул этого ублюдка во двор, так он в форточку залез!

Кот пригнул голову, но не ушел, уставился неподвижными немигающими глазами на Илью. Осташ взял с подлокотника неполную бутылку, налил пива в мутный залапанный стакан, снял губами пену.

- Ну, чего у тебя..? Я вожу только на первый уровень, беру только одного человека, такса для всех одинаковая.

- Мне надо ключ от второго и от третьего, от первого у меня есть. И еще утилизировать одного дуплера.

Осташ поперхнулся, расплескал пиво на джинсы.

- Ну охуеть ты парень рисковый! Ты че, в комнату мертвеца собрался?!

Илья промолчал, скосив глаза на кота.

- Нахуя? Оттуда никто не вернулся.

- Я знаю. Это мое дело, нахуя.

- Да ради бога, - пожал тот плечами. – От второго у меня есть ключ, а от третьего я продал одному долбоебу вот вроде тебя.

- И как звали долбоеба?

- А тебе зачем? Ну, Вован.

- А достать..?

- От третьего? – усмехнулся Осташ. – Не, я пас.

Илья почесал редеющую макушку:

- Ладно, давай хотя бы от второго.

Осташ сказал сумму, и у Ильи округлились глаза:

- Охренеть… Некисло.

Сколько же стоит ключ на третий?! И где Вовка достал деньги?

- Я согласен. Давай ключ, прямо сейчас переведу, - Илья взялся за телефон.

- Думаешь, я его тут храню что ли, - фыркнул Осташ. – Он в надежном месте. Давай, переводи бабки, отведу. Заодно и дуплера твоего утилизируем.

Илья застучал по дисплею, набирая номер под диктовку, и вдруг спросил:

- Как кота зовут?

- А хер его знает, кот и кот. На кой мне знать его имя.

***

Ехать предстояло в заброшенный поселок Комсомольский, и Осташ, провожая Илью, вышел во двор и продемонстрировал потрепанную Газельку.

- Я там внутри оборудовал для перевозки этих. С собой же их не посадишь…

Он открыл задние двери и показал заляпанное черным сиденье с многочисленными ремнями.

- Дуплеры вообще спокойные, это так, на всякий случай. Чтоб по салону не мотало.

В назначенный день Илья пришел к тете Вале, переждал несколько минут, пока она, задыхаясь, всхлипывала, протянул ей старое покрывало, которое содрал с Вовкиного дивана.

- Давайте, теть Валь… Вам самой будет легче.

Соседка вывела дуплера из комнаты, набросила на голову покрывало. Он в таком виде смотрелся конечно, странно и немного пугающе, но тетя Валя сказала, что в темноте дуплеры лучше управляются.

- Если без тряпки поведешь, будет сбиваться, в стены тыкаться, - сказала она. – Они в нашем мире не понимают ничего. Могут часами лбом стенку бодать, чтоб пройти по прямой.

Провожать «Славика» она не пошла, сжалась в углу дивана и залилась слезами, отмахнувшись на вялые неискренние утешения Ильи. Осташ усадил накрытого покрывалом дуплера, примотал к сиденью ремнями, сел на водительское кресло и весело побарабанил по рулю. Так же весело спросил:

- Че смурной-то какой? Он те кто? Сын, что ли?

Илья отвернулся от Осташа, который вызывал у него все большую неприязнь и сказал:

- Он мне никто. И он вообще не человек. Поехали давай!

Тот пожал плечами и повернул ключ.

Поселок Комсомольский был похож на медленно разлагающийся труп: пятиэтажки с пустыми проемами, крошащиеся кирпичом фасады, безнадежные мертвые провалы крыш. В окне с лопнувшим стеклом тихо трепыхалась серая от грязи занавеска, когда-то, очевидно, бывшая белым тюлем.

- Здесь живут еще, - бросил Осташ, заглушив мотор.

Илья округлил глаза:

- Да ладно!

- Человек десять вроде есть.

- Охренеть… А как же магазины, больницы..?

- А никак, - пожал плечами Осташ. – Нет тут никаких магазинов, жрачку в Северном закупают.

Он открыл Газельку, вывел дуплера, который послушно шел туда, куда его толкали, нескладно загребая ногами.

- Нам туда, - показал пальцем Осташ на ближайшую пятиэтажку.

Подъезд оброс огромными сосульками-сталактитами, свисающими через несколько пролетов. В почтовых ящиках еще топорщились платежки, покрытые изморозью.

- Аккуратней тут, - бросил Осташ Илье, подгоняя дуплера, неловко щупающего ступеньку ногой. - Перила срезали, навернешься – костей не соберешь.

Они поднялись на четвертый этаж, остановились перед дверью, ведущей направо.

- Предупреждаю сразу – там пиздец, постарайся не орать. И лучше не входи, я сам все сделаю.

Осташ открыл дверь, вошел первый, ведя за собой дуплера под покрывалом, которое и не подумал снять. Илья не заорал, но едва удержал матерный крик – за дверью разверзлась настоящая дыра в ад. Посредине комнаты зиял огромный провал, уходящий в неизмеримую глубину. Края отвесного тоннеля были бетонные, напоминающие панельки, из которых была сложена пятиэтажка, только бугрились тут и там вздутыми наростами и ржавым, словно от потеков воды, язвами. Края дыры были припорошены черной пылью, и она же копилась в складках наростов и выбитых дыр. Дна у ямы не было – провал чернел безнадежной пугающей бездной. Стена, смежная с соседней квартирой, рухнула – дыра ширилась и росла во все стороны.

Осташ сорвал покрывало с дуплера, подтолкнул его к краю обрыва.

- Дуй давай! Блин, хоть доску приколачивай и покупай саблю – как в пиратских фильмах их буду скидывать! – хохотнул он.

Илья посмотрел на него округлившимися ошалелыми глазами:

- Блин… Что с ним будет? Разобьется?

Осташ пожал плечами:

- Понятия не имею. Вряд ли разобьется, они ведь эту дырень и соорудили. Раньше я просто запихивал их в эту квартиру – в одну из немногих, где осталась дверь. Но они меняют все вокруг себя, сначала выемка появилась,они в ней копошились, как черепахи, потом все глубже и глубже, и в один непрекрасный день я обнаружил эту дыру. По мне, так даже лучше, единственное – растет она. Раньше за пределы одной комнаты не выходила, а щас вишь вон…

Осташ кивнул на рухнувшую стену.

- А если она поглотит дом?

- Тут все равно не живет никто. С десяток пенсов в поселке есть, к тому времени как эта штука расползется, перемрут все.

Илья обвел взглядом комнату – обычную комнату, в которой не так уж и давно жили люди. На стене сохранилась большое фото девочки в белом школьном фартуке и октябрятской звездочкой на груди. Засохшие кактусы желтели на подоконнике, подвесная полка была полна вздувшимися, волнистыми от влаги книгами.

- Ладно, пошли, – Осташ плюнул в провал. – Не боись, эта херня медленно увеличивается. Я несколько лет здесь дуплеров складирую.

На обратном пути Осташ много и скоро говорил, распространяя плотный запах пота и табачной вони.

- Ну расскажи, на кой черт тебе в комнату мертвеца, а? Туда давно уже перестали ходить. Самые борзые, кто все ключи достал, только эдак… дверь откроют, внутрь не заходят. С порога сфоткают, потом выпендриваются. А че с порога, с порога комната как комната. Барахло всякое на полу валяется, пальто висит в прихожке. Странность только есть одна, знаешь..?

- Нет, - коротко ответил Илья, которого все больше раздражал Осташ и его болтовня.

- Когда бы ты ни сфоткал квартиру мертвеца, в окна будет бить солнце и всегда с одной стороны. Хоть ночью, хоть в дождь – похеру. А, как вот тебе такое?

- Да, странно… А почему не другие уровни не водишь?

- Они опасные, - пожал плечами Осташ.

- Но ты ж там был, знаешь, как пройти.

- Знаю, – хохотнул Осташ. – Поэтому и не хожу.

- Может, расскажешь, как пройти третий уровень? Почему-то нигде нет толкового объяснения, что там. Про первый и второй есть, а про третий – обрывки какие-то, и почти все группы по нему закрытые.

- Скажу, что туда нельзя соваться одному. Вдвоем, втроем, хоть вдесятером, но только не в одиночку.

- Почему?

Осташ выдавил какую-то странную улыбку, больше похожую на оскал, и издал невнятное бормотание.

- Мы хотим пойти вдвоем, со мной идет… одна.

- Баба..! – кивнул Осташ.

- Проводи нас. Я заплачу. Больше, чем тебе заплатили за третий ключ.

Осташ кинул на него непроницаемый взгляд и ничего не ответил.

Но этим же вечером, когда Илья бился с соцсетями, пытаясь найти хоть какую-то внятную информацию о третьем уровне, он позвонил и сказал без всякого приветствия:

- Ладно, я тебя проведу. Условие – баба обязательно идет с нами.

Глава 3 Уровень три

Вход на третий уровень оказался в полностью заброшенном районе Воркуты – Руднике. Путь туда лежал через развалившийся мост с прогалами на месте сгнивших выпавших досок. Осташ, натянувший на лысую башку тонкую шапочку, рассказывал:

- Вход там через здание общаги. Открывается ключом, который ты, Илюха, добыл на первом уровне. Не пропускает никакие устройства и механизмы - мобилы выкладывайте, не пропускает ничего большого и тяжелого. Шмотки ваши хорошо если на вас останутся, когда войдете. В целом, третий более предсказуемый и простой, чем другие два, проще в том, что там нет сюрпризов.

- Почему же оттуда возвращается меньше всего сталкеров? – подала голос Надька.

- Потому что хлебалом щелкают, - хмуро буркнул Осташ. – Там непростые ловушки, но пройти их можно, если не суетиться.

Они подошли к зданию красного кирпича, на первом этаже которого красовалась вывеска «приемный пункт». Дверь в этот самый приемный пункт почему то сохранилась – мятая металлическая створка с проплешинами шелушащейся краски и ржавчиной. Осташ воткнул ключ в замочную скважину и он легко провернулся.

Илья сделал несколько неуверенных шагов – первый уровень научил его не спешить, чтобы не вляпаться в ловушку.

- Да не ссы ты! – Осташ подтолкнул его в спину. – Здесь можно идти как хочешь – вперед, назад, вбок. Ну, если получится, конечно.

Третья Дупликация представляла собой бетонный серый коридор; на стене, покрытой разводами потеков, виднелась огромная угловатая цифра «1524», нарисованная синей унылой краской, мгновенно напомнившей Илье советскую изоленту. Через равные промежутки в несколько метров располагались оконные проемы без окон и рам. Илья осторожно выглянул в окно и увидел, что они находятся в советской блочной панельке, которая бесконечно простиралась во все стороны. Земля терялась в туманной дымке, верхние этажи были закрыты облаками. Илья покрутил головой влево и вправо – в обе стороны блочка уходила в невероятно далекую перспективу. Напротив из облаков росла такая же многоэтажка, и больше ничего не было видно кроме облаков да мутного тумана, в недрах которых рыбьим глазом светило солнце. Внизу, этажом ниже из окон росла какая-то кудрявая растительность.

- Кажется, это этаж, - произнес он, повернувшись к Осташу с Надей, и указал на цифру на стене.

- Скорее всего, - кивнул Осташ. – Сюда все попадают, на другие этажи не попасть.

Они двинулись по коридору, вскоре вильнувшему вправо; другой отрезок коридора был точно такой же, и окна по правой стороне никуда не делись. Через несколько поворотов, всегда загребавших вправо, им открылся участок, по левой стороне которого располагались две древние лифтовые двери, отделанные пластиком «под дерево», кнопки были сожжены. Когда Илья поравнялся с первой дверью, в недрах лифта загудело, створки разъехались и в нос ему шибанула страшнейшая вонь. Он прикрыл нос и шарахнулся к окну, услышал, как матюкнулась Надя. Всю кабинку лифта занимало огромнейшее существо, состоявшее, казалось, из кома жира. Необъятного размера бабища, совершенно голая, заполнила пенал кабины – висячие груди удобно растеклись по колоссальному брюху, закрывая мощные складки кожи. Ног не было видно, да Илья и сомневался, были ли они у нее вообще; глаза-щелочки тонули в набрякших, как у алкоголички, веками, а маленькие пухлые ручки слепо шарили около себя.

- Это лифтерша, - довольным голосом сказал Осташ.

- Раз тут есть лифты, значит, можно и на другой этаж уехать? – задала резонный вопрос Надька.

- Эти твари в каждой кабине, пустых нет. А к ней лучше не соваться… Во, смотри!

Осташ пошарил в кармане, вынул шоколадный батончик, кинул твари. Она поймала на лету, ощупала пальцами-сосисками, открыла рот, полный треугольных зубов, закинула в пасть батончик прямо в обертке. Но тут же выплюнула, заверещала, затряслась и заколыхалась, извернулась и укусила себя в плечо.

- Жрет только живую плоть, - с ухмылкой сказал Осташ. – Эта давно не ела, видно. Всю себя искусала с голодухи.

- Слава богу, что нам не нужно на другие этажи, - кинула Надька и двинулась дальше.

Илья поймал странный взгляд, который бросил на нее Осташ, но тот тут же отвел глаза, и, увидев что на него смотрят, лучезарно и фальшиво улыбнулся.

Коридор загибал все время вправо, и Илья понимал, что двигались они в очень странных плоскостях, потому что солнце неизменно было так же справа, как и незастекленные, голые проемы. Иногда им встречались коричневые пятна на полу, и на вопрос что это, Осташ отмахнулся - “не парьтесь”. Гудели и открывались лифты, в которых сидели одинаковые твари, и в одной из кабинок они увидели лифтершу, пожиравшую чью-то ступню. На ее жирных складках лежала обглоданная рука. Вдруг завизжала Надька, и Илья увидел, как из узкого проема рядом с лифтом, похожим на закуток-кладовку, вышло существо престранного вида: тощий высокий парень с длинной лошадиной челюстью и бесцветными глазами в синих провалах орбит, одет он был в кондовый, старомодный костюм-двойку с широченными штанами. Он щелкнул на них крабиком-заколкой и двинулся на Надьку, повторяя, как заведенная игрушка:

- Перчик. Перчик-перчик-перчик. Перчик-перчик!

- Да не ори ты! – гаркнул Осташ и грубо дернул Надьку за руку. – Это Перчик, он неопасен. Только из-за твоих воплей таскаться за нами начнет… Просто повторяет как ебанутый это свое перчик-перчик и заколкой стукает, больше от него вреда никакого. Ну, на нервы действует!

Длинный урод, наклонив голову, как птица, внимательно посмотрел на Надьку и снова завел свой «перчик».

- Не трогайте его, и все норм будет.

Они двинулись дальше по бетонной кишке, только теперь, держась чуть сзади, их сопровождала узкая худая тварь, бесконечно треща про какой-то неведомый перчик.

- Блин, как бесит, сволочь… - сказала Надька, оглянувшись. – Может, от него убежать можно?

- Нельзя. Побежать ты, конечно, можешь, но он все равно встретит тебя за следующим поворотом. Забей, короче.

Когда они в очередной раз повернули направо, взгляду предстал участок коридора, забитый проржавевшими старыми машинами монументальных форм. На одной Илья разглядел фигурку оленя, покрытую пятнами тлена. Легковушки, неряшливо накиданные в коридоре, врастали в бетонный пол по самые окна, громоздились одна на другую. В салонах некоторых гробин виднелись силуэты. Осташ деловито упер руки в бока:

- В общем, так. Слушай мои команды – я считаю до двадцати, и пока считаю, прыгайте с тачки на тачку. Как говорю «стоп» – замираем. Стоим двадцать секунд, опять начинаю считать – идем. Все понятно?

- А что будет, если мы двинемся во время периода покоя? – спросила Надька.

- Сгоришь нахуй, – бесстрастнопроизнес Осташ, и Илья таки не понял, пошутил он или нет.

- Раз, два, три, четыре … - начался отсчет, и они рванули по капотам и крышам машин, которые издавали рокочущий упругий звук при прыжках.

- Стоп!

В это мгновение из стен ударили струи огня. Они били, словно на файер-шоу, вырываясь из абсолютно гладких стен ровными очередями. Огонь прошил воздух, но обошел их, хотя Илья пару раз почувствовал, как спину обдало горячим.

- Раз, два, три… - снова закричал в азарте Осташ, глаза его горели нехорошим, хищным светом. Кажется, ему это даже нравилось.

На счете «девятнадцать» Надька охнула, оступившись на крутом круглом боку Победы. Нога ее поехала в щель, и Илья едва успел подхватить ее, схватив за рукав. Она замерла на коленях – за одну руку ее держал Илья, а другой она упиралась в капот. После выкрика Осташа «Двадцать! Замерли, придурки!», она чуть-чуть, на сантиметр, подтянула руку к себе, чтобы удержать равновесие, и тут же над ее головой пронеслась струя огня, опалив ее волосы и его куртку. Он почувствовал запах жженого волоса, Надька крикнула, но больше не шевелилась. Голос Осташа дрогнул, но продолжал вести счет.

Илье слева внизу почудилось движение, и всмотревшись, он чуть не вскрикнул – на водительском кресле Победы сидел покрытый пылью парень. Пыль, штукатурка, какой-то многолетний прах покрывали его лицо и старомодный костюм, из нагрудного кармана которого торчал платочек. Водитель медленно, будто примериваясь, пошевелил пальцами на руле, открыл бесцветные глаза, похожие на белесый плевок, и уставился на него. Существо покрутило ручку, окно опустилось, и водитель, высунув руку, несколько неловко пошарил в воздухе.

- Двадцать! – заорал Осташ, и Илья увидел, как он лягнул точно такую же руку, тянувшуюся к нему из ближайшей Победы.

- Один, два, три… Не дайте им коснуться! Опасно! … Шесть,семь..!

До рубежа оставалось всего метров 6-7, и Илья, уже не слушая счет не оглядываясь, рванул вперед. Скатившись с капота последней Победы, он увидел, как спрыгивает Надька, и тут же за ее спиной рванула струя огня, снова лизнув ее волосы.

Осташ с удовольствием выругался и кинул Надьке:

- Клуша безмозглая! Сказал же русским языком – не двигаться! Это из-за тебя водилы проснулись. Если они кого-то схватят, нипочем не вырваться, затащат к себе в тачку, с ними и останешься.

Надька кинула на него презрительный взгляд и пощупала голову:

- Блин… Кажется, у меня полбашки волос сгорело..!

- Да кто на тебя смотрит..! – бросил Осташ, потирая руку со вздувшимся волдырем.

- Пошел ты!

- Хорош ругаться, нашли время… – Илья кинул взгляд на Перчика, оставшегося на другой стороне колонны.

Он все так же клацал заколкой и бессмысленно таращил выпуклые бараньи глаза. Что-то в нем беспокоило Илью, но он не мог понять, что именно.

Они двинулись дальше под причитания Надьки, которая вынимала черные клочья из кудрявых волос. В следующем повороте их встретил все тот же долговязый парень с заколкой, и она от неожиданности взвизгнула:

- Чертов уродец! Я думала, он не пройдет через ряды тачек!

- Он всегда тут, - угрюмо произнес Осташ.

- Всегда следует за сталкерами? – настороженно спросил Илья.

- Всегда. И всегда клацает заколкой.

- Подождите.

Илья остановился, и Осташ недовольно обернулся:

- Ну, чего..?

- Слушай, сколько сталкеров дошли до квартиры мертвеца?

- Немного. Может, человек десять вместе с твоим братом.

- И никто, вообще никто не вернулся!

- Ну..? Тебе прям щас необходимо об этом поговорить?

- Именно сейчас! – с нажимом произнес Илья. – Ключи к квартире мертвеца – все! – все на предыдущих уровнях. Я думаю, что здесь есть что-то, что должно помочь на четвертом уровне, но никто этого не нашел. На первом же иногда попадается эта чертова кнопка на брелке… Дупликация странная, сумасшедшая, ненормальная, но здесь есть своя логика. Этот придурок, его заколка, это наверняка что-то значит!

- Ну и что он может значить? Хочешь отобрать у него заколку? – усмехнулся Осташ. – Попробуй.

- А кто-то пробовал?

- Пробовали.

- И что было?

- Вот те коричневые пятна в коридоре, что мы видели, как бы намекают, что.

Осташ комично развел руками. Надька посмотрела на долговязого, который продолжал клацать и быстро повторять:

- Перчик, перчик. Перчик перчик…

- Ребят, пошли… - настороженно сказала она. – Меня этот придурок бесит.

- Нет, подожди..! – Илья осмотрелся, обвел стены коридора – гладкие, без единой выбоинки, без чего бы то ни было, что могло навести на какие-то мысли.

Загудел лифт, разошлись двери, и на них повеяло страшным смрадом – лифтерше видимо давно не попадалось пищи, и она до мяса искусала руку. Илья пошарил глазами по пошлым пластиковым стенам кабины, снова посмотрел на долговязого, который при виде лифтерши пришел в необычайное оживление и еще быстрее затараторил свой «перчик». И вдруг в его голове словно что-то щелкнуло и взорвалось ослепительным светом понимания.

- Стойте… Кажется… кажется, я понял!

- Ну..? – Осташ скрестил руки на груди и посмотрел на него с усмешкой.

- Слушай, что он говорит!

- Да херню он говорит! – Осташ сплюнул на пол.

Надька приоткрыла рот и неуверенно произнесла:

- Кажется, он всегда повторяет свой «перчик» в определенной последовательности…

- Да! «Перчик. Перчик-перчик-перчик. Перчик-перчик»! Один, три, два! Ни разу не сбился!

- Ну и что это значит? – пожал плечами Осташ.

- Блядь, какой ты тупой..! – бросила Надька. – Надо искать что-то, связанное с цифрами. Что здесь связано с цифрами?!

- Панель кнопок в лифте! – осенило наконец Осташа.

- Вот только куда мы уедем… - Надька бросила опасливый взгляд на лифтершу.

- Пока не попробуем, не узнаем, - решительно сказал Илья, подошел к лифту и осторожно протянул руку к панели.

Лифтерша засопела, засучила короткими ручонками, пытаясь дотянуться до него. Как только Илья нажал кнопки, внутри шахты что-то грохнуло, ухнуло, засвистело, и тут же снизу из необъятных телес лифтерши рванулись железные штыри, пронзив ее насквозь. Одна из арматурин высунулась из приоткрытого рта, и сипение и стон твари как будто соскользнули по штырю обратно в горло. Громко охнула Надька, выматерился Осташ. Снова лязгнуло внизу, и туша лифтерши ухнула в необъятную шахту – пол исчез на несколько секунд, словно дно у плохо заклеенной коробки, и Илья успел увидеть, что ноги твари вросли в ее необъятное брюхо. Пластины пола снова сошлись, и Осташ протянул:

- Ну ты блин даешь, Илюха… Никто раньше не…

- Никто не догадался, - завершила за него Надька.

- И куда поедем, на какой этаж?

- Нам нужно на этаж ниже, - уверенно сказал Илья.

- Почему именно туда?

- Потому что только там в обозримом пространстве этого дома растет перец!

- Эти листья..! – воскликнула Надька.

- У друга на даче жена выращивала, - бросил Илья. – Поэтому я знаю, как он выглядит. Думаю, нашему долговязому дружбану нужен перец.

Они забрались в кабинку, он набрал на панели 1523, и лифт дернулся и поехал вниз. Когда открылись двери, Осташ отступил к задней стенке кабины, а Надька высунулась в проем, поводила носом, пожала плечами:

- Темнотища...

Окон на этаже не было, и скудный желтый свет лился из металлического конусообразного светильника. Илья сделал осторожный шаг из кабинки, осмотрелся – коридор бесконечно тянулся в обе стороны, и тьма слабо разбавлялась редкими лампами, расположенными с интервалом в несколько метров.

- Как странно, мы же видели с нашего этажа, что тут есть окна, - протянула Надька, выходя из лифта.

- Тут своя геометрия, - кинул Осташ.

Весь коридор утопал в зелени – прямо из бетона, из трещин в полу росла трава, перемежающаяся полевыми цветами, стены густо покрывали плети ползучих растений и выпуклые колонии мхов и лишайников. Все это разнотравье тихо колыхалось, словно его ласкал деликатный летний ветерок, вот только дуть ему было совершенно неоткуда.

- И как мы найдем тут перец? – покрутила головой Надька. – Все ж заросло к чертовой матери.

Они медленно двинулись по коридору, раздвигая коленями траву и вглядываясь в море зелени. Лифт в обозримом пространстве был всего один - тот, в котором они приехали, двери не сошлись и из кабины сочился слабый свет. Отойдя от на пару десятков метров, Илья увидел нишу в стене - на бетоне был выведен глаз с прикрытым веком.

- Смотрите внимательнее, ищите, - сказал он и указал на небольшую розетку листьев – это оказался огуречный куст с крошечным огурцом посредине.

Осташ, тихо матерясь под нос, нагнулся и принялся раздвигать траву, елозить руками в зеленом крошеве. Они шли по коридору, словно заядлые грибники, заглядывая под каждый лопух и шаря в особо густых пучках зелени. От травы поднимался одуряющий дух, тихо шелестели листья под их ногами, но Илье почему-то было жутко – этот полутемный заросший коридор пугал его больше всего, что он видел в Дупликации. Вдруг подняла голову Надька, замерла, как собака на охоте, настороженно спросила:

- Слышите..?

- Ничего я не слышу, кроме того, как твои толстые ляжки друг о друга трутся, - проворчал Осташ, утирая пот со лба.

- Да пошел ты, – беззлобно ответила Надька. – Неужели не слышите?

Илья распрямился, поморщился – по спине под курткой скатилась капля пота. Прислушался – где-то вдалеке, еле слышно раздавался цокот, будто козленок осторожно перебирал копытцами по гулкому полу.

- Цокает что-то… - признал Осташ.

- Ищите быстрее, - сказал Илья и расстегнул куртку. – Хрен знает, что это вообще. Может просто мудила безобидный, вроде Перчика с его заколкой, а может…

Он не договорил, что «может», нагнулся и с удвоенной энергий зашарил по траве. Сопел и кряхтел здоровяк Осташ, нагнувшись, как заправский дачник на грядке, деловито шуршала ладонями в траве Надька. Илья распахнул куртку – на этом этаже было заметно жарче, в коридоре гулял теплый ветерок, и откуда-то тянуло знойным воздухом, будто от нагретого ската крыши в жаркий июльский полдень. Цокот то затихал, то вновь стучался в барабанные перепонки, но стучался тихо, деликатно, где-то очень вдалеке. Илья распрямился, подошел к стене, увитой комком спутанных растений, поворошил листья, и вдруг в щеку ему пахнуло жаром, словно из открытой духовки, а цокот резко стал ближе, отчетливее. В круглых пятнах света мелькнуло пятно тени, и он, замерев на секунду, заорал:

- К лифту все, быстро!

И тут же с запоздалым отчаянием понял – не успеют. Слишком далеко отошли от кабины, слишком быстро приближался цокот, слишком сильно повеяло уже нестерпимым жаром. Илья схватил за куртку рванувшего было к кабинке Осташа:

- Не успеем уже! В нишу давай!

Осташ припал к стене, рядом встала тяжело дышащая Надька. Илья втиснулся третьим и скомандовал:

- Глаза закройте! И не открывайте, что бы ни услышали!

- Это еще зачем? – спросил Осташ.

- Вот же ты дебил, - кинула Надька. – Тут ничего просто так не бывает. Видел же рисунок в нише – закрытый глаз!

Илья прикрыл глаза и тут же лицо обожгло нестерпимым жаром, будто он наклонился над кастрюлей с кипящей водой. Цокот ясно и четко прозвучал так близко, что казалось – протяни руку и коснешься… Чего? Он старался не думать. Нечто обдало щеку дыханием, оно принюхивалось, осознавало. Что-то топталось совсем рядом, цокало о бетон, шуршало травой, приближалось на волосок от прикосновения – Илья чувствовал. Он ощутил, как крепко сжала его руку Надька, и в его голове возникла четкая картинка – как она изо всех сил зажмуривает веки, как катится капля пота ей на бровь, и успокаивающе погладил ее пальцы.

Отпустило резко – в одно мгновение спал жар, цокот удалился и пропал. Вывалился из ниши Осташ, стер крупные капли пота с лица.

- Ну нахер этот перчик, пошли отсюда!

- Пошли, - легко согласился Илья, сорвал крошечную загогулину зеленого перца, оказавшуюся прямо около глаз, и помахал ею перед лицом злого Осташа.

Этажом выше их ждал долговязый урод, расплывшийся в улыбке. Он отдал ему перец, тот схватил его, сунул за щеку, порылся в недрах своего слюнявого рта и положил на ладонь металлический кругляш на веревочках, похожий на старинные часы с крышкой. Осташ хотел было взять, но долговязый отвел руку и протянул кругляш Илье.

- И зачем нам это… Стоило жизнью рисковать, - проворчал Осташ, уязвленный тем, что артефакт отдали не ему.

На этаже с окнами Илье было легче – хоть чертова дупликация и породила страннейший мир с бесконечными многоэтажками, но все же в окна светило самое обычное солнце с самого обычного серого неба. И хотя он понимал, что свобода этого пространства мнимая, бежать здесь было некуда, как и на этаже с травой, но дышалось ему проще. Осташ отмерял большие шаги, что-то бурча себе под нос, Надька сосредоточенно хмурила брови, глядя в бетонный пол. Обожженная щека ее расцвела красным волдырем, опаленные волосы с одной стороны торчали, словно комья стекловаты. Но Илья почему-то улыбнулся, глянув на нее – она была так непохожа на всегда холодную, стервозную Киру. В том, как Надька махала при ходьбе пухлой рукой, как озадаченно щупала свои сгоревшие волосы, было что-то наивное и детское.

Бетонную кишку коридора вдруг прервал провал – стены на несколько метров вперед исчезали вовсе, а пол с большим уклоном, словно детская горка, шел вниз. Илья осторожно шагнул к краю, глянул – бетонный уклон соединялся с пологим металлическим скатом, ведущим к огромной трубе. В трубе неподвижно стояли лопасти, которые он сначала принял за огромный вентилятор, но приглядевшись, понял, что это пара широких лезвий.

- Охренеть… - протянула Надька. – Они начнут крутиться, если мы туда полезем?

- Нет, - коротко сказал Осташ. – Но идти нужно быстро и по одному. У нас всего пять минут. Как только первый сталкер пройдет трубу, начнется отсчет, поэтому идем как можно быстрее, чтоб нас тут не порубило в капусту. Дамы, вперед!

Он шутливо-галантно протянул руку Надьке, и та сделала неуверенный шаг к скату.

- Стой! – крикнул Илья. – Надя шустрая девушка, я думаю, успеет после нас. Давай-ка ты первый. В конце концов, ты тут уже был… А мы уж за тобой.

Илья вдруг подорвался и дернул ее за руку с такой силой, что ее отбросило к стене за его спиной, чем опередил Осташа на какую-то секунду – тот едва не скатился по уклону, выставив вперед руки, чтобы толкнуть туда Надьку. Илья заслонил ее собой и сказал:

- А я видел, как ты на нее смотрел… Нехорошо смотрел, Осташ. Так что там в трубе?

- Мы должны ее туда скинуть, - глядя исподлобья, сказал Осташ. – Трубе нужен первый, потом она… переваривает. Остальные могут пройти.

- Ну ты и козел! Урод! – крикнула из-за плеча Ильи Надька.

- Отдадим ее, - Осташ даже не посмотрел на нее, понимая, что сейчас все зависит только от решения Ильи. – Иначе не пройти.

- Вот почему о третьем уровне так мало инфы, все группы засекречены и закрыты… - дошло до него. – Кому ж захочется признаваться в убийстве.

- Ну, вообще, много кто знает, но стараются особо не болтать. Если все узнают, «быка» на убой не найдешь. Илюха, мы не пройдем, если не отдадим ее трубе… Ну пойми ты. Кому она нужна? Старая стремная баба, вон, кривая вся. А нам еще жить и жить… Не валяй дурака.

- Ах ты сволочуга! - снова заверещала Надька. - Гад! Гондона кусок!

- По-скотски это как-то... – задумчиво сказал Илья.

- Блин, да вы чего..! Вы там охренели что ли совсем! – Надька за его спиной засопела, захлюпала носом, перепугавшись, что Илья может передумать.

Он молча кусал нижнюю губу, исподлобья глядя на Осташа, несколько раз шумно выдохнул, обернулся на Надьку. Он несколько раз пытался заговорить, но так и не решался.

- Давай кинем жребий, - наконец сказал Илья вынул из кармана коробок спичек. – Это будет честно.

Осташ помолчал, кинул взгляд на трубу, посмотрел на спички. Скинул куртку на пол, кивнул:

- Ладно, давай. Черт с тобой, раз ты такой принципиальный.

Илья взял три спички, отломил у одной кончик, прикрыв полой куртки, подошел к Осташу:

- Давай!

И прежде чем тот протянул пальцы, сложенные щепотью к спичкам, сделал сильный и резкий толчок. Осташ упал на металлический скат, который издал низкое механическое гудение и начал тихо опускаться, увеличивая угол наклона. Сзади ахнула Надька, Осташ заорал бессмысленные матюги, отчаянно пытаясь удержаться на гладком металлическом склоне.

- Тварь! Сука! Да я тебя из-под земли достану, сученыша! – орал он, суча ногами безрезультатно хватаясь за полированный металл.

Загудели ножи, набирая разбег; заплакал, завыл в голос Осташ:

- Убьюуууу!!! С того света достану!

- Господи… Надька подошла к краю, глянула вниз, обернулась на Илью. - Зачем ты… Ты же хотел честно!

- Он бы сам так сделал, неужели ты этой сволочи поверила. Не тебя бы толкнул, так меня. Такие как он очень сильно свою жизнь берегут.

Надька зажала уши ладонями, отвернулась от провала. Зажужжали механизмы, крик Осташа прервался на излете, на скат вяло плеснуло кровью. Когда лопасти остановились, Илья потянул Надьку за собой, и она пошла послушно, мертво глядя перед собой. Пройдя по трубе, они попали все в тот же бетонный коридор, но теперь под окнами двигался конвейер, на котором ехали в неизмеримые дали поддоны с кусками крупно нарубленного мяса. Он кивнул на деревянную дверь в глухой стене, около которой на гвоздике висел ключ.

- Финиш.

Когда они вышли в Рудник, Надька вдруг ухватила его за куртку, прильнула к груди и беззвучно заплакала.

***

Крутя руль буханки, Илья чувствовал, как внутренности в животе будто покрываются ледяной коркой. Это было неправильно, какой бы сволочью ни был Осташ. И вся Дупликация – неправильная, враждебная. Ее не должно быть.

- А? Что? Кого не должно быть? – отозвалась Надька, и он понял, что произнес это вслух.

Он высадил ее около дома, отмахнулся на предложение зайти и порулил к пятиэтажке Осташа. Зашел в подъезд, потоптался на площадке перед дверью – ключ остался в его куртке перед трубой-мясорубкой. Ни на что не надеясь, несмело позвал вполголоса:

- Кис-кис-кис…

Сверху донесся еле слышный шорох, и он увидел, как меж прутьев лестничной ограды просунул грязную морду худой рыжий кот.

- Пойдешь со мной? – Илья распахнул куртку и протянул руки к коту, думая, что тот непременно шарахнется. Но рыжий спокойно устроился у него на груди, уцепившись когтями за свитер, и весь путь до дома тихо и довольно тарахтел, распространяя по кабине тошнотворный подвальный запах.

Не заходя домой, он позвонил в квартиру тети Вали, и, когда она открыла, расстегнул молнию и показал кота.

- Теть Валь, возьмите, а… У него хозяин погиб.

Старуха покачала головой:

- Господи, грязный как прах… Ну, давай сюда своего задрыгу.

Дома Илья вынул было бутылку коньяка, налил в рюмку, но вдруг отодвинул и поставил на плиту чайник. Ему надоело бесконечно пьянство, надоело тошное мутное чувство, сотканное из вины и вечной неприкаянности. И самое плохое – ему не к кому было с этим пойти. Только сейчас он понял, что сбежав от матери и нереспектабельного брата, которого стоило стыдиться, он не приобрел ничего. Была карьера в Москве, была красивая эффектная жена, дизайнерская квартира и загородный дом, были такие же друзья, знакомством с которыми можно было даже похвастать, но ничего из этого не имело никакого веса здесь, в Воркуте. Здесь была только кругленькая Надька с ее потекшим глазом и давно потускневшие воспоминания о брате. Илья вдруг осознал, что даже не знает, как брат выглядит сейчас. Вовка звонил ему сразу после освобождения, и в трубке было слышно, как он немного шепелявит – наверное, лишился зуба…

Илья прошелся по комнате, открыл дверцы шкафа – пара свитеров, старомодная синтетическая водолазка, такие сто лет не носят. Скомканное засаленное одеяло на дне, и тут же почему-то – пара пустых пыльных пузырьков корвалола. Он направился на кухню, поставил кастрюльку с водой на плиту, вынул пачку пельменей с нарисованной ложкой с глазами и зубастым ртом-улыбкой.

Он ел пельмени, щедро политые майонезом – Кира непременно сделала бы ему замечание. Майонез, фи как нездорово и пошло... Илью не отпускало чувство какой-то неправильности, что-то скребло внутри и мешало свободно думать. Майонез, бутылочки корвалола, одеяло комом… Он вдруг подскочил, бросил ложку и схватил телефон.

- Надь, нам надо идти на второй уровень!

- Зачем? – растерянно произнесла она. – Ты же купил ключ у Осташа.

- На первом уровне я получил кнопку, на третьем – эту круглую хреновину типа часов или таймера. Кнопку приносили многие, но никто не знает, к чему она и зачем нужна. Часы наверняка получил только я - никто ведь не спускался на нижний этаж! На втором уровне должно быть тоже что-то, какой-то артефакт. Я уверен, это все пригодится в комнате мертвеца. Я думаю, никто не вернулся оттуда, потому что никто не брал с собой этих предметов.

Надька помолчала несколько секунд и решительно сказал:

- Ну что ж… Значит, идем на второй.

- Ты подумай еще, ладно? Неизвестно, куда придется сунуться за этой штукой.

- Я иду в любом случае, - отрезала Надька.

***

Илья сунул в пакет щетку для мусора, которую нашел под раковиной, тряпку и бутылку водки. Вызвал такси машину и велел веселому румяному таксисту отвезти его на кладбище. Маму похоронили недалеко от входа, в старой ограде вместе с бабушкой и отцом, и плутать долго не пришлось, хотя оградки засыпало почти полностью. Кладбище вообще унылое место, а кладбище в полярной тундре – унылое вдвойне. Ровная гладь чистого снежка, беспощадный ветер, частокол высоких палок с табличками «мама», «батя», «брат». Илья руками раскопал скамейку и мамино надгробие – самое простое, металлическое, оно облезло и начало ржаветь, а фотография расплылась в белесой мути. Обмел памятник щеткой, протер тряпкой. Бабушкин и отцов он трогать не стал – не хотел, чтобы воспоминания захлестнули, задушили его. Илья сорвал голову бутылке, дзинькнул стеклом о железный бок памятника:

- Здравствуй, мама.

Он хотел сказать «прости», но тут же разозлился сам на себя. Какая-то дешевая мелодрама. Мать и не обижалась на него никогда, она гордилась - сын-то вон, ого-го… И всем рассказывала: старший у нее – молодец, высоко взлетел. Расстраивалась только, что детишек нет. Нечего ей прощать ему.

Илья сделал глоток, запоздало спохватился - не взял закуси. Сгреб немного снежка с оградки, сунул в полыхающий рот. Он не знал, что делать дальше. Что делают на кладбищах? Разговаривают с покойными? Ну и что ему сказать? Вот, машину поменял, загородный дом купил, филиал скоро в Подмосковье откроется? Черт, какая все-таки херня… Потоптался, примостился на скамейку, ощущая, как холод впивается в ягодицы.

- Тут у вас кто..? – раздался голос сзади, и Илья чуть не подскочил.

Обернулся – пожилой крепкий мужик с аккуратно подстриженной седой бородой в кожаной шапке с норковой опушкой.

- Кто у вас, говорю..?

- Мать… - сипло ответил Илья.

- Я вот тоже к своим приехал. Я сам вообще из Краснодарского края.

Мужик шагнул в сугроб за оградку, покосился на бутылку.

- Давно уехали? – спросил Илья, задавливая раздражение. Чесать языком со случайным прохожим ему совсем не хотелось.

- Да как все, в девяностые. Как обжился на юге, уговаривал мать ко мне переехать – у меня там дом хороший, хозяйство. Море в часе езды. Говорю ей, приезжай, сколько можно… Нет тут будущего. Уезжают все, дома гниют, все мертвеет. А она – «нет, вон школу из окна видно, в которой я тридцать лет проработала, как подумаю, сердце сжимается». Так и не уговорил я ее… Так и осталась навсегда в этих снегах.

- Да уж… - протянул Илья. – Я сам из Москвы. Ловить тут, конечно, нечего.

- Нечего, - кивнул мужик. – Только знаешь, не снится мне никогда ни море, ни сад мой абрикосовый. А тундра эта… Часто. Как вот это, а? Приехал, в гостинице остановился – дом наш давно расселен, окон нет. Поднялся на свой этаж, ключ ведь даже хранил, а не понадобился ключ-то, двери выбиты давно. Пианино в моей комнате представляешь ведь, так и осталось! Ну, развалилось, конечно… Книги кучей на полу, я забрал одну, вот, «Чук и Гек».

Мужик полез за пазуху и вытащил выцветшую, с покоробившейся обложкой книжку.

- И вот прямо за душу взяло, веришь… Ключ я там в квартире и оставил. И вот понимаю умом-то, что правильно я уехал, дети мои в нормальном климате выросли, не в этой мерзлой пустой тундре, а на море, среди зелени и чистого воздуха, без чадящих труб с шахты. А все равно... Не все, видать, умом-то можно объяснить. Да. Извините. Простите, прощайте.

Мужик, так и не представившись, пожал ему руку, вытер влагу с глаз и полез по сугробам. И Илье вдруг стало легко и как будто все понятно – наверное, если посмотреть глазами жены, да любыми глазами! – он творит полную ерунду, рискуя жизнью, цепляясь за ничтожный шанс найти своего сидевшего брата-алкоголика. Наверное. Но это было точно правильным и единственно верным решением. Потому что не все можно объяснить умом.

Воркута, как пробный камень, испытывала, давила, пыталась сломать. И в этом рождалась какая-то особая истина, особенная сила.

Глава 4 Комната Мертвеца

Когда Илья подъехал на такси к Надькиному дому, то не сразу понял, что в ней изменилось – она стала как-то ярче, привлекательней. Потом до него дошло, что она подвела свой единственный здоровый глаз и даже накрасила губы. Илья улыбнулся в сторону, но от этого ему стало теплее на душе.

Он прошерстил группы по Дупликации – вход на второй уровень находился в самом обычном работающем детском саду. Надька с Ильей свободно прошли на детсадовский дворик, отыскали дверцу какой-то подсобки в цоколе. Ключ вставлялся не в скважину, а в дырку на створке.

Хотя в сетевых обрывках, в том, что он успел захватить из чатов и закрытых групп, было достаточно подробное описание второго уровня, увиденное все равно нехорошо поразило Илью. Перед ним и Надей открылось хмурой серости нависшее, разбухшее небо и пожухлый желтый луг, по которому змеилась дорожка из деревянных плашек. В спутанной траве - россыпь мусора из вкраплений бычков, битых бутылок и мятых стаканчиков вперемешку с собачьим дерьмом. Вдалеке виднелось колесо обозрения и тонкие силуэты каких-то каруселей, и именно в том направлении вели указатели-стрелки, расставленные вдоль тропинки.

- Не сходить с дорожки, - пробормотала Надя и ступила на соломенного цвета деревянное полотно.

Илья шагал по деревяшкам, и в голове все пыталось всплыть какое-то смутное воспоминание, которое он все не мог ухватить за кончик. «И грянул гром», Рей Бредбери», - вдруг осенило его.

- Помнишь, тот рассказ у Бредбери, где героям нельзя было сходить с тропинки?

- Ага, - рассеянно ответила Надька, крутя во все стороны головой. – Они все-таки сошли, наступили на бабочку и весь мир полетел к чертям. Ну, в нашем случае мир мы не прикончим, а просто сдохнем сами.

- Даже не знаю, радоваться этому или нет, - усмехнулся Илья.

На их пути встала детская площадка – железные, с давно сошедшей краской, качельки, песочница с игрушечными ветряками в виде ромашек из пластиковых тарелок, крошечный домик на курьих ножках. Последний указатель торчал прямо у входа в выцветшую пластиковую трубу длиной всего около пяти метров. Просто еще один аттракцион для малышей, короткий пластиковый рукав, делающий один поворот вправо.

- А обойти эту срань нельзя? – спросила Надька. – Я боюсь закрытых пространств… У меня эта… Клаустрофобия.

- В группах по 2-му уровню писали, что нельзя, - покачал головой Илья. – И дорожка прерывается около входа, видишь…

- Вижу, - вздохнула Надька. – Ну, полезли.

- Подожди, - взял ее за рукав Илья. – Помнишь, что писали про эту трубу? Что бы ты там ни услышала – ползи медленно вперед. Только медленно и только вперед, поняла?

- Я помню, - кивнула Надька.

Илья нагнулся и забрался в трубу на четвереньках первым, за ним, кряхтя и сопя, полезла Надька. Тонкий пластик пропускал немного света, чему Илья был очень рад - ведь Дупликация не пропускала никакие механизмы, и фонарика им не видать как своих ушей. Он пополз по скользкому пластику и только через минуту понял, что не видит выхода. Там всего пять метров, они должны были уже достичь противоположного конца, тем более тот изгиб они уже миновали. Надька сзади спросила:

- Там свет в конце туннеля видно? Что-то долго ползем.

- Пока нет.

Илья увидел поворот налево и чертыхнулся. Сраная дупликация, опять какие-то фокусы! Надька молчала, ширкая коленями и ладонями по пластику. Труба виляла то вправо, то влево под разными углами, но конца так и не было видно. Сзади что-то зашуршало, и Илья остановился, вытер холодный пот со лба и прислушался. Сзади в голени ткнулись Надькины руки:

- Ты чего?

- Тссс… Слушай.

К ним приближался шлепающий звук, как будто по трубе кто-то продвигался на одних ладонях. Надька пискнула, толкнула Илью в задницу и прошептала:

- Блин, давай быстрее!

- Да нельзя быстрее!

Он снова пополз вперед, но шлепки стали явственнее и ближе. Илья полз, тяжело дыша и еле удерживаясь от того, чтобы оглянуться, шлепки не отставали, и ему казалось, что нечто почти касается его кроссовок. Ладони выбивали тошный звук по пластику, и он со страхом понял, что ладоней стало больше – гораздо больше двух, как будто десяток человек одновременно стучали по трубе. Надька снова ударила его по ногам, закричала:

- Да давай же быстрее, придурок! Пусти меня вперед!

Она в полной панике толкала его, лезла то сбоку, то пыталась пробраться сверху. Илья прошептал:

- Надя, успокойся! Они ничего нам не сделают, если мы продолжим ползти в таком же темпе! Только не оглядывайся! Это все невзаправду, это морок, они нас пугают!

Ему самому хотелось рвануть вперед, насколько это было возможно на четвереньках, но Илья сделал над собой усилие, унимая панику, замедлился. Шлепанье ладоней тоже замедлилось, но сзади послышалось тяжелое дыхание и возня.

- Мама… - вдруг раздалось сзади.

Ясный девичий голос. Такой ясный, словно она была тут с ними, в трубе. А может, и была?

- Мамочка, ты пришла ко мне? Пришла за мной?

- Катя… - охнула Надька.

- Не слушай ее! Это не твоя дочь!

- Катя, где ты? Я не вижу…

Он снова услышал шлепанье ладоней, которое отдалялось от него.

- Надя! – отчаянно крикнул Илья, но никто ему не ответил, и все звуки в трубе стихли. Он слышал только грохот своего сердца и шум крови в ушах. – Черт, Надя! Надя!

Он продолжал ее звать, хотя уже понимал – поздно. Илья почувствовал, как горячая влага выступила на глаза, как расплылся пластиковый пол. И все-таки он полз, глотал слезы и старался выдерживать темп.

Свет вспыхнул неожиданно, и Илья вывалился на деревянный пятачок и закрыл лицо ладонями, размазывая влагу.

- Надька! Черт тебя задери! – простонал он и всхлипнул. – Ну почему ты такая бестолковая?!

Илья встал, заглянул в трубу, глупо надеясь, что сейчас покажется перепуганное Надькино лицо. Он постоял, опираясь на холодный пластик, покусал губу. Обернулся, осмотрелся: дорожка шла пунктиром, небольшими деревянными островками, расположенными впрочем, на расстоянии не дальше посильного прыжка. Около выхода из трубы торчала на палке уже знакомая ему стрелка на палке, которая указывала на островки. Но Илья не торопился – он сел на деревянный теплый влажный пятачок, вынул сигареты. Сделал несколько затяжек и сказал в пустоту:

- Я знаю, что все не так просто. У тебя ведь просто не бывает. Если я пойду по тропинке, то просто выйду отсюда с еще одним ключом… А мне мало одного ключа. Ты забрала Надьку, дай мне хоть что-то взамен, хоть какую-то подсказку.

Он обращался к ней в женском роде, почему-то Илье казалось, что в Дупликации есть что-то женское – она ведь рожала эти уродливые миры, словно мать. Дупликация молчала. Вдалеке галдели чайки, садясь на огромную кучу мусора, наносило гнилой вонью. Илья курил, облокотившись о колени, и выпускал дым в серое небо. Он думал о Надьке, ее круглом наивном лице и ее дочери, думал о Вовке, его дурацком и детском желании закрыть Дупликацию.Затушил о деревянные плашки окурок, встал, осмотрелся. Покрутил головой, и взгляд снова упал на детскую трубу. Илья присел и вгляделся в нутро трубы – может, там мелькнет какая-то подсказка? Может, он пропустил какой-то знак? Он почти уже поднялся, когда взгляд упал на исцарапанный пластик у самой земли. Много царапин – оно и понятно, сколько ног и рук здесь все обшаркали? Но одна царапина… Она была похожа на стрелку, и показывала она обратно в трубу. Стрелка? Или просто случайная царапина? Илья помедлил с пару секунд и с отчаянной решимостью нырнул обратно. Плевать, будь что будет.

На этот раз труба сделала всего один поворот, как ей и было положено, и преодолел ее Илья меньше чем за минуту. Вылез он все на ту же деревянную дорожку и дурацкий луг, но посреди этого луга раскинулось длинное грязно-серое здание с облупившейся краской. В два этажа, с мутными лупоглазыми окнами оно было похоже на старую советскую школу. Он потянул тяжелую створку и попал в гулкий вестибюль с большими пальмами в кадках и развернутыми плакатами на стенах.

«ПионЕрр – всеm ребRтам пример!» - гласил один лозунг, написанный мешаниной из латиницы и русского алфавита. Остальные плакаты были не менее странными – на одном был схематично изображен человечек в красном галстуке, отрывающий ногу у реалистично нарисованного седовласого господина при шляпе и хорошем костюме; на втором пронумерованным списком шли правила:

1. Перемена – для учеников, а не для учителя. Коридоры после звонка на перемену должны быть очищены от преподавателей.

2. Уборка коридоров производится дежурным преподавателем в учебное время.

3. Кровь и внутренности надлежит собрать в черные непрозрачные мешки и отдать на утилизацию дворнику.

4. Преподаватель не имеет права входить в помещение В.

5. Преподаватель должен.

Что именно должен, не пояснялось, ибо в конце предложения стояла точка. Илья покрутил головой и направился к лестнице мимо кабинок с висящими куртками. Школа, судя по заполненным раздевалкам, работала, и Илье совсем не хотелось встречаться с учениками – плакат с правилами намекал, что встреча с ними не будет очень приятной.

Второй этаж представлял собой самый обычный коридор советской типовой школы с большими окнами по одну сторону и дверями кабинетов по другую. Илья медленно и осторожно шел по паркету, прислушиваясь к пульсирующей в ушах тишине. Он приблизился к двери одного из классов, прижал ухо к прохладной поверхности. В глубине кабинета слышался едва уловимый шелест страниц и невнятное далекое то ли мычание, то ли стон. Вдруг стон стал громче, превратился в длинный вопль, и вместе с ним прозвучал сильный уверенный школьный звонок. В классе зашуршали громче, кто-то негромко засмеялся, а Илья отскочил от двери, как ошпаренный и бросился дальше по коридору, надеясь найти какую-нибудь подсобку или учительскую. Встречаться с учениками в этой чертовой школе ему совсем не хотелось.

За поворотом коридора ему попалась дверь со стеклянной вставкой и табличкой «Учительская»,но Илья сразу отмел мысль о том, чтобы затаиться там – на стекле багровело свежее размазанное кровавое пятно. Бестолково петляя по коридору, он увидел небольшой закут с дурацкими усеченными дверями, не доходившими до пола и потолка сантиметров десять. В просвете торчали швабры и оцинкованное ведро. Илья бросился в эту выемку, перевернул ведро дном вверх и скорчился, словно петух на насесте, тихо прикрыв двойные створки.

Школьные коридоры наполнил гомон и смех – он увидел в просвете около пола ноги в сандалиях и сползших колготках. Дети звонко выкрикивали что то, весело болтали, но Илья не понимал ни слова – казалось, что какие-то звуки удваивались и утраивались, растягивались и наоборот убыстрялись, отчего речь была похожа на какофонию, издаваемую то заедающей, то слишком быстро прокручивающейся пластинкой. Послышалось звонкое шлепанье о пол чего-то тяжелого и дробный топоток множества ног, и ему показалось, что мальчишки играют в мяч. К широкой щели его закутка подкатилось что-то круглое, и он зажал рот рукой – это была вздутая, синяя голова со стесанным кончиком носа и гнилым обрубком шеи. Илья судорожно перевел дыхание, про себя читая какую то выдуманную молитву, ибо ни одной молитвы он не знал и не помнил – голова принадлежала Осташу.

Звуки в коридоре все меньше напоминали гомон школьной толпы – послышались дикие завывания, рычание и чавканье. В просвете закута мелькали кеды и девичьи туфельки с цветами на мысках, парусиновые тапочки и кроссовки, многие из них промокли от крови. Он скорчился на своем ведре, зажмурился и старался считать частые перестуки сердца, чтобы не прислушиваться к происходящему в коридоре. Весь этот кошмар прервал звонок, и дети, весело переговариваясь на неизвестном языке, разбежались по классам. Хлопнули двери, Илья осторожно распрямился, приоткрыл створку на пару сантиметров и выглянул в коридор. Посредине яично-желтого паркета расплылась кровавая лужа, смазанная несколькими маленькими следами подошв, валялись кишки и еще какие-то кровавые ошметки. Он судорожно вздохнул, подавляя тошноту, и вышел из своего укрытия.

Послышался металлический скрип и неторопливые шаги, и Илья схватил швабру из закута, выставив ее вперед, как пику. Из-за дверей, ведущих на лестничную площадку, показался мужчина в спортивном костюме, волочивший ведро с водой. Он поставил его на пол и поковылял, сильно припадая на левую ногу, к Илье. Все лицо его было перечеркнуто грубыми шрамами, кисть левой руки отсутствовала – из закатанного рукава торчала глянцевая культя. Жуткий калека что-то промычал ему, открыв рот и показав обрубок языка, и взялся единственной кистью за швабру, потянув на себя. Илья выпустил швабру из рук, чувствуя, что калека не опасен, и направился к лестнице. Сзади послышалось шлепанье – уборщик, намотав на швабру тряпку, возил по луже крови. Почувствовав на себе взгляд Ильи, он махнул рукой в тупичок, которым заканчивался коридор. Потом показал на лестничную площадку и выставив перед собой скрещенные руки. Илья кивнул и направился к тупичку – черт его знает, не подставил ли его калека, направив туда.

В коротком аппендиксе, которым заканчивался коридор, не обнаружилось двери, зато прямо в окне блестела медью замочная скважина. Он вставил ключ, потянул окно на себя - оно открылось, а ручка, вдруг легко подалась и вывалилась из рамы, оставшись в его руке. Он раскрыл окно пошире и вышел во двор того же детского сада.

-За этим я в школу ходил, значит… - протянул Илья, подбрасывая тяжеленькую ручку на ладони.

Он вернулся домой, когда на Воркуту легли мягкие сиреневые сумерки. В Дупликации странно текло время, ему казалось, что там он пробыл всего пару часов, а здесь уже прошел день. Тихо падал крупный снег, и прохожие будто замедлились, плавно и медленно перемещаясь в снегопаде, словно рыбешки в аквариуме.

Илья сел на жалобно охнувший диван, оперся локтями на колени. Гибель Надьки отдавалась в душе какой-то странной тоской – ему казалось, что он заранее лишился чего-то ценного, как будто в лотерее выпал семизначный номер, отличающийся от того, что был на его билете, только одной цифрой. Как будто что-то увели прямо у него из-под носа, оставив с жалобным провожающим взглядом. Он не влюбился в Надьку, но те мысли и чувства внутри, связанные с ней, слишком резко обрубили, заставив его испытать неожиданную боль.

Илья взял смартфон, набрал Кире – он понятия не имел, что ей сказать, но был уверен, что именно сейчас стоит объясниться. Жена отозвалась привычным насмешливым тоном, который, как он сейчас осознал, раздражал его:

- Ну что, спаситель человечества, поностальгировал по малой родине? Когда вернешься?

Она не спросила, нашел ли он Вовку.

- К тебе – никогда, - с удовольствием сказал Илья.

- Нашел юную воркутянку? – Кира не сбилась с ироничного тона. – Кто она? Подавальщица в столовой? Или, может, более интеллигентная личность – аж продавщица в ларьке?

- Пошла ты нахер, - не принял он игру.

- Градов, заканчивай ерундой страдать. Я нашла новый отель на Мальдивах, забронировала на март. Постарайся к этому времени не растерять человеческий облик, мне не улыбается торчать на курорте с поношенным тобой, я ж понимаю, что ты там пьешь беспробудно.

Кира нажала отбой, и Илья швырнул телефон на диван. Посмотрел на переливающиеся огоньки «Мечты» за окном, и быстрым шагом направился в прихожую.

В кафе в этот день было особенно шумно – гуляли несколько компаний, и ему достался одинокий насест на высоком стуле около барной стойки. К Илье сразу повернулась молодая долголягая деваха с соседнего места, и он улыбнулся ей фальшивой улыбкой и, не спрашивая, заказал какой-то кислотного цвета коктейль, ткнув в первый попавшийся на бумажке меню. Она приблизила губы к его уху, что-то зашептала, обдавая горячим дыханием, и хотя Илья не разобрал ни слова в грохоте музыки, кивнул, провел ладонью по гладкому налитому бедру. Она не возмутилась, прильнула к трубочке коктейля, пока Илья опрокидывал первую стопку коньяка и наливал вторую. Он набрался быстро, и Ирина – так звали его визави – все пыталась ему что-то рассказать о своей учебе в колледже и недавней поездке в Египет. Она совала ему под нос смартфон, где на каждом фото было с лазурным море в качестве фона-подложки и ее мясистое тело топлесс. Коричневые соски задорно смотрели с райских фотографий, но Илья вместо вожделения почему-то чувствовал тошноту и скуку.

Кафе, несмотря на очевидную задрипанность, было оживленным местом, и гомон все не смолкал, и веселье все набирало обороты, несмотря на то, что уже перевалило за полночь. Илья зацепил взглядом девушку, которая не вписывалась в общую тональность – одетая в лыжные штаны и толстый свитер с оленями на груди, она испуганно оглядывалась, смущенно трогая стакан с коктейлем. Девушка сидела в компании молодых ядреных мужиков, и батарея спиртного на их столе все росла. На спинку ее стула по-хозяйски закинул руку быкообразный парень, и когда она попыталась встать, он улыбнулся и потянул ее вниз. Но улыбнулся такой нехорошей улыбкой, что Илья насторожился. Девушка что-то шепнула своему приятелю, он подумал пару секунд, кивнул и начал подниматься. Они вместе прошли в закуток, который вел к туалетам, и Илья снял руку Ирины со своей, извиняюще улыбнулся ей и направился туда же.

Около женской кабинки, присловнившись к стене, быкообразный пялился в телефон, и он успел коротко и сильно ударить его в солнечное сплетение. Парень выронил телефон, и Илья нанес еще один мощный удар по шее. Тот упал на пол, и из кабинки на шум выглянула девушка, но тут же попыталась захлопнуть дверь, увидев Илью. Он быстро поставил ногу в щель и спросил:

- Это парень твой?

Она энергично помотала головой и лицо ее на секунду исказилось.

- Пошли, - коротко приказал Илья. – Куртка где? Сумка есть?

- В гардеробе. Нет ничего.

Они быстро прошли в гардероб, где девчонка за пару секунд накинула пуховик и, не застегивая, бросилась на улицу. Она попыталась от него убежать сразу же, но Илья успел ухватить ее за рукав.

- Да стой ты, дура! Куда ты ночью собралась одна?! Тебя как зовут-то?

Девушка всхлипнула:

- Женя…

- Ладно, пошли, Женя, эти козлы щас спохватятся.

Илья потащил ее в квартиру, где Илья сунул ей в руки кружку с чаем и разорвал пачку печенья.

- Ну, рассказывай.Да не трясись ты, не сделаю я тебе ничего.

- Мы с подругой из Еката приехали… Хотели здесь сюжет сделать для ютуба, ну заброшки поснимать. Юра, парень ее, заболел накануне, мы думали-думали, и решили все же съездить вдвоем. Заселились, пошли поужинать в кафе на первом этаже гостиницы, а там эти парни. Они нам шампанского купили, позвали продолжить где-нибудь. Ленка сразу отказалась, а я идиотка, пошла. Сказали, в другом кафе глинтвейн вкусный… Я думала, выпью и в гостиницу вернусь, а они сначала в один кабак, потом в другой, не отпускали…

Женя снова всхлипнула.

- Хотела незаметно такси вызвать и уехать из этой Мечты, а этот огромный… я даже не знаю как зовут его, он телефон у меня взял и в куртку засунул. А куртка в гардеробе. Не отпускал ни на шаг.

- Эх и дуреха ты… - Илья покачал головой.

- Да знаю, что дура. Спасибо вам… - она замялась.

- …Илья.

- Спасибо, Илья.

Он вызвал ей такси, и еще пару часов после ее отъезда в комнате витал легкий запах чего-то душистого и легкого. Сон улетучился, и, лежа в постели, он вдруг улыбнулся, ощущая, как в груди поднимается азарт и давно забытое чувство радости.

- Я тебя уничтожу, - сказал Илья неведому кому.

На следующий день он сделал несколько звонков в Москву деловому партнеру, весело уверил его, что скоро вернется. Сходил в банкомат, снял толстенькую пачку купюр, позвонил тете Вале. Сунул ей деньги, не слушая вялые протесты, обнял на прощание. Кот по имени Кот вышел из комнаты, потерся об его ноги, помурчал, задирая головенку с большим плебейским носом.

Илья взял пару дней паузы: много спал, пил крепкий чай, даже посмотрел сайт отеля на Мальдивах, ссылку на который Кира все таки прислала. Отель был красивый, и море было такое, какое должно быть на Мальдивах – райской, небывалой лазури. Но Илье не нужны были Мальдивы и их расслабленная нега. Его ждала Воркута – она готовилась распахнуть свои ледяные объятия и сделать его причастным. Он это чувствовал.

***

Он прочесал все соцсети, прорвался в закрытые группы и чаты по Дупликации и, хоть и не узнал ничего нового про Квартиру мертвеца, смог найти людей, с которыми общался Вовка перед своим последним походом.

- «Он сказал, что хочет ее закрыть, и пошел туда только за этим. Те, кто до него ходили, думали, что смогут найти там что-то… Ну, ценное, нужное. Типа Шамбалы какой-то. В церкви Дупликации байка ходит, что там ответы на все вопросы, и типа можно стать богом, если пройдешь Квартиру» - написал пользователь с ником из нечитаемых разнокалиберных символов.

«А он не рассказывал, как ему удалось пройти предыдущие уровни?» – отписался Илья.

«Говорил, что ключ от третьего купил у Осташа… Еще говорил, что на втором уровне видел кого-то близкого. Типа мать или отца, хер знает. А с первого уровня ему кнопка досталась – они иногда попадаются в самом конце пути».

Это было именно то, что стремился узнать Илья – что из Дупликации Вовка захватил с собой на финальный уровень.

Он надел поясную сумку, сунул оконную ручку, пластиковый прямоугольник с кнопкой, часы-таймер нацепил на запястье – черт знает, когда они ему понадобятся.

Комната мертвеца находилась в огромной потемневшей многоэтажке в центре Воркуты, на крыше ее красовались разрушенные буквы, в которых еще угадывалась надпись «Покорителям заполярья – слава!». Илья поднялся на третий этаж и подошел к нужной двери с несколькими замками, вдавленными в плоть дерева, словно старые зажившие оспины. Вставил ключи, провернул по очереди, толкнул створку. Квартира как квартира, внутри – привычный хаос для брошенного жилья из сломанной мебели и жухлых тряпок, на торце шкафчика в прихожей – календарь за 2007 год. Осташ был прав – квартиру заливало оранжевое закатное солнце, хотя январской Воркуте царила привычная серая хмарь. Илья выдохнул и сделал шаг за порог.

И задохнулся от обступившей его тишины и темноты – он оказался в металлической конструкции, в которой не сразу признал клеть лифта, какими обычно оснащали стволы шахты. Вокруг была плотная непроницаемая тьма, и небольшая лампочка на потолке освещала только саму клеть, но не стены шахты… если шахта вообще была. Перед лицом Ильи болтался пульт на толстом проводе с единственной кнопкой посредине; он нажал на кнопку, и кабина дернулась и подалась вниз. Какое-то время Илья чувствовал, что опускается, но в кромешной темноте скоро потерял ощущение пространства и уже не понимал, в каком направлении едет кабина. Гулко колотилось сердце, а он все плыл и плыл в полной пустоте, соединенный с бытием только скудным светом крошечной лампочки. Илья подумал – «Может, я вообще падаю, нахрен?», и тут же кабина мягко ткнулась в препятствие и встала. Перед ним тянулась кишка самой обычной шахты, куда его водил один раз отец, когда еще Илья был мелким пацаном. Он до сих пор помнил свое детское восхищение: потных черных работяг, которые посадили его на конвейер и дали прокатиться пару метров, дворняжку Уголька, таскавшуюся в забой вместе с шахтерами, сочленения механизированной крепи, казавшиеся ему гигантскими мускулистыми руками, держащими каменный свод.

- Шахта значит... с чего начали, там и закончим… - пробормотал Илья, вспомнив Ромкин рассказ о первом появлении Дупликации.

Он двинулся по туннелю – тот был неплохо освещен, и ничего паранормального Илья не усмотрел в самой обычной, типичной для Воркуты угольной шахте. Он шел, крутя головой во все стороны, и его шаги гулко отдавались в полнейшей тишине. Змеились черные плети кабелей по потолку и стенам, пару раз ему попались на глаза каска и металлический баллончик самоспасателя. Илья почувствовал, как по спине скользнул ручеек пота – в шахте было жарко. Он скинул куртку, повязал ее на бедра, утер лоб и двинулся дальше. Впереди высилась громада какой-то машины, и подойдя ближе, Илья увидел, что это плоский подземный самосвал. Он обошел самосвал, заглянул в кабину – слой угольной пыли был только на панели около стекла, на сиденье валялся ватник и относительно чистая каска.

- Эй… - тихо произнес Илья. – Есть тут кто?

Послышался шорох и из-за машины вышел старик, держа оборочный лом, как пику.

- Ты кто такой? – сварливо спросил он.

- Я кто такой?! Это вы кто такой и как сюда попали?! – изумленно ответил Илья.

- А ну, какой щас год?! – грозно выкрикнул старик.

- Две тысячи двадцатый…

- А тебе сколь лет?

- Сорок два…

Старик опустил лом и подозрительно присмотрелся к Илье.

- Вроде не похож…

- На кого я не похож?

- На них! На покойников!

Старик открыл кабину и жестом пригласил Илью внутрь.

- Ну, как ты сюда попал-то? Тоже через Комсомольский?

- Нет… - ошарашенно протянул Илья. – Через комнату мертвеца.

Он думал, что дедок на него посмотрит как на недоумка, но тот довольно кивнул и сказал:

- Вот и я через мертвецов!

Старика звали Василием Михалычем, и раньше он жил не тужил в заброшенном поселке Комсомольский в полном одиночестве, имея в распоряжении целую пятиэтажку.

- А потом начало чудиться всякое, - с азартом рассказывал Михалыч. – Соседний-то дом покинули давно, и крыша там провалилась, а я как-то смотрю, окно там вроде как горит. Пошел посмотреть, а дом-то и вовсе не заброшен! И в той квартире – девка! И все как при эсэсэсэре… Зыкину слушают, стиралка у ней – «Ока», может помнишь, давным-давно были такие. Побежал я от этой девки, решил, что все, окончательно с катушек съехал! Надо бы мне переселяться в Воргашор, когда предлагали, а в одиночестве вот глюки пошли! Выбегаю во двор, а их там… тьма! И Лида, жена моя покойная, там же. Руки ко мне протягивает, ну я и рванулся к ней, обнял, и как провалился, а очнулся уже тут!

- И давно вы здесь, Василий Михалыч?

- А черт знает! – старик в сердцах плюнул. – Часов у меня нет, а день ночь тут не видно. Я так прикинул, по тому, сколько я спал, недели три. Да, недели три, очевидно!

- Как это так? А еда, вода?

- Не знаю! Про еду подумаю – есть вроде хочется, но не слабею ведь! Набрел вот на самосвал, ватник нашел, в кабине сплю. Вот такая напасть мне на старости лет! А я ведь шахтер, заслуженный, у меня и значок есть! Я вот думаю, может, я помер, и это вроде как ад?

- Это не ад, Василий Михалыч, - улыбнулся Илья.

Коротко он пересказал свои приключения в Воркуте, рассказал про Дупликацию, и как он сюда попал. Старик слушал его внимательно, зацокав языком только на моменте про Осташа и квартиру в Комсомольском, где тот складировал дуплеров.

- Экий стервец… - пробормотал он.

- Может, из-за дуплеров что-то изменилось, и ваша тоска по жене что-то такое спровоцировала, - предположил Илья.

Старик глубоко задумался, потер подбородок, заросший седой щетиной.

- То есть, ты хочешь сказать, что это вроде как призраки?

- Не совсем… Ну, наверное, что-то похожее.

- Ладно… Как выйти-то отсюда, знаешь?

- Не знаю, но предполагаю. Вы тут видели что-нибудь необычное? Дверь может какие наглухо запертые или еще что-то?

- Двери? Какие тут двери! – засмеялся Михалыч.

- Ну хрен знает, что выбивается из общего…

- То, что выбивается, есть, - кивнул он. – Комбайн тут работает. Уголек режет. Хошь, покажу.

Михалыч сунул Илье каску с фонарем, нацепил такую же, и бодрым шагом направился по туннелю. Старик, одуревший от скуки в одиночестве, принялся болтать:

- А я давно один живу, у меня сын в Москве, жена, Лида, померла. Собаку вот завел, мож кто спохватился обо мне, да и забрал моего Кубика… А то сдохнет ведь один в квартире, хоть и собака, а жалко.. А в лаве я сорок лет проработал, во! У меня и значок есть «Почетный шахтер»! А ты кем, Илюха, трудишься?

- Коммерческий директор, - коротко ответил Илья.

Однообразный рокот работающего механизма приближался, и Илья ощутил, как дыбом встали волоски на руках.

- Аааа… Да, щас все коммерческое. В шахты-то идти не хотят, все хотят по коммерции. Да и шахты-то позакрывали… А я много тут угольку понюхал… Чего только не видел… В девяностые вот было: пришли мы с напарником в лаву, а там, на кровле, представляешь, лицо..! Мы давай ломом-то шурудить…

Илья не дослушал старика, быстрым шагом вырвался вперед. В тупичке, в горной выработке действительно работал комбайн, поддевая визжащим резаком на длинной механической руке угольные пласты. Уголь падал, как ему и положено, на конвейер и ехал дальше по лаве.

- Ну вот… - махнул рукой старик на комбайн, работающий без оператора. – И конвейер даже есть.

Илья пошарил глазами по машине, по угольному крошеву на ленте транспортера. Оконная ручка скорее всего тут не нужна. Таймер..? Тоже вряд ли. Взгляд его упал на россыпь кнопок на небольшой панели, ездящей вслед за механизмом комбайна.

- Дед! – воскликнул он. – Кажись, я нашел… А ну, отойди подальше.

Но Михалыч и не подумал отойти, сурово и недоверчиво глядя на Илью. Тот вынул из поясной сумки кнопку, прижал ее к панели. Кнопка, словно притянутая магнитом, приклеилась к металлу, и Илья, задохнувшись от волнения, нажал. Через пару секунд колоссальный механизм начал сбавлять обороты и вскоре затих.

- И че теперь? – подозрительно спросил старик.

Будто в ответ ему гигантская металлическая рука комбайна снова зажужжала и вгрызлась в породу, сняв несколько пластов угля. Снова сбавила обороты и затихла. В черном блестящем слое открылась дверь – обычная входная дверь, в которой Илья с ужасом узнал створку квартиры в Воркуте – та же цифра «19» наверху, сделанная из блестящей жести, комья ваты, торчащие из-под дерматина. Он залез на раму, протянул руку старику и затащил его. Осторожно потянул за ручку и шагнул на кухню родного дома.

За кухонным столом, накрытом клеенкой, сидела мама, Вовка и отец – такие, какими он помнил их лет тридцать назад. Они чинно сидели, положив на столешницу ладони, мертво, не мигая, смотрели в пустоту. За окном был снег – именно был, а не шел – снежинки неподвижно замерли в воздухе. Секундная стрелка больших деревянных часов на шкафу дергалась туда-сюда в крошечной амплитуде. Илья почувствовал, как Михалыч толкнул его в плечо, прошел мимо и сел четвертым за стол, так же аккуратно сложив руки на столенице. Илья обернулся – дверь в шахту исчезла, и на кухне воцарилась гробовая тишина, которую не нарушало, а лишь подчеркивало еле слышное подергивание секундной стрелки.

- Мама! – Илья потряс мать за плечо, но она осталась безучастной.

Он потормошил старика – безрезультатно.

- Василий Михалыч! Вы-то чего?!

Илье показалось, что мозг его обложили мокрой ватой – мысли замедлились, путались, спотыкались. Он вдруг с ужасом понял, что не знает, кто эти люди за столом, но он должен выяснить. Илья сделал два замедленных шага к табуретке и сел рядом с этим мальчиком, чье имя он точно знал и точно когда-нибудь вспомнит. Снежинки за окном казались чем-то невероятно важным, и он подумал, что если будет долго смотреть на них, то узнает что-то удивительное и потрясающее про белые точки. Разум его засасывала страшная сила, и вскоре кроме невнятного, слабого ощущения беспокойства он перестал что-то чувствовать…

Душное ватное забытье прервала резкая боль в запястье и пронзительная механическая трель – Илья подскочил и дернулся. Таймер на его руке заливался громким неприятным звонком. Он расстегнул ремешок и увидел, что с обратной стороны выскочило крошечное лезвие, которое пропороло ему кожу.

- Вот черт! – Илья вскочил и выкрикнул в пространство. – Какого хера тебе надо?! Что тебе надо в Воркуте? Где мой брат?!

- Ты прошел до конца. Это интересно, - ответило существо ртом его матери.

Она все так же невидяще смотрела перед собой, но губы ее шевелились, хотя лицо оставалась совершенно бесстрастным.

- Что тебе от нас надо?

- Немного. И одновременно все. Я попробую объяснить вашими, человеческими понятиями. Я немного научилась. В вашем мире все имеет форму и воплощение, в моем – нет. Когда я наткнулась на ваше измерение, то поразилась, как нелепо и в то же время восхитительно устроен ваш кластер. Энергия скручивается в частицы, а они образуют материю, а она – разные формы. Я не понимала, зачем. Я попыталась копировать ваши формы, и это оказалось не лишенным смысла. Это как игра. Мне нравится, что в вашем мире есть эта игра, этот вечный обмен формами и состояниями. Из жидкой воды можно сделать твердое – лед. Из живого – мертвое. Это увлекательно.

- То есть все это, все уровни – это просто игра?

- Не просто. Но да, это – игра.

- Что ты хочешь от нас?

- Я хочу постичь все ваши формы. Самое любопытное – это ваши состояния, состояния людей. Вы называете эти эмоциями и чувствами. Я еще не до конца поняла, зачем вы воспроизводите разрушенные формы.

- Ты про воскрешенных родственников?

- Да.

- Но разве это делаем мы? – удивился Илья. – Это твоих рук дело.

- Я только предоставляю материал. Создаете вы сами.

- Не очень-то хорошо у тебя получается, - усмехнулся Илья. – То, что ты делаешь – плохо для нашего города, для людей. Ты нас разрушаешь. Ты можешь просто уйти?

- Нет.

- А как же все эти истории, что здесь все может закончиться, это неправда?

- Правда. Если хочешь, я верну тебя в исходное состояние, но вернуть себя в исходное я не могу.

- Что значит исходное? Вернешь меня в Москву?

- Нет. Я верну тебя в ту точку, из которой ты сможешь испытать те эмоции, к которым стремишься.

- Не надо мне никаких эмоций, верни Вовку и Надьку, и Михалыча отпусти. И сама проваливай отсюда.

- Я проведу тебя в ту комбинацию форм, где все именно так.

- Там не будет тебя?

- Не будет.

Илья покрутил таймер в пальцах – против Дупликации у него не было никаких козырей. Что он мог? Только согласиться.

- Прислони ручку к двери в комнату. Она выведет тебя в нужное место.

Илья встал, кинул таймер на стол. Посмотрел на женщину, чьи глаза вдруг ожили и посмотрели на него взглядом, в котором не было ничего. На него смотрела сама бездна – жадная, ненасытная. Он быстро вышел в прихожую, где приложил ручку к створке и открыл дверь.

***

Илья поерзал на мягком диванчике, глядя на шумящий проспект через панорамное окно. Тонкий хлыщеватый официант с колечком в губе поставил перед ним чашку кофе, пододвинул вазочку с коричневыми кусками сахара и изящными тонкими щипчиками. Илья вынул планшет, прочитал сообщения от адвоката: как он и думал, Кира хотела при разводе все – загородный дом, обе машины, квартиру и солидный кусок его банковского счета. Адвокат предлагал борьбу, но Илье вдруг стало так тошно и скучно, что он махнул рукой и отписался – «Пусть забирает». Черт с ней.

Гораздо больше развода его волновало то, что Дупликация выполнила условия не полностью. Тогда он вернулся в Воркуту один, и приехав в квартиру, обнаружил, что все следы Вовкиного существования исчезли. Его не было на фото, в шкафу лежали только мамины вещи. Илья отправился к Надьке – на звонок ему открыл высокий полноватый мужик, удивленно окинул его взглядом и крикнул:

- Надь, это к тебе!

Из-за спины на него с любопытством глянула девочка лет 15-ти в длиннющей майке до колен. Когда вышла Надька – все такая же круглая, круглолицая, но с совершенно нормальными, здоровыми глазами, он пробормотал, что ошибся адресом и спешно сбежал с лестницы. Наведался он и в Комсомольский, где после долгих блужданий по поселку встретил замотанную по самые глаза бабку, и на его вопрос о Василии Михалыче та махнула куда-то рукой и пустилась в путаные объяснения. Михалыча он нашел вешающим объявление на дверь подъезда, и старик громко выругался ему в лицо:

- Ходят тут, выискивают! Я жив еще, ток попробуй батареи срезать, стервец! А ну, иди отсюда!

У его ног заливалась лаем рыжая маленькая дворняга, и Илья позвал ее:

- Кубик!

Собака замолчала, подбежала к нему и принялась обнюхивать ноги.

Но никаких следов существования брата он так и не нашел. Соседка тетя Валя шумно обрадовалась ему, обнимала, спрашивала, что он будет делать с квартирой, сетовала, что пропадет ведь, сейчас жилье в Воркуте не продашь. Он задал ей несколько осторожных вопросов и понял, что ни о каком Вовке она не знает и никогда не слышала. Исчезли и все упоминания о Дупликации в сети. Илья вернулся в Москву, чувствуя себя обманутым – Дупликация выкинула его в мир, где линии судьбы чуть-чуть искажались, где не было ни следа ее присутствия, но не было и его брата.

Из размышлений его вывел громкий голос: за смежным столиком сидела пара средних лет, и мужчина раздраженно возражал жене:

- Лен, ну так нельзя. Всему должен быть предел! Вчера он отдал айфон Валере, потому что Валеру одна бабушка тянет и у него смартфона нет! Ну еклмн, не парень, а мать Тереза! А с этим Димкой? Если б я случайно не узнал, он был пошел с ним на стрелку и ввязался бы драку с этой гопотой! Друга он защищал, господи! А себя он защитить не хочет?!

- Вовка просто добрый, - вяло отмахнулась женщина.

- Он мямля, - отрубил мужчина.

К столику подошел мальчишка с курносым носом и простым широкоскулым лицом, и сердце Ильи сделало головокружительный кульбит – это был Вовка. Такой, каким он помнил его в детстве – с открытым, прямым взглядом, всегда готовый улыбнуться.

- Давайте суши закажем? – весело сказал он и женщина приобняла его за плечи.

Илья чуть привстал на диванчике, но тут же сел обратно, пряча влажные глаза за ладонью. Подумал, что все-таки Дупликация еще не до конца разобралась в человеческих чувствах.

Оглавление

Глава 1 Хальмер-Ю

Глава 2 Дупликация

Глава 3 Уровень три

Глава 4 Комната Мертвеца